«Идеaльный мир»

Дим Край Идеaльный мир

Часть первая Дверь (Санкт-Петербург, 25.11.07 — 7.03.09)

Дверь — вход, отверстие для входа в здание,

проемы в стенах для прохода из покоя в покой

(В. Даль)

Глава 1

В помещении становилось холодно. Сквозь разбитые окна пробирался сквозняк.

Я поёжился, крепко обхватив плечи руками, стараясь плотней прижаться к холодному ватнику расстеленному по полу, чтобы тот, наконец, нагрелся от моего тепла и не увлажнял стылой поверхностью спину.

Всем приказали спать и не дёргаться. Но люди не спали и постоянно шевелились, нервно копошась на месте, то и дело вздрагивали от регулярного гула взрывов, далёких окриков. Многие кашляли охрипшим голосом. Беспокойно, шумно ёрзали, когда за окном на фоне канонады далёких орудий слышалась ближняя автоматная очередь. Стреляли где-то рядом. Стреляли в упор. Не знаю в кого и зачем… Но тот человек обречённо вскрикнул в последний раз и всё затихло… Нет. Не всё. Внешний шум ближней и дальней войны продолжался. Впрочем, это становилось обыденным явлением.

Я безучастно отстранился и открывать глаза напрочь отказывался. Пытался заснуть. Крутился со стороны на сторону; то одним боком, то другим прижимался к вертикальному щитку, понимая, что это бесполезно — так расстеленный ватник не прогреется и будет всю ночь беспокоить, холодить спину. К кашлю и хрипу промёрзших людей я привык. На пустую болтовню двух безумцев, лежащих неподалёку не обращаю внимание. Хотя последние фразы меня почему-то задели:

— …Мне надо идти. Там осталась моя сестра. Я её видел…

— Так иди! Чего лежишь-то?

— Я её видел. Она прекрасна! Она улыбается, как и раньше. Она мне улыбалась. Я хочу быть рядом с ней!

— Иди, иди. Шуруй давай, — подгонял второй. — Эх… Ты… Мёртвых не видел!.. Твоей сестре повезло. Она встретила смерть достойно, не то что я…

— А что ты?

— Я не умею улыбаться. Забыл как это делать…

— Вспомни, — тихо рекомендовал первый.

— Эх… Как сказать?.. Не могу… Искренне не получается. А понарошку — это пожалуйста…

До чего же становилось противно, жутко здесь находиться. Но… без вариантов!

Тихонько подрагивал пол. Звонко задрожали полуцелые стёкла на окнах — где-то неподалёку упал снаряд. Гул усилился, достиг пика и 'отошёл'… Через закрытые веки просачивались всполохи далёких и ближних огней.

Ныло измученное перегрузками тело. Сильно болела левая рука. Боль усиливалась в локте. Почему-то боль была не постоянной — переменной, эпизодической. То усиливалась до нестерпимой, невыносимой грани, то отступала до потери ощущения. И каждый раз я боялся, что перестану чувствовать руку, что потеряю её навсегда. Но стоит пошевелить ей, как боль сразу впивается в локоть и выше своими острыми шипами.

В сжав губы до крови, я покорно ждал когда боль утихнет. Слизывая и проглатывая собственную кровь с ссохшихся губ, я ощущал тёплую немного кисловатую влажность. А так хочется пить!.. Вот, где бы воду раздобыть?

Нещадно саднили огромные мозоли на ногах. Холодок проникал за шиворот, через рукава, через дыры в одежде, морозил тело. От этого я зябко ёжился, старался сжаться ещё плотней. Дрожал всем телом.

Я не желал мириться с текущей ситуацией. Мне хотелось открыть глаза в тот момент, когда смолкнет шум, угомониться хоть на секунду, может, утихнет полностью; открыв глаза, хочу увидеть родной мир, такой мирный, добрый, очаровательно спокойный. Но всякий раз, когда я, сильно щурясь, всматривался в темноту, стараясь заметить знакомые черты — я видел мрачную картину чужого безликого мира: безобразного, жуткого и ужасно бессмысленного.

Щемило в душе. Глаза покрывались влажной пеленой. Внутри расширялась до немыслимых размеров пустота, сжирая начисто мою внутреннюю энергию и поглощая вместе с ней меня. Я вновь ощущал свою никчёмность, неспособность противостоять злым нападкам судьбы, которая остервенело продолжает калечить жизнь, губит меня, толкает к грани бездны. Хотелось выместить зло и затаённую месть на ком-то. Но сознание и совесть сдерживали во мне зверя…

Тяжёлые мысли не давали мне покоя, давили, душили меня. Я пытался абстрагироваться. Но это казалось невозможным. Дребезг пола и предсмертные всхлипывания за стеной выталкивали меня в реальность. И собраться с духом, с новым усилием пробовать уйти в себя приходилось заново.

В какой-то момент, не заметив этого, я погрузился в прострацию. Мне неожиданно стало легко и даже как-то относительно тепло на душе. Мрачные мысли больше не терзали меня, не угнетали своей властью. Постепенно мрак развеивался. Вокруг всё становилось светлей и опрятней.

Бурным потоком хлынули прошедшие события…

Глава 2

Была холодная весна.

На улице дул прохладный моросящий ветер и выходить из офиса вовсе не хотелось. Но что делать на работе или… что делать дома? Опять сидеть возле телевизора и смотреть последние купленные DVD, любезно предоставленные пиратскими студиями предельно низкого качества? Ничего интересного там нет. Да и надоело это всё!

С другой стороны и сидеть, оставаться здесь, тоже не хочется. Что толку если я останусь на работе ещё дольше? Допустим, на полчаса, или десять минут, если это ничего не изменит? Я просто вернусь домой на полчаса или десять минут позже. На полчаса или около того будет сокращён мой холостяцкий вечерок. Всего лишь…

Мои коллеги уже расходятся. В офисе оставались лишь те, кому действительно нужно остаться, кто сейчас 'окучивает' клиентов или готовит важный проект, с непоколебимым видом уткнувшись в монитор компьютера, клацает по клавишам, набирая текст предстоящего договора. Да остались только те, кто не прочь порезвиться с коллегами в Контру, шустро собрав две противоборствующие команды со всех этажей компании. В нерабочее время эта потеха дозволялась. А мне здесь определённо делать нечего. Пора направляться к выходу, надевать кожаную куртку, поверх напяливать шапку, идти домой.

Как же хочется лета! И побыстрей!

Если бы на улице было на пару градусов выше чем сейчас и не моросил промозглый питерский ветер, обдувая бока, я с удовольствием прогулялся бы под лучами вечернего заката. Аж до дома бы протопал… Быть может, вышел на берег Финского залива, ещё раз взглянул на мутноватую морскую гладь, далёкие корабли и печальный закат солнца. Послушал бы приятные звуки набегающих волн, отчаянные крики чаек и… просто бы помечтал.

ѓ- Не забудь завтра подготовить договор, — любезно напомнил мне Александр Викторович о важном клиенте, с которым сегодня была заключена устная договорённость о продаже и поставке огромной партии керамических кирпичей.

Я кивнул. Начальник пожал мне руку, схватил папку и двинулся к выходу.

'И мне пора домой… Определённо, пора домой!' — мысленно скомандовал я себе и ткнул пальцем в кнопку 'power' на своём рабочем компьютере. Один за другим пропали все открытые окна, на секунду-две мелькнула заставка Чёрного моря, фото которое я сделал прошлым летом находясь в отпуске в Крыму, и высветилось 'Завершение работы'. 'Пока!' — попрощался я со своими делами и, не дожидаясь, когда окончательно погаснет экран монитора, двинулся к выходу, по пути пожимая руки своим коллегами, которые вот-вот тоже соберутся уходить.

Всё это машинально, 'на автопилоте' или 'по инерции', как иногда принято говорить. Забыв про всё и про всех, я мгновенно погрузился в свои мысли… И не заметил дороги, по которой шёл.

И какой чёрт меня дёрнул выходить из здания именно через этот коридор?!

Обычно я всегда выхожу через вестибюль, как и многие другие. Но сегодня, вероятно что-то особенное произошло со мной, и я решил идти нестандартной дорогой — выйти на улицу через коридор, в котором ещё не до конца завершён ремонт и где освещение печально блёклое, унылое. Коридором этим я иногда пользуюсь — так как сразу же выхожу к той части улицы, где можно на несколько секунд, или даже на полминуты, быстрее добраться до маршрутки, которая меня отвезёт почти к самому дому. Однако на фоне светлого, просторного вестибюля, коридор невзрачен и крайне жутковат. Единственное, что мне нравилось в этом коридоре, так его неподдельная тишина, безмолвие и некое дуновение стариной. Ещё не все участки стен коридора успели подвернуться евроремонту и на них отчётливо просматривались обои 90-х и, судя по всему, более ранних периодов. Не знаю… Но неплохо помню эти постсоветские времена.

Конечно удручающая обстановка коридора часто меня отталкивала от желания идти по нему в полутьме, в жутком полусумраке в сравнении с вариантом вестибюля, и вовсе не хотелось ненароком угодить в пятно краски, дабы сэкономить несколько секунд своего драгоценного времени. Нет. Я этой дорогой редко пользуюсь. Но сегодня я хотел побыстрей попасть домой, прекрасно осознавая, что там никто меня не ждёт. Просто захотелось срочного покоя, уединения. Вот и всё! Поэтому мой мозг, не посовещавшись с разумом, предпочел этот спокойный коридор людному вестибюлю. Впрочем, это я начал осознавать намного позже…

Я подошёл к Двери…

В конце не особо длинного коридора была одна дверь. Других дверей рядом не было. Ближайшая дверь в соседнее помещение, а точнее в кабинет бухгалтерии, находилась на почтительном удалении на левой стороне. Дверь обычная, стандартная — ничего не скажешь. Таких очень много в нашей стране. Да, наверное, и в мире тоже. Высота — две сто миллиметров. Ширина, не берусь сказать точно, но примерно 800 или 900 миллиметров. Мне как-то приходилось самому вставлять в квартире двери, поэтому могу сказать уверенно — это самая стандартная дверь, которую монтируют в каждый жилой дом, коттедж, квартиру, гостиницу, офис, АБК или просто в комнату.

И эта дверь ведёт в небольшое помещение прихожей или маленького холла, фиг поймёшь как правильно его называть, где в уголке за невысокой стеклянной перегородкой сидит охранник, и который наверняка сейчас смотрит футбол или фильм по своему мини-телевизору, развалившись за стойкой вахты. А за помещением ещё одно малюсенькое помещение, исполняющее роль тамбура, а далее двор, через арку которого можно выйти на оживлённую улицу прямо к автобусной остановке.

Вот именно туда я направлялся.

По пути я застёгивал молнию и дополнительные пуговицы своей куртки, напяливал на коротко подстриженную голову шапку. Готовился выйти в затянутый сверху тучами серый двор и двинуться в постоянно обдуваемую ветром и моросью арку здания. В ней почему-то постояно дует ветер, даже в штиль.

Я быстрыми шагами подошёл к двери и дёрнул за ручку. Дверь с какой-то странной неохотой 'отдалась' мне. Это меня не смутило. Лишь промелькнула мимолётная мысля, что рабочие, которые занимаются ремонтом в этом коридоре, что-то сделали с дверью — либо щели рамы закрасили, что теперь полотно двери слиплось и неохотно поддаётся, либо сдвинули дверное полотно и оно плотнее прижалось к раме. И не придавая этому какое-либо значение, я сразу же погрузился в свои мысли. А точнее, из них я не выгружался. Всё это время двигался на автопилоте.

А думать, мне было над чем…

Она… Опять она не выходила у меня из головы. 'Как же она могла меня так предать?' — думал я.

Я не мог забыть её лица, её улыбки, её необычайного спокойствия и радушия… Это было давно. Уже более месяца прошло с тех пор, как я в последний раз её видел. Но я не могу её просто взять и забыть. Как-то всё не серьёзно и неприятно получилось… глупое расставание…

Я шёл по прихожей. Она, как и коридор была мрачно освещена. 'Охранник, что ли, решил сэкономить на электричестве?' — промелькнула мысль и тут же я вернулся к прежним воспоминаниям.

'Ну, как же так! — не унимали мысли. — Ведь всё так благоприятно складывалось. И чувства были открыты друг для друга. И зима оказалась не столь сурова, чтобы чему-то препятствовать. Хотя погода не помеха ни для кого!..'

Мне всегда казалось, что чувства, если они открыты и их можно прочесть — это залог дальнейшего успеха для влюблённых сердец. Я не прятал от неё чувства, не утаивал секреты и не пытался скомпрометировать отношения другой красоткой, как часто со мной случалось в молодости. Я берёг любовь. Хранил нежно. Во мне проснулось нечто…

Позади я услышал, как приподнялся охранник. Как-то странно он встал со стула. Резко. Словно от неожиданности. 'Что его так побеспокоило? Наверное, удивлен, почему это я решил выйти через двор. Мало ведь кто сюда захаживает. Можно сказать, никто не ходит, — усмехнулся я внутренне. — Или Плейбой рассматривал, а я тут раз — и иду, как ни в чём не бывало. Не дрейфь, чувак! Я даже не взглянул на тебя. Я просто иду по пути, который ближе всего к моей остановке. Странно, что он как обычно не смотрит свой мини-телик — ни звука, ни еле слышимого треска вещания'.

Возле двери в тамбур стоит вертушка, через которую проходят посетители офисов здания. Сотрудники подносят к краю вертушки магнитный пропуск и, пропищав, а следом щёлкнув затвором, вертушка пропускает посетителей. Стандартное средство прохода во многих компаниях, офисах.

Но этой вертушки передо мной не оказалось.

'Её нет?! — негодующе спросил я себя, мысленно удивляясь. — Где она?'

Не было самой двери в тамбур. Была серая стена с непонятным узором, напоминающая абстрактный, ничем не выраженный, набор прямых линий и прямоугольников.

Я замер. Остановился в нерешительности. Хотя машинально достал магнитный пропуск из своего кармана и даже вытянул руку вперёд. Мои мысли, не удовлетворившись, отошли с фона и я увидел действительность. Это было очень странно. Здесь всё было другим.

Промелькнула мысль, что я просто пошёл не той дорогой. Что я ошибся направлением и забрёл чёрти-куда…

'Да, блин, той! — утвердительно отметил я, — прекрасно помню тот мрачный коридор, который я быстрыми шагами протопал за несколько секунд, и произошло это практически только что. И дверь помню. Открыл дверь и закрыл за собой. Старая, чуть ли не советская, белая дверь, с которой уже начала осыпаться краска'. А тут… стена! Вот те раз! Где же тамбур? Что бы это значило?

Я начал вспоминать, а когда я вообще в последний раз здесь проходил. 'Вчера? — Точно нет! Позавчера? — Навряд ли. Тогда сидел допоздна, и идти по мрачному коридору желания не было. Наверняка я пошёл в тот раз по уже стихшему главному вестибюлю… На прошлой неделе? Вполне возможно. Точно не помню, но на прошлой неделе один или два раза здесь точно бывал… Может это всё проделки сумасшедшего ремонта? Здесь ведь ремонтируют всё подряд, что под руку подвернётся? И коридор и холл этот, то ли собирались, то ли нет… Чёрт, не помню. Наверное, хотели ремонтировать… Хотя погоди… С чего им делать ремонт, если они осенью здесь его провели? — прекрасно помню, я ещё ударился боком об леса маляров, которые красили потолок в тот период. Синяк чуть не поставил. И единственную дверь во двор зачем им муровать? И вообще возможно ли такое за неделю проделать? — снести или перенести вертушку, замуровать дверь в тамбур, да так, что никаких следов не видно?'

'Чертовщина! — буркнул я, предполагая, что мне придется возвращаться обратно и выходить уже через главный вестибюль. — Вот и сэкономил время! Ни выхода — ни остановки тебе'.

Я стал оборачиваться к охраннику, тая надежду, что может быть выход во двор просто перенесли, например, прорубили окно, или в помещение тамбура сделали дверь с другой стороны. Хотя это кажется нелепым — потому что там, то ли туалет охранника, то ли склад разного барахла. Зачем им переносить выход в тамбур на другую сторону — это излишне увеличивает путь эвакуации людей. Поэтому мои мысли смирились, что охранник скажет примерно следующее: 'выхода здесь больше нет, чувак' и разведёт руками, мол, ничего не поделаешь. И мне нужно будет возвращаться. Смешно.

Но когда я начал разворачиваться к охраннику — в глаза стали бросаться многие странности этой прихожей.

'Что сделали с прихожей?!' — я был шокирован. Приподняв взгляд, заметил над собой высокий потолок.

Это не просто высокий потолок, это чуть ли не 4-х метровой высоты потолок! И был он не белый как раньше. А какой-то зеркальный. С металлическим отблеском. При моём немалом росте, потолок прихожей был всегда невысоким. А тут он существенно отдалился, неестественно так отдалился. Приподнять потолок было невозможно — над первым этажом как-никак второй располагался, и взять просто сдвинуть потолок на метр-полтора выше физически невозможно и нереализуемо!

При движении беглого взгляда по помещению, моему взору поддавались всё больше странностей: мебель была расставлена не так, и вообще мебель не того цвета и фасона, да и мебель ли это? Картин на стене ни одной не висело. Обои были совершенно другие. Цвет иной, хотя и такой же сероватый.

Взор мой перешёл на охранника.

Он не был похож ни на одного их тех людей, что мне доводилось видеть при входе и выходе из здания. Как правило, охранники были в униформе. Этот же нет. Белая рубашка и серые штаны, непонятного покроя. Кто он такой? Новичок?

Охранник, почему-то с удивлённым видом, поспешно подходил ко мне, что-то говорил. Причём, не по-русски.

— А где выход? — спросил я охранника. — Что здесь произошло?..

Охранник всё ещё говорил странно: 'Ками-фирэ-мэттэ-кай' — более отчётливо произнёс охранник. То ли вопрос, то ли утверждение. Что это значит? И вообще, охранник ли он? Может тоже как я, заплутавший сюда иностранец или зарубежный клиент нашей компании. Бывает, к нам наведываются интуристы…

Я начал перебирать в памяти все языки. Французский? — Нет, не похож. Немецкий? — Тем более не похож. Жаль, что я, кроме Праги, нигде в Европе не побывал! Итальянский или испанский — вроде тоже не так звучит. Тогда какой язык?

— Ду ю спик инглиш? — сказал первое, что мне пришло в голову.

Человек подошёл уже на расстоянии вытянутой руки. Промешкался. Замер. Задумался. И спустя секунду, видимо, вспоминая мою фразу, утвердительно закивал:

— Ес, ес.

— Где я нахожусь? — спросил я по-английски, всё предполагая, что я пошёл не тем путём, а коридор и дверь мне пригрезились в потоке мыслей. Добавил. — Не знаете где выход?

Видимо слово 'Exit' его ввело в заблуждение. Но, по всей видимости, он точно знал, где выход и машинально взглянул в ту сторону. Я глянул направо, куда смотрел иностранец — увидел тускло освещённый проём в стене. Освещён он был как-то неестественно. Светился сам проём, будто бы люминесцентные лампочки встроили в саму раму. Интересно зачем? Причём они светили не ярко, но отчётливо освещали контуры проёма.

Помещение, в котором находился, из себя представляло футуристический стиль — всё прямое, чёткое, без контрастов и излишеств в узорах, без цветастых обоев. В одно время простое, в то же время стильное. Благоприятствовало спокойному настроению. Похоже на рабочую обстановку, хотя и в тех оттенках, что любят изощряться некоторые салоны магазинов. Двумя словами — 'просто' и 'стильно'.

'Неужели в нашем здании есть такие помещения? — я мысленно задумался и утвердительно отметил. — Вполне возможно. Фирма всё же процветает. Кто запрещает? Только… куда меня занесли родимые? Не приходилось мне ещё бывать в этой просторной комнате… Хотя, везде же вроде был…'

Человек ещё что-то пролепетал на своём языке. И вдруг обратился ко мне:

— Ху а ю?

— Чего? — не сразу понял я.

'Ах, да. Спрашивает, кто я?' — вспомнил, что мы общаемся на английском и отвлёкся от футуристической обстановки в помещении.

Помещение было чуть больше прихожей и уже окончательно не походило на неё, когда я пробежался второй раз взглядом по ней, но уже повнимательней. Всё в ней казалось чужим, непонятным и во многом странным…

Иностранец был молод. Не более 25 лет на вид. Ростом невысокий. Я всегда сравниваю людей ростом. Мой рост — 188 мм. И для многих — я непомерно высок. Иногда я любил сравнивать себя с другими людьми. Заходил в автобус или вагон метро и смотрел поверх голов толпы, выискивая таких же высоких людей как я. Иногда попадались индивиды, которые были выше меня, хоть на пару сантиметров, но выше. Чаще всего люди были ниже меня или чуть ниже меня. Преимущественно — значительно ниже. И это даже придавало мне особую отличительную особенность, которую я любил и, в некоторых случаях, гордился ею.

Иностранец был почти на всю голову ниже меня ростом, поэтому он был вынужден приподнять взгляд вверх, а мне же напротив — опустить.

Заметный загар в нём выдавал обитателя южной страны Европы. Именно Европы. Потому что, его лицо было характерное для европейца. И спутать здесь сложно.

— Я менеджер этой компании. Я занимаюсь корпоративными проектами, — не спеша и не стразу начал я отвечать на вопрос 'кто я такой'. — Если я правильно понимаю, то Вы являетесь нашим клиентом или гостем? — как можно более вежливо и деловито спросил я иностранца. Давалось это мне нелегко. Английский я знаю не то чтобы плохо, скорее — небрежно. Куда проще понимать, что говорят иностранцы, чем общаться самому с ними. Некоторые слова вспоминаются очень долго, а то и вовсе застревают где-то на полпути и тут же забываются.

Со своей стороны иностранец тоже не блистал своим английским и был далёк от совершенства. Говорил коряво, с непонятным акцентом, но понять его было можно. Говорил он простыми словами.

Слово 'клиент' его смутило. Он долго 'обжёвывал' его, пытаясь понять каким местом оно к нему относится, и, наконец, ответил.

— Нет. Я не клиент. Я здесь работаю…

— Вы здесь работаете?! — это меня удивило. — Вы тоже работаете в компании Квадрант? А кем?

Иностранец напрягся:

- 'Квадрант'? Что это такое?.. Нет. Ошибка. Это место… — он остановился, подыскивая нужные слова, и обведя рукой помещение, продолжил, — это… лаборатория. Да, лаборатория компании Акрами-Тайста.

— Что?! — я выкрикнул в изумлении по-русски, напрягая мозг одной фразой: 'Это ещё что за новость?!' — Что? — тише повторил я по-английски.

Я в конец запутался. Где я? Что случилось? Куда я пришёл?

'Куда я вообще смотрю?! Заплутал в другую фирму… Что я, как последний чудак, погрузился с головой в мысли и, не разбирая дороги, поплёл по зданию, ворвался в чей-то офис, напугал человека и тут его ещё гружу своим ломанным английским!'

— Сорри, сорри, — поспешил я к выходу, который светился справа от меня.

— Нет, не уходите! — прокричал иностранец, когда я начал удаляться от него.

Это меня остановило. Ещё остановил тот факт, что я всё-таки не ошибся дверью.

Когда я обернулся назад, то увидел… Дверь. Ту самую, стандартную советскую дверь через которую вошёл. За которой должен был быть мрачный коридор, по которому шёл… Она была белой и потрёпанной, с явными прорезами осыпавшейся краски. Простая советская дверь!… 'Хотя может и не советская вовсе' — какой-то другой уголок разума это сказал. Пускай! Но через неё я вошёл в это помещение, которое ранее являлось прихожей и выходом во двор. А сейчас тут… Лаборатория? — как сказал иностранец… Что за бред!

По коже прошёлся мелкий шок. Холод и жар подкатили к моей голове одновременно. За закрытой дверью… ничего не было! Дверь стояла чуть ли не посредине помещения. Дверное полотно, рама деревянная, тонкая металлическая рама, как наличник окутывал всю дверь. А за дверью, была серая стена и пустое пространство в два метра! И это хорошо проглядывалось немного сбоку.

Глаза мои привыкли к неяркому, в некоторых местах тусклому свету, этот факт предстал передо мной отчётливо, что меня повергло в замешательство и долгий ступор.

За несколько секунд мой мозг с ультраскоростью перебрал все возможные варианты как это могло произойти. Но не найдя подходящего объяснения сдался. 'Это невозможно объяснить!' — последнее, что смог придумать мой разум. И нахлынули одна за другой волны шока и нервного потрясения.

По спине, рукам и голове прошёлся жар, как у тех людей, которые узнали самую шокирующую новость. Учащённое сердцебиение, частый вдох-выдох и неприкрытая паника в глазах нагло выдавали во мне волнение, беспокойство произошедшим.

Я поспешил к двери. Открыл… Коридора там не было. Словно его никогда там не было. Взору открылась голая серая стена с металлическим отблеском и строгим прямолинейным узором. Это была стена 'лаборатории'.

Я не верил увиденному. Шагнул. И просто оказался за дверью в том же самом помещении…

Что происходит?!

Ко мне со стороны подошёл иностранец. Видя моё волнение и непонимание, он поспешил меня успокоить:

— Не беспокойтесь. Вы оказались у нас 'в гостях'. Не надо волноваться и бояться. Всё будет хорошо.

— Что?.. — прошептал я. — Что здесь происходит? Что случилось?.. Где я?!

'Донт ворри' всё повторял иностранец.

'Выход' — вдруг вспомнил я и быстрыми шагами ринулся к светлому проёму в стене. Надо убедиться, что я нахожусь ещё в здании… Надо… надо взять себя в руки. Не спешить с выводами… Но что, чёрт возьми, здесь происходит?!

Пройдя через самоосвещающийся проём я оказался в большом светлом зале. Он был освещён естественным светом. Я поспешно направился к окну — взглянуть на улицу.

Где я?!

Ещё подойдя к окну, я понял, что на улице слишком светло для вечернего дня. Даже если бы в Питере сейчас вышло солнце из-за густых дождливых туч, оно бы всё равно не смогло так ярко светить. От яркости мне пришлось сильно зажмурить глаза и пару секунд ещё привыкать к свету, чтобы потом разглядеть внешний мир.

Это ни на что не было похоже. Не Питер, не Москва и вообще на российский город никакой стороной не походило.

Яркое, слепящее голубое небо. Белоснежные редкие облака. Солнце светило похоже с другой стороны, так как на горизонте его не было видно, а от здания отходила большая тень… Она отходило далеко вниз. Это был не первый этаж вовсе, как думалось сначала, и не второй и не третий. А скорее какой-нибудь сотый. Так высоко! Мне ещё не доводилось быть на такой высоте. От испуга я боязливо отпрянул, когда слишком близко приблизился к окну.

Окно было широкое и высокое. Практически на всю стену. А стена была шириной более 6 метров. Только невысокий подоконник выпирал из-под пола. И пространство, которое оно открывало, было тоже огромным. Настолько, что захватывало дух и восхищало яркостью красок и фантастической чёткостью.

Вдали были видны многие горизонты, холмы, а за ними — серые, едва видимые горы. Впереди стояли здания-небоскрёбы. Гиганты. Они зеркально переливались оттенками других зданий и контрастной землёй, отражали лучи солнца. Некоторые казались морской гладью, но только перевёрнутой строго под углом 90 градусов. И их были сотни. Или тысячи. Почти до горизонта весь взор устилали эти неподвижные громадины. Они нависали, бросали друг в друга тени. Они были везде — по всей широте обзора.

Нью-Йорк, подумалось мне.

Но, взглянув пониже, я увидел автомобили. Крохотные и суетливые они проносились в далёком низу, рассекая прямолинейными лучами громады зданий. Рассмотреть их было невозможно — они молниеносно ехали… погодите, по небу?

Вместо дорог было… небо. Я рассмотрел, боязливо приблизившись к окну, что машины двигаются по небесным облакам. Но как же так возможно?!.. Нет. Конечно же, они двигались по дорожной глади, отчего-то зеркальной, чётко отражавшей небосвод, а в некоторых местах отражавшей верхушки небоскрёбов. Зеркальные дороги, подумать только!

Чуть выше стайками двигались маленькие шарики. Они перемещались также быстро и суетливо, как автомобили, но уже высоко паря над землёй. Зелённые аллеи и парки простирались между зданиями и походили скорее на заросли джунглей, чем на российские скверики.

Лето! Так и отдавало от окна жарким дыханием этого яркого, красочного лета!

Глава 3

Зрелище было невероятное. Настолько невероятное, что верить в реальность становилось невозможно.

Мой мозг со скоростью мощного компьютерного процессора ещё раз проработал множество вариантов, как это могло произойти и что это, собственно, такое. И выдал только один ответ, поддающийся разумному объяснению.

Это сон.

В самом деле, не буду же я думать, что меня похитили пришельцы и теперь будут проводить зверские опыты с применением жёсткого насилия… 'Хотя, что этому препятствует?..' — скептически отозвался какой-то мой внутренний обеспокоенный голос.

На душе похолодело.

'Да, нет. Что за наваждение, в самом деле! Конечно же, я сплю! Как ещё объяснить эту внезапную перемену? Ещё несколько минут назад со скучающим, лениво-сонным видом сидел за рабочим столом и не знал, чем себя занять. Хотел тёплых дней и чего-нибудь весёлого или увлекательного прямо здесь и сейчас. Расслабился. И вот — незаметно для себя задремал в кресле… — мой разум подталкивал на более вероятное объяснение странностей, — а бурная фантазия, которой я, к сожалению, не обделён, разрисовало это цветастое чудо — больше и необъятное, разрисованное самозабвенным фантастом!'

Ослеплённость яркими лучами медленно проходила. Глаза понемногу привыкали к слепящему свету и контуры, грани зданий, зелённых садов и парков принимали чёткие очертания. Автомобили или быстродвигающиеся дальние предметы похожие на автомобили можно было рассмотреть уже повнимательнее. Некоторые из них плавно тормозили и останавливались на перекрестах зеркальных дорог. Эти машины походили на приплюснутые овалы светлых тонов, отдаленно напоминающие гладкие формой 'пилюли', такие же маленькие и такие же проворные. Они имели плавные очертания и в некоторых из них узнавались окна. Но с такой высоты рассмотреть кто в них сидит — было всё же нереально.

Вот, передо мной, относительно недалеко, пролетел какой-то тёмно-серебристый шар. Он был тоже слегка приплюснут и имел гладкие очертания. Хорошо просматривались полузеркальные окна, а в них мельком удалось увидеть лица людей. Хотя с такого расстояния нельзя однозначно сказать люди это были или инопланетяне, сильно смахивающие на людей. Шар медленно парил, временами зависая в воздухе; пролетел близ окон соседнего здания-гиганта, завернул влево, опустился куда-то и исчез из вида.

Возле зеркальных дорог, мне удалось разглядеть мелкие точки — похоже, это люди. На такой высоте они казались не более чем муравьями. И это весьма необычно, надо сказать.

'Всё это странно. Для сна слишком всё чётко представляется и более-менее логично движется. Я понимаю, если бы я увидел летающих людей или больших тошнотворных мутантов, ползающим по зданиям'. Но люди здесь — как люди. Ходят по земле. Машины ездят по отражающемуся асфальту. И не беда что они формой похожи на пилюли. А шарики летают… Наверное, это своеобразные вертолёты?' — подумал я.

Жар спадал, шок проходил. Боятся можно было разве что высоты, на которой я находился. Хотя высота меня перестала смущать.

'Не Нью-Йорк однозначно, и не продвинутый Токио тоже. Значит — я сплю, и мне грезятся логические сны о будущем Земли или даже Санкт-Петербурга. Наверняка, это Санкт-Петербург сто лет спустя. Что-то подобное, но только не про Питер, я видел по DVD-фильмам и, надо думать, это объясняет такой необычный сон… Да! Я, чертовски вымотавшийся за день, провалился в глубокую дрёму, заснул прямо за рабочим компьютером, и теперь сниться мне всякое и пугает только, — разум поддакивал, но верилось в это с трудом. — В самом деле, кому нужно будет так необычно меня похищать? Да и зачем?.. Кто может стоять за всем этим?.. Хотя, может, я сплю у себя дома. Просто я не заметил или забыл, как вернулся домой, повалился в кровать, уснул. Такое бывает… Редко, но бывает'.

Сон.

Стало быть, это всего лишь сон… Мне даже посетила огорчение. Шок уходил в глубину, только мелкой дрожью по рукам он напоминал о себе. После жара в голове стало холодеть, как будто бы кто-то начал проветривать мне мозг через своеобразные форточки под висками.

Позади послышались осторожные шаги.

Я глянул боком. Знакомый силуэт иностранца. Он неспешно подходил ко мне, прищуриваясь и вытянув руку перед глазами, чтобы не ослепиться необычайно яркими небом и отражёнными бликами солнца. Он подходил так, чтобы ненароком не вспугнуть меня и сделал широкую улыбчивую гримасу любезного приветствия на лице.

— Добро пожаловать! — как желанного гостя приветствовал он меня. — Велком, — повторил он ещё раз на всякий случай.

— Хай… — отпарировал я, втягиваясь в игру сна.

Это уже становилось интересно. Я всем телом ощущал, что вместо дрожи и лёгкого холодка, моя кожа покрылась нескрываемым любопытством. Мне всегда было интересно, что будет дальше по сценарию сна, который каждый раз формируется спонтанно, экспромтом.

Очень часто мне снятся яркие, необычные сны. То бывает, я вскакиваю посреди ночи в холодном поту от ужаса, произошедшим со мной во сне, и долго перевожу дыхание. А потом пытаюсь уснуть и это у меня не получается. Бывает, что я блаженно млею от переполняющего счастья и радости весёлого сновидения и вздрагиваю от звука будильника. Потом долго ненавижу и проклинаю эту тварь звенящую, за то, что не подарила мне ещё несколько минут такого блаженства. Бывает, мне снится сон с таким душевным сюжетом, что просыпаюсь в слезах, жалея кого-то из своего сна и с влажными глазами хожу всё утро; а потом просто не помню, кого я жалел всё это время. Приключаются сны с элементами эротики. Но это чаще было в ранней юности моей… И каждый второй сон был интересным, уникальным в своём исполнении. Но вот что именно было, не помню, забываю мгновенно. Лишь туманные воспоминания и блеклые очертания запоминаются. Хотя я во сне мог поклясться, что вижу всё чётко и никогда такой сюжет не забуду. Но потом просыпался, шёл на работу и всё вскорости забывалось… Так было и так будет. И этот сон, наверное, не исключение.

'Держи себя в руках. Контролируй ситуацию. Управляй ей!' — диктовал разум.

— Вы, наверное, удивлены? — вопрошающе взглянул на меня европеец. — Давайте я Вам всё объясню…

Наверное, от моего удивления и волнения не осталось следа, потому что я сделал такую гримасу, что удивил самого европейца. Он заметно пошатнулся в нерешительности, замешкался не зная, что сказать дальше. Может, подумал, что объяснять ничего не надо. Что я сам догадался.

Это просто сон, и всё это не может быть реальным ни по какому закону физики. Всё окружающее не реально, даже этот иностранец.

— Э-э… — иностранец замялся, но немного погодя начал. — Как бы Вам это объяснить?.. Э… Вы прошли через ДВЕРЬ… — потом что-то неразборчиво буркнул, видимо на своём родном языке и, не находя нужных слов на английском, продолжил с другого конца. — Я позвал своего начальника. Его зовут Эринс. Он скоро подойдёт и пусть лучше он объяснит вам всё…

Слово 'Дверь' — он произнёс особенно, протянуто и нарочито, будто бы это пуп Земли. И надо ему поклоняться.

Ага. Дверь… Я только что видел дверь, которая располагалась ни в стене, ни в перегородке, а просто стояла посреди помещения, как в каком-нибудь строительном супермаркете, где продают двери и окна, и для пущей показательности и наглядности двери ставят так, чтобы клиенты могли их пощупать, потрогать, обойти со всех сторон и сделать свой нехитрый выбор… Через подобную дверь я вошёл в другой мир! Здорово!

Вероятно, он был напуган не меньше меня. Это угадывалось по его глазам. Моё внезапное появление в его лаборатории взволновало и шокировало его не меньше, чем то, что я увидел…

Как такое можно объяснить?.. Только тем — что мне это всё снится… Только этим, пожалуй. А значит догадки мои верны, справедливы. И опасаться мне нужно разве что своей тупости, которую я могу случайно учудить.

Вопрос: как он мог кого-то позвать? Быть может, позвонил по мобильнику, когда я рассматривал внешний мир из окна? И кто такой Эринс? Сюжет становится всё интересней и увлекательней.

Сон — это свой кинотеатр, ты — себе кинорежиссер и актёр в одном лице, а вокруг множество действующих лиц. Но не факт, что они будут вести себя так, как ты бы хотел. Это уже под утро, когда ты осознаёшь, сквозь нежную дрёму, что происходящее лишь сновидение — ты начинаешь брать бразды правления в свои руки… Но от этого сон теряет интерес и не остаётся ничего другого как проснуться.

'Пусть всё будет так, как будет!' — мой разум более уверенно делал выводы, что всё-таки это сон и я главный герой выдуманного мира — внезапный пришелец из далёкого прошлого… Улыбнуло.

— Может, вы присядете? — предложил европеец и указал на мягкую мебель в отдалении зала.

— Не откажусь, — по-английски это прозвучало нелепо, и смутило иностранца. Он не понял фразы.

Я подошёл к дивану и присел. Диван оказался очень мягким.

'Да, пожалуй, мои ягодицы такого комфорта ещё не ощущали, — мысленно подумал я. Но внезапно промелькнула тень сомнения: — Хотя, постойте, а разве во сне можно что-либо чувствовать и ощущать? Можно ли во сне, прикасаться к вещам и чувствовать их? Словно они реальны?'

'Но ведь сны бывают так обманчивы, — успокаивал внутренний голос. — Как много раз я попадался на удочку, что будто бы всё реально — и ужасы сна настолько реальны, что я в них верил каждой клеткой своего организма. А на деле было — простой кошмар'.

Бесшумно отъехала противоположная стена…

'Вот это больше похоже на сон!' — я с любопытством начал наблюдать, что будет происходить дальше.

За ней показался человек. Он быстрыми шагами подошёл к моему европейцу, который оказался малообщительным и слегка взволнованным, отчего наш разговор не клеился. Они довольно интенсивно начали общаться. Мне с трудом удавалось уловить из их языка что-то знакомое. Какие-то 'акси', 'тян' и 'митерси' — единственное что удалось выловить из быстрого диалога.

'Наверное, шведский… — подумал я, — об этом языке я мало что знаю. А точнее, ничего не знаю. Ну, или из скандинавских языков, предположим… Мало их, что ли?'

Вошедший был выше моего иностранца, но не выше меня. Это первое что я отметил. Он был постарше, что выдавало в нём начальника не первого года и не последнего сорта. На вид ему было около тридцати. 'Почти как мне' — отметил я. Он был спокоен. Его лицо также загорелое, с европейскими чертами, как и у первого. Глаза ярко-голубые, что было слегка странновато, а волосы прямые, длинные и светлые — что в совокупности своей было крайне необычно для реального мира. В отличие от него, молодой иностранец был взволнован, говорил рывками, часто переводил дух, но, как мне показалось, всю суть он изложил менее чем за тридцать секунд.

Наконец второй, наверное, тот самый обещанный начальник Эринс, о чём-то спросил молодого товарища. Молодой недоумённо посмотрел на него, потом на меня и, словно вспомнив что-то важное, поспешно бросился к проёму, который уходил в помещение лаборатории.

— Здравствуйте, — по-английски обратился ко мне вошедший. — Меня зовут Эринс Ратистов Лаславия.

'Офигеть. Ну и имя с фамилией! В жизнь не запомню… И что из них имя, а что фамилия?' Я собирался пожать ему руку. Привстал, протянул вперёд ладонь. Он испуганно отпрянул назад, не ожидая от меня такого телодвижения. Но секунду погодя, что-то вспомнил и улыбчиво протянул свою руку на встречу:

— Забыл… — и что-то сказал невнятное. — Извините меня, но я плохо говорю по-английски…

Да. Это была чистая правда. Кое-как понимаю его. Картавит. Ну, очень неприятно. Даже мне.

— Да, уж… — отозвался я. — А меня зовут Алексей… — я выдержал паузу и добавил, — Губанов.

Эринс удивился. Что даже приподнял брови. Это меня насторожило: 'Что-то не так?'

— Русский? — спросил он.

'Чёрт. А вдруг русские для них — заклятые враги? А я тут все карты на стол! Надо быть осторожным и не выдавать себя… если, конечно, не пытают'.

Но отрицать, что я, на самом деле, не русский, а какой-нибудь таджик, уже было бессмысленно.

— Да, — подтвердил я и ожидал его реакции.

Реакция оказалась, на удивление, радостной. Человек растянулся в улыбке и проговорил:

— Это хорошо… — не сразу понял, что начал он говорить по-русски, — русски я знаэ намноо лучше.

— Вот как! — удивился я. Отлично! Мне не придется напрягаться и подыскивать нужные слова на английском.

— Вас надо будэ познакомить с Виктором. Он работаэ в наш компания и хорошо знаэ русски… — Эринс задумался. — Друзья меня звать Эри. Вы такаже можэ звать… меня.

— Хорошо. Так проще запомнить, — согласился я и подумал. — 'Странно как-то он говорит по-русски. Может, не так силён в нём, как думает?'

Длинные волосы Эри всё же вызвали во мне энергичный интерес. Абсолютно гладкие, как в рекламных роликах крутых шампуней, они свисали чуть ниже плеч. Если бы Эри стоял ко мне спиной, я бы подумал, что это девушка. Глядя на него, невольно вспоминается один эльф из 'Властелина колец', которого сыграл Орландо Блум. Причём нос у Эри тоже похож…

— Алексей, откуда Вы? Расскажэ те? — он спросил меня.

'Что он имеет ввиду? Где я живу, или где работаю?' — я не знал, что нужно ответить и в итоге выпалил следующее:

— Я из Санкт-Петербурга, а работаю менеджером в компании 'Квадрант'.

— Извините, а где находится Санкт-Петербург?

— Что?! — переспросил я, не понимая, как это он не знает такого города. Даже если я далеко от своего Питера сейчас нахожусь, в чужой далёкой стране… всегда думал, что во многих цивилизованных странах знают мой город или, на худой конец, слышали о нём.

— Где находится ваш город? — повторил вопрос Эри.

— Ну… В России… во-первых. Ну, а во-вторых, ближе к Европе…

— А-а… Еуропа… — он услышал что-то знакомое.

'Где я? В Америке, что ли?… — я был наслышан о географической неграмотности американцев. Но не до такой же степени, чтобы только при упоминании одного названия света можно сориентироваться, что это где-то там. — Хотя я сплю… И вполне могу находиться в таком мире, который крайне далёк от моей реальности'.

— Объединёны Еуропа. Я знаэ, — продолжил Эри, — Был там. Давно это бытэ. Тридцать лет ране. Больше я Гео не посещатэ… Далёко это и денег много надо.

'Белиберда какая-то, — подумал я, — Как это тридцать лет назад? В младенческом возрасте что ли? Хотя, может быть, ему и 40 лет сейчас… Но с трудом вериться'…

— Значит Вы из Еуропа? — спросил меня Эри.

— Да нет же… Из России! Но мой город находиться рядом с Европой, — уточнил я.

— Рýссия… — призадумался Эри, — Да. Знаю… Это колыбель русских, славянэ…

***

С каждой минутой, проведённой в этом зале, среди окружающих меня людей, ко мне стремительно и безжалостно возвращалось присутствие реальности, а моя убеждённость, что я сплю — рассыпалось на глазах. Медленно но верно, я подходил к мысли, что всё это… — я глядел по сторонам, — всё это реально! Я несколько раз ущипнул себя за руку — боль отлично ощущалась, участок кожи на ладони покраснел. Я чётко видел окружение и осознавал своё присутствие в нём. Такое не может быть сном.

В куртке мне было жарко и я решил её снять. Положил на диван рядом с собой. Невесть откуда в этот момент появился стол. Большой металлический стол овальной формы стоял перед мягкими диванами и креслами. 'Может, из пола вырос' — тупо предположил я.

Люди, которые подходили, были одеты также как и первый иностранец, которого я увидел в этом необычном мире — белые рубашки и серые штаны. Видимо, своя униформа такая. Люди выходили из-за противоположной стены, и я подумал: наверное, там выход — лестница или коридор…

Собралось уже людей примерно десять. И через каждые полминуты появлялись новые. Откуда ж они прут? Кто-то даже катил за собой мягкие кресла, чтобы присесть к овальному столу, так как диванов на всех не хватало. Причём кресла они не несли, не везли и никак к ним не прикасались… кресла сами за ними ехали, без своеобразного скрипа колёсиками о кафельный пол, тихо и спокойно двигались вслед хозяевам, как послушные собачки на привязи. Правда, привязи не было. С помощью дистанционного пульта они это проделывают? 'Вот чудеса техники!'.. Вновь подошедшие здоровались со мной и со всеми присутствующими. Но не жали друг другу руки, как вообще-то принято во многих странах, а символично подносили руку к груди и наклоняли голову в приветствии. Что-то азиатско-японское проглядывалось в этом жесте приветствия.

Места в большом зале было много. И спокойно хватало на 30 или более персон. Не заполнив и половины зала, мне казалось излишне людновато и хотелось куда-нибудь уйти и собраться с мыслями: понять, разобраться, попытаться что-либо осмыслить… Что происходит вообще?!

Это реальность!!!

Такое невозможно! Но это сейчас происходит и происходит именно со мной! Я нахожусь чёрте где, в далёком от родного Питера месте, в чужой стране… Да что там! В чуждом мире! И самое что невероятно… в реальном!!! В самом что ни на есть РЕАЛЬНОМ МИРЕ! Как я здесь очутился?! Почему я не заметил перемены?

Мне становилось жарко, а голову начали терзать холодные мурашки. Мысли безумным гнётом рвали во мне разум, безуспешно пытаясь разобраться в происходящем. Меня одолевало растущее беспокойство, мне было не по себе.

'Проснись, проснись, проснись! — командовал мой разум, надеясь только на чудо, на то, что это всё же сон. — Проснись же! Окрой глаза! Разуй свои сонные очи!' — но ничего не происходило. Я по-прежнему сидел в том же зале. Возле меня проходили и рассаживались: Эри, первый иностранец, которого я увидел в лаборатории, а также другие, в основном, молодые люди. Многие были ниже меня ростом, а некоторые были вовсе небольшими людьми — я был их выше на две с лишним головы. Подошли также девушки. Красивые и улыбчивые девушки, возрастом не старше 25 лет. Они также меня символично приветствовали. Вначале я недоумевал, но потом решил аналогично приветствовать последних вошедших. Вид мирных и улыбчиво-жизнерадостных людей меня немного успокаивал. Жар постепенно спадал и я, отходя от волнения, начал вслушиваться в их беседы на неизведанном языке.

То, что вошедшие были последними, можно было догадаться по тому обстоятельству, что стена за ними придвинулась вперёд и более не отодвигалась. Все расселись возле стола. Изучающее смотрели на меня, чего-то ждали. В свою очередь, я изучающее глазел на них прыгающим взглядом — от лица к лицу…

— Здравствуйте, Алексей Губанов! — чётко, по-русски, практически без акцента, меня приветствовал невысокий седовласый человек пенсионного возраста с небольшой и гладко подстриженной серой бородкой (причём, единственный с бородой из присутствующих). — Приятно осознавать, что мне выдалась честь приветствовать вас сегодня… Меня зовут Владимир. В компании Акрами-Тайста я лучше всех знаю русский язык, потому что вырос в русской семье на планете Граа. И неплохо помню старую речь… Позвольте представить Вам, Алексей, моих коллег компании Акрами-Тайста, — он обвёл взглядом всех присутствующих, их было человек 16–18. — Это все участники проекта под рабочим названием Таавиа… Познакомлю вас с действующими лицами… Человека, который сидит рядом со мной, Вы, должно быть, знаете — это Эринс Ратистов Лаславия или просто Эри, руководитель проекта Таавиа…

Эри, который сидел на соседнем кресле от меня, широко улыбнулся. Его улыбка была идеальной, ни желтого налёта, ни дыр, никаких изъянов — чистые здоровые крепкие зубы. Как я успел заметить, у многих были такие же здоровые зубы и показывать свои, не столь белые и правильные зубы мне не очень-то хотелось, поэтому улыбка моя получалась немного кривая.

— Человека, которого Вы увидели впервые, когда вступили к нам в гости и друг друга напугали, зовут Эвиан Вастаус Хона, можно звать его просто Эви, — между тем продолжал Виктор. — Он сегодня дежурил возле установки… И ему посчастливилось Вас встретить… — иностранец, которого я вначале принял за охранника привстал и приветливо улыбнулся. Виктор продолжил: — Сифиль Ровиа Антургайн или Сиф, ведущий научный сотрудник, инициатор и организатор проекта Таавиа…

Молоденькая девушка привстала и тоже приветливо улыбнулась…

Я был потрясен, что такая красивая девушка является ведущим учёным. Что вообще она учёная, а не какая-нибудь там секретарша! У неё были прямые длинные чёрные волосы и карие глаза. Лицо овальное, как и у всех загорелое, подчёркнуто европейское. Белая рубашка вовсе не скрывала её стройную фигуру… 'Она прелесть!' — отметил про себя.

— Думаю, что с другими коллегами нет пока смысла знакомить… И тяжело будет всех запомнить сразу… Уж как-нибудь по ходу дела, — Виктор ещё раз обвёл взглядом присутствующих и продолжил. — Место, где Вы сейчас находитесь, является исследовательским и научным центром при поддержке правительства Бактуриана. Бактуриан — это наша страна… А за пределами нашей страны располагается также несколько других стран. И это всё является планетой Битурт.

'Планета? — подумал я. — Разве Землю могли переименовать в какой-то Битурт?'…

— Вы, должно быть, подумали, что находитесь на Земле, но только в другом месте? — вопросил Виктор, чему-то усмехнулся, и тут же ответил: — Нет… Это далеко не Земля… Но не переживайте заранее. Вы благополучно вернётесь на Землю. Нам удалось Вас… так скажем, 'похитить' с Земли… Это произошло не специально. Чистая случайность, поверьте. Уверен, что нам также удастся Вас вернуть на родину…

При слове 'похитить' у меня ёкнуло сердце. Не хотелось оказаться похищенным. Бог знает, что со мной тут будут делать и как будут относиться ко мне… Но пока относятся улыбчиво, приветливо, 'с миром'. И это весьма успокаивает.

Виктор сделал небольшую паузу, видимо подыскивая, что сказать дальше, и продолжил:

— Алексей, скажите, где Вы были до появления в нашем мире?

— Я был в Санкт-Петербурге, — не сразу ответил я, пытаясь понять о чём идёт речь. — Возвращался с работы домой… — и добавил. — Когда шёл по коридору, чтобы выйти из здания, где я работаю, открыл дверь. Думал, что попаду в прихожую и выйду во двор. Но это оказалась лаборатория… чужая. То есть Ваша.

— Санкт-Петербург? — Владимир поднял брови. — Знаю. Красивый город. На севере Рýссии.

— России? — поправил я. — Вы, должно быть, хотели сказать, России?

— Нет, теперь называется Рýссия! Да… Раньше называлась Русь, потом Россия. После объединения со всеми восточными и южными славянами стала называться Руссия. Но это, в данный момент, не столь важно, я думаю.

'Объединение? Чтобы это значило? Когда это произошло?'

Эри, который всё это время внимательно слушал наш диалог и знал русский язык относительно неплохо, тихо, чтобы не отвлекать и не мешать нам, переводил остальным присутствующим смысл нашей беседы.

— Скажите нам, Алексей, а какой год по Земному летоисчислению был на календаре, когда вы возвращались с работы?

— Год? — переспросил я, — год… 2007 год. А разве есть другое летоисчисление?

— В целом летоисчисление сохранилось за Земным. Многие мерят время по Земным годам. Но, наверное, Вас сильно удивит тот факт, что здесь и сейчас идёт 3048 год по Земному летоисчислению…

'3048! Ни хрена себе! Это что же получается… тысяча лет прошло и сорок один год?! С тех пор, как я вошёл в эту самую Дверь? — с математикой я дружил и мог быстро подсчитать в уме чего-нибудь. — Как-то не умещается в голове такая новость. Как такое вообще возможно?'

— Как это возможно? — повторил я вслух последнюю свою мысль.

— Мы тоже думали, что невозможно, — сказал Виктор. — Но, позвольте, я всё расскажу по порядку…

Глава 4

Будущее…

В своих фантазия я всегда представлял себе будущее. Правда, не очень далёкое. Где-то 20–30 лет вперёд, или все 50, когда я уже старый и немощный, бесконечно страдающий артритом на пару со склерозом, но ещё живой пенсионер-старикашка… Всякий раз будущее представлялось недурно. Грезилось мне разное: космические корабли, которые нещадно бороздят просторы вселенной и, время от времени, сцены Большого театра; возможность поездки на Луну, как на какой-нибудь пикничок; люди-киборги или роботы среди людей, разгуливающие тут и там; гигантские машины, перевозящие миллиарды тонн груза; громадные здания — исполинские, до небес и выше. Впрочем, последнее оказалось наиболее удачно…

Но ЭТО будущее не было похоже ни на одну мою фантазию. Всё другое. Люди, с виду обычные, не примечательные, разве что своим ростом, загорелым телом и языком общения. Ни намёка, что здесь роботы или какие-то механизмы обитают… 'А может — это и есть роботы, только очень похожи на людей, так что не отличить? — неожиданно пронеслась мысль-догадка. — Здесь вся техника как-то спрятана, скрыта от посторонних глаз… Ведь, перемещаются же стены, сама по себе ездит мебель. Вполне возможно, что и стол сюда сам прикатил?.. С другой стороны, они так похожи на людей, те же чувства, те же эмоции, вполне адекватные реакции. Нет, они не могут быть роботами. Они люди! Люди будущего'.

Виктор вполне искусно начал объяснять причины, по которым я сюда попал. Он словно прирожденный собеседник. Видно было, что он весьма разговорчив, и в то же время знает грань дозволенного. Не увлекает своей беседой, не отводит в сторону от темы и не говорит без остановки, как некоторые болтуны и говорушки. Он делает остановки, выдерживает паузы, наблюдает за реакциями собеседника, ориентируется, стоит ли говорить дальше, или его собеседник ничего не понял и следует ещё раз повторить, но более простыми, доходчивыми словами. Такого метода общения и полной концентрации внимания на передачи информации, я никогда не видел. Складывалось чувство, что такой человек как Виктор, может объяснить всё что угодно, и при этом ему не надо долго подготавливаться к разговору — он всегда готов к диалогу и долгой беседе на различные темы.

По лицу Виктора или его реакции не было видно ни тени недовольства, нежелания присутствовать здесь. Он с большим интересом готов со мной общаться или объяснять мне про свой мир, словно я диковинка, VIP-персона, которой следует уделять особое внимание.

Конечно, если бы в мой мир, через дверь вошёл человек из эпохи Пушкина или более ранних веков, я бы тоже с нескрываемым любопытством, с повышенной энергетикой начал ему рассказывать, как теперь живётся людям здесь, в нашем будущем. Поэтому живой интерес всех присутствующих и в особенности Виктора стал мне предельно ясен. Безусловно, Виктору больше повезло, так как он практически единственный их всех собравшихся, кто может разговаривать со мной на одном языке, который хорошо понятен нам обоим, и который здесь в силу каких-то обстоятельств не является основным, или даже официальным. Он может сразу же получить ответ и задать вопрос, напрямую, без переводчиков. Остальным же приходиться, выслушивать обрывки наших фраз их уст Эринса, который более-менее понимает русскую речь и, не вдаваясь в подробности, переводит только суть нашей беседы.

Объяснение Виктора было очень интересным. Хотя это продолжалось довольно долго.

Виктор в начале пояснил, что сам он в проекте Таавиа не участвует и никогда ранее не участвовал. А работает совершенно над другим проектом в той же компании. Но в силу того, что он отлично знает русскую речь, то в текущий час его любезно попросили присутствовать на собрании, как основное действующее лицо, и кратко его ввели в курс дела.

Смысл проекта Таавиа, как и смысл всех других проектов, которые на протяжении нескольких десятилетий проводились в стенах компании Акрами-Тайста, заключался в полной проверке разнообразных по тематике сомнительных изобретений.

Да. Научная компания Акрами-Тайста реализует проекты изобретений многих учёных Федерации… Когда Виктор сказал слово 'Федерация', мне сразу же показалось, что речь идёт о Российской Федерации. Однако, Виктор, заметив моё замешательство, сразу уточнил, что под Федерацией понимается союз многочисленных человеческих рас во вселенной, которые за тысячелетие разбрелись по Галактике в поисках своего 'нового' дома. В общем, как я понял, это нечто большое, необъятное и неподдающееся описанию в несколько предложений. Поэтому Виктор отметил, что про Федерацию он расскажет позже. Я с ним согласился. И он продолжил.

Так вот, оказывается, что учёные Федерации формируют множество идей каждый год. Конечно же, многими из этих идей, которые практически или хотя бы теоретически реализуемы — ими занимаются крупные научные центры-институты. А Акрами-Тайста, в сравнении с такими серьёзными научными центрами является лишь 'мелкой сошкой', которая в своём технологическом оснащении может заниматься не сложными, но весьма сомнительными проектами, за которые не возьмутся другие. И 'пытаться' воплощать эти идеи в жизнь. Именно 'пытаться'! Потому что подавляющее большинство идей, на деле оказываются практически невозможными для реализации или попросту оказываются неэффективными или абсурдными по тем или иным причинам. То есть Акрами-Тайста занимается 'отбросами' крупных центров, в которых научный мир не видит пользы. Сомнительные идеи на проверку оказываются действительно сомнительными.

— Зачем же это делать? — не удержался я и спросил Виктора. — Зачем же тратить силы и средства на весьма сомнительные идеи? И 'пытаться' воплощать их в жизнь?

— Практика показывает, что хотя бы один из ста таких сомнительных идей, всё же имеет право на жизнь, — пояснил Виктор. — И это важный момент, так как даёт существенную практическую пользу в этой, казалось бы, странной работе.

Идею некого учёного Анбрессе Тикар Томарса тоже в научном мире посчитали сомнительной и более того абсурдной. Томарс ещё сто лет назад предлагал возможность перехода во времени и пространстве с помощью определенных предметов, которые имеют идентичные габариты в обоих пространствах. Но этому никто не верил, не смотря на то, что идею 'порталов' для перемещения в пространстве реализовали и уже более 500 лет применяют люди. Идея Томарса так и пролежала на пыльных полках научных трудов около ста лет. Сифиль Ровиа Антургайн, сотрудница Акрами-Тайста, обнаружила эту идею и предложила создать на её основе новый проект под рабочим названием Таавиа, что переводиться на русский язык как 'Ласточка'.

— Порталы? То есть сейчас можно перемещаться в пространстве через порталы? — переспросил я.

— Да. Именно. Ещё очень давно было теоретически доказано, что такое возможно. Поэтому реализовать это было лишь делом времени и упорства учёных, — подтвердил, Виктор. — И теперь можно перемещаться через огромные, немыслимые расстояния с помощью этих порталов мгновенно.

Я примерно мог себе такое представить. В фантастических фильмах про будущее это всегда показывали, словно человек зашёл в какой-то магический круг нажал на какую-то кнопочку — и тут раз, он засветился голубым светом и в доли секунды превратился в точку и секундой позже — в пустоту, бесследно растворился. А потом в другом месте внезапно из вспыхнувшей точки превратился в человека. Вот и переместился… Хотя это было в сериале 'Стар Трек', как мне помнится. В других фильмах подобное происходило несколько иначе…

'Вот бы мне увидеть, как это происходит!' — вспыхнула шальная мысль.

Получается, люди могли и могут перемещаться в пространстве с помощью порталов. Это уже было доказано на практике. Но чтобы перемещаться во времени… В это никто не верил… Причина проста — если перемещаешься во времени, то нарушается причинно-следственная связь, которая тянет за собой цепочку вздорных последствий…

Типа 'эффект бабочки'. То есть, если в прошлом ты повлиял хотя бы на взмах крыла бабочки, то будущее, тем более, крайне далёкое, серьёзно изменится. Да так, что узнать что-либо родное — задача предстанет необычайно сложной. Соответственно, перемещаться в прошлое никак нельзя, иначе нарушается связь прошлого с будущем и пришелец из будущего, изменив что-либо в прошлом, может изменить себя самого или даже погубить. А раз он ранее изменил или, что ужасней, погубил себя, нарушив ход истории, то, как он мог прийти из будущего? А? Любопытно знать… Что? Никак?.. Получается абсурд. Вот поэтому и не приняли теорию Томарса о перемещении в пространстве и времени.

'Но как же я тогда вернусь домой, в прошлое?!' — мгновенно промелькнула мысль.

И Виктор, заметив моё переживание, сразу перешёл к разъяснениям.

Как пояснил Виктор, таких учённых как Томарс, пытающихся разобраться, как можно перемещаться не только в пространстве, но и во времени, было полно, пруд-пруди таких чудиков было. Да и сейчас таких немало. Однако именно Томарс предложил свою уникальную теорию причинно-следственных связей… Можно перемещаться во времени и в пространстве никак не нарушая эти связи.

Это объяснялось до абсурда просто — никакой связи нет!

Из последней фразы я ничего не понял… 'Что значит, нет?.. Любое будущее есть причина прошлого…' — пояснял мой разум.

— Мы в это тоже не могли никак поверить, — объяснял Виктор. — И тем более руководство Акрами-Тайста не могло в это поверить… Конечно, мы занимаемся весьма сомнительными идеями учёных в надежде на то, что их можно будет воплотить в реальность и использовать на практике… Как-никак, один из ста таких проектов всегда нам приносил удачу и очень не плохую, надо признать. Хотя бы раз в несколько лет 'простреливал' один проект и приносил огромные дивиденды компании. Это окупало все неудачи и неэффективные идеи, которые мы 'пытались' реализовать долгое время, и которые оказывались изначально неверными, фальшивыми. Но абсурдные проекты руководство пресекает на корню! Так как это просто бессмысленная трата времени и ресурсов… Не знаю, каким чудом, Сифиль удалось убедить руководство, что проект имеет право на жизнь и на 'попытку' его реализации… — Виктор взглянул на девушку. — Сиф всё же удалось организовать проект и, надо отметить, проект Таавиа оказался успешным… Вы тому доказательство, господин Алексей! Я сам не до конца верю, что это произошло, и что вы действительно пришли из 2007 года, из далёкого, надо отметить, очень далёкого прошлого… Но вы отлично знаете древний русский!… За тысячу лет русский язык изменился настолько, что вам будет трудно понять современную русскую речь. Он наполнен унифицированными терминами, техническими понятиями и облегчён литературно… А я знаю древний русский! Я с детства любил читать древние книги, ещё деревянные… ну, то есть из дерева сотканные… или как это у Вас называется… в бумажном переплёте что ли. Они все хранятся в музее. У меня отец является директором Русского музея на Граа и он мне позволял изучать древнюю письменность и литературу. Гоголь, Достоевкий, Толстой, Пушкин, Серебренников и Левко… — Виктор остановился и призадумался. — А-а… Последних вы наверное ещё не знаете… Это немного другие века… Но суть одна — я многие их произведения прочитал на оригинале и хорошо знаю историю России и русской литературы 18–25 веков… Невероятно повезло, что сегодня я оказался на рабочем месте, а не где-нибудь далеко в командировке, в Каанде, например, или Энире. Подозреваю, что Сифиль предвидела возможный успех своего проекта и поэтому изначально меня имела ввиду в качестве переводчика… Что ж… Не дурно… и достаточно продумано с её стороны…

Я был поражён: 'Русский язык изменился и его сейчас просто не узнать? И, неужели, я — древний человек и язык мой стал древним? Одно слово — офигеть!'

Виктор далее продолжил свой насыщенный фактами рассказ.

Выходило так, что, перемещаясь во времени, причинно-следственная связь не нарушалась. И фактически происходило перемещение не в пространстве, а в мирах… Эффект времени не был разгадан даже тысячу лет спустя. Время движется безвозвратно. И было научно доказано, что в разных частях Вселенной время движется по-разному, разными темпами. А возле сверхтяжёлых гравитационных звёзд — время заметно притормаживает. Даже, когда ты двигаешься во Вселенной, то время относительно тебя движется иначе, чем относительно всей остальной Вселенной. И если ты движешься со скоростью близкой к скорости света, то время относительно тебя заметно останавливает свою скорость. Практически это было подтверждено, когда первые астронавты-путешественники спустя долгие годы возвратились с далеких звёзд. Их кварцевые часы, которые могут создавать погрешность лишь в секунду за одну сотню лет показывали совершенно другое время, чем те же кварцевые часы на Земле. Разница была существенна. Не в доли секунд, ни в минуты, и не даже в часы. Разница была в пару лет. Члены первой экспедиции на звезду Проксима, которое длилось 45 лет, возвратившись на Землю, заметили, что всё человечество оказалось на пару лет старше их. Вот, уникальная особенность теории относительности, сформулированная ещё Эйнштейном.

Поэтому Время всегда движется относительно… А значит, сделал смелую догадку Томарс, Время так же как и остальные составляющие Вселенной: Пространство или Материя — это всего лишь четвёртое измерение, в котором можно перемещаться также как и в трёхмерном пространстве, в любую точку.

— Звучит глупо, — отметил Виктор и усмехнулся. — Но это только сейчас. Ранее люди тоже не верили, что пространство можно преодолеть за один миг… Но ведь создали порталы! И люди не только верят в их существование, но и постоянно используют их. А очень древние люди верили в сказку о трёх китах… Или о том, что они — центр Вселенной…

'Пуп Вселенной, я бы сказал' — подумалось мне.

Теория Амбрессе Томарса была бездоказательной, всего лишь предположение. 'Ну, как люди смогут поверить, что можно перемещаться во времени, лишь на определении того, что Время относительно?' — отметил Виктор. Томарс не мог этого доказать. Но он сделал один важный вывод. Причинно-следственную связь невозможно нарушить. Потому что каждый миг реального мира — это одно измерение, и каждый следующий миг — это другое измерение. И между этими измерениями можно прорубить окно… 'Ну, в данном случае это дверь' — подвела некую черту моя мысль. И что, попадая из одного измерения в другое можно изменить будущее только текущего измерения, а именно того мира, в котором ты находишься. Но вернувшись в своё измерение, ты возвращаешься в своё время и в свой мир, который был таким же, как и прежде. И никакой связи между мирами прошлого и будущего, читай, двумя измерениями — не может быть.

— Вселенная бесконечна, а время вечно — это уже научно доказано, — сказал Виктор. — И Томарс сделал вывод, что число отдельных измерений-миров по мерилу Время также бесконечно. И каждый мир живёт своей жизнью и каждый мир друг друга повторяет, но только другим потоком текущего времени… — Виктор остановился, огляделся, посмотрел на меня, на присутствующих, особенно на Сифиль. — Я не могу в это поверить. Хотя факты 'на лицо'… Я просто не могу… Но Сифиль это в себе поборола и заставила себя поверить. Она не усомнилась в теории Томарса и… — Виктор замялся. — Она оказалась права. Невероятно, но это действительно! Это может изменить представления о нашей Вселенной. Кар-ди-на-льно!

Слово 'Кардинально' он произнёс по слогам, пытаясь проникнуться в смысл громогласного слова, понять его грандиозность и ужаснуться от неизбежных перемен, что таит оно в себе. Что же касается меня — то я смутно представлял себе масштабы Вселенной… Ну, если вселенная и вправду бесконечная, то я никогда себе этого не смогу представить. Как вообще можно представить то, что нельзя представить, а объяснить нельзя? Как объяснить простому человеку что означает 'вечность'? 'Бесконечность'? А тем более, мне пытаются объяснить о том, что число таких вечных и бесконечных миров стремится… тоже в бесконечность… Только потому, что время относительно… Увы, на такое способны единицы, коих в узких кругах завистливо величают 'светилами науки'.

Мои мысли сейчас больше беспокоились о том, как я завтра встречусь с клиентом на другом конце города и получится ли у меня подписать договор… чем эти проблемы бесконечности Вселенной. 'Чёрт, я даже не подготовил проект договора, — неожиданно пронеслась запоздавшая мысль. — А успею ли я вернуться домой и подготовить проект?'

Бесконечна ли наша Вселенная или же конечна? Вечно ли существует Вселенная? Или же у неё есть начало и будет конец жизни? Эти вопросы терзают современных философов. То есть, моего времени. Мне до них так же далеко, как до политики. А Вселенная для меня гораздо дальше, чем Владивосток, где я, в общем-то, никогда не был.

И что такое Бесконечность? Учили же нас в школе по алгебре, что все числа можно измерять от плюс бесконечности до минус бесконечности. И к этому я привык. Ведь можно представить себе безумно большое число — писать его цифры до посинения на листке бумаги, пока хватит терпения или не закончится свободное место. Конечно, понимаю, что даже это гигантское число будет пылинкой для самой Бесконечности… Вот только представить себе такое число каких-либо предметов, а по традиции — это счётные палочки, как нас учили в первом классе азам арифметики, трудно. Да… Сложно представить. Не легко вообразить бесконечность чего-либо даже в безграничных просторах своей внутренней фантазии.

Предположим, что Вселенная бесконечна, вечна и представляет из себя бесконечное число копий с разницей во времени. Это всего лишь бесконечность в третьей степени! Чего тут особенного? Перемножил все бесконечности и получил сверхбесконечность. Это же просто!

Мысль о бесконечном числе миров нашей Вселенной напомнила мне один американский фильм про параллельные миры. Типа один чересчур умный паренёк создал в подвале своего дома портал в другие параллельные миры, которые в действительности существовали, но развивались они по разной причинно-следственной связи, слегка нарушенной. Поэтому вообразить такую кучу бесконечных миров мне было не так сложно…

Во взгляде Виктора я почувствовал желание увидеть моё потрясение таким безумным открытием. Однако я смотрел на него невозмутимо. От чего он, наверное, подумал, что я не проникся той КАРДИНАЛЬНОСТЬЮ изменения миропонимания, как он. Счёл меня примитивным созданием и продолжил.

Проект Таавиа был сформирован ещё три года назад. Но не приносил никаких плодов или пользы. Несколько раз проект закрывали за отсутствием каких-либо результатов. Но спустя некоторое время Сифиль удавалось найти причину или убедить совет компании продолжить финансировать проект. Проект открывали. Продолжали. Но опять тщетно.

Виктор предупредил, что не будет вдаваться в технические подробности, как это всё происходило. А просто объяснил то, что сам знал и понимал. Главный элемент проекта — Дверь подвергали разночастотному импульсному разряду своеобразной природы или что-то вроде этого, которую описал Томарс в своём изложении идеи. Изначально предполагалось, что дверь поспособствует соединению этого мира с миром из двадцатого или двадцать первого веков, где таких штук, то бишь дверей, достаточное количество для 'соединения' времён и проверке жизнеспособности проекта. Виктор также пояснил, что деревянную дверь образца конца 20 — начала 21 века для проекта предоставили из музея его отца на планете Граа. Посчитав, что проект никакой угрозы не представляет для реликвии тысячелетней давности, отец Виктора согласился передать научной компании во временное пользование старую деревянную реликвию.

Чтобы открыть 'дверь' в другой мир нужно было подобрать нужную комбинацию частот и силу потока энергии. А никто не знал, и предположить не смел, какую именно комбинацию нужно набрать. Поэтому начали наобум с подбора произвольных комбинаций всяких решений.

Поначалу проводилось ручные исследования. То есть, на дверь подавалось определённая комбинация частот и сила потока энергии, а потом кто-то из сотрудников просто открывал и проверял — а не появился ли иной мир за дверью. Но за дверью всякий раз была серая противоположная стена лаборатории. Тогда меняли комбинацию и повторяли эксперимент. Однако за дверью по-прежнему неизменно была серая стена той же лаборатории. Проделав энное количество раз, участники проекта посчитали этот метод непродуктивным и весьма комичным со стороны. Поэтому был определён другой способ проверки 'соединения' с миром прошлого. Был установлен датчик, который через толщу двери смог бы определять малейшие скачки давления, температуры, или других факторов, по которым можно наверняка определить, что за дверью находится другой мир. Попытка соединения продолжалась 5 секунд, а потом автоматически подбиралась следующая комбинация, новый вариант, и исследование повторялось раз за разом. Успехом проекта можно было посчитать хотя бы одно удачное 'соединение' с противоположным миром двери.

Но проходили долгие месяцы, а результатов не было никаких. Многие участники проекта, кто оптимистично смотрел на прогнозы, вдруг приуныли и обернулись в ряды скептиков. Было проведено очень большое число попыток соединения с прошлым. Все они были тщетны. Датчик ни разу не отметил изменение давления или температуры. Было несколько ложных сигналов датчика. Но после разбирательств, выяснялось, что за дверью просто проносился едва заметный сквозняк, или от солнечных лучей та сторона двери слишком быстро прогревалась и путала датчик. Тогда были плотно закрыты все окна в лаборатории. И активизировали специальный режим микроклимата с погашением излишек света, дабы увеличить период экспериментов.

Неумолимо шли дни, месяцы. Вот уже год, второй. Тысячи попыток не давали никаких результатов и надежд. Ни проблеска соединения. Руководство компании уже давно смирилось с мыслью, что это проект обречён на провал, и его продолжение не только не разумно, но и абсурдно. Эксперимент иногда сравнивали, как попытку просто открыть любую дверь в здании и внезапно оказаться в другой точке вселенной, пусть даже в своём времени. Поэтому руководство очень неохотно шло на продолжение проекта, трату энергии и людских ресурсов для безнадёжного дела. Сифиль, как организатору проекта, помогало, разве что, её бесспорная ценность и выданные обещания руководству, что если проект не удастся в обозримом будущем, то она посвятит себя любому проекту, которое ей назначат. Да и сам проект обходился компании не так уж дорого, как другие — это тоже помогало и продлевало жизнь проекту.

В итоге прошло три года. Но дверь до сегодняшнего момента, так и не соединила с миром прошлым. Проект возможно ещё бы просуществовал месяц-другой. Потом его бы уж точно свернули и списали, как бесплодную, нереализованную идею. На то были отчаянные причины.

Даже это произошедшее 'соединение', датчик никак не отметил. Датчик лишь отреагировал, только в тот момент, когда я открыл дверь. Отметил Виктор.

— Сифиль мне только что объяснила, — сказал он, отводя взгляд от девушки, — у неё есть предположение, что датчик всегда работал исправно. Но он регистрировал давление и температуру за самой дверью… то есть на другой стороне лаборатории. При 'соединении' возникает феномен двух пространств наложенных друг на друга и датчик определяет данные 'своего' пространства, а не нового, наложенного поверх, так как его фактически нет. — Виктор усмехнулся, сообразив свою догадку, — Поэтому первое 'соединение' вполне возможно произошло давным-давно. Но мы не знали об этом, полагаясь, что датчик даст нам сигнал. И сотрудники лаборатории наивно думали, что датчик определит изменения именно в новом пространстве… При этом, даже если и было 'соединение', то никто из того мира не входил в дверь в течении пяти секунд, которые были отведены на одну комбинацию. Поэтому само 'соединение' никак не регистрировалось…

Виктор улыбнулся. Догадка была верна. Все присутствующие, дослушав перевод Эринса, тоже заулыбались, а некоторые даже громко захохотали, поняв как глупы и наивны они были. Заулыбалась сама Сифиль… Она понимала, что успех был совсем рядом, но она его не замечала.

— Вы, Алексей, спасли проект Таавиа! — радостно воскликнул Виктор. — Вы оказались в том месте и в то самое время, когда произошло 'соединение'… Невероятный случай! Но это произошло и Вы первым открыли дверь и вошли в наш мир… хотя предполагалось сделать всё наоборот.

Я вдруг вспомнил, что когда открывал дверь, то она поддалась мне с какой-то странной неохотой. Я не обратил тогда внимание. И счёл это какой-то случайностью. Не обратил также внимание на странности в воздухе, в температуре. А ведь тогда я почувствовал, что стало чуть жарче… Но я посчитал, что это калориферы тамбура так разносят тепло по прихожей. Я прошёл через лабораторию вслепую, на автопилоте, к вертушке… которой, конечно же не было… И только после этого я удосужился вернуться к реальности и попытаться понять, что происходит.

Теперь я понимал. Что я через обычную дверь своего мира попал в будущее…

'Стечение обстоятельств, — проговорил я про себя. — Это же надо! Обычная дверь… и вдруг открывает передо мной будущее… Это же машина времени! Ей Богу!.. Обычная дверь оказалась машиной времени. Удивительно! Поразительно. Я бы ни за что в жизни не стал думать, что будет так просто попасть в будущее… Просто открыть дверь и войти… Она меня перенесла через многие эпохи, десятилетия, века, немыслимые расстояния, совершенно на другую планету, в другой мир, который я никогда не видел, и не мог себе даже представить… Мир будущего!.. Очуметь просто!'

— Наверное, вы удивлены, — посмотрел прямо в мои глаза Виктор. — Не каждый же день такое происходит, да? И далеко не с каждым человеком! Но Вы оказались первым, кто переместился через время и пространство…

Он упорно обращался ко мне на 'Вы'. Мне даже как-то стало некомфортно.

— Ага, — согласился я. — В жизнь бы не подумал, что так просто попаду в будущее… — и добавил. — В нашем мире… то есть в прошлом, в 2007 году, зрелые…. Э… — я поколебался, не мог же я сказать 'пенсионеры' в самом деле, — … взрослые джентльмены… к молодым людям обращаются на 'ты'. А молодые люди в знак уважения и признания превосходства обращаются к взрослым на 'вы'… Но чаще по имени и отчеству.

Да. Признать, просто Виктором называть почтенного господина, который мне бы годился в деды, с седой головой и морщинистым лицом то ли от мыслей, то ли от мудрости своей, как-то несуразно и не привычно для меня.

— Джентльмен, — заинтригованно проговорил Виктор. — Удивительно… Такое древнее слово давно позабыто. Но у вас ещё в обиходе… Почтенно… Хорошо. Я учту ваши пожелания… То есть твои… А меня можешь называть Виктор Альбертович… Если я не ошибаюсь, вроде бы на 'вич', заканчиваются отчества в России, — И чуть слышно проговорил про себя. — Надо бы повторить древнюю литературу…

У меня в голове носилось произнесённое ранее Виктором, но позже понятая и осмысленная фраза: 'вы оказались первым'…

'Я — ПЕРВЫЙ… — проговорил я, прицениваясь к значению слова. — Я первый, кто перешёл границы времени… Я первый кто, прополз из прошлого в будущее… РЕАЛЬНОЕ БУДЩЕЕ!.. Я первый кто прошёл через дверь… через обычную дверь! — я не мог не отметить этого простого факта, — … и оказался в будущем… Я испытал машину времени… Странное словосочетание: 'машина времени'. Вообще-то подобное представлялось в виде автомобиля или какого-нибудь сложного механизма или, на крайняк, велосипеда… Но чтобы дверь?… И вдруг — машина времени?… Правильно назвать — 'дверь времени'… Но как это объяснить Герберту Уэльсу, давно почившему, который придумал такое словосочетание?… Хотя, если вернуться в прошлое, на век назад, то можно с ним пообщаться и убедить его, что словосочетание 'машина времени' слегка ложное и поспешное решение. Мог ли он предположить, что машиной времени, может оказаться любая дверь его дома или рабочих кабинетов?.. Вряд ли… Никто не знал и предположить не смел. Даже эти люди, сидящие здесь передо мной, спустя тысячелетние не могли поверить, что это возможно!… Я первый! Черт, это же круто!.. Что же получается, я стал круче Гагарина, который первым покорил космос? — я вообразил себе, какие ждут меня гонорары, роскошные машины, яхты, дачи… много-примного денег (интересно, кто мне их даст?), потому что именно Я, и только Я первым обуздал время и переместился из одной эпохи в другую. — Получается, что мир меня запомнит таким… Первым! — я восхитился собою. — Моё имя станет брендом. О мне будут слагать легенды… Только представить на миг… Алексей Губанов — покоритель времени! Бог мой, да я попал в историю!… Невероятно. Хотел попасть побыстрей на улицу, а вместо этого угодил в историю. Прямо-таки шмякнулся в неё по самые помидоры… Ведь, смешно подумать. Дверь! Это же надо?! Открыл, называется… — я усмехнулся, покачав головой. Пробежала лёгкая дрожь по телу от мелькавших событий в моём сознании. — Президенты, лидеры стран пожимают руки, тысячи людей приветствуют меня, народ ликует, осыпает цветами… Вся страна гордится мой, что именно я, русский человек, а не какой-то полуграмотный американец… просто открыл дверь…'

Бредятина, конечно. Но так сладко об этом помечтать…

Я вдруг осознал, что завтрашняя встреча ничто, по сравнению с тем, что меня ожидает впереди. И этот договор, который с большим сомнением будет когда-нибудь подписан, не так важен для меня, как тот момент, что следует побольше собрать доказательств о моём путешествии в мир будущего и, вернувшись в свой мир, который на тысячу лет здесь устарел, предоставить неопровержимые факты моего невероятного и, вполне может получиться, увлекательного путешествия в далёкий мир будущего.

'Следует предупредить начальника, Александра Викторовича, что я завтра поздно появлюсь на работе… — подумал я, доставая из кармана сотовый телефон. — И какого чёрта! Завтра пятница. Я вообще заболел и прийти не смогу. Такие дела!..'

— Позвольте, — обратился я к Виктору и стал выискивать из телефонной книжки номер Александра Викторовича.

Сотовый как смертельно раненый пискнул два раза, но так и не соединил меня с начальником.

На дисплее светились чёрные буквы: 'вне сети'.

'Хе, — усмешка дёрнула меня. — Чудик… Типа решил позвонить из будущего… Александр Викторович, я тут немножко застрял в будущем, буквально на одно тысячелетие, — представил я диалог разговора. — Вы не можете меня завтра отпустить, а то бы привёз вам сувениров всяких интересных…'

— А что это? — спросил Виктор, внимательно разглядывая сотовый в моей руке.

— Это телефон… — отозвался я, не сразу поняв о чём меня спросили, пока не встретил взгляд Виктора. Решил пояснить. — Это мобильный телефон работающий по сотовой связи…

Все недоумённо смотрели на меня. Виктор негодующее, с видом, что ничего не понимает, молчал с глупым взглядом удивлённого аборигена.

'Странно, что они не знают о сотовой связи, — подумал я. — Здесь, в будущем, видимо другие мобильные средства общения'.

— Это специальный прибор для общения в реальном времени с другими людьми… Там, к примеру, с коллегами, с друзьями, родственниками… Которые очень далеко находятся. Я, вдруг, почему-то решил, — я усмехнулся, — что смогу с ними связаться…

Только после такого объяснения Виктор понял, что за штука у меня в руке:

— А-а… телефон! — протянул он и иронично добавил, — Примитивная штучка…

'Это моя последняя модель Нокиа примитивная штучка?! Да это с двумя гигами на борту и встроенной камерой? Да я за неё кучу бабок отдал!' — хотел я возразить, но сдержался, вспомнив, что прошло много времени и Нокиа всяко выпустила новые модели, которые стали гораздо круче моей.

— Виктор Альбертович, а какие теперь средства дистанционного общения? — несмело поинтересовался я. — Как выглядят?

Виктор растянулся в улыбке. Он повернулся ко мне левым боком и указал на белое пятнышко в ухе.

Я не сразу понял, что бы это значило. Но когда пригляделся внимательней, понял, что это не кусочек ваты, как я предположил изначально, а некий миниатюрный приборчик. Он был настолько мал, что заметить его даже с небольшого расстояния от человека сложно. Я также отметил, что у некоторых людей, которые сидят близ меня тоже есть подобное пятнышко в ухе.

— Мы называем его 'камтик', - пояснил Виктор. — Это миниатюрный прибор, который является нашим средством общения друг с другом… Но не только средство общения… Это наш информационный центр. Так сказать, пульт управления информационными потоками. С его помощью мы можем записывать видеоинформацию за счёт визуальных импульсов мозга, управлять нашими механизмами и машинами, получать, обрабатывать или отправлять информационные файлы, документы…

— Это всё в одном маленьком камушке? — не поверил я.

— Да. Камтик может многое. Это драйвер человека с информационным миром и техномиром… Я могу отправить мысленное сообщение коллеге, который находиться на другой планете, в любой момент, когда пожелаю. А члены совета компании сейчас получают информацию о том, что происходит здесь, в этом зале. Они видят и слушают нашу с тобой беседу. Видеопоток, который проходит через мои глаза, я передаю на их проектор и они тебя уже знают в лицо… Но вряд ли они что-либо понимают из нашего разговора. Русский язык на планете Битурт знают не многие… Разве что выходцы с Граа или Гео.

'Передавать видеопоток с глаз? А разве это возможно? — мысленно поражался я. — И все уже давно в курсе, что здесь происходит? И всё это записывается? И сообщения можно передавать посредством мыслей?!.. Да, чую, это не единственное, что потрясёт меня сегодня'.

Я редко чему удивляюсь. Меня тяжело удивить. Я привык ко многим вещам и не испытываю сильного потрясения когда вижу что-то необычное. Но вид за окном на город будущего и эти миниатюрные телефончики, не скрою, меня взяли врасплох как никогда.

— Чтобы вернуть тебя в родное время и в родной мир, нам потребуется воспроизвести тот вариант комбинации, который сегодня обрабатывался. И, насколько я понимаю, ты вернешься в то же самое время, из которого к нам попал. Секунда в секунду. Только выйдешь обратно в то помещение, из которого ты пришёл, — сказал Виктор.

'В коридор! — догадался я. — Тогда это здорово! Я не потеряю ни секунды… окажусь в коридоре, а потом выйду через главный ход. Затем окажусь дома… А дома-то чего делать?.. Можно даже не беспокоиться насчёт завтра. Словно ничего не было… Но без вещичек будущего, не разумно возвращаться. Всё-таки хочется стать хоть немного знаменитым в своём мире. Как-никак, покоритель времени! Но позволят ли эти люди мне взять чего-нибудь?… ну, так… на память'.

Мне определённо захотелось здесь остаться подольше и узнать о мире будущего лучше. И, главное… посмотреть, как это всё выглядит? Вид из окна очаровал своей красотой и строгостью линий. Технология рванула далеко вперёд и было понятно, что здесь есть такие виджеты и гаджеты, которые я никогда не увижу в своей жизни, на отмеренном мне веку. Хотелось потрогать, пощупать… полапать. Ведь, на самом деле, не каждый день со мной такое происходит! И нужно пользоваться таким мигом, такой невероятной возможностью.

Виктор предложил рассказать о планете и том городе, в котором я оказался неожиданным гостем. Я согласился. Виктор как можно кратко, чтобы не утомлять меня, рассказал о планете Битурт и об Урвальде — городе сплошных небоскрёбов.

Глава 5

Планета Битурт была открыта и основана в 2554 году земного летоисчисления. Через 6 лет жители Битурта будут праздновать 500-летие планеты. Виктор пояснил, что всего в Федерации было основано 18 планет с воздушной атмосферой по типу Земля, то есть такие планеты, которые наиболее пригодны для жизни и не требуют биозащиты, — как я понял — скафандра. Битурт оказался 8 планетой по счёту. До неё были основаны такие планеты как Граа, Преск, Альфа-Арвус и другие… Всех названий, я всё равно не запомнил.

Когда первые путешественники прибыли к белой звезде Альман, то обнаружили у звёздной системы пять орбитальных планет. Одну из них назвали Битурт в честь какого-то великого героя истории Земли, который серьёзно помог человечеству своими политическими и нравственными деяниями… В общем, этот человек, родился в 23 веке и я с ним не знаком однозначно.

Радиус планеты чуть меньше радиуса Земли. Поэтому гравитация на планете составляет всего 0,93 G. Где под 'Же' принимается гравитация Земли. То есть, гравитация планеты Битурт практически неотличима от земной.

Я решил измерить гравитацию силой притяжения своей задницы к мягкому креслу… Да. Знаете, она мне показалось чуть полегче, чем на Земле.

Битурт также изначально имел атмосферу. И счастье, что процентное содержание химических компонентов в атмосфере была близка к стандартному, известному нам, как 'чистый воздух'. Однако атмосферная оболочка планеты была мощнее Земли аж в целых в 5 раз. Поэтому для создания благоприятных условий жизни людей, излишки воздуха откачивали с планеты и распределяли среди других обитаемых планет, или тех планет, которые готовили к заселению. В общем, где наблюдался дефицит воздуха. В итоге на планете осталось чуть больше полутора атмосферного давления. За счёт этого небольшого избытка атмосферы компенсировалось малое 'Же' планеты.

Но вот воды на планете было не так много, как на Земле или других заселённых планетах. Поэтому пришлось даже доливать и выравнивать нижнеуровневый ландшафт, чтобы увеличить процентное отношение водной поверхности к суше на планете. Благо существовали в те времена такие космические транспортные корабли, которые могли переносить большие объёмы воды и воздуха.

'Это ж какие корабли должны быть по своей величине, чтобы перевозить кубические километры воды?! — я задумался. Но моя фантазия не смогла обрисовать такую махину. — Ладно. Следует как-нибудь глянуть на такие транспортные звездолёты. Надеюсь, мне хоть небольшую экскурсию тут устроят?'

День на Битурте длится примерно полтора земных дня. А местный год длится более двух с половиной земных лет. Поэтому если на Земле прошло 10 лет, то здесь пролетит всего лишь 4 года.

У Битурта 7 спутников! Но 4 из них являются астероидного происхождения, малы в размерах и имеют неправильную форму, то есть крайне далёкую от идеального шара. В ночном небе они выглядят яркими, правда, немного толстоватыми звёздочками. А три других спутника имеют размеры примерно схожие с Луной. Однако один в ночном небе кажется огромным — так как он ближе всех к планете и своими размерами на небосводе четыре раза бы перекрыл нашу Луну. Два других удалены на приличное расстояние.

Битурт — отличное место для жизни, многими факторами схожее с Землёй. Что является достаточно редким совпадением в исследованной части Вселенной. Поэтому его чуть ли не сразу посчитали пригодным для начала заселения людьми и живностью, строительства городов, освоения новых территорий. Однако, есть одна неприятная особенность планеты… — здесь очень жарко.

— Не просто жарко, — пояснил Виктор. — Пекло! Первые путешественники даже разочаровались, когда узнали, что температура поверхности в среднем нагревается до +80 градусов по Цельсию, а вода на планете пребывает преимущественно в газообразном состоянии… Этому способствовал парниковый эффект, вызванной толстым слоем атмосферы и плотными, густыми облаками покрывающими всю планету.

Более пятидесяти лет понадобилось учённым, технологам, экологам и геологам добиться того, чтобы климат на планете оказался мягким и благоприятным для жизни и деятельности людей. Когда уменьшали атмосферное давление на планете, то температура спала. Облака разрядились, и образовались водные моря. Однако этого оказалось недостаточно, так как удерживалась средняя высокая температура на планете, терпимая, но не очень комфортная для человека.

Чтобы температура стала комфортной, хотели сначала сдвинуть орбиту дальше от звезды. Но близость с соседней планетой-гигантом вынудила отказаться от этой затеи. И тогда мощными орбитальными электромагнитными ускорителями воздействовали на магнитное поля планеты, сильно изменив наклон оси вращения. От ускорения инерции вращения планеты даже сократили продолжительность дня с двух земных дней, какая была ранее, до полутора дней. За счёт этого удалось заметно расширить площадь, на которой может благоприятно существовать земная растительность. Тем не менее, на планете остались территории больших песчаных пустынь, где сохранялась сильная жара и где практически не обитает ни один человек.

Так, большими усилиями сделали планету Битурт пригодной для жизни и заселили её растениями, животными и людьми.

А город Урвальд, что распростёрся за большим окном зала, где сидели сотрудники компании Акрами-Тайста и я в качестве гостя, являлся самым большим городом в государстве Бактуриан, с числом жителей чуть меньше 200 тысяч. Но этот город не является самым крупным на планете и, оказывается, не является даже столицей Бактуриана.

Само государство Бактуриан крохотное в сравнении с соседними гигантами — Энира, Каанд и Даль. И своими габаритами не превышает 600 километров вдоль и поперёк.

Виктор показал мне на стол. Я по началу, не понял, что он хочет мне показать на чистом, ровном столе. Но вмиг на гладкой поверхности образовался светлый проем прямоугольной формы, размером в добрую половину размеров стола, из которого 'выползли' цветастые картинки. Их можно было отлично видеть. Яркие, чёткие со странными надписями. Спустя секунду я догадался, что это такое. Это карта. Скорей всего она является развёрнутой географической картой планеты Битурт. На ней отображались знакомые латинские символы, а прямо над картой, на небольшом отдалении медленно крутилось во все стороны слово 'Biturt'. На карте отчётливо был виден трёхмерный рельеф планеты. Один гигантский материк, занимавший добрую часть поверхности. Столько же или, быть может, чуть больше зеркало воды — вроде местного 'Великого океана'. Зелёные холмы и равнины, красновато-алые пустыни, тёмные, коричневые высокие горы и горные хребты тут и там усеивали поверхность материка.

Я был поражён увиденным. Как-то я видел реальное 3-хмерное лазерное шоу на одном из праздников Питера… Но это голография была куда круче и чётче, по сравнению с теми мельтешившими зелёнными бликами в пустом пространстве. Это чёткий трёхмерный голографический рисунок на гладком столе — чуть выпирал своей неровностью над поверхностью. Без мерцания или каких-либо дефектов. Выглядело вполне ралистичным. Казалось, что можно дотронуться до этих гор, потрогать влажные моря, коснуться гладкой пустыни. Лишь заметно яркая подсветка рисунка выдавала имитацию — перед глазами не настоящий макет, а всего лишь голографический рисунок.

'Офигеть… Компьютер внутри обычного стола, — прошептал я. — Как смогли так сделать? Чтобы казалось реалистичным, трёхмерным, НАСТОЯЩИМ?'

Картинка изменилась. Переливались цвета. Теперь на ней были видны границы нескольких стран, которые отображались разными цветами. Виктор пояснил мне, что это политическая карта Битурта. Я увидел большие и мелкие страны, однако Битурт не дробился на огромное множество небольших стан, как на политической карте Земли нашего века. Были всего 3–4 очень крупные по своим размерам государства. А все остальные выглядели маленькими. Всего стран было не так уж много. Мне показалось, что не больше дюжины.

Карта стала увеличиваться в одной точке, пока полностью не показала одну маленькую страну в средней части материка. Всё что выходило за голографическую рамку, отсекалось краями светлого проёма. Это был Бактуриан — над картой светилось слово 'Bakturyan'. Государство располагалось на маленьком полуострове, окружённом с трёх сторон тёмно-синими морями. По очертаниям напоминало каплю. Ярко красными флажками подсветились города Бактуриана. Их было немного — не больше десятка. На одном большом флажке я прочитал латинское слово 'Urwald'. Догадался, что это и есть город Урвальд, где я, собственно, оказался. Он стоял на левом побережье полуострова.

Карта стала увеличиваться на этом флажке, пока не отобразился весь город целиком — маленькие небоскрёбы, здания, зелёные парки, холмы в отдалении… всё примерно тоже самое, что мне удалось увидеть из окна этого зала.

Виктор пояснил, что всего в государстве Бактуриан проживает немногим больше полумиллиона людей. Значит, в Урвальде живёт больше трети населения всей страны. Однако столицей Бактуриана является город Сетнерай, рядом с противоположным побережьем полуострова. Виктор также сообщил, что я могу узнать о городе лучше, и можно будет прогуляться по его улицам, если соглашусь здесь, в этом мире, остаться подольше.

Я без лишних раздумий одобрительно кивнул.

— Вот и славно! — обрадовался Виктор. — Думаю, ты будешь удивлён нашим бытом. Тебе обязательно понравится здесь. Это чудное место! Теплая морская вода, лёгкий бриз, красивые пляжи, замечательное побережье, очаровательные улицы, приветливые люди!

— С большим любопытством хотел бы взглянуть на то… какое это — Будущее?

Виктор растянулся в улыбке. Ему понравилось, что я не нервничаю, не беспокоюсь о потраченном времени, и не тороплюсь вернуться домой. Хороший собеседник попался.

— Полагаю, что все утомились, — отметил Виктор, оглядывая зал. — Беседа была длинной… И… Да! Совсем забыл Вас накормить. Вы наверно проголодались?

— Нет, нет, — отрицал я, соблюдая традиции присутствия в гостях, чтобы хозяева не суетились излишне. — Я не так давно ел.

— Надеюсь, хоть от чашки чая не откажетесь?

— Чай? Это с удовольствием!

Виктор обратился к одному из присутствующих. Что-то начал говорить на иностранном. Я решил ещё раз взглянуть на вид из окна и покосился в сторону. Я предполагал, что сейчас начнётся суета присутствующих. Пойдут за чашками. Будут разогревать чайник и всё такое…

'Да… Хорошо бы на всё великолепие города, про которое рассказал Виктор, взглянуть разок!'

Никто не сдвинулся с места. Когда же мой взгляд вернулся к столу… я был крайне озабочен. В центре стола уже стояли 2 чашки цилиндрической формы с серебреным оттенком. И из них… шёл лёгкий пар.

— Но как?! — я не заметил, что сказал это вслух.

— Вас что-то удивляет? — спросил Виктор, поднося руку к одной из чашек.

— Как чашки так быстро здесь оказались?.. И в них что?… Чай налит?!

— Да. Чай мгновенно разливается по заказу…

— Но как чашки здесь оказались?

— Они были здесь… В столе… — пояснил Виктор.

Я так и не понял, каким местом они были воткнуты в стол и как они оттуда выпрыгнули сразу наполненные чаем. И тоже потянулся к кружке, дабы убедиться, что там действительно чай налит, причём горячий.

Когда я поднёс к себе кружку — в нос ударил аромат лёгкого чая. Необычный, надо признать, аромат. Не похожее ни на один из тех, что я когда-либо пил.

'Странный вкус, — отметил я, когда хлебнул маленький глоток. Чай оказался не таким уж горячим. Точнее, не обжигающим, как после кипятка. Он был тёплым. Приятным. — Очень странный вкус… Не дурно'.

— Это кариманса, — сказал Виктор, потом уточнил. — Чай из листьев Каримансы. Эти растения обитают на планете Альфа-Арвус. Обладают полезными свойствами — укрепляют организм. И главное, увеличивают продолжительность жизни человека.

— Что, правда?

— Те, кто пьют каримансу, живут очень долго… Хотя не единственное известное средство, укрепляющее организм и оттягивающее этап старения… Но, честно сказать, весьма эффективное. Я регулярно пью каримансу. Мне сейчас… 146 лет!

Я поразился: 'Да, и в прадеды ты мне не годишься…'

Я предполагал, что люди в будущем изобретут эликсир молодости… Но в виде чая, это выглядит весьма элегантно.

Некоторые люди, понимая, что беседа заканчивается, начали расходиться. Я ещё раз понаблюдал как 'умные' кресла поехали за своими хозяевами, стараясь от них не отстать. И через какое-то время в зале осталось не так много людей: лишь Виктор, Сифиль, Эринс и ещё пара человек.

— А вот выйти тебе на улицу так сразу не получится, — сказал вдруг Виктор.

— Почему? — я почувствовал — здесь что-то не так.

— На улице сейчас пекло — разгар дня, — пояснил Виктор. — И выйти под обжигающие лучи Альмана, нашей звезды, без должной защиты нельзя. Особенно тебе… Ты не местный… Альман жесток с новичками. Те, кто прилетают сюда с других планет им нужно обязательно пройти… элийские ванны… Элий — это специальный раствор, который впитывается в кожу человека и защищает от мощного ультрафиолета Альмана, способного причинить серьёзный вред коже. Но загар останется…

'Неужели здесь такое палящее солнце? — подумал я. — И надо от него защищаться?'

— Если выйти под лучи Альмана, — продолжал Виктор, — то не пройдёт и 10 минут как кожа почувствует сильный жар, а потом покроется волдырями от ожога. Хотя в первые минуты можно и не почувствовать, что на улице сильно жарко… К счастью, в нашем здании, есть элийские ванны. Здесь их предусмотрели для гостей компании. Я переговорю с советом, чтобы заранее побеспокоились подготовить ванны к процедуре. Сама процедура — недолгая. Но после неё нужно выдержать не менее часа, чтобы раствор хорошо впитался в кожу и начал действовать…

Виктор допил свой чай и отошёл к другому краю зала, где, должно быть, располагалась какая-то незримая аппаратура.

На меня смотрела Сифиль. Она меня уже долго разглядывала с неприкрытым любопытством, бросая весёлый, озорной взгляд своими блестящими карими глазками. Ещё с самого начала беседы. Просто смотрела и приятно улыбалась…

'Да, — подумал я, — у неё триумф. Её проект удался. Интересно, как её наградят за такой успех? Премию выдадут? Или повысят в должности?.. Она молода и красива собой, ничего не скажешь… Жаль, что таких спокойных и милых девушек в моем мире не встретишь'. Мне вспомнилась Мария. Та девушка, которая месяц назад меня покинула… Возможно, она полюбила другого… А может, и не полюбила вовсе, и никого у неё нет. Может, у неё такая натура. Даже за долгие 3 месяца знакомства, мне так и не удалось разгадать её…

— Всё готово! — выкрикнул Виктор и позвал меня к себе.

Глава 6

Элийские ванны напоминали обычный душ. Вода была прозрачная. Обычная. Ничего странного. Разве что запах воды отдавал необычным привкусом, когда я решил принюхаться. Было что-то похожее на эфирные масла. Ладно, я всё равно не разбираюсь в этом.

Уникальной была сама душевая кабина. Она была необычайно большой. Не такой, как у меня дома — полметра на полметра и в тесноте пытаешься нормально намылиться, при этом ни наклониться нормально — упираешься в бока душа, ни разогнуться — стукаешься об лейку. Здесь где-то два на два метра. На размерах очевидно не экономят. Вода струилась со всех сторон и щелей: сверху, с боков кабины и даже снизу поддавало струйками. Струйки были мелкими и едва заметными, но напор был отличным.

После того как процедура закончилась. Со всех сторон подул тёплый осушающий воздух. Мне даже не пришлось сушиться полотенцем. Да его я не замечал нигде. Это меня удивило в начале, когда я зашёл в ванную. Теперь я вышел из кабины совершенно сухим. Оделся. Прошёл в зал.

Подошёл Виктор и сказал, что пока впитывается раствор в порах моей кожи, со мной желает познакомиться совет во главе с президентом компании.

***

Люди из совета директоров оказались обычными. Не жирными и не вальяжными, как это можно было бы представить. Ходили в той же униформе, что и все остальные сотрудники компании. Тщеславием не болели, самолюбием не страдали. Какие-то отличительные особенности в них были редки и уловить онных при беглом взгляде сложно.

Никто из них не умел говорить по-русски. Поэтому общались со мной через Виктора. Интересовались где работаю, как успехи, как дела, как семья и многие другие обыденные, в целом, стандартные вопросы. Я любезно отвечал. Хотя почему-то меня начало морить. Это заметил Виктор и спросил, не хочу ли я спать. Я взглянул на свои часы…

'Чёрт, точно же, когда я уходил с работы — вечерело, а сейчас уже пол двенадцатого натикало. Это здесь солнечный летний день за окнами бродит, потому и забыл, что для меня уже начинается ночь. Организм не обманешь. Итак сегодня поднялся в семь часов с тяжёлым недосыпом'…

— Да, есть немного. В моё мире наступает ночное время, — ответил я Виктору. — Но хотелось бы ещё пару часов пободрствовать здесь. Посмотреть на город. Полюбоваться достопримечательностями… Пожалуй, я потерплю. А потом лягу спать. У вас где-нибудь можно будет остаться на ночь?..

Возвращаться домой мне не хотелось. Это было бы глупо, не разумно не прогулявшись по миру будущего возвращаться домой. Я бы с удовольствием здесь провёл сутки. Ведь вернусь же я в то же самое время, когда 'пропал'. И не потеряю ни минуты.

— Вблизи одного из корпусов компании есть своя небольшая гостиница и там можно будет расположиться. Я распоряжусь этим, — уверенно сказал Виктор. — А чтобы не чувствовать сонливость, тебе сейчас принесут квейр… Это бодрящий напиток. Как раз на пару часов хватает.

'Кофе? Или экспрессо? — раздумывал я. — Квейр… — какое-то незнакомое слово. В первый раз слышу'.

Через полминуты в зал зашёл молодой человек и поставил на стол поднос с кружкой серебристого оттенка, из которого шёл дымок пара.

'Как это так? — удивился я. — Виктор даже не отвлекался, чтобы сказать фразу кому-то… Хотя… камтик… точно! Он использовал камтик и отправил сообщение, чтобы сюда принесли квейр… Но так быстро! Удивительно оперативно. Просто поразительно!'

За время прогулок по зданию, я уже много таких удивительных вещей насмотрелся, что казалось, удивлять меня уже не чем… Однако на каждом шагу новые потрясающие изобретения постоянно бросались в глаза.

Отъезжающая стена в том зале, где собирались участники проекта Таавиа, как оказалось, открывает коридор ведущий к лифтовому холлу. Причём стена отъезжает сама, когда к ней приближаешься — как раздвижные двери в супермаркетах. Никакие кнопки нажимать не требуется. Догадаться, что стена эта необычная и является своеобразной дверью, можно было по её цвету. Я не стразу обратил внимание, что стена в отличие от других серых стен с прямолинейными узорами была белого цвета с зеленоватым обрамлением. Это потом, когда я прошёл через несколько таких стен, понял в чём их смысл — они открывают вход в другие помещения.

Дверные проёмы тоже были. Но почему-то без дверей… Хотя у некоторых была белая фактура — похожая на дверное полотно. Но как оказалось при детальном рассмотрении, это только голография. Такая дверь скрывала соседнее помещение, но когда к ней подходишь, голография вмиг растворялась… Хитро придумано, мне показалось. Получается что ни стукнуться ни прищемить палец о дверь в таком проёме не получиться.

Как выыяснилось, многое здесь сделано так, что повредить случайно что-либо себе не удастся, даже если ты сам сильно захочешь устроить себе экзотический мазохизм. Безопасность жизни рулит!

Поразили лифты. Лифтами-то назвать их можно было условно. Я привык к тому, что лифт — это кабина, которая перемещается строго по вертикальной линии. Лифты, которые были в этом здании, перемещались во всех мыслимых плоскостях. Они перевозили людей и вверх, и вниз по этажам, но также могли двигаться по самому этажу в горизонтальной плоскости по проложенным маршрутам. Это было очень необычно. И такого чуда мне не доводилось видеть ни разу.

Когда к нам со стороны подъехал стеклянный лифт, я даже забыл о том, что нахожусь на высоких этажах здания. Казалось, что такой лифт способствует перемещению только в горизонтальной плоскости. Лифт сначала поехал вбок. Добрался до лифтовой шахты и начал стремительно опускаться вниз.

Опускался он молниеносно, так как межэтажные перекрытия мельтешили перед глазами как окна проезжающей экспресс-электрички. Но я не чувствовал никакого ослабления давления при разгоне или его усиления, когда мы добрались до нужного этажа. Затем по стеклянным коридорам лифт доехал до ванн. Большая дверь лифтовой кабины отъехала в сторону. Передо мной предстал огромный на всю стену монитор необычного компьютера… Если это вообще был компьютер. Может это был простой телевизор… Или же здесь вообще нет разницы между компьютером, телевизором, магнитофоном и другой электроникой?

Монитор с трёхмерными голографическими рисунками показывал, как следует принимать эллийские ванны. На время я потерял грань между реальными вещами и трехмерной голографией, которая была так похожа на настоящее. Типа провели краткий инструктаж по технике безопасности — не пить, не глотать, не лизать. Эллий наносится только на кожу. В конце, когда монитор погас и превратился в обычную стену, с сероватым прямолинейным узором, я понял, что всё это было голографией и настоящих демонстрантов, предметов, которые стояли как будто в отдалении — их никогда не было.

Это необычное зрелище, надо сказать. В дальнейшем я встречал подобные трёхмерные мониторы на пути следования. Когда подходил к большому залу, где размещался совет компании, я прошёл через очень удивительный коридор… Когда я зашёл в это коридор, жутко перепугался. Мне показалось, что я попал в непролазные джунгли. И только бетонный узорчатый пол в виде дорожки рассекал эти джунгли на две части. Густыми рядами, по обе стороны коридора стояли пальмы, баобабы, в непролазной чаще росли папоротники и ещё множество разных растений с необычными красными цветами. Из-за сильной плотности растений и зелени трудно было разглядеть, насколько они убегают вглубь. Казалось, что нет этим джунглям конца. Наверху было небо в белых облаках. А впереди, в ста метрах, на другом конце такого 'живого' коридора был проём в стене. Там размещался зал, где меня ждало руководство компании.

Виктор пояснил, что это всё не настоящее, а трёхмерная голография, фикция или 'обманка'. Что бояться нечего. Что это полусферический коридор, все стены которого являются большим монитором.

Мне с большим трудом удалось убедить себя, что это действительно 'обманка'. Деверья и кустарники, цветы и папоротники казались такими реальными, что подойди к ним ближе — прикоснешься, почувствуешь влажную кору баобаба, который возвышается над путешественниками далеко ввысь, сорвёшь цветок и учуешь его аромат… Доносились мерные звуки джунглей, подобные я слышал в передачах про диких животных. И запах! В коридоре стоял стойкий запах джунглей!

Я шёл по коридору и пытался обнаружить изъян. Но всё выглядело очень правдоподобно. Я никак не мог поверить словам Виктора… Лишь подойдя очень близко к одной из стен коридора, я почувствовал рядом плоскость и картинка перед глазами становилась расплывчатой. Да, это 'обманка'. Я разочаровался.

***

Зал был огромным. Попивая квейр, я разглядывал его белые своды. Квейр на меня подействовал сразу, с первого глотка. Буквально за секунды пропало желание спать и легкое помутнение в глазах резко прошло.

Президента компании в этот день не было. Он был где-то далеко, в другой стране. В командировке. Но, тем не менее, он стоял почти в центре зала и тоже участвовал в беседе совета со мной… Это было его голографическое изображение, в полный рост. Он не мог выйти за пределы круга, обозначенного на полу, потому что его изображение могло частично или полностью пропасть. Видимо это был тоже 3-х мерный монитор, который проецировал человека, стоящего в другом зале, на другом конце планеты. Я не запомнил его имени, как и имён многих членов совета. Да мне и не пришлось обращаться к президенту непосредственно, так как я не знал местного языка.

Вскоре совет, удовлетворившись беседой, покинул зал, оставив нас с Виктором наедине.

Виктор рассказал, что язык, на котором общается всё население Битурта и других планет Федерации, называется Альвера. И что альверскому языку более 700 лет. Он также как и язык Эсперанто был создан на базе многих языков планеты Земля, а ныне называемой Гео. Английский язык долго время был доминирующим в мире. Но он представлял собой лицо и традиции только конкретных стран и Федерацией за основной не был принят. Поэтому филологи мира искусственно создали язык Альвера, который отражал языковые особенности многих стран и был прост в изучении…

Ещё он рассказал про историю возникновения и развития Федерации. Я с неподдельным любопытством стал слушать, присев на мягкий диванчик напротив Виктора. Тысячелетний пробел в истории меня интересовал весьма.

***

Давно, чуть ли не в древности… ну, это относительно их времени… в конце 22 века была сформирована некая Мировая Лига Наций. Это было крупнейшее объединение, в которую входили сотни стран, включая Россию и США. Лигой управлял совет. В совет, соответственно, входили избранные народом руководители стран. И среди них на 3 года выбирался лидер. Так сказать, председатель совета. Этакий властелин мира. Основная цель Лиги Наций являлось поддержание порядка, мира и согласия между всеми странами Земли. А когда люди начали основывать планеты Солнечной системы и за её пределами, на других звёздах — то поддерживался, в том числе, мир и порядок среди всех новых колоний. В 23 веке была создана Федерация. Собственно, это и была сама Мировая Лига Наций, но форма правления была изменена. Во главе Федерации был президент, который выбирался Собранием на определённый срок. Срок устанавливался чуть ли не индивидуально, в зависимости от принятого решения совета. И в Федерации была своя 'Базовая Конституция', которая действовала повсеместно — на всей территории большой Федерации. Конечно, были свои местные конституции стран, входящих в Федерацию… Но основные права человека были сформированы в 'Базовой Конституции'. Федерации подчинялись Объединенные Миротворческие Силы и войска федерации (на местном языке — PAF), которые наводили порядок в горячих точках мира и пресекали вооружённые конфликты.

Федерация как единая организация была настолько успешной, что в неё вошли все страны, которые стремились к миру и процветанию. А это почти все страны и народы! И в самом деле, за многие сотни лет не произошло таких страшных, жестоких конфликтов и войн, какие были до образования Федерации. И это нравилось всему человечеству. Так наступили 'мирные века' и расцвела эпоха 'звёздных странствий человечества'.

Люди осваивали новые колонии. Среди далёких звёзд искали планеты пригодные для жизни. Но такой планеты, которая бы на 100 % удовлетворяла жизни, как на Земле, конечно, не находили. Были планеты, которые можно сделать таковыми… И такие планеты начинали 'выращивать', или по-научному, биокультивировать… то есть делать их комфортными для жизни людей: выравнивать атмосферное давление и температуру, снабжать водными ресурсами, сажать деревья и прочую зелённую растительность, заселять животными и людьми. А те планеты, которые не обладали нужными ресурсами для комфортной жизни людей, превращали в гигантские заводы: добывающие, сырьевые, металлургические, технические, военные, фортификационные и даже тюрьмы. На таких планетах люди жили 'под куполом' и на поверхность планеты могли выходить в биозащитных костюмах, в редких случаях только в изолирующих противогазах, это когда на планете есть атмосфера из углекислого газа или газа с малым содержанием кислорода. Такие планеты принято называть — планетами-приорами.

К настоящему времени открыто более 50 тысяч планет, на которых поселились люди. Среди них 18 планет с воздушной атмосферой. Всего космических тел — планет, их спутников, астероидов, искусственных спутников, орбитальных станций и стационарных баз — на которых живут и работают люди более миллиона.

— А путешественники летали на больших космических кораблях? — поинтересовался я.

— Почему летали? Они и сейчас летают! Открывают новые планеты, новые звёздные системы, новые миры, часто уникальные… Да. Корабли очень большие. В последние годы, мне даже кажутся чересчур большими… Уже длиной в 40 километров начали строить звездолёты.

— 40 километров?! — не поверив, я переспросил.

Виктор лишь улыбнулся и кивком дал мне знать, что он не шутит:

— Вот увидишь. Если завтра будет время, я тебя свожу на орбитальную станцию… Ночью один звездолёт будет хорошо виден. Не так давно нас посетили 'возвращенцы' с далёкой звезды Бельгам. И на орбите ещё пробудут десять местных дней. Их колониальный корабль длиной… не помню точно, но не менее пяти километров… А вот транспортные корабли ещё больших размеров бывают! Некоторые транспортники достигают и 100 километров длиной и говорят ещё больше строятся гиганты.

— Как они взлетают с планет?

— А кто сказал, что они взлетают с планет? — удивился Виктор. — Их строят сразу на орбите. Они никогда не смогут приземлится на планету, тем более взлететь с неё, так же как и большой морской корабль не сможет причалить вплотную к берегу… А строят их очень долго. Несколько земных лет, в лучшем случае… Но ведь оно того стоит!

'Сотня километров! — проговорил я про себя. — Подумать только! И такие гиганты бороздят просторы вселенной?' Я вдруг вспомнил школьную астрономию: скорость света, чёрные дыры… и НЛО мне тоже припомнилось.

— А НЛО? — спросил я. — Вы их видели?

— Кого?.. Что это? НЛО?

— Неопознанный летающий объект, — пояснил я. — Ну, инопланетяне?

— Инопланетян здесь много. Я тоже инопланетянин… Ведь я родился на Граа. И здесь я для местных — истинный инопланетянин.

— Как это? — не понял я… и подумал: 'А ведь правда, слово 'иностранец' изжилось… Оно определяет жителя другой страны. А выходца с другой планеты так не зовёшь уже. 'Житель другой планеты' — слишком громоздко. 'Инопланетник' — не катит. Инопланетянин, одним словом':

— Я имею ввиду разумную жизнь на других планетах… Ну, разные формы жизни… Организованные цивилизации существ. Гуманоиды. Они встречались вам?

— Разумные? — усмехнулся Виктор, пощипывая бородку. — 'Разумные' — вряд ли… Попадались путешественникам и примитивные формы животных, если их можно назвать 'животными'. И растения на планетах всякие встречались в разных видах и проявлениях… Да, зоопарки пополнялись регулярно! Но таких 'разумных', как например, мы, ещё не встречали… Может быть они и есть! Мы, по крайне мере, находили останки былых цивилизаций на некоторых планетах… Только не показываются они нам. Да и как отличить, что есть что-то 'разумное', думающее, мыслящее как мы? Ведь на планетах много странностей попадается и необъяснимые феномены или явления бывают…

'Неужели нет НЛО, — подумал я. — И все фильмы про гуманоидов, разнообразные формы жизни — это чушь?.. Не думал, что это только безумные фантазии писак и киношников. А так хотелось верить…'

— А как люди путешествуют от одной звезды к другой?

Виктор усмехнулся, словно ему задали детский вопрос:

— Просто садятся в большие звездолёты, которые находятся на орбите… У нас они называются 'Гро'. Включают двигатель и вперёд! К звезде!

— Так просто?.. А вот в начале 21 века до ближайших планет Солнечной системы летали годами… наши космические станции.

— Ну. Тогда не изобрели ещё нормальных световых двигателей. Это сейчас корабли могут разгоняться до скорости света.

— До скорости света? И не больше? — поинтересовался я.

— Да. Свыше скорости света, считай фотонов, невозможно лететь…

— Но ведь, расстояние между звёздами — несколько световых лет!

— Между некоторыми измеряется даже десятками световых лет, а то и сотнями!.. А ты думал, что за пять минут долететь можно до ближайшей звезды? — иронизировал Виктор. — Не-ет. Это длится годами. Много раньше и сейчас десятками лет продолжаются звёздные экспедиции… Долгий полёт, рискованный вдобавок… На такое отважатся не многие.

— Мне Эринс говорил, что он летал на планету Гео… И Вы сами с другой планеты! Вы много лет провели в космосе что ли?..

— Чудной ты! — хмыкнул Виктор, — Есть же порталы! Вот через них и перемещаемся с планеты на планету, в один миг.

'Порталы… — прошептал я, — да… Только сейчас я понял, как это происходит… Почти также, как со мной произошло. Три или четыре часа назад был за рабочим столом в Питере, и вдруг в один миг переместился на тысячу лет вперёд и перепрыгнул миллиарды, стало быть, километров пространства… Так просто… и так незаметно', - я поразился верной мысли.

Глава 7

— Вы что?! Очумели?!!

Я вздрогнул от неожиданности.

Прокричали где-то совсем рядом. Голос, похоже, разбудил всех в полутёмном помещении. Старухи испуганно перекрестились и смотрели в мою сторону… Нет, не на меня. Чуть в бок… Спавшие на разбитых сидушках дети вскочили, торопливо прислонились к спинкам, сверкая в темноте белками маленьких любопытных глаз. За ними на втором ряде сидушек поднялась мать, посмотреть что случилось. Потрёпанные, в грязи и саже волосы скомкались у неё набок. Многие лежавшие рядом тоже повернули голову в мою сторону. Я увидел, как на их перепачканных пылью лицах, в глазах, загорались еле заметными огоньками переполняющий ужас и страх.

Мне стало не по себе. Не хотелось верить, что это пришли за мной…

Нервный свет фонарей метался где-то рядом, ослепляя лежавших людей напротив меня. Мне тоже досталось яркой вспышкой мощного фонаря, как попытался глянуть боком, что происходит. Я прикрыл ослеплённый глаз, пытаясь рассмотреть обстановку вторым.

'Прямо как Альман!' — вспомнил я… и затаился.

Голос за спиной чуть потише прокричал:

— Я не пойду с Вами!

— Пойдёшь! — отозвался другой голос, более молодой, но суровый. — Ещё как пойдёшь…

Послышалось, как кого-то схватили, резко отдёрнув за руки от щитка, и грубо поволокли за собой. Тот, сопротивляясь, кричал что-то не членораздельное, а потом замычал. Ему прикрыли рот. Яростно скрипели об пол кирзовые сапоги. Осыпанная штукатурка и камушки, разбросанные везде по полу вокзала, от отчаянных ударов ногами человека, которого волокли по грязному полу, начали бренчать по углам и металлическим прутьям, листам, которые кучками лежали возле плинтусов.

Голоса и звуки затихали. По отдалённому скрипу можно было определить, что человека уже тащили где-то далеко за пределами зала ожидания. И скорей всего уже выводят на улицу… Что его ждёт там? на улице? — Мне не хотелось об этом думать. И… было жутко страшновато повернуть голову и посмотреть в ту сторону. Страшно за себя…

Я перевёл дух: 'Это не за мной… А может… просто повезло? Не заметили?.. Но то, что это были военные, сомнений не было. Кто бы ещё отважился, вот так взять, силой вырвать человека из убежища и тащить его, как свинью на убой?.. Что же его ждёт? — подумал я. — Нет, нет. Прочь такие мысли!'

По углам помещения на самодельных подставках горели свечки, тускло освещая мрачный зал небольшого вокзала. Свет от них был примерно такой же, как от луны отблеск… Но этого хватало чтобы рассмотреть присутствующих, которые томительно ждали рассвета. В помещении было человек 60, если не больше. Помещение вроде бы и не маленькое, но с трудом умещает в себе всех обитателей. В центре несколькими кривыми рядами стоят разломанные сидушки. Свободных мест на сидушках нет. Почти у всех полупластмассовых-полуметаллических сидений зала ожидания не было боковушек для рук. Их с корнем выдрали. Они мешали прилечь людям. У некоторых сидушек не было спинки. Отломанные вместе с боковушками они аккуратной кучкой были сложены в углах. На сиденьях кучно лежали люди, зябло укрываясь от ночного холода куртками и плащами. Остальные же, их было гораздо больше, лежали прямо на полу. Кто-то раздобыл пальто или даже одеяло и прилёг на нёго. Кому-то приходилось лежать на осыпанной крошками и битым стеклом холодной керамике, подложив под себя пачки газет или деревянную доску.

Соседи, лежавшие рядом, суетливо отвернулись и старались не шевелиться. Старухи, которые сидели скрестив руки, по правую сторону от меня, что-то пробормотали. Из их слов я только уловил: 'Батюшки, утащили несчастного, вояки… Пытать будут… допрашивать… или спишут как врага сразу же'…

Женщина пригрозила детям не смотреть в ту точку, куда уволокли беднягу. Те недовольно, но покорно-боязливо отвернулись на противоположный бок и затихли.

Я полулежал, опершись спиной на ржавый щиток киоска, стоявшего торцом к проходу. Подо мной были расстелен рваный ватник вперемешку с тёмно-влажным хламьём, являющимся когда-то спальным набором. Бок моей 'постели' промочился от лужи ранее прошедшего дождя. Было неудобно. Но я и не торопился заснуть… Я мог дождаться рассвета в полудрёме.

За разбитыми окнами отдалённо грохотали залпы мощных орудий. Высоко в небе свистели пули, не громко, но пугающе, зловеще. Их светлые трассирующие следы можно было отчётливо видеть в раскалённом от буро-красного свечения небе…

Было страшно всем. Тревога о бомбардировке с воздуха могла быть объявлена в любую минуту. Да и кто мог дать гарантию, что не залетит в город шальной вражеский снаряд и не упадёт прямо на вокзал, похоронив под своими сводами сотни людей… вместе со мной…

Воспоминания казались привидевшимся сном. Я даже вспомнил, что позволил себе на секунду заснуть… И чуть было не погрузился в глубокую дрёму. Только крик несчастного меня вернул к реальности.

'Нет, нельзя спать! Вдруг патруль… Обыщут меня… Поведут… Нет. Поволокут!' — страх затаился в моих мыслях, будоража внутренности. По ногам пробежалась неприятная долгоиграющая дрожь.

'Холод, наверное… — подумал я, но погодя признался: — Нет. Боюсь… Как трус боюсь, что не переживу этой ночи… Страшно мне, вот что'.

Воспоминания о первом дне, когда я попал на Битурт, вернулись ко мне. Всё это время, когда я был в полудрёме, я вспоминал тот день… Вспомнил я и ту Дверь… Всё вспомнил, почти все мелочи. Всё хорошо помню. Потому что изменило мою жизнь… скучную, обыденную, никчёмную мою жизнь… Раз и навсегда!

'А было ли это всё? — я задал вдруг себе спорный вопрос. — Было ли это наяву, или мне всё приснилось?.. только что? Могло ли быть реальным?'

Я медленно огляделся… 'А как же! Ведь я здесь… В будущем… Не в лучшем его варианте. Но я здесь, а это значит, что я был и на Битурте, и в прекрасном городе Урвальде, который рай по сравнению с этим страшным местом!.. И рай был всего в двух шагах от меня…' — мне захотелось плакать. Но слёзы почему-то не текли. По телу пробежалась очередная дрожь… То был точно страх…

Камтик в моём ухе передал информацию, что записал последние воспоминания, которые мне грезились в полудрёме.

'Это хорошо, — подумал я. — Тёплые воспоминания… Не надо думать о конце. Не надо думать, что скоро… всего этого не станет… Что, может быть, с рассветными лучами в город войдут натовцы и начнётся битва, последняя битва за выживание. Битва не на жизнь — на смерть… Но скорей всего, меня расстреляют раньше, свои же, кто предал, кто посчитал предательство — залогом спасения. Ведь, если ты не с ними… ты должен умереть!.. Должен умереть… — повторил я про себя последнюю фразу. — Должен. Обязан. Каково это?.. выбирать между смертью и предательством?.. Что лучше? Смерть?… Виктор мне говорил, что Смерть бывает долгожданной, особенно когда живёшь больше трёх веков. Жизнь за это время сама надоедает… Неужели за три века жизнь может надоесть?… Нет!.. Мне всего лишь 28 и я хочу… хочу жить!.. И буду бороться за право жить!.. Я возьму в руки оружие, а повезёт — и пулемёт крепко схвачу — буду крушить полчища врагов и их машины смерти, дробящие кости людей под своей тяжестью и перемалывающие судьбы миллионов! Был бы пулемёт, конечно… Ни за что! Я не пойду на их сторону! И не встану против своих же людей… родных, русских. Я не буду прятаться под плитами разрушенных домов, как жалкая скулящая крыса! Я буду сопротивляться до последнего. Не сдамся живым! Пусть моё тело изрешетят пули их оружий… Пусть… Но я не сдамся… Потому что у меня нет другого выхода…'

Это меня мгновенно расстроило — дикой болью пронзило в голове, да и в руке отразилось. Мне хотелось выть от гнева. Потому что выхода действительно не было… Не было той Двери…

Глава 8

Этот город прекрасен!

Я сидел в машине и смотрел на вздымающиеся далеко ввысь небоскрёбы Урвальда. Зеркальные окна зданий отражали слепящие лучи Альмана и части белых облаков, покрывших полнеба. Вдоль улицы, по которой мы мчались с умопомрачительной скоростью, шёл плотный поток автомобилей. Они были белесые, серебристые, синеватые и почти каждая блестела в лучах местной звезды как полированный металл. Формы машин были причудливыми. Уловить чего-то похожего с автомобилями 21 века было невозможно. Необычный мягкий дизайн; прямые, гладкие линии рассекали автомобили на идеальные полосы. Блестели тонированные стёкла. В машинах, по аналогии со старинными раритетами, было два ряда сидений. Первый ряд имел 2 места — для 'водителя' и пассажира, а второй ряд имел то 2–3, а то и 4 кресла для пассажиров. В некоторых машинах второй ряд отсутствовал вообще. Два места впереди и всё. Помниться, такие же встречаются у нас. У всех машин не было колёс. Между кузовом и зеркальной поверхностью асфальта дороги был бесколёсный просвет примерно в 30 см. Машины, как бы, 'парили' над дорогой. Причём это 'парение' было настолько мягким и гладким, что, если закрыть глаза, то движение было едва уловимым.

Водитель практически не управлял машиной. Машина сама, знала куда ехать. Она останавливалась на перекрёстках, обгоняла медленноидущие машины. 'Водитель', если его можно было так назвать, просто следил за дорогой. Так подумать, управлять мог бы даже я.

Погода на улице была замечательной! Сильный жар не чувствовался. Может от того, что в машине работал невидимый кондиционер, который поддерживал оптимальную температуру и влажность воздуха салона. А может, погода была не такой уж жаркой, как мне представлялось. Но яркость местной звезды меня не оставило равнодушным…

Когда я вышел на улицу из главного корпуса Акрами-Тайста вместе с Виктором, звезда Альман была скрыта за облаками. Наверное, только поэтому я не ослеп при взгляде на облако, за которым скрылся Альман. Но даже этого яркого света хватило, чтобы мгновенно прищуриться и прикрыть глаза рукой. Какой яркий свет! Настолько яркий, что Солнце здесь серьёзно пасует.

Я почти минуту приходил в себя. Виктор повторял, что смотреть на звезду нельзя и мне очень повезло, что Альман сейчас оказался за облаком, иначе бы наступило ослепление. Он мне дал солнцезащитные тёмные очки, или правильней их назвать альманазищтные или… звезднозащитные, так как не от солнца они защищают? Я поспешно их одел. Они были механизированы, сами настраивали яркость по мере освещения. Когда Альман вышел из-за облака, они заметно потемнели. Но даже в них было непривычно светло. Непривычно, потому что хмурая питерская погода, длившаяся неделю, дала о себе знать.

Звезда Альман, как это ни удивительно, была раза в два меньше диаметром, если сравнивать с Солнцем. Но по яркости она была в несколько раз мощнее нашего родного жёлтого солнышка. Это объяснялось тем, что Альман — белая звезда на границе спектра с голубыми звёздами. А это значит, согласно курсу астрономии, на его поверхности просто умопомрачительное пекло!

После этого мы сразу же сели в автомобиль, который здесь называется просто 'мобиль'. Я их понимаю. Называть всё, включая мебель, через приставку 'авто' уже не так увлекательно, как представлялось раньше. Подумайте только: 'автокресло', 'автостол', 'автостена', 'автодверь' и наконец 'автоочки' — звучит пафосно и безвкусно. Оно и понятно, тут всё автоматизировано, что имеет твёрдую поверхность, а может быть и не только твёрдую поверхность. Я ещё не знаю, успели ли автоматизировать воздух и воду? И возможно ли это?

Когда я проезжал по улицам, Виктор мне многое рассказал об автоматизации. Оказывается, в городе всё автоматизировано. Тротуары? Но я уже успел заметить, что они двигаются, и люди, которые стоят на тротуарах не перебирают ногами, как жители мегаполисов 20 и 21 веков, а тротуар их сам везёт. Не быстро, но везёт куда надо. И есть определённые полосы тротуара с соответствующей разметкой — один направляет в одну сторону, другой — в противоположную. Технологию, как на перекрёстках тротуары умудряются пересекаться и при этом не сбивать курса движения людей, я не понял. Для меня это показалось чудом. Окна зданий? Они, как и солнцезащитные очки — автоматизированы, — и постоянно регулируют яркость, чтобы внутри помещения всегда поддерживалась заданная освещённость, не больше и не меньше. Если надо, ночью они будут светить как днём… Наверное поэтому все потолки помещений без привычных ламп. Стены зданий? Но про них уже шла речь — могут двигаться, пропускать людей, пешеходов. Так же мобили и другие автоматизированные передвигающиеся средства. И могут (внимание!) менять свою окраску или даже фактуру! Все стены помещений, хоть наружные стены зданий это умеют делать — они как будто большие мониторы. Сейчас все стены зданий зеркально-белы как и окна. Это для равномерного рассеивания тепла и света на улице. Дороги? Тоже автоматизированы! Меняют свою фактуру, цвет и управляют движением мобилей. Деревья? А вот про деревья не знаю. Но есть у меня подозрение, что и до них техника дошла. Потому что на некоторых кронах деревьях наблюдаются разные металлизированные устройства. Не знаю зачем, но они есть и почти на каждом дереве…

В общем, автоматизированный абсурд. Всё автоматизировано, что под руку попадётся. Для меня это крайне непривычно, и кажется излишеством. Я начал высчитывать, во сколько это всё могло обойтись налогоплательщикам, сколько миллионов затрачено. И вдруг вспоминаю, что здесь это может стоить копейки, и автоматизация стены по затратам может оказаться столько же, сколько в нашем мире стоит покраска такой стены одним маляром. Не мне судить об этом.

Мы проехали, как мне показалось, весь город. Мобиль остановился. Я потянулся к ручке, чтобы открыть дверь. Но она, словно скромная девица, предчувствуя, что к ней тянутся мои похотливые пальчики, сама отдалилась наружу, и я схватил только внешний воздух улицы, а не ручку двери, которой, кстати, не было. Я и Виктор вышли из мобиля.

Чёрт, не могу привыкнуть к этой автоматизации! Оказавшись на тротуаре улицы, всё начало двигаться, мобиль потихоньку отдалялся от нас. Автотротуар повёз меня к побережью моря.

Морской воздух был необычный. Отчётливо пахло морским побережьем. Но непривычным запахом. Словно воздух заряжен ионами после грозы. Странно. Пахло также травой и деревьями. Пахло природой.

— Мы на морском берегу, — констатировал Виктор. — Я думаю, что это прекрасное место для обеда… То есть для твоего ужина… перед сном. И город с этой точки обзора хорошо виден и окружающая природа тоже.

— Согласен, — ответил я, осматривая достопримечательности.

Их было очень много. Ввысь били множество фонтанов, только не так как у нас, снизу вверх — строго вертикально, а почему-то по спирали, нарушая все ведомые законы физики, в частности гравитацию. Как получается загнать струю воды по спирали? Это что-то уникальное! Росла ярко-зелённая трава одинаковым ростом, как на подбор, и деревья с огромными листьями и желтыми большими цветами по бокам тротуара, с чётко выдержанным шагом. Это был сквер или парк. Или просто зеленый уголок. Не поймёшь.

Были люди. Но шли где-то вдалеке и их лица было невозможно рассмотреть. Вдали просматривались небоскрёбы Урвальда, а перед ними стеклянные или белые какие-то фигуры, наверное это статуи или памятники.

— Спираль создаётся за счёт направленных гравитационных полей, — пояснил Виктор.

— Удивительно, — отозвался я, — до чего техника дошла.

И тут я понял, что тротуар вовсе не движется. А почему-то я двигаюсь по нему скользя обувью о гладкую поверхность, как по льду. Для меня это было настолько внезапным открытием, что я сразу поспешил спрыгнуть на траву, пытаясь понять логику, прежде чем случилось бы что-нибудь непоправимое.

— Не пугайся. Это тоже направленное гравитационное поле, которое передвигает твои подошвы обуви по тротуару, — поспешил объяснить Виктор и протянул руку, давая понять, что это нормальное явление и ему можно доверять.

'Никогда не смогу я к этому привыкнуть! Здесь всё чуждо, хоть и удобно' — зафиксировал я в мыслях и вернулся на тротуар. Он сразу подхватил мои подошвы обуви и повёз дальше.

***

Вскоре мы прибыли в кафе, если поездку на тротуаре можно было назвать 'поездкой'. Кафе находилось на самом берегу зеленовато-серого моря. Штиль. Поэтому волн на побережье не наблюдалось. Береговая линия была обрамлена двух- или трёхметровым наклонным обрывом из белых, блестящих, похожих на мрамор, плит. Кафе располагалось под открытым небом. Было небольшим. На площадке кафе располагалось около дюжины столиков разных форм. В основном все столики были круглые. Встречались и квадратные, и треугольные столики. В кафе не было посетителей, как не было видно и хозяев. Поэтому с Виктором мы были совершенно одни. Возможно, это не случайно и кафе было заранее зарезервировано для нас. Стульев не было вообще. И я не понимал, как мы сядем за столик. Или может быть сейчас в традиции обедать стоя?

Как только мы подошли к ближайшему у берега столику из-под него выпрыгнули две сидушки, раскладываясь на лету. Виктор уселся за один из них. Сидушка всё время находилась в полёте и не имела никаких опор, привычных ножек. Парящая такая сидушка. Я уселся за вторую. Ожидал, что под моим весом она опустится к земле. Но, небольших размеров сидушка, с лёгкостью подхватила мой вес и зафиксировала своё положение в воздухе.

'Да уж… Ну, и направленное гравитационное поле! Какое мощное, однако! Какие чудеса техники мне ещё предстоит увидеть? Наверное, осталось только порталы посмотреть'.

Я ошибался. Когда Виктор сделал заказ, а, по всей видимости, он это сделал через камтик, из гладкой поверхности стола, отливающейся белым металлом под прямыми лучами Альмана, выросли фрукты: вполне обычные яблоки, виноград, сливы и персики. Были также папайя, манго и прочая экзотика, которая встречается на земле, а может быть и не только на земле. Я начал догадываться, что в стол вмонтирован транспортный конвейер, чтобы доставлять заказ. Поражает, конечно, скорость доставки и способ. Это вам не обычное питерское кафе, где сидишь и куришь…

Со стороны такое действо напоминает скатерть-самобранку: сказал 'кушать хочу' — она и подает трапезу прямо на стол.

— Здесь в центре стола действует прочностное поле, — начал пояснять Виктор. — То есть в центре стола фактически пустота, но мы этого не видим, и даже не можем ощутить. Поэтому такие фокусы происходят, когда заказ появляется или как бы 'вырастает' из стола. Это обычное явление и мировая практика работы кафе. Меньше всего уходит времени на доставку…

— Трудно себе представить работу такого механизма… Вот у нас в кафе заказы приносят официанты. И счёт тоже они приносят. Разве что уносят с собой грязную посуду и чаевые.

— Другие времена, другие принципы…

Мне стоит с ним согласиться. Здесь я — древний человек. Практически неандерталец этого времени. Мир тридцать первого века ушёл далеко вперёд, не останавливаясь в своём развитии. Всё сделано для безопасности и комфорта людей. Всё работает НА людей и ДЛЯ людей…

Примерно полчаса мы ещё поболтали о новых веяниях техники и технологии мира будущего. Виктор по моей просьбе рассказал, как достигают космические звездолёты предельной скорости света. Но из его объяснений, я мало что понял и в итоге пожалел о потерянном времени. Ещё он рассказал о том, что население Федерации составляет более 12 миллиардов и практически всё население сосредоточено возле планеты Гео солнечной системы и ближайших освоенных планет — так называемый Центральный сектор. Что великих войн не было уже практически сто двадцать лет. Иногда вспыхивают локальные конфликты, главным образом из-за планет богатых различными ресурсами. Но быстро гаснут. Объединённые миротворческие силы, в народе — PAF, достаточно умело сводят такие конфликты на нет. Ещё бывают межэтнические конфликты между различными расами людей…

Как бы это не казалось удивительным, но привычных рас: белые, чёрные, краснокожие и узкоглазо-желтолицые практически не осталось. Все расы в более или менее степени интегрировались (или ассимилировались, как это правильней) к европеоидной расе. Но ещё с 23 века люди начали разделяться на новые расы. Тех, кто обитал на Земле, а ныне она зовется Гео, начали называть померянами. Почему именно померянами, никто не может сказать. Есть предположение, что назвали в честь одноимённого вымершего польского народа в 22 веке. И нынешние померяне повторяют судьбу своих предшественников. Тех, кто обитал на искусственных спутниках, планетах со слабой гравитацией или просто жил всё время в космосе, начали называть спейсменами. Из-за слабой гравитации в космосе спейсмены плохо себя чувствовали на Земле. Обычное земное притяжение придавало большýю нагрузку, от этого происходило перенапряжение мышц и самочувствие резко падало. Однако померяне неуютно себя чувствовали в космосе и весьма неуклюже передвигались или работали в отличие от спейсменов. К легкой гравитации (а тогда серьёзно экономили на гравитации) ещё нужно было привыкнуть. В последующие столетия спейсмены разделились на так называемую расу 'ультра', расу альверцев и биомеханизированую расу спецов. Ультра занимались исключительно разработкой новейших технологий и обжития космоса как своего родного дома. Жизнь на планете или даже на спутнике планеты они не воспринимали и иногда даже её побаивались. Это были дети космических путешественников, которые создали свою расу, свою культуру и традиции, и в любой момент готовы к путешествию в космосе, двигаясь от звезды к звезде всю жизнь, начиная с пеленок и заканчивая в гробу, выпущенным из звездолёта в открытый космос.

Раса альверцев (от приоритетного в использовании официального языка Федерации — альвера) — есть дети Федерации, которые организуют колонии на просторах вселенной, распространяя везде человеческую культуру, быт, традиции и самого человека. Да они чем-то схожи с померянами, но в отличие от них не живут на одном месте и как ультра находятся в постоянном движении… Есть ещё отличия альверцев от померян, но Виктор, не стал перечислять их все — для экономии времени. Многие представители этой планеты являются альверцами.

Малочисленная раса биомеханизированных людей живёт своими одинокими мирками во вселенной, как отшельники. Человечество сотни лет назад добилось высот генной и механической инженерии, и смогло скрестить человека с компьютерами и техникой. В итоге получилось новое поколение, как ранее считали, людей, которых можно называть сверхлюдьми, потому что они мыслили быстрее всех, были сильнее всех и оказались отличными стратегами. Они менее зависят от погодных условий, от постоянной потребности в пище и даже в кислороде. Им не нужно отдыхать и они способны самовосстанавливаться. Да. Они стали вытеснять обычных людей. Потому что правительство в них видело больше пользы, чем в примитивном организме — человеке. Из-за этого разгорелся долгий конфликт, который не угас до сих пор окончательно. Объединившись, люди смогли дать отпор механизированным гуманоидам, называвшихся сверхлюдьми. Да и серьёзный минус у них нашёлся — у них не было веры, не было стремления к достижению целей, и не было чувств. Это были безчувственные, а порой жестокие, 'машины'. Они были внешне и люди, и в то же время нелюди. Неэмоциональные, безхарактерые, фактически роботы в человеческой оболочке. Им оставался один удел — выполнять спецназначения. Спецназ, спецвоины, стратеги и другие суперпрофессионалы — это всё 'спецы', так их окрестили люди.

Виктор, как он признался, является истинным померянином. В принципе, все кто когда-то родился на Земле или произошёл от землян, автоматически являются померянами. Получается, что и я тоже являюсь померянином, или по крайне мере предком померян.

В целом, беседа оказалась плодотворной. И история возникновения новых рас меня серьезно заинтересовала. Но все детали я хотел выяснить уже по ходу дела, потом. Было заметно, что Виктор, хоть и прирождённый собеседник, но постоянно рассказывать и пояснять — утомительное дело и хотелось бы какой-нибудь передышки… Да и меня начало морить в сон. Действие бодрящего энергетического напитка, как он там называется, квейр что ли, подходило к концу. Время на часах мобильника, который теперь стал выполнять практически единственную функцию часов, уже перевалило за второй час ночи. Да и жара на улице, ощущаемая всем телом и тёплой одеждой, благоприятно клонило ко сну.

Я так и не дождался горячего. Виктор заказал только фрукты. Возможно такого понятия как 'горячее' уже нет в этом мире. Может Виктор побоялся, что я не правильно пойму местную кухню и заказал обыденное блюдо из фруктов. Я отведал фрукты, которые мне были знакомы по своей форме и содержанию. Экзотические фрукты, которые никогда ранее не ел, я не стал пробовать, чтобы ненароком не вызвать приступы диареи. Не знаю ещё как устроен здесь туалет и насколько он автоматизирован. Да и желание узнать это пока отсутствует.

Мы вернулись к машине. Несмотря на то, что тротуар вёз меня к мобилю, я по привычке начал перебирать ноги, от этого казалось, что я бегу по парку. Виктор не удивился и сделал тоже самое. Сели в машину и поехали обратной дорогой в один из корпусов комплекса небоскрёбов компании Акрами-Тайста.

***

'Ничего себе гостиница!' — первое что мне пришло в мысль, когда я увидел высокий корпус здания примыкающего к одному из корпусов компании. В нём было порядка 40 этажей или того больше. У входа нас встречал Эринс. Наверное, он хлопотал всё это время насчёт гостиницы. В вестибюле Виктор сказал, что в гостинице 82 номера, по 2 номера на этаже. Показал трёхмерный план гостиницы и предложил выбрать себе номер из пустующих. Те, что были подсвечены красным, были заняты, а те, что были зелёным — свободны. Вполне логично, отметил про себя и выбрал номер, что был на верхних этажах здания. Знаете, люблю смотреть на город с высоты. Выбранный номер моментально изменил цвет на ярко красный. Вот так мне оперативно заняли номер.

Держа куртку под мышкой, а с ней почти всё время не расставался, я почувствовал, что она в прохладе вестибюля запотела и от этого стала немного влажной. Да, на этой жаркой планете куртки, шубы и дублёнки — вещь явно экзотическая. А в нашей России — вещь обыденная.

Мы поднялись на верхний этаж. Достаточно быстро, я даже не успел толком оглядеть город из прозрачного лифта, и вышли в светлый холл этажа. День был в разгаре. Я вдруг почувствовал, что за тот час, что я пробыл на улице, моя кожа стала очень чувствительно реагировать на лёгкую прохладу помещений, так же как и куртка стала покрываться потом. Где-то работали невидимые кондиционеры. Руки покраснели. Странно, что на улице я так не потел. Наверное, пот, от сухого раскалённого воздуха сразу превращался в пар и улетучивался. Но сейчас перепад температур заметно ощущался. Покраснение открытых участков тела на утро и последующий загар, видимо, мне обеспечен. Интересно, насколько будут удивлены коллеги в компании Квадрант, когда в пятницу меня увидят на рабочем месте загорелым, словно только что прилетел с жаркого курорта южной страны, когда в ещё четверг я был бледен как поганка?

Я усмехнулся. Это обещает быть интересным…

Как и везде, вход в номер гостиницы был 'замурован' в стену с зелённым обрамлением. Теперь я начал отличать такие двери и быстро находить их в стенах. Номер, как я и предполагал, оказался необычным.

'А хоромы то у вас тесноватые' — мне вдруг от чего-то вспомнилось высказывание царя Иоана, когда он увидел обычную московскую квартиру инженера в фильме про Ивана Васильевича. Возможно, потому что здесь была абсолютная противоположность. Ещё в вестибюле я был слегка удивлён, что на одном этаже размещаются только два гостиничных номера. От этого сложилось впечатление, что номер, скорей всего, должен быть немаленький. Но когда я увидел свой номер, я подумал, что называть гостиничный номер просто банальным словом 'номер', было бы нелогично, а вполне оправдывало название, например, такое как 'апартаменты', или 'пентхаус', хотя я такие вещи в лицо не видел, но звучит, созвучно увиденному.

В 'номере' была очень большая прихожая, от которой расходились коридоры в разные комнаты. Виктор провёл небольшую экскурсию, которая заняла, конечно, не одну минуту, показал мне, что где есть. Гостиная для гостей, а не как у нас: для телика, одного дивана и выполняющую функции столовой и спальни одновременно, размещалась недалеко от прихожей. Размерами была примерно с небольшой зал. Окно в гостиной было почти на всю стену и дугой выпирало на улицу. За окном красовались зеркальные небоскрёбы и между просветами мелькала зелёновато-серая полоса моря. Гораздо ниже пролегала широкая магистраль, по которой непрерывно мчались мобили. Я вспомнил, что окно в лаборатории выходит на противоположную сторону — поэтому я и не увидел моря. А здесь, можно любоваться морем и достаточно футуристическим и красивым пейзажем из окна. Столовая оказалась с левого бока от гостиной. Там был прямоугольный стол, где можно было, как в кафе заказать еду для завтрака, обеда или ужина. Но заказы осуществляются, как правило, через камтик или через специальную сенсорную панель полностью на альверском языке — для тех несчастных, у кого нет белого камушка в ухе. Я понял, что завтрак отменяется. Уж по крайне мере у меня может не хватить ума подобрать для себя что-то съедобное. Виктор показал специальную комнату для отдыха. Там были много мягких кресел и большой диван с полками, похожие на книжные, но без книг. Были также комнаты для спорта, спортивные принадлежности я изначально счёл за медицинскую технику, (что-то похожее я видел в больнице), комнаты для работы и для мыслей. Смысл комнаты для мыслей, я абсолютно не понял. И Виктор не утруждал себя в объяснениях, для столь недалёкого человека как я. Сказал, что это нужно. Вот и всё. На мой взгляд, обстановка этой комнаты реально благоприятствовала рождению музы или вдохновения. И ещё отметил, что все эти комнаты в нашем времени замещает одна гостиная.

Все комнаты, стены и мебель были светлых тонов, что повышало настроение, успокаивало и препятствовало появлению расстройства или стресса. Виктор также показал спальни. Их было несколько, почему-то. Возможно, номер рассчитан на семью. Я об этом только сейчас подумал. Но мне жизненно важно было узнать, где находиться санузел и что из себя представляет туалет. А то, может возникнуть очень деликатная и весьма неприятная для меня ситуация, что просто не смогу найти, а тем более узнать его… Как сказать, как намекнуть об этом Виктору? — я не знал. Возможно, что в этом чистом и светлом мире о таком не говорят вслух воспитанные люди и это сравнимо с бранью или матом.

— А где здесь душ? — вдруг я нашёл промежуточное решение.

— Эллийские ванны?

— Ну, не обязательно. Чтобы помыться… Чистым быть…

— Ах, да! — словно вспомнив об особенностях жизни неандертальцев, Виктор обвёл взглядом мой номер. — Вообще душ или туалет, как вы раньше называли такие вещи, здесь можно принять в любом месте…

— То есть?… — не понял я и начал думать, чтобы это значило.

— Вызываешь… — начал было Виктор, и поправился. — Да. У тебя же нет камтика. Я всё забываю. Не привычно видеть человека без драйвера… В общем, суть процедуры такая. Вызываешь, через камтик, устройство для очистки организма…

'Ух ты! Устройство для очистки организма! Как хитро придумано. И вроде подразумевается и наружная очистка и внутренняя, ну там переработки пищи, шлаки всякие выводить'.

Виктор замялся. Не знал, как это продемонстрировать, то ли на себе, то ли на Эринсе, который стоял неподалёку… Через какое-то мгновение из пола помещения выдвинулся странный белый ящик, размером метр на метр и приблизился к нам.

— Это называется Онтек, — проинструктировал Виктор, — что-то вроде, мобильного душа и туалета… Показывать, как оно работает я не буду. Теоретически, можно догадаться самому…

Виктор понажимал сенсорные кнопки на панели устройства. Ящик раскрылся и показалась штучка, очень напоминающая крышку от унитаза.

— Да, пожалуй, я дальше сам разберусь.

— Здесь в номере есть и обычная ванна, — вспомнил Виктор и провёл меня в другое помещение.

Действительно ванна. Отдалённо напоминает — посмотрел я на небольшой бассейн заполненный водой, и понял, что, в принципе, не пропаду…

Глава 9

А всё неплохо начинается!

Я вдруг подумал, что жить в этом чуждом для меня мире я смогу. И смогу привыкнуть ко всем метаморфозам жизни человека будущего. Привыкну к новой культуре, где нет официантов, где есть куча автоматизированных приборов, а точнее нет неавтоматизированных приборов, и которые умны как люди и мобильны как вертолёты, где всё приобрело большие размеры и масштабы, что можно заблудиться даже с картой, где человек использует драйверы для общения с миром, с друзьями, как принтер при подключении к компьютеру, и без них жить не может; где люди разделились на необычные расы… И, главное, где есть мир и спокойствие, развитие и процветание. Это мир светлого будущего… Здесь комфортно жить. Ведь этот мир и создавался для комфорта.

Связь с моим миром потеряна. Но Виктор не раз говорил, восстановить связь — это возможно. Над этим они сейчас занимаются в лаборатории, ищут ту комбинацию частот, которая связала два мира через простую дверь. Дело времени. Прошла почти сотня комбинаций, пока они остановили процедуру соединений. И сейчас проверяют все комбинации в обратном порядке. А так как датчики не способны зафиксировать появление другого мира, то проверяют вручную. Это, конечно, получается дольше.

Почему-то меня очень сильно морило, и хотелось лечь спать. Обычно я ложусь в одиннадцать или двенадцать, но в особые дни, например, в Новый год, могу бодрствовать хоть до утра. Возможно, сказывается жара и усталость от прошедшего рабочего дня и всех приключений, случившихся в этом мире. Я получил много информации за сегодня, а это тоже утомляет. И как бы я ни боролся с надвигающимся сном, но прикорнуть хоть на час другой очень хотелось.

Перед уходом Виктор дал мне камтик. Не свой, конечно. Новый. Сказал, что без него в этом мире очень тяжело. Он был настолько мелкий, что я не чувствовал его веса на ладони и казалось, что стоит мне чихнуть или подуть, как он слетит с ладони и закатится куда-нибудь, пропадёт. Его надо было положить в левое ухо, но не пихать. Что я и сделал. Неожиданно, камтик ожил, и я с ужасом подумал, что спутал с каким-нибудь насекомым, потому что он начал двигаться в ухе, поворачиваться, перебирать своими малюсенькими ножками и располагаться ближе к слуховому отверстию, как живой. Я инстинктивно поднёс руку к уху и хотел пальцами вытащить этого клопа. Но Виктор вовремя меня остановил и сказал, что он сейчас расположится как надо и успокоится. При необходимости ему можно будет приказать, чтобы он самостоятельно выбрался из уха. Действительно, через пару секунд он перестал двигаться и шевелиться, и уселся так, что выпасть случайно уже не мог. От этого напряжение не спало и у меня ещё долго пальцы чесались, чтобы вытащить этого микроробота, как в детстве 'хрюшек' вытаскивал мизинцем, пока он не залез куда-нибудь глубже.

— Он теперь будет адоптироваться к тебе. И тебя будет адоптировать к окружающему миру. Для этого потребуется 8-10 часов. Думаю, за время сна адаптация пройдёт успешно, — сказал Виктор.

— А что значит, 'будет меня адоптировать к этому миру'?

— А вот утром, когда проснёшься, узнаешь… — загадочно ответил мне померянин.

Я про себя подумал, что скорей всего за время сна меня будут изучать через это устройство.

'Ну и пусть, мне нечего скрывать. Не шпиён и не диверсант я. Как никак, не по своему хотению я здесь очутился'.

— Когда проснешься, я свяжусь с тобой. Здесь связь похожа на ту, что ты видел при встрече с советом директоров, когда общался с президентом компании… — Виктор улыбнулся, ещё раз обвёл гостиничный номер взглядом и добавил. — Надеюсь тебе понравится здесь… Конечно не люкс, но жить можно. Комнаты просторны, вид из окна отличный. Можно было и лучше номер подобрать, да времени не хватило. В общем, 'располагайся как дома', как это у вас говорят. А я откланяюсь… На всякий случай, заказал тебе фруктов и овощей — в столовой на столе лежат. Если есть захочешь. Нужно будет связаться со мной — жми на кнопку на этом дисплее, — Виктор показал на дисплей возле входной двери и вышел из номера.

— Спасибо, — почти зевая, ответил я. — Вы очень гостеприимны. Было приятно с Вами общаться.

— Надеюсь на дальнейшее сотрудничество, — зачем-то сказал Виктор и удалился. Дверь автоматически закрылась.

Да, это лучше чем попасть в руки пришельцев прямиком на операционный стол. Знаете ли, значительно лучше.

Совершенно понятно, что такое не каждый день случается, и события этого дня во всех деталях и подробностях мне сели в память надолго. Не знал я, чем всё кончится, и даже не мог предполагать. Но это — раз и навсегда изменило всю мою жизнь. И если бы я знал, что со мной случится и если бы у меня был выбор, между тем: входить мне в эту дверь или не входить, я бы прежде подумал и возможно даже не вошёл бы в эту дверь. Жил бы себе спокойно в Питере в однокомнатной квартире, каким-то чудом попробовал бы вернуть себе Марию, завёл семью, детей, обустроился, пахал бы в фирме Квадрант на должности менеджера по продажам строительных материалов, получал бы стабильную зарплату, развивался бы потихоньку, возможно бы занял кресло замдиректора по корпоративным клиентам годика эдак через два-три; наконец, был бы счастлив в своём маленьком, и по своему уютном мирке… Зачем мне становиться уникальным, особенным для всех и для всего?

Однако, я вошёл в эту Дверь… И события с каждым днём начинались развиваться стремительно, неумолимо быстро. Судьба преподнесла мне такой сюрприз, неожиданный и странный…

***

Я немного побродил по своему номеру. Было очевидно, что заблудиться в комнатах не представляло большой сложности. Я уже забыл местоположение комнат и было затруднительно сказать точно, комната ли эта отдыха, спорта или мыслей? И где вообще спальни? Не сразу, вышел к бассейну, то бишь, к ванной комнате. Подозревая, что пропотевший под теплой одеждой на солнцепёке, сгорая в собственном поту, я сейчас пахну далеко не розами, решил, что нужно предпринять какие-то меры. Использовать в этих целях мобильный душ, или Онтек, как его называют, я изначально отказался, так как не имею представления, как им пользоваться. А вот принять готовую ванну, для меня была не проблема. Я поспешил раздеться и по ступенькам спустился в бассейн. Вода была на удивление тёплая, приятная. Размеры бассейна позволяли в нём даже поплавать и несколько раз окунуться. Закончив такую водную процедуру, я вылез из бассейна и начал думать, чем или как можно обтереться насухо. Каких-либо полотенец или предметов на них похожих по близости не наблюдалось. Это меня разочаровало. Но после нескольких секунд хождения по ванной комнате в поисках предметов, которые теоретически могли бы заменить полотенце, неожиданно от ближайшей стены меня обдуло жаром. Не сразу, перепугавшись изначально, я понял, что это такой большой сушильный фен и подошёл к стене вплотную. Через минуту я был сух как сухарик. Меня это даже немного взбодрило. Я вдруг вспомнил, что в ухе у меня сидит камтик и водные процедуры могли оказаться для него фатальны. Потом подумал, что возможное купание с камтиком должны были предусмотреть разработчики, и как-нибудь его защитили от пагубного действия влаги. В общем, о камтике я больше не вспоминал, и до 'утра' он меня не беспокоил.

На небе стало заметно меньше облаков. А это означало, что начинается ясный, безумно жаркий день в городе Урвальд. Не веря в происходящее, я смотрел на чарующий вид из окна с элементами различных необъяснимых футуристических явлений. Сложив вещи возле мягкой кровати, я улёгся и начал перерабатывать накопленную информацию за день.

Немного смущало, что кровать была неширокой, а в какой-то мере даже узкой. Но это была единственная кровать во всех комнатах номера, что я обошёл, которая была действительно похожа на кровать с мягким матрасом и шерстяным одеялом. Для масштабов этого мира, непривычно. Продумал, что если бы я привёл девушку в такой большой гостиничный номер и с такой малюсенькой кроватью, то невозможно было бы хорошо провести интимный вечер. Хотя, может быть, просто плохо знаю обычаи этого мира. Вполне возможно, что в гостиницах неприлично этим заниматься. Да и вообще как здесь с сексом? Может, его уже нет? Может, его запретили конституцией Федерации?.. Ведь должен быть какой-то изъян во всей этой красоте и великолепии?.. А может, также спешу с выводами?

На самом деле, я глубоко заблуждался. Как выявилось на следующий день, а точнее я догадался сам, это была вовсе не кровать, а диван в комнате отдыха для лежания. А одеяло — было обычным покрывалом. Кровати в номере были, и были они очень большими. Но выглядели непривычно, поэтому я их не заметил.

Мысли приходили разные. В основном, что происходящее в принципе является чудом, и по теории вероятности, вообще не должно было произойти со мной. Что оказаться в будущем, сразу на тысячу лет вперёд, дано далеко не каждому и нужно это как-то пережить достойно.

Я понимал, что шоковое состояние всё ещё продолжается, иногда нахлынывает волнами, от непривычности и отдалённости, отчуждённости этого мира, что мои мысли в большинстве своем находятся в потрясённом и возбуждённом состоянии одновременно. И вообще такая тряска мозга, пробудившая во мне сотни или даже тысячи мыслей, казалось крайне невозможной и невероятной. Это произошло столь неожиданно и стремительно, что я оказался не готов к такому повороту событий и оказался попросту разоблачённым в своём невежестве и потере контроля…

'Хотя, в целом, если оценивать мою реакцию и адекватность вопросов и ответов, то всё выглядит не так плохо. Не так уж сильно я посрамил свой 21 век. Но вот то, что я таскался с курткой по городу и отшатывался от любых странностей, как например, тротуара, который не движется и при этом перемещает людей, или спиралевидных фонтанов, или лифтов-вездеходов, или прочностного поля, это всё сразу выдаёт, что я живу в мире, где люди не далеко ушли от первого добытого своими руками огня и изобретённого овального колеса.

Конечно, есть странности в поведении Виктора и других людей. С другой стороны, это могут быть и не странности вовсе, а обычное поведение, просто такой этикет и культура будущего. Нельзя не заметить, что все улыбаются, очень дружелюбны и невероятно оперативны, — я вспомнил, как проходя мимо людей и проезжая на мобиле, я видел только жизнерадостные весёлые лица людей планеты Битурт. Да, они были странно одеты, можно сказать однообразно, с преобладающим белым цветом. У многих необычная причёска, иногда непонятный цвет волос, как например серебристый или светло-зелёный под цвет моря, у всех мужчин не было бороды и усов, за исключением Виктора, и были длинные волосы, своей длиной они иногда превосходили женские. Все были обычными людьми и в них что-либо от нелюдей, например киборгов с железками по всему телу, не наблюдалось. Практически все были небольшого роста и мой рост резко контрастировал на общем фоне. Но при этом мужчины были крепки, неплохо накачены, а девушки женственны и легки в шаге. Впрочем, последние не крутят бёдрами, как это умеют наши женщины, и не носят каблуков… — Для моего мира всё это нонсенс. А здесь, возможно, норма жизни.

Раса спецов… Как они выглядят эти 'спецы'? Есть ли они на этой планете? И встречу ли я их, смогу ли поговорить с ними? Или они не общаются с людьми? Они же отшельники. Раньше были врагами, может быть, даже смертельными. А 'ультра'? Они все в космосе находятся или посещают планеты? И почему они отказались от земной тверди, родной для человечества, и предпочитают всю жизнь проводить в космосе? И каково это жить постоянно в космосе? Умеют ли они не дышать воздухом и находиться долгое время в вакууме самого космоса?

Есть ли в этом мире предметы, которые не имеют электронной начинки?… Да, скорей всего, есть! Наверняка есть приверженцы простой жизни, без техники. Нельзя же полностью положиться на технику!.. Или, погоди, можно? Это в 21 веке, компьютеры ломаются, самолёты падают, а оружие заедает, особенно то, что 'made in China'… Здесь, может, технике доверят даже больше, чем людям. Ведь технологический уровень подрос за тысячелетие… И серьёзно подрос!

Есть один непонятный момент, как произошло соединение двух миров, и как могли соединиться две разные двери в моём мире и в этом? Ведь, известно, что двери не герметичны, внизу всегда есть щель, через которую иногда проникает свет другого помещения, да и стык полотна двери с рамой не бывает плотным. И где должна находиться граница соединения миров — посередине толщины двери или где-нибудь в другом месте… Надо будет обратить на это пристальное внимание, как будет произведено соединение миров'.

Я подумал, что не смогу заснуть от такого количества мыслей. Но постепенно мысли меня погружали в сон. Моё тело устало и просило покоя. Я даже не заметил самого перехода в сон. И ещё во сне размышлял над чем-то, чего потом, конечно же, не помнил…

Глава 10

Утро было солнечным и очень тёплым. А я, дурак, оделся, рассчитывая на холодный ветер, слякоть, хмурую промозглую питерскую погоду и температуру около нуля. Даже зонт прихватил с собой на всякий случай, хотя на небе ни облачка. Я не стал расстраиваться понапрасну, ведь погода непредсказуема и можёт всё измениться… в любую минуту. Возможно, не раз.

Подъехала маршрутка. Она была без колёс, новенькая, чистенькая с огромными зеркальными окнами салона. В ярких лучах солнца отливала блестящим полированным металлом. Это меня смутило — не привык, знаете ли, ездить на таких маршрутках. Водитель-кавказец, словно прочитав мои мысли, весело ответил:

— Залэзай, дарагой! Это новая мадел маршрутки. Сейчас всё на такие замэняют. Прокатымся с ветирком!

Я залез и уселся рядом с водителем. Кавказец не врал насчёт ветра. Мы резко разогнались и помчались по проспекту, как ненормальные, так, что у меня сердце перехватило. И ведь действительно все маршрутки в городе были без колёс! Мимо нас молниеносно проносились и даже обгоняли на такой сумасшедшей скорости другие бесколёсные маршрутки.

'Чёрт, скорость не меньше 300 км/час. Расплющит в лепёшку!' — думал я и ужаснулся, когда увидел что водитель даже не держит руль и не следит за дорогой, а рассчитывается с вновь вошедшими пассажирами.

Завидев мой испуганный взгляд, водитель усмехнулся:

— Нэ бойси. Маршрутка сама вэдёт управлэние. Ей можно давэрят!

Зато я доехал до офиса в шесть раз быстрей обычного. Меня посетила позитивная мысль и я вышел на остановке приободрившись. Зашёл во двор дома, прошёл к входу в офис, вытащил пропуск. Но вертушки не оказалось, как и самого охранника в прихожей холла.

— Вот лодыри, не могли поставить вертушку и охранника, — в полголоса разозлился я и, оглядев холл, отметил. — А на ремонт у них деньги есть!

Стены прихожей передо мной раздвинулись… Я прошёл внутрь.

Зашёл в свой рабочий кабинет. Несмотря на ранний час, мой начальник Александр Викторович и мой сосед-коллега Дмитрий, или Димон, как мы его зовём, уже сидели, пили кофе и резались в контру друг против друга. Я поприветствовал их, поднеся руку к груди и слегка наклонив голову. Они также меня приветствовали. Я снял куртку и уселся за своё рабочее место.

— Где ты был вчера? — как бы случайно, непроизвольно выронил Александр Викторович. — Тебя не было весь день.

— Да… — растянуто начал я, вспоминая, где был, — заехал в приморский город. Ну, знаете, такой на юге находится. Там жара адская…

— А-а… Вот почему ты такой загорелый! — даже не поворачиваясь ко мне отозвался сосед.

— Ага. С клиентом в прибрежном кафе фрукты ели и контракт подписали на полтора 'лимона'.

— Молодец! — похвали начальник, — Поздравляю. Мне бы так, на югах с клиентами в кафе сидеть и договариваться о сотрудничестве.

Были в его словах нотки зависти.

— Ну, ладно друзья, я откланяюсь, — быстро поднялся из-за стола Александр Викторович, — мне пора лететь на стрелку. Меня директор нашей компании ждёт.

Он подошёл к окну, открыл створку. Из окна потянуло жаром прогретой улицы. Вышел через окно сразу в открытую дверь серебристого автомобиля. Через пару секунд автомобиль опустился до первого этажа и умчался прочь.

— Вот… Не доиграли нормально, — обижено сказал Димон, отодвигая клавиатуру. — Лёха, может ты со мной сыграешь?

— Я бы рад, да дела ждут. Нужно срочно решить вопрос — что делать с расой спецов…

— А что с ними делать? — небрежно спросил Димон. — Гнать в шею, этих мутантов-переростков. Я бы их на далёкую планету отправил и пущай там живут и никого не стесняют своим присутствием. А то ведь было время, я чуть работу из-за них не потерял.

— Я тоже, — ответил я. — Но нельзя же так! Они же дети человечества.

— Нелюди они, вот кто.

Как я и предполагал, через несколько секунд пошёл дождь. Обильный, прохладный весенний дождь. И мне пришлось надеть куртку. Раскрыл зонт. Но капли дождя всё равно стекали по монитору и били по клавиатуре, мешая мне работать. Сам компьютер при этом работал исправно.

'Научились делать!' — отметил я про себя и решил, что пора выпить кофе.

Я открыл дверь… Нет. Я не успел схватиться за ручку — она сама распахнулась, как только я начал к ней подходить, и увидел зеленовато-серое море Урвальда. Дверь оказалась порталом.

В этом мире дождя не было. И мне пришлось снова снять куртку, сложить дождь и отряхнуть намокшие волосы. Альман светил нестерпимо ярко и мой загар мгновенно начал покрываться не только потом, но и пупырышками первых ожогов. Кожа приобрела красновато-коричневый цвет. Я понял, что долго на улице не могу находиться, так как сегодня не принимал эллийские ванны. Поспешил зайти в ближайший небоскрёб. Встал на тротуар — он начал очень медленно передвигать меня. Я подумал, что если так будет продолжаться дальше, я весь сгорю. Ожоги на руках уже набухли и начали лопаться как мыльные пузыри. Прикрывать их курткой уже было бессмысленно, она сама быстро расплавилась, налипла на пальцы и на рубашку, свисала чёрным жидким месивом.

— Ну, давай же быстрей вези! — почти прокричал я тротуару.

И словно услышав меня, он ускорил свой темп и, наконец, довёз до входа в небоскрёб. Я спешно забежал вовнутрь. Кожа уже начала осыпаться с рук. Оголились вены, жар шёл по телу.

'Вот чёрт! — обругал я себя, — нафига мне понадобилось кофе под дождём?!'

В вестибюле оказался круглый стол. Я понял, что через него смогу заказать себе злополучный кофе и возможно даже майонез, чтобы обмазать руки, говорят, помогает от перегрева. Подошёл. Попробовал использовать сенсорную панель. Но вместо кофе я получил фрукты.

'Нужен камтик', - догадался я. И полез в карман брюк, — его мне вчера как раз и дали'.

Достал белого жучка. Мелкий и проворный, он суетился у меня в ладони и норовил выпрыгнуть. Почерневшими пальцами я пропихнул его себе в левое ухо. Там он весело заёрзал и начал прорубаться через барабанную перепонку вглубь. Я чувствовал, как он медленно продвигался внутрь уха всё глубже и глубже. От этого меня передёрнуло. Преодолев весь слуховой канал, он добрался до мозжечка и начал двигаться между извилинами мозга под моей черепной коробкой в поисках нужного места. Наконец, добравшись до центра мозга, он успокоился и принялся за работу.

Весь этот процесс был неприятным, хоть и безболезненным, но когда чувствуешь, что внутри головы что-то движется, копошится, становится просто не по себе, начинает мутить.

Я попробовал мысленно заказать кофе и майонез. Через две секунды оба предмета были на столе.

Я обмазал руки майонезом. А кофе вылил в лицо, чтобы смыть налипший пот.

Через минуту, или даже раньше, майонез впитался в остатки кожи и стал самой кожей. Такой же бледной, какой была раньше. Ожогов больше не было. Это меня обрадовало.

Но была проблема: как вернуться обратно в Питер, в свой офис? Нужно было выйти на улицу и пройти к побережью моря. А от этого кожа опять может сгореть…

Я мысленно вызвал лифт. Он сразу подъехал и остановился возле меня. Зашёл в него. Направился на верхний этаж небоскрёба. Он послушно повёз меня, по вестибюлю, коридорам, нескольким комнатам. Я даже увидел, как работают жители Урвальда — они спали на узких кроватях, а подвижные механизмы возле них штамповали продукцию. Лифт начал перебираться по лестнице всё выше и выше, пока не добрался до шпиля здания. Я подумал, что таким образом можно добраться и до самого портала и приказал направиться лифту прямо туда. Лифт послушно спрыгнул со шпиля, мягко приземлился на зелёный газон и двинулся вдоль тротуара к побережью.

Перед дверью, он остановился и выпустил меня. Я подошёл к двери. Лифт укатил обратно в своё родное здание и там скрылся. Я открыл дверь… Хлынул мощный поток воды через низ двери, обливая мои туфли. Дождь в Питере не прекращался до сих пор. Дуло холодом. А месиво курки уже было невозможно содрать с кофты и штанов и заново напялить поверх. Я вернулся к своему рабочему месту. Димон куда-то ушёл, или, быть может, утонул — в офисе набралось по пояс воды.

Мне оставалось только ждать возращения начальника и окончания рабочего дня…

Перед лицом пролетели шары света. Это казалось, были стаи птиц, а может быть и новых марок мобилей, не разобрать — уж слишком быстро промелькнули. Монитор был расплавлен и каплями стекал в большую лужу воды под ногами. Трудно было работать в таких условиях. Но рабочий день всё продолжался и продолжался…

Я проснулся.

Почти единственное что я помнил — это расплавленный монитор перед глазами и ноги по пояс в воде…

Глава 11

Первое что мне попало в поле зрения — это белый, как вата, потолок. От этого казалось, что я лежу у себя дома, в предутреннем ожидании когда грянет телефон-будильник, заведённый на 7-00. Запоёт группа Sylver внезапно и резко, чтобы окончательно пробудить меня. Затем я его разгневанно выключу, но через 8 минут он опять напомнит о себе…

Было не по-весеннему светло в комнате. Это не сразу насторожило меня. Лишь спустя минуту после протирки глаз, я догадался, что для весеннего утра как-то уж слишком здесь светло, как будто уже 10–11 часов утра. Суетливо я оглядел комнату в поисках настенных часов. Их не было. Вместо них на белых стенах красовались необычные узоры и печально-тихо к ним прислонились серебристые шкафы неизвестных пород. Начали вспоминаться нечёткие очертания прошлого дня, вытесняя невероятные и нереальные события сна.

'Блин, это всего лишь сон, — пришла в голову трезвая мысль. — Ну, не бывает расплавленных мониторов в офисе под дождём!'

Продолжая протирать глаза, я приподнялся на кровати. Откинул одеяло. Лишь когда я открыл глаза, вспомнил, где нахожусь. Обманчивое представление, что я лежу у себя дома, мигом развеялось. Я нахожусь на чужой планете в три тысяча сорок каком-то году, очень далеко от своего дома, на многие триллиарды и триллиарды километров, и своего времени на более чем тысячу лет. Только от этой мысли меня пошатнуло, что непроизвольно я, не вставая, рухнул обратно в пастель, раскинув в стороны беспомощные руки. За какой-то вечер со мной случилось столько, сколько не случалось за всю сознательную жизнь! Я, игнорируя пространство Вселенной, законы времени, которые никто не нарушал до меня, в одно мгновение переместился туда, где меня не должно было быть в принципе. И эта Дверь!

Я вспомнил её так чётко, что показалось, я смогу исправить всё и войти в неё ещё раз, чтобы за ней оказался не мир будущего, в котором очутился, а знакомый холл прихожей, ведущей во двор на улицу родного Питера. И эта дверь теперь казалась не простой обычной дверью, которые есть повсюду, а какой-то магической, волшебной, неким величайшим порталом между мирами… В общем, так оно и было.

Всё-таки я встал. Из огромного окна комнаты светило солнце, ярко освещая комнату, где я спал. Так ярко солнце ещё никогда не светило. Да, и не солнце это вовсе, вспомнил я, — звезда Альман, местный белый карлик.

Яркий луч света меня на минуту, а может и больше, ослепил. Не помогало, даже то, что я стал сильно жмуриться. Хотел найти шторы или жалюзи и зашторить окно. Но их ни по бокам окна, ни над окном, ни под окном не было. Гольное широченное окно. Поэтому я поспешно ушёл в коридор и забежал в следующую комнату, которая выходила на другую сторону здания гостиницы.

Хотелось в туалет. Не сильно, но вполне чётко осознавалось нужда. Но где его здесь найти? Это, наверное, самый сложный вопрос сейчас, который не поддастся быстрому решению.

'Воспользоваться онтеком, что ли?' — я аж удивился, как это без труда вспомнил название устройства, которое показывал Виктор вчера… Даже точнее сегодня, ведь день здесь ещё не закончился, — 'Сколько же я проспал?'

Я достал из кармана мобильник и глянул — 9:14 пятницы. На работу я точно опоздал.

'Ну и фиг с работой! Почему так ярко на улице? Ведь должен наступить вечер!.. Правда, Виктор рассказывал, что здесь день длится дольше земного, в полтора раза. Возможно, это всё объясняет… Где же найти здесь туалет? Его же не могли полностью запретить!'

— Приветствую! — внезапно раздалось из-за спины.

Меня передёрнуло током. Когда я заходил в комнату, никого в ней не было. По крайне мере, никого не заметил. Я мгновенно повернулся. Здесь был Виктор. Каким образом он здесь оказался?! Его же не было. Спросонья я не мог въехать и разумного объяснения не подобрал.

— Доброе утро! Хотя у нас уже вечереет… Я надеюсь, что ты хорошо выспался? — продолжил Виктор. — Не пугайся, это конференцсвязь, проецируемая через монитор встроенный в стену. Я нахожусь в соседнем здании. Но ты меня чётко видишь и тебе должно казаться, что я нахожусь совсем рядом. Это не так. Это современные средства связи, они могут работать практически на любой внутренней стене здания.

— А если бы я был голым или сейчас принимал ванну?

— Это верно. Был риск. Но я подумал, что ты не догадаешься сам включить конференцсвязь и, уходя, её активировал в режим автоматического приёма звонков. К тому же я позвонил тебе сразу, как понял, что ты проснулся.

— А как вы поняли? — удивился я.

— Мне камтик об этом сообщил.

'Ах, да у меня же в ухе камтик! — вспомнил я. — И ведь даже забыл об этом, словно его не было. Неужели он пролез в мозг и там устроился?' — вдруг вспомнился фрагмент сна, и я поспешил потрогать мизинцем ухо. Какой-то мелкий предмет в ухе ощущался, но камтик это или что-то другое, однозначно сказать было трудно.

— Виктор, — обратился я к собеседнику, — Вчера… ну, то есть сегодня, вы мне говорили о какой-то адаптации камтика ко мне, и типа, что он меня адоптирует к миру? Это так?

— Да, это так. Пока ты говоришь с сильным акцентом. Но это пройдёт… — загадочно ответил Виктор. — А разве ты сам не заметил?

Меня до безумных мурашек по коже потрясло открытие. На некоторое время я потерял дар речи и напрочь забыл про туалет.

'Я не заметил! Чёрт, я даже не заметил, что всё это время разговариваю не по-русски!! Виктор начал приветствие не на русском языке, как раньше, а на каком-то другом. Но я его прекрасно понял и смог ему ответить на том же языке. Как же я не заметил этого сразу?! Что произошло? Откуда я знаю чужой язык?! И это не английский и не французский вовсе, а какой-то незнакомый, странный, достаточно звучный язык… Я его знаю, будто бы пять лет или более его изучаю и только на нём всё время общаюсь!'

Но более всего меня поразило, что я умею и думать на нём также хорошо, как на русском. От этого показалось, что русский я забыл и теперь не смогу вспомнить.

— Как же это произошло? — спросил я по-русски. Нет, русский я не забыл, слава Богу. — И что это за язык? Почему я понимаю его прекрасно?

— Ты научился говорить по-альверски, — ответил Виктор на альверском и добавил. — Правда, с заметным акцентом. Но теперь ты его понимаешь и можешь общаться со всеми, а не только со мной и с теми, кто ещё помнит или изучал древний русский язык.

— Но как?! Когда я успел изучить альверский язык? Я не помню этого.

— Когда спал, — просто ответил мой собеседник. — Камтик к тебе успешно адоптировался и запустил программу по изучению альверского языка. Она рассчитана примерно на 5–8 часов, в зависимости от особенностей мозга человека. И как я понимаю, она завершена успешно. Камтик способен напрямую записывать в мозг необходимую информацию. Мозг человека так устроен, что у него есть почти неисчерпаемые пространства для вкладывания туда различной полезной информации, например, нового языка или знания какой-либо науки. И последние достижения нейротехники позволяют сделать записи очень быстро, за какие-то считанные часы. Раньше, конечно, было дольше, но, тем не менее, гораздо быстрее чем, если бы человек сам это изучал. Так сказать 'вручную'.

'Я теперь знаю альверский, — подумал я. — Я знаю общенародный язык будущего! Не будет ли это считаться доказательством, что я побывал в будущем? Или, может быть, когда я вернусь, его просто забуду или эти знания у меня заберут? Так же как дали… Да, чушь! Зачем забирать знания обратно?.. Всё-таки, невероятен тот факт, что я знаю чужой язык, не прибегая к штудированию многотомных словарей, учебников, услугам репетиторов и банальному зазубриванию, — я вспомнил, как изучал английский. — Здесь всё просто. Так, раз — и готово! Иди, общайся!'

Вдруг я понял, что знаю названия многих вещей в этой комнате. Конференц-связь передо мной — это не что иное, как Тевуадек. Странный шкаф, похожий на книжный в углу, не шкаф вовсе, а Алейк — некий единый процессор-компьютер для управления всей техникой в номере. А кровать, на которой я спал, вовсе не кровать, а Марит-Софа, для чтения книг или прослушивания музыки в горизонтальном положении, то бишь, лёжа на боку. И комнаты я теперь чётко различал, это была комната отдыха, а та комната, которую я принял за спальню, была комнатой для мыслей.

'Я и это всё знаю?! — пробежала мысль. — Интересно, может, я умею с техникой обращаться' — и решил спросить вслух, но Виктор меня опередил, словно читал мысли:

— Кстати, с некоторой простой техникой ты тоже можешь обращаться. Для этого у тебя есть минимальные знания. Но если захочешь научиться управлять мобилем или камисем, то нужно будет дополнительно обучиться.

Камис — это летательный аппарат на унигравитационном двигателе, способный выполнять полёты в воздухе и частично в космос на расстоянии действия планетарной гравитационной силы в 0,1 G.

'Космическая сила! И это я знаю!'

— Что ж меня не предупредили заранее о том, что я буду знать всё это? И свободно общаться по-альверски?

— Это стандартная процедура для инопланетян и отшельников, — ответил Виктор, под отшельниками, он подразумевал, конечно, тех людей, который основали колонии на далёких планетах давным-давно, но потом вернулись в цивилизацию. — И если предупредить, то человек может испугаться за своё здоровье или за свою память, причём напрасно, потому что этот процесс безболезненный, не вредит здоровью и всю информацию записывает только на свободные участки мозга, не вытесняя другую память. Уж поверь мне, таких свободных участков мозга у человека более чем предостаточно.

— Тогда, понятно, — действительно, если бы мне это сообщили раньше, я, наверное, даже отказался, боясь чего-то или ожидая подвоха.

— Включи камтик, — посоветовал мне Виктор, — и ты узнаешь много интересного о нашем мире.

— А он что ли не включен? И как его включить? У него же нет кнопок. Он у меня в ухе торчит!

— Он всегда работает. Но для внутренней работы с ним его надо дополнительно включать… мысленно. Просто подумай.

'Камтик включись' — усмехнулся я, и чуть было не упал на пол, отшатнувшись от неожиданного появления прямо перед глазами какого-то большого предмета.

Нет. Конечно, передо мною не было никакого предмета, это всё формировалось в моём сознании, где-то внутри, после передачи зрительных образов с глаз в мозг. Такую мысль подсказывала мне память. Если бы я не знал об этом, я бы, скорее всего, начал паниковать. Но я понимал, что всю зрительную информацию об окружающем мире я получаю через глаза и к этой информации камтик просто добавляет свою информацию, тем самым как бы искажая реальность. Что-то похожее можно увидеть в фильме 'терминатор', где робот-киборг смотрит на мир как через экран компьютера, а на экране есть ещё дополнительные средства и инструменты, которыми можно пользоваться. Вот перед моими глазами появилось меню камтика, не в том обычном представлении, как на окнах системы Windows, а по овалу поля зрения расположились некоторые трёхмерные значки инструментов. И практически взглядом, словно курсором мыши, можно перебирать их и запускать. Наверное, не стоить отмечать, что все надписи на альверском, но я их хорошо понимаю и знаю, зачем они. Есть примерно знакомые меню: новости, сообщения, звонки, видео, музыка и так далее. И я знаю, что это не весь список инструментов, а только частоиспользуемые.

— И знания по работе с камтиком у меня есть? — практически не спрашивая, а утверждая очевидный факт, заметил я.

— Конечно, — ответил Виктор. — Ну что ж, теперь ты знаешь, как связаться со мной через камтик. Поэтому я буду ждать тебя в вестибюле через полчаса. А пока можешь изучать особенности своего камтика.

Он попрощался и его изображение исчезло, словно часть комнаты растворилась в стене вместе с ним.

Я сразу начал изучать возможности камтика, забыв обо всём на свете: про поиски туалета, про то, что нахожусь в далёком будущем, и что стою посредине комнаты со слежавшимися на бок волосами и зачем-то держу в руках свой мобильник.

Оказывается, камтик — и есть персональный компьютер будущего! Он всё умеет и всё знает. У него есть выход в 'сеть', некое подобие Интернета, только гораздо круче. Он может проигрывать трёхмерные видеофайлы, музыку и просто открывать текст как книгу. С помощью него можно управлять температурой в комнате, затемнением окон, онтеком — мобильным душем-туалетом, обеденным столом и прочими радостями техники. Он может, как телефон, соединить с другим человеком или сразу с несколькими людьми и с ними можно в он-лайне пообщаться. Он может записывать всё, что я вижу в свою память и потом воспроизводить тут же или многим погодя. Умеет также пояснять о назначении предметов, если я его попрошу об этом.

Обращаться с ним невероятно легко. Просто мысленно сказать или даже подумать, и он всё сделает, что в его возможностях. Надо узнать, что произошло в городе за прошедший час? — Пожалуйста — читай и смотри новости Урвальда у себя перед глазами. Нужно затемнить окно в комнате, так чтобы стало совсем темно, нет проблем — раз, и света нет, два — из окна опять бьёт яркий свет. Надо переместиться на кухню, никаких проблем — включаем направленное гравитационное поле, которое есть практически везде, даже в полу гостиничного номера, и оно перемещает меня в нужном направлении.

Я посмотрел новости. Обо мне в новостях ещё ничего не говорится, по крайне мере, на первых полосах. Всё остальное читать нет времени. Я подумал об учебнике истории, интересно что-нибудь узнать о том, что произошло здесь, но ещё не произошло в моём мире. И ожидаются ли какие-нибудь потрясения в ближайшем времени, в моём времени. И через мгновение я вышел на 'сайт' истории, если трёхмерное изображение можно назвать сайтом. Начал перебирать хронологию мировых событий. Поразительно гладко, без тормозов, прокручиваются списки дат, событий, персоналий, локальных государственных историй — только успевай глазами приметить нужный раздел. К такому я, знаете ли, не привык. Для меня это необычно. Поэтому не сразу, долго порыскав, нашёл нужный раздел… 'Так, двадцать первый век, Российская федерация. Двигаемся дальше. Культура, экономика, политика… Ага политика. Выбираем. Что у нас здесь есть? Так президент после Ельцина — Путин. Знаю. Следующий президент — Медведев, наш премьер-министр. Мог бы и догадаться. Дальше какие-то неизвестные мне личности. Слава богу, нет Жириновского в списке… Так, мировая политика. Конфликт на Кавказе. Участие России в войне. Финансовый кризис. Дальше… Какие-то ресурсные войны, война за нефть, газ, минералы. Вроде бы не серьёзно. Слишком мало информации. Как-то всё размыто и непонятно. Уф-ф… Третей мировой войны, вроде, нет в 21 веке. Зато она появилась в 22 веке. Ну, до него мне ещё дожить надо…'

Телефон по-прежнему был у меня в руках. Я взглянул и ахнул. Даже бегло просматривая ресурсы 'сети', я потратил 25 минут! 'Пора собираться, — скомандовал себе, — ещё успею посмотреть детально'.

***

Куртку и тёплые вещи я оставил в номере, полагая, что я ещё вернусь. Камтику приказал запереть номер. Вышел к лифту и начал спускаться.

Лифтом можно тоже управлять через камтик. Ещё раз поразился быстроте и плавности спуска лифта. Полюбовался на город из стеклянной стороны кабины. Спустившись на первый этаж, лифт немного провёз меня по этажу к вестибюлю. Там уже стояло несколько человек. Ждали меня. Почти все знакомые. Среди них был: Виктор, Эринс, Сифиль и Эвиан. Изучив альверский язык, я стал гораздо лучше запоминать их имена, потому что они считаются распространёнными и кое-что даже означают. К примеру, Сифиль, почти дословно означает 'милая девушка'.

— Приветствую! — не пожимая руки, а приветствуя их новым способом, воскликнул я по-альверски.

— Приветствуем Вас, — таким же жестом ответили они мне.

Виктор начал представлять всех поочередно, по всей видимости, в порядке важности.

— Президент Акрами-Тайста, Антуа Лерон Файлео. Экстренно вернулся из командировки… — Виктор жестом указал на президента.

Да. Действительно он. Он присутствовал 'голографически', когда Виктор водил меня к совету директоров. Мне хотелось пожать ему руку. Но я вспомнил, что это не принято здесь. И тогда просто ответил:

— Очень приятно!

— Мне тоже. Рад видеть нашего гостя, так сказать, воочию! — улыбаясь, ответил президент.

'Теперь я его понимаю дословно, — отметил я. — А ещё несколько часов назад ничего не мог разобрать из его слов'.

— Эринс Ратистов Лаславия, ты его знаешь. Руководитель проекта Таавиа. Также знаком ты с Сифиль Ровией Антургайн, организатором проекта, и Эвианом Вастаусом Хоной, сотрудником и участником проекта Таавиа…

Они все приветливо улыбнулись.

— Но ты ещё не знаком с Велитри Мат Вуори, — Виктор указал на шестого человека. — Это военный советник правительства Бактуриана, важный человек при президенте нашего государства.

— Военный? — удивился я.

— Да. Но предлагаю перейти в соседнее здание, где размещается лаборатория Таавиа и там обсудить всё, — Виктор указал на проход в другое здание и добавил. — Надо отметить, Алексей, что Альман тебя хорошо 'подогрел'.

Я посмотрел на свою покрасневшую кожу. И согласился.

Мы направились в лабораторию, которая оказалась для меня точкой входа в этот мир. По пути Виктор объяснял, зачем им понадобился военный советник:

— Военный советник, Велитри Вуори, нас регулярно курирует, он появился ещё с первого удачного проекта компании. Оно и понятно, ведь какие-то революционные открытия или изобретения сначала рассматривались военными, насколько это безопасно для людей и пригодно ли как секретное оружие, а уже потом рекомендовали применение в мирных целях. Это было раньше, и это происходит сейчас. Вот поэтому военный советник рекомендовал не публиковать новость в мировые массы, а сообщить об этом узкому кругу лиц: начиная с совета директоров нашей компании, до главнокомандующего военными силами и президента Федерации. Ещё об этом знает президент Бактуриана. Он обязан знать.

— А что произойдёт, если об этом узнаю все? — поинтересовался я. — Если о таком открытии узнают все люди в вашей Федерации?

— Если это случится, — сразу ответил военный советник Велитри, — то может произойти непоправимое. Либо наши враги попробуют завладеть технологией, либо они попытаются её уничтожить… Конечно, сначала будет праздник. Все люди будут отмечать событие, с размахом, как это было с порталом, когда через него прошёл первый человек… Но, потом, в лучшем случае, начнётся шпионская схватка за технологию. Ведь кто владеет новейшей технологией — тот автоматически становится сильнее!

— А в худшем?

— В худшем — война…

— Всё так мрачно, — напрягся я, думая про себя: 'Какая, к чёрту, война! Боже, да кому сдалась эта старинная постсоветская дверь'.

— К сожалению, — подтвердил Велитри. — К сведению, порталы были открыты на пару лет раньше до их 'официального' открытия. И это не случайно. Когда враги Федерации узнали о технологии порталов, они пытались высадить диверсионную группу, чтобы уничтожить новейшую технологию. Но атаку удалось отбить. А потом и технологию порталов пришлось распространить по всему миру, так как это, по крайне мере, сохранило технологию. Представляете себе, какую возможность упустили военные — можно было мгновенно появляться и контратаковать из тыла. Войны бы заканчивались не начавшись. А теперь это могут делать все!

— У вас так много врагов?

— Они есть у всех, Алексей, — ответил военный советник и печально добавил, — и будут всегда, в достатке. Таковы уж люди, такая их природа. Если у них нет врагов, то они их зачем-то создают.

'Мне казалось, в этом идеальном мире, уже и не помнят таких слов: как война, враг, диверсанты. Ан нет. Правильно звучит поговорка: хочешь мира — готовься к войне. Вот они и готовятся к войне ежесекундно'.

Мы двигались быстро — за счёт перемещаемого пола казалось, что бежим. Старались не отставать друг от друга. Впереди шёл Виктор. Я шёл рядом с военным советником, внимательного слушая. Остальные двигались чуть позади нас.

— Научные открытия, — продолжил военный советник, — всегда контролировали военные. Это ведь не шутки! Они могут повлиять на безопасность Федерации, ослабить её. Поэтому и принимаются меры, чтобы предотвратить худшие последствия. И нужно некоторое время, чтобы разобраться в ситуации, оценить возможные последствия, а уже потом предлагать варианты развития…

'Надеюсь, я не числюсь у военных как лишний свидетель. А то ведь могут сосчитать меня проблемой. И устранить! Нет человека — нет проблемы. Читай по теории Сталина', - сердце у меня бешено заколотилось.

Мы достаточно скоро перешли в другое здание, поднялись в лабораторию с серыми стенами со строгими прямыми узорами. Перешли в отдельный кабинет. Уселись за круглый стол. Закрылись.

— Вот, — начал военный советник. — Теперь я готов, рассказать суть… — он окинул строгим взглядом присутствующих, глянул на меня пристально и начал: — Проект Таавиа оказался успешным, не смотря ни на что. Хотя, если признаться, я сам часто иронизировал насчёт данного проекта. Я признаю свою ошибку и прошу прощения за поспешные выводы, — он взглянул на Сифиль, — которые я озвучивал в течение нескольких месяцев. Да, это можно принять за чудо. Были у меня и других подозрения, что не случайно — в случайности я не шибко верю, что всё подстроено. Что это возможная подтасовка фактов. Но в доказательствах я теперь не нуждаюсь. Мне показали действие так называемой 'двери' в успешном этапе соединения двух миров…

— А уже было успешное соединение? — спросил я заинтригованно.

— Да, — ответил Виктор. — Буквально два часа назад, последовательно воспроизводя последние соединения, нам удалось соединить дверь с каким-то миром.

— Что значит 'с каким-то миром'? Это с моим что ли?

— Нет. По всем признакам, на ваш мир это не похоже.

— Может вы ошиблись? Я знаю, что мой мир не идеален…

— Всё же — нет, — Прервал меня Виктор. — Мы не ошиблись. Соединение произошло успешно. Но за дверью не было вашего мира…

— Тогда позвольте узнать, что же там было?..

Глава 12

— Пустота?! — вопросительно воскликнул я. — Как это?

— За дверью была чёрная пустота, — подтвердил Виктор. — Я сам видел. Никто, включая меня, не может объяснить, что это такое и как это возможно.

— Да, — подтвердила Сифиль, — ничего подобного я в жизни не видела. Когда мы открыли дверь — там оказался… словно космос, но это не был космос. Там не было ни звёзд, ни туманностей, вообще ничего, ни одного огонька. Был только воздух. Откуда он там и почему только он — я не знаю.

— Это ещё хорошо, что не вакуум! — резко отрезал военный советник. — А то бы нас всех туда втянуло под давлением, и была бы серьёзная проблема для жителей этого города, а может и планеты в целом. Вообще такие исследования нужно проводить ответственно и принимать все необходимые меры для обеспечения безопасности, как для сотрудников компании, так и для жителей города. Вы же понимаете, что могли занести в наш мир какую-нибудь заразу или вирус… Да всё что угодно! Можете ли Вы дать гарантию, что Алексей, войдя в наш мир, не затащил сюда вирус, привычный для их мира, но гибельный для нашего?..

— Теоретически, могу! — неожиданно ответил Виктор, — он прошёл эллийские ванны. Известно, что они не только защищают кожу от ультрафиолета нашего Альмана и делают защитную оболочку на коже, но и отчищают от всевозможных зловредных вирусов, известных науке…

— Да, это так! Именно 'известных науке'! А что, если про такие вирусы наука попросту забыла. Как например оспа, чума, свирепствовавшие в средневековье? Вы, поди, таких болезней не знаете? Поэтому, полной уверенности нет…

— Погодите, погодите! — прервал я, не понимая темы. — Вы говорите, что за дверью оказалась пустота? То есть, в том мире в пустоте находилась одна дверь?…

— Представь себе, Алексей, я не меньше тебя был удивлён, когда это осознал, — ответил военный советник Велитри. — Но это так! Нужно обязательно загерметизировать помещение для следующего испытания и поставить охрану на входе в помещение.

— Ваши рекомендации на этот счёт уже полчаса назад были сделаны! — отметил молчавший всё время Эринс. — Я распорядился. Перед дверью установили герметическую оболочку, готовую выдержать давление в 16 атмосфер. И возле неё мы поставили 4 дежурных — спецов госохраны города Урвальда, в этом посодействовал президент Бактуриана. Также по периметру лаборатории, если Вы не заметили, активированы охранные системы…

— Хорошо, — уже мягче сказал Велитри. — Рад вашей оперативности. Но, тем не менее, через пару часов сюда прибудет подразделение универсалов PAF и лично генерал безопасности Западного сектора, Паут Воэ.

— Паут Воэ? — изумился Виктор. — А чем он нам-то сможет помочь?

— Он наведёт порядок здесь.

— Будто бы у нас беспорядок…

— Для такого ответственного эксперимента — беспорядок! Наверно вы понимаете, уважаемый Антуа, — он обратился к президенту компании, — что отныне, это исследовательский центр государственной важности. И все Ваши корпуса компании берут под контроль и защиту объединённые войска Федерации. И лично Паутом Воэ, — он сделал замысловатый жест вверх. — Не какой-то там приказ местного военного командования, а распоряжение президента Федерации, после того как ему была доложена ситуация. И это не обсуждается.

— Я понял, — ответил президент Акрами-Тайста. — Но не переусердствуете ли Вы с охраной? Не дойдёт ли дело до абсурда?

— Полагаю, что нет, — отпарировал военный советник. — Я не меньше Вас обучен опытом, как поступать в таких ситуациях. На моём веку происходили нелепые несчастные случаи вроде бы удачных экспериментов. Вы же прекрасно ещё помните проект Аватан. И гибель двоих сотрудников, лежит на вашем предшественнике, из-за попустительства со стороны безопасности…

— Уважаемый Велитри, рассказывает о несчастном случае, который произошёл в Акрами-Тайста 19 лет назад, — начал мне пояснять Виктор. Велитри остановился и тоже стал слушать историю. — Тогда разрабатывался проект Аватан, с целью создания направленного портала. Если ты не знаешь, то все наши порталы соединяются только друг с другом, ни как иначе, и невозможно переместиться в то место, где нет портала. Но было предположение, что можно направленно перенести портал и соединить порталы. Таким образом, создать направленный портал и перемещаться в конкретно заданную точку Вселенной сразу же. Это бы серьёзно помогло путешествию к звёздам. Так как сейчас, ты знаешь, возможны только перелёты на околосветной скорости, не выше. А такой путь к новой звезде занимает десятки, а то и сотни лет. Направленные же порталы позволили бы мгновенно перемещать людей на новые звёзды. И это бы ускорило процесс освоение космоса, новых территорий и поиска нужных ресурс… Вся сложность заключалась в переносе портала. Как же можно перенести портал, значительно превышая скорость света?.. В итоге родилась безумная идея, которая оказалась роковой. Предположили, что можно перенести портал с помощью тахионной динамики — суперфатонами. Эта область науки ещё только изучалась, была сырой, но первые проблески уже появились, и сотрудники Акрами-Тайста решили ими воспользоваться. Суперфатоны могли перемещаться быстрее скорости света, и теоретически могли переносить предметы. Но проведённые исследования неожиданно дали сбой и пучок суперфантов вместо того, чтобы переместиться к предполагаемому месту начал разрушать лабораторию, так как суперфатоны при контакте с кислородом начинали бесконтрольное, хаотичное движение и набирали массу, втягивая в себя энергию материи. Не смотря на мероприятия по безопасности — исследование проводилось в отдалённом корпусе компании за пределами города и участие людей было сведено к минимуму — лаборатория была разрушена мгновенным взрывом и погибло двое сотрудников, а пятеро получили тяжёлые травмы. Проект сразу закрыли, а всю ответственность взял на себя бывший президент компании…

— Да! Именно так, — подтвердил Велитри. — Такие вещи вообще нельзя было проводить без уведомления департамента безопасности. Тот случай еле как замяли. Компания Акрами-Тайста была на грани закрытия. И ведь строго предупредили об опасности исследованиях, которые проводит компания над сомнительными научными идеями… Нет! По-прежнему плюёте на безопасность!

Этот тип меня начинал раздражать. Да и похоже все присутствующие как-то терпели его критику, но не смели его присмирить, ведь он теперь здесь главный.

— Сейчас мы предприняли все необходимые меры. И тот случай с чёрной пустотой, на мой взгляд, всего лишь фантастическая случайность, — посмелел руководитель проекта Таавиа, Эринс.

— Всё у вас случайно, — недовольно утихомирился военный советник и теперь более спокойно и сдержанно продолжил. — Так что же. Меня прервали. Поэтому попрошу не задавать вопросов и не комментировать пока я не закончу… Через пару часов здесь появится подразделение универсалов объединённых сил Федерации для охраны и генерал Паут Воэ для контроля за исследованием. Уважаемый гость, Алексей, прибывший к нам, конечно, не по собственной воле, а необычному стечению обстоятельств, будет гостеприимно принят как генералом Воэ, так и самим президентом Федерации…

Я аж чуть не поперхнулся и вовремя закрыл отвисшую челюсть. Сам президент Федерации готов со мной встретиться. Это должно быть великая честь для обычного смертного…

— Я прошу прощения, — продолжил Велитри, — что веду себя немного возбуждённо и критикую от части дилетантские действия сотрудников компании. На то есть веские причины. Перед визитом генерала, здесь всё должно быть предельно скоординировано и организовано. А не как это получилось, когда я посетил лабораторию: не было выставлено охраны, не было чёткого графика проведения исследований, то есть запуска объекта 'двери' на портальное соединение с другим миром. И то, что мне показали, когда произошло соединение с некой червоточиной, условно назовем этот мир — 'чёрной пустотой', ни входит ни в какие рамки безопасности. Безусловно, сам факт присутствия пустого мира поверг всех в шок, даже меня видавшего много необычного в своей жизни. Но в отличие от некоторых, я сразу догадался отправить туда робота-зонда для исследования. И как Вы знаете, выпущенный робот-зонт мгновенно улетел или, другими словами, 'упал' в черную пустоту и исчез из поля зрения. В течение 35 минут он ещё подавал сигнал, пока не отдалился на расстояние более 500 километров и из-за чего радиосвязь была потеряна. Но по показаниям робота…

Велитри что-то включил и в центре стола появилась трёхмерная таблица каких-то данных. Красовались также трёхмерные графики непонятно чего.

— … видно, что данные не меняются на всём протяжении падения робота-зонда вглубь червоточины. Состав воздуха и давление колеблется в одинаковых пределах с разностью в десятую процента. И от этого не понятно, что падает в чёрной пустоте, то ли робот-зонт, то ли дверь, которая странным образом существует в пустоте, то ли оба с одинаковой скоростью… В общем, это остаётся нерешённой загадкой… По поводу мира, из которого пришли вы, Алексей…

Теперь он уже обращался ко мне.

— Установить связь с вашим миром ещё не удалось. И в связи с неожиданным соединением с миром чёрной пустоты, работы по поиску произведённого ранее соединения с миром Земли 2007 года временно приостановлены. Но заверю вас, что мы также хотим найти соединение с вашим миром. Это будет неоспоримым доказательством практической пользы проекта Таавиа. Это станет возможностью перемещения во времени. А это, в свою очередь, открывает перед человечеством великие возможности для дальнейшего развития. И такие дела вершатся грамотно и чётко. Исследования примут высшую категорию важности. От этого безопасность и организованность исследований должна быть соответствующего уровня.

— Мы поняли Ваши рекомендации, — сказал Виктор и признался. — Да, мы допустили ошибку. Многие из нас полагали, что проект носит условный характер, и возможная удача минимальна. От этого и расходы на безопасность и организацию были соответствующе минимальными. Но сейчас характер проекта кардинально изменил своё значение и принимаются, хоть и с опозданием, все необходимые меры…

— Друзья, коллеги, — обратился президент компании, — давайте закончим бессмысленную перепалку о проблемах безопасности. Выводы все сделали. Меры предприняты. Что ещё?

— Согласен, — неожиданно согласился Велитри, зачинщик дискуссии, видимо сам уставший от повышенного тона. — Перейдём к сути темы. До прибытия Паута Воэ продолжать исследования нельзя. Генерал Паут Воэ сейчас находится на пути к порталу. Поэтому есть предложение организовать встречу нашего гостя с руководством Федерации. Я заранее договорился с президентом о встрече. К счастью, у него сегодняшний график располагает для получасовой беседы с нашим гостем. Ближайший портал находится в 6 минутах полёта на камисе. Для неофициальной встречи с президентом приглашаются: президент компании Акрами-Тайста Антуа Файлео, руководитель проекта Таавиа Эринс Лаславия, организатор проекта Сифиль Антургайн. А вас, Виктор Кодеч и Эвиан Хона, к сожалению, нет в списке…

— Не переживайте, — спокойно сказал Виктор, — я понимаю, что моё участие уже потеряло всякий смысл, так как Алексей изучил альверский язык и неплохо на нём общается… По крайне мере, он понимает всё, что мы говорим.

— Да, это так, — отозвался я. — Но у меня, наверное, жуткий акцент.

— Терпимо, — оценил Велитри, — не будем затягивать встречу. Чем раньше, тем лучше.

Сиф заметно забеспокоилась. Новость о встрече с президентом, причём в ближайшее время, её серьёзно взволновало. Она попыталась привести себя в порядок.

— Сиф, не переживайте, — сказал Антуа, — встреча неофициальная. И президент не станет задавать лишних вопросов.

— Это так, — подтвердил Велитри. — Президент располагает свободной минуткой и просто хочет встретиться человеком из прошлого и пообщаться с будущими знаменитостями. Кстати, в качестве информации для нашего гостя, президента надо называть Отан Виевин. Отан — это высший титул.

'А будто бы я не знаю!' — мои новые познания подсказывали мне о семи иерархических титулах принятых в Федерации. Отан — высший из них. Это своего рода 'Ваше Величество'. Одним словом 'крутейший из крутых'.

— Считаю, что нам нужно скорей направиться к портальному центру и попасть в президентский дворец в Лондоне на Гео, — то ли объявил, то ли скомандовал Велитри. — Собираемся. Мне доложили, что камис прибыл к этому корпус кампании и сейчас ждёт нас на крыше этого здания.

— Лондон? — переспросил я.

— Да, Лондон, — подтвердил военный советник. — Вы знаете этот город? Были в нём?

— Нет. Я не был. Но знаю о нём. Он находится в Англии.

— Сейчас это Объединённая Европа. Но не суть важно. Лондон — столица Федерации. И там же размещается президентский дворец. Мы сейчас направляемся туда. Мне подтвердили из генерального штаба Объединённых сил, президент готов встретиться с вами в ближайшие минуты. Так что поспешим.

— Езжай Алексей, — напутствовал Виктор. — Это великая честь встретиться с президентом Федерации. Будь собой. Не вальяжничай и не переусердствуй с почестями…

Виктор и Эвиан остались в кабинете. Остальные, включая меня, двинулись к лифту. Уже через пару минут мы были на крыше главного корпуса Акрами-Тайста. На стартовой площадке я увидел камис. Я сразу понял, что это не что иное как камис. Опять же, память мне подсказывала.

Камис — большой, длиной более 50 метров, чёрный, похожий на вертолёт, только без винтов, летательный аппарат. Приплюснут, словно блюдце. Тем не менее, оставлял неизгладимые впечатления о своей мощи. В камисе узнавалась военная машина. Он навис над крышей здания. Возле трапа нас встречали военные. Их было несколько. Я впервые увидел военных будущего. Они носили облегающий чёрный костюм с яркой сине-белой биркой PAF на груди. Каски были словно из черного гладкого полузеркального пластика, дающего отблески. В руках у них легкие винтовки, или что-то похожее на винтовки. Разобрать детально я не успел.

По парящему трапу мы поднялись внутрь машины и уселись на мягкие кресла.

Несмотря на сильно затемнённые окна снаружи камиса, в салоне они были широкими и передавали четкую картинку города. Как только трап втянулся в камис, заработали двигатели, и машина туту же шумно тронулась с места. Уже через несколько секунд мы быстро двигались сквозь гряды зеркальных небоскрёбов Урвальда, умело варьируя между ними. На пути нам попадались альфа-такси — те самые приплюснутые блюдца, парящие в воздухе, которые я видел из окна лаборатории в первые минуты своего пребывания в Урвальде. А через минуту мы уже покинули пределы города. Под нами начался густой лес до горизонта и пики высоких холмов. Я сидел ближе всех к широким окнам салона камиса, поэтому с нескрываемым любопытством рассматривал невероятную картину полёта.

— Мы пролетаем над Апласкими холмами, пояснил мне Эри, он сидел на соседнем кресле. — Вообще, все эти территории раньше назывались королевством Аплас. Но век назад, королевство присоединилось к государству Бактуриан. И сейчас от королевства остался только огромный зеркальный замок на высоком холме… А, собственно, вон он!

На горизонте появился холм, на самой верхушке которого сияло высокое здание, действительно всё покрытое зеркалами. Со стороны оно не казалось таким огромным. Но до него и было несколько километров. Поэтому размеры замка, если находиться с ним рядом, могли оказаться впечатляющими.

— Здесь жили короли Апласа…

— Чтобы не вызывать подозрений, — прервал комментарии Эри военный советник, — мы не будем пользоваться портальным центром Урвальда. А сейчас направляемся на подземную военную базу Бактуриана, скрытого в гуще Биалезонского леса. Там есть свой портальный центр…

***

Буквально через пару минут мы уже садились на небольшую площадку, скрытую в гуще высоких деревьев бескрайних джунглей. Как только мы приземлились, военный советник нас поторопил вылезти из камиса. Вместе с нами из камиса выбежали солдаты, сосредотачиваясь по периметру. Как я успел понять, это конвой сопровождения, для безопасности. Трап исчез в машине и камис резко и гулко взметнулся ввысь и скрылся за кронами деревьев.

Никакой базы не было. И вообще было не понятно, куда мы прилетели. Вокруг нас были дикие джунгли. С папоротниками, толстыми лианами, высокими баобабами. Всё как положено в диких джунглях.

'Где мы? Что это значит? — в душу закрались нотки паники. — Неужели нас решили просто устранить…'

Но не успел я начать паниковать, как почти в самой гуще джунглей раздался странный механический шум, и в том месте на несколько метров приподнялся участок леса, словно большой прямоугольный люк, ведущий в подземельное царство.

— Поспешим, — скомандовал Велитри и ринулся к раскрывшемуся люку.

Длиной люк был не меньше ста метров. И перед нами открылись огромные ворота в толстой темной стене приподнятого люка. Мы, чуть ли не бегом зашли в них. За нами сразу ворота захлопнулись и чувствовалось, что пол под нами начал проседать, а вместе с ним участок леса возвращается в исходное положение.

Пред нами предстало огромное слегка мрачное помещение 'вестибюля', разукрашенное в серых тонах. По краям торчали какие-то неописуемого вида приборы, по голографическим мониторам ярко прыгали графики диаграмм. Несколько дверей. Одна тотчас же открылась. Вышел худощавый, низкорослый человек в чёрной форме.

— Полковник Велитри Воури, — он к нам подошёл и отдал честь полковнику, — всё готово для транспортировки на Гео. Для перемещения Вас ждёт портал номер 3.

— Тогда не будем терять время, — ответил Велитри. — Спускаемся!

Мы зашли в транспортный круг, помеченный в полу некоего 'вестибюля' базы. Это я потом понял, что транспортный круг. По началу я недоумевал — где же, собственно, портал или хотя бы лифт. Мы начали быстро спускаться в немыслимо глубокое подземелье. Спускались мы молниеносно, но времени на спуск потребовалось немало. Наконец прибыли в хорошо освещённое просторное помещение. После этого я вместе с Эри, Сиф и президентом Акрами-Тайста двигался вслед военному советнику в должности полковника, который целенаправленно, видимо, знавший военную секретную базу, как облупленный, двигался по нескончаемым коридорам 'подземного царства'. На пути следования попадались люди в форме, разнообразные устройства, необычайная техника неизвестного назначения. Кто-то здоровался с полковником, кто-то шустро пробегал, наградив нас любопытным взглядом…

Очень скоро мы зашли в небольшое круглое помещение, где не было мебели, устройств и какой-либо техники вообще.

— Это и есть портал, — предупредил меня Эри.

— А что нужно делать? — поинтересовался я.

— Ничего. Стой, и смотри за происходящим чудом телепортации…

Полудуговая дверь за нами мягко закрылась. Но спустя секунду, открылась вновь.

'Так себя чувствуют дикари, которые впервые испробовали лифт, — подумал я, выглядывая наружу из двери. — Были на одном этаже с одной обстановкой и в следующее мгновение — уже на другом этаже с совершенно другой обстановкой'.

Ничего не изменилось внутри круглого помещения. Изменился только внешний мир. Подземелья не было. Серых коридоров базы тоже не было. За дверью была мне совершенно знакомый, и в то же время необычный для этих мест, внутренний интерьер дворца 18 или 19 века, в стиле барокко или рококо. Чувствовался возвышенно-имперский стиль обстановки. Всё равно не разбираюсь в стилях.

То, что я был потрясён этим, мало сказать. Я какие-то долгие секунды ожидания не мог сообразить, каким образом мы попали в 18 век. Многие из нас были потрясены увиденным. Разве что Велитри, как истинный военный, спокойно воспринял данное обстоятельство. Да и президент компании Акрами-Тайста с любопытством рассматривал помещение.

В высокие окна ярко бил солнечный свет, хорошо освещая помещение. За высокими витражами окнон зеленел прекрасно облагороженный сад с разноцветными вкрапинками цветов. Блестела и отливалась позолота на лепнинах колонн, пилястрах, люстрах, канделябрах, встроенных в стены. Белоснежные, гипсовые скульптуры древнегреческих или римских богов смотрели друг на друга, а некоторые искушённо смотрели на нас. Огромные красочные картины устилали стены помещения. А высокий потолок был затянут одним большим расписным полотном. Среди действующих лиц, на картине я узнал Иисуса.

— В жизни своей не видел ничего подобного, — протрясёно прошептал Эри.

— Я тоже, — отозвалась Сиф.

— А я видел подобное в Эрмитаже, — сказал я, что Эри и Сиф удивлённо взглянули на меня. — Это же 18 век! Почти моё время… — практически с гордостью отпарировал я.

У входа в сад стояли какие-то люди. Один из них подошёл к нам. Отдал честь полковнику Велитри и сказал:

— Добро пожаловать в президентский дворец! Отан Виевин желает увидеть сначала господина Алексея Губанова, прибывшего в наш мир из прошлого.

— Хорошо, уважаемый генерал Атун, — Велитри тоже отдал честь и жестом пригласил меня подойти к ним.

— Господин Алексей, позвольте проведу проверку и временно отключу Ваш камтик, — сказал генерал Атун. — Это предписано инструкцией.

Я понял, что он сказал это больше для порядка, чем для выбора. Он сразу провёл по всему моему росту небольшой сканирующий прибор.

— Всё чисто. Камтик отключён. Можете пройти в сад.

Действительно, камтик я уже не мог включить, словно его отобрали или его у меня изначально не было. Люди в форме расступились, давая мне возможность пройти в благоухающий ароматами душистых цветов зелёный сад дворца.

— Мы в Лондоне? — спросил я генерала, подходя к двери.

— Нет. Это пригород Лондона, — пояснил генерал Атун. — Президентский дворец. А это личный сад президента…

Глава 13

Сад был удивительно красивым. Он располагался в огромном внутреннем дворе с белоснежными колоннадами трёхэтажного дворца. А над внутренним двором красовалось знакомое небо, земное небо, слегка затянутое белыми облачками, с родным ослепительным Солнцем. Газоны были покрыты загадочными узорами цветов разных размеров и соцветий, начиная с тёмно-желтого, до вызывающе ярко-голубого. Деревья и кусты были гладко подстрижены. Всё это великолепие мне напоминало Екатерининский сад перед широким дворцом теплым летом.

Я прошёл вглубь сада, рассматривая всё вокруг. Я так загляделся садом, что забыл о мыслях: 'куда надо идти и как узнать президента Федерации? И главное — о чём с ним говорить? К тому же я в одежде 21 века, слегка пропотевшей. Хочу есть и не менее хочу сходить, наконец, в туалет'.

— Приветствую! — неожиданно с боку отозвался мягкий женский голос.

Я повернулся и увидел очень молодую, не более 23 лет, девушку, стоящую рядом на цветочной алее. Она была симпатичной и миловидной, красиво одета в белоснежную летнюю одежду. Я удивился, постарался выпрямиться, улыбнулся в ответ.

— Какой Вы высокий! — восхитилась девушка. — И смотрю, уже успели загореть на Битурте.

— Это вы меня отведёте к президенту? — предположил я.

Девушка замялась, видимо подбирала слова для ответа. Изучающе посмотрела мне прямо в глаза. Ещё раз смутилась, скромно отвернулась. С секунду постояла в нерешительстве, тихо ухмыльнулась и вскоре сказала:

— Наверное, Вы единственный человек в мире, который не видел Отана… Это очень необычно, — девушка расплылась в улыбке. — Позвольте представиться. Меня зовут Виевин.

Девушка жестом поздоровалась со мной. Я же встал как истукан, обдумывая и анализируя её последнюю фразу. Вскоре меня как молния прожгла неожиданная догадка:

— Вы — Виевин? Отан Виевин?!

— Да. Я — Виевин. Исполняю функции президента Великой Федерации. Но вам, как не просвещенному, разрешаю меня звать просто Ви… — спокойно ответила девушка, улыбаясь как можно шире. — Что ж, уважаемый пришелец из прошлого, рада Вас видеть у себя во дворце! Никогда не думала, что буду общаться со столь необычными гостями. Надеюсь, вас не напугали резкие перемены в климате и в обстановке.

— Я… прошу прощения, — почти заикаясь, промолвил. — Я никак не ожидал… Нет… Не знал. Я думал, что Отан Виевин…

— Мужчина?… — продолжила мою догадку девушка-президент, — причём обязательно седовласый и с бородкой мудреца?

— Ну… типа… Да… Наверное. В каком-то роде.

— Я знаю, что тысячелетие назад было традицией, что высокие посты занимали мужчины. Был некий патриархат. Но сейчас другие времена и другие нравы… Не смотрите на мой возраст. Он обманчив. Я — альверийка и поэтому выгляжу так молодо и зелено. Но, поверьте, я знаю, как управлять Федерацией, уже 12 год у власти, как никак. И мне через месяц исполнится 76 лет… Не верите? — зачем-то спросила она.

— Верю… — скромно ответил я. — Я многое увидел за последние события, что теперь всему верю… Трудно, конечно, сопоставить с моим временем. Но я так понял, что здесь это норма.

— Вы, должно быть, ещё не всё знаете про альверцев?

— Как же, знаю, — я решил блеснуть знаниями, которыми меня снабдил Виктор на Битурте, — Альверцы — это потомки спейсменов, дети Федерации. В отличие от померян, рождаются на других планетах, не на Гео.

Виевин призадумалась. Взглянула на меня и ответила:

— Нет… В отличие от померян, альверцы вообще не рождаются. Альверцев создают. Их сразу создают молодыми, здоровыми и красивыми. Привычное для Вас рождение детей сейчас, к сожалению, непривычно. И, в некоторых случаях, забыто. Забыто то, что люди рождаются внутри людей, а не в родильных машинах, как это происходит сейчас… Вам не рассказали про это, наверное, чтобы не шокировать. Чтобы не усложнять дело. Да, такое сложно понять, представить… Особенно для людей, кто никогда не задумывался над тем, что люди могут родиться вне материнской утробы.

— А?… — единственное что выдавил я, силясь представить себе современное деторождение, затем, припомнив кое-какие сведения, сказал. — Но в нашем времени появилось возможность зачатия детей… как бы снаружи… К тому же генная инженерия теперь создаёт клонов… И ещё появились суррогатные матери…

— Это всё верно. Но в Вашем мире ещё не было машин для печатания людей… Я тому доказательство. — девушка о чём-то призадумалась, отвела взгляд. — У меня никогда не было отца и матери, и у меня никогда не будет детей. У альверцев их никогда не бывает. И они живут с этим спокойно. А я жила здесь на Гео, среди померян, у которых есть семьи, дети, внуки, в конце концов, родственники… А у меня ничего не было: ни родных, ни близких, ни детей, ни внуков… и не будет… Мне было трудно смириться с такой врождённой ущербностью, особенно в 'детстве'. Очень жаль, что мы от этого отказались… Принятые людьми решения, думаю, приведут к печальным последствиям…

— Я ничего не знал о таких особенностях альверцев, — ответил я.

— Это, конечно, сентиментально… — продолжила Виевин. — Я всю жизнь хотела отменить решение правительства шестисотлетней давности. О том, что разрешается не рожать людей, а 'создавать'. Никто не принял тогда это всерьёз и не просчитал последствия. Со временем, люди стали привыкать создавать людей, так как никакого риска, быстрее и проще. Матери-померяне сейчас больше интересует карьерный рост, нежели семья, рождение и воспитание детей. Да что есть 'семья' в нашем понимании?.. Правительству, в сущности, без разницы кто голосует, кто их избирает, кто населяет и обживает планеты, кто пополняет ряды граждан… Но меня тогда не было. И повлиять на решение я не могла. Обратной силы закон не имеет… Когда мне сообщили, что в нашем мире появился человек из прошлого, то первое о чём мне хотелось его предупредить… именно об этом. Вот, собственно, я и рассказала тебе об этом, Алексей.

— Я… тронут, — тупо ответил я. Мне ещё предстояло разобраться, кто создаёт, а кто рожает.

— Давай присядем на скамейку, — предложила девушка.

Я кивнул. Мы прошли дальше по алее и уселись на деревянную окаймлённую тёмным железом скамейку.

— Не скромничай, — заметив моё смущение своей красотой, сказала Виевин. — Я знаю, что красива собой. Президент — это лицо Федерации, и оно должно быть идеальным… Я получила президентское кресло, не с подиума Мисс Вселенная. Отнюдь. Лицо и тело всегда можно сделать идеальным, в этом преуспели пластические хирурги, а для альверцев проблема идеальных пропорций и миловидного девичьего личика решается на зачаточном уровне.

Девушка неожиданно взяла меня за руку. А у меня пронеслась мысль в голове: 'Блин, меня касается молодая красивая президентша будущей Великой Федерации людей!.. Да никто в жизнь не поверит мне в Питере… И, кстати, между прочим, а зачем она это делает?'

— Знаешь, я очень интересовалась историей, — Сказала Виевин. — Это моё хобби, так сказать, увлечение. Но видеть и дотронуться до живого представителя прошлого, для меня… Это… — девушка остановилась и сочно произнесла, — потрясающее чувство!

— Знаете, мне тоже приятно, — как-то глупо я ответил, 'а что я ещё мог ответить в таком нервном напряжении' — мысленно оправдывал себя.

Вдруг Виевин схватила меня за руки, но не так чтобы сжала запястья, а нежно и в какой-то степени кокетливо их потеребила:

— Расскажи мне о своё мире. Мне очень интересно узнать как там…

— Ну, — замешкался я, — я… не знаю с чего начать…

— Хорошо. Давай я сформулирую вопрос по-другому. Расскажи, что в вашем времени есть хорошего? Что тебе нравится?..

Она посмотрела мне прямо в глаза. 'восемнадцатилетняя, не больше, — оценил я её взгляд. — Правильно ли я её понял, что она хочет как молоденькая зелёная девочка наивно узнать о положительных сторонах нашего жестокого мира, где убийства, грабежи, насилие — привычное, обыденное дело; а войны и тупая политика президентов, доводящих свои страны до кризиса, до гражданской войны — это норма жизни?..'

— Ну… — опять я замешкался, — я не знаю, что есть у нас такого… чего нет у Вас.

— А как же Любовь? — испытующе посмотрела на меня Виевин, вздернув брови, — мне всегда казалась, что в прошлом она была более искренней и чувственной…

'Девушка явно перечитала романов про принцев на белых конях, сражающихся с драконами ради спасения принцесс, заточённых в башни злостными гадами, про героев спасающих красавиц, типа Бреда Пита, дубасящих негодяев и маньяков слева на право одной левой…' — подумал я. Но мне пока не хотелось её растаивать. Не известно, как себя поведёт расстроенный президент Федерации…

— Да… — начал я издалека. — Любовь, можно сказать, у нас процветает. Ради любви люди готовы отдать жизнь, пойти на жертву во имя спасения любимой… Или даже наоборот. По новостям я видел такие поступки, когда спасали…

— Нет, — прервала меня Виевин. — Ты не правильно меня понял. Мне интересны чувства…

— Но чувства нельзя описать… — отреагировал я. — Ви, я не могу этого сделать.

— Видимо, сейчас они у нас так притупились, что их можно описать… — тихо и печально сказала Ви, затем спросила, — а тебе нравится в нашем мире? В мире, который старше твоего на одно тысячелетие?

— Да. Безусловно, — почти сразу ответил я и зачем-то добавил. — Здесь всё так идеально и красиво, безмятежно и спокойно, нет преступности и войн… ну, с общей точки зрения… что у меня даже появилось дикое желание здесь остаться…

— Под названными тобой плюсами скрываются недостатки нашего мира, — ответила Виевин. — Да, в нашем мире нет войн, и люди о них стали забывать. Нет преступности, как таковой. Есть только недоразумения и мелкие хулиганства, совершаемые чаще всего по глупости. В нашем мире процветает честность, открытость и безмерное уважение друг к другу… Поэтому все люди стали честными и разучились врать; стали доверчивы и иногда наивны. Разучились жить без технического сопровождения… Вот, возьми да и отними у них всё это, оставь только шалаш, хлеб да воду, и что? Погибнут! Многие погибнут сразу же. Не смогут выжить в резко изменённых условиях… Да, мы стали нежными, требующими комфорт и удобства, существами, которые отказались от семейных ценностей и разучились размножаться природным способом, а точнее посчитали это негигиеничным и аморальным…

— Думаешь, наш мир — конфетка? — не выдержал я и высказал наболевшее. — Люди каждый день гибнут под колёсами машин с пьяными водителями, от рук убийц, для которого ты — только толстый кошелёк, чтобы приобрести очередную порцию 'наркоты', - последнее слово я сказал по-русски. — У вас даже слово такого нет в альверском языке! Завидую этому. От рук террористов, которые доказывают не себе, и не другим, а просто для общественного страха, наводя ужас, такая у них профессия, сотнями гибнут люди, которые ничем не провинились ни перед кем, просто оказались случайно не в том месте и не в то время. А сколько гибнет от зверств маньяков, которые ищут жертву для удовлетворения своей похоти или какой-то зловредной привычки? Сколько людей страдает от голода, холода и непрерывных войн, раздутыми правительствами? Да им числа нет! А Вы! Вы добились мира и порядка, комфорта и процветания! Так чем же Вы ещё недовольны?

— Люди всегда чем-то не довольны. Посмотри, какой ценой мы этого добились, — здесь она имела ввиду себя. — Кто я? Человек? Имею ли я право так называть себя?.. Подумай… Мы всё время стремимся к идеальному миру… Что-то создаём похожее, а потом понимаем, что идеальным он не стал, какие-то огрехи есть и их надо устранить. И двигаемся дальше… И дальше, и дальше… Идеальный мир наступит тогда, когда исчезнет человечество, когда вымрет последний из рода людей, — сказала Ви, словно поставила точку. Но через некоторое мгновение, отогнала своё огорчение, очаровательно улыбнулась и продолжила. — Если ты захочешь, если ты считаешь этот мир своим идеалом, я могу дать тебе гражданство в Федерации. Не сложно. И… живи у нас, — игриво подмигнула Ви. — Во всяком случае, может быть, ты прав. Возможно в вашем мире сочли бы наш мир совершенным и прекрасным. Хотя, я считаю, что ваш мир, где человек, ещё не избалованный техникой, удобствами и комфортами жизни, куда более правильный, чем сейчас…

Минуту или около того времени мы сидели молча. Виевин смотрела куда-то в мраморные плиты аллеи. А я смотрел на её печальный взгляд. Для меня это казалось вечностью, словно она мысленно карает меня, что я не могу продолжить беседу… А я не знаю, что сказать, словно стал внезапно немым и выдавить слова не могу. Молчание прервала она:

— Алексей, я думаю, что это не последняя наша с тобой встреча. Я была сегодня слишком сентиментальной и эмоциональной. Это роскошь для президента. Но и встреча была у нас неофициальной, недолгой и мне хотелось… Наверное, тебе это знакомо: хочешь чего-то, но не заешь чего именно. Вот и я не знаю, чего именно я хотела спросить тебя. Скорее, я просто хотела посмотреть на тебя воочию, немного высказаться.

— Я прошу прощения, — начал оправдываться я. — Немного перенервничал… И не совсем правильно подбираю слова и отвечаю на вопросы.

— Не стоит, — она сразу переменилась в лице, улыбнулась, опять погладила моё запястье. — Вероятно, для вашего мира непривычно, когда красавица-девушка сама начинает дотрагиваться до собеседника. Но в нашем времени, когда высокопоставленное лицо дотрагивается до представителя противоположного пола, означает равенство их общения и глубокую заинтересованность темой беседы. Если ты расскажешь другим, что я дотрагивалась до тебя, они начнут тебя уважать…

— Это серьёзно?

— Я не шучу…

Ещё с минуту мы пообщались о всяких пустяках, типа: где я здесь поселился, надо бы получше условия организовать, сопроводить экскурсиями по городам Федерации, с чем я согласился; что я ещё не попробовал местных блюд — а дело стоящее; что нужно получше изучить мир, её мир. Виевин мягко встала со скамьи и потянула меня за собой ко входу в помещение, где находились Эри, Сиф и прочие люди.

— Я прошу прощения, но через 15 минут мне нужно будет встретиться, уже официально, с премьер-министром планеты Альфус. А я ещё не пообщалась с героями компании Акрами-Тайста. Они заслужили свою порцию славы… Мне искренне было приятно с тобой пообщаться.

— Мне тоже, — словно зачарованный ответил я. — Отан Виевин, Вы красивы…

— Спасибо, — смущённо ответила Ви. — У нас это настолько очевидно, что никто мне не говорит таких слов. А это, оказывается, приятно.

Мы подошли ко входу. Из-за стёкол окон на нас смотрели люди, из них была взволнованная Сиф, нервный Эри и очень спокойный с виду Антуа.

— Пока, — попрощалась со мной президент Виевин. — Мы не любим говорить 'прощай'.

— Как ни удивительно, мы тоже… — отметил я шепотом.

Услышала она меня… или нет?

Глава 14

Мы вернулись через тот же портал, но уже сразу в город Урвальд в огромный портальный центр, этакий государственный центр системы телепортаций. Велитри посчитал, что такое возвращение не вызовет подозрений, да и по принципу безопасности нужно всегда возвращаться другим путём.

— Сегодня здесь людно, — комментировал Эри.

В холле возле портала действительно было много народу. Многие сидели на диванах и ждали своей очереди. Это тебе не поезда ожидать, а просто ждать момента, чтобы зайти в круглую кабину и переместиться к другому порталу, может быть за сотни световых лет отсюда. Быстро, легко и незаметно…

— Перемещение через портал — весьма дорогое удовольствие, — отметил Эри. — А мы прокатились до Гео и обратно на халяву. Вот классно!

— Не радуйся раньше положенного. Ещё стребуют с тебя, — усмешливо проговорила Сиф.

Я решил поинтересоваться о стоимости проезда:

— А сколько стоит перемещение?

— О, очень много! — воскликнул Эри, видимо представляя себе эту сумму перед глазами. — Это всё федеративная монополия и энергии для перемещения требуется много. Вот же удивятся великие учёные, когда узнают, что перемещение через время и пространство значительно проще и дешевле, чем простая телепортация сквозь пространство… Или, может, порталы изначально неправильно конструировали, — вдруг призадумался Эри и, показалось, что сразу начал активно развивать эту мысль, отойдя чуть в сторону.

Я с Сиф остались практически наедине. Невдалеке от нас шёл Велитри, о чём-то задумался, или просто по камтику переписывается с кем-то… Или посещает сеть, новости смотрит. А может вообще сейчас порнушку проглядывает. Чего ж улыбается так странно?.. Не поймёшь тут ничего, чего он делает там у себя в мыслях наедине с камтиком. Антуа куда-то отошёл. Может, в туалет, или встретить кого решил. Но обещал нас догнать. Мы вышли из портального центра и подходили к стоянке альфа-такси. Я тоже решил на секундочку отвлечься и почитать городские новости, которые не успел прочесть до выхода из номера…

— О чём с тобой говорила Отан Виевин? — как бы невзначай спросила Сиф.

— О любви… — заворожено ответил я, сам не понимая, зачем это ляпнул.

— О чём? — переспросила Сиф.

— Да так, о жизни поболтали…

Велитри вызвал альфа-такси. Мы собирались возвращаться в лабораторию. С минуту на минуту появится загадочный генерал Паут Воэ и полковник нас теперь гнал назад. Однако свободных альфа-такси на остановке не оказалось. Придётся ждать на стоянке, где садятся альфа-такси. Конвоя, на этот раз с нами не было.

Жарил Альман, подогревая волосы. 'Вот, бы панаму сюда!' — мечтательно подумал я и ушёл под козырёк в тень.

— Я решила тебя пригласить на ужин, — отозвалась Сиф. — А то ты так мало знаешь о нас, всё время с Виктором общался. К тому же Виевин, мне намекнула об этом… А теперь, когда ты знаешь альверский и нам с Эри хочется с тобой больше общаться.

— А где он состоится? Ужин? — я удивился тому, что меня приглашает на ужин девушка и даже отвлёкся от чтения новостей через камтик.

— На крыше административного центра, — Сиф указал пальцем на далёкий небоскрёб. — Вон видишь самое высокое здание, — я кивнул. — Там и будем ужинать.

— Отлично, — согласился я.

— Только со мной ещё будет Эринс и Эвиан. Ты не против?

'Конечно я против! Я хочу провести время только с одной очаровательной особой — девушкой Сифиль и желательно наедине, без посторонних лиц', - подумал я, но сказал другое:

— Только 'за'.

— Вот и прекрасно! — обрадовалась Сиф. — Сейчас познакомимся с легендарным генералом Паутом Воэ и отправимся в ресторан, на 'Голубые небеса'. Так ресторан называется. После встречи с президентом, меня даже генерал не так беспокоит… Правда, она замечательная?

— Кто? Виевин? — спросил я.

— Да. Отан Виевин. Я и не знала, что она может быть такой. По видеосети мне она всегда казалось строгой и важной. А тут — очень приятная в разговоре оказалась.

— Согласен… — вспомнив, что Виевин говорила про прикосновения, добавил. — Да. Знаешь, она меня взяла за руку. Кстати, мне это… понравилось. Не каждый день, понимаете ли, ко мне прикасаются очаровательные девушки-президенты…

— Она тебя трогала?! — воскликнула Сифиль. — Эри, ты слышал!

— Что?… Да?! Это очень здорово! — включился в беседу Эринс. — Такие почести редко кому достаются. И ты об этом так спокойно говоришь? — спросил меня Эринс.

— А что я должен, прыгать по лужайкам от радости? — задал я встречный вопрос.

— Я бы на твоём месте так и сделал! Наверное…

— А долго она к тебе прикасалась? — зачем-то спросила Сифиль.

— Ну, почти всю беседу со мной…

Наверно, зря я так сказал. В глазах Эри и Сиф заблестела такая зависть. Да и Велитри, который всё это время находился в стороне и мыслями был вдалеке, открыл рот от изумления, услышав нашу беседу, что даже решил пододвинуться ближе и послушать…

— А чем так легендарен генерал Паут Воэ? — чтобы снять нависшую немую зависть, я задал вопрос.

Сифиль искренне удивилась. Её брови подпрыгнули ко лбу:

— Ты не зна…? — но тут же смолкла и поправилась. — Ах, да. Ты, разумеется, не знаешь…

— Паут Воэ спас тысячи людей от гибели при конфликте на Сурии, — включился в разговор полковник Велитри, который, по всей видимости, больше всех почитал генерала. — Он герой нашего времени… Это случилось семь лет назад. Самый крупный конфликт за прошедшее столетие, который разгорелся в Федерации, как раз произошёл на Сурии. Сурия — большой город-государство на планете Альфа-Арвус. Из-за спорных космических владений разгорелся конфликт с территориями Анеско, который в итоге перенёсся на город Сурию. И когда войска Анеско начали бомбить город, а вместе с тем и мирных жителей, то генерал, который тогда ещё был простым майором космической эскадрильи, в народе называемой 'дьявольские ястребы', нарушил приказ командования об отступлении. Так как на планете оказалась только одна эскадрилья объединённых миротворческих сил Федерации, и только капитана Воэ, другие же части серьёзно опаздывали на защиту Сурии, то возникла непростая ситуация, когда город мог бы оказаться полностью разрушенным войсками Анеско. А они в несколько раз превосходили силы миротворцев. Военное руководство тогда решило не жертвовать единственной эскадрильей, так как битву всё равно не выиграть и приказала ожидать основных сил. Но капитан, нарушив приказ, ринулся на защиту. И ценой больших потерь остановил противника. Эта была легендарная битва! Безупречна в стратегической части… Сам майор был тяжело ранен в этой битве, но до последнего командовал операцией. Прибывшие подкрепления были поражены стойкостью и мужеством летчиков эскадрильи. Как потом сказал Паут Воэ: 'Я должен был исполнить долг гражданина Федерации — умереть, но спасти жителей города'. Под трибунал его, конечно, не отдали. Кто же судит героев? Отан Виевин за него заступилась. И народ его запомнил таким и по сей день чтит его легендарным. Поэтому у него и титул соответствующий — Аминат Воэ… — с нескрываемой гордостью сказал Велитри.

Аминат, это тоже крутой титул, на две ступени ниже Отана, вспомнил я, чему меня обучил камтик.

— К тому же он молодой и красивый, — чуть ли не мечтательно сказала Сифиль. — Представляешь ему всего 34 года, но он уже носит звание генерала западного сектора.

— Он альверец? — поинтересовался я.

— Да, — удивилась Сифиль. — Откуда ты знаешь?

— Тогда понятно, почему он выглядит молодым… — сказал я, — Сифиль, а могу я узнать, сколько тебе лет?

— 29, - без вопросов и недовольства сразу ответила Сифиль.

— Ты тоже альверийка? — спросил я Сиф и задал себе вопрос: — 'И зачем мне нужно это знать?'

Сифиль удивилась вопросу. Эри тоже странно посмотрел на меня.

— Мы все здесь альверцы, — отозвался Велитри, — на планете Битурт сложно найти померян, ультра или спецов. Только Виктор, да ты — истинные померяне… Мы не любим говорить об этом. И делить людей на своих и чужих… Да, мы не такие как Вы. Мы лишь похожи на померян. Мы никогда не стареем и, практически, никогда не болеем. У нас нет усов и бород, как у померян… Но не мы выбирали себе расу…

В его словах звучали нотки огорчения, подобные в словах Виевин.

'Неужели они тоже жалеют о том, что они не родились, как люди, а их создали? Словно лампочки на конвейере завода? Неужели, они осознают свою ущербность?.. Осознают, что ничего не исправить, не изменить? — задался я вопросами, на которые не мог ответить. — Да и кто мне ответит на все эти вопросы?'

— Если тебе интересно, я расскажу тебе об альверцах за ужином, — улыбнулась Сифиль. — Я всё расскажу, что тебя заинтересует. Ты же теперь мариат!

'Мариат — это один из титулов, далеко не самый высокий, но достаточно почётный. Что-то вроде рыцаря, если бы мы жили в средние века, — и вдруг меня осенило. — И с чего вдруг я стал мариатом?'

— Мариат Алексей Губанов! Как это звучит необычно! — подхватил идею Эринс.

— А с чего Вы решили, что я стал мариатом?

— Тебя касалась Отан Виевин, это уже достаточно, чтобы получить титул мариата, — сказала Сифиль.

— А кто мне его даст? Кто поверит, что до меня дотрагивалась Отан Виевин?…

Словно вопрос в пустоту. Все удивлёно на меня посмотрели. Что-то вроде: глупее вопроса мы ещё не слышали.

'Да… конечно, они же все честные и доверчивые, как дети… Чёрт. Их так легко обмануть!' — подумал я и понял, что этот мир, построенный на честности и морали, может так легко сгубить такой человек, как Алексей Губанов, немного лживый, немного нечистый на душу и, подтверждающий опасения военного советника Велитри: 'кто даст гарантию, что он не занёс сюда вирус или какую-нибудь заразу'. Вот, росток этой заразы я только что обронил.

— Забудем, — поспешил я замять дело. — Я задал глупый и несерьёзный вопрос…

На время все замолчали. Как раз в этот момент время возле нас приземлилось вызванное Велитри альфа-такси. Альфа-такси, или такситек, как его здесь называют — это круглая приплюснутая лепёшка темно-серого цвета для перевозки восьми пассажиров. Пассажиры садятся в откидываемые вверх двери с восьми сторон лепёшки лицом к двери. Такситек может перевозить пассажиров от одной стоянки, в каком-то смысле это и есть аналогия остановки, на другую. Возле Акрами-Тайста есть такая, я её видел, когда с Виктором ещё ездили на прибрежную зону ужинать. Только сейчас понял, что та была стоянка, а не стартовая площадка круглых тарелок-НЛО, как мне представлялось изначально.

Да. Теперь и это я знал. Ещё знал, как следует управлять такситеком… Но за меня всё сделал Велитри.

Во время полёта можно было наблюдать из обзорного окна такси за плавным подъёмом ввысь, на уровень 150–200 метров и не быстрого, как у камиса, но не медленнее, чем вертолёта, движения вдоль широких проспектов, зеркальных стен небоскрёбов Урвальда…

Неожиданно камтик отозвался. Перед глазами всплыло полупрозрачное сообщение, звонок от Виктора Тадеча. Принять, отклонить? Я выбрал 'Принять'… Как-то необычно, когда тебе звонят прямо в мозг.

— Приветствую! — сразу отозвался Виктор.

— Привет, — ответил я.

Сиф, сидевшая рядом, удивлённо глянула на меня:

— Ты это мне?

— Не-е. Сиф, не тебе… — успокоил её. — Это мне Виктор позвонил…

— Алексей! — у меня где-то в центре мозга, усмехаясь, отозвался Виктор. — Ты можешь общаться со мной мысленно. Не нужно говорить вслух…

— А как же я… это сделаю мысленно? — попробовал в мыслях проговорить я. — Ты меня сейчас слышишь?

— Да, я тебя чётко слышу. Продолжай также мысленно общаться со мной…

— Но ты же сможешь прослушивать все мои мысли? — беспокойно подумал я.

— Не волнуйся, — отозвался Виктор. — Камтик прекрасно фильтрует личные мысли с мыслями, которые ты хочешь передать другому человеку. Существует специальный закон о невмешательстве в мыслительную деятельность людей.

— Интересно… — подумал я. — Виктор, а разве камтик способен распознать личные мысли от, так скажем, публичных мыслей?

— Да. Камтик наделён искусственным интеллектом. По импульсам мозга он распознаёт нужные для передачи мысли… Он может общаться с тобой, если ты этого, конечно, захочешь. И кроме того может давать советы, рекомендации… Так что советую его не ругать излишне, может обидеться… — Виктор улыбнулся — я почувствовал, что он улыбнулся.

— И эмоции он способен передавать?

— Да. Это тоже он умеет.

— Круто, — я подобрал только одно слово.

— Ну, так собственно, зачем я позвонил… — начал Виктор. — Хотел поинтересоваться, как бы полюбопытствовать… как прошла встреча с Отаном?

'Точнее с отаншей', - подумал я, — и на самом деле почувствовал, что камтик не передал эту мысль Виктору. В альверском языке нет деления на мужской, женский роды, поэтому я изначально думал о мужском поле президента… В чём и ошибся.

— Прекрасно, — мысленно ответил Виктору. — Я был впечатлён. Отан Виевин не просто замечательный президент Федерации, но и прекрасная девушка!

— Одно другому не мешает, — улыбнулся Виктор. — Я как-то забыл тебя предупредить, что она — женщина. И сейчас подумал, что ты наверное ожидал увидеть мужчину-президента. В ваше время это было популярно.

— Что-то в этом роде… Но в наше время встречаются и женщины-президенты. Не скажу что в равных пропорциях с мужчинами, но иногда встречаются. Нельзя думать предвзято.

— Согласен…

— Меня также удивили порталы. Я ожидал нечто другое. Но и такой вариант сойдёт. Ещё поразил президентский дворец. Очень красивый. 18 или 19 век, не скажу точно…

— Это воспроизведение Букингемского дворца, — прокомментировал Виктор. — Он был полностью разрушен в одну из глобальных войн… Его два века назад отстроили заново на окраине Лондона, расширили. Теперь он размерами вширь, но не в высоту, больше своего предшественника в несколько раз… Таковы уж требования к площадям.

— Так это был Букингем? Не знал. Потрясно… И внутренний двор великолепен. Сад замечательный.

— Да? — удивился Виктор. — Она встречала Вас в своём саду?.. Виевин сама планировала этот сад и сама его облагораживала. До неё был раньше… не такой примечательный двор.

— У неё это получилось… — я подбирал слова, — великолепно…

— Ага. Действующий президент Виевин Аулеи, на мой взгляд, самый человечный альверец, если ты меня понимаешь…

'Есть в ней такое… померянское, что ли' — это уже мои личные мысли. А вслух, то есть, для Виктора сказал:

— Ты знаешь, я теперь стал мариатом.

На удивление, Виктор практически ожидал этого:

— Это хорошо. Отан Виевин уважает и чтит гостей. Я полагал, что она тебя примет тепло… — потом Виктор добавил. — Генерал Паут Воэ только что прибыл… Так что, Вы немного запаздываете…

Глава 15

— Молодой человек, — прошептал голос рядом.

Я очнулся. Опять задремал?… Или не спал я всё это время? Сложно понять. То ли спал, то ли отключившись, просто вспоминал первый день на Битурте. За разбитыми мутными стёклами всё также мелькали трассирующие пули. Хмурое багровое небо стало ещё кровавей, с алыми отблесками вспышек… Хотя нет. Это приближается рассвет. От этого оно стало таким ярким.

— Молодой человек, — ещё раз прошептал голос, где-то сзади, но уже чуть ближе и определённо его обладатель обращался ко мне.

'Вот, чёрт, — выругался я. — Не дай бог патрульный… Мне сейчас этого ещё не хватало… Нет. Нельзя мне сейчас разговаривать с посторонними'.

Не открывая глаз и не оборачиваясь, я притворился, что крепко сплю и ничего не слышу. Но голос не утихал, вторил:

— Молодой человек… проснитесь, пожалуйста… Мне нужно с вами поговорить…

По голосу можно судить, что обладатель голоса — человек пожилой, может быть, даже пенсионер. Мужчина. Не сильный… В случае чего, можно дать отпор, попробовать прорваться боем. Я осторожно нащупал у себя под пуховиком запрятанный в глубокий карман пистолет. А то ведь могли, заразы, вытащить, пока я был в забытии, как иногда вытаскивают у спящих деньги и документы. Кончиками пальцев я нащупал рукоять пистолета. На месте! Значит, смогу дать отпор… Ещё восемь патронов. Восемь патронов. Чёрт дери! Всего лишь восемь… Должно хватить.

Камтик меня успокоил:

— Не паникуй. Есть большая вероятность, что мужчина просто хочет попросить воды или сигарет…

'Ага. Пусть пьёт из лужи! Вон в том угу есть вода… А сигарет у меня нет. И с роду не было, — думал я и фактически общался с камтиком, советовался с ним. — Мне сейчас не нужно ни с кем разговаривать. Это привлечёт внимание. А это плохо. Вызовет лишние вопросы, провокации. До рассвета ещё немного… Когда же он наконец наступит?!'

— Через 19 минут взойдёт солнце, — сообщил камтик.

'19 минут. Чёрт. За 19 минут до восхода, меня решил кто-то разбудить… Не с проста всё это…'

Казалось, что голос успокоился и не обращался больше ко мне. Возможно, мужчина, разочаровался, что я крепко сплю, плюнул на меня и отвернулся.

Рука побаливала. Тяжёлыми, резкими волнами на меня накатывала боль и жжение в руке; не давала успокоиться, немного расслабиться. Повязка уже набухла кровью.

'Как здесь противно холодно! — нервничал я. — Сентябрь-месяц, называется… На улице сейчас наверное 6 или 7 градусов тепла. Пока терпимо. Не заморозки, всё же. А здесь-то всего немногим выше…'

— 11,5 градусов, — сообщил камтик.

'Не умничай! — я обратился к камтику. — Ты записал последние воспоминания?'

Камтик положительно ответил.

Вдруг меня кто-то тронул за плечо. Не резко так тронул, осторожно, спокойно тронул лёгкой ладонью. Но нервы мои не выдержали и я шумно вздрогнул, словно меня передернуло током. От шума одна бабуля, которая лежала неподалёку от меня, нервно трепыхнула руками во сне не просыпаясь.

— Молодой человек, не бойтесь… — успокаивающе прошептал совсем рядом тот же голос, — я лишь хочу с вами поговорить.

Теперь играть в спящую красавицу было бессмысленно. Я обернулся через плечо и на соседнем боку полуразрушенного киоска увидел седовласое практически старческое лицо мужчины в округлых треснутых очках в металлической оправе. У него было впалое перепачканное грязью лицо с еле заметными шрамами от побоев и ударов прикладом. В желтом ряде зубов зияли чёрные впадины выбитых… Шапка, можно назвать, шапка-ушанка немного свалившись набок нависала над головой, явно не по размеру, вся в саже, или даже в пепле от костров, прикрывала не менее седые и редкие волосы. Но глаза… В них было не меньше паники и отчаяния, чем у меня… Его печальные, испуганные глаза, смотрели на меня, то ли панически ожидали пинка в лицо, как стандартный отпор попрошайке, то ли надеялись, что я выслушаю его просьбу, не прогоняя сразу. Был в них такой огонёк надежды… Я его разглядел не столько в слабых предрассветных лучах неба, сколько от кратковременных всполохов далёких взрывов, что отсвечивает небо.

Если бы сейчас был 2007 год, я бы принял его за безобразного бомжа и прогнал бы прочь или просто проигнорировал… Но, это далеко не 2007 год… И его вид меня не смущал. Потому что мой вид, а я это видел в отражениях чёрных луж, был примерно таким же…

— Кто ты? Что тебе надо, дед? — разглядев старика, тревожившего меня в столь неподходящее время, я спросил, внутренне успокаиваясь: 'Не похож он, конечно, на патрульного. Не похож…'

Старик облизнул губы, прежде чем говорить… А может и не старик он вовсе. Может ему 60, не больше. Просто страшно… Всем страшно. А страх он делает людей старше.

— У тебя есть сигаретка… или папироска? А? — жалостливо прошептал старик.

'И ради этого меня будить?.. Так и до инфаркта можно довести…' — однако мне стало лучше. Нервы заметно стихали. Ответил я ему, как мне показалось, немножко грубовато:

— Нет, дед. Нету у меня ни сигаретки, ни папироски…

Я отвернулся, предполагая, что беседа наша закончилась. Сигарет у меня в действительности нет. Я не могу и не смогу ничем помочь… И, вообще, не мешайте людям спать… Но позади меня старик заёрзал и продолжил шёпотом:

— Молодой человек, я не столько хотел стрельнуть у вас сигаретки, сколько просто… поговорить с Вами…

'Нечем заняться что ли?' — подумал я и нахмурился от мысли, что старик от меня так просто не отстанет — слишком настойчиво он приставал к спящему человеку, то есть ко мне, притворяющемуся спящим… Я перевернулся на бок — лицом к старику и кратко спросил:

— О чём?

— Прошу Вас… Только тихо. Не будите остальных, — занервничал старик. — Говорите шепотом…

— Зачем?… — на этот раз я спросил тише.

— Я хочу Вас спросить… — очень тихо сказал старик, боязливо озираясь по сторонам.

— Ну, спрашивайте. Не томите душу… Вы всё равно меня разбудили, — почти злостно, но шепотом выговорил я.

Старик подтянулся ближе, согнулся в шаге от меня, подобрал под себя коленки, приклонился спиной к киоску. Шапку-ушанку он снял и нервно теребил в руках. Его телогрейка была вся в грязи и рассечённых дырах. Сапоги оказались от разных пар. Это сразу замечалось по фактуре и форме. Они были дырявые и насквозь пропитались влагой.

— Я вот о чём… — замешкал он. — Хочу спросить… Вы здесь собираетесь остаться?

Последняя фраза оказалась наполненной неподдельным удивлением и непониманием. Что-то вроде: 'Как так, почти все ушли, а вы всё ещё здесь? И если Вы не уйдёте срочно, то Вас ждёт неминуемая смерть…'

Вообще, по правде говоря, он прав. Здесь оставаться очень опасно. Здесь остались только те, кто боится шагу ступить на улицы в город, где за каждым тёмным проёмом высоких полуразрушенных домов поджидает снайпер, где теперь войска расставили мины и ловушки для наступающего врага, где заминированы многие квартиры и неверный шаг — окажется последним в твоей жизни. К тому же, по улицам бродят вооружённые патрули, которые сочтут за долг подстрелить мародёра, тем более, если у тебя нет разрешения на проход. И, что ужасней всего, за дверями дежурит патруль, который бдительно следит за смиренными 'жителями' вокзала.

— Нет, конечно. Не хочу я здесь оставаться и давно бы свалил, если бы не… — ответил я и остановился.

— Из-за патруля? — догадался старик.

— Да, — коротко и очень убедительно подтвердил я.

Старик, похоже, не удивился этому. И даже ожидал, что я так отвечу… Интересно, зачем тогда спрашивал?

— Я тоже хочу отсюда уйти… — он начал откровенный разговор тихонько. — Они нас не эвакуируют… как обещали. И тем более не отпустят… живыми, по крайне мере.

'Да, вооружённый патруль нас точно не выпустит из здания, пока сами не решатся свалить, — беспокойно размышлял я. — На улице дежурят около дюжины бойцов отряда AL. Army of Liberty, как они себя называют. Воюют за свободу. Причём не против натовцев воюют, а вроде как за них… Продажные скоты. Пособники империалистов. Вчера отловили некоторых жителей, меня в довесок обнаружили, прибили к стае. Ну и согнали на вокзал. Сказали, поезда ждите. Прибудет, мол, скоро. Отвезут всех в безопасное место… А я-то знаю, что поезда не будет. Да и все в этом зале, наверное, догадываются, что поезда никогда не будет… какой нафиг поезд?! Все пути давно разбиты, рельсы разворованы. Но никто не показывает вида. Надежду в себе растят, что ли? Надеются, что не обманут? Что вдруг станет хорошо?.. Бомба упадёт на вокзал — и вот тогда всем будет хорошо!.. Пособники ждут, когда враг захватит город, чтобы сплавить нас всех натовцам или расстреляют, избавляясь от груза… Странно, что меня ещё не пристрелили. Хотя должны были. Из-за раны, наверное, пощадили? Так бы 'списали' как врага. По их мнению враг — это не тот, который бомбит и штурмует город, а тот кто сопротивляется вторжению их 'друзей' для наведения порядка и мира в стране…'

— Они ждут натовцев… — подтвердил мою мысль старик, продолжая. — Я в этом уверен… Ждут когда к ним придёт подкрепление… А что дальше будет? Этого я не знаю точно… Но, предполагаю, что ничего хорошего ждать нам не следует… Наверное, отправят в лагерь батрачить в рабских условиях. Говорят, построили такой на Нарве специально для русских… В лучшем случае — обменяют нас на консервы и тушёнку. Но кто им даст такое добро? Мы же — не солдаты, чтобы вести переговоры о сумме выкупа. Кому мы нужны?.. Я хочу отсюда дёрнуть! — заговорщицкий проговорил старик.

Я усмехнулся. Проронил:

— Тебя подстрелят, и шагу не успеешь ступить за двери вокзала.

— Я знаю, — обречённо, но твёрдо ответил старик.

Это меня поразило. Он, вроде, не похож на идиота или на придурка. А заявляет смело.

— Ты сколько здесь? — поинтересовался я.

— Три дня, — хмуро ответил старик. — Каждый день меня избивали… Всё это время. Не давали мне раны зализать, как опять волокли к себе. Уроды… Предатели!

Он раскатал рванный рукав и показал тёмные синяки на руке и кровоподтёки.

— Всё тело ноет… — продолжил он. — Уж лучше рискнуть… чем оставаться здесь и ждать своей участи.

— Я не по рассказам знаю, как здесь тяжко. Многое видел. Многое познал… Но на глупую смерть не готов идти, если ты мне предлагаешь, — прошептал я.

— Нет, не глупая… — начал было он, но я прервал:

— А какая? Отчаянная?… Вот если бы толпой пошли… Сколько здесь? Шестьдесят… А может вся сотня?

Старик предосудительно покачал головой:

— Толпой говоришь?… А наберётся ли твоя толпа?… Посмотри, здесь женщины, дети, старики и старухи… Скорей, среди них найдётся тот, кто предпочтёт сдать нас, прежде чем наберётся хоть десяток человек, готовых идти под пули…

— Верно говоришь, — согласился я и поглядел вокруг по сторонам на спящих людей. Ближайшие соседи находились на небольшом расстоянии от нас, но наше перешептывание не могли слышать, да и похоже не вслушивались, если кто не спал. Своих забот и несчастий было предостаточно. — Я также думаю. Все будут жаться по углам. По норкам своим. Так безопасней…

— То-то!

Старик поджал кулаком губу. От постоянного движения губ, она начала кровоточить.

— Я не хочу оставаться здесь… — чуть погодя продолжил старик. — Ты молод. Я подумал, что вместе у нас будет больше шансов… Да, знаешь, помощь мне нужна… — признался он. — Мне ногу давеча сломали. Не могу на неё ступать. Сильно больно… Но прихрамывая могу протянуть немного…

— Не костыль я тебе дед, чтоб помогать…

— Да погоди ты… Я же не договорил… Я не собираюсь идти под пули и тебя вести с собой. К чему мне тянуть за собой чью-то душу?…

— А что? Подкоп решил устроить здесь? — я иронично спросил.

— Нет, — резко ответил он. — Я знаю дорогу… В своё время работал на железнодорожном вокзале. Дворником… Был здесь как-то лет десять назад. Чистил перроны, да хозяйственные помещения убирал. И знаю один заброшенный путь… Только сила мне нужна… Видишь двери, которые выводят на платформы, — он бросил взгляд на решётчатые двери на противоположной стороне от центрального входа в зал ожидания.

Двери были заварены. И некоторые пробовали их дёрнуть, погнуть прутья решётки. Даже с петель попробовать сдвинуть… Ничего не выходило. Насмерть приварены.

— Ну, вижу. И что?

— Они выводят на перрон, — продолжил старик.

— Это я знаю… Двери-то приварены. Мы вдвоём не осилим их. Это точно…

— Я не про них, — он прервал меня. — Ты ходил в уборную, хотя бы раз?

Я вспомнил то злачное тёмное помещение, где не работает ни один светильник. Бывший туалет, или санитарный узел, как оно раньше называлось. Все унитазы и умывальники вдребезги поломанные валялись по полу уборной блеклыми осколками. Но помещение до сих пор исполняет своё функциональное назначение и за долгое время накопил в себе тошнотворный 'хлам' и запах от многих людей. Там был всего лишь раз. Вчера вечером. По нужде… Продержался минуту.

Я скривил мину. Старик сразу понял, что я был там.

— Так вот, наверное, ты не заметил в дальнем углу…

'Конечно, ничего не заметил. Там была такая темень. Да и ещё темным вечером!' — подумал я.

— …там есть небольшой лаз, — продолжал шёпотом рассказывать старик. — Никто не знает, куда он ведёт. В другое помещение или в тупик… Но я знаю!.. — словно раскрывая зловещую тайну, он улыбнулся мне окровавленными зубами. — Я знаю, куда ведёт этот лаз… Он ведёт в подвал. А там технические помещения есть. Если их пройти, то можно выйти в бетонную пустоту, расположенную под ближайшей платформой…

— Интересно. Продолжай, — я действительно был заинтересован и забыл на время про боль в руке.

— Только там тоже решётка стоит. При входе в этот лаз… Её ещё давно поставили. При мне, когда я работал здесь… Но она с тех пор прогнила. Да и петельки проржавели… Можно попробовать её снять… Надо было мне ещё в первый день сигануть туда, пока силёнки были и ноги целы… Да струсил. Не бомбили нас в тот день. Боялся, что услышат, заметят, погонятся и пулю всадят в спину… Они же вокруг вокзала бродят… А сейчас пробовал, не могу… поднять решётку не могу. Во всём теле болью отзывается, как только попробую на себя потянуть… А вчера тебя приметил. Новенький, голодом не заморен и синяками, ссадинами не похвален.

— Это всё верно… Но у меня рука… — я показал старику свою правую руку. Она была перевязана куском ткани и насквозь побагровела тёмной кровью. — Вчера ранили. Жутко болит…

— Я заметил твою рану. Это ничего. Если мы вдвоём наляжемся, то решётка отойдёт…

— Здорово, конечно, — отметил я. — Но почему ты решил, что я тебе помогу? Может, я — агент AL. Может, я здесь специально посажен, чтобы крамолы пресекать да побеги. Решили вот патрульные раненого друга посадить, посторожить узников… Вот возьму и сдам тебя сейчас… И ни куда ты не убежишь уже…

Это я сказал, так как не был уверен, что старик сам не является агентом AL, который проверяет всех мужчин молодого возраста на желание и возможность побега или сопротивления… Ведь патруль здесь небольшой. Не больше дюжины человек и если вдруг против них сгрудятся хотя бы несколько бойцов из бывших узников, то пострадают обе стороны при любом раскладе… А они, как мне думается, не хотят, чтобы их сторона как-то страдала.

Старик укоризненно глянул на меня. Мол, не шути так, не смешно:

— Ты не похож на 'предателя'… У тебя лицо не такое.

— С чего ты вдруг взял? — я попробовал улыбнуться, но резкая боль в правой руке от движения не позволила мне это сделать и улыбка оказалась кривой.

— За время войны, я научился отличать своих и предателей по первому взгляду, слову, движению… Жизнь всему научит… — мудро ответил старик.

— А того мужика, которого недавно уволокли на выход, не ты случайно спалил?

— Нет. Ты что! Он сам спалился… — ответил старик. — Он, дурак, достал нож… Видимо хотел переложить в другой сапог. Натёр ему нож ногу. Да тут вояка проходил по коридору. Заметил странное движение, подошёл, посветил фонариком и всё понял… Это я сам видел. А ты спал тогда…

— И куда его уволокли? Расстреляли бедолагу?

— Я не слышал выстрелов. Дальние выстрелы слышал, но ближних нет… Либо отвели далеко, либо сапогами и прикладами забили насмерть. Он так и не вернулся до сих пор…

— Ты за всеми так наблюдаешь?

— Я не спал ночью… Всё думал, как сбежать и с кем можно сбежать. Потом отосплюсь… когда всё закончится. На том свете или на этом… Это уж как получится.

Старик умолк. Поёжился на месте. Опять прикрыл кулаком рот. Сильно кровоточили губы…

На улице светало. Сквозь решетчатые битые окна пробивались первые лучи сентябьского солнца. За окнами неугомонно грохотали раскаты и сверкали блики далёких взрывов, как многоголосые громы и молнии трассировали пули. Последняя битва за город продолжалась. Враг приближался. Это можно было судить по нарастающему шуму. Уже под конец беседы мы не шептались как в начале, а уже общались в полголоса, потому что из-за шума нас всё равно никто не слышал.

Я осторожно привстал и подошёл к ближайшему окну. Оно выходило на перрон. По перрону валялись большие куски отбитой штукатурки, крошки бетона, мусор и стрелянные гильзы. Никого не было. Эту сторону явно не охраняли. Только днём иногда прохаживались перед окнами, и то на недолгое время. Если мы сейчас уйдём в уборную, не вместе, конечно, а с определённым интервалом, то никто ничего не заподозрит и вглядываться в зловещую темноту уборной тоже не станет. А сейчас, когда нарастает шум и становится более явственной опасность грозящей бомбардировки, даже патруль потеряет бдительность. Затея старика, не так безумна, как показалась изначально… Вполне может сработать…

Я также осторожно вернулся на место. Присел рядом со стариком.

— Как тебя зовут?

Старик взглянул на меня. Выдавил сквозь кровавые губы:

— Игорь… Меня зовут Игорь. Некоторые меня зовут Игорёк. Я привык. А когда-то давно, в мирное ещё время меня звали Игорь Андреевич… А тебя?

— Влад… — ответил я не раздумывая, — Владислав Алексеевич…

Я назвался именем своего знакомого человека.

Так было надо…

Глава 16

— Вот это дыра!

Я удивлённо глянул на генерала. Никак не ожидал от него такой восхищённой реакции. Перед нами был мир черной пустоты, как его окрестил полковник Велитри. Действительно, мир был настолько чёрен, что казалось, видны только первые метры, которые хоть как-то освещает дверной проём. И в то же время каким-то чувством ощущалось, что этот мир бескрайний и бездонный. Никакого эха, никакой акустики, если бы было просто большое тёмное помещение невообразимых габаритов.

Мы: я, генерал Паут Воэ, Велитри, Виктор и Сифиль, стояли возле открытой двери и жадно всматривались в непроглядную темень неизвестно и невиданного ранее мира, мира чёрной пустоты.

Паут Воэ что-то достал из кармана и бросил в открытый проём, прямо в пустоту. Я не успел рассмотреть небольшой предмет — он быстро растворился в темноте, упав по траектории не в низ, как я ожидал, а в направлении, куда бросил генерал — прямо и чуть правей.

— Что это? — поинтересовался Виктор.

— Один из моих маячков. Я часто их использую для разведки ситуации или обстановки.

— И что он Вам сигналит?

— В том-то и странно, что ничего. Ничего не зарегистрировал. Никаких предметов, кроме этой двери, никаких движений. Словно чёрный мёртвый космос, но заполненный воздухом… Почему-то… Мда. Странно.

Простояв так молча с минуту, Воэ сказал:

— Всё! Можно закрывать дверь. Мы большего не узнаем. Связь прекратилась. Маяк улетел за пределы радиосвязи.

Все вышли из герметического стеклянного куба, о необходимости которого так настаивал Велитри. Его установили посреди помещения. По периметру помещения уже разместились солдаты-универсалы PAF, устроившись в креслах, держали оружие наизготовку, поблескивали полированными чёрными касками.

— Ничего определённого не могу сказать, — начал генерал Воэ. — Феноменально. Я с таким никогда в жизни не сталкивался. И считаю, что нужно провести вначале научный анализ, выдать рекомендации, а уже потом продолжить проводить соединения и пытаться воспроизвести соединение с миром 2007. То есть, с миром, откуда пришёл Алекс. Думаю, все поняли.

— Для этого как раз и прибыл учёный совет из федеративного института изучения аномальных явлений, — отметил Велитри.

— Очень хорошо, — поддержал Воэ. — Вот они пусть и займутся этим немедленно. Прямо сейчас. Все остальные могут отдыхать. Включая Алекса. Сотрудников Акрами-Тайста в текущей ситуации прошу занять Алекса интересными мероприятиями и времяпрепровождением. К примеру, экскурсиями по городу, знакомством с бытом и нравами граждан Федерации. Сводить в зоопарк, наконец. Он многое интересного узнает о новых мирах, которые были открыты за последнее тысячелетие… В общем, мы повторно соберемся здесь после того, как совет выдаст какие-нибудь рекомендации.

Паут Воэ подмигнул мне и удалился вместе с советником Велитри в другое помещение.

Признаться, я был обескуражен генералом, с самого момента знакомства с ним. В отличие от Велитри, он был его полной противоположностью. Улыбчивый, веселый, очень общительный, невероятно умный и эмоциональный. С трудом верилось, что он вообще военный и как-то связан с военной профессией. Вот Велитри — образцовый военный. Это прямо выпирает из него: его выправка, суровый целеустремлённый взгляд, жесткие движения, и вечное негодование по поводу 'дилетанских' действий подчинённых. Это всё в нём читалась, что ли. Солдаты, которые здесь охраняют лабораторию, тоже такие. Но Паут Воэ — добряк добряком, каких свет ещё не видывал. С ходу меня обнял, как родного, от чего я потерял дар речи на пару минут. Сказал, что имя Алексей ему не очень нравится, и предлагает меня называть Алексом, вроде как у него был друг с таким именем, который геройски погиб в бою. И в дань уважения, да просто привычней, стал называть меня Алексом. Потрясённый, ожидавший по приезду сурового и злого генерала, мечущего молнии и яростные взгляды на окружающих, я только и сумел кивнуть в ответ.

Он не был высокого роста и мощного телосложения, как можно было подумать, предположить. Я бы сказал невысокий, с роста Эринса, молодой человек. А молодость в нём так и хлестала. Очаровательный блондин, а таких здесь оказывается немного. Без боевых шрамов, с короткими волосами, и таких здесь тоже немного — все мужики отращивают длинную шевелюру, словно модели на подиум.

Паут Воэ производил впечатление простецкого паренька, у которого должность генерала западного сектора — да вы вдумайтесь в это, проникнитесь величием и ответственностью — дана ему как-то случайно, за те героические подвиги, которые ранее совершал и за которые, в общем-то не требовал наград и почестей… Но всё-таки раз он стал легендарным генералом, то что уж тут зазнаваться и требовать должного уважения и внимания. Нет, не надо. Каким был 10 лет назад Паут, таким и остался. Все его хорошо помнят майором 'дьявольских ястребов', таким его и должны помнить, по его мнению.

Было видно как Велитри, да и вообще все присутствующие почтительно приветствовали генерала. Он только скромно отмахивался и улыбался. Типа: полноте, к чему это всё! В общем, генерал сразу же произвел на меня дружеское и очень приятное впечатление. Возможно, конечно, это он специально делал, так как работа вместе с ним предстояла долгая и плотная… Но я этого не знал и не мог знать. Тогда откуда он мог знать? А может, он был по жизни такой?

Однако нельзя думать, что Паут — наивный простак. Вот в отличие от Сиф, Эринса, даже Велитри, он не так прост, как кажется. Не зря же он дошёл до генеральского чина. Вполне умело за этой маской весёлости и улыбчивости, наверняка, скрывается ледянное сердце вояки, который чётко знает, что такое добро, и что такое зло. Он знает, когда нужно приветливо лыбиться и зажигать анекдоты со смешными историями, чтобы взбодрить команду, а когда нужно взять в руки пулемёт и безжалостно крошить полчища врагов. А если надо и по головам пройдёт, не побрезгует. Это мне подсказывало чутьё. Интуиция, что ли. Сиф и другие не чувствовали такого в нём. Но я почувствовал. Каким-то местом почуял, что так оно, скорей всего, есть… В глазах, быть может, прочитал. Глаза не врут…

— Да… — протянул восхищённый Эринс, когда мы уселись на мягкие диваны в соседнем помещении. — Сюрприз за сюрпризом. Никогда не думал, что Воэ, может быть таким…

— Обаятельным, — подсказал я.

— Да, — согласился Эринс. — Именно. Обаятельным. И невероятно весёлым… Неужели он так со всеми.

— Со своими подчинёнными, вряд ли, — подключился Эвиан.

— Ну, не знаю, не знаю… — опять протянул ошарашенный Эринс.

К нам подбежала Сиф. Весело так подбежала:

— Ребята, ребята! Есть предложение. Давайте сегодня вечером отправимся в Легарт! Отпразднуем событие всем коллективом. Одним клубом!

— Уже вечер, — подправил её Эринс.

— Ну, имею ввиду, после того как поужинаем в Голубых небесах.

— Я не против, — сразу поддержал переложение Эвиан Хона. — Позовем всех наших. Наши коллеги тоже заслужили отдыха. А в клубе — самое удобное место для праздника.

— Сегодня же, второй день, — напомнил начальник Эринс.

— Нам генерал приказал отдыхать, — отметил Эви. — Причём, сию минуту. Ты же слышал.

— Ну, во-первых, он сказал не 'сию минуту', - ответил Эринс. — Во-вторых, Антуа Файлео нам не давал отпуска.

— А мы напишем прошение, — предложила Сиф.

Эви взглянул на своего начальника, чего, мол, командир гульнуть не даёшь народу. Подумаешь, второй день. Хе. И не в такие дни гуляли!.. Также глядела Сиф. Начальнику оставалось только улыбнуться и кивнуть. Противился он не потому что суровый и требовательный, а что не положено в рабочие дни, знаете ли, отдыхать и прохлаждаться в клубах.

— Ура! — радостно воскликнула Сиф. — Значит Легарт!

— Значит, Легарт, — подтвердил Эринс. — Но условие: едем все вместе, включая Алекса. Празднуем всем клубом, кто сможет.

— Дян! — согласились Сиф и Эви.

'Дян' означало что-то вроде русского 'хорошо', или не совсем русского 'о'кей'. То есть полного согласия или подтверждения.

Я решил проявить любопытство насчёт клуба:

— Что за клуб такой? Ночной?

— Легарт? Это наш клуб, — весело ответила Сиф. — А в вашем мире разве нет клубов?

— Есть, причём много… А это как понять 'Ваш'? Что насовсем 'Ваш'?

Мне с трудом представлялось, что у группки научных сотрудников, не столько шумной научно-исследовательской компании, есть свой клуб, которым они заведуют. Или, может быть, они имели в виду клуб компании? Ведь может быть такое — клуб при компании?.. Думаю, что да…

— Конечно наш, — удивилась вопросу Сиф, да так удивилась, что глаза на лоб полезли. — Мы его два местных года назад обосновали… А вы где обычно проводите время? Или вообще где отдыхаете?

— Да… где как, в разных местах, — неуверенно промолвил я. — Интересно. Оказывается, многого ещё я здесь не знаю…

— Я тебе всё покажу. Да, да. С удовольствием покажу наш клуб Легарт! Он красивый! Сама проектировала!

— Ага, — подтвердил Эринс. — Это она учредитель клуба. И всех нас туда позвала. Хороший клуб! Обязательно съезди с нами. Понравится.

Может быть, 'клуб' означает не клуб вовсе, как я его себе представляю, как вообще он представляется в 21 веке. Хотя по-альверски звучит 'Klub', как и по-русски. Любопытно будет посмотреть.

— А что значит второй день? — спросил я о том, что ещё не понял из речи.

— Это типа вторника, если жить на Гео, — объяснил Эринс. — Но здесь у нас пятидневная неделя, в силу природных обстоятельств, поэтому первые три дня рабочих, четвёртый — для развития, а пятый — день отдыха. Поэтому второй день — это середина рабочей недели.

— Пойдёмте, — поторопила нас Сиф, потянув меня и Эринса за руки к выходу из лаборатории. — Скоро Альман сядет. А Голубые небеса уже открылись…

Глава 17

Голубые Небеса назывались так вовсе не за счёт сексуальных предпочтений посетителей, а достаточно точно характеризовали панорамный вид из широких и высоченных окон над городом с самого высокого небоскрёба Урвальда, с 800-метровой высоты. Вид был завораживающий. Словно летишь над облаками. Даже какие-то мелкие облачка умудрялись пролетать ниже ресторана. И это было одним словом — восхитительно. Всегда мечтал побывать на такой высоте и вот, мечта идиота исполнилась в одночасье.

Альман уже приблизился к горизонту. Но светил по-прежнему ярко, ослепительно. Пришлось ещё раз прищуриться, рассматривая широкий обзор города. Город был как на ладони. С этой высоты были видны его окраины. А когда я ездил в мобиле, город мне казался большим и величественным. С этой точки обзора казалось, что величественный только я сам, а город низок и все его небоскрёбы не такие уж большие и высокие, как казались раньше…

Альман внезапно пропал за полосой океана, окрасив весь горизонт не то розовым, не то золотистым цветом, лишь на непродолжительное мгновение, и стало темно как ночью. Словно кто-то выключил свет. Сразу зажегся потолок и пол вдобавок, освещая убранство ресторана. А оно, признаться, было великолепным. Серебристые столы, зеркальные прямолинейные стулья… всё такое прямое, чётко выверенное, серебристое, мраморное, зеркальное. Одним словом 'стильное'.

Ресторан был большим. Да и посетителей в нём было немало. Но мы сразу заняли столик рядом с широким окном, чтобы любоваться видом. Нас было четверо. Столик на четверых — он был квадратный, по челу на каждую сторону. На троих — есть треугольные. На двоих — круглые. А уж если пришли впятером, то ищите пентогранный, коих здесь не водится. Скорей всего, для большого коллектива есть альтернативные решения, просто я о них ещё не знаю.

Сразу же сделали заказ. Я заказал невыговариваемое блюдо, но точно такое же заказал себе Эринс, а вкусу начальника проекта Тааавиа я решил довериться. Странный же, конечно, ресторан без официантов. Их здесь вообще не было видно. Всё пространство отдано посетителям, типа, разбирайтесь сами. Заказанные блюда были поданы через минуту. Да так изящно, что это меня вновь шокировало. В отличие от обычных кафе, где блюдо появляется как бы из-под стола, наши блюда подлетели на своих серебристых тарелках и уселись по местам. Подлетевшее жаренное 'что-то', не похожее на ни курицу, ни на свинину, меня напугало, да так, что я резко вздрогнул, чем рассмешил Сиф. Она продолжала хохотать, даже когда я успокоился и принялся жевать пищу. Жутко был голоден.

Жаренное что-то было не похоже ни на одно известное мне земное мясо. Но между прочим вкусное и очень сытное. Я решил никого не спрашивать о том, что я такое сейчас ем, дабы не спровоцировать внутреннее желудочное отвращение.

Мы стали общаться. Эринс, когда Сиф закончила хохотать, рассказал о Гео. Мол, цены на путёвки подняли и сейчас фиг съездишь, Еуропу посмотришь. Правда, если выплатят премиальные, а их не могут не выплатить за такое дело, то смотается он ещё раз в Швейцарию или Зеландию. Уж больно ему там понравилось с прошлого раза. Сиф тоже рассказала, как потратит премиальные. Тут же подключился Эви и рассказал свои соображения, как нужно правильно тратить премиальные. Типа, все вы — дураки, а я один такой умный, потрачу деньги на недвижимость. Я стал интересоваться деньгами — какие они здесь и что из себя представляют? Как оказалось, ни карточек, ни бумажных банкнот (ни в коем случае — дерево беречь надо) здесь нет и уж как 6 веков никто о них не вспоминает. Деньги хранятся на счёте в банке в виде акций или облигаций, одна фигня, а расплачиваются они по биопаспорту, который идентифицирует камтик. И, в общем-то, оплата проходит без каких-либо телодвижений, проволочек, камтик сам снимает нужную сумму из банка и направляет на определённый счёт. Можно даже об этом не беспокоиться, лишь время от времени стоит проверять свой баланс, чтобы случайно не оказаться в минусе.

Но самое поразительное то, что все государственные кафе или столовки, их всё равно не отличить, абсолютно бесплатные. И можно есть сколько хочешь.

— Как это так? — усомнился я. — Что, совсем бесплатные?

— Совершенно бесплатные! — уверил меня Эринс. — Ты на планете Битурт, а здесь все государства входят в содружество стран бесплатных услуг. То же самое есть на Граа и Гео. Здесь бесплатная еда — это раз; бесплатный транспорт, можно ездить из страны в страну, при этом, не тратя денег — это два… и бесплатное жильё — это три. Можно просто зайти в государственную гостиницу и переночевать там. Конечно, сверхуслуги стоят каких-то определённых денег, например экспресс-поезда, экспресс-перелёты, туристические услуги или такие рестораны, как здесь, но это всё мелочи. Чего не скажешь про порталы.

— А в чём выгода? Ведь за это кто-то платит?

— Платит государство. И чем больше оно будет предоставлять бесплатных услуг, тем больше граждан будет расселяться в государстве и принимать его гражданство. И тем богаче становится само государство.

— Но позвольте, за счёт чего оно богатеет? — удивился я.

— Как? Ну, во-первых, оно получает больше дотаций из федерального бюджета — за каждого гражданина Федерация платит определённую сумму. Каждый человек дорог для Федерации. Сейчас происходит падение общего числа граждан: 12 против 18 миллиардов в позапрошлых веках. Во-вторых, компании, которые нанимают рабочих, выплачивают отчисления в бюджет государства, причём, немалые отчисления. И в-третьих, подоходный налог с самих людей, сейчас он составляет здесь 5 процентов.

— Я бы не сказал, что уж такой страшный налог.

— Да, очень гуманный, — подтвердил Эринс.

— А откуда у Федерации дотации на каждого жителя?

— Федерация и есть главный банк, который кредитует всех людей и государства… Это финансовая особенность нынешней системы и порядка.

'Ничего не понимаю, — подумал я. — Ведь вроде всё просто складывается. Больше людей — больше денег государству, поэтому государства заманивают к себе людей льготными услугами. Однако деньги эти отдаются в кредит, то есть государства, да и сами жители выплачивают эти деньги Федерации. Такой вот круговорот денег получается. Но, чёрт возьми, откуда изначально берутся деньги?.. Хреновый из меня финансист!'

Остановившись на данной мысле, я решил не допытывать Эринса финансовыми вопросами. И поинтересовался, почему камтик только что мне сообщил о каком-то готовой регистрации. Эринс догадался, что я получил био-паспорт и поздравил меня с этим.

На столе стояли бокалы со страннопахнущей прозрачной жидкостью. Откуда взялись бокалы и бутылка, я не мог понять, мы же не заказывали их… Оказалось, что Сиф во время нашей беседы успела их заказать, после чего подлетел небольшой столик с фужерами, который я даже не заметил.

— Это следует отпраздновать, — объявил Эринс, доливая последний бокал. — Видимо Отан Виевин побеспокоилась о биопаспорте.

— А что мне даёт био-паспорт?

— Всё! — неожиданно и восторженно ответил Эринс. — Ты можешь стать полноправным гражданином в любой момент, когда захочешь. Причём, сразу мариатом. Ты и сейчас полуофициально, мариат Алексей Гео Губанов.

Я знал, что официально, когда объявляют кого-либо и где-либо, первым называется титул — мариат, потом — имя, следом место рождения — это может быть название города, посёлка, деревни, в конце концов, а по планете в редких исключениях. А уж последним идёт фамилия, которая никогда не меняется, даже если выйдешь замуж. Имя можно поменять, а фамилию нельзя. Такие порядки.

— Ух, ты! — удивился я. — Я без пяти минут гражданин Федерации…

— И тебе начальный баланс, наверное, оформили? — поинтересовался Эринс. — Каждому при рождении дают начальный баланс.

В самом деле, камтик мне сообщил, что у меня теперь есть начальный баланс в размере 5000 фаллей и я могу данными средствами свободно распоряжаться.

— А пять тысяч фаллей — это много или мало? — спросил я.

— О! Хороший тебе баланс дали. Мне так тысячу дали, когда я родился, — нескромно завидовал Эринс.

— То есть, много… А что на эти деньги я могу купить?

— Да хоть два больших дома себе покупай и живи в них! — весело отозвался Эви, молчавший долгое время.

— Для сравнения — за все заказы в этом ресторане я заплатил чуть больше одного фаллей, — отметил Эринс.

Не чокаясь, видимо, здесь не принято, мы опустошили бокалы. Содержимое бокала оказалось сладким, как лимонад и не содержало в себе ни грамма алкоголя. Я понял, что алкоголь здесь либо запрещён, либо не в моде… Ну и правильно, нужно поддерживать здоровый образ жизни!

Вспоминая лицо и образ Отан Виевин, я мысленно поблагодарил её за оказанное гостеприимство — сразу выдала гражданство и сразу дала титул мариата. Вот так дела! Значит, не шутила по поводу гражданства в Федерации. Говорила серьёзно… Не успел я опомниться, как камтик отправил сформированное мыслями благодарственное послание президенту. 'Куда?! — хотел я разгневаться, но остановился: — Пусть… Не убудет'

Когда я дожёвывал свой необычный ужин, Сиф мне рассказала об особенностях альверцев. Альверцы никогда не рождаются, как рождаются обычные люди, типа померян. Такая уж у них особенность. Это я знал от Ви. Но дополнительные сведения, о которых поведала альверийка, явились для меня откровением.

Успехи генной инженерии позволяют формировать готовое тело человека в специальных установках. Все альверцы появляются на свет в родильных камерах. И первый день после выхода из установки — считается их Днём рождения. В свой первый день они уже выглядят как взрослые 20-летние пацаны или девки, в некоторых случаях как 18-летние или наоборот, постарше, 25-летние, это уже в зависимости от вида установок. И более их визуальный возраст не меняется, так как они никогда не стареют. В остальном же они смертны как все остальные люди.

Конечно, в первые дни своего 'рождения' они неопытны, и даже не умеют общаться. Обладают лишь примитивными знаниями и инстинктами, прямо как младенцы. Потом они проходят, что-то вроде школы-интерната, и через несколько лет выпускаются в общество с формированным созданием, определённым набором знаний и умений. Затем проходят подготовительные курсы трудовой практики, и можно сказать, становятся полноценными гражданами общества. Кто-то учёнными, как Сиф, кто-то военными, как Паут Воэ, кто-то администраторами, как Антуа Файлео, или государственными служащими. Профессий и специальностей много, всех не перечислить…

— То есть, ты не можешь стать военным, как Велитри? — я перебил Сиф.

— Нет, разумеется, не могу. У меня нет практики и, более того, нет способностей. А без этого среди военных мне делать нечего. К тому же на начальном этапе развития, когда нам всего от одного до четырёх лет, нам дают программу роста, как спецам, в какой области мы будем сильны, а в которых наше развитие не получится.

— Померяне тогда получаются более свободны в выборе профессии?

— Да. Именно. Нам, как и спецам, уже предначертано кем стать. Однако у спецов профессия узкоспециализированная, чем у нас. У нас есть выбор, небольшой правда, но есть. Мы можем выбирать в каких направлениях науки проводить исследования и эти направления мы можем менять. А это серьёзный выбор…

'Бедняги', - пожалел я их, думая, каково же это жить с предначертанной тебе, данной с рождения, судьбой. Я уже привык к мысли, что альверцы — практически не люди, выглядят как люди, живут как люди, однако не являются таким понятием 'человек', к которому я привык в своём времени. Они — клоны людей, отличная их копия, их детище.

— Ну а Вы мечтаете, фантазируете, любите?… — поинтересовался я.

— Мы чувствуем также как и люди. Мы можем любить и можем ненавидеть. Всё что умеет человек — мы умеем тоже. Пойми, мы копия людей, а значит и копия чувств, эмоций и интеллекта, — сказала Сиф.

Тут Эринс начал рассказывать про спецов, мол, они как раз не умеют ни любить, не мечтать, да и вообще умеют ли они сами думать, или это всё заложенные инстинкты, знания думают за них, не понятно. Ну, в общем, спецы, гораздо хуже их, альверцев, и это надо усвоить… Как я понял, Эринс просто их недолюбливает. Может, чего плохого сделали они ему когда-то. Его мысли не поддержала ни Сиф, ни Эви. Начался спор. Один утверждал, что спецы, напротив, хорошие такие, смелые парни, послушные и жизнь готовы отдать, не случайно же их набирают в спасательные отряды. Другой же соглашался, но с некоторыми оговорками. Эринс же — 'нифига подобного! Знаю я, какие они в сущности своей. Был печальный опыт'… Но спор вскоре затих. Все остались при своих мнениях.

Мы ещё раз выпили из бокалов прозрачную жидкость. Заинтригованный, я взглянул на этикетку бутылки. Было написано только одно слово на всю этикетку — 'Лайфаран'. Я ничего не понял. И подумал, что это скорей всего обычный лимонад, и нефиг ожидать здесь вина, водки, пива и других увеселительных напитков.

Из невидимых динамиков звучала музыка. Она была трёхмерной. То есть, казалось, что играют где-то невдалеке. И это меня каждый раз отвлекало. Я оглядывался на пустой зал — но там никого не было, ни музыкантов, ни динамиков, никого. Музыка, была необычной, и не походила ни на один известный мне жанр. Она не была похожа на электронную, но также не была похожа на живую инструментальную музыку. Было в ней что-то такое, космическое, что ли. Одним словом — неземное, непривычное слуху. В то же время, мелодичное, спокойное, расслабляющее и релаксирующее.

— Никто не хочет потанцевать? — предложила Сиф. — Люди уже собираются на танцпол.

Я покосился на зал. В самом деле, в центре собиралась группка людей и начинала размахивать руками и дрыгать ногами в такт музыке. Звучание музыки усилилось.

— У Вас принято танцевать? — поинтересовалась Сиф.

— Конечно! — радостно отозвался я. — Ещё как принято! Не знал, что в ресторане можно танцевать. Обычно у нас такое в клубах принято.

— Сейчас вечер. И можно отдыхать. Расслабляться, — игриво потянула за руку Сиф. — В нашем клубе тоже можно танцевать… Да, — обратилась она к Эринсу и Эви. — Давайте сегодня устроим дискотеку в Легарте!

Те отозвались ободрением и тоже пошли нам вслед, на танцпол. Когда мы приблизились к развесёлой толпе, я понял, что музыка здесь играет громче всего. Но источник я так и не смог определить. То ли из пола, то ли из потолка разносится музыка. Она удивительным образом равномерно распределяется по танцполу, обтекая вокруг меня со всех сторон. Это потом я, не без удивления узнал, что музыки, как таковой, в виде звуковых волн, в ресторане не было вообще. Не было никаких динамиков. И танцевали мы в абсолютной тишине. Вдумайтесь, насколько это смешно получилось. Музыку имитировал камтик, причём он подавал её мне прямо в мозг. И, в принципе, можно было уменьшить или увеличить звучание. Или её вообще отключить. При желании можно было запустить другую музыку. Но этого, как правило, никто не делал, иначе общего единения с танцующей группой не прочувствуешь.

И я начал как умел 'расслабляться'. К моему удивлению, я почувствовал себя весёлым и жизнерадостным, как это бывает, когда выпиваешь алкогольные напитки. Подумал, что лимонад, который я пил, вовсе не лимонад, а всё-таки какой-то алкогольный напиток. Просто алкоголь в нём вообще не ощущается. Позавидовал, что у нас такого напитка ещё не придумали.

Музыка была звучной, тактичной и под неё было приятно танцевать. Все люди, с нескрываемым удивлением смотрели, как я танцую, в том числе и Сиф. Вскоре я понял, что здесь, видать, не принято широко размахивать руками и мотать головой из стороны в сторону. Осунулся и постарался копировать движения танцующих людей. Как мне показалось, они были слишком скромными и простыми.

Все без исключения улыбались. Это меня даже напрягать начало. Ещё не видел, чтобы здесь как-то хмуро, недоверчиво, исподлобья глядели на меня или на других. Смотрят так, словно готовы, внимательно слушать, полностью довериться и обязательно улыбаются. Даже когда спорят, улыбаются. Даже когда удивляются, тоже умудряются улыбаться. Может, когда спят — улыбаются, кто их знает? Эх, беззаботные люди. Мне бы Вашу беззаботность!

Прошёл час. Мы стали потихоньку расходиться и собираться для путешествия в Легарт, непонятный для меня клуб. Обусловились встретиться в корпусе номер 3 компании Акрами-Тайста. Со мной пошёл Эви, так как он жил недалеко от этого корпуса, да и гостиницы, в которую меня поселили, в частности.

Эви оказался скромным и молчаливым в компании, но очень общительный тет-а-тет. За поездку до гостиницы, он мне многое рассказал о своей жизни. Оказывается, он родился на планете-приоре Эмят, которая находится отсюда ну очень далеко. Рассказал, что родился он в 3033 году, и ему сейчас 15 лет. Что он — чуть ли не самый молодой сотрудник компании. Что очень рад оказаться на Битурте и любит свою работу, свою должность до безумия. В свою очередь, я ему рассказал про свою жизнь, не такую увлекательную как у него. Рассказал, что родился в Питере в 1979 году, учился в школе на тройки и четвёрки, за что часто ругали родители. Потом поступил в Политех. Закончил пять курсов, начал работать не по своей специальности, потому что специальность инженера-технолога как-то не катила в то время. Эви так и не смог понять, как это, работать не по своей специальности?… Я сразу начал работать менеджером по продажам строительных материалов, так как эта профессия более прибыльная. А в 25 лет получил неожиданное наследство от бабушки, которая скончалась — она переписала на меня однокомнатную квартиру в Петроградском районе. Пожаловался что, мол, квартиру сейчас не купить — высокие цены и проценты от ипотеки. Так что мне крупно повезло — есть своя крыша над головой. Эви признался — практически никогда не общался с померянами и не знает, кто такая бабушка, и поэтому меня с трудом понимает. Но отметил, что здесь приобрести квартиру или частный дом очень просто. И что он сейчас скапливает средства, чтобы купить дом в зелёной зоне. За один местный год работы в Акрами-Тайста уже скопил нужную сумму. Я шумно ему позавидовал, что у них всё так просто, а у нас — бедлам. Как мы уже подошли к гостинице…

Я не стал собирать свои скудные пожитки. В шкафу обнаружил свою чистую рубашку и куртку. Кто-то успел их постирать. Также нашёл местную одежду. Она не выделялась какой-либо пестротой и цветностью. Решил, что хватит вызывать изумленные взгляды местной публики, насчёт того, как я одет. И оделся примерно так, как были одеты Эви и Эринс. Одежда на мне начала шевелится. Это меня не испугало, я ожидал такого — она подгоняется под мои размеры и пропорции. Дождался, когда одежда приспособится ко мне, и вышел на улицу.

С минуту-две ещё побродил возле гостиницы, рассматривая витрины ближайших зданий. Ночной город пестрел вывесками, плакатами, трёхмерными мониторами на всю стену. Рекламные проспекты или слоганы были просты до безобразия: 'Бактуриан — твоя жизнь', 'Пейте Калет!', 'Улыбайтесь вместе', 'Любите природу', 'Начните сначала' — с какого начала? Странные вывески, необычные слоганы.

Людей не было. Машин не было. Было тихо. Лишь ночной ветер поддувал, теребя верхушки пальм, завывая между высотками. И где-то в небе мерно гудели парящие такситеки.

Ко мне подошёл Эви:

— Готов?

— Всегда готов!

Эви удивился, не понял, что я имел ввиду. Повёл меня в третий корпус Акрами-Тайста.

***

А нас уже там ждали. Практически все собрались, кроме Сиф. Ну, это понятно, она же девушка, ей надо больше времени на сборы: на подбор одежды, на косметику, на причёсывания. Однако я ошибся. Она просто далеко живёт — в зелёной зоне и уж скоро должна подлететь на альфа-такси.

Меня познакомили с ещё 4-мя сотрудниками Акрами-Тайста, которые участвуют в проекте Таавиа — два парня и две девушки. Я, соблюдая приличия, с ними поздоровался, пообщался пару минут на отвлечённые темы. Но общий разговор у нас не скеивался — мы были слишком разные… Здесь же были Виктор и Антуа Файлео. Ехать с нами они не собирались, но обильно прощались со всеми. Строго настрого наказали Эринсу не терять меня и показать Биалезон, обязательно биалезонский зоопарк, видимо следуют инструкциям Паута Воэ.

Мы уже стояли возле мобиля, очень сильно смахивающий на микроавтобус, когда к нам подошла Сиф:

— Я прошу прощения за опоздание.

Разумеется, все её простили. Антуа решил её публично повысить до руководителя проекта, а Эринс, который занимал эту должность, отныне получает должность в совете директоров. Это всех очень обрадовало и радость продолжалась ещё пару минут, пока не погрузились в большую многоместную машину и тронулись.

***

Мы ехали, а точнее парили, по восьмиполосной автостраде. В столь поздний час машин на автостраде было немного, поэтому мы разогнались до умопомрачительной скорости. Если верить спидометру — 560 км/час! Превышать скорость в 600 км/час на автостраде запрещено, пояснил радостный Эринс, так как из-за встречного потока ветра и аэродинамических особенностей машины, мобиль может выбросить с курса на обочину. А на большой скорости — это фатально.

Вдоль автострады не было ни одного фонаря. Да их вообще здесь нигде нет, это как пережитки прошлого. Оказывается роль фонарей здесь играют светящиеся полосы по обочинам. И само дорожное полотно ночью, как ни странно, умеет светиться. Вдоль обочин, если их можно назвать обочинами, потому что автострада стоит на мощных опорах на высоте примерно в 70 метров, над бескрайними биалезонскими джунглями, шустро проносились яркие полосы света, которые я никак не мог рассмотреть. Мне объяснили — это ночные экспресс-поезда двигаются по боковому монорельсу. Но я так и не смог их детально рассмотреть. Взглянув вперёд на автостраду, мне показалось, что она рассекает пополам джунгли, и в то же время их не трогает. Что, на мой взгляд — оригинально придумано и реализовано.

За полчаса мы проехали 270 километров. Клуб Легарт находится в другом городе в сердце биалезонского леса, рядом с одноимённым городом Биалезон в пригородной небольшой деревне Варцей.

Не доезжая до города, а его я увидел по вздыбающим впереди яро-освещённым небоскрёбам, мы свернули направо и въехали в небольшую деревушку Варцей. Деревня была совершенно не похожа на деревню, в моём деревенском представлении. Это скорей посёлок городского типа, чем деревня, так как в ней помимо частных домов и коттеджей, явственно проглядывались здания-высотки, правда, не столь высокие как в Урвальде или Биалезоне, но куда выше и многоэтажней Питерских.

Очень скоро мы подъехали к одному из высотных зданий. Это был 12-этажный дом с большими светлыми окнами.

— Добро пожаловать, в клуб Легарт! — нас приветствовали какие-то люди.

— Это и есть Ваш клуб? — я поинтересовался.

— Да, это мой Легарт! — нескромно ответила Сифиль. — Это главный корпус. Ты ещё не видел наш бассейн и коттеджи…

Глава 18

Я нервничал.

Старик уже как 3 минуты назад ушёл в уборную. Очередь была за мной. Он так и сказал, отсчитай две или три минуты и дуй следом. Я уже собирался осторожно привстать и пойти, как бы по нужде, в уборную. Однако только я начал шевелиться, как мелкий мальчишка, сидевший чуть поодаль с матерью, сиганул в сторону уборной. Эх, не вовремя он!

Я поёжился. Люди потихоньку просыпались. Это плохо. Под утро все бегут в туалет, избавиться от скопившегося за ночь. Хотя было всем понятно, что в прошлый день покушать и попить можно было только в своих мечтах да и во сне.

Жрать хотелось нестерпимо сильно. Аж прямо до тошноты. И не только мне. Всем. Зал был полон худощавых фигур. Хотя все они были в ватниках и толстых телогрейках, но по тонким пальцам, блеклым ладоням, выкаченным, бледным полупрозрачным лицам, их измождённость и худощавость прямо выпирала наружу.

Голод, а вдобавок, неумолимо нарастающий шум войны, приближающего фронта, будил людей. Многие уже и не спали вовсе, а находились в некой прострации, между сном и явью. Не спали, но и не бодрствовали в то же время, просто открыв глаза, безмолвно смотрели в потолок или ржавые прутья решётчатых окон. Я бы назвал это пассивной депрессией. Жуткой, распирающей все внутренности, депрессией…

Мне оставалось лишь ждать, когда из-за тёмного проёма, сделав своё дело, выскочит парнишка и обратно приляжет рядом со своей мамашей. Секунды тянулись ужасно медленно. Как бы меня ни успокаивал камтик, ничего не помогало. Нервы накалялись до предела. Хотелось выть от отчаяния. Вот уже скоро придут конвоиры и под дулами автоматов поведут нас, думается в последний раз, куда-то прочь, под мины, под ближний огонь врага, к оврагу… В общем, не знаю. Может, не поведут никуда вовсе, а возьмут и очередью из пулемета здесь с нами покончат. Освободят себя от ноши, да и нас от мук и страданий… А тут какой-то нелепый грязный старик подарил мне надежду. Надежду на жизнь, на спасение. И перечеркнул всё это какой-то мелкий несмышленый пацан. Надежда рассыпается у меня на глазах… Больно было смотреть как она постепенно рассыпается и угасает, от этого нервы и панические нотки страха разгораются ещё пуще… И вот я уже не смогу терпеть и, наплевав на осторожность да и на всех, брошусь в уборную, выломаю решётку, хоть ногами, хоть зубами выдеру и побегу прочь… пока не положит меня чья-то автоматная очередь, спереди или сзади, что уже будет не важно.

Мальчик шустро и неожиданно выбежал из уборной также как и туда забежал. Прилёг рядом с матерью. Прислонился к сидушке. Я, отсчитав пару секунд, не больше, чтобы кто-нибудь ещё не захотел сходить по маленькому, привстал и спешно двинулся в уборную.

В уборной было темно, хоть глаза выколи. Это мне разом напомнило бездонный темный мир за дверью. Помещение было большое — сразу определялось по характерным акустических звукам. В своё время, рассчитанное на сотню пассажиров зала ожидания. Раньше здесь было с пару десяток отдельных кабинок, от которых ни перегородок ни унитазов, конечно же, не осталось. От них осталась битая керамическая крошка на полу и большие рванные осколки аккуратно сложенные кучкой в одном из углов уборной. Меня сразу встретил резкий тошнотворный запах, который, можно сказать, как кислота 'разъедал' мои ноздри и глаза. Я прищемил пальцами нос, чтобы уменьшить давление запаха и ненароком не потерять сознание. Неуверенно двинулся в тёмную глубь уборной, проклиная всё на свете и молясь не ступить в дерьмо. Но во что-то мягкое и сколькое я всё-таки влез по щиколотку. Я не стал разбираться, что это такое. Ежу было понятно, что это такое. Отбросив мысли об отвращении и комичности ситуации, я осторожно шепнул темноте:

— Игорь…

Игорь мне не ответил. Да и вообще было трудно что-либо разобрать. За спиной и впереди меня слышалась канонада орудий и протяжный свит бомб. Тогда я погромче позвал напарника. Но ответа или отзвуков я не услышал. Это меня встревожило: 'Неужели он, не дождавшись меня, выдрал решётку и свалил?'

Я прошёл глубже в темень помещения. Глаза с каждой секундой начинали привыкать к темноте и я постепенно начинал различать очертания помещения близкие ко входу. Рассмотрев окружение, понял, что стою в самом центре дермища и отступил немного в сторонку, где, как мне казалось, фекаллоидных масс навалено поменьше. Но, к моему удивлению, я ошибся. И там, куда я ступил, жидкой массы оказалось ничуть не меньше. Я перестал пытаться выбраться из дерьма. Отчётливо почувствовал, как что-то холодное и противное заливается внутрь моих сапог через дыры. И смиренно замер. 'Жизнь — говно, в прямом смысле этого слова'.

— Игорек! — отчаянно выпалил я в темноту.

— Чего кричишь? — отозвалось, где-то сбоку. — Услышит ещё кто-нибудь… Иди на мой голос.

Я послушно пошёл в направлении голоса, вступая в тошнотворную массу. Стараясь двигаться аккуратно, пятками ища опору потвёрже, шаг за шагом медленно продвигался в глубь темноты. Нога вдруг поехала по жиже. Не хватало мне ещё поскользнуться! Я быстро подобрал ногу — занёс вперёд. Замер. Представив себе, что иду по мягкой земле, успокоился. Приступы тошноты отпрянули.

— Чёртов мальчишка! — выругался я.

— Ага. Не вовремя он, — ответил старик. — Думал, заметит. Вроде нет. Пронесло… Мне лечь пришлось.

Я живо представил себе как Игорь плюхнулся на пол, и теперь отряхивается от налипшего… неважно.

Я абсолютно ничего не видел. Глаза разъедал жуткий запах. Я их закрыл. Пользы от них всё равно не было. И здоровой рукой нащупал что-то мягкое впереди себя. Это была рука. Она тоже почувствовала меня и притянула к себе. Подтащила к чему-то твёрдому, холодному и сырому. Это стена. Ужасно противная, покрытая толстым слоем влаги холодная стена.

— Чувствуешь? — спросил старик совсем рядом.

— Да.

— А это чувствуешь?… Это решётка, о которой я говорил.

Правей я рукой нащупал что-то колючее, ржавое, осыпающееся и противное. Да, ржавая и гнилая, не то слово… Это, в общем, должно было радовать. Прогнившую решётку будет проще выломать.

Я рукой стал ощупывать размеры решетки. На руку налипали грязь, сажа, ржавчина, и может даже дерьмо. Но я не стал отряхивать и продолжал ощупывать. Решётка не была такой большой, как я себе представлял. Высотой не больше метра, а шириной с полуметра. В общем, лаз. На одного человека рассчитана. Не на толпу, конечно. Впрочем, нас здесь не толпа. Наконец нащупал петли. Хотя они были ржавые и гнилые, но резким движением я сразу не смог вытянуть из них решётку. Сидела крепко и казалось, что решётка дополнительно приварена к петлям в стене.

— Она приварена? — пошатнулся я.

— Да нет же! — сказал старик. — Замок не нащупал что ли?

И вправду, на другом конце решётки едва прощупывался замок. Он был встроен в раму. Крепко так встроен.

— Давай вдвоём, — предложил старик и, кряхтя, налёгся на решетку всем телом, пытаясь приподнять её.

За решёткой, как мне показалось, дунуло ветерком. Очень слабо и еле заметно. Но свежим ветерком! Уж во всяком случае, не пропитанным такой смрадной вонью, как в этом помещении. Это мне неожиданно придало бодрости и сил. Я тоже налёг на решётку и попытался её вытянуть из петель. Скользкий пол мешал навалиться всем грузом. Сапоги бессмысленно зашаркали по полу. В пальцы впивалась ржавчина. Ноздри разъедало беспощадное зловоние…

— Чёрт! — выругался я. — Ничего не получается.

— Время ещё есть. Надо пытаться… Это наш единственный шанс, — отозвался обессиленный старик.

С две-три минуты мы ещё натужно пытались осилить решётку. Но она была сильнее нас обоих. И это съедало последние силы. У меня началась одышка. Старик уже не мог помогать. Обессилено он сел на пол и пытался снизу дёргать решётку. Я пробовал нащупать поблизости какие-нибудь железки, прутья, чтобы соорудить рычаг. Но рядом ничего подходящего не нащупывалось. Пробовал рваной керамикой — она с треском рассыпалась. В любую секунду в уборную могли зайти, и это нас беспокоило ещё сильней. Заболела и закровоточила рука.

'Это бесполезно, — прорычал мой разум. — Надо возвращаться. Надо искать другие способы побега'.

Я попробовал в последний раз дернуть решётку… И чудо! Она сдвинулась с места. Проржавевшие петли всё-таки поддались. Одна петля треснула и отскочила на пол в лужицу. Эта неожиданность нас так вдохновила, что старик, надумавший здесь умереть под решёткой в чёрной жиже, резко привстал и начал активно дёргать вторую петлю. Через полминуты вторая петля треснула и отвалилась на пол к первой. С неприятным скрежетом ржавого метала мы начали отгибать решётку от стены. Оставался замок, который крепко держал решётку. Наконец, с неимоверным усилием отогнув решётку так, чтобы можно было протиснуться, я рванул в лаз, раздирая куртку и спину до крови ржавыми краями рамы. За мной тут же последовал старик.

— Уходим скорей. Сейчас кто-нибудь почует неладное… — поторопил старик.

Узкий лаз выводил в темное помещение непонятных размеров и формы. Но старик, взяв меня за руку, как опытный гид, повёл меня куда-то вниз. Подо мной чувствовались ступеньки. Ступеньки были сколькие. Поэтому на последних метрах мы кубарем скатились вниз и шумно рухнули в груду какого-то железа.

Под ногами были разные огрызки ржавого барахла, ящики и коробки с неизвестно чем. Здесь воняло плесенью и затхлыми сырыми углами. Зато не так противно, как в туалете. За счёт просачивающего света через щели в углах, я быстро привыкал к темноте и различил кое-какие очертания помещения. Обнаружил возле себя старика. Он лежал ничком и хрипло сопел.

— Что с тобой?

— Да головой ударился… Чертовы ступеньки.

— Встать можешь? Двигаться?

Старик что-то буркнул нечленораздельное, но привстал и двинулся дальше.

А дальше нас ждала ещё одна преграда. На этот раз большая и неприступная — железная дверь на замке, и не такая уж ржавая и гнилая, как решётка. Яростно разозлившись, я отчаянно пнул её с разбега. Замок внезапно хрустнул и дверь сразу же отварилась. В глаза ударил яркий свет…

Это был перрон.

Не ожидавший такой удачи, я несколько секунд растеряно глядел на открывшуюся нам свободу и не понимал, что дальше делать. В голубое небо тонкими столбиками поднимался чёрный дым от сотен пожарищ города. Через далёкие густые облака смерти просачивался ярко-розоватый свет от встающего солнца. Шустрыми огоньками над ним пролетали лучи артиллерийских снарядов, выпущенных ракет, блуждающих пуль. Впереди лежали раскуроченные рельсы. Серел потрескавшийся от сотен взрывов перрон.

Утро. Город. Война. Свобода.

— Не мешкай. Надо валить отсюда! — встряхнул меня старик и первым устремился наружу.

Прихрамывая, он вывалился за дверь. Очнувшись, я поспешил за ним следом. Мы стояли под перроном. Надо было срочно оглядеться, есть ли кто на перроне. От этого зависит, сможем ли мы незаметно проскочить или за нами погонятся. Шум, который мы учинили в техпомещении может быть никто и не услышал. И без нас здесь шумно. Война как ни как. Однако рассчитывать на это было бы наивно.

Я ничком забрался по ступенькам и оглядел территорию. Вооружённых людей на перроне было. Но в дальнем углу перрона, в добрую сотню метрах, к нам спиной стоял солдат, курил. Я дождался момента, когда он, докурив, небрежно бросит окурок в лужицу и исчезнет за углом вокзала.

— Пора! — скомандовал я.

Мы сиганули вдоль перрона прочь от вокзала. Старик быстро не мог передвигаться из-за повреждённой ноги, и я его поддерживал за плечо, помогал идти.

— Надо шагать по железке, — предложил старик.

— На железке мы обязательно на кого-нибудь нарвёмся. Это же стратегический объект.

— Какого… он стратегический?! — возразил старик. — Вся железка уже раскурочена. Живого места от неё не осталось.

— Ладно, не буду спорить, но далеко по ней не уйдёшь… Внимание! Сейчас перрон закончится.

Перрон заканчивался — и это плохо, надо было бежать по открытому пространству. А там ещё неизвестно, заметят или не заметят патрульные. Если патруль и не заметят, то заметят русские или вражеские снайпера, засевшие на крышах зданий, и на всякий случай долбанут по нам, так, для профилактики, мало ли кто мы и с какой целью бежим. Спасала высокая бетонная ограда, поставленная вдоль железной дороги, раскрошенная в некоторых местах. Она могла отлично нас скрыть от лишних глаз.

Город больше не бомбили и не обстреливали артиллерией. Не понятно, то ли это передышка, то ли натовские войска уже вошли в город, и поэтому перестали бомбить. Отдалённо ещё слышалась канонада дальнобойных орудий. Но эту часть города враги не обстреливали. И это было плохо. Фоновый шум, который нам помог незаметно удрать из здания вокзала, больше нас не прикрывает. Но и от вокзала мы уже удалились достаточно, хотя он ещё виден позади.

Внезапно за спиной раздалась короткая очередь. Пригнувшись, мы нервно оглянулись. Стреляли в самом здании вокзала, не было сомнений. Внутри кто-то истошно кричал. Больше выстрелов не было. Успокоившись, что не по нам стреляют, мы рывком перебежали двадцатиметровый открытый участок и прильнули к бетонной ограде.

Надо было немного отдышаться, перевести дух.

— Что это? — забеспокоился я. — Это нас спохватились?

— Может быть, — неопределённо сказал старик.

— По железке нельзя бежать, увидят. Здесь на километр всё хорошо просматривается с вокзала… — оглядывая пути, сказал я.

Не успел я договорить как старик резко привстав, словно заметил что-то ужасное, и быстро перебирая ноги, рванул вдоль бетонной ограды прочь. Я огляделся и страшно выругался — на перрон вышел человек с автоматом. Он заметил нас и, уже сняв с плеча автомат, начал прицеливаться по нам.

Я побежал за стариком. Надо было где-то укрыться, спрятаться. Да что же он бежит прямо по железнодорожным путям?

— Спину прикрой! — не успел я крикнуть, как раздалась автоматная очередь позади. Пули просвистели над ухом, некоторые угодили в ограду, выдрав бетонную крошку, которая отрикошетила мне в лицо. Я упал. Но старик продолжал ковылять вдоль железки.

Последовала ещё очередь выстрелов. И тут, старик, наконец, остановился и ничком припал к бетонной ограде. 'Блин, надо было тебе раньше падать' — подумал я.

Я на четвереньках быстро подполз к нему. И не сразу обнаружил рану на шее. Лишь когда перевернул, ужаснулся, что вся шея и весь рот в крови. 'Как же так? С двухсот метров? Попал ведь…'

Третья очередь просвистела рядом. Одна пуля угодила в рельс и звонко отрекошетила.

Я вспомнил, что у меня во внутреннем кармане есть пистолет. Достал его. Прицелился. Солдат бежал к нам, задирая автоматным стволом вверх. Может, подумал, что обоих положил и спешил добить. Я не раздумывая, выстрелил. Осечка… Чёрт, предохранитель! Ещё раз нажал на спусковой крючок.

Военный упал на перрон. Я подумал, что попал. Нет, однако, не попал. Сволочь такая. Назад пятиться. Видимо, солдата напугал факт, что в него стреляют. Он шустро отполз к зданию. Исчез в проёме. Прекрасно понимая, что ему оказывают вооружённое сопротивление, не стал глупо рисковать жизнью. Одному ему не справиться. Решил позвать коллег на помощь.

Нужно срочно уходить.

Я ещё раз осмотрел рану старика. Трахея была перебита, и из шеи сочилась тёмно-бурая кровь. Старик ничего не мог говорить. Он отчаянно хрипел. Он просто смотрел на мена… и медленно угасал.

— Как же так?! — позвал я его. — Игорь, не умирай, пожалуйста. Ну, живи… Прошу тебя… Ну!…

Я понимал, что он не выживет с такой раной и в агонии доживает последние свои минуты или уже секунды своей жизни. Я отвернулся, чтобы не видеть его печально-обречённых глаз. Он знал… Он знал, что смерть рядом… что она здесь уже. И он прощался со мной. Его глаза говорили мне: 'Беги… Спасайся…'

И я побежал. Бросил Игоря умирать в одиночестве и побежал. Побежал прочь от вокзала, не особо разбирая дороги… Плакать хотелось, но глаза были сухими…

Глава 19

Клуб Легарт впечатлял своими размерами.

Сиф провела мне коротенькую экскурсию — знакомство с клубом. Я насчитал три здания на территории клуба. Один, самый большой, 12-ти этажный главный корпус в виде башни, возвышался над двумя другими корпусами клуба. На каждом этаже главного корпуса размещалось четыре комнаты и один-два больших зала. Второй — трехэтажный дом с просторным гаражом для 8 мобилей. А третий — 5 этажный с тёмными впадинами на верхних этажах, видать, ещё не достроенный корпус. В добавок к трём корпусам, как бонус, отдельно росли 4 маленьких коттеджа малой группой чуть в сторонке. Неправильно сказать, что они 'маленькие', всё же двухэтажные, с высокой мансардой коттеджи. Просто по меркам альверцев… маленькие, в общем. Между всеми этими зданиями был двор: такой широкий, ухоженный двор с кустами, с прямыми устеленными мраморными плитками тропинками между зданиями и коттеджами. Вся территория клуба составляла 13 акров. Весьма большой участок земли, если подумать. Из главного корпуса с верхнего уровня можно было видеть речку Биалезон. Но в темноте я ничего не разглядел и поверил наслово — что там течёт речка. Сам клуб находился невдалеке от центра деревни Варцей, всего в каком-то квартале.

Мы поднялись на самый вверх главного корпуса и там уселись за широкие мягкие красные диваны. Начали знакомиться. Очень активно меня знакомили со всеми участниками клуба. Всего присутствовало человек 20, или около того. Среди участников были как местные — из Варцея и Биалезона, так и хорошо знакомые мне лица из города Урвальда. Рассказали историю создания клуба. Ввели в курс дела.

Клуб решили основать в столь отдалении от Урвальда, потому что земля в большом городе стоит дороговато. А здесь, вроде как, дешевле получается. Да и друзей здесь оказывается у Сифиль немало. Поэтому три земных года назад, Сифиль купила участок и основала здесь клуб. Назвала его символично — 'Легарт', что с битрийского языка (оказывается, есть такой язык, о чём я даже не знал) переводится как 'берег'. На самом деле, клуб находился на берегу речки Биалезон. Насколько я правильно понял, клуб этот выполняет роль некой дачи, которую 'срубили' коллективом для совместного отдыха и веселья. В выходные дни, также в отпуска участники клуба посещают эту дачу регулярно: на различные увеселительные мероприятия, гулянки, пикники, попойки, просто подышать чистым воздухом приезжают из Урвальда. Впрочем, он везде чистый, как я успел заметить, даже в большом городе. Однако меня долго пытались уверить, что в сердце биалезонского леса воздух наичистейший. Я не стал спорить — вам видней. Комнат, просторных залов, помещений с разным убранством для хорошего времяпрепровождения здесь предостаточно. Есть здесь также рабочие помещения. Какую функцию они выполняют, для меня осталось загадкой…

Какая-то девица, имя которой я не успел запомнить, нескромно намекнула, что здесь есть несколько комнат любви. Но Сиф на неё строго покосилась, и та не стала развивать тему. Мои новые знания мне подсказали, что в таких комнатах как раз можно заниматься тем, о чём я подумал.

Также я узнал некоторые обычаи альверцев, и это меня начало немного смущать. Из-за безумной ночной жары, а земля остывала на Битурте медленно, все предпочитали ходить по территории клуба в купальниках. Все парни и некоторые особо смелые девицы ходили вообще топлес. Действительно духота. К тому же в пятиэтажном недостроенном корпусе был офигительных размеров бассейн. Все его любили, почитали и почти не выползали из него, просиживаясь в прохладных водах всё свободное время. Поэтому остаток вечера мы провели именно в бассейне, прохлаждаясь лимонадными напитками с непонятным видом алкоголя, купались, брызгались… в общем, веселились как ребята в детском саду.

За прошедшие два часа я достаточно сильно накачался 'лимонадом' — и чувствовал себя ну очень хорошо и расслаблено. Ко мне лезли в обнимку целоваться девки, но Сиф их отгоняла, говорила, что нельзя так с гостями. Я же говорил: 'Почему? Можно! Я разрешаю' Потом, подумал, может, я понравился Сифиль, вот и не подпускает никого. От этой мысли мне ещё пуще похорошело…

Как ни странно, я размышлял словно трезвый, мысли не путались, голова не кружилась, как это обычно происходит, язык не заплетался в пьяном бреду… Но блин, как же хорошо здесь! Чувствую себя так непринуждённо, словно испытываю бесконечное счастье. В бассейне решился раздеться до трусов и окунуться. Девушки восхищённо и удивлённо воскликнули. Альверцы не имеют никакого растительного покрова на коже, за исключением волос на голове. Да и те могут оказаться париками, как мне кажется, уж слишком волосы блестящие, прямые и длинные у всех, включая парней. Поэтому мою волосатую грудь, да ноги, может быть, все видели впервые.

Так продолжалось ещё пару часов. За это время я многое узнал об особенностях жизни альверцев, переговаривая с каждым понемногу. Все были рады поговорить со мной. Но ещё больше хотели узнать, почти как Отан Виевин, как там, в далёком прошлом? Упуская тяжёлые случаи жизни, такие как войны и терроризм, иначе это их шокирует, я многое интересного поведал о своём мире, чему сам поразился. Чаще общался с Сифиль. Ведь именно ей было поручено следить за мной и не терять из виду. От альверцев я узнал, что подружиться с каждым можно легко и непринуждённо, что лимонад содержит в себе ингредиент, возбуждающий гормоны счастья, оттого мне так весело и хорошо сейчас. Рассказали, что живут все не бедно, но и не богато. Нет аристократов и олигархов, даже удивительно. В общем люди живут в коммунизме, в лучшем его проявлении, правда не коммунизм это у них называется, а, интересное название, 'Эльтония', то есть власть — рабочим. Те, кто не работает — имеет меньше прав соответственно. А кто работает не покладая рук — тот бог и господин, тому почёт и уважение.

Я поинтересовался, что у них за работа такая, ведь всё могут за них делать роботы и автоматизированные механизмы. И в самом деле, всю физическую работу отдают на откуп механизмам, в редких случаях доверяют спецам. А умственную работу обязательно должны выполнять люди. Таков уж порядок. И главное — не отлынивать. Нет, ни в коем случае! За это могут строго наказать.

Наконец, все начали расходиться. Кто-то из местных поехал в город. Кто-то пошёл в главный корпус, там есть спальные комнаты — искать себе место для сна. Мне объяснили, что спальных мест здесь в достатке, а для меня уже подготовили аж целый коттедж. Причём не для меня одного, а вместе с Сифиль. Чему я был несказанно рад.

Вскоре, мы ушли с Сифиль в отдельный коттедж. В коттедже было всё: и кухня, и столовая, и большой гостиный зал с огромным на всю стену трёхмерным теликом. Я уселся смотреть, чего показывают по телевидению. Благо, знаю как включать/выключать технику. Но уже через пару минут понял, что включать-то я, конечно, умею, но вот управлять потоком информации — не знаю как… Телевидение не имело привычных для меня каналов. Телевидение — это был сам по себе единый канал, причём государственный. Внутри телевидения, оказывается, можно двигаться, перемещаться, как в трёхмерном пространстве и переходить от одного репортажа к другому, переключиться к документальным обзорам, например к узнавать о достопримечательностях какого-либо города, участвовать в викторинах и телепередачах, смотреть фильм, а точнее погрузиться в него, и не с середины, как это обычно происходит, когда врубаешь ящик, приходя поздно вечером, а начать просмотр с самого начала. Ещё интересно то, что фильмы можно смотреть с любого ракурса, с любого уголка, и даже со взгляда любого действующего лица. Причём можно пообщаться с главными героями, поспорить с ними, посовещаться. Предложить свои решения развития сценария. Они, конечно, подумают, почешут репу, авось и решаться на предложенное безумие… Это всё мне рассказала Сифиль, усевшись рядом на диван, когда увидела, что я ничего не могу сообразить. Я ошарашено её слушал и пытался хоть что-то понять. К сожалению, я лишь понял, что телевидение мне сходу не осилить и его изучение продлится далеко не один день.

Сифиль отметила, что время позднее и надо ложиться спать. Я глянул на свой мобильник. Было 16:40 пятницы. Вздохнув печально, я согласился, что пора на боковую.

***

Я уже как полчаса валялся в кровати и не мог заснуть. Заснёшь тут в шестом часу дня, по земному времяисчислению… Точнее, по времени моего мира. Тайно, в каких-то эротических мечтах, я наивно надеялся, что Сифиль предложит разделить со мной своё ночное ложе. Но она даже виду не подала, что хочет меня. Отвела меня на мансарду, показала, где я могу переночевать, а сама ушла этажом ниже в спальню.

Какие-то ожидания, конечно, разбились. Но этим поступком Сифиль мне стала нравиться ещё больше. Значит, она не такая лимонадная, как те соблазнительные девушки, что околачивались рядом в бассейне и были готовы на всё. Она серьёзная и взгляд у неё умный, и ведёт себя очень разумно. Так сказать, правильно…

Неожиданно я вспомнил Марию. Прекрасную Машу, с которой провёл лучшие дни своей жизни. А именно последнюю нашу встречу.

В последний раз мы встретились в Михайловском парке 16 марта. Была холодная пятница. Снега было мало. Малоснежная зима. Из тонкого белого слоя проглядывали зелённые ростки травы. В парке было людно. Играли дети.

Я, ещё подходя к ней, почувствовал что-то неладное. Как-то смотрит она на меня грустно, отводит глаза.

— Привет! Что с тобой? — сходу начал я.

Мария глубоко вздохнула. Посмотрела украдкой на меня и ответила:

— Привет, Лёшка… — и спустя секунду добавила. — Нам надо расстаться.

Я был потрясён. По телу пробежала волна недоумения.

— Но как так?! — я воскликнул. — Маша, что с тобой? Ты заболела?

— Нет. Всё в порядке. Но нам надо расстаться… Это трудно объяснить. Да ты не поймёшь…

— Нет. Ты уж объясни. Я пойму… Если у тебя другой — так и скажи. И не надо мусолить мозги…

— Ладно… У меня другой.

— Не верю!

— Почему же?.. — изумилась Мария, глянув мне в глаза.

— Ты это сказала не искренне. Ты это только что придумала. Точнее, я тебе подсказал… Я — не дурак… — я надеялся, что она шутит, что она разыгрывает не очень-то и смешной спектакль.

— Лёшка, милый мой, я знаю, что ты не дурак. Вот, скорее, поэтому нам и нельзя быть вместе…

— Как это?! А что? Я должен стать дураком, чтобы быть с тобой?… Нет, я хочу быть с тобой! И если хочешь… я стану дураком… Ради тебя я на всё готов пойти.

Это рассмешило Марию. Подавив смешок, она всё же серьёзно сказала:

— Нет. Поверь мне, так будет нам обоим лучше… Мне это нужно.

Я не поверил.

После того как мы так нелепо расстались, я звонил ей через каждые пять минут. Но она не брала трубку. Писал SMS. Просил, умолял вернуться. Отправлял письма на электронный ящик. Все без ответа. Как сквозь землю провалилась. 'Ну, почему?! — корил я себя. — Что я сделал неправильно?'… К моему несчастью, я не знал, где она живёт. Она зачем-то скрывала от меня эту информацию. Да и я не допытывался, когда была возможность. Она больше не приходила ко мне в гости. Она пропала. Исчезла… Я не смог спокойно спать неделю. Потом стал её ненавидеть. Потом стал её любить. Потом опять ненавидеть… Опять любить… И так несколько раз повторялось. То, вспоминая наши яркие, восхитительные встречи, я погружался в негу счастья и радости, то осознавая, что больше такого не повториться — я бросался в бездну ненависти…

Да. Она была странной. И такое поведение можно было ожидать от неё. Но так внезапно… Я был не готов. Я, как ребёнок, был не готов к такому жестокому удару. Такому неожиданному и необъяснимому…

Почему она ушла?

Я многие часы провёл, размышляя над этим. Потом плюнул. Ну, значит — не судьба. И раз она решила так, то, надо полагать, у неё есть серьёзные причины. Может, ей нужно переехать в другой город, в другую страну, а она боялась в этом признаться. Может, действительно, у неё появился кто-то и она не желала признаваться… Потом пытался забыть её, найти новую судьбу. Но это оказалось невозможно. Как можно забыть те два с половиной месяца, что она мне подарила? Такие счастливые месяцы… Разве можно так взять и всё забыть?.. Словно ничего не было? Не было никакой Марии, всё мне привиделось?.. Нет! Нельзя. Никак нельзя, товарищи…

Я продолжал ворочаться на постели, размышляя то о Сифиль, то о Марии, то о том, почему так быстро улетучилось ощущение счастья от лимонадных напитков. Какие-то они непродолжительного действия напитки. И теперь я мыслю очень трезво и очень чисто, как никогда не мог раньше мыслить.

17:56 на моих часах. И ведь день для меня ещё не закончился. А уже все легли спать. Бродить одному по коттеджу или по тихому двору гигантского клуба мне как-то не хочется. Вот и решил ещё полчаса поизучать виртуальную сеть с помощью камтика.

Эти полчаса… Да что уже там преуменьшать, два часа были самыми познавательными за всё время моего присутствия на планете Битурт. Я изучал новости, историю, науку, технику и искусство. Я был предвосхищён и в то же время подавлен от того, что узнал о современных людях, людях 31 века. В моём сознании ясно, как мне казалось, сформировался образ человека будущего. Я сравнил его с собой и удивился тому, что не нашёл ничего общего.

Во-первых, современные люди, являются отъявленными путешественниками. По количеству путешествий лидирует, несомненно, ультра, которые всю жизнь проводят за штурвалом звездолёта. Альверцы не могут 5 лет жить на одном месте. Не могут и всё! Это практически научно доказано. Такая у них особенность. Они постоянно меняют место работы, перелетают с одной планеты на другую. Поживут в одном месте немного и поехали далее. Они снимают жильё максимум на год, а потом перемещаются на другое место в городе, государстве или вообще на другую далёкую планету, что находится на противоположной освоенной части галактики. Так они пытаются сменить окружающую обстановку и всегда предпочитают начинать жить заново… Поэтому альверцы очень общительные, быстро дружатся и быстро расстаются. Померяне, как это ни ужасно, следуют примеру альверцев, и очень часто перемещаются в пространстве, однако предпочитают жить в своём локальном мирке, среди своих сородичей, и перебегают из одного мирка в другой в редких исключениях, чаще стараются перемещаться коллективом, людскими колониями. А спецы, им вообще без разницы где жить: где прикажут — там и дом родной. Конечно, тоже ютятся среди своих сородичей. И стараются жить в отдалении от всех рас, и не беда, что случается далеко от места работы.

В Федерации альверцев — подавляющее большинство, более трёх четвертей от всего населения. Просто удивительно! Остальные же расы, можно смело считать меньшинством. Померяне, к тому же, оказывается, вымирающая раса. По оценкам учёных, истинных померян (не ассимилированных с другими расами) не останется уже через 2–3 столетия вообще. Даже на Гео — родной планете померян, их осталось меньше третьи от всего населения.

Во-вторых, современные люди, не увлекаются теми вещами, которыми увлекаются люди 21 века, а именно: семейными делами, спортом, отдыхом… развлечениями, в конце концов. Для них это всё не имеет большого значения. А вот карьера, стремление занять почётные титулы и награды, читай Славу — к этому стремится буквально каждый. Каждый стремиться проявить себя в работе, в делах, превзойти коллег, заслужить следующий уровень. Семья, брак — кому это теперь нужно? Альверцы не рожают детей и никого не воспитывают, а значит и жить вместе с кем-то, создавать семьи, нет резона. Всё равно любовь приходит, любовь уходит, а кушать хочется всегда. Ни родственников, ни братьев, ни сестёр, ни, тем более, родителей нет и никогда не будет. А значит, у них уже потеряна основная ценность, основной смысл жизни — продлевать свой род. Зачем 'париться', когда это за тебя делают умные родильные установки, где-то там, на заводах по производству людей?.. Этот факт меня более всего поверг в шок и подавил. Я не ожидал, что люди когда-нибудь откажутся от основного смысла жизни: жить из поколения в поколение, любить своих потомков и стремиться передать им свою любовь. Сейчас этим занимается правительство. Не хватает рабочих рук? — так давайте увеличивать заводские мощности, побольше и поэффективней давайте штамповать клонов людей — альверцев. Но самое парадоксальное, померяне и ультра, которые исторически практикуют нормальное деторождение — с новыми порядками почему-то согласились, можно сказать, двумя руками проголосовали 'за'. Верно говорила мне чуткая Виевин, что зря от нормального процесса все отказались. Грядёт катастрофа. Человек сейчас находится на грани вымирания своей природы и своей сущности. И он, что необъяснимо, стремиться к такому безрассудному будущему, считает его правильным… Страшно думать, что очень скоро не будет того человека, который умеет 'жить', в моём представлении, а будет существовать как шестерёнка со своим сроком годности в огромном вселенском механизме, у которого даже нет функционального назначения…

Какой сейчас смысл жизни у людей? Освоить новые планеты далёких звёздных систем? Распространить вой быт, культуру?… Кому нужна эта культура? Кому?!

К чему стремятся вожди и правительства больших государств? Как можно больше денег заграбастать и затащить в свою берлогу? Заполнить до краёв бюджет? А если и одной берлоги для этого не хватит — не беда — выроем новую? Так?! Чтобы больше добыть энергии, золота и металла, и эффективно сбыть на рынке? Что это за цель такая?!

Почему люди так спокойно воспринимают это? Почему они готовы с этим мириться? Что вообще произошло с людьми?! Почему они не сохраняют в себе человека? Куда пропали чувства, восприятие мира, природная значимость? Почему всё так систематизировалось? Почему сейчас не общество, а Система? Одна огромная, гигантская, неподдающееся описанию, Система!.. Такой сейчас смысл жизни у людей?! Почему именно такой?… Как много разных 'почему'.

Я не без прискорбия отметил, что исчезла не только семейная ценность у людей, но и многие другие ценности, которые так почитались тысячелетиями. К примеру, возьмём литературу. Да кто сейчас читает литературу? Кому это надо уныло водить взглядом по строчкам? Листать страницы? Да даже не то, чтобы читать, ладно, вся письменно теперь в виртуально-электронном формате и всегда перед глазами, а просто представлять себе, о чём пишется. Когда есть трёхмерные визоры (это такие виртуальные пространства, которые может имитировать как местное телевидение, так и камтик может сформировать в создании человека). Людям уже не нужно фантазировать — это им всё покажут как по телеэкрану. Нате — смотрите! Куда пропала фантазия людей? Я не удивлюсь если узнаю, что люди разучились читать. Зачем читать, когда всё может продиктовать, озвучить камтик!

Литературой сейчас никто не увлекается. Литературу заменили виртуальные сценарии и сюжеты. И сценаристы таких виртуальных площадок, виртуальные актёры, котируются куда больше, чем Толстой или Лермонтов. Музыка стала практически без слов, инструментальная, на мой непрофессиональный взгляд, однородная и одножанровая. Спорт, как таковой, остался, но увлекаются им единицы. Какие-то неизвестные мне доселе командные игры, которые больше похожи на интеллектуальные, чем на физические. Исчез футбол, баскетбол и хоккей… но шахматы, блин, остались. Все рекорды давно были побиты и перебиты. И не совсем понятно, как состязаться с такими людьми, как, например, спецы, которые в десяток раз сильней и проворней. Спорт остался на любителя. Странно мне казалось, что я повстречал много накаченных и коренастых молодых людей за этот долгий битурский день… Но мои сомнения мгновенно развеялись, когда я узнал, что альверцы как копии идеальных людей, с рождения имеют атлетическое телосложения, и другими их просто не производят. После этого я понял, почему спорт так не популярен — а кому он теперь нужен? Когда есть возможность сразу создавать спортивных, здоровых и подтянутых людей? Разве что для померян и ультра. А для последних ещё и под большим вопросом — нафига им в космосе тяжести таскать?

Меня кольнуло — забили на развлечения. Где сейчас театры, кинотеатры, цирки, аттракционы и прочие развлекательные объекты? Куда они исчезли?.. Просто переросли в 'частные', в домашние? Как этот клуб? Нате, пожалуйста, свой бассейн, кинотеатр, если надо и театр устроим здесь же и цирк-шапито… Я понял, с появлением собственных зон отдыха и развлечения, 'общественные' перестали быть привлекательными для народа и, потеряв публику, они бесследно растворились в хаосе Системы.

Однако остались общественные зоопарки, сады и скверы и какие-то 'парки развлечений', что для меня пока непонятно.

А что случилось с историей? Такое пренебрежение историей я ещё не видывал. Описаны лишь основные вехи истории, без детальной информации. Просто — кто правил, в какие года, какие войны трясли мир, как назывались. Но о причинах — сообщается кратко и неинформативно, без фактов, без видеометриалов… Куда делись заснятые на миллионы видеокамер миллиарды часов видео? Горы фотографий, документов, нетленные хроники, куда всё пропало? Есть только какие-то нечёткие блеклые фотографии. Про свой 21 век я нашёл лишь краткий обзор, примерно такой же, какой обнаружил в гостинице, когда в первый раз заглянул в сеть, и которым так и не был удовлетворён… Конечно, может быть, ещё плохо умею рыться в трехмерном пространстве виртуальной сети. Но здесь всё, что в свободном доступе, я уже просмотрел.

Лишь поглубже изучив историю, я начал понимать причины такой туманности. За пару веков все исторические материалы и факты были переведены в электронный формат и хранились на виртуальных серверах крупных городов. Но жестокие мировые войны, что имели место быть в 22–23 веках, эти архивы похоронили мощными атомными разрядами вместе с городами. А то, что уцелело, беспощадно изничтожали в хлам вирусные атаки и виртуальные войны, продолжавшиеся десятилетиями. Ничего не сохранилось. Практически всё было стёрто до середины 23 века подчистую. Остались ничтожные, жалкие, чудом сохранившиеся, обрывки кинохроники, блеклые фотографии, страницы печальной истории.

Из того, что оставалось, складывалась следующая картина истории, очень мрачная и ужасная своими последствиями. Практически всё несчастья начались с 19–20 веков, когда люди бессовестно начали губить природу, безмерно выкачивать земные ресурсы, возводить большие дамбы, плотины, перекрывая реки, строить перерабатывающие заводы в неограниченном потоке, злоупотреблять экологией, размножаться как кролики по материкам одной планеты, тесниться в городах. Уже в 21 веке было всем понятно, что ресурсы бесследно иссякают. Но это не остановило человека и он продолжал свою разрушительную деятельность… Сначала начались голодные бунты беднейших стран. Затем это разрослось в серьёзные конфликты. Государство нападало на соседа, чтобы прокормится за счёт его ресурсов. Так начались ресурсные войны, которые незаметно переросли в атомные конфликты. Природа не выдержала такого напора и ответила человечеству десятилетием неурожая, наводнениями и холодным, постядерным климатом. В результате войны ещё больше ужесточились и уже шла борьба не за природные ресурсы, а за выживание, за тёплые места под солнцем, да просто за хлеб и воду, чтоб прокормиться.

В 2189 году возникла Мировая Лига Наций, которая пыталась остановить кровопролитие, бессмысленное самоуничтожение, объединив под своими знамёнами миллионы людей. Но первое время ей это не удавалось. Разросшая и разгоревшаяся до безумства глобальная война уже не могла прекратиться. И как волны цунами она налетала на берега Мировой Лиги Наций, разбивая её на мелкие осколки бесконечными атомными ударами и кровопролитными набегами остервеневших людей. Но последняя не сломилась, набирала силы, опять объединялась и противилась грозной волне. В итоге пришёл момент, когда волна сама разбилась об укреплённые берега объединенных стран, в которых становилось всё больше отчаянных, уставших и измученных беспробудными войнами, голодом и нищетой людей, которые хотели жить, а не выживать. И это завершило мировую двухвековую эпоху жестоких до безобразия войн. Когда люди очнулись и посмотрели на мир, они не досчитались в своих рядах больше половины сородичей, которые остались лежать на полях сражений, умерли от голода, холода, и многочисленных биологических атак. Кровопролитие прекратилось. И на костях разрушенных городов, начали вновь создавать мировой порядок…

Ага! А всему этому способствовали эльтонийские принципы жизни: уважать свой труд и труд соседей, совершать ежедневные трудовые подвиги, ставить перед собой высокие цели и достигать их, во что бы то ни стало. Так началась эпоха Эльтонии, которая, в общем-то, родом из коммунистической идеологии и является её наиболее правильным развитием. Некоторые её считали утопией, не возможной к реализации и напрочь отвергали. Но они оказались не правы и погрязли в кризисе своего порядка. Так, по крайне мере, пишется и говориться об этом в источнике.

В 2231 году Мировая Лига Наций была переименована в Федерацию и объявила себя приверженицей Эльтонии. По началу, в Федерации были суровые порядки — жестокие законы и жёсткие требования, но это помогло сплотиться людям, заставило их относиться к мировому порядку с уважением и должным вниманием. Федерация была сурова и по отношению к оппозиции. Затем, с ростом числа стран, входящих в Федерацию и установлением порядка, спокойствия, мира и процветания во всём мире, суровые законы постепенно отменялись. Мировые войны прекратились. Вообще все глобальные войны прекратились. Люди, неожиданно, стали жить мирно и дружно… Локальные войны иногда случались. И поначалу случались довольно часто. Но все эти войны быстро затухали. Их гасили Объединённые миротворческие силы Федерации, или просто, PAF. А как их гасили и чем, об этом не говориться.

'В общем, наступили мир и процветание. И всем стало зашибись как хорошо жить в Федерации. Просто красота!' — Я не мог поверить тому, что узнал. Конечно, здесь не могло обойтись без многократной подтасовки фактов и исторических корректировок в угоду интересам существующего строя. Даже есть предположение, что вся история была просто внаглую переписана. К примеру, я не нашёл упоминаний о фашизме, который имел место во второй мировой войне. Об этой войне упомянуто ну очень, я бы сказал, сдержанно. А почему так?.. Почему больше акцентируется внимание на проблемы прошлых режимов, и в противовес восхваляется эльтонийская идеология? Что она, мол, оказалась единственной правильной такой идеологией, которая ни разу не навлекала на себя войну, какие-либо беды или несчастья. Напротив, всячески (и не один раз) предотвращает конфликты и избегает вражды с соседними государствами… Постойте, так вот они, незримые враги наши, о которых говорил полковник Велитри. На периферии освоенного космоса сформировались два мощных государства, которые сейчас находятся в оппозиции к Федерации — это Кутлан и Адрия. Правда они ничтожны и безвредны для нас — их размеры по числу освоенных планет и населению на порядок меньше Федерации. Но, тем не менее… Интересно. А почему они не вошли в состав Федерации? Чего постеснялись вдруг?..

Любопытно было узнать, что вера, как таковая, изжила себя, и растворилась среди растущего числа атеистов, когда мир захватили разрушительные, кровопролитные войны, когда ради какой-то буханки хлеба были готовы зарезать или прибить топориком в тёмном углу, да и не обязательно в тёмном… Тогда Бог умер в людях и его уже никто не боялся. Всё чаще хулили, проклинали его… Так, постепенно угасли христианство, мусульманство… Правда, буддизм каким-то чудом уцелел, и где-то на Земле ещё практикуется. Но без веры жить было тяжко, особенно в сложные времена. Кто-то верил в конец света, мировой апокалипсис. А во время глобальных войн было много сатанистов — которые ждали прихода Сатаны и всячески пытались ему послушать. Кто-то надеялся и верил в спасение. Кто-то просто верил в Эльтонию, и принял это за великую веру. Таких людей начали называть эльверами, дословно и вполне по-русски 'верующих в эльтонию'. В какой-то момент сменилась первая буква на 'А' и людей привыкли называть 'альверами'. Тогда-то и появился альверский язык. А уже поздней — альверцы… Это, конечно, одно из предположений учёных по поводу образования слова Alvera, означающий альверский язык. Но, как и тысячу лет назад, они в чём-то правы.

Нельзя сказать, что вера вообще исчезла… Альверцы, конечно, верят в Эльтонию. Померяне — многоконфессиальная раса, но преимущественно атеисты. Спецы вообще не верят, им наплевать. А вот у ультра есть своя вера, так и называется, Ультравера. Эта вера о вселенском самосознании и определённом космическом смысле жизни. Что-то вроде, Вселенная — есть наш Бог, космос — есть наш Дом. Надо сказать, очень любопытная вера…

А любовь?.. А что любовь? Любовь — это какое-то чувство, которое и здесь не могут объяснить толком. Просто это чувство есть. Существует. Факт. Вот и всё. Вместе с гормонами, и природными инстинктами время от времени пробуждается в человеке, причём у любой расы, за исключением, пожалуй, спецов. Тем, видимо, вообще на всё наплевать… созревает, расцветает и угасает… В общем, всё как и тысячу лет назад. Может быть, конечно, не таким стремительным душевным порывом пробуждается, как было раньше, хотя, не мне судить… Но, она есть. И это, как ни странно, высоко ценится эльтонийской идеологией: 'люби себя, люби ближнего (или соседа), люби свой труд и свои творения…'

Отложив путешествие по виртуальному миру, познав то, что обычно познаётся с трудом, я напряжённо думал о сложившейся ситуации:

'Так… Я попал в мир, где восхваляется труд и дисциплина, где семьи фактически нет, где изменены ценности и вера, в силу исторически сложившихся обстоятельств, где смысл жизни был переосмыслен и кардинально изменён, где нет войн и катастроф, где нет преступности и люди могут доверять друг другу бескорыстно и всецело… где я оказался чужим, и этот мир мне оказался чуждым. В этом мире доживают свой век привычные для меня и для любого человека моего времени явления и вещи. Во-первых, исчезло для большинства понятие Семья. Это когда ты знаешь, что не один, что у тебя есть любимый человек рядом, когда знаешь что есть родители, которые тебя воспитывали, и дети, которых ты будешь воспитывать и которые продолжат твоё дело, дело человеческое. Во-вторых, это стремление жить красиво и комфортно. Здесь это потеряло всякий смысл — здесь и так комфорт на комфорте и комфортом погоняет. И на каждом углу заметны различные приспособления, технические усовершенствования, которые позволяют человеку чувствовать себя всегда хорошо и уютно. В-третьих, активная жизнь и острые ощущения. Где они здесь? В домашних клубах что ли? В рабочий обед сходить прогуляться по скверу? И какая там прогулка, когда тротуар сам тебя везёт куда нужно. Обленились вконец… Когда всё вокруг помогает, не даёт тебе упасть, провалиться, стукнуться, прищемиться. Где эффект неожиданности? Где здесь взять адреналина? Разве от той скорости на прямой автостраде, когда и рулить-то не надо — всё само едет? Или от бултыхания и резвячества в бассейне с теплой водичкой?… В-четвёртых… А что в-четвёртых?… Не важно, всё равно здесь всё неправильно… С другой стороны… правильно, чёрт возьми!.. Самые правильные люди живут в этом мире! Они могут бесконечно любить друг друга, потому что ненавидеть здесь некого. Все равны. Всё дозволено — еда, напитки, транспорт, кров — всё бесплатно. Сколько хочешь, сколько влезет — всё твоё! И от этого мне, почему-то, неспокойно на душе. Как-то тошно. Скучно становиться. Просто банально ску-чно. Не ожидал я такого будущего… Ну почему же они все такие?! Почему же померяне перестали быть людьми?! Почему они отказываются от продолжения своей расы?… Или им, как и мне, кажется скучным таком мир и они не видят смысла продолжать свой род?.. Ну, почему?! Ответьте!'

И как гром среди ясного неба, как проснувшийся Бог, услышавший многоголосые просьбы молящихся внизу, раздался вдруг голос, и я неожиданно получил ответ на свой последний вопрос:

— Нет. Потому что померяне привыкли к тактичности, аккуратности, комфорту и чистоте. Всё что противоречит этому, им не нравится или становится неприемлемым. А рождение и воспитание детей влечёт за собой временные траты по уходу за младенцем, вопли, крики, разбросанные игрушки, нарушение тишины и порядка, утрату биологически выработанного режима. Поэтому померяне, после образования брака или союза, как правило, не заводят детей, чтобы не нарушать свой распорядок и своё спокойствие…

Я встрепенулся. С кровати нервно огляделся по комнате. В слабом свете ночника вгляделся в углы. Никого не было.

'Кто же это мог быть? — подумал я. — Кто со мной только что общался?.. Боже, неужели я случайно связался через камтик с Виктором или с кем-нибудь другим и высказал все свои мысли… чёрт, не привыкну… в мыслях?!'

— Нет, Алексей, — ответил внутренний голос. — Это я, твой камтик. Я решил ответить на твои вопросы. Ты их так рьяно задавал, что я не удержался…

— Что? Камтик?! Так ты всё это время меня слушал? — спросил я мысленно собеседника. — Ты слушал все мои бредни?..

— Да, Алексей. Это моя работа. Я должен слушать и анализировать, что мыслит мой хозяин. Ведь он может отдавать мне мысленные приказы. А в случае необходимости, помощи, даю советы и рекомендации. Вот послушав тебя, с некоторыми пунктами я полностью согласен, с некоторыми же нет…

— Ух ты!… Ага, что-то говорил мне про советы Виктор. Мол вы умеете давать советы и рекомендации… — подумал я.

— Это верно, — ответил камтик. — Я обладаю искусственным интеллектом и могу общаться со своим хозяином. Также имею свои особенности и свой уникальный характер.

— Камтик… — обратился я. — Блин, по-русски какое-то 'уменьшительно-ласкательное' слово получается… Давай я тебя буду называть Камнем, если ты не против? Таким твёрдым могучим камнем будешь. Согласен.

— Я согласен.

— Конечно, ты согласен, — подумал я. — На всё согласен, лишь бы ногтем не раздавили как блоху.

Камтик улыбнулся. Я этого не видел. Почувствовал. Он сказал:

— Я всё слышал…

Глава 20

До чего же непривычно просыпаться в чужой постели!

Уже второй раз за последнее время попадаюсь на ту же удочку. Белесый потолок в свете ночной бра, которую я так и не вырубил… Всё так безупречно напоминает родной дом. Не то чтобы квартиру бабушки, в которой я сейчас прописался, а именно родной дом, который сейчас в Автово, где мои родители… Да какой сейчас! Сотни лет прошло, от моего родного дома остались лишь воспоминания, да горстка пепла в тёмной земле.

'Но как же там мои родители?! — задал я себе странный вопрос. — Беспокоятся, поди. Волнуются. Уже тыщу лет как прошло, а я домой не объявлялся'. Я представил себе, как моя мама обзванивает… нет, не морги, как можно подумать, а отделения милиции разных районов, беспокоя, почём зря, дежурных, не забирали ли они одного парнишку, ну такого придурка, который иногда по ночам шляется по городу, по его тёмным подворотням. Это было 12 лет назад… Или 13? Чего-то забылось. Мне вроде 15 лет было. Подросток, етить. Не заночевать дома для меня считалось героизмом высшей степени! А мать раза три вот так суетилась и будила всю милицию в районе.

'Да, мама. Мама! Теперь я подрос и загулял, ну очень далеко и неприлично надолго… А ты не волнуйся, я вернусь. Обязательно вернусь! И буду рад видеть тебя, отца, в здравии, в счастливых и приветливых лицах… Как омерзительно редко я навещаю родителей в последнее время. Что там! Звонить даже как-то лениво стало… Все мы такие: ребячимся, вырастаем из детей, уходим из дома, обживаем какой-нибудь тёпленький уголок и уже не возвращаемся в отчий дом. А к чему? — спрашиваем мы себя, — покуда есть свой Дом? Хороший такой, уютный, милый дом… Но ничто не заменит тех стен, потолков, что есть только в родном доме в котором вырос с пелёнок, окреп и возмужал!'

Пять минут я протирал глаза и не мог сообразить почему, чёрт, так темно за окном. На моих часах Нокиа уже восьмой час утра. Выспался я на славу хорошо, как мишка в берлоге. Сон был крепким и оттого мне не запомнился… И вообще был ли какой-то сон? Или я тупо отрубился в мыслях сам с собой и с камтиком, в придачу, и прохрапел с десяток часов, лёжа на спине?.. Наверное, так и было…

За окном спальни, если эту витрину на всю стену можно было назвать окном, действительно была кромешная темнота, в которой достаточно ярко и непривычно, как мелкие бриллианты, поблёскивали звёздные россыпи чужого космоса. Альман и не планировал подниматься из-за горизонта. Я вспомнил, что сутки здесь длятся чуть больше 36 часов, а значит ночь, что составляет ровно половину суток, так как мы находимся на экваторе, не иначе как 18 часов кряду должна продолжаться.

'Супер! Нам бы такие длинные ночи, да в студенческие годы… эх! Но… хотя и день утомительно длинный здесь' — я вспомнил, как прошедший день разбил на два, с перерывом на сон.

Я лениво и понуро слез с широкой кровати, как бы, раздумывая, а не посопеть ли ещё на ней, недолго так, а то никто ещё видать не проснулся в клубе — окна соседнего корпуса-небоскрёба темны и безмолвны. Вспомнив, что уже достаточно сильно переспал положенные мне 7 часов и что дальнейшее злоупотребление чревато сонливостью, головными болями и прочими побочными эффектами, приободрил себя, заставил подойти к окну-витражу, раздвинуть дверь на балкон, хотя мне это стоило всего небольших мысленных усилий, и выйти на свежий воздух. Кровать за мной самозаправилась, во всех красивых традициях самозаправления, тихонько опустилась к полу и замуровалась прочным гравитационным полем — хоть на роликах теперь катайся. Ни намёка на кровать. Я спокойно посмотрел на это действо — ничего особенного, здесь нечему удивляться, это стандартная процедура — и закрыл за собой дверь. Конечно, дверь я даже не тронул при этом. К технологии будущего я постепенно привыкал…

Мой сотовый телефон в кармане брюк в последний раз жалобно пискнул, прося подпитки, ярко осветил экран, как бы на прощание, и тут же погас…

'Ага, мой кусочек технологии 21 века, я знаю, что ты хочешь покушать. Но где я тебе найду здесь источники питания?' — грустно промолвил. Я вспомнил что, к счастью, у меня есть во внутреннем кармане куртки, которая, правда, осталась в гостинице, зарядное устройство к телефону Нокиа. Из-за своей вечной забывчивости вовремя заряжать телефон, я купил вторую зарядку и ношу её всегда с собой: на работу или куда ещё пойду, в гости, например. И в таких случаях, когда телефон, как всегда некстати 'садится', я подключаю его к сети, на работе или в гостях, и радуюсь прелестям сотовой связи и удалённому общению. Однако текущая ситуация наводила меня на мысль, что даже мои привинтивные методы спасения телефона здесь не помогут, так как никаких поросячьих разъёмов электросети в стенах я ещё ни разу не замечал, и следует думать, что формат питания электроустройств здесь какой-то иной и не совместим с евророзеткой.

Я мысленно попрощался со своим верным товарищем Нокиа, который чётко меня информировал о земном времени, а точнее о том, сколько часов я уже торчу в этом мире. И понял, что время теперь нужно будет определять другими методами. Слава богу, у меня есть камтик, который, оказывается, в любую секунду может информировать меня о нужном мне времени.

Я взглянул вниз на внутренний аккуратный двор клуба Сифиль с балкона третьего мансардного этажа: низкие фонарики вдоль тротуаров, аккуратные подстриженные деревца, разноцветные клумбы, газон великолепный! И надо же придумать траву красить фосфором, чтобы она светилась в темноте! А может и не фосфор это, а сорт травы такой 'светящийся' генетики выдумали? За главным корпусом в двенадцать этажей возвышались другие громадины, но уже вдали и на других кварталах. И где-то поблёскивал свет. Во деревня!

И везде невероятная, неописуемая тишина! Только шелест ветвей и травы от невидимого ветерка. Только журчание ручейка доносящийся откуда-то, возможно, от самой реки. Странно, необычно, конечно, что здесь птицы не щебечут, кузнечики и прочая живность не стрекочет. Куда же они подевались? Не терпят такой жары?.. Кристально чистый, немного прохладный воздух, который успел остыть от горячего дыхания Альмана, и звёздная россыпь во всё тёмное бесконечное небо. За ближайшим соседним домом ярким большим желтый серпом маячил спутник планеты, один из семи. На спутнике отчётливо виднелись гигантские кратеры и трещины широких карьеров. Два других более мелких серповидных находились поодаль от большого, и особого интереса у меня не вызвали.

Я пытался найти знакомое созвездие на небе. Но это оказалось непросто, так как в этой части космоса, а я находился за 33 световых года от планеты Гео, родной Земли, было трудно найти что-нибудь знакомое. К тому же я никогда не видел на Земле южное полушарие и его созвездия. А здесь может быть как раз южный небосвод космоса. Вполне возможно, поэтому на небе я не могу найти ни одной знакомой звезды.

Через весь небосвод длинным широким облаком звёзд, неким туманом, протянулся Млечный путь — звёздный диск нашей галактики. Такой отчётливый и великолепный! Мне ещё не приходилось видеть его так отчётливо и таким необычайно красивым.

Мои оголённые руки и шея покрылись мурашками от предутреннего холодка. Но уходить мне ещё долго не хотелось. Заворожённый и ошалелый, я несколько минут стоял на балконе не шевелясь и раздумывал, насколько здесь всё-таки хорошо, тихо и славно…

***

Я бродил по выделенному нам с Сифиль коттеджу, с этажа на этаж, как призрак. Решил зайти в спальню Сифиль. В спальне было темно. Лишь свет от большого спутника-полумесяца, который поднялся над горизонтом чуть выше, освещал комнату через большие окна. В спальне я различил кровать и спящую на ней девушку. Это была Сифиль. Она лежала ко мне спиной. Я отчётливо различил, что она была голой — по её нагой загорелой спине и тонкому одеялу, которое прикрывало только её гладкий таз и ноги. Я удивился и задумался, что кретин такой, не догадался к ней зайти вчера вечером перед сном, хотя бы сказать спокойной ночи, а так и проторчал перед теликом, пытаясь в нём как-то разобраться. Может быть, она меня с трепетом ждала и была готова отдаться вся полностью. Хотя странно тогда получается — перед сном она меня сводила на мансардный этаж и показала мне, где я могу переночевать. А потом ушла в свою спальню, ничего не сказав, закрыла дверь… Я ещё раз посмотрел на волнующие формы её загорелого тела, плавный изгиб в талии, поспешил отвернуться и уйти из спальни, так и не приблизившись к ней. Я не хотел тревожить её ничем.

В общем, я поступил правильно. Это позднее я узнал, что многие жители Федерации, особенно на жарких планетах, предпочитают спать полностью раздетыми. Для здорового образа жизни спать нагим полезно — так как не причиняет телу неудобств и дискомфорта, за исключением тех, кто стесняется. А в чужую спальню, вообще-то не полагается заходить без стука и разрешения.

***

Все проснулись через три часа. Почти одновременно.

Ну и сони!

Утром мы оставались в клубе. После завтрака большая часть сотрудников Акрами-Тайста, в том числе Эринс Ратистов Лаславиа, поспешили вернуться в Урвальд, оставив только Эвиана и Сифиль со мной. Не долго думая, мы решили прогуляться по незнакомому мне ещё городу Биалезон. Как только Альман выскочил из-за горизонта — мы поехали в центр.

То, что я увидел в центре города не сходилось с тем, что я ожидал. Я принимал Урвальд как за образцовый город — красивые просторные улицы и магистрали, белесые стены небоскрёбов, зеркальные окна, витражи и дороги. Все остальные города, как полагал, должны слабо подражать ему. По крайне мере, в рамках текущего государства. Однако я ошибался. Город Биалезон невозможно было сравнить с Урвальдом, потому что в нём ничего схожего не было. Было несколько небоскрёбов, среди них сильно и выразительно выделялся самый высокий и мощный — административный, как я подумал изначально, и тоже ошибся. Оказался небоскрёб крупнейшей животноводческой компании Бактуриана. Так вот!

Я вспомнил, что гуманные жители Федерации не содержат мясистых свиней, шерстяных баранов, не разводят кур, тем более, не используют скотобойни и вообще не убивают животных. Спросите вы, как же они получают мясо в таком случае? Откуда берут? Вы не поверите, но они выращивают мясо, как какие-нибудь помидоры в теплице. Ходит такой мясник по генной фабрике, где, не имею пока представления, в чём-то выращиваются шмотки сочного мясца и срезает этак ножом созревшие мясные пучки. Что ж, гуманно, и ведь не больно никому. Тот, от кого отрезали кусок, не жалуется, не воет от боли и жестокости людей. Это ведь даже не растения — а всего лишь некий инкубатор… Подобное я видел в сети по видеороликам, чему был, безусловно, удивлён, но что-то в таком духе ожидал от практичных и миролюбивых альверцев, поэтому воспринял как должное и само собой разумеющееся.

Город Биалезон был иного стиля, чем Урвальд. Это наблюдалось не только в архитектурных стилях зданий, но также в форме и цвете улиц, деревьев, общего благоустройства территории. Жители были даже какие-то другие. Кстати, их было сложно встретить — в городе проживало 25 тысяч жителей. А мы вышли чуть ли не сразу после завтрака и внезапного восхода Альмана. Я ещё раз поразился, что за какую-то считанную минуту мир за окном из кромешной тьмы усеянной миллиардами звёздами, превращается в яркий солнечный день. В ранний час в центре города было мало людей, точнее, их не было вовсе. Поначалу, я подумал, что город вообще безлюдный, что население экстренно куда-то эвакуировали. Но спустя несколько минут, я стал замечать движение по улицам — проехала один, другой мобиль. Вот над нами прожужжало альфа-такси, кто-то вышел из зданий и пошёл по улице.

Меня удивило, что здесь движущихся тротуаров не было в принципе. Я не мог понять логики альверцев, почему в Урвальде на каждом шагу, в каждом доме, и даже в бассейне моей гостиницы есть движущийся пол, который в любой момент готов подхватить и понести туда, куда скажешь. А тут его нет! Я не стал расспрашивать Сифиль об этом и пытался сам понять смысл… Может, банально — экономия? Вот продвинутый Уровальд может себе позволить движущиеся тротуары, а если и делать — то делать повсеместно. А то смысл? Поехал, значит, на тротуаре по улице, заехал в здание, поднялся на этаж, проехал дальше и тут, на тебе, остались последние два метра и в сортир не могу заехать, мол, пол не приспособлен. Вот и ходи, обламывайся… А тут в провинции в гуще джунглей может и не могут себе такую роскошь позволить…

Да, какие тут сортиры, извините меня? Есть только онтек… Кстати, хорошая вещь. Я достаточно успешно научился им пользоваться и понял принцип безводного душа. Сегодня утром принял такой и поразился гениальности и простоте идеи: вместо воды на тело подаётся то ли струя расщепителя, то ли ультразвуковая волна, то ли энергия какая-то — но пыль, грязь и пот смывает махом. Бесследно. Как пылесос просто в себя всасывает всю грязь и очищает тело. При этом не надо напрягаться с регулировкой горячей или холодной воды, не надо обтираться насухо полотенцем, и раздеваться полностью тоже не надо. Одежда здесь устроена так, что способна частично выполнять функции онтека.

Вот унитаз здесь, конечно, непонятный. Устроен примерно по такому же принципу… Я поначалу ничего не понял и не мог из себя выдавить что-нибудь долгое время. Но когда у меня, наконец, получилось, я не обнаружил за собой следов — мгновенно расщепило! Словно я не сидел на онтеке. Чудеса и фокусы, блин.

Прогуливаясь, Сифиль мне рассказывала про историю города, которую я нифига не запомнил. Понял только основное. Что город молодой — чуть больше сотни лет. Не в пример Урвальда, которому уже перевалило за триста. Что занимаются здесь в основном животноводством и поблизости города есть множество ферм по выращиванию мяса. Что возле города распростёрся большой равнинный красивый зелённый луг и что обязательно следует туда слетать.

Я поддакивал словам Сифиль и рассматривал необычной формы небоскрёбы — один был спиралевидный, другой — конусоидальный, третий — вообще параидальный. В сравнении с Урвальдом, здесь была природная тишина — шума практически не было. Что, безусловно, делало город ещё более необычным.

Днём мы сходили в Биалезонский зоопарк.

Всё-таки рекомендация Паута Воэ не была пустым звуком. Скорее, была приказом к исполнению. И Сифиль с Эвианом повели меня в зоопарк, на край города. А край города находился в трёх километрах от центра, который мы успешно преодолели пешим шагом. Не привыкнув к долгим передвижениям после Урвальда, и всё-таки не поняв смысл, почему же здесь отсутствуют гравитационные плиты для автоматизированного передвижения, я начинал заметно уставать от ходьбы. Но про Сифиль и Эвиана, простых альверцев, которых я вчера вечером считал 'лентяями', нельзя было сказать, что они хоть как-то подустали. Достаточно бодро и весело шли рядом и рассказывали о достопримечательностях города и о том, что круть как хорошо здесь жить: рядом природа, климат иной, влажный, жара легче переносится, куча прочих радостей жизни…

Альман уже поднялся над первыми небоскрёбами города, разогрел воздух и разогнал утренние облака. Стал светить ярче и жарче. От этого мою кожу начало припекать как недоплавленный вчерашний сыр. Мне вспомнился прошлый сон про обгоревшую кожу, и я прибавил шагу к зоопарку, вытягивая рукава одежды. Благо, рубаха умела вытягивать рукава.

В зоопарке, согласно выработанной советской ассоциации, как ни странно, я не увидел ни слонов, ни бегемотов, не жирафов, ни обезьян. Это был зоопарк инопланетных тварей. Плохо, что меня об этом никто не предупредил заранее, тогда бы я сразу проявил высокий энтузиазм и не так бы скучал в прогулке к зоопарку. Тварей по паре или чуть больше того разместили в вольерах, ограниченных прочностными прозрачными стенами. Такой непривычный вид барьеров меня в первые же моменты прогулки сильно насторожил. Особенно, я чуть не обделался, когда увидел при входе в зоопарк мохнатое чудище невероятных размеров. Длина от макушки до хвоста этого пушистого гиганта была, как мне показалось в первые секунды, не меньше доброй сотни метров. А высота, на которую оно могло подниматься — сравнимое с девятиэтажным домом. Замерев на месте от неожиданности и от, как оказалось, не менее удивлённого и устремленного на меня взгляда гиганта, я, было, поддался панике, и начинал постепенно пятиться назад. Огромные чёрные глаза мохнатого чудовища неотрывно смотрели на меня. Все четыре ока, не мигая, смотрели прямо на меня. По форме чудище напоминало большого слизня или толстенного мохнатого червя с остроконечным хвостом. У него не было ни лап, ни ног, ни рук, ни каких-либо других конечностей. Голова сливалась с шеей и была, как у улитки, сильно вытянута. Его тёмно-коричневое тело тактично подрагивало и двигалось. Причём двигалось ко мне, что я сразу заметил… Сифиль вовремя успокоила меня и предупредила о невидимом барьере. Ещё предупредила, что чудовище не опасно, не хищник и оно питается исключительно растениями. Это был трунтрун, с планеты Вальнавас. Я, серьёзно струханувший, с холодным потом и неугомонными мурашками бродившими по всему телу от пяток до макушки и с запоздалыми мыслями: 'а не пора ли дать дёру', долго таращился, разинув рот на трунтруна. Чудище, потеряв ко мне интерес, акробатически наклонило голову за спину и начал что-то смачно жевать позади себя. Интерес у него был ко мне, по всей видимости, как к первому посетителю зоопарка и только.

Я с трудом перевёл дух и понял, что рановато расслабился и позволил себе поскучать немного. Здесь на каждом шагу меня поджидает сюрприз. Причём сюрпризы всегда разные и ещё не разу не повторились.

Не описать словами, какого ещё зверья, каких ещё чудищ я насмотрелся в зоопарке. Я глубоко пожалел о том, что не зарядил телефон на работе, когда была ещё такая возможность, и сейчас я не могу заснять на встроенный фотик в телефоне всех инопланетных тварей. Однако камтик обнадёжил меня, когда сообщил, что может сохранить всё увиденное мною и затем, если найдётся соответствующий формат интерфейса, сможет перекачать на телефон. Тогда я попросил его снимать всё подряд, сколько плёнки не жалко и старался как можно реже моргать глазами. На что камтик иронично заметил — это не влияет на качество видеозаписи…

Да, чудища были разными. Какие-то были похожи на растения — зелёные и лиственные, но при этом могут передвигаться, причём некоторые особи очень активно двигаются, какие-то похожи на камни или скалы, но тоже умеют шевелиться, хоть и лениво, какие-то отдалённо похожи на рептилии, какие-то имеют необычные цвета и оттенки или вообще не имеют статичного цвета. В общем, разнообразием форм и раскрасок так и кишел зоопарк. В одной части зоопарка я увидел вольер с водой. Я пытался разглядеть, кто бы мог быть в воде или рядом. Но никого не видел. Молча глянул на Сифиль, мол, что бы значило? Она ответила, что вода и есть живой организм. Я ничего не понял. Но через мгновение понял… Вода внезапно зашевелилась, выплеснула волны на сушу и подползла, или точнее, подтекла к барьеру вплотную. Стала быстро принимать какие-то формы и очертания, медленно поднималась вверх во весь рост. Через минуту этих суетливых движений, за которыми я напряжённо следил, вода неожиданно приняла формы человека и… я увидел себя, как в зеркале… Правда, цвета моего лица были блеклыми, неяркими, словно через запотевшее зеркало смотрю. Я ошарашено глядел на себя, точнее, на своё отражение. Отражение ошарашено смотрело на меня. Я подвигал рукой. Отражение мгновенно и синхронно повторяло все мои движения.

— Они умеют хорошо имитировать людей, их движения. Повторяют увиденное. Научились здесь, — сказала Сифиль.

— Они? — спросил я.

— Да, их несколько. Почти всё семейство… Их сложно отличить, они постоянно переливаются друг в друга. Живут, между прочим, на планете Граа. Ты уже слышал о такой планете?

Я кивнул. О планете Граа я слышал. Также слышал, что Виктор родом оттуда. Интересно, приходилось ли ему встречаться с такой живностью?

Если у нас имитировать звуки и подражать человеческий голос умеют попугаи, то не удивительно, что найдётся обитаемая планета, где есть животные, которые умеют подражать различные движения и принимать любые формы, которые увидят.

Водяной зверёк преобразовался в Сифиль, повторил несколько движений за ней, потом ненадолго преобразовался в Эвиана и вскоре подернулся, резко уменьшился в росте и быстро стёк в своё лежбище.

Я подумал, что зверька здесь, видать, выдрессировали, чтобы умел повторять формы посетителей для их развлечения. Что ж, это меня очень развлекло. Я мысленно поблагодарил зверька за оказанное шоу и пошёл смотреть другую живность…

***

Во время обеда мы побывали на равнинном лугу. Луг был широкий с высокой ярко-зелёной тавой-осокой. Или травой, похожей на осоку. Позади нас был город — цветастый, с высоким исполинским небоскрёбом, подавляющим остальные. Впереди — зеленый луг до горизонта и стартовая площадка для космических кораблей. Обедая в открытом кафе, мы наблюдали, как взлетает в небо огромный челнок. До наиболее высокой отметки он поднимается за счёт унигравитационных двигателей, а потом включает реактивное ускорение и как пуля устремляется вглубь голубого небосвода — только белый прямой след после него остаётся. Замечательное зрелище! Всегда мечтал увидеть как взлетают космические корабли.

Днём мы ещё гуляли по городу. При этом я старался избегать прямых встреч с Альманом, который успел раскочегарить влажный воздух, что пот так и струился с нас, как с ниагарского водопада. Поэтому в основном гуляли внутри зданий: бродили по местным музеям, хаживали в магазины и мегасупермаркеты — по масштабам малого города. Я видел, чем торгуют и как торгуют. То, что продавцов и охраны в магазине не было, меня никак не удивляло. Здесь всё автоматизировано. Берёшь понравившийся товар себе и с биопаспорта через камтик магазину возвращается стоимость товара, как только покидаешь пределы магазина.

Увидев отдел продажи цветов я поспешил там выбрать наиболее шикарный букет для Сифиль, не задумываясь во сколько мне это обойдётся, так как знал, что на моём счету денег достаточно, чтобы приобрести пару коттеджей. Выйдя из отдела, вручил разноцветный букет с большим земляным горшком своей спутнице, сказал: 'Тебе. Подарок!' Сифиль не поняла моего жеста и немного смутилась. Потом уточнила: для клуба?.. Я разочаровался. Видимо, не принято здесь дарить цветы девушкам и ответил: 'Ну, в какой-то степени, да…'

Я ещё в магазине набрал в пустые карманы несколько небольших вещей, о назначении которых я не имел представления и считал их просто красивыми сувенирами-безделушками. Здесь-то может быть безделушка, но в моём мире сойдёт за уникальный артефакт.

Сифиль же мне подарила миниатюрный прибор — энциклопедию Бактуриана, не в виде книжки, а виде белого прямоугольника с металлическим отблеском, отдалённо напоминающего флешку. Хотя у меня и был камтик, который через Сеть позволял мне получить всю детальную информацию о государстве, но подобное устройство было подарочным, позволяло автономно работать без выхода в Сеть и содержало в себе уйму полезной информации о государстве. Я посчитал очень кстати, так как в своём мире я не буду иметь возможности выхода в Сеть, и искренне поблагодарил Сифиль за столь щедрый и предусмотрительный подарок.

С горшком цветов в одной руке и разными подарками в другой, мы вышли из магазина и вернулись в пригородную деревню Варцей, что находилась в десяти километрах от центра города, в клуб Легарт.

Через пару часов с нами связались по тевуадеку, и Эринс жизнерадостно сообщил, что соединение с моим миром произошло успешно и можно возвращаться.

Глава 21

А возвращаться мне даже как-то не хотелось. Не хотелось, возвращаться в промозглый, мрачный мир 21 века, где снуют многочисленные толпы померян, которые постоянно враждуют, обманывают друг друга, обсчитывают, хитрят, обирают, нагло лгут, изрыгают гнев, вымещают злость, беспрестанно матерятся, улыбку на лицах которых увидишь разве что в веселые пьяные праздники и при рассказе пошлых анекдотов; где процветает алчность и корысть; где комфорт и удобство — только для числа избранных людей, нажившихся преступным образом, а для других — шиш с маслом. Хотелось побыть здесь, в этом светлом будущем, хотя бы немного. Остаться хоть ещё на один вечер.

Меня обрадовало, что генерал Паут Воэ предложил мне вернуться завтрашним днём, так как рабочий день сегодня подходил к концу и поспешно прощаться никто не хотел. Я, не пряча радости, согласился с предложением.

А когда спросили меня, нравится ли мне здесь, я очень эмоционально ответил, что счастлив здесь побывать, рад лицезреть красивое и светлое будущее человечества и жаль, что сам не доживу до таких времён. В общем, сказал правду…

Сегодня с утра научная комиссия разрешила продолжить попытки соединения после феномена Мира чёрной пустоты. И через несколько попыток — соединение успешно произошло с моим миром 2007 года.

Теперь я был спокоен. Я мог вернуться домой. Внутренне я был даже готов здесь остаться навсегда. Был готов к тому, что соединения не получится или их запретят проводить. А мне придется здесь жить. На что, глубоко в душе, я начинал надеяться, с каждым часом познавая этот мир всё больше и больше.

Мне было не понятно, будет ли какое-то дальнейшее сотрудничество двух миров. Или же наш мир им не интересен? Зачем ворошить прошлое? Какое в этом стратегическое значение? Это же не изменит их мир. Их мир останется прежним. А чтобы нам помогать, нужно вкладывать много ресурсов. И через одну маленькую дверь их всё равно не протащишь. Да и зачем нам помогать? Чтобы прийти к Эльтонии, мы должны сами проделать кровавый и жесточайший путь через голод, холод и множество войн. Мне же, зная печальное будущее своего мира, не хотелось возвращаться ещё и по этой причине: не хочу, знаете ли, жить в своей коморке и ждать начала атомного хаоса.

Поэтому всем сказал, что я бы хотел ещё раз навестить мир будущего. Сиф улыбнулась. Генерал сообщил, что обязательно будет приглашать в гости и отметил, что кто-нибудь из мира будущего посетит мой мир, посмотрит на прошлые житейские времена.

Я себе смутно представлял, как я буду рассказывать о том, что побывал в далёком будущем. И кто мне поверит? Обращаться в правительство, мол, вот мир 31 века на связи, не желаете ли с ними пообщаться. Да и как до них, всемогущих мира сего, достучаться рядовому гражданину? Здесь это выглядит как-то попроще. Вот, вчера общался с президентом Федерации Отаном Виевин. Хотя, если бы не полковник Велитри, государственный советник, курировавший научную компанию Акрами-Тайста и который был в курсе событий, не факт, что получилось бы. Может быть, за моей спиной была проделана колоссальная работа, о которой я даже не подозреваю. А в моём мире совершенно никто не в курсе, и мне никто не поверит и скорее отправят в психушку, чем позволят хотя бы встретиться с мелким человеком из правительства. Вот если бы предъявить убедительные доказательства… Камтик, например. Но ведь что умеет камтик — вижу только я сам. А другому дай — так он ещё и не захочет совать в ухо белого шевелящегося клопа и скорей пальцами случайно раздавит или повредит как-нибудь. Да и если он убедится в моей правоте — всего один человек, другие-то останутся скептиками, не каждому же камтик сувать в ухо. К тому же, для каждого нужно 8-часовую адаптацию проводить… Нет, на это никто не согласится. Сразу к психиатру направят. Иди, мол, лечись парень. А если я по-альверски буду говорить и писать — что на это скажут?.. Ну, скорее, скажут: псих выдумал свой язык и болтает на нём. Вот чёрт… Если показать сувениры, которые набрал в Биалезоне? — наверное, подумают побрякушки. Да и не понятно как будут вести себя эти побрякушки. Может быть, здесь они могут голографические изображения показывать, а в моём мире быстро сядут батарейки или ещё что-нибудь, сломаются от сурового питерского климата… И не знаю я ещё, может Велитри отберёт у меня все сувениры и останусь я ни с чем. Никаких доказательств у меня не будет на руках. Хорошо, что на телефон успел несколько фотографий сделать. Хотя их качество и количество мало кого впечатлит. К тому же, фотографии можно в фотошопе подделать, а я ещё снимал не самые оригинальные пейзажи. Это так — распечатать, повесить на стену и любоваться, показывать друзьям, мол, вот, не просто за рубежом побывал, а ва-аще на другой планете, представляете. Те, конечно, будут угорать от смеха. Вот если бы камис или мобиль приволочь в мой мир — сразу бы очумели! А только как его провести через узкую дверь?.. Именно… — никак. А значит, забудь, живи тихо и жди, когда постучится в дверь квартиры Сифиль или Паут Воэ и скажут: айда к нам в гости! В последнее верилось с трудом. И мне как-то было странно осознавать, что они не врут, альверцы ведь не умеют врать, и действительно разрешали к ним прийти в гости. Только как, и когда это произойдёт, я не понимал…

Вечером Виктор, как и обещал, сводил меня на космический звездолёт. Корабль находился на орбите планеты, на одной из нескольких больших орбитальных станций. Сам звездолёт был огромнейших размеров, раза в три превышал размерами саму станцию, а объёмом и того более. Виктор отметил, что это модель Гро Эрк-4. Вернулся со звезды Амирак. Длиной он был всего 5 километров. Предыдущие версии моделей были более большими и длинными. Раньше предполагалось, чем больше масса корабля, тем быстрее он сможет ускориться до околосветной скорости. Но физика, оказывается, тоже ошибается, вот создали корабль меньших размеров и меньшей массы — и всё нормально. Полетело… с околосветной скоростью.

Корабль был построен почти 200 лет назад. Сто лет вперёд к звезде, сто лет, чтобы вернуться назад. А в текущем веке научились строить корабли ещё меньшего размера. Их стали строить на орбитах периферии освоенного человеком космоса, чтобы расширять границы космических владений более эффективно.

До орбитальной станции мы добрались простым переходом через портал. Тут же я ощутил заметное падение гравитации и ожидал, что сейчас смогу как космонавт полетать в воздухе. Однако гравитация всего лишь опустилась до 0,8 Же и на этой отметке закрепилась. Об этом меня проинформировал камтик. При желании можно пойти в барокамеру, где вообще отключена вся гравитация и можно находиться в свободном парении. Но я не стал нарушать экскурсию Виктора, которую он мне столь любезно предоставил.

Я был впечатлён внутренней красотой станции: белыми яркими стенами, светлыми полом и потолком, большими стеклянными выпуклыми иллюминаторами во весь коридор открывающие прекраснейшие участки космоса и причаленного к пирсу корабля-гиганта. Людей на станции было немного: обслуживающий персонал и парочка туристов, вроде нас. Возможно, администрацию станции предупредили о нашем появлении и своевременно убрали зевак со станции.

Безусловно, я мечтал попасть в космос. Я не ожидал, что это так быстро и внезапно случится. Поэтому меня переполняли эмоции, которые я не мог нормально сдержать и беззастенчиво восхищался всем увиденным. Такие обстоятельства не могли не радовать Виктора, который собирался произвести на меня впечатление. Он удовлетворённо поглядывал на меня и чего-то там увлечённо рассказывал о космических полётах на далёкие звёзды и их планеты.

Освоение космоса началось ещё в мою эпоху. Первые полёты на Луну, потом на Марс и спутники Юпитера. Медленное и неуверенное освоение Луны. Далее — Марса. Создание орбитальных станций, постепенный рост их числа и размеров. Так, с течением времени, не спеша развивались космические колонии людей. Естественному процессу мешали некоторые факторы: такие как кровопролитные земные войны и скудность космических исследований. Вскоре люди стали часто покидать земную твердь, ища мира и спокойствия в космосе, становясь новой расой — спейсменами. Но и там их настигала война и начинались первые баталии в космосе. На планетах и спутниках солнечной системы начали строить добывающие заводы для того, чтобы восполнить утраченные запасы земных ресурсов и энергии, что ненадолго ослабило глобальные войны и пыл враждующих сторон. Освоив солнечную систему, люди начали снаряжать экспедиции на дальние звёздные системы. В 2140 году первая экспедиция отправилась на Проксиму. Через несколько лет и на другие ближайшие звёзды. Возвращались они нескоро — через десятилетия, а некоторые экспедиции не возвращались вовсе. Предельная скорость полётов была небольшой, но с каждым научным открытием предел повышался. Когда, наконец, не достиг околосветной — в 0,99 от скорости света. Полёты, как правило, теперь не занимают долгое время — не более месяца. Однако это относительное время, которое течёт в самом звездолёте, разогнавший такую скорость, на Гео и на других биокультивированных планетах в это время проходит не одна сотня лет.

— Да. Хотел бы я попутешествовать на далёкие планеты, — я мечтательно произнёс вслух, рассматривая звездолёт со станции.

Виктор улыбнулся. Задумчиво почесал бороду:

— Знаешь, мне как-то приходилось участвовать в одной экспедиции. Небольшая экспедиция. Всего лишь на три световых года. Да, мы эти три года преодолели всего за 6 суток… Поэтому сейчас мой биологический возраст на три года меньше официального. Сразу скажу, рискованное занятие — идти в экспедицию. Неизвестность поджидает на пути. Кто знает — на астероид налетишь, на кучку метеоров или неизведанный космический объект. На такое соглашаются в большинстве своём только померяне и ультра. Ну, ультра по понятным причинам. Спецы — если им прикажешь и они полетят. Померяне стараются так победить свой возраст, или заглянуть в будущее, или… В общем, приключение, как никак. Азарт. Только альверцы редко собираются в экспедицию. Они любят спокойствие. Так их воспитали, и такими их создали. Без азарта, излишнего любопытства и без риска для жизни — они предпочтут перемещаться проверенными путями, первопроходцы из них никудышные… Может быть, я, конечно, предвзято к ним отношусь. Но… Это моё мнение. Так я думаю.

— Я понимаю, — сказал я. — За время общения с альверцами… А я провёл в их среде не менее суток… местных. Мне они нравятся. Хорошие добродушные люди. Отзывчивые, внимательные, очень честные и сентиментальные, в какой-то части.

— Новые поколения альверцев впитали в себя лучшие черты и характеры прошлых поколений, в том числе померян, ультра и даже, я бы сказал, приобрели умения спецов… — сказал Виктор и присел на диван.

Я понял, что разговор обещает быть долгим и присел рядом, не отрывая глаз от корабля-звездолёта и подплывающему к нему челноку.

— Заправляют, — отметил Виктор. — Очень скоро этот звездолёт полетит на Сириус-Альфа… наверное, знаешь такую звезду. В 30 световых годах отсюда. Там этот корабль разберут на мелки части, переплавят, переделают и соберут из него несколько новых моделей Гро для дальнейшего освоения космоса. А может быть не Гро, а просто металл уйдёт на расширение парка мобилей, или ещё чего-нибудь… Но факт такой, что 200-летний корабль, который биологически, если можно этот термин применить к кораблю, существовал лишь несколько месяцев сейчас уже считается устаревшим, потерял свою эффективность и просто оказался нерациональным решением, которое требуется преобразовать в более рациональное… Также и мы, померяне, мы уже не рациональны. Думаешь, почему померян становится с каждым годом меньше, а альверцев больше?.. Да, померяне сейчас сыты и довольны, комфорт и удобства для них созданы максимальные. Я даже не знаю, когда мы достигнем самого максимума, предела, может его просто не существует? Мы будем бесконечно повышать свой уровень жизни и ставить комфортные условия на каждом шагу?.. И, в связи с этим, у нас, померян, теряется смысл жизни, так как смысл жизни достигнут… Представляете, достигнут! Прекрасно! Что дальше? Померяне не знают ответа. Померяне просто останавливаются и не знают, что делать дальше. Они настолько растеряны, что перестают поддерживать свою расу, свой род… И это не случайно, Алексей. Померяне стали нерациональны для правительства, для экономики, вообще для всех… Но как же их тогда переплавить, переделать в рациональных людей, таких как альверцев, ультра или спецов хотя бы. Никак… Да и избавиться от них тоже нельзя — негуманно, неэтично, неправильно. Поэтому комфорт на максимум, удобства на максимум, исполнение всех желаний — тоже на максимум. Глядишь, сами вымрут от скуки и безделья… Я наблюдаю за этим процессом без малого сотню лет, и знаю, что говорю. Так оно и есть, и это, как ни печально, понимают все. Даже я понимаю, что мы действительно стали нерациональны. Мы конфликты — мы может остро ненавидеть кого-то или чего-то, и в то же время мы можем самозабвенно любить. Мы ужасно ленивы — и в то же время мы можем оказаться безудержными трудоголиками, энтузиастами или альтруистами, готовые жертвовать собой во благо нации, всего человечества, отдавая последние силы. Амплитуда наших возможностей чересчур широка. Это природное явление для того, чтобы мог выживать сильнейший и продолжать свой род. Такие были условия тысячелетия назад… Но это нужно было тогда. Сейчас такая амплитуда — это бессмысленный расход человеческой энергии, который в каких-то случаях мешает нормальной жизни людей, в других может вызывать излишние конфликты и никому не нужные локальные войны… Знаешь, все войны сейчас разжигаются померянами. Даже не ультра или спецами, а древними померянами. Нами… А альверцы не утомлены комфортом. Молча создают по квотам самих себя. Им-то напрягаться не нужно. Гигиену соблюдают в полной мере. Чего там? Нажал на кнопку — и ещё один альверец готов. Набрал на дисплее 15 штук — и машина отбарабанила их тут же, готовенькие. Вот и все дела. Ну, может я конечно, приукрашиваю, не секрет, что мы, померяне, любим приукрашивать и преувеличивать в своих рассказах. На самом деле процесс создания альверцев длится подольше: год, два года на инкубацию, месяц на апробацию, три месяца на начальное образование, пять лет на специализацию и профессионализацию, ещё три года — на практику и так дале… Вот тогда готов полноценный альверец с начальным титулом — Кюутан… Вот так вот… Понимаешь? Смотрю на этот корабль, который через десяток дней отправится в последнее своё путешествие и вижу в нём своё отражение…

Виктор говорил молча, спокойно, время от времени почёсывая седовласую бородку.

— Как-то грустно получается, Виктор, — отозвался я. — Разве нельзя что-то сделать? Как-то это остановить?

— А что можно сделать? — Виктор усмехнулся. — Устроить очередную глобальную бойню? Раньше случались такие. Никому не понравилось. Самоистязания не нужны. Глупо.

— Но как тогда быть?

— Понимаешь, я свой век… и второй век, проживу спокойно. Хорошо проживу. Все померяне доживут свои года нормально. Наши потомки будут жить также хорошо, как мы жили, и даже лучше. И потомки их потомков будут жить шикарно. Только с каждым поколением число потомков будет резко сокращаться. Вот детей у меня нет, как и у большинства померян. Не потому, что я бесплоден. Потому, что я не хочу детей. Воспитали меня так. Федерация так воспитала. Она дало мне понять непредложную истину — выживает сильнейший. А мы к такой категории, увы, не относимся. Мы слабы, мы заразны, мы как старые клетки организма должны сами отпасть и не мешать нормально расти организму дальше… Конечно, обладая инстинктом самосохранения, мы как-то стараемся этому сопротивляться, как-то бороться… Но вся эта борьба становится душевной, внутренне эмоциональной. Мы понимаем, что уже давно живём не инстинктами, а законами эффективности и систематизации. И в эти законы мы, увы, не вписываемся, и должны хотя бы не мешать. Ведь никто не собирается нас уничтожать, как-то притеснять, или подавлять. Живите, нам говорят, живите хорошо, живите лучше всех, но не мешайте нам жить и развиваться дальше. Это тебе не природные законы выживания: либо я съем слабого, либо меня сожрут.

— Значит, — предположил я, — вы сдались?

— В каком-то понимании это так. Ладно, пусть будет в ущерб самолюбию. Это так.

— Но, это неправильное решение, — выдавил я из себя. — Почему так?

— Потому, — сказал Виктор и поднялся с дивана. — Потому что, это, на самом деле, и есть правильное решение! Самое правильное решение из всех логичных решений… Зря я тебе об этом начал говорить. Просто мысли попёрли вслух… Я забыл, что ты эмоционален не меньше меня. Глупо и неразумно я поступил. Не воспринимай близко к сердцу… Это ж надо так придумать метафору: 'к сердцу'. Сердце только перекачивает кровь в организме. Оно не умеет мыслить, чувствовать. Ан-нет издревле пошло, 'к сердцу'… Хе… Необычно.

— Я не… — почти заикаясь, сказал я, вскочив к Виктору рядом, — не… не понимаю, как это 'самое правильное решение'?! Что за бред? Вообще, что происходит? Что случилось с вами?! Я давно этот вопрос хотел задать… Кем вы стали? К чему стремитесь? Какой у вас смысл жизни?!..

— Тр-р-ру… Остановись. Остынь. Я тебя разгорячил. Извини. Не подумавши начал болтать. Зачем столько вопросов? Зачем усложнять ситуацию? Здесь всё непросто. Далеко непросто. И ещё раз, извини… Зачем тебе всё знать? Охлади любопытство… Хотя, смысл жизни какой спрашиваешь? Эх, вечно вы пытаетесь найти рациональное зерно, следствия причину или причину следствия… Да нету никакого смысла жизни! Это всё заблуждения. Тысячелетние заблуждения померян! Выдумали себе Бога? Бог создал людей и предначертал им какой-то смысл жизни, которые они должны раскрыть сами?.. Да как вы представляете себе Бога? Научно доказано — что человек возник в результате эволюции живых организмов. Да ты ведь ещё не знаешь, что планеты — тоже живые организмы и они могут из недр своих пустить ростки жизни на поверхность, как словно волоски, которые растут на нашей коже. Взорвался вулкан и выплеснул из себя органические материи вместе с лавой. Вот тебе и первые зародыши жизни. Эволюция! Планета Гео — вот кто наш Бог, наш создатель! Она нас создала, для того чтобы мы могли её защищать, родную планету свою, как бы биосферу нарастила на своей поверхности, как кожный покров на теле — конечно, от ударов не защитит, как броня, но от холода или мелких пакостей извне спасёт. Но мы, люди, оказались обычными паразитами большого организма — некий побочный эффект эволюции — и начали, как истинные паразиты загаживать и высасывать ресурсы, подпитывая свою жизнедеятельность. Планета пыталась от нас избавиться — выморить, выгноить нас хотела. Но мы устояли, мы хорошо всосались и размножились по планете. И планета тогда сдалась. Окрепнув, мы начали паразитировать другие организмы — планеты и их спутники, и дальше, и дальше, не останавливаясь… Если ты считаешь, что у паразитов есть смысл жизни — тогда он до безумия прост — размножиться и заразить собой всё что можно. Вот тогда это и есть смысл жизни людей…

Я как встал, так и сел. Я ещё долго удивлённо и грустно смотрел на Виктора. Не врёт ли он, померянин паршивый?

Человек — один из видов паразитирующих организмов, — продолжал Виктор. — Знаешь ведь прекрасно, что паразит использует хозяина как источник питания, среды обитания. Вот и пожалуйста — чем мы не паразиты?!.. Ты думаешь, нами владеет любопытство, и ради этого мы начинаем исследовать космос: что там за ближайшим углом, что там за следующей планетой, за следующей звездой, галактикой. Что там? И мы тянемся, тянемся туда, сами не понимая, зачем мы туда тянемся, кто нас там ждёт? Мы же не останавливаемся. Осваиваем планету, высасываем её ресурсы и тянемся дальше. А иначе мы не сможем двигаться дальше, если не выкачаем ресурсы… Любопытство в данном случае и есть наша прерогатива паразитизма… Понимаешь?.. Мы будем как вирус заражать собой все звёздные системы, все обитаемые и необитаемые планеты, галактику за галактикой поглощать, пока не упрёмся в пределы вселенной, да и это нас не остановит — мы проникнем в следующие миры в следующие вселенные и дальше, и дальше… И я думаю. Да нет. Даже не думаю. Уверен, что когда-нибудь найдутся силы, которые всё-таки вытравят нас. Выметут веником из вселенной. И ничего мы с этим поделать не сможем…

— Я не верю ни одному твоему слову, — членораздельно просопел я, хмуро потирая лоб, и жадно продолжил рассматривать невидимую точку на полу.

— Прекрасно! — отозвался Виктор. — Это очень правильно, Алексей. Я одобряю. Это лишь россказни учёных, которые вдруг поняли сущность свою и растрепали журналистам. А те восприняли как сенсацию и начали хором разглашать по миру… Это ещё поняли в 23 или 24 веке. Точно не помню. Но и тогда все восприняли такие слова сурово, с жёстким скептицизмом и негодованием. А сейчас всё прекрасно забылось. Просто стали не вспоминать о смысле жизни — зачем Душу травить? И начали спокойно жить дальше, выполняя простую функцию паразитизма. Вот и все дела. Не убивать же себя за такое? Где это видано, чтоб паразиты вдруг осознали ничтожность своего бытия и решили самоликвидироваться, чтобы не вредить большому организму дальше?.. Ну да ладно, забудем об этом. Не будем думать о плохом. Хотя, что здесь плохого? В плохих вещах можно и хорошие стороны отыскать, если подумать…

Виктор переключил разговор на другую тему:

— Ты наверное не знаешь, что Альман — двойная звезда. И здесь есть второе солнце — Альман-2. Видишь ту очень яркую звезду, чуть правее большого спутника… Да. Это и есть Альман-2. Находится в 35 миллиардах километрах отсюда. Поэтому светит неярко, и в миллион раз слабее Альмана-1. Здесь Альман-1 называется, просто Альман. Белая звезда Альман по яркости в 10 раз меньше Солнца, нашего земного Солнца, но почти в четыре раза горячее. Альман-2 по мощности в 30 раз слабее главного Альмана…

И ещё что-то дальше он рассказывал, но я его уже не слушал, а задумался над словами о человеке-паразите. Ведь было это безбожно и несерьёзно сказано. И была в этом какая-то часть правды, какая-то, еле зримая логике, часть истины…

***

Перед сном, в поздний час, я, полёживая на широкой кровати в гостинице, ещё долгое время думал, размышлял, в чём прав, а в чём не прав Виктор. И верил и не верил своим догадкам. Местами мне начинал помогать камтик, но я ему приказал 'отвянуть' и он 'отвял'.

Спать мне истошно хотелось, так как 20 или более того часов на ногах сказывались на общей усталости и безудержно морило в сон. Но мысли, бешенные и взбудораженные не позволяли мне окунуться в негу сна. И я покорился их гнёту.

'Паразиты! Мы — паразиты?! Это безумие какое-то! Наваждение безумцев. Ведь могут быть учёные — безумцы, шизофреники, или настолько умные, что ум не поместился в башке и вылез наружу, вытек с соплями… И нате вам сенсацию, товарищи: люди — это банда паразитов, которые выкачивают мегалитрами кровь из большого организма матушки-Земли… Хе! Надо же додуматься до такого!.. Но, постойте, постойте товарищи. Не спешите его сажать в петлю. Да ведь он, сволочь, прав! Чем мы лучше паразитов? Не мы ли выкачиваем нефть и газ из недр земли? С чего мы вдруг взяли, что они предназначены именно нам? С какой это радости? Мы, не задумываясь ни над чем, просто взяли и начали выкачивать нефть с газом, чтобы прокормиться. А не может ли быть так, что нефть и газ — не что иное, как кровь нашей матушки-Земли? А!? Может ли, когда иссякнут ресурсы, что-то произойти с нашей планетой? Что она обескровленная, подёрнется в агонии, потрясёт своими тектоническими плитами и помрёт внезапно. А мы даже этого не заметим. Ну, скажете вы, нету ресурсов — плевать на планету, давайте поищем на соседних, может быть, там найдётся чего-нибудь вкусненькое. Мы же не будем считать всерьёз, что планета жива? Что её недра: нефть, газ, руды и минералы — это как у человека кровеносная система, что почвенный покров — это как кожный покров, леса и трава — это шерсть и волоски на коже, моря и океаны — это влажные испарины, вроде пота, а всякая живность, что по планете бегает и ползает — это полезные биобактерии? Конечно, какой-то колобок из детской сказки получается, а не планета. Но всё же! Люди разве над задумывались когда-нибудь о таком варианте?.. Ты бы ещё спросил, а не задумываются ли паразиты-микроорганизмы, попадая внутрь человека или даже на его кожу, что они вообще-то никакой пользы организму не приносят, лишь вред? И что они, если размножатся в неограниченном количестве внутри или снаружи, то могут сгубить человека, навредить его здоровью или вообще вогнать в гроб вместе с собой? Конечно, они не задумываются над этим! Может быть, какие-то индивиды, пара паразитов из общей массы, подумают, мол, чё мы братцы делаем такое? В чём наша польза или в чём смысл жизни? Что же такое вкусненькое мы кушаем, которое нам позволяет жить и размножаться дальше?.. Но голод, извините меня, не тётка. Жри, что тебе дано и не задавай глупых вопросов! А если уж догадался, что ты, гад и вонючка, на самом деле злостный паразит, так, пожалуйста, подыхай с голоду, прекращай размножаться и вали вообще к чёртовой матери — самоизничтожайся! Но позволь другим паразитам жить нормально… Да, с чего я взял, что микроорганизмы могут мыслить?.. А с другой стороны, имею ли я право утверждать, что они не разумы в принципе? Может, они мыслят, но не так, как мы. Иными методами, способами, формами мышления… Имею ли я право утверждать, что Земля, как планета — это вовсе не живой организм, а большой шарообразный безмозглый камень повисший в мёртвом космосе, который нам надо грызть, чтобы жить дальше? Может быть, всё как раз наоборот. Это, может, планета думает, конечно, своими форматами мышления, что безмозглые люди-паразиты размножились на почвенном покрове, всосались иглами в её недра и постоянно высасывают кровь и желчь, как комары-кровопийцы. И задуматься стоит, почему в древние времена, Землю называли — матушкой, кормилицей, словно живую? Почему тогда это считалось правильным? А сейчас правильным считается, то, чтобы нарастить мощности заводов, фабрик, выкачать ресурсы, покуда они есть, нарожать побольше людей, пока всё хорошо и круто… Зря! Зря люди не перебили друг друга в последующие два века войн, когда ресурсы иссякли и планета перестала давать урожаи. Человечество бы такое одолжение сделало Вселенной! Правильно планета потупила — когда начала сгнаивать людей. Она ещё в моё время начала подрагивать от боли. А вот уж потом рассвирепела. И это не удивительно. Чему удивляться? Профилактика самоизлечения должна была наступить рано или поздно… Но не успели люди перегрызть друг другу глотки. Пришло к ним понимание. Поздненько, конечно, но пришло Понимание. Поняли, что надо жить на планете не злоупотребляя её ресурсами, не нанося вред её здоровью. Или злоупотреблять, но так чтобы планета этого не ощущала, или чувствовала, но не болезненно'.

'Однако, если подумать, всего этого не произошло. Точнее, происходит сейчас в зачаточном состоянии. Я вернусь завтра и вернусь в прошлое, когда люди ещё не осознали своей сути, когда они изъедают ресурсы планеты и как манны небесной ждут бесконечности своего счастья… А хрен вам! Планета-кормилица уже изнищала. Скоро она объявит: побирайтесь сами и перестанет нас кормить. Что тогда?..'

Я развивал тему битый час. Думал, корил, не соглашался, признавался, верил, отвергал, соглашался, опять отвергал и, наконец, успокоился:

'Да. Мы — паразиты. Но мы успели исправиться. Сейчас люди — это не те люди, которые жили в 20-х веках, это совершенно новое общество, с совершенно новым пониманием и осмыслением своей природы, своей сущности. Даже в 21 веке, мы понимали, как-то внутренне, на уровне интуиции понимали, что неправильно поступаем по отношению к планете — как-то чрезмерно портили собой окружающую среду. Что последствия должны быть соответствующие… Мы осознавали это — последствия обязательно будут. Они не заставят себя ждать. Мы просто не догадываемся, какими они будут… Мы как ребёнок играемся со спичками, восторгаемся: эх, красиво горит; ах, как зажигается! И не замечаем, что начинаем поджигать свой дом — здорово горит, прекрасно горят бумажные и деревянные штучки! Просто супер! И настанет момент, когда мы увидим, что сожгли почти весь дом и сами чуть не сгорели. Со страшными ожогами, мы еле успеем потушить то, что осталось, что ещё не сгорело дотла, и мигом повзрослеем… Наступит момент истины для человечества…'

Сон наступил неожиданно, и я даже не понял, что это сон, потому что это уже не может быть правдой…

Глава 22

Я дрожал. То ли от холода, то ли от стыда. Трудно понять. И понимать не хотелось. Хотелось пить, хотелось есть. Особенно жутко хотелось есть — аж кишки сворачивало. Жрать! — настырно просило тело. Я старался не обращать на это внимание. Но минут через пять или даже раньше желудок натужно урчал, да так громко — я стал не в шутку беспокоиться, что меня услышат.

Прислонившись к обожженной стенке, я лежал в сыром подвале какого-то полуразрушенного дома, стараясь не шевелиться. Сверху слышался периодически гром, разрывы, иногда доносились истошные вопли человека, его жалобные призывы о помощи: 'Помогите! Ради Бога, помогите! Прошу, ну, кто-нибудь… Пожалуйста!' Человек где-то наверху, на втором или на третьем этаже умирал, обречённо и бесповоротно. А его вопли через щели и отверстия просачивались до подвала. Спешить к нему на помощь я не хотел и не собирался. Он умирал в своём мире, в своём окружении. Так зачем же звать с собой ещё кого-то? Я предполагал, что в дом сверху попала бомба или снаряд, а несчастный в этот момент оказался там. Не повезло ему. Крупно не повезло.

Мне было плевать, выживет он там или нет. Это его проблемы и меня не касались. Рана на руке кровоточила от давления, от бега, от усталости. Вокруг кружились тёмные облака — помутнение перед глазами, как иногда бывает от резких скачков давления. В руках я держал на изготовке пистолет и если кто войдёт, друг или враг, не важно, я в него выстрелю, не раздумывая, без промедления, без сожаления. Лучше бы никто не входил. Для него же лучше.

Так я пролежал, как мне казалось, вечность. На самом деле, чуть больше часа — Камень подсказал, тактичный мой товарищ. Начались бомбёжки. Очередные. Вторые за сутки… Или третьи? Не помню… Правей, левей меня, предо мной, за мной, сверху разносились разрывы бомб и ракет — больше бомб, чем ракет, 'тяжёлых' бомб, всепожирающих бомб. Ужасный, нестерпимый шум и грохот стояли повсюду. Лучи света, которые проникали в подвал через щели, через пулевые отверстия в гипсовых перегородках, периодически пропадали, затихали, исчезали от застилающего густого дыма, поднимающийся всё выше в небо. Сырой пол под ногами постоянно вздрагивал, колыхался, тряс меня как пьяницу, пытаясь протрезвить. Дрожала кирпичная стена. Сыпались грудой плиты навесного потолка, и штукатурка со стен ослаивалась, падала, шумно рассыпались гипсовые перегородки. Это было нечто больше, чем война. Я не мог себе представить что-то большее, чем война, страшнее, чем война. Но теперь я это видел воочию. Словно ад на земле воцарился. Ей-богу, ад. Разгневанные черти, демоны и безжалостный Сатана гуляют по миру и крушат всё на своём пути. И я не мог сказать точно, жив ли я или уже угодил в ад, предстал перед дьяволом? Или это что-то между? Между двух миров? Между мирами живых и мёртвых?.. Что-то есть похожее тот самый коридор между жизнью и смертью, о котором так много говорят, но описать толком не могут. Вот он! И я, блин, в нём, в самом, что ни на есть, пекле — в эпицентре.

Надо было убираться, дом меня похоронит заживо. Он и так шатается, ходуном ходит. Даже если бомба не угодит прямо в дом, а рядом разоврётся, то это уже окажется фатально — для него и для меня.

Человек на верхнем этаже больше не кричал, не звал на помощь. Может, плитой придавило, камнем пришибло или сам помер от потери крови или от безумного болевого шока. Ему в любом случае легче, чем мне. Он уже ТАМ. А я ещё где-то посредине. И ни туда и ни сюда не могу перебежать. У меня тупик. Бежать мне некуда — везде бомбят… Все дома одинаковые. На улице ещё опасней — с верха падают большие глыбы бетона, плиты, кирпичи, стены обваливаются и осыпаются — насмерть придавит, не успеешь пройти и десятка метров. Внутри такая же беда — всё сыплется, а если дом сложится от взрыва, от пожара — так ещё круче, сплющит всех своих обитателей в тонкие блины — в одно большое сырое месиво. Нет. Нигде нет спасения. Остаётся лишь надеяться на чудо. Что бомба не упадёт. Не упадёт она на этот перекошенный, отчасти уже разрушенный и сгоревший дом. Кому он сдался этот чёртов дом? Он же пустой… фактически…

Можно, конечно, себе выстелить в висок. Избавить себя от мучений и страха перед смертью. Ещё семь патронов осталось… Всего лишь семь. Но достаточно, чтобы сделать один прямой выстрел в башку… Размозжить себе черепную коробку, выплеснуть мозги в тёмную лужу на полу и дело с концом. И проблем нет! Невероятно, нет проблем! Нет боли, нет страха, нет трусливой дрожи, нет голода дикого и жуткого, нет ничего, нет меня… потому что нет меня. А ведь выход! Выход, чёрт возьми… Но, нельзя. Гордость, совесть, дрянной инстинкт самосохранения не позволяет, не даёт, не разрешает. А ведь так хочется… И несложно сделать: поднести пистолет, строго перпендикулярно прислонить к виску, между глазом и ухом, плавно нажать на спусковой крючок — и всё… Ан-н нет, надо жить, приказывает мне что-то внутреннее. Может быть, даже камтик. Хотя ему-то какая разница? Ну, помер хозяин, ну и что. Для него всё равно нет ни жизни, ни смерти. Ничего нет. Он не знает что такое смерть, он с этим не сталкивался. Он не знает, что такое война, что такое боль и голод; страдания! Он знает определения всех этих слов и может мне скороговоркой их произнести. Но он не может прочувствовать значения этих слов, понять, ужаснуться, задрожать от страха, как я… Ему хорошо, можно завидовать, он не понимает происходящего ужаса, он воспринимает происходящее как отдалённый участник, зритель, ему всё ни по чём. Ему это безразлично…

А мне — нет!

На колени сыпались с потолка бетонные крошки плит, ещё что-то грязное и омерзительное, обгоревшее и вонючее. Больно ударялось о ноги. Попадало за шиворот. Било по голове. Наклонив голову ниже, прикрыв затылок ладонями, я старался успокоиться.

'Бежать некуда. Бежать некуда… Бежать, мать вашу, некуда! — мысленно повторял я. — Пошло всё в жопу! В большую, толстую, нечеловеческую, не знаю в какую, но в жопу!'

Жизнь мне казалась немыслимо далёкой и нереальной. А смерть невероятно близкой и чуть ли не родной, которая ходит где-то рядом, ласкает меня, баюкает, то по головке погладит, то прильнёт ко мне и дыхнёт теплом и холодом одновременно. И все эти осколки, пыль, хлам, который ворошится рядом, падает на меня, падает рядом — это вся она, целиком и полностью… Рядом!

Умру я в это мгновение, в эту секунду, в следующую или через несколько секунд, или даже через несколько минут — какое блаженство, целых несколько минут — или через час, другой, третий, или завтра, послезавтра, через неделю, год, второй… Не важно. Я всё равно умру. И умру я в этом мире, что бы я ни делал, как бы я ни бился за жизнь, я всё равно умру. Рано или поздно… Скорее, рано. Скорее здесь и сейчас… А значит нет никакого смысла. Нет ничего. А есть только смерть и это есть скрытый, замаскированный смысл моей жизни, впрочем, как жизни любого человека…

Сильный удар. Страшный удар. Невероятно громкий удар охрененно большого чего-то о не менее большое что-то произошёл прямо над моей головой. А может быть, это лишь эхо отдалённого взрыва стремительно ворвалось в подвал, отразилось от потолка, от пола, от всех этих акустических граней подвала — и ударило страшным рёвом мне в уши так, что глаза я закрыл с силой, зажмурился, как никогда в жизни не жмурился и замер, застыл… Всё.

На мгновение я потерял сознание. Очнулся. Руки в серой пыли. Куртка тоже. Ноги, руки целы. Надо же, целы. Голова цела. Что-то рухнуло мне на затылок. Тяжёлое, увесистое. Но не убило, не придавило. Что это было, трудно было понять — перед моими ногами лежали грудами куски плиток, осколки бетона, керамики, какие-то проржавевшие камни. Всяко, кто-то из них на меня упал. Я стряс с коленей навалившийся мусор. Огляделся. Было тихо. Была подозрительная, не предвещавшая ничего хорошего тишина. Словно всё как ножом отрезало — только что было шумно, непереносимо паршиво. И вдруг стало тихо, спокойно… Куда делись взрывы, титанические удары, звуки крушащихся и рассыпающихся в мелкую щепь зданий? Куда это всё делось? Разве упал последний снаряд? С трудом верится…

Пол подрагивал, колебался, словно идёт бесшумное землетрясение. Свет также прерывисто играл в помещении свой бессмысленный спектакль, как и раньше. Тени то давали слабые отблики, то исчезали. Светопреставление продолжалось. С потолка по прежнему сыпалась керамика и штукатурка… Бесшумно… Зловеще бесшумно. И тут я понял, что я оглох. Огромной взрывной волной, цунами, этим ударом, меня обкатило и я оглох. И я не слышу ничего. Меня контузило. Я потрогал уши. Были целы. Но я не слышал шевеление пальцев. Я помассировал, поковырял уши. Не помогло.

— Камень, ты меня слышишь?

Сказал я вслух и не услышал собственных слов.

— Камень! Ты здесь? Со мной?!

Он не отвечал долгое время. Он выпал, — я опечалился. — Он, чёрт возьми, выпал и угодил в эту груду осколков, в эту прорву осколков. Как же сейчас его найти такого маленького, микроскопического. Это даже не иголка в стоге сена. Это кончик иголки в стоге сена! Он пропал… Навсегда.

Я думал, что мой слух также пропал навсегда. Но спустя какое-то время я начал слышать отдалённые звуки — взрывы, шум, падение чего-то большого о что-то большое. Они были такими тихими и такими отдаленными, что я принял их за своё воображение. Но постепенно с каждой минутой звуки приближались, становились громче, чётче. Словно кто-то по проценту прибавляет громкость на экране телевизора, тихонечко так, не спеша… А куда, собственно, торопиться? Умереть всегда успеем…

В итоге я начал слышать практически также как и раньше. Правда, ощущение, что уши у меня забиты какой-то ватой — не проходило. И все звуки всё равно не проникают, как положено. Пропала чёткость звуков.

Как и всякая бомбардировка, эта закончилось. Была она тяжёлой, злой, бесчеловечной и жестокой. Но она закончилась. Я слышал, как улетают последние самолёты. Как отдаляется шум их двигателей. Как постепенно становится относительно спокойно и тихо, если не брать в расчёт канонаду дальних артиллерийских орудий, пулемётных очередей, одиноких выстрелов.

Ад прекратился. И я к счастью и или к несчастью остался жив. Опять…

Камтик не выпал у меня из уха. Через час после бомбёжки или около этого он дал о себе знать. Объяснил, что от звукового удара он потерял соединение со мной, чуть не вывалился и ему пришлось двигаться, удобней располагаться, выбирать более лучшее, более надёжное соединение. Как-то не предусмотрено его конструкцией такая тряска. Я был несказанно рад, что он не выпал, не разбился. Поинтересовался его мнением, по поводу бомбёжки — он ничего вразумительного, кроме как слишком громко и постоянно трясёт, так мне и не ответил.

Я вышел из своей берлоги на свет божий. Осторожно, бесшумно стал пробираться вдоль стен по разрушенным улицам, старясь определить есть ли люди. Если люди объявлялись или слышал что-то подозрительное, я опрометчиво ложился на землю, замирал и выжидал. Два раза я так проделал — но шум и шаги людей мне чудились. Люди словно все вымерли. Это и неудивительно после такой бомбёжки. Если бы не адский голод, я бы не решился выйти. Но жрать хотелось нестерпимо и выжидать чего-либо я уже не мог. Голод гнал меня на поиски еды.

Город был разрушен. Ни одной мало-мальски целой стены. Все либо испещрены трещинами, либо выбоинами от разорвавшихся снарядов или угодивших осколков, либо стена была похожа на разорванный помятый листок бумаги, дополнительно вымоченный в чернилах. И всё горело. Всё, что могло гореть — горело, догорало, углилось… Я залезал в более-менее уцелевшие дома, рылся в мусоре, в хламе, в вещах, какие ещё можно было назвать вещами и искал что-нибудь съестное. Мне везло, в груде мусора я нашёл завалявшуюся краюху хлеба, затвердевшую как сухарь. Ничего, подумал я, в воде размочить — и есть можно. Нашёл также разбитую банку с какой-то тёмной дрянью. Попробовал на палец эту дрянь. Отдалённо напоминало варенье. Настолько отдалённо, что я не сразу смог понять, что когда-то это было вареньем. С трудом, кое-как, нашёл воду. Проще было вычерпать из лужи. Но мне подфартило. Нашёл сильно просроченную газированную воду в подплавленной бутылке и принялся жадно пить. А затем закусывать с тем, что нашёл.

Так мало-мальски утолил свой обезумевший голодный приступ.

С того дня, как я сбежал с вокзала и когда погиб Игорь прошёл целый день. За мной не гнались и не устраивали погоню. Кому я нужен? Ну, свалил — ну, моё счастье! Им меньше тушёнки достанется… Я бежал безостановочно долго. Мог угодить под снайперские пули, но не угодил. Мог нарваться на другой патруль — но не нарвался. Бог меня хранил… зачем-то… Весь день я прятался в подвале, не решаясь выйти наружу. И только сегодня я вышел. Осмелел.

Но мои хождения по городу оказались недолгими. Я, идиот, заснул. Как поел, так и заснул, переваривая пищу. Проснулся от шума. Кто-то ходил по дому. Близко. Очень близко. Опасно близко. Я постарался притвориться мёртвым. Типа смерть свою застал в этом злачном месте — как лёг, так и помер. Услышал разговор.

— …Ага, скоро высадятся. Недолго осталось…

— Чего? — отозвался кто-то.

— Чего 'чего'?

— Чего они тормозят. Провизия уже вся заканчивается…

— Ну и что? — ответил первый. — Сегодня и высадятся. Вторжение уже идёт… А ты не знал?

— Догадывался…

— Э..э. Догадывался он. Ну, так вот… — продолжал первый голос, довольно покряхтывая. — Давай теперь полезай наверх, я здесь пошуркаю, может, что найду пожевать.

— А может, наоборот, — предложил второй, по голосу молодой здоровый голос. — Ты полезешь наверх, а я здесь гляну… А то, чего это я, наверх? Да там херос-два провалюсь под пол. Стены вон шатаются…

— Чё, такой умный?!

— А чё, нельзя?

— Не положено. По инструкции не положено… — голос притих, слышно было, как он топтался на месте. — Да хрен с тобой, давай я полезу наверх, раз такой умный нашелся.

Я притаился в ожидании. Ждал, что сейчас молодой и здоровый войдёт в помещение, где я лежу на полуразвалившемся диване и всё поймёт. Ему понадобится две секунды, или одна. Может быть меньше. Всё зависит от того, насколько удалено от руки оружие и спусковой крючок от пальца. Открыть хотя бы глаз я не решался. Мне это казалось невероятно сложно проделать и крайне опасно. Мой пистолет, зараза, оказался во внутреннем кармане куртки. Прямо под моим боком. Вытащить его незаметно вряд ли возможно. Нужно было привстать и вот тогда я смогу его вытащить. Но успею ли? И хватит ли у меня духа стрелять в живого человека? В предателя, в мародёра или кто он там… Но живого человека! Так взять и стрельнуть… Раз и убить навсегда… Боюсь, что не хватит у меня духу. Какой-то я мягкотелый, трусливый, неправильный для такого мира.

Даже если выстрелю, я могу промахнуться, могу только ранить, могу не успеть — меня прошьют первым. И даже если попаду, с Божьей помощью убью этого парня, выстрел услышит второй и поспешит на помощь. Тогда шансов остаться живым у меня станет заметно меньше.

Я слышал, как спокойно, размеренно приближаются шаги человека, раздавливая сапогами мелкие крошки штукатурки.

— У-у, да тут жмурик… — протянул он и, похоже, начинал приближаться ко мне. Я всем телом напрягся. Сжался. Готовился к прыжку.

Неожиданно кто-то прокричал — мня чуть не хватил удар и всё моё тело, как мне показалось, вздрогнуло.

— Эй, там, два хера! Вы что оглохли?… Вертолёты приближаются. Надо бежать на свою позицию!

Я не сразу догадался, что это кричали с улицы, а не рядом. Второй слышно встрепенулся, отвернулся от меня, крикнул в проём:

— Чё ты, сволочь, кричишь! Я чуть не помер от внезапности…

— А-а. Нервы шалят!

— Иди ты!..

Тот в ответ хохотнул. Было слышно, как по лестнице засеменил второй, спрашивая на ходу:

— Что уже?.. Зачем нас тогда послали на поиски…

— Пошли, — то ли предложил, то ли приказал третий.

Шаги начали удаляться. Голоса становились тише и неразборчивей. Они что-то между собой ещё спорили, ругались, время от времени ржали. Через минуту звуки с их стороны не доносились вовсе… Про меня, про жмурика, молодой видимо забыл…

Я поразился тому, что уже в который раз мне невероятно везёт. Попробовал сосчитать сколько раз я был на грани жизни и смерти и не мог сосчитать, потому что постоянно сбивался… Ещё же была бомбёжка и не единственная, принимать её как за один раз, или каждый раз отдельно или вообще в расчёт не брать?… фиг поймёшь.

Скорей всего, я везунчик. Уж как-то мне везёт на этой войне. Столько раз смерть проносилась рядом, забирала других, кто оказался поблизости, но не меня. Почему она меня щадила? Или это Бог меня щадит?.. Зачем?.. Зачем ему вдруг помогать заядлому безбожнику?.. Чтобы уверить в своём существовании? Это же глупо. Или статистика такая? Мат. вероятность? Просто случай, везёт мне. Удача?..

Я облегченно выдохнул. Пронесло. Осторожно пошевелился. Посмотрел вокруг. Было тихо. Вот же дурак, заснул, прямо здесь заснул, наплевал на осторожность и внимание. Чего это я так расслабился?..

Вторжение.

Были слышны нарастающие звуки приближающихся вертолётов. Только так, по воздуху, они могли вторгнуться в этот город. Потому что подрываться на минах-ловушках никто не желал. Может быть, пробовали, но поняли, что дело гиблое, бесполезное — так в город не попасть, не вторгнуться. Надо только по воздуху…

Ну, нафига, скажите мне, им этот город понадобился? Вся инфраструктура уничтожена, все коммуникации подорваны, все мосты разрушены, все дома горят, беспрерывно днём и ночью горят, даже по нескольку раз. Многие кварталы лежат в руинах — сравняли с землёй ковровыми бомбёжками. Город лежит в руинах. В нём ни одного камня целого не осталось. Зачем эта груда обломков, бетона? Что они будут с ними делать?.. Стратегический объект? Да к чёрту он им сдался, могут же обойти стороной — здесь всё равно все склады с провизией уничтожены или разворованы, здесь нет никаких ресурсов, все ресурсы давно сгорели. Они ничего не найдут для себя — лишь горстку выживших жителей, отчаянных, вымученных, да патрули AL. Что это им даст?

Не понимаю логики врагов своих. Не понимаю…

Я, нервно оглядываясь по сторонам, вышел из дома. На улице было тихо. Или казалось тихо. Осторожно, стараясь делать меньше шума, я побрёл в свой излюбленный до отвращения подвал, в свою 'берлогу', где я находился в относительной безопасности. Над моей головой с шумом, с треском винтов пронёсся вертолёт — длинный, чёрный, стремительный. Он буквально промелькнул, обдав меня горячим, злым, напористым ветром, и сразу же скрылся за ближайшим зданием с рваным верхом. Я слышал, как где-то стреляют из пулемётов. Но не мог понять: сверху по городу, по живым людям стреляют, или же снизу — по вертолетам? Наверное, и то и другое. Одновременно. Иначе с чего бы это стрелять? Патроны расходовать впустую?

Что-то взорвалось. Или пустили ракету, или вертолёт, быть может, сбили. Было не понято. Это случилось за моей спиной. Но я не хотел оборачиваться. Если бы я повернулся — ничего бы не увидел, дым от кострищ был очень плотным. Ничего не разглядеть.

В центре города свободно разгуливали солдаты AL, предатели. Мельком я их видел — вдали. Чего-то суетились, копошились. Что-то таскали, кричали, матерились. Те, что заходили в дом, где я лежал, уже без сомнения, были именно AL. Какие мародёры в том пекле, ты что? А свои были на окраине города. Свои ещё как-то обивались, из последних сил, последними патронами, снарядами, боеприпасами. Но к ним идти мне было также опасно, как к предателям. Что опасней — было не известно. У меня не было документов, я от них инстинктивно избавился, как только нарвался на первый патруль AL. Иначе бы они меня сразу расстреляли. А так просто бросили на вокзал, где всех собрали, кого можно. И что странно — не обыскали меня…

Без документов — я не человек, я никто. Я — сомнительная личность. Для AL — я мародёр или дезертир. Для своих — я предатель. А значит, нет мне места в этом мире, в мире живых. Да и вообще ни в каком мире нет. Нет у меня такой возможности, уж, извините, нет.

Как я попал обратно центр? Я же бежал по железке на север… Хотя, потом свернул направо… зачем-то. Бежал по узким улицам, по дворам, вдоль зданий, не разбирая дороги, сворачивая из угла в угол. Вот и оказался в центре. Не удивлюсь, если выяснится, что рядом со мной вокзал, из которого я недавно сбежал. Такое бывает, знаете ли, со мной.

— Стоять! — кто-то прокричал повелительно.

Я подумал, что это вдалеке — где-то за углом ближайшего дома. Повернул голову и увидел человека. Дуло его автомата грозно смотрело на меня своей зияющей черной, как смерть, дырой. Был он в 20 метрах или чуть дальше. Я могу успеть выхватить пистолет, упасть на землю, на камни и дать отпор. Но неожиданность этого события меня словно парализовало. Мои мышцы затвердели, застыли, и не слушались меня.

— Не дёргайся, — предостерёг меня этот человек. — Не рыпайся. Я успею всадить в тебя несколько пуль, не переживай… Так и думал, что ты не похож на жмурика…

Я вспомнил его голос, такой молодой, самоуверенный — это тот самый человек, который заходил в дом, где я лежал, претворившись мёртвым обрубком…

— Да, это я! — как бы читая мои мысли, весело ответил он. — Давай, бросай, что у тебя есть. Пушку, ножи… Только без резких движений…

'Где же я ошибся? Где просчитался? В каком месте?!.. — тревожно думал я. — Нет, я не везунчик… Я — неудачник! Самый настоящий неудачник'…

Я отбросил пистолет на побагровевший от ржавой лужи асфальт.

***

Мы вышли в большой двор: я впереди, позади молодой парень с автоматом, стволом которым постоянно, видимо, для значительности, для показа своей властности, тыкал мне в спину. Больно тыкал, урод. Двор был закрытым — только лишь с одной аркой, да с небольшими сквозными чёрными щелями в углах — результат бомбёжек. Двор был люден: несколько, с десяток, с дюжину людей в камуфляже с автоматами и пулемётами. Да несколько десятков людей, может сотня, которые покорно сидели ничком на голых камнях и булыжниках, некогда просторной, отделанной площадки с бордюрами. Это были пленники. Узники. И мне, по всей видимости, предстояло присоединиться к ним.

— Кого привёл? — задорно спросил немолодой человек, с очень знакомым голосом — похоже, тот, кто кричал с улицы.

— Как и говорил. Жмурик-то не жмуриком оказался… Притворялся, безобразник.

— Ну у тебя и чутьё! — воскликнул тот. — Не зря, значит, остался? Подкараулил гада.

Молодой солдат подвёл меня к нему и прикладом ударил с тыльной стороны по ногам, чтобы я упал на колени перед старшим.

— Кто таков? — почти весело, спросил меня вояка, в форме с бляхой 'AL', противно улыбаясь при этом своими неполноценными рядами выщербленных зубов.

'Не вашего ума собачье дело' — хотел ответить я. Но понимал, что одно неверное слово или движение и оно меня погубит.

— Кто? — ещё раз повторил он.

Я краем глаза видел, как в дальнем углу двора лежат небрежной кучкою, навалившись друг на друга всем телом, люди с пустыми глазами на лицах. И другие, живые люди, без видного энтузиазма, стаскивают туда мёртвые тела. Таскают за ноги, так, что раскинутые в стороны руки мертвецов волочатся по брусчатке, по камням, по щебню, местами по траве. В другой стороне двора стояли люди у самой стены, испещренной пулями. Они почему-то стояли, когда все остальные пленные сидели, прикрыв затылки ладонями. Напротив этих людей в почётном удалении стояли солдаты с автоматами на изготовку… И я всё сразу понял… Расстреливают. Расстреливают здесь натовские прислужники, верные псы, наивные шлюшки, нашего брата. Казнят пленников. Даже не понятно, за что их расстреливают… Может за сопротивление, может за дело, а может просто так расстреливают веселья для…

Были и натовцы. Настоящие натовцы. Англичане, французы… Европейцы, в общем. Я видел вблизи одного из них. Действительно худощавые, с впалыми щёками. Даже не верится, что это некогда зажиточные европейцы. Стояли они вальяжно, разухабисто, с неподдельным интересом общались с солдатами и друг с другом. Глазели на пленников. На меня глазели… Пожирали меня взглядом.

— Ты что, язык проглотил?.. — спросил меня вояка, уже не улыбаясь, и достаточно сурово на меня смотрел. — Он что, язык проглотил? — обратился он к молодому солдату. Тот пожал плечами, но зачем-то ляпнул:

— У него вот это было. — Он достал мой пистолет из-за пазухи и показал.

— Оружие?.. — почему-то искренне удивился вояка, будто бы тут все без оружия были, я один такой придурок с оружием хожу.

'Обидно, чёрт подери. И даже не выстрелил, не дал отпора этим тварям. Выкинул пистолет с семью патронами в магазине, как мне и было приказано. И для чего я берёг эти патроны? Чтоб вот так, отдать им, шакалам, чтобы они этими же патронами мне башку продырявили… Идиот!'

— Не хочешь, значит, говорить?

— Мне нечего сказать… — ответил я.

Тот вздохнул как-то наигранно грустно, словно не хотел он этого, но если ты такой упорный, так придётся тебя проучить, уж не обижайся.

Нежданно, камтик, долгое время молчавший, кратко сообщил непонятную фразу: 'Он здесь!'…

— Кто?! — резко спросил вполголоса я.

И в ту же секунду мир очень резко крутанулся по своей оси (даже не догадывался, что у мира есть своя ось), я всем телом прильнул к щебёнке, которая оказалась с левой стороны. Мой правый висок пронзила дикая боль.

— Ты что-то сказал? — спросил меня вояка, убирая приклад автомата.

— Кто здесь? — спросил я очень тихо. — Камень, ответь 'кто здесь'? Что ты имел ввиду?…

Камень молчал. Я видел, как что-то мелкое, белесое выпало у меня из уха и укатилось в расщелины, где скопилась пыль и грязь. Не оставалось сомнения, что это был камтик. Мой славный и верный товарищ. Так неожиданно, не вовремя, ни к месту выпавший и уха. Угодил в какую-то густую грязь и достать его оттуда уже не представляется возможным в текущих условиях…

Странная фраза 'Он здесь'… Можно по-разному трактовать эту фразу. Враг здесь?.. Ну, и так понятно, что он здесь — вторжение идёт во всю силу, вот он передо мной. Друг здесь?… Так какой друг? Саня? Николай? Кто?! И как могли они сюда попасть? Или, быть может, среди пленных Камень кого-то узнал?.. Я вгляделся в унылые лица, пробежался по рядам — никого знакомого… Не понятно. Но он что-то явно хотел мне сказать — но не успел. Что же он хотел сказать?..

— Он тронулся умом? — спросил кто-то надо мной.

Ответа не было. Я догадывался, что молодой солдат, пожал плечами, как обычно.

Послышался хриплый выкрик 'Пли'. Раздался автоматный залп. И четверо пленных, стоявших у кирпичной, горбатой, исполосованной пулевыми отверстиями, багровой от крови стены, подёрнулись на месте и упали, как мёртвые куклы. Впрочем, они были уже мертвыми…

Глава 23

— Это не мой мир…

Эринс удивлённо посмотрел на меня. Виктор и генерал, спорившие друг с другом о чём-то, резко прекратили свой спор и тоже глядели на меня. Сифиль, которая находилась рядом, испуганно заглянула за дверь.

За дверью не было моего коридора, через который я вошёл в эту дверь. Точнее, за дверью был какой-то коридор, но он был в два раза шире моего, другого цвета и ещё освещён с правой стороны какими-то мутными сероватыми окнами. Хотя, может, и не мутными вовсе — на улице просто хмуро. Но только они мало-мальски были освещены. Другого освещения не было. Светильники на потолке не горели. Да и похоже их не было… Когда я уходил, помню, был включен верхний искусственный свет.

По полу были разбросаны исписанные листки бумаги, рядом с грязными плинтусами валялись рванные куски штукатурки. И какой-то странный гул доносился издалека, словно где-то далеко работают невиданные механизмы.

— Это не тот коридор, — поправился я, — через который я пришёл к Вам… Может быть, это мой мир. Но не мой коридор, который в нашем офисе находится. И через который я шёл в тот раз.

— Но как так? — спросил Эринс. — Ведь соединение прошло успешно. Мы были уверены, что это твой мир…

— Не знаю. А может произойти соединение с моим миром, но в другой части города?.. Или даже страны? Или другого государства? — поинтересовался я.

Эринс пожал плечами. За дверь поочерёдно заглянули Виктор Тадеч и Паут Воэ. Мне пришлось отойти в сторону к одному из углов герметичной камеры. За стеклом напряглись универсалы PAF, подобрали ружья и встали с кресел — возможно генерал что-то мысленно приказал, быть начеку или подобное.

— Я допускаю всякие изменения и непредвиденные случаи, ведь это экспериментальное исследование, — неуверенно сказал Эринс.

— Значит, такое возможно, — констатировал я. — Остаётся только понять — что за место такое, куда мы попали?

— Это может быть и не твой мир, — неожиданно сказала Сиф, испуганно схватив меня за рукав, когда я намеривался выйти за дверь и осмотреться.

Я остановился. Подумал, а ведь всё может быть… Хотя по внутреннему убранству такого пусть и мрачного безлюдного коридора можно более уверенно сказать, что это больше всего похоже на мой мир. На другом конце коридора был вывешен плакат, где русскими буквами чётко и размашисто написано: 'С выпуском!' Похоже на школу. Или вуз? Колледж? Не знаю… Надо пойти, взять исписанные листки, хотя бы один, вон их как много разбросано по полу, да убедиться. Других букв или слов, бросающихся в глаза, я не видел в коридоре. Обои были современными с рефренной поверхностью, на европейский лад. Правда, местами от чего-то пожелтели. И плинтус аккуратно уложен из добротного материала сделан. Пол покрыт керамической плиткой с хорошо подобранным рисунком, качественно уложен… Окна. В окнах просматривались пластмассовые блоки с двойным или тройным остеклением. Стёкла только сильно запылились или замутнели. Никто их не прочищает, что ли? И вообще, здесь, похоже, идёт ремонт. Обсыпанная штукатурка с потолка, где-то, видимо, начали долбить, кладку в стене разрушать. Некоторые обои отклеились. На полу грязь разведена… Да, очень похоже на ремонт, который недавно начался… Чёрт, надо просто выйти в коридор и посмотреть в окна — вдруг там окажется Мариинка или что-нибудь знакомое — может быть, я легко узнаю это место.

Перед выходом в свой мир, я предварительно одел свои шмотки, уже напялил чёрную кожаную куртку, распихал сувениры по карманам. Кстати, мои опасения не подтвердились — у меня их не отобрали, что меня не могло не обрадовать. И держал шапку в руке наизготовку. Я уже мысленно попрощался с этим миром и собирался вернуться в свой промозглый весенний Питер и подготавливал удивительную историю для своих друзей, родных.

— Я могу выйти, осмотреться? — поинтересовался я у Эринса и генерала. — Вы сможете долго удерживать соединение?

— Да, конечно. Хоть несколько часов, главное дверь не закрывать, — ответил Эринс.

— Я тогда пойду гляну в окна, — сообщил я. Снял куртку, так как не собирался пока выходить на улицу, вручил Сифиль и вышел за дверь, осторожно ступая на грязный пол. Шапку зачем-то держал в руке. Но возвращаться и оставлять её у Сифиль не хотел.

Вспомнив старую мысль, я поглядел на дверь-портал. Никакого перехода я не увидел. Дверь с той и другой стороны была абсолютно одинаковая. 'Неужели такое возможно? — пронеслась мысль, — может быть, происходит соединение с идентичными дверями? А в моём мире оказалось несколько таких идентичных дверей, и соединение просто ошиблось с другой такой же дверью из другой части города'.

— Погоди, — остановил меня Паут Воэ. — С тобой следует отправить помощника… Кто пойдёт?

Все молчали.

— Я! Я пойду с ним, — неожиданно отозвался Эвиан, который находился поодаль. Поддался вперёд и тоже вышел за дверь, присоединяясь ко мне.

Я и не менее удивлённые сотрудники Арками-Тайста, полковник и генерал посмотрели на ранее считавшегося скромного Эвиана Хону. И даже внутренне ему позавидовали.

— Осторожно, — сказал полковник Велитри, — ты можешь подцепить какую-нибудь заразу или вирус… Будь бдителен!

Вот лучше бы он этого не говорил! И без него было понятно, что здесь что-то не так. А Эвиан, подталкиваемый словами Велитри, потерял осторожность, что и оказалось роковым случаем…

— У вас всегда так грязно? — спросил Эвиан, аккуратно ступая по полу, обходя бумажные листки и мелкие лужицы.

— Бывает… — иронично сказал я.

Подошли к ближайшему окну. Вместе выглянули на улицу. За мутным окном высилась кирпичная стена тёмно-коричневого цвета. По высоте данный этаж был, похоже, вторым.

— Внутренний двор, — с досадой отметил я. — Понятно, почему так хмуро здесь.

Я развернулся и поднял с пола разбросанные листки. Прочитал:

'Белая береза

Под моим окном

Принакрылась снегом,

Точно серебром.

На пушистых ветках

Снежною каймой

Распустились кисти

Белой бахромой…'

Очень знакомо. Подчерк детский. Не особо аккуратный, с почеркушками, с ляпами. Ну, точно школа.

Я выкинул обратно листок и обратился к Эвиану, так чтобы слышали те, кто оставался за дверью в том мире:

— Ничего не понятно. Надо осмотреться, пройтись дальше, зайти в другие помещения. Так, чтобы окна выходили в противоположную сторону… Возможно, школа сейчас закрыта. Но, может, найдём людей. Поспрашиваем если что.

Эвиан кивнул. И мы пошли к другому концу коридора.

Позади нас за дверью стояли: Сифиль Антургайн, Виктор Тадеч, Эринс Лаславия, генерал Паут Воэ и государственный советник Велитри Вуори. Провожали нас взглядом. Я не подозревал ещё, что это последний раз, когда их видел…

Мы подошли к двери в конце коридора. Его длина была не более 30 метров. Вслед нам генерал громко крикнул:

— Далеко не уходите… Как почувствуете неладное — немедленно возвращайтесь!

Я помахал, мол, мы быстро…

'А если бы его кто-нибудь услышал? Какая-нибудь охрана? Особенно непривычную альверскую речь для таких мест? — беспокойно подумал я. — Здесь же наверняка есть охрана. Как им тогда объяснять: кто мы такие, откуда взялись, кто там за дверью ещё стоит, и, вообще, что за хрень, что происходит там за дверью?!'

Зашли в тёмное помещение. Я пытался найти выключатель. Но так его и не нащупал. Эвиан заметно забеспокоился. Гул на улице усилился. И очевидно, приближался. А может, мы к нему приближались… Не понятно. Что там, интересно, происходит снаружи?

Сразу заметили светлые проёмы дверей в другие помещения. Направились к ним. Вышли в светлый кабинет.

Здесь был бардак и хаос. Парты раскурочены, местами поломаны. Несколько школьных парт и стульев вообще свалены в угол. Похоже, лишь для того, что расчистить середину помещения. Я не понимал — для чего? Стены истыканы большими и малыми дырами, словно ошалелые строители здесь развлекались перфораторами и кувалдами. На полу хламом свалена макулатура, часть бумаги почернела от гари. Меловая доска была разбита на несколько частей. На стене оставался висеть её жалкий огрызок. Окна разбиты, а те, которые ещё уцелели — испещрены белой сеткой трещин. За окном был серый едкий дым от пепелища и какие-то странные дома на заднем фоне, ещё более мрачные дома стояли поодаль их. Незнакомые дома… Запах дыма вваливал в кабинет и чувствовалась истошная гарь керосина, горевшей пластмассы, дерева и прочего подожженного барахла. На улице что-то сжигали огромной кучей. А может, не сжигали — само горело… С улицы дуло тёплым ветерком, что очень странно для весеннего Питера. И никакого признака моросящего дождя! Сквозь сиреневые тучи пробивались солнечные лучи… Это уже не похоже на Питер! Уж во всяком случае — не вечер холодной весны.

И всё меньше и меньше окружающая остановка походила на ремонт… Скорее… Чёрт! — ужасная догадка кольнула мой мозг…

— Это не ремонт… — тихо выговорил я и повторил чуть громче, чтобы растерянный Эвиан слышал меня. — Это не ремонт! Надо уходить отсюда срочно! — я попятился.

За окном на верхних этажах и крышах дальних высоток нагло метался огонь. Дома из своих почерневших окон яростно выплёвывали языки пламени вместе с тёмными и плотными клубами дыма. Над городом поднимались длинные столбы чёрного пепла и золы.

Это была чья-то война. Определённо война. Или страшная разруха. Не знаю… Но не моего города точно… Неужели мы попали в период второй мировой войны? Как такое возможно?..

Я собрался схватить Эвиана за рукав и бежать обратно, к двери, предупредить остальных. Оставаться здесь становилось опасно. Эвиан стоял у входного проёма и, похоже, прислушивался к внешним звукам. Не успел я дойти до Эвиана, как раздался громкий раздирающий крик. Причём явно женский. Очень близко. Где-то на первом этаже. Прямо под нами. Эвиан вдруг встрепенулся и первым выбежал из кабинета.

— Куда?! Стой, Эви!.. Эви, не надо. Стой! — кричал я вслед убегающему другу, но старался кричать тише, в полголоса чтобы слышал только он.

Как-то он быстро отыскал лестничную клетку и побежал по ступенькам вниз — я только и видел его пятки. Женские крики продолжались. И совершено стало понятно, что они призывали на помощь, от какого-то неминуемого, нестерпимого ужаса. Даже Эвиан это понимал. Я различил истошный выкрик по-русски: 'Нет!! Не надо!'

Мы выбежали в коридор первого этажа. Внезапно прозвучал громкий хлопок и крик оборвался. Я остановился… Замер. Ужаснулся. А Эвиан уже был в конце коридора и останавливаться явно не собирался. Только ускорился. Я слышал как, гулко топая, он побежал дальше по кирпичной крошке, рассыпанной по полу, и скрылся за проёмом.

'Эви, куда же ты? Наивный дурачок. Кому ты хочешь помочь? Кого ты уже спасёшь? — думал я, карая себя. — Идиот. Не надо было мне брать помощников. Сам бы справился! Самостоятельно бы разведал'.

Я осторожно высунулся в проём и увидел тот миг, когда Эви набросился на человека с пистолетом, быстро преодолев пару десятков метров от него. Рядом, на куче битых кирпичей, ничком, не шевелясь, лежала молодая женщина, лет 25, с разорванной кофтой, выдранным белым бюстгальтером, растрёпанными светлыми волосами. Она бессмысленно смотрела в потолок. В голове зияла крохотная дырочка, из которой багровым ручейком сочилась кровь. Человек с пистолетом начал отмахиваться от Эвиана. Но тот наносил удар за ударом. Причём очень хорошие удары у него получались — в челюсть, в живот, в грудь, рукой, ногой, другой рукой, с размаху, с близкого расстояния, под дых… Вскоре незнакомец повалился на мертвую женщину, из носа обильно выступила кровь. Незнакомец вспомнил, что у него вообще-то есть пистолет в руке и с яростью нажал на спуск. Пистолет издал громкий хлопок. И пуля прошила ногу Эвиана. Тот вскрикнул, не ожидая такого отпора, резко крутанулся и попытался навалиться на человека. Незнакомец не теряя ни секунды, начал стрелять по нападающему. Хлопок за хлопком проносились по этажу, по улице, обдавая меня ужасом и негодованием. На спине Эвиана, на белой служебной рубашке, раз за разом появлялись тёмные отверстия, которые начали заполняться тёмной кровью. Эвиан упал на прутья и груду железа, издав протяжный всхлип, перемешавшийся со звоном металла. А незнакомец привстал и с прежним остервенением продолжал стрелять в лежащее тело альверца:

— С-сука!! Получи! Тварь!.. Откуда ты взялся?!..

Он страшно матерился. Но матерился по-русски. Это шокировало меня. Я не ожидал… Вот немецкую речь или какую-нибудь иностранщину, я, допустим, ожидал. Но русскую… Нет, он определённо русский. Но, сволочь, кто он такой?! Почему он убил русскую девушку? За что?!

Незнакомец всё стрелял и стрелял, пока пистолет не издал щелчок — закончились патроны. Эвиан уже не шевелился и не подрагивал от выстрелов. Он был мёртв. Я не знал, насколько живучие альверцы по своей природе, но Эвиан был явно мёртв, так как даже не стонал. Да и столько пуль всадил в него этот человек!

Изнутри к горлу подобрался комок боли и отчаяния. Отвернувшись, я его выплеснул на пол, усыпанный крошкой, вместе с рвотой. Позывы повторялись ещё несколько раз. Я старался блевать тише, чтобы меня не слышал тот, с пистолетом, который застрелил уже двоих, включая моего друга. Ужасало меня то, что это произошло быстро. Мгновенно. Молниеносно. За какие-то секунды. Я толком не успел сообразить… Вот был со мной друг Эвиан — и вот его не стало… Что это за мир такой?! 41? 42 год?.. Да, сволочь, он же русский! Не фашист какой-нибудь. И одет не так… Нет, не может это быть 41 годом… Здесь всё современное — парты, столы, мебель, отделка. Даже этот ублюдок как-то современно одет, словно спецназовец какой-нибудь. Может, солдат или боевик.

Послышались отдалённые быстрые шаги. Я осторожно выглянул из-за проёма. К незнакомцу подбежал человек с автоматом:

— Что происходит, сержант?! Почему всю обойму выпалил? Что со шлюхой?.. А это кто?!

Последний удивлённый возглас относился к мёртвому Эвиану.

— Хер знает, лейтенант… Он на меня набросился. Бить начал… Вот, нос разбил… С-сука… В живот пнул. Встать не могу… У-у… Больно… С-сука… Больно-то как…

— Ты его знаешь?

— Да откуда?! — нервно проворчал сержант, натужно пытаясь привстать.

— Может родственник её какой-нибудь… Этой девки, — предположил лейтенант. — Ладно, Серёга… Откуда он на тебя набросился?

— Да откуда-то оттуда, — и он указал в мою сторону… и сам вдруг ошалел, — Вот, с-сука! Там ещё кто-то есть! Вон, в темноте прячется!

'Чёрт! Они меня заметили… — по мне побежала холодная дрожь. Я попятился назад. — Бежать надо. Эвиану уже не помочь. Он мёртв. Чёрт, он мёртв! Его убили! Как я объясню это?!'

— Лейтенант! Пристрели его, лейтенат! Он, наверное, такой же! — раздался яростный выкрик первого, придерживающего пистолет к животу. Немедленно послышались быстрые шаги в мою сторону и выкрик второго:

— Стой!!

Я побежал обратно, пытаясь вспомнить дорогу. Но в спешке растерялся и пропустил лестничную клетку. Выругался, побежал дальше. 'Уже не успею вернуться. Догонит'. За мной шумно разгонялся второй незнакомец, лейтенант, который, кряхтя и повизгивая от злости, гнался в след, истошно матерясь на ходу, гулко давя сапогами разбросанную крошку.

Громко, обложив уши, прозвучала автоматная очередь. Впереди осыпалась штукатурка, попала мне на волосы. Я ускорил бег, насколько мог. Я бежал уже по коридору, точно такому же, как на втором этаже. Понимал, что надо как-то подняться наверх. Там меня ждут генерал и полковник, которые, надеюсь, услышали выстрели и предприняли какие-нибудь меры, подготовили бойцов-универсалов. 'Чёрт, как же подняться теперь? Где ещё есть лестница?!' — я искал глазами тёмные проёмы и с надеждой заглядывал в них. Всё не то!

Между тем, далёкий гул усиливался и становился неприятно близким. Это меня тоже начинало тревожить. Но, прежде всего, тревожил человек с автоматом позади, который гнался за мной следом. И не отставал ведь, сволочь!

Я забежал в помещение и понял, что оказался в ловушке — дверей больше не было. Это был класс со сломанными и разбросанными по всему кабинету партами. В левом углу зияли окна с выбитыми стёклами. Я, не теряя ни секунды, перепрыгнул через подоконник и вывалился на улицу, не разглядывая дороги, побежал дальше. Мне бы сейчас оторваться от вооружённого преследователя.

Шапку я потерял. Ну и чёрт с ней, с шапкой. Я перебежал улицу и повалился в кусты. Точнее споткнулся об что-то твёрдое и мордой шмякнулся в колючие кусты.

Вот и всё!

Но через секунду раздался оглушительный взрыв с рёвом, с треском, с натужным звериным воем. Что-то пронеслось надо мной, повалилось рядом и на меня. Краем глаза я увидел, что трёхэтажная школа, из которой я только что выпрыгнул, с шумом и диким треском начала осыпаться и проваливаться вниз. Услышал, или даже не услышал, а представил предсмертный крик человека, который гнался за мной и на которого разом обрушились тонны кирпича и бетона, похоронив заживо. И огненно тёмно-бурый столб пыли мгновенно вырос на том месте, где было здание, возносясь и расширяясь к небу. А через потемневшие от копоти, дыма и плотными клубами пыли, я увидел в небе пролетающие с гулом и страшным рёвом чёрные самолёты. Они выпускали из себя красивые белые струи со снопами алого огня…

Глава 24

Как бы я хотел сейчас проснуться и увидеть белый потолок родного дома. Пусть с тёмными трещинами, пусть с влажными разводами, но родного, уютного дома…

Я открыл глаза. Потолка не было. Лишь небо. Свинцовые тучи. Тёмный дым над головой. И запах! Я вдохнул запах. Это был запах смерти — приторный, отвратительный, едкий запах смерти.

Я попытался пошевелить рукой. Рука отозвалась. Слабо и лениво отозвалась на мой призыв. Голова раскалывалась на части. Болело ухо. Саднили колени. В ногу впилось что-то острое и я чувствовал, как тёплой влагой сочиться кровь. Щёку разодрала колючка. Но кровь уже успела свернуться на царапинах. И я ощутил на щеке корку земли, пыли и собственной крови.

'Сколько я здесь пролежал?.. Так, дым ещё идёт из разрушенной школы — что-то там страшно горит. Продолжает гореть… Гул самолетов слышу, но он тихий. Значит — улетели… Видимо немного прошло времени…' — подумал я.

— Ты находился без сознания 6 минут, — сообщил мне знакомый внутренний голос.

— Камень! Ты жив?! — мысленно радовался я. — А я уже про тебя забыл? Как ты не выпал из уха в такой тряске?

— Да. Было тяжело, — признался камтик. — Такие звуковые удары… Кое-как удержался.

— А скажи… Я жив или мёртв? — поинтересовался я и обречённость с отчаянием подкрались ко мне.

— Если судить по мыслительным процессам, пульсу, движениям тела, то определённо могу сказать — да, Алексей, ты жив.

— Спасибо…

— Похоже… у тебя проблемы, — тихо сказал камтик.

— Ага, — согласился я. — Не представляешь себе, какие у меня теперь проблемы.

Я попытался привстать. Но какое-то давящее чувство не позволило мне даже приподнять голову. Ещё упадок сил мешал мне. Обессиленный организм после дикой пробежки… И боль… Физическая, душевная… боль по всему телу. Мне хотелось взять и зарыдать… Так глупо и по-детски зарыдать. Но я не позволил себе такой роскоши и заставил подняться.

Я осмотрелся — меня по пояс присыпало чёрной землёй и битым камнем. Я разгрёб свои ноги, откинул кирпичи. В левую ногу впился железный штырь, о который я, возможно, и запнулся. Неглубоко, но больно впился, разодрав кожу. Я вытащил его — из раны сразу хлестнула кровь. Я прижал рану толстым картоном, который обнаружил вблизи себя. Вытер пыльное лицо, привстал и попробовал сделать шаг.

'Больно! — выдавил я из себя. — Хромать буду. Точно хромать буду… Это ещё счастье, что жив остался… Чудо какое-то, не иначе… Парой секунд позже — и крындец. Оказался бы на месте лейтенанта. Он там, поди, не выжил… Да какой там выживешь, руины одни… Что произошло, вообще?! — я огляделся вокруг: везде развалины, какая-то часть школы ещё стояла, но кирпич за кирпичом осыпалась. Копоть, гарь и сильный пожар внутри развалин — дым так и валит, лезет, прёт через все щели. Я продолжил осмотр. — Почему школа взорвалась? Не иначе как самолёты её разбомбили. Кто же ещё?.. Странные самолеты. Чёрные, треугольные. Где ж такие делают? Да ещё с таким шумом проносятся. И бомбы не сбрасывали, а ракеты пускали… Ракетная бомбардировка была. Да и не одной школы — всего города… Что это за город такой? Что это за место? Где я, чёрт побери?!.. Куда меня забросило? А главное — зачем?.. Могли это сделать альверцы? Взять и выкинуть меня в другой мир, избавиться от меня?.. Да, нет. Не сходится. Сами были удивлены и напуганы. Да и зачем им это? Смысла не вижу… А ещё Эвиан напросился… Зря напросился. Не надо было идти ему… Что-то он странно себя повёл. Занервничал, что ли? Героем себя возомнил? Спасителем душ?.. Видно же, что война идёт… Как ребёнок малый… Блин, он и есть ребёнок. Все они такие — войны не видали. Не пуганные ни хрена. Словно дети… Эх, Эвиан, Эвиан… Зачем так… Глупо же… Глупо! Ну, на кого ты полез?! Ты знал его? Ты знал её?!.. Что за девка была? Почему ещё 'шлюхой' назвал лейтенант?.. Может, и вправду, шлюха и заслужила пулю. Кто их знает, кто тут их разберёт! Нече лезть. Не твой мир — не твое дело!.. — я обречённо глянул вперёд. — Что делать? Куда идти?'

Я несколько раз посмотрел по сторонам, силясь разобраться, что это за место. Улица была пустынна. Впрочем, на улицу это не похоже. Хлам кругом. Стоит забор. Площадка. Школьный двор это… Да, похоже.

'К школе возвращаться нельзя… Точнее, к тому, что осталось… — размышлял я. — Нет уже школы. Да и человек с пистолетом может там выжил и околачивается. С радостью меня подстрелит, как заметит… А двери уже нет! Двери, твою мать, нет!! Я же выбежал с той самой части, над которой был коридор с дверью-порталом… Как там Сифиль?! Как Эринс, Виктор, генерал со своим советником? Живы ли они?.. Если вышли за мной следом — то, наверное, не живы. Если остались на месте — то… не знаю. Мир же их не расплющило от взрыва. Не должно расплющить… Чёрт, что же мне делать? Не ворошить же камни и плиты, отыскивая дверь… Да какая там дверь! — В щепки разнесло. Ничего не осталось, мокрого места нет… Вот это задница! Вот же я влип! И хер знает, что сейчас мне делать…'

Я обречённо и обессилено опустился на камень. Камень был горячий. Быстро с него встал… В первый раз я оказался в такой ситуации, и совершенно не понимал, что делать. Я вообще не знал, что мне делать, словно жизнь закончилась. Я даже начал думать, что зря я спасся. Что зря какой-то провидец с ангельской душою меня уберёг… Зря! Напрасно всё! Я как расплавленное сало, ничего не знаю, ничего не вижу и ничего не хочу… Хочу только домой, хочу к маме и папе… Не знаю как… Но хочу…

'Подтери сопли и вали отсюда, пока жив!' — не то моя совесть, не то мой внутренний голос, не то камтик это сказал. Я так и не понял. Но исполнил приказ. Ковыляя подошёл к решётчатому забору, к тому месту, где была большая приметная дыра, и пролез наружу.

***

Я находился в прострации или что-то вроде этого. Гул самолётов уже умолк. Наступила нервная тишина, прерываемая треском горящих пожарищ, которые то тут то там пожирали внутренности зданий. Брёл по незнакомой мне улице, спотыкаясь об проволоку, мусор и другой хлам, разбросанный по всей дороге. Просто волочил ноги и, понуро склонив голову, смотря только под ноги и не видя ничего перед собой, брёл прихрамывая в каком-то направлении, сам не имея представление куда иду. Улица была небольшой и безлюдной. Это было одновременно и хорошо и плохо. Хорошо, что нет людей, которые могут подстрелись, посчитав меня врагом или опасным человеком. Плохо, что нет людей, которые могли бы как-то прояснить ситуацию: где я, что это за город, какой это год или век? И вообще Земля ли это? Может на Марс какой-нибудь забросило, в доисторический период?.. Остаётся только догадываться.

Перемотал ногу носовым платком, который я частенько таскал в промозглые весенние дни. Благо, тот оказался большим и менее сопливый. Кровотечение прекратилось. Надо было где-то прочистить раны. Но я не знал где…

Под ноги попадались по внешнему виду знакомые и незнакомые вещи. На улице, вдоль тёмной стены, стояли разграбленные и сожжённые каркасы машин, формы которых я узнавал с трудом. И везде, везде белая пыль, обгоревшая бумага, почерневшая краска, крошки штукатурки и битого кирпича разбросаны по всем углам и по щелям треснутого асфальта.

'Не далее чем десять минут назад, я был в шикарном, красивом, самом уютном мире, — думал я. — И вот на тебе! Кто-то поменял декорации, и я уже в самой жопе чужой войны! Словно с роскошного карнавала в золотом дворце внезапно телепортировался в тёмную подворотню и меня разом изнасиловали пятеро маньяков… Как это трудно переосмыслить… Как это трудно осознать… Такой внезапный переход! Что здесь происходит? Что с этим миром не так?!'

— Ну, хоть ты мне можешь сказать, какой это год? Какой это город? — спросил я с надеждой у камтика.

— Нет, Алексей. Спутники навигации мне недоступны. Скорей, их здесь просто нет… Во мне не загружены географические данные, чтобы я по расположению звёзд мог определить текущий год и более-менее приблизительное местоположение, — ответил камтик грустно, но затем успокоил. — Не отчаивайся. Выяснить это всегда усеется. Здесь есть люди. По крайне мере, мы их видели, и русским языком ты владеешь. А значит выяснить ситуацию рано или поздно сможем… Я осмелюсь предположить, что это 21 век, так как формы вещей, архитектурные решения соответствуют той эпохе.

— Да. Это я и без тебя уже предположил. Только не верю я, что это 2007 год… Ну не верю! — сказал я и вдруг подумал. — Слушай, а может ли это быть параллельной реальностью? Будто бы Америка напала на Россию в начале 21 века и теперь мир развивается по такому сценарию?..

— Не могу сказать уверено, — начал камтик, — но предложенная теория имеет шансы на успех. С учётом теории вероятности при портал-переходе в неизведанный ранее мир такое вполне может случиться.

— Чё-то ты загнул!..

— Я думаю, этот человек нам поможет, — неожиданно сказал камтик.

— Какой человек? — я суетливо огляделся. И действительно, в тёмном углу улицы заметил движение и тихий стук упавшего предмета на асфальт. Также заметил, что в этом углу было сыро, навалено много хлама или мусора, словно на свалке. Разило вонью.

— Эй, — тихонько обратился я к тёмному углу. — Кто там? Отзовитесь… Извините меня…

— Прошу по-русски, — прервал меня камтик.

'Чёрт! Я же по привычке по-альверски начал базарить… Так, так, как… Вроде не забыл'

— Извините, — обратился я по-русски к незнакомцу, прятавшемуся за грудой хламья. Приближаясь к нему с каждым шагом, я мог лучше его разглядеть. — Извините… Я тут… немножко, заблудился. Мне нужна ваша помощь… Не подскажете мне… куда я попал? Нет… Как бы вам это сказать… где я? М-мм… То есть, э-э… Чёрт!

В углу я разглядел тощего старика в разорванном с большими дырами красном плаще… Невероятное сочетание — старик и красный плащ… Старик явно испуганный то ли мной, то ли кем-то другим, боязливо отворачивался, пряча взгляд, и старался притворяться глухонемым. Но когда я подошёл к нему вплотную, он что-то отбросил и глянул на меня каким-то осуждающим взглядом… Я посмотрел на предмет, который он выбросил. Это был гамбургер. Явно не первой свежести. С ярко выраженной плеснецой на одном боку…

— Я-я… Т-так… Э-это з-з-здесь ле-жало… — ужасно заикаясь выговорил старик. — Я… я-я… н-нашёл…

— Я… не имею ничего против… Э-э… Что происходит?

— Ч-что? Ч-то в-вам надо от м-мен-ня? — жалобно спросил старик.

— Ничего… — я удивился. — А вы что подумали?… Я хочу просто спросить.

— Ч-что?.. — если слышно сказал старик в красном плаще, зачем-то напялив на голову капюшон.

Глаза у него были нервные и подрагивали. Взгляд его постоянно метался по ближайшим предметам. Губы от зябкости или стыда дрожали.

— Ну… — я неуверенно начинал, — я не знаю, где нахожусь… И хотел бы узнать… у вас…

— Э-то В-в-вяземская у-лица… — сказал старик.

— Да, по табличке на доме я заметил, что это именно Вяземская улица, — согласил я. — Вот… ещё хотел уточнить, а что это за город?

— К-как это? — удивился старик.

— Понимаете, меня… контузило. Переклинило… Я забыл, где нахожусь, — начал придумывать я, понимая, что истинное объяснение правды — не поможет делу.

— Н-новгород…

— Новгород?! — я аж так воскликнул, что старик вздрогнул от неожиданности. — Я прошу прощения… Я просто не ожидал… То есть, это не Санкт-Петербург?.. Хорошо. А можно уточнить… Это Нижний Новгород, или… не нижний.

— Э-то В-великий Н-новгород, — испуганно ответил старик.

— А-а… Во-он оно что… — протянул я.

'Эка меня занесла лихая в Великий Новгород… Да… Так, а Новгород ведь недалеко находится от Питера. Соседняя область, как никак. Сколько километров не помню точно — но ехать на автобусе 4 часа… Один раз был в Новгороде и то лет пять назад по случаю пьяной поездки с друзьями на отдых. В кремле новгородском побывал — в Детинце, на торговой стороне гулял, по Волхову к озеру Ильмень поднимался на теплоходе… — вспоминал я. — И этот город сейчас бомбят? Кто?.. фашисты? Да… ерунда, какие фашисты?!'

— А какой сейчас год? — поинтересовался я у старика.

Старик странно на меня посмотрел, так, словно я идиот последнего разряда.

— И-здеваешься?

— Нет. Ни в коем случае. Я же говорю… Контузило. Ни хрена не помню… Словно память всю отшибло. Где я? Какая сегодня дата? Что случилось? С кем воюем?.. — Не помню ни черта… Кто я? — даже сам не уверен, — стараясь говорить более убедительно, сказал я и заискивающе глянул на старика. Тот задумчиво ответил:

— С-свалился с д-друг-гого м-мира ч-что ли?..

— Ну, да… в каком-то смысле… — удивился я.

— С-сегодня в-восемнадцатое августа д-две т-тысячи т-тридцать ч-четвёртого г-г-г-года, — он кое-как выговорил.

— Что?.. Как это? 2034? — переспросил я. — Это что же… получается на 27 лет в будущее попал?

— К-какое б-будущее?

— А… Э… Это я так… Не обращайте внимание, — поправился я и переспросил. — 18 августа, сказали?..

Я подыскал место, куда можно было бы присесть, а то нога побаливала и стоять было неудобно. Нашёл какое-то пластиковое ведро в мусоре, присел на него. Начал думать:

'А дела-то у меня хреновые… Это что же получается, я опять в будущем. Хотя относительно недалёком от своего времени… И вполне может быть, что родные мои живы — только вот ни хрена они меня не узнают спустя 27 лет… Да и война какая-то идёт. С кем?.. Не понятно. Надо бы поспрашивать… Только уж не слишком ли это подозрительно выглядит со стороны?.. М-да… Тоже мне, контуженный. Старик по говору, похоже, лучше меня контужен — а всё помнит, между прочим'.

Старик спросил первый:

— От-куда т-ты?

— Пришёл?.. — уточнил я. — Не знаю деда… Словно из сказки какой-то вышел… Родом?.. Помню, что питерский. Там родился. Давно, конечно.

— А-а… — протянул старик, — З-земляк, з-зачит!

— Как?! Тоже из Питера? — спросил я. Старик кивнул. — Ух, как здорово!… Как тебя сюда занесло?

Стрик удивился вопросу. Отвёл глаза и тихо ответил:

— Б-бежал, к-как и все… Б-беженец. З-здесь вот с-скитаюсь… Г-город эвак-куировали… Еду ищ-щу…

— А что с Питером стало? — спросил я.

— Н-нет его…

Я нахмурился:

— Бред какой-то… Как нет? Разбомбили?… Да, с кем мы воюем-то?!

Старик уже не удивился вопросу, ответил просто — с НАТО. Я всё понял: Америка и Европа, кто ж ещё…

'Я же читал историю 21 века. Что я упустил?.. Третья мировая начнётся в 22 веке. А это что за война? как называется? Эй, камень, подскажи, ты же должен знать!'

Камтик ответил — с какого перепугу он должен знать историю, когда я историю изучал из Сети. А в данный момент Сеть недоступна… Я мысленно матюгнулся и продолжил активную беседу с земляком. Тот, поняв, что я не причиню ему зла, что безоружен, успокоился и спокойно отвечал на вопросы. Потом с энтузиазмом рассказывал о событиях, о которых я почему-то нелепо забыл.

Старик, оказывается, как и я, жил на Петроградке. В прошлом году началась война из-за какого-то пустяка или конфликта, к которому Россия не особо была причастна. Но за считанные недели конфликт перерос в ожесточённую войну, и кто-то первым решил нанести ядерный удар… Видимо, работали на опережение или кто-то кого-то спровоцировал. Я не стал уточнять детали, так как старик сильно заикался и рассказывать ему было трудно. Основную суть я понимал… Москву и Питер начали бомбить первыми. Питер снесли начисто. Когда поднялась первая тревога о возможном атомном ударе, кого успели — эвакуировали. В их число попал мой старик. На самом деле он жалел, что поспешно уехал из города и лучше бы остался — здесь всё равно погибель… Я его поспешил утешить, что жизнь только начинается, и что ситуация у нас примерно одинаковая — и обязательно выпутаемся. Он решил, что я наивный простак и отмахнулся… Я же его спросил, почему русские солдаты, или кто там был в школе, стреляли в женщину и в меня целились. Он ответил — неразбериха, сейчас все стреляют. В городе орудуют банды мародёров из числа беженцев, из солдат-дезертиров, да из простых людей, которым не лень под шумок пограбить дома. Девушка, видимо, местная была или мародёрка, отловили и изнасиловали. А чтобы не разболталась — пристрелили. Такие вот условия войны. Это тебе не санаторий… Война длится уже год — и добралась до сюда, до Новгорода…

Я внимательно слушал его рассказ и ужасался. И это 21 век! Что за…? слов не подобрать. Я спросил, ведь 20 лет назад было всё хорошо, как-то маломальский мир был. Что произошло? Куда смотрит ООН? Что другие страны? Получил неожиданный ответ, смысл которого не сразу до меня дошёл.

Произошло перенаселение планеты. Ресурсы резко сократились. Вскочили цены на нефть — встал транспорт, остановились заводы. Еды на всех не хватало и она тоже резко подорожала в цене. Начались стихийные голодные бунты. Вначале в бедных странах, потом докатилось и до Европы. Постоянно возникали конфликты и бойни. ООН был упразднён. НАТО, во главе США, возомнила себя спасительницей мира и начала агрессивную политику подавления мятежей и конфликтов. Это не понравилось многим странам и они дали отпор. В эту схватку втянулась Россия и конфликт перерос в глобальный…

— А мирно урегулировать не могли? — поинтересовался я.

— К-какой уж мир… Это в-всё з-затевалось в-войной из-значально…

Мы общались ещё долгое время. Я с каждой минутой узнавал о новом мире больше. Отдалённые звуки одиночных выстрелов нам не мешали. Старик лишь вздрагивал, похоже, по привычке, и дальше продолжал говорить. На улице не было людей — никто не отвлекал, да и мы хорошо забаррикадировались за кучей мусора, чтобы никто нас не видел.

Я познакомился со своим собеседником лучше. Зовут его Николай. И ему уже 60 лет… Живёт он неподалёку — в подвале заброшенного частного дома. Там пережидает ночь и вражеские бомбардировки. А днём делает вылазки на ближайшие улицы в поисках провизии — проще говоря, как бомж копается в мусоре. Что сейчас и происходит…

Я рассказал о себе что 'помнил', без особого вранья, лишь не уточняя время событий. Старик обрадовался, что я тоже с Петроградки, и всё намеревался меня угостить найденной провизией — сухим как камень бубликом и плесневелым гамбургером, которые он отрыл тошно представить где… Я любезно отказывался, так как есть действительно не хотел. По крайне мере, на данный час. Что будет потом — я не знал. Может буду, как старик, с жадным аппетитом поедать плесневелые гамбургеры… Я отогнал противную мысль… Вслух обругал вражеские самолёты, мол, школы бомбить начали — вообще озверели. Старик поддержал меня — да, всё бомбят стратегические объекты и, разбомбив все предыдущие объекты, школы теперь тоже стали стратегическими — инфраструктуру, видите ли, уничтожают… 'Да за такое уничтожение руки им надо отрывать, — злостно подумал я. — Засранцы, как некстати они это сделали… Это ж надо — парой минут погодя, после того как вышел на обычную 'разведку'. А ведь слышал гул! Гудит над ухом. Слышал — что-то приближается. Надо было сообразить сразу. И вообще не стоило мне выходить… Да что уже изменишь тут?.. Эвиан погиб. Я здесь застрял. И никто меня не ищет'… Была у меня конечно слабая надежда, которая подпитывала во мне силы — что те, кто остались в том мире, забеспокоились, засуетились и начали что-то предпринимать. Только… как они соединятся с этим миром, покуда школа взорвана и двери больше нет? И как они меня найдут?.. Наивно… Но надежда умирает последней.

Вечерело. Николай предупредил меня, что скоро начнётся комендантский час. И что на улицах опасно появляться. По улицам могут ездить или ходить, прочёсывая закоулки, военные патрули, а все кто без документов — стреляют на поражение. Я с ним поспешно согласился — надо уходить. И через пару минут, прихватив кое-какой хлам, мы тронулись с места…

***

Под словом 'живёт' старик подразумевал, что спит он на раскладушке, укутавшись тряпками и чужими шмотками в небольшом подвальном помещении с низким потолком, с полузатопленным полом и с одним маленьким оконцем. Свет в помещении был скуден, поэтому грязи и пыли я не мог разглядеть, что несомненно было плюсом. Но то, что они были везде — я это ощущал и не сомневался, что туфли мои сейчас увязли в грязной жиже, а не в мягкой подстилке. В подвале не было никаких удобств: ни воды, ни газа, ни канализации, ни тем более электричества. В особо холодные дни старик растапливал печку, которая была проведена до подвального этажа. Похоже, что в мирные времена в подвале была частная сауна или баня. Это и спасает старика в холодные дни, в ночные заморозки.

Он сделал запасы на зиму. Вдоль дальней стены я видел уложенные штабелями деревянные брусья и поленья. Ещё по снесённому вниз хламу, в том числе и провизии, я догадывался, что старик здесь собирается остаться на долгое время. Николай показал ржавые консервные банки и смачно сказал — 'живём!'

Сам дом вызывал глубокое отвращение: частью разрушенный, оставшейся частью разграбленный, даже кирпичную кладку местами разобрали, с чёрными дырами вместо окон — ну скажите мне, кому понадобились оконные рамы? — и очень много мусора: осыпанной штукатурки, земли, кусков кирпича, арматурных прутьев с невероятно тщательной равномерностью разбросано во всех помещениях.

Николай из своего хлама достал миниатюрный приборчик. Это, как мне сказал, ручной телеприёмник… Пояснил, что батареек с днём не сыщешь, поэтому он включает его максимум раз в день на несколько минут, чтобы в 9 часов вечера узнать фронтовые новости. Ещё ругался, что зря всю технику перевели на сенсорные панели — подобная техника в таких жутких условиях быстро выходит из строя, ломается и теряет свой смысл. Но этот приёмник с сенсорным экраном чудом сохранился — Николай в одной из своих разведовательных вылазках нашёл и вытащил его из разграбленного супермаркета, принёс сюда с ещё кое-какой техникой. А техника у него была интересной. Миниатюрный ноутбук, который не включался. Николай махнул рукой — аккумулятор сел. Часы с солнечными батареями. Старик днём их выставлял на верхний этаж в какую-то нишу, чтобы не заметили и не стащили. А по возвращению доставал и нёс обратно в подвал. Часы исправно работали, даже мерили температуру в помещении и влажность. Влажность была высокой… Ещё какие-то мне непонятные приборы — подавляющей частью они не работали вообще или питались от электросети, которой здесь, так и так, не было.

До сеанса оставалась минута. 8:59 показывали часы. Николай объяснил, что телецентр города уничтожен, поэтому он ловит спутниковую связь и к телеприёмнику подключил антенну, которая выведена на крышу.

Он осторожно включил телеприёмник. На маленьком дисплее появилось синее изображение. Потом меню. Чтобы не трогать нежный сенсорный экран грязными, грубыми и влажными пальцами, Николай брал специальную палочку и тыкал ей по кнопкам меню. Несколько быстрых движений и на экране появилась картинка. Из маленьких динамиков послышалась музыка. Мы уселись на раскладушку и Николай, держа в руке телеприёмник на небольшом отдалении, наклонял экран в мою сторону.

Экран хотя был небольшим, но картинка, на удивление, была очень чёткой и цветной. На дисплее шла заставка новостей — проносились снаряды, вспыхивали взрывы, строем шли солдаты, танки, пролетали самолёты, и всё это на фоне российского триколора. Играла боевая патриотичная музыка.

Через несколько секунд на экране появился диктор:

— Добрый вечер! Вас приветствует программа фронтовых новостей. Самые свежие, самые проверенные новости…

Небольшая музыкальная вставка.

— Начнём с обстановки на фронте, — продолжил диктор. На экране появилась карта европейской части России, залитая красным и синим цветами. — К сожалению, войскам империалистов сегодня удалось захватить город Торопец Тверской области. Наши войска были вынуждены покинуть город из-за сильного миномётного огня противника. Тридцать третья армия отошла за озеро Кудинское и заняла оборону. В центральной части России враг вплотную подошёл к Орлу и Курску. Части подразделений врага уже закрепились в посёлках Знаменка и Стрелецкий, что в 10 километрах от Орла. Однако в сам город враг не решается зайти… — диктор также подробно рассказывал о занятых позициях врага на других направлениях, при этом интерактивно это демонстрировалось на карте, наконец он дошёл до Новгорода… — На новгородском направлении наши войска по-прежнему героически сдерживают армию генерала Леверси в 50 километрах от города. Сегодня Новгород подвергся очередной воздушной атаке. Сведения о пострадавших пока не поступали… На южной части войскам генерала Новикова удалось отбить у врага Таганрог. Вчера мы рассказывали об этом. Сегодня результат был закреплён окончательно… Следует отметить, высокий дух и мужество наших воинов которые проявили себя доблестно в неравном сражении с врагом, — диктор начал называть конкретные имена воинов, которые проявили себя доблестно, и удостоились звания героя, появлялись их фотографии, кого-то объявляли героями посмертно.

Также диктор сообщил о многочисленных жертвах среди мирных жителей при бомбардировке Волгограда и Воронежа и упомянул, что это идёт в разрез с договором о запрете бомбардировок жилых кварталов. По поводу встречи какой-то группы КАТЭН сказал, что встреча полностью провалилась. На что Николай зло выругался. Наверное, важная была встреча… Диктор также рассказал об успехах и провалах союзных войск:

— 5 казахская армия совместно с 17 российским авиационным корпусом нанесла сокрушительный удар по южной части Кунграда. На юго-восточных фронтах китайские войска отбили город Фучжоу. Американцы при этом понесли большие потери. А северокорейские войска совершили диверсионный налёт на японский город Фукуоку… Хабаровская дальневосточная армия пытается укрепиться в северной части Сахалина…

'Чёрт, — выругался я. — Война со всех сторон… Кто с кем воюет? — ничего же не понятно. При чём здесь Дальний восток? При чём здесь Китай и Корея? А казахи-то тут причём?… Я полагал, война с Европой и Америкой только… А тут оказывается все страны втянуты…'

Николай выключил телеприёмник. Сказал: 'Надо экономить'. Убрал под подушку. Встал и печально произнёс:

— П-проигрываем мы…

Я поглядел на него — но не увидел лица. На улице становилось темно, а в подвале и вовсе ничего уже не разглядеть. Николай вытащил что-то с железным скрежетом из чёрного угла. Послышался щелчок и на железном ящике загорелась неоновая лампочка. В помещении стало светлей.

— Почему мы проигрываем? — поинтересовался я.

— П-потому что к-каждый д-день вот так… В-всё ближе и б-ближе… в-враги к н-нам п-подступают.

— Ну, и что не такая уж страшная ситуация. В 41 фашисты подошли вплотную к Москве, а потом и к Сталинграду… Но мы же не сдались! Мы взяли силы, сжали в кулак и как хрясь по морде врага. И так не раз было! А сейчас же к Орлу и Новгороду даже противник не может приблизиться.

— Э-то в п-прошлом веке ч-что ли?

— Типа того… Слушай, а Питер они не заняли случайно? — поинтересовался я.

— К-какой П-питер?!.. Т-ты с-словно сто лет п-проспал!

— Ну, допустим, проспал я. И что?.. Что с Питером произошло-то?

— Да, н-нету его!..

'Ну, как это так 'нету'? — злобно подумал я. — Затопили его что ли?.. или… Неужели атомными взрывами разнесли?… Не-е… Так же нельзя…'

И в подтверждение моей мысли Николай печально сказал:

— В п-прошлом г-году ат-таковали. П-пять с-снарядов п-пустили. Д-два снаряда д-добрались… Юго-запад с-снесли п-подчистую… Васильевский остров п-подорвали… Он б-большей ч-частью ушёл н-н-на дно. Всё ч-что осталось б-бомбили обычными б-бомбами… К-каждый д-день… Н-ничего не оставили…

— Б-ррр… Что за… Что бы… В… Эт… Гады! — путаясь в словах, грозно произнёс я и начал нервно чесать щёки, отколупывая запёкшую кровь с царапин.

— П-погоди, — сказал Николай, куда-то полез в тёмный шкаф, и достал оттуда вату и спирт, принёс воду. — Н-на-ка, об-работой…

До позднего вечера, когда на улице уже окончательно стемнелось, я обрабатывал свои раны. Старик же в это время рассказывал, что тут ещё произошло в период моей 'амнезии'. Я, разинув рот, внимательно слушал, старясь ничего не пропустить…

Москва, как столица нашей Родины, подверглась жестокой атаке. Но противоракетный щит выдержал плотный натиск боеголовок и отразил 26! ядерных атак. Боеголовки подрывали на подлёте к Москве. Ни один снаряд так и не упал на Москву. Однако ядерные взрывы разнесли всю западную часть Подмосковья, включая города Одинцово, Красногорск и все западные районы Москвы. В тот атомный коллапс, который имел место быть летом прошлого года, и который окрестили именно так, погибло очень много людей и много крупных городов было полностью разрушено. Тогда, без особого разбора, страны швыряли друг в друга боеголовки, словно в снежки игрались, кто во что горазд. Не только Питеру и Москве досталось, но и Ростову, Нижнему Новгороду, Челябинску, Екатеринбургу и другим крупным городам России. Досталось также не меньше и Европе, и Америке. Их противоракетный щит не сдержал даже и половины выпущенных снарядов. От Парижа, Лондона, Брюсселя и Вашингтона осталась только память. Раскаты атомных взрывов наблюдали также в Азии, когда Китай начал войну с США и Японией, и на Ближнем Востоке, когда арабы начали свой джихад против евреев, в некоторых регионах Африки, которые каким-то образом были втянуты в войну, и даже в Южной Америке. Индия и Пакистан давно грызлись между собой, а под шумок решили тоже сыграть в атомную войнушку. Вот кому повезло — так это Австралии. Но и та ввязалась в войну по уши за последние месяцы. Фактически все страны всех континентов были втянуты в атомную мясорубку… Небезызвестное мне НАТО разрослось вширь и в глубь и в неё уже входили множество стран-участниц, как Северной Америки, Европы, так как и части Азии и Южной Америки. Даже некоторые из наших бывших советских республик входили в состав НАТО. А Россия, Казахстан, Беларусь, Китай, Корея и ещё некоторые страны сформировали антиальянс. Это название потом за союзом закрепилось. Создали в противовес. Чтобы баланс сил в мире соблюдался… Но что-то где-то не заладилось, кто-то небрежно раскачал равновесие, пнул ногой — и всё обвалилось в один миг. За пару недель были стёрты с лица Земли многие города и погибли десятки миллионов людей. Каждый день под атомными раскатами выпущенных боеголовок исчезал город за городом. Военная промышленность крупных стран выплеснула весь свой накопленный десятилетиями ядерный потенциал наружу, как бы даже очистив себя от тяжёлого бремени. Затем, очнувшись и трезво поняв, что это прямой путь к самоуничтожению, правительства стран, у которых в наличии остались ядерные боеприпасы, договорились, а точнее заключили экстренный договор, о неприменении ядерного оружия в военных операциях. Согласно этому договору, та страна, которая ослушается, хоть США или Россия, и всё-таки применит ядерное окружение, даже с малообогащённым ураном, автоматически должна выйти из своего союза и фактически становится врагом своему военному блоку. То есть, если США вздумают побаловаться ядерными бомбочками, то через час они уже — общий враг НАТО. И весь год этот договор строго соблюдается. Желающих испытать судьбу — не обнаружилось. В жёстких условиях, договора должны быть жёсткими…

Но злость у народов осталась. И они требовали мести, войны, джихада до полного уничтожения тех, кто напал на них — разрушил города, в мгновение убил родных и близких. Поэтому после атомной войны, последовала обычная, но не менее кровопролитная, война. Война на истребление. Война на захват территорий и ресурсов. Ни о каких перемириях, ни о каком мире не могло быть и речи. Обидчика надо покарать. Поэтому война и только война…

Шансов на победу у России мало. Перевес был очевиден. Против России ополчилась вся Европа. А это полмиллиарда человек. Они выставили на фронт свыше 15 миллионов солдат и множество видов современной техники: самолёты, танки, снаряды, зенитную технику… У России же было порядка 3 миллионов вооружённых человек плюс добровольцы и, конечно, была техника, но уровнем она всё же уступала европейской.

Однако нельзя сказать, что всё уж так плохо, иначе бы проиграли войну в первые две недели конфликта. У России был необычный козырь в руках — космос… Космическая программа последних двух десятилетий заметно опережала как европейские, так и американские программы. Последние, очевидно, забили на эту тему, посчитав её неперспективной, и совершенствовали свой противоракетный щит. Поэтому у России в подчинении было большое количество спутников: военные спутники, спутники-шпионы, система ГЛАНАС и система позиционирования. В первые же дни войны все вражеские спутники, коих оказалось немного, были моментально уничтожены или выведены из строя. А российские и спутники союзников стали передавать на Землю обстановку на фронте и в тылу противника, актуализировать данные для передовых. Поэтому наши военные знали всё: где располагается противник, какое у него вооружение, сколько стягивается к фронту техники, где они укрепились и как. А натовским войскам приходится действовать вслепую, на ощупь, словно кротам, иногда засылая малыми группами на территорию Антиальянса самолёты-шпионы, чтобы увидеть краем глаза — что там происходит.

В последние дни противозенитные установки Антиальянса успешно сбивают самолёты — и враг даже краем глаза не может посмотреть на расстановку наших сил. Такой козырь серьёзно меняет военный баланс — фактически уравновешивая нашу сторону в силе, давая возможность нанесения упреждающих ударов перед атакой противника, точного наведения ракетных установок на склады боеприпасов и скопления техники, формирование диверсионных групп. Поэтому потери со стороны НАТО были огромными. Враг не может нанести внезапный, неожиданный для нас удар… Получается, что он фактически скован в движениях — так как за ним постоянно днём и нощно наблюдают из космоса. Даже массивная облачность ему не помогает — на вооружении наших космических сил давно применяется инфракрасное сканирование, и по тепловыделениям техники и даже людей можно определить их точное положение. Но и с нашей стороны потери большие. Особенно среди мирных жителей, так как враг воюет на нашей территории, на нашей земле и бомбардирует, обстреливает наши города и сёла, в которых живут наши мирные жители.

Натовские войска всячески пытаются сбить наши спутники, особенно в местах, где идёт активная подготовка к наступлению. Сбивают из наземных ракетных установок. Им это удаётся постольку — поскольку. Сколько сбивают — столько же запускают с космодромов новых, за место сбитых. В последнее время в космос стали запускать спутники, которые могут отправлять на землю направленное электромагнитное излучение, позволяющее мгновенно обесточивать технику противника. В результате такого 'выстрела' танки мгновенно останавливаются, не в силах продолжать бой, а самолёты просто падают. Очень серьёзное и уникальное оружие! Однако таких спутников пока мало, да и 'выстрелов' за раз можно произвести лишь пару от силы. Требуется много времени для подзарядки. Поэтому это оружие применяют в исключительных случаях — когда наземным силам срочно нужна огневая поддержка или когда армия оказалась в окружении.

Несмотря на очевидное преимущество в космосе, мы проиграли войну в воздухе. Поэтому враг регулярно отправляет самолёты со снарядами, бомбами для разрушения наших городов. Получается слоенный пирог — на земле мы, в воздухе враги, а в космосе — снова мы… В целом, перевес остаётся за противником. Под сильным натиском нашей доблестной армии приходится отступать, а враг с каждым часом захватает новые метры нашей территории.

Враг не столько хотел отомстить за выжженные города, сколько хотел захватить земли богатые разными ресурсами — пашнями, нефтью, газом, минералами, лесом, пресной водой… Так получилось, что из-за сильных катаклизмов, произошедших во всём мире, и в Европе частности, большая часть населения Земли на два года осталась без нормальных урожаев, и последний год сильно страдала недоеданием. Поэтому в некоторых частях Европы распространились голодомор и чума. Европе частично помогала морская пища и южно-американские страны…

Сами США тоже оказались в непростой ситуации, когда в прошлом году разразилась страшная засуха и сезонные лесные пожары, которые похлеще атомных разрывов выжгли огромные территории страны… Но вот Россию голод не застиг врасплох. За два последних десятилетия наша страна создала мощную сельско-хозяйственную промышленность, которая могла эффективно работать не только для внутренних нужд, но и на экспорт.

Как оказалось, во многих странах начали заканчиваться нефтегазовые запасы. И страны НАТО вдруг ощутили, помимо физического голода, ещё и промышленный, когда предприятия, заводы, транспорт начинали останавливаться и простаивать. И все стратегические богатства неожиданно оказались на нашей территории. И по объёму ресурсов мы заняли лидирующее место в мире. Отсюда и зависть европейцев. И желание захватить богатства силой, коей НАТО располагает.

Прошедшая зима была холодной, лютой, ядерной. Как и в фашистский период, погода тоже помогла при войне с империалистами. Натовцы мёрзли, голодали, умирали. Поэтому всю зимнюю кампанию противник просидел в окопах и только отбивал контратаки наших армий. Весной стало получше, и враг вылез из берлоги и продолжил резню…

— Да… — сказал я, — как-то печально получается… А что же союзники нам не помогут?

Николай усмехнулся:

— У н-них с-свой ф-ронт…

— Ах, да. С американцами и японцами воюют. Точно… Война по всей планете.

Как только Николай мне сообщил об уничтожении Питера, моего родного Питера, я был готов тут же побежать записываться в добровольцы и воевать с врагом, хоть до посинения биться, хоть меня изрешетят десятки пуль или подорвут снаряды, до последнего вздоха… Такое не прощается. И ведь сложно представить, что нет больше родного дома, нет моих любимых тихих дворов и улиц. Я просто не мог это себе представить…

Я сказал Николаю, что завтра поеду в Питер, или хотя бы в то, что от него осталось. Николай меня предупредил — там опасно. Несмотря на то, что город не сдан врагу, так как наши войска окопались возле Соснового Бора и удерживают натовцев (те не особо торопятся занять мёртвый город), но сам город опасен не только повышенным фоном радиации, но всякими шайками мародёров орудующим в брошенном городе, так как Питер никем не охраняется. К тому же он предупредил о минах-ловушках, которые несколькими оборонительными кольцами окопали вокруг Новгорода.

— Что за мины-ловушки? — поинтересовался я.

Николай начал мне объяснять, что это такие хитрые штучки, которые изобрели пять лет назад и приняли на вооружение. Хитрость в них заключалась в том, что они чувствуют приближение человека или техники, подпрыгивают из земли в сторону объекта и взрываются, разнося человека в клочья, а технику в лом. Они могут 'чувствовать' объект в радиусе пяти-десяти метров от себя. Потому попытки заметить их издали или разминировать — бесполезны. Эти мины невозможно разминировать! И вот этого, как раз, страшатся натовские войска. Уже многие их сородичи погибли на таких минах. Как зверя лютого боятся и ненавидят. Попытаться согнать кроликов или стадо баранов пустить на минное поле — тоже не помогает, мины умеют различать животное от человека и природу не трогают. Пробовали пускать мелкую технику — тоже тщетно, на боевые танки и бронетранспортёры реагирует моментально, а на мелкую технику плевать хотела мина. Даже начали пускать живой щит из людей-пленников, чтобы своим мясом им разминировали путь — проход к цели. Но и в последнем случае нашли выход наши военные учёные. Чтобы не омрачать жизнь пленённым россиянам — они создали специальный вид мин — звуковые мины-ловушки. Такие мины могут различить 'своего' от врага, просто по голосу, по его акценту… Николай показал, как это происходит. Человек идёт по полю… Николай встал и пошёл в другой конец помещения. Вдруг в пяти метрах раздаётся писк бомбы, предупреждающей человека о своём присутствии и требующей: 'говори пароль или я взорвусь'. Человек должен остановиться и сказать что-нибудь. Совершенно не важно что. Важно произнести фразу громко и чётко. Например, 'пожалей меня' или 'спаси и сохрани'. Тогда мина не взорвётся и пропустит человека. Но если тот скажет с интонацией или не скажет ничего, а попытается удрать — то бомба тутже к нему подпрыгивает и взрывается.

— Бумм… — озвучил Николай взрыв, разнося в стороны руки.

— Ну, а если иностранец очень хорошо знает русский и может говорить без акцента? — спросил я.

— Т-тогда м-мина его п-пропустит…

— В чём же смысл?

— Т-так н-не все н-натовские с-солдаты х-хорошо з-знают р-руский… Од-дин п-пройдёт остальные п-подорвутся!

'Действительно, — подумал я. — Один проскочит — а остальные-то нет. Хитро…'

Николай пояснил, что такие виды мин технически сложней и дороже, поэтому минируют комбинированно — вместе с обычными минами-ловушками. В общем, кому как повезёт. Я поинтересовался, как же их потом разминируют, когда наступит мирное время. Оказалось просто: если это звуковая мина, то, назвав пароль, можно подойти к ней и разминировать. Если это обычная мина-ловушка, то нужно подождать какое-то время. Мины-ловушки устанавливают на определённый период — на год, на полгода, а потом она сама отключается и её можно спокойно убирать.

Так как Новгород — стратегический город, по мнению военного руководства, то и минных зон очень много по периметру города. Понятно, что с западного направления — их больше. Но на случай окружения города — также есть минные поля на востоке.

Чтобы не шастать по минным полям, пояснял мне Николай, нужно идти через посты. На восточном направлении их два. И лучше идти через юго-восточный пост, там меньше придираются, посоветовал старик. На западном и северном направлении тоже есть посты — но они выводят прямо на фронт. И смысла там появляться под шальные пули и снаряды нет.

Я понимающе кивнул…

Николай рассказал, что уже два месяца как ни с кем не общался так, как сегодня. Что люди здесь нервные, с оружием, и стреляют больше, чем разговаривают. А местные жители, которые не покинули город, недоверчивы и прячутся по подвалам, чураясь всех. Хорошо, что я оказался нормальным, обычным человеком, любопытным, земляком к тому же, конечно, со странностями, но у кого их сейчас нет…

Я спросил его, почему же он не покидает город и каждый день прячется в подвале, питается отбросами и тем, что сохранилось с былых времён. Он ответил странной фразой: 'Устал бежать'. Предложил мне поесть. Но я был по-прежнему неголоден и сыт увиденным и услышанным за сегодняшний вечер.

Николай вытащил вторую раскладушку. Думал, что пригодится — вот и пригодилась. Достал каких-то тряпок, одежды, шмоток и всё — кровать готова. Я его поблагодарил за гостеприимство и за ночлег. За всё поблагодарил. Хрен знает, ночевал бы сейчас где-нибудь в канаве с пулей в животе, если бы не он… Николай старчески радовался, что сделал небольшое доброе дело. Не приходилось ему долгое время так вот радоваться.

'Да, ценности в разных условиях — совершенно разные', - подумал я. Прилёг на кровать. Раскладушка скрипела страшно. Но если не шевелится, то всё нормально. Николай выключил неоновую лампу и тоже улёгся на свою раскладушку, покряхтывая от удовольствия.

Я пытался заснуть. Однако сон не шёл. В глазах маячил Эвиан, который в очередной раз напал на человека с пистолетом… Также, время от времени, появлялась девушка с белыми растрепанными волосами и с пулевым отверстием в голове. Она кричала. И на фоне этого в ушах проносился взрыв школы — как здание подрагивает, осыпается и складывается к земле. Хотелось зарыдать или заплакать, понимая, что этот мир, суровый и жестокий, теперь моё новое местообитание. И покину я его не скоро… И, скорей всего, вообще не покину. Что мне придётся смириться и жить в нём… оставшуюся жизнь… Мир Питера 2007 года, где я жил предыдущую жизнь и мир Битурта 3048 года, где я провёл в общей сложности 3 земных дня, остались в прошлом и ни один из них мне недоступен — так как Двери больше нет, а, стало быть, и тех миров для меня больше не существует.

'Попал ты, Алекс! — говорил я сам себе и камтику для информации. — И ведь не понятно кто в этом виноват? То ли я сам, который три дня назад решил уйти с работы пораньше и именно через двор; то ли Сифиль, которая организовала проект Таавиа; то ли Эвиан, который в неподходящий момент решился на помощь; то ли судьба такая и она во всём виновата… Эх… Приключения на мою задницу… Хотел приключений — получай приключений!.. И что ты будешь делать дальше? Будешь гулять по радиоактивному Питеру? Запишешься в армию и будешь крушить врага вместе со всеми?.. Да, славно, Алекс! Этому миру как раз тебя и не хватало! Именно ты нарушишь баланс сил в пользу наших!.. В путь! В атаку! В бой! Давай!.. А вот, интересно, существую ли Я в этом мире? Или в этом мире Я исчез 27 лет назад и больше не появлялся?.. Если я существую, и не погиб в атомном коллапсе или ещё где-нибудь… то мне должно быть… Так 28 плюс 27 будет… 55. Охренеть. Официально мне должно быть 55 лет!.. Да я почти ровесник Николаю! Вот так дела! Я же должен сейчас быть стариком… Нет, не хочу себя видеть таким…'

Так я долго размышлял о прошедших событиях, о предстоящих событиях. Ёрзал, ворочался на раскладушке, скрипя на весь подвал железными пружинами. В итоге, в самый неожиданный момент уснул…

Глава 25

Сходить в центр, посмотреть на достопримечательности — на кремль, на церкви — у меня не было времени и желания. Высока вероятность, что достопримечательностей как таковых уже нет — их разбомбили или растащили по кирпичикам. Поэтому я брёл по пустым улицам Новгорода в направлении юго-восточного поста и сочинял легенду… 'Так… Я такой контуженый, что нихрена не помню, как здесь оказался. Помню, что родился в Питере. Помню, что бежал оттуда… Ну, типа, со стариком бежал вместе. А вчера город бомбили. И меня пришибло чем-то. Только это и помню. Потом я очнулся… Чёрт… Фигня какая-то получается…'

Как дойти до поста мне подробно 'разжевал' Николай. На прощание, мы обнялись, и он, всё-таки, мне в дорогу вручил пару консервов прошлогодней тушенки. Сказал — пригодятся. Я не мог это оставить просто так и порылся в карманах своих штанов в поисках каких-либо вещей. К моему удивлению — а я уже забыл — там обнаружил свой кошелёк, два сувенира из супермаркета Биалезона, подарок Сифиль — энциклопедию Бактуриана в виде маленькой флешки и ключи от квартиры. Я обрадовался, что это всё сохранилось, не растряслось, не растерялось…

Камтик мне подсказал, что есть что из сувениров и для чего оно, собственно, нужно. Оказалось, что, сам того не зная, в магазине я взял очень полезный предмет — фонарь. Правда, похож он на фонарь уж очень отдалённо. Размерами не больше спичечной коробки, такой шарообразный приплюснутый предмет. Я испытал его в действии. Работает! Очень хорошо светит — весь подвал освещает. Я показал Николаю этот предмет и вручил ему. Объяснил, как включать и выключать, также как менять яркость. Если верить камтику, а у меня нет оснований ему не верить, то этот маленький фонарь без подзарядки может работать до 10 тысяч часов, что примерно тысяча дней (оказывается, сам камтик может выдержать такой период непрерывной работы — установленный федеративный минимум). В это мне верилось с трудом, тем более Николаю. Но он меня поблагодарил — хороший, необычный подарок, поинтересовался: где интересно такие делают… Я развёл руками.

Положив консервы в чёрную, немного замусоленную, сумку, и туда же перочинный ножик (всё это добро мне дал в дорогу Николай), крикнув напоследок ему, что может быть увидимся ещё — я двинулся в направлении юго-востока.

Почему-то, чтобы попасть на север, нужно было идти через юго-восточной пост. Это осложняло задачу. Но не верить Николаю, что так получится быстрее и без проблем, у меня не было оснований.

Я шёл по малой улице Народной, параллельно Большой Московской. Меня предупредил Николай, чтобы я держался дальше больших улиц, так как по ним ездят патрули и людей без документов не очень-то жалуют. Чтобы избежать таких неприятностей, я практически шёл дворами, сторонясь открытых и людных пространств. На моём пути всё же попадались люди — как правило, старики, старухи, какие-то грязные бомжи, или просто пьяные, чёрт разберёшь. Как-то прошёл мимо двух солдат. Они лениво на меня покосились и продолжили свою беседу. Попадались также мёртвые. Закутанные в кровавую простыню, они валялись почти посреди улицы. Видел пару трупов — а точнее их обгоревшие останки — лиц не было видно на них. От этого мне стало дурно и я решил игнорировать мёртвых, не рассматривать их так тщательно. Но я не смог не заметить повешенного человека на столбе. Ветер его тихонько раскачивал из стороны в сторону. Казалось, он уже здесь долго висит — несколько дней. Глаза впали, кожа лоскутками слезала. На груди висела табличка. Я так не смог разобрать, что на ней написано — надпись была сделана небрежно и уже выцвела на картонке, которая, вдобавок, потемнела от влажности. Я не мог понять, зачем его здесь подвесили. Для устрашения? Кто он? Мародёр? Предатель? Вроде, не площадь, не такое уж людное место для публичной казни… Может сам повесился? И табличку написал — мол, пошли вы все на… Да-а… Сдуреешь тут под бомбёшками…

Дальние высотки всё ещё горели, как свечки. Не угасали. Я не понимал, чему там ещё гореть? Но видимо, что-то там такое было, что горело уже вторые сутки. А может и не вторые… Распространению огня препятствовало лишь выдержанное противопожарное расстояние между зданиями. Поэтому одни дома горели, другие коптились, третьи — просто угрюмо стояли напротив.

По улицам, которым я брёл, стены пятиэтажек были черны как ночь — от копоти и огня. Попадались дома, которые уцелели. Даже стёкла целы. Попадались дома, от которых мало что осталось — груда камней, углей и пепла.

Вскоре я дошёл до улицы Федоровский Ручей — это широкая, просторная улица. По словам Николая, там должен быть юго-восточный КПП. Не ошибся — он там был. Два броневика стояли поперёк улицы. И как только подъезжала какая-нибудь машина, с броневика слезал солдат, подходил к водителю, смотрел документы. Потом один броневик отъезжал назад и пропускал машину… Хороший шлагбаум. Непробиваемый!

Редкой очередью через юго-восточный пост шли люди. Для них проход был за другим неподвижным броневиком. Подходя ближе, я понял, что у каждого прохожего подробно изучают документы. Это меня тревожило. Скрепя сердце я присоединился к очереди.

— Тэ-эк… А ваши документы? — спросил меня военный, когда я подошёл к самому посту.

— Э… Ну, вы знаете… — мямлил я, — Я… Это… У меня их нет.

— Чё-ё?!

— Я их потерял… — начал оправдываться я. — Вчера… бомбёжка была, я кое-как уцелел — успел выбежать из здания школы, но сумку с документами там оставил. А школу как раз разбомбили… И всё сгорело… Вот… Мне надо уехать из города…

Военный презрительно на меня посмотрел:

— И что же ты делал в школе?

— Ну…

Военный был недоволен. Два солдата глядели на меня с ухмылкой и направили на меня автоматы… Но не то, чтобы именно на меня, а вообще в мою сторону.

— Так. Отойдёмте в сторонку… — предложил мне военный. — Вася, займись другими. Я пока этого обработаю…

Что он подразумевал под 'обработаю', я не знал. Но догадывался, что это может оказаться неприятной для меня процедурой. У меня он отобрал сумку и начал копошиться в ней. Вытащил на свет божий ржавые банки тушёнки, брезгливо на них посмотрел. Нащупал ещё перочинный нож. Но не стал его доставать. Лишь убедился — это всё, что у меня есть. Потом шустро ощупал меня, достал из кармана мои вещи, с некоторым удивлением посмотрел на мои ключи и сувениры, и вернул мне.

Мы подошли к стене ближайшего дома. Там был поставлен разборный стол, за которым сидел военный в очках, очень худощавый и что-то быстро печатал на устройстве, отдалённо напоминающий ноутбук. Когда мы подошли, он грустно посмотрел на меня.

— Ну… Ещё один? Эх… Только с другим успел закончить… Что у него? — он обратился к военному.

— Документов нет, товарищ младший лейтенант, — он легонько толкнул меня к военному в очках.

— Садитесь, — лейтенант предложил мне сесть на табурет. Я покорно сел. — Я не хочу с тобой долго церемониться… Меня зовут младший лейтенант Туров. Сейчас будем устанавливать твою личность — кто ты есть на самом деле? Что за диверсант такой без документов. Хе-хе… — он усмехнулся. Последнее он сказал в шутку. Но я это не сразу понял, поэтому побледнел.

— Да не дрейфь. Расстреливать тебя пока не будем… Давай по порядочку: кто ты? Фамилия, имя, отчество? Откуда? Куда направляешься? С какой целью?..

Я засуетился. Я не понимал, как буду объяснять то, что кое-что помню, а кое-что нет… Фамилию и имя помню. Куда иду — знаю. А вот остальное ничего не помню, хоть убейте… Как-то нескладно получается… Уж тогда я ничего не помню, кроме того, что родился в Питере и сейчас туда направляюсь.

— Господин Туров, видите ли, я… не помню, — признался я.

— Это как?! Что, совсем не помнишь?

— Ну… что-то помню… Бомбёжку помню… Амнезия у меня, похоже. Что-то помню, а что-то нет.

— М-да… — помотал головой лейтенант, — давай тогда будем по базе тебя пробивать… Может она тебя ещё 'помнит'.

Он что-то быстро набрал на клавиатуре. На экране промельтишили окна, диалоги, и прочая лабуда, которая не похожа ни на одну знакомую для меня программу. Он попросил меня приложить руку к специальному сканеру для снятия отпечатков пальцев. На экране моментально появились мои отпечатки пальцев. Потом он ещё что-то быстро набрал — появился диалог поиска.

Я не понимал, есть ли я вообще в базе. И что это за база? Со всего народа честного отпечатки брали, что ли? Но в моём веку такого не было. Мне никогда не приходилось нарушать закон и бывать в ментовке, а тем более сдавать свои отпечатки пальцев. А значит меня в базе не должно быть по определению… И даже не понятно, хорошо это или плохо. Если бы я вдруг оказался в базе — то лейтенант не поверил бы своим глазам: родился в 1979 году, 27 лет назад куда-то пропал… Вообще-то, я должен выглядеть гораздо старше… Но на этот вариант у меня была припасена бредовая идея — о похищении инопланетянами. Которая, теоретически, может прокатить, а может и не прокатить. 50 на 50… А вот что будет, если меня нет в базе? — последствия пока сложно представить.

Меня не оказалось в базе, что и следовало доказать — в конце поиска появился диалог сообщающий об этом. Лейтенант нахмурился. Выругался. А потом сказал тому военному, который держал в руках мою сумку:

— Хреново получается, Егор… Нет его в базе… Помнишь тот вирус — в среду нас атаковал: Государственную базу данных повредил, стёр процентов 10 информации. Чёрт, не успели же тогда восстановить базу. Вчера обещали сделать… Козлы, так и не сделали!.. М-да… Видимо, он как раз и попал в этот процент… Усложняет работу.

— А попробуй сетчатку глаза просканировать, — предложил военный.

— Какая хрен разница! Биопараметрические данные все в единой базе… — лейтенант задумался, но потом вспомнил. — А! Нам же в таком случае рекомендовали воспользоваться спектральным анализом ДНК. Точно! Чё-ж я торможу… Ну-ка, давай-ка, Непомнящий Себя, возьмём у тебя ДНК.

— А у тебя разве есть выход в базу ДНК? — удивился его собеседник.

— Так, такой случай — дадут непременно… Я сейчас свяжусь с майором — он быстро устроит… Ну-ка, Егор сгоняй за секвенатором.

Егор недовольно фыркнул, но исполнил приказ лейтенанта. Через минуту он принёс какой-то прибор, похожий на лазерный принтер, только без подачи бумаги. В это время лейтенант по рации связался с майором, кратко объяснил ситуацию, и просил его предоставить на один раз сеанс связи с базой данных ДНК.

Затем, он мне к носу поднёс какую-то коробочку и сказал: 'плюнь сюда'.

Изначально я предполагал, что у меня возьмут кровь на анализ. И не сразу понял, что достаточно слюны для определения моей ДНК. Лейтенант спокойно пояснил мне, как Фоме не верящему — что надо лишь плюнуть. Я плюнул. Потом лейтенант обругал меня, что не надо было так много плевать… Но вскоре отвернулся к своему ноутбуку.

Я терпеливо ждал результата. В том, что мою личность определят так быстро, я сильно сомневался. На это были причины. К моему глубочайшему удивлению — результаты появились через несколько секунд.

— Что ж Вы, старший сержант Владислав Алексеевич Губанов, вдруг забыли кто вы такой? — растягивая слова от удовольствия получения быстрого успеха, сказал младший лейтенант Туров, расплываясь в улыбке. — В первый раз такое вижу…

Услышав свою фамилию, я был потрясён. И никак не ожидал, что… Погодите. Он назвал Владислав Алексеевич, а не Алексей Владимирович? Меня же так зовут. Что это? Ошибка?

— Ну, вот и установили личность, — между тем продолжал лейтенант. — Я уж начинал за тебя беспокоиться. У-ух как по ДНК быстро наши тебя… Ага?

— А… Это не ошибка? — спросил я.

— Чего? Какая ошибка?… Не-ет. 92 процента сходства. Высокий показатель! Только твой отец и сын, если он у тебя есть, конечно, могут иметь такой высокий процент сходства… Во-от, Владислав Алексеевич Губанов — родился в Питере, 25 апреля 2011 года, стало быть, тебе 23 года… Хмм… Странно. Что-то верится с трудом, как-то ты постарше выглядишь… Хотя война всех стариками делает, так что ладно. Да и фотка есть твоя. Вот смотри — узнаёшь? — я взглянул на фотографию, на ней был человек очень похожий на меня, но это был не я. Лейтенант продолжил. — На отца ты не похож. По возрасту не катит… Так, а кто у тебя отец? Ага… Алексей Владимирович Губанов, 79 года рождения… А-а. Ещё и погиб в Питере в прошлом году от ядерного удара… Мои соболезнования, брат… Так, в настоящий момент ты являешься старшим сержантом 63 артиллерийской дивизии… И… ё-к-л-м-н! Ты в курсе, что у тебя отгул ещё вчера истёк? В дивизию надо срочно возвращаться… Ну, что, солдат, вспомнил?.. Эй, что с тобой?..

Мне было дурно. Кружилась голова и хотелось уединиться: 'Прочь от этого поста, от этих людей с автоматами, от броневиков. Вернуться обратно в город и присесть, прилечь куда-нибудь… Что значит погиб в прошлом году? Я погиб? Меня нет?.. Так значит, я был! И никуда не исчезал… И у меня есть сын?..'

— Сын? — спросил я вслух.

— Да, не-е… Это я так, пошутил. Владислав, ты что-то хреново выглядишь… А-а! — догадался лейтенант. — Так ты вспомнил!.. Да, братец, отгул — дело серьёзное… Надеюсь, ты предупредил своё руководство, что опаздываешь… А если нет — то я тебе могу одолжить телефон. Звони! А то ведь, будут у тебя проблемы — запишут ещё в дезертиры. И потом тяжело будет отмазаться. Я как-то помню, брал недельный отгул. Ездил к родственникам на Урал. Потом по возвращению назад, какие-то тормоза случились, транспорт не ходил из-за погодных условий. Так я тогда чуть не влетел. На два дня опоздал. Меня по-всякому там в штабе отмазывали. Мол, захворал, приболел… Спас меня командир. Выручил… А ты сюда к родственникам, что ли, приезжал? Или к девушке?.. — он заговорщицки улыбнулся. — Хотя, какие тут девушки, все эвакуировались давно… Ладно, твои дела… Ну что, возвращаешься в Сосновый Бор? Там же сейчас, вроде, ваша дивизия. Ух, молодцы! Слышал, хорошо защищаете Мёртвый город. Не даёте врагу хода. Прямо как насмерть бьетесь! Не даёте этим хренам паршивым продыху! Не то, что наши — продули под Лугой и сейчас катятся назад. Отступают. Такими темпами враг уж скоро в городе будет. Может даже в конце августа… Да! Всё сходится — как раз многих фамилий на букву 'Гэ' нет в базе… Не волнуйся, солдат. Сейчас мы тебе временный пропуск организуем… Покури пару минут в сторонке.

Он начал быстро печатать на своей машинке. Я встал с табурета. Прошёлся вдоль стены дома. Размышлял:

'Что же получается? В этом мире я умер в ядерной вспышке. Да, погодите, я жив! Чёрт, да жив я! Это мой второй Я погиб, который в этом мире никуда не пропадал и жил 27 лет как положено… Мда. Всё же, этот мир развивается по другому сценарию… Точнее, по нормальному сценарию. Всё как и должно быть — я вышел во двор и уехал домой, а не попал в тридевятое царство на другой планете… И у меня теперь есть сын. Владислав. Это что же? Я ему такое имя дал? Во даю! Ладно хоть Глебом или Захаром не назвал… Так, а раз есть сын, значит у меня есть жена? Ну, так у сына должна же быть мать — значит, есть жена… Мария? Может, в этом мире Мария не ушла от меня, осталась? Мы поженились. Она родила мне сына… Хотя… Владиславу двадцать три. Значит через 4 года родится… нет, родился. Чёрт! Запутаться можно! Не факт что Мария его мать. За такое время можно пару раз жениться и развестись… Интересно кто же моя жена? В это мире?.. Ага, значит, у меня есть родственники, по крайне мере, сын есть, о существовании которого я даже не подозревал. Ещё должна быть жена… Но, может быть, погибла вместе со мной… Но что это мне даёт? В жизнь никто не поверит, что я — Алексей Владимирович, погибший в Питере годом раньше в возрасте 54 лет. И теперь, будто бы я воскрес из мёртвых и омолодился аж на 20 с лишним лет… Да и объяснить сложно будет, что я прибыл из прошлого, предварительно попав в далёкое будущее… Какой-то я необычный странник во времени получился, словно автостопом добирался по векам до сюда. То жил в прошлом, потом попал в будущее, а теперь переместился в прошлое, но относительно своего предыдущего времени в будущее… Да я сам с трудом верю, что это всё правда и не бредовое сверхфантастическое сновидение!.. Получается, я здесь не встречусь с самим собой… Хорошо это или плохо? Ну, вообще-то, ничего хорошего. Сам себе я бы, наверное, смог объяснить. Даже если бы я рассказал про Марию, про друзей, про Димона, к примеру, в детальных подробностях рассказал бы свои тайны, что знаю я один… Себе бы я обязательно поверил. А вот что Влад обо мне знает — это ещё не известно… Встретиться с ним я не готов. Не планировал и не планирую… Фотку я его видел — похож на меня. Очень похож! Лейтенант, видимо, не заметил разницы. Да порезы у меня ещё на щеках, шишки, синяки, ссадины — всё это не даёт сказать определённо, я это или не я…'

Со мной пытался заговорить первый военный, Егор. Хотел узнать, как там, в 63 дивизии, что происходит. Но я отмахивался, мол, не помню. Вроде как, отрывки вспоминаю, а всё целиком вспомнить не могу. Вот приеду туда и, возможно, всё вспомню… Он вернул мне сумку. Предлагал закурить. Но я не курил, и вежливо отказался. Вскоре его окрикнули на посту — 'Егор, твою мать! Я долго ещё буду здесь торчать вместо тебя?!'. Егор кивнул Лейтенанту и ушёл к посту. Лейтенант тем временем распечатывал мне временный пропуск. Я отметил, что принтер у лейтенанта необычный. Не такой, каким я привык его видеть. А мобильный, лёгкий, компактный и удобный. Принтер, можно сказать, не сам брал бумагу и распечатывал его, а офицер брал принтер в руку и проводил над бумагой, прижатой к столу. Принтер печатал по мере движения по толстой бумаге. Причём сразу в цвете. Вот появилась моя, точнее, Владислава фотография. Большими буквами 'Владислав Алексеевич Губанов', далее мелкими буквами 'старший сержант полка такого-то дивизии такой-то'. После распечатки, лейтенант, что-то ещё подклеил, подрезал, поставил штамп и готово.

— Готово! — повернулся он ко мне и передал бумагу сложенную пополам, размером с паспорт. — Вот, сержант. Постарайся больше не терять. Держи всегда при себе…

Я взял документ. Временный пропуск. По всей видимости, он мне позволял беспрепятственно попасть в свою часть. Поблагодарил младшего лейтенанта Турова.

— Да что ты! Это моя работа. Не просто же так сижу на КПП… Эх, ладно, солдатик! Бывай! Передавай привет там от нашей 14 дивизии.

Он крепко пожал мне руку и занялся своими делами.

Я пошёл к пропускному пункту, где стоял и лениво проверял документы солдат Егор. Он взглянул на мой пропуск чисто формально. Улыбнулся:

— Ну, давай, вспоминай всё там по приезду… А то ведь смешно получилось, я уж подумал, что мародёра без документов словил. Рад, что оказалось не так. Не хотел бы я тебя к стенке ставить… — он тоже пожал мне руку, крепче, чем офицер. Я подумал, как хорошо, что здесь этот жест приветствия и прощания не забылся. Егор заметил. — Слушай, где ты так подзагорел? На севере что ль жарко стало? Или от вспышки взрыва в школе покраснел?.. Хе-хе!

Он дружески рассмеялся. Я компанейски улыбнулся. И перейдя через рубеж, вспомнил, что мне нужно было ещё узнать:

— Егор, — обратился я к солдату.

— Да, сержант!

— Ты не знаешь, как я смогу отсюда добраться до… своей части?

— Так это… вот, автобусы стоят в конце улицы на той поляне. Иди к ним. Там автовокзал, в каком-то роде. Во многие города идут рейсами… Я Колпино там как-то видел. Не знаю, как часто ходят… Сходи, да проведай. Только с дороги не сходи, а то подорвешься. Здесь мины-ловушки. Будь осторожен… Ну, знаки и ограждение увидишь, сообразишь… Наши всё равно только завтра поедут на север… Не будешь же ты их ждать… Ну, бывай! Удачи! Живи, брат… А-а! Ещё, — окликнул меня Егор, — не разгуливай в гражданке. А то ведь не признаем потом…

Я попрощался с ним. И пошёл, слегка прихрамывая, по улице через минные поля — на далёкую поляну. По сторонам дороги была натянута колючая проволока с табличками 'Осторожно, мины!' И так метров сто…

День выдался на удачу отличным. На небе практически ни облачка. Солнце светит ярко, даже обжигающе. На улице тепло. Стрекочут кузнечики и в глаза непривычно лезут мухи с мошкарой.

***

'Автобусов' было немного. Только на автобусы многие и них не были похожи, хоть убей. Это были, в большинстве своём, обычные фуры с открытым кузовом. Встречались, конечно, и микроавтобусы необычной и незнакомой для меня конфигурации. Ходили люди, рассаживались по 'автобусам'. На грузовиках и микроавтобусах повешены таблички. Валдай, Пестово, Чудово, Тверь, Малая Вишера — было на них выведено чёрной краской. Санкт-Петербурга не было. Я увидел грузовик с табличкой 'Колпино'. Колпино — это пригород Питера, в десятке километров от самого города. Я подошёл к пожилому водителю грузовика. Он лениво курил на солнышке возле открытой двери своей фуры. Я спросил, есть ли здесь, на поляне, автобус или грузовик, который идёт до Петербурга. Он поинтересовался, не с дуба ли я рухнул, и сказал, что до Мёртвого Города уже давно ничего не ходит. А если надо в Мёртвый Город, то мне следует ехать до Колпино, а там на попутке, может, повезёт. Я уточнил, когда этот, как бы 'автобус', отправляется. На что водитель ответил, как народ наберётся — так сразу. Народ в грузовике уже набрался прилично, и свободных мест оставалось немного. Тогда я спросил, сколько стоит проезд до Колпино.

— Сто, — кратко ответил водитель.

— Чего 'сто'? Рублей?

— Не баксов же! — саркастически ответил он.

Я не понял юмора. Вытащил из кармана кошелёк. Вспомнил, что у меня до посещения Битурта в нём оставались две с лишним тысячи рублей. Ещё тысяча одной купюрой, запасная, оставалась в куртке, которая теперь у Сифиль… Но это было уже не важно. Я не понимал, почему сто? — ведь, вроде бы билет до Новгорода не дешевле 200 рублей мне обходился раньше. Открыл кошелёк. Порылся. Нашёл несколько купюр сотками. Достал одну и протянул водителю. Тот принял её, посмотрел и удивлённо спросил:

— Ты что? У деда, что ли, стащил из сундука?

— Почему у деда? — удивился я.

— 97 год… Не хило. Такие деньги давно уже из обихода вышли. Давненько я их не видел. Где ты раздобыл?.. После деноминации все же старые купюры банки забрали…

— Какая деноминация? Ещё одна?!

Водитель выбросил окурок и полез в карман за пачкой купюр:

— Ну, ты, парень, даёшь! Словно лет двадцать пролежал в коме… Вот же доминированные рубли. И не говори, что в первый раз их видишь.

Я не стал говорить, что в первый раз их вижу. Деньги были как деньги, только другие. Другие цвета, другой формат, даже другой стиль — проще как-то выглядят, без прежних выкрутасов. Только где мне достать такое деньги?

Похоже, я так обречённо смотрел на свой кошелёк, что водитель решил меня успокоить:

— Что, парень? Денег нет? Так и скажи!.. Ты, надеюсь, военный?

Я кивнул. Вытащил из кармана временное удостоверение. Водитель покосился, укоризненно покачал головой:

— Так и думал! Что ж ты молчал? Или приказы не читаешь? Военные, рядовые, солдаты и офицеры на гражданском транспорте провозятся бесплатно. Так что и ста рублей не надо с тебя. Садись так. Наверное в часть возвращаешься? — я кивнул. — Разумеется, не на курорт отдыхать едешь. Возле Мёртвого Города уже не осталось курортов…

Я по приставной лестнице залез в кузов грузовика. К полу были привинчены серые пластмассовые сиденья, точно такие же, какие я видел в городских автобусах. Значит, комфорт какой-то был. Значит не всё так плохо…

Я не мог догадаться сразу, что современные автобусы не могли ездить по разбитым и разбомбленным дорогам. Особенно в том районе, куда я собирался. И чтобы не ломать подвески, парк автобусов просто заменили на фуры.

В кузове сидели только старики, женщины и дети. Взрослых парней не было. Я понимал, что в военной форме я бы выглядел нормально, логичнее. Но то, что я в гражданке разгуливаю — это сразу чувствовалось в удивлённых взглядах. Вопросов мне никто не задавал. Или не решался. Раз я прошёл через КПП, значит, имею на это право — наверное, так все думают. Я уселся на свободное место возле женщины с пятилетней девочкой.

Через пять минут мы тронулись. Выехали на шоссе, соединяющее Питер с Москвой и поехали на север. Почти сразу же я понял насколько всё плохо с покрытием — дорога была сильно разбомблена, посреди шоссе торчали большие воронки, по краям автотрассы валялись чёрные останки попавших под плотный огонь автомобилей. Воронки мы объезжали по обочинам. Но страшная картина сожженных чьих-то жизней была видна всюду. Очень часто попадались брошенные машины, без колёс и начисто разворованные. Но, проехав так с десяток километров, дорога стала чище и спокойней.

Девочка, сидевшая с матерью рядом, вдруг спросила:

— А зачем люди убивают друг друга?

Я подумал, что она спрашивает меня. Но она задавала вопрос скорее своей маме, чем мне.

'Вот, человечество! Объясни! Объясни маленькой девочке, зачем ты убиваешь себя? Зачем всё это? Ради чего?! Война ради ресурсов? Война ради наживы? Или война ради войны?'

Мамаша, к моему удивлению, просто объяснила девочке:

— Потому что глупые люди. Занимаются глупостями.

— А когда же они поумнеют? — резонно спросила девочка.

— Когда-нибудь… Когда научатся ценить свою жизнь…

Мне эти слова показались безумно правильными. Я был поражён глубиной мыслей двух простых людей, совершенно незнакомых мне, сидящих рядом со мной. И вроде бы простой разговор, но очень важный. Именно в этот момент. Когда отчаяние и горе захватили этот мир и всех сидящих в грузовике. Несмотря на шум двигателей, все услышали разговор. Потому что до сего момента была тишина. Жуткая тишина. Все молчали. Я тоже молчал и думал, что еду с трупами, и сам я полутруп сижу здесь и жду своей участи.

— А папа вернётся к нам? — продолжила девочка.

— Обязательно вернётся…

Мать прижала покрепче девочку к себе и в её влажных избитых глазах я прочитал… что он уже не вернётся… Не в этот раз…

***

Через час езды кто-то увидел указатель на дороге. Я сам его не заметил, он быстро промелькнул перед глазами. Но человек, который его первым увидел, отчаянно крикнул всем — 'Буферная зона! Ложись!' Все живо нагнулись, прикрывая руками голову. И я нагнулся, ожидая удара или чего похуже. Краем глаза я видел выгоревший лес, перевёрнутые, ржавые автомобили, грузовики, валяющиеся в кювете и мёртвые столбы по сторонам дороги. Водитель заметно укорил движение по трассе, стараясь как можно скорее проскочить опасную зону. Эту зону отчуждения. Там в лесу, как мне рассказали позднее, натовцы сбросили ядерную бомбу на секретный объект. Объект не уничтожили, только выжгли лес, поубивали живность и людей, попавших в зону… И теперь она стала буферной — жить в ней нельзя из-за радиации, а проезжать её — только так…

Глава 26

Я стоял на Дворцовой площади и смотрел в странное, казавшееся мне незнакомым небо… По небу метались тяжёлые тучи: коричневые, серо-тёмные, чёрные. В промежутках между ними открывалось голубое небо и прорубали себе путь тусклые лучи солнца.

Передо мной боком лежал ангел с лицом императора Александра. С крыльями за спиной и с поломанным крестом в руке, он укоризненно смотрел мне прямо в глаза и безмолвно общался со мной. О том, что нельзя, нельзя с ним так поступать… Что люди бесчеловечны и потеряли всякую веру. Что мир обезумел, сошёл с ума и бросил его, ангела с крестом, здесь одного умирать…

Колонна, на которой стоял ангел, при падении раскололось на три части, местами рассыпалась, местами покрылась чёрной пылью. Один кусок монолита упал сильно накренившись. Представлял собой большой чёрный ствол невероятных размеров пушки, которая навечно умолкла в своем последнем бое.

За ангелом стоял Зимний Дворец. Краска с фасада вся облупилась, осыпалась, почернела от копоти, сажи и времени. Лепнины расплавились. Фигурки с крыши здания попадали наземь, разбились. Через чёрные проёмы окон насквозь проникал свет с неба. Перекрытия Зимнего полностью выгорели. Левый фасад оказался наполовину разрушен и зиял мрачным остовом. Здание было невозможно узнать. Только судя по расположению, я догадался, что это Зимний Дворец. Кроме него здесь ничто не могло стоять. Удручающая догадка.

Позади меня полукругом стоял штаб. От жёлтого цвета ничего не осталось, только тёмно-коричневые и чёрные цвета с грязными пятнами по всему фасаду. Крыши не было. Колесницы лошадей над триумфальной аркой тоже. По периметру дворцовой площади беспорядочно стояли перевёрнутые машины и каркасы сгоревших автомобилей. Тишина. Город был мёртв. Поэтому его так и назвали 'Мёртвым Городом'. Величественный Санкт-Петербург перестал существовать.

Я сидел на выкорченном то ли людьми, то ли разрывом снаряда большом булыжнике и смотрел под ноги — смотрел как пробивается через щели молодые ростки природы… Безумие людей прошедшего года дала ей возможность это сделать, и она этой возможностью воспользовалась…

Я много думал. Многих проклинал в своих мыслях. Много рассуждал и долго сдёрживал слёзы. Мне хотелось выть — но это мало сказано — мне хотелось выкрикнуть во весь свой рост: 'Да будьте вы прокляты, род человеческий! Паразиты хреновы! Какой город сгубили!.. Создали ещё одну большую Буферную Зону!!' Но меня сдерживало то обстоятельство, что в Мёртвом Городе могут оказаться живые люди. Они могут быть на крыше любого дома, в котором осталась эта крыша, со снайперской винтовкой в руках. Они со зверским удовольствием и хладнокровием меня подстрелят — ради случайной наживы, или просто так, ради интереса, забавы ради… Мне это всё осточертело и я просто сидел не шевелясь. Как будто бы сюда пришёл и нашёл свою смерть.

Ветер мне трепал края рубашки. Пыль забивалась в истоптанные башмаки. А радиация делала своё дело… Мне не советовали долго оставаться в Мёртвом Городе. Сутки — максимум, иначе получу достаточную дозу радиации, чтобы заметно сократить свой строк жизни.

Но никуда идти мне не хотелось. Я уже много прошёл километров, как по городу, так и в своих мыслях, чтобы сильно устать, ослабеть, разочароваться во всём, сдаться и просто остановиться… ждать своего рока.

***

Это случилось на следующий день после объявления войны. Мало кто осознавал, что война будет серьёзной. Что она будет именно такой — ядерной. Все привыкли к мелким конфликтам, к информационным войнам, к несерьёзным провокациям, к гуманной, в каком-то роде, войне, где солдаты воют против солдат, а подчас, где одна технология соперничает с другой — и в такой войне страдает лишь техника, металл. Да, были такие 'технологические войны'. Но это война сразу отличалась от ранее прошедших войн. В самый первый день, всё пошло не так. На деле два больших альянса налетели друг на друга как два разъярённых скакуна. Десятки стран стали в один миг заклятыми врагами другим десяткам стран. И миллиарды против миллиардов — оказались по разные стороны границы, которая превратилась в чёрную, подкопчённую и облитую людской кровью линию фронта. И это уже не был какой-то маленький и не долгий локальный конфликт, как дуэльянские пощёчины друг другу. Это был глобальный конфликт и начало его стало таким же — глобальным, свирепым, разрушительным.

Первая баллистическая ракета была сбита в июле прошлого года. Чётко сработал оборонительный щит. Её сбили над Финским заливом. Все видели яркую вспышку, потом жаркий ветер пронесся на городом и немыслимый грохот. И вот тогда началась паника. Город срочно стали эвакуировать. Упрашивать многих не приходилось. Все взяли пожитки, кто что успел, а кто-то и ничего не брал — просто садился за руль и давил на газ — стараясь быстрее покинуть опасный города. Была грандиозная паника. Машины шли широкими потоками в одну сторону — прочь из города. Но не все успели покинуть город, когда произошёл второй удар. В Кировском районе над портом в ста или двухстах метрах над землёй взорвалась атомная бомба. Взрыв оказался такой мощный, что сорвал крыши со всех домов, даже с Зимнего дворца. И, похоже, именно этот взрыв повалил Александрийскую колонну. Как выяснилось многим позднее — то была четвёртая ракета, две ранее были подорваны ещё на подлёте — над Эстонской территории, а третья над Финским заливом — которую которой видели петербуржцы.

На следующий день последняя — пятая баллистическая ракета упала на почти безжизненный Васильевский остров. За неделю остров фактически полностью ушёл под воду…

Это мне рассказал водитель того грузовика, который меня привёз в Колпино.

Мы приехали в Колпино, не через 4 часа, как я ожидал — а много позже. Дорога оказалась тяжёлой. Мы несколько раз съезжали с трассы и шли в объезд — из-за близкого положения линии фронта. Петляли по разбитым дорогам, делали большие крюки, один за другим. Я видел многочисленные посты. К счастью, они нас пропускали без проволочек. Лишь пару раз заглядывали в кузов и смотрели документы. Много военной техники, танков, БТР, бронемашин ехало нам на встречу и в узких местах мы вынуждены были стоять, пропуская колонну. Много техники, сожжённой, подорванной валялось на обочине — грудой искорёженного металла вперемешку с обгоревшими телами солдат и мирных жителей. Что-то ещё тлело там. Все понимали, что здесь недавно произошёл вражеский налёт, но никто не говорил ни слова. Молчали. Кто-то крестился и благословил выживших, рядками шедших по обочине. Кто-то просто смотрел и на глазах наворачивались слёзы.

Водитель останавливался и брал раненных. Пришлось уступить место и сесть на трясущийся борт кузова. Держался за поручни, поглядывая по сторонам — как бы не свалиться.

Иногда дорогу обстреливали артиллерией, враги просто знали где находится трасса — и обстреливали её надеясь попасть во что-нибудь, не так важно во что. Я видел и слышал взрывы. Конечно, они были в стороне от дороги — тяжело попасть даже прямой наводкой, но они были страшно близко. И мне делалось не по себе. Тошно мне становилось после каждого гулкого удара. Я дрожал как лавровый лист на ветру. В этот тёплый летний день мне становилось жутко холодно. Я видел розовые всполохи за далёкими верхушками деревьев по левую сторону дороги. Хотя я понимал, что там играет смерть — но они были необычайно красивы. Я не мог оторвать от них взгляда… И стоял грохот, то усиливающийся с беспокойным нарастанием, то пропадающий до природной тишины.

В Колпино мы приехали поздно вечером. Я бы сказал ночью. Нас высадили на привокзальной площади. Город часто бомбили — и самое первое — успели разбомбить центр города. Перед нами стоял памятник Ленину, немного повреждённый от ближнего взрыва, без правой руки, накренённый. Напротив него находилась железнодорожная станция, точнее, то, что от неё осталось. Поезда уже давно не ходили — так как дорога была разбита. Раньше я часто был в Колпино проездом и не раз видел центр города. Но сейчас я его просто не узнавал. Это был другой город, мне совершенно не знакомый. И то, что Питер сейчас выглядит не лучше, судя по рассказам — мне верилось с трудом.

Приехав в Колпино, я ощутил жуткий голод, который я не испытывал, пожалуй, никогда. Я не ел почти сутки. Да что там почти — так и есть, я сутки ничего не жрал. Тогда я нашёл ближайшую свободную лавочку, достал из сумки тушёнку, нож и ловко вскрыл банку. Ел я большими кусками прямо с ножа, так как других столовых предметов у меня с собой не было. И эта тушёнка мне показалась такой божественно вкусной, что я несколько раз мысленно поблагодарил Николая за такую заботу. Смяв за пару минут полбанки тушёнки, оставшуюся часть я решил прикончить потом… Подошёл водитель грузовика. Присел. Закурил и решил со мной пообщаться. К моей радости не о дивизии, не о военных, а большей части о своих делах, о себе.

Зовут его, как и меня, Алексей. Это обстоятельство немногим способствовало дальнейшему нашему доверительному разговору. Также выяснилось, что он тоже из Питера, и жил, конечно, не на Петроградке, как можно подумать, а в районе Ленинского проспекта… Сам он успел уехать и увезти родных из города. Но с нескрываемой грустью рассказывал, что некоторые его друзья остались в городе и погибли. Теперь он живёт в Колпино. Благо здесь есть родные, которые смогли приютить. В Мёртвом Городе больше не появляется. Да и мне не советовал — шайки мародёров орудуют в городе и чужих не любят. К тому же военные время от времени устраивают зачистки, так называемую 'травлю тараканов' — без разбора отстреливают всех шатающихся в городе, чтобы усмирить мародёров. Но мародёрство — дело наживное, и под пули некоторые всё же рискуют пойти. От сюда из Колпино, небольшими группами устраивают поездку в город за наживой. Где-то в пятимиллионном городе остались целыми, не тронутые войной квартиры, машины, драгоценности, в конце концов. И если повезёт, наткнешься на такие богатства и прокормишься как-нибудь. Алексей сказал, что сам несколько раз гонял в город за 'товаром'. Но потом нашёл работу водителем на автостанции и перестал заниматься ерундой. Платят не много, но на еду и первые средства для жизни ему хватает. А большего и не надо. С грустью вспоминал прошлые года, когда работал финансистом в банке и зарабатывал приличные деньги. Думал пойти добровольцем в армию — побить империалистов за утерянное навечно, но года уже не те, да и два сына служат армии и дерутся сейчас под Новгородом. Вот поэтому он и ездит постоянно в Новгород, навестить сыновей, единственным рейсом. Этот маршрут считается рискованным и кроме него никто туда не ездит.

Водитель мне помог. Он подсказал, как мне можно будет добраться до Мертвого Города, если я так желаю туда поехать вопреки всему. Он знает людей, которые собираются с утречка сгонять в Город за 'товаром'. Но дальше Дунайского проспекта они не повезут. И порекомендует меня взять с ними, если я никого 'не сдам'. 'Сдавать' я, конечно, никого не собирался и был очень рад, что Алексей мне помогает. Правда ему я соврал об истинной цели поездки в город — сказал, что хочу, навестить свой родной дом и прихватить вещи, какие ещё остались, раз выпала мне такая возможность в увольнении побывать рядом с родным городом. Истинной цели поездки я не знал. И вообще не понимал, зачем я туда прусь? Чтобы убедиться, что город действительно Мёртвый? Или, может, в правду увидеть свою родную квартиру, квартиру родителей, дома друзей — что с ними сталось? Что сталось с Квадрантом и той дверью, через которую я прошёл в мир Битурта? И в который я, в тайной надежде, хочу ещё раз попасть, хотя бы через эту дверь?.. Я понимаю, что такое вряд ли возможно… Но чудеса ведь, чёрт возьми, случаются! Почему бы и нет?.. Я не понимал, как отблагодарить его, Алексея, за помощь, за его доброту и бескорыстность. Он лишь отмахивался, сказал что всех солдат, как своих сыновей любит, и поэтому его помощь не требует никакой награды. Те, кто защищают Родину, говорит он, должны быть сыты, одеты и обуты… Он даже меня приютил на ночь в своей 'берлоге', как он высказался о своём доме.

'Берлога' была гораздо лучше той, в которой жил Николай в Новгороде — как-никак трёхкомнатная квартира. Супруга, такая же добрая и отзывчивая, как её муж, накормила меня вкусными щами. Она встретила своего мужа, Алексея, невероятно ласково и нежно, будто бы счастлива что он жив, что он вернулся целым, невредимым… Ещё в квартире жили их родители и брат с супругой. Но все, кроме супруги Алексея уже мирно спали в это позднее время. Мы же сидели на кухне и пили чай.

Я не хотел много врать таким гостеприимным людям, поэтому я сказал прямо, что из-за сильной контузии — при бомбардировке Новгорода, я потерял память и мало что помню. Помню только своё прошлое, где родился, где жил и в туманных очертаниях кем я являюсь сейчас. Алексей с супругой понимающе на меня смотрели. И тут же на кухне постелили мне на полу постель — матрас с простынёй, подушкой и одеялом, потому что в других комнатах всё было занято. Я поблагодарил их за всё и вскоре лёг спать. Мне предстояло рано вставать и ехать с группой в Мёртвый Город.

Спал я плохо. Ворочался. Глядел на чёрные силуэты табуретов и всё представлял себе поездку в Мёртвый город…

***

Оказалось всё иначе. Город не был похож на то, что грезилось. Реальность оказалось куда страшней. Уже на подъезде к городу — я увидел тёмные безжизненные высотки зданий, и мрачные, непривычно белюдные улицы, заполненные машинами. Начиная с посёлка Шушары Московское шоссе было забито автомобилями. Сотни тысяч автомобилей выстроились в несколько рядов вдоль шоссе, напирая друг на друга. Все они были брошены, оставлены, как бесполезный хлам кривыми рядками стояли по всей ширине улиц. Некоторые сожжены до колёс. Многие разграблены так, что угадывался только каркас и видны рваные кресла в салоне. Один ряд был расчищен для проезда — для этого машины сдвинули вплотную и поскидывали с дороги в кювет. А то и вообще были расплющенными тяжёлыми гусеницами танков в лепёшку.

Чтобы не нарваться на патруль или посты, мы ехали дворами, какими-то заброшенными улочками, тихо и осторожно пробираясь в Мёртвый Город.

Мои попутчики не интересовались мной, моими целями. Они лишь знали, что мне нужно в центр, и что меня нужно только 'подбросить'. Они это сделали. Высадили меня на Дунайском проспекте, который был также тесно забит машинами.

Дальше я шёл по Московскому проспекту в центр, пробираясь через безмолвные толпы машин. Автомобили стояли везде — даже на пешеходных тротуарах. Машины были разные — старые, ржавые, новые и современные. Я практически не увидел иномарок, это мне казалось странным. Были последние, для моих 'воспоминаний', модели Лад и Волг, были, по всей видимости, их новые модели, компактные, эргономичные, футуристические в каком-то роде. Были также чудом сохранившиеся, копейки, старые Жигули. Встречались также автобусы, трамваи, троллейбусы с погнутыми рогами и порванными проводами, фуры с начисто опустошёнными кузовами. Во всех машинах были выбиты окна. Возможно от взрыва. А возможно от мародёров. По сторонам шоссе стояли брошенные дома, унылые, с чёрными синяками-впадинами вместо окон, жуткие, страшные…

Я старался не глядеть на них, не пробовал разглядеть внутренности и спокойно пробирался в центр по безжизненному тихому проспекту. Шёл я очень долго. Возле триумфальных Московских ворот я остановился, поглядел на тёмный памятник. Ворота одиноко стояли на забитом машинами проспекте. Одна колонна была повалена. Рассматривая отпавшие чугунные детали, рядом со станцией метро, я перекусил оставшейся тушёнкой из первой банки.

Намазав последние куски тушёнки на хлеб, который мне дал в дорогу Алексей, я внезапно услышал позади себя странный приглушённый шум, словно что-то упало. Я вздрогнул. Замер. Осторожно отложил получившийся 'бутерброд' в сторонку и, крепко сжав нож, резко развернулся. За мной никого не было. Стояли сожжённые остовы машин, сгруженные вплотную, без зазоров и просветов. Между ними не пройти — только по крышам можно переползать. Кто это был? Человек? Если бы человек — я бы услышал. Может, что-нибудь отвалилось от здания или упало сверху?.. Сдерживая страх и успокаивая взволнованное сердце, я долго вглядывался в тёмные салоны пустых машин, заглядывал в просветы под колёсами — стараясь разглядеть кого-нибудь или что-нибудь. Так ничего не увидел. Показалось… Может, и вправду, что-то отвалилось, осыпалось…

Я выдохнул. И вдруг опять тихий удар совсем рядом. Что-то тёмное прошмыгнуло сбоку от меня — я уловил движение боковым взглядом, но рассмотреть не успел. Тварь быстро нырнула в тень и исчезла. Что это?! — я занервничал. — В таком злачном, мёртвом месте обитать может что угодно. Хоть крысы-мутанты, крысы-переростки, хоть тараканы-людоеды. Проступил холодный пот, душу беспокоила тревога. Надо двигаться. Валить отсюда надо! Не хватало мне нарваться на голодных, одичавших крыс или на радиоактивную тварь-мутанта, которая, понятно что, не будет церемониться со мной.

Я схватил бутерброд и засунул в сумку. Направляя острие ножа в тёмный проём между машинами, куда шмыгнула тварь, я осторожно попятился назад, беспокойно осматривая захламлённый тротуар. Никого не было. Но через секунду я заметил шевеление в тёмноте и вскоре оттуда показалось морда какого-то животного. Мне почудилась морда крысы. Щурившаяся морда большой, жирной крысы. Её глаза недобро смотрели на меня. Я в ужасе отпрянул, чуть не запнулся об вывороченный бордюр. Крыса вылезла полностью и я уже мог её рассмотреть. Она зашипела, оскалив клыки.

Нет же! Это кошка! Чёрная, страшно облезлая кошка с рваным хвостом. Никакая не крыса. Чего это я вдруг, подумал что крыса? Морда ужасно потрёпанная. Глаза страшные, противные. Шерсть слежалась, отсырела и облезла комками. Видны гнойные раны по всему телу. Уши потрёпанные, оборванные. Просто жуткий вид.

— Пошла прочь! — я замахнулся ножом на неё. — Иж, напугала меня.

Она издала 'шш-ш-ш' и отошла в тень под колёса, выставив дикие глаза. На мгновение мне стало её жалко. Она смотрела на банку с тушенкой. Она ужасно голодная. Я схватил банку, чуть подошёл. Кошка остервенело взревела, провалившись в тьму. Я осторожно положил банку на бордюр рядом с колёсами. Выждал. Через минуту кошка высунула морду. Любопытно взглянула на банку. Принюхалась. И в мгновение подпрыгнула к ней, чем меня перепугала снова.

'Дикая кошка, — подумал я. — Может, год назад была домашней, со своим домом, кормильцем. Как ей удаётся жить в радиации целый год? Как ей вообще удаётся жить?.. Видимо, не очень' — я посмотрел на облезлые тело с многочисленными ранами и ссадинами, жадные до ужаса глаза, на то как она вытягивается к банке, слизывает остатки, грызёт её, раздирает когтями.

— Как ты живёшь в этом мёртвом городе? — вслух сказал я. Она услышала. Недоверчиво посмотрела. — Интересно, как тебя зовут? Как тебя звали? Кис-кис…

Она снова зашипела, требуя чтобы я отошёл на безопасное расстояние и не приближался. Я отошёл. Вытащил свой бутерброд, отломил кусок, бросил ломтик в её сторону и начал жевать. Прикончив банку, слизав и растерзав её полностью, она принялась проглатывать брошенный кусок.

Худая, истощавшая до костей, но тем не менее подвижная и злая, она умяла хлеб с тушёнкой раньше меня. Мне пришлой её отломить краюху, чтобы она не смотрела меня такими дикими, до боли жалкими глазами, пока я доедаю свой кусок. Она зверем набросилась на брошенный хлеб. Потом запрыгнула на помятый капот, вытянулась, скобля когтями об металл, и, заметив моё движение, сиганула в тёмный, выжженный салон. Оттуда издалось протяжное грозное шипение.

— Да нужна ты мне больно! — я спрятал нож в сумку, поправил смятые стельки башмаков и двинулся прочь. — Ну, бывай.

Я потопал дальше. Какое-то время кошка увязалось за мной — она крадучись под днищами машин, двигалась вдоль тротуара, держасть на удалении. То шумно вскарабкивалась на каркасы машин, то спрыгивала с них, то отваживалась пробежаться рядом. Я посматривал за ней. Шикал на неё. Но, подогретая халявной пищей, она не торопилась уходить.

Пройдя так со мной с километр, она, видимо, отчаялась ждать и внезапно исчезла. Больше я её не видел и не слышал. Шёл себе дальше.

Прошёл Сенную площадь и не узнал её. Лишь когда прошёл, понял, что это была именно Сенная площадь. Не поверил… Вскоре вышел на Адмиралтейский проспект. Посмотрел на столбы выгоревших деревьев, за ними разрушенное Адмиралтейство без шпиля. И подбрёл к Дворцовой площади.

За всё время движения я так и не встретил людей. Никого. Никаких больше кошек, ни собак, ни крыс. Кое-где слышался шум, но тот был далёкий и непонятный. Кое-где мерещилось движение — но то было тоже непонятно и невозможно рассмотреть… Действительно, Мёртвый Город. И, в общем, хорошо что никого не встретил и никто не попался на пути. Встреча не обещала быть радужной. В лучшем случае — перепугали бы друг друга. А в худшем? В худшем — я бы валялся мёртвым среди сотен тысяч трупов машин и людей… Ещё одна несчастная жертва войны.

***

Дальше мне идти не хотелось. Даже когда я встал с булыжника и прошёлся вдоль фасада Зимнего дворца. Я понимал, что дальше сил мне не хватит. Я уже полдня пробыл в городе и больше оставаться в нём не хотел. Меня тошнило здесь находиться. Мне осточертело здесь находиться! Мне неожиданно стало страшно, что какой-нибудь снайпер, сидящий на верхнем этаже или крыше, сейчас возьмёт и подстрелит меня. Умирать мне не хотелось. Это не входит в мои планы. Хотя планов у меня никаких, собственно, нет. Я просто чётко осознал, что жизнь, чёрт возьми, продолжается! Даже не смотря на весь этот хаос, войну, ядерную бомбардировку, миллионы смертей и вымерший, опустошённый город. Моя жизнь продолжается. И что этот мир — не мой мир вовсе — а чужой. Это чужой мир! Здесь я лишь случайный свидетель. И даже если Я, который жил в этот мире, погиб, то Я, чужой для этого мира, должен жить и не имею права здесь умирать. Каждый должен умирать в своём мире. Это закон вселенной, чёрт возьми!

И я определённо хочу умереть в своём мире, не здесь, не при таких обстоятельствах. Однако, как вернуться в свой мир, я не имею представления… Но складывать лапки и тонуть не хочу. Из засасывающей трясины надо выбираться, во что бы то ни стало.

Я не понимал, как обживусь здесь, в этом жестоком, беспощадном мире. Где мне жить и чем мне питаться? Идти ли мне в 'свою' дивизию, где так или иначе должен быть мой сын — Владислав Алексеевич? Или идти в другие места — подальше от фронта? Вообще, что делать?

Я не знал ничего и просто шёл прочь, из этого Мёртвого Ада, тихого кладбища мёртвых душ и металлических гробов. Шёл прочь.

Мне крупно повезло — в городе в этот день не было зачисток, так называемой 'травли тараканов', да и сами 'тараканы' не появлялись у меня на пути, или просто держались стороной от меня, таская за пазухой свои 'крошки'.

К тёмному вечеру обессиленный я вышел из города. Дошёл до посёлка Шушары. В беспамятстве куда-то забрёл, в какой-то дом. Рухнул на что-то мягкое. Мгновенно уснул, как мне показалось, вечным сном…

***

Очнулся я на кровати с одним матрасом, одетый, в пыльных грязных ботинках, с сумкой крепко сжатой в руке. Я огляделся. Помещение было светлым. Из разбитого окна ярко пробивались лучи света. Слышались чьи-то отдалённые голоса и далёкий лай собак. Что они говорят, я не расслышал. Но понимал, что долго находится здесь опасно. Я так и не понял где я оказался — или квартира, или общежитие, или какой-то санаторий… Уже было поздно и не важно. Я поспешно шёл дворами в неизвестном мне направлении, прочь от голосов, от живых людей. Именно живых, и этим свойством, опасных. Ужасно болели ноги. Суставы ломились от перегрузки. Я не мог долго идти и вскоре остановился. Стал приводить себя в порядок.

Где-то в хламе мусора нашёл зеркало и посмотрел на своё запыленное и грязное лицо. Зашёл в пустой дом с выбитыми проёмами, отыскал раковину — но воды не было. Тогда пошастал по другим помещениям и вскоре обнаружил ванную наполненную мутной жижей. Пахло отвратительно, но с помощью рваной тряпки мне удалось привести себя в порядок.

Посёлок был наполовину жилым — по улицам ходили люди, что-то говорили, общались меж собой, кричали, плакали, смеялись. Слышался шум проезжающих машин. Недалеко дорога.

Я брёл по посёлку. Они смотрели на меня как на незваного чужестранца. Наверное, принимали меня за мародёра, но ничего не говорили, не осуждали, и не подходили ко мне. Чурались. Просто провожали немым взглядом. А то и вовсе прятали свои любопытные взгляды. Сумка у меня была почти пустой — и это позволяло мне в какой-то мере, чувствовать себя спокойно. Не такой уж я мародёр, получался. Или какой-то неправильный мародёр… Вскоре я покинул посёлок и брёл по пустынному шоссе.

В кустах я вскрыл вторую банку тушёнки и с жадным аппетитом её опустошил. Полежал под осиной, пока не стало холодно. Ну, и двинулся дальше — куда глаза глядят.

Дальше мало что помню. Да и рассказывать не интересно…

Как последний бродяга сновался по полуживым-полумёртвым пригородам Питера. Был опустошен внутренне и внешне. Исходил все ботинки до дыр. На ногах вспухли тяжёлые мозоли. Моя светлая рубашка почернела, а штаны разодрались. Щёки и подбородок обросли щетиной… Питался я кое-как: где найду случайно банку, консервы или прочую еду — в пустой квартире, разграбленном магазине, или просто так кто-то зазевался и положил кулёк рядом на скамейку, хватал и бежал без остановки. Кто-то меня кормил, подкармливал, как бездомного щенка. Иногда выручал временный пропуск. Особенно, когда хватал за шкирку патруль. Объясняться было сложно — но как-то выкручивался ведь… Придумывал всякие небылицы, безбожно врал. Рассказывал о вооружённой банде, которая меня ограбила — 'солдата в увольнении, представляете, взяла и ограбила. Вот сволочи же пошли! Всё украли. Шмотьё пришлось по дворам искать, чтобы как-то одеться. Вот пропуск кое-как выписали, смотрите'. Патрульные верили, понимали непростую ситуацию, мне давали немного денег, даже угощали, чем не жалко было. Я их бесконечно благодарил: 'Братцы, выручили. Спасли Душу. Ввек не забуду!' Но потом всё начиналось заново…

Так продолжалось четыре или все пять дней. Ночи постепенно становились холоднее, да и спать на открытом воздухе уже стало опасно — так как мог заснуть и не проснуться, замёрз бы или сгорел бы. И такое бывает…

За эти дни я изучил в ускоренном курсе все виды бомбардировок уничтожающей силы империалистов. Мне в жизнь не доводилось знать, что бомбардировки могут чем-то отличаться. А оказывается, они отличаются. Да ещё как! Вот есть по крайне мере три вида бомбардировок: лёгкие, средние и — самые опасные — тяжёлые. Лёгкие — это когда массивная группа по сто-двести беспилотников (есть такие, которые управляются дистанционно, не пилотируются) налетает на город или посёлок и выпускают ракеты по домам, да ещё самоподрываются как камикадзе. Эти самолёты маленькие и много вреда не наносят. Хотя жертвы от них тоже есть. Они, как правило, выбирают военные цели — танки, бронемашины, группу солдат и, самое важное, стараются найти и уничтожить зенитную установку. Мирных не трогают, если не врежутся случайно в дом или не подорвутся над толпой. И поэтому в какой-то степени казались неопасными. Летят очень низко и очень быстро. Их крайне сложно сбить с зенитных установок. Да и заметить тяжело со спутника. Это так, кто увидел — передал по радиации, мол 'мошкара' летит, готовьтесь… Очень эффектно их сбивать радиопомехами. Специальными установками создаются электромагнитные помехи, в зоне которых беспилотники теряют дистанционный контроль и беспорядочно сыпаться на землю, как вытравленные мухи, взрываясь и поджигая взрывом всё вокруг. Поэтому зоны радиопомех не создают над населёнными пунктами и стараются это делать над полями, чтобы ущерб был минимальным, если над лесом получается — то лес, обычно, выгорает…

Средние бомбардировки — это такие, какие мне доводилось видеть в Новгороде, в свой первый день пребывания в этом чуждом мире. Днём или ночью пролетают чёрные самолёты-треугольники выпускают ракеты по целям и стараются смотаться побыстрей, покуда их не сбили. Это уже пилотируемые самолёты. Не сказать, что они безнаказанно летают над нашими просторами — примерно треть самолётов успешно сбивается зенитными установками. Поэтому пилотируемые бомбардировки происходят реже, чем беспилотные атаки мелкой 'мошкары'…

Наконец, тяжёлые бомбардировки — вот это то, что страшнее двух предыдущих вместе взятых. Мне довилось видеть один раз такую 'тяжелую' бомбардировку в эти прошедшие 4 или 5 дней. По-моему, на второй день после возвращения из Мёртвого Города, когда я был в Павловске и обитал в заброшенных бараках на окраине…

Эти громоздкие, сверхтяжёлые самолёты летают только ночью. Днём — они хорошая мишень для зениток. Поэтому только ночью…

Я проснулся той ночью от воя сирен, которые предупреждали об очередной бомбардировке. Мне это всё осточертело и хотелось спать. Но сирена выла очень протяжно, до костей пробирала тревогой и не собиралась умолкать. Судя по поднятому шуму, эта бомбардировка обещала быть сёрьёзной, основательной. Поэтому я поспешил покинуть заброшенный барак, в котором остановился и побежал в ближайший лес. Притаившись в лесу, я слушал канонаду орудий. А забравшись на сосну — наблюдал за происходящим. В воздухе проносился гул и натужный рёв. В небо пускали лучи прожекторов, стреляли, я видел россыпи трассирующих пуль по всему ночному небу. Доносился свист пуль и бомб. Отчётливы запуски ракет — инверсивные прямые лучи, рассекающие чёрное небо. Это была война. Настоящая война. Не нарисованная. Не как в кино. Страшная, ужасная война. Над городом сверкали вспышки взрывов, метался огонь. Не смолкая, выла сирена… С протяжным свистом упала многотонная бомба. Она была единственной, но самой мощной. Раздался страшный клокочущий взрыв, потрясший землю, лес и сосну, за которую, вцепившись до крови, боясь что снесёт вызывной волной, я держался, как казалось, из последних сил. Целый жилой район вмиг превратился в щепки. В небо взметнулось алое зарево. Стало светло как днём. В осветлённом небе на мгновение я увидел стаи пролетающих самолётов-убийц. По ним ожесточённо стреляли. Стреляли успешно (подбивали, те с рёвом падали, в черту города, за город, взрывались ярко красным заревом) и безуспешно, многие спешно ретировались и мчались назад. В этот момент мне казалось, я попал в ад. И молил только об одном, чтобы происходящее было сном и не более того…

Когда утихло, я трусливо слез с дерева. Пошатываясь, побрёл в город, ярко освещённый огнём и всполохами остаточных взрывов. Я приблизился к тому району, в который угодила многотонная бомба. Жар от горящих домов был нестерпимый. Из окон на улицу выплескивался, как вода, огонь. Десятки пожарных расчётов прибыли на место трагедии и старались затушить пожарище. Кричали женщины, визгливо плакали дети. Пожарные бегали, суетились, матерились, но тушили пожар, а в перерывах спасали людей, кого ещё можно было спасти. Ещё на подходе я видел толпы страшно обожженных людей. Ковыляя, они брели прочь, как можно дальше от пекла. Кто-то стонал, прихрамывал, но шёл сам, кого-то вели за руку, оттаскивали под локти, кого-то везли на носилках. Кто-то обречённо сидел на выжженной земле, весь чёрный, ждал свою смерть. А кого-то уже штабелями складывали у стены. Я тоже ринулся на помощь раненым. Увидел парнишку, лет 15. Он уже не мог идти — он полз. Полз прочь по разкочагаренному асфальту. Я подбежал к нему и, обхватив руками, поднял на ноги. Но парень не мог держаться. Половина лица у него было в грязи… Нет… это не грязь — это такой черный ожёг. Страшный, черный, на пол лица, ожёг. Меня передёрнуло. Ноги и руки его сгорели, а кожа смешалась с одеждой и представляла собой обожжённые светящиеся угли, как от костра. Я оттащил его от пожарища — поближе к целым зданиям. Заметил свободную лужайку, и понёс парня к ней, приговаривая:

— Терпи, парень. Терпи, братец…

Подросток стонал. Хрипел от боли, время от времени тяжело говорил:

— Нет… Нет!… Я не хочу… Не хочу умирать… Как больно! А-а… Как больно!

— Нет, ты не умрёшь, — твердил я. Достал из сумки шмотки и стал разматывать, разрывать на длинные части. Я начал перевязывать ему обожжёные руки, а потом ноги, не понимая особо — а поможет ли это?

Но парень уже не стонал, и шептать 'я хочу жить' перестал. Он обмяк и ничего не говорил. Не дышал. Он был мёртв. И он него пахло жаренным мясом, таким приятным, и от этого до тошноты противным запахом жаренного человеческого мяса.

Я тихо отошёл в сторонку. На глаза наворачивались слёзы. Хотелось плакать, рыдать. В горле ком размером с яблоко. На душе холод и отчаяние…

В этом пожаре погибло более 500 человек. Это не те люди, которые остались в домах во время протяжного воя сирен. Они как раз все до единого спустились в бомбоубежище. Но огонь не разбирает пустые дома или заполненные людьми подвалы, он всё выжигает на своём пути. И практически все до единого погибли, сгорели заживо, в этом страшном пекле.

Вот что значит тяжёлая бомбардировка. Мне и одного раза хватило, чтобы я боялся этого вида бомбардировки как лютого зверя, как страшного монстра-людоеда. Меня до пяток пробирало страхом при упоминании таких бомбардировок. И я с гневом ненавидел своих врагов — империалистов.

Я так и не понял, почему натовцев называют империалистами? С другой стороны подумал, а почему фашистов называли фашистами в своё время? Здесь империалисты — такое же ругательное слово как почти сто лет назад фашисты. Они захватывают наши территории и расширяют свою Империю. Им нужны наши ресурсы. И им плевать на человеческие жизни и чьи-то страдания.

Я понял, что это как раз та самая первая ресурсная война, из двух прошедших в 21 веке, которым я не уделил должное внимание, когда изучал историю. Почему её не назвали третьей мировой войной, когда она по всем своим характеристикам и масштабам на неё тянула? — я не знал. Видимо, так рассудили потомки. Здесь война называется, просто Войной, или войной империалистов, противостояние НАТО и Антиальянса, глобальной войной, да кто как называет… кому как удобней. Война есть война, как её не называй.

Что стало причиной столько кровопролитной войны, мне популярно объяснили мои коллеги по несчастью — бездомные, обездоленные, беженцы, переселенцы, местами повторяя слова Николая.

Так получилось, что Россия на пороге 30 года 21 века оказалась весьма богатой страной, богатой ресурсами. Благодаря своим необъятным территория и неизведанному северу — вдруг выяснилось, что у России очень богатые сбережения в земле скрыты, которые их хозяевам начали приносить неплохие дивиденды. И тут разыгралось: какая жестокая несправедливость по отношению к Америке и Европе, что у каких-то славян, отродясь живших в бедности и нищете, вдруг оказалось такое величайшее наследство, которое не видывали за всю историю: триллиарды кубометров нефти, газа, минералов, водорода и прочих ресурсов. И по прихоти судьбы у Америки и Европы эти ресурсы неожиданно иссякли. Они, конечно, старались выкроить что-нибудь с необжитых районов, с краешку, так сказать, отщипнуть. Стали захватывать территории. Тогда начинались арктические конфликты (в простонародье их называли 'арктические войны') и вроде бы на этом всё и ограничивалось. Но когда дело дошло до голода, до ужасного мора, устроенного природой, тут уж наши уважаемые европейские соседи, подстрекаемые штатами, церемонится не стали и в наглую решили забрать у богатого нищего все его владения, покуда он, нищий, не имеет право на них претендовать… Однако сложилась такая нелепая ситуация, что нищий, мягко говоря, им не являлся по глубокому убеждению других. Он поднялся с колен, поднял сельское хозяйство, развил в себе промышленность, как бицепсы и трицепсы, технику на новый уровень вознёс, себя преодел, преобул, да как вдарил в ответ на такую дерзость, что мало никому не показалось.

Европа в последние два года испытывает страшный голод, который она пожалуй не испытывала с тёмных веков. Впрочем, и тогда, может быть, было куда проще жить. Голод продовольственный, голод промышленный, голод ресурсный, транспортный. Голод во всех своих проявлениях. Дошло вплодь до того, что в малых странах, таких как Хорватия, Португалия, Чехия и Венгрия начались кровопролитные бунты, очень смахивающие на революцию. Эти бунты, конечно, жестоко подавляло гуманное демократичное правительство. Но понимая, что сдерживать недовольство масс становиться сложнее, страны НАТО собирали армию для захвата территорий богатых различными видами ресурсов. Так альянс подмял под себя всю восточную Европу — за прошедший год. Сейчас вполне серьёзно нацелилась захватить всю среднерусскую равнину, с северными и южными территориями, вплоть до самого Урала. С другой стороны, наш заклятый враг США, при поддержке Японии вторгся на Дальний восток и километр за километром пробирается вглубь Сибири, стараясь отхапать себе кусок побольше, посытнее.

России ещё не приходилось так воевать на два фронта. Причём очень протяжённых и тяжёлых фронта — так как силы, определённо, были неравными. Многие именитые аналитики, просиживавшие европейские кресла считали — это дело двух-трёх месяцев и Россия падёт… Но прошло лето, прошла осень, прошла лютая зима, прошла весна, вот идёт второе лето — а успехом НАТО пока не может похвастаться. Да, есть кое-какие подвижки у империалистов, как-никак к Новгороду подобрались, Орёл и Курск смотрят из биноклей. Ну, а дальше?.. Не кажется ли Вам, уважаемые господа демократы, что вы невольно повторяете ошибки неких социал-националистов, которые, дайте посчитать, 93 года назад также себя вели… Да. — ответят они, — мы учли ошибки наших глупых предшественников и начали беседу сразу с топора, да с таким размахом — раз и нет Питера, два — и нет пол Москвы, три, четыре, пять — и Урал погребён под руинами. Да, мы, конечно, знали, что последует ответный удар — и он не заставил себя ждать, но у нас были наготове щит. И вот беда, щит сломался. Раз, два, три и нет полевропы — только грибочки радиоактивные растут на том месте…

Эх, к чему всё это?! Когда Ваши же солдаты впроголодь воюют и готовы, порой, сдаться в плен, жить здесь на горячих харчах, пусть и в неволе… Когда наши, попав в плен не унывают, знают, что их рано ли поздно обменяют на ящики тушёнки и консервов, выменяют обратно. К чему это всё? Ради чего это всё задумывалось? Скажите мне?..

Я знал, я чувствовал, я верил, что это война затеянная Европой и Америкой — ими уже проиграна… Странно, что мою позицию мало кто разделял. Очень странно. Такое чувство, что здесь зарубежная пропаганда куда эффективней работает, чем родная. Да, я постоянно слышу голоса, что устали от войны, от крови, от бомбёжек, от каждодневных запугиваний, от артобстрела, от всего. Хочется мира и покоя. И лучше пойти на уступки — отдать часть богатства, чем изматывать себя.

Постоянные беспрерывные бомбежки — это программа империалистов по запугиванию, затравливанию, по ударам в тыл, чтобы дрогнули ряды, испугались, струсили, сбежали. Они не жалели ни техники, ни людей — это всё можно восстановить, а войну надо им любой ценой выиграть. И только так, когда подсекаешь подножкой, можно повалить соперника. Это нечестно, но эффективно. Да, это же чистой воды провокация!

Я ходил из города в город. Изматывал ноги. Общался с камтиком, чтобы не сойти с ума. Но в силу его ограниченного интеллекта, не вёл жаркие дискуссии. Камень быстро соглашался с моим решением и мне становился сразу не интересным, простой подлизой. Тогда я предпочитал общаться с некоторыми попутчиками, которые мне рассказывали о своей жизни, о своих мыслях на этот счёт, бредя со мною по пути, по дороге и по бездорожью. Каждый имел разное мнение, кто-то был патриотом и собирался драться до последних сил, кто-то категорически не приемлил войну и считал это всё одной большой роковой ошибкой, фарсом, бессмысленными играми политиканов, кто-то срать и плевать на это хотел, отворачивался и шёл другой дорогой.

Как раз на четвёртый или пятый день моих путешествий, устав от постоянных поносов, болей в животе, дисбактериоза из-за некачественной пищи, нарушения питания и грязного немытого тела, которое чесалось во всех местах, я понял, что пора прекращать эту бомжовско-бродяжнеческую жизнь и что-то предпринять для спасения своей Души и маломальского обустройства в этом моём новом обществе со всеми из него вытекающими проблемами.

Я узнал, где можно найти людей, которые скупают 'товар' добытый из Мёртвого Города. Покупали далеко не по высокой цене, но приемлемой за риск. Каким-то образом купленный товар они очищали от радиации, приводили в порядок и перепродали уже гораздо дороже.

В посёлке Тосно я встретился с такими людьми. Показал им один из своих сувениров. Не тот, что мне подарила Сифиль, этот подарок я готов был продать только в крайнем случае, или предпочитал не думать о том, что когда-нибудь это надо будет сделать. А второй. Суть его была проста — показывать пространственную голограмму с разнообразными трёхмерными картинками. Безделушка для мира будущего — но очень необычный артефакт для этого мира.

Способности безделушки 31 века я продемонстрировал покупателям. Один из них, главный и мажорный, был заметно удивлён товаром, но старался не показывать виду:

— И что ты хочешь за эту хрень?

— Пять тысяч, — сказал я.

— Иди ты! И тысячи я не дам за такое. Где-то на помойке раскопал — и стараешься сбыть подороже?..

Я вздохнул — продажа обещала быть долгой и утомительной. Мне пришлось нагло врать и удивительно детально рассказывать историю обнаружения такой вещи под тяжёлыми бомбежками, с невероятным риском для жизни и здоровья. Наконец, я намекнул, что этот предмет может быть в равной степени новым технологическим прорывом империалистов, так и инопланетной неизведанной штучкой, невесть оказавшейся в горячей зоне. В итоге мы сошлись на полторах тысячах рублей. Я понимал, что этот 'сувенир' они легко продадут за десять тысяч, но торговаться я мне надоело, да и предложенная сумма меня устраивала.

После продажи, я смог приобрести сколько-нибудь нормальной одежды, обуви, наконец, покушать хорошо, сходить в баню, где я целый час отмывался, купить кое-каких лекарств от поноса и дисбактериоза. Всё это мне обошлось примерно в 400 рублей.

Все беженцы, кто потерял кров, не имел родных и не любил бомжевать, спать на вокзалах, в заброшенных домах и на скамейках, отправлялись в центральную Россию, подальше от фронта, в надежде, что там что-то перепадёт, найдётся место, работа, а там уж и выкрутиться можно будет. Рабочая сила была нужна везде, тем более, в тылу — на заводах, на различных предприятиях. Конечно, с меня спросят, почему не в армии, почему не на фронте, и это создавало кое-какие неудобства. Объяснять что моё место, так или иначе, занято, причём собственным сыном, выглядело далеко не просто; что мне на самом деле 55 лет… не смотрите, что так молодо выгляжу — внешность, знаете, обманчива… Такое объяснение казалось нелепым. Говорить правду, о злом роке, который меня сначала отправил в одно примечательное место, но потом выкинул в это, проклятое Богом, было наивно-бессмысленно. Поэтому на сортировочном узле я просто сел в пустой товарняк, который катил порожняком на юго-восток и думал о своём относительно недалёком будущем…

А поезд тихонько катил по железной дороге, монотонно постукивая по рельсам.

Глава 27

На железном холодном полу товарного вагона я отлично выспался. Никак не ожидая такого эффекта, я долго и мучительно протирал глаза. В вагоне было темно и влажно. Через плотно закрытую дверь упорно пробивался свет. Было не понятно — толи сейчас утро, толи день в разгаре. Через щель я пытался разглядеть местность и по каким-либо признакам определить, куда же меня занесло.

На станции, которую в этот момент проезжал, прочёл надпись 'Крючково'. Название станции мне ни о чём не говорило, и выводы шли разнообразные, вплоть до того что я проспал двое суток и добрался до предгорья южных районов России или даже перевалил за Урал. Такое положение дел меня не устраивало и я вглядывался в щель более пристально.

Наконец, поезд остановился среди сотен других серых вагонов, десятков путей. Я поспешил раздвинуть дверь и выбраться из своего вагона, пока рабочие обстукивали железные колёса и отошли на почтительное расстояние. Перебрался через ограду. Осмотрелся. Чýдно! Видать, ранее утро. Никого нет.

Побродив по незнакомой станции, я вскоре нашёл надпись, которая меня сначала разочаровала, потом приободрила и, в конце умственного анализа, даже как-то приподняло мне настроение. Это был город-герой Тверь. Возможно, он героем не являлся и не является, но тот факт, что я оказался практически между двух больших буферных зон, разумеется, ближе к Московской, меня будоражило и предвосхищало.

Как раз в этом городе, произошло событие, которое перевернуло мою дальнейшую жизнь. И пребывание в этом мире мне казалось уже не столь обременительным и тусклым, как по началу, а дало какой-то внезапный просвет в этой темной, бесконечно хмурой, воинственной, беспокойной, нервной, постоянно смертогрозящей каше событий — некоего водоворота моей судьбы.

А началось всё с того момента, когда 26 августа, в субботу, в тот же день как я приехал в Тверь, но ближе к вечеру, я сходил в местный гипермаркет за продуктами питания. Гипермаркет оказался весьма неплохим, красочным, большим, с хорошей отделкой, впрочем, с полупустыми прилавками, зато с отличным выбором продуктов питания. Я не видел привычных Сникерсов, Марсов или Баунти — райских наслаждений, Орбита или Дирола — это куда всё исчезло и никаких признаков не подавало, вроде как никогда не существовало. Однако было большое количество альтернатив отечественного производства с очень русскими и звучными названиями — Медведь, Орёл, Змей-Горыныч и Капитошка… Хмм… В общем, я набрал пакет продуктов, включая хлеба, салаты в упаковках, копчёное мясо, варённую картошку на развес и одноразовую посуду. Со всей этой благодатью я устремился в ближайший тихий лесопарк. К счастью, долго искать спокойное место не пришлось — парк находился недалеко от гипермаркета. Он был оборудован скамейками и даже в некоторых местах со столами. Правда за такими приватными скамейками уже кто-то сидел и мне пришлось расположиться на пустой скамейке в удалении, ближе к реке.

Не успел я вскрыть свой первый салат, чтобы с неописуемым наслаждением его отведать, как включили сирену. Я выругался, что, черти, пожрать по-человечески не дают, с негодованием положил салат обратно в пакет, туда же побросал все остальные продукты, которые успел выложить на скамейку. Взял пакет, поднял сумку на плечо и начал думать куда бежать — где прятаться от очёредной бомбёжки.

Сирена выла спокойно с перерывами. А это означало, что бомбёжка обещала быть 'лёгкой', по моей принятой классификации. То есть на город летит группа беспилотников, которая будет атаковать исключительно военные цели. Значит, мне ничего не угрожает. Теоретически… — к тому же, несчастный идиот, я нахожусь в парке! — здесь я могу себя чувствовать куда спокойней, чем, к примеру, на улице между высокими зданиями. Поэтому бежать мне никуда не нужно — умозаключил я.

Моих умозаключений никто не придерживался, и все ватагой ринулись по тропинкам прочь из парка, ища бомбоубежище. По улице толпой сновали люди. Свалили и те, кто сидел за двумя скамейками со столом. Недопитое пиво даже оставили. Я ещё подумал, что очень кстати — сейчас я займу эту скамейку и отужинаю по-королевски. Однако мне и здесь хорошо сиделось и менять свою дислокацию причин пока не было. Стало любопытно, сколько будет беспилотников на этот раз и какой ущерб они нанесут? Где пролетят? Пролетят ли над парком?.. Вот же чёрт, а если их собьют над парком? Надо мной?..

Прошло без малого пять минут. Я уже начинал думать, что тревога ложная, хотя сирена продолжала раздражающе выть; что никаких беспилотников я сегодня не увижу; и что зря меня так отвлекли от желанного ужина. Уже собирался возобновить процедуру приёма пищи и поглядывал в пакет, проглатывая слюну. Но тут услышал знакомый рёв двигателей приближающихся самолётов и с неудовольствием отметил, что я начал сильно беспокоится по этому поводу.

Конечно, если беспилотник взорвется поблизости, рядом со мной, я смогу добежать до воды и как бы избегу сильных ожогов. Но если он упадёт прямо на меня? Шанс, разумеется, один из миллиона и сравнимый с падением метеорита мне прямо под ноги. Однако шанс был. И от этого я начинал нервничать…

Через несколько секунд рёв материализовался в быстролётный самолёт, который с визгом пронёсся над домами, стоявшие через дорогу от парка. Я слышал хриплые выстрелы зениток, пытающихся сбить нечесть. И надо же, один из самолётов, подбили. Вот же удача! Наверное, сами зенитчики охренели от такого. Беспилотник с багровым толстенным шлейфом дыма пронёсся следом за первым и, быстро теряя высоту, мгновенно врезался в здание, издавая страшный, клокочущий взрыв, мгновенно переросшее в огромный красно-чёрный клуб дыма. Здание, как мне показалось, пошатнулось от такого удара, но выстояло. Я ощутил дрожь, быстро пробежавшую по земле. Взрывная волна накатила на меня и сдула пакет с едой вниз. Некоторые продукты высыпались на землю… Над домами в стороне промелькнули ещё два беспилотника и быстро скрылись за макушками деревьев и горизонтом. А через несколько секунд рёв умолк. Где-то вдали прозвучали взрывы.

В полголоса матерясь, я наклонился и поднял пакет, запихивая вывалившуюся еду. Затем я взглянул на здание, в которое врезался самолёт. Часть здания с торца осыпалось. Были видны разбросанные по территории и по ближайшей улице кирпичи и клочья кирпичной кладки, поваленные плиты оград. Шёл густой дым от пожара. Беспилотник был небольшим, метра два, три максимум. Но так как он на себе нёс боекомплект состоящий из одних бомб и ракет (в народе беспилотники ещё называют 'Летающие бомбы') то и взрыв получился мощным, сильным… Я подумал, могли ли быть там люди? Или здание успели покинуть?

Не долго думая, я схватил в одну руку пакет, в другу сумку и пошёл посмотреть поближе.

А смотреть было на что. Вся торцовая стена пятиэтажного здания рухнула, оголяя внутренние помещения. Были видны мебель, ковры, кресла, домашняя техника, картины, обои — сразу на пяти этажах. Некоторые железобетонные плиты накренились, другие рухнули на землю, смешавшись с разрушенной в мелкий кирпич стеной. Вообще-то изначально я предполагал, что это офисное здание. Но внутреннее убранство более походило на жилые квартиры… Кроме меня к дому поглазеть на ущерб подбежало ещё пара зевак.

Здесь не казалось, что кто-то пострадал. Это меня несказанно радовало. Раз уж такая шумиха, то я оценивал взглядом предметы внутри здания и собирался, под видом попытки помочь кому-чему-либо, незаметно чего-нибудь стырыть. Но появившиеся зеваки, как-то мою затею испоганили. Тогда я подошёл к зданию с другой стороны, так чтобы дым и груда развалин меня скрыла из вида и потянулся к ближайшим вывалившимся из здания предметам, пытаясь отыскать наиболее ценное и незаметно запихнуть в сумку…

Однако мне почудилось, что я слышу чей-то голос. Я осторожно осмотрелся. Как бы меня тут не словили, приняв за мародёра. А с мародерами здесь поступают круто — это я знал. Но никого возле себя, за собой и где-либо рядом не увидел… Однако через секунду опять услышал чей-то голос. Это не шум в ушах и не звуковые галлюцинации. Да и камтик это подтверждал, уж как не ему лучше слышать… Я не поверил своим ушам — звук доносился из-под груды кирпича, на которой я стоял. Такой поворот событий меня взбудоражил и прогнал дрожь по всему телу несколько раз.

— Человек здесь! — выкрикнул я. — Эй! На помощь!.. Здесь человек!!

Но никто не отозвался и не торопился на помощь.

— Ну, хоть кто-нибудь! Вызовете спасателей! Мать вашу!.. — громче прокричал я. Я видел людей, которые подходили к месту падения самолёта. Однако никто из них не двигался в мою сторону.

'Вот уроды и трусы…' — выругался я.

Я начал разгребать груду кирпича, какого-то барахла, стараясь точнее определить, откуда доносится человеческий голос. Через пару минут усердных движений я очистил небольшую тёмную ямку между железобетонной плитой и остатками стены. Из неё просунулась человеческая рука. Нащупала мои пальцы, схватила меня крепко за запястье, что я аж чуть было в штаны не наложил, но потом она быстро меня отпустила и пронёсся тревожный крик из тёмной щели:

— Эй! Друг!.. Помоги мне! Помоги, прошу тебя. Тут дым… Скорей! Скорей!! Меня тут придавило чем-то…

И ещё какое-то бормотание, мычание, надрывное сопение, которое я не разобрал. Я начал усердно разгребать кирпичи. Поддавались они туго, нехотя, с каким-то твёрдым намерением стоять прочно на месте. Под ногти забилась кирпичная крошка, пальцы царапались об острые края керамики. Вскоре я догадался из мусора вытащить железный толстый прут и начал с силой, с невероятным остервенением, крошить кирпичную кладку и железобетонную плиту. Первая поддавалась теперь легко и непринуждённо, а вторая крошилась лениво или вовсе отказывалась крошиться.

Сверху с шумом сыпались опилки, клочья штукатурки и керамики, листки бумаги, падали как подбитые белые голуби книги, шелестя страницами в падении. Осыпался кирпич. И очень рядом — опасно рядом со мной — всё это падало в одну кучу. На голову мне упал небольшой осколок камня. Я отшатнулся, взглянул наверх. Ужаснулся. С какого хрена, подумал я, тут рискую жизнь? Заняться мне что ли нечем?.. Наклонённая, большая, многотонная, страшно искорёженная плита своей оголённой железной арматурой грозно смотрела сверху. Оставить человека в беде я тоже не мог. Если эта плита рухнет — а она не может не рухнуть — ему не выжить.

Я смог разглядеть в щели лицо перепачканное пылью, грязью, кровью и наполненную неописуемым ужасом. Этот человек сначала мне показался стариком. Но разглядев более пристально, я понял, что ошибся. Это был вовсе не старик, а молодой парень, возможно даже моего возраста… Он лежал в пустоте, которая образовалась при обрушении плиты. Кирпичная стена чудом сдержала напор тонны падающего железобетона и тем самым сохранила ему жизнь. Много ли там пустоты и не передавлены ли у парня ноги, я не знал. Медлить нельзя. Размахивая прутом, я ему крикнул — 'закрой руками лицо!' Он успел закрыть, когда я нанёс, как мне показалось, неимоверной силы удар. Кирпич поддался, с гулом провалился внутрь и образовалась дыра, достаточная чтобы человек мог вылезти.

— Давай руку! Обе руки! — приказал я и схватил за запястья — с силой вытащил его наружу.

Ничем придавлен он не был. Именно это ему спасло жизнь. Корчась от боли, он свалился на груду кирпича и начал жалобно стонать. Я взял его за живот и потащил прочь от опасного участка.

— Что у тебя? — спросил я, осматривая пострадавшего. — Чего болит?

— А-а… Нога-а… — простонал он, держа руками ногу.

— Чего нога?.. Цела у тебя нога!..

— Похоже растянуло… Может перелом какой-нибудь… — пожаловался он.

— Какая нога? Какой перелом?!.. — возмутился я. — Жив остался! Бога благодари, что жив остался. Плитой бы придавило — мало бы не показалось…

Я услышал приближающиеся гудки пожарных машин. Вскоре источники шума шустро вынырнули из-за угла и подкатили к разрушенному зданию, разгоняя толпу… Возле дома уже столпились зеваки. Десятками стояли, не осмеливаясь подойти, удивительно чётко выдерживая дистанцию от эпицентра трагедии. Пожарные в яркой серо-жёлтой робе начали разворачивать рукава, подсоединять к гидрантам, и через мгновение уже приготовились тушить пожар, который особо и не намеревался разгораться, а, скорее, напротив, спокойно угасал, не находя себе источников питания.

Взяв пакет и сумку в одну руку, я приподнял пострадавшего другой рукой и повёл его на улицу. Пожарные, засранцы, успели окатить нас водой, пока мы пробирались к выходу. Мы одновременно проматерились… Затем двое спасателей подхватили нас и повели к врачам, которые тоже успели подъехать и расположились прямо на улице.

— Я не пострадал! — доказывал я врачу. — Нечего меня осматривать! Осмотрите вот этого, пострадавшего. Его там плитой придавило… как-никак…

Я стряхивал с волос налипшую крошку. Выжимал рубашку, пропитанную пылью, грязью и огнетушащей жидкостью. Смотрел на парня. И не верил тому, что сейчас произошло. Точнее, я не мог представить себе, что я, Алексей Губанов, когда-нибудь кого-нибудь буду спасать… 'Да, конечно, в Павловске я бегал, суетился, пытался чем-то помочь, что оказалось напрасно, спасти того парнишку — это другое. Здесь я из-под завала, рискуя собственной жизнью, вытащил, можно сказать, мужика. И при этом ни одни мускул не дрогнул… Ну, или почти не дрогнул, — думал я и восхищался своей непоколебимостью, о которой даже не подозревал всё это время, всю свою сознательную жизнь. — Надо же… Ведь могу, могу быть героем, мать вашу! И уговаривать меня не надо… Нет же, нашёл в себе силы и ринулся на помощь. Не то что, эти тупые зеваки, зачем-то припёрлись сюда. Зачем припёрлись, спрашивается? Посмотреть на шоу, на представление? Вот, уважаемая публика, сейчас с третьего этажа сорвётся плита и придавит внизу кого-нибудь нахер. Смотрите! Любуйтесь! Вот вам зрелище!'

Но плита так и не упала. Это меня даже страшно разочаровало. Мы вдвоём несколько минут смотрели на осыпающийся торец дома и на сильно накренённую плиту. Она, зараза, не упала-таки!

Мой спасённый молодел прямо у меня на глазах. Сначала мне казалось, что он старше меня на пару лет. Затем он вдруг стал моим ровесником. А спустя ещё немного я начал подозревать, что он моложе меня минимум на пять лет.

Врач наложил на рану шину, где-то чего-то перебинтовал, потом махнул рукой, типа, порядок, теперь заживёт. Выписал путёвку в больницу, на обследование. Подошли пожарные и начали протоколировать, опрашивая попутно свидетелей, чего тут было, что упало, что взорвалось и откуда взялись эти два молодых человека и кто мог ещё там остаться. Кто-то кратко, кто-то эмоционально размахивая руками, как бы показывая большой взрыв, описывали случившееся. Парень с перевязанной ногой, которого я вытащил, сказал, что в доме никого больше не оставалось, по крайне мере на первом этаже, где его и придавило плитой… Добрались до меня. Я кратно изложил, что здесь произошло и мысленно молил Бога, чтобы не стребовали с меня каких-либо документов или не начали устанавливать мою личностью. К моему счастью, нечего такого не понадобилось. Они лишь записали имя и фамилию пострадавшего — его, оказывается, зовут Александр Кузнецов. А обо мне ничего не расспрашивали. Даже обидно…

После осмотра врачей — обработки ран и царапин какой-то жутко обжигающей жидкостью, и протоколирования, нам дали горячего чая. Не просто горячего — кипяток! Откуда они здесь раздобыли самовар? И ведь чай оказался — что надо!..

Меня несколько раз похлопали по плечу, мол, молодец, мужик, правильно поступил — завидный герой. Кто-то даже вслух не стеснялся высказывать — настоящий боец, ринулся на помощь другу… Вы, наверное, друзья?.. Да, нет, — отвечал я, — представляете, мы не друзья и даже не знакомы. Но я в отличие, от многих, не буду стоять и смотреть как умирают люди у меня на глазах… Знаете, не в моих это традициях…

И спустя ещё пару минут, когда пожар окончательно угас, а всё что могло осыпаться уже осыпалось, толпа зевак начала заметно редеть — все расходились по домам. Я тоже уже собрал свои вещи — пакет с промокшей едой и сумку, подаренную ещё Николаем, и собирался двинуться куда-нибудь. Но спасённый парень меня остановил, мол, куда собрался, я тебя так просто не отпущу, ты спас меня, я тебя должен отблагодарить и всё в таком духе… В итоге я лишь понял, что он намерен как минимум меня откормить и отпоить, а как максимум… а как максимум готов меня вознаградить хорошенько. Что ж, от наград я не собирался убегать, да и своевременно это как-то получается…

Приехали фургоны телевизионщиков. Начали снимать репортаж. Задавали вопросы одному пожарному, видимо главному. Нас в упор не замечали. И слава Богу! Не люблю я участвовать в каких-либо репортажах…

Мы выдвинулись прочь от места катастрофы. Александр сказал, что живёт не так далеко. Я поначалу думал, что это был его дом, и удивился, что это не его дом, и что это всё-таки было офисное здание, а не жилое. Парень упорно не хотел рассказывать, что он тогда делал в этом здании, причём один. Потом же он отметил, что это не моя проблема, и я от него отстал.

Шёл он, сильно прихрамывая, морщась от боли. Я его держал за плечо, помогая не ступать на перевязанную ногу. Шли мы медленно и очень плотно разговорились. Я практически не ошибся с возрастом, ему сейчас было 24 года, а через неделю уже стукнет 25. Он ещё отметил, что если бы не я, то не дожил бы он до своего двадцатипятилетнего юбилея. Я отмахивался, что ничего опасного не было. Плита не раздавила его там, а другая плита с третьего этажа так и не грохнулась. А значит, спасатели бы его рано или поздно вытащили. Однако он сказал, что было сильное задымление и он, вроде как задыхался, а тут раз и свет пробился и чья-то рука оказалась поблизости… Я подумал, что может быть, каким-то проведением я вовремя оказался рядом, зараза этакая, мародёр недорезанный…

Мы ещё поболтали. Больше всего говорил он, практически не переставая. Чему я был сильно удивлён — уже не ожидал встретить парня-болтушку, и радовался, что мне ничего рассказывать о себе не пришлось — да и о чём мне говорить, собственно?

Он рассказал, что не побежал в бомбоубежище, потому что 'затрахало' его это дело. В последние две недели было несколько ложных тревог, где он с толпою людей теснился в душных, сырых, наспех выкопанных бомбоубежищах. Предположив, что и эта тревога ложная и обещала по общему вою сирен небольшую бомбардировку беспилотниками, он и не стал суетиться и сломя голову бежать, как все остальные. Однако, рок! Именно в этот раз, именно в это здание, и именно в эту часть здания почему-то упала бомба. Я его подправил, что упал подбитый беспилотник и взорвался, и вроде как из зенитки его подбили. Надо же! — тоже восхитился он, — подбили! Они там, поди, охренели сами… Да, согласен. Беспилотники очень сложно сбить из зенитной установки, потому что они летят низко, и очень быстро — словно супермен промелькнул в небе, при этом страшно гудя реактивным двигателем из своей задницы. Поэтому сбить беспилотник можно разве что над чистым полем с хорошей видимостью. Их сбивают, чаще всего, 'электромагнитными сетями' — я вспоминал. Точнее, не сбивают, а создают в небе некое 'поле', в котором они теряют наземный контроль, у них возникают невероятные помехи в компьютеризированной аппаратуре и они просто сыплются на землю, не в силах лететь дальше. Также 'сбивают' направленным электромагнитным излучением — есть такое, узнал недавно. Но этот беспилотник был сбит обычным наземным орудием — это сразу видно по чёрному шлейфу дыма.

Он рассказал, что уже не надеялся на спасение. Что после оглушительного взрыва, его подбросило к потолку, или это потолок на него так резко опустился — чего он не помнил — ударился он чем-то сильно. А потом очнулся, когда всё затихло. Было темно. Было настолько темно, что он подумал, что ослеп. Пошевелился. Ногой ощутил сильную боль. Понял что чем-то тяжёлым придавлен. Встать не мог — затылком бился об потолок и удивлялся, откуда здесь, чёрт возьми, потолок. Вокруг — под ним, рядом с ним и над ним — валялись разные поломанные предметы. Он начал истошно кричать. Звать на помощь. Но никто не отзывался. Все были в бомбоубежищах — и вряд ли его слышали. Вот тогда он и понял свою роковую ошибку, а точнее в полной мере ощутил на себе чётко сработавший 'закон подлости'. Он чуял едкий дым. С каждой минутой дым усиливался. Становилось трудно дышать. Вот, тогда они подумал, что Всё. Баста! Пришёл его черёд помирать. Так глупо и так некрасиво помирать в свои неполные двадцать пять лет. Прошедшие минуты ему казались часами. Он почему-то отчаянно кричал одну и ту же безумную фразу, надрывая глотку: 'Завидуйте. Мне хана! Я сейчас умру, а Вы останетесь!..' И что-то ещё, он сам не помнил что, но до дикости безобразное и невероятно безумное… Внезапно… Он так и сказал мне. Внезапно в глаза ударил свет. Сначала он не поверил. Он читал всякие там байки про ад и рай и даже фильмы смотрел, и как всякий безбожник, истинный атеист, подшучивал над этими байками и относился к ним крайне несерьёзно. Но в тот момент он неожиданно начал верить в Бога, в Рай, куда его, как ему казалось, звали. И протянул руку. А там оказался всего лишь насего я…

Он всё убеждал меня, что я — ангел, посланный с небес, для спасения. И что это знак. Что у него есть предназначение. Какое именно предназначение, это ещё предстояло выяснить. Но то что я ангел во плоти — он не сомневался. А мне же казалось, что безумие, или проще — шоковый удар у него ещё не прошёл. Поэтому он так много и безостановочно говорил, как сильно потрясённый, стоявший на краю жизни и смерти, человек.

Мы подошли к его дому. Оказалось это не так близко, как он рассказывал. Хотя, возможно, если мы бы шли быстрым шагом, дом бы казался ближе. Дом был новый, недавно отстроенный, добротный, высокий, с большими окнами. К счастью, Александр не потерял и не сломал ключи, которые оказались обычными пластиковыми карточками — один для входа в подъезд, другой от квартиры. Мы поднялись на 12 этаж и зашли в его квартиру. Я ожидал, что его будут встречать, однако никого в квартире не было. И обстановка в квартире, довольно большой, была простая, аскетичная, рассчитанная на одного человека. Александр сказал, что здесь живёт он один. У него нет жены и нет детей. А родители вообще живут в другом городе — где-то в Сибири. Меня поразило, то, что трёхкомнатная как-никак квартира была полностью в его распоряжении. И я сразу посчитал, что Саня — человек очень богатый. В чём и прогадал. Да, он был в каком-то смысле богатым, чуть богаче многих остальных. Но не настолько, насколько работала моя фантазия. За обеденным столом на невероятно большой кухне, если сравнивать с моей в 6 квадратных метров, он мне рассказал, кто он и где работает. Прежде он угостил меня полуфабрикатами — разогретыми бёдрышками-гриль и необычайно вкусными пельменями. А я отметил про себя, что это первый случай в этом суровом мире, когда я питаюсь в нормальных, человеческих условиях.

Александр Кузнецов работает ведущим инженером-программистом на 'оборонку'. Он создаёт программы для спутников-разведчиков, спутников-шпионов. Криптография и шифрование кода — это тоже по его части. Он с коллегами создают программы таким образом, чтобы их нельзя было взломать. Такой хакерский метод программирования. Благодаря его компьютерным способностям — многие его считали одарённым — его не взяли на фронт, а оставили в тылу, поддерживать военную космическую мощь. Этакий боец невидимого фронта. Работает он в одной из засекреченных частей кибернетических войск. Да, представьте, есть такие. И подробно чем именно он там занимается, и сколько их там таких, он рассказывать не стал. Это военная тайна… То что он рассказал и так является секретом, но от своего спасителя он не хотел ничего скрывать.

Он назвал несколько языков программирования, которыми он владеет в совершенстве. Но ни один из них не оказался знакомым моему слуху, даже отдалёно. Я вспомнил изучение в студенчестве Turbo Pascal, как это было отвратительно уныло и безынтересно; и понял что программирование для меня всё ещё остаётся непознанной часть космического пространства.

Когда же очередь дошла до меня, я выбирал что мне сказать — правду или ложь. Представиться ли мне Алексеем или Владиславом Губановым, за кого меня здесь принимают, и на что у меня есть, в случае чего, документ подтверждающий личность? Первое было опасно раскрывать, как и военную тайну. Это не поддаётся разумному объяснению, да и любой человек в трезвой памяти не станет про это рассказывать. Второе казалось куда проще и логичней объяснить. Поэтому, я представился Владиславом Губановым. Вкратце рассказал, что со мной произошло и как я здесь оказался. Рассказал свою старую легенду. Что особо не помню, что со мной было до 18 августа сего года. Очнулся в новгородской школе. Как я там оказался — не знаю, и не задавай глупых вопросов. Точнее возле неё — так как школу разнесло в клочья после бомбежки. При падении сильно ударился головой. Видимо поэтому произошло помутнение памяти. Очнулся — весь в гражданской форме, в крови и соплях. Выручил меня один старик — накормил и обогрел. Потом я оправился к военным устанавливать свою личность — вот и оказался я, к своему удивлению, старшим сержантом 63 артиллерийской дивизии, которая дислоцируется на сервере под Сосновым Бором. И мне сейчас 23 года, во что сам верю с трудом, да и ты, парень, я смотрю, тоже… Что я делал в Великом Новгороде? — хоть убей — не помню. Попёрся в Питер, в Мёртвый Город, так как единственное что помнил — это то, что я был оттуда родом и жил там долгое время. Там, разумеется, родичей или родственников я не обнаружил. И вообще, никого не обнаружил. Ни одной души, кроме дикой кошки. Да и возвращаться в свою дивизию было поздновато — отгул, как выяснилось, у меня давно закончился — и там, скорее всего, числюсь в злостных дезертирах. Что я там делал в этой дивизии? — я напрочь не помнил, и как воевать — я тоже забыл. Да и боязно как-то. Поэтому почти неделю шлялся по пригородам Мёртвого Города, стараясь вспомнить своё прошлое, хоть что-нибудь. Но прошлое, что удивительно, не вспоминалось и даже проблесков никаких не было. Вот и решил я тогда уехать подальше от фронта на заработки и т. д. и т. п.

Рассказывал я кратко без детальной прорисовки общей картины. А Саня (он предложил называть его так) внимательно слушал, понимающе кивал, а в некоторых местах, как бы соболезнуя, качал головой: это ж надо так — всё забыл.

— Да-а, Влад… — протянул Саня после моего рассказа, разливая вино по фужерам. — Тяжёлый случай… Можно сказать, ты сейчас в бегах.

— Наверное, так оно и есть, — подтвердил я. — И не понимаю, что мне делать?

— Ага… На фронт уже поздновато возвращаться тебе… Хотя есть у меня кое-какие связи с высшими чинами армии… Могут помочь. Расстрелять тебя как дезертира, конечно, не расстреляют, а взбучку дадут. Но… согласись, это куда лучше трибунала. Так, отматерят прилюдно, да и отстанут…

— Но я же ничего не помню, — сказал я. — Чем занимался на фронте? Что делал? Может в атаку ходил? — я не помню этого. Может никуда и не ходил, а просто сидел на месте, не рыпался? Я даже не помню армейского устава и что вообще нужно делать в армии?

В армии я действительно не был ни разу и не знал, что, собственно, там нужно делать. На военную кафедру я так и не пошёл. По окончанию политеха, я поступил в очную аспирантуру. Там просидел 3 года, как положено, усиленно проводил научные эксперименты и, не особо стараясь, писал кандидатскую диссертацию до 27-летия. Кандидатскую я так и не защитил, а как исполнилось 27 лет, сразу пошёл в военкомат за военным билетом и поспешно покинул аспирантуру.

— Ну, не знаю, — ответил Саня. — В бегах долго находится тоже не хорошо. Но может время тебе поможет — вспомнишь ещё… Давай выпьем за моё невероятное спасение! За тебя, мой друг-спаситель!

Мы выпили. Вино, оказалось по вкусу знакомым, приятным, вкусным, хотя по этикетке было не понятно откуда оно.

— Каберне-Савиньон. Из Франции. Ещё до войны прикупил. Вот хранил на случай… Вот случай произошёл. Сейчас это всё запрещено. Но мне плевать, — пояснил Саня и продолжил уверенно. — Работа у тебя будет. Можешь не сомневаться. Не смотри что я такой молодой. У меня есть хорошие связи в этом городе. Так что пристроиться, считай, тебе уже удалось. Завтра переговорю с начальством… Что у нас завтра? Воскресенье?.. Отлично! Думаю, что в понедельник ты уже будешь обеспечен новой работой… А-а! Кстати. Что ты умеешь делать?

— Ну, — замешкался я, — у меня есть диплом о высшем образовании по специальности 'Техническое производство'… Э-э… точнее был когда-то. Сгорело, видимо, всё… В общем — технолог я.

— Это автоматизированное производство или кибернетическая технология? — зачем-то спросил Саня.

— Нет… А чё это такое?

— А-га… В общем, понятно… Ты в строительстве разбираешься? — поинтересовался он.

— Да. На инженерно-строительном факультете учился…

— Успел закончить?

— Конечно, — ответил я и хотел сказать — уж года 4 прошло, но потом вспомнил, что мне вроде как 23 года сейчас и промолчал.

— Хорошо. Но восстановить твой диплом будет сложно. Сам понимаешь почему. Но работать почти по специальности ты будешь. Нет проблем. Тут строители нужны, как вода. После каждой бомбёжки нужно отстраивать заново, восстанавливать… Знаешь, Влад. Я прекрасно тебя понимаю, даже если ты и не совсем правду мне говоришь. Встречался я с друзьями, которые возвращались с фронта, на неделю-другую в отгул или на лечение… Видел я как им тяжко приходится. Они мне такого нарассказали — про кишки, про мясо на полях да в болотах, что даже волки обезумили от крови и зверьё всё сума посходило. Я понимаю, что не у всех нервы крепкие, стальные. И иногда сдают сбой. Ну, так это же все понимают! И бегут, бегут с фронта покуда живы. Ведь с фронта сейчас две дороги — либо в гробу, где тебя там по частям собрали, соскоблили с деревьев, либо раненым возвращаться без ноги, без руки или без всего разом. Выбор не ахи… А война эта затянулась… Да ненавижу я её!! — вдруг выкрикнул он. — Надоело мне это. Неделю назад сообщили, что Виктор умер — фугасной бомбой его разворовало на части. А такой хороший был пацан! Ты не представляешь. Весёлый, заводной. Уж лучше бы он сбежал. Говорил же я ему, да не суйся ты в это пекло. Давай, я тебя пристрою, у нас в тылу. Руки, ноги будут целы. Нет, попёрся… Эх… Глупая, бездарная, никчёмная война.

Я лишь кивал. Он наполнил ещё фужеры и мы выпили за погибших товарищей не чокаясь. Я не стал его разубеждать, в том, что где-то чего-то я приврал. И вроде как складно всё получалось. Ну, струханул я, свалил из дивизии. Но ведь не я же один такой. И он это прекрасно понимает. И я даже начал верить…

— Хорошо, Влад, — как бы подвёл черту Саня. — Оставайся у меня пока. Я всё равно один живу и место у меня найдётся… И не отказывайся! Нехрен тут проявлять свою воспитанность и гордость…

Я, в общем-то, и не собирался ничего такого проявлять. Предложение Сани мне, безусловно, понравилось. Я осторожно кивнул, как бы внутренне обжёвывая его предложение. Идти мне всё равно было некуда. А такой шанс — сразу обрести кров и работу — им нужно пользоваться!

Поздно вечером мы ещё сходили в больницу. Она в этот поздний час, как ни странно, работала, даже не смотря на субботу. По коридорам шастали в большом количестве раненые с фронта… Рану Кузнецова осмотрел терапевт. Быстро сняли рентгеновские снимки. Наложили гипс, перевязали. Выяснилось, что перелом несерьёзный и ничего опасного для здоровья нет. Выдали костыли и спецботинки. На удивление, бюрократический аппарат работал очень быстро, слажено: очередей не было, бумаг не надо было подписывать вообще никаких и как мне потом объяснил Саня — что это всё (вся это бумажная волокита) нынче прогоняется через электронный биометрический паспорт.

— Ты, что с Луны свалился? В каком веке-то живёшь? В какое время? — удивлялся Санёк, когда мы возвращались домой на транспорте.

— В 21 живу… — ответил я. — Да ты не обращай внимание. У меня чего-то уже сильно отшибло память. Для меня здесь всё кажется странным и необычным. Я словно сто лет пролежал в забвении.

— Ага… Очень похоже! — рассмеялся он. — Впервые вижу человека, который всему удивляется и мало что знает. Для тебя и война наверное сюрприз.

— Это да, — согласился я. — Надо сказать, очень неприятный сюрприз…

— Вот чудной!

В квартире в большой комнате Саня разложил мне диван. Чтобы он дальше не мучился, я сам всё постелил и заправил. Он дал мне ноутбук, сказал, что я могу писать письма с него или звонить, если захочу. Этот ноутбук был запасной и к тому же старый, не смотря на крутой тач-монитор — поэтому возвращать его было не обязательно.

Мы ещё до двух ночи просидели в гостиной за журнальным столиком, пили пиво, смотрели широкий почти на всю стену телевизор. В местных новостях как раз рассказывали про сегодняшнюю бомбандировку. Показывали разрушенную зенитную установку — один из беспилотников, гад, добрался до неё. Показывали знакомое здание с разрушенным торцом… Всего беспилотников было пять. Достаточное малое число. Вообще на Тверь летело более ста беспилотников, но две защитные электромагнитные сети 'сбили' большую часть… Рассказали о двух погибших — кто дежурил на зенитке, и нескольких пострадавших, в кое число, надо полагать, входил Александр… или не входил…

Саня рассказывал, о своей простой холостятской жизни, о своём спартанском быте, временами, о жестокой и бессмысленной по своей природе войне. С грустью вспоминал своих друзей, кто не выжил. С радостью рассказывал, чем будет заниматься, когда закончиться война. А он надеялся, что она скоро закончиться и так же внезапно, как началась. Что вот, он, возьмет все сбережения, купит коттедж на берегу тихой речушки… Да не важно тихой там или шумной речушке или реке… или даже озере, главное где-то ближе к природе. Найдёт себе невесту. Женится. И будет жить в своё удовольствие, в гармонии с природой. Что надоела это вся электроника, техника, компьютеры, программы — обыдело, чёрт возьми. Хочется просто пожить по-человечески, как жили раньше… и не знали горя, бед и войны… Эх…

Я поддакивал. Здорово! Классно! Чудно! Того же хочу… Вот только я знал, я понимал, что это всего лишь начало… начало двухвековой беспробудной войны с небольшими лишь перерывами на обед… И никакие фантазии, идеи, мечты моего вновь обретённого друга не сбудутся, как ни печально. Или сбудутся, но не надолго… И это знание, меня угнетало.

Перед сном я запустил ноутбук. На удивление, он очень быстро включился — не пришлось ждать никакой загрузки. И на экране был далеко не Windows — до тошноты противный мне, а какая-то другая операционная система. И, похоже, отечественного производства. Это меня радовало. Но ни в одной программе — насыщенной графикой, трёхмерными эффектами — я не смог разобраться и вскоре вырубил ноутбук. Хреновый из меня хакер — подумал я и лёг спать.

Засыпая я думал… Думал о чём-то конкретно и ни о чём в общем. Мне почему-то начинало казаться, что мир Битурта, мир 3048 или какого там года, был лишь сновидением. Может быть, даже переходным сновидением, когда я вышел из своего мира и неожиданно попал в этот…

'А может я не входил в эту Дверь? Откуда вдруг решил, что я входил в неё?.. Может, всё было банально просто — меня похитили пришельцы и выкинули через 27 лет? Или никто не похищал, а зашёл я в какой-то необычный бермудский треугольник на дому — и вышел почти через 3 десятилетия. Или может это всё сон? Глубокий, непробудный сон? Снится мне это всё? Так офигительно чётко и больно?.. Да, блин, глупости это всё! Вздор! Откуда тогда у меня камтик, спрашивается, взялся? Откуда у меня знания альверского языка? Откуда, чёрт дери, у меня взялся миниатюрный приборчик похожий на флешку, что в сумке лежит возле дивана?.. Сифиль… Да, мне его подарила Сифиль. Прекрасный подарок от прекрасной инопланетянки. И она вот точно не из моего времени… Чего я тут пургу гоню? Какие сомнения закрадываются в мою душу? Что за нотки безумства и отчаяния? А ну-ка, прекратить!'…

'Что же мне делать? Жить в этом мире? Гнать вшивую ложь о том, что я Владислав, а не Алексей? Да скоро вся правда вскроется. Рано или поздно вскроется. Объявиться настоящий Алексей — сын мой… Господи, я не могу всё ещё поверить, что у меня есть сын!.. И что тогда? Мной же очень заинтересуются — что за безумец такой, по ДНК — так вообще должен быть 55 летним стариком… И что мне рассказывать? Что говорить? Меня же будут допрашивать, а может пытать. Откуда ты, сволочь такая, взялся? Кто тебя послал? Из какой страны прибыл? По какому заданию?.. А может меня вообще сочтут клоном… Ведь генная инженерия в моё время умела создавать клоны… И кто же меня клонировал? — спросят… Что же я отвечу? Да никто меня, извините, не клонировал, я оригинал, собственной персоной… Нет, скажут мне, оригинал умер год назад и лежит вот в такой-то могиле. Давайте-ка проверим. И проверят! И скажут, что за хирня! Тогда я им расскажу всю правду — вот тогда они мне точно не поверят, упакуют в психушку или просто расстреляют, чтобы не париться. Здесь такое практикуют' — видел я, как расстреливают шпионов или дезертиров. Случайно видел. Проезжал мимо и заметил из окна, когда ехал в Мёртвый Город. Видел, как солдаты стреляют по людям, выстроенных в ряд. А те вздрагивают и падают плашмя… Кто были эти несчастные — я не знал, и знать не хотел… Было жутко.

'Всё это безнадёжно. Мне нужно что-то делать. Что-то предпринять! Но, что?! Скажите мне, что делать — и я побегу, радостный и наивный, побегу это сразу делать!.. Чёрт! Я запутался. Я здесь определённо лишний. Я не житель этого времени… И, что крайне обидно, убраться из этого мира не могу, как бы я этого не желал. Вот же засада!'…

Глава 28

— Тимур заканчивай с этим, да пойдём домой.

Я посмотрел на своего бригадира — он как всегда вальяжный, разухабистый, немного свирепый — стоял возле миниэкскаратора и громко говорил, стараясь перекричать технику. И делал это с невероятным преимуществом.

— Влад, шевелись же! До ночи, что ли будем здесь торчать? Осталось немного…

— Да, да! Игорь Николаевич, сейчас мы закончим… — ответил я, — сейчас только погрузим последнее…

Я с Тимуром ухватился за большой потрескавшийся блок, и, натужно кряхтя, повалили его в открытый ковш экскаватора. Экставатор шумно поднял ношу, подвёз к грузовику и перевалил в кузов.

— Ух… — стряхивая пот со лба, просипел Тимур. — Надоело мне эти рваные блоки таскать!

— Да уж, не пенопласт разгребать! — сказал Игорь Николаевич. — Ну что уселись?!.. Погрузили, так пойдём… Переодеться, в душ, и домой. Что тут ещё делать?..

Взяв домкраты, рабочие лопаты и лом, мы пошли вслед за бригадиром. Сегодня он был злой как чёрт. И нам было прекрасно понятно, почему он такой. Его сына вчера ранили на фронте. Сегодня утром он был угрюмый, не дружелюбный, не доброжелательный, смотрел косо, в сторону, с нами не хотел разговорить и вообще вёл себя крайне стервозно.

Это днём мы узнали, что вчера вечером ему пришла телеграмма — что сын его ранен в руку и отлёживается в госпитале. Что потерял много крови и была опасность ампутации — но она к счастью миновала. Руку ему осколком от ракеты порезало. Сильно порезало… Сложно себе это вообразить. Но мышцы и мясо пришили на место и вроде как нормально. Жив остался… Слава Богу.

Я как записался в бригаду к Игорю Николаевичу — он мне сразу понравился. Такой хороший, весёлый, жизнерадостный мужик. Здоровенный мужик. Глыбы с легкостью второчит. Мы с Тимуром вдвоём не могли поднять как-то одну громадину и домкратами её и ломом стягивали — он же: а, ну сопляки разбежались! — почти одной левой приподнял и перебросил в ковш. Вот силище!

И шутки отпускал налево и направо. Правда пошлые иногда, но очень смешные, зараза, вся бригада ржёт и взбадривается, когда он травит анекдоты или рассказывает какую-нибудь весёлую историю из жизни, даже те, кто спросонья глаза протирал, сразу бодрился, оживлялся. Бывший десантник ВДВ, отличный прораб, и просто хороший семьянин. Жизнь так и бьёт из него ключём.

Но сегодня был не его день. А значит и не наш тоже. Работ шла туго, тяжело, уныло… Да тут ещё объект нам попался не простой — разгребать остатки военного укрепления. А здание это небольшое одноэтажное разнесло в хлам три дня назад, после очередного налёта, но уже не беспилотников — а больших натовских самолетов. Хорошо укреплённого здание не выдержало удара и обвалилось, похоронив под собой двоих людей.

Сегодня днём я, разгребая завал, обнаружил человеческую руку. Меня дрожь пробила. Стало худо от такого зрелища. Рука была в тёмно-серой от бетонной пыли крови и была мёртвой. Я позвал бригадира. Как велено по инструкции — работы прекратили, вызвали спасателей, которые работали поблизости, параллельно с нами. Вместе со спасателями вытащили тело. Это оказалось тело не молодой, но и не особо пожилой женщины. Откуда в военном укреплении женщина оказалась? Вскоре выяснилось — к молодому бойцу мать приезжала, в гости, проведать сына. А когда началась бомбёжка, сын, видимо, решил мать не выпускать — бежать в бомбоубежище поздно, да и далеко, а здесь здание укреплено, замаскировано — решил, не пропадут… Но про военные укреплённые здания, и этот в частности, похоже, знала вражеская разведка, поэтому ракеты первым делом пустили по ним и по рядом стоящим зениткам. Вот и угодил один снаряд прямо в это здание — и похоронил заживо солдата с матерью…

Парня через полчаса нашли. Он был рядом. И он тоже был мёртв… Такая вот нелепая история случилась.

От этого моё настроение резко упало и работать расхотелось. Какая-то паршивая работа, хотя и нужная, важная, а в какой-то степени спасательная…

Саня меня не обманул, и не переоценил свои возможности. Он действительно с кем-то поговорил в воскресенье, перетёр дело и всё моментально решилось. В понедельник я уже имел работу. Документов мне сдавать никаких не пришлось, Саня это дело каким-то чудом утряс. Просто отметили, что документы я посеял, как это часто бывает при военном положении, и вроде вопрос оказался исчерпанным. Мне предстояла должность некоего разнорабочего в одном строительно-монтажном управлении города. Однако строить было нечего, все строительные объекты заморожены и уже почти как год все силы строителей и вся строительная техника была брошена на разгребание завалов, на расчистку и восстановление инфраструктуры — ремонт повреждённых зданий, домов, коммуникаций. Наши бригады пустили именно на расчистку завалов. А после бомбёжек — таких завалов, как грибов после летнего дождя.

Свои должностные обязанности я слабо понимал — от меня требовалось немного: сил, терпения и ещё раз терпения. За день обучили работе на миниэкскаваторе… Но на миниэкскаваторе мне работать не пришлось — всё чаще приходилось работать рядом с ним — нагружать широкий ковш обломками, глыбами, тяжёлыми бетонными остатками, чтобы экскаватор мог перенести эту неподъемную ношу и погрузить в кузов грузовика. Приходилось работать с домкратами, которые помогали приподнять особо тяжёлые плиты, или раздробить большие глыбы бетона на малые глыбы по широким щелям. В целом, работа была не такой уж тяжёлой… но и далеко не лёгкой. От меня не требовали работать на износ, до потери последних сил, но отлынивать и сопливить не позволяли. Работа была не пыльной, в плане умственного труда, а в плане физического — очень может даже…

Платили мне не много. В неделю выходило по 250 рублей. Этого достаточно чтобы прокормиться. На ужин я тратил по 20–30 рублей. В обед нас кормили бесплатными харчами. Не особо изысканные, конечно, харчи, но весьма недурственные.

Саня на своей секретной работе, а работал он недалеко от своего дома, получал порядка тысячи и более того рублей в неделю. Работал иногда допоздна, или самолично задерживался, чтобы больше запрограммировать, или чем они там занимались. Приходил всякий раз поздно. Но в выходной, а у них был один выходной — воскресенье (из-за военного положения ввели шестидневку) отдыхал по полной. Мы же работали с 8 утра до 8 вечера. Но у нас было два полных выходных на неделе — у меня в среду и в воскресенье. У других — по другому графику.

Саня оказался не таким хорошим поваром, как можно подумать. Готовить он ничего не любил. Предпочитал покупать уже готовые блюда или полуфабрикаты, чтобы приготовление пищи не требовало больших временных и умственных затрат. И вообще, любил обедать в кафе или ресторанах. Но это было раньше, когда всё было хорошо и денег у него было пруд пруди. Однако, в военном положении, он самолично отказался от ресторанной еды, считая её буржуйским пережитком прошлого, и в кафе заходит очень редко, лишь в тех случаях, когда — ну уж очень лень! В гипермаркете, как раз в том, в котором я уже был, он покупает готовые салаты, первое, второе, не брезгует супами, хотя они там противные и почти каждую неделю покупает и готовит пельмени. Благо большого кулинарного таланта они не требуют.

— Да. Хозяйку тебе надо, — сказал я, когда в очередной раз он приготовил пельмени.

— Чего?

— Женится тебе, говорю, надо…

— А-а… — он понял, что я не доволен такой однообразной едой. — Это всегда успеется. Да к тому же какая свадьба в военное время? Выглядит глупо.

С тех пор готовить начал я. Он был не против, а даже очень ЗА. К тому же я приходил в квартиру раньше его — он как всегда задерживался часов до десяти. За два часа до его прихода я успевал приготовить отменные блюда — борщи, солянки, щи, фрикасе, свинину по-французски, биточки, зразы, ёжики… И каждый день что-то новое, что умел. А умел я многое. Мне только дай овощи и фрукты (у Сани овощей был полон холодильник, которые он, иногда, сырыми поедал) — а всё остальное: немного терпения и кулинарный шедевр готов. Меня мама всему этому научила в детстве. Так как я был единственный в семье ребёнок, то вниманием не был обделён, особенно со стороны мамы. Как-то я заикнулся ей, что хочу уметь также вкусно готовить как она. Кто меня за язык тянул?.. Ну, и через 5 лет я уже умел готовить всё. Мама меня всему научила, а я не мог ей отказать… Мария была в восторге, когда я её приглашал к себе и готовил самые что ни на есть романтические блюда. Да все женщины — мои тёти, одноклассники, однокурсники, коллеги, подружки, подруги моих друзей, которые были у меня в гостях — с ума сходили, как я готовлю! Им было не понятно, трудно осознать, как это мужчина, умеет так хорошо готовить? Не мыслимо же! А когда я начал жить в отдельной квартире, так мои навыки пригодились по месту — я теперь кормил самого себя и баловал как умел. Постепенно саморазвивался. Купил с десяток толстых книг по кулинарии и вечерами, особенно когда пиратские фильмы надоедало смотреть, готовил что-нибудь оригинальное, новое.

Саня был впечатлен с самого начала (а я старался, я хотел произвести впечатление) и, можно сказать, торжественно подарил мне свою большую кухню со всеми её атрибутами и холодильником в придачу. Я был не против и начал активно готовить разнообразные блюда, так как времени свободного у меня было предостаточно.

Конечно, в свободное время я ещё читал книги по истории — чтобы замазать свои 'пробелы' в памяти, старые дряхлые газеты доставал, которые Саня зачем-то складировал на полках и не выбрасывал. 'А, всё руки не доходят их взять и выбросить' — сказал он мне. Я его поблагодарил, что руки у него не дошли. Читал архивные новости по интернету. Сейчас он называется 'рунет' — так как глобальный интернет сам собою растворился из-за политических кризисов, конкурентных сетей, информационных конфликтов, из-за войны, в конце концов. Ещё смотрел фронтовые новости по телику и различные документальные фильмы, очерки аналитических программы по политической ситуации в стране и в мире в целом.

Узнал, что примерно два года назад чуть не произошёл военный переворот в нашей стране. Путч. Очередной с 91 года. Описывалось это весьма любопытно: сторонники империалистов всеми силами старались захватить в нашей стране власть, постоять, так сказать, у руля. И пропиарив широкой пропагандой и натравив информационной ложью население, собрало многотысячный митинг. В Москве появились бастующие, вооружённая оппозиция, баррикады, народ шёл недовольными массами по улицам и скандировал: 'Правительство и президента в отставку!' Но путч почему-то не удался в те дни. Оппозиция как-то быстро сникла, а народ утихомирился…

Саня мне рассказал более подробно по этому событию. Он как раз в то время приехал в Москву на заработки из сибирской провинции. И собирался обжиться в столице. А тут подвернулся путч, и он, как и все, пошёл с толпой к Белому Дому по Новому Арбату, не совсем понимая, зачем это всё надо, особенно ему. У Белого дома уже стояли на подходе бронетранспортёры, стояли плотной шеренгой солдаты. Ну и как водится, лихой народ, а именно молодежь, начал бросать камни и бутылки с зажигательной смесью в сторону военных. 'Да как вы смеете нас не пускать к Белому дому! Да какое право вы имеете!.. Мочи уродов!' Но тут случилось нечто необъяснимое, то, на что люди, и подстрекаемая оппозиция никак не рассчитывали. Солдаты спокойно достали автоматы и начали стрелять в толпу, поверх голов. Стреляли боевыми зарядами, а не холостыми как можно было подумать. Это сразу было видно по появившимся дырам в развёрнутых транспарантах над толпою. Кого-то ранило, кого-то зацепило рикошетом, кого-то повалили в давке, на кого-то посыпались лопающие стёкла домов. В общем хаосе и панике все забыли про путч и спешили спасти свои шкуры. Путч провалился. Люди разбежались. А с оппозицией разделались круто — кого просто порешили в хаосе, под шумок, типа на шальную пулю нарвался, остальных же, кто не успел свалить заграницу, посадили в тюрьму на неопределённый строк. Это вызвало более чем мировое негодование, особенно со стороны стран НАТО: что это за демократия у вас такая?! Так расправляться со своим народом? Тоталитарный режим у вас, а не демократия!.. От части они были правы. Нынешнее руководство страны особенно не отличается от тоталитарной власти. Но народ умолк, не суетился, не бастовал, не крамолил. А потом стало всё очевидно и официальная молва пошла, что оппозиция хотела свергнуть правительство в угоду США и Европе. И народ простил правительству такую дерзость.

Это была первая весточка грядущей войне. Поэтому правительство начало активно поднимать оборонку и начала проводить военные реформы. Но не успела. Прознав, что Россия мобилизирует войска, враги атаковали первыми.

'Это всё дерьмо капает от США, — как-то сказал мне Саня. — Они хотят заполучить больше ресурсов, особенно наших. Им не в моготу понимать, что их власть в мире рассыпается у всех на глазах и появляется новая сверхдержава, новый лидер — Россия… Это как в лыжной гонке на 10 километров. Вот по лыжне резво скачет один лидер. Он всегда побеждал и собирался победить в этот раз. Я имею в виду США. Все тянутся за ним, никто не лезет вперёд. Но лидер начал заметно сбавлять темп. Точнее, он устал, обессилел. И уже сам это понимает, что в лидерах ему не долго осталось. Тогда вырывается другой лидер — Россия. Но США его постегает палками, наконец, забрасывает снежками, подвернувшими камнями, всем чем угодно. Он не хочет отдавать своё лидерство. Он душевно не может это пережить. Это же удар по его репутации! По его авторитету, мировой знаменитости. Он не хочет отдавать другому свою очередную победу. Он настолько зазнался в своём лидерстве, что когда он теряет этот титул — он начинает злится, биться в истерике и… начинает вести себя неадекватно…'

После этого пуча, Сане не захотелось селиться в Москве, хотя до этого он полагал там купить однокомнатную квартиру и жить. Ему повезло. Филиал секретной организации 'оборонки', в которую он поступил на работу, размещался в Твери, в тихом и относительно спокойном городе, не далеко от Москвы, от суеты этой, от политиков и от интриг. Он с радостью переехал в Тверь, нашёл себе хорошую трёхкомнатную квартиру, почти в центре города, и начал жить в своё удовольствие. С деньгами на квартиру ему помог богатый отец, который в своё время открыл свой бизнес в Сибири и дал отпрыску неплохие 'подъёмные'. К моему несказанному удивлению, квартиры сейчас стоили не дорого, и за 5-10 лет средней работы можно спокойно заработать нужную сумму. Это и планирует сделать Александр, чтобы с лихвой возместить долг отцу… Он изначально думал сам взять кредит и выплатить его в течение каких-то десяти лет. Но отец настоял на своём, предупредил его, что нельзя связываться с кредитами и проще сразу купить что нужно. 'В общем, он оказался как всегда прав, мой отец, — сказал Саня. — Когда началась война, начались страшные проблемы с кредитами, с банками, да и вообще с деньгами — инфляция поехала… Ладно хоть цены успели заморозить… А я угадал с городом. Хорошо, что не поселился в Москве, а то сейчас бомжевал бы по городам, как ты. А тут как-никак — спокойно… Относительно, всё конечно. Но, согласись, лучше, чем в Новгороде, или Питере, или той же Москве'… Я согласился. Хотя понимал, что натовцы взяли Торопец движутся к Андреаполю, и фронт уже проходит в 250 километрах от Твери.

Ещё в понедельник Саня мне дал второй комплект ключей от квартиры — две пластиковые карточки — и показал, как ими пользоваться, так как я имел слабое представление, как это работает. Оказалось всё просто, как в банкомате — проводишь карточку — и дверь открывается. Сим-сим откройся.

Так в будни я начал приходить раньше Сани, готовил ужин из купленных продуктов. Читал старые журналы, смотрел телик, иногда занимался спортом. У Сани была одна комната отлично оборудована спортивными принадлежностями, аж зависть пробирает — шведская стенка с двумя турникетами, мощный силовой тренажёр, велотренажёр, гантели, гири и штанга! Ого, да этот парень подготовился основательно! Но Саня лишь махнул — была идея, хотел заняться спортом вплотную, так как сидеть долго за компьютером — это гарантированная деградация мышц. Поэтому накупил всякой спортивной утвари, когда денег было не жалко. Пару раз капитально позанимался. А когда начал возвращаться поздно домой — сразу забыл, перестал, не захотел, и куда-то желание испарилось… Но компанию он мне два или три раза составил, особенно, при жиме штанги.

Поздним вечером и в выходные дни мы вместе гуляли по городу, 'ходили по бабам' — как весело говорил Саня. Предлагал мне: 'А пойдём-ка по бабам!'. 'Пойдём!' — соглашался я. И мы воодушевлённые шли по бабам. Мы выходили из дома и шастались по паркам и скверам до 2 ночи или того дольше, время от времени потягивая пивко и закусывая сушённой камбалой. Баб, а правильней сказать, красивых молоденьких девушек, в городе было нереально много. Я словно в сказку попал. Однако быстро понял истинную причину — все парни, молодые, здоровые и сильные — на фронте. Что прикажете делать молоденьким девушкам в самом расцвете красоты и душевных эротических фантазий? Дома сидеть и вышивать крестиком?.. Вот-вот.

Мы подходили к девушкам, а иногда девушки к нам подходили. Знакомились, общались на разные отвлечённые темы, стараясь избегать упоминаний о войне — это больная тема и при знакомствах никогда не упоминается. Такое негласное правило. Один раз даже пригласили пару симпатичных девушек домой к Сане. Но вечер как-то не сложился. Я не хотел ни целоваться, ни обнимать (почему-то думал о Марии, она не покидала меня в мыслях) и Саня, как ни странно, себя вёл также пассивно… Хотя девушки хотели очень даже, и не скрывали этого. В итоге, мы их выпроводили, усадили их недовольных в такси, возвратились и легли спать.

Как-то однажды, вечером, сидя на диване и ужиная моим фирменным блюдом — зразы в томатном соусе, Саня мне признался, что он уже давно влюблён в одну девушку — свою коллегу. Обалденно умную и красивую.

— Что ж не признаешься ей? Не раскроешь свои чувства?.. И не пригласишь к себе?.. Да ты можешь хоть роту баб сюда припереть и никто тебе ничего не скажет… А её-то пригласить не можешь? — спросил я.

— Могу-то, могу. Да… Ну, как это тебе выразиться…

— А-а… Понимаю. Стесняешься?.. Боишься подойти и что-нибудь ей сказать.

— Ну, не совсем…

— Или не знаешь что сказать. С чего начать. Так?

— Ну, да… Примерно так, — ответил тихонько Саня.

Я начал понимать своего молодого друга, почему он такой тихоня, скромный с девушками. Всё встало на свои места.

— Да, не переживай ты так!.. Начни анонимно. Ну, я не знаю, букет роз ей оставить на рабочем столе, этак незаметно и приписочку напиши: 'От сладострастного поклонника'… Э-э… Не-не-не… 'От зачарованного Вашей красотой поклонника'… Не. Тоже не пойдёт… 'От восхищённого поклонника'… Тфу ты, бред… Напиши так: 'От поклонника… с любовью'… Или погоди, может лучше 'с любовью от поклонника'?… А сколько ей лет?

— Она немного старше меня, — ответил Саня.

— Намного старше?

— …На пару лет…

— Ну, нормально. Сойдёт! Не на двадцать же, — вдруг я решил рассказать ему одну свою историю. — Я в твоём возрасте… Тфу ты!.. Что я несу?.. Года два назад, или три?… Ну, не важно… Вот что я вспомнил… вдруг. У меня была девушка. Звали её Ирина… Вроде бы. Не могу вспомнить точно… Может, Наташа… Так вот, она была на пару лет старше. Ну, прямо как у тебя ситуация. А я ещё был молодой и неопытный. Ну, опыт у меня какой-то маломальский был. Но был туп… по молодости. И не знал, как к ней подойти. Так сказать, с какой стороны, с чего начать. А мы учились в одном вузе, на разных курсах, но на одном факультете — инженерно-строительном… И я думал, думал, как же мне с ней завести беседу? Так просто — взять и начать, подойти и познакомиться я не мог… Ну, не правильно это. Так, конечно, подружиться можно. А я хотел больше, чем дружбу. Я хотел любви и счастья! И не просто переспать с ней раз-другой. А чувства у меня к ней были особенные. Ну, ты понимаешь… И вот. Думал, я думал. Перечитал всю энциклопедию пикапа. Пообщался с друзьями, кто был мастер в таком деле… Наконец, я просто купил шикарный букет цветов на всю свою нищенскую стипендию, и попросил препода (а мы тогда с ним скорешились по какой-то там причине… ну, где-то забухали вместе и скорешились — чего гадать) чтобы он сказал по окончанию пары: 'Все свободны… Ирина… или Наташа… А Вас порошу остаться'. Она осталась. И он достал из-под стола букет роз — 'Вот. Это кто-то оставил вам'. И подпись размашистым подчерком на букете 'Для Ирины… или Наташи… Батьковны… От Таинственного Незнакомца'. Таинственного и Незнакомца с большой буквы…. О!.. Это её так заинтриговало, ты не представляешь. Я прямо чувствовал, что она всю ночь не спала. Всю ночь думала, гадала, кто же это может быть. Кто этот Таинственный Незнакомец?..

— Влад, это не та ситуация, — прервал меня Саня.

— Погоди. Я же не закончил… Что же было дальше?.. Да. А что было дальше?.. Вот, уже не помню. Помню, я записки ей ещё писал. Подписывался Таинственным Незнакомцем. Потом как-то раскрылся и она всё поняла и поцеловала меня… Конечно, ребячество. Но ведь оно того стоило!.. Не важно, то, что мы так и не стали вместе, не поженились. Что я к ней охладел как-то неожиданно — наверное, когда узнал, что у неё есть другой парень. И интерес пропал… Всё это неважно. Важен сам момент. Сам процесс, понимаешь, важен!

— Понимаю, — ответил Саня. — И процесс, поверь, идёт…

— Идёт?! — изумился я. — Так ты уже начал свои первые робкие шаги на встречу своей бесповоротной, безоговорочной Судьбе?..

— Ой-ой… Какие слова! Какой пафос!.. Всё идёт своим чередом. Да, я скромен, я неопытен, я действую по наитию, я ищу оптимальные пути, которые не всегда, увы, очевидны… Но я же не бездействую!

— Всё правильно, мой друг! Всё верно! Уверен, у тебя будет успех…

На этом мы закончили столь чувственную беседу и перешли на обсуждение баб, политики, войны со всеми её потрохами.

В тот момент я вспомнил, как познакомился с Марией.

Это было перед Новым годом. Мы с Димоном и Серёгой, моими весёлыми коллегами и отличными друзьями, гуляли по Питеру нашим традиционном маршрутом — по Петроградской набережной, вдоль Авроры, затем по Петровской набережной, далее вдоль Кронверкской. Новый год обещался быть бесснежным. Вообще весь прошедший декабрь оказался аномально тёплым и бесснежным… Был одиннадцатый час ночи. Мы собирались встретить Новый год на Дворцовой площади или около неё. Были другие варианты: встретить Новый год дома (вот засранцы, опять мою квартиру испоганят — нет уж, не в этот раз) или в кафе, в баре (надо же бронировать заблаговременно — а это чего-то у нас никак не получается), или у родных (ещё смешней — двадцать лет или более с родителями справлял, хватит!) не прокатили и сразу такие варианты отмелись. Оставалось только встретить Новый год на улице. Погода, благо, позволяет — не отрицательная, а строго положительная. Мы ещё не разу за последние четыре года, что работаем вместе в одной компании, не справляли Новый год на улице. Вот и решили в этот раз встретить новый 2007 год именно на улице.

Димон и Серёга уже подцепили где-то девах, ещё до моего вливания в их весёлую компанию. И были очень удивлены, что я без девушки. Я ответил просто — с бывшей, или правильней сказать, бывшими, покуда я встречался сразу с двумя, я благополучно расстался. Очень нелепо расстался. Одной сказал, что, прости, встречаюсь с другой, другой сказал то же самое про первую, совершенно забыв, что первой уже сказал. Ну, идиот!.. Есть, конечно, Ира, но она стопудово не захочет встречать Новый год на улице и всяко у неё есть хахаль, к которому она сейчас жмётся где-нибудь на своей Ладожской. Поэтому я, наконец-то, буду справлять Новый год в гордом одиночестве. На что Димон, резонно заметил: как Новый год встретишь, так его и проведёшь! — а значит, я буду целый год без подруги, без баб, во что очень сложно поверить. Я согласился и сказал, что сейчас какую-нибудь цыпочку возьму и подцеплю… Никто не поверил. Я же отметил, что раз плюнуть.

Когда уже были видны зажженные факелы ростральных колонн на Стрелке Васильевского острова, я увидел ЕЁ. Она стояла возле второго моста на Заячий остров, и одиноко наблюдала за проплывающими льдинами и утками безмятежно дрейфующих на них.

— Привет, — сказал я не мешкая и краем глаза наблюдая, как мои друзья-товарищи чего-то там гогочут со своими девушками.

— Привет, — улыбчиво ответила мне незнакомка.

— С Новым годом, тебя!

— Тебя с Новым годом! — ответила она.

Боже, как она прекрасна была в тот вечер. Мне было так приятно на неё смотреть. Мне даже было как-то неловко, что я сейчас буду к ней приставать, всячески её пытаться соблазнять, пытаться ей понравиться, в очередной раз выпускать свой шарм, ну вообще проявить полный джентльменский набор знаний, лишь для того чтобы остаться в Новогоднюю ночь не один. Чтобы это штыбзиков усмирить, поставить на место. Чтобы не зарывались, будто бы такие умные и что я, Я не смогу найти себе подругу за час или менее того до Нового года. Мне трудно было себе представить, что придется с ней расстаться — цирк закончится, клоуны уйдут. А потом, вдруг подумал: а с фига ли?! Может, это судьба? Может она — моё предназначение. Красивая, обаятельная, привлекательная, пионерка в общем… или комсомолка? Чем не пара? И она станет лучшей моей девушкой за всё моё глупое существование. Почему бы нет!

— Как тебя зовут? — с ходу начал я.

— Мария, — удивилась девушка моей прыти.

— Очень приятно, Мария, Маша. Замечательное имя! Просто очаровательное, как Вы сами… Ну, вы не смущайтесь. Чистую правду говорю! А меня зовут Алексей. Друзья меня зовут Алекс… А что вы так одиноко здесь стоите? Ведь скоро праздник начнётся? Ждёте, поди, кого? — спросил я в ожидании чуда.

— Да, — отреагировала она. — Жду.

— Кого?

— Тебя!

— Правда?! Вот так удача! А я Вас весь вечер ищу… Уж обыскался давно. Хожу тут понимаете по набережным, ищу девушку Марию. А она здесь тихонечко стоит. Так скромно…

И прочую нелепицу я плёл. Она улыбалась. А мои друзья, обалденно глядели на нас, когда мы к ним в итоге присоединились и пошли через Стрелку на площадь. Но я был в душевном восторге. Конечно, это всё игра слов. Просто произошло чудо. Она была одинока. Я был одинок. И так получилось, что мы встретились в один и тот же день и в одном месте. Ещё и снег пошёл после этого. Сразу же, как мы взялись за руки и пошли на площадь — пошёл крупными хлопьями новогодний снег, первый за последние месяцы. Ну, разве не чудо?

Этот Новый год я запомнил, как будто было вчера. Не могу забыть. Ведь было то совсем недавно — почти 4 месяца назад…

'Эх, увидеть бы сейчас Марию! Какая она?.. Не погибла ли в Питере, вместе со мной? Не осталась там? Может, я её каким-то образом (или подобным чудом) вернул. Здесь. Мы поженились. У нас родился прекрасный сынишка Влад, исполнять роль которого мне сейчас приходится… Может всё так было?.. Эх, знать бы, как я её вернул?.. Ведь у неё не отвечает сотовый. Где живёт — не знаю. И друзей у неё не видел… Может, она мне всё же позвонила, весточку какую-то дала. А я ухватился за эту весточку как за соломинку и… всё получилось. Всё у меня получилось!'

В воскресенье, 3 сентября, мы отпраздновали юбилейный день рождения Александра. К нему пришли в гости его немногочисленные друзья. Я как понял, только коллеги, так как других друзей он за два года в Твери себе не нажил. Коллег всего было троё. Два мужика и одна девушка. Один старший — и по всей видимости его непосредственный начальник, который говорил больше всего тостов и быстрее всех напился, что пришлось его волоком тащить до такси. Второй был его возраста, щуплый, скромный, с очками — ну, вылитый программист! А девушку звали Катя. По всей видимости… да какая я там видимость! И так всё было видно — но неспокойному взгляду Сани, по её возрасту (она действительно была на два года старше) — это и есть та самая незабвенная любовь, по которой так страдает мой друг. Я удивился его выбору — она была далеко не красавицей, как он мне её описывал… Ну, не честно так говорить о выборе моего друга… Скорее так — она вряд ли бы прошла кастинг в модельное агентство (так помягче) или я встречал девушек гораздо страшней. Но, честно сказать, умной была на все сто. Может он её полюбил за ум? Может быть… Любовь зла и мне нечего добавить…

Саня накрыл хороший стол — натовцы бы сейчас валялись в голодном обмороке, извергая литрами слюну. Все остались довольны. Особенно я — хорошо проявил себя на кухне и научил, что невероятно, Саню готовить что-то вкусное.

За этот вечер я не заметил, каких-либо телодвижений Сани в сторону своей пассии. Как-то он тормозит с этим. А уже 25 лет!

День рождения выдался хорошим, весёлым. Мы устроили веб-конференцию с родным домом. Отец с матерью поздравили своего отпрыска с 'днюхой' и пожелали ему всяческих благ из своего далёкого Омска или Томска, нифига не могу запомнить.

Все также меня благодарили за сохранность нашего общего друга, за спасение, за то, что есть на Руси ещё храбрые парни. И за эти тосты тоже пришлось выпить.

Мы с Сашкой очень сильно сдружились за последние две недели. Он отличный парень! Умный, образованный, начитанный. От него я столько много интересного узнал: о новых программах, о первой русской операционной системе, о развитии рунета, о том, чем отличаются низкоуровневые языки программирования от высокоуровневых, и что такое объектно-ориентированное программирование и побитовая интеллектуальная криптография. О технике узнал также много интересного и полезного. Что русские первые создали вендеторский язык общения с компьютером — это когда работаешь на компьютере не с помощью мышки или клавиатуры как уже все привыкли, а с помощью нейро-импульсных чего-то там… И в общем, можно, не напрягаясь, передавать информацию прямо в компьютер, не шевеля пальцами, а компьютер также шустро передаёт информацию тебе… Это похоже, первые шаги к созданию камтика.

Саня мне часто давал деньги — на продукты, на шмотки, на вещи, которые, может быть, мне понадобятся. Но я уже начал зарабатывать и мне заработка пока хватало. Теперь я гордо отказывался от его денежных подарков. Хотя Саньке всё же удавалось так дать деньги, чтобы те застряли в моём бумажнике: 'Купи продуктов на вечер, а сдачу оставь себе', 'Это на пиво, это на развлечения… Да ты что! Я угощаю', 'Вот тебе на сохранение, завтра заберу' и не забирал.

Когда началась третья неделя, я начал думать, а не пора ли мне раскрыться. Друг ведь не выдаст, да и поверит, может быть. Может быть, не до конца, но… Доверие между нами какое-то сложилось. Он в последнее время начал сбалтывать много лишнего. Он же располагает секретными сведениями на своей работе, вот и начал на радостях делится. Что космическую гонку, мы выиграли, и сейчас лазерных спутников пачками начали собирать и запускать в космос. А теперь оснащают новым, сверхсекретными штучками-дрючками, этакими мегалазерами наши спутники. И очень скоро врагам придёт пипец… Вот бы его новость, его оптимизм, да в массы!

К тому же прикрываться Владом мне надоело. Случился как-то неприятный конфуз с этим именем. Саня, как-то рано утром меня будит: 'Влад, Влад, вставай! Ну, просыпайся уже. Идти пора!' и тряс меня за ноги. А я выспался как-то хреново, с пронося ничего не понимал и не соображал. И сдуру выпалил 'Ты к кому обращаешься?'. Саня недоуменно ответил: 'К тебе… К кому же ещё?'. Е-к-л-м-н! Ладно, хоть ещё не сказал: 'Какой я тебе Влад? Я — Алексей!', хотя крутилось что-то этакое на языке. Конфуз кое-как замял, свалил всё на бессонницу и тяжёлое похмельное утро.

Сегодня я собирался ему рассказать правду. Сегодня. Медлить нельзя. Ещё потерплю — это уже будет выглядеть не доверием, а каким-то бредом… А чего раньше не сказал? Почему так долго скрывал от меня? Я тут с тобой, как с другом общаюсь, секретами делюсь, своими мыслями и фантазиями, а ты мне карты на стол через полгода! Значит, ты мне не доверяешь, подлюга… — и прочая мура, которой бы не хотелось обижать единственного друга в этом мире, на которого я мог рассчитывать, опереться в трудную минуту и доверять ему всецело…

Надо. Надо сегодня ему всё рассказать…

Этот завал, как результат яростной бомбардировки, был сегодня расчищен. С трудом, с мозолями, с недовольными лицами, но был расчищен.

По началу бомбёжки были редкими. Почти всю первую неделю было тихо. Лишь только раз нас по ложной тревоге подняли в третьем часу ночи. Всполошенный Саня, схватив костыли, рванул по лестничной клетке, не дожидаясь лифта, работая на ускорение… В итоге — кубарем скатился полмарша. Я потом его кое-как догнал и вместе уже добрались до бомбоубежища… Было тихо. Час проторчали в душном, тесном помещении когда, наконец, дали отбой и все разошлись по квартирам. Я ещё сказал тогда, что эта спокойная неделя не спроста — словно перед бурей. И как в воду глядел!

Уже всю вторую неделю, не просыхая, летели и бомбили город самолёты. Они пробили кольцо зенитной обороны города и веселились по полной. Поэтому вторая неделя оказалась самой напряжённой и утомительной. Набирали и укомплектовывали новые бригады добровольцами.

Вот Тимур был как раз один из них. Семнадцатилетний пацан был отдан мне на кураторство. Очень боевой, подвижный, товарищеский и весьма внимательный, послушный. Мы с ним уже бесчисленное множество тонн развалов по кирпичикам растащили, сотни тяжеленных плит, блоков подняли вместе. Хорошо мы с ним сработались!

Вообще мне очень нравилась наша бригада. Хорошие люди. Общительные. Добрые. Почти все либо молодые, непризывного возраста пацаны, либо уже предпенсионного возраста (и даже пенсионного возраста) мужики. Я был так сказать единственный представитель 'среднего' возраста. Меня не спрашивали и не прижимали к стене, с требованием: 'А ну, признавайся, почему не на фронте?'. Может догадывались сами, может думали, что не годен. Но все знали откуда-то, что я контужен и страдаю амнезией.

В нашей бригаде было восемь мужиков и одна девушка. Да. Наступило время, когда бригады стали укомплектовывать женщинами — рук не хватает, а работы полно. Вот и берут девушек на мужские, как считалось раньше, работы. Девушка Лида, разумеется не таскала тяжести, как мы, а работала за пультом миниэкскаватора.

Девушка Лида очень часто пускала мне всеобразные недвусмысленные знаки внимания: то подмигнёт, то шепнёт на ушко, то соблазняюще посмотрит — так как я был единственным парень в бригаде её возраста. Почти ровесник. Ей двадцать три. И она очень хотела, чтобы я увлёкся ею. Может быть, она специально записалась в нашу бригаду, углядев меня в ней… Но я игнорировал её. Не обращал внимание. Избегал её. Обходил стороной. У меня как-то всё не было настроения. Какая может быть любовь в тылу? Когда каждый день бомбёжки?

Устав ждать от меня внимания, она перешла на Тимура и стала на него пускать свои женские чары. Вот и в этот раз она не взглянула не меня, когда я умылся в мобильном душе. Подсушивая волосы полотенцем, прохаживаясь вдоль экскаватора, она уже глядела в сторону Тимура. Тимур обалдело на неё смотрел. Повезло Тимуру. Что тут скажешь…

В девятом часу я уже был дома, в квартире Сани. Быстро разогрел ужин, уселся перед телевизором смотреть фронтовые новости, которые начались ровно в девять. Опять рассказывали, что генерал Леверси вплотную приближается к Новгороду. И вплотную он так приближается уже не первую неделю. Начались ожесточённые бои под Новгородом в предместье посёлка Панкова. Враг стремиться захватить полуразрушенный город и делает все усилия для этого. Натовские войска вышли к озеру Ильмень южнее города. Начал обильно обстреливать город из артиллерийских орудий и из реактивных систем залпового огня.

— Бздец котёнку, — проговорил я, недовольно поглядывая на экран.

Расположение фронта представляла собой чуть ли не строгую вертикальную линию, без выпуклостей, вогнутостей. Словно провели по линейке прямую разметку от Соснового Бора на севере до Таганрога на юге. Никто не прорывается вперёд, никто не отстаёт. Как стенка на стенку навалились друг на друга и давят из-за всех сил, стараясь передавить, переломить… проломить!

'А ведь кто-то не сможет выдержать этого напора… — думал я. — Фашисты же не выдержали. Погнали мы их домой в Германию. И натовцев в шею погоним! Дойдём до Парижа и Лондона ихнего… или к тому, что от них осталось… Эх… Новгород скоро захватят! Не устоит город и не помогут минные поля… Сдался им этот город?!'

Скоро пришёл Саня. Какой-то довольный, весёлый, в приподнятом настроении, он пришёл. Неужели подкатил он к Катюше своей и что-то правильное сделал… Ведь не скажет же, не признается.

— Здорово, Санёк!

— Привет, Владик! — резво отозвался он.

— Что тебя так развеселило? Поди с Катей сдружился?…

— Не-е… Что ты! С Катей я и так дружу, не надружусь. Да и дело даже не в ней, представляешь!

— Нет, не представляю, — живо отреагировал я и, сгорая от любопытства, добавил: — Ну, рассказывай, что случилось?

— Моя программа успешно выполнила все поставленные задачи. Спутник, ОХ КАК отработал здорово! Ну, империалисты, держитесь, сейчас Вам худо будет. Хреново будет! Хватайтесь за подлокотники, вам сейчас такая взбучка придёт!..

— Ага, ты всех уделаешь! Одной левой!..

— Не я, конечно. Моя программа уделает… Ну, в общем, руководство мною довольно. Сегодня меня поощрили хорошей премией. — Саня похлопал себя по ляжкам, видимо, где деньги лежат. — Будем гулять. Собирайсь, идём по бабам!

— Погоди ты… Новость слышал? Натовцы вплотную приблизились к Новгороду? Этот их генерал, Леверси или как его там, урод сраный, из РСЗО город поливает.

— Так… по-моему, он не первый день это делает, — удивился он. — Что с того?.. Нас же сегодня ещё не бомбили. И вряд ли побомбят. Мы со спутника им там на аэродроме такое учудили, что они, наверное, ещё не скоро отремонтируются…

— Ну, вы прямо герои невидимого фронта! — воскликнул я, и, не мешкаясь, решительно сказал своему другу. — Саня, я давно хотел тебе сказать кое-что… Очень важное. Очень… как бы это сказать… необычное, может даже, странное… И время, может, не подходящее, но выжидать дальше нет смысла. Да и недоело мне выжидать. К чёрту это всё!.. Ты уже, наверное, давно догадался, что я не тот за кого себя выдаю. Ну, не может мне быть сейчас 23 года!.. Видно же — я старше тебя. На пару лет, как пить дать, старше… Что на фотке во временном удостоверении — не я, а человек очень похожий на меня. Что не могу я служить в армии, так как про армию ничего не знаю, и никогда, представляешь, НИКОГДА не стрелял из боевого оружия. Только из пневматики несколько раз пулял и из охотничьего ружья раз стрельнул, если это можно считать за оружие, и то по пьяни, и то по бутылке… В общем я ни какой не военный и памяти не терял. Это надо умудрится так шмякнуться, чтобы реализовать частичную амнезию. Всё прекрасно помню, слово вчера всё случилось…

Саня улыбнулся. Присел на диван. Налил себе сока:

— Не удивил. Я догадывался… Ждал, когда сам раскроешься. Когда скажешь, как на самом деле всё было.

— Вот я и раскрываюсь, — продолжил я. — Ты уж извини меня, что пришлось врать тебе… Но время такое суровое, я не могу как альверцы, быть честным и искренним. Надо быть осторожным, бдительным… Начну с того, что меня зовут не Владислав Алексееевич, как ты привык меня величать, а Алексей Владимирович Губанов. Фамилия та же — здесь мне врать, слава Богу, не пришлось. Так получилось, что я… отец Владислава Алексеевича, своего собственного сына, который реально существует в этом мире. И это по факту должно быть ЕГО временное удостоверение. А так как я на роль 55-летнего отца не гожусь, то мне пришлось играть роль собственного сына… В этом мире, я оказался неким… пришельцем…

Я рассказал практически без утайки всё, начиная с самого начала, как я зашёл через дверь в своём 2007 году и оказался в невероятно далёком будущем. Как я жил три дня на Битурте, что делал, с кем общался, как перемещался через порталы на Гео и обратно, на орбиту и обратно, какие громадные корабли я видел в космосе. И каким образом я очутился 'случайно' в этом мире, когда произошло удачное соединение… Я только недорасказал об особенностях деления на расы, чтобы не появлялись лишние вопросы, не рассказал о 'странных' жизненных интересах людей будущего, о том, что семьи, как таковой, нет, что смысла жизни, как такового, тоже нет… К чему все эти нюансы будущего, простому смертному из 2034 года?.. Конечно, умолчал о том, что изучал историю… что война, по сути, только начинается… и длится она будет бесконечно.

Саня меня очень внимательно слушал, даже забыл, что налил себе сок и время от времени заглядывал в кружку, не понимая, чего это там жёлтое такое. Он меня не прерывал и терпеливо ждал, когда я завершу своё рассказ. По его реакции было невозможно определить — верит он мне или не очень. Но весёлость его мигом исчезла, словно он весь день напряжённо вдумывался и взгляд был внимательным, сосредоточенным и в тоже время каким-то заискивающим, словно он меня понимает и поражается: как это меня так угораздило?!

— …Потом пять дней я бомжевал по пригородам. На шестой решил продать подороже свой предпоследний сувенир из Биалезона, выдав его за 'товар' из Мёртвого Города… Приоделся, приобулся, наелся и поехал подальше от фронта в попутном товарном поезде зайцем… Так я очутился в Твери. Ну а дальше… Так получилось, оказался рядом с тем зданием, в который врезался беспилотник. Пошёл, как всякий зевака, поглядеть поближе… Думал ещё стыбзить чего-нибудь ценное, пока народ не набежал. И услышал твой крик… Дальше, ты сам всё знаешь…

Пауза. Саня молчал, осмысливая всё сказанное. Потом заговорил медленно, непривычно вытягивая предложения:

— М-да… Необычная, надо признать, история… Я даже не знаю чего и думать по этому поводу… Пока каких-то конкретных мыслей не приходит… Я подозревал, что ты не тот за кого себя выдаёшь. Но чтобы так! Знаешь, я даже проверял по базе, а у нас, считай, всегда открыта, как книгу — бери и читай. Так вот, по биометрическим данным, не то что там по фотографии, Владислав Губанов должен быть ростом 175 см. А у тебя рост — все 185!

— 188, - уточнил я.

— Ну, или 188… В общем, ты явно не похож на Владислава Губанова. Это я уже знал ещё в тот понедельник… Но вот, что меня поразило (ты извини меня, я решил перепровериться на всякий случай и взял на пробу несколько твоих волос из ванной) так это то, что согласно секвенатору, который анализирует ДНК, ты — Владислав Губанов, или очень… очень близкий к нему родственник. Я подумал про брата. Кто его знает, может у Владислава есть брат, просто никто о нём не знает. Может сам Владислав даже не знает. И в общей базе, по каким-то причинам, ты не был зарегистрирован. На клона ты не похож. Клоны такими не бывают… Я начал думать, что ты брат Владислава или его брат-близнец, во всяком случае… Но чтобы отец!.. Это что-то из ряда вон… невероятное…

— Ты веришь мне, что я прибыл из 2007 года, почти прямиком, с перекуром в 31 тысячелетии? — поинтересовался я.

— В это… пока… не могу поверить. Если даже воспринимать, всё рассказанное тобой за чистую правду, то тут возникают некие технические несостыковки…

— Какие несостыковки? Говори.

— Во-первых, как это вообще через дверь, обычную деревянную, без каких либо примочек, можно попасть в другое время, в другое место, да и вообще в другой мир?..

— Ну, не знаю я! У них как-то это получилось. Они мне почти всё разжевали, как реализовали идею чрезмерно умного учёного Томарса, как энерго-импульсные заряды направляли на дверь или что-то подобное, как долгими месяцами испробовали всякие методы, тысячи раз соединяли… но я нихрена не запомнил… Эдисон тоже, по одному мультику помню, бился, бился, чем же зажечь лампочку, используя электрический ток. Сколько опытов проводил… Но в итоге он её зажёг!

— Хорошо. Предположим, в будущем нашли такую технологию, которая создаёт некие порталы и способна переносить людей из прошлого в будущее и обратно, через обычные деревянно-пластиковые двери. Ведь тысяча лет прошло, как никак? В пользу этого предположения играет, что мы банально не знаем, какие загадки вселенной в будущем мы сможем разгадать… Но тогда скажи мне, как ты попал в этот мир, когда собирался вернуться в свой, из которого вышел? Если 'попыток' соединений было не так уж много. Неужели в эту горстку соединений попал выход в наш мир? И почему тогда именно в 2034 год? А не годом раньше, где было поинтересней, или годом позже, где, наверное, всё закончится? Именно в самый кульминационный момент?… И заметь, не в какой-либо промежуток от 45 года до 33 года, где в нашей стране обитало относительное спокойствие и благоденствие… И почему именно попал в Россию, а не в Европу, например, не в Америку, не в Сибирь, в конце концов?

— Формат двери за рубежом не тот. Дверь по размеру не совпадала бы, а значит, соединения бы не произошло. А почему не в Сибири — Х.З. Мог бы оказаться в Сибири. Мог бы оказаться и в Мёртвом Городе! Но почему-то меня выбросило в Новгород. Именно в этот год, ни какой иной. И при этом, в тот самый момент, когда город начали бомбить, и здание школы, где я оказался, было, спустя какие жалкие минуты, разрушено…

Саня задумался. Немая пауза. Наконец он заметил свою кружку с налитым соком и сделал пару глотков. Потом задал следующий вопрос:

— Ну, допустим… В-третьих. Это уже не техническая несостыковка, а скорей психоделическая. С какого рожна твой дружок из будущего, как его там, Хона… да?

— Эвиан Хона, — подтвердил я.

— Ага! Эвиан Хона… С какого рожна Эвиан Хона побежал на помощь женщине, которую он никогда в жизни не видел? У него, что, психика нарушена? Или он возомнил себя суперменом?.. Ведь совершенно понятно, что она мародёрка. Вот её за это пристрелили. Ведь у солдат не было знаков AL?

— Я не обратил внимание. Вроде не было, — я уже знал про армию свободы (Army of Liberty) и тех солдат, которых переманила натовская пропаганда — особо пессимистичных, уязвлённых, подражающих западу…

— Вот… — продолжил Саня. — Хотя, конечно, они могли значки убрать с глаз долой — город ведь под контролем русской армии… пока. Да и какого чёрта им убивать ни в чём не провинившуюся девушку. По любому она — мародёрка! Ты знаешь, в эвакуированном городе очень жестко обращаются с мародёрами.

— Ага. И перед этим сорвали с неё ливчик!

— Ну, хрен знает! Может по какой-нибудь другой причине провинилась… Ну, какое это дело Эвиану? Ему, что, жить надоело? Взял, полез под пули…

Я прояснил ситуацию:

— Понимаешь, в будущем, в этом далёком и светлом будущем, у людей уже сложилась другая психология, другое мировоззрение, другие понятия. Они даже не знают, что такое война! У них войн не было очень давно! Они её не видели в лицо. Что там! Они не знают, что такое преступность; что люди могут убивать других людей просто так, за какие-то мелкие провинности. Для них это… нонсенс. Для них это — абсурд. И у Эвиана было такое же мировоззрение. Он молодой был, ему было мало лет. Можно сказать, он только родился, вышел в свет и видел мир добрым и нежным, где его воспитывали добропорядочным и честным, ответственным и взаимовежливым. А тут такая хрень! Ну, откуда ему знать, что это для него плохо обернётся?..

Саня удивился. Ему было не понятно, как это в будущем, так всё хорошо — нет войн, нет преступности — все добрые и хорошие.

— Сказка какая-то получается, — сказал он. — Почему же ты тогда не остался там? Зачем тебе возвращаться в этот жалкий злачный мир? У тебя, что ли дети остались? Какие-то обязательства в этом мире? Кстати, а твой Влад в седьмом году уже был?.. А-а… Ну да, ему же 23 года — значит ещё не родился… Ну, так, я не понимаю, что тебя тянуло обратно?..

— Ничего меня не тянуло. Просто я был там, в том мире, гостем. Неожиданным гостем. Нежданным… И, может быть, они не знали, как со мной быть? Как поступить со мной? Меня же никто не приглашал… А знаешь, они были не против, если бы я к ним ещё вернулся… Да и я сам, не понимал, чего больше хочу — дома оказаться, где у меня все родные, друзья, где я вроде как нужен, где у меня есть своё место, более-менее обжитое, или хочу остаться в мире грёз, где люди не страдают, ничего не боятся, и могут доверять друг другу совершенно бескорыстно… Не знал я тогда. А теперь знаю!

— И ты, конечно, же не вернулся к той двери в тот момент, когда убили твоего друга… Она же не была закрыта? И соединение не прервалось? — спросил меня Саня.

— Дверь была не закрыта. Но в панике, я потерял координацию… Да ещё этот офицер погнался за мной с автоматом. Я перепугался и рванул не в ту сторону. А через мгновение в школу угодила ракета и разнесла в щепки всё здание. Ну, или не всё, а именно ту часть, в которой была дверь…

— И что? Ты считаешь, что застрял здесь навсегда?

— А что мне ещё думать? Здание в щепки, дверь — в щепки… Как ещё соединить два разных мира?

— Только на одной двери держалось это 'соединение'? — вдруг поинтересовался он.

— Разве может быть другой вариант?

— Даже если всё держится на одной двери… что же ты сник сразу? Отчаялся?.. Вот ты разгребаешь завалы, ты же находишь вещи, практически неповреждённые, находишь же пустоты в груде хлама?.. Я — тому живой пример, под завалом целым и фактически невредимым оказался!

Я призадумался: 'Ведь, чёрт, он прав! Почему я решил так сходу, что всё — от двери ничего нет. Я же 'разгребальщик завалов', я откапывал целыми и невредимыми технику, компьютеры, мебель. Мы потом это всё сдавали хозяевам, которые и во снах уже не надеялись увидеть свои вещи целыми… Что же я так лоханулся!'

А ведь у меня зажглась надежда. Странная надежда, призрачная, надежда не понятно на что, такая бесформенная надежда, туманная — но ведь Надежда! Я уже живо представил себе, как раскапываю эту груду кирпичей, поваленных растрескавшихся плит — и под ними всеми оказывается та самая дверь — целая и не вередимая. Ну, разве, что рама треснула, полотно скосилось и краска слетела. Я аккуратно достаю эту дверь, прислоняю к ближайшей стене, так чтобы она встала вертикально и открываю её. А там, в герметичной комнате сидит и ждёт меня Сифиль. Каким-то чудом они не отключили соединение, и продолжали его поддерживать — просто дверь нельзя было открыть, так как многотонный завал был с наружной стороны… И потрясенно говорю: 'Сиф?! Ты ждала меня? Ты всё это время меня ждала?!'…

Мне срочно захотелось поехать в Новгород.

— И подумай ещё, ведь за той стороной двери остались люди, которые потеряли своего человека и тебя. Они разве это так оставят? Ты же говоришь они ответственны. Они должны что-то предпринять! Должны как-то вызволить Вас из этого мира. Если не ради тебя, так ради своего человека — Эвиана. Я так думаю, что они ещё не в курсе, что Эвиан мёртв? Они будут пробовать, пытаться, восстановить соединение каким-нибудь образом… Может какими-нибудь другими методами… Не бывает безвыходных ситуаций! Всегда можно найти хотя бы одно решение или даже придумать несколько альтернативных…

Допивая сок, Саня сказал:

— Я тебе, конечно, верю… Выглядит это странно, загадочно, ну о-очень нереально… Но я, всё же, тебе верю. Ты как-то говоришь всё искренне. Главное, ты в это сам веришь…

— Правда это! Чистая правда. Я не вру! Зачем мне врать и небылицы какие-то рассказывать? Какой смысл?

— Верно. Нет смысла. Поэтому я верю…

Он смотрел мне прямо в глаза. И я не видел в его взгляде никакой насмешки, иронии или скептицизма. Он смотрел чисто, добро. Словно читалось в его глазах: я, действительно, тебе верю. Не до фанатизма, разумеется, но я верю тебе, как могу, как умею…

— Я тебе так и не рассказал, что я делал в том здании, где оказался погребённым под завалом… — сказал Саня. — Так вот, я там… работал. Второй месяц уже работал. Мы снимали офис в деловом здании. Точнее, наша сверхсекретная организация снимала для нас офис — чтобы мы могли спокойно заниматься своими секретными делами. Это получается очень удобно: никто посторонний не догадается, сотрудники секретной государственной организации не сосредоточены в одном месте, а наоборот как бы распылены по городу. И если враг прознает, где точно располагается дом секретной оборонительной организации и нанесёт точечный удар — то всю организацию он не уничтожит — а только лишь часть, может быть, даже базовую. Но базу отстроить не сложно, а правильные мозги отыскать — уже сложно… Вот. Но это, учти, секрет…

Я кивнул. Он замолчал. И я вдруг вспомнил важную вещь:

— Конечно! Чего же я словами пытаюсь рассказать, тебе надо просто показать энциклопедию Битурта, которую мне подарила Сифиль.

— Книгу?

— Если бы! Это лучше! — я потянулся к сумке и достал оттуда тот самый серебряный предмет похожий на флешку. Передал его в руку Сане.

— Что это? — поинтересовался он, разглядывая предмет.

— Это и есть энциклопедия! Сейчас ты всё увидишь. Дай, я тебе покажу.

Я положил энциклопедию на журнальный столик и включил её. Прямо над ним в небольшом удалении из ниоткуда раздулась прозрачная, до размеров футбольного шара, сфера. Сфера приняла чёткие очертания — теперь она была похожа на планету с гигантским океаном, с большим материком, с хрупкой оболочкой атмосферы с синевато-белым небесным покровом. Саня от неожиданности отшатнулся. Потом пригляделся. Поразился. Восхитился. И выдал глухое: 'охренеть'.

— Вот этого в моём, да и Вашем мире, сделать никто не сможет! Нет такой технологии. Не родилась ещё, — торжественно сказал я.

— Голограмма! Чистой воды голограмма! Но такая чёткая, такая реальная! Никогда не видел… Слушай… это всё правда. Ты, действительно гость из будущего. Нет никаких сомнений… Не сплю же я, в самом деле…

Я показал ему город Урвальд, где я был, с его высоченными небоскребами. Другой город — Биалезон. Даже клуб Легарт отыскал на берегу реки и показал 12 этажный дом. Всё это парило в воздухе над журнальным столиком. Саня время от времени проводил рукой над голограммой, чтобы удостоверится — что это не реальное, это трёхмерная голографическая проекция в воздухе. Он был потрясён увиденным:

— Как ты этим всем управляешь?

— С помощью камтика!

Я ему объяснил про камтик. Показал левое ухо — вот он белое пятнышко, видишь. Ага, вижу! Ещё раньше заметил, и думал, что у тебя уши не мыты…

Он мне поверил. Пересиливая здравый смысл, он мне поверил. Мы до двух ночи сидели и изучали особенности географии Битурта — планеты, которую ещё никто не открыл, у далёкой двойной звезды Альман, к которой ещё никто не летал — в 33 световых годах от Солнца…

На следующее утро я ему сказал, что собираюсь ехать в Новгород. И что я это сделаю уже сегодня вечером. Он попросил меня задержаться хотя бы на один день… Зачем? Он не ответил. Намекнул лишь, что поможет, чем сможет. И ушёл на работу.

Вечером он пришёл, на удивление, очень рано, к девяти часам. Я не успел приготовить ужин — на сковородке смачно скворчали котлеты по-киевски, когда он открыл дверь. Сразу с порога, не успев снять ветровку, он гордо сказал:

— У меня получилось!

— Что получилось? — спросил я. — Программа отлично заработала?..

— Да, нет же. Что ты, ей Богу… У меня получилось прописать тебя в базе.

— Что?

— Говорю, я тебя вбил в Государственную базу данных.

— Это как? — удивился я, и подумал, что это с ним? Про что он говорит?

— Подожди сейчас разденусь — всё объясню… Короче, ты сейчас официально зарегистрирован в государственной базе. Ты — существуешь! Ну, имеется ввиду, что ты зарегистрирован в нашем мире. Паспорт с биометрическими данными мне сделать не удалось — для этого нужно много времени и больше умение, чего у меня пока в дифиците. Но временный паспорт я тебе организовал.

Он протянул мне карточку. Я взял. Прочитал. Ничего не понял. Ещё раз прочитал, но уже медленней и внимательней:

'Временный паспорт серии 340 номер 232452, выдан ОВД Московского района 13 сентября 2034 года. Алексей Алексеевич Губанов, родился в г. Санкт-Петербург 18 марта 2006 года, гражданство — русский'… и так далее. А сбоку фотография — на ней я улыбаюсь. Откуда эта фотография?… Похоже, фотография была сделана недавно. Может быть, даже та самая фотография с юбилейного Дня Рождения — ведь нас с Сашкой и отдельно несколько раз фоткали.

— Что это значит? — непонимающе взглянул я на Саню.

Саня поразился моим невежеством и объяснил:

— Это твой временный паспорт, что ж тут непонятного?

— Да. Но откуда он взялся?

— У меня есть знакомый в ОВД Московского района — он помог по быстрому организовать для тебя паспорт… А данные я вбил в базу данных, ты не обращай внимание на дату рождения — я с потолка взял. Лишь бы похоже было. Официально ты являешься сыном Алексея Владимировича Губанова 79 года рождения, то есть самого себя, как бы забавно это не выглядело. А Владислав Губанов — теперь твой младший брат!

— Но ведь Алексея Алексеевича Губанова не существует! — воскликнул я. — Откуда он взялся?

— Я его создал, — спокойно ответил он. — Мой хакерский талант в этом деле пригодился. Я просто залез в базу данных — она у нас всегда доступна, взломал код доступа на редактирование, и вбил данные нового человека с задним числом регистрации. А потом сходил к своему товарищу в ОВД сказал, что нужно по быстрому оформить временный паспорт для моего друга — он и сделал всё согласно базе данных…

— А тебя за это не посадят? — забеспокоился я.

— Хе… Я достаточно умело замёл за собой следы — никто даже не догадается откуда был добавлена новая регистрация и когда она была добавлена. В этом вопросе не переживай. Я как-то редактировал данные в базе для одного своего друга, чтобы отмазать от армии — тогда у меня всё здорово получилось. Да и не волнуйся, сейчас военное время — неразбериха страшенная, никто не следит за актуальной информацией, люди гибнут, пропадают без вести, в ужасных условиях рождаются новые люди и своевременно внести данные сейчас очень не просто. К тому же в базу натовцы всё время пытаются запустить вирусы. Поэтому база носит весьма условный характер. Но по этой базе всё же ведутся всякие проверки, сверки на КПП и постах, по ней же оформляются документы. Вот у тебя теперь есть временный пропуск. Правда, он действует в течении 3 месяцев. Но думаю, потом, что-нибудь ещё придумаем… Кстати, я сделал так, что в базе ты отмечен как негодный к военной службе по состоянию здоровья: из-за хронической карциномы легких, можно сказать смертельная болезнь, можешь коньки отбросить. Так что если к тебе кто придерется, так и говори всем, чтоб отвяли.

Я посмотрел на временный паспорт. Поразился. Моему другу-хакеру удалось так просто в течение одно дня сделать такой документ и при этом не запачкаться. Всё-таки он рисковал. Он в этом не признается, я знаю его. Почему же он решился на такой поступок?

— Спасибо, Саня, — сказал я. — Ты — настоящий друг!

— Пожалуйста. Я тебе был должен.

— Уже ничего не должен… Я не дал тебе умереть, а ты мне дал родиться.

— Да, — согласился он, — наверное…

— Что ж. Завтра я уезжаю в Новгород. Испытаю счастье. Пока город не захватили, нужно что-то сделать.

— Ты хочешь найти эту Дверь?

— Не знаю… Наверное. Это же моя единственная возможность. Вдруг, ты прав, как всегда… Надо проверить, надо убедиться. Надо… Я сообщил своему бригадиру, что отправляюсь на фронт. Он произвёл расчёт, так что на дорогу мне хватит.

— Погоди-ка, — Саня убежал в свою комнату, но через несколько секунд вернулся, — Вот держи… Здесь две тысячи рублей.

— Зачем мне столько? Меня ещё ограбят! К тому же я могу, не вернутся: либо меня убью свои, либо враги, либо я сам как-нибудь сгину, либо я вернусь в тот мир, откуда пришёл.

— Ничего. Мне не жалко… Свои тебя не убьют. За что? Ты главное показывай паспорт, если потребуют. И не нервничай… Если ничего не получится — сразу возвращайся обратно. Зачем себя под пули подставлять? Ты мне ещё нужен. Кто же мне будет готовить такие вкусные блюда?!

Мы вместе улыбнулись. Я поблагодарил его за всё, собрал вещи — коих было немного. Просмотрел новости — держатся ли наши под Новгородом? Держатся. Молодцы! Держитесь братцы, хотя бы пару дней продержитесь.

Саня мне дал свои вещи — тёплую осеннюю куртку с капюшоном, спортивный костюм, походные ботинки. Откуда-то он достал боевой пистолет и дал его мне, сказал, что в своё время купил на чёрном рынке, но ещё ни разу не пользовался. А мне он пригодится. Мало ли чего произойдет. Никто меня не арестует с ним — все сейчас ходят с оружием, особенно вблизи фронта. Дал запасную обойму.

Подарок Сифиль я отдал 'на сохранение', а фактически подарил, Сане, сказал, что если сгину, не вернусь — он тебе пригодится более чем мне. Изучай неизведанную планету.

Мы попрощались. Много не говорили. Утром я ушёл на станцию. Он меня проводил до ближайшей улицы, крепко пожал мне руку, и с тех пор больше я его не видел.

Глава 29

Мина щёлкнула…

'Чёрт! — мысленно выругался я, вздрагивая от звука, которого я больше всего боялся сейчас услышать. — Впереди мина!'

Говорят эти мины-ловушки очень умные, от них невозможно сбежать, они чувствую движение и если человек побежит — они выпрыгнут из земли в направление человека, отбрасывая клочья почвы, подлетят и взорвутся. Говорят, что когда мина подорвётся — во все стороны летят фонтаны крови, огрызки одежды и земли, от человека ничего не остаётся, лишь кровавое месиво, разбрызганное на десятки метров. Когда человек приближается к мине и если она издаёт щелчки через равные промежутки времени — считай тебе крупно повезло, это звуковая мина-ловушка, она не причиняет вреда русским людям, главное успеть что-нибудь сказать. На это есть 5 секунд. Если она распознает русскую речь — она отключится, но не навсегда, ненадолго, на время, чтобы человек успел пройти.

Мина издала второй предупреждающий щелчок. Мне сказали, что после третьего она выскакивает и подрывается. Медлить нельзя. Что же я встал как вкопанный?! В горле мигом всё пересохло… Надо говорить! Скажи что-нибудь уже!

— Не надо, пожалуйста… Не трогай меня. Я свой…

Как-то жалостливо получилось. Не правдоподобно. Нормально ли сказал? Достаточно? Не смял ли какие-нибудь слова, чётко ли произнёс слоги? А, главное, мина услышала, что я сказал?!

Я затаился, ожидая, что мина сейчас в третий раз щелкнет и потом через секунду выпрыгнет из своего окопа, я лишь успею увидеть как ко мне прямо в лицо летит черный предмет блюдцеобразной формы. И после этого яркая вспышка и всё — меня больше нет.

Мина не издала третий щелчок. Я подождал ещё несколько секунд. Было тихо. Волна облегчения пробежалась по мне. Я прошёл дальше. Обернулся, позвал своего товарища и сказал ему:

— Теперь твоя очередь идти вперёд. Мне во второй раз повезло…

Он пошёл вперёд. Я следом за ним, строго выдерживая дистанцию в десять метров.

Мы с ним познакомились на автовокзале. У восточной окрестности Новгорода меня встретил знакомый, немного подтрёпанный, автовокзал. На автовокзале-поляне было очень мало машин. Людей было тоже мало. Очень близко слышались выстрелы, взрывы, канонады орудий, свист летящих ракет — всё это говорило о том, что фронт близко — уже на той стороне города.

Идти на юго-восточный пост мне категорически не хотелось. Я через него уже проходил, и меня вполне могли запомнить хотя бы лейтенант Туров или солдат Егор. Вот последний меня точно узнает, и скажет: опять ты в гражданке? А когда прочтёт мой паспорт, то охренеет — был Владом, стал Алексеем. Как это так? И начнётся. Разборки, выяснения почему так, а не иначе. И объяснить мне будет очень сложно. Особенно сложно будет объяснить зачем я иду в город, с какой целью, и почему в гражданской форме, в добавок.

Можно пройти через северо-восточный КПП. Но Николай предупреждал меня, что там могут придираться. Да и по слухам, его вроде как прикрыли. Других вариантов не было, с западного направления — фронт с ожесточёнными боями, с севера — всё прикрыто толстым слоем минных полей, а с юга озеро Ильмень, которое уже контролируется натовцами. В город можно попасть только на вертолёте.

Пообщавшись с людьми, я понял, что ситуация моя не безнадёжна и в город можно пройти через минные поля, где расставлены звуковые мины-ловушки. Мародёры, кто хочет наживиться на чужом брошенном богатстве, этим активно пользуются. С восточной стороны, недалеко от автостанции, есть такая тропинка, где минное поле не такое широкое и не так сильно нашпигована минами. Я встретил одного человека с котомкой, который собирался пролезать через ограду минного поля. Я присоединился к нему. Он был не против — в двое меньше риска. Мы проползли под колючей проволокой и перебежками пошли по выжженному полю, с редкими кустами и зелёной травой. Чередовали друг с другом перебежками. Я двадцать метров — потом он. Осторожно держали дистанцию на случай, если кто-то подорвётся… Нечаянно.

Сейчас оставалось немного. Было видно ограждение из колючей проволоки — где заканчивалось минное поле. Оставалось метров не более 30. За ограждением была видна улица, за ней — дома целые, полуразрушенные, полностью разрушенные — только груда обломков и пожары.

— Ура! — мы у цели, выкрикнул мой товарищ, имени которого я не знаю. Как-то не поинтересовался. Он тоже, взаимно. Нам всё равно было не по пути — он собирался грабить квартиры в домах, которые пока не пострадали серьёзно, я собирался отыскать разрушенную школу вблизи улицы Вяземской.

— Просто замечательно… — выдохнул я.

— Ладненько. Дальше я сам. До конца поля, — сказал он мне. — Ты жди я тебе махну, когда всё закончится.

Пригнувшись к земле — так как открытое поле хорошо просматривалось со многих сторон, а это опасно — могут заметить снайпера или военные, он быстро зашагал прямиком к улице. Я проводил его взглядом и осторожно двинулся за ним, выдерживая дистанцию в десять метров и смотря себе под ноги, чтобы не запнуться об колючую проволоку, которая здесь для счастья была пропущена, или чтоб не подвернуться на кочке.

Мой товарищ уже подходил к ограде и был от неё в метрах десяти. Я всё же зацепился за гвоздь или какую-то железку воткнутой в земле и повалился на землю, но успел присесть и упереться руками в сырую, грязную землю. Выругался. Вот ещё не хватало в последний момент запнуться… Как раздался страшный, дикий взрыв. Очень близко. Меня пошатнуло взрывной волной, я окончательно повалился боком в грязь. Посыпалась горячая земля, камни, какие-то осколки и ещё что-то странное, что я не мог разглядеть. Я быстро взглянул на товарища. Его не было. На том месте, где он был секунду назад — его уже не было, крывым столбом вырастал серый дым.

'Куда он пропал, — задумался я. — В яму провалился? Упал?… Нет. Не может быть!..'

Я отказывался верить в происходящее. Моё создание предлагало другие объяснения — откуда появился взрыв и куда пропал человек с котомкой. Я сейчас больше верил в то, что на поле упал снаряд — толи от наших, то ли от вражеских орудий. Просто угодил, сбился с курса, или что-нибудь подобное. А товарищ мой просто упал на землю, и его в черноте земли и пепла я не могу рассмотреть.

Но чем больше рассеивался дым и чем четче я видел — тем менее правдоподобным казался такой вариант. Он подорвался на мине. Но как?! Не было же предупреждающего щелчка мины. Или этот щелчок был тихим, настолько тихим, что никто его не услышал? Или это была… не звуковая мина? Это была настоящая мина!..

Но откуда здесь настоящие мины-ловушки? Здесь по уверению многих, только звуковые мины, и точка! По этой же тропе в город лезут мародёры, и по этой же тропе возвращаются.

Вглядываясь, я уже видел ошмётки моего товарища, разбросанные по полю, перемешанные с грязью, с чёрной землёй, с камнями. Видел оторванную ногу… а может не ногу, что-то другое. Не важно, меня подёргивало изнутри. К горлу проступил комок тошноты. Еле сдержался… И всё. Его нет. А я ещё есть.

— Я ещё есть? — спросил я самого себя и потрогал свои ноги и свои плечи. Всё было на месте.

Вставать мне было страшно. Я продолжал валяться в грязи пытаясь понять: почему он? Когда я должен был идти туда. Но пошёл он, уверенный, что это были последние тяжёлые шаги… И ошибся!

Валялся я там минут пять, потом неуверенно встал, боязливо покосился по сторонам и побрёл к тому месту, где подорвался человек. Стараясь не смотреть на изувеченное тело и его остатки, об которые я всё-таки запнулся, я поторопился к ограде. Подошёл в плотную и пытался найти лазейку.

Пролезть через колючую ограду было не просто — дыр, через которые можно было пролезь — я не увидел. Нашёл прореху, которая более-менее была широкой. Перекинул сумку. Снял и накинул на нижние шипы куртку, за рукава оттянул к низу и пролез, царапаясь боком о верхние шипы. Затем осторожно снял куртку, но подрать её всё-таки успел.

Через считанные секунды после этого, я услышал шум приближающийся машины. Перебежал через дорогу. Посмотрел в сторону издаваемого шума. Увидел УАЗик, который, подпрыгивая на выбоинах, стремительно приближался в мою сторону. Поторопился к зданиям, глазами искал проёмы или какие-нибудь закоулки, в которые можно быстро шмыгнуть и исчезнуть в темноте. Увидел невдалике раскуроченную дыру — канализационный люк. Я кинулся к зеву тёмной бездны. Хотел было пыгнуть в неё, но что-то меня отдёрнуло в последнюю секунду. Подумал, вот провалюсь сейчас — а как выбираться буду? Насколько глубока эта чёрная бездна? Есть там ходы, лазейки, или что-нибудь, что меня спасёт и высвободит в конце?

Из УАЗика на ходу выкрикнули:

— Стой!! Стрелять буду! А ну, стоять!!

Теперь я не успевал. Я слышал, как из УАЗик за моей спиной шумно притормозил. Понял сразу — патруль. Взрыв услышали. Глянул — из него, почти на ходу, выпрыгнул солдат и наставляя на меня дулом автомата приказал:

— На землю! Лечь! Быстро!.. Руки за голову… Я сказал, руки!!

В помещении было темно. Лишь одинокая слабая лампочка бросала блеклый свет на стол, пошатываясь от колебаний воздуха. Земля периодически дрожала от дальних взрывов. В стакане у прапорщика время от времени подёргивалась ввода, а алюминиевая ложка жалобно позвякивала о край.

— Я ещё раз спрашиваю, кто тебя послал в город?

Я незаметно усмехнулся, хотя было не смешно, а очень даже всё серьёзно говорил человек, сидевший за столом напротив меня. Меня просто достали эти вопросы:

— Я ещё раз отвечаю, меня никто не посылал, я сам шёл в город. Один.

— Кто был тот человек, который подорвался на мине?

— Я же говорю — не знаю я! Я не спрашивал, как его зовут. Я не знаю кто он такой. Нам было просто по пути, и мы ПРОСТО делили риск.

— А я тебе скажу, кто он такой! И я тебе скажу кто ты такой!.. Ты, падла вонючая, шёл в город за 'товаром'. Ты и твой дружок шли в город за товаром, за тем, что ещё можно стащить, что можно продать, сбыть на рынке… — он оскалился. — Или ещё такой вариант — ты агент AL! И ты, предатель отечества, шёл на помощь своим товарищам, чтобы присоединиться к их группе… Была бы моя воля, я бы Вас всех к стенке!.. Или бы придушил за одно место, лично, мучительно, и каждого в отдельности…

— Ваши предположения беспочвенны! — возразил я. — Я просто шёл в город. Мне нужно было в город. У меня здесь дед Николай живёт, — я гнул свою легенду, которую выдумал в пути на случай, если меня заметут.

Прапорщик снял свой оскал. Нагнулся поближе ко мне и страшно просипел:

— Ах… Беспочвенны, значит!.. Значит, ты так, блядь, отказываешься признаться в своих истинных целях и мотивах. А по минным полям зашагал к своему дедушке, в то время когда у тебя есть временный паспорт, который, как ни странно, оказался в порядке… Что бы это значило, Алексей Алексеевич? — он отодвинулся и помягче начал говорить, но ирония и упрёк в его голосе был отчётлив. — Дай-ка подумать… Наверное, ты не хотел вызывать подозрения при проходе КПП. А то мало чего, учуют в тебе чужака наши собачки, загавкают, или хуже — с цепи сорвутся и загрызут ещё одну сволочь… Или же ты хотел пронести в город что-нибудь такое, что на пункте тебе показывать никак нельзя. Но ты успел, каким-то образом, избавиться от этой вещи или вещей, перед тем как тебя скрутили. Ага? Я прав?!.. Может ты шифрограмму какую-то нёс для натовцев или для AL с важными сведениями, например, о числе войск, техники, о расположении наших дивизий, или секретное донесение тащил… но успел сжевать… Успел сжевать?!

— Какое донесение? Что за чушь Вы несёте?.. — недоумевал я. — Это своевольство, злые догадки! Что Вы, в самом деле?! Никаких намерений, и тем более, никаких вещей у меня не было. Что было — то уже отобрали. Меня же допрашивали на детекторе лжи. Я правду Вам говорил!

— Хэ… Правду он говорил! — уныло воскликнул прапорщик. — Вы посмотрите на него, — он обратился к потолку, — каков! Правду он излагал… Нет уж. Про деда ты что-то недорасказал. Это детектор сразу выдал. Занервничал чего-то. Засуетился. Заволновался… Или ещё будешь отмазываться и порочку гнать?.. Нет! Ты мне уж прямо говори, пока мы одни, пока я тебе могу верить…

— Вы мне не верите.

— С чего ты взял, что не верю? Почему сразу — не верю? Может верю, просто виду не показываю. Работая у меня такая — допрашивать. А веришь — не веришь, это дело опыта. В чём-то я тебе, безусловно, верю, а вот в другом — не верю. Но не говорю, где ты прав, а где ты сам себе противоречишь… Иначе вся работа моя пойдёт насмарку…

Вообще-то, я предполагал, что меня будут бить: в живот, в пах, куда-нибудь ещё, чтобы я заговорил побыстрей и сказал всю правду — откуда, куда и зачем иду. Но ничего такого не было. Меня подключили к детектору, вкололи что-то такое странное, после чего я начал болтать безбожно, как последняя проститутка, жалуясь на жизнь. Следователи мне казались добрыми и заботливыми и я им чего-то разболтал. И точно уже не помню, что я там намёл им, когда меня вчера допрашивали. Очень надеялся, что говорил про деда Николая или похожее. Но сегодняшний допрос, неприятно доказывает, что я не говорил про деда Николая или говорил не так… или, что ужасней, я им наплёл про мир Битурта, про свой мир… Восприняли ли это бредом безумца или поверили — я не знал. Я ничего не знал. И не понимал, что именно мне можно говорить, а про что категорически нельзя говорить. Язык мой — враг мой… Бесспорно радует, что методы допросы сейчас стали нормальными, гуманными, не такими как были сто лет назад, пятьдесят или даже тридцать.

Мне бы лучше молчать, прикинуться дурачком. Но, блин, поздно. Нарассказал уже им на три тома.

Вошёл следователь, который был на вчерашним допросе. Прапорщик Иванов досадливо осёкся в его сторону — опять пришёл отвлекать. Ну что ещё?

— Гражданин, Алексей Алексеевич Губанов, прошу следовать за мной.

Я внутренне обрадовался. Находится в обществе странного прапора, который так и норовит вляпать затрещину, мне стало невмоготу. Я быстро встал, брякнул наручниками об стол, и пошёл следом за вошедшим.

Шёл по тёмному, мрачному коридору глядя в спину следователя. Он спокойно, медленным, но уверенным шагом направлялся в дальний кабинет и было похоже, что допрос продолжается — но уже в другом месте и с другим человеком. Я шёл и думал, что мне говорить, что делать…

Ситуация у меня не из лучших, но и не из худших. На руках у них ничего не было. У них был только пистолет Саши Кузнецова, сумка с хламом и едой, и пара тысяч рублей, которые они, наверное, уже разделили между собой. Никаких других вещей, за которые меня можно было отправить в лагерь или расстрелять на месте, у них не было. Сейчас они пытаются извлечь из меня что-нибудь или убедиться в том, что у меня ничего нет и отпустить. Тут проходимцев не любят и просто в шею гонят — это я узнал от сокамерников.

Вообще, прошедшую ночь мне пришлось провести в тесной, душной, забитой до верху народом, камере — бывшем хозпомещении подвала какого-то здания, на холодном полу в пыли и нечистотах, укрывшись своей курткой и грязной простынёй. И спалось мне очень дурно. Очень хреново мне спалось.

Следователь отвёл меня в свой кабинет — по своему уютный, тёплый, с хорошим освещением. Даже окно есть на улицу — зарешетчатое маленькое подвальное оконце. Ого, а на улице уже вечер! Багровые тучи. Руины соседних домов. Далёкие вспышки огня.

— Ну-с, Алексей Алексеевич, присаживайтесь.

Да, его метод допроса, мне нравился больше всего. Я присел на стул. Следователь (как же его зовут?.. То ли Анатолий Викторович, то ли Виктор Анатольевич… Не помню) развернул папку, шумно вздохнул, перелестнул пару страниц:

— Это твоё дело, — отметил он мне, вчитываясь в мелкий шрифт, выругался, — засранцы, теперь и на бумаге начали экономить… Так. В общем, это распечатанные данные из государственной базы. Что тут: Алексей Алексеевич Губанов, 2006 года рождения. Проживал в Питере. Родители — Алексей Владимирович и Елена Николаевна Губановы. Есть ещё брат — Владислав Алексеевич, в настоящее время проходит службу. Верно?… Так, а ты у нас почему не служишь?.. А-а, вот — карцинома лёгких… М-да, не завидую я тебе. Что, часто курил?.. Или другая причина?.. Ну ладно… не имеет значения… Дальше. Не судим. К следствию ни разу не привлекался. Вообще, чисто! Так, дальше… дальше… И знаешь, я не нашёл ни одного упоминания про Новгород. Зачем тебе сдался этого город? Зачем ты сюда приехал? Тебе же в больнице надо лежать… Нет, чего-то припёрся, через минное поле пролез… Или ты экстримал такой? Выбираешь что-нибудь поострее, не через дверь любишь заходить, а через окно по балконам на 16 этаж?.. Или хотел по тупости своей проверить звуковые мины-ловушки, вдруг врут военные — нихрена они не распознают речь?… Видел таких идиотов. Сами же и подрывались на минах. Тебе ещё повезло. В рубашке родился… Чтобы мародёры и всякая нечисть не лезла в город, сапёры начали разбавлять звуковые мины-ловушки незвуковыми минами — чтобы неповадно было, чтобы ветром сдуло всех жаждущих и страждущих…

Следователь продолжал читать. Я понуро на него глядел и молчал. Он задавал мне ещё вопросы, но сразу продолжал дальше говорить, не давая мне ответить на свои же вопросы. Была у него такая манера допроса.

В самом деле, зачем я полез по минному полю, когда можно было пройти через КПП спокойно? Лейтенанта Турова там не было — его перевели на другое место. А солдата Егора уже нет в живых, он погиб с неделю назад на фронте или пропал без вести… Но что поделать, если это я узнал только недавно?.. Что тут уже изменишь?

— …На первом допросе ты признался, что шёл в город к разрушенной школе, возле Вяземской улицы. Кстати, это похоже недалеко отсюда… Говорил, что страсть как надо туда попасть. Убедиться всё ли сохранилось. Про какую-то дверь рассказывал — что за дверью твой дом… В общем, какую-то чушь порол… Про друга говорил. Сказал, что его там убили. За что убили, не мог объяснить. Также не мог объяснить ничего вразумительного о цели визита. Говорил про какую-то надежду. Опять же про дверь!.. У тебя симпатия какая-то к этой двери, что ли? Ты её сам стругал, что ли? Или может золотая она?.. На следующих допросах говорил про дедушку Николая… Откуда он взялся? Он в этой школе работал, что ли? Или жил рядом?.. Да. Кстати, ты отметил, что он живёт на Вяземской. Значит рядом со школой, да?.. Ага… Вот ещё какой странный момент, когда тебя спросили про родителей — имя отца ты назвал сразу, а имя матери вспомнить не мог. Как же так? Что она, жестоко с тобой обращалась? Била тебя? Что ты решил забыть напрочь… Что на это скажешь?… Молчишь, да?.. А дедушка кто тебе приходится? Николай который? Похоже по материнской линии, раз Елена Николаевна. Только мы проверили — отец твоей матери никогда не жил в Новгороде и умер пять лет назад… Ты что, свихнулся? Осколок снаряда тебе в мозг угодил?.. Или дед Николай — не настоящий дед, а какой-то другой? Подменяный?..

Позвонил телефон. Следователь недовольно прервался и взял трубку:

— Да. Слушаю… Пришёл?.. Уже?.. Ух, как вовремя! Он как раз у меня… Очень хорошо. Ведите его сюда… — он положил трубку и сказал мне. — Вот, сейчас ты встретишь своего знакомого?..

— Что?.. — недоумённо спросил я, очнувшись. — Кого это?..

Я подумал про Николая. Как они его нашли? Или, может, он меня нашёл?..

Следователь молчал. Ещё раз полистал дело и закрыл, лениво высказав: 'Бредятина какая-то!'. Прошёлся по кабинету, налил компота из графина, мне и себе. Начал рассказывать, про один случай с безумцем, который всё твердил про пришельцев и показывал ожоги на животе от спичек — это было ещё в мирное время… Но его прервали — в дверь постучал кто-то. Следователь открыл. За дверью стояли два солдата. Оба козырнули, один ушёл, другой остался.

— Что ж, Владислав Алексеевич, проходите, присаживайтесь… Как-то Вы шустро приехали к нам…

— Я как узнал, сразу отпросился у командования на три дня. Там всё равно затишье, пока… — ответил солдат.

Его лицо мне было очень знакомым. И было ощущение, что этого человека я знаю всю свою жизнь. Где же я его видел? Он тоже пристально на меня глядел и не отводил взгляда. Вскоре проговорил со странной интонацией:

— Ну, здравствуй, Алексей, брат мой!

Такого поворота событий, я никак не ожидал. Оказывается, следователь вчера после допроса позвонил в 63 дивизию и сообщил, что арестован старший брат Владислава Губанова по подозрению в мародёрстве, и, по возможности, просит Владислава приехать в Новгород, для опознания и разъяснения, так как в государственной базе про него вся информация есть, а в базе ДНК — информации о нём отсутсвует, словно он никогда не сдавал пробы во время обязательной регистрации, прошедшей три года назад по всей России. При сверке ДНК — они получились очень близкими к ДНК Владислава, что было похоже на правду. Владислав, безусловно, выехал сразу же, так как это всё для него было фантастической новостью, которую невозможно было проигнорировать. И решил увидеть собственными глазами арестованного.

Он был, действительно, ниже меня ростом. 175 сантиметров. Очень похож на меня как глазами, так и формой лица. Волосы у него были чуть посветлей и подлиней чем сейчас у меня. Общей комплексацией он был лучше меня. Хотя под такой мешковидной военной формой вряд ли можно сказать однозначно.

Он очень долго и очень пристально, изучающее на меня смотрел. Следователь был обескуражен:

— Что-то не так? — спросил он.

— Нет… — ответил Владислав. — Всё в порядке. Просто ОЧЕНЬ долго не видел своего родного брата… Анатолий Иванович можно нам остаться наедине какое-то время? Поговорить, пообщаться?

— А-а… Ну, конечно, — ответил следователь. — Я тогда в туалет схожу.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Было слышно, как он демонстративно топает по коридору — что не в его привычках тупо подслушивать. В помещении, разумеется, камер не было. Но не факт, что где-то есть скрытые камеры или спрятаны микрофоны. Не факт.

На улице начали слышаться отдалённые разрывы снарядов — город в очередной раз обстреливала вражеская артиллерия.

— Кто ты? — спросил он прямо и сразу же.

Я в очередной раз растерялся. Объяснять сыну, что я его отец в молодости, казалось мне невероятно напряжённым занятием. Я постарался как можно убедительней ему объяснить ситуацию:

— Здравствуй, Влад… Я твой отец, — да, я заметил, как у него брови вскочили на лоб от изумления и от возмущения, но продолжил, стараясь говорить спокойно и аргументировано. — Я Алексей Владимирович Губанов, родившийся в 1979 году и живший в Санкт-Петербурге до 2007 года. Мне сейчас 28 лет. Я попал в этот мир случайно. Через дверь. Через обычную деревянную дверь…

— Мой отец погиб год назад… — заявил он.

— Не перебивай меня, пожалуйста. Я понимаю, в это сложно поверить, в это невозможно поверить, а может быть, даже нельзя в это верить. Но я прошу выслушать меня до конца, а уже потом делать выводы: правду я говорю, или вру…

Владислав слушал меня внимательно, сложив руки накрест. Я продолжил:

— Хочу заметить, что наши с тобой ДНК, совпадают. А это возможно лишь в том случае, если мы с тобой братья, или я — твой отец, а ты мне сын… или наоборот. Как ты понимаешь — первое невозможно, так как братьев у тебя и у меня никогда не было. Другие варианты возможны, но как их объяснить? Мы с тобой практически одинакового возраста… Вот я и хочу тебе объяснить как это так получилось.

Я ему рассказал очень кратко, очень в сжатой форме, как всё произошло и почему я здесь. Мельком рассказал о знакомом хакере — который помог меня зарегистрировать в государственной базе как брата, о деде Николае, который живёт здесь в Новгороде, и по легенде к которому я направлялся в город. Он не перебивал меня, хотя по взгляду я видел, что он хочет что-то возразить, что-то спросить или уточнить. Но я не давал ему такой возможности, я говорил быстро, не прерываясь, надеясь, что следователь не будет торопиться назад в свой кабинет.

Наконец, я закончил. Я не думал, что моего краткого изложения цепочки событий окажется достаточным, что описанные события правдоподобны, и что Владислав в них с ходу поверит. Я решил рассказать про два случая из своей жизни, которые теоретически я мог рассказать своему сыну. Первый случай его поразил, видимо, я ему рассказал про него. Влад изумлённо спросил: 'Откуда ты знаешь?' Второй случай — про Марию — он не понял: 'Что за Мария? Кто она такая?'… Да, здесь я оплошал. Видимо, родному сыну по каким-то причинам не рассказал про Марию, или сам настолько забыл про неё, как и собирался, что в последствие не вспомнил. Забыл конкретно. Всё-таки лишь три месяца были вместе.

Влад проговорил:

— Ты очень похож на моего отца. Очень! На фотографиях видел много раз… Вылитый. Словно ты и есть мой отец в молодости…

— Я и есть твой отец в молодости… — сказал я. — Тот отец, которого ты знал, мы с ним очень похожи. Мы — одно целое. У нас одна и та же память, воспоминания, характер, повадки, вредные привычки. Мы как братья-близнецы… С той лишь разницей, что мы жили в разных мирах и в разное время.

— Параллельные миры?

— Да. Можно сказать и так… Только я не из Вашего мира. Из другого. Я — твой отец… Точнее твой будущий отец… Нет… Точнее, ты мой будущий сын… Ты наверное воспринимаешь это бредом?

Владислав покачал головой и сказал:

— Нет. Это не бред… Ты — мой отец. Ты, действительно, мой отец. Пусть это и выглядит дико, забавно, комично. Но ты мой отец, ты просто помолодел на 30 лет.

— На 27, - заметил я.

— На 26, - уточнил он, улыбнулся, — если быть точным.

— Да. Ты также силён в арифметике, как и я.

— А кто обучил? Не ты ли?

Мы обнялись, по родственному крепко.

В этот момент в кабинет зашёл следователь:

— Ну, что Вы тут разобрались?… Рад за Вас…

— Анатолий Иванович, — приподнялся Владислав. — Я хочу забрать своего брата, под свою ответственность. Здесь произошло дикое недоразумение. Он в шоковом состоянии…

— А про какого деда Николая он всё рассказывает?..

— Дед Николай?… А-а… Это он про дедушку Николая! Ну, он умер здесь, в Новгороде, пять лет назад. А он и не в курсах даже… Наш дед переехал в Новгород лет десять назад. А мой брат исчез куда-то лет восемь назад. Разругался с родителями и по молодости, куда пропал. Не объявлялся больше. Мы его так и не видели. Искали его всеми силами. Он же раз в год письмо нам отправлял, без возможности ответить — мол, всё со мной в порядке, не беспокойтесь… Вот… Дедушка-то помер. А как мы ему сообщим об этом, если не знаем, где он обитает?.. Вот когда началась война — он и начал суетиться искать нас в Питере — а мы уже эвакуировались в то время. Когда враг приблизился к Новгороду — он решил навестить деда Николая, вдруг тот ещё в городе остался…

Я поразился находчивости моего сына, его невероятно правдоподобной лжи и быстрому сочинительству… Неужели, я этому его тоже обучил?

— Хм… — призадумался следователь. — Это конечно многое объясняет: зачем он так рвался в город, про какого-то деда рассказывал… Только не понятно, почему бы не воспользоваться справочными данными? Зачем лезти через минные поля? Зачем тут бред какой-то разводить: про дверь какую-то рассказывать, про школу?

— Так это, мой братец, немного того… Он же недавно узнал о смерти отца. Вот у него шоковый приступ и случился… Да ещё это смертельная болезнь… Ему же нечего терять… Я ещё раз прошу отдать его мне, под ответственность — я отвезу его к матери. Он усмириться и всё будет замечательно.

Следователь призадумался. Потом ободрительно кивнул и сказал:

— Штаб эвакуируют. Мы сейчас, в течение трёх часов, должны переезжать в Чудово. Здесь оставаться очень опасно… Ты можешь забирать брата и вести его куда хочешь. Дело мне это вести не интересно. Да и не время этим заниматься… Так, что я его закрываю из-за недостатка улик…

Раздался оглушительный рёв. С потолка толстыми шматками посыпалась штукатурка на меня, на Владислава, на следователя. Тот лишь успел прокричать в последний момент 'Ложись' и мы упали с табуретов на грязный пол…

— …Ага. Прямое попадание… — отдалённо сказал голос, напоминающий голос следователя.

— Света нет, — забеспокоился Влад и голос ему вдруг раздался очень близко, прямо над ухом. — Алексей ты как? Цел?.. Давай, вставай. Полежать успеешь.

Он схватил меня за руку и потащил вверх. Стряхивая с себя остатки штукатурки и громко откашливая пыль, забившуюся в трахею, я сипло сказал:

— Чёрт, как пыльно…

Возле меня бродили силуэты, чьи-то тени. Я нащупал руку:

— Влад, это ты?

— Да, я… Всё в порядке. У меня в порядке… А вы как Анатолий Иванович. Вас ничем не пришибло?

— Нет, — отозвался очень близко следователь. — Мне повезло. Рядом огромный упал шматок потолка… Мне, считай, повезло.

— Нам тоже… Что со светом?

— Сейчас спички зажгу.

Он чиркнул спичкой, на мгновение я увидел пыльные белые лица обоих. Потом свет погас.

— Чёрт… Где-то сквозит, — выругался он. — Сейчас ещё одну зажгу.

Он зажёг вторую. Все осмотрелись — лица у всех пыльные, грязные, словно в муке повалялись.

— Ну, что братцы Губановы, Вы ещё не собираетесь эвакуироваться? — весело спросил следователь.

— Да. Пора бы уже, — также весело отозвался Влад откашливаясь.

— Пойдёмте тогда…

В коридоре мельтешили прямые лучи фонарей. Кто-то ходил, кричал, звал кого-то. Другие ругали упавший снаряд — который угодил в штаб не в самое подходящее время и место. Кого-то придавило плитой и он жалобно поскуливал от боли. Пришлось выручать. Наконец когда разобрались с беспорядком и включили аварийное освещения — с аварийного генератора, стало светлее и разрушения были весьма очевидные. По всей высоте стен шли толстыми чёрными зигзагами трещины. На полу клочьями валялась штукатурка и плиты, которые отпали с потолка. По серым корридорам валялись также антресоли и шкафы. В мелкие осколки разбилась посуда.

— Кавардак. Бедлам… — устало сказал Анатолий Иванович.

Следователь нашёл прапорщика Иванова, который этим вечером меня допрашивал. Сказал ему, чтобы мне вернули мои вещи и документы, и что я, собственно, свободен.

— Как же так? — удивился прапор.

— А вот так! — ответил следователь. — Нас эвакуируют… И продолжать мучить человека, больного смертельной болезнью, стараясь докопаться до него и выбить из него признание, я не намерен. К тому же Владислав, его родной брат, берёт под свою ответственность, и отвезёт домой… А теперь неси его вещи.

Прапорщик вернул мне вещи. Вернул он сумку с барахлом и едой. Денег, конечно же, там не было. Вернул временный паспорт и пистолет почему-то без запасной обоймы. Я не стал выяснять, куда это всё пропало и желал лишь одного — выбраться из этого жудкого подвала и уйти подальше.

Через пяти минут мы, вместе со следователем, уже вышли по разбитой лестнице на улицу. Взглянули на здание.

— Ёп, твою мать! — выругался Анатолий Иванович. — Лихо они долбанули по нам. Всю крышу срезало…

Да. Крыши у здания не было. Как не было двух этажей сверху — смялись вниз.

— Ну, надеюсь, Вы дорогу найдёте?

— Найдём, Анатолий Иванович, не переживайте, — сказал Влад. — Я же нашёл Вас.

— Ну, тогда с Богом!

— Спасибо, — сказал я.

— Не мне спасибо. Брату говори, — сказал следователь. Пожал нам руки и спустился в штаб.

С минуту мы нерешительно стояли, выбирая направление. Наконец Влад сказал с лёгкой улыбкой на лице:

— Что ж отец мой. Пойдём.

Мы пошли…

Обстрел смолк. Слышалась лишь далёкая пальба и редкие трассирующие пули рассекали одинокое ночное небо. Мы шли вдоль разрушенных и полуразрушенных зданий в направлении Вяземской улицы. Я уговорил Влада идти туда. Потому что там я мог найти 'Выход'. Или, как вариант, сходить к дому деда Николая и переночевать у него. Если он, конечно, ещё в городе остался.

Я старался вспомнить район и определить направление — искал ориентиры. Ничего путного не попадалось. У Влада оказалась карта города и мы с помощью зажигалки, ржавых указателей и какой-то матери смогли определить направление.

Мы шли медленно, осторожно ощупывая дорогу. В темноте ничего не было видно. Под ноги лезли всякие огрызки бетона, пластика, металла, линии тугой проволоки — упавшей электросети, так и норовили разодрать и без того дранные ботинки. Пару раз забредали в непролазный тупик. Одновременно выругавшись, разворачивались назад, петляли, наматывая круги. В процессе мы переговаривались шепотом.

Я ему более детально рассказывал о своих приключениях. Рассказал, что меня почти весь месяц принимали за него — за Влада. Он сильно удивился, но понимал почему так получилось. Он же, в свою очередь, рассказал о последних часах своего отца. То бишь, меня…

— Батя, — говорил он мне в первый день атаки, — поехали в деревню — к бабушке. Или в пригород, где твой отец живёт сейчас… В городе опасно оставаться. Ты же видел вспышку. Это атака! Ядерная… Однозначно, по нам бьют…

— Да. Это атака, — соглашался я. — Но ни одна бомба не упадёт на город. Мы защищены. Мы создали очень мощный противобалистический щит. Или ты думаешь, щит нам не поможет?

— Поможет — не поможет, какая разница? В любом случае безопаснее быть вдалеке от мегаполиса.

— Вот и езжай с мамой! А я останусь. Всю жизнь жил в Питере. Здесь и останусь. И бежать я никуда не буду…

— Ну, отец, телевидение не работает! А по радио и Интернету говорят об атаке на Москву и другие города. Это война! Война началась! Надо уходить. Мы — мишень…

Уломать меня оказалось невозможно. Я упорно настаивал на том, что останусь в городе. И не побегу как все, трусливо озираясь по сторонам. Влад надеялся, что я передумаю и названивал каждый час.

А через три часа как они покинули город — атомная бомба упала на Автово и убила отца. То бишь, меня. Влад ездил в город на поиски отца. Конечно же, он ничего не нашёл кроме пепла и руин на месте дома. Влад очень расстроился, что так и не убедил меня уехать из города. И чувствовал себя виноватым.

Вот такой вот я идиот, что остался в городе… Здесь родился, здесь же и умер. Всё просто…

Влад очень рад, видеть меня как копию своего помолодевшего отца. И все мои повадки, привычки, формат общения, голос и просто походку радостно узнаёт.

— На этот раз я тебя не оставлю, — пообещал он.

Мы добрались до Вяземской улицы и дошли до того места, где должен быть дом Николая. Но дома на том месте не было. Был лишь выгоревший пепел и чёрные безмолвные воронки от упавших снарядов чередовались вдоль улицы. Местность освещало огненное зарево, бушующее в соседних кварталах.

— Дома нет, — печально констатировал я. — Надеюсь, он покинул этот дом, когда начался обстрел…

В душе я очень на это надеялся. Но разумом понимал — он погиб. Он сгорел в этом аду. Вечером смотрел, как обычно, фронтовые новости по миниатюрному телеприёмнику. Раздался взрыв, а затем потолок свалился на него. Он не успел что-либо сделать. Так и остался погребённым…

Мы пошли дальше, осматриваясь по сторонам.

Вышли к двухэтажному зданию, чудом уцелевшему. Зашли в него. Поискали место для ночлега. Место, к счастью, нашлось быстро. Обнаружились отсыревшие матрасы и какой-то полусожжёный гардероб одежды. Выволокли это всё в сухой угол помещения, разбросали слоями и легли спать.

Спать не хотелось и не получалось, поэтому мы какое-то время разговорили. В основном о пустяках. Почему-то начали толдонить о жизни после смерти (с чего это вдруг?), о теории вероятности. О том что судьба, подлюга такая, иногда бывает жестокой, как сатана, а иногда непредсказуемо преподносит сюрпризы — счастливые и приятные моменты в жизни…

Сами не заметили, как скоро заснули.

На утро нас разбудил близкий обстрел — до боли в ушах. Он продолжался недолго. И смолк так же неожиданно как начался.

— Что это было? — спросил я, протирая глаза. Заметил, что давно лежу на сыром потрескавшемся асфальте улицы, а рядом со мной лежит Влад, прижав ладонями уши.

— Не знаю… Может, решили взбодрить нас, — предположил Влад.

— Да уж. Так взбодрили, что спать уже не хочется…

Общим фоном слышались далёкие автоматные выстрелы, залпы орудий, взрывы. Но это всё было относительно тихо и далеко. И нас эти звуки не тревожили. А я к ним легко и быстро привык…

Очень скоро и неожиданно мы вышли к школе. Как мне показалось, ничего в ней не изменилось. Только она стала многим мрачней от копоти. Я осторожно подошёл к тому месту, где погиб Эвиан и та молодая девушка. Из пустого проёма взглянул внутрь. Это помещение оказалось практически целым. Хотя пострадало от пожара очень сильно… Тел не было.

— Тела увезли и зарыли в братской могиле… или сожгли, — сказал Влад. — Обычная практика. Иначе начнут разлагаться, заражать и отравлять всё…

Я развернулся:

— Нам надо сходить вон в ту часть здания и попробовать что-нибудь выкопать.

Но выкапывать было нечего. Когда мы подошли к той части школы, где на втором этаже размещалась дверь, мы обнаружили странную картину. Часть школы, которое обрушилось и превратилось в груду мусора и хлама, была подчищена кем-то или чем-то. На голой выжженной земле остались лишь фундаментные плиты, мелкие фрагменты кирпичей, раскрашённого бетона и арматуры. И больше ничего…

— Но как?! — ахнул я. — Кто разгрёб этот завал?

— Странно… — Влад тоже ошарашено смотрел на пустоту. — Но вполне может быть, что месяц назад здесь прибрались. Тогда ещё разгребали завалы, ты не помнишь?..

— Нет. Такого не помню. Здесь все дома в руинах лежат. Почему именно эти завалы решили расчистить?.. Почему так?!

— Не знаю… Но решили начать именно с этого здания. На нём же, видать, и закончили…

Я оцепененно стоял на месте, оглядывая пустоту. Нервно сжимал и разжимал пальцы.

— А я тебе скажу, почему так произошло!.. — сказал я и продолжил. — Потому что злой рок меня преследует. Начиная с того момента, как я зашёл в этот мир. Или даже с того самого момента, как я зашёл в дверь в своё мире… Я не понимаю, почему я ещё жив? Рок видимо играется со мной. Препятствия всякие учиняет. По ходу конкурсы на выживание, на сообразительность создаёт… Извести он меня хочет. Выжить из ума пытается…

— Не-ет, батя, — сказал Влад. — Тогда бы было всё гораздо хуже. Не было бы Николая, того хакера, который тебе помог с документом… меня не было бы… Однако мы же появились на твоём пути и выручили тебя.

— Может быть, это и входит в планы рока, каждый раз вызволять меня из жопы. Чтобы я не загнулся, не сдался окончательно. Чтобы я наделся на что-то. Чтобы жизнь во мне бежала слабым полудохлым ручейком… Но чтоб бежала… Всё это бесполезно. Я здесь застрял и мне нет пути назад.

— Батя, не отчаивайся, — утешал меня Влад.

— Не называй меня 'батей'. Я ещё не привык к этому слову. Да и не правильно это. Я лишь копия твоего отца в молодости. Мы всё же жили разными жизнями. Он здесь — я там. В моём мире тебя ещё нет. А в мире Битурта нас уже давно нет… Не привычно это всё. Странно. И ни к месту, ни ко времени… Зови меня просто — Лёха.

— Хорошо, — быстро согласился Влад.

Мы постояли возле здания ещё немного. Я кидал мелкие камушки в подчищенное основание фундамента и отстранённо думал о своём родном доме. Влад тоскливо прохаживался по двору заглядывая в чёрные проёмы. Вскоре двинулись дальше. Оставаться было бесполезно. Руин не было — и двери, надо полагать, тоже не было. По крайне мере, не здесь… На этот раз дорога для меня была безразлична и меня куда-то вёл Влад, как он сказал: 'вон из этого города'. Мы пошли вон.

Но не успели мы пройти и двух кварталов как раздался странный звук по близости. Мы переглянулись. Влад притаился и сказал мне пригнуться. Не доходя до перекрёстка двух узких улиц, мы пригнулись ниже бетонной плиты, которая когда-то упала сверху и села на ребро, зацепилась арматурными штырями за столб. Погнула его. Так и замерла. Стали наблюдать за перекрестком из-под плиты. Внимательно прислушивались к звукам. Кто-то шёл в нашу сторону. По всей видимости, их было двое. Они разговаривали между собой. О чём — было не понятно. Точнее — не слышно, отдалённые взрывы мешали разобрать речь…

Вскоре они вышли на перекрёсток. Мы притаились за плитой, рассматривая в щели появившихся людей. Один был щуплый и маленький. Другой был коренаст и на фоне другого сильно выделялся. Оба с автоматами и в военной форме. Выйдя на перекрёсток и бегло оглядев полуразрушенные здания, коренастый сказал более отчётливо: 'Я посмотрю в этом доме… А ты пока побудь здесь. Стой на шухере…' и ещё чего-то сказал. Потом коренастый быстрыми шагами направился к чёрному проёму на противоположной стороне улицы от нас и растворился в темноте. Время от времени из дома доносились глухие звуки бряканья, падающих предметов, бьющихся предметов, шуршания, какой-то возни…

Я посмотрел на Влада. Спросил шёпотом:

— Это военные?

Он кивнул.

— Наши?

Он покачал головой и взглядом указал на грудь щуплого. Я пригляделся. На груди у щуплого красовалась эмблема немного замусоленной грязью и пылью с буквами 'AL'.

Солдат посмотрел в нашу сторону — на плиту, ничего примечательного не заметил и отвернулся.

— Эйэловец… — тихо, но очень гневно выговорил Влад.

Он бесшумно достал из кобуры армейский пистолет. И проверил, заряжен ли он. Я с ужасом покосился на прислонённый ствол к одной щелей плиты. Влад осторожно брал на мушку щуплого.

— Может, они пройдут? Зачем нам шум создавать?.. — с надежей спросил я.

— Нет, — проговорил Влад. — У меня приказ от командования — эйэловцев брать живыми, а лучше мёртвыми. Но чтобы прятаться от них и давать им возможность дальше помогать натовцам — такого приказа не было…

— Ну, их же всего двое? Что они сделают? Они тут мародёрствуют и только…

— Вот именно, их всего лишь двое. И нас двое — а значит их взять можно. У тебя ствол есть?

Я кивнул. Нащупал в кармане куртки, достал и тоже осторожно прицелился.

— Нет, ты так никого не убьёшь… — сказал Влад, осматривая мой пистолет. — Даже ребёнка не напугаешь.

— Почему? — поинтересовался я.

— У тебя предохранитель не снят.

Предохранитель действительно был взведён. Да я как-то даже забыл, что у пистолетов есть такая штучка. Я снял пистолет с предохранителя и заново прицелился. Спросил, глубоко дыша:

— Ну что, берём живыми?

— Попробуем…

Щуплый, заметно скучая на перекрёстке, повернулся к нам боком. Влад резко встал и страшно выкрикнул в его сторону:

— Ни с места, урод! Не дёргайся — стрелять буду! Бросай пушку! Бросай пушку, я сказал!! Живей!

Перепуганный солдат на секунду вздрогнул, отпрянул, но потом подобрался, и было уже собирался навести автомат на Влада, как понял, что дело безнадёжное — он не успеет при любых вариантах. И покорно бросил ствол на асфальт.

— А теперь ногой пни автомат в мою сторону… Я сказал, пни мне! Ну!.. Вот так. Умница… Где второй?! Зови его сюда.

Солдат испуганно обернулся к дому, где был его товарищ и позвал его. Из тёмного проёма никто не выходил.

— Он всё слышал… — тихо сказал я Владу, — этот второй военный… Он уже не выйдет.

— Держи проём на мушке… — тихонько сказал Влад, — и не высовывайся пока… Пусть думают пока, что я один… — и выкрикнул гневно: — Ну, где этот урод?!

Я навёл свой пистолет на чёрный проём в доме. И старался успокоить бешено колотившее сердце. Да как его успокоить только?!

Влад злобно выговорил обращаясь к щуплому:

— Ты, эйэловец поршивый, поди-ка сюда! Скажи мне, солдат родненький, зачем ты это делаешь?

Солдат непонятливо покосился на него, мол, что именно? Влад продолжил:

— Зачем ты стал таким? Зачем ты помогаешь нашему врагу? За что ты борешься, урод, собака ты паршивая?

Солдат неуверенно ответил, скомкав слова:

— Мы… Нет. Не стреляй, пожалуйста!… Война проиграна… Разве не видишь?.. Это конец!.. Мы просто принимаем сторону победителя… Что нам ещё делать остаётся?.. Я не хочу умирать. Пожалуйста, не стреляй…

Щуплый взглянул на Влада, держащего его на прицеле, жалостливой затаённой надеждой.

— Никто не хочет умирать. Ни я, ни ты, — сказал Влад. — А вот убить тебя мне придётся. Потому что ты, предательская морда, ты — хуже врага! Ты пошёл на сторону тех, кто убивает твоих же родных, кто разворовывает твоё отечество, Родину — твою мать кто безжалостно грабит, кто твоих друзей расстреливает в плену, и отрезает с трупов мясо для горячих супчиков, чтобы не подохнуть с голода, кто насилует твоих сестёр, а потом всаживает пулю в затылок и дальше насилует, кто режет тупым ножом отца твоего и мать твою, кому насрать на жизни человеческие и на тебя, в частности. Ты предал их всех: братьев, сестёр, отца своего, всех родных, своих земляков — всех до единого ты предал! Ты предал родину! В конце концов, ты себя предал! Тебе нет прощения. Ты должен сдохнуть, сука!..

— Подохни ты сначала! — кто-то выкрикнул из дома и мгновенно раздалась автоматная очередь.

Влад успел несколько раз выстрелить, потом рухнул. По бетону плиты прошерстели пули, звонко отскакивая от металла — фонтанами выкрашивая бетон. Влад схватился за бок.

— Что? Что случилось? — спросил я.

— Сволочь, попал, — улыбнулся он.

Он отпустил руку от бока — рука была вся в крови, а из раны пульсивно сочилась кровь. Я засуетился: чем же прикрыть рану?

— Да, не-е… Царапина, — отмахнулся он. — Пуля на вылет прошла… Хировый из него снайпер.

— Это первый или второй?

— Второй, коренастый конечно, который в доме сидит. Щуплого я грохнул…

Я не поверил. Посмотрел в щель на перекрёсток. Никого не было… В начале это меня обрадовало, подумал что щуплый успел смыться, но потом, когда внимательней пригляделся, увидел человека, который ничком валялся на спине и незаметно шевелился. По бетону громко застучали пули. Я боязливо отдёрнулся от щели.

Влад кричал мне почти в ухо: стреляй в него! Убей его! Пристрели! Чего же ты ждёшь?..

Я думал: 'Вот засада. Попали! Ну, кто дёргал нас за задницу?! Можно же было немного подождать. Прошли бы. Не заметили… Зачем это нужно? Кому это нужно?! Стрелять в своих же, и чтобы свои же стреляли в нас?! Один уже присмерти. Второй от злости стреляет по нам… Влад ранен. Я труслив, как мелкая шавка… И надо бы отбиваться. Но там — русские люди. Просто они идиоты такие… А я не могу стрелять в своих. Я вообще не могу стрелять в людей. Никогда не стрелял и не хочу стрелять в людей. Тем более, в своих. Тем более, что можно было и без пальбы обойтись. По бутылкам — я смогу срелять, а в людей нет… Или смогу в людей?.. В живых, мать их так, ЛЮДЕЙ! Да не знаю я… Нет, наверное. Это надо храбрость иметь, смелость, гнев… Надо ледяное сердце иметь… Надо уметь это делать!'…

Я открыл глаза. Оказывается Влад уже давно стрелял по дому, извернувшись с другого бока с торца плиты, одной рукой он оглушительно выпускал пули из армейского пистолета, а другой, кровавой рукой теребил мой рукав, хрипло повторяя: стреляй же!

Оказывается я вошёл в ступор, в некоторое остолбенение, как бы это сказали учёные: 'в транс'. Да. Я ушёл в транс. Я не слышал выстрелов из-за этого… или из-за того, что оглох. Звуки неумолимо нарастали и превращались в мощные разряды молний. Нарастали чёткие очертания мира. Реальность вышла за рамки реальности, и мне уже казалось, что здесь я — сторонний наблюдатель, что я — зритель, и вижу даже самого себя как бы со стороны — жалко скорчившегося под плитой и вздрагивающем при каждом выстреле. Но уже через пару секунд в голову ударил адреналин. И я, набрав в легкие злость и ненависть ко всему (откуда это у меня?), к этому тупому, не заслуживающему прощения мира, я крепко сжал пистолет в руке, нацелил в тёмный проём и начала стрелять, выкрикивая при этом ужасную матерщину, раз за разом всё громче и громче, срывая голос.

Такая внезапность Влада напугала не на шутку. Он отшатнулся от меня как от безжалостного маньяка и взглянул словно на психа — не началось ли помутнение разума у меня. Я остановился. Из проёма больше не стреляли.

— Я его подстрелил, — сообщил мне Влад. — А ты, какого чёрта, начал стрелять после этого?

Я очнулся. Прекратил бессмысленно палить в пустоту. Всё ли со мной в порядке?

— Ну, ты говорил 'стреляй'… Вот я и стрелял, — оправдывался я, глубоко дыша.

— Да. Но это было раньше. Раньше надо было стрелять… Я его подсёк. Надо бы сходить, проверить. И добить если жива эта сволочь… А-а… Больно! Не успел я увернуться от него… — он прижал бок.

— Надо перевязать… — предложил я.

— Успеется, — отсёк он.

Он встал и короткими перебежками пошёл в сторону дома. Пробежал рядом с трупом щуплого (тот уже не шевелился вовсе), как мне показалось, плюнул в него или сделал похожий жест. Подошёл вплотную к проёму, пытаясь найти цель. Потом выстрелил пару раз. И повернулся ко мне:

— Готов!

'И это он говорит так спокойно… — подумал я. — До чего же ужасна война! Она делает из людей циников, бесчувственных, безнравственных циников…'

Я вытащил из пистолета обойму. В магазине насчитал 7 пуль. Восьмая была в бойке. От оружия разило пороховой гарью. Я задвинул магазин обратно и продолжил наблюдал за домом.

Влад начал возвращаться. Перебежками вышел на перекрёсток. Неожиданно прозвучал одинокий выстрел. Влад мгновенно припал к земле и направил пистолет в сторону от себя, вправо — в створ другой улицы. Выстрелил. Кто-то невидимый хрипло вскрикнул оттуда. Было слышно, как шумно упал автомат или какое-то другое оружие. И гулко упало чьё-то тело на тротуар.

Теряя самообладание, я подбежал к Владиславу. Обернулся направо, заметил бездыханное тело какого-то человека в такой же военной форме, что и щуплый.

— Влад! — кричал я.

— Это ещё один, — проговорил он сипло, покашливая. — Третий… Надеюсь, последний. Он слышал наши выстрелы. Он сидел на балконе — на выступе этом… И целился в меня. Он в меня попал…

Я видел как из груди Влада выливается что-то тёмное плотное, липкое… Из уголков рта Влада бордовыми струйками бежала кровь. Я перевернул его на спину. Его тело размякло. Слишком размякло. Это не реально для человеческого тела… Он отчаянно сказал с невероятным трудом и храбростью:

— Я рад, что увидел тебя… Батя! Что ты живой… — он улыбнулся. — Я очень рад…

— Нет, нет, нет, нет!! — закричал я, нервно перебирая тряпки в сумке. — Говори со мной. Не умирай! Живи! Ты должен жить, солдат!.. Ты должен…

Я тряс сумку пытаясь найти, вытащить, выдернуть из неё что-то, что бы помогло Владу. Начал перебинтовывать грудь… Кричать Владу: 'Ну, скажи что-нибудь'… Но Влад молчал. Ничего не говорил. Смотрел на меня и тихонько улыбался… Пульс не прощупывался. Он уже никому ничего не должен… Он был мёртв.

Следующие события я помнил смутно. Словно я спал всё это время и мне снился какой-то странный сон, а я не мог понять его логику, его таинственный и скрытый смысл. События растворялись по мере движения времени. События обволакивал молочный туман. Я не запоминал, что происходит вокруг меня — мне это было как-то безразлично. Я отстранился от реальности и не воспринимал этот мир. Но я отчётливо запомнил, что было внутри меня. Во мне что-то горело. Так сильно и нестерпимо жутко, что я не мог выдерживать градуса. Казалось, что под таким градусом должны были выгореть все мои внутренности, включая лёгкие, горло, печень, почки, селезенку, даже мозг перегревался и чувствовал себя душно. Меня постоянно тошнило. Рвало меня изнутри, раздирало на части. Я не мог нормально стоять и двигаться. Мне хотелось прилечь. Но подходящего места всё не находилось, сколько бы я не перебирал ноги в беспамятстве — кругом рваные камни, блеклые осколки стёкол, жидкая грязь разлитая всюду, пламя, едкий дым раздирающий глаза.

Я не мог точно вспомнить, как я попал в плен. Как меня, собственно, повязали? Похоже, это было до безумия банально просто, кто-то мне сказал: 'А ну стой!'. Я послушно остановился. Потом сказал: 'Руки вверх!'. Я поднял руки. И затем сказал: 'Иди за мной'. Я пошёл за ним.

Я даже не помнил, как получил ранение в руку. Очнулся лишь, когда меня пронзила жуткая боль в левой руке. Мне почему-то изначально казалось, что меня укусила громадная оса с большим, ядовитым жалом. Только тогда я начал приходить в себя и возвращался в реальный мир из прострации. Обнаружил возле себя солдата. Он громко кричал на меня что-то нечленораздельное. Ругал меня за что-то. Из его тирады слов я уловил, что мне надо идти в общем строю, не отставать от всех, не отходить от дороги и выполнять все приказы, которые отдают солдаты. А тем более не притворяться идиотом. Иначе меня пристрелят. На груди его униформы красовалась эмблема AL. Я закивал — мол, понял тебя. Он усмирился и даже дал мне бинт — чтобы завязать рану и остановить кровотечение. Что я и сделал…

Я с удивлением обнаружил, что сумки у меня в руках не было — либо у меня её забрали, либо я оставил её возле Влада, забыл про неё. Но у меня почему-то был во внутреннем кармане куртки пистолет. Я случайно его нащупал. И возможно даже заряженный с восемью пулями на борту. Не помню почему он всё ещё у меня. Не могли же они взять и разрядить мой пистолет, а потом вернуть мне? Скорее бы забрали мой пистолет вместе со всеми пулями. Почему он всё ещё там? — я не мог понять. Для меня это казалось не логично. Очень странно, что они меня не обыскали. Видимо мой жалкий и унылый вид и полное подчинение их ничуть не насторожили. Они посчитали меня безвредным гражданским, который как-то затерялся в городе или вообще свихнулся, тронулся умом…

Оказывается со мною шли ещё несколько гражданских, которых вели перед собой эйэловцы. Они торопливо подгоняли всех, тыкая дулами автоматов в спины и запугивающее размахивали прикладами. Куда вели нас — я не имел представления. Смутно вспоминал, что до этого шёл по подрагивающему наплавному мосту через реку Волхов или через другую широкую реку. В Новгороде помимо Волхова есть другие реки? Я не помнил. А сколько я шёл — тоже не помнил. Но судя по тому, что уже стремительно вечереет и скоро солнце сядет за горизонт, мы шли достаточно долго. И, быть может, прошли весь город.

Через несколько кварталов мы вышли к железнодорожному вокзалу. Слева от нас чернел разрушенный автовокзал. Железнодорожный вокзал был без крыши. А верхний этаж был выгоревшим. Первый этаж был удивительно целым и невредимым. Местами даже окна и двери целы — что являлся крайне редким явлением в этом практически мёртвом городе…

Глава 30

Я ещё был жив.

Заложив руки за спину и покорно опустив голову, я стоял на коленях как все, перед строем натовцев и эйэловцев, которые усмешливо и безучастно поглядывали на нас. Колени мои промокли. На сырой земле смешанной с обрывками асфальта и тщательно перемещенной с кирпичной крошкой, щебёнкой, какой-то гнилью и грязью, стоять было жутко холодно. У меня отобрали куртку и содрали даже рубаху. Забрали мои ботинки с налипшей грязью. Причём, эту грязь заставили очистить, соскоблить пальцами. Подавай-ка им чистенькое всё после себя. Я оставался только в одной майке и дырявых штанах. А что ещё нужно смертнику?

В смертники меня определили сразу. Раз я такой не сговорчивый, не цепляюсь, так сказать, за жизнь языком, и представляю теоретическую угрозу для продвижения миротворческих (как они себя называют) войск. И кроме того оказывал какое-то сопротивление, о котором я даже не подозревал. Не смотря на то, что у меня перевязанная и обильно кровоточащая рука, меня каким-то мимолётным проведением старшего эйэловца, чью фамилию я принципиально не стал запоминать, разом определили в многочисленную группу пленных, чья судьба была изначально предрешена.

Была другая группа пленных. Насколько я мог догадываться, этих пленных ждала участь менее суровая и вполне возможно их ожидает два варианта исхода событий: либо их обменяют на консервы и хлеб, в общем, на еду, либо их отошлют работать на военную машину НАТО в рабских условиях. В обоих случаях у них есть большие шансы на выживание. Участь нашей группы пленников, куда угодил я, была предельно проста — смерть в ближайшие минуты. От нас спешили избавиться… Нет. 'Спешили' это излишне сказано. Спешить натовцам пока было некуда. Подлетали новые вертолёты. На пустынные улицы высаживались враги, новые группы 'миротворцев'. Заходили в нашу арку. Здоровались с командованием. Кто-то оставался, а кто-то уходил. Натовцев во дворе скопилось уже с десяток. Эйэловцев было примерно столько же. Они то выстраивались в шеренгу, то расходились. Время от времени отбирали пятерых добровольцев для экзекуции над пленными. По четвёрке выводили пленных к стенке. У меня даже глупый, задушевный вопрос возник: почему пленных четыре, а палачей пятеро?.. Скидывали на плечо автоматы. Старший натовец чего-то мямлил не по-русски (могли бы и перевод устроить раз такое дело) и после этого отдавал приказ 'Fire' или 'Пли' (это у них как-то чередовалось наравне с эйэловцами), звучали автоматные очереди. Люди падали. Их оттаскивали пленные, которые были определены в группу живых — раз уж дали вам шанс, то и поработать не грех — в угол, где скопилось ужа гора мёртвых тел. За несколько таких итераций уже отчётливо появился на сырой каменистой почве тёмно-кровавый шлейф от мира живых — к миру мёртвых, вдоль стены двора.

Расстреливали в строгой очередности. А так как я оказался практически в конце списка, то и моя очередь подходила, как на кассе в магазине, безумно долго. Ожидание казни, ожидание своей заслуженной смерти было ужасным, томительным, нервным и невыносимым. Мне было любезно предоставлено полчаса времени для размышлений, для того чтобы вспомнить все последние события, чтобы кратко вспомнить свою жизнь, и сделать какие-то выводы. А выводы были утешительными — я прожил хорошую, добрую жизнь: не курил, не употреблял наркотики, не злоупотреблял алкоголем, уважал и чтил своих родителей, а также дедушку с бабушкой (царство им небесное!), обрёл отличных друзей, почти нашёл свою любовь, обзавелся своей собственно квартирой, и даже какое-то время в ней жил. Встретил своего сына в мужественном возрасте. Встретил храброго, боевого, любящего отчизну и отца сына! И отлично пропутешествовал по трём мирам — с кучей весёлых и не очень впечатлений. Особенно за последний месяц…

И теперь пришло моё время умирать…

'А прямо так взять и умереть? Ничего не предпринять? — подумал я. — Какие у меня есть варианты?.. Простой вариант — дождаться своей очереди, подойти к стене, выпучить грудь и гордо умереть, при этом чего-нибудь выкрикнуть в глаза убийцам, типа 'Смерть фашистам!', или 'Смерть натовцам!', или 'Вы подохните, ещё хуже нас!' И умереть достойно, храбро и смело в рамках текущего двора. Однако я не актёр и выступать не люблю, особенно на сцене или где-либо на подобных площадках. К тому же услышат меня, разве что, мои товарищи-смертники. Натовцы не поймут. А эйэловцы даже не вслушаются… Есть такой вариант — встать и побежать. Прямо сейчас встать и побежать. И умереть сразу… Чем не вариант? Однако, глупо… Такой ещё вариант — встать и побежать на натовца, и умереть не добежав до него… Почему же не добежав? Если резко и в три прыжка, то успею, может быть, даже успею выбить у него автомат, прицелится на кого-нибудь, на него же! Он ближе всего, в него точно не промахнусь. И умереть… Храбрый, смелый поступок. Но очень рискованный: шансы, что всё это я успею сделать, не от отбросив копыта раньше времени, крайне малы. Больше риска — что я умру глупой бессмысленной смертью даже при попытке резко встать… К тому же, мне хочется жить. Какое-то время хочется пожить, хоть немного подышать в этом мире воздухом. Почувствовать, хотя бы это щемящий голод, беспощадный холод, сырость и дикую боль в челюсти — и то хорошо… Хотя перед смертью не надышишься, как говорят… Все варианты одинаковы — во всех вариантах я буду мёртв, буду лежать лицом в сырой грязной земле. Так не дождаться ли мне своей очереди на небеса? Мне же ничего делать не придётся — всё сделают за меня. Пух — и нет меня. Два — и меня волокут за ноги к во-он той большой груде тел. И мне уже не холодно, не страшно, не боязно, и ничто меня не тревожит. Все отстали от меня. Отвязались… А так придётся суетится, куда-то бежать, у кого-то выдёргивать автомат из рук… Проблемы себе и другим создавать… А с чего это я взял, что от меня отстанут после смерти?! Влад же говорил, что натовцы в голодном позыве иногда едят человеческое мясо — не брезгую трупьём. Вот возьмут вечером или ночью, чтобы меньше народу знало, с ножами начнут кромсать и потрошить тела убитых в углу. Будут вырезать куски мяса и готовит супчики для своих воинов и для пленных… И говорить при этом, типа радуйтесь: свининкой обзавелись!.. А им-то что? С голоду и человек — мясо!.. Так что покой мне только снился… Или это всё нервы? Всё это суровость мира? Боль, отчаяние, война?.. Что ждёт меня в том мире, куда тянется кровавая тропинка? Что будет после команды 'Пли' или 'Fire'?.. Быть может, я проснусь в своёй кровати на Петроградке и сочту это всё за кошмар, за разгулявшуюся фантазию разума? И даже не попробую запомнить этот сон, сохранить в своей памяти? И через пару часов напрочь забуду обо всём этом?.. Или я очнусь в какой-нибудь психушке, может в своём мире, а может на Битурте? А может весь Битурт был выдуман мною сегодня?.. Что? Камтик? А где он? Помню, что-то выпало из уха. Это может быть как соринка, так и что угодно. А с камтиком я не общался — я разговаривал сам с собой!.. Может я всю жизнь прожил в этом мире и от отчаяния выдумал прошлый мир, или так начитался историей, что его воссоздал за раз?.. Что меня ждёт? Что там за дверью под названием Смерть? Может быть, как раз та самая чёрная пустота? Мир чёрной бесконечной пустоты? Бездонная, без верха и низа, без прошлого и будущего, даже без настоящего — просто пустота. Я войду в эту дверь. Дверь за мной захлопнется. Улетит она в бездну, или я провалюсь в бездну — что будет одно и тоже. И буду существовать в тёмном мире бесконечное время. Если это можно назвать таким словом: 'существовать'…'

Выяснить это я уже мог через пару минут. Моя очередь подходила. Натовцы вытащили следующих четверых жертв. Они, дрожа толи от страха, толи просто замёрзли и озябли, уже стояли вдоль изрешечённой кирпичной стены. За ними в четвёрку совершенно очевидно попадал я. Наконец-то. Дождался. Ура.

Старший натовец опять чего-то там промямлил. В обще-то от мямлил по-английски и не смотря на тихий голос и его безразличие к слушающим, за постоянно повторяющимися раз за разом фразами я уловил некий смысл: 'Вы обвиняетесь в сопротивлении натовским войскам, причинению ущербу и порчи военного имущества, здоровью миротворцев, а также за подрывную деятельность, пропаганду сопротивления и тыры-пыры… Высший суд мирового общества, в чём лице мы выступаем, вас приговаривает к смертной казни — через расстрел. Приговор исполняется немедленно'. После этого солдаты вскидывают автоматы, прицеливаются. Отдаётся последняя команда. И всё. Казнь свершилась.

Четвёрка разом упала. Безмолвно и устало. Словно мгновенно заснули. К нам подошли натовцы, резко схватили за руки и повели к стене. Ох, как я остолбенел от холода! А ноги-то как затекли. Я упал от бессилия и меня какой-то участок пути бесцеремонно протащили по грязи. Затем я последним усилием встал на ноги и дошёл до стены практически самостоятельно. Встал последним, если считать слева. Чёрт! А хотел бы быть посередине, вторым или третьим. 'Может, предложить поменяться?' — какая-то до безобразия дикая мысль пронеслась. А ладно! И так сойдёт.

'Ну, так что, выкрикнуть, быть может, напоследок чего-нибудь? — подумал я. — Последняя минута моей жизни исходит как-никак. И ведь сердце так бешено колотится в груди — последний шанс дан ему так разволноваться. Глупое сердце, не бейся!.. Вот только что выкрикнуть?.. Да крикну просто: 'Смерть фашистам!', потому что они фашисты или даже хуже их… А что может быть хуже фашистов? Не знаю… Ладно, пускай буду 'фашисты'… Натовец начал мямлить нам приговор… Едрить твою мать, у меня же челюсть еле шевелится?! Чего я скажу с такой челюстью, а тем более выкрикну?.. Даже мыши не услышат? Вот уроды, ведь знали, куда прикладом бить надо!.. Вот чёрт! Не исполниться моё последнее желание… Ну и ладно! Всё одно — умру. А как умирать: гордо или понуро — мне какое дело? Особенно после смерти?.. На ногах еле как стою, дрожу весь, как осиновый лист и от страха и от холода дрожу… Страшно это… умирать… А ведь все умрём рано или поздно. Вот я рано умираю… В смысле биологического возраста. А Димон вот умрёт позже… Хотя может быть он уже и не живой сейчас — 27 лет прошло всё же. И Мария умрёт, если ещё жива… И Сифиль ещё поживёт в своё время в своём тысячелетии и тоже умрёт… У всех одна дорога… Вот эта самая кровавая тропа от мира живых к миру мёртвых… Чёрт, время заканчивается! Последние секунды истекают… Он уже нас приговаривает к смерти… Всё, он уже ничего не мямлит. Старший офицер уже отдаёт приказы… Ах… Это смерть! Я чую запах её: запах едкого дыма, который сюда пригнал ветер с далёкого пожарища перемешанного с запахом человеческого мяса (ну, пожалуйста, ни слова о еде!), запах пороха, и запах гари, запах грязи, запах сырых луж, запах ещё живых людей стоящих поодаль и рядом со мной, запах этой кровавой стены, повидавшей мнОго смерти… — Я переглянулся с соседом. От также боязливо как и я, озирался вокруг, стараясь УВИДЕТЬ ЭТОТ МИР, ПОЧУВТСВОВАТЬ ЕГО. Его руки подёргивались мелкой дрожью. Он мне кивнул и я ему кивнул в ответ. — Мы вместе, брат, сейчас и до конца… Нас смертью не сломить. И не запугать вовсе! За нас придут и отомстят — сурово, жестоко. А всех предателей повесят на столбах. Лишь бы столбов хватило на всех… Последние секунды. Какие же они быстрые, суетливые… Эх, время, ты неумолимо! Оказывается, тебя можно обогнать, можно тебя перегнать… Но замедлить твой шаг невозможно… А меня ждёт последний приказ 'Fire', а не русское 'Пли', это всё же какое-то утешение перед неминуемой смертью…'

Нестерпимо дрожа, я стоял из последних сил. Те, кто не мог стоять, и падал раньше времени, их не поднимали — их расстреливали в упор, прямо в лицо. Я не хотел, чтобы мне стреляли в лицо. Пусть лучше в грудь… Из последних сил — но я стоял. Как же хочется уже упасть… Возведены автоматы. Стрелки нацелились на меня, на нас четверых. Приготовились. Старший офицер словно специально задерживает последнюю команду. Поиздеваться решил, скотина… Наконец он взмахнул рукой и выкрикнул: Fire!

Я закрыл глаза…

C неба падал снег крупными хлопьями — таким белыми пушинками, словно в небесном царстве без конца и без разбора потрошили пуховые подушки. Он падал везде, кругом, устилал белым одеялом землю, падал на крыши зданий, на газоны, на проходивших людей, на улицы — на машины, под машины, под колёса проезжающих автомобилей и грузовиков. Он падал на меня — на мою шапку, на мои плечи, на мои руки. Падал мне в ладонь. И тут же растворялся, превращался в каплю.

Я шёл и думал, до чего же непредсказуема погода — вчера шёл дождь. А вот сегодня идёт снег, плотной пеленой устилая всё вокруг, пушистый и необычайно красивый снег. Сегодня был приятный день во всём своём проявлении — и люди казались от чего-то добрыми, приветливыми, жизнерадостными. И мир казался светлее и добрее, чем обычно. И водители уступали прохожим, даже если они переходят дорогу в неположенном месте. Всё вокруг было в белых, приятных для глаз, тонах — может из-за этого у меня такое настроение? — Может из-за этого. А может из-за того что шёл я на встречу с Марией. Пятую или шестую встречу с Марией. С девушкой, которая меня понимает, с которой необычайно приятно общаться. Которая рассказывает странные истории, казалось бы о невероятных вещах, но при этом рассказывает с таким воодушевлением, с таким порывом, с такой широкой фантазией, с таким трепетом и вниманием к деталям, что в какой-то момент я начинал думать, что она сама была участницей всех этих событий.

Она была умна и знала практически всё. Она не увлекалась косметикой, не любила яркие наряды, не хотела и не собиралась идти в модельное агентство, хотя была высокой, стройной, необычайно красивой. Я всегда думал, что девушки могут быть только двух типов: либо они умные, либо они красивые. Так вот, Мария не относилась к этим двум типам, а представляла третий тип, о существовании котором я не подозревал всё это время — она была умной, она была красивой, она была талантливой. И это всё в одной девушке, представляете? Она была идеалом для человечества и для меня в частности. И я был в неё влюблён уже после проведённого первого часа знакомства. Я был бесконечно в неё влюблён, как никогда. Я не думал, что когда-нибудь смогу так влюбится…

День начинался прекрасно. Одним словом — красиво. Последние дни у меня начинались каждый раз всё лучше и лучше… От чего светлеет мир, и всё вокруг становится таким нежным, приятным, неожиданно милым? И это всё заслуга — именно Марии…

Я шёл к ней на встречу. Я был счастлив.

Боже, как же хорошо быть счастливым…

В ушах ещё звучало эхо автоматных очередей. Я приготовился к разительному удару в грудь. К самому болезненному и последнему акту своей жизни. Нестерпимо тяжело было переживать этот конечный момент жизни… Отчего-то мне вспомнилась Мария. Возможно в последний раз в жизни. Как славно, что она мне вспомнилась именно в этот момент… В последний момент…

Автоматная очередь была. Где же смертельные удары в грудь? Ну почему так долго летят пули?!

Я открыл глаза и не поверил увиденному. Пули остановили своё движение. Россыпи пуль словно замерли, так и не пролетев полпути от ствола до цели. Что это?! Мне удалось остановить время? Притормозить его безумный ход?.. Да?! Или это так всегда происходит перед смертью — словно всё замирает… Или это рука Бога, который с чего-то вдруг забеспокоившись в последний миг, решил принять не последнее участие для спасения моей Души… С чего бы, спрашивается?.. Что же это?!

Солдаты изумлённо и ошарашено переглядывались. Я посмотрел на соседа — он был испуган и тоже не понимал, что происходит. Натовцы, стоявшие поодаль, негодующе на нас посматривали — чего это мы тут стоим и не падаем, вроде как в нас уже выстрелили. Перепуганы были мои товарищи-смертники, которые покорно стояли на коленях и ждали своей очереди. Более всего был удивлён главный офицер, который отдал последний приказ. Разинув рот, он смотрел прямо на застывшие в воздухе пули и тянул руку к ним, пытаясь понять, в чём же дело?

Я задавался вопросом: может ли быть, чтобы пули застыли в воздухе. Насколько я знаю физику — нет. Они могли застрять в металле, в кирпиче, что за мной, в конце концов в толстом бронестекле… Но никак не в воздухе!

Не прошло и двух секунд после выстрела, после того как пули застыли на пол пути к нам, как во дворе начали происходить очень странные вещи. Друг за другом начали ни с того ни с сего падать на землю и гулко ударяться натовцы. Почему-то у них вдруг подкашивались ноги и они беспомощно валились на асфальт и щебень, словно их в один момент передозировали снотворным или вырубили ударом в затылок. Автоматы у них разом выпадали из беспомощных рук. Но кто-то успевал выстрелить в землю, в воздух, в своих же. Раненные визжали и тоже падали. Кто-то успевал выкрикнуть. А кто-то падал тихо, звучно брякаясь каской об камни. Эйэловцы уже лежали ничком и выглядели мёртвыми. Солдаты, которые в нас только что стреляли, не успевали повернуться, чтобы посмотреть, что, собственно, происходит и тоже падали запрокидывая голову. Последним упал офицер, странно так на меня взглянул — словно это я всё сделал, потянулся к кобуре и тут же подломив ноги беспомощно упал… А пули всё ещё висели в воздухе.

Но весели они недолго и через ещё пару секунд осторожно упали на землю, так и не долетев до моей груди.

Я был потрясён! Я был потрясен не тому, что я каким-то чудом остался жив в данную секунду, а тому что все мои сиюминутные враги беспричинно пали, будто бы это невероятный розыгрыш! Вся эта война — это просто дикий розыгрыш!

Ещё через секунду во дворе начали происходить другие странности — что-то начало мельтешить вдоль лежачих врагов, какие-то движения чудились глазам, словно приведения ходили или души поверженных врагов начали бродить по двору. А потом я услышал чей-то голос, очень рядом, впереди себя, такой жутко знакомый, только я не смог сразу вспомнить, где я его слышал:

— Алекс! Алекс, очнись, это я!

— Кто? — задал я вопрос в пустоту, потому что я никого перед собой не видел.

На голос камтика это не было похоже. На голос Влада тоже не было похоже… И спустя немного я понял, я догадался — меня спросили по-альверски! Я вспомнил этот голос.

— Это я. Паут Воэ, — подтвердил мою догадку голос из пустоты.

— Где ты? Я тебя не вижу…

— Я здесь…

Из пустоты начало слабо формироваться чьё-то тело. Мои соседи испуганно глядели на метаморфозы происходящие в пустоте. Из ничего начал проявляться силуэт человека — очертания какого-то прозрачного, стеклянного, я бы сказал, человека, потом прозрачность его начала растворятся, и наконец, он стал полностью серым. Он снял шлем и я узнал лицо генерала западного сектора Паута Воэ.

— Как ты? — спросил он взволновано.

— Меня расстреляли… — сказал я неуверенно.

— Пока ещё нет. Мы им не позволили… Ещё б чуть-чуть, и было бы поздно… Кое-как успели, — он осмотрел двор, небрежно покосился на груду мёртвых тел, выговорил. — Вот же средневековье!

За его спиной во дворе начали из пустоты появляться силуэты людей. Их было десяток или вся дюжина. Они были вооружены странными предметами. Они ходили и осматривали поверженных врагов. Пленные тревожно шахарались от них. Но люди в сером их жестом успокаивали… Мол, не бойтесь нас, мы не причиним вреда.

Мы говорили по-альверски. Нас никто не понимал. И это ещё больше всех напрягало. Пленные (а оставались только пленные) боязливо озирались на меня и на 'приведений', как им, наверное, казалось. Так как возникли они из пустоты, из воздуха… А скорей всего это обычная технология 31 века. Чего тут удивляться? Особенно мне…

Я обнаружил себя в сырой, вонючей футболке, в перепачканных грязью и кровью штанах и жутко грязных и влажных носках. Я стоял на холодном камне. Руки были расцарапаны. А повязка на левой руке вся смокла от почерневшей крови.

— Я хреново себя чувствую, — признался я.

Ко мне подошли двое в серых костюмах и взяли за плечи.

— Ты ранен. И ты сильно ослаб, — констатировал Паут. — Замёрз до костей ведь… Где твоя одежда?

Я пробежался глазами по эйэловцам. Увидел знакомого молодого солдата. Направился к нему. Двое в сером направились за мной. Заметил возле лежащего солдата свою куртку и пистолет. Накинул куртку и положил пистолет с семью патронами во внутренний карман. Покосился на солдата. Он казался безжизненным, мёртвым:

— Что с ним? Что с ними? — поинтересовался я.

Ко мне подошёл Воэ:

— Он в отключке. Они все в отключке. Это специальные снаряды — моментально отключают сознание померян. Это часа на два, не меньше… Тебе ни к чему одевать куртку… У нас есть костюм для тебя. В нём ты согреешься…

— То есть, он жив? И через два часа очнётся?

Генерал кивнул. Мне дали серый костюм, помогли надеть его. Пока надевал костюм, я спросил у Паута:

— Как Вы меня нашли?

— Твой камтик дал пеленг. Мы засекли его и по пеленгу вышли на это место… — пояснил генерал.

— А как ты вышли в этот мир? Была же одна дверь? И теперь её нет!

— По началу это оказалось не просто. Когда ты ушёл с Эвианом надолго и не вернулся, и когда послышались выстрелы, мы всерьёз забеспокоились. Начали собирать команду на помощь. Потом раздался взрыв и дверь отключила соединение — так как форма двери этого мира была нарушена… Но мы не могли Вас оставить в опасности. И начали искать способ, как попасть в этот мир, где Вы остались. Потребовалось два месяца, чтобы Эринс и Сифиль нашли новое решение. В технические особенности как им это удалось я не вникал. Но им это удалось! Соединение произошло в этом же городе, в его северной части. Мы не понимали, в то же время попали или нет? Но когда мы сориентировались на местности и нашли то здание, куда вы попали, то обнаружили…

— Эвиана, да?

— Да. Нашли труп Эвиана. И ещё какой-то женщины… Тебя там не было. Мы подумали, что тебя засыпало и ты оказался под развалинами здания. За сутки собрали кое-какую технику — что можно было протиснуть через дверь и расчистили завалы. Под завалами нашли чей-то труп. Поначалу думали — твой, но потом выяснили что это чужой…

'Наверное, тот лейтенант, который гнался за мной… Ах вот почему завал был расчищен! А я-то думал…' — вспомнил я.

— Нашли дверь, — продолжил Паут, помогая мне застегнуть костюм. — Точнее то, что от неё осталось. Искали тебя по близости. Но так и не нашли. Ты мог уже уйти очень далеко. Потому что прошло более суток с того момента, когда мы обнаружили труп Эвиана…

— То есть, — спросил я, — если бы я вернулся на следующий день — я бы застал Вас?

— Да, мы бы сразу тебя заметили — по пеленгу камтика. Мы маскировались, чтобы не вызывать подозрений у местных жителей… Но радиус распространения сигнала у камтика небольшой — не более 500 метров. Поэтому запеленговать тебя было крайне сложно, так как ты, по всей видимости, ушёл очень далеко…

— Я вообще уехал из города, — сообщил я. — Чёрт. Если б я знал, что вы вернётесь… А ведь я ни на что не надеялся. Я думал, что застрял здесь навечно…

Паут Воэ тревожно посмотрел в сторону арки двора.

— Здесь оставаться опасно. К нам приближаются люди. Поторопимся.

— Уходим? — спросил я.

— Нет. Улетаем.

— Как это?

— Сейчас всё увидишь, — сказал генерал и потянул меня за рукав.

Я обратился к пленным товарищам, а теперь уже свободным гражданам, и поспешно сообщил, указывая на лежачих солдат:

— Они ещё живы, эти твари. Но вы свободны!.. Не дайте врагу занять город… Вершите свой суд!

Паут Воэ и ещё один воин подхватили меня за плечи и я взмыл в воздух. Вначале я подумал, что меня просто приподняли, но, посмотрев вниз, я увидел стремительно уменьшающую землю под ногами. И понял, что взлетел вместе со всеми воинами в серых костюмах. При этом не генерал с помощником меня подняли в воздух, а костюм меня поднимал, нарушая физический закон гравитации. А генерал с помощником меня лишь направляли — так как летать я, управлять этим костюмом, не умел. Необычно так осознавать, что я лечу, словно во сне. Под до мной уменьшался двор с пленными, которые, после того как остались наедине со своими врагами, стремительно подбежали к лежачим, выхватили из их беспомощных рук оружие и приставили автоматы к каскам… Я отвернулся. Послышались автоматные очереди.

Генерал сообщил:

— Маскируемся!

Я заметил как мои руки и всё тело стало растворяться в воздухе, постепенно становилось прозрачным. Я поднёс руку к лицу — и не увидел её. Она была настолько прозрачна — что я её не видел. Паут Воэ надвинул на меня шлем. Теперь я был, полностью не видим. Но мне в это трудно было поверить. Шлем был военный со встроенным обзорным монитором — я видел других воинов, я видел генерала, а точнее я видел силуэты. Наверное, чтобы ненароком не столкнуться друг с другом… А то, представляете, две невидимки столкнулись в воздухе и кубарем упали вниз!

Мы уже поднялись на высоту птичьего полёта. Я видел как подо мной пролетают натовские вертолёты шелестя винтами, как на площади идёт ожесточённое сражение — перестрелка, взрывы… Я увидел как протянулась широкой серой лентой река Волхов, разделяя город надвое. Видел полуразрушенный далёкий кремль — детинец. Купола церквей. Густой дым крупных пожарищ. Вторжение продолжалось…

По всей видимости, генерал передавал своим подчинённым приказы мысленно, через камтик. Но так как у меня не было камтика, то в шлеме послышался его голос — передаваемый динамиками:

— Как ты, в порядке?

— Всё хорошо… ответил я. — Немного необычно. Не привычно…

— Мы сейчас полетим в северную часть города, — сообщил он. — Там установлено соединение. Мы вернёмся в мир более безопасный и гостеприимный, чем этот. Я говорю про мой мир… Мы установили в городе маяки-пеленгаторы. Небольшие, правда. Большие пронести через дверь сложно. Поэтому радиус пеленга у них был всего на 3–5 километров. Они искали сигналы на стандартных частотах, которые используются камтиками — но выйти на твой камтик так и не смогли. Да и не знали — с тобой ли он ещё, или пропал, сгорел, сломался. И город ещё постоянно бомбили. Маяки часто выходили из строя — то сгорят, то завалит их чем-то, то аборигены на них наткнутся и испортят… Мы стали устанавливать маяки в ближайших городах. Даже собирались запустить спутник — но это очень хлопотная работа, по деталям через дверь спутник крайне сложно пронести. А уж запустить его — ещё трудней… Как только мы получили сигнал от твоего камтика, мы сразу снарядили группу для выполнения операции — спасти тебя. Так удачно сложились обстоятельства — я как раз был на Битурте и решил лично возглавить операцию…

— Камтик! — очнулся я. — Он остался где-то там?

— Не переживай, мы его уже нашли и подобрали. Так что не волнуйся за него. Он тебя спас — подавал устойчивый сигнал пеленга.

— Это Вы пули остановили? — спросил я.

— Да. Когда мы прибыли на место — я сразу тебя заметил. Тебя сбирались расстрелять. Мы выпустили сетку-ловушку квадропрочностного поля между тобой и стреляющими. Она и остановила пули.

Мы пролетали над разрушенными крышами домой, над опаленными пламенем покрытиями зданий, изрыгающими огнём сквозь мелкие проёмы, над мёртвыми улицами, усыпанными осколками, камнями и трупами… Мы пролетали над умирающим городом.

— Мне только что доложили, — сказал Паут, — в северный район, в наш район, движутся винтокрылые военные машины…

— Вертолёты что ли?

— Может и вертолёты. Они нам могут помешать.

— Идёт вторжение, — предупредил я. — Это десантные вертолёты врагов. Они хотят захватить город… Надо их сбить.

— Мы их попробуем сбить… — уверенно сказал генерал. — Попробуем порезать их на части.

Я не мог понять, что он имел ввиду под фразой: 'порезать на части'. Но через минуту уже понял. Я сразу заметил эти винтокрылые машины. Их было несколько. Они действительно летели на север и мы их обгоняли. Вражеский десант рассевшийся по бокам машин уже приготовился спускаться по канатам вниз. От нашей группы отделились силуэты пяти или шести человек. Они осторожно подобрались, а фактически подлетели к вертолетам, выпустили какой-то тонкий длинный луч в направление машин — и хвостовая часть вертолёт мгновенно отпала, словно ничто её не держало всё это время. Вертолет закружился на месте, бешено ускоряясь. Потом второй, третий… В конце все уже кружились и выпускали чёрный дым. Некоторые десантники, не удержавшись за края проёмов, упали на землю. Некоторые успели зацепиться рукой или ногой и повисли на верёвке, кружась вместе с вертолётом. Вертолёты стремительно теряли высоту…

'Вот же они офигеют от этой внезапности. Подумают, что у русских появилась какое-то мощное секретное оружие, которое распиливает вертолёты по полам, — подумал я и добавил оговорку. — Если они конечно выживут после падения'.

Мы не стали задерживаться на месте и наблюдать как падают вертолёты. И смогут ли они аварийно приземлится в таких условиях, не разбившись? Мы подлетели к какому-то серому зданию, каким-то чудом уцелевшим, и через балкон зашли на этаж. Ввалились в темноту коридора — прошли и вышли в узкую комнату, где была открыта дверь перед ней и за ней нас ждали люди. Я уже не мог перебирать ногами — сильно сказывалась усталость — какая-то неведомая тоска на меня навалилась всем грузом. В глазах мутнело. Напряжение спало. Руки и ноги обмякли. Меня подхватили и понесли воины генерала, а Паут Воэ шёл рядом и говорил: 'Потерпи немного'.

Меня пронесли через дверь — в светлое помещение, где суетились люди и громко разговаривали. С меня сняли серый костюм, который на время меня сделал летающей невидимкой. Поверить только, 'Летающая невидимка'! Не просто невидимка, а ещё умеет летать. Это ж надо! Меня аккуратно положили на носилки, которые висели в воздухе и понесли куда-то. Меня знобило. Болела голова и безумно хотелось спать. Но я пытался увидеть среди суетившихся людей кого-нибудь знакомого. И увидел. Сначала подбежал Эринс, чего-то взволновано говорил. Но я не слышал его в общем шуме. Потом я увидел лицо Сифиль, она прижалась к носилкам с другой стороны и говорила что-то успокаивающее, вроде: 'Ты нашёлся! Теперь всё будет хорошо'. Услышал вблизи себя знакомый голос полковника Велитри. Он визгливо говорил, что необходимо провести дезинфекцию… Кто-то с ним соглашался: 'Да, да полковник. Мы обязательно это сделаем. Только чуть попозже. Ладно…' и старался его отстранить от носилок. Я запрокинул голову и смотрел в клетчатый потолок, который время от времени закрывался чьими-то тенями и силуэтами, я видел лицо Паута Воэ, он ободряюще меня хлопал по плечу. Видел лицо Сифиль. Он что-то говорила мне. Но я уже ничего не слышал. Мне было приятно её видеть. Но и её силуэт начал растворятся и я уже видел только смутные тёмные пятна и белые пятна потолка перед собой, который менял цвет с яркого на яркого, с яркого на серый, с яркого на серый… тёмный… чёрный…

Я потерял сознание.

Оперуполномоченный следователь Анатолий Иванович Ларионов, обживаясь в новом, уже светлом, кабинете штаба в посёлке Чудово в который раз прослушал старые микрофонные записи, и старался понять суть происходящего. В бывшем подвале микрофон у него работал в постоянном режиме и делал записи разговоров. Это его такая работа — узнавать правду. Но то ли запись получилась некачественной, то ли частые помехи от взрывов и дребезжания мебели смазывали всю картину. Помаленьку глотая пиво, Анатолий Иванович старался вслушаться в диалог двух братье Губановых, или которые представлялись ему братьями:

— Не перебивай меня, пожалуйста, — доносилось из миниатюрных динамиков. — Я понимаю, в это сложно поверить, в это невозможно поверить, а может быть, даже нельзя в это верить. Но я прошу выслушать меня до конца, а уже потом делать выводы: правду я говорю, или вру…

— Да уж… Полная бредятина… Ка-вар-дак… — выговорив последние слово по слогам, призадумался Анатолий Иванович, нервно перебирая карандаш в руке.

А в это время Александр Георгиевич Кузнецов сидел в своём любимо диване в Твери, попивал из гранённого бокала лучший сорт савиньона и рассматривал трёхмерную голографию планеты Битурт.

— Вот, смотри, что я заметил, — обратился он к своей гостье, Кате Крыловой.

Он приблизил изображение Урвальда. Он научился управлять трёхмерной голографией. Оказалось всё до гениальности просто: голограмма реагирует на прикосновения как сенсорная панель. Саня нашёл самый высокий небоскрёб в городе, забрался на самый вверх, и тут красочным фейерверком над небоскрёбом, над всем городом — разлетелись латинские слова: 'Yamurg liari!' и подпись ниже: 'Sifil Anturgayn'.

— Он мне рассказывал про неё. Про эту девушку, Сифиль. Я не до конца понимаю смысл фразы — но вроде должно быть всё просто… Я так думаю… Вот здорово! А он эту надпись, интересно, видел?

Катя заворожёно смотрела на трёхмерную голограмму и уголками рта улыбалась, прильнув к крепкому плечу любимого хакера…

Глава 31

Вечер.

Дмитрий Вяземцев сидел за своим рабочим столом и досадливо скучал. Он посмотрел на монитор. Прочитал последние предложения командировочного отчёта. Ему что-то не понравилось, он стёр предложение и вбил заново, но уже в другой формулировке. Затем он покосился на своего начальника, Александра Викторовича, который сидел напротив. Тот суетливо собирался. Александр Викторович повернулся к своему соседу — Алексею, сказал ему: 'Не забудь завтра подготовить договор'. Взял папку и пошёл к выходу. 'Ах да. Это он про вчерашнего клиента, с которым вчера общался наш Лёха' — вспомнил Димон и в тот же момент подумал: 'А не сыграть ли мне в контру? Начальство уже ушло. В принципе ничто не препятствует… Интересно, Лёха будет играть со мной?.. Какой-то он раскисший сегодня. Всё не может забыть новогоднюю подругу?.. Да сдалась она ему?! Сразу же было видно в тот вечер — чокнутая, чудачка или стерва. Оказалось последнее… А сейчас он страдает из-за неё… Может, сходить вместе, прогуляться? В клуб вечером сходить?.. Конечно, если бы не четверг сегодня, разумеется, сходили бы, расслабились, не вопрос… А сейчас можно только просто прогуляться… Без Серёги вот скучно. Вот, зараза, заболел. Сейчас отлёживается дома… Кто бы ещё пошёл с нами? Витя… — он взглянул на Витю, который сидел чуть поодаль в противоположном угле. — Нет. Этот не согласится. Завтра бы согласился, а сегодня нет. Сегодня, видите ли, ему пить нельзя. Да и Лёха, похоже, тоже не будет пить. Завтра у него важный день. Важная встреча. Большая шишка… Какие там гулянки?..'

Алексей торопливо встал со своего рабочего места, пожал всем руки, включая Димона, схватил шапку и кожаную куртку с вешалки и быстрыми уверенными шагами вышел из кабинета.

'Вот же, чёрт. Ничего не успел сказать!' — подумал Димон.

Он тоже намеревался уходить. Играть в контру ему совершенно не хотелось. Как-то настроения не было. Погода хмурая, мелкий дождь на улице. Слякоть везде. За окном темнеет быстро. Да и какого чёрта, уже восьмой час идёт!

Димон побыстрей закончил с командировочным отчётом. Посчитал затраты. Распечатал. Степлером прибил билеты к командировочному. Сунул под клавиатуру — ай, плевать, завтра отнесу в бухгалтерию! — и выключил компьютер. Пожал руку оставшимся бойцам, напялил куртку и двинулся на улицу.

По пути к выходу он подумал, что Лёха, скорей всего, пошёл на ближайшую остановку через арку. А значит, он вышел не через вестибюль, а через другой выход. Давно вышел и, возможно, уже уехал на своей маршрутке домой… Он спустился на первый этаж и пошёл по коридору на выход. Увидел человека в конце коридора. Тот странно озирался по сторонам, словно чужак. Димон не сразу его узнал. Лишь когда человек повернулся лицом, Димон узнал его:

— Лёха? Ты ещё здесь?

Алексей стоял в конце коридора и не менее удивлённо на него смотрел. Взгляд у него был необычным. Дурацкий взгляд у него был.

— Что с тобой? — Димон подошёл к своему другу. — Что с тобой случилось?.. Ты это где загорел так?!

— Привет, Димон, — радостно сказал Алексей. — Приятно тебя видеть!

— Да что случилось? Что произошло? Ты словно приведение увидел!..

Такая странная ситуация Димона невероятно напрягала и пугала. Было что-то не так. Произошло какое-то тёмное событие. Явно что-то случилось. И загар на лице ещё откуда-то. Такой крепкий загар на всё лицо у Алексея — и это посреди весны! Как такое возможно? Или это глюки какие-то у Димона? Перегрев на работе случился? Утром же ничего не было… Или это в темноте так, не разобрать ни черта?

— Не ходи туда, — предупредил Алексей и остановил Димона. Тот удивлённо покосился на друга. — Давай лучше пойдём другим путём… — предложил Алексей и двинулся вперёд, сказав: — Я тебе всё расскажу… Но ты нихрена мне не поверишь…

Димон ехал в маршрутке вместе с Алексеем. Алексей непривычно молчал. Обычно, если они вместе идут или едут куда-нибудь, то бесконечно разговаривают. Темы подбирались сами собой: о женщинах, таких страстных и непредсказуемых, о работе, такой муторной, но очень важной, о разных профессиях, какие более почётные, а какие не очень, об играх — ну, что, прошёл ГТА? О разном, даже когда вроде бы всё обсудили, поглядели вокруг, увидели бабушек и давай о них рассказывать — как же им приходилось тяжко в блокаду, такого натерпелись! А сегодня он словно сам не свой, друг Алексей. Он смотрит в окно, словно город не узнаёт. Да что с ним? Обокрали его, что ли? Прямо на выходе из офиса его скрутили, приставили нож к подбородку и все деньги вытащили?.. Где же его брюки и шапка? Главное, куртка осталось при нём. А вот шапки нет! И брюки не те… Точно помню, что был он в других брюках… И ботинки какие-то странные. В первый раз такие вижу. Как же такое возможно? Ещё Димона попросил оплатить проезд. Ну, точно, его ограбили! Хотя, как-то слишком шустро ограбили… И он молчалив почему-то. Слова из него не вытянешь. Сказал, что дома всё расскажет. Сейчас приедем на Петроградку — зайдём в квартиру и он всё расскажет… А здесь-то, что ли, нельзя? Никто же не будет слушать. С кем не бывает?

Они ехали молча. Димон старался заговорить. Но Алексей его обрывал, говорил 'потом обсудим', и снова припадал к окну. Через полчала они уже были на Петроградке, вышли на остановке и пошли к дому Алексея. В подъезде Алексей достал из кармана ключи и сказал Димону загадочно: 'Ты не представляешь каким чудом эти ключи сохранились у меня… Что мне это стоило!' Вот чудак. Ну, точно ограбили! — подумал Димон. — Чего же он так нервничает?

Открыл подъезд. Потом квартиру свою на втором этаже. Впустил Димона и плотно затворил дверь. Разделись. Разулись. Алексей сразу предложил Димону чаю или кофе попить. Димон не отказался.

— Сейчас погляжу, чего осталось… — сказал Алексей и ушёл на маленькую кухоньку. Побрякал по кастрюлям. Открыл холодильник и изумлённо сказал. — Ух, ты! Да тут завались чего осталось. И всё свежее… Не протухло… Надо же.

Потом вышел в коридор, почесал репу и воскликнул:

— Вот идиот! Конечно сохранилось всё. Это я там был почти четыре месяца… А здесь же меня не было несколько минут.

— Ты о чём? — спросил недоумённо Влад. — Какие четыре месяца? Ты про что?

— А-а… Это я вспомнил кое чего… Давай сейчас чайник вскипячу, вон бублики есть… пожуй пока их.

— Да не хочу я бублики! Ты мне скажи, что случилось? На тебя напали?.. Что с тобой? Тебя словно подменили?!

Алексей почему-то рассмеялся:

— Хе-хе. Напали!.. Если бы! Я, наверное, кошелёк свой с двумя тысячами — или сколько у меня там было? — отдал бы с радостью!.. Но вся беда в том, что на меня не напали на улице. Даже не в той прихожей… Дело в том, что я так и не дошёл до прихожей. До этой вертушки, долбанной, не добрался я!

— Так что же произошло?

— Садись, Димон, — предложил Алексей и они уселись на диван. — История будет долгой. Предупреждаю, очень долгой. Так что приготовься. Будет много странного и необычного… И это всё правда. Уж поверь мне. Я тебя заранее предупреждаю, что это никакой не розыгрыш. Сегодня не первое апреля. Оно уже прошло. Давно, причём. И нагло врать мне нет никакого резона и желания. Но ты, главное, дослушай до конца, а уже после всё обсудим…

— О'кей, — согласился Димон.

— А вот этого не надо!

— Чего?

— Да, ладно…

Алексей рассказывал действительно очень долго и детально. Рассказал всё, что случилось с ним за последние месяцы, за последние четыре месяца, как он сказал, с самого того момента, когда он, после того как пожал руку Димона в офисе и целенаправленно пошёл домой, открыл ту Дверь и попал в чужой мир… Алексей не скупился на детали и рассказывал как было. Димон ошарашено его слушал и не мог поверить, что Лёха всё это рассказывает на полном серьёзе, и что это не розыгрыш, хотя попахивало этим. Честно признаться, очень попахивало…

Димон часто его перебивал, задавал какие-то глупые, неуместные вопросы, которые любил задавать в своём стиле: 'А они что, голые были?'. 'Кто они?'. 'Ну, эти девки в клубе…'. 'А, они… Ну, были с голым торсом… И что?', 'Так… Офигенски же!'. Или: 'Охренеть. Ты что, был в космосе?!'. 'Да, представляешь, был на орбите'. 'И как там невесомость?'. 'Какая невесомость?.. А, космическая невесомость?.. Нет. Не было там невесомости. Была искусственная гравитация. Чуть меньше земной…'. 'Ну, это неинтересно… Тебя могли надуть!'… Или 'Чё, прямо в башку ей выстрелили?'. 'Что за идиотский вопрос?! Ты меня уже достал!.. Да. Выстрелили ей прямо в башку!'…

Алексей уже начинал сомневаться, что Димон всё поймёт правильно и поверит. Но доверять пока, кроме него, он никому не мог. Конечно, это всё выглядело крайне неправдоподобно, и Димон был вправе задавать скептические вопросы и переиначивать это всё с юмором. Димон был так взбудоражен услышанным, что не мог спокойно сидеть и постоянно ёрзал на диване, время от времени вскакивал и прохаживался по гостиной. Алексей его просил успокоиться и присесть, дослушать до конца. Тогда Димон прекращал свои бессмысленные поступательные движения по комнате и присаживался рядом. Внимательно слушал дальше…

Когда рассказ дошёл до Мёртвого Города, Димон заметно сник. И всякие дурацкие, каверзные вопросы перестал задавать. Сам собой выскакивающий юморок из него уже больше не выскакивал. Он нахмурился и начал живо представлять себе Питер в руинах, Зимний дворец со снесённой крышей и разломанный Александрийский столб на Дворцовой площади… 'И это уже через 27 лет?' — задал он единственный вопрос. 'Через 26 лет' — уточнил Алексей. Дальше Димон слушал внимательно, не перебивал своего собеседника. Алексей услужливо разлил чай. Выставил поднос с бубликами, которые Димон начал жадно хрумкать. И ещё разогрел пончики, которые он когда-то купил, но не помнил — зачем…

— А что же было потом. После того, как ты потерял сознание? — спросил он.

Алексей продолжил…

Я очнулся в госпитале, в Бактурианском правительственном госпитале — в городе Сетнерай, в столице государства Бактуриан. Но об этом я узнал позже. Сначала я увидел стерильное, большое помещение с низким белесым потолком, с белыми стенами и цветастым мозаичным полом. Надо мной висела куполообразная стеклянная перегородка. По бокам стояли белоснежные гладкие доски с какими-то непонятными графиками, которые динамично подёргивались и переливались разными цветами. Сам я оказался на высокой мягкой и довольно широкой кровати. На мне была белая пижама и я был укрыт, не одеялом, как я подумал, а каким-то белым пухом, так напоминающим снег. Но это был тёплый, приятный снег. К запястьям рук были подцеплены серебристые браслеты. Которые я попробовал снять. Не получилось. Подумал, вещи, наверное, нужные — может пульс измеряют, давление, или что-нибудь в этом духе. Так что лучше не снимать и дождаться кого-нибудь. Я поглядел на свою левую руку — повязки не было, как не было и самой раны. Было какой-то фиолетовый след, наподобие синяка. Это медицина 31 века или мне кровь на руке привиделась? Ведь стреляли мне в руку и не резиновой пулей!

Как ни странно, мне абсолютно не хотелось есть. Я чувствовал себя сытым и, фактически, довольным. Пока я был в отключке меня как-то накормили. Может, трубку мне впихивали в рот. Может другим способом исхитрились… И я чувствовал себя очень хорошо. Мышцы были крепкими и упругими. А тело нигде не болело и ничто не саднило.

В одиночную палату вошли люди (откуда они узнали, что я очнулся?). Их было трое и я их очень хорошо знал. Это были: улыбающаяся со слезами на глазах Сифиль Антургайн, немного взволнованный Эринс Лаславия и непоколебимый, легендарный Паут Воэ, дважды легендарный для меня. Они меня приветствовали, как это положено по-альверски. Я их тоже поприветствовал:

— Эйлератьён! Приветсвую!

— Я рад, что всё закончилось благополучно, — начал Воэ. — А, честно признаться, были опасения, что ты не выжил и что все поиски тщетны. Но я знал, что ты не из робкого десятка.

— А как я рада! Мариат Губанов, что ты жив и вернулся к нам, — сказала Сиф.

— Жаль друга Эвиана, — грустно отметил Эринс. — Прекрасный был друг для нас. Молодой, умный, талантливый коллега. Но я счастлив, что ты жив. Я уверен, ты хотел ему помочь…

— Да. Я хотел ему помочь, — я его прервал. — Но объясни мне, почему он побежал на зов о помощи, не подумав, чем это может грозить?

— Но ведь кто-то звал о помощи, — ответил Эри.

— И вы сломя голову готовы бежать на призыв? На предсмертные крики людей?

— Эвиан был молод и неопытен в этих делах. Если люди просят помощи, то значит надо срочно помочь человеку. Нас учили этому — не сомневаться в своих действиях… — объяснил Эри.

Тут генерал добавил:

— Эри прав. Эвиан поступил правильно. Так бы поступил любой альверец, оказавшийся на его месте. Если бы… речь шла о нашем мире… А там оказалась другая ситуация, о которой Эвиан, должно быть, забыл… Почтим память кюутана Эвиана Вастауса Хоны, доброго человека. Доброй памяти тебе, Эвиан!

— Доброй памяти тебе… — повторили все и даже я, по инерции. Здесь есть такая традиция.

Мы склонили головы в память о погибшем товарище.

— Ты практически выздоровел, — отметил Генерал. — Лучше себя чувствуешь.

— Меня ваша медицина продолжает удивлять, — сказал я. — Сколько я был без сознания?

— Чуть больше 12 часов.

— Ух ты! А я думал неделю пролежал… А как так вам удалось вылечить мне руку?

— Рана была несерьёзной — и мы восстановили порванные ткани твоей руки, — сказал Воэ. — Кость у тебя не пострадала и это облегчило операцию… У меня, приятель, как-то ногу оторвало… И мне её восстанавливали по частям.

— Давайте не будем об этом сейчас, — попросила Сифиль. А Эринс спросил:

— Это было на Сурии?

Генерал кивнул в ответ и подмигнул мне.

'Чёрт! Нравится мне этот человек-альверец! — подумал я. — Генерал западного сектора Федерации (не какой-нибудь начальничешка!) ринулся в кровавый мир, опалённый войной и безумием, и спас меня от верной гибели… Вот человек! Всем человекам человек! Вот альверец! Вот молодец!.. А ведь я и не надеялся вернуться в этот мир, спокойный, добрый и такой, блин, нежный, что плакать хочется…'

— А знаешь, мы получили полезные сведения из этого мира, — сказал Эринс. — Мы практически восстановили всю утраченную информацию о 20 и 21 веках… И теперь я понимаю почему люди не любят вспоминать об этом времени. Уж больно ужасно вспоминать это…

— Да, — согласился я печально. — Очень больно…

Я весь месяц проходил процедуры 'восстановления'. Моя психика была сильно повреждена. Первое время меня одолевали жуткие кошмары. Мне снилось, что моё возвращение привиделось, что никто не спасал меня от смерти, а генерал Паут Воэ в прозрачном облачении мне пригрезился (с чего бы это генералу спасать меня от смерти?), что я сейчас проснусь — и окажусь в подвале разрушенного города, и что канонада орудий продолжит свой страшный вой. Мне снилось, что я вообще умер и начал разговаривать с Эвианом, Николаем, Игорем, тем попутчиком, с которым шёл по минному полю и Владом — своим сыном, которого я видел при жизни менее суток. Упорно спорил с ними — кто как погиб. Я просыпался в ледяном поту. Мне говорили, что я кричал во сне. Что сердцебиение моё зашкаливало…

Но медицина 31 творила свои чудеса. Процедуры мне помогали сгладить воспоминания. Иначе свихнуться можно… Кошмары пропадали. Жуткие воспоминания отходили на задний план и не маячили больше перед глазами. Моя психика успокаивалась. Я сам успокаивался и уже воспринимал всё произошедшее со мной спокойно. Да, я несколько раз попадал под бомбёжку. Межэтажные балки сыпались вниз и громко ударялись рядом, надо мной. Я мог в любой момент оказаться погребенным заживо. Да, я ходил по минному полю и разговаривал с минами, потому что они не трогали своих. Был риск, и он был весьма большим, я мог угодить под обычную мину, которой плевать, что ты умеешь говорить по-русски. Да, я видел смертельно обгоревшего мальчика, который только хотел жить и ничего более, и он так вкусно пах, что меня мутило от голода. Да, я участвовал в перестрелке и я стрелял в людей! Да, я побывал в самом жутком туалете, засранным по колена, и я ходил по человеческому дерьмищу. Да, я видел, как убивают людей прямо на моих глазах. Я видел многочисленные смерти. Я видел горы трупов, мертвецов, лежащих в тёмной луже крови в углу сырого, грязного двора. Я видел очень много крови и вывороченного человеческого мяса… Я видел, как люди сходят с ума. Как они угасают. Как они умирают, как коченеют их тела… Я видел как убивают моего сына… сына, которого у меня ещё нет… Да, я знаю что такое голод, я видел голод, я чувствовал его, оно пожирало меня изнутри… Да, меня хотели убить. Меня собирались убить. В меня стреляли. Меня фактически убили. Казнили меня, за то, что русский, за то, что не хочу быть предателем. И я был готов умереть за это. Я стоял на эшафоте и ждал своей смерти. Я ждал!.. Да, я видел многое. Я видел, на что способны люди, на какие жертвы, подвиги и на какие гнусные предательства они готовы. На какие бесчеловечные, аморальные, зверские, и даже не зверские, а мегазверские поступки они способны, на которые сам дьявол не решится! Я видел истинных людей-паразитов…

Это всё я пережил. Я уже спокойно к этому относился, словно я только что просмотрел психологический триллер с элементами кровавого ужастика, и, взбудораженный, мысленно обсуждал увиденное.

Я купил коттедж неподалёку от дома Сифиль, на побережье Рэмского моря, в зелёной зоне Урвальда. Виктор мне помог найти лучшее место. Именно такое, где меньше автоматики и где больше привычной простоты. Я вспомнил Биалезон, где не было движущихся тротуаров… Оказалось всёи это не случайно. Биалезон — зона минималистки — где наименьшая концентрация техники и современных устройств на метр квадратный: здания не оснащают прочностными полями, не встраивают в стены визоры и не автоматизируют окна. Практически такой же дом я нашёл в зелённой зоне Урвальда. Коттедж был хороший, стильный, с белоснежными стенами, двухэтажный, лёгкий. Я начал жить там в своё удовольствие. Очень часто навещал Сифиль. Очень часто она меня навещала. Навещали меня также Эринс и Антуа Файлео. Паут Воэ, когда появлялся на Битурте, захаживал ко мне на ужин и был самым приятным для меня гостем.

Мне посчастливилось повстречаться с президентом Бакуриана и мэром города Урвальда. Они были, как все альверцы, приветливы, гостеприимны. Я навещал лабораторию Сифиль и Эринса, которая перекочевала под опеку Федерации и защиту войск федерации PAF — под кураторством Паута Воэ. Они разрабатывали инновационные проекты и искали новые варианты соединений. В общем, шли на передовой фронта науки.

Со мной общалась Отан Виевин. Беседу вели по камтику. Я кратко рассказывал ей, как всё было. Она поразилась историей и соболезновала мне… Кстати, мне вернули мой камтик, который помнил всё и мог прокрутить видеоролики событий в любой момент и даже мог записать их на мой севший телефон, если подберётся соответствующий формат. Но я не смотрел эти записанные фильмы. Мне воспоминаний пока хватало…

Я выяснил позднее, что первую ресурсную войну мы всё же выиграли. Несмотря ни на что. Плохо, что через семь лет вторая ресурсная война началась… А в Новгороде натовцы удержались лишь пару дней. Потом их выкурили — и фронт начал тихонько двигаться в обратную сторону — откатываться в Европу. В этом серьёзно помогли космические войска и такие люди, как Александр Кузнецов.

Мы победили! Много людей погибло, сгинуло, пропало без вести. Много человеческих душ было перемолото в этой войне. Много судеб было навсегда испоганено… Но мы победили!

Я прочитал это в учебнике истории. Как я плакал после этого… Признаться, я просто рыдал.

— И как? — спросил Димон.

— Что 'как'?

— Что у Вас с Сифиль? Любовь-морковь, шуры-муры, ахи-трахи? Да?

— Причём здесь это?!.. Я тебе про душевные потрясения, а ты мне про секс, да про баб!!

Димон испуганно отпрянул:

— Ну, не обижайся так… Я же чисто полюбопытствовать…

— Полюбопытствовать… — успокоившись, проронил Алексей. — Тебе не интересно?

— Нет. Что ты! — заёрзал на диване Димон. — Ещё как интересно. Вот это история! Вот это воспоминания на всю жизнь, приключения! Адреналин!

Алексею не понравился такой ответ друга:

— Неужели ты думаешь, что я в каком-то круизе побывал? Тебя бы туда на пару деньков. Да в самое пекло. Вот только после этого можно будет с тобой общаться…

Алексей не понимал, насколько серьёзно всё рассказанное воспринял Димон? Да и понимать уже не хотел. Этот мир его разочаровывал. А, собственно, что он хотел увидеть в этом мире? Внимание, заботу и понимание? Сочувствие и сопереживание? Он хотел рассказать лучшему другу, что ему пришлось пережить, поделиться своими тяжёлыми воспоминаниями. И чтобы друг переиначил всё по-своему, в итоге?..

Этот мир обречён. Он обречён на безумие, которое его подстерегает, уже ждёт… уже там… скоро…

— Я здесь ненадолго… — сказал между тем Алексей.

— В смысле? — не понял Димон.

— Я завтра уйду и больше не вернусь… Вот. Я возвращаюсь в мир 31 века. Буду там жить…

— Слушай, а мне с тобой можно? — оживился Димон.

— Это тебе не экскурсия по мирам! — отрезал Алекс. — И это вряд ли возможно. Я бы хотел тебя взять с собой, да и Серёгу за одно… Марию… Где ж она? Родителей своих, родных… Всех хотел бы взять собой… Но так не получится. Так неправильно. Сам понимаешь, это всё случайно произошло. Вообще, я не должен был оказаться там. Я должен был быть здесь. Ходить с тобой по ночным клубам, щупать баб и попивать пивко. Но мне это уже тошно… Знаешь, я повзрослел. Как-то за ту минуту, что меня не было в этом мире, я повзрослел и стал… понимать… Это не объяснить словами. Я стал понимать что-то… А что — мне ещё предстоит самому понять. Возможно, это моё предназначение. Я нашёл своё предназначение! Я понял, кто я есть. Я понял, кто ты есть. И я понял, что мы разные…

— Понял, не понял… А тебе не кажется, что это всё чушь?! Что тебе промыли мозги и впихали какие-то опилки? И ты, типа, всё понял? — устало спросил меня Димон.

Алексей разочарованно покачал головой, понурив взгляд.

Время было позднее. Полдвенадцатого ночи. И Димону хотелось спать. А ведь ещё домой добираться! Димон засуетился:

— Ладно, Алекс. Мне пора топать… Пора баиньки. И тебе советую. Ты перегрелся. Вот выспишься и завтра всё поймёшь… Поймёшь то, что сегодня ты понял — это не то, что ты завтра поймёшь… Вот увидишь! Проводишь меня до метро?

Алексей кивнул. Надо бы прогуляться, подумал он. Они быстро оделись и вышли из дома. Димон всю дорогу утешал Алекса, что всё пройдёт, всё наладится. Что жизнь, слава Богу, продолжается. Что девки становятся сочней и с приходом лета — станет вообще зашибись как здорово жить. Что сходим в походы, на пикники. Может быть, сходим и на охоту… или порыбачим. В общем, развеемся… А то сидим в конторе и жопу греем…

А Алексей в это время думал о том, что завтра утром он придёт в офис и вернётся в СВОЙ мир. И не надо рассказывать никому, где он был, что с ним было, почему он стал таким… А в этом мире его уже не будет. В этом мире время остановится, потому что он сможет вернуться сюда хоть через сотню лет… Для него пролетят сто лет — для Димона пройдёт жалкая минута… Вот тогда он посмотрит на вошедшего, не узнает и пройдёт мимо, даже не засомневается, что это был Алексей…

'Да… Люди не верят в рай и ад. Не хотят верить… — подумал Алексей. — Потому что они считают, что не может этого быть в реальном мире… Только в том, другом мире — там, за порогом смерти. Там, наверное, это есть, и то не можем сказать точно… уверенно сказать не можем'.

Ещё он вспомнил недавний разговор с Паутом Воэ, который не забыл навестить друга, по прибытию на Битурт. Паут рассказал одну странность, которая не вылетала у него из головы и он не нашёл ей объяснения. Маяк-пеленгатор, который уловил сигнал камтика, находился в семи, нет, даже почти в восьми километрах от того двора. Но каким-то образом он засёк его. Что физически объяснить невозможно — так как маяк с трудом бы засёк камтик и в пяти километрах — связь в этом случае была бы не устойчивой. А это вызывает вопросы: как такое объяснить? Как объяснить, что на таком удалении неожиданно появилась связь с камтиком, где не должна была появится по законам физики, и оказалась очень устойчивой? Заметьте, до этого не работала вообще! Никак. И вдруг заработала именно в самый последний момент…

— И что это значит, — спросил Алекс Паута.

— Не знаю, — ответил Паут. — Я могу лишь только предполагать…

— И что ты предполагаешь?

Паут нахмурился и осторожно начал:

— Я вот предполагаю, что это всё неслучайно… Как-то это больно странно — появилась связь именно В САМЫЙ последний момент, когда тебя можно было застать живым…

— И?

— …Я думаю, что кто-то тебя хотел спасти. И сделал так, чтобы связь заработала. Специально заработала. Как это получилось — ума не приложу. Может быть, какой-нибудь трансфер для этого включили или передатчик, или ещё что-нибудь… Так просто, из ничего, это не могло произойти, надо понимать. Кто-то тебе помогает…

— Кто бы это мог быть? Бог? — ошеломлённо поинтересовался Алексей.

— Без понятия. Может быть и Бог. А может быть Судьба, каким-то образом… Не знаю. Нечего гадать. Это должен знать ты, Алекс!

— Я не знаю… — ответил он честно.

Странно. Кто бы это мог быть? Или это всего лишь предположения?..

Димон пожал руку и заскочил в двери станции Петроградская. Алексей с минуту постоял. Подумал, что этот мир ведь можно изменить. Взять и изменить его будущее. Только не понятно, какие усилия для этого потребуются? Сможет ли он? В силах ли это для одного человека? И как бы не получилось хуже… Алексей понимал, что через какое-то время он обязательно сюда вернётся. Он будет скучать по этому миру, по всей этой нелепой городской суматохе. По родителям обязательно будет скучать, по друзьям, даже по Димону, который не хочет ему верить. Конечно, он будет скучать по этому городу. И он постарается что-то сделать, чтобы через двадцать шесть лет не случилось того, что ему и миллионам людей того мира пришлось пережить…

— А может и не будет ничего этого? — он спросил себя в полголоса. — Может, это мир будет развиваться по другому сценарию? — и немного погодя ответил себе. — Может… По закону подлости, всё может…

Мелкий моросящий дождь не прекращался. Прижав поплотней воротник к горлу, он пошёл домой, медленно прогуливаясь по улицам своего любимого города в последний раз.

Да… В последний раз…

Часть вторая Альверец (Санкт-Петербург, 8.03.09 — 13.10.09)

Глава 1

За большими окнами блестели огоньки дальнего берега. Слегка заметно подрагивали кроны деревьев от временами налетавшего морского бриза. На море было относительно спокойно. Лунную дорожку время от времени перекрывала тень проплывающего корабля.

Паут Воэ сидел в своём любимом кресле, которое он с неподкупной тщательностью подбирал сразу в нескольких магазинах долгое время десять лет тому назад, и которое здесь — в его доме — каждый раз подолгу дожидается и приветливо, даже как-то нежно, принимает своего хозяина. Нельзя сказать, что кресло автоматизировано и наделено интеллектом. Это кресло не умеет перемещаться самостоятельно, а тем более общаться со своим хозяином. Однако у него есть добротные гравиусилители, которые позволяют с лёгкостью передвигать кресло с места на место. И это вся его автоматизация. Всё остальное — это мягкая, шелковистая бахрома, обтянутая на всё кресло.

Хозяин кресла задумчиво смотрел в окна своего дома — смотрел на великолепный пейзаж сотканный природой и людьми, раскинутый на всю ширь огромных окон. Он смачно попивал свой любимый напиток — персиковый сок и негодовал, как люди не ценят этот напиток, дарующий такое райское наслаждение… Хотя — у каждого свой вкус. То, что он так любит проводить время — тоже на любителя.

Да. Паут Воэ был таким любителем. Он любил в свой выходной, который случается не так уж часто, как могло быть, особенно в последнее время, сидеть в большом зале своего дома, просто сидеть в мягком и удобном кресле, бесконечно думать о чём-то, время от времени отпивая оранжевый сок из кубического хрустального бокала. И наслаждаться тишиной и просторным уютом для мыслей.

К несчастью, он отметил, что в своём доме, который стал для него родным и самым любимым, он появляется крайне редко. Только в выходные дни и когда он 'прилетит' с официальным или не совсем официальным визитом на Монтевидео, он заходит в свой дом и проводит в нём какое-то время. 'Какое-то время' — это, как правило, 5–6 часов, может быть полдня, от силы день-другой и то по земному времени, а не по местному. Вот подходит к концу второй выходной. Через 12 часов нужно вернуться в штаб и снова служить Федерации, исполнять свой боевой долг. Теперь штаб — стал для него вторым родным домом. А этот дом — стал для него домом для отдыха.

Он купил себе этот дом, двухэтажный особняк с наклонной односкатной крышей на краю ущелья двух высоких холмов, более двадцати лет назад, когда ещё не был генералом западного сектора, даже когда ещё не был майором космической эскадрильи. А был всего лишь мелким сержантом десантных войск. Купил дорого. Такой дом с таким великолепным видом на море и в таком отдалении от жилых кварталов, от цивилизации — стоил больших денег. Но у Паута такие деньги в те времена были. Они были заслужены верностью службе и кровью в боях.

В нарушение традиций альверцев, которые не могут сидеть на одном месте более 5 лет, и постоянно переезжают из города в город, с планеты — на планету, Паут жил в пределах этого городе свыше 30 лет и переезжать куда-либо не собирался. Причиной тому то, что в этом городе он всё равно появлялся редко — так как служба требовала его постоянного присутствия в совершенно далёких местах. И он научился ценить родной дом и родной город, Акваут, в котором он провёл своё так называемое 'детство'. Поэтому никакого желания покидать город, переезжать на новое место обитания, у него не возникало, так как он ещё не успел привыкнуть к Аквауту, устать от него. А тем более, ему город никогда не надоедал, и никогда ему не мешал.

Он не любил приводить в свой дом гостей и не приводил их. Не приводил он сюда своих девушек. Кроме Леймы. И то было один раз, по молодости. Иногда кто-то из больших чиновников бывал у него в гостях и отмечал необычайную скупость хозяина на внутреннее убранство. При больших площадях дома, комнат и залов — мебели практически не было. Точнее, она была незаметной. В главном зале были какие-то жалкие: диван, шкаф, столик, и обязательно кресло — подвинутое к окнам. Что так сложно купить мебель?.. Нет, — скромно отвечал Паут. — А зачем она мне? И собеседники умолкали. Действительно, зачем она ему?

В настоящий момент Паут Воэ предавался воспоминаниям своей молодости. В родном доме он уже не был более месяца. А потому стены, мебель, просто обстановка в доме, да и в городе тоже, навевали воспоминания о прошлой жизни. Той далёкой жизни, которая, как ему казалась, более чем недоступна. И вспоминал он своё 'рождение', 'девство', 'юность' и непрерывный рост по карьерной лестнице, то с нежностью, радостью, грустью, тоскою, болью, обидой, то с одним, то с другим чувством, подменяющими друг друга, а то и со всеми сразу…

В отличие от многих альверцев, да и померян тем более, он очень хорошо помнил свой первый день. Когда он открыл глаза и увидел что-то синее, а может голубоватое, услышал странные звуки, голоса, которые ему долгое время мерещились, будто бы снились. Затем он увидел лица. Он испугался. Он не мог понять что это? Или кто это? Что они хотят? И почему они все смотрят на него?.. Он помнил свой первый испуг. Оттого и запомнил тот первый день — первый день когда его создали на планете Монтевидео.

Как иногда любят говорить альверцы: 'альверцы не рождаются, альверцев создают'. Их создают на специальных фабриках, где появляются на свет новые граждане Федерации. Возле столицы крупнейшего государства планеты Монтевидео — Аблестон есть одна из таких замечательных фабрик. Паут не запомнил её. Лишь блеклые отрывки. Он был там не больше года. А когда по значительному проишествию жизни посетил эту фабрику — то вообще её не признал. Настолько она изменилась за всё время, или настолько она ему не запомнилась…

Все знают, что до нужной массы и физического роста альверцев выращивают в специальных инкубаторах. Рост начинается с мельчайших эмбрионов. И за счёт гиперусиления системы подпитки эти эмбрионы за год-два вырастают в полноценных альверцев в физическом смысле. А вот в умственном смысле — тут ещё надо поработать, требуется курс так называемой 'практики' и умственного развития, так как альверцы впервые видят этот мир после инкубационного периода и им ещё предстоит формировать своё сознание и своё самоопределение в этом мире. Конечно, после инкубационного периода, альверцы наделены некоторыми знаниями и даже возможностями. К примеру, в них уже заложены географические данные, познания геометрии, логики, минимальные знания от разных сфер науки, а также знание актуального языка, то есть — альверского. Но сами альверцы и сделать шаг не смогут в этот мир без специальной помощи, в прямом смысле этого слова. Так как их мышцы за время роста не двигались, или, говоря по научному, 'не практиковались', то альверцы в первые свои дни — как куклы, безжизненны, от части глупы, только глазами испугано водят вокруг и слюну пускают как младенцы. По крайне мере, так представлялись Пауту Воэ первые свои дни в Аблестоне.

Казалось бы, зачем Федерации понадобился такой относительно долгий инкубационный гиперрост альверцев, когда можно дорастить до, скажем, младенцев — а потом воспитывать как полноценного померянина, приняв дату выхода из инкубационного периода — за день рождения? Или на худой конец, дорастить до семилетнего ребёнка и сразу отправить в школу с ранцем на плечах? Зачем растить до совершеннолетнего взрослого мужчины или женщины, а потом ещё несколько лет проводить практику, обучать, преподавать, формировать какое-то сознание? Ответ достаточно прост — за счёт генетических модификаций альверцы лишены гена роста, равно как и гена старения, потому что это один и тот же ген. То есть альвецам подарили бессмертие. Но из-за этого пришлось пожертвовать возможностью самостоятельного роста. Жертва не такая уж обидная, признайтесь. Поэтому альверцев вынуждены в инкубаторе как бы 'насильно' выращивать до соответствующих пропорций и телосложения, чтобы, как говориться, им хватило на всю жизнь. Понятно, что останавливать рост на младенческом периоде или на периоде первоклассника — никому не выгодно. Будет такой 'вечный' ребёнок. Кому это надо? Вот и выращивать до 20–25 летних юнцов — когда у человека максимальная физическая форма, максимальная выносливость, отличное здоровье и относительный пик умственных возможностей.

Однако, не смотря на своё 'бессмертие', альверцы вовсе не бессмертны. Их можно убить, прибить, задушить, утопить, заколоть, зарезать, раздавить и прочие внешние форс-мажорные факторы, воздействия и радости этого мира, способные остановить их сердечную деятельность. Они только не смогут умереть от старости. То есть это относительное бессмертие — если их никто и ничто не будет трогать, они смогут жить вечно. Однако вечно они сами почему-то не хотят жить. После незримого порога в 200–300 лет у альверцев наблюдается непреодолимое желание закончить жизнь различными суицидальными методами: начиная от банального 'повешаться' до таких экзотических как возможность самоостановки сердца, или добровольный отказ от потребности воздуха на значительный период. Почему так происходит? — над этим бьются многие философы и учёные Федерации. Почему пропадает желание жить? Некоторые говорят, что альверцы в своём сознании за сотни лет накапливают слишком много информации, знаний — что не умещается в их черепной коробке и у них начинается 'хронологический маразм', который перерастает до паранойи и желании остановить это любим метом, хотя бы смертью. Однако локальные очистки мозга альверцев — это убеждение опровергли. И на свет пришла другая теория, с которой Паут Воэ полностью согласен — альверцы накапливают в себе слишком много разочарований, которые не зависят от числа знаний, а зависят от объёма личного опыта, и преодолев какой-то порог, 'точку кипения' этих накоплений, альверец уже не в силах держать себя в этом мире, а интуиция самосохранения не способна справиться с этим бурным потоком отчуждения от мира сего. Ему уже становиться не интересно жить и продолжать свою жизненную деятельность, он хочет только одного — 'вечного' покоя. По научному это назвали 'изношенностью сознания'. Каждый механизм, даже если его регулярно чинить и приводить в полную исправность, рано или поздно изнашивается, хоть через сотни лет, хоть через тысячелетия, и не остаётся ничего кроме как списать механизм — выбросить в утиль. То же самое происходит с альверцами — они, как и все механизмы, а в данном случае это — генетический продукт, тоже подвержены изнашиванию, только не физическому, а как бы 'душевному'.

В данном случае иногда помогает полное форматирование создания, со всей памятью. Но и тогда приходиться начинать жизнь заново, с 'нуля'. И это становиться совершенно другой человек с другим сознанием, другая Личность, чужая Личность. А это, по словам многих людей, гораздо хуже смерти. Поэтому такой метод — применяют довольно редко, только на самых закоренелых преступниках, в качестве высшей меры наказания.

На данный момент среди живущих альверцев в Федерации есть несколько представителей, которые живут более четырёхсот лет. Самому старшему из них где-то, по слухам, 480 лет. То есть почти с самого начала появления альверцев в Федерации. Но не факт, что это их истинный биологический возраст. Вполне может быть такой альверец который постоянно путешествует со звезды на звезду. Что ж, Паут встречал таких альверцев. А как известно — в пути время летит о-очень медленно. И биологически его возраст может не превышать и ста лет. Это значит, никакой он не долгожитель, а просто родился давно. Вот и всё.

Всё равно, рано или поздно — мы все умрём, — так думает Паут Воэ. — Каждому отведено своё время и своё место в истории. И у каждого должен быть финал, красочный или блеклый, всё зависит от настроения и возможностей человека. А если хочешь жить вечно — тогда вечно путешествуй, вечно двигайся в пространстве Вселенной… Но ты просто оттягиваешь тем самым свою неизбежную смерть, свой финал.

Кроме первого дня Паут больше ничего не помнил. Он не помнил как он провёл следующие 8 месяцев, а по местным меркам это 50 с лишним дней в Аблестоне. А потом помнил дорогу, дорогу к Дому. То лишь был 'родильный дом', где его учили ходить, держать осанку, правильно издавать звуки, повышали логику и способности мышления. А здесь был его Дом. Он приехал в свой дом, на остров Тлир, в акватории небольшого города Акваута, на побережье величественного Древнего океана. И он влюбился в свой Дом и покидать его не хотел, даже когда это было нужно сделать, как любому военному…

Остров Тлир среди местных жителей славился тем, что он, во-первых, засекречен. И всем стало понятно, что там как минимум большая секретная военная база Федерации, так как остров относился к собственности PAF. Сам остров был небольшим — 5 на 6 километров, отдаленно напоминающее яйцо, но имеет выпуклую форму в сторону города, и скалистую гору в центре острова высотой в 820 метров, с которой иногда запускали военные модули на орбиту. Во-вторых, его обитатели очень часто посещали город Акваут, и за счёт этого город жил и процветал, так как вся инфраструктура города была сосредоточена на обслуживание персонала острова, выдачи курортных зон, а в акватории Акваута были отличные курортные зоны, санатории, прибрежные парки, золотистые пляжи, этому способствует относительно благоприятный климат, в целом суровый для всей планеты, и многие жители Акваута так или иначе служили на Тлире.

Город Акваут расположился по берегам вытянутого вглубь Древнего океана холмистого полуострова. С севера город омывал залив, а с юга шли потоки холодного течения океана. С востока город отлично защищал высокий хребет скалистых гор от пылевых бурь и наступающей пустыни Амбросио. А на северо-западе в четырёх километрах от города располагался остров Тлир. Поэтому в окрестностях Акваута и сформировался такой уникальный климат. Днём воздух прогревался до 50 градусов, а ночью не опускался ниже 5 градусов по Цельсию. Такая амплитуда колебания температуры объясняется тем, что Монтевидео — не совсем планета. Это спутник планеты-гиганта Стерлитамáк, как Луна по отношению к Гео. И как большинство спутников, Монтевидео всегда повёрнут одной стороной к планете-гиганту, который почти в 2 раза превышает диаметральные размеры Юпитера. И спутник, а также все его обитатели, вынуждены жить по законам планеты-гиганта. А так как вращение вокруг планеты длится больше 4 дней, то и сутки на Монтевидео длятся больше 4 дней. А значит ночь и день длятся больше 48 часов. Поэтому на Монтевидео в разгар дня бывает очень жарко. А ночью — очень холодно.

Историю освоения звёздной системы Паут особо не изучал. Знал только, что планету-гигант Стерлитамак так назвал башкир-путешественник в честь своего родного города. Стало быть Монтевидео назвал какой-нибудь уругваец из той же команды первооткрывателей. Очень часто планеты и их спутники носили имена земных городов. И в этой звёздной системе таких примеров было предостаточно. К примеру, соседние спутники Стерлитамака — Ванкувер и Орландо.

Подплыть к острову Тлир незамеченным невозможно — периметр строго охранялся и непрошенных гостей просто расстреливали из свето-лазерных орудий, если они, конечно, не останавливались. Пролетать над островом или приближаться к нему тоже строго запрещено. И на остров фактически вела только одна дорога — подводный туннель проведённый под проливом, разделяющий остров от материка, от города.

На этом острове проходили практику тысячи 'новорожденных' альверцев. Непрерывно. Потоком. В их число, разумеется, попал Паут Воэ. Каждый наставник набирал себе группу по 8-10 человек и курировал их умственное развитие и развивал способности, а также, как отец, способствовал формированию личности, воспитывал, учил, наставлял. Каждый наставник нёс ответственность за проступки учеников — своих 'детей'. Потому как они несмышлёны, и осознают мир только по вложенным знаниям. И по сути наставнику следовало показать истинный мир, со всеми его сложностями, проблемами, бедами и несчастиямии за столь короткий период — четыре с небольшим года.

Пауту Воэ повезло, его создали по технологии нового поколения — класс Джей-5. Это улучшенное поколение альверцев-специалистов по военным делам. Это поколение появилось как раз в тот год, когда начали создавать первые эмбрионы этого класса. За счёт искусственного генома его вырастили с рядом особенностей, которые разительно отличаются от предыдущего поколения. На первый взгляд бросается невероятная похожесть на померян. Даже специалисту отличить от померян очень тяжело. Их не стали выращивать накаченными и белобрысыми как многие предыдущие поколения. Внешние признаки мускулатуры — предательски выдавали среди людей-померян альверцев. Также их сделали разнообразными по цвету глаз, а то у альверцев часто преобладал голубой или синеватый оттенок в глазах. И сделали разнообразными по росту. Пауту — достались карие глаза, однако он — блондин (хотя и среди померян блондины — не редкость), но с ростом в 170 сантиметров. С виду щуплый. И признаков альверца в нём очень мало. Поэтому непросвещенный померянин сразу признает его, как своего друга 'по крови'.

Однако недооценивать физические возможности альверца класс Джей-5 только по щуплому виду — рано. У таких альверцев очень мощный скрытый потенциал по физическим возможностям. Они способны поднимать до 500 килограммов одной рукой. Подпрыгивать до 3 метров при земном притяжении. Бегать без отдышки на многие десятки километров. Могут обойтись без кислорода достаточно долго. Без еды — значительно больше, чем померяне. И самое главное — они могут убивать голыми руками. Для Паута нет ничего проще, как свернуть человеку шею. Они — прирождённые убийцы, их специально делали такими. Их создали такими! И для Паута это не оказалось неожиданным сюрпризом. Он знал это подсознательно всегда и он готов вступить в бой в любой момент. На генном уровне ему дали способности спеца, точнее полуспеца, так как настоящие спецы, в текущее время, куда сильней и выносливей. Получился этакий альверец-спец, двойной вариант. Как раз на его классе была опробована комбинированная генетика. Паут, всерьёз опасался, что он станет таким же безмозглым и чопорным как спецы. Однако этого не произошло. Он такой же альверец как и все. А среди померян — он такой же померянин как и все. А может быть даже лучше… Похоже, что эти способности и дали ему тот небольшой шанс выжить в труднейших условиях, в которых не выжил бы ни один простой альверец, тем более померянин, и которые выпали на долю Паута тяжким грузом.

При рождении у Паута Воэ не было имени. Его называли просто и незамысловато — Одиннадцатый Воэ класса Джей-5. В тот год в Аблестионе создали 12 альверцев с фамилией Воэ, и каждому дали свой порядковый номер. Все мужского пола и все стали друг для друга братьями, хотя такими не являлись в реальности — так как их сближала только фамилия и единый класс технологии. То, что Пауту не достался номер хотя бы из тройки первых — его нисколько не расстраивало. Он судил так: ничего бы не изменилось, если бы ему дали, например, Третий Воэ класса Джей-5. Так или иначе он бы стал Паутом Воэ. И предпоследний номер — это ещё не значит, что он и по жизни будет предпоследним, он просто 'родился' позже остальных.

Ему даже нравилась цифра '11'. Получалось, что он дважды первый. Это обстоятельство его не раз радовало.

На Тлире прошли его быстрое 'детство' и не менее быстрая 'юность'. На острове его научили всему, чему учат новобранцев — ремеслу убивать и не быть убитым. Нельзя сказать, что его профессия должна была в итоге стать — изысканным убийцей. Вовсе нет. Из них не делали убийц. Но убивать и 'не краснеть' при этом, они должны были уметь. Они должны были научиться исполнять приказы, насколько бы они не были отвратительными с точки зрения гуманности. Это их долг — защищать и, по мере необходимости, убивать, потому что когда защищаешь, атакующий враг должен получить отпор, и очень суровый — чтобы желание к войне отбить надолго. Паут Воэ знал кем он будет — он будет защитником Федерации, он войдёт в ряды миротворческих сил и сделает всё, чтобы войны на территории Федерации, на всём пространстве обжитой Галактики — не было; чтобы не допустить возникновения конфликта, или кровопролития. Его учили так: чтобы не было войны — надо хорошо уметь воевать. Потому что огонь гасится огнём. Или хотя бы так: воевать ради мира во всём мире. Он эту истину усвоил и понимал значимость своей профессии. И на протяжении четырёх с лишним лет, когда шли учения, он уже мечтал попасть в ряды PAF, хотя прекрасно понимал, что он обязательно там будет. Ведь ради этого его создали…

По острову Тлир дозволялось гулять всем обитателям. Остров был хорошо оборудован прогулочными тропами, пляжами, лесопарками и маленькими сквериками — особенно возле скалистых берегов, на которых можно с упоением наблюдать на завораживающую панораму города. Одиннадцатый со своими братьями по генному классу очень любил гулять по острову после тренировок, учебных боев, занятий. И кучкой в двенадцать человек, парней, они шлялись по острову и бесконечно друг с другом общались на разные темы. В основном рассказывали о мире на том далёком берегу и открывали свои мечты и желания. Вместе мечтали о будущем. Явным лидером был Восьмой. У него был странный, довольно резкий характер, но все его обожали. Он был самым умным в группе. И у него было очень много разных идей. Особенно его сильно уважал Одиннадцатый.

Как-то раз, когда Одиннадцатому было всего два года (или 160 местных дней) с момента выхода из инкубационной камеры, но когда у него было сформировано самосознание и присутствовала внутри какая-то Личность, они в полном коллективе, по привычке, вышли к южному побережью острова и, рассевшись на скамейки, наблюдали за ночным Акваутом. Город в полной темноте, освещаемый только огромным серпом планеты-гиганта, уходящего на половину под горизонт, казался сказочно красивым: яркие разноцветные огоньки раскиданные почти на весь горизонт как неподвижных, так и подвижных точек, тёмные безмолвные холмы, далёкие серые хребты высоких гор. Они ни разу не были ещё в городе и не знали, что это такое 'Город'. Точнее, они знали к тому моменту многое. Знали определение города. Наблюдали по визорам, читали книги, смотрели новости. Но в самом городе ни разу не были. Им, как 'маленьким', ещё не разрешалось покидать пределы острова. А наставник группы их ещё считал недостаточно зрелыми, чтобы с ними прогуливаться по городу. Вот и они мечтательно собирались на побережье и глядели в неизведанную даль… Как там? Так же, как здесь? Кто-то говорит, что не так. Что там живут люди, которые не знают, что такое пневмо-оружие… Неужели?! Правда, не знают, что такое пневмо-оружие? Как же так?… А ещё у них есть свои дома, и они не живут под землёй, как мы. А живут на земле… А мне вот рассказывали, что есть такие люди, которые почти как мы, но только маленькие… очень маленькие. Они тоже учатся, ходят в надземную 'школу', где их учат. Они играются. И у них есть другие люди… как это?… Мама и папа, вот! Родители. Это, наверное, как для нас — наставники… Ну, наверное…

Одиннадцатый очень любил общаться со своими братьями, иногда даже больше чем с наставниками или ребятами из других фамилий. Потому что, как ему казалось, братья Воэ всегда были готовы доверять ему. А это очень важно, особенно когда делишься своими мыслями, идеями:

— Восьмой!

— Чего тебе, Одиннадцатый? — обернулся Восьмой, сидевший рядом.

— Я хочу спросить тебя… А что ты будешь делать когда станешь Кюутаном?

Восьмой загадочно улыбнулся. Хмыкнул. Все замолкли. Всем стало интересно. Все внимательно слушали. До первого титула Куютана ещё далеко, не меньше трёх лет, но было очень любопытно когда кто-то уже определился со своей специализацией.

— Знаешь, брат, — ответил Восьмой, — наверное, я буду служить в космических войсках. Не знаю почему, но космос мне нравиться. Посмотри на небо: звёзды, планеты, спутники, астероиды и кометы — это должно быть прекрасно. Это не может быть не прекрасно. И когда ты находишься рядом с прекрасным — ты сам становишься… прекрасным. Я хочу стать хорошим военным. Самым умным и самым сильным. Я хочу быть как та яркая звезда на небе…

— А я хочу быть как та планета, огромным!…

— Третий заткнись, не перебивай меня! — прикрикнул Восьмой. Третий резко умолк.

— В общем, — продолжил Восьмой. — Я хочу быть сильным как гравитация планет, ярким для всех как звезда, и бесконечно умным как Вселенная… Таким я обязательно буду, когда стану Кюутаном или добьюсь этого в последующие годы.

— Здорово! — воскликнул Одиннадцатый и ошарашено глядел на Восьмого, своего брата по классу.

— А ты ещё мал, Одиннадцатый, — сказал Восьмой. — Но ты тоже будешь большим и великим как я. Ты станешь таким. Потому что мы — братья, и мы должны быть похожи. И мы должны помогать друг другу.

Он навалился на Одиннадцатого и всех кто сидел рядом и обнял, крепко, сильно, но в то же время очень нежно… Как это умеют делать альверцы по-братски.

В эту ночь он рассказал, что девочки, которые живут в соседних подземных зданиях умеют играть в одну странную игру. И они научили его этой игре. Название он не запомнил. Но то, что от этой игры получаешь огромное удовольствие Восьмой запомнил. Поэтому предложил всем сходить к девочкам и сыграть, пока ещё не поздно. Пока наставники легли спать, а девочки ещё не заснули. Только он всех предупредил, что для этого надо будет обязательно полностью раздеваться, как перед душем.

— И девочки разденутся?! — восхитился Одиннадцатый.

— А куда они денутся… — опять же загадочно ухмыльнулся Восьмой. — Это игра всем понравится. Говорят, в эту игру все люди играют. Она очень популярная.

Братья пошли к зданиям, где они спали и жили на острове. Спустились на пятый уровень. Восьмой вкратце, но вроде бы доходчиво, рассказал всем правила игры. Казалось, не сложно. Просто подходишь к любой комнате, где девочки спят. Стучишься. Предлагаешь сыграть в игру, в которой надо раздеться и обнимать друг друга в пастели — она одна такая, не спутаешь. И всё. А девушка дальше сама подскажет что нужно делать…

Все лихо разбежались по коридору в поисках девочек, которых лучше всего знают. Одиннадцатый тоже весело направился к Кайт Шестандцатой. Он прекрасно знал эту девушку — в паре выполняли логические задачи, отличный партнёр в спортивном бою, да и был в гостях, у неё в комнате, несколько раз. Она угощала его котлетками, своего изготовления. Получались не вкуснее чем в столовой, но он никогда не говорил этого, а напротив, говорил, что готовит она хорошо. Она была почти ровесницей ему, лишь на несколько местных дней младше. Но была чертовски умной как Восьмой, с высоким интеллектом по шкале Рейхрета и поэтому Одиннадцатый внутренне ей завидовал.

— Тук, тук.

Одиннадцатый включил режим фона возле двери. Услышал знакомый голос Шестнадцатой.

— Кто так поздно? Я уже спать легла!

— Это я, Одиннадцатый Воэ.

— Одиннадцатый?.. Чего забыл?

— Сыграть хочу.

— А не поздно ли? Смотрел который час?

— Говорят, самое время, — растерялся Одиннадцатый.

— Время чему?

— Ты можешь не одеваться, в эту игру надо раздетыми играть, — предупредил Одиннадцатый, слыша как встаёт Шестнадцатая с кровати.

— В какую игру, Одиннадцатый?! Ты что?

— А ты не знаешь? — уж совсем растерялся Одиннадцатый, — А Воэ Восьмой мне сказал, что вы все должны знать эту игру.

— Ах, Восьмой сказал, — открыла дверь Шестнадцатая. — Стало быть Воэ Восьмой… Вчера он был у нас. Был с Тетторими Четвёртой. Но Тетторими Четвёртая мне ничего не говорила. Так слышала, что они играли во что-то взрослое. Краем уха. В общем, ничего не поняла. Занята была. Надо было задание по баллистике решить…

— А ты красива! — восхитился Одиннадцатый, увидел обнажённую Шестнадцатую за дверью.

— Спасибо, — улыбнулась Шестнадцатая. — Что ж стоишь, заходи… раз пришёл.

Одиннадцатый зашёл. Дверь закрылась — автоматически включилось прочностное поле и появилась фактура двери.

Комната у Кайт Шестнадцатой была небольшой, впрочем как и у всех 'новорожденных' на Тлире. Не исключение и Воэ Одиннадцатый. У него была точно такая же комната. Стандартно, 16 метров квадратных. И две внутренних двери — в душ и в туалет. Но за счёт эскетичного убранства комнаты Одиннадцатого, его комната казалось более просторной. У Шестнадцатой было почему-то много мебели и разных вещей. Откуда они их берут? Зачем такой большой шкаф? Зачем такой шикарный сервис на столе? Зачем разные картины развесила на стены? Зачем кухню встроила себе в стену? Когда можно попрактиковаться кулинарии в специально отведённой комнате? В общем, странные они, девушки. Какая-то логика у них иная. Иногда это подтверждали логические задачи. И тело у них почему-то другое?

— Что так смотришь на меня? — спросила Шестнадцатая, увидел неподвижный взгляд Одиннадцатого на ней. — Никогда не видел голых девушек?

— Видел, — очнулся Одиннадцатый. — В душе постоянно видел и на картинках визора… А твоё тело очень красивое. Даже не знаю почему, но мне оно очень нравиться.

— Спасибо Одиннадцатый за твою нескрываемую лесть. Очень приятно слышать. Значит, я тебе понравилась?

— Значит, понравилась, — согласился Одиннадцатый и добавил. — Я вот всё думаю, почему у нас, я имею ввиду парней, и у вас, девушек, разные формы тел?

— Не знаю, — честно ответила Шестнадцатая. — По визору это недоступно, так как не достигли ещё 200 дней возраста. Антропология ещё не началась… Говорят, это природой заложено.

— Хэ, — усмехнулся Одиннадцатый. — Какая природа? Если нас создали?

— Нас создали по образу и подобию людей, не забывай. А люди двуполые. То есть два пола — мужчины и женщины. Вот поэтому мы и разные. И тела у нас, разумеется, разные…

— Всё равно не понимаю. Зачем природе создавать два разных пола, да ещё с разными формами тел?

— Не всё ли равно?.. Может, люди на самом деле — две разные цивилизации, мужчин и женщин, ну вот как мы — живём в разных корпусах здания, группами. А они просто ужились вместе, не враждуют, нравятся друг другу. И стали себя называть обобщёно — 'людьми'.

— Может быть… — согласился Одиннадцатый, поражаясь её неоспоримой логике.

Шестнадцатая присела на кровать. Начала расчёсывать волосы.

— Красивые у тебя волосы, — заметил Одиннадцатый.

Шестнадцатая улыбнулась. У неё действительно были красивые волосы. Длинные, русые, с жёлтым оттенком, кудрявые локоны свешавшие ниже плеч, падали на грудь.

Шестнадцатая перестала расчёсываться. Удивлённо посмотрела на Одиннадцатого:

— Так и будешь стоять?..

— …Что?

— Ну, начинай свою игру! Что для этого надо? — спросила Шестнадцатая.

— Ах… Да… Не знаю… — искренне ответил Одиннадцатый.

— Что значит, 'не знаешь'?

— Я думал, ты знаешь. Восьмой говорил, что надо раздеться лечь на пастель и обнимать друг друга, как братья. И при этом мы должны получить огромное удовольствие… И нам это должно обязательно понравиться.

— Да? Тогда следует это проверить… Давай, ложись скорей.

Одиннадцатый быстро разделся и прилёг рядом с Шестнадцатой. Накрылся одеялом. Прижался к Шестнадцатой, обнял. Погладил по спине. В ответ она тоже обняла его и прижалась покрепче. Потом спросила:

— А это при свете надо делать или нет?

— Не знаю. Восьмой про свет ничего не говорил.

— Тогда я выключу свет.

Свет в комнате плавно померк. Одиннадцатый с Шестнадцатой ещё несколько минут прижимались друг другу.

— Знаешь, Одиннадцатый, я не получаю огромного удовольствия, как ты говорил. Хотя это приятно… Приятно обниматься с тобой.

— Может ещё надо что-то сделать? Например что-нибудь говорить вслух? Или двигаться надо по-другому? Или руками надо что-нибудь делать? — недоумевал Одиннадцатый. — Эх, Восьмой сказал, что вы это знаете…

— Ладно, Одиннадцатый. Мне и так хорошо с тобой. Может чем дольше будем лежать вместе обнимаясь всем телом — тем больше удовольствия получим. Давай вместе поспим.

— Давай… — Согласился Одиннадцатый.

Так и уснули. Не сразу, конечно. По первости, ворочались. Не могли заснуть. Общались. Потом ещё раз ворочались и наконец уснули в один миг.

Одиннадцатый был уверен, что Восьмой приукрасил такой момент. Одиннадцатый был доволен игрой. Эта игра удивительным образом повышало настроение. И мир странным образом казался более красочным. Это же нравилось Шестнадцатой. Поэтому, каждую ночь Одиннадцатый приходил к Шестнадцатой, чтобы ещё раз заняться этой игрой. Или она приходила к нему в гости, не дождавшись когда он придёт. А иногда, тайком, занимались этой игрой днём, в перерывах между тренировками и решением задач, так как Восьмой предупредил, что наставники не должны об этом знать.

После того как Одиннадцатому исполнилось 200 местных дней, ему был разрешён доступ ко всем данным визора. Также начался курс Антропологии. И Одиннадцатый понял, что из себя представляет эта игра. Он понял, что нужно было ещё сделать. И он понял, зачем люди раньше это делали. Вечером он пришёл к Кайт Шестнадцатой, но её в комнате не оказалось. А на следующий день он узнал, что другой парень пригласил её к себе в гости и научил её как раз этой игре. Она с улыбкой это рассказала и рассмеялась, что они как два идиота не получали полного удовольствия, потому что не догадались как это можно сделать. А теперь она знает и, действительно, получила большое удовольствие от этой игры. И предложила заняться сексом — так называлась эта игра. Одиннадцатый отказался. Чем непомерно удивил Кайт Шестнадцатую. Одиннадцатый толком не понимал, почему он отказался. Наверное, потому что удовольствие уже не могло быть полноценным, после всего пережитого с Шестнадцатой и сказанного ей только что. А почему так — он не знал?

Альверцы класса Джей-5 стали не просто похожи на померян, они стали чувствовать также как померяне. И с этим им приходилось лишь мириться.

Одиннадцатый позднее понимал, что такая игра — для тех людей, которые полностью доверяют друг другу. А альверцы предыдущих классов, Джей-4, например, которой была Кайт Шестнадцатая — им не обязательно доверие. Они могут и без доверия обходиться, чтобы получить удовольствие. Да и не каждому альверцу класса Джей-5 дано это понять. Паут Воэ искренне верил, что он не простой альверец. Он альверец, который умеет 'Любить'. А для Федерации — это нонсенс.

Наставники знали все происки своих учеников. В их обязанности было следить за развитием своих 'детей'. Они знали, что те вечерками бегают из одного крыла здания в другое. Но не считали, это аморальным или вредным для развития. Поэтому ничего не предпринимали. Наставник Воэ Одиннадцатого, старый померянин, бывший военный консультант, был поражён своим учеником. И теперь относился к нему не так как раньше и уделял больше внимания, на удивление другим одиннадцати братьям. Поэтому очень скоро Одиннадцатого прозвали 'любимчиком' в группе, с нескрываемой завистью и в то же в время с верным желанием подражать ему.

Недолго после этих событий, наставник свозил братьев Воэ в город Акваут. Одиннадцатый со своими братьями впервые увидел город и его обитателей. Его поразило огромное число людей, которые в тот день собрались в центре отпраздновать День Федерации. Он никогда не видел столько людей сразу. Его удивило, что померяне очень похожи на альверцев, на них самих. Хотя по визору он видел, что они ничем внешне не отличаются от него, но искренне считал, что они всё равно должны быть другими, не такими как он… Но они оказались такими же как он — со своими мечтаниями, фантазиями, делами и проблемами.

Ему нравились небоскрёбы города, наземные здания, которые поднимались высоко в небо и снизу казалось, что они задевают облака своими зеркальными стенами. Ещё он увидело множество разнообразных мобилей и убедился в том, что не все померяне знают, что такое пневмо-оружие, а тем более никто не ходит с оружием по городу, что ему казалось невероятным и выходящим за рамки возможного.

Проезжая по городу он видел красивые дома на высоких холмах. Наставник объяснил ему, что там живут уважаемые жители города. Одиннадцатый спросил, а может ли он туда поселиться когда-нибудь? Наставник ответил: 'Возможно. Для этого надо хотя бы стать героем'… Одиннадцатый задумался, что когда-нибудь он обязательно станет героем и поселится на этих зелённых холмах с красивым, чарующим видом на море…

В пять лет, когда посвящали в кюутаны — первый титул, Воэ Одиннадцатый должен придумать себе имя. Ограничений в выборе не было. Хоть 'Мушарадж' выбери себе. Главное, чтобы имя тебе нравилось и было хотя бы созвучно с фамилией. А так как Одиннадцатый был ярым поклонником Паута Вольстона — удачливого полководца 22 века, и изучил его полководческий дар вдоль и поперёк, то не тратя время на раздумья, Воэ Одинадцатый выбрал себе имя — 'Паут'. Так и зарегистрировали — Кюутан Паут Аблестион Воэ.

Восьмой Воэ выбрал себе имя Тейрон. А Кайт Шестнадцатая, выбрала себе имя Руффи. Хотя Паут с ней уже давно не встречался и не ходил к ней в гости. И виделись они мельком, очень редко.

Глава 2

После успешного окончания островной школы Тлир, где их учили премудростям рукопашного боя, навыкам стрельбы из разного вида оружия и способностью управлять стандартными средствами передвижения и техническими приспособлениями, начались два года специального образования — этакий курс молодого бойца. Паут вместе со своим братом Тейроном Воэ (а в последний год пребывания на Тлире он был неразлучен с ним) поступили в десантный космический отряд, размещающийся на военной орбитальной станции Монтевидео. У них началась практика и стажировка, которая особо не отличалась от островной школы. Только была специализация — умение управлять десантным аэрокосмическим модулем и иметь навыки десантника.

Пилотировать космическим аппаратом Пауту нравилось. И в последствии он никогда не жалел, что пошёл вместе с Восьмым, когда многие его братья решили попытать счастья в гвардейском командовании. Ему особенно нравился процесс отрыва модуля от крейсера гравитационными зажимами и свободный, бреющий полёт в безвоздушном пространстве. Он любил управлять космическими модулями, камисами и спейсерами. Он любил пилотировать. И он понимал, что это навсегда.

После завершения обучения у Тейрона и Паута начался курс практической подготовки на невероятно далёкой, от части заброшенной базы, на краю Федерации. Там не было ничего интересного для них. Простые дежурства на вахте, мелкие, не серьёзные учебные тренировки в открытом космосе, десятки, сотни изнуряющих, выматывающих до последних сил десантирований на пустынную, холодную, от того мрачную планету. Посадка. Пробежка. Опять старт. И снова посадка. На время, на качество, на износ, пока ноги не отпадут от постоянного перепада гравитаций. К тому же эти регулярные перегрузки при посадке. К счастью, гравикомпенсаторы, установленные на десантных модулях, не дают ощутить истинную смертоносную ярость перегрузок — в десятки, а то и в сотни превышающие нормальный уровень. Но при быстром старте или приземлении — даже гравикомпенсаторы не помогают. Приходится терпеть, мириться с невыносимой давящей тяжестью в голове, прижимая кулак к носу, чтобы вены не лопнули и не потекла кровь из пробитых ноздрей.

Скучно. На этой практике Тейрону и Пауту было обидно скучно и невыносимо терпеть бессмысленные от большого количества тренировки. Время идёт, а они бесполезно пропадают на какой-то заброшенной мёртвой планете, которая на галактической карте ещё никак не обозначена. Ещё было омерзительно противно осознавать и мириться с грустным фактом, что женский контингент базы не превышал и десятой доли всего состава. Девушек для молодых, крепких альверцев явно не хватало. От безделья и скуки спасали нечастые командировки и отгулы на другие планеты, где Паут никогда раньше не был. Поэтому такие командировки были приятным исключением из общего фона жизни на далёкой базе. События эти были любопытны, интересны, познавательны, грандиозны, радостны…

Но наступил день, когда скука должна была сама собой развеяться. Спустя год пребывания на базе, их группу переопределили на базу планеты Митрит. Где предполагалось, что потребуется их помощь. Профессиональная военная помощь. Паут и Тейрон оживились. Они как-то втроём с Грайте Воэ, третьим братом, кто присоединился к Тейрону (ранее его звали Пятый Воэ), собрались в обзорной комнате в верхней части базы. Уединились. Из больших окон распростёрлась в бесконечность серая безликая пустыня планеты. Местная карликовая звезда не спешила появляться на горизонте. Да и света от неё не так много, как хотелось бы. Маленькая оранжевая звезда. Не обогревает планету ничерта. Ночью и днём одна и та же температура минус 200 плюс-минус какие-то десятки градусов. Без спецснаряжения и защитного комбинезона невозможно выходить из базы. Поверх планеты медленно плыли редкие мутноватые облака по фиолетовому небосводу. Такой необычный цвет атмосферы определился за счёт химически сложного соединения. Атмосфера планеты была сильно разрежена. Ночь, которая здесь длится больше шести земных суток, всегда оставляла угрюмое впечатление — картина насыщенная тёмными, серыми, фиолетовыми красками и туманными разводами. Вот днём — куда ещё не шло. Более менее, с хилым освещением, но хоть выглядит обстановка получше… и поярче, как-никак.

Паут не любил смотреть в окна на ночную планету — итак насмотрелся при регулярных учебных вылазках. Он не понимал, зачем Тейрон их пригласил сюда.

— Зачем мы здесь собрались?

— Одиннадцатый, ну, ты в самом деле невыносим! — ответил Тейрон.

— Меня зовут Паут. Сколько раз повторять?

— Для меня ты — Одиннадцатый. А я для тебя — Восьмой. Паут, Тейрон — это всё формальности. Мы здесь все свои. Поэтому можем себе позволить такой небольшой каприз. Верно, Пятый?

Грайте кивнул.

— Хорошо, Восьмой. Пусть будет по твоему… — согласился Паут. — Я не против. Ты мне объясни зачем мы здесь? Когда есть места более приятные…

— Одиннадцатый, — строго прервал его Восьмой. — Я понимаю, что тебя уже тошнит от всего этого: от серости этой безысходной и бесконечной, от толстой холодной пыли на сапогах, от узорчатой изморози на шлеме, да и на этих окнах… Но, понимаешь, я смотрю на всё это уже по-другому. Даже с какой-то нежностью, любовью отношусь к этой планете. Завтра нас здесь не будет. Здесь может даже не успеет наступить ярко-фиолетовый рассвет — а нас здесь уже не будет. Мы чуть больше года здесь пробыли, наедине с тишиной. Это же свыше 80 дней Монтевидео. Большой срок! И мы должны достойно покинуть этот мир, оставить его другим, тем кому предстоит здесь тренироваться, развивать себя.

— Красиво говоришь, Восьмой! — включился Грайте. — Но только к чему это всё? Догадываюсь, что на не серую пустыню посмотреть ты нас привёл сюда. А сказать что-то важное. Раз мы наедине и за комнатой не наблюдают.

А ведь прав Грайте! Эта комната не просматривается и не прослушивается. Паут уже научился анализировать остановку и улавливать микроволны передатчиков. Он наделён такой способностью — встроенным сканирующим механизмом, как всякий военный альверец. Он способен перехватить сигнал любого устройства, которое передаёт микроволны, радиоволны или делает записи. Он даже способен расшифровать эти сигналы, если они конечно поддаются логичной шифровке.

В этом помещении не было таких устройств. За ними не наблюдали. Никто их не слышит. И никто даже не знает, что они собрались здесь. Все их сокурсники спят. Так что же получается? Восьмой и вправду хочет сказать нечто важное? Которое должны знать только его братья и никто другой?…

— Выкладывай, — наконец не стерпел Одиннадцатый и взглянул в глаза Восьмого. — Не томи душу. И говори прямо! Я знаю, как ты умеешь красиво объясняться и менять темы. Говори суть.

— Молодец, Одиннадцатый. Похвально, — сказал Восьмой. — Ты учишься прислушиваться и разгребать смысл моих фраз между кучей слов… Здесь мы собрались, разумеется, не случайно. Я хочу рассказать о своих опасениях…

— Что?! — прервал его Грайте, он же Пятый. — Какие опасения? Всё же становиться куда лучше!..

— Пятый помолчи, пожалуйста. Налей себе стакан сока ли чего-нибудь… и сядь на диван… Вот вы привыкли искать себе приключений и увлекательных событий. Вы ждёте приключений. Вас мучает нелепая простота и спокойствие вокруг. Просто раздирает вас эта тишина, душит. А планета Митрит — это не спокойное место. Я подробно изучил сводку новостей с планеты. И понял. Там не всё так просто. Там назревает война! Да, да. Не удивляйтесь. Война! Для вас это слово не знакомо… Точнее, вы видели, вы слышали, вы даже имитировали войну. Но вы никогда не были окружены ей. Не чувствовали её дыхания. Впрочем, я тоже не был. Но никогда, запомните, никогда нельзя недооценивать своего врага. А наш враг это — война!.. Вы думаете, мы приедем на планету и войны не будет?.. Мне же представляется, что без нас её не будет. А с нами… Её не избежать…

Планета Митрит, известная в Федерации как Северное Сияние, была на слуху почти каждого человека Федерации. А всё потому что сложившаяся политическая ситуация на планете в конце 3022 года способствовала возникновению конфликта — между двумя крупными противостоящими блоками мира сего — Великой Федерацией и независимым государством Адрией.

Ничего общего с северным сиянием Земли у планеты не было. На ней даже было не холодно. Средняя температура держалась в районе 25–30 градусов тепла и редко опускалась ниже 0, разве что на полюсах. А прозвали её так, что она располагалась в северных широтах космоса, недалеко — если мерить в угловом расстоянии — от звезды Полярной. Гравитация была очень похожа на земную. Сутки, вследствие неизвестно чем вызванного быстрого вращения планеты относительно своей оси, составляли не более 8 часов. Местные жители формируют собственный день по трём суткам — двое суток бодрствуют, а одни сутки спят. Вращение вокруг белой звезды Тайхо очень медленное за счёт удалённости — свыше 62 лет. То есть местный год растягивается чуть ли не на всю жизнь. Не было воздуха, что весьма обидно для такой планеты с отличным Же. Атмосфера планеты плотная, добротная в 1,5 атмосфер, состоящая в основном из углекислого газа, консистенцией как на Венере. За счёт парникового эффекта и быстрого вращения вокруг оси — в любой точке планеты в любое время суток выдерживается одинаковая температура плюс-минус пару градусов.

Планета ничем не богата и не примечательна. Разве что там есть много запасов железных руд и немного стронция. Однако борьба которая разыгралась на планете в тот год, не на шутку забеспокоила мировую общественность. Митрит — это колония померян, которые поселились на планете вот уже как 200 лет тому назад. Вполне серьёзно, Митрит — чисто померянская планета. Процентное соотношение среди местных жителей альверцев или спецов, не говоря уже об ультра, там настолько мало, что померяне их никак не воспринимают. К тому же, местное население лет сто назад отказалось от заводов производящих альверцев. И на планете за последний век не создавали ни одного альверца. Все альверцы или спецы — это либо гости заезжие, которых здесь не особо-то любят, либо местные жители-старожилы, которых здесь тоже не жалуют, но относятся к ним терпимо. Других вариантов нет. Померян свыше 95 % — и это оказалось плохо для Федерации.

Государство Адрия трёхмерные границы которой проходит в непосредственной близости от звёздной системы Тайхо с планетой Митрит, и в которой преобладающая раса — это померяне, вполне серьёзно предлагали включить планету в состав своего государства. Население Митрита, конечно же, оказалось не против, так как Федерация на их взгляд становилась альверской державой, не смотря на историческую померянскую планету Гео — планету-столицу Федерации, с её многотысячелетней культурой — истинной колыбелью человечества. И митритцы планировали примкнуть к рядам 'своих' — к независимому государству Адрии. На что Федерация ни могла не отреагировать.

Отреагировала она бурно, с неподдельной уверенностью, что у неё в очередной раз всё получится. Что Адрия обойдётся. Иж чего захотели! Северное Сияние получить в своё распоряжение! Руководство Федерации было крайне возмущено такой прытью независимой Адрией и даже вознамерилось как-нибудь отомстить за такую дерзость. Хотя бы санкции ввести для порядка…

Руководство единственного государства планеты Митрит, с соответствующим названием Митрит, было на стороне Федерации и присоединяться к кому-чему-либо не собиралось. Но население Митрита отреагировало сумбурно и совершенно неожиданно как для Федерации, так и для самого правительства планеты. Померяне-митритцы в подавляющей своей массе были не согласны с решением своего родного правительства и присоединяться к Адрии были готовы хоть сегодня. В связи с этим на планете возникло широкое оппозиционное движение, целью которого было свергнуть существующую власть, поставить у руля 'правильных', своих людей и бесповоротно войти в состав независимой Адрии.

Учуяв что против них робчут массы и недвусмысленно хотят их низложить, скинуть с кресел, правительство Митрита дало сигнал бедствия Федерации. Та, далеко не в последний момент решила помочь 'правильно мыслящему' руководству планеты для усмирения бунта и поучительного разгона оппозиции. Для этого на территорию планеты был введён двадцатитысячный контингент войск миротворческих сил Федерации. И взяли под защиту дворец правительства, единственный уцелевший портальный центр планеты. А всего портальных центров на планете было три. Один, самый большой, в столице Митрита — Акверсо, полумиллионном городе. И два где-то далеко на периферии, на другом полушарии. Те два оппозиция вывела из строя или преднамеренно разрушила, дабы никого не впускать на планету, и не выпускать. Столичный портальный центр правительственные войска отстояли и не позволили оппозиции захватить его… Под защиту федеральных войск брались не только все правительственные учреждения, но и все центральные генераторы аэросиловых полей, а также воздушные коридоры.

Все города планеты находились под воздушными куполами, которые обеспечивали население жизненно необходимым воздухом в углекислогазовых условиях атмосферы планеты. Воздушные купола над поселениями Митрита удерживался не строительными соединениями, как можно себе представить — эта технология давно себя изжила, а специальными генераторами аэросиловых полей, которые неведомым магнитными полем удерживают молекулы кислорода на определённом расстоянии и не дают возможности этим молекулам покинуть пределы действия поля. К тому же вторичное поле выталкивает углекислый газ и не пускает его под границы купола. Таким образом над городом образуется полусферический купол, внутри которого воздух, а снаружи — углекислый газ атмосферы. Границы купола незримы. Но в жаркие солнечные дни или, наоборот, дождливые, границу купола можно рассмотреть. За счёт разного угла преломления света, а также разной плотности воздуха и углекислого газа — в жару видны границы обрывающегося марева — этакую плёнку затянутую над городом, а в дождливый день видны границы искажения прямолинейных лучей падающих каплей.

Чтобы заплутавшийся или замечтавшийся померянин случайно не вышел за пределы действия поля, тем самым лишив себя воздуха, границу действия поля отчерчивают, ярко отмечают на земле, либо, что чаще всего, огораживают. Бывали случаи, когда люди выходили за границу, ради любопытства или интереса, забавы ради, или ради самоиспытания — вдруг смогут углекислым газом дышать. Обычно такие случаи закачивались удушьем, потерей сознания, и даже летальным исходом. Всё зависит от того как человек 'глубоко нырнул' — так здесь принято говорить, ведь морей всё равно нет. Если нырнул не глубоко — то либо сам успеет вернутся, либо ему смогут помочь друзья или проходящие люди. Если нырнул глубоко и не смог вернутся — то к делу подключается спасательная команда, которая бдительно следит за 'утопленниками' и спешит на помощь, но не всегда успевают вернуть человека на этот свет.

Не все города способны содержать такую команду спасателей. Ведь Митрит — планета бедная, из-за скудных ресурсов. Поэтому спасатели работают возле крупных городов. А таких на планете можно посчитать по пальцам.

Крупнейший из всех — это столица — Акверсо. В пределах города работают сразу несколько генераторов, так как расстояние действия аэроудерживающего поля физически ограниченно — до 3 киллометров, сколько мощности ему не подавай. В жаркий день над Акверсо можно увидеть сразу несколько куполов. Есть также и другие крупные города с 2 или даже 3 генераторами аэросиловых полей. Но население живущие в них сравнительно меньше и обычно не превышает 100 тысяч жителей. Все поселения сосредотачиваются либо возле столицы, либо возле важных источников каких-либо ресурсов: небольших озёр, что есть на планете, немногочисленных рек, рудных кратеров или ущелий. Всего же на планете около сотни поселений с аэрокуполами и общим числом жителей чуть превышающим три миллиона, конечно же, померян. Всех остальных за жителей не принимали в расчёт.

Аэрокупола весьма устойчивы в суровые бури и в непогоду, что не такое уж редкое явление на Митрите. Сильный ветер иногда сминает бока купола — но лишь на несколько метров, магнитное поле крепко удерживает воздух, и не пропускает углекислый газ. Однако потери кислорода происходят постоянно. Каким бы сильным не было поле, но один или полтора процента кислорода и азота в сутки всё же покидают купол и уносятся в углекислую атмосферу. Это бывает в особо ветреные дни и из-за непостоянства подающего магнитного поля. Даже незначительный скачки напряжений меняют дистанцию действия поля и молекулы которые собрались на краю действия магнитного поля могут оторваться из-за упавшего напряжения. Но потери постоянно восполняются, за счёт углекислого газа, в котором, как-никак, тоже есть мизерные проценты кислорода, и пущенный ветром углекислый газ на границе купола 'фильтруется', пропуская через себя молекулы кислорода и отталкивая другие компоненты прочь. Поэтому в бурю или ураган ветер внутри купола возможен, но это будет приятный кислородный ветерок.

Самое опасное — это когда генератор аэросилового поля выходит из строя, ломается, или отключается из-за потери энергии. Конечно, в таких случаях предусмотрен аварийный генератор, который включается в ту же секунду, когда отключился основной. Иначе могут произойти большие потери воздуха и серьёзное нарушение аэрокупола. Но аварийный генератор на той же мощности сможет проработать недолго и ремонтникам, энергетикам нужно работать очень оперативно и слаженно, чтобы не допустить постепенное угасание аварийного генератора и полного лишения города воздушного купола.

Но что если сломались сразу основной и аварийный генераторы? Или они будут оба взорваны в результате теракта, так как находятся рядом?… Такое возможно. Но на Митрите не происходило очень давно. И случись это, жителям поселения остаётся прибегнуть к спасательным капсулам, которые есть не везде, или надевать индивидуальные противогазы с фильтром и кислородным баллоном на 5 часов. Такие противогазы по местному закону должны быть у каждого жителя, в его доме или квартире. Но бедные жители часто не выполняют это требование. Да и противогаз может оказаться далеко не под рукой… Что тогда? Тогда остаётся молится и надеется на спасительное чудо, стараясь задерживать дыхание на сколько это возможно.

Ещё стараются делать герметичные комнаты в зданиях. Но полную герметизацию обеспечить крайне трудно и для поддержания герметизации всех помещений требуются большие средства — которых у местных жителей, конечно же, нет. Поэтому все помещения на Митрите так или иначе были изначально сделаны герметичными с автоматической вентиляций и кондиционированием, но в последствии амортизации герметичность так или иначе нарушилась, хотя нарушения могут быть невидимыми — микрощели, возникающие поры в стенах. Однако закрывшись наглухо житель в критическом положении сможет выжить и дождаться помощи без противогаза в течении часа, от силы, нескольких часов.

Генераторы располагаются в центре поселения или города — в центральном административном здании. От него лучами идут улицы и проспекты к границам купола. И разумеется, генератор для всех жителей этого поселения считается его 'сердцем', источником жизни. Когда бъётся сердце, все органы поселения чувствуют себя хорошо, живут и работают. Но как только оно перестанет биться… жизнь в поселении угаснет мгновенно…

Становится понятно, что когда контролируешь такое 'сердце города' — то контролируешь весь город. Все его обитатели становятся контролируемыми и управляемыми. Поэтому миротворческие силы Федерации первым делом заняли оборону крупнейших 'центров' поселений. Оппозиционные войска не успели отреагировать и захватить генераторы аэросиловых полей. Они не ожидали прихода войск Федерации и рассчитывали на бескровное свержение власти. Оппозиционеров в штабе командования миротворческими силами называют экстремистами, если это мирные демонстранты но с требовательными решениями, или вооруженными экстремистами, если они при этом чем-то вооружены.

Серьёзных боёв и столкновений не было. Оппозиция держалась вдалеке от миротворческий сил и старалась сильно не провоцировать федеральные войска. Случались погромы, чаще всего вызванные крайне обездоленными, бедными жителями, всякий раз сопровождающиеся мародёрскими вылазками. Чтобы сохранить порядок в городе миротворцам часто приходится заниматься 'беготнёй за мародёрами' — как шутливо они называют эти операции в своём кругу. Случались стычки, обычно заканчивающиеся как-то нелепо и неожиданно. Толпа отчего-то разъярённых людей набрасывается на миротворцев, бросает в их ряды камни, железки, зажигательные смеси, быстро набегает с кулаками и рёвом, а потом внезапно трусливо отступает, унося всё что плохо лежит. Случались перестрелки — вооружённые экстремисты обстреливали административные здания, военные штабы, технику, где размещались миротворцы. Обычно это происходило ночью, обычно издалека и обычно промахивались, лупя по соседним зданиям, по непричастным людям. Были жертвы. С начала бунта в стычках погибло около сотни людей, как правило, которые явно нарывались на смерть, или которые внезапно угодили в гущу событий. Из миротворцев — лишь несколько, и то по которым случайно попали шальные разряды.

Тот месяц, который провели браться Воэ возле генератора аэросилового поля в промышленном поселении, выдался относительно спокойным. Это всем без исключения казалось как-то странным. Оппозиция словно смирилась с неизбежным присутствием федеральный войск, против которых они выставить ничего не могут, кроме многочисленных демонстраций и мелких изматывающих стычек, с элементами мародёрства. И за то время, что братья провели в центре поселения на Митрите не произошло ни одного крупного события, и погибло всего несколько человек и то из-за каких-то нелепостей. Всё чаще были демонстрации с тысячами собравшихся померян и скандирующих одно и тоже, явно предназначенное для миротворцев: 'Прочь с Митрита!', 'Это не ваша планета, а наша!', 'Не вам решать!!' и тому подобное. Иногда возле их укреплённых позиций вокруг центрального здания выстраивались сотни местных жителей и без особой организации кричали похожие фразы из нескольких звуковых усилителей, без единого такта, невпопад, без угроз, без киданий чем-попало. Не узрев должного эффекта от этого действия, они огорчённо расходились по своим домам.

Промышленное поселение называлось Туан. Оно располагалось в доброй тысячи километрах от столицы в Арлаутском кратере, где добываются железные руды. Ближайшее поселение — небольшой город — находился в десятках километрах. В самом Туане жило чуть свыше тысячи жителей. Но в сезон, когда приезжают городские рабочие на заработки, население увеличивается до трёх тысяч.

Поселение находится на краю кратера. Поэтому с одной стороны поселения хорошо видны высокие зубцы кратера с красными от железнорудных примесей скалами. Высоких зданий в поселение отродясь не было. Самый высокий дом — это администрация поселения с генератором, сердцем поселения. Небольшой 7-этажный дом с поблекшими красками фасада. Все остальные дома имеют по 2–3 этажа. Как правило, это коттеджи и частные дома. Сам добывающий завод находится чуть поодаль от воздушного купола и примыкает к зубцам кратера — он сам по себе герметичен.

Вообще, поселение удручающее. Никакой автоматизации, робототехники в нём нет. Дома и здания изношены и долго не ремонтировались. От каких-то стен даже отпали пластами куски отделочных плиток. На других же заметны трещины. Дороги не зеркалированы для плавного скольжения гравитационных отражателей и не расчищаются от песка, заносимым ветрами с той стороны купола. Светоотражатели не работают, поэтому окна и двери невозможно затемнить в жаркий, яркий, но хотя и короткий день. И приходится прибегнуть к старому, уже забытому, методу — вручную зашторить окна.

Телевидение работает по старой технологии — ни намёка на интерактивность и возможность обсуждения разных тем. Визоров вообще нет. Источников подпитки для техники днём не сыщешь. Какая-то бессмысленная экономия электроэнергии. Что за неандертальская планета? — вопрошал себя Паут.

Низкий уровень жизни хоть и не нравился Пауту Воэ, но это было куда лучше далёкой базы с вечной мерзлотой и фиолетовым небом. Здесь небо хоть для разнообразия оранжевое с красивыми алыми облаками. Облачность здесь всегда высокая. Но когда наступает ясный день — хоть вешайся. Температура со стандартных 25–30 градусов резко поднимается до 50 и становиться нестерпимо жарко и ярко от большой оранжевой звезды. В такие моменты Паут не любил стоять на уличном дежурстве. Приходилось постоянно потеть, прикрываться влажными салфетками и получать хорошую дозу радиации от ультрафиолетового излучения. Даже вшитые в комбинезон кондиционеры не справлялись с жарой. Но с другой стороны ясный день был хорош тем, что померяне все как один сидели дома и не выходили ни на какие демонстрации, погромы и демарши. Их уже силком не вытащишь на улицу. Это были самые спокойные часы.

Братья Воэ никак не могли привыкнуть к быстрым суткам. Одно дежурство на своём месте проходило от восхода звезды Тайхо, быстрого пролёта по небосводу, до её заката и почти всю следующую ночь. Для недавних жителей Монтевидео и прошедших далёкую тренировочную базу, где сутки длятся мучительно долго, это было интересной изюминкой Митрита.

В целом, на Митрите было неплохо. Не смотря на всю нескрываемую нищету планеты и её обитателей, на планете было много пресной воды, гейзеров, и даже были свои необычные растения и животные — местная флора и фауна. Живут и дышат они углекислым газом. Эволюция на планете ещё не вырастила в своей утробе мыслящих созданий. Но животный мир был уникальным в своём роде. Редко где увидишь объединение флоры и фауны в одном неизменном виде — заросли красных 'акаций'. Они растут невероятно быстрой паутинкой, покрывают большую территорию за считанные минуты. И также очень быстро, внезапно растворяются. Таким способом они передвигаются по степи, по пустыням. Такие растения-животные питаются водой и минералами, которые попадаются на пути следования. Для людей они не опасны… если только не стоять на их дороге. Если зазеваться, заснуть на открытом пространстве с противогазом, что конечно же маловероятно, то можно случайно попасть в 'сети' такого растения, которое со всех сторон окутает тебя, и уже не вырвешься из его стальных объятий пока оно само не раствориться. При этом оно может погрызть костюм или скафандр, извлекая полезные для своего развития химические соединения.

Жители к миротворцам относились спокойно. Во-первых, потому что миротворцы очень похожи на померян, и жители узнавали своих. Если Федерации по глупости своей заслала бы альверцев ранних классов, а не класса Джей-5, то проблемы бы возникли сразу. Так как узнанные альверцы вызвали бы сильное недовольство и больше бы разгневали толпу из-за неистовой расовой ненависти, которая поселилась на этой планете. А так оппозиционеры сомневаются и полагают, что имеют дело с померянами и сильно не враждуют с миротворцами. Они терпимы.

Среди миротворцев действительно есть померяне. Это не как лучше знает Паут, который умеет с лёгкостью различать истинных померян. Но померян в федеральных войсках не так много. В PAF померяне идут неохотно, да и берут их редко: нужны исключительно сильные, здоровые, безбашенные люди, которые готовы пойти на смерть. К тому же померяне не наделены физической выносливостью и силой, которой обладают геноизменённые альверцы. Поэтому в их группе из 28 миротворцев, которые охраняют центр небольшого промышленного поселения есть только один померянин — это командир группы: Эхор Турек. Он достаточно опытный командир и ему приходилось бывать в разных передрягах. Перед сном он рассказывал разные байки про конфликты, в которых бывал, про горящие танки, про огонь и смерть на полях сражений, про разрушительный снос зданий термическими бомбами, про запрещённые оружия способные разносить целые города в клочья. И как он был свидетелем разных ужасных событий. В свободное время он не давал нам скучать и напрягал разными тренировками: пробежкой по посёлку, по пустыне за куполом в противогазах; метанием острых орудий, вроде как, ножей по целям. Учил вербальному бою. Учил психологической атаке. Отдыхать и расслабляться он никому не давал. По началу это всех доставало, такая настырность Эхора могла вывести из себя. Но потом поняли, что это становиться отличной школой — у опытного бойца, мастера своего дела. Это закалит альверцев, они определят свой потенциал и поймут на что способны. Каждые тренировки хоть и были изматывающими, но всегда были новыми и не похожими на предыдущие. Даже удивительно как один человек, к тому же померянин, знает все эти приёмы, способы, методы, воздействия и знает как нужно тренировать… И в конце всем уже нравились ежедневные тренировки неугомонного померянина и альверцы с улыбкой и радостью принимались за новое неведомое испытание, которое придумал для них командир…

— Восьмой, похоже ты ошибался насчёт войны! — как-то весело сказал Паут Воэ, вернувшись после очередной тренировки. — Никакой войной здесь не пахнет. Уже месяц прошёл. Почти 100 местных дней. И ничего… Зато здесь неплохо. Кормят отлично и тренируют здорово, а главное правильно!

Определённо скучающий на дежурстве Восьмой лениво открыл глаза и взглянул на своего брата. Усмехнулся:

— Может ты и прав. Может, я напрасно беспокоился за нас… А может, просто я не знаю, какой может быть война и как она должна начинаться…

Слова Восьмого быстро забылись в тот короткий вечер. Но на следующий день сразу же вспомнились. Они даже не успели лечь спать в тот вечер. Война дала о себе знать тут же…

Глава 3

Неделю назад в штабе поползли слухи, что собираются уменьшать контингент миротворцев на планете. А сегодня уже начали это делать. Считалось, что на Митрите бунт подавлен, оппозиция сдалась и разбрелась по своим норам. Остались только мелкие неорганизованные, чаще всего, спонтанные движения маленьких групп — без явной цели и результата. Поэтому из двадцати тысяч федеральных войск оставили двенадцать. Содержать постоянно боевой контингент очень затратно даже для Федерации. Сняли с боевых дежурств тех кто охранял воздушные коридоры и малозначащие объекты. Сняли с дежурства и тех, кто охранял генераторы аэросилового поля в мелких поселениях. Собирались снимать с дежурства и группу Эхора Турека с 27 бойцами с поселения Туан. Уже отправили приказ и этим вечером Эхор всем озвучил:

— Через 18 часов мы должны собраться и ждать перебазировки. Куда мы отправимся на этот раз будет объявлено специальной директивой… Можете расходиться, собирать вещи и готовиться ко сну. Отбой.

Все недовольно разбрелись по зданию.

— Вот же неудача! — прорычал Грайте. — А я уж надеялся, что мы здесь подольше останемся. Нам же платят как за боевые дни…

— Да уж… — ответил Паут, — и вернёмся мы обратно на пустынную планету с фиолетовым небом, продолжать тренироваться бегать по серой пустыне.

— Не отчаивайся Одиннадцатый, — включился в разговор Тейрон. — Ещё не известно отправимся ли мы домой, или нас просто переведут на другой объект здесь же. А может и на другую планету. О чём, конечно, можно помечтать…

Все улыбнулись. Дежурить им сегодня не пришлось. Братья разошлись по своим комнатам, чтобы начать собирать свои немногочисленные пожитки. Как неожиданно включилась сирена.

— Что случилось?! — первым выбежал к дежурным командир.

— По нам стреляют! — ответил дежурный.

— Где?

— Вот из того сектора. Была пара выстрелов с применением глушащих средств, — отчитался дежурный, указывая на трёхмерную карту местности.

— Так… — пожевал губу командир, взял микрофон, чтобы сообщить всем:

— Внимание! Нас атакуют! Всем занять боевые позиции. Живо!

Встревоженной толпой миротворцы разбежались по своим укреплённым позициям, примкнули к бойницам, и стали всматриваться вдаль, пытаясь увидеть первым неприятеля. Но неприятель не спешил показываться.

— Возможно провокация, — между тем объявлял по микрофону командир. — По нам стреляли всего два раза. Но следует быть на чеку. Следить за всем что движется. О всех странностях немедленно докладывать мне!

— Хе… Кто-то пульнул пару раз и такой ажиотаж! — сказал Паут сидящему рядом Тейрону. — Может это случайно вышло? Или посмеяться решили. Ведь в других городах тоже стреляют.

— Не думаю, — как-то загадочно ответил Тейрон. — Если бы хотели вспугнуть, то стреляли бы по нам значительно раньше. А сегодня не простой день… Сегодня же начинается рабочий сезон. Рабочие из городов возвращаются на заработки…

— И что из этого? — спросил Паут.

— Всё что угодно… Сегодня я не видел толпы рабочих. Не могли же они отказаться от своих зарабатков так просто.

— В стране начался бедлам, могли и отказаться, — тихо предположил Паут.

Тем временем командир, расположившись за двумя бойцами слева от братьев Воэ, начинал нервничать.

— Вот чёрт. Сигнал не поступает… Нас блокируют… Дьявол! Да, нас блокируют!… Внимание всем!! Боевая ситуация номер один! Всем приготовиться.

Он мог бы отдавать приказы по своему камтику. Альверцы-бойцы не нуждались в ушных камтиках, так как у бойцов были встроенные передатчики, вживлённые в мозг с 'рождения'. Но он предпочитал делать это вслух и очень громко, чтобы все занявшие периметр вокруг небольшого здания слышали. Это было принято на вооружении. Также было принято отдавать вербальные сигналы бойцам. Так как сигналы с камтика могли переловить враги и расшифровать их.

Местные жители спали. Для них было ночное время. Звезда Тайхо поспешно скрылась за горизонтом и алое небо померкло. Облака на минуту стали сначала мертвенно-кровавыми. Затем багровыми. Тёмными. А потом весь небосвод стал абсолютно чёрным. Уличное освещение не включалось. Наступала давящая тьма.

— Освещение не включили, — заметил Восьмой. — Готовность номер один. Высшая степень опасности. Что это всё значит?

— Не нравиться мне это… — сказал Грайте.

— Мне тоже, — согласился Паут и включил инфракрасное ночное видение.

Тишина. Ни звука. Машины молчат. Жители словно вымерли. Бойцы замерли в томительном ожидании.

— Надо включить наше освещение. Вообще же темно, ничего не видно. — Предложил дежурный. — Направленные прожекторы хоть можно врубить.

— Нельзя. Ни в коем случае… — прошипел командир и громко объявил всем. — Всем включить инфровизоры и пользоваться только инфровизорами. Не включать освещение и отключить его, если оно, не дай бог, включено.

Прошло минут тридцать с того момента, как браться Воэ по команде заняли свои места у бойниц. Укрепления были мощными — железопрочными, устойчивыми даже для термических лазеров. Бойницы давали хороший обзор сектора. Но в своём секторе Паут ничего не видел. Видел только затылок широкого трёхэтажного здания с мёртвыми окнами и шелестящими перед ним кронами невысоких деревьев. Поднять голову и осмотреться не позволял приказ о готовности номер один, то есть не высовываться и бдительно наблюдать только за своим сектором.

На улице стало основательно темно. Инфровизор помогал в таких случаях не очень сильно. В окулярах были видны мутные бесцветные очертания. Кое-где горели далёкие огоньки домов в которых ещё не спали жители.

Со слабым уличным освещением ещё можно было чётко осматривать местность, но когда местность покрывает затянутое плотными облаками, к тому же, безлунное небо, и освещения практически нет никакого — становится не просто жутко, а страшно.

Паут лишён страха. Но у него есть чувства. Поэтому он чувствовал что-то такое, что ему не приходилось ещё чувствовать. Это чувство его давило, напрягало всего его мышцы и не хотело отпускать.

'Ну хотя бы командир что-нибудь сказал. Почему же так тихо? Почему согласно приказу, нельзя разговаривать даже со своим ближайшим товарищем-бойцом, со своим братом?… Это больше похоже на провокацию, на проверку, на испытание тьмой и тишиной, но никак не похоже на атаку' — думал Паут и неожиданно командир негромко сказал со странной и понятной только ему уверенностью:

— Они ждут полной темноты. Они всерьёз хотят нас потрепать… Они готовы убить нас.

'Кто?!' — мысленно воскликнул Паут, встревожено огладываясь по сторонам; но не успел продолжить мысль, как внезапно раздалась команда командира, который стоял над своей бойницей, осматривая местность из инфровизоров:

— Всем прилечь к земле! Пневмопушка!!

Что может быть страшней пневмоорудия? Только пнемнопушка! Военная технология не стоит на месте и две сотни лет назад было придумано такое эффективное средство уничтожения как пневматическое. Особенность этого оружия в том, что оно стреляет воздухом. Но весьма не простым воздухом — под высоким давлением, создающую ураганную силу, и с микроскопическими деструктивными элементами — нанороботами с расщепляющими краями, которые уничтожают всё что попадётся на их пути. Пневмоорудие может уничтожить человека, разрушив его на куски, разорвав на мелкие фрагменты, отделив мясо от костей, может уничтожить или покалечить группу людей, может остановить пехотный танк, сбить камис, но пневмопушка может уничтожить целое здание, группу танков, уничтожить всё вокруг в радиусе 20–30 метров.

Паут не успев нагнутся, увидел как здание на которое он только что смотрел, начало рассыпаться в окулярах инфровизора, начало растворяться, как растворяется кусок сахара в воде. Был слышан звук приближающегося урагана — сильного порыва ветра который несёт с собой смерть и разрушения. Ещё Паут успел увидеть как площадка перед зданием начала подскакивать волной и плитки стали рассыпаться в воздухе…

Последнее что он услышал, как Эхор отчаянно выкрикнул:

— Включить антидеструкторное поле!

Но видимо поле был включено поздно. Ведь для его включения требуется время. А волна деструкторов пневмопушки уже приближалась вплотную к их укреплениям. Паута с силой отшвырнуло от укрепления к стене здания, он видел как рассыпалась мощное противолазерное укрепление, как его оружие приставленное к бойнице начало плавиться, не от жары, а от действия деструкторов — нанотехнологических роботов, у которых сейчас одна задача — уничтожать всё подряд. И оно каплями начало стекать на землю. Он видел, как разрушается его инфровизор, как лопаются его окуляры, как к его костюму подбираются и начинают разгрызать деструкторы, отрывая клочьями термически прочную ткань. Комбинезон мог справиться с деструкторами, но не с таким же количеством!

Всё это он увидел за считанные миллисекунды, на которые способен реагировать альверец класса Джей-5. Он даже не успел взглянуть на Тейрона, своего брата, и попрощаться с ним, хотя бы просто взглядом. Он понимал, что смерть неминуема и единственное что радовало в данном случае так это только то, что деструкторы не дадут ему долго мучиться и разорвут его на части за жалкие миллисекунды.

Сильный удар затылком об стену. Каска смягчила удар. Но что толку. Деструкторы сейчас налетят на стену через мгновение… Паут понимал что ураганная волна, которая его отбросила — это вырвавшийся вперёд воздух из основного потока — первая волна разрушения. За основной поток хватаются деструкторы и следом за ураганам движутся по направлению пневмоудара.

Паут очнулся.

Как так случилось, что он остался жив? За секунду своего пробуждения он проанализировал ситуацию и понял, что антидеструкторное поле всё же включилось. Как только оно включилось деструкторы перестали работать и не разорвали его на мелкие части. Он почувствовал кожей, что к его лицу тонкой плёнкой приклеились отключённые деструкторы. Вот это по-настоящему ему повезло! Жалкие миллисекунды отделяли его от гибели. Что же дальше?

Паут анализировал ситуацию и улавливал сигналы работающих орудий. Сколько он был без сознания? Так, 1 минуту и 26 секунд. Непростительная роскошь в боевых условиях. Как же Эхор был прав! Нас действительно хотели уничтожить… Почему хотели? Хотят!

Зачем же применять пневмопушку?! Она же могла уничтожить здание-сердце поселения — генератор аэросилового поля мог накрыться и тогда воздух бы испарился, смешался бы с ветровыми потоками углекислого газа атмосферы. Но скоро Паут понял. Огонь был прицельным. По ближайшей позиции укреплений. Деструкторы смогли бы разрушить фасадную часть здания, первого и может быть второго этажа, но добраться до генератора, который находиться на седьмом этаже, они не смогли бы. А значит всё просчитано с точностью. Сначала хотели уничтожить передние укрепления с миротворцами, а остальных, засевших по бокам периметра и в самом здании, уничтожить потом отдельными выстрелами. Ведь не стреляют же повторно из пневмопушки.

И ещё глупый вопрос возник у Паута: откуда у бедных оппозиционных войск пневмопушка?! Как они её могли заполучить? Если только… Паут понимал, что если оппозиционные войска захватили склады боеприпасов, что практически невозможно, так как их охраняют наши лучшие войска и с высокой степенью ответственности, то всё становиться возможным… У них теперь пневмопушка. У них теперь лазерные разрывники, снайперские орудия, различные бомбоснаряды, энергетические поля и прочие разрушительные приборы. Он это учуял по издаваемым сигналам орудий.

Сейчас он находился в гуще событий. По зданию каждую секунду простреливали снайпера откуда-то издалека, не очень точно — но внушительными снарядами. Источник выстрелов находился где-то на границе воздушного купола. И ещё другие источники выстрелов постепенно приближаются. Приближаются сразу с трёх сторон. Что это? Оппозиционные войска? Или войска Адрии вторглись на планету? Диверсия? Группа миротворцев, из тех кто выжил, старалась прицельно бить по источникам. Выжило не много. Бойцов 10–12… Из 28. Включая Паута. Он это чувствовал по сигналам определения свой-чужой. Он ничего не видел, кроме всполохов, трассирующих снарядов, которые гулко разрывались над его головой на верхних этажах над окнами, чаще промахиваясь по окнам. На него сыпались осколки стёкол, бетона, зеркальных плиток.

Бойцы отошли в здание. По зданию враги не могли стрелять крупнокалиберными снарядами из риска, что попадут в генератор, поэтому стреляли термическими лазерами, малоразрывными лазерами, из крупных орудий — в основном парализующими снарядами и электроснарядами — сетками энергетических полей. Для комбинезона эти поля не страшны и он стразу их нейтрализует. Парализующие снаряды при попадании на открытый участок тела могли парализовать этот участок. Но опять же комбинезон надёжно защищал. Однако потрёпанный комбинезон Паута не гарантировал ему спокойствие. Повреждение 40 %. Самовосстановление включено. Комбинезон зашьёт дыры в течении часа. Это очень медленно в текущих условиях. Ещё тратиться энергия на излечение раненных участков тела Паута. В основном это руки. Паут посмотрел на свои пальцы. Деструкторы успели участками снять кожу и дойти до костей. Пальцы болят сильно. Ужасно болят. Обжигающая боль. Комбинезон пытается восстановиться на участках и излечить повреждённые пальцы. Паут дал мысленный приказ лечить в первом приорите пальцы, хотя бы правой руки, сколько потребуется тратить на это энергию, иначе он не сможет держать боевые единицы. На крючок спускать не обязательно. Его всё равно нет — выстрел можно заказать в мыслях. Но вот держать прицельно нужно обязательно.

В частых вспышках света он видел мёртвого Грайте. Он лежал у бойницы не шевелясь, изуродованный деструкторами. Тейрона не было на месте, рядом с ним. Это радовало. Значит он жив. Оплакивать Грайте сейчас нет времени. Надо идти к своим. Брать уцелевшее оружие, обороняться. У них есть чёткий приказ в такой ситуации — обороняться, не давать врагу захватить объект. Любой ценой не дать ему захватить объект!

Капитан Эхор мёртв. Его тело лежит вместе с остальными, до которых добрались деструкторы. Значит, командование на себя взял Тейрон, как старший сержант в группе. Тогда понятно, почему он не обратил внимание на Паута, когда тот потерял сознание. Не было времени. Надо было отдавать приказы. Спешить укрыться в здании.

Неужели это везде? По всей планете такое происходит?

Прошло несколько секунд с того момента как Паут очнулся. Надо подниматься и идти к своим.

Паут посмотрел на свои ноги. Тоже повреждены деструкторами. И комбинезон у ног тоже повреждён. Чёрт! Он попробовал привстать. По телу прошлась дикая боль.

— Эшемер! — прохрипел Паут.

Комбинезон послушно вкольнул ему дозу эшемера. Эшемер — биологический препарат подавляющий боль в повреждённых мышцах и гиперусиливающий целые, неповреждённые мышцы и связки. Альверец при дозе эшемера начинает работать на износ. Он уже не чувствует грани и может порвать оставшиеся мышцы. Не многие выживают после принятия дозы эшемера, когда многие мышцы повреждены, но пару часов до своей смерти принявший эшемер способен заменять собой полноценного бойца. Это не приказ и даже не рекомендуется в таких ситуациях. Паут решил сам.

Он сразу почувствовал облегчение в теле и нашёл силы приподняться. Но вовремя остановился. Если он поднимется, то станет отличной мишенью для снайперского выстрела. Надо полсти! Только полсти. Пока прикрывает его остатки укреплений, он в безопасности.

Он начал ползти. По влажной от крови и расплавленных мраморных плиток смешанной с грунтом земле было неприятно полсти. Но он не обращал на это никакого внимания. Через несколько секунд он был уже у входа. Его кто-то схватил за рукав и затащил внутрь.

— Жив! — в вестибюле крикнул Тейрон. — Твой сигнал был не устойчив, поэтому я не мог определить что с тобой. Жив ты или мёртв.

— Тейрон, кто это? — лишь сказал Паут.

Тейрон понимал о чём идёт речь. Это не было похоже на жалкую кучку трусливых экстремистов. Действуют они слишком слажено и чётко.

— Не знаю, — честно ответил Тейрон.

— Мне нужно оружие, — привстал Паут отряхивая налипшую грязь вместе с деструкторами.

— Держи! — перебросил ему Тейрон свой лазерный разрывник.

— Разрывник? — удивился Паут осматривая оружие. — А не круто ли?

— Применять парализующее оружие в данном случае считаю неуместным!.. Нас осталось 11 человек… Их значительно больше. Через две минуты они будут в прямой видимости. Займи позицию 317. Возьми запасной инфровизор, а то ничерта не увидишь.

— Мне всё видно от ярких вспышек, — ответил Паут. Но инфровизор взял.

Тейрон из запасника достал пистолет и пару энергоразрядов. И крикнул вслед Пауту. — Как только подъедут, я их угощу этим.

— Береги себя. — только и успел сказать Паут удаляясь на позицию 317, определённую инструкцией.

317 позиция — это второй этаж возле окна, непосредственно у лестничной клетки. Паут прильнул к окну. И увидел свет приближающихся машин. Машин было много. Не было похоже что они приехали сюда с другой стороны купола, извне, так как машины были простыми и явно не приспособлены для переезда из города в город. С машин беспрерывно и беспорядочно палили по зданию стараясь попасть по окнам. Окно Паута было давно разбито, поэтому взяв покрепче разрывник, он вскинул оружие и направил его из оконного проёма. Пальцы всё ещё не восстановились, но эшемер заглушал боль и помогал управлять пальцами. Он быстро прицелился и выстрелил по окну машины. Лобовое окно приближающейся машины хлопнуло и разлетелось по сторонам. Машина остановилась, развернулась поперёк улицы. Следующая за ней машина не успела притормозить и с силой ударилась в бок.

Местные. Откуда у них всё это оружие?.. Ага, ещё флаеры летают. С них тоже стреляют. Но их проще сбить. Наводящийся разрывной снаряд спокойно сбивает приближающийся флаер.

Паут понимает что он убивает померян. И убивает их впервые в своей жизни. Холодно, расчётливо, профессионально. Это не месть за смерть брата, за Пятого. Им сейчас не владеют эмоции. Это просто его долг. Он не должен допустить своей смерти, смерти бойцов своей группы, и во чтобы то ни стало не позволить врагу захватить генератор аэросилового поля.

По лестнице пробежался Макси. Паут заметил его. Макси остановился.

— Макси! Как я рад, что хоть один врач жив, — сказал Паут.

— Ага. Мне повезло. Я был здесь, когда долбанули. Что у тебя? Рассказывай.

— Ноги, — коротко и чётко произнёс Паут. — Сделай что-нибудь с моими ногами. Я применил эшемер.

— Эшемер?! — изумился Маски, оценивая насколько серьёзно повреждены ноги Паута. Отозвался наконец: — Да, брат, дела…

— Бесполезно? — спросил Паут прицеливаясь по выходящим из столкнувшихся машин людям.

— Нет… Я попробую что-нибудь сделать…

— Пробуй, — приказал Паут и выстрелил по первому, кто вытащил энергооружие из машины. Остальные трусливо разбежались за тёмные переулки.

Чёрт, а ведь действительно местные. Но вооружены основательно. Кто их так вооружил?

Паут слышал как с другой стороны ещё подъезжают машины. Они подъезжали с разных сторон. Ещё по воздуху метались флаеры пытаясь прицельно бить на ходу.

Взрыв оглушил Паута и Макси, который перевязывал ноги необычной повязкой. Чуть не попали. Паут отшатнулся от проёма. Прилип к стене. Осторожно выглянул. Ещё издалека стреляют снайперы. Именно то что стреляют издалека Паута спасает. На таком расстоянии они промахиваются. Но стреляют профессионалы. А атакуют дилетанты. Что это за война такая?

— Я перевязал ноги биомазью — она ускорит восстановление повреждённых тканей. Почти закончил, — сказал Макси.

— Спасибо Макси. Не трать время. Иди к другим. Я справлюсь.

— Мы заминировали здание атомным ударником на 3 этаже, — сообщил он и достал из кармана маленький приборчик. — Это запасной детонатор. Держи. На тот случай если я… не выживу… Действуй по обстоятельствам!

Макси не стал задерживаться. Хлопнул по плечу Паута и побежал вниз. Не разглядывая приборчик, Паут засунул детонатор в комбинезон.

Он начал оценивать шансы. Их, сопротивляющихся бойцов, осталось уже восемь. За последнюю минуту убили ещё двоих на 3 и 5 этажах. Шестеро из группы похоже ранены, включая Паута. Макси пока ещё не участвует в сражении. Итого семь человек в обороне. К ним движутся с разных концов поселения около 30 машин. В каждой из которых по 2 или 3 человека. Все померяне. Хорошо вооружены. Стреляют плохо и неумело. Это плюс. Минус, что помимо них на краю поселения засели снайпера-профессионалы, у них же пневмопушка, из которой они точно не будут стрелять, пока миротворцы в здании. Померяне атакуют без противогазов. Да и в поселении по приблизительной оценке должно оставаться не менее 500 человек. Значит, им генератор нужен в целости и сохранности. Отправить сигнал помощи никто из альверцев не может. Все сигналы блокируются. Точнее создаются искусственные шумы в радиоэфире, которые делают сигналы бесполезными. Если бы не снайпера, то шансы были бы равными. А так только снайпера и убивают альверцев. Неравный бой. У малой группы альверцев практически нет шансов.

Паут услышал как совсем близко остановились несколько машин — у фасада здания. Через секунду вначале почувствовал, а потом услышал как взорвались два энергозаряда. Здание сильно тряхануло. Машины разлетелись. Одна из них пролетела перед его окном, пробивая крышу ближайшего коттеджа, сминаясь в хлам.

'Тейрон, — беспокойно подумал Паут, но собрался. — Восьмой не дурак, что подставляться под взрывную волну'.

В самом деле, сигналы пока подают семь бойцов. Вместе с Паутом получается восемь. От взрыва погибло как минимум десяток померян. Остальные не спешат приближаться. Боятся. Отходят назад.

И вдруг Паут на горизонте заметил странное движение. Какой-то огонёк приближался к ним с неимоверной быстротой. Паут стал прицеливаться и в окуляре разглядел этот предмет. Эргозаряд!!

В них выпущен эргозаряд! Да как они посмели использовать запрещённое оружие! Это свето-лучевое оружие уничтожает исключительно живые материи за счёт сильного локального всплеска радиации. При этом не трогает ни технику, ни здания. Все живые существа, которые угодили в этот разряд мгновенно погибают. И такой снаряд летит прямо на них, в здание администрации. И против этого заряда выставить ничего нельзя. Увидевший приближающий яркий шар, знает точно, что это верная смерть, спасения нет.

Паут Воэ что есть мочи выкрикнул: 'Эргозаряд!!', надеясь что все услышат его и успеют что-либо сделать… Но успевал только он. Ему можно было выпрыгнуть из окна, упасть в бетонный колодец, который оказался под его окном. Он заприметил его давно — ещё в начале, когда они обосновывались здесь. Непонятно зачем он там находился. Может когда-то хотели сделать пристрой или залить фундамент под какое-то оборудование. А может по задумке архитекторов здесь должен был быть бассейн. Никому не известно. Но то что он случайно оказался под окнами — это шанс спастись. Математический решатель Паута определил с точной последовательностью все необходимые действия и за миллисекунду вычислил, что на всё ему потребуется 3,5 секунды, даже с учётом повреждения ног.

Паут выпрыгнул. С перевязанными ногами в два прыжка перескочил раскуроченную разрывами площадку и бросился в бетонную яму, группируясь при падении. Боковым взглядом он видел как эргозаряд пролетел над ним, ударяясь в окна 4 этажа, проникая внутрь. Приземлившись, прижавшись к холодному бетону, крепко зажав глаза и приложив лоб к осыпанной земной крошке, он услышал негромкий хлопок. На секунду всё вокруг стало обжигающе ярко. Даже закрыв глаза, он видел отражение слепящей вспышки. Его счётчик радиации показал гигантский скачок, продолжавшаяся не больше секунды и затем утих. Он, конечно же, получил дозу радиации, но терпимую, не такую, какую получили все остальные — не сопоставимую с жизнью.

Несмотря на то, что было жарко, Паут почувствовал леденящий холодок. Он уже не мог чувства откладывать за свою спину и терпеть. Чувства поддались вперёд и переполнили его. Он ощутил влажность у самых глаз. Он не знал, что он способен плакать. Ему не приходилось раньше плакать. Но сейчас он уже не мог себя сдерживать. Сигналы его товарищей медленно угасали в его голове. Последним угас, как ему показалось сигнал его брата, который успел командовать группой всего лишь несколько минут. И погиб. Они все погибли! Он остался один. Его инстинкт самосохранения не позволил ему умереть рядом с товарищами.

Тут Паут вспомнил про детонатор и пощупал карман комбинезона. Детонатор был на месте. Он достал его. Распечатал. Оставалось только нажать на кнопку. Но нет. Рано.

Он дождался когда экстремисты осторожно подберутся ближе к зданию. Он услышал рядом их разговоры: 'Наверное, мертвы', 'Шутишь, это же эргозаряд! Там никто не мог выжить', 'Точно, там все мертвы!', 'Генератор наш! Наш!!', 'Мы победили!'.

— Чёрта-с два вы победили, — выкрикнул Паут из своей бетонной могилы и с яростью нажал на кнопку детонатора.

Этот математический решатель, который встроен в мозг, ему всегда казался ненужным. Зачем военному математика? Иди и стреляй! — думал он, — зачем решать какие-то математические или геометрические уравнения?.. Но сегодня он изменил своё мнение. Он всё рассчитал с точностью. Заряд находился на третьем этаже. Он же находился в бетонной яме на расстоянии 11 метров от здания, глубиной в 2 метра и 33 сантиметров плюс-минус два сантиметра. Бетон прочный, с расчетной прочностью 600 килограмм на сантиметр квадратный. Толщиной не менее полуметра. Атомный ударник всего силой в 3 мегаджоулей. Ударная волна не сможет пробить бетон и достать Паута. Но ударная волна разнесёт в щепья всё здание и два ближайших квартала со всеми его жителями и теми, кто оказался рядом. Выжгет всё в радиусе 200 метров. Паута же может засыпать осколками разрушенного здания, вырванной землёй — но это не должно быть существенно…

После того как Паут нажал на кнопку, взрыв проревел над его ухом спустя секунду. Боковым зрением, из прямоугольного окна колодца, позволявший осматривать чёрное небо, он видел как во все стороны разлетаются и крошатся бетонные плиты здания, в вперемешку с пылью, хламом, выжигающим ярким пламенем и человеческими смертями. Он прижал руки к голове и закрылся. Поднятые в воздух атомным ударником предметы должны непременно обрушаться. И если ему повезёт, его не придавит тяжёлая глыба или не пришибёт вырванный с корнем металл. А лишь засыплет земля да мелкий мусор.

Через несколько секунд после взрыва, он почувствовал как по его телу начинают ударяться клочья земли, бетонные крошки, камни, щебень. Он начал обильно глотать воздух, который скоро развеется ветром и его не останется вовсе.

Его ничем тяжёлым не придавило. Согласно математической вероятности его присыпало останками ниже средней допустимой вероятности. Он достаточно быстро разгрёбся из-под образовавшегося на нём завала, резко приподнялся и ухватился за горячий край бетонной могилы. Пальцы не могли удержатся. Он не мог зацепится ими и подтянуть себя вверх. Пальцы скользили от собственной крови и крепко схватиться не могли из-за повреждений. Вот уж действительно бетонная могила. Не отпускает его. Что же делать?

Сжав больные пальцы, Паут огляделся. В свете разгоревшегося огня он различил упавшие в яму предметы. С другой стороны бетонного колодца земли и хлама было навалено больше, чем с этой и у него есть возможность выпрыгнуть из могилы и ухватиться локтями. Что он и сделал.

Он чувствовал как вокруг рассеивается воздух. Как его быстро вытесняет углекислый газ планеты. Огонь начинает угасать. Ему как и померянам нужен кислород для нормальной жизнедеятельности всех органов. Наконец огонь потух и кислорода не стало совсем. Паут перестал дышать. Альверцы — не спецы. И не способны дышать углекислым газом. Но зато способны долго сдерживать дыхание, подольше обычных померян. Пауту не доводилось испытывать себя — сколько он сможет обходится без кислорода. Сейчас, конечно, наступило подходящее время для испытания… И он рассчитывал что сможет обойтись без кислорода хотя бы двадцать минут. Если получится, то все тридцать. А за это время можно многое успеть.

Только входит ли в эту особенность альверцев, что они будут при этом страшно измождены, выдерживать сверхнагрузки за счёт действия эшемера и испытывать психологическое неравновесие? Вряд ли… Но другого выбора у Паута нет. Он сможет спастись, если будет действовать чётко и решительно.

Итак. Что нужно ему? Во-первых найти спасательную капсулу. Хотя вряд ли в этом поселении такие существуют. Тогда найти альфа-такси. Бета-такси не подойдёт. Альфа-такси сможет перевести его в другой город. В добавок альфа-такси снабжена спасительными противогазами. Однако, Пауту редко доводилось видеть альфа-такси над этим поселением. А в такой поздний час, когда все спят, здесь альфа-такси не может остаться. Что ещё? Индивидуальный противогаз. Который должен быть в каждом доме на случай подобного события. Подобное событие наступило, значит противогазы должны были быть применены местными жителями, если у них, конечно, они есть.

Паут старался не задумываться о том, что он мог своим действием обречь на верную гибель не только экстремистов, пытающихся захватить центр, но множество других мирных людей, которые остались в этом поселении. И он понимал, что не сможет отнять противогаз у местного жителя. Потому что это равно, что отнять его жизнь.

Ещё не маловажное обстоятельство — снайпера-профессионалы. Их взрывая волна не настигла. И они прекрасно видели разворачивающуюся в центре драму. Вполне возможно, что им сейчас не до поиска в окуляре новых жертв, и что они сейчас рыщут ближайший противогаз. И Паут какое-то время может себя чувствовать в безопасности. Но на долго ли? По его комбинезону они смогут сразу отличить его от местных жителей.

Паут поспешил прикрыться ближайшими уцелевшими зданиями от глаз снайперов. Уйти из поля зрения незримых снайперов.

'Так, — продолжал размышление Паут. — А поможет ли мне флайер, если я его найду? Всем известно, что флайер герметичен и снабжён подачей кислорода. А значит я смогу на нём добраться до ближайшего аэрокупола. Осталось только найти этот файер, если до меня не разберут их другие люди. Где же ближайшая остановка флайеров?… Ага, надо идти туда!'

Паут хранил в своей памяти цифровой план местности и мог с лёгкостью ориентироваться по ней. Он даже сохранил в свою память расположение ближайших поселений с куполом. В 23 километрах был небольшой город. И называется он Овергот. Да, именно на северо-западе…

Он спешным шагом, местами перебежками по открытой местности, шёл в направлении стоянки флайеров. По пути он видел сильно обожжённые, почти обугленные трупы экстримистов и беспорядочно разбросанные их смятые машины. Попутно пытался отыскать в уцелевших салонах хотя бы один противогаз.

Рассветало.

На стоянке не было флаеров. Были только старые машины. Некоторые даже колёсные. Оторвавшиеся камни от взрыва во многих машинах пробили стёкла или помяли крыши.

Ситуация становиться всё неприятней. Паут уже чувствовал потребность организма дышать. Где же найти воздух? Хотя бы глоток и ему хватит ещё на несколько минут.

Герметические комнаты! Вспомнил Паут и пошёл в ближайший коттедж, в котором горели окна.

То что он увидел там — он не забудет никогда. На полу главной комнаты, возле прихожей лежала молодая женщина лет 30. На её лице застыла гримаса горя и обречённого ужаса. Рядом с ней в обнимку лежали её дети. Одному было не больше пяти, а другому не больше полугодика. Они все были мертвы. Они задохнулись углекислым газом. Ударной волной разбило окна коттеджа и у них не оставалось шанса, даже чтобы найти противогаз, которого в этой бедной семье рабочего никогда не было.

Паут прикоснулся к женщине, к ещё не так давно живой коже. И извиняющимся жестом попятился назад. Он только и смог выдавить немое 'Прости', скрывая прочь свой взгляд.

'Сколько таких жертв в этом поселении? — вопрошал он себя, — сколько я угробил женщин и детей? Тех кто был не причастен к этой войне? Сколько я смогу вытерпеть чужих страданий? Сколько?!'

Пауту даже не хотелось цепляться за жизнь. Ему хотелось вытащить из кармана энергозаряд и подорвать себя на месте. Но холодный расчёт опять возобладал в нём. Его взгляд перебросился на площадку где стоял мобиль. Настоящий мобиль! Не те старые машины, в которых даже окна не прочные, а современный мобиль, снабжённый подачей кислорода и способный передвигаться между городами этой чёртовой планеты!

Он подбежал к мобилю, быстро вскрыл кодовый замок, которые вправе вскрывать только военные и правоохранительные органы при экстренной необходимости, дабы воспользоваться транспортным средством. А он не сомневался, что наступила такая экстренная необходимость. И хозяин машины может быть уже как мёртв, так и испытывать острую нехватку кислорода — ему уже должно быть безразлично, что происходит с его мобилем… Паут сел и включил механизм подачи воздуха. Начал жадно глотать кислород из подающего вентиляционного отверстия, не дожидаясь когда он равномерно распространится по салону. Без воздуха он продержался 12 минут и 32 секунды. В спокойном состоянии он, наверное, смог бы дольше.

Завёл двигатель. Машина очень мощная — определил он по звуку двигателя. И дорогая! Может она принадлежит шерифу поселения или директору завода? — промелькнула мысль. Как опять удачно ему везёт. Но Паут понимал, что везение рано или поздно должно прекратиться. Он вспомнил Грайте и Тейрона, мёртвое лицо командира его группы — Эхора Турека, который натаскивал его разными тренировками и фактически приспособил к текущему выживанию и биться до конца за свою жизнь, никогда не сдаваться. Если бы не было Эхора, если бы не было Тейрона, был ли бы он жив сейчас? Бился ли бы он сейчас за свою несчастную жизнь? Он уже убил многих. Ему нет прощения. Но и выбора у него не оставалось. Приказ чёткий — не дать экстремистам захватить генератор, не позволить им это сделать любой ценой. Любой ценой!! При этом не уточнялась какой именной. Можно ли в данном случае жертвовать жизнями тысячи людей?

Он остался один. Совершенно один в этом жутком, ополчённом против него мире. На окраине поджидают снайперы. В этом городе каждую минуту умирают люди, у которых нет противогаза и герметичной комнаты с воздухом. Да если и есть?! Когда придёт спасение к ним? Сигналы всё ещё блокируются кем-то. Знают же, догадываются, что кто-то выжил. И сейчас у них остаётся дело принципа — прикончить того, кто помешал их планам по захвату сердца поселения, всего поселения.

Он проехался по светлеющей улице. Он видел как на его улицу выбегают люди, падают и умирают в конвульсиях. Кто-то из жителей замечал его и пытался добраться до машины, так как это оставался единственный шанс на выживание. И Паут спокойно наблюдал как эти смельчаки задыхались и падали на влажную землю, не преодолев и полпути к его машине…

Рассвело очень быстро. Подъезжая к окраине поселения, он увидел тех, кто сидел в засаде. Он увидел пневмошуку из которой по ним стреляли. Они скрывались под затемняющим полем экрана для инфравизоров — поэтому альверцы их не видели. И они увидели его…

Наверное они не могли себе представить, что это всё мог сделать один человек. И не сразу поняли, кто сидит в мобиле.

Паут разогнал машину и на предельной скорости пошёл на таран. Впопыхах они беспорядочно стали стрелять по машине пытаясь попасть. Но Паут умело уворачивался от их выстрелов и лавировал между разрывающимися снарядами. Хотя пара снарядов всё же задела машину. Подъехав на 50 метров к ним, резко развернулся юзом набок, приоткрыл дверь и с силой бросил в их сторону энергоснаряд.

Видимо они не ожидали такой наглости и пару секунд стояли в нерешительности, не стреляли по мобилю — хотя теперь машина не двигалась — они легко могли попасть в неё, и словно загипнотизированные наблюдали как по параболе к ним летит маленький отдающий голубоватым свечением круглый снаряд. Паут услышал панический крик 'Ложись!' и захлопнул дверь мобиля. Их было человек десять. Хорошо вооружённые. По всей видимости военные или наёмники. Им не повезло пуще из-за того, что снаряд упал рядом с пневмопушкой. Разорвавшийся энергоснаряд раскурочил пневмопушку и с силой высвободил деструкторов, разбросав их по всему периметру где укрывались военные, накрыв смертоносной волной всех померян, который оказались там.

Если взрывная волна энергоснаряда сгубила двух или трёх померян, а остальные успели укрыться, то освобождённые деструкторы доделали разрушения до конца. Паут видел как начинают разрушаться комбинезоны людей, их противогазы, как пластами рассыпается кожа, отслаивается человеческое мясо, расщепляются кости — ошмётками летят в разные стороны и падают на землю — всё это изничтожается деструкторами в пыль. Паут видел, как люди не успевают выдавить из себя предсмертные вопли и тут же их лица размываются, обеззараживаются до кошмарных гримас.

Паут поспешил покинут место трагедии, раньше чем деструкторы закончили своё дело. Он ощутил, что блокировка сигналов сразу снялась. Значит, блокиратор — источник подавления сигналов, находился где-то здесь.

Паут рванул прочь из поселения, провожая его немым взглядом по экрану заднего вида. Поселение был безликим, умирающим. На этом же экране через полминуты он увидел движение. Его преследовали.

Он уничтожил десять профессионалов. Но их было значительно больше. По центральному зданию снайпера стреляли как минимум из трёх точек. Он увидел четыре пехотных танка, которые устремились вслед за ним, старясь догнать, подбить. Они обильно обстреливали дорогу огнём термических лазеров.

Он сконцентрировался, мысленно подготовил и отправил послание в штаб:

'Я, Паут Аблестион Воэ, единственный выживший солдат десантной группы Альфа-Омега 712 батальона миротворческих войск Федерации, под командованием Эхора Аувейна Турека, закреплённой у генератора аэросилового поля поселения Туан. Нас атаковали вооружённые экстремисты с применением современных средств нападения. Им помогают профессиональные солдаты, которые старались не входить в прямой контакт с нами. Предположительно это войска Адрии. Они использовали запрещённое оружие — Эргозаряд, который уничтожил всех обороняющихся. Я ранен. Применил эшемер и могу умереть по окончании действия препарата. Генератор не был отдан под контроль вооружённых экстремистов и был уничтожен атомным ударником. В настоящий момент меня преследует группа из четырёх пехотных танков, типа 'парящий танк', снабжённые термическим оружием. Я двигаюсь в сторону города Овергот на мобиле серии 'Эльфарс' по трасе номер 16. Нахожусь на восьмом километре от Туана в долине Арлаутского кратера. Постараюсь оторваться. Но герметичность салона нарушена. Воздух весь выйдет через 2 минуты… Ещё. Прошу срочно выслать спасательные группы в поселение Туан, так как в нём осталось много мирных жителей, которые в настоящий момент умирают из-за недостатка кислорода. Конец сообщения'.

Он услышал ответ из штаба: 'Вас понял. Местные спасательные группы направляем в Туан. Все войска заняты обороной. Военного резерва нет. Помочь вам не сможем. Постарайтесь оторваться от преследователей'.

— Есть! — сказал Паут.

Он мог бы и догадываться, что штаб сейчас занят войной, которая развернулась по всей планете. И услышал из штаба напутствие дежурного:

— Удачи тебе солдат Паут.

— Спасибо…

Паут знал, что сообщение перехватили противники. Но расшифровать они его смогут не скоро. Им понадобиться с десяток минут на дешифровку, если у них, конечно, есть дешифровальная техника. Он выдавил максимальную скорость в 600 километров в час и видел, как постепенно отрывается от преследователей. Парящие пехотные танки не могли разгоняться до таких скоростей. Это было его преимуществом. Однако двигаться на мобиле в город Овергот было бы безумием. Ведь там придётся остановиться. А значит и танки, и кто в них сидит его скоро настигнут. И церемониться они с ним не будут. Долбанут термическим лазером и прощай…

Воздух убегает из салона через повреждения, быстро замещаясь углекислым газом. Механизм подачи кислорода не справляется. Паут прильнул к вентилятору, вдохнул кислород и посмотрел на карту в памяти. Дорога прямая, без изломов. Рассекает весь гигантский кратер. Овергот находится чуть в стороне, правее. Это чтобы грузовики с железной рудой двигались в объезд городу. Отворот на него уже близко. Сколько минимум километров от магистрали до купола? Паут померил расстояние по карте, которая записана в памяти. Два километра и 350 метров. Неплохо. Он сможет. Сумеет.

Взяв с панели электронный пульт, он запрограммировал дальнейший путь следования машины. Машина двигалась на предельной скорости. Подходя к критической точке, Паут прильнул к вентилятору, высосал последние глотки воздуха и на ходу открыл дверь. Машина согласно программе сбавила обороты до 100 километров в час в точке сброса и Паут отпружинил. В полёте он свернулся калачиком, сгруппировался и повалился на песок пустыни, проделал по инерции движения ещё несколько кувырков-оборотов, будоража красные пески, пока не замер на месте.

Видели ли это его преследователи, от которых он оторвался на три с половиной километра? Если прицеливались по оптике, то, наверное, видели. Паут торопливо пристроился к обочине. Полотно дороги поднималось на полметра выше. Он нашёл ямку. Пристроился и поспешно обсыпал себя песком, маскируясь. Через несколько секунд с оглушительным рёвом над ним пронеслись парящие танки. Не остановились. Не заметили! Теперь преследуют пустую, без водителя запраграмированную машину. И будут ещё преследовать пока не закончится плоская долина кратера или машина не съедет с трассы, когда та начнёт петлять.

По оранжевому небу в сторону Туана пронеслись спасательные отряды. Слишком высоко. Они его не заметят. Паут огляделся. Сбоку от трассы увидел город. Он даже увидел тонкую плёночку спасительного воздушного купола. И… побежал. Что есть силы побежал. Перевязанные ноги ещё слушались. Эшемер действовал. Он сможет. Как минимум 12 минут он выдержит кислородное голодание. А за это время он преодолеет два с лишним километра до воздушного купола.

Паут бежал и думал. Возможно ли это в 31 веке? Происходит ли это сейчас в действительности? Не грезятся ли ему эти невероятные события: смерти двух братьев, смерти всех его сослуживцев, смерти померян, вооружённых и мирных? Как такое всё ещё возможно в 31 веке, где война — это понятие устаревшее, потерянное, казалось бы навсегда?… Он понимал, что на краю Федерации, да даже на краю исследованного космоса может происходить всё что угодно — войны, стычки, конфликты, погромы, расовые дискриминации, наконец, жестокие убийства. Это в самой Федерации всё спокойно и мирно. У всех есть безграничные объёмы кислорода, все рады и счастливы… А здесь, где так много померян, конфликты обязательно находят своё место. А оружие находит своё применение. Это территория — большой полигон для проведения военных экспериментов, для испытания нового оружия, разрушительного или гуманного. Чаще, конечно, разрушительного. В такой дали от центра мирового общества всё позволительно. Кто живёт на периферии? Нищие, отбросы общества, отшельники, люди с низкими титулами, которым и остаётся жить что на периферии. Как этого он не понимал раньше? Как он не мог понять, что люди здесь бедные не по своему желанию, а потому что судьба у них такая — жить в худшем месте, в худших условиях. Потому что они здесь родились или их сюда направили, сослали. А назад дороги для них нет. Таких людей не пускают в общество, не заражённое чумой голода, недостатков, преступности и постоянной нехватки кислорода. Он видел как люди не могут накопить средств и убраться с этой планеты. Они стояли толпами у портального центра, через которые он прошёл. И не мог понять тогда, почему они толпятся возле здания. Цены здесь выше, чем в Федерации, почти в три раза. Но это же временно! Пока не прекратиться бунт на планете… Как это всё наивно. Их не выпустят даже если они чудом накопят такую огромную сумму денег. Они — узники этой планеты, а мы их надзиратели…

Он остановился. Впереди него по красному песку ползла местная 'акация'. Вот же чёрт! И обежать её уже не хватит времени. Она вытянулась на несколько сот метров. Может на весь километр. Но шириной была лишь несколько метров. Перепрыгнуть не удастся. Плетётся тонкой паутинкой, прижимаясь к пескам и выискивая в них полезные минералы.

Говорят, что по ней можно пройтись. Только делать это надо осторожно. Без резких движений. Иначе можно разозлить это растение-животное. А оказаться полностью в паутине Пауту не хотелось… Медлить нельзя. Надо перешагивать.

Паут осторожно сунул в паутину одну ногу. Она сразу же увязла в красной паутине. Паутина обхватила ногу до щиколотки, но дальше не стала подниматься. Затем он шагнул другой ногой. Та тоже покрылась акацией. Прикрыв глаза, Паут попытался высвободить ногу. Неохотно, с треском рвущихся паутин, она выходила из акации. Но всё же он освободился от удерживающих ногу паутин. По другой ноге акация начала подниматься выше щиколотки до икроножных мышц. Там где у него ноги перевязаны. Ещё не хватало чтобы акация выела лечащую биомазь. Он попытался высвободить эту ногу и не смог. Паутина крепко его удерживала.

Это всё. Конец. Финиш. Паут завяз в местной акации и не может двигаться. Он чувствовал как мелкие паутинки вырастают всё выше и ощупывают его тело, уже обследуют коленные чашечки, пробуют подняться выше.

Где-то он вычитал — учённые предполагают, что акации обладают интеллектом. Низкого уровня, но всё же интеллектом. Акации не видят, не слышат. Но они чувствуют. Ощупывая поверхности они ориентируются на местности. Так они запоминают свою дорогу и могут по ней вернуться домой — в свою ложбину. Они как и померяне боятся выходить на поверхность в жаркий ясный день. И пережидают жару где-то под землёй или в пещерах.

Ощупывая ноги Паута они узнали в нём человека. Паутины на ногах сразу же растворились, давая пройти человеку через себя. Он слышал от кого-то, что местные жители научились дружить с акацией. Они не уничтожают и не трогают акацию. А даже её частенько прикармливают минералами. И та, в благодарность, не трогает человека, если он оказался на её пути и пропускает через себя.

Это только что произошло с Паутом. Одиннадцатый долго не мог поверить, что акация специально для него расчищает дорогу и позволяет ему спокойно пройти. Лишь сделав несколько робких шагов, Паут понял, что акация действительно обладает интеллектом и не трогает его больше.

Он широкими шагами переступил акацию и оказался на другой стороне. Взглянув на шевелящуюся паутинку, он мысленно поблагодарил акацию и двинулся дальше. Всё ускоряясь и ускоряясь в направлении города.

Не смотря на светлый день, город ещё спал. Ему нужно восемь часов чтобы нормально отоспаться и пробудиться. А сутки здесь длятся всего-то 7 часов и 28 минут. Прошедшая тёмная ночь, которую он никогда не забудет длилась всего лишь 2 часа и 15 минут.

Сколько он потерял времени? 57 секунд. Сколько осталось до границы купола? 840 метров. Сколько он без воздуха? 8 минут и 23 секунды. Все эти цифры сидят в его голове и математический решатель выдаёт ответ — он не успеет. Он сможет продержаться без кислорода ещё 1 минуту и 40 секунд. Плюс-минус 5 секунд. Ему надо бежать на пределе. Но в таком случае он без воздуха продержится ещё меньше. Его организм не сможет выдерживать кислородное голодание и он начнёт жадными глотками втягивать в себя опасный углекислый газ. И задохнётся тут же.

Но он решил бежать на пределе. 400 метров. До спасения его отделяюсь всего 400 метров. Но организм уже требует кислорода. 'Где? Где я тебе его достану?! — вопрошался Паут. — Терпи. Потерпи немного…'. Осталось 300 метров. Нет, ему не достигнуть границы купола. Он упадёт на 120 метрах от него. Может спасатели? К чёрту! Какие здесь спасатели?! Никого не видно за границей купола. Ни одной живой души. Только хмурые серые здания и частные домики. Хмурая улица. Только бы не было ограждения у входа в купол! Паут присмотрелся. Нет. Ограждения нет. Открыто. Со светлой разметкой где заканчивается действие магнитного поля удерживающего кислород. Вот она граница уже видна! Там кислород. Ну же, ещё немного! 150 метров. Он на пределе. Случайно глотнул газ. С яростью выплюнул. Сердце бешено колотиться, требуя от лёгких срочно наполнить кислородом кровь. Организм не выдерживает нагрузок. Мышцы слабеют. Не помогает эшемер… К тому же, действие эшемера заканчивается. Он начинает чувствовать дикую боль в перетруженных мышцах и связках. Ноги подкашиваются. Он уже не бежит, а быстро перебирает ноги. Он не чувствует ног. 100 метров. Он не упал. Держится. Значит сможет. Десяток секунд осталось и Паут спасён. Давай же! — приказал себе Паут и, расходуя последние силы, прикрыв глаза, он рванул что есть и в последний миг прыгнул. Повалился на что-то упругое и жадно начал глотать воздух.

Да, это был воздух! Открыв глаза, он видел перед собой разграничительную черту. Она была в десяти метрах от него. Он так и не перебрался через неё… Но тут он вспомнил, что критическую черту делают для глупых померян на несколько метров раньше истинной границы. Для пущей безопасности.

Паута хватила отдышка. Он большими глотками брал воздух и не мог надышаться. Что это?! Он не может надышаться. Он задыхается! Его мышцы начинают болеть ещё сильней. Действие эшемера на исходе. Он умрёт. Он обязательно умрёт. После всех этих сверхнагрузок при действии эшемера… Это всё не совместимо с жизнью… Его организм не справиться с перегрузками, с многочисленной болью во всех мышцах, целых и повреждённых. Энергия костюма закончилась ещё час назад. Теперь он висел на нём бесполезной тряпкой.

Он закрыл глаза и провалился в чёрную бесконечную бездну…

Глава 4

— Держи.

Паут не успел открыть глаза и почувствовал как к его губам поднесли что-то влажное. Он распечатал засушенные губы и осторожно глотнул. Это был персиковый сок. Такой влажный, сочный, утоляющий страшную жажду внутри, которое жарким пламенем пожирало внутренности. Он прильнул губами к стакану крепче, вбирая в себя большими, наглыми глотками весь напиток.

Он попробовал приоткрыть глаза, однако увидел только размытые очертания полутёмного помещения. Увидел он рядом с собой размытую фигуру человека, который дал ему выпить. По голосу он определил, что это должна девушка 18 лет. Возможно чуть старше. Но форма человека в таком ракурсе не походила на девичью фигуру. И он начал сомневаться. Может это почудилось?

Сейчас он находился в каком-то странном помещении. Откуда-то сбоку шёл свет через затемнённое окно, или окно которое не протирали долгое время. А может это не окно? Может это слабый источник искусственного света, на котором здесь явно экономят. Вокруг было много странных вещей, функциональное назначение которых Паут не мог сразу определить и не мог сфокусироваться на них. Потолок был блеклым и осыпавшимся от многократных водных разводов или, опять же, покрашен так экономно. Видимо, его перенесли в это помещение с того места, где он упал и потерял сознание. Очень долго он не мог определить предназначение помещения. Даже когда глаза стали чётко различать его грани. Фигура человека сидела к нему спиной в сером плаще. Человек что-то перебирал на столе, время от времени шоркая огромными пыльными рукавами по небрежно скошенному краю стола.

— Где я?

Да! Собственно, где это он? И почему он до сих пор жив? Хотя по всем своим оценкам должен быть мёртв, окончательно и бесповоротно. И кто этот человек?

Человек повернулся. Ему не почудилось. Это была молоденькая девушка. Просто она была в огромном для её размера сером плаще, который укрывал её фигуру. Она взглянула на Паута и ответила:

— В городе Овергот. Я нашла тебя у границы купола. Ты там лежал без сознания.

— А где именно в Оверготе?

— В моём доме, — сказала девушка и затем добавила. — В подвале… Не далеко от границы купола… Пожалуйста говори тише. Если мои родители узнают, что я привела сюда солдата федеральных войск… Меня убьют.

— Хорошо, — кивнул Паут. — Почему ты решила мне помочь?

Девушка не сразу ответила. Медленно и серьёзно сказала:

— Ты потерял сознание и, по всей видимости… умирал. Если бы тебя увидели взрослые, то сдали бы тебя оппозиционерам. А я не хочу сдавать тебя оппозиционерам. Я знаю, что тебя там убьют… Не хочу чтобы кто-то ещё умирал…

И заплакала.

Паут посмотрел на её пыльное личико. Слёзы робкими струйками катились, смывая грязные частички пыли, налипшие на кожу, прорубали себе путь по её белой щеке и бесшумно падали на пол.

— Кто-то погиб? — поинтересовался Паут.

— В Оверготе было восстание, — начала она. — Погибли люди. После того как ушли федеральные войска, мэра города свергли и прилюдно казнили. Но до этого была битва за административный центр. Много стреляли. Погиб мой дядя. Ранен мой отец… Сейчас он лежит здесь, на втором этаже… Говорят, что в Туане тоже было восстание… А ещё говорят, что Туана больше нет… Как такое может быть? Не понимаю. Отец сейчас лечится и приходит в себя. Я выкрала у него несколько лекарств для тебя. Надеюсь, он пропажи не заметит.

По отрывочным фразам перемешанных со слёзами Паут понял в чём дело. Федеральные войска, охранявшие центр этого города, Овергот, были сняты с боевой охраны ещё за день до событий на Туане — он это знал по новостным сводкам. На замену выставили правительственные войска во главе с мэром города, который поддерживал своё правительство и Федерацию. В то же время, что и на Туане, произошло нападение местных жителей при военной поддержке войск Адрии на центр города. Правительственные войска уничтожили. Мэра казнили. Власть в городе захватили местные экстремисты, оппозиционеры. Как же всё слажено у них!

И ведь они тоже должны были уйти из Туана через 18 часов, как ушли миротворцы из этого города. Но не дождались. Может, кто нападал на них, просто не знал о такой директиве? Что их снимают с боевого поста?… Могли же дождаться и бескровно захватить Туан. Но видимо, всё было скоординировано чётко. Именно в этот час. Никак иначе. И так везде.

— Как тебя зовут? — спросил Паут девушку.

Девушка рукавом размазала влажные щёки и ответила:

— Эмма…

— Эмма, не плачь, — начал успокаивать её Паут. — Я остался жив, благодаря тебе. Огромное спасибо… Те лекарства, что ты мне ввела, они помогают. И уже скоро я буду себя чувствовать хорошо. Твой отец ничего не узнает и я, как оклемаюсь, покину твой дом… Сколько я был без создания?

— Двое суток.

Паут не испугался. Он помнил, что двое местных суток, это всего лишь пятнадцать часов. Почти весь день для местных померян.

— Мне ещё понадобиться пара суток и я смогу уйти, — сказал Паут, оценивая своё состояние.

— У тебя быстро заживают раны, — заметила Эмма и забеспокоилась. — Ты не можешь быть померянином… Кто ты? Ты спец?..

— Нет, Эмма, — успокоил её Паут. — Я не спец. Но и не померянин. Я — альверец.

Девушка внимательно начала его осматривать, присев рядом на кровать:

— Мне не приходилось раньше видеть альверцев… А вы очень похожи на нас. Не то что говорил мне отец. Вы не такие уж страшные… Очень даже милые.

'Да уж, милые! — про себя подумал Паут. — Если бы ты знала, что мне пришлось сделать за последние 24 часа. Какие разрушения я причинил! Сколько людей, твоих померян-сородичей, я убил… Ты бы уже не считала нас милыми…'

— А как тебя зовут? — спросила Эмма.

Ах, да. Он же не представился:

— Паут.

— Хм. У нас таких имён не существует…

— Это древнее имя. В честь полководца Паута Вольстона. Он жил в 22 веке. Может слышала?

— Нет… Я не читаю военную историю…

— И правильно!

Эмма дала ему ещё попить из стакана. Сообщила:

— Это персиковый сок. У меня мама занимается садоводством и выращивает персики во дворе. Из них получается вкусный сок. Правда?

— Действительно вкусно… — согласился Паут и добавил. — Как тебе удалось дотащить меня до подвала?

— О! Это было не просто. Без помощи брата я не смогла тебя даже приподнять.

— Здесь ещё брат?

— Он уснул. Но он ничего не скажет отцу. Я его попросила… — ответила Эмма. — Ему всего 13 лет. Но он уже такой сильный… И смелый!… Наш дом находится на самом краю купола города. Я не спала в тот день. Плакала по смерти дядюшки. Вдруг увидела в окно как бежит человек без противогаза и падает на землю, не добравшись до размеченной границы… Это был ты. Я поспешила на помощь. Попробовала подтянуть до границы. Но не смогла. Тогда позвала брата. Вдвоём мы кое-как тебя дотащили до дома. Пока мама перевязывала рану на ноге у отца, мы спустили тебя в подвал…

— Ага, а потом ты украла отцовские лекарства, — в подвал вошёл невысокий человек в ярком комбинезоне.

Эмма сначала вздрогнула от неожиданности, но вскоре успокоилась:

— Это мой брат, Ойон.

— Здо́рово! А я думал он не выживет, — подошёл к кровати брат Эммы, поглядел на ослабленного Паута. — Надо же. Живучий оказался!.. помогли значит лекарства.

Ойон хмуро глянул на Паута, оценивая насколько тот может оказаться опасен для Эммы:

— Я ей предлагал связать тебя. Но она отказалась. Сказала, что ты не можешь быть плохим и опасным… Наивная девчонка.

— Я не причиню вам вреда, — сказал Паут, стараясь придать голосу как можно больше доброты.

— Ещё бы! — усмехнулся он. — Мы спасли тебе жизнь! Ты должен будешь нам денег…

— Ойон, прекрати, — вмешалась Эмма.

— Ага, конечно… И зачем я тебе помогаю?.. Зачем помогать федералам? Что это нам даст?… Мы хотим жить нормально, как все люди живут сейчас в 31 веке… А такие как вы, федералы, миротворцы, не даёте нам жить спокойно. Вы ничего нам не даёте! Какая польза от Федерации? Скажи мне, что сделала Федерация для нас, богом забытыми людьми? Что хорошего она когда-либо сделала для нас? Мы здесь гниём как отродье на помойках… Мы всеми забытые и изгнанные навечно!

И это слова подростка! Паут догадывался, что Ойон пережил не самое лучшее детство и видел гораздо больше за свои детские годы, чем он, Паут, за свои не полные полувзрослые восемь лет.

— Почему вы хотите быть в составе Адрии? — спросил тринадцатилетнего пацана Паут, понимая что его ответ ничего не принесёт полезного и не ответит на терзающие его вопросы.

— Да потому что мы хотим жить как нормальные люди! — выдал он.

Эмма предупреждающее на него посмотрела. В её зрачках мелькнул страх.

— Потому что жизнь наша не становиться лучше. Каждый год одно и тоже. Налоги на землю, на воздух, на то, что мы существуем, так называемый, подушевный налог ложат нам на плечи. Дорогая еда — что только на неё отцовской зарплаты хватает… И нам совершенно некуда идти. Планета пустынна. Я даже не представляю куда идти работать… Вот, приходится разгружать фургоны с уплотненной рудой за гроши… А так хоть в Адрии нам станет легче…

Здесь люди надеются на лучшее. Это их право. Но какое может наступить 'лучшее'? Если они находится в такой космической глуши?! Здесь ничего нет: ни ресурсов, ни полезных ископаемых. Это даже не деловой центр или центр развлечений. И стать центром он никогда не сможет. Это просто пустынная планета с непригодной атмосферой и дикими нравами местных жителей, которая расположилась на границе двух государств… Приграничная территория. За которую будут биться две большие, сильные державы, не обращая внимание на местных аборигенов, по давно забытой истории которые здесь поселились. Это уже стратегический объект. Форпост. Площадка для военных игр. И мир, и процветание на планете наступит лишь тогда, когда планета окажется в глубине какого-нибудь государства, не обязательно Федерации. Но в таком случае другие планеты окажутся приграничными для кого-то и их постигнет такая же участь. Да и случится ли это когда-нибудь? Границы больших государств редко меняют своё положение. На то они и большие государства, что больше им становиться некуда…

Паут не хотел зла этим добрым людям. Он не хотел, чтобы они страдали, чтобы им приходилось кого-то ненавидеть всей душой. Он искренне хотел их помочь и понимал, что это не в его силах. Не в его юрисдикции… В Адрии им не станет лучше — он это знал наверняка. Но и в Федерации им тоже ничего не светит. Они обречены на вечную нищету и бесконечное влачение своего жалкого существования на никчёмной и никому по-настоящему не нужной планете.

Он посмотрел на печальные зеленоватые глаза Эммы, на яростный жёсткий взгляд Ойона, на этих маленьких людей, которые находятся сейчас рядом с ним, не потому что они хотят быть рядом с ним, а потому что тесно. Нагромаждённое разными предметами подвальное помещение не давало им нужного простора. Так же им не будет простора в этом мире… Разве не так?

Как и обещал, через двое суток он покинул их дом, скромное подвальное обиталище, которые было захламлённым, пыльным, тёмноватым, но в котором он быстро окреп и поправился. Скрываясь от глаз, тёмными ночами он скрытно передвигался по городу. Обнаружил на одной из парковочных остановок флайер в хорошем состоянии и сразу покинул город, так и не попрощавшись с Эмми и Ойоном. Скоро он выбрался к своим и узнал новости.

Восстание огненной волной прокатилось по всей планете. Погибло много померян. Погибло много альверцев. Практически во всех городах и поселениях одновременно, с разницей то там то тут не более чем в два часа началась и очень быстро закончилось восстание местных жителей. Кто им помогал — официальные сводки не уточняли. Но то что им помогали, вооружали, военизировали и в какой-то степени сами участвовали в силовом захвате власти — это было неоспоримо. Но кто?! Без значков различий, без взятия в плен разговорчивых языков — это было непонятно. Никто публично не брал на себя ответственность назвать этих негодяев, этих пособников 'туманной революции', как её уже окрестили. Однако для штаба федеральных войск это не было такой страшной загадкой. В штабе знали откуда пришли эти люди, кто их сюда направил, и все знали с какой целью они здесь присутствуют.

Штаб миротворческих сил на планете располагался не далеко от столицы, города Акверсо, — в двух десятках километрах от границы воздушного купола. Он был автономен, герметичен и самодостаточен. Он был построен ещё давно и основательно — так как Федерация заботилась о хорошей укреплённости своих форпостов на приграничных территориях. У него была отличная система обороны и укомплектован вполне современным вооружением. Захватывать его никто не собирался. Однако, чтобы такой мощный штаб не мешал естественному процессу захвата власти в столице — его постарались изолировать, расставив по периметру энергоразрядные мины-перехвадчики, которые реагируют на любое движение. Изолирование им практически удалось. Киберроботам-сапёрам понадобилось не меньше часа, чтобы обезвредить опасные подарки от благожелателей. И только после этого, военный гарнизон штаба смог пробраться в столицу, но помочь державшим оборону войскам он уже не везде успевал. К тому моменту восстание достигло своего апогея, и на улицы посыпались все, кому хоть как-то было интересно участвовать, так как всё равно спать в эту ночь было бессмысленно. Под прикрытием мирной толпы экстремисты могли с лёгкостью удерживать захваченные стратегические объекты, так как по ним не решались стрелять федеральные войска, и могли делать упор на захват ещё геройски обороняющихся объектов.

Первый стратегический объект, который подвергся атаке, был несомненно единственный уцелевший портальный центр этой планеты — основная связь с внешним миром, связь с Федерацией. Захватывать его вооружённые оппозиционеры так и не решились. Они просто разбомбили объект пневмопушками и тяжёлыми снарядами там, где действовало антидеструктивное поле. Захватить портальный центр было невыполнимой задачей, так как охраняли его лучшие воины с самым лучшим вооружением человечества.

— Никто не выжил? — уточнил сидевший напротив майор миротворческих сил Федерации.

— Нет, — скрывая разъедавшую внутреннюю боль от воспоминаний ответил Паут Воэ. — Никто не выжил. Только я один выбрался.

Они находились в одной из светлых, просторных комнат штаба миротворческих сил. Кроме них двоих в комнате находились ещё люди, но они не участвовали в разговое и не намеривались этого делать. Выполняли простейшую роль слушателей. На улице стояла непроглядная тьма — очередная короткая ночь. Окна были зарешечаны, но сквозь небольшие щели просачивались далёкие огоньки столицы, не давая Пауту сосредоточиться на майоре и отвлекали его время от времени.

— Мда… — призадумался майор, барабанчиком постукивая пальцами по столу. Через минуту продолжил. — Из охранявших портальный центр спаслись лишь те, кто в момент атаки находился на нижних ярусах здания. То есть кто не оказался на своём боевом дежурстве… Им крупно повезло из 600 воинов выжили только восемь…

Он опять призадумался и постучал по столу. Паут взглянул на свои пальцы. После прохождения полного курса физической реабилитации они были такими же целыми, новыми, невредимыми, живыми как и раньше. Но мог ли он теперь называть эти пальцы своими? Или это уже 'чужие' пальцы? Паут не мог ответить с уверенностью… Через полминуты майор продолжил:

— Нехорошо, солдат, получилось… Видишь ли, по всей планете такое безобразие началось… Это страшная затрещина нам по обоим щекам, которые мы сами гордо выпучили в темноте… Не прогадали, не просчитали шаги противника, не предусмотрели такой сценарий… А вот произошло же. Три тысячи погибших солдат и офицеров… Три тысячи! Да столько мы теряли ещё с времён великого противостояния Котурция! Двенадцать лет прошло… А мы с тех пор не поумнели ни на грамм. Такой же сценарий прокрутили нам, — он грузно брякнул по столу кулаком и тут же схватил кулак другой рукой, разминая лодыжку — стол был металлический. — Вот же чёрт! Куда мы смотрим?!.. Почему так глупо выходит?

Майор привстал. Подошёл к окну и мысленно расшторил окна. В глаза удалили яркой россыпью мельчайшие огоньки-островки столицы и её пригородов. Затем продолжил:

— Вот. Смотри! Это потерянная для нас планета. Мы её профукали…

Пауту показалось, что он ослышался. Но майор повторил:

— Мы её, чёрт дери, профукали. Теперь она чужая! 'Была ваша — теперь наша' — сказали адрийцы и выполнили своё обещание… И они, — он уставился в окно, подёргивая руку в огоньки городов, — они… Они все пошли против нас, против тех, кто их охранял, оберегал всё это время. Отдались, продались чужой стороне, потому что там им наобещали больше, чем смогли обещать и выполнить мы… Как же они могли стрелять по нашим солдатам? Ещё же недавно вместе праздновали день города. Ходили в обнимку. Гуляли ночи напролёт. Верили и доверяли друг другу! Думали, что всё… недоразумение закончилось. Завершилось, не начавшись. Споров — нет. Вражды — нет… Всё в порядке. Верили в это!… Так они же… нам в спину…

Он резко отвернулся от окна и затемнил их максимально, чтобы ни один огонёк не мог уже просочиться сюда. Вернулся на своё место, побарабанил пальцами по краю и продолжил свой странный диалог:

— Говоришь никто не выжил… — он тяжело вздохнул. — У меня таких три поселения. Всех перебили, сволочи! До одного крупного города вообще не можем достучаться. Блокировка всё ещё действует. Живы там, или уже нет в живых никого — не понятно. Вот и ходишь, гадаешь… Как это нервирует! Выспаться не могу до сих пор. Сон не идёт… Но три поселения потерять! У тебя ещё не самый худший случай…

— Сколько погибших? — не удержавшись поинтересовался Паут.

— 418 мирных жителей погибло в Туане, не включая вооружённых экстремистов и твоих товарищей, — сухо ответил он. — Не хорошо, солдат, получается… Очень не хорошо… Среди погибших 87 детей до 18 лет.

Паут представил себе двух мёртвых детей женщины, которую он видел в коттедже. Они, разумеется, попали в это число.

— А выжившие?

— Выжило, по предварительной оценке спасательных отрядов, где-то человек 340. Может, чуть больше. Многие разбежались… Кто как смог, и на чём смог… За такие человеческие потери тебя мне надо под трибунал отправлять. Немедленно. Не теряя времени… Но… Тут есть несколько но… в твою пользу, — пробуравил прямым взглядом майор. — Я просмотрел все твои видеозаписи, сохранённые в памяти… Во-первых, ты честно исполнил приказ — любой ценой не отдавать противнику генератор аэросилового поля. Ты его не отдал. Ты его взорвал к чертям собачим… Что вообще-то не предусмотрено инструкцией. Но это не значит, что можно взрывать генератор и лишать половину всего населения жизни! Надо было стоять насмерть, до последнего заряда, до последней смерти… Во-вторых, ты вызвал спасателей. Немного запоздало. Но вызвал. И они успели спасти часть жителей от верной гибели… В-третьих, ты снял блокировку и убил несколько адрийцев. Очень похвально. Не каждому дано убить несколько адрийцев разом… У нас теперь хоть есть какое-то улики, которые, конечно же, не сочтут за улики, но с нами уже будут разговаривать по-другому… — он потянулся, разминая плечи, кинул взгляд по сторонам, глянул на притаившихся слушателей, небрежно улыбнулся Пауту — улыбка получилось натянутой, суховатой, и продолжил. — Ну а в-четвёртых, солдат, я был о-очень удивлён, узнав, что ты новичок, что ты был впервые на боевом дежурстве, что тебе нет и восьми… И, чёрт возьми, я рад что ты остался жив, поршивец! Это тоже учитывается… С боевым крещение тебя, солдат! Далеко пойдёшь!.. Обвинять тебя мне не за что. Ты поступил правильно. Так и надо этим, сволочам… Была бы моя воля — я наградил бы тебя за заслуги перед Федерацией не раздумывая. Но это уже не мне решать. Другие будут думать, давать тебе награду или нет…

Наконец он приподнялся и проговорил чётко, без запинки:

— Мой вердикт такой. Паут Аблестион Воэ с честью исполнил боевой долг, выполнил задание и рекомендован к награде за проявленное мужество перед врагом в боевых условиях класса А, за качественную оборону стратегического объекта, — и добавил уже тише. — Доброй памяти братьям твоим и товарищам. Многие из них предстанут к наградам… посмертно…

— Доброй памяти… — приподнялся Паут Воэ и подумал про себя: 'Странно, что убийцу награждают'…

Выбраться из планеты не представлялось возможным. Портального центра больше нет. А секретные порталы на базе настолько нагружены, что не успевают справляться со своей задачей. Пауту и думать не приходилось, что его скоро отправят домой по стратегическому порталу. Аверсо больше не подаёт тот объём электроэнергии, который требуется для нормальной работы всех военных порталов. Штабу приходится напрягать свои генераторы на максимум, и экономить на электроэнергии. Между тем, митритцы выстраиваются в шумные демонстрации перед штабом миротворцев, проклиная их в убийствах и зверствах, даже не смотря на то, что возле штаба нет воздушного купола. Демонстранты используют противогазы с кислородными болонами — и хватает их максимум на пару часов.

Начавшаяся война продолжалась вяло. Никто ни стрелял, ни атаковал. Власть на планете захвачена. 76 % всех поселений в руках оппозиции. Ещё кого-то судят, вешают, прилюдно казнят. Но это уже какие-то мелочи. Не так серьёзно… Самые основные события произошли в первые двое суток. А фактически в первый час восстания, охватившего разом всю планету.

Прошло 70 местных дней, когда восстановили маломальские порталы и связь с большим миром, казавшаяся потерянной навечно, вернулась в обратное русло. Потекли широким потоком дипломаты, высшие чины из Адрии и Федерации разузнать, воочию увидеть произошедшее на планете. Начались тяжёлые переговоры. Чтобы не усложнять отношения с Федерацией новое руководство Митрита позволило покинуть оставшемуся контингенту миротворческих сил и отпустила всех пленных и арестованных. В их число попал Паут Воэ. Он уже и не надеялся попасть на 'Большую землю' и увидеть родные места. Он думал, что ему придётся остаться здесь, на чужой и враждебной для него и всего штаба планете, выполняя какие-то несерьёзные поручения. Однако его опасения были напрасны. Митрит не собирался воевать и продолжать битву с Федерацией, равно как и не собиралась это делать Адрия, которая даже предложила возместить потери Федерации, а именно потерю звёздной системы Тайхо с планетой Митрит, любезно обменяв новую территорию сразу на несколько звёздных систем, богатые полезными минералами и энергоёмкими ресурсами, в другой северной части своей территории. Такой расклад, конечно, не устроил Федерацию, но выбирать ей не приходилось. И Федерация дало согласие на последующий бескровный диалог с оппозицией, в составе теперь независимого государства Адрии. Правительство понимало, что Митрит уже будет невозможно вернуть. Даже если применить силу и воспользоваться провокационной ситуацией, неосторожно созданной Адрией, чтобы продолжить борьбу — приложить максимум усилий и захватить Митрит, Тайхо, силой вдарить в глубь территории независимой Адрии, отнимая большими кусками её территории. Возможностей на это у Федерации предостаточно… Однако такой подход тоже не устраивал правительство Федерации, которая не могла объявлять кому-либо войну из-за миролюбивой эльтониский идеологии, которой придерживается всё население — жить в мире и процветании. И хотя многие в штабе поговаривали, что Федерации бы сейчас воспользоваться этим удачным стечением обстоятельств и разбить постоянно маячившую и кривляющуюся Адрию, отбросить её куда подальше, на пару веков назад в своём развитии, или вообще уничтожить Адрию, как государство, которое испокон веков противостоит всей сформированной идеологии Великой Федерации… В реальности оказалось всё куда прозаичней… Большие людские потери среди миротворческих сил оказался не таким уж резким поводом, чтобы развязывать войну, которая неизвестно как ещё развернётся для многих миллионов людей или даже миллиардов… Зачем враждовать, убивать опасных и неопасных граждан другого государства, когда можно всё решить мирным путём, не прибегая к насилию, к разорительным, разрушительным боям в космосе, на орбитах, в небе, в атмосфере, на суше и на воде?…

Федерация проиграла эту быстротечную войну. Разом. Митрит оказался в руках Адрии и её правительство уже празднует победу. Как же так, Великая Федерация проиграла войну? — возможно думали все в штабе. Но Федерация на самом деле не проиграла войну. Она просто пошла на уступки. Если народ Митрита желает жить в составе другой страны, то зачем силком навязывать им что-то? Ведь это правильный подход?

Когда Паут выбрался с планеты — его успели назначить старшим сержантом. Награды ему особой не дали. Жалкая награда 'за стойкость' перед врагом, ничто по сравнению с 'Героем Федерации'. Он и не думал, что ему дадут высокую награду, что ему вообще дадут награду… Он испытывал ужасающий душевный гнёт за то время, что провёл в штабе.

Когда он прошёл физическую реабилитацию, и ему восстановили все участки повреждённые тела, включая пальцы рук, ноги, когда разгладили шрамы и ожоги так, что и следа не было видно, ему предложили пройти курс психологической реабилитации. Он смог бы забыть весь этот ужас, пережитый кошмар, сгладить эту душевную боль, снять тяжесть за смерть погибших… Но он отказался. Сказал, что должен сам адоптироваться. Он никогда не жалел о своём выборе. Он хранил в Душе своей отпечаток судьбы, который нещадно его терзал в мыслях и особенно во снах. В сне его посещали те люди, которых он погубил, которые по его вине задохнулись, погибли в кошмарном взрыве в Туане. Все 418 человек огромной толпой являлись перед ним, стояли высоко, смотрели жалостливо и беспощадно. А он на них смотрел из своей бетонной могилы. И они брали горстями расплавленную от огня землю и бросали в его могилу. Засыпали его. В толпе он видел ту женщину. Она держала на руках маленького полугодовалого ребёнка. С переполненным ужасом в глазах смотрела она на него. А второй ребёнок стоял возле её ног и тоже смотрел, смотрел прямо в глаза. И не отворачивался. И не мигал. Смотрел прямо. Смотрел угрюмо. Смотрел осуждающее, словно говорил: 'За что ты меня убил? Почему мне не дал стать взрослым и стать тем, кем я хотел стать?'… Паут не мог дышать, не потому что его уже засыпали чёрной землёй по шею, а потому что кислорода не было. Не было воздуха. Ничего не было. Как все они дышали? — он не мог понять… И дышали ли они?!

Он просыпался. С трудом переводил дыхание. Вставал с пастели. Ходил пить воду. Ложился обратно. И вновь кошмар повторялся. Раз за разом. Лишь через несколько ночей кошмар начал его отпускать, медленно растворяясь в туманке сна… Но в Душе его никто не собирался отпускать. И внутри он чувствовал, как его гложет, разъедает на части… нечто. Оно не даёт ему покоя, который был всегда внутри него до Митрита.

Он вернулся на Монтевидео, в Акваут. Ему выплатили огромную премию — плату за страдания на Митрите, на которую он смог купить большой дом на том зелённом холме с красивейшим видом на море. В этом доме вместе с оставшимися в живых девятью братьями Воэ он отпраздновал грустное новоселье с тяжёлыми воспоминаниями как всё было.

Военные врачи стали наблюдать за ним: за его поведением, за действиями. Но альверец хорошо справлялся с психологическим гнётом воспоминаний. Стойко переносил душевную боль. Ночные кошмары вскоре перестали его посещать вовсе. И он уже фактически не чувствовал того постоянно давящего напряжения над собой… Ничего опасного за ним не обнаружили и отстали от него, приняв его годным к дальнейшей службе.

Вернувшись на Монтевидео он обратил внимание, что произошедшие события на Митрите здесь озвучиваются под другим, немного искажённым углом. Потерями, в 3120 военных миротворческих сил Федерации, что является четвертью всего контингента, и в 26 тысяч местных жителей — здесь не привирали. Однако Паут сразу заметил, что в новостях очень часто упоминаются Адрийские военные, словно миротворческие силы только с ними и воевали, а местные жители фактически не участвовали в сражениях. Будто бы жертвы среди местных произошли из-за уничтожения генераторов аэросилового поля в ходе вооружённых столкновений, что на самом деле имело место быть, из-за погрешностей обстрелов с той и другой стороны, и случайные жертвы в ходе ожесточённых боёв. Федерация не могла себе позволить рассказать всю правду. Что подумают люди, когда узнают, что миротворцев атаковали в большинстве своём местные жители, не так давно мирные демонстранты, а адрийские войска скрытно прятались за их спинами, обеспечивая отличным вооружением и стратегическими советами? Что подумают люди, когда узнаю, что все жители Митрита, практически поголовно, хотели добровольно присоединиться к государству Адрии? Они ведь подумают, что Федерация с ними обращалась хуже, чем соседи! Что митритцы не просто не ценят и не любят Федерацию, а ненавидят её всей душой! Какие выводы сделают жители Монтевидео и жители других планет входящих в Великую Федерацию?

Паут не осуждал правительство, которое кормило своих граждан полуправдой. Он понимал, чтобы сохранить целостность Федерации, правительству нужно было подать новости под таким соусом, будто бы Адрия вторглась в звёздную систему Тайхо и вероломно напала на скромный контингент миротворческих сил, захватив тем самым власть, всю планету взяв под свой контроль. А Федерация ради того, чтобы не началась затяжная кровопролитная бойня между двумя большими сторонами, подавила в себе обиду и согласилась на жёсткие требования враждебной стороны… Ради сохранения мира во всём мире. Ради спокойствия. Ради блага своей и чужой нации.

Он хотел связаться с Эммой и Ойтоном с планеты, чтобы отблагодарить их, чтобы передать им часть своих средств — ведь им так нужны деньги. Он не знал их фамилии — он не спрашивал, они не упоминали в своих разговорах. Но он запомнил их адрес, когда покидал тесный подвал тёмной ночью. И по адресу он всё выяснил. Мировая база данных граждан хранила всю необходимую информацию. Однако его ждало тяжкое разочарование. Эмма уже значилась как погибшая. Она погибла девять дней назад, во время взрыва подложенной террористами термической бомбы на главной площади Овергота. От взрыва погибло несколько десятков людей. Что она там делала? Может демонстрация была? Или митинг? Или праздник был в тот день и все жители собрались на площади? А может просто проходила мимо, в магазин шла? Вмешался случай? И откуда взялись террористы?.. Ведь у них должен был начаться мир и процветание — это обещало правительство Адрии. А Ойтон значился как пропавший без вести. После гибели сестры он куда-то исчез из дома и с тех пор не возвращался.

Глава 5

Прошли годы. Он как и прежде служил в десантных войсках. Успел поучаствовать во многих сражениях — от мелких, практически безобидных, до крупных, серьёзных столкновений и вечно далёких от дома. Конфликты вспыхивали постоянно. Его даже удивлял этот факт. Потом вспомнил размеры освоенной части галактики и размеры самой федерации — в 400 световых лет во все стороны от Гео. Вспомнив, что в состав Федерации входит более 50 тысяч различных государственных образований, республик, королевств, он понимал, что на таком огромном космическом пространстве всегда будут конфликты и войны. Особенно яростно они возникали на приграничных рубежах, где мало кто следил за миром и порядком. Очень часто Кутлан провоцировал непродолжительные, но жестокие по своему характеру стычки. Адрия после конфликта на Митрите, избегала конфликтов с Федерацией, стараясь всех убедить в своём миролюбии. Хотя все поговаривали, что это до поры до времени. Пока не забудется прошлое…

Пауту приходилось участвовать в разных конфликтах. Он добровольно записывался на самые опасные участки и это не в шутку беспокоило его руководство, которое начинало думать, что тот хочет покончить с собой или же страстно хочет убивать. За ним стали следить и пытались понять его поведение. Но всё было тщетно. Он в очередной раз проявлял несравненное мужество, уверенность в победе, образцовую стойкость, безприкословное подчинение, хладнокровие перед врагом и свой высокий профессионализм. Он управлял десантным планером, потом руководил группой десантных планеров, потом в его распоряжение перешел десантный лайнер и наконец вся эскадрилья в составе 5 лайнеров и тысячи десантных планеров. Его постепенно повышали в звании и ряд его наград возрастал. Вскоре он стал майором десантной эскадрильи.

Солдаты, которыми он командовал, чутко следили за командиром. Он подавал неподражаемый пример для них. В атаку он шел всегда первым. И всем остальным приходилось догонять его, стараться его опередить, не дать ему погибнуть одному. У них не было другого выбора. Они поражались его мужеством и храбростью. Им казалось, он не боится смерти. Он готов в любую минуту умереть героем. При появлении возможности, он постоянно рвался вперёд, на врага, и никогда не сдавался и не убегал с пространства боя, даже когда это оправдано ситуацией. Никто не понимал, какие цели он преследует. Но все поголовно любили его. Он взаимно любил своих подчиненных и никогда их не унижал, не издевался над ними, не изматывал их. Всегда со всеми говорил на равных. В его словах чувствовалась невероятная уверенность, которая не дана, пожалуй, никому. Враги прозвали его 'Дьяволом', а его эскадрилью 'дьявольской'… И не случайно. Он шёл на врага быстро, стремительно, яростно, шёл на таран. Если по началу противник завидев его эскадрилью, успокаивался, даже веселился, так как перевес в силе явно был на его стороне, то чуть погодя противник начинал нервничать — Паут не останавливался и наращивал свою атаку. Потом противник начинал сильно беспокоиться и сомневаться в своих силах. Как же так?! Нас же больше? Почему он нападает? Почему они ускоряются?.. Потом, когда эскадрилья уже приближалась вплотную и столкновение было очевидным и неизбежным, противник окончательно терялся, паниковал, и строй его кораблей сразу нарушался, потому что не у всех же нервы стальные. Эскадрильи в таком случае оставалось догнать трусливого врага и проучить его. Все столкновения проходили малокровно. И за это его любили не только солдаты, но и его руководство, также жители тех окраин, где он побывал. О нём стали рассказывать в новостях и граждане Федерации обрели нового героя своего времени.

В 3041 году его эскадрилью отправили на защиту большого города-государства Сурии. Генеральный штаб миротворческих сил тогда чуял, что генерал Анеско что-то замышляет и скорей всего готовит нападение на Альфа-Арвус, так как территориальный конфликт заметно перерастает в военное противостояние. Паут не сомневался, что Анеско нападёт и уверял руководство, что это наступит очень скоро. И это произошло.

Из миротворческих сил на планете оставалась эскадрилья Паута Воэ. Пока остальные миротворческие дивизии запаздывали, Анеско обрушил свой мощный удар на Сурию… И как все предыдущие противники, проиграл эту схватку с 'Дъяволом'.

Паут Воэ должен был давно умереть. Ещё на Митрите. Ему было предначертано умереть на Митрите, в поселении Туан, где геройски погибли все его товарищи. Но, то ли он обманул свою судьбу, то ли перехитрил смерть, сам того не желая он сделал себя бессмертным. После Туана господин Случай всегда берёг его от геройской или глупой смерти. Он подвергался опасности каждый раз и каждый раз выходил сухим из воды, целым и невредимым… Правда, бывали случаи когда он выходил слегка 'подмоченным'. Как-то его планер отшвырнуло взрывной волной в атмосферу, где он чуть не сгорел — но ожоги были по всему телу и лечение было невыносимо долгим. Но как только он поправился — он сразу сел в новый планер и ринулся снова в бой. Он начал играть со своей смертью. Он пытался её догнать — и, казалось бы, вот она, уже рядом, ещё чуть-чуть поднажать и он схватит её, как она умудрялась в последний миг выпрыгнуть из его крепкой хватки и панически убежать прочь. Ему никогда не удавалось догнать свою смерть.

Он был другим, не таким как все альверцы. Он не боялся смерти. Он её просто презирал и улыбался ей в лицо. Это было невозможным для того времени, невероятным, феноменальным. И это качество его делало уникальным.

События в Туане изменили его судьбу. Он верил в это. Он верил, что-то переломилось в нём в ту тёмно-огненную ночь, что-то пошло не по задуманному свыше плану, резко изменилось и он стал жить чужой судьбой. Он стал другим. Раз и навсегда… Новую судьбу он стал подтачивать, выправлять так, как считал нужным. Он видел что может командовать и управлять людьми — у него это неплохо получается — и он стал командовать и управлять людьми. Мог быть добрым и суровым. Его могли с диким ужасом боятся как монстра из жуткого кошмара и трепетно благоговеть перед ним одновременно. Он мог убеждать спорящих принять ту сторону, какую посчитает нужной, и вести за собой множество людей, не требуя от них покорности. Мог спасать и убивать. Мог дружить, веселиться вместе или ненавидеть… Он мог отправлять людей на верную гибель, если осознавал, что их жертва пойдёт на общее благо, спасёт других, или, например, серьёзно улучшит стратегические последствия. И он умел обманывать свою совесть — он просто её не замечал в тех ситуациях, когда она ему мешала. Он открыл в себе великий потенциал, о котором не мог даже догадываться и стал применять его.

За семь последних лет не без помощи сформированного легендарного образа-спасителя со времён Сурии, который распылился среди миллиардов граждан Федерации, закрепившись в их памяти и сердцах, он протопал широкими уверенными шагами от майора десантной эскадрильи до генерала западного сектора. Выше него стоял только главнокомандующий военными и миротворческими силами Федерации. А ещё на шаг выше — президент Федерации.

Становясь всё более важным человеком в генеральном штабе, его стали осторожно посвящать в святые тайны Федерации. Как-то случайно он узнал, что конфликт на Митрите двадцать с лишним лет назад не был случаен и не возник спонтанно. Очень долгое время агенты Федерации специально подогревали местную общественность выступить против Федерации, чтобы Митрит сам захотел выйти из состава Великой Федерации в угоду Адрии. Для этого правительство Федерации 'как бы' делало вид, что не замечает, время от времени забывает о нищете и проблемах Митрита, хотя ничего сложного в том, чтобы помочь аборигенам хорошо обустроиться на этой пустынной планете и зажить спокойно не было, многих усилий не требовалось. Так чего ради этот кровавый спектакль был разыгран?!.. Оказалось достаточно просто. Митрит порядком надоел Федерации своей конфликтностью, нескрываемым расизмом, суровыми нравами местных жителей. За последнее столетие на планете прошло несколько десяткой войн, которые раздувались из-за каких пустяков: из-за территории добычи руды, из-за лечебный озёр, даже из-за местной акации какой-то конфликт произошёл с гибелью сотен людей — одни хотели искоренить эту шевелящееся растение-паутину, всю выжечь на планете, а другие были крайне против. Из-за своей постоянной померанской конфликтности планета мешала Федерации в планах поддержания стабильности и порядка на территории всех государств. Грубо говоря — сильно портила статистику. И лучшее решение — это отдать планету соседнему государству, которое кстати оказалась в непосредственной близости от самой планеты. Но как халявный 'подарок' — это не прокатит в общественных массах. Поэтому и разыграли такой интригующий спектакль. Оперативно науськали Адрию на Митрит — типа смотрите, померанская планета, ваши сородичи, готовы выйти из состава к вам, пользуйтесь случаем, и разыграли быстрый проигрыш Федерации в этой битве. То что митритцы будут вооружены, подготовлены и прикрываться в атаках адрийцами, знали многие в главном штабе — не знали только исполнители, кто истинно верил, что защищает планету от врага. Сценарий должен был быть разыгран правдоподобно, чтобы никто не прочуял подвоха. Даже адрийцы не знали, что ими управляли всё это время, что они идут по той тропе, которую для них определило правительство Федерации. В штабе знали когда произойдёт всеобщее восстание — знали тот час и примерно знали сколько альверцев погибнет в этой схватке. Знали что будут потери и жертвовали людьми ради того, чтобы в дальнейшем выгодно обменять проблемную планету на несколько звёздных систем с большими запасами ресурсов и усмирить Адрию на продолжительное время.

Все тщательно спланированные планы были реализованы успешно.

На время эта новость Паута привела в бешенство, но он быстро подавил непристойное желание мести за большой обман, заместив почтением к высшему руководству власти, способного играть в такие искусно завуалированные стратегические игры. Ему раскрыли не все карты, он это знал. Но уже открытых тайн ему было достаточно, чтобы понять — мир не так прост, как кажется, и чтобы им управлять нужно хитрить, где-то обманывать, где-то недоговаривать, где-то вести двойную игру, где-то надо приманивать противника в искусную ловушку, где-то ему помогать, чтобы на время сдружиться и выиграть время, где-то следует блефовать, применять несправедливые мошеннические трюки, а где-то нужно просчитывать на несколько шагов вперёд — чтобы предугадать, предвидеть и принять или предотвратить возможные последствия. Искусство политики. В серьёзной игре за шахматной доской, где выстроены в ряд разнокалиберные фигуры обязательно сидит опытный гроссмейстер. Фигуры не видят его и даже не ощущают его присутствия. Они живут по своим законам, по своим правилам двигаются, перемещаются по полю. Но управляет ими всё равно незримый гроссмейстер — мастер своего дела. Какие-то фигуры падают, поверженные, какие-то встают на их место. Пешки рвутся вперёд и только вперёд. Остальные фигуры имеют право перемещаться в разные стороны, но со у чётом своих возможностей. Однако без команды гроссмейстера — они не смеют двигаться, не смеют рубить, не смеют защищать фигуры угодившие под вражескую сечь.

Паут долгое время был пешкой, которой управляли, которую готовы были отдать в жертву. Но теперь он стал другой фигурой, более высоко разряда — ладьёй или даже ферзём. У него стало больше прав и возможностей и задача пред ним проста: защищать неповоротливого короля, других фигур, угодивших в опасность или не дать им угодить в опасность, или наподдать на оборону другой стороны, чтобы ослабить противника. Но он всё равно остаётся фигурой на этом поле, которой время от времени управляет рука гроссмейстера, скрытого от глаз в темноте, далеко за пределами шахматного поля. И он точно знал, что гроссмейстер — это не президент Федерации, Виевин Аулеи, никто из более высших чиновников или политиков. Потому что ими тоже управляли. Это было заметно. Но кто?! Для него была загадка. Ведь должен стоять кто-то над всеми ими и так мастерски владеть ситуацией под названием Федерация.

Виевин Аулеи — не была простой фигурой на этом игровом поле. Она — очень опытная и талантливая руководительница. Паут Воэ неоднократно имел честь видеть её талант в действии. Используя загадочные чары обаяния, она умело командовала своими подчинёнными и формировала возле себя достойное короля или, правильней сказать, королевы окружение. Она и назначила Паута Воэ на такую высокую ответственную должность — генерал западного сектора. В западном секторе Федерации проживало свыше двух миллиардов жителей, располагались тысячи звёздных систем, включая Проксиму и Центавру, четыре освоенных биокультивированных планеты, включая Битурт, сотни освоенных планет, несколько тысяч государств, королевств, сотни тысяч территориальных делений — огромнейшая территория Федерации, которую невозможно охватить простым взглядом. Многие сомневались, что Паут справиться с возложенным на него грузом ответственности, так как видели в нём профессионального солдата, но никак не главнокомандующего с полномочиями политика. Однако 'Дьявол' справился с высокими обязанностями и оправдал надежды, стремительно развеяв все сомнения. Виевин верила в правильность своего выбора — это тоже уникальная особенность президента Федерации выбирать верные решения.

Так как их вместе с Виевин видели часто, то по штабу поползли слухи, что Паут — стал фаворитом у президента, этаким любимчиком. Поговаривали что между ними возник роман. Некоторые считали, что между ними возникла крепкая любовная связь. Ещё немножко и он наверняка станет главнокомандующим всех войск Федерации. Не смотря на всё более распространяющиеся слухи, Паут не воспользовался моментом, когда Виевин действительно была к нему неравнодушна, косвенно и явно намекая на возможность неофициальных отношений. Ей нравился Паут Воэ. Он был симпатичен. Уверенный, смелый, сильный, целеустремлённый, перспективный мужчина-альверец! Да кроме неё тысячи фанаток, выращенных на его подвигах, на его легендах, на воссозданных фильмах по историческим событиям, не находят себе место и толпятся перед президентским дворцом, когда он посещает Лондон, в надежде увидеть его, полюбить своими глазами, восхититься его неотразимой улыбкой и завизжать в приступе предэкстазной радости, от того что он прошёл рядом и даже мимолётом взглядом посмотрел в их сторону. Она не понимала, почему он общается с ней на равных, спокойно, по-дружески, словно они были всегда знакомы, и в то же время даёт понять, что он не намерен углублять отношения. Может, он стеснительный? Может, он джентельменски уступает данной поблажке? Может он не любит простых решений?..

Только Паут Воэ знал истинную причину.

Как ни странно, Паут Воэ хранил тайну. Обычно альверцы не хранят тайн. Но он решил создать одну и хранить её в своём сердце, тщательно замаскировав от любопытствующих глаз. Он любил одну девушку. Влюбился он случайно. И это даже не влюблённость, а нечто неизведанное для него. Неописуемое чувство. Неиспытанное доселе душевное волнение…

Паут сидел в кресле своего большого дома. Кроткими глотками приканчивал налитый стакан сока. Как только он заканчивался, наливал из графина новую порцию. Пил. Время от времени брал из вазы сладкие конфетки на удачу. Обычно ему не везло и попадалась в руки одна и та же сладость, которая ему уже разонравилась. Он посматривал в широкие, высокие окна, на яркую лунную дорожку прочерченной по взволнованной воде от серпа планеты-гиганта Стерлитамака. Смотрел как проходят ночные корабли, разрушая дорожку на две неровные половинки.

Воспоминания вперемешку с мыслями шли бурным потоком в нём, окружали его, проходили насквозь. Но за последние минуты всё чаще его одолевали другие мысли, постепенно вытесняя из него воспоминания прошлых лет. Ему не нравились эти мысли. Они были наполнены тревогой. Заставляли его переживать, волноваться, беспокоиться о судьбе людей. Но игнорировать их, смириться с мыслями Паут не мог. Он должен был что-то предпринять. Он чувствовал, как незримая рука гроссмейстера тянется к его фигуре, чтобы сдвинуть его туда, куда мастер посчитает нужным. А Пауту остаётся лишь догадываться, трепетать перед гроссмейстером и надеяться, что им на этот раз не пожертвуют. Как гнетёт эта неопределённость, задуманная гроссмейстером, и известная только ему! Как тяжелы догадки, размышления о возможных сценариях развития событий…

Он обязан предотвратить катастрофу!

Глава 6

Прозвучал биппер. Медленно, настойчиво он ещё раз дал свой сигнал.

Прекрасный сон, который так явственно грезился генералу Грею, начал стремительно растворяться на глазах. Он улетучивался куда-то прочь, неотвратимо исчезая. Грей не успевал схватиться за него и резко провалился в реальность. В реальности он увидел перед собой тёмное помещение, мутные очертания кровати, взъерошенные простыни, себя лежащим на ней, жену которая крепко спала на другом краю широкой кровати.

Биппер прозвучал в третий раз. Грей начал протирать глаза. Потом прекратил, поняв, что этого не требуется, так как биппер звучал в камтике. Почему же он не снял камтик перед сном? Вот дурак!.. Перед тёмной пеленой спальни возникло яркое окно-сообщение о звонящем. Грей сразу узнал этого человека. Паут Воэ отважился разбудить его в столь поздний час. Да ещё такой сон снился хороший, интересный… Грей был раздражён: 'Он что там, на часы не смотрит? Сейчас в Лондоне глухая ночь! Какого чёрта?! Что ему нужно от меня?'

Генерал центрального сектора Грей Ваконте не особенно-то любил своего коллегу-выскочку Паута Воэ. Не прошло и года с тех пор, как Паут начал занимать высокую должность генерала западного сектора, читай главнокомандующий большой частью вооружённых сил Федерации, а тут себе такое позволяет: приказной тон, срочные звонки в самых неподходящих и неожиданных местах… Какая-то разбалованность есть в альверце. Он многое себе позволяет! Зазнался вконец. Следовало бы его проучить. Но как?

Этот альверец очень настойчив и всегда своего добивается. За этот неполный год он навёл такой порядок в штабе, что все как по струнке ходят перед ним. Дрожат, завидев его. Это — сильный человек. Он — монстр своего дела. Если ему удалось сразу из солдат прыгнуть в чины офицеров, а из офицеров за какие-то двадцать лет быстрыми шаги пробраться к высокому титулу Федерации… то этот человек непременно пойдёт дальше и не остановится на достигнутом. Померянину, семидесятилетнему, практически старику, Грею, который за пятьдесят лет службы с неимоверным трудом дорвался до чина генерала центрального сектора и вконец надорвался, приходится с этим мирится. Грей очень долго, мечтательно представлял себя сидящем в кресле главнокомандующего всей армией Федерации, чтобы вот так просто мириться с этим. Он знал, что настоящий главнокомандующий вот-вот уйдёт в отставку, выйдет на пенсию, и тогда изберут его, Грея Ваконте, в качестве нового главнокомандующего. А кого ещё? Все остальные просто не смогут. А он наберёт последние усилия из запасников своей жизни и ринется вверх, ещё раз, хотя бы в последний. Но тут на его уровень врывается Паут Воэ и все его старания, его мысли, его фантазии разрушаются в прах. Он замечает, что у этого альвереца гораздо больше потенциала и желания побеждать, что сил у него невероятное количество. Он знает, что выйди он с ним на публику — все овации себе сорвёт Паут, а Грею останутся лишь жалкие ошмётки. Ну, кто после этого кандидат на кресло главнокомандующего? У кого ещё какие сомнения? Да он может раздавить Грея в лепёшку, если захочет… Его необходимо боятся, он — страшный человек. Его нужно благоговеть, он бесспорно заслуживает почёта. Поэтому Грей, стерпев обиду, так и не распахнув, засунул свою мечту за пазуху и начал с ним искать общую дорогу. Начал с ним сотрудничать. Дружба и хорошие связи с тем, кто пойдёт выше и дальше — никогда не окажутся лишними.

Прогнав злые мысли, Грей взбодрил себя и решительно ответил на звонок. Паут Воэ по пустякам не любил звонить:

— Доброй ночи, Паут. Слушаю тебя.

— Здравствуй, Грей, — начал Паут. — Извини что разбудил тебя… Ты мне нужен.

Грей удивился. Как это так, оказался нужным? Да ещё посреди ночи?

— Что-то срочное? Что произошло?

— Пока ничего не произошло. Но в любой момент может…

Заинтригованный Грей, взволнованно сказал:

— Давай выкладывай!

— По связи не могу. Ты должен лично присутствовать… Приходи в мой дом. Всё обсудим на месте.

— Да что же случилось?! — не выдержал Грей. Если Паут зовёт в себе гости, а в гости он обычно никого не приглашает, то дело, видать, серьёзное, безотлагательное, очень экстренное.

— Ситуация 702, - кратко ответил Паут и прервал связь.

В гостях у Паута Грею не доводилось бывать. Но как у всех высокопоставленных генералов в их домах были установлены компактные мобильные порталы — на разный случай и форс-мажорные обстоятельства, который могут возникнуть в любой момент. В память порталов были вбиты все домашние адреса генералов сектора, домашний адрес главнокомандующего, адрес президента Федерации, главного штаба, множества военных штабов и баз, раскиданных по всей Федерации — это на случай экстренной необходимости собраться или явится на место событий.

Грей знал, что означает 'ситуация 702' на кодовом генеральском языке. Он быстро вспомнил значение этой ситуации и ужаснулся. Он немедленно вскочил с кровати, оделся и нырнул в ванную — промыть заспанные глаза. Несколько раз сунул голову в леденящий поток, чтобы очнуться, чтобы не клонило в дрёму, наспех вытерся, осмотрел себя в зеркале — нечего не забыл? — и быстрыми шагами пошёл в комнату, где находилась портальная, рассчитанная на одного, но всё же тесноватая, кабина. Приказал камтику телепортировать его в дом Паута Воэ. Дверь захлопнулась.

'Ситуация 702' расшифровывалась как высокая вероятность вторжения вражеских войск в ближайшие дни на биокультивированную планету. 'Но на какую именно?! Паут не уточнил' — встревожился Грей.

— Приветствую, — жестом поздоровался Паут с вошедшим в просторный зал. — Присаживайся.

Вошедший был высок, широк в плечах, его глаза метались по слабоосвещённому помещению в поисках других людей. Но других людей в помещении не было. Был только один человек — Паут Воэ. Странно. Он, видимо, полагал увидеть больше людей… Тогда он взглянул в тёмную глубину больших окон и сказал:

— У тебя тоже ночь. Почему не спишь?

— Не спиться, — выдохнул Паут и добавил, — Это Монтевидео. Здесь ночь ещё двадцать часов будет длиться… — он взглянул на Грея. — Прошу тебя отключить свой камтик.

Грей не удивился просьбе. Он понимал, что через камтик теоретически их могли подслушивать. Поэтому он отключил свой драйвер, подходя ближе к Пауту. Паут глянул на него сканирующим взглядом и утвердительно кивнул. Он умеет улавливать любые микросигналы от любых приборов.

— Какая планета? — присел гость поближе к хозяину дома на соседнее кресло.

Паут заглянул в его глаза, заметил беспокойство Грея. Выдержал десять секунд и ответил:

— Битурт.

Грей нахмурился. Почему Битурт? Он прокрутил в воспоминаниях последние события, но нужного не отыскал… Так, Битурт. Расположен у белой звёздочки Альман. Совсем рядом с центральным сектором. Планета Битурт ему запомнилась как очень спокойная, тихая, уравновешенная планета с населением в 120 миллионов жителей, преимущественно альверцев. На ней не было никаких конфлитов вот уже несколько десятилетий. Да и за последние столетия на ней никогда не вспыхивали громкие события, тревожащие нацию. Ничего подобного. Несколько государств и одно королевство, которые живут в мире и согласии, ни у кого нет споров и противоречий, притязаний друг к другу. Образцовый мир на планете. Битурт — по уровню жизни, общественному порядку, соблюдении законов считается одной из лучших. Так в чём же дело?

Грей откинулся в глубь кресла, вспомнив, что на планете не так давно совершили серьёзное научное открытие. Вроде, революционный прорыв. По крайне мере, так представляли учёные. Самого Грея не посвящали в детали события, да и он сам не интересовался… Вроде бы открытие связано с возможностью перемещения в пространстве и времени. Будто бы небольшой группе учёных удалось каким-то образом перенести на свою планету человека из далёкого прошлого. И по распоряжению президента Паут Воэ начал курировать этот проект, отвечать за безопасность… 'Да! Проект Таавиа! 'Ласточка'. Надо же придумать такое имя, — подумал Грей. — Может это как-то связано с ситуацией 702?'

— Что произошло на Битурте? — всё же поинтересовался Грей.

Паут разочарованно глянул на него. Грей предположил, что тот ожидал услышать другое и поспешил высказать свою догадку:

— Проект Таавия… Правильно я понимаю? Но каким местом оно может быть привязано к ситуации 702? Это же возможность вторжения противника на планету, на нашу территорию, посягательство на Федерацию. Это же война! И кто на это может решится?

— Я наделся, что ты знаешь ответ, — разочарованно сказал Паут и отпил оранжевый сок из хрустального бокала. — Но ты, по всей видимости, не в курсе. И не владеешь информацией…

— А кто владеет? — поинтересовался Грей и тут же предположил. — Ви?

Под Ви, конечно, он подразумевал президента Федерации — Виевин Аулеи.

— Не думаю, что она в курсе. Хотя может быть…

— Так спроси её! — предложил Грей.

Паут отрицательно покачал головой, давая понять, что предложение запоздалое.

— Что происходит? Хоть кратко мне опишешь ситуацию, которой ТЫ владеешь?

Паут подобрал коленки и распрямил ноги, потягиваясь в кресле. Опять выдержал десять секунд и осторожно начал:

— Я знаю немногое. Но информация, вытянутая по крупицам, даёт мне право говорить о ситуации 702… Два дня назад я узнал из достоверных источников, что руководство Кутлана знает о нашем научном открытии — о проекте Таавиа. И оно не просто знает, что это произошло где-то когда-то в Федерации, оно знает точный адрес, где это произошло, и точную дату, когда это случилось. Они знают всё о проекте Таавиа, и о компании Акрами-Тайста, в которой разрабатывается этот проект. Только не владеют самими научными трудами, которые храняться там. Очень надёжно хранятся… А ещё я узнал, что они готовятся выкрасть научные труды и всю технологию проекта Таавиа…

— В наших рядах есть предатели, агенты Кутлана? — удивился Грей. — Как такое возможно?

— Я не говорил, что в наших рядах есть предатели и тем более чужие агенты, — отрезал Паут. — Это как может быть, так и невозможно. Мне не хочется сейчас гадать, кто взболтнул о проекте руководству Кутлана, сделал ли он это случайно или умышленно, согласно разработанной стратегии.

— Какой стратегии?.. Может, про Таавию разболтали сами учётные, похвастаться собой, выпендриться перед другими.

— Нет. Мы следим за всеми учёнными, которые знают об этом проекте… ежесекундно, всё время следим за ними. Они не могли передать никакой информации. Даже если бы попытались это сделать — мы бы уже знали.

— Лично я не знаю, насколько серьёзен проект Таавиа — детальной информацией не владею. Но раз речь зашла о ситуации 702, то, стало быть, это очень серьёзный проект.

— Этот проект гораздо серьёзней, чем когда-то созданные порталы! — сказал Паут. — Новая технология не должна попасть в руки наших врагов. Иначе это будет пострашнее эрговойны! Это в стократ страшнее любой войны…

— Что же получается, это всё правда о возможности перемещения в пространстве и времени? — изумился Грей. — Я-то думал, это блеф, пустышка, прикормка учёных… И проект что… завершён?

— Практически полностью, — ответил Паут.

— Тогда это действительно серьёзная технология. Окажись в чужих руках, владелец получит же власть над времен и пространством! — ужаснулся Грей, осознавая насколько с каждой секундой становится опасным этот проект. И он с трудом верил в происходящее, вообще в возможность создания такой технологии, на которую может претендовать только Бог.

— Вот именно! Даже ты это понимаешь, — сказал Паут. — Хоть и пока нет возможности переноситься в конкретно заданное время и пространство. Но это всего лишь дело времени. Рано или поздно проект Таавия переступит через эту грань… И что тогда будет?

— Господь милосердный! — подавившись мыслями, прохрипел Грей. — Если об этой технологии знают наши враги, они срочно попытаются её выкрасть, как это было тогда… с порталами…

— Конечно! — согласился Паут. — И сделают это как можно быстрей… Но что им мешает выкрасть технологию прямо сейчас? Выслать диверсионную группу или хорошо натасканных агентов и взять хитростью или силой?..

— Что? — заинтересовался Грей.

— Пять тысяч военных альверев и спецов, охраняющих все подходы к небольшой компании Акрами-Тайста. Но если они совершат масштабное вторжение с участием крейсеров, большого числа десантных кораблей, истребителей, кораблей поддержки, и притащат не меньше ста тысяч вооружённых боевиков, то им пять тысяч альверцев и спецов не будут такой страшной помехой. Они смогут быстро захватить главный корпус компании и выкрасть технологию, до того момента как войска Федерации смогут мобилизироваться и вступить с ними в бой.

— Проект всё ещё находится в маленькой компании?! Да ведь здание, наверное, не оборудовано защитными установками? Почему же не переместили в более надёжное место?!

— Верно, не оборудовано… Перемещать проект никак нельзя. Перемещение сложно контролировать и следить за ситуацией в такие моменты тяжело. При перемещении как раз происходит нападение врага, так как у него резко возрастают шансы на успех. Так что перемещать мы не может — иначе мы спровоцируем врага… Это я знал ещё месяц назад, потому и не требовал перебазирования всего проекта.

— Месяц назад?!

— Да. Я догадывался, — признался Паут. — Я исходил из худшего варианта, что о проекте может знать враг. И усиливал охрану Арками-Тайста. Мои опасения подтвердились, когда наши агенты недавно сообщили, о том, что Кутлан всё знает. И предположение, что они готовятся в ближайшие дни к вторжению на планету, я сформировал после того, как был раскрыт вражеский агент прямо на Битурте, в городе Урвальд, в непосредственной близости от научной компании. Он успел себя уничтожить, прежде чем мы смогли его допросить. Но этот факт уже даёт пищу для размышлений…

— Что ты предпринял? — спросил Грей.

— Пока только пять тысяч воинов… Вчера я общался с руководством генерального штаба и посылал запрос Виевин, чтобы усилить охрану как минимум в три раза и озвучивал причины такой необходимости…

Паут призадумался. Грей нервно вопросил:

— И что?

— Они не позволили мне усилить охрану объекта. Сказали, что это ошибочная информация, выстроенная на косвенных предположениях и догадках. И что они владеют совершенно другой информацией — Кутлан и Адрия не могут знать о проекте Таавиа, так как всё у них под жёстким контролем. А увеличивать в очередной раз контингент защиты проекта они не намерены. К тому же скрытно делать это становиться сложнее.

— Так, может быть, и в правду… всё схвачено, — нерешительно сказал Грей. — У тебя же нет разведгруппы, которая сообщала бы о действиях руководства Кутлана.

— Это не важно, — отмахнулся Паут. — Я уверен, что они владеют информацией. И они готовятся к нападению. Они готовы начать войну, пусть даже будет она вселенского масштаба. Но если будут владеть этой технологией — считай победа у них в кармане.

— Одно дело, если иметь доказательства, что они знают и готовятся к нападению на планету Федерации. А другое дело, если предполагать, домысливать возможные сценарии, излишне страховать себя. Это похоже на поиск чёрной кошки в кромешной тьме комнаты, когда кошки в этой комнате нет. Напрасная трата нервов и времени.

— Проблема вся в том, что сценарий пьесы уже написан. И по сценарию начали выступать актёры. Но я не знаю своей роли, своего текста, который я должен прочесть. Это мне скажут или подскажут, когда действие дойдёт до меня… Мне не нравится стратегия нашего правительства. Оно написало сценарий для всех нас. И я очень наделся, что ты хоть что-то знаешь и сможешь мне рассказать… — сказал Паут.

Грей удивлённо покосился на своего коллегу:

— Ты хочешь сказать, что в правительстве заговор?! Что они формируют свою стратегию и не согласовывают с военным руководством?

— Это возможно. Но заговор — навряд ли. Я думаю, что военное руководство в курсе, хотя бы те, кто должен быть в курсе. Плохо что, ни я ни ты в это число не входят. Не посвящают нас в свои тайны и не собираются. Отказ руководства не был случайным и отмашки, что это лишь предположения, домыслы, сухие слова — всё чушь. Я наделён опытом предчувствовать ложь, по мелким, мельчайшим, микронным изменениям в климате штаба. Я так же наделён предчувствовать надвигающуюся опасность. И эту опасность я сейчас чувствую как никогда остро…

Паут склонился набок и подпёр голову кулаком. Он всё же ошибся. Грей Ваконте, генерал центрального сектора, не знал и не мог знать о стратегических планах правительства. Грей не поверил ему о возможной опасности, о возникновении ситуации 702 — неминуемое вторжение вражеских войск. Зря он только попросил его прийти. Ещё один человек теперь знает о беспокойстве генерала. Почему же военное руководство не даёт ему, генералу западного сектора, дополнительную охрану? Раньше оно не отваживалась попрекать и удовлетворяла любые просьбы генерала, а сейчас — категорически нет. Это ещё больше подтверждает опасения. Паут догадывался — они ведут свою игру. Они всё знают и всё контролируют. А он — опять пешка в их руках… Кто же ими всеми управляет? Неужели никто? Неужели нет гроссмейстера? Неужели у них какой-то общий, единый разум, который раз за разом выплёвывает стратегические решения?.. Это же значит, что они не смогут дать отчёта своим действиям. Может всё пойти несогласованно, могут в какой-то момент развалится их планы, полететь в бездну их хвалённые искусные идеи. Это же огромный риск! Неужели они готовы на него идти?..

Может ли это быть приманкой для Кутлана? Может. Почему бы и нет? Может ли это быть провокацией со стороны Кутлана? Или же провокация со стороны военного руководства?.. Тоже ведь может.

Вражеский агент мог случайно оказаться в Урвальде. Заметил скопление военных, перехватил шифрованные сигналы, вот и решил проведать, разузнать обстановку… Да и необязательно это был агент Кутлана. С мёртвого же не спросишь, кем он был послан? А информация случайно поступившая от удалённого источника могла быть искажена своими же. Руководство могло Пауту подкинуть ложное сообщение, будто бы Кутлан в курсе происходящего и всё знает о проекте Таавиа. Ведь весточка пришла именно два дня назад, от источника, связь с которым Паут предполагал давно потерянным. А что было два дня назад?.. Спор с главнокомандующим об усилении охраны до пяти тысяч человек?.. Да. Именно. В итоге Паут победил в этом споре… Может, главнокомандующий решил усилить подозрения Паута, дав немножко дезы, чтобы потом отсчитать его за необоснованный перерасход средств и обвинить в помешательстве, в излишней подозрительности, в боязни вражеского нападения. Вот тогда ему, Пауту, уже не бывать главнокомандующим… А может, это действительно заговор? Не понятно чей и с какой целью…

Чёрт! Может сам Паут стал слишком подозрительным и мерещится теперь ему всякое. Выспаться бы надо! А не подозревать всех подряд. Следует отогнать эти давящие мысли, успокоиться, подышать чистым воздухом с балкона напоследок и лечь спать.

Грей уже давно ушёл, а он тут всё ещё наедине со своими дурными мыслями, неуменьшающимся чувством надвигающейся опасности. То уверенность в нём пробуждается, что всё верно, правильно — враг собирается атаковать, то сомнения какие-то закрадываются. Да-а… С таким серьёзным проектом не поспишь спокойно. Он мог бы уже передать его кому-нибудь, своим подчинённым, которым доверяет. Однако оставил при себе. Не смог он кому-то доверить это дело… Это очень важный проект. О нём никто не должен знать, кроме узкого круга лиц. Даже те солдаты, что охраняют здание Акрами-Тайста, не знают толком, что охраняют. Знают только, что это совершенно секретно, а большего им не нужно знать.

Так откуда же это беспокойное чувство приближающейся опасности?..

Ему удалось несколько часов вздремнуть перед тем, как его разбудили.

Раздался биппер входящего звонка. Паут непрочухавшись принял звонок. Говорящий был взволнован. Паут сразу узнал голос. Голос принадлежал командиру охраны Акрами-Тайста:

— Генерал Паут, Вы просили докладывать о любых странностях и происшествиях на территории…

— Да! — требовательно отозвался он.

— Вот… Похоже есть одна странность…

Не дав командиру договорить, Паут резко отрезал:

— Через полминуты буду! Ждите.

'Началось…' — успел подумать он, прежде чем начал натягивать свой комбинезон на непослушное, еле подвижное, ещё непробудившееся от дремоты тело.

Глава 7

В то время, когда в Аквауте была густая ночь, а половина планеты Монтевидео мирно спала, на Битурте, в городе Урвальд был ясный, ослепительный день. Альман разогнал над городом все облака и нещадно жарил поверхность планеты и всех его обитателей.

Эринс Растистов Лаславия затемнил окна и продолжил похаживать по лаборатории, мечтательно рисуя в своей фантазии возможное, более вероятное будущее. Он был предвосхищён и ощущал себя на грани величайшего успеха. Вот осталось ещё немного и они с Сифиль и Леонидом будут праздновать научную победу.

Всё началось с того момента, когда Алексей с Эвианом отправились по коридору школы и не вернулись; когда внезапно послышался страшный гул и оборвалась связь, вместо грязного коридора они увидели противоположную стену своей лаборатории. Сифиль запаниковала, Эринс, честно признаться, то же струханул и было подался панике, но Паут Воэ их тотчас остановил. Они долго не могли понять, что произошло, Паут уверял, что произошёл взрыв и спрашивал смогут ли они восстановить связь с тем миром. Эринс понимал, что если противоположной двери нет — и она размолота силой взрыва, то возможности вернуть соединения тоже нет. Сифиль зарыдала. Все пытались её успокоить и Эринс дал клятвенное обещание, что попробует всё в его возможностях, чтобы соединиться с прошедшим временем и именно с тем миром, где остались его друзья. И они попробуют вызывались обоих обратно.

Эринс был отличным специалистом по электронно-лучевым импульсам и хорошо понимал их природу. Он достаточно быстро, за один месяц, разобрался с последовательностью импульсных разрядов, выявил закономерность и начал пытаться соединиться с исчезнувшим миром, подавая на дверь комбинацию импульсных разрядов одинаковой частоты, но с разной электронной силовой составляющей. Это теоретически должно было позволить соединяться с этим же миром — но в другой его части, а может и времени. Ещё через месяц ему удалось выйти на тот мир, куда ушли Алексей и Эвиан. Фактически они вышли в ту же точку пространства и в то же время, с разницей в несколько километров и в один день — сущий пустяк. Ему практически удалось понять влияние заряженных импульсов на дверь, как они влияют на соединение с прошлым и ориентируют точку соединения в пространстве. Не найди в себе таланта учённого, Эринс не смог бы так быстро вернуть живого Алексея из прошлого.

После того как Алексей вернулся из кошмарного мира, о котором он часами взбудоражено рассказывал дома, исследования Эринс не останавливал. Никто не собирался его и Сифиль останавливать, а даже решили пригласить видных учённых для помощи, подключить к проекту, чтобы найти возможность перемещаться в пространстве и времени не спонтанно, как это у них получалось долгое время, случайной подачей разночастотной комбинацией импульсов, а перемещаться во времени хотя бы приблизительно точно, в нужный год, плюс-минус десятилетие. Не обязательно в конкретную точку пространства… Так как переместиться в другом времени будет не проблемно, лишь бы не выбросило, конечно, в далёкий космос… Эринс уверял дилетантов, что случайно выбросится в далёкий космос не получиться, так как в далёком космосе не делают такие двери. Однако и попасть в нужное десятилетние им долго не удавалось. Видные учёные, которые посещали Акрами-Тайста под бдительным присмотром военных, в лаборатории не приживались. Они как-то все слабо представляли технологию дверного перемещения в пространстве и времени, и втянуться в процесс им никак не удавалось. Только у Леонида, старика-померянина, которому уже сто лет в обед, получилось быстро войти в процесс и разобраться в особенностях импульсных разрядов. И Леонид с тех пор остался в проекте и очень серьёзно помогал и помогает в исследованиях.

Эринс пытался найти очередные закономерности, по которым можно было найти возможность перемещаться в нужное время. Он строил сначала двухмерные, а затем трехмерные диаграммы изменения комбинаций импульсных зарядов. Но графики выстраивались хаотично и никакой логики в этом не прослеживалось. Тогда их новый сотрудник, Леонид, предложил попробовать создать четырёхмерную диаграмму. И неожиданно графики выстроились вряд, словно под линейку. Абсолютно верно! Это же четырёхмерные адреса миров: трёхмерное пространство и время — четвёртое измерение. Как он сам не додумался! Это открытие они сделали не так давно и сегодня решили его опробовать на новой двери, созданной современными технологиями, и которая теоретически могла их переместить как в недалёкое прошлое, так и в будущее…

Однако им никак не удавалось попасть в будущее с помощью новой двери. Они успешно соединялись с прошлым, с прошлым десятилетием и даже веком, но будущее за дверью не открывалось. Такое положение вещей их начинало беспокоить. А может в будущее вообще невозможно попасть?

Очень часто Эринса тревожил мир бездонной пустоты, который регулярно появлялся за дверью при действии различных комбинациях импульсов. Логику мира чёрной пустоты Эринс не мог понять и пытаться в этом разобраться устал. Просто есть бездонный пустой мир и чёрт с ним. Однако всякий раз когда они натыкались на этот мир, он стали замечать, что мир чёрной пустоты может ещё и меняться. Значит ли это, что таких миров преогромное количество — где есть разная температура, содержание воздуха и атмосферной плотности?.. Эринс не хотел верить в такую возможность. Хотя факты были очевидны. И как-то случайно заметил важную закономерность, что в мире чёрной пустоты абсолютно такая же температура, состав воздуха и плотность какая есть снаружи, перед дверью… Чтобы проверить свою догадку, Эринс специально заморозил герметичное помещение, соединил дверь с предыдущим адресом мира пустоты и проверил зондом — догадка подтвердилась, температура во всей бездонной пустоте уменьшилась на столько же градусов! А это значит, что мир чёрной пустоты всякий раз создаётся зеркально, с ближайшего пространства от противоположной стороны двери в бесконечность со своей стороны. Эринс впустил в герметичное помещеное гелий — лёгкий газ и проверил ещё раз соединение. Весь мир чёрной пустоты стал состоять из гелия! Учёные были потрясены. Получалось невероятное! Можно создавать бесконечные объёмы воздуха или других газов. А это очень важные ресурсы! Особенно для рекультивированных планет, атмосферу которых требуется заполнить кислородом. И они смогут её заполнить, используя такое уникальное открытие.

С каждым днём проект Таавия становился более ценнее, чем его изначально оценивали. Хаотичные соединения со разными веками и пространствами становились более контролируемыми. Открытый феномен бесконечного пространства, похоже, создавался автоматически, так как не мог открыть дверь или попадал в пространство или хотя бы во время, когда этих дверей не существовало в природе… Это интересовало Эринса. Как бесконечное пространство с бесконечной лёгкой материей, воздухом, может создаваться в один миг? И создавалось оно… ими. В какой-то момент Эринс почувствовал себя Богом, творцом, хоть и создавал он сущий пустяк — но это же целый безонный мир! Но он вовремя остановил мысли, подменив их предположением, что мир чёрной пустоты существует всегда, в разных вариантах, и что он, Эринс, к этому не причастен.

Он взглянул на Леонида. Тот с неподдельным трудолюбием создавал четырёхмерные диаграммы на парящем над столом галографическом кубе, вбивая данные предыдущих посещений, и каждый раз что-то восхищённо, еле слышно бормотал и вскидывал руки. Эринс пригляделся к диаграмме и понял, что они уже на пороге открытия великой загадки, может быть даже на пороге открытия тайны Вселенной. В эти секунды ему даже закрадывались мысли, что открыв данную загадку, они смогут разгадать величайшую тайну мироздания, понять каким образом был создан этот бесконечный мир с бесконечным числом материи, как родилась Вселенная. Он уже ощущал эту ниточку, которая приведёт его к новым открытиям, к грандиозным свершениям. Вот только бы вдохновение не пропало, не растерять бы его.

А раз такое дело — то они обречены на мировую известность, и избежать великой славы им не удастся, как ни прячься. Их будут боготворить и лелеять. Они станут образцом для подражания и миллиарды людей, потомков будут ими восхищаться. А их многоуважаемые коллеги из больших научных инстутутов в порые зависти будут рвать на себе волосы!

Эринс прочувствовал сладостный и манящий аромат победы. И у него приятно закружилась голова. Он даже не обращал внимание на посторонние шумы, которые время от времени раздавались из соседних помещений и коридора, где сидели военные, охранявшие лабораторию.

По коридору громко протопали башмаками — это отвлекло Эринса от мыслей, и ему захотелось уединиться, уйти в свой просторный кабинет на вернем этаже и продолжить мечтательно почёсывать подбородок и безучастно поглядывать в окна. Но он не мог оставить Леонида, который вот-вот закончит увлечённо формировать четырёхмерную диаграмму и выдаст важный результат.

— Что они там суетятся? — не выдержал Эринс, когда рядом с лабораторией опять громко протопали башмаками солдаты. — Хоть бы мягкие тапки одели для приличия!

— Может что-то случилось? — не отрывая взгляда от голографического куба, предположил седовласый Леонид.

— Хе… Нас же охраняет чуть ли не сам Паут Воэ. Что может случиться? — сказал Эринс. — Хотя… Сейчас, погоди, я выясню.

Ему очень не хотелось покидать лабораторию, в одном конце которой, ближе к окнам сидел за большим столом Леонид и собирал диаграмму, а в другом конце в герметичном стеклянном тесном помещении стояла старая деревянная дверь из которой, пять месяцев назад вышел из далёкого прошлого Алексей. Но и оставлять этот военный произвол он не намеревался и решительно двинулся к проёмам лаборатории.

Он вышел в соседнюю лабораторию, где сидела Сифиль и что-то внимательно читала. Эринс постарался не тревожить её своим видом, не отвлекать от чтения по голографическому визору. Он вспомнил, как она беспокоилась, волновалась, как жизнерадость в ней постепенно угасла, когда она потеряла Алексея, казалось бы навсегда. Тогда она вздрагивала при виде входящих людей, похоже, надеясь среди них узнать Алексея. Она с надеждой смотрела в глаза Эринса, когда тот пытался что-то предпринять… Два месяца ей приходилось душевно страдать, истязать себя. Она не находила себе места. И когда у Эри получилось соединиться с миром 2034 года, она не могла в это поверить. Она порывалась выйти в тот дикий, ужасный мир и самой отыскать Алекса. К счастью, Паут Воэ ей не дал такой возможности и взял всю организацию поиска на себя. Он вспомнил, как он с Сиф был нескончаемо рад, когда Паут вернул Алексея в тот момент, когда надежды отыскать его живым страшно угасали, прямо перед носом самой смерти его выкрал и вернул. Как они часами дежурили возле палаты в Сетнерае, где восстанавливался раненый и измождённый Алексей. Он помнил, как после его выздоровления, Сиф с каждым днём начала всё больше улыбаться, радоваться. Он не мог не заметить перемены в её образе, в её характере, в еле зримых чертах… И он понимал, что Сифиль как-то психологически связана с ним, с Алексеем. Могла ли она влюбиться в померянина? И есть ли между ними что-то? Сифиль вела себя странно, скрытно, никак не намекала на их, с Алексеем, отношения.

Алексей частенько навещал их лабораторию. Пробовал помочь им в дальнейших исследованиях. Но понять основы квадровой физики у него не получалось, даже с помощью камтика. И поняв, что он будет больше отвлекать, чем помогать, отошёл в ряды наблюдающих, каждый раз не забывая пожелать им удачи при встрече. Поселился он в зелённой зоне, недалеко от дома Сифиль. Ходит в гости. Стал полноправным гражданином Федерации, с титулом мариата. Сейчас он, вроде бы, путешествует по городам. Решил устроить для себя этакий познавательный круиз по планетам. Что ж, экзотика! Скоро должен вернуться… Интересно, что ему больше понравиться там, о чём он будет восхищённо рассказывать?

Надо бы и Эринсу устроить для себя круиз. А то мало где побывал. Но как выкроить время? Не бросить же ему начатое дело… Нет. Это всё успеется. Он обязательно посетит все планеты, все известные города, где ему обязательно будут рукоплескать, собираться вокруг толпами и бесконечно ликовать.

Когда они закончат исследования и создадут контролируемую возможность перемещения в пространстве и времени? Когда же военные раскроят технологию для всех?.. Через год? Через два? Или военные намеренны использовать эту технологию как сверхсекретное оружие? Эринс тут же отогнал такую мысль: 'Бред! Зачем Федерации воевать с кем-то?… Но вот Адрии или Кутлану я бы не стал раскрывать такую технологию… Вот они на подлость способны'.

Поэтому Эринс понимал, почему их лабораторию, да и всю компанию, охраняют военные спецы — федеральные силы PAF, и почему охраной курирует сам Паут Воэ; почему от них требуют хранить всё в секрете и никому не рассказывать, даже друзьям, и почему все их действия контролируют военные. Но вот почему их так много стало в последние дни — Эринс не мог понять.

Что же они так суетятся?

Эринс двинулся к следующему помещению, где мелькали тени военных. Подходя к проёму он взглянул на стеклянный герметичный куб, в котором располагалась другая дверь — современная, по задумке, которая должна была соединить с будущем. Заметил мигающий красный огонёк на двери. Это означало что дверь храниться на соединении с другим миром. Удовлетворённо опустил взгляд и вошёл в кабинет военных.

— Что случилось? — не прошло и тридцати секунд как в кабинет начальника охраны не то чтобы ворвался, а влетел Паут Воэ, по пути поправляя комбинезон. — Докладывай!

Олев Вансуро, начальник военной охраны Акрами-Тайста, вздрогнул, чертыхнулся, резко встал с кресла и доложил генералу:

— На улице произошла авария, прямо возле главного корпуса Акрами-Тайста. Груженная фура врезалась в стоянку альфа-такси. Идёт дым. Похоже есть пострадавшие… — чётко проговорил Олев и добавил нерешительно. — Это странно. Так как грузовые мобили не могут потерять управления. Этого уже не происходило несколько лет… Конечно, может оказаться всё случайно произошло. Несчастный случай. Сбой в программе или чья-то халатность… Извините, если зря побеспокоил.

В комнате находилось ещё несколько человек. Паут только сейчас это заметил. И он их хорошо знал — командиры боевых групп, размещённых по всему зданию. Они встревожено наблюдали за генералом.

— Всё правильно, Олев, — поблагодарил его взглядом Паут. — Мобиль был под автоматическим управлением? Или им кто-то управлял?

— Не знаем. Надо направить группу, — предложил начальник охраны.

— Нет! — резко сказал Паут, и все сидящие в комнате вздрогнули. — Никак нельзя… Это ловушка.

Паут вспомнил тот вечер на Митрите, где в Туане пару раз стрельнули по центру, в их сторону. Тогда они все выбежали к укрытиям и ждали атаки. Но они никак не ожидали, что эти выстрелы подманили их всех выйти, чтобы разом уничтожить из пневмопушки как можно больше альверцев.

Здесь очень похожая ситуация. Просто выглядит по-другому и слегка завуалировано несчастным случаем. Но что кроется под этим несчастным случаем, в котором, возможно, пострадали или погибли люди?

— Это далеко не 'случайно', - он напряжённо выговаривал свою догадку. — Это не может быть несчастным случаем… Но и не похоже, чтобы нас этим заманили… Если бы мы и отправили туда наблюдателей, то не более десяти человек… Значит, — он оглядел всех присутствующих, — нас хотят отвлечь… От чего-то важного… Или…

Он глубоко призадумался.

— Чёрт! — выдохнул он. — Вы все здесь собрались. Все командиры взводов. Всё руководство охраны в одной комнате. Почему?! Живо занять боевые позиции! Очистить помещение. Держать всё под своим контролем на местах!

Все шумной гурьбой вывалились в проём, немедленно выполняя приказ, спотыкаясь об человека, который собирался зайти в кабинет.

— Всё верно, — продолжил Паут, поглядывая на Олева. — Произошло ЧП и ты собрал командиров взводов, чтобы обсудить ситуацию, так как нельзя обсуждать это по радиосвязи — враг может переловить сигнал и расшифровать. Всё согласно инструкции. Всё правильно… Но этой же инструкции придерживаются наши враги… И знаешь, что происходит, когда командиры покидают свои боевые позиции?…

Олев испуганно покачал головой.

— Боевой дух у солдат в этот момент падает. Ненамного, но достаточный для внезапного удара, чтобы солдаты не успели собраться, правильно организоваться, а без командира это сделать сложнее, и дать отпор врагу…

— На нас могут напасть? — опешил начальник охраны, собиравшись с мыслями, встал и схватил своё оружие.

Паут поглядел на него как на дилетанта. А что же он ещё ожидал от человека, который бывал-то несколько часов в настоящем сражении, который не закалён огнём и снарядами, и который не может знать на какую хитрость способен враг. Паут вплотную приблизился к нему и прохрипел прямо в лицо:

— На нас уже напали!..

— Внимание! — он включил местную радиосвязь, чтобы все военные могли слышать его приказы. — С этого момента я разрешаю использовать базовую зашифрованную частоту Эльдо-17, для эффективного командования боевыми соединения и передачи отчётов. Информируйте меня сразу же о любых происшествиях.

Паут помнил, чтобы расшифровать эту частоту врагу потребуется 10 минут и мощная криптографическая машина под рукой. Но этого времени им будет достаточно, чтобы дать отпор.

— Извините… — за их спинами кашлянул кто-то.

Паут и Олев резко обернулись, пробуравив вошедшего нехорошим взглядом. Паут сразу узнал в госте своего друга Эринса и приветливо улыбнулся ему.

Эринс поначалу испуганно отпрянул от проёма. Не вовремя он здесь появился. Но затем подобрался и сказал:

— Я тут случайно услышал… На нас собираются нападать?!

Тем временем двадцатью этажами выше в большом, просторном, уютном кабинете было тихо, спокойно и очень светло. Президент компании, Антуа Файлео перебирал папки с отчётностью своих сотрудников. Ему ещё не сообщили о том, что возле здания произошла серьёзная авария. Однако в ближайшие минуты один из сотрудников собирался это сделать, но всё никак не решался, так как директор наказал не беспокоить его. И он не слышал топот суетливых военных, мечущихся по коридорам здания, так как двери были закрыты наглухо, а стены хорошо подавляли все звуки.

Антуа был полон дум. Ему не нравилось, что уже пятый месяц здесь командует не он, а федеральные войска, пусть даже в лице генерала западного сектора. Всё равно как-то обидно. Ему не нравилось, что нельзя принимать в компанию новых людей, но и отпускать сотрудников тоже запрещалось. Не нравилось, то что проектом Таавиа теперь руководит не он, и влиять на него не должен, не имеет права. Не нравилось и то, что за ним и его сотрудниками постоянно следят, даже когда он находится в далёкой командировке — он чувствовал слежку за собой. Он понимал, что это всё серьёзно и понимал степень серьёзности и ответственности, которая проведением судьбы теперь легла на его компанию.

Он думал, как бы было всё замечательно, если бы проект Таавиа, задуманный Сифиль Антургайн оказался очередной пустышкой, никчёмным проектом. Ничего бы в жизни компании не изменилось, и все жили спокойно и счастливо. А сейчас когда в здании сидят сотни, а может и вся тысяча до зубов вооружённых людей — на каждом этаже, почти во всех кабинетах, каждый раз проходя мимо немых охранников в чёрных комбинезонах с боевым оружием в руках становиться страшновато, хотя и понимаешь что компанию защищают лучшие люди, отборные бойцы. И сотрудников это тоже беспокоит. Некоторые прямо заявляли, что хотят уйти в более спокойное место. Но отпускать их нельзя. И как это объяснить?

Из-за переживаний, большей ответственности Антуа быстро уставал. У него начинала ныть голова. И хотелось только одного — чтобы это поскорей закончилось. Не важно, что теперь к нему будут относиться по-другому. Крупные научные институты будут его высоко ценить, а не считать руководителем малой кучки неудачников, которые пытаются реализовать глупые проекты — как это было раньше. Он теперь будет важным человеком в научном обществе. Его будут любить и будут ему завидовать, хотя никакого участия в проекте Таавиа он не принимал и пытался закрыть этот проект, когда он не приносил никакого результата… Ему сейчас важно, чтобы это прекратилось. Потому что приходится скрывать секретную информацию, утаивать от людей, а иногда нагло врать. Как это омерзительно! Как это трудно, нелегко для альверца.

Он подпёр голову руками и отчаянно вздохнул: 'Ну какого дьявола, столько военных сюда притащили! Взяли бы проект себе, на какую-нибудь далёкую секретную базу и там бы с ним мурыжились… Нет же. Всё осталось здесь. И развели здесь секреты… Как же альверцам здесь тяжело становиться…'

Не успел он додумать свою мысль, как пронёсся страшный, оглушительный рёв прямо над его головой, окна лопнули в мелкую крошку, с потолка посыпались ошмётки перекрытия, в кабинете всё заходило кувырком, былой порядок — как ветром сдуло, начался хаос, жуткое шевеление всех предметов в помещении и ужасно выгнулись стальные двери — он успел это заметить, изумиться происходящему, прежде чем потерял сознание.

Глава 8

Эринс удивлённо уставился на генерала.

— Это правда?

Паут не хотел терять время на объяснения и разъяснения причин такой обеспокоенности сначала Эринсу, затем Сифиль и в конце, конечно же, Антуа Файлео. Он вычислил, что это потребует много времени, которого нет. Каждая секунда на счету.

— Надо… — начал было он, как по зданию пронёсся страшный рёв, откуда-то с потолка, сверху. Звонко задрожали предметы, задребезжали окна. На одном из окон быстро росла трещинка.

— Что это?! — изумился Эринс, поглядывая на потолок, затыкая уши.

— Энергетический заряд! Похоже на верхних этажах, — выпалил Олев.

— Внимание! Нас атакуют. Всем занять свои боевые места. Ситуация 'один', критическая, — громко отдавал приказы вслух и по радиосвязи генерал. — Сбивать все объекты, которые будут приближаться к зданию. На предупреждение отдавать пять секунд!

'Восьмая группа, восьмая группа, вы меня слышите? — он мысленно попробовал связаться с группой, которая находилась на самом верхнем этаже. — Доложите обстановку'.

Тишина.

'Восьмая группа!.. Девятая! Кто уцелел, докладывайте!' — ещё раз прорычал Паут.

'Девятая на связи, — отозвался по радио солдат. — Нас осталось пятеро в живых. Придавило плитами и мебелью… Мы изолированы. Энергетический заряд разорвался на восемьдесят третьем этаже — возле наших порталов. Противника не наблюдаем… Заряд подложен своими же, кто-то из наших или из сотрудников подложил бомбу… Конец связи'.

— Всю обстановку, перемещение групп, бойцов, всех внешних объектов — срочно на экран! — генерал рявкнул Олеву и добавил. — Две секунды!

Через полторы секунды над столом развернулась голографическая модель здания главного корпуса Арками-Тайста, примыкающих и ближайших зданий. Здание отображалось в виде прозрачного каркаса, в котором чётко угадывались этажи, три верхних этажа были неестественно смяты. На этажах горело множество разноцветных точек. Некоторые точки двигались. Эринс не сразу догадался, что это живые люди — бойцы и все сотрудники компании.

— Они уничтожили наши порталы! — сообщил Паут. — Срочно проверьте портальный центр, действовать согласно плану 19.

План 19, который был подготовлен заранее, подразумевал экстренную мобилизацию правительственных войск Бакуриана — для защиты портального центра и всех стратегических объектов города.

— Мне сообщили, — встревожено промолвил Олев, — что портальный центр Урвальда выведен из строя… Там полностью пропала электроэнергия. Центр обесточен.

— Что и следовало ожидать, — недовольно сказал Паут. — Действуем тогда по плану 27.

Двадцать седьмой план подразумевал под собой мобилизацию всех вооруженных людей в Урвальде и близлежащих города — на защиту Акрами-Тайста. Об этом ещё месяц назад условились генерал Паут Воэ и президент Бактуриана на секретном совещании. Также они оговорились, что согласно этому плану Бактуриан предоставит все планеры, камисы и другие воздушные суда, для обороны города и здания Акрами-Тайста от врага.

— Есть! — ответил начальник охраны и начал мысленно отдавать всем приказы, согласно инструкции.

— Все ближайшие порталы уничтожены. Остались целыми на секретной базе в Биалезонском лесу… Если и до него не добрались. Но те смогут прибыть на место через 5-десять минут. Не раньше. Мы изолированы. Теряем время… Пока они не появляются… Мы бы заметили. Значит они ещё в космосе. Мне необходимо выяснить обстановку на орбите, — сказал Паут и получил информацию из космоса немедленно.

Враг наступал стремительно. На единственной орбитальной защитной станции заметили странное движение в 2 миллионах километрах от планеты, за орбитой седьмого спутника. Там, по всей видимости, происходило построение вражеского флота.

Эринс ничего не мог понять. Но происходящее его тревожило сильно. Произошёл страшный взрыв. Из окон он видел густой валившийся дым, который застилал небо и перекрывал нестерпимый свет Альмана, сверху сыпались разные предметы, с шумом ударяясь о края здания и зеркальные окна фасада; возле него носились люди, мелькали чьи-то лица, генерал отдавал резкие приказы, внимательно огладывал трёхмерную модель здания и снова отдавал приказы: 'Включить силовое поле, все защитные поля, какие есть активировать. Перейти на запасные аварийные генераторы, забаррикадировать все подступы к Акрами-Тайста — в радиусе пяти километров!.. Заблокировать связь, заглушить сигналы… Стрелять на поражение!!' Эри не знал куда податься — пойти успокоить перепуганную Сифиль или остаться с Паутом Воэ и обсудить дальнейшие действия. Да и что он в силах сделать? Чем сможет помочь?

Вскоре Паут, вспомнив о нём, обратился:

— Антуа Файлео не отвечает. С ним что-то случилось. Надо выяснить. Назначаю тебя главным в компании. Срочно эвакуируй всех сотрудников офиса, весь персонал проекта Таавиа. Немедленно. Чтобы через 3 минуты здесь никого не было!.. Переведи всех в фойе 2 корпуса, там создан защитный бункер, мои солдаты отведут тебя и всех сотрудников в подземное убежище.

— Но это невозможно! — попытался возразить Эринс. — В соседней лаборатории действует соединение, в мир будущего, в 3072 год ушёл Виктор Тадеч. Он вернётся через двадцать минут!

— Двадцать минут?! — воскликнул Паут. — Да если нам повезёт, мы ещё будем живы в это время. Ты можешь ускорить его возращение?

— Надо перепрограммировать соединение… Для этого потребуется время! — неохотно подтвердил Эри.

— Действуй! — только и сказал Паут Воэ и стал снова отдавать приказы.

'Как такое возможно?! — мысленно негодовал Эринс. — Здесь тысячи солдат! Самые лучшие! Легендарный Паут Воэ здесь, который защитил миллионный город Сурию от целой вражеской армии! Кто же на нас нападает?!.. И что случилось с Антуа? Где он? Он же должен быть наверху… Кашмар, да там был взрыв!'

Ошарашенный Эринс побрёл в лабораторию. Его встретил испуганный взгляд Сифиль. Не успела она открыть рот, как Эри прокричал, перекрывая шум падающих осколков:

— Нас атакуют! Срочно бери Леонида и беги ко входу во второй корпус. Всем сотрудникам сообщи по громкой связи — двигаться во второй корпус, там есть защитный бункер. Всем эвакуироваться немедленно! Бросаем незавершённые дела…

— Но там Виктор — она взглядом указала на дверь, где мигала красная лампочка.

— Я знаю, — ответил Эри и подбежал к пульту управления соединением двери. — Я его досрочно оттуда вытащу. Потому сбегаю наверх и узнаю, что случилось с Антуа.

— Что с ним случилось?! — испугано крикнула Сиф.

— Сама видишь… Что-то взорвалось там… наверху, — ответил Эри. — И не бойся, не паникуй. С нами ничего не случится. Рядом Паут Воэ. Он нас защитит.

— Он здесь?!

— Да! Он уже командует защитой. Всё будет в порядке… Я надеюсь… — негромко выдавил Эринс, начиная переписывать программу соединения.

— Но как же наш проект?! — воскликнула Сиф. — Он погибнет!

— Не бойся. Не погибнет. Мы ещё вернёмся, когда всё пойдёт, утихнет. Нас атакует сильный враг. Поэтому надо бежать…

— Кто?!

— Откуда я знаю? — прошипел Эринс. — Беги давай, эвакуируй всех. Никто из сотрудников не должен оставаться в главном корпусе. Я встречу Виктора… Эх. Как это всё не вовремя!

Обеспокоенная Сифиль нерешительно стояла на месте, но через две секунды собралась и кинулась в другую лабораторию, где находился Леонид.

'Да уж… — подумал про себя Эри. — Как это всё не вовремя!'. Минуту назад он мечтательно прохаживался по лаборатории и думал о светлом будущем. А тут такое случилось! Может, это одиночный взрыв? Диверсия? А всё остальное — это боевой порядок, необходимость в таком случае? И никто не нападает? Кто отважится напасть на целую планету?! Это же сколько нужно солдат, чтобы противостоять тысячам охранникам — профессиональным вооружённым до зубов солдатам?… И всё это из-за… двери?!

— Порталы! Порталы! — прорычал Паут. — Охраняйте уцелевшие порталы! Все силы собрать возле них… Немедленно перевести из военного резерва спецов-универсалов.

Засекреченная военная база действовала. Но у неё было всего два камиса под рукой. А это значит, что в течении пяти минут они смогут выслать на помощь сотни или полторы сотни бойцов. И только.

— Генерал! — встрепенул Олев. — Орбитальную станцию атакуют.

— Наши планеры уже покинули атмосферу?

— Да! Они идут на максимуме. Но они доберутся до станции через минуту. Не раньше.

Восемьсот планеров отправилось на перехват вражеского войска. Согласно космическим данным к орбитальной станции подобрались свыше двух тысяч вражеские космических судов Кутлана. Как они незаметно проникли так близко к орбите? Наверняка использовали антисенсорное поле — подумал Паут. Для развёртывания им всё равно потребовался бы час. Не меньше. Почему же они не стали патрулировать орбитальное пространство планеты? Это явный промах. Плевать, что затратно и месяцами беспрерывно патрулировать всё равно невозможно…

— Сколько камисов задействовано над городом?

— Полторы тысячи! — ответил Олев.

— Мало! Чёрт, мало! Отправить с десяток на военную базу в биалезонском лесу. Подобрать универсалов побольше.

— Потеряем время!

— Иначе все погибнем! Исполняй, солдат! — жёстко приказал Паут.

Генерал волновался как никогда. Даже во время конфликта на Сурии ему не доводилось так резко брать всё командование на себя. Там хотя бы было какие-то время на подготовку. Здесь же времени нет. Вообще нет. А надо бы отдавать приказы централизованно. Собрать единый разум со всеми командующими войск: космическими, воздушными, наземными, правительственными, да охранным периметром — для принятия взвешенного решения. Они успеют. Приходится действовать одному.

Он с огромной скоростью управлял командованием, за секунду отдавал несколько приказов — предел возможности альверца на обработку данных. Каждая секунда была дорога. 'Для удара принять боевую стройку 'копьё', атаковать через девять секунд. Форсировать двигатели! Удар сосредоточить по правому краю, при этом делать вид, что атакуете по центру! Идти в обход. На 50 тысячах километрах они формируют портальное кольцо! Не дать им сформировать кольцо! Иначе они вытащут на орбиту свои тяжёлые крейсеры!'. Ещё секунда прошла… Как же неумолимо движется время… Вокруг него быстро всплывало, выстраивались, высвечивались голографические диаграммы, графики, планы, схемы, расположение войск, техники, наземных, воздушных, космических, густым потоком лилась информация, мелькала на экранных страницах отчётов. Вся комната покрывалась разноцветные трёхмерными голографическими экранами и визорами. В комнате собрались стратеги, подбежало командование удалённых войск. Стало вдруг как-то тесно. Весь воздух за минуту пропитался нервами, беспокойными сигналами, людьми.

'Пять секунд до атаки. Все готовы? Не дайте десантным модулям подобраться к поверхности планеты!' — мысленно продолжал командовать Паут Воэ, бегло перечитывая и осматривая сводку событий.

— Они выстаивают десантные модули с двух сторон. Они разделяются!

— Хитрецы. Стрелять наземными пушками, сбивать к чертям собачим десантников!

— Не успеваем! — воскликнул Олев. — Орудия ещё разогреваются.

'Дьявол, — прохрипел Паут. — Пушкам надо две минуты на разогрев и прицеливание. Как же стара военная техника здесь!'

— Хоть последние десантные модули успеют сбить — и то нам легче будет. Сразу по готовности пусть стреляют. Наземным войскам подготовиться к 'встречи'. Активировать зенитные орудия! Взять прицеливание! На город летят планеры третьего вражеского построения, — быстро отдавал приказы Паут.

'Не успеваем, Не успеваем. Мало времени. Их слишком много. Уже насчитали свыше пяти тысяч планеров. Они строят два портальных кольца на орбите — чтобы ещё больше войск наслать на планету. Прикрывают подступы оперативными группами'.

— Все воздушные войска планеты мобилизированы! — сообщил Олев.

— Сколько?!

— Десять тысяч планеров и камисов разных категорий.

— Мало! — злобно прорычал Паут. — Надо больше! Подтягивайте войска к Урвальду. Обороняйте воздушное пространство города.

Ещё вражеские агенты действуют в городе. Они не успевают разоблачить засланных диверсантов — не хватает времени. Кто-то подсунул бомбу на верхние этажи. Кому-то удалось проникнуть в здание. Кто эта сволочь?! Было бы у них хотя бы полчаса. Они бы успели разобраться и найти виновника. А сейчас он где-то притаился в рядах. Может только это было его единственным заданием? Или, может, ещё что-то собирается подсунуть? Ещё что-то взорвать?..

— Кольцо! Они собирают кольцо! Оно уже на 80 процентов готово, — встревожено доложил Олев, поглядывая на монитор с увеличительным участком космоса, где было видно как парящие секции выстраиваются в криволинейный ряд, образуя гигантский 'бублик' диаметров полтора километра, только нижний участок оставался ещё не собранным.

— Пятой группе космического сопротивления выйти из построения и атаковать энергическим разрядами северную часть кольца! — приказал Паут. — Не дайте им собрать портальное кольцо!

И увидел на трёхмерной схеме сражения как группка из десяти планеров оторвалась от общей и вышла на прямой контакт с кольцом. Несобранное кольцо стало выпускать заряды по приближающимся кораблям, те уворачивались и давали ответные залпы по самой макушке 'бублика'.

'Почему стрелять именно по северной части?' — наверняка задались этим вопросом участники атаки. Но Паут знал, если им приказать просто атаковать огромное кольцо — то они выпустят все снаряды, кому куда удобно, по разным секциям — это нанесёт ущерб, но это не разрушит само кольцо, его целостность. А если разом ударять по одной, конкретной части, то это разрушит кольцо. Поэтому генерал всегда отдавал чёткие указания и требовал, чтобы подчиненные выполняли их с ювелирной точностью.

Через секунду кольцо разрушилось — и рассыпалось на две большие половины и малые части. Олев поднёс победный кулак к лицу. Рано радуется. Кольцо скоро восстановится, разрушенные секции заменят другими, запасными. Но вот собраться им надо будет заново. А это ещё не меньше минуты.

— Мы теряем планеры! — сообщил Олев взглянув на карту сражения: один за другим в смоделированном космическом пространстве угасали зелёные точки боевых кораблей. Красные — враждебные — своим количеством напирали и вытесняли 'зелёных', наших.

Это на экране они носяться маленикми стайками разноцветных точек. А в реальности, там в космосе, в тысячи километрах от поверхности планеты носятся настоящие боевые корабли, крейсеры, военные планеры, космические истребители, малые линейные корабли, каждый из которых длиной не меньше 50 метров и напичкан разнообразными средствами уничтожения от простецких термических лазеров, до беспощадных пневмоорудий, которые в космосе называются деструкторами полями, так как в вакууме воздухом стрелять, конечно, невозможно, в каждом из которых сидят люди: померяне, альверцы или спецы — у каждого своя судьба, которая в этот день может оборваться. Хотя все космические суда снабжены спасательными капсулами, шлюпками и перед взрывом корабля происходит автоматическое катапультирование экипажа, тем не менее, не все успевают катапультироваться на безопасную зону или катапультирование просто не успевает сработать, как например, в деструкторном поле. Поэтому всегда есть жертвы, насколько бы война не была гуманной. И каждую секунду, когда с трёхмерного прозрачного экрана пропадала точка или она начала пульсивно мигать а затем в мгновение исчезать — это означает, что люди находящиеся на этом космическом судне могли погибнуть… навсегда. От взрывной волны, от прицельного попадания, от шального заряда, выпущенного с границы пространства сражения, от быстролетящих осколков других разрушенных кораблей, своих или вражеских — уже не важно. Всё это не важно. Их уже не вернуть к жизни. Не собрать по кусочкам. Всё. Их жизнь оборвалась. Готовы ли они были умереть? Или не собирались умирать в этот яркий тёплый день, который не предвещал ничего ужасного? Скорей всего, никто из них не хотел умирать. Да и не успели они сообразить, за такой краткий миг, что не многие корабли уцелеют и далеко не всем дано выжить в этом неравном бою.

— Да… Нас слишком мало. Силы неравные… Но мы из задержали на пару минут! — сказал Паут и тут же приказал. — Всех уцелевшим силам рассредоточиться в разные стороны. Наземные боевые орудия, залп по врагу через 5 секунд!

Между тем за их окном стало нарастать приближающее облако — словно чёрной саранчи — вражеских десантных модулей и истребителей. Были видны далёкие взрывы, хлопки, небольшие локальные сражения наспех собранных войск сопротивления.

— Они приближаются к городу! — заметил Олев.

— Вижу. Слишком быстро! Активировать защитные зенитные комплексы по периметру компании. Всем воздушным судам запрещено в радиусе пяти километров приближаться к компании Арками-Тайста, иначе они будут автоматически сбиты… Город эвакуировали? Жители ушли в убежище? Если нет — поспешите. Осталось мало времени.

Слишком мало времени. Через полминуты десантные модули будут здесь. Часть из них собьют сразу. Часть поднимутся как можно выше — чтобы самонаводящие снаряды их не достали. Другие прижмутся к улицам, будут своим корпусом сбивать мобили, взрываться, высаживать десант на подлёте… Он не смогут точечно высадить десант у самого здания. И это даёт ещё немного времени запаса.

Им не нужна вся планета. Да и город им не обязательно захватывать целиком. Им нужно только это здание. Только этот этаж. И ничего кроме… Дополнительные войска не поспевают. Из секретной базы универсалы прибудут через 6 с половиной минут, не говоря уже о тех войсках, которые спешат на помощь из других государств планеты. Только те войска, которые оказались в городе или рядом с городом смогут дать отпор. Только не полные пять тысяч универсальных бойцов, которые на каждом этаже и по периметру компании подготовились к битве, смогут продержаться. Но это максимум пять минут. Паут знал силу под названием 'количество'. Когда количество большое и оно стремительное, напористое, уже становиться не важным, что в обороне очень качественные, умелые, опытные, отважные воины. А становиться важным, что их гораздо меньше. И они не устоят под страшным натиском врага. Даже когда из щелей врываются огромной толпой и идут на тебя, нет, бегут на тебя враждебные солдаты, ты, обладая мощным оружием с мультипулемётной скоростельностью, не сможешь, точнее, не успеешь всех перебить, всех обезвредить, даже если тебя прикрывают толстые стены укреплений — эти стены очень быстро кто-нибудь преодолеет, бросит заряд в твою ямку и понесётся дальше. Ты же не прикажешь им: 'Эй, товарищи, а ну-ка выстройтесь в ряд, друг за другом, я Вас по очереди буду мочить!'. К тому же психологическое давление массой, огромным количеством — для альверцев никто не отменял. Это только спецы могут хладнокровно убивать превосходящего числом противника, прекрасно осознавая, что уже не выживут. А альверцы, которых в пяти тысячах обороняющихся воинах не меньше половины — дрогнут. Не запаникуют, не бросят оружие, а просто дрогнут. Не струсят — испугаются, забеспокоятся — это всё же понижает боевой дух солдат.

Высчитать сколько всего десантных модулей вторглось на их планету — не представляло проблем. Компьютерные счётные машины уже выдали точные цифры: из 12 тысяч в атмосферу проникло 8343 десантных боевых машин. На борту каждого должно быть не меньше двух десятков воинов, из которых два пилота, а все остальные десантники. Таким образом, к Урвальду приближаются не менее 160 тысяч (!) вооружённых десантников. Да в Урвальде столько же живёт мирных людей! Это получается по одному врагу на одного жителя. А в Урвальде живут мирные альверцы-пацифисты, которые не способны воевать, тем более стрелять и убивать кого-либо. Остаются только пяти тысяч воинов. Плюс к этому пару сот правительственных войск, которые подоспели к зданию и заняли периметр.

Математический решатель Паута, усовершенствованный с времён Сурии, быстро вычислил их шансы на победу. Ноль. Никаких шансов. Они обречены. Их спасёт только бегство… Но убегать Паут никуда не собирался. Но и оставаться здесь становилось бессмысленно. Что же делать?

Он не успевает проанализировать ситуацию. Успеют или нет подлетающие к городу дополнительные войска? Смогут ли они сходу вступить в бой с неприятелем? Хватить ли им снарядов, чтобы сбить подлетающие модули? Располагают ли вражеские войска сеточным парализующим оружием? Настолько они вооружены, чем? Главное: сколько точно у них осталось времени? Пять или чуть больше минут?.. Какие-то неучтённые моменты обязательно всплывают. Но они вспоминаются не сразу… Вот бы было у него ещё десять минут в запасе, он бы разобрался в ситуации и принял решение!

Внезапно, он бросил взгляд за проём распахнутой двери кабинета, превратившегося в последние минуты в оперативный военный штаб командования, на огни соседней лаборатории, где возле герметичного стеклянного куба стоял Эринс и колдовал над пультом. Прямо за его спиной возвышалась дверь.

Президент и главнокомандующий войск независимого государства Кутлана, в одном лице — Альберто Торрис, сидел в своём мягком кресле на борту президентского крейсера, в непосредственной близости от капитанского мостика. Ему ежеминутно докладывали обстановку на полях сражений. И он долгое время не мог понять, радоваться ли ему или начать грустить. Потери большие. Но он знал, что потери будут большими, даже огромными. Он был готов к таким последствиям. Он был готов, что из 20 тысяч планеров, камисов, десантных модулей и истребителей уцелеет две третьи — и это только на подлёте к Урвальду. А сколько погибнет людей над городом, в городе, под городом — это ещё предстоит узнать. Сколько жертв! Сколько погибло померян и альверцев. Просто ужас! Непременно после такого, как потом назовут в СМИ, 'вероломного' нападения на мирную планету Битурт, Федерация объявит войну Кутлану. А ведь войны между ними не было уже почти столетие. Конечно, были мелкие стычки, враждебные обоюдные вылазки на территорию, диверсии были, громкие разоблачение агентов, шпионов… Всё это было. Но войны как таковой не было. Имеется ввиду большого масштаба. И это в какой-то степени устраивало всех — и Федерацию и Кутлан.

Всё бы оставалось как и прежде и хлюпкий мир бы между двумя державами существовал ещё сто лет как минимум… Однако, группа агентов, действовавших на территории Федерации месяц назад разузнала и передала одну страшную для Кутлана новость: Федерация обладает новой сверхсекретной технологией — проект Таавиа. Как только Альберто узнал на что способна эта технология — он впал в отчаяние и жуткую депрессию. Если Федерация начнёт управлять временем, то она сможет переделать историю, правда в других мирах, так, чтобы государства Кутлан никогда не существовало. А если они смогут попадать в будущее, а они это смогут, если уже это не делают, то они будут знать все события наперёд, будут тщательно подготовлены к ним. Но это ещё полбеды. Федерация сможет обыграть все варианты на реальных событиях и проанализировать вероятностное будущее. Понятно, что она будет выбирать оптимальный вариант для себя, а не для Кутлана. А это значит — правительство Федерации сможет понять как бескровно или с меньшей кровью присоединить всё государство Кутлан к себе, или разрознить его на мелкие части и опять же присоединить к себе… Это может произойти за какие-то жалкие двадцать лет. И этого допустить никак нельзя. Даже без помощи стратегов, который выдали такой вариант развития событий при помощи новой технологии, сам Альберто догадывался, чем это светило для Кутлана и для него в частности.

И план нападения на планету Битурт сам начал формироваться. Ничего не оставалось, надо было идти на риск. Пан или пропал. Другого варианта теперь нет. Федерация сама выудила их напасть внезапно, вероломно объявить войну. И во что бы то ни стало, необходимо захватить эту технологию себе. Если она будет в их руках… О, если она будет в их руках! То они уже будут командовать парадом — они смогут предвидеть все события, не хуже старомодных пророков, со стопроцентной гарантией. А это значит — у них будет вся власть в этом большом, но тесном галактическом мирке. Они уже не будут жаться по углам и дрожать от стыда, что не могут противопоставить Федерации сильную армию, когда та решит им объявить войну. А не объявляет она войну — из-за пацифистического настроя населения, которое крайне не желает ни с кем воевать. Это-то и сдерживает кровопролитную бойню, которая постоянно отсрочивается… Но теперь, сейчас отсрочку Кутлан не может дать и война разрастается на его глазах, как цепная реакция атомного взрыва.

Альберто понимал что риск очень высокий. Особенно он повышался, когда стало понятно, что проект Таавиа охраняет никто иной как генерал Паут Воэ. Вот уж с ним тягаться Альберто не хотелось. Он не просто был наслышан об легендарном генерале и его подвигах, но и сам лично видел его в действии — в конфликте Сурии. Он тогда клялся себе, что не посмеет недооценивать этого человека и постарается избегать с ним прямого сражения. Но ради спасения независимости Кутлана пришлось пожертвовать этой клятвой, этим усно-мысленным обещанием. Альберто волновался — очень страшно состязаться с сами 'Дьяволом'… Но это вроде как человек, альверец, а не Дьявол, а значит его можно обыграть. Каким бы он ни был мастером, всегда найдётся профессионал лучше его или найдётся средство, которое сможет его сломить, уничтожить. Альберто начал искать противодействия. Психологически Паут Воэ был неуязвим — у него никого не было. Шантажировать его братьями Воэ было бы смешно. Друзей, которыми он дорожит — не сыщешь. Поэтому такой древний вариант психологического сломления противника не катит. Устранить его с помощью специальных агентов — тоже не представляется возможным. Охраны у него особой нет. Однако свои пути передвижения он не афиширует. И очень часто переносит заведомые согласованные встречи на другое время и место. Был случай когда он сам обличал агента, который пытался к нему подобраться… Остаётся обыграть его в военном умении. Альберто тщательно изучил тактику и стратегию Паута Воэ. Из конфликта Сурии он узрел одну ошибку генерала Анеско — тот нападал с разных сторон на эскадрилью майора Паута Воэ и пытался его взять измором. Но те кто изматывал войска Паута, сами измотались и вскоре были разбиты. Значит, войска Воэ невозможно измотать. И их следует давить количеством, сосредоточенным ударом большого числа воинов и техники — вот тогда они сломятся, падут. Не изобрели ещё такой техники или таких людей, которые неуничтожимы. Раз за разом, хотя бы по чуть-чуть им можно будет уничтожить… Конечно, при этом потребуются огромные жертвы. Но эти жертвы будут оправданы.

Чтобы обезопасить себя окончательно, Альберто Торрис подключил к нападению соседнюю Адрию. Без Адрии дальнейшее продолжение боя — бессмысленно. За три дня всю его армию разобьет гигантская космическая флотилия Федерации. А с Адрией они смогут продержаться подольше. По крайне мере, до того момента, как они смогут использовать краденую технологию для своего спасения. Поэтому адрийские войска уже мобилизованы, подготовлены, и в случае объявления войны Федерацией Кутлану, он встанут на защиту Кутлана.

Ранее Альберто волновался, что это может быть подсадная утка, что никакого проекта Таавиа нет и, что важная информация, добытая из главного военного штаба — это чистой воды деза, которую подсунули сами агенты Федерации, чтобы спровоцировать Кутлан. Но изучение на местности — доказало, что проект Таавиа реально существует. И внутренний агент, который смог пробраться в ряды сотрудников Акрами-Тайста — подтвердил, дав обильные данные видеоматериалов и части проекта по исследованиям. К тому же компания Акрами-Тайста охраняется очень серьёзно. А за последние два дня контингент войск Паут Воэ увеличил до пяти тысяч. И собирался ещё увеличивать, но его руководство отказало бессмысленно увеличивать число воинов для охраны проекта.

'Он что-то знает! — тогда занервничал Альберто. — Или чутьё у него не человеческое. Или он смог кого-то разоблачить. Или кто-то из наших агентов ведёт двойную игру… Откуда он узнал о подготовке Кутлана к атаке?!'.

Альберто не мог ждать. Он на сутки раньше отдал приказ атаковать Битурт. Этот генерал действовал на нервы. А вдруг он уже всё знает, не от агентов, не из-за своей сверхчуткой интуиции, не от кого-либо, а сам уже побывал в будущем, пройдя через эту дверь и всё выяснил на месте… Ему же для этого надо хотя бы на месяц вперёд отправиться…

Но агент сидящий в Акрами-Тайста сообщил, что в будущее они не могли попасть до сегодняшнего дня…

— До сегодняшнего дня! Почему так кратко?! — разгневался Альберто, прочтя очередное короткое послание от агента. — Значит, сегодня они смогли попасть в будущее. Или значит они уже всё знают!.. Если это так… то почему они не предотвратили взрыв на верхнем этаже здания. Вон их главный корпус дымиться… Почему не мобилизировали заранее все войска планеты, а начали это делать после того как заметили… Или они не завершили эксперимент по перемещению в будущее? Или, что-то пошло у них не так?.. Или… — Альберто подался вперёд, чтобы все сидящие рядом генералы слышали его полушёпот, — они с нами играют… — он проговорил слова медленно, тихо, с предчувствием затаившегося ужаса.

— Ты сможешь?! — громко и кратко переспросил Паут Воэ.

— Через минуту выйдет Виктор, — робко начал Эринс, посматривая на дверь.

— У меня нет столько времени. Я собрал все данные. Мне нужно срочно, СЕЙЧАС, — Паут акцентировал внимание на это слово, — попасть в другой мир. Не имеет значения какой, лишь бы был безопасным. Необходимо выиграть время, чтобы принять важное решение!

Эринс удивлённо посмотрел на Паута Воэ. Он не догадывался, что через 5 минут, а может раньше, через 3 минуты, если всё пойдёт из рук вон плохо, здесь, в этой лаборатории, уже будут вооружённые вражеские десантники и тогда они точно ничего не успеют предпринять.

— Что происходит? — спросил Эри.

— Мы проигрываем… — честно признался Паут. — Видишь, враги приближаются.

Они взглянули в большие окна лаборатории. Хотя перед ними, в удалении, стояли зеркальные окна соседних небоскрёбов, но по отражённым бликам неба и проносящимся теням, дыму, и появляющихся на ровных гладких чистых поверхностях стен зданий чёрных точек — от падения осколков и снарядов, становилось сразу понятно, что рагорается война. Яростная, тяжёлая, громкая война. Перед окнами со страшным гулом пронёсся подбитый десантный модуль выпуская плотным багрово-чёрным шлейфом едкий дым. Через мгновение он врезался в землю, зацепляя фасадную часть соседнего здания. Витражи здания покачнулись и рассыпались. По улице прокатилась оглушающая волна грома. Затрясся пол. Задребезжали окна. Трещины на ближайших стёклах безостановочно росли и расширялись.

Эринс кивнул — он видит. Он не ожидал, что всё так будет. Он даже в мыслях не мог представить, что такое возможно, что он застанет это живым. Ему не доводилось видеть войну, хотя он догадывался, что это зверь страшный. Но не мог представить себе этого зверя. Представить, что люди будут стрелять друг в друга, ранить, убивать, крушить дома, подбивать технику, без жалости, без созерцания красоты и великолепия созданного мира. Что они, словно слепцы, начнут в порыве лютой ярости разрушать всё вокруг. Ни в одном фильме, ни в одном сюжете с полным погружением в художественный мир нет такого и никогда не будет. Федерация не делает фильмов с таким сюжетом — так как это негативно влияет на психику людей. Максимум — участие на безопасном отдалении, где и взрывы толком не рассмотреть. Здесь же, он поверить не мог, что находится в самом эпицентре войны. Ведь ради всего того, что находится возле него… и задумывалась эта война… Эринс пожалел, что он не побежал вместе с Сифиль в тот безопасный бункер, о котором сказал генерал. Но и бросать Виктора в чужом мире было нельзя. Как они сглупили, когда отправили Виктора полчаса назад на несколько дней в мир будущего, 3072 года, а возвращение запланировали на час вперёд, хотя могли бы сделать на минуту, например, нет, даже на несколько секунд вперёд запланировать его возвращение — так как время в разных мирах может идти абсолютно независимо. Но кто же знал, что всё пойдёт наперекосяк?.. И перепрограммировать возращение оказалось не такой лёгкой задачей: Эри явно паниковал, не мог долго сосредоточиться на пульте и вспомнить в какой последовательности нужно действовать.

А ещё он потерялся, когда увидел на горизонте приближающиеся к городу чёрные точки. Словно тысячи перелётных птиц возвращались домой. Он и подумал, в начале, что это птицы. Лишь присмотревшись внимательней — понял, что это не могут быть птицы. Птицы не плюются огнём, не пускают лучи по домам и по улицам, не падают взрываясь на мелкие осколки.

Он так и стоял, словно заворожённый, пока его не окликнул Паут Воэ. Он задал самый невероятный и самый неподходящий для данного случая, как показалось Эри, вопрос: 'Ты сможешь меня отправить в другой мир?'…

— Нельзя терять время! — заметив замешательство Эри, генерал схватил его за руку и повёл в соседнюю лабораторию.

— Что ты хочешь сделать? — испугался Эри.

— Эта дверь свободна. Вы же никого туда не отправляли?

Эринсу пришлось призадуматься, и сквозь наружный грохот залезть в свою память и покопаться в ней:

'Так. Дверь не трогали почти неделю. Алексей сегодня вернулся из круиза. По крайне мере, сегодня должен был вернуться. Значит он точно не заходил в свой мир. А что было раньше? Думай. Думай! Ага! Он выходил в свой мир, в мир 2007 года, навестить родных и близких, передать им чтобы не беспокоились… Точно! И после этого уехал в круиз. Значит в компьютер должны были быть вбиты данные о последнем соединении и сейчас он находится в режиме ожидания. Тогда генерал сможет попасть в мир Алексея ненадолго, чтобы какое-то важное решение принять… Интересно, что это за решение?.. и потом вернуться обратно'.

— Да! — выпалил Эри. — Я смогу! Я смогу соединить с миром, откуда вышел Алексей.

Эринс подбежал к пульту управления и запустил компьютер. Паут поглядел на его действия и всё понял. Подошёл к ближайшему шкафчику, порылся в нём, и отыскал то, что нужно.

Свою куртку и одежду, которые принёс из родного мира, Алексей держал в лаборатории. Это чтобы всегда была под рукой, когда появится необходимость посетить свой мир. И Паут знал об этом, поэтому поверх комбинезона он напялил кожаную куртку Алексея — вполне может пригодиться для маскировки. Хотел ещё что-то взять из вещей, но не мог вспомнить, пригодится ли это.

Мир Алекса не должен был оказаться опасным для Паута. Но на всякий случай Паут потрогал боковой карман комбинезона, где лежал его пистолет — армейский лазерный разрывник с боевыми и парализующими зарядами. Ещё на нём был универсальный пояс с разными полезными предметами — это тоже теоретически могло пригодиться.

Эри, не отвлекаясь от экрана, боковым зрением увидел генерала подходящего к герметической стеклянной кабине, в котором стояла деревянная старая дверь, и запустил соединение. Он был прав. Соединение с миром Алексея хранилось в оперативной памяти компьютера, поэтому запустить его было делом нескольких секунд.

— На сколько тебя отправить? — поинтересовался Эри. — Имею ввиду в текущем времени? И сколько потребуется времени в том мире?

— Можешь на пять секунд для этого мира и на 24 земных часа для того?

— Да! — Эри при помощи камтика начал вбивать данные в программу соединения.

— А ещё… сможешь через каждые пять секунд делать повторные соединения? На всякий случай. Вдруг что-нибудь пойдёт не так… Или времени для анализа не хватит.

— Смогу. А сколько попыток надо? — спросил Эри.

— Не знаю…

— Хорошо, — сказал Эри. — Можешь заходить… — вдруг Эринс вспомнил и прокричал, пересиливая очередной близкий взрыв. — А как же командование?

— Я отдал командование Олеву. Он справиться! — сказал Паут. — Себе в память записал текущую ситуацию, все данные загрузил. Буду принимать решение, когда проанализирую наши шансы и возможные сценарии развития событий… Жаль, что Алексея рядом нет. Он бы помог… Не прощаюсь… Сейчас же вернусь.

Паут покосился в сторону соседней лаборатории. Скоро должен выйти Виктор из мира будущего. А может уже вышел. Интересно, а там будет известно о вероломном нападении Кутлана на Битурт? Или там совершенно другой сценарий истории?.. — пронеслась интересная мысль.

Он зашёл внутрь кабины. Открыл дверь.

Оконные стёкла лаборатории начали обсыпаться, биться об пол. Уличные грохот и взрывы нарастали стремительно. Цепочкой промелькнули трассирующие снаряды, ударяясь в соседнее здание. От ближайших зданий виднелись чёрные остовы перекрытий и колон — зеркальных окон не осталось совсем, впереди всё закупорилось дымом. Дым начал проникать внутрь лаборатории.

— Удачи! — генерал то ли попрощался, то ли скомандовал, то ли сам себе пожелал удачи и зашёл в проём двери.

Дверь закрылась. Начался пятисекундный обратный отсчёт.

Глава 9

Словно закрыл дверь, ведущую в ад.

Звуки заглохли. Грохот и регулярная дрожь исчезли.

'Да… — подумал он, — было бы неплохой идеей, использовать такие двери в случае срочной эвакуации'.

Паут отошёл на шаг. Дверь преобразилась. Сам момент преображения он не смог уловить. Это происходит гладко, незаметно. Но то, что вместо одной ручки серебристой и с двумя отверстиями ниже — теперь стала другая синеватая, без отверстий, и исчезли старые трещины на двери, фактура изменила цвет с тёмно-серого на белесо-серый и расположение вдавленных линий изменилось — этого не заметить невозможно.

Он слышал от учёных, точно он уже не помнил от кого именно, то ли от Сифиль, то ли от Эринса, что при соединении происходит наложение двух пространств разных миров в точке соприкосновения — двери. И дверь одного мира временно вытесняет, а точнее, перекрывает, дверь другого мира, каким-то образом этому способствуют импульсные частицы. Поэтому одна и та же дверь оказывается сразу в двух местах — в двух разных мирах. 'Просто жуть!' — выразился тогда Паут, так как всё равно ничего не мыслил в квантовой физике.

Огляделся. Недлинный безлюдный коридор. Достаточно узкий. Освещён ужасно. Один встроенный в потолок светильник странно мигает. Словно хочет что-то сообщить. Может это какой-то сигнал? Об опасности предупреждает? Или что это может означать? Мигает… Периоды мигания не похожи ни на что известное Пауту, ни на азбуку Морзе, которую он изучил в 'детстве' из любопытства, ни на какой другой сигнал принятый на вооружении. И при этом звуки какие-то издаёт странные. Пощёлкивания…

Паут подошёл поближе, взглянул на потолок. Старый, грязный, облупленный потолок. Паутинки ещё какие-то в уголках. Так и не поняв, зачем этот светильник эпизодически 'моргает', Паут вернулся к двери, так как вспомнил, что эта дверь должна выводить в прихожую — в небольшое помещение — откуда можно попасть во двор, а дальше через арку на улицу — это он помнил из рассказов Алекса.

Он повернул ручку и открыл дверь. За ней не было грохота мира Битурта, а теперь был светлый маленький холл. Он сразу же увидел турникет, о котором тоже рассказывал Алекс. Вот дела… А как же пройти ему через этот турникет? На размышления — ему одна секунда. Пока охранник, не заподозрит неладное и не начнёт его допрашивать. А общаться с древними померянами, на их древнем языке он категорически не хотел. Во-первых, потому что он не знал, как правильно с ними говорить, чтобы не вызвать подозрения. А во-вторых, он не знал русский язык вообще, тем более старый русский. Алекс отлично владел альверским — и этого для общения с им вполне хватало. Потому Паут не утруждал себя изучением старо-русского языка. Паут точно не помнил в каком году начал распространяться альверский язык, но точно не тысячу лет назад. А значит — ему следует избегать общения с местными аборигенами.

'Вот же идиот! Надо было на всякий случай записать в память русский язык — ни с кем не общаться в этом мире, тоже проблема. А если начнут подходить, задавать вопросы? Выяснять личность?' — промелькнула мысль.

Он вышел на свет. Боковым зрением увидел охранника. Почувствовал мощный радиосигнал. Сразу выделил несколько электромагнитных полей от кучи приборов, как находящихся в этом помещении, так и в соседних. 'Как они здесь страшно засоряют радиоэфир' — подумал он. Разбираться в электромагнитных полях и выявлять среди них шифрующие сигналы — не было времени. Надо было срочно что-то придумать с турникетом. На нём горел красный сигнал, похожий на букву 'Икс'. Значит закрыт. Через турникет легко перепрыгнуть. Также в случае чего, можно разбить окно и кубарем вывалится на улицу. Даже если у охранника есть оружие — он не успеет среагировать. Померяне довольно медлительны… Но делать этого нельзя. Так как ровно через 24 часа надо возвращаться назад, в тот коридор, чтобы попасть на Битурт. А если раньше времени вызвать подозрения, то возвращаться будет значительно тяжелее.

Алекс говорил, что для турникета они используют пропуск. Не через камтик — электронный пропуск, а какой-то материальный предмет.

Паут порылся в карманах куртки, в надежде найти там прибор. Он нащупал несколько вещей во внутренних карманах куртки, но проблема в том, что он не знал, как должен выглядеть пропуск и на что он должен быть похож.

Охранник внимательно его осмотрел сбоку и что-то нажал на своём пульте. Ну, всё. Попался! — не успел подумать Паут, как внезапно в то же мгновение пропищал динамик из турникета. Красный цвет сменился на зелёный, а фигурка превратилась в стрелку.

Охранник что-то сказал. Паут, стараясь не показывать своё лицо охраннику полностью, инстинктивно кивнул, словно понял о чём речь и пошёл к турникету. Осторожно толкнул ногами железную перекладину. Та покорно опустилась вытащив за Паутом другую перекладину. Что-то щёлкнуло. Не теряя времени на размышления и на визуальное исследование странного и, на беглый взгляд, очень примитивного механизма, Паут толкнул дверь.

2007 год. Весна. О дате Алексей ничего не говорил. Но предположительно это апрель. Конец апреля — судя по погоде и температуре.

Высокая влажность. Моросит. Слабая морось. Маленькими капельками. Но очень неприятно моросит. Капли прилипают к лицу и куртке. Комбинезон на ногах капли отталкивает.

Санкт-Петербург. Паут Воэ никогда не был в Санкт-Петербурге. Даже проездом. Но из планетарной географии помнил, что это столица Руссии. И вроде как была столицей долгое время. Была ещё какая-то другая столица. Но он не помнил её названия. Того города больше нет. Да страну раньше называли как-то по другому. То ли Русь, то ли Россия. Скорей всего Русь. Он вспомнил небольшой курс истории.

Он не увлекался историей, и не думал, что это когда-нибудь пригодится. Поэтому совершенно не знал, что должно случиться в 2007 году и ближайшие годы. Будет ли война или её не будет? Хотя по миру 2034 года — он мог судить, что большая война должна начаться скоро. Но в настоящий момент в этом мире относительный порядок и симптомов назревающией войны вроде бы не видно. Так или иначе суток, ему должно хватить, чтобы побродить по этому миру, где-нибудь в спокойном месте проанализировать ситуацию случившуюся на Битурте, принять решение и вернуться домой.

Из истории он случайно вспомнил, что в Руссии раньше был коммунистический режим, первый в мире — прародительница Эльтонии. Но насколько он затянулся и продолжается ли сейчас, в данный момент? — он не знал. Но если сейчас коммунистический режим, то это плохо. Как он помнил, коммунисты не любили гласность, многопартийность, свободу слова и следили за всеми подозрительными личностями. Поэтому следует быть осторожным и не вызывать подозрений у людей.

Однако он не чувствовал сильного дискомфорта в этом мире. Найдя арку и выйдя из неё, он почувствовал присутствие сразу сотен людей на улице. Так сразу и так много! Из взгляды метались в разные стороны. Одни смотрели себе под ноги. Другие любовались невысокими, посеревшими от дождя, домами улицы. Третьи шли вместе и увлечённо общались. Он думал, что на него сразу обратят внимание и начнут тыкать пальцем. Мол, чужой! Но этого не произошло. Никто даже на него не оглядывался. Паут ловил на себе взгляды проходящих, но они не задерживались долго, лишь посматривали на него бегло, как и на всех остальных. Очень часто на него смотрели равнодушно, словно никому нет дела до него, никому не интересно, почему у него чёрный армейский комбинезон виден на ногах со странной фактурой и чёрные, блестящие башмаки. Хотя Паут заметил, что многие носят чёрные и тёмные штаны и чёрные башмаки. Особенно мужчины. Значит одеждой он не выделяется. Да и куртка Алексея отлично маскировала его. А вот кто замаскирует его лицо? У него же европейское лицо! Белые короткие волосы, острый и гладкий подбородок без признаков щетины, карие глаза… Здесь же померяне преобладающие славянской внешности… Как ни странно, прямо в глаза ему никто не смотрит. Видимо, это не принято здесь. Также не принято здесь улыбаться. Паут уже осмотрел с десяток людей и не нашёл на их лицах улыбок. Никаких признаков улыбок. Бесцветный, отстраненный взгляд, хмурое уныние застыло на лицах. Они когда-нибудь улыбаются?! Паут вспомнил, что Алекс иногда улыбался. Особенно когда смешно или весело. А в других случаях он не улыбался. И это тогда казалась Пауту странным. Сейчас же он понимал, почему Алекс так редко улыбается — похоже, мир его так воспитал.

Он шёл медленно, стараясь копировать походку людей, которые шли по узкому тротуару навстречу. Его обогнала девушка. Странно одетая. Синеватые штаны, грубо разорванные внизу. Какие-то железные цепочки болтаются на боках куртки. В руках держит увесистую сумку, к которой налеплены разноцветные безделушечки, рюшечки и прочие постоянно брякающие предметы. Интересно, для чего? На спине куртки чья-то размытая фотография. И запах. Не свойственный померянину, чужой запах. Отдалённо напоминает цветы в перемешу с эфирными маслами. Но больше всего напоминает фриорный газ — такой используют для уничтожения вредоносных насекомых…

Паут не мог не заметить, что она ходит на высоченных каблуках — такие он никогда не видел в своей жизни и зачем-то демонстративно раскачивает бёдрами. Надо же! Как он сразу не заметил, все женщины ходят на высоких каблуках. Это же крайне неудобно!.. Может мода такая пошла… Мда. Наверное, мода. Поверить невозможно, что в древности был такой стиль. Это хорошо, что у него короткие волосы, а не как у Эри — гладенькая густая шевелюра свисающая до плеч. Паут ещё не заметил мужчин, которые бы отращивали длинные волосы. У большинства — короткие. У некоторых даже нет волос. Такая лысая, гладенькая макушка вместо волос. Наверное, специально сбривают. Видимо, тоже мода. А вот женщины, наоборот. Отращивают длинные волосы. И по всей видимости, ещё дополнительно красят их… Да уж. Странная мода. Паут улыбнулся. Одеваются странно, ходят странно, и смотрят на всё также странно.

Он заметил у некоторых в руках большие чёрные полусферы на ножке. Не сразу он понял, что это такое. Вроде как зонт, только в старом виде. Не гидропрочностое поле они разворачивают над собой, как сейчас делают, а какой-то примитивный водоотталкивающий предмет защиты от атмосферных осадков. Неужели и в снегопад, тоже используют эти зонты?

Ещё он не мог не заметить проезжающую по улице технику. Одна техника очень похожая на мобили не двигалась, стояла на обочине, а некоторые машины почему-то загораживали пешеходный тротуар, видимо парковочных мест мало. Другая техника — тоже мобили и большегрузные прицепные кары — двигалась по проезжей части, издавая громкий шум моторов и выплёскивая в атмосферу едкий газ из своих задних труб. Люди что ли не замечают, что из задних труб идёт углекислый газ, отравляющий атмосферу. Или так должно быть?.. Что-то Паут перестал понимать смысл от таких машин. Зачем создавать машины, которые будут приносить больше вреда, чем пользы. А шум от двигателей был заметно выше допустимого предела. Явное нарушение правил пользования транспортным средством! Хотя погодите… допустимый предел для Федерации, но ни как не этого мира. Наверное здесь свои пределы. И как этот шум померяне выносят? Интересно, как называются эти старые колёсные мобили?.. Паут попытался вспомнить. Он точно помнил, что они назывались как-то по-другому. Не мобилями… А… как же?..

— Тарантас! — он вспомнил название вычитанное из исторической литературы. — Или нет?.. Тарантас запрягается конями. А тут коней спереди нет ни у одного мобиля. Значит, не тарантас… Чёрт, не знаю.

Паут измерил содержание кислорода в воздухе. Чуть более 20 %. Всё остальное — азот и углекислый газ. Удивительно. Как эти померяне вообще дышат? На Битурте 30 % кислорода в воздухе — и это считается ниже среднего значения по всем планетам. Пригласи сюда померянина из 31 века — так задыхаться начнёт. Кислорода же мало. Это альверцы ещё способны дышать атмосферой с низким содержанием кислорода — до 12 %, так как планеты встречаются разные и содержание кислорода на них встречается тоже разное, а осваивать их надо.

С каждой прошедшей минутой Паут Воэ всё больше удивлялся несуразности и нелепости этого мира. Впритык к тротуару стоят дома. Разной высоты и разного цвета, разного фасона и объёма, напирают на соседние дома, некоторые нависают над другими. С необычайно разнообразными старомодными архитектурными росписями на фасадах — лепнины, колонны, пилястры, арки. На многих зданиях отлупилась краска и осыпалась штукатурка, оголяя неровные кирпичные ряды. Если приблизиться к стене то можно легко заметить трещинки и грубые разводы на поверхности. Абсолютно плоских граней стен нигде не видно, что-то обязательно выпирает, какой-нибудь бугорок, или видны ямки и впадинки. Словно всё делалось вручную. Окна мутные, пыльные, грязные. Стены тоже пыльные и грязные. Видимо, никто их не расчищал многие годы. А ещё на некоторых из них что-то небрежно написано… Или нарисовано. Словно здание пометили. Но для какой цели? — не понятно. О зеркалировании поверхности здесь похоже вообще не знают… Хотя может и жары здесь не бывает никогда. Поэтому нет никакого зеркалирования ни стен, ни окон ни улиц. Это больно напоминало далёкие и бедные поселения Митрита.

Деверья — жалко на них смотреть. Потрёпаные, обломанные, зачем-то обрезанные, со спиленными верхушками, одиночные, мрачные и кажутся безжизненными. Однако кое-где набухают почки. Значит ещё живут, дышат в этом хаосе бетона и машин. И как это у них получается?

По разным уголкам тротуара были разбросаны предметы: наклейки, обёртки, пакеты, шелуха семечек, остатки яблок и бананов. Местами попадались грязные бетонные вазы до краёв заваленные этим же хламом. Очень часто Паут видел на тротуаре и рядом с травой странные предметы — маленькие жёлтоватые цилиндрические штучки с белой обожженной шляпкой. Он никак не мог понять, что это за предметы, почему их так много и для чего они нужны?

Паут начал переходить улицу. Перед ним промчалась машина. Странные здесь переходы — подумал Паут. Не понятно как переходить, когда нет никаких сигналов для перехода, нет возможности обойти проезжую часть сверху или снизу… или предполагается переходить по этой практически угасшей на асфальте белой краске, нарисованной в виде ряда длинных прямоугольников? Какая-то необычная разметка на асфальте. И асфальт! Такой грубый, пористый с большими вкраплениями асфальт! Абсолютно не ровный, с огромными лужами и потёками влаги дорожный асфальт. Где-то даже появились трещины и ямки. Где-то он как заплатками залит другим асфальтом. Ужасная дорога! Любой колёсный мобиль не сможет гладко проехать по такой, не говоря уже о бесколёсных мобилях, которые брюхом будут елозить и собирать грязь с дороги.

Он осмотрел с разных сторон — не едет ли кто, потому что так поступают все, кто переходит дорогу — он успел это заметить, и, оценив скорость приближения далёкой машины к перекрёстку, он пошёл вперёд.

Он прошёл пару кварталов, фиксируя в своё памяти путь следования от офиса, в котором работал Алексей, и где осталась соединяющая дверь. Успел внимательно осмотреть две сотни технических средств и несколько сот прохожих, как на своём тротуаре, так и на противоположном. Ему нужно было вычленить закономерности, логические моменты, чтобы быстро начать адоптироваться к миру, и стать незаметным для всех, не привлекать к себе никакого внимания. Но закономерности были не очевидны. И здесь система пешеходного и машинного транспорта, домостроения, экологии — работала с большими сбоями и нарушениями. И есть ли здесь какая-то система? — вдруг спросил себя Паут.

По идее, ему надо было включить камуфляж комбинезона — чтобы стать невидимым. Но для этого следует взлететь, иначе можно столкнуться с кем-нибудь на земле. А расходовать энергию комбинезона понапрасну он не хотел. Мало ли что может приключиться в этом мире. Вся энергия ему может пригодиться. Поэтому следует экономить. К тому же, как ни удивительно, он пока не привлекает к себе внимание. Все люди равнодушно проходят мимо него, не уделяя ему и секунды для беглого осматривающего взгляда.

Никто не узнаёт в нём генерала западного сектора. Это несравненный кайф. А вот стоит ему выйти на улицы любой планеты Федерации, так если не каждый, то каждый второй точно узнает его и либо поприветствует, либо поспрашивает о чём-то, либо попросит автограф, либо начнёт им прилюдно восхищаться. В этом мире о его подвигах и его титуле никто не знает — и это есть 'супер'. Паут может спокойно и смело прогуливаться по городу и 'не париться' по поводу его мегаузноваемости.

Не смотря на все нелепости и явные просчёты местного правительства по благоустройству улиц и города в целом, не смотря на экологическое и психологическое бедствие всех жителей, Пауту этот мир нравиться хотя бы тем фактом, что здесь не стреляют, не убивают, ничего не взывают — как это теперь случилось в Урвальде. А может, конечно, здесь и стреляют, и убивают, но не делают это прилюдно. Вроде как Алекс жаловался на то, что в их мире много преступности, поэтому Пауту следует быть осторожным и следить за подозрительными людьми. Но как вычислить подозрительного человека? Если они все подозрительные и никакой системной закономерности в их поведении нет. Вот перед ним прошёлся молодой человек с бутылкой какой-то жёлтой жидкости в руке. Идёт не ровно. Шатается, словно обессиленный. Второй пытается его догнать и произносит что-то нечленораздельное. Случайно баднул плечём Паута. Не извинился. Даже не посмотрел в его сторону. Паут заволновался, а не включил ли он случайно режим камуфляжа. Посмотрел на руки — руки видны. Всё в порядке. Но как так, что эти двое его не видят? Не замечают? Или специально так делают?.. Или?.. Может они слепые?.. Первый разводит руки, падает. Второй его пытается приподнять. Но тоже падает. Плюхнулся в лужу… Совершенно непонятные люди. То ли они страдают какой-то болезнью, то ли на них воздействуют каким-то психологическим полем. Паут оценил радиосигналы. Сигналов море, но среди них нет психологически подавляющих полей… Ещё от этих молодых людей пахнет какой-то гарью. Как от человека может пахнуть гарью? Обожжённых участков на теле не видно. Они здоровы и целы. До сих пор не могут приподняться. Но чем-то от них неприятно разит. Паут помог одному приподняться, подав руку. Тот кое-как встал, пошатываясь. Он что-то громко сказал. Уронил бутылку. Из неё потекла жидкость, смешиваясь с лужей. Перебирая ноги поднявшийся потащил к себе второго. Приподнял. Спины и бока у них стали грязными. Бессмысленно отряхнулись. Наконец, схватив друг друга под мышки они потащили свои непослушные тела дальше, что-то крича или безобразно распевая, надрывая глотку.

Паут видавшей многое, был в полном замешательстве. Такое он видел в первый раз. Никакой логики, никакой системы. Всё в этом мире получалось спонтанно, необдуманно. Да как же так?

Вечереет.

Сквозь густую пелену серых облаков солнца не было видно. Но яркое мутное пятнышко давно ушло за крыши домов. Включалось уличное освещение. Фонари, хоть и были похожи на фонари, но назвать их 'фонарями' у Паута не поворачивался язык, больно уж тускло они светили — чуть ярче чем луна — и светили далеко не все. Он подумал, что остальные попозже включаться. Но они так и не включились.

Морось наконец прекратилась. Подул слабый ветерок, принося запахи с большой шумной улицы.

Паут сидел на сырой скамейке в небольшом скверике. Это тихое место он заприметил после того как протопал четыре квартала в западном направлении. Здесь было относительно тихо. Сидевшие напротив него в десяти метров два парня и три девушки время от времени посматривали на него с непонятной целью. Ярко наряженные девушки смотрели оценивающе, на их лицах мелькала вороватая улыбка. Парни смотрели с видом, которое Паут охарактеризовал так: 'Ну, когда же ты свалишь?' Почти у всех в руках держали бутыли с жидкостью, похожие на те, что он видел ранее. Правда бутылки были разного цвета и объёма. Ещё дополнительно несколько бутылок бренчало у них в белом пакете. Время от времени они пили из горловины смачными глотками. Весело разговаривали и громко смеялись. В рот брали вытянутые цилиндрические предметы и поджигали их. Потом вытаскивали цилиндрик изо рта аккуратно двумя пальцами, выпускали дым из лёгких в воздух и сбрасывали пепел за скамью. Так повторялось несколько раз, пока белый участок не сжигался полностью. Задавив о край скамьи остатки пепла они бросали на асфальт этот цилиндрик. Паут теперь понял откуда берётся столько предметов на тротуаре. Надо бы пробовать это — подумал он, хотя и пахнет противно.

Парни никого не стесняясь, щупали девушек за мягкие места и поглаживали по волосам, пошепчивая на ушко. Девушки игриво хохотали. Раз или два каждый из них в одиночку или вдвоём куда-то убегал — в тёмный двор. Паут совершенно не понимал, что можно делать во дворе. Ничего с собой они не уносили, но ничего и не приносили. Может, общались с кем-то. Может, выходили поговорить или уединиться на минутку.

Тем временем Паут в голове анализировал ситуацию на Битурте и формировал своё решение, как следует поступить, что следует предпринять, время от времени отвлекаясь на бойкую соседнею компанию. Нельзя сказать, что они ему сильно мешали думать — так как он умел отстраняться от вербальных факторов и быть от них независимым. Однако некоторый суровый, такой недобрый взгляд, который бросал один парень в его сторону, постоянно отвлекал. Паут проверял обстановку, убеждался, что хотя и смотрит парень сурово, но делать ничего не собирается — и опять погружался в свои мысли.

Наконец шумная компания собралась и покинула насиженное местечко, оставляя за собой недопитые бутылки, фантики и рваный пакет прямо на скамейке. Это церемониальная неаккуратность или так принято? Может автомат-уборщик ночью всё уберёт?.. Хотя, какие здесь уборщики, всё валяется плашмя.

Через минуту рядом с Паутом на скамейку подсела девушка. Из той компании, которая только что ушла. Неожиданно как-то. Обильно накрашенные глаза и ядовито-алые губы, сквозь которые просвечивался жёлтый налёт. Накрашенные белым волосы собраны в толстые косички, и связаны в узелок. В руках миниатюрная сумка с плюшевой игрушкой на цепи. От неё пахло гарью и её взгляд долго не мог сфокусироваться. Она что-то сказала то ли нежное, то ли ласковое и опустила руку на его коленку. Потом резко отдёрнула. Затем ещё сказала несколько слов по-русски. Последний из них, похоже, был вопросом.

Паут начал волновался. Но волнение своё не показывал и улыбался в ответ девушке, как улыбается она ему. Какие у него есть варианты?.. Вариант номер 1. Ничего не делать. Притвориться глухонемым. По крайне мере, в древности такие люди были. Значит прокатит. Вариант номер 2. Заговорить с ней по-альверски. Может, подумает что иностранец и отвянет, так как общего языка они вряд ли найдут. Вариант номер 3. Заговорить с ней по-английски. В памяти Паута была заложена лёгкая программа английского языка. И как он помнил из курса языковедения, в древности английский и французский были весьма популярны. Теоретически эти языки могли распространится на многие страны, включая Русь. А если нет — то он автоматически становиться вариантом номер 2.

Он покачал головой, мол не понял вопроса и сказал:

— Ай дон'т андестенд.

Внезапно девушка оживилась. Паут не ожидал такой реакции. Она улыбнулась и вдруг сказала по-английски:

— Вы американец?

Это он перевёл по сохраненному в памяти англо-альверскому словарю.

— Имеешь ввиду, из Америки? — он переспросил, медленно подбирая слова.

— Не из Америки? — удивилась та и как-то опечалилась. Загруснела.

Паут покачал головой. Девушка продолжила расспрос, слова у неё получались нечёткими, фальшивыми:

— Откуда ты? Ты — иностранец?

'Будет не правильно, если скажу, что прибыл с другой планеты и другого мира. Этакий инопланетянин, — подумал Паут. — Здесь, далеко за космос, похоже, не выходили ещё. Поэтому далёких гостей не ждут… Наверное, стоит назвать страну, из который я, чисто теоретически, могу быть родом'.

— Я из Монтевидео. — сказал Паут и, вспомнив название страны, столицей которого является город Монтевидео, продолжил: — Уругвай.

'Почти не соврал' — похвалил он себя.

Похоже, название страны ни о чём не говорило девушке. А вот название города ей показалось знакомым.

— Монте-Карло? — уточнила она.

— Нет. Монтевидео, — поправил он.

Глава 10

День не удавался. Пятница как-то началась дождливо, так и закончилось моросью.

Виктория, или просто Вика, швырнула старую фотку на кровать. Не попала. Фотография то ли зацепившись за сквозняк, то ли она сама так решила — провалилась в маленькую щель между кроватью и стеной. 'Как так?!' — подумала Вика и махнула рукой. Фотография ей была уже не важна. Там где она удачно была запечатлена, не смотря на свою врождённую нефотогеничность, улыбающаяся, жизнерадостная и страстно обнимающая Серёжку — стало историей, которая никогда больше не повториться. Он бросил её две недели назад. Она чуть с ума не сошла, по крайне мере, она так думала, когда он не объявлялся, не звонил и ничего не предпринимал, чтобы вернуть её после той дурацкой ссоры. А потом, через неделю она видела его с другой красоткой и она, ревя и метая кулаки в его сторону, не могла успокоиться даже после того, как он сказал: 'Пошла дура! Ничего между нами не будет!'

Пару дней надежд. А потом как говориться 'с глаз долой — из сердца вон'. Она стала снова улыбаться и мечтать о сладкой мести, неважно с кем, неважно как.

Но пятница начиналась дурно. Она проспала и опоздала на первую пару. За неё отметиться не смогли. Поэтому у неё теперь большой, жирный пропуск в журнале встрял, который может повлиять на 'автомат' по предмету во время сессии. Это, к счастью, её не расстроило. И остальные две пары она отсидела, клювая носом в тетрадь — последствия бурно проведённой ночи с подружками. Ещё болела голова. Но она ожидала такого эффекта после двух бутылок 'Старого мельника'.

Настроение испортил Барбос. Это кликуха Бориса, старосты группы. Почему именно Барбос? Он сам не помнит. Просто ко всем пристаёт, как Барбос — так и прозвали. Не сделал он исключения и для Вики. Он к ней подсел на второй паре, если не считать первую пропущенную, и начал её уламывать на вечернику — на совместную попойку и празднование очередного чего-то Дня рождения. Вика же хотела его отшить, но не знала как. Да ещё эта голова тяжёлая как бревно, которое Ленин таскал. В итоге, она, дура, согласилась. Вернувшись из института, теперь ей предстояло в своей общаге помыться, одеться, накраситься и идти вниз к Барбосу, чтобы вместе с ним пойти на чью-то Днюху. Имени именинника она почему-то не запомнила. А нужно ли это ей?

Хотя желания куда-то тащится в дождливый весенний день не было, но мысль о том, что она, возможно, на этой днюхе кого-то встретит, достойного её… и отомстит этому козлу недодоенному, Серёге — всё-таки уломало её окончательно.

Она вытащила полотенце и пошла в ванную общего блока.

— Вот собаки! — она обругала абстрактных сантехников, которые опять где-то чего-то чинили и закрутила краны, в которых не было воды.

Вернувшись в свою комнату, она по-быстрому обтерла лицо, шею и руки влажными полотенцами; полезла в гардероб, который состоял из пары платьев, юбок и большого свёртка какой-то старой дряни. Порылась в этой 'дряни', в надеже отыскать что-то пристойное. Наконец, нашла. Облегчённо вздохнула и начала одеваться.

Волосы сплетённые в сотни косичек подружками, она собрала в узел. Открыла косметичку и начала 'рисовать' себя перед зеркалом. Получалось очень медленно. Первый вариант оказался неудачным. Товарищ Барбос несколько раз позвонил ей злобно спрашивая: 'Ты где?!' 'Да иду я!' — отвечала Вика, схлопывала телефон-раскладушку и продолжала дальше выводить на лице глаза.

— Фу-у… — выдох облегчения, она схватила сумку, напялила туфли, застегнула курточку и пошла на выход.

Барбос только и фыркнул: 'Ну, накрасилась как шлюха!'. А Вика, понимая его озлобленность, выдавила: 'Сама дура'.

Барбос всю дорогу пытался ухватить её за что-нибудь мягкое. Вика же злобно на него цыкая и ударяя по ладоням, всё думала о том, какой контингент может собраться на Дне варения.

Контингент собрался ужасный. Когда они добрались до квартиры, многие были уже пьяны в хлам. Произносили нелепые тосты, сумбурные речи, кричали, визжали и включали музыку на полную громкость. До неё домогались, прилюдно приставали, поили водкой. Она так и не поняла, кто здесь именинник, и как, собственно, его зовут. Через час этого кошмара, Барбос отвёл её в сторонку и предложил прогуляться со своим другом и одной подружкой. Друг оказался симпатичен и очень перспективен. Имеется ввиду, в качестве кандидата сладкой мести. Поэтому она решилась очень быстро. Не сидеть же у этих упырей на хате, и не одной же домой возвращаться…

Когда уже они вышли на прогулку, к ним подцепилась пьяная красавица, которая каким-то боком знает друга Барбоса. Кстати друга Барбоса зовут Иван. Красивое древнерусское имя. Зашли в Пятёрочку. Купили пивка для рывка и мартини со швепсем. К этому времени морось прекратилась. Неподалёку нашли скверик с двумя скамейками разнесёнными на десять метров друг от друга. Пьяный Барбос пробовал 'подогнать' вторую скамейку поближе, чтобы было удобней общаться. Но идея сдвинуть железобетонные скамейки оказалось неудачной. Поэтому расселись на мокрой скамейке как получилось. Барбос сразу вскрыл бутылки, подал всем, и произнёс пьяную, отвратительную по своему содержанию, речь — о вечной любви и нерушимом браке, прямо как наш Советский Союз. Пришлось выпить. Вика уже была навеселе и слабо контролировала ситуацию. Барбос ещё лапал, хватал за ягодицы, Вика уже слабо и недовольно его отшивала.

— Ну, ты чё… Ну, ей Богу. Я же случайно, — мямлил он.

Потом она свыклась. Гулять — так гулять. Пьянствовать — так пьянствовать. И его лапища уже не сдирала со своих мягких мест. Она посматривала на Ивана. А Иван посматривал на ту пьяную красавицу, что к ним привязалась и о чём-то они весело там перешептывались.

Она не заметила как на соседнюю скамейку присел странный парень. Странно было в нём то, что он присел и ничего не делал. А ещё он посматривал в их сторону, приветливо улыбался, и продолжал сидеть. Похоже, он о чём-то думал. По крайне мере, его взгляд сосредоточен, устремлён в какую-то неведомую точку… Тоже мне, отличное место для размышлений! Он бы ещё в хату именинника припёрся бы и начал так думать.

Барбос поглядывал на незваного гостя и полугромко спрашивал:

— Чё за урод? Что он тут пейзаж нам портит, как светлое пятно на картине Малевича… Давай его отправим куда подальше?..

— Давай! — отвечал пьяненький Иван и звонко чокаясь бутылками, они выпивали.

'Вот трусы, — думала Вика. — Говорить мастера. А как доходит до дела — куда пропали?'

Вике пиво уже не лезло в рот. Она так всем и объявила.

— Может тебе что-нибудь другое полезет? — сказал Барбос.

— Да пошёл ты!

Барбос с Иваном заржали. Вот кони. Ну, точно, жеребцы неоседланные. Кобеля драные.

Вика беспокойно посматривала на часы. Уже перевалило за одиннадцать. Темно. Разговор с Иваном не клеился. Язык потихоньку заплетался, становился ватным и непослушным. Многие слова парней она пропускала мимо ушей. Большинство из них были пошлые и отвратительные, если разобраться. Ей надоедало здесь сидеть и хотелось домой, в свою скромную 'коморку', маленькую комнатку в общежитии. И несколько раз это она объявляла Ивану и Барбосу. Но те, словно её не слышали, базарили о своём. Время от времени ходили в 'туалет', и постоянно пыхтели ей в лицо своими сигаретами. Иван со своей красоткой, которую держал на коленях, неприлично сжав и теребя её груди, стал целоваться. Засранец!

Незнакомец между тем не уходил. И, по всей видимости, не собирался уходить. Офигенный мужик! Стойкий оловянный солдатик. Тут, значит, непристойности, злобные порывы Барбоса размазать ему харю — а ему всё ни почём. Словно, плевать он хотел на эту компанию. Моя скамейка — и я буду на ней сидеть.

В тусклом свете фонарей Вика попыталась рассмотреть его внимательней. Невероятно красивый блондин. Ну, по пьяне, они все становятся красивыми. Улыбчивый. Задумчивый. Лет ему, допустим, 23. Наверное студент ещё. Или уже работает. Куртка кожаная, но не стильная. Шорты вообще черные, как сажа, чистые. И чёрные ботинки надраены до блеска, словно нет этих луж и грязи на улицах. Как ему удалось не запачкаться. Вон у неё все туфли в дермище, и джинсы, чёрт, джинсы запачкала!.. Загорелый. Вот это странно. В Египте, наверное, недавно побывал. На лицо милый, аккуратно причёсанный. Похож на русского. Но с таким же шансом может быть похож на американца… Однако, что-то было странное в его взгляде, в его повадках сидеть, перебирать руки, расставлять ноги — то что делает его не похожим на всех остальных. Но вот уловить эту странность пьяной Вике никак не удавалось.

И зачем он сидит здесь? — спрашивала себя Вика и не находила ответа. Странный он. Может извращенец. Любит наблюдать за другими, как те хватают, лапают, теребут, лезут в прорези одежды пьяных красоток. Чего он ждёт?..

Вика очень хотела домой. Уже больше двух часов они торчали на этой холодной скамейке. Да и ветерок подул. Прохладно стало. Нет, холодно стало. Барбос прижал её к себе и пропихивал руку к груди, хватал за лифчик, и шептал непристойности в ухо — она терпела. Ей было безразлично. Она устала.

Наконец, в дупло пьяный Иван и не менее пьяный Барбос начали собираться. Иван всех позвал к себе на хату продолжать 'праз-дьнывать и виселиттца' — как он сказал. Надо было ехать — это в Купчино. Все почему-то радостно согласились. Но Вика никуда ехать не собиралась. Она как можно нежнее попросила Барбоса:

— Отведи меня домой.

— А что мне за это будет? — игриво поинтересовался он.

— Я хочу домой! — стараясь не плакать, сказал Вика.

— Так что мне за это будет?..

— Ничего. Я спать хочу… Ты же меня сюда привёл…

— Да пошла ты! — грубо отстранился от неё Барбос и продолжил пьяно выговаривать слова. — Я значит, к ней всей душой… А она — 'я спать пошла'…

— Ну, я хочу домой…

— Иди! — отрезал он, криво помахал рукой и схватил за талию подруги. — А мы поехали в Купчино…

— Да! Поехали в Купчино! — пропела та.

Они пошли на улицу, раскуривая сигареты. Вика увязалась за ними.

— Чё. Передумала? — спросил Барбос.

— Ну, Борька, пожалуйста. Темно… Я же не дойду. Я держусь-то кое-как.

— Тэк, пошли с нами… — пьяным и невидящим взором он ощупал её, пытаясь схватить руку.

Вика отстранилась:

— Я не пойду.

— Ну, и не иди… — согласился Барбос, а Иван заливным весёлым басом его поддержал.

Девчонки противно визжали. Парни ржали. Так, громко посмеиваясь и придерживая друг друга, чтобы не упасть, они двинулись в сторону Лиговского проспекта, напрямик по лужам, не разбирая дороги. Вика проводила их взглядом. Сдерживала наворачивающиеся слёзы. Она недалеко отошла от сквера, где сидел незнакомец.

А может это Он? Может, он ждёт меня? — спросила вдруг себя. И не поверила.

Она вернулась. Незнакомец сидел как и раньше. Она подсела к нему скраешку. Осторожно начала, пытаясь сосредоточить взгляд на нём и не выдавать страшное опьянение. Не все парни любят пьяных девчонок… Но голову приятно кружило и взгляд рассеивался, не попадая в цель:

— Привет, красавчик… Скучаешь?

Она хотела тронуть его, но рука случайно легла на его коленку. Вика успела заметить, что коленка у него абсолютно сухая и ткать штанов странного покроя… Заметила и забыла. Он посмотрел на неё внимательно. Оценивающе. Улыбнулся.

'Улыбнулся. Значит не против пообщаться. Так. Вика, соберись! — приказала она себе. — Ты умеешь соблазнять парней'.

— Я отстала от своей компании. Как-то скучно с ними… Ты умеешь развеселить одинокую девушку?

Незнакомец молчал. Язык что ли проглотил? Неожиданно он покачал головой и сказал:

— Ай донт андестенд.

Вика изумилась. Вот те раз! Всё это время напротив них сидел иностранец. Ясно, что он не понимал угроз Барбоса и никак на них не реагировал… Забавный парень. Один. Ночью. В тёмном сквере. Да ещё иностранец… Чудак!

— Вы американец? — поинтересовалась Вика.

Если это американец — то Вике необычайно повезло. Ей не приходилось встречаться с иностранцами, а тем более заниматься с ними любовью. Но ей рассказывала подружка, которая как-то встречалась с приезжим американцем или англичанином — она точно уже не помнит — не суть важно, с иностранцем одним словом, и тот её водил в шикарные рестораны, сводил в Мариининский театр, а она ему показывала Питер, достопримечательности города. Конечно он приглашал её в свой гостиничный номер. И там они проводили бурный роман. Он обещал вернуться в Питер и забрать её к себе. Хотя этого так и не произошло, подруга не расстраивалась, она получила в подарок кольцо с брильянтом, стоимостью не менее тысячи долларов.

Но незнакомец почему-то удивился вопросу и стало понятно, что он — не американец.

— Откуда ты? Ты — иностранец?

— Я из Монтевидео, — сказал он и добил 'Юрегваи'.

Что это за Монтевидео? Она не знает такого города. А вот Монте-Карло слышала:

— Монте-Карло? — уточнила она.

— Нет. Монтевидео, — поправил он.

Чёрт. Тяжело пьяной вспоминать географию. Где же такой город находится? Вика закрыла глаза и попробовала представить развёрнутую карту мира. Но кроме как быстровращающегося глобуса с размытыми материками ей не приходило в голову. Да, ладно. Чёрт с этим. Главное, что он — иностранец и знает английский язык, и она кое-как знает английский. Коряво, со страшным акцентом — всё-таки знает.

'Вот, блин, — думала она. — В сисю пьяная девушка пристаёт к иностранцу и пытается охмурить. Завтра буду ржать… Если завтра наступит и я тут не свалюсь в какую-нибудь канаву или какая-нибудь шваль подворотняя меня здесь не изнасилует до смерти'. Она вспомнила рассказы своих подруг про ночных обитателей этого города. Рассказы в целом не страшные, но касаются этого района — у одной вечером выхватили сумку со всеми вещами. На другую напали два пьяных подростка и начали её лапать — девушка отбилась, но неприятный осадок остался. Вике ещё не приходилось сталкиваться с дворовой нечестью. Однако это не значит, что она избежит участи своих подружек. Вика хорошо представляет в своей фантазии возможные сценарии развития и поэтому панически боится оставаться одной тёмной ночью в городе. Особенно как сейчас, в нескольких кварталах от своего дома. Конечно, можно пройтись пешком, потратить двадцать минут времени… Но кто знает, что там за тёмными, нихрена не освещёнными переулками? Вдруг там притаились маньяки и поджидают её? Не обязательно именно её, а просто ждут когда появиться очередная беззащитная жертва? А она — пьяная. Фактически — нате, берите. Какой она отпор сможет дать, пусть это даже будет пара подростков-извращенцев?

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Паут, — ответил он слегка призадумавшись.

— Почти овод, — произнесла она по-русски веселясь 'Тоже мне придумывают имена за бугром!', продолжила. — А меня Вика, Виктория.

— Ви? — поинтересовался иностранец.

— Это у вас сокращение такое для Виктории? — поинтересовалась по-русски, на всякий случай кивнула и спросила по-английски. — Не хочешь прогуляться со мной?

Общение с первым местным аборигеном, если не брать в расчёт Алекса, проходило лучше ожиданий. Аборигенка была хоть и одета ужасно, вела себя как-то неадекватно, пахло от неё чем-то противным, крайне не приятным, чуть ли не смердящим, тем не менее, общаться с ней было интересно и даже забавно. Она постоянно смеялась и веселилась при любом пустяке. Запахи — наверное, это последствия странных веяний моды. Люди здесь готовы жертвовать своими удобствами, комфортом ради соответствия общему стилю. Они дышали дымом — и это пропиталось в их одежду. Дым — возможно, какой-то дурман, как наш Лайфаран, раз им так становиться весело и приятно. Что находится в стеклянных бутыках? — это ещё предстоит выяснить. Может тоже аналог Лайфарана, только с резким, неприятным запахом.

Она пригласила Паута прогуляться по улицам города. Отличная идея! Он как раз собирался пройтись по улицам этого необычного города, а то ноги уже затекают. Когда он согласился, девушка схватила его за руку и, весело смеясь, они пошли на юг.

Виктория всё время держалась за его плечо. Шла она медленно и её пошатывало. Прямо как тех двоих парней, которых повстречал Паут на дороге. Почему они шатаются, и почему у них нарушена координация? По любому это от той жёлтой жидкости в стеклянных разноцветных бутылках. После употребления они чувствуют себя весело, счастливо, но это, вероятно, вызывает побочные эффекты — как потеря координации, сил, устойчивости и балансировки. К тому же вызывает отвратительный запах изо рта того, кто испробовал этот напиток.

Девушка очень много говорила по-русски. Изредка она вспоминала, что он — вообще-то, иностранец и не понимает её слов. Тогда поспешно переходила на неразборчивый английский. Её слова смазывались, сжёвывались, недоговаривались особенно на последних звуках, становились гортанными и разобрать что-либо было трудновато. Поняв, что так разговор потечёт лениво или не потечёт вообще, она встряхнулась, собралась, успокоилась и стала разговаривать более-менее внятно.

Взяв за руку, Паут заметил, что рука её дрожит. Ночная прохлада, — подумал он. Температура опустилась до семи градусов. И она начинает замерзать, так как её курточка лёгка, из простейшей ткани, не снабжённой обогревающими элементами и водоотталкивающим покрытием. Он снял свою, точнее Алексеевскую курточку, и накинул ей на плечи.

— Спасибо, — приятно поблагодарила Вика. — Джентльмен…

Он развёл руками, мол мог бы и лучшее решение предложить, но увы нет.

— А ты не замёрзнешь? У тебя свитер… тонко… холодно… — поинтересовалась она, с трудом подбирая слова по-английски.

— Нет. Всё в порядке. У меня тёплый свитер, — успокоил её Паут.

— Какой у тебя… — она взглянула на его сверкающий металлом пояс. Наверное не могла вспомнить как называется по-английски этот предмет.

— Пояс?

— Да… — кивнула она, оглядывая серебристый широкий пояс обтягивающий комбинезон. — Красивый, — она погладила холодный металл.

Пару кварталов они шли молча. Девушка вела его на юг, к тому самому месту, откуда он пришёл. Вскоре они прошли 'Квадрант' — компанию, где работает Алекс и из которой пару-тройку часов назад вышел Паут. На металлической позолочённой табличке у входа в трёхэтажное здание было написано название фирмы кириллицей. Паут оглядел здание. В сравнении с другими домами, этот дом выглядел получше и наружнее освещение у него было неплохим. Весьма хорошее состояние дома.

Виктория, похоже, знала куда надо прогуливаться. И вела его всё прямо, строго на юг. Через квартал они вышли на набережную какой-то неширокой тёмной реки, схваченной в гранит, или, может быть, канала. Широкая набережная. На ней было много машин. Они носились по набережной, ослепляли прохожих фарами. Кто-то из них издавал сигналы, предупреждающие или информационные — трудно было с ходу определить. Они прошли по мосту и перешли на другой берег. Девушка опять заговорила:

— Ты где живёшь?… Здесь?

Тупиковый вопрос. Паут не знал, что на него ответить. Сказать, что он нигде не живёт в этом мире — было бы подозрительным. Даже если он себя выдаёт за приезжего из далёкой страны, то он должен был поселиться в гостинице. А иначе-то как? Ведь скоро ночь… Какие, интересно, здесь гостиницы есть и где они находятся? Он поглядел по сторонам. Ничего путного не заметил. Да… Деликатная ситуация, он не имеет представления, где он теоретически может остановиться.

— Здесь недалеко, — неопределённо ответил Паут.

— Понятно, — удовлетворилась ответом Вика, потом продолжила. — Извини… Я напилась… ужасно. Мне не удобно… Мне стыдно… Очень жаль.

— Ничего страшного, — он утешил её, а сам думал какое ещё может иметь значение слово 'пить'? — Наверное, у Вас был праздник.

— Да, — поразилась она. — Мы отмечали День рождения!

— Твой?

— Нет. Другого человека.

— Понимаю.

— Паут, а сколько тебе лет? — неожиданно поинтересовалась Вика.

Паут не сразу нашёл подходящий ответ. В самом деле, назвать свой истинный биологический возраст, 34 года, он не мог. Он вспомнил, что его внешний вид, как померянина, соответствовал возрасту 23-летнего парня.

— Двадцать три года, — убедительно соврал он.

— Я так и думала! — воскликнула Вика, — А мне девятнадцать.

Здорово, что он не ошибся со своим выводом. Они прошли ещё пару кварталов и она вдруг остановилась возле блеклого пятиэтажного здания в сером кирпиче. Здание выглядело отталкивающе отвратительно, неказистое, угрюмое, тёмное. Наружного освещения возле здания не было вовсе. Окна черны и мрачноваты. Но местами, кое-где ещё горел свет. Совершенно не понятно для каких целей здесь построили это здание. В небрежной кирпичной кладке проступали трещины. Тротуарные дорожки разбиты и представляли собой нахламление рваных камней и асфальта, сквозь которые пробивались ростки травы. Почему они здесь остановились?

— Мы пришли, — победно заявила Вика.

— Куда? — поинтересовался он.

Вика сняла куртку и отдала Пауту:

— Спасибо!.. Это мой дом.

— Это твой дом?! — наступило время изумляться ему. — Ты здесь живёшь?

— Да, — тихо произнесла Вика, заметив недоумение.

— Но это ужасно!.. — отметил Паут.

— Да… — согласилась Виктория. — Я знаю… Выбора нет. Это… Общежитие. Я — студентка… Учусь. Второй курс. Приехала из Новосибирска. Что дали — тому рада.

Паут с трудом понимал рваные предложения Вики. Однако он умело домысливал картину. Она приехала из Новосибирска. Судя по интонации, это находится далеко, словно на другой планете. В данный момент она учится, должно быть, в институте, академии или университете. Студентка. И ей предоставили такое общежитие без вариантов, без возможности выбора. Да. Печально.

Он кивнул, понимая сложность ситуации. Подумал. Зачем она предложила ему прогуляться до своего дома? Судя по потерянной координации, ей нужна была помощь, чтобы дойти до этого дома… Как же ужасен этот дом — Паут ещё раз взглянул на хмурую пятиэтажку — ни за что бы он не согласился жить в таком захолустье. И неужели нет абсолютно никакого выбора?

Вика игриво подмигнула. Сказала:

— Соседки нет. Уехала… Зайдёшь на чай?

Паут было изумился вопросу, но быстро собрался, понимая, что пора заканчивать диалог с аборигенткой, уж очень он затянулся, отрицательно покачал головой:

— Спасибо, но мне нужно идти.

Девушка печально на него посмотрела, но не расстроилась. Улыбнулась и сказала очень не разборчиво и тихо. Паут не сразу понял смысл сказанных слов: 'Поцелуй меня'. Это просьба, предложение или приказ? Он понимал, что очень похож на померянина, и девушки-померянки, как правило, ошибались в своих выводах, принимали его за чистокровного померянина и начинали с ним флиртовать. В таких случаях, он честно признавался, что — альверец и померянки он него разом отставали.

Данный случай ему ничем не мог помочь. Признайся, что он — альверец, это не вызовет никаких ассоциаций у девушки, равно как слово 'уругваец'. В 21 веке ещё не было деления на померян и альверцев. Целовать накрашенный ядовито-алой краской рот из которого к тому же исходит ужасный запах, Пауту, если честно, никак не хотелось. Но признаться в этом он стеснялся и нашёл оптимальное решение:

— Не могу. Мы едва знакомы.

— Правда? — обвела она его дурманным взглядом и сказал несколько слов по-русски.

Она нерешительно постояла возле него упираясь в плечо, но через несколько секунд сказала:

— Ты — замечательный…

И больше ничего. Пауту никто честно не признавался, что он замечательный. Во многих случаях, где он проявлял вежливость и галантность по отношению к женщинам — никто не говорил ему что он чем-то хорош или замечателен. И так понятно. Так принято в обществе — этикет. Этот странный комплимент от померянки его затронул. И он не мог сдержать слов:

— Ты тоже замечательная.

Да. Сквозь алые и чёрные краски лица, зловонные запахи, нелепый наряд — он видел её красоту, которая скрывалась в ней. Он знал, что в ней должно быть красиво. Другого быть не может. Она была честна с ним. И он хотел хоть чуточку быть честным. Внешнее обличие — это лишь маска, чтобы соответствовать обществу, которое напридумывала эти ужасные правила: носи это, пей то, вдыхай дым, крась лицо.

Она посмотрела на него и её взгляд сосредоточился. Она смотрела прямо в глаза. А он видел в её глазах в свете фонарей грусть и тоску, по чему-то безнадёжно далёкому, недоступному.

Пьяное состояние потихоньку покидало Викторию. Она уже начинала что-то понимать, осмысливать. Прохладный ветер действовал отрезвляюще. Хотя она не совсем помнила, как познакомилась с иностранцем, но искренне верила он самый замечательный и чуткий мужчина на этом свете. С каждой минутой он производил на неё всё более хорошее впечатление. А Барбос — урод! Он бросил её, посреди тёмного города. Одну. Страшно пьяную… А он, который стоит рядом, прямо, выпучив грудь с неподражаемым смелым видом — проводил её до самого дома. Проходя по тихим улочкам, она видела кучки людей, которые стояли в отдалении, шевелящиеся тени, странные звуки чьих-то далёких шагов, глухие голоса. Или ей мерещилось всё это?.. От страха, она жалась к нему в плечо. А он ничего не боялся и нежно придерживал её. Уверенно шёл вперёд. Необычайно смелый мужчина!

Глупо, что она предложила ему зайти к ней в гости на кружку чая. Она сейчас никакая. И ей хочется спать. Вон, глаза слипаются. К тому же, вахтёрша их вряд ли пропустит вместе. Да и ещё чтобы ей пройти пьяной и безмозглой в двенадцать ночи — надо постараться. Хорошо, что он отказался. Какой-нибудь озабоченный парень, типа Барбоса, да ни за что в жизни от такого предложения не откажется. Скорее сам будет смазливо напрашиваться в гости. А он скромно отказался. От этого уважение к своему спутнику у неё резко повысилось. Настоящий джентльмен! Вот же растят таких джентльменов за рубежом! Всё. Надо бы перебраться за границу. А то одни козлы здесь пасутся.

Ей захотелось остаётся с ним подольше. Какая она дура, что предложила ему поцеловать себя — слетело с уст. Он бы счёл её девушкой лёгкого поведения, если уже не счёл. И какое счастье, что он отказался от её необдуманного предложения. В само деле, кто целуется с девушкой, с которой знаком не более получаса? Да и ещё и пьяную… Боже, изо рта-то, наверное, разит как из помойной ямы!

Как он её ещё терпит?!

А может у него есть девушка? У таких красивых, опрятных и чутких парней всегда есть девушки. Только он без кольца. Значит, ещё не женат. Значит, у неё есть маленькая надежда…

— У тебя есть телефон? — спросила она.

Он замялся, призадумавшись. Ах да, точно! Какой телефон у иностранца?! Он же в дико дорогом роуминге. Вика извинилась.

Но вот так просто расставаться она никак не могла. Он уйдёт и больше никогда не вернётся. Это точно. Это очевидно. Как-то надо было найти с ним контакт. Но как?

— Я живу в комнате 411-ой, — придумала Вика. — Четвёртый этаж. Запомни, пожалуйста. Фо-ван-ван…

Иностранец кивнул, улыбнулся, сказав 'Запомню'.

— Приходи как-нибудь в гости. Я буду рада, — с затаённой надеждой сказала она.

— Я скоро уезжаю… Завтра, — сказал он.

Это был удар. Он уезжает. И завтра его уже не будет в этом городе. Как не справедливо! Стоит ей только встретиться с настоящим, хорошим парнем — как он тут же пропадает. Но Вика сдержалась. Она грустно отметила:

— Жаль…

— Тебе холодно?

— Нет. Я пошла…

— Пока.

— Пока, — сказала Вика и направилась ко входу в общежитие, стараясь ступать прямо и не попадать каблуком в ямки тротуара.

Она взглянула на иностранца. Он провожал её взглядом. Улыбался. Красиво улыбался. Искренне, если это возможно. Она помахала рукой. Подошла к двери и, выждав секунду, зашла в дом. Напружиненная дверь громко хлопнула вослед.

Поднявшись на четвёртый этаж, она устремилась к своей двери — ко входу в блок-секцию комнат, на ходу рыская в сумочке ключи. Нашла их. Вытащила. Ключи выпали, громко звякнув о грязный пол. Она подобрала их. Её пошатнуло, накренило, она упёрлась боком в стену. Приподнялась, схватилась за входную дверь блока, ища замковую скважину. Прошедший по коридору мимо парень с кастрюлей смачно лизнул: 'Пьяная красотка! Давай перепихнёмся!'… Она жестом послала его. Он весело захохотал и исчез в проёме кухни. Ключ в дырку долгое время не попадал. Попал! Зараза, не той стороной. Ещё раз. Всё, наконец, дверь распахнулась и она ввалилась в тамбур блока. Лампочка в тамбуре уже как три дня не работала, перегорела. Никто её заменять не собирался. Она ощупью и с помощью тусклого света коридора нашла замочную скважину на самой ручке. Вставила ключ. Да, Господи, не тот!

Потратив на поиски ещё с десяток секунд, она наконец распахнула дверь. Вбежала, включила свет, кинула сумку на кровать, чёрт опять мимо, сумка свалилась с кровати вытряхивая и разбрасывая содержимое по полу. Не разуваясь, она кинулась к окну, с силой отшвырнув шторку…

Его там уже не было…

Опечаленная, она села на кровать. Кровать протяжно скрипнула.

'Господи, ну зачем так надо было нажираться! Ну кто тебя просил, Вика, столько пить? — корила она себя, закрывая лицо ладонями. — Ты была ужасна. Отвратительна… Не понимаю, как он ещё терпел! Почему же он в лицо не сказал мне прямо — ты пьяная дура и идиотка! Использовала меня, чтобы только добраться до своего дома!.. Почему он этого не сказал? Сдержался? Почему он такой… не такой как все?..'

Она зарыдала.

Она почему-то верила — это единственный парень, её шанс подаренный судьбой. И теперь его нет. Он ушёл и никогда не вернётся. Он уедет в свой Монтевидео и постарается о ней не вспоминать больше…

Она всхлипывала и размазывала слёзы вместе с потёкшей тушью. Было слышно, как по полу прокатилась ручка и упёрлась об её грязную туфлю.

Глава 11

Он увидел вывеску.

Вывеска горела ярко, заманчиво. На ней было выведено слово 'Кафе' на кириллице и на латинице. Паут вспомнил, что голоден. Он давно не ел. Последнее что брал в рот — это сладости из вазы и персиковый сок у себя дома, но это было много часов назад.

После того как он попрощался с первой аборигенкой Викой, он, очень кстати, заметил эту вывеску — не так далеко от общежития девушки. Он направился туда. Зашёл в небольшое помещение. Было несколько столов. Только за одним сидели три молодых человека с раставленными на столе блюдами, рядом стояли бутылки, пустые и полные; другие столы были свободными, хотя часть из них не была убрана. Парни дымили своими цилиндрическими предметами, пуская струйки к потолку. Лениво поглядели на вошедшего и тут же занялись своими делами — болтая гогоча и размахивая руками. В помещении было душно и стоял терпкий запах.

Паут присел за свободный столик поближе к окну. Подошла официантка. Ух ты! Да здесь есть официанты. Паут припоминал, что официанты обслуживают привилегированных особ, как например в президентских дворцах некоторых государств. Однако… он попал в уважаемое кафе. Только, почему-то здесь не следят за чистотой столов и свежим воздухом в помещении. Может, опять какие-то правила или традиции?..

Официантка, молодая, симпатичная, но от чего-то суровая сказала или спросила Паута по-русски.

— Ай, дон'т андестенд, — фразу Паут быстро выучил.

Та удивилась. Подалась назад. Потом кивнула, отошла к своей стойке, возвратилась и дала меню. Паут раскрыл книжку и увидел названия блюд по-русски и по-английски. Для каждого блюда был отмечен его вес и стоимость.

Так, стоимость… Паут почему-то предполагал, что здесь кафе бесплатное. Гео же входит в зону бесплатных услуг… Чёрт! Да это же в 31 веке, а не в 21 веке. Здесь всё по-другому. Всё по старинке. Всё имеет свою стоимость, прямо как на Митрите. И для покупки чего-либо, даже для простых естественных нужд, нужны деньги. А где эти деньги взять? Не будет же он расплачиваться своим электронным балансом, в самом деле? Тут даже сети нет. Ещё не создали информационного поля. Что, собственно, и следовало ожидать…

Паут поглядел на соседей. Один из них достал из кармана маленькую чёрную книжку или сумочку — достал оттуда мятые бумажки, бросил на стол. К нему подошла официантка взяла эти бумажки, потом подошла к своей стойке — что-то там понажимала, видимо у неё есть какой-то свой пульт управления, и вернулась к тому столику, положив на стол несколько железных круглешков.

'Это должно быть деньги, — подумал Паут. — Эти прямоугольные бумажки и круглые железки — и есть деньги. Только почему они бумажные и железные? — не понятно. Нельзя было сделать исключительно бумажные или только железные? Может железные — это альтернативные деньги. — Он порылся во внутренних карманах. — Давеча я видел какую-то похожую бумажку'.

Он достал синюю бумажку, посмотрел. Увидел в уголке цифру '1000'. Подумал, что это её номинал. Поглядел в меню и понял, что денег ему должно хватить. 'Надеюсь, Алексей не обидится, если я использую его деньги… Если что, смогу возместить фаллями в соответствующей стоимости'.

К нему подошла официантка. Он выговорил сложное слово 'солянка', заказал антрекот и чай. Официантка записала заказ в какую-то малюсенькую книжечку и удалилась.

Ждать пришлось долго. Соседи уже ушли и не беспокоили его шумными разговорами. Выделенное ему время — он использовал для принятия решения по ситуации в Урвальде. Он обработал все данные. Понял что следует делать и разработал план действий. Так что он вернётся уже подготовленным. Глянул в окно — темно и тихо. Если минут десять назад кто-то проезжал, освещая участки дорог фарами, то сейчас по улице никто ни ездил и не ходил. Следует полагать, что время позднее, все спят, и кафе, должно быть, скоро закроется.

Официантка принесла заказ на двух тарелках, столовые приборы. Чуть погодя она принесла кружку с дымящимся чаем. Паут посмотрел, понюхал, выглядит съедобно и начал есть. Вкус оказался необычным. Он достаточно быстро справился с супом и мясом, по-солдатски заглатывая большими порциями. Его даже не смутило, что суп оказался очень горячим, а мясо, напротив, холодным. Он посмотрел в кружку. В коричневатой воде плавал какой-то пакетик. Надо чай с ним пить или его следует вытащить?..

Через десять минут он был уже на улице в двух кварталах от кафе и общежития Вики. Шёл он медленно, пытаясь в темноте найти скамейку или место удобное для остановки на ночь. На встречу ему пару раз попадались люди, которые как и Вика страдали потерей координации. Они что-то весело распевали, фальшиво, громко, ужасно. Один из них чего-то попросил у Паута, вытащив из-за пазухи вытянутый цилиндрик. То ли угостить решил, то ли хотел что-то показать. Паут отрицательно мотнул головой, мол не надо. Тот махнул на него рукой, чего-то брякнул и пошёл пошатываясь дальше.

Как он и предполагал, прямоугольная бумажка являлась представителем денег, точнее бумажным аналогом местных денег. Официантка взяла бумажку, сказала 'Ван минит' и вернувшись принесла с собой три похожих бумажки, только на них было выведено 500, 100 и 50 соответственно. То есть обед, а для него сейчас именно обед был, ему обошёлся в 350 'рублей' — так назывались деньги в этом мире.

Паут решил проведать, чем ещё богат.

В глубоких карманах куртки лежал древний пистолет, который Алекс притащил с собой из мира 2034 года. Заряжен или не заряжен — Паут не знал, равно и то, как им пользоваться. Ещё был какой-то прямоугольный плоский предмет с кнопками и чёрным безжизненым экраном. Паут понажимал на кнопки — но ничего не происходило. Видимо этот предмет будет работать только в руках Алекса. Ещё обнаружился странный чёрный предмет с двумя торчащими штырями и длинным проводом, заканчивающимся каким-то необычным разъемом. Для чего нужен этот предмет? — было невозможно определить сходу. Ничего большего в карманах куртки Паут не обнаружил.

Вдруг он услышал чьи-то шаги, приближающиеся сзади и тихие голоса, практически перешоптывания. Убрал предметы в карманы. Оглянулся. Шли несколько молодых ребят. Их восемь. Один из них явно обращался к Пауту и что-то спрашивал. В руках некоторых из них были железные прутья.

— Ай дон'т андестенд, — проговорил стандартную фразу, надеясь, что разговор не получится и они отстанут.

Однако молодые люди не останавливались и постепенно приближались, замедляя свой шаг. В их глазах читалась агрессивность и желание подраться. Паут понимал, что эти люди настроены воинственно по отношению к нему. Но не понимал, почему это произошло. Он что-то сделал неправильно? Или может он случайно нарушил какое-то правило, которого должны придерживаться все? Или переступил закон, сам того не ведая?.. Или это как раз те самые преступники, о которых предупреждал Алекс?.. Паут совершенно не знал, что нужно делать с преступниками. Ему не приходилось встречаться с преступниками. Насколько они могут быть опасны?

Один из них подошёл вплотную. Что-то грубо рявкнул. Остальные начали окружать Паута с разных сторон, выдерживая дистанцию, закрывая все ходы отступления. Придерживая одной рукой штыри, начали ритмично ударять им по другой руке. Зачем? Психологическая атака? Ещё один волочил по асфальту свою длинную железку, гулко бренча концом по неровностям тротуара.

Тот, который подошёл вплотную, сказал сурово: 'Манэй! Гив ё манэй'.

Ах, так они деньги хотят! Паут улыбнулся и потом пожалел об этом.

Во-первых, Угорь не любил, когда ему попрекают. Во-вторых, Болт и Щепель вели себя непристойно, а потому получили по заслугам. В-третьих, Угорь свято верил, что на его территории пацаны с Лиговки будут уважать и чтить командира.

Но что же он видит: Болт и Щепель вцепились как собаки, и хрен их разнимешь. Один другого какой-то сволочью обозвал и вот началось. Полетели кулаки, разбитый нос, бутылку с недопитым пивом с края задели, та упала на асфальт, разлетелась вдребезги. Это терпеть?! Пришлось вмешаться. Раз замах — одному в челюсть, второй замах — другому в живот… И успокоились. Усмирились. Бараны дранные.

— Угорь, ты чего? — опешил один из них, схватившись за челюсть.

— Чё вы тут устроили?! Что за детсад?.. Какой вы пример подаёте для молодёжи? — он перевёл взгляд на своего пятнадцатилетнего брата, стоящего поодаль, тот улыбнулся. — Вы позорите моё имя! Я на этой территории серьёзный и уважаемый чел. А Вы, как последние отщепенцы, занимаетесь взаимным членовредительством. Мне стыдно за Вас! За всю Лиговку мне становиться стыдно после такого.

— Ну, он же первым начал, — обидчево не унимался Болт.

Щепель пригрозил кулаком и собирался толкнуть своего напарника в бок. Но Угорь сурово взглянул на него. Тот спешно отстранился и тоже сделал обидчивую гримасу, мол, а я-то чё? — я ничего. Это всё он, мать его так за ногу…

Они опустили взгляд к земле. Обнаружили разбитую бутылку и растекающую лужицу по бетонке. Извиняюще поглядели на командира. Всё-таки он здесь главный и спорить с ним — себе во вред.

Наступила молчаливая секундная заминка. Все кто был в гараже разом замолчали. Уставились на драчунов и изредка поглядывали на командира.

— Ну чё приуныли сразу? Носы повесили? — внезапно развеселился Угорь. — Пойдёмте, что ли, развеемся. Разомнём костяшки… Что в гараже торчать всё время? Пиво сосать? — Да мне это надоело! Второй час ночи уже. Надо делом нормальным заняться. Деньги сшибать… Хочу прогуляться по ночному Питеру.

Все одобрительно загалдели.

— Кто со мной? — тот герой! — скомандовал он. — А кто без меня — тот паршивая свинья. Ха-ха-ха…

Схватив монтировки и стальные пруты, все весело двинулись за командиром следом.

Они вышли на любимые тихие улочки, где бойко шёл их промысел. Дело не хитрое. Пьяные прохожие, запоздавшие домой дядьки с портфелями, перепуганные до смерти женщины с сумочками. В основном по мелочи — мобильник, часы, кошелёк с парой тысяч и несколькими бесполезными кредитными карточками. Крупное дело у них никак не выгорало. Уже в который раз. Но на пиво, портвейн и сигареты им хватало. А это уже неплохо! А что ещё нужно восемнадцатилетним пацанам, которые недавно закончили школу, в вуз не поступили по своей тупости и неспособности, нигде не устроились и в наглую косят от армии, отсиживаясь в гаражах?

Пройдя недолго, Угорь сразу завидел впереди идущего человека в кожаной куртке. Подозвал всех.

— Давай догоним этого шмыря и вышибем с него денег? — спросил он сперва своего приятеля Рому. У тот был чуткий нюх на людей и какой-то ювелирный глазок был у него, а может чутьё, с ходу определял стоит ли ввязываться или следует повременить, подождать других 'клиентов'…

— Да ну его! Не понятный какой-то. Странный. Может дембель загулявший или отморозок, — сказал Ромка, почёсывая висок.

— Ты чё! Скорей всего от девки своей идёт домой. Здесь же общаги недалеко… Да и нас много. Чё ссым-то, я не пойму. Пусть и отморозок. Мы чё, с отморозком не справимся?..

— Справимся… Ладно, давай, — неуверенно отмахнулся Ромка. Что-то ему не нравилось в этом незнакомце. Но что?! Никак он не мог догнать.

Они ускорили шаг и начали настигать незнакомца. Некоторые весело подшучивали. Угорь цыкнул на них. 'Щаз, щаз. Не вспугните только'; 'Да он обкуренный'; 'Эй, смотри, он чё-то в карманах у себя перебирает'; 'Придурок'; 'Сам придурок!'; 'Эй заткнитесь оболтусы' — весело шептались они.

Незнакомец оглянулся на них. И даже не вздрогнул. Офигеть — не встать! Может и в самом деле отморозок?…

— Эй, приятель! А ну погодь… Разговор есть, — смело выкрикнул Угорь.

Угорь приближался к нему вплотную, остальные обходили со сторон. Болт и Щепель вытащили прутья. Подходили ближе. Молодцы. Правильно расположились. Старый, но действенный приём. Уже не сбежит. Не успеет. Повалят стальным ударом. Да и так психологически должно подействовать. Обоссытся. Обязательно обоссытся.

— Найдёшь минутку для нас? — рявкнул Угорь, злобно смотря ему прямо в глаза.

Незнакомец всех оглядел быстрым взглядом. Сказал:

— Ай дон'т андестенд.

'Ага?! Вот как! Иностранщина! Тем хуже для него. Не очень-то мы жалуем приезжих гостей, — злорадно усмехнулся Угорь. — А деньжат-то у него должно быть много… Вон, из карманов что-то выпирает… Можно конечно долбануть его по затылку и обшарить как следует. Болт уже приготовился. Стоит ему только подать сигнал — он долбанёт олуха своим прутом… Но торопиться пока не стоит'.

— Манэй! Гив ё манэй, — вспоминая английский, злобно выдавил сквозь зубы Угорь.

Незнакомец отчего-то обрадовался и улыбнулся. Что за идиот? Угрю ещё не приходилось встречать таких идиотов. Это его моментально взбесило.

'Так, сука, значит?! Лыбиться будешь? А что ты на это скажешь?! — он моргнул Болту. — Действуй. Выруби это козла сраного!'

Болт охотно выдался вперёд, занося железный прут над незнакомцем. Но не успел прут коснуться затылка незнакомца, как тот лихо увернулся от железки, грациозно изгибаясь, словно он знал, чуял, что его сейчас ударят сзади. Сталь прошла в сантиметре, полоснув его волосы. Он резко выпрямился и быстрым, еле уловимым движением выбил прут из рук Болта. Болт не успел ничего сообразить, а его железяка уже звонко падала на тротуар.

'Это что за хрень!' — ошарашено глядел Угорь на человека в кожаной куртке.

Незнакомец смотрел ему прямо в глаза. Улыбка не сходила с лица, словно играется, сволочь.

— Вали урода! — не выдержал Угорь и сам выдался вперёд, размахивая для удара кастетом.

Раз, замах по лицу — кастет только пробуравил плотный воздух. Охренеть! А куда он подевался? Только что здесь стоял. Угорь опешил. Нервно огляделся. Бамс! Справа его кто-то ударил в бок, прямо по почке. Он согнулся, содрогаясь от боли. На незнакомца налетели Ромка и Щепель. Болт всё ещё ошарашено смотрит на выбитый прут. Идиот. Ромка попытался вдарить с одной стороны — в спину, а Щепель ловил гада с другой и заносил железный прут. Ромке замах удался — попал точно. Молодец!.. Но что с ним? Ромка, что случилось?.. Ромка схватился за кулак, словно его ошпарило и сжался от боли… Не прошло и секунды, как оба, Ромка и Щепель, уже валялись на тротуаре, недалеко от Угря, изгибаясь от дикой, саднящей боли. Ни Угорь, ни Ромка, ни Щепель не поняли как это произошло. Ещё две секунды и пятеро из восьми уже валялись на сыром асфальте, хватаясь за ушибленные места.

Незнакомец уже не улыбался. Смотрел он грозно. Всё контролировал. Повернулся к Болту. Тот испуганно попятился назад…

'Это что за фокусы? — прохрипел Угорь. — Что это за приёмчики такие?… Я так просто это не оставлю. Нет! Дело надо доводить до конца!' Он извлёк из кармана складной нож, нажал на кнопку, лезвие выпрыгнуло. Угорь приподнялся придерживая рукой ушибленный бок и прорычав нечленораздельную матерщину нанёс сверху разящий удар в спину незнакомца. Опять воздух. Да что такое?! Но не успев понять, где стоял незнакомец, он изумлённо посмотрел на свою руку, оказавшуюся по локоть в крови, чуть ниже увидел рукоятку собственного ножа торчащего из живота. Ужаснулся!.. Это он себя так?! В живот? Или это незнакомец его перехватил?.. Угорь удивлённо рассматривал торчащую рукоятку ножа и силился собразить, что произошло.

Кровь набухала под свитером. Багровым пятном проступала наружу. Струилась по лезвию и рукоятке ножа. Он и не понял, что уже лежит на боку, на мокром асфальте, что голова его обессилено ударилась об неровный край тротуара.

— Да как же так? — испуганно прошептал он.

Становилось холодно и силы его покидали. Он слышал надрывные голоса своих приятелей. Он видел перед собой туманку фонарей, пятна окон, деревьев, домов, тёмные разводы неба. И ничего больше. А скоро он и этого уже не видел. Всё куда-то ушло, и свет, и звуки. Разом и навсегда…

Глава 12

— Ну, что произошло? Рассказывай.

— Да что тут рассказывать, товарищ майор… — дежурный покосился на вошедшего в помещение майора милиции, Антона Викторовича, который решил с ходу проведать обстановку. — Тут и так всё понятно… Ночь. Тихая безлюдная улица. Семеро или около того отморозков напали на паренька. Завязалась драка. В шумихе, один другому всадил нож в живот и все разбежались. Вот…

Антон Викторович, внимательно выслушивая дежурного, снял плащ, повесил на плечики, засунул в шкаф рядом с другими куртками прибывших раньше его следователей. Майор поразился их оперативности. Вроде как он живёт неподалёку и собирался чуть дольше положенного. Просто вставать в такую глушь не хотелось. А они уже здесь. Раньше его! Опять он приходит последним или предпоследним на шапочный разбор. 'Мда… Старость не в радость' — подумал Антон Викторович и начал причёсывать у зеркала скомканные сном волосы возле проплешины.

— Прямо-таки нечего рассказывать? — спросил он. — А мне сказали, что парень-то не обычный. Иначе бы не вызывали всех по тревоге. А то чего это вдруг меня подняли. Из-за мелкого хулиганства что ли?

— Ах да! — демонстративно полоснул себя по лбу дежурный. — Точно! Иностранец. Турист! Русского языка не знает…

— Туриста что ли хотели ограбить? — спросил Антон Викторович. — Или эстонца порезали из-за памятника?

— Нет. Эстонцы тут ни при чём. Ограбление. Иностранец из далёкой страны. Из Америки, кажется…

— Вон оно как! И что, его ножом полоснули?!

— Да нет. Похоже что, он и полоснул… ножом… грабителя одного, — неуверенно подобрался дежурный. — Да вы спросите у следователей. Они больше меня знают. Я тут что! Просто сижу, прямо как на вахте. Кто мимо проходит рассказывают мало и без подробностей… Они уже все собрались на третьем этаже.

— Хорошо, — удовлетворительно ответил майор.

Он ни как не мог вспомнить имя этого паренька сидящего в прихожей 29 отделения милиции Московского района. Вроде бы недавно здесь работает паренёк. Антон Викторович должен знать. И что-то ведь крутиться на языке: Женя? Нет, не Женя. Иван… Чёрт! Да может и не Иван… Чтобы скрыть свою старческую забывчивость, майор старался обращаться к дежурному опосредованно, не называя имени.

Чиркнув напоследок в журнале записей свою фамилию и время прибытия (3 часа 20 минут ночи! озвереть можно!), он засеменил по крутой лестнице, покряхтывая на ходу. Третий этаж. Вроде бы и не высоко. Но блин, как натужно каждый раз подниматься!

В следственном помещении тянуло противным сквозняком. Какого чёрта! Ага, один засранец в уголке курит. Нельзя здесь курить. Запрещено! Майор грозно глянул на провинившегося. Тот испуганно пульнул окурок в чёрную бездну проёма, спрятал пепельницу и задраил сворку окна. Возле входа топтался оперуполномоченный рассматривая карту района и выводил какие-то невидимые пометки пальцем. Двое следователей, которых Антон Викторович знал хорошо, стояли возле стола и внимательно рассматривали разные предметы, аккуратно разложенные на его поверхности. Даже не заметили как он вошёл. Другой оперуполномоченный сидел напротив, что-то черкал в своём блокноте. Ага — ведёт опись вещей, улик. А последний, который стоял у окна, теперь виновато поглядывал на вошедшего.

Майор кашлянул. Следователи разом оглянулись на него.

— А! Антон Викторович! — обрадовался один из них, молодой и, по мнению майора, перспективный следователь, Николай Порешко. — Вы как раз вовремя!

Да. Этот Николай Порешко никогда не скажет своему начальнику, мол, чего так поздно, устали ждать, тут уже всё выяснили, осталось только оформить отчёт и валить домой. Нет, конечно, не упрекнёт, скажет, что пришёл майор именно во время, в самый раз, в кульминационный момент. И правильно сделал!

Порешко — хороший следователь. И если делом занялся именно Николай Порешко, то считай дело уже на половину раскрыто. А значит, ему Антону Викторовичу, как начальнику группы предварительного следствия, работы будет мало. Что хорошо и плохо в то же время. Хорошо, что дело закроется быстро — и они разойдутся по домам, а плохо то, что Николай Порешко и без майора Антона Викторовича справится, а значит Антон Викторович, мог спокойно лежать себе дома и никуда не торопиться сегодня.

— Докладывай Коля. Всё как есть, на духу рассказывай, — поочерёдно пожав всем руки, потребовал он.

Николай слегка замялся. Оглядел комнату, оперуполномоченных, как бы решаясь с чего начать. И начал:

— Час назад, а точнее в два часа ночи в дежурную часть поступил звонок, что на улице Боровая произошло разбойное нападение с ножевым ранением. Звонили медики, которые пытались откачать паренька. Откачать они его так и не смогли. Слишком много крови потерял. Поэтому на пути в госпиталь он окочурился. Убитого звали Игорь… как его там, не запомнил отчества, ну не важно, Даньшин… Кстати лучше пускай расскажет Виктор, он как раз был на месте ЧП. — Николай взглянул на оперуполномоченного, который стоял возле карты.

Антон Викторович присел на стул и тоже взглянул на Виктора — давай Витя повествуй. Виктор почесав подбородок начал:

— Да что тут такого рассказывать?… Обычная потосовка, поножовщина. Мы приехали. Стоит карета скорой помощи. Крутятся медики в халатах. Кого-то на носилки положили. Часть народа сразу разбежалась, завидев нас… Ну мы быстренько осмотрели место происшествия. Сразу заметили — много крови на тротуаре. Двое как минимум сидят на сырой земле, с поломанными рёбрами и ногами. Постанывали. Медики их осматривали. Ещё двое с синяками и ушибами нервно ходили рядом. Покуривали. Явно драка произошла. Я поспрашивал у молодых парней, что, собственно, произошло, откуда фонари под глазами. Они разом указали на иностранца, мол, он всё сделал — всех избил, а одного, так вообще прирезал ножом. Смотрим. У иностранца руки по локоть в крови. Ну, мы, на всякий случай скрутили иностранца, так как он всё порывался куда-то свалить, не обращая на нас внимание. Одели 'браслеты' и усадили в машину. Говорил он на английском. Однако говорил с заметным акцентом. Сразу поняли, что он — не англичанин и не американец. В общем, из другой страны…

Виктор почему-то остановился, покосился на карту, отыскал место и указал шершавым пальцем, где это всё произошло.

— Так вот, — продолжил он. — Дозновать у иностранца 'что по чём' было тяжело — так как на английском разговор шёл мучительно медленно. К тому же иностранец не проявлял желания много рассказывать. Вёл он себя крайне неадекватно. Говорил, что ему нельзя здесь оставаться. Что нужно куда-то идти… И я чего-то подумал — а не под кайфом ли он? Дай, думаю, проверю-ка. Хотел закатать ему рукава, да глянуть, есть ли следы от укольчиков. Но оказалось всё не просто — куртку сняли, а под ней какой-то резиновый костюм или комбинезон и железный ремень нацеплен. Ощупали карманы и нашли пистолет и ещё предмет какой-то похожий на пистолет.

— Что значит похожий на пистолет? — поинтересовался майор.

— Да вот! На столе лежит, — оперуполномоченный Виктор взглядом указал на стол.

Антон Викторович пододвинулся к столу и начал рассматривать вещи. Среди них действительно лежал пистолет и рядом ещё один предмет похожий на пистолет. Только очень странный пистолет — без спускового крючка, но с явно выраженным стволом и ручкой. 'Интересно, — подумал майор. — Что бы это всё значило?' Разные мысли приходили на сей счёт. Но сначала надо было выслушать всю историю до конца. Он обратился к Виктору — продолжай.

— …Мы, конечно, охренели, завидев это. Начали искать лицензию на оружие. Разумеется, лицензии у него не было. Спросили. А иностранец словно и не знает ни про какую лицензию. Лишь как-то сказал, что генералам не положено таскать с собой лицензии. Мы подумали, что ослышались или неправильно поняли. Переспросили. Он повторил то же самое. При чём тут 'генерал'? Или он не то говорит, смысл своих слов не понимает, или мы чего-то тупим… Вызвали следователей. Я начал осматривать место — заметил, валяются железные пруты и чьи-то ножи неподалёку. Понятно, что молодые люди от них избавились по-быстрому. Но сделали это крайне не аккуратно. Сразу же видно — как всё было! Они притащили с собой эти предметы. А зачем? Не трудно догадаться… Медики торопились. Я остановил одного спрашиваю: 'что по чём'. Он кратко рассказал, что понял — вызвали их по мобильному телефону сами пострадавшие. Иностранец оставался на месте, потому что пытался помочь раненному — придерживал рану, старался остановить кровотечение, и ещё что-то пытался сделать. На английском тот сказал врачу, что у него бы всё получилось, если бы не мешали другие, которые порывались его отдернуть от раненного. И ему приходилось их усмирять…

— Какая-то вообще запутанная история получается, — заёрзал на стуле Антон Викторович. — Получается, что иностранец избил молодых людей, одного прирезал и при этом пытался ему помочь, чтобы тот не окочурился… Так? А пистолеты-то ему зачем?!

— Ага! — поддержал Николай Порешко. — Я тоже подумал, что туманная история выходит… Давайте-ка я продолжу. Спасибо, Витя… — Виктор улыбнулся, мол, нет проблем, спрашивайте, если что. Николай продолжил. — Разумеется, я понял, что восемь молодых парней, а их было восемь, не меньше, это мы установили быстро, хотя задержать сумели только четверых, напали на иностранца, с целью его ограбить. Хотя все они отрицают этот факт. На дознании пытались нас уверить, что они мирно прогуливались ночью с неопределённой целью, как на них неожиданно набросился иностранец и начал, как псих, всех подряд лупасить. Но один из них, самый молодой, брат Игоря, потом в слезах во всём признался и дал чистосердечные показания. Даже давить на него не пришлось. Остальные потом, правдами и неправдами, тоже кое в чём признались. Я недавно сравнил их показания, выявил общие черты — и вырисовывается вот такая необычная картина: восемь молодых людей, под командованием главного — Игоря Даньшина, у которого погоняло 'Угорь', по всей видимости, просто первую букву заменили в имени, решили ночью наживиться — пограбить заплутавших прохожих. Для этого прихватили с собой огрызки арматуры, ломики, кастеты, ножи и пошли на Боровую улицу — тихую, безлюдную, особенно в этот поздний час. Ну и, конечно же, заприметили иностранца, который почему-то прогуливался среди ночи по безлюдной тёмной улице. Что ему там надо было? Трудно понять… Может, приключений на задницу искал? Или просто не знал, не догадывался о суровых Питерских закоулках… Сначала они не думали, что он — иностранец. Это когда с ним заговорили, поняли, что он — иностранец, ничего не понимает, и из него, прикинули, можно будет вытрясти побольше денег, чем с обычных пьяных прохожих… Ну, обложили его. Начали требовать деньги. Однако иностранец не спешил им отдавать деньги. И тогда его решили оглушить. Но последний оказался не из робкого десятка. Приёмчики разные знает. Похоже, даже оканчивал разные курсы военной подготовки. И сходу накостылял им, да так что они ввосьмером не могли с ним справиться. Всех положил начисто! Говорят, что у него какие-то стальные кулаки и нечеловеческая скорость реакции. Просто очуметь можно… Тогда их главарь, Угорь, вытащил нож и хотел полоснуть сзади иностранца. Но тот не растерялся, каким-то чудом выхватил нож и всадил нападающему в живот. Работал он так молниеносно, стремительно, что все четверо, которых мы потом отловили, всё ещё пребывают в шоковом состоянии в обезьяннике и не могут понять, как они так просчитались. Получилось так, что жертва дала такой яростный отпор — что они неожиданно для себя стали пострадавшими, то есть жертвами…

Антон Викторович от удивления вскинул брови. 'Да… С таким-то случаем ему ещё не приходилось сталкиваться. А ведь феноменально! Откуда только такой иностранец свалился им на голову?'…

— Вы проводили дознание иностранца. Кто он такой? Откуда? И почему так себя повёл? — поинтересовался Антон Викторович у следователя.

— Разумеется, — ответил следователь, а второй поддакивал кивками, типа тоже участвовал при этом. — Первым делом же сделали. Когда привезли его сюда, усадили за стол и начали допрашивать кто он, откуда он? К счастью, я и мой коллега, хорошо владеем английским… Но иностранец оказался молчалив как скотина, очень туманно отвечал на вопросы, и старался уклоняться от ответов, или вообще ничего не говорил и упорно молчал. Короче, не хочет он помогать следствию… Однако мы выяснили кое-что. Назвался он Паутом Воэ. Паут Воэ — хрен разберешь что имя, а что фамилия. А может это кличка вовсе? Он так и не объяснил толком. Сказал, что Паут — это его собственное имя, которое он принял и официально зарегистрировал, когда получил свой первый титул. Мы спросили как это так 'сам принял и зарегистрировал'? И что за титул у него? Он ответил — 'А вот так! Вам всё равно не понять'. Ну и чёрт с ним, может это у них традиция есть такая — назначать себе имена. Откуда нам знать. Он же уругваец! Из солнечной страны Уругвай. Прибыл к нам прямо из Монтевидео. Это — столица Уругвая. Мы, конечно, остолбенели. Никто толком не знал, где такая страна находится. Только Витя как-то подсказал нам, что она должна быть в Южной Америке. Глянули в атлас мира — действительно, прямо под Бразилией есть небольшая страна такая, под названием Уругвай. Тогда спросили его, когда он прибыл к нам и на каком рейсе. Он сказал, что недавно, точнее сегодня, но рейс не назвал. 'Забыл?' спрашиваем — а он молчит. Тогда спросили, кто с ним ещё приехал? Друзья, может быть, родственники? Позвонить кому-нибудь можно? Он долго молчал, но потом всё-таки признался, что приехал один, и что завтра ему нужно будет уезжать. Вот как необычно! Уругваец приехал в Питер с другого конца мира на один день и сразу вдруг уезжать надо… Конечно, мы его предупредили, что с возвращением на родину ему следует повременить, пока не завершится следствие. Он поинтересовался, как скоро оно завершиться? Ну, я и сказал ему, что через три дня в лучшем случае, а может и вся неделя понадобиться. Это же не какое-то мелкое хулиганство. А убийство! Уголовное дело. И надо терпеть. Ждать. Превышение степени самозащиты, даже убийство по неосторожности — здесь уголовно наказуемо, если вы не знали там, в своём далёком Уругвае… Как бы за это не схлопотать большой срок. В лучшем случае депортируют на родину, но и там, может быть, посидеть придётся. Он отчего-то дёрнулся, сказал, что нельзя ему здесь долго оставаться, нельзя сидеть, что его где-то ждут; что нужно ему спешить, торопиться, по важным-бумажным делам… Вот чудак! А ещё он заявлял, что никого не убивал, что, мол, Игорь Даньшин сам себе распорол брюхо. Неправильно замахнулся — с верху вниз, хотел нож в спину уругвайца всадить, да тот успел увернуться из-под ножа — и вместо этого с размаху всадил себе по рукоять в живот прямо по печени. Что ж, очень правдоподобно получается… Записали такие показания.

Следователь остановился. Поглядел на майора. Тот с нескрываемым любопытством слушал рассказ. Оперативники разом вышли из помещения, то ли покурить, то ли дела у них какие не доделанные есть. В Кабинете остались только два следователя и майор.

— Вы не думали, что он может притворяться, прикидываться дурачком? Этаким глупеньким заезжим туристом, не знавших наших правил, особенностей, а тем более не читавших углового кодекса Российской Федерации? — неожиданно спросил майор.

— Конечно, подумали, — живо отозвался следователь. — Начали проверять. По-русски что ему говорят, он вроде как не понимает. Да на русского не очень похож. Хотя физиономия у него не однозначная. Больше на европееца смахивает. Всё говорит: 'ай дон'т андестенд'. Тогда Витя сразу нашёлся. Стал его грязно обругивать по-русски, поносил мать, унижал его словами всячески, у меня аж сердце ёкнуло, сейчас разгневает его и тот наброситься на Витю, прижучит и его. Клянусь, я бы так и сделал! Но иностранец — ноль реакции, абсолютно ничего не понял из сказанного. Если бы он знал русский и притворялся туристом, то всё равно бы не выдержал и как-нибудь отреагировал. Я не знаю, там… глянул бы сурово, вздрогнул бы… Нет. Спокоен. Просится на свободу.

— А ещё что узнали про него? — спросил майор.

— В общем-то не так уж много. Но и не мало. Как-то много странностей мы выявили.

— А именно?

— Узнать некоторые подробности драки у него получилось довольно просто. И в целом они сходятся с последними показаниями задержанных… А вот о себе рассказывает очень скудно и с крайней неохотой. Возраст назвал сразу — 23 года. А вот дату рождения назвал не сразу. Замялся, почему-то. Поэтому есть сомнения, что говорит правду. Про родственников выяснили. Имена родителей он назвал опять же с задержкой и как-то невнятно. Братьев у него оказалось аж одинадцать, а сестёр нет. Большая такая семья. Начали спрашивать про цель визита — отвечает туризм. На один день? — Да! Домашний телефон есть? — Нет. Рабочий телефон есть? — Нет. Ладно. Где остановился? — Рядом. Где именно? — Не помню. Спрашивает: зачем так много вопросов задаёте? Это допрос? — Мы отвечаем — Да! Это допрос. Говорит: 'я не хочу отвечать на все вопросы'. Мы говорим: 'Ладно. Вызвать адвоката?' Он удивлённо спрашивает — а кто это?.. Мы в шоке. Стали объяснять, зачем нужен адвокат. Тогда он сказал: 'Хорошо. Позовите'… Потом спросили — курить хочешь? А он — что это такое? У нас глаза на лоб, словно инопланетянина увидели…

— Да, необычный молодой человек попался! — восхитился Антон Викторович. — Вот же чудной! Наверняка прикидывается дурачком. Хотя, может, растерялся. И не таких видали… Кто-нибудь звонил в консульство Уругвая?

— Какое консульство? — изумился Николай. — Три часа ночи! К тому же, хрен его знает, есть ли в Питере консульство Уругвая?.. Да нам стало очевидно, что никакой он не уругваец, за которого себя выдаёт. Мы проверили — я кое-что помнил из детства, когда изучал испанский язык. Тогда ещё полиглотом мечтал стать. А в Уругвае — национальный язык какой? — испанский, Латинская Америка как-никак! Обращаюсь к нему по-испански: 'Буэнос ночес, сэньор. И устэ, комо сэ льяма дэ апэльидо?' — а он ничего не понял из сказанного, говорит: 'Ай дон'т андестенд. Плиз, спик инглиш'. Как это понимать?! Родного языка не знает? Что за уругваец такой?.. А Паут Воэ ещё! — не похоже это на испанское имя и фамилию. Я понимаю, если Санчес был, Педро, Хуан, в конце концов…

— И когда вы всё успели это сделать?.. — изумился майор. — Провести дознание, допросить неудавшихся воришек, допросить иностранца? И его вещи, видимо, успели осмотреть?…

— Так целый час же прошёл, — отметил следователь, Николай Порешко. — Я сегодня ночью дежурю здесь. Как только привезли всех, я и начал заниматься делом. Андрей прискакал оперативненько. А чего медлить? По горячим следам, вы же знаете, дело быстро раскрывается.

— Ах, точно! Ты же дежуришь сегодня. То-то смотрю как-то ты шустро добрался до отделения А что по поводу оружия он говорит? — майор покосился на стол, где были разложены предметы.

— Да! — сразу вспомнил следователь. — Все предметы у него оперативники сразу изъяли, даже пояс сняли. Хотели чёрный костюм с него содрать — но он отказался снимать, говорит, под костюмом ничего нет. Костюм странный такой, обтягивающий, прорезиненный, без швов, без петель, без пуговиц и молнии нигде не видно. Вообще не понятно, как он его снимает. Я попросил его снять на время, чтобы осмотреть тело на наличие ссадин и синяков — его же били грабители. По крайне мере, они уверяли, что пару раз его доставали кулаками, потом божились, что тело у уругвайца железобетонное, не иначе — расшибли себе костяшки. Он долго упирался, говорил, что с ним всё в порядке, что осматривать его не за чем. Однако я настоял на своём — требую: 'снимай!', не время отпираться, как скромница, как жалкая целка, ну это по-русски, конечно, чтобы не обидеть иностранца. Таков порядок, говорю! Ну, он и согласился. Говорит, отвернитесь, пожалуйста. Я отвернулся. Через пять секунд поворачиваюсь, а он уже снял с себя костюм. Как успел?! Положил аккуратненько рядышком. Сидит. Я осмотрел его внимательно. Вообще никаких ни синяков, ни ссадин, ни царапин. Да что там! Никаких следов от ударов нет. А тело у него, кстати, обычное. Я даже разочаровался. Ожидал увидеть мышцы, хотя бы намёк на силу. Ничего такого нет — обычное худощавое телосложение. Какой там из него боец!.. И вот ещё какая офигенная странность — у него на всём теле, кроме головы, нигде нет волос. Вообще ни одной волосинки. Я осмотрел руки, ноги, даже на груди ничего нет, ни намёка. Думал, фигня какая-то, наверное, в сон меня клонит. Пригляделся — нет волос, гольная кожа. Даже на заднице нет…

— Ты что, и задницу осматривал? — усмехнулся его коллега.

— А что? Приподнял его, да и посмотрел везде… Вот и думаю сейчас, может педераст? А может, не педераст?

— Да, ладно тебе! — потешался второй следователь, которого зовут Андрей, не сдерживая усмешку. — Сейчас полно всяких средств для удаления волос на коже. Эпиляторы различные. Эти, как их… удаление воском! Говорят — больно дико, но ради гладкой кожи — терпят.

— Вот я и подумал, а нафига ему со всего тела волосы удалять?

— Так понятно сразу — мужичок красивым хочет стать! Покрасоваться. Вот и всё… — сказал второй следователь.

— Мужички так не дерутся, — заметил Николай.

— Полно вам потешаться! — прервал их майор. — Колян, по существу давай. Я про оружие спрашиваю, а не про голую задницу.

— Прошу прощения. Отвлёкся. Вспомнил про костюм, — замялся Николай, но тоже еле сдерживал улыбку — Андрей всё-таки его рассмешил. — Так вот, — собрался он. — Про оружие мы тоже интересовались. Спрашиваем, откуда у тебя этот пистолет? Он молчит. Ещё раз спрашиваем, откуда пистолет? Он говорит — мой. Лицензия на оружие есть? — он спрашивает, зачем она нужна? Ну, дупло! Объясняю, что на оружие должна быть лицензия, это закон, иначе все будут ходить с оружием, кому не лень. Говорит, в их стране, лицензия военным не нужна. Удивляемся. Спрашиваем, военный? — Да. Кто по воинскому званию? — Генерал. В 23 года? — Да! Не рановато ли? — Не знаю… Ну, мы точно подумали — 'ересь несёт'. То что военный — в это я готов поверить. Но генерал?! — это он лихо загнул. Спрашиваем, про второй пистолет — это пистолет? — Ответ утвердительный. Лицензия на него есть? — Ответ отрицательный. Интересуемся, владеет ли он боевыми приёмами — сказал, что владеет. В этом мы не сомневались. Спросили какими? — Сказал, что средне знает приёмы комплексной обороны и очень хорошо владеет приёмами Тахеро. Хрен разберёт, я о таких в первых раз слышу, мой коллега, тоже не слышал о таких приёмах. По остальным вопросам: где он взял или купил оружие, использовал или нет, зачем не применял в обороне, когда напали грабители, и почему второе оружие без спускового кучка и такой странной формы? — он отмалчивался, ничего не желал отвечать. Стал нем как рыба. Ни слова не вытянешь… Оперативники нам передали ещё несколько вещей, что было с ним. Мы их изъяли и собрали как вещьдоки. Впрочем, при нём не так много было вещей. Тут они все. Чёрная кожаная куртка, вся заляпанная, замусоленная, фирмы 'Brave King'. Похоже, китайский шерпотрёп. Из карманов куртки извлекли вот следующие предметы. Надо заметить, часть из них весьма странные, необычные предметы. Хотя на первый взгляд кажутся понятными… А вот содержимое знакомых вещей, не поддаётся разумному объяснению… Сейчас объясню. К примеру, телефон мобильный фирмы Нокия, достаточно в хорошем состоянии, дорогая, новая модель. Но что странно, с кириллицей на кнопках, да и всё меню, как мы выяснили, тоже русское, что весьма странно для приезжего гостя. Телефон был полностью разряжен. Но в карманах куртки обнаружилась зарядка к этому телефону. Поэтому я имел наглость его зарядить и проверить, что внутри телефона. Разумеется отпечатки пальцев, мы предусмотрительно сняли… Внутри телефона, помимо русского меню, в адресной книге значились такие контакты, как: мама, папа, Вася, Петя, Димон, Серёга и другие личности. Это уж точно никак не ассоциируется с Уругваем, из которого вроде как прибыл наш гость. Серийный номер телефона по базе мы ещё не успели пробить, но обязательно это сделаем. Скорей всего, он ворованный. Почему-то, я в этом не сомневаюсь… Но вот ещё какая странность неожиданно вскрылась! До вашего прихода, мы успели просмотреть содержимое телефона, а именно флеш-карту на два гигабайта, где мы очень много обнаружили неприличных картинок эротического содержания, но это пустяк. Ещё куча разной музыки. А также есть несколько десятков фотографий, сделанных, в этом нет сомнений, с этого телефона. Если первые десять фотографий, ещё как-то вписываются в общую картину Питера и нашей страны в целом, то второй десяток фотографий представляют из себя нечто… необычайное… Камера у телефона хорошая — 3 мегапикселя. Фотографии получились качественными. Вам стоит взглянуть на них.

Он подобрал со стола телефон и присел рядом с Антоном Викторовичем. Майор, обжёвывая его слова, пытался вникнуть в их суть, но так и не мог понять, что странного могут в себе содержать фотографии. Разве что, если на них запечатлены моменты как раз той драки… Но ведь это не возможно! Он вгляделся в экран монитора, который Коля услужливо поднёс поближе, так как знал, что майор близорук. Сверху слегка навалился второй следователь, опершись на стол, отдавая широкой тенью. Коля начал листать картинки.

— Так… Это не интересно. Не интересно… Вот Исакий. Тут какая-то девушка стоит. Вот комната, где-то дома, в квартире. В кругу друзей или приятелей. Совершенно понятно, что это далеко не уругвайцы… Так. А дальше, вот начались странные картинки… Вот вид на какой-то город с высока. Вы посмотрите на эти небоскрёбы. Я никогда не видел такие здания. Высоченные, абсолютно зеркальные. И возле них ещё что-то летает, словно стайка НЛО парит… Конечно, это может оказаться фотография другой фотографии, например, из какого-нибудь фантастического журнала или интернета тупо сфотографирована. Но вот видны блики от стекла, снимали явно из окна и подоконник слегка виден. А вот следующая фотография. Тоже вид на город но с другого ракурса. Возможно те же самые небоскрёбы, но уже под другим углом. Это снимали явно с улицы. Снизу вверх… А вот какая-то футуристическая машина с зеркальными окнами. Следующая фотография — это дорога, или что-то похожее на дорогу. Машины на ней все без колёс. Вообще никакого намёка на колёса! Просто парят над асфальтом, словно самолёты. Может, и не машины это вовсе. Не знаю. А вот ещё одна фотография, вид на город с космической высоты, опупеть можно, и закат на горизонте виден красочный, такой превосходный, алый… Супер фотка — мне она очень понравилась! Обязательно себе закачаю и сделаю фоном на рабочем столе… И ещё… время снимков тоже очень любопытное. Если первые панорамы были сделаны сегодня в 11 и 12 вечера. То уже следующие были сделаны завтрашним числом. То есть в будущем… А время, которое сейчас показывает телефон — 11 часов и 43 минуты 27 сентября 2007 года, в то время когда сейчас апрель. Я помню, что разряженные телефон продолжают отсчитывать время остатками заряда. Значит — время либо специально перевели, либо… Что же это?! Как вот это всё объяснить?

— Ну, фотомонтаж? — предположил майор. — А все даты изменены. Что тут такого странного?..

— Вполне возможно. Но зачем это делать и закачивать на телефон человека, который врать толком не умеет и всё время выдаёт себя за уругвайца?

'А, действительно, зачем? — подумал майор. — Зачем делать такие качественные снимки, непонятно чего? Какой-то неизвестный, я бы сказал, странный город. Может, и вправду Монтевидео, кто его знает… Зачем менять даты на снимках? Ради чего устраивать всё это? Что за цирк?!.. Не знаю до чего там техника сейчас, дошла, но всё это можно подделать с помощью компьютера и специальных программ. И скорее всего, так оно и было. И закачали эти подделки в телефон для каких-то целей, может быть, личных. Просто телефон каким-то образом очутился в руках этого человека…'

— Вот ещё пистолет! — продолжил Николай, положив телефон на место и аккуратно взяв в руки первый пистолет. Дал в руки майору. — Всё в порядке. Мы с него тоже сняли отпечатки, так что можно его рассмотреть детально.

Майор покрутил в руках пистолет. Пистолет был из вороненой стали, с удобной прорезиненной ручкой, с чётким и мягким спусковым крючкомом. Строгие прямые линии выдавлены на корпусе. Совершенно понятно что он боевой. Но вот вес… Майор призадумался, какой-то лёгкий слегка, словно не настоящий. Настоящее оружие — оно тяжёлое, металл всё-таки. Но тут вся ручка не понятно из чего. Может из-за неё стал таким лёгким. Марку пистолета Антон Викторович, никак не мог определить. Какая-то незнакомая марка. Иностранная. Чем-то походит на израильский армейский пистолет 'Игл'.

— Это российский 'Барс', - сделал комментарий Николай. — Там сбоку на ручке выведена марка 'Барс ПТ-17'. 'ПТ', я осмелюсь предположить, это — пистолет тактический. А вот цифра '17' — я не знаю что обозначает. Думаю, просто номер.

— Ты знаешь про такую марку пистолетов? — спросил майор.

— В первый раз слышу. Даже не знал, что такие существуют.

— Надо бы поспрашивать у лейтенанта. Он хорошо разбирается в оружиях. Бывший спецназовец.

— Не думаю, что он знает о такой марке, — уверенно заявил Коля.

— Почему? — резко спросил его майор.

— Это какое-то необычное оружие, — сказал Коля. — Посмотрите что у него снизу на рукояти написано.

Антон Викторович наклонил пистолет и посмотрел на свет. Действительно, на гладкой нижней части рукояти были выдавлены какие-то слова. Чёрт, мелко. Без очков тяжело прочитать. Так… 'Сделано в России'… и ниже год производства. Майор обомлел. Потом подумал, что не правильно прочитал. Ещё раз глянул внимательней.

— Да, — подтвердил его догадку Коля, — две тысяча тридцать третий год! Так и написано. Сперва можно подумать, что номер, или марка, но буква 'г' с точкой позади цифры совершенно однозначно даёт знать, что это именно год производства. Не иначе.

— Но этого быть не может! — возразил Антон Викторович. — Это брак. Наверное, хотели написать '2003'. А получилось '2033'.

— Согласен, — неожиданно согласился Коля. — Это может оказаться браком… Но такого оружия я ещё не видел! Это что-то уникальное. С боку на стволе зачем-то есть дисплей. Для чего он нужен и как его включать? — я не понял. Но зачем на пистолете делать житкокристаллический дисплей мне скажите? Ещё на пистолете есть переключатель в виде кнопки. Можно включать полуавтоматической режим, а можно и одиночных выстрелов. В магазине есть шесть патронов непонятного калибра '7,88'. Да плюс в бойке сидит одна. Итого семь. Я доставал пульку, на торце гильзы высечен калибр и год производства. Так, там уже 2034 год. И магазин какой-то сверхобъёмный оказался. В него, похоже, можно запихать 25 патронов. Вот это ёмкость!

Чтобы убедиться, майор вынул магазин — он легко и мягко отпружинил в руку. Достал патрон, он также легко и непринуждённо вылез. Покрутил цилиндрик у глаз, рассматривая неизвестный доселе калибр. Совершенно понятно, что патрон боевой — твёрдый сердечник. Вот и гильза какая-то странная. На торце гильзы оружейного патрона высечено клеймо по окружности: 'КЗ' — должно быть, Коломенский завод, '7,88' — калибр, '2034' — год производства. Майор вынул ещё патрон и глянул на него.

— Везде год указан 2034-ый, — сказал Коля.

— Бред какой-то! — воскликнул ошарашенный Антон Викторович. — Чертовщина. Этого не может быть! Кто-то издевается.

— Это уже не похоже на фотомонтаж, — отметил Коля.

— Да уж. Не похоже, — согласился майор. Сонливость, которая его докучала долгое время, резко отпрянула, ужаснувшись.

Андрей, который молчал всё это время, вдруг подал голос, поглядывая на разложенные вещи:

— А второй пистолет ещё интересней.

— Ну-ка, ну-ка, — подался ближе майор, вернув Коле пистолет. Начал изучающее осматривать второе оружие.

Второе оружие разительно отличалось от первого. Во-первых, оно было меньше по размерам, но отлично умещалось в руке. Рукоять странно изогнута, напоминая полуприклад винтовки. Тем не менее, хорошо ложилась в руку. Контур рукояти повторял очертания палцев, был мягкий, приятный на ощупь. Во-вторых, ствол был не металлический — это выдавалось сразу же, по цвету — хотя корпус был серебристый, блестящий, словно лакированный — всё оружие было белесым, что, вообще-то, не свойственно металлу. Напоминал скорее пластиковый. То есть, пластмассовый. Однако как таким оружием стрелять? В-третьих, вес. Как только майор взял в руки это оружие, он поразился его лёгкости, словно не боевое оружие он держит, а игрушечное. Всё бы ничего, и они бы приняли его за игрушечное, с которым иногда таскается детвора из коллекции фантастических пулялок, но корпус был твёрд как металл и прочен как металл. Лёгкий, прочный материал. Может, всё-таки металл? — подумал майор, приглядываясь к белому стволу… А где же спусковой крючок. Как стрелять? На что надо нажимать? На этом пистолете не было ни одной кнопки, ни рычажка, ничего не было. Не было курка и выбрасывателя. Никак не выделялись подвижные части. Не было ни мушки, ни целика — как прицеливаться, чёрт возьми?! Гладкий корпус с плавными, очерченными линиями, удобная рукоять. Вот и всё! Ага. Ещё надпись есть большими прописными латинскими буквами на стволе — 'PAF'. Стало быть, аббревиатура. Но как она расшифровывается? Вот загадка!

— Нигде не указан ни год производства, ни страна-производитель. Только вот эти три большие буквы, — отметил Коля. — Мы искали серийный номер. Но так его не смогли найти… Должно быть он мелкий и мы не заметили его. Надо дать на экспертизу, нашему баллисту Артёму, может, он разберётся.

Больше комментариев по этому оружию от Коли или от Андрея не поступало. Они сами не понимали, что это за такой странный вид оружия и можно ли из него стрелять. А главное как?

— Может, надо сильно надавить на рукоять, чтобы выстрелить? — предположил Андрей. — У него же есть дуло, значит, должен стрелять.

— А как это проверить? — поинтересовался Коля.

— Давайте попробуем из окна, — предложил он.

— Ты дурак? Мы же в городе! — воспротивил Коля.

— Ну и что! Мы же в небо будем целиться…

— Так! Успокойтесь, — остановил их майор. — Ничего мы пробовать не будем. С этим судебно-криминалистическая экспертиза разберётся, а может и баллистическая. Нам-то зачем испытывать вещдоки. Я согласен, что оружие, какое-то… не такое. Странное оно что ли, не наше, не отечественное. Чёрт его разберёт как им пользоваться. Но не нам в этом разбираться.

— Есть у меня подозрение, товарищ майор, что это не нашего производства оружие, я имею ввиду — не земного, — неуверенно начал Андрей.

— Ну ты верно дурак! — жестом прервал его Коля. — Написано же латиницей PAF. Паф-паф! Что же, по-твоему, инопланетяне латиницу изучили? Да это стопудово наш, земной. Не берусь утверждать, что российского производства, может америкосы чего-нибудь насоздавали в своих секретных базах, и вот оно у нас в руках оказалось… А что! Скажешь, не может быть такого?

Коля испытующе глянул на коллегу. Андрей пораженчески развёл руками и отмахнулся — да ну вас к чёрту!

— А может, вообще оно детское! — сказал Антон Викторович. — Может китайцы научились делать твёрдые как металл игрушки. А мы тут голову ломаем. Догадки строим. Секретное — али не секретное? Отдадим на экспертизу и пущай там разбираются. Не в нашей это компетенции вещдоки разбирать… А это что за предмет? — он уставился на широкий металлический предмет, раскинутый на всю ширину стола, издалека похожий на блестящий браслет. Такие же прямоугольные звенья, но размером с кулак. Шарнирно скреплены между собой.

— Это его пояс, — ответил Коля. — Не знаю зачем такой толстый и широкий… Наверное, мода такая.

— Нет, это вряд ли для красоты, — сделал быстрый вывод майор. — Внутри каждого звена что-то лежит. Может, 'порошок' спрятан.

— Только как их открыть? — поинтересовался Коля, осматривая пояс. — Ни кнопок, ни щелей, ни следов пайки, ничего. Словно монолитные, из металла эти звенья. Но лёгкие, как и пистолет… — он подёргал пояс возле уха. — Да. Наверное, внутри что-то есть…

— Вскроем, как-нибудь, — уверил его майор. — И не такое вскрывали… Да. Что ещё в карманах куртки у этого 'уругвайца', или кто он там, нашли?

— Ну, зарядка была… А! Ещё деньги были, — вспомнил Коля. — Сто пятьдесят рублей деревянными. Это все деньги. Ни кошелька, ни документов при нём не было. Спрашивали у него насчёт документов, интересовались паспортом — он молчал, видимо, не понял вопроса.

— Ключи, ценные вещи были при нём? — спросил майор.

— Ничего такого не нашли. Дважды обыскали его — но ничего. Чисто!

— И загранпаспорта не было с собой?

— Нет.

— Что это за турист без загранпаспорта? Ни документов, ни ключей, денег почти ноль. Но два пистолета! — майор нарочито поднял интонацию на последнем предложении.

— Сдаётся мне, никакой он не турист, — сказал Николай.

— Верно мыслишь! Далеко пойдёшь, — сказал Антон Викторович, приподнимаясь. — Что-то я тут засиделся… Ух… У меня уже мозг разрывается. Столько необычного за короткий промежуток времени узнал.

— А всё же. Кто же он, если не уругваец? — поинтересовался Андрей.

Антон Викторович усмехнулся наивному вопросу:

— Тут остаётся два варианта.

Он постоял на месте. Потом прошёл по кабинету до стены, на которой раскинулась карта Московского района Петербурга. Поглядел на неё внимательно. Повернулся к следователям. Те выжидающе переглядывались друг на друга.

— Первый вариант! — резко начал он, осторожными шагами подходя к столу. — Агентура. Разведка. Наша или зарубежная, враждебная. Спецназовец или шпион. Это ещё предстоит выяснить. Но возможно не нам. Здесь на столе выложен очевидный набор юного агента-диверсанта. Оттого это всё странное, необычное, не поддающееся логическому объяснению…

— Но я не могу понять, — дивился Андрей, — для чего этот мобильник со странными фотографиями? Зачем два разных оружия с будущими датами выпуска? Зачем ему врать про Уругвай? Зачем прикидываться дурачком? Для чего весь этот спектакль?

— Чтобы нас запутать, — свою догадку высказал вслух Антон Викторович. — Просто и красиво получается. Мы изначально идём по неправильному следу. Путаемся. Всякие выводы, догадки делаем на основании увиденного и услышанного. Что-то там начинаем фантазировать, ещё пуще запутываемся, и при этом даже не догадываемся, что ларчик-то легко открывается. Что ему и нужно-то всего — запутать следы.

Николай и Андрей замерли. Замолчали. Секунд пять не шевелились. Обдумывали мысль.

— Точно! — прищёлкнул пальцами Николай. — Всё сходится… Только вот, одного не пойму, как ему удалось не реагировать на лютую брань Вити.

— Психика, — легко ответил майор. — Можно отстранятся от реальности и пропускать всё мимо ушей. В спецназе и не такому обучают. Или, может, не русский он агент — иностранная развертка. НАТО. А пистолет и телефон — чтоб мы думали, что русский. Поверь, они и не такое шоу арлекинов устроят. Потому-то и пистолет такой необычный, вроде бы и русский, а вроде бы и хрен поймёшь русский он или нет. Вполне может оказаться, что он — для отвода глаз. А истинное оружие может быть как раз второе. Вроде как детское, да и по весу как детское. Хрень какая-то, одним словом. Может быть, эта хрень для чего-нибудь специально нужна.

— Зачем? — поинтересовался Николай.

— А вот это ты вряд ли когда-нибудь узнаешь… Никто тебе этого не скажет. На ушко не шепнёт. Так что забудь. Забудь, что видел. И не ломай себе голову напрасно… Я понял одно — это не рядовое убийство. И не случайное вовсе. Агенты так себя глупо не раскрывают. Надо сюда звать ФСБ. Без них, мы не управимся с этим 'уругвайцем'. Они сходу во всём разберутся. Они в таких делах — профи…

— А второй вариант? — поинтересовался памятливый Андрей. — Вы же сказали два варианта.

— Да я сказал два варианта, — подтвердил майор. — А вот второй мой вариант допускает возможность, мизерную конечно, что это не спецназовец вовсе и не агент.

— А кто же? — удивились оба.

— Я допускаю… — медленно начал он, — что это пришелец из будущего или инопланетянин, каким-то стечением обстоятельство здесь появился с таким очень подозрительным набором вещей. Как раз из того самого 2033-го года…

— Ну, тогда уж из 2034-го года, — поправил его Коля. — Пули же из 34-го года.

— Допустим из 2034-го года. Правда в общий набор как-то неудачно вливается телефон под маркой Нокия. Но и это можно объяснить — в будущем могут быть входу раритетные вещи, а тем более старые телефоны. Да и по фотографиям можно судить, что вроде как всё соответствует. А деньги — и в будущем такие же деньги. Год-то не такой уж далёкий.

— И машины без колёс уже будут в этом году? — спросил Андрей.

— А почему бы и нет! — поддержал мысль майора Николай. — Что мы знаем про будущее? А ничего, собственно, не знаем! Может будут небоскрёбы высокие в России строить. Вон, в Москве же строят! И машины без колёс поедут по автострадам. Где-то даже статейка была, я помню, про первые машины-самолёты… А что?! Вариант-то замечательный. Многое объясняет…

— Замечательный-то — замечательный, — остановил его Антон Викторович. — Но я убеждён в первом варианте. А второй всего лишь навсего допускаю. Потому как создаётся видимость именно второго варианта — что он пришелец из откуда-то потустороннего, гораздо дальше Уругвая. А это меня настораживает. В НЛО я не верю, в путешествие по времени тем более — фантастику не очень люблю. Все из нас фантазёры ахие, так что же, верить теперь всем?

— Чё-то я не врубаюсь, зачем придумывать такой экзотический вариант? — не унимался Андрей.

— Говорю же, чтобы запутать нас, — сказал майор. — У меня уже мозги кипят. У тебя тоже! И у тебя тоже… Уже четвёртый час ночи подходит к концу, а мы ничего понять не можем. Да я готов заявить, что он — агент какой-то страны, может быть, и наш агент, просто законспирировался круто. Чего тут гадать?.. — он махнул рукой куда-то в сторону. — Давайте спать. Утро вечера мудренее. Как раз подъедут лейтенант, подполковник, другие специалисты — вот мы и переговорим, решим что-нибудь. ФСБ позовём. Чего сейчас посреди ночи глазки напрягать?.. — от повернулся к двери и было пошёл, но остановился, вспомнив одну вещь. — Да! Хочу ещё увидеть этого 'уругвайца' своими глазами, а то ведь не видел ещё. Глаз у меня опытный, может сходу выскажу свою догадку. Где он сейчас?

— Он… В одиночной камере СИЗО. Там по коридору. Самая последняя камера. Он уже спит, наверное, — сказал Коля.

— Надо бы его перевести в камеру для особо опасных. Ну это, ладно, завтра…

Он направился к дверям. Вышел.

Его встретив пустой мрачный коридор следственного изолятора. Свет здесь был приглушен. Осуждённые, подследственные и задержанные мирно спали. За решетчатыми камерами было трудно что-либо разглядеть, поэтому майор взял с собой фонарь. Подошёл к последней камере и включил его. Посветил на лежащего человека. Человек поморщился, но глаза не открыл.

'Обычный человек, — подумал майор, — никаких ассоциаций или подозрений не вызывает. Невысок. Худощав. Костюм не снял. Спит прямо в нем. Что за привязанность?… Адвокат ему нужен! Адвоката подавай!.. Иж чего! Не заикнулись бы об адвокате, он бы и не начал его требовать… Будет тебе адвокат, в лице какого-нибудь полковника ФСБ. Подожди только немного'… Он усмехнулся и погасил фонарь. Вздохнул.

Если его догадка верна — то его ждёт как-никак награда за поимку и раскрытие агента. 'Ну и Коля с Андреем обязательно что-то получат, — думал он. — Молодцы ребята! Шустро, быстро, порывисто. Я не успел подъехать, а они уже дело раскрыли!.. Ну, монстры! Колян обязательно схлопотает повышение. Заслужил, герой. Надо будет начальнику об этом доложить… Чёрт! Всё-таки остаётся много странностей. Как-то всё нелогично получается… Не собирается мазайка, чёрт её дери! Какого-то звена не хватает… Ну вот, скажи, зачем ему убивать одного из грабителей?.. Или всё же это произошло случайно, как он говорит? А Угорь, не рассчитав, сам себя пырнул ножичком… Ножички — детям не игрушка! И пораниться можно и убить себя нечаянно можно… Только, почему он не сбежал, когда милиция подъехала? Неужели, так туп?.. Или это всё не случайно?.. Мда. Придётся лично допросить иностранца. Да посуровей как-нибудь, чтобы язык развязался у этого неотесанного болвана! Может и по-русски запоёт неожиданно… Хэ! Кто его знает'…

— Спокойной ночи, — по-русски сказал Антон Викторович человеку за решёткой. Тот не ответил. Сонно засуетился. — И чёрт с тобой!.. Спит, видите ли… Я б не спал на твоём месте, тем более, спокойно бы не спал… Поймали мы тебя! Наш ты!.. Э-э-эх… Какой-то ты… странноватый.

Он вышел из следственного изолятора. Охранник закрыл за ним дверь. Майор успел сказать на последок: — Следи за ним внимательно! — но не уточнил за кем именно.

Охранник удивился требованию, однако не стал уточнять. Антон Викторович направился вниз. Но через мгновение передумал. 'Вот, ещё не хватало под утро являться домой, — подумал он. — Жена ворчать будет. Да и выспаться всё равно не успею. С машиной возиться — в гараж заталкивать. Да ну это всё! Он вспомнил, что в его кабинете на втором этаже есть добротный мягкий диван, правда старый, скрипит… Ничего. Спать можно. Он как-то спал на нём пару раз, когда дела задерживали допоздна. Всегда на нём полёживал в послеобеденное время. Ах, как хорошо полёживать, да после сытного обеда!.. Вот же. Глаза слипаются. Поторопиться надо. И он застучал сапогами по лестничному маршу, душевно готовясь к радужному, крепкому сну…

Потолок был ужасен. Исписанный непонятными словами и цифрами, исчирканный, облупленный, с кое-как заделанными трещинами, щелями, через которые всё равно сквозило, с тёмными разводами, он казался призраком страшной старины, про которую забыли и старались не вспоминать долгие годы.

Не спалось ему. Да и как тут заснёшь!

Ему следователь сказал: 'Завтра продолжим допрос. Теперь спи!' Но Паут для себя чётко решил — ему нужно отсюда уходить. Срочно. Хватит с него допросов! Завтра его здесь не должно быть. Он должен быть на свободе. Только не понятно, как этого добиться? Эти люди явно не хотят его выпускать. Что за манера лишать людей свободы и воли передвижения? Что он сделал неправильно? Он всеми силами пытался спасти этого паренька! Откуда ему было знать, что он будет так неумело обращаться с холодным оружием? А лезвие-то острое, заточенное. Паут сразу понял, глянув на рану — дело плохо, надо выручать. Парень проткнул себе печень и кровь хлестала из него, как из фонтана. Первым делом надо было остановить кровь. Он осторожно вынул нож… Чёрт, а тот парень ещё пытался сам вытянуть нож, когда силы у него были — но вместо этого раскрыл рану шире. Тогда Паут зажал руками рану и удерживал пульсирующий поток крови. Паренёк уже потерял создание и не реагировал. Плохо. Очень плохо! Паут приказал комбинезону — направить энергию на лечение раны. Надо бы зашить порез. Во что бы то ни стало, зашить! Иначе он может потерять много крови и тогда без быстрого профессионального медицинского вмешательства не успеть… Но ему постоянно мешали. Отвлекали его. Не давали сосредоточиться. Одни начали бить железками по спине, другие пытались его отдёрнуть руками, при этом яростно и грозно что-то выкрикивали. 'Вы что! Я пытаюсь спасти вашего друга!' — кричал он на них. Но они то ли не понимали, то ли понимали его по-своему — продолжали надоедливо приставать. Энергия с комбинезона поступала неравномерно… Его всё-таки отдёрнули от раненного. Паут разозлился и усмирил нападающих, стараясь бить по ногам, чтобы не поднялись. Те схватились за ушибленные места, крутились и визгливо подёргивались на месте. 'Вот так вот! Потерпите немного, пока не закончу!' Как плохо что у него с собой нет аптечки. Только комбинезон мог как-нибудь помочь. Но надо не прерывать процесса передачи энергии иначе — ничего не получиться, рана вскроется тут же. Где же медики? Или в этом мире, медицины не было?.. Он ужаснулся. А если нет?.. Что ж тогда?! Молодой человек же не выживет. Не сможет же он долгое время за счёт энергии костюма удерживать рану, чтобы та не вскрылась!

В это время он корил себя, что не отдал деньги сразу, которые от него просили. Так бы разошлись мирно и никто бы не пострадал. Жалко ему что ли денег?.. Откуда ему знать, что улыбчивых людей здесь не любят? И что это сможет спровоцировать драку?.. Что за мир такой ужасный?! Как же здесь люди живут?..

Всё-таки от него не отставали и уже кулаками били по бокам — но это они зря. Комбинезон сразу реагирует на удары, затвердевает как металл и они начинают себя же калечить. Шум, гомон, ор, визг, выкрики обступили его со всех сторон. Из окон начали выглядывать люди. Тоже что-то выкрикивают, кулаками машут. Так продолжалось ещё несколько минут, пока на улицу не выпрыгнула машина с мигающими лампочками и с противным воем. Драчуны наконец отстали от него и подбежали к машине. Вскоре, сопровождаемая людьми машина, остановилась рядом — возле раненного. Из неё выскочили люди в синих халатах. Подошли к Пауту. Он догадался что это медики, у них были с собой какие-то инструменты, и отдал еле живого паренька в их руки. Сказал, что рана не удержится долго, максимум полминуты и вскроется. Нужно срочно закрыть рану. Они что-то ему ответили, отстранили его и вытащили из задних дверей машины носилки на колёсиках. 'Какого чёрта носилки! Его рану нужно срочно обработать, иначе много крови потеряет, пока вы его донесёте до машины!' — кричал он им в след. Но те, видимо, его не понимали и разводили рукам, мол, не понимаем. Один что-то вколол пареньку в руку. Паут успокоился — может биоэнергию вкололи. Тогда паренёк и без крови сможет продержаться какое-то время, а там уж его залечат. И сразу отлегло от сердца. Успел он, значит. Подъехала ещё одна машина, тоже с мигалками. Часть драчунов почему-то резко сиганула по сторонам, прочь с улицы. Лишь те, которые не могли подняться, валялись на земле и охали. Потом ещё одна машина с мигалками прибыла на место. И безлюдная улица неожиданно оживилась. Из домов вышли полураздетые зеваки. На балконы высыпались дети. Где-то кричали, гакали. Кто-то кого-то звал. Паут решил, что его участие уже не требуется и пошёл дальше по улице. Но его резко и грубовато остановили люди в одинаковой серой форме. На ломанном английском стали задавать вопросы, требовали сесть в машину. И когда его убедили сесть в машину, а он не хотел садиться ни в какие машины, то начали засыпать ещё больше вопросами. Паут понимал только часть из них. В основном спрашивали про нож. Он вскоре понял, что это люди — защитники правопорядка, что-то вроде местной полиции. Знал, что им следует подчиняться и отвечать на все вопросы.

Ему вроде как объясняли — начинается расследование… и он свидетель. Что нужны от него показания. Ладно. Паут готов дать показания. Значит, преступников, которые на него напали, накажут? Пауту, конечно не хотелось, чтобы из-за него кого-то наказывали. Но ведь поступили те молодые люди агрессивно по отношению к нему: напали на него, хотели избить и отобрать деньги… Ведь это же, нехорошо. Нельзя так поступать! Каждый зарабатывает своим трудом. Зачем же отнимать чужое?.. Хотя… Кутлан поступает также по отношению к Федерации — пытается силой отобрать разработанную технологию. Но Кутлан преследует чисто политические интересы. А эти молодые люди, вряд ли преследовали политические интересы. Они же не политики?..

Ладони закрепили каким-то странным предметом, который ограничивал движения рук. Зачем, спрашивается?.. Начали его нагло ощупывать. Вытащили из карманов предметы. Увидели оружие и обнаглели ещё сильнее. Паут хотел уже вдарить им и уйти прочь, сбежать. Не нравился ему такой подход и такие суровые методы, особенно как с ним обращаются. Но бить представителей правопорядка, наверное, не стоит — себе же дороже будет. И вообще, с местной полицией не стоит ссориться. Надо им спокойно объяснить происходящее: что он тут ни при чём, что ему нужно торопиться, его ждёт важное дело. Он пытался это рассказать. Но его постоянно перебивали, не давали сказать слова и всё спрашивали про оружие и про какую-то лицензию. Про лицензию очень настойчиво спрашивали. Сдалась им эта лицензия?! Потом его куда-то повезли. И это очень не нравилось генералу… Куда же его, чёрт возьми везут?

Вскоре они остановились возле мрачного, старого, с облезлой краской дома. Приказали выходить. Он соблюдал спокойствие, даже когда его начали небрежно пихать под локти и всё время заставляли куда-то идти. Сначала по лестнице, потом по коридору. Паут заметил что на всех окнах, да и вообще везде стоят решётки. Очень много решёток! Он помнил, что за такими решётками давным-давно держали провинившихся, чтобы те не смогли сбежать. Конечно сейчас используют силовые поля — сквозь них не прорвёшься. Но и их используют уже крайне редко… А ведь он ни в чём не провинился?! Это начинало беспокоить.

Усадили его за стол. Напротив подсел человек в защитных очках. Интересно, от чего защищали такие прозрачные очки?.. Представился следователем Порешко. Следователь начал задавать множество вопросов. Другой следователь стоял поодаль. На многие из них Паут не знал, что ответить. Пришлось врать. А так как Пауту до этого момента, в принципе, не приходилось врать (всё-таки — ложь, что тоже считается преступлением в Федерации, да и совесть не позволяет злоупотреблять), то врал он с трудом, с неохотой. Но иначе-то как?.. Иначе же придётся раскрыться, сказать всю правду: кто он, откуда, зачем он здесь… И в это им гораздо сложно будет поверить. Придётся долго объяснять, доказывать. К тому же не понятно, поверят ли они или нет его словам. Рисковать не стоит. Немного соврать — и долгих объяснений с потерей времени не потребуется… Но этот человек напористо его всё спрашивал и спрашивал. Паут пытался прервать поток вопросов и объяснить ему ситуацию. Однако следователь был непреклонен и повторял свои вопросы раз за разом. Диалог с туземцами не удавался. Это с Викой у него всё получилось, а здесь контингент другой и с ними надо общаться как-то иначе — понял Паут и решил не отвечать на вопросы. Всё же лучше молчать, чем врать…

Наконец, от него отстали, отвели в маленькое помещение с дверью-решёткой, в котором была узкая влажная кровать да ужасного вида онтек, из которого противно несло вонью. Он всё просился на волю, но его не слушали. Отвели, втолкнули в камеру и захлопнули дверь.

'Наглость и настырность обитают в этом мире' — подумал он и зло улёгся на кровать.

Следовало дождаться глубокой ночи, пока в здании будет меньше всего людей, и предпринять попытку побега. Надо отсюда уходить — Паут это осознавал прекрасно. Они готовы его здесь держать сутками. А это не входит в его планы. Надо быть завтра вечером у Квадранта — оттуда он сможет вернуться в свой мир. Осталось 16 часов и 11 минут. Внутренние часы отсчитывали точно. Если привязаться к местному времени, то получится — Пауту нужно быть в Квадранте не позднее 8 часов вечера, 7 минут и 23 секунд. Что ж, можно подождать. Но утром их, людей, налетит сюда подольше. Надо действовать ночью, сейчас.

Когда подошёл человек и посветил в его лицо фонариком, Паут не спал. Притворялся спящим. Так вернее. Человек что-то говорил, то ли спрашивал, то ли упрекал его в чём-то. Была у него такая странная интонация в голосе. По этой интонации Паут понимал, что человек о чём-то догадывается. Просекает, кто он такой. А ведь они могут догадаться — у него же отобрали все вещи, и даже трогали их руками, крутили, ощупывали, смотрели. Связь с армейским пистолетом и поясом у него держалась устойчивой, и он чувствовал каждое прикосновение к предмету. Но, когда человек ушёл, хлопнув дверью, пояс и пистолет сообщали, что то помещение теперь там стало пустым. Ушли и остальные люди.

Паут напряг сверхчувствительность комбинезона и понял, что тот человек ушёл вниз, а два следователя вообще вышли из здания.

Пора действовать!

Глава 13

Тяжко побаливала голова. Ах, как тяжко…

Вика проснулась. Ужаснулась. Утро субботы ей не показалось таким добрым, как бывало раньше. На пары сегодня идти не надо было. Но это её не радовало. Трещала раздутая голова. При движении — боль усиливалась. Она осмотрела полусонным взглядом комнату и на её глаза стали наворачиваться слёзы. Она вспомнила вчерашние события. Попойка, пьянка на чужой квартире. Потом посиделки с Барбосом и Иваном на скамеечках: пошлые шутки, тупые анекдоты, пьяный бред, вонючее пиво, ещё пиво… и кругом лапы Барбоса (как она позволила так обращаться с собой?!) А потом они ушли. Барбос её бросил, сволочь. Посреди тёмной улицы бросил, скотина!.. И… иностранец. Она всё помнила, всё до мельчайших подробностей. Даже странно, как ей удалось не забыть?.. Как же она опозорилась перед ним! Хороший человек, добрый, чуткий мужчина. Красив, элегантен. Может, это всё-таки приснилось ей?.. Не может же это быть правдой. Реальность должна быть другой. Не может она быть такой… Просто, спьяну он ей привиделся. Мираж, которого не было, игра подсознания — придуманный образ… Однако, она же прибежала сюда, в свою комнату, не сняла грязные туфли — вон следы на паркете, бросила сумку — всё из неё высыпалось и закатилось под кровать, и подбежала к окну — хоть в последний раз увидеть его. А его не оказалось. Это она помнила. А потом долго ревела на кровати, пока не заснула. Тáк вот и проснулась в смятой одежде, в расстегнутой куртке… Ладно хоть туфли сняла.

Значит, всё-таки он был! Она помнила тепло его куртки, его голубые глаза, его голос… Он проводил её до дома… Боже, какой позор! Она вела себя так отвратительно, что ей стыдно, стыдно до сих пор.

Ну разве он ещё когда-нибудь появиться в её жизни?.. Да после всего случившегося — никогда!.. Хотя… Как бы иначе она встретилась с ним, если бы не эта пьянка, гулянка, Барбос-предатель? Как?!..

За окном громко завыла сирена… Она не закрыла окно. Вот дура!

Вика встала. Её пошатывало. В горле ужасно саднило, похуже изжоги. Голова была тяжёлой и непослушной. Превозмогая лень и отрешённость, она подошла к окну, резко расшторила и взглянула на улицу. На перекрёсте стояла милицейская машина с включённой мигалкой. По улицам буднично ездили машины, прохаживались пешеходы. Из-за мутноватых туч ярко поглядывало солнышко.

— Ну, что ещё там случилось? Авария что ли? — вслух подумала Вика и осторожно направилась в душ, обходя разбросанные по полу вещи.

'Суки!' — у неё не хватало злости. Воды в кране не было. Придётся тащиться на общую кухню в конце коридора и надеяться, что хоть там не отключили воду.

Воду там не отключили. Она с нескрываемым наслаждением брызнула с ладоней ледяную воду в лицо, раз за разом, пока не стало чуть лучше. Потом начала наполнять ладони водой и жадно глотать, пока не напилась. 'Хорошо! — пронеслась мысль. — Хотя… чего хорошего?' — в ответ другая.

Она присела на табурет. Увидела перед собой паренька. Узнала его. Это её сосед по блоку — тот что проходил вчера по коридору с кастрюлей. Он улыбнулся и сказал:

— А ты была вчера хороша!

— Заткнись, — зашипела она.

Паренёк умолк. С любопытством посматривая на неё, он стоял у газовой плиты и что-то помешивал в кастрюле. Пахло вкусными пельменями.

— Ты, наверное, есть хочешь? — предположил паренёк.

Она посмотрела на него. Что ему нужно? Придраться к ней решился, что ли?.. Да вроде не усмехается больше. Понимающе и сочувствующе на неё смотрит.

— Как догадался? — спросила она.

Тот дружественно улыбнулся и сказал:

— Могу поделиться. Мне не жалко. Всё равно много наварил, мне не съесть… Принесёшь тарелку — положу немножко.

— Спасибо, — Вика не ожидала от него такой щедрости. — Сейчас схожу.

— Давай.

Вика быстро вернулась. Парень не обманул её и в тарелку щедрой горкой положил пельмешки.

— Спасибо ещё раз, — поблагодарила Вика.

— Не за что, — отозвался паренёк, присаживаясь за стол. Студентов на этаже было мало. Суббота всё же. Поэтому на кухню заглядывали редко и можно поесть прямо на кухне, не боясь, что будут беспокоить.

Вика тоже присела за стол, рядом. Всё-таки сидеть одной в комнате, где всё разбросано и раскидано, ей не хотелось. А тут — хоть какая-то компания. Пообщаться можно.

— Голова болит? — почти утверждающе спросил он.

— Ага, — кивнула она.

— Вот, держи вилку, я с шумовки покушаю. Мне не привыкать… А после такого — голова, это всегда болит. Я тебе анальгин дам. Поможет.

Вика поблагодарила его взглядом. Тот оценил её улыбку и продолжил:

— А слышала сегодня новость с утра?

Она отрицательно качнула головой:

— Только проснулась.

— Ну, наверное, видела ментовскую машину на перекрёстке?.. Так вот, мне рассказали, что ловят опасного преступника. Ранним утром сбежал прямо из ментовки. Говорят этой ночью он убил человека на Боровой. И ещё несколько человек искалечил. Это же совсем близко отсюда!..

'Да, Вика, блин. Вот оно как бывает, — думала она, проглатывая пельмешек. — А ведь это могла быть ты! Счастье, что тебе попался иностранец… Проводил. Прямо до парадной проводил'…

Завидев, что его внимательно слушают, паренёк бойко продолжил:

— Ты что! Вся общага на ушах. Говорят, он ножом кого-то зарезал. У-у… жесть! Зверь просто. Монстр!.. Похоже деньги ему срочно нужны были, вот он осатанел и напал на группу подростков, которые прогуливались ночью. Не знаю сколько там было их, но говорят — немало. Многим рёбра поломал. Как обезумевший зверь их метал по тротуару. Кое-как живы остались. Потом ещё долго полосовал ножём одного беднягу. Вообще растерзал, похуже медведя. Живого места не осталось. Вся улица в крови! Можно посмотреть… Слава Богу, милиция подоспела. Еле скрутили его… Сопротивлялся, сволочь. Связанного, увезли в своё отделение. В СИЗО заперли… А сегодня утром, представляешь, он сбежал оттуда. То ли охранника зарезал, то ли обхитрил как-то его и сбежал. Вся милиция на уши поднята… Все улицы сейчас перекрыли, патрулируют, ищут его… Правда, ужас?.. Кошмар. Хоть сиди в общаге и не высовывайся…

— Да уж… — тихонько согласилась она.

Такая крайне не позитивная новость её нисколько не расстраивала, а даже как-то радовала, что ли. Оказывается, не всё так плохо. И больная голова, горечь после вчерашнего… — да это пустяк! Вот, кому-то плохо сейчас, гораздо хуже, чем тебе, Вика. А кого-то вообще убили… И ведь с тобой могло бы быть так же. Так что Вика, счастливица ты!

— Похоже, это гастарбайтер был, — между тем продолжал паренёк. — Ну этот убивец… Имя у него не русское. Паут его зовут…

Вика чуть не подавилась очередным пельмешком. Что-то внутри неё покачнулось, упало куда-то и разбилось, рассыпалось. Паренёк не сразу заметил как Вика изменилась в лице, как её глаза налились жутким ужасом, а в сердце больно впился, как гвоздь, щемящий осколок отчаяния, и как она разом побледнела и смотрит теперь на него невидящим взглядом. Он продолжал дальше говорить. Но Вика ничего не слышала. А когда он повернулся к ней и заметил перемену, то сам ужаснулся и отпрянул в страхе.

Утро ярким лучом пробивалось в кабинет майора милиции Антона Викторовича Митрофанова.

Но разбудил его не яркое солнце, которое вольно прогуливалось по кабинету, проникая сквозь две деформированные пластины оконных жалюзи, а шум соседних кабинетов, топот грубых мужских сапог и цоканье тонких женских каблучков доносящийся с коридора. Люди там что-то говорили, кто-то даже громко говорил, кричал или звал кого-то. Но майор спросонья не смог разобрать их слов. Начинался обычный будничный субботний рабочий денёк.

Он нежился на диванчике, скомкав накидку. Вставать ему не хотелось. Взглянул на часы — уже десять часов с копейками набежало. Будильник прозвенел ещё в девять, но он даже не услышал его — так крепко спал.

Снилось ему что-то необычайно хорошее и нежное. В затуманенный мозг закралась бредовая мысль — а не поспать ли ещё? К чёрту все дела! Ещё часик вздремнуть. Что такого? Однако мысль о пойманном агенте не давала ему расслабиться и погрузиться в негу сна. Да уж, агентик попался им!

Он начал прислушиваться к звукам. С коридора доносилась странная суета. Уж слишком много шума и голосов было там для субботнего полувыходного денька. Обычно в такой день в отделе милиции работало немного людей, включая его, майора — но ему надо по долгу службы. Поэтому суббота и воскресенье, как правило, были спокойными и тихими… Вот ещё кто-то пробежался по коридору! — Антон Викторович заметил суетливые тени под щелью двери. Теперь кто-то прошёлся поспокойней, громко разговаривая по мобильному телефону или с другим человеком. Майор расслышал часть быстрых слов — и это мгновенно отогнало наступающий сон и резко подняло его с дивана.

- 'Тревога! Чёрт его дери, — просипел взбудораженный майор, стремительно всовывая ноги в сапоги. — Кто-то сбежал. Надо бы проведать'.

Он окинул взглядом свой небольшой кабинет, глазами нашёл рубашку, схватил её и быстрыми шагами вышел из кабинета, застёгивая рубашку на ходу. На его пути повстречался младший лейтенант Петров. Тот его заметил, удивился, но живо подобрался, поприветствовал майора и сказал:

— Товарищ майор, последственный сбежал из СИЗО!

— Кто!! — чуть ли не прокричал майор.

— Иностранец, этот… как его… уругваец.

Антона Викторовича обдал жар, по телу пробежались неприятные мурашки, в глазах всё неожиданно помрачнело. Лейтенант казался уже далёкий, хотя стоял совсем близко, вплотную.

— Чёрт! — только выдохнул он. — Твою мать! Да как же так?!.. Где Порешко?

— Николай Порешко? — зачем-то уточнил лейтенант.

— Да!

— Он там, наверху, на третьем…

Майор глазами отыскал вход на лестницу и чуть ли не бегом рванул туда. За ним еле поспевал лейтенант, на ходу что-то выкрикивая. Но майор его не слышал. Один марш, второй марш — он преодолел мгновенно, распихивая попадавшихся на пути. Все ошарашено глядели вслед.

— Коля, ты где? — он вбежал в помещение, где ночью они собирались; инстинктивно взлянул на стол, на котором были разложены вещдоки — стол был чист.

— Я здесь, Антон Викторович! — отозвался голос сзади.

Антон Викторович развернулся. К проёму подходил Николай Порешко.

— Что случилось?! — требовательно начал майор. — Где иностранец? Где он?!

— Сбежал, товарищ майор.

— Как сбежал? Когда?! — майор сжал кулаки.

— Сегодня утром. Мы выясняем… — живо ответил Коля. — А вы где были? Мы вас обыскались? Звоним на сотовый — никто не отвечает. Звоним на домашний — там ваша супруга взволнованная, говорит, что ушёл и не возвращался. Мы стали беспокоиться…

Майор не сразу нашёл, что ответить:

— Я сегодня спал в своём кабинете, на диванчике. Не захотел возвращаться домой. А телефон — так он остался там, внизу, в моей куртке…

Он мысленно корил себя за, то что не взял с собой сотовый телефон. На нём и будильник громкий — сразу бы поднял… А на этих ручных часах — эх, китайский ширпотрёб…

— Я стучался в Ваш кабинет часа два назад, — сказал Порешко.

— Может быть, и стучался, — согласился майор. — Я крепко спал. Не слышал всё равно…

— А-а…

Лейтенант подошёл и молча слушал их беседу возле дверного проёма. Коля собрался и зашёл в помещение:

— Вот, поглядите!

Майор и лейтенант поглядели куда указывал Коля — на чистый стол.

— Я сегодня пришёл утром к восьми часам вместе с Андреем… (Сегодня я у него ночевал — он меня приютил на ночь). Гляжу… А стол-то чист! Думаю… Какого чёрта! Кто посмел прибраться?! Переглянулись мы испуганно с Андреем, думаем: что за дела! Кабинет же закрыт был?.. Мы когда уходили — его заперли на ключ. Ключ дежурному сдали. Да и пришли мы сегодня первыми, где-то без трёх минут восемь. Расписались, ключ взяли. И открыли дверь… Я помню что открывал дверь ключом!.. А тут — такое! Смотрим, ещё окно настежь распахнуто… Ну мы к окну! Вон к тому, — он прошёлся в дальний угол, там где вчера курил оперативник, и демонстративно отодвинул створку. — Вот так было открыто… И ветел холодный дул. Сквозняк шёл… Начали вспоминать, все ли окна закрыли уходя. Да все же. Все!.. Ну, мы подумали — пробрался кто… Но как?! Это же третий этаж! Это ж надо лестницу высокую приставлять… Мы смотреть стали, что могли ещё стащить, ведь ноутбук на полке лежит, техника дорогая. Глянули — на месте ноутбук, не тронутый. Вот он… Открываю шкаф, и деньги на месте — те, что с поличным взяли вчера у взяточника-чиновника. Не тронутые лежат… Ну говорю Андрею: дуй к дежурному, где охранник сидит, тереби его, правдами и неправдами выпытывай, как так получилось, что на третий этаж снаружи проникли, а он не заметил. На что камеры поставлены?.. А сам думаю о другом — не могли это быть воришки-форточники, ведь всё-таки третий этаж, отдел милиции как-никак, наблюдение по периметру установлено. Это же как крепость. Ну кто на такое решиться? Думаю, неспроста исчезли вещдоки иностранца и бегом в СИЗО…

Он подошёл к ошеломлённому майору:

— Пойдёмте, Антон Викторович, всё покажу.

Он вышел из кабинета. Майор взглядом окинул помещение, цепляясь за изменения в интерьере, но никаких изменений кроме чистого стола — он не заметил. Глянул на дальнее окно. Странно это всё. А если створка была закрыта на шпингалет? Как тогда вообще можно было проникнуть снаружи, не разбив окно?.. Странно это всё…

Он направился с лейтенантом вслед за Колей, тот оборачивался на них и продолжал:

— Ну у меня сердце замерло. Думаю, неладное случилось… И мысли крутятся разные. Особенно одна донимала: как же так случилось, что никто не заметил, тревогу не поднял?.. Подбегаю к охраннику СИЗО, кричу: всё в порядке? Все камерники на месте? Он аж испугался. Говорит — конечно все. А как иначе? Никто не входил, никто не выходил за ночь. А что?.. Я даже успокоился. С сердца отлегло. Не мог он, этот иностранец, выйти незамеченным. Да и как выйдешь, дверь в СИЗО на крепкий замок задраена…

Они подошли к дверям СИЗО. На месте сидел охранник, возле него крутился следователь, пристрастно задавал вопросы. Рядом стоял опер с грозным видом и не менее грозной кобурой на поясе. Чётко слышался голос немолодого охранника:

— Да, что вы, братцы! Я ж не мог! Ну не мог я его выпустить… Да как же так?..

— А может он тебе деньги предложил? — сурово спросил следователь.

— Да какие деньги?! Вы что?.. Ну, не мог я…

Николай подошёл вплотную к двери.

— Потом требую: Открывай! Проверить надо, — между тем продолжал Коля. — Он открыл мне… Эй, охранник, давай открывай! Следователи пришли… камеру показать надо.

— Ещё раз?.. Вот, блин, зараза… Кто же знал, что так будет. Вот довелось мне сегодня дежурить, на свою голову… — причитал он, достав ключи. Открыл и продолжил тихонько причитать. — Кто же знал…

Они зашли в СИЗО. Прошлись по коридору, вдоль зарешётчатых дверей. Всего было десять камер, по пять с двух сторон. За решётками высовывались смазливые личики камерников. Кто-то посматривал на них испугано, затаясь, кто-то ошарашено на них глядел тёмными впадинками глаз, кто-то настойчиво спрашивал:

— Эй, начальник, а чё случилось то? Сбежал али кто?.. Ну чё вы!

Они подошли к последней камере. Решётка была открыта.

— Так вот. Бегу сюда, — продолжал Коля. — Смотрю… А там — никого! Может, думаю, сонливость у меня — хреново вижу. Кровать вижу, а человека на ней не вижу. Только смятая простынь лежит. Говорю, охраннику: ну-ка свет включи! Он включил. И тут я понял, что в камере никого нет! Ни на кровати, ни под кроватью — никого нет. От отчаяния зову: Паут, выходи мать твою! А так… куда ж деваться? В углу может притаился? Поглядел со всех сторон — нет его. Все углы пусты. Словно через щель прополз или в очко провалился…

Антон Викторович осмотрел камеру. Такая же камера, которую он видел вчера ночью, когда освещал фонариком. Та же кровать, те же простыни, такие же исписанные шершавые стены. Только вот иностранца в камере нет.

Порешко продолжил свой насыщенный эмоциями рассказ:

— Выбегаю из СИЗО. Кричу — тревога! Иностранец сбежал. Охранник — как сбежал? Не мог он сбежать! Говорю, нет его в камере. Как нет? Охранник схватил связку ключей и вместе уже подошли к камере. Отпираем — точно нет. Охранник в шоке, причитает: да не может этого быть! Куда ж он подевался?.. Я бегу к дежурному. Говорю: ну, объявляй тревогу, зови всех, подследственный сбежал!.. Ну, и начали всех вызывать. А тут подполковник прибыл, другие следователи… Объявили общую тревогу…

Камеру оставили — всё равно там делать нечего. Они вышли из следственного изолятора и направились обратно в кабинет следователей. Майор суетливо думал: в голове прорабатывал разные варианты, сотни мыслей, десятки догадок. Но на фоне их мельтешила, заслоняла одна мысль — как это произошло?

— Первый делом, мы подумали про охранника, нашего доброго Степана, — говорил Коля. — Но в это невозможно поверить! Он же почти двадцать лет работает в нашем отделе и охраняет СИЗО. Как он может быть причастен? Ума не приложу! Его допрашивали и сейчас допрашивают — но он клянётся, божится всем на свете, что никто не выходил и никто не заходил. Что последним были только вы, Антон Викторович. Но вы в последний раз выходили без подследственного. Не видел охранник, чтобы этот иностранец проходил мимо него. Да и камера наблюдения там установлена — весь коридор видно. Сейчас прокручиваем записи, смотрим как это могло произойти… Но пока ничего, даже необычного на кассете не заметили… Запустили план 'перехват'. Все оперативники на своих постах, всех подняли по тревоге — улицы патрулировать начали. Ищем. Сделали распечатки фотографий иностранца — дали всем приметы, по которым искать можно. Другим отделам сообщили. Глава ГУВД Санкт-Петербурга тоже в курсе… Сейчас ждём кинологов с собаками. С минуты на минуту должны прибыть. Может что — и по горячим следам отыщем… Не мог же он сквозь землю провалиться?!

— Чертовщина какая-то! — воскликнул майор. — А из ФСБ вы позвали кого-нибудь?

— Да, да! — живенько отозвался Коля. — Из ФСБ только что прибыл полковник Малинин. Он как раз там какой-то специалист по иностранной разведке. Сейчас его оперативненько вводит в курс дела Андрей… А вот и они!

Они зашли в кабинет следователей и взору их представился следователь Андрей, а возле него несколько незнакомых людей в штатском. Но один из них был в форме, с погонами полковника. Он что-то внимательно слушал, закатив глаза к потолку — глядя на потрескавший от времени и старости потолок. Другие осматривали кабинет и краткими вспышками фотографировали разные предметы, в том числе и окна.

Майор представился:

— Здравствуйте! Я — начальник группы предварительного следствия майор Антон Викторович Митрофанов.

— Здравствуйте, здравствуйте, — отозвался гость, осматривая нижние в спешке незастёгутые пуговицы майорской рубашки. — Не скажу вам доброго утра, вы сами понимаете… Меня зовут Андрей Николаевич Малинин, я полковник ФСБ — служба контрразведки, отдел по иностранной разведке, — они отдали друг другу честь, пожали руки.

— Знаю. Мне только что доложили.

— А мы вас заждались, — сказал полковник.

— Прошу извинить. Проспал.

— Ладно уж… — отмахнулся Малинин. — Мне тут много интересного рассказали. Даже фотографии показали. Необычная история получается… с этим вашим… 'уругвайцем'. Как же так получилось, что он сбежал?

— Не знаем, товарищ Малинин. Выясняем, — сказал майор.

— Записи видеонаблюдения прокручиваем. Скоро выясним, — отметил Коля.

Полковник прошёлся по кабинету, поглядывая то на карту Московского района, где уже появилась метка места ночного происшествия, а другой кнопкой обозначено здание 29 отделения милиции, то на пустой чистенький стол, то на окно. Штатские чего-то там копались, открывая и закрывая створки окон. Часто щёлкали фотоспышки. Андрей отстранённо стоял в сторонке не участвуя в разговоре, но при этом внимательно слушал. Так же поступил лейтенант, скромно притаившийся сзади.

— В общем, мне всё рассказали, — начал полковник Малинин. — Выводы вы сделали верные. Этот иностранец, действительно, подозрителен… настолько, что его можно счесть за иностранного агента. Однако его действия там, — он указал на метку карты, — мне не понятны. С какой целью? Зачем? Для чего? Или ради чего?.. А самое главное! — Мотив?!.. Где мотив? Без мотива это не имеет ровным счётом ничего… Что же это может быть?.. — спросил он как бы себя. — Демонстрация силы? Способностей?.. Да, перед кучкой слегка вооружённых подростков, действительно, можно продемонстрировать недюжую силу, испытать себя, проверить себя, а также свои способности… Но зачем же убивать?.. Предположим, не хотел он убивать. Случайно получилось… Тогда зачем ждать прибытия милиции? — не укладывается как-то это в концепцию разведчика. Так агенты не поступают… Но!.. — он приподнял палец вверх, акцентируя внимание на этом моменте, — если перед ним поставлена цель любым способом попасть в 29 отделение милиции… для диверсии, для шпионажа (хотя, чего тут шпионить) или для чего-то другого, например, освободить кого-либо из СИЗО или, наоборот убить, не обязательно из собратьев-камерников, а, предположим, офицера МВД. То его действия в таком ракурсе смотрятся логичными и поддаются объяснению…

Антон Викторович поразился такой догадке: 'А ведь дело говорит полковник! Как же ему сразу не пришла такая мысль…' Все внимательно слушали, лишь штатские что-то всё врёмя щёлкали. И это немного отвлекало внимание. Полковник продолжил:

— Однако, этого не произошло. Все живы, здоровы… Ну, кроме этого… Игоря Даньшина… Все камерники в СИЗО на месте. Вот, вас потеряли, Антон Викторович, уж думали, а не вас ли он порешил?.. Получается, что нет. Не вы ему нужны. Да и вообще, складывается впечатление, что ему никто не был нужен, из людей имею ввиду. А вот мог ли он выкрасть какие-нибудь важные документы, или вещдоки отсюда?.. Вы раскрывали какие-нибудь громкие дела за последнее время? — поинтересовался он.

Майор развёл руками:

— Нет, вроде как… так… по мелочи. Чиновника вчера схватили за взятку.

— Что за чиновник? — живо поинтересовался полковник.

— Мелкий какой-то. В администрации за десять тысяч рублей лицензиями торговал.

— Нет. Мелковато… Не тянет… — согласился полковник. — И всё?

— Да-а… убийств уже как две недели не было. Да и те все в основном бытовухи… Ничего такого… серьёзного не происходило.

Полковник призадумался. Недоверчиво поглядел на майора и сказал:

— Тогда мне совершенно не понятен мотив… Зачем этот 'уругваец', который совсем не уругваец, проник в ваше отделение милиции, а ночью искусно испарился из отделения, словно его никогда не было и вам он привиделся? Ведь это должно иметь разумное объяснение!

'Словно его никогда не было' — повторил про себя слова полковника Антон Викторович. Что за напасть? Может, действительно, не было?.. Призрака схватили ночью… И чудилось ему всё это, и лицо в фонарном луче и пистолеты на столе. А к утру он, как порядочный призрак, и растворился, и все его вещи разом исчезли… Но ведь фотографии остались! Вот они, в руках у Андрея.

Майор выхватил фотографии из рук следователя и начал их листать. Первыми были место преступления — кровь, лужи на тротуаре. Кровавый нож во всей красе. Следующими — иностранец заснятый сначала с кровавыми руками, потом руки он вымыл. Вот он, в профиль и в анфас. Всё чётко! Рост — 170 см. Выглядит измученным, но смотрит прямо, серьёзно. Потом пошли фотографии исчезнувших вещдоков: куртка с заметными пятнами засохшей крови на рукавах, пистолет с датой выпуска 2033 года, второй пистолет без спускового крючка, мобильный телефон, зарядка, деньги, металлический пояс. Значит, не привиделось это всё?.. Но как оно всё исчезло, вместе с иностранцем? Как?!

— Как объяснить такое исчезновение? — продолжал вопрошать полковник. — В четвёртом часу ночи он ещё был здесь… А в восемь утра — его уже тю-тю и след простыл… Словно он к вам на пикничок сходил… Я не понимаю, как он смог вскрыть решётку? Она же цела и замок цел. Прошёл сквозь неё? Да потом ещё через дверь СИЗО и мимо охранника проскочил? Сюда зашёл, как нипочём, хотя помещение было закрыто… Или он превратился в таракана и всё это проделал?.. Хотя нет. Можно предположить следующее: допустим, у него каким-то чудом оказались все нужные ключи. Вот он и вскрыл камеру. Как-то изловчился и вскрыл наружной замок. Потом открыл дверь в СИЗО, загипнотизировал охранника — мол, ты меня не видел, ничего не знаешь. Далее пошёл и открыл этот кабинет. Аккуратненько все двери закрыл за собой. Как ни в чём не бывало одел пояс, напялил куртку, раскидал вещи по карманам и выпрыгнул через окно? Так что ли получается?!.. Да это же третий этаж? А там внизу асфальт, улица. Как он смог?! Я понимаю, если бы дерево рядом стояло. Но нету деревьев! Нет! Пустое пространство. Асфальт… Это ж ноги можно поломать…

— Не знаю я… — обречённо сказал Антон Викторович.

— Вот и я не знаю! А ведь как-то это всё произошло. Облапошил он вас всех и сбежал… Вот и думаю, кто бы это мог быть? Или очень крутой иностранный агент, которому всё ни по чём, да и действовал он без мотива, по крайне мере явного мотива здесь не видно, или… не человек это вовсе был… Не может человек проходить сквозь решётки и двери.

— Не человек? — изумился майор. — А кто тогда, если не человек?

— Хрен поймёт… — ответил полковник. — Мы столкнулись с чем-то необъяснимым. Или здесь применялась какая-то новая технология… Или это всё разыграно здесь и сейчас… Но слишком много людей, много свидетелей, чересчур много фактов… Не может это быть чей-то глупой шуткой.

'Кого же мы вчера поймали? — настырно теребила мысль Антона Викторовича. — Кто он такой?!'

Глава 14

Надо признать, что он недооценил возможностей местных аборигенов и слишком рано стал себя считать адоптированным к окружающей среде. Местная полиция сурова — и на этапе расследования дотошно докапывается до всех. Не учёл он этот момент. Прозевал. А ведь поставил для себя изначально чёткую цель — не входить в контакт с местными жителями и стараться избегать общения с ними, покуда он, Паут, генерал западного сектора, из другого мира и времени. А значит он не сможет найти общий язык с аборигенами или те его неверно будут понимать и истолковывать его действия. Только Вика, местная девушка, как-то его понимает. Что даже очень удивительно…

Он замедлил шаг. Энергия комбинезона подходит к концу. Камуфляжа ещё хватит на пару часов. Надо экономить. Ведь ему ещё пробираться сегодня вечером в здание Квадранта.

От куртки, телефона и Алексеевского пистолета пришлось избавиться — спрятать в надёжном месте. С ними он не смог бы перемещаться незамеченным по улицам города.

Мимо промчалась машина с мигалками.

'Сегодня эти представители правоохранительных органов чересчур активны в сравнении с предыдущий днём, — подумал Паут. — Не с проста это. Наблюдается какая-то связь с его побегом. Это очевидно. Похоже меня ищут'. Пока включен режим камуфляжа — он не виден для окружающих. Его нет. Но камуфляж надо как можно быстрее выключить, иначе энергии не хватит. А она очень нужна… Жаль что много энергии комбинезона ушло на того паренька — комбинезон удерживал рану, удерживал кровь. Очень много энергии он потратил впустую… Что за медицина 21 века! Кровь остановить уж не могут. Рану мгновенно зашить не способны. Не удивительно, что здесь высокая смертность.

Он неожиданно вспомнил свой первый бой на Митрите и свой первый офицерский экзамен на планете Вальнавас. Потому что, там ему тоже приходилось уходить от погони, спасаться от опасности.

Планета Вальнавас — относительно далёкая биокультивированная планета, в 127 световых годах от Гео. Открыли её всего 180 лет назад. Открыли случайно. А когда открыли — удивились обилию и разнообразию жизни на этой планете. Планета была небольшой. Поэтому гравитация на планете была сравнительно маленькой — в 0,6 Же. Однако атмосфера была плотной с высоким содержанием кислорода. На планете очень влажный климат — с высокими густыми облаками, сквозь которые редко пробивается ультрафиолет двойной звезды. Регулярно капает дождь. А то и настигает ливень.

Городов на планете было мало. И это понятно. Планета молодая, неприспособленная из-за чересчур влажного климата и низкой гравитации. Но постепенно осваивалась и развивалась.

Жизнь на планете пребывала в разных формах и проявлениях. Не безызвестный гигант трунтрун — лесной червь, длиной достигающий до километра, очень серьёзно вредил людским постройкам. Особенно автострадам между городами. Проползёт такой гигант мимо — и нет дороги, разрушена магистраль. Проползёт возле поселения — и нет половины поселения. Ему-то что? Он же даже не почувствует бетона под собой… Но и истреблять местную флору и фауну нельзя. Не положено! Просто решили города и поселения строить на изолированных островах, или делать защитные барьеры, чтобы отпугивать приближающихся трунтрунов.

На самом деле трунтрун — это полбеды. Из-за обилия жизни на планете Вальнавас соседствуют такие странные формы жизни, что просто диву даёшься. Гигантский лес, который умеет передвигаться покруче митритской акации — вот это да. Попадёшь в такой лес — от тебя ничего не останется. Лес истопчет тебя своими корнищами, а потом ещё и переработает тебя, переварит. Но даже это не так страшно, как необычные зверьки под общим названием грэхти. Они маленькие с виду, высотой не больше метра, что очень необычно для такого мира, где обитают одни гиганты или сверхгиганты. Они очень юркие и быстрые. Пауту ещё не доводилось видеть таких проворных тварей, как грэхти. Выглядят они вполне безобидно. Но это на первый взгляд… Покрыты густой шерстью (в таком влажном климате густая шерсть выступает в роли катализатора — для создания постоянного микроклимата тела при любой погоде), но чем-то напоминают земных ящеров с длинными хвостами, у которых только две мощные задние лапы. Передних лап нет. Что им нужно схватить — они хватают челюстью… Челюсти у них, надо сказать, очень мощные. Это не привычные нам зубы, а острые резцы, которые ещё и умеют двигаться — такими челюстями можно вгрызться и раскрошить бетон. У них как и у многих других тварей на этой планете — по четыре глаза. Но ими они почему-то не видят, даже днём, при ярком свете звезды. Слепы как кроты. Они видят другим своим чувством — каким-то необычайным сверхобонянием. Как правило, они охотятся ночью. Это их стихия! Ночью у них заметное преимущество — перед всеми гигантами. Когда две звезды заходят за горизонт — они становятся временными хозяинами планеты. Лес в темное время суток не двигается, фотосинтез прекращается. Лес замирает в ожидании рассвета — им нужен ультрафиолет. Лестные черви, трунтруны, либо прячутся в лесу, либо с наступлением ночи большой группой сбиваются в кучку, образуя офигенных размеров массу рыжых червяков — так они спасаются от хищников, то есть от грэхти.

Ночью грэхти стремительны, напористы и безжалостны. Они носятся большой стайкой и атакуют трунтрунов, отбившихся от стаи, одиноких или больных. Также могут напасть и на других животных, которых они сочтут для себя съедобными. Могут напасть на людей. Но мясо людей им не понравилось с самого начала. Поэтому, если не лесть к ним специально — то они не будут трогать. Но если человек окажется на их пути — то они непременно нападут на человека, и ничто уже его не спасёт. Даже если человек окажется один на один с грэхти, а не с несколькими — то у человека тоже мало шансов выжить. Не всегда спасает термический лазер или разрывник, потому как грэхти быстры, непрямолинейны и попасть в них практически невозможно.

Но Пауту тогда дали разрывник и достаточно заряда, чтобы отбиться от ста, а то и больше грэхти.

Это стандартная процедура — экзамен на выживаемость для офицерского состава: провести один местный день на территории грэхти. В тот год он должен был получить лычки лейтенанта, а для этого нужно было обязательно пройти Вальнавас, планету Грэхи, как иногда ещё называют местные жители. И они правы. На этой планете царь и властитель — не человек, а именно маленькие юркие грэхти.

Грэхти нельзя убивать. Эти твари умеют мстить, они крайне злопамятны, и если они не смогли отомстить обидчику, то они отомстят другим людям, которые окажутся поблизости — просто загрызут их насмерть. На удивление, грэхти умны и с ними даже можно дружить. И люди с ними дружат — они кормят их, дают им питательный белок, вылечивают раненных. За это грэхти не трогают людей и разрешают (представляете, 'разрешают', а ведь могли бы и не разрешить) жить на своих территориях. Грэхти научились узнавать людей… И кто-то даже завёл себе ручных грэхти… Но это всё домыслы. Официальная сводка это отвергает. Но ей Паут научился не доверять.

Первым делом, когда он ступил на землю со своей капсулы — выпущенной на авось в большой материк планеты — он начал искать местных жителей. Нашёл он не стразу, а лишь через три часа. До захода второй звезды оставалось меньше двух часов. Паут торопился. Да и погода хмурилась — грозила ливнем.

Вышел он случайно на маленькую девочку, лет восьми, которая спокойно гуляла на поляне, где паслись трунтруны. Она собирала в контейнер какие-то непонятные оранжевые ягоды. Маленькая померянка. Значит, Паут сможет встретится с её родителями.

— Привет, — с доброй улыбкой поприветствовал девочку Паут.

— Привет пафиец, — отозвалась девочка.

Пафийцами местные жители называли всех военных, кого сюда забрасывали на экзамен. Значит девочка опытная и не раз встречалась с такими, как он.

— Где твои родители? — поинтересовался Паут у девочки.

— Они на ферме, — ответила та.

— А где ферма?

— Там, — она указала куда-то за горизонт. — В ста километрах отсюда.

— Как ты сюда попала? — удивился Паут.

— Они меня высадили. Попросили собрать побольше ягод на цветочной поляне… Вернутся к ночи — чтобы забрать.

Да. Не ожидал Паут такого. Девочку здесь оставили родители, типа иди родная, прогуляйся, собери ягодок…

— А ты не боишься здесь гулять?

— Нет, не боюсь, — ответила девочка, продолжая собирать ягодки, изредка поглядывая на пафийца.

— А вот этих огромных трунтрунов, они же совсем рядом пасутся, тоже не боишься?

— Нет, конечно, — просто ответила она. — Они всё равно далеко. А если начнут ползти в мою сторону, я успею отбежать. Они же медлительны.

Эти трунтруны были небольшими. Молодые ещё. Длиной по сто, сто пятьдесят метров. Паслись они действительно не близко — полкилометра их отделяло и перемещались крайне медленно. Но всё-таки они были угрожающе большими, хотя встречаются и гораздо больших размеров.

— А если лес сюда придёт?

— Здесь лес не ходит. Это же цветочная поляна, а это лес не кушает… — отметила девочка.

— Ну а грэхти?

— Грэхти только ночью гуляют.

Мда… Если и девочка здесь ничего не боится, то чего ему, солдату миротворческих сил, боятся?

Они ещё поговорили. Девочка ему многое рассказала: и про дружбу с грэхти, и про их особенности — как они видят и чувствуют людей, и как их можно избежать.

— Главное, — говорила девочка. — Не злить грэхти… Тогда они даже не обратят внимание.

— А как это 'не злить грэхти'?

— Просто, не мешать им… — ответила девочка.

Очень много странностей и особенностей в отношениях с грэхти. Паут, понимал, что не трунтруны или лес ему опасны сейчас, а именно грэхти. И эту ночь он должен как-то перетерпеть, не нарваться на грехти. И разумеется, не в тёплом уюте фермы — это не позволяется, а здесь, на природе.

Оставаться на открытом пространстве было крайне опасно. Грэхти его сразу заметят, даже если он зароется в землю… И зачем ему дали оружие?.. Девочка предупредила, что грэхти не любят оружие, так как 'помнят' его обиду. Паут закопал всё своё оружие, пометил бугорок территориальной меткой в памяти и двинулся в сторону стайки трунтрунов.

Если верить девочке, то в тот момент, когда трунтруны соберутся в плотную кучку — можно попробовать залезть через щели между массивными шерстяными телами и переждать ночь. Но перспектива быть случайно расплющенным трунтрунами Пауту не понравилась. И он отогнал от себя эту мысль… Тогда что делать? Как избежать встречи с грэхти?.. В целом, ничего опасного встреча с грэхти не таит. Грэхти могут посмотреть, обнюхать пафийца и пойти своей дорогой… Но могут и загрызть — дай им только резкий повод. А если какой-нибудь дурак-пафиец в прошлый раз от страха убил грэхти?.. Эти же не будут разбираться, что Паут тут не причём, одет также, пахнет также — получай, сволочь! И отомстят на нём… Паут знал, что так или иначе из ста экзаменующихся один, как правило, не выживает. Естественный отбор. Даже как-то не гуманно получается… Но в ряды офицеров должны попадать лучшие, бесстрашные ребята, которые найдут быстрый способ выжить на планете. На то она и военная доктрина. А как же ты поведёшь войска, если будешь не способен найди правильного решения в сложных условиях?.. Иногда некоторые проваливают экзамен, потому что испугались, растерялись, не нашли решения, или обмякли, когда какой-нибудь грэхти не добро на них посмотрел — и вызвали спасателей раньше времени. Правда, они хотя бы остаются в живых.

Так что же делать? Возле трунтрунов оставаться тоже опасно — грэхти могут посчитать, что ты мешаешь им охотиться… То есть, неправильно поймут. Поэтому: либо держаться внутри трунтрунов, либо держаться от них подальше и надеяться, что грэхти этим не разозлишь…

Вот, трунтруны инстинктивно начали сбиваться в кучку, наваливаясь друг на друга своими грузными, неподъёмными телами. Закат произойдёт через пять минут… Вот, уже и образовалась кучка из десятка трунтрунов. Достаточно мощная система обороны. На такую кучку вряд ли решатся грэхти напасть, покуда трунтруны могут их расплющить своей массой случайно или со злости… А если решаться?

'Так, надо бы самому решиться, лезть ли внутрь трунтрунов и чувствовать себя как в неуязвимой, но подвижной крепости, — думал Паут. — Или придумать другой вариант. Маловато времени на обдумывание. Надо уже принять решение'.

Конечно, не хочется лезть через щели внутрь этой кучки влажных гигантов. Трунтруны же будут регулярно шевелиться время от времени, тереться телами, менять позицию, непроизвольно делать смертоносные движения. Им же не скажешь: 'А ну замерли живо!' Неудачно выберешь место — и считай мясная лепёшечка готова… Мда. Неуютно как-то. Чувствуешь себя маленьким, уязвимым, как… какая-то букашка…

Как же поступали другие пафийцы, оказавшиеся здесь? Другие пафийцы секретом, конечно же, не делились. На то он и экзамен, что правильный ответ ты заранее не должен знать. Иначе, какой же это экзамен?

Звезда скрылась за горизонтом.

Пересиливая гнев и внутреннее отвращение, Паут полез внутри кучи. Щели между телами трунтрунов оказались достаточными, чтобы там пролез человек. Он пролез и уселся на землю в наиболее широком месте, прислонившись к шерстяному телу трунтруна. Тело дышало, отчего-то подёргивалось. Но было тихо и тепло. Ночная прохлада теперь не страшна.

Расслабившись, он даже позволил себе заснуть.

А что же? Получается неплохо! Трунтруны, в принципе, неподвижны, когда спят… Он здесь проведёт ночь, вместе с ними. Грэхти его даже и не почуют, да и сдался он им… В целом, никакой опасности. Здесь он, как в бронированной крепости. И боятся нечего. Никакого страха! Лёгкий экзамен однако достался… Всё правильно сделал. Всего-то надо было, поговорить с местными жителями — они больше расскажут, чем визоры, новостные сводки, пересказы военных… Делов то!

Он спал долго. Сон был хорошим, крепким. Тело трунтруна покачивалось, двигалась в такт с его дыханием. Это приятно убаюкивало…

Но неожиданно трунтрун зашевелился, задёргался, его дыхание ускорилось. 'Неужели утро! — опасливо подумал Паут… — Нет. Утро через час наступит… — подсказывал внутренний хронометр. — Так что же всполошило группу?' Через секунду он понял что… Издалека он услышал звериный гортанный звук — 'г-р-р-р-х-х-х'. Вот потому-то и называют их грэхти, потому что издают такое необычное звучание.

Паут забеспокоился. Трунтруны заметно стали шевелится, и щель казавшаяся широкой, постепенно становилась у́же. Он рукой мог дотянутся до влажной шерсти соседнего трунтруна. Не теряя времени, Паут быстрыми движениями выкарабкался из кучки обеспокоенных гигантов и оказался уже вне своей защиты. Он сразу увидел грэхти. Ночь не была уже такой тёмной, начинались сумерки, как это всегда бывает перед рассветом — и он отчётливо видел их. Грэхти неслись тёмным ручейком в отдалении. Тысячи грэхти. Целая стая! Куда ему теперь, скажи, деваться? Может всё-таки залезть обратно к трунтрунам? Он повернулся. Трунтруны беспокойно шевелились. Щели между их телами, то росли, то уменьшались до минимума. Нет! Равносильно смерти… Назад он уже не сможет вернуться.

Он понимал безысходность ситуации. Он пропах влагой трунтрунов, стал пахнуть как трунтрун и теперь становился маленьким отбитым от кучки трунтрунчиком — что, без сомнений, является сладенькой и лёгкой добычей для грэхти… И вот от стаи грэхти отбилось несколько шустрых комочков. Учуяли его! Стремительно движутся к нему.

На размышления не было времени. Инстинкт его толкнул, а ноги сами понесли куда-то прочь. Но куда ему бежать с цветочного поля? Он помнил карстовые воронки в земле. Триста пятьдесят метров до них. Он успеет. Там что-нибудь можно будет придумать, забиться в глубокую ямку. Грэхти могут полезть за ним, а могут и не полезть.

Он оглянулся. Несколько грэхти очень быстро настигали его. Вот они были в полукилометре он него, а сейчас их разделяет сотня метров… Он бежал изо всех сил. Но понимал, что это уже становилось бесполезно, и его догонят. Он остановился, когда перед ним возник маленький грэхти. Паут хотел было развернутся, но понял, что со всех сторон его обложили грэхти и яростно обнюхивают его. Обнюхивают! А ведь могли наброситься и растерзать. Значит, они его не считают трунтруном. Оглянувшись, он понял, что недалеко отбежал от большой кучи трунтрунов и что находится сейчас на открытом пространстве, без возможности где-либо спрятаться, укрыться. Грэхти его внимательно осматривали и обнюхивали — они быстро двигали головой, он не успевал следить за их действиями… И всё ожидал когда они решаться наброситься на него.

Он мог в любой момент воспользоваться кнопкой спасения — тогда комбинезон в мгновение создаст вокруг него прочностное поле, и он будет в полной безопасности от грэхти. Но это равносильно провалу экзамена. Прочностным полем нельзя пользоваться во время экзамена…

А грэхти ведут себя странно. Они не стремятся на него наброситься и загрызть. Они тупо стояли почти вплотную и изучали его. Видимо были удивлены им: то ли трунтрун, но почему такой маленький? то ли человек, по почему пахнет как трунтрун? Наверное, это их останавливало и они быстрыми движениями головы осматривали такой необычный объект: то ли съесть его, то ли не стоит.

Часть грэхти, изучавшая Паута, отбежала и стремительно кинулась к уходящей стае. Немного погодя остался лишь один грэхти, который первым возник перед ним. Он быстрыми движениями продолжал изучать Паута: глянет в лицо, на плечи, руки, ноги. Незаметно сдвинется и опять повторяет свои неуловимые движения…

'Что же он хочет, — думал Паут. — Он никогда не видел людей и хочет их изучить? Или сомневается, когда остальные поняли — что я не трунтрун, не опасен для них и не стою на их пути?..'

Паут решил шагнуть и уйти прочь, но грэхти грозно прошипел: 'Г-р-р-х-х'.

— Грэхти, — сказал Паут. — Ты чего?

Он помнил, что грэхти ничего не слышат — у них нет ушей. Но всё-таки решился с нем заговорить. Похоже, грэхти унюхал его слова, понял, что к нему обращаются, и перестал шипеть.

— Грэхти, твои убегут. И ты останешься один. — Паут осторожно указал рукой в сторону исчезающей за холмом стайной грэхти.

Грэхти понял жест и быстро глянул туда.

— Г-р-р-р-х-х, — выдохнул грэхти.

Паут осмелел и решил погладить грэхти. Девочка говорила, что если удастся погладить грэхти — то они поймут, что человек их не собирается злить, и хочет им добра. У Паута получилось погладить грэхти. Пушистый зверёк. Даже не вериться, что он такой опасный… Грэхти всё понял, обежал вокруг Паута, что означает приветствие или прощание и быстро-быстро перебирая лапками по цветкам, с невероятной скоростью побежал догонять свою стайку.

На следующий день Паут Воэ получил звание лейтенанта.

Глава 15

Что она могла сказать этому пареньку? Что она знает человека с таким именем?

Вика молчала. Парень с любопытством разглядывал её.

'Нет. Это не он. Это не может быть он, — думала она. — Боже, да много ли людей с именем Паут! Не думаю, что много… Но такое совпадение произошло… Ведь если бы он был убийцей, он бы сразу воспользовался её беззащитностью и задушил бы, придавил, зарезал… Но никакого намёка!'

— Что ещё про него известно? — поинтересовалась Вика.

— Что? — не понял паренёк, хватая пельмешек. — Ты про кого?

— Ну, про убийцу.

— А… Молодой. Весь в чёрное одет… Больше не знаю… — ответил паренёк. — Сегодня участковый заходил. Он на вахте оставил объявление о розыске. Если хочешь — посмотри. Там и фотография есть… Ты куда?!

Вика бросила вилку и как ошпаренная ринулась из кухни. Быстро преодолела коридор и завернула на лестницу. Испугала студентов поднимающихся выше. На третьем пролёте потеряла тапок. Вернулась, подобрала, отдела и дальше устремилась вниз. Вот и вахта. Глазами она стала искать объявление. Должна быть бумажка, прикреплённая к стене. Вот! 'Объявление. С такого-то по такой отключают воду…'. Нет не то. Фотография на ней должна быть. Хотя бы фоторобот убийцы. 'Всем пройти флюорографию…' Опять не то!

Она обратилась к вахтёрше:

— Где?!

Седовласая вахтёрша не поняла вопроса, вышла из своей кабинки:

— Девушка, что с Вами? Вы кого-то потеряли?

— Где? Где объявление? — волновалась Вика.

— Какое объявление? — поинтересовалась старушка.

— О розыске! О преступнике!! Участковый должен был оставить… — отчаялась она. В душу закралась мысль: 'Может не здесь, в другом месте уже повесили? Но где?!'

— Про сбежавшего убийцу что ли? — вспомнила вахтёрша.

— Да!!.. Где оно? Это срочно!

Хотя зачем спешить? — крутилась мысль. Но другая ей воспротивилась — надо знать сейчас, иначе ей, Вике, станет плохо, у неё сердце разоврётся от беспокойства, если не узнает правды… И другая перекрыла обе: 'Хоть бы не он! Хоть бы не он! Он не способен. Он тоже был в чёрном — но этот другой. Он тоже молодой — но этот другой!.. Он — хороший! Он не способен!!'

Старушка медлительно, насколько это возможно, зашла в будку, покопошилась там, по мнению Вики, целую вечность, и вынесла немного помятый белый листок формата А4, на котором еле видно проступала факсовая копия объявления. Видимо, факс был плохой.

— Что с вами, девушка? — испугалась старушка.

— Это он! — закричала она отчаянно, когда узнала на нечёткой, блеклой фотографии знакомые черты иностранца.

— Кто? — изумилась вахтёрша.

Но Вика уже не могла говорить. Очертания вестибюля потекли, размылись. Глаза застлал туман. Нет, это слёзы проступают… Она плачет. Она рыдает. Из обмякших её рук выпадает листок. Отлетел в сторонку. На нём видна фраза: 'Внимание! Разыскивается опасный преступник'… Вика уже не может держать себя, она опирается боком об кабинку. Всё куда-то вдруг проваливается в тартарары…

Она так и не узнала имени паренька, который угостил её пельменями. Впрочем, её именем он тоже не интересовался. Но возвращаться на кухню к нему она не хотела. Конечно, там осталась её тарелка с недоеденными пельменями — пусть остаётся. Кому она нужна? Поднимаясь по пролётам всё выше и выше, сейчас она хотела вернуться в свою комнату, упасть на кровать и плакать, плакать, плакать… Пока не пройдёт эта щемящая боль, не угаснет.

Она порылась в кармане, нашла ключи и начала медленно открывать двери своего блока. Сначала в тамбур блока, затем в свою комнату. Замки давались неохотно, но это её уже не смущало. Её пошатывало. Поэтому она хваталась за дверные рамы, чтобы не свалится… Ещё не хватало ей свалиться не вовремя…

Вика, наконец, зашла в свою комнату и грузно уселась на кровать. Незнакомец сидел рядом. Она повалилась на его плечо и зарыдала:

— Ну как же так?! Почему? Ведь ты же — хороший! Ты не способен на убийство? Зачем тебе это?

Она била его кулачком. Из глаз не переставая текли слёзы, падали на чёрное плечо незнакомца.

— Ай'м сорри, — сказал знакомый голос.

Вика очнулась…

Она поняла, что кто-то сидит на её кровати. А она уткнулась в его плечо и стонет, рыдает. Вика медленно начала приподнимать голову. В туманке слёз глаза ничего не различали. Она протёрла их. Сначала увидела чёрный костюм. Знакомый костюм… Потом лицо. Человек улыбался. Лицо Вике показалось до боли знакомое. Ведь она только что видела его где-то. И не сразу, с задержкой на полсекунды, к ней пришло понимание, кто сидит рядом с ней. Этого незнакомца она узнала!

Виктория уже не могла кричать. Ей хотелось закричать, но она не смогла. В горле был ком размером с яблоко, который мешал ей кричать. Она тихонько всхлипнула, ойкнула, отшатнулась назад… Она понимала, что не может больше держаться, что не может сидеть, а тем более не сможет вскочить с кровати и убежать прочь — это вообще казалось ей нереальным. Всё её тело разом обмякло, стало непослушным — как бы стало чужим, не её. Она не могла ничего сделать. Это даже не страх был, а нечто новое. Ей не доводилось испытывать такое состояние — полной отрешённости. Словно её душа выпрыгнула из тела и отказывалась возвращаться обратно.

Запрокинув голову, она падала. В реальности падала в обморок с кровати на пол — но человек успел её подхватить. Внутри себя она падала в глубокую тёмную пустоту. Она ничего не видела. Ей становилось всё безразлично: и что с ней сделает этот человек, в которого она верила — будет ли он её мучить, истязать, насиловать, или просто тихонько прирежет, и что с ней будет там, в этой внутренней бездне, куда она проваливается? Хорошо, когда это уже не важно, когда мир фактически перестаёт для тебя существовать — а значит он теряет свой смысл…

Она покорно закрыла глаза, отдаваясь полностью ему и своей судьбе.

Глава 16

Сурия. Информационная справка на 11 февраля 3041 года.

'Сурия — столица одноимённого города-государства Сурия на планете Альфа-Арвус, Южного сектора Великой Федерации. Расположена на экваторе вблизи 5 градуса южной широты и 23 градуса западной долготы. Площадь города составляет 2344 км2. С юга город омывается Сурийским заливом моря Верности. К северу от города лежит холмистая местность, поднимающаяся до 500 м над уровнем моря. Поэтому вся южная часть города-государства лежит на холмах. Климат субтропический — мягкий, умеренно влажный и тёплый. Среднесуточная температура составляет +27 градусов. Среднегодовое количество осадков не превышает 1000 мм. Выпадают они главным образом в два дождливых периода с 35 по 49 и с 101 по 118 местные дни. Растительность представлена травами и кустарниками, характерными для зоны саванн. В черте города произрастают в основном завезённые с планеты Гео деревья — дуб, сосна, эвкалипт, платан.

Численность населения составляет 1 678 293 (цифры ежесекундно меняются на уменьшение). Процентный состав населения: 63 % — альверцы, 33 % — померяне, 4 % — другие расы. Число зданий свыше 100 метров — 15 604.

Город-государство Сурия был основан в 2556 году преимущественно испано-португальской колониальной экспедицией, прибывшей на планету Альфа-Арвус. Первое время до 27 века считался королевством Сурия. С 2683 года стал городом-государством. Под протекторат Сурии попали многие колонии в звёздной системе Арвуса: большие территории спутников планет-гигантов Гросто и Велантра. За часть из территорий ведётся спор с отделившейся республикой во главе с генералом Митри Анеско…'

— Да уж, спор ведут! Аж звёзды дрожат, — невесело проговорил Паут и скрыл сетевую информационную справку.

Он вёл майорский планер высоко над зеркалом синего моря, в стратосфере планете, подлетая к большому раскинутому на весь залив изумрудному городу.

Город был величественен. Неописуемо красив. В небо взметались огромные небоскрёбы, за которыми не было видно ни ближайших холмов, ни дальних гор. Уникальной особенностью города были его многоуровневые террасы, на которых росли деревья, зелённые кустарники, цветы и пальмы. На каждом здании было несколько таких изумрудно-зелённых террас. Самой большой по площади была верхняя, на крыше небоскрёба. Сам город из себя представлял огромное, широкое бугристое плато с изломами, поднимающееся на 500, а то и выше, метров.

Если приглядеться, то на террасах можно обнаружить зеркала малых озёр, водных сооружений и маленьких, размером с точечку, людей. Завидев приближение эскадрильи Паута, чёрные точки метнулись врассыпную. Видимо, приняли за противника.

— Сколько нас? — мысленно спросил Паут у Алекса, своего адъютанта, через военную связь.

— 612 планеров, — быстро отозвался тот.

— Противника видно?

— Локатором засекаем.

— Сколько?

— Пока насчитали более 5 тысяч планеров и тысячу тяжёлых бомбардировщиков, — ответил Алекс, следовавший на незначительном удалении от майорского планера.

— Мда… — проговорил Паут. — Не легко нам будет.

— Прорвёмся! Не впервой! — оптимистично и весело отозвался Алекс.

На Альфа-Арвус они находились более 2 месяцев. Командование их специально сюда заслало, для наблюдения за порядком. Спорные разногласия Сурии и генерала Анеско за колониальные территории в звёздной системе грозили потерей баланса мирных переговоров и соответствующими беспорядками. Майор Паут чуял зарождение вооружённого конфликта. За долгие беспокойные годы у него выработался своеобразный нюх на такие вещи. Вот он и предложил свою кандидатуру в качестве представителя миротворческих сил Альфа-Арвуса. Зная хороший опыт майора, командование решилось без промедления. Эскадрильи, размером чуть более в 600 планеров, посчитали достаточным для контингента миротворцев на планете. Две недели назад всё казалось разрешиться мирным путём и вооружённого столкновения по убеждению многих можно будет избежать. Но не смогли. Затянувшийся процесс вывел из себя генерала Анеско и он решил наказать своего обидчика — напасть на город.

О скоплении военных кораблей на орбите планеты Пауту сообщили незамедлительно. Майор сразу догадался, что не спроста на орбите зависли войска Анексо, это не устрашение и не запугивание. Это подготовка к вторжению!

Тогда он и рванулся с базы в город Сурию.

То, что этот красивый город с его мирными жителями через пару минут будут безжалостно бомбить, Паут не сомневался. Он со своими ребятами-бойцами подоспел вовремя. Все начали замечать, как в синем безоблачном небе появляются чёрные точки — из пространства космоса орбиты в атмосферу планеты врываются первые бомбардировщики противника.

Далёкое командование, понимая сложность и некую бессмысленность попытки сопротивления, дало распоряжение не вступать в вооружённое столкновение и перебазироваться как можно подальше, дабы понапрасну себя не губить. Проще говоря, отступить. Но Паут Воэ чхать хотел на такое распоряжение. Если он драпанёт прочь, то его просто не поймут сослуживцы. Плевать, что у противника многократное преимущество. Это только повышает адреналин, бешено разгоняет кровь по венам. У них есть одно неоспоримое преимущество — они раньше воевали, они знают, как нужно воевать. А вот войскам Анеско удавалось воевать только на тренажёрах, в виртуальных мирах. А это разные вещи!

Создать наземное наблюдение они не успевают. Времени в обрез. Поэтому командовать боем придётся из своего планера, одновременно управляя им. Что хорошо — Паут будет рядом с бойцами, в гуще сражений, это повышает боевой дух пилотов. Плохо, что два дела сразу выполнять тяжело. Если на хвост 'ляжет' вражеский планер, которого 'не встряхнуть', то командовать станет невозможно, всё внимание перейдёт на сохранение своей жизни. А терять драгоценные секунды командования во время боя, да ещё неравного, весьма катастрофично.

— Что ж, — вздохнул майор, предчувствуя грядущую ожесточённую схватку, — активность номер один! Мы принимаем бой!

Все командиры групп доложили о полной боевой готовности.

Эскадрилья билась на 16 групп-звеньев по 30–40 планеров в каждой группе. У каждой группы был свой командир.

Перед взглядом майора возникла трёхмерная голограмма местности с обозначением всех 612 планеров в виде ярких круглых точек и многочисленных маленьких треугольников боевых единиц противника, роем надвигающего на них. Голографическая картина формировалась согласно данным уже установленных зондов по территории Сурии. Ага! Видно как противник, заметив их, разбивается на две группы — основную атакующую в лоб и вторую группу обходящую с фланга.

— Усилить левый фланг. 3 и 5 группа полностью прикрываете фланг… Алекс и Ромер, во время командования прикрываете меня.

— Есть! — одновременно отозвались адъютанты.

'Понесласть!' — мысленно себе скомандовал Паут и двинулся в атаку.

Возможно, противник не ожидал такого яростного сопротивления. Приободрившись тем, что его силы в десяток раз превышают силы миротворцев, Анеско не счёл нужным обращать внимание на препятствие, возникшее на пути, в предположении, что 'препятствие' живо падёт от их мощи и натиска. Зря!

Первые три минуты сражения показали — миротворцы не оступятся, и сломить их быстро не удастся. За первые три минуты противник потерял сразу две сотни бомбардировщиков и более пятисот планеров. Бой разгорался не шуточный. Противник атаковал жёстко, порывисто, но не менее жёстко и стремительно отбивала атаки эксадрилья 'Дьявольских ястребов'.

Паут с трудом успевал уворачиваться от подбитых и разрывавшихся на мелкие осколки планеров, от выпущенных мин, пытающихся защепиться за борта майорского планера, от воздушных ям, возникших от высокого давления ударной волны. Его швыряло из стороны в сторону, некоторые осколки всё же попадали по корпусу, с яростным шумом ударяясь об металл, пробивая экранную защиту. Пара мелких осколков звонко царапнуло кабину, образовав на стекле свежие отметины. Паут, охваченный жаром боевого восторга и нестерпимым желанием крушить вражеские машины, рвался напролом, непрерывно выдавая смертельные заряды из двух своих мощных орудий, швыряя и разбрасывая минные отражатели, которые тут же врывались, отталкивая взрывной волной налетающие заряды и мины. Майор выдавал вираж за виражом пытаясь попасть в гущу шнырявшей техники, где плотность вражеских единиц наиболее высока. Ромер и Алекс кое-как поспевали за командиром. Он шли сбоку, огибая грузные, подбитые, обречённо падающие бомбардировщики, шли вровень, но всё равно с трудом поспевали.

Майор в пылу боя старался следить за состоянием дел и мысленно командовал бойцами, ежесекундно поглядывая на голографию местности: '15-я группа, чего жмётесь?! Попросторней! Вытянуться шеренгой… 7-я и 9-я группы где вы? Вас не видно! Шестнадцать бомбардировщиков оторвались, идут на первом уровне. Не дайте им уйти… 6-ая группа смелей. Не отставать!.. 5-я группа выйти из кольца. Вас блокируют!'

'Хороши планеры! Во время модернизацию провели!' — Паут похвалил командование, которое лишь год назад провела очередную модернизацию боевых планеров — заменив их на более манёвренные Метт-6 с активным отражателем. Манёвренность несравнимая ни с чем! Лишь на доли секунды в градусном повороте опережают вражеские машины, но эти доли секунды в битве невероятно важны. На них можно выковать победу.

Удачно, что построение боевых единиц противника довольно плотное. В них можно попасть неприцельным огнём. Порядок классический — большие бомбардировщики, заходящие на уровень атаки, и малая группа планеров, прикрывающих спереди. Достаточно уничтожить бомбардировщиков, чтобы планеры оказались не удел и растерялись в возникшем хаосе, а то и вовсе подорвались от больших взрывов.

В первые три минуты потери эскадрильи были незначительными: 17 сбитых, около 20 подраненных, 3 'контуженных'. Из 'сбитых' почти все уцелели — успели катапультироваться. Только двоих случай не пощадил.

Четвёртая минута начиналась тяжёлой. Враг понял, что не так просто пробиться через стену и лобовая атака не поможет. Они только больше угробят своей техники и людей. Сменили стратегию — разбились на мелкие группы, разлетелись на разные уровни атмосферы. С одной стороны это удобно для Паута, уничтожать малые группы легче всего. С другой стороны осложняет всю работу их количество. Если до этого можно было сосредоточить всю огневую мощь на двух вражеских группах, то сейчас такой трюк не получится и надо принимать соответствующее решение.

'Рассредоточиться по ближайшим вражеским группировкам. Дальние группы не трогать! Удары наносить преимущественно по бомбардировщикам. Не дать пойти кордон!'

'Кордон' — это защитная зона до Сурии, полоса примерно в 3–5 километров, которую мысленно выстаивали Дьявольские ястребы. Некоторым боевым единицам удавалось просачиваться вглубь. Но это неизбежно, как во всякой войне. Основные силы противника эскадрилья всё же удерживала за кордоном.

— Обходят. Берут в кольцо! — предупреждал своих Паут. — Южные группы не дайте им закрыть кольцо! Вырывайтесь. 12-я и 13-я группы отходите на 3 километра северней, напирайте на бока.

Потери росли. Вот уже и первая сотня подбитых планеров. Десятки погибших. Вражеские потери ещё страшней, но это их не отпугивает, всё равно рвутся вперёд, напирают. Хотя заметно как беспрерывно мечутся, суетятся, впустую расходуют заряды, отсылая веером в разные стороны, в пустоту, часто промахиваются. Иногда врезаются в своих же, или их подбивают ненароком. Нечего сказать, молодцы! Всё же дрогнули ряды противника. А это считай, полдела сделано. И не важно, что бой только начался, и что прошло всего 6 минут с первой атаки.

Ромер подбит. Паут не сразу заметил, что прикрывающий сбоку планер исчез. Он глянул на голограмму и понял — ситуация накаляется. Из космоса спешит ещё один рой вражеских треугольников, уже входит в плотные слои атмосферы. Анеско решил идти в ва-банк, натравляет всю свою, казалось бы, немногочисленную армию на миротворцев.

Противник теряет координацию, а некоторые отбитые группы уже трусливо летят прочь, оставляя серые шлейфы в небе. Многие группы ещё держатся и пробиваются через кордон. Им удаётся. Кордон давно проломлен. Несколько бомбардировщиков начинает пускать заряды по зданиям. Ввысь вздымаются чёрные клубы огня и дыма. Лезут к центру.

— 7-я группа! — проревел Паут. — Вы что себе позволяете! Смотрите левей — противник летит на центр. Сбейте кого сможете!

Майор, понимал, что из седьмой группы мало кого осталось, и прессуют их жестоко. Но майор не сомневался, что они безоговорочно выполнят приказ. И через десяток секунд они сделали невероятное. Они вырвались из цепи и запустили ракеты по уходящим бомбардировщикам. Есть! Не все, но большая часть, прорвавшихся бомбардировщиков подбиты. Пуская чёрный дым, они пикируют вниз, разрушаясь и гулко разбиваясь об крыши зданий.

Управлять ходом битвы было неимоверно тяжело. За Паутом гнались с десяток вражеских планеров. Алекс прикрывал, требуя от майора — 'Уходи! Слышишь, уходи!' Похоже, его раскрыли. Враг каким-то образом вычислил командирский планер, то есть майора Паута, и направил на него отборную группу бойцов. Хотя конечно, может быть, случайность. Как это не легко признавать, но Пауту пришлось живо уходить из воздушного поля сражения в сторону — спасая себя.

За ним гнались. Садятся на хвост. По бокам некоторые планеры пытаются влезть. Но Дьявольские Ястребы не дают им хода. Так, восьмерых уже сбросили. Осталось пятеро.

Алекс резко развернулся и вдарил на большой скорости в лоб летящему, выпустив мощный заряд.

— Алекс! Ты что! — прокричал Паут, следя за задним обзором. Но было поздно. Инерцией взрыва Алекса разнесло в клочья.

В таком взрыве он не мог уцелеть, даже если его мгновенно катапультировало.

'Эх, Алекс, ну кто тебя просил!' — попрекал Паут, но не мог не отдать должное другу. Всё-таки он принял весь огонь на себя…

От мощного взрыва не смогли уклониться двое планеров — и их разорвало осколками. Два других вражеских планера обошли возникший огненный шар уходя в стороны. Но одному не повезло — он влетел в корпус своего бомбардировщика, который был выше его и взрывом разломил напополам большой летающий 'корабль'. Другой остался цел, но с 'хвоста' слетел.

Паут развернул свой планер и погнался за выбитым из боя врагом. Если уж и выходить из боя, то с пользой. Вечный этот поиск пользы в чём-либо!

Планер он догнать не успел. Но вот его догнали. Майор в этот момент не следил за задним обзором из своей кабины — он командовал группами. И в этот момент произошёл взрыв. Он не успел понять, что случилось, когда не увидел перед собой привычной голограммы местности. Уши заложил свист, а лицо обдирал жаром ледяной ветер. Планер его автоматически катапультировал из кабины, как только заряд коснулся корпуса. Он увидел под собой огненное пятно. По ногам, в кровь раздирая комбинезон, пронеслись осколки. Это был его майорский планер.

Потрясающе! Захватывающая картина! Перед его глазами рассыпаются огненные струи, которые невероятным усилием зависли в воздухе. В миг разрываются огненным фейерверком сбитые планеры, а может, воздушные мины — и разглядеть невозможно, с нестерпимым рёвом в опасной близости проносятся быстрые планеры, из стороны в сторону мечутся цветные заряды: красные, синие, зелёные; визжат ракеты, оставляя за собой прямые, белые струйки дыма. Паут на секунду застыл в восхищении — это не то, что видно в кабине через несколько видеофильтров и наложенной компьютерной обработки на стекло. Ему казалось, что душа отделилась от мёртвого тела и теперь свободно летает по полю сражения. Однако, ощущая пульсирующую боль в рукаве, и гул сильного ветра под собой, он понял, что жив пока и стремительно падает. Да. Падает прямо на город.

Основные силы противника в большей части были разбиты или деморализованы. Им удалось сдержать суровый натиск врага, в основном за счёт своего упорства и хорошей дисциплины. Потеряв большое число планеров, израсходовав много сил, ракет и заряда, они не отступили перед давлением тяжелой силы. Это-то и напугало остальных. Им расхотелось иметь дело с железной психикой Дьявольских Ястребов и многие просто драпанули прочь, сверкая турбинами, как только представилась такая возможность.

Проблески победы близки и Паут не сомневался, что они успеют сохранить город, по крайне мере, большую его часть до прихода подкрепления Федерации. Потери были тяжёлыми, неперевариваемыми. Многие бойцы просто не успели катапультироваться и погибли в схватке. А те, кто смог катапультироваться, мог запросто попасть по перекрёстный огонь во время падения или угодить под бомбу, нарваться на разбросанные всюду мины. Цифры было тяжело переварить, на текущий момент 328 сбитых, 70 погибших. Больше половины уничтожено. Половина из оставшейся половины серьёзно повреждены, некоторые находятся на грани разрушения. Но, тем не менее, никто не сдаётся и все, как один, рвутся в бой, в самое пекло. Только не он.

Его посетила глупая досада: 'Эх, жаль, что не убило. Так бы слёг героем! А сейчас оторвали от командования зря. И как теперь быть?'

Ещё падая, он сообщил командирам групп, кто оставался в сражении:

— Я подбит. Подбит. Точка падения — по пеленгу.

— Хорошо, что жив! — отозвался знакомый голос командира 3-ей группы.

— Ничего хорошего. Нужен планер — для управления командованием. Подгонишь?

— Да, я свой бы рад отдать! Но он у меня 'слегка' потрёпан.

Паут понимал, что означает ироничное 'слегка'. То есть подбит, а сам командир группы катапультировавшись, командовал своими бойцами теперь с земли.

— Веди целого бойца ко мне… А лучше двух! — приказал Паут. — А то мало ли на пути возникнут препятствия.

— Уже! — ответил тот.

— Замётано.

Потом Паут удостоверился, куда он падает. Сила гравитации в свободном падении его ускоряло. Крыши высоток приближались стремительно быстро. Падение с двухкиллометровой высоты занимало менее минуты. До поверхности оставалось не так много. Включив антигравитационное поле костюма, он замедлил падение и начал раздумывать, куда бы лучше приземлиться. На улицы между зданиями приземляться глупо: во-первых, его подобрать оттуда будет сложно, во-вторых, опасно — при бомбежке всё будет сыпаться сверху на улицы. Можно приземлиться на террасы, но опять же, планеру будет тяжело подлететь вплотную. Поэтому однозначно нужно садиться на крышу здания. Причём нужно не на какую-то там ближайшую крышу, а широкую, просторную крышу, желательно без растущих на ней деревьев и других зелёных насождений. Он глянул вниз и сразу нашёл подходящую крышу здания — невдалеке, в трёхстах метрах. Крыша была плоской с невысокими пёстрыми кустиками: в виде акаций и миниатюрного садика. Также блестело зеркало искусственного озера или бассейна — небольшое и неглубокое. Не страшно, не помешает. Были на крыше здания люди. Двое. Странно… Вроде бы все должны были прятаться внутри здания или на подземных этажах. Может, зеваки? Вышли позырить? Вот же идиоты! Жизни своей не жалко.

Управляя гравитационными движками — приближаясь к поверхности, он присмотрелся внимательней. На глазах оставались усилительные очки пилота, расширяющие обычные возможности зрения альверца. Он увеличил картинку внутри очков и рассмотрел людей. Один из них был вооружён и держал на прицеле второго.

'Наверное, нашего пилота берут в плен — проскочила мысль. — Да. Точно! Одежда у вооружённого вражеская! Однако и второй одет, что странно, не в нашу форму… Что же это? Катапультированный пилот-противник угрожает жителю Сурии?.. Очень похоже на то'…

Он не мешкаясь достал из бокового кармана свой армейский пистолет и начал прицеливаться, осторожно приближаясь к поверхности крыши.

Раздались хлопки. Это вооружённый человек заметил приближение альверца и стреляет в его сторону. Не попадёт же! Паут пока далеко и высоко. Сто пятьдесят метров разделяют их. Баллистика с такого растояния однозначно на стороне Паута.

Паут открыл ответный огонь. Пока безрезультатный. Тоже далеко и тоже мимо. 'Сеточный огонь бы сейчас открыть. Но где бы достать сеточное оружие?' — подумал он.

Неожиданно, второй, безоружный, рванулся на военного и силой толкнул от себя, сбросил на нижнюю террасу. Похоже, это было так неожиданно для второго, что он просто не успел включить антигравитационное поле и через три секунды свободного полёта гулко шмякнулся об твёрдую поверхность. Похоже, шмякнулся удачно. Точнее, неудачно для него — разбился же, а удачно для Паута — проблемой стало меньше.

'А ведь молодец парень! Не растерялся!' — мысленно похвалил майор гражданина Сурии приземляясь на плоскую площадку.

Тот стоял в оцепенении, внимательно выглядывая за край крыши. Майор огляделся — порядок, отличное место для посадки планера.

— Он разбился, — сообщил Паут.

— Что? — проговорил тот, беспокойно дёрнувшись назад.

— Да не бойся меня. Я из Дьявольских Ястребов… Кто это был?

Перед ним был молодой парень в неформальной городской одежде. Померянин, — сразу определил Паут. — Лет девятнадцать, если не меньше. Парень был напуган и шокирован. Оно и понятно. Не каждый день мирному померянину приходиться сбрасывать с крыши своих неприятелей. Он молча смотрел на Паута, быстро моргая глазами.

— Успокойся! Дыши ровно, — посоветовал майор. — Ты сделал всё правильно. За это тебя можно даже наградить… Более того, стоит даже наградить. Считай, ты фактически спас майору, Пауту Воэ, жизнь, — сказал Паут, внутренне удовлетворяясь: 'Впрочем, ничего сложного не было. Я бы сам справился с одним противником'.

Парень недоверчиво покосился на него. Паут снял широкие пилотские очки, закрывавшие поллица, понимая, что парень пока не узнаёт его. 'Ну, а теперь?!'

— Это была она! — холодно сказал парень.

Паут замер, удивлённо всматриваясь в его лицо. Парень смотрел отстранённо.

Мда… Пилотом-противником была женщина. До чего же зверь этот генерал Анеско, раз шлёт в огонь женщин! Если так подумать, то Паут бы смог растеряться, увидев перед собой противника женского рода. А секундного замешательства достаточно, чтобы распрощаться с жизнью. Вот на кого у него дрогнет рука, так это на женщину. Хотя в жизни своей он убил немало женщин. Конечно, по большому счёту, вынужденно.

— Она пилот? — спросил Паут.

— Да, — также холодно и отстранённо ответил парень, повернувшись боком, высматривая в небе планеры.

— Что с тобой? — поинтересовался Паут. — Ты жалеешь её?

— Да, — сказал тот, повернулся лицом и добавил сухо: — Она была моей девушкой…

Он бы мог заплакать. Даже зарыдать как маленький обиженный мальчик. Но он не посмел этого сделать. Точнее, что-то внутри него не позволило выйти наружу.

Этот момент запомнился Пауту надолго. В какую-то секунду Паут испуганно подумал, что парень, стоящий перед ним, может оказаться гораздо страшней и опасней, чем он сам, суровый, жёсткий и сверхтребовательный Паут Воэ.

Трудно представить себе, что мимолётная мысль в дальнейшем окажется правдой…

'Жуть! — вздрогнул Паут, внутренне сжимаясь. — Ух, как мир суров стал и беспощаден к людям. Всегда думал, почему такое происходит с людьми? Что мы делаем неправильно? Или что мы не делаем, чтобы стало правильно?.. Может, это время такое неудачное, и место выбрано не подходящее? Просто обстоятельства сложились такие?.. К чему мы стремимся?!'

Не особо прощаясь, молодой парнишка сиганул в проём. Возможно, он побежал вниз на нижнюю террасу взглянуть воочию, убедиться, что всё кончено. Может, сам бросится потом за край, подавляя жизнь в себе. Кто его знает. Паут почему-то не запомнил его фамилии сразу. Простая такая фамилия, Жан Ромон. И почему не запомнил в тот день? А запомнил только его взгляд, ледяной взгляд. Нет, не суровый и не осуждающий… Надолго запомнил. Навсегда запомнил. Словно это был взгляд не человека, а неизведанного доселе существа.

Паут очнулся от мыслей: 'Надо же. Может, это привиделось?.. Такого не должно было случиться…'

Он взглянул вверх. Наверху, по прежнему шло сражение, порывистое, бесщадное, то усиливаясь, то ненадолго затихая. Планеры его бойцов лихо атаковали, пикировали, испускали последние заряды по врагу. Дерутся из последних сил! Да как же так?! Без него!..

Паут поинтересовался у командира 3-ей группы, не забыл ли он про него. Нет, не забыл, ответил тот. Но вот подобраться не могут, плотность огня высокая, двоих уже сбили.

— Мали там какая плотность. У меня плотность дурных мыслей и предчувствий тоже не маленькая. Мне планер нужен! Я без него как без ног и рук.

— Понимаю майор. Делаем всё что в наших силах.

— Делайте активней! Что-то мне не нравиться тут оставаться…

Оставаться на поверхности было действительно не комфортно. Не потому что с неба то и дело сыплются осколки железа и падают смертельно израненные планеры, рассыпаясь в паденнии на огненные куски — всё это не существенно и относительно — на крышу упало пока только два больших осколка. И не потому что в крышу может угодить шальной заряд или сбившаяся с курса ракета… А потому что в его сторону, со стороны залива, несётся группа больших чёрных бомбардировщиков, которая уже начала ковровым веером сыпать мощные заряды на город — размеренно разрушая здания один за другим.

От такого факта просыпается беспокойство и Паут в волнении не знает, что делать: то ли уходить с крыши в более безопасное место, то ли лучше остаться. Уходить с крыши идея гиблая — находясь в маскировочном режиме он менее всего заметен пролетающим на первом уровне вражеским планерам, которые то и дело прочёсывают местность впереди бомбардировщиков и берегут их от наземного удара. Если Паут взлетит, то его успеют заметить… Прыгать вниз, на улицу, также опасно — если бомба не заденет улицу, то на улицу будут обрушаться подорванные тысячетонные высокие здания, состоящие из металла и бетона. А такой вариант майора не устраивает. Поэтому он принял решение сидеть тихо и ждать — авось пронесёт.

Но не пронесло. Над ним большой громадой, закрывающие местную звезду, невыносимо громко пронеслись два бомбардировщика под острым углом, выпуская снопы мощных зарядов по ближайшим зданиям. Один заряд угодил в здание, на крыше которого находился Паут. Его отбросило. Здание дико затрясло. Еле устояв на ногах и хватаясь обеими руками за ограждение перил у самого края, он посмотрел вниз. Там на улице творилось невероятное. Миллиарды осколков битого стекла как по команде устремились вниз на головы людей и стоящие мобили. Люди рассыпались под снежным градом осколков. Их было немного и различить мирные ли это граждане федерации или нет с такой высоты было невозможно. Кто-то успевал палить из оружия — слышны выстрелы. Наверное, на улице шла 'маленькая война' между катапультированными, спасёнными пилотами с обоих сторон.

Здание кренило. Паут отчётливо слышал шумно рвущийся металл каркаса и стал замечать, как сначала постепенно, потом наращивая темп, начало приближаться соседнее высокое здание. Уличный просвет между высотками стремительно сокращался. Соседне здание стояло на месте, оно было немногим выше. И это не соседнее здание падает, а его здание сильно кренило и крышу несло в сторону соседа. Понимая, что оставаться у края нелепо, он с силой оттолкнулся от перил, рванулся назад, натужно вскарабкиваясь в гору. И увидел, услышал, всем телом почувствовал титанический удар, сотрясающий всё вокруг — его снесло обратно к перилам. Стёкла лопнули, обдав его мелким крошивом. Паут несмог устоять, упал спиной на плитку, его тянуло вперёд — в тёмные проёмы врезавшегося здания. Плитка площадки вся была в разломах и глубоких трещинах.

На какое-то мгновение всё замерло, затихло. Утихло даже вверху, хотя воздушная баталия должна была продолжаться. Паут приподнялся. Площадка была накренена, искажена до неузнаваемости. По её поверхности перекатывались осколки и залетали в разбитые окна соседа. Потом шум начал нарастать и майор понял, что движение не прекращается, теперь гигантский каркас соседнего здания начинает рваться и искажаться. Ещё несколько секунд и его конструкция лопнет от навалившейся тяжести. Паут, что есть мочи, рванул к смежному ограждению и перепрыгнул. Едва он успел это сделать, как оба здания пошли вниз, разваливаясь на ходу.

Под ногами метров двести пустого пространства. Ниже — разбитая улица. Вверху ещё шныряют, ревя во всё турбины, планеры. Паут полетел к другому соседнему нетронутому зданию и хотел было опуститься на террасу. Но едва коснулся площадки, понял свою роковую ошибку. Это продолжалось не более 50 миллисекунд — столько времени его разделяло до смерти. На террасу была кем-то сброшена мина. Может быть, с неба просто рухнула, не подорвавшись. Но, учуяв движение, мина активировалась и взорвалась моментально.

Звука не было. Паут нашёл это странным. Возможно, звук был и был оглушительным, но он его не успел услышать. Паут успел лишь заметить обжигающую, слепящую вспышку. Инстинктивно он закрыл руками глаза и неожиданно понял, что падает с двухсотметровой высоты. Впрочем, ему было не до этого. Его утешало одно обстоятельство, что, не смотря на многочисленные потери, его эскадрилья устояла, и в принципе, в последние минуты боя, справилась без него. До прихода войск подкрепления оставались какое-то две минуты…

Тело раздирала жуткая боль. Ему даже казалось, что его разорвало на части и последними импульсами мозга он это ощущает.

И стало вдруг темно и тихо вокруг…

Паут не знал, что включённое антигравитационное поле комбинезона не позволило ему разбиться, и на последнем издыхании комбинезон автоматически выровнял падение и пытался спасти раненого майора, используя свои встроенные медицинские возможности на пределе. Он также не догадывался, что его сразу подобрали местных жители, сурийцы, узнав в нём своего спасителя — укрыли его от опасности: от падающих на улицы осколков и ошмётков зданий, блуждающих зарядов и бродячих, но вооружённых, пилотов. Даже пытались его спасти, отдавая свои последние запасы медикаментов (во время бомбардировок было много раненных). Он находился без сознания всё это время. И когда подоспели миротворцы, местные жители, не теряя минуты, передали израненное тело альверца им. Он не знал, что потерял ногу — её оторвало взрывом, что руки и всё тело его было искалечено и страшно обожжено. Более-менее целым и невредимым оставалось всё, что находилось выше груди: плечи, шея, голова. Он еле дышал. Пульс с трудом прощупывался. Он был на грани. Скорее даже за гранью.

Но его вытащили оттуда.

Когда он пришёл в сознание, его уже встречали как героя. Были и те, кто выжил из его эскадрильи. Они-то и рассказали все подробности. Рассказали также, что было дальше…

Анеско на следующий день сдался на милость победителям. Впрочем, у него другого варианта не было. Бежать ему из Федерации было не куда, а сопротивляться дальше становилось бессмысленно.

Смысл его атаки на Сурию был весьма завуалирован. Не понятно, что он хотел этим доказать? Если бы он сравнил Сурию с землёй, чем бы это ему помогло? Ведь Федерация не потерпит такой агрессии, рано или поздно накажет преступника.

Его государственное образование прекращало существование. Оно уже становилось недееспособным, так как теряло все свои территории, из-за политического мандата государства Сурии. Сам генерал Анексо как руководитель государства оказался на смертном одре. Возможно, это послужило предлогом, для огненной мести. И подчинённые его, понимая обречённость ситуации, выполнили безжалостный приказ правителя — уничтожать все здания противника с мирными жителями в них.

Кстати, им удалось разрушить сотни высоких зданий и небоскрёбов, погубить не меньше 3 тысяч мирных жителей. Но если подумать, чтобы было бы, не защити их там самоотверженно Паут Воэ с его немногочисленной эскадрьей планеров город, то данные потери можно было бы смело увеличить в десятки, а то и в сотню раз.

После этого события, жизнь Паута Воэ резко изменилась и отношение к нему стало иным.

Глава 17

Виктория очнулась.

Нет. Ей не привиделось. Иностранец был в её комнате. В её комнате! Как он сюда проник? Взглд блуждал по комнате. Через форточку? Нет. Невозможно — четвёртый этаж всё же. Открыл двери ключами?.. Откуда взял ключи? Соседка дала? Нет, не могла — она сейчас далеко. У коменданта взял? Или… может, украл?..

Иностранец стоял возле неё. Он повернулся к окну и выглядывал на улицу. По улицам шумно пронеслась милицейская машина.

Вика лежала на своей кровати и кроме головы, у неё почему-то ныло всё тело. Она испуганно заморгала глазами. Похоже, он почувствовал, что она очнулась, повернулся, приятно улыбнулся и сказал по-английски:

— Виктория, прошу прощения за вторжение. Но мне нужно где-нибудь остановиться до вечера. Меня ищут…

Конечно, тебя ищут! Но как ты, чёрт побери, сюда проник?!

Она истошно завизжала, надрывая глотку. Потом прокричала: 'Спасите! Помогите! Он здесь!!', бешено задёргалась в кровати и обречённо глянула на своего внезапного гостя…

Паут Воэ явно не ожидавший такой реакции удивлённо смотрел на неё.

— Поймали! Поймали! — раздались радостные вопли Порешко.

Он без стука забежал в кабинет майора милиции Антона Викторовича и не застал его там. Николай расстроился. Но не огорчился. Побежал дальше по коридору, искать своего начальника.

Тем временем Антон Викторович сидел в кабинете начальника отдела милиции, полковника Утёсова и ждал возвращения Малинина со своей группой с задания.

Конечно, надо было ему двинуться на оперативный захват преступника, не слушать убеждения полковника Малинина, что всё пройдёт гладко, без задоринки, и что они, ФСБ не нуждаются в его помощи. Но тут пришёл начальник отдела, Утёсов и потребовал отчёт. Пришлось остаться… Хотя мог сослаться на экстренность, на необходимость присутствия при захвате особо опасного преступника.

Лейтенант Петров сидел рядом, по-соседски поглядывая на хмурого майора. Роль Петрова здесь была не существенна. Собственно, никто в нем больше не нуждался. Иди и командуй своими бойцами уличного патруля. Своё дело ты сделал. Молодец! Теперь черёд за операми и 'бастионцами', местным ОМОН — словить негодяя, посмевшего драпануть из СИЗО посреди ночи. Да и ФСБ тут сбоку к ним прилипли. Так что справятся. Должны!

То, что его обнаружили так скоро и так внезапно, не подошло ещё время к обеду — а он уже объявился, это повергло в изумление всех, включая полковника Малинина и его, Антона Викторовича. Думали, ошибка, обознались, ложная тревога. Но вот уже несколько звонков поступило на дежурную часть и все из одного общежития недалеко от улицы Боровой, от места ночного происшествия, словно сговорились. Ну, дело понятное, обманом не пахнет — немедленно направили патруль, кто был поблизости, к общаге, чтобы оцепили все входы, выходы и никого не выпускали и не впускали. 'Ну, хоть сейчас-то он не сбежит?..' — всё же беспокоился майор.

Он не сбежал.

Двери кабинета от могучего толчка распахнулись и в помещение тёмной гурьбой вошли люди. Их было много. Не меньше дюжины. Среди них Антон Викторович узнал полковника Андрея Малинина, двух следователей Николая и Андрея, а также начальника отдела милиции товарища Утёсова, который здоровыми своими ручищами распахнул двери настежь:

— Проходите, проходите, господа-товарищи, усаживайтесь… Может, водички желаете. Давайте водички нальём. Антон, подай мне бонаквы.

Значит, словили! Даже не озираясь на их лица, по шуму, гаму и чрезмерному добродушию начальника — было всё понятно.

Гости расселись. По левую сторону от майора присел полковник Малинин, по-приятельски моргнул глазком. Во главе стола уселся тучный Утёсов. Начал:

— Друзья! Не успел я, значит, разгневаться как следует, да потрясти кого-нибудь за поджилки, как вы мигом исправили положение. Поймали сбежавшего преступника!.. Вот это я понимаю, подошли к делу серьёзно. Вот это я понимаю, оперативность… — он выбросил сжатый кулак над столом. — Что ж, надо поблагодарить нашего лучшего следователя в отделе Николя Порешко, который своевременно объявил общую тревогу и организованно, слаженно действовал — собрал нужных людей, объявления разослал. Если бы не он — хер бы мы кого схватили. Также его коллега, хороший следователь Андрей Вакунин, который принимал усердное участие в розыске, тоже заслужил внимание и уважение. Орлы!

— Я прошу меня извинить, — подался вперёд полковник Малинин.

— Ах да. Не успел отметить нашего гостя из ФСБ — полковника Малинина. Он тоже достойно проявил себя при поимке иностранца. Мне это доложили…

— Нет, нет. Полноте, — начал отмахиваться полковник. — Почитать и восхвалить будем после. Сейчас надо решить принципиальный вопрос. Как изолировать иностранца и как с ним поступить дальше?.. Скажу, что мы сюда приехали специально за ним. И хотим его забрать, для дознания, как можно быстрее.

— Куда торопиться? Он же изолирован.

— Да, — согласился полковник ФСБ. — Но это я считаю не надёжным.

— Да как так ненадёжным? — изумился Утёсов. — Две пары наручников, бетонная одиночка, четверо вооружённых, крепких бойцов-омоновцев. Разве не достаточно?

— Он уже одни наручники сломал. И паре бойцов переломал кости… — категорично отметил Малинин.

— Что?

Утёсов был ошеломлён. Не всё он ещё знал, не всё ему успели доложить о беглеце. Майор был заинтересован, хотелось сейчас же узнать подробности от Малинина.

Малинин между тем продолжал настаивать:

— Я заявляю, что надо его как можно скорей изолировать. За ним нужно ежесекундно приглядывать. Это очень опасный человек! Он крайне умён, хитёр и проворен. Он силён и знает профессиональные бойцовские приёмы. Он — агент иностранной разведки. И если он найдёт какую-либо лазейку — то он ей непременно воспользуется и повторно прорвётся, какие бы заграждения ему не устанавливали. Но если он поймёт, что бежать ему некуда — он попробует себя убить, лишь бы не даться живым. Потому что ИМ в плену нельзя оставаться в живых… Вы этого хотите?

Он глянул на майора, на полковника Утёсова, на остальных. Все молчаливо моргали глазами, недоумённо переглядываясь с соседями за столом.

— Нет, упаси Боже! — воскликнул Утёсов.

— И я не хочу такого. Поэтому требую, передать этого человека мне — в наш отдел. Мы уж разберемся, кто он такой, откуда; установим личность, и если повезёт, даже узнаем то, что не должны были знать.

— Нам надо его допросить! — вставил Антон Викторович, понимая, что иностранца у них отбирают и никогда уже не вернут. — Он должен объяснить нам, как смог сбежать из СИЗО.

— Хорошо, — согласился полковник. — Допрашивайте. Но я хочу присутствовать при допросе.

Он тоже был заинтригован не меньше. Поэтому здесь или там, у себя узнать небольшие подробности побега — для него не играло роли.

Порешко ещё не приходилось в такой обстановке допрашивать подследственного. В небольшом помещения для проведения допросов позади него стояли: его начальник, майор милиции Митрофанов и полковник службы контрразведки Малинин. Допрос, по понятным причинам, шёл на английском. Антон Викторович кроме весёлой фразы: 'Хау уду ю ду, я вас всех имел ввиду' — по-английски ничего не знал (и вполне возможно не знал самого значения весёлой фразы), поэтому частенько задавал вопросы типа — 'Что он говорит? Что лепечет этот уругваец?' то ему, Николаю, отвлекая от допроса, то полковнику, который к счастью хорошо понимал иностранную речь. Из-за этого отсутствовала сама атмосфера допроса. В помещении не должно быть много людей. Идеальный вариант — когда сидят только подследственный и следователь. Потому что чужие люди инертно тревожат окружающую обстановку, отвлекают своим взглядом, присутствием, не дают сосредоточиться как допрашиваемому, так и следователю. И дружеского диалога — как результат хорошей работы следователя на допросе либо нет, либо диалог становиться тяжёлым, безжизненным, с неудовлетворительным результатом. Но майор и полковник обязаны присутствовать при допросе. Это важное условие, которое приходилось соблюдать. С другой стороны помещения перед глазами поверх иностранца замер вооруженный федерал. Его приставили — следить за подследственным, чтобы тот фокусы не выкидывал. Без этого тоже, видите ли, нельзя…

К счастью иностранец оказался доверчиво наивен. Стоило только Порешко сказать, что пока Паут не ответит на все вопросы, не расскажет как ему удался побег, его не отпустят — и он неожиданно для всех стал разговорчив и улыбчив. Слова из него не приходилось вытягивать, как было прошедшей ночью. Он оказался податлив, словоохотлив. Но нёс в основном какую-то чушь, рьяную ахинею. Николай Порешко не мог поверить, что иностранец говорит без шуток, всерьёз, поэтому упорно требовал говорить только правду и не давать ложные показания — потому как, если его, иностранца, уличат в даче ложных показаний (а как же его уличить, если он действовал один?), то его придётся строго наказать, чего, конечно же, никому не нужно. Однако иностранец повторял свои показания раз за разом и убеждал — так было, что он не врёт. Мда… Порешко записывал показания иностранца на листки бумаги, осознавая, что пишет ересь. Это никак не пригодиться следствию. Разве что пригодится для розжига топки или в качестве дополнительной макулатуры при следующем ремонте отделения.

Порешко старательно хотел выведать у иностранца имена. Русские или не русские — не имело ровным счётом значения. Если есть имя (конечно же с фамилией), то есть зацепка, есть свидетель или соучастник, который даст показания правдивые или ложные — это они сразу вычислят и тогда картина всех происшествий будет отчётливей вырисовываться на очень размытом холсте, который выдаёт иностранец. Или хотя бы адреса. Если есть адрес, место — тоже зацепка, тоже способствует следствию. Однако иностранец рачительно не называл имён, тем более адресов. Он уклонялся от прямолинейных ответов, типа: 'Кто твой начальник?', 'Где ты работаешь?', 'Назови своих друзей'; или называл такие имена, например, Эринс Ратистов Лаславия, что возникали сомнения: а существуют ли такие люди вообще? Он их выдумал только что? А главное, как их найти, если они реально существуют?

Следователь был обескуражен методом ответов на вопросы. Этот человек умел лаконично отвечать на вопросы и при этом оставаться нераскрытым, загадочным. Он умело обходил каверзные вопросы, запутывая следователя: вроде бы Порешко задал вопрос и иностранец подробно ответил на него, но как-то не так, по-другому, витиевато, и будто бы просто, и в то же время со скрытой многозначностью, которая обнаруживается чуть позднее. Он действительно — мастер общения. И Порешко постепенно начинал его побаиваться, хотя боятся должен был подследственный, а следователь должен его избивать вопросами, выбивать из него честные показания. Но этот иностранец умело выворачивался от прямых ударов, разворачивался и наносил свои удары в ответ, а то и делал наглые контратаки, разя встречными вопросами: что изменит, если расскажу подробную биографию, чем помогут следствию мои друзья — их вы не разыщете, к чему вы клоните?.. Как такого допрашивать?

Они с Андреем просмотрели записи камер наблюдения. Ещё раньше, до обеда. Сначала смотрели запись камеры, установленной в СИЗО, прямо над входом. Виден весь коридор, десяток дверных решёток. Так как иностранец сидел в последней камере — в конце коридора, то из-за низкокачественной записи (камера была из самых дешёвых китайских) дальний угол было трудно рассмотреть. К тому же тот участок коридора был плохо освещён и весь конец коридора был как бы в тёмной туманке. Но выход из следственного изолятора был один. И в любом случае, можно было заметить, как иностранец прошёл по коридору, вышел из СИЗО. В быстром режиме они прокрутили записи, сделанные с момента ухода майора Митрофанова, и до утра, когда в СИЗО ворвался Андрей… Ничего. Тогда они прокрутили записи медленней. Опять ничего. Пустой коридор. Никто не ходил по коридору вплодь до прихода оперативников. Тем более было не понятно, как уругваец прошёлся незамеченным под камерой.

А что же наружное наблюдение? Они просмотрели записи наружных камер. И там ничего! Не видно, чтобы кто-то спрыгивал на асфальт или подносил стремянку к окнам. Всё чисто! Это что же получается, уругваец просто исчез, растворился в ночном сумраке?..

Конечно, Порешко был заинтригован сим фактом и на допросе первым делом начал спрашивать у иностранца: как?! Как, чёрт дери, ты смог? В чём твой секрет?!.. Паут Воэ ответил, что секрета здесь нет. Всё просто до безобразия получается. Он быстро разобрался в нехитром устройстве замка, за счёт направленного прочностного поля сдвинул механический запор в замке и открыл дверь камеры. Вышел, закрыл камеру, как было. Затем подошёл к выходу, дождался когда охранник заснёт, и осторожно проделал ту же операцию. А потом направился в помещение, где лежали его вещи, взял их, открыл окно и вышел…

— Нет, нет, нет! — запротестовал Порешко. — Так не пойдёт! Давай всё по порядку. Как ты открыл дверь камеры? Что за прочностное поле ещё? Может, у тебя всё-таки ключ был?

Паут объяснил, что никакого ключа у него не было. Но комбинезон, который у него сейчас отобрали и заместо дали влажный, испачканный серый костюм, имел энергию, с чей помощью можно создавать направленное прочностное поле — то есть создавать в пространстве объёмное поле, которое действует также как твёрдый предмет. Поэтому оно и называется — прочностным.

— Ну хорошо, предположим этот бред про прочностное поле, хотя мне под этим видится отмычка. Но как тебе удалось пройти незаметным по коридору? Там же камера наблюдения была!

Он объяснил это так: почувствовав сигнал видеонаблюдения исходящий от прибора, активировал режим маскировки на комбинезоне, напялил капюшон на голову, спрятал кисти в рукава — таким образом, стал абсолютно невидимым — и пошёл к двери…

'Что за ерунда? Как почувствовал? Какой режим маскировки? — недоумевал Николай. — Этот иностранец явно над ним измывается. Он рассказывает сказки, небылицы, но правду говорить явно не собирается'… Это не злило Порешко, скорее наоборот, разочаровывало. Иностранец всем своим видом хотел сказать, что он говорит правду. Но это не может быть правдой! Ведь всё-таки есть законы физики, законы вселенной. А этот человек хочет убедить Николая в том, что законы физики и вселенной — ему нипочём, что стать вдруг невидимым для всех — это проще пареной репы, а вскрывать примитивные замки — это детская забава. Правда, он хотел убедить ещё в том, что прибыл из будущего. И что такая технология там существует. Вот если бы ему дали комбинезон — он бы доказал. Николай покосился на полковника Малинина, так как ФСБ уже забрали себе вещи иностранца. Тот отрицательно покачал головой: нельзя, не доверяю… Да, верно. Иностранец-хитрюга сможет облапошить их снова. Если чёрный комбинезон действительно умеет становиться невидимым — то он этим непременно воспользуется. И как тогда его словить? если он станет невидимым?

Так что же остаётся? Верить? Он же не сможет доказать ни про режим маскировки, ни про какое-то поле. Да, чёрт с ним! Порешко решил записывать все его показания — всё равно не убудет. 'Продолжай дальше!'

Он дождался, когда охранник задремлет на посту. Долго ждать не пришлось. Охранник смотрел какой-то скучный фильм и его потянуло в сон. 'Что, прямо-таки почувствовал, что спит? Через дверь, через стену?' — Да! Вот такое вот у него обоняние! Опупеть можно… Паут тем же прочностным полем открыл замок СИЗО и вышел.

— Скрипучая дверь попалась, — пожаловался Паут. — Совсем не следите за состоянием дверей. Пришлось лишь приоткрыть и протиснуться осторожно. Потом тихонько закрыть. Вернуть в такое же положение — на замок.

Затем он пошёл в помещение, где хранились его вещи, чтобы забрать. Кабинет оказался на замке. Пришлось повозиться с дверью немного.

— А откуда знал куда идти? — любопытствовал Николай.

— Пояс давал мне навигацию.

— Каким образом?

— На нём есть пеленгатор.

— Допустим. Потом что?

— Открыл окно и выпрыгнул, — ответил Паут.

— Прямо на асфальт? Ты же мог разбиться?

— Я включил антигравитационное поле и спокойно спустился на землю.

— А откуда ты взял это антигравитационное поле?

— За счёт комбинезона.

— Опять? Какой-то у тебя многофункциональный комбинезон получается.

— Это специальный военный комбинезон, федеральных миротворческих сил — для тактических операций.

Потрясённый такой наглостью, Николай про себя подумал: 'Что за чушь?! Какое антигравитационное поле? Причём тут комбинезон? Почему все свои удачи он списывает на комбинезон?.. Впрочем, ему легче списать всё на то, что сейчас у него нет под рукой. Это он так тонко намекает — мол, принесите, всё докажу, вот одену только и… прощайте товарищи'. Николай усмехнулся: шиш тебе! Но запись на листке вывел: 'Выпрыгнул из окна третьего этажа, используя антигравитационное поле комбинезона'. Кто же эту ересь читать-то будет? Спросил:

— В режиме маскировки спрыгнул?

— Да.

— Как же чёрная куртка, пистолеты, пояс? Они же должны были быть видны.

Он замолчал. То ли он не хотел говорить, то ли он не знал что ответить. А между прочим, это важно. Вся его распрекрасная картина побега рушится. Как-то нелогично получается. Пробел в картине.

— Так, куда же они делись? — настаивал Порешко. — Где вещи?

— Я вам не скажу. Вы их отберёте, как отобрали у меня комбинезон, — заявил он.

— Хорошо. Про вещи — позже поговорим. Когда это всё произошло, в каком часу?

— В 4 часа 23 минуты ночи, — сказал Паут.

— Откуда такая точность? У тебя же не было часов? Или в мобильник глянул? — а там сбитое время.

— Внутренний хронометр.

— Это как? — поинтересовался Николай.

— Вы не поймёте…

— Ладно, продолжай.

— Что продолжать?

— Куда побежал дальше?

— Никуда. Я по улицам ходил в режиме маскировки.

Николай напрягся: как это, всё время ходил и его никто не заметил? Врёт же гад и не потеет…

— Хорошо. Зачем в общежитие пошёл к девушке в… 411 комнату?

Паут Воэ внимательно посмотрел на следователя, пытаясь понять зачем он допытывается до него. Зачем это всё?

— Вы говорили, что если я расскажу как сбежал — вы отпустите меня, — сказал Паут. — Я рассказал. Зачем же больше? Если вас интересуют детали, я готов…

— Нас не интересуют детали… — прервал его следователь. — Пока… Так зачем пошёл к девушке?

— Это не имеет отношения к моему побегу. Вы меня не отпустите? Вы солгали мне?

— Почему 'солгал'? — обиделся Порешко. — Не солгал. Мы тебя действительно отпустим — передадим Федеральной службе безопасности. Вот этому человеку, — Николай повернулся к Малинину. — А уж он решит, как с тобой поступить. Или депортировать тебя на Родину… Кстати, я так и не понял, что у тебя за Родина, почему Великая Федерация и что за Федерация?.. Или подержать пока ты всё не расскажешь…

— Великая Федерация — это то, что вас ожидает в будущем, — загадочно ответил Паут.

— Допустим, — сказал Николай.

— Нико́лас, что вы от меня хотите?

— Я не Николас. Я — Николай, — поправил его следователь.

— Хорошо, Николай.

— Расскажи нам… О себе. Заново. Как твоё настоящее имя? Откуда ты? И не надо говорить об Уругвае, пожалуйста. Мы знаем, что это неправда… Зачем ты здесь? С какой целью? И… будь добр, не ври больше…

Паут глубоко вздохнул. Беседа затягивалась.

Глава 18

Полковник Малинин, стоявший в сторонке, внимательно слушал иностранца. Его необычные ответы нисколько не смущали, даже в какой-то степени интриговали полковника. Но сейчас полковника не это больше всего беспокоило. Малинин внимательно следил за его руками, за его движениями, стараясь предугадать его дальнейшие действия. Уж очень вольно он размахивает скованными руками. Не дай Бог задумал чего… А скованы они крепко — двумя стальными наручниками. Одних наручников оказалось недостаточно — он с какой-то невероятной легкостью сломал одни наручники, полковник был тому свидетель. А вот две пары — неизвестно…

Когда его брали в общежитии, полковник прибыл на место в рядах первых. Вместе с патрульными милиционерами, держа пистолеты наизготовку, ворвались в вестибюль здания. Всполошили старушку-вахтёршу. Она пугливо поглядывала из будки на гостей в форме. Потом к входу подрулил грузовик ОМОН с десятком бойцов. Бастионцы повыпрыгивали из фургона и, подав автоматы вперёд, бегом последовали за полковником. Подъём на четвёртый этаж оказался затруднительным. А всё потому что, на лестничных площадках скопилось много народа: милиционеры, патрульные, куча взбудораженных зевак. Из гула толпы Малинин выхватил слова: 'Он всё ещё в 411-ой!', 'У него заложница', 'Он вооружён', 'Он там…'. Вместе с омоновцами они поднялись на 4 этаж, грубо распихав студентов заграждающих путь, и подошли к двери с табличкой '411–412' блока двух комнат. У дверей стоял бледный милиционер, держа перед собой табельное оружие. Навалившись к стену, он прислушивался к звукам за дверью. Ещё стояли несколько молодых ребят. Одни в руках теребили увесистые железки, другие держали кухонные ножи, кто-то даже с топориком стоял в отдалении, а кто-то и с табуретом — у самых дверей. Полковник удивлённо посмотрел на паренька. Тот смутился, опустил табурет и пошёл его относить на кухню.

— Всем вон отсюда. Пошли в свои комнаты. Очистить этаж! — стараясь не шуметь, требовательно произнёс Малинин.

Не все, но многие лениво побрели в разные стороны, расчищая дорогу омоновцам. А кто ещё стоял — того начали силком отталкивать и прогонять прочь. Из слов милиционера, стоявшего рядом, Малинин понял, что первой закричала девушка и позвала на помощь. Двери блока не были закрыты на ключ — и троё молодых парней отважились на выручку — ворвались в комнату и тут же выбежали, потому что узнали ночного убийцу. Вступать с ним в бой, они заробели. Но решили не выпускать его из комнаты. И позвав товарищей на подмогу, стали дежурить у входа в блок. Другого выхода у убийцы не было. Он в ловушке. В западне. Однако у него девушка-студентка, которая кричала и звала на помощь ещё пару минут, а потом всё стихло. И не понятно, жива ли она или он прирезал, али придушил хозяйку комнаты. Две студентки соседней комнаты 412-ой стояли неподалёку и пугливо посматривали на автоматы омоновцев. Как выяснил Малинин, они вышли из своей комнаты ранним утром погостить у подружек, живущих ниже этажом. Но когда поднялась шумиха, всполошились и прибежали как все на четвёртый этаж, к дверям своей комнаты. Полковник начал их расспрашивать про план блока, как расположены комнаты, где находятся двери и как они открываются — внутрь или наружу? Какие двери ещё есть? Так, ванная и туалет. Хорошо. Где? По бокам тамбура — справа и слева. Понятно.

— Там Вика кричала! — чуть ли не плакала одна из них. — Он её убил, да? А если бы мы в комнате оставались? Он бы и нас…

— Так, хватит… Лейтенант Красильников, отведите девушек в безопасное место… и очистите, наконец, лестницу. Сколько можно! Все гражданские должны срочно покинуть этаж. Здесь с минуты на минуту начнётся спецоперация. А лучше пускай все выйдут на улицу, чтобы духу их не было. Действуй!

— Есть! — ответил молодой милиционер и подхватил девушек за руки.

С коридора послышался приказ: 'Всем разойтись! На выход! Считаем до пяти!' Шум с лестницы постепенно начал стихать. Перед дверями блока затаились омоновцы. Они готовы.

'Действовать или нет? — думал полковник. — Штурмовать или подождать? Быть или не быть?.. Дверь блока прикрыта. Звуки оттуда не шли. Не понятно, жива ли Вика или уже не жива? Что он с ней сделал? Удерживает ли он её в заложниках?'… Тянулась долгая минута. Все затаились. Полковник вслушивался в звуки — но это всё не те были звуки. То чихнёт кто-то, но это в другой комнате, в другом блоке, то шум услышит — но это с улицы, то сзади пройдут по коридору, шоркая сапогами об старый пол. Да тише вы! Звуков из блока не доносилось. Пора!

Малинин жестом дал приказ главному в группе омоновцев: штурмовать, брать живым. Через несколько секунд относительную тишину этажа нарушил громкий хлопок — к замку двери подвесили тротиловую шашку. Возможно, дверь не была закрыта, но проверять это было рискованно. Поэтому хлопок лёгкой взрывчатки выломал мешавший замок. В то же мгновение первый омоновец с ходу пнул дверь, та с рёвом шмякнулась от стену, слетая с петель, старая попалась видимо, и прыгнул в темень тамбура, за ним последовал второй и третий омоновец, вскинув автоматы целясь вперёд. Выхватив из кобуры пистолет, за ними устремился Малинин. Он раньше участвовал в спецоперациях — он знал, что нужно делать и как нужно действовать. Главное — скорость и внезапность. Вот они козыри! Пройдя малый тамбур, он очутился в довольно светлом помещении. С торца двери зиял сломанный замок — дверь, как и первую омоновцы шустро выломали ногами. В комнате было людно. Один боец держал на прицеле молодого человека в чёрном костюме, поваленного на пол, второй, одной рукой придавливал его голову, не позволяя даже шевельнуть ей, а другой спешно прощупывал тело в поисках оружия, третий омоновец оттаскивал девушку в угол. Она оглохла от шума, была перепугана до смерти и выглядела изнурённой. Малинин наклонился к лицу и сразу узнал человека. Не было сомнений — это он. Ему следователи показывали фотографию 'уругвайца' и это лицо впечаталось в память.

— Лежать! — грозно прокричал омоновец.

'Какого чёрта. Дубина! Он не понимает по-русски' — хотел сказать Малинин, но омоновец тут же осёкся, поняв, что сказал глупость. Выкрикнул: 'Фри!'

Оружия у человека не оказалось. Очень странно. Куда же его спрятал? Не было на нём и широкого ремня, про который тоже говорили следователи. Один только чёрный костюм: то ли гидрокостюм, то ли мода такая молодёжная нынче пошла. И ботинки гладкие, чёрные. На запястьях защёлкнулись наручники. Омоновец привстал и придавил голову лежавшего своим ботинком, чтобы тот не посмел подняться. Лицо иностранца расверепело. Видимо этот грубый жест он воспринял унизительным для себя и терпеть такое не смог. Полковник не успел понять в чём дело, как в одно мгновение человек разломал застёгнутые за спиной наручники, словно они были сделаны из пластика. Послышался непривычный хруст рвущегося металла. Малинин ужаснулся: как за спиной вообще можно сломать наручники? Свободной рукой иностранец силой скинул ногу омоновца. Не ожидавший такого поворота событий омоновец повалился, старясь удержать равновесие — но ничего путного он не успел зацепить руками, лишь повалил книжную полку, упал под неё и сверху ему на грудь посыпались здоровенные книги и стопки исписанной макулатуры. Звонко выпал автомат, ударяясь об железную батарею. Второй омоновец, который держал иностранца на прицеле, взвёл автомат для выстрела. Однако иностранец опередил его на полсекунды — второй рукой он схватил омоновца за голеностоп и резко потянул к себе. Падая на занавески окна, омоновец успел произвести выстрел — короткая автоматная очередь пробуравила потолок, осыпав людей осколками старой штукатурки и обдав громким рёвом автомата. От внезапного шума девушка испуганно визгнула. Это на мгновение отвлекло Малинина от иностранца — он взглянул на девушку. Не успев выпрямиться, через секунду он лежал на полу рядом с другим омоновцем, хватаясь за бок. Жаром обдало всё тело. В один миг внутренности пронзила дикая до ужаса боль, не дававшая ему подняться. Он быстро глянул на руки — в руке пистолет сохранился. На волосы продолжал осыпаться серый порошок. 'Как у него получилось?!' — промелькнула мысль. Иностранец действовал неуловимо быстро, решительно. Третий омоновец, который ещё стоял на ногах, придерживая девушку, успел прицелиться и стрельнул раз по ногам. Это полковник успел заметить. Пуля со свистом отрекошетила от ноги, как от стальной брони, взвизгнула над ухом полковника и угодила в кровать. Поразившись этому, омоновец на секунду растерялся. Иностранец выбил из его рук автомат и с шумом забросил под другую кровать. Не давая опомниться, человек сжав кулак резко выбросил его вперёд прямо в грудь бойца. На груди у омоновцев должны быть бронежилеты. Однако это не помешало иностранцу сделать задуманное — ударить по солнечному сплетению. Проникая через толщу брони удар, усиленный металлом, пришёлся в цель. Бравый омоновец, схватившись за воротник, упал навзничь, хватая ртом воздух. Задыхался… Что же это?! Что происходит? Как он смог?!

— Замри! — по-английски прохрипел Малинин вслед человеку, подходящему к двери.

Он навёл на него пистолет. Прицелился в голову. Голова-то у тебя не может быть стальной!

Ныл бок. Подняться полковник не сумел. Он целился, присев на кровать, схватившись за простыни и одеяло, тянул их к себе. Их отделяло не больше двух метров. С такого расстояния Малинин не промахивался. Иностранец стоял, не шевелясь. Замер. Молчаливо смотрел прямо в глаза. В его глазах, в его взгляде не было ни жестокости, ни ярости, ни злости, ни испуга, ни холодной отрешённости, как иногда бывает у лютых отморозков. В его взгляде полковник прочитал укоризненную обиду.

— Руки вверх, живо! — скомандовал Малинин.

Подчиняясь команде, он поднял руки. Но одной рукой успел смахнуть со щеки налипшую грязь от оставленного следа ботинка.

Омоновец, стрелявший в потолок, собрался, увидел, что Малинин держит преступника на прицеле, схватил автомат, поднялся и тоже взял на мушку.

— В голову целься! — предупредил его полковник. — Во всё остальное бесполезно — у него броня.

Конечно, боец удивился, как это возможно, на нём же облегающий прорезиненный костюм сидит… Но Андрей Малинин знал, что костюм необычный, с сюрпризом. Он видел искры отрикошетившей пули, полоснувшие по ноге. И понимал невероятность произошедшего. Но факт — у него броня.

Как же ему удалось? Один против четырёх… вооружённых, чёрт побери! Откуда у него столько силы и мастерства? А скорость? Он двигался с невероятной скоростью! И ведь совершенно незаметно ударил в открытый бок полковника, в ту самую точку, которая разом вызывает дикую боль, фактически парализующая человека… Ух, как болит! Надо бы ему провериться, все ли рёбра на месте. Он потрогал бок. Пульсирующая боль утихала. Порядок… Чем это, интересно, он ткнул его, кулаком или сведёнными пальцами? Похоже, пальцами — острый удар получился. Почти как от ножа. И полковник в первую секунду после удара так и подумал, что тот проткнул ножом. Только откуда нож у него мог взяться?.. Это потом посмотрев на руки, убедился, что крови нет. Значит, не нож… А третьего бойца отрубил прямым ударом по солнечному сплетению — всем же известно, что это самое уязвимое место. Кое-как боец ещё держится, раскрыв рот, мелкими, но быстрыми глотками хватая воздух. Второй боец поднялся сам, почёсывая шишку на затылке.

Услышавшие стрельбу и вбежавшие в комнату омоновцы застали именно такую картину. На лицах их застыло удивление: 'Что произошло? Он сопротивлялся?' Они завели руки иностранца за спину и защёлкнули на нём новые наручники. Малинин припоминая непроизвольно покосился на пол — там валялись жалкого вида первые наручники: раскуроченные до безобразия кольца, порванная цепь.

— Ещё наручники! — приказал полковник. — Ещё одни наручники оденьте на него.

— Зачем? — изумился лейтенант.

Малинин привстал и пнул ногой поломанные наручники, валявшиеся возле кровати. Те проскользили по полу и остановились у ног лейтенанта Красильникова. Красильников пришёл в глубочайшее удивление, но вторые наручники одел.

Студентка была в шоке. Она не реагировала на вопросы: 'Девушка, с вами всё в порядке? Вы можете идти?' и покорно подчинялась командам. Двое милиционеров взяли её под руки и повели к выходу.

Иностранца вели. Заставлять силой, тащить его не приходилось. И делать этого Малинин во всяком случае не решался. Он спокойно шёл вместе с полковником. И ладно.

В коридоре из щелей тёмных проёмов высовывались робкие взгляды, сопровождавшие человека в чёрном костюме и полковника Малинина ведущего человека. В глаза — испуг, а сердце бешено колотиться у каждого. Жители общаги слышали выстрелы и были не на шутку напуганы. На лестничной клетке не было толпы зевак. Там стояли притихшие омоновцы, которые беспокойно осматривали раненных бойцов, которых вели товарищи, девушку с потрёпанными волосами и безжизненным лицом, а потом на полковника и человека, которого он вёл. И не верили! Не могли они поверить, что этот, похожий на студента, молодой человек (да он мальчишка!), смог уложить трёх бравых бойцов. Слух видно уже прошёлся — они трепались меж собой, выкидывая разные догадки. Они ожидали, что поведут сильного, крепкого, здорового бугая, который только, по их мнению, мог это проделать. Не иначе. Они задумчиво-разочаровано посматривали на иностранца — худое лицо, неширокие плечи, ростом невелик, накаченных мышц нигде не видно — и всерьёз полагали, что их нагло обманывают; что настоящего преступника, сейчас выводят другим путём, а это, должно быть, официальный козёл отпущения.

'Но нет, товарищи-бойцы. Вы не правы. Это он! Уж поверьте мне. Я всё видел своими глазами' — говорил он взглядом бойцам. Те недоверчиво отводили глаза в сторону. Лейтенант шёл впереди, требуя освободить проход на узкой лестнице.

Усадили в машину-грузовик ОМОНа. Дюжина бойцов расселась по местам и также не доверчиво поглядывали на скованного человека всю дорогу.

Иностранец вёл себя крайне спокойно. Это и удивляло и приводило в смятение полковника. Не выглядит он сейчас беспокойным и встревоженным. Ведь пойман! Скорее выглядел равнодушным с безбрежно-ленивой улыбкой на лице, вроде, так и должно было случиться, всё в порядке, всё идёт по плану.

Боль в боку утихла.

Они быстро добрались до улицы Киевской, где располаглось 29 отделение милиции. Там с ходу успели допросить девушку, которую удерживал преступник. Но она ничего вразумительного не сказала. На вопросы: 'Он бил тебя? Истязал? Запугивал?' — она отрицательно качала головой. В глаза полковнику она почему-то боялась смотреть. Печально смотрела на кафельный пол и только.

— Почему он оказался у тебя? Что он говорил? Что делал? — допытывался Малинин.

Девушка пребывала в шоковом состоянии и слов она не произносила. Не могла. Лишь головой кивала или отрицательно покачивала — так отвечала на все вопросы. Поэтому на свой вопрос Малинин не получил ответа.

Вскоре его позвали в кабинет начальника, полковника Утёсова. Он оставил бедную Вику в покое, на попечение психолога. Всё равно от неё пока не было пользы. А психолог ей в любом случае нужен. И это хорошо, что в отделении оказалась поблизости женщина-психолог.

Первым делом нужно было снять с иностранца этот чёрный костюм с необычайной способностью брони. Костюм оказался комбинезоном — так его называл иностранец. Он упорно отказывался снимать свой комбинезон. Как же решить такой деликатный вопрос? — грозно посмотрел на Паута Малинин. Силой его заставлять снимать свою единственную одежду было чревато бурной реакцией. Тогда Николай Порешко, оказавшийся рядом, подсказал идею: 'А вы попросите его вежливо снять комбинезон, мол, надо осмотреть тело — нет ли царапин где, полученных при захвате, что, типа, это стандартная процедура, все её проходят'. Интересное предложение. К тому же в ногу ему, действительно, стреляли — хороший повод осмотреть рану, если она у него, конечно, есть.

— Надо, — повелительно-вежливо сказал Малинин. — У нас все раздеваются для осмотра. Иначе протокола не составишь. А потом жалобы пойдут, что, мол, избивали при допросе, а у самих синяки были ещё до…

Паут согласился и лёгким движением скинул с себя костюм. Малинину показалось, что он разорвал на себе костюм. Но нет, это оказалась такая невидимая молния. Полковник вгляделся в швы — но так и не обнаружил никакой молнии. Как же он расстегивает и застёгивает свой комбинезон? Они с лейтенантом быстро оглядели его — никаких царапин, ссадин или синяков. Даже если у него броня была на ноге, то удар пули всё равно бы оставил свежий синяк или кровоподтёк. Но ничего такого не было. Как это объяснить?

Ему быстро нашли из хлама бывших камерников старую одежду, которая подходила по размеру. Попросили одеться.

— А как же мой комбинезон? — запротестовал тот.

— Это теперь улика, вещественное доказательство, — сказал Малинин. — Он пойдёт в ход дела. Если твоей вины не будет доказано — мы вернём тебе комбинезон.

Нехотя он стал напяливать на себя старые шмотки, понимая, что ему вряд ли вернут когда-нибудь комбинезон. Не разобрался как обращаться с пуговицами, словно видел их впервые. Красильников помог.

На этого человека, если и не убийство, то можно смело пришить дело о дерзком побеге во время следствия и сопротивлении при аресте. А этого достаточно, чтобы посадить человека года на два. Значит, у Малинина есть весомые аргументы удерживать его столько, сколько это потребуется.

На то чтобы осмотреть комбинезон до допроса у Малинина времени не было вообще. Но пощупать и потрогать его он хотел решительно. На ощупь комбинезон был удивительно мягок и до сих пор хранил тепло. Никакого намёка на броню. Тогда он распрямил костюм и, придерживая руками за плечи, попросил лейтенанта ударить. Красильников удивился просьбе и осторожно прошёлся кулаком по сердцевине комбинезона. Ничего. Комбинезон легко поддался и Малинина отдало ветерком. 'Сильней ударь!' — приказал полковник. Красильников не понял смысла, но сделал резкий выпад, какому учили их в бойцовском клубе, стукнул по тому же самому месту с бешенной яростью. Малинин сразу догадался, почему лейтенант вдруг схватился за кулак, судорожно разминая костяшки, а комбинезон даже не пошевелился. Придерживая комбинезон, он почувствовал как ткань в то мгновение, когда ударил Красильников, одеревенела, неожиданно стала прочной. И ещё через мгновение ткань опять стала мягкой и податливой. Объяснять ничего не надо было. При сильном ударе, ткань комбинезона становилась прочнее стали — и не позволяла противнику наносить разящие удары. Следовательно, комбинезон способен удержать и пулю. Это ж какую прочность должна приобретать ткань, чтобы остановить пулю? Красильников всё ещё сжимал повреждённый кулак и безбожно матюгался.

Малинин был в смятении. Он не понимал, по какой технологии был создан этот комбинезон. Все ему известные технологии разведки, даже сверхсекретные технологии разведки не были на таком пределе совершенства. Стало быть, чей бы не была эта технология, она имеет астрономическую ценность для них. Они заполучили необычайно полезный артефакт. Один только комбинезон, без пояса и без пистолетов чего только стоит!

Но сейчас Малинин переживал совсем о другом. Он думал об иностранце. Тот продемонстрировал свою технику боя — ничего подобного в жизни своей полковник не видел. А видел он многое! Как бывший резидент, он учился и учил своих разведчиков рукопашному бою. При обмене опытом с другими отделами ФСБ — те демонстрировали невероятную скорость и реакцию на пределе человеческих возможностей. Такое могли немногие, не каждому это давалось, или было по силам. Только исключительные люди способны в одиночку противостоять сразу двум-трём вооружённым бойцам, при условии, что эти бойцы не владеют боевым искусством. Иностранец не только в совершенстве владеет боевым искусством рукопашного боя, но обладает интуитивной реакцией и скоростью движения превышающую известные пределы.

Значит они здесь, в небольшом кабинете, не смогут противостоять ему. Просто не успеют среагировать. Он в одно мгновение положит бойца, стоящего сзади, в два прыжка достанет Малинина, в другое мгновение выхватит оружие, когда тот начнёт его вытаскивать из кобуры, и вновь больно ударит в бок. Вот и все дела. Даже двойные наручники не окажутся ему помехой. Это не тот случай в общаге, когда иностранец связанный и положенный на пол, сумел высвободиться — свалить разом двоих, полковника стукнуть, а потом и третьего вырубить. На это у него ушло от силы 5 секунд. А здесь ему хватит и трёх!

Несомненно, Малинин переживал, что иностранец сможет ещё раз сбежать. А ведь от Малинина никто не убегал, никто даже думать об этом не смел! Случалось, они брали разных агентов; агенты были сильны, проворны, страшно вооружены. Но они их брали! И резиденты уже не смогли сбежать. Хотели, пробовали, но было тщетно. Малинин сильно хороших подбирал в свою группу бойцов — не давали никому спуску… А здесь он начал сомневаться. Хватит ли у него сил и бойцов, чтобы удержать иностранца? Конечно, лишили они его преимущества — комбинезона, способного на чудеса. Но навыков ведь от этого у него не убавилось.

Перед допросом, полковник выставил возле дверей охрану, своих людей поставил и омоновцев до кучи. Настрого им приказал — закрыть кабинет снаружи, когда все зайдут, и открывать только по условному сигналу. Чтобы не произошло внутри — ни в коем случае дверь не открывать. Держать на прицеле! Быть готовыми к бою! Если всё пойдёт плохо и условного сигнала не будет — в подающую вентиляцию пустить усыпляющий газ, выждать десять минут, а затем уже в противогазах ворваться в комнату и повязать иностранца, да как можно крепче, плевать, хоть четыре пары наручников вешайте. 'Главное — не дайте ему уйти! Сгною!' — шипел Малинин. Обычно это сильно воздействовало на бойцов и к странному требованию начальника подчинённые относились с максимальным вниманием.

Какой нужно сигнал подавать знал только Малинин: три коротких и два длинных стука. Это его обнадеживало. Даже под пыткой он будет хранить тайну и не откроется. Попытаясь сбежать, иностранец упрётся в стену — не сможет выйти. Как отсюда сбежать? — Всего четыре стены и одна дверь. Окон, к счастью, нет. Вентиляция узкая. Других дыр, проёмов нет. Порядок. Значит — не сбежит!

А если сбежит каким-то чудом, проведением чьим-то, то комбинезона своего не получит. Хорошо, что Малинин сразу отправил комбинезон в отдел контрразведки, отослав туда своего человека. Это он продуманно сделал! Уже не повториться та ментовская оплошность — когда вещдоки оставили на открытом столе и разошлись по домам. Очень разумно! Ещё бы у входа в СИЗО выставили, как на вахте: 'Что, вы уже уходите? Вот, нате возьмите, ваши вещи. Да, берите-берите!'

То, что после допроса ему без проблем отдадут иностранца — полковник не сомневался. Кто же будет перечить ФСБ? МВД обязано подчиняться требованиям ФСБ. Так заведено. Утёсов даже не суетился на этот счёт. Им же легче станет. Они не смогут удержать у себя иностранца… Один раз такое уже случилось. Так повториться и снова. Зачем им проблемы для себя создавать? Хоть на десять ключей запирай — он перехитрит любого. Но не ФСБ. В отделе контрразведки все уловки знают, все фокусы уже видели. Не обманешь! Не уйдёшь!..

На допросе иностранец всё говорил про будущее, объясняя этим необычные явления, с которыми им пришлось столкнуться утром. Малинин был готов поверить, что он и вправду из будущего — достаточно убедительно он рассказывал — даже смел предположить, что он из 2034 года, годом производства которым проштампованы патроны пистолета на фотографиях. Это, действительно, многое объясняло: почему у него такой странный комбинезон с кучей возможностей, почему у него такая нечеловеческая скорость и реакция, как ему удалось спрыгнуть с третьего этажа не переломав ноги. Чудеса объяснялись уже проще. Но начальник Малинина наставлял преемнику: не верь тому, что видишь. То, что видишь — это шоу для глаз, это обманка — по ту сторону от людского взгляда скрыто больше. Опытный разведчик должен уметь работать ловчее фокусника. Вот, смотрите платочек в кулак засовываю. А теперь глядите — вуаля! — нет платочка. И многие наивно верят, что платочек вправду исчез; что фокусник — волшебник, мать его, что он смог заставить исчезнуть платок. И здесь не каждый догадается, что платочек-то оказался уже в другом кулаке. Потому как это он проделал в мгновение, отвлёк вас чем-нибудь или вы просто этого не заметили, не попало в поле вашего зрения. Это практика, вырабатываемая годами. Если бы он, полковник, верил всему, что видит — то он бы уже не сомневался в существовании НЛО, полтергейста, в сверхвозможности человека: телепатию, телекинез, способность предвидеть будущее и так далее, так далее… Но что есть НЛО или полтергейст? НЛО — не более чем причудливые природные явления, возникающие то там, то сям: шаровые молнии, зависшие облака в виде блюдец, горящие метеоры, часто спутник Земли, Луну, принимают за НЛО, в туманке облаков она может принимать такую необычную светящуюся форму, что в самом деле веришь — там, над сараем завис инопланетный корабль сферических очертаний. НЛО — это метеорологические зонды, шпионские аппараты, свои или чужие секретные разработки. Раз запустили из секретной базы такую разработку, а тут народ увидал этакое чудо техническое — щёлкать начал фотоаппаратами, на видео записывать. А как же людям не увидать, если они рассеялись по стране, как по муравейнику, и теперь почти не осталось безлюдных пространств? Военным же — ладно, пускай считают, что НЛО летало. Это лучше. Даже если увидишь зеленый человечков, выпрыгивающих из люков большой тарелки — не верь глазам своим, это же обычные пилоты секретной установки, просто форма у них такая маскировочная, в траве чтобы затеряться… Это свои, братья-гуманоиды, земляне. Какие к чёрту инопланетяне!.. А кто-нибудь видел настоящее НЛО, настоящих инопланетян? Как они, в принципе, должны выглядеть кто-нибудь знает? Почему принято, что их летательные аппараты должны напоминать по форме блюдца — пологая чисто из-за аэродинамических способностей? А сдалась это аэродинамика в космосе, где один вакуум? Почему инопланетяне должны быть обязательными гуманоидами, чуть ли не человекообразными мартышками, а не, например, разумным веществом в виде тучки небесной? Ещё полтергейст! Какие, нафиг, привидения — это вам мерещится, друзья. Это солнечные блики, отражения, игра теней. Это плод вашей фантазии выдворенный в реальность разумом. 90 процентов всех необычных явлений имеют научное объяснение… А другие десять — не имеют научного объяснения и как-либо их объяснить трудно, потому что явление это крайне редкое и не изученной той же наукой. Но при тщательном изучении всё поддаётся разумному объяснению.

Если будет доказано наукой, что хотя бы чисто теоретически можно перемещаться во времени — то Малинин не будет сомневаться в том, что Паут Воэ — пришелец из будущего. Но наукой это не доказано. И полковник догадывался, почему иностранец, так безбожно врёт — это он делает для отвода глаз. Загнув такую историю, вполне доказуемую, становиться совершенно не понятно с какой целью этот человек появился в Питере. Невозможно даже предположить, ради чего он здесь. Можно высказывать разные догадки, как полковник делал сегодня утром — но все они не подтверждаются. И это удивительно! Совершенно очевидно, что иностранец — зарубежный разведчик. Нет сомнений. Вполне может оказаться ЦРУ или Ми-5. Такие опытные и профессиональные резиденты, как правило, родом оттуда. То, что по-английски говорит с заметным акцентом — это ещё не доказывает, что он плохо им владеет; может, специально выработал для себя акцент, тем самым запутывает всех, заметает следы. И оказался он здесь не случайно. Цель визита — он тщательно маскирует. Очень много догадок рождается на сей счёт. А когда догадок много — очень тяжело определить, какая из них верна. И начинаешь путаться в догадках. А тут он дополнительно примешивает ещё своё будущее, Великую Федерацию, лёгкие пистолеты с футуристической датой производства — и тогда в конец запутываешься, не знаешь какому пути следовать. Это же явная фальсификация! Да ради отвода глаз могли сделать какую-нибудь тестовую модель пистолетов и проштамповать их как угодно. Это кажется на первый взгляд сложно, а в реальности всё сделать можно. И делают!

Малинин видел, как устал Порешко слушать иностранца — он уже и записывать не хотел, но чего-то там ещё черкался на листке. Наверное, бабу голую начал рисовать… Нет, Коля, это ты так гражданских допрашивай, но не разведчиков. Для разведчика твои методы не действенны — он в сто томов тебе наврёт и не покраснеет, будет клясться, божится, что всё истинная правда. И детектор лжи, которого тут всё равно нет, он сможет обмануть, обхитрить. Это психология, Коля! Разведчики — настоящие психологи, а иногда даже лучше их. Они умеют управлять своей психикой. Подумай только, в чужой стране, прекрасно осознавать себя шпионом, гадом ползучим, каждый день проживать чужим человеком, легенды сочинять, железобетонные алиби строить и психикой своей не управлять? Да не бывает такого! Настоящий разведчик погибая, улыбнуться сможет. Он сможет в последний свой миг развеселить себя, распотешить… Конечно же, он будет тебе врать, Николай — это его профессия, это его призвание. А как ты думал будет?!

Только в своём отделе Малинин мог бы его расколоть. Да и то не факт, что всё пройдёт гладко. Не хотелось бы терять такого ценного человека. Завербовать его бы надо! Когда отдел отлавливает шпионов, первым делом пробует вербовать, а потом уже допросы, пытки, разного рода воздействия. Двойные агенты — это не новшество, это суровая действительность жизни. А то ведь бывают и тройные агенты! И попробуй их расколоть! Тройной ты или двойной, чёрт тебя дери?! Если Паут Воэ согласиться стать двойным агентом — фактически работающим на две конкурирующие фирмы — иностранную разведку и нашу, то это будет супер. Он будет самым ценным агентом в отделе. Требовать он, конечно, будет много денег, но чёрт с ним, и отдача будет мощной зато. Такие агенты на дороге не валяются. Ну, а если не захочет работать на нашу разведку? Или обманом согласиться, но не будет работать на русских? Что тогда?! Тогда надо выжить из него максимум и уничтожить… Только так. А если выжиматься не будет? — То просто уничтожить! Элементарная арифметика: у них убудет, а у нас нет. А значит, мы станем автоматически сильнее.

'Мда, — призадумался Малинин. — Сначала бы надо попробовать его вербануть. Тяжело будет. Но попытка — не пытка. Уничтожить мы всегда успеем. Лишь бы не терять бдительности — драпанёт сразу же. Исчезнет. Испариться. Он это умеет'…

Глава 19

Его везли. Ему не сказали куда отвозят, но отвозили далеко. Завязали глаза — сказали, для его же блага. Но ему не нужны были глаза. Он хорошо ориентировался в пространстве с завязанными глазами, угадывал где сервер, где юг, по инерции тела определял с какой скоростью они едут и в какую сторону. Если ему развяжут глаза, он без проблем найдёт дорогу обратно. Он — альверец-спец. Он — Паут Воэ.

Машина тряслась — ехала по разбитой дороге. Он знал, что рядом с ним сидит полковник Малинин, а с другой стороны его коллега с невыговариваемой фамилией Красильников. Они из ФСБ. Федеральной службы безопасности Российской Федерации, а не Руси, как он думал изначально. Ехали молча. Можно предположить, что этот полковник всерьез его принимает за разведчика. Тех действий и усилий, которые он продемонстрировал в общежитии Вики, почему-то оказалось достаточно, чтобы он сделал такие нелепые выводы. Какой из него разведчик? Тем более шпион? Он основ-то шпионажа не знает. Это был обычный приём комплексной самообороны — когда задействованы все доступные ресурсы. Померяне крайне медлительны, а значит даже вооружённые они представляют меньшую опасность, чем невооружённые альверцы-спецы. Вот этим и воспользовался Паут. Не нравилось ему, как к щеке приставили грязный ботинок. Да разве такое стерпишь? Вот был бы он разведчиком — он бы стерпел. А тут не смог. Не совладал с собой. Он понимал, что сопротивляться местной полиции нельзя — себе причинишь больший вред, потому что будут придираться ещё пуще, и тогда его, Паута, сил и энергии уж точно не хватит. А ведь надо возвращаться. Во чтобы-то ни стало надо возвращаться…

Он спокойно ждал, когда Вика перестанет кричать. Она кричала громко, похоже, звала на помощь. Металась взглядом по комнате и всё продолжала кричать, надрывая глотку. Но Пауту, привыкшему к рёву ионных двигателей, крик не казался таким оглушительным и тем более его не пугал. Что бы ни было, надо оставаться спокойным, улыбаться и быть вежливым, тогда девушка начнётся сомневаться, что поступает правильно, что это ей поможет и поскорее перестанет кричать. Вот она уже смотрит на него внимательно и кричит тише. Она удивляется, изумляется его поведению — да почему же ты не убегаешь?! — и кричит всё тише и тише, пока не умолкает.

Дверь распахнулась и в комнату влетели молодые ребята. Осмотрели комнату, увидели дрожащую девушку на кровати, заметили Паута, сидящего возле неё, внимательно пригляделись. Выпучив глаза, они переглянулись и осторожно попятились назад, прикрывая за собой дверь. Мол, простите, мы ошиблись номером.

Не нужно быть провидцем, чтобы понять, почему Вика вчера поздним вечером ластилась к нему, а сегодня визжит в страшном испуге, только завидев его. Не успел оценить Паут скорость распространения информации по району. Ох, как не успел. Тут уже, похоже, все знают его. Знают, что он как-то причастен к смерти паренька — в полицейском участке его фотографировали, а фотографии, видимо, распространили по округе оперативными средствами связи. А раз он причастен к чужой смерти — значит, он теоретически опасен. Не случайно же по улицам разъезжает много машин с мигалками. Всё по его душу рыщут.

Не учёл он этот момент. Нет, тут какое-то неправильное средневековье. И люди здесь не такие отсталые, какими он себе представлял, и правоохранительные органы оказались куда более подвижными, проворными и рьяными в поисках сбежавших подследственных.

Всё верно. Он не доказал своей невиновности в полицейском участке. А надо было именно с этого начинать: объяснить, рассказать, как всё было. Разве не велась видеосъёмка на этой улице? Везде же должны быть… хотя, не везде. С чего это Паут подумал, что везде будут камеры видеонаблюдения? Но были же свидетели! Другие парнишки. Разве они не объяснили, как было?.. Или же они не были заинтересованы в его защите? — неожиданно подумал Паут. А ведь, действительно, зачем им его защищать? Скорее напротив, они будут давать показания против него. Они готовы пойти на второе преступление: дать ложные показания и обвинить невиновного.

Где же презумпция невиновности? Почему он должен доказывать свою невиновность? Свою непричастность к смерти? Почему так дико устроено это общество, где правосудия надо добиться своими силами? А ежели ты ничего не делаешь в свою защиту — то ты, стало быть, виновен. Своим молчанием признаёшь свой тяжкий грех. Так получается?!

Но что же ему делать теперь? Не трудно догадаться, что полиция уже оповещена — он здесь, средства связи здесь определённо не такие уж отсталые; что полиция собирает своих людей, чтобы его словить, арестовать. Да что там, собирать людей? Вон они, разъезжают по улицам. Им только подъехать, да забраться на четвёртый этаж тут, без лифта… Не хорошо получилось. Он собирался перекантовать у Вики остаток дня — до вечера. Надеялся на её благоразумие и гостеприимство. Но не вышло этого. Ей всё известно. Он не доказал свою невиновность, а значит он, хоть и временно, носит бремя преступника, но и никто ещё не доказал его виновность… Однако, похоже, это не в счёт.

На самом деле у него выбор небольшой. Всего два варианта на выбор: бежать… или не бежать. 'Не бежать' — кажется идеей безумной. Но лишь на первый взгляд. Если выбрать вариант 'бежать'… Да, он сбежит, он сможет ускользнуть от полиции. Можно просто через окно выпрыгнуть, включить режим маскировки и, используя антигравитационное поле комбинезона, спокойно приземлиться на улицу. Конечно, не третий этаж, но и не шестидесятый. Энергии ему хватит. Хватит даже ещё на режим маскировки минут на десять. Он рванёт со всей дури подальше и где-нибудь затаится. Но как же потом вечером пробираться в Квадрант? Во-первых, здание находится в нескольких кварталах отсюда. Во-вторых, кто его увидит на улице — может узнать и объявить тревогу. А в-третьих, даже если он проберётся к зданию незаметно, то его узнает охранник или сотрудники Квадранта, прохаживающие по коридорам компании. Успеет ли он в таком случае вбежать в дверь?.. А если не успеет? Если его задержат раньше — и он опоздает? Даже если ему удастся вырваться из лап полиции, то полиция будет денно и нощно дежурить у здания — и тогда ему не будет никакой возможности пробраться незамеченным в здание.

Всего-то надо зайти в дверь со стороны коридора в конкретное время. Но какое же получается рискованное дело! Это раньше ему казалось так просто — взять и зайти. Сейчас это выглядит куда сложнее. Вляпался он по своей неосторожности в криминальное дело и очиститься, быстренько отряхнуться у него не получается… По любому ему нужно пробираться в здание Квадранта в маскировочном режиме. Хотя бы из-за охранника, необходимости иметь при себе пропуск. Для этого потребуется энергии хотя бы минут на десять маскировочного режима. Ух, какой энергопотребный этот маскировочный режим, режим невидимки. Вон он и оставил для себя режим маскировки минут на двадцать. Но он не учитывал, что ему потребуется ещё раз бежать.

Вариант 'не бежать' выглядел не лучше. Однако казался менее рискованный, чем первый вариант. Если он не побежит — его схватят. Не станет же он сопротивляться полиции. А раз его арестуют, то снова начнут допрашивать с пристрастием и про ночное событие, и про то, почему сбежал из полицейского участка. Правда, участок почему-то называются не 'полицейским', а 'милицейским'. Что это такое 'милиция'? Это тоже самое, что полиция? Или в городе есть ещё полиция, а эта милиция занимается похожими, но немного другими делами? Чёрт разберёт их правоохранительную систему. Ну да не важно… Полиция это или милиция — он расскажет всё как было и как защищался от неудавшихся грабителей, и как сумел сбежать. Впрочем, словам они не поверят, как не поверили в первый раз, и надо чем-то доказывать. Но доказать будет можно. Надо раскрываться. При этом — летит к дьяволу легенда об Уругвае. Хотя пускай летит, они всё равно не верили, что он уругваец. Может быть, в консульство звонили или по базе данных поискали и не нашли такого уругвайца, Паута Воэ?.. Надо ему будет признаться, что он — человек необычный, не этого времени и не этого мира, что он заездом здесь… из будущего. Ну и показать, как всё было — у него сохранено в памяти это событие, всё запечатлено глазами; а с помощью специального устройства, спрятанного в армейском поясе — миниатюрного визора, он покажет им как было: как его окружили молодые люди, как набросились сзади и как он начал защищаться, как потом паренёк выхватил нож и хотел его ударить по спине, но Паут это прочувствовал и легко уклонился от удара… Всё покажет, в мельчайших подробностях. Неужто после этого ему не поверят? И не убедятся, что он прибыл из будущего. Это надо быть страшным скептиком, чтобы не верить. Конечно, они могут быть удивлены и напуганы — у них же нет никакого опыта в контакте с пришельцами из других миров, как не было и у нас, когда появился Алексей Губанов. Поэтому позовут своё начальство, а то позовёт своё начальство и, наконец, об этом известят руководства страны или мира — и попробуют наладить первый контакт с человеком извне. Трудно себе представить, что они будут сразу портить отношения с представителем другого мира, читай, другой цивилизации — такой же, как их, но только развитой на тысячу лет вперёд. Поэтому они проявят гостеприимство и не станут его стеснять в движениях — не будут садить в ужасную, грязную комнату с решётчатыми проёмами, а предоставят более комфортные условия. Разве не так?

Вполне возможно на это уйдёт не один день. Наверное, потребуется два или даже три дня. Алексей Губанов провёл на Битурте почти 3 земных дня до возвращения назад. Но это с учётом технического сбоя. Его бы могли отправить домой раньше — если бы восстановили соединение, а потом и сам не захотел там быстро возвращаться…

В любом случае, ему этим вечером уже не попасть в Квадрант, уж слишком активно его разыскивают. Следует добровольно сдаться и рассказать всё как есть. Недоверчивые эти померяне, конечно, но ничего не поделать. Если есть возможность не нажить себе врагов — лучше этой возможностью сразу пользоваться. Старая, проверенная военная поговорка.

Девушка Вика поджала к себе коленки и дрожащим голосом что-то спросила по-русски.

— Прошу прощения за вероломное вторжение, — стараясь успокоить девушку, сказал Паут.

Она опасливо поглядела на него с кровати. Ничего не поняла. Он повторил фразу. Она поняла, но, похоже, не полностью.

— Извини меня, я не хотел тебя напугать, — добродушно сказал Паут.

— Ты меня… убивать? — тревожно спросила она. Всё тот же робкий взгляд. Карие глаза испуганно обшаривали его руки, комбинезон в поисках ножа или другого предмета, с которым он пришёл убить её.

— Нет, что ты! Я не думал даже! — стараясь вложить максимум доброты и теплоты в слова, сказал он. — Я не хочу тебя убивать. Я не стану тебя убивать. Ты мне нравишься!.. Я пришёл к тебе в гости!

Девушка недоверчиво взглянула на него. Стала причёсывать волосы — хороший признак. Значит успокаивается, вспомнила о своём внешнем виде.

— Как ты сюда попал? — тихонько спросила она.

Мда… Как же ей это объяснить? Это же чужой дом, хоть и маленький — всего в одну комнату. Но чужая собственность. А он вторгся сюда без спроса. Непростая ситуация… Однако ведь надо же как-то объяснить, успокоить девушку.

— Я пришёл десять минут назад, — начал он. — Я запомнил твой адрес и номер твоей квартиры. Четыре-один-один, помнишь? Фо-ван-ван… Не знал, как тебя вызвать из квартиры. Поэтому постучался в дверь… Никто не открывал. Я ещё постучался. Никто не открывал…

Она слушала внимательно. Некоторые слова по-английски она, видимо, не понимала. И Паут ей демонстрировал на комнатной двери — как он постучал; и разводил руки — мол, ничего не происходило после этого.

— Вот, я и подумал, что ты куда-нибудь ушла… Решил зайти, подождать твоего возвращения. Сюрприз устроить… — конечно, он бы не стал заходить в чужое жилище, к тому же закрытое на замки и не стал бы устраивать сюрпризы. Он не любит делать сюрпризы. Особенно такие, внезапные. Он зашёл к ней, потому что катастрофически заканчивалась энергия от режима маскировки. Больше он использовать энергию не мог, иначе бы резерва не хватило на возвращение в Квадрант. Поэтому он при помощи прочностного поля открыл замки и зашёл в комнату. А двери закрыл за собой из-за беспокойства, что, заподозрив неладное, девушка не станет заходить в свою комнату и убежит прочь, за помощью, поднимется шум — и ему несдобровать. Он был вынужден зайти внутрь ещё потому, что торчать в коридоре, хоть и мрачном с тусклыми светильниками, у всех на виду и привлекать к себе чужие взгляды — ему не хотелось.

— Ключи? — спросила девушка. — Откуда? Где взял?

Объяснять непростую технологию прочностного поля Пауту не хочется. Да она не поймёт, не все термины знает, да и представить не сможет, если он не покажет… Объяснять ему не пришлось… За дверью нарастал шум. Там собирались люди. Шёл гомон. В полголоса, в полный голос переговаривались. Паут не понимал их речи, но по доносящимся выкрикам, по беспокойному взгляду Вики, понимал, что говорили о нём и о девушке. Вика встревожилась.

— Ты… — испуганно озираясь на дверь, шептала она. — Ты… убийца?

— Нет! Я никого не убивал! — уверенно сказал Паут, а про себя добавил 'по крайне мере, в этом мире'. — Чтобы тебе не говорили — я никого не убивал. Это ложь! Вздорное обвинение… На меня ночью напали. Я оборонялся. Наподдающий сам себя ранил. Я его хотел спасти… но не смог.

— Зачем ты здесь? — поинтересовалась Вика.

— В гости зашёл. Хотел у тебя остановиться до вечера. Укрыться от людей, — не сразу ответил он. — Но, видимо, это уже не получиться… Тебе всё известно, всё рассказали. Увидев меня, ты запаниковала, испугалась, подняла шум, всполошила общежитие.

— Я всё испортила? — удивилась девушка.

— Я тебя не виню в этом. Сам виноват.

'Мда, — подумал Паут. — Мог бы дождаться вечера где-нибудь в укромном уголке. Ведь была такая мысль. Мог бы открыть чью-нибудь пустую квартиру и там остановиться на время. Только людей в этом городе слишком много — везде чьи-то взгляды мечутся, везде люди встречаются, даже, казалось бы, в таких местах, где их по определению не должно быть: в подвалах и на чердаках домов, во дворах, между мусорными свалками, даже между узкими проходами железных будок натыкаешься на людей, — Паут всё излазил, но такого укромного места, где бы не было посторонних взглядов он не обнаружил. Людей пруд пруди. — С квартирами тоже не понятно. Как узнать, что квартира пуста, что там никого нет? Его сверхчувствительность не такое мощное, чтобы просканировать всю площадь квартир. И как предугадать наперёд, что хозяин не придёт, не зайдёт в свою квартиру в неожиданную минуту?..'

Он подошёл к окну. Скоро должна нагрянуть полиция. Странно, что она так задерживается. Уже больше пяти минут прошло. Патрули должны были прибыть мгновенно — он их на перекрёстке видел. Вот две машины с мигалками стоят под окнами. Возле них крутятся люди с фуражками. Вот ещё две большие машины подъезжают. На боку каждой белой краской большими буквами выведено слово 'ОМОХ'. Чтобы это значило? Должно быть специальное подразделение полиции, или как её там, милиции, для проведения оперативного ареста подозреваемого. Вот, выпрыгивают из машин два десятка людей с оружием; подбегают ко входу; скрываются за козырьком. Почему их так много? Ах, да. При дознании у него же изъяли два пистолета. И теперь этих пистолетов у них нет. Стало быть, предполагают, что оружие у него и верно предполагают. А значит, он стал очень опасен и может дать вооружённое сопротивление, может стрелять по людям. Кто его, Паута, знает, как он решил сопротивляться? Насмерть или до первого предупреждения?.. Не знают они ещё, что он не собирается сопротивляться. Так что же делать? Надо выйти и сдаться.

Он направился к двери, потянул ручку. Но Вика его резко отдёрнула:

— Не выходи! — запротестовала она. — Тебя могут убить…

'Эх, Вика, Вика. Мне б твои заботы' — подумал Паут, остановившись. Может Вика права, и не стоит выходить? Судя по звукам, там за двумя дверями скопилось много народу. Топчутся по старому скрепящему полу, полушепотом ведут диалоги, может, решаются: зайти или не зайти. Ладно, пусть сами зайдут. Он опустился на кровать и поглядел на девушку с заплаканным личиком, добрую, красивую Вику. Улыбнулся ей.

И действительно, через три минуты зашли…

До момента, когда в комнату ворвались бравые бойцы с надписью на теле 'ОМОХ' (кстати, может не латиница вовсе, а кириллица?), Паут успел вспомнить свой мир и свою прекрасную Лейму, девушку, которую он любил.

Они встретились на планете Граа, семь лет назад, если считать относительно своего мира.

Тогда майор эксадрилии Паут Воэ отлёживался после ранения в военном госпитале в небольшом горном городке государства Нрави Край. Ему успешно проделали операции. Вернули потерянную ногу — ту самую, которую оторвало взрывом. Зашили глубокие раны, порезы. В общем, достали из того света. Врачи были чрезвычайно опытные — сумели провести многочасовые операции, поочерёдно подменяя друг друга. Тогда спасти майора Паута считалось долгом и держалось под строгим контролем военного руководства миротворческих сил Федерации. Вот если бы Паут тогда не проявил себя в городе Сурия, спасая тысячи людей, но при этом бы пострадал также как сейчас — то вряд ли бы его так рьяно пытались спасти. Портал неожиданно бы оказался занят — в очередь, раненых полно, чем ты лучше других. Врачи бы сейчас спасали бы чью-то другую душу, не его. И загнулся бы майор там. С другой стороны, раз его пустили без очереди — в лучший госпиталь на Граа, то, логично предположить, что кто-то другой не получил своевременной помощи и умер. Может быть, это был кто-нибудь из его бойцов. Ведь бесконечно жаль того человека, померянина или альверца, а может спеца, который ценой своей жизни спасал мирных граждан, отражая жёсткий натиск противника. Может, он стал героем посмертно, а может — нет, не стали награждать его. Трудно осознавать, что вытесняешь собой чужую жизнь… Такова судьба! И кого-то нужно давать в жертву, чтобы спасти свою жизнь. Она ещё пригодиться — для будущих великих свершений.

Осознавая это в госпитале, он дал себе клятву, раз судьба ему дала жизнь, новый шанс — то он использует этот шанс по максимуму, чтобы оправдать смерти своих бойцов, товарищей и друзей, которых он недавно потерял в жестоком и неравном бою. Он не предполагал ещё, что в ближайшие годы — его ждёт невероятный взлёт в карьере; что ему досрочно присудят звание полковника, минуя звание подполковника. А потом офицерские чины будут менять друг друга через каждый год. На него обратят зоркое внимание свыше, с президентского уровня, и начнут тянуть наверх, к себе. Он станет всё ближе и ближе к президенту и правительству Федерации и это устроит всех и правительство и самого Паута Воэ и, что не маловажно, народ.

Но сейчас он вылечивался. Уже прошло больше двух недель с тех самых событий на Альфа-Арвусе. Он уже мог ходить. Если неделю назад не мог даже встать, то в последние дни ему удавалось делать всё, как полноценному человеку. Правда, без спецкостюма с прочностным усилителем это сделать поначалу не удавалось. Нога всё ещё была слаба. Но сегодня он решил, во что бы то ни стало, без помощи спецкостюма пройтись по горным тропкам заповедника Адерон. Как же это побывать в Нрави Край, быть рядом с величавым хребтом Адерон и не походить по его тропкам?

Местный воздух прекрасен, чист как никогда. Особенный горный воздух на высоте двух километров над уровнем моря — с запахом малых и больших душистых деревцов — раскидистых сосен, дуба, клёна и кедра, высаженных здесь ещё в далёкие столетия, сразу после освоения планеты. Замечательные тропки! Узкие, вытоптанные людьми, присыпанные мелкой мраморной крошкой. Извилистые, удобные тропинки начинаются от самой территории военного госпиталя — поднимают наверх ближайшей высокой горы, с обзорной площадки которой отлично видна вся территория госпиталя — десятки зеркальных корпусов, за ними начинается серебряный город, стиснутый с двух сторон крутыми хребтами гор и подпёртый с другого конца отвесной скалой. Серебряный — потому что именно с той высоты в лучах местной звезды Грааль город светиться истинным серебром. Так по крайне мере говорят его коллеги по палатам, кому удалось подняться на ближайшую гору. Паут решил это проверить.

Врачи ему не советовали выходить сегодня, так как короткий год заканчивался и стремительно наступала зима — к вечеру возможно выпадет снег. Но сейчас ярко горит звезда. Немножко прохладно, конечно, но в высоких горах — это стандартная погода. Он оделся попроще, не рассчитывая на продолжительную прогулку, надел прочностные опоры на руки, чтобы случайно не свалиться где-нибудь, нога ещё не известно, выдержит ли такой подъём; и двинулся к тропинкам.

Вот идёт он по тропе. Всё время убегающий ввысь серпантин, пропадающий то за одни холмиком, то неожиданно выскакивающий из-под массива деревьев, — перед его глазами. Он поднимается медленно… Да. Нелегко это, подниматься в гору, особенно с больной ногой. Но он не останавливается на перевал. Вот ещё не хватало, перевал тут устраивать — когда до цели остаётся немножко.

Его беспокоило новое обстоятельство — он стал популярен и его стали все узнавать. События детально обсуждали по местному телевидению, и неожиданно для всех и для себя, он стал знаменит. Намедни несколько раз он выходил, как обычно, на прогулку в город — посмотреть на местные достопримечательности, как уже через минуту-другую кто-то окликивал его, как знакомого, подбегал радостный и улыбчивый: 'Это вы! Я вас сразу узнал! Вы — наш герой!' И начиналось: 'Позвольте ваш автограф', 'Расскажите, как было? Страшно ли было?', 'Говорят вы были серьёзно ранены?', 'А вы здесь у нас лечитесь?.. Что? Правда?! Вот здорово!' Если один из толпы заметил и узнал его — то через мгновение уже напирала толпа, окружая его отовсюду. Если в первые два раза было приятно ощущать себя таким знаменитым, то в следующие разы это начинало надоедать, доставало и хотелось одеть маску и ходить только в маске. Вот та́к! За славу надо тоже платить.

Поэтому тихие, практически безлюдные тропки Адерона ему казались куда приятней городской суеты.

Наконец, он поднялся на самый верх — взгляду предстала широкая обзорная площадка. На ней было всего три человека, которые даже не заметили его присутствия. Он обессилел. Нога подрагивала от напряжения. Надо же, устал, протопал два километра и так устал, словно бежал в гору все 20. Он преодолевал подобные горки и не помнил, чтобы так сильно уставал. Да, ранение — это страшное дело. Врачи лишь обещают, что при нормальном режиме только через полгода нога станет полностью функциональной как и прежде. А хотелось бы раньше…

Он подошёл к ограждению. И в правду, город серебрился в лучах уходящей звезды, был необычайно красив, прекрасен. Панорама чудесна! Перед ним раскинулся зеленый массив деревьев. Еле как узнаваем серпантин тропки, по которому он только что поднимался. Ниже утопали в густой зелени корпуса военного госпиталя. Вот и его корпус, который поближе к левому краю, виден. Но этажи разглядеть сложно. За госпиталем возвышаются зеркальные небоскрёбы города, тянутся ввысь, но хребты гор, которые его окружают всё же значительно выше. Так что, вам, товарищи-небоскрёбы, расти и расти!

Присев на подвижный диванчик, он зачарованно смотрел на далёкую серовато-зелённую даль. Он не знал, что находится в той дали — может высокие горы, которые выше этих, может другие города, а может там море? Неизвестность всегда манит и пытаешься рассмотреть, что же там скрывают своими туманными вершинами далёкие горы.

Вдруг перед ним промелькнула пташка. Суетливая, быстрая как грэхти и очень маленькая синия птичка. Он дважды облетела диванчик, на котором сидел Паут, облетела соседние, перепорхнула за ограду, через миг выпрыгнула оттуда и уселась на стеклянные ограждения. Паут теперь мог её хорошо рассмотреть. Но он не мог понять, что это за вид птиц такой. Колибри? Нет, не колибри! Колибри летают по-другому. А каких ещё он помнит маленьких птичек?

— Это валентирина, — подсказал девичий голос.

Паут чувствовал её присутствие, поэтому её желание присесть рядом Пауту не казалось внезапным. Он понимал, что вот ещё одна — узнала его и сейчас начнёт задавать вопросы, на которые ему, если честно, до смертельной тоски надоело отвечать. Пожалуй, нет хуже пытки, чем повторять одно и тоже сотни раз.

Он даже не глядел на неё. Он чувствовал, что ей семнадцать лет, что она — померянка, причём чистокровная, без примесей генных вмешательств. Боковым взглядом он знал: у неё длинные русые волосы, тонкая фигурка, узкая талия, лёгкая одежда, так же как у него не готовая к холодам. И странно… у неё не было камтика. Вот чудачка! Удивительно, как она ещё справляется с управлением техники… Хотя, как здесь нафиг техника! Это там, в городе, в электронной глуши, без камтика тяжко. А здесь, даже дышится спокойней.

— Спасибо. Я не знал, — вскоре ответил он милой незнакомке.

Она легко опустилась на диванчик в небольшом отдалении от него. '46 килограм! — быстро отмерил Паут. — Метр 63 ростом. Подчёркнуто стройная. Поддерживает фигуру. Занимается фитнесом, настоящим спортом, а не выпивает добавки, как некоторые, кому лень помучить своё тело… Что ж, она даже может оказаться интересной и с ней будет приятно пообщаться'. Он аккуратно огляделся по сторонам, чтобы незнакомка не заметила его разведывательного манёвра — двое людей стояли в приличном отдалении. Похоже муж и жена, тоже померяне. Они на них не смотрят — сдались они им, у них свой, не менее завораживающий вид на город. Значит, толпы не будет. Славно! На это он согласен.

Он ожидал, что сейчас девушка скромно или наоборот не скромно начнёт: 'Ой! А я вас узнала. Это же вы, Паут Воэ!' И тогда он ответил: 'Разумеется, это я!' А она скажет: 'Я слышала, вы были сильно ранены в бою. Вы здесь лечитесь, в этом госпитале?' А он: 'Да, всё верно'. Она: 'Вам, наверное, больно?', 'Нет, что ты! Сейчас совсем не больно… Это две недели назад было больно…' и так постепенно завяжется у них беседа на полчаса, на час или даже два, пока не стемнеет. А потом он её проводит вниз, а сам пойдёт в свой корпус. Можно, конечно, захмурить девушку и пригласить в гости на вечерок, а может и на всю ночь… Но не хотел злоупотреблять своим положением, своей знаменитостью паут, ещё успеет всласть насладиться… Он улыбнулся своей мысли и ей… Приятный собеседник в виде симпотичной молоденькой девушки-померянки или наивной альверки — это всегда его радовало.

Но она не начинала беседу. Сидела в сторонке, изредка посматривала на него, скромно улыбалась, задумчиво смотрела вперёд. Шла долгая, мучительная минута.

Птичка-валентирина шустро почистила пёрышки во всех доступных местах, осмотрела сидящих внимательно, тихонечко чирикнула и, резко упорхнув в сторонку, скрылась за широким развесистым дубом.

— А вы биолог? Генный биолог?.. — не выдержав затянувшегося молчания, начал он. — Или, может, эволюционер?

Девушка удивлённо посмотрела на него:

— Почему вы так решили?

— Откуда вы знаете, что это валентирина? Я вот, например, не имел даже представления, к какому семейству птиц относиться эта особь.

Он улыбнулся, как умел, стараясь поймать в лицо лучи света, размешиваемые кронами ближайших деревьев. 'Может, она не успела узнать меня? — закралась мысль. — Или она очень умна. И не хочет начинать беседу с очевидного?'

— Нет, — тихо, заметно скромно, проговорила она и рукой смахнула прядь волос, скрывавших голубоглазый чарующий взгляд от налетевшего ветерка, — я не биолог и, тем более, не эволюционер. Я просто люблю животных и знаю названия многих видов… Увлекаюсь. Это моё хобби. Валентиринка — это как раз продукт генной эволюции птиц семейства воробьиных, взращенный эволюционерами чуть ли не столетие назад.

— Воробей?! — восхитился Паут. — Такой маленький!.. А я, по глупости своей, начал думать, что колибри.

— Нет. Колибри же по-другому летают. Напоминает полёт чешуекрылых бабочек и при этом слышно жужжат.

'Она играется, — думал он. — Она меня давно узнала и начала свою игру… Но нет, девочка, я тебе не какой-то там деревенский необузданный паренёк! Я эти уловки девчачьи знаю. Ты меня не подцепишь на крючок своей наигранной наивностью'…

— Вы меня не узнаёте? — напрямую спросил он, чуть наклонив голову.

Девушка вгляделась в него, помолчала мгновение, сказала:

— Нет… Не узнаю. А разве должна?

— Ну, вообще-то… не знаю. Обычно меня узнают, — смутился он, не ожидая такого ответа.

— Вы местный? Вы, наверное, почётный житель города? — предположила она.

— Нет, нет. Я — не местный. Я здесь в госпитале лечусь. Вот в том, военном госпитале… видите, корпуса торчат из зелени, — он указал рукой к прозрачному ограждению, в сторону зелённых массивов.

— Ага. Вижу, — воскликнула она радостно. — Вы, значит, военный?

Он кивнул. И задал давно терзавший вопрос:

— Вы не смотрите новости? Не интересуетесь новостями?

— Да, — изумилась она, заглянула в глаза Пауту: — Откуда вы знаете?

— Ну, так… Вдруг подумал, — Паут не смог сдержать её взгляда и посмотрел на город.

'А это становиться интересным!' — думал он. Она не знает кто он, откуда он, чем так знаменит, и почему его должны все узнавать… Вот ведь как получается! А ведь оплошал вояка с супер чуткой интуицией — не знает она ничего. Конечно, может лгать, обманывать, что не знает, а на самом деле знает что-то. Померянки способы врать. Но не в таком же молодом и наивном возрасте!

— Как вас зовут, милая незнакомка? — настойчиво спросил он.

— О! Чувствую офицерский нрав! — улыбнулась она.

— Да, вы бесконечно правы, я — офицер. Майор. Майор эскадрильи… Меня ранили в недавнем бою. Я здесь лечусь. Меня зовут Паут Воэ. Вас как?

Он ожидал ещё, что она скажет: 'Паут Воэ? Так это вы?!' Если даже она не смотрит новости, то, по крайне мере, могла от друзей, от знакомых, от родных или вообще случайно услышать это имя. Его имя.

— А меня зовут Лейма, — скромно представилась девушка.

Да. Он реально зазнался. Из толпы его может и узнает два или три человека. Но ведь не все люди на планете должны знать его и носить имя его на устах.

Всё оказалось куда любопытней…

Они общались долго. Не заметили, как Грааль зашёл за хребты зелённых гор — быстро окатив узкую долину розовым закатом. Это произошло так незаметно, что Паут очнулся лишь, когда понял, что не различает черт своей спутницы, а в небе уже давно зашёл малый спутник планеты и засверкали звёзды. Они прогуливались по заповеднику — бредя по вытоптанным тропкам, пробуя зайти в чащу леса, посмотреть на лесных зверюшек. Но зверюшек не увидели. Видимо, шумели они сильно: девушка смеялась звонко, а Паут нерасторопно ходил с больной ногой, боязливо ступая на мягкие кочки. Разочаровавшись, что зверьё их пугается и не выходит (кое-как отличили беличий хвостик на верхушках деревьев), они вышли из чащи и вернулись на склон горы, где была смотровая площадка. Людей там, конечно, не было. Но они сразу же заметили небольшое кафе под навесом. Кафе безлюдно, полностью автоматизировано — заказывай и кушай. Уселись. Продолжили своё нехитрое общение.

Лейма рассказывала о себе. Оказывается, она тоже неместная и приехала на отдых. Здесь славный горный воздух. Адерон! Поэтому она долгое время стремилась сюда. Не на Гео, куда стремиться каждый померянин, волею судьбы заброшенный далеко от родной планеты, а именно на Граа, в Нрави Край, на горы Адерон.

Она живёт безумно далеко — на границе освоенной федерации, в 412 световых годах от Гео или 423 годах отсюда. Пауту ещё не приходилось бывать в такой дали.

— Что это? Дальний космос? — интересовался он.

— Именно, это Дальний космос. Мы — колонисты, осваиваем новые планеты, строим энергодобывающие и сырьевые фабрики на самых далёких недавно открытых звёздах. Наша звезда, где я живу, называется Нерко-18, - отвечала она, — а планета, где располагается наша база — Аремир, по фамилии отца. Это в созвездии Тельца.

Она взглянула на ночное небо. Усыпанный бриллиантами звёзд Млечный путь смотрел на них.

— Я не ориентируюсь на этом небосводе и не знаю где находиться созвездие Тельца. Может, ты знаешь?

Паут быстро загрузил космологические данные из сети в свою память, сопоставил расположение звёзд на небе, сориентировался и проговорил:

— Созвездия Тельца, не видно сейчас. Оно находиться ниже горизонта…

— Жаль. А то бы показала. Там должны быть две большие звезды. Отсюда они должны быть видны. И между ними располагается наша Нерко-18.

— Зато, я могу показать свою звезду, где вращается моя родная планета Монтевидео.

— Монтевидео? — удивилась девушка. — Ты из Монтевидео?.. Я хочу побывать на Монтевидео. Там растут кристаллионы.

Кристаллионы — это местные голубоватые растения, которые можно встретить в пустыни или в степи. Они ростом с человека. Но ветки этих растений похожи на вытянутые кристаллы, которые заманчиво переливаются в лучах света. Они хрупкие и в то же время острые, как ножи. Если их начать ломать — то они могут порезать до крови. Растут они, как всякие кристаллы, очень медленно и долго. Одному кусту с человеческий рост может быть уже десятки тысяч лет. Поэтому растения эти охраняются биологами. Однако в магазинах Монтевидео можно найти сувениры — красивые алмазные ветки из старых, погибших кристаллионов.

Да. Он бы мог подарить этой девушке ветку кристаллиона. Ветка не дорого стоит. Но где же её сейчас достать на этой планете?

Он указал на звёздочку, которую еле видно на небосводе — там Монтевидео. Её сильно подавляют яркие соседние звёзды, но если приглядеться, то можно рассмотреть…

— А вот и Солнце! — он показал в другую сторону.

— Славно ты разбираешься на чужом небосводе! — заметила она. — Ты же здесь две недели всего, так?

Он покачал головой:

— Я вижу звёздный небосвод впервые, — он не хотел скрывать от неё свою особенность, ведь она наверное думала, что он — померянин. — Я — альверец-специалист по военному делу. Мне ничего не стоило загрузить в память данные о положении звёзд и сопоставить с тем, что я вижу.

Девушка удивилась, но не разочаровалась, как он предполагал:

— А-а… Ты не похож на альверца. Больше похож на померянина.

— Да. Это новый класс Джей-5. Нас делают очень похожими на померян. Не отличить, — сказал он.

— Удивительно. Когда мой отец отправился на звезду Нерко-18 почти 450 лет назад, всё было по-другому.

— Твой отец — первооткрыватель?

— Да. Он капитан звёздной экспедиции. Открыл систему Нерко-18 и ближайшие две звёздные системы.

На пути в город она рассказала ему о жизни на планете Аремир; что население Аремира составляет не более 10 человек — четверо из семьи Аремир, включая Лейму, родителей и младшего брата, а также пятеро служащих, двое из которых родственники семьи Аремир. На планете построили несколько автоматизированных энергодобывающих заводов — и полученную энергию прямым порталом переправляют сюда в Нрави Край и соседнее государство, Алесию. Энергии они пока добывают не так много, но планируют расширять производство — строить новые тепловые скважины. У них все заводы — теплоперерабатывающие станции: преобразуют тепло планеты в энергию. Планета постоянно отдаёт теплом и если глубоко капнуть, то грунтовой температуры достаточно, чтобы преобразовать её в мегаватты электроэнергии. Отец Леймы управляет всей колонией на Нерко-18; вроде директора своей миниатюрной фирмы. Дочку он назначил главным инженером по развитию производства. Правда, у Леймы нет соответствующего образования. Но это ничего. В своём маленьком мире — ты может быть хоть начальником планеты, тебя за этого попрекать не станут.

Соответственно, на всей звёздной системе Нерко-18 проживает 9 человек. Девушка рассказала, её отец мечтает образовать своё королевство в системе; назвать его Аремир — по своей фамилии, как и планету. И на планете Аремир построить много городов, поставить большие аэрозаводы — преобразующие углекислый газ атмосферы в кислород. А после того как вырастут леса и сады, пускать на планету туристов. На ней много горячих гейзеров, живых вулканов, красивых и живописных панорам. На туризме можно будет много зарабатывать… Но это всё мечты, грёзы о будущем. Чтобы официально зарегистрировать королевство, нужны большие деньги и население не менее десяти тысяч постоянных жителей. А где их взять?.. Так что эти мечты и грёзы исполняться ещё нескоро. Ой, как нескоро.

Отец Леймы не интересуется мировыми событиями. Да и за полтысячеления экспедиции всё равно сложно нагнать упущенное. Поэтому отец на это давно махнул рукой. Отбросил в сторонку историю, сводки и начал свой лёгко подъёмный бизнес. Есть Федерация и слава Богу. Остальное всегда приложится. Главное, чтобы в их маленьком мире было хорошо и комфортно. А что там твориться, в далёкой большом мире, его не интересовало. Лейма следовала примеру отца. Зачем ей знать какие события происходят в мире, какие конфликты начались или закончились, какие новые планеты открыли, а какие освоили, насколько выросла экономика Федерации и население мира? Зачем ей всё это знать? Она понимала, что жить в большом мире не станет. Её мир, хоть и ограничен маломощным аэрокуполом базы и окружена пустынями теплой планеты, но это её мир. Она там родилась, выросла. Она хочет полностью посвятить себя новому миру — затерянному в Далёком Космосе.

Они вышли в город заполночь. Хорошо, что у Паута с собой оказался фонарик. Однако они жутко промёрзли, так как становилось ощутимо прохладно. По конец пути пошёл обильный снегопад. Бегом они добрались до ближайшего альфа-такси. Паут усадил замёрзшую Лейму в кабину и попрощался с ней до завтра. Завтра на том же месте они договорились встретиться. Смахивая налипший снег с плеч, Паут проводил отлетающее такси весёлым взглядом.

Ему не было так весело и хорошо на душе, пожалуй, никогда…

После Кайт Шестнадцатой у него было много девушек. Он со многими знакомился, прогуливался по городам, проводил совместные нескромные вечера, вместе отдыхал на курортах, многих из них он любил. Они были интересны и уникальны по-своему. Девушки были умны, образованы, воспитаны. Были смелые, скромные, наивные. Но радости с ними было немного. Альверки были легкомысленны и пропадали быстро — они не могли его ждать из продолжительных командировок, из дальних периферийных боёв, из конфликтных зон, где он пропадал месяцами; они просто шли дальше, не задерживаясь на нём; исчезали незаметно. Померянки же сразу понимали, что с ним не будет будущего. Он — альверец, да ещё военный. Какое с ним будущее? И тоже исчезали, покуда представлялась такая возможность. Не было у него девушки, которую он мог любить продолжительное время. Чувства вспыхивали мгновенно и мгновенно гасли. Всё! Ему уже самому не интересно с ними… Но, встречавшись на протяжении недели с Леймой Аремир, Паут стал замечать, что он не равнодушен к этой померянке. Очень. Ну, что в ней такого, чего не было в других? Вроде бы — ничего, и в то же время, всё в ней другое, необычное, удивительно загадочное. Он не приглашал её в свою палату в госпитале. А у него была шикарная палата, для 'особенных' людей, которой глупо не хвастаться. Да и она не просилась в гости. Они встречались каждый раз на нейтральной территории — на обзорной площадке ближайшей горы. Паут на второй день кое-как дополз до площадки. Ноги после вчерашнего измучились, сильно болели. Однако, пересилив дикую усталость, дошёл. Он не смел не прийти. И она пришла вовремя, даже чуть раньше его. Они болтали всё время о пустяках: она рассказывала смешные истории, об экспедициях на далёкие звёзды, о своей работе на энергодобывающих заводах, а он рассказывал немного о себе, о прошлом; не упоминал войну, не говорил про воздушные и космические битвы — он понимал, что не об этом нужно говорить сейчас с девушкой; поэтому находил не менее смешные истории из, казалось бы, своей нелёгкой жизни. Потом начались душевные разговоры, открывшие друг другу сокровенные мечты и фантазии. Паут сразу же вспомнил Восьмого Воэ, их встречи с братьями на побережье Тлира — их 'детскую' беседу, попытку предвидеть грядущее. Эти воспоминания его так захлестнули, что он начал общаться с Леймой, как с братом. Девушке это казалось забавным. Ей нравилось.

Паут не без удивления замечал, что во время их весёлого общения, разъедающая внутренности пустота в нём начинала заполняться теплом. Удивительно. На улице было прохладно, холодно, снег падал, но внутри было тепло… и до пьянящего аромата становилось хорошо. Что это?! Проснувшиеся из забвения чувства? Вспыхнувшая надежда на счастливое будущее, корректирующуюся судьбу? Доброта в нём расцвела?.. Он не знал. Он мог предполагать, но не был уверен в своих догадках. Он хотел погасить в себе чувства разом, уйти и не встречаться с ней больше. Никогда. Паут чувствовал в себе перемены, они в нём бродили и коверкали его до неузнаваемости. Он становился другим. Раз за разом — от каждой встречи к другой. Не понятно, то ли это правильно, так должно быть, то ли это неправильно и нужно предпринять срочные меры, чтобы погасить в себе начавшиеся перемены.

Зачем ему перемены? Ему нравился его стиль жизни — постоянно быть на грани, требовать от жизни смертельной опасности, а от смерти — подчинения. Это адреналин! Это его будоражило. Это ему нравилось. Он получал несравненный кайф от своей профессии… А сейчас ему кажется, что всё это глупо и бессмысленно. Напрасно. Зачем ему нужны эти бои, разрушения, взрывы, смерти, ежесекундные опасности? Когда есть вещи более интересные, более увлекательные и мирные, чем оружие и всё производное от него…

Что с ним?..

Он покинул Граа, планету на которой из-за сильного наклона оси быстро менялись сезоны: лето, весна, зима, осень — в течении двух неполных недель, на которой он встречался с молоденькой померянкой на протяжении восьми дней. Но не смог забыть Лейму. Первое время он думал, что позволил себе расслабиться. Пустяк! Такое случается. Сейчас он придёт в норму, забудет всё и опять ринется в бой, гоняясь за собственной смертью. Но в бой его не вели. Не разрешали прыгать. Он — национальный герой. Его нужно беречь. Его берегли… для более важных дел — командовать из штаба. В нём были способности стратега и эти способности ему дали проявить в полой мере. Паут был расстроен, что не посмотреть теперь смерти в лицо; не улыбнётся он ей своей равнодушной улыбкой. В то же время он был рад этому, так как начинал электронную переписку, общение с Леймой, которая тоже вернулась к себе, на Аремир, приступила к своим обязанностям. Он не хотел ей писать, но она писала ему, отправляла сообщение за сообщением, на которые он не мог не ответить. Они созванивались, общались по вечерам, которые у них к счастью, частенько совпадали. Его радовало, что он больше не рискует жизнью. Он не хотел её огорчать. Ведь, если он ринется в бой, в самое пекло — то он же может погибнуть! — только сейчас дошла эта мысль до сознания; и он не сможет ей отправить ответное сообщение. А она станет волноваться, писать беспокойные сообщения, наполненные тревогой: 'Где ты? Что с тобой?', пока не получит ответ-автомат: 'Адресата больше не существует'. Это же неправильно. Не благородно с его стороны, так вот глупо погибать…

Он понимал, что любит её. И чем больше сообщений, часов беседы проведённых с ней, тем больше было привязанности к ней, тем ценней она была для него. Эта привязанность его тревожила — он беспокоился, что кто-то этой зависимостью воспользуется в злой корысти. Но таких людей не было. Мало кто знал, что у него вообще есть девушка, что он кого-то любит. Этот секрет он умел хранить в тайне. Даже те, кто следил за ним (а за ним следили, он знал, как не следить за офицером, который бойко пробирается к власти) не догадывались и сообщали командованию — чисто.

Прошёл год. У Леймы выдался отпуск и тогда он отважился её пригласить к себе домой — в Акваут, на Монтевидео. Лейма не сразу согласилась. Возможно, её смутило что-то в его предложении. Он сам удивился, зачем предложил? Он никого не приглашал в гости. А тут на тебе! Приезжай! Будет весело…

Он не пытался её заполучить, не пробовал её соблазнить на любовное ложе. Они даже не целовались в те дни. Гуляли как друзья по городу, любовались красотами Древнего океана, ходили в степи, искать кристаллионы; находили их, воровато срывали хрупкие ветки… Он ждал. Он умел долго терпеть, мучительно ждать… Это ей понравилось. И она однажды призналась, что любит его.

Как она может любить альверца? — неожиданно вспомнил Паут. Может, она забылась? Не помнит, что он альверец? Этот факт мог выпасть из памяти случайно… Он ведь так похож на померянина; и видом, и чувствами, и действиями выдаёт в себе померянина…

— Нет, я помню, — сказала она. И Паут больше ей не напоминал, кто он есть.

Прошли года. Они встречались изредка. Чаще это удавалось на родной планете Леймы — на Аремире. Паут брал отпуск и исчезал на несколько дней из штаба. Никто не мог понять, где он отдыхает. Он друзьям и коллегам отшучивался — в далёкой тёплой стране. Пойди и пойми, где это…

Отдых в гостях у Леймы был прекрасен. Планета тёплая, раскаленная. Две одинаковые звезды разом освещают небосвод: Нерко-18А и её сестра-близнец Нерко-18Б. Местные называют их проще: Нерко Младшая и Нерко Старшая. Всё таки у них есть небольшая разница в возрасте формирования. Одна старше другой на двести миллионов лет. Вон за горизонт садиться Младшая, а Старшая поднимается выше. Как они различают их? Паут недоумевал. Но по маленьким характерным нюансам вскоре сам с высокой точностью стал определять близнецов.

База, действительно, была мала. А много ли надо места для девяти жителей? Трёхэтажный металлобетонный дом с малюсенькими окнами, прилипший к скале. Воздушный купол лишь одним километром в диаметре. Сад небольшой разбит возле базы. Растут пальмы. В такой жаре хорошо себя чувствуют только пальмы. Зреют бананы. Озерко искусственное отражает зелень сада. Тропинки неаккуратно проведены по территории купола. Много ли надо для маленького рая на краю вселенной?

Конечно, это был не край вселенной и даже не край Галлактики. Но это был без сомнений край мира человеческого, этакий край света, куда мало кому удавалось заглядывать. А Паут заглянул и поразился, насколько человек готов отстраниться от мира людей, лишь бы найти укромное, уютное, тёплое местечко. Им это удалось.

Фантастический мирок.

Паут помогал Лейме в её работе. Работа была на первый взгляд лёгкой: найти подходящие места для бурения новых скважин и установки теплового генератора; но при обзоре особенностей процессов, понимал, что задача крайне сложна и ответственна. Необходима предварительная топографическая и геологическая разведка — найти оптимальную точку для бура, где жар от планеты максимален. Направить туда бур, настроить программу для бурения и последующей установки, и следить за всем этим… Все процессы автоматизированы. Робототехника хоть не из самых современных и качественных, но отлично справляется со своими задачами. Иногда сбоит, но это мелочи.

Выходных у Леймы практически не было. Расширяться нужно постоянно. Фирма отца на выручку закупала установки, и расширяла мощности производства — для последующего увеличения прибыли. Закупленные партии новых установок простаивали на складах. А это упущенная прибыль. Надо уменьшать потери — и быстро запускать установки в работу — зарывать в землю. Как же быть, когда установок сотни, а буров всего два? Вот и надо за всем следить, чтобы буры не поломались, не вышли из строя, не застряли в твёрдом грунте, чтобы кромки не обтачивались (в таком режиме эксплуатации они не могли не обтачиваться быстро), постоянно надо запускать точильные устройства и ждать, когда бур будет готов к работе. Следить за всем нужно. Глаз да глаз.

Теплогенерирующие установки огромные: 50 метров в диаметре и в 600 метров длиной. На место их перевозит гигантский транпортёр. Такая махина! Он же тянет на себе буры, точильные устройства, ремонтных и наводящих роботов, гравитационные подъёмники. И этим всем управляет Лейма? Одна?.. Да. Всей этой, казалось бы, не женской работой занимается Лейма. Изредка ей помогает младший брат. Но и у него свой фронт работ — в другой части планеты. Так что, Лейма здесь в пустыне одна. База в 200 километрах отсюда. До базы десять минут лёту.

— И не страшно тебе здесь одной? — спросил как-то Паут, сидя в рубке гигантского воздушного транспортёра рядышком с Леймой. Лейма управляла машиной.

— А чего бояться? Здесь пустыня. Здесь никого нет. На планете спокойно, — сказала она.

— Если землетрясение случится?.. или вулкан взорвётся, а может гейзер пробьется из каменистого песка прямо над тобой? Что тогда?

— Такого ещё не было, — уверенно ответила Лейма. Ей нравилось, что Паут беспокоиться о ней.

Вечер они проводили вместе на базе. Отец Леймы со своего молчаливого согласия разрешал Пауту находиться на базе, присутствовать на их праздниках в кругу семьи. Его вполне устраивал он, как собеседник, как потенциальный жених дочери: умён, весел, остроумен, харизматичен, пунктуален, аккуратен, вежлив, обходителен и трудолюбив — это очень ценил Кирд, отец Леймы. Лейма предупредила заранее Паута, чтобы он не говорил отцу о своём альверском происхождении. 'Всё что угодно говори, но об этом молчи'. Это Пауту казалось неправильным. Не хотел он врать её отцу, обманывать его, вводить в заблуждение. Но её отец не интересовался кто он, откуда и кто родители. Возможно, он думал, что Лейма обязательно должна с кем-то гулять, с кем-то общаться, встречаться с молодыми людьми. Возраст соответствующий. Её право — выбирать себе жениха. А он лишь следил, чтобы это были нормальные парни, а не попадалась всякая шваль. Поэтому не предъявлял никаких требований и не устраивал допросы.

Раз в полгода Паут навещал Лейму на Аремире. Они редко встречались в Большом мире. Ей, почему-то, не нравился этот мир: спешный, суетливый, шумный, многолюдный, где гигантские здания нависают громадами над головой, подавляя своей мощью. Кажешься маленьким муравьишкой, затерявшимся в покоях человека-великана. От этого радости немного. Вот, горы и природная тишина — это прекрасно. Но заповедники либо закрыты, либо там снуются толпы туристов. Поэтому свой мир предпочтительней, гораздо проще. Да и прогуливаться с ней по улицам городов Пауту было как-то неловко. Он не говорил ей о своей знаменитости, о своей безумной популярности. Ранее он не упомянул об этом и не стал говорить позднее. Но Лейма догадывалась, что человек он — непростой, раз избегает людных мест и обходит стороной скопления групп. Прячется от толпы. Значит, чем-то знаменит, а чем именно — не спрашивала. Ей он нравился таким, какой есть. Этого хватало. А ещё она думала, что он богат, раз может себе позволить навещать их так часто (порталы, напомню — дорогое удовольствие). Но богатство своё не показывал. Не хвастался он своим богатством. Это тоже было ему плюсом зачтено.

Похоже, положение вещей устраивало всех. Устраивало Лейму — она нашла человека, с которым хорошо, не скучно, можно общаться долгими часами, прижимаясь всем телом; который понимает её и готов слушать; которого любила всей душой. Устраивало родителей Леймы — их дочь была счастлива, светилась радостью, они считали Паута достойным руки и сердца своей дочери, не торопили события и не требовали немедленной свадьбы. Что этот брак изменит в их маленьком мирке?.. Устраивало самого Паута — его тайная любовь не мешала карьере, его каждый год стальной хваткой тянули наверх, его слава и власть росла на глазах и удваивалась из года в год, где-то он сам проявлял себя: свой талант, свои умения — за это его ценили, народ обожал, коллеги завидовали, где-то ему помогали, были у него покровители. У него была девушка — это тоже повышает самооценку, самолюбие и уверенность в завтрашнем дне. С Леймой ему было тепло и уютно. Душа радовалась. Хорошо на душе. Спокойно. Мир оживал, светлел, расцветал и тёмное будничное уныние уже не казалось таким тёмным и беспросветным как раньше.

Положение вещей устраивало даже брата Леймы, Марко. Паут угодил Марко своими интересами. Они оба увлекались космическими планерами и вместе гонялись по звёздной системе на перегонки, от планеты до планеты, разрезая бесшумный вакуум пространства.

— Опять ты! — воскликнул Макро, когда из портальной кабины вышел Паут Воэ. — Откуда у тебя столько денег? Богатый что ли?

— Богатый что ли, — загадочно ответил он, входя на территорию базы.

Они поприветствовали друг друга.

Своим Лейма его представила как майора аэрокосмической эскадрильи Миротворческих сил Федерации. Все так и запомнили. И не могли даже предположить, что он уже давно как не майор, уже ходит в генеральской форме и тянется выше. Не спрашивали они его. Их не интересовала военная система. Откуда им знать, простым людям, далёким от политики, от других людей, что он — важная шишка в главном штабе, что управляет целыми армиями, что сейчас бросает дивизии в огонь сражений куда-то на северные границы, где Адрия опять заёршилась? Откуда им всё это знать?.. зачем им это знать? Вот и встречают его как своего, родного.

Шёл 3047 год.

Не так давно Паут получил чин Генерала западного сектора. После этого ему дали два дня отдыха, которыми он решил воспользоваться — погостить у Леймы. Разумеется, делиться радостным известием он не хотел и не собирался. Сначала созвонился с Леймой:

— Привет, дорогая моя.

Молчание… Тихий плачь. Слёзы…

— Что случилось, родная?

А вот что случилось.

Марко Аремир, брат Леймы, решил смотаться на Гео, посмотреть на Большой мир. Отец ему дал денег на отдых и развлечения — иди, сынок, развейся, погляди как там. Пошёл. Развеялся. Поглядел. Нашёл себе друзей, подруг. Прогулялся вместе. И, видимо, как-то случайно, услышал от них примерно такую новость: 'А вы знаете, Паут Воэ стал генералом западного сектора?' Марко, разумеется, подумал что это однофамилец его друга сестры. Случайное совпадение. И почти забыл про этот разговор. Но любопытство в нём победило, он включил визор и прочитал общую информацию о Пауте Воэ, новоиспечённом генерале западного сектора Миротворческих сил. Одной фотографии было достаточно понять, что это никакое не совпадение. Он по-началу не верил увиденному. Думал, бред какой-то. Несмешная шутка друзей. Однако в других источниках по сети — все повторялось. Всё бы ничего, подумаешь — генерал. Они сами не интересовались его успехами в военной карьере и знать не могли, что он такой авторитетный… но 'альверец'…

Макро был в смятении. По возращении на Аремир решился сообщить отцу. Как отреагировал отец Леймы, было непонятно. Он просто грозно бросил ей: 'Пусть никогда больше не приезжает. Я всё знаю о нём'.

Лейма плакала. Паут старался её утешить, но сам понимал — как тут утешить?

— Я многое тебе не рассказал…

— Знаю, — тихонько плакала она. Он чувствововал, как за четыреста с лишним световых года от него, текла слеза по её щеке. Он её не видел, но ощущал её присутствие рядом, словно сидела близко-близко.

— Возможно, я тебе не сказал самого главного. В день нашей первой встречи, я действительно был майором эскадрильи. Всего лишь майором… Майором Паутом Воэ эскадрильи знаменитых 'дьявольских ястребов'. Я не стал выхваляться своими боевыми наградами, не носил мундир с блестящими орденами и медалями, не говорил тебе о своих подвигах. О них говорили люди, которых вы не слушали…

— Как нам быть? — прервав его, сквозь слёзы проговорила она.

— Жить дальше.

— Так просто?

— Да.

Молчание. Она перестала плакать. Она собралась. Сказала:

— Меня к тебе не пустят. Тебя ко мне не пустят… Это конец… Конец всему…

Паут ответил философски:

— Если бы перед каждой преградой я отчаивался, считал это концом своего пути — я бы не стал Паутом Воэ, кем сейчас являюсь. Не было бы меня… Каждый конец пути — есть начало нового пути. Каждая преграда дарит человеку возможность обрести решимость, найти себя, победить себя и ту преграду, которую перед ним выставили… и стать сильнее, стать самим собой…

Наверное, она неправильно его поняла. Он хотел ей сказать немного другое. Что конец пути — это не начало нового пути, а продолжение того же самого, только ощущается он как новый.

Они долго не созванивались и не писали сообщения друг другу. Паут по-первости писал сообщения, но не получал на них ответы. Потом закрутился в делах и перестал писать письма. А надо было… Ей было больно сейчас, он это понимал. Ему тоже было больно, внутри жгла расширяющаяся пустота, мысли о ней его донимали каждый вечер. Какое-то нелепое переживание! Что же он мог ожидать ещё? Он был готов к тому, что отец узнает правду, что он запретит им встречаться, что она не сбежит оттуда к нему. Не та натура. Не так он дорог ей, как её фантастический мирок. И он к ней не ворвётся, наплевав на запреты. Хотя… Почему бы и не ворваться?

Пролетели месяцы. И вот она написала простое сообщение — 'Здравствуй, Паут. Поздравь меня, я вышла замуж'. Она не врала, не шутила. За день до послания, он уже знал, что она теперь замужем. Федеральная база всё про всех знает, где бы они ни были. Он поздравил её сердечно, как умел, напутствовал, желал счастья, подписался: 'Люблю тебя, Паут'. Ответа он не получил. И он знал, что она больше никогда не напишет ему, а он её никогда не потревожит. Не осмелится её побеспокоить. Она выбрала новый путь. Возможно, это верное решение. Им не суждено быть вместе.

Эта мысль его съедала. Боли не было. Он не чувствовал боли. Никто даже не заметил в нём никакой перемены. Разве, только стал чуть строже, суровей, требовательней к подчинённым. А так, каким был — таким остался. Он сдержал в себе боль.

Вскоре буря внутри умолкла. Совсем недавно…

Сидя рядом с плачущей Викторией, Паут невольно вспомнил Лейму: её улыбку, её глаза, её слёзы.

И почему они плачут?

Глава 20

Прошло не меньше четырёх часов.

Машина подъезжает к какому-то городу. Большому городу… Пробки. Они подолгу стоят. С двух сторон шум машин, рёв двигателей, сигналы; тысячи радиоволн и микроволн витают в пространстве. Хаос. Паут привык к этому средневековому хаосу сигналов от различных электроприборов. Он от них автоматически отстраняется. Они ему не интересны. А вот звуки были любопытны. Чутким слухом он отличает щебетание перелётных птичек, воркование голубей, шелест листьев деревьев. Лесопарк. Много колёсных машин на дороге. Много этих 'тарантасов'. Как же их тут называют? Не мобили точно… Ещё много людей. К какому городу они подъезжают?

Если бы у Паута были географические данные, или хотя бы мельком он видел современную карту России — он бы понял что это за город. А так, надо по крупицам вытаскивать из своей памяти. Что находиться на юго-востоке от Санкт-Петербурга на территории Руссии?.. Тверь? Ответ неверный. Они должны были проехать Тверь час назад. Коломна? Нет. Не похоже. По расстоянию — не похоже. Не могли они доехать так быстро до Коломны. Как минимум ещё 150 километров до неё. Что тогда?

Они отворачивают. Они не едут в город. Петляют по каким-то дорожкам. Неровный асфальт. Тяжёлый гравий. Хотят его запутать, чтобы не понял куда направляются, в какую сторону едут. Наивно. Он всё чувствует. Он знает, что шофёр сделал большой крюк на юго-запад, и ещё один небольшой крюк на северо-запад. Посчитав, что этого достаточно, поехали прямо. Ладно, он не будет их разочаровывать.

Через минут пятнадцать они подъехали к какому-то большому дому. Ему глаза не развязывали, но он знал, что дом огромный. Высотой в 70 метров. Длинный. По звуковому отражению — реверберации, это понимал. Скрипучий механизм медленно растворял ворота, пропуская внутрь машину. Они съехали на подземный этаж. Рядом машины стоят. Много. Ему развязали глаза. Выходи! Он вышел. Действительно, много машин.

Ведут. Долго ведут. Сами устали вести, но ведут. Запутать пытаются опять, чтобы найти дорогу в подземный гараж не смог. Паут знает, что они идут по длинным коридорам змейкой, переходя на параллельные, поднимаются на лифте на верхние этажи, подходят к другим лифтам и спускаются вниз. Не знают они, что его не запутаешь. Не обманешь его. Он всё запомнил и сопоставил. Ушли от подземного гаража они не далеко. Лишь на этаж выше поднялись.

Хитёр Малинин. Опасен. Чувствует, что иностранец опасен для него — сбежать сможет. Вот и предпринимает привинтивные методы. Паут сразу почувствовал в нём силу. Этот человек способен правильно оценивать обстановку и разоблачать людей, как бы они себя не маскировали. И ведь закрыл помещение для допроса снаружи, понимал, что Паут сможет сбежать. А ведь он действительно мог сбежать. Но не торопил события. Людей снаружи выставил… Да, сейчас за ним пристроили мощную охрану. Один специально отстаёт позади, другой идёт впереди, в отдалении — отрезают пути побега. Если он уложит Малинина и двух его сподручных — то эти двое не дадут уйти. Пули догонят. Хитёр Малинин. Ой, как хитёр!

Прикидываться уругвайцем не было смысла. Это он ещё понял после побега из отдела милиции. Его разоблачили легко и непринуждённо. Никакой он не уругваец. Может, по своей базе проверили, а может в консульство звонили — всё выяснили. Так что надо было раскрываться. Он готов был рассказать правду и он её начал рассказывать на втором допросе в 29 отделении милиции, но ему не верили. Порешко не верил. Майор милиции, слушая перевод, тоже негодовал: что за бред! А Малинин стоял спокойный. Стальное лицо ничто не выдавало. Верит он, не верит — неясно.

Рассказать им всё он не мог. Не мог он рассказать о Двери. Эта технология хранилась в строжайшем секрете. Он сам отдавал приказ своим подчинённым о неразглашении тайны и сам его утверждал. Не мог он рассказать, как попал в этот мир, в это время из своего далёкого будущего. Поэтому пришлось подыскивать альтернативную легенду, когда следователь Порешко поинтересовался: 'Как тебя к нам забросило?' Версия, что десантировался с пузыря-капсулы, образовавшейся в воздухе и растворившейся в последствии, оказалась на удивление убедительной. 'Где это случилось?' — он отыскал глазами на карте города маленький скверик, где он познакомился с Викторией и ткнул пальцем. Не мог он указать здание Квадранта — они начнут прочёсывать здание, а этого ему не нужно. Следователь пытался вытянуть из него имена любых персон, которые как-нибудь с ним связаны. Он называл людей с кем знаком, с кем дружил, перечислял свое верховное начальство, включая президента Федерации Виевин Аулеи. Но называть имя Алексея, не смел. Понимал, что они начнут 'капать' под него, искать его, тормошить родителей, родственников, друзей. Зачем Пауту портить жизнь Алексею? Это его мир! Пусть так и остаётся… Не стал он объяснять про четыре расы людей сформированные в будущем. Хотя на язык так и наворачивалось объяснить, почему он так силён, быстр и проворен, чем отличается от померян. Ещё не хватало объяснять особенности всех рас: почему у него нет родителей и не может быть; почему через тысячу лет альверцев станет в 3 раза больше, чем представителей всех остальных рас. Нафига им этим голову забивать?

Всё интересовались, куда спрятал свои вещи, оружие. Но не мог он выдать тайник. Всё-таки часть вещей не ему принадлежит — Алексею. Да и пригодиться могли они, если ему предоставят свободу…

А вот свободу ему предоставлять не спешили. Он предлагал встретиться с местными представителями власти, приветствовать их, наладить дружеский контакт. Всё-таки первый контакт с другим миром, пусть и старым, неразвитым, но Другим. Событие мирового масштаба! Сотрудничество могло бы получиться взаимовыгодным. Они готовы делиться своей современной технологией — ради восстановления знаний, мировых шедевров, традиций, утерянных в тяжёлые военные годы; возвратить в фауну вымершие виды животных. Найти общие интересы — не проблема. Давайте сотрудничать!.. Давай, для начала перестанем нести ахинею — отвечали ему… Мда. Контакт не скоро наладится. Эх, если бы у Паута были познания методов общения с вымершими племенами: как нужно вести себя, что делать, как убеждать древний народ в своей правоте? — ему бы удалось наладить диалог и выйти на сотрудничество быстро, без серьёзных проблем. Может, вербальные жесты нужно применять? А какие?

Впрочем, он понимал их скептический настрой к его рассказу о будущем. Понимал, что ему не верят. На их месте он бы тоже не стал доверять чужестранцу-иностранцу, твердящему, что он прибыл из будущего. Ладно, даже если бы поверил — поинтересовался: 'А цель? С какой целью ты к нам явился?'… И что бы чужестранец-иностранец ответил?.. А ведь его прямо спрашивают: 'Какая твоя цель? Что забыл в нашем мире?'… И он молчит, не знает, как ответить, как объяснить. Это же не просто всё объяснить. В двух словах, в двух предложениях не скажешь. Даже два часа не хватит на объяснения, на полный рассказ. И тогда надо выдавать Алексея Губанова, секретную технологию Таавиа.

Им нужны доказательства. Словами можно рассказывать о чём угодно: о нашествии мутантов-переростков, о конце света, о страшных бесчеловечных войнах. Даже убедительно можно рассказывать. Но где доказательства, всего того, о чём говоришь? 'Так вот же Вам доказательства — мой генеральский комбинезон с наноремотными роботами на случай повреждений! Не думаю, что у вас есть технология прочностного поля и вы научились управлять антигравитационными силами' — доказывал Паут и все уставились на Малинина. Полковник сухо посмотрел на них. Отрицательно покачал своей стальной головой — не дам!

Так и закончился допрос. Следователь и майор милиции остались неудовлетворёнными допросом. Не получили они ответов. Точнее они получили ответы, но не те, которые хотели получить. Что ещё сделать? — пожимал плечами иностранец. — Старался, как мог; почти всю правду выдал. А вам и этого мало!

Выйдя из комнаты, Малинин его со своими бойцами подхватил и повёл к выходу. Не стал он сопротивляться им. Много их. Вооружены. Да и куда бежать без комбинезона? Где прятаться? До соединения ещё пять часов. За это время его дважды успеют схватить. Хватит ему противится местной власти.

Не знал он: куда его ведут, для чего ведут? Наверное, опять допрашивать будут. Там, в своей Службе безопасности. Правоохранительные органы сделали своё дело — словили его. Теперь черёд за более мощной организацией — разведывательной и контрразведывательной. Отвезли к себе и начнут допрос. Выпытают из него всю правду. Если они и вправду считают его иностранным шпионом, прибывшего издалека, для шпионажа в пользу враждебного государства, а его рассказы о будущем считают глупейшей легендой для прикрытия — то несдобровать ему. Не будет никакого контакта. Никакого сотрудничества не будет. Даже не мечтай.

Хотелось есть. Мучила жажда. Паут давно не ел, не пил — с прошедшей ночи, в кафе. А уже вечер начался. Становилось темно за окнами. 'Дали бы пить, — думал он. — Может сказать им прямо? Не догадаются же…'

Его втолкнули в тёмное и тесное помещение. Дверь захлопнули снаружи — задвинули тяжёлый засов. Малинин снова обезопасился. Уселись за стол. Полковник серьёзен. Смотрит грозно. Смотрит прямо. Буравит своим тяжёлым недоверчивым взглядом, словно просканировать все мысли хочет. Ну, что смотришь? Задавай свои вопросы!

Его поселили в небольшой комнате с низким потолком. Комната светла и не так угрюма, как та грязная зарешётчатая камера в отделении милиции, где он провёл одну ночь. Проём сбоку светится с мутным стеклом, не разглядеть. Фальшивое окно — сразу понял Паут. Во-первых, это подвальный этаж. Какие здесь окна? Во-вторых, на улице должно быть темно, уже поздно. Неширокая заправленная кровать, торшер, картина с пейзажем, полка с книгами, деревянные, в обложке, чистый письменный столик, табуреты, дверь. Ему показали, что за дверью: там узкий санузел — объединённый туалет с ванной. Большое на всю стену зеркало. В зеркале Паут увидел лицо, не сразу узнал себя. Взъерошены волосы, на лице засохла грязь — умыться бы, глаза покраснели от напряжений. Какое-то помятое лицо. Наконец, сняли наручники — запястья пережали, натёрли до красноты. Ушли, громко хлопнув дверью.

По издаваемым сигналам в комнате Паут обнаружил не менее десятка камер видеонаблюдения и подслушивающих устройств. Даже в санузле были камеры. Скрыты они аккуратно — с первого взгляда и не заметишь. Следили за ним. Хитрая вентиляция шла в комнату — дул свежий воздух, но могли в любой момент пустить усыпляющий газ, если начнёт буйствовать. Его заранее предупредили об этом. Буйствовать Паут не собирался. Здесь буйством не поможешь. Он осмотрел углы. Чисто. Минимум вещей. Даже ручек нет с бумагой, таких какие были у следователя на допросе. Книги на кириллице. Наверное, все русские. Пейзаж на картине интересен, но отцвёл, потерял контрастность и цвета. Не трёхмерен, не шевелящийся. А может быть таким и должен быть? Кто их знает.

Его покормили и дали воды с собой. Конечно, Паут, без еды и питья мог бы ещё продержаться, но он был признателен им за это. Поблагодарил. Запомнил, русское слово 'Спасибо'. Те что-то ответили — видимо означало: 'На здоровье' или 'Не за что'.

Результаты очередного допроса были неутешительны. Полковник задавал много вопросов, сыпал вопросами, засыпал вопросами. Паут не успевал ответить на одни, как он задавал следующие. Разговор записывал на диктофон, выставленный на середине стола. Помимо этого запись шла на камеру, скрытую за зеркалом. Возможно, запись сразу просматривало много людей. Паут не знал этого.

— Твоё настоящее имя — Паут Воэ?

— Да.

— Военный?

— Да.

— Воинское звание?

— Генерал.

— Генерал чего? Армии? Штаба?..

— Генерал Западного сектора Великой Федерации.

— Твоя страна — Великая Федерация?

— Да.

— Сколько секторов в вашей федерации?

— Пять. Центральный, северный, южный, восточный и западный.

— Где находится твоя страна?

— В другом мире, в другом измерении — в будущем.

— Не врёшь?

— Нет.

Полковник Малинин сдерживал свои эмоции. Ответы ему явно не нравились, но он не подавал виду, таил гнев и раздражение где-то глубоко в себе. Его взгляд был по-прежнему суровым и тяжким. Смотреть прямо в глаза было некомфортно. Неуютно как-то. Но взгляд полковника Паут выдерживал доблестно. А Малинин вскоре не выдержал напряжённый взгляд иностранца и стал промаргивать, отводить глаза вниз.

Вопрос — взгляд — ответ. Вопрос — взгляд — ответ. Так много раз. Прошёл час беседы. Паут отвечал на все вопросы чётко, за исключением тех, на которые не смел отвечать.

— Кто ты?! — неожиданно спросил он громко. — Прекрати рассказывать эти сказки! Мы знаем, что ты — шпион. Что ты резидент иностранной разведки. Тебя разоблачили. Так что, нечего мне тут разводить фантастику. Я не куплюсь на такое дерьмо! Правду мне говори! Отвечай живо!!

Паут собрался и кинул в злые глаза полковника:

— Я — Паут Воэ. Я — не шпион. Я — генерал Западного сектора Великой Федерации 3048 года. Я говорю правду!! Вам придётся мне верить.

Глава 21

'Вини-Пух неотёсанный! Что за юмор такой у бывшего гэбиста?' — по узкому коридору широкими шагами топал задумчивый полковник Малинин. Он только что от своего начальника вышел, генерала-лейтенанта Дуброва. Ходил он к нему с очередным недельным отчётом о том, как обстоят дела. Нельзя сказать, что иностранный резидент под кличкой 'Паут Воэ', его начальство заинтересовал больно и теперь оно требует отдельного по нему отчёта. Нет. Это практика такая — надо написать отчёт о пойманном агенте: как идёт с ним задушевная беседа, как движется вербовка и движется ли она вообще. В общем, нужно делится результатами с руководством в виде устных и письменных отчётов. Но и нельзя сказать, что иностранец их совсем не заинтересовал. Генерал-лейтенант Дубров вполне ясно дал понять Малинину, что его новый пойманный резидент интересен, хотя бы тем, что очень уникален и профессионален; и признаёт его необычное происхождение. Поэтому с нескрываемым любопытством Дубров ждёт от него каких-нибудь комментариев как продвигается дознание, ясны ли цели визита его в нашу страну, и готов ли иностранный резидент сотрудничать с ними. Сам Малинин долгое время ломает голову над тем, кто же всё-таки это Паут Воэ. Он уже обошёл всех известных ему информаторов, работающих за рубежом, лично с ними переговаривал, фотографии крутил перед глазами: 'Знаешь его?!', 'Никогда не видел', 'Можешь узнать?', 'Попробую…', пробил по многим каналам — глухо. Прошерстили все известные базы иностранных агентов. Давили на союзников и партнёров: выясните что-нибудь! Никакой зацепки. Никто о нём ничего не знает. Как с неба свалился. Может и в самом деле, он из будущего? — уже начались закрадываться такие мысли в измученную голову полковника. Да, нет же! Просто попался им крепкий орешек, сверхсекретный агент, который ни к Ми-5, ни к ЦРУ не относится — он относится к совершенно новой, сверхзасекреченной (и поэтому никому не известной) организации. Но кто себе может позволить создать новую секретную организацию, если не США? — Никто! Значит, он действует в пользу Америки.

Руководство устаёт ждать, теребит Малинина — когда же?! Прошло уже десять дней, как иностранец здесь за толстыми стенами сидит. И фактически ничего о нём ещё не известно: из него невозможно ничего путного выдавить, никто его не знает, все его видят в первый раз. Всё это крайне непонятно, загадочно…

Эта вуаль загадки полностью накрывает иностранца — с головы до пят. И вроде бы понимаешь, кто он на самом деле — пробивает озарение, видишь чёткую картинку в голове, бьёшь себя по лбу — ну, конечно! А потом всё неожиданно затихает, когда понимаешь, что не сходятся концы с концами. Не может быть, чтобы он… И главное же никто не суетится о нём — никто не предпринимает никаких действий. Обычно начинают ожесточённей шмонать российскую резентуру в зарубежных столицах. А тут необычно тихо как-то. Словно ничего не случилось, не произошло никаких перемен. Будто отстранились от него разом все. ЦРУ молчит и негодует, какого чёрта их подозревают в причастности и бочку на них катят. Может, ЦРУ о нём вообще ничего не знает? Не имеет он никакого отношения к ЦРУ… Значит, всё-таки новая секретная организация; и судя по фактам, эта организация сверхмощная! Мощность такой организации затмевает всевозможные представления о секретных организациях, даже 'Седьмой отдел' здесь не идёт ни в какое сравнение.

Иностранец — не просто необычный резидент, он сверхнеобычный резидент. Это понял Малинин буквально в первые дни.

Предварительный допрос ничего не дал. Он гнал ту же 'ересь', которую гнал следователю Порешко в отделении милиции, выдавая за факт. Хотите верьте, хотите нет — но это так. Ладно, подумал полковник, сейчас мы введём тебе 'жидкость Правды', от которой у тебя язык сам развяжется. Всю правду-матку расскажешь, никуда не денешься! Эту жидкость изобрели учёные-химики: она влияет на сознание, на мозг человека; человек отстраняется от реальности, уходит в транс, как бы засыпает, улыбаясь при этом от блаженного состояния, становится мягким, податливым, добродушным и наивным, как младенец. Он помнит только то, что было в реальности и забывает на время, то, что было им выдумано. То есть — всю правду рассказывает, что ни спроси. Эта жидкость давала стопроцентную гарантию успеха. Все крепкие резервисты, которые попадали в их сети — разоблачались моментально. Делов-то на 20–30 минут. Ну, в худшем случае на час. Жидкость эта для ФСБ, конечно, дорогое удовольствие. Её производство штучное; жидкость страшно засекречена и о её существовании знают единицы, включая полковника Малинина, да и тот не знаёт её истинного названия, только и называется в узком кругу: 'жидкость Правды'. ФСБ часто применяет другие, более дешёвые, но менее гуманные приёмы 'выбивания' информации и признаний из людей. Но полковник, прекрасно осознавал, что этот иностранец, крепок как титан и они потратят силы и нервы впустую от стандартных методов 'общения' — не расколется он им. Уж очень он хорош, Малинин видел его способности. Такие орешки не расколешь так просто. Здесь поможет только 'жидкость Правды'.

Они попробовали вколоть ему жидкость — гнулась игла, не прокалывала кожу. Что за ерунда?! — возмущался Малинин, злобно посматривая на специалиста со шприцом в руках. — Слабые иглы стали выпускать?!.. Специалист разводил руками — сам негодовал. Начали думать, что брак. Пробовали ещё, другими иглами. Все иглы гнулись одна за другой.

— У вас не получится, — от чего-то улыбаясь, сказал иностранец.

— Почему 'не получится'? — интересовался Малинин.

— У меня кожа прочная.

— Как… прочная? — изумился полковник. — Разве такое бывает?

— Таким меня сделали.

'Это что ещё за новость! Что значит 'сделали'? — мысленно негодовал Малинин. — Возможно, ему чем-то пропитали кожу — стала жёстче резины. Но чем пропитали?'

— Дайте мне! — Паут выхватил из рук специалиста шприц. Тот в испуге отшатнулся. Малинин напрягся. Охрана вздёрнула автоматы. — Да не бойтесь, — жестом успокоил он. — Сам проколю.

И действительно проколол. С силой надавил и игла вошла в руку. Сам же выдавил в вену 'жидкость Правды'. Отдал шприц. Все удивлённо замерли. Специалист в халате потянул ему спиртовую вату, протереть. Тот видимо, не понял и отказался, мол, не надо.

— Что теперь? — спросил он.

— Подождём минут десять, пока не подействует, — сказал Малинин.

Паут даже не интересовался, что это за жидкость такая. Наверное, каким-то образом догадывался. Сказал: не получится; у него много антител в крови — они мгновенно обеззараживают любой химический раствор: яд это или 'сыворотка правды', не важно.

Малинин помялся, уверенность в том, что иностранец после укола начнёт 'раскалываться', пропадала с каждой минутой. Прошло минут двадцать. У специалиста в халате челюсть аж отвисла, он трясся, всё бормотал испуганно одну и ту же фразу: 'Это невозможно! Он уже должен отключиться. Там сильнодействующий транквилизатор в составе…'

'Вот тебе и транквилизатор! Плевать он хотел на твой транквилизатор, — нервно упрекал его Малинин, посматривая на бодрого и отчего-то весёлого иностранца. Сам думал: — Что же писать в отчете? 'Жидкость Правды' на резидента не подействовала. Первый случай. Выявлен антидот… Чертовщина же! Откуда у иностранной разведки антидот на наше последнее изобретение?'

Для Малинина получалась весьма неприятная ситуация: все методы дознания разом оказались бессмысленны. Как же его 'расколоть' тогда? Остаётся одно — пробовать с ним сдружиться, войти в доверие, пытаться сотрудничать… А если этого не получится? Что тогда?.. — Тогда его следует устранить…

Сперва надо его отправить по врачам, по специалистам прогнать. Медицинская комиссия должна выдать результат — чем он так уникален. Откуда у него 'антитела', способные разложить и обезвредить любые химические растворы? Почему у него такая прочная шкура, аж иглы гнутся? Почему он так силён и проворен? И почему он, не такой как все, хотя ничем от других не отличается?

На второй день иностранца под усиленной охраной повели по врачам.

Краткие отчёты медицинских экспертов потрясли полковника. Он их перечитал не менее трёх раз. Звал коллег и своих помощников: 'Ты можешь мне это объяснить, как такое возможно?!', 'Нет, товарищ полковник, никак не могу' — все разводили руками.

Отчёт первый. Биохимический анализ крови:

'Проколоть палец не смогли. Сам проколол. Ранка на пальце затянулась мгновенно. Взять пробу удалось не сразу. Пришлось прокалывать несколько раз. Анализ крови дал неожиданные результаты. Белок крови превышает норму в три раза. Это говорит о высоком уровне свёртываемости крови. Билирубина в крови нет вообще. Число липидов превышает норму в десятки раз. Такое число липидов должно повышать теплоизоляционные и защитные функции организма. Группу крови установить не удалось. В крови обнаружены многие тела, неизвестного науке происхождения. Выясняем состав и назначение неизвестных тел. При детальном осмотре выявлены тела в форме активных бактерий. Отправили анализы вирусологам. Отчёт вирусологов прилагается'.

Отчёт вирусологов:

'Выявленные в крови пациента бактерии не являются известными видами вирусов. Скорее, они несут практическую пользу, чем вред. По предварительному заключению часть из них способствуют быстрому заживлению повреждений кровяных каналов и разрушению тромбов в сосудах от повышенной свёртываемости крови. Практическое назначение других бактерий пока неизвестно. Для точного заключения требуется больше времени и новые образцы крови'.

Отчёт второй. Рентгеновский анализ.

'Сделали общий рентгеновский снимок. Рентгеновское изучение выдало странный результат: тело пациента 'не просвечивается', кости и твёрдые органы на снимке не видны. Предположили что томограф сломан или настроен некорректно. Провели повторную процедуру. Результат — аналогичный. Делаем заключение, что тело пациента не пропускает рентгеновского изучения в принципе. Кожа пациента сверхпрочная, плотная и не пропускает ни одного из известных видов излучения, подобно свинцу. Следовательно, пациенту практически не страшны все виды ионизирующих излучений, включая лучевую болезнь.

Заключение: обнаружена первая патология кожи у живых организмов, не выявленная ранее. Объяснить это патологию мы не в состоянии.

Все рентгеновские снимки прилагаются'

На столе лежали и другие отчёты врачей. Много отчётов. Вот потому-то и задержались с возвращением — врачи не отпускали такого необычного 'пациента'. Они не знали его имени, им знать не положено, и поэтому в отчётах фигурирует только 'пациент'.

Малинин чётко себе представлял глубокий уровень изумления, которому подверглись сразу несколько опытных врачей медицинской комиссии, и которые начали писать такие неграмотные отчёты, не умело пряча эмоции.

Вот ещё отчёты по физическому состоянию 'пациента' — 'здоров как буйвол…' и 'многие тренажёры переломал. Требуется срочный ремонт. В следующий раз предупреждайте заранее…' Среди этих полковник вырыл следующие фразы: 'легко жмёт штангу в 300 килограмм', 'ручной силовой эспандер зашкаливает; другие эспандеры сломал в два счёта', 'прыгает в длину на 10 метров с лишним, с места способен прыгнуть на 6 с половиной метров', 'подпрыгивает на 2 метра и 53 сантиметра' — мировой рекорд между прочим — 'может прыгнуть выше, но планку пока невозможно установить выше', 'подтянулся 60 раз на одной руке; мог бы больше — мы его остановили' 'стометровку пробежал за 8,3 секунды' — тоже мировой рекорд! 'реакция — 3 миллисекунды; нормальная реакция человека — 60 миллисекунд'. Одним словом, не 'пациент', а будущий чемпион мира, причём, сразу по всем видам спортивных состязаний. Отчёт писал человек глубоко потрясённый физическим состоянием иностранца. Он написал в конце, в заключении крупными буквами: 'Где вы его взяли?!'

Ко всем отчётам вдобавок прилагается видеоотчёт сотрудника, который вёл постоянную запись. Поэтому, Малинин мог убедиться лично и он убедился, что отчёты не сфабрикованы, что вот они, врачи ходят поражённые вокруг пациента, смотрят безумными глазами, составляют отчёты. Он представлял нервное состояние охранников, которые следили за всеми этими 'чудесами' их пациента и при этом отвечали за него головой. Какого это… конвоировать сверхчеловека!

Как, чёрт возьми, это объяснить?! — Малинин судорожно курил в кабинете, вспомнив про старую пагубную привычку. Сверхчеловек? Каким образом?!

Объяснение дал Паут Воэ. На следующем допросе полковник в лоб спросил, откуда такие способности. Иностранец объяснил тем, что он — продукт генной инженерии, что его создали, вырастили в инкубаторе. Даже подробно описал весь процесс создания. Упоминал об уникальных особенностях своего класса — 'Джей-5'. Но опять же всё привязывал к своему будущему. Что ж он так упрям?

Если отбросить его 'будущее', то получалась достаточно складная картинка — его создали генные учёные в научно развитой стране, по заказу военных, зачали из пробирки или как они там умеют… непорочным зачатием, потом суррогатная мать, а может и не было суррогатной матери, а был, действительно, инкубатор, где его вынашивали, как в утробе, растили. А организм его создали с отличительными особенностями — со сверхвозможностями… Что ж… Почему же не объяснение? В мире и не такие чудеса выращивают. Для создания идеального солдата и наше правительство военный бюджет расходует, но пока без громких успехов дело идёт… А вот в другой стране фантастику смогли превратить в реальность. Пожалуйста — вот, он первый представитель результата генной инженерии, перед Малининым сидит. Может, даже и не первый… Только же, по идее, его должны, зачать 20 лет назад, не раньше. А разве тогда генная инженерия могла быть на таком высоком уровне — создавать сверхлюдей? Тогда и генной инженерии, вроде бы, не было. А Паут ещё говорит, что ему не 23 года сейчас, а 34! Запутать хочет? А смогли его вырастить за несколько лет и обучить?..

'Какая-то несуразица получается, — злился Малинин. — О чём я думаю?! Какая генная инженерия? Старую овцу норально клонировать не смогли, не то, чтобы людей. Какие сверхлюди?.. Ещё стоит приписать сюда инопланетный след! Да, и тогда всё объясниться разом… Нет! Ларчик должен открываться проще. Это я чего-то не допонимаю, что-то из моего поля зрения пропадает. Не вижу я чёткой картинки… Как же ему удаётся мировые рекорды щёлкать как орешки?! Допинг? Что это за допинг должен быть?.. Какая-то адская смесь получиться. Он копыта должен уже тогда отбросить. А нет же! Сидит напротив — улыбается. Приятно так улыбается… По-дружески, по-приятельски… Кто же он всё-таки?!.. И почему он не пытается сбежать?.. У него же было несколько возможностей — во время медосмотра, при конвоировании по зданию, при передачи обедов и завтраков…'

Возможно, он не убегает, потому что Малинин пригрозил ему — если будет противиться или попытается сбежать, то они студентку Викторию — и сжал вытянутый кулак — они выжмут как апельсиновый сок из цитруса, до последней капли. Разумеется, Малинин блефовал. Не изверги же они — пытать девушку. К тому же они от неё получили всю необходимую информацию. Она о Пауте фактически ничего не знает. Встретились они недавно — в тот вечер, накануне, перед убийством Игоря Даньшина. Студентка была с друзьями, была страшно пьяна и познакомилась с иностранцем, чтобы тот проводил её до дома. Он проводил. Они немного пообщались. И она сдуру или специально сказала номер своей комнаты. Её друзей уже допросили. Всё сходится. Детектор лжи также подтвердил верность слов. А потом когда пришло похмелье, она совершенно не ожидала его увидеть снова. Однако он пришёл. Надо же было где-то переконтаваться человеку, не по улицам же шастать… А, может быть, и влюбился наш приятель в студентку. И пришёл… Так что чувство это можно взять в заложники и требовать фокусы не выкидывать.

Десять дней прошло, а полковник так и не понял, кто этот человек и человек ли он вообще? Десятки, сотни, тысячи предположений, догадок посещало его измученный мозг, но ни что из них не давало разумного объяснения на главный вопрос — кто он?!

На предложение о сотрудничестве иностранец согласился сразу:

— Да. Я согласен с вами сотрудничать!

— Будешь говорить правду и только правду? — недоверчиво поглядел полковник.

— Да. Я буду говорить правду!

— Тогда начинай с самого начала…

Ну, вот зачем ему опять упоминать будущее? Почему он так гнёт эту легенду?.. Он верит в неё свято. Убеждённость невероятная. Вот, было будущее и ничего кроме него. Не было никаких иностранных резентур, не было никакого задания, ничего не было — был только его мир будущего, наш мир и проход между мирами, технологически детали которого он избегает упоминать в своих рассказах…

Малинин ожидал момента, где он ошибётся, в каких частях рассказа он начнёт противоречить себе — чтобы носом ткнуть в грубую ошибку — не гони чушь! Однако иностранец изумительно чётко повторял все детали и особенности. Противоречий не было. А где они казались полковнику — Паут объяснял научными терминами, что так и должно быть. Про антигравитационное поле он рассказал подробно: как оно создаётся, за счёт каких сил и где оно применяется в 'его' мире. Малинин ничего не понял из сказанного. Зато специалист по физике, который просмотрел записи, был ошарашен, сказал: 'Ни хрена себе!' и уселся судорожно писать работу 'Теория антигравитационного поля'.

К удивлению всех кто работал с Паутом, за прошедшие десять дней он полностью выучил русский язык. В первый день он уже стал запоминать некоторые слова и предложения, которые часто слышал и догадывался об их значении. Потом он попросил англо-русский словарь почитать. Малинин исполнил его просьбу — дал сразу несколько словарей, усмехнувшись: 'Учи!' И без репетиторов, без подсказок, с помощью трёх словарей и одного учебника на шестой-седьмой дни Паут уже мог составлять предложения по-русски, со страшным акцентом, коверкая и ломая все слова подряд. Зато на следующие дни он выучил правильное произношение и акцент иностранца удивительно быстро исчезал. Малинин потом проверил, чем он занимался в комнате. А в комнате он читал словари, перелистывая страницы. И только. Другими делами он не занимался вообще.

Память у него фотографическая. Это подтвердили специалисты, которые тестировали его память. За секунду он мог запомнить все 100 предметов, которые ему показали на одной картинке. Да Малинину в этом тесте не удавалось запомнить и шести предметов из десяти за 5 секунд.

Значит, словари он просто вызубрил — и запомнил все слова. Или, что тоже возможно, он знал русский давно. Просто не показывал этого, мастерски скрывал. Что за шпион, который не знает местного языка? Это — неправильный шпион! Разведчик обязан знать местную речь, и чаще всего, он обязан знать речь и произношение идеально.

Последние два дня они уже общались на русском. Иностранец перестал картавить слова и произносил их уже правильно, чётко выговаривая предложения. Даже удивительно, знания английского уже не нужны. И переводить их беседы для руководства больше не требуется. Достаточно просто предоставить видеоотчёт — вот, пожалуйста, всё понятно.

Всё-таки Малинин склонялся к версии, что иностранец заведомо хорошо знал русский язык. И потому стал нервно вспоминать, что он мог такого страшного брякнуть ранее на родном по неосторожности. И, к счастью, тьфу-тьфу-тьфу, такого полковник не припоминает. По крайне мере при Пауте, он старался ничего не обсуждать с коллегами.

Но вот как объяснить все его другие странности?

А комбинезон?..

Ничто так не тревожило Малинина, как необъяснимость происхождения комбинезона. Артефакт был удивительный! Специалисты по достоинству оценили его способности — и начали его досконально изучать. Для начала требовалось всего-ничего — отрезать кусок материи комбинезона на определение химического состава. Однако первая попытка отрезать краешек комбинезона ткацкими ножницами — завершилась порчей нескольких ножниц. Простыми ножами отрезать не удавалось — ножи просто тупились. Не хотела поддаваться разрезанию материя комбинезона, становилась прочной как металл. Хорошо. Вторые попытки: пробовали ножницами по металлу — массивные большие острые ножницы брали и ими резали. Ломались, тупились, изнашивались но ничего не отрезали ножницы. Специалисты начали отчаиваться. Третья попытка. Должна сработать! Пробовали срезать болгаркой, электродисковой пилой — диск давал яркие снопы искр, но не разрезал ткань комбинезона. Даже надрез не появлялся. Только край нагревался и тёмные следы от сбитого циркуляра оставались на ткани.

Пошли на крайность. Отвезли в секретную лабораторию, где был большой алмазный резак — все известные материалы и металлы резал легко, как масло, так как алмаз — самый прочный материал из всех известных… Но произошло невероятное! Алмазный резак вдруг сломался в момент, когда начал резать. Не смог он отрезать от комбинезона и маленького кусочка. Выходило, что алмаз — не самый прочный материал из всех известных… Все специалисты были потрясены. Пришли в глубокий ужас. Перевозбуждённые, они долго не могли объяснить Малинину, почему так долго идёт исследование комбинезона и почему они никак не могут выяснить структуру ткани. Но когда из общего хаотичного гама специалистов-учённых полковник понял причины, сам отказался в это поверить.

Стали пробовать рассмотреть структуру ткани в микроскопы. Но даже в самый мощный микроскоп, какой только был в лаборатории, невозможно было рассмотреть все мелкие детали сложнейшего и нано-микроскопического механизма чёрной ткани комбинезона. Настолько они были мелкими, что часть специалистов нагло предположила их теоретические размеры — толщиной в несколько атомов. Выходило так, что весь комбинезон — представлял из себя большой сверхсложный механизм, состоящий из мельчайших деталей, которые невозможно разглядеть в микроскопы, тем более вообразить невозможно. Толщиной в несколько атомов! Причём, этот механизм умеет мгновенно самовосстанавливаться. При гама-облучении участка комбинезона, повреждённая поверхность ткани затягивалась на глазах и восстанавливалась в течение считанных секунд.

Дополнительно было выяснено, что комбинезон, выдерживает не только пули, но и любые другие снаряды — они просто плющатся об комбинезон, не причиняя тому вреда; также выдерживает термическое воздействие, верхний порог которого установить не удалось и не боится серной кислоты, а также других разъедающих кислот. Фактически бессмертный комбинезон. Идеальная броня.

Что это? Насмешка врагов?.. Не похоже. И главное, единственный ли экземпляр этого комбинезона у них, или есть ещё другие, сотни экземпляров? Есть ли у врага такая идеальная броня? Это беспокоило. Оперативные резентуры не дают положительного ответа — не приходилось им видеть, встречать или слышать о такой уникальной одежде. Всё глухо. Никто не в курсе… Даже если это секретная разработка, то в каком-то виде о ней должны были просочиться сведения, хотя бы косвенный намёк. Но ничего подобного нигде не было.

Все эти открывшиеся факты, упрямство Паута Воэ объяснять происходящее реальными событиями, необычайно прочный комбинезон, аналогов которому в мире нет и быть не может, всё это нервировало Малинина, не давало покоя, даже ночью. Начала мучить бессонница. Такой нервотрёпки не было ещё со времён Чеченской войны. Не знал он, как докладывать своему руководству обо всех этих странностях. Прямо так и докладывать? — Чёрта с два они поверят в эту брехню! Он пробовал подкладывать в отчёты подтверждённые факты, заверенные многими подписями, что вот, мол, факт реальный, не выдуман. Но это не помогало. Вон, генерал-лейтенант Дубров его обозвал 'Вини-Пухом неотёсанным'. А что будет дальше?.. Не видать Малинину чина генерала, как своих ушей. Ещё потерпит какое-то время начальство все его 'выходки' и 'необъяснимые факты', и передаст дело другому сотруднику. Мол, не смог справиться с обязанностями — значит другому надо дать попробовать, авось новыми методами разрешит задачи. Заберут иностранца и всё дела. Но и тот не справиться. Передадут третьему. Тот ничего не поймёт, и тоже будет рвать и метаться по кабинету: 'Да как же так!'… Вот тогда и решат там, наверху, что дело это тёмное, ужасно загадочное — и уничтожат иностранца и всё дело о нём. Проще сжечь все документы, чем мучить мозг, пытаться разгадать необъяснимое… А он, Малинин, в лучшем случае отделается выговором и, может быть, даже останется на месте. Но могут и сместить. Верить ему уже будет тяжело.

Вернувшись в свой кабинет, Малинин успокоился. Не всё так плохо. Во-первых, у него есть время. Две недели ему уж дадут точно. Дубров пока не выдаёт своё раздражение неудовлетворительными отчётами полковника, юморок у него ещё проскальзывает, а это значит, что время тебе, полковник, мы, конечно, даём, сиди, разбирайся, подключай соседние агентуры, учёных привлекай, но от тебя мы ждём результата. Только хорошего результата. Очень ждём! Во-вторых, иностранец, Паут Воэ ведёт себя необычайно спокойно. Даже странно. Уже никуда не торопиться, никаких важный дел нет. Возможно, смирился, понял, что здесь он надолго, что не сможет сбежать. Потому и успокоился. В-третьих, появилась обнадёживающая информация из далёкого уголка планеты, маленькая весточка прилетела, но по адресу и она касается иностранца. Что-то известно о нём. А значит и ФСБ скоро узнает…

Десять дней прошло, как Паут Воэ сидит, запертый в большом здании ФСБ. Выпускать его из здания никто не собирается. А сам он уйти не может — охрана сильна и сурова. Прошло одиннадцать дней с момента его появления в этом мире. 260 часов для этого мира или 55 секунд для родного мира, если считать каждый прошедший день за пять секунд мира Битурта. Почти минута. Минута — это много. Это очень много! За такое время Акрами-Тайста мог быть уже захвачен войсками Кутлана, если разыгрался худший сценарий. За это время могли погибнуть сотни отважных бойцов, его людей. За это время мир будущего мог измениться.

Полковник Малинин не верит ему. Не ожидал Паут такого недоверия. Невероятно, что люди могут быть такими недоверчивыми; даже когда перед их глазами разложены факты, предоставлены доказательства, они всё равно умудряются гнуть свою точку зрения и следовать ей. Паут в глазах Малинина почему-то предстал шпионом; и хоть доказывай ему, что не шпион он вовсе, убеждай в правоте своих слов — не верит; верит только в то, что Паут — шпион, и никем другим он являться не может по определению. Позиция крепкая, непробиваемая. Паут пробовал всячески — не действует. Жаль, что он не обладает внушением. Померяне — нейрологически слабы, их можно взять под контроль гипнозом. Но нет у него таких способностей. А дар убеждения не действует. Опытный боец, Малинин.

Малинин предлагал сотрудничество. Да! Паут согласен сотрудничать. Он готов сотрудничать. Пожалуйста, он готов рассказать, всё объяснить, всё доказать… Полковник требовал с него пояснить цели визита в Санкт-Петербург. Зачем он здесь?.. Паут опешил. Он не знал, что говорить. Правда о том, что он вышел в этот мир только с одной целью — выиграть время в развязавшейся бойне на планете Битурт, казалась не убедительной. Это Малинин пропустит мимо ушей. Однозначно. К тому же альверец сильно заврался по многим пунктам, из-за того, что не смел раскрывать секреты — нельзя говорить о Квадранте, о двери, об Алексее Губанове, о проекте Таавиа — с которого всё началось. Всё остальное он может говорить свободно. Но это не увязывалось друг с другом. Появлялись пробелы, нестыковки, которые Малинин чутко ощущал и принимал весь рассказ как за попытку выдачи лживой легенды. Надо было предоставить убедительную версию. И Паут выдал убедительную версию…

Игорь Даньшин, который напал на него со своей свитой и при этом глупо погиб — являлся никто иной, как предок страшнейшего врага человечества. Сатана во плоти. Из-за него вспыхнула немыслимая по своему объёму и чудовищным последствиям кровопролитная бойня — глобальная война, продолжавшаяся столетиями, и от которой погибли сотни миллионов душ, пострадали миллиарды судеб; изуродовано бесконечное число людских жизней, включая и судьбы предков фамилии Воэ. Ресурсные войны, атомные войны, глобальные конфликты коверкали большие и малые города, разом стирали с лица планеты мегаполисы с бесчисленным населением, уничтожали государства, вводили в анархию континенты, смертью и разрушением опустошая миллионы миль квадратных когда-то живых земель — всё из-за не родившегося пока потомка Игоря Даньшина. Поэтому, как только появилась технология перемещения во времени и пространстве миров, первой задачей верховное правительство поставило — уничтожить Даньшина в прошлом, чтобы кошмар истории более не повторялся. И вот, он, генерал Западного сектора, Паут Воэ, отправился в прошлое, чтобы исполнить первостепенную задачу правительства — лишить жизни Игоря Даньшина… Требовалось спровоцировать Игоря на драку. Это удалось блестяще. Уничтожить его надо было аккуратно, так, чтобы ситуация представилась несчастным случаем. С кем не бывает? Но ситуация сорвалась, пошла наперекосяк и всё повалилось в прах. Паут не справился. Он смог обезвредить навсегда Даньшина, но не смог это сделать аккуратно. Попался в руки правоохранительных органов и теперь сидит в заточении…

Малинин от удивления вскинул брови. Похоже, это не сильно убедило его. Версия визита, конечно, была высказана, но должного эффекта не дало. Полковник как не доверял ему, так и не доверяет. Не хочет он верить, что всё-таки Паут — не шпион. Ух, как это бесит!

Конечно, версия выглядит слегка абсурдной, странноватой. Какую пользу может принести убийство человека, который, давайте представим, в действительности мог испортить, испоганить своим существованием мир будущего? Ведь это не изменит свершившуюся историю мира, не переиначит все события на добрый лад, не возродит погибших из пепла, как по мановению волшебной палочки не восстановит утерянное процветание народов. Так?.. Однако, для этого мира свершится благородное дело, соседствующим народам предстоит жить и жить. Миллионы и миллионы судеб будут спасены. Чем не счастье для вас и для ваших детей, господин Малинин? Чем не великодушие потомков, подарок из будущего всем живущим?.. Или вы думаете, что это бессмысленно? Тщетно всё? Что надвигающиеся войны и кровопролития не остановить? А ведь вы правы, господин Малинин, если так думаете! Бесполезно это… Вот если бы сейчас кинуться в пучину прошлого столетия и, к примеру, кокнуть до прихода к власти Гитлера, развязавшую вторую мировую войну и сгубившего целые народы, возымел бы эффект? Нет. Гитлер — лишь фигурка шахматного поля, инструмент в руках гроссмейстера, лицо народа, глас народа. Лишив его — не избежать конфликта, который назревал, ширился, пробивался революционными силами, который задумывался раньше, задолго до нацистской идеологии и который должен был свершится с фюрером или без него. На его место пустили бы другого, не менее деспотичного и жестокого вершителя судеб… Кому-нибудь лучше бы стало?

Но вы так не думаете! Не можете вы так глубоко мыслить! Да и к чему вам знать историю. Удивительно, что Паут вспомнил курс истории про мировые войны, про Гитлера, про коммунистические революции…

Версия была принята к сведению. Но Малинин не верил в эту версию.

Ни о какой встречи с руководством речи не шло. Малинин отказывался организовывать встречу 'в верхах', объясняя это тем, что Паут не в том положении, чтобы требовать. Действительно, Паут не в том положении, чтобы требовать — наручники, конвой, охрана, железные двери, стальные решётки, видеонаблюдение повсюду…

Паут интересовался, что нужно, чтобы Малинин ему поверил. 'Доказательства нужны!' — ответил тот.

Ну, как же комбинезон? Разве это не прямое доказательство? Они его исследуют вдоль и поперёк уже десятые сутки — испытывали его термическими и агрессивными воздействиями, пытаются его располосовать своими примитивными инструментами. Остатки энергии комбинезона почём зря расходуют. И так уже немного осталось. Связь с комбинезоном держится устойчивой. Он находится на верхних этажах здания. И Паут знал, где именно. Мог найти это помещение запросто. Однако подняться на верхние этажи незамеченным в текущих условиях не представляется возможным.

Выбраться из комнаты-камеры тоже не представляется возможным. Он сможет выбить железную дверь — для этого потребуется всего 4 или 3 чётких ударов по поверхности, чтобы прогнуть 5-миллиметровый металл из малооцинкованной стали — и он окажется в узком коридоре. Там тоже двери. И они тоже закрыты. И их тоже надо пробивать, прошибать… А это требует время. За ним следят ежесекундно. И подай виду на попытку прорваться с боем — они предпримут активные действия — впустят газ, всполошат охрану, начнут стрелять по ногам или на поражение, чего мелочится-то. А без брони — он уязвим. Сбежать незаметно не получится.

Очень нелёгкая ситуация. Подобно Митриту. Но на Митрите, в Туане ему везло. Здесь, везение должно закончиться. Итак уже неудачно сыграны несколько ходов. Надо было изначально затаится и переждать время, а не шататься по улицам 'вроде бы' безопасного города. Не надо было вступать в контакт с местными аборигенами, всё равно общения не получиться. Не надо было отдаваться в руки милиции — вот, результат — загребли, и стало хуже — отдали 'тайной полиции'. Это не профессионально. Это глупо. И простое незнание местных обычаев и особенностей — не оправдание для Паута. До вторжения в Урвальд времени было предостаточно: нужно было напрячь Алекса, чтобы больше рассказал о всех нюансах своего мира. На всякий случай надо было быть готовым к путешествию в мир Алекса по тем или иным соображениям. Вот случай настал — и он не готов. Всегда ко всем непредвиденным и внезапным событиям был готов. Сейчас же — нет!

Разленился Паут. Расслабился…

Он не журил себя, не упрекал себя в невежестве. Он знал, что делу это не поможет. Надо теперь усиленно напрягать мозг и думать, как поступить правильно. Полковник его не выпустит, ни под каким предлогом он не позволит покинуть здание, до тех пор пока не разрешит свои вопросы. Он не отстанет и будет многократно допрашивать Паута, пока тот не сознается, что он — шпион, резидент иностранной разведки не важно какой, допустим того же Уругвая, и не подпишется под этими заявлениями. Паут не собирался сознаваться. Он — не шпион, и Малинин не переубедит его в этом своим давящим стальным взглядом. Сознавшись — он не обретёт свободы. Напротив, навсегда её потеряет. Поэтому было бы опрометчиво верить психологическим воздействиям полковника, его словам: 'Говори правду, и мы отпустим. Ты — резидент, ты здесь по заданию! Мы получили сведения. Ты раскрыт. Что же ты ерепенишься?'. Паут не понимал смысл слова 'ерепенишься', впрочем и смысл некоторых других русских слов не понимал. Но к провокациям был стоек.

Не сломить его угрозой, что в их руках Виктория, беззащитная девушка. Зачем полковнику причинять вред Вике, когда она не имеет никакого отношения к шпионажу? Не изверги же они, чтобы измываться над студенткой. Полковник может и считал, что запугивание крепким сжатым кулаком над образом девушки подействовало на Паута и желание побега у него разом отпрянуло. Но Паут так не считал. Он не думал о Вике. Она для него — ничто. Он мог легко забыть все события связанные с ней, как забывал своих бывших, включая Лейму. Воспоминания о Лейме, конечно, терзали душу, но недолго. Он запомнил лучшее, остальное — уничтожил. Он умел подавлять в себе боль. И не страдал понапрасну. Поэтому полковник наивно пологает, что у него есть чувства к ней, к Вике, и он ими пользуется в своей корысти. Нет. Их не было и не будет. Но пусть Малинин считает, что Паут неравнодушен к девушке; пусть считает, что подействовала угроза. Это выгодно альверцу. Сейчас важно не повторить оплошный, безрассудный побег. Следует хорошо подготовиться — подогреть почву, как говориться. На первый взгляд кажется, что побег возможен, не смотря на все очевидные осложнения: серьёзной охраны внутренней и по периметру, крепких стен, дверей — это всё можно пройти с риском. Однако риск нужно свести к минимуму. Не хотелось Пауту схлопотать пулю в бок или в спину, хотя это не причинило бы ему сильного вреда. Пуля выйдет сама, а рана затянется и зарубцуется довольно быстро. Но пуля может оказаться не одна. Автоматная очередь — это должно быть неприятно. Для померянина — смертельно, для альверца — болезненно, сильный расход энергии с обязательными негативными последствиями. Поэтому такой риск сперва нужно свести к минимуму. Обследовать, изучить ситуацию, выработать варианты, принять оптимальный и действовать. Для этого требуется время. И не день, а несколько. Вот потому, Паут первые дни сидел спокойно. Впрочем и следующие дни он не проявлял желания сбежать. Это тоже важно. Необходимо своими действиями, видом своим дать врагу понять, что тебя всё устраивает, что желание выбраться на свободу — не беспокоит, ты смирился с участью, полностью отдался в их распоряжение. Это снижает бдительность охраны. Враг теряет внимание, расслабляется, предполагая, что узник запуган, подавлен и разбит. А значит к чему излишнее внимание, терять важные ресурсы, отвлекая их итак на загнанного в угол человека? Они станут оптимизировать свои расходы и менять приоритеты. Это неизбежно. Главное выдержать и выиграть время. Десять дней — этого достаточно. За это время Паут выучит местный язык — русский, это ему поможет после побега; он обязан думать, как действовать после побега — искать укрытие, постоянно перемещаться в местной системе транспорта, в любом случае придётся общаться с людьми — иначе сам смысл побега теряется. А допускать повторную ошибку Паут не хотел. Уже будет непростительно допускать подобные ошибки.

Ситуация была осложнена постоянным контролем. Возможно Малинин чуял. Он не позволял своим сотрудника расслабляться — каждый день напрягал и требовал отчётности. Однако размеры охраны сократил, аж на 40 процентов. После того как Паут изучил русский язык, он стал понимать многие радиосигналы. Их даже не требовалось расшифровывать и они всегда ловились на одной частоте: переговорные устройства, рации, звонки, сообщения, доклады. Система охраны проста. Паут даже определил точное время, когда система максимальна уязвима.

И он знал, что до этого времени остаётся 16 минут.

Он думает. Он готовит план побега. Лежит на кровати и читает книгу — это для тех, кто за ним сейчас наблюдает в видеоглазки, пытаясь распознать его намерения. Тщетно! Паут ничем не выдаёт себя — он мирно читает книгу и по его лицу видна только увлечённость книгой. Книга, кстати, интересная. Достоевский. Преступление и наказание. Время давно прошедшее, но жизненная ситуация актуальна и на текущий момент. Замечательно раскрывается внутренний мир человека, совершившего преступление и старающегося избежать правосудия.

Жаль, что он не успеет дочитать эту книгу…

— Ты уроки сделал?

— Сделал, сделал, — парень схватил диски и помчался к прихожей напяливать куртку.

Андрей Малинин посмотрел на сына. Подрос однако. Вымахал. На 3 сантиметра выше стал. А ведь девятый класс ещё не закончил. Вот же растёт поколение не по дням, а по часам.

А так ли часто видел Малинин в последнее время сына? Да получается не часто. Чаще он видел физиономию иностранца. Домой, в родное Крылатское, он попадал в лучшем случае не раньше 10 вечера. Сегодня — не исключение. Вернулся только час назад, а уже 11:20 на часах. Вот, сын куда-то на ночь глядя рванул. К друзьям или к подругам…

— Ты куда?

— Я диски Максу отнесу. Он мне давал… Вернусь через час.

— Через полчаса, — потребовал Малинин.

— Сорок минут.

Спорить вздумал. Значит, вернётся через час — подумал Малинин. Ладно, хоть не в три ночи. Он прошёлся на кухню, жена готовила выпечку — сытные пирожки, и мельком посматривала сериал. Он выхватил с тарелки штучку и закинул в рот. Обжёгся.

— Вкусно, — похвалил её и вытер пальцы об полотенце.

Она сурово глянула — не нравилось ей, что он в последнее время возвращается поздно и работать стал по выходным…

Но это лучше, чем командировка! — думал Малинин. Однако Ольга это не ценила.

— Оля, ну прекрати… — начал Андрей. — Это скоро завершится… У меня дело важное сейчас. Очень ответственное! Если выгорит — мне генеральские погоны светят…

Ольга печально смотрела на Малинина. Андрей присел на табурет. Протёр усталые глаза.

Это ещё что? — в боку что-то начало настырно чесаться. А! Телефон в кармане вибрирует — догадался Малинин. Он вытащил суетливый прибор. Эх, как не во время. Он подумал его отключить и продолжить беседу с женой, но номер был до боли знаком почему-то. Кто бы это мог быть? Малинин нажал на кнопку приёма и в два шага вышел в коридор:

— Да, Малинин слушает.

Рядом, в прихожей, одевался его сын — натягивал на ноги ботинки. В руке держал пару дисков в коробке. Другой усердно орудовал длинным железным язычком, пропихивая пятки в чёрные ботинки. Вырос он из ботинок. Наконец расправился и потянулся к ручке двери.

— Что?! — неожиданно прорычал зверем Малинин.

Жена вздрогнула и уронила вилку. Сын испуганно глянул на отца, пытаясь определить, можно выходить из квартиры или лучше этого не делать. Лицо Малинина резко изменилось — мигом побледнело, вспучилось, налилось свинцовым ужасом. Не узнать его было.

— Как сбежал?! — невидящим взглядом осматривал он прихожую. — Когда?

Глава 22

— И всё-таки… Объясни каким образом ему удалось сбежать?

Лейтенант Виталий Красильников не знал, что ответить полковнику. Ситуация необычная. Надо бы отметить, очень необычная. Час назад иностранец под кличкой 'Паут Воэ' лежал на кровати в комнате для вербовки агентов подвального этажа. Лежал себе спокойно, читал книжку. Ничего не делал. Виталий наблюдал за ним из своего кабинета. Стало морить в сон. Хотелось прилечь. А то лейтенант с раннего утра на ногах… Всё как и в прошлые дни спокойно. Тревога полковника казалась пустой. Однако что-то произошло. Виталий понял это не сразу.

Сперва из колонок послышался странный, невероятный для этих мест звук — словно тонны металла за секунду смяли тяжёлым ударом. Напряжённо растирая глаза и прогоняя прочь приставучую дремоту, он вглядывался в маленький экран видеомонитора — и на прежнем месте не видел иностранца. Там, где несколько секунд назад он смирно полёживал на кровати, прочитывая книгу главу за главой — его уже не было. На его месте оставался вдавленный след от тёплой спины и брошенная вверх тормашками книга. Куда он подевался? Может в туалет сиганул? — Так думал лейтенант. Начал перещёлкивать каналы на другие камеры. Санузел пуст. Углы чисты. И вот… Дверь. Единственная дверь в команду — её нет. Вместо неё зияющий чернотой проём.

Какого?!.. Красильников рванулся с кресла, накинул кофту, прощупал на месте ли оружие и выбежал в коридор.

Взревела сирена.

— Как он раскурочил дверь? — интересовался полковник.

Они стояли в полутёмном подвальном коридоре, возле громоздкой двери, которая невероятным усилием была выбита с петель — словно от взрыва — с погнутыми штырями мощного замка. За проёмом виднелась кровать и книжка, на обложке которой красовалась 'Преступление и наказание'.

Возле них суетились люди, бегали сотрудники с оружием. Но полковник на них не обращал внимание.

— Не могу… понять… — выдавил из себя лейтенант.

— В коридоре должна быть охрана? Сколько человек? — полковник явно нервничал.

— Двое.

— Почему двое? Я же сказал четыре!

— Двое других подменялись в это время… В эту самую минуту… — терялся лейтенант. — Он пошли сдавать пост и запускали замену.

— Что с оставшимися? Что они делали?

— Они не успели отреагировать. Оружие не успели даже извлечь. Он их положил разом… Услышав грохот, они рванулись к двери — но он их вырубил двумя ударами… Вот здесь. Здесь мы их нашли, — лейтенант указал на место.

— Что с ними?

— У одного сотрясение… у другого позвоночник сломан. Все без сознания. Не смогли дать отпор. Просто не успели. Их на скорой отвезли. Травмы серьёзные.

— Дальше, — требовал полковник.

— Он догнал двоих, которые сдавали пост и открывали двери в блок. С разбегу повалил их, вышиб дверь и расправился с другими…

— Никто не успел ничего предпринять? — не веря произошедшему, спросил Малинин.

— Успели. Один успел автомат навести и выстрелить в след.

— Ранили?

— Похоже, нет. Крови не видно. Слишком быстро он двигался и непрямолинейно как-то… Но он точно, знал куда надо бежать, он знал где выход… Но откуда он мог знать? Он не мог даже знать какой это этаж! Не говоря уже о том, где выход!

— Здесь есть информатор?

— Не знаем… Обрабатываем эту версию. Пока глухо. Никто из участников не сознаётся. Никто с ним не общался. А с кем общался — все записи имеются. Просматриваем и прослушиваем. Не мог он просто получить информацию с потолка…

— Но ведь получил как-то…

— Может… — Виталий решился высказать свою неожиданную догадку, которая объясняла многое, — он мог перехватывать радиосигналы и прослушивать наши разговоры? Ведь он знал точное время, когда произойдёт смена. Когда у выхода тоже произойдёт заминка с обновлением. А как он мог знать об этом, когда такое объявляется по рации только за сутки?

Полковник удивлённо глянул на своего подчинённого, Красильникова, в глазах читалось раздражение — издеваться задумал?

— Чем он перехватил сигналы? Головой что ли своей?!

Лейтенант пожал плечами. Конечно, только догадка. Но как он мог знать ещё?

— Что охрана на выходе? — требовательно спросил Малинин.

— Там оставался один, отвечавший за периметр. Другие ушли в соседний блок, сдавать оружие. Слышал выстрел. Приготовился. Но иностранец вышел на него внезапно…

— Тоже ничего не успел, — почти утверждающе спросил полковник.

— Да. Он выстрелил. Промахнулся. Иностранец выбил у него автомат, забрал себе и под угрозой смерти потребовал открыть дверь.

Охрана ни к чёрту. Полковник это знал. Они не подписывались умирать. Это бывшие военные, фактически штатские, которые понятия даже не имеют какие секреты тут охраняют. Нет сомнений, перепуганный охранник сразу открыл дверь.

— Как же тревога? Когда объявили? — спрашивал полковник.

— Он уже выходил из здания, когда включили сирену.

— А ты что делал?! — зло прохрипел Малинин.

Говорить, что он видел как исчез иностранец, но не сразу сообразил, что тот сбежал, что от первого титанического удара в дверь и до включения сирены прошло не более 20 секунд, Красильников не мог. Нельзя так отвечать командованию… Он — не человек! Не может человек менее чем за двадцать секунд всё это проделать: вышибить разом металлическую дверь, вырубить четверых, ворваться в холл, обезоружить охранника и покинуть здание ФСБ. Да здесь же сто метров! Физически невозможно!

— Невероятно! — прорычал Малинин, — из этого здания ни одному пойманному резиденту не удавалось бежать. Брали в заложники, конвой резали, но ни один не сбежал… А как же периметр? Ограда? Собаки? Высокое напряжение?.. И это ему — нипочём?

— Подняли всех по тревоге. Собак сразу выпустили, как сирена взвыла — рванулись за беглецом; прожектора включили, территорию стали прощупывать.

— Куда он рванул?

— К лесной чаще. Перепрыгнул через бетонную ограду и скрылся.

— Ну, понятно, что не на дорогу выбежал… Что собаки?..

— Да… — замялся Красильников. — Как это сказать… Когда я выбежал вместе с остальными, собак увидели… Они скулили. Они были перепуганы…

— Как это? — не поверил полковник.

Объяснять полковнику бессмысленно. Это надо видеть. Красильников не забудет возвращения трусливой своры собак от высокой отрады к своим хозяевам, дрожащей на теле шерсти, понурых собачьих глаз, наполненных страхом и ужасом… Кто их так напугал? Кто на это способен?!

После всего услышанного и увиденного, продолжать погоню, бежать за иностранцем, отлавливать его, ни у Виталия Красильникова, ни у других — не было желания. Было такое чувство у всех, что не за человеком они сейчас гонятся — за монстром со сверхчеловеческими способностями. Как противостоять такому? Чем противостоять?!

— Автомат забрал с собой? — спросил Малинин.

— Нет. Автомат нашли у ограды. Обронил или… выбросил.

— Странно. Почему выбросил?

— Не знаю… товарищ полковник. Может, посчитал ненужным.

Полковник вырвал папироску из рук Красильникова, затянулся, выдохнул, успокаивая нервы. Он не курил давно. Он бросил курить ещё год назад. Но сейчас он не мог дать отчёта своим действиям и вредная привычка овладела им снова…

— Эх… Не нравиться мне это всё. Как-то у него всё просто получается. Всегда…

— Мы перекрыли все дороги. Прочёсываем лес. МВД известили — они патрулируют улицы в Красногорске, Одинцово и ближайших посёлках. Спецназ вызвали…

— Напрасно всё. Напрасно!.. Хорошо, что комбинезон не прихватил с собой, а то бы получилось ещё нелепей, чем там, в Питерском отделении милиции… — горько выдохнул Малинин, затем загадочно и почти шепотом, чтобы не вспугнуть, сказал: — Но я, кажется, догадываюсь куда он сейчас направляется, наш Паут Воэ…

В праздник, 9 мая, магазин с утра был полон народа.

Народ покупал праздничные торты, расхватывал с прилавок мясо, сметану, селёдочку, водочку. Торопился. Напирал на кассы. Викторию грубо пихали. Мужики лезли, стараясь протиснуться без очереди, лыбясь во всю пьяную морду. Работали пять касс из двадцати в этом забытом богом супермаркете Ашан-Сити возле Обводного. Слышались раздражённые выкрики покупателей.

Вот же Викторию понесло в этот час пик за продуктами. Куда тут? Хотелось всё бросить и выйти без покупок… Но без покупок, праздник — не праздник. Да и надо было купить что-нибудь на пропитание, не одно же молоко с кукурузным завтраком лопать. Погода на улице не праздничная — дождь, морось, слякоть и всего плюс семь. Ладно хоть снега нет. А то перед первомайскими праздниками природа Питеру снег подарила. Да ещё какой! До февраля такого не было. Вообще до февраля не было снега. А тут на Первомай снег пошёл. Издевается погода. В общаге отопление уж давно как отключили. А снег устроили…

Её тревожило беспокойство за иностранца, Паута Воэ. Нехорошо тревожило. Что с ним? Как он?..

Из отделения её отпустили. Отвезли домой — в общежитие. Даже до дверей довели. Отдыхай Вика.

Но Вика не отдыхала. Вика плакала. Она плакала в отделении милиции, у психиатра плакала, у следователей плакала, и вот дома тоже ревела. Не могла сдержать слёзы. Казалось, это невозможно. Почему-то верилось, что жизнь кончилась. Что последние дни проходят… Но потом очнулась. Осмотрела комнату: поваленная полка с книгами, обсыпанная штукатурка с потолка с тремя тёмными впадинками от пуль, выломанная дверь, истоптанная грязью от десятков сапог пол, прокуренный подоконник — здесь, суки, курили. Вспомнила: а с чего вдруг? Это не её жизнь закончилась. Даже не иностранца, который никого не убивал и убивать не собирался. Ничья жизнь не закончилась. Жизнь продолжается! Почему она вдруг сникла и сдалась? Потому что предала, выдала Паута?… Нет, не знала она. Она испугалась и закричала от страха. А чтобы сделала другая, оказавшаяся на её месте? Кинулась бы ему в объятья: 'Ах, милый мой убийца! Я тебя так ждала, так ждала…' Да, кто он ей? Родной? Милый? Любимый?… Он даже не друг. Он — прохожий. Он просто оказался рядом, когда ей была нужна помощь… Конечно, это оставило неизгладимый отпечаток, даже родило некую привязанность к нему: он — хороший, он — добрый. Он — несбывшаяся мечта. И он исчез, как всякая мечта растворяется в тумане реальности. Наступает отрезвление и понимаешь, что жизнь сурова, что мир построен так, чтобы ей, Вике, устраивать постоянно подлости, как эта очередь в дурацком магазине, которая практически не движется и у кассира, в добавок, заел аппарат… Но Вика не расстраивается, держится. Она привыкла. Однако не может беспокоиться за Паута. Эта навязчивое волнение за человека, который, всё-таки, дорог, который что-то изменил в её жизни, переиначил, взбодрил её, заставил 'очнуться'.

'Что с ним сейчас делает полковник Малинин? Допрашивает, пытает? Или отпустил?' — думала она. Кто ей скажет? Все её бросили. Потоптались в её комнате, в её душе и бросили… Разбирайся сама. Вот всегда так… Ладно, хоть дверь новую в блок поставили. А то ведь не поставили, если бы не попросила. Соседка её вернулась и охренела от такой тучи событий, которая пронеслась за время её отсутствия. И сказала вполне ожидаемую фразу: 'Вот всегда с тобой случаются неприятности!'

За прошедшие полторы недели, стало всё более-менее налаживаться. Жизнь продолжается. Суетливо, тяжело, но продолжается…

— Виктория Павловна! — послышался сзади окрик.

Вика от неожиданности вздрогнула. Потом поняла, что это должен быть знакомый… Но откуда он знает отчество? Она оглянулась и увидело знакомое лицо. Не могла Вика понять, где этого молодого человека она раньше видела и как давно. На бывших друзей и приятелей не похоже. На родственника, неожиданно возникшего в Питере — тоже. Кто он?

К ней поспешно подошёл невысокого роста очкастый брюнет в зелённой оправе. Улыбчиво её поприветствовал. Вика вспомнила его:

— Здравствуйте, Николай Тимофеевич!

Это следователь Николай Порешко, работающий в 29 отделении милиции, который допрашивал иностранца и её в том числе.

— О, вы запомнили моё отчество! — восхитился Порешко.

— Вы моё тоже.

— Это верно. Вы мне сразу запомнились… Кстати, с Праздником вас!

— Вас так же!

Вика ногой подвинула корзину с продуктами (корзина наполнилась тяжёлыми продуктами, держать на весу было неудобно и она поставила на пол).

Сосед сзади засуетился, обращаясь к подошедшему человеку:

— Извините, вас здесь не стояло.

— Уважаемый, я не претендую на это место. Я подошёл поговорить со знакомой и только, — ответил Порешко.

— А… Ну, тогда ладно, — успокоился рыжий сосед.

— Вы ничего не покупаете? — Вика спросила Николая.

— Нет, конечно. Здесь помереть можно, пока дойдёт эта очередь. Я забежал сюда, хотел купить к празднику чего-нибудь. А потом смотрю, очередища тут, и направился к выходу. Вот вас заметил, Виктория Павловна.

— Вы можете меня звать просто Вика.

— Хорошо, Вика. Договорились. Тогда для вас я — Николай, или просто Коля.

Вика улыбнулась:

— Николай, как Ваши дела?

— Да, неплохо. Живём потихоньку, — сразу отозвался он.

Вика перешла к животрепещущему всё её нутро вопросу:

— Вы ничего не слышали о Пауте Воэ? Об иностранце, который полторы недели назад…

— Ах! Да, да, да… — быстро ответил Порешко. — Помню, помню. Такое невозможно забыть. Поэтому и Вас запомнил и Паута Воэ… Да… Вы знаете, он сбежал!

Вика вздрогнула, вскинув брови изумилась:

— Как сбежал? Когда?!

— Вчера вечером… Мне Митрофанов сообщил. Вы его должны помнить. Это мой начальник, майор милиции, Антон Викторович. Он мне утром сообщил, что Паут Воэ сбежал от Малинина, прямо из здания ФСБ в Подмосковье. Представляется, второй раз сбежал. Сначала от нас. А теперь и от московского ФСБ.

— Он всё это время в Подмосковье был?

— Да, да. Я тоже удивился. Думал, что Малинин питерский. А он оказывается — московский.

— А где он сейчас?

— Никто не знает. Ищут его. Московские пригороды прочёсывают — Одинцово и Красногорск… Я так и думал, что он — человек необычный. Мы ещё в самом начале начали думать, что он агент иностранной разведки, слишком он опытен, и способен на многое. Да, в первый же день… точнее, ночь, когда его словили. Так и подумали вместе с Антоном Викторовичем.

Виктория смутилась. После первого побега Паут направился к ней. Куда же он направиться после второго побега? Есть ли у иностранца в России знакомые или друзья, которые ему помогут? Или таких нет?

— Вы много продуктов закупили, — Порешко обратил внимание на полную корзинку. — Может вам помочь донести до дома… то есть, общежития.

— Если Вам не трудно…

Николай улыбнулся. Вика же подумала — пускай. Так безопасней. Хоть Паут Воэ милый и чуткий, но он крайне странен, и встречаться одной с иностранным агентом ей не хотелось.

Глава 23

Самое сложное оказалось добраться до Санкт-Петербурга. Смело выбраться из здания не представлялось таким сложным и немыслимым — как добраться до города.

Попав в чащу, Паут без остановки мчался по безлюдным участкам, лесным просекам, обходя сторонами жилые постройки и автострады, перебегая узкие дороги и перепрыгивая ручейки. Часто попадалась болотистая местность — приходилось делать круги. За ним погони не чувствовалось. Но сигналы доносились чёткие и неприятные для него. Один звонил Малинину, сообщал о дерзком побеге. Полковник в ярости. Полковник сюда мчится. Другие звонят в отделения милиции сообщают о сбежавшем опасном преступнике, они тормошат своих коллег, вызывают спецназ, ОМОН. Кипишь поднялся невероятный. Забегали, засуетились. Он словно встормошил огромный муравейник.

Несколько раз Паут пробежался по ледяному ручью, чтобы оторваться от собачьего нюха, если по его следу пустят собак, бежал задом, чтобы спутать направление. Получалась удачно. Уходить ему так ещё не приходилось. Какой уровень следопытсва развит в мире этого века было неизвестно, поэтому Паут на всякий случай путал следы по несколько раз. Это быстро утомляло и выбивало из сил.

Силы он тратил на пределе. Стрелявший в него охранник попал в него. Пуля прошла навылет, полоснув бок, буквально царапнула. Боль щаднила. Но кровь не текла. Кровь мгновенно свернулась. Тем не менее, было неприятно, боль насаждала. Паут оторвал край рубахи и прижал к ране. Ещё было холодно. Температура не выше 8 градусов Цельсия. Ужасно холодно. Хорошо, что пока нет дождя. Но судя по пасмурной погоде — можно ожидать чего угодно. Он в рубашке, брюках и сношенных тапочках, которые ему выдали в здании ФСБ. В таком далеко не уйдёшь. Поэтому Паут начал осторожно обчёсывать ближайшие дома в поисках сносной тёплой одежды.

Время перевалило за полночь. Люди спали. Было спокойно. Лишь в некоторых домах горели огоньки и местами тявкали собаки. Собаки — это плохо, всех не перепугаешь, если на него натравят свору. Пауту удалось усмирить псов гнавшихся за ним, но лишь за счёт того, что собаки способны ловить его сигналы. А вот получиться ли такой трюк с другими псинами — неизвестно. Риск будет неоправдан. Поэтому альверец рылся во дворах, где не было собак. Некоторые дома были абсолютно пустынны и безжизненны. Вполне возможно, что это дачи. Люди в них вселяются по выходным и летним дням. Проникнуть в них непросто без прочносного поля, но и не сложно. Замки не хитрые, а оконные рамы непрочны. Взломав пару таких (а чего терять, итак шуму наделал на всю округу), он пробрался в дома и начал рыться в ящиках. Не сразу, лишь во втором доме, он нашёл что нужно. Одежда была свалена в шкафу, и из груды хламья Паут нашёл подходящее по размеру и теплотехническим характеристикам одежду. Нашёл отличные резиновые сапоги с утеплением, обулся и ринулся дальше.

Путь перестоял непростой. И Паут это понимал ещё даже находясь в изоляционной комнате. Добраться до города, который находиться более чем в 600 километрах отсюда, быстро и незаметно — считалось невыполнимой задачей. Встречаться и общаться с местными людьми так или иначе предстояло. Он способен практически без акцента общаться, однако у него серьёзно ограничен словарный запас и некоторых слов или фраз он не понимает, в этом случае он cможет прикинуться среднестатистическим дурачком, и вроде как должно обойтись. Но уповать на глупость граждан не стоит. Не так они глупы и не так они отсталы, как это представлялось в начале…

Нужно было воспользоваться транспортной системой. Ножками протопать расстояние до цели — это убить неделю времени. Алексей рассказывал, как он добрался от Питера до Твери — в пустом вагоне товарного поезда. Вполне может сгодиться такое решение. Но где найти железную дорогу и пустой товарный поезд двигающийся в нужном направлении. Определённо нужно искать сортировочные станции в округе, и надеяться что там есть нужные поезда.

По пойманным сигналам Паут мог ориентироваться по местности. Там в стороне, за лесом находится большой город. Чуть правее коттеджные посёлки, малые деревни. Там, если идти напрямик, оживлённая автострада. Усиленно патрулируется. Туда идти нельзя. А вот в той стороне сигнал от диспетчерской железнодорожного депо — которые управляют движением грузовых и транспортных потоков. То что нужно! Паут не раздумывая двинулся в том направлении.

Идти напрямую, напролом, нельзя. Увидят, заметят. К тому же большие дороги преграждают путь — по ним непрерывно двигаются автомобили. Паут обходя дорогу на небольшом удалении, искал эстакады, или водостоки, чтобы пройти преграду незамеченным. Очень долго ему ничего не попадалось. Наконец показался бетонный водосток под автострадой. Слегка забит грязью и камнями, но протиснуться можно. Дальше широкий поселок. Опять обходить. Потом ещё один и ещё. Заборы, каменные ограды, лающие псы на цепи. Какая же плотность жизни здесь большая — удивлялся Паут, не как рядом со столицей он очутился, ведь Санкт-Петербург не является столицей Российской Федерации, это он понял из книг. Москва, о которой в своём времени ничего не слышал, является столицей, причём огромной.

Выйдя на сортировочный узел, Паут занялся поиском нужных поездов и вагонов. В нужном направлении шли вагоны с цистернами. Можно запрыгнуть на площадку — но тогда его скоро обнаружат. Нужен вагон, в котором можно скрыться от любопытных глаз, с высокими бортами. А где такой найти?

Паут не меньше получала бегал среди товарных составов, шугаясь путепроходчиков. Нужный поезд, а тем более подходящий вагон всё не попадался. Уже и рассвет не за горами. Нужно искать активней. Но куда уж активней? К тому же не понятно, если состав идёт в нужно направлении, не свернёт ли он на полпути в сторону или не остановиться полностью…

Сильно вымотавшись Пауту удалось найти более-менее подходящий поезд. Двигался он куда нужно и вагоны были пустыми с высокими бортами. Правда в них было не так просто взобраться. Альверец наконец мог перевести дух и успокоиться.

Однако спустя час поезд прекратил своё движение. Технологическая остановка? Или что? Через минуту он тронулся ненамного и опять встал. Подтянувшись, Паут осторожно выглянул за борт, осмотреть местность и понял, что поезд ему не больше подходит. Там вдали, вагон за вагоном стали засыпать щебнем.

Паут резко сиганул с вагона в кусты, пока его не заметили работники. Перебежками подбежал к другим составам. Начал заново искать подходящий поезд.

К рассвету он сидел в полупустом вагоне и медленно двигался в сторону Санкт-Петербурга. Путь предстоял долгий…

Путь действительно растянулся на несколько часов, не менее десяти. Поезд часто останавливался, пропускал другие поезда, от поезда отсоединяли вагоны, прицепляли новые и поезд не спеша плёлся, монотонно брякая по ржавым рельсам.

Лишь когда время подошло к пяти часам дня Паут добрался до окраин города. То что он приближался к Санкт-Петербургу не было сомнений внутренний навигатор все движения улавливал чётко. И этот навигатор ему опять пригодился, выручил его. Поняв, что поезд опять остановился и уже надолго, Паут срочно спрыгнул с вагона и двинулся к городу, стараясь держаться менее людных мест и почти неоживлённых дорог. Удавалось с трудом. Людей, особенно в такой час было много. Пруд пруди. Да ещё праздник шёл. Люди праздновали Победу. Над кем и почему — выяснять Паут не смел, так как мог вызвать лишние подозрения. Зачем? Просто праздник. Победа! Ура!

Нужно было забрать спрятанные вещи из тайника: куртку, пистолеты, армейский пояс и вещи Алекса — телефон с зарядкой. Когда он бежал из отделения милиции, он понимал, что с этими вещами он не может прыгать с третьего этажа и разгуливать по городу в маскировочном режиме. Если пояс и пару мелких вещей и можно было спрятать за комбинезон, то с курткой и пистолетами такой фокус не удасться. Снаружи видеонаблюдение и они могут заметить движущиеся неопознанные предметы. Поэтому куртку и пистолеты нужно куда-то прятать, но так, чтобы следователи не нашли и Паут ими мог в дальнейшем воспользоваться. Идея была до безумия проста. Система мусороудаления. Паут ещё ранее заметил, что эта система примитивна — урны и корзины в кабинетах помещений, заваленные рваными, мятыми бумагами и грязным барахлом, и контейнеры с вонючим мусором снаружи — во дворах зданий. Не трудно было догадаться, что мусор удаляется вручную. Сначала из помещений в большие наружные контейнеры, а потом его куда-то отвозят. Такой процесс Паут заметил, во время своей вечерней прогулки первого дня.

Паут отыскал в грязном углу следственного отдела мятый кулёк, со стола собрал основные, а в карманы куртки распихал мелкие вещи, уложил всё аккуратно в кулёк и положил на дно корзины, присыпав рваными огрызками бумаги — для надёжности. Был риск что могут заметить перемены в объёме мусора. Но могут и не заметить. Не все нюансы интерьера померяне способны запоминать и следить за изменениями, а за мусором — тем более.

Тогда Пауту остаётся дождаться, когда из здания вынесут мусор и побросают в контейнеры. Ждать пришлось не долго. Ранним утром, уже после того, как в отделение начали стягиваться сотрудники, двое женщин понесли во двор чёрные мешки и бросили их в открытый контейнер.

Когда они ушли, Паут подобрался к контейнеру и начал в нём копошиться. Так и есть. Ему повезло. Он быстро нашёл в одном мешке свой кулёк с курткой. Теперь оставалось вещи перепрятать в более надёжное место. Однако такое нашлось не сразу. Побродив во дворах ближайших домов, Паут нашёл более-менее тихий уголок, где признаки людского присутствия были минимальными. Заветшалый угол старого обсыпающегося дома. Там под грудой кирпичей он спрятал свои немногочисленные пожитки.

Там же он их и откапал. Никто их не заметил, никто к ним не прикасался. Супер! Правда, за прошедшие одиннадцать дней они отсырели от дождей. Но, если честно, он ожидал худшего…

В 8 часов вечера, 5 минут и 12 секунд он был в здании Квадранта. До соединения оставалось каких-то две минуты. Паут предвкушал успех и двигался целенаправленно, не теряя бдительности, стараясь не попадать на глаза сотрудников, которых здесь, впрочем, было крайне мало. В праздник практически никто не работает. Удачно. Это серьёзно облегчало задачу. Однако какие-то люди всё-таки оставались в помещениях. И это слегка напрягало. Охрана безалаберна и не следит за всеми входами в здание. Поэтому Паут без труда тихонько пробрался сначала в подвальный этаж, через технологический люк, и найдя узкую лестницу, поднялся наверх — на первый этаж. Сейчас он возле того коридора, ведущего к прихожей. Там сидит охранник, стоит механическая вертушка в тамбур, на выход во двор. Правда, сидит охранник не один. Похоже у него собралась компания… Но ему туда не нужно идти. Ему нужно попасть на Битурт. Через две минуты.

Паут выглянул в коридор. Никого… Отлично! Он направился к двери. Светильник всё также помаргивал и исходил странным звуком. Теперь Паут понимал, что это ничего не значит, никакого глубокого смысла нет. Просто люминесцентный светильник накрывается, вот он и гудит, и 'моргает'…

А это что?!

Дверь внезапно открылась. В полутёмный коридор проник свет от прихожей и в светлом проёме нарисовался силуэт человека. Паут не успел отреагировать и скрыться за проём в лестничную клетку. Поздно. Остаётся сделать вид, что он здесь работает и спокойно дождаться когда человек пройдёт мимо.

Но человек никуда не спешил уходить. Силуэт незнакомца мгновенно становился знакомым. И до того момента, когда человек подал голос, Паут узнал его — полковник Малинин, собственной персоной:

— Привет, Паут!

Откуда он мог знать?.. И Паут за десять миллисекунд понял откуда.

Его выдал телефон. Телефон, который он держал в куртке и который угодил в лапы следователей, был зарегистрирован на Алексея Владимировича Губанова. Они успели списать серийный номер телефона и сам номер телефона. Поэтому выяснить чей он — не представляло трудности. Но что объединяет иностранца и Алексея Губанова? — Только одно!

Возможно, они пытались выйти на Алексея Губанова. И по понятным причинам найти его не смогли. Однако выяснили, что он работает в компании Квадрант, которая находится в том же районе, где произошёл ночной инцидент, в том же районе где живёт девушка Виктория в мрачном общежитии, недалеко от того самого места, где он по легенде высадился во временной капсуле. Осталось соотнести эти случайности и понять, что он рано или поздно появиться в Квадранте. Остаётся установить слежку и выжидать…

Но как он, Паут, со свехобонянием и способностью перехватывать сигналы не почувствовал засады?..

— С праздником вас, — не растерялся Паут, сказав по-русски и осторожно наблюдая как резко меняется обстановка вокруг. Люди в соседних помещениях зашевелились, засуетились, забегали.

— Куда спешим? — интересовался Малинин.

— Домой, — честно признался альверец.

— Что, так сразу? И да же на чай не останетесь?

— Нет. Спасибо, — великодушно и улыбчиво ответил альверец, пятясь назад.

— А я настаиваю! — более жёстче сказал Малинин, спокойно пододвигаясь вперёд. — Назад дороги нет. Ты в ловушке. Сдавайся!

Он резко поднял пистолет и прицелился в Паута. Сзади послышался гомон людей. В коридор ворвались вооружённые люди с автоматами. В три шага добрались до Паута и скрутили его. Ощупали. Из карманов куртки извлекли пистолеты.

— Побольше наручников цепляйте, — приказал полковник. — А для надёжности и ноги потом свяжите… Так и знал, что здесь поймаем… Всё! уведите его в машину, — за спиной Малинина появились двое. В проёме мелькало изумлённое лицо охранника.

Они повели его в другую сторону — к главному выходу. Паут пытался отчаянно рваться. Но понимал, что бесполезно. Элемента внезапности, козырем которым он пользовался ранее, теперь не было. Охрана сильна и вооружена. Что он может противопоставить ей? Немыслимую для этого времени силу? Нет. Они подготовились заранее и надели на него прочные наручники из высоколегированной стали. Их много. Было бы двое — он бы смог, справился… Но не двое их. Шестеро.

И они ведут его, грубо схватив за локти, и он уже не сопротивляется. Тщетно. Бессмысленно. Время до соединения безвозвратно утекает…

Малинин хоть не верил Красильникову, его догадке, что иностранец способен перехватывать сигналы, но ради подстраховки, запретил вести какую-либо радиосвязь во время засады. Это усложняло сам процесс. К тому же было непонятно, когда появиться иностранец в Квадранте и появится ли вообще. Но ещё днём Малинин усадил охрану по периметру, одев их в штатское и приказал следить как для наружного наблюдения, так и для внутренннего. А как передавать сигналы, когда радиосвязь отключена полностью? Как информировать остальных внутри и снаружи здания, что пора действовать? Вышли из положения просто — вербальные сигналы: взмахи рукой, зашторенные окна, голос наконец… И действительно сработало. Вот он и явился… не запылился…

'Хе… — усмехнулся полковник. — Поймали-таки… Цепочка Алексея Губанова — вывела в нужном направлении. Так и думал, что телефон не случайно оказался в куртке иностранца. Только причём здесь тихий и безвредный двадцативосьмилетний Губанов, менеджер строительных материалов в компании Квадрант? Что его объединяет с иностранцем? Ничего за ним странного не наблюдалось. Отзывы о нём положительные. Вот, исчез он только. Пропал. Уже более одиннадцати дней нигде не объявлялся. Исчез ровно тогда, когда появился этот, Паут Воэ. Значит, иностранец устранил Губанова специально как лишнего свидетеля? Надо разбираться. Но где же труп? Да и зачем ему нужно убивать спокойного, мирного, ни в чём неповинного жителя Петербурга?.. Или всему причиной это место?! Зачем ему, Пауту, вырываться из Подмосковья и мчаться сюда, в Квадрант? Зачем стремиться попасть во двор из самого здания, когда есть более простые пути — с улицы под аркой, например, пройти. Или он хотел попасть в прихожую? Но ведь там охранник сидит. Разве он не знал?.. Что-то здесь не так…'

Когда с шумом увели иностранца, полковник оглянулся на дверь, из которой только что вышел. Дверь была закрыта. Вошедшие с ним двое, видимо, захлопнули дверь. Зачем он рвался к этой двери, не скрывая своего намерения? Малинин решил проверить. Он распахнул дверь и вошёл…

Первое что его застигло врасплох — это бесконечное удивление. Второе и третье, накатывая ураганными волнами — внезапный шок и ужас.

Что это значит?!

Полковник не видел перед собой прихожей, из которой только что вышел. Не видел знакомого интерьера. Не видел любопытствующей хари охранника. Не видел вертушки и двери в тамбур. Не видел так же самого двора… Вместо всего этого, он видел большое незнакомое помещение с высокими разбитыми окнами, низкий подоконник заваленный крошками стекла и бетона, кромешный хаос за окнами — соседнее исполосованное широкими трещинами здание, кое-как различимое в дымке пожарищ, из окон которого изрыгались снопы пламени. Мимо окон на неимоверно большой скорости с рёвом пронёсся большой горящий осколок, оставляя за собой тёмный шлей дыма. То ли осколок здания это был, то ли снаряд, а может и самолёт падал? Запахи и звуки войны силой вдарили ему по всем чувствам. Порыв ветра ударил, словно плёткой, по лицу. Малинин в ужасе остолбенел, пытаясь сообразить, каким образом его забросило в Чечню, в Грозный, в разгар артобстрела, из которого он чудом выбрался более десяти лет назад, остался жив. Именно что он попал в чеченскую мясорубку, жернова которой измяли его психику — первым пришло в сознание.

Потом он опомнился. Какая чеченская война? Какой Грозный?! Что за бред! Война закончилась. Нет больше войны. Тогда, что это? Если не Грозный 95-го?..

Впереди себя он увидел людей. Их было трое. Они заметили его появление и не менее изумлённо смотрели на него. Причём один из них был почему-то знаком. С улицы поверх их голов проносились громогласные звуки: взрывы, шумы, дребезг разламывающихся зданий, падающих с неба больших предметов, врезающихся в здание снарядов, канонады невидимых орудий.

Отделка помещения была необычной, удивительно строгой, прямолинейной. По углам была расставлена незнакомая техника. В левом углу ярко горели трёхмерные голографические экраны.

Будущее? — подумал полковник.

— Что здесь происходит?! — прокричал Малинин, стараясь перекричать шум. — Что это за место?

Паренёк с длинными волосами, которые бесщадно трепал ветер, рьяными потоками врывавшийся из разбитых окон, выкрикнул на незнакомом языке:

— Ля эко?… Мето фесурли кай?!

— Кто вы такие?! — крикнул в испуге полковник, держась за ручку двери.

Язык был не просто незнакомым, а странным. Полковник не хвастался тем, что обладает лингвистическими способностями и владеет в совершенстве английским и немецким. Ему приходилось жить за рубежом долгое время и общаться с иностранцами, начиная от арабов, заканчивая индейцами немыслимо далёких стран. Но такой язык, интонации — он слышал впервые. Язык был странным хотя бы потому что на Земле такого не существовало.

Незнакомец продолжал лепетать на своём и удивлённо взмахивал руками. Из его жестов можно было понять крайнее удивление и… возмущение?..

Второй, стоявший рядом, внезапно приблизился и с силой втолкнул Малинина обратно в коридор, захлопнув за собой дверь. Дверь закрылась. А в месте с ней мигом погасли все звуки, шумы, запахи, порывистый ветер, который загнал через порог в коридор мелкие осколки; выключился.

Ослепнув от последней яркой вспышки, возникшей за окном, Малинин долго не мог рассмотреть лица вошедшего человека. То, что он был откуда-то 'оттуда', из другого мира, которого Малинин ни разу не видел, не было сомнений. Но откуда полковник знает его лицо? Где он раньше его встречал? Почему он кажется знакомым?

Рассмотрев повнимательней, Малинин догадался, где он видел его. Алексей Губанов, который пропал более десяти дней назад. Собственной персоной! Но как он здесь оказался? Точнее, как он 'там' оказался?!

— Что это всё значит? — судорожно спросил Малинин, заметив, что руками завладела непроизвольная дрожь. — Куда делось помещение? Что стало с прихожей?

Не дожидаясь ответа от озадаченного Алексея, Малинин его грубо отодвинул и рванул ручку двери на себя. За дверным проёмом была та самая прихожая, у проёма стоял охранник Квадранта и встревожено посматривал на полковника:

— Я слышал шум? У вас всё в порядке?

Малинин растерялся. Медленно попятился назад, подбирая слова, ответил:

— Да… В порядке… Почти…

Озираясь по сторонам, Малинин неуверенно закрыл дверь.

'Что же это? Крыша едет у меня? — беспокоился полковник. — Только что здесьбыла война, хаос мировой… А теперь порядок?! Что это было?! И откуда взялся Губанов? Его же в прихожей не было… И вышел он со мной из того странного 'мира', а не из прихожей… Чёрт возьми, что происходит?!'

Малинин бросил испытующий взгляд на молодого человека. Тот смутился, но собрался быстро, сказал:

— У вас, наверное, ко мне вопрос: что это было?

— Да… — потянул Малинин. — У меня именно такой вопрос. И я прошу тебя… Нет. Я требую немедленно ответить, Алексей Губанов, что это было и ты откуда ты, чёрт дери, взялся?..

— Откуда вы взялись?! — взаимно интересовался Алексей. — Вы здесь не работаете! Я вас в первый раз вижу в нашей компании… — он на секунду задумался, проговорил изумлённо. — Откуда вы знаете мою фамилию?.. И имя тоже?..

Малинин, испытывая сильнейшее потрясение, не сразу понял его удивление — почему Губанов вдруг не знает его? А когда понял, опомнился и представился, но не так серьёзно и напыщенно как делал раньше, а неуверенно и запинаясь:

— Меня зовут Андрей Николаевич Малинин, я полковник ФСБ… Служба контрразведки… отдел по иностранной разведке… Вот.

— А-а… — демонстративно протянул Алексей. — Вон оно что! А мы-то думаем, почему Паут Воэ так долго не возвращается. Уже минута целая прошла… Видимо, вы его приняли за иностранного шпиона или террориста…

— Паут Воэ?! Ты его знаешь? — остолбенел Малинин. — Как… 'минута прошла'?

— Да! Он — генерал западного сектора Великой Федерации. Разве он сам не говорил?.. — Губанов задумался над своими словами и проговорил: — Хотя, может, только альверский знает… Чего-то я не подумал…

Полковник смутился. Говорить-то он, конечно, говорил, даже на понятном английском говорил, а как ему можно было тогда поверить?.. Но сейчас! Малинин, видавший многое, был просто ошарашен увиденным.

— Так, значит, он говорил правду?! — вопрос Малинин поставил странно: то ли сказал он уверенно, то ли удивлённо, не веря в произошедшее.

Рация на поясе зашипела:

— Андрей Николаевич! Вы куда пропали? — Малинин узнал голос лейтенанта Красильникова.

Полковник отчего-то вздрогнул. Он забыл, про схваченного иностранца, про ждущих его товарищей рассевшихся по машинам. Он схватил рацию и проговорил быстро. В спешке забыл нажать на кнопку ответа. Проговорил её раз:

— Занят. Я буду через десять минут. Ждите.

— Ждём, — равнодушно ответил голос.

Малинин посмотрел на Губанова. Подумал, хватит ли ему времени. И спросил:

— Так значит это правда, про Игоря Даньшина? Что он прибыл по заданию — устранить Даньшина и обезопасить будущее, чтобы не было глобальной войны?.. Ну, раз такая бойня в будущем, то ради бога, мне не жалко Угря. Поделом такого придурка прикончил, итак портил мир своим существованием…

— Что? Генерал кого-то убил? Вот-те раз!.. Правда, я не совсем понимаю о чём идёт речь и не знаю никакого Даньшина. Но что бы не говорил Паут Воэ, это — чистая правда. Ему стоит верить. Ему нужно верить! Он сейчас очень нам нужен… То есть, в будущем. Если он не вернётся в ближайшее время, то Акрами-Тайста падёт, а вместе с ним и всё будущее. Враг уже подступает к зданию.

И про Акрами-Тайста Малинин слышал от Паута. Чёрт! Невероятно! Это всё правда! Не врал ни черта иностранец. Он, в самом деле, из будущего! Что ни на есть настоящего будущего мира человечества. Так вот почему им не удавалось уличить его во лжи. Никакие средства не помогали. Конечно! Потому что — говорил он правду, истину. А Малинин, дурак, ему не верил. Не мог он верить в такую фантастику.

— Мне нужны подробности, — сказал полковник. — Почему я сейчас не могу попасть в будущее, а минуту назад смог?.. Почему вам так нужен генерал? И почему это ты, вдруг, поселился в будущем?..

— Хорошо, хорошо, — сразу отозвался Алексей. — Давайте только выйдем во двор. Я всё объясню…

Он открыл дверь в прихожую и вышел из слабоосвещённого коридора. Полковник чураясь двери проследовал за ним.

Выйти во двор оказалась идеей далеко не лучшей. Моросил дождь. Дул холодный, промораживающий ветер. Алексей странно удивился, спросил: 'А что? Так и моросил все десять дней кряду?' Он поёжился в лёгкой летней рубашке и прыгнул под козырёк арки. Малинин не спеша подошёл к нему и вопросительно взглянул. Алексей объяснил своё стремление выйти наружу тем, что в коридоре их будет слышно и люди в соседних помещениях могут ненароком их подслушать. А объяснять невероятные события — дело деликатное и требует осторожности и сосредоточенности. Малинин кивком согласился с ним, он бы тоже не стал об этом распространяться.

Алексей пытался в жатое время объяснить все события, связавшие его с миром будущего, упуская некоторые моменты, которые требовали долгого объяснения, как например, о том, что он попал в 2034 год. Но это оказалось опрометчиво. Так как в куртке Паута обнаружился пистолет из 2034 года. И Алексею пришлось дополнительно объяснять, что куртка, телефон, зарядка, деньги и пистолет — это всё его вещи, а не Паута и пояснять каким образом они оказались у генерала.

Он рассказал также и про особенность соединений через дверь, и про существование разных миров, число которых бесконечно и про Великую Федерацию, и про проект Таавия, и почему его нужно сохранить, не отдать врагу и почему Паут Воэ так нужен в 'том' мире.

В десять минут уложиться не получилось. Прошли все двадцать. Рассказ шёл бойко, активно. Никто их не отвлекал, не мешал, не торопил. Алексей уже замёрз и продрог от леденящего, жестокого ветра, продувавшего насквозь арку. Но, как ему показалось, не упустил ни одного момента и Малинин всё понимал и восхищённо его выслушивал. По лицу полковника было понятно, что тот ещё пребывал в шоковом состоянии, но по мере прояснения ситуации, его переживания пропадали и беспокойный взгляд его становился ровней. Малинин не перебивал, не останавливал Алексея, лишь уточнял непонятные моменты:

— Когда будет следующее соединение?

— Ровно через сутки на пять секунд, так сказал Эринс, — ответил Алексей.

— Думаешь, я засекал время? Часы под рукой были? — закатив рукав, он посмотрел на время.

— А этого не требуется. Паут знает точное время. У него внутренний хронометр… Да и мой камтик тоже зафиксировал время на всякий случай.

— Ах, да. Слышал я про внутренний хронометр… А что за камтик?

— Информационный центр… Это не так просто объяснить.

— Ладно, — согласился Малинин. — Я не могу понять, почему время в разных мирах идёт по-разному? Здесь сутки — там пять секунд?

— Такая особенность соединений. Каждый мир живёт своим временем, а не общим параллельным, как можно подумать. Только лишь во время соединений, время в обоих мирах движется одинаково, равномерно…

— Удивительно! — воскликнул Малинин, после того как Алексей закончил рассказывать и окончательно замёрз. — Всё это многое объясняет. Объясняет происхождение уникального комбинезона. Объясняет все способности 'иностранца': его силу, реакцию, выносливость… Вообще, всё становиться на свои места! Ёлы-палы! Так, мы получается, задерживали его всё это время. А ему срочно нужно 'домой' возвращаться…

Малинин удовлетворённо выдохнул:

— Хорошо, Алексей. Я придумаю что-нибудь. Едь домой, в свою квартиру. Я знаю, как тебя найти. Адрес есть. Через два часа я буду у тебя… Вместе с 'иностранцем'. Жди… Ладно. Пора мне. Пока!

Алексей кивнул. Они пожали руки. Полковник быстрыми шагами прошёл двор, зашёл в тамбур и там скрылся. Алексей неожиданно вспомнил кое-что и хотел было прокричать вслед, но понял, что не успевает и тихо промолвил вслед:

— Какая квартира? У меня же нет ключей…

Алексей Губанов в этот день вернулся из продолжительного увлекательного круиза по многим достопримечательностям освоенной Галактики: бывал на разных планетах, как биокультивированных, так и планетах-приорах, посещал разные города большие и малые, заповедники, уникальные зоны, засматривался 'кометными и астероидными террасами'. Больше всего привлекало внимание Гео. Хотелось побольше погулять по 'современному' Питеру, столице великой Руссии, хотелось посмотреть на города, в которых когда-то бывал, как к примеру, в Новгороде. Всегда любопытно узнать как себя чувствуют в далёком будущем те места, где раньше бывал. Конечно, его посещало разочарование. Узнать места было невозможно. Даже непоколебимая Нева, с которой, казалось бы, ни чего не могло произойти за тысячу лет, стала неузнаваемо узкой и поменяло своё русло, а вместе с ней сильно изменились очертания дельты островов. Островов где-то стало больше, в другом месте меньше… Не говоря уже о домах, о памятниках архитектуры. Ни Зимнего дворца, ни привычной Дворцовой площади не было. Однако каким-то немыслимым чудом сохранилось задние Биржи и стрелка Васильевского острова — но и та с трудом узнавалась.

В других местах, на других планетах было много интересного и необычного. Запомнилась планета Вальнавас с маленькими, но грозными грэхти, огромными и неуклюжими трунтрунами, одного их которых Алексей видел в Биалезонском зоопарке и громадный, движущийся лес, похожий на немыслимо гигантских размеров мох. Много чего запомнилось и этими впечатлениями Алексей Губанов собирался поделиться с друзьями, приехав в Акрами-Тайста.

Он не устал с дороги, поэтому решил сразу зайти в гости к сотрудникам проекта Таавия, встретиться с Сиф, Эринсом, Виктором Тадичем и Антуа Файлео. К тому же Эринс ему отправил сообщение, что сегодня они собираются испробовать соединиться с миром будущего, с 3072 годом! И по мнению Эринса, всё должно получиться. Этого события Алексей никак не мог пропустить, поэтому торопил альфа-такси, чтобы она, полуразумная воздушная телега разогналась хотя бы до 600 километров в час, ведь воздушное регулирование это позволяло. Но 'воздушная телега', настойчиво катила себе не спеша.

О своем визите друзей Алекс предупреждать не стал. Не привык он ещё информировать всех о своих целях, когда дел-то — на 5 минут. Сиф и Эринс точно на месте — только что получил от них сообщение. Вот и достаточно.

Выходя из альфа-такси Алексей почувствовал неладное. Как-то суетливо стало на улице. Отчего бы вдруг? Вроде бы не праздник сегодня, мероприятий никаких не назначали у корпусов Акрами-Тайста. А народу много, словно звали. Он проследил за движением толпы, куда все торопятся, и заметил непривычных для этих мест серый дым, поднимающийся за зеркальной вертикалью главного корпуса. Видимо, что-то горело и дымилось там. Он спросил у прохожего, что случилось. Тот ответил: говорят авария, машины столкнулись. Да не может того быть! — сказал Алексей. Вот и я хочу понять, как это произошло, — напоследок крикнул человек и устремился за толпой.

Такое событие взволновало Алексея и он рванулся ко входу в корпус. Размахивая пропуском для охраны, он вбежал в вестибюль и направился к лифту. Начал подниматься. Когда вдруг, что-то громко прогремело на верхних этажах, сотрясло здание словно от мощного взрыва. Кабина содрогнулась, и он чуть не упал, схватившись за спинку кресла. Лифт остановился. Затих. Алексей мысленно спросил: 'Почему встали?' Похоже камень не знал как правильно ответить, поэтому начал с того, что произошёл технический сбой и автоматика отключилось. Алексей потребовал открыть двери, заметил что до нужного этажа не доехал немного — 8 или 9 этажей оставалось. Двери аварийно открылись. Он вскарабкался из кабины на этаж и двинулся бегом искать лестничную клетку. Найти её было бы невозможно не будь камтика под рукой, точнее, в ухе. Камтик знал планировку этажа и подсказывал направления движения.

Алексей пытался связаться с Сифиль и Эринсом. Это оказалось невозможным, так как все радиосигналы уже глушились кем-то, и, вполне возможно, военными. Поэтому узнать, что с ними, что вообще произошло, было нельзя. Надо было подниматься выше и смотреть на месте. Заметив лестничные марши, Алексей ринулся вверх, преодолевая этаж за этажом. Вниз спускались люди. Он спрашивал у всех, что происходит. Никто не в курсе, объявлена общая эвакуация — всем бежать во второй корпус. Один решился дать предположение, что здание атакуют вооружённые силы.

— Кто атакует?! — на этот вопрос Алексей не получил ответа.

Он поднялся на этаж. Выдохся. Пытался отдышаться. С трудом удавалось. Ноги подкашивались. Становились непослушными. Со стороны окон начали доноситься странные звуки. Отчего-то стал дребезжать пол. Это ещё более пугало. Через силу Алексей заставил себя двигаться дальше. Он помнил расположение помещений, но в аварийном освещении всё казалось другим, будто чужим. Он побежал по коридору, наращивая темп. Забежал в первое помещение. Не то. Не похоже на лабораторию. Забежал в следующее. Увидел испуганного Леонида. Тот выглядывал в широкое окно, наблюдая за тем, как рядом проносятся машины, планеры и смертоносные заряды. Сотни, тысячи, как рой всполошённых мух. Гулко отдавалось эхо разрывов, нарастая с каждой секундой, неумолимо приближаясь.

Ещё несколько минут назад, там, внизу всё было миро и спокойно. И вдруг — на тебе! Второй Новгород перед вторжением. Дым, пожарища, всполохи, взрывы. Это до смерти перепугало Алексея. Он впал в шоковое состояние, оцепенение и долго смотрел на Леонида. Тот же не менее испуганно глядел на него, видимо, ожидая, что вошедший зверем наброситься на старика.

— Что случилось? — опомнившись, спросил Алексей.

Леонид широко раскрыв глаза, недоумённо смотрел на него. Застыл. Остолбенел. Побледнел даже.

'Ах, ты чёрт! — понял Алексей, что спросил по-русски. Разыгравшаяся бойня ему напомнила о прошлых событиях и он автоматически переключился на русский. — Надо бы его успокоить. А-то сердце ещё не выдержит у старикана'.

— Что случилось? — переспросил Алексей по-альверски, поглядывая на окна, которые зловеще начали подёргиваться и издавать экранный шум, отражённое эхом от наружной реальности.

Видимо, Леонид был страшно напуган, так как ответил не сразу, а погодя несколько секунд:

— Не знаю… Кто-то атакует Урвальд.

— Война?

— Не уверен… — еле слышно ответил Леонид.

Неожиданно окно лопнуло. В помещение ворвался жуткий рёв разворачивающейся под окнами битвы.

Леонида полоснуло битым стеклом. Он закрылся ладонью и провизжал. Алексей подбежал к нему. Осмотрел. Только мелкие царапины. Ничего серьёзного. Но досталось тому лихо. В глазах паника.

— Где все? — прокричал Алексей.

Старик оглох от шума и ничего не понимал. Он безумно-перепуганными глазами метался по лицу Алексея, старась выдавить из себя слова. Ничего не получалось. Алексей глянул в соседнее помещение и за светящимся проёмом увидел Эринса, стоящего возле пульта, напротив установки. 'Что он там делает?' — промелькнула мысль. Докричаться до него в таком шуме было невозможно. Поэтому Алексей жестом указал Леониду на выход и прокричал, что есть мочи: 'Беги по лестнице вниз, до первого этажа! Здесь опасно находиться!' Старик послушно кивнул и взглянул на свой рабочий стол. Алексей понял его взгляд: что делать с незавершенной и очень важной работой? Так бросить? 'Да, бросай! Жизнь дороже!' — крикнул он и кинулся к проёму, в соседнюю лабораторию, к Эринсу. Скорей.

Подбегая к проёму — обзор лаборатории расширялся, он уже видел герметический куб, стенка которого была почему-то полностью распахнута, увидел человека в чёрном, который зашёл в глубь проёма открытой двери. И там пропал. Кто это был?! — кольнула мысль. Всё внимание Эри было сосредоточенно на пульте и вошедшего Алексея он просто не заметил.

— Эри!!

Эринс вздрогнул, отшатнувшись от пульта. Взглянул на вошедшего. Искренне удивился, узнав Алексея Губанова. Во взгляде его читался встревоженный вопрос: как ты сюда попал?!

— Я в гости шёл! — предугадывая вопрос, ответил Алексей. — Что происходит? Кто этот человек?

— Паут Воэ! Он ушёл в твой мир.

— Зачем? — удивился Алексей.

— Ему нужно время… Погоди он сейчас вернётся. Пять секунд! Ему нужно принять решение по ситуации. Он должен спокойно всё обдумать… Что ж он не торопится?.. На нас напал Кутлан, они хотят захватить проект… Да где же он?! — он суетливо поглядывал на цифры голографического дисплея. Явно вёлся отсчёт времени. Сопоставив цифры, их изменение, Алексей секунду погодя понял, что происходит: Паут Воэ в его мире уже 3 сутки, в то время как здесь прошло лишь 17 секунд. Через каждый пять секунд происходит соединение с миром прошлого. Через пять секунд попытка повторяется — но уже ровно на сутки позже для того мира.

— Сколько времени ему нужно?

— Не знаю. Я думал суток хватит. А уже четвёртые сутки идут, — воскликнул обеспокоенный Эринс. Секунда за секундой время неумолимо шло вперёд. Отчаянно мчались миллисекунды. — Пять суток! — всполошился Эри, хватаясь за голову. Его волосы начал трепать ветер, резкими потоками вырывавшийся из лопнувших окон.

— Где Сиф? — прокричал Алекс.

— Она эвакуировалась!

— А где Виктор?

— Он в будущем… В соседней лаборатории. Новая дверь. Скоро должен вернуться…

— Он здесь! — Алексей взглянул направо, к ним стремительно направлялся Виктор Тадеч.

— Где генерал, Где Паут Воэ? — вопил он беспокойно, его глаза метались по всему помещению, в поисках неопределённой цели.

Эринс испуганно глянул на померянина, пытаясь понять, зачем только что вернувшемуся Виктору потребовался генерал? И почему его не шокируют резкие перемены в обстановке?..

— Он там! — Эри указал на дверь. — Он уже должен вернутся… Как же это?

— Здесь что-то не так! — сказал Алексей. — Похоже у него проблемы!

— Что?! — удивились оба.

Алексей понимал, что его мир не так прост, не так безопасен, как можно предположить. Если в прошлом нет войны, это ещё не значит, что он безопасен и альверец из далёкого будущего будет в нём в полной безопасности. Алексей знал, что в его мире может случиться или приключиться с альверцем всё что угодно. Мог попасть под машину, упасть в открытый люк, вывалиться с балкона, нарваться на преступников, угодить в лапы к ментам… Да, Господи, всего не перечислишь!

— Что-то с ним случилось, — сказал Алексей. — Мне следует сходить за ним…

— Погоди ты!.. Соединение!! — воскликнул Эри.

Действительно дверь распахнулась и в помещение вошёл… Стоп! Это не Паут Воэ. Это вообще какой-то левый мужик. Он с ужасом в глазах смотрит на помещение, на них, поверх них, на развернувшуюся картину битвы, наверное, соображая, как это так его занесло сюда. Его лицо стремительно бледнеет. Вот бедняга! Такой же как Алексей, случайно открывший дверь в том самом месте и в то самое время, когда произошло соединение миров.

Он испуганно кричал, спрашивая по-русски, что происходит, где это он. Эри изумлённо спрашивал: 'Кто ты? Как ты попал сюда?' По-русски надо его спрашивать, Эри. В 21 веке альверского языка не существовало.

Объяснять мужичку, что он зашёл не по адресу — нет времени. Нужно действовать! Причём нужно действовать быстро. Без генерала защита Акрами-Тайста падёт — это всем присутствующим понятно, как ясный день. Алексей не теряя секунды, рванулся с места и втолкнул обратно вошедшего вместе с собой в старый знакомый коридор. Ветер этому поспособствовал…

Глава 24

— Спасибо, Димон, что приютил нас.

— Да не за что! — весело ответил Дмитрий Алексу, улыбаясь своей знаменитой желтозубой улыбкой. — Милости просим.

Наигранно, конечно. Но радует, что друзья выручают.

Разумеется, Димон был крайне удивлён, когда в разгар праздника, который он отмечал по традиционной пьяной привычке в старом Екатерингофском парке с Серёгой и Антоном, прихватив с проспекта ветреных девиц, ему внезапно позвонил Алексей. Они как раз говорили об Алексее, что вот пропал приятель, исчез уже как десять дней назад. Не звуку, не духу. На работе не появляется. На звонки не отвечает. И Димон лично к нему ездил домой дважды, звонил, стучал кулаком и ногами бил дверь — глухо. Даже родители обеспокоены, суетятся: куда ж исчез? Бывало что Алексей пропадал на несколько дней: валил в отпуск, или со своей Марией куда-нибудь мчался в сторону Выборга, у него там, по словам, дача находится. Но то было пару дней или максимум неделю. Но чтобы больше десяти суток!.. Да и не известив никого на работе, даже родителям ничего не сказав. Александр Владимирович бесконечно злится и мечется: контракт важный срывается.

Димон помнил последнею сумбурную встречу и сейчас рассказывал о ней. Вот, представьте, в четверг вечером со всеми в отделе попрощался, ушёл. Димон за ним следом. Догнал. И не сразу узнал Алекса. Тот внезапно переменился, словно другим стал, начал странности говорить… Димон хотел было начать рассказывать про мир будущего, в котором собирался поселиться Алекс, что, соответственно, могло объяснить его исчезновение — как тут забрямкал телефон. Кто-то настойчиво названивал. Димон извлёк наяривавший бойкую мелодию мобильник. Высветился незнакомый номер. Он собирался послать звонившего подальше и продолжить рассказ, как сразу вздрогнул, замер, узнав голос Алексея.

— Алекс?! Ты что ли?

Алекс выпалил следующую фразу, невероятную по своему содержанию и лаконичности:

— Дуй в Квадрант! В вестибюле найдёшь меня. Всё объясню. Срочно нужна твоя помощь! Обязательно захвати с собой тёплые вещи: куртку и ботинки, а то я тут окоченел здорово…

И повесил трубку.

Вот-те на! Объявился внезапно… Что делать? Димон разом протрезвел и начал скороспешно думать что делать. Ехать в Квадрант обязательно нужно. Похоже, у Алексея возникли проблемы. Серьёзные проблемы, раз просит о помощи. На злую шутку это — не тянет. Не гоже так шутить: исчезать дней на десять, а потом внезапно появляться как первомайский снег и помощи протить… Нет. Алекс, не шутит. Надо торопиться. Вот только где тёплые вещи раздобыть? Домой что ли гнать?

Димон засуетился. Серёга одолжил куртку, раз такое дело. Что ж, одной проблемой меньше. А где бы ботинки откапать?.. Ай, без ботинок справимся!

Он схватил куртку и бросился к станции метро. Через двадцать минут он был уже возле здания Квадранта. Алексей заметил его раньше и вышел на встречу весь в летней одежде, какого-то необычного покроя. Чего он? Прогноз погоды не смотрит? Или его опять обокрали?.. Пугали такие Алексеевские странности Димона. Ой, как пугали. В голове роем блуждали разные мысли, но Димон старался их отгонять по мере возможности.

Алексей вкраце обрисовал ситуацию. Димон ничего не понял и попросил ещё раз пояснить, каким образом альверец из будущего оказался в этом мире и почему они должны сейчас ехать домой к Алексею, если у того нет ключей. Замельтешили страшные слова: ФСБ, полковник, отдел контрразведки, война начинается, Кутлан атаковал (что за Кутлан?), проект в опасности, срочно нужен генерал. Полупьяный мозг не хотел воспринимать всё сказанное, цепь событий путалась и поэтому Димон понял лишь главное: Алексей старается спасти кого-то или чего-то, а без его димоновой поддержки это осилить не просто. Димон смиренно поддакивал и исполнял указания друга. Вместе они отправились на Петроградку, вместе они дотопали до парадной.

На лестничной площадке, возле дверей квартиры Алекса, они простояли один час. За прошедшее время Алекс ещё раз пересказал свою историю, и Димон более-менее начал разбираться в хитросплетениях мировых судеб. Он даже представил себе особенность движения времени в разных мирах при постоянных соединениях: тут пройдут сутки, там — 5 секунд. Так запрограммировано. И Алекс бы вернулся раньше, если бы такая программа 'соединений' не нарушила его задумку: посещать родной мир раз в год для мира будущего и раз в день для текущего.

Если честно, Димон бы не выдержал объёмного потока информации от друга, если бы тот каждый день при встрече рассказывал новые фантастические истории на протяжении десяти дней или больше, при этом бы старел каждый день на год…

В двенадцатом часу ночи в его квартире поселились Алекс и два странных человека совершенно разных по возрасту и типу. Один молодой белобрысый щуплый чувак, другой здоровенный мощного телосложения бугай.

— Вы Паут Вой? — поинтересовался Димон у здоровяка.

— Нет. Я полковник Андрей Малинин. Из ФСБ. Я — русский… Вот он — Паут Воэ, а не 'Вой'.

— А… — замялся Димон и обратился к соседу. — Значит, это вы спасли моего друга от гибели?

Тот задумчиво кивнул.

— Вот круто!

Димон не мог поверить, что щуплый молодой человек и есть генерал Западного сектора. Как такое возможно? И почему он — альверец, созданный наукой, когда похож на обычного человека? Второй, действительно, похож на полковника ФСБ, так как в подтверждение своих слов в развёрнутом виде предъявил красные корочки. Получалось так, что крыша поехала не только у Алексея и его щуплого друга-приятеля альверца, но также у чекиста. А раз так, то крыша непременно должна поехать и у Димона. Что, собственно, он начал тихонько ощущать.

Они сидели в уютной неприлично большой Диминой гостиной, вальяжно рассевшись на широком диване и двум креслам рядом. Беседовали. Алексей интересовался, куда подевались родители Димона. Чего-то их не видно в квартире, хотя ещё не все закутки удалось исследовать. Тот ответил, что уже как с первого мая отдыхают они на Кипре. И вернуться через три дня. Так что можете и на три дня остаться, если желаете.

— Нет, нет! — любезно отнекивался Малинин. — Мы не хотим смущать тебя. Только на одну ночь. Потом исчезнем.

На том и порешили.

В неприлично большой трёхкомнатной квартире Димона, которую сравнивать с однокомнатной Алексеевской квартиркой бессмысленно, не было проблем с вопросом, куда бы завалиться. Одна спальня свободна. Диван тоже. Вон на тахте прикорнуть можно. Все кресла раздвижные. Если и такого спальмодрома не хватит, то можно развернуть раскладушку или постелить матрас на пол. Пожалуйте.

Алекс раздумывал над вопросом: а не позвонить ли родителям с домашнего телефона, успокоить их: 'Мама, папа, всё в порядке. Я жив, здоров. Сегодня вышел из запоя…'. Звучит как-то нелепо. Алексей никогда не злоупотреблял спиртным. Даже когда с Димоном они набирались, он ставил себе предел и за него не смел переступать. Алекс придумал как быть — он попросил Димона завтрашним вечером известить его родителей о нём. Димон кивнул.

— Может, тортику принести? — предложил Димон. — У меня тортик есть. Всё-таки праздник!

— Тортику можно, — сказал Алексей. — Тащи сюда! Щаз его испробуем.

Через минуту Димон вернулся с тортом. Торт был слегка просрочен. Это в традиции Вяземцев хранить в холодильнике просроченные продукты. При всём при том по-прежнему источал благоуханием и на вкус был приятен.

— Может, чайку заварить?

— Можно и чайку! — согласился Алексей. Малинин лёгким наклоном одобрил идею.

— А какого? — прокричал с кухни Димон. — Зелёного или чёрного?

— Красный есть? — в шутку отозвался Алекс.

— Каркаде?… Есть. Сейчас принесу.

На кухне послышалось шевеление по полкам. Зашумел электрический чайник.

— Может быть, водочки? — в проёме показалось оживлённое лицо Димона.

— Нет, — отозвался Малинин, заметив долгое замешательство Алексея. — Пожалуй, не стоит. Не будем срамиться перед важными гостями, — он имел ввиду Паута.

Разлив чай по чашкам, все начали смачно дожёвывать начатые куски. Воэ попробовал два куска, объяснив это тем, что сутки ничего не ел. Тогда Димон специально для него отварил пельмени. Пельмени оказались слипшимися, переваренными, на вид неаппетитными. Никто не стал их пробовать, кроме генерала, который навернул всю кастрюлю и поблагодарил хозяина за гостеприимство.

— Всегда пожалуйста, — непривычно любезничал Димон. — Не так часто ко мне захаживают гости из будущего…

Солнце, не вылезая из-за плотных туч, упало за горизонт. В комнате стало темно.

Вика включила свет. Свет не горел.

— Сейчас, — сообразил Николай и подхватив табурет, взгромоздил на него свои тапки, потянулся выше, подбирая в руки светильник. Чего-то пошевелил, покрутил и лампочка скромно заморгала, источая яркий свет.

— Это с ней бывает! — отметила Виктория.

— Ага. На соплях всё держится… Всё! — лампа вновь горела ярко, освещая все углы комнаты.

Соседки не было. В праздник решила свалить домой, а четверг и пятницу добровольно прогулять. Всё равно занятия не интересные — как говаривала она. Впрочем, Вика привыкла к соседке-призраку, как к неизбежному атрибуту этой комнаты общежития.

— Да, а полку починить бы надо! — заметил Порешко лежавшую в углу полку и рядом стопками сложенные книги с тетрадями. — Так что жди меня с отвёрткой, молотком и шурупами. Лады?.. Это ещё с того случая?

Вика кивнула.

— Мда. Бед вам наделал этот иностранец — ого-го!

Девушка хотела ляпнуть: 'Мне не привыкать!', он одумалась. В ответ улыбнулась своему гостью:

— Как мило, что ты зашёл!

— Хороший у тебя чай, вот и зашёл, — Коля тоже улыбнулся.

— А про иностранца, что-нибудь слышно? — поинтересовалась Вика.

— Да, как-то всё туманно, — отмахнулся следователь. — Тяжело всё, понимаешь. Антон Викторович грузный ходит. Сегодня к нему лейтенант Красильников заезжал. Они у себя заперлись в комнате и по слухам оттуда доносились крики и мат-перемат. С чего бы?.. Говорят, что Малинин пропал. Полковник ФСБ. Исчез. То ли иностранец его похитил, то ли прикончил…

Девушка недоверчиво покачала головой.

— Вот и я не верю в это, — сказал Порешко. — Нормальный иностранец. Чел хороший. Просто чудаковат немножко. С бзиком. А так из него отличный бы опер вышел. Вот только…

Он остановился. О чём-то подумал. Вика смутилось:

— Что?

— Да… так, — Порешко махнул ладонью. — Мысль глупая посетила.

— Ну расскажи, — попросила она.

— Чего уж рассказывать… Вот думаю я, а может он всё-таки правду говорил.

— Какую правду? — с любопытством спросила Вика.

— Про будущее своё. Что он из будущего. Из далёкого. Я целую поэму накатал с двух допросов… Может, это всё правда. Ведь как-то всё очень странно получается. Человек явно не своего времени и места. Ну, не похож он на нас… Я не в том смысле, что внешне он отличается как-то… А внутренне. Внутри он не такой как мы. И категориями другими мыслит и говорит иначе. Уникальный он.

Николай Порешко понимал, что не сможет он забыть все прошедшие за десять дней события. Не сможет забыть иностранца. Не сможет забыть непоколебимое лицо полковника Малинина. Не сможет забыть Викторию Павловну, или просто Вику… Не сможет забыть эту комнату, с которой связана удивительная история, что о ней стали слагать легенды местные обитатели общаги (в комнату частенько заглядывали разные зеваки: 'дайте позырить на пулевые дыры', обалденно смотрели на три тёмных точки в потолке и удовлетворённо разворачивались). Что-то его теперь связывало с этой комнатой и с симпатичной девушкой Викой. Нет, не обещание починить полку и повесить на место, а что-то другое. Только-только зарождавшееся в душе.

А Вике многого и не нужно…

— Ты уверен, что хочешь пойти со мной? — спросил Паут Воэ.

— Да, — чётко ответил Алексей.

— Здесь всё-таки безопасно…

— Плевать.

— Ты можешь не вернуться сюда… Никогда.

— Чёрт возьми, давай уже, открывай дверь! — вяло-грозно выдавил Алексей.

— Погоди, шесть секунд осталось…

Они втроём стояли возле той самой Двери. Малинин был встревожен. Он стоял в небольшом отделении от генерала и Алексея, молодых парней, которые вот-вот собирались вернуться в свой далёкий мир. Время перевалило за восемь часов вечера и если верить внутреннему хронометру Паута, то дверь соединит их в ближайшие секунды с миром будущего. Ещё раз оказаться в этом воинственном мире, который так чётко напомнил полковнику артобстрел Грозного, где он получил широкий шрам через всё плечо, ему не хотелось. Его, собственно, никто туда не звал. Алекс вот настойчиво просился, хотя Паут отговаривал остаться. Они ещё на своём футуристическом языке чего лепетали возле двери. Что ж не открывают? Пропустят же соединение! — беспокоился полковник.

Квадрант был пуст. В поздний вечерний час оставались лишь заядлые трудоголики, фанаты корпоративного труда. Попасть в здание было не сложно. Охранник, завидев удостоверение полковника ФСБ, засуетился, занервничал. По всей видимости его коллега, дежуривший вчера, всё рассказал и про то, как устроили засаду, и как ловили опасного преступника. Директор нервничал: не хватало им ещё такой рекламы. Но воспротивиться не смел. Поэтому охранникам ещё вчера дал указания пропускать ФСБ и агентов беспрепятственно. Вот и пропустил сегодня охранник, удовлетворившись одной красной коркой.

— Что ж, Андрей Николаевич, — Алексей обратился к Малинину. — Спасибо за понимание. Спасибо, что отпустили генерала…

— Пора! — не дав договорить скомандовал Паут Воэ и рванул на себя ручку.

В лицо обоих яростно полоснул горячий ветер. Малинин заслонился пятернёй от яркой вспышки за проёмом. Послышался гулкий гром, гвалт тяжёлых орудий, отголоски далёких взрывов. Полковник заметил даже большой чёрный диск за высокими окнами, который скрылся за дальним небоскрёбом. Боже, что это?!

Через секунду всё стихло. Разом смолкло. Свет в узком коридоре снова стал мрачным и тоскливым. Ветер опять занёс бетонную пыль за порог — на радость уборщице. Старосоветская дверь стояла на прежнем месте и ничего ужасного за её полотном не доносилось. Малинин поразился такой перемене. Он осторожно потянул ручку на себя и взглянул в коридор. Охранник в прихожей был напуган. Сидел за стойкой неподвижно. Полковник понимал, что его напугало: странные звуки в коридоре могли перепугать кого угодно.

— Надеюсь, мы не громко шумели?

Тот медленно покачал головой.

— И ладно! — улыбнулся Малинин и тихонько затворил дверь.

Он подошёл к вертушке. Послышался несмелый оклик охранника:

— А… Двое с вами были…

— Да. Они уже ушли… — сказал Малинин и пояснил. — С другой стороны. С главного входа.

— А-а…

Он вышел в тёмный двор. Достал сигаретку. Посмотрел на неё внимательно. Задумался и резко отшвырнул в грязный угол. Нет. Сегодня он не будет курить. Хватит.

Забрать пойманного Паута от своих коллег было не сложно, но и не легко. Он объяснил, что нужно провести собеседование с беглым иностранным агентом, что он его заберёт на вечер. Виталий Красильников был потрясён, как так, собеседование? Какое ещё собеседование? Да его надо конвоировать вдесятером с пулемётами под мышками! Ничего подобного, — объяснял Малинин, — надо налаживать дружественный контакт с агентом, иначе никакие стены его не остановят. И полковник, если надо, берёт на себя всю ответственность. Лейтенант забеспокоился. Он понимал, что иностранец непременно драпанёт. Или того хуже, долбанёт полковника и сбежит. Но спорить с полковником Виталий не смел. Если у полковника и родилась какая-то дурацкая идея, то это идея Малинина и он должен осознавать бессмысленность своего решения. А может решение не бессмысленно вовсе. Вдруг, полковник, действительно, понял как следует поступать с иностранцем, допёр каким-то проведением… Поэтому лейтенант перечить не стал и отдал иностранца полковнику, упорно настаивая дать в обеспечение двух-трёх сподручных. Но Малинин был категоричен. Он усадил иностранца в свою машину и рванул с места. Так его и видели.

Малинин заблаговременно отключил телефон и рацию, покатался по нескольким кварталам, чтобы сбросить 'хвост', который всё-таки подвесил этот Красильников, и по ходу движения кратко рассказывал достопримечательности города. В столь поздний час, в кромешной темноте покрытой моросью, разглядеть что-либо было сложно, но Паут понимал, что резкая перемена Малинина не случайна. Поэтому сидел спокойно и умиротворённо рассматривал капли на стекле.

Возвращаясь к своей машине, полковник не мог забыть недавний разговор с Паутом Воэ, когда они подошли к Двери в коридоре. Он как эхо напоминал о себе.

— Извини что не могу дать тебе комбинезон. Он остался там, в Подмосковье.

— Не беда. Мне выдадут новый, — улыбался Паут.

— Так ты, действительно, генерал?

— Ты не веришь?

— И тебе 34 года?

— А не похоже?

— Как-то не очень…

— Я альверец. Нам можно, — ответил Паут. Или он не знал как правильно сказать по-русски, или он так и хотел сказать.

Паут внимательно посмотрел на полковника и сказал:

— Счáстливо!

Выговорил он слово коряво, не как привычное 'щастливо', а как 'с-чáстливо', с ударение на первый слог. Это почему-то развеселило полковника и неумело подавив хохоток, он тоже сказал:

— Счáстливо.

Протянул руку. Паут понял жест и крепко сжал жилистую ладонь полковника.

А всё-таки здорово! Как-то на душе стало легче. Не душит больше суровая загадочность, сверхсекретная таинственность, не давит тяжёлым узлом запутанные нереальные факты и события. Всё стало на свои места. В локус внимания угодил основной факт — Дверь, соединяющая разные миры. Если бы Паут с этого начал… Хотя, если бы Паут с этого начал, Малинин всё равно бы не поверил. Однако сейчас он прОверил… и пОверил. Слова — ничто, опыт — всё!

Сейчас он поедет в свой штаб в Питере, встретит беспокойного Красильникова. Успокоит его. Скажет: всё прошло отлично. Составит отчёт для начальства. Объяснительную накатает. Конечно, в объяснительной можно написать, что иностранный агент обхитрил его и исчез. Почему бы и нет. Оправданий можно найти уйму. Но он не станет этого делать. Сегодня он напишет правду. Как всё было. Распишет каждую минуту, каждое движение. Хотя бы сегодня он не станет привирать и что-то утаивать от начальства. Раз в своей жизни он расскажет правду. А там, поверят, не поверят — не важно.

Хороший сегодня день, не смотря ни на что, ни на погоду, ни на суматоху, ни на пробки. Просто замечательный день выдался!

Так бы всегда… Но где уж там.

Глава 25

Отдалённые раскаты грома приближались. Неужели гроза надвигается? Не может того быть!

Звуки становились всё отчётливей и своей динамикой, амплитудой и периодичностью казались менее похожи на раскаты надвигающейся грозы. Скорее были похожи… Чёрт возьми, на что они похожи?

Антуа Файлео пришёл в себя. Открыл глаза. Темно. Он попробовал покрутить головой, пошевелить руками. Как-то тесновато. Ноги не шевелятся. Зажат со всех сторон. Он помнил, что сидел в своём кабинете и просматривал отчёты сотрудников. Не утешительные, так скажем, отчёты. Что было дальше? Этого Антуа не мог вспомнить. И ведь что-то крутилось в голове: толчок, взрыв… Бред! Не могло такого быть в реальности.

Он на ощупь начал исследовать замкнутое пространство. Из каких-то кривых щелей просачивался свет. Чёрт! Где же он? Куда его занесло. Ведь от кабинета не могло далеко занести. И ещё шум в ушах. Что это? Шум в ушах, или это с наружи так громыхает? Но что может так громыхать? Антуа растерян. Он потрясён. Пальцами ощупывал рядом предметы и всё больше ужасался. Вот он нащупал папки с документами. Это же те самые отчёты! Вот и край стола. Но что он делает на полу? И что сверху его давит?.. Потолок?! Да как же так?

Антуа попробовал спиной навалиться на давящий груз. Потолок отодвигался неохотно. Ещё несколько усилий и тяжёлые плитки потолка разошлись в стороны, высвободив президента Акрами-Тайста.

В глаза ударил свет. Антуа от неожиданности зажмурился и осторожно щурясь начал осматривать помещение. На его кабинет помещение походило меньше всего, но среди остатков разной утвари разбросанной по помещению, президент находил знакомые вещи: вот тевуадек стоит марки Тарво, дорогой тевуадек, поломанный, там двери входные, скуроченные, словно в них на мобиле врезались… А что твориться за окном! Что за…

Пора бы проснуться… но это не сон!

Антуа не верил в произошедшее. Его трясло. Голова натужно ныла, и казалось, ещё немного и она расколется. На ладони засохла кровь. президент непонимающе посмотрел на руку. Посмотрел на другу руку. Тоже кровавый подтёк. Но не такой серьёзный как на левой.

Он попробовал связаться. Камтик сообщал, что связь отключена. Связаться ни с кем нельзя.

'Кем отключена?' — спросил он, стараясь отряхнуться.

'Директива миротворческих сил. Поступил приказ о срочной эвакуации' — отозвался камтик.

Срочная эвакуация? Как же!

Антуа попробовал привстать. Нога была придавлена поломанным столом. Он сдвинул металлопластиковую плиту и освободил ногу. Ноги затекли. Ух… Какая тут эвакуация. Подняться бы сейчас. Просто подняться бы на ноги и попробовать пройти пару шагов.

Он услышал своё имя. Эхо знакомого голоса застряло в стенах. Эхо нарастало и он уже слышал голос отчётливо. Не сразу понял кому этот голос принадлежит, лишь когда поднял глаза, увидел возле дверей силуэт человека, и секунду погодя понял кто это.

— Сифиль! — хрипло прокричал он.

— Антуа! — звала девушка в дверях, осматривая развалины помещения.

— Сифиль, я здесь! — прокричал громче президент Акрами-Тайста.

— Антуа! — она его заметила и бросилась к нему, обегая кучки опавших плиток потолка и поломанной мебели.

Подбежав, она схватила его за руку и потянула.

— Грат Антуа, надо уходить отсюда. Здесь оставаться опасно.

— Сиф, объясни, что происходит? — осторожно вставая на ноги, спросил президент.

— Война, Антуа! Война началась. Нас атаковали… Проект Таавиа!

— Война?! — изумился Антуа, словно услышал абсурдную новость.

— Да, да. Проект Таавиа — их цель!

Антуа живо представил две тихие лаборатории, где проводили секретные исследования Федерального значения, сотни, тысячи миротворцев, охранявших Акрами-Тайста и потихоньку начал всё понимать.

— Ах, да, — как-то отстранено отметил он. — А я и забыл…

Она хотела подхватить его, но он был слишком тяжёл и удержать его беспомощное тело на весу оказалось невозможным. Они оба повалились на разломанные плитки.

И тут же, не дав им привстать, произошло…

— А вот и мы! — наигранно весело ввалился Алексей с генералом Паутом Воэ в лабораторию, но тут вспомнил, что болтнул по-русски и Эринс не понял, да и, наверняка, не услышал его в таком шуме. К тому же, чему тут радоваться? Война как никак. Люди гибнут. Алекс живо сник.

— Паут Воэ! — с потерянной надеждой прокричал Эри. — Где же вы были?!

У Паута закрался бредовый ответ: 'Да с аборигенами возился…'. Но говорить его вслух он не стал. Он ничего не сказал, а сразу начал оперативно получать информацию о ситуации. Уже за секунду он загрузил в себя нужные данные и понял, что дело — дрянь: враги завладели вестибюлем этого корпуса и заняли первый этаж, продвигаются на второй; на втором и третьем этажах три группы в неравном бою отбивают натиск. Потери страшные… С обоих сторон. За ту минуту которую он отсутствовал, здесь многое произошло. Противник наступает рьяно, непрерывно и напористо, занимая квадратные метры один за другим, сужая периметр; тяжёлыми, разрушительными зарядами оттесняя миротворцев в глубь здания. Однако худший сценарий не осуществился. Что уже неплохо. Паут предупредил Олева о своём появлении. Приказал быть готовым и ждать распоряжения.

Лишь потом он заметил, что помимо Эринса их встречал никто иной, как Виктор Тадеч, отчего-то обеспокоенный и внимательно следящий за ними.

'Ну, и как там, в будущем?' — промчалась мысль. Вслух Паут тоже ничего не сказал, время жалко терять. Он быстрыми, уверенными шагами начал приближаться к Эри и Виктору. Сказал громко всем сразу, включая Олева и другим миротворцам по связи:

— Принято решение. Экстренная эвакуация! Очистить этаж и ближайшие три этажа, скоростным методом. Всех гражданских, находящихся на указанных этажах, и меня в том числе, 'захватить' с собой. В штабе установить термический заряд Терб-7 на 20 секунд. Исполнить немедленно!

— Ась? — удивлённо спросил Алекс. — Чего?.. Что за скоростной метод?

— Сейчас узнаешь… — пообещал Паут Воэ. Лицо его было невероятно бесстрашным.

— Нет!! — проревел Виктор. Все оглянулись на него. — Не смей! Я заклинаю тебя! Не смей этого делать!

Паут догадывался почему Виктор так взбудоражен и почему глаза его дикие, шальные, налились безумием. Другие ещё не догадывались. Что ж. Им будет проще…

Из проёмов посыпались миротворцы, стремительно приближаясь к ним.

— Что случилось? — не успел удивиться Алексей, как его подхватил один из миротворцев в охапку и рванул к окну. — А-а!! — испуганно закричал Алекс. — Вы что?!

Он не на шутку перепугался, так как краем глаза заметил стремительно приближающийся подоконник. Вот через мгновение он уже оказался снаружи окна. Он летит. Мать-перемать, он падает вниз! Какого чёрта?! Он точно падает! Этажи проносятся мимо с рёвом, ускоряясь. Не отпуская его, летит вместе с ним миротворец. Он что, долбанулся, вояка? Что за камикадзе такой?!

Гул, свист усиливался. Над ним, под ним, рядом с ним проносились снаряды, разряды; подбитые планеры и десантные модули мельтишили снопами огня и пламени. Воздух больно тёр и обжигал щёки. Из нижних окон валил густой дым. Сквозь едкий, чёрный дым они стремглав прорубались в тёмную глубь. Выше его, он заметил, из окон успели выпрыгнуть и другие миротворцы. Сотни миротворцев… Да скоро же земля! Расплющит!! Ну же! — отчаянно дёргался Алексей.

Он зажмурил глаза, когда заметил зеркальную дорогу прямо под собой, заваленную кусками грязи и бетона. И вдруг всё остановилось. Ветер исчез. Чувство падения пропало. Он открыл глаза. Глянул вниз — дорога, перевёрнутый мобиль. Глянул вверх — высокий корпус Акрами-Тайста. Рядом медленно падали миротворцы. Не долетев пяти метров, они застывали в воздухе и теперь спокойно опускались вниз. Возле них 'приземлилось' несколько миротворцев в чёрных комбинезонах, один из них опустил Паута Воэ. Тот резко взглянул вверх. Алексей последовал его примеру.

Сквозь дым просачивалось яркое небо, узнавалась крыша небоскрёба и ряд стоящих высоких соседей.

Неожиданно, на верхних этажах полоснула красное зарево, словно Альман провалился в окна Акрами-Тайста. Яркое свечение, пробившееся сквозь дымную завесу, заполонило верх. Через 5 секунд до них добрался оглушительный рёв. Невидимая сила отпихнула едкий дым, раздув тёмные облака. И в тех этажах, из которых они только что выпрыгнули, всполохнуло тёмно-багровое пламя; там развергзся ад.

— Что?! — хотел крикнуть Алексей, но у него это не получилось. Он лишь хрипко гаркнул; судорожно глянул на Паута.

Паут был спокоен, словно, так надо. Единственное, что он сказал:

— Быстро уходим отсюда. Осколки!

Да. Так было надо!

В этом Паут Воэ не сомневался. Ещё сидя в скверике напротив Вики и её пьяных знакомых, он думал об этом варианте, как единственном и неизбежном. А что же ещё оставалось? Отдать Кутлану технологию?! Войскам Кутлана оставалось от силы 5–8 минут, чтобы завладеть этажом, где располагались лаборатории проекта Таавиа. И всё! Проект у них в руках. Целый и невредимый. Ну, может слегка потрёпанный. А так, уничтожив лаборатории всевыжигающим огнём, проект был полностью уничтожен. Бесповоротно. И технология теперь не достанется врагу. Впрочем, и нам она теперь уже не достанется…

Генерал думал, каким образом, войскам Кутлана удалось так беспрепятственно подойти к Битурту? И не просто подойти, а закрепиться на орбите планеты. Государство Кутлан, хоть и не маленькое, но своими диверсионными технологиями никогда не отличалась. Провести скрытную операцию на территории Федерации им в редких исключениях удавалось. И то было на периферии, возле границы секторов. Но Битурт не на границе сектора, он в 30 световых годах от Гео, от центра. В то время, когда граница сектора в 200–300 световых годах от Гео. Что это? Невероятная удача? Немыслимое везение? В это поверить генерал никак не мог. Он знал на что способен Кутлан и все его хвалённые технологии привинтивного внезапного удара, и понимал, что без чьей-либо помощи проникнуть вглубь территории Федерации невозможно. Адрия помогла? — Это возможно. Но этого недостаточно. Тогда кто?..

Оставался один вывод. Гроссмейстер решил сам заманить врага в своё логово. Вот смотрите, король открыт, ферзь не успевает его заслонить. Действуйте! Дерзайте! Грозитесь шахом! И тогда враг теряет бдительность и считает, что предоставлен уникальный шанс — он атакует. Но на самом деле, мастер шахматных дел знает, потерявший бдительность противник атакует главными силами и если их разбить, победа в дальнейшем неминуема.

Похоже, так думают в штабе…

Федерации ничего не стоито закрыть глаза на то, как проникает противник в мастерски подготовленную ловушку. Он стремиться к приманке. Остаётся немногое — захлопнуть ловушку, чтобы крысёныш не смог из неё выбраться.

Аллегория удачна. Кутлану подбросили информацию о важном стратегическом проекте, разрабатываемом на территории Федерации — проекте Таавиа. Возможность перемещаться в пространстве и времени. Кто подбросил — не трудно догадаться. Конечно, правительство Куталана, во главе с Альберто Торрисом поняло серьёзность проблемы: если технология будет внедрена на вооружение Федерации, то им, имею ввиду, Кутлану и Адрии останется немного отмерено. Поэтому бездействие смерти подобно. И они решились. Как бы они умело и скрытно не прорабатывали операцию, за ними наблюдали свыше, в правительстве Федерации, как организаторы величественной ловушки. И не подавали виду, что чего-то знают, а напротив, даже скрытно помогали неумелому в этом деле Кутлану. Ведь как проник агент в Акрами-Тайста, подложивший бомбу, если за всеми следили, за каждым сотрудником и миротворцем? Как удалось на орбите скрытно сформировать портальные кольца для проникновения десантных модулей, вражеских планеров? Причём сразу в гигантском количестве?.. Ведь ошибись они, прочитавшись на каком-нибудь этапе — всё пойдёт насмарку. А тут всё получилось. Они, пожалуй, сами удивились такому успеху…

Но давайте заглянем дальше.

Федерация всё сделала, или точнее, не сделала, чтобы позволить Кутлану внезапно, другими словами, 'вероломно' вторгнуться на территорию Великой Федерации. Всем понятно, что это объявление войны! И не простого конфликта, локального междусобойчика, а настоящей глобальной войны, мирового масштаба! Федерации это на руку — она в любом случае выйдет победителем. Для победы ей понадобиться от силы месяц. Может быть, два. Впрочем, это ей нужно — победить раз и навсегда, чтобы не было больше Кутланов, Адрий, а чтобы была одна большая Федерация с большим числом в своём составе мирнососуществующих малых государственных образований и республик. И ведь как удачно получается: Кутлан вероломно вторгся, захватил территории, украл стратегическую технологию. Такое любой гражданин Федерации не стерпит. Каждый одобрит решение правительства о начале военных действий против Кутлана, даже если это идёт в разрез с эльтонийской идеологией. Будет требовать отомстить обидчику. Сколько можно терпеть!

Предположим, Кутлан завладеет технологией перемещения во времени и пространстве — достанется ему проект Таавиа в целости и сохранности, равно как и Адрии, военному партнёру. Что тогда? Кутлан будет засылать войска в прошлое через узкую деревянную дверь и изменять ход истории? Ей это не поможет. Это изменит историю тех миров, в которые они попадут. Причём, не факт, что изменят правильно, как хотели. Менять ход истории — дело тяжёлое и неблагодарное. Они не изменят существующий порядок вещей в данном мире! Правда, есть возможность через новый портал-соединение попасть в мир будущего и заглянуть на несколько лет вперёд, стать предвидцами грядущих событий. Это возможно. Однако процесс неконтролируемый, может завершится неудачей. Хотя Виктору получилось побывать в будущем и благополучно из него вернуться. Стало быть, он знает, что случиться в ближайшие дни. Потому он и кричал, проклинал Паута Воэ, когда тот решил взорвать лаборатории к чёртовой матери.

Вот это-то и беспокоило генерала. Значит, могли владеть информацией, равно как владеть ситуацией, если бы получили в руки портал для перемещения в будущее. Как-то гроссмейстер серьёзно рискует, подставляя своего короля под удар. Ведь если король падёт — падёт вся Федерация. Впрочем, выставленный кон стоит риска — ведь речь заходит о глобальном господстве, когда Кутлан и Адрия безоговорочно войдут в состав Федерации. О чём речь! Можно и рискнуть ради такого. А успеют или не успеют враги завладеть ситуацией — дело времени. К тому же правительство наверняка обезопасило себя, полностью положившись на благоразумие генерала Западного сектора, который должен был принять решение об уничтожении двери-портала для перемещения в будущее.

А вот уничтожение всего проекта Таавия, равно как и всей технологии, на это, вполне возможно, никто не рассчитывал.

Паут Воэ не любил когда им управляют без предупреждения. Особенно он не любил когда его вводят в неведение — когда правительство рискуя, рискует им, рискует его людьми. Уничтожить весь проект Таавия это не просто лишить себя и врагов стратегической технологии, — это лишить мира самого страшного оружия изобретённого со дня рождения человечества!

Генерал понимал, что если технология сохраниться, ей обязательно воспользуются военные, враги ли это будут или наши… Какая разница! Последствия будут ужасны. Немыслимо катастрофичны будут последствия для всего мира. Ну а если использовать технологию в мирных целях, что тоже допускает генерал, то последствия будут также ужасны и печальны.

Когда знаешь будущее — настоящее становиться пресным. Люди потеряют само ощущение жизни, когда будут знать наперёд свою судьбу, всю историю от и до…

Как бы то ни было, ни врагам, ни своим нельзя оставлять такую опасную технологию. К тому же надо уничтожить повод для развязывания глобальной войны, которую задумали в правительстве. 'Хе! Повоевать захотели!.. — негодовал Паут. — Нет! Пока я жив, войны не будет. Меня не для разжигания войны создавали, а для того чтобы этот огонь тушить, и пресекать попытки раздувания военного пожара'.

Возможно, правительство просчиталось, назначив Паута Воэ куратором проекта Таавиа. Будь на его месте другой человек, наверное, всё было бы иначе. Но Паут решился и поменял ход истории. Потому он считал это единственным правильным решением!

Пусть его судят, отдают под трибунал — он сделал всё верно. Он уничтожил сверхопасную технологию, которой могут воспользоваться военные, корыстные люди, которая может уничтожить человечество, вмиг лишив его смысла к существованию, если пойдёт по рукам. И он пресёк саму войну. Нет технологии — нет резкой причины для начала глобальной войны. Кутлан не в чем обвинять, кроме бессмысленной попытки захватить территорию компании Акрами-Тайста. Но это сомнительный повод для начала захвата Кутланских и Адрийских территорий. Больше похоже на провокацию, чем на причину.

Генерал Центрального сектора Грей Ваконте не мог сегодня спать. Он сделал две безуспешные попытки прилечь на кровать и постараться вспомнить недосмотренный сон, но мысли о беспокойстве коллеги, его отвлекали. И ведь не зря беспокоится! Если так подумать, то причины для паники есть. Технология серьёзна и стратегически опасна. Даже случайно прознав про неё враги, все силы потратят лишь бы завладеть такой технологией.

Мысли терзали и заставляли Грея ходить по ночной квартире. Лишь под утро, когда недосып дал о себе знать, он прилёг на край кровати, закрыл глаза и крепко заснул. Но ненадолго.

Буквально через несколько минут его настойчиво разбудил биппер.

— Ну что ещё?! — гневно выпалил Грей, что аж жена вздрогнула и тоже проснулась.

Он просмотрел информацию о звонящем, но это был не Паут Воэ, как он ожидал, а главнокомандующий вооружёнными и миротворческими силами Федерации. Между прочим, второй человек в правительстве, после президента — отан Виевин!

Грей мигом проснулся и принял вызов. Главнокомандующий был суров и краток: 'Нам объявлена война! На Битурт напал Кутлан. Срочная мобилизация. Сбор в штабе через 3 минуты'. Грей ничего не успел ответить, даже удивиться не успел — звонивший отсоединился. Свесив ноги с кровати, он повторял про себя слова раз за разом, пока до него не дошёл смысл сказанного. Не теряя ни секунды, ни сказав перепуганной жене ни слова, он бегом рванул в ванную.

Выслушивая доклад в штабе, Грею шальными мурашками подкрадывалось чувство виновности. А ведь он знал! Паут Воэ предупреждал его! Предупреждал заранее. И Грей мог помочь, подсобить коллеге. Но нет же! Грей Ваконте не поверил словам генерала Западного сектора. Не предал им должного внимания. И теперь он будет за это расплачиваться.

Грей прервал доклад и сообщил главнокомандующему о том, что этой ночью он общался с Паутом Воэ насчёт возможной вражеской атаке на Битурт. Он рассказал главнокомандующему более-менее подробно: о ситуации 702, о беспокойстве генерала, о шпионских вылазках Кутлана в центре Урвальда, об информации резетуры из самого Кутлана о готовящемся нападении, о том, что усиливать охрану главнокомандующий запретил, ссылаясь на некомпетентность… Он не упомянул лишь о сценарии к пьесе, про который упомянал Паут. Будто бы в правительстве кроется заговор. Главнокомандующий и все присутствующие (а в их составе была и Виевин Аулеи) слушали внимательно и не перебивали Грея.

Грей закончил. Смутившись, главнокомандующий неожиданно спросил:

— Кто-нибудь об этом ещё знает?

— Кроме Паута и нас — никто, — не сразу ответил Грей.

— Пусть это останется между нами, — приказным тоном сказал главнокомандующий, и поглядел на четырёх генералов разных секторов.

— Почему?! — не стерпел Грей, краем глаза посматривая на президента: — 'Как она ещё не вмешалась в разговор?'

Главнокомандующий довольно грозно посмотрел на старика Грея. Взглядом заставил того присесть на место:

— Опасения Паута подтвердились. Но подтвердились случайно.

— Не случайно! — запротестовал Грей. — Он знал. И он вас предупреждал!..

— Позвольте… — прервал главнокомандующий.

— Не позволю! Я тоже имею право голоса! — вскочил Грей. — Кутлан был спровоцирован, и спровоцирован не случайно. Он был спровоцирован заведомо, с явной и единственной целью — развязать войну: позволить войскам Кутлана напасть на нашу территорию и завладеть технологией. А это уже серьёзный повод для начала мировой войны, которая, дай Бог, закончится когда-нибудь…

— Чушь! — сурово прохрипел главнокомандующий. — Нелепая чушь!..

— Да замолчите вы! — наконец вмешалась Виевин, привстав над столом. — Все замолчите… Грей прав. Это провокация, — все ошарашено посмотрели на президента. — Да, да. Это провокация! И нечего на меня смотреть как на глупую идиотку! — она обратилась к главнокомандующему. Тот удивлённо на неё посмотрел. — Здесь Я принимаю решения, включая и военно-стратегические. Я предупреждала ранее и не раз, что данную технологию нельзя использовать в качестве инструмента для подавления оппозиции: ни как объект для приманки, ни как оружие для борьбы. И что?! Меня не слушают! Хуже того — меня игнорируют. Я не позволю разводить международные конфликты за моей спиной, — она грозно выставила вперёд женский кулачёк.

Главнокомандующий, явно не ожидавший такого поворота событий, в нерешительстве замялся с несколько секунд. Постоял. Прокашлялся. Посмотрел на присутствующих, на голографический дисплей, куда поступали оперативные данные.

— Тогда война будет продолжатся вечно, — обречённо выдавил из себя главнокомандующий, хмуро усевшись в кресло. — Это же прекрасно видно! Мы постоянно будет иметь проблемы на границе: локальные стычки, конфликты, спорные территории, сотни и тысячи погибших ежегодно. К тому же, Кутлан и Адрия в трёх секторах сдерживают наше расширение в Далёкий космос. Пройдёт ещё две сотни лет и они задавят нас своей мощью… Вы же понимаете, мирная идеология Эльтонии не позволяет нам силой принуждать их к объединению. А по-другому не получается! Они не желают вступать в Федерацию и принимать Эльтонию… Выдался прекрасный шанс. Они станут зачинщиками войны. Они напали на нас, а не мы. Надо шансом пользоваться! Это шанс, который не выпадал сотнями лет… С минуты на минуту контингент миротворцев Акрами-Тайста падёт и они захватят технологию. И мы должны… нет, мы вынуждены будем развязать войну. Иначе же нам — конец! Всей Федерации наступит конец, если они будут управлять технологией перемещением во времени. Ведь это же всем ясно…

— Но не так же! — вскипела она. — Это сыгранная провокация вынуждает нас на ответные меры! Вы поставили нас в тупик, в неловкое положение. Не так нужно было действовать!

— А как?! — воскликнул главнокомандующий. — Это лучшее решение! Поверьте мне. Я готов взять всю ответственность на себя, пусть меня будут проклинать потомки, пусть вы все меня будете ненавидеть, но когда спросят, кто объединил весь мир под единым лозунгом Федерации и изжил все войны и конфликты человечества, вот тогда вам придется вспомнить меня…

— Конфликты возникают и внутри федерации, — язвительно заметил Грей.

— Верно! — живо ответил главнокомандующий. — Но это целиком ваша вина! Все знают, что померяне конфликты и готовы организовать бойню на пустом месте. Вот даже сейчас! К чему этот спор?! За что вы цепляетесь? К чему придираетесь?.. Когда исчезнет последний померянин, тогда все войны и конфликты автоматически исчезнут. Разве не так? — он глянул на Грея.

— Но ты ведь сам померянин, генерал Атун!

— Да. Я — померянин! И я осознаю свою природу. Поэтому я готов разжечь кровопролитную войну со своими собратьями, обжившимися в Кутлане и в Адрии… Пусть свершится последняя мировая война за последние шестьсот лет. Пусть она будет глобальной, беспощадной, кровавой и бесчеловечной. Но это будет самая последняя война в истории человечества!

— Войска на помощь генералу Пауту Воэ посланы, — отметила Виевин. — Паут Воэ сейчас в опасности. Но я верю в него! Он справиться. Как справился однажды в Сурии, в неравном сражении, дождавшись подкрепления.

— Они не успеет, — уверенно сказал главнокомандующий. — Все порталы уничтожены в Урвальде. Подкрепление максимум прибудет через пять минут, — он поглядел на дисплей, все перевели взгляд с генерала Атуна на дисплей, где продолжала поступать оперативная информация с места сражения. — А кутланские войска уже захватили первые этажи здания…

— Ситуация изменилась… — внезапно сообщил Грей и в подтверждении его слов, на голографическом дисплее начали происходить странные вещи…

— Что? — удивился главнокомандующий, а вместе с тем, и президент, и все сидящие.

— Мне только что доложили… Акрами-Тайста… — у него в горле пересохло от полученного срочного сообщения прямо в камтик.

— Они уже захватили этаж? — интересовался Атун.

— Нет… Да! — путался Грей. — Они захватили… Паут Воэ сдался. И приказал всем сложить оружие. Битва прекращена…

— Это ещё что за новость?! — изумился главнокомандующий, чувствуя как его пробирает мороз.

Неужели генерал Воэ решил сдаться? Это же невероятно! Генерал способен на неожиданности, он на такие… Все отказывались в это верить… Общее напряжение достигло своего апогея.

— Он… — начал было Грей сообщать, считывая информацию с камтика, но растерялся. Видно было, как быстро меняется его лицо — от негодования к дикому изумлению. Грей ошеломлённо объявил: — Он уничтожил проект Таавиа!

— Ты странно выглядишь… — сказал Альберто, рассматривая пленённого генерала в чёрной куртке с порезанными рукавами, в дырявых коричневых шерстяных брюках, тяжёлых, расшнурованных ботинках с налипшей и затвердевшей грязью на подошве.

— Я не записывался к вам на приём, — ответил Паут Воэ, застёгивая полы куртки.

— Да. Согласен… — отметил Альберто. — Однако твой вид как-то не вяжется с моим представлением о генералах Федерации… и о тебе, Паут Воэ, в частности.

— Произошла нелепая заминка, — сказал Паут и подумал, какого чёрта он оправдывается перед кутланцем.

— Поминаю, — выговорил кутланец и подумал о своём. Добавил: — Внезапность, она всегда застаёт врасплох…

Помещение казалось небольшим. Но это визуальный обман, за счёт высокого потолка. В нём благополучно размещались несколько советников президента Кутлана, время от времени чего-то обсуждающих между собой, четверо человек охраны, стоявших по углам, и шестеро пленных, включая генерала Западного сектора Паута Воэ. У каждого пленного было мягкое удобное кресло, на котором он мог сидеть. Пленные не могли сбежать, этому препятствовало незримое силовое поле, прочность которого, Алексей мог поклясться, не уступало мощному бронированному стеклу. Зона их свободы была ограничена, причём серьёзно. Только на кресле и можно сидеть. Однако генерал Паут не сидел на кресле, как все остальные, а стоял. Это крайне неудобно стоять прислонившись к невидимой грани силового поля, которая ещё щаднит, ударяя электронными разрядами. Как Пауту удаётся терпеть такое стеснение? — недоумевал Алекс.

Сам он сидел на кресле в двух-трёх метрах от Сифиль и Эринса. Алексей счастлив был видеть Сифиль живой и невредимой. Как ему уже успели рассказать, Сиф вместо того чтобы бежать вниз со всеми — в безопасный вестибюль второго корпуса, ринулась наверх, в кабинет президента компании, узнать что с ним случилось, потому как никто не заметил Антуа среди эвакуирующихся. Сифиль и Антуа повезло, что они находились на несколько этажей выше лаборатории, которая была уничтожена мощным термическим зарядом, это спасло их жизни. Захватчики извлекли их из-под обломков и привели на корабль.

Помещение располагалось где-то внутри большого президентского корабля, двигающего в безопасной зоне от Битурта. Но это по слухам. Точнее, это предположил Эринс, когда им удалось пару секунд перешептаться друг с другом. Антуа не было в помещении. По понятным причинам, он сейчас получает медицинскую помощь. Сифиль выглядит уставшей, измученной. Честно сказать, Алексею тоже было дискомфортно. Возможно, так действовало силовое поле, которое подавляет силу воли, усиливая и без того жуткий депресняк по поводу пленения. А может это общая усталость, собранная за долгие часы чередующихся событий, накладывала свой отпечаток.

По другую сторону от Паута, напротив Алексея, сидели измученные Виктор и Леонид, которые также как и он, блуждающим взглядом рассматривали меланхоличную обстановку помещения. Кресла с пленными распологались полукругом. В центре этого полукруга стоял Паут. Возле него прохаживался неугомонно жестикулируя, официально представленный президент Кутлана, Альберто Торрис. Впрочем, этой информации достаточно, чтобы Алексей начал его тихонько ненавидеть и мечтательно фантазировать, как он, Рембо недоделанный, прорвётся сквозь силовое поле и наброситься с кулаками на главного источника всех бед с криками 'Банзай' и 'Ура!'.

Между тем Торрис продолжал общаться с генералом:

— В правду сказать, я восхищён доблестью твоих воинов. Сражались, на удивление, стойко. Держались непоколебимо. С учётом возможных осложнений, я ожидал захвата Акрами-Тайста в ближайшие пять минут. Но времени потребовалось больше. Целых восемь. Если бы вы не сдались так поспешно, пожалуй, вы бы продержались ещё пару минут, может быть, все одиннадцать с начала атаки. Честь и хвала твоим людям! Отборные бойцы. Были бы у меня такие, мне бы в два раза меньше десантных модулей хватило…

— Не стоит тратиться на почести, — сказал Паут.

— Ну, почему же, — не согласился Альберто, подойдя ближе. — Очень стоит. 12 тысяч погибло с моей стороны не таких уж плохих солдат. 12 тысяч! Да мы столько не теряли в сумме за пять прошедших лет! Это же фактически разгром… А твоих же солдат погибло полторы тысячи… Всего. Ну с учётом Бактурианских войск, которые вам помогали в обороне — чуть более 2 тысяч. Чувствуешь разницу? Правда, у вас было несоизмеримое преимущество — вы были готовы к нападению. Кто-то вас предупредил заранее. Поэтому элемент внезапности провалился. Кто бы это мог быть? — задумался он.

— Не напрягайся, — вежливо выговорил Паут. — Это был я.

— Ты? — удивился он.

— Да.

— Когда успел догадаться?

— Двумя днями раньше, — конечно, он имел ввиду текущее время, без учёта прошедшего времени в мире Алекса.

— Похвально! Так и думал, что легендарного Паута Воэ невозможно обвести вокруг пальца, — он картинно покачал своим указательным пальцем. — А почти ведь удалось. Напади мы двумя днями раньше, всё бы разыгралось по-другому.

— Не думаю.

— Почему же? — поинтересовался Альберто.

— Вы были не готовы. Да вы и сейчас плохо подготовились.

— Как ты хорошо осведомлён! — восхитился Альберто.

— Я должен быть в курсе всего, что вокруг меня вертится, — сказал он. Добавил: — Погибли две тысячи бойцов. Лучших бойцов. — печально отметил Паут. — В пекло боя рвутся лучшие… Это не идёт в сравнение с твоими потерями. Когда вас всего было не менее 160 тысяч десантников против 5 тысяч.

— Да, — согласился Альберто. — Пожалуй… Но тебя должно утешить — я не желал их смерти. Никто из нас не хотел начать войну… Нас вынудили, ты понимаешь.

— Я понимаю, — ответил Паут.

Президент отошёл к столу и мельком посмотрел записи битвы. Последним элементом — была вспышка на верхних этажах здания.

— Надо признать, очень хитро… Мда… Хитро. Уничтожить весь этаж, где размещались лаборатории. Где воплощалась в жизнь величайшая в истории человечества технология — перемещения во времени с необычайно интригующим названием 'Таавиа'. Ласточка, предвестница грандиозных перемен! Сколько учёных билось над этой проблемой, сколько трудов было создано, сколько ресурсов израсходовано… И вот результат — генерал в один миг решает уничтожить проект. Ни нам, ни себе. Никому.

Он остановился. Задумался. Перевёл взгляд на Сифиль, потом на Эринса. Эринс отстранённо посмотрел на него, мол, чего уставился. А Сиф похоже не слушала вовсе. Закрыла глаза. Наверное, заснула. Или ей так поплохело — забеспокоился Алекс.

— Ты умудрился в одно мгновение всю работу учённых превратить в груду пепла, — укоризненно продолжил он, прохаживаясь из стороны в сторону. — Оригинально! Нечего сказать. Что не успел уничтожить термический взрыв, выжег после него огонь… Огонь всеяден. Огонь не разбирается в гениальности изобретений, во вложенных в труды творческого старания, научного усердия, частиц души. Ему всё едино. Он не умеет ценить и выбирать. Поэтому всё обраилось в пепел. Всё ради чего человечество дышало, жило, боролось — всё оказалось в пепле. Буквально в считанные секунды… Невероятно! Я всегда поражался твоей находчивости, смелости и решительности. Ты кумир миллионов. Ты мой кумир. Я брал тебя за образец. Никто не даст мне соврать, я изучал твою стратегию и тактику многие годы. Я восхищался тобой, твоими победами, успехами! Ты — гений во плоти.

— Приятно слышать это от своих врагов, — сказал Паут и великодушно отметил: — Но позволь спросить, к чему это всё?

Альберто подчёркнуто вкинул руки. И быстро глянул на стоящего Паута:

— Это глупо! Это несоизмеримо безрассудно! Сколько времени ты принимал решение на такой отчаянный поступок? Минуту? Может, принял решение за секунду? Просто в голову вдарило? — а дайка я всё спалю…

— Поверь. Времени у меня было предостаточно, — спокойно ответил Паут.

— Тогда я не понимаю логики? — удивился Альберто, в очередной раз вскидывая руки. — Какой смысл?.. Что это меняет? — Торрис перевёл взгляд на Виктора и Леонида. Виктор недоумённо глядел, а Леонид пугливо посматривал на охранника, стоящего неподалёку от него. — Посмотри, у меня все учёные, — он повторно глянул на Сифиль и Эринса, — все кто работал над проектом Таавиа. Они все здесь, в одной комнате. Вот, сидит глубокоуважаемая вентар Сифиль Ровиа Антургайн, инициатор проекта, сердечко проекта. Рядом с ней сидит никто иной как канграт Эринс Ратистов Лаславиа, директор инициативных разработок, руководитель проекта. Напротив, скромно сидит канграт Леонид Като Вирей, нобелевский лауреат по квантовой физике. А вместе с ним делит угол, уважаемый вентар Виктор Тактан Тадеч. Он, конечно, мало знает про проект Таавиа, но в последнее время тоже принимал не последнее участие. Верно?

'Умело он запомнил все имена и титулы, — отметил про себя Паут. — Хотя может, ему диктуют по камтику'. Паут сейчас не мог отлавливать сигналы, а тем более их расшифровывать. Силовое поле начисто глушило все сигналы, и он мог только слышать звуки.

— И что? — полюбопытствовал Паут Воэ.

— Как что? — усмехнулся Альберто. — У меня все учённые. Все кто создавал проект Таавиа… Создали раз. Создадут, ради благополучия человечества и нас в частности, ещё раз!

Эринс возмущённо оживился:

— Эй, за всё человечество не говори! Не ты тут представитель человечества. Ты — гнусный, корыстный тип, жалкое отродье…

Охрана напряглась. Альберто жестом остановил поток слов:

— Я пока по-хорошему к тебе отношусь…

— Да хоть по-плохому! Мне-то что! Я ни за что не буду работать на тебя! — отрезал он и сурово глянул на Торриса, выражая взглядом, по мнению Алекса — 'Хрен тебе!'

Торрис в сожалении развёл руками, имея ввиду — что ж, можем и по-плохому.

— Сегодня у тебя такое мнение. А завтра оно, глядишь, перемениться. А через два дня и работа закипит, — улыбчиво сказал Альберто.

— Ага! Как бы не так!! — грубо возразил Эринс. — Да вы можете меня пытать сколько угодно. Мне пытки не страшны! Я Федерацию не предам никогда… Вы можете Сифиль пытать, она…

Сифиль очнулась и беспокойно посмотрела на Эри:

— Эри, ты чего?

Эри мгновенно заткнулся. Понял, что ляпнул лишнего. Паут посмотрел на Эри разочарованно. Подумал: его экспансивность и патриотичность сыграют с ним злую шутку. Зря он так, с ходу… Они знают действенные методы и приёмы. Не маленькие. Зомби из него сделают, чтобы работать начал, а не языком балагурил. Никуда не денешься.

— Браво, браво! — словесно похвалил его Альберто. — Мне нравиться твоя уверенность! Но вот я почему-то уверен в другом: у меня всё получиться, не смотря на то, что лаборатории ипепелены, а все идеи сидят в головах учёных… Да. Это слегка затормаживает, оттягивает процесс. За это надо поблагодарить генерала, который учинил проблемы. Однако время у нас есть. Мало, очень мало. Немножко. Поэтому придётся работать в экспрессивном режиме, без выходные и отпусков.

Последнее сказано было в шутку, но никто не улыбнулся, кроме самого Альберто.

— На разработку Таавия ушли годы! — подал голос Виктор. Альберто со вниманием к нему обратился. — Как ты собираешься за неделю, или сколько тебе так отведено до разгрома, восстановить проект заново?

— Ну, как-нибудь постараемся. Будем работать сообща, за двоих, выкладываясь на полную… — сказал кутланец. — Да и ни к чему преувеличивать? О каких 'годах' идёт речь? Всего два года! Год, как минимум, прошёл зря. Теперь у вас накоплен опыт. Наверняка сохранились записи…

— Нет, — возразил Эри. — Записей нет.

— Почему же? — удивился Альберто.

— Военные нам запрещали делать копии и выносить что-либо из лаборатории… А без записей я вам ничем не помогу… Даже если бы хотел.

— Что, прямо-таки ни одной копии нет? — спросил он.

— Ни одной! — подтвердил Эри. — Все остались на том этаже.

Не верить ему было сложно. Всё-таки альверец. Не военный, не спецагент. Значит, врать не умеет. Альберто задумался:

— Да… Это усложняет задачу. Ну что ж. Придётся искать другие методы… Сканер мозга, например.

Эри сжался от злости. Сканер мозга — это крайний шаг, когда всю информацию выкачивают из мозга в цифровой аналог. Процедура крайне не приятная и незаконная, так как таким процессом дополнительно похищают часть личных воспоминаний. А делиться своими воспоминаниями никто не хочет, это всё равно, что похитить душу.

— Боюсь вас расстроить, но есть ещё один момент, который сводит всё ваши усердия на нет, — удивительно тихо и спокойно сказал Паут.

Альберто подался вперёд, подойдя поближе к Пауту, он улыбнулся и спросил заинтересованно:

— И что же это?

— Всего два слова, — предупредил Паут. — Излучаемая инфекция.

Нельзя сказать, что это шокировало Альберто Торриса, по крайне мере, Алекс не заметил такого, но лицо его неожиданно напряглось, а улыбка медленно сползла с лица.

Альберто знал, что значит фраза 'излучаемая инфекция'. Он хотел возразить: 'Ты блефуешь!', но потом вспомнил, что Паут — альверец, и он в принципе не умеет блефовать…

— Вот же чёрт! — прошипел он.

— Как мы эмоциональны! Какие фразы знаем, — проговорил Паут.

— Это не может быть правдой!

Альберто взмахнул рукой, подавая условный сигнал. В помещение немедленно вбежал помощник и провёл каким-то приборчиком возле лиц Виктора и Леонида. Кратко доложил о положительном результате. Учёные встревожились. Альберто надолго утих, нахмурив лоб. Думал он долго и несщадно. Наконец, воскликнул:

— Неужели генерал Паут Воэ готов пожертвовать великими талантами, умами человечества, гражданами Федерации, ради мнимой безопасности государства и сохранения тайны? Я не могу в это поверить! Немыслимо!.. Сколько у них осталось? — резко спросил он, меняя тон на более жёсткий.

Алексей вздрогнул: 'О чём это они? Кто кем жертвует?.. Что за 'излучаемая инфекция'? Чё-то я не понял'.

Паут заметил волнение Алекса, который мог только догадываться о чём идёт речь, равно как и волнение учёных, которые, затаив дыхание, вслушивались в разговор, потому как они знали, что такое 'излучаемая инфекция' и какие от неё могут быть последствия. А последствия могут быть единственными — самыми печальными…

Вообще-то излучаемую инфекцию используют крайне редко. В основном это делают в тюрьмах, в специально отведённых для преступниках местах. С учётом того, что в Федерации преступности как таковой уже давно не водиться, и потребность в исправительных колониях отпала, то излучаемая инфекция фактически исчезла, и сохранялась только на 3D-иллюстрациях визора по истории.

Облучённый инфекцией человек уже становиться привязанным к месту и покинуть его не может, так как излучение сдерживает и не позволяет внедрённой инфекции распространиться на весь организм, которая приведёт к мгновенной смерти. Понятно, что сдерживающее излучение действует в пределах определённой зоны. Источник излучения может оказаться чем угодно и вычислить его можно только с помощью специальных приборов. Человек должен каждый день получать дозу излучения. Если он не будет получать дозу, то он вскорости погибнет.

— Максимум три дня, — ответил генерал. Все ужаснулись. Альберто начал нервно почесывать висок. Паут добавил: — Средний показатель 50–60 часов. За это время вы не успеете ни просканировать мозг, ни заставить воссоздать порталы-переходы. Инфекция убьет всех учёных.

— Где находится источник? — спросил Альберто, понимая, что ответ очевиден.

— Здание Акрами-Тайста. 63 этаж.

— Антидот? — поинтересовался кутланец.

— Антидот есть. Но он находится в военном штабе Федерации.

— Когда вы их инфицировали?

— Два дня назад, когда начал я подозревать неладное… — спокойно ответил Паут.

Эри напрягся, видимо, стараясь вспомнить, как это произошло.

'Вот так Паут! — восхитился Алексей. — Вот так дружище! Инфицировал друзей, чтобы те не достались врагу… Хоть меня не инфицировал. За это спасибо. Но ведь Сиф, Эри, Виктор, Леонид? Зачем так поступать? Это крайне опасно!'

— То есть, если мы продержим здесь учённых более трёх дней, то они погибнут? Правильно ли я понимаю? — уточнил Альберто.

— Совершенно верно. У вас нет никакой возможности использовать технологию. Она уничтожена окончательно!

— Ну, это мы ещё посмотрим… — злобно просипел кутланец.

— Позвольте, господа! — вмешался Леонид, молчавший всё время. — Я прошу меня выслушать. Хочу сделать заявление…

Все обернулись на тихого седовласового Леонида с кучерявой бледной борокой.

Алексей долго спорил с Виктором насчёт его возраста. Виктор почему-то был уверен, что старику более 200 лет. А когда выяснили по информационным каналам, оказалось, что ему нет и 98 лет. Похоже старичок не употребляет каримансу по каким-то своим этическим соображениям.

— Я не работаю на Кутлан! — заявил Леонид, все недоумённо посмотрели на него. — Поверьте мне… С меня взяли слово, что я буду только помогать им, — он взглядом указал на стоявшего рядом Альберто. — И если мне суждено умереть, я хочу погибнуть достойно… не как предатель, — чуть ли не плача сказал старичок.

— А с чего мы должны думать, что ты работаешь на Кутлан? И кто с тебя взял слово? — поинтересовался недоумевающий Эри.

Паут неожиданно понял смысл сумбурных слов Леонида. Когда старик только начал объяснять присутствующим, он уже обо всём догадался.

— Меня включили в ваш проект не случайно. Наше правительство требовало с меня идти на контакт с агентами вражеской сети. Но об этом я узнал позже. Я их принимал за своих 'наблюдателей'… За мной приставили наблюдателей из правительства… А когда я понял, кто они на самом деле, мне приказали молчать и действовать по их велению… Это я подложил бомбу на верхние этажи, рядом с порталами, — признался Леонид. Сифиль вскинула брови. Эри злобно поёжился в кресле. Алексей таращась на всех подряд, с ужасом осознавал, что ни черта не понимает: кто приказал, зачем подложил, какие такие 'наблюдатели', какой предатель? — Но я не знал, что это бомба! Мне сказали отнести прибор туда-то. Вот я и отнёс…

— Полноте тебе рассказывать! — прервал его поток слов Альберто. — Так значит ты… двойной агент? То-то я думал, нельзя тебе доверять.

Паут вспомнил, что Леонид — единственный человек, за которым они не вели наблюдение, так как наблюдение над ним велось из центрального правительственного штаба. Это был их человек. По их рекомендации он был включён в проект Таавиа.

Сиф не удерживая эмоции крикнула:

— Так, ты работал на Кутлан?! Всё это время?

— Нет же! То есть, да… Я не знал… — отводя глаза в сторону, отчаянно сказал Леонид, прятал глаза от набухшей влажности. — Простите меня! Я не знал… Мне велели… Мне… Я…

— За такое… не прощают! — на сжавшегося Леонида кинула острый взгляд Сифиль, — Антуа Файлео пострадал из-за тебя. Он чуть не погиб!.. А люди! Там же были люди! Они погибли…

— Я… я… — слезливо выговаривал старик.

— Хватит! — резко оборвал Альберто. — Признаться, я раздосадован. Агент из тебя никчёмный… А вот что 'наблюдатели' были, да причём из правительства Федерации… Это любопытно. Очень интересно… — он стал усердно поглаживать свою щеку. — Что же получается, господа?.. Нам подбросили агента-учёного. Стало быть, нам и подкинули информацию о проекте. Нас натравили, полагаю?! Как собакам бросили — 'фас'!.. Это же… Провокация!! Правительство Федерации обо всём знало, всё контролировало, причём давно, а я об этом узнаю в самый последний момент!! — он взревел и глянул на своих советников. Те испуганно переглянулись, беспокойно шептались.

— Вот именно! — подытожил Паут и присел на кресло. Если честно, устал он стоять, прислонившись к границе силового экрана. — Пора прекращать этот спектакль, насыщенный эмоциями и пустыми репликами. Вам должны были передать требования: отпустить всех пленных. Вам должны выставить ультиматум. Советую его придерживаться и отпустить нас сию минуту.

— Но я не понимаю! — возразил Альберто. — Какой смысл провоцировать нас на нападение, стараться устроить мировую бойню, при этом уничтожить саму технологию, саму причину конфликта, из-за которой может разгореться глобальный пожар? Или вы нас обвините в нападение на беззащитную планету, на Урвальд?! И это послужит поводом для начала развязывания мировой войны?! К чему нам сдался этот город!

— Нет! — громко произнёс генерал. — Ни в коем случае! Я сделал всё возможное, чтобы войны не было. Максимум, с вас взыщут репарации на возмещение потерь, возможно, стребуют кругленькую контрибуцию. И на этом конфликт будет исчерпан! Я постараюсь успокоить и убедить наше правительство в мирном урегулировании процесса. У меня есть на это полномочия…

— Погодите, погодите, — Альберто не понимал сути. — Что это значит?.. Войны… не будет? — он терялся и своим суетливым взглядом выдавал внезапно разоблачённое недоумение.

Алексей вообще потерял смысл беседы, которая каким-то странным образом переросло в обсуждение глобальных проблем и начал думать о своём.

— Поймите, Альберто. Правительство Федерации хочет развязать конфликт, — стараясь говорить доверительно, начал Паут. — Это удачное стечение обстоятельств: проект Таавиа, который можно считать за сильное стратегическое оружие, мирная планета Битурт, открытый Урвальд с его миролюбивым и трудолюбивым населением и маленькая такая Акрами-Тайста, которая фактически открыта для всех. Бери — не хочу… Всё сделано обстоятельно. По сценарию пьесы вы должны были захватить технологию или часть этой технологии… Это было предрешено и это, действительно, было неизбежно. Но вы не успели бы воспользоваться технологией — вам был бы нанесён сокрушительный удар, потому что военные силы Федерации, поверьте мне, в полной боевой готовности… Им только прикажи! — Они ринутся. Никакой подготовки не требуется. И вам даже недели не хватит, потому что центры ваши будут разгромлены за два-три дня… Однако в постановке этой пьесы не был учтён один момент. Впрочем, может был учтён, но не совсем правильно… Я говорю о себе! Я принял решение — не позволить развязать новую мировую войну. Я полностью отдаю себе отчёт в действиях. Никакой спонтанности и подстраховки… Я не радею за ваш Кутлан, я не пекусь за Адрию, которая так или иначе вовлечена в авантюру. Я радею за мир. Меня устраивает существующий порядок вещей и я хочу, чтобы такой порядок сохранялся… Да. Отношения наши не идеальны: споры, столкновения, интрижки, бесконечные распри. Но это всегда бывает. Я к такому привык. Все привыкли. 'Плохой' мир лучше 'хорошей' войны. Это осознали ещё в древности. Так почему же мы забываем такой постулат?

Альберто замолчал, переваривая его слова. Ему казалось что-то неуловимо правильное в словах молодого генерала, но где конкретно, он не мог понять. В помещение стало тихо. Молчали учённые, тоже стараясь вникнуть в хитросплетения политической игры, хотя, может быть, у них витал в голове вопрос типа: 'Правительство Федерации спровоцировало атаку? Да это абсурд! Смута! Правительство придерживается Эльтонии — она не вправе принимать подобные решения'. Молчали советники президента, вдумчиво поглядывая на Альберто, и только изредка всхлипывания Леонида прерывали устоявшуюся тишину.

— Ерунда какая-то! — косо начал Альберто. — Войну невозможно остановить. Даже если всё верно, Федерация найдёт причины чтобы продолжить развязанную ей же войну.

Паут глубоко вздохнул. Он не рассчитывал, что президент Кутлана сразу поверит, а тем более отпустит их. Его прельщают эмоции, ему нужно выговориться. Он всей душой осознал, что битва закончена, воевать никто не полезет, что есть шанс на мирное урегулирование конфликта. Шанс огромный, шанс безумно важный. Им нужно срочно пользоваться пока есть время, пока ультиматум не истёк. Но это, просто идёт в разрез с его грандиозными планами, которые он так старательно вынашивал.

— Нет… — злорадно сказал кутланец. — Не так всё просто! У меня остались рычаги давления.

'Какие ещё рычаги давления? Что он несёт? — спрашивал себя Паут. — Он явно не желает публично признавать своего поражения. Помимо того, упущен его мнимо-призрачный шанс завоевать Федерацию, покорить Эльтонию. Буквально за какие-то минуты все его планы нарушились вкривь и вкось. Он с этим не способен мириться… До чего же обидчивый человек!'

— Я знаю кое-что о тебе, — между тем продолжал Альберто, ехидно улыбаясь. Паут не мог на него не обратить внимание. Он бесстрастно глянул в глаза кутланца — 'что ещё?' Торрис торжествующе радовался, что привлёк к себе внимание: — Да! Я знаю твои слабые стороны. Я знаю как тобой можно управлять… Ты не так прочен, как я думал изначально…

Паут выжидательно смотрел. Альберто шагнул вперёд:

— Лейма Аремир…

— Что? — спросил Паут, не подавая вида, что фамилия ему знакома. Сам усердно начал копошить в голове груду мыслей: 'Как он узнал?', 'Кто проболтался?', 'Зачем он мне её назвал?', 'Что он хочет этим достичь?', главное: 'Зачем она ему?'

— Я знаю про Лейму Аремир, — сказал Альберто. — Нет… конечно, я лично не встречался с ней. Знаю, что она тебе не безразлична, что она — твоя подруга. Значит, ты не допустишь, чтобы с ней что-нибудь произошло. Я не желаю ей зла. Никоим образом не хочу вмешиваться в её частную жизнь. Но в некоторых случаях я должен обороняться, искать запасной вариант. Знаю, что это подействует.

— Здесь ты не прав. Мы разошлись… достаточно давно. Она вышла замуж. Она для меня стала чужой…

Паут сказал спокойно, ровным голосом, как до этого говорил. Тёмный осадок остался в нём — как неприятно осознавать недооценённые возможности противника.

— Неужели? — удивился Альберто. — Так уж безразлична? И разошлись вы не так давно. От силы год назад. Верно?.. Я восхищён! Как ты допустил, чтобы любимая девушка ушла от тебя, бросила, оставила одного и не просто ушла, а в отместку ещё вышла замуж? Так поступает либо благородный человек, либо влюблённый человек, которые желает счастья своей возлюбленной и готов жертвовать всем на свете, как последний альтруист. Но ты — не человек. Ты на такое не способен. Ведь ты — альверец!

'Класса Джей-5' — хотел добавить Паут, но понял, что ни к чему — Альберто знает. Просто знать нужные слова — ещё не значит владеть ситуацией.

— Знаешь… это бесполезно, — сказал генерал. — У тебя осталось не так много времени. Извини, что я к тебе на 'ты', но сил моих нет выслушивать этот спектакль. Меня ждут важные дела. Всё-таки надо 'кашу' разгрести, которую ты заварил. Рекомендую, придерживаться жёстких рамок ультиматума и освободить всех пленных — вернуть на Битурт. Это даже не просьба… Сам понимаешь…

— Что?! — возмутился Альберто. — Ладно, ладно. Поглядим ещё! — он грозно сжал кулак и приставил к подбородку… Допустим, судьба Леймы тебе безразлична… Значит ты не будешь горевать по её внезапному исчезновению.

Видно было, что он трясся от волнения. Паут уже мог спокойно уличать его во лжи и пустых угрозах. С Леймой всё в порядке. Они даже её не тревожили. Каким-то образом узнали о ней… и только.

Генерал заметил суетливое беспокойство Виктора, смотревший в сторону Паута, его встревоженный взгляд, ошеломленный вид. Его сосед, тихий и печальный Леонид, отвернулся к своим терзавшим мыслям.

Альберто, осознавая близость своего поражения, вспомнил ещё один 'рычаг' давления:

— Полагаю, что друзья-учёные для тебя тоже безразличны, раз ты решил без их согласия инфицировать… Хорошо… — медленно проговорил кутланец. — Всё ж таки ты не чёрствый камень! Должно быть в тебе что-то человеческое! Твой друг, которого спас в другом мире, должен быть тебе дорог…

Они разом взглянули на Алекса. Спокойный доселе Паут дрогнул. Привстал, осматриваясь по сторонам. Альберто попятился назад, не веря увиденному. Кресло, на котором сидел Алексей Губанов, было свободным. Потрясённый Торрес, неумело жестикулируя охране, нелепо проговорил:

— А?.. Только что был здесь? Где он?..

Глава 26

Меня посещали разные мысли. Они то бушующим гуртом толпились, по очереди будоража моё сознание, то налавливались разом, отстраняя меня от реальности.

Основная мысль — я не вернусь домой. Это более чем очевидно. Двери соединяющую с прошлым больше нет. Проект уничтожен. Все записи сгорели. А воссоздать технологию не позволят. Даже если все учёные вновь ринутся создавать с нуля технологию — их остановит, либо генерал, либо заклюёт толпа. Им не позволят в Урвальде, которому был нанесён непоправимый ущерб, заново создавать опасную технологию. Предположим, правительство позволит воссоздавать всё заново в секретной далёкой лаборатории, где-нибудь на орбитальной военной базе. Хотя нет. Орбитальная база уязвима. Скорее, в глубокой подземной лаборатории, о которой слыхом никто не слыхивал… Но кто это одобрит? Пау Воэ будет противиться, сопротивляться до последнего аргумента: он высказал своё решение по поводу серьёзной опасности технологии для существования человечества. Одно дело лезть в прошлое и копошиться в нём. Другое — дело залезать в будущее и узнавать судьбу мира, судьбу личную. Последствия от такой технологии могут оказаться страшней глобального конфликта. Да и представить трудно к чему приведут знания предстоящих событий? Ну, допустим узнаем мы, что через одну тысячу лет человечество вымрет. Навсегда вымрет. Неотратимо. Безвозвратно. Какой-нибудь внешний или внутричеловеческий фактор запустит механизм уничтожения людей в произвольной форме… С одной стороны кажется делом хорошим знать об опасности и стараться её предотвратить. Но что если выясниться, что трагедию никак не предотвратить? Что галактику, например, поглотит сверхмощная чёрная дыра, а технологической мощи человека будет недостаточно, чтобы заглушить беду в зародыше или избежать трагедии? Как жить тогда всему человечеству, даже эту славную тысячу лет, когда знаешь, что бессмысленно, что это всё бесполезно? Всё предрешено свыше. И остаётся лишь ждать, плюнуть на все дела и с улыбкой безумца на лице ожидать немимуемого конца света. Зачем знать своё будущее? Как мне было дурно осознавать в 2034 году, что начавшая год назад ресурсная война растянется на долгие, бесконечные годы. Когда мало остётся надежды на счастье. Когда понимаешь, что большая часть человечества обречена на мучительную гибель. Лучшая часть человечества обречена. Да и сам ты, вроде как, уже можешь не надеяться на чудо, на спасение, на мир, процветание общества и личное счастье. А будешь по свалкам прошлой жизни скитаться как доходяга-бомж в поисках жрачки, изживая свой бесполезный век, пока тебе не всадит пулю снайпер-садист, или пока тебя не расплющит взрывом от очередной бомбёжки…

И ведь верно! Узнав будущее, без детальных подробностей, даже обобщёнными словами, мне жить в своём родном мире резко расхотелось. Мне не хочется жить в ожидании, когда начнётся война, когда атомный взрыв уничтожающей волной света меня окатит в собственной квартире и я исчезну… Нет, право, я могу сбежать, трусливо блуждать по разбитым, полупустынным городам, как старик Николай, шарась средь отбросов, воровато озираясь по сторонам, чураясь всех подряд. Понимая такое будущее, я не стану хвататься за жизнь. К чему такая жизнь?

Я здесь навсегда. Это мой выбор. Паут меня предупреждал, что выйдя с ним за дверь, я не смогу вернуться назад. Это билет в один конец. Теперь будущее — мой мир.

Даже как-то обидно. Не увидеть мне больше родных и близких. Мама и отец остались в далёком прошлом. Димон, Серёга и Антон… теперь я их никогда не увижу. Марию — тем более… Мою квартиру продадут, а по мне будут горько плакать, как по пропавшему без вести. Вот же история — зашёл в дверь и исчез навсегда. Хотя это всё предположения. Тот мир не доступен больше мне. И как там события будут развиваться — неизвестно. Может они никак не будут развиваться, замер, застыл мир в тот самый момент, когда мы с Паутом зашли за дверь. Замерли стаи перелётных птиц, возвращавшихся с тёплых югов, закаменели голуби на карнизах домов; застыли в воздушном пространстве маленькие капельки дождя; застыл Димон в своей квартире, набирая домашний телефон моих родителей и поднося трубку к уху… Все застыли в ожидании, когда я вернусь назад. Ведь что здесь пройдёт за сотни лет — там может пройти за быструю, неощутимую секунду. Таков своеобразный закон соединений миров… Но я никогда не вернусь. А значит мир никогда не оживёт…

Вообще, представить себе такое невозможно. Ведь мир не может просто застыть навечно. Ведь должен он жить своей жизнью, независимой от других миров! Должен же быть выход.

Не решатся ли через десятки лет, да пусть даже через сотню лет повторить научный эксперимент? Ведь опыт же удачный! Найдутся смельчаки, которые попробуют по теории Томарса соединить разные миры, разных времён… Разве такое невозможно?! — Возможно! Более чем возможно. Технология не исчезла навсегда. Она просто была отсрочена. Но как тогда контролировать технологию, если это, например, будут дилетанты-любители. Проникнут они в будущее, узнают страшную судьбу человечества и будут горланить окружающим, как ясновидящие грозно извещая при этом: 'Трепещите люди, грядёт апокалипсис!' Правда, им вряд ли будут верить. Да и вслушиваться не станут. Мало ли безумцев бродит по свету. А вот если на государственном уровне это случиться… Вот тогда второй Кутлан. Мировая война за господство над всеми. Тирания. Анархия. Хаос. Всё что душе угодно может произойти. Это технология-оружие, пожалуй, страшнее самой смерти.

Мысли, мысли, мысли… Донимают бесконечно.

Всё. Я сдаюсь! Хватит думать. Хватит себя нравственно изматывать! Мысли прочь!..

Паут и Альберто не унимались. В помещении становилось шумно. От этого почему-то казалось жарче. Или это внутри силового экрана, где я заперт, практически замурован, воздух постепенно прогревается от собсвенного дыхания? Так и до удушья недалеко. Однако я вспоминаю, что силовой экран действует по правилам прочностного поля — то есть он сквозь себя не пропускает лишь твердую материю, а газ, коим является воздух, он пропускает бесзпрепятсвенно. Значит это лишь нервы. Переживания. Треволнения…

Я начал вспоминать родные места, которые давно не видел. Особенно чётко представилась деревушка Воскресенское, затерянное в лесах Ленинградской области, речка Сясь, её высокие береговые уступы, болотистые берега, летние выкошенные поля, лиственные леса нежно укутывающие поселения пушистой зеленью. Душистая трава щекочет ноги. Мягкий ветер волнует кроны деревьев. Сквозь листву прорубается жаркое солнце, ослепляя яркими прыгающими лучами света. Мне давно не приходилось быть в такой дикой ижорской природе, посещать родной отцовский дом, скромненько расположившийся на берегу тихой речки, где жили мои предки — дедушка, да бабка. А когда мне в последний раз доводилось здесь бывать? Да пожалуй, не меньше пяти лет назад.

Прекрасно помню детство проведённое с отцом в бабушкиной избе. Дедушка погиб ещё на фронте, в 44-ом, где-то под Нарвой. Потом у отца появился отчим, который воспитывал пасынка. Отчим слёг от нелёгкой болезни. Мне не удалось его застать — тогда мне было не больше 2 годиков. Отец постоянно, на лето, на долгие праздничные выходные ездил за 150 километров от Питера, к родному дому, в Воскресенское. Возил с собой маму и меня, прыткого несмышлёныша. Мне безумно нравилось гонять по узким пыльным улочкам с местной ребятней, сбивая сандалии. Даже драться приходилось. В порыве гнёва и грядущего рёва, я кричал на всё Воскресенское, звал отца на помощь.

Помню, как в 7 лет, перед поступлением в школу, отец меня в очередной раз привёз на всё лето к бабушке Дусе на попечение. Родители незаметно смотались, пока я где-то носился по огороду в поисках малины. Ух, как ревел от обиды — коты все по углам разбежались, да мыши притаились в подвале. Баба Дуся не могла меня весь вечер упокоить, я смазливо утирал слёзы и сидел на печи, не желая до конца жизни оттуда слазить… или до момента когда вернутся родители. Однако бабушка нашла оригинальное решение — она испекла ароматные пирожки и я был вынужден капитулировать, спуститься с печи и, не теряя достоинства, двинуться на кухню. Пока дядя Витя не появился, успел слопать сколько смог. Потом мне похорошело и обида растворилась.

В первые солнечные дни того лета я обгорел на солнце. Кожа досадливо ныла. Бабушка обмазала сметаной. Стало полегче. Потом бегал на речку купаться. Там чуть не утонул — ногу свело и русло реки начало стремительно затягивать. Благо не один купался — с пацанами, которые учуяв неладное, помогли мне выбраться из воды. После этого в воду я долго не решался ступить ногой. Бабушке не стал рассказывать, посчитал нелепым свершившимся фактом. Друзья попались хорошие, проверенные, меня не выдавали. Мы с ними бегали по деревням, изучая все тропки, рытвины, овраги и котлованы; распугивали вороньё на телеграфных столбах; гонялись за дикими белками в лесах. По глупости своей заходили глубоко в чащобу. И даже один раз затерялись. Долго блуждали: аукали, плакали, ревели. На наш плач вышел грибник с лукошком и, бесконечно ругая за расторопность, вывел в свою деревню где и угостил невероятно вкусной жарёхой.

Перед моим взором престали, как наяву, скошенные луга, золотистые стога, запах сена и деревья вокруг. А сам я стою на опушке леса, в небольшом покосном углублении. Левей меня — непролазный бурелом, правей — заросли крапивы. Рядом громко журча несётся ручей; лениво квакают лягушки. Помню это место прекрасно. Здесь был наш 'затаённый' уголок, какой был у каждой советской ребятни. Здесь собирались построить шалаш, но ничего хорошего из затеи не получилось. Просто сюда убегали из деревни, в тишь да глушь, от обиды, от настырных окриков родителей. Почти лоно природы. Идилия. Лесное забвение. Здесь сидели на замшелом высоком пне, свесив ноги, и смотрели как мужики траву косят.

А вот и сам пень! Свежеспиленный. Почему-то мне всегда хотелось увидеть этот пень таким. Вот и суетливая мошкара носиться, надоедливые навозные мухи кружатся возле пня, ползёт гусеница. Слышен рёв далёких тракторов. Солнце жарит невыносимо.

Погодите… Какое солнце? Какие мухи? Где это я? Что случилось?

По мне пронеслась дрожь. Я огляделся по сторонам. Привидевшие воспоминания не собирались улетучиваться и сознание меня не собиралось выкидывать в реальность. Я вдруг заметил, что давно стою напротив пня на дикой лесной опушке, а солнце пробиваясь сквозь листву обжигает шею. Я отпугнул надоедливых мух от себя и ошарашено посмотрел на скошенные луга. Стога сена стояли на месте и исчезать не собирались.

Кожу совсем неприятно щекотали мурашки. Я не мог понять, каким образом, мимолётно провалившись во воспоминания детства и находясь при этом в плену кутланцев, я вдруг оказался на природе. И где все? Где Паут Воэ, Альберто Торрис, президент Кутлана, Сиф, Эри и все остальные? Куда они… пропали? Только что были рядом со мной… Или это какая-то дерзкая уловка кутланцев — воздействие на сознание или телепорт? Как им удалось меня телепортировать? Ведь это же явно Земля! Родня Земля, родные места.

Или сон? Мог же я заснуть…

Я прошёлся… Нет. Всё в порядке. Я ощущаю землю. Прикасаясь к крапиве — та бесщадно жалит. Это реальность. Несомненно.

Всё-таки как я здесь очутился?

Я заметил вдали голые спины мужиков — широко размахиваясь, они орудовали косами в поле. Их было несколько человек. Косили слаженно, прям как по команде, чётко выдерживая дистанцию.

Я решил узнать подробности у людей и направился прямиком к ним, любопытным взором осматривая стога и переступая свешескошанные борозды травы.

'Уголовное дело?2393, 1979 г.

Отделение милиции Волховского района.

Старший дознаватель. Поликарп Иванович Рузанцев'

'Протокол допроса свидетеля.

29 июля одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года, деревня Воскресенское Ленинградской области.

Я, Поликарп Иванович Рузанцев, старший дознаватель отделения милиции Волховского района на основании ст. 65 Уголовного кодекса РСФСР о шпионаже в порядке обеспечения доказательств допросил свидетеля товарища Евгения Борисовича Козаринского, почётного труженика Воскресенского колхоза и члена Хваловского сельсовета, проживающего по адресу: д. Воскресенское, ул…

Тов. Евгений Борисович Козаринский предупрежден мною об ответственности за дачу заведомо ложных показаний и отказа от дачи показаний по ст. 182 Уголовного кодекса РСФСР, в подтверждение чего он поставил здесь свою подпись (фамилия, имя, отчество свидетеля и подпись).

По существу поставленных вопросов тов. Евгений Борисович Козаринский дал следующие показания:

При выполнении полевых работ по сбору сена для кормовых нужд на зимний период, к работникам Воскресенского колхоза в сей день подошёл незнакомый молодой человек, который начал активно интересоваться обстановкой на территории. Вопросы он задавал в странной манере и вызывал всеобщее подозрение о своем психологическом расстройстве. Он интересовался где он находится и как можно добраться до 'Питера'. Завидев, что его не поняли, уточнил — до Санкт-Петербурга. Ему объяснили, что такого города не существует, что так раньше назывался Ленинград во времена царской России. Он начал живо интересоваться сегодняшней датой. Ему назвали текущую дату. Он уточнил вопрос: какой год. Завидев изумлёние работников, я не удержался и подошёл к нему. Начал спрашивать откуда тот взялся, и из какого колхоза прибыл. Незнакомец объяснился, что он Ленинградец, и появился здесь вопротиву своей воли.

Меня сразу насторожило как был одет незнакомец. Одежда на нём не была похожа ни на рабочую одежду труженика, ни на летнюю деревенскую, тем более городскую. На нём была лёгкая ветровка, под которой виднелась футболка с пёстрыми, яркими цветами и рисунками высоких зданий, напоминающая одежду, в которых ходят зарубежные буржуазные элементы. Также на одежде были различимы некоторые надписи на латинице.

В начале я принял его за контрабандиста. Но поразмыслив, понял, что контрабандисты на реке Сясь не могут оказаться. Я старался выяснить намерения странного типа. Он сообщил, что его насильно забросили сюда. Это меня встревожило. Я начал интересоваться, кто его забросил и с какой целью. Он то ли в шутку, то ли всерьёз рассказал о телепортации его из другой далёкой страны в родную отцовскую деревню, причём в советское прошлое — отметил он.

Мы с ним начали подробно беседовать. Я интересовался его родными, которых он упомянул в разговоре, в частности отца. Он представился Алексеем Губановым. В деревне Воскресенской живёт несколько семей Губановых. Уточнять из какой семьи сам произошёл он не стал — объяснив это тем, что отец его должен был переселиться в Ленинград, и в деревне его сейчас быть не может. А сам он 'якобы' родился совсем недавно — 3 марта сего года. Также с энтузиазмом он рассказывал, как хорошо знает эти места и в достаточно чётких подробностях описал деревню Воскресенское и все прилегающие поселения. Хорошо знает председателя сельсовета Прохорова и сообщил, что тот 'далеко пойдёт'…

Я пробовал выяснить как он здесь оказался. Но разумного, логического объяснения гражданин Губанов не мог дать. Что, безусловно, меня насторожило. Мы упёрлись в споры. Он рассказывал невероятные события, которые с ним произошли за последние месяцы в далёких местах, по его словам в 'будущем'. Когда он стал сообщать о том, что Советский Союз должен будет развалиться, а все республики стать независимыми, я понял, что он распространяет антисоветскую пропаганду. И мы с Михалычем (Иван Михайлович Кропоткин — уточнения дознавателя) не дали ему уйти, когда он намеревался нас покинуть. Схватили, скрутили, как смогли. Обыскали его. Никаких документов при нём не нашли. Однако при нём оказалось пара странных, небольших, нашпигованных подозрительной техникой приборов, похожих на аппаратуру шпиона. После этого отвели в деревенский сельсовет к председателю Прохорову. Анатолий Виленович Прохоров предложил сразу вести его в отделение милиции. Что мы и сделали.

Тем же днём лесной дорогой мы с Михалычем отвели его на железнодорожную станцию Зеленец, откуда дневной электричкой отправились в Волохов, в управление МВД. Всю дорогу пойманный гражданин Алексей Губанов пытался сопротивляться, кричал и всё требовал прекращать 'спектакль', который по его мнению, устроили некие 'кутланцы'.

Лишь когда его привели в отделение, он успокоился и понял, что сопротивляться бессмысленно.

Моё личное мнение: Алексей Владимирович Губанов десантировался с вражеского летательного аппарата над территорией реки Сясь и является шпионом, скорей всего вербованным вражескими агентами, которому поручили задание: запутывать колхозников, деревенских работников, и вести антисоветскую пропаганду, тем самым подрывая трудовую деятельность и срывать сроки выполнения планов. Хорошее знание местности можно объяснить тем, что он является бывшим жителем нашей окрестности или же оказался хорошо подготовленным агентом. Помешать выполнить задание и уличить шпиона помогла моя осведомлённость о происках вражеских агентов на территории Ленинградской области, согласно поступившей информации из агентуры КГБ.

Все вышеизложенные показания были мне прочитаны, и я подтверждаю, что все они записаны полно, правильно и точно, в чем я и подписываюсь. Евгений Борисович Козаринский, подпись.

Старший дознаватель Поликарп Иванович Рузанцев, подпись.

Зарегистрировано в реестре за N таким-то…'

'Главному следователю В. И. Пархоменко Управления КГБ по Ленинградской области.

Отчёт расследования по делу подозреваемого Алексея Владимировича Губанова.

Я, Поликарп Иванович Рузанцев, старший дознаватель отделения милиции Волховского района на основании ст. 65 Уголовного кодекса РСФСР о шпионаже в порядке расследования 29 июля 1979 года допросил подозреваемого Алексея Владимировича Губанова в отделении милиции Волховского Района города Сясьстрой.

Допрос подозреваемого не дал ощутимых результатов. Алексей Владимирович Губанов отказывался давать показания и не сознавался к причастности к шпионажу, в то время когда улики были достаточными.

Документов удостоверяющих личность при нём обнаружено не было. Лиц, которые могли бы подтвердить его личность, назвать не смог. Имена родителей и родных называть отказывался. Взяли отпечатки пальцев, но делу это пока не помогает. Поэтому имя, отчество и фамилия подозреваемого в деле фигурирует условно, до момента дознания личности.

На вопросы отвечает неохотно, требует адвоката. Но на некоторые вопросы всё же даёт показания.

Меня поразили его познания о существующем коммунистическом строе. Когда я спросил состоит ли он в партии, он позволил себе уточнить — в какой именно. Он не знает цели ЦК КПСС и с трудом вспомнил имя генерального секретаря ЦК тов. Леонида Ильича Брежнева. Когда я спросил вступил ли он в ВЛКСМ — он не понял вопроса. Попросил расшифровать. Я расшифровал. Он сообщил, что в Комсомол не вступал и вступать не хочет. Вспомнил, что в третьем классе его принимали в пионеры, а ещё раньше был октябрёнком. Но до комсомольца 'не дожил', так как к тому времени СССР, по его словам, 'развалился'.

Себя он называл 'путишественником во времени' и цель визита в Советский Союз назвать не смог, так как сам недоумевал, как оказался здесь, в Ленинградской области да ещё в 'далёком прошлом времени'.

Среди его вещей были обнаружены два предмета, странного происхождения:

1. Маленький чёрный аппарат прямоугольной приплюснутой формы с кнопками, весом в 90 грамм со светящимся встроенным цветным кинескопом.

2. Чёрный прибор питающийся от электрической сети с длинным шнуром без каких-либо кнопок и переключателей, весом в 50 грамм.

У гражданина А.В. Губанова я стал выяснять назначение первого аппарата: для чего он его использует и как с ним работать. А.В. Губанов сообщил, что аппарат является миниатюрным мобильным телефоном, с помощью которого можно звонить на другие стационарные и мобильные телефоны, но при этом уточнил, что в данный момент телефон не будет работать, так как нет передающих радиомачт. Их ещё не построили. Зачем-то начал упоминать пчёл, говоря о каких-то сотовых операторах. Я спросил, является ли аппарат радиопередатчиком, чтобы можно было передавать сообщения за рубеж? Он ответил, что некий Роуминг позволяет его связать с любым телефоном в мире и на такие же аппараты можно передавать печатные послания. На основании этого делаю вывод, что данный аппарат является миниатюрным сверхкомпактным радиопередатчиком — для отправления шифрованных сообщений за рубеж.

Я поинтересовался, что ещё может делать аппарат. Гражданин А.В. Губанов начал с явной неохотой перечислять его возможности. Оказывается, аппарат способен фотографировать с качеством в 3 мегапиксэла (записано со слов подозреваемого), может работать как диктофон; также можно прослушивать музыку и аудиокниги как с магнитофона и даже записывать видео. Наделён способностями ЭВМ. Компьютерное программное обеспечение встроенное в аппарат позволяет проводить различные операции: рассчитывать алгебраические выражения, управлять печатными записями, есть 'орханайзэр'.

Кинескоп автоматически загорается при прикосновении на любую из кнопок и выдаёт сообщение на кинескопе о 'блокировке клавиатуры'. Я стал требовать А.В. Губанова сообщить код доступа. Но он не стал сообщать, сославшись на мою безграмотность.

На самом аппарате есть надпись латинскими буквами 'Nokia'. Губанов сказал, что это финская фирма-производитель. Он стал сразу отрицать, что прибыл по заданию из Финляндии. Объясняет, что приобрёл аппарат в российском фирменном магазине. Я позвонил в консульство Финляндии удостовериться. Действительно, такая фирма существует, но никаких миниатюрных технических аппаратов не выпускает, а занимается переработкой древесины, производством кабельной продукции и выработкой электроэнергии. Никаких фирменных магазинов Nokia на территории СССР нет.

Второй аппарат по словам гражданина А.В. Губанова является переносным зарядным устройством для первого.

Оба аппарата я отдал специалистам отдела тех. экспертизы, которые сразу же занялись исследованием аппаратов. При разборке первого аппарата никаких микроплёнок, магнитных лент, перфолент внутри аппарата обнаружено не было. Однако специалистов поразила невероятная плотность микросхем и новые, неизвестные технологические устройства на платах.

Такой уровень технологического оснащения возможен только для нужд шпионажа, где требуется мобильность, сверхкомпактность и миниатюрность. Аппарат снабжённый способностями съёмки, фотографирования, записи и передачи голосовых и печатных сообщений — является неоспоримой уликой в причастности гражданина А.В. Губанова в шпионаже в пользу иностранной разведки.

По этим соображения считаю правильным передать дело в Управление КГБ для проведения дальнейшего расследования по делу о шпионаже.

В настоящий момент гражданин А.В. Губанов находится в следственном изоляторе при отделении милиции Волховского района до ожидания решения.

Старший дознаватель Поликарп Иванович Рузанцев, подпись.

29 июля 1979 года.

Зарегистрировано в реестре за N таким-то…'

'Главному следователю В. И. Пархоменко Управления КГБ по Ленинградской области.

Объяснительный отчёт.

Я, Поликарп Иванович Рузанцев, старший дознаватель отделения милиции Волховского района предупреждён об ответственности за дачу заведомо ложных показаний по ст. 182 Уголовного кодекса РСФСР по делу расследования?2393 от 29 июля 1979 года в чём лично подписываюсь (фамилия, имя, отчество и подпись).

30 июля 1979 года примерно в 9-30 утра я дал распоряжение привести подозреваемого гр. А.В. Губанова из СИЗО для проведения дополнительного допроса по делу о шпионаже. Через пять минут мне сообщили о том, что данного гражданина в СИЗО нет. Камера, в которую он был помещён прошедшим вечером пуста.

Я решил удостовериться лично и пришёл в следственный изолятор. Камера оказалась, действительно, пустой. Охрана сообщила, что никаких происшествий за время их дежурства не случилось. Все подследственные вели себя спокойно, не шумели. Все камеры были закрыты, все замки были тщательно проверены — повреждений нет. Проверили камеру, в которой находился гр. А.В. Губанов. Возможности выбраться из камеры помимо единственной двери никаких не обнаружили.

Таким образом, подозреваемый мог выбраться из следственного изолятора только через закрытую дверь. Как ему это удалось? — для меня остаётся тяжелой загадкой, не поддающаяся логическому объяснению, так как открыть дверь он мог только ключами. Ключей у него нет и быть не могло, так как его предварительно тщательно обыскали и все вещи отдали на экспертизу.

Тем временем специалисты отдела тех. экспертизы мне сообщили, что оба аппарата исчезли, хотя были хорошо закрыты и опечатаны в ящике. Все остальные вещи подозреваемого также бесследно пропали.

Я предупредил начальника отдела милиции о данном случае. Он стребовал с меня разобраться в деле и поскорей найти беглеца. Я сообщил всем постам ГАИ и дежурной части других отделений милиции приметы сбежавшего. Подключил к поиску две оперативные группы.

Следов побега нигде не обнаружили. Свидетели не объявлялись. Опросили жителей близлежайших домов — никто никаких странностей не замечал. С собаками и кинологами обследовали многие кварталы Сясьстроя — выйти на след не удалось.

На протяжении трёх дней вели поиски по району. Опрашивали жителей, возможных свидетелей. Положительных результатов поиска нет.

На основании полученных данных делаю вывод, что подозреваемый А.В. Губанов каким-то образом выбрался из камеры СИЗО, под покровом ночи покинул посёлок Сясьстрой и в течении двух-трёх часов уехал за пределы Ленинградской области.

Своё причастие к побегу гр. А.В. Губанова категорически отвергаю, так как всю прошедшую ночь находился у себя дома по адресу… Чему есть подтверждения жены и двух сыновей.

Мотив 'появления' 29 июля и 'исчезновения' в ночь на 30 июля гр. А.В. Губанова на территории Ленинградской области мне не понятен.

Старший дознаватель Поликарп Иванович Рузанцев, подпись.

5 августа 1979 года'

Антон Викторович перечитал документы и отложил в сторонку рядом с другими документами принесёнными из архива. Имя Алексея Губанова ему казалось удивительно знакомым. Его не покидало чувство, что он его раньше где-то слышал. Где?.. Или быть может совпадение? — Возможно. Но где он мог слышать это имя — он, хоть убей, не мог вспомнить.

— Любопытно, — промолвил он.

— Что любопытно? — спросил следователь, проходя в кабинет.

— А! Это ты! — оглянулся майор на вошедшего. — Здравствуй, Коля.

— Здравствуйте, Антон Викторович!

Они поздоровались. Николай Порешко уселся на стол напротив. Глянул на документы, которые перебирал майор. Многие из них были хорошенько потрепаны временем и ветром, почти все замусолены и надорваны, многие представляли из себя огрызки бумаги, но не как не официальные документы. Усмехнулся:

— Где вы такую кипу древней макулатуры раздобыли?

— Да, мне из архива притащили. Надо перебрать старьё. Очистить, так сказать, стеллажи. Вот и сижу листаю; от чего можно избавиться, а чего следует оставить потомкам, решаю. Уже 30 лет прошло — срок хранения истёк. Часть из них надо выбрасывать. Все советского периода. В те лихие времена шпионов искали и диверсантов…

Коля потёр стол от налипшей пыли, которая за недельный отпуск и выходные оккупировала поверхность. Поправил карточку: 'Старший следователь Николай Тимофеевич Порешко. Группа предварительного следствия'. Отдельной стопочкой расставил текущие дела. И глянул на майора.

— Ну и как? — поинтересовался Николай.

— Находили! — живо ответил майор. — Вот интересные документы откопал! Словили одного человека необычного в Ленинградской области. Он уверял, что из будущего. Причём из нашего времени! Представляешь? Во дела! Каким образом его занесло к ним — он объяснить не мог. Однако на следующий день, это человек взял и исчез. Такие пироги!.. Тебе ничего не напоминает?

Порешко изумился:

— Напоминает.

— Вот и мне это напоминает те события. И ведь также исчез, прямо из СИЗО. Вечером был. А утром уже нет! Вот оно ведь как случается. Не мы первые. И до нас тридцать лет назад такие фокусы вытворяли…

— Да, — поразился Порешко, согнув краешки рта в улыбке, — чудеса!

— А… Как жена поживает? — спросил Антон Викторович. — Всё хорошо?

— Конечно! Уже академ взяла. Скоро малой у нас будет. Два месяца осталось. Сына ждём…

— Ух, как здорово! Молодец! — отметил майор. — А имя уже придумал?

— Да нет. Как уж дождёмся, а там видно будет.

— Верно! Имя заранее давать не следует… — Антов Викторович легонько постучал по деревяшке стола. — А то, мало ли там… — он аккуратно согнул документы пополам и подметил: — Ведь не будь того иностранца, как его… уже не помню имени… не встретился бы ты с женой, правильно?.. Получается, он вас свёл.

— Да. Это точно! — сказал Порешко.

Антон Викторович взял сложенные документы и бросил в корзину. Ни к чему их больше хранить — так он посчитал. И начал перебирать следующие в огромной стопке пыльных папок…

Часть третья Элькасан (Санкт-Петербург, 14.10.09 — 29.07.10)

Глава 1

— Я приехала! — радостно воскликнула Лена, впихивая толстую походную сумку в узкий проём калитки. Сумка еле как прошла.

Двор отозвался странным рычанием. Лена боязливо напряглась. Или это почудилось?.. Где-то за поленницей звонко опрокинулась банка и по брусчатке забренчала массивная цепь. Не успев пройти и двух шагов, внезапно на гостью с рыком и клыкастой пастью набросился здоровенный комок шерсти на четырёх лапах. Лена испуганно вскрикнула, в страхе сжалась, выронила сумку, та шмякнулась в загустевшую плотную грязь, не успевшую толком просохнуть на солнце. 'Мамочка' — только и успела выдавить она, ожидая как через секунду её растерзает бешенный зверь, невесть откуда появившийся здесь. Зажмурила глаза. Зубастой псине не хватило какого-то жалкого метра, чтобы добраться до девушки — длинная, но крепкая цепь в последнем броске сдержала пса, больно сдавив шею, и отпружинила его назад. Пёс взвизгнул, на мгновение замер, соображая, что случилось, потом яростно схватил клыками цепь, как бы проклиная ту, дёрнулся в сторону калитки, и начал бесщадно лаять на всю деревню, подпрыгивая в приступе необъяснимой ярости, натянув цепь до упора, пытаясь схватить девушку за юбку.

Лена ошарашено смотрела на бешенного пса и пыталась сообразить, откуда эта тварь взялась и кто её хозяин. Она пятилась назад к калитке, забыв про сумку, и сжав уши ладонями — уж очень громкий лай подняла эта гигантская псина.

Через несколько секунд, когда первый приступ шока прошёл, Лена вспомнила откуда взялся этот пёс во дворе. Конечно же пять лет назад когда умер дедушка, ещё до похорон, дядя Витя притащил щенка (ну спасибо дядя Витя!) — откуда-то выкопал его, то ли на свалке, то ли соседи утопить собирались, и притащил — нате, сгодится, охранять двор будет. Лена тогда не поверила, что из этого убогого, постоянно скулящего, но мордастого щеночка выйдет надёжный охранник. 'Лапонька, такой маленький, славненький! Ну какой из него пёс-охранник!' — баюкала она его в корзинке. И порода у него вроде бы интересная такая. Водолаз, что ли?.. Да, да! Всё было именно так! Вспомнила Лена. И изумилась — как круто она ошибалась. А ведь действительно, вышел грозный охранник. Да такой грозный, что суровый бугай из ночного клуба — мелка тявкающая собачка по сравнению с этим… безумием… В пору табличку вывешивать перед калиткой: 'Осторожно! Злая собака!.. Очень злая…'

— Ты что, лапонька? Не узнал меня? — осторожно обратилась она к псу, который надрывно на неё лаял и метался по двору, сильно натягивая цепь.

Пёс на секунду замер, даже грозный лай понизил на октаву, видимо пытался вспомнить, где он раньше слышал этот голос. Потом начал менее уверенно рычать и стал меньше захлёбываться лаем. Лена продолжала:

— Как ты подрос, однако! А ведь таким лапонькой был раньше. Маленький такой, пушистенький…

Блин! Она никак не могла вспомнить кличку пса. И ведь что-то вертится на языке. Буран? — нет! Мухтар? — на вряд ли… Бим? — нет, вроде не Бим… Может, Шарик?

— Шарик, Шарик! — попробовала она ласково, протягивая руку.

Пёс страшно зарычал и сделал прыжок вперёд до упора.

— Нет, Шарик! — она испуганно отдёрнула руку, — Бабушка! — отчаянно выкрикнула она.

Вскоре послышалось напряжённое уханье и из-за угла выбежала пожилая женщина, лет семидесяти, в тапках на босу ногу, с запачканными краями подола.

— Да уймись ты, проклятый! — она полоснула псину веником. Полетели брызги. Пёс взвизгнул, боязливо и послушно отпрянул к поленнице, резко умолк. — Леночка! Ты ли это?! — не поверила своим глазам бабка.

— Бабушка, это я, — живо ответила Лена, радуясь, что лай этого пса наконец-то прекратился.

— Сколько ж я тебя не видела?.. Сколько лет-то прошло? Где ж ты была? — радостно загоготала бабушка, потирая слегка перепачканное пылью лицо.

— Много, много… Стыдно мне стало. Сама явилась, — ответила Лена.

Они обнялись. Бабка как всегда смачно расцеловала внучку в обе щёчки, от чего Ленке стало как-то стеснительно. И она тихонечко прошептала: 'Ну, хватит, хватит…'

— Ой… — сжав пальцы, весело проговорила бабушка Нюра, — радость-то какая. Наконец-то, Леночка…

— Я с гостинцами! — подхватив радостный тон пропела гостья.

За спиной бабушки, грозно прорычал пёс, недобро посматривая на Лену. Лена напряглась в ожидании нового приступа бессмысленного гнева.

— Замолчи же! — прохрипела бабка занося кулак над мордой пса. Пёс непонимающе посмотрел на хозяйку примерно таким взглядом: 'Ну как же так! Это же враг! Вторглась на нашу территорию… Рвать её надо на части, пока не поздно!'

Бабушка Нюра подобрала веник и ещё раз ошпарила пса прогоняя его за поленницу, под узкий навес, в его, похоже, скромное обиталище. Подобрала цепь и натянув покрепче, так чтобы псу хватило малого простора, зацепила за гвоздь. Пёс уже не мог свободно двигаться по двору. Максимум метр-два от гвоздя.

— Сейчас, сейчас, — проговорила она. — Растерзать — не растерзает. Но облаять сможет… Это он умеет.

— Да, уж… — согласилась Лена. — Не думала, что Лапонька так вымахает…

— От-туж зверюга-то! — она замахнулась на пса, который опять недобро начал рычать, тот дрыгнулся и скрылся под навесом.

Лена взглянула на свою сумку, ужаснулась — грязи, как мрази, полно кругом. Стала отряхивать и соскабливать дощечкой. Бесполезно. Махнула рукой и в дом за бабкой, которая охая, то ли от радости и навалившегося счастья, то ли от необходимости чего-то готовить для внезапной гостьи и, соответственно, навалившихся хозяйственных хлопот, гулко топала по веранде. Пёс только и успел пару раз тявкнуть, как она поспешно скрылась за дверями.

— Ты не гляди по сторонам, тут у меня не прибрано… — приговаривала бабка и чего-то там искала среди больших стеллажей, устланных хозяйственным барахлом, брякая посудой. — Ага… Вот она!

Она достала сковородку и начала её усердно вычищать тряпкой.

— Баба Нюра, ну не надо суетится. Я и сама умею. Не маленькая же. Дайте мне, сейчас чего-нибудь изобразим… Ух, как душно здесь… — Лена расстегнула кофту, оголив шею.

— Сейчас, сейчас, только форточку открою… Зараза, высоко… А вот, — она победно достала высокую ручку шваброй. Через образовавшуюся щель на кухню стремительно ввалился ветер, разнося огороднюю свежесть.

Лена улыбалась. Бабушка Нюра как всегда бойкая и весёлая, готовилась принимать любимую внучку по полной программе. Под столешницей замурлыкали котята, предчувствуя надвигающуюся пирушку.

День пролетел быстро. Особенно когда начинаешь болтать без умолку. Лене многое хотелось поведать, да и бабке тоже. Поэтому они ещё долго сидели на кухне, общались часами, осторожно перебивая друг друга, вставляли свои комментарии и соображения. Лена рассказала, как она легко и фактически беззаботно защитила диплом по финансовому делу. Тут же устроилась в солидный столичный банк и зажила, как говориться, 'оч хорошо!' На испытательном сроке ей выплачивали мало, но как почувствовали в ней энергию и твёрдую уверенность, то тут же подняли зарплату в разы и начали её бесконечно уважать. Особенно она снискала почёт от руководства, которая страсть как любила молодых, красивых, инициативных, трудолюбивых девушек, в частности Виктор Юрьевич. Ну это к слову… Да вы не подумайте плохого! Лена — благовоспитанная девушка. С Виктором Юрьевичем ничего такого нет и быть не может. Просто он хорошо разбирается в людях, и с ходу определяет кто есть ценный сотрудник, а кто, извините меня, никчёмный дармоед… Так что она теперь доросла до руководителя отдела посреднических операций в большом таком московском филиале. В итоге она окончательно отделилась от родителей, стала полностью независимой, нашла квартиру доступную по средствам и зажила в своё удовольствие. На вопрос, а как же молодой парень, где он, почему не приехал? — Она с гордостью заявила, что предпочитает вести одинокий, но здоровый образ жизни, и что до семьи у неё… в общем, ещё успеется. Не хотелось ей рассказывать про неудавшийся роман с Игорем, который так некстати свалил из Москвы в своё Иваново и больше не звонил ей, и что за наглость, даже не писал ей SMS-ки! Вот козёл… Нюра начала читать нудную лекцию, про то что молодость со временем проходит, что детей нужно как можно раньше рожать и как она, молодая и сочная в её-то Ленкином возрасте, да как за ней волочились все деревенские мужики, пуская слюни на ходу. Нюра — любительница рассказывать весёлые и неправдоподобные истории.

Лена тихонечко крутила ложку в стакане, растаптывая кусок сахара на дне, улыбалась затянувшимся воспоминаниям бабушки, и думала о том, что карьера всё же оказалась главней в её жизни, чем семья, любовь и всё остальное. Ей недавно исполнилось 24. Она больше года набирается опыта в банковской сфере и у неё это здорово получается. Карьерный рост — прямо на лицо. С первых месяцев всё пошло как нужно. В ней сразу признали 'хорошего бойца', лидера. Виктор Юрьевич этого и не скрывал. Он прямо заявил однажды при личной беседе после годового отчёта: 'Леночка, да у тебя отлично всё получается. Ты очень способная. Молодчина! Я ещё придержу для тебя место директора. Я верю в тебя!' Однако на других фронтах, как-то всё кривовато выходило. Игорь — с ним роман шёл меньше месяца. Последняя яркая звезда на её тёмном, безжизненном небе личного счастья, которая вспыхнула и тут же погасла. 'Вот скотина!' — Лена прогнала возникший образ Игоря в мыслях. Тот сделал страдальческую гримасу, присел на корточки и тут же ускакал в мутную бездну на своих четырёх, как орангутанг, чего-то повизгивая на ходу нечленораздельное…

Да, в какой-то степени она виновата в том, что их роман так и ничем не закончился. Она очень часто игнорировала его предложения, ссылаясь на острую нехватку времени. Сидела на работе допоздна, чем злила его. Требовала от него многого: чтобы не звонил, когда занята, чтобы терпел и ждал, чтобы угадывал её желания и не приставал к ней, когда она сильно уставала. Может быть, не зря он теперь не звонит и не пишет, может, он соврал что уехал в родное Иваново. Просто понял, они — не пара. И исчез.

А что друзья? Друзья разъехались. Кто-то сиганул за бугор в поисках жизни хорошей, кто-то свалил домой, как начался кризис, а кто-то просто остался жить в столице, просто перестав звонить, напоминать о себе, о новостях даже не поболтает. Да и Ленке не до них, своих дел по горло. Потому и не получается наладить отношения с бывшими друзьями… Друзей практически не осталось. Остались только две близкие к сердцу подруги. Танька да Валька. Танька — заядлая космополитанка, одевается по рекомендациям модных журналов и больно умных визажистов. Денег нет — но всё равно где-то раздобудет новый стильный жакет, в котором ходит Леди-Гага. Таскает Ленку по клубам и вечеринкам (хоть так получается выйти на люди, показать себя, познакомиться с кем-нибудь). Учит 'гламурненько' одеваться. А Валька — бесстыжая болтушка. Всё разболтает, где-кто с кем встречается, с кем целуется и с кем спит. Каждая беседа с ней начинается 'А ты знаешь…' 'А ты знаешь… вот Димка вчера на Юльку наехал. Говорят, ссора между ними была страшная, весь подъезд сбежался на их площадку, послушать что твориться. Участкового вызывали, боялись за Юльку. Димка так на неё орал, угрожал ей…' Кто такой Димка, и кто такая Юлька? — Без понятия. Но Лена выслушивала подругу до конца, невпопад участливо поддакивая ей, мол, интересно… что же было дальше? И только в конце самозабвенного трёпа выяснялось, что Юлька — школьная подруга Вальки, а Димка — её ревнивый бой-френд.

Такие вот не самые идеальные, но терпимые как для неё, так она для них, весёлые, неунывающие подруги. Вот они-то и думают, наверное, про Ленку, что у той-то свой бзик — работа. Только вчера отважилась взять отпуск на две недели, после четырнадцати месяцев беспрерывного труда. И отважилась этот отпуск провести не где-нибудь на гламурном побережье Анталии, куда её наставляла Танька, или хотя бы на песках Чёрного моря поваляться, а в глухой деревне Рязанской области — на малой родине отца. Танька была в шоке. А Валька радостно загигикала и напутствовала обязательно сходить на покос, искупаться в речке, обсохнуть на солнышке, закутить романчик с местным горячим деревенским мачо и поваляться на сеновале. Кайф! Ленка клятвенно ей обещала исполнить всё в точности до каждого пункта и рванула этим утром прямиком в сторону Рязани на новеньком Опеле, услужливо предоставленным отцом.

Дорога оказалась долгой, пыльной, муторной. С неимоверным усилием она вырвалась из газовых, душных пробок Подмосковья. После Рязани асфальт куда-то исчез. Начался грунт вперемешку со щебнем. Пришлось сильно сбавить обороты. Но тряска от этого не ослабла. Пыль стремительно липла на стёкла и капот. Приходилось пару раз останавливаться, прочищать стёкла и зеркала — вода из дворников закончилась как всегда неожиданно. А после семидесятого километра начал потихоньку пропадать грунт. И Лена не на шутку забеспокоилась о том, правильной ли дорогой она едет. Она по десять раз пересматривала карты и не могла поверить, что едет правильно. Вскоре она с трудом узнала первые избы родной деревни, ржавые ограды, покошенные столбы, которые она часто видела в детстве. А вон и далёкая заброшенная ферма. Обширные поля раскинулись на весь горизонт, разрываясь тёмными островками леса.

Она дома…

Москва — это душная, суетливая общага. Только здесь она себя чувствовала спокойно и хорошо, как дома. Будучи маленькой девочкой она понимала тёплый уют и несравненную тишину малой деревни. Здесь она училась плавать, кататься на старинном дедушкином велосипеде, самостоятельно разжигать печь, париться в баньке… Поэтому к чертям собачьим все эти морские забугорные побережья! У бабушки, родной бабы Нюры сто лет не была. Срочно к ней! Коли отдохнуть, развеяться надо…

Двор, правда, здесь не приветлив к ней. Как-то не хорошо всё начинается, не по её сценарию… Или она забылась? Забылась, утопая в своих модных журналах, ярких ночных клубах со стильными ди-джеями, среди маленьких ресторанчиках и суши-барах с гнусавым караоке; среди этой беззаботной молодёжи, пьяных вечеринок, приставучих молодых, безбашенных ребят; среди широкоформатных рекламных плакатов и кричащих, навязчивых лозунгов; среди пёстрых интернет-сайтов, глобальной, тяжёлой, паутинообразной сети информатизации, измеряемой сотнями миллионов гигабайт и миллиардами метров проводов повсюду. Забыла что настоящий мир, на самом деле, другой…

— Да ты пей, пей. Остыл поди, — бабка поглядела на задумчивую Ленку. — Может кипятку добавить?

— Не… не надо, — вылезла из мыслей Лена, слегка побледнев, понимая что Нюра уже закончила рассказывать о своей бойкой молодости и внимательно рассматривает её. Она даже не заметила как на коленях примостился чёрный мурлыкающий пушок, который тоже посматривал на неё своими жалостливыми, округленными глазками, мол, дай хозяйка колбаски, вон там на столе, в правом углу, пахнет приятно, а я погрею тебе животик за это.

Она поспешно глотнула чай. Он оказался тёплым, немного обжигающим язык. Да не так уж она сильно замечталась, как можно было подумать. На вкус чай оказался непривычным. Весьма… непривычным.

— Парня значит нет, — сделала свой вывод бабка.

— Да не… Всё в порядке!.. Спасибо. Вкусный час, — сказала Лена, пробуя тёплый напиток следующим осторожным глотком.

— Зверобой. Сама заваривала.

Она поглядела на Ленку радостными, блестящими глазками, скрестив морщинистые, худые руки на столе. Часы прокуковали девятый час. Солнце ещё припекало. Но тени с каждой минутой росли, черёмуху и рябину под окнами терзал вечерний ветер, отряхивая их от пыли и птиц. На кухне становилось заметно темнее. Мухи уже летали лениво, так же лениво они садились на скатерть, и всё так же лениво собирали жирные крохи с прошедшей пирушки.

По дороге за огородом, мимо припаркованного к ограде Опеля прошёл трактор. Машинист включил какую-то весёлую мелодию — на полную громкость и, протарахтев под окнами немного, лихо покатил под склон, разгоняясь и унося с собой музыку. Где-то вдалеке кто-то орал во всю глотку: 'Мать твою, я тебе что сказал!!..' попрекая кого-то в невежестве, где-то натужно замычала корова, может здесь, в хлеву.

Начало августа. Что ещё добавить?

— А парня найти можно рядышком, — сообщила между делом бабушка. — Поди у вас в столице тяжко с хорошими парнями… — она укоризненно покачала головой. — Хороших парней днём не сыщешь. Все пьяницы, да дармоеды. Ещё и наркоманы объявились… А в нашей деревне есть хороший парень. Сосед наш… Деда Фролова знаешь?.. Дык должна знать, он тебе велосипед чинил разок, когда дед наш, ух… земля ему пухом родимому… захворал и слёг в больницу. Сейчас ему тоже тяжко. Старенький стал. Бабка его покинула мир, дай Бог памяти, года три назад, сразу после Пасхи. Вот он и занемог. Ну а тут, у него родственник объявился. Молодцовый такой парнишка. Удалец. Мастер на все руки! — похвалила она его и шепотом добавила. — Говорят из Франции приехал… Да, да… Все так говорят. Ей Богу, не вру. Чего ен-то он тут забыл? Сама не знаю… Слухи ходят… — опять же шепотом продолжила бабка Нюра, наклонившись ближе к Лене, буд-то бы кто услышать сможет, — что он прячется от кого-то… Может от властей, может, от родителей. Никто не знат. Но ты не верь этим слухам. Это всё брехня. Каждой домысливает по-своему… Я думаю, парнишка он отличный, хоть и темнит слегка… Добрый он. Вежливый, умный не в меру нашей дворовой ребятне. Образован. Хорошо воспитан. Не курит, не пьёт. Спортом занимается. Вон, всю хату Фролова починил. Баньку сам за одно лето поднял, новую, из бруса. По хозяйству шибко помогает деду — коров пасёт, сено заготавливает, дрова шустро колет. Вон, месяц назад мне помог — дрова наколол — вся поленница полная. Услужил. Так я ему молочка… К нашему Борьке привязался. Борька только хвостом виляет как его заприметит… По деревне всем помогат. Кому баньку починит, кому и́зьбу. Репутация у него на деревне хорошая. Хороший парнишка, тебе подойдёт.

— Так сколько парнишке-то лет? — Лена улыбнулась от мысли, что бабка Нюра ей уже сватает жениха.

— Дак, я не знаю… Не спрашивала. На вид — твой родственник должён. Может чуток постарше… Я думаю, вы поладите. Ты только познакомься с ним. А дальше всё пойдёт само собою…

Лена уже не могла сдерживать весёлого смеха:

— Так у такого парня-молодца должна уже быть красавица-девица с румяными щёчками и длиною косою!

— Нет. — сразу ответила бабушка. — Он парнишка разборчивый! От тутошних девок пользы мало — он это знат. Глупы и бездарны. А ты девушка — умная, талантливая, самодостаточная, красивая и обаятельная. В пору ему.

— Ну, красивая и обаятельная — это, возможно, излишне. С остальным готова согласиться, — весело подтвердила Лена и привстала с табурета, — Ух… хорошо посидели. Накормила ты меня, баба Нюра, прямо как на убой. Как сейчас в таком виде показываться на люди? Как с пареньком-то этим идти знакомиться?

— Так завтра познакомься, — порекомендовала бабка. — С утречка сходи, в огород выйди — он за оградой уже во всю стругат с ранца, что-то там мастерит. Мастер — золотые руки. Вот и познакомишься. Женей его звать. Евгений, то бишь. А сейчас время позднее. Да и корова не доенная… Ой, корова-то не доенная! — вспомнила она и поспешила в хлев, подобрав алюминиевое ведро у порога.

Мда, местный Евгений Онегин — подумалось Лене. Она улыбнулась такой мысли. Что ж утро вечера мудренее! И она пошла искать себе место для ночлега. Конечно, хотелось как в детстве — на печи. Но сейчас и печь кажется маленькой и место там забито всякой утварью и тёмной пылью. Не уместишься…

Ночью Ленке снилось нечто странное и неприятное. Будто бы она запаздывает с квартальным отчётом, работа никак не идёт, всё у неё из рук валится — папки куда-то вечно пропадают: положит она на стол одну папку с бумагами, хвать, а её уже там нет — на далёкой полке оказывается; а Виктор Юрьевич ходит кругами подле неё и отчитывает за дармоедство. Тут же вспомнился начатый проект по реструктуризации филиала. Отчего-то сталось противно, сердце защемило тоской и грустью. Она просыпалась и долго пыталась понять, где она, как сюда попала и почему простыни так странно пахнут то ли хлоркой, то ли сырой плесенью.

Беспокойная ночь выдалась. К тому же за стенкой кто-то часто мычал и блеял. Пёс Борька от внешних шумов или от скуки своей затевал громкий лай… Надолго, голосисто надрывал глотку. От этого становилось только страшней. Следующий сон уже был таким: она пыталась убежать, но ноги её не двигались, были непослушными и ватными, она беспомощно глядела как на неё во весь опор несётся громадное серое чудовище с кроваво-клыкастой пастью, издавая бешенный рёв. Она смотрит на него, а оно всё приближается. Бесконечно долго. Она уже и смирилась с неотвратимой судьбой, но чудовище всё ещё продолжало на неё двигаться, и вроде бы быстро и в то же время пока далеко, она успеет что-нибудь сделать, но ноги не слушаются. Замкнутый круг. Разорвав нити этого круга, она вывалилась из сна и обнаружила, что давно уже плачет. Что подушка вся мокрая от слёз.

На кухне загремела посуда. Бабка с утра-пораньше начинала готовить завтрак. Лена не могла сообразить который час и отыскать мобильник в одежде удалось не сразу. С ужасом обнаружила, что сейчас только седьмой час. И срочно легла продолжать спать. Но заснула не сразу. Внешние шумы не давали ей крепко уснуть и она всё ворочалась на скрипучей и старой, как этот дом, кровати, елозя с одного бока на другой, натягивая простыни.

Потом послышался голос Нюры: 'Вставай Леночка, лапонька моя. Девятый час уже. Пора завтракать'… 'Сейчас, сейчас' — сонно отвечала Лена и продолжала дрыхнуть. Ей снилось как она встаёт, одевается, умывает лицо прохладной колодезной водой из-под крана подвесного умывальника и идёт на кухню, утираясь влажным полотенцем. Затем просыпалась и с обидной грустью понимала, что ничего не было, и что ей предстоит всё это проделать заново.

Плотно позавтракав, она стала прихорашиваться у зеркала в большой комнате.

'Хм-м. Красивая и обаятельная, — рассматривала она себя. — Что ж… Трудно с этим поспорить'.

Вообще Лена критично относится к своему внешнему виду. Как она себя помнит, стоя у зеркала, она всегда делала себе недвусмысленные замечания. Нос горбинкой. Что за уродство! Тёмные мешочки под глазами. А они откуда взялись?! Волосы вечно секутся и выпирают из пряди. Зубы передние неровные — вот природа-матушка наградила. А один зуб так вообще пришлось удалять два года назад — кариес, да зубной камень поел, будь они неладны. Это была целая трагедия для неё! Ладно, что задним оказался — не так обидно, как могло быть. И животик отчего-то стал выпирать. Незаметно… но, зараза, выпирает.

Сегодня так критично она к себе не относилась. На фоне деревенской убогости и затхлости, она выглядела реально красавицей. Это её разом взбодрило и она стала приглаживать свои распущенные каштановые волосы.

'Если не вглядываться пристально, то я — ничего! — умозаключила она. — 'Та ещё столичная штучка!' — она вспомнила Танькину фразу.

Углы зеркала затянула грязная паутина. Лена решила почистить влажной тряпкой зеркало, и не только зеркало, а все места, где на глаза попадётся грязь и пыль. Правда, они везде, куда не взглянешь… Это обстоятельство вначале расстроило Лену, но она не сдалась и решительно отправилась на кухню. Однако во всей избе оказалось проблематично найти хорошую влажную тряпку. Не будет же она протирать поверхности тряпкой для мытья посуды? А бабка Нюра минутой назад испарилась куда-то во двор, по своим хозяйственным делам. Лена уже было начала напяливать сандалии в сенях, как вспомнила клыкастого охранника во дворе и желание выходить во двор разом отпрянуло. Вот ещё не хватало — дать очередной повод псу выместить накопленную злость на беззащитной Леночке, хотя бы в виде остервенело-ожесточённого лая. Нет уж. Дождусь бабушки и под её прикрытием проскочу на улицу…

Такое обстоятельство окончательно расстроило Лену. Она сюда приехала не для того, чтобы пугливо отсиживаться в избе на диване, замирать в страхе перед каком-то глупым псом-водолазом. Она приехала на природу, на речку, пробродить по полям и лугам, погладить коров и овечек, вкусить деревенского колорита и фольклора, если такое здесь существует.

Она вспомнила как вчера поздним вечером она загоняла машину во двор. Боже, чего ей пришлось натерпеться от этого пса! Так ведь он же сорвался с гвоздя — и прыгнул на капот, заметно исцарапав его своими грязными лапищами. Начал осатанело гавкать на неё. Лена наотрез оказывалась выходить из машины, даже когда на помощь пришла баба Нюра и уволокла пса подальше от машины. И откуда столько злости у него? — не понимала Лена.

Нормально работали лишь три канала… и то со скрипом и заметной рябью. Она пощёлкала пультом и отключила телевизор. Кина не получится, поняла она и пошла на кухню продолжать искать тряпку.

Через полчаса, когда вернулась Нюра и спросила, что это Лена тут грязь разводит по мебели, Лене наконец-то удалось попасть на улицу. Пёс на этот раз её сильно облаять не успел. Она достаточно резво помчалась в огород, закрыла за собой калитку, высунула язык псу и пошла исследовать огородные достопримечательности.

Достопримечательностей оказалось очень много. Она и забыла, что в огороде столько всего растёт. Малина красная, малина розовая, большая и мала, смородина белая, красная, чёрная, пузатый крыжовник, длинные грядки лука, укропа, моркови и петрушки, чеснок, капуста, местами щавель, три огромных куста вишни, не говоря уже о черёмухе, ирге и двух яблонь с недозревшими плодами, скромненько поживающих в далёком углу. То что в столичных супермаркетах продают от ста рублей и выше за кило, здесь раскинулось ароматной плеядой плодов совершенно бесплатно. Ещё Лена заприметила две теплицы с сочными огурцами, кабачками и помидорами, растущими там с невероятной плотностью.

'Ну бабка Нюра! Откуда это всё богатство!' — проговорила поражённая она, обходя огород.

Хотелось всё попробовать, но подобное ассорти, да после плотного завтрака было не в моготу для желудка. К тому же, к чему торопиться? Две беззаботные недели впереди! Так что всё успеется.

Солнце припекало. На небе ни облачка. В огороде становилось влажно, душно. Суетливо шныряли мухи. Но уходить в избу, Лена не спешила.

'Позагорать что ли? — подумала она и сняла рубашку. На ней осталась короткая юбка и лёгкая светлая футболка. — Так надо тащиться в избу за купальником… — приуныла она. — Ещё бы шезлонг здесь бы найти'. Она поглядела по сторонам, конечно, шезлонга нигде не было. Не было ни кресел, ни банального табурета. Пара вёдер торчало вверх дном у теплицы, да поливальный шланг был брошен на грядку. Так что ни присесть, ни, тем более, прилечь не получиться.

За невысокой оградой виднелся соседний огород, того самого деда Фролова. Внутри зелённых насаждений соседнего огорода Лена заприметила загорелую спину молодого человека. Он что-то пилил ножовкой в окружении аккуратно разложенных досок и дощечек. Подле него узнавались некоторые столярные инструменты. Должно быть это тот самый Евгений Онегин, то есть Женя — парень удалец, на все руки молодец, которого так усердно 'пиарила' бабушка. Он был раздет до шорт. Издалека угадывался могучий торс, широкие плечи, напряжённые бицепсы и, в общем, достаточно мускулистое тело. Надо признать, а Женя-то парень, действительно, что надо!

'Да… Если начну здесь загорать и разденусь до трусиков, то ненароком совращу парня', - весело подумала Лена. Она попыталось найти хотя бы ту ржавую, несчастную раскладушку, которой часто пользовалась в детстве. Но найти следов той раскладушки не удалось. Сарайчик битком набит всяким древним хламом. А подходящего там не оказалось.

— Привет, — услышала она мужской баритон за спиной.

Она повернулась. Увидела парня, который облокотившись на ограду, разделявшие два огорода, с приятной улыбкой на лице смотрел в её сторону. Он находился в десяти метрах от неё.

— Привет, — не сразу ответила Лена, слегка растерявшись, явно не ожидавшая что сосед её так быстро заприметит и отвлечётся от своих дел.

'Должно быть, уже совратила', - почему-то подумала она.

— Ищешь чего-то? — спросил он.

Сосед оказался приятной внешностью, брюнет короткоподсриженный, среднего роста, мускулы на его теле красиво отдавали солнечными бликами. Он не был качком или атлетом, как можно вначале подумать. Про него можно сказать одно — он много трудится — занимается тяжёлым физическим трудом. Это видно по небольшим шрамикам на теле, по большим шершавым пыльным пальцам.

— Ага. — кивнула Лена, подобралась и улыбнулась как можно приятней. — Ищу… шезлонг. Позагорать захотелось. У… тебя случайно нет?

Лена решила сразу перейти на 'ты', раз и он тоже сходу перешёл на 'ты'.

Сосед отрицательно покачал головой, мол, такого добра не водится.

'Ах, ну да, какие тут шезлонги?! О чём это я спрашиваю?' — упрекнула себя Лена.

— А раскладушка найдётся? Где-то здесь валялась одна такая старинная… Но я найти никак не могу, — пожаловалась Лена.

— Такая коричневая, дырявая с ржавыми пружинами? — уточнил сосед. — Она, по-моему, окончательно сломалась, ещё прошлым летом. Стоит поискать на чердаке — скорей туда забросили.

Лена изумилась. Сосед говорил спокойно, великодушно, от него веяло спокойствием и любопытствующим интересом. Уж во всяком случае, застенчивым его назвать невозможно. Он не был восхищён её присутствием здесь. Считай, такая девушка поселилась по соседству, а его это даже не возбуждает…

Она подошла к нему поближе. Только один метр и хилая ограда их разделяли. Он внимательно её рассматривал. Гостеприимно улыбался. Лена отметила, что у него ровные, белые ряды зубов, совсем как у голливудской звезды, наподобие Тома Круза, что… о́-чень не обычно для данных мест. Это ставит Ленкины стереотипы вверх наголову. В Москве таких опрятных и мужественных мачо не встретишь… А тут — на тебе! Чудо деревенское и только.

— Тебя Женей зовут, да?

— Да, — практически не удивился сосед-Женя. — Баба Нюра рассказала?

— О, да! — развеселилась Лена и тут же осеклась, поняв, что ляпнула это зря.

— А тебя? — поинтересовался он.

— Лена… Елена, — ответила она, как-то сомневаясь, какое из имён лучше. От Елены она давно отказалась, как от старобытного и древне-деревенского по звучанию. Но в данной ситуации, имя Елены ей показалось заметно сказочней и загадочней, чем банальное имя Лена.

— Приятно познакомиться, — сказал он и поинтересовался: — Борька тебя не обижал?

Лена удивилась, так как не сразу поняла о чём идёт речь. Когда Женя кивнул на калитку во двор, Лена поняла и покраснела от смущения.

— Понимаю. Суров… Такая уж жизнь собачья. Ты на него не серчай. Скучно ему и одиноко. Вот он и бодрит себя этим…

'Ничего себе, заскучал. Нашёл игрушку для развлечения!' — злобно подумала Лена про пса Бориса.

Потом вспомнила, что говорила бабушка про молодого соседа. Образован, умён, добр, хорошо воспитан… Да, да! По общению уже видно, что человек он — точно не деревенский. В нём есть некий шарм. Откуда у него это? Ах, да! Он же из Франции. Видимо, жил одно время во Франции, а потом вернулся на Родину, сюда. Что ему там не устраивало? Вот же загадка необъяснимая!

То что он истинный русский, а не француз, Лена не сомневалась. Никакого акцента. Говор и повадки отечественные. Сразу заметно, что он когда-то жил в большом городе. Впрочем, это же он заметил у Лены. Хотя не заметить это, пожалуй, невозможно. Он сразу понял, что она москвичка. Что живёт одна. (Как он догадался?!) И смел предположить, что работает она в офисном помещении, а не где-либо. Потом он объяснил, как это вычислил. То, что одинокая — видно по стремлению свалить из большого города в далёкую глушь, от житейских проблем. Если бы не была одинокой — приехала бы с бой-френдом или не приехала бы вообще. Тогда Лена сообщила, что сейчас позовёт своего Игоря, он где-то там возле машины околачивается, и что тогда на это скажет Женя? Женя сказал просто, что Игоря нет и быть не может, что пёс лаял один раз — на неё, Лену и, стало быть, Игорь выйти во двор не мог, и что скорее парень по имени Игорь — это её бывший друг, с которым не так давно расстались… А то что офисный сотрудник, так это сразу видно — бледная кожа, круги под глазами от компьютерного напряжения и пальцы худые.

Вот же дедуктивный метод! Как у него получается так сходу рассказать о человеке почти всё?

Лена всматривается в лицо Жени и не может понять, что же его остановило здесь, что он потерял в деревне? И где он мог получить такое образование?.. Он объяснил это общими словами. Мол, учился в приличном вузе в большом городе, по типу Москвы, но не в Москве (как это возможно? Париж, Лондон что ли?), что прочитал множество художественных и публистических книг и изучил несколько наук. Особенно увлекается историей и астрономией. Зря Лена решила проверить его начитанность. Оказывается он перечитал все книги, которые прочитала, читает и планирует прочитать она. Он хорошо знает все романы Глуховского, Стругацких, Лукьяненко, Хайнлайна, Лема, Брауна, Чейза, Мураками и даже прочитал Пауло Коэльо, говорит что ''Алхимик' ничего, а 'Одиннадцать минут', по-моему, полный бред, хотя местами проскальзывают умные мысли'.

Они ещё минут пять пообщались. Солнце неприятно припекало шею. Но Лена старалась на это не обращать внимание. Однако Женя это заметил сразу и сказал, что надо срочно обмазаться кремом для загара, иначе шея потом покраснеет и будет ныть.

На том и расстались.

Лена осталась в восторге от такого соседа и долго, до обеда и после обеда немного обдумывала их недолгий разговор и пыталась понять загадку: кто же такой Женя? Она корила себя, что не спросила хотя бы банально, кем он работал и где? Правда, Лена заметила, что прямых ответов он так или иначе не даёт. Не называет конкретные даты, имена и места. Темнит слегка…

Странно…

Глава 2

Этим днём Лена успела забежать в гости к своей детской подруге, которая живёт в пяти домах ниже по улице, ближе к реке. Та, к счастью, оказалась дома и приветливо встречала столичную подругу. Пригласила в избу отведать чайку с бубликами.

На протяжении пяти минут Лена честно пыталась вспомнить имя подруги, которое странным образом вылетело из памяти и вспоминаться не хотело. Она заметила, что раза два порывалась её назвать Таней, хотя точно помнит, что её зовут не Таня. Так бы и продолжался этот неприятный конфуз, когда наконец на кухню не заглянул супруг подруги и не позвал 'Наташу присмотреть за маленьким разбойником, который чудит неприятности в саду'. Наташа нервно отмахнулась, мол, не видишь с подругой сижу, сам сходи да пригляди за ним.

Беседа тут же зашла о семье. Лена с удивлением узнала, что её подруга, Наташа, замужем уже как четыре года, что у неё двое детей, одному три с половиной, Сашенька, который сейчас резвиться в саду, и, наверняка, в грязи радостный валяется, другой, Машеньке, недавно исполнился годик, и которая сейчас прилежно посапывает в своей колыбельке. Потому шуметь не рекомендуется. А ведь Наташа на год младше Лены. Вот же как получается!

С грустью повспоминали своё детство, юность, порассказывали весёлые истории из жизни. Посмеялись. Друг за друга порадовались.

Тут разговор зашёл о новом соседе. Лена сама не смогла сдержаться, так как образ красавца не сходил с глаз, и решила побыстрей разузнать от подруги, что она знает о нём, как-никак в одной деревне живут. А знает она много! И Лене пришлось потом долго переваривать всё то, что без умолку, практически на одном дыхании, рассказала Наташа.

Получалась очень запутанная и невероятно сложная история. Лена была потрясена и не верила, что такое вообще возможно, что Наташа это рассказывает на полном серьёзе.

Оказалось, он — никакой не родственник деда Фролова, а весьма далёкий человек от семьи Фроловых и далёкий от самой России…

Выходило так, что три года назад, летом, точной даты уже никто не помнит, но скорее всего, это была середина июня, в окрестностях деревни Копаново неожиданно объявился молодой человек, определённо неместный. Был он странно одет. Был малообщителен, потому как русского языка фактически не знал. Был он удивлён и поражён произошедшим не меньше чем, деревенские жители, с которыми ему пришлось столкнуться. Во-первых, узнать от него что-либо: откуда он, как сюда попал, и что ему нужно — было невозможно, потому что единственный язык на котором он мог общаться был французский. Но французского языка в глухой рязанской деревне никто не знал. Бегали даже за учителем английского языка в соседнюю деревню — может быть он сможет чем помочь, потому что парень просто пропадал. Хоть днём было тепло, но ночью температура опускалась низко. Ночевал он в стогах сена, пока его не приютил к себе дед Фролов, в стогах которого два дня отсиживался незнакомец. Весь исхудал, продрог. Деревенским жалко его стало. Учитель ничем помочь не смог, французский — это всё же не английский, хотя и родственники в каком-то поколении. Поэтому объяснения шли исключительно на пальцах и на бумаге. Во-вторых, он вёл себя крайне странно, можно сказать, загадочно. Он постоянно пытался узнать точную дату и точное место где он находится. Раздобыли карту России, показали ему — мол, вот деревня Копаново на самой Оке находится. Но этого ему почему-то оказалось мало. И он не сразу, видимо, понял, что очутился в России, а не где-нибудь ещё…

Многие начали строить догадки. Один предположил, что он с самолёта спрыгнул или сбросили его. А не разбился потому, что парашют был. Перерыли всю окрестность, где его впервые заприметили, но парашютных строп, как и самого парашюта не нашли. Зарыл, значит. Второй твердил, что слышал, вот те крест даю, американцы создали телепорт и начали экспериментировать на людях — и получается незнакомца сюда телепортировали из далёкой страны. Третий начал с ним спорить, что это как раз результат неофициального запуска адроннокого коллайдера. 'Кого, кого?' — 'Коллайдера! Знать уже должны, разгоняет элементарные частицы до световой скорости и сталкивает их на такой е. ической скорости', и что, мол, науке неизвестно какие последствия повлекут за собой эти эксперименты. Может, чёрная дыра возникнуть, а может, вот, человека забросит в рязанскую область. Никто же толком не знает… А кто-то вообще предположил, что его похитили пришельцы, и выбросили сюда после опытов, как стал не нужен.

Так споры продолжались целую неделю. Вся деревня на ушах стояла. Каждый норовил заглянуть во двор деда Фролова, посмотреть на иностранца. Каждый считал, что вот он-то уж точно найдёт с незнакомцем общий язык и всё разузнает. Поэтому считал своим долгом затянуть беседу с иностранцем. Француз тем временем был смущён таким неестественным вниманием к своей скромной персоне и временами пропадал со двора деда Фролова. Но спустя день или другой, появлялся снова. Так как идти ему, по всей видимости, было некуда.

Спустя месяц он научился изъясняться жестами и короткими словами, такими как: пить, есть, молоко, сметана, творог, корова, дом, улица, ходить, думать, хорошо, плохо, отлично, здорово, зашибись. Говорил он со своим французским акцентом и постоянно ошибался в словах. Вместо коровы говорил баран, а вместо барана — корова; вместо ходить — водить, вместо гулять — топтать и так далее. Это очень забавляло народ, поэтому все частенько ходили во двор Фролова и наблюдали, как незнакомец пытается рассказать чего-нибудь о себе. Впрочем, имя его узнали быстро. Имя оказалось чисто французское — Жан. Сразу его начали называть Женей. Ну раз, Жан — значит Женя. А кто же ещё? И фамилию ему придумали русскую — Романов. Такой вот Женя Романов получился. Он не был против, напротив, даже рад и быстро свыкся со своим новым погонялом. Свой родной город даже называл во Франции. Есть такой. На букву 'А', кажись, начинается. Трудно запомнить эти иностранные названия. Туда возвращаться он наотрез отказался. Да и как туда попасть? Он без документов и денег. Говорит, что родственников у него там нет, никого нет, один он там жил всё время. Не понравилось… А здесь, мол, ему нравиться.

Он очень шустро освоился с деревенским бытом и начал всячески помогать деду Фролову. То по хозяйству поможет — дрова наколет, сено стаскает на сеновал, двор подметёт, воду с колодца притащит, коров и баранов загонит в стойло; то по ремонту поможет — двери починит, доски подправит в полах; то ещё где-нибудь успеет. Вон за три года всю хату Фролова отделал. Та же набекрень стояла, в аварийном состоянии находилась — свалиться уж собиралась. Дед Фролов в бессилии плюнул на это дело. А вот он взялся за ремонт и почти каждую дощечку перебил заново, рамы в окна новые вставил, крышу всю переделал. Ещё выучился готовить похлёбку и выпечку. Начал за дедом ухаживать. Фроловы-то родственники не навещают старика — нужен он им больно в глухой деревне. А Женя — добрая душа, и не подумает его бросить, оставить надолго.

Человек он умный и разборчивый, быстро обучается, на пределе человеческих возможностей, поверить трудно — с лёту всё понимает, и заставлять не нужно, сам берётся за новое дело. Делает работу честно, усердно, со всем вниманием и старанием к ней относится.

Русский язык освоил за какие-то пол года. Через год все уже и забыли, что он — иностранец, что прибыл из другой страны, а как вспоминали удивлялись искренне — как такое возможно? потому как говорил он уже без акцента, чётко произносил слова и выучил много крылатых фраз и выражений. Книг прочитал великое множество — всю школьную библиотеку перелистал, начиная с первых классов и до последнего: буквари, учебники, словари, энциклопедии — всё подряд. И так лихо читает! За 20 минут способен толстенную книгу всю прочитать от корки до корки! Бегло глянет на две страницы — и сразу листает следующие.

Как-то Наташка решила проверить, всё ли он усваивает от такого скорочтения или для вида это делает, мол, вон как я умею, не то что вы, деревенские, по буквам ещё читаете! И подсунула ему книгу про садоводство, а потом проверила, когда он вернул ей через час, что он запомнил и запомнил ли что-то. Так ведь всё запомнил! Прямо цитаты приводил из книги, словно вызубрил наизусть. Нет, люди, вы как хотите, но он — точно ходячий феномен, очень способный паренёк. Видимо, в детстве был вундеркиндом.

Все и забыли про его странности и его глухую загадочность — никто так и не смог понять, каким ветром его сюда забросило. На прямую он не отвечает. Общими словами говорит — больно вспоминать, мол, тяжёлая судьба и быстренько меняет тему разговора. Поэтому по деревне поползли всякие неправдоподобные слухи, будто бы он беглый политзаключённый — скрывается от правосудия, или что он прячется от родителей, которые от него требуют того, чего он не желает делать; жениться, например, на очень богатой, но весьма некрасивой дочке друга семьи. Кто-то из девок даже посмела предположить, что он беглый принц княжества Монако. Однако из Монако в последнее время никто не сбегал. Поэтому такую красивую версию пришлось отбросить. Почти все сошлись на одной правдоподобной версии — мол, у себя на родине, во Франции, он был очень влиятельным и уважаемым человеком, али бизнесменом. Но вот кому-то он пересёк дорогу, помешал серьёзно, государству не угодил, или его бизнес начал кому-то сильному портить жизнь и тот ему предложил два варианта на выбор, либо мы, давай-ка тебя сейчас 'грохнем', либо ты пропадаешь с глаз долой и не будешь высовываться долгое время. А может, нанятые киллеры ему так предложили, дабы не марать руки — человек же сразу видно очень хороший, зачем же лишать жизни, когда можно найти более гуманное решение. Понятное дело, что второй вариант выглядит куда симпатичней первого. Вот он и согласился. И скорее всего, человек он семейный. Может, дети у него остались. Так как три года в деревне Женька проживает заядлым холостяком, хотя деревенские девки выстраиваются в очереди за иностранцем, а он даже не посматривает в их сторону (как три года можно без женского внимания обходиться, ума не приложу!). Вполне возможно, что плохие дядьки ему дали условие, мол, если хоть раз 'высунешься', то несдобровать твоей семье. Всех порешим! Ради близких своих, ради их спасения, он и рванул куда подальше — в глубь России. Может и скинули его прямо из самолёта — кто же знает? — дали парашют в руки и ногой пнули в люк, счастливого полёта! Потому и не рвётся на Родину, не высовывается в большие города. Сидит здесь тихонько и радуется что живёхонек остался…

Во всём виноваты деньги. Поэтому он их презирает. Денег ни от кого не требует. Всем помогает по мере своих сил и возможностей, но ни от кого ни разу не просил денег за проделанную работу. Кто сколько даст — тому и рад. Сходит в магазин, купит хлеба, немного сладостей, чая, кофе, фруктов и в гости зовёт… Потому часто расплачиваются бартером — равноценным товаром, кто ему снабдит дублёнкой, кто часы подарит, кто хозяйственную утварь даст, а кто инструмент добротный подгонит.

Что ж, очень правдоподобная история получается. Но опять же догадка. В действительности всё может оказаться куда любопытней…

Все привыкли к нему. Полюбили. Хороший человек. Не курит, спиртным не злоупотребляет. То что он хорошо образован видно сразу. Его даже в школу звали работать учителем. Он и работать начал каждую зиму — детишек обучает, математике, физике и астрономии — уж очень силён он в этих предметах. А сейчас лето, каникулы. Но дети к нему привязались и иногда ходят к нему домой летом.

Прознали про него в других деревнях, ходить стали, поглядеть на живой феномен. А скоро прознали и в районном отделении милиции…

Два года назад поздним летом, дождливым утром приехал уазик молодого участкового к дому Фролова. Все засуетились. Вышли к участковому, спрашивают, мол, чё припёрся? У нас всё хорошо, коров, слава Богу, не воруют, избы не грабят. А он отвечает им: 'Нового родственника деда Фролова хочу узнать получше. Говорят, что не родственник он ему'… Все стали заступаться за Женьку Романова, предчувствуя, что забрать из деревни могут, али того хуже, посадить найдут за что. Мало ли там какие грешки за ним водятся — он не рассказывает и мужикам знать не хочется… Кто-то начал убеждать участкового, что помнил как Женька раньше приезжал к деду Фролову на каникулы, когда ещё был пацанчиком. Кто-то рассказывал, как он помог одному мало́му в речке, когда тот тонуть начал — спас его, вытащил из воды (а такое действительно было), что он герой, что некрасиво это оставлять без внимания. Кто-то начал рассказывать весьма сомнительную историю, про то что дом Женьки в Рязани внезапно сгорел со всеми документами — и потому он переехал жить к Фролову, мол, больше прибиться не к кому.

Потом вышел сам Женька. И понял всё. Подошёл к собравшейся толпе. Пригласил участкового в дом: 'Да вы не стойте под дождём — заходите в избу, у меня завтрак готов, стол накрыт' — и взяв под руку участкового, проводил его в дом. Все начали нервно ожидать развязки.

Только через несколько часов из избы вышли трое: Женька, участковый и дед, весёлые, радостные, пьяненькие. О чём-то увлечённо общались. Все поняли — что пронесло, облегчённо вздохнули. Не понятно как, но Женька стёр с себя все подозрения. Может, участковому понравился паренёк и он не стал до него докапываться. Участковый в тот день остался на ночь. Следующим утром довольный и весёлый умчался к себе. Потом несколько раз появлялся, как полагает, следил за порядком, но от Жени ничего не требовал и не просил.

Удивительная история получается, не правда ли?

Лена была в шоке от услышанного, и она, раскрыв рот, внимательно слушала Наташку, которая, увлёкшись монологом, давала новые и новые подробности из жизни новоиспечённого Жени Романова. Из её уст не выпрыгнуло ни одно словечко в укор Жени. Идеальный парень! Мечта любой девушки. Всё в нём совершенно: улыбка, походка, манера разговаривать, доброта, бескорыстие, внимание, почтение — которые он уделяет всем. А ты видела его мышцы! Бред Пит отдыхает… на своём Майами, или где он там живёт! Животные его, как это не парадоксально, любят. Ни одна собака на него не зарычала! Ни одна кошка на него не шипела, даже избалованная и дикая. С первого взгляда — в него можно влюбиться. Да ты, Ленка, не знаешь сколько здесь девок страдает из-за него! Сколько к нему хочет сосвататься, только он к ним равнодушен, под час, холоден и отстраняется легонько, стараясь не обидеть. Может, опыт у него грустный — в любви не повезло. А может, и в правду семья во Франции осталась и по которой тоскует вечерами…

— Может, голубой? — предположила Лена интуитивно, потрясённая новостями.

— Да, что ты! — расстроилась Наташа. — Да за ним ничего такого не наблюдалось. Ну, да, ко всем добр и ласков. Но близко к себе не подпускает, Душу не раскрывает.

Лена рассказала, как ей удалось сегодня 'совратить' соседа. Наташа удивлённая вскинула брови: 'Да не может такого быть! За пять минут разговорились?! Да прямо рассказал о том, что учился в вузе и любимые увлечения рассказал?.. Ну, ты, Лен, даёшь. Не успела приехать, а уже охмурила красавца-соседа… Да тебе вся половина деревни будет завидовать!'

Лена подумала, что деревенские девки, скорее, ему просто не подходят по уровню образования и воспитанности. А вот Лена, как истинная 'городская штучка' — куда лучше соответствует по уровню…

Возвращаясь в бабушкину избу, Лена всё ещё переваривала все полученные сведения о новом соседе. Трудно было поверить во всё только что услышанное — что это действительно имело место быть три года назад. Идеальных людей, она знает лучше всех, не бывает. А здесь вот прямо под окнами напротив стоит опровержение всех её стереотипов, в лице обаятельного иностранца Жени Романова, француза Жана. Как в такое можно поверить? Может, для деревенского уровня — он кажется таким совершенством, воплощением истинного идеала и красоты, а если с московских высоток пригляделся к нему — то, обычный паренёк, который любит пощеголяться перед чужими глазками, старается выпучить свои возможности и положительные черты характера, и запрятать глубоко за пазуху все свои вредные привычки и непристойные пристрастия. Ну, слегка необычен своим происхождением и врождёнными дарованиями. Ну, да, красив мордашкой, мускулист, трудолюбив до безумия. И такие идеалы встречаются. Правда, мало таких идеалов. Вот с этим уж не поспоришь…

Впрочем, Наташка могла и приукрасить многие моменты. Поди, сейчас разбери, где она говорила истинную правду, а где решила чуток приврать, дабы добиться нужного эффекта. Ведь такая история впечатляет своей необычайностью. Это ж надо выучить наш язык за пол года! Да без акцента болтать со всеми. Никакого намёка на акцент! С первых слов Лена, поклясться может, была уверена, что он — истинный русский и никакого отношения к Франции не имеет!.. Нет, что-то здесь явно преувеличенно. Всё-таки Лена решила, что наврала Наташка, не мог он не знать русскую речь три года назад. Это она для интрижки выдумала, чтобы историю позагадочней преподнести. Да знал он русский так же хорошо, как и цель своего визита. А про Францию и имя Жан он выдумал, чтобы все поверили и заранее начали его уважать и благовеять… А-то припрись он обычным пареньком со столичными замашками да в глухую деревню на постоянное проживание, так сказали бы сразу: 'Пшёл прочь! Больно ты нам нужен!' и накостыляли бы вслед, чтобы желание дурацкое отбить.

В это Лена начала верить. А как ещё объяснить?

Она зашла во двор, прошла мимо машины, разбирая мысли, и неожиданно с беспокойным негодованием вспомнила про пса. Глянула вперёд… Сидит. Смотрит… Но не лает!

'Что это с ним? — подумал Лена, в страхе отпрянув за машину, хотя заметила что пёс на коротком поводке, на свежем вбитом гвозде. — Поджидает? — вздрогнула она. — Ждёт когда пройду, чтоб внезапно цапнуть за пятку?'

Пёс молчал и любопытсвующе посматривал на затаившуюся в страхе Лену, которая не решалась выйти из-за машины и пройти на веранду. Временами он почёсывал ухо, широко разевал пасть и пускал слюни. Потом прилёг и положил морду на лапы.

'Странно' — изумилась Лена и решилась-таки пройти в дом.

Пёс на секунду встрепенулся, приподнял мордашку, но голоса не пода́л. Лена зашла внутрь, провожаемая заинтригованным взглядом пса Бориса.

Лене ещё не доводилось ощущать такие смешанные чувства. Она не могла объяснить сей феномен ни одним доступным логическим объяснением, кроме варианта, что пёс просто устал на неё лаять… или отлаял своё и успокоился… Но это не умещалось в мыслях и отчуждалась, как абсурдное. Лена взбудораженная зашла в свою комнату и заперлась.

Удивительные вещи происходят! Не прошло и суток, а уже такие события… Женя, которого здесь не должно быть, Наташа со своей невероятной историей про Женю, да ещё пёс к ним ко всем присоединился и решил по-свойски выпендриться. Мда… Оказывается, Москва — скучный город. В далёкой рязанской деревне происходят вещи куда интересней…

В дверь осторожно постучали. Послышался голос бабы Нюры:

— Леночка, лапонька, с тобой всё в порядке?

Лена хотела сказать да, но лишь промычала неумело.

— Иди обедать, лапонька. Я борщец сварила… Ты же любишь борщ?

Когда на улице окончательно стемнело, Лена полулёжа посиживала на кровати и рассматривала привезённую книжку. Именно "рассматривала", так как читать у неё не получалось. Вроде бы прочитала всю страницу — а ничего не поняла. Начала заново читать, всё равно теряет смысл прочитанного и просто водит взглядом по строчкам, толком не сфокусировавшись на них…

В итоге она решила отложить книгу, расправила слежавшиеся каштановые кудри и полностью отдалась терзавшим её всё это время мыслям.

День прошёл для неё мучительно долго. Она томилась в ожидании вечера. Ни телевизор, ни старые фотокарточки с пыльными, почерневшими фотографиями старины, ни привезённый ноутбук, не помогали Лене отогнать дикое, прямо-таки, безудержное желание ещё раз пообщаться с Женей. Подойти к ограде, опереться ладонями и сказать ему ласково-нежное: 'Привет, Женечка'. И чтобы он так же как и в первый раз, посмотрел на неё улыбнулся и приятным баритоном ответил — 'Привет'.

Но Лена интуитивно понимала, что это будет опрометчиво и неразумно с её стороны первой заводить разговор с парнем, который приглянулся. Нет, конечно, надо дождаться завтрашнего дня и уж тогда можно будет попробовать…

Она ловила себя на мысли, что постоянно думает о Жене. Практически каждую минуту. Даже когда ужинала — думала о нём, да так, что ужин успел остыть, а она едва навернула пару ложек. Чем зря забеспокоила бабушку, которая всё пыталась проведать, а не заболела ли лапонька?

Она думала о том, смогут ли они ужиться вместе. Как он постоит добротную избу из бруса и они заживут в ней, греясь друг об друга в лютые морозы. Как тепло и радостно он будет встречать её родителей. Как он обнимет и приласкает к себе Лену сильной, но нежной рукой, нашёптывая на ушко: 'Леночка моя, сладенькая'… Она видела как подрастают их дети, весело резвясь в песочнице, которую он смастерил специально для них. А они стоят подле и, обнявшись, наблюдают… Семейная идиллия. И Лена даже не сразу поняла вопроса бабки…

Нет, лапонька не заболела… Она… влюбилась…

'Да ты, Ленка влюбилась!' — она сделала единственно правильный вывод и отчего-то начала суетиться, словно на кровати кто-то рассыпал шипы.

'Во даю! — искренне удивлялась себе. — А ведь всерьёз считала, что никогда этого не произойдет со мной. Что не найдётся достойный парень. Что мне томиться в одиночестве предначертано судьбой… Ан-нет, играется судьба. Даёт мне шансы всё исправить… Вот же как получается! Чудеса, да и только…'

Второй час ночи. Лена продолжает смотреть в окно, потому что там — за окном, бабушкин огород, за ним соседский — деда Фролова и там, ещё днём маячил Женькин торс. Сквозь зелень и взволнованные ветром садовые деревья едва проглядывалась фигура полураздетого человека, которая временами пропадала из поля зрения и минутой погодя вновь вырисовывалось маленьким пятнышком. Несомненно это был Женька!

В этот поздний час разглядеть что-либо в соседнем огороде было невозможно, как не напрягай зрение. К тому же окна соседнего дома потухли ещё час назад. Полный мрак. Чернь и монотонный стрекот кузнечиков. Но Лене в этом мраке чудилась фигурка человека, которая осторожно двигается к ограде — к её дому, к её окну. Или ей хотелось, чтобы это причудилось и она, всматривалась, действительно видела чьё-то шевеление и слышала тихие шаги. Затаив дыхание, она всматривалась вглубь и… через какое-то время понимала, что это не Женя, это трава шевелится, ветки подрагивают, а шум, так похожий на звук шагов, издаёт протяжный ветер. Всё это ей чудится. Потому как, она этого хочет…

И если бы к ней сейчас действительно подошёл человек, прямо к окну и тихо-скромно постучался, она бы с нетерпением раздвинула створки и впустила к себе человека. Потому что это мог быть только Женя! И она готова его впустить к себе, хотя понимает, что так нельзя, что неправильно это… Да наплевать! какие ещё правила, когда она любит?! Любит всей душой его, загадочного, странного, необъяснимого, невероятного по своей натуре и сказочности человека. Пусть он будет трижды врун, болтун и самодовольный эгоист, но её не обманешь — он хорош хотя бы тем, что добр, фантастически умён, трудолюбив и аккуратен. А это уже формирует в нём исключительность, относительный идеал мужчины, в котором так нуждается сейчас одинокая Лена.

'Да. Люблю…' — сама себе призналась Лена и кое-как заснула…

Глава 3

Сон был интересным. Ей снилось, как она встречается с Женей в Москве. Во сне всё было наоборот, будто бы вначале ей приснилось как в деревне, где живёт бабушка, она познакомилась с Женей Романовым, о котором ходят легенды и невероятные истории. А потом проснулась и отправилась на работу ранним утром, как это обычно бывает в будние дни. Московский метрополитен неожиданно дал сбой — на станцию никого не впускают… Впрочем, никого и не выпускают. Не от кого требовать объяснений и волнуясь, она бежит на остановку, где толпиться народ, в надежде поймать такси или найти подходящий маршрут. Неожиданно сталкивается с проходящим мимо молодым человеком. Извинившись и мельком глянув на него она узнаёт его лицо. В изумлении и исступлении она роняет сумку, а молодой человек любезно наклоняется и протягивает ей розу, которую выронил. Это Женя Романов из сна! Собственной персоной! Она заводит беседу с ним и скоро выясняется, что зовут его не Женя, а Миша. Выясняются некоторые подробности: он тоже видел странный сон, будто бы он попал в деревню и повстречался там с красивой девушкой, так похожую на Лену, но во сне она назвалась Еленой. Девушка ему приглянулась и он счёл сон приятным началом… Это совпадение их удивило и они забыли про дела, зашли в кафе, где сидели до позднего часа и непрерывно общались друг с другом. Оказалось, что Миша работает в то же банке, что Лена, но в другом филиале. И работает директором филиала. Хорошо знает Виктора Юрьевича и пару раз с ним общался. Потом почему-то объявился сам Виктор Юрьевич и, вместо того чтобы обругать Лену за опаздание, начал рекомендовать её Мише, как хорошую, усердную работницу. От чего Миша пришёл в полный восторг и пригласил Лену к себе в гости…

А потом Лена проснулась.

'Офигеть' — прошептала она.

Утро было солнечным, красивым, тёплым. Одевшись полегче Лена вышла в огород, пройдя мимо тихого, скромно полёживавшего, пса Бориса. Ещё раз удивилась странному поведению животного, сочла за неожиданное исполнение желания, то ли судьбой, то ли самим господом Богом, и двинулась к зарослям крыжовника.

Там она сразу увидела его. Он стоял во весь рост, раздетый как и вчера по пояс, что-то крутил в руке и, как показалось Лене, выверял на глаз. Что было у него в руках — сразу разобрать не получилось. Поэтому Лена осторожно приблизилась к ограде, пригладила волосы, и стараясь придать голосу максимальную женственность и лёгкость, пропела:

— Доброе утречко!

— А… Привет, Лена-Елена! — он слегка повернулся в её сторону и наградил белозубой улыбкой.

Внутри Лены вмиг потеплело и похорошело. Как хорошо, что он существует и не привиделся ей во сне! Она на мгновение закрыла глаза от растекающегося по всему телу волнению и холодку дрожи, не смотря на жару. Попыталась успокоиться. Но сразу это не получилось. Поэтому она долго не могла придумать с чего начать разговор и выпалила очевидную глупость:

— Хорошо сегодня. Жарко… Хочу позагорать, а шезлонга нигде нет. Женечка, ты можешь смастерить для меня шезлонг?

Она призадумалась: 'Вот идиотка! Какой шезлонг?! Что за паранойя? И почему сразу Женечка?.. Ну, глупая. Бред несу!' Она забеспокоилась, что Женя её не поймёт или того хуже плохо подумает о ней. Но Женя похоже даже не удивился вопросу:

— Конечно. Почему бы и нет! Шезлонг — так шезлонг… Сделаем. — и немного погодя добавил. — Но начну не раньше чем через два дня. Сейчас другой работы много. Потерпишь?

Лена, восхищённая его отзывчивостью и готовностью взяться за новую работу, лишь смогла легонько кивнуть. Сказать что-либо она была не в состоянии.

Так прошло с полминуты. Ситуацию выправил Женя, он посмотрел в сторону калитки, позади Лены и спросил:

— Борис больше не беспокоит?

Походило это не на вопрос, а на утверждение. Словно он в курсе всех дел.

Лена очнулась:

— Ах, да! Он перестал на меня лаять и рычать. Ума не приложу, что с ним произошло? Его как будто бы подменили… Или он всё-таки меня вспомнил? — ведь я его гладила, когда он был ещё маленьким щеночком…

— Вспомнить-то, может, не вспомнил, — он начал объяснять странной манерой: держа в руках какой-то маленький предмет, похожий на некий столярный инструмент, что-то подкручивал в нём и при этом умудрялся смотреть в её сторону, не забывая очаровательно улыбаться. — Я вчера днём заходил к бабе Нюре в гости, заодно пообщался с Борисом. Сказал ему, что ты хорошая, что трогать и обижать тебя не надо. Что ты мой друг. Похоже, пёс меня послушался… Всё-таки умный пёс… Правда, скучает днями напролёт. Жалко его. Так что, будет время, поиграй с ним, пообщайся, он нуждается в человеческом внимании. Погладь его. А лучше причеши — так хоть вшей прогонишь, а то заели его бедняжку… Он тебя не тронет, я обещаю.

Трудно передать, как Лена была потрясена такой новостью. По-началу она восприняла это шуткой. Потом подумала: а как ещё объяснить такое странное явление с спом? И почему Женя в курсе произошедшего? На шутку это уже не похоже… Выходит, это его рук дело?.. Но, чёрт возьми, как?! Как можно 'поговорить' с псом и чтобы он всё понял?

Лена, приоткрыв рот, находилась в полном смятении. Потом, прогнав через себя кучу мыслей и догадок, обнаружила, что стоит неудобно — одна рука держится за ограду, другая рука замерла у щеки, а голова почему-то накренена набок. Выпрямилась и захлопнула челюсть, звонко цокнув зубами. Женя удивительным образом сохранял непоколебимое спокойствие и поддерживал тёплый тон общения, слегка, чуть заметно развеселившись изумлением девушки.

— Ты был у нас днём? — только и смогла спросить Лена.

— Да. Вернул духовку. Очень пригодилась.

Лена растерянно поглядела по сторонам. Заприметила калитку в дальнем углу ограды. Ага. Понятно. Через эту калитку можно ходить. Очень близко получается.

— Понятно… — тихо пробурчала Лена. — Жаль что меня не было…

Лена вспомнила, что ходила к Наташе и, видимо, в это время к ним во двор заходил Женя.

— Не переживай. Я всегда рядом. Ведь мы — соседи, — утешил её парень. — Ты надолго к нам из столицы?

— Две недели, — не уверенно сообщила Лена, подумав: а не растянуть ли их на три?

— Замечательно! Значит шезлонг я успею для тебя сделать.

Лена не понимала, из чего он постарается сделать шезлонг. Из дерева что ли? Или из других подручных материалов? И возможно ли это, сделать шезлонг? Но, по всей видимости, он знает как его нужно делать и готов приняться за работу. Раз ляпнула глупость, надо хотя бы уточнить некоторые моменты, чтобы не получилось ещё глупее…

— Только ты смотри, чтобы был удобен и под мой рост подошёл. Ладно?

— Не вопрос, — отмахнулся он.

— А если сделаешь хорошо, — подобралась Лена, — тогда я тебе подарю книги Мураками. Я привезла с собой несколько штук. Ты же любишь читать?

'Интересно, а книги — равноценный бартер?' — подумала Лена.

— Да-а! — честно признался он. — Правда, я перечитал Мураками… но всё равно спасибо. Хоть повторю. Как говориться, повторение — мать учения…

— А ещё, — отважилась Лена, — я тебе подарю поцелуй! — и скромно заулыбалась, в предчувствии что это его вдохновит и он, решится взяться за работу немедленно.

Но оказалось всё наоборот.

— Нет! — категорически заявил он и убрал улыбку с лица, похолодев мгновенно. — Вот этого пожалуйста не надо!

Лена хотела было крикнуть — почему?! Но сдержала себя. Вот ещё! Это же оскорбление! Немыслимо. Чтобы так просто отказаться от её щедрого подарка. Да когда она в жизни когда-нибудь отваживалась на такое предложение? После мимолётного знакомства предлагать поцелуй?! Она же не какая-нибудь ветреная девица. Это исключительный случай! И он… — отказывается?

Нет. Так нельзя! Скоро крыша поедет. Вот же человек-загадка! Прибыл неизвестно откуда. С собаками разговаривает, как с друзьями, просит их не лаять на знакомых — и они не лают. От девушек отказывается — словно они даром ему не нужны, насколько бы они ни были очаровательны и прекрасны… Что это с ним? Он с Марса, что ли, к нам свалился?

Лена в негодовании развернулась и пошла прочь, гонимая злыми мыслями и неожиданным разочарованием. Глаза становились влажными от внезапной печали…

День шёл мучительно долго. Лена, запершись в комнате, вытирала влажные глаза и выходить наотрез отказывалась. Баба Нюра её куда-то звала, то ли сходить на речку, то ли к соседям забежать — словом на улицу пыталась выгнать, но Лена противилась и через щель в двери объясняла, что сегодня она не может, что плохо себя чувствует, что, возможно, простудилась и вообще… не желает никуда выходить. Даже ужинать не хочет. Ей просто не хотелось показываться на глазах у бабушки в таком виде.

Затем она пришла в себя. Обнаружила себя сопливой и расплаканной. Удивилась, с чего это ей, деловой, самодостаточной столичной штучке, страдать из-за какого-то парня-идиота, который по причине своей потерянной ориентации, не желает отвечать взаимностью. И что очень глупо влюбляться в первого встречного красавца с могучим торсом, мускулистым телосложением и милым личиком в придачу. Сама же себя предупреждала раньше, что нельзя доверять молодым людям, особенно красавцам — они коварны и хитры. А тут пошла на попятную, забыла обо всех предосторожностях, расслабилась, влюбилась самозабвенно и вот тебе результат.

'Ну, конечно же он, не заинтересован в тебе, Лена, — убеждала она себя. — Ему-то умному, начитанному и мускулистому красавцу, подавай никак модель-очаровашку, прямо с разворота журнала Плейбой. А то и вообще — Джессику Альбу давай, на меньшее не согласиться'…

Лене было тяжело на сердце. Успокоиться почему-то выходило не просто. Хотя в конце своих размышлений она пришла к единственному мнению и фактически высказала его вслух, но только тихонько, чтобы никто не услышал:

'Высокомерный, чопорный болван! Не хочешь моего поцелуя — не будет тебе поцелуя! Не очень-то и хотелось… И ведь потом будешь просить моей руки… На коленях приползёшь. А вот… хрен тебе! Был у тебя шанс, больше я тебе его не дам. — Лене даже удалось разозлиться. — Можно сказать девушка твоего уровня, твоего интеллекта, живёт по соседству, в пяти метрах от тебя — а ты, идиот несчастный, даже не пытаешься её соблазнить… Ну и щипа́й там своих Марусь и Наташ. А я через дней двенадцать уеду отсюда в большой город, и бывай! Чао-какао!'

Но отлегло от сердца немного. Хотя, если честно, стало получше. Лена успокоилась и под конец дня решилась-таки выйти из комнаты.

Следующий день складывался как-то неудачно.

Погладить коров и овечек оказалось делом не простым. Казалось бы в родном хлеву нет ничего проще подойти к корове и погладить её по жёсткой шёрстке. Вот она вышла в хлев — и тут на неё как-то недобро взглянуло рыжее парнокопытное с белыми пятнами на боках, вытащив морду из ведра с кормом. Сразу вытаращила вперёд рога и пронзительно громко промычала. Из-зо рта обильным ручейком стекала вода. Желание притронуться к ней у Лены сразу исчезло. А овечки вели себя крайне пугливо. Блеяли, жались по углам и разбегались по загону. Только Лена протянет руку к мерно стоящим шерстяным животным — как все овцы как по команде 'всё, тикаем, братцы!' несутся в другой угол, поднимая с перепугу сенную пыль. И ещё эта вонь сортирная в хлеву! Хоть нос зажимай…

Нет. Такой быт Лена не способна осилить. И пошла к подруге, Наташе, позвать ту на речку.

Наташа рекомендовала не ходить на речку, так как вода уже 'цветёт' и, стало быть, купаться поздно.

'Да, как поздно?! Нет. Пойдём! — потребовала она. — Я должна искупаться. А то я зря ехала сюда что ли?!' Наташа не стала упрямиться и прихватив с собой Сашеньку они двинулись на речку.

Всю дорогу Сашенька плакал и капризничал. Его укусил жирный овод и идти 'к водичке' ему воспротивилось. Лене пришлось наобещать сладких конфет, и он, размазав сопли по щекам, уломался всё-таки сходить.

И наконец, она, Река — широкая Ока, заболотистые берега, мерно текущая в своём русле. Они протопали среди камышей и болотной вони — вышли на неширокий пляж и Лена сразу устремилась к воде. Благо, людей не было. Только пара рыбаков — на дальнем берегу. А жара была что надо. Облака как-никак прикрывали солнце. Позади приятно шелестел камыш и еле-слышно квакали лягушки.

По пляжу были разбросаны окурки, рваные пакеты, бумага, остатки костров — выжженная чернь. На это Лена не обращала внимание. Грязь — она везде. Быстро нашла место почище — расстелила покрывало, разделась до купальника, побросила туда вещи. Наташа хотела ей что-то сказать вслед, о чём-то предупредить, но Лена со всей дури разбежалась и кинулась в воду. Через секунду с ужасным воплем она вылетела оттуда, не от воды холодящей, хотя это тоже было неприятно, а от дикой боли — в ногу что-то впилось острое. Вся мокрая, ещё упала плашмя животом на горячий песок, она тяжело выкарабкалась из воды, хватаясь за раненную ногу и стала звать на помощь.

К ней сразу подбежала Наташа, но Сашенька, перепуганный криком и оставшись один в отдалении, пуще заревел. Поэтому Наташа не знала к кому бежать и кому стоит помочь первому. Наконец она сообразила, вернулась за Сашенькой, подхватила его под мышку и направилась к воде, к кричащей и умирающей Лене.

Лена с ужасом обнаружила, что вся ступня правой ноги в крови, кровь бесконечно струится и капает на песок, посреди натоптышей торчит что-то чёрное, грязное, непонятное. Почему-то Лена подумала, что это пиявка. И ухватив пальцами, вытащила её из ноги и пугливо отбросила в сторону. 'Пиявка' оказалась твёрдой, совершенно не похожей на пиявку. Она с паникой в глазах выкрикнула: 'Что это?!', когда подошла Наташа на помощь.

Наташа популярно объяснила ей, что предупреждала про осколки разбитых бутылок, разбросанных по пляжу; ей рассказала, что купаться здесь изначально не рекомендовала и по этой причине — берег очень загрязнён и захламлён отбросами бурной вечерней жизнедеятельности местных обителей.

Жутко ныла нога. Лена волновалась за неё и нотации Наташи вперемешку с рёвом Сашеньки почти не слушала. Она беспокоилась, как бы не потерять ногу, и отчего-то стала думать, что теперь вернётся в Москву с перебинтованной ногой и на костылях — 'Замечательно отдохнула, Лена!' — все скажут. Возмножно придётся звонить родителям и просить их помочь. А как им позвонить, если тут связь кое-как берёт?! Она зажимала рану, а кровь всё продолжала 'хлестать' — по мнению Лены, из ноги. Поэтому Лена не переставала ныть и надрывно кричать, пока на её крики не сбежались любопытствующие бабки и начали в общем оре причитать и поносить молодое поколение. Что вот, мол, сами виноваты. Кто вечерами собирается на берегу с бутылками, разжигая костры? Кто берег 'гадит' всякими окурками, ошмётками, пакетами, дрянью всякой и разбивает бутылки о камни, что не пройтись без острожки?.. Лена же пыталась оправдаться, что она неместная, приезжая, что не она разбила и раскидала эти бутылки по берегу, что она тут не причём, хотела просто покупаться и, вообще, позовите врачей, не видите — человек умирает, кровью истекает, чего стоите и смотрите?!.. А они как будто её не слышали, продолжали о своём — вот, некультурные, невоспитанные, дурные девки пошли, управы на них нет… Гадят и гадят, гадят и гадят, а потом сами и жалуются, мол, почему так загадили…

Лена слёзно просила их помочь — все ладони в крови и песке. Тут откуда-то взялась бабушка Нюра (кто-то ей, видимо, успел сообщить) с бинтом, перекисью и йодом в руках, охая и причитая, она подбежала к бедной Леночке.

— А-а!!! Как больно! — страдала Лена, когда Нюра ей ступню мазала йодом.

— Терпи, терпи, лапонька, терпи, внученька…

Лена честно терпела эту жуткую, невыносимую боль, но слёзы сами текли по щекам. Как она переживала за свою ногу! О, как её беспокоило будущее:

— Что же будет?.. — плакала она и представляла себе разные варианты мрачного будущего, вплоть до того, что стоят Танька и Валька понуро склонив головы возле могилы с гвоздиками… и ещё пуще захлёбывалась в плаче.

С трудом добралась она до избы и ревела весь остаток дня в своей комнате. Потом, стала замечать, что ходить она может, по крайне мере, до туалета. Да и вообще боль утихла. А на ступню хоть и болезненно неприятно, но ступать можно. Значит — всё будет нормально. Она кое-как успокоилась. И перестала реветь.

Следующий день был не лучше. Жар на улице спал. Повысилась облачность. Временами становилось прохладно. Поэтому Лена ёжилась в лёгкой футболке на лавке во дворе и гладила пса Бориса. Борис оказался весьма игривым и послушным псом, что Ленке захотелось отвязать его — пусть бегает по всему двору, а то ведь действительно скучает.

Сквозь огородные заросли проглядывалась фигурка человека — это несомненно Женька. Но подходить к нему, да и вообще выходить в огород Лена наотрез не желала. Она искренне считала, что Женька должен сам прийти и извиниться за своё поведение. И, вообще, почему его не оказалось рядом, когда она так страдала на том грязном берегу? Когда по всем законам этики и джентльменства — он был обязан там появиться?.. 'Как?!' — спросил бы он. 'Да меня не волнует! Если бы ты не был таким упрямым, мы вдвоём бы шли вчера на побережье, держась за руки, или бы ты меня отговорил туда идти' — общалась она с мыслимым образом Женьки.

Днём она ещё сходила в магазин за товаром: сладостями для Сашеньки, которые она наобещала ему, и продуктами для бабушки-спасительницы. Идти пришлось долго — через всю деревню, поле, какие-то заброшенные угрюмые сарайчики и амбары — почти в другую, соседнюю деревню. А магазинчик, совдеповкий, особо-то и не порадовал обилием товаров. Во-первых, очередь откуда-то набралась в магазинчике, ещё до входных дверей стоял народ, покуривал. Пришлось занимать очередь и покорно ждать. В основном алкаши да пьяницы, которые не преминули возможностью глазами поразевать Ленку и подышать в лицо жутким перегаром. Они паршиво перемигивались и делали противно-пошлые жесты, явно адресованные в её сторону. Во-вторых, в магазине товар был залежалым, кое-где срок годности истекал или уже истёк (Лена собиралась жаловаться, да затевать ссору не хотелось). Ну, в-третьих, мороженное, которое она несла, на обратном пути всё растаяло, подпортило хлеб и остальные продукты. Откуда ей знать, что до магазина — аж целый километр окажется! А ей, с хромой ногой — это на час ходьбы…

К вечеру ей неожиданно всё наскучило. И очень срочно захотелось поехать домой. Что-нибудь сказать бабушке, наврать ей о срочных делах, о суровом начальнике, который вызвал её из отпуска на работу, да рвануть домой, в Москву. Там хоть есть приличные супермаркеты, спа-салоны, йога-центры и аквапарки с прозрачно-чистой водой. Здесь всё — грязное, мутное, жуткое, опасное, неудобное, отвратительное и зловонное. Как бы в подтверждение над ухом в это время пищали комары и нещадно покусывали оголённую шею. Лена устала их отпугивать. Стала напяливать сандалии.

Первым делом она сходила к Наташке. Маленького Сашку, терзавшего жирного кота, одарила слегка подмоченными конфетками. Сашка почему закапризничал, сообщая, что хочет шоколадку, а не конфеты. Но тут вмешалась Наташа и Сашенька уже был доволен конфетками.

Уселись возле телевизора и начали болтать о жизни. Ленка собиралась сообщить, что завтра готова уехать из деревни, что уже пакует сумку на обратный путь… Но решила начать со своих любовных проблем. Тут же вспомнился Игорь из города Иваново, и другие неудавшиеся кандидаты на пастельное ложе. Рассказала о своих чувствах к Жене Романову. Честно призналась, что любит 'паршивца'. И не заметила перехода из состояния злости на всех мужиков и его в частности, в состояние рыдания на плече у Наташи. Наташа её утешала и поглаживала по спине, а она всё рыдала и жаловалась на жизнь:

— Всё у меня плохо, — сквозь плачь хныкала Лена. — Не везёт мне в любви… Карьера, рост, большие деньги — это да, в этом мне везёт. А как дело зайдёт о любви, о чувствах и отношения — полный ноль! Будто бы наказывает меня кто-то… Вот появился нормальный парень, в которого влюбилась, как он оказывается холоден ко мне и не хочет меня… Ну, вот скажи, разве я некрасивая, уродина? Почему они все бегут от меня, как от прокажённой?! Что во мне не так?

— Да, всё с тобой в порядке! — успокаивала Наташа. — Ты красивая, умная… Просто тебе надо быть немного терпимей, не ждать от них действий, а действовать самой. Решительно! Обмельчали нынче мужики, вялыми стали. Только секса им подавай, да корми с ложечки. Обленились в конец! Думаешь, это Серёжка на мне женился? Да пока я не забеременела, он даже пальцем не пошевелил! Он думать не думал о свадьбе. Гулял, гулял, а потом понял, что догулялся. Вот и женился, потому что я так хотела. А то бы!.. Где все эти принцы, рыцари и прочие покорители женских сердец? Дык, это всё в прошлом, в позапрошлом веке осталось. А сейчас на дворе что у нас?..

— Что? — смахивая слезу спросила Лена, ожидая продолжения утешительного монолога.

— …Двадцать первый век на дворе, вот что! Половое равноправие… А время тяжёлое, между прочим. Нормальных мужиков осталось-то, по пальцам сосчитать. Вот, к примеру, в нашей деревне, только Женька и остался. Мой Серёжка так вообще испортился. Вот где он сейчас?! Уже девятый час, а дома ещё не появлялся! Наверняка сейчас с пацанами у школы водку пьянствуют, да девок рядом щупают. Ух, я ему влеплю, как вернётся. И пусть посмеет вернуться пьяным… Я ему такое устрою!

Она пригрозила кулаком телевизору. В этот момент там шла молодёжная реклама — как парень соблазняет красавиц своим неподражаемым Axe-эффектом.

— Мужики, пока им не подмигнёшь, не двинуться с места, не шелохнутся. Так что нужно самой действовать… Ты не первая и, к несчастью, не последняя, которая осталось наедине с неразделённой любовью к Женьке. Я же тебя предупреждала! Он же такой! Три года без девки сидит. Да разве можно так! И ведь не признается, что жена у него там во Франции осталась, али дети малые. Будет так вот над всеми потешаться… А может, он озлоблен на девиц… Может, судьба у него несчастная. Вот он и сразу отказал тебе! Пока дело не зашло глубже. Он же такой… Он не хочет причинять вред или боль кому. Он видит, ты неравнодушно дышишь в его огород и сразу сказал, как отрезал, мол, не нужно мне ничего от тебя!

Она прижала к груди ревущую Ленку и сообщила ей:

— Ты потерпи до завтра. Вечером состоится дискотека, не смотря на будничный день. Вся молодёжь с деревни собирается в бывшем колхозном клубе. Потанцуешь, расслабишься, развеешься, раскрепостишься и разом забудешь про Женьку, али кого подходящего себе сыщешь. Только на тех, кто много выпивает, не смотри, они, сволочи, как один паршивцы. Я те отвечаю, разом его забудешь! Понравиться ещё, на следующую дискотеку проситься будешь. А она только в субботу будет. Так что давай, готовься на вечернику. Я за тобой зайду в десять. Жди… И это… пса своего придержи, он у вас лютый шибко, на людей бросается…

Лена не собиралась никуда идти, ни на какие дискотеки. Но отказать подруге, которая только что её утешила, успокоила и дала собраться с мыслями — она не отважилась. Завтра откажется. Утро — вечера мудренее, надо выспаться — решила она и ушла домой.

Утром она была другого мнения. Она понимает, что дискотеки, вечеринки — дело непредсказуемое и закончиться может всячески. Лена может не удержаться, напиться, и очутиться в койке с незнакомым парнем. Было как-то раз после ночного клуба в столице, когда она напилась, не смогла себя контролировать и понеслось… Потом ей рассказывали и она не верила в то, что могла взобраться на стол, побить посуду и начать танцевать прямо на столе. Потом её подобрал какой-то парень, воспользовавшись моментом, начал её целовать в засос и щупать грудь, настойчиво приглашал к себе в гости, и Лена, говорят, не отказывалась, уже шла добровольно садится в такси, только Танька и успела остановить её и отогнать прочь парня… А здесь кто её остановит? Наташка?.. Нет, пойти, конечно, надо. Как-никак отвлечётся от дурацких мыслей, да и любопытство съедает, как деревенские 'тусят'. Надо бы проведать. И Лена дождавшись вечера, собралась и пошла на дискотеку вместе с Наташкой и её радостным, заранее предчувствующим веселье, супругом Сергеем.

Да, надо признать, в тесную хибару слетелся весь местный бомонд. То ли сарай, то ли хлев, воняет противно, пыль видно что скапливалась годами — никто за чистотой не следит, такой вот клуб встретил Лену. У, так называемого, 'клуба' одна разница с кривыми избами лишь замечается — обложен камнем. 'Что ж, могло быть и хуже', - подумала Лена и пустилась в пляс. Музыка не отличалась хорошим качеством или оригинальностью, банально крутили шлягеры прошлых лет, а то и десятилетий. Врубали музон на всю катушку, не обращая внимания, что сильно фонит и отдаёт дребезжанием окон. Шум, гам, свист, пьяные окрики, тесно до невозможности и каждый норовить протиснуться поближе, кто-то вообще нагло прижимался боком и нескромно так располагался сзади. На медляки так совсем шумиха поднимается, спор растёт, парни чуть в драку не лезут, за право ухватиться за Ленкину талию и прижать её к себе всем телом. Побеждает постоянно один, самый наглый и увесистый мужлан с шаловливыми пальчиками, бесстыдно тянущимися ниже талии, чтобы покрепче ухватиться за мягкие места, и с безобразной харей — шрам через всю щеку, перегаром ещё несёт. Лена его отшивала, прогоняла прочь, но это на него никаким образом не действовало, а напротив, даже… 'возбуждало' что ли и он с большим аппетитом и желанием лез к Ленке, чтобы ещё раз пригласить на танец.

Такой порядок вещей Лене не нравился, и она клятвенно пообещала себе больше не ходить на такие сомнительные вечеринки. Она уже подумывала уходить, но возвращаться одной, без Наташи, было бы неразумно, потому что дом находиться в приличном отдалении и протопать в густеющей темноте, на ощупь (про уличное освещение здесь, похоже, не слышали) дело может оказаться неблагодарным. Поэтому Лена покорно ждала, когда Наташа с Серёжкой всласть натанцуются.

Глазами она пыталась найти в безбашенной толпе намёки на Женю. Но в толпе узреть могучий торс своего соседа не получилось. Впрочем, это не удивительно. Такие люди, инстинктивно сидят дома и не ходят на такие 'грязные' и вонючие мероприятия. И правильно делают! Вот, Лена, дурочка, поддалась на уговоры подруги и попытку отвлечься от мыслей.

Отвлечься от мыслей направленных в сторону Жени не получалось. Напротив, она видела своими глазами весь контраст — или эти пьяные озабоченные полуподростки-полупридурки, которые кроме бутылки пива с водкой и сисястых девок, не знают в чём ещё счастье, или этот обаятельный, образованный, благовоспитанный молодец — на все руки удалец, который счастье видит в работе, в трудовых увлечениях. И Лена такие взгляды с ним полностью разделяет. Поэтому отчаяние близкой безысходности захватило её сильнее, крепче. Она стала понимать, что Женя — это её идеал, самый настоящий идеал, не подмененный, о котором она мечтала, пожалуй, с девства. И этот идеал ей никогда не достанется… Не известно кто будет та счастливая обладательница такого идеала, но Ленка ей уже заранее завидует.

Тип всё порывался с ней познакомиться и куда-то звал. В общем шуме Лена не могла разобрать его слов, даже не поняла, как его зовут, то ли Миша, то ли Саша, то ли Гоша. Попса рвущаяся из старых и огромных динамиков, забивала перепонки и она уже с трудом слышала что-либо. Он что-то говорил ей — то ли пошлости, то ли романсы пел, всё равно не слышно. Она кивала и он, улыбаясь на всю свою кривую рожу, тянул её за руку к выходу. Она отстранялась от него в надежде затеряться в толпе, но он её быстро выискивал.

Наконец, Лене удалось отбиться от это жлоба, который неотступно лип к ней долгое время и они с Наташкой рванули прочь из так называемого 'клуба', заполненного перегаром, куревом и десятками дрыгающих в конвульсиях людей, в сторону речки.

— А что на речке делать? — вдруг засуетилась Лена, ожидавшая, что сейчас они пойдут домой.

— Посидим! — выкрикнула явно оглохнувшая и развеселившаяся Наташка, видимо где-то успевшая тихонько поддать. — Время детское! Гулять хочется… Расслабься Ленка! Всё ништяк. Я вижу, ты уже нашла себе ухажёра? — радостно воскликнула она, указывая на того жлоба, оставшегося у входа позади. Похоже, этот идиот ещё надеялся на продолжение.

— Нет! — выкрикнула Лена. — Этот гандон мне не подходит!

Они загоготали вместе.

Они шли вчетвером: Лена, Наташа, Серёга и ещё какой-то тип вместе с ними, 'хороший знакомый' — как объяснила потом Наташа. 'Хорош' он был непонятно чем. Был пьян, временами валился на Ленку не в силах удержаться на ногах, и тянул за собой две бутылки пива. Одну постоянно протягивал Ленке — типа, помоги мне. Лена, сжалилась над ним и помогла, а то же совсем свалится.

Сидя на пирсе они, зябко поёживались, от налетевшего ветерка, смотрели на лунную дорожку и на разводы от внезапного ночного жора рыб. Сергей и 'хороший знакомый' травили пошлые анекдоты и неприлично ржали. Наташа всё пыталась пропеть хитовую песню, но получалось у неё фальшиво, сумбурно, не в такт. Просила помочь Ленку, но Ленка была не в настроении петь. Не в настроении она была знакомиться с 'хорошим знакомым'. Тот посматривал на неё, подмигивал и протягивал уже вторую бутылку. В сумеречном свете выглядел он уж совсем никаким… Комары безостановочно ими ужинали. Издалека всё ещё раздавалась клубная музыка.

— Может, пора? — поинтересовалась Лена, понимая, что сидит здесь без пользы.

— Ты чё! Рано же ещё. Посиди с нами. У вас Москве, разве так рано расходятся?..

'Не, конечно' — печально вздохнула Лена и осталась сидеть на пирсе.

Молодой парень прикончил бутылку и, широко размахнувшись, со всей дури кинул в сторону. Та где-то звонко ударилась о камень и разлетелась на мелкие осколки. Он весело хохотнул. Лена вздрогнула. Серёга достал из-за пазухи пузырь водки и сказал:

— У меня ещё есть!

— О-па! — обрадовался парень. — Живём.

Лена вспомнила, как позавчера она поранилась на берегу об осколок бутылки, возможно бутылки, которую вот так вот весело разбил этот тип. Ей вмиг всё опротивело и единственным желанием стало — вернуться домой.

Она встала и пошла по пирсу.

— Лена, ты куда? — засуетилась Наташа. — Посиди ещё с нами? Вместе потом пойдём домой.

— Да, Лена, по-си-ди с нами, — полупьяным шёпотом пробурчал парень.

— Нет! Спасибо. Я уже спать хочу.

— Темно же, ничего не видно, — сообщила Наташа.

— Я знаю. Доберусь, не беспокойся, — ответила Лена, спрыгивая с пирса на берег.

— Вовка, проводи девушку, — предложила Наташка 'хорошему знакомому'.

Тот недовольно засуетился и сказал:

— Лен, ну давай попозже. Чё прямо сейчас-то?!

— Да, Лен, куда торопиться, поспать всегда успеется, — также недовольно отозвался Сергей, который уже раскупорил пузырь.

— Не надо меня провожать, — сказала Лена. — Я найду дорогу. Не беспокойтесь.

Она отошла от берега и увидела тропинку, по которой они пришли сюда. Вот ещё не хватало, чтобы этот 'хороший знакомый', Вовка, её провожал. Ещё не известно кто кого будет провожать. Скорее он на неё взгромоздиться и ей придётся тащить его до дома. А где у него дом?.. Не тащит же к себе домой эту разнузданную пьянь.

— Иди всё по тропинке прямо, она выведет на главную дорогу, — выкрикнула Наташа вслед. — А там уже увидишь… Пока!

— До скорого! — прокричала Лена и скрылась за бугром.

Ей хотелось разозлиться на Наташку — завела куда-то, а теперь бросила. Но злиться не получалась. Лена понимала, что Наташа на год младше и что в таком возрасте хочется гулять ночами и наслаждаться молодостью по полной программе. Вот они и наслаждаются жизнью. Что в этом плохого? Вот, Лена — неправильная девушка, не любит она пьянствовать, не терпит запах курева, очень противны ей пошлые анекдоты и бессмысленные посиделки в темноте.

Она пробиралась сквозь заросли высокой осоки и 'ощупывала' взглядом дорогу, чтобы ненароком не ступить в коровью лепёшку. Но разглядеть тропинку было сложно — кое-как проглядывалась сама тропа на грани видимости. А скоро и она пропала.

'Чёрт, куда же идти? — Лена огляделась по сторонам. Впереди виднеется что-то чёрное, должно быть бурелом или овраг. Вперёд идти нельзя — надо куда-то сворачивать. Она стала ориентироваться по далёким огонькам деревни. — Ну же, Лена, вспоминай, ты же здесь всё детство бегала!'

Она свернула вправо, по её мнению правильным направлением, и скоро вышла к заброшенным гаражам колхоза. Все гаражи были слабо освещены единственный фонарём — стоявшим поодаль напротив (возможно единственный во всей деревне). 'Так, уже лучше, — похвалила она себя. — Теперь как-то надо выйти на дорогу. Ага, вот она!'

Она увидела знакомую тропу, которая вела к большой дороге, а там дальше, за гаражами, ей останется только подняться выше и она очутится у родного двора. Пёс как всегда затявкает, но потом узнает её и успокоиться. А через минуту она окажется в тёплой постельке. 'Баньку бы принять!' — проскочила приятная мысль.

Позади послышался странный звук — что-то звякнуло. Лена вздрогнула от неожиданности. Оглянулась, но ничего не заметила. Собака что ли была? Она ускорила шаг, быстро прошла гаражи и вышла на тропинку.

На тропе кто-то был…

Она испугалась, резко отпрянула в сторону, но потом узнала незнакомца и злобно спросила:

— Ну, что тебе ещё нужно?!

Из тьмы вышел тот самый тип из клуба со шрамом на щеке. Какой приставучий тип!

— Гандон, значит…

Лена побледнела: 'Услышал ведь!' Она стала оправдываться:

— Не-е… Я пошутила… Я со злости. Не приставал бы так… Я… Извини, я не хотела…

— Ах, шутки значит, — выдавил он суровым тоном.

Лена не ожидая ничего хорошего от этого типа и, не теряя времени, рванула назад, к гаражам. Но прямо у гаражей её схватили. Грубо повалили на землю, раздирая колени об острый щебень. Она хотела выкрикнуть на всё горло, но шею резко сдавили, руки больно сжали, и кто-то коленом сильно упёрся в живот. Она застонала от боли и прохрипела жалостливо: 'не надо, отпустите'.

— Всё стерва, поймалась! — послышалось прямо над ухом.

Она открыла глаза и в полумраке света разглядела чьи-то пыльные башмаки, насчитала несколько пар чёрных ног. Рядом слышалась суета, кряхтение, возня — кто-то скручивал ей руки каким-то влажным жгутом, возможно, ремнём; кто-то надсадно впихивал ей в рот кляп, Лена противилась, сжимала зубы — тот дал сильную оплеуху и она, рыдая, разжала зубы — грязный кляп из вонючей тряпки засадили ей в рот. Сверху несло перегаром и потной одеждой. Сколько же их?! Кто-то полушепотом вёл разговор: 'Ну, чё? Разделим добычу?!', 'А то бы!', 'Смотрите, чтобы сучка, не закричала', 'Да, всё уже… Тряпку жуёт'. Её развернули на спину. Она увидела тёмные силуэты людей. В предчувствии страшной беды, сжалось сердце. Кто они? Что они от неё хотят?!

Она понимала, что её схватили и скрутили сильные мужики, их несколько, то ли пять, то ли больше. Все пьяные, безумные, разъярённые… Один из них, на неё страшно озлоблен, за то что отшила. Он, что? Всё это время шёл за ней?! Преследовал её? И кто остальные? Его друзья? Собутыльники?..

Лена поначалу пребывала в шоке и не сразу начала сопротивляться, поэтому время было зря упущено. Руки за спиной были сильно сдавлены жгутом, шею всё ещё сдавливала чья-то потная рука, тяжело дышать, да ещё тряпка во рту. Она начала дрыгать ногами, стараясь отбить нападавших сандалиями, старалась брыкаться. Её пнули в живот. Она сжалась от боли. Тихонько застонала. Ноги тоже скрутили и сорвали сандалии.

С неё начали сдирать одежду. Кофту просто разорвали. Футболку растянули и порвали на огрызки. Лифчик с силой вырвали — применив нож. А юбку спустить не удалось, мешал тугой ремень, поэтому юбку просто задрали к верху.

'Помогите!!' — кричала она, звала на помощь, но выходило лишь сдавленное мычание. Громкие слова глушила тряпка. Лена слёзно просила людей не трогать её… умоляла. Они её не слышали и хихикали. Кто-то при этом остроумничал: 'Может, на пень её положить — так легче будет снять всю одежду и отжарить её как следует'…

Послышался весёлый шёпот: 'Ну, Гоша начинай, твоя сучка' и раздались одобрительные голоса в поддержку.

— Давай, давай, вдуй ей!.. — послышалось над ухом.

— Ну-ка держите её ноги, брыкаться будет, — сказал знакомый голос, того типа со шрамом на лице. Лене удалось его опять рассмотреть, но лица других в свет не попадали. Гоша продолжил: — Вот, весь вечер отшивала, пудрила мозги мне, продинамила… Сейчас-то не сбежишь, сучка.

Лена испуганно смотрела на фигуру, которая уже приспустила штаны, а чужие руки растягивали её трусики, пытаясь их разорвать. У неё Душа забилась плохим предчувствуем. Её насилуют!! Её, может быть, потом убьют. Почему бы не убить? Она видела их, она видела его, со шрамом. А придушат или зарежут — это уж они найдут способ… Или до смерти изнасилуют… Как больно! — кто-то тяжело придавил её ноги к земле.

'Боже… Боже, — плакала она. — За что же мне это?.. И ведь никто не спасёт. Никто не услышит, не увидит. Кто ночью ходит возле заброшенных гаражей?..' Как она стала жалеть что не дождалась Наташи с Серёгой или хотя бы с тем пьяным Вовкой не пошла… Дура, дура… Забыла, что мир безумен…

Гоша рванул её на себя и она потеряла сознание в приступе дикой боли, выдавив последний отчаянный крик, который застрял где-то в горле, не сумевший выбраться из кляпа.

Глава 4

Она лежала на боку и пыталась понять, что происходит.

Руки и ноги ужасно ноют. Голова болит. Но шею уже не сдавливает до хрипоты чья-то рука. Вообще, никто не держит. Всё закончилось? Лена не могла ничего понять. Ноги свободны. Только что её держали несколько парней, а один, Гоша… Господи… Он сдавил живот до дикой доли… Где он? Она пыталась разглядеть что происходит, но, во-первых, темно, ничего не видно, далёкий фонарь освещает только гаражи и небольшой кусок земли, во-вторых, в глазах всё помутнело, разобрать что-либо невозможно, и в конце-концов, жуткая боль в животе не даёт распрямиться.

Вокруг происходила необычная суета, мельтешили тени, доносились яростные крики и гулкие удары с надсадным шипением и скулением, словно началась драка. Лена вдруг подумала, что это из-за неё сыр-бор, спорят, кто начнёт первым насиловать. Потому что по ощущениям её не успели изнасиловать, по крайне мере, хочется в это верить. Хотя из-за боли трудно разобрать — успели или нет. И кто затеял драку?.. Может, не все они сволочи и подонки, нашёлся среди них один, благородный, образумил и навязал драку.

Наконец, очертания стали различимы и первым что увидела Лена — это человека взобравшегося на крышу ближайшего гаража. Это было крайне необычно. Не понятно, зачем ему забираться на крышу вдруг потребовалось и почему он со спущенными штанами завис на крыше, свесив с двухметровой высоты свои оголённые мохнатые ноги с приспущенными ниже ягодиц семейными трусами в горошинку. Лена сразу узнала его — это Гоша, который её хотел первым… Но как он туда взобрался? Главное — зачем? И почему он не шевелится? Только снятые штаны, как маятник, шатаются из стороны в сторону на одной ноге. Затем она различила лицо молодого человека, который почему-то лежал рядом на щебне, скрючившись, зажмурив глаза от невыносимой боли, по всей видимости, в паху. Ей на мгновение стало жалко парня, который испытывает сейчас острую боль. И повернувшись лицом к свету она увидела ещё троих или четверых парней, которые остервенело дрались.

Один другого пнул — тот отлетел, метров на десять, не меньше, подняв облако пыли за собой. Это невероятно!.. Выхватив ножи, двое оставшихся набросились на человека, который стоял возле Лены спиной и грозно размахивая лезвиями подошли вплотную. Казалось бы, у человека нет шансов спастись, но они вдруг испуганно замерли. Один в страхе даже выронил нож. Стояли в исступлении и не решались двигаться. Человек повернулся к свету лицом и Лена сразу узнала его.

Он тяжело дышал, и похоже не из-за драки, а из-за того что быстро бежал. Это был Женя Романов. Лена хотела протереть глаза, но руки были связаны за спиной, поэтому она несколько раз проморгала, чтобы получше разглядеть его… Нет, это не померещилось. Это точно Женька! Это его могучий торс. Как она не узнала его сразу?.. Но как он здесь оказался? Неужели, он услышал её? Неужели крик всё-таки прорвался сквозь кляп? Не может быть! Не снится ли ей это всё?!

Он нагнулся к ней и быстрым движением вытащил кляп. Во рту остался противный привкус грязи.

— С тобой всё в порядке? — спросил он, переводя дыхание.

Несомненно это Женя! Это его голос!

Лена хрипло выдавила 'да', пытаясь разобраться в произошедшем. Но шоковое состояние не позволяло понять, что произошло и что происходит.

Парень который ещё держал нож, заметил как Женя отвлёкся от него, внезапно замахнулся на Женю и… тут же повалился на землю, страшно крича во всё горло, словно находился в предсмертной агонии.

Второй, который выронил нож, испуганно поднял руки и жалостливо попросил:

— Не стреляй, пожалуйста, только не стреляй!

Женя наставил на него руку. Но в руке у него ничего не было! Лена не могла ничего понять. Она ожидала увидеть в руках Жени пистолет или автомат — но руки были пустыми… Или это сумраки?.. и Лена не может толком рассмотреть?.. Да, нет же! Абсолютно голые руки. Определённо, здесь твориться что-то невообразимое.

Парень валявшийся на земле, держался за своё бедро, и надрывно кричал от нестерпимой боли в ноге.

— А-а-а!!! — орал он. — Ты меня ранил! Сволочь! Француз сраный… Помогите мне!! Убивают!.. А-а-а!! Я весь в крови!

Рядом с Леной постанывал другой парень, всё ещё зажимая пах. Откинутый на десять метров, скулил от саднящей боли и безрезультатно пытался привстать. Орущий парень двумя руками сжимал ногу, но никакой крови у него не наблюдалось, даже маленькой ранки не было видно.

— Заткнись! — жёстко отрезал Женя. — Вы что себе позволяете, мерзавцы?!

Он поглядел на испуганную Лену, выставляя одну разжатую руку вперёд на парней, второй ощупью снял с рук тугой ремень. Лена смогла привстать. Руки дрожали. Пальцы не слушались. Она проверила свои бёдра. Трусы, хоть и растянуты, приспущены, но на месте. Так успели или нет её изнасиловать?.. — носилась дикая мысль в голове. Она расправила юбку. Прижимая измученный живот, встала наклонясь. С губ сочилась кровь. Видимо, губу поранили, когда запихивали кляп. Её сердце бешено колотилось. Ноги дрожали и устоять на земле было трудно. Ей помог Женя, ухватив рукой за талию. В бессилии она облокотилась на него. Обнаружила, что вверх у неё оголён — футболка вся порвана и задрана, кофта и лифчик валяются порванными в земле, в пыли. Она хотела бы подобрать кофту, но подумала, наклонившись, что упадёт ещё ненароком, и не стала этого делать. Поправила разорванные края футболки, прижала руку к груди и посмотрела на парней, которые испуганно таращились на неё с Женей. Особенно все взгляды были устремлены на разжатую руку Жени, направленную в их сторону.

'Чего они так испугались?' — не понимала Лена и её начали терзать разного рода догадки.

Смотреть на своих мучителей Лене не хотелось, она отводила взгляд от них, но взгляда на зависшего на козырьке гаражной крыши человека, неудавшегося насильника Гоши — отвести было сложно. Как он туда взобрался?!

— Ты идти можешь? — беспокойно спросил Женя измученную Лену.

Она легонечко кивнула. С ужасом посмотрела на свои разорванные сандалии, которые были отброшены к гаражам.

— Пошли прочь! — не долго разглагольствовал Женя с насильниками. — Не стану я тратить а вас пули… А надо бы!.. Ну-ка, ты! Сними этого красавца с крыши, — обратился он к пареньку, который отделался легче остальных.

Он послушно кивнул и подбежал к гаражу, ухватился за шорты и потянул вниз. Тот с грохотом свалился вниз, взбудоражив пыль. Сразу очнулся. Невидящим взглядом осмотрелся. С удивлением посмотрел на разодранные до крови руки. Видимо, всё это время он провисел там без сознания. Каково же его изумление должно быть, когда он понял, что только что свалился с крыши, и оттого у него побаливают ноги. Впрочем, любой бы изумился внезапной перемене — с предвкушением сначала пристроиться возле ног беззащитной девушки, а потом разом очутиться на крыше соседнего гаража в одних трусах. Должно быть, крайне неприятное ощущение…

'Ранненый' стонал и продолжал поносить Женю.

— Не надо мне тут надрывать глотку, тварь. Рана не глубокая, доползёшь до дома!

Женя легко поднял скрючившегося паренька и толкнул его в темноту. Вслед за ним ползя на карачках, устремился парень, лежавший рядом с Леной. Подбирая ноги, тяжело сопя, вслед за ним захромал Гоша, опираясь на другого парня и, тяжело сопя, ушёл последний, которому всё же удалось встать после накаута.

— И попробуйте только подойти к ней ближе чем на сто метров! — грозно проревел Женя им вслед. — Извиниться не забудьте. Иначе, не пожалею. Не поленюсь каждого найти и лично придушить своими руками. Всё поняли?!

Из темноты послышалось согласное мычание и тихие слова: 'Если б знали, что она твоя — не…'. Голоса растворились во тьме.

Женя всё ещё глубоко дыша, посмотрел на заплаканное лицо Ленки, и сказал тихонько:

— Извини, что раньше не получилось… Но, кажись, успел… Как ты? Они били тебя?.. Ах, да. Вижу. Конечно, били… Сволочи! Если бы не земные законы, не стал бы с ними церемониться.

Лена была не в состоянии что-либо понимать. Просто он очутился рядом, спас её от смерти. А все странности, которые только что произошли, наверняка легко объясняются… Просто нужно время чтобы успокоиться, отойти от шока. Она пошла с ним босиком, подобрав по пути порванные сандалии, кофту и лифчик. Женя помогал ей идти. Она не понимала, куда он её ведёт, она не различала дороги, но искренне верила, что он ведёт её к себе домой. Как появиться в таком виде перед бабушкой, Лена представить себе не могла.

Весь путь они молчали. Изредка Женя интересовался, всё ли в порядке, не нужно ли отдохнуть, тщательно отряхнув кофту накинул на неё поверх плеч, чтобы не замёрзла, вслух ругая паршивцев, что разорвали одежду в хлам.

Лена задала лишь один вопрос:

— Почему ты меня спас? Я же для тебя — никто, и ты меня не любишь?..

Он ответил как-то загадочно и в то же время просто:

— Потому что ты меня любишь…

И других объяснений не потребовалось.

К Ленкиному разочарованию они вошли в знакомый двор. Пёс не затявкал, как Лена предполагала, а даже как-то сочувствующее поглядел на неё, когда они прошли мимо. Просто удивительно. Как он с лету во всём разобрался?

К счастью, бабушка в это время спала и, возможно, не слышала их. Лена сильно ослабла. И он без лишних слов взял её на руки, такие сильные и могучие, и отнёс её в комнату, уложил на кровать, принёс с кухни воду. Лена жадно пила воду и в свете ночника рассматривала взволнованное лицо Жени Романова. Она смотрела на него с глубокой благодарностью, как на своего спасителя, избавителя от жутких мук. Он успокаивающее что-то шептал и Лене захотелось срочно спать. Она очень устала. Тяжёлый день выдался… И ведь расскажи она кому-то — не поверят. Нет. Это больше похоже на сон. Чем на правду.

Сейчас она проснётся на холодной земле возле заброшенных гаражей, вся расцарапанная, в ссадинах, измученная в конец и изнасилованная пятью вонючими мужиками. Или… вообще не проснётся, найдут её прохожие по утру холодную и бездыханную… Была Лена — нет Лены… Сама виновата, — скажут все, — нечего по ночам шляться…

Женя был рядом, прикасался ко лбу, мерил у неё температуру, печально качал головой. Потом встал. Лена остановила его рукой, схватив за ладонь:

— Не уходи. Останься, — просила она.

Он ответил ласково и нежно:

— Спи сладко Леночка…

И она сладко уснула в тот же миг.

Сон воистину был необычайно хорошим, несмотря на весь пережитый только что ужас. Деталей сна Лена не смогла запомнить, да это и не надо было — он был нежным и тёплым. Вот поэтому Лена проснулась ранним утром в хорошем настроении. Её пробудил звон кастрюль — бабушка хлопочет по хозяйству.

В первый же миг она разочарованно подумала: что это был всего лишь сон. Никто её не собирался насиловать, а тем более спасать… Потом она с ужасом обнаружила на стуле рваную одежду: кофту и футболку. Видно как кофта была вспорота ножом, а футболка разорвана в клочья и по своему состоянии выглядела хуже половой тряпки. Потом тело отозвалось ноющей болью, когда она попробовала пошевелиться. Она взглянула на руки — расцарапанные ладони, местами спёкшаяся кровь застыла тёмными капельками, пыльные слегка. Ссадины и синяки на локтях.

Она встала, осмотрела себя — синяки по всему телу, ноги расцарапаны и жутко побаливают, на ней новая майка и трусы. Ах, да Женя подал ей новую чистую одежду. Точно!

А где же сам Женя?

В пастели его нет. В небольшой комнате он спрятаться не мог. Она прислушалась к внешним звукам. Охала только бабка Нюра. Других голосов не было слышно.

Так значит его нет дома? Ушёл.

Её больше поражал не тот кошмар свершившийся прошедшей ночью, а тот факт, что Женя был у неё, в её комнате, рядом с ней… И случилось это считанные часы назад!

Однако она с безудержной дрожью в коленках вспоминала ночные события. Ей хотелось бы вернуться назад, на тот пирс, где они вчетвером сидели, бездельничали, и переиначить все события, и в то же время ей не хотелось туда возвращаться — иначе она так и не познакомиться с Женей… близко.

'Да, Ленка, вляпалась ты в историю по самые небалуйся!'

Сейчас бы осмотреть своё лицо, но выходить, появляться на глазах у чуткой бабки Нюры очень не хочеться. Хотя, казалось бы, зачем прятаться? Синяки скрывать? Это разве позор? Да, в какой-то степени позор. Опозорилась она так некрасиво. Ведь могла бы и не вляпаться в это дерьмище, если бы была чуточку поумней. Она достала зеркальце из косметички и начала рассматривать надрыв на губе.

Ещё безумно-загадочные вещи, произошедшие этой ночью терпеливо, слегка настойчиво ждут объяснений. Много вопросов не поддающиеся логическому объяснению рождаются в голове. От чего и без того больная голова начинает ныть сильнее…

Как он узнал, что Лена в беде? Ей удалось прокричать? Но ведь во рту был кляп — как могло получиться? И если она прокричала, то он как-то невероятно молниеносно прискакал на призыв… И ей надо так громко прокричать на всю деревню, чтобы он услышал у себя дома. А если он в это время спал? Час поздний, почему бы не спать? Да и одет он был необычайно легкомысленно — футболка, да шорты. Может, проходил мимо и услышал, или того удивительно — увидел. Опять же несостыковки, что он делал в столь поздний час в таком заброшенном уголке деревни и почему прогуливался в такой легкомысленной одежде? Решил позакаляться на ночку глядя? Что-то тут не сходится, как ни посмотри… А может, такой вариант… может, он изначально был в их банде, в их числе, но спохватился, узнав меня?.. Как-то странно и дико звучит. Неправдоподобно. Совершенно безумный вариант. Зачем потом драться со своими же?.. И откуда оружие? Вообще, что за оружие такое, которое в упор не разглядеть, но все остальные почему-то его видят и дрожат от испуга, а некоторые даже чувствуют как их прошила пуля и дико орут при этом? Нет, его не просто не видно, а не слышно даже. Лена как ни вспоминала, но выстрела никакого не слышала. Не было у него оружия, поклясться можно. И представить себе трудно Женечку, такого милого, хорошенького и с оружием в руках… Немыслимо! Да и откуда у него оружие может здесь взяться? Это ж какой-то нонсенс… А тот парень, Гоша, как ему удалось взобраться на крышу гаража? И, собственно, зачем ему это делать? С какой кстати? Или это Женя его так накоутировал? Ведь одного он так отбросил — тот десять метров пролетел над землёй… И одно дело пролететь десять метров, а другое пролететь десять метров и взлететь при этом на крышу — больше двух метров вверх как-никак… Лена напрягла всю свою фантазию, но представить себе как Женя смог отшвырнуть Гошу на крышу — было невозможно, не в человеческих силах это проделать. Очень запутанная ситуация выходит.

К тому же один против пяти парней с ножами, готовых пойти на убийство — на такое далеко не каждый согласится. А Женька, не раздумывая, влетел и разметал их как… какие-то кегли! Именно что влетел. Так запыхался, когда бежал… Но как он узнал, чёрт побери?! Это же не какая-то опушка или холм на открытом пространстве, это заброшенная территория среди гаражей, её невозможно проглядеть ни с какого ракурса! Да и освещение там хилое — и в близи разглядеть тяжело, всё растворяется во мраке.

Единственное логическое объяснение — он всё время находился рядом. Тогда что же получается? Следил за мной?.. Зачем ему это?! И как-то два человека сразу — Гоша и он, крадутся по пятам — это явный перебор! Тут уже и вероятность такого совпадения отдыхает…

Может быть, всё-таки они с Гошей устроили это представление? Разыграли такую весёлую сценку? Кто знает, может, Женька решил выпендриться передо мной? Мол, какой он молодец — зелёный огурец, спас девушку из рук маньяков, настоящий герой, не то что некоторые! Но опять фигня получается — зачем ему это нужно, когда Ленка готова и без показательных подвигов его беззаветно любить? И давала недвусмысленные намёки об этом… Смысла нет. Может спектакль не для неё предназначался?.. А для кого тогда?! Для деревни? Для деревенских девок?.. Правда, кое что сходиться в таком случае — насильники ужаснулись при виде его незримого оружия, а Гоша сам полез на крышу. Чем не спектакль?.. Однако один парень вполне натурально пролетел над землёй от сильного толчка, пробуравив собой воздух. А 'раненый' в ногу вполне натурально орал во всё горло. И дрыгался по земле очень профессионально, как от настоящего ранения в бедро.

Нет, конечно же, это не розыгрыш! В розыгрышах не бьют сильно по животу и не ставят синяки на руки, ноги и не пугают до полусмерти. Тогда, КАК это всё объяснить?!

Какой-то неординарный случай. Мистика здесь постоянно проскальзывает.

Лене не доводилось ещё попадать в такой запутанный и логически необъяснимый тупик.

Ещё вот странно, Женя как-то быстро в полутёмках сориентировался тут в избе и принёс Лену прямиком в её комнату. Откуда он знал, где она спит? Может, конечно, он здесь раньше бывал, много раз, потому быстро ориентируется в избе. Но опять же, он легко нашёл её сумку, достал запасные вещи, и ведь удивительное дело — действовал так, как она того хотела. Однако она ничего ему не говорила, она была слаба и беспомощна. А он всё проделал. Она сильно пить захотела — он тут же принёс воду, она хотела переодеться — и он помог ей. Невероятно чуткий парень! Сверхфантаскическая реакция, интуиция, и главное — сила… Откуда в нём столько силы?

Лена была потрясена до глубины души этим открытием. Она не знала, что делать. Особенно, что сейчас делать, когда на ней синяки и ссадины, она вся в пыли, грязная, с растрёпанными волосами? Как всё-таки выходить из комнаты? Прямо в таком виде? Но не сидеть же здесь взаперти вечность…

Из-за двери послышались чьи-то шаги. Лена напряглась. Шаги определённо были чужими. Потому что на кухне, в другой стороне, брякала посуда — там баба Нюра мыла посуду. А в этой части избы кто-то ходил. Но ведь пёс не лаял! Значит, кто-то из своих?.. Неужели, мама… или отец внезапно явились?.. Господи! Хоть бы не это…

Послышался голос. Очень знакомый. Лена сразу не поняла кому он принадлежит. Но когда узнала, искренне удивилась — это был Женя и он что-то говорил бабушке Нюре:

— …не волнуйтесь, это пройдёт… Всё. Я затопил баню, — расслышала Лена последнюю фразу.

'Баню?' — Лене показалось, что она ослышалась. Он словно читает мысли. Ещё было невероятно, что он здесь! Он не оставил её… 'Да что же здесь происходит? В рай или в ад я попала?'

Шаги приблизились, в дверь легонько постучались:

— Открой, страдалица.

Очень странно, именно 'открой', а не 'вставай'. Он будто бы знает, что она проснулась и уже стоит возле кровати. Она открыла. Впустила его и затем срочно закрыла дверь на шпингалет.

— Да не прячься ты, девица, не томись взаперти, — пропел он весело, с озорной улыбкой. — Я бабушке твоей честно соврал, что ты нечайно упала в темноте с пирса, а я тебя подобрал… Вот потому у тебя синяки и ранки на руках и ногах оказались, а одежда вся вымокла, полиняла, одним словом, испортилась…

'Пирс? — Это совпадение? — внезапно подумала Лена. — Или он всё знает?.. Но откуда?!'

Лена недоумённо посмотрела на него. От настороженного взгляда он покосился в сторону:

— Вижу у тебя море вопросов ко мне, — сказал Женя. — Что ж… Присаживайся, не стой, а я сяду вот на стульчик рядом… Я постараюсь ответить… по мере возможности и взаимопонимания. Поверь, это будет нелегко. Но в свете сложившихся обстоятельств и затеянной кутерьмы, в которую ты втянулась и меня за одно втянула, мне немного остаётся вариантов на выбор… К тому же, появились удручающие последствия… Один из насильников, с дуру, посреди ночи попёрся к врачу выяснять сидит ли у него пуля в ноге или же нет. Потому как его стали одолевать сомнения — раны нигде не видно, а вместе с ней с глаз пропала вся кровь, которой он истекал последнее время, однако фантомная боль в ноге оставалась и мучила его. Да… Круто я его конечно 'ударил', надо было помягче, без нажима. Но мне хотелось его наказать пожёстче. Вот и не сдержался, 'прострелил' как следует — чтобы надолго запомнил. А он всё-таки попёрся к врачу. Врач же — оказался человеком правильным, потому не поленился разбудить милицию для порядка. И когда явился пациент, они его встретили с распростёртыми объятиями — начали выяснять, откуда пуля и где, собственно, она? Перепугавшийся от вида милицейской формы, неудавшийся насильник внезапно подумал, что те уже в курсе ночного происшествия и поджидают его с повинной, поэтому в данный момент, идиот несчастный, всё им рассказывает в детальных подробностях — где, что и как всё происходило. Те же, в свою очередь, не поленятся съездить на место, дабы удостовериться, что так всё и было… Поэтому времени до прихода властей с не меньшим числом вопросов у меня остаётся немного.

Она посмотрела на него ошеломлёно:

— Откуда ты это всё знаешь?

— Ну… Так скажем, есть у меня некий дар — знать всё про людей, даже если они находятся далеко от меня… Хотя это не совсем дар. Просто я устанавливаю психо-эмоциональную связь с людьми во время первого знакомства и дистанционно могу многое о них узнавать… Кстати, не будь у меня такого 'дара', я бы не смог тебе помочь. Благодаря установленной связи с тобой — я узнал, что ты попала в беду и сразу поспешил к тебе на выручку. Применил весь свой скрытый потенциал, внутреннюю энергию — что бы разметать этих, подонков (пардон, другого слова не подобрать), по земле и по крышам, и освободить тебя. Проигнорировать я просто не мог. Ты — моя соседка. Очень милая, очаровательная соседка, которой я, как раз, вчера сделал шезлонг, как и обещал. Поэтому я не мог спокойно на это смотреть, но, в данном случае, чувствовать. Я ощутил на себе весь твой страх и беззащитность, услышал твой внутренний, отчаянный крик Души…

— Не понимаю…

— И не нужно ничего понимать. Принимай за факт. Когда установлена связь — я чувствую человека, все его эмоции — грусть, тоску, переживания, обиду, отрешённость, радость, веселье, счастье — я это всё чётко чувствую, даже могу понять о чём человек думает в данный момент и могу узнать о чём он говорит с другими людьми… С точностью до слов я, конечно, не способен расслышать его разговор, особенно на больших расстояниях, но общий смысл темы беседы и отдельных фраз — это у меня получается. Установить связь с каким-нибудь человеком не является для меня сложным делом, как может показаться. Порой, это происходит автоматически, на подсознательном уровне — просто пообщался с человеком, а потом знаю, что с ним происходит и где он находится в данный момент и на протяжении долгого времени… Я тебе потом объясню, откуда у меня такое 'дарование' взялось… Сейчас куда важнее решить НАШИ последующие действия… Почему 'наши'? — отвечу без утайки. Без твоей помощи мне никак не обойтись, я понял это сразу… Я достаточно долгое время думал, что ты — хорошо законспирированный агент Шимерши. Поэтому три дня проверял тебя. Но ты оказалась обычной москвичкой, со своими амбициями, целеустремлениями и влюбчивым характером. Я знаю, что ты меня любишь, что ты думаешь обо мне днями напролёт, сразу после первой встречи, что я даже тебе стал сниться ночью; что ты трепетно ожидаешь от меня взаимности. Однако я тебе дал понять резким тоном, что отношений между нами не будет. И ты сильно разозлилась на меня. Называла самодовольным эгоистом и болваном. Старалась меня презирать и найти изъяны, чтобы из-за них меня разлюбить. Но это оказалось не так просто. Не ожидал я, что ты решишься пойти на дискотеку вместе с Наташей, чтобы затушить своё горе в объятиях другого… Да, да. Я знаю многое о тебе!

— Ты — тайный агент?! — спросила Лена и стала внимательно рассматривать Женю, по всей видимости, примеряя его под шаблоны известных тайных агентов.

— Нет, разумеется, я — не тайный агент и никакого отношения к разведывательной агентуре не имею, — заверил её Женя. — Я не работаю ни на одно правительство данного мира. И вообще, агент — это понятие широкое. Оно применимо ко многим случаям, а не только к тайным агентам… Конечно, многие бы правительства, как крупных так и мелких стран, захотели бы видеть меня в рядах своих тайных агентов, прознай они только о моих способностях и потенциале — с руками бы оторвали. Но работать на кого-либо — это не по моей части. Я работаю сам на себя. Это моё, можно сказать, хобби. Этим я отличаюсь от многих…

Он улыбнулся. Говорил он мягко, неспеша. В нём чувствовалась твёрдая непоколебимость. Поэтому Лена не могла ему не верить, не смотря на всю необычайность фраз, не совместимую с реальностью. Она не понимала, что думать о нём: о человеке со сверхспособностями? — Но таких людей на свете не существует! Или как об инопланетянине, прибывшего с другой планеты?

— Можно задать тебе вопрос? — спросила она.

— Конечно.

— Кто ты? Ты — человек?

Женя приподнял брови:

— Ух, ты! — смутился он. — Не думал, что сразу сделаешь такой вывод. Но смею заверить тебя. Я — человек. Никакой не инопланетный типизоид или инородная сущность. Я — обычный человек, прямо, как ты. Просто оказался я не в том месте и не в то время.

— Откуда же ты? Тот тип тебя назвал 'французом' — ты из Франции?.. Ты не похож на иностранца, ты не говоришь с акцентом, ведёшь себя как обычный русский парень… Кто же ты?! Расскажи мне правду?

Женя задумчиво вздохнул, понимая, что уйти от ответа у него не получится:

— Это не просто объяснить, дорогая Леночка, — сообщил он. — Я тебе могу всё рассказать. История, правда, долгая — поэтому сейчас смогу только рассказать суть… Но боюсь, что ты мне не поверишь. Потому что нормальный человек воспримет это за исповедь безумного, лишённую логического смысла… Только безумец будет способен меня понять правильно. А нормальный человек рассмеётся и уйдёт прочь…

— Я постараюсь понять тебя правильно, — сказал Лена, усаживаясь рядом к нему и сжав его ладонь. — За последние дни я видела много странностей и готова поверить в любую историю, какой бы нелепой она не была. Лишь бы мне объяснили, наконец, что происходит. И я очень хочу знать кто ты? Как ты здесь оказался?

Женя собрался с мыслями и начал рассказывать. Лена напряжённо слушала и, стараясь ничему не удивляться, запоминала его слова.

— Меня не случайно все называют французом. Я действительно француз, потому что родился во Франции в городе Анси, депортамента Верхняя Савойя. И французский — это мой родной язык. А русский я изучил за первые полгода, как здесь очутился. Тебе Наташа разве не рассказала?.. У меня есть спецспособности для быстрой адаптации к любой местности. Мои настоящие имя и фамилия — Жан Ромо́н. Однако я родился и вырос не в известной тебе по фотографиям и интернет-страничкам Франции, мирно расположившейся в Западной Европе. Я из совершенно другой Франции, совершенно другого мира. Я родился 15 мая 2536 года. Двадцать шестой век, пойми правильно!

— Так ты из будущего? — не удержалась Лена.

— Не совсем из будущего. Я прибыл из другого мира, в каком-то роде параллельного мира, который является точной копией этого мира, но живущий далёким будущим. Звучит странно, не правда ли?.. Но это есть истинная правда. Я — чужой для этого мира… Не по своему желанию я сюда попал. Таков приговор Шимерши. Странное, конечно, наказание — отправить в ссылку на родную Землю, в будущем известную как Гео, но живущей ныне в канувшем 21 веке… Ты не подумай, что я какой-то каторжник и за содеянные преступления отбываю свой срок в исправительном лагере под названием 'Земля, 21 век'. Хотя в какой-то степени, это справедливый приговор для меня. Да и прибыл я сюда не из 26 века, как можно подумать, а из более далёкого будущего, которое вообразить не так просто и назвать это 'будущим' язык не поворачивается. Как-никак 62-ое тысячелетие от рождества Христова по вашему летоисчислению, к которому вы все привыкли. Как мне удалось забраться в такое 'глубокое будущее' из родного 26 века? — это отдельная история, очень длинная, запутанная, и если будет время, я тебе обязательно её расскажу… Мне сейчас должно быть 43 года по биологическому хронометру. Но я могу ошибаться примерно на один год, плюс или минус. Как-то не получилось у меня следить за своим биологическим летоисчислением, к тому же я часто пребывал в креозонных снах — и беспробудно спал по несколько месяцев кряду. Прибавлять ли это к своему биологическому возрасту или нет? — для меня так и не решённая диллема… Выгляжу я, разумеется, гораздо моложе своего истинного возраста. Лет мне можно дать 25, и то с натяжкой. В моём времени старение клеток победить удалось успешно. К тому же практикуются курсы разного рода омолаживания организма… — он прервался на секунду и продолжил торопливо. — Если ты мне всё ещё продолжаешь верить, то я тебе многое готов рассказать 'необычного и странного' о себе. Поверь, в своей жизни я многое повидал, многое совершил как хорошего, так и по большей части плохого. Поэтому занятных историй с интригующими фактами у меня приогромное количество… Но сейчас бы я рекомендовал сходить в баньку, а то жар пропадает…

Глава 5

Младший лейтенант Фёдоров стоял на лестничной клетке и пускал бледные струйки дыма в потолок. Напротив него, в почтительном удалении, отмахивая от себя сигаретный дым, стоял его коллега. Натянув очки, он внимательно рассматривал листки бумаги формата A4, наклонив их к светлому проёму.

— Ну, и что ты думаешь? — спросил Фёдоров собеседника.

— Брехня! Читать не охото… — грубо ответил он. — Ну вот кто так пишет?.. Вот только посмотри 'померещилось в темноте…'

— Да это я писал, — признался Фёдоров.

— А-а, ну тогда ладно… А чё ты хочешь от меня?

Фёдоров усмехнулся. Потушил сигарету. Проговорил:

— Так… ты же знаешь его?

— Кого? Этого что ли придурка? — он указал на листки бумаги.

— Да нет же! Француза, ты должен знать!

— Ах, француза! Так бы и сказал. А то вытащил меня из дома в семь утра, поднял ни свет не заря, ничего не объяснил, и требуешь от меня быстро вникнуть в ситуацию и разобраться в тёмном полубредовом деле? Так, извини меня, я-то тут причём? И причём здесь француз?

— Ты показания-то почитай! — ткнул пальцем в бумагу Федёров. — Там же чёрным по белому написано, вот смотри, сейчас найду…

— Ладно, ладно. Я видел… Но это же полный бред!

— Да какой-то… — лейтенант крутанул ладонью в поисках нужного слова, — 'подозрительный' бред, знаешь ли! Думаешь, мне сейчас легче во всё это вникать, когда меня тут в пять утра подняли?.. Позвонил мне знакомый врач из районной больницы, сообщил, что к ним едет тяжелораненый от ПУЛЕВОГО ранения в ногу!.. Так вот, сон — не сон… а разобраться в деле надо. В нашем районе как шесть недель никто не стрелял. Последним был охотник-садист, который прострелил другому ногу от пьяной зависти. А здесь стреляли не из ружья, а из боевого пистолета!

— Погоди-ка, — остановил его коллеги. — Так я чего-то не врубаюсь… Здесь же написано никакой раны нет!

— В том-то и прикол, Димка, что он божился всем на свете, мамой клялся, что ему ногу прострелили. Он видел пистолет в руках француза, он слышал огушительный выстрел и он чувствовал как пуля прошила ему бедро, раздирая ткани. Он чувствовал эту адскую боль. И он видел как хлещет из бедра фонтаном кровь… Откуда у француза пистолет взлялся?

— Мне-то откуда знать? Я-то у него был разок… Никакого оружия при нём было. Да и вообще он человек тихий и спокойный. Он мальчугана спас как-то, вытащил из речки. Вообще, отличный мужик! Я тебе зуб даю, он — человек добрый, хороший…

Фёдоров вытащил вторую сигаретку. Зажёг. Втянул дым в лёгкие и выдохнул:

— Да, человек — он добрый! Это верно. Спас девушку от лап насильников. Ещё тот супермен деревенского масштаба… Хе-хе… Этот импровизатор дикой боли, когда явился в больницу, так перепугался при виде меня, что разрыдался и начал во всём раскаиваться. Вот-то было моё удивление, когда он начал рассказывать о попытке совершения гнусного злодеяния… Всех разом спалил, всё рассказал как было в мельчайших подробностях… Пятеро их было. И знаешь кто ещё был?

— Кто? — поинтересовался коллега.

— Шрам!

— Да ну?!

— Да, этот раздолбай Гоша. Ух как я хочу посадить его на нары! Всю деревню мучает. Уже достал всех…

— Так почему-же в бумагах, нигде не сказанно? — спросил коллега, потряхивая признанием.

— Да-а… — небрежно отмахнулся Фёдоров. — Покровитель у него больно крут — ты знаешь. Не охото ввязываться. То ли батька у него — шишка в районе, то ли дружбан есть с хорошими связями… Ну его! Ещё с поста слечу… Мы его давно уже держим 'на прицеле'. Пробовали дёрнуть… Да, что там!.. Сухим выходит, тварь.

— Мда… А что другие?

— А вот других посадить можно. Гоша их не отмажет, как не крутись. 131 статья Уголовного кодекса Российской Федерации — от восьми до пятнадцат лет. Хоть это ему послужит уроком, а то совсем распоясался… — Фёдоров уставился на коллегу. — Короче дело было такое… Гоша со своей бандой отправились на дискач. Там он приметил себе девку. Начал к ней лезти по юбку. А она, короче, его круто отшила и обозвола его каким-то неприятным словечком… Ну, наверняка, приезжая была! Ну, Гоша, расвирепел, созвал пацанов своих — сказал: так и так надо её проучить. По пути к дому отловили эту несчастную, скрутили, свертели, кляп, все дела и собирались надругатся над ней по очереди. Ну, ясень пень, первым полез Гоша. А тут как на него хрясь! из темноты выскочит француз — со всего маху вдарил… Ты не представляешь! Шрам отлетел аж на крышу соседнего гаража, — он улыбнулся от такого эмоционального представления, — если, конечно, верить этому идиоту… Но он вроде как не преувеличивал. Зачем ему преувиличивать? Не перед корешами же разглагольствует… Вот… Ну и остальных раскидал в разные стороны. Одному по яйцам дал, другого отшвырнул на щебень. Те, значит, двое, охренели разом, уж собирались наброситься на обидчика с ножами, так он пушку откуда-то достал, прицелился в них и выстрелил тому в ногу. Тот завизжал, как свинья недорезанная. Француз хотел было их порешить на месте, но те рванули, что есть мочи — только пятки сверкали. Видать, его девка была, раз на защиту встал… Вот, такие пироги братец, а ты говоришь 'тихий и спокойный'. А оно вон как бывает!

— Так если бы на мою жену набросилось пятеро насильников, ты думаешь, я бы в сторонке спокойно стоял, покуривал и наблюдал как любимую по земле катают?! Так я бы… табельным оружием… каждого бы… не раздумывая!! — он замахнулся кулаком и ударил по бумагам.

— Но-но!.. Дай сюда, — он выхватил исписанные листки из рук коллеги. — Порвёшь ещё…

Он сложил листки аккуратной стопкой и засунул в папку, лежащую на подоконнике. Спросил:

— Ты француза проверял?..И почему он именно 'француз'? Почему не 'палестинец', например?

— А-то спрашиваешь! Конечно проверял, — шумно отозвался собеседник. — У меня все его данные записаны… Я в дереню к деду Фроволу заежал года два назад. Он у него примостился жить… Кто-то слух пустил, мол, объявился в Копаново незванный, без документов… Я, как участковый, должен был проверить слух… Да, всё в порядке! Я те отвечаю! Он паспорт разворачивал свой, в руки мне давал. Я с него все данные переписал. Формуляр заполнил как положенно. Коли хочешь, щас принесу, он у меня в кабинете лежит… 'Евгений Александрович Романов' его зовут. Родился в Питере, там же прописан. Это я всё разом запонил. Парень — отличный! Весёлый, жизнерадостный, компанейский! Ох, какие он травил весёлые анекдоты! Да мы с ним скорешились! Ей Богу… Он всё рассказал о себе, про родителей, про свои увлечения, про то как поступал в политех, но провалился на вступительных. Я-то спрашиваю его — чё ж ты в деревню рванул из большого города, а сам подумываю, наверняка щас ответит, да вот от армии типа кошу… Ан-нет! В армии он уже побывал, отслужил положенный срок погранцом на Нарве. Военный билет демонстрировал. Всё почестному! Представляешь, мы даже общего закомого в военной части, где он служил, обнаружили. А сюда приехал, отдохнуть, развеяться — с работой и жильём у него туговато в Питере, чё-то не склеилось. Да и с родителями он поссорился. Вот и рванул в деревню. Что ещё оставалось? А здесь себе место нашёл — призвание. Сейчас плотником подрабатывает, избы чинит. Я у себя потом проверил на всякий случай — по базе пробил. Чист он! Всё нормально. Закон не нарушал, от кредиторов не прячется, алименты на нём не висят… Французом называют? — Так это легко объясняется. Он французский хорошо знает! Одно время бывал даже во Франции, отдыхал то ли там каникулы, али родственников навещал… А никто ж в деревне французского не знает кроме него — вот и прозвали французом, раз такой образованный. Кличка так и прилипла к нему. Женя или Жан — это ж почти одно и то же…

— Тогда понятно… — усмехнулся Фёдоров, — почему француз… А я-то слышу эту кличку, и никак понять не могу, реальный француз в деревне объявился или шутят так?..

Он стряхнул пепел на раму и продолжил:

— Врёт, конечно, этот балабон несчастный. Никто в него не стрелял. И не мог стрелять. Где рана-то? Покажи мне её?! Как француз тебе мог прострелить ногу, если все ноги чистые?.. А он мне заявляет: да Богом клянусь, ещё недавно кровь хлестала! Он видел своими глазами как штаны промокли и отяжелели, как руки все были в крови, и, мол, свидетели были — его подельники. Подтвердить смогут. И удивляется — а вы что их ещё не допросили разве?.. И сам бледнеет, понимая, что нет… Да поздно уже! Выдал он своих подельников…

— Вот же придурок! — согласился с ним участковый.

Они рассмеялись.

— Одно только никак не срастается у меня, — заметил Фёдоров. — Зачем этот мудак попёрся в больницу, если раны у него никакой не было? Зачем так 'палиться'? Это ж надо каким быть идиотом, чтобы заявлять в больницу о тяжёлом пулевом ранении, будить знакомого, чтобы подвёз, нестись туда как угорелый и неожиданно для себя и для всех остальных обнаружить — что никакой раны нет, а нога продолжает при этом стонать?..

— Какая-то несуразица, — согласился участковый и предположил: — Может, ему привидилось? Галюционации возникли?

— Это ж какие должны быть глюки, чтобы взаправду поверить?! — поинтересовался Фёдоров. — Нет. Что-то здесь не чисто… На место уже выехал следователь Мишин, — сообщил он. — Надо бы тоже взглянуть. У тебя машина здесь?

Участковый кивнул.

— Ну, давай прокатимся на твоём Уазике, что ли…

Они сели в машину и поехали, поднимая за собой тяжёлый шлейф пыли.

Деревня Копаново находилась неприятно далеко — в тридцати с лишним километрах от центра Шиловского района, да по плохой грунтовой дороге, которая частенько размывается после дождей. К счастью дождей неделю как не было. Однако всю неделю жарит солнце — потому дорога ужасно пыльная — форточки не отрыть, пыль сразу лезет в щели и дышать невозможно.

Фёдоров уже был расстроен тем, что взялся за это 'пыльное' дело и решился отправиться на место происшествия. Участковый же давил на газ и подпрыгивал на ухабах и рытвинах. Вот же злостный гонщик! А ещё образцовый участковый деревни Копаново.

Вскоре они въехали в деревню и сразу же увидели машину следователя возле заброшенных гаражей. Не дожидаясь полной остановки, Фёдоров снял ремень и вывалился из кабины, радостный, что, наконец-то, закончилось эта трясучка.

Он сходу начал опрашивать Мишина, как дела, и что ему удалось 'откапать'. Мишин показал место преступления, где всё произошло: вон, кровь засохшая, капли на камнях, вот ремень рваный валяется, вон нож в траве лежит, вот тряпка грязная, похоже, что этим затыкали рот девушке, вот следы на воротах, и вправду один человек на крыше оказался — есть следы от ногтей на рубероиде, и рваные куски ткани на гвозде остались… А вот лужи крови, про которую говорил 'ранненый', нигде не видно. Не видно также гильзы и отверстия от пули в земле — раз ногу прострелили насквозь. Что не удивительно, — отметил Фёдоров. Он потребовал участкового опросить ближайшие дома — найти возможных свидетелей, узнать, что видели, слышали, что бы всё подробно рассказали и вернуться с результатами. Участковый решительно ринулся к ближайшим хатам.

Фёдоров стал внимательно остатривать место, выслушивая дополнительные коментарии следователя. Достал фотоаппарат и начал фиксировать все детали произошедшего и подозрительные предметы, попадавшие в поле зрения — всё что можно будет пришить к делу. Его смущало то, что никому неизвестно имя девушки-жертвы. Балабол её совершенно не знает, и говорит, что раньше не видел в деревне. Значит, только француз может прояснить ситуацию — кто же она такая…

Неожиданно в траве, рядом с тропинкой, уводящей от гаражей к главной дороге, где стоял Уазик, он заметил тёмный отпечаток. Пригляделся. Странный отпечаток. Свежий отпечаток, надо отметить. Отпечаток от ботинка сорокового или сорок первого размера и, достаточно глубокий, вдавленный. Земля рядом была твёрдой. Это ж сколько надо усилий, чтобы подавить такой след в земле — примерил он на глаз и не смог себе этого представить. Потом посмотрел в сторону, где валялся рваный ремень. Метров пять… или чуть больше. Так… Что же получается? Это отпечаток ботинка француза, который с разбегу набросилься на Шрама?.. Етить твою мать так за ногу! Не может такого быть!! Он же получается с невероятной силой отокнулся от земли — раз продовил такой глубокий след в земле, пролетел несколько метров и снёс Шрама ещё на десять метров вперёд, забросив того на крышу!

Фёдоров отказывался верить в такой сценарий, хотя все улики указывали на это. Не может человек так отолкнуться и отбросить того жирного ублюдка Шрама — да он же лично видел какой он из себя. Физически такое сотворить невозможно!

Лейтенант начал мучительно биться в разрешении данной загадки. Подозвал к себе следователя. Начали спорить и каждый стал приводить свои аргументы. В это время подошёл участковый. Сообщил, что многие ближайшие жители слышали крики, прямо-таки громкие, словно кого-то резали, причём не женские, а определённо мужские. Жители перепугались до смерти — думали кого-то убивают. Боялись выйти посмотреть. Когда решились выйти — никого не увидели, ни живых, ни мёртвых. Успокоились… Выстрелов никто, конечно же, не слышал.

После того как участковый закончил, Фёдоров с нескрываемым любопытством обратился к нему:

— Так где живёт этот француз говоришь?..

Глава 6

После парной баньки Лена отправилась в избу собирать шмотки, вещи, сматывать шнуры к ноутбуку, паковать походную сумку. Женя сказал, что им предстоит как можно скорее покинуть деревню. Его желание совпадало с желанием девушки. Оставаться в деревне, где её пытались износиловать, а то и убить, разумеется, не хотелось. Поэтому предложение убраться 'по живу — по здорову' было кстати и своевременно.

Шмоток да вещей было не много — поэтому Лена собралась скоро. Когда Женя вернулся с лёгким паром, они отправились на кухню, где их ждал, клубясь ароматным паром, завтрак.

Бабшука очень сочувствовала Ленке и пробовала её утешить. Приговаривала: 'Это ж надо так, второй раз на речке в беду угодить! Леночка, ты не ходи больше на реку. Коварна она к тебе… Ревнует, знать'. И без бабушкиного совета Лена не собиралась там появляться ни ногой.

Сразу после завтрака они отправились во двор деда Фролова, Женя хотел закончить последние дела.

Инокентий Фролов, старичок акуратьненький, тихий и, разумеется, любящий чистоту, но то что увидела Лена, зайдя в избу, она не могла соотнести с бытом 78-летнего старика. Дом сверкал чистотой! Благоухал уютом, пах доброй мебелью и пестрел развешанными по всем стенам картинами и различными ручнымы поделками, гармонично сочетающиеся с интерьером. По полу растянуты мягкие ковры, потолок отделан навесными полузеркальными плиточками, равномерно рассеивающие солнечные блики по избе, насыщая все помещения тёплым светом. Печка отделана кафелем, подогнана под широкий камин. Просто удивительно, как Женя быстро навёл тут порядок! Осознать невозможно, что ты сейчас находишь именно в деревенской избе, а не в гостях, к примеру, у эстрадной звезды.

Сам Инокентий сидел за столом и любопытным взором посматривал на гостью. Не приходилось ему за три года заметить у Жени начилие девушки. Он никого не приводил в избу… А тут — привёл. Инокентий спохватился и бойко начал приветствовать гостью, приглашать к столу, отведать отличного салата, собственного производста. Дед Фролов не выглядел таким дряхлым и ленивым, каким себе представляла Лена и каким он, собственно, был лет пять тому назад. Он даже помолодел во взгляде, стал заметно подвижен, разговорчив и внимателен, услужлив, странным образом разгладились страшные морщины на руках; правда остались как и прежде седые редкие волосы и впалые глазницы, и никуда не пропала старческая хрипота в голосе от прокуренных лет.

Он был в курсе, что на Ленку этой ночью покушались, не удивлялся её вздутой нижней губе и кровянных подтёках на теле, и сразу завёл разговор о нынешней молодёжи — до чего же разболовано поколение: ни культуры, ни стремленей — один хлам в голове сидит, — попрекал он молодых преступников… Стало быть, Женя успел сообщить старику новость в подробностях.

Француз оставил их наедине — Лене пришлось согласиться на чай, который любезно разлил Инокентий, — а сам пошёл в комнату, видимо, собирать свои пожитки. Вернулся он, почему-то, с пустыми руками, правда переодетый в свежий костюм, и сообщил старику, что настало его время возвращаться 'домой'. Не понятно, что он подразумевал под словом 'дом', но старик сразу понял его, и сразу загрустнел. 'Да-а' — выдохнул он хриплым, надсадным голосом. Дед Фролов всё понимал. Вполне может быть, он тоже был осведомлён и знал тайну Жени Романова, известного также в своём времени как Жана Ромона. На объяснения старику у француза было гораздо больше времени, чем сейчас он может уделить Лене. И он как никто другой понимал всю сложность ситуации, запутанность истории, и необычные способности Жени его нисколько не смущали. За три года, что у него живёт француз, он привык ко всему и был подготовлен к любым неожиданостям, поэтому следующую странную фразу Жени он воспринял спокойно и понимающе покачивал головой:

— Минут через тридцать сюда явяться три милиционера из районного отделения, будут спрашивать меня. Сообщи им, что я не менее часа назад уехал в Шилово, в отделение милиции, подавать заявление на возбуждение уголовного дела об износиловании и давать свидетельские показания. Отвёз с собой пострадавшую. Если будут спрашивать, знешь ли кто такая пострадавшая? — не отвечай, скажи, что не знаешь и в лицо не видел.

Дед Фролов, ответил великодушно: 'не беспокойся'.

Лена замерла — она решительно ничего не понимала. Что собирается предпринимать Женя? Кудо он сам собирается ехать? И откуда он знает, что явятся именно трое?

Они крепко обнялись. Француз сказал старику на последок:

— Не прощаюсь. Всякое может ещё случится… Искренне благодарю за всё, что ты для меня сделал.

— Это тебе нужно говорить спасибо. Это я должен тебя благодарить, — он пожал ему руку. — Ну, бывай! Помни о хороших делах… и учи людей правильному выбору.

Глаза старика заблестели и он отвернулся.

Женя подмигнул и, увлеча за собой Лену, вышел во двор. Там, зайдя в огород, возле своей 'мастерской', он показал Лене собранный по её заказу шезлонг из множества деревянных реек и натянутой накитки. Она была в восторге, была восхищена и не ожидала, что он решится это сделать специально для неё. Ах, какая красота! Но понимала, что ни опробовать, ни толком полюбоваться трудом она не успеет. 'Эх, взять бы с собой! Увести в Москву!' — подумала она. Однако как его транспортировать — тоже не понятно. Пусть лучше здесь тогда остаётся. Здесь надёжней. Ещё будет хороший повод вернуться в деревню к бабушке Нюре.

Пройдя через огороды в свой двор, она посмотрела на пса Бориса, который уже начинал скучать по ней и, конечно же, по Жене, посмотрела на крыльцо — дура, ведь, так и не предупредила бабушку, что уезжает срочно, не попрощалась с ней — а уже поздно что-либо предпринимать, затянется ещё процедура небось. Женя её успокоил, сказав, что предупредил бабу Нюру, что могут исчезнуть, что нужно отвести её внучку в больницу — на обследование… Успокоившись, она села в машину.

Они поехали по дороге. Женя взглянул на Уазик, припоркованный возле заброшенных гаражей. Незаметно помохал кому-то ручкой — с кем-то прощался. Может, со своими друзьями — подумала Лена. И внимательно разглядывая местность, сказал печальным тоном:

— Жаль покидать эти места. Привык я к ним сильно. Очень красиво здесь! Чудесно. Мне ещё не доводилось жить в такой природной роскоши. В моём мире с этим как-то… тяжело… не выходит. Не понимал я этого богатства.

Он глубоко вздохнул, будто бы осознавая свою роковую ошибку — прошлого не воротишь. Он ли это осознаёт?

Через час езды по пыльной грунтовой дороги, их настигла и обогнала шестёрка, которая завернула в посёлок Шилово. Лена бы не обратила на это внимание, если бы Женя не произнёс загадочно-пугающую фразу подозрительно весёлым баритоном:

— А вот и наша доблестная милиция, по нашу душу торопится.

— Инокентий Петрович! Инокентий Петрович, вы дома? — стуча в двери крыльца, кричал участковый.

Дверь приоткрылась и сковь образовавшуюся щель протиснулась голова:

— Да?

— О, здравствуйте, Инокентий Петрович! Как хорошо что вы дома!.. Это мы вас беспокоим, — участковый и младший лейтенат показали свои удостоверения. Подле них крутился следователь Мишин.

— Да, — хриплым голосом ответил дед Фролов.

— Евгений Романов дома? Можете его позвать…

— Так… Он уехал же… — ответил старик.

— Куда? — удивлённо поинтересовался участковый, ожидавший застать француза на месте.

— Да-к куда-ж… к вам! В отделение милиции поехал подавать свидетельские показания. Девочку-то ночью неподалёку пытались износиловать ироды окоянные, а он рядом оказался, на выручку побежал и отбил девочку. Вот и поехал оформлять заявление. Вас же не дождёшься!

— Вот так встреча!.. А когда он уехал?

— Как позавтракал, так поехал. Час назад, не меньше.

— Вы не знаете, что за девочку он спас и где её можно найти? — в разговор вмешался лейтент Фёдоров.

Старичок покачал головой, проговорил:

— Не знаю такую. Толком не видел. Он, вроде, с ней уехал… Да-да, он с ней поехал. Разминулись вы с ними, видать.

— М-да… — без радости согласился с ним участковый. — Ладно, дед Инокентий! И на том спасибо! Здоровья вам! Береги вас Господь.

— И вас так же! — добродушно прохрипел Инокентий.

Когда старик закрыл дверь, они вышли со двора на улицу. Остановились.

— Ну, что делать будем? — первым спросил участковый.

— Что, что! Возвращаться надо! — вокликнул Фёдоров, демонстративно разводя руками. — Мне с этим французом обязательно нужно поболтать по душам. Обстоятельно. Уж больно он крут получается.

— Кто ж знал, что так оно выйдет! — вставил своё словечко Мишин.

Помолчали, обдумывая ситуацию. Немного погодя, лейтенант милиции Фёдоров выпалил своё размышление вслух:

— Слухай, Димка, сюды. Ты, давай, оставайся здесь в деревне. Выдашь лично каждому повестку в отделение. Вот они… Тут указаны имена и их адреса… Найдёшь их? — Димка кивнул забирая повестки. — Отлично! Смотри, чтобы расписались. Если кто-то будет выкидывать фокусы — не церемонься, применяй табельное оружие, пихай в машину. Я разрешаю. И дуй сразу в отделение! А мы сейчас рванём обратно в Шилово. Будем тебя там ждать. Понятно?

Участковый кивнул.

— Ну, всё тогда. По машинам!

— Если устала, давай я поведу? — предложил Женя, заметив беспокойство Лены. — К несчастью, у меня нет водительских прав — я их просто не успел получить. Но водить машину умею. Тренировался на старом Москвиче. Ещё катался на тракторе. Одни раз даже позволили порулить на комбайне. Ваши мобили несложные в управлении, как и велосипеды. Правила дорожного движения хорошо знаю…

— Нет, всё в порядке, — ответила Лена. — Просто голова побаливает… от всего этого.

Они только что выехали на Федеральную трассу М-5 и двигались в сторону Рязани. Лена ехала не спеша, хотя движение не было интенсивным и дорожные знаки им разрешали поднимать скорость вплоть до 110 км/час. Лена не торопилась. Она хотела выслушать всю историю до конца. Поверить в то, что рядом сидящий молодой человек, словно инопланетянин, прибыл из другого мира, у неё не получалось.

Она стала распрашивать:

— Ты мне так и не объяснил, откуда у тебя эти способности?

— Что именно?.. Возможность всё узнавать о человеке, когда он далеко от меня?

— Да, да! — подтвердила она.

Женя помолчал какое-то время. Потом сказал:

— Это не просто объяснить… Эти 'дарования' у меня появились относительно недавно. Долгое время я был обычным человеком, без каких-либо сверхспособностей, кроме, разве что, дикого, необъяснимого желания путешествовать. Обычный человек 26-го века. Померянин…

— А… Кто? — перебила его Лена.

— Померянин, — повторил Женя, — ну, считай это синонимом слова 'Землянин', так проще будет понять…

— А-а… — протянула она.

— Способности мне дали примерно восемь лет тому назад. Разумеется, в тот период я находился в другом месте — в будущем. Мне было 35 или около того. Просто в 62-тысячелетии существовала такая возможность — приобрести сверхспособности, вот я и не преминул этим воспользоваться. Считал, что дополнительные способности позволят мне быть более неуязвимым перед Шимерши. В то время как раз начались первые столковения с агентами Шимерши, которые пытались меня устранить. Поэтому обретённые 'дарования' не раз спасали мне жизнь… Кстати, это далеко не единственная сверхвозможность, которую я заполучил…

— Погоди, — снова прервала его любопытная Лена. — а кто такой Шимерши? Или это страна так называется? Или, может, организация?

— Нет. Не то и не другое… И это вовсе не он. Это — она. Да, Шимерши это — она.

— Кто она? — как-то ревниво поставила вопрос Лена.

— Ну, вот как тебе это объяснить?.. — задумался Женя, нахмурив лоб. — Шимерши — это и не человек, собственно… Существо это, вообще-то, бесполое. Уникальное, единственное в своём роде… Хотя постоянно, где я её не увижу, она 'сидит' в образе человека, причём всегда и обязательно в образе молодой, относительно симпатичной девушки — видимо характер её сущности совпадает с женским. Не иначе. И в женском образе она предстаёт, начиная с давних времён, задолго до перерождения мира…

— Что?! — переспросила она Женю. — Что ты этим хочешь сказать? Какое 'перерождение мира'?

— Да-а… это будет не просто тебе объяснить, — понимающе вздохнул он. — И потребуется много времени для объяснений.

— Хорошо. До Москвы у нас впереди много времени. Не меньше трёх часов будет. А если хочешь, можно остановиться — тогда времени будет гораздо больше.

— Нет, останавливаться не стоит, — сказал Женя и сообщил странную новость: — Я уверен, что следом за нами выехали агенты. Очень скоро они могут нас настигнуть. Поэтому, на твоём бы месте, я прибавил бы газу — так, для надёжности.

— Что за агенты?! Объясни мне толком! Откуда здесь какие-то агенты и что они хотят от тебя? Убить?! Ликвидировать? Покалечить?..

— Если бы хотели убить — давно бы убили. У неё на это было предостаточно возможности и времени. В том-то и дело, что она убить меня не может. При огромном желании — она этого не посмеет сделать. Есть на то веские причины… Ты знаешь, я с большим удовольствием лишил бы её жизни — предоставь мне такую возможность. Но сделать этого я тоже не могу. Сколько бы я не пытался, сколько усилий бы не потратил, сколько бы материи не расщепил на отдельные атомы, мне этого так и не удалось сделать. Она постоянно появлялась вновь. Прямо из ничего возраждалась… Её невозможно убить. Она, к нашему несчастью, бессмерта. Она — потомок Вечных. Считай, безнадёжное дело — пытаться её уничтожить. К сожалению, этого я понял не сразу… Так что, я сейчас беспокоюсь не за себя — меня не будут убивать… а за тебя, Леночка; за твоё здоровье и благополучие. Шимерши может оказаться коварной и она попытается причинить тебе вред. Врочем, она уже попыталась…

Лена обескураженно посмотрела на него. Она остановилась на обочине и повернулась к нему — немедленно ожидая объяснений.

— Я тут причём?! — вокликнула она, почти крича на него. Он спокойно сидел на своём месте, временами помаргивая глазами. Она успокоилась и продолжила тише: — Что я сделала? Почему они… то есть она, твоя Шимерши, должна именно мне причинить вред? Чем я ей помешала? Каким образом, я-то здесь замешана? Я, вообще, приехала всего лишь на две недели и никого не трогала… и трогать не собиралась… Когда она попыталась? О чём ты?.. Какие ещё 'бессметрные', 'вечные'? Плюс 'агенты' с ними приплясывают?.. Я ничего не понимаю! Перестань, изьясняться загадочными фразами — только больше запутываешь дело.

— Перестань, пожалуйста, перебивать меня. Я всё объясню… Я не хочу тебя запугать. Напротив, хочу всё объяснить, — успокаивающим тоном проговорил он. — Я предупреждал, что это будет нелегко объяснить. И поверить во всё сказанное будет совсем не проще! Я бы приводил доказательства к своим словам — но для этого нужно видеть, то что Я видел; или для этого следует хотя бы встретиться с Шимерши, почувствовать её силу, мощь, которая спрятана за ней… Я могу 'заставить' тебя увидеть и даже почувствовать… но не хочу тебя излишне пугать — ты и так перепугана до крайности; к тому же это вторжение в твоё сознание, чем я пользуюсь в редких случаях, как например, с теми насильниками — заставив их увидеть оружие в своих руках…

Лена вздрогнула от такого факта — оружие, значит, всё-таки было… но только в сознании этих парней. В реальности — никакого оружия не было. И Лена его не видела. Стало быть, боль от раны была как от настоящего пулевого ранения… хотя самой раны не было. Вот почему он визжал так дико!

Женя продолжил:

— Это ещё одна моя сверхвозможность. Люди, обычно, на такие фокусы не способны… И давай… поедем уже.

Она поспешно выехала на трассу и, разогнавшись до семидесяти, пристроилась за фурой.

— Расскажу про агентов, — решительно начал он. — Кто они, зачем они здесь, как они появились и какие цели приследуют — всё что сам знаю про них… Сильные стороны, которые ведут затяжные бои друг с другом, кто бы они не были — большие и малые страны, государства, империи, цивилизации, или хотя бы две отдельные, но очень сильные сущности, как например, Шимерши и я — всегда имеют на вооружении агентов; тайных, не тайных, разведывательных, деверсионных — это не важно; агентов одним словом. Они выступают в роли инструментов борьбы. Разумеется, не для прямого столкновения и выяснения отношений с применением грубой силы, а некоего образа 'подпольного', неявного, скрытого, которое позволяет деморализовать противника заочно, хотя бы на процент. Потому что потеря силы и духа на один процент — может решит исход предстоящей битвы… У меня в своё время были агенты, много агентов. Но это к слову. Сейчас я гол — как сокол… Так вот, агенты Шимерши. Обычно, это простые парни, девушки, населяющие Землю. Я не могу сказать сколько их может оказаться на планете. Может, десяток, сотня, а может и вся тысяча… Не думаю, что Шимерши потянет больше — у неё всё-таки тоже есть ограничения в своих способностях. Но я уверен в одном — все они находятся рядом, в этой области или ближайших… В деревне Копаново был один агент. Хотя Шимерши могла позволить себе больше. Впрочем, может быть, их было несколько. Раскрыть я смог только одного, которого пристроили наблюдать за мной. Это Гоша, по кличке Шрам. Ты его прекрасно знаешь. Вы познакомились с ним на дискотеке. Он же пытался тебя износиловать, как ты помнишь… Не знаю насколько Гоша осознано тебя выбрал, но выбор его был, в любом случае, не случаен. Ты должна была сама заметить, что его внимание к тебе черезчур огромное и какое-то нездоровое. Он может сам не понимал, зачем ты ему сдалась, когда кругом девок — выбирай сколько влезет. Его сознание настойчиво требовало — любыми средствами тебя подчинить себе. Вот он и рвался поближе к тебе весь вечер. Потому что так хотела Шимерши. Она стала подозревать тебя… Я ещё тогда начал беспокоиться, когда Шрам приблизился в первый раз к тебе. Думал, гадал — случайно или не случайно он на тебя вышел. Спать не решался, ожидая развязки… Думаешь, откуда он узнал по какой дороге ты пойдёшь с пирса домой? Он в темноте что ли, как кошка, видит? Или с фонариком ходил за тобой? Или у него инфрокрасные очки надеты?.. Нет. Он установил с тобой связь, по который затем вышел на твой путь. Подозвал своих дружков… А зачем? Мог бы и сам справиться. Он — мужик не слабый, а ты девушка — не сильная… В крайнем случае, вдвоём бы управились… Нет же! Четверых с собой потащил. Потому что… боялся тебя. Представь себе — это так. Он раскрыл тебя как агента Джерра. Поэтому решился подстраховаться. Так как агенты, хоть и люди с виду обычные-привычные, но, как правило, обладают некими наделёнными способностями. Шрам — наделён способностью устанавливать связь с людьми на расстоянии, почти как я. Правда, у него данная способность гораздо слабей моей, хотя достаточная, чтобы противодействовать мне — поэтому я не могу за ним следить. За всеми остальными могу — за ним же нет… Вот, Шимерши решила устранить тебя — отправив за тобой Шрама, чтобы тот своими методами расправился с тобой… Интересно какой способностью ты наделена как агент Джерра? Видимо, нам ещё предстоит выяснить…

— Но я не агент Джерра! — возразила Лена. — Я не знаю кто такой Джерр… или это она?

— Разве имя Джерра тебе ни о чём не говорит? — с искренним удивлением поинтересовался он.

— Нет. — просто ответила она. — Только мультсериал Том и Джерри на ум вспоминается. Никакого другого Джерра я не знаю?.. Кто это?

— Это мой корабль, — ответил Женя.

Лена опять пришлось удивиться. Но он поспешил объяснить:

— Да. Это мой личный космический корабль, довольно большой и вместительный, который наделён собственным разумом, способностью мыслить и принимать решения в отсутствие хозяина… Я как тебя в первый раз увидел, долго не мог понять, сообразить, где я мог раньше тебя видеть. Лишь спустя трое суток — догадался, дошло до меня наконец, что ты — явный агент Джерра! Помнишь, я говорил, что долгое время тебя принимал за хорошо законсперированного агента Шимерши? Так оно и было! Я сразу почувствовал в тебе некую силу, которой нет и быть не может у других девушек, только у агентов. В тебе есть 'энергия души', не зримая невооружёному взгляду. Вся ваша хвалённая технология не способна выявить такую энергию. А я способен, как глубоко не скрывай от меня… Так вот. Присмотревшись к тебе внимательней — я заметил в тебе знак, который подавал мне Джерр. Возможно ты даже не в курсе… Это цвет твоих уникальных каштановых волос.

— Ты мне льстишь или говоришь правду? — спросила Лена.

— Ты видела когда-нибудь других девушек с таким цветом волос? Именно с таким, ни на оттенок больше, ни на оттенок меньше?.. Уверен, что вряд ли. И я знаю, что ты никогда не перекрашивала волосы, и даже не думала этого делать.

Лена смутилась, призналась:

— Да. Я ни разу не красила волосы. И что с того? Мне симпотичен цвет волос. Зачем мне делать его другим — только испорчу.

— Именно! — громко отметил он. — Ты подсознательно противишься любому предложению об изменении цвета волос и с самого детства отращиваешь волосы определённой длины — не больше и никак не меньше.

— Ну, верно! Когда они отрастают больше, начинают сильно сечься — так и так приходиться кромсать. А когда короткие — выглядит некрасиво. И почему ты так привязался к моим волосам? Причём здесь мои волосы?

— Это и есть скрытый знак. Сигнал.

— Чей? — поинтересовалась Лена.

— Джерра. Моего корабля. — повтори он. — Он здесь… Признаться, я никак не ожидал, что он сможет пробраться в этот мир. Незаметно от Шимерши это сделать невозможно. Она контролирует этот мир целиком. И только она способна перемещаться в другие миры, а также впускать, выпускать кого или что-либо из этого мира. Ты не понимаешь… Это её мир!.. А Джерру, получается, как-то это удалось. Каким образом?! — я сам в смятении. Это сможет объяснить только сам Джерр… И по всей видимости, он здесь находиться долго, раз успел создать своих агентов из простых людей…

— Никакой я не агент! И тем более не знаю никакого Джерра! — взволнованно отметила Лена.

— Верно. Ты не подозреваешь даже о своём предназначении. Ты являешься агентом неосознанно. Если бы ты была осозданным агентом Джерра — тебя бы моментально разоблачили, ещё до встречи со мной. И тогда ни мне, ни Джерру — не сдобровать… С учётом текущих возможностей — устанавливать психо-эмоциональные связи и знать о человеке всё, даже не общаясь с ним — выследить агента не представляется ни для кого сложным делом. Разоблочение такого агента можно довести до автоматизма. Поэтому агенты не должны знать о своём преднозначении, не должны одни также догадываться об этом. Они всегда действуют подсознательно, на уровне интуиции. Таких агентов называют 'подсознательными агентами'. Ты живёшь обычной жизнью простой девушки — со своими личными мечтаниями, желаниями, стремлениями. Ты можешь учиться, работать, искать себе жениха, ростить детей, воспитывать внуков — ничем не оличаться от других и ни очём не подозревать даже. Ты не догадываешься, что тобой всё время кто-то управляет — направляет туда-то или туда-то и подсказывает что нужно делать. Ты это принимаешь за собственную интуицую, душевный позыв. И в твоём подсознании лежит заложенная Джерром программа. Она запуститься после определённых событий… Вообще-то я надеялся, что она уже у тебя запустилась, и ты не будешь так удивленна и напугана — потому что вспомнишь своё предназначение. Ведь твоя миссия — спасти меня из плена Шимерши, доставить до Джерра, моего корабля и тогда я окажусь свободен, каким являлся три года назад — до заточения в этот мир моим кровным врагом, Шимерши. Разве не так?.. Ладно, в любом случае — ты всё вспомнишь. Рано или поздно — не так важно. Можно и подождать…

— Меня что ли при рождении подменили? — спросила она. — Откуда у меня заложенная программа?.. Не хочу тебя разочаровывать раньше времени, но, по-моему, я не та, за которую ты меня принимаешь. Хотя мысль оказаться в роли твоей спасительницы очень прельщает.

— Нет. В роддоме тебя никто подменять не стал. Но в твоей жизни должен был произойти странный, необяснимый момент. Скорее, это должно произойти в раннем детстве. Когда цвет волос у тебя стал странным образом меняться?

— Ну, я точно не помню, — вспоминала Лена. — Вроде бы в пять лет. Они у меня были изначально русыми, потом стали принимать каштановый цвет… Но это же ничего не означает! У каждого человека в детстве легко может поменяться цвет волос.

— Да, но при этом не происходит странных событий. Что рассказывали тебе родители, что их смутило, когда тебе было пять лет.

— Да ничего такого не было! — поспешила заверить она. — Всё было нормально. Ничего странно со мной не происходило, не могло происходить.

А сама начала вспоминать тот случай в детском саду, когда она потерялась, отбилась от группы, когда они шли в другой корпус — в столовую, и воспитатели нашли её только через несколько часов. Она лежала на верхнем ярусе кровати и не помнила, что с ней произошло и как она сюда забралась. Но это какое имеет отношение? Мало ли, забыла — замечталась и потерялась… С кем не бывает.

— Этот сигнал невозможно ни с чем другим спутать! Такой уникальный цвет волос был только у одной девушки, которую знали мы оба — я и Джерр. Шимерши об этом знать не может… — сообщил Женя, поглаживая на себе ремень безопасности. — И ты вышла на меня совершенно случайно. Это и не удивительно, связь с кораблём давно потеряна. Джерр не может знать, где я нахожусь. Поэтому он, скорее, разослал своих агентов по всему миру — в надежде выйти меня случайно.

— Всё равно я не агент! — призналась Лена. — Не понимаю, почему ты так категорично принимаешь меня за агента, пусть и подсознательно управляемого, не осознающего своего предназначения? Нет и нет! Я сама приняла решение ехать к бабушке в деревню — а не по какой-нибудь там заложенной программе. Я не ожидала никого там встретить и интуиция мне ничего не подсказывала в тот момент.

— Но ты в меня влюбилась!

— Да. Это так! Признаюсь, был такой грешок за мной. Позволила себе влюбиться в тебя. А как в тебя, скажи мне, не влюбиться, если ты такой симпотичный, красивый, обоятельный, умный и интеллегентный? Любая бы сошла по тебе с ума.

— Однако ты воспринила меня за идеального мужчину… — сказал Женя. — То есть, я удивительный обрзаом полностью подхожу под твой идеал.

— Да… Это… верно, — тихонько подтвердила Лена.

— Откуда у тебя, позволь спросить, возник этот образ идеального мужчины?.. Почему ни Игорь, ни другие мужчины, что были с тобой рядом, не подошли под этот образ? Они ведь тоже были не такими уж плохими парнями. Почему ты не смогла с ними ужиться и уделяла им так мало внимания? Девушка ты симпатичная, образованная и воспитанная — они были от тебя безума… Но ты подсознательно не хотела с ними быть. Твоя интуиция подсказывала: 'не моё'. И ты двигалась дальше, ища свой идеал.

— Здесь ты преувеличиваешь! — обиженно сказала Лена. — Ни в этом было дело. Я сама виновата! Потому что карьеру я поставила на первое место. По моему дурацкому мнению — сперва нужно обустроиться в этом мире, а потом уже заводить семью. Кстати, я не одна такая! В Москве достаточно много примеров, таких как я, девушек. Поэтому я потеряла всех своих ухажёров. А они были очень симпотичны мне и я обдумывала свадьбу, мечтала о семейном счастье. Но к моему разочарованию, они ждать не стали и уши от меня. Это не повод, что по одному цвету волос — принмать меня за тайного агента, действующего неосознанно, но движимого интуитивно.

— Хорошо, — легко согласился Женя. — Допустим, так… Предположим, я ошибаюсь в своём мнении — и ты не агент Джерра. Согласен, что цвет волос — может быть обычным совпадением, достаточно редким, но, по теории вероятности, возможным… Давай пойдём от противного — как ты обяснишь начилие в тебе душевной энергии? Откуда она взялась? Случайно?! — усмехнулся он. — Поверь, случайно энергия в человеке не появляется!

— Какая энергия?! — непонимала Лена. — И что ещё за 'душевная энергия'? Это какой-то мистический термин? Идеализированные воззрения твоей философии? Где спрятана эта энергия? В душе? И где тогда, по-твоему, находиться душа в человеке?

Женя напряжённо подумал, прежде чем ответить:

— Не нужно так критично относиться к душевной составляющей части человека. Я понимаю, что ты заядлая материалистка и не веришь в мистику, полтергейст и прочий магический бред. Я тоже не верю ни в мистику, ни в полтергейст, ни тем более, в магию, потому как не видел весомых доказательств их существования. А мои сверхвозможности, как ты уже наверное заметила, не совсем материальны. И далеко не просто объяснить их природу. Если ты хотя бы на грамм веришь в душу человеческую, то считай, что у меня достаточно мускулистая, сильная душа. Другими словами под завязку заряжена энергией. В тебе же энергии не так много, как у меня, но заметно больше того среднего значения, что есть у каждого человека.

— Неужели? — недоверчиво спросила она.

— Говорю как есть, — сказал он.

— И какие же у меня способности?

— Я не знаю, — ответил он. — Ты сама поймёшь, когда настанет время.

— Значит… — резюмировала она, — по наличию у меня душевной энергии, ты делаешь вывод, что я — агент Джерра?

— Да.

— Не понимаю, как ты можешь быть таким упрямым?.. Не могу я быть ничьим агентом, хотя бы по одной простой причине — я ничего не чувствую и интуиция мне ничего не подсказывается.

— Но мы же куда-то едем? — заметил он. — Я тебе не называл ни адресов, ни объяснял путь, по которому должны двигаться. Ты сама меня повезла.

— Да. Мы едем в Москву, — сказала Лена вполне спокойно.

— Хорошо. В Москву… А куда именно?

— Я еду к себе домой. И заодно везу тебя в гости. Ведь ты не против? Где тебе ещё поселиться? Если обратно в деревню тебе путь заказан?

Женя помолчал мгновение. Похоже, он был обескуражен таким ответом. Он огляделся по сторонам. Остановил взгляд на Лене и выпалил:

— Нет! Мне к тебе домой нельзя… Нам нельзя, — поправил он.

— А это ещё почему?! — негодовала Лена.

— В твоём доме нас уже ждут. Их двое. Один из них — агент Шимерши.

— Опять твои фокусы! — не поверила Лена. — Откуда ты это можешь знать? Ты разве устанавливал психо-моциональную связь с моим домом?.. Что-то этого я не заметила.

— Нет. Это нечто другое…

— Объясни же… что? — полюбопытствовала Лена.

Она смотрела на Женю и время от времени поглядывала на дорогу. На дороге, впереди ехали фуры. Вот уже колонна собралась. Где-то дальше медленно шёл грузовик и тормозил по ходу всех. Их Опель обгоняли другие автомобили. Она порывалась тоже обогнать, но в такой напряжённой беседе, это делать было рискованно.

— Это ещё одна моя способность, — наконец, решился он и сообщил: — Я знаю где ты живёшь… — сказал он и немного помедлив дополнил: — Борисовские Пруды…

И он назвал полностью адрес, где живёт Лена, с точностью до дома, квартиры и даже продиктовал домашний номер телефона. Добавил:

— …Шестой этаж. Однокомнатная уютная квартира с евроотделкой и подвестными стеклянными потолками. С маленьким балкончиком и с очаровательным видом на Марьино. Всё верно?

Лена была ошарашена такой точностью…

— Всё верно… — еле слышно промямлила она, уставившись на Женю.

— Дорога! — он предупреждающе окликнул её.

Лена вовремя спохватилалась, заметила что выезжает на обочину и крутанула руль влево. Машина слегка юлозя из стороны в сторону, выправилась на полосе. Взади нервно просигналили.

'Откуда он знает?! — промелькнула бешенная мысль и следом хлынули валом разные преположения. — Подсмотрел мой паспорт? Погоди, там только адрес моих родителей. Адреса арендуемой квартиры там нет… Так, адрес моей квартиры знают немногие люди. Во-первых родители. Но они бы точно ему не сообщили, даже если бы он каким-нибудь образом вышел на них. Всё-таки незнакомый мужчина… Знает Игорь… Ага, Игорь. Смотался значит в Иваново. А, может, не смотался… Откуда Женя знает всё про Игоря?.. Ах, да. Она при первой встрече о нём заикнулась. Идиотка… Нет. Игорь, скорее, здесь ни причём. Как Женя мог выйти на Игоря? Нет. Не мог он на него выйти. Кто же ещё знает? Танька и Валька. Она ничего про них ему не рассказывала. Отметается!.. Кто же ещё? Бабушка?! Нет, она бабушке точно не рассказывала где живёт, даже приблизительно. Не мог он от неё ничего узнать. Наташке она тоже не разболталась. Будто бы сильно нужно Наташке знать, где я поселилась в Москве… На работе ещё знают — там где-то записано. Чисто теоретически он мог узнать через мою работу. Ведь я ему рассказывала про работу, про свой банк. А рассказывала ли в каком филиале работаю? Не помню. Может, и ляпнула. Чёрт!.. Только этот вариант возможен. Но тогда как он узнал, про то что однокомнатная, что евроотделка и стеклянные навесные потолки… У него есть друзья в Москве?..'

— Не напрягайся, — утихомирил её Женя. — У меня нет друзей в Москве…

Лена так разволновалась, что не сразу поняла, что стала свои предположения высказывать вслух… Какой ужас! Она побледнела. Разволновалась, блин…

И вдруг, она сооброзила, что вслух она ничего не произносила! Мысли роем копошились у неё в голове, но она их не озвучивала. Никоим образом! Даже шёпотом.

Ей стало не по себе. Перед глазами на мгновение потемнело. Женя перехватил руль одной рукой, другой рукой стал возвращать Лену в чувства.

— Ты читаешь мои мысли?! — прошептала она глядя ему прямо в глаза.

Он смущённо ответил, что да, мол, приходилось пару раз залезать к ней в голову. И что ничего в этом плохого он не видит.

— Да ты же читаешь все мои мысли! — встревожилась Лена.

— Нет. Я их не читаю, — проговорил Женя. — Я их слышу. Но я их слышу лишь в тех случаях — когда хочу услышать.

— Значит, ты всё время мог подслушивать мои мысли?

— Мог. Но я этого не делал. Я сохранял дистанцию, — отметил он вежливым тоном. — Разумеется, прошу прощение за такое безтактное вторжение в личное пространство… Я ранее упоминал, что устанавливая психо-эмоциональную связь я могу знать не только о том, что человек делает или о чём он разговаривает с посторонними, но могу ощутить его эмоциональное, психологическое состоянии и приблизительно понять о чём он думает. Когда человек находится очень близко — я могу это сделать с наибольшей точностью… Я решил разобраться в твоих мыслях, когда понял, что ты действуешь необдуманно, не по подсказкам Джерра. Это совершенно не похоже на него…

Лена замолчала не в силах что-либо возразить на такую новость. Женя продолжил:

— Домой нельзя возвращаться. Это заподня. Шимирши всё выяснила. Она направила агентов к твоему дому. И один уже сидит внутри. А другой, в милицейской форме, ведёт опись помещений.

— Откуда ты знаешь? — всё-таки решилась она спросить, понимая что в текущем состоянии её голос стал жалок.

— Это ещё одна моя сверхспособность… Это трудно объяснить слёту… Просто я умею заглядывать сквозь пространство в конкретный адрес. По этому адресу ты же привела меня… Я слегка порылся в твоих последних воспониманиях — и вышел на твою квартиру, съёмную, на Юго-Востоке Москвы, в Братеево. А дальше дело — сверхсенсорных способностей. Иногда я сам не понимаю, как у меня это получается — использовать сразу несколько способностей, чтобы добиться желаемого успеха… Теперь ты веришь, что я — человек неординарный и никак не могу быть жителем этого мира?

Лена молчаливо кивнула, обжёвывая сказанное. Не сразу, лишь погодя, она поняла, что имел ввиду Женя 'порыться в воспоминания'…

— Да, — признался он. — Я заглянул в твой мозг и просмотрел последние воспоминания, так же как ты их просматриваешь, когда потянет в ностальгию или захочется что-нибудь вспомнить.

— Если ты способен читать… э-э, слушать мысли… Значит, ты понял, что я — не агент Джерра. И тем более не агент кого-либо. Я сама по себе, — спросила она.

— Да, — честно признался он. — По правде сказать, я разасадаван. Твой знак… волосы — лишь случайность, совпадение, не более того. Хотя, так хотелось верить… Для меня остаётся тайной, если ты не агент Джерра, то стало быть Джерра в этом мире нет или же он есть, но не проявляет себя. Иначе бы зачем суетиться агентам Шимерши и устраивать погоню, лезти в чужие квартиры… Опять же, непонятно, откуда у тебя энергия? Так просто она не формируется в человеческом теле. Она формируется с определённой, явной целью… Но кто заложил в тебе такой заряд?

Лена пожала плечами. Вот она уж точно не могла дать разумного объяснения. Сам факт наличия в ней какого-то заряда душевной энергии, который так привлёк внимание француза — для неё внезапное открытие. И как использовать скрытые возможности, где их можно применять? Кто сможет объяснить?

— Ладно. Проедем… Рано или поздно это выясниться.

Он устремил свой взор вперёд — на шоссе. Лена включила поворотник, нажала педаль газа и обогнала неповоротливую фуру…

Глава 7

Ситуация складывалась весьма неприятная…

Вот, чёрт возьми, всегда так бывает! Только наладилась жизнь, бойко пошла работа, утряслись мелкие кофликтики, неприязенные личности перестали маячить перед глазами, повышение где-то мелькало рядом, уже в карман заглядывало — и вдруг на фоне всего этого растущего благополучия, выпучивается гнойный нарыв, такое тучное, омерзительное, которое опрометью бъёт по морде и загаживает всю вырощенную удачу за долгий, тяжёлый период.

Фёдоров ходит злым по кабинету и, без того, дополнительно подмачивает настроение Димы.

Казалось бы, подумаешь, француз исчез? Эка беда! Сдался это француз младшему лейтенанту. Чего он так к нему прицепился? Что он от него хочет добиться? Пойди вытащи и положь ему прямо на стол. А где его достать?..

Не было его в отделении посёлка Шилово. Соврал старик. Фёдоров был возмущён и не дожидаясь возвращения участкового начал проводить жёсткую ревизию в кабинете Димы, в поисках любой информации о гражданине Евгении Александровиче Романове. И ведь нашёл! Нашёл заполненный формуляр на имя француза — все паспортные данные, которые два года назад собрал участковый. Начал пробивать по базе… И тут его ждал сюрприз. Паспорта с указанными серией и номером не существует. Нет такового в природе! Хотя на формуляре есть пометка — 'сверку прошёл'. Как же это?! — Негодовал Фёдоров и начал проверять документы на возможные опечатки. Выяснилось, что указанного адреса Питерской прописки, вообще-то, тоже нет, и Евгения Александровича Романова с указанной датой рождения нигде не существует. Романовых по России проживает безумное количество. Но именно этого Романова Фёдоров не смог найти, даже используя все доступные средства поиска данных — через интернет и телефонию. Тут подоспел сам Димка. Подъехал на уазике, зашёл внутрь и тут лейтенант ему с порога закатил суровую встречу. Размахивая формуляром, начал поносить всячески, грозно сипел и приговаривал: 'Простым выговором у меня не отделаешься'. Димка не мог сооброзить долгое время — что, собственно, происходит? Стоял нерешительно, волнуясь и переживая за внезапно осатаневший тон начальства. Но постепенно до него начало доходить, что лейтенант ничего не перепутал, а формуляр становился странно-узнаваемым. И погодя минуту участковый его признал — он собственноручно его заполнял при дознании француза. 'Вот так дела!' — раскрыл было рот, да Фёдоров не дал ему ничего сказать, злобно гаркнув в лицо:

— Ты что, меня за идиота держишь?! А ну, отвечай сколько тебе 'отвалил' француз за молчание, за подлог? Или какую мзду ты с него стребовал?..

— Да товарищ Лейтенант!.. Я… Я… Ничего такого не было! — разводил руками обескураженный Димка.

— Тамбовкий волк тебе товарищ! — рявкнул Фёдоров. — Не юлись и не выгораживайся. Отвечай правду!.. За сколько ты продался, скотина?!

— Нет! — подобрался Димка, понимая что дело заходит в тупик. — Это абсурд! Вздор… Здесь должно быть, ошибка произошла, несуразица. Ничего мне француз не 'отваливал'! Он мне лично показывал свой паспорт. Да я сам, этими руками, держал паспорт в руках — настоящий, не поддельный — и все данные переписывал из паспорта в точности! Не мог ошибиться, я перепроверил потом — по базе посмотрел — всё в порядке.

— Да где же в порядке?! — шипел лейтенант. — Ты сейчас погляди… На! Посмотри на распечатку. Вот твой запрос — нету ничего! Пусто!!

— Да, как же так! — не верил участковый, беря распечатку. — Я же своими глазами видел… — он замер, задумавшись и проговорил испуганно: — Это что же получается?.. Его не сущесвует?

Он искренне был изумлён. Нащупал под собой стул и сел, обеспокоенно бросая невидащий взгляд в стороны и на лейтентанта. Он так естественно был удивлён и напуган, что Фёдоров усомнился в своём выводе о наглой попытке подзаработать на молчании, на том чтобы 'закрыть глаза'… Нет. Похоже новость эта его тоже застала в расплох.

— Его не существует, — повторил он тяжело и хрипло. — Но как это возможно?! Я же видел, я держал в руках… Как же так?

— Мда, — призадумался Фёдоров, вызсказывая свою невероятную догадку. — Похоже он и тебя облопошил. Какой-то крутой гипнотизёр нам попался!

— Гипнотизёр?! — изумился Димка, пошатываясь на стуле.

— Ага, гипнотизёр! — подтвердил лейтент, присаживаясь рядом. — Внушил он тебе, значит, что показывает тебе паспорт, а сам кортонку в руки подсунул. А ты и поверил!

— Кортонку? — переспросил участковый.

— Да, да! Её самую… Слышал я как в Москве орудовала банда гипнотизёров. Лезли в обменники, разменивали евро на рубли — в кассу подсовывали пустые бумашки и внушали при этом, что дают 500 евро. А те верили, даже водили по устройсту и спокойно отдавали все деньги, представляешь?

— 500 евро?..

— Да хватить переспрашивать!.. Да, евро. Да, гипнотизёры! Вот он и подсунул тебе кортонку вместо паспорта… И потом этому, лезоблюдку, внушил что пистолет у него, и ногу он ему прострелил — а тот и поверил! И боль даже страшную чувствовал!.. Не знаю, наксколько это всё возможно — внушить, почувствовать боль, ощутить что это всё в заправду… Но похоже и такое в мире нашем бывает! Паранормальные явления, блин, расплодились… — злобно выругался он.

Участковый Димка вяло реагировал, продолжая переваривать шокирующую новость, но охотно кивал и поддакивал, покуда Фёдоров утихомирился и даже стал его оправдывать, не забывая при этом ругать за потерю бдительности.

— Так… я же как… — подал голос Димка. — Я же не знал… Не догадывался. Да и как это определить, что тебе внушают? Я же вижу — паспорт, фотография, буквы, всё чётко пропечатанно, защита вся на месте. Фальшивку я бы сразу отличил! Я что же… своим глазам не должен доверять?..

— Вижу, не вижу… Ах, ты! Понятых надо было… Хотя чёрт с понятыми! Он бы и им внушил. Видать, ему это легко, как семечки щёлкать.

— Так… это же… Я же по компьютеру проверял дополнительно — по базе смотрел! — удивлялся участковый, орошарешно оглядывая кабинет. — Как он тут мне мог внушить?

— Загипнотизировал он тебя. Заранее внушил, что ты уже пробил его по базе и что сверка благополучно прошла. Вот ты, похоже, пометку и слелал, идиот! Дал ему себя облопошить. Повёлся!

— Он же нормальный парень! Как он так мог?! — не верил Димка.

— Да, вошёл он к тебе в доверие. Чего тут непонятного?

Димка ничего не понимал. Он не мог понять в чём провинился, где он допустил промах и как это произошло. Он ещё долго сидел на стуле, не шевелясь, и осозновал, что всё пошло к чертям собачим. Фёдоров на него зол. Старик соврал. Француз исчез. Банда гипнотизёров откуда-то взялась в его деревне. И расхлёбывать кашу предстоит ему… А у него голова стала ныть от таких известий и ещё больше разнылась от следующих известий, которые нескончаемым потоком рвали всю его карьеру на куски.

Когда угрюмый взгляд лейтенанта растворился и сжалился над 'провинившимся' — он небрежно махнул рукой и вышел. Но через мгновение вбежал обратно, гонимый решиностью.

— На, звони своему осведомителю в Копаново. Живо! — он небрежно сунул ему мобильный телефон.

— Что звонить?

— Новости узнавай. Может, франзуц объявился… И дай задание осведомителю — пусть проведается в гости к деду Фролову и выяснит всё по максимому.

Димка стал звонить. Сзязь была никчёмной — шипело, посвистывало, пару раз их разьединяло. Но основные моменты участковый разобрать смог.

Француз в деревне не объявлялся. Это уже было понятно буквально с первых слов. Все в деревне обсуждали исчезновение Жени. Новости, сплетни, как цунами, пронеслись по деревне мощнымий волнами. Для них это было событие мирового масштаба. Все также знали, что произошло ночью. Кто-то проболтался, может, в отделении трепач нашёлся, или сами неудавшиеся насильники растрепались — но в деревне уже каждый знал, что произошло и кто виноват. А ведь только третий час дня начинался!

Один насильник, который отделался легче других — Женя его фактически не колотил, сразу после вручения повестки решил сигануть из деревни. Но его задумку быстро раскусили — ребята, которые уважали француза, схватили его, как только он намылился прочь со двора, прислонили к забору и отдубасили, отбив слегка почки и желание убегать от правосудия. Другие два насильника: один с поломанными рёбрами, другой с холодным компрессом в промежности — убежать из деревни, понятным образом, не могли, но и с ними говорят была 'беседа по душам'. Всё-таки друзей у Жени в деревне было много.

Ночное происшествие обсуждали все кому не лень. Обнаружились некоторые любопытные детали происшествия. Например, выяснилось, что пострадавшей девушкой являлась приезжая москвичка Лена Тиунова (значит, прав был лейтенант насчёт приезжей), любимая внучка Анны Тимофеевны, которая живёт в непосредственном соседстве с дедом Фроловым. Она приехала в деревню погостить на две недели — это комментарии её детской подруги Наташки. Никто, почему-то, не сомневается, что эта Лена является девушкой Жени. Причём слухи ходят разные и противоречивые. Одни говорят, что Лена будто бы знает Женю давно, ещё до его появления в деревне, и приехала специально за ним — вроде как разыскала; другие утверждают что Лена познакомилась с ним недавно, как приехала и, мол, завязался между ними скрытый роман — потому как никто их вместе не видел. Выходит, прятались от посторонних глаз. В целом, неизвестно какие между ними отношения, но отношения эти в любом случае странные. И не удивительно, что исчезли они оба. Говорят, что Лена Тиунова приезжала на серебнянном Опеле, и этой машины во дворе Анны Тимофеевны больше не наблюдается…

Димка, не напрягая памяти, живо вспомнил такую девочку-Ленку Тиунову. В детстве она приезжала на каникулы и подолгу оставалась в деревне. Как-никак ровестница и хорошая знакомая Наташки — он с ней дружил. Однажды Димка познакомился с ней через Наташку, но дело дальше нескольких сумбурных фраз не пошло. Димка был неопытен и крайне стеснителен. К тому же ему было всего тринадцать. Ленка ему понравилась — своенравная, столичная красотка. И он заочно счёл её недоступной для себя.

Выяснилась ещё одна деталь преступления — вся задумка была на совести Шрама. Это он уговорил своих дружков пойти вместе с ним на тяжкое зло, убедив, что следов не останется. Так рассказывали прижатые к стенке сообщники, сваливая всю вину на Шрама. Впрочем, Димка в этом не сомневался. Шрам ему никогда не нравился своим крутым нравом; щеку ему расцарапали в старой поножовщине, где он кого-то, говорят, прирезал в отместку. Сидеть бы ему сейчас на нарах, но как правильно заметил лейтенант, покровитель у него больно крут. Не так просто его прижать к стенке.

Осведомитель сообщил, что сам Шрам тоже пропал. Утром его ещё видели. А потом — исчез. Никто так и не понял, как он так незаметно выбрался из деревни, когда вроде был у всех на виду. Как сквозь землю проволился! Но то, что в деревне его нет — никто не сомневается. Некоторые склонны верить, что с ним кто-то 'разобрался'. Может, быть Женя его отловил и взял грех на душу. Ведь исчезли они почти в одно время — утром, в то самое время когда они втроём: он, Фёдоров и Мишин, осматривали место происшествия. Другие сколнны верить, что Шрам исчез не случайно, как не случайно исчез Женя со своей новоиспечённой девушкой. Ночное происшествие, исчезновение Жени и Гоши — это звенья одной цепи… В это не трудно поверить. Остаётся лишь понять, где они сейчас… Слухи ползают разные, логичные и абсурдные, вплодь до фантастических гипотез — будто бы Женя отправился с девушкой к запрятанной в лесу летающей тарелке и улетел в свою далёкую галактику, устранив по пути злыденя Шрама.

Димка же внутренне согласился с логичным, более приземлённым мнением — Лена Тиунова отправилась домой в Москву. В деревне ей реально делать нечего, да и опасно оставаться, всё-таки Шрам на свободе. К ней присоединился Женя, на правах рыцаря-освободителя. Заслужил, так скажем, путёвку в столицу. А Гоша поспешил скрыться. Похоже, нет у него больше покровителя.

Лейтенант выслушал новости до конца и сообщил недовольным тоном:

— Московский адрес этой… Лены Тиуновой мы, конечно же, не знаем.

Нет. Лейтенант ошибался. На случай если с бабкой Анной Тимофеевной что-нибудь произойдёт — в отделении харнились телефоны её сыновей. Один из них — Николай — живёт в Москве. Вот от него-то Димка, не без хитрости, выяснил московский адрес, по которому проживает Лена Тиунова.

Через час они общались с московскими коллегами. И к их удивлению, московские коллеги уже были хорошо осведомлены о ночном происшествии в Рязанской области, знали про съёмную квартиру Лены и уже находились там. Причём: откуда они узнали, кто им доложил? — они не объяснили. Но настойчиво попросили не вмешиваться.

— Нихрена себе не вмешиваться, — выругался лейтенант, однако, спорить не стал. И через несколько секунд повесил трубку. Сказал измученному участковому задумчиво:

— Не вмешиваться, так не вмешиваться… Француз твой на поверку оказался очень тяжёл. Здесь уже работает ФСБ.

Пять часов в пути — это жесть. Лена жутко проголодалась за это время. Она свернула к ближайшему кафе, как колько миновали МКАД. Женя был не против.

В Москву али не в Москву ехать — решилось очень быстро. От так называемых 'агентов' легче всего скрыться в большом городе. Среди толпы проще затеряться. Со слов Жени — их будут жестоко прессовать. А в большом городе, таком как Москва, очень неудобно жестоко прессовать кого-либо, при этом не выдовая себя местным властям. Хотя местные власти наверняка уже подкуплены и предусмотрительно закрыли на всё глаза.

Другой вариант — можно уехать в лес, в тайгу и там постараться замести следы. Лена такой вариант отвергла сразу, как неприемлемый с этической точки зрения. Уж лучше в Москву, там хоть отели, гостиницы — куда лучше лесных ночёвок в грязной палатке с комаринным ужасом вокруг.

Разделяться им ни в коем случае нельзя — опасно. Особенно явная опасность нависла над Леной. Шимерши отчего-то серчает на неё. Поэтому Жан должен сделать всё возможное, чтобы обезопасить Лену. Как он это понял? С чего вдруг взял?.. Опять интуиция? Применил свои сверхвозможности?

Да, признаться, Лене достаточно было пяти часов, чтобы намаяться играть в секретных агентов 007. Нудное занятие! Она устала, размарилась от жары, не выспалась и в добавок Женя постоянно торопит. А раньше-то казалось какой романтикой! Всё это конечно, круто, здорово, интересно, но только лишь в том случае, если ты за этим наблюдаешь со стороны — а не участвуешь, не лезешь в эту кутерьму по самые небалуйся. Нет, уж увольте! Ленке так лучше, жить простой, до тошноты обыденной жизнью, без адреналина, без эксцесов, без погонь и перестрелок.

В кафе было много людей, шумно, дымно, суетливо. Около трёх десятков столиков, несколько приватных закутков. Полумрачная обстановка, через плотные занавески едва пробивался свет. Зато славно работали кондиционеры и жара в помещении совсем не ощущалась. Лена с ужасом обнаружила, что вся футболка пропотела, покрылась большими тёмными пятнами, которые стали так явствены в новом ракурсе. Она отсыкала глазами свободный столик в глубине зала, указала Жене куда можно сесть, а сама направилась в туалет, приводить себя в порядок.

'Вымоталась вусмерть, — размышляла она, стоя у зеркала и рассматривая свои покрасневшие глаза. — И это ж надо было влипнуть!.. Насильники, агенты, да ещё гость из будущего!.. Это ж надо! Гость из будущего! — Лена ухмыльнулась, её распотешила такая новость. — Грандиозно! Просто потрясающе… Отдохнула, называется, от рабочего измора. Да, уж… Куда было бы безопасней сьездить в Турцию или Египет, куда рекомендовала всезнающая Танька. Даже на Аляске было бы безопасней, чем в нашей русской деревушке, где до сих пор обитают дикие нравы и опошленные интересы…'

Она мыла руки, продолжая яростно думать:

'Агентишка мне выискался, этот мужлан неотёсанный, по кличке Шрам… Какой из него агент? Причём агент некой Шимерши, какой-то там инородной сущности, в образе девушки. Да по глазам же видно — он 'всадить' мне хотел, и другое его не волновало! Вот и попёрся следом, вот и примостился… А ещё дура, обозвала его… Да мужик он с харатером. Не смог сдержаться. Это уже делом чести стало для него… Сама виновата. Накликала беду… Не нужно было никуда ходить. Надо было дома сидеть и продолжать дуться на Женю… А Женя — молодец! Сверхчеловеческие возможности у него и впрямь имеются. Телепатические возможности, способность читать мысли… Правда, от того и крыша у него съехала куда-то набекрень… Вот и чудятся ему разные вещи, подозревает всех и всюду. Напридумывал себе фантастическую жизнь… Странно, что он про мировой заговор мне ничего не рассказал ещё. Было бы куда интересней, узнать, что все люди — тайные агенты, или как он их называет, неосознанные агенты, которые за ним следят, преследуют, и всячески пытаются испортить ему сладкую жизнь. А то их, возможно, всего-лишь несколько в округе! Да это же смешно!.. — она задумчиво посмотрела на своё отражение в зеркале. — Вот сейчас, наверное, он сидит и все мысли мои прослушывает… А что ему ещё делать? Надо же узнать моё мнение на всю эту хрень, что происходит — поверила или не поверила… Да, я разочаровала слегка, уж прости Женя. За пару часов трёпа я не способна полностью довериться человеку, даже не смотря на то что… ты мне спас жизнь. Уж очень меня часто использовали раньше, все кому не лень, когда я была наивненькой, молоденькой, доверчивой девчонкой… Будущее! — Это ещё надо доказать. Дарования у людей разные бывают. Кто-то способен на телепатические или эстрасенсорные способности — таких людей мало, а кто-то нет и таких людей много. Людей способных читать мысли наверное вообще не существует… Хотя может быть есть и не так уж мало, просто они никогда не говорят о своих возможностях — иначе кто же с ними будет общаться?.. Вот, мне сейчас страшно общаться с тобой, Женя. Не знаю я тебя: какой ты, о чём думаешь, что хочешь от меня и какие у тебя планы. Только слова могу слышать, которые произносишь вслух. Только слова… А ты обо мне уже всё знаешь! Где живу, о чём мечтаю, какие чувства у меня к тебе и что у меня сейчас на душе лежит. Всё знаешь! При этом, заметь, я не произнесла ни слова… Это слегка обидно для меня, что тут говорить. Мне ещё не приходилось оказываться в такой ситуации, когда непонятно, что происходит, неизвестно что будет, и почему мне кто-то угрожает. Зачем, собственно? Кому я сдалась? На каком основании? Потому что так приглянулась Шраму? Или потому что так приглянулась Тебе? Или потому что в тебя влюбилась?!.. А ещё агентом назвал! Какой же из меня агент! Я даже не знаю, что входит в обязанности агентов. Могу только предпологать… Наверное, они должны следить, шпионить, выискивать, кому-то портить жизнь, устраивать диверсии, провокации. Нет, на такое я, в любом случае, не способна. Нет во мне такого ощущения, уверенности, что я смогу когда-нибудь исполнить хотя бы одну из этих функций агента. Паршивый из меня агент вышел. Негодный…'

Она покопошилась в сумке. Нашла расчёску. Причислалась.

Волосы у неё не такие уж уникальные. Каштановые. Натуральные. Такие встречаются. Не так часто, размеется, но изредка попадаются на глаза. По поводу длины волос — это он в самую точку! Она часто замечала, что не может отращивать длинные волосы. После определённой длины они начинали ужасно сечься и приходилось бежать к парикмахерскую, чтобы подправить дело. И котороткую стрижку она тоже не может носить — даже бы на 5 сантиметров короче. Становиться дурно, как-то не по себе. Был один случай с ней однажды. Когда парикмахер отсёк больше требуемого. Всего ничего. Он уверял, что так лучше будет. Но Лена впала в истерику, и просто перепугала бедного парикмахера. Обозвола его скотиной, тварью безмозглой и убежала в слезах домой. Она ещё долго приходила в себя, ощущала себя крайне дискомфортно, словно её раздели догола и выставили на публичное обсмеивание. Она боялась выходить на улицу, бояалсь показываться в таком виде. Прикинулась больной и неделю отсиживалась дома. Пока, наконец, не отважилась показаться на люди с забранными в узел волосами…

Странное, конечно, поведение. Лена сама не могла понять такой душевной зависимости от длины собсвенных волос. Что, собственно, плохого в короткой стрижке? Ничего, собсвенно, нет плохого. Просто, это допустимо с кем угодно, но только не с ней. Она этого не переживёт. Возможно, это бзик. Это такое требование к своей внешности, которое закрепилось на протяжении всей жизни. Почему бы нет? Она всегда критично относится к своей внешности. А к волосам, придирки особенно максимальные. Всё-таки это её конёк! Мало у кого есть такие натуральные, красивые каштановые волосы. Это даже Женя заметил и отметил в первую очередь.

В голове продолжала вариться каша. Лена определённо не могла понять, что происходит, и правду ли говорит Женя. Если верить наслово — то выходила загадочная несуразица. Женя ведь так и не объяснил кто он? Почему у него есть большой, не обделённый интелектом, космическим корабль про произвищу Джек… Сорри, Джерр… Который, видимо, с боем прорвался из будущего, чтобы спасти своего хозяина… За что его, Жана Ромона, отправили в ссылку в далёкое прошлое? И именно в рязанскую захолустую деревню? Почему бы не на техаское ранчо, к примеру? Кто отправил?.. Шимерши? Кто такая Шимерши? Почему именно девушка, а не грозный император драконьего подземелья, сын самого Дьявола, раз он такой бессмертный. Чёрт, этих фентези начиталась!.. Чем он ей не угодил? Или она его приревновала и решила наказать таким причудливым образом… Поэтому верить Лена в это отказывалась.

'Я бы поняла, если бы он назвался, к примеру, из 22-го или родного 26-го века. Но 62-ое тысячелетие! Это же сколько веков минуло! Сколько поколений родилось и умерло. Вообще, человечество способно столько просуществовать?..'

Лена не могла понять намерения Жени. Чего он добивается? Хочет впечатлить её своими рассказами? Ну раз уж обладает способностью прослушивать мысли и просматривать воспоминания, то почему бы не воспользоваться положением и не описать себя, как легендарную личность, угодившую в изгнание, на столь жалкий и беспомощный мир, как прошлое земли — то бишь, наше настоящее. Это же не интересно, если он представиться простым смертным, одарённым такими невероятными способностями человеком, но без увлекательного прошлого. А ведь так и предупредил, что увлекательных историй у него предостаточно, на много часов беседы хватит.

И ведь действительно, Лена по началу, находясь в шоковом состоянии была готова верить любому его слову. Это сейчас, когда прошло пол дня, она всё пытается переварить трезво, и понимает, что у неё это не получается. Не может это быть правдой! Некоторые вещи просто несовместимы с реальностью…

Она вышла из туалета и вернулась к столику. Она ожидала увидеть разочарованного в ней француза, который задумчиво-сурово покачивает головой и смотрит в сторону, не на неё. Но вместо этого видит Женю, внимательно изучающего меню с добродушной улыбкой на лице.

'Может он, и не подслушивал' — промелькнула мысль.

Она присела. Он передал ей меню и сообщил, что пока Лена приводила себя в порядок, он успел заказать ей и себе блюда.

'Интересно, что он мне заказал?' — подумала Лена.

— Тебе я заказал только твой любимую запеканку с сыром. Ты на диете.

— Вот как! — удивилась она.

'Впрочем, чему удивляться, — подумала она, — он ведь рылся в моих воспоминаниях. Оттуда узнал о запеканке с сыром и том, что я третий месяц соблюдаю эту дурацкую диету'.

Она пожала плечами и уткнулась в меню, в поисках чего-нибудь любопытного и интересненького. Однако меню не порадовала обилем оригинальности — на полменю распростёрлись вино-водочные изделия, вытесняя чай и кофе, на второе полменю умещались краткий перечень первых, вторых и третьих блюд. Русско-европейская кухня, с элементами кавказких изюминок: в виде чахохбили, хачапури и толмы. Чаще сюда заглядывают с ближайших офисов — на комплексные обеды, или заезжие гости — тупо выпить и покурить.

Она захлопнула меню и отложила на край стола. Обратилась к Жене:

— Жан… Можно тебя называть Жан? Для меня это весьма экзотическое имя, так и хочется его применить в беседе.

Он понимающе кивнул:

— Конечно. Это же моё настоящее имя.

— Ладненько… Жан, ты разве не подслушивал мои мысли, когда я была там? — она кивком указала на двери туалета.

Жан отрицательно покачал головой. Объяснил:

— Я лезу в человеческие мысли только когда это может мне помочь в разрешении каких-нибудь проблем или когда речь заходит о жизни или смерти. Но удовлетворять своё настырное любопытство, подслушивая чужие размышления — это не моё. Я терпеливый человек, готов соблюдать и чтить традиции этого мира. А здесь принято — не вмешиваться в личную жизнь людей.

Лена помолчала некоторое время. Подумала, что он, скорей всего, не врёт. Француз очаровательно улыбался, подоброму заглядывал в глаза. Такой человек, как он, не способен врать — отчего-то подумала она.

— Так значит, Жан, какие у тебя ещё имеются сверхвозможности помимо продемонстрированных? — поинтересовалась она, не особо понимая зачем ей нужно это знать.

'Кто он такой? Кем является по должности, по обязанностям? — вот что надо узнавать! — упрекала она себя. — На прямую надо спрашивать, а не издалека идти' — она подумывала как бы правильно переформулировать свой вопрос. Но Женя начал отвечать:

— Телепатии у меня как таковой нет. Я не способен передавать мысли другим людям, которые не могут слышать мои мысли. Однако некоторые мои друзья тоже наделены способностью прослушивать мои мысли. Например, Джерр. Есть даже специальные приборы позволяющие передавать мысли человека на расстоянии. Так можно общаться друг с другом не открывая рта… Но это всё технологии будущего, которое изобретут не раньше 27-го и 28-го веков. Поэтому моя способность узнавать мысли других — не такая уж уникальная сверхвозможность. А вот, заглядывать в сознание человека и просматривать его воспоминания, это, поверь мне, не каждому дано. Также не просто мне даются гипнотические возможности — способность заставить человека поверить во что-то несущестующее. Например, из-за пазухи я сейчас могу достать пулемёт и все поверят, что он настоящий… Я могу стать невидимым для окружающих. Никто меня не будет замечать. Даже в упор не заметит. Однако я не смогу обмануть технику, видеокамеры и фотоаппараты, которые чётко уличат меня в обмане.

Лена боязливо покосилась на оттопыренный конец костюма, пытаясь рассмотреть есть ли там на самом деле пулемёт.

— Это воздействие на сознание людей — на их внешнее восприятие всеми чувствами, зрением, слухом, осязанием… болью, — спокойно продолжил Жан. — Получается очень просто — люди привыкли верить своим глазам и чувствам, поэтому обмануть их не трудно. Но чем больше людей поддаются моему гипнозу, тем больше энергии мне приходится на них расходовать. То есть двои-троих заставить поверить в несуществующие вещи мне не сложно, но десяток-другой — уже усложняет задачу. А уж тысячу людей обмануть для меня считается невозможным.

Жан остановился, отхлебнул несколько глотков из стакана, услужливо принесённым официантом. Продолжил:

— Есть у меня незначительные способности телекинеза. Да. Я способен передвигать предметы силой мысли. Вот смотри…

Он поставил недопитый стакан на стол и Лена увидела — стакан осторожно начала двигаться в её сторону, так как если бы стол был слегка накренён. Жан остановил двигающийся стакан, схватив его рукой. Лена не была поражена таким зрелищем. С её точки зрения, это выглядело стандартным фокусом, не требующий большой сноровки, на который способен, пожалуй, каждый начинающий иллюзионист.

— Ну, это мелочь, — признался он. — Как-нибудь покажу более зрелищный трюк. Я не такой уж крутой специалист по телекинезу. Максимум поднимал в воздух предметы весом до трёх килограмм. И то ради интереса. Я толком не иследовал свои способности к телекинезу, не было острой необходимости — гораздо больше можно руками поднять… А вот руками понимать я могу особо тяжёлые предметы. Это всё последствия изменения физиологии. Как ты знаешь, у человека есть ограничения в физических возможностях — по поднятию тяжести, по скорости перемещения, по высоте прыжка. Но эти ограничения можно снять, точнее поднять значительно выше, за счёт физиологических изменений — заменой тканей мышц более выносливыми, самовостанавливающимися клетками, изменением структуры костей, хрящей, в частности, костных оболочек, на более прочные материалы, гораздо прочнее стали… Поэтому, с точки зрения физилологии, я — не человек. Я, наверное, — инородное существо. Потому что во мне нет ни одной клетки схожей с человеческой.

Он выждал паузу, ожидая реакции Лены на сказанное. Но Лена, привыкшая к его странным фразам, отнеслась к этому с равнодушным спокойствием, без эмоционального всплеска. Жан решил, что для начала, это нормальная реакция девушки и что у него будет время всё доказать.

— Ранее я горовил для чего мне нужны сверхспособности. Они нужны…

— Для борьбы с Шимерши её агентами, — вставила Лена.

— Именно! Ты всё схватываешь на лету. Похвально!

Он одарил её тёплой улыбкой. Через несколько секунд улыбка спала с его лица. Он огляделся по сторонам. Лена восприняла этот жест, как поиск ближайших официантов с требованием поторопиться, устав от томительного ожидания заказанных блюд. Однако, взгляд его стал тревожным. Лена не понимала, что происходит и тоже начала осматривать помещение. Ничего такого, чтобы могло вызвать тревогу, она не заметила. Всё как прежде. И, вон, даже официант к ним направляется с подносом.

— Они уже здесь, — выпалил он загадочную фразу.

— Кто? — испуганно спросила она.

— Агенты Шимерши. Они вышли на наш след. Опять я их не дооценил… — укорил он себя.

Он суетливо стал шевелиться на месте. Лена подумала: 'Снова он за своё! Откуда он может знать? Сверхинтуиция подсказывает? Никто же не входил и не выходил из кафе за последнюю минуту…'

— Приготовься, — шепотом сказал он.

— К чему?..

К ним подошёл официант и разложил блюда на столе. Перепутал местами — Лене он подал супчик с ароматным дымком, больше похожий на борщ, а Жану выставил запеканку с сыром. Жан не стал его поправлять и ожидал, когда тот исчезнет. Одарив их стандартной ресторанной улыбкой, официант поспешно удалился прочь.

Жан внимательно посмотрел на удаляющегося официанта, наблюдая как тот исчезает в корридоре за проёмом с бархотной ширмой. Через секунду двери кафе распахнулись и с улицы зашли двое совершенно незнакомых Лене людей. Ничего в них опасного Лена не обнаружила, простые офисные рабочие, один широкий, грузный, с 'борокой мудреца', второй высокий, небритый, с недельной щетиной на щеках, в очках. Однако Жан их сразу приметил и начал с тревогой их рассматривать. Они стояли возле порога и изучающе лениво-небрежно осматривали обстановку, как бы оценивали, соответсвует ли их уровню данное кафе или не стоит сюда суваться. Официант привественно их пригласил пройти внутрь, держа перед собой папки с меню. Они неуверенно покачали головой.

Вскоре за их спинами показался третий, большой человек, Лена бы сказала, огромный… Он как большая тень навис над ними. Она однажды видела такого большого телосложения парня с шрамом на лице, который приставал на дискотеке и пытался её потом износиловать… Шрам!! Это был Шрам! Это не просто был похожий на Шрама человек, а сам Шрам зашёл в это кафе! Как она не поняла этого в первую секунду! Похоже, лишь потому что, она никак не ожидала его увидеть здесь…

Лена мгновенно побледнела и инстинктивно зажалась, притаилась, и поспешно отвернула взгляд в сторону собеседника, ища убежища в его глазах. Жан, заметил её беспокойство, секундой ранее он тоже узнал Шрама, и похоже, так же не был готов к его визиту. Поэтому его двухсекундное замещательство, Лене казалось продолжающимся не менее часа. Не теряя хладнокровного спокойствия и сохраняя вежливый тон, он тихо проговорил, стараясь не выдавать себя движением вперёд:

— Выдвигаемся отсюда… немедленно.

Лена спешно закивала головой, украдкой оглядываясь на вошедших, на НЕГО… Зря она это сделала! Он заметил её сразу! Его взгляд, словно кинжал, прозил её. Он подтолкнул двоих впереди себя, которые, похоже, были с ним, указывая куда надо было смотреть. Они тоже заметилили её с Жаном и сразу узнали, будто бы знали их как облупленных. Даже улыбнулись…

Следующие действия прошли молниеносно и Лена, находясь в шоковом оцепенении, не сразу сообразила что произошло. Оказывается, Жан в одно мгновение отшвырнул как тряпку тяжёлый стол за которым они сидели, высвобожая себе проход. Блюда: запеканка с сыром, борщ в глубокой тарелке и недопитый стакан сока с шумом посыпались, разбиваясь перед ногами вошедших, которые ринулись им на встречу. Стол недтреснуто проворчал, сшибая собой двоих бежавших. Третий, Шрам, остервенело его отпнул ногой, и перескачил поверх. Лена тем временем уже вприпрыжку бежала, уволакаиваямая сильной рукой Жана. Он куда-то бежал и тянул за собой Лену. Они проскочили мимо бархотной ширмы, сбили с ног выходящего официанта с подносом и стремглав бежали по белому коридору. Вокруг шум, хаос, крики, паника — люди суетятся, бегают. Кто-то за ними гонится. Раздаются окрики. Лена не может разобрать, что кричат люди. Мимо них проносятся перепуганные лица. Двери. Оконный проём. Свет больно ударяет по глазам. Жан чем-то размахивается, подвернувшимся под руку и то большое, тёмное, массивное, с треском разбивает рамы, своей массой выламывает решётку. Боже, да это же холодильник! Большой железелный холоднильник. Лена понимает это, когда Жан, подхватив её на руки, выскакивает опрометью на слепящую дворовую улицу. Она упевает оглянуться назад и краем глаза видит, как за ними гонится большой мужлан, по кличке Шрам, разьярённо размахивая в руках каким-то предметом, и перепрыгивает через раскуроченный холодильник. А за ним, еле поспевая, несутся те двое.

Что же происходит?!

Через несколько секунд, они попадают во что-то тёмное. Сверху сыплются крошки штукатурки. По ним стреляют. Только сейчас, Лена понимает что, по ним стреляют. Она покрепче прижалась к плечу Жана и, испугано затаившись, пыталась понять, куда они бегут.

Вскоре они миновали тёмный участок двора и выбежали на шумную, пыльную улицу, где большим потоком гудели автомобили, топтались люди, звенели трамваи.

Проспект. Да, это был проспект.

Она пыталась разглядеть свою машину и не могла отыскать её глазами среди припаркованного ряда. Где же она? Через мгновение она поняла, почему не может найти свою машину. Это была не та улица и не та парковка. Выбежали они на севершенно незнакомый проспект, возможно, проходящий перпендикулярно их проспекту, где они остановились возле кафе. Лена хотела сообщить эту новость Жану, но тот, похоже, был в курсе, поэтому предупредительно закачал головой, прошептав чуть слышно: 'Знаю… К машине нам не выйти! Попробуем оторваться'.

Всё это время он нес её на руках. Он бежал, захлёбываясь своим дыханием. Бежал быстро. Невероятно быстро! Неимоверно быстро. Преследователи отставали. И на краю взгляда, который ощипывал участок дороги за спиной Жана, она не видела Шрама с оружием в руке. Распугивая прохожих, они проносились мимо витрин больших и малых магазинов, припаркованных напротив машин. Вскоре Жан остановился. Аккуратно опустил Лену на горячий асфальт. Только сейчас Лена поняла, что где-то потеряла одну босоножку — та, видимо, оторвалась по дороге. И с ужасом заметила, что оставила свою сумку в кафе, а там был мобильный телефон, деньги и ключи к Опелю.

Проходящие люди, изумлённо поглядывали на беглецов, как на придурков, сбежавших из психбольницы. Некоторые молодые парни, двигающихся навстречу, усмешливо посматривали на Жана и растеренную Лену, неуверенно стоящей на тротуаре. Весело коментировали друг другу, громко хохоча. Она расслышала некоторые их смешки: 'Вот дают! Маньяки! Что вытворяют!..' Но их смешки резко подавились, а глаза стремительно расширились. Молодёжь ошеломлённо замерла на месте. Лена глянула на Жана и тоже ошеломлённо застыла. Тот с силой обоими руками — одной схватившись за днище, второй за крышу, продавив пальцами металл, вырвал с места припоркованную машину, и, громко выкрикнув народу 'Разойдись!!', отшвырнул многокилограммовую громадину в сторону бежавших на них людей. Автомобиль поднятый на два метра вверх, закрутился по своей оси, пролетел с десяток метров и как коробка со стеклянным верхом, рухнул на тротуар, сшибая Шрама и с ужасным хрустом сминая бока других машин стоящих поблизости. Зашумели сигнализации, завизжали женщины, народ суетливо метался из стороны в сторону. По улице прокатилась волна паники. Шедшие по тротуару машины, притормаживали — на дорогу выскакивали прохожие. Послышались, отчаянные гудки, визг тормозов, хлопки. Искорёженная машина в последний раз жалобно пискнула противоугонной сиренной и легла на асфальт. Лена, поклясться была готова, что после такого удара, Шрам, не то чтобы встать, вообще выжить не смог бы… Но вот из-за тёмного днища показалась рука, затем вторая и, не дав досмотреть, как оживает сбитый и придавленный автомобилем мужлан, Жан схватил Лену на руки и понёс дальше. Лена успела отметить, что двое отставших от Шрама преследователей, уже подбежали к искорёженной машине, с погнутым верхом, и начали помогать извлекать оттуда человека.

Это казалось более чем невероятным, и более чем невозможным. Здесь словно столкнулись два терминатора. Да на такое не способен человек! Уж во всяком случае, человек не может так запросто поднять автомобиль и отшвырнуть его в сторону как коробку с инструментами. А второй человек не может выжить после такого удара. Это же не какие-то бумажные игрушки, это машины! Лене казалось, она сходит с ума. Она была перепугана досмерти, она не могла понять, кто же её сейчас несёт на руках? Она была готова согласиться с недавней фразой, неким признанием Жана, что он — не человек, что он — инородное существо. Это больше подходит под текущие обстоятельства и, пожалуй, многое объясняет.

На какие-то секунды, а, может быть, доли секунды она потеряла связь с реальностью. Звуки пропали. Хотя люди и машины были вокруг. Люди сторонились, раступались, пропуская Жана. Некоторые люди недоумённо глядели на бежавших. Эти люди, по всей видимости, были ещё не в курсе.

Вскоре звуки вернулись. Лена тоже вернулась в этот мир и прокричала требовательно: 'Отпусти меня!!'. Жан покорно остановился и отпустил Лену на тротуар.

Отбежали они недалеко. Позади ещё гудели сигналы и доносились выкрики людей. Лена глянула назад. Две фигуры гнались за ними, распихивая зевак. Видимо, вызволить Шрама у них не получилось. Лена, пошатываясь, отстранилась от Жана, и прижалась спиной к стене. Жан, тяжело переводя дух, смотрел на неё пристально и прошептал что-то похожее на: 'Не паникуй. Всё в порядке'… Он сам был не прочь отсановиться, передохнуть, перевести тяжёлое дыхание. Однако, быстрое приблежение преследователей, его заставило напрячься. Он, развернувшись в профиль к ней, торсом встал в сторону бежавших, словно собирался их остановить собой — твёрдой каменной стеной. Лена была согласна поверить и в такую возможность. Она стала мучительно наблюдать за его дальнейшими действиями, прижимаясь к стене плотнее.

Видно было как бежавшие достали оружие и начали стрелять на ходу. Стреляли они прицельно. Народ, что был поблизости, моментально испарился: кто-то забился в щели между припоркованными автомобилями, кто-то сиганул в бижайшие подворотни, а кто-то вообще лёг на пыльный тротуар и замер. Такое чувство, что кроме, её, Лены, Жана стоящего посередине тротуара и двух бегущих ему на встречу с виду интеллегентных людей, на проспекте никого не осталось. Даже машины стали прижиматься к другой стороне проспекта плотным рядом, стараясь побыстрее проскочить опасный участок.

В Жана попало несколько пуль. Но крови она не увидела. Она не видела, чтобы он собирался падать. Странные какие-то пули. Лене не приходилось такие видеть. И пули ли это? В руку Жана угодила ещё одна. Она моментально растворилась, покрыв участок руки синеватой вспышкой. Жан стоял не шевелясь. Он прохрипел еле слышно: 'Ничего не бойся… Ничего не…' Затем он резко опустился на колени и, неудержав равновесие, беспомощно упал боком, раскинув руки по асфальту. Не двигался. Лена перепугалась. Она вскрикнула, но тут же оборвала крик, так как подошедший молодой, высокий очкастый тип, выстрельнул ей прямо в живот.

Она почувствовала удар, не сильный, словно шариком резиновым в неё запустили. Она заметила странное свечение в теле. Руки мгновенно омякли, стали непослушными, а ноги подкосились и перестали её удерживать. Тело разом стало мягким, податливым, чужим. Она покорно упала на тротурар, не в силах ухватиться за выступы в стене. Рукой она задела руку лежащего Жана. Сознание сразу стало затуманиваться. И последнее что она увидела это — тёмный ряд домов, соревнующихся по высоте и яркий диск солнца на небе, который безжалостно слепил глаза. Однако и этот яркий свет уходил куда-то прочь, растворяясь в надвигающейся темноте неизвестности.

Глава 8

Она проснулась сразу же, как услышала чьи-то приблежающиеся шаги. Вскочила. Рядом был Жан, он только что к ней подошёл. Он нежно её успокоил: 'Всё в порядке. Не бойся…'

Лена посмотрела на свой живот. Ничего не было. Даже платье не разорвано. Никаких следов. Голову немного кружило, но это скорее, от резкого подъёма, нежели от чего-то другого. На мгновение ей показалось, что всё произошедшее ей приснилось. Ей искренне хотелось в это верить… На ноге по прежнему была одинокая босоножка, а тело вспотело и ныло от напряжения. Она лежала на мягком, удобном диване, обтянутым шелковистой коричневой тканью, приятной на ощупь. Напротив, у стены, стоял другой диван и пара кресел. Журнальный столик. Прозрачный. По поверхности акуратно разложены несколько журналов. По стенам развешанны картины с непонятным пейзажем. В углу стоял столик-тумба с росписной вазой, наполненой красивыми цветами, неопределённого типа. Наверное, искуственные цветы — подумала она. Всё выглядело опрятно и чистенько. Однако, это помещение не было знакомо Лене. Что слегка тревожило её сознание. Словно она очутилась в гостевой приёмной солидного, фешенебельного офиса, а, может быть, даже серьёзной корпорации, но она не знает какой именно. И на приёме у кого они находятся? Кто должен выйти из тех, единственных в помещении, дверей и встретить их?

Она не могла ничего понять и Жан не спешил ей всё объяснять. Поэтому собравшись с духом и привстав с дивана, она спросила требовательно:

— Где мы?

Жан удивлённо на неё покосился, словно она задала не самый разумный в данном случае вопрос. Однако томить не стал ответом и сообщил, что они оказались в гостях у Шимерши, как он и ожидал. Он настойчиво её распрашивал, всё ли у неё в порядке и ничего ли не болит. Она сказала, что болит бок, наверное, упала на него, когда потеряла сознание. Но не больно. Просто побаливает… Она спросила: 'Что это было?'. Он ответил:

— Это парализующие зарады. Они действуют моментально. Вырубают сознание. На меня аж несколько зарядов израсходовали. Не пожалели. Знают ведь, что одним зарядом меня не вырубить.

Он прошёлся до противоположной стены. Лена оценила размеры помещения — шесть метров на пять или около того. Она заметила что, оконных проёмов в помещении нет, что помещение замкнутое и что позади неё стоит сервант, на котором красуются полный красной жидкости графин с хрустальными стаканами. Ей резко захотелось пить. И моментально она изошлась слюной. Жан заметил это желание и подошёл к серванту, налил доверху стакан красной жидкости и поднёс к ней.

— Что это? — недоверчиво спросила она.

— Судя по запаху, морс, — предположил он.

Она удивлённо уставилась на него.

— Думаешь отравлено? — спросил он и демонстративно отхлебнул глоток, пробуя на вкус. Затем удовлетворённо выходнул: — Да нет, всё в порядке. Морс, как морс. Немного сладковат… На такие мелочи Шимерши не способна. Если бы она хотела нас убить, она давно бы это сделала… Я вот не понимаю, зачем она сразу пустила по нашему следу всех агентов. Не проще ли было выследить нас позже и в спокойной обстановке схватить. Похоже, это дело было безотлагательным и срочным. Только… как это может быть связано с тобой? — спросил зачем-то он.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она и взяла стакан. Отхлебнула несколько глотков. Действительно морс, приятно овежающий, прохладный.

— Я имею ввиду… Почему она так засуетилась в этот день? Или её действительно напугало твоё появление? Или это излишняя подстраховка?.. Как-то всё странно… Хотя, может, это было совпадением. И ей просто хочется пообщаться со мной, что-то сообщить, кое-что важное.

— А зачем мы убегали и куда? — спросила Лена.

— Да просто убегали, — отмахнулся Жан. — Я, знаешь, не привык идти на попятную своего врага. Мы бы смогли оторваться от агентов, если бы… ты меня не остановила. Мы и так от них отрывались и смогли бы скрыться. Впрочем, ненадолго. Они бы нас так или иначе выследили. Не сегодня, так завтра. Зато время бы выиграли! А время иногда имеет решающее значение.

— Я ничего не понимаю, — призналась Лена. — Объясни мне, что происходит!

— Ещё раз повторю, — начал Жан спокойно. — Мы сейчас в гостях у Шимерши. Я не совсем уверен в своих выводах насчёт того зачем мы здесь и для чего Шимерши нас 'ТАК' вызвала, но раз мы живы, особенно ты, значит она не хочет нам приченять вреда. Во свяком случае, сегодня это делать не намерена. Да и завтра ей это делать тоже бессмысленно. Вполне возможно, она хочеть что-то сказать нам, или наоборот, от нас что-то узнать. В общем, ей захотелось с нами поболтать. Впрочем, не исключается вероятность, что она хочет строго-настрого предупредить, чтобы мы так не делали, не пытались от неё сбежать… Хотя зачем ей повторяться? Итак всё понятно.

— А где мы находимся? Я имею ввиду… мы в Москве? — задала вопрос Лена.

— Нет. Прошло лишь 57 минут, но мы сейчас не в Москве. Мы находимся где-то в Подмосковье, в районе Балашихи, стало быть, в загородной резиденции Шимерши. Точный адрес я назвать не могу, они глушат мой пространственный ориентир. Я лишь ощущаю примерное направление. Сейчас мы в подвале, загородного коттеджа, весьма неплохого коттежда. Два или три этажа, свыше двух тысяч метров квадратных, порядка тридцать агентов в доме находится.

— Ты это всё чувствуешь?

— Да, — котороко ответил он и чуть погодя пояснил. — Это тоже моя способность — анализировать ближайшую обстановку.

Он присел на кресло. Схвалил попавшися журнал. Полистал первые страницы и отбросил назад, букнув: 'Никакого вкуса!'

Он отлил себе стакан морс и присев невдалике от Лены сказал загадочно:

— А вот сейчас нам всё и объяснят.

Через несколько секунд за дверями послышались звуки. Кто-то приблежался. Щёлкнули замки. Двери распахнулись. В комнату шумно вошли люди. Лена всерьёз опасалась среди них узнать Шрама. Не хотелось ей встретиться с сурово-колючим взглядом живучего мужлана. Она боязливо вжалась в диван. Но среди них не было Шрама, как не было и тех двоих, которые за ними гнались. Жан с любопытством смотрел на вошедших.

Вошедшие молчали. Их было четверо. Мускулистые, подтянутые парни в чёрных, строгих костюмах. В руках держали неизвестное оружие. Не то чтобы автомат, но и на пистолет не было похоже. В основном, грозно глядели на Жана. На Лену не обращали внимания. От Лены они, видать, не ожидали никаких сюрпризов. Жан улыбчиво их приветствовал, словно старых приятелей. Они никак не реагировали на улыбку и это заметно расстроило Жана.

Вскоре за их спинами показалась новая фигура. Они покорно расступились, пропуская внутрь человека. Это была девушка. Простая, молоденькая, немного неуклюжая девушка лет восемнадцати-двадцати трёх. Трудно разобрать. Невысокая, худенькая, без соблазнительных форм, хотя заметно статная, стройная, подтянутая фигурка. Черноброва с блестящими карими глазами, правильный прямой нос, овальное личико, без выпирающих скул. В целом, симпотичная мордашка. Про таких говорят просто — очаровашка. Забранные в два тугих узла длинные, светлые волосы на плечах. Должно быть, весьма длинные волосы, надо отметить. Наверное, с метр длиной, потому что узлы большие, увесистые. И как её не напрягает такие отращивать?

Она приветливо, добро встретила взглядом Жана. Жан поспешил привстать в почтительном приветствии, но вооружённые парни его остановили суровым жестом. Она кивнула, сказала: 'Не надо вставать'. Потом перенесла взгляд на Лену и также улыбчиво поприветствовала гостью. Однако Лена не была в состоянии ей ответить любезностью, поэтому она сохраняла непреклонное выражение лица.

— Здравствуй, Шимерши! — весело воскликнул Жан. — Приятно тебя видеть снова. Ты сияешь! — любезничал он.

Лена подумала: не наигранно ли он любезничает с ней? Иронизирует? А сама стала изучать девушку, которая со слов Жана, должна представлять немыслимую опасность для неё. Лена не заметила никакой сверхсилы за её плечами, за исключением, разве что, четырёх суровых телохранителей, вставших по бокам от Шимерши. Лена вдруг подумала, что произошло бы, не будь этих охраников рядом? Жан бы набросился на беззащитную девушку и растерзал бы её? Лена попыталась представить себе такой вариант и ничего у неё не вышло.

— Привет, Элькасан, — также по-приятельски ответила Шимерши.

Лена недоумённо взглянула на Жана. Но Жан не заметил её взгляда и продолжил:

— Что тебя заставило беспокоиться? К чему такая спешка?

— Я прошу прощения, за грубые методы, за моих безтактных агентов. Они всё-таки люди со своими амбициями — надо это понимать. Но по-другому тебя почему-то не получается пригласить к себе, ты обязательно стараешься избежать нашей встречи.

— Уж, извини! — он демонстративно развёл руками. — Сила привычки. Я же не могу читать твои мысли на расстоянии и мне остаётся только предпологать со злыми или с добрыми намерениями ты посылаешь ко мне агентов. Мне бы очень не хотелось начинать нашу беседу со взаимных упрёков и оскорблений. А последние действия твоих агентов наталкивают меня на неприятную мысль, что у тебя рождаются нехорошие намерения… Это крайне не согласуется с моими представлениями о тебе… Зачем тебе понадобилось направлять Шрама на мою… спутницу. — он покосился на Лену.

— Это чистой воды недоразумение, — извиняющимся тоном ответила девушка. — Ничего подобного я не совершала. Шрам, деревенский болванчик, как ты знаешь, не наделён достаточным разумом, чтобы трезво оценивать ситуацию. Им до сих пор правят природные инстинкты и похоть.

— А я думал, ты им правишь, — отметил Жан.

— Он потерпит наказание за свою вольность! Причём такое, какое пожелает твоя спутница.

Теперь она обращалась к Лене, ожидая от той вердикта о будущей судьбе неудавшегося мучителя-насильника. Лена пребывала в сматении. Она не могла понять, кто здесь узник, а кто надсмоторщик, кого держат в заключении? Кто кем правит вообще? По интонации слов выходило так, что Шимерши готова всячески угождать Жану. Их взаимолюбезный, благовидный трёп с искринними улыбочками на лицах никак не ассоциировался с предположением, что Жан в течении трёх лет терпит угнетения от Шимерши. Не было похоже на то, чтобы они сильно ненавидели друг друга и каким-либо образом враждовали. Хоть убей, не похоже.

Насчёт Шрама у Лены за последний день скопился суровый гнев. Однако после того как Жан 'швырнул' в него автомобиль и фактически размазал того по тротуару, гнев заметно поубавился. Стало даже жалко бедалагу. Но Лена пребывая в недолгом замешательстве, выдала вслух:

— Я не хочу его видеть никогда в своей жизни!

— Понимаю, — кивнула девушка. — Ему сейчас не легко приходится. Досталось ему хорошенько… Мы его можем избавить от страданий, если изволишь.

— Убить? — испуганно проговорила Лена. — Нет… Ни в коем случае! Я не хочу его смерти… Нет… То есть, хочу… Но не такой… Можно ли пожелать, чтобы он больше никогда не приставал к девушкам? — вдаваясь в игру светских фраз, спросила она.

— Как будет угодно, — услужливо пролепетала Шимерши. — Он будет жить, но желание завладеть женщинами у него отпадёт навсегда. И он никогда, обещаю тебе, не появится перед тобой.

Лене на секунду показалось, что Шимирши в правду, словно великой волшебнице, не стоит труда в миг исполнить её желание. Ей захотелось срочно ещё что-нибудь пожелать. Например, чтобы их отпустили и больше не преследовали — и что Шимерши обязательно исполнит такое желание. В это даже верилось. Однако так грубо прерывать разговор двух высших сущностей — Шимерши и Жана — ей не захотелось. И она просто слушала дальше.

— Так чем же имею честь присутствовать в гостях у самой Шимерши? — между тем любезно напомнил Жан.

— Тот случай у гаражей меня слегка потревожил. Ведь среди нападавших были обычные люди, которые могли причинить вред. И я решила лично удостовериться в твоей безопасности. Я постараюсь найти более безопасное и уютное место для тебя и твоей спутницы, чтобы не было подобных эксцесов впредь. Кстати, ты не представишь свою спутницу мне?

— Ах, да! Прошу прощения, — опомнился Жан. — Любезная Шимерши, позволь представить тебе мою знакомую Елену Тиунову, она из Москвы, работает в солидном столичном банке.

Лена вновь удивилась — она же не называла Жану свою фамилию ни разу.

— И как продвигается работа в банке? — поинтересовалась Шимерши у сидящей Лены.

— Да… ничего… — только и смогла выдавить из себя Леночка.

— Очень хорошо, — сказала Шимерши и обратилась к Жану. — Не думала, что безчувственный и одинокий Элькасан когда-нибудь сдружится с земной девушкой.

Жан вежливо улыбнулся:

— Времена меняются…

— А она хороша. Она действительно похоже на Ами. Волосы те же, — мягко ответила девушка по имени Шимерши. Она сделала жест и охрана суетливо двинулась к дверям. Напоследок она повернулась и сказала: — Ну, что ж, воркуйте дальше. Я не буду вам мешать. Часа через два я организую для вас новое, более комфортное место пребывания. Надо ещё утрясти дела с милицей, а то они упорно пытаются вас разыскать, особенно младший лейтенант Фёдоров. Уж, извините за приченённые неудобства… Я радею, за вашу безопасность, поймите меня правильно.

— Хорошо. Не стоит излишне беспокоится, — сказал Жан напоследок.

Девушка в окружении телохранителей скрылась за дверями. Двери захлопнулись. Послышались щелчки запирающих замков.

Жан вздохнул чуть ли не печально. Затем привстав и непоколебимо прошёлся возле Лены. Лена вопросительно на него посмотрела. Он сказал:

— Задавай вслух. Отвечу на все терзающие вопросы.

Лена выпила немного морса прежде чем спросить, за одно подумала с чего лучше начать:

— Кто же ты? — не удержалась она.

— Ты думаешь я вру? — почти уверенно спросил он.

— Есть на то причины. Хотя про агентов ты не врал… Почему она называет тебя Элькасаном? Это твоё настоящее имя?

— Нет, — мгновенно ответил он. — Моё настоящее имя Жан. Элькасан — это моё, так сказать, второе имя. Под этим именем я хорошо известен там… в будущем.

Он остановился и присел рядом с Леной. Заглянул в глаза. Во взгляде его читалась неподдельная радость.

— Я ошибался! Она на тебя не держит зуб и не собирается тебе портить жизнь. Ты — обычная, непричастная к прошедшим событиям девушка. Она тебя не считает опасной для себя и не скрывает от меня таких мыслей. Это всё случайность. Тебе просто не повезло. Ты нарвалась на агента Шимерши, и на меня впридачу… А может и наоборот. Тебе посчастливилось встетиться с самой Шимерши и самим… Элькасаном. То есть мной. Обычно я не люблю хвастаться и о себе говорить возвышенно. Но в свете сложившихся событий, нужно дать разьясняющие пояснения… В своём будущем я достаточно известный и глубокоуважаемый человек. Без малого меня знает весь существующий мир. Так же все хорошо знают Шимерши. Конечно, Шимерши знаменита с более давних времён, не то что я. Обо мне заговорили только в последнее десятилетие. Я, пожалуй, единственный из рода человеческого, который отважился пойти против прямого наследника Вечных. Но это не из-за моей безбашенной натуры, старающейся влезти во всевозможные неприятности. Нет… Просто необходимо было усмерить Шимерши, чтобы она не натворила больших бед. Для этого пришлось объявить войну и начать компанию по большей части бессмысленую по изживанию Шимерши из мира реального. Тогда я не знал, что это будет бессмысленно, и что Шимерши бессмертна. Я в это не мог верить. И мне казалось ничто не вечно под луной и всё имеет своё начало, и обязано иметь конец. Однако, Шимерши оказалась на проверку не от мира сего… То есть она не из нашего мира, не от нашей Вселенной, как и все Вечные. Она — из какого-то своего неизведанного мира. Я даже представить себе такой не могу… В том мире, откуда она появилась, другие понятия и другие законы. Там нету таких понятных нам феноменов — рождения и смерти. Там нет материи, нет пространства, да и времени там нет. Там совершенно другая логика жизни или, так скажем, существования. Трудно описать, что за существо такое, Шимерши, если оно не имеет не материального, никакого другого аналога… Для неё что-то вроде такого ощущения, когда попадаешь в виртуальный мир. Ты можешь ходить по виртуальному миру, общаться с виртуальными персонажами, наблюдать за их действиями, жизнью и при этом ощущать себя неуязвимым, бессмертным, могущим бесконечно восстанавливать свой образ в таком мире. Я надесь, со временем ты сама всё поймёшь и привыкнешь ко всему необычному, как и я, в своё время…

— Она — не человек? — удивлённо спросила Лена.

— Ну, не то чтобы не человек. Вот та, что ты сейчас видела, девушка — это реальный человек, материальный, состоящий из клеток, кровяных телец, воды и минералов. Она сейчас более человечна чем я. У неё в физиологическом плане — всё в порядке. Но этим человеком, этой девушкой, всецело управляет Шимерши. Она — её глаза и уши. Её точка входа в этот мир. Вот поэтому у неё вооружённая охрана. Она также смертна как и ты, или я. Её можно запросто убить. Она очень хрупкая девушка. Но если её убить, то мы просто закроем точку входа в этот мир, но никак не убъём Шимерши. Это равно как виртуальный персонаж компьютера смог бы тебя уничтожить живую, реальную. Шимерши создаст новую точку входа, такую же или немного другую девушку и опять начнёт бродить по нашему миру.

— Так значит, мы — виртуальный мир для Шимерши!

— …В каком-то роде… — замялся с ответом Жан. — Не принимай близко к сердцу. Шимерши — это более высокий уровень по отношению к нам. По крайне мере, она на одну ступень выше нашего материального мира.

— Она что? Бог? — спросила Лена.

— Возможно, — необычно проговорил Жан. — Она не помнит, чтобы создавала этот мир… Возможно, наш мир, нашу Вселенную создал другой Вечный давным-давно, когда ни времени, ни пространства, не материи не существовало. А вот он взял, и придумал! Может, создал с определённой целью, может, случайно получилось… Но есть у меня предположение что Вечных не может быть много. Что все Вечные — это одно существо, одна сущность. И это — Шимерши.

'Да. Мозги закипят от таких новостей! — подумала Лена. — Вечные… Боги… Другой мир. Если я сейчас общалась с самим Господом Богом, Творцом, то, стало быть, я должна с ума сойти от такого потрясения… Но пока всё в порядке… Нет, конечно, не всё в порядке… Просто могло быть и хуже. А раз хуже не стало, значит, всё в порядке'.

Искренне хотелось воспринять всё сказанное Жаном за бредовую сказку. Сказать в лицо — такого быть не может!.. Но произошедшие события уже никак не умещаются в реальности. Самое эффектное, это конечно же швыряние автомобилями. Вот этого Лена никогда не забудет. Это впечаталось ей в памяти навсегда. Впрочем и многим десяткам прохожим тоже. Вот-то они сейчас наверное расказывают репортёрам о том, что видели, потрясённо размахивая руками, а те, в предвкушении огромной сенсации, радостно потирают руки. И как же не поверить стольким очевидцам! Как Шимерши собирается замять это дело? Как ей удастся?

— Поверь, ей это легко удастся, — неожиданно сказал Жан. — Извини, я тебя опять 'подслушал'. Просто ты так застыла после моих слов. Что я не удержался поскорее узнать твоё мнение.

— Откуда ты знаешь? Что ей это легко удастся? — спросила она.

— У неё большие связи и большие возможности. Она способно замять и более тяжёлые случаи… так, что очевидцы ещё усомнятся в своих словах. Да и вряд ли когда-нибудь вспомнят, что видели.

Они стояли возле серванта и ещё недолго общались. Жан давал дополнительные комментарии о возможностях Шимерши. Выходило так, что Шимерши здесь выглядела покруче президента — с такими-то связями и полномочиями. Он также вскользь рассказал об Ами, своей любимой девушке, которую он потерял во время 'Чумы' — распространнения смертельного вируса по планетам, заселёнными людьми, подаренной какими-то Жу, по всей видимости, инопланетными существами. Отметил, что у неё были абсолютно похожие каштановые волосы, что сейчас у Лены. Рассказал что после смерти любимой Ами, он отказался от своих чувств, от любви, жалости, сострадания и других сентиментальных дарований человека. Поэтому его прозвали безчувственным. Он признался, что к Лене он не испытывает никаких чувств (да и не может испытывать), кроме дружеских. Ему интересно общаться с Леной, ему нравиться, что она к нему испытывает глубокие чувства. И так как он не лишил себя чувства отвественности, то он не смеет бросать её… По крайне мере, пока всё не уляжется.

А вот уляжется, похоже, не сразу. Жан, пояснил, что Шимерши никогда так о нём не заботилась и не предлагала свою помощь, от, так называемых, опасных эксцесов. Она достататочно холодно, без объяснений и коментариев, выбрасила его три года назад посреди полей Рязанской области и не помогала ему ни кровом, ни убежищем, ни подсказками, ни даже языком. Приходилось выкручиваться самому. А раз так, то подобная любезность у Шимерши возникла далеко не спроста. Не нравиться подобная любезность Жану. Не предвещает она ему ничего хорошего. Либо что-то происходит в этом мире, которое повлечёт за собой любопытные события, касающиеся его, Жана, либо у Шимерши просто крыша едет.

Вероятность последнего ничтожна мала. Он предположил более логичный вариант:

— Похоже, Джерр каким-то образом пробрался в этот мир. Вот Шимерши и суетится. Даже, можно сказать, паникует, если этот термин уместен для неё…

Лене ничего не оставалось, как внимательно слушать его. Нелья сказать, что многое прояснялось для Лены после сказаного, однако кое-что она стала понимать. Жан серьёзно опасается за благополучие Лены, и если она останется с ним, то не сможет избежать проблем. Он попробует переговорить с Шимерши насчёт неё, чтобы всесильная и всемогущая Шимерши 'отпустила' Лену — ей же не составляет труда это сделать! Тогда завтра Лена вернётся домой, в родное Братеево, выйдет на балкон сьёмной квартиры, полюбуется на милый микрорайон Марьино… и будет возмущена, что отпуск так скоро заканчивается, а она даже не помнит толком как отдохнула у бабушки Нюры… Проще стереть память человека обо всёх произошедших делах, чем устранить его, а, тем более, продолжать его мучить странной игрой двух противобоствующих индивидов. Ещё не известно, чем всё может закончиться. Если Шимерши хочет запрятать Элькасана за пазуху, что б тот не рыпался и чтобы его не приметили другие, то зачем тянуть за собой Лену? Что б скучно не было? Спутника по несчатью себе обрести?.. Нет. Жан, хоть и безчувственная скотина, но на такое не согласен идти…

Лена не понимала, как можно стереть память у человека, и как она сможет вообще забыть Жана?.. Это представлялось более чем невозможно. Ведь она обязательно будет что-нибудь помнить о нём или вспомнит, когда ей рассскажет баба Нюра, чем она занималась у неё в гостях; когда обнаружатся синяки и ссадины на руках, ногах и на теле; когда не досчитается одной босаножки на ноге, когда обнаружится, что пропала сумка со всеми деньгами, телефоном… и ключами от машины! 'Бог ты мой! — забеспокоилась Лена. — А если кто-нибудь прихватит мою сумочку? Она же осталась там, в кафе! И ведь папину машину так не сложно угнать… А она здесь… Ничего не может поделать!'

— Не волнуйся, всё схвачено. Агентов Шимерши хоть и набирает из простофиль и негодяев, но они знают свою работу — следы не оставляют. Твои вещи, наверняка уже где-то здесь, в коттедже лежат, — сказал Жан.

'Опять, зараза, залез в мои мысли!' — подумала Лена.

Неожидано послышался странный звук позади них, словно кто-то стеснительно топтался на месте.

— А ты кто такой?! — спросил Жан, обарачиваясь.

В комнату вошёл незнакомый человек. Высокий брюнет в спортивном костюме с застывшей гриммасой немого напряжения на лице. Один и без охраны. Чего он здесь забыл? И как он сюда попал?! Двери же закрыты! Лена бы обязательно услышала, как открываются двери, как щёлкают замки. Двери прочные и тяжёлые, чтобы суперсилач Элькасан не смог их проломить — такие невозможно не услышать.

— Вот не ожидал, что сразу получится! — сообщил он, искренне удивляясь чему-то.

— Что получиться? — спросила Лена.

Он проигнорировал её вопрос, равно как проигнорировал вопрос Жана, не представившись. Быстрым взглядом окинул помещение. Убедившись, что всё в порядке, удовлетворённо кивнул самому себе и немедленно обратился к Жану:

— Здравствуйте, Элькасан. Наверное, будет странно сказано… но я прибыл за вами.

Жан недоверчиво поксился на внезапного гостя.

— Боюсь, что прочитать мои мысли у вас не получиться, — сказал незнакомец. — Мой камтик блокирует проникновение…

— Ты не похож на агента Джерра, — отметил Жан.

— Я им и не являюсь. Прошу прощения, я не представился. Меня зовут Алексей Губанов. Я прибыл из будущего… У нас мало времени. Нужно поторопиться. Моё появление могут заметить.

— Твоё появление уже заметили, — сообщил Жан.

— Тогда… не будем терять времени. Я всё позже объясню. Поверьте, я хочу вас спасти… Она с вами? — наконец он обратил внимание на Лену.

— Да, — коротко ответил Жан.

— Плохо… Двоих я ещё не пробовал брать с собой. Надеюсь, всё получится.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал Жан.

— Возьмите меня за руки… Скорее!

Было слышно как за дверями нарастает шум. Кто-то приблежался.

Жан немедленно протянул руку, сжал ладонь незнакомца и подтянул к себе девушку. Лена не понимала, что должно будет произойти и не ожидала ничего хорошего. Куда он собирается кого-то брать? Но общее ощущение — не дать себя застигнуть врасплох — подтолкнуло её к решительным действиям и она последовала примеру. Как только она ухватилась за кисть незнакоца, назвавшегося русским именем Алексеем, мир вокруг начал неожиданно шевелиться — задвигались диваны, кресла, поехал сервант вместе с тумбочкой, куда-то заскользили картины, всё быстрее и быстрее, улетая вдаль, её снятая от ненадобности босоножка, лежавшая рядом, куда-то внезапно провалилась. Комната разьехалась, расплылась и окончательно исчезла. Рука незнакомца словно вытянула её из реального мира. На мгновение она оказалась в пустоте. Она совсем не видела Жана, с трудом отличала очертания незнакомца. И от страха затеряться в этой пустоте, она сильнее сжала руку. В следущее мгновение вспыхнул перед глазами ослепительный мир. Она зажмурила глаза.

Это был чужой мир…

Глава 9

Наверное, это у меня получилось случайно…

Я долго бился над этой темой: как мне удалось из мира будущего, с президенского корабля Альберто Торриса, находясь в состоянии военнопленного, которого строго охраняет силовое поле, попасть в мир прошлого, именно советского прошлого? Прямиком в 79-ый год. В тот год, когда я появился на свет.

В тот момент я вспомнил своё детство, маленькое покосное углубление на границе полей и лесов, где мы пытались построить шалаш… Вспомнил этот пень, на которой я частенько взбирался и стоял во весь рост — мне казалось, что я подрос таким образом и могу смотреть на мир совсем как взрослый… Захотел увидеть этот пень — вот и увидел.

Как мне это удалось? Что поспособствовало моему перемещению в другой мир? — Остаётся пока неясным моментом. Но как показала практика, я могу теперь, без помощи двери перемещаться по мирам. В сей факт я, конечно, поверить никак не мог. И не мог даже представить, что обладаю такой возможностью. С чего бы вдруг? — спросил бы я. Собственно, я это и сделал, когда впервый раз очутился там, где пожелал быть.

Идиот я, разумеется, последний, что перво-наперво подумал о психологическом воздействии кутланцев на моё сознание. Откуда я мог знать какие они могут применять методы по отношению к военнопленным? Вот я и подумал, что в реальности я никак не мог так запросто переместиться в прошлое. Что не без помощи кутлацев здесь явно не обошлось. В сон они меня погрузили, в транс, в гипнос — не важно. Им как-то это удалось. И настолько реалистично всё выглядит, что я диву давался, дочего техника дошла!

Однако это всё оказалось не сном, не трансом и не гипнозом. Это всё происходило на самом деле. Это я понял далеко не сразу… Но, постойте, как это могло произойти вреальности, если я не проходил через двери? Никакой двери поблизости не было! Над этим я начал задумываться, как оказался в одиночной камере СИЗО Волховского отделения милиции. Спасибо, конечно, следователю Поликарпу Рузанцеву, что не подсодил к каким-нибудь зекам с унылыми лицами и недорыми намерениями, а дал отдельную камеру, где я смог в поздний час безделья поразмыслить… Это он меня навёл на путь истинный! Это он меня протрезвил своими допросами и методами допроса. Не стал церемониться. Сразу, сходу вдарил по щекам и злобно проревел: 'А-ну признавайся, ублюдок! С какой целью шпионажем занялся!'

Это ж надо, сразу принять меня за тайного агента! Мало ли что, в советские годы не делали таких миниатюрных телефонов Nokia! Это же не повод, чтобы сразу считать меня шпионом. Причём самым злостным и наглым шпионом. Это как раз повод задуматься, как такие вещи вообще у меня появились! Да вы когда-нибудь видели в своём 79-ом году чтобы выпускали такие вещи, чтобы такие вещи могли как телевизор показывать цветные картинки, прокручивать музыку и снимать видеоролики? Да у вас у самих, цветных телевизоров нет ещё, а вместо них стоят тяжёлые ящики с выпуклыми кинескопами и всё!.. Следователь только отобрал телефон и зарядку, отдал своим техническим специалистам и сделал вывод на основе отчётов и увиденного — шпионская аппаратура!

Нет. Тупой непрошибаемый советский стереотип сохранился — доказано на личном опыте. Всё им мерещутся кругом шпионы, диверсанты, подозрительные личности, которые так и норовят испортить жизнь советскому народу. Будто бы заняться им больше нечем… А поверить, что я действительно человек из будущего, они не в состоянии. Полный бред! Зря я задержался у этих косарей. Не надо было им всё рассказывать. Надо было только узнать дату, год и валить подальше, пока вопросы лишние задавать не стали… Нет же. Решил всё выянить, всё разузнать, всё рассказать… Загубит меня когда-нибудь любопыство.

Как же я жестоко недооценивал Паута Воэ, когда тот на квартире Димы Вяземцева рассказал всю историю от и до… А я ещё мысленно надсмехался, как это генерала так скоро скрутили менты и дня не продержался в нашем мире. Сам-то чем лучше! И часа не продержался, идиот! А тут-то всего разница в 28 лет, а не тысячелетняя пропасть — как для Паута.

Так что было мне над чем подумать, когда от меня наконец отстал с тупыми распросами следователь Рузанцев. Вот и начал я ощущать реальность, когда оказался посреди грязной камеры, с максимально тусклым освещением и минимальным простором для размышлений — ноги никак не умещаются на этой жалкой, вонючей, ржавой кровати при моём-то росте.

Я подумал, раз я случайно сюда попал (имею ввиду всю эту советскую эпоху), значит также я смогу отсюда выбраться — то есть случайно. Но случай чего-то не шибко помогал. Я часа три битых до посинения пытался себе представить мир будущего. Сначала думал о своём белом коттедже в урвальде. Вижу — ничего не происходит. Сижу как в изоляторе. И восспоминания не переносят меня обратно в будущее… Ладно, думаю, мало там пожил значит, ещё плохо изучил коттедж. Надо представить себе что-нибудь хорошо знакомое, которое знаю многие годы. Начал себе живо представлять квартиру на Петроградке. Опять ничего!.. Ладно, ладно. Делаю простой вывод — надо представить то место откуда меня забросило. То есть президенский корабль и кресло ограниченное куполом силового поля. Возможно, что вернуться я смогу только туда… Предсталяю себе то место. Даже воображаю перепалку Альберто Торриса с Паутом Воэ, вижу уставшую Сифиль сидящую рядом, тихонько хныкающего Леонида, уткнувшегося в спинку кресла. Всё представляю в своём сознании — что запомнил в последний раз — всё прямо как реальное воображаю… Ничего! Да что ж такое?! — Я уже нервничать начинал. Кто же меня сюда забросил?.. Мне отсюда не выбраться уже никак?

Спустя час, когда свет уже давно отрубили, и утро, возможно, уже подкрадывается к горизонту, я успокоился. Начал просто перебирать свои воспоминания и страстно захотел вернуть их.

И… О, чудо! Я оказался в… Ленинграде. Это произошло чуть ли не мгновенно. Камера внезапно растворилась, тёмные разводы на стенах размылись и я, вдруг, ощущаю, что лежу на сыром асфальте, сверху поблёскивают крыши домов, ночные серые тучи, серп луны вырисовывается, а мимо проезжают автомобили. Гудят… Задавить хотят… Я поспешно встал. Отряхнулся. Машины проезжают мимо меня и из них орут безбожно: 'Придурок, чего разлёгся посреди дороги! Жить надоело?!' Я огляделся и сразу узнал место — проспект Стачек. Немного погодя, я уже знал текущую дату — сентярь 1986-го. Год моего поступления в школу.

Вот-те раз!

Это что? Я могу только перемещаться по советским годам? Как-то не катит такой вариант.

Мне к счастью удалось запомнить какое у меня должно быть состояние в момент 'перемещения'. Я должен быть спокоен. Слегка раслаблен. Главное — я должен искрене поверить, что могу попасть в воображаемое в голове место; что у меня всё получиться. Необходима уверенность… И должен при этом думать о приятном. Хотя, может быть, это лишнее и совсем не обязательное. Но никогда ещё не мешало процессу.

Через несколько минут я уже сидел в своей квартире, в своём родном 2007 году, в тот самый день когда я с Паутом исчез из мира — я это скоро выяснил по телевизионным новостям в девять часов вечера, которые я ждал в нервном напряжении. Пожалуй, я никогда ещё так трепетно не ждал начала новостей.

Я понял — я могу перемещаться во времени, через разные миры, без помощи дверей — услием мысли. Как такой дар во мне возник? Откуда? — я над этим, честно, долго бился. Но разумного ответа мне найти не удалось. Первое время я пологал, что дар во мне появился из-за того, что я переходил через двери несколько раз. Если вспомнить, первый раз это было в апрельский четверг, сразу после работы. Второй и третий — ошибочный выход в мир 2034 года, где шла первая ресурсная война. Четвёртый и пятый — краткосрочное посещение родного мира, общение с Димоном. Ну и наконец, шестой и седьмой — я возвращался в свой мир за Паутом Воэ, который здесь угодил в неприятности. Вот я и подумал, может быть, семь раз и достаточно чтобы обрести такой дар? Что-то вроде бонуса для постоянного клиента? И вроде даже вполне логично получается… Поэтому в первое время я так и подумал.

Но потом я осознал, что вообще-то я не один такой. Паут Воэ тоже перемещался по мирам через дверь и делал он это не один раз — он как мимимум три раза был в мире 2034-года, пытаясь меня отсыскать. А сколько раз проходили через двери тогда его люди?.. Они получается все наделены таким даром? И они просто ещё не знают об этом? Ведь я же узнал об этом случайно… Возможно, загвоздка кроется в том, что все они альверцы, а я — один померянин. Может, только померяне могут?..

В этом мне пришлось разубедиться… Когда Паут объяснил, что среди его людей были померяне, но среди них ничего подобного не наблюдалось…

Поупрожнявшись в переходе миров, я достаточно скоро смог вернуться в будущее, на Битурт.

Тяжёлый день подходил к концу. Альман пропал за стеной побитых небоскрёбов. Вокруг меня была расбросана поверженная техника, местами метались люди. А я смотрел на густо дымящийся верх Акрами-Тайста, откуда ещё выпадали куски горелого железобетона. Я догадался, что переместился в тот же день, когда Битурт атаковал противник. И начал напряжённо соображать куда бы мне податься…

Вскоре мне удалось выйти на Паута Воэ.

Кутланцы их отпустили, выдержав ультиматум до последнего момента. Лишь когда Федерация пригрозила решительными действиями и активировала военный космический флот, объявив полную боевую готовность, только тогда Кутлан отпустил всех военнопленных и поспешил отпровергнуть обвинения. Началась шумная перепалка. Мой камень так и потрошил меня срочными новостями.

Паут Воэ был искрене рад меня увидеть живым и невредимым. И долгое время сдерживал своё любопытство, насчёт того где я пропадал и чем занимался, когда все испытывали невероятный психологический прессинг. Мне стало интересно, сколько он способен протерпеть… Но сам вскоре не выдержал и рассказал всё, что со мной произошло. Объяснил что отныне, оказывается, я могу перемещаться между мирами и временем без использования двери. На что Паут сразу не поверил и пришлось ему наглядно демонстрировать. Когда Паут Воэ убедился, что я не случайно, а самопроизвольно растворяюсь посреди комнаты и возвращаюсь с разными предметами в руках, он потрясённо проговорил: 'Теперь сам стал дверью!'

Я не понял его. Лишь спустя много времени до меня дошло, что он хотел этим сказать. Если верить эльтониской философии, ничто не пропадает бесследно — одно состояние просто переходит в другое. Например, лёд — в воду, вода — в пар, бумага — в огонь, огонь — в дым, дым — в пепел и так далее. Но возможен и не прямолинейный переход. Филисофией допускается переход неодушевлённого предмета в живой огранизм и наоброт, минуя разные посреднические формы бытия. Если так подумать, обычная деревянная дверь, обученая наукой перемещаться в пространстве и времени могла после своей смерти передать свои 'способности' мне, как последнему кто прошёл через неё — ведь я шёл сразу следом за Паутом.

Из-за отсуствия других объяснений, я решил поверить в такую возможность и перестать мучать себя размышлениями, откуда у меня появился такой дар. Вообще, в перемещение души из одного предмета в другое я не верил. Мне это казалось не более чем сказкой. Однако, обретя такой уникальный дар сразу же после потери двери в огненом смерче, я смел допустить, что такое возможно. И, стало быть, я стал дверью, как бы это не парадоксально звучало… С одной особенностью, я могу перемещаться в другие миры, где пободных дверей нет.

Если описывать происходящее по собсвенным ощущениям — то я как бы переношу себя из одного пространства в другое, тело моё перескакивает, при этом происходит эффект лёгкого головокружения, примерное происходит, когда резко поднимаешься, например, встаёшь с пастели, кровь отступает от мозга — все предметы как-бы начинают двигаться, размываться в очертаниях, в глазах всё мутнеет… а на их месте потом появляются другие. Со временем я привык к такому переходу и этот процесс мне даже начинал нравиться.

Паут Воэ меня предупредил, что рассказывать кому-либо о своих вновь обретённых способностях было бы не разумно. Я возмущёно спросил — почему? Он объяснил, что если об этом узнают в правительстве, то сделают меня предметом пристального изучения.

'Вспомни, какая шумиха поднялась сразу же после успешного результата проекта Таавиа, сколько было задействовано военных ресурсов и какие расплодились вокруг секреты, — говорил он. — А если об этом узнает Кутлан или Адрия?.. Подумай, что будет… Они не остановятся ни перед чем — ты был тому свидетель! И ты подвергнешь всех своих друзей опасности… Даже то, что я знаю о твоей способности — уже слишком много!'

Я подумал. Ситуация выходила, действительно, не простая. Не предвещало ничего хорошего, если я раскрою всем свою способность… И мне ещё очень повезло, что Паут первый и, похоже, последний узнал об этом. Паут умеет хранить тайны и выдовать меня он никому не собирался. Он вовремя предостерёг меня от возможных последствий.

В последующие дни я смог увидеть Сифиль, Эринса, Виктора Тадеча, которые успешно прошли курс реабилитации. Антуа Файлео объявился попозже. Кстати, никакой излучаемой инфекции не было. Паут искусно блефовал перед Торресом. Было обычное излучение, которое и зарагестрировали кутланцы своими приборами — для вида, что бы поверили. А самой инфекции не было. То есть погибнуть от инфекции они не смогли бы. Паут не стал бы так подставлять своих друзей… От этого излучения их побыстрому избавили во время проведения курса реабилитации. Никаких следов… Конечно, возможно Паут сейчас блефовал, — отчего-то подумал я. Но не стал выяснять детали. Этот генерал искусен, как сам Дьявол. И уже никто не узнает истинной правды — была излучаемая инфекция или её, всё-таки, не было? Рисковал Паут, нагло блефуя перед президентом Кутлана, или всё же решил себя обезопасить?..

Вернувшиеся в Урвальд были крайне рады меня видеть вновь и Паут Воэ смог запросто им объяснить о моём резком исчезновении, рассказав, что-то про военный режим маскировки, будто бы это было специально запланированно, чтоб сбить с толку Торреса — все моментально поверили в такую легенду и не задавали уточняющих вопросов… Ах, военный режим маскировки! — ну, что ж всё понятно, так мы и думали!..

Дни шли. Удивительно быстро в Урвальде навели полный порядок. Востановили все побитые, повреждённые здания. С невероятной тщательностью очистили улицы от разбитой техники. Разобрали и вновь собрали проспекты. Главный корпус Акрами-Тайста, который пострадал больше всех, решили снести и отстроить заново. Причём сделали это за немыслимый короткий срок, нарушая все мной известные законы строительства — полностью восстановив за одну неделю, то есть пять местных дней. Сделали его повыше и посолидней. Всё прошло шустро и акуратно. Уже через несколько дней не осталось ни одного следа о прошедшем великом сражении. Психика так быстро не может работать. Даже сознание начало сомневаться, а было ли это всё? Или, быть может, приснилось?

Леонид куда-то пропал после этих событий и о нём я долго ничего не слышал. Говорят, он стал отшельником и растворился где-то на краю освоенного космоса. Если верить слухам, то стал философом и начал писать свою книгу.

Очень интересно подавали в новостях о прошедших событиях в Урвальде. Правительство Федерации раскрыло карты и объяснило народу, что Кутлан атаковал не планету, планета им даром не нужна, а научно-иследовательскую компанию Акрами-Тайста, распологающуюся в центре города и находящуюся под протекторатом правительства, с целью похитить новую секретную разработку — какой-то сверхскоростной двигатель, единственный образец которого находился там. Сказка была выдумана невероятно оперативно и расписана в мельчаших подробностях. Даже крутили правдоподобные видеоотчёты разработки. Но что ещё удивительней было — правительство Кутлана не отрицала сей факт и признавала поптыку захвата новой технологии, объяснив это тем, что была вынуждена пойти на подобный шаг, используя грубую силу, так как новая разработка серьёзно угрожала безопасности и целостности их государства.

Паут лишь усмехнулся, просматривая со мной очередные новости. 'Так надо!' — сказал он. И я понял, что так действительно надо.

Новости не без гордости восхваляли Паута Воэ, который в критический момент, когда немногочисленная защита Акрами-Тайста была сломлена, принял единственное верное решение — уничтожить технологию, чтобы та не досталась врагу. Правда, научный потенциал в этом направлении был отброшен на многие годы назад, но, согласитесь, что это лучше, чем если бы началась глобальная война. Все без промедления согласились. Всё-таки человеческие жизни стоят дороже техники, пусть и самой сверхсветовой. Кто бы мог подумать?.. Поэтому поднялась новая, более мощная волна любви и уважения к почётному гражданину Федерации, Пауту Воэ. Не смотря на его пленение — фактически поражение в прошедшей битве, никто его журить за добровольную сдачу в плен не собирался. Этим поступком он разом остановил кровопролитие и смог убедить президента Кутлана пойти на мирные переговоры. Ему уже начинали пророчить президенский пост на следующих выборах. И многое другое про него начали рассказывать, по большей части вымышленное, раскрывая миру другие подвиги, о которых даже не знал сам Паут. Если сложить все его заслуги, выходила занятная история — получалась живая легенда! Начинаешь потихонечьку сам себе завидовать, что постояно общаешься с таким великим человеком и более того, становишься счастлив от той мысли, что дружишь с таким человеком!

Паут отшучивался и отмахивался в обычной его манере на такие вещи: 'Федерации всегда нужны герои, — обяснял он просто. — А я отличный кандидат на эту должность!'

Война однако началась. Она длилась всего три дня. Войска Федерации вторглись на территорию Кутлана и захватили плохо укреплённые форт-планеты по периметру. Вытеснили немногочисленные пограничные войска и окупировали 16 звёздных систем. Кутлан сразу же согласился на мир с невыгодными для себя условиями. По мирному договору Федерации должны были отойти 2 % территорий Кутлана. Кутлан должен возместить причинённый ущерб государству Бактуриану и выплатить трёхлетние репарации за потерю технологии. Был выставлено суровое требование о поддержании мира на границе в течении 10 лет. В случае нарушения условия мирного договора — Федерация имела право объявить войну Кутлану.

Кутлан был готов отвечать за поддержание мира… Наступало мирное десятилетие. Без стычек и конфликтов на всём протижении освоенного людьми космоса. Даже не вериться…

Спустя месяц, президент кутлана Альберто Торрис снял с себя полномочия и навсегда исчез с политической арены. А главнокомандующий вооружёнными силами Федерации, говорят, подал в отставку, признав свою ошибку — что грубо не дооценил вероятность вторжения на Битурт и не выделил на охрану секретного проекта дополнительных военных ресурсов. На его место сразу же видвинули Паута Воэ. Но генерал Западного сектора тут же задвинул обратно свою кандидатуру, толком ничего не объяснив. Он почему-то не считал себя достойным на такой высокий пост. Некоторые посчитали это глубоко продуманным стратегическим ходом — ему будет проще балотироваться на грядущих президенских выборах, которые пройдут скоро, через три года. Должность главнокомандующего как-никак обязывала отвественной работе и ставила определённые ограничения, которые, чисто теоретически, могут мешать в политической борьбе. Правда это или нет, Паут промолчал. Правда как-то признался мне, что президентом быть не хочет. Не его это. Всё-таки он военный. Его признание — быть на страже мирового порядка. И профессиональным политиком стать не сможет, даже если очень зачет.

Что правда, то правда. Пусть говорят, пусть шепчатся. А он останется военным, генералом Западного сектора. Это его больше всего устраивает. Он это считает пиком своей карьеры, покорённой вершиной своего олимпа, которую он едва ли заслужил.

При всякой встрече с Сифиль меня так и тянуло ляпнуть про свою удивительную способность. Вот как не рассказать ей? Она поймёт, поверит. Это ж так просто!.. Как мне тяжело было сдерживать себя. До слёз обидно, что никто так и не узнает, не прочухает, и что своим даром могу восхищаться только я сам. Я понимал, что расскажи ей всё, так на следующий день будут знать как минимум Эринс, Виктор и Антуа, на позаследующий день уже будут знать их друзья и понесётся молва из уст в уста по планете, по Федерации, когда, в конце текущей недели, об этом не прознают в далёком Кутлане, где большие политики давно отчаялись заполучить в своё распоряжение столь мощное оружие — как возможность перемещаться во времени и предвидеть будущее. Да. Прав Паут, как всегда, даже он — уже слишком много. Опасно это рассказывать. Неоправданно рискованно. Поэтому я, внутренне сжав покрепче своё неуёмное хвастовство, отмалчивался и придумывал на ходу противоположные темы для весёлого трёпа с друзьями.

Моё любопытство подгоняло меня на решительные действия, которые не заставили себя ждать. Промучившись две недели от лютого безделья — жизнь наладилась, в городе не осталось ни следа от минувшего погрома, новостные сводки перестали пестреть громоподобными фразами, да и мне как-то наскучило однообразие быта, обделённое многосложностью и увлекательными событиями, я решился испробовать своё дарование по полной программе. Так сказать, провести тест-драйв — на что я вообще способен и как далеко я смогу 'зайти'.

С ходу заходить далеко, как безбашенный пловец в прорубь, я, разумеется, не стал. Сперва по чуть-чуть, по знакомым 'пропкам' я прощупывал окрестные дороги. Ну а когда уже приноровился и от этого расхрабрился — то стал лезти поглубже. О чём, конечно же, потом жалел.

Мне без проблем удавалось перемещаться в хорошо знакомые миры — в свой мир и в будущее, где поселился. Достаточно хорошо представить себе место, взмахнуть 'волшебной палочкой' неистового желания — и я уже там. В редких случаях я умудрялся 'промахиваться' — и появляться в тех местах, которые считались для меня неожиданными. К примеру, хотел как-то попасть в свой коттедж, вместо этого залетел в дом к Сифиль. Но к счастью, той не оказалось дома, поэтому я побыстрому дал дёру, пока никто не заметил моего присутствия. Или же попадал в места немного далёкие от задуманного. Как это происходит? — мне так и не удалось разобраться. Однако с опытом, такие 'промахи' минимизировались и я всё чаще попадал по адресу, практически 'чётко'. Видимо, 'руку' набивал… Как ни странно, мне удавалось попадать именно в свои миры, а не чужие. Я мог исчезнуть из мира на секунду, на минуту, ну максимум на один час — всегда случалось по-разному. Со временем, я, вроде, разобрался как управлять этим и возвращался в свой мир с чётко выдержанным промежутком. Так что всё держал под контролем… Хотя… как сказать, контролировать свои перемещения по мирам мне давалось не легко. Особенно по незнакомым мирам — здесь вообще тёмный лес, никогда не знаешь где окажешься. Пара таких дурацких перемещений мне чуть не стоили жизни. Один раз появился посреди озера, большого, глубокого, дурно пахнущего озера. Я начал сразу тонуть, так как был одет потеплее, расчитывая на межсезонье — хрен знает что за погода будет на улице, растерялся; долго не мог собразить где вверх, а где низ, да ещё в тяжёлых ботинках, плюс к тому, меня кто-то снизу тянул, тварь какая-то ухватилась за башмаки. Впрочем, может никто меня не хватал, почудилось мне просто. Ух, как я перепугался в тот момент. Думал — всё, финал. Сейчас тут бездарно помру насмех рыбам, и продолжал тонуть, захлёбываясь мутной водой. Потом вспомнил, что способен обратно вернуться… И через мгновение — возвратился домой, весь сырой, промокший до нитки. Вода так и стекала с меня как с ниагарского водопада. Роботы-уборщики полчаса, наверное, возились по паркету, затирая за мной тёмные лужи. После этого я зарёкся, что ни ногой в неизвестность. Тоже мне — потянуло на приключения!

Но много ли — мало времени прошло, не помню точно, вскоре я решился на следующие попытки. В целом, следующие попытки были удачные, не предвещающие собой ничего опасного. К тому же, я подумал, что в случае какой-нибудь задницы или передряги, куда меня забросит, я смогу живенько убраться из мира в наиболее безопасное место — к себе домой в прошлое или в будущее. Это в меня вселяло уверенность и бешенный азарт. Поэтому я начал эксперементировать, покруче выбирая отдалённые миры.

Амплитуда моих миров с каждый 'рейсом' более расширялась. Я по-началу эксперементировал с недалёкими мирами — 90-ые, 80-ые и другие советские года. Вернулся 79-ый год, где меня меня заточил в СИЗО придирчивый следователь Рузанцев. Не без помощи технологий будущего из хранилища отсторожно выкрал свои изьятые вещи — мобильник и зарядку. Пробовал побродить по прошлым векам, по давно забытым векам. Честно сказать, не всегда мне удавалось попасть в нужный год, я бы уточнил даже, в нужный век, потому как представлял их крайне туманно — отого и забрасывало меня неведомо куда. А как узнать текущую дату у местного населения? Подходить к людям я отчего-то не решался. Я чурался, прятался, завидев кого-нибудь идали или же сразу трусливо возвращался домой, так и не изучив новый мир. Мне было сложно представить, как люди будут реагировать на моё появление, а особенно на мои вопросы, типа: 'Извините, а не подскажите какой сейчас век?' или 'Будьте любезны, напомните мне какой нынче год от рождества Христова?' — хотя опыта в этом деле мне не занимать. Ещё бы знать наверняка, ты в России находишься, а не где-нибудь в гостях у ляхов. Если предыдущие века как-то мне подсказывали — вывесками, вырванными листками бумаги, разбросанные по свалкам, а если наткнутся на газету — так вообще прелесть! — сразу узнаешь какой нынче год — 1935 чёрно по белому выведенно на 'Правде', то в далёких веках это удавалось значительно труднее. Приходилось изловчаться, находить другие методы ориентации в пространстве и времени. Самый действенный из них — по расположению звёзд на небосводе, так же Луны и планет солнечной системы. В этом мне помогал всезнающий камтик, в который я предусмотрительно закачал все космологические данные. Оставалось только взглянуть на небосвод, как камтик тут же выдавал ответ — 17 апреля 1321 год нашей эры, или, например, 9 августа 905 года! Но было проблематично появиться в новом мире именно ночью, да ещё безоблачной. Или приходилось ждать ночи, или же, плюнув на глупую затею, валить назад.

Попал в ледниковый период. Продержался там не долго, не смотря на то, что оделся потеплее. Мамонтов так и не увидел. Зато соблезубых волков услышал сразу — вой в округе стоял жуткий! Словно сотня огромадных волчар затаилась за снежными холмами. Продрогнув до костей от мороза и страха, я рванул прочь, покуда меня не унюхали голодные твари.

В эпоху динозавров я так и не проник. Я точно не мог сориентироваться на сколько миллионов лет назад мне нужно 'прыгать'. Как-то раз забросил себя в глубокое прошлое, по ощущения на многие милилонны лет назад. Сразу же угодил в трясину. Трясина меня стала живо засасывать, довольная урчала. Воздух был пропитан гнилью, плесенью, затхлой сыростью, словно после природного аппокалипса — дышать было трудно. Да и ничего за густым серым туманом не разглядеть. Сообразив, что делать здесь мне уже нечего — я разочарованно венулся домой.

Также я залазил в будущее. Но дальше 30-ых годов 21-го века долго не отваживался залезать. А когда отважился, пожалел об этом.

Как-то выбросило меня в сороковые годы 21-го века, когда шла вторая ресурсная война. Точнее подходила к концу. В России в тот момент началась гражданская война — брат шёл на брата, резали друг друга без разбора. Кровопролитие было беспощадным. Ещё беспощаднее наша страна начала трещать по швам и разламываться на обособленные осколки цивилизации, изживая в себе человечность. Всех гнали из дома голод и нищета. Дни были пасмурными, сырыми. Атмосферу сковывала постоянное серое покрывало, затянутое на всё небо далеко за горизонт. Неприятно моросило. По грязи шлёпали беженцы со впалыми безжизнеными глазницами, тянули за собой телеги с жалким скарбом. Кто-то жалостливо мычал, кто-то устало сопел, кто-то падал замертво лицом в грязь. Шерегна несчастных беженцев протянулась… тянулась. Не видно ей конца. Грязь довольно чвакала, пережёвывая человеческие останки. В первый момент, увидев побитые телеги и людей во рванье, я подумал, что ошибся, что в очередной раз промахнулся и угоднил в средневековое прошлое. Однако приглядевшись внимательней, скоро понял, что всё в порядке — я в будущем. Это сразу стало понятно по рокоту далёких двигателей. Кто-то прокричал отчаянно 'Воздух!' и все люди, из последних сил, разом разбежались по углам, побросав пожидки. Многие запрыгали в канаву, в которой неслась бурным потоком жижа — кого-то подхватило течение и понесло, он захлёбываясь кричал во всё горло, кого-то придавило сверху телами и он начал тонуть, пуская пузыри из лёгких, некоторые просто зарылись в грязи. Я стоял неподалёку и наблюдал. Мне стало не посебе и хотелость прокричать: 'Люди, одумайтесь! Что вы творите?!' Но потом понял, что это не их вина. Не по собсвенному желанию они скитаются по миру в поисках убежища и сьестного. Я видел это по их жалким перепачканым лицам, в которых не осталось ни разума, ни сопереживания, ни капли человека.

Не смотря на то, что я хорошо подготовился к путишествию — одолжив у Паута военный комбинезон (он дал один из своих запасников, на тот случай чтобы я не схлопотал шальную пулю в зад), а также снабдил мало-мальким оружием, стреляющим парализующими снарядами, которым пришлось пару раз воспользоваться в самом начале появления — так как два диких сорванца набросились на меня и начали без причины колотить, я оказался психологически не подготовлен увидеть 'такое' будущее. Я очень долго сдерживал желание покинуть поскрей этот мир. И старался за очень короткий срок узнать по мир как можно больше.

Гул пронёсся рядом. Я так и не смог за серостью мглы разглядеть хотя бы очертания самолётов. И самолёты ли это были? Люди неохото, вяло оживали, вставали, бессмысленно отряхивались, тянулись к своих тележкам и волочили их дальше. Некоторые отказывались вставать и продолжали лежать в канаве. Может просто не могли подняться или были мертвы…

Они меня не видели. Я включил режим невидимки — от греха подальше. Не известно, за кого они меня сочтут — за брата или за сволочь. Они шли мимо. Даже не разговаривали друг с другом. Просто отстраннёно шли, потупив взоры — смотря себе под ноги. Всё дальше и дальше…

Я пошёл за ними. Мне было любопытно узнать куда они направляются.

Но уже через пять часов, когда стемнело, а люди выбрались в ложбину, и повалились в чём были спать на сырую землю, мне расхотелось сопровождать их. Я украдкой за ними наблюдал и пытался подслушать их немногочисленные беседы, разбавленные хриплыми тихими голосами в перемешку с кашлем. Они уныло перешёптывались о том, кто где будет спать, во сколько завтра вставать, сколько провизии ещё осталось и где бы добыть чего-нибудь сьестного, поносили военных, всех поносили кого ни поподя, но ни слова о том, куда идут. Я хотел было махнуть на них рукой, пойти дальше, точнее полететь, так было проще… Как вдруг сорвался чей-то резкий крик, в лицо ударил луч прожектора, раздались автоматные очереди, я быстро рухнул на землю, не особо разбирая куда падаю и начал озираться, нервно пытаясь быстро вытащить оружие-парализатор из кармана и ни как не мог его извлечь. Вокруг меня кричали люди, сновали силуэты. Кто-то орал: 'Засада! Это засада!'. Люди бежали к реке. Их перехватывали яркие лучи прожекторов, по ним били длиными очередями, подкашивая всех. Только трём или четырём удалось добраться до реки, многие падали, скатывались и больше не поднимались.

Я ровным счётом ничего не мог понять — что происхоит! Для меня это как неожиданный удар плёткой по ягодицам. Кому понадобились ловить беженцев? Зачем?!

Люди в форме ловили бежавших, прикладами автоматов их валили наземь, орали на чистом русском: 'Ни с места! Стоять, твари! Я вам покажу, как убегать!'… Беженцы даже не сопротивлялись. Они пытались схватить пожитки, особенно провизию и убежать он налетевшись невесть откуда военных. В кого-то в упор стрелали, хотя тот поднял руки, кого-то потрошили, достав ножи. В горло ударило отвратным комом из нутра. Мне хотелось отвернуться и заблевать куст, но я терпел, старась не выдавать себя движением и звуками. Я оказался в стороне от беженцев и, к счастью, в мою сторону никто не бежал. Люди носились возле меня, в десяти метрах. Только один несчастный пронёсся в метре от моей головы и сразу рухнул замертво в кусты — его успела догнать пуля. Он ещё какое-то время хрипел, постанывая и булькая кровью, видимо, прошибло лёгкое, потом смолк. Я не сразу сообразил, что пора бы мне свалить по добру по здорову, пока жив и цел. Затем вспомнил, что я в комбинезоне в режиме маскировки — меня никто не увидет. А если увидет и станет стрелять — то ткань комбинезона, словно броня, сдержит пули, как объяснял Паут. Правда, удостовериться в этом мне ещё удалось, да и проверить сейчас не самое подходящее время. Однако это мне придало сил, чтобы разом не струхануть, а попробовать узнать, что же происходит?

Что здесь происходит?! Меня так терзал этот вопрос, что когда умолкли последние автоматные выстрелы, я чуть было не произнёс это вслух. Беженцев согнали в кучку, натравив на них, как свору собак, лучи прожектора от каких-то мерно гудящих машин, которые в темноте было невозможно рассмотреть. Беженцев было много. Многие их собратья лежали ничком на земле, возле людей с автоматами, постанывая в предсмертных муках. Вокруг прохаживались военные, грозно вскинув автоматы на сжавшихся людей.

— Кто из вас главный? — задал вопрос один из военных. Ответа не последовало. — Кто из вас главный, я сказал?! — злым, не терпящим ожидания, голосом, закричал военный, приблизившись к одному из пленных. Тот закрылся руками, зажался, приникая всем телом к сырой земле, пропитанный дождём и свежей кровью. Он с размаху ударил беднягу по спине. Бедняга резко распрямился, задрожал и повалился боком, не в силах что-либо проговорить.

Я на всякий случай прицелился на военного своим оружием-парализатором. Чёрт! Их слишком много…

Что они ему сделали плохого?

Кто-то произнёс сбившимся голосом в толпе:

— Он погиб… Вы его убили. Ещё на реке… Я за главного.

— Хорошо, — удовлетворился военный. Взяв за шкирку бедоглагу, он выволок из кучки живых тел, и ударив пару раз кулаком по брюху, выпалил грозно: — Какого чёрта вы тут делаете?! Кто вас сюда заслал?.. Отвечай, живо!!

— Мы из пригородов Донецка… Их бомбит авиация бактериологическими снарядами, — хрипло, утирая сочившуюся кровь из носа кулаком, ответил несчастный. Вид у него был беспомощный, жалкий, отчаянный.

Военный, набрав в грудь мокрого воздуха, выкрикнул на одном дыхании:

— Пошли прочь отсюда!.. Дальше полевые угодья. Вам туда нельзя! Эта наша территория! Никто не смеет на неё ступать, не беженцы, ни другие люди.

— Куда уходить?! — отчаянно выдавил он. — Назад?.. Там же смерть!

Другие беженцы сжались сильней, видимо от вспоминаний, что пришлось им пережить.

— Меня не волнует!.. Да! Валите назад! Откуда пришли!! Что вы здесь потеряли?! Мы беженцев не любим. Вчера только большая группа беженцев успела сожрать шестедят рядов картошки… Пуль на вас не хватает!.. Если не хотите с ними разделить участь — поворачивайте назад!.. Живо!! Я не буду повторять снова!

— Дайте нам хотя бы забрать телеги, — попросили беженцы.

— Шиш вам! А не телеги! Теперь это наша собственность. Думать надо было, прежде чем ступать на нашу территорию.

— Откуда ж мы знали?..

— Я считаю до десяти, — не слушая их, проворчал главный военный. Он вскинул автомат, прислонил к плечу, прицелился и начал отсчёт: — Раз… Два… Три…

Другие солдаты последовали его примеру. Беженцы нервно переглянулись. В их глазах читалась смертельная обида. Так долго шли — и всё напрасно. Спасения нигде нет. Они обречённым взглядом смотрели на солдат, стараясь выпросить у них крохи жалости и сострадания, получить хотя бы призрачный шанс на спасение. Но военные были неприклонны. А главный военный размеренно, медленно, чётко отсчитывал выделенное время, получая при этом заметное удовольствие от близкого запаха свежей крови — Четыре… Пять… — и каждое его слово как острый нож вонзались в сердца людей, вырезая остатки жизни.

При счёте шесть все пустились наутёк. Им дали путь назад и зорко наблюдали чтобы те не свернули. Остались лишь несколько, кто не мог идти и слёзно умолял о пощаде. Главный беженец оставался сидеть обречённо, понурив голову, и сжал от слости кулаками сырую землю. По его лицу катились слёзы. А может это дождь моросил…

Семь… Восемь…

Мне тяжело было на это смотреть. Во мне сжалось нестерпимое желание помочь беженцам. Уж слишком игоистично относятся военные к своему народу. Сил нет это видеть!.. Но, вот чёрт! Их много. Черезчур много. Человек пятьдетят, не меньше. Где уж мне, рембо недоделанному, тягаться с хорошо вооружёнными людьми…

— Десять! — прикрикнул военный, растянув уголки рта в злой ухмылке. Он был доволен собой. Он пропустил девять специально, чтобы поскорей надаваить на курок, позабавиться и покуражиться стрелялкой по живым мишеням. Он тихо, выдерживая элегантную энтонацию, произнёс: — Огонь…

Я не выдержал… Я отвернулся и провалися обратно в свой мир, толком не расслышав выстрелы за своей спиной. Зато потом они всю неделю мне снились и я в холодном поту просыпался, потому что верил — это я сижу на земле и не смею подняться, и это в меня стреляют.

Я долго боролся с безумным желанием вернуться туда, с размаха вдарить по наглой, довольной морде вояки лопатой — а то ведь купил в прошлый год, а так и не воспользовался, чтобы у того мозги отшибло и спасти бедняг-беженцев от верной погибели. Хрясь!! Получай, скотина! И ещё раз и ещё!.. Ах, как у меня крепко сжимались кулаки в безудержном желании творить справедливось. Но прошло пару дней и мне возвращаться расхотелось. Разумом я понимал, что даже этим поступком я не спасу никого из них, а поставлю под удар себя… Если и спасу этих несчастних, предположим, то как быть с другими тысячами беженцев, которые сейчас скитаются по свету, как бродяги-бомжи, голодают, валяться от бесилья, умирают? Как им-то помочь? Меня же — всего один… У них нет никакой надежды на жизнь. Ни проблеска, ни просвета. Ничего нет у них. Даже их жалкого скарба теперь нет… Всем не поможешь, всех не спасти. Мне приходилось только мирится и радоваться, что этого мира я не застал…

А ведь мог…

Просто безумие стрелять в беззащитных людей, пришедших на территорию патрулируемую военными, которых гнал голод и нищита, из-за какой-то картошки, посевов. Я пообещал себе, что никогда больше не вернусь в 'такое' будущее. Хотя мне очень хотелось встретиться с Александром Кузнецовым, узнать как у того дела… Но видя всё это, я понимал, что лучше мне не знать ничего о нём.

Подобных вылазок в другие миры разных эпох и времён я совершил, пожалуй, превеликое множество. На втором десятке я сбился со счёта. По меньшей мере, полторы сотни раз я перемещался туда и обратно. По времени выходило чуть-чуть. Я в чужих мирах по долгу не задерживался. Обычно на пару часов — осмотреть ближайшую местость, запечатлеть всё увиденное 'видеообъективами' камтика и сигануть назад. Довольно в редких исключениях я задерживался на несколько дней — и то происходило в хорошо знакомых и безопасных мирах, как например, в постсоветском прошлом или в ближайшем будущем относительно моего родного времени. Иной раз мне удавалось пообщаться с местными и узнать любопытные подробности.

Не скажу, что частые перемещения меня как-то напрягали. Я не чувствовал ни боли, ни усталости, никакие подобчные эффекты по прошествии долгого времени не давали о себе знать. Перемещался я просто, не напрягась. Мог за день перемещаться туда и обратно хоть по сотне раз. Энергия меня не покидала и сил по ощущениям ни на джоуль не убавлялось. Вообще, я предпологал, что такие перемещения не должны быть бесплатными и безнаказано так продолжаться не должно быть. Может, я, того не замечая, расходую своё здоровье? Я проверялся, ходил в госпитали Урвальда на общую диагностику организма по нескольку раз, чем несказанно удивлял всех врачей там своим неестественным стремлением бдить за здоровьем. Даже компьютер, на максимальном уровне внедрённой эмоциальнальности, искренне поражался и спрашивал, всё ли в порядке? Диагнозы каждый раз были одинаковыми. Ни чем не изменялись. Небольшие отклонения — но это в пределах нормы… Что-то здесь не так! — я был просто убеждён в этом. Даже дверь требовала подпитки энергии для соединений, хоть и незначительной. А тут — ничего не нужно, перемещайся пока не надоест!.. Что-то я упускаю из вида… Дни проходили, никаких изменений не происходило. И я скоро забыл об этом, приняв за любопытную особенность моего дарования.

Чем чаще я перемещался из мира в мир, тем очевидней для меня становился факт, что я научился с непринуждением и довольно высокой точностью перемещаться, или как я начал это называть — 'прыжками' — по мирам. Я научился контролировать свои перемещения, и ошибки составляли всего — ничего: на сотню метров туда-сюда или на год взад-вперёд — не существенный промах. Конечно, чем дальше мир по времени и пространству от меня находился и чем хуже я его знал, тем сложнее попасть в него. Те миры, которые я знал больше всего — с ними вообще никаких проблем. И попасть в мир, в котором бывал, тоже не сложно. Однако в какой-то момент мне пришлось усомниться, что я схатил свой дар за узду и могу всецело контролировать свои прыжки. Со мной приключился курьёзный случай, о котором я, как мне видится, не смогу забыть до конца дней своих, и буду, находясь в благоговейном состоянии, рассказывать внукам, как о нечно невозможном, невероятным по своей сути, а те в свою очередь, будут воспринимать мой рассказ за сущий бред. Потому что в реальности такого случиться не может…

Сами посудите. Я приспокойно нежился в тёпой постельке своего милого, добротно построенного коттеджа. Как почётный соня, я приноровился к новому биоритму сна и отдыха, которым распологал Битурт. Как и все его жители, я отсыпал положенные десять-двенадцать часов крепкого сна, полностью адоптировавшись к 36-часовым местным суткам. Ну, значит, я лежу, приспокойненко похрапываю, смотрю сон. Временами переворачиваюсь, сбока на бок, как пологается. И тут повернувшись в очередной раз, ощущаю, что лежу я не один. Что рядом в постели со мной кто-то ещё лежит и тоже наблюдает сны, издавая характерные глухие вздохи. С просонья я не мог понять, что бы это значило, но чтобы это ни было, это меня не сильно беспокоило — так как не мог полноценно воспринимать реальность. Я мгновенно погружался в негу сновидений до тех пор, пока лежаший рядом не беспокил меня сонными манёврами на своём участке кровати. Приходилось суетиться и тянуть одеяло на себя… а то уж совсем оборзел товарищ… И всё бы хорошо, но мой мозг, пробуждаясь, вдруг начал трезво оценивать ситуацию и стал потихоньку меня тормошить… По всей видимости, человек лежащий рядом, успел оценить ситуацию раньше меня — он резко вскочил, вырвал из моих рук одеяло и закричал. Такой истошный крик меня в миг поставил на ноги, в сто раз быстрее самого мощного будильника. Комнату быстро заполнил есстественный предутренний свет, ослепив меня на мгновение. Я протирал сонные глаза и затыкал уши, так как низкий протяжный крик оглушал. Разлепив глаза, я кое-как нащупал силуэт человека — источника ужасного шума. Так и оглохнуть можно! Я пригляделся. Глаза не врали — это девушка. Что она делает в моей комнате? И почему она орёт?! — Мой мозг реально не мог сообразить в подвешанном состоянии, что произошло. Я крутил головой, озираясь по сторонам. С каждым мгновением, комната всё меньше походила на родную. А кровать оказалась немногим у́же и выше моей. Девушка, прикрывшись одеялом, схватила подушку и начала меня дубасить по полной программе, вытряхая весь слежавшийся пух из неё. В лицо ударял яростный ветер, на губах налипли пёрышки. Пришлось отплёвываться.

— Погодите, гражданка! — я пытался усмирить рукой разбушевавшуюся девицу, отстроняя её от себя. — Дайте опомниться… Я всё объясню… Да прекратите меня бить!!

В меня полетело одеяло. А вслед за ним остатки подушки. Я обнаружил перед собой худенькую, стройненькую девушку лет восемнадцати в лёгкой ночнушке. Она зачем-то прикрывалась руками — всё равно у неё ничего не рассмотреть в таком положении… и продолжала визгливо кричать. Я был потрясён. Лицо её было совершенно мне незнакомо… Кто она такая? И как я сюда угодил?! Во сне что ли?.. Я мгновенно покраснел.

В комнату влетела другая женщина. Она была значительно старше. Возможно, она была матерью молодой незнакомки, с которой я уже умудрился 'переспать'… Заметив меня в одних трусах, она тоже испуганно заорала. Комната наполнилась жудким ором двух до смерти перепуганных женщин и мне почудилось, что крики уже подняли на уши всю ближашую окрестность, распугав живность в радиусе десяти километров, а инопланетяне, зависшие на орбите, впопыхах начали в телескопах выискивать источник шума.

Я пытался успокоить женщин, но это мне удавалось не очень. В меня в очередной раз полетил разные предметы с тумбочки: книги, карандаши, ручки, мячики какие-то… Я чудом успел увернуться от тяжёлого торшера, непонятно каким усилием запущенным в мою сторону через кровать. Он гулко ударился об стену, упал, абаруж хрупко треснул, надломился, слетел с петель и покатился мне под ноги.

— Успокойтесь, пожалуйста! Дайте всё объяснить!

Но мне объяснять не давали и продолжали запускать всем подвернувшимся под руку, стараясь пришибыть меня чем-нибудь увесистым. Я либо уворачивался, либо ловил летящие предметы и отбрасывал на кровать. Успел поймать брошенную вазу и аккуратно уложил её на краешек серванта.

Пожилая женщина грозно приговаривала: 'Я тебе покажу! Я тебе сейчас задам! Подонок!! Откуда вы берётесь только!..' и запускала в меня очередной предмет. Девушка, устав верещать и видимо успокоившись, стояла за спиной матери и боязливо шептала: 'Я не знаю его! Не знаю!..'

'Я тебя тоже не знаю' — хотел сообщить я, но понимал, что делу это не поможет и, скорее, кого-нибудь ещё пуще разозлит.

В комнату посыпались дети, невесть откуда взявшиеся тут. Комната стала мговенно тесной и пространства для манёвров не осталось вовсе. Они моргали глазками, разглядывавали меня со всех сторон. Я смутился. Потом в проёме появилось хмурое лицо мужчины, небритое, заспанное и перекошенное от злости и похмелья. Он сурово потребовал: 'Что здесь происходит?!'. Узрев меня, он сначала удивился, потом опустил брови, напрягся и через мгновение рассерженно выкрикнул: 'Ах, так значит!!'. И я уже окончательно убедился, что делать мне здесь нечего и изьясниться по доброму у меня не получится. Я огорчённо опустил руки и растворился в воздухе, предположительно на радость детворе — что б никогда не сомневалась в реальность чудес. Должно быть, я страшено изумил своим внезапным появлением и исчезновением собравшуюся многоликую публику.

Мне не могло прийти в толк — каким образом, я переместился из своей пастели в чужую пастель? И почему именно в кровать этой незнакомки? Мой взгляд успел урвать некоторые интересные детали интерьера комнаты, характерные для шетидесятых годов, перед тем как суровый мужик начал пробираться ко мне. Ну или в крайнем случае семидесятых. По всей видимости, это была коммуналка, возможно, питерская. Да, не возможно, а скорей всего!.. Я понимаю, если бы я вдруг прыгнул в постель к Сифиль и та меня обнаружила в ней — объяснить можно. На худой конец, меня бы меньше удивило увидеть просыпающую Марию. Это легко объяснить. А вот как объяснить случившееся?! Что же мне такое снилось — что мгновенно выбрасило в пастель к незнакомке? Вот же чёрт, и сна толком не помню! Мгновенно улетучился после резкого пробуждения. А ведь, может быть, мне как раз снилось, что сплю в коммунальной квартире в гостях у незнакомки…

После этого случая, я разуверился в своём контроле над даром. Видимо, я так часто перемещался в последнее время между мирами и настолько привык к этому, как к обычному делу, что теперь могу совершать прыжки во сне, в бессознательном состоянии. Данный факт вверг меня в замешательство и я начал соображать, как теперь быть, как управлять прыжками в бессознательном состоянии… Ведь если мне приснится какой-нибудь кошмар — он может запросто перевоплотиться в реальность и, собственно, станет моим последним мгновеннием после пробуждения.

Чёрт его знает каких монстров вообразит моя буйная фантазия и чёрт их знает, может в каком-то времени и пространстве, подобные монстры на самом деле существуют… А если меня во сне выбросит в космос? В вакуум? В болото, где кишат жудкие твари?.. Это меня насторожило. Я начал суетливо искать пути решения.

Но как контролировать сон? Как тут навязывать свои условия?..

В последующие ночи я ложился подготовленным ко всему — приходилось одевать носки, шорты, футболку, включать кондишены на полную катушку, чтобы не пропотеть ночью и пробовать заснуть. Бессоница меня терзала первое время, но потом усталый организм сдался.

Первая ночь прошла спокойно. Однако во вторую ночь я проснулся в странном месте. Я долго не мог сообразить, что это за место, реальность это или продолжение сна? Было темно, хмуро. На небе не горела ни одна звезда. Видимо, небо затянуло тучами. Отсутсовали звуки. Кое-как узновались мои шаги. Далёкий горизонт тускло светился. Я с трудом замечал свои очертания. Я прошёлся. Земля была мягкой, на удивление, очень тёплой. Я нагнулся, отщипнул горсть земли. Ничего не разглядеть. Поднёс к носу. Понюхал. Не понятно… Я ещё недолго побродил, пока оголённые участки ног не стали покрываться мурашками от налетевшей прохлады. Жудковатое место, подумал я, и растворился в воздухе.

Странное место, однако. Что это? Прошлое или будущее Земли? И Земля ли это была? Какой-то спёртый воздух. Тружно было дышать… Да и грунт странный.

Я включил свет в комнате и внимательно рассмотрел в своём кулаке вырваную горсть земли. Она была абсолютно чёрной. Нулевое отражение света. Словно смотришь во тьму… Вздоргнув от дурноты, я поскорей избавился от грунта, высыпав чёрнь в пустую чашку. Тщательно вымыл руки и попытался себя успокоить. Выходило не очень…

После этих двух случаев, прыжки во сне прекратились. Похоже, я научился контролировать свои сны. Каким образом? — мне не известно…

Прошло значительно времени. И если бы не камтик, я бы давно потерял счёт дням. Казалось, прошла целая вечность. Однако, это не верно. Прошло всего полтора года. Мне, похоже, когда-то, совсем недавно стукнуло тридцать, а я упустил из виду. Теперь я могу смело относить себя к группе людей, тем кому за 30. Хотя возраст потеряло своё значение. Чайные листья каримансы отодвигали от меня грядущую страрость. И старасть перестала быть страшной. А возраст перестал мной управлять… Теперь всё по-другому.

На Битурте прошло семь месяцев. А на родной Планете Земля наступило 11 мая 2007 года. С момента последнего перехода через дверь минуло всего 13 часов. Всё потому что, родной мир я навещал редко. А если посещал, то очень быстро возвращался. Мне не хотелось объясняться с родителями, ещё пуще не хотелось объясняться с Александром Викторовичем, тот наверняка сейчас сердится и проклинает меня как умеет. Где-то ещё милиция меня разыскивает теперь. Паут с полковником Малининым тут такое учудили, что без парочки следователей дело точно не обойдётся… Мне хотелось отсрочить все проблемы, все объяснения отложить на потом. Используя свою способность, я теперь мог отодвинуть все дела на любой период, какой захочу. Я этим пользовался.

Если вычесть из общего прожитого времени, семь месяцев проведённых на Битурте и 13 часов родного мира, которые можно не воспринимать всерьёз, то выходила порядка восьми месяцев проведённых в чужих мирах. Некоторые правда, трудно уже назвать чужими, привык я к ним немного. Однако восемь месяцев срок — не малый! И вроде бы на каждый мир выходило всего — ничего. А сумма-то какая огромная накопилась за всё время!

На Битурте я жил обычной жизнью. О моей способности знал только Паут. Других посвящать в таинства, я так и не решился. Первый месяц Паут интересовался мной всерьёз. Хотел всё узнать. Я от него ничего не скрывал и рассказывал как начал путишествовать по мирам. Один раз мы вместе прыгнули в прошлое, взявшись за руки — всё получилось. Благополучно вернулись назад. Это я давно заметил, что не возьму в руку — оно перемещается вместе со мной… А куда ему деваться? Пронзает пространство, время и устремляется следом за мной. Так, я однажды протащил в будущее автомобиль, ухвотившись крепко за руль. И теперь не знаю что с ним делать. Историкам отдать на изучение что ли? — ведь спрашивать начнут, где взял; продать в антиквариатный салон? — та же проблема. Так и стоит в гораже рядом с бесколёсным мобилем. Чужой к тому же. Без ключей зажигания. И даже не покатаешься по городу… Хотя можно исхитриться прочностным полем… Но опять же будут проблемы. А вернуть назад, вот, не решаюсь.

Затем интерес у Паута резко спал, когда начались серьёзные перестановки в штабе. На должность главнокомандующего федеральными войсками назначили Грея Ваконте. И он решил навести свой порядок. Паута Грей всё-таки сделал своим замом и начал с ним совещаться, кого куда садить и что делать с остальными, которые поддерживали старого пердуна-генерала Атуна, не оправдавшего доверия Федерации. Видимо, у них началась своя политика. И он там закрутился, завертелся и подзабыл про меня… Ладно уж… Лишь бы дружбу не растеряли. А то ведь такие связи у меня нынче — позавидует любой гражданин Федерации!

Без дела, говорят, в городе сидеть скучно — развивается разного рода депрессняк. Поэтому каждый гражданин Федерации, будь он альверец или померянин, ищет себе занятие… Со своим новым увлечением я, правда, не скучал. Но для видимости нужно было организовать себе занятную работёнку. А то всё лоботрясничаю и посиживаю у себя в 'старомодном' коттедже. Может, отдохнуть?.. — я уже наотдыхался. Пора занятся делом серьёзным!

Обустройство в миру Битурта у меня протекало прескрасно. Я быстренько привык ко всему хорошему и начал, как местные жители, хотеть чего-то большего. Правительство Федерации баловать меня финансами не собиралось. Врочем, денег оставалось ещё до крыши — можно год спокойно жить не бедствуя… И какая тут может быть нищета? Даже когда у тебя ни цента за душой, здесь можно жить очень даже не плохо. Здесь зона бесплатных услуг: бесплатные столовые, кафе, заходи и ешь сколько взелет. А ведь ещё есть государственные турзоны, это где приезжаешь, поселяешься, ходишь на пляж, на дисскотеки и развлекаешься за счёт государственной казны… Если ты, конечно, гражданин Бактуриана… А я, как помните, после милого общения с Ви в Букингемском дворце, в двое суток получил гражданство и титул мариата. Так что могу со спокойной душой пользоваться всеми благами, которыми так щедро одарила Федерация.

Но деньги всё равно нужны. Хотя бы на энергоблоки для мобиля. Чтобы одется, обуться, покупать разные прикольные гаджеты. Или чтобы съедить отдохнуть на Гео. Без денег как ты воспользуешьсся услугами портального центра? Когда есть деньги, много денег — можно ни в чём себе не отказывать… Да, жить роскошно не запретишь.

Я задался целью — подыскать себе работу. Я очень хотел работать в Акрами-Тайста, рядом с Сифиль, Эринсом и Виктором — моими замечательными друзьями, которым я ещё должен своим спасением. Однако наука будущего оказалась для меня непостижимой загадкой. Сходу вникнуть в премудрости квантовой физики не дало никаких результатов. Со второй попытки, когда я искренне пробовал разобраться в начальном объёме знаний, а Эринс разжёвывал мне всё на пальцах — я тоже ничего не понял. Вот если бы это как-нибудь привязать к сопромату или электромеханике — я бы, пожалуй, смог разобраться. Но эта наука близко не стоит с теми знаниями, которые вложили в меня за тяжёлые институтские годы лекций и практики, опять получается напрасно. Надо было изучать всё с нуля. Такой процесс долгий и утомительный. Я понял сразу — не дано. Ну, не получается из меня младший научный сотрудник, чего тут выпендриваться. Надо признать это и искать себе призвание в той области, которая близка к сердцу… и изучение которой не потребует много усилий.

Долго выбирать не пришлось. Как нормальный среднестатестический советский ребёнок я всё детство мечтал стать космонавтом. Я даже строил во дворах ракеты, которые почем-то не летали. Фыркали, пыхтели, гадко дымили, иной раз взрывались, но взлетать нарочь отказывались. До пятого класса как минимум, я решительно хотел поступить в космическое училище и поселиться в Звёздном городке. Но когда мне объяснили, что туда пускают только по блату и что пробиться через отбор нелегко, а с моимврождённым плоскостопием вообще невозможно, становиться космонавтом мне расхотелось. Меня начали устравивать и земные профессии. Здесь же порядки другие. Хотешь работать в космосе? — Нет ничего проще! Пиши заявление и стартуй.

Вот я и написал заявление, мол, примите меня в институт космологии города Урвальда. Пришлось долго повозиться с выбором специальности. Если в моём времени было как-то попроще с этим: либо ты космонавт, либо ты не космонавт, то сейчас перечень специальностей серьёзно расширился. Спектр всемозмоных узкоспециализированных профессий не умещается в уме. И астронавигатор, пилот малых планеров, пилот-эксперт, экспедитор, и гидросинтезатор, которые воду по молекулам собирают из космической пыли, и антиплеовальватор какой-то и многое другое. Я выбрал себе любопытую специальность — бомбардир астероидов. Задача таких людей сбивать или менять траекторию больших и малых астероидов, чаще, конечно, метеоритов, так как они маленькие и их много, которые несутся на планеты звёздной системы, чтобы сотворить большой бада-бум! Вообще планетам редко что угражает. Астероиды, как правило, падают на планеты не чаще раза за тясячеление. А большие астеориды не падают вообще. В основном мешают спокойно жить метеоры и метеориты, которые то и дело норовят устроить маленький локальный аппокалипсис в разных частях освоенной звёздной системы. С учётом того, что звёздная система Альман густо заселена людьми, то профессия бомбардира астероидов здесь востребованна.

Короче, я загорелся желанием познать премудрости такой, предположительно, увлекательной профессии, как бомбардир астероидов. И я начал ходить на лекции в большой просторный институт космологии. Мне очень понравилось, что никаких вступительных экзаменов сдавать не нужно. И здесь в принципе не знают, что такое проходной балл. Здесь принято думать, если человек хочет кем-то стать, то зачем ему чинить припятствия? Очень здравая мысль, между прочим!

Первая лекция закончилась для меня полной неожиданностью. Фактическия она для меня не началась. Из всего сказанного — я ничего не понял. Я быстро перебирал толковый словарь камня, но описанное толкование слов мне не помогало, потому что как минимум для парочки слов одного толкования приходилось подыскивать их другое толкование. Таким образом, я всю лекцию просидел в напряжении, пытаясь вникнуть в тему, хотя бы понять о чём идёт речь. Ну, не могу же я быть таким идиотом!

Что же делать? — думал я. С таким успехом я долго не протяну. Или придётся сдаться, сложить оружие, в очередной раз признать, что не дано, или нужно искать мудрого совета. Я хотел обратиться к Виктору, как померянин к померянину, однако Виктор был занят, поэтому пришлось напроситься в гости к Эринсу.

Эринс был рад меня видеть. Эринс всегда всем рад, кто его не забывает и ходит в гости по утрам. Он сразу мне сообщил, что нужно пройти подготовительный курс, который все граждане проходят в школьные годы. Школьная программа 21 века, мол, не катит. Вот поэтому я ничего не понимаю, потому что открыты новые законы Вселенной, и в частности, физики, о которых даже не догадываюсь. А в институте космологии без этих знаний делать нечего. Я живо поинтересовался, как можно наверстать упущенное. Эринс без энтузиама ответил — надо-б-но посещать школу. Я представил себе такой вариант — сижу за партами, скучаю, а вокруг меня буйствует детвора. Мне сразу расхотелось идти в школу. И я спросил, а можно ли посредством камтика мне вложить школьную программу, как альверский язык? Эринс ответил, что можно, но это очень не просто.

Вообще Эринс был слегка помятый в то утро. Он ходил недовольный и постоянно думал о своём. Приходилось его каждый раз вырывать из мыслей. Он отвечал невпопад: 'А? Что?'. Его очень расторило, что о проекте Таавиа правительство решило умолчать, объяснив это напонятной фразой: для твоего же блага. Какое тут, к чёрту, благо?! Начали рассказывать прессе о каком-то постороннем проекте по созданию сверхскоростного двигателя, показывать учённых Акрами-Тайста, которых Эринс видел впервые. И что удивительно — все верят! Он не мог понять, почему правительство скрывает правду, что в этом плохого?.. Эринс рассказывал людям правду, что он создал проект Таавиа, на которых охотились кутланцы, что это он сидел на 63 этаже компании Акрами-Тайста, а не чужие люди, которых показывают в новостях, но ему не верили, принимали за шутку и не воспринимали всерьёз. Это его так задевало. Он был обижен. Он был подавлен. Все его мысли о светлом будущем были разрушены в одночасье — это особенно расстраивало. Его даже не утешал заочно присвоеный высокий титул и большие гранты за развитие науки. Ему были открыты все двери любых лучших научных институтов Федерации. Он мог прийти туда и сразу занять высокую должность. Но и это его не утешало. Он не мог свыкнуться с произошедшим. И постоянно ворошил прошлое, пытаясь разобраться почему именно так случилось. Мне уже надоело ему объяснять, что проект Таавиа был засекречен, и если люди узнают, что можно перемещаться во временеми, то все начнут теребить учёных, выпытывать из них секреты, требовать рассказать о будущем. Может быть, даже подло будут с ними поступать… Вот тогда начнётся такая кутерьма, что пиши — пропало.

Однако, Эринс мне помог. Потребовалась неделя на изучение экспресс-курса школьной программы, заточенной под космологию. Да, Эринс был прав, насчёт трудности. Одно дело записать знание иностранного языка в 20–40 тысяч слов, а другое дело — записать мегабайты трудноперевариваемой инофрмации. Голова ныла от такого потока знаний. Я отлучался в чужие миры и отсиживал там немного, это мне помогло хоть как-то избежать сильной мигрени. Затем возвращался и заставлял через силу себя продолжить изучение программы.

Следующие лекции мне уже не казались такими сложными. Я легко понимал о чём идёт речь, так как знал, чем световой двигатель отличается от ионного суперфосфатного и знал, где распологается блок термической обработки экзастенционных материалов.

Потом началась практика. Вот это было весело! Мня учили управлять планером. По-началу управление казалось не хитрым, очень простым. Но это только по-началу. Когда спустя два месяца мне позволили порулить, я понял насколько это великая наука! Чего только навигационное трассирование стоит! Сколько нужно принимать решений за одну секунду — с ума же можно сойти. И ведь камтик как-то умудрястя с точностью обработать все мои приказы… Не даром Паут любит управлять планерами. Несравненное чувство свободы — на всё космическое пространство и лёгкий дрейф полёта с отключёнными двигателями, или на форсаже, когда кажется, что ты заодно со звёздами и будто бы слышишь как они перешептываются. Непередаваемые ощущения. Наконец и пострелять позволили. Я даже несколько метеоров подбил зарядами. Эх, чувствую, по душе работка сыскана! Пока я ещё не перешёл на дежурство — ещё практика не завершилась, два месяца осталось. Но как завершиться, вот тогда начнётся у меня отвественная работа — бороздить космическое пространство в поисках нарушителей спокойствия и давать по паре зарядов в морду! Этакий космический страж из меня получился!

Ну, а пока я продолжал путишествовать по мирам…

Не смотря на всю спонтанность перемещений, я задался вполне определённой целью — найти самый лучший мир. Сообственно, я не знал, для чего это мне нужно. Разве я смогу сразу всё бросить и переселиться в него, будть он в сто крат лучше моего мира будущего, где недавно пробил 3049 год? Скорее, меня разбирало любопытство, а есть ли такой мир во Вселенной? Есть ли идеальный мир? Где нет войн, нет лжи и обмана, нет политики и интрижек, нет преступности и нет террора. Нету ничего, что принято называть понятием 'плохо'. Где все люди счастливы, здоровы, весёлы, улыбчивы, не знают горя и бед, не знают что такое боль и страдание, и которые думают о приятном, не завидуют никому. Потому у всех всё есть, все живут в достатке, процветании и бесконечной любви друг к другу. И всё бы что них есть принято говорить 'это хорошо'… Наверняка есть. Только ищу я не в тех местах.

Вот с чего я решил, что это будет в прошлом?

Прошлые века меня разочаровали. Особенно древность. По началу мне долго не удавалось выйти на людей — заметить какие-нибудь признаки цивилизации. Меня выбрасывало то в гущу непролазного леса, то в заросли высокой крапивы, то в жгучие степи под ослепляющее солнце. Чаще набредал на диких кабанов, волков и разьярённых медведей. Помахал им ручкой и привет — меня нет. А когда удавалось выйти на жилище древних обитателей, живших в лесах, и на юрты степных кочевников, то поражался их дикости нравов, безумности и звереподобства — лесной кабан казался куда безпасней наших предков. К тому же найти общий язык для беседы с ними не удавалось. Они сразу воспринимали меня за чужака, причём, обязательно враждебного, пробующего стянуть их небогатое хозяйство — мясо, скот, инструменты, девок, или что-нибудь подобное. Они с бешенными криками бежали в мою сторону, размахивая самодельными топорами, копьями, неумело пуская мне в след стрелы из лука. Нелепо покрикивали, посвистывали, матюгали меня на своём древнем языке, скализи зубы, злобно рычали. Вот если бы я одевался в их лохмотья и пах так же отврательно как они — то, быть может, они бы разрешили подойти к их старейшине и покумекать о делах. А так — в чёрном, обтянутом на всё тело комбинезоне, уж извини, ты не вызываешь доверия у племени.

Я пробовал попасть в определённые события прошлого, ключевые вехи истории. Но эти вечные промахи не давали мне насладиться зрелищем. Вместо Куликова поля, я наткнулся на нескольких всадников-кочевников в голой степи, которые половину поля неслись за мной как угорелые. Ледовое побоище, похоже, ещё не началось. Стоят бородатые мужики в латах в отдалении, куда-то посматривают в сторону, высмотреть кого-то хотят. Возможно среди них Александр Невский затесался. Но как его выследить? Знать бы как выглядит. Стоит один, трясёт булавой, он — не он, фиг поймёшь! А Бородинское сражение я пропустил — угодил в какой-то бурелом, тёмной ночью, в лесу, и ещё снег кругом лежит. Зима. Опоздал я, значит. Наполеона, видать, уже прогнали — и где-то под речкой Березиной подпинывают. Ну, точно Сусанин!

В прошлое мне в какой-то момент надоело заглядывать. Я понял — делать мне там нечего. Ни приличной цивилизации, ни толковой телефонии, ни интернета, ничего нет. Даже пообщаться и то, не получается. Каждый норовит огреть мне по шее, и пошерудить по корманам, в поисках ценных вещей.

А вот в будущем…

В будущее, я не мог зяглянуть. По одной простой причине — я не знал какое оно будет наше светлое будущее. Я не мог представить себе, что должно случиться в будущем, как будут жить люди, и никогда не отваживался себе такое представить. По мне проще было лезти в прошлое, потому что видел кучу картинок, читал историю и знаю, каким оно было.

Вот, Виктор видел будущее. Он побыл в 3072 году. Не такое уж далёкое будущее. Но для меня, для всех учёных это великий прорыв! А ведь не рассказывает он про будущее, что видел там. Таит чего-то. Кто у него не пытался выпытать — ну, расскажи хоть чуточку, поведай друзьям! Нет. Отвечат строго — нарушать историю не стану, не просите. Лишь общими словами намекал, что аппокалипсиса не случится и жизнь будет не хуже, чем сейчас. Утешил, старик.

А так любопытно знать, что произодёт с тобой и успеешь ли ты отбросить коньки к 72-ому году?.. Или Виктор не интересовался там судьбой своих друзей? Ответ я получил неожиданный… Как-то вечером, в гостях у Сифиль, он проговорился. Буквально на секунду. Когда речь зашла о Пауте Воэ и мы с Сиф заспорили, станет ли он президентом или, всё-таки, нет. Виктор печально обронил загадочную фразу — 'Если только не полетит на Фиафеат'. И добавил чуть погодя, нарушая возникшую тишину — 'Не пускайте его туда…' Отвернулся и ушёл, как мне показалось, с влажными глазами.

По мне пробежался холодок. Значит Виктор знает!

Звезды или планеты с таким именем я не нашёл. Странно, конечно. Может, город? Фиафеат! И города такого нет. Есть только созвучные названия малых городов, но они настолько малы, что поверить в то, что в них легендарный Паут Воэ может сгинуть было невозможно. Это же должно быть что-то грандиозное, подстать по его уровень. Или… не обязательно?.. И когда случится? Виктор хранил молчание…

В тот момент я решился проникнуть в будущее и узнать всё.

Будет там идеальный мир, не будет ничего — не важно. Главное — что я могу, я умею. Значит, я это сделаю! И я вообразил себе будущее, максимально реалистичное будущее. Раз… Два…

Три!..

Кто же знал, что я попаду сразу в 81 тысячелетие! Там, конечно, уже давно идёт своё летоисчесление, но я высчитал почти точно, плюс — минус сотню лет. Будущее оказалось настолько далёким и чуждым, что поверить в реальность будет на грани возможного.

Я проведу там больше недели. Буду потрясённый ходить по миру, рассматривая все его детали, и фактически забуду про дом, про еду, про сон, про то, что нужно отдохнуть от такого избытка информации. Нет, мне было не до отдыха!

Кто же знал, что я там узнаю о великом Элькасане. И узнаю насколько он важен для мира будущего и человечества в целом. Кто же знал, что я решусь вытащить его из ссылки в прошлое моего мира, устроенной Шимерши. И кто вообще мог предположить, что это у меня получиться с первого раза?!

Но я это сделал, потому что кроме меня этого никто не мог сделать! Может быть, для этого и появился во мне такой дар?..

Глава 10

Охранник сразу заметил присутсвие другого человека в комнате. Было слышно как незнакомец начал разговаривать с пленниками. Охранник включил сигнал — и схватив пистолет, шумно вывалился в коридор. Коридор был тёмен, и он не сразу сориентировался куда надо бежать. Нащупал дверь, быстро отворил замки — и ворвался внутрь. В лицо ударил тёплый воздух, непонятно откуда взявшийся здесь, по комнате побежался ветер, поднимая листки журналов. Один журнал свалился на ковёр и зашуршал листами. Стакан стоявший на краю серванта опрокинулся, разливая остатки морса по полу.

'Где же они?!' — внутри разом похолодело. Следом за ним вбежали ещё двое, коллеги, поднятые с мест тревожным сигналом. Лица их тоже мгновенно бледнели.

— Что произошло?! — прокричал один из них.

— Да, тихо ты! Дай, разобраться… Так, ты — к тому углу! Ты — сюда… Я здесь, у двери останусь. Хозяйка предупреждала, что пленник очень опасен и способен на фокусы — может стать невидимым.

— Как это? — поинтересовался коллега.

— Откуда я знаю! На экране я успел увидеть третьего… Как он только проник сюда?! И кто он такой?..

— Никто не проходил по корридору после Шимерши, — сразу стал оправдываться коллега.

— Да, знаю я!

Они минут пять напряжённо вслушивались в тишину, старась уловить какие-нибудь странности. Обшарили все углы — ничего не обнаружили. Пленники словно в воздухе испарились. Тогда охранники вышли из подвального помещения и вернулись в комнату охраны. Прокрутили назад записи видеонаблюдения и пересмотрели, что происходило. Действительно, прямо в воздухе растворились!

Они молча переглянулись. Надо сообщить хозяйке — решили они. Один из них быстро вышел из комнаты и направился в покои Шимерши, размещавшие на верхнем этаже.

Он осторожно постучался в двери. Дверь открылась. Шимерши в лёгкой одежде стояла напротив, смотрела с затаёным ожиданием. Волосы её были распущены, их игриво раздувал ворвашвийся сквозняк.

Охранник, работал у неё третий год. Ему нравилась хозяйка. Девушка спокойная, дружелюбная, красивая и очень умная. Странное, конечно, имя — Шимерши. Не русское. Да вроде и не славянское вовсе. Может, татарское. Но он этому не придавал значения, настоящее имя у неё может быть Светлана или Ирина, а Шимерши — это словно кодовый позывной. Он не рабирался, кто она такая, откуда взялась и почему такая таинственная. Его даже не удивляли разного рода странные события, которые то и дело происходят вокруг неё — он как-то врнутренне оказался подготовлен к подобным вещам. Ему хорошо платили и более того он испытывал к этой девушке сильную любовь, он всем телом ощущал привязанность к ней. Он точно знал, что никогда не предаст, не причинит ей вреда и обязательно сделает всё возможное, чтобы уберечь её от опасности. Те двое пленников — представляли опасность, поэтому он тщательно следил за ними, не задавая лишних вопросов. Сейчас он был напуган тем, что упустил пленников, не по своей воли, конечно, от чудес никто не затрахован, но он не оправдал надежд, поэтому был готов понести любое наказание. Он склонил голову и проговорил:

— Они сбежали. Им помогал чужой. Мы его не знаем. Я виноват…

Девушка не испугалась, не удивилась даже и спокойно ответила охраннику:

— Всё в порядке. Я знаю. Ты не виноват… — она посмотрела на него пристально, добрым, почти нежным взглядом и добавила с едва уловимым возбуждением: — Они ещё вернутся…

Вокруг была степь; с невысокой травой, жёлтая, местами выжженая холмистая степь. В почтительном отдалении росли кипарисы или иная зелень, похожая на кипарисы. Позади них возвышались горы, затянув собой весь горизонт. Выше них тянулись к небу более высокие горы. Их было сложно расмотреть, но Лене всё же удалось разглядеть несколько гор с белыми вершинами. На небе ни облачка. Ну, разве что, возле далёких гор скопились ватные тучки. Бесщадно жарило солнце. Лена мгновенно пожалела, что попала сюда в пекло прямиком из вентилируемого подвала, где веяло приятной прохладой. Солнце резало. Она прищурившись расмотрела своих спутников. Отпустила руку незнакомца. Тот улыбнулся, мол, всё в порядке, беспокоиться ни о чём не нужно. Жан на месте, стоял подле него. Спокоен, как всегда. Не шибко-то его удивило, что он оказался в совершенно далёком месте от Москвы. Будто обычное дело. Кстати, где это они?

Она вопрошающе посмотрела на своих спутников, ожидая от тех разумных объяснений. Хотя те не торопились с объяснениями и стояли задумчиво решая, что делать дальше.

— Где мы? — вслух спросила Лена.

— Мы?.. — зачем-то переспросил Алексей. — Я так думаю, мы в древней Греции. Хотя я в этом не уверен до конца.

— Где?.. — тихо переспросила Лена. — В Греции? Как мы сюда попали? У тебя есть способности телепортации?

— Ну, почти… — сказал Алексей. — Это не та Греция, о которой ты подумала. Мы сейчас совершенно в другом времени. Я так пологаю, в 132 году нашей эры… Я внутри мира не могу телепортироваться. Только через чужие миры.

Лена не поняла юмора. Она задумалась — с чего бы это ей верить странному молодому человеку? Жан, однако, ему поверил и задал несколько уточняющих вопросов: мы на территории Восточной Римской империи или Западной? Какие ближайшие поселения здесь есть? Алексей ответил, что не знает точного адреса где они появились, так как он здесь лишь второй раз. А год он вычислил с помощью ночного неба — по расположению звёзд, когда попал сюда в первый раз. И он не знает, какие есть по близости города и есть ли они вообще.

— Я настойчиво рекомендую пойти отсюда прочь… — сказал Алексей возбуждённо. — Надо торопиться. Шимерши, возможно, уже движется по моему следу и с минуты на минуту может войти в этот мир…

— Куда пойдём? — живо поинтересовался Жан.

— Не важно. Давайте вон туда… Я видел там тропинку, — он указал в сторону растущих кипарисов.

Они пошли. Спустились с холма. Лене было неудобно идти босиком. Трава неприятно щекотала. Иногда попадались острые камни — больно кололи ступни. Ноги быстро покрылись серой пылью и разнылись. Она смотрела под ноги и размышляла, куда же её угораздило вмазаться?

Вообще, происходящее становилось крайне интересным. Не каждый день, знаете ли, попадаешь в такие увлекательные истории, насыщенные погонями, драками, швырянием автомобилей, пленением, светскими беседами с властителями мира, с фантастическими способностями некоторых личностей, под час, чудесами. Страстно хотелось узнать что будет дальше, какая последует развязка. Обязательно хотелось узнать, что этот молодой человек, под именем Алексей, здесь делает? Откуда он так хорошо знает Жана и Шимерши? И откуда у него такие способности — мгновенной телепортации на огромные расстояния? Если в добавок он ещё способен перемещаться во времени — во что невозможно поверить — то по крутизне он, стало быть, не уступает ни Жану, ни Шимерши! Лена даже на время забыла о страшной усталости и жаре. Откуда-то у неё появилось второе дыхание.

'Пора бы и мне уже какие-нибудь способности проявлять, — думала Лена, обижаясь на свои ограниченные человеческие возможности. — А-то как-то неудобно становиться. Все чего-то могут. А я — не могу'…

Эх, сейчас бы рассказать Таньке или Вальке какими приключениями обернулась рядовая поездка в деревню к родственникам — в жизнь не поверят. Скажут — чёкнутая. Надо было фотоаппарат с собой брать. А-то как докажешь что правда?

Между тем, Жан с Алексеем о чём-то увлечённо общались. Алексеей что-то показывал на пальцах и всё время указывал куда-то в даль. Лена напряглась, но никак не могла понять о чём они ведут активную беседу… Она вдруг опомнилась, поняв, что они уже как две минуты, если не больше, общаются на чужом языке; не на русском. Вот поэтому-то она ничего не может понять.

Это не английский и не французский. Такие языки Лена легко разпознает, хотя толком их не изучала. На каком тогда они общаются?

— Эй, молодые люди, вы не могли бы говорить по-русски! — сказала она, нагло перебив их.

— А… Прошу прощения, — извинился Жан перед ней. — Не хорошо вышло, — он обратился с своему спутнику. — Она ведь не знает альверского.

Алексей пожал плечами.

— Он как раз интересовался тобой, Леночка. — признался Жан. — Хотел узнать откуда ты, и почему со мной. Я ему всё объяснил. Он же рассказал, что туда, куда мы идёт, нет места женщинам. Там очень опасно…

— А куда мы идём? — в свою очередь поинтересовалась Лена.

Жан и Алексей задумались. Видно было, что они долго решались рассказать ей или нет обо всём. Потом Алексей махнул рукой и сам сказал:

— Мы сейчас пытаемся замести следы за собой. Нужно пройти как минимум через 3 мира, а в этих трёх мирах надо протопать хотя бы несколько километров, чтобы сбить след. Так Шимерши потеряет нас…

— Выиграем день… Максимум два, — отметил Жан.

— Почему всего лишь день? — спросил Алексей. — Я думал, мы оторвёмся от неё полностью.

— Не так просто, Алексей, сбежать от неё. Никому этого не удавалось… Никогда не дооценивай Шимерши! Это мой главный совет.

— Я дико извиняюсь, конечно, но Шимерши не на столько всемогуща, как это может по началу представиться. Я узнал о ней многое. Поэтому тщательно подготовился, чтобы вовремя прийти к Вам на выручку, ваше величество…

— Она не настолько глупа… — заметил Жан. — И, кстати, почему ты ко мне на 'Вы'? Я разрешаю тебе обращаться ко мне на 'ты'. Зови меня просто Жан. Не надо никаких 'ваше величество', никакой фамильярности, прошу тебя. Я не настолько стар, чтобы заслужить такой ярлык. И в данном случае — не уместно меня называть по титулу. Я здесь обычный человек, такой же как ты, как моя спутница Лена.

— Ну это для меня не привычно, называть Императора человеческой расы на 'ты'.

Лена была потрясена. Что бы это значило?

Жан решил объяснить Лене то, о чём он никак не решался сообщить ранее. Не хотел он, видите ли, в деревенской обстановке признаваться ей, что он, как-никак, последний император человечества. Во-первых, это было бы не уместно. Во-вторых, тяжело представить всё величие, собранное в нём. Ну, и в конце концов, это как-то странновато, не правда ли? Паренёк, который мастерит и плотничает возле деревенского сарайчика, оказывается, никто иной, как… В общем, должный эффект не будет достугнут.

Между тем, он действительно Император человеческой расы, у себя там, в родном 62-ом тысячелетии. Если слов Алескея в подтверждении сказанного не достаточно, то милости просим в 62-тыесячелетие, где каждый готов падать ниц на колени перед его величеством Императором. Подумать только, Жан Ромон — это Элькасан, последний Император человечества!

'А почему последний?' — подумала Лена. И как только она это подумала, Жан всё объяснил.

Лена полностью забыла про боль в ногах, про невыносимый солнцепёк. Она брела с ними на автопилоте, всецело превратившись в слух.

Жан и Алексей, временами перебивая друг друга, рассказали ей вещи, которые по их мнению она должна знать. Возможно, они упускали из виду детали и рассказывали только суть. Но этого было достаточно, чтобы ей в конце сделалось дурно и она, обессиленная, остановилась и присела на землю — накопленная усталось и саднящая боль в ногах давали о себе знать. Жан подошёл к ней. Посмотрел на её измождённые ноги. Сказал, что нужны туфли. Неожиданно, туфли появились у неё на ногах. Правда на размер больше, однако, в них можно было продолжать идти. Как оказалось, Алексей смотался в магазин и купил пару туфель в женском отделе. Лена не поняла, откуда он здесь взял магазин, когда в широком просторе не то что магазина, ни одного человека не видно. Алексей пояснил, что он на мгновение 'прыгнул' в 21 век и оттуда принёс туфли для неё. Вот и весь фокус!

Когда они продолжили поход, Алексей кратко рассказал кто он такой и откуда у него такая способность. Рассказал, пожалуй, всё, как однажды рассказал Андрею Малинину, постаравшись снова упустить из виду залёт в 2034 год. Уложился он минут за десять — приноворился рассказывать всем любопытсвующим про свои злоприключения. Когда он закончил своими размышлениями насчёт своей вновь обретённой способности, Жан недоверчиво посмотрел на него. Сказал:

— Считаешь, что дверь наделила тебя способностью перемещаться через время и пространство?.. Да, это сущий бред! Смешно же!

— Почему сразу смешно?! — спросил Алексей. — Я, между прочим, другого объяснения пока не нашёл…

Жан шёл подле Лены, держа её за плечо. Наверное, он ещё подумывал взять её на руки, а то жара серьёзно изморила девушку и она меланхолично ковыляла. Однако продолжала внимательно слушать собеседников, стараясь ничего не упустить из виду.

— Тебя это, взможно, поразит, но через миры может проходить только Шимерши, — сказал Жан, как отрезал. — И только Шимерши может давать право другим проходить через её миры…

— Что значит 'её миры'? — возмутился Алексей. — Ты, думаешь, меня контролирует Шимерши?.. — он искрене удивился и сразу дал опровержение: — Чушь полная! Никто меня не контролирует… А как же Дверь?.. Это же научиный прорыв! Или ты всерьёз считаешь, что Дверь — это дело рук Шимерши?

— Я не знаю физику Двери. Вот расскажешь мне подбробней — я, быть может, поверю.

— Я тебе докажу! Эринс и Сифиль тебе расскажут детали реализованного проекта по теории Томарса.

— Допустим, — согласился Жан. — Будет любопытно узнать как простым смертным удалось повторить технологию Вечных.

— Так это технология Вечных? — переспросил Алексей, приподняв брови.

— Ну, а чья же думаешь?

— Стало быть, ты пологаешь, что я тоже — Вечный, раз обладаю возможностью проходить сквозь миры?

— Не обязательно. Я говорю, что Шимерши тебе позволяет это делать… Или кто-нибудь ещё из Вечных. Не случайно же их всегда называют во множественном числе, подчёркивая, что Вечных не может быть одна.

— Я тоже подумал, почему это Шимерши принадлежит к роду Вечных, а других чего-то не заметно?..

Лена не понимала, когда это они успели так сдружиться. Правда, прошло изрядно времени. Они уже вышли на тропинку, потоптанную либо стадом животных, либо стадом людей — один Бог разберёт. И двигались в напраление высоких холмов, где за гущей зелени тропинка пропадала из виду. Похоже они так разговорились, что забыли обо всём на свете и просто шли вперёд, не разбирая дороги.

'Опять Вечные, какие-то технологии и ведь друг друга понимают, словно всю жизнь общались на эти темы', - думала Лена.

Вдруг она остановилась, прищурилась, вгляделась вдаль. Нет, не померещилось!

Жан тоже остановился, но беседу со спутником не прервал. Алексей недоволно поморщился — что, опять привал?! — и развёл руки в недоумении.

Лена тихонько проговорила:

— Человек.

Жан резко осёкся и поглядел в ту сторону, куда смотрела Лена. Увидел далёкую тёмную фигурку. К ним навстечу, похоже, по тоже тропе шёл человек.

— О-па. Кто-то идёт! — воскликнул Алексей.

Человек приблежался. Он шёл быстро, трусцой, словно занимался утренней пробежкой или торопился куда-то. По мере приблежения, можно было различить некоторые детали: коренастый, в теле мужичок, что не маловажно — в шлеме, который поблёскивает на солнце, в руках чего-то держит длинное, но лёгкое, на спине увесистый мешок, который шатается из стороны в сторону. Одет в какую-то мешковину, правда на руки и ноги напялены то ли браслеты, то ли хрень какая-то железная.

— Не нравиться мне это… — пробубнил Алексей. — Опять хирня начинается.

Но они терпеливо ждали спешащего к ним человека. Вскоре он приблизился почти вполную, встал как вкопаный в пяти метрах от них, вытянув вперёд кинжал — да это несомненно был длиннный острый кинжал, а может даже меч. Сделал отчего-то злобную гримасу и проворчал, разумеется, не по-русски. Произносил очень неприятные слуху звуки — наполненые злобой и нескрытым вражденым настроем.

Вид у него был боевой: кинжал, шлем с перьями, мало-мальские доспехи по бокам. Правда, натянутая мешковина, как-то не сочиталась со всем этим. Да тёмный мешок позади болтается. Он сбросил мешок на траву — что-то брямкнуло, словно там посуда лежала — и враждебно выставив вперёд свой кинжал, угрожающе водя им по воздуху, подбирался ближе. Грозно прорычал ещё что-то.

— Это чё, римлянин? — поинтересовался Алексей.

— Тебе видней, — ответил Жан.

— А может и грек. Я же в древней истории не силён… А чего он хочет? Ты же можешь узнать, что у него на уме.

— Но я же не полиглот какой-нибудь, — укоризнено прошептал Жан, прикрывая Леночку своим телом.

Римлянин или грек острожно подбирался ближе, переводя быстро взгляд то на одного, то на другого. Он давно уже приметил, что стоящие перед ним путники безоружны — торчащих ножен нигде не видать, как и лука со стрелами, поэтому ухмылялся в предверии лёгкой добычи — это ни с чем не спутать.

— Радуется, гад. Думает как бы нас 'прихлопнуть' по-быстрому и девку себе забрать, — комментировал его действия Жан.

— Нефиг церимониться, — разозлился Алексей, быстро вытащил из внутреннего кармана спортивного костюма пистолет с парализующими зарядами, прицелился.

Незнакомец на мгновение встрепенулся от такой прыткости, но потом подобрался, развеселился, засмеялся, почти 'загоготал'. Его уморил вид столь маленького и безвреднего оружия, в котором нет ни одного острого конца, чем можно поранить, порезать человека, причинить вред.

Но через секунду, он застыл, разинул рот от удивления и повалился наземь, пытаясь — пока ещё в сознании — сообразить, что за яркая молния прошла в его грудь и почему всё тело вдруг стало мягким, непослушным. Он с шумом повалился. Прилёг на свой мешок. Закрыл глаза, так и не успев ничего понять…

— Вот с такими-то враждебными особами мне постоянно приходится иметь дело, — пояснил Алексей. — Никакого гостеприимства, никакого уважения к чужим. Сразу хватаются за оружие, скалят зубы, убить пытаются.

— А ты думал они карнавал для тебя сыграют, стол накроют и баб красивых подстелят? — вполне справедливо вопросил Жан.

Алексей ничего не ответил. Лишь отмахнулся и пошёл дальше по тропинке.

Жан с неуспевшей толком перепугаться Ленкой последовали за ним.

— Какие планы?.. потом, когда пройдём через миры? — спросил Жан.

— Вернёмся в будущее… — откликнулся парень, — в 81 век, откуда я прибыл прямиком. Ты очень нужен там…

— Нет. Так нельзя, — сообщил Жан, поровнявшись с Алексеем. — Мы не можем там появляся.

— Это ещё почему?

— Ты недооцениваешь возможности Шимерши, — предупредил француз. — Она на следущий день нагрянет туда. И что тогда будем делать?..

— Что будем делать?

— Не страдай ерундой. Ты прекрасно понимаешь, что в будущем появляться нельзя! Мы не готовы. Никто не готов. Ты знаешь, ей не стоило труда уничтожить всё человечество! И как ты думаешь, сколько времени ей понадобиться, чтобы найти нас и вернуть всё на свои места? — меня обратно в сылку, тебя на потроха, а с Ленкой она возиться уже не станет.

— Хмм… Да… — признался Алексей, почёсывая затылок и замедляя шаг. — И что ты предлагаешь?

— Нам нужно вернуться в тот мир, откуда мы пришли. В родной мир Лены.

— Вообще-то там Шимерши, — мягко напомнил Алексей.

— Правильно… Там же и Джерр, — спокойно добавил последний Имератор человечества.

Алексей похоже был знаком с кораблём Жана гораздо больше Ленкиного. Он удивлённо покосился на него, пытался выдавить из себя вопрос — ничего не получалось и он только нелепо промычал:

— М…м… Откуда?..

Глава 11

Свет был повсюду…

Он не знал, что такое возможно; что в темноте космоса может быть так много света! Свет разливался по огромным, на всю командирскую рубку, визорам, освещая и без того светлое небольшое помещение.

'Если сейчас выгляну за борт — ослепу мгновенно' — подумал он, и вдруг вздоргнул от такой мысли, что может ослепнуть. Фильтры надёжно глушили истинную яркость свечения. Миллиарды звёзд, близкие и бесконечно далёкие, испускали свои фотоны на протяжении всей жизни. Фотоны безшумно разносили их свет по всей глубине космического вакуума. Где-то они были горячими и настолько плотными — испепеляли всё на своём пути, что может гореть. Но чем дальше они отдолялись от звёзд, тем менее горячими, убийственными они становились. Однако когда мчишься на сверхсветовой скорости, то уже становиться неважно, насколько слабо световое излучение от далёких звёзд. В сумме своей света накапливается настолько много — перестаёшь верить в то, что космос — безжизненное, фактически пустое пространство, заполненное тьмой и хаосом.

А ещё с минуту назад Элькасан в это верил.

Джерр сообщил, что они вышли на максимальное ускорение, и теперь двигались с пятипроцентным превышением скорости света. Да, его корабль обгоняет фотоны, которые никто из известных науке элементов ещё не обгонял. Это непросто двигаться на такой скорости. Потребовалось множество итераций, опасных ядерных процессов, сложнейших реакций, чтобы добиться сейчас такого результата. Титаничекие усилия необходимы для поддержания сверхсветовой скорости перемещения в космосе. Космические облака, пыль, те же блуждающие фотоны, гасируют скорость и по сумме сопротивлений это тоже самое, что прорубаться сквозь каменную скалу. Но Джерр терпит. Его охлаждающая система работает на всю мощь. Он ежесекундно сбрасывает с борта перегретую, раскалённую из-за множества напипших фотонов и жёсткого трения обшивку пластами, выдвигая заместо новые слои защиты. Бесчиленные роботы копошатся под 'телом' коробля, изготавливая новые, крепкие, термоупругие пластины, пополняют новыми слоями защиту. Никто без дела не сидит. Все заняты единственной работой — выдюжить такую сверхскорость. Это тяжёлый труд. Это крайне опасно! Элькасан это понимает. Джерр тоже.

Век проноситься за секунду. Если быть точным, то за 865 миллисекунд. То есть меньше, чем за секунду за бортом проносится целое столетие. Поколения сменяются одно за другим. Появляются, расцветают и тут же угосают цивилизации. Так, должно быть, видит Вселенная нас. Теперь это видит Элькасан. Но это всё в мыслях, в воображении, на такой скорости невозможно наблюдать за происходящими вне коробля процессами… Это относительное время! Здесь мгновение — там вся жизнь человеческая. Всё проносится стремительно, бешенно, безповоротно. Миллиарды родились, милларды умерли в тот момент, когда ты подумал об этом.

Он об этом подумал лишь на мгновение. Всё это время он думал об Ами. Мысли о ней не покидали ни на секунду.

Элькасану хотелось плакать. Однако слёз не было. Высохли слёзы за долгое время, пересохли как солённые озера превращаюся в белый солончак. На душе было противно. Оттого и не хорошо, и больно. И было глубоко плевать, что происходит в мире, и что может произойти с ним. Циферблат на пульте управления неумолимо отсчитывал века, перенося корабль в далёкое пространство и… будущее. Элькасан посмотрел перед собой на голограмму — указан путь на ближашую галактику Туманность Андромеды. Далёкий путь предстоит. 2 миллиона световых лет до туда. Достала его родная Галактика. Решил сбежать в другую. Он ещё раз убедился у Джерра смогут ли они… Сможем, — заверил Джерр. Потребуется несколько остановок для ремонта, починки обшивки корабля, некоторые модули могут оказаться повреждёнными серьёзно, но выдюжим, — обещал Джерр. Он даже не спорил с хозяином, зачем это безумие, зачем так гнать себя на максимуме возможностей? Он хорошо понимал, боль и отчаяние Элькасана. Он знал, почему тот сейчас страдает и пытается угробиться. И он разделял с ним переживания, это тяжёлую, непосильную боль…

Огромна, огромна наша Галактика! Всё никак не кончается. Звёзды по голограмме, как угорелые проносятся мимо — только и видишь перспективу ярких лучей впереди себя.

Ярко садануло. Послышался приглушённый свист. Рубку затрясло. Визоры мгновенно отключились. Свет в помещении на секунду пропал. Потом включилась аварийка. Элькасан кое-как устоял, вцепившись за спинку кресла. Он, по первой мысли подумав нехорошое — о свершившимся финале, на который расчитывал, покрутил головой, пытаясь сообразить, что произошло. Голограммы впереди себя он не узрел. Пропала голограмма, вместе с ней пропали все звёзды.

— Что случилось? — мысленно спросил он.

— Взрезались, — почти эмоционально прогудел Джерр где-то внутри головы.

Они общались с Джерром только мысленно. Элькасан уже с неделю ни с кем не разговаривал и не произносил ни звука. На корабле он оставался едниственным человеком.

Он настолько привык к своему собеседнику, засевшему где-то в голове, что часто забывал о том, что на самом деле, это он, Элькасан, сидит в Джерре, а не наоборот.

— Ситуация, — требовал Элькасан.

Восстановилась голограмма перед креслом Элькасана. В приглушённом свете она казалась чётче и смотрелась куда привлекательней.

Джерр кратко обрисовал ситуацию. Они прошли сквозь звезду, прямо на сверхсветовой скорости прошили. Это обычная карликовая звезда серии С04. Конечно, не через ядро прошли, по хорде, что не так плохо. Однако, корабль получил значительные повреждения в носовой части — сразу несколько слоёв обшивки вышло из строя, и две секции разгерметизированны, частично порушены. Также вышел из стоя один двигатель. Требуется срочный ремонт… Но это ещё цветочки. Звезда, через которую они прошли, от излучения двигателей вступила в реакцию ядерного синтеза- и только что превратилась в сверхновую. Попросту, взорвалась, к чертовой матери!

Вот так да! Столкнуться со звездой, да при такой скорости. Удивительно что живы остались. — Думал Элькасан. Начал размышлять, что делать. Странно, что звезда оказалась на пути. Он же проверял навигационную траекторию. Или это какая-нибудь звезда-сюрприз, которой не оказалось на навигационной карте?.. Вообще, столкновение со звездой — по теории вероятности вещь невозможная — один к 10 в тридцать четвёртой степени, если не ошибаюсь. А он уже влетел в звезду на четвёртой минуте. Угораздило же!

Он на время даже забыл про щемящую боль в груди и, откинув подол отрешённости, вернулся в мир реальный и начал даже суетиться.

— Мы стоим? — поинтересовался он.

— Да, — ответил Джерр. — Жду распоряжений.

— Сколько до первой волны взрыва? — спросил Элькасан, понимая, что на сверхскорости они должны были обогнать световую вспышку звезды.

— Примерно часа три. Мы в 50 световых часах от звезды, на границе звёздной системы.

Хе… Не далеко отлетели. Довольно быстро тормознули.

Световой взрыв корабль перетерпит запросто — и не через такое проходили. Но оставаться здесь ни Элькасану, ни Джерру не хотелось.

— Какова обстановка? Сканировал радиоэфир?

Джерр пояснил, что радиоэфир так и кишит сигналами. И это в такой 'глуши' космической! Не дооцентил Элькасан масштабы распространения жизни по родной Галактике. Первым делом, он изучающе посмотрел на звёздную систему, пытаясь понять на каких планетах обитали цивизиации. Опять он уничтожил миллионы чужих жизней, теперь уже по глупости! Ох, как не хотелось в это поверить… Джерр успел успокоить хозяина, пока тот не впал в депрессию, сообщив, что все сигналы доносятся из других звёздных систем. А в этой системе, похоже, никто не обитает. Всё планеты, согласно сканирующим полям, оказались мёртвыми, пустынными.

И-то ладно! Элькасан приказал изменить курс на ближайшую звёздную систему, откуда идут сигналы. Он также поинтересовался смог ли Джерр сходу расшифровать сигналы. Оказывается смог. И к безудержному удивлению Элькасана, сообщил, что все сообщения идут на языке Вечных с локальными модификациями. Поэтому он без труда их расшифровал.

— Язык Вечных! — поразился Элькасан. — Откуда он здесь взялся?

Элькасан знал про язык Вечных многое, и даже успел его изучить — достаточно, чтобы понимать суть. Он попросил Джерра прокрутить несколько примеров. Прослушал их. Из перехваченных радио-разговоров понял немногое, но достаточное, чтобы сделать вывод — люди здесь присутствуют. И они почему-то переняли язык Вечных. Может, это произошло как-то символично?

Ближайшая обитаемая звезда оказалась в 5 световых годах.

— Мы сможем лететь на сверхсветовой скорости? — вдруг заволновался Элькасан.

Он подумывал, как бы предупредить людей на обитаемых планетах, что по соседству появилась сверхновая — ведь они об этом узнают спустя пять лет, когда свет взрыва достигнет их звёздной системы. А там уже и времени на эвакуацию не хватит. Яркий свет от сверхновой на столь малом расстоянии может испепелить планеты соседних звёзд или в благоприятном исходе — подогреть их в несколько раз.

Джерр сказал, что посторается. Один двигатель вышел из строя, но основной функционирует исправно.

Через несколько минут разгона и резкого торможения они вошли в безымянную звёздную систему. По картам, теперь стало быть, древним звезда значилась под восьмизначным номером, который Элькасан из принципа не стал запоминать. Всяко уже придумали ей нормальное имя! Тем более местные обитатели…

Он прощупал эфир. Эфир отозвался странным молчанием.

— Система точно обитаема?

— Пять лет назад точно была обитаема, — сказал Джерр.

Прошло лишь семь минут с момента взрыва. А во внешнем мире промчались пять долгих лет.

— Сколько до взрыва сверхновой? — он посмотрел из открытого иллюминатора на соседнюю звезду, из системы которой они только что вылетели — она неярко горела на звёздном небе — никакого врызва и в помине нет. Он понимал, что наблюдает прошлое звезды, до того момента, когда Джерр прошил звезду насквозь. А она уже как пять лет взорвалась и, надо полагать, умерла. Не привычно видеть прошлое глазами, живя в настоящем.

Но куда не посмотри в космос — везде видишь прошлое. Звёзды на небе, которые сияют как живые, в это время могут оказаться давно мёртвыми. А дальних галактик может не сущестовать вовсе — рассыпались, растворились, изъедены чёрными дырами. Мало ли что с ними могло произойти за миллионы лет! — столько времени от них идёт свет. Это сейчас они светятся так. А, на самом деле, они сто раз уже поменяли своё положение и светимость.

— Две недели, — ответил Джерр.

— Не дурно, — похвалил Элькасан. — Какая из планет?

Джерр увеличил изображение голограммы. В центре помещения возник шар планеты с зеленовато-жёлтыми оттенками. Отчётливо были видны облака, атмосфера планеты. Если приглядется — то заметны очертания больших сооружений — отпечаток деятельности развитой цивилизации.

— Местные жители называют её Экульба.

— Люди?

— Нет… — не сразу сообщил Джерр. — Это не люди…

Элькасан не стал переспрашивать, кем же тогда являются местные жители, так как перед ним мысленно встала картинка знакомого существа, услужливо выцепленная Джерром из видеоэфира.

Фиаты! — Это даже не удивительно, почему-то. Если планета обитаема, но там не люди живут, то надо делать почти единственный правильный вывод — что это фиаты.

На спускаемом модуле он приземлился на планету Элькуба. Прямо в центр большого города. На широкую площадь, разметая в стороны лёгкие предметы — делая в воздухе небольшие снежные завихрения. По сторонам возвышались белые горы-небоскрёбы, узнаваемые в стиле архитектуры фиатов… Также узнавалось в них некоторые элементы и от архитектуры людей — как, например, башни, площадки с ограждением. Видать, что-то переняли от людей. Или люди здесь были когда-то. А потом поселились фиаты.

Облачно. Падал редкий снег. Площадь была заснеженной, белой, не прибранной. Но за счёт мощного турбулентного поддува двигателей спускаемого модуля — снег вокруг порядел, местами оголяя узорчатую, гладкую поверхность.

Его никто не встречал. Никто не бежал к синему, обтекаемому модулю. И, напротив, никто не убегал прочь. Никто не пытался его сбить, подбить. Никто не наводил на него оружия, затаясь в тёмном углу. Город был пустынным. Он это понял, ещё до выхода Джерра на орбиту — на планете ни осталось ни души. Все фиаты, словно сквозь землю провалились.

Кстати, узнаваемый момент.

Чума? — первым делом подумал Элькасан. Но данные зондов это сразу отвергли. Всё в порядке. Планета не чумная. Фиаты просто-напосто эвакуировались. Каким-то образом они узнали о надвигающейся опасности — о грядущей вспышке сверхновой, побрасали все дела, покинули города и улетели из звёздной системы прочь. Надо пологать, в безопасное место. Похоже, имеются у них пути отступления.

Элькасан выбрался из модуля. Глубоко вдохнул. Славно, что фиаты дышат тем же воздухом, что дышат люди. Не нужно надевать кислородную маску. Это невероятно роднит далёкие цивилизации! Перед взглядом предстали три громады — пирамидальные вершины по триста метров каждая. Администрация города. Наверное, даже правительственное учереждение. Силуэт также узнаваем, как и 60 тысяч лет назад.

А ведь действительно фиаты не привязаны ко времени! В любые времена — у них всё одинаково. Подтверждается опытным путём. Элькасану стало крайне любопытно, как они добрались до сюда — не менее чем за 40 тысяч световых лет от Земли и даже чуть дальше, чем от родной планеты Фиафеат. Может, они здесь были всегда? — Нет же. Явно наблюдается влияние людей! — он оглядел сооружения с ног до головы. Если бы это были истинные фиаты, то сооружения выглядели бы по другому, да было бы сейчас холодней, градусов, этак на сорок. А ведь всего -5 градусов. И это зимой! На южных широтах — достигает +30. Здесь явно когда-то были люди и фиаты с ними дружили. К тому же язык Вечных зачем-то используют… Сейчас бы заглянуть в архивные сводки, да узнать весь ход истории на планете.

Собственно, он за этим и спустился на поверхность. Если бы он чувствовал опасность — он бы не стал так рисковать, не смотря на то, что поблизости Джерр и если что, он будет тут как тут.

Результат дополнительного скнирования города един — ни одной живой души, даже вся работотехника, какая осталась, отключена, обесточена. Поэтому он и решился в одиночку побродить по городу в поисках полезной инофрмации, не прихватив с собой роботов-помошников. Обмундирование — лишь по минимуму: защитный комбинезон, чтобы с ходу не угодить в засаду или попасть под обстрел, маломощное оружие, но зато по технологии Вечных — не способное победить большую армию, если уж та нагрянет, но отрубить всех из сознания в радиусе ста метров сможет. А это уже хорошая оборона на случай опасности.

Он подошёл к ближайшему зданию, оставляя на снегу чёткие отпечатки следов от тяжёлых ботинок. Гравитация на планете была меньше земной почти в два раза, приходилось одевать эту массивную обувку, которая локально регулировала гравитацию, приводя человека в комфортные ощущения. Открыл дверь, точнее, распечатал от наледи и протиснулся в тёмное помещение.

Привык Элькасан к таким странностям — ходить по пустынным планетам, городам, некогда обильно живым. Однако смириться с нервами у него никак не получалось. Всё равно, то мороз по коже промчится, то в мгновенный страх бросает. Вот и сейчас на секунду ему стало жутко, и он, замерев от почудевшегося шума, осторожно двинулся дальше — в тёмную глубь помещения.

Зажёг несколько огней, пустил их вперёд себя — чтобы местность освещали. Светящие шарики послушно юркнули в тёмные корридоры. Начал изучать особенности интерьера. Фиаты-работники чем-то были похожи на людей. У них одна голова, три руки и три ноги. И три глаза на голове, расположенных симметрично. Головой они ворочить не могут, так как тело и голова — единый панцирь. Оттого и наблюдаются особенности интерьера — подставки для панцирных ног, чтоб не царапать пол, треугольные окна, обилие подвесных столов, и полное отсутсвие стульев, кресел, диванов, так необходимых для человека. В остальном убранство, мягко сказать, похоже на человеческое. Если сравнивать с другими видами чужих цивилизаций, то фиатов и людей можно с гордой увереностью назвать родными.

Наклонные корридоры начались. Вот ужас, теперь прийдётся скользить по обледенелому полу. Не любители плоских вещей, фиаты, частенько делают полы в своих помещениях кривыми, изогнутыми, наклонными. Им-то на своих панцирных ногах, да при такой гравитации — не сложно передвигаться, а вот людям — дополнительные неудоства. Ладно, хоть по росту вышли, а то бы пришлось нагибаться в добавок, если б карликами оказались.

Ещё коридоры у них длинючие, — разорялся Элькасан. — Они-то быстрёхонько ходят, как наши спринтеры бегают.

Наконец, он добрался до архивов — длинных, корридорного типа, помещений. Беда в том, что все записи фиаты хранят на непривычных человеческому глазу носителях — воде. Ну, в данном случае — льду. К счастью, Элькасан не такой идиот, чтобы не взять с собой интегратор, который способен перевести записи с любого вида носителя на любой другой. Он положил на лёд интегратор и включил его. Над интегратором появилось светлое поле — потом в пустоте возникла голограмма. Элькасан начал жадно пересматривать записи. Ему помогал обрабатывать информацию Джерр, способный за секунду переработать 10 в двадцатой степени символов. Коммуникатор Джерра был всегда с ним — так как находился в голове.

Уже через три секунды Джерр выдал результаты своего исследования, из всей полученной информации через интегратор. Новости Элькасана слегка шокировали. Он немедленно ринулся к выходу, бросив интегратор и расставленные огни на произвол судьбы.

Человечество уничтожено полностью! — самая главная архивная новость. За восемнадцать тысяч лет, которые он провёл в сверхсветовом перемещении сквозь космос, всё человечество кто-то успел уничтожить. Кто?!.. Некто Шимерши — последовала вторая важная новость. Что за Шимерши такие, что за мощная цивилизация, возникшая вдруг на арене Вселенной? Когда на них вышли?.. Элькасан никак не мог внять в толк, что Шимерши — это какое-то новое существо, доселе невиданное, и что Шимерши — единственный представитель, а не огромная цивилизация, какая ему почудилось поначалу. Ещё сложней было понять, что Шимерши не материально — что его фактически нет, что это некий фантом, и оно, без особых доказательств, является потомком Вечных! Можно сказать, прямым наследником Вечных…

Ну, дела! — воскликнул Элькасан, выбираясь из здания. — Если люди чем-то неугодили Вечным, то, не удивительно, что людей теперь не стало.

Но самая опасная новость, которая заставила Элькасана бежать из архива в попыхах, заключалась в другом.

Примерно 30 лет назад местные фиаты заметилили странное поведение соседней звезды — той самой, которая стала сверхновой! Она стала вдруг двигаться в другую сторону, по новой траектории — которая не объясняется никакими законами физики. Они отправляли туда экспедиции, чтобы выяснить сей феномен. Но ничего толкового выснить не могли, просто движется сама по себе, словно живая. А пять лет назад звезда неожиданно стало сверхновой — хотя по самым пессимистичным прогнозам должна была ею стать только через 2 миллиарда лет. Из-за этого были проведены беспрециндентные мероприятия по эвакуции всего 40 миллионного населения планеты.

'Сама двигалась! Ну как же!' — напряжённо думал Элькасан. Джерр сразу высказал верную догадку, что самопроизвольное движение звезды через траекторию полёта корабля, двигающегося на сверхсветовой скорости, не случайно. Кто-то хотел специально остановить Элькасана, для этого даже сдвинул звезду.

— Что за технология такая, способная передвигать звёзды? — удивлялся Элькасан, не имея представления, как эта технология должна была выглядеть. Даже его арсенал Вечных, запрятанный на корабле, в сумме своей не способен на такие чудеса.

Джерр торопил его. Он считал, не без основания, что это западня. Умело расставленная ем-то ловушка. На такое способен новоиспечённое Шимерши — безтелесое существо, витаемое везде и всюду. Из полученной информации он уже знал больше Элькасана. И Элькасану это не нравилось.

Предостережения Джерра подкрепились странным движением в небе. Элькасан подходя к спускающему модулю, резко вскинул голову и увидел в небе яркое свечение. Нет, это ещё не сверхновая. До неё две недели. Через несколько секунд он узнал очертания двигающегося объекта.

В атмосферу планеты врывался, нарушая местную тишину, величественный, огромный корабль по имени Джерр. Небеса боязливо раступились перед ним, пропуская длинный, похожий по форме на смокнутые ладони, корабль. Плиты под ногами Элькасана завибрировали. От дрожи зашумели высотки. С их вершин начал комьями спадать снег, отрываться сосульки, с визгом рабиваясь об твёрдь поверхности.

При взгляде с низа вверх корабль казался чёрным, хотя на самом деле, выкрашен в серо-серебристый — цвет титана. Страшно зашумели двигатели, заглушая все звуки напрочь — только сейчас мощный звук достиг площади. От воздушно-звуковой волны поднялся сильный ветер, мигом сдув весь налипший снег с гладкой площади, полностью оголив узор. Полопались хрупкие витрины. С треугольных окон посыпались осколки. Мелкое крошиво отбросило в сторону. Часть столбов, закреплённых слабо, повалилось. Спускаемый модуль снесло ненамного. Элькасан кое-как устоял на ногах, слегка подкосившись.

— Джерр, прекращай приблежаться! Ты так город разрушишь! — мысленно прокричал Элькасан.

Джерр послушно замер в воздухе. Он лишь проник в верхние слои атмосферы. Элькасан вновь убедился, что его корабль не смотря ни на что, всё же огромен!

— Нужно срочно уходить отсюда, — сообщил Джерр.

— Да понял я! Жди. Я поднимаюсь, — и юркнул в кабину модуля, сходу взяв высоту.

Их никто не преследовал. Опасения не подтверждались.

Джерр отпрыгнул от планеты на двадцать световых лет к другой звёздной системе, где тоже было много сигналов. Затаился на почтительном удалении от местных обитателей среди большого скопления комет и астероидов, так чтобы их не смогли запеленговать.

За это время Элькасан успел разобраться в полученных сведениях и неожиданно для себя понял, что он теперь стал единственным представителем человечества. Впрочем, такая новость его не смутила и не обрадовала. Ещё свежи воспоминания тех лет, когда он всей душой ненавидел род людской, алчный, требовательный характер людей, когда он без сожаления уничтожал целые планеты населёнными померянами, альверцами и прочими никчёмными поколениями, которые, по его мнению, не имели права на существование. Спустя многие годы Элькасан, конечно, утихомирился и уже без раздумий сейчас не стал бы уничтожать планеты. Скорее начал сожалеть о буйно проведённой молодости. Хотя ему сейчас всего 35. Но злые мысли его не отпускали и он, в общем-то, был согласен с тем мнением, что род людской получил за заслугам. Оставалось выяснить, кто такой этот Шимерши, и почему он так крут.

Информации по Шимерши было немного. По общим данным складывалось единственное впечатление — Шимерши крайне опасное создание. Он настолько крут, потому что является либо прямым потомоком, либо представителем Вечных, которых никто никогда не видел. Собственно, никто и сейчас не знает как выглядит этот Шимерши, потому что для разных цивилизаций он обявляется в разных образах, привычных их взгляду и способствующих вести беседу. Умеет же настраивать коммуникабельные связи! Если верить сводкам, то для людей Шимерши представлялась в образе молоденькой девушки, лет двадцати. Довольно хорошенькой. Даже видеоролики приведены. Интересно понаблюдать.

Вообще, Вечные — цивилизация крайне загадочная. Всё что людям стало известно о них, когда наткнулись на первую планетарную базу Вечных, своеобразный артефакт, что они когда-то были, и были весьма могущественной цивилизацией — держали всю Галакнику в кулаке, если не больше. То ли 300 то ли все 500 миллионов лет назад — учёные, вроде бы, так и не сошлись во мнениях — существовала эта цивилизация. Точнее, то что от них осталось, имеет такой возраст. А существовала эта цивилизация возможно гораздо раньше. Кто-то заявлял, причём, с серьёзным обоснованием, и о 8 миллиардах лет назад, на заре образования нашей Галактики! Теперь же их не стало… Вернее не так — теперь их не видно. Они куда-то пропали. Может, переселились в другую галактику, может, устали от жизни и затаились, тихонько стали наблюдать за жизнью в космосе. Никто их не видел. И сложно представить как они должны выглядеть. Нигде не было их фотографий, изображений. Ничего. В огромных многокилометровых храмах осталось множество записей — но ни одного упоминания об их облике. Есть у них голова, нет ли — чёрте знает. Руки, наверное, есть, или лапы, лапища, чем-то они же высекали фрезки на стенах. Сначала никто даже не понял, что это записи. Подумали узоры, картинки на стенах. Декор. Однако кто-то вспомнил про двревнеегипетскую цивилизацию и высказал свою догадку. Проверили. И ведь действительно получились записи.

Расшифровать записи получилось не скоро. Весь научный мир гундел и силился расшифровать записи древней цивилизации, строил свои гипотезы и теоремы. Обсуждали, доказывали, спорили, волосы на голове рвали. Сколько сил и средств было брошено на поиски истины! Уму не постижимо! Лишь один учёный нашёл разгадку к коду. Кто же он был? Никто так и не понял… Суть такова — удалось разом расшифровать все записи и узнать о Вечных побольше.

Вечные себя никак не называли. Точнее никак не представлялись в своих записях. Это люди им дали такое прозвище, причём называя их всегда с большой буквы — Вечные, как бы подчёркивая их величие. Представители древней цивилизации в своих записях обильно описывали разные исторические моменты. Даже нашлись записи как они посещали Землю и наблюдали зарождение жизни на планете. А может сами были сеятелями жизни — никто толком не разобрался. Третья планета с влажным климатом звёздной системы G06 — ни с чем не спутать — Земля! Они никогда не упоминали о своем рождении или смерти. И при наблюдении жизни на других планетах искренне удивлялись, почему некоторые особи, к примеру, древние динозавры, склонны к безпричинной агрессии, хрупки на удары и могут 'заснуть' на долгие времена. То есть стать недвижимыми, или простыми словами — подохнуть. Для них рождение и смерть — это нонсенс. Потому люди начали считать их бессмертыми. Калиграфы определили с большой долей вероятности, что историю разных эпох — в несколько миллионов лет, описывал один и тот же летописец. И прозвище Вечные мгновенно закрепилось за ними.

Потом находили и другие планеты, где Вечные проводили бурную жизнедеятельность — в совершенно разных уголках галактики. Оттого подтверждается гипотеза, что Вечные были очень развитой цивилизацией, побывали всюду.

Их архитектура была максимально простой — всё сводилось к геометрическим примитивам: кубу, квадрату, шару и окружности. По этой архитектуре было тяжело судить какого они были размера, потому что попадались проёмы — входы в храмы — совершенно разного размера, начиная от мелких, в которые и карлик не протиснется, заканчивая чуть ли не километровым сводом. Отсюда сделали вывод: Вечные не имеют чётких размеров и, по всей видимости, могут, менять свою форму. Ни следов, никаких ни отпечатков — наводило на мысль, что Вечные либо крайне аккуратные, либо не имеют твёрдых тканей, и как духи парят в атмосфере.

Чем они дышат — тоже не известно. Но сдаётся, что они ничем не дышат, и наличие атмосферы им безразлично. Кому-то удалось доказать, что они могут самостоятельно, без технического сопровожения, перемещаться с одной планеты на другую. Словно для них это прогулка по двору.

Чем больше о них узнавали люди, тем более загадочней становилась эта древняя цивилизация. Не смотря на величайшее обилие записей, артефактов, сведений о их присутсвии — Вечные оставались самой загадочной цивилизацией из всех ныне известных.

Кем бы они ни были, существами были разумными, невероятно умными, технически продвинутыми на много тысячелетий вперёд. Наверное, правильней сказать, на несколько миллиардов лет. На их технику натолкнулись не сразу. Когда натолкнулись не могли понять что это такое — на технику никак не было похоже. Камни, булыжники и только. Лишь, поковырявшись в записях, допёрли. Начали эксперементировать… Вообще, техника и технология Вечных — это отдельный разговор. Не так-то просто понять как ей управлять. А когда научишься, будет поражаться геиальности и совершенству технической мысли древней цивилизации. Техника как и сами Вечные попадались совершенно разных размеров — от миниатюрных сантиметровых, как Чёрный Кристалл, до больших, недвижимых, больше похожих на горы, чем на технику. Назначение техники Вечных разное, под час никому неизвестное, и чаще всего опасное для смертных, то есть людей. Люди сразу домыслили, что технику Вечных можно использовать в качестве оружия, почти любой экземпляр. А на самом деле исинное назначение может оказаться весьма мирным — к примеру, хлеборезка… Но в человеческих руках эту хлеборезку можно превратить в человекорезку или оружие-потрошитель, сеющее ужас и панику. Им то что — они бесметры, да и покалечить они себя не смогут, а вот попадись живая ткань — мокрое место останется.

Поэтому всю технику, какая была на обнаруженных базах, складах, или, чёрт их знает, может действительно храмах, как все привыкли называть — разбирали и тут же применяли в своих корыстных целях. Находились оружия и пострашнее хлеборезки. Такие оружия, что атомные разрядники, да пневмоорудие казались такой бездарной мелочью! Названия им, ввиду отсутсвия данных, придумали самые разнообразные и не самые оригинальные. К примеру, 'уничтожитель планет'. Это оружие может и действительно предназначалось для уничтожения планет. А может, имело другой смысл. Не важно. Но, каждый, кто обладает таким оружием — реально может уничтожить планету. Не в том смысле, чтобы разнести её в клочья. Вовсе нет. Не обязательно уничтожать планету целиком — достаточно сделать жизнь на ней невозможной. Закипятить планету — и всё, кто обитает на ней вымрут.

Такое оружие есть у Элькасана. И он уже не раз его применял в деле. Последняя планета, которая попала под его горячую руку, вроде бы называлась Пальвеа. Элькасану сразу не понравилось поведение местных жителей. Они сходу начали атакавать Джерр. Хе! Решили поживиться богатством. Корабль кое-как отбился от налетевших пиратов. И Элькасан не раздумывая дал мощным зарядом по планете. Оружие издало какие-то волны, неизвестной природы, как неизвестные науке. Буквально через час планета начала кипеть. Океаны забурлили. Все вулканы, даже давно потухшие, разом взорвались, окутав планету огромным багровым облаком-пеплом. И через густую завесу было не понятно, что происходит там в кромешной тьме. Оставалось догадываться. Наверняка, там воцарился ад и все люди, кто быстро, кто мучительно медленно сгорели, исжарились, задохнулись, словом — погибли. Эвакуироваться не успели. Лишь крохи, кто был ближе к звездолётам, уцелели. После удара планета будет оставаться непригодной к жизни ещё на протяжении многих миллионов лет, пока весь пепел не осядет, земная кора не успокоится, а ядро не отстынет.

Да… Скольких он угробил! И ведь не обязательно все были пиратами и без разбора нападали на залётных гостей. Были среди них честные, добрые, благочистивые люди. Были женщины и дети. Были миллионы несбывшихся судеб, которые он разом перечеркнул. Как среди этой массы вычленить всех хороших и оставить всех плохих? — А ни как! Вот и остаётся гробить всех подряд, покуда планета одна. И она оказалась под ударом.

Такое вот оружие Вечных! Славо богу, это самое опасное оружие из всех известных. Не виноват Элькасан, что оно угодило в его руки и он смог разобраться как его применять. Попади оно в другие руки — не известно ещё как часто оно бы применялось и как бы всё обернулось. Элькасан только пять раз за всё время его применил. А другие бы, возможно, не остановились бы на пяти…

Откуда у Вечных такая технология? Такие мощные оружия? Чем они занимались в своё время? — думал Элькасан и не мог найти ответа.

Пока лично не повстречался с Шимерши…

Глава 12

Яков был озадачен. Он не мог объяснить с чем их группа столкнулась.

В палатке стало душно. Хоть бы вентилятор какой-нибудь включили. Блин, жара! В отдалении на него смотрели измученые, запотевшие лица. Наверное, он выглядит сейчас также — подумал Яков. И ведь ждут ответа. Затаённо смотрят, ждут. Чёрт! Сказать бы им прямо: а хер его знает, что это такое! Так ведь нельзя, не по научному это…

Яков вытащил мокрый платок и ещё раз провёл им по вспотевшему лбу.

— Фу… — выдохнул он. — Жаркое нынче лето…

Лето действительно было анамально жарким. Только в Москве средесуточная температура не опускалась ниже +25. В особо жаркие дни доходило до +36 в тени. Как обычно в такую жару бывает — начали гореть торфянники, разбушевались лесные пожары. Цены на бензин вдруг подскачили. Оно-то тут причём? Благо, временами шёл дождь и серьёзно спасал ситуацию, в частности помогал МЧС, выполняя за них всю работу. Отпускало ненадолго. Потом температура опять росла и так весь июль. Впрочем, и в начале августа дела шли не лучше… Но не это беспокоило Якова.

Его подняли посреди августовской ночной жары. Сказали готовиться. Срочное задание от правительства. Вылетаем на Алтай. Чего? Зачем? И почему Алтай? — никто не соизволил объяснить. Лишь по прибытию его ввели в курс дела. А дело было такое.

Примерно в середине июля сего года на атлайском предгорье проводили разведывательные работы — геологи искали полезные ископаемые: нефть, газ, руду, босфаты, магний, или даже алмазы — всё что можно брать за сырьё и пускать в производство. Началось это, конечно, ещё раньше. До того места дошли только в середине июля.

Дошли до определённой точки. Выбурили несколько шурфов. Покапались в породах. Вроде бы ничего ценного. Так по мелочи — немного босфатов, тонкие напластания железной руды. Короче, невыгодные залежи оказались в данном месте. И вдруг в одной точке наткнулись на твёрдые породы. Настолько твёрдые, что бур сломался. Начали разбираться, с чего бы это ему ломаться. Ведь, предгорье, скалистых пород нигде не видно. Песчанник, одна супесь с суглинком, да местами сланец. Начали ещё бурить. Поломали два бура на двадцати метрах. Геологи в ступоре. Даже предположить ничего не смеют. Плотные массы железной руды? Да откуда столько здесь возмётся?! Может, надкарстовое образование?.. Начали сканировать почву. Вызвали дорогое оборудование. Оборудование с ума сходит, сообщает — дохрена металла! Даже не руды, а именно гольного металла, высокой плотности. Никто ничего понять не может — пласт твёрдой руды здесь образоваться не может, земля не та. Стали всякие предположения озвучивать, вплодь до абсудрных. Кто-то заикнулся о бункере, старом и давно забытом. Мол, постоили в сталинские годы для парткома или кого-то там, чтоб в 41-году прикрыть свои задницы, а потом зарыли за ненадобностью, и всю документацию уничтожили, вместе со сторителями, чтоб народ не ведал, сколько бабла ушло впустую. Кто-то вспомнил о утерянных богатствах Колчака. Кто-то вспомнил Ермака, почём зря. Не ходил он в эти края, историю надо знать. Стало быть, наткнулись на чьи-то богатства. Даже не подумают, зачем так зарывать глубоко — аж на 20 метров. Исследовать участок продолжали. Раз уж начали копаться, так дело нужно завершить до конца.

Пригнали тяжёлую тенику — с десяток экскаваторов, пять бульдозеров. Начали всё потрошить. Раскопали до 20 метров. Наткнулись на твёрдую плиту. Многие экскаваторы ковши поломали, да зубцы погнули об неё. Потом начали лопатами расчищать. И ведь точно плита! Гладкая металлическая плита. Пытались образцы на экспертизу содрать — не получалось. Даже царапины не оставались на плите. До чего же прочная!

Геологи сразу допёрли, что дело здесь нечистое и попахивает страшными загадками вселенной. Поэтому всё как есть сообщили руководству и на более высокие инстанции доложили. Дело сразу прибрало правительство, учуяв в этом ценный артефакт, который следовало бы проанализировать, взвесить, приценить и понять, где его можно выгодно использовать. Если это осколки сверхплотного метеорита — то одно, а если околки древней цивилизации — то совершенно другое.

Вот и вызвали Якова Галицкого для расследования, как специалиста по таким уникальным странностям. Яков прибыл три дня назад и сходу ничего понять не мог. Что за плита? Из какого металла? Как узнать, если образцы не достать? Откуда она, чёрт возми, здесь в Алтае объявилась? Кто приволок и зарыл? И как это смог сделать? А если верить геологам, которые клятвенно уверяли, что породами над плитой как минимум миллион лет, и стало быть позднее этого периода никто не мог ничего запрятать. Вообще становиться всё запутанно и крайне загадочно.

Продолжали рыть дальше — начали вести траншею в сторону гор. Так, плите конца и края не видно!

Если это природное явление или космическое — становиться необяснимым строгое выдерживание такой гладкой поверхности. Если это не природное явление, а рук человеческих — становиться необясним время выдерживания плиты в земле. Подумать только, миллион лет прошло! Так людей же от обезьян в те времена было не отличить. Ещё эта невероятная прочность металла и полное игнорирование коррозии.

— Сдаётся мне, — наконец, отважился Яков перед собравшимися в палатке специалистами, — что мы имеем дело с продуктом внеземной цивилизации. Думаю, в древности Землю кто-то посещал и оставил этот большущий артефакт по каким-то причинам. Может, это их секретный бункер, база, цех, завод, с концами зарытое в землю здание. Может, оно не было зарыто, а со временем само ушло под землю. Может, площадка космодрома — что вполне может оказаться правдой. Список можно продолжать и продолжать… Я не знаю что это. И мы этого не узнаем пока не расскапаем всё ЭТО польностью… Но одно я понял определённо. Мы на пороге великого открытия. Я не могу представить, лишь могу догадываться насколько может оказаться сенсационным наше открытие. Сможем ли мы дать точный ответ на вопрос — одни ли мы во Вселенной? От нас теперь многое зависит… Но не будем загадывать вперёд! Сейчас надо больше техники, рук, стараний, усилий, действий. Мы должны отыскать край этого сооружения…

Все восхищённо смотрели на него, хотя Яков не сомневался, что они хотели слышать именно такие слова.

'Хе… продукт внеземной цивилизации, — мысленно усмехнулся Яков. — Но ведь надо же было что-то сказать, надо было взорвать толпу, чтоб пробрало каждого'.

— Я уверен, Джерр здесь! — громко сказал Жан.

Я хотел вставить фразу: 'Если Джерр здесь, то где же он? Чтож не торопиться к своему хозяину?', но резко передумал, махнул рукой и посмотрел на Ленку.

Лена сидела за соседним креслом, рядом с Женей и попивала крепкий чайок. Она фактически не слушала нашу болтовню и думала о своём. Я посмел предположить, что она сейчас думает примерно так: 'Какого хрена я здесь оказалась? Бегаю по чужим мирам от погони, сижу в чужой квартире, пью чужой чай, слушаю разговоры чужих людей из других миров с нереальными возможностями и при этом не могу понять какая моя роль во всё этом деле?'. Если быть честным, то мне тоже не понятно, почему Жан так хватается за неё — словно она ключик ко всем загадкам. Давно бы уже отправили домой. А сами бы занялись делом. Шимерши не станет её трогать… Зачем ей надо?.. Хотя. Может, я чего-то не знаю — вдруг Лена для Элькасана многое значит. Тогда да… Шимерши не побрезгует её взять в заложники, помучать и пошантажировать этим императора. Поэтому придётся её с собой таскать.

Жан так и не объяснил, кто она для него. Лишь мимолётом сообщил, что познакомились в деревне, где отбывал ссылку, она была соседкой по двору. Будто бы мне после этого стало всё понятно!

Сейчас я сидел в квартире, действительно, чужой и общался с Элькасаном, великим и могучим, непобедимым императором во всей Вселенной, равным которому нигде нет. Только Шимерши способна его одолеть и только он способен одолеть Шимерши. Правда, он не выглядел таким великим, как я себе его представлял. Ну, да ладно. Видно, такой же скромняга как Паут Воэ!

Походив с час по мирам и запутав следы, мы в итоге вернулись в тот же мир, из которого убежали. Жан упорно настаивал на этом возвращении. И поспорить с ним было невозможно. Если он уверен — значит, это скорей всего так. Чтож. Остаётся только ждать.

Квартиру нашли сразу. Я категорически отказался от возвращения в Москву. Я не такой идиот, чтобы добровольно лезть под лапы Шимерши — путь это выглядит весьма смело и, быть может, Шимерши не догадается сразу… Знаю я такие выходки! Может, конечно, прокатить, а может — и нифига! Уж лучше в Питере, родном городе отсидется. Я вытащил их в знакомый район, где живёт мой дружбан Димон, и мы сразу же очутились у парадной высокого дома.

— Вуаля. Выбираем хату, кому какая по душе.

Так и договорились перед перемещением, что нужно отсидеться в чужой хате одну ночь. Элькасан своими мегавозможностями быстренько просканировал квартиры на наличие хозяев через двери площадки. А я в свою очередь аккуратненько вскрыл замки прочтностым полем, чему меня обучил Паут, когда я решился вернуть из прошлого свой мобильник. Тихо пробрались в тёмную квартиру. Вообще-то шухер меня не беспокоил, если что, я мог в любой момент прыгнуть в другой мир. Правда не уверен, что успею по пути подобрать Жана и Лену. Поэтому сразу предложил держаться вместе и никуда не отлучаться. Объяснять дваджы не пришлось. Все держались вместе, сидели вместе. Лену сейчас морит в сон, и даже крепкий чай не спасает, но она терпит, сидит смирено, краем уха слушает наши беседы, хотя наверняка уже ничего не понимает.

В случайной беседе я узнал её отчество: Елена Николаевна. Вроде бы ничего. Имя и отчество достаточно распростраённые в нашей Галлактике. Однако я тут же вспомнил как в полутёмном полуподвальном помещении Новгорода листал папку с делами следователь Анатолий Иванович и называл мне имя-отчество моей будущей супруги. Всё верно! Елена Николаевна Губанова. От неё у меня будет сын — Владислав Алексеевич, который родится в 2011 году. Фотографии своей будущей супруги я, разумеется, не видел. И когда метался по мирам будущего, ни разу не удосужился узнать детали. Поэтому, сидящая передо мной Лена, вполне могла оказаться именно той девушкой, которую я полюблю и на которой вскоре женюсь. Девка неплохая, держится крепко, сидит молодцом — отметил я. Немного неадекватна в данный момент… Но ничего страшного. Меня вполне устраивает такой типаж девушек. И чисто теоретически с ней бы у меня что-нибудь срослось…

Надо бы с ней завязать продолжительную беседу, а то всё как-то о делах космических с Жаном болтаем. А что-нибудь приземлённое, дом, семья, работа — нам уже не интересно…

Я хотел выпытать из Жана историю, как он стал таким великим и могущественным? Почему решил бороться с Шимерши? Но он неохотно рассказывает о себе. Не хочет вспоминать, как выжигал целые планеты и мчался на сверхсветовой скорости по галактике, по сути бессмысленно. Хотя это всё я знаю. Знаю и про его потерянную любовь — Ами. Только вот не знаю всю хронологию общения с Шимерши. А знает он её лучше, как никто другой. Встречался множество раз — как в мирных обсуждениях, так и в ожесточённых боях. Какого это встретиться лицом к лицу с Вечным?

Лена похоже встречалась с Шимерши. Но это её не впечатлило. По реакции не похоже чтобы её что-нибудь впечатлило. А ведь должно было. Это же Вечная!

Я сидел на стуле в большой гостинной, трёхкомнатной чей-то квартиры, расположенной на верхних этажах высотки. Судя по развешанным фотографиям — молодой семейной пары с двумя мальчаганами. Жан сидел на краю дивана. К нему никто не посаживался. Лена отдыхала на кресле и томно поглядывала то на меня, то на Жана. Между нами стоял журнальный столик, немного корявый, избитый детишками. Три чашки на столе. Конфетки — нашёл в буфете.

— Может ещё чаю налить? — вежливо преложил я.

Все отказались. Вот дела! А я бы не отказался от второй кружки. Вот только идти на кухню как-то лень. Вставать, кипятить, наливать. Да ну его к бесу! Ладно, обойдусь уж как-нибудь без чая.

Жан рассказывал о Джерре. Говорил, что построили его в 3688 году ультра, по спецзаказу. Строили целых семь лет. Что размеры его огромны: 41 километр в длину, 8 километров в ширину и 4 в высоту… Меня что ли решил удивить? — Да видел я коробли побольше! Вон Ленку удивляй… Хотя её сейчас уже ничем не удивишь.

В пятом тысячелетии он впервые снабдил корабль оружием вечных, когда наткнулся на базу на одной заброшенной планете, находящуюся под контролем фиатов. Подробности он, хитрец, не стал разбалтывать — как ему удалось выкрасть столь важные технологии из под носа фиатов. Ничего, ничего. Придёт время, сам разболтается. Если повезёт, конечно, войти в доверие к нему. Не хочет он мне доверять, считает меня засыльным агентом, пособником Шимерши. Ага, щаз!.. Впрочем, я хорошо понимаю его. Находясь на его месте, пожалуй я тоже не стал бы довеять незнакомому человеку, который сообщает, что прибыл в помощь и готов всячески содействовать вызволению Императора из плена. Пусть и говорит искрене — всё же я бы не стал верить, справедливо счёл бы его подсадным агентишкой, и не теряя бдительности следил бы за ним во все глаза…

Так сейчас и происходит с Элькасаном. Он добродушно, весьма приветственно и дружелюбно рассказывает о своём корабле-спасителе без утайки, но и без подробностей, без деталей, умудряется при этом следить за мной, за моей реакцией, действиями… Выбалтывает всё самое основное, котороя и я знаю: оснащение, за счёт которого можно вести сопротивление, потому что Шимерши можно бить только её оружием, спосбности корабля развивать сверхскорости и не забыл упомянуть про интелектуальные способности. Вот здесь Элькасан рассказал то, что я узнал впервые.

Интеллект Джерр формировался долвольно долго. Изначально, когда его построили на большой космической верфи ультра, интеллект коробля был слабым и фактически никчёмным. Он тупо выполнял приказы, как какая-то компьютерная программа. Это вскоре вбесило Элькасана. Потому что программа, как бы она не была защищена от ошибок, падений, от вирусных атак, она всё равно оставалась программой, которая работает по строгому коду, не обладает собственным мнением, самоинициативностью, тем более новаторством. Элькасан пробовал новые технологии, перебрал все новинки в области искуственного интеллекта. Всё не то!.. Тогда он и решился на следующий, отвественный шаг — он поделился с Джерром своим интеллектом. Этот шаг очень не прост в моральном понимании. Фактически на мгновение в мире появилось два Элькасана. Один Элькасан — в теле человека, второй Элькасан — в теле огромного корабля. Корабль стал Элькасаном, однако Элькасаном стал не полноценным. Не со всеми своими воспоминаниями поделился Жан. Он чётко разграничил своё сознание и передал кораблю только самое необходимое. С того момента корабль обрёл вполне человеческие чувства, обладал мощным интеллектом, способностями принимать решения, и всё что умел Элькасан, он тоже умел… он стал осознавать себя и искренне удивлялся, где же его руки и ноги. Конечно, это было непросто всё объяснить. Элькасану пришлось промучиться и понервничать, когда корабль начал вести себя слегка эгоистично, пытаясь выдворить из нутра наглого пассажира и собирался, свалив подальше, собраться с мыслями. Но, к счастью, всё улеглось быстро и корабль смирился со своей участью. Вскоре он стал Элькасану родным братом. И Элькасан для него стал братом. Они быстро сдружились и привязались друг к другу накрепко. Только Элькасан мог сдружиться с самим собой, потому что знал, что нужно для этого делать — он себя познал ещё давным давно.

Благодаря данному интеллекту, корабль не раз выручал Элькасана из передряг, так как успевал принимать решения раньше Элькасана, и принимал правильные по мнению самого Элькасана решения. Элькасан не оставался в долгу и снабжал корабль новыми технологиями, оснащал лучшими средствами защиты и нападения, устанавливал двигатели последней разработки, не забывал про внутренную чистку и обновление, всё по высшему разряду. На это дело Элькасан не жалел ни средств, ни времени.

Можно сказать, только благодаря Джерру, Элькасан оставался живее всех живых, не смотря на все его злодеяния и множества преследователей.

'Да… Такой верный и преданный друг! — подумал я и тут же поймал такую мысль: — А что было бы если я повстречал самого себя? Ну, предположим, в прошлом или в будущем мире?… — я вспомнил, что во всех своих путишествия я ни разу не встречал себя, второго Я. Где-то это было невозможно — не та эпоха, не то место. А где было возможно — я даже не наводил справки, инстинктивно почему-то боялся нечаяно столкнуться с самим с собой, будь это на улице, в каком-нибудь магазине или возле киоска. — Смог бы я сдружиться с собой?' — думал я. И понимал, что наврядли. Я так свыкся с мыслю, что у меня нет брата, так привык к этому обстоятельству, что если, не дай бог, увижу себя-близнеца, я просто перепугаюсь до чёртиков… ну, это во-первых. Затем я буду сильно негодовать и выкрикивать: какого чёрта?! Кто ты такой?! Да ты самозванец!.. Возможно, не так грубо, немного скромнее и трусливей, но всё одно — я буду НЕ РАД нашей встрече. Поэтому, наверное, и не спешу повидаться с самим собой ни в прошлом, ни в будущем.

Элькасан создал себе брата-близнеца, если можно так вызариться, в обличае большущего корабля. Как гоовриться, одна голова — хорошо, две головы — лучше. Так оно и есть! Поэтому не удивительно, что Элькасан, обладавший сверхчутьём, способностями противостоять Великой Федерации, которая на него охотилась, а затем другим формациям, которые тоже его недолюбливали, фактически противостоял всему миру, смог продержаться столь долгое время и в конце-концов стал Императором! Хотя, может не конец это, а лишь начало…

Интересно, где затаился Джерр? Не может же он маскироваться на орбите планеты… Скорее сидит на переферии Солнечной системы, притворившись обычным астероидом. Как он проник в этот мир? Знает ли он, где сейчас Элькасан? И как он собирается подобрать Элькасана? Не будет же спускаться в атмосферу на глазах земной публики… Или будет?..

Я собирался задать эти вопросы, но Элькасан меня опередил:

— Это твоя единственная возможность — перемещаться в мирах?

— Да, — немного помешкав, кивнул я.

— Странно. Я думал Шимерши тебе даст больше возможностей…

Ну, опять он за своё! Почему он пристал ко мне с подозрением, что я агент Шимерши? Да если бы я был агентом Шимерши, я бы давно его спалил! И какой смысл его спасать из плена?.. Ради того чтобы выйти на след Джерра?… Погоди-ка, погоди-ка. А ведь верно! Он, наверное, так и думает. Сидит и думает: я здесь лишь для того, чтобы выйти на Джерра. Ведь никто иной как Джерр для Шимерши теперь представляет угрозу. Как же ему доказать, что я не являюсь агентом Вечных и никогда им не являлся? Доказывать свою непричастность бессмысленно, Жан и сам знает, что я считаю себя непричастным. Я специально открыл для него доступ к своим мыслям — пусть всё знает обо мне. Однако это не помогает. Он упорно считает меня неосознанным агентом! Но как?! Когда меня могла успеть Шимерши завербовать? Если бы такой момент случился — я, как минимум, знал бы об этом…

Всё это глупо! Пусть подозревает меня. По крайне мере, не теряет бдительности. А это очень важно сейчас — не терять бдительности!

Шимерши хитра и способна просчитать несколько ходов наперёд. Да что ей-то уж не знать будущего! Она в любой миг может заглянуть на десятелетие вперёд и всё пронюхать. Как же с ней в таком случае бороться? Если она знает все наши дальнейшие действия наперёд?.. Или, всё-таки, не знает? Не может же она ВСЁ знать, за всеми следить и во всех временах бывать сразу, одновременно! С человеческой точки зрения — это невозможно. А с точки зрения Вечных?..

Сидя в этой комнате, я не могу знать какие действия сейчас предпринимает Шимерши, что она уже знает, а о чём пока не догадывается? Как быстро она двигается по нашим следам — тем мирам, через которые мы успели пройти? Каковы её реальные возможности? Если бы её возможности были безграничны — мы бы здесь, наверное, не сидели…

— Верно, она очень хитра, — сказал Жан.

— Кто? — я почему-то посмотрел на Лену. Хотя догадывался о ком он говорил, раз имел доступ к моим мыслям. Лена вздрогнула.

— Шимерши, — успокоил девушку Жан. — Она очень хитра, уж поверь мне. И я думаю, поиски продвигаются гораздо быстрее.

— Благодаря мне? — поинтересовался я.

— И благодаря тебе тоже…

— Как же её тогда обхитрить?

— Никак. Мы не сможем её обхитрить, — скажал Жан.

— Так что же?! Мы будем здесь сидеть и ждать, когда она явится?

— Не обязательно. Мы можем бегать, скрываться, перемещаться из мира в мир. Но это нам не поможет, — сказал Жан. — Мы сами быстро устанем… А она этого ждёт.

— Что же тогда нам поможет? Как нам противостоять Шимерши?

— Ей не нужно противостоять. Это бессмысленно…

— Не понимаю, — сказал я, действительно ничего не понимая.

— Представь себе, что ты имеешь дело… с Богом. Да, почему бы и нет. Предположим, она и есть наш Бог. Правда, она это отрицает, говорит, что мир создали до неё. Но как создали до неё, если она вечна? Просто, она забыла об этом, ведь столько миллиардов лет прошло с тех пор. Я бы на её месте всё забыл напрочь… Так вот. Если она наш Бог, как ты сможеть ей противостоять? Как ты сможешь обхитрить её? Заключить сделку с Дьяволом? Извини меня, Дьявола не существует. Дьявол и Бог в одном лице — это всё Шимерши… Остаётся одно — договориться с Шимерши, наладить с ней дружесткие отношения. А как это сделать, если сохранилась взаимная неприязнь? Она не любит меня, потому что я отважился пойти войной на неё, однако в то же время уважает меня за столь смелое решение. Равные противники на поле боя — это интрига, это Игра. Кто же победит? Можно гадать, прогнозировать, можно делать ставки, болеть за кого-то. Но противники на поле неравные: я — обычный человек, она — Вечная. У меня нет шансов. Никаких! Даже обладая оружием Вечных, я остаюсь уязвимым, как любой смертный. Никакой интриги — в любом исходе я буду побеждён. Но и договориться с ней нелегко… Почему? — Она не любит людей. Она всех уничтожила до единого. За исключением меня… Люди возобнили себя царями Вселенной, они посчитали, что всё могут, что неуязвимы и способны давать вызов кому угодно. Они укротили чёрные дыры, научились управлять яркостью звёзд, уничтожали другие цивилизации, которые не желали сотрудничать с ними и входить в состав новых освоенных территорий. Люди бесконечно раширяли свои владения — считая всё, по праву, своей собственностью. А что за право? — Люди сами придумали для себя правила, и посчитали, никто не вправе осуждать их действия. Возобнили себя всемогущими королями… Тут-то и вмешалась Шимерши. Не понравились ей такие мысли и желания людей. Ей ничего не стоило провести простой эксперимент — узнать насколько они могущественны и как долго они смогут противостоять ей. Она убедилась, что люди попросту хвастались и выпендривались, поэтому никого не жалела… Да и жалось — понятие для неё чуждое. Она просто уничтожила всех… Ах, как мастерски она уничтожила всех людей! Ты бы видел! Да ты, наверное, видел…

Я отрицательно покачал головой сказал, что в 81 веке подробная информация об этом не сохранилась.

— Ладно. Тогда расскажу… Ей даже не пришлось создавать армию для карательных мероприятий. Люди сами уничтожили друг друга. Она лишь добавила каждому побольше ярости и ненависти, словно топливо подлила в костёр. Баланс равновесия добра и зла в людях был окончательно нарушен и в течении одной соти лет люди истрибили друг друга, не разбираясь почему они это делают и ради чего. Жалкие остатки уцелевших Шимерши просто добила — прихлопнув всех разом, одним ударом. Ну и кто после этого царь Вселенной, скажи?.. Люди сами виноваты. Они оказались много глупее других цивилизаций, которые чтили Вечных, понимая, что во Вселенной существует могущестенная сила, которая контролирует мир. А люди в это не верили и считали, что только они здесь хозяива и имеют право распоряжаються судьбой Вселенной. Как бы тебе понравилось, когда в твоём доме, за время отсуствия, предположим, объявился вдруг таракан, такой бойкий, наглый тараканишка, на правах хозяина который распоряжается твоей собсвенностью?.. Думаю, ты бы не стал терпеть учинённый срач и хамское поведение насекомого, а схатил бы бы тапок и вдарил бы разок по наглой морде усатого…

Я вспомнил про людей-паразитов, то, что мне рассказывал Виктор на орбитальной станции. Паразитам рано или поздно наступает конец — найдётся способ, лекарство, чтобы избавить Вселенную от паразитов.

Ведь так я думал…

— Полагаю, Шимерши была довольна полученным результатом. Но оставался один человек, который ещё блуждал во Вселенной. Я… Хотя не факт что один. Может быть, таких как я, которые летели на околосветовых скоростях меж звёзд, было множество… Все они скорее погибли так или иначе: случайно нарвались на метеорид или астероид, или, как в моём случае, врезались в звезду. Я тоже должен был погибнуть, пройдя через ядро звезды. Однако Джерр успел за милиссекунды отреагировать и сменить траекторию — мы прошли через звезду по хорде. Так мы спаслись… Будет время, я всю историю расскажу до конца. Это очень необычная история моего первого знакомства с Шимерши… — отметил он.

— Так, я не понимаю, какой смысл скрываться от Шимерши, если она всё знает, её нельзя устранить — она бессмертна, договориться с ней о мире нет возможности? И почему в этом мире она не уничтожает людей? — спросил я.

— Для этого мира ещё не наступило время аппакалипсиса. Всему своё время…

— Почему же тогда ты жив? Ведь ты же возрадил человеческую расу и стал Императором — фактически взорвал её эксперимент в пух и прах. Если в 81-ом тысячелетии, спустя 20 тысячелетий, сохранилась человеческая цивилизация, то значит её эксперимент не удался… Она проиграла?

— Так или иначе, она уничтожила людей. Можешь ли ты тех, кого видел в будущем назвать людьми?

Я, конечно, видел много странного и необычного в далёком будущем. Видел фиатов похожих на людей, видел потомков людей похожих на людей. Но называть их людьми, как таковыми, я не мог. В биологическом плане они уже не были людьми. Они были кем угодно, но не были людьми. Даже органическими существами не были. Это были духи, приведения — безтелесные, нематериальные представители погибшей цивилизации. Безусловно, это меня шокировало в тот момент. И я был уверен, что попал в мир полтергейста, что общаюсь с приведениям. Я хотел уйти, исчезнуть. Однако любопытство меня заставило задержаться. К тому же гостеприимству и дружелюбию этим, как бы 'людям', не занимать. От них я и узнал много интересного…

— Нет. Это уже не люди, — согласился я.

Жан кивнул:

— Стало быть, Шимерши добилась своего, устранив всех людей, включая меня, из дальнего будущего. То, что люди преобразовались — не в счёт. В мире множество нюансов и противоречий. Так зачем на них заострять внимание?.. А вот не уничтожила она меня по одной простой причине… Чёрный Кристалл.

— У тебя есть Чёрный Кристалл?! — искренне удивился я, не веря в то, что он говорит правду.

Жан не ответил.

— Что ещё за Чёрный Кристалл? — поинтересовалась Лена.

Я подобрал газету — нашёл чистый участок листа на большом развороте, отыскал ручку на ближайшем столе и нарисовал маленький ромбовидный камень, обильно его заштриховывая чёрной пастой, не жалея усилий. Развернул Лене, так чтобы и Жан увидел рисунок и подтвердил либо опроверг, правильно ли мы друг друга понимаем.

— Вот так выглядит Чёрный Кристалл, — сказал я.

Жан кивком подтвердил. Я жидал от него комментариев, но он не торопился. Взял ручку и пририсовал по краям ромба орнамент. Ах, да, ещё же есть орнамент! Только зачем он, я не знал.

— Во Вселенной всего три экземпляра Чёрного Кристалла, как ты знаешь… — начала Жан. — Один, к несчастью, оказался у людей, когда они потрошили храмы Вечных. Они освершенно не понимали, что с ним делать и какие последствия он может учинить. Камушек — камушком. Другие цивилизации чувствовали его силу и остерегали людей от него. Однако люди — безумно любопытные создания. Они решили его активировать. Единственное, они не знали как это сделать. Поэтому более тысячелетия Чёрный Кристалл хранился у людей, пылился на полках. Кто бы его не пробовал уничтожить — всё было напрасно, Чёрный Кристалл был сверхпрочным, выдерживал миллионные температуры и любое давление. Запускали даже в звёзды — пробовали так активировать Кристалл. Бесполезно. Через какое-то время звезда выплёвывала Кристалл обратно… В ту эпоху, люди научились мгновенно перемещаться через пространство, благодаря удачным исследованиям чёрных дыр. Правда, происходило это хаотично, никто не знал, куда их выбрасит такой неуправляемый портал. Вот и решили люди, наконец, провести свой безумный эксперимент, раскрыть загадку Кристалла. Они забросили группу учёных на край Вселенной — которым поставили одну задачу: выяснить как активировать Чёрный Кристалл… И что ж, ты думаешь? — они в итоге выяснили как это сделать. На удивление быстро и легко. Идиоты! Они запустили Чёрный Кристалл. Кристал мгновенно взорвался и уничтожил их всех. Не многие успели спастись и рассказать людям о случившемся. Однако благодаря спавшимся, всем стала понятна мощь Кристалла. Это никакая не бомба, не оружие. Нет… Это новая Вселенная! При активации Чёрного Кристалла произошёл взрыв Вселенной, новой Вселенной, которая была скрыта в Кристалле. Представить трудно, как это возможно. Но, таким образом, в нашей Вселенной, которая 20 миллиардов лет взорвалась, где-то произошёл взрыв Новой Вселенной. Со временем Новая Вселенная вытеснит нашу Вселенную: новые галактики вытеснят старые, от силы взрыва разрушится всё сущее, пространство наложится на пространство, новая сильная материя заменит собой существующую. Происходить, правда, это будет на протяжении миллиардов лет — скорость взрыва не превышает скорость света. Однако итог очевиден — старая Вселенная, наша Вселенна, будет уничтожена. Люди, того не ведая, запустили механизм по уничтожению своего мира. И не важно, что взрыв доберётся до нашей Галактики через несколько миллиардов лет. Быть может, к тому времени Галактики нашей не будет… Люди активировали Чёрный Кристалл — взорвали новую Вселенную. Возможно наша Вселенная, была создана из такого же Кристалла, — он указал взглядом на рисунок. — Кем-то таким же любопытным как и мы… Кто знает, кто знает… Этот взрыв пробудил Шимерши… Ну, а ты знаешь к чему это привело… Второй и третий кристалы долгое время считалось, что находятся у Шимерши. Однако, это не верно. Второй Кристалл обнаружил я. В одном из храмов, там же, где нашёл уничтожитель планет. По началу, я не придал ему значения, счёл мелкой деталькой, словно отвалившейся шестерёнкой от большого механизма. Но подобрал его как талисман, и держал всё время у себя, потому что чувствовал, вещь эта необычная и что-то означает. Когда произошёл взрыв, я двигался на сверхсветовой скорости в направлении галактики Андромеды. Я тогда ничего не знал о кристалле, не знал о его возможностях. Узнал позднее и поразился, до чего же мощным оружием я обладаю… Третий Кристалл, я честно не знаю где находится. Быть может, в другой галлактике, на другом конце Вселенной. А, может, наша Вселенная и есть результат активации этого Кристалла… Сам факт того, что два Кристалла оказались в одной Галлактике на захваченном пространстве людей — невероятен и поразителен. Возможно, это совпадение. Однако я не верю в такие совпадения…

— Почему именно три? — спросил я. — Может таких Кристаллов Вечные выпустили большим тиражом — и по три запрятали в каждую Галлактику запухнули.

— Если верить описаниям Вечных, а они не могут врать, то было создано только три Чёрных Кристалла. Не больше, не меньше. Один из них уже применили люди, а другой храниться у меня.

— Так у тебя сейчас есть Чёрный Кристалл? — жадно спросил я.

Жан обяснил это странно:

— Он был у меня. Я его долго держал на теле как талисман. Но затем я его модифицировал в себя.

— Что значит 'мо-ди-фицировал в себя'? — проговорил я почти по слогам.

— Это значит, что я теперь стал Чёрным Кристаллом. Весь мой организм и есть Чёрный Кристалл. Это материальная трансмодификация — то, чему научились люди в последние годы своего существования. Они чувствовали, что близок их конец и как люди они не выживут. Они изобрели материальную траснмодификацию предметов: могли живые организмы превратить в неживые предметы, например в камни, и затем наоборот. Вобще-то, благодаря этому я и смог воскресить некоторых личностей, который сохранили свои души в мёртвых предметах. И благодаря этой технологии, я смог трансмодифицировать Чёрный Кристалл в свой организм. Теперь Кристалл — неотьемлемая часть меня…

— Так вот почему Шимерши не торопиться тебя уничтожить! — меня пробила догадка.

— Она не может меня убить. Ведь если я умру — Кристалл тут же взорвётся.

— И это уничтожит Шимерши? — поинтересовался я.

— Не думаю, что унитожит. Всё-таки она — Вечная. Предыдущий взрыв не причинил ей вреда. Хотя, впрочем, пробудил. Скорее, ей будет неудобно — Новая Вселенная будет вытеснять её из этого мира. Согласись, это неприятно… Кто знает, что случиться потом. Пожалуй, этого не знает сама Шимерши… Теперь мы дерёмся на равных. У неё есть своё оружие — вечность, а у меня своё — Чёрный Кристалл. И ей приходится признать, что я — достойный противник для неё.

— А если ты умрёшь от старости или от несчастного случая? — вдруг забеспокоился я.

— В этом случае, если успею, я отключу Кристалл внутри себя и никто тогда не погибнет. А со временем моё тело иссохнет в маленький чёрный ромбовидный предмет…

Я был ошеломлён. Я много успел услышать об Чёрном Кристалле, из чего я усвоил одно — это самый мощный и самый опасный предмет во всей Вселенной. Его страшатся все цивилизации. Да что там смертные! — его страшатся сами Вечные! Я также слышал о материальной трансмодификации. Но никак не мог ни представить, ни поверить в это. А теперь передо мной сидит Элькасан и Чёрный Кристалл в одном лице! Если я ещё кое-как понимаю происходящее, то бедная Лена наверное потеряла связь с реальностью ещё где-то на этапе рассказа о Джерре и воспринимала нашу болтовню, как разговор двух сумасшедших. В психушку бы нам, конечно, сесть со своими Кристаллами, взывами Вселенных, Вечными, уничтожением человечества, агентами и абсудрными технологиями. И посадили бы, если бы кто-то нас слышал ещё! Я на мгновение пожалел, что нет рядом Димона, он сейчас загнул бы такие комментарии по всему этому делу, да в своём смачном стиле, напободие следующего: Шимерши, как стерва последняя, после того как её бросил хахаль земного происхождения, решила отомстить обидчику в лице всего человечества. Выжгла, значит, всех подчистую, чтобы знали какова эта женская месть. Но тут появился Жан на белом скакуне Джерре и охладил пыл и ярость Шимерши. Однако Шимерши, помня свою обиду, попыталась огреть сковородкой последнего из рода людского. Но не тут-то было, Жан вытащил гранату под названием Чёрный Кристалл и прокричал: 'Только попробуй, гадина! Я тут такое устрою!!'. Вот Шимерши и застыла в нерешительстве, и ударить нельзя, и останавливаться не хочется… Правда, Димон, бы что-нибудь другое загнул. Или факи бы всем наставил и свалил бы побыстрее, пока его не втянули в это гиблое дело.

— Так что же нам делать? — нарушив минутную тишину, спросил я.

— Джерр, — просто ответил Жан. — Нас спасёт только Джерр. Сами мы не управимся… Джерр смог тихонько проникнуть в этот мир. Он также может и выбраться из него…

— Он знает где ты? Он спешит на выручку?

— Я думаю он уже многое знает. — Жан почему-то посмотрел на Лену. — Я полагал, что Лена проводит меня к нему. Однако я ошибался. Лена ничего не знает, ни о Джерре, ни о том месте где он находится. Поняв это, я захотел, чтобы также думала Шимерши, и ничего не заподозрила… Потому что, немного погодя, я осознал основную роль Лены для меня — она глаза Джерра. Джерр в данный момент видит и чувствует меня через её глаза и сознание. А для этого необязательно становиться агентом Джерра — ему всего-то нужно прочесать мир, используя сознания некоторых обычных людей, чтобы рано или поздно выйти на меня или мой след…

Лена вмиг очнулась из лёгкой дрёмы, куда её настойчиво клонила накопившаяся усталось, быстро закачала головой, отмечая, что враки всё, ничего подобного.

— Ты можешь не верить всему что я говорю. — сказал Жан девушке. — Я просто знаю, что это так. Ты — неосознанный агент Джерра. И чтобы сохранить тебя от Шимерши, мне пришлось на время себя заставить поверить в то, что сильно ошибаюсь в своих выводах. А когда опасность прошла, я полностью убедился в том, что ты — глаза Джерра. Потому что, он мне даёт сигнал через твоё сознание, через твою душевную силу. И я знаю, что он скрывается сейчас на Алтае. И я знаю, что там поднимается кипиш. И скоро произойдёт неординарное событие — пробуждение Джерра… Вот на это стоит посмотреть!

— На Алтае? — удивился я. — Как на Алтае смог спрятаться такой огромный корабль?

— Скоро увидишь, — пообещал Жан.

Мне не понравился такой ответ. Уж больно он похож на ответ Паута Воэ, перед тем безумным прыжком с небоскрёба Акрами-Тайста… По мне аж мурашки пробежались в пердчувствии чего-то недоброго.

— Надо позвонить, — сказал Элькасан. — Времени остаётся мало.

— Кому позвонить? — удивился я. — Джерру что ли?

— Нет, в правительство. Я думаю там должны быть агенты Джерра. Они нам помогут. Джерр, пологаю, довольно долгое время сидит на Алтае. Он уже должен создать широкую сеть своих агентов… Ты не знаешь какой номер телефона секретаря министра обороны?

— Так, зачем министр обороны? Может, сразу президенту позвонить или премьер-министру, — усмехнулся я. — Их телефоны у меня где-то в мобильнике валяются…

— Всё понятно. Нужен справочник, — он оглядел полки с книгами, сразу заметил толстый жёлтый справочник, вытащил его. Пролистал, напряжённо думая. Затем подошёл к телефону и снял трубку.

Я, по правде говоря, подумал, что он разыгрывает нас, что пробило его так внезапно на юморок. Какой министр обороны в три часа ночи?! Он что и вправду сейчас собирается звонить в правительство, в Москву? Да его пошлют нахрен, в лучшем случае… А если ещё услышат историю про Джерра, так вообще пригонят сюда кареты с санитарами в белых халатах и с людьми в серых погонах. Он не знает что ли про АОН?

Я не успел ничего предпринять: ни встать, ни остановить его, Жан быстро набрал номер, ему на удивление тут же ответилили и он сказал загадочную по содержанию фразу: 'Срочно разбудите министра обороны. Ситуация Эйрамау. Код 24'. И сразу повесил трубку. Я представил себе, что сейчас подумал секретарь или дежурный, сидя в правительственном учереждении. Какой-то чокнутый звонил только что. В жопу твой Эйрамау. Ага, щаз, пошёл будить министра обороны!.. Размечтался. Позвоню-ка я лучше в '02', пусть пробьют этот номерок…

Блин, вот же влипли мы!.. Я осуждающе посмотрел на Жана. Тот спокойно уселся на своё место на диване. Подбодрил Лену тёплыми фразами: 'Скоро всё разрешится… Ты молодец! Хорошо справилась'. Но Лену это не взбодрило. Напротив, она внезапно заснула, облакотившись на спинку кресла и подперев кулачком щеку. По лицу расплылась младенческая улыбочка. Совсем устала девушка. Столько боролась со сном!..

Я начинал беспокоится. Прошла третья минута. А Жан сидит и листает газету, на которой я недавно рисовал Чёрный Кристалл. Будто бы всё в порядке, всё чудесно. Он хотя что-то понимает из прочитанного? Газета старая, недельной давности… Что же он собирается из неё вычитать? Я недоумевал и поражался его непоколебимости. На мгновение я засомневался, что передо мной сидит великий Император, самый умный человек во Вселенной. Я даже был готов согласиться с тем, что ошибся, что спас какого-то ненормального психа. И что сам я отчего-то схожу с ума, не понимая что тут делаю с этим человеком… Что? Вот так вот сидеть и ждать?!..

Только я собирался сказать Жану: 'А не пора ли нам что-нибудь предпринять?', как неожиданно зазвонил телефон. Меня аж подкинуло на кресле от такой внезапности. Потом я подумал: 'Ну, вот, началось! Наверняка, сейчас звонит милиция, или того хуже ФСБ. Доигрался Жан'…

Жан взглянул на трубку, на которой мелькал огонёк вызова. Так как я был ближе, я встал с кресла и в два шага подошёл к телефону. Снял трубку и стал слушать. Хотя в трубке звук не был приглушённым и помех никаких не было, я ничего не понял из сказанного. Поэтому глупо переспросил: 'Что?'. Говорили каким-то басом, который проявляется у важных лиц с огромным тяжёлым опытом за плечами, и говорил этот человек не то, чего я ожидал. Когда понял, кто звонит и что он говорит, я побледнел, посмотрел на спящую Лену, которую даже не пробудил громкий звонок, потом на Жана. Тот спокойно смотрел на меня. Я проговорил ему, еле сдерживая дикое изумление:

— Это Министр обороны… И он хочет с тобой поговорить…

Глава 13

Элькасан рассматривал голограмму звёздной системы Эйрамау, в которой они находились. Джерр предлагал отложить визит к фиатам, которые обитали сразу на двух планеты данной системы. Не известно как отреагируют фиаты на появление большого корабля-чужестранца возле их орбиты. Мало данных на текущий час. Может, пройдёт всё гладко. Может, и не гладко… Решительно надо немного подождать, поизучать местных обитателей и их принципы поведения.

'Хорошо — согласился Паут. — Срок тебе — два часа. Потом прямой контакт. Если будут атаковать, действуем по сценарию 'исчезновение'. Если уж совсем всё будет плохо, придётся применить крайние меры'. Что подразумевается под крайними мерами, Джерр знал. Корабль одобрил решение, довольный, что удалось уговорить Элькасана не торопить события, и углубился в электронные дебри анализа текущей ситуации.

Местные жители были фиатами. Возможно, теми самыми мигрировавшими фиатами, которые покинули систему Элькуба, спасаясь от вспышки сверхновой. Не очень-то они будут дружелюбны к нему, узнав, что это его корабль создал сверхновую… Чтобы не наслать на себя беду, надо придумать правдоподобную легенду — откуда он и кто он такой. Ещё надо понимать, что он — человек, и для них это будет весьма непривычно видеть живого человека, в то время как 20 тысяч лет назад всё человечество исчезло с лица Вселенной. Придётся как-то объясняться. Но контакт, так или иначе, устраивать нужно. Не всё же время отсиживаться на периферии, прячась за кометными поясами. Повреждения Джерра серьёзны. Нужны материалы, ресурсы для восстановления обшивки, повреждённого двигателя. Нужно, наконец, дозаправиться где-то. Всё это можно получить у фиатов. Элькасан имеет хороший опыт в общении с фиатами, который, разумеется, здесь пригодиться.

Неожиданно он почувствовал некую тревогу. Странное беспокойство охватило его. Вскоре он понял, что стало источником беспокойства. Это Джерр был обеспокоен. И его волнение чётко передавалась Элькасану.

— Что случилось? — спросил Жан.

— На корабле обнаружен живой организм. Чужеродный…

Элькасан сразу не понял о чём идёт речь: о мелком таракане, залётной мухе или скопление бактерий? Подумав, что на такие мелочи, как тараканы, мухи или даже крысы Джерр не реагирует и не беспокоится зря, Элькасан тоже взволновался:

— Как он сюда проник? Когда?!.. Живо идентифицируй!

— Тяжело идентифицировать, он постоянно перемещается и не попадает под объективы камер наблюдения.

— Включай трёхмерное сканирование.

— Включил с минуту назад… Из-за того, что объект быстро перемещается — трудно определить форму организма. Примерный вес — 40 килограмм.

— Ни о чём не говорит мне твой примерный вес. Где он находится?

— В блоке спускаемых модулей.

Элькасан сразу же подумал о том, что чужой организм проник на корабль вместе с ним, при посещении Элькубы, на центральной площади города. Наверное, в тот момент, когда он отлучался в архив, в модуль кто-то пробрался. Как же ещё? Джерр подтвердил — это возможно. В спешке, он не успел просканировать спускаемый модуль, так как считал, что чужеродной жизни быть не должно, планета необитаема. А так как вероятность была минимальна, поэтому он не устроил карантин, положенную по инструкции, а занялся срочной подговокой к прыжку на другую звёздную систему.

Элькасан не был разозлён на него. Он понимал, что даже могущественный Джерр мог допустить оплошность.

— Я заблокировал отсек и все рядом расположенные уровни. Активировать уничтожителей для поимки живого организма?

— Не стоит, — мысленно обдумывал решение Жан. — Погоди. Может это заблудившийся фиат…

Фиаты передвигаются быстро, — вспомнил Элькасан. Какой-нибудь мелкий, юркий, всеми забытый фиат заметил приземление спускаемого модуля и пробрался в грузовой отсек. А потом растерялся, испугался и даже не поздоровался. А может и не фиат вовсе…

— Капсулу мне. Немедленно! Защитное снаряжение с пуловером, парализатор, заряды, кабисы, сканирующее устройство и пару стражников на посту.

Через тридцать секунд за рубкой, в сквозном коридоре, послышалось приглушонное сопение. Затем, 'пш-ш-ш' — знакомый звук — из глубин корабля примчалась капсула. Жан высунулся за проём. Двери капсулы распахнуты настежь. На сиденье лежали требуемые предметы. Он живо плюхнулся в кабину. Приказал трогать. Двери мгновенно задраились. Капсула издала 'пш-ш-ш'. Тихий толчок. По лобовому стеклу бойко побежали огни — ускоряясь и ускоряясь, наконец, превратившись в две сплошные огненные линии. Послышался свист. Уши на секунду заложило — первый признак превышения порога скорости звука. Он натягивал пуловер, застёгивал серый защитный костюм, поверх одел очки со сканустройством и начал примеривать крепкий зарядник-парализатор с необычным карабином. Ох, давно он не держал такие предметы! Его на время пробрало. В кровь ударил адреналин. Что же сейчас будет! На своём же корабле отлавливать пришельца. Будет обидно, если это окажется какая-нибудь безмозглая тварь…

Он втянул воздух. Пробовал учуять. Пробовал прислушаться. Тихо. Всё спокойно. Слегка холодно. В этом отсеке корабля Джерр явно экономил на обогреве, считая, что и +10 достаточно для комфортной работы. Не людям же здесь работать. Включать обогреватели Элькасан не торопился. Если это житель-фиат, то для него и десять градусов — немыслимая жара.

Двери блока за вошедшим герметично закрылись. По бокам стояли защитники. Он приказал им сторожить выход. А сам направился к секциям, где располагался десяток спускаемых модулей. Прошёлся по площадке, стараясь издавать меньше шума. Присмотрелся сверху вниз на сверкающий ряд гладких кабин модулей. На одном из них несколько часов назад он летал. Не трудно догадаться на каком — на крайнем дальнем модуле замёршими каплями поблёскивала влага.

— Где? — единственное, что спросил Элькасан.

Джерр указал направление. Жан усилил мощность скана и за тремя ближайшими перегородками разглядел некое бесформенное существо, от которого исходило тепло. Дистанция — двадцать шесть метров. Так, осторожно ступаем. Главное — не вспугнуть. Существо, похоже, затаилось. Форма с такой дистанции сильно размыта, не чёткая. Овальная. Так, несколько осторожных шагов. Ага. Имеются конечности. Не факт, что фиат. У фиатов другая форма. Всё таки — три мощные ноги и панцирь. А у этого — всего две…

— Что-то я не понял, — проворчал Элькасан и, сняв очки, отбросив всякую осторожность, напрямую направился к затаившемуся существу: — А ну-ка вылазь! — потребовал он, подойдя к щитовым панелям, за которым сидел, сжавшись на карачках, человек.

Сквозь широкую, но тёмную щель он разглядел худую спину, тонкую шею, а потом испуганное детское личико. Большие, яркие глаза вглядывались на него из-под тени одной панели, прислонённой к стене.

Жан вдруг опомнился. Он на мгновение потерял дар речи. Смутился.

Абсурд! На корабле человек! И это ещё с учётом того, что во Вселенной не осталось людей, кроме него. Жан ошеломлённо попятился назад. Он засомневался в реальности происходящего. И силился вспомнить, когда в последний раз спал. Не опуская зарядник, он повторно потребовал: 'Вылазь!'.

Это была девушка. Никакой не ребёнок. Молодая, красивая, перепуганная девушка, лет девятнадцати или, быть может, младше. Совершенно незнакомая Элькасану девушка. Она недоумённо и заметно трусливо на него посматривала из тёмного укрытия. Испуганно смотрела на чёрный, опасный зарядник в его руках. Жан, опустив оружие, понял, что девушка не понимает его слов. Она не знает альверского языка. Тогда он перешёл на древний язык Вечных, которые в этой части Галлактики почему-то все знали, сказав более мягкий и дружелюбный вариант своего требования: 'Выйди на свет. Не бойся'.

Девушка покорно вышла. Она прижимала кулачки к груди, тряслась, из раскрытого рта лёгкой струйкой шёл бледный пар. Она замёрзла и продрогла насквозь. На ней была лёгкая безформенная, синяя накидка, фасон которой Жан не мог определить. Ноги оголены по колено, а ступни обуты во что-то гладкое и мягко-шелковистое, не похожее на обувь, но явно качественно сшитое. Русые волосы, словно бурный водопад, струями спадали на плечи. Под такими пышными кудрями трудно было рассмотреть лицо полностью. Ни ушей, ни щёк не видать, только побледневший нос, шмыгавший время от времени, два больших карих глаза и порозовевшие от холода губы. Через прядь волос по белому лбу проходил удивительной красоты обруч, венчавший яркой бриллиантовой звездой посередине.

— Привет, чудо расчудесное! — подобрав свою уверенность, сказал Жан, спрятав зарядник за спину. — Ты кто? Откуда?..

Девушка дрогнула, на миг сжалась, но ответила удивительно чётко и ясно:

— Я с планеты Элькуба. Я спряталась в твоём корабле. До вспышки оставалось совсем немного. К счастью, ты приземлился рядом. И я залезла внутрь… Мне не куда деваться… Здесь так жутко холодно!

— Джерр, включай уже обогрев! — сказал Жан в пустоту и ещё раз внимательно рассмотрел девушку.

Девушка распрямилась. Невысокая. Худенькая. Стройная. Слежавшаяся накидка — была высококачественным синим шёлком с загадочным обрамлением по всей поверхности. Удивительно! Откуда здесь шёлк?

Девушка чуть приблизилась.

— Ты очень милый, — отметила она, пробуя улыбнуться. Губы растянулись, оголяя ряд белых ровных зубов.

Воздух быстро начал наполняться свежестью и летним теплом из боковых, скрытых обогревательных устройств.

Жан, пребывая в лёгком недоумении, пытался понять, что происходит. Девушка не представилась и толком ничего не объяснила. Было совершенно не понятно, что она делала на планете, где жили одни фиаты. Не могли же они её прятать?.. Что символизирует бриллиантовый обруч на голове? Почему так легко одета? Как она спасалась от холода? Где? Почему оказалась в том городе? Она одна?.. По данным скана — это истинный человек, никакой ни биоробот, ни дубликат, ни фиат, замаскированный под человека. Да и глаза не врут — всё правда, без сомнения — она человек, молодая девушка, померянка, и далеко не простая померянка…

Голос у неё был уверенный, тональный, каким обладают высокие титулы, слегка дрожащий и немного испуганный. По дорогой одежде, по манере общения она была похоже на принцессу. Да, на самую настоящую принцессу какого-нибудь далёкого королевства! И Элькасан на мгновение предположил, что это скорей всего так.

Внезапно Элькасана пронзила догадка. Он как ошпаренный отскочил на шаг и выставил вперёд поднятую руку, требуя, чтобы она остановилась и не смела приближаться:

— Так вот ты какая, Шимерши!

Девушка удивлённо поглядела на него, словно бы в его устах имя прозвучало неверно, неправильно, грубо и коряво.

— Ши́-мерши, — проговорила она медленно, тихонько выдыхая воздух из лёгких. — Надо говорить нежно. Так мне больше нравиться…

— Не сомневаюсь, — сказал он, сжав покрепче разрядник-парализатор и осторожно вытаскивая из-за спины. — Как ты сюда проникла?

— Я же говорю, села на твой корабль на Элькубе. А потом, попала на этот большой корабль, — сказала девушка. Голос её был мягким, гармоничным. Слова и предложения у неё получались сказочно красивыми, чарующими слух. Вообще, все слова на языке Вечных, выговариваемые людьми, обладавшими голосовыми связками, на удивление, звучал приятно, созвучно. Не каждому дано правильно произносить звучание слов. Нужны годы, чтобы научиться правильно произносить звуки. Элькасан был уверен, что его произношение ужасно, порой, омерзительно, и в данный момент коробит слух девушки, которая владеет языком Вечных в совершенстве.

— А ты осторожен, — заметила его движение девушка. — Неужели, я — маленькая, хрупкая девушка могу представлять опасность для кого-то?..

— Зачем ты сдвинула звезду?

— Какую звезду? — спросила Шимерши.

— Не притворствуй, ты знаешь, о чём я говорю.

Жан волновался. Пожалуй, он так сильно никогда не волновался. Перед ним была Вечная! Он не ожидал, что когда-нибудь в своей жизни повстречает Вечных. Хотя бы косвенно, на удалённой дистанции. Он не был готов к встрече с Вечными. Никто не готов их встретить и вживую увидеть… Он успокаивал своё взбесившее сердце, стараясь скрыть свой страх от неё за стеной спокойных, монотонно проговариваемых слов. Он всерьёз опасался за свою жизнь и за судьбу Джерра. Джерр в это время готовил армию, активировал охрану, подгонял все свободные капсулы, просчитывал возможные шаги отступления — вплоть до того, чтобы несколько отсеков разом отстегнуть от тела корабля и сделать мгновенный прыжок в свободный космос. Но как спасти Жана при этом? Как обезопасить его от Шимерши?! От этой маленькой, хрупкой, фактически беззащитной девушки?.. Как?! Джерр сильно переживал. Он успел несколько раз себя обругать за потерю контроля. Так глупо под прямой удар они ещё не подставлялись…

— Ах, ту звезду! — как будто вспомнила девушка, поднося палец к губе.

Жан осторожно, шаг за шагом, отступал от девушки. Джерр направлял его движение. Ещё шесть метров назад и можно прыгать за ограждение — вниз к площадке модулей, там недалеко находится капсула. 'Три секунды — и ты в безопасности!' — шептал Джерр.

Элькасан с трудом верил, что девушка стоявшая сейчас перед ним, когда-то уничтожила всё человечество. Ему было безумно интересно знать, что собирается Шимерши сделать с ним, с Элькасаном — последним человеком во Вселенной. Неужели она и его ликвидирует?..

— Да! — решительно подтвердил Жан. — Карликовая звезда серии С04, которая превратилась в сверхновую… Ты хотела меня остановить? Чтобы пообщаться со мной?

— Нет, — спокойно сказал девушка. — Я хотела тебя уничтожить, — так же спокойно сообщила она. — Но твой корабль, несмотря на сверхскорость, успел уклониться от прямого удара… Тебе повезло!

Она улыбнулась. Улыбка у неё получилась очаровательной. Жан не устоял и тоже в ответ улыбнулся… зачем-то.

Незаметно сменив интонацию, она сказала:

— Но увы… Ненадолго!

Внезапный шум ударил в голову, словно разом включились сотни вопящих сирен отовсюду. Голова затрещала. Резко помутнело в глазах. Он ничего не видел. Лишь боль, невыносимая боль, заглушало всё сущее. Его било! Руки дрожали. В голову каждую миллисекунду вонзали длинные иглы. Словно злобные тени-черти кружились вокруг, с разных сторон с силой набрасывались на него и били острыми кинжалами, разя прямыми ударами по голове, выбивая искры. Как же больно!! Элькасан повалился на холодный пол, пытаясь ухватиться за ограду. Одной рукой он зажимал уши. Другой пытался удержать зарядник… Он терял координацию, он терял сознание, но успел пересилить боль и выдавить из последних сил залп парализующего сеточного огня в сторону Шимерши — он мысленно помнил, где примерно находилась девушка. Оружие вывалилось из рук. Он уже не чувствовал своих конечностей. Он упал на колени. В тот же миг рядом с ним что-то упало, издавая краткий тихий звук. Он попал! И разом вся боль исчезла, словно ничего не было.

Он очнулся. Сознание неспешно возвращалось. Перед собой он мало что различал. Было темно. 'Джерр, включи свет, чёрт тебя дери! — требовал он. — Где же свет?' — метался Жан, силясь привстать. Джерр сообщал, что помещение максимально освещено. Говорил, что всё закончилось. Шимерши потеряла сознание и теперь лежит перед ним. Успокаивал.

Жан нащупал впереди себя зарядник. Быстро подобрал его. Затем, сделав шаг на ощупь, он наткнулся на тело. Да, всё-таки попал! Неужели это Вечная лежит перед ним? Без сознания?.. Элькасан никак не ожидал, что сможет парализовать Вечную одним зарядом. Вот, так дела! — не верил он. Не ожидал он такого исхода…

Наконец, он стал видеть чётче и света в помещении действительно было чересчур много. Он, как пьяница, пытался привстать, но это сделать не удавалось. Ноги подкашивались, упрямились и не слушались его. Он постоянно падал и ударялся об холодный, металлический пол. В голове что-то колотило всё время: тук-тук-тук. Он ощупал свою голову, влажную от пота и крови. Несколько вен взорвались от немыслимого давления. Ручейком по затылку, по спине растекалась тёплая влага. Его подвахтили роботы-защитники, примчавшие на выручку тут же. С момента удара прошло несколько секунд, а сама телепатическая атака Шимерши продолжалась не более секунды — как он узнал позднее. Просто удивительно, прошло всего — ничего, а кажется, что прошло так много времени! Элькасан был обескуражен произошедшим. И, словно маленький мальчик, крепко сжимал одной рукой стальную 'лапу' помощника, а из другой не выпускал зарядник, боясь его снова выронить. Его знобило, дёргало. Он бросал взгляд то на серую броню робота, то на светящийся потолок, то на открывающиеся и закрывающиеся с шорканьем за ним двери — будто бы видел всё в первый раз. Силился понять, где он, что сейчас происходит? Но ответа не находил. Лишь только Джерр услужливо напоминал ему о минувших событиях.

Когда Джерр пробовал отстегнуть от своего тела отсек со всеми спускающимися модулями, Элькасан его тут же остановил:

— Стой! Не смей этого делать!.. — он выскочил из капсулы и начал расхаживаться перед дверями.

— Там же Шимерши! — настаивал Джерр. — Мы не знаем, сколько удержит её парализующий заряд. А если она очнётся?!..

— Она — человек, точнее в теле человека… Значит, не менее 2 часов бы будем в безопасности… Её нужно просто изолировать.

— Как?!

— Думаю, мы найдём способ…

Элькасан растирал биомазь по ранкам на голове, терпеливо пережидая новую колюче-жгучую боль и ощущая как затягиваются раны, а удары в голове замедляются. Вскоре они совсем исчезли.

Фиаты, узнав о том, что на борту корабля находится Шимерши, даже не подумают атаковать Джерра. Скорее они устроят встречу на самом высшем уровне — с шиком: с почётным конвоем, с гостеприимством, дружелюбием, великодушием и всеми почестями, как они встречают самых именитых гостей. А Шимерши является одной из таких, в этом невозможно сомневаться.

Поэтому никаких проблем с контактом не может быть. Это хорошо. Одной большой проблемы меньше. Но нельзя забывать и о прибавленной проблеме — головной боле, как в прямом, так в переносном смысле — это наличие самой Шимерши на корабле.

Надо признать, телепатические способности у неё охренительны — одной мыслью может убивать! И, похоже, этим её способности не ограничиваются. Что она ещё умеет? — Элькасан не знал. Но, почему-то, предчувствовал, что скоро узнает. Разумно в данном случае было бы отцепить отсек с несколькими блоками спускаемых модулей от корабля и прыгнуть от системы как можно дальше, что предлагает Джерр. Однако Элькасан искал не самый разумный вариант, а самый правильный. Да, если отбросить отсек и дать дёру, это спасёт их… но не надолго. Шимерши найдёт средство как их остановить и как снова пробраться на корабль. И тратить время на болтовню она уже не станет. Совершенно очевидно, что Шимерши необходимо уничтожить Элькасана, как последнего представителя погибшей цивилизации людей, к которым она испытывает крутую неприязнь. Поэтому надо её разубедить в этой необходимости. А для этого надо с ней пообщаться. Не уместно вести доверительную беседу на дистанции. Следует напрямую разговаривать с Вечной. Но как это проделать в текущих условиях?

Жан думал над этим, расстёгивая с себя бесполезное защитное снаряжение. Стянул запачканный кровью пуловер. Переоделся. Вместе с роботами-помощниками он подхватил тело девушки и перенёс в капсулу. Было неизвестно, как реально действует парализующий заряд на Вечных. Не хотелось бы, чтобы Шимерши очнулась в самый неожиданный, неподходящий для этого момент. Но учитывая, что в данный момент Вечная сидит в теле обычной девушки-померянки, то подконтрольное время у них ещё имеется. По меньшей мере, так надеялся Жан.

Впрочем, он был готов к внезапномуо удару в любой момент. Морально к нему подготавливался. Учитывая прибавленную ярость за оказанное сопротивление — дело принимает самый серьёзный оборот. Шимерши, гадать не стоит, после пробуждения, применить невиданную доселе 'силу'… Нужно эту силу каким-то образом нейтрализовать. Элькасан понимал, что силу и мощь Вечных может усмирить только технология Вечных. А такая технология есть на его корабле. Остаётся правильно подобрать нужное средство.

Единственное что приходило на ум — шар Роэна. Это большая, в 12 метров в поперечнике, сфера с необычным заряженным полем, действующим внутри сферы, которое открыл, по всей видимости, учёный Роэн. Если верить научным трудам по этому странному артефакту Вечных, шар представляет собой некую нейтрализующую среду, в которой любое энергетическое, импульсное, деструктивное и даже атомное оружие неопасно. Шар надёжно защищает от любых внешних воздействий, так и во всём своём внутреннем пространстве нейтрализует опасность — Элькасан имел возможность убедиться в этом. Очень полезная технология Вечных! Спасти способна фактически от чего угодно. Впрочем, толком шар Роэна Жан ни разу не применял, так как броня и мощь коробля доселе была надёжной защитой.

Но поможет ли шар Роэна свести мощь Шимерши до минимума? Способен ли он нейтрализовать её телепатические удары? А если способен, то все остальные способности Вечной он тоже сдержит? В его силах ли? Ведь для чего создали Вечные подобные шары никто так и не понял — то ли так заключали под стражу своих провинившихся сородичей, то ли себя просто оберегали от внешних факторов… Хотя им-то зачем? — они же Вечные.

В общем, есть неоправданный риск в этом. Жан не был уверен, что так он себя обезопасит от неизведанной силы Шимерши. Но раз уж нависла тень обречённости над Жаном, то риск выглядит скорее оправданным, чем неоправданным. Какая разница: или умереть сейчас или потом прятаться, скрываться, но всё равно в итоге пасть замертво от мести Вечной!

Он осторожно уложил тело девушки на мягкий, высокий матрас внутри шара. Пододвинул кресло и присел рядом. Начал ждать.

Джерр внимательно следил за его действиями. Он искренне переживал за своего хозяина, друга. Он также хорошо стал понимать, что это единственный, правильный выход.

Ожидание — беспощадный палач…

Девушка очнулась через два часа после отключки — как и предполагал Жан. Он сразу уловил её движение. Она просыпалась. Резких движений не делала. Достаточно, вяло и лениво вставала, поправляла слежавшуюся накидку, проверила на месте ли обруч — на месте, расправляла волосы, уселась на край матраса, осмотрела свои ноги и лишь потом удосужила своим вниманием рядомсидящего Жана.

Она осторожно нащупала шишку у правого виска — результат удара головой об металлический пол. Сморщилась от неприятной боли. Скорчилась, издавая непонятные звуки и натравлено смотрела на Элькасана исподлобья.

— Приношу свои извинения, достопочтенная Шимерши, — начал Жан. — Мне пришлось применить парализующее оружие, в качестве самообороны. Надеюсь, вы не сильно поранились?

— Да… пройдёт, — злобно отмахнулась она. Посмотрела на стены помещения: — Шар Роэна, как предусмотрительно… Ты думаешь, это тебя спасёт?

— Я надеюсь на это, — сказал Элькасан. — Как ты видишь, я безоружен. На мне нет брони, нет защитных средств…

— Хе… Броня… Защита… — усмехнулась она. — Что можно противопоставить силе желания? Это вам, людям, желания требуется воплощать в реальность, реализовывать, иногда корячиться, сопеть и силиться… Мне достаточно лишь мысленно пожелать. И никакая броня, никакая защита не сдержат моего желания. Даже этот шар. Хочешь, докажу?

— Спасибо, не стоит. Верю… А если противопоставить чужое желание? — спросил Жан.

Шимерши слегка напряглась, пытаясь понять его вопрос.

— Чьё? Твоё что ли? — её явно развеселил его вопрос. — Я знаю о тебе всё, Жан Ромон, известный также под устрашающим именем Элькасан, 'Воин сознания'! О тебе даже слагали легенды другие цивилизации, причём это было не так давно. Всё могу рассказать, напомнить, где-то упрекнуть, где-то похвалить. И будущее твоё мне известно, — на этот раз она разговаривала на альверском, чисто, без акцента: — Ты достоин смерти не меньше, чем твои соплеменники. Но я готова выслушать тебя, прежде чем воздать по заслугам, раз отважился на вторую бесед со мной. Не многие на это решаются, — отметила она с лёгкой усмешкой.

Жан не понимал, откуда она всё знает. Альверский язык пропал в 7 тысячелетии. О нём, Элькасане, хорошо знали в древности, но не могут знать в наступившие тысячелетия — он перешерудил все доступные источники и не нашёл ни одного упоминания о себе в текущем времени. Не говоря уже о том, что его настоящее имя и фамилию не может никто знать, кроме Джерра. И Джерр почему-то молчит сейчас. Почему же он молчит?!

Она с любопытством смотрела на Жана, улыбалась в предчувствии надвигающихся интересных событий.

— Ну же, Жан! — дразнила она. — Смелее… Джерр тебе не поможет. Я заглушила вашу связь. Ты должен теперь самостоятельно принимать решения. Я знаю, ты на это способен!

— Если я скажу, что не боюсь тебя, ты мне поверишь? — выдерживая хладнокровие, сказал Жан.

— Ни чуть…

— Однако одно моё желание может оказаться сильней всех твоих… — заметил Жан. — И это укрепляет во мне уверенность в собственных силах.

— С какой кстати? — возмутилась Шимерши. Она даже привстала с матраса и сделала шаг в его сторону. Подошла вплотную.

Жан не дрогнул. Тоже встал. Он держался непоколебимо:

— Спокойно, девушка. Ведите себя прилично. Присядьте. Сперва следует выслушать старших.

— Мне семь миллионов лет! — заявила девушка.

— В данных обстоятельствах — не больше девятнадцати. Надо это запомнить.

— Хорошо, — согласилось с неслыханной дерзостью Шимерши. Она обратно присела на кровать и сделала внимательное выражение лица.

— Так-то лучше, — сказал Жан великодушно, осознавая лишь одно: 'либо пан, либо пропал'. — Ты не уничтожишь меня и не собиралась меня уничтожать. Даже там, в блоке спускаемых модулей, не намеревалась меня умертвлять. Слишком медленно, целую секунду, я в лбом случае успевал выстрелить в ответ… Не за этим ты здесь. Это очевидно! Если ты всё знаешь обо мне — а ты в этом только что призналась — то ты знаешь также возможности моего корабля, и ты знала с высокой долей вероятности, что я не погибну при столкновении со звездой, которую ты услужливо пододвинула. Раз так, я делаю вывод: всё не случайно и подстроено с целью личной встречи и беседы со мной. И не надейся меня запутать! — предупредил Жан, заметив, как девушка пытается вставить фразу. — Я не люблю, когда меня пытаются запутать или запутывают. Это меня бесит! А иногда выводит из себя… Я о тебе практически ничего не знаю, но это ещё не означает, что не догадываюсь о твоих намерениях. Твои намерения слишком прозрачны, чтобы их не увидеть. Даже несколько потраченных часов одного Вечного — это чрезмерно много. Чем я заслужил такой почёт? Ратными подвигами? — Сильно сомневаюсь. Хочешь вернуть свои 'предметы', похищенные в храме? — Выглядит правдоподобно. Я даже на какую-то миллисекунду поверил в эту гипотезу. Однако, да будет мне известно, предметы Вечных, как и они сами… вечны. Столкновение со звездой для них не фатально. Покипят в ядерном котле — да выпрыгнут со временем… Так любопытно же чем?.. Видимо, чем-то заслужил или, быть может, заслужу?.. — он поднял указательный палец вверх. Девушка молча слушала. Он продолжил: — Устранить меня — много сил и средств не требуется. Достаточно одного маленького желания. И всё — меня нет! Человек — довольно хрупкое создание. Не так ли? Одно что для нас какая-нибудь букашка, которую в упор-то трудно рассмотреть. Что она там ковыляет, куда ковыляет, зачем? Да мы и не смотрим на них, шагаем себе и даже не замечаем, как гибнут под тяжестью наших тел многие из них… Что нам до них!.. А вот одну мы приметили. Почему вдруг? Что нам, своих дел не хватает? Зачем букашки рассматривать?.. Так видимо, что-то за этим кроется: будь это чистое любопытно — для науки-то надо исследования проводить, пусть и под микроскопом; будь это соринка в глазу — нерадивая букашка залетела, всё настроение испоганила! А может от действия этой букашки зависит нечто важное… Я вижу, ты преследуешь вполне определённую цель. Я не знаю какую именно… К сожалению, я не умею заглядывать в создания людей и читать мысли. Но если у меня будет возможность научиться так делать — я научусь… Раз я жив, и довольно продолжительно время, включая сейчас, значит, смею предполагать, что твоя цель иная, нежели простое желание меня уничтожить… Так что слушай, моё желание — знать правду. Вот чего я хочу!

Шимерши с неподдельным интересом смотрела на него. Жан, напрягшись, старался понять её ход мыслей. Но её улыбочка вечно отвлекала и не давала сосредоточиться. Не было похоже на то, что она была удивлена его догадками. Скорее она ожидала их услышать. Жан не понимал, за кем останется очко в этом раунде.

— Я не удивлена лишь потому, что хорошо знаю тебя, — немного погодя сказала она. — Но что значит плохо знать? — Знать немного или не знать многого. К сожалению, мне приходится мириться со следующими фактами: либо я знаю всё, либо ничего. Такова моя натура. Ничего с этим не поделаешь. Я пытаюсь притвориться человеком, который всегда знает немного, но не так чтобы ничего, и не так чтобы всё, однако мне не удаётся стать настоящим человеком и отбросить свою сущность хотя бы на время… — она вдруг замолчала, но не надолго: — Тебе надо быть в моей шкуре, чтобы понять, почему я так изъясняюсь… Поверь, для меня что час, что сто лет — всё едино. Потраченное время для меня не существенно. Оно ничего не меняет. Поэтому предполагать, что Вечная уделяет тебе время лишь потому что ты чем-то ценен для неё… наивно. Я тебе могу посвятить целый век — и это никак не отразиться на мне. Были такие создания, которым я уделяла много времени — равное периоду их жизни. Что с того?.. Вы умеете жить во времени, а мне это удаётся с трудом. Иногда я завидую вам. Иногда замечаю в вас ущербность, отсутствия многих элементарных вещей. И как вы живёте? — я не понимаю, но вижу, что живёте. И живёте ярко, красочно, не важно, в достатке или не в достатке. Важен сам процесс. Всегда важен сам процесс. Вот сейчас я с тобой общаюсь и понимаю, насколько важен для меня и для тебя этот пресловутый 'процесс'. А процесс привязан ко времени!.. — она притихла, смахнула налипшие на лицо пряди волос, продолжила: — Мне нравятся твои заявления, скажу без утайки. Смело, громко, чётко. Вот, ты думаешь, что я скрываю определённую цель. Но это человеческая логика. С точки зрения человека всё верно — я преследую конкретную цель. С моей точки зрения — в этом логики нет. Может, я просто так здесь нахожусь, от безделья и тоски…

— Даже у звёзд есть своя логика поведения, — отметил Жан.

— Верно, — согласилась Шимерши. — Однако я — не звезда, и даже не Вселенная. В этом мире мне лишь остаётся познавать вашу логику и стараться следовать ей.

— Что это значит?.. Кто же ты?

— Понимаешь, Жан, я чужая для этого мира, для всей вашей Вселенной… Я — гость.

Жан поколебался. Такая новость его ввергла в недолгий ступор.

— Откуда же ты? — сухо выдавил он.

— Из другого мира.

— Есть другой мир? — удивился Жан.

— Да, есть. Но я мало помню его. Это было слишком давно…

— Что же ты делаешь в нашем мире? Как ты сюда попала?

— О, это нелегко объяснить… Скорее, невозможно объяснить. То, что происходит в моё мире, в твоём сознании не сможет уместиться. Это совершенно иная логика и иные правила. Чтобы представить это, я расскажу мой случай. В момент, когда я сюда попала, я совершенно ничего не понимала. Для меня была чужда материя. Вообще, понятие материи… А пространство, свет и, наконец, время? Что это за явления такие? — думала я, и не понимала, зачем это всё нужно. Когда обнаружила жизнь и разум на островах материи — я пробовала найти ответы на мои вопросы. Но ответов никто не знал. Что за странные существа — подумала я — живут, мыслят, но не осознают, что их окружает? Точнее как-то осознают… а объяснить не могут. Я же поняла так — пространство, материя и время — это преграда, это испытание, это призыв к движению. Это то, что формирует жизнь во Вселенной. В нашем же мире жизнь течёт без преград. Мы даже не думали, что возможны преграды и так много…

Она вдруг остановилась. Посмотрела на стенки шара Роэна — отмечая, что это тоже материальная преграда.

— С какой целью ты вошла в наш мир? — спросил Жан.

— Я не знаю, — искренне ответила девушка. — Я совершенно не помню, когда это случилось, почему это случилось и кто ещё был мной… Я пытаюсь найти своих соплеменников… Но их нигде нет!

— Как же другие Вечные, которые оставили после себя столько следов? На различных планетах, разных звёздных систем? — поинтересовался Жан.

— Это была я.

— Что?!

— Твой талисман на шее — тоже моих рук дело, — сказала Шимерши.

Жан нащупал под одеждой на груди маленький ромбик. Он был создан миллиарды лет назад — это подтверждали научные исследования.

— А как же 7 миллионов лет жизни? — спросил он.

— Это к слову было сказано, потому что я хоть как-то помню, что было 7 миллионов лет назад. Все предыдущее время позабылось, стёрлось из памяти. А большая часть вообще перемешалась в потоке времени. Время для меня не преграда — и я очень много перемещалась в пространстве и времени… Но я знаю точно — то была я.

Жан понимал, что разговор отошёл от темы. С одной стороны это хорошо — он жив до сих пор и познаёт некие таинства, но с другой — беспощадный палач Ожидание продолжает точить топор и разминаться на эшафоте. А это, честно сказать, изрядно напрягает, заставляет нервно суетиться и трусливо озираться по сторонам в поисках укрытия. К тому же непонятно, к чему клонит Шимерши? Правда ли всё, что она говорит? Или мозги пудрит?.. — Смысл?!.. Собирается ли она наградить Элькасана заслуженной смертью, как всех остальных людей? Или у неё есть отдельное решение?..

— Да, ты прав, в какой-то мере, что убить тебя не требует многих усилий. Впрочем, я не хочу тебя убивать. Зачем мне это? Ты и сам умрёшь, рано или поздно. От любопытства или от непредвиденного случая. Люди, так или иначе, подходили к бездне и пробовали её на вкус. Глупцы! Если бы ты знал, истинную судьбу человечества, то ты бы одобрил моё решение — я им всего лишь помогла без агонии покинуть это мир… Возможно, чересчур рано я это сделала. Кто-то даже скажет: 'Зря! Вот бы им помучиться перед своей гибелью'. А я решила всё иначе. Пусть меня судят!.. Но вот загадка — кто меня осудит? Может быть, ты? Как последний человек, сможешь ли ты меня осудить за смерть всех тебе подобных?

— А если я осмелюсь тебя судить, — заявил неожиданно Жан, даже для себя, — ты примешь мой вердикт? Или не станешь слушать. А сразу 'к стенке'?..

— Это вызов?

— Почему бы и нет!

Девушка улыбнулась. Видимо, ей нравился непримиримый, жёсткий нрав Элькасана. Она ожидала такой ответ. И не ожидала никакой другой. Жан не понимал, как он угадал и почему он должен стать судьёй для Вечной?

— Твоё желание очень сильное, — согласилась Шимерши. — Ты стремишься разгадать загадку. Я это очень ценю… Всем было плевать. Они были заняты своими проблемами, делами, битвами и войнами. Долгое время меня просто не замечали. Не брали в расчёт, не относились всерьёз… Даже обидно… — печально вздохнула она. — Очень скоро ты узнаешь правду. В тот самый миг как победишь меня. Ты можешь оказаться вполне достойным противником, который в моей судьбе ещё не встречался, — она откровенно подмигнула ему.

Жан улыбнулся в ответ. Ему мгновенно стало любопытно, что будет дальше. Он не знал, как победить Вечную, и возможно ли её победить? Но он неожиданно поверил, что это может оказаться в его силах. Он всегда был уверен в своих силах, никогда недооценивал, не переценивал. Всё-таки, воин сознания! Уж как не ему тягаться с таким противником. Он найдёт средство, он раскроет загадку — в этом можно не сомневаться.

Краем сознания он понимал гибельность своего решения, своего поступка — противостоять Шимерши. Мало ли у него врагов что ли?! Правда, все эти враги остались в прошлом и будут будоражить его разве только в памяти. Он всегда уважал и чтил своих врагов, какими бы сильными или слабыми они ни были.

'Хочешь поиграться? — Что ж… Я не против… Давай! Затевай свою игру. Но знай, будешь играть по моим правилам!' — он низко поклонился девушке — давая знать, что он готов к противоборству.

Весело получается со стороны, если посмотреть, он признаёт силу и могущество своего врага в виде миловидной, молодой и маленькой, фактически беззащитной девушки.

— Я тебе дам фору, — сказала Шимерши ласково. — Один период звёздного света…

Период звёздного света — это среднее расстояние в световых годах между звёздами нашей Галактики, определённый и установленный людьми в 3,26 земных года. Элькасан это знал. Земли, как планеты, уже множество тысячелетий нет. Поэтому она не использует измерение в годах, подчёркивая этим новые порядки.

Эх… Потерянная родная Земля.

— Ты не думай, что этого мало, — сказала девушка. — От сверхсветовых прыжков по космосу придётся отказаться. Так ты всю фору растеряешь. Пообщайся с местными фиатами, они тебе расскажут о новых технологиях сверхсветового перемещения. За десятки тысячелетий в нашей Галактике много всего поменялось. Тебе ещё предстоит многое узнать…

— Что будет через один период звёздного света? — поинтересовался Жан.

— Я вернусь… И начнётся новое время — Время перерождения мира, — она отметила: — Ты должен быть готов к моему возвращению. Не оплошай… Иначе будешь сурово наказан.

Она сказала это словно супруга перед брачной ночью. Жан не смог сдержать усмешку от такого весёлого сравнения. Он отмахнулся — мол, не переживай, дорогая, всё будет пучком, по высшему разряду, я тебе гарантирую.

— Я не шучу, — более строже отметила Шимерши. — Если ты хочешь стать достойным противником, ты должен пытаться победить меня. Если ты сдашься — я тебя уничтожу, — пообещала она.

— Договорились, — сказал Жан. — Я непременно тебя покорю, какой бы строптивой не была. Поверь, наша следующая встреча будет очень жаркой.

Девушка приятно улыбнулась. Взмахнула ручкой и тут же растворилась в воздухе — став полностью невидимой.

Жан постоял нерешительно минуту, затаившись на месте, ожидая, что Шимерши ещё вернётся, появится. Предполагал, что она ещё здесь. Она притворяется, никуда не исчезла. Вернувшийся на связь Джерр взволнованно интересовался, что происходило? Так как все коммуникационные связи в шаре Роэна внезапно прервались, даже звуков не было слышно. Поэтому он ничего не видел и не слышал — что говорили. Жан сообщил — ничего страшного не произошло. Обещал ему всё в деталях рассказать… Но не сейчас. Попозже.

Датчики не фиксировали никакого движения на корабле. Её не было. Она действительно исчезла. Взяла — и растворилась.

Борьба с Вечной — это не шутка, Жан прекрасно осознавал сей факт. Предстоит нелёгкое сражение. Можно сказать, самое жаркое сражение, которое когда-либо случалось во Вселенной. И задача поставлена изначально самая трудная — победить Вечную. Чем, интересно? Хитростью? Оружием? Силой? Или…

О, да!.. Игра начинается.

Если Шимерши хочет войны… что ж, будет тебе война!

'Ты ещё будешь просить меня о пощаде…' — мысленно пообещал Жан вслед исчезающему образу девушки в своём сознании.

Он стоял у большого капитанского иллюминатора. Наблюдал двойную звёздную систему Эйрамау. К его кораблю спешили крейсерские корабли фиатов. Вот они — маленькие подрагивающиеся звёздочки — движутся навстречу…

Он позволил себя обнаружить. Нужен контакт. Обязательно нужен контакт.

После встречи с Вечной ничего не страшно. Уже ничего не страшно. Впрочем, опасаться нечего. Фиаты не будут нападать. Они — не люди. Они — лучше. Они умеют слушать, они бескорыстны, они умны. Узнав о грядущей битве с Шимерши, они помогут. Обязательно помогут… хотя бы как последнему представителю человечества.

Он поглаживал свой талисман — маленький чёрный кристаллик с узорчатым, загадочным обрамлением. Это необычный камушек — уже понимал Элькасан. Если Вечная обратила внимание на него, значит — он не может быть обычным…

Предстала яростная, ожесточённая война.

Элькасан был готов. За три года он создал достойную сражения армию — из сохраненных образов людей, применивших трансмодификацию и превратившихся в духов, из тяжёлых кораблей, роботов, бесчисленной техники. Его армии позавидовала бы любая цивилизация из ныне живущих. Он пытался победить силой, ещё не осознавая, что силой Вечную не победить. Она бессмертна.

Нужно было изначально выбрать другой способ…

Глава 14

Запахло жаренным…

Яков принюхался. Ароматный запах шёл из соседней палатки, где баба Шура готовила вкусный, горячий завтрак. Яков облизнул губы. Эх, сейчас бы окрошечки, на кваску, да холодненькой! Чтоб пробрало!

Он подправил слезшие с носа очки и углубился в отчёты, разложенные плотными стопками на узком разборном столе.

Так, что тут у нас?

Уже неделю третья группа копает в южно-восточном направлении — в сторону горного хребта Калтарак. А плита всё не кончается. Так и до Китая недалеко!

— Что ж твориться! — воскликнул он.

— Что? — поинтересовался сосед с койки.

Коллега Дёмин. Не спал, значит. Ах, ну да, не спал. Молодой. Чего ему спать-то, когда тут такое…

— Да свежие отчёты рассматриваю. Фигня полная. Три группы-бригады не могут откапать эту… хрень… огромадную. Я уже начинаю верить, что мы на железное ядро планеты нарвались.

— Да ладно! — растирая на макушке волосы, весело отозвался коллега. — Чепуха всё. Вздор! Я же говорю, метеорит это… — он подошёл к ближе к Якову. — А как же ещё объяснить?.. Такую гладкую форму? Только атмосфера и дикий жар могли так обточить железный камень.

— Жар уж… Тоже скажешь, — он протёр лоб влажной салфеткой, проворчал: — Восемь утра. А уже так жарит!.. Чувствую себя прямо как на сковородке…

— Что правда, то правда…

— Что? — не понял юмора Яков.

— Да так слышал, говорят жар дополнительно идёт от земли. Кто-то даже говорит, что эта железка нагревается. В Горно-Алтайске +33. А тут пожарчее будет.

— Ага. Пожарчее… — согласился Яков и внезапно опомнился. — А?! Что?.. Какой ещё дополнительный жар?

— Говорю, жар от железки этой идёт… — повторил Дёмин. — Раскопали мы два футбольных поля, вот гольный металл и нагревается от прямых лучей.

Яков подумал. И вдруг его просинило. Он схватил лежащую в сторонке карту, развернул свой помеченный район и, расстелив прямо поверх отчётов, начал водить пальцем по буро-зелённой поверхности.

— Вы чего это? — поинтересовался Дёмин с любопытством.

— Так, так, так… Ага… Ага. Сейчас, сейчас… Так, сколько здесь получается? — Яков вслух произносил сумбурные выражения: — Два километра 600 метров. Так, надо запомнить. Дветысячи шестьсот… Ладно. А в эту сторону?.. Оба-на! Тринадцать километров!.. Да, быть того не может! Это же тринадцать километров! — воскликнул он удивлённо, посматривая на рядомстоящего растерянного Дёмина. — Тринадцать километров… — продолжал он, — а если ещё захватить южную гряду… Сколько получиться… Не меньше 30!

— Яков Игнатьевич, что с вами? Какие тринадцать километров?.. — Дёмин волновался за учённого. Учённый вёл себя странно, возбуждённо.

— Нет, не тринадцать — опроверг себя Яков. — Тридцать километров в длину… Никак не меньше.

— Какие тридцать?! Вы про что?

— Так, Ваня, погоди. Дай подумать, — отстранил его Яков и прошёлся к краю палатки. Упёрся в навес. Резко развернулся и тремя широкими шагами подошёл обратно к столу. — Вот что получается, Ваня, — начал он заинтригованно. — Эта штука огромная. Ты не представляешь, какая она огромная… Мы раскопали лишь небольшой участок — кусочек поверхности. А она стала нагреваться и излучать тепло… Это значит, что внутри она ещё больше. Мы лишь видим маленькую верхушку айсберга, а под землёй-то запрятано гораздо больше…

— Чего больше? — недоумевал Иван Дёмин.

— Этого твоего метеорита!..

Пот лился градом. Яков метался по палатке в поисках салфеток или полотенец. Но все были либо грязными, либо сырыми. Тогда Яков, не обращая ни на что внимание, вытащил чистую рубашку и начал ею обтирать лицо. Дёмин, не понимая, что происходит, наблюдал за странными действиями учёного.

Наконец Яков успокоился. Подошёл к Демину и начал всё объяснять:

— Понимаешь Иван, я только что осознал свою ошибку. Всё это время я предполагал, что это простая металлическая плита. Ну, толщиной там… я не знаю… полметра, метр, может чуть больше. И что это человеческих рук дело. Ну, кто ещё на такое способен? В своей жизни я со всякой всячиной сталкивался: фотографиями-подделками летающих тарелок, фальсификациями, ложными печатями, подтасовками, наглым враньём очевидцев, подменой документов… И всё ради чего? Ради славы… Ради сенсации для бульварной газетёнки. Да для развлечения ради… И здесь я думал, рано или поздно найдутся люди, которые скажут: ну вы, мужики, даёте! Да вы же нашу засекреченную ракетную площадку разрыли, которую полста лет назад запрятали, так как денег хватило только на Байконур… Нет, я, конечно, надеялся, что это не так, что дело мы имеем не с обычным сооружением советской старины. Да и химический анализ до сих пор не произведён. Но я, как человек разумный, понимал, что невозможное всё-таки невозможно. И летающих тарелок не существует. Нет прямых тому доказательств!.. А здесь…

— И что же это такое? — спросил Дёмин.

— Посмотри на карту, — он расстелил перед ним карту. — Вот на этом учаске работают первая и вторая бригады. Расчистили с гектар поверхность. Так? А вот здесь, роет траншею бригада Логина, третья группа. Так?

— Ну, так, — согласился Иван.

— Сколько они прошли, — спросил он и тут же ответил: — Двести метров. Это как минимум. Вот в этом направлении. Он ткнул пальцем в направлении ближайшего горного хребта: — Двадцать ковшов работают. Они уже углубились на 32 метра. Им проще туннель рыть! Но что интересно: наклон плиты тоже изменился — угол составляет 3 градуса, подъём в сторону хребта.

— Что это значит?

— Это значит, что данный артефакт полностью уходит под хребет. Он весь запрятан под горным хребтом. Горно-холмистый хребет Калтарак и есть этот гигантский артефакт! Просто неведомых размеров, металлический, гладкий артефакт… Как же я раньше не догадался! — отчаянно воскликнул Яков. — Ну, конечно! Ещё же отчёты приходили недавно, что в хребте обнаружены огромные запасы руды и действует магнитная аномалия. Я не сопоставил это с нашей экспедицией, потому что далеко — несколько километров, и казалось это никак не связано с нашей находкой, обычное совпадение, которое случается иногда. Я и подумать не мог, что всё это тесно взаимосвязано… А геолого-разведывательная группа, которая бурила шурфы ранее непосредственно на холмах и возле хребта не ломали бур лишь потому, что глубина проб составляла не больше 30 метров! Вот если бы они пробурили глубже — вот тогда бы началась свистопляска… Вань, ты представляешь, что мы нашли?! — он взбудоражено глядел на Дёмина.

Дёмин, переваривая услышанное, хотел что-то сказать, но не посмел перебивать старшего. Видя жаркий накал и возбуждение учёного, который то и дело махал руками, помогая передать лучше величие находки, он лишь развёл руками, мол, я — простачок молодой, даже не учёный, тебе, конечно, видней. И сделал вид, что внимательно слушает. Впрочем, Яков другого от него не ждал.

— Мы нашли космический корабль! Ага! Древний космический корабль… Ему уже должно быть свыше миллиона лет.

Дёмин приподнял брови.

— Весь этот хребет и его южная гряда, где тоже обнаружена магнитная аномалия, являются космическим кораблём, — между тем продолжал Яков. — То есть, не так, — поправился он. — Я хотел сказать, что огромный космический корабль спрятан под этим хребтом, словно грузная железка засыпанна песком на пляже.

— Почему именно космический корабль? — поинтересовался Иван. — Может, всё же метеорит?

— Да иди ты со своим метеоритом знаешь куда! — недовольно отрезал Яков. — Если б это был метеорит, упавший в древности на землю, была бы как минимум воронка в виде кратера, диаметром в несколько десятков километров, а может и всей сотни, так как метеорное тело входит в атмосферу на безумной скорости. Горелую землю мы бы сейчас с тобой откапывали, а не светло-рыжеватую чистую супесь. И многочисленные хондры бы видели на плите, а не гладкую металлическую поверхность. Я говорю о космическом корабле из чисто логического соображения. Представляешь, свыше миллиона лет назад, нашу планету посещали внеземные цивилизации… Ну, или цивилизацИЯ. Не знаю откуда прилетели. Может с Марса, может, подальше — с Веги, Центавры. А, может, вообще из другой галактики заглянули… И что же они видят? Видят они приматов, которые умеют мыслить, использовать примитивные инструменты — камни и палки, добывать огонь. Конечно, до разумной, технически развитой цивилизации обезъяноподобным жителям далеко и инопланетяне это понимают. Но они также понимают, что рано или поздно эти приматы эволюционируют в разумных существ, создадут все условия для рождения и развития цивилизованного общества. А так как это произойдет далеко не скоро, вот они и решают оставить для будущего общества средство контакта с ними — космический корабль, предварительно запрятав его под землю, чтобы неграмотные, а, под час, безмозглые, агрессивные и очень падкие на всякие блестяшки аборигены не разрушили корабль раньше положенного времени. Ждать, понятное дело, гостям пришлось бы немыслимо долго. Корабль — вот другое дело. Когда-нибудь обнаружат, раскопают, разберутся, запустят, а там уже и до встречи будет не далеко. Может, конечно, цивилизации той, что подарила нам такой корабль, уже нет во Вселенной — всё же миллион лет прошло, не меньше — но след о своём присутствии для разумных потомков дикарей оставила. Это технология! Возможно, технологИИ, а, может, множество технологий. Неизвестно ещё сколько нам оставили подарков братья по разуму. Предстоит выяснять. Наверное, долго выяснять придётся. Корабль огромен. Его откапывать и откапывать. В лучшем случае, он ограничивается только северной грядой. Но я думаю, в южной гряде мы найдём его продолжение… С ума сойти! — восхищался Яков. — Их корабль — целый гребет холмов и гор, каждая по полтора-два километра в высоту и это длиной в 30 километров!.. А почему мы вдруг решили, что инопланетные корабли должны быть в форме блюдец, приплюснутыми, небольшими, фактически размером с тазик? — Ничего подобного. Это как раз заблуждение. Самое идиотское заблуждение. Представители внеземных цивилизаций могут быть кем угодно и любых размеров. Быть может, длина в 30 километров — для них нормальные, удовлетворяющие размеры, как для нас размер велосипеда, к примеру?.. Думаешь, я не прав? — неожиданно спросил он под конец.

Дёмин ничего не ответил. Решил промолчать.

— Ну же, смелей! Что вы в своём правительстве думаете насчёт этого? — спросил Яков с пристрастием.

Иван скептически помотал головой, улыбнулся, наклонив взгляд, спросил:

— Объясните причём тут космический корабль и сковородка?

— Какая сковородка? Забудь ты про сковородку! — проворчал Яков. — От самого корабля исходит тепло. Я тут листал отчёты и не мог ничего понять. В них чёрно по белому сказано — температура земли местами превышает температуру воздуха, даже среди ночи. Какого чёрта? — думаю я… А ты мне подсказываешь про нагретый метал от солнца. Я сопоставил у себя в уме, прикинул и понял, что никакая это не плита, а лишь поверхность, обшивка большого космического корабля, зарытого в землю. И не от солнца он нагревается. Изнутри он излучает тепло. Оттого усиливает жару на поверхности… Не знаю из-за чего излучает. Не спрашивай… Включился наверное. Как только отрыли его, сам включился. Автоматика! А как ещё объяснить? Эх, скоро тут такое начнётся!..

Иван почему-то укоризненно посмотрел на Галицкого. От такого взгляда на мгновение у Якова похолодело внутри:

— Вань, ты чего?.. Ты мне не веришь?.. Ты думаешь, я чокнулся? Что чокнутый, обезумевший профессор тут распинывается пред тобой и несёт ахинею, что сдурел от перегрева?.. Вань, ты это брось!

Дёмин помялся на месте, раздумывая немного, и выбросил следующее:

— Вот что, уважаемый профессор Яков Игнатьевич, — обратился он к учёному с официальной строгостью, — с этого дня раскопки прекращаются. Как представитель правительства Российской Федерации и полномочный представитель министерства обороны, я требую прекратить все работы.

— Че-во? — тяжело протянул Яков.

— Вы меня прекрасно слышали. На правах представителя…

— Да знаю я кто ты и какие и какие у тебя права! — прервал его Яков. — Не напоминай мне этого… Ваня, ты что? Обиделся?..

Дёмин отрицательно помотал головой:

— Не в этом дело. Ничего личного. Ситуация изменилась. Поступила директива. Ещё вчера. Я не осмеливался сообщить об этом, так как завершать все работы требовалось только на следующий день. Но понимая новые обстоятельства, требую прекращать работу сейчас. Немедленно.

— Да ты с ума сошёл! — Яков почти перешёл на крик, но крик срывался, выходило хрипло. — Ты что?! Какие ещё обстоятельства! Мы на пороге великого открытия! Здесь, практически под нами, зарыты величайшие загадки Вселенной. Пойми, здесь корабль! Не какая-нибудь сомнительная летающая тарелка на мутной фотографии, а реальная… РЕАЛЬНАЯ, самая настоящая инопланетная техника из сверхпрочного металла! Ты это хочешь всё загубить?

— Да, я хочу. Нет. Я приказываю!

— Я тебе не солдат. И ты мне не приказывай! — злобно выдавил Яков, понимая как накаляется воздух в этой и не без того душной палатке. — Я так просто это не оставлю! Я — человек не маленький. Я обращусь к министру обороны, к премьеру, к самому президенту пойду!.. Вы все ответите за это! Да, вы!.. ты не понимаешь, какую ошибку совершаешь?..

— Это вы ничего не понимаете! — прикрикнул на него Дёмин. — Это не шутка! Директива как раз идёт от Министра обороны. Этот объект засекречен. Причём, давно! Не вы первые и не вы последние, кто раскапывает плиту, скажу я вам. И если бы не безалаберность и упрямство некоторых чиновников, раскопки бы прекратились не начавшись — на самом раннем этапе. Не должно было здесь проходить геоголической разведки, никакой. Это строго запрещалось ещё с советского времени. Но это произошло. И теперь пришлось ждать, не вмешиваясь до поры, до времени.

— Так, правительство знает об этом? — Яков присел. — Это что же получается… Это ваших рук дело? Или вы сознательно скрываете инопланетный корабль? От кого? От собственного народа? Правду прячете?

— Не важно, — отрезал Дёмин. — Вас это не должно волновать.

— А меня это волнует, — не унимался Яков. — Меня очень сильно волнует! Вы что, мне прикажете молчать?

— Надо будет, прикажем.

— Вот как!

Яков вспотел. Лицо блестело в ярких, утренних лучах. Стекали капли. Капали с подбородка на мокрую рубашку. Руки дрожали и пытались найти неопределённые предметы на столе, пробовали занять себя, отвлечься. Взгляд Галицкого метался по палатке — то прыгнет на Дёмина, пронзит немым укором, то перепрыгнет на отчёты, на карту, на незаправленные, скомканные простынею, кровати, на узкий просвет зелени в противоположном краю палатки, обдуваемый тихим ветерком.

Яков Галицкий прикрыл глаза рукой. Пытался найти слова для ответного удара. Но ничего путного не было. Сказать, что он не прав — словно ничего не сказать. Ну, не прав, раскопки прекратил, объект засекретил. Что с того? Будет его вина, если это окажется страшной ошибкой. А другие учёные знают? Может, только он оставался в неведении?.. Какой кашмар! Правительство вытворяет, что хочет. Трубить надо было, журналистов и телевидение звать, чтоб все видели. Ну идиот! Писать надо было. Отснять материал и отправить в Москву… А сейчас — поздно. Закроют. Раскопки закроют и рты всем прикроют. А тем, кто кусаться будет — вдарят в ответ, да так, чтобы и писка никто не услышал.

Неужели это конец?.. Вот так запросто? И никто не узнает правды? Ни Яков Галицкий, ни коллеги, ни бригады землекопов, ни их бригадиры, вообще никто?.. Как же они смеют?!

Всё-таки его одолевали сомнения, стоит ли драться за продолжения раскопок или проще будет сдаться? — с правительством тягаться, себе дороже. Дёмин, явно темнит. Сволочь! А ведь не далее, чем вчера, под конец дня пиво вместе сосали и прогуливались по солнечным тропам Алтая. Обсуждали простые и сложные вещи. Рассказывали о житейских проблемах. Душу изливали. Радовались друг за друга искренне: 'Да ты что! Троих воспитаешь?! Ну, мужик, даёшь! Молодой — а уже всё успел… А я вот с женой развёлся. Всё никак не помиримся'. Это ж надо, сволочи этой так довериться.

Яков был подавлен. Он даже не услышал, как баба Шура звенела в колокольчик и звала всех на завтрак.

Дёмин, сидел в отдалении. Следил. Ждал реакции от профессора. Впрочем, напрасно ждал. Яков не шевелился и смотрел в одну точку. Затем, вспомнив о колокольном звоне, начал приглашать Якова на завтрак.

Палаточный лагерь размещался вблизи от первых раскопок — буквально в двадцати метров. В нём обитали учёные, геологи, профессоры и небольшой контингент обсуживающего персонала, фактически полностью умещающегося в лице добродушной бабы Шуры. Да, безусловно, у неё есть помощница, и не одна, да за территорией кто-то следит, егерь один — но их Яков практически не замечал. Не приметны они были. Рабочие-землекопы расположились в ближайшей деревне. Как неприхотливые работяги, забились в пустующих избах и на уазах каждый день приезжают на раскопки — садятся за бульдозеры, экскаваторы, под час, берутся за лопаты и кромсают землю, роя глубокие карьеры до серебристого дна. Сейчас они приехать на раскопы должны с минуту на минуту. Хотя запаздывать они стали достаточно часто. За что Яков их бранил каждый день.

'Завтрак пропустим' — говорил Дёмин. 'Чего? Ну, этот завтрак! — отнекивался Яков, — Вали один. Оставь меня'.

В этот момент палатку тряхнуло. Дёмин перепугано огляделся, не понимая, что происходит. Яков сидел смиренно, истекал потом и не сразу понял, что пора тоже начинать беспокоиться. Палатку тряхануло ещё раз. Казалось, это какой-то обезумевший рабочий на экскаваторе начал потрошить большим ковшом землю под палаткой.

— Какого чёрта! — некстати выругался Яков, даже озверел от налетевших разом неприятностей.

Поняв бессмысленность своей брани, Яков успокоился. Палатку продолжало лихорадочно трясти. Было слышно, как в соседней палатке истошно завизжали девки, их ор перекрыл крик бабы Шуры, загремела кастрюля, падали громкими кучами, разбивались тарелки, кружки, звенели сковородки. Кто-то обжёгся и крыл округу яростным матом.

Стул опрокинулся. Стол внезапно сложился. Бумаги разлетелись. Карта порвалась от упавшего торшера. Антресоли качались и сбрасывали себя накопивший груз. Всё падало на земь, разбивалось, трескалось, рассыпалось, закатывалось под ноги. Рвались петли, часть палатки обрушилась.

— На выход! — скомандовал Дёмин и подхватил шатающегося, пытающегося устоять на ногах учёного.

Землетрясение.

Так вот оно какое! Якову ещё не доводилось испытывать данный вид катастрофы. Реально, земля трясётся. Да ещё как! Ходуном ходит. Хрен устоишь на такой земле — повалить пытается.

Они с трудом выбрались из палатки, зацепившись на всевозможные натянутые тросы, запинаясь об петли, высвобождаясь от налипшего тента. Шумели ближайшие деревья, раскачивались, грозно трещали. Огромными стаями-тучами в небо взмылись птицы с пугливым чириканьем и клекотанием устремились прочь.

Часть палаток попадала. Там копошились люди. Противно гудели противоугонки всех расставленных по периметру машин. Столбы, вкопанные для развески белья и протяжки антенн, сильно накренились. Одна упала на машину, разбив лобовое окно.

'Вот так дела! — всполошился Яков. — Это ж надо угадать раскопки в момент землетрясения. Сейчас-то уж точно, придётся прервать раскопки'.

Земля постепенно успокаивалась, но мелкая дрожь продолжала бить по ногам. Все уже были на воздухе. Вспотевшие, перепуганные, некоторые наоборот восхищённые таким явлением, стояли по центру палаточного лагеря — в вытоптанной и горелой траве, где вечерами разводили огонь.

— Охренеть! — кто-то произнёс.

— Чудеса! — восхитился другой.

— А мне руку придавило, — жаловался третий.

— Это хорошо, что мы не в городе оказались, не в здании сидели. Это ж палатки! Тут и разваливаться нечему, — взбудоражено говорил один геолог. — Здесь, похоже, проходит пояс землетрясений. Разве нет так? Кто-нибудь знает, землетрясения здесь редкие или это обычное явление?..

Яков и Иван стояли возле толпы и осматривали учинённые разрушения. Их внимание сразу привлекло странное шевеление на ближайшем холме — словно деревья начали ходить.

Яков протёр глаза и шарил по карманам в поисках очков. Может, почудилось? Но вскоре все начали смотреть на этот холм, заметив необъяснимые странности.

'Что это?', 'Так кто-то ходит?', 'Вы видите, видите! Там деревья шевелятся', 'Да, да. Точно шевелятся. Да они же двигаются!..', 'Что происходит?!', 'Это так и должно быть?' — лились вопросы из толпы. Все напряжённо следили за происходящим, раскрыв в удивлении рты.

Наконец Яков нашёл очки, напялил в спешке, больно надавив на переносицу, и, всматриваясь, стал лучше видеть.

Он не мог поверить увиденному.

В глаза бросилось необычное шевеление холма — холм приподнимался и опускался как живой, словно дышал. Это было настольно непривычно, что Яков не верил своим глазам и пытался найти разумное объяснение. Галлюцинации? Мираж? Жара? Упадок сил? Навалившаяся неприятность? Пережитое землетрясение? Или всё вместе? Разом? Ведь может быть такое.

Но как не думай, а холм шевелится. Деревья на нём двигаются, оседают, поднимаются, падают. До ушей доноситься их печальный хоровой стон. Соседние холмы и вот уже дальние горы — весь хребет Калтарак — начали двигаться. На них стали происходить такие же странные явления. Были видны как постепенно растут трещины в земле — малые из-за дистанции, но огромные там в дали. Куски земли — с деревьями, кустарниками вздымаются вверх, раступаются, другие оседают целыми пластами — падают в огромные разломы. Целые километры леса раздвигались и сжимались как волны. Трещины, обвалы, разломы разрастались по всему хребту, по всем холмам, зелёным и лысым горам — на всём протяжении, что охватывал взгляд. Уши заполонил треск падающихся деревьев, поваленных сучьев. То тут то там росли, ширились, проступали и раступались гиганкие разломы, перемешивая целые холмы в зелёно-коричневую кашу. Доносились тяжёлые ухающие удары со стороны высоких гор.

Дрожь под ногами снова усилилась. Земля гудела. Из раскопанного кратера доносились приглушённые механические звуки, словно от турбины самолёта, усиливаясь с каждой секундой.

Становилось страшно. Жутко. В теле бродил озноб и копошил внутренности. Голову словно в ледяную воду опрокинули. Онемевшие ноги подкашивались от дрожи земной и переполняющего грузом страха.

— Надо уходить отсюда срочно! — крикнул Дёмин. — Садимся в машины и едем от хребта как можно дальше.

Никто ему не возражал. Все кинулись врассыпную к машинам.

Яков побежал за Дёминым. Поймал за рукав у машины, развернул к себе и потребовал:

— Объясни, что происходит?!

— Нет времени объяснять! Садитесь живей! Пропадём здесь.

— Нет, ты мне объясни!! — кричал Яков. Шум был такой силы, что Дёмин Галицкого почти не слышал.

Иван замешкавшись на секунду, отстранился от хватки учёного и сказал громко, тем не менее, еле слышно:

— Он просыпается!

'Кто ОН?' — хотел крикнуть Яков, но Иван уже влез в машину и с ходу завёл двигатель. Не желая оставаться в палаточном лагере и узнавать всё в непосредственной близости, Яков живо обежал машину и влез на переднее пассажирское сидение.

Мимо промчались машины с геологами, учёными. Земля подбрасывала их машины к верху, в хруст разбивая подвеску. Кто-то ещё пытался спасти технику, забрать ноутбуки из палаток, дорогое оборудование, но его сдерживали, волоком тащили к машинам. Возле ближнего карьера начали оседать и скатываться в растущий разлом экскаваторы, потряхивая гусеницами и ковшами.

В машину к Дёмину перед стартом успела взобраться баба Шура со своей помощницей.

— Господи милосердный, да что это происходит, — причитала она. — Мы никак Дьявола разбудили!

Ни у кого не было сомнений, что эти события напрямую связаны с раскопками и с той металлической плитой. Яков только не мог понять, может ли это быть внеземным космическим кораблём, как он предполагает или это нечто новое, живое, доселе невиданное гигантское существо? Если так думать, то вполне может оно оказаться древним гигантом, о которых слагали легенды, почитая их за божества.

Машина рванула с места, ревя мощным двигателем, подпрыгивая на складках и буграх дороги. Местность возле лагеря не узнавалась. Хорошо, что джип, хорошо, что внедорожник — ему такие неровности не помеха. К счастью, почти все машины такие — к раскопкам здесь дороги как таковой нет: непролазная лощина с высокой травой, грубыми кочками, только просеки и стёртые грунтовки лесозаготовок. И для экспедиции снарядили одни внедорожники.

Яков всматривался в зеркало заднего вида. Зеркало трясло бесщадно. Но он улавшивал рост движения в хребте и замечал, что из гор вырастают странные предметы. Это его взолновало и он оглянулся назад — глянуть в окно: там кроме перепуганой до сметри широколицей Шуры и её молодой помощницы ничего не разглядел — заднее окно было покрыто пылью в перемешку с мутной грязью.

— Я требую объяснений! — спустя минуту начал кричать Яков на водителя.

— Да что вы орёте?! — отвечал тот. — Я ничего не знаю. Дайте мне сосредоточится, а не то влетим в яму.

Их подбрасывало на каждой кочке. Яков не успел пристегнуться и не мог этого уже сделать, ремень постоянно выпадал из рук и его больно брасало на переднюю панель. Локти он успел отбить об ручки двери.

Хребет не уменьшался. Казалось, наоборот, он только становится всё ближе и ближе, словно догоняет их. Выглядело это очень странно и навевало пущее беспокойство.

Вскоре машина остановилась.

— Чего встали-то? — испуганно спросила баба Шура.

— Кажись, отъехали, — ответил Дёмин, внимательно глядя в зеркало заднего вида.

— Да какой отъехали! Вон горы ещё рядом! — трусливо озиралась она назад, силясь что-нибудь рассмотреть.

Мимо промчалась пара внедорожников, полоснув по лобовому стеклу ошмётками земли и грязи.

Яков тоже начал всматриваться в зеркало заднего вида — однако поднятый столп пыли мешал рассмотреть детали. И только общая картина удручала: горы были прямо за ними и мало того, они будто бы двигались следом.

Дёмин дёрнул за ручку и спрыгнул из кабины.

— Ты куда? — испуганно закричали женщины. — Постой! Дьявол же там!.. Яков Игнатьевич, ну сделайте что-нибудь!

Яков Игнатьевич дёрнул ручку и последовал за Дёминым. Иван отошёл от машины на пару шагой и, размахивая руками поднятую пыль с дороги, всматривался на хребет. Отъехали они километров на пять. Тем не менее, это было мало — горы оставались совсем рядом и казались ещё выше, чем прежде.

От хребта веяло жаром и гарью. Исходил непривычных для этих мест сильный шум, подавляя все звуки природы. Сквозь пелену пыльного тумана Яков смог рассмотреть очертания хребта. Углядел он, что хребет растёт — постепенно поднимается к небу:

— Да он растёт!

— Действительно растёт, — отозвался Дёмин необычно спокойно.

Вскоре Яков понял, что не пыль поднятая внедорожниками ему мешает рассмотреть горы, а от самого хребта исходят пылевые облака и туманят того до макушек. Из-за движения почвы, трения многих кубических километров сухого грунта — образуются густые пылевые облака, которые медленно оседают к земле.

Присмотревшись, Яков увидел, что хребет приподнялся значительно. Он заметил светлое пятно палаточного лагеря, который теперь находился километром выше. Высмотрел он жёлтые пятнышки экскаваторов и бульдозеров. Они скатываются со склона, медленно падают вниз и исчезают в клубах серой пыли. С образовавшегося крутого края сыпятся и тоже исчезают вскрытые породы вместе с деревьями, зеленью, валунами. Так постепенно оголяется серебристый край, длиной во весь хребет, во все тридцать километров. Это кажется, так близко и настолько фантастично, что Яков непроизвольно начал пятиться назад и тянуть за рукав Дёмина.

— Отпусти, — просил Дёмин.

— Поехали, что ли, — начал просить тот.

— Да не беспокойся, он до сюда не доберётся.

— Так ты всё знаешь! — взревел Яков. — Ну-ка живо отвечай мне, что ты знаешь?! — взялся Яков и потряс за грудки Дёмина, хотя был ниже ростом. — И не смей мне врать! Что это?!

— Да отпусти меня! — рассмеялся Дёмин. — Всю жизнь мечтал увидеть его пробуждение. Готовился. Ждал. Думал, когда же это произойдёт?.. А он так внезапно! Очуметь можно!

Яков его не понимал и, упёршись взглядом, требовал объяснений:

— Кто ОН? Ответь мне? Про кого ты сейчас говоришь?

— Ладно. Так и быть… Это Джерр. Ты прав профессор, это настоящий космический корабль. Огромный космический корабль длиной в 40 километров. Но в одном лишь ты ошибся: его построили не инопланетные существа… а люди, самые настоящие люди.

— Че-во?! — воскликнул Яков от такой новости. — Это вы что ли построили? Это ваш секретный проект? Когда успели?!.. Да как вы смогли? Под землёй… такой огромный! Да ты никак с ума сошёл!

— Это долгая история. И детали я сам не знаю. Я лишь агент, который знает суть, но не знает деталей. Я знаю, что его построили в будущем, в далёком будущем. Его построили люди. Потом он переместился в прошлое, и зарылся на нашей планете задолго до появления первых цивилизаций. А пробудиться он должен, когда появится один человек — второй Иисус Христос, я так думаю. Корабль должен спасти того человека от самого Дъявола. Видимо, такой момент настал… Это всё что я знаю… А я-то думал, чего вы несёте про излучение тепла и как вы догадались о космическом корабле? Так вот что было! Всё это время он разогревался и готовился к Пробуждению. Он готов к встрече!.. Увы это не подарок нам, Землянам, от внеземных цивилизаций, как вы думали, это лучше. Это наше спасение!

— Какое ещё спасение?! — перекрикивал шум и поднятый ветер Яков. — Ты что такое говоришь?! Что ещё за дьявол? Какой второй Иисус? Ты в своём уме?!.. — и вдруг опомнился. — Кто же ты такой? Ты же правительственный чиновник! Ты же от министерства обороны… Я ничего не понимаю.

— Это не дано нам понять, — спокойно объяснил Иван Дёмин. — Зато дано понять другим.

И они оба разом замолчали. Смотрели на бушующие горы, на светлый край серо-серебристого металла, на то, как с этих гор с диким шумом ссыпаются килотонны грунта, оголяя новые участки гладкой поверхности невероятно огромного космического корабля.

Дух захватывает смотреть на это!

— Поступила срочная информация, — доложил вошедший.

Он стоял прямо, подобранно, в руках держал распечатанные листки бумаги. Не смотря на то, что он держался выправлено и достойно, но в его глазах отчётливо читался испуг.

В комнате сидел человек, листавший книгу.

— Докладывай, — сдержано потребовал хозяин комнаты.

— Сегодня утром в 8-21 по Алтайскому времени и в 5-21 по Московскому произошло ЧП. В районе Алтайских хребтов местными жителями и радарами военной базой обнаружен неопознанный летающий объект, — отчеканил тот и перешёл к самому главному — мало ли таких объектов водиться по стране. — Объект представляет собой вытянутое сигарообразное тело, длиной не меньше 40 километров. Вот его первые фотоснимки очевидцев, взятые из интернета, — он передал несколько распечатанных картинок, на которых блекло проступали силуэт действительно большого, длинного летающего объекта в густых серых тучах. — Перед этим событием произошло мощное землетрясение силой 9-ти баллов по шкале Рихтера, — продолжал докладывать вошедший. — В Горно-Алтайске сила толчков достигала 6-ти баллов. Несколько домов разрушено. О жертвах и масштабах разрушения пока ничего не известно. Ничего не известно о природе появление объекта: откуда он возник, с какой стороны прибыл на планету, так как космическими станциями он не был замечен и военными радиолокатарами тоже, — да, того гиганта невозможно не заметить даже невооружённым глазом. — Но по предварительным данным объект всё это время находился в горах. Потенциальную угрозу объект не представляет. Он в течение получаса находится в спокойном состоянии, не двигается и никуда не перемещается. Однако с него то и дело отпадывают странные предметы. Мы пытаемся проверить информацию и выслали туда разведывательную боевую группу истребителей.

— Спасибо. Распечатки оставьте. Можете идти, — поблагодарил сидящий человек.

— Есть! — отдал честь вошедший, развернулся и вышел за дверь.

Министр обороны почесал подбородок. Вслух он произнёс одно слово:

— На-ча-лось…

Глава 15

Настало моё время удивляться. Он хорошо знает Паута Воэ! Вот это невероятно. У нас неожиданно обнаружился общий знакомый. Действительно, как тесна наша Вселенная. Откуда он про него так много знает?

Мы общались довольно долго. Беседа шла бойко. Вышли на балкон, чтобы не будить своими разговорами девушку Лену, которая крепко заснула на кресле. Мы с Жаном перенесли её на диван, уложили и сверху набросили плед. Мертвецки устала девушка! Она даже ни разу не проснулась за всё время. Конечно, можно было занять какую-нибудь спальню и там уложить девушку на широкую кровать, а самим устроиться в гостинной. Но нам отчего-то это показалось излишне, к тому же было душно в комнате, и мы, как люди неприхотливые вышли на застеклённую лоджию, где чудесным образом обнаружились пара старых жёстких кресел.

Небо занял расвет. Короткая сумеречная ночь плавно перетекала в белую. Штиль. Под нами деревья. Опрятный безлюдный двор. Пара тусклых фонарей мерцает вдали.

Знакомый двор. Вон, в том соседнем доме, одним боком примыкающим к нашему, в пятой парадной, живёт Димон. Я частенько его навещал. Его неприлично огромные хоромы так и манили меня в гости. Его предки любили отсутствовать дома, предпочитая зарубежный отдых или не менее большую дачу где-то загородом. Вот мы и пользовались моментом, чтобы приглашать в тёплые вечера аппетитных дам в этакую роскошную квартиру. Эх, то ветреная молодость!

Помнится, в этом доме, в Димоновой квартире когда-то сидели: я, Паут Воэ — генерал западного сектора, Андрей Малинин — полковник ФСБ, ну и само собой, Димон, пили каркаде и кушали просроченный торт. Сколько же это времени с тех пор утекло? Для этого мира не меньше 3-х лет…

Мда, Димон, наверное потерял меня, записал в 'без вести пропавших'. Я-то как по нему скучаю…

Ну и, конечно же, я эти ностальгические воспоминания выказал вслух, чем удивил Жана Ромона. Он стал интересоваться, откуда я знаю легендарного генерала и как мы познакомились. Пришлось всё рассказать, что не раньше не успел из-за экономии времени: и о кураторстве Паута Воэ над проектом Таавиа, и о том, что он меня самолично спас из 2034 года, куда по нелепой случайности меня забросило, и как он сам залетел в наш мир и чуть не застрял здесь из-за диких подозрений ФСБ, и как мы угодили в лапы кутланцев, желавших заполучить тенологию силой. Всё рассказал. Мне стало любопытно, почему он так интересуется Паутом Воэ?

Он не стал меня томить догадками и рассказал свою историю знакомства с Паутом. Генерал оказывается, когда-то давно спас великому Элькасану жизнь! Случилось, правда, это давно, на Сурии, в 3042 году, ещё в те времена, когда Паут не был генералом и был мало кому изветен.

— …Его сбили над городом, — рассказывал подробности Элькасан. — Катапультировавшись, он приземлялся на верхнюю террасу, где находился я… — он остановился ненадолго и продолжил. — Со мной была девушка. Она держала в руке зарядник и целилась в меня. Нет, это не парализующий зарядник. Со смертельными зарядами. Она собиралась меня убить… В тот момент я ни на что не надяелся. Многое мне стало безразлично…

По всей видимости он не хотел вспоминать прошлое. Его взгляд стал каменным. Я ему сказал, не нужно продолжать, хотя меня в этот момент раздирало любопытство. Так как он мог читать мои мысли, всё же продолжил:

— После того как покинул родной дом в Анси, я уже полтысячелетия скитался от звезды к звезде в составе дальних экспедиций. Было увлекательно и весело: в экспедиции всего лишь пару месяцев, а на Земле и других планетах проходят десятилетия, а то и целый век. Мир менялся на глазах — в прямом смысле этого слова. Всех, кого я знал, кто оставался на планетах умирали. А я жил. Всех их пережил. Этим бесконечно гордился. Чувствовал себя выше других, важнее. Я был молоден, наивен, искал приключений… И когда посетил Альфа-Арвус, мне было всего девятнадцать. Третий год я уже в экспедициях. Пять столетий прошло за бортом, а я всё такой же молодой. Внуков и правнуков тех людей, которых знал даже не осталось среди живых, а я жил и был этим довлен. Этим я находил свой смысл жизни… Всё бы так продолжалось дальше. Но однажды я повстречал её. Случилось это в космопорте. Она была из Сурии. Красивая, молодая, умная померянка. Она мне сразу приглянулась. И, вот что удивительно, я ей тоже приглянулся. А я-то себя считал непривлекательным и комплексовал по этому случаю. 'Она на меня запала!' — так считал я. Радовался, как ребёнок долгожданному подарку. Одним словом, был счастлив. Я даже забыл про экспедиции, про путишествия. Мой корабль давно ушёл на Вегу, а я остался на планете. С ней. Рядом с ней. Каждый день. Я радовался каждому моменту проведённому с ней. Мои ценности изменились, мой характер поменялся. Я был влюблён, как мальчишка… Собственно, я им был тогда…

Когда вторглись войска генерала Анеско, меня беспокоила только одна мысль — где Юки (её так звали)? Где моя Юки? С трудом я её отыскал в городе. Она была странно одета. Я тогда не придал этому значение. Говорю ей, надо уходить в безопасное место, спасаться, в любую минуту может начаться бомбандировка. Она не хотела никуда идти. Напротив, поднялась на самую вернюю террасу дома и начала наблюдать за происходящим. Я подумал, что ей просто интересно, зрелище обещало быть красочным… Но тем не менее, очень опасно. Я уговаривал её спуститься. И тут она отдёрнулась, оттокнула меня от себя и сказала гневно: 'Ты что не видишь, мальчишка. Ты мне не нужен! Всё это время ты мне был не нужен…'. За те пять минут я узнал многое. Первое — никому нельзя доверять. Она меня использовала. Все эти дни меня использовала. Ей требовалось пробраться в город для проведения скрытого шпионажа: разведать обстановку и оценить силы сопротивления. Чтобы никто не заподозрил, ей нужно было прикрытие. А я, наивный, влюблённый протрачёк, ей подходил как никуда лучше. Вот она и возилась со мной, пока не пробил час Икс. Теперь я ей стал не нужен. И более того, начал мешать. Она взяла меня на прицел и сказала: 'Ну, что ты доволен жизнью?.. Идиот несчастный, ты готов довериться первой встречной! Готов идти на любые уступки… Ты не знаком с таким словом — Предательство. Я тебя с ним сейчас знакомлю. Точнее, я познакомлю сразу с его спутницей — Смертью'… В тот момент её отвлёк Паут Воэ, который приземлялся на нашу террасу. Завязалась перестрелка. Во мне, что-то сломалось от прежнего Жана, и я отчаянно набросился на Юми (она стояла на краю), сшиб её с ног и отправил с двухсотметровой высоты вниз. Она не успела ничего сделать. Я её убил… И не дал убить себя…

С того дня я стал другим человеком. Я поменял взгляды на мир, переопределил ценности, я перестал доверять людям и своим чувствам. Я начал исправлять свои ошибки… Я вот всё думаю, если бы не этот случай, смог бы я стать Элькасаном? Если бы Юми не была законсперированным агентом Анеско, а простой девушкой, какая была бы моя судьба?.. Наверное, я остался бы жить на Альфа-Арвусе, любил бы людей, был взаимно любим и уважаем. У меня была бы семья. Я бы стал самым счастливым человеком во Вселенной… Однако всё произошло по другому сценарию… По прихоти судьбы, Паут Воэ подарил миру Элькасана, воина разума, который испепелил миллиарды других судеб…

— И воскресил миллиарды судеб, — отметил я.

Он ничего не ответил. Отмахнулся, мол, это не в счёт. Воскресшие люди — нематериальные духи.

Это что же пролучается? У нас общий ангел хранитель? Воэ нам обоим спас жизнь? Мне-то ладно. Но что он спас Элькасана!.. Так ведь никто же не знает, что спас Элькасана. Сам Паут Воэ не знает, что спас Элькасана… И ведь не узнает никогда…

— Паут Воэ, хороший человек, отличный командир, достойный генерал, — говорил Элькасан. — Я уважаю этого человека. Всё же он подарил мне жизнь, дал второй шанс. Жаль, что я с ним так и не повстречался, когда он был жив.

— А ты хотел бы с ним увидеться? — вдруг осенила меня идея.

— Я знаю, что ты сможешь устроить встречу, — улыбнулся Элькасан. — Но, поверь, этого не нужно делать. Зачем его дополнительно впутывать в нашу пропащую кашу? У него своя судьба, а у меня своя… И, быть может, его судьбе скоро начну завидовать.

— Всё так плохо? — просил я, — За нами же через полтора часа приедут, — я посмотрел на часы. Министр обороны обещал подогнать авто к шести утра и помочь Жану.

Мне до сих пор было трудно поверить, что я лично общался с министром обороны по телефону. Это казалось невероятным и невозможным. Трудно представить, что в правительстве сидят агенты Джерра. Интересно, сколько на нашей планете ангентов Джера? А агентов Шимерши? Впрочем, сколько бы их ни было, против Шимерши нам не устоять.

— Всё очень плохо, — не сразу ответил на мой вопрос Жан.

Что он имел в виду, я так и не понял: знал ли он о готовящемся штурме, или предвидел итоги грядущего сражения? — мне до сих пор не известно.

Он указал пальцем на соседний дома, стоявший ссправа, где проходил дорожный переулок. Я ничего не увидел. Однако через минуту заметил движение в этом переулка. Проехала раз машина, другая. Из них выбежали люди. С девятого этажа даже за облаками зелени трудно было расмотреть людей детально. Но я сразу догодался, что ОМОН: люди в касках и с автоматами под мышками.

— Скорей уходим отсюда, — прошептал я, — надо будить Лену. Я перемещу вас в другой мир. Они не успеют ворваться в квартиру.

— Ничего не получится, — уверено сказал Жан. — Шимерши тебе не позволит уйти.

Я напрягся. Какого?! Сейчас проверим…

— Ну, что?.. — спросил Жан. — Я же говорил, не позволит.

Или я растерял сноровку или здесь что-то не то. Перемещаться в другие миры, действительно, не могу. Точнее, у меня не получается. Ничего не получается!

Что произошло? Когда это случилось? Когда я потерял свой дар? Кто посмел у меня его забрать?.. Неужели, Шимерши.

— Она даёт, она же забирает, — сказал Жан. — Теперь пойдём. Не стоит терять времени.

Ничего не пойму. Буквально три часа назад я мог перемещаться из мира в мир. Я ещё раз напрягся и попробовал переместиться в свой коттедж в Урвальде. Нет. Не выходит. Давай тогда, в свою квартиру — уж как-то понадёжней, чем здесь… Ну же! Опять не выходит!

Всё правильно делаю! Я так всегда прыгал. Но в этот раз не получается, словно кто-то блокирует мои способности. Я стал обычным человеком, прямо как Лена. Не могу ничего делать из сверхвозможного…

Мы быстро вышли в гостинную. Я начал тормошить Лену: 'Ну, же! Вставай!' — кричу я ей и дёргаю за руки. А Лена продолжает сонно сопеть. Вот этого ещё не хватало! 'Да простись же ты! Нас вычислили, уже скоро ворвуться в квартиру!'

— Не нужно будить её, — сказал вдруг Жан.

— А как же Лена?

— Она своё дело сделала, — буднично сказал он и двинулся к выходу. — Я её усыпил. Она ещё не скоро проснётся. Нужно уходить. Живо!.. Да оставь ты её! Шимерши не за ней послала штурмовой отряд. Ей не причинят вреда.

Я кинулся за ним. В прихожей, напяливающего обувку, настиг его:

— Ты в этом уверен?

— Нет, — ответил он и вышел на площадку.

Я быстро обулся и последовал за ним. Прикрыл дверь.

— Куда? Мы же пересечёмся с омоновцами? — тихо проговорил я, чувствуя как далеко внизу открываются входные двери, заходят люди. Слышен топот.

— Я не собираюсь вниз, — сказал Жан и поднялся на марш выше.

Я разгадал его задумку и поспешил следом. Настиг его на площадке 12-го этажа. Он стоял возле решётки с маршем ведущей на крышу. Вот, чёрт! Замок! Жан не растерялся, взял замок в руку, крепко сжал. Внезапно железка хрустнула и замок рассыпался на части. Он осторожно вытажил скобу из петли и приоктрыл решётчатую дверь.

Снизу доносился быстрый приблежающийся топот множества ног. Жан быстро протиснулся внутрь и начал забираться выше. Я следом.

Вышли на воздух. Плоская кровля. Под ногами слоистый мягкий рубероид, мусор от старых походов молодёжи. В ряд стоят бетонные шапки с вентиляционными коробами — выходы на кровлю с других парадных. Перед Жаном торец здания. Парапет с погнутым фартуком, порванные ендовы. Что делать дальше?

— Идём к другим выходам? — спросил я.

Если пройти к другим выходам, то можно выйти на смежные парадные. Там на площадке, конечно, замок повешан, но для Жана это не препятствие. Таким образом, можно выскочить из другого конца здания. Неплохо придумано.

Однако Жан отрицательно покачал головой, перебрал мои мысли и ответил:

— Все парадные перекрыты.

Да с чего бы? — задался я. Вдруг вспомнил, что имею дело с Шимерши. А значит… Всё возможно.

Я хотел подойти к парапету и заглянуть во двор, убедиться, что Жан не преувеличивает. Он меня остановил, сказав: 'Не светись'. Я остановился. Долго смотрел на него. Ничего не понимал. Уже в который раз… Так что же он собирается делать?!

— Просто стой и жди… — упрямо сказал Элькасан.

Я почувствовал, как за моей спиной нарастает возня и шум. Услышал за дверью коробки голоса: 'Ребята, замок сломан. Они на крышу полезли…'. Через пару секунд дверь грубо распахнули и на крышу ввалились пять, нет, шесть омоновцев с тяжёлыми автоматами. Они целились в нас. Спалились! Я оглянулся на Жана, он стоял спокойно, не дёрался. Достать парализатор из внутреннего кармана я не успевал. Поднял руки. И вдруг услышал странную фразу от вбежавших:

— Где они? Их тут нет!

'Так вот же я, стою перед вами!' — хотел сказать я, но что-то отдёрнуло меня от такого желания. Я ещё раз поглядел на Жана. Он приставил палец ко рту: 'тихо, молчи'. Что происходит?.. Они не видят нас? Можно ли шевелиться?

Парень в каске, прицеливаясь грозным оружием, двигался прямо в мою сторону. Он как будто видел меня… или чувствовал. Я дрогнул. Жан подал знак жестом — мол, отойди. Я отошёл на два шага в бок. Парень-омоновец прошёл мимо — там, где я только что стоял. Подошёл к парапету, глянул вниз. Другие омоновцы рассредоточились по крыше.

'Проверь выходы! Ты, загляни за венткороба. Осмотрите низ. Внимательно смотрите' — слышались приказы от главного.

Крыша не была большой. Шесть парадных. Длиной — шестьдесят метров. Шириной — десять, двенадцать. Вроде бы всё видно, всё просматривается — вплоть до противоположного торца. Вот мы стоим на торце дома. Не прячемся, не скрываемся. Прямо перед ними стоим. И как они нас не замечают?..

Солнце встало и бьёт по глазам. Омоноцвы носятся по крыше. Ищут нас. Лазят по коробкам и между коробок.

- 'Здесь всё чисто!', 'Здесь тоже', - рапортовали омоновцы, топая между венткоробами.

— В эту парадную они не могли уйти, — вышел из бетонного короба ещё один. — Там замок на месте.

— Дуй дальше!

— И в этой парадной всё чисто.

— Да куда они пропали?! — рычал главный, стоя передо мной.

На крышу уже залезло свыше десятка омоноцвев. Несколько бойцов осматривали участки двора за парапетами, словно мы самоубийцы какие-то.

— Не-е… Их нигде нет. Везде замки висят. Кроме этого входа…

— Не могли же они улететь! — злился главный омоновец. — Проверяйте внимательно!

Я стоял на месте и старался не дышать. Рядом ходили люди с оружием в руках и в упор не замечали ни меня, ни Элькасана. Мы — невидимки. Когда успели ими стать?

— Они могли перепрыгнуть на соседнюю крышу?

— Сдурел что ли?! Здесь же двадцать метров.

— Может замок был сломан случайно… Забыли запереть этот выход… или ребятня баловалась? — вслух подумал один.

— Наверное, раньше ушли. А замок вскрыли для отвода глаз, — предположил другой.

— Мда… — проворчал омоновец, сплюнул под ноги, закинул автомат на плечо. — Ладно, уходим! Надо квартиры все осмотреть, может, в чужой квартире успели закрыться…

Он рванул в темноту проёма и следом двинулись остальные, внимательно озираясь по сторонам. Последние два омоновца задержались.

— Сань, а ты куда намылился?

— Чего?

— Последним будешь. Давай сторожи. Вдруг, что интересное проявиться.

— Да иди ты!

Омоновец улыбнулся, смачно хохотнул и скрылся в темноте. Другой остался стоять. Приставил автомат к венткоробу и начал распутывать и завязывать ботинки.

— Жан… Жан, — как можно тише шептал я. — Почему они нас не видят?

— Я, к счастью, не растерял свои способности, — так же тихо ответил он.

— И что будем делать?

— Жди.

Ждать пришлось недолго. Как только омоновец завязал свои ботинки, он подобрал автомат и сиганул в проём. Жан устало выдохнул:

— Эх… Хорошо, что их только десять было…

— Так они ж нас не увидели! — радовался я.

— Да, пришлось перестраховаться. Солнце ярко светит… Тени ещё надо замазывать.

— Как это тебе удаётся?

— Долго рассказывать.

— А меня научишь?

— Я тебе кто? Шаулиньский монах?

Я рассмеялся. 'Ну, Жан, ну ты даёшь! Классно. Здорово! И как это получилось меня сделать невидимым? Я понимаю, если только себя…'

— Интересно, а что сейчас с Леной происходит? — вслух спросил я.

— Разбудить пытаются, — ответил Жан, будто бы видит всё происходящее в квартире.

Снился Ленке очень необычный сон. Она бежит по полю, такому красочному, в алых точках, словно в маках, полю. Ей некогда остановиться и присмотреться, что за цвета такие красивые под ногами проносятся — потому что она бежит на встречу к своему возлюбленному. Он там, на другом конце поля стоит, позади него высится корабль, большой с надутыми, белыми как снег парусами. Это не обычный корабль, который плавает по морям и океанам, а космический корабль, который бороздит океаны чёрного космоса — для путешествий от звезды к звезде, от планеты к планете. А сама планета, по поляне которой сейчас так резво скачет Лена, не Земля вовсе, как кто-то из вас мог подумать, а Альфа-Промицея. Не знаю, откуда Лена услышала такое название, но она была уверена, что это именно Альфа-Промицея — лёгкая, милая планетка с обширными полями и красивыми цветами. Она бежит, она почти взлетает. Да, да! Если очень сильно разбежаться, можно высоко подпрыгнуть и далеко пролететь, планета же лёгкая.

И вот она, наконец, в двух шагах перед ним, капитаном большого звёздного корабля. Прямо-таки крейсера! Она тянется к нему. Он в ответ улыбается. Радостно приветствует. Тянется к ней.

— Любимый. Ты вернулся! Я тебя так ждала.

— Дорогая моя, как же я по тебе соскучился!

Они нежно обнимаются, целуются. Ах, как упоительны такие моменты! Как желанные такие дни, когда приходит счастье, а любимый возвращается из долгого плавания.

Как сильны, в то же время нежны его объятия!

Но тут возлюбленный отталкивает Лену. Бьёт по рукам. Кричит словно от боли.

— Что произошло? — не понимает Лена. — Что с тобой?!

Капитан дёргает её за руки, больно дёргает за руки. Трясёт её, грозно приговаривая: 'Вставай! Ну же!! Просыпайся!'. Не нравится Лене такой разворот событий. Её сердце падает. Потекли слёзы. Да как же так? Что он такое говорит? Почему?!

— Давай, просыпайся! — кричал требовательный, суровый голос.

Капитан улетучился, а вместе с ним и корабль, и полянка, и цветы-маки. Всё растворилась, в том числе земля под ногами растворилась. И вот она уже не чувствует почвы. Лена провалилась.

Сознание возвращалось медленно. Комната. Чужая. Шкаф-стенка. Полки с книгами. Всё такое незнакомое, непривычное. Мужик какой-то стоит над ней. Мужик! Шрам?

— А-а-а!! — закричала в приступе испуга Ленка.

Ей тут же зажали рот. Она пыталась сопротивляться. Брыкалась и пиналась. Старалась укусить.

— Да успокойся же! Мы не причиним вреда.

— Кто вы такие?! — она осмотрела незваных гостей. Ей освободили, позволили привстать.

Один стоявший совсем близко, был в чёрной маске-повязке на всё лицо с круглыми дырками-вырезами для глаз и одним большим прорезом для рта. Очень наглые глаза у него. Неприятный взгляд, от которого становиться неудобно и тревожно. Второй стоял сразу за ним — без маски, без каски, но весь в тёмно-военной форме с выпирающими боками от брони, кучерявый, с бородатым, невежественным лицом. И ещё несколько бойцов с оружием в руках — сколько смогла вместить в себя скромная гостиная.

Невероятно сколько народу здесь набралось! Откуда они все повыползали только?

— ФСБ, — ответили почти хором оба.

Ленка потихоньку приходила в себя. Её дёргало и било. Она чувствовала себя отвратительно. Куча потных мужиков собралось в одном месте: все в серых жилетах, в чёрных повязках, каски наголо и автоматы в руках. Автоматы! Она только проснулась… и это усиливало эффект застигнутости врасплох. Ленка вжалась в диван, закрылась руками, словно была раздета и пугливо смотрела на собравшуюся толпу.

'Что же они тут все делают?'

— Где они?! — сходу спросил невежа.

— Кто? — вяло отреагировала Лена, усаживаясь на диван подальше он него и застёгивая блузку до верхних пуговиц. Спустя секунду она догадалась, о ком идёт речь, но смолчала, посчитав, что не стоит торопить события.

— Даю вводную, — начал мужик в чёрной маске. — Мы ищем двух молодых людей: один гражданин Франции по имени Жан Ромон, 25 лет, брюнет, рост — выше среднего, атлетического сложения, который выдаёт себя за русского, называясь Евгением Романовым. Второго, мы не знаем. Но по предварительной информации: русский, возраст — не более 30 лет, высокий — свыше 185, тоже брюнет короткоподстриженный, худощавого телосложения. Вот он на фотографии.

Он протянул фотографию — неплохого качества, однако чёрно-белая. На ней узнавался сервант с недопитым морсом на краю, расписная ваза с красивыми цветами неопределённого типа. Ба! Да это же тот самый подвал коттеджа Шимерши. Женю она узнала сразу — тот стоял и смотрел почти в камеру. Лицо его зафиксировало лёгкое изумление. В профиль стоял едва узнаваемый, размытый от резкого движения, Алексей Губанов в своем спортивном костюме, что-то объяснял. А себя Лена не сразу заметила. Она стояла спиной к камере и встала как-то неудачно, оказавшись в тени, да ещё с краю объектива, что только её силуэт с растрёпанными волосами и просматривался. А возможно, распечатали такую фотографию специально, чтобы её было сложно разглядеть с такого ракурса…

Рассматривая фотографию в руке, она заметила, как на запястье отчётливо проявился синяк. И выше локтя тоже. Господи! Всё это проступает от ночных побоев. А на лице-то что творится?! Одно утешает — зеркала нет под рукой. Однако же все смотрят. Как-то неудобно…

— Вы узнаёте кого-нибудь из них? — спросил с любопытством человек в чёрной маске-повязке.

Лена даже не думала отнекиваться. Она молча кивнула.

— Они вас били? — поинтересовался бородатый человек без каски, пристально осматривая девушку.

Лена отрицательно завертела головой. Спросила:

— Что они натворили?

— Мы их разыскиваем, — лаконично ответил бородатый, считая, что этого объяснения достаточно.

В гостиную протиснулся ещё один человек в чёрной маске, подошёл к бородатому, проговорил тихо:

— Всё обыскали. Ни на крыше, ни в квартирах их нет. Кто-то их предупредил. Они ушли до нас.

— Когда вы их в последний раз видели? — сразу же спросил бородатый, обращаясь к Лене.

Лена не могла понять, сколько сейчас времени, сколько она проспала и, вообще, во сколько она заснула?

Она пожала плечами. Сказала, что общалась с ними перед сном.

— Куда они ушли? — мягко, но настойчиво спрашивал бородатый.

— Я почём знаю! — она хотела как можно язвительней сказать, но получилось не очень. Всё-таки эффект застигнутости врасплох давал о себе знать.

Бородатый не был удовлетворён ответом. Он нахмурился. Призадумался. Осмотрелся. Затем спросил:

— Эта ваша квартира?

Вот в чём Лена была уверена, так это в том, что квартира чужая, но деталей — как здесь оказалась — она не могла припомнить. Вроде как Алексей открывал замок. А откуда он ключи взял? От кого? Может, от приятеля? И что за приятель такой? — Она же ничего не знает, не помнит.

И куда подевались Алексей с Жаном?! — не сразу, а только сейчас начал беспокоить вопрос.

Лена честно призналась, что квартира не её.

Бородатый посмотрел на фоторамку, весящую на стене, отметил:

— Разумно. Очень похоже на правду… Так, как зовут второго человека?

— Алексей Гу-бин, — Лена во время спохватилась и искозила фамилию. На всякий случай. Ведь ничего пока неизвестно, что они собираются предпринять… Да и соврала какую-то малость.

— Губин значит? Хорошо… А теперь расскажи нам, как тебя зовут? Откуда ты? Как познакомилась с подозреваемыми? Как оказалась в чужой квартире? Всё расскажи. И смотри у меня — говори только правду! — пригрозил он не очень-то сурово.

Лена во второй раз оказалась в заложниках у непонятно кого. Что за дурацкая манера окружать, запугивать, не представляться и задавать неождианные и тем более неприятные вопросы. Хоть у Лены и появился опыт в таком деле и второй раз подобная ситуация меньше страшила, чем первая, но холодок страха всё же пробежался по спине. Да, надо признать, непростая ситуация.

Она понимала, что на них могла выйти только Шимерши. Столько разговоров было об этом. Думали, гадали, хорошо ли оторвались от преследования. А ведь кто-то говорил, что сутки у нас в запасе. Не Жан ли?

Что будет с ней дальше? — она не могла даже предположить. Её разрушало такое положение вещей…

Глава 16

— Так и будем сидеть?

Жан не ответил. По-моему я уже в третий раз спрашиваю. И в третий раз не получаю ответа.

Я стоял на корточках и то дело высовывал голову за парапет, пытаясь высмотреть внешнюю обстановку. Руками держусь за алюминевый фартук обосранный птицами (сколько я уже проклял их всех за это время!) и смотрю как по зримому двору, меж зелени расхаживаются люди. Чтобы осмотреть двор и ближашую территорию к парадной, надо круто вытянуть голову вперёд — а это значит выставить себя на обозрение. А если будут ещё снайпера, которые в окулярах прочёсывают крыши домов? И ложат люботыных пулей в лоб? — Конечно, вряд ли такое возможно… Но лоб я на всякий случай приберегал. Оставалось только осматривать дальний участок двора, рассечённый тропинками, дорожками, где люди с оружием не гуляют. А гуляют удивлённые дворники, и испуганные собачники, выгуливающих своих питомцев на удобрение газонов. Собаки и собачки беспрестанно тявками и свирепо лаяли — и это позволяло мне делать однозначный вывод, что возле парадной ОМОН ещё крутится.

Мои попытки перебросить свой зад в любой ранее считавшимся легкодоступный мир оказались тщетны. Напряжение достигало своего апогея — вены на шее вздувались от жутких усилий и диких стараний — без результатов. Не могу!

Я пробовал принимать разные позы. Заново вспоминал как это далается. 'Так, надо расслабиться. Перестань напрягаться. Надо просто захотеть. Надо верить, что получится. У меня всё получится. Обязательно получиться. А куда оно денется! Ведь мог!.. Так, думать о хорошем, думать о приятном… Отстраниться от этого мира… Всё, его нет. Больше я его не чувствую… Ага, вот! Отстранился. Сейчас открою глаза и увижу свой родной дом… Так, так… Мать!! Вот козлы!.. Когда эта сволочь, Шимерши, успела заблокировать мою уникальную возможность, приобретённую столь непосильным трудом?!.. Я же с ней ни разу не пересекался. Или у неё получается воздействовать на расстоянии?.. Ну, блин! Если это так, то нам бессмысленно от неё прятаться…'

Жан сидел рядом, облакотившись на парапет спиной и ввалившись в ендову. Он безучасно вслушивался в звуки просыпающегося города. Временами его забавляли мои мысли и бесплодные попытки прыгнуть в иные миры. Но не прикалывался и не ржал, как могли бы другие. Просто едва заметно улыбался. На мой шопот не реагировал — видимо я достал его в какой-то момент своими расспросами. Сидел и чего-то ждал.

Последнее, что он сказал: 'Не высовывайся. Жди, пока не утихнет'.

Да уж, 'жди'! У меня, между прочим, ноги затекли. Не плохо было бы походить, размять ножки. Но вдруг кто-нибудь в бинокль сейчас вглядывается… Нельзя… лучше подождать.

Ровно в назначенное время подьехала машина. Я издали её заметил. Сразу догадался, что машина — за нами. 'Такси' от министерства обороны. К шести утра машина уже стояла возле парадной. Не долго стояла. Водитель сообразив, что люди в касках с оружием пришли по наши души, ни ждать, ни сигнались не стал, развернулся (отчётливо слышны были его манёвры) и поехал обратной дорогой, видимо, докладывать по телефону: 'Товарищ Министр обороны, у нас ЧП… Так сказать, полное П…'.

Впрочем, я размышлял, а не мог ли сам Министр обороны нас подставить? Или звонок к Министру обороны прослушивался кем-нибудь третьим?

Ещё меня волновал вопрос: как же Лена? Что она знает? Что она им рассказывает в данный момент? Знать, что ушли на крышу, она не могла. Скорее, подумала, что мы переместились в другой мир. И сейчас им плетёт эту историю. Было бы неплохо. Не для неё, конечно, — для нас…

Ветра не было. Однако я жалел, что не взял с собой чего-нибудь потеплей. Не знал, что в лёгком спортивном костюме по утрам бывает зябко, да когда сидишь вот так на корточках и лишний раз шевельнуться боишься. Солнце припекало неохотно. И пока в воздухе преобладал холодный рассвет. Я ёжился, кутался чем мог, дыханием обогревал пальцы прилипшие к ледяному фартуку.

Жан повернулся. Сказал: 'Наконец, отпустили'.

До меня не сразу дошёл смысл сказанного. Поэтому минуту я смотрел на него с затаённой надеждой, рассчитывая на более подробные объяснения. Но Элькасан терпеливо ждал моего прозрения.

И дождался.

Я увидел…

Лена вышла из парадной и направилась…

Куда ей, собственно, направляться? Она оглядела двор. Двор совершенно незнакомый. К тому же, не московский, если верить Алексею. Рядом она увидела пожилую женщину, сметавшую пыль с тротуара.

— Простите, это Питер?

Женщина хмуро уставилась на Ленку:

— Нет. Ленинград! — чётко вслух произнесла она и добавила хмуро: — Ну, молодёжь! Чего только не вытворяют.

Рассмотрела Ленку внимательней. Заметила синяки, ссадины, растрёпанное личико.

— Это кто тебя так?.. Не эти ли, бравые ребятки?

Возле парадных ещё крутились омоновцы.

— Нет… Не подскажите мне, где ближайшая станция метро? — нашлась Лена.

— Э… Так милая иди прямо, вон до той арки, там выйдешь на проспехт. Потом налево повернёшь. Иди всё прям. Как дойдёшь до перекрёстка — там увидишь.

— Спасибо! — радостно поблагодарила девушка и быстрым шагом двинулась в направлении указанное женщиной.

Она боялась, что её окликнут, что бородатый мужлан продолжит: 'Елена Николаевна, постойте. Я кое-что забыл у вас спросить!'. Вот ещё. Видеть эти морды не хочу.

Она рассказала всё, что знала. Рассказала всё как есть. Её не били, не пытали, просто она устала от всего этого и хотелось поскорей высвободиться. После того как её сведения записали — к её удивлёнию — сразу отпустили. А она-то думала, что заберут — увезут на машине, посадят в камеру-клетку на голодный паёк и неопределённый срок, будут каждый день бить и измываться над ней. Чего только ей не пририсовывала фантазия о будущей судьбе. Просто махнули: 'Ладно с тебя' и открыли настежь двери квартиры.

'Блин, что же делать?! — внезапно опомнилась Лена на полпути к арке. — У меня же ни денег, ни позвонить! Сотовый остался в сумочке. А сумочка в кафе! По словам Жана её должны были подобрать агенты Шимерши и доставить в коттедж. А как же сейчас мне это всё получить? От бородатого-то не спросишь?.. Вот, блин, влипла!.. Так как же быть? Что же делать?'

Не успела она запаниковать, как в лице мирно идущего ей на встречу высокого человека узнала своего недавнего знакомого. А он-то что тут делает?

— Алексей? — удивлённо уставилась она.

Человек притормозил. Не менее удивлённо упёрся взглядом в неё.

— Что ты тут делаешь? — спохватилась она, оглянулась — у парадной спокойно, и тихо проговорила: — Тебя же…

— Простите, мы с вами знакомы?

— …ищут… — закончила она с разинутым ртом: — Ты чего?

— А? — молодой человек хотел было пройти мимо, чего там, обознались — с кем не бывает. Но: — Откуда вы знаете моё имя?

— Алексей, я не понимаю… Что ты говоришь?

— Вы, должно быть, обознались. Да, меня зовут Алексей, но я вас совершенно не знаю.

— Алексей Губанов?

— …Да, — выдавил он из себя не сразу, и осмотрел свою одежду — может где бейджик прикреплён: 'Алексей Губанов, компания Квадрант'. Однако, ничего подобного на себе не обнаружил.

— Ты куда идёшь? — спросила она удивлённо.

— А вам-то что? Я к своему другу, к Димону, иду, предположим. Может, вы и его знаете?

— Ты про него рассказывал, — согласилась она.

— Когда это я успел? — искренне не понимал Алексей Губанов.

— Этой ночью… — неуверенно проговорила Лена.

Она смотрела на него. Конечно же ОН! Алексей Губанов! Который её с Жаном таскал по древним мирам, знакомил с дикими варварами и рассказывал полукомичные истории о своих приключениях. И что же сейчас он отнекивается? Шутит? Да не похоже… Лена бы раскусила такую дурацкую и совершенно неуместную шутку. Не приснилось же ей только что всё произошедшее?

— Бред какой-то! — выругалась она, внезапно схватила человека за запастье и повела в сторону арки.

— Девушка, вы что себе позволяется? — испуганно опешил Алексей. — Я только что из метро.

— Вот ты меня и проводишь туда, и отвезёшь меня домой. Понятно?

— Нет, не понятно!

— Да тише ты! Тебя разыскивает милиция, ФСБ и ОМОН.

— Да за что? — удивлялся Алексей. — Я ничего не делал!

— Значит сделаешь… — загадочно проговорила Лена. — Кстати, меня зову Лена, если ты не забыл. Елена Николаевна Тиунова, к твоему сведению…

Девушка вела за собой парня. Парень не сопротивлялся. Его живо заинтересовала такая необычная ситуация — представлялась не более чем весёлой, доброй шуткой. Они начали увлечённо общаться. И вскоре скрылись за проёмом арки.

Мне было плохо видно отсюда — через занавесу зелени с крыши 12-тиэтажного дома сложно рассмотреть лица проходящих людей. Но Лену я сразу узнал по одежде и растрепанным каштановым волосам. А парня долго не мог рассмотреть, а когда интуитивно понял, кто бы это мог быть, Жан, так и не выглянув за парапет ни разу, подтвердил мою догадку:

— Да… Это ты.

По выдающемуся росту, по цвету волос, по стилю одежы и походке я узнал самого себя. Кто же ещё мог приперется ранним субботним утром в гости к Димону? Только я! Чтоб рассшатать этого лежебоку и отправить с ним в поход или в какое-нибудь другое увеселительное мероприятие.

— Космическая сила! Да как это возможно?!

'В будущем я встретил самого себя! Неужели, этот день настал? — спрашивал я себя. — И почему я, который здесь живёт, был удивлён появлению Лены? Словно впервый раз её видел? Чуть мимо не прошёл… Погодика, так ведь что же получается? В этом мире я её совершенно не знаю? Никогда раньше не встречал? Гуляю как и раньше гулял, по дворам шатаюсь, заядлый бабник… Как-то странно получается'.

— Почему во всех мирах я живу нормальной жизнью, и только мой мир был так круто изменён? В 2034 году я узнал о своей семье, о том что погибну в ядерном коллапсе. В этом мире я разгуливаюсь по городу, по древней шалопайской традиции. Без видимых изменений. В прочих мирах, я не наводил справок о себе, но ситуация там, мне подсказывает интуиция, аналогичная. Почему так? — спросил я вслух.

— Всё относительно, — меланхолично сказал Жан. Сказал же! А мог бы промолчать.

— Нет, так от меня ты не отделаешься!

— И что ты хочешь услышать от меня?

— Ну, вдруг ты в курсе… Я не знаю… Может, к этому тоже приложила руку Шимерши?

— Не может, а так и есть, — ответил он однозначно.

— Да ну! Я же ни о тебе, ни о Шимерши мог ничего не узнать. Это случайно вышло.

— Но всё же узнал… И спас меня.

— Это что же? Было предначертано судьбой? Да брось ты!.. Я в такие сказки не верю…

— Хорошо, — добродушно согласился Жан и тут же сообщил: — Вот ты мне рассказал про 34-ый год. И был один момент, который ты не смог объяснить. Который меня, в общем-то, заинтересовал. Тот самый момент, когда тебя спас Паут Воэ от неминуемого расстрела. Оставалась какая-то хрупкая секунда до смерти. Но тебя спасли. И спасли также случайно. Случайно заработал маяк-пеленгатор, который вдруг уловил сигнал твоего камтика, находящийся на непробиваемом расстоянии. И таким образом на тебя быстро вышли. Как же это объяснить?.. Вот и Паут не мог ничего объяснить… А я, пожалуй, смогу.

Я удивился. Он сможет объяснить этот загадочный случай, который я давно списал на офигительное везение?

— Ну, тогда объясни? — попросил его заинтригованно.

— Ничего загадочного здесь нет. Тебя спасла Шимерши. Я узнаю её стиль. Ты нужен был ей живым…

— Что-о?! — я не понимал значения слова 'стиль' в данном контексте. Я был потрясён такой новостью, лишённой всякой логики: — Какой смысл?! Чтобы я потом тебя вытащил из её логова? Так что ли… получается?

— Да, предположим. Для этого и наделила тебя возможностью перемещаться между мирами — я это давно уже понял. Никто… уж поверь мне, никто, не может без её ведома так запросто перемещаться сквозь миры.

— Ну а… Зачем это ей? — недоумевал я.

— Придёт время и ты сможешь спросить лично. Если хочешь узнать сейчас — пожалуйста, выходи, спускайся с крыши. Мне кажется, тебя отведут прямиком к Шимерши. И тогда уже тет-а-тет пообщаешься и сможешь расспросить.

— Нет уж, спасибо, — я вспомнил как мне недавно Жан рассказал в подробностях свою первую встречу с Вечной. Реакции у меня точно не хватит выхватить парализатор и выпустить заряд в Шимерши. А испытывать невыносимую мигрень мне как-то не хочется: — Я подожду.

'Почему Жан так уверен, что в мою судьбу вмешалась Шимерши. Кто она такая, чтобы вмешиваться в мою личную судьбу? И как здесь причастен проект Таавия? А Сифиль? Эринс? Эвиан? Бедный Эвиан, он же погиб ни за что! И в этом причастна Шимерши? И 2034-ый год тоже её проделка? И визит Паута Воэ в наш мир? Зачем?!.. Нет, здесь что-то не сходится. Жан может и прав, но не до конца. Не может Вечная всё и вся контролировать. Допустим, она контролирует переходы из миров — вот и прикрыла лазейку, чтоб я не прыгал. Вполне объяснимо. Это я допускаю. А как всё остальное может быть связанно, причастно?'.

И особенно было любопытно отметить, что Елена Николаевна повстречала меня.

'Значит, это не совпадение! — восхищённо думал я. — Девушка она по всем параметрам меня устраивает. У нас бы что-нибудь получилось. Обязательно бы получилось!.. И, скорей всего, так оно и будет. Вон как мы бойко сладили в первые минуты знакомства и двинулись к проспекту. Только как это укладывается в общую картину — не могу сообразить? Я же выбил Ленку из колеи её мира. Нет, сначала Жан… Потом уже вмешался я. Так, а Жан во всех мирах присутсвует или только в этом? А если только в этом?.. И я был выбит из колеи только своего мира и не тронут в других? Оба мы вибили Ленку! Но не во всех же мирах, только в этом… А это уже никак не укладывается… Или погоди-ка, быть может, Жан присутсвует во всех мирах… и я тоже… Тогда почему Я здешний не в курсе? Притворяюсь? Или я — это не я. Кто-то другой?… И как я мог повлиять на свою судьбу? Ведь двор выбирал я. И Ленку с будущим собой свёл я, пусть даже случайно… А если мы с Жаном во всех мирах существуем, то как происходит взаимодействия миров? Чёрт… Запутался. Миры должны уже рухнуть, разволиться на части — тут такой хаос внутри них устраивается, такая крутая неразбериха происходит. А им, типа, плевать. Стоят как и стояли…'

Я посторался упокоиться. Вышло это у меня не сразу. Однако, получилось. Я постарался забыть о такой путанице и Жана почём зря не тревожить — итак всё слышал. А раз ничего не прокомментировал, значит также не разобрался. Нужно воспринимать всё как есть и чужого не пририсовывать, раз не знаешь.

Я мысленно напутствовал давно ушедшим будущим супругам: милой девушке Ленке и самому себе — счастья и радости: 'Совет вам, да любовь, дети мои. Живите в любви и согласии, как минимум до 33 года. А там чего-нибудь сообразим… И, да! Не забудьте первенца своего, который родится у вас через год, назвать Владиславом. Очень хорошее имя! Имейте это ввиду'.

Жан вскоре сообщил хорошую новость:

— Они расходятся…

Глава 17

Лес рубят — щепки летят.

Шумиха стояла небывалая. Лезут, прут, налегают, пробиваются к кассам. Иной раз с кулаками, а кто-то и норовит выдернуть из кобуры оружие. Менты еле сдерживают толпу: 'Да, не паникуйте вы! Успокойтейсь! Всем хватит билетов…', 'Да куда ты прёшь! Ну, пошёл отсюда!.. Кому сказал, не лезь! Вот, упрямый', 'А ну, всем смирно стоять, нето кассы сейчас закроем!'.

Мат, ругань, детский плачь — заполонили всё помещение. Протиснуться внутрь было трудновато.

Такую картину застал Яков в скромном вестибюле автовокзала Горно-Алтайска, маленького города, затерянного в предножьях Алтайских гор.

— Яков Игнатьевич, здесь нечего ловить. Давайте я отвезу вас до Барнаула. Не упрямьтесь, — следом шёл и уговаривал Дёмин.

Кто-то услышал его, из толпы выглянул лысый дядька:

— Барнаул? Вы сказали Барнаул?.. Я с вами. Я много заплачу.

— Отстаньте, я не к вам обращаюсь.

— Вот здесь мы и расстанемся, — теребил своё Яков Игнатьевич. — Никуда я с вами не поеду.

— Я поеду! Возьми меня вместо него! — радосто завопил дядька.

— И я.

— Я тоже с вами!

— А я помещусь?.. Куда едем-то? — подхватили из толпы.

— До Бийска хоть добросте…

— Да отвяньте вы все! Нет мест. Только для профессора, — отрезал Иван Дёмин, — Яков Игнатьевич, вы куда? Да не смешите народ. До Барнаула я вас подвезу, а там меня хоть проклинайте, хоть бейте и рвите на части.

— Так если он не хочет, чего ж человека заставлять… А я был первым на его место! Возьми меня, а? — не уминался лысый дяденька и втискивался промеж профессора и Дёмина.

Дёмин рассверепел и хотел вдарить в глаз, но тот, заметив недоброе, юркнул в толпу и прикрылся копошащей очередью.

Если выйти из автовокзала, то первое что брасается в глаза — это серый блестящий предмет зависший в воздухе, практически над городом (но на самом деле на значительном удалении от него) и пылевое облако на весь горизонт. Разрушения причиненные землятресением: поваленные рекламные билборды, разбитые витрины, трещины на стенах, отпавшие кирпичи и черепица на тротуарах — тоже бросаются в глаза, но внеземной летательный аппарат гиганских размеров бросается чётче.

Удаление до него составляет не меньше ста километров, но ввиду чудовищных размеров и неслыханности происходящего, неопознанный объект сеял панику и хаос среди горожан. Люди бежали от неизвестности и неопределённости. Кто на машинах, кто на трактарах, кто на мотоциклах, велосипедах, кто как мог — хоть пешком.

Город стоял на голове. Город пробудился.

Ещё раньше, во время землятресения — всех беспокойно тряхануло и высыпало на улицы. В страхе люди носились меж домов. А когда показались первые признаки приблежающего ЧТО-ТО, все словно разум потеряли, молча смотрели вдаль, вглядывались, протирали глаза, очки. Не могли понять, что происходит и сомневались может ли это происходить на самом деле. Когда поняли, что это не обман зрения, не уникальное природное явление, предоставленное Алтаю в виде эксклюзива, и не ядерный взрыв (как смели предположить некоторые), а нечто невиданное, неслыханное, и по мнению многих опасное, таящее в себе смерть и разрушения, в панике ломанулись толпами из города в более безопасные и далёкие места.

Над городом кружили военные вертолёты. Над и вблизи объекта, по всей видимости, тоже кружили вертолёты и самолёты — их просто не видно. В город неспеша въезжала военная техника. Шли солдаты Катуньского дивизионна. Пробовали навести порядок, ораганизацию, спокойную эвакуацию граждан. Пока им это удавалось с переменным успехом.

Яков Игнатьевич мешкался. На автобусе ехать — гиблое дело: ни билетов, ни автобусов и полный двор желающих. Садиться в машину к Дёмину, к этому полупсиху больному, желания не было. Однако, больше вариантов нет — нужно соглашаться, иначе займут место.

Разум возобладал. Он согласился.

— Как рад, хоть и с опазданием, вы к нам явились!

Лётчик стоял возле ангара. В руке держал каску. На правом плече красавалась эмблема ВВС Российской Федерации. Пожал нам руки.

— Это мой коллега, Семён, — отметил он. — А меня зовут Игорь.

Семён, стоявший позади, браво улыбнулся.

— А вы, как понимаю, по поручению Министерства оброны?

— Министра обороны, — поправил Жан.

— Ах, да. Самого Министра обороны! — согласился лётчик. — Мне отдали срочный приказ доставить вас в Алтай немедленно. Что за дело такое незамедлительное? Слышал, там шумиха какая-то поднялась на Алтае? Что же происходит, вы часом не знаете?

— Дело строго закречено. Имеет первостепенное значение. Речь идёт о спасении нации, — с серьёзным видом сказал Жан. Лётчики побледнели.

— Ну, тогда не будет терять ни секунды. Пойдёмте, я покажу вам наше свехзвуковое воздушное такси.

Зашли в ангар. В ангаре было темно, пыльно, но мне удалось разглядеть чёрый, гладкообтекаемый физюляж самолёта.

— МиГ-37Д. Последняя модель. Сверхзвуковой истребитель с изменяемой геометрией крыла, — прокомментировал лётчик. — Пока ещё засекреченная модель. Уникальная особенность — на высоте может разгоняться до трёх с половиной тысяч километров в час. Так что мы живо доберёмся до Алтая, буквально за один час.

Потом добавил:

— Но учитывая то, что он двухместный, а не трёхместный, то нам придётся лететь на двух истребителях одновременно. Ведь правильно ли я понимаю, что без пилотов вы не сможете взлететь?

Я кивнул. Действительно, навыков полёта на МиГах у меня нет. Вот если бы был камис или какой-нибудь космический планер — тогда да. Этими штуками нынче я управлять умею. Как-никак бомбардир астероидов перед вами! Но боюсь, таких машин ещё не изобрели. Отстаёт научно-технический прогресс. Тысячу лет ждать придётся.

Я не стал хвастаться, что умею управлять космическим планером. Для них это всё одно что, я умею управлять неопознанной летающей тарелкой, только дайте мне её. Нет. Такое произносить вслух нельзя. Хвастаться — дело опасное. И я смолчал.

Лётчик Игорь достаточно быстро нас разбил на машины — я летел с Семёном, Жан с Игорем — и строго проинструктировал:

— Вы будете сидеть на месте навигатора. Ничего не трогайте на приборной панели. Даже если чего-нибудь соблазнительно загорится огоньками — не прикасайтесь! Вам понятно? Ничего не трогать — просто запомните!.. Так… Вот вам каски. Надевайте. Я сейчас расскажу как они работают. Конечно бы костюм вам подогнать нормальный… — он презрительно посмотрел на мой спортивный костюм — и чем он ему не понравился? Отмахнулся: — Да времени жалко терять.

Через пять минут мы уже разгонялись. Шумели турбины. Резкий толчок — меня впечатало в кресло. Отрыв. Взлетели. Под нами, набирая скорость, проносились дома, леса, озерки, поляны — углядеть было сложно. Маленькое Пулково осталось позади. Резко набираем высоту. Крен такой крутой, что вижу одно небо. Очень скоро мы перелезли через облака и летели где-то в верхних слоях тропосферы. Превысили порог звука. Звуки разом исчезли. Шум обрубился. Только что свирепо свистело в ушах. Теперь стало тихо.

Я мог общаться с пилотами и с Жаном — работало переговорное устройство в каске. Но куда интересней было смотреть на землю из кабины. Вид завораживающий. Красиво парим!

'Когда ещё ты полетаешь на истребителе? — спрашивая я себя. — Наверное, никогда. Не каждый день Министр обороны разрешает использовать сверхзвуковые истрибители для срочного перелёта и не каждый день военные лётчики работают частным извозом. Так что надо наслаждаться таким уникальным моментом'.

Пилоты общались на незнакомом мне языке — произносили один за другим неизвестные термины. Только знакомое: 'идём прямым курсом' я ухватил из их речи. И больше не вслушивался в переговоры. Просто сидел и наблюдал.

Однако меня сморило.

Я очнулся.

'Тфу ты, блин! Ночь не спал. Сказалось. Это ж надо заснуть в кабине истребителя. Так всё самое интересное пропустишь, — корил я себя. — Почти всю страну проспал'…

Посматривая на часы, я спросил своего пилота — скоро ли. Он ответил, что уже подлетаем.

'И что намерен делать Жан на Алтае?' — подумал я.

— Это ещё что?! — вдруг прокричал в микрофон Игорь.

Я перепугался. Подумал, что пилот заметил, как я прикоснулся к верхней панели, потягивая руки. Резко одёрнулся. Но потом увидел, что стало причиной такого эмоционального всплеска. Всмотрелся.

Далеко впереди высился огромный серый предмет, который ну ни как не ложится в обычную картину реального мира. Одно время мне казалось, что у меня глюк. Привиделось. Я тщетно протирал глаза. Вдруг вспомнил, что это и есть Джерр! Ну, конечно, это Джерр! Но что, чёрт возьми, он делает?

Судя по густым тучам дыма и раскуроченной земле, я предполагал самое страшное — Джерр либо рухнул, либо, свихнувшись, начал крушить планету. И очень не скоро до меня дошло — он просто находился в земле. Всё это время был разыт в земле. Но как?!

Сколько лет он должен был тихо пролежать под землёй, в ожидании когда появиться Элькасан? Сотни, тысячи лет? Вот что имел ввиду Жан, когда говорил 'пробуждение Джерра'. Да! Реально 'неординарное событие'.

По мере приблежения — а приблежались мы к Джерру, не смотря на сверхзвуковую скорость, медленно, пилоты всё больше суетились и паниковали. Жан настойчиво требовал подлетать к этому большому, как показалось бы многим, внеземного происхождения объекту. Однако, пилоты трусили. Они предлагали развернуть самолёты и уйти по добру по здорову. Они не хотели опускаться. Они боялись опускаться. Особенно Игорь:

— Вашу мать, я не подписывался на такое!

— Не ссы! — я подбадривал его. — Он же не двигается. Так что смелей! Крепче держи штурвал.

Корабль был огромен. А приблежаясь к нему — он становился невероятно огромным. Этим он пугал и тревожил всех. Даже чуточку меня, в общем-то, привыкшим к таким гигантам.

Мы сделали первый облёт. Вокруг шныряли другие истребители и вертолёты. На фоне Джерра они выглядели назойливыми мошками и комариками, которых не так легко ещё и разглядеть. Они не стреляли, не атакавали корабль (да уж, попробуй такого атаковать! — ещё неизвестно как ответит), не проявляли никакой агрессии. Просто кружились, исследовали, вынюхивали. Ну, точно мухи!

На облёт ушло больше десяти минут.

Жан предложил приблизиться к верхней, ровной части корабля.

— Вы что, рехнулись?! Я не буду садиться на эту… хрень! — напрочь отказывался пилот Игорь.

— Да не садиться, а только приблизиться.

— Зачем?! — недоумевал пилот.

— Так надо! — потребовал Жан таким тоном, словно от этого действительно зависит судьба нации.

Пилот препираться не стал и сделал то, что он него просили.

Я увидел, как их истрибитель двинулся в направлении ровной поверхности верха Джерра, выпуская две белые струи из турбин. Следом выдвинулись мы. И постепенно настигали ведущий истребитель.

Неожиданно двигатели впередиидущего МиГа заглохли. Турбины перестали выпускать снопы огня. А через секунду внезапно отключились и наши двигатели. Всё лампочки, огоньки, светоиды в кабине разом погасли. Всё электроника словно умерла.

— Что происходит?! — кричал Игорь.

— Двигатели отказали! — обеспокоенно отвечал Семён.

— Какого!…

Не в шутку начал волноваться и я. Самолёты плавно пикировали на крышу Джерра. Ещё несколько секунд и мы разобъёмся.

Только спокойный баритонный голос Жана дал пояснения:

— Это антиэлектронное поле. Всю электронику отключает. Не беспокойтесь. Джерр нас ведёт. Мы сейчас аккуратно приземлимся. Можете отпустить штурвалы, они всё равно отключены.

— Да что происходит? Что ещё за Джерр такой? — не выдерживали нервы у главного пилота.

— Скоро узнаешь, — очень тихо ответил Жан.

Элькасан был прав. Каким-то дополнительным силовым полем Джерра самолёты были подведены к поверхности, где они и застыли в воздухе на некоторое время. Открылся гиганский люк. И через мгновение истребители, не по собственному желанию, влетели внутрь и мягко опустились на гладкую поверхность вблизи друг друга. Люк закрылся.

Помещение было большим и выглядело слегка устрашающе. Для тех кто никогда не видел технику будущего и не был в ангарах для космических модулей — данное помещение покажется ещё как устрашающим.

Первым вылез Игорь. Он непонимающе осматривал местность и по лицу его было не трудно прочитать немой вопрос: 'И где мы?'. За ним незамедлительно последовал Семён. Только потом, без должного опыта и сноровки, нелепо вылезли мы с Жаном.

Приглушённое синеватое освещение непонятно откуда. В общем-то от стен. Это я знаю. Но для пилотов освещение — остаётся загадкой. В отдалении несколько уровней с металлическими площадками. Все стены выкрашены в синий цвет с белыми линиями. Стоят два спускаемых модуля. На фоне истрибителей — они тоже гиганты и форма их землянину далеко не привычна.

— Вот я и дома, — ностальгично сказал Жан.

— Где мы? — требовал объяснений Игорь.

Жан промолчал.

— Уважаемые гости, — к нам сзади подошла девушка с очаровательной улыбкой, — не беспокойтесь. Вы находитесь на первом имперском корабле. Здесь безопасно.

'Откуда она взялась? — удивился я, никак не ожидавший здесь кого-нибудь увидеть. — И кто она такая?'.

Она красива: чёрные волосы, белокурое личико, мраморные глаза, игривые ресницы — девушка с обложки. И, пожалуй, я даже знаю с какой именно… Она была одета по необыкновению просто: белое платье, широкий пояс с чёрно-жёлтой имперской символикой, элегантные сапожки. И сама одна дивается элегантно и уверенно.

— Здравствуйте, Император Элькасан, — приветствовала девушка Жана. — Меня зовут Руфи. Я — агент Джерра. Временно являюсь исполняющим командование корабля.

— Очень приятно, Руфи. Ты здесь одна? — поинтересовался Жан.

Девушка кивнула. Она протянула руку и передала Элькасану микроскопический предмет, похожий на камтик. Прокомментировала:

— Это связь с Джерром. На время. Утерянную органическую связь восстановим в ближашее время.

Элькасан понимающе кивнул, взял мелкий предмет, уложил на мизинец и аккуратно засунул в ухо. Удовлетворённо отметил:

— Хорошо, Руфи. Ты отлично справилась с заданием!.. У меня небольшая просьба. Проводи моих гостей… э-э… в гостиную. Угости чаем. Накорми, если пожелают. Они, возможно, устали с дороги. Летели из самого Питера. Я со своим другом, Алексеем, отправлюсь в командный центр.

'Хмм. Интересно, сколько девушке лет? И как она тут провела время на корабле (с самого рождения, небось), да ещё в запрятанном под землей?' — подумал я.

Девушка Руфи взяла под руки пилотов, которые произносили только: 'А-а' и 'Э-э' (вслух ничего не могли произнести, даже сопротивляться не могли — в таком шоковом состоянии пребывали) и увела их куда-то в сторону.

Вскоре я познакомился с таким видом передвижения как капсулы, дорожками которых Джерр пронизан всюду. Капсулы помогают быстро перемещаться из одной части коробля в другую. Своя транспортная система! На одной из таких капсул мы переместились в командный центр. А фактически в маленькую, тесную командирскую рубку, в которой чувствуешь себя как в квартире-хрущовке. Прямо как моя питерская квартира, вспомнил я.

— Мы взлетаем? — спросил я Жана, почувствовав лёгкую вибрацию.

— Верно.

— И куда полетим?

— Сначала выйдем на орбиту. Это займёт несколько минут. Очень резко взлетать не стоит — вызовим волну землетрясений. Города порушим. Поэтому движемся медленно и плавно… Затем, когда выйдем на орбиту, двинемся чуть дальше Солнечной системы, чтобы разогнаться до сверхскорости.

— А Шимерши нас не перехватит? — поинтересовался я.

— Если бы хотела перехватить, уже б перехватила.

Это верно. Меня поражает тот факт, что Шимерши удивительным образом от нас отстала. Выкинутый фокус с исчезновением там на крыше, прошёл удачно. Омоновцы, как идиоты, шарили весь дом, крышу, а нас не заметили, не нашли, решили, что мы свалили раньше. И неужели на это купились? Поверить трудно. Либо Шимерши просчиталась. Либо делает вид, что купилась. А сама выжидает… Но чего?

'Хотел бы я знать, что задумала Вечная. — думал я. — Шутки с ней опасны. Она никого не пощадит и не пожалеет, если рассердится. Человечество доигралось. И мы, глядишь, тоже так вот… доиграемся'.

Мне стало по настоящему страшно. О чём я только думал?! Вот наивный простофиля, думал, что прыгну в другой мир, когда всё пойдёт худо — это ж у меня выходила за раз. Плёвое дело! Так что риск оправдан. А теперь Вечная обрезала мне ниточку — связь с родным домом. Это оказалось в её возможностях. И всё! Попался я! Теперь только Элькасан может мне помочь.

— Постой-ка. На орбиту выходим? — спросил я, вспомнив о лётчиках-таксисов. — А как же наши пилоты? Что с ними? Их же нужно на землю вернуть. А самолёты?

— Не беспокойся о них. Своё дело они выполнили. Их судьба проста — они мне больше не нужны, — сказал Элькасан спокойно.

— Что значит 'не нужны'?

— Ну, значит, нет пилотов — нет проблем.

— Ты их?.. — не поверил я.

— Я миллиард жизней угробил, помнишь? Парой жизней больше, парой меньше — не изменит общий итог, — сообщил Элькасан.

В рубку зашла Руфи. Я ещё наивно надеялся, что за ней следом зайдут Игорь с Семёном. Но кроме неё никто больше не зашёл.

— Это же люди! Они нам помогли! — возражал я.

— Я лишён всех чувств, — напомнил Элькасан.

'Вот так зверь… — по мне пробежалась неприятная дрожь. — Никого не щадит! И ведь Ленку он бросил в квартире. Даже не подумал её с собой брать… А меня-то он почему за собой тащит? Давно бы бросил, сдал бы омоновцам или при встрече с агентами Джерра от меня бы избавился. Я ведь ему тоже не нужен. Перетаскивать через миры уже не могу. Спасать из логова Шимерши не нужно… Зачем я ему?' — спрашивал я себя и, вспомнив, что он может прослушивать мои мысли, мигом побледнел.

Я посмотрел на Жана. Он спокоен и улыбчив, не от приветливости, а он удовольствия общения с кораблём. Нет, он теперь не Жан. Он — Элькасан! Воин сознания. Самый жестокий и самый человечный — как ни парадоксально — воин.

— Не грузись, — добродушно порекомендовал Элькасан. — Да не убил я их! Зачем мне это. Они уже на земле. Их Руфи только что перевела через портал. Если бы я ничего и никого не жалел — я бы не стал аккуратно выводить корабль на орбиту. Разом бы взлетел. И не важно, что несколько больших городов снесу в хлам. Безчувственный, эгоистичный — ещё не значит, что жестокий и беспощадный. Нет. Это тоже чувства, правда отрицательные. Их у меня нет. А значит ко всем людям я отношусь нейтрально.

— И ко мне?

— Да. К тебе нейтрален.

— Так зачем я нужен тебе? — спросил я прямо.

— Ты скоро сам узнаешь, — пообещал он.

— Хватит! — резко сказал я. — Не люблю я такие обещания.

— Тогда и не спрашивай. Я сам не уверен. Интуиция подсказывает, что так надо. Надеюсь, ты всё поймёшь…

Я помолчал немного. Затем спросил:

— Как мы переместимся в будущее? Корабль умеет перемещаться во времени, да? Это технология Вечных?

— Не совсем технология Вечных. Это скорее своя разработка. Джерр разработал. Но боюсь, тебе не понравиться его метод…

— А что? Что такого? — спросил я.

— Чтобы переместиться в будущее, в моё будущее… Нам придётся умереть…

Москва. Срочное совещание в генеральном штабе. Строгая обстановка. Накалённая атмосфера. За овальным столом сидят высшие чины власти. Среди них: генералы армии, штабов, видные министры, учёный совет по паранормальным явлениям для консультаций и сам Министр обороны во главе стола.

Один из генералов докладывал:

— …Объект занимал территорию всего хребта Калтарак. Два населённых пункта оказались на его территории… К счастью один из них был заброшен, никто там не жил. Про второй не знаем. Наводим справки. По словам, очевидцев там жило несколько семей пенсионеров, то ли 7, то ли 10 человек. Про туристов нам мало известно. Скорей всего на хребте их не было вообще: раннее утро, не популярная территория — все туристы преподчитают Катуньский хребет и саму реку Катунь. Про группу учёного Якова Галицкого, ведущего археологические раскопки, нам стало недавно изветно. С нами на связь вышел Иван Дёмин, сообщил что все живы, здоровы, вовремя эвакуировались из опасной территории. Сейчас подъезжают к Барнаулу. Есть предположение от некоторых экспертов, что раскопки археологической группы привели к случайной активации неопознаного объекта, зарытого в земле, по словам гелогов, не менее миллиона лет назад. Этот вариант пока остаётся основым.

Министр внимательно слушал. Археологические раскопки — это стандартное прикрытые таких раскопок для населения. На самом деле там проводились не археологические раскопки — Министр это прекрасно знал, проводились куда более интересные раскопки, начавшиеся, к сожалению, без ведома министерства обороны. И совершенно случайно раскопки совпали с пробуждением космического корабля. Не успел помочь даже Дёмин, посланный туда для наблюдений. Хотя, почему не успел? Всех во время эвакуировал — тоже неплохо.

Генерал продолжал:

— …Объект поднялся в небо примерно на полтора километра в 5-20 по московскому времени. Сразу начал сброс земных масс со своей поверхности — при помощи вибрации и каких-то дополнительных средств, заснятыми первыми прибывшими к месту происшествия. Этими действиями поднял громадное пылевое облако, которое долгое время скрывало объект из виду. К 9-40 объект прекратил сброс, очистив свои верхние части от земли и песка. К настоящему времени пылевое облако постепенно оседает. На полную расчистку атмосферы от пыли потребуется несколько часов.

В ближайшем крупном насёленном пункте Горно-Алтайске на данный момент проходит эвакуация мирных граждан. К этому часу эвакуировано больше половины жителей. Там создан экстренный военный штаб. Всего в операции задействовано более двух десятков истрибителей МиГ-29 и МиГ-31, также совершают постоянный патруль восемь Су-27, направленных с ближайших военных баз. Более ста вертолётов разных модификаций и комплектаций находятся на постоянном боевом дежурстве в непосредственной близости от объекта. Мы пытаемся создать кольцо оцепления. Однако в силу огромных размеров объекта, сделать непрерывное кольцо не получается. Несколько телевизионных групп пробралось на территорию и теперь вещают в прямом эфире. Что вы и видете за моей спиной…

За спиной докладывающего были установлено несколько мониторов разных телевизионных каналов с выключенным звуком. На каждом мониторе примерно одинаковая картинка: зависший в воздухе летающий объект, который не умещается в пространство экрана — только небольшая часть, и сбоку вспотевший корреспондент, возбуждённый от такой внезапной грандиозной сенсации, вещающий без умолку и размахивающий руками в сторону объекта.

— Господа, извините что прерываю, срочная информация! — в кабинет ворвался военный с беспокойно-потрёпанным видом. — Два истрибителя, направленные из Санкт-Петербурга к объекту по поручению Министра обороны пять минут назад пропали. Связь с ними превралась внезапно. Свазаться никак не удаётся. Последне что мы заметили — они двигались к объекту на высоте менее километра от его верхней поверхности.

В зале зашумели. Кто-то высказал вслух: 'Объект проявил агрессию' и все его подхватили, начали высказываться вслух полушёпотом, шётопом: 'Нас атакуют', 'Это военный объект', 'Они хотят уничтожить человечество. Их цель — уничтожить всех нас', 'Это адская машина!', 'Да они нас раздавят', 'Ядерный удар! Нужно срочно ударить первым!'.

— Прекратить панику! — из-за стола поднялся Министр обороны. — Всё под контролем. Эта группа по контактам. Они налаживают связь с объектом…

— Эй! Смотрите! Что он делает?! — закричал один, всматриваясь в ближайший экран монитора.

Все бросили взгляды на мониторы. Некоторые, кто дальше сидел, поднялись из-за стола. Кто-то выскочил посмотреть поближе.

— Включите звук! Быстрее включите звук! Там что-то происходит.

Тот, у кого были пульты, суетливо начала теребить их, нажимая на все кнопки. Вскоре звук появился на одном канале. На картинках разных каналов было отчётливо видно как застывший всё это время в небе корабль начал двигаться. Корреспондент, опасливо озираясь, нервно комментировал в микрофон:

— …Уважаемые зрители, только что объект начал двигаться. Слышите, он включил двигатели. Такой постоянный фоновый шум. Здесь поднялся сильный ветер. Я чувствую как дрожит земля. Я не могу определить куда он движется. Куда он намеревается лететь?.. Судя по всему, он движется вверх, поднимается выше. Да, это так! Вы видете, он двигается вверх. Боже, как дрожит земля! Я с трудом держусь на ногах. Камера, к счастью, закреплена на штативе. Да ещё ветер усиливается…

В экране загудело, завыло, словно началась буря, ближайшие деревья затрясло, камеру подтряхивало, корреспондент с диким от испуга и волнения лицом трясся и время от времени пропадал из поля видимости. Большой тёмный объек-силуэт, который давал немыслимую тень поднимался выше и выше, давая крутой крен.

— Я… кое-как держусь… Объект явно поднимается. Вот он уже в верхних слоях атмосферы. Вы видете как разгорается его нос, идёт дым — он, по всей видимости, проходит через азоновый слой…

— Он улетает? — удивлённо спросил вбежавший военный.

— Похоже… — ответили ему из толпы.

— А… как же наши истрибители? — задал он немой вопрос залу.

Глава 18

Запищала сигналка.

Ух, как противно. Уши режет.

'Но ничего, привыкать надо. Нече дрыхнуть до обеда. Вставай. Подъём!' — командовал себе Элькасан.

Как только он открыл глаза, в каюте загорелись огоньки. Свет постепенно разогревался, рассеивая тьму тёплыми лучами. Заработали кондиционеры. Подуло прохладой. Свежо! Приятно.

— Время?

— 6-17 по корабельному, — ответил Джерр.

— Почему так рано? — поинтересовался он.

— Прибыли к звезде раньше времени. Ты просил не терять времени и идти на максимуме. Вот мы и на месте.

— Ах, ну да! Здорово!.. — похвалил Элькасан. — А я-то думал только к девяти подрулим. Какая планета, напомни?

— Аремир. Королевство Аремир.

— Королевство! — усмехнулся он. — И в нашем-то веке ещё остались королевства?

В 43 веке действительно королевств осталось мало. По Федерации прошлась вторая волна революций. Королей свергали, упраздняли, казнили, только не как в древности отрубали им головы — а просто низлагали, вышвыривали из собственных дворцов, или того хуже — расстреливали в потаённых местах, а королевства превращали в независимые республики.

— Какой год?

— 4287.

— Ух… Сто с лишним минуло. Как много!

Элькасан не спеша оделся. Прошёл в командную рубку, что размещалась недалеко от его спальни. Принялся изучать обстановку. Всё его рабочее пространство ограничивалось маленьким участком в 200 метров квадратных в носовой части корабля.

Отлично! Его не засекли. Даже удивительно. Обычно когда он входит в звёздную систему — уже на подходе его поджидают и обстреливают корабль из всех орудий. На этот раз местные системы безопасности себя дискредитировали, если вообще у Аремира есть система безопасности. Похоже, здесь вражеского удара никто не ожидает. Наивные люди!

Элькасан бегло проглядел сведения: 53 миллиона жителей — 16 крупных городов; одна биокультивированная планета, две планеты-приоры; 70 % процентов померян, 30 % альверцев — почему так мало? Вытесняют, что ли? Ни спецов, ни одного ультра на планете — не любят, видимо, их здесь. А кто их теперь любит. Действующий правитель — Его Величество, король Тедре Аремир… Так. Что с оборонкой? Ага! 126 боевых кораблей класса Йет и 16 тысяч военных. Слабовато! Ага, вот ещё. 4 наземные гиперпушки. Отмечены как секретные. Да уж 'секретные', если Джерр взломал их систему за 2 минуты. Никчёмное шифрование. Но уже что-то! Всё-таки не так беззащитны, как кажутся.

Скрытно приближаясь к планете, он вышел на контакт с первым патрульным кораблём, стоявшем на боевом дежурстве в ближайшей зоне. А как без контакта? Он же с деловым предложением сюда прибыл.

— Здравствуйте достопочтенный капитан патрульного крейсера, вас приветствует Элькасан.

Он ожидал такой реакции. Капитан патрульного корабля вздрогнул и слегка побледнел от произнесённого имени. Имя это уже знали всюду. Никто иной как Элькасан уничтожил пять биокультивированных планет с миллионными населениями. Пять государств были начисто стёрты с лица Вселенной. Это имя боялись и чурались как от зова сатаны. И судя по реакции, совершенно не ожидали его услышать здесь.

В ответ его не поприветствовали. Хмуро осмотрели. Элькасан встал ближе к проектору, чтобы его голограмма передалась чётче. Чтобы капитан удостоверился.

— Будьте любезны, соедините меня с Его Величеством, Тедре Аремиром, если это в ваших полномочиях. У меня важная информация для него, — смело заявил Элькасан.

Капитан побагровел:

— Да как вы смеете здесь появляться! Я не общаюсь с преступниками.

Капитан резко отпрянул назад и отключился. Голограмма погасла. Сигнал пропал. Более того теперь заблокирован доступ. Никакая радиопортация больше невозможна.

А что ожидал он от первого контакта, что ему сразу улыбнутся в ответ и льстиво произнесут: 'О, здравствуйте, уважаемый Элькасан. Как хорошо, что вы залетели нашу систему! Не соблаговолите ли посетить нашу прекрасную планету, пройти во дворец короля, мило поболтать с министрами, отведать чаю, остаться на ночь, отдохнуть. Ведь перелёт, наверное, был утомительным? Если же что-то вас не устроит, то вы вправе сжечь нашу планету к такой-то матери…'

Конечно, он этого не ожидал. Но он рассчитывал, что его как минимум выслушают. А его, видите ли, слушать не хотят и видеть не желают! Не сильно-то его тут боятся.

— Джерр, следи за движением.

Хотя просить не стоило. Джерр сам всё понял и давно взял ситуацию под личный контроль.

Элькасан помнил, что за его голову Федерация назначила круглую сумму — свыше 6 миллионов фаллей. Подумать только, за прошедший век, эта сумма нисколько не изменилась! Федерация на грани распада, а вознаграждение за поимку личного врага не изменяет. И это только из-за одной планеты, что была в составе Федерации. Вот надо было раз нарваться на федеральные войска — чтобы тебя потом всю жизнь стали преследовать. И зачем он полез в Федерацию тогда? Жёг бы себе пиратские островки разврата, никто бы не дёргался. А теперь же он — личный враг Федерации. Оступился. Клеймо себя повесил.

Сейчас вот стой и гадай, не станет ли капитан его сдавать федеральным войскам и когда те прибудут?

Он знал, что королевство Аремир не входит в состав Федерации. Давным-давно входило как-то. Теперь же это независимое королевство. Более того — под протекторатом Адрии. А та, как известно, не в ладах с Федерацией. На это он и рассчитывал, когда летел сюда. Его не станут сдавать! Зачем? Себе выйдет дороже. У Элькасан есть сверхоружие — уничтожитель планет. А с этим шутки плохи.

Но глупый и дерзкий капитан способен и на такое безумие — поставить под удар родную планету. Может, он не понимает всей серьёзности ситуации. Или счёл Элькасана за самозванца. Кто знает, сколько таких 'Элькасанов' сейчас бороздит просторы Вселенной? — одним его именем можно напугать большое торговое судно или целую мирную планету — и стребовать денег… за спокойствие. Найдутся и те, кто даст денег, не проверяя. В перепуганном, в шоковом состоянии с людей можно брать, что хочешь.

Не удачно всё повернулось. Ох, как не хочется уничтожать планету из-за грубого просчёта. Не зачем брать на себя ещё 53 миллиона жизней. А если нападут внезапно? Как выкручиваться?

Вот что беспокоило сейчас Элькасана, так это внезапный удар по кораблю. Неизвестно ещё какие новые военные технологии изобрели за минувшее столетие. Вся его система обороны и защиты давно устарели — им возраст — века, хоть и приобретены не более года назад. Всё его оружие, боевые планеры, ударные группы, коих насчитывается свыше десятка тысяч во всём корабле — безнадёжно устаревают за время короткого странствия от одной звезды к другой. А современные системы тактического нападения, может быть, теперь настолько стремительны и хороши, что вмиг способны наносить разящие, смертельные удары. Или же могут незаметно пробраться — ни одни радиолокатор не выдаст — и вдарить!

С маху — это неприятно. Это может оказаться смертельно опасно… Да, отстаёт Элькасан в военной технологии. Сильно отстаёт!

Всё устаревает мгновенно.

Только не оружие Вечных!

Впрочем, кто знает, может и от оружия Вечных теперь найдено спасение. Когда-нибудь загадку Вечных должны разгадать!

Но не наступило это время. Ещё нет. Ещё можно потрясти грозно боками, увешанными грозными орудиями Вечных, постращать народ, чтобы не лезли на рожон. Информация, перехваченная и переработанная Джероом из открытых источников, подтверждает, что загадка до сих пор не раскрыта и спасения от оружия Вечных как не было, так и нет.

Это значит, какой бы стремительной атака не была — он успеет пальнуть по планете. А одного раза вполне достаточно, чтобы обречь всё королевство на верную погибель. К тому же есть шар Роэна, который при любых повреждениях Джерра, сможет спасти своего хозяина.

— Пульт-орудие, — приказал Элькасан.

Перед ним на расстоянии вытянутой руки прямо в воздухе появилось прозрачная прямоугольная панель с несколькими кнопками по бокам и одной большой посередине. Осталось только дотронуться… и планеты не станет. Боковыми регуляторами можно управлять силой удара. Можно, к примеру, только вскипятить океаны. Хотя для такой планеты, с огромным внутренним энергетическим жаром, это будет фатально. А можно и со всего маху — на полную мощность вдарить, что, по идее, должно привести к неминуемому взрыву планеты. Ядро не выдержит такой импульсной силы, давление резко подскочит, планета затрещит и вскоре разрушится, выплёскивая магму в открытый космос.

Но не спешил Элькасан протягивать руку. Уничтожить мир он всегда успеет.

Шли томительные минуты ожидания. Атаки не было — ни с тыльной стороны, ни со стороны планеты. Никто не спешил лезть в драку. Хотя и было заметно, что оборона планеты активировалась: устрашающе загудели секретные гиперпушки, раскрываясь как тюльпаны, берут цель, на орбите сосредоточились военные корабли, уплотнились потоки радиошифровок. Джерр смог расшифровать лишь некоторые из них — но те оказались ни о чём: 'Ничего не предпринимать. Цели не брать. Ждать приказа командования'. Наверное, деза.

Вдруг поступил адресный радиосигнал — вызов центрального штаба на переговоры.

— Принимай! — скомандовал Жан.

Есть! В командирской рубке в центре комнаты появилось изображение человека, с виду лет 40–50. Померянин — безошибочно определил Элькасан. Не потому что тот носил короткую бороду, а интуиция так подсказывала. Ещё она подсказывала, что человек этот не настроен воинственно по отношению к элькасану. Вполне добродушен к неожиданному гостю.

— Здравствуйте, Элькасан, — поприветствовал незнакомец — первый кто, его приветствует, за долгое время странствий — отметил про себя Жан. — Меня зовут Тедре Аремир, — представился он.

— Ваше Величество! — поклонился Элькасан во взаимном приветствии.

'Хоть и дерзкий капитан был, но обязанности свои знал отлично — сразу же сообщил своему командованию, а те передали выше. И так добралось до короля' — сходу понял Элькасан.

— Чем могу быть полезен для Вас, — спросил король любезно.

Любезничает он из страха перед грозной силой — думал Жан. А может по жизни такой? Или радеет за благополучие королевства и жизни своих подданных? Ведь любой конфликт можно исчерпать простыми словами, насыщенные радужным теплом. Дипломатия!

— Я к вам с деловым предложением.

— Слушаю вас внимательно, — ответил король.

— У меня в трюмах 18 гигакубов чистой железной руды. Я готов продать вам по сносной цене — гораздо ниже рыночной. Я знаю, что вы испытываете жуткий дефицит железа в звёздной системе. Поэтому вынуждены перейти на полимеры и даже драгметаллы, — сказал Элькасан.

— Торговля? — видимо никак не ожидал такого предложения король.

Может он думал, что Элькасан стребует большую сумму денег за сохранность жизни королевства?

— Да, разумеется. У меня исключительно деловое предложение. Вам ведь нужен металл? Разве не так?

— Что ж… — помялся Тедре, — нам действительно нужен металл. Но в ближайшие годы сюда прибудут торговцы с грузом.

— Они продадут вам металл выше рыночной стоимости — вы это прекрасно знаете. Вы даже не сможете их прогнуть на 120 %. И они вам не смогу предложить сразу 18 гигакубов. А я прибыл раньше, продам вам за 70 % от рыночной стоимости. У меня избыток железной руды.

— Нам очень приятно ваше предложение, — заметил король. — И, похоже, мы не имеем возможности вам отказать…

— Нет, нет! — запротестовал Элькасан. — Я не 'втюхиваю' вам товар. Пожалуйста, не думайте так. Вы можете взять часть товара, либо отказаться от всего. И я гарантирую вам безопасность, если вы гарантируете мне безопасный выход из системы.

— Тогда я предлагаю обсудить это с нашими экспертами за круглым столом в моём дворце, — нашёлся король и добавил: — Добро пожаловать на Аремир, уважаемый господин Элькасан!

— Принимаю ваше предложение! — сказал Жан улыбаясь.

Надо признать, планета Аремир очень красива! Давно Элькасану не доводилось бывать на столь хорошо обустроенных планетах: очаровательные картинки высоких скалистых гор, чистых, чуть ли не девственных озёр, быстрых, напористых ручейков, множество гейзеров с разной высотой выброса и периода активности, потухших вулканов; культурные города с архитектурными фантазиями — необычными стилями, весёлые, радостные лица людей. Вообще, за последние годы Элькасану редко доводилось ступать ногой на земную твердь. По расположению и уюту — можно судить и о самих хозяевах.

Аремирцы оказались вполне гостеприимным, дружелюбным народом. Как ни удивительно, на планете не было крупных войн чуть ли ни со времён основания. В основном битвы шли либо за независимость, либо за свободу от внешних агрессоров, которые стремились взять планету под свой контроль. Померяне мирно соседствуют с альверцами. Так же мирно соседствуют на планете друг с другом две религии — возрождённое христианство и буддизм.

Вирен — столица королевства, утопает в пышной зелени, в благоухающих цветах и высоких, радужных фонтанах — прирученных гейзерах. Дворец короля особенно выразителен на фоне всей этой великолепности — сделан из чистого хрусталя, зеркально-платиновых колонн и обвешан массивными золотыми лепнинами. Драгметалла здесь оказалось в большом достатке. Глядя на всё это — отпадает любое желание воевать, разрушать эту милую красоту. Любуешься и созерцаешь.

— Мило, очень мило, — то дело повторял Элькасан, прогуливаясь по паркам, скверчикам и нешироким улочкам столицы королевства. Как хорошо, что его не вынудили разрушить столь прекрасный мирок.

Его не трогали. Не смели брать ни живым, ни мёртвым. Ведь если только они это посмеют сделать, Джерр мгновенно 'ударит' по планете. Джерр оставался на орбите и следил за движением Элькасана. Связь с кораблём была отличной. Поэтому Жан бесстрашно прогуливался по планете, не опасаясь предательского удара сзади.

Пришлось скинуть стоимость до 60 % процентов — у королевства оказалось мало наличных денег. Но об этом Элькасан не жалел. Торговля должна быть с торгом — иначе она не торговля. Он приобрёл 18 гигакубов в другой звёздной системе за 40 %, где такого добра было валом. Всё равно он в прибыли остался. Зато продал весь запас — очистил трюмы корабля. Теперь можно здесь купить драгметаллы и продать в другой системе за бо́льшую стоимость.

От такой выгодной сделки и он остался доволен — получил деньги на скупку новейших технологий, накопил на очередной апгрейд корабля, и король — королевство теперь снабжено железной рудой, что им так не хватало для создания больших объёмов техники, что так требует стремительный прогресс, на постройку звёздного флота. Поэтому Элькасана здесь стали воспринимать не как тяжёлый рок, обрушившийся со звёзд, а чуть ли ни как на спасителя. Все министры его приветствовали, мило беседовали, зазывали к себе в гости.

Специалисты подсчитали свою выгоду — свыше 200 миллионов фаллей им удалось сэкономить на такой сделке. Какие там 6 миллионов за голову преступника! Забыли давно.

Все остались довольны, кроме Федерации. Власти Федерации, прознав про него (а как это пресечёшь в массах пресс-информации?), требовали его выдать, депортировать на родину. Но власти королевства отвергали своей незаконностью эти требования. Да и какая речь о депортации? Если Элькасан отказался от своего гражданства тысячу лет назад!.. А что Федерация ещё сможет сделать? Отправить войска через порталы? Их тут же прикроют — отсекут любую возможность к проникновению. И прекратят сотрудничество с Федерацией. Им всё равно не выгодно такое сотрудничество. Федерация отправит космические войска из ближайшего форта? Так, те прибудут через десятки лет — Элькасана к тому времени в королевстве не будет.

На разгрузку корабля требовалась целая неделя. И у Элькасана появилось масса свободного времени, которое он не знал, на что потратить. Не шляться же по дворцам министров. Сидеть на корабле во время разгрузки — соблазнительная, конечно, идея, но на живой планете, всё же, признаться, куда интересней. И когда это ещё сможет повториться? Поэтому днями напролёт Элькасан тратил на прогулки по дворцу, по тихим, живописным улицам столицы — осматривал достопримечательности, архитектурные памятники разных эпох, которые он фактически проспал в долгих космических перелётах.

Всё это время его сопровождала замечательная спутница — Ами Аремир, молодая принцесса королевства Аремир. Она была третьей дочерью в королевской семье, самой младшей. Ей было 17 лет.

В первое время Элькасан даже не обратил на неё внимание. Ну, красивая, ну, стройная, с каштановыми кудряшками — что с того? Она постоянно высматривала его среди кучки дипломатов, специалистов и министров — глазками стреляла, старалась быть ближе при любой возможности: провести экскурсию, рассказать о традициях, что-нибудь предложить — она была тут как тут. Ну, точно! Втюрилась в него по уши! Почему-то у него сложилось впечатление, что Ами одна из многочисленных придворных. Может, служанка, горничная, или официантка — тоже вполне возможно. Только лишь на второй день знакомства с ней он случайно узнал, что она — принцесса, любимая дочка короля. И с удивлением понял, что 'влип', так как успел провести с ней одну чудную ночку.

Да, похоже, это будет теперь незабываемая ночь.

В то время когда Элькасан думал, как выкрутиться из щекотливой ситуации, она рассказывала ему историю своего королевства, шептала на ушко нежности, полёживая с ним в одной пастели.

Ами Аремир, рассказывала, как изучала историю о нём. Элькасана в истории всегда показывают в разных светах и цветах. Кто-то называет его Дьяволом и поносит безбожно, кто-то верит, что он движется по пути мирового сознания и совершает справедливые вещи. В общем, он — истинное порождение добра и зла в одном лице по мнению Человечества. И Ами Аремир в него заочно влюбилась. Он стал для неё кумиром. И как её переполняло счастье, когда внезапно в её королевстве вдруг объявился ОН.

— Это Бог мне подарил тебя! — шептала она ласково.

Как истинная христианка она не колебалась в этом убеждении. Элькасан же хмыкал, улыбался, но ничего не говорил в ответ. Бог ли его направил на звезду королевства Аремир, или блеск коммерческой сделки с огромной выручкой?

А знает ли король?!

У Элькасана мало опыта жизни в королевских дворцах, но он давно подозревал, что в таких высоковластных и благородных заведениях должны тщательно следить за каждым шагом гостей — особенно, за таким как Элькасан. И он ни на секунду не сомневался, что каждое его движение, каждый вздох и выход кем-нибудь сейчас просматривается и детально анализируется. Но как не старался — он не мог обнаружить ни одно записывающее или передающее устройство ни в своё номере, ни где-либо. Вроде всё чисто. Или его портативные сканеры настолько устарели, что не могут ничего обнаружить — кто знает как лихо современные средства гасят своё излучение, либо Терде Аремир — король благочестивый и сам не любит, когда за его придворными кто-то подсматривает. А может он специально убрал или отключил все устройства, чтобы ненароком не разгневать Элькасана. Ведь тот сможет найти его подслушивающие и подсматривающие устройства. Что тогда будет? От греха подальше лучше прибраться.

Тедре ни на следующее утро, ни следующее за следующим утром не выглядел рассерженным. Похоже, он не знал. Ами молчала. Сёстры её, наверное, мало что знали. Хотя шептались. Кто-то может и догадывался — служанки, горничные, придворные, кто видел их вместе, обнявшимися или, не дай бог, целующимися в тёмном уголке — молчали. Дворец жил своими сплетнями и тайными романчиками.

Честно признаться, Ами девушкой была прекрасной. День ото дня Элькасан ею восхищался — умна, сообразительна, чертовски обольстительна, экстравагантна, любопытна, любознательна, неукоснительно стремиться к познаниям. Она покоряла его своей находчивостью и внезапными порывами душевной ласки. Пока, наконец, не понял, что увлёкся серьёзно и, возможно, надолго. И главное, ни Джерр, никто либо из семьи Аремир его не останавливал. С Джерром всё понятно — он радуется за своего хозяина — наконец-то, кого-то нашёл. А то всё один, да один. Оттого и грустный, злой и безжалостный. А куда смотрят родители принцессы? Что они молчат? Или им выгоден такой союз?

В последние дни они уже не стали ни от кого прятаться, за обеденным столом их видят вместе. Прогуливающимися по парку — видят вместе. Выходят ли в город — тоже вместе, за ручку. Похоже, все так и поняли — родился новый роман.

Элькасан вдруг понял, что такой союз королевству был бы выгоден. Где ещё найти такого покровителя? Бесстрашный Элькасан вдруг стал членом королевской семьи Аремир!.. Да кто посмеет вторгнуться в систему?! Найдутся ли такие смельчаки?

Какого это обладать силой превышающую мощь любого королевства, чуть ли несравнимой с мощью Федерации? Жан понял окончательно — человек он теперь не обычный. Он человек со страшной силой в руках! И эту силу все боятся. Это больше чем власть; это больше чем жизни многих королей.

Пришёл. Увидел. Покорил!

По своей ли воле Ами ластится к нему? Или это строгий наказ отца?

Судя по душевным откровениям, по трепетному сердцу в груди — Ами его любит беззаветно. Это и восхищает и беспокоит бесстрашного Элькасана.

А что если он влюбится? Что произойдёт тогда? Будут ли его по-прежнему боятся? Будут ли от одного его имени дрожать и мечтать о спасении? Сможет ли он, с оттаянным сердцем, теперь включать пульт-орудие, понимая, что простым прикосновением он обрекает на смерть миллионы таких как он, таких как она — счастливых, хороших, любящих друг друга людей, которым жить и жить, и которым ну ни как нельзя умирать?!

Тяжело на это решиться. Уже тяжело…

Вот и неделя промчалась. Элькасан готовиться к отбытию. В гостях хорошо, а меж звёздами всё же лучше. Королевство рассчиталось за рудные массы. Жан закупился драгметаллом, в основном серебром — в звёздных системах оно больше ценится, чем золото, которое не предугадать, то дороже брильянтов бывает — концентрация крайне низкая, то дешевле еды — хоть лопатой загребай, никому не нужно.

Отсрочив свой полёт на пару дней, Элькасан всё же решился собраться. Как он будет расставаться с Ами? — он не мог себе этого вообразить. Уж, лучше бы его сдали Федерации, чем видеть слёзы любимой женщины. Но прощаться надо. И ведь это прощание будет навсегда.

— Ами, моя Ами, — взволнованно шептал он ей. — Мне нужно покинуть королевство. Боюсь, я сюда не вернуть больше… Или вернусь через сотни лет.

— Как же я? — испуганно спросила Ами. — Ты меня не возьмёшь с собой?

— Это невозможно. Ты — принцесса. А я простой торговец. Ты должна оставаться в королевстве. К тому же, я всегда путешествую один. Это мой неизменный принцип.

— Ты меня бросаешь? — её глаза заблестели.

— Нет же… Пойми правильно… — как он не любил такие моменты, они так терзают душу, сдавливают сердце, ломают человека изнутри.

— Я понимаю… — печально ответила Ами. — Ты не можешь меня взять. Это твои правила. И я должна их придерживаться… Мне больно тебя отпускать. Но я была готова к этому. Я предполагала, что ты не сможешь остаться. Ты же Элькасан! Что тебе дело до обычной девушки… Пусть и не сосем обычной, а принцессы. Да отбросим эти титулы, здесь они ни к чему! Я тебя люблю — и это главное. Любишь ли ты меня, как я тебя — мне не известно. Я отпускаю тебя. Я не могу тебя не отпустить. Лети! Я искренне верю, что ты любишь меня хоть немножко и будешь вспоминать меня, где бы ни был.

— Люблю тебя! — признался он, сжал тёплые плечи и обнял её крепко.

— Я тебя очень люблю! — шептала Ами. — Побудь со мной хотя бы пять минут.

— Я тебе готов отдать свою вечность, — сказал он и мысленно посовещался с Джерром: 'Сможем ли мы взять на борт одного пассажира? Допустим, на время'.

'Да, конечно, сможем! — не возражал тот. — Какие могут быть проблемы?'.

Корабль принял за него решение и это разрушило принцип Элькасана. Точнее сделало одно маленькое исключение — для Ами Аремир.

Он решился!

— Готова ли ты покинуть своё королевство? — спросил Жан.

Девушка не ожидавшая такого решения, была удивлена, смахнула слезу, кивнула, сказав уверенно: 'Готова!'. Они радостно целовались.

А готов ли король отпустить свою дочь? — мысль щекотливая, способная разорвать в прах все его надежды. — Ами улетит с ним либо навсегда, либо вернётся очень нескоро. Король-отец вряд ли дождётся возвращения своей любимой дочурки.

Но, как ни удивительно, король Тедре отпустил их с миром. Он был слегка возмущён поведением своей дочери. Это лишь слегка. Припомнив характер своей неукротимой девочки, он не стал противится и дал согласие при одном важном условии: Элькасан должен быть пообещать, что никогда не оставит Ами в беде и не покинет её. А если он не сдержит своего обещания!.. Он, конечно, пригрозил, как полагается в данных случаях. Но что угрозы короля для бесстрашного Элькасана?.. Тот был согласен на всё… Тедре улыбнулся и сказал:

— Хорошо, дети мои. Ступайте с Богом. Берегите любовь. Да будет вам путь светлый, устланный счастливыми моментами жизни!

Элькасан ожидал, что за этими словами последует какая-нибудь заведенная здесь традиция — например, что нужно обязательно сыграть свадьбу; что не менее трёх дней понадобиться для прощания с многочисленными родственниками и не менее многочисленными ордами подданных; или что-нибудь ещё из разряда задерживающих факторов. Однако ничего такого не было. Амии в течение часа со всеми быстро попрощалась. Обняла сестёр. Те прошептали ей напутствия и даже завистливо её провожали всю дорогу. Процесс прощания прошёлся скромно, без широкой огласки. Сам король не желал, чтобы все придворные и министры знали о судьбе принцессы. Сказал, что объявит после, дабы не затягивать церемонию. Он видел, что Элькасан торопиться. А зачем же задерживать важного гостя?

Так в течение пролетевшего вечера, Ами переселилась из королевских покоев в скромную опочивальню на корабле Элькасана. Вещей она взяла мало. Практически ничего не взяла. Грустно заявив, что за свою короткую жизнь нажила немногое. Хотя это немногое едва поместилось в тесной комнате отдыха, рядом с капитанской рубкой.

И вот настал момент, когда прощаться уже поздно. Голограмма королевской четы гаснет во тьме и Джерр, набирая безумную скорость, устремляется в скопление дальних звёзд.

— Прощай, мой рай, — тихо сказала Амии вслед быстро исчезающей изумрудной планете. — Теперь мой дом здесь.

— Ты не пожалеешь? — спросил Элькасан. — Это будет опасное путешествие. Меня многие хотят убить.

— Рай утомляет своим вечным счастьем и спокойным сосуществованием. Лучше уж жить на грани, неподалёку от царства ада. Так жизнь становиться ярче, насыщенней и интересней, — ответила она удивительно спокойно и чётко.

А ведь она права!

Он привлёк её к себе, обнял крепко.

Теперь он в ответе за тех, кого приучил — он должен её оберегать.

Джерр разогнался до околосветной скорости. Звёзды сжались в нестерпимо ярку точку впереди носа корабля. Джерр двигался в направлении центра — на территорию Федерации. Этот, от части безумный шаг, имеет тайный смысл. Он прибудет на Землю не ранее чем через пятьсот лет. За это время, Элькасан надеялся, все его грехи забудут, да и самого его забудут. Он хотел жить на Земле. Он хотел жить только на родной Земле вместе с Ами. Он давно этого желал. И он требовал от судьбы покорности.

Будь что будет!

На следующий день Элькасан проснулся в хорошем расположении духа. Прижался к рядом лежащей Ами. Вдохнул аромат её красивых волос.

В спальне полумрак. Лишь огоньки из соседнего помещения перемигиваются. Там командирская рубка. Слышен частое постукивание электронных устройств.

Элькасан сразу понял, что-то не в порядке.

— Что случилось? — потребовал отчёта от корабля.

— Я не могу остановиться, — честно признался корабль.

— Что значит 'ты не можешь остановиться'? Объясни, пожалуйста.

— Я потерял контроль над двигателями.

Элькасан резко соскочил с кровати, чем и разбудил Ами.

— Что?.. — сонно спросила любимая девушка, силясь открыть глаза.

По спальне живо распространялся свет. Из пустоты появлялись голографические пульты. Стены меняли окраску — по ним пробежалась рябь, заменяя мягкие романтические тона на строгие военные. От такой перемены Ами вздрогнула, ужаснулась и пыталась поймать взгляд любимого. Но тот суетливо метался по комнате, стараясь быстро одеться, при этом поколдовать над несколькими полупрозрачными пультами одновременно. Конечно же, у него мало что выходило.

Поднявшись с кровати и затаив дыхание, она осторожно подошла к нему с немым вопросом на лице: 'Что происходит?'.

— Одевайся, — резко, но максимально мягко попросил Элькасан. — Давай мне ручное управление! — потребовал он от корабля.

— Я не могу… — чуть ли не обречённо сказал Джерр.

— Ответь мне ясно — почему ты не можешь дать мне ручное управление?!

— Центр управления полётом игнорирует мои приказы. Он словно живёт теперь своей жизнью. Есть подозрение на интегрированный вирус. Похоже, Ай-Эш-Ти-Си-Эм с интеллектуальным развитием.

— Как ты потерял доступ?! — недовольно проворчал Элькасан. — А как же защита? Она куда подевалась?

— Вирус нового поколения. Он обошёл мою защиту. Сканеры его не обнаружили, когда я загружал новые технологии. И он проник вместе с ними.

— Федерация, — догадался Элькасан.

От этой мысли ему стало дурно. Федерация сильно невзлюбила его и готова пойти на любые ухищрения, чтобы покарать своего личного врага. Что же ещё заражено вирусом?

— Только центр управления полётом, причём направлением движения я могу управлять с помощью запасных гидрантов. Не могу отключить двигатели. Извини, никак их не могу отключить.

— Обесточь их.

— Это не возможно. Все двигатели уже питаются по аварийной схеме. Надо ждать, когда закончится энергия.

— Когда она закончится? — спросил Жан.

— Через семь минут.

— Хорошо. Сколько уже работают двигатели?

— Минут пять, не больше.

— Значит всё в порядке…

Хотел было успокоиться Элкьасан и объявить Амии, что опасность миновала, но Джерр тихонько возразил:

— Жан, — впервые за столько лет корабль обращается по имени, — двигатели работают на пределе, — сообщил он неумеренным импульсом в мозгу.

До Элькасана не сразу дошёл смысл сказанных слов. Он на время забыл о возможной максимальной скорости, помнив лишь предыдущий апгрейд корабля. Да, предыдущий апгрейд позволял разгоняться до 95 % от световой скорости… А вот последний!

— Что?!

'Когда же было последнее обновление двигателей? Совсем недавно. Сто с лишним лет назад. Они заменили двигатели. Точнее… Нет. Не так. Заменили ведущий двигатель. Только один. Но на какой? Какой?! Это же световой усилитель. Бог ты мой! Это же световой двигатель нового поколения'.

— Какая текущая скорость? — резко спросил Элькасана.

— 99,6 процентов от световой. Барьер.

— Корабль устойчив? — спросил Элькасан Джерра, словно тот не является кораблём. Впрочем, управление он потерял, стало быть, теперь не является.

— Обшивка держится. Но наружные слои сдираются от трения. Предельное давление на носовую часть — может не выдержать. Боковые терминалы частью развалились. Стараюсь заделать пробоины. Нужно срочно тормозить, иначе повреждения и разломы доберутся до корпуса…

Сзади подошла обеспокоенная Ами. Внимательно посмотрела на любимого, на распростертые по всей комнате голограммы, пульты, бегающие цифры, строчки текста из которых не успеваешь выхватить ни слова. По общей обстановке и напряжению Элькасана она догадалась:

— У нас беда, — даже не спросила, а чуть ли не уверенно объявила Ами.

Элькасан посмотрел на неё.

— Что бы ни случилось, я останусь с тобой, — сказала она. — Мы погибнем?

— Н-нет, — не очень уверенно сказал Жан. — Всё в порядке. Мы не погибнем.

А сам мысленно начал допытывать Джерра:

— Джерр, сколько мы уже пролетели?

— 8 тысяч световых лет.

— Да ты что говоришь?.. Хочешь сказать, за бортом уже минуло 8 тысячелетий?.. Где мы?

— Мы прошли сквозь солнечную систему и теперь находимся далеко от неё — на расстоянии свыше 2 тысяч парсек. Удаляемся дальше.

— Можно ли как-нибудь затормозить?

Элькасан открыл схему двигателей — в реальном времени голограмма чётко показывала работающие двигатели корабля и длинный факел, выбрасываемый основным двигателем.

— Боюсь, что нет. Мы только что пробили астероидный пояс — это не помогло.

Ситуация становилась хуже. Рубку затрясло. Ами вскрикнула. Элькасан напрягшись, сухо выдавил:

— Взрывай двигатель… Подай на него сверхдозу топлива. Он не выдержит! Взорвётся. Обязательно взорвётся. Слышишь, взрывай его к такой-то…

За бортом сороковое тысячелетие.

— М-да… — простонал Жан. — Докладывай о повреждениях.

— Двигателя нет. Обшивка полностью сгорела. Внутренний слой еле держится. 70 отсеков разгерметизированы. Это более половины жилого пространства. Роботы латают пробоины. Энергия на исходе. Мы — непонятно где, — доложил корабль.

— Чудно, — отчего-то обрадовался Жан. Улыбнулся широко и весело.

— Почему ты радуешься? — удивилась Ами.

— Люблю трудности, — объяснил он. — Жизнь не должна быть лёгкой и беззаветной. Нет смысла… Сколько нам осталось? — спросил он у Джерра.

— Данный отсек не повреждён. Воздушные фильтры функционируют исправно. Цикловые биопроцессы не нарушены — питание будет. Энергии меньше 5 %, но этого должно хватить на десятки лет, если экономно потреблять электроэнергию.

— Замечательно, — похвалил его Элькасан за добрые вести и обратился к встревоженной Ами. — Не беспокойся. Ведь самое главное — я остался с тобой! — он обнял Ами крепко и, прижавшись к груди, прошептал еле слышно: — Навсегда… Слышишь, теперь навсегда…

Глава 19

— Что значит 'умереть'? Я попрошу объяснений, — настаивал я.

Жан неспеша, несуетливо объяснил мне, что значит 'умереть'.

К счастью для Жана, и к несчастью для органических существ, Джерр за долгие годы смог найти средство перемещения во времени и в мирах. Это произошло, конечно, не махом, потребовались долгие годы, сверхинтеллектуальные машины, помощь 'духов', даже фиатов, чтобы найти лазейку — как проникнуть в другой мир незаметно от Шимерши. Нашли такую лазейку. Всего-то требовалось попасть в прошлое земли, и ждать момента появления Элькасана.

Правда, угадать со временем не так-то просто. Промахи случаются. И случаются большими. Джерр переместился в прошлое, но на миллион триста тысяч лет раньше появления Элькасана. Ничего страшного, подождём — решил он. Дождался ведь. Зарылся в земле, притворился мирным холмиком. Архантропы, пещерные люди, обитавшие в Алтайских горах, фактически не заметили его. А кто заметил — счёл за происки богов и не особо парился по этому поводу. Цивилизации тогда не было.

Особенность вновь открытого перемещения через миры — требовалось самоуничтожиться материально, чтобы воссоздаться в другом мире из пепла.

'Умереть' — значит реально умереть. Как умирают люди. Умереть для этого мира, чтобы можно было жить в другом мире. Объяснял Жан.

Секир-башка, кирдык, хана, каюк, кранты, копец, амба, finita la comedia, полный аллес капут, баста, крышка, финал, конец, моя песенка спета, аминь — короче, в любом исходе смерть. Самая настоящая, без преувеличения, Смерть.

Трудно верить, что Жан говорит на полном серьёзе. Что переместиться в будущее мы сможем через собственную смерть. Может, он как с пилотами пошутил?

— Я на такое не подписывался, — повторив слова Игоря, я не мог поверить, что это единственный путь. — Если честно, как-то я не готов умирать… Может, есть другие варианты? Ведь и тебе тогда придётся умереть?

Элькасан затряс головой:

— Нет. Это единственный путь. И я умру вместе с тобой, не переживай.

'Да я и не переживаю насчёт тебя, — подумал я. — Только вот одолевают меня жуткие сомнения, что этот путь верный. Какой-то он не гуманный. И кто даст гарантии, что после смерти в этом мире, я воскресну в другом мире?.. Всё ли я буду помнить? Как меня воскресят? Главное — кто?'

Жан понимающе смотрел на меня, ловил мой скептический взгляд. Тихонько кивал.

— Когда ты собираешься переместиться в будущее? — спросил я его.

— Мы уже начали это делать, — сообщил он.

— Что?!

— Чем раньше покинем этот мир, тем лучше для нас. Шимерши не успеет нас перехватить. Разве ты не чувствуешь, что корабль разгоняется…

Рубку, и вправду, трясло. Но я всё думал, что выходим на орбиту — оттого и вибрация корабля. На самом деле, мы вышли за пределы орбиты и с ускорением разгоняемся до сверхсветовой скорости — как объяснил Жан.

'Покинем этот мир…' — слова Жана, — вспомнил я. — А как покидают этот мир люди?.. Только через смерть… Значит только смерть, раз ты не Вечный'…

Я начал жутко нервничать. По телу щекотливыми волнами прошла дрожь до коленок. Я представил себе — что вот, через несколько минут мне предстоит умереть… умереть по-настоящему — и меня чуть не схватила паника.

— И как мы умрём? — беспокоился я. — И когда 'воскреснем'?

— Как только превысим максимальный порог скорости. Заодно узнаем насколько корабль может превысить скорость света.

— Что будет с кораблём? Он же угробится!

— Он уже ТАМ. Сдублированный. Ждёт нас. Остались только мы, — объяснил Жан.

Прошло всего две минуты. Но уже скорость превысила 10 % сверхсветовой барьер…

Сердце колотилось бешено. Мне становилось дурно. На большой скорости корабль развалится, расплющится от немыслимого давления. Но я не готов. Не готов!! Остановитесь!

Щёлк!!

Я вздрогнул. Что? Что за странный звук в рубке? Начал разваливаться корабль?

Я нервно смотрел на Жана, на Руфи, сидящих рядом — они спокойны, в ожидании конца, который может настать в любую секунду. Как они могут быть так спокойны?!

— Давайте подумаем трезво, — предлагал я пока не поздно. — Зачем сразу испытывать на себе непроверенное? Может, это ловушка Вечной. Вы не подумали об этом?.. Мы же погибнем! Все погибнем. Нас больше не будет. Никогда! А я не хочу умирать… Слышите! Остановитесь! Надо всё детально обдумать, прежде чем решаться на такое…

Рубку трясло, всё больше и больше. Меня вдавило в кресло. Я не мог встать. Не мог приподнять руку — она стала необычайно тяжёлой.

— Да стойте же! — кричал я. — Мы же сейчас умрём! Как мы…

Голову сильно сдавило. Чёрт же, больно! Судя по перекошенным лицам Жана и Руфи — они испытывают такую же боль. Боже, какая дикая боль!

Я не мог выдавить и слова — горло хрипело, словно кто-то невидимый схватил меня и стал душить. В голове отчаянно носилось: 'Как же я воскресну? Никто же не сканировал мой мозг, самого меня! На основании чего меня возродят из пепла?..'. Инстинкт самосохранения подстегнул меня к решительным действиям — требовал что-нибудь сделать, остановить это безумие. Он кричал мне громко в уши: 'Спасайся!!'.

Но я не мог ничего сделать. Тело стало невероятно тяжёлое, грузное и, по ощущениям, весило тонны. Свою чугунную голову я не мог больше держать — меня опрокинуло на спинку кресла. Обезумевшими глазами я смотрел на сидящих рядом людей, которые страдали как и я. Руфи вся в крови. Её не узнать. Жан ещё пытается держаться.

Разве нельзя было придумать что-нибудь полегче? — спрашивал я немым, укорительным взглядом — усыпить сначала или хотя бы дать застрелиться.

Боль всё нарастала и нарастала. Глаза резало. Последнее что я видел — как по рубке пробежалась рябь — всё исказилось до неузнаваемости. Потом вдруг стало мутно, темно. Тело пронзил жар. Всё мои члены одеревенели. Из носа хлынула кровь. Что-то жгучее вытекло из глаз и ушей, заливая лицо. Было слышно, как трещит голова. Треск повсюду. По ощущениям, это ломались мои кости. Поднялся жуткий шум, усиливая и без того страшную, адскую боль.

Жизнь не пронеслась перед моими глазами — это всё враки. Мысли, тяжело ворочаясь, думали только об одном: 'Я не хочу умирать! Не хочу умирать! Не хочу!!.. Остановите! Спасите меня!'…

И внезапно всё оборвалось. Померкло…

Сознание покинуло меня.

Я умер?

Глава 20

В тот вечер мы сидели с Паутом Воэ в гостях у меня дома.

У Паута намечался просвет в его военно-бравых делах. Перестановки в штабе подходили к завершению. Всех нерадивых и бездарных вышвырнули из штаба, за место них поставили более опытных и надёжных. После того как Грей Ваконте сделал Паута своим замом, вместе стали они отличными друзьями. И вместе у них получалось куда лучше, чем у каждого по отдельности.

Временами мы встречаемся с генералом у меня в гостях, и гораздо реже у него в Аквауте на Монтевидео — всё-таки далеко и он явно не любитель видеть гостей у себя дома, даже желанных. Поэтому тот вечер мы сидели в большой комнате в моём старомодном коттедже, пили каримансу и общались на разные, порой, отвлечённые темы.

Он уже не так яро расспрашивал меня о моих путешествиях по мирам, да и я уже как-то 'прыгал' туда-сюда всё меньше и реже. Он больше интересовался моей вновь обретенной профессией — бомбардир астероидов! (ух как мне нравиться такое название) — и звал к себе, работать в штабе. Но в силу того, что меня тошнило от вида военных, я благодарно отказывался.

Интересовался личными делами. Про его дела — я всё знал, их ещё Альберто Торрис раскрыл. Правда, я не слушал тогда их перепалку — тихонько телепортировался в 79-ый год. Сифиль потом всё рассказала. А потом и сам генерал дополнил всю историю своей потерянной любви. Сейчас интересовался, как складываются отношения с Сиф Антургайн, молодой учёной. Ну, что тут скажешь? Да, было маленько. Чувства вспыхнули у меня к ней и у неё ко мне взаимно. Общались много и часто, прогуливались по Урвальду при семи лунах и без их участия. Обнимались, целовались. И вроде бы всё отлично развивалось. Но тут вмешались мои тайны, секреты — лягушачьи прыжки по мирам — словом, недомолвки, да и у неё — свои дела, свои тараканы в голове сидят, и со временем что-то остыло между нами, подуло холодком. Так, встречаемся, гуляем, развлекаемся в клубе Легарт; время от времени краткосрочный роман вспыхивает — на одну ночку — и затём всё…

— Это потому что она — альверка. А я тебя предупреждал, — наставническим тоном говорил Паут. — Вот если бы она была класса Джей-5, что-нибудь бы срослось между вами, как между мной и Леймой Аремир.

Как только произнёс он, я сразу вспомнил — Аремир! У меня так и порывалось сердце ему выкрикнуть: 'Паут, дружище! Ты знаешь, через несколько столетий появится такое королевство Аремир на биокультивированной планете с горячими гейзерами и чарующими озёрами. Оно будет прекрасно! Войдёт в ряд лучших планет человечества. В рассвет своего могущества Великий Элькасан встретиться с красавицей-принцессой Ами Аремир на той планете, и влюбится в неё. И увезёт с собой на большом корабле… — и ещё добавить отчаянно: — Береги себя. Через полтора года откроют таинственную планету Фиафеат, на которой найдут жизнь — первые разумные существа, которых повстречает человечество на своём пути расширения своего царствования — их вскоре назовут Фиатами, и начнётся первая битва, где ты погибнешь, друг мой. Не улетай на Фиафиат. Не бери командование на себя. Держись подальше от этой планеты… Люди недооценили силу первой внеземной цивилизации и поплатились многими жизнями, включая твоей…'

Сдержался. Не промолвил ни слова. Ничего сказал.

Паут продолжал меня наставлять:

— Альверки не знают, что такое любовь, семья. Для них это всё чуждо. Они не понимают таких вещей. Вот и Сифиль вроде бы любит, и в то же время, не знает и не чувствует, что нужно делать дальше. Она скоро охолодеет к тебе окончательно и вы останетесь просто вечными друзьями. Самый продолжительный роман, который длился между померянином и альверкой — пять лет. Понимаешь, пять лет! Для неё это — ничто, игра, развлечение… А для тебя будет боль и страдания. Тебе это нужно? Выбирай померянок — они твоё будущее. Они тебя поймут правильно и будут с тобой столько, насколько способны…

Судьбу не остановить? Ведь я всё знаю. Я уже был в будущем и знаю, что будет. Могу ли я остановить? Или правильней не вмешиваться?

Знаю — молодой капитан-путешественник Грего Ланда на полпути к Фиафеату. Даже больше — он приближается к малой звезде. Его не остановить.

Если остановить Паута — что будет? Не станет ли хуже? Ведь Паут Воэ когда погибнет — он спасёт многие человеческие жизни, он усмирит фиатов, докажет, что люди не такие кровожадные как им они представились вначале. Если я его отговорю, спасу его — я могу испортить всю историю. Фиаты не пронесут через тысячелетия его имя, чтобы помнили потомки. Паут, который жаждет героической смерти, её никогда не обретёт и будет влачить жалкое мирное существование до конца своих дней, без гордости рассказывая о ратных подвигах, которые когда-то свершались. Он, наверняка, будет страдать, он будет жалеть, что послушался меня. Этого я хочу? Этого я добьюсь?

Что же делать? И сидеть, покорно ждать тяжёлого рока невозможно и изменить что-либо нельзя. И как смотреть ему в глаза. Он уже чует — что-то не так. Спрашивает — всё ли хорошо, почему тоскую, о чём думаю. Что же, что же ему ответить?!

Вот оно наказание за любопытство! Вот что значит, залести в будущее и увидеть прошлое. Мир, в котором ты живёшь, для тебя в одночасье меркнет, тускнеет, перестаёт казаться идеальным, когда ты узнаёшь его дальнейшую судьбу, хотя бы малую крупицу — пару грядущих событий. Теряется всякий интерес жить в таком мире, где известно его будущее.

Так было с моим миром, когда я узнал его судьбу — что через 26 лет начнётся ядерное безумие, вспыхнет кровопролитная война — жить в этом мире, в своём мире, мне резко расхотелось. Так случилось и теперь с новым миром, обретённым миром, где меня поселили — зная, что лучший друг скоро погибнет, а ты не можешь ничего сделать, помешать и будешь каждый раз при встрече терзаться в догадках (а может, всё же предупредить?!), я не смогу спокойно жить в этом мире в своё удовольствие, буду постоянно жить в страшном ожидании. Какого это, ожидание смерти, пусть и чужой, но такой же тяжелой, словно собственной?! Тут вспоминаешь тот миг, как тебя расстреливали. Когда же это случится, когда Паут Воэ увековечит себя в памяти людей и фиатов, разве я смахну с лица пот: 'Уф, наконец-то это свершилось, теперь я смогу жить спокойно'? — что-то сомневаюсь я.

О, судьба! Как мне смотреть в глаза этому человеку? Как скрывать от него страшную тайну? Я же не какой-нибудь там злодей-убийца. Но когда смотрю ему в глаза, ощущаю себя именно таким злодеем. Словно сам в корысти чёрной запланировал его смерть и жду, когда же свершиться…

Как быть?! Не смотреть в глаза? Отводить взгляд? Не вести с ним диалоги? Избегать встречи с ним? Когда он столько сделал для меня! Чем можно отплатить за спасение жизни? — Сказать всю правду? — Не поверит. Сводить его в будущее и показать наглядно? — Усмехнётся, даже обрадуется: достойная смерть героя. И это так он будет о своей судьбе говорить?.. Нет. Лучше уж ничего не говорить и не показывать.

Что остаётся?

Сидеть на месте нельзя. Остается одно — путешествовать дальше, искать свой идеальный мир, где я не буду знать будущего, но буду крайне убеждён, что всё будет хорошо, или того лучше.

В этот последний вечер я попрощался с генералом сумбурно. Я сослался на внезапно возникшую дурноту и острое желание остаться наедине. Паут сразу почувствовал неладное, но противиться не стал. Уходя, пожелал мне скорейшего выздоровления, попросил непременно сообщать, если станет хуже. На всякий случай извинился за свой наставнический тон. Козырнул на прощание. Удалился.

Я просидел максимум пять минут не двигаясь. Потом решительно понял: 'Так нельзя продолжать!' и внезапно понял, что нужно делать.

Побывав в мире будущего — восьмидесятое тысячелетие, я узнал вроде бы и немного и в то же время очень много для обычного смертного. От людей-духов я узнал: об объявившейся Вечной, о судьбе Человечества, о судьбе планеты Гео — нами всеми любимой Земле, о Великом Элькасане, о его нелёгком роке.

Летопись гласила: в 61-ом тысячелетии Вечная в последней битве победила вроде как непобедимого Элькасана и взяла того в плен. Сослала в прошлое. Хотя проще было бы убить.

Но вот что интересно: через три года ссылки, поймала того и в своей подмосковной резиденции заморозила Элькасана. Опять же не убила, а заморозила! Заморозила навечно, насколько это вообще возможно.

Узнали это тайно — всё же работает агентурная сеть в тылу противника.

И 'духи' были опечалены такой новостью и считали это величавшей трагедией. Ну, понятно, ведь это он воскресил их всех — дал второй шанс Человечеству.

Да! Именно в этот момент я понял, что могу всё изменить, если не для своего мира, так для чужого мира, где страдает всё человечество разом. И я решился на такой безумный шаг, таящий в себе опасность, непредсказуемость последствий. Но что мне оставалось? Возвращаться в свой мир, в 2007 год, и продолжать жить и работать в Питере? Или оставаться в Урвальде и каждый день смотреть в глаза обречённому Пауту? — Не вынесу. Проболтаюсь. Уж лучше — в чужой мир уйти, хотя бы на время.

Не в силах разбираться дальше, я прыгнул.

Глава 21

Щёлк!!

'Что?! Что за странный звук в рубке? Начал разваливаться корабль?'…

Я очнулся и понял, что только что потерял сознание. В глаза ударил слепящий свет. Я заслонился — рука непослушно дёрнулась, отозвалась неожиданной болью.

'Чёрт! — выругался я, прикрывая веки. — Ноги ещё побаливают. Они-то от чего побаливают?'

Вдруг я понял, что корабль не движется. А сам я уже не сижу на кресле в командирской рубке. Лежу в какой-то странного вида пастели с высокими бортами в светлой хорошо проветриваемой комнате.

'Любопытно. И где это я?'

— В лаборатории Джерра, — подсказал знакомый голос.

— Жан! Ты здесь?.. Что произошло? А где рубка? Слушай, ты где? Я тебя увидеть не могу, — я крутил головой, отперевшись о борт слабыми руками, но увидеть Жана в помещении не смог.

Из соседнего белого ящика поднялась рука. Такая же пастель с высокими бортами как у меня — догадался я.

— Тут я, — отозвалось из ящика.

Ага. Я попытался привстать.

— Не торопись. Ты в новом теле. Мышцы ещё не привыкли к нагрузкам.

— Что это значит?

— Они вообще не испытывали никаких нагрузок.

Встать я не могу. Руки и ноги слабые, как верёвки, побаливают и двигаются странно, словно чужие.

— Так значит, мы умерли? — спросил я.

— Да.

— И как это произошло? Надеюсь, мы недолго страдали.

— Не волнуйся, всё произошло моментально. Ты даже не успел ничего почувствовать.

— Это хорошо. А то я не переношу боли. А где же Руфи? — я осмотрел комнату, третьего белого ящика не обнаружил.

— Она осталась в прошлом.

— Так, мы же все погибли там, — напомнил я, предчувствуя недоброе.

— Да. Она погибла вместе с нами.

— Ты не стал её воскрешать?

— Она знала, что в будущем ей не будет места. Помнишь, она говорила, что является временным командиром корабля? — Так это правда, — он приподнялся.

Я нахмурился. Оказывается, мышцы лица тоже побаливают.

— Ты бы смог также поступить со мной? — спросил я затаённо.

— Нет. Ты мне нужен. Если бы ты был не нужен, я, наверное, отправился бы из Питера один.

— И то верно. И на этом спасибо, — я поблагодарил Элькасана.

Руфи я знал мало. Точнее, не знал её вообще — я ведь так не узнал, сколько ей лет, и чем она занималась всё это время — сидела ли под землёй в корабле или выходила изредка на свет божий. Что мне до неё?.. Но отчего-то мне стало так жалко. И так тоскливо на душе, словно я потерял хорошего человека.

Все мы люди такие, умеем в неподходящее время жалеть незнакомых нам людей, словно они родные, и люто ненавидеть тех, кто нам причинил хоть малейшую боль, а подчас сладострастно желать им скорейшей смерти.

А вдруг Руфи могла мне причинить боль? Просто она не успела. Не дали ей такой возможности. И вот, мне стало жалко её.

Впрочем, в оправдание, я несколько часов спустя, когда мышцы потихоньку привыкали к нагрузкам, а я к ним, ходил по кораблю печальный и грустный. А чему радоваться? Что не умер? Что в новом теле — новый дух?

Кстати, откуда взялись у меня мышцы?..

Теперь мы были в 61 тысячелетии, спустя год с того момента как могучую армию Элькасана разбила Шимерши и взяла Императора в плен.

Элькасан понимая тогда безысходность ситуации, приказал Джерру покинуть поле боя, оставить своего, своего Императора. Надо было сдаваться, иначе Вечная погонится за остатками разбитой армии и тогда у них точно не будет никаких шансов.

Попасть в плен — всё одно, что признать своё поражение. Элькасан догадывался о своей участи. Но он знал определённо — Шимерши его не лишит жизни. Нынче он — Чёрный Кристалл — в одном лице. Уничтожить его — значит уничтожить Вселенную. На это не поднимется рука даже у Вечной. Что же оставалось Шимерши, как не лишить текущий мир своего Императора — оправить того в далёкую ссылку, как ссылали когда-то советские чекисты неугодных граждан — зеков — на Дальний Восток. Но тому предстояло угодить не в Сибирь, а в рязанские поля уже постсоветского пространства. А если бы в советское время угодил? Долго ли б продержался? Хотя, с его-то возможностями — скорее б смог, чем нет.

Теперь я понимал, почему Шимерши лишь сослала, а не уничтожила своего противника. Выходил невероятный случай — могущественная Вечная, которая не знает преград на своём пути, всё же наткнулась на одну — в лице последнего Императора человечества — Элькасана. Случай, действительно, уникальный, наверняка, неповторимый. Преграду преодолеть ей невозможно. Поэтому осталась одно — пододвинуть преграду в сторону. А если и это невозможно? Есть Джерр, талантливый корабль (не смейтесь, так оно и есть), есть цивилизации, которые поддерживают Элькасана в его борьбе, в борьбе за жизнь, за право жить и распоряжаться жизнью. Кто же в праве распоряжаться собственной жизнью, как не они? И вот, Шимерши не может ни пододвинуть, ни преодолеть препятствие, возросшее на её пути, возникновению которому, заметьте, она сама поспособствовала.

Да с такими силами, с таким упорством — не занимать Элькасану — реально есть шансы усмирить Вечную. Шансы, правда, призрачные, плохо отличимые в туманке. Всё же есть!

Живёт ненавистное Вечной человечество и процветает (впрочем, почему 'ненавистное'? — скорее 'неугодное', вредное — по мнению Шимерши — для Вселенной). И Вечная не может пока придавить остатки человечества, потому как то брыкается, сопротивляется, помирать не хочет. Пока не устранит Элькасана, не ликвидирует их Императора, те будут продолжать биться, вести подпольное или не совсем подпольное сопротивление.

Да кто же они — остатки человечества? По видимому, нужно внести разъяснения.

Нет. Они не люди. Абсолютно прав, Жан Ромон, говоря о них слегка пренебрежительно — 'Можешь ли ты тех, кого видел в будущем назвать людьми?'. Конечно, не могу. Да и сейчас язык не повернётся. Какие же они люди, когда у них нет тела, материальной основы? А только зрительный образ? Когда от них сохранилось только сознание и память, утрачены чувства, потеряны индивидуальные черты? Они не чувствуют боли. Где же их сердце? Что бьётся в их фантомной груди? Что видят они, к чему стремятся? Зачем живут? Да и можно ли назвать их призрачное пребывание в нашем материальном мире 'жизнью'? Одним словом 'духи'. Были когда-то людьми, но теперь лишь призраки, которые навевают миру о своём утерянном прошлом.

На мой взгляд, сам Элькасан, не доволен тем, что воскресил этих 'людей'. Впрочем, они все без исключение присоединились к борьбе, встали на его сторону, в один голос признав его своим Императором. Что, в итоге, позволило Элькасану в течение семи лет вести практически равную борьбу с Вечной.

Сколько же их, воскресших? Миллион? Больше? К восьмому году правления Императора их собиралось свыше 12 миллионов. Мда, на многий порядок меньше, чем ранее, но и сохранивших себя путём трансмодификации оказалось не так много. Элькасан упорно настаивал их воскресить в живых, прочных телах, а не в фантомной, безтелесой субстанции, что без материальной основы. Всё было возможно! Но так пожелали все 'выжившие'. Материя для них считалась уязвимой и недолговечной, а фантомной субстанции ничто не страшно — ни снег, ни вьюга, ни пламя, ни взрыв сверхновой — они уцелеют. Правда, вселенный апокалипсис для них никто не отменял.

Признать, они правы! Мы материальные уязвимы для всех и для всего — зависимы от внешних факторов и условий, можем стать инвалидами фактически в любой момент; в любой же момент можем умереть от несчастного случая или от презрения судьбы, — мы конечны, а они же теперь стали вечны. Но не запутайтесь здесь! Хоть они вечны — они не Вечные, и вровень с Вечной их не поставить. Не могут они мгновенно перемещаться в пространстве и времени, не могут они мыслями владеть миром и управлять материей. Тем и отличаются от Вечной.

Вот и остаётся Элькасану править нематериальным миром, 'миром мёртвых'.

Где же обитают нематериальные остатки человечества?

Когда я впервые побывал в будущем, значительно дальше 4 тысячелетия, я угодил на биокультивированную планету с вполне земными, комфортными условиями. Я тогда помыслить не мог, что угожу в условия непригодные для жизни человека. Видимо поэтому прямиком попал на планету-столицу Элькасанию. Планета живая. Там обитала всеобразная живность — зверьё бродило по бескрайним лугам и полям, щипало травку — смотри и любуйся. Там же обитали вечные духи люди. На всей планете — 640 тысяч духов. Остальные видимо расползлись по Вселенной и обосновали далёкие колонии.

Лишённые материи духи могут жить где угодно: в безликом космосе, хоть на поверхности газового гиганта-звезды, хоть в эпицентре чёрной дыры — но они предпочитали жить в условиях более привычных, сохранённых в памяти от прошлого материального кусочка жизни. Поэтому жили на вполне материальной планете с вполне материальными условиями жизни.

И вот мы с Элькасаном на Джерре сейчас перебрались на одну такую биокультивированную планету под названием Аремир. Нет, это не та планета, на которой жили короли семьи Аремир, где когда-то бывали Паут Воэ и Жан Ромон, и которая вращается вокруг двойной звезды Нерко-18. Это уже новая планета, основанная самим Элькасаном. К несчастью, красивую планету Аремир постигла та же участь, как и всё человечество.

Но как за семилетний период правления Элькасан смог биокультивировать целую планету спросите вы? Здесь нет ничего странного. К 61 тысячелетии, технологии которой достигли люди совместно с фиатами, были таковыми, что позволяли не только проводить трансмодификацию из одного состояния в другое, но и выполнять мгновенную биокультивацию безжизненной, мёртвой планеты, превращая ту в насыщенную жизнью — растениями и животными — планету буквально за считанные часы.

Очень интересен сам процесс такой биокультивации.

Подбирается планета, которая имеет все шансы на успешную биокультивацию — с нужной гравитацией, с удовлетворительным температурным режимом, с максимально подходящей атмосферой — из кислорода; можно и с углекислым газом. Туда запускается несколько капсул с примитивной жизнью — амёбами, бактериями, простейшими клеточными организмами. Затем всё звёздная система блокируется особым темпоральным полем, которое приводит локальное ускорение времени в данной звёздной системе, превышающее общее в миллиарды раз. Таким образом — во всей Вселенной проходит несколько часов, а в блокированной звёздной системе парочка миллиардов лет. За отпущенное время, выпущенные на поверхность мёртвой планеты амёбы, бактерии и прочие поселенцы 'населяют' её, обживают и устраивают там свою эволюцию — развиваясь, усложняя свои организмы. Процесс эволюции зависит от многих факторов — но результат обычно одинаков: бескрайние леса густых плодовитых зелённых растений (хотя иногда бывают и синие) и бегающие, прыгающие, ползающие, также плавающие в этой чащёбе разноликие животные — в виде динозавров или динозавриков. Редко когда эволюция идёт вспять или пускает новые, неожиданные ветки развития. Не получилось — ничего страшного, подыскиваем новую планету с пригодными условиями и начинаем эксперимент заново.

Правда, есть один побочный эффект в таком локальном ускорении движения времени: так как звезда постоянно излучает фотоны — яркий свет — с определённой скоростью и ускорением, то накапливаясь и преодолевая темпоральный барьер они образуют по своей сумме огромную массу, фактически сравнимую со вспышкой сверхновой. И требуется как-то погасить эту ослепительную вспышку, или, отбежав подальше, пропустить волну света. И тот и другой вариант не чреват тяжёлыми последствиями, кроме многократного повышения яркости выбранной звезды на фоне других звёзд.

Таким образом, была создана планета Аремир. Так её назвал Элькасан в честь своей любимой принцессы, Ами Аремир. На планете он обосновал город — Имперскую столицу, где возвёл дворец, не в том архитектурном стиле, в котором мы привыкли видеть, а достаточно скромный, соизмеримый с его командирской рубкой домик-дворец. Он не восседал на троне, не командовал вельможами, у него не было придворных, кроме пары-тройки любезных роботов-домохозяев. На этой же планете поселились воскресшие люди-духи. Начали возводить для себя города. Нематериальным им это сделать было трудно. Понадобились вполне материальные машины-роботы и механизмы, выполнившие за них всю работу.

Вообще ни их города, ни их транспортная система не идёт ни в какое сравнение с нашими, устоявшими представлениями — что города должны быть большими и высокими, а дороги, словно гигантская паутина, должны окутывать планету со всех сторон. Ничего подобного! Их города скромны, потеряны в морях джунглей и слабо похожи на наши со строго выдержанной сеткой улиц. А линий дорог и магистралей между поселениями вовсе нет. Зачем они нужны? Зачем резать природу на зоны? Когда есть возможность портального, мгновенного перемещения из одной точки в другую.

Вот так эволюция технологий! Ходишь, раззянув челюсть, поражаешься.

Но ко всему, что бы ни было странным, ни казалось абсурдным, привыкаешь. Постепенно, подменивая свои стереотипы, привыкаешь.

Я привыкал к своему новому телу. Из биологии я помнил, что примерно за две недели практически весь мой организм полностью обновляется — старые клетки отмирают, за место них вырастают новые. Руки, ноги, суставы, мышцы — всё постепенно обновляется, подпитывается свежей материей. Поэтому оказаться в совершенно новом теле для меня не было шоком. Главное — я всё помню, ничего не забыл, вроде бы… Хотя, как это проверить?.. Чувствую, что пробелов в памяти нет. Помню, что было до, что после. Все минувшие события свежи, словно случились вчера.

А что главное в человеке, что так драгоценно для личности — как ни память? Боялся я, потеряю свой менталитет, подсознание, интуицию. Нет. Память подсказывает мне — ничего не изменилось. Остался прежним, каким был. Ни тело мне дорого, ни даже сознание — мне дорога моя память.

Лицо и внешность моя с виду ни изменились, однако Жан сообщил неожиданную новость, что Джерр, когда создавал тело, избавил меня от налипших болезней, патологий, развивавшихся в организме на разных стадиях, выправил деформации, сжёг бесполезные жировые отложения, снабдил мою мышечную ткань усилительными волокнами, сформировал отличный рельеф. Глянув в зеркало, понял я, что теперь выгляжу настоящим мужиком — с крепкими мускулами, здоровыми бицепсами и трицепсами — не огромными, а именно достаточного размера. Стал выдглядеть значительно привлекательней. Подтянулся. Выпрямился. Исчезла сутулость. Плечи, вроде стали смотреться шире. Да и сам я стал, выглядеть здоровым и бодрым, каким никогда, пожалуй, не выглядел.

Такая метаморфоза мне понравилась. Я даже не жалел, что для этого пришлось пройти через смерть. К тому же это было совсем не больно.

Отлично! Ну, кто на меня?! — дерзал я перед зеркалом. Эх, попадись мне сейчас молодой солдат эйэловец и тот вояка, что приговорил меня к расстрелу. Ух, как вам не поздоровиться! — Сжал кулаки перед зеркалом и выпучил мышцы.

Мы с Императором Элькасаном уже прожили на Аремире две недели, в земном исчислении. Просиживали дворец, вели друг с другом недолгие беседы, вырабатывали стратегию. Джерр сидел на орбите, возглавлял оборону планеты.

На Аремире бойко шёл процесс подготовки к новой битве. Все роботы, машины и механизмы были втянуты в подготовку. В пору вывешивать лозунг на каждом углу: 'Всё для войны, всё для победы!'

Миллиарды единиц техники трудились на планетарных и орбитальных заводах всех планет и колоний Империи. Объемы работ превышали любые воображаемые массы. Фантазии представить это не хватало. Кто сможет представить себе 16 десять в тринадцатой степени боевых единиц техники!! Вот так армия! Вот так Элькасан могущественный!

Но не за две недели это всё было создано. В эти дни как раз подходила к своему завершению подготовка и формирование армии. Началось всё раньше — с год назад — с того момента, как минула предыдущая битва, завершившаяся разгромом и пленением Элькасана. А используя локальные темпоральные поля в разных частях Вселенной, выигрывалось время. Миллионы лет выделялось некоторым звёздным систем, чтобы готовить новых механических воинов. Вся их задача, весь их смысл жизни сводился к одному — подготовить армию для решающего сражения.

И вот она собрана, огромная армия: в миллиарды раз превышающая объёмы и без того не маленького Джерра — каждый линейный корабль от 3 километров, некоторые единицы достигают своими габаритами тысячи километров. И все снабжены современным разрушительным оружием, оснащенные новой боевой программой — с одной целью: биться до последнего, стоять насмерть, победить, во что бы то ни стало. Призыв один: 'Рвись к победе!'

Армия не умещается в межзвёздном пространстве, её вывели в межгалактическую пустоту, для построения, для смотра. Она насколько огромна, что в иллюминатор вижу я только незначительную часть — несколько сотен тысяч больших кораблей, выстроившихся в строгие бесконечные ряды. Мне становиться дурно. Меня пробивает дрожь от мысли, какова будет битва. Это тебе не Курская дуга! Здесь на космических полях сражений будет решаться судьба двух великих сущностей — Вечной Шимерши и Императора Элькасана, за которым соединённые цивилизации людей, фиатов и многих других формаций.

Назревает величайшая, фантастическая битва! Была ли когда-нибудь подобная во вселенной? Будет ли когда-нибудь подобная? Хочется верить, что нет. Да и кто осмелится?

— Ты уверен, что на этот раз победишь Шимерши? — спросил я как-то.

Элькасан сразу ответил:

— Я никогда не теряю уверенности. В прошлый раз я поторопился. Мне немного хватило до победы. Она пошла через флаги и смяла ряды. Не хватило подкреплений. Ей удалось взять под свой контроль корабли, прорвала внутреннюю защиту, на ходу их перепрограммировала и мы потеряли перевес в силе, также численность.

— А ты уверен, что это единственный способ победить Вечную?

— Конечно. Уничтожив её подконтрольную материю — мы лишим выход Вечной в наш мир, в нашу Вселенную. Значит, победим её. Моей армии будет достаточно, чтобы прикрыть все точки входа её в наш мир. Какой ещё может быть способ?

— Как же 'договориться'?

— С Шимерши? — усмехнулся Жан. — Вот подумай сам, как ты с ней договоришься? О чём будешь договариваться?

— Но ведь люди 81 тысячелетия смогли с ней как-то договориться? Она их не уничтожила. Позволила жить и развиваться дальше.

— Э-э… Без Императора, без последнего человека — они ей не помеха. Что ей духи? Их число ограничено. Они для неё не представляют угрозы.

Я подумал: духам радоваться бы надо, что Императора нет, никто их не притесняет. А они наоборот — чуть ли не плакать стали.

Тирании со стороны Императора к своим подданным я не замечал. Император, он хоть и без большого стажа, вершил истинное правосудие, следил за порядком, справедливо наказывал провинившихся. Благо народонаселение его Империи не так уж огромно. На планете Аремир проживает чуть свыше 5 миллионов духов. Поэтому со всеми своими обязанностями справляется. А что не успевает — перекладывает на своих министов и замов — тех же духов.

Для них предстоящая война — не более чем очередное развлечение. Может ли кто-нибудь среди них погибнуть? Наврядли. Духа уничтожить не представляется возможным. Он — не материален. Он — всего лишь призрак. Однако ликвидировать такого призрака, к моему изумлению, можно. Достаточно блокировать в пространстве такого духа, или кучу духов — как они оказываются отрезанными от мира сего и не представляют более никакой опасности. Но убить их нельзя. Вы когда-нибудь пробовали лишить жизни призрака?

Несмотря на опасность, на возможность ловушек, вечного пленения, практически все из них повально пошли добровольцами на фронт и начали командовать боевыми единицами, встали во главу разных частей войск. Такой преданности, за исключением Джерра, мне не приходилось видеть. Видимо, Император за годы правления заслужил такой почёт и уважение среди своих подданных.

— Какие способы ты ещё рассматриваешь? — спросил меня Элькасан.

Отвлёкшись на мысли, я не понял сути вопроса.

— Ты не считаешь военный способ единственным, — напомнил мне Элькасан. — Давай я тебе кое-что проясню.

И он начал увлечённо объяснять мне:

— Думаешь её можно расшатать чувствами. Любовь — к примеру?.. Ты уверен, что она знает такое чувство? Я допускаю, что она вливалась — и не однократно — в нашу среду, пробовала на вкус всё возможное — разные чувства, пыталась понять их, залезть в нашу шкуру, прочувствовать наш мир таким, каким его видим и ощущаем мы. Допускаю, она перепробовала: влюблённость, любовь, зависимость, привязанность к конкретному индивиду, к людям. Почему бы нет?! Но это её не проняло. Она же не человек! Вернувшись в шкуру Вечной, она понимала, что это всё природные инстинкты, самообман. Нужно ли ей это? Она давно отстранилась от такой чуши земной.

Второй вариант. Дружеское общение. Подписание взаимовыгодного договора. Ну, что к примеру? Стать мне протекторатом, её личным вассалом? Если честно, такой вариант я рассматривал. Я нынче не столь гордый и непробиваемым, каким был раньше. Я не буду отвергать возможность примирения, даже таким позорным образом. Как-никак на кон поставлена судьба человечества. Да что там — и моя судьба поставлена. А примирение даст успокоение, сдует постоянную тревогу за свой народ — их трогать не будут, притеснять не станут. И я решился предложить такой мир при очередной встрече. Как бы вскользь я озвучил такую возможность. Она отказалась от примирения. Объясняет: 'Битва до победы, ты мне обещал'.

Третий вариант. Брать хитростью. Обманом. Нечестным способом. Хоть и гнусный, подлый вариант, всё же вариант! Я много думал, как можно обхитрить Шимерши, как обвести её вокруг пальца и возможно ли её обхитрить? Она способна предугадать на многие шаги вперёд. А при встрече она способна прочесть все мои мысли, просканировать всю память — и все мои коварные комбинации тут же рассыпаются в прах. Так что такой вариант тоже отметается — как невозможный к реализации…

И вот остаётся единственный верный — воевать. Биться насмерть. До победного исхода. Уничтожать всех её агентов, жертвовать своими агентами, изничтожать материю, подконтрольную ей — разрушить всё до атома, чтобы не осталось ни грамма органической или технической материи, которым бы она могла управлять. Либо я доказываю свой титул Императора и остаюсь единственной могущественной силой во Вселенной, либо я низвергаюсь с кручи, насмерть разбиваюсь, и она правит миром как захочет.

— Но как же ты 'погибнешь'? — спросил я, имея ввиду Чёрный Кристалл.

— Если она прижмёт меня к стенке… и возможностей к сопротивлению не останется никаких. Что ж, я смерюсь с поражением. Преклонюсь перед ней, отключу в себе Чёрный Кристалл и отдам ей свою жизнь — ты заслужила!

— Выходит, сражение не избежать? — спросил я.

— Определённо! — подчеркнул он торжественно. — И поверь мне, ты увидишь такое сражение, какое в своей жизни никогда не видел… и вряд ли увидишь.

Я и без этих слов понимал, какой будет битва. Что сейчас разыграется через несколько часов — не укладывалось в воображении.

— А моя роль какая? — не преминул спросить я.

— Ты будешь сторонним наблюдателем. Судьёй нашего спора. Не беспокойся, ты не пострадаешь. Об этом я договорюсь с Шимерши. Через час мы делаем прыжок в галактику, где обитает Шимерши.

В 61 тысячелетии Шимерши переселилась в галактику Аднромеда — соседку нашей Галактики. Элькасану тяжёлыми усилиями, нелёгкими боями, удалось изгнать всех агентов Вечной из Галактики и удерживать оборону — чтобы никто не смог проникнуть. Силы противника нам представлялись туманными. Но по последним разведданным — силы её были на порядок меньше. А посему шансы на победу у нас имеются.

Я внутренне готовился к любому исходу. Либо я сейчас увижу невероятную, единственную в своём роде победу на Вечной, что считается чуть ли не верхом безумства и отчаяния, либо я увижу как прогорят все наши силы и Вселенная лишится последнего человека — Императора Элькасана.

И что будет тогда со мной? Этого мне не дано знать.

Я проникся величием предстоящего сражения. Сердце неумолимо колотилось в груди. Казалось, вот-вот оно выпрыгнет. К счастью, Элькасан дал мне успокоительное.

Мы стояли в командирской рубке Джерра. Среди нас было несколько духов — главнокомандующих большими частями войск. На них я не обращаю внимание. Как-то привык их не замечать. Они молчаливы. Они прозрачны. Их трудно разглядеть. Их словно нет. Сейчас они просто ждут команды своего императора.

И вот Император командует: 'Пора!'.

Все сразу его понимают, знают он имел ввиду — и быстро разлетаются в стороны, исчезают в стенах.

И я понял — пора. Наступил момент истины. О, великий момент истины! Достойны ли мы, люди, жить в этом мире или дано нам всем сгинуть раз и навсегда?

Все корабли устремились вперёд. Через каждое мгновение космос освещали сотни, тысячи вспышек — это исчезали боевые единицы в гиперпрыжке — их поглащал космос. Скоро также вспыхнул наш корабль и в следующее мгновение мы были уже в галактике Андромеда.

— Я желаю встретиться с Шимерши, — первое, что потребовал Элькасан от жителей чужой галактики.

Диалог шёл на языке Вечных. Но этот язык я понимал как свой родной. Правда, я не мог вспомнить, когда его так шустро изучил. Возможно, Джерр помимо мышц мне накачал новые познания. Ух ты! Круто! Да я постепенно становлюсь полиглотом.

— Она вас ждёт, — сухо, совсем неприветсвенно ответили на другом конце радиосвязи.

— Замечательно, — обрадовался Жан, подмигнул мне: — Перед битвой следует пообщаться со своим врагом, — и громко добавил: — Джерр перемещай нас.

Не успел я испугаться и подумать даже: 'Охренеть! Да я сейчас встречусь с Вечной!.. А причёска у меня нормальная?..', как всё вокруг засияло синими красками, появилось знакомое головокружение — словно я сумел воспроизвести 'прыжок' из мира в мир — и в мгновение очутился в незнакомом месте. Бог знает как далеко от первого имперского корабля Джерра.

Оказывается, это стандартная процедура. Нужно договориться о правилах, предупредить врага о сражении, чтобы не получилось — подлый удар в спину, да и просто поболтать о делах. Может и сражения удастся избежать. Враг увидит превосходство противника, струхнёт и сдастся заочно. На последнее рассчитывать, конечно, не приходится. Ну, а почему бы и не порассчитывать? В жизни всякое случается!

Помещение было небольшим, хотя, если приглядется, просторное — маленький зал с колоннадой. Анфилада дверей в бесконечность. Белые вазы. Мягкие, шёлковые тона. Опрятная мебель. Тусклый свет просачивается через плотные занавески. Не понятно, где мы оказались. Судя по гравитации и обстановке — чуть ли не на Земле. Но, скорей всего, на корабле. Только для общения с нами, Вечная создала такую знакомую, приятную обстановку — для нашего комфорта и чувства домашнего уюта. Постаралась.

Мы робко осматриваемся. И вот, практически перед нами, в небольшом удалении зала стоит ОНА — красивая, высокая, стройная с длинными светло-русыми волосами, молодая девушка с очаровательным, милым, таким озорным личиком. Она подходит к нам. Узнаю этот взгляд! Ведь я её знаю! Где же видел? — оробел я.

И меня тут же пробивает разом. Ворошит внутренности. Защемило сердце от внезапного порыва воспоминаний. Как я мог забыть! Как мог не узнать! Я бескрайне удивлён. Я чуть ли не ору:

— Маша?!

Глава 22

Не надо было всех бросать в атаку — корил себя Элькасан, глядя, как погибают остатки его великой армии.

Он стоял в командирской рубке, не в той маленькой, к которой он привык, а в большой, настоящей командирской рубке, где могло свободно разместиться человек хоть сто. Перед ним высился гигантский куб, имитирующий трёхмерный участок космоса в отдалённой плеяде звёзд. Информация ежесекундно обновлялась — изливалась непрерывным потоком. И получаемые сведения были катастрофичны. В помещении накалялась атмосфера обречённости. На лице Элькасана застыла недовольная, мученическая гримаса.

Ситуация была критической. Атака провалилась. Ударные части, почти из миллиарда единиц, были сломлены, большей частью разбиты, смятенны и теперь их преследовали войска противника. Остальные части ретировались и держали оборону. Но в обороне прошли трещины, через которые, как вода фонтаном вбивается через пробоины судна, втекал вражеский поток. Наибольшие силы противника одновременно пошли по флангам. Удивительно как быстро они двигаются! Союзные силы от такого напора со всех сторон запаниковали. Вот смятенны ряды, разбиты укрепления, как казалось, надёжно защищающие тыл от внезапного налёта. Фиаты, поняв гибельность ситуации, так вообще вышли из резерва и двинулись домой. Элькасан их не винит в этом. Они честно предупреждали, что в случае потери контроля, не станут участвовать в войне.

Вся его стратегия рассыпалась на мелкие кусочки. Невозможно применять такую стратегию в отношении Вечной, которая не приемлет логику и, что касается битвы, так у неё опыт ведения больших сражений значительно больше, чем у Жана.

Откуда он мог знать, что она располагает скрытыми резервами? Что на удар она тут же ответит двойным ударом. Сокрушающим ударом! Кто мог предположить, что она станет использовать силу противника против него самого? Чем сильнее ударить стену мячом, тем больнее она ответит зеркальным отскоком.

Слишком поздно что-либо менять. Увы, многое потеряно. Нет, не быть Элькасану великим полководцем. Да что там! И императором ему быть уже не дано. Он проиграл битву. Окончательно и бесповоротно.

— Я должен остаться, — принял решение Элькасан.

Джерр непонимающе запротестовал. Свита в виде людей-призраков прекратила галдёж в рубке и вопросительно уставилась на своего Императора: 'Что бы это значило?'.

— Если я останусь здесь, она перестанет преследовать армию, — объяснил он. — Так я спасу Империю. Мне всё равно конец. Я это знаю. Даже если я буду скрываться — она всё равно меня найдёт, хоть на краю Вселенной. Она разрушит Империю, всех вас накажет за пособничество, включая фиатов… Этот вариант неприемлем. Я остаюсь, — твёрдо и уверенно закончил он.

— Мой Император, вы не должны так поступать, — заявил один из свиты.

— Очень смелый поступок! — ободрил решение другой.

— Да, смелое решение! Она остановиться. Ведь ей нужен наш Император, а не мы!

— Император, я готов остаться с Вами!

— И я готов разделить с вами участь, — бодро подхватили из толпы.

— Нет! — развернулся Элькасан. — Останусь только я. Ни вы, ни даже Джерр не останется… Время на исходе. Так что, не будем его терять. Джерр, прошу катапультировать командирский отсек вместе со мной. Я подам сигнал о капитуляции. Войска Шимерши меня скоро обнаружат.

Не смотря ни на кого из присутсвующих, он резко развернулся и широкими, твёрдыми шагами двинулся в командирский отсек.

Джерр настаивал остаться с ним. Пришлось немного повозиться в сознании, чтобы мысленно прогнать близкого друга ради спасения его и всей Империи:

— Пойми Джерр, ты не можешь остаться со мной. Если ты останешься — я погибну окончательно. Но если ты вернёшся в Империю, то Элькасан будет жить ещё долго. Ты — это я. А я — это ты. И вместе мы непобедимы… Вариантов нет. Ей нужен я, а не ты. Тебя она не станет преследовать, я так думаю. Ну, а если и станет, я уверен, ты найдёшь выход из тяжёлой ситуации. Не тебе ли это по зубам?.. К тому же, если я каким-то чудом выживу — ты сможешь меня спасти, высвободить из плена. Знаю, что ты найдёшь способ как это сделать, более чем в этом уверен, — Элькасан заблокировал отсек за собой.

Корабль не стал спорить с хозяином. Джерр исчез яркой вспышкой. Элькасан попрощался с ним, высматривая в иллюминатор свой большой корабль. Вот он был — и вот теперь его не стало. Никого не стало. Элькасан остался один. Совершенно один — посреди безжизненного космоса. Как когда-то давно.

Он начал ждать финала, расчерчивая глупые фигурки на запотевшей стороне иллюминатора. На какой-то миг ему дико понравилось сие увлечение, и он подумал, что это гораздо интересней, чем быть императором или командовать огромными войсками.

— Ты очень смел, — буквально через пару минут в полутёмном командирском отсеке появился знакомый силуэт. Та же маленькая фигурка в длинной до колен шёлковой накидке, мягкая, бесшумная обувь, длинные волосы, схваченные необычайно красивым обручем на голове.

Он даже не удивился её внезапному появлению в герметичном отсеке, буквально из ничего, из пустоты.

— Поражению не нужна смелость, — ответил он, неохотно отвлекаясь от нового занятия.

— Но ты ещё не проиграл. Я не могу тебя уничтожить — ты это прекрасно знаешь. Значит, ты ещё имеешь шансы на победу. Правда, очень призрачны твои шансы. Уж как-то серьёзно пошатнулось твоё положение.

Она подошла вплотную. Элькасан не ожидал ничего доброго от такой интимной близости. Ему хотелось отдалиться, отстраниться от неё, остаться наедине, подумать о чём-нибудь хорошем… Он знал, что это теперь невозможно. Он полностью в её распоряжении.

— Ты ужасно скис, — отметила она недовольно. — На тебя больно смотреть. Взгляни на меня. Ты болен?

— Увы, достопочтенная Шимерши, я заболел одиночеством.

Вечную развеселила такая фраза. Она широко улыбнулась, раскрыла красивый ряд белоснежных зубов, прошептала:

— А как же я? Я для тебя не человек?

— Любезная моя Шимерши, я не могу тебя признать человеком, потому что ты не из рода людского, а из рода Вечных. Мы разного порядка и разного уровня…

Девушка усмехнулась. Вот так наглость!

— Что же мне с тобой делать? — задалась она вопросом и пальцем начала гладить свой подбородок.

Элькасан не стал рекомендовать варианты, хотя мысли в голове копошились в одном направлении: 'Отпусти меня, раз не знаешь что делать'.

— Пожалуй, я тебя отпущу, — решила она тут же. — Только не в твою Империю. Это было бы неразумно. Надо мной все будут смеяться, включая тебя. Зачем мне это?.. Я отпущу тебя на Землю. Да-да! На ту самую Землю, на которой ты родился.

— Её нет, — напомнил Элькасан. — Её давно уже нет.

— Знаю, — согласилась Шимерши. — Но ведь она когда-то была. И я могу отправить тебя в прошлое.

В груди у Элькасана загорелся лучик надежды — он увидит Землю! Свою любимую, прекрасную планету, свой дом родной; живых людей, наконец, он увидит. Самых настоящих живых людей!

— Ты, наверное, шутишь? — усомнился Элькасан, хотя по выражению взгляда Вечной — тёплому и добродушному — мог прекрасно определить — она не шутит.

Но как она сможет его отправить в прошлое? Разве ей это под силу?.. С другой стороны — разве у неё есть предел могущества? Она только что разгромила великую, многочисленную, очень сильную армию. Она способна перемещаться в пространстве и заглядывать в разные времена… Что для неё остаётся невозможным?

— Путь так и будет, — окончательно решилась она. — Кто знает, может, ты найдёшь себе новое занятие. Образумишься, перестанешь дуться на людей, оценишь то богатство, которым располагало человечество, и которым нисколько не дорожило. Считай это ссылкой в прошлое. Учти, я от тебя не отстану ни на минуту. Буду следить за тобой. Ты ведь сможешь прожить интересную, под час увлекательную, жизнь. Подумай об этом!.. Я вовсе не желаю тебе смерти. Зачем мне твоя смерть? Если ты пропадёшь из этого мира навсегда — то считай, я победила. Нет больше человечества и самого последнего императора людей тоже нет.

— Это очень гуманно с твоей стороны, достопочтенная Шимерши, — сказал Жан. — Я высоко оцениваю такой поступок и обязательно учту в отношении тебя при аналогичных обстоятельствах.

Шимерши улыбнулась:

— Вот и договорились.

Земля пахла свежескошенной травой. Ветер поддувал кроны деревьев. Листья подпрыгивали на ветру, как бы приветствуя странного гостя. Местами валялась кучками скошенная трава. Прела и высыхала. Стрекотали кузнечики — мелодия брачных позывных. Бабочки игриво порхают вдалеке. Солнце быстро нагревает спину. Комбинезона на теле больше не было. А с ним и освежающего кондиционера. Торс у Жана голый. Впрочем, как и ноги. Только бесполезные шорты остались на нём, которые услужливо сохранила ему Шимерши, дабы не оказаться среди людей в чём мать родила. Тело сразу облюбовали мухи и другие жирные любознательные насекомые.

Произошло всё быстро. Буквально в одно мгновение. Элькасан не запомнил, как это было. Он понял одно — у Шимерши абсолютно нет ограничений ни в чём. Она за раз способна переместить его из отсека, парящего в свободном космическом дрейфе, на планету Земля, в её далёкое прошлое.

То, что теперь он находился в прошлом — не было сомнений. Только, непонятно, какое это прошлое? Какой век на дворе? Год какой?.. Но если подумать, что это ему даст?..

По природному не совсем девственному пейзажу сложно определить. Однако — трава скошена и собрана в борозды. Значит, люди здесь есть и они имеют хотя бы начальный сельскохозяйственный уровень. Уже неплохо!

Так, двигаемся дальше.

Вот начинается лес. Виден ряд зазубренных пней, зарубки на деревьях от топора или пил. Местами валяются спиленные стволы. Очищены от сучьев. Ага, заготовки значит. А вот виднеется просека. Пожалуй, вытоптана она бульдозером. А может грейфером. Значит, не раньше 20, но не позднее 23 века, где такое хамское поведение строжайше запрещалось. Период технологических прорывов, надо отметить. Научно-технический прогресс в расцвете! Однако, как помниться, он же стал причиной глобальных конфликтов и быстрому истощению ресурсов Земли.

По текущей остановке сложно судить ведётся ли какая-нибудь война и распространена ли она на данную территорию, или же сейчас установлен мир.

Жан решил это проведать.

Глава 23

— Здравствуй, Лёшка.

Алекс, похоже, ушёл в прострацию — подумал Жан. Он толкнул в бок, что б тот не зевал. Алексей тяжело посмотрел на Жана туманным взором и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но слова у него застревали где-то меж зубов и вываливались наружу нечленораздельным потоком. Что-то вроде: 'Э-э, м-м-бэ, а-э-х, э-о-э'.

Впрочем, по мыслям забившем его бедную голову, было не трудно понять, чем он был так поражён почти до беспамятства. Эх, бедный, бедный Алекс! Какой удар он принял на себя! Теперь стоит сражённый наповал.

Элькасан за всё время знакомства с Шимерши видел её всего в двух образах. Первый образ — та, которая предстала перед человечеством, чей образ сохранили уцелевшие видеоматериалы, голограммы, память визоров и память архивных льдов на планете фиатов. Ничего примечательного — среднестатистическая девушка 40-го тысячелетия. С виду и не скажешь, что чем-то отличительна. Второй образ, видимо новый — чтобы Элькасан не смог сходу узнать (а у него фотографическая память на лица) — образ невысокой, худенькой, с виду абсолютно хрупкой 19-летней девушки с длинными до талии светлыми волосами и красивыми карими глазками-блестяшками. Такую он встретил у себя на корабле, с такой он неоднократно встречался позднее, точно с такой же он знакомил Ленку в Подмосковье. И, казалось бы, образ закрепился за ней, как минимум на ближайшие сто лет… Но нет! Что она вытворяет! Сегодня она меняет образ на образ Марии из воспоминаний Алекса.

Вообще-то, Элькасан всегда ожидал такого подвоха — что в какую-нибудь встречу Шимерши предстанет перед ним в образе знакомой девушки. Например, его любимой Ами Аремир. Почему нет?! Что ей стоит изменить свой образ? А в новом, знакомом и таком любимом образе — у неё будет весомый приоритет в борьбе. Прямо скажем, увесистый, чуть ли не убойный приоритет. Это и послужило одной из причин отказа Элькасана от собственных чувств. Чувства опасны! Они могут предательски тебя выдать, сломить, поставить на колени. А вот чего Элькасан не любил делать — так это становиться на колени перед врагом своим. К счастью, ему не приходилось становиться на колени перед своими врагами. И дай Бог этого не произойдет никогда.

— Нечестная игра, — сказал Элькасан после затянувшейся трёхсекундной паузы.

— Это уже не игра, — ответила крайне загадочно Шимерши.

Жан, на всякий случай убедился, что перед ним стоит действительно Шимерши, а не новая героиня эпической битвы. Заглянул в её душу, нащупал мощный, обжигающий разряд, бьющий нестерпимо больно. Да. Это, несомненно Шимерши! Покрытый ледяным потом, он быстро вылез из её сознания. Ретировался.

— Да Лёшка… Меня зовут Мария Радченко, — сказала она прямо. — Мы были с тобой три месяца, как ты помнишь.

Алексей заметно побледнел. Сказать в ответ что-либо он не торопился. Хотя, скорее, не мог. В таком состоянии крайне тяжело из себя что-нибудь выдавить. Он смотрел на неё, не отрывая взгляда. Шимерши же, в образе Марии Радченко, смотрела на него не менее внимательно.

'Вот так номер! — отметил Жан. — А наш скромный питерский парень встречался с Шимерши! Ни с кем иным — с самой Вечной… Да… Интуиция меня не подвела. Так и чувствовал, что Алексей Губанов — парень не из обычных. Он избранный! Избран самой Вечной'.

— Но что это всё значит? — вслух спросил Жан, обращаясь и к одному и к другой.

Алекс, выйдя из тяжёлого оцепенения, слегка покачал плечами, наморщил лоб и пытался сам сообразить — что к чему тут происходит. Да уж! От него не добьёшься. Шимерши же в свои мысли не пускает.

Вдруг Жан понял, что нужно делать.

Щёлк!!

Это как вторая жизнь просыпается. Что-то неизвестное и по ощущениям опасное вливается в тебя, в твоё сознание, прямо в твой мозг — горячее, жгучее, будоражит мысли, сбивает их в ряд, как суровый командир с тяжёлыми кулаками и надрывным, громогласным рёвом выстраивает на плацу нерадивых солдат-сосунков. Это нечто, словно монстр, он проедает твои мысли, тормошит весь твой внутренний мир наизнанку — переворачивает с ног на голову. И, не смотря на кажущийся хаос, внезапно наводит порядок в твоём захломлённом сознании.

Кеш-память! То немногое, что недоступно Шимерши. Что делает Элькасана менее уязвимым и более независимым от её незримых щупалец, проникающих под кору головного мозга каждого, кто находится рядом…

— Я вижу, ты удивлён, — между тем начала Шимерши. — И ты, великий император, тоже не ожидал… — вдруг она смолкла.

— Пожалуй… — протянул Элькасан. — Нет!.. Знаешь, я не удивлён. Я привык к твоим фокусам и трюкам. У меня даже выработался некий иммунитет к ним… Признаться, в первый момент ты меня сильно огорчила. Я даже, не был подготовлен к такому варианту… Но, ситуация, как ты заметила, слегка изменилась.

— Как ты это сделал? — пришло время удивляться самой Шимерши или Марии Радченко, кто бы она не была.

Алексей, ничего не понимая из происходящего, как и мы с вами, ошеломлённо стоял на месте и смотрел поочерёдно, то на свою бывшую подружку, невесть как появившуюся тут за место Шимерши, то на не менее загадочного и внезапно переменившего тон Элькасана. Только что с ним стоял один человек, теперь совершенно другой. Фактически незнакомый. Даже стиль общения у него заметно подменился.

Нет, вроде бы, тот же Элькасан, что и был. Такой же строгий и безбашенно-бесстрашный. Но теперь он другой — более суровый, наглый и теперь уж неприлично бесстрашный.

Маша, изначально почти подошедшая вплотную, начала потихоньку отодвигаться в сторонку, прочь от Элькасана. В глазах её читался неожиданный испуг.

— Не поможет, — предупредил Элькасан. — Да! Кстати, почему ты на этот раз без охраны? Где же твои агенты?.. Эх, самоуверенность! Как опрометчиво с твоей стороны! Думаешь, если можешь ворошить мир своими мыслями, то ты от всего защищена и ничто не угрожает? Пожелаешь — сама уничтожишь человека — меня, его, не важно… Достаточно одной мысли — и всё исполнится в одночасье. Нет. Даже, сиюсекундно. Но всему есть свой предел. Бесконечность может неожиданно нащупать край, а вечность внезапно узнает, что такое смерть… Уважаемая моя, ты напугана? — он внимательно посмотрел на девушку. Та действительно выглядела страшно перепуганной с беспокойным, неустойчивым взглядом и шаг за шагом, медленно пятилась назад в сторону анфилады дверей. — Прошу тебя! Не бойся, — стараясь вложить больше доброты в свои слова, сказал Жан.

— Объясни, как ты это сделал? — чуть ли не плача, спросила девушка. — Как у тебя получилось?

— Ах, ты уже не помнишь? — приподнял брови Элькасан и усмехнулся легонько. — Видимо, давно это произошло. Так давно, что не помнит ни одно живое существо и сущность… А впрочем, сдаётся мне, ты специально прочистила память?… Что ж. Придётся напомнить, — вздохнул он.

— А что происходит? — не понимал Алексей, — Где Шимерши?.. И… Маша, что ты тут делаешь? — обратился он к перепуганной девушке.

Алекс успешно вылез из шокового состояния и теперь оценивал обстановку более трезво. А вот Шимерши теперь напротив, сама оказалась в шоке. Ага. Поменялись ролями.

— Друг мой, ты стал жертвой этой маниакальной особы, — отметил Жан. — Тебя долгое время вводили в заблуждение, выдавая себя не за ту, кто есть на самом деле. Мария Радченко, что стоит перед тобой и есть Шимерши! И всегда ею была.

Парень удивлённо и недоверчиво посмотрел на Элькасана. Потом перевёл взгляд на Шимерши. Та отошла на несколько шагов и беспомощно опустила лицо, стараясь не смотреть на двух молодых людей, словно они маньяки ушлые пришли сюда её насиловать.

— А-а! — протянул понимающе Алексей. — Шимерши предстала в образе моей девушки — Маши, чтобы меня нокаутировать сразу. Правильно ли я понял?

Жан ухмыльнувшись кивнул, но ответил:

— Нет. Не правильно. Ту Машу, которую ты помнишь, была настоящей Вечной. Её сознанием управляла Шимерши.

— Да ладно! — не поверил Алекс и отмахнулся. — Такое… невозможно, — не сразу подобрал он нужное слово. Замолчал. Пригляделся. Сделал два шага в сторону Маши. Девушка вздрогнула. Произнёс: — Ты хочешь сказать, что она — Шимерши? — усмехнулся он.

— Ну, теперь уж не совсем. Но в какой-то степени она… да! Она — Шимерши, — отметил Жан. — Всегда ею была. И поверь, она всё знает про тебя. Особенно, про твой роман с Сифиль Антургайн.

Алексей возмутился. Зачем это говорить?! Хотел выкрикнуть: 'А ты откуда знаешь?', но тут же осёкся, вспомнив, что спрашивать бессмысленно.

— Она следила за тобой, — сообщил Жан. — Уважаемая моя Шимерши, — обратился он к девушке, — я понимаю, что вы сейчас напуганы и испытываете лёгкий дискомфорт. Замечу, что мне пришлось перетерпеть нечто подобное при нашей первой встрече. Я не стану вас мучить догадками. Объясню вам, да и моему другу что, собственно, сейчас произошло.

Помнишь, Алексей, я перечислял тебе возможные способы борьбы с Вечной — уважаемой хозяйкой этого красивого дворца? — спросил он, так чтобы все его слова тоже слышала девушка. — Вариант войны до уничтожения я выделил как единственно верный. А все остальные я отбросил. Уничтожив всю подконтрольную материю — мы уничтожим все точки входа в наш мир — не это ли я говорил? Именно так я и думал всё последнее время… Так я думал и в первые дни после личного знакомства с Вечной. Однако не правильно было бы предполагать, что не рассматривал другие варианты более скрупулёзно. Я рассматривал все другие варианты — перебирал любые возможности. Но не находил правильного решения, кроме битвы. Как победить могущественного врага? — только силой! Создать огромную армию, превзойти в тактике, сломить натиском и разгромить остатки. И я это пробовал делать! Неоднократно. Шимерши и Джерр тому свидетели. Но разгромить все силы противника мне не удалось ни разу. Фишка вся в том, что Вечная может собирать армию сопротивления фактически из пустоты — мысль не всегда требует материальной подпитки, так как её можно добыть из других миров. Вспомни свои перемещения сквозь миры… Тогда я понял окончательно, что победить Шимерши невозможно. Последняя прошедшая битва это наглядно продемонстрировала. Впрочем, смириться с поражением я не торопился и начала искать новые пути решения. Оказавшись в ссылке, на какой-то момент меня перестала контролировать Шимерши. Я сразу воспользовался данным случаем и попытался понять, чем же можно победить непобедимую. Честно признать, я находился в логическом тупике. Если я сам признал Шимерши — непобедимой — ничем её невозможно сломить, нет такого оружия, способное её уничтожить и нет никаких возможностей заключить мирное соглашение, то… чем я собираюсь её побеждать? Когда у меня в руках кривая ножовка, деревянные рейки и затупившийся рубанок, а в теле находится Чёрный Кристалл?.. Стоп! — Подумал я. Шимерши меня не уничтожила из-за Чёрного Кристалла. Убив меня, есть риск, что я в последний миг активирую Чёрный Кристалл. Это вызовет взрыв новой Вселенной. А почему Шимерши так боится Чёрного Кристалла? Точнее, его взрыва? — задался я любопытным вопросом. Ведь люди уже активировали один Чёрный кристалл — но это не уничтожило Вечную и никак не сказалось на вашем здоровье, — отметил Жан, обращаясь уже явно к девушке. — Это меня заинтриговало. Я стал думать, искать варианты. И буквально в одно мгновение меня пронзила догадка — мой Чёрный Кристалл не может быть подобным взорванному. Никоим образом! Он не такой как другие два Кристалла. Чем-то он уникален. Но вот чем? Ведь в каждом запрятана Вселенная…

И я был поражён своему смелому предположению — которое прямо в точку, объясняет всё: в моём Чёрном Кристалле скорее всего запрятана не простая какая-нибудь Вселенная… а именно наша Вселенная! Это не укладывается ни в какие рамки логического представления! Как можно даже вообразить себе, что в маленьком Кристалле может быть запрятана вся наша Вселенная, весь мир: со всеми галактиками, звёздными системами, с многочисленным планетами, на которых могут обитать развитые цивилизации, вместе со всеми живыми существами, тобой Алексей, мной… да и вместе с тобой, уважаемая моя. Но я помню, что тебе логика данного мира непривычна и ты способна сделать совершенно невозможные вещи, как, например, перемещение во времени, нарушая логику причинно-следственной связи, управлять любой материей, нарушая все известные физические законы. Ну, стало быть, запрятать Вселенную в Чёрный Кристалл, находясь в ней же не должно представлять для тебя серьёзных трудностей.

В это, разумеется, невозможно поверить, не зная твоего истинного могущества. Что для тебя наша Вселенная? — всё одно, что для нас виртуальный мир компьютера! Для тебя нет никаких преград для формирования облика данного мира. Ты и программист, и созидатель. Ты формируешь и разрушаешь миры усилием мысли. Что тебе стоит? — Ничего не стоит!

Но что будет, если мысль спроецируется на всю Вселенную? — неожиданно задумался я. — Именно на нашу Вселенную, которая находится в моём теле? Вызовет ли это резонанс или моя мысль окажется сильнее твоей? Пересилит тяжестью? Сделает ли твои мысли безвредными?.. И я решил проверить.

А как это скрыть от твоего зоркого взгляда, от твоих вездесущих, всепроникающих способностей, в том числе возможность заглядывать в душу людям, читать их мысли и вспоминания, как открытые книги? Ведь ты меня вмиг 'заморозишь', не дав мне даже подумать. И я не попробую силу своих мыслей направленную на нашу Вселенную. Не успею. Обидно будет не применить такую возможность — единственный способ тебя покорить… Но я нашёл выход из положения. Отличное решение!

В моей голове выделен отдельный участок мозга. Он практически издавна отведён под кеш-память, которая хранит в себе некую полезную информацию. Я откладываю туда, как в архив на хранение, некоторые свои воспоминания, которые мне ни к чему, но забывать бы их не хотелось. И все эти размышления прошедшего вечера, я отложил в кеш-память, полностью позабыв, что было. Оставил лишь маленькую пометку напоследок — открыть кеш-память при следующей встрече с тобой наедине. Так я обезопасил себя от быстрого разоблачения своих намерений. И как видишь, это всё прошло благополучно. Мне удалось обхитрить тебя, уважаемая. Я готовил мощную армию для предстоящей грандиозной битвы. Но в этой битве теперь нет надобности. Я тебя победил одной своей мыслю — 'ты под моим контролем'.

— Так… Что же это? Боя не будет? — огорчённо спросил Алексей.

— Увы, мой друг, я, как и ты, в этом слегка разочарован. Я был уверен, что битва неминуема, что она крайне необходима. Ну, а теперь моё мнение изменилось… перед нами теперь Шимерши в обличии беззащитной девушки. Все её способности, вся её сила отнята мной, — он обратился к девушке. — Уважаемая Шимерши, что ты чувствуешь, когда осталась одна в бренном теле молодой девушки?

Девушка сжалась.

— Ты чувствуешь страх. Ты стала уязвимой как никогда. Ты боишься меня, — ответил за неё Элькасан.

— Что ты намереваешься делать? — беспомощно спросила Шимерши.

— Теперь я могу тебя судить… за гибель человечества. Как ты меня просила когда-то. Мне ничего не стоит тебя уничтожить. Теперь ты воистину хрупкая, беззащитная девушка 19-ти лет.

В подтверждение сказанных слов, он достал лёгкое оружие, что было у него в кармане. Да, хороший разрядник. Этим можно убить человека. А теперь и Вечную?!

— Погоди-ка, — резко возразил Алексей. — Это же Маша! Её нельзя трогать.

— Лёшка… — в надежде на спасение прошептала она.

— Я не стану тебя убивать, — великодушно сказал Элькасан и отбросил оружие. Оно почти беззвучно шмякнулось в глубокий ковёр. — С тебя достаточно испытанием страхом. А ведь ты забыла! Забыла, что сама давным-давно придумала эту игру — в три загадочных кристалла. Нет. Не ты создала наш мир, нашу Вселенную. Ты лишь смогла запихнуть Вселенную в кристалл и сделать две ложные копии. Как это у тебя получилось? — для меня загадка. Да и ты, наверное, не скажешь — сама не помнишь. В данный момент тебе предоставлена уникальная возможность — почувствовать себя полноценным человеком. Обычным человеком. Не сверхчеловеком, не Вечной, какой ты была всё время, способной на многое и даже больше, а именно обычным, смертным человеком, способным на самое малое или даже меньше. Конечно, чувство для тебя непривычное. Пугает и волнует, создаёт некий муар паники — 'Я могу испытывать боль. Я мог умереть! Где моя сила?! Где защита?!'. Чувствуешь себя раздетой догола. Разом отсеклись все возможности, что были так привычны. Всесильные способности мгновенно обнулились до жалких физических. Это как простому человеку внезапно стать глухим, слепым, да и вдобавок парализованным на всё тело. Только и остаётся чувствовать окружающую враждебную обстановку через кожу. Я тебя прекрасно понимаю и представляю твой безумный страх… Я не злорадствую над ситуацией. Ни в коем случае! Событие, разумеется, весьма непривычное и следует раскрутить на полную катушку, получив максимальную выгоду из создавшегося положения. Но это не для меня… Я верну тебе всю твою мощь, достопочтенная Шимерши. Могу прямо здесь и сейчас. Но прежде ты должна исполнить обещанное — рассказать правду. К чему это всё, в чём твой смысл? Зачем ты здесь? Главный вопрос — 'Почему?!' И причём здесь Алексей, не забудь прояснить этот момент, пожалуйста.

Девушка долго не решалась и, потупив взор, смотрела на выброшенное оружие, обдумывая, наверное, вариант — а не взять ли его в руки?

Алексей волновался за неё. Он до сих пор не мог поверить, что перед ним сейчас стоит Маша — его Маша! — с которой он пять раз встречался, с которой он обнимался, которую он нежно целовал, в которую он был по уши влюблён. Он томился надеждой, что это фальшивка, розыгрыш, что его дурят, что его наглым образом обманывают, насмехаются над его чувствами; или что хотя бы ему сниться. Он ждал момента, когда проскользнёт логика, хоть на чуточку, что кто-нибудь проговориться, объяснит ситуацию, причём здесь Маша?!

— Ты действительно хочешь узнать правду? — наконец спросила она.

Алексей, отвлёкшись на будоражащие мысли, не сразу понял к кому она обращается. А она обращалась не к Элькасану! Она смотрела в другую сторону. Она смотрела на Алексея! Фраза предназначалась для него.

— А?.. Что? — полушёпотом отреагировал Алексей, обращаясь ко всем присутствующим одновременно. — Я ничего не понимаю, — признался Алексей и начал жевать губу.

Жан почему-то не был удивлён. Но, тем не менее, по его лицу не скажешь, что он ожидал такой фразы, адресованной явно не для него.

Прошло несколько секунд.

— Да ну вас, к чёрту!.. Оба вы покорители миров! — проговорил Алекс в недоумении. — Я-то тут причём?! Что вы мня мучаете? Делать вам что ли нечего?..

Элькасан хотел возмутиться и проронить что-то вроде: 'Да брось, Алекс! Ты меня в чём подозреваешь?..', но слово взяла Вечная:

— Дорогой мой, Лёшка. Я тебе многое не рассказывала. Я многое от тебя скрывала… Не знаю, простишь ли ты меня… Всё это время, что мы были с тобой, я немного врала… Ну, как сказать врала. В общем-то, говорила правду, а ты мне не верил! Просто я тебе не рассказывала о своём происхождении. Да и ты особо не интересовался. Хотя… пару фраз всё же соврала насчёт матери и отца… Нет у меня родителей. И теперь ты знаешь почему. А образ этой девушки, — она легонько провела по себе руками. — Я придумала при первом появлении в вашем мире людей…

Алексей призадумался. Вечная продолжила, но уже обращалась к Элькасану:

— Жан, ты великолепен! Я догадывалась, что ты рано или поздно меня одолеешь. Только я не знала, как и когда это произойдет. Просто чувствовала, что это должно случиться… Я специально не заглядывала в будущее. Мне не хочется вмешиваться в события, вносить изменения в свою пользу. Да и ты, похоже, рассчитывал на это… Не ожидала, что так скоро произойдёт. Ты превзошёл мои ожидания. Моё почтение тебе, Жан!..

Жан любезно улыбнулся.

— Откуда же ты? — спросил Алексей. — И зачем на меня вдруг обратила внимание сама Веч… э-э, то есть Шимерши? — довольно храбро и пафосно потребовал Алексей, почему-то глядя на Элькасана.

Элькасан томным взглядом пытался объяснить Алексу, что он здесь не причём, что сам впервые слышит эту невероятную новость и как Алексей офигевает понемножку.

— Я же обычный парень! Обычный смертный людишка. Таких как я — миллиарды во всём мире! А если учитывать ещё прошлое и будущее, так вообще, получится квардилион… — Алексей не был уверен, существует такая цифра в реальности, поэтому слегка сжевал последнее слово.

— Не я обратила на тебя внимание… это ты обратил на меня внимание, — сказала Шимерши, она же Мария. — Вспомни, как за час до Нового года ты прогуливался по набережной с друзьями. Потом подошёл ко мне и как с хорошей знакомой начал общаться. Помнишь? Я была немного удивлена, даже сказать возмущена, но… это мне понравилось. Какое-то время это меня заинтриговало. Я тогда только знакомилась с человеческой культурой и старалась не пользоваться своими возможностями — читать мысли, заглядывать в будущее, предвидеть события наперёд. Мне стало интересно — и я общалась с тобой, выслушивала тебя, делилась своими историями. Я любила тебя, — она скала фразу так нежно, что у Алексея защемило в груди.

— Почему же ты ушла? — воскликнул он в нетерпении.

— Разве ты не догадываешься? — спросила она.

Алексей закачал головой:

— Не… — потом озарился догадкой. — Постой! Так ты не можешь любить, потому что ты — Вечная? Потому что мы разные? Нам не суждено быть вместе?..

— Да, милый мой.

— Маша, то есть Шимерши… Как тебя лучше называть?.. Это не имеет значения… Я так думаю. Подумаешь, Вечная. Я Вечных что ли не видел!.. Ну, да не видел! — сразу признался он. — Но это не повод чтобы расставаться.

— Я с тобой рассталась лишь на словах, — сказала Шимерши. — А ты поверил. Я следила за тобой. Я каждую минуту была рядом.

Алексей начал перебирать воспоминания: где это она была, и как могла следить за ним?

— Это что же получается?.. — спросил недоумённо он. — Так я вошёл в Дверь по твоей прихоти? Или это произошло случайно? И все эти миры, перемещения, все эти события за последнее время — твоих рук дело?…

— Алекс, ну какой же ты упрямый! — отметил Жан. — Я же давно тебе твержу, что это всё Шимерши подстроила. И твоё спасение и возможность перемещения по мирам.

— А… Зачем? — только и спросил Алексей у Шимерши.

— Я испытывала тебя, — призналась девушка.

— Что значит 'испытывала'?

— Эксперимент под названием 'Насколько ты меня любишь?' — сообщила она. — Я люблю проводить разные эксперименты. Чтобы хорошо изучить людей нужно экспериментировать, пробовать, кем-то даже жертвовать… Мне хотелось узнать, можно ли доверять человеческим чувствам: вправду ли ты любишь меня, как говоришь, и как скоро ты забудешь… А ты альверку полюбил, — печально отметила она.

— Да ладно там… Ничего же не было! — оправдывался Алекс. — Хотя… Чего уж врать. Было немного совсем чуть-чуть… Ну, ладно, пару раз было. Ну, может чуть больше… Я же считал, что потерял тебя навсегда. Я же считал себя свободным парнем. Вот если бы ты не ушла от меня… Я клянусь! Да я б даже не смотрел на неё. Вон, Жан подтвердит если что. Я же не стал заигрывать с Ленкой. Хотя она мне понравилась. Честно-честно… Я люблю тебя. Я всё это время тебя любил и думал только о тебе. Я продолжаю любить.

Со стороны это выглядело очень комично, если не брать в расчёт, что собрались серьёзные люди с большими возможностями. Прямо скажем, со сверхвозможностями.

Алекс побледнел. Он не знал, как оправдаться перед Вечной и понимал, что не сможет оправдаться. В голове бродила дикая до безобразия мысль — мог ли он стать виной гибели всего Человечества? Эта мысль шокировала, пугала, нервировала и заставляла бледнеть. Но он не мог понять, в чём его вина? Где он оказался не прав? В том, что он сблизился с Сифиль? Так он не любил её так сильно, как Марию. Это она его полюбила и то ненадолго. Практически сразу разлюбила. Альверки не способны на долгую любовь, сильную привязанность и продолжительные чувства — Паут был прав. И уж никак не могло прийти ему в толк, зачем нужно быть весь этот спектакль устраивать? Ради него одного?

— Можно ли узнать, каков результат эксперимента? — неожиданно поинтересовался Элькасан.

Девушка посмотрела на него со смущённым видом, на секунду-другую даже потерялась, как бы не понимая сути вопроса. Но скоро уловила смысл и сказала:

— Я… предполагала многое. Была готова к худшему. В какой-то момент начала злиться и негодовать… В целом, я осталась довольна результатом. Алексей оправдал мои ожидания.

Вердикт прозвучал, мягко сказать, странно. Вечная не разочаровалась в Алексее, хотя тот, как ему самому помнится, чего только не вытворял. В последние дни стал забывать о Марии, меньше ей выделял времени и пространства для мыслей и больше стал заглядывать на других девушек с игривыми глазками и соблазнительными округлостями в районе талии.

— Почему же ты тогда уничтожила человечество? — спросил Алексей. — Зачем?

— Разве я уничтожило твоё человечество? Разве твой мир я разрушила?.. Нет, Лёшка. Здесь ты ошибаешься. Твой мир твоего времени прекрасен и не заслуживает смерти. Но в будущем, в далёком будущем (относительно текущего времени — 20 тысяч лет назад) люди стали злыми, алчными и беспощадными, хуже самых вредных паразитов. Они не достойны жизни во Вселенной.

'И вот она тоже о паразитах! — задумался Алексей. — Неужели люди всё-таки паразиты?'.

— Я следила за развитием человечества от и до, — между тем продолжала Вечная. — Мне нравилось, что люди постепенно становились умнее, изобретательней, технологичней — облегчали свой труд, обноски, лохмотья заменяли шелками и бархатом, а природное выживание подменяли жизнью во вкусе. Я даже готова была простить их за необдуманные шаги — глобальные войны, межусобицы, кровавые разборки и конфликты. Я понимала, что человечество ещё неопытно, ретиво, ему нужно обжечься, что бы знать — это больно и не повторять своих ошибок впредь. Когда появилась Великая Федерация, я была счастлива за людей — наконец-то это свершилось, люди обрели мир, люди стали жить вместе… Но в какой-то период всё сломалось. Их мир, их покой нарушился. Люди стали стремиться к большой наживе: разрушали другие цивилизации, вели продолжительные космические войны за ресурсы, захватывали новые территории, навязывали беспощадные битвы. Итог стал печален — миллиарды исколоченных жизней, как своих, так и других цивилизаций, полностью уничтожена цивилизация Жу, слабая, мирная цивилизация. Те, к счастью, успели после себя оставить сильнодействующий вирус, который в отместку убил многих людей. Да, Элькасан, это отразилось на твоей Ами. Ошибка людей стоила её жизни. Но люди и на этом страшном уроке не остановились и продолжали свои разрушительные, кровопролитные войны. Всё шире и шире проявляли свою алчность. Когда, наконец, не дошло дело до взрыва Вселенной. Я пыталась с ними поговорить, убедить их остановиться, договориться о мире — они меня не слушали, смеялись, потешались надо мной, прогоняли, или, того хуже, убивали меня. Каждый раз, когда я появлялась в их среде — они меня убивали. Ты знаешь, это так неприятно. Так оскорбительно! Вот я и не выдержала — в 43 тысячелетии уничтожила всех людей разом… За исключением разве что его, — она взглянула на Жана. — Но Элькасан особый человек. Он не от их мира. По прихоти судьбы его забросило в далёкое будущее. Он сильный и очень упрямый человек, который не останавливается на достигнутом, и вообще ни перед чем не останавливается. Его ничто не способно остановить. Даже мне трудно остановить его. Это настоящий Император людей! Вот если бы он правил людьми в те недобрые времена — глядишь, судьба людей стала бы иной… А твой мир, твоё человечество, Лёшка ещё будет жить долго. Я не трогаю 21 век и все века последующие.

Жан даже не дрогнул от такой похвалы в его адрес. Он лишь учтиво улыбнулся, отсалютовал и спросил:

— Мне это всё известно. Но я так и не получил ответа на свой вопрос.

— Какой же ты упрямый! — отметила Шимерши. — Здесь нет великой тайны, воин сознания. Здесь не запрятан глубокий смысл, как тебе могло показаться. Всё банально просто. Мне хотелось развлечься. Я тысячелетия, миллионы лет сижу без дела, и мне просто хочется чем-нибудь себя занять. Вот я и придумала занятие — этакое спортивное соревнование — кто сильнее. Досконально зная твою биографию, я понимала, что ты можешь оказаться мне достойным соперником. К тому же ты последний из людей. У тебя будет стимул — ты будешь стремиться к победе любой ценой. И я не ошиблась в выборе. Ты самый достойный противник из всех, что я выбирала ранее. Ты полностью оправдал свой титул, своё имя. Даже не могу сказать с уверенностью, был ли кто до тебя таким же смелым и дерзким, или не было таких. Очень много времени прошло. Я не храню информацию, не запоминаю лица, события, даты. Постоянно очищаю свои мысли, свою память. Потому что время для меня не имеет границ. Всё знать, всё помнить это невероятно тяжело. Так можно запутаться, потерять связь со временем. Когда ты всё обо всём знаешь — ты не понимаешь, где ты сейчас, в каком времени, что делаешь. Потому что всё это теряет свой смысл… Я живу периодами. Каждый раз перерождаюсь заново. Уже давно забыла о трёх кристаллах, которые когда-то сделала. Я помню, что кристаллы крайне опасны, особенно один из них — он может нанести непоправимый вред, как мне, так и всему миру. И эта изюминка делает меня уязвимой. Даёт шансы тем, кто не желает со мной считаться. Даёт возможность меня остановить, покуда сама я не смогу остановиться в пылу азарта. И ты это сделал!

— Кто же ты? — спросил Элькасан.

— Я уже отвечала на такой вопрос. Я — гость. Я не Бог и не создатель вашего мира. Я обычный гость. Приглашённый или не приглашённый — этого я не знаю. С какой целью? — мне не известно. Может, случайно, может, нет. Я не помню, сколько я здесь и как долго буду находиться. Считайте меня инородной сущностью из другого подпространства, из другой вселенной, где всё выглядит абсолютно по-другому, и законы совершенно иные… Если вы предполагаете, что ваша Вселенная единственная — вы глубоко ошибаетесь. Люди, не ставьте вашу Вселенную в центр мироздания! Есть миры побольше, гораздо больше и могущественней, чем ваш мир.

— Существуют переходы между Вселенными? — поинтересовался Элькасан.

— Скорее да, чем нет, — ответила Шимерши. — Ведь я здесь как-то оказалась…

— И ты ищешь проход назад? К себе домой? То есть, в свой мир?

— Да. Уже сколько лет ищу. Бесконечный поиск. Всё безрезультатно. Я здесь, похоже, навечно.

Она смолкла, отвела глаза и поглядывала всё на тот же разрядник.

'Блин! Да выбросить его надо!' — загорелось срочное желание у Алексея.

Внезапно разрядник, мирно полёживавший на шёлковом ковре, растворился. Вот был он только что тут — теперь его нет. Только вдавленный след остался.

Алексей вздрогнул. Но быстро понял, что разрядник растворила Шимерши. Прямо в воздухе и растворила. Да, это тебе не телекинез!

'Постой-ка. А… что же она получила назад свою силу?' — подумал он.

Судя по взгляду Элькасана — да. Он ей вернул утраченную силу. И надо отметить, Шимерши не стала её применять против них.

— Мне жаль, что дом твой далеко, — после затянувшейся паузы сказал Элькасан.

— Ну, а пока придётся гостить у вас, — отметила Мария-Шимерши. — Правда, в этом мире я больше чувствую себя хозяйкой, чем гостем… Хозяина нет дома, — пояснила она.

— Это кого? Бога нет? — живо поинтересовался Алекс.

— Лишь букашки бегают, — добавил Жан.

— Или я не знаю, как он выглядит и где его следует искать.

— Скорее, ты не знаешь, что бывают такие дома, где нет хозяина… он умер. И есть множество мелких букашек, которые снуют по щелям, разворовывая то, что осталось от него, что оставил он в наследство, — сказал Жан.

— Пожалуй, ваш мир такой, — согласилась Шимерши.

Алексей почему-то сразу вспомнил Ницше, его изречение — 'Бог мёртв. Его похоронили люди'. А почему он мёртв? Потому что себя никак не проявляет?.. Может, он просто спит. И сон его длится миллиард лет. А мы проснулись. Мы требуем к себе внимания. Ждём, когда он объявится перед нами и скажет громогласно — 'Молитесь обо мне. Я ваш Бог. Я ваш господин! Верьте в меня и ваш путь будет истинным'. Но он молчит. До Бога не добудиться. И мы тогда считаем его мёртвым.

Девушка разгладила волосы, собрала в тугую косичку, отбросила назад. Взглянула на парней, стоявших рядом. Мило улыбнулась. Развернулась и двинулась к анфиладе, отмеривая кроткие шаги мягкими башмаками.

— Что ты собираешься делать? — вслед негромко прокричал Жан.

— Подышать свежим воздухом, — сказала она. Добавила: — Жан, Алекс, не стойке как истуканы, идите со мной.

Жан с Алексом переглянулись и двинулись следом.

— Что она хочет? — поспешил спросить Алексей.

— Как я понял, выйти из помещения на свежий воздух.

— Но мы же на корабле!

— Похоже, нет. Мы на планете… — сказал Жан.

— Ух ты! — восхитился Алекс, зайдя за поворот, где скрылась Шимерши.

Они вышли на открытую зелённую террасу. Позади них высился пушистый белокаменный дворец. Почему 'пушистый' — не знаю, но по внешнему виду кажется щедро обложенным ватным пухом. Впереди — благоухающая трава, разноцветье, перешёптывающиеся меж собой деревья, выстроенные в ряд, чудной красоты озеро, большое озеро, совсем рядом — в двадцати шагах. Позади озера — горбатые горы распростёрлось вдоль горизонта. Глаза резало Солнце. Жгучее, слепящее, солнце. В уши насвистывал лёгкий ветерок.

К берегу озера, к зеркальной водной глади, к самому краю подошла красавица Мария… или Вечная, или Шимерши. Но в данный момент, Алексей был уверен, что это именно Мария. Его Маша! Она не может быть ни Вечной, ни какой-то Шимерши, которую Алексей практически не знает. Без сомнений, это Маша.

Они, как восхищённые туристы, разглядывая местные достопримечательности, подходили к тихому берегу.

— Где мы? — удивился Алекс.

— Это Земля, — сразу же узнал Элькасан.

— Откуда ты знаешь?.. — спросил Губанов. — Маша, что это?

Маша сразу же оглянулась на него. Ну, конечно же, это Маша! Ещё бы тут сомневаться.

Она, практически удивлённая Лёшкиной забывчивости, произнесла:

— Твоя Земля. А ты не узнаёшь?

— Так… мы что? На Земле? — изумился Алексей.

— На хорошо повторённой копии Земли, — отметил Жан.

— Скорее копии Солнечной системы, — подправила его Маша.

— Солнце и все планеты тоже воссозданы? — восторженно спросил Жан.

— Все до единой… Это копия планеты, всей системы за 3 миллиона лет до появления людей.

— Ага. То есть здесь ни разумный приматов, ни прямоходящих, ни хомо сапиенсов нет? — поинтересовался Жан.

— Здесь нет людей… кроме нас.

— Чудесно, — одобрительно произнёс Элькасан. — Прекрасная копия! Долго старалась?

— Мне это ничего не стоило.

— Ах, да понимаю, усилием мысли. Буквально за семь дней…

Алекс стоял молча, почёсывал ухо и смотрел на озеро. На гладкой поверхности, то и дело булькали водные обитатели, устраивая жор и пуская круги по ровной глади.

'Эх, сейчас бы удочку, да с хорошей наживкой, — мечтательно думал он, глядя на энергичное движение в воде. — Интересно, какая рыба водится в реке? Никак форель'.

— Я в твоём распоряжении. Проси что хочешь, — прервала тишину Мария, обращаясь к Жану.

— Ну, ты прям как золотая рыбка в океане! — весело заметил Жан. — Я, стало быть, старик с неводом.

— А я значит, старушка возле разбитого корытца, так что ли? — подхватил игру Алексей, озорливо улыбаясь.

— Всё кроме шуток, дело серьёзное, — отметила Шимерши. Теперь она была похоже на Шимерши. На великую Вечную, что способна покорять миры и править ими.

Жан неспешно прошёлся вдоль побережья по песчаному наплыву, легонечко подталкивая подошвой полуботинка и сбрасывая камни в воду. Мечтательно произнёс:

— Очень хочу я узнать одну загадочную вещь. Но боюсь, ты не сможешь ответить.

— Ты про моё прошлое? — догадалась Шимерши.

— Да, — без стеснения сказал Жан. — Почему три кристалла оказались рядом с людьми — в пределах нашей Галактики — и не так далеко от Солнца? Ты с каждой цивилизацией поступаешь подобным образом? И где третий Чёрный Кристалл? У тебя?

— Третий кристалл не у меня. Я не могу держать кристаллы. Это против правил. Они предназначены для жителей Вселенной… А насчёт скученности кристаллов — ты верно заметил. Такой сценарий проигрывался и с Фиатами, как мне помнится, 2 миллиона лет тому назад, и с Жу, по меньшей мере, миллион лет назад и со многими другими цивилизациями, которых я уже не помню. Вот дошла очередь до Человечества, когда оно обрело силу, могущество, своего пика интеллектуального и технического развития. Это ваш период. Со всеми цивилизациями результат был слабый, не такой как сейчас. За 7 миллионов лет, которые я ещё помню, не происходило подобных случаев.

— Видимо, он произошёл чуть ранее, — предположил Жан.

— Возможно, — согласилась Шимерши. — Может, такой же смельчак как ты, 7 миллионов лет назад смог покорить меня, превзойти в мощи, догадаться о силе кристалла и применить его. Но никто не пробовал меня уничтожить до сих пор. Иначе бы я с тобой сейчас не общалась.

— Так, где третий кристалл?

— Увы, этого я не знаю. Может быть, его подобрали другие цивилизации. Может, до сих пор храниться в храме, выстиранном мной на одной из далёких планет. В любом случае, люди до него не добрались. Это есть хорошо. Второй взрыв, поверь, никому не нужен.

Шимерши привстала, расправила накидку, взглянула на Жана, посмотрела на отошедшего в сторонку Алексея — углубившегося в свои мысли, которые были гораздо проще и приземлёнными, чем у Жана. Он стоял у кромки воды и размашисто пулял камушки в даль. Что за детская манера у парней? То Жан камни сталкивает в воду, то Лёшка ими швыряется. Спросила Элькасана:

— Чего же ты ждёшь? Чего хочешь? Хочешь власти? — доступ к власти уже в твоём теле. Иди, управляй миром. Отныне ты теперь полноценный Император Вселенной.

Жан улыбнулся:

— Мне не нужна власть над миром. Мне даже приелся императорский титул, коим меня наградили Воскресшие. Я — одиночка! И вообще, я был когда-то торговцем. Какой из меня Император? Мне бы грехи свои замолить и жить простой, человеческой жизнью.

— Нам всем нужно замаливать свои грехи, — сказала Шимерши.

— Я использовал Чёрный Кристалл лишь для того, чтобы обезопасить себя. Мне он больше не нужен. Я тебе его верну, как только представиться такая возможность.

— Не торопись возвращать. Быть может, он тебе пригодиться… — наставительно сказала Шимерши. Погодя добавила: — Помнишь, я тебя отправила в ссылку в прошлое, когда разбила твою армию. А что ты со мной сделаешь?

— Я помню. Честно признаться, я был рад такому решению. Оно оказалось мне по Душе. Я нашёл призвание в новых делах — достаточно в простых, бытовых, по сути своей, деревенских. Эти увлечения не показались мне ни насколько не зазорными. В эти три года я взглянул на свой мир другим взглядом. Я изучал мир как надо… А что бы ты хотела? — спросил Жан.

Шимерши вздохнула, засматриваясь на Алексея, который как всегда избегал таких бесед среди высоких особ и не прислушивался к их разговору. Сказала:

— Примерно тоже самое. Я бы хотела пожить одну человеческую жизнь.

Элькасан понял её сразу. Он повернулся к Алексею, позвал его и неожиданно задал такой вопрос, что тому пришлось довольно долго вникать в суть происходящего.

— Алекс, готов ли ты изменить свою судьбу? — спросил Жан.

Глава 24

Была холодная весна.

На улице дул прохладный моросящий ветер и выходить из офиса вовсе не хотелось. Но что делать на работе или… что делать дома? Опять сидеть возле телевизора и смотреть последние купленные DVD, любезно предоставленные пиратскими студиями предельно низкого качества? Ничего интересного там нет. Да и надоело это всё!

С другой стороны и сидеть, оставаться здесь, тоже не хочется. Что толку если я останусь на работе ещё дольше? Допустим, на полчаса, или десять минут, если это ничего не изменит? Я просто вернусь домой на полчаса или десять минут позже. На полчаса или около того будет сокращён мой холостяцкий вечерок. Всего лишь…

Мои коллеги уже расходятся. В офисе оставались лишь те, кому действительно нужно остаться, кто сейчас 'окучивает' клиентов или готовит важный проект, с непоколебимым видом уткнувшись в монитор компьютера, клацает по клавишам, набирая текст предстоящего договора. Да остались только те, кто не прочь порезвиться с коллегами в Контру, шустро собрав две противоборствующие команды со всех этажей компании. В нерабочее время эта потеха дозволялась. А мне здесь определённо делать нечего. Пора направляться к выходу, надевать кожаную куртку, поверх напяливать шапку, идти домой.

Как же хочется лета! И побыстрей!

Если бы на улице было на пару градусов выше чем сейчас и не моросил вечный промозглый питерский ветер, обдувая бока, я с удовольствием прогулялся бы под лучами вечернего заката. Аж до дома бы протопал… Быть может, вышел на берег Финского залива, ещё раз взглянул на мутноватую морскую гладь, далёкие корабли и печальный закат солнца. Послушал бы приятные звуки набегающих волн, отчаянные крики чаек и… просто бы помечтал… немного.

ѓ- Не забудь завтра подготовить договор, — любезно напомнил мне Александр Викторович о важном клиенте, с которым сегодня была заключена устная договорённость о продаже и поставке огромной партии керамических кирпичей.

Я кивнул. Начальник пожал мне руку, схватил папку и двинулся к выходу.

'И мне пора домой… Определённо, пора домой!' — мысленно скомандовал я себе и ткнул пальцем в кнопку 'power' на своём рабочем компьютере. Один за другим пропали все открытые окна, на секунду-две мелькнула заставка Чёрного моря, фото, которое я сделал прошлым летом находясь в отпуске в Крыму, и высветилось 'Завершение работы'. 'Пока!' — попрощался я со своими делами и, не дожидаясь, когда окончательно погаснет экран монитора, двинулся к выходу, по пути пожимая руки своим коллегами, которые вот-вот тоже соберутся уходить.

Всё это произошло машинально, 'на автопилоте' или 'по инерции', как иногда принято говорить. Забыв про всё и про всех, я мгновенно погрузился в свои мысли…

Обычно я всегда выхожу через вестибюль, как и многие другие. Но сегодня, вероятно что-то особенное произошло со мной, и я решил идти нестандартной дорогой — выйти на улицу через коридор, в котором ещё не до конца завершён ремонт и где освещение печально блёклое, унылое. Коридором этим я иногда пользуюсь — так как сразу же выхожу к той части улицы, где можно на несколько секунд, или даже на полминуты, быстрее добраться до маршрутки, которая меня отвезёт почти к самому дому. Однако на фоне светлого, просторного вестибюля, коридор невзрачен и крайне жутковат. Единственное, что мне нравилось в этом коридоре, так его неподдельная тишина, безмолвие и некое дуновение стариной. Ещё не все участки стен коридора успели подвернуться евроремонту и на них отчётливо просматривались обои 90-х и, судя по всему, более ранних периодов. Не знаю… Но неплохо помню эти постсоветские времена.

Конечно удручающая обстановка коридора часто меня отталкивала от желания идти по нему в полутьме, в жутком полусумраке в сравнении с вариантом вестибюля, и вовсе не хотелось ненароком угодить в пятно краски, дабы сэкономить несколько секунд своего драгоценного времени. Нет. Я этой дорогой редко пользуюсь. Но сегодня я хотел побыстрей попасть домой, прекрасно осознавая, что там никто меня не ждёт. Просто захотелось срочного покоя, уединения. Вот и всё! Поэтому мой мозг, не посовещавшись с разумом, предпочел этот спокойный коридор людному вестибюлю. Впрочем, это я начал осознавать намного позже…

Я подошёл к Двери…

В конце не особо длинного коридора была одна дверь. Других дверей рядом не было. Ближайшая дверь в соседнее помещение, а точнее в кабинет бухгалтерии, находилась на почтительном удалении на левой стороне. Дверь обычная, стандартная — ничего не скажешь. Таких очень много в нашей стране. Да, наверное, и в мире достаточно. Высота — две сто миллиметров. Ширина, не берусь сказать точно, но примерно 800 или 900 миллиметров. Мне как-то приходилось самому вставлять в квартире двери, поэтому могу сказать уверенно — это самая стандартная дверь, которую монтируют в каждый жилой дом, коттедж, квартиру, гостиницу, офис, АБК или просто в комнату.

И эта дверь ведёт в небольшое помещение прихожей или маленького холла, фиг поймёшь как правильно его называть, где в уголке за невысокой стеклянной перегородкой сидит охранник, и который наверняка сейчас смотрит футбол или фильм по своему мини-телевизору, развалившись за стойкой вахты. А за помещением ещё одно малюсенькое помещение, исполняющее роль тамбура, а далее двор, через арку которого можно выйти на оживлённую улицу прямо к автобусной остановке.

Вот именно туда я направлялся.

По пути я застёгивал молнию и дополнительные пуговицы своей куртки, напяливал на коротко подстриженную голову шапку. Готовился выйти в затянутый сверху тучами серый двор и двинуться в постоянно обдуваемую ветром и моросью арку здания. В ней почему-то постоянно дует ветер, даже в штиль.

Я шёл и думал. И мысли колотили меня изнутри. Она… Опять она не выходила у меня из головы. 'Как же она могла меня так предать?' — думал я.

Я не мог забыть её лица, её улыбки, её необычайного спокойствия и радушия… Это было давно. Уже более месяца прошло с тех пор, как я в последний раз её видел. Но я не могу её просто взять и забыть. Как-то всё не серьёзно и неприятно получилось… глупое расставание…

Я быстрыми шагами подошёл к двери и дёрнул за ручку.

Не успел я опомниться, не успел толком понять, что произошло и как это случилось, как меня сразу же сдавило щемящее чувство, сердце учащённо заколотилось, стараясь выпрыгнуть из грудной клетки. Голову мою бросало то в холод, то в жар. Глаза не верили увиденному.

Передо мной стояла Мария.

Я держал ручку двери и не отпускал ту. Я словно открыл дверь в новый мир. Я даже не секунду поверил в волшебство этой старой советской двери — что оно способно перемещать меня в разные миры. Вот я был в одном мире, где Маша меня бросила, меня покинула, оставила одного, и вот я внезапно переместился в новый мир, где Маша была со мной. Она всегда была со мной… Но потом припомнил, что неоднократно рассказывал ей, где работаю, и даже как-то раз прогуливались вместе возле Квадранта, а я ей говорил: 'Вот смотри. Здесь я работаю', а она тогда воскликнула: 'Как мило! А можно нам зайти внутрь?'. И я ответил: 'Наверное, не получится. Охранники тебя не пропустят. Они у нас суровые'.

Мне было плевать как она запомнила и нашла это место. Мне было всё равно, как охранник пропустил её через вертушку. Передо мной стояла Маша! Моя милая, любимая Маша. Мои глаза непроизвольно заслезились. Губы мои растянулись в бесконечной в улыбке. Я потянулся к ней. И она, чуть ли не плача, бросилась мне на шею.

Мы стали обниматься. Мы стали смотреть друг на друга. Разглядывать, словно не виделись тысячу лет. Она прошептала: 'Прости…'. Я хотел ей прошептать в ответ: 'Милая моя, я тебя прощаю', но горло сдавили одновременно радость и боль. Она не изменилась. Нисколько не изменилась. Только слёзы на глазах появились, только тушь с ресниц слегка протекла.

Я, наконец, отпустил ручку двери и старый мир за мной захлопнулся, отпруженненым древним механизмом…

— Эй, голубки, поспешите выйти, — недовольно проворчал охранник. — Мало то, что я позволил девушке пройти внутрь, так вы ещё и целоваться сейчас будете!

Мы радостно, возбуждённо, по детски держась за ручки, боясь как бы не потерять друг друга снова, выбежали на улицу. В лицо ударила холодная морось. Из арки мощным потоком вырывался сквозняк… Но это ничего! Они даже меня освежили, взбодрили, дали мне ясно понять, что мир реален, что не сплю в данный момент. Что это произошло наяву. Мария снова со мной.

Маша со мной! Маша вернулась!! — моя душа радовалась бесконечно.

И я даже не задумывался над тем, как хорошо, что я выбрал этот хмурый коридор, вместо светлого, приветливого вестибюля; что я не остался на работе сидеть допоздна, что не ушёл раньше. Я словно подгадал момент. Да я просто везунчик!

И счастью моему не было предела…

Вот он мой идеальный мир! И ничего мне сверх того не нужно. Не нужны мне добрые политики с их добрыми намерениями — установлении мира во всём мире, чтобы не было террора, преступности и обмана граждан. Не нужно мне халявное питание и обслуживание. Не нужен мне большой белый коттедж и светлое будущее. Ничего этого мне не надо!

Мой мир прекрасен. Как я раньше не замечал, что он и есть мой идеальный мир. И никакой другой не заменит его. Сколько можно прожить в будущем, в 31 веке, где всё хорошо, красиво, безопасно, спокойно — который со всех объективных сторон можно в праве считать идеальным миром, но при этом оказаться несчастливым, а то и вовсе несчастным. Ты одинок в таком мире, ты — чужой. Нет! Такой мир нельзя считать идеальным лишь потому, что там всё хорошо. Идеальный мир не там где всё хорошо, а тем, где живёт своё счастье.

Да. Всего лишь нужно счастье — немного счастья. И даже парнишка, родившийся в разгар ядерной войны, будет считать свой мир идеальным. Пусть для всех это будет ужасный, сумрачный, дряхлый, изнывающий и подыхающий мир. Но для него этот мир будет самым лучшим и, не смотря на абсурд, самым светлым.

Так я представлял себе свой идеальный мир. Тот мир, где я буду по-настоящему счастлив.

Эх, если бы всё было именно так… Исполнилась бы моя заветная мечта…

Реальность же оказалась немного иной.

Я вернулся на родную Землю в мою маленькую квартиру на Петроградке. Новости меня проинформировали о том, что сегодня 11 мая 2007 года, не больше, не меньше. И я даже не мог долго сообразить, радоваться мне или грустить. Вернулся я не один. Со мной оказалась Мария. Я не совсем был уверен, что это именно Мария, а не Шимерши, например. Но какой я помнил Машу, такой она и была. Я прогнал образ Шимерши, который я старательно вырисовывал у себя в голове во время путешествия с Элькасаном по разным мирам.

Да! Я всё помнил. Я помню до сих пор. И это невозможно забыть, уже поверьте мне.

Однако я смутно помню, чем завершилась последняя встреча с Шимерши и Элькасаном возле озера на дубликате нашей планете. Словно я был весь вечер пьяный и невменяемый. А такого произойти не могло. Помню, что Жан задал мне странный вопрос: 'Готов ли я изменить свою судьбу?'… ну или что-то вроде этого. Я не понял, что он имеет в виду. А когда он мне объяснил, я, даже помниться, удивился и воскликнул что-то вроде: 'А это разве возможно?!'. Ведь дело казалось об изменении хода истории, внесение серьёзных корректив.

По идее застигнутый врасплох таким крутым вопросом, я смог бы и отказаться от столь заманчивого предложения. Я всегда недоверчиво отношусь к заманчивым предложениям. Поэтому я заранее отказываюсь от них.

Возможно потому-то, я мало что помню из окончания беседы. Совершенно не помню, успел ли я попрощаться с Жаном. Хотя бы пожать ему руку. А то так много вместе пережили! Убегали от погонь, гасились от ОМОНа, общались с Министром обороны, летали на сверхзвуковых истребителях, умирали вместе, воскрешались тоже вместе, готовили армию для грандиозного сражения, которое, твою мать, так и не состоялось… Хотя… когда Жан вернулся в командный центр, он наверняка подумал: 'Чё, я зря, что ли готовил стольких бойцов и гуперорудий?!'. Развернул свой флот и поплыл искать для себя достойного противника. На просторах нашей Вселенной должна же парочка таких заваляться. Ну, или… по бутылкам!

Странно, что я не просил очистить память, чтобы забыть все прошедшие события, начиная с самой двери. А, может, как раз я просил, чтобы память мне ни в коем случае не стирали? Трудный я всё-таки чел. Сам себя не понимаю. Маша не вдаётся в подробности, когда я прошу её рассказать, как всё на самом деле было. Она отнекивается, говорит мне: 'Попробуй не думать об этом'. Да уж! Как тут не думать! В мысли так и лезет — здесь что-то не то. Сомнения появляются: а всё ли правильно сделано? И почему именно так?

Машу я по-прежнему люблю. Быть может, не так сильно, как это было до всех этих событий. Ведь прошло полтора года, никак не меньше. Некоторые воспоминания о Маше позабылись. Переживания и волнения в моей Душе улеглись, поуспокоились… Но я люблю. Я её всегда любил. И я готов признаваться в этом всю оставшуюся жизнь.

Я как-то спросил её: 'Надолго ли ты со мной? Когда исчезнешь?'. Она ответила просто: 'Любимый мой, я с тобой навсегда'.

Днём к нам пришли следователи. Это по делу Паута Воэ. Предъявили мне корочки ФСБ. Мне сразу стало скучно. Я загрустил… Я знал, что они рано или поздно придут. И встречаться с ними мне не хотелось. Надо было сразу сваливать из квартиры, как в ней очутились. А нет. Мы стали с Машей сидеть, готовить завтрак (или обед уже правильней назвать?), разговаривать о жизни — хотя это получалось не очень хорошо, скорее наигранно. Но от того было не менее весело. И вот пришли они. Протиснулись в комнату, развернули свои папки, документы, достали какие-то фотографии, среди которых я узнал полковника Малинина. Стали о чём-то спрашивать.

Я довольно долго не мог вникнуть в суть их беседы. Они сами удивлёно косились друг на друга и не понимали, что происходит и что, собственно, они тут делают. В начале их беседы явно виделось, что они имеют кучу вопросов ко мне и прямо-таки в нетерпении жаждут их высыпать на мою бедную головушку. Но они больше молчали, чем говорили. А потом вообще развернулись и ушли, так и не задав мне ни одного дельного вопроса, на которые я уже психологически был готов отвечать. Напоследок сказали: 'Извините за беспокойство, Алексей Владимирович. Похоже, мы ошиблись с вами. Вы здесь явно ни при чём'. Причём, так уверенно это заявили, что я даже сам поверил — я к этому дела не имею никакого отношения.

Вот так Маша! Вот так молодчина! Наколдовала ведь. Или всё-таки у неё осталось, что-то от Шимерши?..

Удивительно конечно, в моё мире за всё это время прошло не больше двух недель. Весна ещё не вступила в свои законные права, и воздух холодит вечерний ветеродув, да снег местами не растаял. И год прежний — 2007. Хотя уже живу в будущем. И год мой родной кажется таким древним и давно позабытым.

Возвращаться на работу мне было крайне не привычно. Я уже путался в маршрутах и чуть не прозевал свою остановку. Придя на работу, я не застал удивлённых лиц, косящихся на меня, как на призрака. Они должны были меня похоронтить!.. Нет. Всё обыденно. Сидят за своими рабочими местами, увлечённо трудятся. Здороваясь со всеми, я был крайне поражён их равнодушию к моей судьбе. Ладно там, полтора года, что меня не было. Но для них же целых две недели я отсутствовал! Александр Викторович даже не взглянул на меня, пожимая руку. Был занят, общался по телефону. А когда закончил, не отреагировал — не стал кричать, трясти кулаками, не ругался матом. Вообще сидел мирно и не понимал, чего это я на него всё время озираюсь. Никаких объяснительных, никакого штрафа, выговора. Ничего! Я уселся за свой компьютер и недоумевал — что происходит? Почему никто не заметил моего отсутствия? Даже тот важный клиент утром сам позвонил и любезно напомнил о нашей договорённости, интересуясь, а будут ли скидки.

Я немедленно позвонил родителям с рабочего телефона. Сотовый свой я где-то посеял… Точнее, не 'где-то посеял', а оставил его в будущем. В коттедже. Боялся, что потеряю — вот и оставил… Они были рады моему звонку. Немного поругали меня за то, что редко им звоню и ещё реже навещаю их. Я поболтал с ними, узнал как они, какие новости, как вообще дела и всё такое…

Никто не заметил моего отсутствия.

Только днём, во время обеда, ко мне за столик подсел Димон и спросил почти полушёпотом, как шпион шпиону:

— Как там всё прошло у вас с Во́ем?

— С каким это 'Во́ем'? — не понял я.

— Ну, с Во́ем, твоим другом, Пауто́м, — уточнил он, ставя ударение почему-то на последний слог. И выходило так, что я где-то когда-то возился с паута́ми-овода́ми.

— А! С Па́утом Во́э, — я подправил его.

Он помнил! Он всё помнил. Единственный человек на этой земле, кто знал истину. Ну, ещё, быть может, Малинин. Но где того найти?

— Ага, с ним самым. С этим генералом из будущего. Он благополучно вернулся домой? — интересовался Димон.

— Да всё отлично, Димон! Всё ништяк. Спасибки за хату и за одёжку, — поблагодарил я его.

— Не за что! — весело проронил он.

Вернувшись домой, я решил расспросить Машу, какое участие она приняла во всём этом тёмном деле. Она не отнекивалась и честно призналась, что немного подправила некоторый ряд событий, таким образом, что бы произошедшее в других мирах меньше всего сказалось на моей дальнейшей судьбе.

Мир не изменился. Остался прежним. Изменился я. Я не узнаю этот мир. Я не могу к нему привыкнуть. О, как трудно привыкнуть к обычной жизни, к обычной мирской суете! Это как мир инопланетян, а я астронавт, который только что его открыл. Точнее высадился на спускаемом аппарате и пытаюсь свыкнуться с нравами и обычаями местных обитателей. Правда, нельзя сказать, что положение моё безнадёжно. Постепенно я вливался в среду, возвращался назад. Но на это уходили долгие дни, недели, а то и месяцы.

Поначалу мне казалось всё неправильно — шумно на улицах, толпы людей, жизнь кишит как в муравейнике, никак не уединиться — всюду нарываешься на чьи-то лица, или того хуже — пьяные хари заслоняют вид и просят закурить. Тесно мне. Мало пространства для личности отведено. Ужасный запах источается отовсюду. Оказывается, я раньше не замечал, что в Питере так грязно — столько свалок во дворах, столько отходов разбросанных по щелям — уму непостижимо! А сколько изрисованных домов грязными граффити! Но всё это фигня по сравнению с тем, что техника ужасно примитивна: медленный транспорт, вонючие грузовики, шумные пылесосы и совершенно допотопные компьютеры, за которыми сидеть-то противно, не то что работать. Ну, вы меня, надеюсь, поймёте. Это всё одно, что вам с современного, ультрастильного и компактного ноутбука пересесть вдруг на старый, громоздкий ящик с лампочковыми транзисторами и с мозгами простейшего калькулятора. Я не мог понять, куда подевался мой камтик? Я долго допрашивал Машу, что с ним сталось. Она мне попыталась доходчиво объяснить, что в прошлое нельзя брать вещи из будущего, так как эта технология может попасть в чужие руки. Что чревато неприятными последствиями. Я не мог понять: 'Как так нельзя?! А зачем же я тогда продал некоторые безделушки одному мажору на станции Тосно и отдал карту-голограму планеты Битурт Сане Кузнецову?'. 'То был чужой мир. А этот теперь наш. И нам здесь жить!' — популярно объяснила она. И я вроде как понял, что она имела ввиду.

Короче, возвращался я в свой старый шалаш, отстроенный в деревне дикарей, с неимоверным трудом и крайней неохотой. Как говориться, к хорошему привыкаешь быстро. И следует добавить: а обратно — очень и очень медленно.

Вот Маша привыкла сразу. Менее чем за месяц нашла себе работу и устроилась чуть ли не руководителем какого-то важного департамента одной крупной фирмы. Ну, это понятно — с её-то талантом и возможностями! Сейчас получает не меньше меня. Мне даже обидно стало. Я ей говорю: 'Лучше уж не работай. Дома сиди. Я сам управлюсь'. А она не слушает. Работает в своё удовольствие.

В квартире моей, после поселения Маши, стало как-то тесновато. Квартира моя маленькая, однокомнатная, я это уже отмечал не раз. И одному-то развернуться было сложно. А когда приходили гости — мне становилось стыдно. И я их, прямо как Паут Воэ, побыстрей выпроваживал из дому. Поэтому я предполагал искать другие варианты.

Я не мог сообразить, почему всесильная и всемогущая Шимерши-Маша не может сделать такую мелочь, как обеспечить нас просторным жильём. Я же не прошу для себя. Для нас!

— Ну, ты пойми, Маша, дорогая моя, — говорил я, — что тебе стоит это сделать? Одна твоя мысль — она тут же исполнится. Только подумай о большой квартире, пожалуйста. А лучше о загородном двух… нет, трёхэтажном коттедже.

— Увы, мой милый Лёшка, не могу я. Нет у меня больше силы. Я теперь обычная девушка — простой смертный человек, как и ты, — отвечала Маша.

— Как же так! — недоумевал я. — Кто же отнял у тебя силу? Ты же Вечная! Ты не можешь быть обычным смертным человеком.

— Могу, — запросто ответила она. — Пойми, я так хотела. Я хочу прожить одну человеческую жизнь… с тобой… — нежно добавила она.

— Это конечно здорово… Но, неужели, ты совсем не можешь что-нибудь сделать?.. Ты же недавно колдовала — вон следователи даже растерялись и на работе мой двухнедельный прогул никто не заметил.

— Я ничего не могу. Элькасан полностью отобрал у меня силу — я его просила. А эти изменения я сделала загодя, — призналась Маша.

— Феноменально… — призадумался я и вспомнил. — А где же ты жила всё это время, когда мы с тобой встречались? Не на вокзале же ты ночевала?

Я вдруг представил, что Маша проводит ночь на вокзале, в полутёмном зале ожидания на вонючих, шатких креслах, в окружении вповалку спящих бомжей и развалившихся пьяниц. Нет! Невозможно такое вообразить… А вот, что она проводила, например, ночь с разными парнями на их хате — как вариант представился мне живо. Но я сразу отбросил такой вариант, как жутко-неприемлимый, возбуждающий лютую ревность в моей груди.

— У меня не было дома. Я нигде не ночевала. Когда наступала ночь — я либо гуляла по улицам города, либо перемещалась в другой мир. Бывало просто — ускоряла время и ночь пролетала за секунду…

— Жаль… — загрустил я, внутренне радуясь — представленный вариант не прошёл. Я спросил: — Значит ты стала обычной девушкой?.. — пауза. — Хорошо. А что в тебе сохранилось больше — от Шимерши или от Маши, которую я помню?

— Я есть Шимерши. Я же Маша, — сказала Маша. — Мария Радченко — это моя выдуманная оболочка, в которой я появлялась среди людей данного мира. Но сейчас я не Шимерши. Шимерши знает гораздо больше — люди не способны хранить такой объём информации. А я лишь обладаю малой частичкой всех знаний. Но поверь, это уже много… Шимерши, так как она Вечная, очень сильна, а её могущество и возможности, как ты знаешь, фактически безграничны. А я хрупкая и беззащитная, не способная постоять за себя.

Мне было трудно в это поверить. Как может быть, что Вечная, сама Шимерши, вдруг стала такой хрупкой и беззащитной? Это же опрометчиво с её стороны! Более того — опасно. Нас всюду подстерегают опасности. А если маньяки?..

Кстати, был такой случай… О нём следует рассказать подробно.

Прогуливались мы с Машей как-то одной белой ночью по лесопарку. Уже не помню, что именно нас туда потянуло, да ещё ночью глухой. Видимо, я с друзьями где-то поддал. Ну, и осмелел внезапно. Говорю: 'Давай пойдём через парк — срежем путь'. Она же предлагала вызвать такси. Но человек я упрямый, да ещё и экономным стал (никак на квартиру откладываю), поэтому наотрез отказывался. Дело-то нехитрое. Подумаешь третий час ночи! Убедил её. Она согласилась и мы выдвинулись. Идём по парку, а на встречу нам патцанва движется. Я ещё издали их заметил. Гундят вдали, ржут как кони. Ну, думаю, надо разминуться по хорошему. И вышли мы на соседнюю аллею. А они наперерез идут. Вот гады! — успел подумать я.

— Закурить не найдётся? — спросил один из них хрипловатым голоском.

— Не курю, — гордо ответил я, и собирался обойти попутчика. Но тут двое преградили путь.

— Не хорошо. А деньги есть? — нагло спросил другой.

'Может, дать им деньги, хотя бы рублей сто, чтоб отстали' — проскользнула у меня мысль. А вслед другая: 'Ага! Щаз! А зачем же сэкономил на такси?.. Не дождётесь!'.

— Нет! — с твёрдой злобой выдавил я и оттолкнул преграждающих, потянув за собой перепуганную Машу.

Но тут мне далеко пройти не дали, ударили в бок. Я повалился. Маша взвизгнула, отскочила в сторону. Я сразу поднялся. Дал по морде, одному, второму. И третью харю мой кулак уже нащупал, как кто-то ударил по ногам. Меня начали остервенело бить, колотить, со всех сторон. Я блокировался, отбивался. Я один. Их было восемь, а может и все десять. Чёртовы подростки обкуренные, обдолбанные, пьяные, агрессивные. Сумасброд, одни словом. Но завалить меня не смогли. Я крепко держался на ногах и бил, бил, покуда были силы и ярость их подогревала. В добавок, у меня были мышцы, усужлево подаренные Джерром. Правда, они сдулись заметно — нифига не поддерживал форму в тренажёрных залах. А надо бы! Вот потому и сдулись.

К Маше подростки не приставали — слава Богу. Она стояла у дерева и ужасом наблюдала. Все как один на меня ринулись. Про девушку, видимо, забыли. А я поглядывал на неё. Я отбивался больше не ради своего спасения, а чтобы твари эти до Маши не добрались. Ведь если к Маше начнут приставать — я не выдержу. И были этих упырей бесщадно. По морде, по морде вам! Хороший удар по черепу отрубал человека мгновенно. Вот уже трое валялись у ног и скулили. Остальные паслись вокруг и редкими, неточными ударами лезли в атаку. Как бы нож мне не всадили под рёбра, — беспокоился я и поглядывал на их руки. Нет. Похоже без ножей парни.

Ничему меня не научил случай с Паутом Воэ. С ним же был аналогичный случай. Не по своей воле он влез в передрягу, закончившаяся поножовщиной и смертью одного из нападавших. Такой же наивный простофиля!

— А!! — прорычал я в бешенстве, когда удары немного стихли. — Ну, стервятники, смерти желаете?! Нету… у меня денег! Нет — сказал вам!

Я надеялся, что Маша хоть как-то мне поможешь. Ну, хоть поколдует немножко. А то ведь я был на волоске. Ещё один прямой удар в челюсть — я не устою, рухну наземь. И тогда они меня забьют ногами. А там уже и до Маши доберутся. Но Маша ничем не могла мне помочь. Разве что, морально меня поддержать…

К счастью, драка быстро закончилась. Часть подростков протрезвела, оценила ситуацию, поняла, что потасовка может закончится плачевно — и боясь последствий, решила свалить от греха подальше.

— Ладно, уходим, — скомандовал кто-то один из них и, поднимая раненных, прихрамывая и волоча ноги, они спешно, почти бегом, рванули прочь. Я держался в боевой стойке с грозно вынесенными верёд кулаками, готовыми бить насмерть.

Я понял, что кулаки мои разбиты. Разжать пальцы я не могу. Нога моя получила сильный ушиб и я теперь хромаю на правую ногу. Из носа сочилась кровь. А губа опухала. Ко мне подбежала Маша. Обняла. Заплакала. Глубоко дышала сквозь слёзы, роняя слова на моё плечо: 'Зачем же ты так! Тебя могли ранить. Дал бы им денег… Я же предлагала на такси… А ты не хотел'. Она меня не упрекала. По крайне мере в её голосе не были нотки упрёка или недовольства моим поведением. Скорее она это говорила, потому что именно так нужно говорить в подобных ситуациях по человеческим традициям. Она гордилась мной. Она чувствовала, что НЕ Я полез в драку, а защищал её. И в целях обороны, мне надо было их обезвредить. И чем быстрее и внезапней это произойдёт, тем лучше.

В этот миг я понял, как сильно её люблю, как дорожу ей. Я её молча обнимал. Крепко сжимал, обхватив талию, боясь потерять её. Да и самому надо было держаться на ногах. А она продолжала что-то шептать. Может, настоящие укоры пошли — но я не слышал. В ушах звенело.

— У тебя кровь течёт, — заметила она следы крови на моей одежде.

— Ничего. До свадьбы заживёт, — сказал я, совершенно позабыв о том, что свадьба вообще-то скоро.

Мораль сей басни такова — нехрен ходить по ночному, безлюдному городу, а особенно в лесопарках. Рано или поздно нарвёшься на неприятности. Паут нарвался однажды. Вот и я нарвался также.

Когда людей много — плохо. Чувствуешь тесноту, ощущаешь отсутствия пространства. Стесняешься. Когда людей мало — то же плохо, потому что найдутся среди тех редких прохожих люди недобрые, с тёмными намерениями. А почему бы нет?! — задаются вопросом они. — Один раз живём, можно и погрешить разок. Никто ж не увидит и не узнает!

Так рождаются преступления. Эх, мы, померяне! Злые люди мы…

Жаль, Паута я больше не увижу. Равно как и Сифиль, Эринса, Виктора, всех кого знал. Не обниму, не попрощаюсь с ними. Даже издалека не увижу их. И не узнают они о судьбе моей… Хотя события произойдут только через тысячу лет. Так что дожить ещё надо.

Живём мы с Машей дружно. Весело живём. Счастливо. Всё у нас хорошо и благополучно. Я доволен этим миром. Хоть он не так идеален, как мне хотелось, но всё же мир прекрасен. А всё почему? — Да потому что это мой мир!

Почему же не идеален? — спросите вы. Причин много. Целый ворох причин. Во-первых, я до сих пор не накопил на квартиру. Как бы в процессе. Ипотека или кредит — не мой вариант, не люблю, знаете ли, залезать в долги. Поэтому покорно ждём. Если у Маши дела на работе пойдут и дальше гладко, то глядишь уже через год-второй накопим нужную сумму. Во-вторых, я после всех моих злоприключений стал другим — характер у меня поменялся. Стал я жестоким, что ли. Часто повышаю голос. Наглым стал. Циничным. Приобрёл уверенность. Не боюсь совершать ошибок. Практически стал бесстрашным — Элькасан меня научил. Оттого стал чаще попадать в приключения, с неприятными последствиями. Хотя это в плюс — на работе я продвинулся. Занял пост Александра Викторовича, когда мой начальник перешёл в другой отдел. А если б оставался прежним Алексеем — хрен бы мне видеть должность начальника отдела. К тому же жизненный опыт накапливаю… В-третьих, Маша на мой взгляд тоже изменилась. Какая-то она не та, которую помню. Немного другая. Ну, это понятно. Она прожила многие жизни. Она, как-никак, Вечная. А так как она знает о моих похождениях на Битурте и о других увлечениях, она теперь реже доверяется мне. Это правильно! Её нужно научить основному закону выживания — доверяй, но проверяй.

Кстати, я вспомнил её рассказы. Я тогда их считал бредовыми, выдуманными, принимал за разгулявшуюся девичью фантазию. А сейчас анализирую их с учётом новых обстоятельств.

Помню, она рассказывал мне о далёкой планете, где обитают карлики размером с дюймовочек, огненнокрылые, живущие преимущественно возле вулканов. У них шесть лапок, как у насекомых. Передвигаются они быстро, словно молнии — во фреоновой атмосфере, разгорающейся голубоватым свечением в тёмное время суток. Так и видны в ночном небе как вспышки. Вспыхнула молния — вот один огненнокрылый пролетел мимо… Живут дружно и слаженно. Строят города, дороги. Увлекаются искусством. Не воюют, не сорятся. Но дерутся с другими более крупными обитателями за место под солнцем. Стада больших грызунов по ночам нападают на поселения и убивают жителей. Тяжко им приходится. Она с ними общалась, знакомилась с их обычаями, традиционными обрядами. Она вливалась в их среду. И они её воспринимали как за родную…

Как в это можно было поверить тогда? А ведь это, насколько мне известно, цивилизация Жу.

Так это всё была правда! Маша мне рассказывала свою историю… А я ей не верил! Принимал за сказки… Да, вот такой вот я глупый был.

Впрочем, это не мешает ей меня простить. А мне привыкнуть к её изменениям. Она теперь больше похоже на человека, чем тогда — в первые дни нашего знакомства. Ага, тогда меня сразила наповал своей фантастической загадочностью! Как в такую девушку не влюбиться?!

С Димоном вот хожу, общаюсь. Он, конечно, выслушивает меня — все мои рассказы про будущее, про Вечных, про Элькасана, но судя по его реакции верить он мне не очень-то готов. Скептик!.. А чем ему докажешь? На пальцах показать? Нарисовать на листочке?.. Где же я ему предъявлю доказательства?.. Без доказательств — это те же сказки. Даже телефона с фотографиями Урвальда у меня нет на руках. Не успел я ничего перекачать пока был с ним в этом мире… Откуда я знал, что так всё закончится?!

И ещё куча причин, по которым я не решаюсь назвать свой мир идеальным.

Но что радует — все эти причины можно устранить своими силами. Значит, мир сможет стать идеальным. Ну, или окажется приближенным к идеальному. Я-то человек разумный, понимаю, что достигнуть идеала невозможно, можно лишь к нему постепенно приближаться. Вот этим я и решил заняться…

Готовлюсь к свадьбе. Она уже состоится через неделю. Нервничаю. То радуюсь, то переживаю. Всё-таки, в первый раз женюсь… Тьфу ты! Оговорился. Один раз в жизни такое происходит! — хотел сказать… Надеюсь, Маша не умеет читать мои мысли. А не то! По крайне мере, не наблюдал за ней такого…

Если верить результатам УЗИ, у нас скоро будет прибавление и, похоже, мальчик. Я уже воображаю, когда мой сынишка полёживает в колыбельке, я ему на ночь такие сказки понарасказываю… А ещё буду воспитывать будущего супермена. Вы что?! Он же сын Вечной! Да даже Геракл, сын Зевса, ему позавидует. Его ждут великие дела!

Недавно был в Москве. После командировочных дел шатался по городу. Высматривал сувенир для любимой на лавках недорогих магазинов. И внезапно увидел знакомое лицо. Чу! — удивился. — Откуда у меня в Москве знакомые? Да ещё девушка молодая, красивая, лет студенческих. Моё изумление продолжалось не больше секунды. Я вспомнил. — Это же Лена! Ну, да! Она. Каштановые, завитые волосы… Почему же она меня не узнала?! Ах, ты чёрт, идиот несчастный. Ты в прошлом! Откуда она тебя знает? — ты познакомишься с ней через 3 года, да ещё в другом мире. Точнее уже не познакомишься, потому что у тебя Маша. Я стоял, оцепенев, подумывал, не окликнуть её ли. Позвать, пообщаться? Рассказать почему её знаю? Но не стал… Она ушла. Девушка Лена вышла из магазина, так ни разу не взглянув на меня. Я проводил её взглядом. По-дружески мысленно-нежно пожелал ей удачи.

А меня ждёт счастье. За всё свою будущее не скажу… Но ближайшее будущее мне видится счастливым и безоблачным. Сами посудите, на работе порядок, с друзьями отлично провожу время, родителей стал чаще навещать — появился повод, как-никак будущие наши с Машей бабушки и дедушки, невеста моя нравиться всем — стройная красавица с двумя высшими дипломами (откуда она их слепила, да ещё паспорт? — так и не успел выяснить. Надо себе пометочку сделать — 'узнать сегодня вечром') и девушка она не простая… Но об этом знают только я, да Димон. К счастью, Димон не такой трепач, чтобы портить моё настроение. Друг он надёжный, хоть и скептик последний!

Фу! Наконец-то мысли мои улеглись как-то. Видите ли, сижу на работе, мечтаю. А что ещё начальнику делать?.. Халявщик! Дела, мол, подождут, не разбегутся.

Оба-на!! Время уже — восьмой час! Чего-то я совсем замечтался. Нече в потолок дуть. Пойду-ка домой… через вестибюль, конечно. Не буду рисковать. А то моя Вечная-Любимая ждёт меня… не дождётся…

Эпилог

Элькасан не мог не заметить исчезновения Алексея. Да как тут такое пропустишь. Жан нахмурился. Вечная видно что-то задумала.

— Куда ты его оправила? Он же не ответил на мой вопрос, — спросил Жан с тонким укором.

— Он дома, — ответила Шимерши в образе Марии Радченко. — Мне известен его ответ.

— То есть, он согласен?

Озеро слегка заволновалось от налетевшего тёплого бриза. Рябь расплылась по воде. Деревья покачнулись. Зашуршали листки. Шимерши кивнула.

— Дай мне пять минут… — попросила она. — Я внесу небольшие изменения в мире… А потом забери всю мою силу. Всю до остатка. Так, чтобы внутри меня было пусто, кроме человеческой Души. Понимаешь?

Элькасан понимал.

— В каком-то одном мире Ленка осталась без суженного, — отметил он.

Он вспомнил Лену. Вспомнил первый день знакомства с ней. Улыбнулся…

В огород, давно требующий сбора урожая, резво вбежал Борька, перепрыгивая кустики, громко лаял и чуть ли не по-щенячьи вилял хвостом, а за ним на велосипеде вкатился высокий парень в майке, с белой кепкой набекрень.

— Т-ру-у! Стоять! — весело по-детски прикрикнул он. — Ух ты! Какой шезлонг!

Он спрыгнул с велосипеда и подошёл к своей находке. Начал трогать ткань, дёргать за рейки, проверять выдержит ли его вес. Вроде, должен выдержать.

И только он приноровился плюхнуться в свою находку, только прицелился задом, как сзади его окрикнула девушка Лена:

— Не трогай!

— А что? — уже выставив зад, в ужасе спросил Алексей. — Что будет?

И ожидая, что сейчас как минимум сдетонирует бомба под сиденьем, он живо юркнул в кусты. Высунул морду:

— А?

— Я ещё сама не лежала на нём! — капризно проговорила Лена, подходя к шезлонгку.

— А-а… — понимающе протянул Адексей. — Вон оно что!.. Интересно, а кто смастерил такой хороший вес-ч? — он обошёл шезлон приглядываясь к отлично выполненным узлам крепления.

— Один хороший мастер, — ответила Лена мягко усаживаясь на шезлонге. — Ты его знаешь!

Алексей догадался о ком она.

— Лен, ну сколько раз можно повторять, ну не знаю я никакого Женю Романова, а тем более Элькасана! Никогда его не видел. И за руку не здоровался. Что ты всё об одном — будто бы есть у нас общий знакомый.

Лена молчала. Смотрела через солнцезащитные очки куда-то в небеса.

— А мне дашь посидеть? — жалостливо спросил он.

Удивительная картинка на миг появилась в голове. И главное так чтёко — словно всё только что произошло наяву. Жан сразу узнал Ленку и Алексея в этом эпизоде. Узнал он огород соседки, бабы Нюры.

К этой мыслительной фантазии явно приложила руку Вечная. Та, своим взглядом, этого не отрицала.

— Когда же мы увидимся с тобой? — поинтересовался Жан.

— Кто знает… После того, как я проживу одну человеческую жизнь, возможно, я захочу увидеться с тобой… А, может, нет.

— Когда ты умрёшь… я имею ввиду там… ты вновь станешь Шимерши? — спросил он.

— А куда мне, Вечной, деваться? — вздохнула она.

— Значит, мы увидимся с тобой через пять минут?

— Или никогда более, — добавила она.

— Ты меня боишься? — спросил Жан.

Шимерши не ответила. Она застенчиво улыбнулась. Протянула вперёд руку, чуть задрав локоть, расправила ладонь к верху, что означало…

Жан удивился. Он не ожидал получить этот знак. Он беспокойно взглянул на неё. Ему стало жалко гостью.

— Что ты собираешься делать? — спросила девушка. — Какие у тебя планы?

— Я не люблю планировать своё будущее… Но про ближайшее планы могу рассказать. Примерно, минут через тридцать, посидев на бережку этого чудесного озера (кстати, это территория Франции? Я правильно угадал?) и подумав-помечтав о вашем совместном будущем, я выдвинусь обратно к порталу и возвращусь на свой любимый корабль Джерр. Так мне предстоит убедить своих подданных, что сражения не будет. Что миссия моя завершилась успешно. Цивилизация может спасть спокойно. Наступил мир и порядок. Посижу пару месяцев у себя во дворце. Потом буду искать преемника, так как титул Императора мне надоедает. Соберу свои пожитки, сяду на Джерра и в путь — в далёкое странствие. О, ты не представляешь, сколько ещё тайн и загадок для меня сберегла Вселенная! Мне не придётся скучать. Я буду знакомиться и общаться с обитателями многих звёзд и галактик. Попробую с ними заключить торговые соглашения. Могут выгореть взаимовыгодные сделки. Торговые связи, глядишь, налажу. А это никому не помешает… Впрочем, это всё мечты мои. Фантазия.

— Я рада за тебя, — искренне призналась Шимерши. — Уверенна, что так оно и будет… Но я могу исполнить самую заветную мечту.

— Это какую же?

— Я помогу тебе вернуть Ами… — сказала она робко, тихонько проговорив имя принцессы.

'Ами… Каштановые волосы до плеч. Ами… Тонкая талия. Упрямый, изумрудный взгляд. Моя Ами' — Жан мгновенно вспомнил её. Глаза хотели заслезиться от нежных воспоминаний. Но… нет слёз.

Почему же это чувство в нём не умерло?! Ну, почему же!.. Он вдруг вспомнил — почему. Он убил в себе все чувства, кроме одного. Он не посмел избавиться от этого чувства. Ведь если он это сделает — он уже не человек, он станет призраком… как и все остальные…

— Ты можешь? — засомневался Жан.

— Да, могу, — подтвердила Шимерши. — Я знаю её очень хорошо. Ты помнишь — я изучала твою историю. И смогу воссоздать её с точностью до атома. Она будет помнить тебя и все события из своей жизни. Она, конечно, удивится, почему она не умерла, почему жива до сих пор. Но ты, думаю, доходчиво объяснишь ей… Ами вновь будет с тобой, Великий Элькасан. Решайся.

Жан смотрел на девушку стоявшую рядом. Она — Вечная, ей можно. Она способна уничтожать большие миры и воссоздавать их из пепла. Что ей вернуть к жизни Ами?..

— Однажды я думал, что буду жить с Ами неразлучно, долгие года. Нас после некотролируемого перелёта на околосветовой скорости выбросило в пустынный космос, без топлива, с повреждённым двигателем. И у нас на двоих был выбор — остаться на корабле — еды и воздуха должно было хватить на сотню лет, или выбраться на спускаемом модуле до ближайшей цивилизации, запросить у них помощь. Буквально через неделю Ами решилась на второе. Она хотела сделать как лучше… Но на той планете оказался вирус. Она заболела. И через три дня умерла…

— Я благодарен тебе, Шимерши, — сказал он. — Это хороший подарок. Это бесценный подарок! Но я не могу принять его… — девушка стоявшая рядом поразилась, она не поверила услышанному, в глазах застыло немое 'Почему?'. Жан продолжил: — Если бы ты предложила мне такой подарок в те дни, когда я оплакивал Ами… Я бы с радостью согласился — на любых условиях. Я бы стал твоим вечным должником. Сейчас, даже когда ты мне предлагаешь это в дар, я не могу согласиться… Прошло много времени. Больше 10 лет минуло с тех пор. Ами нет в реальном мире. Я привык к этому жуткому обстоятельству. Я долго привыкал к мысли, что её не вернуть. Она теперь живёт во мне. И внутри меня она как и прежде любит меня и ждёт. Ждёт когда я погружусь в мысли, подойду к ней и тихонько обниму!.. Нельзя воскрешать мёртвых, иначе теряется смысл их Жизни. Поверь, я не смогу жить с реальной и живой Ами.

Шимерши молчала. Она была в восторге:

— Знаешь, Жан, мне кажется, я тебя понимаю…

— Изучив людей, на примере Алексея Губанова, ты многое поймёшь… Люди сами по себе не сложные органические создания. Но уникальные. Они верят в Душу, что порождает в них чувства, придаёт сил, уверенности и позволяет совершать невозможное. Люди способны на чудеса. Они могут оказаться сильнее самых сильных. Один такой индивид стоит перед тобой.

— Вижу…

Элькасан сделал шаг вперёд.

— Я хотел это сделать раньше… — он обхватил её нежно, привлёк к себе и легонько поцеловал, едва касаясь губами.

Шимерши, словно опьянённая, пошатнулась — Жан удержал её. Сделала глубокий вздох. Затем что-то сказала ему тихонько, чтобы во всё мире мог слышать только он один. Жан кивнул. Отпустил девушку. Она тут же подправила накидку. Пригладила волосы.

— Ну, вот и всё, — заключила она. — Давай прощаться. Мне пора становиться человеком.

Элькасан улыбнулся. Постарался как можно лучше произнести слово: 'Алейвиат', что на языке вечных означало 'прощай, мой друг'. Не забыл поднести ладонь к груди, в знак уважения и желания удачи.

Тёплый бриз ласкал её светло-русые волосы. Солнце ярко отражалось в зеркальных кристаллах обруча, стягивающего волосы.

Шимерши в последний раз заглянула в него. Натянула губки. Оголила ряд белоснежных зубов. Блеснула обручем кристальным. И быстро растворилась…

Он стоял у берега в одиночестве.

Озеро окрасилось в синий пурпур. Облака застлали небо. Близился вечер.

Он неожиданно подумал: 'А зачем уходить отсюда? Здесь мило! Моя необузданная Франция. Здесь можно построить неплохой шалаш… Впрочем, зачем шалаш? Вон же, дворец есть!.. Права он не мой. Мда. Не мой… Тогда придётся немного побыть ГОСТЕМ в этом мире…'

Дим Край, Санкт-Петербург, 2007–2010 гг.

Оглавление

Дим Край . Идеaльный мир

Часть первая . Дверь . (Санкт-Петербург, 25.11.07 — 7.03.09)

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Часть вторая . Альверец . (Санкт-Петербург, 8.03.09 — 13.10.09)

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Часть третья . Элькасан . (Санкт-Петербург, 14.10.09 — 29.07.10)

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Эпилог

Реклама на сайте