«Якорь»

Наталья Караванова Якорь

1. Гостиная с мертвецами

Пен-рит (флор. — ***) 1. Тело, лишенное души; по легенде п-р были созданы Темными силами Орса, чтобы восстановить его власть в обитаемой части мира, утерянную после восстания богов (см. легенды докосмических народов Флоры, «герой Альенэни», «Шторм»). П-р — бесстрашные воины, преданные хозяину. 2. Продукт п-р трансформации.

Пен-рит трансформация — возвращение биологического объекта в состояние генетической нормы согласно заданным параметрам. П-р трансформация позволяет бороться со всеми известными болезнями, восстанавливает утерянные органы и поврежденные конечности. Возможна только на взрослом материале. Проходит в два этапа. Первый — восстановление механических и химических повреждений. Второй этап — трансформация нервной системы. Основная причина того, что технология не используется повсеместно — то, что преобразованию подвергаются все клетки, в том числе — кора головного мозга. Результатом этого является полное стирание всех видов памяти, замедление психических процессов. П-р трансформация используется только на Флоре, для решения демографической проблемы, однако известна в других мирах Солнечной уже не менее ста лет.

Большой энциклопедический словарь слов-заимствований,

Флора, «Альенна», 314 г. к. в.

Осень. Время воспоминаний. Гашу окурок, откидываю шторы. За ними дождь, окно стало рябым от брызг. Прижимаюсь к стеклу горячим лбом, и слушаю, как он барабанит о подоконник.

Я пропустила контрольное время, значит, сейчас со мной свяжется куратор, и снова начнет брюзжать о том, о чем я не хочу слушать.

Что трансформация — это не больно.

Что пен-рит — это здоровые, нормальные люди. Что жить в любом случае лучше, чем умирать, и что я просто не имею права отказываться.

Моего куратора легко понять. Как же, такой эксперимент псу под хвост. Впрочем, я несправедлива. Гилоис ведет меня с самого начала, все эти три с лишним года. Успел по-своему привязаться. Да и мне он давно не чужой человек.

В одно не верю — что он не видит, сколько в его речах фальши.

Мой сосед — завершивший трансформацию пен-рит. Я вижу его каждый день, я с ним разговариваю, потому что больше не с кем, и другого примера не нужно, чтобы понять, чем я буду через месяц, если соглашусь на второй этап.

Мой сосед улыбается, хихикает и говорит о погоде с интонациями впавшей в детство старушки. Мы очень с ним похожи, словно брат и сестра. Мы высокие и стройные, у нас одинаковые, светло-голубые глаза. И светлые волосы. Он завершил трансформацию год и три месяца тому назад. Его сделали из клона. А меня…

Меня еще не доделали.

Гилоис ждет, что я им все же дам добровольное согласие. Надеется, что усилившаяся боль и страх, в конце концов, сделают свое дело. На выходе получится пен-рит, существо милое, глупое, лишенное памяти. Меня будут учить ходить и говорить, одеваться и пользоваться ложкой…

От этой мысли хочется или самой удавиться или удавить кого-нибудь. Димыч, тебя. Охотно верю, что ты не хотел ничего плохого, когда передавал мое умирающее тельце местным эскулапам. Может быть, тебя даже обманули, не предупредили о последствиях. Но почему, черт побери, ты ни разу не попытался меня найти? Почему не явился сюда, в поселок пен-рит, чтобы посмотреть мне в глаза и сказать, что это действительно так?

Куратор не вышел на связь, я плюнула, решила почитать чего-нибудь, или даже совершить подвиг, прогуляться вокруг коттеджа. С костылями и компенсирующим нагрузки поясом это вполне выполнимо. Вот только дождь не заканчивается.

Было время, когда я не верила, что трансформация совсем «съедает личность», и злилась просто потому, что больно, что осень, что на улицу ни ногой. А теперь не осталось сил даже злиться.

Куратор говорит, что я малодушная дура. Может и так. Но я имею право бояться. Я не клон, и я не анацефал. Мне проще учинить акт суицида, чем допустить, что это я буду ходить с идиотской улыбкой на лице, играть в кубики с картинками и рожать в год по дитю, как крольчиха, не понимая, что происходит, зачем и почему.

Время отсрочки вышло, надо что-то решать. Но сегодня я еще могу думать о чем-то кроме постоянной боли, так что можно потянуть чуть-чуть. Вдруг что-то изменится. Ведь трансформацией на Флоре занимаются уже пятьдесят лет. Не может быть, чтобы не придумали какой-нибудь способ… выход.

Гилоис в ответ на мои осторожные вопросы только по-отечески качает головой и объясняет, что мне нечего бояться. Что не было случая, когда от трансформации кто-то умер. Делает вид, что не понимает причину моего страха.

Пискнул замок на входной двери, сообщая о гостях. Запасной ключ есть только у Гилоиса, так что и это наверняка он. Да и кто сюда полетит по доброй воле? Мы никому не нужны. Наша биологическая роль почти выполнена. К тому же нормальные люди к таким как мы испытывают отнюдь не теплые чувства. Брезгливость, приправленную любопытством — да, возможно. Недоверие — наверняка. Но в большинстве они просто равнодушны.

Я не знаю, как встретили бы меня свои — там, за пределами атмосферы. Но там умирать мне было бы легче. Наверное…

А связи с внешним миром все равно нет. Только выход на местную локалку, да и тот под жестким контролем куратора.

В гостиной затопали. Я доплелась до арки-выхода, выглянула наружу.

Ого.

Следом за Гилоисом ко мне ввалились оперативники Службы порядка и контроля, — это местный аналог полиции. А потом вошли еще несколько человек — в штатском.

Гилоис незаметно коснулся губ — тихо!

Я в ответ опустила ресницы. Лаборатория, к которой относимся мы с куратором, считается секретной. Я — уникальный экспериментальный материал. Как ни крути, а раньше никто не пробовал проводить пен-рит трансформацию на разумном человеке с нормальной памятью. Гилоис говорит, что если у них все получится, лабораторию начнут осаждать желающие принять участие в эксперименте. Может и так. Я не достаточно себе представляю обстановку на Флоре, чтобы спорить. И в любом случае не желаю быть объектом для любопытства.

По знаку одного из людей в штатском споки разбежались по коттеджу. Остались только мой куратор и их старший. Это слышно по интонациям, когда человек привык командовать.

Гилоис повернулся ко мне и нарочито медленно произнес:

— Не волнуйся. Они уйдут. Им нужно осмотреть дом.

Человек в штатском обернулся ко мне и отрывисто спросил:

— Здесь никого не было? В поселке чужих не появлялось?

Как когда-то учил Гилоис, я широко улыбнулась и чуть приоткрыла рот. Если бы во рту не пересохло, ей богу, пустила бы слюну струйкой, пусть полюбуются.

Куратор обрадовался, пояснил:

— Она не завершила трансформацию. Так что вряд ли сможет ответить на ваши вопросы…

Тот поморщился:

— Зачем вы их до сих пор штампуете? И так в городе, куда ни плюнь, везде это…

— Наука не стоит на месте. Ничего, вот увидите, скоро все изменится!

Пятьдесят лет назад на Флоре случилась эпидемия, выкосившая треть населения планеты. Из переживших болезнь тридцать процентов или около того стали бесплодны. Тогда технология пен-рит трансформации казалась панацеей. Ведь у трансформов рождаются нормальные, здоровые дети. Сначала, правда, ставка была сделана на клонирование. Но либо купленное оборудование оказалось дефектным, либо спешка повлияла на результат. Эксперимент не удался. А пен-рит трансформация — куда надежней, и как оказалось, проще технически. Но прошло много лет. Сейчас… сейчас все иначе.

Демографическая картина приближается к тому, что было перед эпидемией. Кажется, программа пен-рит находится на грани свертывания. Но пока она еще не закрыта.

Вернулись споки, как и следовало ожидать, ни с чем.

Недолго посовещались, их старший вышел с кем-то на связь. Я поняла из контекста, что они отправляются прочесывать этот участок леса.

Наконец, мы остались наедине с Гилоисом. Он виновато пожал плечами, потер лысеющую макушку и ответил на мой незаданный вопрос:

— Тут, недалеко, убили пресс-секретаря министра финансов. При каких-то темных обстоятельствах. Споки землю роют, на них контора давит. Вообще, обстановка какая-то неспокойная… может, тебя в город забрать?

— Заберите.

Гилоис качнул большой головой:

— Пожалуй, нет. Слишком далеко от лаборатории.

Где лаборатория, я не знаю. Очнулась уже здесь, в этом поселке.

Куратор еще час посидел, взял пробу крови, поспрашивал о самочувствии и удалился.

Я осталась на кухне. Это самое уютное место в доме. И здесь лучше всего слышно, как стучат о подоконник капли.

В те часы я ненавидела всех и все. Вот только период, когда битая посуда и расколотый об пол бытовые приборы приносили облегчение, прошел еще в прошлом году. Жду. Чего — сама не знаю. И с каждым днем все трудней принять решение. Прав Гилоис — малодушная дура я и есть…

Просидела до сумерек, прокуривая обновленные легкие. Жаль, спиртного нет. Куратор пресекает любые попытки обзавестись чем-нибудь алкогольным. Раньше я плевала на это с высокого забора. Раньше, когда могла позволить себе поездку в город. Теперь такая поездка кажется героическим поступком.

Когда в дверь позвонили, я решила, что это сосед. Он любит вечерком зайти, поговорить о чем-нибудь важном. О том, что дождь — это плохо, например. Самое большее, на что я могу рассчитывать — рекламщики. Но и они появляются здесь раз в полгода. И в этом полугодии уже были…

После третьего звонка все же дотянулась до костылей, поползла вниз.

Не глядя, открыла, пожалела.

За дверью стоял побирушка в рванье. При нем — девочка лет семи, тоже одетая кое-как.

Урод, мог бы пойти работать, или в распределительный центр, так ведь нет. Я думала, таких на этой планете уже извели, как класс. Все же индустриальный мир, хоть и с проблемами.

— Я милостыню не подаю, — буркнула и закрыла дверь. Почти. Потому что из-за двери услышала девочкин голос:

— Пошли отсюда! Здесь нет людей…

Ну, что же. И вправду — нет.

Я все же сползала на кухню, забрала из хлебницы буханку, понесла попрошайкам. А что было делать?

Но когда открыла дверь, мизансцена поменялась. Бродяга лежал в глубоком обмороке на ступеньках, девчушка хлопотала рядом.

Еще не хватало, подумала я. Сосед может увидеть и донести. А потом доказывай давешним спокам, что я не верблюд. Дураку ясно, что эта парочка имеет отношение к их сегодняшнему появлению в моем доме. Можно, конечно, вынести как-то тяжелое тело на улицу, на попечение блеклой осени. Но я не в том состоянии, чтобы проделывать такие физические упражнения. Оставалось одно. Затащить непрошенного гостя в квартиру.

…Как выяснилось в процессе, бродяга не притворялся…

— Он три дня не ел, — всхлипнула девочка, когда мы с ней втащили и погрузили моего непрошенного гостя на диван в гостиной. — У него бутерброд был, он мне отдал.

Откуда они такие взялись, не знаю. Тогда не знала. Планета Флора, на которой я волею Димыча и Судьбы оказалась, это вполне цивилизованный мир, по стандартам Солнечной, конечно, отсталый, но все-таки нет тут совсем уж нищих людей. Бывают и социальные пособия, и специальные приюты, и распределители, где можно найти себе пусть тяжелую и грязную, но оплачиваемую работу. А эти двое мне на шею вывалились как из дурного анекдота, как из сказки. А может, всего-навсего, не с кем было поговорить, и осень подкинула мне вымоленного «хоть кого-то».

Девочка, едва заполучив кусок хлеба и стакан кефира, забилась в угол комнаты и принялась тихонько жевать. Я решила ее до времени не беспокоить. Бродяга на поверку оказался молодым человеком, может, постарше меня, а может и мой ровесник. Только осунувшийся, откровенно грязный, и, повторюсь, в обмороке.

Да, мне хотелось выдворить их, как только парень придет в себя. Но я решила: спасать, так спасать. Может, зачтется мне потом, на худосочных здешних небесах. Хотя, говорят, на этой планете потусторонние силы обитают где-то под землей.

Так даже лучше.

Мой космос, тот, что моя память, к здешней обители богов отношения не имеет. И значит, скоро снова продолжится наш бесконечный спор о праве быть рядом. Спор, похоже, окончательно мной проигранный.

Девочка, перекусив, заснула. Ее спутник долго не желал приходить в себя, а когда все же очнулся и выглянул в окно, увидел там тьму зарождающейся ночи.

— Нам надо уходить, — сообщил он мне хрипло, видимо, горло у него было то ли надсажено, то ли простужено.

На стандартном космическом он говорил почти без провинциального акцента, который обычно свойственен жителям периферии.

— Куда? — переспросила я с максимальной иронией, на какую была способна.

— Я благодарю вас за Ючи, она хоть немного отдохнула. И за себя. Но идти нам действительно надо.

Значит, девочку зовут Ючи. Красиво. Здесь вообще красивые имена.

— Куда вы торопитесь?

Он помолчал, словно собираясь с мыслями, с трудом принял вертикальное положение, но тут же закашлялся, снова упал на спинку дивана. Обморок. Куда уж ему куда-то идти…

— Нас ищут. Вам стоит об этом знать. Я не думаю, что…

— Вы и вправду не думаете. Совсем, — осадила я ущербного на голову гостя. — Тьмища такая на улице. Отсюда выбраться можно только флаером. Вокруг леса километров на двадцать. Если сейчас уйдете, вообще можете завтра не выйти к жилью!

— Надо идти… — прошептал бродяга и предпринял попытку встать.

И я с тоской подумала, что наличие гостей в моем доме, видимо, должно быть тайной даже для куратора. Но с текущими проблемами разберемся потом, так я себе сказала, и на всякий случай пощупала лоб гостю. У того был жар. Это я ему и сообщила. На что получила ответ на чистом русском:

— Будто я сам не знаю!

Так. Докатилась. Нищий эмигрант на мою голову. Обхохочешься.

— Ну, так слушай, что умная тетя говорит, — ответила я на том же языке. — Завтра потопаете, куда душа прикажет. А сегодня будете отдыхать.

Гость, судя по выражению его лица, удивился мало. Собственно, лик его на какой-то момент отобразил мудрое слово «однако!», на чем все и закончилось. Мужской одежды, а тем более белья, в доме не было, но на то и существует быстрая доставка.

За бытовыми мелочами я почти забыла о своих болячках. Надо же, гости. У меня. Пусть странные, пусть бродяги, пусть хоть кто. Зато живые люди. Сосед не в счет. Сосед пен-рит.

Эмигранту я постелила в гостиной, на диване. Для Ючи устроила кровать из нескольких стульев в рабочем кабинете. Стулья даже связала между собой, чтобы они не разъехались ночью в разные стороны.

За окнами к тому моменту мелкая морось переросла в настоящий ливень.

Мне удалось немного расспросить бродягу. Каждое слово приходилось вытягивать словно клещами. Но мне ли не справиться. Последние три года круг моего общения составляли куратор да сосед.

Парня звали Игорь, на планете он полулегально, и на данный момент за ним охотятся местные то ли бандиты, то ли политики, потому как что-то он про них знает такое, чего знать никому не положено. И не просто знает, а владеет документами. Вернее, ключом к виртуальному хранилищу, где эти документы ждут публикации.

Ночь я провела, воюя со своей ущербной инфосетью, пытаясь по косвенным данным понять, что за птицы сегодня влетели в мое окно.

Нашла странное, верней всего, мало относящееся к делу.

1. Официальных иммигрантов из Солнечной по имени Игорь на планете трое. Ни один не подходит, ни по возрасту, ни по статусу (все работают в столице на солидных должностях).

2. Четыре дня назад в пятидесяти километрах от моего уединенного жилища случился большой пожар в распределительном центре. Погибло четверо детей и двое взрослых.

3. Среди работников всех посольств иных держав нашелся один Егор пятидесяти двух лет.

4. Ючи Ламиэни числится среди погибших в распределительном центре.

5. Во всепланетный розыск на данный момент объявлены девятнадцать человек, все с местными именами или прозвищами.

6. В разное время на планете жили, но покинули ее, еще шесть человек по имени Игорь, Егор, Георгий.

7. На планете умерли два Игоря. Один двадцать лет назад, другой — в нынешнем году.

Сначала я хотела запросить подробную информацию об этом последнем Игоре, но передумала. Если куратор контролирует мои действия, он сильно удивится. И я для отвода глаз несколько раз провела запросы по самым разным именам. В том числе и по-своему. Выяснилось, что я скончалась в день, когда меня доставили на планету. Стало понятно, почему Димыч, да все наши, так ни разу и не навестили меня здесь. Очевидно, им выдали соответствующий документ. Проходимцы. Причем, и те, и другие.

Просмотрела инфу о десятке самых разных эмигрантах-покойниках. В том числе и о том, который меня интересовал. В свете собственной безвременной кончины он, понятное дело, стал меня интересовать еще больше. Как только планшетка выдала мне снимок, я поняла, что попала в точку. И вспомнила даже, что знаю этого Игоря, верней, слышала о нем.

По специальности он судовой врач. Ходил на каком-то старом грузовике в дальней периферии. В прошлом году случился большой скандал, в центре которого оказалось его имя, я запомнила, потому что периферия относится к нашей координационной ветке, а русских здесь работает не так уж и много. Скандал, кажется, был связан с распространением новой болезни. Эх, знала б я раньше, что в один прекрасный день этот товарищ завалится ко мне в гости, внимательней читала бы новости.

Зато доподлинно известно, что полгода назад Игорь Седых здесь мирно скончался и был похоронен. А в гостиной у меня спит привидение. Обыкновенное, тривиальное привидение. Только простуженное очень. И еще одно маленькое привидение дрыхнет в двух шагах от стационарного терминала, загородившись от света сгибом худого локтя.

Кроме того, я разжилась последними новостями и сплетнями этого и сопредельных миров. Запомнилось почему-то не очень правдоподобное сообщение международного агентства. Якобы Федерация Свободных Миров заигралась экспериментами с психо-ментальным воздействием, в результате чего было полностью уничтожено население искусственного спутника, на котором размещался секретный исследовательский центр. Неправдоподобно и зловеще: дураку понятно, супротив кого гведи копят военную мощь — десятилетней выдержки проигранная компания покоя не дает. Впрочем, наверное, враки…

Утром я обнаружила себя за столом, спящей на рабочей планшетке. Из окна лился неприветливый день, барабанили о карниз капли.

Стало зябко. Как там мои гости?

Планшетка все еще демонстрировала результаты вчерашних трудов, желтовато помаргивала из-под распечаток неактивированными контактами. Я смахнула бумажки в корзину, свернула каналы виртуальности, и взглянула на самодельную кровать в углу кабинета. Девочка была там, спала. Видимо, намучилась за предыдущие дни.

Что же, примем рабочую версию, что гости мои убежали с пожара и заблудились в лесу. Что там Игорь вчера говорил про компромат на бандитов?

Едва спустившись на первый этаж, я поняла, что малой кровью работы по спасению заблудившейся парочки не обойдутся. Похоже, у эмигранта моего продолжается жар. И это уже серьезно.

И еще одна мысль меня посетила: доктор, приди в себя, поставь диагноз, пропиши таблетки и микстурки. А я попробую их где-нибудь достать. Чтобы не светить тебя перед куратором, съезжу в город. В городе есть аптека. А в моей аптечке очень много сильных обезболивающих, и совсем нет жаропонижающих средств.

Оценила ситуацию и потащилась на кухню за чистой тряпочкой и тазиком холодной воды. Будем лечить героя прадедовскими методами. Пока он не придет в себя и чего-нибудь себе не пропишет.

Горячий, заросший неровной щетиной, мокрый от пота, гость производил тягостное впечатление. Я провела у его постели полчаса, каждую минуту смачивая в холодной воде тряпочку и укладывая ее на лоб страдальцу. По пути в аптеку надо будет прикупить ему бритвенный комплект…

А потом из кабинета спустилась Ючи, встрепанная маленькая девочка в клетчатом платье, вчера прикупленном специально для нее. Платье оказалось великовато.

Она мне робко кивнула и замерла на лестнице.

— Умойся, — распорядилась я, потому что ребенок был в явном ступоре. Она бы так и день простояла.

Потом я сообразила, что нужно идти на кухню и готовить завтрак. На троих. Я давно уже не завтракаю, обходясь утренней чашкой чая. Но наличие в доме двух голодных ртов ко многому обязывает. Может, пусть ребенок сам все сготовит? Она вроде сообразительная… нет. Напутает чего-нибудь. Сама. Сама-сама.

Кряхтя, потянулась к костылям. Костыли эти, рудимент Флорианской медицины, мне подарил куратор. Он смешно назвал их — ходулями. Прижилось. Когда же это закончится? Больное красивое тело, ничего общего не имеющее с моим, иногда просто скручивает непонятной, вяжущей, отовсюду идущей болью.

Меж тем я знаю, после трансформации боль исчезнет, все станет по-другому. Появится милая кукла с белыми локонами и остаточной памятью о чем-то хорошем.

Сама операция давно отработана, так что трансформация стоит не дорого. Дороже обходится последующая адаптация. За полвека население уже привыкло к таким, как я. Инфраструктуры социума потихоньку приспособились к нынешнему положению дел.

У меня особый статус, меня они терпят, потому как иномирянка, да еще в полном сознании. Если бы не это, куратор мой стимулировал бы окончательную трансформацию еще в прошлом году.

Он, кажется, привезался ко мне. А может, просто привык. Называет Сашкой. Я в своем-то мире под другим именем жила. А здесь с легкой подачи Димыча, который мою анкету заполнял, все стали называть вариациями на тему «Саня», «Саша», «Сашка». Почему-то в этом мире имя оказалось довольно распространенным среди потомков поселенцев.

Когда полуфабрикаты уже разогревались в «умной печке», а хлебцы были вывалены в отдельную тарелку, я побрела звать Ючи к столу. Оказалось, девочка уже умылась и заменила меня на стульчике возле больного. Сидит, ножками болтает и щебечет тихонько.

Прислушалась.

— …еще мы в зоопарке были, и папа рассказывал про разных зверей. Самый смешной зверь, это заяц с Земли. У него такие большие уши, умрешь. Ни у кого таких ушей больше нет. А ты видел зайца? А еще у нас дома был открытый доступ во внешнюю сеть. А здесь только локалка. Честно. Я ночью видела. Она чего-то там такое печатала, а я смотрела. Она странная, правда?

Я странная? Да нет, господа покойнички, все мы странные, все мы мертвые! А-а-а-а! Одна нам дорога!

Отчего-то поднялось настроение. Наверное, от внезапного приступа чувства черного юмора.

Игорь увидел, что я подсматриваю с кухни, оборвал детские излияния:

— Она не странная, а очень хорошая. Она нас приютила. Доброе утро.

— Привет. Кстати, меня Саша зовут. Игорь, ты как, в состоянии подняться к завтраку?

— Встану.

Я взяла Ючи за руку и отвела ее к столу, где уже раскрылись дверцы моей автоматической кухни и три порции запеканки с сыром только ждали, дымясь, когда их начнут есть.

Первое, что мой ушибленный на голову эмигрант увидел, войдя в кухню, это не вкусная еда, а забытая мной пачка сигарет на подоконнике. Его взгляд впился в пачку кинжалом, и стало ясно, что ничего он больше вокруг не видит. Бесформенный спортивный костюм висел на нем что тряпочка на швабре. Ладно, раз в сознании, сам закажет себе чего-нибудь, чтобы к лицу шло. И бритвенный комплект. А то и впрямь смотреть страшно. Я подвинула ему пачку и получила в ответ кривую улыбку, долженствую означать благодарность.

За столом гости мои не знали как себя вести, куда девать руки и как начать светскую беседу. Дошло до того, что Ючи разлила сок на пол. Неужели я такая страшная?

Чего бы у них спросить? Нет, спросить есть о чем, но о таких вещах не стоит за завтраком. А может, ну его? Пусть идет, как идет. Сейчас перекусят, поблагодарят, соберутся быстро-быстро, и поминай, как звали. Не взирая на жар и возможное по нынешним погодам воспаление легких. Уйдут, я останусь. Теперь уже точно навсегда. Не выйду на связь с куратором, разобью терминал, До последнего оха-вздоха буду пялиться в окно на здешнюю серебряную осень, с черно-красными стволами и полупрозрачной облетающей листвой цвета небеленого льна… брр!

— Игорь, ты в курсе, что у тебя температура?

Он посмотрел на меня изучающе, но ответил:

— В курсе, разумеется. Результат простуды, плюс вынужденный пост, плюс марш-бросок по мокрому лесу.

Я кивнула:

— Да, в последние дни все дождь по ночам.

— А мы в первую ночь в заброшенном поселке были. В старинном! Там дома круглые! — сообщила Ючи.

В бывшем санатории. Здесь когда-то была курортная зона. Но когда население в столице колонии и в ближайших крупных поселках сократилось, стало не модно отдыхать в окрестных лесах. Слишком далеко от дома, чтобы приехать на выходные и слишком близко, чтобы проводить здесь отпуск. Зато здесь рай для таких как я. Медленно ходящих, не способных на автономное существование убогих. Для пен-рит. В период трансформации и адаптации.

— Зато водопровод работает, и крыша не течет, — усмехнулся Игорь. — Я бы там и подольше задержался. Но у нас совсем не было еды. И я боялся, что в поселке нас быстрее найдут.

— Зато там были ягоды, — не согласилась Ючи, — лварки. Только они уже сморщенные. Но сладкие.

— Да, конечно. — Игорь посерьезнел, — Саша. Я думаю, мы вам достаточно уже надоели… И так целая ночь…

— Ючи, — сказала я, — если хочешь, можешь слазить в городскую сеть. Там есть игры. Знаешь, как включить планшетку?

Девочка укоризненно посмотрела на нас, — мол, что здесь непонятного? — и побрела наверх, в кабинет.

Мы с Игорем одновременно потянулись к пачке, но он оказался проворней. Я пожала плечами, открыла форточку. Минуту, наверное, курили молча, потом он заметил, переходя на русский:

— Не спрашивай, Саша. Не хватало еще тебя втянуть.

— Я в последнее время испытываю настоятельное желание во что-нибудь втянуться. Просто таки не желание, а необходимость. Кроме того, будет обидно, если ты в результате все-таки скончаешься от гриппа.

— Я уже умер, — сообщил мне мой таинственный гость, хотел удивить, надо полагать.

— Все мы уже умерли, — невозмутимо озвучила я недавно пришедшую в голову мысль. — Все мы привидения.

— Я серьезно…

— Так и я серьезно. Я вот умерла три года назад. Ты — где-то полгода тому. Ючи усопла на этой неделе.

— Понятно.

Я заметила: если Игорю что-то не нравится, он смешно прикусывает край губы.

— Я вчера просмотрела новости за неделю. Что поделать, любопытство, это одна из моих самых сильных черт. Меня заинтересовал только сюжет о распределителе, сгоревшем пять дней назад в пятидесяти километрах отсюда. Больше вам бежать было неоткуда.

— Почему же? В окрестностях есть еще долговая тюрьма, закрытая химическая фабрика, а может, еще что-нибудь…

— Ючи Ламиэни официально погибла на пожаре. Ючи, мне кажется, довольно редкое имя.

— Значит, был пожар и Ючи там погибла. Это плохо… очень и очень плохо.

— Слушай, может, расскажешь по порядку?

— По порядку будет долго.

— Я не спешу.

— Зато я спешу.

— Ладно. Давай хоть в общих чертах, может, удастся что-нибудь придумать.

— Если совсем коротко… прошлой зимой погиб… ла… одна женщина. Она работала здесь в Службе порядка и контроля. В процессе одного расследования она наткнулась на документы, которые в состоянии серьезно повлиять на внутреннюю политику планеты. Среди прочего ее особенно зацепили детские бордели, скрытые за вполне легальными социальными распределителями. Она копнула глубже, и в результате скончалась до приезда медиков к месту катастрофы флаера. Но она оставила мне ключ от виртуального хранилища, куда поместила все, что удалось накопать. Я читал это, Саш. Тошно, мерзко. Грязно. Что дальше, нетрудно догадаться. За четыре неполных месяца меня проверяли раз шесть. Вплоть до обысков, до чистки контактов… вот тогда я и умер. Ребята в клинике, где я работал, организовали мне полноценную, полностью документированную кончину. Зато воскрес один из местных неизлечимых, более-менее подходящий по возрасту. Я уже привык отзываться на Ивьера.

Игорь прикурил вторую сигарету от первой, затянулся.

— Начал новую жизнь со столичного центра социальной поддержки. Там оказалось все чисто и легально. Проработал день на каком-то заводе. Специалистом по утилизации бытовых и технических отходов. Сбежал. Прошел еще три распределителя. Где-то поработал даже, чтобы статус не поменять. Потом попал вот в этот самый центр, где, ты говоришь, пожар был. Пожара мы не видели. Я на второй день понял — то самое. Там было что-то вроде интерната для детей с патологиями развития. Здесь много детей почему-то живет не в семье…

Дети пен-рит. Пен-рит редко создают семьи, чаще всего их детей либо усыновляют, либо, особенно если те родились с каким-нибудь отклонением, воспитывают в интернатах.

— …и вот к этому интернату по вечерам подлетали примечательные машины. Не каждый день, но все равно часто. Красивые дорогие машины.

Некстати вспомнилось, что у Игоря жар, что у него, если не грипп, то сильная простуда, что курить в такой ситуации уже третью сигарету ну никак нельзя. Он не смотрел на меня, смотрел в запотевшее окно. Что уж он там видел… подозреваю, те самые дорогие машины. Поименно.

— А Ючи? — решилась спросить я.

— Ючи… Был вечер. Того самого дня. Я наблюдал за прилетом очередных гостей. Она выскочила прямо мне под ноги, из задней двери. В интернате она недавно… кто-то пьяный погнался за ней в коридоре, она успела вывернуться, выскочила на улицу. А там я. Испугалась, залезла с перепугу в кусты. Там кусты высокие, между корпусами. А этот, который погнался, за ней выбежал. Вот и попал под раздачу. Искренне надеюсь, что он больше не встанет.

Помолчали.

— Почему ты решил, что вас ищут?

— В первый день флаеры над лесом круги наматывали. Да и потом, неизвестно ведь, что это был за парень, которого я приложил. Может, важная какая-нибудь шишка.

— Игорь, может, все же ляжешь? На тебя смотреть страшно.

— Как-нибудь… Ну что, Саша. Послушала историю? Понравилось?

— Не скажу, чтобы очень. — Я сделала вид, что не заметила последнего выпада. Пусть злится, имеет право. — Хочу тебя обрадовать: наш поселок уже обследовали. Самым тщательным образом. И у меня есть причины сомневаться, что споки сюда вернутся.

— Что за причины?

— Поселок. В лесу. Двадцать восемь домов по две парадные. Изолированный. Не охраняемый.

— И что?

— Вы что, даже не видели табличку у въезда? Здесь реабилитационный комплекс пен-рит. Слышал такое слово? Здесь в каждом домике по две квартиры, в каждой квартире по одному человеку. По одной прямоходящей особи, которая учится жить человеческой жизнью под недремлющим оком мудрого и терпеливого куратора. И если кто-нибудь из них и не догадается донести о вас в СПК, то уж точно догадается куратор, которому будет доложено наверняка. И все твои хваленые преследователи прекрасно знают, как обстоят дела, и ни один из них сюда не сунется повторно по доброй воле хотя бы из чувства брезгливости.

— Саша, ты…

Я прикусила губу. Не привыкла рассказывать о себе. Не хочу. Не сейчас, потому что если ты сейчас спросишь, я не буду врать, а сложить два и два не такое трудное дело. Пожалуйста, не спрашивай. Окажись недогадливым тупицей, подумай, что это не твое дело, промолчи. Ну, зачем я все утро пыталась шутить о смерти. Почему я не догадалась, что разговор может свернуть на эту дорожку?

— Прости идиота, — услышала я совсем не то, чего ожидала. И не успела ничего сообразить. Он как-то очень осторожно меня обнял, словно я — младшая сестренка, которую обидели на дворе. Словно живую.

Ну вот, Саня. Смотри, ты еще, оказывается, не совсем скончалась. Слезы и сопли. Прекрати немедленно, дуреха. Прекрати, что люди подумают!

Стоим на кухне обнявшись, вцепившись друг в дружку, а каждый хватается за свою соломинку. Что было бы, если бы я их вчера выставила?

— Ты чего извиняешься, — выдавила я, наконец, хоть одну членораздельную фразу.

— Потому что и в самом деле идиот: свои беды на первом плане. А что вокруг происходит…

— У тебя температура.

— Знаю.

— Я не могу отсюда заказать тебе лекарства и одежду. Напиши, что нужно. Ты же врач. Слетаю в город, привезу.

Он ничего не ответил, но выразительно посмотрел на костыли.

— Ничего. Я иногда совершаю такие вылазки. В моем положении хуже всего, что из дому особенно никуда не выйдешь. Так что, давай, пиши бумажку за вас двоих…

— Саша, раз уж ты решила лететь. В городе есть дело поважней моих таблеток. Я обещал Ючи отыскать ее отца. Она знает адрес и номер терминала. Но раз ты говоришь, что девочка в списке погибших, то, боюсь, справиться с этой задачей будет трудновато.

— Давай проверим. Но сначала я поговорю с куратором. Скоро плановый сеанс, но мы же не будем дожидаться, пока милейший Гилоис решит связаться со мной сам?

В кабинете Ючи сидела, забравшись с ногами в кресло, и тихонько размазывала по щекам слезы. Видно, вместо чтоб играть, она пыталась связаться с отцом. Игорь попытался ее расспросить, и стало понятно, что моя догадка верна.

— Его нет дома. И рабочий номер не отвечает. И ком тоже.

Я распорядилась, чтобы гости пересели к окошку и вели себя тихо, пока я буду говорить с куратором.

Гилоис отозвался сразу и очень удивился, увидев меня.

— Привет, Саша, — сказал, — что-то ты сама решила со мной поговорить. В то, что соскучилась со вчерашнего дня — не верю, так что рассказывай.

— Ничего срочного. Я собралась слетать в город, поэтому меня не будет дома некоторое время. Вот, предупреждаю, чтобы вы не волновались. Но ком у меня с собой.

Куратор потер седины, ему не нравится, когда я покидаю поселок.

— А что ты вдруг решила? Это связано с теми запросами, которые ты делала вчера ночью?

— По большей части. Вчера я наткнулась на сообщение о своей безвременной смерти в пен-рит центре, и подумала, что если покопаться, то, возможно, отыщу товарищей по несчастью.

— Но ты же понимаешь, что…

— Да, я убедилась, что мое предположение — сущий бред. Но мне захотелось поговорить с кем-нибудь из наших. Просто поговорить, не пугайтесь.

— О чем?

— Не знаю. О погоде. Я устала от одиночества, Гилоис. Может, слетаю на вокзал. Вы должны понимать, что другого раза у меня может и не быть. Ну, как, добро?

— А если я попробую тебе запретить, ты послушаешь?

— Мудрое рассуждение. Пока. — Я отключилась.

Пришло время поискать для Ючи ее папу.

Ну, малышка, как его зовут? Садмаи Ламиэни? А где он работает? Не знаешь? Ничего! Адрес? Отлично! Сейчас посмотрим. Так, охранная система не отключалась четыре дня. А родня у вас есть где-нибудь в поселках? Или в санатории? Нет? А твоя мама? Умерла в прошлом году. А может, у тебя бабушка есть? Что за планета такая. Нормально инфосеть настроить не можем… так. Думаем, куда может податься человек, узнавший, что его единственная любимая дочь погибла на пожаре? Кстати, Ючи, а ты не знаешь, чего он тебя вообще в этот интернат отдал? Куда уезжал в командировку? Так, уже лучше. Посмотрим… нет, на ремзаводе в Агии он не появлялся. Что еще?

— Саш, а может, он вообще решил улететь? Пространство большое, мало ли, что придет человеку в голову в такой ситуации.

Космопорт, списки пассажиров… а ты гений, друг мой эмигрант! Сейчас посмотрим. Все рейсы с прошлого четверга. На сервисную два рейса, в списках нет. На планеты этой же системы… пусто во всех трех пассажирских… на станцию переброски… опа!

— Смотрите, вот он. Есть в списках.

Значит, все-таки космос. Как же плохо! Он ведь может и не узнать, что Ючи не было на том пожаре.

Игорь легонько коснулся моего плеча.

— Смотри, рейс сегодня вечером. Может, он еще не на борту.

Надо спешить. Как же противно зависеть от костылей! Как мерзко торопиться так вот медленно, к лестнице, по лестнице…

Игорь сорвался помочь как-то, поддержать, но лестница узкая, вдвоем разве пройдешь. Кое-как, зажевав губу до крови, спустилась.

Уговариваю себя: «дыши, Сашка, ровнее, дыши, чтобы никто не смел даже заподозрить, что тебе плохо. Тебе хорошо! Ты умница, ты выдержишь. Первый раз, что ли. Давай!».

Очень прямо, почти не опираясь на дурацкие ходули, иду к дверям. Нормально. Видите, я улыбаюсь. Я отлично себя чувствую. Ждете, что свалюсь прохожим на потеху? Нате вам!

— Саша, давай, я съезжу, — озабочено говорит Игорь, который меня догнал, а я не заметила.

— До первого поста с проверкой документов.

— Подожди.

Останавливаемся у самой двери. Ну, чего молчишь? Что ты еще забыл мне сказать?

Или ты ждешь, что я тебе что-то скажу?

Скажу.

— Ложись в постель. Отдыхайте. Если заорет терминал, выключи его просто, а лучше вообще не обращайте внимания. Я постараюсь не долго.

— Хорошо, я запомнил.

Потрепал меня по плечу, смешной человек. Спасибо.

Закрыла за собой дверь. Флаер вызывается с кнопки у порога. Я просила куратора, чтобы помог приобрести свой, но он, как девочке, очень ласково объяснил, почему это нельзя и почему это не хорошо. Тяжела доля пен-рит.

Управляемый флаер прибыл через считанные минуты, завис у входа.

Мрачный водитель посмотрел на меня сквозь стекло, спросил о месте назначения, по глазам видно, без всякой надежды, что ему ответят.

— В город, пожалуйста. Центральный сквер, возле фонтана.

— Фонтан не работает.

Он, наверное, решил что, узнав об этом печальном обстоятельстве, я тут же поменяю место назначения или вовсе откажусь от поездки. Я ж тебя сейчас…

— Тогда вы полетаете над площадью, а я буду птичек кормить.

Глаза у господина во флаере не то, чтобы из орбит повылазили, но укрупнились ощутимо:

— Вам придется оплатить все то время, что вы будете кормить птичек, — не очень уверенно изрек он.

— Тогда давайте поменяемся местами. Я буду вас катать, а вы — кормить.

— Вы в своем уме?

— Может, мне другой флаер вызвать? Или вы имеете что-то против неработающих фонтанов?

Наконец до водителя дошло, что это вроде как шутка была, и он соизволил открыть для меня дверцу.

— С этими пен-рит одни неприятности, — услышала я с переднего сиденья. И подумала: ты, друг мой, даже не догадываешься, какие!

Влезла, втянула следом костыли. До смерти захотелось и вправду выкинуть его из-за пульта, устроиться там самой. Нет, ну какая свинская судьба, сдохнуть на какой-то там планете, в таком вот волчьем углу, и даже не полетать напоследок. А что, угнать со стоянки флаер. Благо, они не охраняются. И летать над лесами, пока энергия не кончится. А кончится она — упасть среди серебряных листьев, и пусть хоть одна сволочь назовет меня после этого пен-рит. Пен-рит не угоняют флаеров, они вообще существа тихие и законопослушные, не то, что мы, люди.

Фонтан и вправду не работал. Как же туго вылезать из уютного нутра хорошей, ухоженной машины. Но день будет долгим и придется провести его на ногах. Можно взять машину в прокат. Денег у меня много, пособие большое, а в поселке я почти не трачу. Но кто доверит технику явно выраженной трансформированной? Мы же от природы идиоты.

Куда сначала? За вещами? Ну, нет. Потом таскай все это на себе неизвестно сколько времени. Боль сегодня стала сильней. Она живет под кожей и прокатывается волнами, не давая твердо стоять на ногах.

Значит, старый порт и очередь в телепортатор. Очень хорошо. Не зря я попросила высадить меня у фонтана. Отсюда до ворот к зданию внешнего вокзала всего сорок семь шагов. Моих, улиточьих.

Вокзал на площади — красивое здание, словно из одного большого изумрудного кристалла, вплавленного снизу в кусочек неровной сахарно-белой породы. В породе — арка входа, за которой затененный коридор с переливчатыми стенами. Если к стене прикоснуться, полосы света под прозрачной пленкой будут двигаться интенсивней, поменяют цвет. В прошлой жизни мне нравился этот коридор. Я вообще любила темные, плотно закрытые помещения, в которых живут огни. Пульт управления «Корунда» был мне домом и великой радостью.

Теперь наплевать. Главное, выяснить, попал ли уже на борт отец Ючи, или придется ждать его здесь до самого старта.

Зал ожидания. Пустой, высокий, гулкий. Все они таковы.

Мне нужен свободный переговорник, и я сразу же нахожу требуемое у ближайшей стены. Кабинка свободна.

Слабо, Сашка, по памяти набрать код здешнего системника? Он ведь тут один, лайнер, курсирующий от обитаемых планет к станции переброски. Раньше я все коды помнила. Сейчас… нет, все же слабо. Спросим у информатория. Сразу предлагает связаться? Ну, отлично.

— Здравствуйте. Вас приветствует информационный модуль линейного корабля космических линий системы…

— Связь с дежурным, пожалуйста.

— Наберите комбинацию цифр четыре, восемь, ноль.

Выполнено.

— Дежурный слушает.

Приятный женский голос. Молодой. Кто ты? Стюардесса? Или у вас тоже недокомплект, и ты, допустим, инженер-программист? Или пилот, как я?

— Здравствуйте. Подскажите, пожалуйста. В списках ваших пассажиров числится Садмаи Ламиэни. Он уже на борту?

— Сейчас посмотрю. Да, только что зарегистрировался.

О, черт.

— Мне нужно с ним поговорить.

— Вам нужен приватный канал связи, или…

— Достаточно просто, если вы позволите ему воспользоваться вашим терминалом.

Может, не все потеряно?

— Как вас представить?

Как меня представить? Как, чтобы он захотел со мной хотя бы поговорить?

— Он меня не знает. Скажите, что дело касается его дочери.

Минута. Снова голос стюардессы, немного виноватый.

— Он не желает ни с кем разговаривать. Он предложил мне убраться.

Как все плохо, как все безнадежно.

— Девушка, дело жизни и смерти, я не шучу. Скажите ему…

— Нет. Он четко дал понять, что не желает…

— Ему сказали, что его дочь погибла во время пожара. Может, предъявили какие-то доказательства, я не могу знать. Но это неправда. И если он сейчас улетит, девочка останется совсем одна. Этого нельзя допустить.

— Весьма печальная история, — в голосе скользнула нотка сожаления, — но я не могу вам помочь. Мне очень жаль.

Я догадалась, что она тянется к планшетке, разъединить связь.

Что ж ты какая черствая, стюардесса?

— Погодите минуту. Скажите, как зовут вашего капитана?

— Йозеф Лет.

Малознакомая личность. Но что теперь, про весь экипаж расспрашивать?

— Свяжите меня с ним, пожалуйста.

— Вряд ли и он чем-то сможет вам помочь. Он и не станет с вами разговаривать.

Но капитан выслушал меня. Вежливо поинтересовался, что я хочу именно от него.

— Позвольте подняться на борт и поговорить с вашим пассажиром лично. Это не займет много времени, и я клянусь чем угодно, я не задержусь дольше, чем это необходимо.

Капитан помедлил. Неужели получится? Снова, пусть незаконно, но пройтись по палубе, подержаться двумя руками за мой космос, ощутить хоть на минуту его дыхание. Напиться на всю предстоящую вечность этого воздуха со странным привкусом, а потом угнать таки флаер и… нет, сначала выполнить, что обещала. Втолковать Садмаи Ламиэни, что его дочь не погибла, воссоединить семейство. Попрощаться с Игорем. Нет. Не буду ни с кем прощаться. Все. Больше не буду играть по здешним правилам, и раз уж выбор у меня невелик, то, что я теряю? Два не очень красивых варианта смерти, вот и все. Как раньше все равно уже не будет. Никогда.

— Я сам поговорю с этим вашим… Ламиэни. Вы мне доверяете? А на борт я вас пустить не могу без надлежащим образом оформленного билета, извините.

— Спасибо.

Какое-то время я слушала пустоту. Пустота изредка потрескивала на изломах. Она была тоненькой тропочкой, ниточкой между мной и космосом, несерьезной цепочкой из набора детской бижутерии, один конец которой в моей ладони, другой прикован к огромному якорю, имя которому — космос.

Главное, чтобы Йозеф как-то смог уговорить Садмаи спуститься на планету, чтобы убедился своими глазами, что я не зря затеяла этот дурацкий розыгрыш.

Время болтается на той же цепочке, оно — гиря, которая лежит на противоположной чаше весов. Время — это всегда не в мою пользу. Сколько еще стоять в этой кабинке, прислушиваясь к пустоте в наушниках?

Оказывается, я была несправедлива к капитану. Через некоторое время он вновь появился на связи и обнадежил, что пассажир им лично доставлен к телепортатору. И что, если я хочу его увидеть, то лучше бы мне никуда не отходить от переговорной кабинки. Я вновь поблагодарила этого хорошего человека и стала ждать.

Садмаи Ламиэни подошел ко мне нервной походкой очень сердитого человека. Был он лысоват, немного сутул и носил сильные очки самого старомодного вида — с дужками и оправой. Оглядел меня с ног до головы, равнодушно сказал:

— Пен-рит. Незавершенная трансформация. Два года стаж? Или три?

— Четвертый пошел.

— Куда смотрит ваш куратор. Ладно, кто вас послал и зачем? Свою работу я доделал, так что…

Нет. Вот ни на столько он не поверил Йозефу. Просто решил, что если его захотят достать, достанут и в космосе. И пришел, чтобы расставить все точки и другие знаки препинания.

Как же я устала стоять на клятых ходулях!

Пойдемте отсюда, Садмаи. Пойдемте куда-нибудь, где можно сесть и спокойно поговорить.

А может, просто вызвать флаер, ничего не объясняя, вынудить его полететь в поселок? Да нет. Не полетит. Что он, идиот? Он мне и так не верит.

— Садмаи, мне тяжело стоять. Пойдемте куда-нибудь, где есть скамейка.

— Нет. Чем вы хуже себя чувствуете, тем быстрей и четче вы объясните мне свое дело.

Чтоб тебя…

— Ючи Ламиэни, семь лет. Волосы светлые, до плеч. Когда говорит, немного шепелявит, потому что у нее нет двух нижних зубов.

— Послушайте, я не понимаю, чего вы добиваетесь этим представлением. Да, очень похожее описание. Но моя дочь погибла, я видел тело, я узнал ее вещи…

— В зоопарке самые смешные звери — это зайцы, потому что у них длинные уши. Вещи могли оказаться отдельно, девочка — отдельно. Собственно, так и вышло. Ну, что вам стоит потратить час на флаерную прогулку до моего дома и обратно?

— Кто же вас так хорошо обучил? Пен-рит до полной трансформации вообще необучаемы. А вы так связно все это излагаете.

Я догадалась. Он работал куратором. Он был куратором у какого-то идиота или идиотки, он учил их с нуля, кормил с ложечки, учил пользоваться туалетом, учил говорить, ходить… или это не работа куратора, это потом, позже, когда они закончат трансформацию и станут «обучаемы»?

— Садмаи, вы почти точно угадали мой стаж, должны понимать, что мне и из дома выходить должно быть трудно, а не то, что вынуждать капитана космического корабля, чтобы он поговорил с вами. Давайте вызовем флаер и…

Он усмехнулся.

— Если вы действуете по собственной инициативе и действительно из добрых побуждений, давайте возьмем мой флаер. Он здесь, на стоянке у вокзала. Я не успел его продать перед отлетом.

— Отлично. Идем.

Флаер у него был не то, чтобы очень дорогой, но относительно новый, удобный и хорошо отлаженный. И даже заряд аккумуляторов был почти на максимуме. Самое то, чтобы без остановок слетать туда и обратно.

— Только мне нужно еще в магазин зайти. Это одна минута.

Садмаи наблюдал за мной. Как профессиональному куратору, ему мой феномен наверняка казался необычным. Хорошо, что он улетает отсюда. Ведь он улетит, не этим рейсом, так следующим.

— Вы умеете управлять флаером?

— Кто бы еще дал порулить, — вырвался необдуманный ответ.

— Я подарю вам эту машину, если окажется, что не зря потратил на вас час своего времени.

Осторожней с обещаниями, сказала я про себя. Ведь поймаю же на слове. А с другой стороны — подарит, и хорошо. Не придется ничего угонять. Да нет. Придется. Не то получится, что пен-рит по недомыслию влезла в машину и разбилась, бедолага, виной чему глупость и недосмотр куратора. А вот если угнать, да долго летать, да чтобы все видели, что это именно угон…

Хочешь из собственной смерти сделать шоу, шепнул внутренний голос, ну-ну. Стало противно. Словно и вправду заигралась в игрушку, которой не стоит играть.

Поселок появился на горизонте, когда закончилась двадцатая минута полета.

— Нам нужен крайний коттедж от леса.

— Вижу.

Флаер элегантно замер у самого крыльца.

Я с трудом выбралась наружу, костыли щелкнули о камень. Садмаи остался сидеть в кабине.

— Ну что же вы. Пошли в дом.

— Вы же можете просто позвать девочку сюда.

— Не могу. Поверьте на слово. Вы меня боитесь? Или кого-то, кто может находиться за дверью? Так я первая войду. Решайтесь, время идет.

Он все-таки вышел. Не знаю, виной тому нечаянно проснувшаяся надежда, или просто любопытство, но он вышел, плотно прикрыл дверцу, и, ежась, поднялся ко мне на крыльцо. Снова начинался дождь.

Я отворила, вошла. В прихожей полумрак, а вот в гостиной яркий свет, и силуэтом в дверном проеме — Ючи. Ну вот, девочка. Еще один этап твоих приключений закончился благополучно. Что же как ноги-то подгибаются? Включить свет… На лице девочки все написано крупными буквами. Сначала — ожидание и надежда. Потом что-то похожее на обиду. А потом — ура.

Из-за спины слышу какой-то сдавленный звук. Потом мимо проносится маленький ураган. Но для меня актуальней добраться до дивана или до кресла. Или сесть прямо на пол? Вот здесь, у стены, удобненький половичок. Красненький. Думала ли я, когда на прошлой неделе его постилала, что он мне в ближайшее время может очень даже пригодиться? Не пригодится. Момент упущен. Из гостиной появился Игорь. Стой, Сашка, прямо. Не вздумай рожи корчить! Он смотрит. Идем. Ты же прекрасно сегодня по городу бегала, просто со спринтерской скоростью. Так что тебе мешает так же ловко — по собственному дому?

Не хочу слушать, но слышу, как всхлипывает Ючи, и как Садмаи шепчет ей что-то ласковое и бестолковое, слышу, как он целует вдруг чудом вернувшуюся дочь, как быстро и немного жалобно повторяет ее имя. Игорь, ну не будь врагом, отвернись хоть на минуту. Я доползу до половичка. Ладно, до дивана, до кресла, куда угодно подальше от этой идиллии. Ну не смотри на меня как на откопавшийся труп. Ну, просто, не смотри. Дай мне уйти куда-нибудь.

Мне надо покурить. Прямо сейчас. Давай, Сашка, чтоб не унижаться и не просить, совершим подвиг и доберемся до кухни. Ну, пошла! Кому сказано?

Видно, выражение лица у меня сделалось такое, что Игорь без слов уступил дорогу. Уже закуривая, услышала, как Ючи звонко сказала:

— Пап, познакомься, это Игорь. Мы с ним по лесу бежали. Он меня спас!

Голос Игоря чего-то неразборчиво ответил.

Только умоляю, не суйтесь на кухню. Это моя кухня, здесь я курю. Здесь вам не место, вашей суете и радости. Здесь мой покой и одиночество. Здесь, да за окном, где осень с ее пронзительным музыкальным ансамблем — дождь, дождь, дождь, и в качестве сольной партии капли по подоконнику.

Голоса приблизились, но замерли где-то у границы света и тени. Моей тени, их света в гостиной.

— …конечно, не мое дело, но это может плохо кончиться. Вы должны понимать, коллега, что дольше тянуть нельзя.

— Садмаи, вы что, не слышали, что вам рассказала Ючи? Мы не коллеги.

— Я полагал, что эта девушка ваша подопечная, потом вы и решили спрятаться здесь.

— Чтобы не было недоговоренностей. Я не куратор и никогда не был куратором.

— Вы хотите сказать, что пен-рит…

— Саша — не пен-рит!

Спасибо, Игорь, спасибо, добрая душа, но я и сама могу за себя ответить. Сейчас докурю, встану, и отвечу.

— Да что вы говорите! У меня верный глаз. Да она и сама подтвердила…

— А многие из ваших прежних подопечных смогли бы это сделать?

— Папа, ты что, Саша хорошая! Она не такая, как твои зомби!

И тебе, маленькая, спасибо, только хватит уже меня защищать! Дайте хоть раз послушать живого куратора, когда он не на работе.

— …совсем не медицинский смысл. Неужели вы не заметили, насколько она другая!

Нет, все. Надо это прекращать. Придурки, я все слышу!

Космос, неужели я так устала, что даже пошевелиться могу с трудом? Даже пепел скинуть. Я же сейчас кричать начну, если не прекратите.

— Кто-то посмел запустить программу на… — голос скорей утвердительный. Это Садмаи? Как он сразу притух. Может, все на этом? Нет. Не все. — Кажется, я должен извиниться.

Только сунься, костылем огрею…

— Не думаю, что она сейчас кого-нибудь будет слушать. Пойдем в комнату, поговорим… Ючи, ты куда?

Легкие шаги известили, куда. Ну, чего тебе, маленькая?

— Они какие-то глупые, правда? Ой, а у тебя сигарета догорела совсем… А ты… а вы чего… вам плохо, да? Вы не умирайте, пожалуйста!

Да что ты, смешной зверь заяц. Разве я умираю? Да мне и не больно совсем. Я просто очень устала.

— Я просто устала.

Она подошла совсем близко, погладила меня по руке, и попросила:

— Вы так тихо говорите. Я ничего не поняла.

— Ючи, я просто устала.

— Я папу позову!

Лучше позови Игоря, дуреха. Хоть попрощаюсь. Они вломились в кухню оба, втащили с собой шум и страх, включили свет. Ну, зачем? Я не хочу.

Когда пришла в себя, оказалось, лежу в кровати. И в комнате я не одна. Рядом шуршание какое-то, шаги. Попыталась привстать, оглядеться. В комнате все трое. За окном сумрак, день заканчивается.

Мое шевеление не осталось незамеченным.

Игорь присел рядышком, закашлялся.

Вот два совершенно больных покойника. Обоим прописан постельный режим. Я хоть соблюдаю.

— Привет, — говорю, чтобы хоть что-то сказать.

Улыбнулся с явным облегчением, поправил мне подушку. Погладил по щеке.

Добрая ты душа, Игорь Седых. Я так не умею. Я вот хорошо умею бить по больному, еще проблемы создавать умею неплохо. Хотя, все собравшиеся, похоже, в этом виде спорта могут считаться кандидатами в мастера. Мастер спорта — Валя Калымов, но это из другой жизни, из другой смерти.

— Я испугался. Саш…

— Тсс. Тихо. Везуха мне: как раз, когда скрутило, рядом и врач оказался, и куратор.

Что же ты делаешь, Игорь Седых, зачем так смотришь? Зачем у тебя такие ладони, что к ним хочется прижаться и век не отлипать. Ну почему ты в мою жизнь именно сейчас, когда до конца — считаны дни, ну перестань меня жалеть, я же не жалею. Подожди, я соберусь с мыслями, и скажу какую-нибудь гадость.

Но гадости в голову не шли. Я спросила:

— Вы что-нибудь решили?

Подошел Садмаи, Ючи тут же забралась ко мне на кровать, в ноги.

— Что тут решать, — усмехнулся бывший куратор. — Деньги у меня есть. Куплю еще билет, для себя и для Ючи. И полетим. Здесь у нас никого нет.

— По документам Ючи умерла. Трудно будет купить билет на мертвого ребенка. Есть идеи, где достать подделку? Причем, такую, чтобы поверила визовая служба? — Я не хотела их расстраивать, но так дела обстоят на самом деле, и именно об этом я думала, пока мы летели во флаере. Большей частью — об этом.

— Кроме того, девочку могут разыскивать те, кто сжег распределитель. Как-никак она свидетель беспредела, который там творился, — медленно добавил Игорь.

— Не знаю. Я об этом не думал. Возможно, еще не всем известно, что… а, все равно, ее личную карточку у меня забрали.

— Вы можете прятаться здесь, но рано или поздно об этом станет известно: пен-рит имеют дурацкую привычку обо всем увиденном рассказывать кураторам. А ты?

Я посмотрела на Игоря. Он все еще сидел на корточках возле моей кровати, в ужасно неудобной позе. Хоть бы стул взял.

— У меня дело незаконченное осталось. Помнишь, я рассказывал?

— Будет трудно.

— У меня есть союзники. В этом мире не все так плохо. Хотя, конечно, погано.

Потом он посмотрел на меня темными глазами, и отчетливо добавил:

— Я не хочу с тобой прощаться.

Ну, чего тебе стоит, Сашка, вот прямо сейчас признаться, что тоже не хочешь. Ведь два слова и надо выговорить. И тогда он вправду будет рядом, а когда рядом кто-то есть, то не так страшно. Не так страшно ждать.

Прости. Я не могу так. Все у меня неправильно. И жизнь, и не-жизнь.

— Посмотрим, — шепчу, и закрываю глаза. — Который час?

Пора бы мне и поговорить с Гилоисом. Он, поди, волнуется, как я в город слетала. Кстати, интересно, кто-нибудь догадался мои покупки из машины выгрузить? Кем-нибудь в данном случае может быть только Садмаи. Остальным на улице показываться противопоказано.

— Мне пора связаться с куратором.

— Саш, тебе вставать нельзя.

— Да? А кто мне запретит?

— Я, — встрял Садмаи, — Я куратором десять лет отработал, имею представление, что можно, а что нет.

— Если я не выйду на связь, Гилоис уже сегодня вечером будет здесь. А вы, господин бывший куратор, лучше сделайте доброе дело, разгрузите машину. Все покупки предназначены для Игоря и Ючи.

— Ну-ка, — поднялся на ноги Игорь, — иди сюда…

Последний раз меня носили на руках чертовски давно. Кажется, после успешного завершения приключения на Клондайке. Я только успела сдать экзамены и получить звездочку пилота, смерти мы не боялись, и вся операция прошла быстро, и нам показалось — легко. Хороший возраст, восемнадцать лет.

Терминал поприветствовал нас сообщением, что я не ответила на семь вызовов. Что ж, исправлюсь.

— Добрый вечер, Гилоис.

— Сашка, ты куда пропала? Я волнуюсь.

— Да вот. Вернулась из города, устала. Легла, да и заснула сразу. Вот только сейчас проснулась.

— Ты мне не нравишься. У тебя все в порядке? Ты одна?

Гилоис и на самом деле казался немного встрепанным. И к чему этот последний вопрос?

— Разумеется. С кем я могу быть?

— Ну, может, сосед зашел?

Последняя фраза прозвучала настолько фальшиво, что, кажется, даже сам Гилоис это заметил. Что-то он знает. Что? Откуда?

И тут за спиной моего заботливого куратора открылась дверь. В комнату вошел человек в форме СПК, и я услышала:

— Может, она сегодня вообще на связь не выйдет? Так и будем ждать?!

— Вы идиот! — Разозлился куратор. — Она не связи! Если бы вы сейчас не вломились…

Я отключила терминал. Итак, ребят моих нашли. Куратор живет в городе, и если они не пригнали сюда машину заранее, то у нас есть минимум пятнадцать минут.

— Игорь, слышал?

— Да.

Надо выкручиваться. И у меня, кажется, есть туз в рукаве, но чтобы им воспользоваться, может понадобиться больше пятнадцати минут.

— Собирайте вещи во флаер. Очистите холодильник… еда в этом доме никому больше не понадобится. Садмаи, вы слышали? Берите Ючи, берите теплые одеяла… все что нужно, но умоляю, быстро…

— Ну, не стойте, — поторопил Игорь, — времени нет. Саша, Иди сюда, я тебя донесу…

— Погоди. Садись. Сейчас я попробую вас всех спасти. Держи кулаки, чтобы получилось… но сначала дай мне из стола друзу. Она желтая, не перепутаешь.

Друза — ломалка для фильтров куратора — хранилась у меня давно, на самый крайний случай. Ну, вот и пора. Я все надеялась, что использую ее на себя. Но жалеть не о чем.

Заверещал, издыхая, последний сторожевик, и я вылетела в открытую внешнюю сеть. Запрос на базу Первого отдела Бюро соединил меня с совершенно незнакомым человеком лет сорока, в темном официальном костюме.

— Здравствуйте, вы связались с пресс-центром Бюро космических исследований. Можете оставить свое сообщение мне, мое имя…

— Пожалуйста, подскажите, как мне связаться с Калымовым Валентином Александровичем?

— Заместитель директора бюро Валентин Александрович Калымов на флорианской базе сейчас отсутствует. Но вы можете оставить свое сообщение мне и в день его возвращения…

Так. К черту все законы и правила приличия.

— Саша, ты же не думаешь, что мы сможем…

— Тихо. Держи кулаки.

Код личной изолированной линии Калымова я помню еще из прошлой жизни. Валя поможет, это не вопрос, главное — до него достучаться. А уж что мне делать, если он меня узнает, или хотя бы заподозрит… об этом подумаем потом.

Канал оказался свободен, но экран вновь продемонстрировал мне незнакомое лицо. Юноша семнадцати лет, вихры до плеч, никогда его не видела.

— Привет, — сказал юноша, — вы кто? Кто вам дал этот код?

— Если я его знаю, значит, имею право. Позовите Калымова.

— Дядь Валь, тут тебя какая-то туземка. По закрытой линии.

Дядь Валь. Надо же. У Калымова есть племянник? А вот и сам мой бывший капитан и учитель. Постарел немного, еще больше похудел. Давно не виделись… И наверное, уже не увидимся.

— Здравствуйте, — поздоровался невозмутимо. И стал ждать продолжения.

— Привет. У меня слишком мало времени, а дело не терпит отлагательства.

— Ну, хоть представьтесь.

Я усмехнулась. Представьтесь. Представлюсь, и тебя Кондратий хватит.

— Потом. Поверьте, если бы не срочность, я ни за что не воспользовалась бы этой линией. Поговорите с Игорем Седых.

— Он что, живой? — выпучил глаза Калымов, — ну, проходимец…

— Игорь, давай. Две минуты.

Я не очень вслушивалась в сумбурные объяснения Игоря, и в вопросы Калымова я тоже не вслушивалась. Меня охватило какое-то чувство отстраненности, как будто происходит все не со мной, не в моем доме, и меня не касается и не коснется. Да, накрылась медным тазом идея угнать флаер. Как же я теперь скажу, что не полечу с вами, ребята? Как я смогу сказать?

— Хорошо. Сегодня до полуночи вам надо быть в планетарном отделении бюро при посольстве солнечной. Постарайтесь успеть.

Канал разъединился.

— Саш, пошли, — говорит Игорь, наклоняясь ко мне. — Время.

— Я остаюсь. Мне ничего не грозит. А лететь сейчас я тоже не могу.

— Саша…

— Ну, ты же мог догадаться, что так будет. Все равно прощаться, глупый ты человек. Так лучше сейчас. Я тебя не забуду. Давай, иди. Не то опоздаете.

Он еще сомневается, он еще ждет, что я передумаю. Ну, что мне сделать, чтобы ты поторопился? Все же пропадете.

— До свидания, Саш.

Коснулся напоследок моей руки, быстро, неуловимо. Отвернулся и ушел. Хлопнула внизу дверь, едва слышно зашумела на улице взлетающая машина. Прощайте.

Самые поздние сумерки. Берег реки, какая-то поляна, огонек на том берегу, тусклый и несерьезный. Под стеной леса — флаер. На заднем сидении, свернувшись клубочком, спит умаявшаяся девочка. Тихо, темно.

Потом приоткрывается дверца, в мокрый скрипучий мох спрыгивает Игорь.

— Вы куда? — Шепчет из кабины Садмаи.

— Я здесь. К воде схожу. Отдыхайте.

Но к воде не подойти. Там заросли каких-то колючек. Игорь, присев у темного сухого ствола, раскуривает сигарету. Вспыхивает огненная точка, необходимое дополнение к влажному лесу, все серебро которого под ногами уже начало превращаться в ржавое железо.

Время тянется, льется темной водой. А другая вода плюхает о берег жидкими и скучными аплодисментами. Но вот откуда-то сверху на мох, на колючки, на лес и воду начинают падать крупные, напитанные водой хлопья. Первый снегопад в этом году. Сашка-то не видит…

Поселок. Несколько флаеров, снабженных прожекторами, заходят на посадку возле крайнего дома. Уже почти ничего не видно. Из машин выскакивают люди, в руках у них фонарики. Всего около пятнадцати человек. Окружают дом. На крыльцо взбегает полноватый куратор, у него в руке электронный ключ. Он суетится, но когда дверь все же оказывается открытой, то куратора вежливо отодвигают в сторону и со сноровкой, демонстрирующей отличное знание дела, в дом врываются несколько офицеров СПК. Куратор входит следом.

Из разных помещений доносятся голоса:

— Чисто!

— У меня тоже.

— Никого!

— Пусто.

— Эй, здесь это… — голос со второго этажа. А вот и сам обладатель голоса. Невысокий белобрысый парень лет двадцати, в звании сержанта.

— Здесь, кажется, хозяйка, но с ней что-то не так!

Куратор, сильно побледнев, бежит к лестнице, но его снова опережают, и в кабинете пен-рит он оказывается одним из последних. Из-за темных спин ничего не видно, зато слышно, как кого-то бьют по щекам и настойчиво требуют:

— Где они, ты знаешь? Отвечай! Они здесь были? Мужчина и девочка были здесь?

Куратору с трудом удается протолкаться к креслу. Его подопечная, похоже, без сознания. Она никак не реагирует на все тормошения и удары. Голова болтается на шее, словно пришитая.

— Прекратите! — Возмущению Гилоиса нет предела, — Вы что, не видите, что у нее приступ? Пустите меня…

Пульс у пен-рит есть, и это уже хорошо. Плохо, что зрачки расширены, и плохо, что она так и не пришла в себя. Это тот самый случай, когда промедление может свести на нет многолетнюю работу куратора и уничтожить ценный экспериментальный материал. Пусть программа по этому материалу с недавних пор закрыта, наблюдения не прекращались, информация копится, ведь когда-нибудь, возможно, этот опыт придется повторить.

— Я ее забираю! — Заявляет куратор. — А вы можете искать здесь что угодно и кого угодно…

— Кто же вам позволит? — отвечает высокий мужчина в штатском, он явно главный у споков. — Девица — свидетель. Возможно, основной свидетель.

— Если прямо сейчас не запустить финальную часть трансформации, она умрет.

— Если вы запустите трансформацию, нам от нее не будет уже никакой пользы.

— А сейчас есть польза?

— У нас есть методы, способные поднять покойника.

Гилоис распалился окончательно:

— Готовьте ваши методы. Потому что без моей помощи через час она — труп.

— Командир, погляди-ка!

В комнату вошел еще один человек в форме, в руке — порванная мужская куртка.

— Они здесь были, — утвердительно склонил голову командир, — мы их найдем. Можете забирать эту пен-рит.

Последнее прозвучало вовсе не как медицинский термин.

— Пусть ваши люди мне помогут. Я не справлюсь один…

Добровольные помощники уже направились к выходу, когда Гилоис их окликнул:

— Не туда. Давайте на кухню.

— Зачем?

Куратор поморщился, но все же ответил:

— Так будет быстрее.

А на улице уже вовсю кружилась метель…

2. Странные подвалы

Бюро космических исследований (БКоИ) — федеральная межпланетная организация, сфера интересов которой — расширение границ и влияния Солнечной Федерации в обитаемой вселенной. История организации началась еще со времен освоения планет Солнечной системы. С тех пор она преобразовалась в мощнейший политический орган взаимодействия Земли и миров периферии, входящих в состав СФ. Организация состоит из двух отделов. Первый отдел — исследовательский. Его представители занимаются в первую очередь исследованием пространства, созданием колониального и ресурсного резервов, курируют научно-исследовательские разработки в «космических» областях знаний. Второй отдел БКоИ — это обеспечение стабильности в мирах периферии, пропаганда, улаживание внешних и внутренних конфликтов колоний, контроль над опасными научными разработками. Как правило, на планетах с неразвитой собственной инфраструктурой Бюро временно берет на себя функции правительства и полиции. В Солнечной системе влияние БКоИ не так велико, как за ее пределами, что связано с жесткой конкуренцией специальных служб.

Учебное пособие «Курс современной истории: система координат»,

Флора, «Орс», 312 г. к. в.

Калымов в своем кабинете выглядит примерно так, как акваланг в офисе по продаже недвижимости. Все здесь блестит, все здесь кажется не по-детски внушительным и серьезным. И только хозяин кабинета словно заскочил сюда на минуту из какого-то другого мира. И вроде одет прилично, даже где-то стильно. И прическа не сбилась. А ощущение однозначное — заскочил. На минуту. После обмена рукопожатиями и вежливых приветствий выясняется: так и есть.

— Рад вас видеть живым и здоровым. Благодарю от имени Второго отдела за ценные сведенья. Однако, как бы вы ни просили, на планету я вас сейчас отпустить не могу. Это слишком опасно.

Калымов жестом пригласил гостя к столу. Гость немного помялся, но принял приглашение.

— Я понимаю. Валентин Александрович, и ценю все, что вы для нас сделали. И все же, при всем уважении, вы не можете мне запретить.

— Игорь, вас там ждут. Это не предположение, это факт, и как бы хорошо ни работал Второй отдел на Флоре, всех ваших недоброжелателей они проконтролировать не смогут. Много ли проку будет от такого посещения, если вы даже не сможете выполнить задуманное?

В отличие от первого отдела Бюро, занятого научными исследованиями в космосе, Второй отдел обеспечивает политическую стабильность Солнечной федерации, блюдет ее интересы в мирах периферии, имеет полномочия вмешиваться во внутренние конфликты, вести контроль за научными разработками в стратегически значимых областях…

— Возможно. Но и вы поймите, это для меня очень важно.

— Вы кофе пьете?

— Только не надо ради меня никого беспокоить.

— Да я сам завариваю. У меня тут автомат есть. Не отказывайтесь: мне будет неудобно пить кофе в одиночку.

Игорь отказываться не стал. Заместитель директора и координатор Первого отдела Бюро космических исследований при личной беседе производил приятное впечатление. В глубине души бывший шпион-любитель и сам был уверен, что его прикончат еще при выходе из телепортатора. Но, как оказалось, там, внизу, у него осталось не одно, а два недоделанных дела. И если проблема компромата на местных крупных политиков теперь целиком и полностью лежит на прочных плечах ребят из Второго отдела Бюро, то другое дело он должен выполнить сам. И потому, что обещал Сашке, вернуться, и потому, что вряд ли кто-то для него будет разыскивать какую-то там пен-рит.

Хотя… если на планете втайне от метрополии ведутся исследования пен-рит преобразования на разумном материале… это может быть важно. Зачем-то же они это делают. Каков должен быть результат?

По кабинету поплыл аромат свежезаваренного кофе. Синтетического, конечно, но подделка эта наверняка куда качественней тех, что Игорю приходилось пивать в последнее время.

— Ну, вот. Будьте любезны, там, на стеллаже возьмите две чашки. Отлично. Присаживайтесь.

— Хороший кофе, — похвалил гость.

— Да, это местный. Я, когда бываю внизу, обязательно покупаю. Там есть один такой магазинчик, недалеко от центра города. Ну, а теперь… вы, может, все же поделитесь, что за дело у вас там внизу такое неотложное.

Игорь вздохнул и отставил чашку.

— Помните девушку, которая с вами разговаривала по инфосети?

— Симпатичная туземка с большими голубыми глазами. — Сразу догадался Калымов. — Вы почему-то все трое избегаете о ней говорить. Интересно, почему? Кто она? И откуда знает код моей личной линии? Пусть и старый.

— Тут вот какое дело, Валентин Александрович. Эта девушка — пен-рит. На стадии незавершенной трансформации. Мы ей многим обязаны. Я — тем, что сижу тут и веду светские беседы, Ючи и Садмаи — тем, что они теперь вместе. Вы же в курсе нашей истории.

— Вы говорили, что последние сутки скрывались в поселке пен-рит.

— Так и есть. Я только не уточнял, что нас приютила преобразованная, которая говорила по-русски, и попросила называть ее Сашей.

Игорь не ждал, что на эти слова последует хоть какая-то реакция. Но она последовала: Калымов чуть не подавился кофе. Горячий напиток вылился на брюки, потек на пол. Но Валентин Александрович на это почти не обратил внимания. Только ругнулся, подбирая с пола пустую чашку.

— Еще раз, — вежливо попросил он, — повторите, пожалуйста, точно — Саша?

Потом вскочил, потер затылок, словно разогревая подзастывшие мозги.

— Номер поселка помнишь? Или что там у них, названия? Где это было?

Как же я сразу не сообразил, подумал Игорь. Они были знакомы. Раньше, до того, как Саша каким-то образом попала в центр пен-рит. И Калымову, похоже, эта особа тоже не чужая.

— Названия поселка я никогда не знал. Но это не трудно выяснить. Информация по пен-рит программе есть в открытом доступе. В крайнем случае, я могу показать дорогу.

Калымов молча разглядывал собеседника несколько секунд, потом извинился за срыв. Даже объяснил:

— Вот понимаете, Игорь, у меня три года назад погибла сотрудница. Не так. Не сразу. Но Саша была в таком состоянии, что ни на борту, ни на планете, ни один хирург не решился бы взяться за операцию. Шансов не было, и все это знали. Однако местные медики очень вовремя рассказали о пен-рит преобразовании, разумеется, умолчав о многих последствиях такого шага. Меня в тот момент не было рядом, а Димыч, старпом с «Корунда», полной информацией, понятное дело, не обладал. Думаю, он договор с дьяволом подписал бы, если бы тот пообещал хотя бы минимальный шанс для Сандры. А потом нам сообщили, что трансформация не удалась, выдали вещи. А, всех вещей — туфля да то, что осталось от куртки. И если ты прав, то…

Вот так. Игорь вспомнил яркую блондинку с вечно настороженным, мрачным выражением лица. Впервые подумал: а какая она была до трансформации? Каким было ее лицо, фигура? Голос?

Значит, Сашку найдут. Теперь точно найдут, не могут не найти. Но, Игорь внимательно посмотрел на Калымова, точно. Искать будет кто-то другой. Не я.

— Как она?

— Не весело. Трансформацию нужно успеть завершить за три года. Иначе начнутся необратимые изменения в новом теле, которые в конечном итоге могут привести к смерти. А она тянет. Боится, что в конце от нее самой, от ее памяти, ничего не останется.

— Да, я слышал, что пен-рит, какой бы опыт у них до этого ни был, все равно начинают с белого листа. И она, говоришь, тянет с трансформацией…

Игорь поднялся с кресла и упрямо спросил:

— Теперь вы понимаете, почему я хочу вернуться на планету как можно быстрее?

Калымов кивнул, но, спохватившись, добавил:

— Сначала попросим Второй отдел собрать сведения. Это недолго. Потом сменим тебе документы. Как ты относишься к тому, чтобы покрасить волосы? Плохо? Жаль. В любом случае, вниз ты отправишься не один.

Боль ушла. На время отступила безысходность последних дней жизни в поселке пен-рит. Не знаю, плакать ли, радоваться? Я живая, у меня ничего не болит и… я пен-рит, завершивший трансформацию. Гилоис был так любезен, что выделил мне комнату в своем большом городском доме. Каждый день он расспрашивает меня, как дела, словно ничего не изменилось.

Я третий день на ногах. Допуска к терминалу у меня, понятно, нет. Зато есть выход в город, и право о чем угодно расспрашивать господина куратора. Правом я пока еще не пользовалась. Не хочу с ним говорить. С человеком, для которого я, как выяснилось, лишь ценный экспериментальный материал. И он, похоже, понимает мое к нему отношение. Не очень суется. Если бы было, куда, я бы ушла. Но мне некуда. Наплевать. В конце концов, угнать флаер никогда не поздно. Теперь-то я в состоянии это сделать.

Вежливый стук всегда оповещает о приходе куратора.

— Заходите, Гилоис. Не заперто.

— Саша. Я пришел серьезно поговорить.

— Я слушаю.

— Мне нужно твое согласие на то, чтобы поместить твою анкету в базу пен-рит.

— Зачем?

На самом деле, я догадываюсь, зачем. Но пусть сам скажет.

— Тебе нужен постоянный партнер. пен-рит не живут одиночками. Это физиология, против которой бесполезно спорить. Вот увидишь, скоро твое представление о мире кардинальным образом изменится, ты поймешь, что я прав.

Пока я не чувствую никаких кардинальных перемен в себе. Но, по словам самого Гилоиса, изменения будут происходить постепенно. Что же, сколько-то времени у меня есть.

— Нет, куратор. Пока — нет. Что мне действительно нужно, так это работа. Такая, где я могла бы применять свои знания и умения хотя бы частично.

— Пен-рит не работают, — словно уговаривая маленькую девочку, сообщил он, — зачем? У тебя хорошее пособие, ты в состоянии им распоряжаться…

— …отчасти…

— Пусть отчасти. Можешь тратить свободное время, например, на спорт. Или на книги.

— Мне нужна работа. И хоть какое-то удостоверение личности.

— Что?

— Ладно, хотя бы просто работа. Гилоис, вам трудно узнать? Или пустите меня в сеть, я сама найду себе дело.

— Хорошо. Но про анкету все же подумай.

Ушел. Не будет он ничего искать. Мерзко. Можно пойти на улицу, можно попытаться завести новые знакомства. Ха-ха. Представляю, как это будет выглядеть. Прав ты, хитрый жук Гилоис, что держишь меня на расстоянии от терминала. Но что же делать?

Тебе ясно сказали, почитай книжку. Отвлекись.

За окном у меня узкая улица с синим покрытием подогреваемых тротуаров, по которым текут ручьи растаявшего снега. Снега в городе нет, он весь остался там, где деревья, где нет человеческого жилья и нет грязи. Одеваюсь, выхожу на улицу. Ноги сами несут в центр, к внешнему вокзалу. Наматываю круги по площади. Такая смешная прогулка: ни на кого не смотрю, никого не вижу. И никто не видит меня. Это зима.

Возвращаюсь. Ничуть не устала. Та, прежняя боль, что вынуждала меня пользоваться костылями, стала меньше, чем воспоминанием: помню, что было мне плохо. Но как именно? Снежинок нападало на лицо. Влага стекает по щекам, как непрошенные слезы. А о чем плакать? Люди, вон, и в худших переделках были. И ничего.

Здоровая, сильная. Что еще надо?

Через день Гилоис все же подошел ко мне.

— Я подыскал тебе работу. Но если откажешься, сама будешь виновата, больше я тебе помогать не стану.

Надо полагать, он нашел мне такую работу, на которой я взвою в первый же день. Должна взвыть, по его представлениям.

— Чем я буду заниматься?

— На, почитай.

На кровать рядом со мной упали два листочка, пестрящие крупным шрифтом.

— С хозяином я говорил. Он тебя берет под мою личную ответственность.

Ну, что тут у нас? Весело. Ремонт флаеров. Технолог на оформлении заказов. Буду вводить данные заказчика в инфосеть, выдавать сертификаты и вежливо улыбаться владельцам поломавшихся машин. Ну что же. С этим и пен-рит справится.

— Когда мне нужно там появиться? И адрес, пожалуйста.

— Я в первый раз сам тебя отвезу и проверю, как будешь справляться.

— Хорошо.

Вокзал как всегда был почти пуст. Население не стремится в космос, у населения свои проблемы. Игорь настороженно оглядел тех немногих, кто мерил шагами зал ожидания.

— Спокойнее. Пока еще про нас никто не знает.

Высокий парень, одетый неброско и подчеркнуто по погоде, не торопясь, двинулся к выходу. Игорь отстал от него на мгновение, а вот Калымову пришлось догонять. Высокого звали Майкл, он был одним из подчиненных Валентина Александровича, а в чем заключается его работа, Игорь не стал выяснять.

Снаружи было холодно, светло, снежно. Он приподнял ворот стильного пальто, попытался втянуть голову в плечи — без привычной куртки было вдвойне неуютно. Оглядевшись, Майкл безошибочно выловил из общего потока яркой рекламы табло, предлагающее всем желающим взять в прокат флаер. Наземный транспорт здесь не прижился из-за необходимости строить для него хоть какие-то дороги, и все улицы в городе, за исключением нескольких совсем уж старых, времен колонизации, изначально были задуманы, как пешеходные. Зато здесь прекрасные площади, просторные, со вкусом застроенные, с удобными парковками, кое-где даже в два-три яруса.

Выбрав из трех машин ту, что показалась Майклу наиболее надежной, взлетели.

— Ну, куда теперь? — нетерпеливо поинтересовался Калымов.

— Мимо здания вокзала, на запад. Но не строго на запад, там такая вышка есть, вон она…

Майкл кивнул, разобравшись с курсом. Лететь двадцать минут, куча времени, чтобы подумать, что сказать при встрече. Спросить: «Помнишь меня?». Глупо. Прошла всего неделя. Даже меньше, пять дней. Сказать: «Я же говорил, что еще встретимся!». Тоже глупо. Ладно, с этим как-нибудь разберемся, лишь бы все оказалось нормально, лишь бы Сашка оказалась дома. Хотя, в ее состоянии, куда она могла уйти? Разве что на ее голову свалилась еще одна компания несчастных, которых надо спасать, и она помчалась спасать. Какие глупости в голову лезут!

Игорь приоткрыл окно, вытянул сигарету. Калымов покосился на него неодобрительно, но ничего не сказал.

Снизу плыли заснеженные леса. В лесах зияли заплаты и прорехи: маленькие поселки, заводы, санатории, станции техобслуживания, флаерные стоянки. Мирный пейзаж, свойственный многим планетам земного типа.

Искомый поселок показался вдали, флаер вильнул, слегка меняя курс. Ну, все. Почти долетели.

— Посажу машину не у дома, а на общей стоянке, — предупредил Майкл, — Придется немного прогуляться, но подстраховаться не помешает.

— Согласен, — Калымов начал спешно застегивать пальто. Это в салоне тепло, а снаружи, как-никак, метель.

Игорь молча кивнул. Любая задержка казалась роковой, самое маленькое промедление несет в себе заряд ошибки, неудачи.

Наконец, флаер замер в жиденьком ряду трех изрядно запорошенных машин. Ну, куда теперь?

Да вон он, крайний дом от леса. Совсем недалеко.

Хотелось перейти на бег, но Игорь сдерживался. И так Майкл и Валентин Александрович едва поспевали за его шагом.

Вот и то самое крылечко.

— Ну, чего стоишь, звони. — Нетерпеливо окликнул Калымов, еще даже не добравшись до крыльца.

Звонок. Раз, другой, третий. Надо трезвонить до упора, Она подойдет, только не сразу, в прошлый раз она тоже не сразу подошла.

— Ну, что? Никого?

Калымов поднялся на крыльцо и теперь дышал на пальцы, как будто тоже собрался позвонить, но если это делать замерзшими руками, то попытка наверняка обречена на неудачу.

Игорь молча еще раз вдавил кнопку.

Никакого ответа.

Мимо них протиснулся Майкл, дернул на себя дверь. Та тут же подалась, свозя в сторону нешуточный слой снега.

— Открыто, — прокомментировал очевидное Валентин Александрович.

— Вак, отойдите, я вперед.

Калымов без возражений отстранился. Игорь догадался, что слово Вак, которым Майкл временами именовал Калымова, происходит от инициалов — В.А.К. Валентин Александрович Калымов.

Через минуту Майкл вышел на крыльцо, сказал:

— Входите. Там никого нет. Но все перевернуто.

Игорь вошел в квартиру последним. В прихожей уже горел свет.

Первыми в глаза бросились костыли, бесхозно валяющиеся у стены. Тот, кто забрал отсюда Сашу, не подумал о них. Вполне может быть, костыли оставили, потому что некто был уверен, хозяйке они больше не пригодятся. Возможно, это Гилоис решил все-таки завершить трансформацию без согласия подопечной. Или же они ей больше не нужны… совсем.

Об этом думать не хочется, но упорно думается. Игорь как во сне поднял и поставил в угол Сашкины ходули. Так правильней.

Прошел в гостиную. Шкафы все открыты, какие-то тряпки на полу. Здесь что-то искали. Что-то или кого-то. Вот и новая версия. Тем, кто забрал девушку, было просто наплевать, что с ней будет потом. Когда они получат, или, что верней, не получат, желанные сведенья.

Игорь поднял с полу Сашкин домашний халат. Попытался вспомнить, в чем она была в тот день. Вспомнил: не в халате. В пижаме синего цвета. Она же летала в город, а потом начался приступ. Он сам переодевал ее в ту пижаму: когда кризис удалось снять, Сашка еще оставалась без сознания, а та одежда, в которой она бродила по улицам, категорически не годилась для постельного режима.

На лестнице показался Майкл, позвал:

— Поднимитесь сюда!

В кабинете все было почти так, как в момент их прощания. Только кресло опрокинуто, да терминал разбит. Грубо и навсегда.

— Это еще ничего не значит, — решительно высказался Калымов. — Будем искать. Теперь, пока своими глазами труп не увижу…

Игорь поймал себя на том, что у него до боли сжаты кулаки. Спокойно! И вправду, потеряно пока не все. Есть еще Гилоис…

— Это что, шутка? — спросил у Гилоиса пожилой хозяин сервисного центра.

— Ни в коем случае. Девушка только выглядит обычным пен-рит. Она справится, я уже говорил. Наш исследовательский институт постоянно пытается улучшить их приспособляемость к современным реалиям. Конечно, звезд с неба они хватать не будут никогда, но кое-что нам все же удается.

Ох, соловей, досвистишься. Улучшают они технологию… скоро, из чистого любопытства, будут людей с улицы хватать и переделывать на свой неподражаемый манер. А что? Как показывает практика, мы, пен-рит нового образца, вполне управляемы, непритязательны и исполнительны.

— Посмотрим. Как ее зовут?

— Са…

— Меня зовут Александра. Гилоис, прекращайте эту комедию. Вы обещали мне найти работу, а не быть моим импресарио.

— Саша. Мы уже не раз говорили, что грубость в общении с людьми никогда не дает положительного результата.

Вот урод.

— Понятно, — протянул господин работодатель. — Следуйте за мной.

Мы вошли в здание со стороны служебного входа, миновали стеклянный коридор и оказались, наконец, в приемном зале, на моем будущем рабочем месте. Одна стена прозрачная, снаружи снова снегопад. Внутри — уютный свет желтоватых ламп, искусственные цветы по углам, три конторки, оборудованные терминалами, и маленький столик в самом углу. Я сразу поняла — мой.

Девушка в красивой белой форме протирала лепестки каких-то крупных цветов, слишком ярких, чтобы быть живыми.

— Чилти, подойдите, пожалуйста!

Она отложила тряпочку, подошла не спеша. Нет, она здесь не уборщица.

— Чилти, вот ваша новая сотрудница. Введите, пожалуйста, в курс дела. Александра, познакомьтесь, это ваше непосредственное начальство…

Начальство поджало губки, и умоляюще произнесло:

— Послушайте, я же просила сотрудника, а не…

— Введите в курс дела. Первый день пусть присматривается, потом по обстоятельствам. Если будут какие-то претензии, сразу ко мне.

Через четверть часа меня снабдили такой же ослепительно белой униформой, что и у непосредственного начальства, и я оказалась в полном его — начальства — распоряжении.

— Значит, так. К клиентам пока не суйтесь. Вот ваше место — у стены. Эта штука называется терминал открытого доступа. Чтобы она включилась…

— Чилти, давайте сразу определимся. Я умею включать терминал, работать с инфосетью, заваривать кофе в кофеварке. Еще я курю. Называть меня лучше сокращенно — Сашей. Я так привыкла. Что еще? А, да. Я действительно пен-рит. Но это еще не повод считать меня непроходимой дурой. Давайте лучше сразу к делу…

Она несколько секунд похлопала ресницами, переваривая информацию, потом кивнула.

— Все просто. Сейчас нас всего работает четыре человека, по два на смене. Наша смена на этой неделе — дневная, на следующей — вечерняя. Моя работа — поговорить с клиентом, помочь ему оформить заказ. Вы в это время с его личной карточки переносите информацию в нашу базу. Давайте включим терминал, я покажу, где смотреть. Вот. Здесь у нас дежурный технолог. Заказ направляете ему, он сообщает, куда нужно перегнать машину, и срок выполнения работы. Вообще-то и один человек со всем этим справляется, но в последнее время нагрузка растет. Так что, возможно, через день или два и вам придется поработать с людьми. Ну, как? Все понятно?

— Да в общем, все.

Кроме всего прочего мне понятно, что работа эта высосана из пальца, специально чтобы трудоустроить несколько человек. Вся эта ерундень с заказами может оформляться клиентом самостоятельно, через личный терминал.

Впрочем, вскоре выяснилось, что Чилти во многом права. Как только офис открылся, к нам потянулись несчастные владельцы поломанной техники. Основная причина обращений — система безопасности флаера блокирует режим взлета. Причину блока рядовые владельцы машин, понятное дело, не знают. И вот я тупо пересылаю безымянному пока технологу один и тот же код, а он мне в ответ — одно и то же сообщение: стоянка диагностики номер четыре, работа будет выполнена завтра до полудня, вызов мастера на дом — завтра с обеда. За отдельную плату. Справки по локальному номеру…

Чилти все это озвучивает клиенту, вручает распечатанный мною заказ, требует завизировать запись, вежливо прощается. Так тянется до обеда. Обед — пятнадцатиминутный перерыв, когда одна смена передает дела другой смене.

— Хочешь экскурсию? — предлагает Челти, — Тут есть интересные места.

Ну что же, пойдем. Начальница где-то через час совместного сидения в офисе перестала видеть во мне пен-рит и даже прониклась душевным расположением. К тому же сразу видно, что она любит поболтать, а слушатели находятся редко. Девчонке двадцать лет, она окончила какой-то здешний техникум, но работать по специальности не пошла: химия не ее призвание. В офисе ей нравится, но все время хочется какого-то праздника, перемен к лучшему. Не то состаришься, так ничего и не увидев. Этим летом она отдыхала на курорте у моря. Целый год собирала деньги на хороший отель. Там было здорово. Красивые пляжи, парни, жара. Коктейль в шезлонге, бассейн, массаж.

Воспоминаний на всю зиму. А как только отпуск, так снова туда же. Чтобы все повторилось. Правда, здорово?

Я ее слушаю и чувствую себя старухой. В мои двадцать восемь, оказывается, можно запихнуть десяток ее жизней, и еще останется место. А что на счет повторить лучшие моменты жизни…

Верните мне мой космос, и я буду счастлива.

А если это нельзя, если это не по законам жанра, верните мне последние сутки в поселке пен-рит. Но переиграйте так, чтобы Гилоис все-таки опоздал с трансформацией.

Потому что, как оказалось, смерти ждать страшно. Но куда страшней ждать жизни…

В новом, блин, качестве.

За короткое время моя новая знакомая продемонстрировала мне все помещения, куда имела доступ. Показала даже, где кабинет хозяина мастерской. Больше прочих мест ее привлекала комнатка, где отдыхали механики. Там молодые парни завсегда были рады хорошенькой девушке. А на меня вылупились так, что челюсти поотвисали. А ведь вроде бы те же у меня две руки, две ноги, нет третьего глаза, и хвост не растет. Но пен-рит видно сразу. Слишком белые волосы. Правильные черты лица, у женщин — всегда кукольные, миловидные. У пен-рит мимика беднее, чем у людей, взгляд рассеянный. Всегда бледно-голубые глаза, как у двухнедельного котенка. Чужак из другого мира вряд ли заметит эти признаки, скорей всего отнесет их к какой-то особой этнической группе. Но местные никогда не ошибаются. И очень мало актеров, способных достоверно сыграть подобных мне, потому что есть еще какое-то отличие. Не столько внешнее, не уловимое на первый взгляд, но определяющее. Мы — другие. Мы — отдельно.

Потом Чилти привела меня в собственно мастерские. Четыре цеха, первые два — по замене деталей, один по усовершенствованию, и самый дальний и самый востребованный — диагностика.

Отчетливо повеяло чем-то из совсем уж давнего детства. У деда была маленькая мастерская сельхозтехники, я много времени проводила в ней, когда родители отсылали меня с фермы в научный городок. Городок я ненавидела, мастерскую — обожала. Во всяком случае, сейчас мне кажется, что было именно так.

Интересно. Когда-то я разбиралась немного в устройстве малых катеров, на уровне мелкого ремонта. Это если после посадки на планете икс что-то забарахлит, а сервисной базы — вот досада — не окажется рядом. Может, справлюсь и со здешними флаерами? Они не должны быть слишком сложно устроены…

Чилти заметила мой интерес к железу, спросила:

— Ты в этом что-нибудь понимаешь?

— Очень мало. Но, если припрет то, наверное, сделаю. А у нас на терминалах что, и вправду открытый доступ?

— Ну да.

— И фильтры не стоят?

— А зачем?

— Ну, например, если вдруг мне захочется полазить в инфосети в личных целях и в рабочее время?

Чилти рассмеялась:

— Так у нас же нет времени. Сама видела. Да и незачем нам… или у тебя есть знакомые на других планетах?

— Да нет… но хочу проверить кое-что.

— В инфосети? А у тебя что, нет имплантанта?

— Я же пен-рит. Нам не полагается.

— Так в чем дело? Пойдем ко мне домой. У меня доступ свободный и неограниченный. И не придется рабочее время на такую ерунду тратить. Только не сегодня, ладно? Сегодня у меня гости.

— Возвращаемся? — Спросил Майкл.

Калымов кивнул. Квартиру они осмотрели несколько раз, единственное, что удалось выяснить, хозяйку из дома забрали, причем вероятней всего, в тот же день, когда отсюда бежали Игорь и Ламиэни. Вероятней всего, в момент похищения, если это было похищение, Сашка была жива.

Уходить не хотелось. Игорь напоследок еще раз заглянул в кухню. Забрал со стола сигареты, на них похитители не позарились, хотя марка считается здесь чуть ли не элитной. Что еще? В холодильнике пусто. Слова хозяйки о том, что в этом доме еда больше никому не понадобится, оказались пророческими. Глаза скользнули по простенькому кухонному синтезатору, по довольно приличной кулинарной установке, название которой переводится на русский как «умная печка», по двери, которая, по логике, ведет в подвал. На подоконнике умирало местное комнатное растение, похожее на помесь белого кактуса и перекати-поля. Полить? Все равно цветочек обречен. Не будем продлевать агонию.

— Игорь, ты скоро?

— Иду.

Когда вышли на улицу, Майкл вдруг поднял вверх руку, загораживая проход. Другой рукой молча показал под ноги. На крыльце, поверх их уже изрядно запорошенных следов, появился еще один отчетливо видимый отпечаток.

— Мне это не нравится, — сообщил он задумчиво. — Интересно, эти квартиры как-то совмещаются?

Новая цепочка следов тянулась от флаерной стоянки. Человек подошел, потоптался немного, потом… потом пошел к соседнему крылечку.

— Внизу есть общий холл. Входная дверь, потом дверь прямо — собственно в квартиру, и еще дверь налево, а с той стороны соответственно направо, это и есть вход в холл, — прояснил ситуацию Игорь. — Кстати, мы не проверили, там может быть и открыто. Хотя, после того, как мы с Ючи здесь появились, дверь эту Саша сразу заперла. От любопытного соседа.

— Я посмотрю… — Калымов вновь скрылся за дверью.

Игорю на соседней крыше помстилось какое-то движение, но ничего сказать он не успел.

Пиу-у-у, клацнуло по коричневому пластику двери у самого плеча. Получился мокрый след, пахнущий аптекой.

Майкл, не тратя слов на пояснения и ругательства, впихнул Игоря обратно в дом.

— Милая прогулка получается, — хмыкнул Калымов, выслушав короткий рассказ о случившемся. — Начинаю верить, что без Сандры тут не обошлось. В любом случае, то, что происходит в этом поселке…

— …дурно пахнет, — перебил начальника Майкл. — Как будем выбираться?

Калымов вытащил из сумки карманный терминал, одним нажатием ввел какой-то код, ответ прозвучал почти мгновенно.

— Курт слушает. Вак, ты? Нашли свою потерю?

— Я. Засеки мои координаты. Похоже, нас тут ждали.

— С ума сошел? Нет, я вижу, где вы. До вас с ближайшей моей точки минимум десять минут лету. Вы как?

— Десять минут продержимся. Наверное. Пока что некто просто бьет парализатором по двери, не выпускает нас наружу. И как минимум один человек проник в здание с другого входа. Короче, жду от тебя помощи.

— Будь на связи. Это не игрушки, эй, ты хоть понимаешь, что это не игрушки?

Майкл тем временем уже баррикадировал дверь в холл шкафом для верхней одежды, позаимствованным у Сашки в прихожей. Игорь по мере сил помогал. Однако, что дальше? Круговую оборону держать не получится. Слишком мало народу. Ладно, десять минут — не полчаса. Может быть, все и устроится…

Не устроится. Первый выстрел лишь чудом никого не зацепил. Неизвестный противник вооружился солидно, принес с собой что-то серьезное и огнестрельное. Возможно даже, бронебойное: выходное отверстие в шкафу напоминало мочалку (стреляли сквозь дверь и шкаф).

А у нас? Игорь посмотрел на Калымова. Может, у него под пальто тоже спрятано что-нибудь крупнокалиберное?

Не спрятано. Зато у Майкла есть бинк, и он его даже достал из кармана, и даже проверил заряд. Встретив взгляд Игоря, усмехнулся:

— На двенадцать полноценных выстрелов. Не больше. Если по нашу душу здесь сосредоточена армия…

Калымов вытащил из глубин пальто шокер, покатал его на ладони и задумчиво изрек:

— Пожалуй, не пригодится…

Надо хоть нож на кухне взять, хмуро подумал Игорь, взглянув на арсенал товарищей по прогулке. Майкл озвучил эту светлую мысль. В этот момент наверху звякнуло стекло. Отчетливо так звякнуло, не оставляя сомнений, что кто-то уже проник в эту половину дома.

— Я к лестнице, — шепнул Майкл, — по-другому ему вниз не спуститься. А вы…

Игорь вспомнил:

— Мы на кухню. Там есть дверь, надеюсь, в подвал.

— Хорошо, я догоню.

Дверь была заперта, однако замок оказался декоративный, Игорь без труда выломал его, просто рванув дверь к себе. Чутье не подвело, за дверью и впрямь оказалась узкая лестница, ведущая вниз.

Где-то в доме что-то разбилось, кто-то отчетливо выругался, по лестнице покатилось тяжелое, должно быть, Майклу повезло выстрелить первым… а вот и он.

— Чего стоите? Спускаемся.

— Что внизу? — Спросил Калымов, впрочем, уже преодолев половину лестничного пролета. Майкл в это время прикрыл дверь, стало темно.

— Не знаю, не был, — коротко ответил Игорь. — Надеюсь, не тупик.

Спустились. За поворотом кромешная тьма, Откуда-то слышно слабое гудение.

— Держимся правой стены, — шепнул Майкл, — Я последний.

Первым оказался Калымов. Игорь слышал, как он шаркает в двух шагах, шепчет под нос что-то невразумительное.

В подвале сухой, теплый воздух, с легким намеком на движение.

— Здесь поворот, — все так же шепотом информирует Калымов, и Игорь убеждается, действительно поворот. За ним та же тьма, но сквозняк ощущается отчетливей. К тому же…

— Впереди свет. Смотрите, внизу…

Тусклый луч светил из-под какой-то двери.

Калымов остановился так резко, что Игорь не успел затормозить и налетел на него.

— Действительно. Шум — оттуда, — поделился наблюдениями замдиректора первого отдела, — Проверим?

В этот момент вспыхнул яркий свет, откуда-то сзади отчетливо зазвучали шаги. Все трое, не сговариваясь, рванули вперед по коридору, слишком длинному, чтобы находиться целиком под таким сравнительно небольшим домом. Коридор несколько раз изогнулся, к тому же по пути им стали попадаться ответвления и лестницы.

Непонятно, как Майкл выбирал дорогу, но они если не совсем оторвались, то изрядно обогнали неизвестных нападавших.

— Настоящий лабиринт, — Усмехнулся Калымов, когда они на минуту остановились передохнуть. — Вот Курт обрадуется, когда это обнаружит! Чует мое сердце, мы случайно отыскали ту часть пен-рит программы, которую местные начальники усиленно пытаются от нас скрыть. Однако с размахом здесь все устроено. Могу поспорить, эта часть лабиринта — только предбанник. Служебные помещения.

— Гудит… — заметил Игорь.

— Гудит система подачи воздуха. Здесь должна быть и электростанция, и много что еще. Но лучше бы пока воздержаться от находок…

Помолчали, прислушиваясь. Но было тихо. Неужели те отстали? Не верится.

— Теперь нас точно постараются не выпустить, — равнодушный голос Майкла нарушил паузу. — Мы теперь ко всему — нежеланные свидетели.

Стены в коридоре серые, неровные, из бетона. И пол бетонный. Не песок. Это тоже может быть доказательством, что там, внизу, есть еще какие-то помещения. Лампы висят на стенах на равном расстоянии, все они в полном порядке, должно быть, их регулярно проверяют.

— Куда дальше? — Поинтересовался Калымов. — У меня нет желания играть здесь в кошки-мышки.

Игорь заметил:

— Вероятно, лестницы вверх ведут в коттеджи. Можно попробовать пройти через какой-нибудь дом.

— Не нарваться бы… — с сомнением заметил Майкл, и вопреки собственному скепсису направился к ближайшей лестнице. Калымов с Игорем переглянулись и последовали за ним.

Лестница привела к белой пластиковой двери, точно такой же, как у Саши. С той стороны, вроде бы, было тихо. Майкл отодвинул пальцами язычок у замка, дверь без скрипа отворилась. Все трое вышли в кухню, похожую на ту, из которой только что поспешно удирали.

— Интересно, здесь кто-нибудь живет? — шепнул Игорь.

— Лучше бы нам об этом так никогда и не узнать, — хмыкнул Калымов, выглянув в окно. — Смотри-ка, снова снег пошел.

— Интересно, почему нас не ждали прямо под лестницей в подвале? — спросил у пространства Игорь.

— Может, не успели добежать. Или в темноте коттеджи перепутали. Гадать можно долго.

— Вак, вы бы там не светились!

— На улице пусто. Далеко мы убежали…

— Тихо!

Со стороны подвала что-то хлопнуло, прошуршало. В щели под дверью мелькнул свет. Все трое замерли, затаили дыхание.

От самой двери кто-то крикнул:

— Да вроде тут тоже никого…

Майкл тихонько потянул из кармана бинк, Калымов удивительно ловко перетек от окна, из зоны прямого обстрела, Игорь вжался в стену.

— Да? А датчик говорит, что где-то здесь.

— Сейчас проверим…

Щелкнул язычок замка, кто-то отпирал дверь тем же способом, что и Майкл недавно. Отпер. Появилась узенькая щель, в которую выставилась рука с фонариком. Вслед за фонариком появилось дуло мерга, ощетинившееся двумя навесными снарядами. Игорь решил, что именно таким снарядом размочалило Сашкин шкаф. Ясно даже, почему выстрел был один: вторую такую серьезную штуку хозяин решил сэкономить для конкретной цели. В какой-то момент Игорь вовсе перестал видеть Калымова, а Майкл, занявший удобную позицию у самого выхода, как-то незаметно стал частью обстановки. Склеился намертво со стеной, складчатой шторой, с криво стоящим табуретом. Садовая скульптура, а не Майкл.

Наконец дверь распахнулась во всю ширь, и человек с фонариком вошел в кухню.

— Я же говорил, пусто!

Именно этот момент выбрал Калымовский ком, чтобы пискнуть, привлекая к себе внимание. Парень, демонстрируя некоторый опыт в подобных делах, выстрелил на звук. Одновременно с ним Майкл выпустил часть заряда бинка.

Зашипел силовой разряд, хозяин многофункционального автомата повалился на пол, его напарник за дверью выругался, поспешил скрыться в лабиринте.

— Вак? — переспросил Майкл из-за шторы.

— Здесь, — последовал лаконичный ответ.

Пока Майкл подбирал автомат, Игорь склонился над упавшим, пощупал живчик на шее. Дышит? Дышит.

Убедившись, что оба магазина полны, что израсходован один из пяти «ежей» и что вся эта убойная стрелялка вполне дееспособна, хмурый сотрудник Первого отдела изрек:

— Не бойся, не встанет. Ему этого хватит часа на два.

За что получил осуждающий взгляд бывшего доктора. На который, впрочем, не обратил особого внимания.

В это время Калымов с огромным сожалением распотрошил свой коммуникатор. Вытащил из него блок питания, подумав, отсоединил насадку навигатора.

На немой вопрос своего сотрудника ответил:

— Вероятней всего по нему нас и вели. Все, уходим.

— Может, не стоит оставлять такую хорошую позицию? Любой, кто сунется, будет как на ладони.

— Зуб даю, — возразил Игорь, — они уже вычислили, в каком мы коттедже, и попытаются подойти с обеих сторон.

Калымов махнул рукой в сторону двери.

Дело осложнялось тем, что все коттеджи поселка совершенно одинаковы, стоят в геометрически правильном порядке и никак не пронумерованы. И метель. Из-за снега на улице настоящие сумерки. Игорь подумал: на снегу будут хорошо видны следы. По ним нас и найдут. Однако вскоре убедился — следы, это не проблема. Снегопад и ветер быстро законопатят их, сравняют со снежной целиной. Проблема — это глубина сугробов, которые несколько дней не расчищались. В снегу вязнут ноги. А надо не идти, бежать, и бежать как можно скорей, за еле видимым впереди силуэтом Майкла, который выбирает дорогу. То, что к «их» коттеджу подлетел флаер, стало понятно по звуку. Итак, охота продолжается. Майкл махнул Игорю рукой, дескать, не мешкай, сам остановился возле угла очередного дома, снял с плеча трофейный мерг. Калымов продолжал двигаться вперед, хотя и существенно сбавил скорость. Игорь счел за лучшее его догнать.

Оказалось, до окраины поселка осталось всего ничего. Два дома, а за ними — голый, заметенный снегом пустырь. За пустырем частокол леса, но толку? Туда без флаера не добраться.

За спиной глухо прозвучала короткая череда выстрелов.

— Дрянь эти мерги, — заметил воинственный Калымов. Редкие волосы у него на голове встопорщились, на них блестели капли растаявшего снега. — Выглядят устрашающе, а на самом деле…

— Нам сейчас лучше мерг, чем ничего.

Ответа не последовало. Вновь стало относительно тихо. Только ветер шумит…

Куда теперь? Очевидно, не на пустырь. Надо как-то обходить место боевых действий. И желательно при этом двигаться в сторону флаерной стоянки, а не от нее.

Майкл появился быстро и тихо. Устрашающего мерга при нем больше не было.

— Заклинило, — невозмутимо сообщил он. — Но «ежей» я выпустил. Так что хана их флаеру. А может, и кому-нибудь еще.

Вновь взяв руководство на себя, Майкл повел компанию между домами и сквозь метель. Уже через полминуты Игорь полностью потерял направление. Однако, как оказалось, этот конфуз случился с ним одним, потому что Калымов и Майкл изредка останавливались, дабы посовещаться о дальнейшем пути. Через какое-то время вновь стали слышны выстрелы, но на этот раз сие событие вызвало даже легкое воодушевление в сердцах беглецов: стреляли где-то недалеко, да. Но не в них. Это могло значить, что подоспели ребята из Второго отдела и что появился шанс выбраться из этой переделки живыми и без потерь.

Впрочем, обрадовались они рано: стреляли как раз от флаерной стоянки.

— Наша машина, скорей всего, выведена из строя… — грустно вздохнул рачительный начальник Майкла, — Неустойку платить…

— Пусть виновники платят, — отозвался не менее рачительный подчиненный. — Мы, что ли, эту кашу заварили?

— И то верно. Все же, надо как-то выбираться. Стар я уже, по сугробам бегать. У нас три варианта. Уйти пешком. Но это отпадает: я устал. Связаться с Куртом. Но тут нас могут засечь по сигналу кома. Ну, и угнать что-нибудь, способное быстро летать.

— Все не замечательно, — вздохнул Майкл. Но в этом случае я — за угнать. С Куртом свяжемся, когда будем в воздухе.

— Простите, что перебиваю, — самым невинным голосом вклинился в беседу Игорь, — но почему бы нам просто не вызвать такси? Здесь это практикуется. Отойти подальше от событий, и нажать на кнопочку у крыльца. Пен-рит не так изолированы, как вам кажется, и имеют возможность поддерживать связь с внешним миром.

— И как скоро может прийти твое такси?

— Ну, минут десять-пятнадцать, максимум. Тогда за Сашей очень быстро прилетели…

Как ни странно, эта бредовая идея сработала. Не прошло и получаса, как к крыльцу выбранного для эксперимента коттеджа подлетела старенькая машина, обшарпанные борта которой говорили красноречивей слов о долгих годах интересной и насыщенной жизни.

Водитель поприветствовал их и сразу назвал цену.

А через пару минут, когда поселок надежно скрылся из глаз, Калымов собрал коммуникатор и связался с коллегой из Второго отдела.

— Ну, слава богу, — высказался Курт, — мы уж решили, что вас там на консервы пустили.

— Лучше скажи, что у вас за пальба.

— Так ваши друзья оказали активное сопротивление международному контингенту. Мы зажали их на стоянке, не выпускаем. Я все жду, что кто-нибудь решится вести переговоры. Вы где, вас подбирать не надо?

— В воздухе. Направляемся в город.

— Хорошо, разберемся с этой шушерой, я с тобой свяжусь. Объяснишь, что за кашу вы заварили…

За время полета ничего серьезного не случилось, и водитель высадил компанию на привокзальной площади.

Почему-то говорить не хотелось, каждый думал о своем. Игорь — о том, что улетать сейчас нельзя, что это преступление — улететь сейчас, так ничего доподлинно и не выяснив, ничего не сделав. Что надо обязательно разыскать Гилоиса, он единственный, кто может дать вразумительный ответ о том, что же произошло пять дней назад в поселке пен-рит.

Когда подошли к телепортатору, он решительно сказал:

— Я остаюсь.

Калымов покачал головой:

— Второй отдел это дело теперь так не оставит, помяни мое слово. Пойми ты… мне эта девочка тоже не чужая, я чем угодно клянусь, мы ее найдем. Из-под земли достанем. Выловим Гилоиса, расспросим его. Если не поможет, еще раз расспросим…

— Я остаюсь.

— Игорь…

Но последний аргумент Калымова так и остался не озвученным: Со стороны входа раздался топот и шум, а потом случилось сразу несколько событий. В полутемный зал влетела группа споков в своей обычной серой форме, первый тут же выстрелил. Майкл дернул Игоря в сторону, и успел. Но второй заряд бинка, пусть по касательной, задел обоих. В голове у Игоря в тот момент словно взорвалась бомба. Боль в первую очередь ударила почему-то по глазам. Потом мир померк.

А в это время Калымов все никак не мог активировать кабину телепортатора. Синий огонек оповестил, что кабина свободна, только когда началась пальба. Валентин Александрович, демонстрируя немалую сноровку, подхватил за талию одного своего спутника, за ворот пальто — другого и с силой толкнул обоих в только что освободившуюся кабинку. Третий Заряд бинка пришелся уже в пустоту.

Я не много знаю, мы и знакомы-то были от силы — год. Да какое, меньше года…

Девчонки-медсестры прозвали его Птенцом. И даже не так — Птенчиком. За внешность. За худобу, черные волосы «ежиком», черные, «птичьи» глаза. И нос у него был такой… колоритный. Потом прозвище трансформировалось в «Птёху».

Он не обижался: девчонки были языкастые и всем давали прозвища. Сергея Лазарева, например, окрестили Гуру за умение сказать вовремя то, что надо, а так же за энциклопедические знания и спокойствие. Только Умберто остался при родном имени. Умберто Лопес — красавчик, душа компании.

Сергей, Птенчик и Умберто с одного курса, и на практике оказались в одном госпитале, их даже прикрепили к одной бригаде. Умберто сразу стал центром общего внимания. Серьезный такой парень, чувствуется — специалист. Да он и был отличником, из тех, кто заканчивает все учебные заведения с золотыми медалями. Гошка-Птенчик тянул максимум на санитара. Несерьезный, остряк… а было им лет по двадцать. Никак не больше. Третий курс… а, да. Про Примулу… Вы там бывали? Нет? Ну, в двух словах.

Примула относится к одной из центральных веток, зона в те времена считалась безопасной, к тому же, там собиралась одна из ударных флотилий Солнечной, и транспорты поддержки шли непрерывно.

У поверхности на Примуле прохладней, чем на Флоре, в среднем градусов на семь, и гравитация ниже. Какие там хвойные леса были… Идеальное место для развертывания медицинского корпуса. Три госпиталя, клиника орбитальной станции спасателей. Тут же склад оборудования.

Ближе к теме? Ну, ближе, так ближе.

Десять лет прошло, дайте сообразить. Сообщение о прорыве в пространство Примулы флота гведи прозвучало, как гром среди ясного неба. Объявили эвакуацию. Парни должны были сопровождать корабли с людьми и оборудованием. А там большинство — раненые, их же со всех межевых узлов свозили сюда, из всех охваченных боями систем.

Откуда подробности? Кому ж их еще знать, как не руководителю студенческой практики? Таких птенцов у меня знаете, сколько было? Да не отвлекаюсь я. Сейчас.

Умберто ушел с первым транспортом. Второй стартовал от орбитальной станции следом и застал как раз тот момент, когда гведи решили не церемониться с гражданскими космолетами и ударили по группе сопровождения. Короткий бой и все, нет ни транспорта, ни летного крыла, которое прикрывало отход. До сих пор диву даюсь, как гведи прорвались к самой планете…

Потом, конечно, наши подоспели. Но поздно. С первого корабля никто не спасся. Второй в последний момент прорвался к выходу из зоны. Лазарев ушел на нем. А вот Птёха остался. Не то, чтоб они с Умберто были такими уж друзьями. Не знаю точных причин. Подошел ко мне. Сказал, что готов выполнять любую работу, но только здесь. Ну, и отправил я его на одну из наших военных баз. Вот где парень набрался самой… разнообразной… клинической практики.

Один эпизод могу рассказать. Прошло несколько недель после прорыва, Птёха стал уже считаться за своего. От дела не отлынивал, наоборот даже. Напросился в рейд… вот там-то все и произошло. К тому времени уже было ясно, что в этой зоне корабли ФСМ не удержатся. И гнали их так, что перья летели…

Но отступление прикрывалось, и прикрывалось хорошо. И гведи нечего терять, и наши, обозленные такой выходкой, не хотели врагу давать спуску.

В результате каждый раз после боя отправлялись поисковые катера с медицинской бригадой на борту — искать выживших.

Уже и время поиска почти вышло, а вот нашли они, — команда, в которой и Птёха был, — жутко искореженный кораблик. Их, гведианский. Ну, то есть фээсэмовский. Каким образом, не могу сказать. Не знаю. Может, по маяку, может еще как… И добрались до пилота. Смотрят — а он жив. Только ноги передавлены из-за деформации оборудования. И перелом ли там, или сдавливание, не поймешь. Одно ясно — так просто пилота не вытащить. Придется металл резать. А кому оно надо, гведи недобитого спасать? Так вот, Птёха чуть не разругался с командиром, а своего добился. Там еще одна сложность была — пилот оказался подключен к инфосети. Полное погружение в виртуальность, как вам, а? Вполне возможно, парню до последнего казалось, что он ведет бой. Выжил ли? Ну, Птёха его вытащил. И до базы дотянул. Вот только без толку. Почему? А прирезали его. В палате прямо и прирезали. Не знаю я, кто. Не спрашивайте. Скорей всего, кто-то из беженцев. Их через ту базу много прошло. Да и время такое было, не стал бы никто расследовать это убийство. Ну, что еще вам рассказать?

Мучаясь жесточайшей головной болью, Игорь пролежал в медицинском отсеке базы БКоИ всего полдня. После чего, в мрачном настроении заявился в кабинет к Калымову.

Тот принял гостя радушно, пусть и сразу было видно: Вак чем-то серьезно обеспокоен.

— Я возвращаюсь на планету, — без обиняков заявил бывший доктор.

Калымов принялся заваривать кофе, между делом делясь новостями минувшего дня.

— Сейчас там только тебя не хватает. Планета бурлит, как вскипевшая кастрюля. Нам предъявили целый пакет претензий, у Курта серьезные проблемы с местной властью. Но я о другом. Мы нашли Гилоиса. Но добраться до него пока не можем. Саша жива. Здорова. Но… ты только не дергайся. Она завершила трансформацию.

— И?..

— А как ты думаешь?

— Мне надо ее увидеть. Поговорить…

Вак поставил на стол две чашки и не глядя на Игоря, досказал:

— Сейчас местные потребовали контроля за телепортацией. И мы не нашли никаких противоречий в этом требовании. И без того атмосфера раскалена до предела. Так что как только сунешься на планету, о тебе тут же станет известно всем заинтересованным лицам, и очередная смена имени тут не поможет.

— И куда мне? — рассеянно спросил Игорь, — так и сидеть до старости у вас на базе? Я привык заниматься делом, а не…

— Да уж в курсе твоих дел, — хохотнул Калымов. — С виду вроде нормальный человек, а все в какие-то авантюры влипаешь. И других за собой тянешь. Ладно. Есть у меня идея, надеюсь, понравится. Есть такое судно исследовательского класса, принадлежит нам, Первому отделу. Называется «Корунд». Как сейчас принято называть — светяшка. Там формируется новый экипаж. Врач тоже нужен. Пойдешь?

— Заманчивое предложение, — медленно ответил Игорь. — Не вижу, чем я такое счастье заслужил. Однако отказываться не буду. Если, конечно, вы не потребуете взамен чего-то заведомо неисполнимого.

— Например, забыть про историю с Александрой, — понимающе кивнул Калымов, — и в мыслях не было. Но одна просьба все же будет. Ты там… на «Корунде». Не сильно болтай о своих приключениях.

И пояснил, словно Игорь в этом загадочном пояснении что-то мог понять:

— Не хватало еще мне Димыча второй раз из депрессии выводить.

Отправляться на «Корунд» предстояло через четыре дня. А у Игоря все же было ощущение, что Калымов выдумал проблему с переброской, чтобы только удержать его подальше от планеты. На следующее же утро он решил проверить, так ли это.

Оператором на пульте оказался служащий базы, а документы регистрировали действительно представители местной таможни и СПК. Было видно, с каким старанием они относятся к работе.

Но ведь все это еще не означает, что происходящая суета по его душу. Вот же, десятки людей с самого утра спокойно регистрируются, входят в телепортатор и выходят из него, и ничего с ними не происходит. Потратив почти час на наблюдения, Игорь решился. Что он будет делать на планете, представлялось пока смутно. Искать Гилоиса. Как — решим на месте. Главное, чтобы на планету пустили.

Таможенник мрачно посмотрел на Игоря, но документы взял, проверил, и выдал временную визу. Спок тоже ни к чему не придрался, даже голову от терминала не поднял. Приободрившись, Игорь вошел в освободившуюся кабинку. Все нормально.

Однако радовался он рано. Стоило выйти из кабинки, как острое желание спрятаться чуть не загнало его обратно. Нервно оглядев зал, Игорь приметил двух молодых людей. Первый, в длинном пальто, прогуливался вдоль экспресс-синтезаторов, но сразу встретился с доктором глазами, и даже легонько кивнул. Второй стоял у выхода в город.

Да что со мной такое, попытался он себя успокоить, — нормальные парни. Нет в них ничего странного…

Успокоиться не получилось. В зале было много людей. Большинство стояли в очереди на отправку. Именно вдоль этой очереди Игорь и пошел. На всякий случай. С каждым шагом он чувствовал себя все уверенней, хотя подозрения на счет парочки праздно гуляющих лоботрясов только укрепились. Если сразу не начали стрелять…

…то только потому, что вокруг сновало слишком много потенциальных случайных жертв.

Тот, что был в пальто, видимо ждал, когда за спиной у мишени не останется ни одного человека. Вскинул руку. Игорю прямо в глаза скакнул синий зайчик прицела. На голом везении, на рефлексе, когда-то вбитом в тело усиленными тренировками, удалось отпрыгнуть назад. Был ли выстрел? Игорь не слышал. Но он увидел, как нападавший сам, схватившись за голову, падает на пол. Рядом из толпы вынырнула знакомая фигура, и Майкл, а это был он, заметил, пряча в карман бинк:

— Я почему-то был уверен, что ты снова сунешься.

— Там еще один, у выхода, — вместо ответа сообщил Игорь.

— Уже не один. — Майкл в своей неподражаемой манере начал пояснять, при этом проталкиваясь сквозь толпу и увлекая за собой Игоря. — Человек пять на балконе. Двоих в очереди я уже нейтрализовал. Ну, и все выходы, конечно, перекрыты. У нас две минуты, чтобы добраться до телепортатора. Потом его отключат.

Когда он договорил, кабинки, работающие на отправку, были уже перед носом. Позади осталась возмущенно гомонящая очередь. Очередь еще не смекнула, что происходит. Но кто виноват ей уже было ясно. Хорошо, что почти сразу освободилась ближайшая кабинка, не то это приключение бы вышло обоим боком.

Уже на базе Майкл порадовал Игоря:

— Твое счастье, что это была какая-то частная лавочка, а не споки и не безопасность. Ладно, увидимся.

Махнул рукой и ушел.

Чилти жила недалеко от центра, в многоквартирном доме с окнами на кристалл внешнего вокзала.

Комнатка ее оказалась маленькой и уютной, какой и должна быть комната молодой горожанки, проживающей в столице колонии. Кровать, стол, планшетка терминала, несколько пушистых игрушек делят полку с книгами и музыкальными друзами. Шкаф в углу. Вот и все, если не считать персиковых стен и букета искусственных цветов в вазе на столе. У цветов много общего с теми, что украшают наш офис.

— Садись, — пригласила хозяйка. — Пользуйся.

Сажусь. Что же мы будем искать? Опять Калымова? Если он в прошлый раз ни о чем не догадался, то в этот догадается наверняка. Не верю я, что у моего бывшего наставника проблемы с простейшей арифметикой. Впрочем, другого способа узнать что-то об Игоре и о семействе Ламиэни у меня нет. Или я их еще не придумала.

Запрос в пресс-службу Бюро космических исследований ничего не дал, однако попытка связи по закрытому каналу вновь привела меня к знакомой уже вихрастой личности.

— Ой, — сказала личность. — Привет. А дядь Вали нет сейчас рядом. Вообще-то это теперь моя линия, но это так, к сведенью. А его новый код даже я не знаю…

— Жаль. Но может, ты мне и поможешь?

— Как?

— Ты знаешь что-нибудь про Садмаи и Ючи Ламиэни?

— Конечно. Это те, которые с Игорем? Они неделю у нас дома жили. Сейчас в Солнечную улетели, а что?

— А Игорь?

— А его дядь Валя на светяшку пристроил. Там как раз набирали новую команду. Погоди! — вдруг засуетился парень, — а ты случайно не это, как его… перлит?

Оборжаться. Перлит! Хочу быть перлит!

— Правильно говорить пен-рит.

— А я как сказал? Так ты правда пен-рит? Не отключайся! Я тебе письмо перешлю. Только продиктуй код коммуникатора!

Чилти стояла рядом, внимательно вслушиваясь в разговор, и конечно тут же без запинки надиктовала адрес.

Звякнула, сообщая о доставке, почтовая программа.

— Пришло?

— Пришло. Ну, счастливо? Слушай, могу я у тебя попросить? Ты Валентину Александровичу ничего о нашей беседе не говори, ладно?

— Почему?

— Нет, если он напрямую спросит, то скажи, конечно. Но…

— Ладно, чего там. Буду молчать. А ты еще свяжешься?

— Не знаю. Как получится. Я же перлит…

Мы попрощались, и я разомкнула связь. Вот и все ясно, вот и все устроилось. О чем еще можно мечтать?

— Ты письмо будешь смотреть? Или мне оставишь?

Сейчас. Сейчас посмотрю. Интересно, кто автор, Калымов или Игорь?

Письмо состояло из картинки, нарисованной детской рукой: длинная тетя с костылями, это, конечно, я. Маленькая девочка рядом — Ючи. Две мужские фигуры сзади тоже очень сильно напоминали кого-то. К картинке никакого текста не прилагалось, но и так все ясно. Письмо оставила Ючи. Маленькая Ючи не верит в то, что друга можно потерять навсегда. Спасибо, ребенок.

— Что это? — разочаровалась Чилти, которая, наверное, ждала, что перед ней сейчас раскрутится какая-то тайна, а может и драма.

— Детский рисунок. Прощальный привет от улетевших друзей. Вот эта длинная леди — это я.

Через неделю я получила еще один косвенный привет. Дело было так. После смены мы с начальницей по привычке зашли к механикам в каптерку. Застали конец разговора:

— Слышали? Пилтэни сняли! Говорят, за взятки. В правительстве такие чистки — три увольнения за неделю. К чему бы это?

— Да уж, — согласился пожилой мастер, видно, тоже только что сменившийся. — У нас в министрах, как оказалось, один другого краше сидят. Кто не вор, тот извращенец, кто не извращенец — предатель…

— Да ладно, есть и неплохие люди.

— Ну так, слава богу! Есть, кому власть удержать…

Ах, ты, подумала я тогда, а не Игорев ли компромат в дело пущен? А дома удостоверилась, что скорей всего, так и есть. Гилоис ходил мрачный и дерганый. На попытку вежливо порасспросить его о причинах дурного самочувствия, я получила ответ, что социальное министерство расформировывают в связи с неэффективностью его работы, но на самом деле — потому что именно в этом министерстве было выявлено наибольшее количество экономических, должностных и даже уголовных преступлений. Так что неясно, куда катимся и чем все кончится.

А по мне так — ура. Может, эту ущербную пен-рит программу закроют, наконец. Не знаю, может, в ней — спасение населения планеты и корни всеобщего будущего благоденствия, пусть так. Но всем будет лучше, если кто-нибудь вот прямо сейчас найдет эти самые корни в другом месте.

Потянулись дни. Работа, не тяжелая, пустая, но дающая возможность разговаривать с кем-то помимо Гилоиса, меня совершенно не напрягала. В мастерских ко мне скоро привыкли и пальцем показывать перестали. Даже хозяин однажды высказался в том смысле, что посадить меня принимать заказы — это был отличный рекламный ход. Внешне все стало ровно, гладко и обрело даже некоторые черты надежности.

И контору Гилоиса не расформировали, и пособие мне не урезали. В инфосеть я с тех пор не заходила. Искать мне там больше некого. Собственно, зачем искать? Всего сутки мы были знакомы. Мимолетная встреча, одна из многих. Не будь я тогда в столь плачевном состоянии и в столь смятенных чувствах, ничем то знакомство не отличалось бы от десятков иных случайных знакомств. Вот только почему ты упорно снишься мне, Игорь Седых? Из дневной памяти ты подло перебрался в ночную. Нет, иногда снятся и Садмаи и Ючи, но это реже, это иначе.

Вот один из снов: поздние сумерки, темная река. Метель. Мы стоим с тобой на разных берегах. Я тебя вижу, ты меня — не замечаешь. Хоть я и машу руками, и кричу. И тогда я спускаюсь к воде, и захожу в воду, и иду вброд к твоему берегу. Снежинки ложатся на воду вокруг меня и тают. Тают, а я не ощущаю холода. Я даже не ощущаю, что нахожусь в воде, вода отдельно, я — отдельно. И вот, когда я уже на середине темного смолянистого потока, тебе становится меня видно, и ты кричишь: «Сашка, что ты делаешь! Ты же живая!». И тут я становлюсь живой. Вода превращается в жидкий лед, снежинки жалят кожу. Идти далеко, дна не видно. Но самое страшное не это, а то, что на другом берегу тебя больше нет. Эхом унесло, понимаешь?

Я каждое утро, перед тем, как идти на работу, делаю круг по площади у вокзала. Моя прогулка приходится на час, в который прибывают пассажиры. Я никого не жду, нет, я просто ворую у прибывших осколки их возвращения. Я не могу улететь — пока завишу от лекарств Гилоиса, и пока моя память не стабилизировалась. Странная привычка, но мне, странной, много позволено.

— Саша, послушай. То, как ты себя ведешь, это ненормально.

— Что именно, куратор?

— Неужели не ясно? У тебя должен быть мужчина. Неужели ты не чувствуешь, что это так?

Деликатные и не очень намеки Гилоиса стали ежедневным ритуалом.

— Нет. Я прекрасно себя чувствую и одна.

— Не ври.

Я не вру. Просто не хочу объяснять. Если объяснять с самого начала, это значит, рассказывать о своих страхах и застарелых болячках. Ну, как объяснить смутное ощущение, что чем больше я плыву по течению, тем больше теряю себя? Если я тебе скажу, что и работа мне нужна только для того, чтобы иметь дополнительные крючки, зацепки с реальностью? И то, что я упорно отказываюсь от всех предложений разной степени скромности, это тоже страх. Страх сложить с себя всякую ответственность за себя. Стать парниковым растением в, если уж откровенно, совершенно нежеланном саду. Как там сказал Садмаи: «Чем хуже вы себя чувствуете, тем быстрее и четче…»

А ведь пен-рит в большинстве, это оно и есть. Парниковое растение, требующее пригляда и ухода.

— Гилоис, придет день, когда вы назовете меня Сашкой, а я не отзовусь. Вот тогда вы и заполните мою анкету, ладно? Не раньше.

Гилоис чувствовал себя неуютно, а как еще может чувствовать себя рядовой служащий в присутствии министра? Чтобы только попасть в здание правительства пришлось миновать четыре поста охраны, а уж документы проверяли и вовсе на каждом углу.

Впервые за всю долгую карьеру его вызвали на самый верх, и чего ждать от этой встречи он не имел ни малейшего представления. Министр, невысокий и худощавый, очень прилично одетый человек с мягким, но уверенным голосом, вежливо пригласил куратора в кабинет, усадил за широкий стол дорогого светлого дерева, гостеприимно предложил на выбор земной кофе или хотр. Хотр куда дороже синтетического кофе, и Гилоис не удержался от соблазна.

В кабинете министра вскоре появились еще два человека, которых куратор знал только по портретам — помощник министра по стратегическим вопросам Вилитэри и доктор наук, профессор центра трансформации биологических объектов Ханчиэни. Оба приветливо поздоровались и заняли места за столом — помощник — рядом с шефом, ученый — возле куратора.

— Прошу прощения, — сказал министр, — что был вынужден отвлечь вас от работы. Однако та проблема, с которой сейчас столкнулось социальное министерство и в первую очередь, конечно, наши ученые коллеги… эта проблема уперлась в уникальный материал, полученный вами. Я имею в виду преобразование разумного, мыслящего человека, эксперимент, который был удачно проведен три года назад в нашем научно-исследовательском центре.

— Чтобы избежать ненужного ажиотажа, — поспешно вступил помощник, — министерство приняло решение работать по этому объекту без привлечения внимания общественности…

— Да, — министр слегка наморщил нос, — представьте себе, сколько было бы желающих испробовать это на себе, если бы нам удалось доказать, что трансформация проходит безболезненно, и по завершении процесса сохраняется прежний жизненный опыт… это нам было совершенно ненужно. И сейчас ненужно тоже. В сущности, чем отличается преобразованный человек от обычного?

— Всем. — Гилоис поджал губы. — Поверьте, я их навидался.

— Они глупее? — заинтересовался профессор Ханчиэни.

Глупее ли? Нет. Но…

— Не знаю. Они другие. А, вот. Они замкнуты, не интересуются ничем кроме простейших надобностей…

— Иными словами, уровень их потребностей и интересов существенно ниже, чем у нормальных людей. Так?

— Так. Но не только это…

— А вы задумывались, — у профессора, очевидно, это была одна из любимых тем для разговора, — почему так происходит? Ведь то, что мы имеем на выходе после трансформации, это потенциально не просто нормальный, это очень развитый человек. Пен-рит лучше регенерируют, их память, я не говорю о стадиях трансформации, я говорю о результате — надежней, они быстрей соображают. Физически они почти безупречны и имеют высокий иммунитет. Так что же мешает им стать полноценными членами общества?

— Вы хотите в этом обвинить институт кураторства? — возмутился Гилоис.

— Ни в коей мере. Моя теория — всему виной именно отсутствие у объекта социального опыта на момент проведения трансформации. Белый лист мы превращаем в белый лист. А ведь личность человека формируется медленно, переходя через все стадии взросления. На нее накладывают отпечаток детские радости, юношеские переживания. Первая любовь, предательства, смерть близких, дружба. Как можно создать полноценную личность за год-два, когда на самом деле на это тратятся годы и годы? В этом причина, господин куратор. Именно в этом.

— Действительно… я никогда не задумывался, но вы, конечно правы. Однако мы видим, что память теряется все равно.

— Разумеется! Но ведь у любого человека организм постоянно обновляется. Одни клетки заменяются другими. Вся беда, что с пен-рит это происходит очень быстро. Впрочем, возможности подтвердить или опровергнуть эту теорию у нас до недавнего времени не было.

— Именно поэтому наши ученые ухватились за предложение иномирян провести эксперимент на их… э… материале, — заметил Вилитэри.

— Удобная возможность избежать ненужной огласки, — добавил профессор Ханчиэни. — Кроме того, женщина в любом ином случае непременно погибла бы. На результат мы не надеялись, и сочли за благо подтвердить факт смерти объекта при первом удобном случае.

Гилоис кивнул. Если он обо всем этом и не знал доподлинно, то, конечно, догадывался.

— Результат эксперимента нам важен даже сейчас. Может быть, вы удивитесь, но в наше время, когда демографическая проблема на планете почти решена, пен-рит исследования становятся куда более актуальными. Если удастся доказать, что память пен-рит можно восстановить… не мне вам объяснять. Мы все эти годы отслеживали ваши успехи и высоко оценили вашу деятельность. Поверьте, если бы это было не так, рядом с объектом уже давно находился бы другой куратор.

Гилоис снова кивнул. Слова министра казались взвешенными и убедительными.

— И ваши отчеты изучаются самым тщательным образом.

— Однако память она все-таки теряет. Регресс очевиден и, на мой взгляд, его скорость увеличивается.

Куратор, как профессионал не мог этого не сказать. Однако профессор Ханчиэни вежливо возразил:

— Это нормально. Идет интенсивная замена клеток головного мозга. Аналоги никогда не воспринимали информацию о процессах в полном объеме. И, Гилоис, вы, очевидно, нас не совсем правильно поняли. Конечно, для науки важен чистый эксперимент. Но мы должны учитывать в первую очередь стратегические возможности. Как только проблема будет достаточно изучена, мы планируем провести несколько опытов на добровольцах. Остается открытым вопрос, как трансформация скажется на пожилых объектах. Такой статистики просто нет. Ни клоны, ни люди с патологиями головного мозга до нужного возраста еще не доживали. А представьте, как заманчиво — вернуть молодость и силы лучшим людям нашего века?

— С этой идеи и начиналась пен-рит программа, — напомнил министр, — пятьдесят лет назад. И к этому мы идем. Но мы отвлеклись. Профессор…

Ханчиэни продолжил объяснения:

— По нашим расчетам, ваша подопечная прекрасно выдерживает происходящую перестройку организма. Ее показатели очень далеки от критических, и есть шанс, что память ее можно будет восстановить хотя бы частично.

— Другое дело, — добавил помощник Вилитэри, — что сейчас пен-рит программа жестко контролируется со стороны международных организаций, в первую очередь — Вторым отделом Бюро космических исследований, с которым у нас подписан ряд соглашений, и нарушить их мы не в праве. Мы оказались в очень шатком положении.

— Правильно ли я понимаю, что контролирующих интересует именно эта часть пен-рит программы?

— Совершенно точно. В результате грубой ошибки одного из функционеров Второй отдел Бюро обнаружил нашу секретную лабораторию. Пусть и не основную, и выяснить они ничего не смогли, потому что все данные были успешно уничтожены. Но они получили ниточку, и будут дураками, если за нее не потянут, а, уверяю вас, в БКоИ работают не дураки.

— Именно поэтому нам сейчас так важно избежать провокаций, — хмуро заявил помощник. — И если всплывет история с вашей подопечной… ведь она у вас сейчас имеет полную свободу передвижений, ходит по городу, разговаривает с людьми…

— Она замкнулась в себе, — возразил Гилоис, — почти не разговаривает и ни с кем не общается. Все ее маршруты давно известны, я способен, взглянув на часы, точно сказать, где она. Единственное место, где она бывает, кроме дома — это ее работа.

— Было бы неплохо, если бы она временно перестала покидать дом. — Министр удрученно вздохнул. — В свете последних событий это может быть опасно для нее самой. И нам спокойней.

— Вряд ли это подействует. Она становится нервной, если хоть как-то нарушается привычный режим. Этот режим, повторяю, создала себе она сама. По-моему, он для нее что-то вроде суррогата свободы. Любая попытка навязать что-то приводит к отрицательному результату. Может привести к истерике, может к побегу.

— Гилоис, вы ее куратор. Найдите выход. Соблазните ее, я не знаю. Не можете сами, найдите кого-нибудь. Она у вас хорошенькая…

— Не выйдет.

— Почему?

— А вы пробовали соблазнить робота? Повторяю, этот ее режим, как программа, в которую входит множество запретов. Запрет на секс, на досуг. На долгие разговоры со мной. Кроме запретов в этой программе есть необходимость заниматься каким-нибудь делом, даже если она не на работе. Необходимость каждое утро совершать прогулку по привокзальной площади. Необходимость ежедневно и развернуто отвечать на десяток вопросов, которые она сама же и сформулировала несколько недель назад. Возможно, это ее метод защищаться от саморазрушения. Но повторяю, действует он плохо: она забывает.

Помощник внимательно оглядел присутствующих и медленно произнес:

— Может быть, имеет смысл как-то подстегнуть этот процесс? Память… в конце концов, нам одной проблемой меньше. Узнают о ней в пространстве, будет скандал. А так… не придется ломать голову, что с ней делать, если память однажды восстановится.

Профессора зримо передернуло.

— Не перегибайте палку, коллега. Что-то предпринять можно, но только в том случае, если опасность из абстрактной станет конкретной. В конце концов эта женщина все еще единственный разумный человек, переживший полную трансформацию.

Помолчали. В любом случае, последнее слово за министром.

— Поступим так. Вы, Гилоис, продолжайте наблюдать. Все материалы по этому делу должны быть у меня. Особенно если вдруг вам хотя бы покажется, что к нашей пен-рит возникло особое внимание… ну, не мне вас учить.

В середине зимы флаеры начали ломаться с удвоенной интенсивностью. Давно уже мы с Чилти забыли, что такое разделение труда. Только успевай вертеться. Надо будет летом тоже съездить к морю. Вот напарница моя — да, теперь уже не начальница, а напарница — замечательно съездила в прошлом году. Денег мне хватит. Кроме зарплаты есть еще пособие. Поеду. Отдохнем, развеемся. Мы с этой девочкой прекрасно сработались. Главное, не останавливаться, не задерживать процесс. Постоянно приходится следить за собой, сосредотачиваться на мелочах. Даже Чилти мне уже пару раз намекала, что я становлюсь рассеянной.

Я и сама замечаю. Но ничего не могу поделать. Проверяю себя каждое утро: Имя, фамилия, дата и место рождения. Где училась, где работала. Кто я сейчас. Вопросы эти я сформулировала давно, и ответы на них стараюсь давать как можно подробней. С деталями. Глупо. Я все помню.

А вот сегодня проснулась, и поняла: это не мое. Чужая память, какая-то давняя жизнь, кем-то много раз пересказанный сон. За словами так мало образов, так мало смысла. Пора на работу. Нехорошо опаздывать, обещала Чилти прийти пораньше. Маршрут давно исхожен. Ритуальный круг по площади, как же без этого?

Сегодня оттепель, совсем по-весеннему пахнет на улице. Бреду, не торопясь. До начала смены почти сорок минут.

О, ритуалы. Утром о чем-то задумалась так сильно, что не сразу заметила, что Гилоис меня зовет. Оказалось, он переключается на нового подопечного. Я, по его словам, требую теперь куда меньше внимания. Возможно. Только вот город все больше походит на декорации к спектаклю о самом себе. Стал он каким-то плоским и одинаковым. Он — лишь антураж для движущихся фантомов. И я — часть общего движения. Приятно ощущать себя частью чего-то большего.

На работу пришла раньше обычного, напарницы еще не было. Включила терминал. Просто так включила. Когда с ним работаешь, то не задумываешься, что у тебя выложено в качестве сигнального фона. Того самого, который встает перед глазами, сообщая, что я включилась в сеть. Долго всматривалась в какие-то неумелые каракули, явно детские. Так и не вспомнила, откуда это, что это, мое ли это? Может, память начала отказывать?

Открыла личную страничку. Давно туда не заглядывала. В последний раз, наверное, когда еще жила одна.

Что для тебя теперь эти смешные картинки? Мы у обрыва, мы вместе, мы в позднюю осень вышли и ловим губами холодные нити тайных туманов, живущих под травами ночью.

Стихи. Я даже помню, что смотрела в окно, а там облетали деревья. Ажурное кружево осеннего серебра. Здесь очень красиво осенью. Сердце защемило, и я стала читать дальше.

…Или еще: мы, идущие осенью порознь. Мы, уходящие в разные стороны света. Пятна на куртках похожи на кровь, но при этом, знаю, исчезнут, как только наступят морозы.

Не помню, что я имела в виду. Вероятно, настроение у меня в тот вечер выдалось совершенно гадостным. К тому же, стих не дописан. Следующая строфа начинается со слова «Ты», а за этим ты — пустота открытого пространства. Понимай, как хочешь.

Никаких новостей, никаких неудачных попыток связаться. А чего я собственно, жду? Все, вроде, устроилось. У других.

А тут еще вновь подошел этот подозрительный клиент. Задавал какие-то идиотские вопросы, а сам все пялился на меня, словно подозревал в чем-то или просто никогда еще не видел говорящих пен-рит…

3. Тайны крыши

История современной Флоры официально счисляется со времен образования колонии-поселения. Планета никогда не входила в колониальный резерв по причине существования здесь довольно развитой человеческой цивилизации. Ученые расходятся во мнениях о ее возникновении, но официальная версия гласит, что эта цивилизация так же выросла на базе колонии. Правда, в возрасте того гипотетического поселения ученые расходятся, приводя самые разные числа. За «колониальное» происхождение коренного населения Флоры говорит география расселения жителей: несколько густонаселенных областей и огромные просторы свободных территорий. Однако так могло сложиться и исторически (см. монографию А. Тонэни «коренные этносы Флоры»). Именно с подачи местного правительства здесь и возникла первое колониальное поселение. С развитием инфраструктуры Солнечной федерации Флора стала играть важную роль в экономике региона и около ста лет назад стала считаться центральным миром целой сети миров периферии. Исторически новую ветку назвали Флорианской…

…Еще одной важной вехой истории стал так называемый «эпидемический кризис» пришедшийся на вторую половину прошлого века. Он ознаменовался крахом экономической системы и поставил под угрозу центральный статус планеты. Тогда важную роль сыграло представительство Бюро космических исследований…

…БКоИ и сейчас оказывает значительное влияние на жизнь планеты, хотя местные силовые органы в последние годы значительно упрочили свои позиции. В первую очередь, это конечно, СПК — Служба порядка и контроля…

Вступительная глава «Путеводителя по интересным местам Флорианской координационной ветки».

«Альенна», 305 г. к. в. (одобрено отделом пропаганды БКоИ на Флоре)

Долгий день, состоящий из мелких склок, выбивания средств на замену кое-какого оборудования, ругани с очередным претендентом на работу в космосе, из вышедших из строя часов в кают-компании, и не прибывшей санитарной инспекции, наконец-то подошел к концу. Капитан «Корунда», потянувшись, встал, потер глаза и вознамерился отправиться отдыхать. Все одно экипаж, тот, что уже набран, пока не прибыл, все плановые работы завершены, а час поздний.

Отдыхать капитан собрался в кают-компании, сама мысль, чтобы идти в каюту, ему претила. Хотя там теперь совсем другая мебель, и свет устроен удобно, под левую руку. А диван в кают-компании короткий.

Наедине с собой можно позволить себе маленькую слабость: быть собой.

Он даже уже почти покинул мостик, когда на дубль-пульте вспыхнул огонек — кто-то просится на борт. Вздохнул, подтвердил прием. Где-то в глубинах корабля из тамбура вышел посетитель. Вот он осмотрелся, вот переступил с ноги на ногу, вот решил немного подождать…

— Поднимитесь на мостик, — предложил капитан по громкой связи.

Он загадал: если гость за пять минут найдет дорогу, то шансы стать членом экипажа «Корунда» у него будут хорошие. Если нет, то разговора вообще не будет.

Гость уложился в одну минуту. Ровно столько требуется, чтобы спокойным шагом, не плутая, дойти от шлюзов до мостика.

Этот новый претендент оказался неопределенно молод, среднего роста, темноволос. Капитану сразу не понравился взгляд. В чем тут дело, было пока не ясно, может в том, что гость предпочитал смотреть в переносицу собеседнику. Словно прицеливался.

— Здравствуйте.

Капитан пожал протянутую руку, представился:

— Димыч. — И пояснил, чтобы не возникало лишних вопросов — фамилия.

Гость усмехнулся:

— Седых. Тоже фамилия. Вы — капитан?

— Капитан «Корунда» Дмитрий Евгеньевич Димыч. А вы…

— Врач. Меня пригласил Валентин Александрович Калымов.

Димыч еще раз внимательно посмотрел на гостя, заметил:

— Вак редко дает рекомендации. На моей памяти такое чудо случилось всего единожды.

— Возможно. Я пока мало с ним знаком.

— Успеете пообщаться. Теперь часто придется. Раньше в космосе работали?

— Приходилось. Но уже чуть больше года постоянно сидел на планете.

— Причина ухода?

— Так сложилось.

Димыч немного подождал, не последует ли более развернутый ответ. Но новый член экипажа оказался неразговорчивым. Оно и к лучшему. Хватает болтунов.

— Пойдемте, я вас официально зарегистрирую. Ваше имя полностью…

— Игорь Петрович Седых. Вот моя карточка.

Игорь Седых, вспомнил Димыч. «Ахилл — 12». Интересного кукушонка мне подбросил Калымов. А все-таки, что там было на самом деле?

Игорю капитан понравился. Он, конечно, понимал, что первое впечатление не всегда бывает точным, но прежний опыт работы в космосе давал богатую пищу для сравнения. Димыч был подчеркнуто корректен и ни разу не дал повода почувствовать себя просителем. Сероглазый блондин ростом на полголовы выше самого Игоря, Дмитрий Евгеньевич держал себя в хорошей спортивной форме. С таким, конечно, не станешь пить после рейса и болтать по душам, но зато велика вероятность, что в критической ситуации он не подведет. Впрочем, посмотрим.

После процедуры официальной регистрации и всех необходимых отметок в судовых документах, Димыч спросил:

— Останетесь на борту, или… мы на базе еще какое-то время постоим. Из девяти членов экипажа пока реально существуют только пять, включая вас и меня. Трое прибудут завтра. И я жду оборудование для контрольного отсека в трюм. Если не доставят, могут возникнуть проблемы на погрузке.

Игорь кивнул:

— Останусь. На базе у меня дел нет. Так что останусь.

Капитан проводил нового врача до каюты. Пояснил:

— Я там немного прибрался, но что-то осталось. Если будет мешать — выбрасывайте смело. Ну, располагайтесь.

— Хорошо.

В каюте и вправду навели видимость порядка. В углу стояла небольшая коробка с личными вещами прежнего обитателя, на кровати лежал запечатанный пакет чистого постельного белья. Игорь раскрыл тумбочку. Пусто. Только в выдвижном ящике женская подвеска в виде ящерицы. О том, что раньше в этой каюте жила женщина, говорили и другие признаки. Подушечка душистых трав, заблудившаяся в недрах раздвижного шкафа, забытый в душевой кабинке гребешок. В столе нашлось несколько музыкальных друз. Ни планшетки, ни другого устройства активации в каюте не было, так что не послушаешь. Игорь подумал, и оставил их на прежнем месте. Судя по поведению капитана, прежняя хозяйка вряд ли собиралась возвращаться за забытым добром. Значит, так или иначе, то, что лежит в коробке, однажды окажется выкинутым. Но остается маленький шанс «а вдруг». Если она объявится, ей будет приятно.

Застелив постель, Игорь понял, что спать ему совершенно не хочется. Помаялся пять минут, вышел в коридор. Там было темно и мирно. Жилой отсек на «Корунде» оказался куда меньше, чем на грузовике «Ахилле». Пять кают с одной стороны, пять напротив. Одна дверь с торца ведет в кают-компанию, другая — к трапам и грузовому лифту. Игорь помедлил у своей двери, вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Дверь капитанской каюты ничем не отличалась от всех прочих. Не пробивался из щелочки тусклый свет, не раздавались приглушенные звуки. В кают-компании горел ночник. Игорь на цыпочках подошел, заглянул. Димыч лежал в неудобной позе на коротком диванчике, укутавшись пледом. Спал.

Пожав плечами, доктор прикрыл дверь и отправился на поиски своего кабинета. Все-таки, какое счастье, что планировка большинства космических кораблей похожа. Если бы не это, искать дорогу пришлось бы долго. Медицинский отсек размещался палубой ниже. Впрочем, зря Игорь сюда спустился. Без ключа в кабинет не попадешь, а ключ у капитана. И темно здесь. Завтра. С кораблем будем знакомиться завтра.

Возвращаться в каюту не хотелось тоже, козырной диванчик в кают-компании занят капитаном, так что туда соваться будет невежливо, но можно сходить в рубку связи, там наверняка есть терминал открытого доступа. Игорь понимал, как мало шансов найти Сашку вот так, из космоса. Но не попробовать было выше всяких сил. Да и любопытно, чем закончилась история с поселком пен-рит.

Через два часа, уставший и ничего не добившийся, Игорь вернулся в каюту. Завтра первый рабочий день. Надо быть в форме.

Ночь Игорь спал плохо, потому встал рано. Несмотря на это, настроение оказалось сносным. Капитана в кают-компании уже не было, он обнаружился на камбузе, где занимался экстренным ремонтом кухонного автомата.

— Остались без завтрака? — вместо приветствия спросил доктор, входя.

— Да вот, Игорь Петрович, что-то он сегодня не в духе…

— Можно по имени. Давайте я посмотрю…

— А вы не только врач, но и механик?

— Нет. Я только врач. Но жутко любопытный… хм. А зачем вы панель сняли?

— Да вот…

На пульте настроек горел красный огонек возле хитрого значка, похожего на стилизованную «S».

— Подогрев, — пояснил капитан.

— Понятно. Будем есть холодный завтрак. Отключаем эту функцию, возвращаем панель, где была… Но в этом режиме нам грозит и холодный обед.

Игорь воткнул на место защелки. Выбрал себе для пробы стакан апельсинового сока и бутерброд с сыром. Автомат исправно выполнил заказ. Димыч с тоской посмотрел на доктора, и тоже заказал себе сок и бутерброд. Перебираться в кают-компанию не стали, перекусили прямо тут, возле павшего автоповара.

— Я вас искал, чтобы получить ключ от кабинета. — Пояснил Игорь, отправляя стаканчик в утилизатор.

— Пошли. Запишу вам его на карточку, и будете пользоваться. Если возникнут вопросы, номер моей каюты — единица. Но верней всего, я буду на мостике.

Игорь был готов к худшему, но прежний врач на «Корунде» оказалась женщиной, любящей порядок и чистоту. На столе в кабинете лежала только планшетка рабочего терминала. Над столом красовались яркие плакатики с рекламой киорского супернавороченного медицинского оборудования. Должно быть, они соответствовали представлениям прежней хозяйки кабинета о красоте. Вряд ли что-то из изображенного на плакатиках когда-нибудь появится на борту «Корунда». Вообще, скорей всего, работа здесь обернется для Игоря в первую очередь раздачей витаминных комплексов. И к лучшему, к лучшему, и по дереву постучать…

Но в выдвижном ящике нашлась мягкая игрушка — зеленый человечек с рожками. Из чего можно сделать вывод, что она была молода. Очаровательно. Находить приметы неведомой предшественницы оказалось забавно и приятно. По вещам, говорят, можно судить о характере человека. По тому, что Игорь уже нашел, ни о чем судить еще нельзя. Но, может, со временим…

Одно ясно, убирались здесь недавно, а вот пустует кабинет уже больше года, а может, и несколько лет. Из чего это следует? Да вот, пыль везде стерта. А на шкафу — забыли. Там старые документы какие-то лежали, планшетка поломанная. Все покрыто бархатным ковром. Или вот тесты диагностического аппарата. Не обновлялись два с лишним года. Похоже, Димыч приводил корабль в порядок в гордом одиночестве. И видно, что потратил он на это немало времени и сил.

Ну, что же, спасибо ему. Сейчас вооружимся влажными салфетками, тряпочками и метелками и доведем все здесь до нужной кондиции. В образцовом медицинском кабинете все должно блестеть.

Игорь увлекся наведением лоска и блеска, и несколько часов провел, приводя в порядок, настраивая «под себя» медицинский отсек «Корунда».

Когда пришел вызов на ком, он как раз заканчивал сортировать препараты, оставшиеся от прежней владелицы кабинета. Большая часть была просрочена. Но кое-что вполне еще сгодится. Хотя, конечно, лучше бы наоборот.

— Игорь, не сильно отвлекаю?

— Нет. Я почти закончил.

— Поднимитесь на мостик. Мне интересно знать ваше мнение.

— Иду. Что-то случилось?

— Ничего важного. Подошел человек. Жаждет стать членом экипажа.

Игорь отложил в сторону последний пакет, запер кабинет и поднялся на мостик. Димыч сидел в кресле пилота, спиной к пульту, напротив стоял молодой парень, лет двадцати. Капитан приветственно махнул рукой. Игорь выбрал себе удачную позицию сбоку, в тени дубль-пульта, подпер спиной стену.

— Ваше имя?

— Аск Вилэни. Двадцать один.

— Что — двадцать один?

— Год.

— Понятно. Образование?

— Высшее гуманитарное.

— Конкретно.

— Филолог.

— И на какую работу вы претендуете?

— Я чемпион континента по флаерингу. Полагаю на этом основании, что смогу справится с работой пилота.

— Чем вас привлекает работа вне планетной системы? К чему вы стремитесь?

Парень замялся, но всего на секунду.

— Мне нравится пространство. И меня не устраивает роль туриста. Я хочу стать частью этого мира, испытать все на своей шкуре…

— Похвально. — На лице Димыча мелькнуло выражение откровенной тоски. — С работой штурмана-навигатора знакомы?

— Немного. Я читал учебники. Но специального образования у меня нет. Капитан, возьмите хоть стажером. Прошу вас.

— Спортом занимаетесь? Кроме флаеринга, — подал голос Игорь.

Филолог пожал плечами и с неохотой спросил:

— Шахматы считаются?

— Женат?

— У меня есть любимая девушка. Но это не препятствие. Она работает здесь, на базе Бюро. На регистрации телепортатора.

Капитан вздохнул и твердо сказал:

— Мне нужен нормальный штурман, а не пилот-недоучка.

Игорь отлепился от стены, подошел к потенциальному пилоту.

— Тест на перегрузки проходил? Нормально? Физика у тебя хорошая. Что еще умеешь?

— Немного рисую. Но у вас же здесь, простите, не академия искусств.

— Не академия. — Димыч поднялся, прошелся вдоль пульта, обеими руками растирая затылок. — И не университет. У нас тут судно исследовательского класса «Корунд», номер регистрации двести шесть, порт приписки — Флора-Новая. Значит, так. Пилотом я вас взять не могу. У вас нет диплома. Могу предложить место стажера. Будете учиться пилотированию и штурманскому делу под моим чутким руководством. Если в течение одного рейса проявите себя, получите протекцию на специальные курсы, после которых, если пожелаете, вернетесь на борт полноценным специалистом. Если нет, мы попрощаемся.

Парень расцвел такой искренней благодарностью, что Игорю осталось только пожалеть капитана. Новоявленный стажер замордует его своими попытками произвести впечатление. Видно, что он готов начать учиться прямо сейчас, не сходя с этого места.

— Пойдемте, Аск, — вздохнул доктор, — заведем вам медицинскую карточку. Капитан, вы тоже подойдите. Эта процедура обязательна для всех.

Вскоре на борт прибыли зарегистрированные члены экипажа. Не молодой уже, седоголовый старший инженер-механик по имени Растам Лаврин и штурман Илья Коновалов, человек, поразивший Игоря широкой рыжей бородой. Растам производил впечатление человека опытного в своей профессии, Илья просто производил впечатление. Особенно после того, как выяснилось, что он курит трубку.

С навигатором, похоже, Димыч был знаком и раньше. Во всяком случае, они поздоровались вполне приветливо и даже обменялись ничего не значащими вопросами типа «как дела?».

Вечером прибыла и единственная на тот момент женщина — инженер связи Лаура Конди.

Строгая сорокалетняя брюнетка казалась неприступной, как броня. Уверенности в себе у нее, пожалуй, было даже побольше, чем у капитана. Сначала она посетила инженерный отсек, где связисту была выделена отдельная рубка, и только после этого позволила себе отыскать свою каюту. Осталось дождаться счастья с неба, а именно — того момента, когда экипаж будет полностью укомплектован. Если не считать Игоря, у других членов экипажа было довольно много багажа. Это доктору, завязавшему с карьерой шпиона, поначалу нечем было даже зубы почистить…

Так сложилось, что Игорь в последующие дни почти не покидал медицинский отсек. Сначала приводил его в порядок, потом поступило заказанное оборудование, и он вплотную занялся его изучением и настройками. Экипаж, в конце концов, был укомплектован. Не сказать, чтобы все члены команды Игорю одинаково нравились. Но все происходящее сильно отличалось от «Ахилла», и отличалось не в худшую сторону.

До конца еще не было ясно, чем будет заниматься этот свежеукомплектованный и разношерстый пока экипаж, но время шло, и однажды капитан пригласил всех в кают-компанию. Поговорить.

Кают-компания — самое просторное из жилых помещение на борту. Однако когда там собираются все члены экипажа, видно, что на самом деле оно невелико. Большой прозрачный стол в центре, вокруг которого все вполне могут разместиться. Козырной диванчик под абстрактной картиной какого-то древнего художника. Кресло и столик в углу по стилю соответствуют диванчику. Столик служит местом базирования терминалу открытого доступа. И конечно, стулья-амортизаторы, куда без этого-то?

Когда все расселись, Димыч поднялся и сказал:

— Здравствуйте. Сегодня мы официально приступаем к работе в Первом отделе Бюро космических исследований. Мы — это экипаж исследовательского судна «корунд». Не секрет, что наш экипаж сформирован наскоро, что мы отличаемся и по уровню знаний и по опыту работы в космосе. Но все присутствующие здесь — профессионалы. И я надеюсь, у нас не будет тех проблем, которые часто преследуют иные экипажи в период притирки. Я знаю «Корунд» как свои пять пальцев и люблю это судно. Если это кому-то интересно, я входил в состав первого экипажа корабля. Так случилось, что три последних года «Корунд» не выполнял рейсы. Однако сейчас ремонт и реконструкция практически завершены. Буквально два дня, и мы будем готовы отправиться в первый рейс. Думаю, не совершу открытия, если скажу, что он будет испытательным. Будут проверяться и машины, и люди. Все понимают, что я имею в виду. Так вот, мне бы не хотелось, чтобы после этого рейса кто-то из присутствующих покинул борт. Вопросы есть?

— Конкретная цель полета уже известна? — поднял большую руку навигатор Илья.

— Да. Заброска оборудования на исследовательские станции нескольких планет этой ветки.

— Параметры? — сразу забеспокоился Растам.

— Все получите сразу после нашей встречи. Расписание вахт оставлю на мостике и здесь, на столе. Регина, вы уже были в медотсеке?

Второй штурман Регина Ош оказалась последним из прибывших членов команды. Миниатюрная, молоденькая, только после окончания высшей школы пилотирования и навигации, Регина быстро краснела, всему верила, и так серьезно относилось к делу, что это умиляло даже Растама, не говоря уж о ее крупногабаритном коллеге, склонном умиляться вообще всему, что движется.

— Нет, — покаялась мадемуазель Ош, — еще не была. А это обязательно?

Игорь ей понравился с первого взгляда.

— Обязательно, — кивнул капитан.

— Не бойтесь, — усмехнулся Игорь, — я не кусаюсь.

— Я заметила.

— Капитан, какова длительность рейса? — подал голос Аск.

— По обстоятельствам, но не меньше месяца. Ознакомьтесь со своим расписанием и постарайтесь его выучить. А теперь, всех вахтенных прошу отправляться по местам. Да, в график включены и дежурства по камбузу. Прошу отнестись к этому серьезно.

Листок перед глазами прыгает, я пытаюсь сосредоточиться на написанном, и не могу. Буквы похожи на насекомых. Постоянно меняют форму, постоянно лишают меня только что вроде бы обретенного смысла. Зачем я пытаюсь это читать? Я наизусть помню десяток вопросов, составленных в прошлом тысячелетии — месяц назад. И вопросы помню, и ответы. Читай, убогая, шипит в голове внутренний голос. И я читаю. Имя. Возраст. Нет, это я не читаю. Это я придумываю, что читаю. Я настолько часто вижу перед глазами эту бумажку, что знаю, где какое пятнышко, где какой дефектик, а не только то, что там написано. Мне срочно нужна какая-нибудь книжка. Хоть плохонькая. Надо убедиться, что я все еще в состоянии прочитать нормальный литературный текст. Прочитать и понять. Но важно, чтобы текст был незнакомый.

В моей комнате нет ни книг, ни терминала. Открываю дверь, зову:

— Гилоис!

— Что тебе, Саша.

— Книга. Мне нужна какая-нибудь книга.

— Сейчас.

Приносит. Это какая-то детская книга загадок. Красивые картинки, крупный текст. Издевательски спрашивает, устроит ли? Устроит. Меня теперь все устроит.

Открываю первую страницу. Читаю: «Летела птица от одной крыши до другой. Сколько времени ей понадобится, чтобы склевать все зерно, если известно, что из хвоста у нее выдрано четыре пера».

Глупость какая-то. Белиберда. Ладно. Главное, что я это прочла. Но откладывать больше нельзя. Завтра же пойду к хозяину, пусть увольняет. Я не могу справляться даже с такой простой работой. Не могу сосредоточиться. А коль скоро от того, что я делаю, зависит работа других, нужно честно признать свою недееспособность и уйти самой. Пока еще в сознании, и пока еще такой шаг может вызвать хоть какое-то уважение.

День выдался ясным и холодным. Погуляв по площади меньше обычного, я пришла на работу раньше. Чилти еще не было, утренняя смена продолжала работать. Я поздоровалась с девушками и отправилась к хозяину. Не сразу вспомнила дорогу, но все же вспомнила, и осталась довольна, что не пришлось унижаться, и просить, чтобы меня проводили.

Хозяин вежливо меня поприветствовал, предложил присесть к столу.

— Вы хотели что-то спросить, Саша?

— Нет. Я пришла серьезно поговорить.

— Я слушаю.

— Не знаю, с чего начать. Если коротко, то я больше не могу выполнять свои обязанности и прошу уволить меня…

— Что так?

— Не может быть, чтобы вы не замечали. Хоть Чилти, добрая душа, и покрывает меня, все равно, я уже несколько раз путала коды. Я не могу… сосредоточиться. На чем-нибудь. Даже сейчас, разговаривая с вами, мне нужно постоянно напоминать себе, кто вы, что я здесь делаю, и на какой вопрос отвечаю. Мне не хочется вас подводить.

— Понятно. Если это вас утешит, я не замечал. Однако, раньше…

— Вы, должно быть, забыли, что я пен-рит. Ведь проблема с нами до конца еще не изучена. Я чувствую, что мое сознание меняется. Стирается не только давняя, но и ближняя память, и ничего с этим поделать я не могу.

Я старалась говорить как можно жестче, чтобы не вызвать к себе ненужную жалость, но получилось, кажется, плохо.

— Я могу чем-то помочь? — спросил шеф. Я не смотрела, но физически ощутила его изучающий взгляд.

— Нет. Мой куратор делает все возможное, трудно представить что-то, что он еще не попробовал, чтобы мне помочь. Он даже отказался от нового подопечного ради меня.

— Хорошо. Хотя мне очень жаль с вами расставаться. Если что-то будет нужно, милости прошу…

На выходе я встретила Чилти. Она шла под руку с человеком, который мне показался смутно знакомым. Я сказала ей, что уволилась. Напарница сильно расстроилась, а ее спутник вдруг разразился целым градом вопросов. И я тут же вспомнила его. Это он несколько дней назад приходил в нашу смену и точно так же расспрашивал меня.

Значения этой встрече я не придала. А надо было.

До первых сумерек было далеко, вечер неожиданно оказался свободным. На душе скребли огромные серые кошки. Все это вкупе просто не могло хорошо кончится. И не кончилось.

Сначала ко мне подошел весьма прилично одетый человек и предложил проехать с ним. Он говорил очень убедительно, это и настораживало. Сразу видно — одного поля ягоды с моим куратором. Я отказалась. Постаралась как можно вежливей. Он отстал, а я поспешила домой. На всякий случай. Предчувствие чего-то нехорошего властно гнало меня вперед. И вот, когда я уже видела знакомое крылечко, дорогу мне преградил опустившийся флаер. Кто-то подбежал сзади, подтолкнул в спину. Дверца машины откинулась, оттуда высунулись чьи-то руки, вроде бы даже не одна пара, и заботливо втянули меня внутрь. В салоне было темно, и лиц похитителей я не увидела. А потоми вовсе ничего не помню — потеряла сознание. Наверное, вкололи чего-нибудь. Или дали подышать какой-нибудь дрянью. Очнулась я уже в палате…

— Игорь, вы тут?

— Заходите, Дмитрий Евгеньевич.

— Давайте уж по имени, что ли? А то стариком себя чувствую.

Капитан вошел в отсек, огляделся. На первый взгляд почти ничего не изменилось. Исчезли со стены плакаты, на столе прибавилось всяких мелочей неопределенно-медицинского вида.

— Давайте. Что-то беспокоит?

— Черт знает. Послезавтра выходим в зону смены режима. Верите, первый раз переживаю за результат.

— Есть причины?

Игорь поднялся, ушел за ширму, где располагался процедурный кабинет. Вернулся с двумя бумажными пакетами кофе.

— Автомат еще от Жанны остался, или вы свой приобрели?

Поставив пакеты на стол, Игорь поинтересовался:

— Значит, бывшую хозяйку этого кабинета звали Жанна… Я благодарен ей искренне и всерьез. Все сохранилось в идеальном состоянии.

Капитан отхлебнул кофе и улыбнулся:

— Жанна — умница. Хоть и педантка во многом.

— Для медика очень полезное качество. Почему она ушла? Или это некорректный вопрос?

Димыч поморщился, но ответил:

— Да почему? Как вы говорите, сложились обстоятельства. Все ведь ушли. И я тоже. Как-то разбежались. Да.

— Ну, что ей было делать, — продолжил он через половинку минуты, словно оправдывая Жанну, — корабль — в ремонтном доке. И неизвестно, сколько там пробудет. Капитана нет, экипаж почти развалился.

Димыч выглядел искренне расстроенным.

— Это сейчас я капитан. Больше некому было, вот Вак, скрепя сердце, меня и поставил. На место Сандры. Так что у меня тоже, — он усмехнулся, — испытательный рейс.

Из деликатности Игорь не стал дальше расспрашивать. Да это и не требовалось.

Капитан предупредил, что при смене режимов полета непременно будет вибрация, так что хрупкие и чувствительные приборы надо дополнительно закрепить.

Вахтенный штурман Регина Ош скучала перед пультом. А что делать? Курс задан, виртуальный пересчет показал хорошую экономию энергии при переходе на режим иглы. Эйфория от зачисления в экипаж светяшки уже прошла, быт наладился, вот только жаль, обаятельный доктор так редко показывается из кабинета, что хоть болей. На дубль-пульте, нарушая правила внутреннего распорядка, играл в виртуальные шахматы Влад Чернов, программист-навигатор. Влад, сутулый очкарик, как потенциальный кавалер Регину не интересовал.

От нечего делать она включила имитатор внешнего обзора. Снаружи были, как обычно, космос и звездочки.

Дежурство у пульта в режиме иглы — это своего рода пережиток. Сейчас в программу полета уже нельзя внести никакие коррективы. Зачем было капитану вообще расписывать штурманские вахты на этот, довольно продолжительный период?

Капитан сразу показался Регине занудой. Занудой с большой буквы, педантом и догматиком. Ну почему после отбоя нельзя лишний часок посидеть в кают-компании, поболтать с кем-нибудь о чем-нибудь. Или почему чистоту нужно наводить каждые три дня не только в жилой части корабля, но и в рабочих помещениях, свободных трюмах? Нет, конечно, хорошо, когда чисто и красиво, кто же спорит. Но на одну настройку роботов уходит часа три. А ведь эти чистильщики — твари безмозглые, за ними еще и приглядывать нужно, чтобы делов не наделали.

— Влад, — окликнула она товарища по скуке, — ты не знаешь, зачем вообще эти вахты? Автоматика же работает?

— Региша, — по-отечески улыбнулся Влад, хотя они почти сверстники, — все просто. Капитан приобщает нас, лодырей, к дисциплине. Сиди тихонько, скучай и не ворчи. Можешь, кстати, делом заняться. У тебя программа на выход из иглы уже готова?

— Так до выхода почти неделя.

— Ну и что? Знаешь, как за работой время быстро летит? Я свою часть еще вчера закончил. — Последнее было сказано с легким сожалением.

Это в игле штурманам нечем заняться. Их основная работа происходит до смены режимов, когда просчитываются оптимальные варианты курсов, задаются параметры полета. Инфосеть, искин корабля, программы «Лоцман» и «Пионер», завязанные на координационные узлы веток — лишь помощники в этой работе. Выбор всегда остается за людьми.

Регина пожала плечами. Она не понимала трудоголиков. Возможно, потому что все и в учебе и в работе давалось ей легко и без усилий.

Влад вернулся к шахматам, а вахтенный штурман подключилась к встроенной в пульт контактной планшетке, и ушла в мир светомузыкальных аллюзий великого Патрисия.

Примерно через час Регину сменил Илья Коновалов. Большой старший штурман снисходительно улыбнулся «молодежи», отдал Владу друзу с курсом судна в системе назначения, пояснил:

— Расчетная погрешность при выходе на маяк минимальна. Здесь данные на коррекцию по показаниям координатора сектора. Капитан просил посмотреть, нужны ли существенные поправки. И от тебя капитан ждет новую версию «Лоцмана» для посадочного челнока. Сам понимаешь, вряд ли нас встретят с телепортатором.

Взгляд Влада просветлел. Ну, еще бы. Столько интересной и нужной работы. Регина вежливо попрощалась с коллегами, вышла к трапу, и неожиданно для себя решила: а чего мне терять? Пойду, поговорю с доктором. Не выгонит же он меня? Может, кофе предложит. А там, как знать….

Дни под единственной тусклой лампой. Пытка одиночеством. Так бывает: вроде и не тюрьма, а хуже, чем тюрьма. Приходит доктор. А может, это и не доктор, а медбрат. Или санитар. Или охранник в белом халате. Приходит, меряет давление, колет что-то. На вопросы не отвечает. Стараюсь не лежать в постели. Заняться совершенно нечем, поэтому занимаюсь спортом. В палате три кровати с широкими, пластиковыми под дерево спинками. Я придумала себе программу из десятка упражнений, которые можно выполнять при помощи этих спинок. К ним добавилось все, что я помнила из общеукрепляющих упражнений, которые не требуют специальных тренажеров. Смешная получилась гимнастика. Если кто видит, вот смеется-то, наверное. Кто меня похитил и зачем, я, наверное, так и не узнаю.

В палате есть отдельный санузел, и даже гигиеническая кабина. Хорошо хоть, не утку поставили. Спать хочется, мне кажется, куда чаще, чем раньше. Но сами сны… я часто их и вовсе не помню. Но бывает, проснусь и чуть не плачу оттого, что там, по ту сторону, оставила что-то большое и главное. Главнее жизни. Раньше мне снился Игорь. Я совсем забыла его лицо, и не помню, кто он и откуда. Я только помню, что он обещал однажды вернуться. Я помню, что я его жду.

Однажды ко мне в палату пришли очень солидные люди. Один из них оказался приветливым. Расспрашивал о самочувствии, о воспоминаниях, какие из них приходят чаще, грустные или веселые. Я ответила, что веселых воспоминаний у меня не осталось вовсе. Он расстроился так искренне, что я рассказала ему про Игоря. Я спросила, кто он такой, но добрый гость лишь пожал плечами и ответил, что скорей всего, я его просто выдумала оттого, что мне было грустно и одиноко.

Я не то, чтобы ему поверила. Но сомнения все же появились. Я же не помню, не могу помнить, хотя, все время кажется, что память моя где-то рядом, лишь стоит протянуть руку.

Тот спросил, чего бы я хотела. Я ответила, что мне было бы приятно, если бы со мной хоть изредка кто-нибудь разговаривал. У меня даже хватило сил на шутку. Я пошутила — «чтобы совсем говорить не разучиться». Но важный господин отнесся к моей просьбе со всей серьезностью. Это стало ясно через два дня. В моей палате появилась еще одна больная.

Ее привели под локти санитары, положили на крайнюю кровать и ушли, даже не взглянув в мою сторону. Подождав, не скажет ли моя новая соседка что-нибудь сама, я все же решила подойти, посмотреть. То ли она спит, то ли ей дурно…

Она не спала: просто плакала — без всхлипов, без дрожи. Слезы оставляли мокрые дорожки на щеках, стекали на подушку и впитывались в ее мягкий ворс. Я минуту сидела рядом, надеясь хоть на какую-то реакцию. Но она не видела меня. Словно я стала в одночасье невидимкой или фантомом.

Наконец мне надоело ждать.

— Привет. Ты кто?

Она впервые подняла на меня глаза, улыбнулась, размазывая слезы ладонями.

— Здравствуй. Ты умная девочка, да? Ты знаешь, что нужно здороваться?

Так. Она увидела, что я пен-рит, и заговорила со мной, как со слабоумной. А я не слабоумная. Да, от меня прежней почти ничего не осталось, да, я сознаю, что моя память — мешок дырявый, в котором уже ничего нет. Да, мне трудно долго сосредотачиваться на одном деле. Но я же держусь. И буду держаться, пока помню свое имя и пока сознаю, что это имя — мое.

— Меня зовут Саша, — сразу пояснила я, — Я пен-рит.

— Вижу, девочка… — Хм. Девочка. Самой-то тебе сколько? А, дошло. Пен-рит столько лет, сколько прошло с момента завершения трансформации. А моя трансформация даже еще до конца не завершилась. Я спрашивала Гилоиса, он сказал, что она будет длиться до самой весны, но пик мне предстоит пережить в середине зимы. То есть, я как раз сейчас его и переживаю.

— Кроме всего прочего, я единственный пен-рит, который получился из нормального человека.

Моя соседка два раза хлопнула ресницами, прежде чем поняла, что я имею в виду. В тот момент она стала очень похожа на Чилти. Задним планом скользнул вопрос, кто такая Чилти, и откуда я ее знаю, но как скользнул, так и исчез. Гораздо интересней было беседовать с новенькой.

— Ты хочешь сказать, что пошла на это добровольно?.. Но…

— Я уже не помню. Есть такая вещь — вторая стадия трансформации. Когда меняется мозг, стирается память. Но мне кажется, не все так просто. Кое-что я не помню, но знаю. Словно выученный урок. А вы?

— Я куратор. Была. Мое имя Велчи. Я работала с экспериментальной группой, в лаборатории. Меня уволили по состоянию здоровья, но с хорошим пособием. Стала искать другую работу. Вскоре мне предложили контракт на год, работа почти по специальности. В закрытом медучреждении, обязательное условие — жить прямо там, не выезжая. У меня никого нет из родственников, кого я должна была бы опекать. Я согласилась. — Она помолчала недолго, прикрыв глаза. — Меня действительно привезли в какой-то большой комплекс за глухим забором, с проходной, с охраной. И начался полный курс медицинского обследования. Вчера мне сообщили, что у меня очень плохие результаты проверки. Я попросила меня отпустить домой, но они отказались. Сказали, что это не оговаривалось контрактом. Вместо этого меня поместили сюда.

— Где мы, вы знаете?

— Примерно. Мы в западной части города, здесь в основном промышленные предприятия. Раньше я в этих местах не бывала.

И за что, все-таки, ко мне посадили эту Велчи. Ведь она не играет. Или все-таки это сделали только потому, что я попросила? Да нет. Бред.

Велчи сказала:

— Знаешь, Саша, у меня очень плохое предчувствие. Похоже, мы с тобой знаем что-то, чего не должны знать. Мы обе — потенциальная опасность для какой-то грандиозной аферы, которая происходит здесь и сейчас, на этой планете. И раз нам позволено свободно общаться, вряд ли нас собираются отсюда выпускать живыми и здоровыми…

Утешила. Но что-то надо делать…

Игорь открыл дверь. Он почти не сомневался, кого там увидит. И точно. Почему жилая часть корабля такая маленькая?

— Привет, — улыбнулась Регина, — как дела?

— Заходите, прекрасная гостья.

— Спасибо.

— Кофе? Чай?

— Кофе.

Она подождала, пока Игорь сходит за напитком, устроилась в кресле для посетителей, элегантно положив ногу на ногу. Игорь вернулся, гадая, какой повод Регина придумала на этот раз, чтобы оправдать посещение.

— Игорь, почему вы нас игнорируете? — Спросила она, отпив глоточек. — Вы словно нарочно прячетесь.

— Такой вот я, — развел руками ее собеседник. — Смиритесь. Вас что-то беспокоит?

— Вы меня беспокоите. Что вы все время такой мрачный? Ну, отдохнули бы. Устроили себе выходной. Или это капитан вас так загрузил работой, что не раскопаться?

— Работы действительно много. Часть оборудования устарела, частично не хватает программ или приличных переводов инструкций. Но на самом деле я просто не люблю большие компании.

— Да разве у нас большая компания? Всего десять человек. Два из них всегда на вахте. А вы с капитаном по каютам сидите.

Игорь поправил:

— Капитан терпеть не может сидеть в каюте.

Регина хитро подмигнула и, склонившись над кофе, пояснила:

— Потому что это не его каюта!

Увидев, что надлежащего эффекта не произвела, девушка вернулась в прежнюю позу и договорила, чуть надув губки:

— С этим «Корундом» такая история связана, хотите, расскажу?

Сплетница, подумал Игорь. Маленькая глупенькая сплетница. Как же хочется сейчас взять тебя за ворот, да и вывести вон. Но останавливать ее не стал. Все же интересно, что за тайну хранят палубы и переборки этого относительно нового корабля.

— Так вот. Когда его строили, это была первая такая большая светяшка. «Эхо» не в счет, их было всего три за всю историю флота, и они не имели галактического статуса. Это потом «Корунды» пустили в серию. Их сейчас создано около двух десятков. А этот единственный без номера, потому что никто не думал, что Бюро будет его снова эксплуатировать. И на этот корабль взяли особенный экипаж. Уже в полном составе, но без капитана, потому что капитан погиб на каком-то там спутнике, я не помню. А капитаном взяли женщину. Я не знаю, как и где ее нашли. И они два года летали в таком составе. У нас на Ашате, на самой планете, а не на университетском спутнике, потом уже работал один человек из этого экипажа. Он нашего капитана хорошо знает. Вот он мне и рассказал. То есть не только мне, нас там много было. Вот. Короче, этот Дима Димыч их капитана, ну, женщину, я говорила. Он ее не любил и хотел, чтобы ее убрали. А он был старпом. Вот. И потом, когда их пытались взорвать, это старпом должен был грузом заниматься, а не капитан. И она погибла, а он стал капитаном. И от него все ушли. Вот и пришлось ему теперь нас набирать. Потому что опытные космолетчики отказались с ним работать.

Уже на середине рассказа Игорь пожалел, что позволил ей говорить. Димыча он успел неплохо узнать, и эта сплетня выглядела совершеннейшим абсурдом. Мало того, сплетня эта явно грозит подрывом авторитета главного человека на борту. А это уже не шутки. И ведь не со зла треплется, исключительно по юношеской глупости и склонности к максимализму. И из желания похвастаться тайной. Хорошо еще, с моей биографией ее никто не успел ознакомить.

— Регина, можно вас попросить?

— Конечно! — оживилась она. На лице отобразилась готовность немедленно исполнить любую просьбу.

— Будьте так любезны, никогда и никому не рассказывайте то, что вы мне сейчас рассказали.

— Подумаешь! Как будто от моего молчания эта история перестанет быть правдой.

— Поясняю. Вы поднялись на этот борт, вы стали членом этого экипажа, а значит, согласились работать под началом этого человека. Став штурманом «Корунда», вы обязались тем самым выполнять все команды капитана, не обсуждая.

— Хорошо. Я больше никому не расскажу. — В ее голосе звучало явное сомнение в правильности такого решения. — Но, по-моему, Игорь, вы ко всему слишком серьезно относитесь. Что с нами может случиться в рутинном рейсе, который даже нельзя назвать дальним? Мы же крутимся внутри одной ветки, на полет и разгрузку уйдет от силы месяц. Я уже была в настоящей автономке. Это совсем другое. Игорь, а вам приходилось раньше бывать в космическом рейсе?

— Приходилось.

— Далеко ходили?

— Я работал в торговом грузовом флоте. У нас было несколько дальних рейсов.

Регина ждала точных названий, да так и не дождалась.

Она вздохнула, с сожалением отставила давно опустевший пакет из-под кофе.

— Игорь! Ну, улыбайтесь вы хоть иногда! На вас грустно смотреть. Я приглашаю вас сегодня вечером в кают-компанию. У Стенсона день рождения, он всех зовет. Придете? Я за вами зайду.

— Да куда ж от вас денешься?

Марк Стенсон — второй механик — с первого дня произвел на Игоря не самое приятное впечатление. Но лучше сходить к нему на праздник, чем половину вечера объяснять Регине, почему не пошел.

Ели они примерно одно и тоже. Однако прошло немного времени, и Саша стала замечать — с Велчи что-то происходит. И вряд ли депрессия и слабость, что иногда внезапно скручивали девушку, случались из-за еды или воды. По большей части, все было нормально.

Велчи — отличный куратор, профессионал. Может быть, от общей безнадежности происходящего, от тщетности всяких попыток узнать свою дальнейшую судьбу, она с таким энтузиазмом взялась помогать пен-рит. А может, ключевую роль сыграла скука.

Сначала она просто с грустью наблюдала за Сашиными попытками заниматься физкультурой. Какое-то время спустя, присоединилась. Потом у них выработалось что-то вроде расписания занятий, куда входили и гимнастика на кроватных спинках и упражнения по развитию памяти, лично разработанные Велчи. Они с Сашей разучивали песенки. Самые простые детские песенки для малышей. По началу запоминать получалось плохо. Верней, стоило что-то выучить, как к вечеру оказывалось, — хорошо, если вспоминаются первая да последняя строчки.

Но потом дела у Саши пошли в гору. Через неделю она уверенно пела три детские песенки и один шлягер здешней эстрады. А так же помнила наизусть несколько считалок и загадок.

Кроме того, Велчи все время вынуждала подругу делиться разными наблюдениями. Сколько трубочек у системы отопления. Какого цвета пол в душевой кабине. В каком порядке сегодня расставлены на полу тапочки. Просила повторить то, как она разложила обрывки бумажек на столе. Эти игры казались Саше забавными и помогали обеим убить время. В глубине души пен-рит сомневалась, что это поможет ей восстановить память. Но лучше так, чем никак.

Саша не могла бы сказать, через какой промежуток времени с Велчи начали происходить странные изменения. Выглядело все так. Оборвав на полуслове разговор, или отвлекшись от какого-то дела, она вдруг садилась на кровать и принималась смотреть в одну точку. Не отрываясь и не моргая. Молча. Все это — недолго, меньше минуты.

Сама Велчи не смогла объяснить подруге, что с ней происходит. И сильно обеспокоилась, когда Сашка ей рассказала.

Со временем состояние девушки только ухудшилось. В своем ступоре она стала проводить не менее двух минут, и ничто не могло вывести ее из этого состояния. Не помогали ни оплеухи, ни щипки. А, очнувшись, она чувствовала себя подавленной и усталой.

Правда, приступы повторялись пока не часто. Но это именно «пока».

По случаю дня рождения капитан сделал экипажу послабление и дозволил вино и коньяк. В умеренных дозах. Напомнив вахтенным, кому и когда заступать. Игоря, освобожденного от вахт на мостике, это не касалось. А вот Вилэни ощутимо расстроился. Хотя прекрасно знал, что придется.

Игорь сидел на козырном диванчике рядом с Чени Раем, вторым программистом-навигатором «Корунда», и думал: «Что я здесь делаю? На этом судне, с этими людьми? Зачем дал Калымову себя уговорить…

Оставшись на базе, я мог бы попытаться еще раз. Я бы нашел способ добраться до планеты. В конце концов, это выглядит как предательство. Я обязан этой девчонке слишком многим, чтобы так легко отступить».

«Да хватит уже себе врать, — усмехнулось второе я, то, что живет в сердце каждого человека и тычет в глаза правдой там, где мы эту правду не хотим видеть. — Она тебе нравится, ты думаешь о ней. Так что…».

Толку с того. Сашка там, ты — здесь. Слишком далеко, чтобы помочь, если что-то случится. А что еще может случиться? Да, есть одно. Однажды мы встретимся, и она не сможет вспомнить, кто я. И вправду, кто я? Если бы смог остаться, отыскать, быть рядом, а так… эпизод из забытой жизни.

Эпизод из забытой жизни оглядел праздничный стол похоронным взглядом. Захотелось выйти покурить, да потом так и не вернуться.

— Игорь, — весело сказала Регина, устроившаяся на коленях у именинника, — что это вы совсем не пьете? У нас тост за день рождения!

— Конечно. — Поднял бокал, чокнулся с сидящим рядом Чени, дотянулся до проказницы регины. Выпил залпом, встал.

— Эй, вы куда?! — возмутилась девушка.

— Сейчас вернусь.

Выбрался из-за стола, в коридоре постоял минуту, размышляя, куда податься. Выбрал соединительный тамбур палубой выше. Там тихо, полутемно, и не слышно шума. Когда добрался, то оказалось, что забыл прихватить пепельницу. Но в кармане нашелся обрывок бумаги, который без раздумий был свернут в кулек и признан пепельницей нового поколения. Не успел он вытащить сигарету, как в тамбуре появился Димыч.

Достал из кармана пачку, прикурил.

Заметил:

— Ты мне не нравишься.

— Да?

— Извини, если лезу не в свое дело. Что с тобой происходит?

— Не бери в голову. Пройдет. Обещаю.

Димыч на дне рождения не пил даже для вида.

— Ты, знаешь, что? Не возвращайся туда. Не надо. Пойди, отдохни. Все равно до отбоя всего час.

Игорь посмотрел на Димыча, приподняв бровь.

— Так и сделаю.

Помолчали минуту. Под осветительной панелью на потолке заклубился сизый дым.

— Что-то неспокойно мне, — вздохнул капитан. — Ладно. Пошел.

Игорь кивнул, но вместо того чтобы последовать доброму совету, направился в свой кабинет. Включил свет, вынул из стенного шкафа флакон с медицинским спиртом. Разбавил в мензурке холодной водой. На глазок. Закуски не было, только кофе. Подумал, включил автомат. Состояние дурнотной тоски накатило, вылезло из щелей. Зачем-то заставило встать, вырубить свет. Весь, кроме лампы, что над столом. Долго сидел, без всяких мыслей, уставившись в ровный потолок, потом выпил залпом все содержимое мензурки. Горло обожгло, но ожидаемое опьянение почему-то не настало. Пришлось повторить процедуру, потом еще раз повторить. И еще раз…

Игорь в кают-компанию так и не вернулся, и это жутко расстроило Регину, прочие, похоже, даже не заметили. Стол почти опустел, сплеталась вялая беседа. Впрочем, синтезатор включить недолго. Лаура Конди ушла, извинившись. Ее отпустили.

Димыч незаметно наблюдал за своим экипажем. То, что он видел, вызывало двойственное чувство. С одной стороны, все вполне компетентны, и со временем есть шанс сделать из этой группы не очень похожих друг на друга людей настоящую команду. Для этого не жалко усилий. А что до тоски по прежним временам… ну, это уж его личная проблема, которая никого более не касается. Пожалуй, кое с кем из них придется расстаться. Жаль будет потерять Илью, но он, всего верней, вернется в пассажирский флот, как только решится вопрос его капитанства. Возможно, уйдет Лаура. Видно, что ей здесь некомфортно и не интересно. Игорь уйдет наверняка. Что-то с ним происходит. Какая-то тревога висит над доктором темным облаком, не отпуская, а кажется, с каждым днем опутывая все больше. С этим надо что-то делать. Плохо, когда люди не умеют как-то сбрасывать негатив, копят его в себе. Когда предел будет достигнут, может случиться срыв.

Капитан усмехнулся. Ситуация до боли напоминала похожую — три года назад. Только тогда на грани был он сам, а в качестве регулятора давления в эмоциональном котле выступал Калымов. Что же тебя мучает, доктор Седых? Отчего ты такой смурной?

Димыч обратил внимание, что Регина вдруг тоже куда-то засобиралась. За столом остался мужской коллектив. Сам именинник, Аск, Влад Чернов, Растам и второй навигатор Чени Рай. Ну, и капитан, конечно. Тут же завязался спор между навигаторами о преимуществах какой-то там новой программы, механики тоже нашли, о чем поговорить, стажер развесил уши, а капитан отдал должное остаткам салата. Через какое-то время еще раз лениво выпили за новорожденного. Но это были уже последние капли спиртного. Сегодняшний дежурный по кухне, Растам, взглянув на часы, приступил к уборке последствий застолья. Аск, мельком взглянув на Димыча, счел за лучшее присоединиться. Прошло не более четверти часа, а кают-компания оказалась приведена в полный порядок.

Участники мероприятия разбрелись по каютам. Димыча же что-то дернуло проверить, где сейчас впавший в депрессию доктор. Сразу стало ясно, что в каюту к себе он даже не заходил. Ну, значит, у себя в кабинете. Или все-таки проверить? Все равно спать в ближайшие часы не придется. Сегодня у капитана ночная вахта на мостике. В полночь нужно будет сменить Коновалова. Кстати, надо спросить, где тот берет табак для трубки? И заодно, где можно прикупить саму трубку…

Димыч все же решил спуститься в медицинский отсек. Так, для собственного спокойствия.

Ну, точно. В кабинете горел неяркий свет, дверь полуоткрыта. Спит? Нет, не спит.

Капитан остановился на пороге, оценив картину маслом.

На столе красовался опустошенный на две трети полулитровый флакон медицинского спирта, подле которого скромно лежала мензурка, которая, совершенно очевидно, только что играла роль рюмки. Седых, в полной прострации лежал на кушетке, рядом пыталась пристроиться полуобнаженная Регина.

Капитан прокашлялся, услышал сдавленное «ой», после чего Регина пулей слетела с кушетки и сжалась в углу, закрывая локтями маленькие груди.

Стало смешно, но Димыч сдержался.

— Оделась. Вышла. — Тихо сказал он.

Девушку сдуло. Капитан потряс доктора за плечо, тот разлепил глаза. Он был где-то не здесь.

Ну, и как полагается экстренно приводить в чувство перепивших неврастеников? Проще всего его запихнуть в капсулу АЭП. По идее, препараты первой помощи она должна впрыскивать сама, без дополнительных инструкций. Только вот надо ли для этого раздевать пациента, или можно засунуть его под колпак прямо, как есть?

— Пошли, что ли? — вздохнул Димыч, закидывая на плечо игореву руку.

— Отстань.

— Пошли, вытрезвлять тебя буду.

— Таблетки — в столе. Вода — в кране. — На чем снова закрыл глаза.

В столе нашлась непочатая упаковка таблеток подходящего содержания. Выбрав одну, капитан, следуя инструкции, развел ее в стакане с водой, стакан вставил в руку пациенту. И даже из милосердия придержал ему голову, чтобы не захлебнулся. Игорь крупными глотками выхлебал получившуюся шипучку. Может, расспросить его, пока он в деморализованном состоянии? Нет. Не выйдет. Больной сейчас немного придет в себя, и тогда лучше всего быстро переправить его в каюту. Димыч уселся в кресло доктора, и стал ждать, когда лекарство подействует. Первые признаки улучшения появились через четверть часа. Игорь сел, потряс головой. Тут же схватился за нее, болезную, и так сидел некоторое время, пытаясь справиться с головокружением.

— Ну, ты как, способен до каюты прогуляться? — спросил капитан.

— М-м-м…

— Понятно. Может, тебе еще какую таблетку дать?

— Капитан… ты что, не мог человеку дать поспать, где упал, а?

— Может, и Регину обратно позвать? — усмехнулся Димыч в ответ.

Игорь неожиданно выпрямился и подозрительно оглядел кабинет. Потом расслабленно вздохнул. Потом снова насторожился. Наблюдать за этими метаниями было забавно. Капитан ждал.

— Погоди! — наконец сообразил Игорь, — она что, здесь была?

Димыч вместо ответа поднял с полу оброненный девушкой впопыхах бюстгальтер.

— Ё, — только и смог произнести доктор, теперь уже с подозрением оглядывая себя самого. Наличие одежды его немного обнадежило.

Больше наблюдать за всем этим без смеха капитан не мог. Через какое-то время они ржали уже оба.

— Я не помню, — отсмеявшись, сообщил Игорь, — я думал, мне снится.

— Ладно, давай, топай в каюту. И чтобы это — в последний раз. Уволю. Я не шучу. Да, кстати. Поторопись. Не то мне придется придумывать для нас с тобой наказание за нарушение судового распорядка.

— Сдохнуть. Придумывай, капитан. Я клянусь все принять и стойко выдержать.

— Я придумаю… я тебе придумаю… пять вахт на кухне под началом Регины Ош…

— Капитан, я тебе успел сказать, что ты гад?

Так, препираясь вполголоса, они вернулись в жилой отсек.

До вахты у капитана оставалось чуть меньше десяти минут.

Они попрощались, Игорь вошел в свою каюту и включил свет.

После чего присел у двери, тихо застонав. В его постели, отвернувшись к стене, тихонько посапывала Регина.

Выход напрашивался сам собой. Диванчик в кают-компании остался совершенно свободным.

Курт, выслушав доклад агента, потер ладонями лысую голову и все-таки решил связаться с орбитальной базой Бюро. События напрямую касались Первого отдела, и дольше тянуть с сообщением было нельзя. Как всегда, Калымова не оказалось на месте, пришлось ждать, пока секретарь выяснит, где того носит. Наконец координатор Первого отдела появился в поле зрения. Виртуальная связь с орбитой работала отлично. Надо бы где-нибудь отметить…

— Добрый день, — поздоровался Вак, усаживаясь напротив.

— У нас поздний вечер, — ворчливо поправил Курт, и сразу взял быка за рога. — У нас проблемы с вашим объектом.

— Какие?

Калымов еще не понял, что имеется в виду под «вашим объектом». Курт пояснил:

— Девушка пен-рит, за которой вы просили присмотреть. Похоже, ее похитили. Похищение видел наш наблюдатель, но он находился далеко и ничем не мог помешать. Мы пока не выяснили, кто и зачем это сделал, тем более что по нашим данным, местная полиция тоже вела за ней наблюдение. Могу даже точно сказать, что это делалось по заказу социального министерства.

— Так. — Калымов кивнул. — Какие-нибудь приметы известны? Как ее похитили? Когда — точно?

— Вак, мы работаем. Как только будет что-то известно, я лично тебе сообщу. Только сам не суйся, ладно? Нам еще не хватало тут международного скандала.

— Если будет нужна помощь людьми и оборудованием, обращайся сразу ко мне.

— В таком случае, поделись Майклом. У меня опытные кадры, но это ваше неуловимое чудо выше всяких похвал.

— Попробую. Но у него свои принципы, один из которых — не работать на Второй отдел.

— Не на нас. Просто с нами. И совсем недолго. Я разве не понимаю?

Майкл был когда-то сотрудником второго отдела. Но где-то что-то не срослось, и теперь он относится к этой организации с искренней неприязнью.

Попрощались. Курт вышел из виртуального пространства, и задумчиво разложил перед собой цветные снимки. На всех до единого было изображение молодой женщины, лет двадцати пяти, темноволосой, худенькой, невысокой. Где-то она была одна, где-то — в компании. На одном снимке женщина была в форме космолетчика, стояла в центре группы людей, одетых в ту же форму.

Через минуту разглядывания Курт вытеребил из общей массы крупный портрет незнакомки, положил его на белый лист. Достал из кармана и положил рядом еще один снимок — типичная пен-рит, светлые кудри, голубые глаза. Возраст… около двадцати лет. Именно так они и выглядят сразу после трансформации. Маркером поставил между картинками знак равенства. Потом, поразмыслив, над знаком равенства нарисовал знак вопроса. Критически оглядел результат, покачал головой и снова смешал все в одну кучу.

4. За стенами

Федерация Свободных Миров (ФСМ). Государственная система, ядром которой стали три древнейшие колонии Солнечной. Более двухсот лет назад планеты Гведи-з, Юрга, Кондор объявили о выходе из состава СФ, и начали развивать независимую инфраструктуру. Со временем к содружеству независимых миров, так тогда официально они назывались, присоединилось еще несколько развитых планет. Тогда же появилось современное название. Новая структура начала расширять зону влияния, зачастую не путем новых открытий, а за счет колониального и ресурсного резервов Солнечной. Методы при этом использовались самые разные, вплоть до военного захвата. Впервые жестко интересы ФСМ и СФ столкнулись около полувека назад, тогда уже ФСМ могла выставить нешуточный военный космический флот. Единственный его недостаток состоял в том, что за основу брались корабли, построенные на верфях Солнечной. Именно тогда произошли события, которые позже станут называть «Войной одного дня». Первое серьезное столкновение показало, насколько ФСМ отстает от нас в технологическом плане, и последующие годы гведи целенаправленно готовили военное вторжение в пространство СФ…

Учебное пособие «Курс современной истории: система координат»,

Флора, «Орс», 312 г. к. в.

Лаура, уйдя в виртуальность, держала связь с планетой назначения. Капитан стоял за ее креслом, ждал результата. Из коротких реплик, которые иногда бросала инженер связи, понять ничего конкретного было нельзя. Вахтенный штурман Регина Ош тоже вовсю поглядывала от своего пульта на происходящее. Хотя должна была следить исключительно за показаниями приборов. Сверху, на дубль-пульте, что-то неистово пищало, Чени тихо ругался, пытаясь это «что-то» утихомирить.

Писк Димыча достал, он в два шага поднялся наверх. В ту же секунду настала тишина.

— Это он вас испугался, Дмитрий Евгеньевич, — попытался оправдаться Чени.

— Устранил или выключил?

— Была ошибка на контроле координации. Сейчас уже все в норме.

Димыч пожал плечами и вернулся к пульту связиста.

Лаура, не дожидаясь вопросов, доложила:

— Археологи готовы принять груз. И у них есть одна просьба.

— Что за просьба?

— В этой же системе есть еще планета, которая их интересует. Планета первого типа, с атмосферой. Данные они перешлют пакетом. Они просят провести предварительную разведку, сделать снимки, ну, как обычно. Собираются по завершении работы перебазироваться туда. Это не займет много времени.

— А раньше-то о чем думали? Они здесь, вроде, не первый год.

— Не знаю. Начальника экспедиции зовут Джим Морис, его и расспросите, если интересно.

— Ясно. Санкция Первого отдела у них есть?

— Разумеется.

— Регина, что у нас с орбитой? Данные на посадочный коридор мне на пульт, пожалуйста.

Регина поспешно вернулась к расчетам и графикам, подключилась к инфосети и выпала из реальности.

Вскоре перед капитаном высветились полные данные о возможном времени посадки.

— Отлично. У нас три часа. Пилотом на планету — Коновалов, дежурным на погрузку и разгрузку — Лаврин. Вторым пилотом возьмите Аска. Пусть покажет, на что способен. Экипажу посадочного челнока заняться его подготовкой. Остальные по штатному.

Регина вздохнула. Начиная с той памятной вечеринки, капитан старался как можно реже обращаться к ней лично. И в очередной раз продемонстрировал, что в грош не ставит ее, как пилота. «Возьмите Аска!». Понятно, что скорей всего, в первом же порту он предложит ей покинуть борт. Что еще ждать от этого зануды.

— Кстати, — сообщила Лаура, — экипаж во главе с капитаном приглашен в гости.

— Передайте, что мы принимаем приглашение и прибудем сразу после разгрузки. Кроме вахтенных, разумеется.

Регина быстро прикинула в уме. Ее вахта заканчивается как раз через три часа. Если Коновалов уйдет на планету, то вахту, скорей всего, примет или сам капитан, или Чернов, старший навигатор. В любом случае, шанс побывать на другой планете у нее, оказывается, есть.

База у археологов оказалась солидным стационарным зданием на краю посадочного поля. В разреженной атмосфере висели взбудораженные электричеством кварцевые пылинки — словно искры белого снега. Очень красиво. Илья Коновалов, как старший пилот, по прибытии отрапортовал Лауре, что «на грунте» и что «посадка прошла в штатном режиме». Со вздохом пристегнул шлем. От станции уже катились на широких гусеницах погрузочные автокары. Целых две штуки.

— Интересно, давно они здесь обосновались? — зазвучал в наушниках голос Аска.

— Это старая база. — Коновалов прикинул в уме, и договорил — лет десять назад она уже существовала. Только вон без тех ангаров. Их, наверное, недавно возвели.

— Да что им тут искать столько лет?

На этот раз отозвался Растам. Он как раз активировал внешний люк. Все трое перешли в тамбур и ждали, когда выровняется давление.

— Это известная история. Здесь нашли остатки какой-то древней цивилизации. И что самое интересное, цивилизации космической. Вот погоди, встретимся с местными, расспросишь поподробней. Кстати, да, где-то лет пятнадцать назад эпохальная находка и произошла.

Наконец автоматика люка соизволила раздвинуть диафрагму. В помещение втек ясный желтоватый свет, влетели искры. Автопогрузчики были уже совсем рядом. Растам, не мешкая, поспешил открыть грузовой люк. Но быстро это сделать не получилось: ноги, как в снегу, тонули в тонком белом песке.

За день предстояло сделать еще три рейса.

Вечер на планете порадовал гостей зрелищем небывалого заката. Словно кто-то незримой кистью разметал в полнеба свет солнца, переливающийся всеми красками от золота до пурпура. Потом на этом фоне осторожными фиалковыми мазками вывел черточки облаков. Потом присыпал все это искристой пудрой кружащейся в воздухе пыли, раскидал цветные сполохи по всей равнине, по дальним холмам.

— Интересно, здесь каждый день так? — спросил Чени, которому раньше не доводилось встречать ничего подобного. Остальные были более подготовлены, ибо видели больше закатов на большем количестве планет.

У самого челнока их уже ждал вездеход.

Когда все расселись, водитель осторожно повел машину в сторону базы. Капитан на коленях держал два герметичных контейнера с личной почтой для археологов. Илья, устроившийся сразу за сиденьем водителя, с любопытством разглядывал незнакомую панель управления.

Игорь, настроение которого немного улучшилось, с заднего сиденья видел только затылки товарищей, и не мог дождаться, когда же можно будет снять шлем.

Совсем скоро машина вошла в ангар, зашипела система подачи воздуха, и водитель с пульта открыл все четыре двери вездехода.

Гараж отделяла от основного здания тяжелая раздвижная дверь, очерченная по периметру черными и желтыми полосками. Сейчас дверь была открыта, сквозь нее в гараж проникал яркий свет, а у порога ждали встречающие.

— Здравствуйте! Рады, что приняли наше приглашение, — поприветствовал гостей старший в этой группе. — Меня зовут Джим Морис, я начальник девятнадцатой экспедиции на Деборе. Прошу следовать за нами.

За коротким тамбуром они сняли скафандры, после чего их провели по нескольким коридорам и лестницам и предоставили в полное распоряжение две пустующие каюты. Чтобы было, где привести в порядок одежду и прически, оставить вещи, если таковые есть. Каюты были просторными, двухместными. Не то, что на «Корунде». На корабле тоже двухместные каюты. Но раза в два меньше этих. Просто сейчас экипаж укомплектован по минимуму, и есть возможность каждому жить в индивидуальных апартаментах. На прощание Морис сказал, что через четверть часа пришлет кого-нибудь за гостями.

Кем-нибудь оказалась юная особа в весьма соблазнительном платье, не имевшем ничего общего с экспедиционной формой. Регина, взглянув не нее, остро пожалела, что не решилась прихватить один из двух взятых с собой в рейс сногсшибательных нарядов. Мужская половина команды закидала гостью заинтересованными взглядами.

Девушка представилась Моникой, дождалась, когда все гости выйдут из комнат, сказала:

— Вообще-то стол накрыт в столовой, но до ужина еще есть немного времени. Для желающих могу устроить экскурсию по станции. У нас интересно.

Экскурсией заинтересовались капитан, Игорь и Регина. Когда она увидела, что первым вызвался Димыч, то решила, что никакие экскурсии ей не нужны. В случае чего, и так не заблудится. Но поменяла решение, когда увидела, что Игоря тоже одолело любопытство. Последним в группе оказался Аск.

Девушка улыбнулась и по личному коммуникатору вызвала подмогу. Подмога подошла в виде лысоватого низенького профессора, который завладел вниманием экскурсантов. Оставшихся гостей Моника поманила за собой. Группы ушли по коридору в разных направлениях.

Осмотр базы начали, как ни странно, с верхнего этажа.

— Вот здесь у нас хранилище. Туда я вас не поведу — нельзя. Но у нас есть небольшой музей находок. Вот сюда, заходите.

Музей оказался просторной комнатой, набитой стендами, проекторами и подставками. Это был даже не музей, а что-то среднее между выставочным залом и лабораторией. Здесь работали.

— На Деборе около пятнадцати лет назад исследовательским автоматическим спутником была обнаружена аномальная зона, квадрат в несколько миль, примерно там, где мы сейчас находимся. Когда сюда прибыли исследователи-люди, они сначала решили, что здесь когда-то существовала колония некой неизвестной цивилизации, вышедшей в космос за несколько тысячелетий до нас. Может, помните, история громкая была. Так на Деборе появилась первая археологическая экспедиция. С тех пор прошло много лет, сейчас уже доподлинно известно, что примерно две с половиной тысячи лет назад здесь потерпел катастрофу огромный космический корабль. Ясно, что он не был предназначен для атмосферных полетов. Но по каким-то причинам с ним случилась именно эта беда. Корабль вошел в атмосферу и начал потихоньку разваливаться. То, что обнаружили первые исследователи — это фрагменты, отвалившиеся во время падения. К сожалению, все, что мы находим, практически в неопределяемом состоянии. Здесь вы видели — пыль, ненормальная ионизация. Тут такие песчаные штормы бывают — жуть. Удивительно, как вообще что-то сохранилось. Но есть замечательные находки. Вот посмотрите. Это снимки, сделанные на месте. Вот этот фрагмент двигателя мы уже приготовили к отправке. Думаю, инженерам в Солнечной будет интересно на него взглянуть. А вот тут у нас всякая мелочь, которая почти наверняка не относилась к конструкции корабля. Может, какие-то фрагменты обстановки или вспомогательных приборов. Образцы материалов сейчас исследуются в нескольких университетах и научных институтах. Ученые в восторгах, но сетуют на плохую сохранность. Ну, тут уж мы, к сожалению, ни чем не можем помочь. Два тысячелетия — шутка ли?

Игорь разглядывал «мелочи», некоторые из которых достигали весьма солидных размеров. Интересно, чем мог быть вот этот серо-бурый, в полметра высотой, изъеденный коррозией кубик? Или вот эта игла, похожая на ржавое шило? Может, это и было шило?

— Может, вы обратили внимание на холмы на западе? Вот, это как раз и есть — обломки корабля, засыпанные песком.

— Они огромны! — восхитилась Регина, — Как вы их раскапываете, при такой пыли и ветре?

— Ставим временные купола. Кстати, вы как раз нам еще парочку привезли. Удобная штука. Жаль, не герметичная. А то половина сотрудников перебралась бы со станции прямо на объект, и там жила. Кстати, одна группа у нас вот-вот должна вернуться с самого дальнего участка. По нашим представлениям, где-то там у корабля была жилая часть. Логика подсказывает, что ее защита не уступала защите двигателей. А двигатели были защищены очень хорошо. Вот еще один экспонат. Интересен тем, что мы смогли заглянуть внутрь. К сожалению, как вы видите, содержимое сохранилось лишь фрагментарно.

Игорь склонился над овальным предметом, с которого в сторону была отведена крышка. Снаружи этот экспонат был, как и все здесь, бурым с серыми разводами. А вот внутри поверхность осталась гладкой, матово-золотистой. Там в какой-то чешуйчатой пыли лежали детали того, что некогда было прибором. Несколько темных рамочек, какие-то металлические штучки. Во всяком случае, другого названия этим предметам в голову не приходило. Штучки казались ювелирным украшением.

— А здесь тоже интересно. Это голограмма одной из найденных плоскостей. Конечно, сразу не поймешь, но на ней сохранились помимо следов высокой температуры следы химических реакций. Если удастся понять, каких именно — считайте, наша экспедиция окупилась. Кстати, подсчитано. На наших материалах сделано около сотни открытий, которые уже сейчас используются при строительстве космических кораблей.

— А сколько всего человек в экспедиции? — поинтересовался Аск.

— За всю историю исследований на планете побывало чуть более пятисот человек. А сейчас нас двадцать восемь. Ну, что вам еще показать? Давайте прогуляемся по отсекам. Пока идем, расскажу об одной загадке. В этой солнечной системе помимо Деборы есть еще две планеты земного типа. Одну исследовали еще в самом начале, ничего интересного там нет, кроме незначительных запасов некоторых руд, так что внесли ее в каталог условного резерва, и забыли. А вот вторая планетка интересна тем, что нам с ней сильно не везет. Началось с того, что десять лет назад мы потеряли там автоматическую станцию. Правда, она была далеко не новой, война с ФСМ сильно затормозила исследования. В общем, искать ее никто не стал. Потом несколько раз мы отправляли туда зонды и собрали предварительную информацию о планете. К сожалению, атмосфера там для дыхания не пригодна, а жаль. Орбита у планеты весьма многообещающая, у поверхности должно быть тепло. Жаль, поверхность эта самая закрыта плотными облаками… Ну вот, тут у нас жилая часть, сейчас никого нет, все уже собрались внизу… Так о чем я? А, да. Морис хочет повнимательней присмотреться к соседней планете, вдруг еще чего ценного найдем? Что-то нас с вами не зовут…

Прогулялись мимо иллюминаторов на дуге внешнего контура, за ними все еще продолжался фестиваль беззвучных огней, правда, цвета стали куда сдержанней. Увидели несколько лабораторий, сейчас пустующих, даже небольшой тренажерный зал и комнату отдыха. Напоследок Димыч попросился в рубку связи, дабы сообщить на «Корунд» что у них все в порядке и распорядиться о подготовке трюмов.

Профессор отнесся к просьбе с пониманием, указал дорогу, а остальных повел в экспедиционную столовую, на время возведенную в ранг банкетного зала. Как раз, когда они подошли к двери, у их добровольного гида затрезвонил сигнал коммуникатора, и голос Джима Мориса напомнил, что пора возвращаться.

В зале собрались все участники экспедиции, кроме дежурного связиста. Стол был накрыт в виде большой буквы «П» где космолетчикам отводились места почетных гостей по левую и правую руку от местного начальства. К которому, как оказалось, относился и гид-профессор, имя которого так и не было произнесено.

После традиционных первых тостов за хозяев-гостей-встречу застолье рассыпалось на фрагменты сообразно расстановке кресел. Регина уже вовсю с кем-то флиртовала, механики нашли братьев по профессии и теперь спешно обменивались опытом. Кто-то потихоньку запустил музыку. Курить за столом не возбранялось, и это было хорошо. Илья раскурил трубку, и ароматный дым смешался с обычным дымом.

Игорь молча слушал разговоры, курил, а потом заметил, что Димыча как-то подозрительно долго нет. ко всему прочему, выслушав сообщение коммуникатора, спешно вышел куда-то начальник экспедиции. И хотя веселье продолжалось, Игорь почему-то начал ждать неприятностей.

Минуты через две праздничный зал покинули еще двое. Игорь смотрел, потому и увидел. Извинился перед соседом, выбрался из зала в коридор. Подумал немного, и решил, что скорей всего, капитана нужно искать в башенке связи.

Там же обнаружились и Джим Морис, и связист, и те двое, что вышли вперед самого доктора.

Димыч, заметив его у входа, махнул рукой:

— Только собрался тебя звать, а ты сам пришел. Там как?

Игорь пожал плечами:

— Празднуют. Что случилось?

— Смотри. Только через виртуалку. Будет нагляднее.

Игорь, соединившись со здешним маломощным терминалом инфосети, сразу подключился к пульту.

Картинка оказалась впечатляющей, хоть и смазанной. Над песчаной равниной, вертикальная и почти материальная поднималась стена песка. Зрелище было величественным.

— Попробую снова их вызвать, — говорит радист, — но если они еще не отозвались…

Тут только Игорь увидел под песчаной стеной маленький и несерьезный силуэт вездехода.

— Попробуйте через «Корунд». У нас передатчик мощнее, — предложил Димыч.

Связист благодарно кивнул, и спешно начал что-то перенастраивать в своей аппаратуре.

— Мне только этого сейчас не хватало, — с тоской заметил Джим, — Рой, иди, готовься к приему пациентов. Чует мое сердце, без травм не обойдется.

Доктор экспедиции, оказывается, тоже был в башенке связи. Он возразил:

— Верней всего, нужно будет оказывать помощь на месте.

— Игорь? — обернулся капитан.

— Разумеется. Джим, я в полном вашем распоряжении.

— Хорошо. Дмитрий Евгеньевич, у вас как с вождением вездехода в экстремальных условиях?

— Так себе. Если нужна скорость, то лучше выбрать кого-нибудь другого.

— Ладно. Сам поведу. Вы с доктором — со мной, на втором вездеходе… — Джим включил коммуникатор и вызвал еще кого-то.

Димыч вполголоса пояснил:

— Шторм был в прогнозах, но вот с его силой серьезно ошиблись. Я как раз собрался поговорить с Лаурой, когда спутник передал последнюю сводку. С тех пор пытаемся связаться с временным куполом, и безрезультатно. Там два человека у них застряли, консервировали последние находки. О том, что идет шторм, они знали и не должны были высовываться наружу. Но либо связь подвела, либо… Последнее время вызывают уже только вездеход. Но он, похоже, пустой.

В это время пылевая буря поглотила машину, надвинулась, словно пытаясь хотя бы виртуально пробраться внутрь станции.

— Соединиться через космос тоже не получается, — сообщил связист, — но я, конечно, буду продолжать.

— Все, ждать нечего. Пошли к вездеходам.

Игорь поднялся:

— Джим мне нужно зайти в медотсек.

— Вездеходы оборудованы всем необходимым, — возразил Джим, — по дороге разберетесь.

Доктор с «Корунда» поморщился. Конечно, скорость есть скорость, но нужно же знать, что именно из необходимого снаряжения есть в вездеходе, а чего нет.

— И все-таки…

— Хорошо. Спуститесь палубой ниже, потом налево. И поторопитесь…

В ангар Игорь влетел почти бегом.

Вездеход медленно продирался сквозь окружающую песчаную круговерть. Опасаться было нечего: вся эта часть планеты — похожая на стол равнина, покрытая искристой пылью. Единственный возможный страх — проскочить мимо цели, не найти попавших в беду исследователей. Пусть велика вероятность, что эти самые исследователи прямо сейчас тихо-мирно сидят в скафандрах под защитным куполом и ждут помощи. А связи нет, оттого что буря.

Джим вел машину по записи курса. Спутниковый навигатор зависит от качества связи, а при такой ионизации да при такой пыли связи с орбитой просто нет.

В крохотное заднее окошко тускло виднелись фары второй машины. Все это так живо напомнило метели на одной далекой и богом забытой планете, что аж сердце сбилось с ритма. Там тоже светил фонарь, пробиваясь сквозь ураганный ветер и снег. Но еще там громче урагана выли сирены, и в луче единственного источника света изредка мелькали человеческие силуэты.

Игорь еще раз проверил содержимое двух контейнеров с медикаментами и приборами, которыми как раз на такой вот случай комплектуются все экспедиционные вездеходы. Нормально. И в медотсек зашел все-таки не зря. Если те двое попали в переделку, ларингоскоп может понадобиться, так же как и портативный диагностик. А то, что диагностик выдает информацию на помеси двух не очень совместимых языков без соблюдения правил грамматики, так это проблемы дешевого программного обеспечения, а не прибора.

Сколь далеко они продвинулись в пылевой метели, Игорь не взялся бы посчитать. С таким пейзажем невозможно на глаз определить скорость. Наконец, машины остановились.

— Судя по записи, мы почти на месте. — Сообщил Джим. — Доктор, оставайтесь в машине, держите связь. Будем искать вам пациентов.

Игорь кивнул. Теперь, когда вездеход стоит, можно включить в салоне полный свет и действительно приготовиться к приему возможных жертв урагана. Он перекинул связь с пульта на коммуникатор, и занялся делом.

Краем уха он постоянно слушал переговоры. Димыч, Джим и ребята из второго вездехода, прищелкнув к поясам скафандров длинные тросы, обходили окрестности по широкой дуге. Связь была не то, чтобы идеальной, но вполне сносной. Там то и дело проскакивали какие-то цифры, должно быть, координаты, Игорь не пытался вникать. Он ждал единственной фразы, которая стала бы для него сигналом.

И фраза прозвучала.

— Есть вездеход! Заперт. Сейчас откроем… Пусто. Их здесь нет.

Мимо. Игорь кинул взгляд на пульт. Табло хронометра бесстрастно сообщало, что с момента остановки прошло двадцать минут, с момента выезда с базы — сорок восемь. Снова потянулось время ожидания.

Голос Димыча:

— Все. Предел троса выбран. Джим, вы говорили, где-то здесь должен быть купол?!

Голос Мориса:

— Должно быть, его уложило ветром. Иду в вашем направлении. Вторая машина, двигайтесь ближе. Но осторожно, купол может быть под песком!

Еще чей-то голос:

— На первом вездеходе! Вы хоть фары включите, не ровен час, столкнемся.

Игорь включил фары и на всякий случай габариты.

— Благодарю.

Доктор представил, как тяжело сейчас там, снаружи. Ветер сбивает с ног, ничего не видно, идти трудно из-за рыхлого, завивающегося спиралями, тонкого белого песка. Как неудобный трос не хочет сворачиваться в аккуратные петли и норовит спутаться неопрятным комком, а если удастся, то вовлечь в этот процесс еще и трос человека, идущего рядом. Игорю один раз тоже пришлось так вот висеть на тросе. Все на той же планете пронзительных метелей и дикого холода.

Он остро пожалел, что не может сам сейчас быть снаружи. Впрочем, сожаление было мимолетным: его место здесь.

…а купола, похоже, не было. Его не было видно и через виртуалку, тогда, в рубке связи. Но в тот момент Игорь решил, что это из-за стены песка. Уж слишком резкой была граница между пространством, в котором песчаная буря уже началась, и тем, где все пока было «нормально».

…голос Димыча:

— Джим, я что-то нашел. Взгляните!

— Иду. Где вы? О, вижу. Стойте на месте.

Пауза.

— Так, это, похоже, часть системы креплений. Ничего себе!

Незнакомый голос:

— Джим, что у вас?

— Похоже, опора купола. Но ее выдрало и уложило в песок…

Неужели буря разыгралась такой силы, что смогла вырвать монтажные столбы, выломать сверхпрочные дуги и унести обрывки купола вместе с людьми? Тогда придется двигаться по направлению ветра, причем, сколь угодно долго, потому что неизвестно, где закончится полет выдранной из земли конструкции.

— Купола нет, — обреченно сообщает Джим. — И если его унесло, то шансы что-то отыскать невелики. К утру его так засыплет, что не отличишь от остальной земли.

— А если радаром? — включился в беседу Игорь, — из чего их делают, эти ваши купола?

— Полимеры. Сверхпрочные пластики. Это примитивная, но надежная штука. Там совсем нет металла.

— А если искать не металл, а, допустим, попытаться запеленговать станцию. Ведь в куполе была станция?

— Если от нее к этому часу хоть что-то осталось, можно попытаться. Но из вездехода бесполезно.

— А приборы «Корунда» ее не засекут. Расстояние. Буря. — Медленно договорил Димыч. Голос у него при этом был такой, словно он видит шанс, но на пути к шансу лежит крокодил с открытой пастью. Голодный и злой.

— Может, когда рассветет, — неуверенно высказался кто-то из второй машины.

Джим отчетливо вздохнул:

— У ребят запас воздуха еще часа на два. А на одних фильтрах в здешней атмосфере протянуть можно не больше часа… возвращаемся.

Всю обратную дорогу в вездеходе царило мрачное молчание. Каждому казалось, что можно было сделать что-то еще, как-то получше поискать, придумать способ. Когда до базы оставались считанные минуты, Димыч вдруг попросил:

— Джим, поверните сейчас к нашему челноку. Попробуем поискать с воздуха. Если станция купола жива, есть шанс засечь ее, полетав над долиной.

Джим затормозил так резко, что вездеход повело юзом.

— Капитан, вы уверены? Все-таки шторм.

— Не настолько мощный, чтобы помешать челноку подняться. Игорь? Я в этой ситуации приказывать не вправе. Летишь со мной?

— Угробим машину, себя, и конечно, никого не найдем, — мрачно предрек добрый доктор, и добавил — разумеется, я с тобой. Кто ж тебе зеленку подаст, если вдруг что?

Игорь, занявший место второго пилота, краем глаза наблюдал за капитаном. Тот нервничал. И еще как. Но старался действовать уверенно, наверняка.

Запустил все тестовые программы, дал запрос на «Корунд», чего ждать в ближайшие часы от бури, выяснил направления ветра в зоне поиска.

— Включи еще все прожекторы, — посоветовал Игорь. — Вдруг, паче чаяния, нас снизу увидят и придумают, как подать знак.

— В кого ты такой умный? — проворчал капитан, выполняя совет. — Еще идеи есть?

— Пока нет.

— Ну, поехали.

Сразу после отрыва от земли челнок ощутимо повело в сторону, но капитан смог вовремя скомпенсировать силу ветра и выровнять его. За эти три неполные секунды Игорь успел сказать «пока» своей короткой и непутевой жизни. Но вслух даже не выругался, боялся отвлечь Димыча, который вступил в неравную схватку с бурей и с несовершенной системой навигации кораблика.

— Видела б меня Сандра, — через некоторое время пробормотал взопревший капитан, — Посмеялась бы от души.

— Кто это? — Игорь немного расслабился, поняв, что немедленная гибель им уже не грозит.

— Первый капитан «Корунда» и лучший пилот из тех, кого я знал. Даже калымов на втором месте.

— Калымов тоже пилот?

— Еще как пилот… Такой… пилот…

Кораблик снова тряхнуло, и капитан прикусил язык.

Через некоторое время мрачно договорил:

— Пора начинать сканировать. Основная задача — выделить из общего фона один совершенно конкретный треск.

Игорь ехидно заметил:

— Ну, разумеется. Они все такие разные! Я без труда найду нужный.

— Запусти из виртуалки все встроенные шумовые фильтры. Дай задание системе, пусть ловит источники сигналов и соотносит с координатной сеткой. Ну, соображай же, мать твою…

Некоторое время кружили над равниной молча. Игорь следил за шумами, но ничего примечательного на его непрофессиональный взгляд, пока не попадалось. И если Димыч поминал Калымова и неведомую Сандру, то Игорь мечтал, чтобы на его месте сейчас сидела Лаура. Или хотя бы тот парень из башенки связи станции археологов. Потом он включил все картографические блоки, до которых мог дотянуться, наложил на них изображение с локатора.

Равнина тянулась и тянулась, локатор плевал с высоты на пыль и ветер, давая четкое изображение гладкой равнины. Карты местности, имеющиеся в инфобазе станции, с ним не спорили.

— Пошел на второй заход, — поделился новостью Димыч.

Таких заходов они сделали три, когда неожиданно Игорь увидел на экране нечто. Местность изменилась. И как-то странно. На совершенно плоской равнине вдруг вырос бугор. Бугор был небольшим, но имел почти правильную круглую форму.

— Капитан, — напряженно сказал Игорь, — лови картинку и координаты. Похоже, мы их нашли!

Суденышко, раскачиваемое ветром, неловко плюхнулось в песок, сразу дав крен на левый борт. Амортизаторы не справились с задачей, удар при столкновении с поверхностью ненадолго выбил обоих из сознания. Первым очухался капитан. Сильно болела шея, но больше неприятных ощущений, вроде бы, не было. Он осторожно посмотрел туда, где на ремнях болтался доктор. Стоило некоторого труда заставить себя протянуть руку и похлопать его по плечу.

— Игорь! Все, ура. Сели. На грунте. Подъем!

— И это меня Калымов назвал авантюристом, — проворчал тот в ответ, — взлететь-то хоть сможем?

— Это мое дело. А твое дело сейчас снаружи помощи ждет. Готов к подвигу? Пошли.

Когда распахнулся, наконец, внешний люк, стало ясно, что за бугор на поверхности засек локатор. Невдалеке метра на два, а может и побольше, возвышался кусок того самого купола. У кого-то хватило сообразительности и смелости выпустить внутри схлопнувшейся конструкции часть запаса кислорода из своего скафандра. Купол, удерживаемый на земле тяжеленными крепежами, пусть и выдранными ураганом, успело основательно присыпать песком. Теперь воздух не мог выйти из герметичной ловушки. Да и сила урагана поубавилась за последние часы.

Купол с большим трудом вскрыли лазерным резаком. Он мигом опал, но это было уже не важно.

Не прошло и четверти часа, как Игорю удалось обнаружить первого пострадавшего. И почти сразу капитан отыскал второго. Видимо, перед самой катастрофой они догадались закрепиться на одной из жестких опор купола. Иначе шансы их свелись бы к нулю.

Нести их на руках Игорь не решился, пришлось вернуться в челнок за носилками.

Как выяснилось позже, эта предусмотрительность спасла жизнь одному из пострадавших. У него оказался сломан позвоночник. Не считая других серьезных травм.

Да, равнина плоская. Но ветер сильный, а крепежные системы купола, образцы и техника, сосредоточенные внутри, имеют немалую массу и угловатую форму. И все это ветер гнал, трепал, перемешивал, как фишки в мешке. Удивительно, что второй пациент отделался всего тремя переломами и легким сотрясением.

Как только задраили люки, Игорь занялся первым из пострадавших, тогда как капитан вышелушивал второго из скафандра. Делать это нужно было осторожно, поскольку левая рука больного была сломана в двух местах. Парень был без сознания.

Игорь считывал данные с диагностика и только качал головой. АЭП не справится с задачей. Пациенту нужна операция. В нормальных условиях. И то неизвестно, выживет ли.

Димыч заглянул к нему в отсек, чтобы узнать, как там дела.

— Надо лететь, — Игорь развел руками, — иначе у нас на борту будет, по крайней мере, один труп.

— Буря ослабла, но болтать будет. И неизвестно, чем обернется старт.

— У этого травма внутренних органов, давление по нолям. В общем, все плохо. Что второй?

— Перелом левой руки, двойной. И еще ребро сломано. Может, и не одно.

— Ладно. В аптечке обезболивающее. Найдешь? Сейчас я спущусь. Тащим его сюда. Фиксируем. И полетели.

Однако у шлюза, где лежал второй пострадавший, произошла заминка. Пациент пришел в себя. У него был разбит нос, и лицо казалось залитой кровью маской. Но он открыл глаза, вяло осмотрелся, увидел Игоря, и спросил, даже довольно внятно:

— Игорь. Привет. Значит, я уже умер? Странно тут у вас, однако, на том свете.

Голос показался знакомым, и, склонившись пониже, доктор понял, кого ему только что довелось спасти.

— Привет, Сережа. Потерпи минутку, мы тебя перетащим…

— О, так мы еще не скончались, приятно слышать.

В четыре руки Димыч и Игорь подняли второго пострадавшего, усадили в кресло для пассажиров и надежно зафиксировали ремнями. Надо было уложить, но куда? Лежачие места в челноке не предусмотрены.

Капитан направился в кабину, а доктор вытянул из диагностика распечатку подробностей, касающихся тяжелого пациента. Неутешительными были эти подробности. внутреннее кровотечение уже в наличии, а уж если при нечаянном рывке оторвется тромб… А рывки будут. Достаточно вспомнить дорогу сюда.

Капитан вызвал «Корунд», попросил Лауру передать археологам, чтобы готовили операционную.

Лаура обеспокоено сообщила:

— По новым данным в вашу сторону движется еще одна волна урагана. Она будет не слабее первой.

— Сколько у нас времени?

— Ветер начнет усиливаться где-нибудь через полчаса. Потом накроет.

Значит, к базе подлетим в самый шторм, прикинул Димыч. Оставаться нельзя — раненый умрет. Лететь? Он по внутренней связи вызвал доктора.

— Игорь, как у тебя?

— Так себе.

— У нас плохой прогноз. Скоро придет вторая волна урагана. Я собираюсь взлетать.

— Решай.

— Если промедлим…

— Скорей всего, умрет. И не буду врать, если не промедлим, тоже скорей всего умрет.

Вот именно сейчас. Можно остаться, и сохранить жизнь троим, и можно рискнуть, тогда фифти-фифти. Но эти шансы делятся уже на всех.

Капитан глубоко вдохнул, выдохнул. Положил руки на пульт. Руки слегка дрожали.

— Летим. Вот что… если можешь оставить пациентов, поднимись сюда. Поможешь.

— Извини. За Серегу я почти не волнуюсь, а вот со вторым уже проблемы.

— Понял. Держись там.

Итак, собрались. Или тебе, капитан, для успешного взлета обязательно нужны благодарные зрители?

Поднялся челнок не очень чисто и только со второй попытки. Оставалось надеяться, что после такого взлета тяжелый раненый не получил еще больших травм.

Капитан сразу взял задел высоты, чтобы случайным порывом челнок вновь не уложило на грунт. Еще хорошо, что поверхность на полметра состоит из тонкого песка, что это не твердый камень, не скалы и не океан.

Выйти над бурей не получалось. Ветры болтали суденышко, сбивали с курса, играли с ним как хотели. Это были какие-то особенно злые ветры, живущие в верхнем слое шторма.

Выровняться удалось лишь через полчаса после начала болтанки, а казалось, прошло не меньше суток… Видимо, они вырвались на периферию урагана. Димыч включил наведение на маяк, автопилот просчитал курс и просигналил, что готов исполнять программу.

Понаблюдав за автоматикой еще около минуты, капитан отключился от инфосети и обессилено откинулся на спинку кресла.

— Однако, — раздался за спиной голос Игоря. Оказывается, тот поднялся в пилотскую кабину. Капитан не заметил — воевал с приборами. И сам уже два раза мысленно поседел.

— Нам еще садиться. Мне показалось, или второй из пациентов твой знакомый?

— Учились вместе. Давно. Ладно, я обратно. А у нас что, буря ослабла?

— Да, похоже. Надеюсь, надолго.

Сергей был без сознания. Состояние второго пациента не ухудшилось.

Садились уже в почти нормальных условиях. Буря унеслась дальше, пугать равнину своим диким норовом. Остались лишь скромные ветры-домоседы, склонные кудрявить песок возле станции да раскрашивать небеса по вечерам красками безумных художников.

Сергея кое-как удалось заново запихать в скафандр, а вот его напарника решили перевозить прямо в герметичной капсуле АЭП. Этот аппарат предназначен для самых тяжелых условий. И хотя в челноке он крепится стационарно, может быть использован и для перемещений. Только уж больно он тяжел.

Пока подтащили эту штуку к выходу, умаялись не меньше, чем во время болтанки.

Но вездеход кто-то заботливо подогнал к самому люку, и двое добровольцев помогли перенести обоих пострадавших и разместить их в салоне.

Вездеход лихо стартовал и влетел в гараж всего через пять минут после погрузки. Там уже ждали несколько человек с носилками, а когда капитан и доктор избавились от скафандров и вышли в жилую часть базы, там их встретила целая толпа, состоящая вперемежку из археологов и членов экипажа. Игорю почему-то первым делом бросилась в глаза заплаканная мордочка Регины. Толпа разразилась приветственными возгласами и аплодисментами, но весь этот шум перекрыл могучий голос Ильи Коновалова:

— Вернулись. Живые. Я же говорил? Капитан, а челнок цел? Чего меня не позвал?

Кто-то уже хлопал их по плечам, кто-то совал руку для знакомства и приветствия. Захотелось спрятаться куда-нибудь. Игорь удивился. Капитан, который по праву заслужил, чтобы его весь вечер носили на руках, стоял как пришибленный в этой веселой толпе и не знал, куда девать руки.

Кто-то тронул Игоря за рукав:

— Доктор, пройдите в операционную. Там нужна ваша помощь.

— Идемте.

Утро у Курта Шерриланда, координатора Второго отдела БКоИ на флорианской ветке, как не задалось с самого начала, так и в день дурной переросло. Для начала чуть не засыпался старый и проверенный агент в местном правительстве, потом нахамил вольный помощник Майкл, а в довершение милая девушка, секретарь пресс-службы, сообщила, что Курта ожидает в приемной аж сам социальный министр. Курт только втянул сквозь зубы воздух. Это у него был такой признак сильного раздражения.

Министр вежливо поздоровался, Курт, как радушный хозяин, пригласил того в кабинет и предложил сесть. Охранник министра, высокий атлет, одетый в темное, занял пост у двери.

В кабинете из настенных панелей изливался мягкий свет, диваны были мягкими и удобными даже с виду.

— Координатор, — сразу перешел к делу министр. — Я пришел к вам с просьбой. Не удивляйтесь.

— Постараюсь.

— Примерно полторы недели назад из-под опеки нашего министерства был похищен один человек. У нас есть некоторые основания подозревать, что это сделали служащие вашей организации.

— Что за человек? Какие основания?

— Не совсем человек, если быть точным. Пен-рит. Видите ли, несколько лет назад впервые был проведен эксперимент с трансформацией полноценного человека. Материалом, как это ни грубо звучит, для эксперимента стала женщина — иномирянка, пострадавшая во время сильного взрыва. В иных обстоятельствах шансов выжить у нее не было… медлить было нельзя.

— Вы имеете в виду, очевидно, Александру Лингину, сотрудницу Первого отдела бюро. Насколько мне известно, вскоре было сообщено, что она не дожила до конца операции.

Министр поморщился.

— Понимаете, мы опасались за результат и не хотели никого обнадеживать. В случае успеха мы все равно сообщили бы об этом. Но тут случилась одна проблема. На промежуточной стадии девушка отказалась завершать трансформацию. Понимаете, ни для кого не секрет, что в процессе перестройки организма полностью уничтожается информация о предыдущем жизненном опыте. Девушке кто-то сказал об этом. А может, она сама нашла нужные данные в сети. И решила тянуть как можно дольше. Максимальный срок такого промедления — три года. Она протянула чуть больше трех лет. Мы были вынуждены начать последний этап трансформации без ее согласия. Она ведь попросту могла умереть. После запуска настройки аналогов в организме начинаются необратимые процессы, но она показала потрясающие результаты. Ее куратор, Гилоис, предоставлял в центр пен-рит исследований свои отчеты. Там есть полное описание того, как она тренировала память. Она даже устраивалась на работу…

— Да, я в курсе.

— Но регресс памяти был неизбежен. Странно то, что в день похищения она уволилась с работы. Именно поэтому ее не сразу хватились. Мы сначала думали, что это не похищение, а побег. Но после опроса свидетелей сомнений у нас не осталось.

— И вы полагаете, девушку похитил кто-то по моему приказу?

— Честно говоря, у меня мало возможных версий. Но основная — ее похитил кто-то, кто встречался с ней раньше. Может родственники? Или друзья?

Курт покачал головой.

— И сотрудники БКоИ, и друзья, и родственники, все были уверены, что Сандра погибла во время операции. Нет, оба отдела Бюро космических исследований здесь совершенно не при чем. Ищите в другом месте. Впрочем, если хотите, мы можем вам помочь в этом деле. Более того, я готов предоставить для поиска наши технические ресурсы, которые наверняка превосходят ваши.

— Благодарю. Я принимаю ваше предложение. Необходимо договориться, как будем сотрудничать, и, конечно, об обмене информацией.

Курт улыбнулся. Появился шанс сунуть нос на закрытые объекты министерства.

— Вы не будете возражать, если с вашими следователями будет постоянно работать наш человек? Уверяю, отличный специалист. Вы убедитесь.

— Не смею отказать.

— Тогда я его позову.

Курт вынул коммуникатор, ввел код:

— Майкл, будьте любезны, поднимитесь в приемную. Для вас есть задание.

— Жив еще? — спросил капитан утром, встретив Игоря в коридоре. Операция длилась почти всю ночь, и еще продолжалась — у операционного стола доктора с «Корунда» сменил здешний коллега.

— Есть немного. И жрать охота.

— Со вторым помочь не могу, а поспать можно в комнатах ярусом выше.

— А ты?

— Не спится.

— Понятно. Может, таблеточку?

— Какую?

— Очень хорошее, надежное средство от бессонницы, плохого самочувствия, излишней нервозности и общей депрессии.

— От всего этого гильотина хорошо помогает.

— Ну, зачем же так радикально. Держи.

Таблетка имела круглую форму и ярко-оранжевый цвет. И была упакована в прозрачную слюду.

— Что это?

— Не бойся, не отрава. Называется абрикосовый леденец. Сам этим иногда лечусь.

Димыч, не очень поняв, разыгрывают его или у доктора от переутомления шарики закатились за ролики, все же взял конфету и машинально засунул в рот.

— Ну, помогло?

Они медленно шли по коридору в сторону отведенных космолетчикам комнат. Комнат теперь было больше чем две. Никто не предполагал, что гости задержатся.

На винтовом трапе они встретили начальника базы. Он тоже не спал, вел переговоры с госпиталем, куда предстояло переправить пострадавших. Операционная и реанимационное оборудование на базе были свои. Но вот лечебный комплекс за пятнадцать лет так и не собрались оборудовать. Все же станция была не самой крупной на этой координационной ветке.

Джим Морис остановил их движением руки.

— Я так и не успел вас сегодня поблагодарить. Если б не вы, мои парни остались бы пропавшими без вести.

Капитан промолчал, Игорь пожал плечами:

— Операция еще не закончилась. Ситуация очень тяжелая.

— Знаю.

Джим еще раз на прощание пожал им руки и быстро куда-то умчался.

В комнатах все койки были заняты. Остались только сомнительные места на полу.

Посмотрев друг на друга, герои дня, верней, ночи, направили свои стопы в столовую. Был шанс, что там не все съестное убрали со стола. Шанс оказался призрачным. Убрали все.

— Должна же здесь быть кухня? — вопросил Игорь у светлых стен столовой, у единственного тусклого плафона под потолком и у иллюминатора, в котором начинал плавиться ранний рассвет.

Столы были теперь расставлены попарно, стулья задвинуты. Никаких признаков того, что здесь вчера гуляли и веселились полсотни экспедиционников и космонавтов. Ладно, не полсотни. Все равно много…

Игорь первым увидел дверь в дальнем углу столовой. Он подумал, что ничего кроме кухни там быть не может, и решительно пересек зал. Димыч отставал всего на полшага.

Внутри горел свет. Там было людно: человек пять собралось за импровизированным столиком. В центре событий находился Сергей — с нашлепкой на носу и с рукой, примотанной к телу и упрятанной в регенерирующий фиксатор. На столике красовалась еда и питье, все, что осталось от праздничного стола.

Капитан и доктор застали конец разговора.

— Никаких шансов у них нет и не будет. По гведи война ударила сильнее, чем по нам.

— А если все-таки?

— В любом случае, Солнечная гарантирует, что даже если удару подвергнется самый дальний из миров Периферии, помощь придет, и придет вовремя.

— А ты ждал, что они честно перечислят, кому собираются помогать, а кому нет?

— Ну, мы все, пока еще, единое государство… а что, считаете, война непременно будет?

— Ну, дыма без огня не бывает…

Тут вошедшие обратили на себя внимание публики, и все разговоры стихли.

— Извините, — усмехнулся доктор, — нам с капитаном вчера не удалось поужинать. Хотели чего-нибудь перехватить…

Откуда-то материализовались еще два стула, пара чистых одноразовых тарелок и вилок. И рюмок.

— Как дела у Кейла? — первым делом поинтересовался Сергей.

— Пока вроде ничего. Посмотрим, когда закончится операция.

— Пирога хотите? — робко предложила круглолицая очень рыжая девушка в зеленой шелковой блузе поверх форменных брюк.

— С удовольствием.

— А водки? — вопросил Сергей. — Кстати, Игорь, если на то пошло, я до сих пор в легком обалдении от того, что ты все-таки жив. Я жажду знать подробности.

— А я — от того, что тебя в этом куполе в муку не смололо.

— А-а… ну, с этим просто. Когда стало ясно, что купол не выдержит, Кейл был ближе к опорной дуге. На ней и закрепился тросом. А я как раз собирался очередную находку паковать в контейнер. Ну, и с перепугу сам туда упаковался. И замок как-то защелкнуть сумел… Кидало, конечно, и в контейнере так, что мама дорогая… Но, видимо, это было единственным правильным решением. Теперь твоя очередь. Ты первый не ответил!

Капитан пристально посмотрел на своего судового врача. Будет выкручиваться? Если будет, то как? Или все, наконец, узнают правду о лихорадке Левика, странном исчезновении, гибели и чудесном воскрешении доктора Игоря Седых?

Игорь неожиданно сделал картинный взмах рукой и распорядился:

— Наливай! Сейчас будет рассказана вся правда о моей грешной жизни. Тихо! Я буду каяться. Вас ждет настоящая исповедь неудачника. Но для этого мне надлежит выпить. Ну! За нас, героев!

Димыч с интересом и некоторой опаской наблюдал за происходящим. Таким он Игоря еще не видел. Может, повода не было? И лучше бы в будущем такой повод не возникал. Если бы Игорь взглянул на себя со стороны, то, как врач, вынужден был бы согласиться.

Выпили. Присутствующие не подозревали, что такое поведение для доктора Седых мягко говоря, аномально, и следили за развернувшейся клоунадой с неподдельным интересом.

— Когда мы с тобой, Серега, в последний раз виделись?

— Да лет пять уже.

— Вот. Везучим ваш покорный слуга никогда не был, поэтому, когда старое наше судно окончательно списали, я остался без работы и почти без денег. А дело происходило практически в Солнечной, где без хорошего кредита вообще можно загнуться. Серега не даст соврать. И я отправился к Брагису.

Двое из присутствующих заржали. Димыч тоже улыбнулся. Кадровое агентство Брагиса — известная контора. Она занимается подбором людей на не престижные космические рейсы. Притом если работа найдена, то контора вместо платы за услугу получает процент с дохода.

— Сразу оговорюсь, Брагис с моего наивыгоднейшего контракта не получил ни цента. Ну да, не о том речь. Предложили мне поработать в грузовом флоте. Фирма, которой принадлежало судно, владела еще двумя такими же, заключала разовые контракты, после чего мы уходили в рейс, забирали на какой-нибудь шахтерской планете результат их деятельности за год, и доставляли к месту назначения. Эта же фирма занималась и поставками предметов первой необходимости, тоже разовыми, оговоренными в контрактах — это чтобы не гонять судно порожняком.

Грузовик был настолько стар, что даже наш списанный катер по сравнению с ним казался новым и блестящим. Порядок на борту такой: никаких правил кроме «капитан всегда прав». Экипаж описывать? Ладно, сжалюсь. Работало на грузовике всего шесть человек. Ну, и меня седьмым взяли, чтобы комиссии не привязывались. Я без имен, если можно. Капитан пил часто и с удовольствием. В компании со штурманами. Механиков они почему-то за людей не считали. А те, салаги, два паренька только что из училища, ничем возразить им не могли. Навигатор… н-да. Противоречивая личность. Но о мертвых либо хорошо, либо ничего. В первом рейсе я чуть не лишился невинности. Дело кончилось мордобоем с участием всех членов экипажа включая вахтенных. Я впервые участвовал в драке на пивных бутылках, непередаваемые ощущения, скажу я вам, господа. После той драки задирать меня перестали, зато стали поступать регулярные предложения по части «выпить-закусить». Этот фрагмент своей биографии я помню плохо… Во втором рейсе выяснилось, что кэп наш приторговывает наркотиками. Но я уже… нет-нет, наливайте полную!.. я уже тогда ничему не удивлялся. Контракт у меня с Брагисом был на три полноценных рейса, и я ждал только, когда этот самый третий рейс закончится, чтобы расплеваться с этой компанией и уйти, громко хлопнув дверью. Но карма у меня такая ущербная, что невезуха накатывает всегда в самый последний момент…

Глаза у Игоря стали веселые и злые. И совершенно трезвые, что нельзя сказать о языке, который начал легонько заплетаться.

— Навсегда запомнил название той планеты. Планета Эльвира. По контракту нам нужно было забрать у них какие-то биоконтейнеры, причем, после этой планеты нам предстояло возвращаться на базу. И вот с их спутника мы ловим сигнал о помощи. Спутник транслирует сигнал в ближайшее пространство, куда мы на своем грузовике и вывалились. До маяка этот радиосигнал просто еще не успел добраться. Тем более что шел не от космопорта, с другого континента и даже другого полушария. Капитан связался с заказчиками, те признались, что тоже его фиксируют, но поделать ничего не могут: нет техники для таких дальних перелетов.

Выяснить, кто и почему оказался так далеко от разведанных территорий ни нам, ни местным не удалось. А тут есть один важный нюанс. Всем известно, что страховые компании неплохо платят за спасение барахла с погибших судов или станций. А у капитана нашего со здоровым авантюризмом полный был порядок. Тут, понимаете ли, или пан или пропал. Станция секретная. Вдруг там чего-то ценное. Или даже очень ценное. В последнем случае находку можно и не вносить в описи грузов. Так что надо сказать в пользу капитана — он ни минуты не колебался, приняв решение отправить группу на разведку. Правда, по зловредности характера мне в пару он дал извращенца — навигатора. Летал тот хорошо, ничего не скажешь. Но как он при этом на меня смотрел…

Среди слушателей снова раздались легкие смешки — как выяснилось, в Игоре пропадал великолепный рассказчик.

— Приземлились. А в том полушарии уже была поздняя осень. Там скалы, покрытые снегом, под скалами — озеро. Я потом узнал, что ядовитое. И лес. Лес там замечательный. Пористые податливые стволы деревьев, кроны, которые на самом деле не из листьев состоят, а из лишайников. Такое симбиотическое сообщество. Стволы пахнут терпко, словно какой-то горькой пряностью, а лишайник пахнет пылью и болотом.

— Вы и понюхать их успели? — хихикнула рыженькая.

— А то, я на чужих планетах первым делом иду нюхать деревья, — прозвучал невозмутимый ответ.

— Ну, продолжим мою исповедь. У станции под скалами был вид стандартной исследовательской базы. Купол, башенка связи, дополнительный купол резерва и гаража. Рядом находился вполне целый на вид планетарный катер. Навигатор туда залез первым делом, и я слышал, как он докладывал капитану о состоянии найденной техники. Я же пошел сразу к куполам. Вход оказался раскодированным, что позволило сразу войти. А да. Забыл сказать. Эльвира имеет статус колониального резерва, что означает — по ней можно ходить без скафандра. Напарник мой не надел даже легкого скафа, когда вылез из модуля. Я же осторожничал. Боялся, что он меня сзади потихоньку по башке стукнет и сделает свое черное дело. Я не говорил, что в навигаторе было почти два метра роста, центнер веса и рельефная мускулатура, которую он регулярно поддерживал занятиями в спортзале?

Так вот, я вошел в основной купол. Первые два помещения оказались пустыми. Пока я их осматривал, внутри появился и мой напарник. Он сразу сунулся в столовую. Какую-то минуту стаяла тишина. Потом оттуда послышалась пальба. Стреляли из боевого оружия, не из бинка…

Аудитория притихла. Потому что из голоса Игоря исчез всякий намек на балагурство. Впрочем, это продолжалось недолго.

— Я, конечно, рванул туда. Думал, моего извращенца спасать надо. Оказалось, пальбу открыл как раз навигатор. Увидел человека с симптомами лихорадки Левика, а эти симптомы такие неприятные на вид — на лицах пигментные пятна, кожа может шелушиться, отеки… вот он это все увидел, и открыл огонь. Хорошо, что тот парень быстро среагировал. Они там втроем лежали, в столовой был оборудован лазарет. Скрутили они навигатора — геройский поступок со стороны больных людей — да и оставили лежать, где скрутили. Я стал расспрашивать. Оказалось, природный переносчик возбудителя этой лихорадки — скорей всего местное животное, мохоед Левика. Станция занималась какими-то секретными исследованиями. В сущность я не вникал. Лесной зверек прикормился у биологов, стал частенько прибегать. Кто-то один раз подманил к себе, на руки взял. Вот зверушка с перепугу и куснула… дальше сыграли роль два фактора. Первый — вирус мутировал. Второй — длительный инкубационный период не дал им сразу разобраться в причинах заболевания.

Пока я общался с биологами, этот гаденыш, навигатор, удрал. Поднялся на ноги — ловко у него получилось — и деру. Догонять было бесполезно, он люки задраил и сразу стартовал. Я спросил про планетолет, оказалось, он неисправен. Биологи на станции работали как раз над средством борьбы с вирусом. И, в конце концов, нашли выход. А тамошний техник наладил связь через пульт планетолета. К тому времени выяснилось, что на моем грузовике у всех есть признаки заражения. Чтобы предупредить ваши вопросы — никакой биозащиты, никаких сканеров там не было отродясь. Экипаж изолировали на какой-то сервисной базе. Но до того они уже в двух портах успели побывать. Я же переболел этой дрянью в легкой форме. К моему появлению тамошние ученые уже почти создали надежное средство. Вот такая история.

Часть истории, несомненно, была правдой. Но если прочих эта версия удовлетворила, то Димыч заподозрил, что доктор где-то что-то недоговорил или приврал.

Позже, когда все разошлись по каютам, и капитану с доктором от щедрот местного населения досталась отдельная комнатка, Димыч продолжил расспросы. И добился своего.

— Ну, что ты пристал? — возмутился Игорь. — Так охота дерьма понюхать? Ладно, слушай. Узнаешь, как оно пахнет. Там, в столовой, было человек десять. Столы убрали, поставили койки. Получился настоящий лазарет. А этот урод открыл огонь на поражение. Нервы у него сдали. По лежачим больным. Я попытался выбить оружие, но неудачно. Эта сволочь легко избавилась от меня, оглушила, связала и закончила начатое. Он пристрелил всех кроме меня. И больных, и людей в лаборатории. Их тела я потом нашел. После. Когда он улетел, я остался со связанными руками в компании шестнадцати свеженьких мертвецов. Ситуация, да, капитан? Секретная станция, которой нет в наших реестрах, куча мертвецов, зараза, которая вполне может оказаться смертельной…

— И что потом?

— Потом… потом я долго крутился ужом, пытаясь или встать или распутать руки. Потом как-то избавился от полотенца. Он меня связал полотенцем… Потом я хотел перетащить покойников в холодильник. Но холодильник оказался маленький, туда можно было впихнуть от силы пять тел. А не шестнадцать, имевшихся в наличии. Понимаешь? По уму, надо было, конечно, сжечь. Но… поздняя осень. Доступное топливо — древесные стволы, они почти не горят. Нашел расщелину там, в скалах. День переносил тела и еще два дня заваливал их камнями. А нет, вру. До этого я попытался оживить планетолет. Но он был неисправен, об этом сообщал бортовой компьютер, а что именно там не работало, я не смог понять, я не механик. Веришь, жить хотелось. А не получалось. Я стал думать. Симптомов болезни у меня пока не было. Я стал просматривать записи биологов. Понимал через пень-колоду, но пытался разбираться. Сколько дней? Зима началась. Такая, настоящая, со снегопадами. Нашел, наконец. Там хранились истории болезни всех пациентов. Я выяснил, как маркировались ампулы, которые кололи больным в последние дни. Результат обнадеживал. Еще через какое-то время у меня начался жар, и на всякий случай я проколол себе полный курс. А потом станцию уничтожили. Сбросили бомбу-хлопушку. Меня в тот момент там не было. Я иногда гулял по лесу. Когда не сидел в катере, в безнадежных попытках запустить хотя бы связь. Управление было закодировано на какого-то одного человека. Кода я не знал. Вернулся на вспышки — там руины. Ни еды, ни жилья. Катер тоже пострадал, к тому же его опрокинуло взрывом. Все. Я тогда с катушек слетел. В катер залез, думал там устроиться. Ты когда-нибудь бывал в катере, лежащем на одном борту? Приборы не работают, даже кухонный синтезатор. Холодина, зима в пробоину заглядывает. И вечер. Самая страшная ночь в моей жизни — это первая ночь в перевернутом катере. А на следующее утро я вручную изолировал себе один отсек. Думал, теплей будет. Фиг. Все быстро вымерзло. Потом я научился в тамошнем лесу находить топливо для костра. День собирал в лесу высохшие стволы. Ночью разводил огонь, да там и спал, сделав себе лежак. И, кажется, сразу решил исследовать остатки станции. ты знаешь, кое-что нашел. Лаборатория находилась в центре купола, самое защищенное место. На нее просто упала крыша. Основной удар принял на себя вспомогательный купол. Пока был в силах, я собрал все записи, до которых мог дотянуться. Все, что сохранилось в целости или хотя бы фрагментарно. И я таки нашел действующий пищевой синтезатор. Энергии в нем было чуть. Но эта «чуть» мне жизнь спасла. Я несколько раз разбирал-собирал этот чертов агрегат, научился обходить все защиты. В конце концов, мы с ним наделали сухарей, каких-то вафель, шоколада. Почему-то в конце вместо заказанного шоколада он выдал мне несколько персиковых леденцов. После чего умер. А я на тех сухарях продержался больше месяца. Пока кто-то в Солнечной не чухнулся проверить, не осталось ли от погибшего персонала станции каких-нибудь записей…

— Зачем же бомбили? — удивился Димыч, который на самом деле уже почти спал.

— Ты знаешь, мне не довелось читать доклад моего друга-навигатора, так что тут простор для фантазии велик. Парень он симпатичный… был. И язык у него хорошо подвешен. Мог наплести чего угодно. А как заболел, да еще с теми симптомами, которые сам и описывал… он же первый заболел. Вот и решили подстраховаться. По официальным сводкам, перед бомбежкой выживший персонал был со станции снят. Что дальше? Я, кажется, уже рассказывал, что грузовик мой успел побывать в нескольких портах, пока экипаж не засадили в карантин эпидемиологи. Всех зараженных в конечном итоге выявить не удалось. Болезнь сбежала. Понятное дело, стали искать спасение от нее сами, но ведь проверить тоже не грех, а вдруг здесь биологи были на правильном пути? Если бы не решили проверить, я бы там в скорости и помер, от истощения. Такая история, капитан.

Лицемер, подумал он с отвращением. Клоун. Можно долго искать себе оправдания, а все-таки. Кого ты больше ненавидишь, Игорь Седых? Того, другого, который давно умер, или себя самого? За то, что оказался не способен хоть как-то противостоять уроду, когда тот убивал. И потом. Когда он избил тебя до полусмерти и спихнул на койку под бок синему от болезни и липкому от крови покойнику. И улетел.

Милосердная память почти ничего не сохранила от последовавших суток. Но и того, что осталось, хватит до конца жизни. С лихвой.

И была еще гора тел на снегу, и жалкие попытки собрать хоть какой-нибудь костер.

И были дни, которые кроме пустоты и бессильной ненависти заполняла необходимость выжить, найти и убить.

И странное спасение, тогда, когда он уже перестал надеяться, а только ждал, когда, наконец, закончатся сухари, и появится реальный повод больше не жить.

И госпиталь.

А уж, какими путями его разыскала в госпитале центрального Бюро та журналистка из сетевого Ньюса, и зачем ей вообще понадобилось ковырять историю с лихорадкой Левика, о том Игорь так и не узнал. Наврал ей чего-то. Новость же пошла гулять и обрастать подробностями. Которые, слава всем богам, не имели ничего общего с правдой.

А сам доктор принялся с остервенением изучать самые разные способы убийства. Практически поселился в спортзале, почти все деньги, которые у него еще оставались, перекочевали в карманы тренеров.

Потом Игорь Седых перебрался на Флору, где вскорости и умер.

5. Скелеты в шкафу

Нельзя сказать, что до столкновений с ФСМ Солнечная ни с кем не воевала. Войны случались во все времена, но в большинстве случаев это были все же локальные конфликты. Именно по этой причине десантные подразделения в армии образца середины прошлого века считались самыми популярными. А уж десантный корпус зоны Визиря вовсе считался элитным. Последняя война еще раз подтвердила, что выигрывает в войне тот, кто имеет преимущество в космосе. Чтобы обеспечить такое преимущество нужны специальные военные корабли, новые разработки…..таким образом, в известном смысле, война подстегнула развитие экономики планет СФ.

Удар гведианских кораблей в первую очередь пришелся по системе коммуникаций Солнечной. В результате большая часть гражданских судов приобрела новую военную специальность. После окончания активных военных действий правительство Солнечной приняло решение использовать в качестве основных средств для перемещения груза и пассажиров стационарные телепортационные базы, расположенные за внешними орбитами систем. Это в разы удешевило транспортные расходы, и способствовало восстановлению экономики планет в тот период. Тогда, после войны, исследования новых миров потеряли на время актуальность, и гражданские корабли галактического класса практически исчезли…

…Возможно, почти полное исчезновение гражданского космофлота и послужило одной из причин глобального системного кризиса, сменившего эйфорию от экономического роста в первые послевоенные годы…

…Перемещение груза и пассажиров и сейчас происходит в основном через станции переброски…

…Новейшая история исследований пространства началась лишь около пяти лет назад, когда появились первые корабли класса «Эхо» и «Корунд»…

Учебное пособие «Курс современной истории: система координат»,

Флора, «Орс», 312 г. к. в.

На «Корунд» экипаж вернулся только в середине дня.

Уже следующим утром Чени доставил с планеты на борт Джима Мориса и двух его сотрудников. Капитан встретил их у шлюза. Морис сопровождал последнюю партию груза, а также доставил разрешение от руководства первого отдела на предварительное исследование планеты той же звездной системы, которая заинтересовала археологов потому что она расположена рядом с «находкой века», а значит, может нести на себе следы той же цивилизации. Покинуть систему они все равно не имели права, пока доктора на базе не решат, что транспортировка тяжелораненого на борт никак ему не повредит. По их прогнозам ждать оставалось неделю. Как раз, чтобы отправить легкий «фотон» к искомой планете, провести съемку поверхности и вернуться назад. Вести катер предстояло навигатору Владу Чернову, вторым пилотом попросилась Регина. Димыч подумал и согласился. Регина по возвращении на борт проходу доктору не давала. И капитан решил устроить приятелю передышку.

Перед отправкой обсудили программу полета, Влад отчитался о маршруте, а Морис объяснил, какие именно данные о планете его интересуют. Объем работ наклевывался большой, пусть высадка на поверхность в них и не входила.

— На режиме иглы мы экономим достаточно времени, так что уж в неделю точно уложимся, — подсчитала Регина, — может, даже раньше вернемся.

— Сплюнь, — посоветовал Влад и первым забрался в катер. Регина скорчила рожу его спине, после чего вежливо попрощалась с провожающими.

— Связь держите постоянно, — напомнил Димыч, у пульта буду либо я, либо Лаура.

— Разумеется. Все! Счастливо.

Черный летный комбинезон чертовски шел Регине, подчеркивая все достоинства фигуры и скрывая недостатки. Когда люк закрылся, капитан отправился на мостик, где нес вахту Чени Рай.

Соединившись с инфосетью, вызвал «Фотон», спросил:

— Как настроение?

— Как надо, — отозвался Влад. — Следующая связь после выхода из иглы. Завтра в семь часов или около того. Не провороньте.

Об этом уже было не раз говорено во время обсуждения. Капитан пожелал им счастливого полета и разорвал связь.

Мне все чаще кажется, что происходящее происходит не со мной. Устала от этой палаты, устала оттого, что кроме молчаливого санитара к нам никто не заходит. Все словно вымерло. И сбежать невозможно. Окон у комнаты нет, дверь все время заперта. Один раз санитара вызвали по кому, и мне удалось высунуться в коридор. Коридор оказался недлинным. Три двери справа, три слева, с торца стальная дверь. Почти сразу меня грубо вернули назад.

Велчи все хуже. Она плохо спит, У нее бывает сильный озноб. Мы стали реже разговаривать. А мне… из-под пальцев вытекли последние остатки памяти о том, что было до. До этой палаты. Я знаю — там было много всего, но это уже даже не чужая история, это какие-то бессмысленные словосочетания. Имена.

Я больше не я.

Я прежняя не исчезла только благодаря снам. Именно там остается по крупицам то, что было Сашей. Впору придумать другое имя и запретить себе вспоминать неуловимое прошлое.

Велчи теперь редко встает. Я однажды рассказала ей о своих снах, она оживилась и стала расспрашивать, но кроме самого факта их существования мне нечего было добавить. Это как сквозь толстое тонированное стекло заглядывать во флаер, в котором тебя везли с завязанными глазами. Знаю, что была там, внутри, а вот как описать?

И все же, выслушав мои путаные объяснения, она сказала:

— Знаешь, Саш, я могу ошибаться. Но мне кажется, твоя память восстановится, дай только срок. Подумай сама. Клетки твоего организма все равно заменялись с возрастом, в тебе ничего не осталось от того младенчика, которым ты родилась. Пен-рит аналоги тоже возникают не на пустом месте, перенимая черты основного носителя. Беда только в том, что это происходит слишком быстро. Организм не успевает перестроиться. Если бы это было не так, ты, как и все прочие пен-рит сейчас не то, что своего имени не помнила бы. В твоем лексиконе было бы слов десять, и кормила бы я тебя с ложечки.

— Не исключено, что этим все и кончится.

— Хочешь, докажу, что нет? — она даже привстала.

— Давай.

— Тогда расскажи, о чем мы вчера с тобой поспорили?

Санитар сообщил, что в палату подали горячую воду, и мы спорили, кому первому идти в душ.

— Ты и сама знаешь, — усмехнулась я, — причем здесь это.

— Тогда скажи.

— Мы поспорили из-за душа. Ты не хотела пускать меня вперед.

— Что требовалось доказать. Сегодня уже помнишь, что с тобой было вчера. Могу поспорить, что если напряжешься, вспомнишь и еще пару дней из нашей здесь жизни. То есть, проблемы с запоминанием свежей информации у тебя уже почти нет. Все вернется, Саш. Вот увидишь.

— Спасибо, Велчи.

Я запомнила ее слова — в них была надежда. Они помогали мне в последующие дни заключения.

«Выписка из протокола осмотра территории СК331, Эльвира.

Летательный аппарат атмосферного класса «Каскад», обнаруженный на обследуемом участке, к полетам не пригоден, причиной чему послужили повреждения, полученные во время взрыва большой мощности, а так же нарушения в системе навигации, которые существовали, как показывает экспертиза, задолго до этого. Состояние тел погибших дает право предположить, что причиной их гибели стали полученные стреляные раны. Оружие на осмотренной территории не найдено.

Обнаружены попытки разобрать завалы в жилой и лабораторной части уничтоженной станции.

Осмотр места проживания выжившего участника спасательной экспедиции не дает возможности однозначно доказать его причастность к гибели работников лаборатории…»

— Собственно, все это не противоречит рассказу доктора. Оружия мы не нашли и не найдем…

— У подозреваемого было полно времени, чтобы спрятать его хоть на дне озера, хоть в лесу. Это еще ни о чем не говорит.

Следователь бюро пожал плечами. По его мнению, тему можно закрывать. Но объяснений ждет не только хозяин уничтоженной лаборатории, представители прессы и родственники погибших ученых тоже ждут.

— Вот, ознакомьтесь. Показания журналистки, благодаря которой новость просочилась в сеть…

— Благодарю. Я видел. Кстати, ее версия слегка расходится с показаниями подозреваемого.

— Тем не менее, озвучу: «я разговаривала с человеком, который находился на крайней стадии истощения. Каждое слово приходилось тянуть из него, словно клещами. Но у меня создалось впечатление, что он абсолютно адекватен и прекрасно себе представляет, в какой ситуации оказался. Я к тому, что его голос сейчас против голоса человека с «Ахилла-12», и нет никаких подтверждений его причастности к смерти ученых, так же, как нет опровержений тому. И то, что навигатор с грузовика уже мертв, ничего не решает. По словам доктора Седых, именно тот второй совершил убийства, испугавшись симптомов болезни, и покинул планету, бросив напарника. Честно говоря, обе версии выглядят достаточно убедительно. В своей статье я старалась остаться нейтральной и не симпатизировать одной из сторон…».

— Ну, и чего еще хочет следствие? — возмутился адвокат представителя корпорации, занимавшейся исследованиями на Эльвире. — Ясно, что оба пытались очернить друг друга! Тут достоверных фактов мы все равно не добьемся.

— Собственно, сегодняшняя встреча вызвана тем, что наш погибший полгода тому назад на Флоре подозреваемый на самом деле жив и даже здоров. За истекший период следствие проделало серьезную работу, которая отчасти подтверждает невиновность доктора Седых. Было опрошено большое количество свидетелей, проведена психологическая экспертиза, собрано досье на обоих фигурантов дела…

— И что дает ваша экспертиза? — адвокат хотел, чтобы подтвердилась вина доктора. Раз уж он жив и может предстать перед судом. Всегда лучше, когда есть конкретный человек, которого можно обвинить перед лицом общественного мнения… и работодателя, разумеется.

— Вот досье навигатора грузового транспортного судна «Ахилл-12» Амона Германа. Вкратце — он дважды находился под следствием по обвинению в торговле наркотиками. Оба раза дело не было доведено до суда. Герман закончил навигаторские курсы заочно, уже имея навык полетов, но после получения удостоверения в течение одного стандартного года сменил место работы пять раз. После чего устроился на «Ахилл», где и работал навигатором до самой смерти. Тут психологической характеристики нет, Амон Герман умер несколько раньше, чем ее успели составить.

— А Седых?

— Игорь Петрович, похоже, полная противоположность описанной личности. Десять лет назад еще студентом он оказался в зоне активных боевых действий, вошел в состав одной из поисково-спасательных армейских бригад. Там проявил себя с лучшей стороны, людям, которых мы опрашивали, не приходилось долго вспоминать его имя. После войны работал врачом сначала на станции спасателей все там же, на Примуле, потом на одном из пассажирских внутрисистемных судов на флорианской ветке. Четыре года назад перевелся на станцию первой помощи в Солнечной, там как раз шло строительство большой сервисной станции для внутрисистемных кораблей. Характеристики от всех бывших коллег исключительно положительные.

— И все-таки, это не доказательство.

— Разумеется. Но при обследовании тел погибших, было выявлено, что одного из них пытались реанимировать. Мы пришли к выводу, что вряд ли это делал господин Герман, которого к тому моменту на планете уже не должно было быть…

Социальному министерству в здании правительства был отведен целый этаж. Восьмой. Там кроме кабинетов, конференц-зала и пресс-центра размещалось еще и небольшое кафе, которое посетители ценили не только за вкусную и всегда свежую еду, но и за наличие бара.

Дизайн заведения определялся местом, где оно расположено. Все было немного официально, даже строго, выдержано в сине-серебристых тонах, но общий колорит нарушали легкомысленные цветочки на салфетках и занавесках, да добавляли уюта светильники, выполненные в ретро-стиле.

За одним из угловых столиков сидели четверо — в остальном зал был пуст. Один из участников обеда был брит наголо, имел подвижные брови и большой рельефный нос. Напротив лысого сидел сам социальный министр. Высокий молодой человек, одетый стильно, и в то же время неброско, занимал место по правую руку от министра, по левую устроился худой мужчина средних лет, весь вид которого говорил, что он заскочил сюда на минуточку, перекусить, и вот прямо сейчас должен бежать по очень важному делу. Перед посетителями стояли высокие бокалы со светлым соком.

— Вот список, — министр вытащил из папки плотный лист тонированной по краю бумаги. — Майкл, вы просили.

— Да, спасибо. — Молодой человек взял лист. — Но тут не все. Тут только лаборатории и исследовательские центры, которые непосредственно курирует министерство. А нас интересуют все организации, так или иначе задействованные в пен-рит программе.

— Лицензию на проведение исследований имеют три лаборатории. При них есть клиники и поселки для адаптирующихся.

— Правильно ли я понимаю, — спросил лысый, — что больше никто не занимается пен-рит трансформацией…

— Как вам сказать… — министр замялся. — Технология старая. Начало программе было положено пятьдесят лет назад. Тогда это казалось панацеей…

— Значит, кто-то может заниматься этим, так сказать, в частном порядке.

— Да, но это не законно.

— У вас есть сведения по таким лабораториям?

— Достоверных нет.

— Курт, взгляните-ка сюда, — протянул Майкл бумажку координатору Второго отдела, — Вот адрес…

— Реабилитационный комплекс при клинике, — кивнул лысый, — чем он вас заинтересовал?

— Он один-единственный в черте города. Все остальное — дальше.

Четвертый собеседник, Калымов, покачал головой.

— Надо понять, зачем ее вообще могли похитить. Именно ее, не любого другого пен-рит, которых в городе довольно много.

Министр, отхлебнув из стакана, медленно ответил:

— Мы тут прикинули с экспертами. Получается, что похищение имеет смысл, если кто-то пытается повторить опыт на нормальных людях. С нормальной мыслительной деятельностью. Если эти гипотетические исследователи толком не знают, что должно получиться на выходе…

— И верней всего, это все носит политическую подоплеку, — перебил Майкл, которому было наплевать, что об этом неуважительном поступке подумает министр. — Если некто сможет доказать, что пен-рит трансформация никак не влияет на умственные способности носителя, а она не влияет, что доказывают ваши собственные исследования, и если удастся сделать так, чтобы носитель сохранял память, это будет прорыв. У вас ведь предстоят выборы, не так ли?

— Через полгода. — Министр мрачно кивнул.

— Если предположить, что исследования ведутся несколько лет… Скажите, что будет, если некая политическая сила предъявит результат успешной трансформации нормального человека? Полностью адекватный, вполне осознающий себя результат? И с сохранившейся памятью, конечно.

— Вы правы. Может случиться все, что угодно. Вплоть до государственного переворота. Но у них не получится. По определению. Лучшее оборудование стоит в наших центрах, у нас работают лучшие ученые. Наконец, у них не может быть такого научного материала, который за пятьдесят лет накопился у нас.

Министр залпом допил сок. Остальные к напитку так и не притронулись.

— Это означает, — заметил Вак, — что немного времени у нас есть. Если все так, как вы говорите, то Саше сейчас непосредственная опасность не угрожает.

— Это сейчас. — Майкл кивнул. — Думаю, если у них не получится с собственными опытами, то в качестве удачного эксперимента общественности может быть предъявлена она. И вот тут, уж не знаю, будет ли это напрямую привязано к дате выборов.

— И еще. Когда девушку похитили, последняя стадия трансформации была на пике. Иными словами, она очень мало, чем отличалась от прочих пен-рит. Процессы забывания протекали быстрей, чем процессы запоминания и осмысления информации. Преступники могли и не знать об этом. Поэтому ее могли признать не пригодной для политической игры и уничтожить. — Министр развел руками. — Чего бы, конечно, не хотелось.

— Понятно. Другие версии есть? — спросил Курт.

Майкл нехотя ответил:

— Есть, но они все на одном конце имеют похищение, на другом — труп. Например, она могла оказаться случайной жертвой маньяка, ненавидящего пен-рит, такой есть, и его еще не поймали.

— Ладно. Основной будем считать политическую версию, раз десять дней прошло, а труп так и не нашли, — ровно сказал Курт. — Скажите, министерство может учинить тотальную проверку всех своих учреждений, связанных с пен-рит программой? Или даже не только своих?

— Может. Но я почти уверен, что ее похитила не правительственная организация.

— Кто-то из ваших подчиненных мог действовать на свой страх и риск, — заметил Майкл. — В любом случае подстраховаться стоит.

Министр кивнул.

— Хорошо. Я дам распоряжение…

Канал дальней связи на этот раз почему-то не давал точно сфокусировать изображение. Но и того, что было видно, хватало. «Фотон» висел на дальней орбите, транслируя на «Корунд» картинку со своих датчиков. Планета оказалась серебристым шаром, ровным, как теннисный мяч.

— Облака, — авторитетно заявил Аск, — очень плотные облака.

Ему не ответили. И так было ясно, что поверхность скрыта под ровной облачной массой.

В тот час на мостике собрались все члены экипажа корабля, полюбоваться зрелищем. Ради такого дела запустили голопроектор, который обычно был отключен за ненадобностью.

Лаура вывела на трансляцию прямую связь с экипажем катера.

— Привет, — раздался голос Регины, — как вам нравится этот мячик? Снимки поверхности отсюда сделать не получится.

— Шикарный мячик, — отозвался капитан. — У вас целый арсенал локаторов и тест-зондов. Обойдутся археологи и без обычной картинки.

— Что-то не получается у меня с такого расстояния, — заметил Влад, — какой-то сбой идет, хоть тресни.

— У нас тоже картинка двоится, — заметила Лаура, — но это, скорей всего, из-за расстояния. Пробуйте поработать с ручными настройками.

— Уже, — голос Регины по ту сторону экрана стал грустным. — Придется, видимо, траекторию пересчитывать. Сейчас запущу программу, поищем себе новую орбиту. Поближе. Капитан, может, все-таки дадите разрешение на посадку?

— Нет. Облетите планету, снимки сделаете, спустите зонды. После забора проб сразу возвращайтесь. У нас нет в резерве лишнего дня на исследования. Спектральный анализ уже готов?

— Не ворчите, Дмитрий Евгеньевич. Я просто так спросила. Всё мы помним.

— Региш, дай нам максимальное увеличение, — попросил Растам.

Шарик надвинулся, чуть не вылетел из допустимого пространства. Из-за ограниченности обзора он казался теперь матовой линзой, с видимой выпуклой частью. По линзе пробегали искры и разводы помех.

— О, расчет завершен. У меня две версии орбиты. Компьютер предлагает выйти на стационарную. Соглашаться?

— Соглашайся, — хмыкнул Чернов, — сэкономим на ловле зондов…

Картинка схлопнулась в точку, голопроэктор начал транслировать пустоту. Лаура нетерпеливым движением выключила его. Картинка появится не раньше, чем пилоты завершат маневр. Сейчас им обоим не до настройки устройств внешнего слежения.

Они продолжали о чем-то болтать на весь мостик, забыв очевидно, что так и остались на связи с «Корундом». Реплики их были забавны, и Лаура медлила разъединять связь. Именно поэтому все, что случилось дальше, случилось при непосредственным участии тех, кто был на мостике.

Смех Регины вдруг оборвался, и она резко спросила:

— Это еще что такое? Этого не было!

— Регина, отключай автопилот, это не…

— Что там у вас? — встревожился капитан.

— Космический объект. Я его не наблюдаю. Но датчики фиксируют выброс энергии, — обстоятельно и почти спокойно объяснил Чернов.

— Спутник, что ли? — добродушно спросил Коновалов.

Успел спросить. Потому что в следующий момент все услышали испуганный голос Регины:

— Мама! Влад, вон там, смотри…

— Нас, похоже, атакуют, — встревожился Влад, — Регина, да не спи ты! Кому сказано, уходим с курса!

На мостике «Корунда» наступила полная тишина. Все понимали, что происходит что-то выходящее из ряда вон. Последний конфликт на космических трассах завершился десять лет назад, тогда происходил передел зон влияния на координационных ветках. Тогда Солнечная отдала часть периферийных миров, зато закрепила на свою систему коммуникации несколько зон свободного поиска и получила мирный договор с ФСМ на хороших условиях. Правда, в последние годы появились признаки, что Свободные миры жаждут повторить военный опыт.

— Влад, я не успеваю. У него скорость выше!

— Какого черта, — заорал вдруг капитан, — уходите в иглу, там вас не достанут!

Что-то щелкнуло и стало понятно, что связи нет. И неизвестно, услышали ли ребята крик капитана, а если слышали, успели ли воспользоваться советом.

— Все по местам по авральному распорядку, — резко сказал Димыч, — «Корунд» уходит с орбиты.

Лаура связалась с археологами, предупредив их об опасности, и сообщила, что если все будет нормально, то корабль вернется за раненым, как только отыщет свой катер. Но на «все нормально» на борту никто всерьез не надеялся.

Мрачное молчание пропитало судно сверху донизу, и казалось, замедлило его движение на пути к цели, удлинило маршрут и время ожидания вместе с ним.

Капитан, зеленый от недосыпа, сам написал программу полета и рассчитал переход в режим иглы. Он хотел как можно дольше оставаться в контактном состоянии с нормальным пространством, ибо в игле связи не будет. Но катер не отзывался.

Илья, стоявший вместе с ним вахту, попытался как-то растормошить Димыча, но в ответ получил мрачное:

— Надо было самому лететь.

— Спокойно, капитан, за всех не подставишься, — возмутился старпом.

— Я хотя бы знаю, что делать в такой ситуации.

Коновалов достал трубку и промолчал. Димыч действительно знал. Пятнадцать лет назад, совсем еще сопляком, он успел повоевать на одной из богом забытых веток периферии.

Капитан отстоял три вахты подряд, после чего Игорь распорядился гнать его с мостика поганой метлой. Правда, первая попытка провалилась. Потому что ее должен был осуществлять Чени Рай, который не смог выдержать нужный тон. Зато второй раз судовой врач не прогадал. Нет, разговаривая с Лаурой, он выразился куда корректней. Но эффект получился нужным. Решительная инженер связи выставила Димыча, как строгий учитель иногда выставляет с урока нерадивого ученика. Капитан ушел отдыхать в каюту.

Через некоторое время Игорь, как человек, отвечающий за эмоциональное состояние экипажа, отправился проверить, как он там.

Дверь в капитанскую каюту была не заперта.

Доктор вошел, подпер плечом стену. Капитан не спал вопреки обещанию. Игорь давно подметил, что тот мало спит.

Димыч сидел на кровати и в мрачном настроении перебирал цветные снимки, веером разложенные перед ним. На полу возле кровати валялась целая россыпь фантиков от персиковых леденцов.

Заметив гостя, капитан сделал приглашающий жест. Тот вошел, пододвинул к кровати кресло. В капитанской каюте было полноценное вертящееся кресло, даже с подлокотниками.

— Мой архив, — пояснил капитан.

Привычка хранить снимки в материале для обитателя планеты показалась бы странной. Но космос — это другое. Здесь просто необходимо, чтобы глаз изредка натыкался на изображения друзей, любимых, родных мест. Многие так украшают каюту. Кто-то, как Димыч, любит изредка достать из нижнего ящика рабочего стола неровную пачку распечаток, перебирать их, вглядываясь в образы прошлого и настоящего. Это похоже на ведение дневника. У Игоря никогда не было архива фотоснимков…

Доктор вытащил из пачки наугад первую попавшуюся картинку. Несколько человек в серых спецовках на фоне посадочного модуля. Название несущего борта нечитаемо.

— Это мы после Клондайка. Вот этот паренек — это я.

— А остальные?

— Наша команда. Вот это Семен Сарычев, он был у нас капитаном. Погиб по-дурацки. Сорвался с приставной лестницы. Головой о камень и все — на раз. А с остальными ребятами мы на этом самом «Корунде» три года ходили. Вот, видишь? Жанна. Твоя предшественница. Только она здесь совсем девчонка.

Жанна оказалась большеглазой темнокожей красавицей.

— Вот относительно недавний снимок. Это я, это наш механик Леша Романов, а это капитан Сандра Лин.

Капитан Сандра Лин казалась по сравнению с самим Димычем и с высоким механиком сущим цыпленком. И если только Игоря не обманывали глаза, она была помоложе их обоих. Забавно.

— Как она с вами справлялась?

— С трудом. Поначалу. Потом наладилось все, конечно. А потом она погибла.

— Да, не везло вам с капитанами.

Димыч выбрал снимок, где Сандра была изображена крупно, по пояс, вполоборота. Удачный снимок: девушка чему-то улыбалась, чуть склонив голову. И это выражение показалось Игорю настолько знакомым, что он тоже улыбнулся, а потом хлопнул себя по лбу.

— Не везло, — согласился Димыч, — и сейчас что-то не очень везет. Чего улыбаешься?

Игорь поколебался немного, но все же спросил:

— Дим, скажи. Твоя Сандра Лин, и Александра Лингина — это один человек?

— Александра. Да. Один.

— Я почему-то так и думал…

— Вы были знакомы?

— Очень недолго.

Помолчали. Игорь с новым интересом вгляделся в снимок. Вот значит, какая ты на самом деле, Саша. Вот где я тебя нашел. Тебе, оказывается, совершенно не к лицу твоя блондинистая маска. Но этого ты от меня не услышишь никогда. Что бы ни случилось, мы встретимся. Ты, наверное, меня не узнаешь. Но всеми правдами и неправдами я притащу тебя сюда, на «Корунд», что бы там ни говорил Калымов с его нелепой конспирацией…

Впрочем, Дим, ты прости. Я тебе пока тоже ничего не скажу. Здесь, на этом корабле, Сашка обязательно все вспомнит. Или хотя бы начнет вспоминать. А если нет, если я притащу на борт тупую пен-рит, которую придется кормить с ложечки и учить говорить… то зачем тебе знать, что Сашка умерла не три года назад, а всего месяц. И даже если так. Я все равно буду надеяться. Не может быть, чтобы от нее совсем ничего не осталось.

— Сандра была великолепным пилотом, — Димыч взял у Игоря из рук снимок и положил в общую кучу. — Мы никогда не были с ней друзьями. Сейчас думаю, почему так вышло, и не нахожу ответа. Семен был моим другом, она — соплячкой, посмевшей занять его место. Как мы с ней ругались! Когда никого нет, на мостике. Не часто, зато от души. Она орала, что я бездарь, я — что баба с возу, кобыле легче. Поводом для ссор могло стать что угодно. От соблюдения внутреннего распорядка до техники безопасности при размещении грузов. И конечно, главный предмет бесед — управление судном. Иногда была права она, иногда я. Я считал, что все, что она делает — делает специально, чтобы доказать нам всем, насколько она лучше прежнего капитана. В тот день она попыталась пристроить меня на размещение груза, я… мы до этого снова поцапались. Я сказал, что только что сменился с вахты, и пусть кто угодно занимается погрузкой, я законно отдыхаю. У Сандры такой принцип: не можешь пристроить к делу других, делай сама. Парень, который сопровождал доставку, показал подлинные документы Бюро, но он, видно, чем-то ей не понравился. В трюм Сандра его так и не пустила. Завела в камеру контроля, там оформила договор, и вот тут он взорвал себя. Дело было на Флоре. Это соседний мир с Экуром, а там традиционно сильны изоляционистские настроения, там и до нас были инциденты на кораблях. На Флоре тогда еще спокойно было. Но такой масштабный взрыв, который должен был случиться на «Корунде», должен был срезонировать на всю систему. Сандра, получается, нас всех прикрыла. А должен был быть я. Такой вот у меня скелет в шкафу. Леденца хочешь?

— Ложись-ка ты спать, скелет в шкафу. Скоро выходим из иглы, ведь первый на мостик побежишь, — вздохнул Игорь. Его бы воля, он бы прямо сейчас влил в капитана литр снотворного, и приказал его не трогать как минимум двадцать четыре часа. Скелеты — скелетами. А работа — работой.

К сожалению, двадцати четырех часов у них не было. Были не полные два — ровно столько оставалось до выхода «Корунда» из режима иглы.

— Илья, вы случайно не знаете, где капитан? — спросил Аск. Его послали найти Димыча, поскольку тот не отзывался на сигналы коммуникаторов.

— Найдите доктора. Капитан сам обнаружится где-то рядом.

— Я серьезно! — возмутился стажер. — Его ждут на мостике.

— Ну, если серьезно, то капитан спит в каюте.

— Спасибо.

Аск в два шага добежал до каюты капитана, остановился, перевел дух, постучал.

Никто не ответил, но дверь оказалась не запертой. Капитан действительно спал. Выключенный ком валялся подле его головы. Молодой человек нерешительно тронул Димыча за плечо. Тот резко сел:

— Что?

— Выходим из иглы, Дмитрий Евгеньевич. Чени зовет вас на мостик.

— Что ж по кому не позвали? А черт. Седых, я тебя когда-нибудь убью.

Вызвать его никто не мог, потому как добрый доктор на прощание позаботился о покое капитана.

Аск хрюкнул в кулак — вспомнил замечание Коновалова.

Димыч, наспех застегнув куртку, помчался на мостик вслед за стажером. Все уже находились на своих местах согласно авральному режиму. Из лишних на мостике присутствовал только доктор, которого до прихода капитана никто не посмел выгнать.

— Иди к себе, — распорядился капитан, — если мы их найдем, твои услуги могут понадобиться.

Игорь кивнул и ушел. Без возражений. Димыч вяло подумал — может, не стоило? Но потом забыл про все. Навигатор сообщил, что «Корунд» полностью готов к переходу в обычный режим полета. И осталось только виртуальное табло контроля за процессами, да быстрые, ясные команды, которые всплывали в мозгу, словно из ниоткуда. Так всплывают из небытия когда-то навсегда зазубренные цитаты или формулы.

«Корунд» завершил маневр и выскочил в стандартный режим в такой близости от планеты, что некоторые слабонервные члены экипажа шумно перевели дух.

— Связь! — тут же распорядился капитан. — Навигатору расчет оптимальной орбиты мне на пульт, Илья, исходные для корректировки уже есть?

— Сейчас… да, есть. Корректирую.

Загудели маневровые двигатели «Корунда», изменился общий привычный голос корабля.

— Марк, дополнительную защиту на двигатели. Это наша самая уязвимая часть…

— Потеряем в скорости, — предупредил по коммуникатору механик.

— Выкрутимся. Кто-нибудь видит что-то необычное?

Необычное появилось сначала на спектральных, потом на масс-датчиках. Прикинув габариты объекта, Илья присвистнул:

— Чуть меньше нас. Средняя скорость на развороте выше. Хочу посмотреть, как выглядит эта штука.

— Сейчас увидишь. Чени, примерный курс объекта?

— Я не волшебник. Минуту дайте!

Чени понадобилось сорок секунд, чтобы подтвердить то о чем все и так догадались.

— Меняет траекторию. Будет сближаться с нами. Пересечение курсов через двадцать минут. Он будет к нам так близко, что сможем посмотреть на него глазками.

— И что увидим, — ехидно спросил Аск, — светлое пятнышко?

— Отставить разговоры на мостике, — капитан пристально вглядывался в основной экран, куда Чени вывел курсы обоих кораблей, и «Корунда» и чужака. Прогнозы подтверждались. Чужак хотел подойти поближе, притом, скорее всего он считал, что на борту «Корунда» его не видят.

— Лаура, что со связью?

— Объект молчит во всех доступных диапазонах.

— Наши?

— Тишина.

Прошла приблизительно минута, когда от чужака отделился еще один объект, траектория которого не предвещала ничего хорошего светяшке.

Капитан подключился к виртуальности и полностью замкнул на себя управление кораблем. Раньше он так не делал. Так делала Сандра. Всего два раза за всю историю их общения. Коновалов возмущенно хмыкнул и так загрыз мундштук трубки, что стоящий рядом Аск услышал отчетливый треск.

«Корунд» резко поменял курс, пол под ногами поплыл. Новая траектория корабля отобразилась на экране с задержкой в несколько секунд. Маленький объект тоже свалился с дуги, но было очевидно, что он не успевает.

— Интересно, чем они нас… — чуть переведя дух, поинтересовался стажер.

— Лучше нам об этом не знать. Илья, приготовь-ка противометеоритную пушку.

— С дерева упал? Дим, это уже война.

— На нас напали. Возможно, уничтожили наш катер. Да, судя по всему, это война.

После этих слов капитана в рубке стало тихо, как в склепе.

— А может, и обойдется, — договорил он через секунду, чтобы снять напряжение повисшей в воздухе паузы. И снова непредсказуемо изменил курс.

Чужак опять разделился. Теперь на «Корунд» надвигалось уже несколько объектов, каждый — по своей траектории. Словно ловчая сеть.

— Пушка готова?

— Готова.

— По моей команде будь готов дать разряд. Иначе не выпутаемся.

Сетка приближалась. Но у пушки сравнительно небольшой радиус эффективного действия. А луч придется использовать рассеянно, что тоже не способствует сохранению силы удара. Дождавшись одному ему ведомого момента, капитан дал команду стрелять.

Экран пыхнул голубым — приборы отреагировали на выброс энергии. Какое-то время он демонстрировал пустоту. Потом картинка вернулась, показав, что в сети образовалась ощутимая прореха как раз по курсу «Корунда».

Проскочили. Потом увернулись от еще одного малого объекта.

На мостике все немного успокоились. Если смогли выжить в первую минуту боя, то, значит, есть все шансы продержаться и дальше. Осталось только выяснить, кто и почему напал на «Корунд», избавиться от преследования и по возможности отыскать катер.

Но от следующей атаки увернуться уже не удалось: корабли сблизились, удары стали точней, и на близкой дистанции стало ясно, что чужак не уступает в маневренности «Корунду».

Игорю в медотсеке не сиделось. Хотелось быть участником событий, хоть он по коммуникатору и слышал все, что говорилось в рубке. Почему-то казалось, что если будешь стоять рядом с капитаном, то как-то сможешь повлиять на события, чем-то помочь. Это было глупо, Игорь понимал, что это глупо, но ничего с собой поделать не мог. Когда корабль тряхнуло в первый раз, он как раз собрался выйти в коридор. Чуть не упал, хорошо стена оказалась рядом. После второго толчка, который последовал сразу за первым, он понял, что его услуги и впрямь кому-то могут понадобиться.

Первые толчки еще не были собственно попаданием: это «Корунд» автоматически реагировал на присутствии инородных объектов в непосредственной близости от себя. При низких скоростях это возможно. Такой режим частенько используется для прохождения вблизи скоплений метеоров. Скоростью и впрямь пришлось пожертвовать ради маневра, и пока такая тактика себя оправдывала. К сожалению, «Корунд» не был оснащен оружием, пригодным для нападения. Весь арсенал корабля состоял из средств противометеорной защиты.

Капитан ясно видел, что эта игра будет продолжаться до тех пор, пока противник осторожничает, не зная, чего ждать от гостей. Как только он сообразит, что «Корунду» попросту нечего противопоставить его атакам, он перестанет церемониться. И до этого момента нужно успеть что-то придумать. Иначе — все. Первый рейс «Корунда» после реконструкции станет его последним рейсом.

Какой-то намек на решение пришел, когда капитану на глаза попался Аск Вилэни. Стажер сосредоточенно разглядывал экран, словно силой мысли мог изменить что-то в паскудном раскладе, который достался экипажу светяшки.

Он спросил:

— Вилэни, вы достаточно освоились с посадочным челноком?

— Да, капитан, — внезапно пересохшими губами ответил тот. — Это не трудно, если знаешь принцип.

— Так. Давай на дубль-пульт. Возьмешь виртуальное управление катером. Задача — правдоподобно сымитировать атаку на объект. И лучше бы ты удерживал челнок подольше.

— Я понял.

— Так чего стоишь? Исполняй!

Стажера сдуло.

Вскоре экран показал, как маленький катер, постепенно набирая скорость, по дуге идет в сторону атакующего судна.

Димыч снова сменил курс. Пока челнок изображает мишень, нужно подойти к противнику поближе, максимально близко, и попытаться достать его имеющимся арсеналом. Идея из области фантастики. Но другие в голову капитана не приходили. Нет, можно еще перестроиться, взять разгон и уйти в иглу. Там «Корунд» уже никто не достанет. Но пока есть хотя бы призрачный шанс найти ребят живыми, Димыч этого не сделает.

Вскоре стало ясно, что чужак повелся на уловку. Огонь сосредоточился в основном на атакующем челноке. Челнок, действительно напоминающий по характеристикам грузовой флаер-переросток, пока уверенно избегал атак. Стало понятно, что Аск не хвалился, когда назвался чемпионом континента по флаерингу.

Димыч осторожно начал осуществлять свой план — внимание чужака все еще было приковано к маленькой машине, которая, вопреки ожиданиям, уже подарила «Корунду» пять минут времени.

Однако когда уже казалось, что все получится, чужак «прозрел». Несколько новых снарядов отделились от него, направляясь в сторону «Корунда». Расстояние было уже так мало, что при всем желании от всех пяти снарядов уйти бы не удалось. Так и вышло. Прямое попадание включило аварийные сигналы по левому борту, корабль содрогнулся.

Поняв, что его разгадали, и попытки продолжить сближение приведут только к еще одной, может быть более сильной и успешной атаке, Димыч приказал дать максимальный разряд. После чего задал новую программу полета.

Зато с курса не ушел маленький челнок, который, оказывается, все еще отвлекал противника на себя.

От корпуса чужака его отделяли уже считанные километры.

И вот тут чужак стал фиксироваться всеми судовыми приборами. Должно быть, его настигла-таки хотя бы часть заряда. Лаура, не мешкая, дала его изображение внизу экрана.

— Ё! — вырвалось у обычно сдержанного Чени, — что за хрень… это не ФСМ…

— Состояние ходовой части? — перебивая его, бросил в ком капитан.

— Мы остались без левого маневрового блока, — отозвался Растам. — Еще одно такое попадание, и я не ручаюсь за маршевый.

— Принято.

И тут в разговор включился Аск, чей растерянный голос спросил с дубль-пульта:

— Капитан, а что мне дальше делать? Атаковать?

Капитан прикинул скорость кораблика и разрешил:

— Тарань. Но не бездумно, если сможешь. Попробуй его обездвижить…

Модуль приблизился к чужаку. Казалось, это произошло ровно и неспешно, на самом деле кораблик, ведомый Аском, отчаянно маневрировал, пытаясь не потерять в скорости, и причинить как можно больше вреда противнику.

И вот сближение произошло. Точки на экране слились. Причем, противник не совершил даже попытки уйти от удара.

— Все. — Рассеяно сообщил Аск.

Капитан вглядывался в чужака. То ли его повредила пушка, то ли доброй памяти кораблик. То ли это такой маневр — прикинуться трупом и подпустить любопытного противника поближе. Непонятно. Судно действительно не принадлежало ФСМ. Равно как и любой из верфей Солнечной. Оно вообще производило странное впечатление. Цилиндрический гладкий корпус, без выносных деталей. Ничего не ясно: ни как оно должно летать, ни какую энергию использовать. Не разобрать, где у него зад, где перед.

— Действительно, чужак… — растерянно сказал Илья. — Как окажется, что мы развязали первую в мире межрасовую космическую войну…

— Не мы, а они, — резонно ответил Димыч.

— Он мог охранять что-то на планете, — поделилась догадкой Лаура.

В процессе погони оба судна ушли довольно далеко от теннисного шарика облачного мира.

— Не думаю, что стоит рисковать и приближаться к нему. Возможно, наша пушка просто повредила ему фиксирующую аппаратуру. Говоря откровенно, с такого расстояния мы только на это и могли рассчитывать. Лаура, пожалуйста, еще раз просмотрите все диапазоны. Чени, рассчитай траекторию свободного полета чужака. Если он больше не доставит нам неприятностей, то вероятней всего, Бюро будет интересно, где его искать. Будем надеяться, что он тут один такой был.

— Да уж, — покачал головой Илья, — не хотел бы я встретиться со стаей. Эй, стажер! Пять баллов за пилотирование.

— Присоединяюсь, — кивнул Димыч. — Можешь считать себя героем дня.

И все же даже эта победа, пусть и сомнительная, ни на минуту не дала забыть о пропавшем «фотоне» и его экипаже.

…и потянулись часы облета планеты по расширяющейся спирали. Лаура непрерывно обшаривала все доступные диапазоны ближней и дальней связи. Потом ее сменил Марк Стенсон, у которого был небольшой навык работы связистом. Марка сменил Игорь. У него опыта не было, но он внимательно выслушал и запомнил все инструкции. Игоря снова Лаура.

На четвертые сутки Растам высказал общую мысль: — если бы они были здесь, мы бы их нашли. Или услышали бы, или зафиксировали приборами.

Капитан кивнул и предложил:

— Еще сутки. Последние. Потом…

— Они могли уйти на планету, — предположил Илья, которому тоже не хотелось верить в печальный исход.

— Челнок мы угробили, «фотона» нет. Атмосфера для дыхания не пригодна, Игорь расшифровал анализ. До прибытия помощи они не дотянут в любом случае, даже если бы мы отправили сообщение вчера. Кстати, Лаура. Подготовьте пакет для Калымова.

— Уже, Дмитрий Евгеньевич. Можете просмотреть, и я отправлю.

Димыч потер лицо руками и попросил почти жалобно:

— Еще одни сутки. Последние. Потом уйдем…

Маленький кораблик детектор массы зафиксировал на исходе этих самых последних суток. Искореженный ком металла и пластика, темный, мертвый. Когда Димыч увидел ЭТО на экране, он понял, что надежды нет. Была ночь по корабельному времени, кроме него самого на мостике дежурила только Лаура, погруженная в инфосеть, словно в полусон. Лаура искала следы хоть каких-нибудь излучений.

Димыч дрогнувшим голосом позвал Игоря, тот явился так быстро, словно дежурил под дверью.

— Смотри. Что думаешь?

— Пойду готовить аппаратуру, — безнадежно кивнул доктор.

— Приготовишь, и бегом к кормовому шлюзу по левому борту.

Капитан вызвал механиков и Чени. Вдвоем с навигатором ему предстояло подвести «Корунд» как можно ближе к искалеченному катеру, а механики выйдут в открытый космос и вручную втащат его в полетный ангар. Потом наведут временный переходник от шлюза к люку катера, закрепят его, чтобы можно было попытаться выровнять давление и проникнуть внутрь «фотона». Хотя скорей всего, воздуха там внутри нет.

На словах легко, на деле — трудно. Провозились несколько часов. Внешний люк оказался сорван, комингс деформирован. Катер с трудом вошел в зев ангара, Растам в процессе умудрился повредить себе руку. Хорошо, что обошлось без перелома. Весь экипаж имел удовольствие слушать, как он сдавленно ругается на двух языках, родном и международном. Когда сняли скафандр, оказалось, что все плечо от самого локтя превратилась в сплошной синяк.

У левого кормового шлюза не было только тех, кто работал снаружи, да капитан с Чени продолжали нести вахту.

Игорь, подумав, не стал никого прогонять.

Наконец, предварительная работа была закончена. Механики вернулись измаявшиеся, а Растам еще и злой по случаю легкой травмы. Игорь, осмотрев гематому, велел механику попозже зайти в медицинский отсек.

Когда о завершении работы было доложено капитану, тот распорядился:

— В катер идут Коновалов и Седых. Связь держать постоянно. Как дела с герметичностью?

— Нормально. Давление мы выровняли. — Отозвался Марк.

— Все равно пусть идут в скафандрах, мало ли.

Игорь кивнул, забыв, что капитан его не видит. Ему оставалось только зафиксировать шлем.

Узенький тамбур отделял ходовую часть катера от жилой капсулы. Нашлемный фонарик наглядно демонстрировал, как выглядит помятая коробка изнутри. И все же прочность конструкции была такова, что даже здесь разгерметизации не случилось. У второго люка, ведущего к рубке и кубрику, вышла заминка. Люк был задраен, а за счет перекоса его заклинило. Вдвоем в тесном тамбуре было не развернуться, и доктору пришлось временно отступить назад, давая старпому возможность самостоятельно разобраться с упрямым запором.

Наконец и эта проблема оказалась решена. Илья зашел внутрь, после чего, срывая голос, позвал:

— Игорь, быстрее…

Тот буквально вломился в кубрик. В перекрестье фонариков оказался бесформенный ком на полу, состоящий из одеял, одежды, кусков серебристой термоизоляции. На стенах искрился иней.

Игорь разворошил эту кучу, со страхом ожидая увидеть там окоченевшие трупы.

Регина и Влад и вправду были там, лежали, обнявшись, без движения, и не понятно, живы ли.

Чтобы проверить, нужно снять скафандр.

— Взяли! Быстро!

Сколько же времени…

Восемь суток? Больше. Уже больше. Шансов почти нет. Однако надежда вернулась вновь, когда, подхватив Регину, Игорь понял — тело не окоченело.

Игорь не оглядывался на старпома, которому все не удавалось поудобней перехватить Влада. Он торопился выбраться из катера, крепеж которого был ненадежным. Когда яркий свет резанул глаза, он осторожно передал девушку Марку и Аску, они переложили ее на носилки.

Игорь спешно выбирался из скафандра.

Через минуту из катера вылез Илья с Владом на руках. Старший навигатор «корунда» был мертвенно бледен, и кажется, не дышал.

Игорь проверил пульс, есть ли. И не смог нащупать его с первого раза. Руки у парня были заледенелые.

— Илья, давайте его сразу унесем.

— Сейчас, шлем сниму…

Влад и на самом деле был в критическом состоянии. Помимо сильнейшего переохлаждения, помимо истощения и обезвоживания у него была еще травма головы и несколько ушибов. Регина пострадала меньше. Настолько меньше, что через час Игорь разрешил перенести девушку в каюту. Сам он несколько часов провел возле больного, который все больше и больше походил на умирающего. На исходе третьего часа заглянул капитан. Встретился с Игорем глазами, ничего не спросил, кивнул, ушел ссутулившись.

Ночью Владу хуже не стало, другое дело, что и лучше тоже не стало. Аппарат экстренной помощи работал на пределе возможностей, он вовсе не был предназначен для выведения из комы потенциальных трупов.

Игорь то следил за показаниями приборов, то проваливался в дрему, в которой ему снилось, что он следит за показаниями приборов.

Под утро в дверь тихонько постучали. Игорь отозвался. В комнату вошла Регина. Ее немного покачивало, под глазами — круги. Совсем это была не та Регина, которую знал Игорь.

— Как он, — спросила шепотом.

Игорь возмутился:

— Ты что встала? Жить надоело?

— Как он, — настойчиво повторила девушка, подходя к АЭП.

— Держится.

Регина вдруг присела на кушетку рядом с доктором, вцепилась в его руку слабыми ладошками, зашептала:

— Игорь, милый, ну, пожалуйста, сделай, чтобы он выжил! Пожалуйста, скажи, что нужно, я… хочешь, я здесь дежурить буду? Игорь, я прошу, сделай…

Регина разрыдалась, Игорь прижал девчонку к себе, погладил по голове.

— Ну что ты, конечно, он выживет. Все уже хорошо, Региш. Вы вернулись, вы на «Корунде», что ты, не плачь.

Регишка тепло сопела ему в плечо, успокаиваясь. Потом тихонько отстранилась.

— Правда, Игорь, я не шучу. Если тебе что-то надо, или… если надо подежурить…

Ох-хо… если бы знать, что здесь поможет, что нет.

— Региш, ты иди вот сюда, в кресло. Садись. И вот, одеяло возьми. Давай, я тебя передвину…

Игорь устроил Регину так, чтобы ей видно было лицо Влада.

— А можно, я его за руку возьму?

— Можно, — улыбнулся доктор. — Побудь здесь, я хоть кофе глотну. Не бойся, ничего страшного не случится.

К обеду Игорь смог уверенно констатировать — произошли подвижки в лучшую сторону. Теперь уже за жизнь навигатора можно было не опасаться. Вздохнув, он устроил для Регины постель на кушетке. Ведь очевидно, что в ближайшие дни никуда из медотсека она не уйдет.

А в это время «Корунд» готовился войти в режим иглы, чтобы забрать с базы археологов их раненого, и отправиться домой…

Санитар вошел в палату решительной походкой сильно куда-то спешащего человека. Это мне сразу не понравилось.

— Вставайте. Выходите в коридор.

Мы с Велчи переглянулись.

— Быстро!

Хорошо, что в тот день Велчи чувствовала себя прилично. Мы вышли, уже полностью уверенные, что обратно не вернемся. Так или иначе.

Санитар нервничал. Синяя шапочка на голове сбилась набок. В коридоре было привычно пусто, но эта пустота больше не внушала уверенности. Нас провели до стальной двери, заставили обождать, пока дверь откроют.

Жаль, что у Велчи такая слабость. Если санитар один, и если у него не припрятан бинк в рукаве, то у нас был бы шанс удрать по дороге. При условии, конечно, что нас выведут за пределы здания. А, судя по всему, именно это и предстояло. Коридоры, по которым нас вели, оставляли однозначное впечатление — это какая-то клиника, притом большая клиника, хорошо финансируемая и оборудованная по последнему слову местной медицинской техники. Сквозь стеклянные стены я видела лаборатории и операционные, нас провели через холл, украшенный цветами.

И при всем том, объект этот скорей всего, режимный. По словам Велчи, когда она сюда приехала, ее документы проверяли три раза, а у выхода с флаерной стоянки дежурил вооруженный охранник.

Мы поднялись, по крайней мере, на три этажа вверх. Там к нам присоединился тучный пожилой доктор в халате поверх делового костюма. Я этого доктора смутно помню, он пару раз заходил в палату. Доктор окинул нас мрачным взглядом и велел поторапливаться. На флаерную стоянку мы выскочили уже почти бегом.

Оказывается, была ночь. Настоящая зимняя ночь с метелью. В легком больничном халате я мигом задубела, мороз ожег горло. Санитар подтолкнул нас к ближайшему флаеру, нутро которого обещало хоть какую-то возможность согреться. Велчи поскользнулась и упала. Поднимать ее пришлось мне: санитар к тому времени уже занял место пилота, а доктор и не подумал помогать.

Правильно они все просчитали. Попытаться удрать, конечно, можно, но кто ж побежит раздетым в ночь и метель? Только безумец. Флаер мягко качнулся, поднявшись в воздух и выруливая из-под навеса. Я сидела справа от водителя, велчи и доктор — сзади. Доктор бы и рад сесть на мое место, но по технике безопасности полагается распределять массу в машине равномерно, во избежание сильных кренов и неприятностей с управлением. Мельком поймав себя на этой мысли, я удивилась внезапно всплывшему знанию. Значит, права моя подруга. Не все еще потеряно. И я обязательно вспомню. Если, конечно, у меня будет на это время.

Следить за курсом сидя подле водителя, оказалось несложно. Для этого не надо было выглядывать в заснеженное окно — приборы давали полную информацию о параметрах полета. Меня даже удивило, почему санитар пытается так пристально вглядываться во тьму и метель, да еще ворчит при этом про нулевую видимость. Вот же, все ясно. Курс — юго-запад. Высота сто метров… низковато, кстати. Если ветер усилится, может приложить к поверхности. Скорость восемьдесят миль, стабилизация — девяносто шесть, время в пути семь минут.

Скорость кстати, все время снижается. Урод, болтать же будет, мы не на танкере! Но я пока благоразумно молчала.

— Долго еще? — ворчливо поинтересовался доктор.

— Понятия не имею. Я не вижу ориентиров.

Не видишь ориентиров, включи навигатор. Но я снова придержала язык. Хотя положение не обнадеживало.

— Тогда приземляемся, — возмутился доктор, — не то собьемся с курса.

Еще этого не хватало. Он нам сейчас приземлится. Он же представления не имеет, что внизу. Может, там лес?

— Включи навигатор, придурок, — шепчу я санитару, так, чтобы доктор не услышал, — грохнемся ведь!

Но доктор услышал. Может, слов не разобрал, но узнал мой голос. Переспросил:

— Что?

Ну, уж нет. Больше никаких полезных советов.

— Все в порядке.

Санитар терзал машину в поисках кнопки запуска спутникового навигатора. Было видно, что раньше он этим прибором не пользовался никогда, видимо, редко покидал город, а маяки городской системы коммуникации уже, к сожалению, остались за спиной.

Я протянула руку и включила нужный приборчик. И тут случилось страшное. Хотя, можно было догадаться. Географические наши координаты высветились прямо на лобовом стекле флаера. А карты не было. Кретин водитель не позаботился должным образом настроить прибор.

Ну, правильно, зачем ему, он же все равно этой хренью не умеет пользоваться. Так почто время тратить?

— Что дальше? — так же шепотом спросил санитар.

По идее, сейчас тебе нужно увеличить скорость, набрать высоту. Затем отдать мне управление и соединиться с инфосетью. Настроится на нужный канал, загрузить карты, после чего вновь взять управление на себя. Но говорить тебе об этом бесполезно. Не отдашь ты мне управление по доброй воле. Впрочем, если припечет…

— Соединение с сетью у тебя здесь есть?

И снова облом. Зачем ему здесь сеть? Он и сам с усами.

— Откуда? Только настройки на городские сервисы. Зачем мне?

— Что у вас там происходит, — всполошился доктор, мы будем садиться, или нет?

— Сейчас… сейчас все будет сделано.

Интересно, как он вообще планировал долететь в такую погоду?

Я поняла, что мы снижаемся. Скорость упала до сорока, флаер закачало, как лодку в шторм. Санитар вновь сгорбился над приборами и начал клясть почем зря внезапно испортившуюся погоду.

— Ты же говорил, что летал ночью, — взвинчено потребовал отчета доктор.

— В нормальную погоду и без ветра. Я предупреждал…

Скорость еще упала, нас сносит к северу, а высота уже метров семьдесят. Скоро начнем скрести днищем по деревьям. Если внизу деревья, а не что похуже.

Я уже была готова начать силой отнимать управление, когда санитар вдруг облегченно вздохнул:

— Вижу огни. Что бы там ни было, посадочная площадка наверняка есть. Переждем метель, потом дальше полетим.

— Время уходит, — проворчал вновь обретший уверенность доктор.

Сели. Хоть и с трудом. Мутные огни, увиденные нами сквозь снегопад, оказались на поверку сервисной станцией флаеров СПК. Дежурил там один пожилой техник, который не стал задавать гостям лишних вопросов.

А дальше нам с Велчи неожиданно крупно повезло. Санитар и доктор ушли пережидать непогоду и плохую видимость в кафе на станции, а нас оставили в машине. Очевидно, чтобы избежать лишних вопросов.

Меня оставили рядом с пультом флаера. Разобраться в его устройстве я успела за время нашего короткого полета. Разумеется, стартовую карточку санитар забрал с собой. Но попытаться-то мне никто не запретит.

Если разобрать панель и соединить контакты напрямую…

Там, под панелью все как в каменном веке. Слишком примитивно, слишком просто. А что вы хотите? Важно, чтобы техника работала, была дешева в сборке и надежна в эксплуатации. Значит, чем меньше наворотов, тем лучше. Магнитный ключ соединялся с бортовым идентификатором тремя проводками.

Велчи перегнулась через спинку кресла и наблюдала за моими манипуляциями с живым интересом.

Наконец, бортовые системы сменили гнев на милость и признали во мне человека, имеющего право здесь командовать.

— Ты знаешь, что сейчас происходит? — Спросила Велчи почти весело.

— Что?

— Ты пользуешься своими прежними навыками. Скажи мне, после трансформации хоть раз тебе доводилось разбирать флаер?

— Только смотреть, как это делают другие. Ты права. Сможешь перелезть через спинки? Если ты не сядешь рядом со мной, я не справлюсь со стабилизацией.

— Ты и водить умеешь?

Не дожидаясь ответа, моя подруга неуклюже перебралась на переднее сиденье.

— Сашка, я боюсь. А если мы разобьемся?

— Ну уж нет. Энергии у нас часа на два. Курс на город я знаю. А там на любой стоянке припаркуемся, только нас и видели. Но ты все же пристегнись.

Я предусмотрительно не стала включать никакие бортовые огни. Зачем зря беспокоить усталых людей? Почему-то мне кажется, что они и потом не заявят об угоне. Машина мягко слушалась управления. Без навигатора было не очень привычно, но вполне сносно. Уйдя вверх метров на пятьсот, я встала на курс и набрала приличную скорость. Благо метель сменила гнев на милость. Теперь вокруг нас варилась медленная снежная каша из крупных липких хлопьев.

Что ж. Теперь нужно решить, что делать дальше. Куда пойти? Есть ли у меня в городе знакомые?

Воспоминаний не было — только знание о том, что у меня был куратор, и что я жила у него дома. Оставалась надежда, что, увидев, я узнаю этот самый дом. И все же, домов в столице много. Как отыскать нужный?

— Ты уверенно водишь. Может, ты и раньше водила флаер?

Глубокомысленное замечание.

— Может.

Мы молчали. Флаер шел ровно, никто нас не преследовал, снег окончательно заляпал лобовое стекло, но меня это совершенно не смущало. Правда, Велчи забеспокоилась, и я щелкнула переключателем, активировав тепловую щетку. Имеющийся снег утек вниз быстрыми ручейками, тот, что кружил вокруг, стал таять, не долетая до кабины. Вдали уже виднелось зарево — городские огни отражались в облаках.

На подлете я включилась в общий поток транспорта.

— Ну, Велчи, твой выход. Где нам лучше оставить машину?

— Сейчас ночь, маленькие стоянки забиты. Давай ближе к центру…

Так и сделали.

6. Дно чердака

Флорианская координационная ветка считается одной из самых молодых, здесь не так развита сеть станций переброски, и некоторые миры до сих пор не включены во внешнюю коммуникационную сеть. Потому и на Флоре, и на менее развитых мирах правительства куда более независимы, нежели в старых, прочно сросшихся корнями с метрополией колониях. Кроме того, именно эта ветка не сильно пострадала в минувшей войне. По целому ряду космографических причин здесь никогда не создавались военные базы, спутники и станции. Однако в последние годы баланс силовых структур начал стабилизироваться. Это вызвано, в том числе, и развитием организаций изоляционистского толка, многие из которых не брезгуют террористическими методами достижения цели…

Учебное пособие «Курс современной истории: система координат»,

Флора, «Орс», 312 г. к. в.

«Корунд» вышел в стандартный режим неподалеку от базы Бюро — там лучший медицинский центр этой координационной ветки.

К прибытию Димыч устроил тотальную чистку жилой части корабля, а также общую диагностику оборудования.

Подозрения его оправдались в полной мере. Едва успели переправить пострадавших в госпиталь, как на борт заявились координаторы обоих отделов Бюро и многочисленные сопровождающие их лица. Курт и Калымов закрылись на мостике с капитаном и старпомом, все прочие разбрелись по судну, расспрашивая экипаж, проверяя его состояние и готовность к следующим полетам.

Игорь, которого больше всего интересовала возможность спуститься на планету, маялся, дожидаясь, когда закончится совещание на мостике. Маялся он сначала в кают-компании, потом там стало людно, и он перебрался к себе в кабинет. Там на кушетке все еще лежали разворошенные простыни-подушки — Регина не успела убрать постель перед уходом. Две порции кофе успокоения не принесли, было ощущение, что время уходит, и догнать его будет не просто.

А потом в медотсек постучали.

Вслед за стуком там появилась высокая темнокожая женщина, одетая в форму санитарной инспекции.

Женщину Игорь узнал и поднялся навстречу. Она была точно такой, как на димычевых снимках.

— Здравствуйте, Жанна.

— Мы знакомы? — подняла она брови.

— Ваш портрет я видел в архиве у капитана. Решили посмотреть, как тут все? Я постарался ничего не менять.

— Напрасно. Позволите войти? Спасибо. Говорят, вы попали в переделку?

— Не врут. Но я все время попадаю в переделки. — Игорь улыбнулся. — Проходите, садитесь. Кофе?

— Если вы составите компанию…

— Меня зовут Игорь.

— Очень приятно. Давайте сначала по делу. Я хотела бы посмотреть личные карточки членов экипажа. О, спасибо. И графики профилактических осмотров. И…

— Жанна. Все интересующие вас документы я хоть сейчас могу слить вам на терминал. Потом в спокойной обстановке просмотрите. Скажите лучше, как вам здесь?

Она улыбнулась и положила руки перед собой:

— Мне странно. Но скорей не нравится, чем нравится. Я понимаю, что это из-за предубеждений, и обещаю следить за собой и не придираться по пустякам. Например, мне не очень нравится разворошенная постель на кушетке. Вы живете прямо у себя в отсеке?

— А, это… нет. Пациентку только что отправили в медицинский центр. Вот, не успел прибрать. Как раз планировал этим заняться, когда вы пришли.

— А в целом на борту чисто. Даже не ожидала. Зная способность мужиков везде устраивать хлев… простите. Я не хотела вас обижать. Это о наболевшем.

— Извинения принимаются. Жанна, скажите, вы что же, совсем ушли из космоса?

Реакции пришлось ждать несколько секунд.

— Не уверена, Игорь, что хочу отвечать на ваш вопрос. Наверное, я хотела бы вернуться. Но вряд ли получится. Да и место врача на «Корунде» уже занято. Кроме того… не знаю, смогу ли работать с другой командой. Мы же много лет работали постоянным экипажем. Мне даже здесь, в комиссии, тяжело было вписаться в группу, а уж на корабле… Да вру, конечно. С радостью бы вернулась. Ну, перейдем к моим прямым обязанностям. Нам с вами, если документы вы переправите, и они будут в порядке, осталось только договориться о дате медосмотра.

— Думаю, затягивать с этим не стоит. Давайте, завтра. Экипажу захочется отдохнуть, и я не думаю, что лишний день на орбите входит в их планы.

— Отлично. Кстати, не забудьте про документы…

— Секунду, сейчас отправлю. — Игорь подключился к сети — Готово.

— Тогда, приятно было познакомиться. Увидимся на базе, Игорь.

— До встречи.

Игорь пропустил, когда закончилось совещание на мостике — приводил в порядок кабинет. Только когда к нему зашел замученный начальством капитан, он понял, что все освободились, включая Калымова.

Капитан рассказал:

— Нас зовут принять участие в изучении корабля чужаков. Обеспечивать работу группы ученых, которые будут изучать. К археологам для охраны уже отправлен военный корабль. Туда теперь рвется помимо ученой братии все начальство Бюро.

— Дим, скажи, а Калымов еще на борту?

— Нет. Отбыл пять минут назад. Ну так, что ты думаешь по части этого предложения?

— А это было предложение?

— Да. С альтернативой. — Димыч поморщился. — В качестве альтернативы — рейс в Белвер.

Белвер означает, что придется брать на борт несколько человек пассажиров и климатическое оборудование, а потом еще непредсказуемо долго болтаться на орбите, выступая в роли спутника связи.

— Соглашайся на чужака. Мне интересно, кто им рулит. Извини, мне срочно нужно поговорить с Калымовым. Странно, что он не зашел.

— Лаура на мостике. Она пустит тебя к пульту.

Так и получилось.

Калымов на экране, увидев Игоря, не потратил и минуты на дежурные приветствия и вопросы. Сказал обыкновенным голосом:

— Как будет минута, зайди ко мне. Надо поговорить.

И отключился.

Обеспокоившись, Игорь по кому связался с капитаном и попросил разрешения ненадолго покинуть борт. Тот согласился.

И вот, доктор вновь ждет в приемной, когда его пригласят в кабинет к заместителю директора Первого отдела Бюро. Секретарь, неодобрительно окинув его взглядом, сухо сообщила, что Валентин Александрович скоро прибудет. Ну, скоро так скоро. Можно позволить себе выпить стакан воды и посидеть на мягком диване.

Калымов появился через пару минут, стремительно пересек приемную, на ходу успев сделать Игорю знак следовать за собой.

— Садись, — мрачно сказал он.

— Что случилось?

Уже в самом поведении Вака чувствовалось недоброе. Можно было даже догадаться, с кем именно это недоброе произошло.

— Сядь. В общем, не очень хорошие для тебя новости. Но только не торопись с выводами. В общем, Саша пропала.

Игорь почувствовал, как кровь отливает от лица. Неожиданно, резко. Пропала. Это может означать все, что угодно. Ушла. Умерла. Сошла с ума.

— Как? Когда?

— Я же говорю, сядь.

На этот раз Игорь послушался.

— Ну вот. Это случилось через несколько дней после того как «Корунд» ушел в рейс. Однажды она пришла на работу и уволилась, сославшись на то, что память ей все больше изменяет. Потом она вышла на улицу, встретила свою напарницу и поговорила с ней. Вполне приветливо и спокойно. Но до дому так и не дошла. Есть свидетель, который утверждает, что видел, как пен-рит заталкивали во флаер. Свидетель — сотрудник местного социального министерства. Мы склонны ему доверять. По его словам, похитителей было несколько. Тут заканчиваются точные сведения и начинаются догадки и допущения. Майкл сейчас в составе министерской проверяющей комиссии осматривает все медицинские центры и организации, хоть как-то связанные с пен-рит программой. Отрабатывается версия, что девушку похитили, чтобы продемонстрировать населению успешный результат трансформации нормального человека. Здесь через полгода выборы, и такая сенсация добавит политических очков любой партии.

Игорь все это выслушал молча.

В голове вертелось глупое «почему». Сашка. Пропала. Исчезла. Давно.

Как, когда так случилось, что чувство вины и чувство долга переросло в какое-то другое, куда более глубокое чувство? Почему понимание случившегося отражается в груди физической болью? Почему я так поздно понял все это, почему тогда, когда был шанс выбраться из переделки вместе, я ее послушал и ушел один. И как ушел. Просто сказал «До свидания». Ведь мог, идиот, кретин, не послушаться. Мог просто взять на руки и унести во флаер, и гори оно огнем все, и Гилоис, и трансформация. Неужели мы здесь, на спутнике, не придумали бы, как ей помочь? Неужели наша медицина так уж уступает их медицине?

— Успокойся, — вздохнул Вак, — ну что ты, как баба, ей богу. Девушка ничего не помнит. Возможно, Сашу просто приютили какие-нибудь люди, которые слыхом не слыхивали, что ее ищут.

Игорь потер виски. Да, так могло быть. Она ведь и вправду ничего не помнит. Опять же, Майкл…

У Калымова забренчал ком, тот подключился — почему-то не через сеть, по обычному, внешнему каналу. Звук был громкий, голос разнесся на всю комнату. Игорь узнал в говорившем Майкла.

— Вак, — произнес тот, — Я жду вас у телепорта. Тело долго пролежало в снегу, но, по словам Гилоиса, скорей всего, что это она. У старика истерика, Курт отпаивает его у себя в кабинете, но через четверть часа он будет дееспособен.

Игорь отрешенно смотрел, как медленно-медленно падает из рук Вака пакет с только что сваренным кофе. Как медленно-медленно волна брызг, отразившись от пола, окрашивает темным матово-серую стену кабинета, ковер, ботинки самого Калымова. Сколько раз вот так вот координатор Первого отдела уже пачкал предметы обстановки своего кабинета?

Почему-то Игорь сразу понял, о чем идет речь. О каком теле. И глаза Вака, полные раскаяния и испуга, яснее ясного говорили — он прав.

Сашка, не погибшая во время взрыва на борту собственного корабля. Сашка, пережившая пен-рит трансформацию и три года вынужденного одиночества. Сашка, которой я обещал, что вернусь. Зачем сейчас? Зачем, когда я уже рядом?

— Игорь, мне жаль…

— Я полечу с вами.

— Не стоит.

— Вак, я полечу с вами. Я должен знать.

Дальше возражать Калымов не решился.

Всю дорогу до телепорта молчали. Долго они шли, почему-то коридоры спутника удлинились в десятки раз. Воздух казался густым и с трудом проникал в легкие. Было трудно дышать, и смотреть тоже было трудно из-за рези в глазах, из-за желания кричать во все горло. В зале у телепортов пришлось подождать несколько минут, когда освободится хоть одна кабина.

Вокзал же ничуть не изменился за прошедший месяц с небольшим. Все то же огромное зеленоватое пространство, все те же редкие пассажиры, тот же хвостик очереди у телепорта. Как домой вернулся. Только дом на этот раз пустой. Сашка…

У выхода уже ждал большой темный флаер со значком социального министерства на дверке. Калымов забрался на переднее сидение, предоставив Игорю весь огромный и мягкий диван сзади.

Машина взлетела совершенно бесшумно. Мелькнули дома у площади, центральный сквер с неработающим фонтаном, который единственный был увенчан шапкой снега. По правую руку осталась большая флаерная стоянка.

Куда мы летим? Зачем? Что найдем там, в конце пути? Там, на другом конце, вполне возможно, ждет бездна.

Поднялись выше здания вокзала, теперь кроме неба и спешащих по своим делам флаеров, смотреть стало не на что. Игоря вновь начало затягивать в воронку мрачного отчаяния, которое отступило ненадолго, когда пришлось куда-то спешить и что-то делать. Мысли зациклились на одном месте, и стронуть их оттуда было уже невозможно. Круг замкнулся. Кто ты за пределами круга, Игорь Седых? Теперь уже совершенно не важно. Для Сашки ты человек, который обещал вернуться и не успел. И для себя — тоже. И какая разница, что об этом маленьком предательстве не знает никто на свете. Ты знаешь. Этого хватит.

Флаер приземлился возле приземистого круглого здания на окраине. Здание, украшенное сбоку большой черной трубой, было обнесено забором. На флаерной стоянке — всего три машины.

Выбравшись на холод, Игорь поежился. День не был морозным, но почему-то вид здания, его бледно-голубой цвет и снежные наносы вокруг прокатились по телу ознобом.

От соседней машины им махнули рукой. Игорь узнал Майкла. Рядом с ним стоял бритый наголо координатор Второго отдела и держал под локоть пожилого человека, который периодами вытирал лицо платком. Игорь догадался что пожилой — это Гилоис.

Калымов с кем-то коротко пообщался по кому, и сразу в голубом здании открылась невидимая до того дверь. Все пятеро быстрым шагом направились к этой самой двери. Поравнявшись с Игорем, Майкл поприветствовал его как старого знакомого.

Внутри здания горел свет, довольно яркий, но не сравнимый с тем, который остался снаружи. Человек в светло-серой униформе, ни о чем не спрашивая, проводил группу на второй этаж, где ждал министр и его помощник по связям с общественностью.

Министр поздоровался в своей обычной мягкой манере и поинтересовался, готовы ли присутствующие к процедуре опознания тела.

В светлую, просторную комнату их провели всех вместе. Почему-то первое, что Игорю бросилось в глаза — это тапочки у входа. Кто-то из сотрудниц, очевидно, переодевает здесь верхнюю обувь. Тапочки были из мира живых.

А Сашка…

Игорь попытался взять себя в руки. Уговаривал: ты же врач, ты же специалист. Сам вскрытие проводил. И покойников видел не мало, и тех, с кем доводилось встречаться при жизни.

Не помогало. Помощник министра собственноручно расстегнул застежки синего пластикового мешка. Вывалились, рассыпались по столу светлые кудряшки. Эти кудряшки стали той гирей, что пригвоздила доктора к полу. Он не мог сделать три шага вперед, чтобы убедиться — да, она. Ощущение, что это действительно она, было таким сильным, что Игорь зажмурился на миг, поспешно избавляясь от непрошенной мысли. Курт с Гилоисом прошли вперед. Бледный старик только глянул на лицо покойницы, и сразу уткнулся в платок.

Вак смотрел на Игоря с неприкрытым сочувствием. Это почему-то разозлило его и, наконец, сдвинуло с места. Разве не правда, что все пен-рит — блондинки?

Как же трудно было сделать эти шаги. Три шага — три жизни.

Молодая пен-рит погибла не менее недели назад. Она и на самом деле чем-то напоминала Сашку. Овалом лица, волосами…

Игорь потер глаза, чтобы убедиться, что те его не обманули, и это какая-то совсем другая пен-рит. Не обманули. Доктор медленно отошел от стола. Теперь на него безмолвно смотрели все участники опознания.

— Не она, — сообщил он. Голос подвел, оказался хриплым, как простуженным. — Не она. Это точно.

Гилоис возразил:

— Я знал Сашу несколько дольше, молодой человек…

Игорь кивнул, признавая это. Но боги, какое облегчение — не она.

Вак подошел, тряхнул его за плечо, всмотрелся в глаза. Потом покачал головой и переспросил:

— Уверен?

— Без сомнений, Валентин Александрович. Очень похожа, но — не она.

— Ладно. Полетели отсюда.

Через час Игорь вновь сидел в кабинете у Калымова и молча наблюдал, как тот расхаживает из угла в угол.

Потом зашел и Курт с Майклом на пару. Уселись, на свободные места.

Калымов, по привычке, пристроился на краешке кресла, словно готовился немедленно вскочить с него и куда-то бежать. Спросил, обращаясь к Игорю с мягкостью лечащего врача:

— Все-таки Гилоис признал в ней Сашу. И министр готов с ним согласиться. Почему ты уверен, что это не она?

— Овал лица. У Саши скулы немного шире. Проведите анализ снимков, это же быстро делается.

— Да. Расхождение есть. В двадцать пять процентов. Но погибшая девушка… ее лицо повреждено не только из-за долгого лежания в снегу. Перед смертью ее избили, я видел патологоанатомический отчет. Это могло стать причиной расхождения.

Игорь кивнул. Все правильно. Но это — не Сашка. И что бы вы сейчас не решили, я буду продолжать искать.

— Это не она, — ровным голосом повторил он то, что уже повторял несколько раз.

Калымов выпрямился в кресле:

— Значит, продолжаем поиски. У нас еще не проверена одна клиника и реабилитационный центр.

Вак посмотрел на Курта, и координатор Второго отдела согласился:

— Продолжаем поиски.

Когда до центра города было уже подать рукой, Велчи вдруг рассмеялась. Это было так неожиданно, что я чуть не слетела с курса.

— Ты чего?

— Ничего. Представила нас с тобой на улице в этих одежках.

Да. Девушки совсем разучились думать. Поставим машину на стоянку, значит… пойдем, куда вздумается. Ну-ну. За стоянку, между прочим, еще и платить надо. Смешно.

Так, хихикая, сделали круг над ночной столицей. Окна почти все темны, горит только уличная подсветка да реклама, от которой некуда деваться.

— Полетели ко мне, — решила, наконец, Велчи. — Машину бросим в квартале… а нет. Не выйдет. Ключа-то у меня нет!

А вот это уже не смешно. Без денег, без нормальной одежды, ночью, среди зимы. Похоже, так я еще не влипала.

Мы опустились на одной из темных улиц окраины. Тьма здесь была условной — над нами кружилась яркая реклама парфюмерного магазина. Но в окнах света не было.

Можно было дождаться дня во флаере. А потом отправиться в СПК. Вот только, будут ли споки нас слушать?

А что еще можно сделать?

Сашка, думай, вспоминай. Совершенно не хочется связываться с правопорядком. Может, они и помогут, а может, сдадут нас в ближайшую клинику. Как пен-рит я не вызываю доверия. Велчи, в ее состоянии, тоже тот еще солидный свидетель.

Ну же, дави на свою калечную память, выдерни из нее хоть что-нибудь, хоть след, хоть звук, хоть намек на решение проблемы.

Все мои потуги выглядели, как попытка вломиться в нарисованную дверь. Самое обидное — я знаю точно, где-то рядом есть дверь настоящая. Только надо найти ее, не спугнуть, тихо-тихо. Надо забыть, что ты ее ищешь, сделать вид, притвориться, что она тебе не нужна, и тогда, может быть, эта дверца отворится сама собой.

Флаер я пристроила на какой-то окраине, подальше от любопытных горожан. Закрыла глаза. Оказывается, я устала и жутко хочу спать. Велчи попыталась меня разбудить, но я сказала:

— Лучше отдохнуть сейчас, пока передышка. Завтра, возможно, такого шанса у нас не будет.

— Выходите, Игорь. Одевайтесь.

Игорь покинул нутро диагностического аппарата. Жанна очень серьезно посмотрела на своего коллегу и спросила:

— У вас что-то случилось? Что-то серьезное?

— Плохо, да?

— С такими результатами я должна бы засадить вас в санаторий. Надолго. Но если вы объясните мне причину, то, возможно, я назначу повторное обследование.

В кабинете у Жанны было светло и красиво. Букетик зимоцвета украшал стол, в остальном совершенно пустой, гладкий. Световая панель за бежевыми жалюзи создавала полное ощущение прикрытого окна. Белая мебель, стены серо-голубого цвета. Сама хозяйка, мягкая и улыбчивая, с очень внимательным, понимающим взглядом.

Она присела напротив, спросила:

— Скажите, у вас на этой планете есть близкие люди? Может, семья? Или любимая девушка?

Игорь решился. Нет, всей правды он не скажет и Жанне, раз уж Димычу не сказал.

— Девушка… есть. Есть человечек, которому я кругом должен и перед которым кругом виноват. Я не знаю, помнит ли она меня, и не знаю, что будет, когда мы встретимся. А вчера мне сказали, что она умерла. Погибла. И мы ездили опознавать тело…

— Простите. — Жанна отвела глаза.

— Это оказалась другая девушка.

Повисла немного напряженная пауза, на излете которой Игорь задал дурацкий вопрос:

— За что вы не любите Димыча? Даже не поздоровались сегодня с ним.

Она вскинула глаза:

— Один-один. Это трудно объяснить. Мы были… мы долго были вместе. А когда появилась Сандра, они как-то сразу не понравились друг другу. Хотя, что греха таить, все мы к ней были немного предвзяты. Но Дима… мне иногда казалось, что он воспринимает ее присутствие на борту как личное оскорбление. Сандра потом стала мне подругой. Так сложилось. Когда это все произошло, я наговорила Диме много лишнего. Сгоряча и в большинстве несправедливо. И ушла. С тех пор мы не здороваемся и не разговариваем.

— А медосмотр?

— Ну, приходится ему иногда терпеть мое присутствие рядом. Хотите, я вас напою тонизирующим чаем? Сбор из местных трав, зато натуральный.

Игорь согласился. Рядом с Жанной он чувствовал себя легко и хорошо. Словно они век знакомы. Он сильно подозревал, что этот эффект распространяется на каждого, кто попал под ее обаяние. Очень мало в мире людей по настоящему добрых, и Жанна — одна из них. Наверное, ее дети любят. Игорь спросил об этом вслух, она не стала отнекиваться.

— Любят. Только я почти не имею дела с детьми. И своих нет.

Легко было представить ее матерью в окружении по крайней мере троих малышей.

Через четверть часа Игорь спохватился:

— Я отнимаю у вас время, а ведь, наверное, у вас еще назначены пациенты?

Она укоризненно покачала головой:

— Я слежу за временем, и выгоню вас, как только подойдет час следующего посетителя. Но если будет настроение, заходите. Я работаю допоздна.

Майкл задумчиво прочитывал сводку за последние сутки. Вся информация о потерявшихся, заблудившихся, найденных пен-рит сегодня умещалась в одной строке. А вот забавных эпизодов было несколько. Например, в жилой дом залетела местная ночная птица. Не просто птица, а орсский орел, размах крыльев полтора метра. Сожрал колбасу на столе и до прибытия спасателей не выпускал из комнаты хозяев. Или вот, у знаменитого профессора, доктора Ханчиэни украли флаер. Причем как украли! Профессор летел в клинику, где он работает консультантом. Вызвали его туда вчера ночью, когда он вылетел, началась метель. Водитель, опасаясь сбиться с курса, решил переждать снегопад на стоянке СПК. Так вот со стоянки флаер и угнали! Кто? Зачем? Чтобы решиться на этот шаг в такую погоду, нужно быть отчаянным смельчаком. Но сам профессор заявлять об угоне не хотел. Он вообще мирный человек и старается держаться подальше от всяческих конфликтов. Сторож стоянки самолично подал заявку на розыск. А профессора в клинику утром отправили на служебной машине.

Нет ничего полезного в этой сводке. Пятнадцать драк, изнасилование, одно ограбление. Тоже забавно. Украли одежду из витрины закрытого на ночь магазина. Цена той одежде — грошики даже на местные деньги. Такое же бессмысленное действие, как кража флаера.

Майкл протянул листок Игорю, который в тот момент изучал сводки за последние три дня.

Сидели они в кафе неподалеку от центрального сквера. Ждали, когда министр позовет принять участие в тотальной проверке последней клиники. Документы из СПК Майкл получил час назад, и теперь они развлекались, читая друг другу самые забавные места.

— Взгляни. Целых две идиотские кражи. Похоже на розыгрыш.

Игорь прочитал, развеселился.

— А представь, что это кто-то один сделал? Вот он ночью крадется к флаерной стоянке…

— Голый!

— Точно. Забирается во флаер профессора. Потому что у профессора самый большой и удобный флаер, и на нем нет знаков СПК.

— Не поэтому, — возражает Майкл. — Флаеры СПК трудней угнать.

— А зачем ему понадобился флаер ночью? Реконструируем тогда полную картину преступления. Итак. Имеем голого мужика ночью на флаерной стоянке.

— Все правильно, — прыснул в кулак Майкл. — Ему нужно украсть флаер, чтобы слетать в магазин и купить себе хоть какую-то одежду.

— Ты хотел сказать, украсть. А как он там, у СПК, оказался без одежды? Он там живет? — Игорь почесал затылок, — или, может, его ограбили?

Майкл вдруг выпрямился. Сказал с вернувшейся серьезностью:

— Ты прав. Нет там никакого жилья. И ограблением это быть не могло: ограбленный человек первым делом отправился бы к спокам писать заявление. Значит, твой мужик уже был во флаере профессора. Он мог там оказаться без одежды, если его тайно перевозили из одной клиники в другую. За это говорит и то, что сторож стоянки никого не видел кроме профессора и его водителя. А профессор, вспомни, не хотел заявлять о похищении… А перевозили его из-за наших тотальных проверок.

— Что же получается, пациента оставили во флаере?

— …а сами пошли в здание. Переждать непогоду, или там, хотра глотнуть. Да. А дальше совсем интересно. Видимо, пациенту этому так не хотелось в клинику, что он решился на угон флаера. Он должен неплохо разбираться в технике, раз смог запустить двигатель, закодированный на владельца. И он должен быть очень хорошим пилотом, чтобы не побояться взлетать в такую погоду.

— Сашка — пилот. По отзывам — один из лучших. Но это не стыкуется с потерей памяти.

— Зато стыкуется вот с чем, — медленно договорил Майкл, — Этому человеку должно быть некуда пойти в городе. Не к кому. У него нет денег, чтобы приобрести одежду законно. И чтобы флаер оставить на платной стоянке, тоже денег нет. Возможно, он боится, что его ищут, и не желает связываться с СПК. Я начинаю думать, что твоя безумная версия не лишена логики. Это действительно мог быть один человек. Давай посмотрим, какая именно одежда пропала из магазина. И адрес магазина.

Вскоре нужная информация была у них уже перед глазами.

— Если, конечно, это не два совершенно отдельных преступления… — критически вздохнул Майкл.

Жанна встретила Димыча с холодным выражением лица, но старалась быть безукоризненно вежливой. Поздоровалась, попросила раздеться и лечь в диагностик. Совсем не смотреть на капитана «Корунда» было выше ее сил, и она ограничилась тем, что не стала смотреть ему в глаза. И только уговаривала прибор показать хорошие результаты. В любом ином случае придется разговаривать с капитаном. И не дай космос, Димыч решит, что она нарочно сует ему палки в колеса. Но обошлось. Состояние здоровья у него было далеко от идеала, но без противопоказаний для дальнейшей работы в пространстве.

Злоупотребляет сигаретами и кофе, мало спит. Но это как обычно. Нет, не будет она давать никаких советов и рекомендаций. Сам понимает, не маленький.

— Все у вас нормально. Экипаж в полном порядке, кроме тех, кто в госпитале, а доктору назначаю повторное обследование.

— Что там с ним?

Жанна в первый раз за встречу посмотрела на Димыча прямо.

— Он вчера был на грани нервного срыва. Надеюсь, через неделю его состояние немного улучшится. Иначе придется лишать его радости общения с вами на один рейс. Он неплохой человек, и мне бы не хотелось этого делать.

— Я присмотрю. До свидания.

Димыч вышел, а Жанна неожиданно для себя разрыдалась, уткнувшись в спинку кресла.

В магазине Майкла и Игоря ждал небольшой сюрприз. Оказывается, из витрины были похищены две куртки и две шапки. Да, всё женские. Но всё — по два.

Растерянные продавцы смеялись над этой историей, как над анекдотом, и сильно удивились, когда представители Бюро космических исследований стали расспрашивать их о подробностях.

Зато теперь можно было не сомневаться, что похищение одежды и похищение флаера — звенья одной цепи, что похитителей было двое, что они — женщины, и что скорей всего, ночь они провели во флаере где-нибудь в промышленной части города.

Пока еще у них есть выбор, продолжать прятаться, или обратиться в СПК. Выбор этот эфемерен, так как уже сейчас перед ними встает проблема еды и питья. Во флаере должно быть тепло. Но что-то заставило их украсть одежду. Что? Очевидно, они были уверены, что в ближайшее время им предстоит покинуть флаер.

— Они постараются встретиться с кем-нибудь из знакомых или родственников второй девушки, если только она тоже не пен-рит. Что маловероятно. Я почти уверен, что флаер вела та, другая.

Игорь был уверен в обратном, но промолчал.

Майкл закончил мысль:

— Знать бы, кто эта вторая.

— Пациентка той же клиники. Как зовут профессора?

— Гениально, Игорь. Бросай работу, иди к нам в аналитики. Профессора зовут Ханчиэни. Он, кстати, научный консультант социального министерства. И сегодня мы с тобой должны были проверять его клинику.

— Вот министр-то обрадуется, — хмыкнул Игорь.

И словно отзываясь на упоминание о нем, министр связался с Майклом и сообщил, что машина с комиссией вылетает в клинику профессора Ханчиэни.

— Полетели?

— Давай так. Я выясню имя Сашкиной подруги, а ты узнай в СПК, не замечали ли бдительные граждане вчера ночью возле своих домов незнакомой машины. — Майкл высадил Игоря возле проката флаеров, попрощался и улетел в клинику.

А Игорь, как и собирался, отправился в СПК. В ближайшие часы ему предстояло облететь двенадцать адресов в самых разных частях города, где ночью были замечены неправильно припаркованные или просто незнакомые жителям машины.

Предпоследним был адрес в западной части столицы. Небольшая улочка, даже без подогрева, засыпанная снегом, одним краем выходила на площадь с флаерной стоянкой, другим упиралась в аллею вокруг стадиона. Всего несколько зданий, без всякого ночного освещения. Только яркая реклама крутится в небе, разбрасывая на снег пестрые блики.

Игорь нашел свидетеля — обитателя комнатки на четвертом этаже. Старичок рассказал:

— Флаер был, да. Большой, темный. Я еще подумал, хорошая машина, не то, что у нас. Вон там встал. По всем правилам, конечно, но уж больно необычная машина такая. Я сразу приметил. Стоял он тут часа два. Да, не больше. Потом улетел.

— А вы модель или серию не запомнили?

— Да откуда? У меня зрение садится. Да, вела его девчонка молодая. Она выходила ночью. Мне, знаете ли, бывает, не спится, вот и сижу у окна, смотрю. Хорошо, снежок падает…

— Что за девчонка?

— Молодая, — решительно кивнул головой пожилой свидетель. — И знаете, по-моему, не по погоде одетая. В чем-то таком… легком.

Сашка. Ну, где же ты? То, что из-под окон внимательного старичка ты полетела грабить магазин, это понятно. Но что потом? Куда вы с подругой полетели дальше?

Попрощавшись со свидетелем и поблагодарив его за помощь от имени СПК и Бюро, Игорь вернулся в арендованный флаер. Оставался еще один адрес, который предстояло проверить.

Адрес оказался пустышкой.

Когда Игорь, убедившись, что флаерная эпопея не принесла результата, уже собирался сообщить об этом Майклу, тот вышел на связь сам.

— Привет. Быстро запоминай. Калчен Саэри, Велчи Катиэли, Гилчи Тантаэни. Это больные инфекционного отделения, которых нет в палатах и у которых не все в порядке с историей болезни. Саши в списках больных нет совсем. Все, не могу больше говорить…

Связь разорвалась. Игорь быстро черкнул в блокнот названные имена. Итак, предстоит теперь проверить их адреса и адреса их друзей и знакомых. Хорошо, что всего трое, а если бы двадцать?

И нужно постараться найти флаер до того, как это сделает СПК.

Саэри — распространенная здесь фамилия. Справочная выдала сто двенадцать Саэри, проживающих в городе. Из них семь с именем Калчен. С остальными двумя повезло. Велчи Катиэли нашлась всего одна, как и Гилчи Тантаэни. Гилчи жила ближе, и Игорь первым делом отправился к ней.

Небольшой дом в глубине парка производил приятное впечатление. По данным справочной службы искомая женщина проживала на втором этаже особняка. Дома ее не оказалось.

Игорь не поленился расспросить соседей, и выяснил, что она уже полгода дома не появлялась, и теперь, вроде бы, работает по годовому контракту в какой-то закрытой организации. Про друзей и знакомых Гилчи соседи знали мало. Только сообщили, что у нее был молодой человек. Одна женщина отыскала код его коммуникатора, записанный на случайной бумажке.

— Вот, она мне когда-то оставила на всякий случай.

Код оказался действующий. Игорь потратил еще двадцать минут на встречу и разговор с кавалером Гилчи. Тот очень вежливо сообщил, что незадолго до отъезда она порвала с ним всякие отношения. И добавил, что с тех пор ее не видел. Дал Игорю адрес родителей девушки. Но те жили не в городе, в поселке, где-то в тридцати милях к северу от столицы. Игорь решил оставить родителей на потом. День давно перевалил за середину, близились сумерки.

Майкл связался снова, сообщил, что комиссия еще задержится, а ему в клинике больше ловить нечего и он возвращается на базу. Поинтересовался, как успехи у Игоря, и обещал завтра с утра начать проверять Калченов Саэри.

С Велчи повторилась почти та же история. Правда, выяснить удалось немного больше. Например, что девушка работала куратором, а потом устроилась по контракту в какую-то клинику. Что ее никто не видел последние месяца полтора. Но соседей это не удивило — она и раньше исчезала надолго, когда приходилось работать за городом, в поселках пен-рит.

В конторе, где Велчи работала раньше, Игорь раздобыл ее портрет, анкету и положительные отзывы коллег. Невысокая блондинка, склонная к полноте, совсем не походила на пен-рит. Вроде и глаза светлые, и волосы, а сразу ясно, нормальная женщина, не проходившая никакую трансформацию. Живой человек, который, похоже, любит посмеяться и вкусно поесть.

Удалось даже выяснить имя и адрес лучшей подруги Велчи.

Та была дома. Очень удивилась визиту Игоря, но с искренним сожалением покачала головой: Велчи она, как и все прочие, не видела больше месяца.

На улице к тому времени стало ощутимо темнее, в домах включились окна, на стоянках и в скверах замерцали цветные фонари. Город ждал возвращения ночи.

К тому же вновь начался снегопад.

Игорь постоял немного, ежась, под крупными хлопьями. Что же теперь? Возвращаться? Или караулить здесь, у дома. А если они вообще не объявятся? Если они так напуганы, что не решатся ни вернуться домой, ни обратиться в СПК. У Гилоиса дома выставлен постоянный пост. Но у каждого адреса человека не поставишь. И все же, кто стал спутником Сашки в этом побеге? Гилчи? Велчи? Калчен?

Как считалка. Имена настолько схожи, что можно перепутать.

Возвращаться на орбиту отчего-то не хотелось. Да, все равно придется, и скоро, потому что телепортатор работает строго по часам. И расписание зависит только от соотношения станции на орбите и точки на поверхности планеты, в которой находится прибор.

Игорь устал. Целый день бесплодных поисков вымотал его, вымотала неуверенность и напряжение последних дней. Не зря Жанна сказала, что у него плохие результаты диагностики. Можно представить, что вчера выдал прибор…

Он сделал круг над ближайшей стоянкой и повернул в сторону центра. Часа через два нужно возвращать машину в прокат. Снег кружил, танцевал за стеклами, настырные снежинки жаждали совершить самоубийство на плоскостях флаера. Ушло отчаяние, ушла скорость заполошного бега от дома к дому, от адреса к адресу. Снегопад убаюкивал. В нем был невысказанный покой и одиночество. Одиночество всех людей планеты, которых отделяют друг от друга миллионы умирающих снежинок.

Игорь увидел зеленый кристалл вокзала и свернул к площади. Пока есть немного времени, пока есть эта тишина и эти нарождающиеся сумерки, можно позволить себе пятнадцатиминутную прогулку по скверу. Чтобы мысли потихоньку вернулись в конструктивное русло, чтобы успокоиться и найти, наконец, единственно верное решение. Вот именно сейчас. Когда самое простое — уйти. Ведь правда же, все ты себе придумал. И девушка, которую ты ищешь, верней всего, тебя не помнит. И сам ты… разве ты помнишь ее? Сколько вы были знакомы? Сутки? Не обманывай себя, что ты мог в ней увидеть такого за один неполный день? За два разговора, за одно объятие?

Признайся, тебя гонит вперед чувство благодарности и чувство вины. И больше ничего нет. Ничего — снег.

Флаер тюкнулся носом в снег на бордюре фонтана. Мокрое синее покрытие аллеи отражало цветные фонари. Мерцала реклама. Свет дня еще не успел окончательно померкнуть, встала та самая минута, когда и тьмы, и света в мире поровну. Когда они балансируют на струне времени, но баланс не в пользу света, и скоро это будет заметно всем.

Игорь вышел из флаера, закурил. Мимо шли люди, занятые своими делами. Их было немного.

И тут он увидел Сашу.

Так бывает — если сначала сильно повезло, то потом везти перестанет окончательно и надолго. Энергии в нашем флаере почти не осталось. То, что есть — сожжем на отопление. Но счастье нам будет максимум до обеда завтрашнего дня. Именно подсчитав перспективы, я решилась на ограбление. Да простят нас хозяева магазина! Велчи к тому моменту вновь была в полузабытьи. Я сама высадила витрину и взяла куртки. Днем у нас возможности разжиться теплыми вещами не будет. Да, мы пойдем в СПК. Но только в самом последнем случае, если не повезет застать дома кого-нибудь из друзей и родственников Велчи. Осталось дождаться рассвета и нанести этот самый жизненно важный визит. Пока что есть-пить не очень хочется, но через несколько часов это будет серьезной проблемой. Так или иначе, больше идиотских краж я совершать не стану.

Может, не стоило и флаер угонять? Нет. Стоило. Иначе мне грозит полное забывание. А Велчи… кто знает, помог бы ей профессор, или она так и умерла бы потихоньку в моей палате. Впрочем, как раз сейчас ей эта перспектива грозит куда больше, чем раньше.

Я перегнала флаер в ближайший лес. Как бы то ни было, нам нужно выспаться, отдохнуть перед завтрашними подвигами. Знала бы я, какой день мне предстоит!

Но, переключив отопление на минимум, я свернулась в кресле пилота и заснула. Что снилось — не помню. Что-то доброе и теплое. Человеческое. Я отдохнула — в первый раз за много дней. В клинике мои сны чаще были тревожными или даже страшными. А тут вдруг, в неудобном кресле пилота я выспалась, как на мягкой перине.

Когда проснулась, утро давно закончилось.

А Велчи стало хуже. Она лежала словно в глубоком обмороке, ее глаза были приоткрыты. Я испугалась. Но сердце продолжало биться, и это давало какую-то надежду, хотя разбудить, растолкать, я не смогла ее ни через два часа, ни через три. Я понимала, что ей холодно, но если прибавить в салоне тепла, то потом нам может не хватить энергии для возвращения в город. И тогда я натянула на нее обе куртки и шапку, в надежде, что хоть это ее немного согреет.

Почему я не улетала оттуда? Не знаю. Чего ждала?

Глупо. Я надеялась, что Велчи проснется и скажет, куда мне лететь. Ведь у меня был только один запасной план — обратиться в СПК. А оттуда, скорей всего, нас с ней передадут обратно в клинику как беглых пациенток, которые не в состоянии за себя отвечать.

И лишь глубоко после обеда я решила, что дальше ждать — бессмысленно. Велчи ни на что не реагировала, более того, она словно все дальше уходила в свой странный полусон-полуобморок. Пока хватает энергии, нужно спешить в город. Просить помощи у кого угодно — у прохожих, у СПК. Так не бывает, чтобы совсем никто не помог. Пусть нас возвращают в клинику, лишь бы в этой клинике помогли Велчи.

В городе я не ориентируюсь. Но направление к центру всегда легко проследить по плотности транспортного потока. Свободная парковка нашлась со второго захода — в сквере возле высокого здания, похожего на зеленый кристалл. Датчик показывал, что энергии во флаере не просто нет — она ушла в минус. Но печка пока грела. Это было очень важно для Велчи. А мне предстояло выйти на улицу и отправиться искать ближайший пункт СПК.

Я медлила.

Вновь начинается снегопад, снег заваливает стекла. На улице холодно, придется забрать у Велчи одну куртку. В голову лезут какие-то странные мысли. Непутевые, они кружат рядом, и ни одна не желает фокусироваться на простой и конкретной задаче — выйти на улицу, идти, искать глазами человека в форме. Хоть одного.

Парковка застыла над парком, вниз ведет лестница. Три пролета железных ступенек.

Спускаюсь. Ноги зябнут в больничных тапочках. В эту тряпочную обувку сразу набился снег. Люди идут мимо. Им наплевать, насколько странно я выгляжу — в тапочках, в халате. Куртка поверх этого убранства смотрится нелепо. К тому же, она мне немного велика.

Спускаюсь. Вот сквер. Четыре ряда черных влажных стволов. Как столбы — без веток и листьев. Вот наступит весна, и эти столбы превратятся в деревья-свечки, с устремленными вверх ветками, увенчанными нежно-зеленой полупрозрачной листвой. Я начинаю привыкать, что знаю куда больше, чем помню…

В сквере людей уже совсем нет. Здесь светло и тихо. Куда дальше? Ну, допустим, направо, в сторону площади. Какой же холодный снег. Хочется вернуться в тепло флаера, но я иду по скверу.

Я почти дошла, когда дорогу мне преградил человек. Сквозь снег я не сразу разглядела его лицо. Но он позвал меня по имени, и я остановилась.

Саша стояла напротив. Смешная в тапочках и в халате, совсем не похожая на себя прежнюю, но все равно это была она. На щеке у девушки застыла капля — не то снежинка растаяла, не то слеза. Захотелось подойти и стереть эту капельку.

— Саша… нашлась…

Она замерла. Вскинула глаза, в которых не было страха, только тревога.

— Кто вы?

Игорь не ответил. Слова застряли в горле, приклеились к нёбу, исчезли. Она не помнит. Все-таки не помнит. Нет, он знал, что так будет, казалось, он даже был готов к этому. Только идиотская улыбка неудержимо отображается на лице. Нашлась…

— Что вы молчите? Кто вы?

А кто я? Она не помнит…

И только снег медленно ложился между ними. Мимо шли люди, каждый в своем одиночестве.

— Саша…

Она сделала шаг вперед. Пристально вгляделась в его лицо. Потом сказала растерянно:

— Уходите. Пожалуйста.

Это прозвучало как просьба. Бессильная, тихая просьба. Последняя.

Игорь кивнул. Уйти он не мог. Остаться — тоже. Даже оторвать взгляд от ее фигуры, от лица, от волос, в которых запутался мокрый снег, и то было трудно.

Выдавил улыбку, какая украсила бы любого покойника: не прогоняй. Видишь, я обещал вернуться и вернулся.

Саша поднесла к губам замерзшие руки, подышала на них.

Это стало чем-то вроде последней капли. Сигналом к действию. Всего два шага — она не успела испугаться, не успела отстраниться, даже не успела сказать это свое безнадежное «уходите».

Он поймал ледяные, покрасневшие ладошки, сжал, кожей чувствуя, какие они настоящие, живые.

Саша стояла, застыв, ничего не понимая, но чувствуя уже, что этот странный человек не сделает ничего плохого, он искал ее не для того, чтобы вернуть в клинику.

Откуда-то из глубин памяти всплыло имя, она не заметила, что произнесла его вслух.

— Игорь…

Так легко погладить ее по щеке, убирая эту ненужную, глупую каплю. Так легко дотронуться до волос, где застыли, и теперь переливаются в свете фонарей растаявшие снежинки.

Она вдруг заговорила быстро, словно боялась передумать.

— Игорь, я совсем тебя не помню. Я ничего не помню. Ни кто я, ни откуда. Про тебя мне сказали, что я тебя придумала, когда было грустно. Я почти поверила, а ты есть. Мне некуда идти… и Велчи, ей совсем плохо. Она без сознания, и я не могу ее добудиться. Что мне делать?

Эта щупленькая замерзшая девчонка, растерянная, заблудившаяся среди снегопада и та, другая, которую он помнил по поселку пен-рит, они были совсем не похожи. Ту Сашку Игорь когда-то не посмел против ее воли похитить, унести во флаер, увезти от беды. Теперь настала пора исправить все прежние ошибки.

Ее ладони лежали в его ладонях.

— Саша, пойдешь со мной?

Все-таки это была не снежинка, потому что новая капелька заняла место прежней.

— Я не могу. Велчи во флаере, ей очень плохо. Я ее не оставлю.

— Пойдем.

Девушка во флаере была без сознания. Она очень похожа на Сашку, и совсем не похожа на собственный портрет из личного дела. Словно сестра. Энергии в машине нет ни капли, в салоне уже ощутимо холодно. Игорь вгляделся в лицо Сашкиной подруги, и его прошибло холодным потом от страшной догадки.

— Саш, давно с ней это началось?

— Обморок? С утра, а болезнь примерно тогда, когда меня привезли в клинику. Месяц, может, больше.

Игорь сгреб Велчи на руки, спросил:

— Ты в состоянии идти?

Она улыбнулась:

— Я-то здорова.

Напоминать о промокших тапочках Игорь не стал. Альтернативы этим тапочкам все равно не было. А пройти нужно половину сквера, до самого заснеженного фонтана, где припаркован арендованный флаер.

Саша дошла. Забралась на заднее сиденье, помогла усадить рядом Велчи. Все это молча. Игорь вызвал Майкла, сообщил:

— Я их нашел. Лечу в министерство, вторая девушка в плохом состоянии.

— Увидимся, — коротко отозвался Майкл.

Саша ничего не спросила, и Игорь не стал объяснять, с кем он говорил, и почему первым делом нужно лететь в министерство.

На крыше, на стоянке, машин было уже мало, удалось припарковаться поближе к входу в здание. Игорь помог выбраться Саше, вынес Велчи. В этот момент рядом остановилась еще одна машина, из нее выскочили Курт и Калымов, Увидели Игоря, остановились.

— Что у тебя?

— Это Велчи Катиэли. Похоже, ее пытались трансформировать, но не очень удачно. Она без сознания. Это — Саша. Она и вправду ничего не помнит.

Вак кивнул, пристально вглядываясь в стоящую рядом пен-рит и пытаясь разглядеть в ней хоть какие-то черты своей лучшей ученицы. Но видел только замерзшую и усталую пен-рит.

Курт вызвал министра по кому, оказалось, тот еще в здании. Надо отдать ему должное, он быстро сориентировался в новой информации и в результате санитарный флаер оказался на крыше даже раньше самого министра. Велчи забрали у Игоря, уложили на носилки.

Министр сказал:

— Ее отправят в центр трансформации, сегодня же проведем полное обследование, завтра будет ясно, что делать дальше. И конечно, вы всегда сможете ее навестить.

— Трансформация? — Саша подошла к Игорю и взяла его за руку. — Я догадывалась, но не хотелось верить. Представить не могу, что она скажет, когда узнает…

Рука снова была холодной. Игорь вспомнил про тапочки, очень осторожно обнял ее за плечи, прижал к себе.

Они почти одного роста, и Сашкины волосы защекотали нос. Он подышал ей в затылок и почувствовал, как девушка расслабилась, перестала жаться от озноба и неуверенности.

Министр пригласил всех к себе в кабинет. Не успели они подойти к крыльцу, как прилетел Майкл. Быстро поздоровался, широко улыбнулся Саше:

— Так вот кого мы целый месяц ищем! Приятно познакомиться. Майкл.

Она вернула улыбку:

— Саша. Если бы я знала, что меня ищут, я сбежала бы раньше.

В кабинете витал запах недавно выпитого кофе. Пустые пакеты от кофейного автомата валялись в мусорном ведре. Министр широким жестом пригласил гостей рассаживаться, стульев и кресел для этого едва хватило. Саша старалась не отходить от Игоря ни на шаг: она чувствовала себя не в своей тарелке, к тому же очень хотелось спать.

— Итак, — Вак посмотрел на министра, но тот не стал перебивать, — Судя по всему, эпопея с незаконными пен-рит трансформациями близится к завершению. Очень хотелось бы услышать, как вам удалось найти девушек?

Игорь вздохнул:

— Чистое везение.

Майкл развел руками:

— Мне сразу показалось странным, что профессор Ханчиэни не хотел объявлять машину в розыск, кроме того, человек, угнавший флаер, должен был либо дожидаться такой возможности прямо на стоянке, о чем знал бы сторож, либо лететь в одной машине с профессором. Когда сегодня проверяли клинику, я специально искал странности и несуразности в личных делах пациентов. И нашел.

— Майкл назвал мне три имени, среди них — Велчи Катиэли. Мы стали проверять связи этих людей. Кстати, думаю, те двое тоже подвергались трансформации. Причем, девушка — примерно полгода назад, именно тогда она перестала жить дома. Их тоже нужно найти.

— Значит, профессор, — покачал головой министр. — А как он рвался помогать в поисках! Зачем ему это?

— Ответ есть у меня, — лукаво улыбнулся Майкл. — Однако хотелось бы услышать пострадавшую сторону. Мне интересно, что с вами случилось, Саша.

— Знаете, не корректно задавать пен-рит такие сложные вопросы, — забеспокоился министр. — Перефразируйте. Задавайте их постепенно, тогда…

— Я в состоянии ответить. — Саша улыбнулась. — Только рассказывать особо не о чем. Тем более что это давние воспоминания, они отрывочны. Помню, как меня затолкали во флаер. Что было дальше, не помню, возможно, была без сознания…

Она говорила, чуть прикрыв глаза, тихо и ровно, старалась ничего не пропустить. Майкл кивал каждый раз, когда Сашин рассказ совпадал с его догадками. Совпадение было почти полным.

Когда она замолчала, аналитик улыбнулся и выложил на стол небольшую тетрадь и серый прямоугольник информационной друзы.

— Теперь понятно. Я вам сейчас открою страшную тайну профессора Хачиэни. Видите ли… старик болен. У него слабое сердце, которое выдержало уже три операции и одну процедуру омоложения. И он знал, что вторая процедура уже не принесет такой пользы, а третья вообще не будет иметь эффекта. А он всю жизнь работал с пен-рит. Всю жизнь он видел, как убогие, лишенные рассудка, даже почти полностью лишенные головного мозга существа превращаются в людей. Пусть тоже не вполне полноценных, но ведь наука не стоит на месте. Профессор давно мечтал провести трансформацию нормального человека. И тут представился шанс — этим шансом оказались вы, Саша. Трансформация прошла успешно. Профессор получал все отчеты вашего куратора, он практически жил в лаборатории под поселком пен-рит. Но вы тянули с завершающей стадией. Ханчиэни нервничал. Он стал подбирать людей для новой трансформации. Кое-кто шел на это добровольно. Особенно люди с физическими недостатками или страдающие бесплодием. Всего подобралось около десяти человек. Потом у вас, Саша, случился приступ, и вас отправили в центральную клинику министерства, потому что лаборатория профессора в данном случае не могла ничем помочь. С того момента к вашей персоне оказалось приковано ненужное внимание, министр побеседовал с вашим куратором, и все у профессора пошло наперекосяк. А тут еще мы с Игорем Петровичем и Валентином Александровичем навестили поселок пен-рит. У Ханчиэни сдали нервы, он отдал охране распоряжение избавиться от свидетелей. А вас, господин министр, он просто обманул, сообщив, что люди из Бюро космических исследований интересуются новейшими разработками в области пен-рит трансформации. Вы поверили, потому что причин не доверять научному консультанту у вас не было. Все полученные материалы были скопированы и изъяты, оригиналы стерты. Министерство одобрило такой шаг, но дело все же вылилось в небольшой скандал. После которого Игорь ушел в рейс, а мы, параллельно, стали приглядывать за Сашей, которая теперь жила у Гилоиса дома. Надо, кстати, ему сказать, что подопечная жива. А то ведь ночами не спит человек, переживает… а профессор возобновил исследования в своей клинике, в цокольном этаже. Там пустовало бывшее инфекционное отделение. Только вот беда, из всей экспериментальной группы выжили двое. Этого оказалось мало. К тому же их истории болезни совершенно не совпадали с Сашиной. И тогда профессор решил ее похитить, чтобы всегда иметь перед глазами живой пример и образец. Когда он увидел, что Саша регрессирует, он расстроился, но не сдался. Так в клинике появилась Велчи. Дальше вы знаете…

Курт покачал головой:

— Однако. Майкл, когда вы успели?

— После посещения клиники у меня была уйма времени, чтобы покопаться в биографии профессора, подумать и сопоставить факты. Моим домыслом являются только побудительные причины его поступков. Остальное подтверждено документально. Друза содержит документы, в тетради мои выкладки. Думаю, министр, это вам пригодится. Курт, для вас, разумеется, есть копии.

Министр предложил собравшимся кофе, но согласился только Курт, которому не надо было спешить к телепортатору.

Потом представитель местной власти посмотрел на Сашу и заметил:

— Я бы должен отдать вас на растерзание СПК за угон и кражу…

Саша улыбнулась. Она чувствовала, что ничего такого ей не грозит. Не на этот раз.

— Я же пин-рит. Спишите все на мою непроходимую глупость.

Тот серьезно ответил:

— Я подумаю.

А Игорь понял: нет, это все та же Сашка. Ничуть не изменилась. Только раньше была у нее прочная броня, панцирь из колкостей, а иногда и из нарочитой грубости. А теперь панциря нет. Забыла она про него. Потеряла. Будет жалко, если найдет…

Но если так надо, если без этого панциря она не сможет найти себя, я все равно буду ей помогать.

Это неправильно, если сильный и смелый человек потерялся среди снегопада. Там, в кругу чужих одиночеств, мы одинаково бессильны. Но я помогу тебе выбраться. Я обещаю.

— Странная пара, — заметил Курт, когда Игорь вывел пен-рит из кабинета.

Министр кивнул, соглашаясь. У него уже болела голова о другом. Отстранение Ханчиэни от работы нужно как-то обосновать, иначе будет скандал. И что-то нужно делать с его материалами и наработками. И с людьми, которых он втянул в авантюру, тоже нужно что-то делать.

У Калымова в душе сцепились противоречивые чувства. Целый букет сложных и сильных эмоций, от раздражения до жалости и тихой радости. Саша вспомнила, как водить флаер. Справилась с управлением ночью, в метель. Она по-прежнему хороший пилот. Но странно видеть, насколько она не похожа на свой прежний облик. Даже смотреть на нее и то не очень приятно. Словно незнакомая женщина все время передразнивает давно умершего человека. Во всем — в манере улыбаться, поправлять волосы, разговаривать.

Он усмехнулся, подумав, что однажды привыкнет к новому лицу и забудет прежнее. Придется привыкать.

— И заметьте, — улыбнулся довольный проделанной работой Майкл, — Мы девчонку месяц искали. А он — раз! И за день нашел.

— Орел, — согласился Калымов. — Ладно, у нас с тобой час до закрытия телепортатора. Так что…

Сашка свернулась калачиком на заднем сидении флаера и задремала. Она не задавала вопросов, сразу и до конца доверив ему свою жизнь. От этой ответственности стало немного жутко. Куда же ее отвезти? К Гилоису? Это приведет к долгой бессонной ночи вопросов, ответов и стихийного исследования психического и физического здоровья подопечной. Или еще хуже — к глубокому обмороку у самого куратора. На «Корунд» пока не получится. У Сашки нет документов, а без личной карточки она не сможет пройти таможню. Остается одно единственное место, где ей удастся выспаться в привычной обстановке — домик в поселке пен-рит. Может, она что-нибудь узнает. Там могли остаться какие-то ее вещи, книги. Если, конечно, домик не занят новым жильцом. Но это вряд ли. Почему так, Игорь не смог бы объяснить.

Когда подлетели к поселку, сразу стало видно, что многие домики, особенно те, что ближе к окраине, пустуют. В них не горел свет, а ведь до времени сна еще оставалось несколько часов. Сашкин коттедж тоже смотрел на мир слепыми окнами. Отлично.

Даже снег у крылечка никто не удосужился расчистить, машина опустилась на нетронутый человеческими шагами белый ковер.

Открыв заднюю дверцу, Игорь потрепал девушку по плечу. Она открыла глаза, улыбнулась.

— Где мы?

— Дома. Иди сюда, я тебя донесу. Здесь снегу по колено…

Саша оказалась легонькой, Игорь без труда донес ее до дверей. Там пришлось поставить девушку на снег.

— Потерпи, я открою…

Дверь в холл все еще перегораживал в нескольких местах прострелянный шкаф. Надо будет потом поставить его на место. Внутренняя дверь тоже не заперта.

— Заходи. Сейчас свет включу.

Девушка вошла в прихожую, с любопытством огляделась. Игорь стоял за ее спиной и ждал, что будет дальше. Она подошла к костылям, аккуратно стоящим возле стены, потрогала их, взяла один, покрутила в руках. Поставила на место. Медленно прошла в гостиную. Остановилась посередине. Сказала:

— Запах знакомый. Я бывала здесь раньше?

— Ты жила здесь три года перед трансформацией.

Она кивнула, подошла к мягкому диванчику. Там валялась какая-то порванная куртка. Куртка была густо покрыта пылью. Как и сам диван, впрочем.

— А это мое, — усмехнулся Игорь.

— Мы жили здесь вместе?

— Нет. Однажды в холодный дождливый вечер ты пустила нас переночевать. Меня, и одну маленькую девочку. Мы попали в беду, а ты помогла.

— Странно. Словно какая-то чужая история, которая ко мне не имеет отношения. Там кухня?

Ну, разумеется. Чем ставить психологически эксперименты, взял бы, да и накормил девушку. Она сутки ничего не ела. Хорош, спасатель. Заставил ее отчитываться перед министром, как будто разговор до завтра не мог подождать.

Саша уверенно подошла к кухонному автомату, включила меню.

— Ну, чем будем ужинать?

— Я смотрю, с техникой у тебя нет проблем.

Саша задумчиво потерла лоб.

— Знаешь, мне кажется, это оттого, что я и после трансформации с этими приборами часто сталкивалась. А то, что приходится делать постоянно, оно не забывается. Как, например, умение пользоваться ложкой…

Игорь с удовольствием докончил ее мысль:

— …или водить флаер…

Она улыбнулась:

— Не знаю, почему, но для меня это оказалось так же просто, как ходить или говорить. Наверное, мне раньше часто приходилось это делать.

Игорь откровенно захихикал:

— Только машинка была немного крупнее…

— Так чем будем ужинать? Ладно, я закажу сама, а ты пока расскажи о себе. Пожалуйста. Должна же я знать кого, на ночь глядя, привела к себе в дом!

— Так это я тебя привел, — возмутился Игорь.

— Тем более.

Эта шуточная перепалка все поставила на места. Игорь подошел и очень бережно, как когда-то, обнял ее, прижал к себе. Сашка повернулась, глаза ее оказались близко-близко, большие серые глаза с темным ободком и золотистыми точками внутри. Неожиданно она сама, первая поцеловала его. Коснулась мягкими губами уголка губ, словно перышком провела.

А через перышко пустила электрический ток запредельной силы.

Так нельзя с живыми людьми, так и сердце может остановиться!

Второй их поцелуй длился вечность — пока кухонный автомат, слегка коверкая слова, не сообщил, что еда готова.

7. Якорь

История движения изоляционистов в системе Флоры насчитывает не более трех десятков лет. Среди легальных общественных объединений такого направления стоит выделить «Союз свободного развития» на Энеке, это первая из зарегистрированных организаций, у которой в уставе прописана цель — добиться сокращения инопланетных представительств на планете и в системе в целом. Эта организация пользуется популярностью и на Флоре, и на нескольких других планетах…

…в последнее десятилетие появилось несколько подобных объединений и даже одна политическая партия, но общественное мнение пока не на их стороне. Однако эти организации хорошо финансируются из негосударственных фондов и продолжают развиваться. Среди них можно отметить общественное движение «За свободную родину», зарегистрированное на Флоре…

…К сожалению, и сейчас существует несколько радикальных группировок того же толка, в методы которых входят любые противозаконные действия, в том числе и осуществление террористических актов на гражданских космических судах и станциях…

Учебное пособие «Курс современной истории: система координат»,

Флора, «Орс», 312 г. к. в.

Майкл пролистывал странички новостей. Новости его не радовали. Все идет к тому, что гведи все же вот-вот учинят какую-то пакость. Не зря же правительство Солнечной затеяло масштабные учения на самых молодых ветках Периферии? Не зря же планете грозит перенесение сюда военного штаба флорианской ветки?

Курт, понятное дело, уже в курсе, и наверняка не рад.

Местные новости тоже выглядели паршиво: изоляционисты учинили акцию протеста против увеличения на планете международного контингента, на министра юстиции было покушение, и кто-то пытался поджечь одну из энергетических станций СПК. Словно сговорились. Хорошо хоть, с подпольными трансформациями, вроде, разобрались. Хотя, там еще много такого, о чем стоит поразмышлять на досуге. В любом случае, стоит приглядеть за с таким трудом найденной трансформированной, вдруг мы не все знаем, и у кого-то остался на нее зуб?

Вряд ли, конечно… и все-таки.

Майкл отключился от сети и связался с Игорем Седых, который почти наверняка где-то рядом с пен-рит.

— Майкл? Рад тебя слышать.

— Тоже рад. Я спросить хочу… извини. Саша, она с тобой?

— Да.

— Вы сейчас где?

— В поселке пен-рит…

— Я почему-то так и думал. Слушай… мне тут в голову пришло. Если она заинтересует еще кого-то… да, профессор Ханчиэни нам уже не опасен, но может найтись кто-то еще, кто захочет ее использовать в качестве образца или чтобы увеличить шансы в предвыборной кампании… помнишь, мы говорили?

— Считаешь, опасность все еще есть?

— Ну, скажем, не исключаю такую возможность. Так вот, может, вам сменить жилье? Поселитесь в городе, поближе к нам…

— Да я-то бы не против, только Сашка не хочет. Понимаешь, есть у меня ощущение, что она помаленьку вспоминает этот дом, обстановку, вещи. В другом месте уже так не будет…

— Понятно. Что-то мне тревожно. Может, поговорить с Ваком, или с Шерриландом, пусть кого-нибудь приставят последить за домом?

Повисла короткая пауза, после чего Игорь ответил без энтузиазма:

— Давай так: если мы заметим что-то подозрительное, я тебе сообщу, и тогда решим, что делать. Ну, не могу я ее сейчас отсюда утащить. Это как у ребенка конфету отобрать…

Майкл отключи связь первым, и дал себе зарок сегодня же попросить Вака, чтобы кто-нибудь незаметно за поселком все же приглядывал. Просто на всякий случай. Если за месяц ничего не случится, то наблюдение можно будет снять. А Игорю и Саше об этом знать не обязательно.

— Не боишься остаться одна?

Не боюсь. Я привыкла здесь. Это мой дом, чего мне бояться? Целых два дня мы провели вместе. Два дня мы приводили в порядок это жилье, разгромленное кем-то когда-то. Мы занимались какими-то смешными, обыденными вещами, болтали обо всем подряд. Только о главном молчали. О том, что я так и не вспомнила ничего из моей той жизни. Сейчас, может быть, я уже не так хотела вернуть память. Игорь был рядом, чего еще желать? Там, за пределами наших комнат, снова были зима и холод, а тут в теплом свете все было нашим, единственно настоящим, неделимое, но существующее для двоих.

И были еще подсказки, намеки. Память тела, которая проснулась именно здесь, именно сейчас. Я стала ловить себя на мысли, что многие вещи делаю, словно по привычке. В первый раз это случилось, когда мне понадобилось открыть окна, ведь помещение давно не проветривалось, обычной вентиляции мне показалось мало. Я, ни секунды не размышляя, достала пульт с верхней полки в кухонном шкафу. Хотя никак не могла знать заранее, что он там лежит. Ну не место там пульту — возле баночек с перцем и солью, рядом с набором декоративных стаканов для воды. Но он был там, где я его искала. Потом, костыли. Я смотрю на них с облегчением, что никогда больше не придется пользоваться ни чем подобным. Но я НЕ ПОМНЮ, как пользовалась ими раньше. Запахи. Какие-то звуки, которые я легко определяю, хотя откуда бы. Треск из-под кухонного автомата означает сбой в системе охлаждения. Чтобы вернуть тишину, нужно дотянуться рукой до кнопки выключения, и запустить прибор заново. И так до бесконечности. Я знаю все тайны этого дома. Никак не могу только добраться до источника знаний.

Игорь пытается мне помочь, как может. Задает каверзные вопросы, показывает предметы и требует, чтобы я сказала, откуда они и для чего нужны. Я пытаюсь догадаться, говорю наобум. Он либо смеется, либо злится. Он так смешно и трогательно заботится обо мне, точно я сделана из особой, хрупкой материи. Словно он боится меня потерять. Куда я денусь?

— Ты только не исчезай снова, — словно прочитав мои мысли, говорит он на прощание.

— Постараюсь.

— Возможно, я прилечу не один.

— С кем?

— С твоим куратором. Его-то ты помнишь? Старик извелся, когда узнал, что ты погибла.

Куратора я помню. Плохо, но помню. Какие-то отрывочные картинки, помноженные на легкое раздражение. Наверное, встретив на улице, я бы его не узнала. Но коль скоро он придет сам, то может, в мозаике моей калечной памяти восстановится хотя бы одна картинка.

— Как его зовут?

— Напрягись. Его имя при тебе пару раз называли.

Я честно выдавливаю из памяти все, что может касаться имени моего куратора. Получается плохо.

— Что-то на букву «З». Или на «С».

— Гилоис, лентяйка. Твоего куратора зовут Гилоис. Надеюсь, до вечера-то не забудешь?

— Постараюсь.

Конечно, Гилоис! Как я могла забыть. Это же просто. Еще немного, и я вспомнила бы сама. Я покаянно прошу:

— Игорь, не подсказывай больше. Имя-то на языке крутилось. Я бы вспомнила.

— Ты даже не попыталась, — ухмыльнулся он. — Сашка, ты вспоминай. Это важно не только для тебя. Есть другие люди, которые тебя любят и помнят. Ты им нужна.

У Игоря вновь начинает верещать коммуникатор. Я как-то спросила, почему он не настроит себе какую-нибудь благозвучную мелодию на вызов. Он пожал плечами и лаконично ответил, что ему лень. Я понимаю — врет. Но как после такого ответа расспрашивать? Он вообще о себе не любит говорить. Рассказывает всегда с большой неохотой.

…верещит ком, Игорь соединяется, кому-то коротко отвечает, что уже в пути и скоро будет.

Потом на прощание целует меня в щеку и уходит. На улице белый снег укрывает и крыльцо и флаер. За Игорем тянется взрыхленная борозда. Я смотрю, как флаер поднимается в воздух.

Вправду, откуда я знаю, как им управлять?

Жанна встретила Игоря приветливо, но в голосе сквозило легкое беспокойство.

— Как вы? Если чувствуете, что не готовы, я могу еще подождать.

— Все в порядке, доктор. Я прекрасно себя чувствую.

Она кивнула, профессионально соглашаясь, но не придавая его словам особого значения. Диагностику виднее, кто там как себя чувствует.

— Проходите. Раздевайтесь. Игорь, я готова поверить, что с вами все в порядке. У вас глаза другие стали. Подождите, я включу сканер. Значит, нашли ту девушку?

— Нашел.

— Тогда понятно.

Она вздохнула. Игорь обеспокоился:

— А у вас что? Какие-то проблемы?

— Да вот. Зовут поработать в одной дальней колонии. Деньги хорошие, но контракт на полгода, это означает, что придется оставить место в комиссии, и потом искать другую постоянную работу. Отвечать нужно завтра, иначе работодатель найдет кого-нибудь еще. А я не могу решить…

Жанна думала о другом. Если сейчас она поменяет работу, улетит с базы на полгода, то наверняка потеряет возможность встречать «Корунд» после каждого рейса, подниматься на борт, вспоминать. Да и что греха таить — изредка видеть капитана «Корунда», деловито распоряжающегося на мостике, или отдыхающего на диванчике в кают-компании, или просто бредущего по своим капитанским делам и старательно не обращающего на нее внимания.

Может быть, смена обстановки что-то изменит, появятся новые знакомые, друзья и дела. Только на это и надежда. С другой стороны, как бросишь место, которое стало уже привычным, почти родным? Сейчас она знает поименно всех, кто работает на звездных линиях этой координационной ветки. А там? Шахтерская планета, четыре подземных поселка, на улицу без скафандра высокой защиты не сунешься. И публика там не самая интеллигентная.

— Будет жаль, если вы улетите. Какой еще доктор после медосмотра мне чай предложит?

— Вылезайте Игорь. Состояние удовлетворительное, но спать вам надо побольше, и вообще постарайтесь вести здоровый образ жизни. Хотя я и понимаю, что с таким капитаном это вряд ли удастся. Кстати, что вы за важная птица? Приходил Калымов, справлялся о вашем здоровье. Шерриланд из Второго отдела вчера связывался со мной и специально интересовался, как у вас дела. Наше начальство обычно трудно заставить к чему-то относиться с такой заботой. А тут сразу оба координатора в едином порыве озаботились. Разве только сам директор не зашел.

Игорь, одеваясь, ответил:

— Это очень неожиданно. Я тронут до глубины души.

Ему пришла в голову светлая идея:

— Жанна, скажите, а для пен-рит нет противопоказаний к космическим полетам?

— Местные трансформированные? А какие могут быть противопоказания? Все, как у обычных людей.

— Значит, пен-рит может получить допуск?

— А зачем это вам нужно? Да, здоровье у них, как правило, отменное, но одного здоровья мало. Что ваш пен-рит будет делать?

— Да он много чего умеет. Спасибо, Жанна. Думаю, мы еще вернемся к этому вопросу.

Они попрощались.

Ну вот. Теперь к Калымову. Он обещал оформить для Саши временные документы. И Димыч зачем-то просил зайти. И еще нужно побывать у себя в каюте, забрать карманный терминал. По коммуникатору соединяться с инфосетью сущее мученье. И сигнал ненадежный, и обзор минимальный. Не говоря уже о спецэффектах.

Вак снова куда-то спешил. Отдал Игорю конверт с документами, дежурно поинтересовался, как у них дела, и не нужно ли чего-нибудь еще. Вышли они из кабинета вместе. Уже на выходе Вак спросил:

— Кстати, ты как, остаешься на «Корунде» или Димычу искать нового доктора?

— Наверное, остаюсь.

— Отлично. Я подозреваю, документы для Сандры нужны были, чтобы устроить ей экскурсию на «Корунд».

— Да. А что, это не законно?

— Тихо, тихо. Я просто хотел попросить, когда соберетесь, позвать и меня. Я никак не могу привыкнуть к ее новому облику.

— Я сообщу.

— А капитан-то хоть в курсе?

Игорь помедлил, прежде чем отвечать, собрался с мыслями.

— Нет. Если она вспомнит, то он и так все поймет. А если нет, то зачем над человеком издеваться?

Калымов неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Попрощался, и обычной походкой — почти бегом — куда-то умчался.

Игорь прикинул еще раз, стоит ли предупреждать Димыча, кого и зачем он хочет притащить на борт. И снова пришел к выводу, что не стоит. Нервы капитана следует беречь. Они нужны больше даже экипажу, чем самому капитану.

Димыч дожидался его на мостике. Настроение, сразу видно, не из радужных.

— Привет. Что, все так мрачно? — поздоровался Игорь.

Как-то странно видеть это место без мерцающих индикаторов на пульте, без всегдашнего легкого шума, идущего от приборов, без вахтенного штурмана и программиста.

— Да вот, смотрю, кто со мной в следующий рейс пойдет. Слушай, я что, действительно настолько плохой капитан? По моим прикидкам, половину экипажа придется заново искать.

Игорь сел напротив, в кресло штурмана.

— Покажи свои прикидки.

— Да вот. Сумасшедший дом. Регишка заявила, что без Чернова не полетит. Тому еще как минимум две недели в госпитале лежать. Коновалов через неделю получает совершенно новый корабль и уходит в родной пассажирский флот. Аска я устроил в университет на Ашате. Там как раз набирают новый курс. Остается шесть человек. И ты еще мне не ответил. Жанна сказала, у тебя серьезные проблемы с допуском.

— Я только что от нее. Все в порядке, ответ положительный. Кстати, уже известно, что будет за рейс?

— Возвращаемся в ту же систему. Решено, что в изучении чужака примут участие два корабля. Мы повезем ученых и оборудование. Военные будут нас прикрывать. Они, кстати, уже там — охраняют археологов. Задача — исследовать по возможности сам корабль, и выяснить, что там такое на этой планете. Этим всем займутся ученые, мы обеспечиваем им нормальную работу — связь, техническую поддержку, транспорт. Займет все это месяца три. Конечно, при условии, что не случится нештатных ситуаций.

— Сплюнь. Дим, у меня есть к тебе просьба. Для одного человека нужно устроить экскурсию на «Корунд».

Димыч пристально поглядел на приятеля. Нет, не похож доктор на человека, который собирается похвастаться местом работы перед какой-нибудь местной красоткой.

— Для кого?

— Для одной милой девушки. Только не нужно меня подозревать в излишнем легкомыслии. Это не займет много времени, и клянусь от имени моей знакомой, не доставит никаких проблем. Ей, кстати, раньше приходилось работать в космосе.

— Часом, не штурманом? Мне нужен штурман.

— Посмотрим, — Игорь улыбнулся. — Значит, добро?

— Что с тобой поделаешь, добро.

Встреча с Гилоисом проходила в атмосфере легкого смущения и неуверенности. Когда пожилой куратор появился на пороге, я обрадовалась: он выглядел именно так, как я представляла. Вот только он поминутно хватался за сердце и без конца повторял: «Поверить не могу!». Игорь улыбался, как кот, добывший сметаны, А мне приходилось отвечать на вопросы куратора, которые лились из него непрерывным потоком. И не болит ли у меня голова, и каково общее самочувствие, и что помню из того времени, когда жила у него в доме, например, что ходила на работу. И как гуляла каждый день по площади, и как…

На большинство вопросов приходилось отвечать «нет». Но сам Гилоис… несомненно, я его узнала. И, кажется, узнала бы, даже если бы Игорь не предупредил о его приезде.

Мы засиделись за полночь, когда у куратора заиграл приятную мелодию коммуникатор. Это домочадцы начали беспокоиться, куда он пропал.

Тот раскланялся смущенно, ушел. Игорь проводил его до выхода.

Когда вернулся, обвиняющим голосом сообщил:

— Ты его узнала!

— Узнала. И теперь даже смутно помню, что действительно жила в его доме какое-то время. Кажется, мне там не очень нравилось.

Игорь кивнул. Потом протянул мне вынутый из кармана пластиковый прямоугольничек. Пояснил:

— Это твоя личная карточка. Не потеряй.

Простая, серая, без всяких изображений. Такая обычная, примитивная штучка. Мое удостоверение личности. Интересно, какие данные обо мне туда внесены? Архивные, или те, что сейчас…

Кстати, об архивах.

— Игорь, а у тебя, случайно, нет моего снимка? До того, как я стала пен-рит?

— У меня — нет. Но я знаю одного человека, у которого есть. Вы были знакомы раньше.

Я всегда догадывалась, что Игорь знает о моем прошлом немого больше, чем рассказывает. Почему он молчит? Почему не говорит мне, кто я? Я даже не знаю своего полного имени.

— Если ты обо мне хоть что-то знаешь, скажи. Пожалуйста.

Он взял меня за руки, привел к дивану. Усадил. Все — молча. Присел рядом на корточки. У него такие темные глаза, что зрачков не видно. Мне захотелось пригладить его встрепанные вихры, но он все еще держал мои руки, и я ждала, что будет дальше.

— Саш, ты веришь, что если я молчал, то у этого была причина?

— Конечно.

— Я очень хочу тебе помочь. Больше, чем кто-либо другой, потому что даже Калымов не верит, что ты все вспомнишь, а я вижу: ты вспоминаешь. Хочешь, спроси у меня то, что ты хочешь знать прямо сейчас. Сию минуту.

— Кто я?

— Сашенька. Это такой вопрос, в который вмещается целая жизнь. Я не знаю всю твою жизнь.

— Мое имя — Саша. Но должна быть и фамилия, и…

— Тебя зовут Александра Лингина. Или по-другому — Сандра Лин.

Сандра лин. Темное небо, смех… прикосновение ветра к щеке.

— Я… я бывала у моря?

— Не знаю. Ты вспомнила море?

— Темноту. Влажный ветер. Шелест. Я почему-то сразу подумала, что это море.

Игорь сел на диван рядом со мной, обнял.

— Завтра мы с тобой слетаем на экскурсию. На космический корабль «Корунд». Ты увидишь людей, с которыми была знакома раньше. Несколько лет твоей жизни связано с этим кораблем. Готова?

Я работала в космосе… возможно.

Не знаю, готова ли я к твоей экскурсии, Игорь. Верней всего из нее ничего не получится.

Но попробовать-то стоит.

— А еще, — добавил он, не обращая внимания на мою задумчивость, — я привез планшетку терминала. Можешь соединиться с сетью, и посмотреть свою страничку.

Вспомнить бы еще код своей странички. Но руки сами уже потянулись к контактам, и я позволила им действовать, не задумываясь ни о чем специально. Руки помнили лучше. Вскоре перед глазами развернулась виртуальная картинка инфосети, перекрывая тусклую реальность мира вещей. Моя страничка была украшена детским рисунком. На переднем плане тетя на костылях может быть только мной и никем больше. Рядом девочка в клетчатом платье. На заднем плане двое мужчин. Один в очках, а второй, бесспорно, Игорь, потому как только ему неведомая художница могла подрисовать такую лохматую шевелюру. Еще меня ждали два сообщения. Одному из них исполнился месяц, второе было доставлено вчера.

Оба сообщения пришли с одного адреса. Я развернула то, что было старше. Коротенькое послание гласило: «Здравствуй, Саша. Как дела? Ючи».

Второе было более подробным.

«Здравствуйте, Саша. Может, вы нас не забыли? Я Садмаи Ламиэни, отец Ючи. Нам очень интересно, как вы себя чувствуете, как живете. Мы устроились на новом месте. Если все хорошо, то ждем в гости. Вот адрес…»

— Игорь, кто такие Ючи и Садмаи Ламиэни? Они ждут меня в гости.

— Сейчас расскажу…

Я не знаю, была ли я здесь в прошлом, но мне нравится это место. Светлые стены, просторный зал у кабинок телепортатора. Игорь сказал, что мы находимся на одной из основных баз Бюро космических исследований.

На входе в широкий коридор у меня в последний раз проверили документы. Потом мы шли куда-то по светлым палубам и лестницам. Я даже не пыталась запомнить дорогу.

Остановились у таблички с длинным названием, ключевым словом в котором было: «Госпиталь».

Игорь объяснил:

— Я хотел позвать с нами одного человека. Она тоже твоя знакомая.

— Как ее зовут?

— Увидишь ее, попробуй вспомнить сама. В любом случае я вас представлю.

Опять эти его штучки. Вспомнишь…

я теперь уже сама не пойму, что я помню, что знаю, а что только представляю или придумываю себе.

Однако кабинет, в который постучал Игорь, был заперт. Тогда он кого-то вызвал по кому.

— Здравствуйте! Да. Это Игорь Седых. Вот, стою под дверью вашего кабинета… ах вот в чем дело! Но все-таки… хорошо. Сейчас подойдем.

Он отключил коммуникатор, улыбнулся мне:

— Придется зайти к ней домой. Это должно быть где-то рядом.

Мы спросили дорогу у кого-то из встреченных людей, и нам объяснили, что жилой сектор номер четыре расположен уровнем ниже. А там «от лифтов по коридору направо». Адрес мы нашли без труда.

— Здравствуйте, Игорь, — поздоровалась темнокожая красавица, голову которой украшал ворох блестящих кудрей. — А я, как видите, собираю вещи.

— Все же решили лететь?

Она вздохнула:

— Мне просто необходимо как-то сменить обстановку. Но вы заходите. Правда, у меня не прибрано.

Мы вошли. Не знаю, почему она сказала, что здесь не прибрано. Такой порядок в моем доме считается идеальным. А то, что на кровати лежит открытый чемодан-переноска, так вещи вокруг него уложены столь гармонично, что это производит впечатление, что так и надо.

— Познакомьтесь, — нехотя сказал Игорь, — Саша, это Жанна, она работала врачом на «Корунде» до меня.

— Привет, — Жанна так пристально на меня посмотрела, что мне даже стало немного неуютно. — Вы пен-рит?

— Да. А это сразу видно?

Моя собеседница отчего-то смутилась.

— Немного. Я давно работаю на этой базе, как-то научилась определять.

Игорь, чтобы уйти со скользкой темы начал расспрашивать мою новую старую знакомую о предстоящей работе, о том, на какой координационной ветке теперь нужно будет искать ее адрес.

Я разглядывала комнату. Все просто и стильно. Мебель — пластиковая под дерево, на полу пористый теплый палас серебристо-синих оттенков. У меня дома есть половичок из такого материала, лежит в прихожей. Только он красный.

У дальней стены сложены вещи, которые, очевидно, хозяйка не собирается брать с собой. В коробке стопочками уложены книги, какие-то приборы. В другой коробке — немного одежды, пачка распечаток с графиками и схемами. А рядом — гитара. Старенький инструмент с потертой декой и черным грифом почему-то привлек мое внимание. Куда бы я потом не смотрела, взгляд все равно возвращался туда.

Ни Игорь, ни Жанна не смотрели на меня, лишь потому я решилась подойти и взять инструмент. Присела на корточки у кровати, не самая удобная поза, но я и не собиралась ничего играть.

Гитара немного не строила на басах. Я подкрутила колки и вдруг поняла, что уже некоторое время в комнате стоит полная, поистине, гробовая тишина.

Я остановилась и посмотрела на зрителей. Игорь улыбался, а Жанна…

Жанна смотрела на меня, как на привидение. Медленно поднесла ко рту сжатый кулак и прикусила костяшки. Обернулась к Игорю, спросила сдавленным шепотом:

— Это… Игорь, это она, да? Я должна была догадаться, как только вы вошли… но как…

— Саша мало, что помнит даже из недавнего прошлого, — ответил Игорь, — а я и не знал, что она умеет играть.

Я сама не знала. Но у меня умные пальцы. И у них не было амнезии.

Жанна подошла ко мне, присела рядом.

— Сандра, ты меня совсем не помнишь? Ну, посмотри…

Отвечать не хотелось. Пальцы пробежали по грифу, вспоминая какую-то мелодию. Сначала неуверенно, а потом я с удивлением поняла, что мелодия получается. Неровная, немного дребезжащая, когда непривычные к струнам подушечки не могли правильно взять ноту…

Когда пальцы заболели во всю силу, гитару пришлось отставить.

— Я помню эту пьесу, — голос у Жанны немного дрожал. — Ты ее играла, когда у тебя хорошее настроение.

— Жанна, — позвала я, — пойдемте с нами на «Корунд». Мне как-то не по себе.

— Хорошо.

Но она почему-то отвернулась и всхлипнула.

— Ничего, — сказал Игорь. — Просто вы были подругами, и ей грустно, что ты ее не узнала.

— Почему они все плачут, когда меня узнают? Вот и Гилоис вчера…

Игорь взъерошил мне волосы и шепнул на ухо:

— Они тебя любят, дуреха. Жанна, например, три года считала тебя мертвой. А кое-кто и до сих пор винит себя в твоей гибели. У тебя много друзей, Сашка. Мне бы столько друзей.

Игорь, светлая душа, да неужели у тебя меньше друзей, чем у бедной глупой пен-рит, которая к тому же ничего не помнит? Никогда в это не поверю. Как хорошо, что ты есть в моей жизни, и как хорошо, что ты — такой.

Жанна вытерла ладонью покрасневшие глаза, увидела, как мы стоим, обнявшись, улыбнулась.

Игорь забеспокоился:

— Ну, Жанна, вы решили идти с нами?

— А Димыч что скажет? Он знает?

— Нет. Я не хотел раньше времени ему говорить. Если Сашка так ничего и не вспомнит, он будет чувствовать свою вину еще и в этом. Вы же знаете, он до сих пор не может себе простить.

Она нервно кивнула:

— Это из-за меня. Ну почему я тогда не смогла промолчать… мне жаль…

Я посмотрела на одного, на другую. Очевидно, они знали, о чем говорили.

— О чем вы?

— О том, что… нельзя влюбляться в звездных капитанов. Ни к чему хорошему это не приведет.

Ну почему же, подумал Игорь, и поцеловал в висок своего звездного капитана. Сашка потерлась щекой о его щеку. Ей было хорошо и спокойно. Ведь память вернется — как вернулась та простенькая мелодия, которую ей удалось сыграть на гитаре.

Калымов как раз заскочил к себе кабинет глотнуть на бегу кофе, когда засигналил ком, а потом голосом Игоря сообщил, что они с Жанной и Сашкой прямо сейчас направляются на «Корунд». Пропустить это событие было невозможно. Встретились они уже у шлюза.

Саша его радостно поприветствовала, она прекрасно помнила совещание у министра.

— Как успехи? — вежливо поинтересовался Вак.

— Оказывается, я играла на гитаре. Гилоиса я тоже вспомнила. Правда, очень отрывочно. И море. Или это было не море. Просто тьма, много воздуха и чей-то смех. И плеск.

Вак несколько секунд вглядывался в ее лицо, потом покачал головой:

— Невероятно. Это было… дай-ка вспомнить… лет десять назад. Вас как раз впервые посадили на «Фотоны». После интенсивных курсов несколько молодых пилотов удрали на курортную планету, ведь вам полагался отпуск. И мы вас искали. Потом долго уговаривали начальство не судить строго молодых за молодость и безответственность. Там и вправду ночами было непроглядно, какое-то свойство атмосферы делает ночи черными и беззвездными. Если разжечь костер, то с двадцати шагов он кажется слишком красным и тусклым, а с пятидесяти вообще едва виден. А ночи теплые, длинные. И море, которое можно определить лишь на слух да на ощупь.

— Мы были знакомы раньше? — грустно спросила Саша. — Ну, почему я ничего не помню!

— Вспомнишь, — утешил Вак. В первый раз, кажется, со всей искренностью, на которую был способен. — Ну, что мы стоим?

Игорь связался с Димычем.

— Капитан, разрешите подняться на борт. Со мной моя знакомая, как я и говорил. И еще Вак и Жанна.

— Да заходите, — с легкой досадой в голосе отозвался тот. — Я на мостике.

Шлюз выводил в длинный хобот внешнего переходника. Пол слегка пружинил под ногами, это ощущение показалось Саше знакомым. Она пошла медленней, отстала от торопящегося вперед Калымова. Доктора ей не мешали. Шли потихоньку сзади, давая возможность оглядеться, почувствовать себя здесь и сейчас.

У внешнего люка «Корунда» немного задержались, ждали, пока капитан разблокирует с пульта вход. Вошли на борт в том же порядке — сначала Калымов, затем Саша, последними — Игорь и Жанна.

Еще перед входом Саша стала вести себя странно. Она дотрагивалась кончиками пальцев до разных предметов. При этом иногда закрывала глаза. Впервые надолго они задержались возле контрольной камеры грузового трюма. Саша провела рукой по двери. Поежилась, потом вновь закрыла глаза, и активировала пульт у входа. Дверь не открылась. Девушка с досадой покачала головой.

Жанна подсказала:

— Здесь все долго ремонтировали. Это новый замок и новая дверь.

Заверещал придушенным котом ком у Игоря. Оказалось, это капитан удивляется, где гости заблудились.

— Дим, спустись к нам сюда. Только тихонько.

— Что у вас происходит? — голос у капитана стал обеспокоенным.

— Ты просто спустись и не задавай вопросов.

Через минуту капитан оказался рядом с ними. Он жаждал знать, что происходит. Но Жанна в миг его появления прижала к губам палец. С ней капитан спорить не стал, а огляделся, и безошибочно понял, что все наблюдают за высокой светловолосой девушкой, которая в тот момент уверенно шла к трапам левого борта. Изредка она останавливалась, касаясь пальцами стены. Потом шла дальше.

Димыч еще не догадываясь ни о чем, пошел следом за всеми. Увидел, как гостья свернула к жилому отсеку. Сразу понял — на борту она ориентируется вполне прилично. Вот только идет как-то не уверенно, словно сама не соображает, что делает. Да кто она такая?

Он посмотрел на Игоря, На Жанну, ее лицо показалось не просто сосредоточенным, а каким-то отрешенным, на Вака, который вопреки привычке, вошедшей в легенду, шел по коридору с неспешностью черепахи. Сомнений не было, эти трое знают что-то, ему самому пока недоступное, что-то касающееся вот этой самой блондинки. Которая почему-то остановилась возле его каюты. Провела пальцем по надписи на двери. Улыбнулась чему-то, кивнула.

До этого Димыч был лишен возможности видеть лицо девушки. Да и вряд ли бы это лицо ему что-нибудь сказало. Но вот улыбка, поворот головы, весь жест в целом…

Димыч вспомнил, что все пен-рит — блондины, каким бы изначально не был цвет волос.

Потом он понял, что эта пен-рит только что прочитала его фамилию на двери каюты.

И сомнений нет, что-то про эту табличку поняла.

Поймал за руку доктора, который как раз почему-то шагнул вперед.

— Это Сандра? Игорь, это она?

— Да. Тихо.

Сказано это было таким тоном, что капитан, и без того оглушенный новостью, даже не подумал возражать.

В следующий раз остановились в кают-компании. Саша, практически не открывая глаз, медленно обошла все помещение. Она потрогала и стены, и кресло, и козырной диванчик. На столе ее добычей стал стакан для воды, с гирькой на донце, чтобы никуда не упал во время маневра. Когда она повернула в сторону дверей, Димыч поспешно отступил в глубь коридора. Что он ей скажет, когда они встретятся лицом к лицу? Что скажет она ему? Имеет право сказать все что угодно. Ведь как ни крути, а именно Димыч виновен во всех ее последних бедах.

И почему, как он поверил врачам на планете, когда они с прискорбием сообщили, что Сандры больше нет? Ведь поверил, и даже проверять не пытался.

Как теперь смотреть ей в глаза?

Капитан вернулся на мостик. Так же тихо, как пришел. Он здраво рассудил, что рано или поздно, а Сандра туда придет. И там он ее встретит. И они поговорят. Если только она захочет с ним о чем-либо говорить.

Так и вышло. После кают-компании в действиях Саши появилась некоторая уверенность. Она целеустремленно миновала камбуз и трап, ведущий на нижнюю палубу, не забыла в тамбуре между двумя отсеками с закрытыми глазами потрогать пепельницу на столике. Снова чему-то улыбнулась, после чего, не останавливаясь, поднялась на мостик.

Димыч встретил ее посередине просторного помещения между двумя пультами.

Саша остановилась. У входа, чуть дыша, застыл эскорт.

— Здравствуй, — скованно сказал капитан.

Она нахмурилась. Кивнула.

Потерла пальцами переносицу, посмотрела ему в глаза.

Ни сбежать. Ни отступить. Душат слова: «Я не знал! Я не хотел!». Но нужно молчать. Почему нужно? Да просто нужно, и все. Так правильно. Достаточно уже было ошибок. Она сама скажет все, что надо…

Девушка, так не похожая внешне на Сандру, сказала удивленно:

— Дима…

— Сандра, я…

Она знакомо выгнула бровь:

— Что бы ни было, а в тот раз ты оказался прав. Смотри, и корабль цел, и все живы.

— А ты?

Глупо прозвучало, но всем было ясно, что именно капитан имеет в виду.

— Как видишь, — усмехнулась она, — очень даже ничего. Я рада, что ты — капитан «Корунда».

— Да? Чудесно. Здорово! А теперь, давай, признавайся, какого такого черта ты столько времени не давала о себе знать? Почему мы тут все должны волноваться из-за тебя, дергаться, а ты…

Продолжалась эта словесная атака недолго: Димычу не хватило слов. В кои-то веки. Эскорт наслаждался зрелищем. Сашка внимала.

Все было и так, и не так. Она помнила, оказывается, помнила. Но и корабль, и Димыч — они там, в памяти, были другими. Эта неожиданная гневная отповедь… любой бы растерялся. А кто-то бы и обиделся.

Впрочем, смысл обижаться? Он сейчас орет не оттого что злится, а исключительно из-за вредности характера, да может, еще по привычке. И потому, наверное, что чувствует свою вину…

Имеет полное право, ведь, как ни крути, а действительно, по-свински получилось. Могла и сообщить о себе. Не даром же хранила друзу, на которой пиратская система взлома ограничителей доступа к сети. В любой момент можно было воспользоваться. Так ведь нет. Не хотела выглядеть немощной калекой. Не хотела, чтобы жалели. Вот и выслушивай теперь, что умные люди по этому поводу думают…

Трудно собраться с мыслями, особенно когда они норовят разбежаться по углам. Наверное, однажды все устоится, встанет на свои места. Когда это случится, я стану прежней. Никто не будет жалеть бедную Сандру, никто не будет удивляться успехам неведомой пен-рит… может быть, для этого придется покинуть Флору, улететь в иные места и миры, чтобы вокруг оказались те, кто не видел меня — прежнюю. Пока об этом рано думать. Ясно одно. На «Корунд» я пока не вернусь. Так будет лучше для всех. В первую очередь для Димки, которому бы побольше уверенности. Для меня. Мне нельзя цепляться за прошлое, раз реалии таковы, что удержаться можно только за настоящее. Для Игоря. Он этого, наверное, не поймет, и будет уговаривать, но я, с моей ненадежной памятью, с моей кашей в голове, буду на борту только помехой. И… мне еще нужно договориться с собой.

Космос держит меня, космос мне стал якорем, и более надежной опоры для меня нет. Я удержусь, сама, или с чьей-то помощью. Я пойму, чего хочу, я приму решение и буду следовать по новому пути. Но мне нужно разобраться, кем была Сандра Лин, кем была Александра Лингина.

Потому что теперь окончательно ясно — я ни та, ни другая. Я пен-рит по имени Саша. Это не плохо и не хорошо. Мне слишком мало лет, чтобы знать, какая я.

Пусть «Корунд» уходит в рейс — я с пользой потрачу это время, я разберусь в себе, и стану собой.

— Саша, добрый день. Я заскочу к вам сегодня, не против? Есть разговор.

Сухой официальный тон координатора Первого отдела не предвещал ничего хорошего, но я согласилась. Я, в общем, ждала чего-то подобного. Это заметно, когда отношение человека к тебе меняется так резко. Вак был моим учителем, и не только в области пилотирования, хотя это, конечно, в первую очередь. Мы воевали вместе. Мы были вместе на Клондайке, на Примуле, в зоне Лойка. И когда, после войны, Калымов ушел в Бюро, он звал нас, пилотов третьей специальной планетарной группы, с собой. Кое-кто согласился, я сочла за лучшее принять предложение моего старого знакомого с Ашата. Не то, чтобы я испытывала недостаток в предложениях о работе. Просто мне тогда покоя хотелось. Стабильности. Должность инструктора по пилотированию в Ашатском Университете меня устраивала со всех сторон. Опять же, и работа скучать не дает, и пространство рядом. Это через полгода я потихоньку начала выть, устав от сидения на одном месте.

Калымов, конечно, расстроился, но виду не подал и даже оставил в покое, на время. А потом однажды заявился, гоблин из табакерки, и подкинул мне «Корунд» с довеском в виде обезглавленного экипажа… но сейчас-то я о другом.

Есть у меня сильное подозрение, что Валентин Александрович так до конца и не поверил, что я — это я. То, как он на меня иногда смотрит, каверзные вопросы, которые при случае пытается задавать, все говорит о том, что меня продолжают проверять. Видно, что он старательно избегает встреч со мной, а если избежать не удается, то не смотрит в глаза и отделывается короткими, ничего не значащими репликами. Продолжаться до бесконечности это не может, вот, значит, и настала пора прояснить ситуацию.

Разлюбезного калымовского синтетического кофе я не держу: как-то раз, давно, довелось попробовать натурального, из Солнечной.

Интересно, помнит он об этом?

Когда в дверь коттеджа забарабанили, я была готова встречать гостя. В наличии на кухне имелся черный чай и какое-то печенье, выданное на-гора простеньким кухонным синтезатором. Снеди этой предстояло быть элементом декора. Ибо гость не будет пить чай, а мне тошно смотреть на печенье.

— Добрый день.

Отрадно видеть Калымова никуда не спешащим.

— Здравствуйте. Рада вас видеть. Проходите на кухню. Правда, кофе у меня нет…

Мы уселись напротив друг друга, кухонный столик перевоплотился в стол переговоров. Калымов позвякал в чашке ложечкой, и сразу взял быка за рога.

— Саша, я пришел, чтобы с вами серьезно поговорить.

— Я догадалась.

— Мне не хочется вас расстраивать… но, наверное, придется. Я знаю, что вы хотели бы вернуться в космос. На «Корунд».

Так. Понятно. Что же, и я думаю все время о том же: возвращаться мне нельзя.

— В общем, я буду вынужден отклонить любую просьбу такого рода, по целому ряду причин.

— Да. Я знаю.

Он посмотрел на меня в некотором затруднении, очевидно, ждал другой реакции. Ну, может, Сандра ответила бы иначе… Да что это я? Так же она бы ответила. Слово в слово. Для нас обеих дело — на первом месте. Ну, льщу себя надеждой, что это так.

— Вы расслышали?

— Конечно. Валентин Александрович, если я сама своей памяти не доверяю, разве я могу рисковать? Вы бы рискнули?

Он медленно покачал головой:

— Мне трудно судить. Рискнуть, безусловно, хотелось бы. И все же мы говорим сейчас не обо мне.

— А со мной тоже все не сложно. Впрочем… вы могли бы сделать мне приятное. Ведь на спутнике Бюро есть имитационный тренажер?

Я выдержала недолгий пристальный взгляд бывшего шефа. В прошлой жизни это был знак, что проблема решится в мою пользу.

Так и вышло. Калымов, наконец, усмехнулся, кивнул:

— Я посмотрю, что можно сделать. Ну, спасибо за чай.

Вот так эпохальная встреча состоялась и ничего не прояснила. Посмотрим, что будет дальше…

Первой улетела Жанна. Мы с Игорем провожали ее до телепортатора на внутрисистемный лайнер. Жанне предстоял долгий путь до станции переброски, что крутится на внешней гелиоцентрической орбите, где она перескочит на нужную координационную ветку, пересядет на космический корабль. Корабль унесет ее на неведомую шахтерскую планету, на ближайшие полгода отделит ее от Флоры и от нас.

Я до самого момента прощания надеялась, что и Димыч придет проводить. Но капитан «Корунда» так и не появился.

А на следующий день Игорь узнал от Калымова точную дату, когда «Корунд» уходит в рейс. Оказалось, это случится через неделю. Именно тот момент я выбрала, чтобы сказать ему, что остаюсь.

— Почему?

Я ждала этого вопроса, готовилась к нему. И вдруг растерялась. Ответить хотелось честно, а все мои аргументы были лишь полуправдой.

Я ответила, стараясь глядеть ему в глаза.

— Потому что прошло слишком мало времени. И то, что я вспомнила, это все может уйти. Вдруг. На раз. И еще. Мне не все равно, как, и кем, я вернусь в космос. Я не смогу быть просто пассажиром. Ты меня прости, если это тебя заденет, но мне будет очень тяжело сидеть в пассажирской каюте, зная, что всего за несколько переборок кто-то прокладывает курс или стоит вахту. А стать членом экипажа в моем нынешнем состоянии… с моей ненадежной памятью и неизвестно, насколько сохранившимися знаниями и умениями…

Близко, очень близко к правде. Всего в полушаге, в одном дыхании.

Игорь усмехнулся, встрепал мне волосы. Он так делает, когда мне удается его удивить или озадачить.

Спросил:

— Это же все решаемо, правда?

— Конечно. Но — не сейчас. Мне нужно время.

— Мне бы не хотелось перед самым отлетом говорить Димычу, что мы остаемся…

Видно, что Игорю хочется лететь. Хочется своими глазами увидеть неведомого чужака, потрогать его, почувствовать. Он там нужен. Там, а не здесь.

— Ты же хочешь там быть? Со мной или без меня…

— Без тебя — не хочу.

Упрямый. С ним трудно спорить.

8. Призраки мансарды

…разразился нешуточный скандал вокруг размещения военного городка непосредственно на Флоре. Исторически сложилось, что древнейшие города планеты с докосмической историей расположены ближе к побережью, в тропической зоне. Новые колониальные поселения были созданы в средних широтах. Военные претендуют на территории, которые хотя и считаются официально «ничейными», всегда использовались населением, как зоны «дикого» отдыха. Это так называемые «Лавовые озера», территория с уникальной реликтовой природой, не существующей больше нигде на планете. Кроме того, ведутся переговоры о размещении на орбите нескольких стратегических спутников.

Лидеры движения «За свободную Родину» выразили решительный протест и обвинили правительство в продажности и готовности идти на любые уступки…

Население возмущено самоуправством правительства.

Сейчас решение повторно рассматривается в парламенте. Уже известно, что военная часть на Флоре все же будет размещена. Дискуссия ведется лишь о том, где конкретно…

Фрагмент сообщения в выпуске Виртуального канала новостей

В один из дней, остававшихся до отлета «Корунда», я навестила Велчи.

Несколько раз собиралась, но все откладывала, откладывала посещение, словно гнала от себя саму мысль о больничных стенах, тусклых палатах, безрадостной угрюмости тяжело больных людей. Глупо, каково ей там — одной?

В клинике меня встретили вполне благожелательно, провели в закрытый блок, где происходит первая послеоперационная адаптация, и попросили немного подождать. Медсестры, бегающие по коридору, смотрели на меня с любопытством. Кажется, пока я ждала, их в коридоре стало больше.

Минут через пять доктор вынес мне серебристо-синий халат, сообщил, что Велчи не спит и будет рада меня видеть.

Выглядела она ужасно. Исхудала, круги под глазами. Да еще волосы ей обрили. А с другой стороны, я должно быть, сразу после первой стадии выглядела вообще чудовище чудовищем.

Велчи увидела меня, села на кровати.

— Привет.

Я нашла глазами стул, подвинула к ней, села.

— Ну, как ты тут?

Она пожаловалась:

— Все болит. Вчера вот ног почти не чувствовала. Сегодня получше, но…

— Это нормально. Месяца через два будешь чувствовать себя вообще прилично.

Она кивнула. Видно было, что ей хочется о чем-то спросить, но она не решается. Я тоже молчала.

Велчи первой нарушила тишину:

— Мне сказали, ты все вспомнила.

— Так и есть. Ты была права.

— В чем?

— Что память сохраняется. До нее потом нужно просто добраться. Ты знаешь, мне чуть башню не снесло, когда я начала вспоминать. Это так все получилось… одновременно. Сильное чувство.

Взгляд у Велчи стал совсем тоскливый. Я спросила:

— Да что ты? Выплывешь. Я же выплыла.

— Я так не смогу. Я боюсь стать, как все остальные.

Так. Совершенно точно, я этого тоже боялась. Стать, как другие пен-рит. Всему учиться заново, даже говорить и есть. Перестать быть собой.

Только бы она не сделала, как я. Только бы не затягивала с окончательной трансформацией. Потому что на третий год кажется, что умереть проще, чем решиться. Я бы так и не решилась, если бы не Гилоис.

— Я тоже боялась. — Осторожно сказала я. — И еще мне казалось, что больше никогда у меня не будет нормальной человеческой жизни. Но видишь: вот я, я все помню, я собираюсь вернуться к друзьям и любимой работе. И с тобой так будет.

— Ты не можешь знать…

— И ты. Тоже не можешь знать. И никто не может знать. Но у тебя, на самом-то деле, очень простой выбор. Или три года болезни и смерть. Или риск, и шанс вернуться в общество нормальным человеком.

— Ты рискнула и выиграла. — Она криво улыбнулась, — а мне никогда не везло в азартных играх.

Сказать ей? Да. Так будет честнее.

— Я не рисковала. Я так сильно боялась последней трансформации, что у меня пошел четвертый год на твоей стадии. Последние месяцы я провела на костылях. В один прекрасный день я от боли упала в обморок, и если бы рядом не оказался мой куратор, так и умерла бы, наверное. Но я-то думала, что шансов нет. А ты знаешь, что они довольно велики. Ты сама была куратором, имеешь представление, как тренировать память. К тому же здесь, в клинике министерства, сделают все, чтобы тебе помочь.

— Знаю. У меня теперь тоже есть куратор. Доктор Адачи Гарсари. Ты его, наверное, видела.

Я вспомнила доктора, который меня сюда проводил. Наверное, это он. Кивнула.

— Саша, ты будешь ко мне заходить?

— Разумеется. А твои родные знают, что ты здесь?

— Я не хочу их расстраивать. Потом как-нибудь скажу.

Она как я. Я тоже не хотела никого расстраивать. А ведь, свяжись я сразу с Калымовым или Димычем, даже вопреки запрету куратора, и все могло быть совсем по-другому. Так ведь нет. Не хотела быть обузой.

Я попросила:

— Ты все же не затягивай с трансформацией. Конечно, решать тебе. И я же рядом. Я буду помогать.

Она мрачно кивнула. Она мне не верила.

Ну вот. Пришла, называется, в гости. Испортила только человеку настроение. А с другой стороны, кого она послушает, если не меня?

Мы еще немного пообсуждали новости. Но разговор неизменно сваливался на больную тему, и я попрощалась.

График оказался плотный, на этом симуляторе реальности тренируются все слушатели курсов переподготовки летного состава, а их на данный момент тридцать два человека. Мне досталось два часа в неделю. И этому нужно было радоваться.

Я заказала себе пакет заданий для чайников. Первые упражнения были на освоение пульта. Оказалось, пульт я помню хорошо, но за время моего отсутствия появилось несколько нововведений, с которыми еще только предстояло познакомиться.

Первый вылет я все равно, что завалила. Самонадеянно отключила картинку и при выходе из виртуального ангара помяла себе несколько виртуальных плоскостей. Зачет, конечно, мне дали, но больше так рисковать я не стала. Все нужно делать медленно, все нужно проверять и перепроверять.

Тренажер на базе Бюро оказался куда лучше, чем был у меня когда-то в университете на Ашате. Картинка удивляла полнотой и глубиной, так что я невольно подумала: в нормальном катере так не будет. Там оптике все время что-то мешает: то облака, то атмосферное электричество, то вибрация.

Когда отведенные мне первые два часа завершились, выяснилось, что Калымов наблюдал за мной из инструкторской кабинки. Увидев, как он входит в тренажер, я поняла, что краснею. Так плохо я не летала даже в день, когда впервые села в кресло пилота на тренажере.

Но тот улыбался.

— Очень неплохо для первого раза! Молодец.

Ну, конечно. Молодец. А если бы я в реале тебе так катер помяла? Что бы ты сказал?

— Да ну…

— Я же видел, что вы выходили «в слепую». Нет, на самом деле нормально. Но двух часов вам мало. Я посмотрю, что можно сделать.

— Спасибо.

Мы вышли из тренажера.

— Саш, у меня тут для вас сюрприз есть.

— Приятный?

Так, очевидно, снова проверка.

— Помните день, когда я предложил вам «Корунд»?

Да, помню. И даже довольно хорошо помню…

Мы все очень удивились, когда Калымов появился на базе Ашата. Ходили слухи, что он то ли болен чем-то неизлечимо-инопланетным, то ли вовсе уже умер, но оказалось, что слухи эти слегка преувеличены. Вак, конечно, не блистал телесной красотой, и румян не был, но и впечатление умирающего не производил.

Молодь моя оживилась, подавленное настроение, неизбежно возникающее, когда приходится долго сидеть на одном месте, незаметненько улетучилось, с новой силой поползли охи-ахи да пересуды. Вспомнили даже и мою скромную персону: я как-никак некогда была близко знакома с легендой факультета. В результате на занятиях стали появляться физиономии, которых я не видела чуть ли не с прошлой сессии.

Вак появился на кафедре программирования на третий день после прибытия. Сама я там, к сожалению, не была, и ничего рассказать о цели визита не могу, но о некоторых последствиях можно было догадаться: большая часть студентов в тот час предпочла толпиться в коридорах второго уровня, вместо чтобы пойти пополнять багаж знаний. Ко мне на практикум в секцию имитационного оборудования явилось всего три человека.

Калымов прибыл на «Эхо», что однозначно свидетельствовало, — гость эксцентрик, каких поискать. Тут уж, из песни слов не выкинешь, когда я прознала об этой ерунде, то сама, как студентка, захотела смыться с занятий и пробраться в ангар, где личную калымовскую светяшку тестируют и наводят на нее лоск и блеск наши премудрые техники. Но пора беззаботной и безответственной юности минула для меня в день, когда я устроилась на инструкторскую должность. И вот, стоим мы с троицей честных студентов, и каждый из нас мечтает об одном и том же — вот бы что-нибудь случилось, и занятия отменились сами собой…

— Госпожа Лин, — говорит мне один из студентов. Я для них госпожа Сандра Лин. так вот. Студент говорит:

— Госпожа Лин! А можно сегодня полетать в новом секторе?

Имитационные программы я меняю каждый месяц, но вчера я была зла, и написала такой сценарий, что сама одолела его только с третьей попытки. Студенты об этом пока не знали. Они просто надеялись весело полетать. Втроем. На нашем учебном «Квазаре», предполагающим наличие в секции управления минимум пяти человек. Ну-ну.

Эта троица мне хорошо знакома. Самого юного и обаятельного кличут Дэном, он как я, на иностранной учебке сменил имя родное и настоящее на короткой и понятное. Так-то он — Данила Захаров. Второй — Дик. Он высок ростом, вызывающе элегантен. Истинный птенец старой империи. Третий — Берти Хойт. Мой страшный сон. Мой самый страшный сон. Дэн и Дик — ангелы по сравнению с Берти. Во всяком случае, ни один из них не пробовал замкнуть на свою линию жизненно важные системы, чтобы изучить поведение ИскИна станции в конфликтной ситуации. Впрочем, как говорится, это все — дела минувшие. Как ни крути, Альберту тогда было шестнадцать, и он едва успел поступить на первый курс.

Заводила у них — третьекурсник Дэн, я это давно поняла. Дик и Берти, хоть и старше на год, прощают приятелю почти все, что он вытворяет. Впрочем, ему многие склонны прощать.

Но мне интересно, смогут ли эти продвинутые детки дойти хотя бы до середины дистанции? Так ли они круты, как показалось мне на прошлом занятии?

Кстати, на прошлом занятии мне показалось, что остальные члены подгруппы троице моей только мешали. Я сказала: «Валяйте», и запустила их в тренажер. Сама же отправилась в тестовую, дабы посмотреть, как оно у них там идет.

Из тестовой камеры наблюдаю за учебными полетами только я. Другие преподаватели нашей кафедры предпочитают наслаждаться зрелищем. Честно, мне зрелище тоже дорого, но циферки дороже. Циферки да графики. Расход энергии, точность процессов, показатели повреждений и запаздыванеие реакций. Погрешность приборов и то, как с ней справляются «летуны».

А еще мне нравятся замкнутые пространства и мерцание контрольного оборудования. Мне здесь уютно.

Первый раз бзынькнуло-тренькнуло на второй минуте полета. Ребята не удержали высоту и крепко приложились о… там, кажется, были скалы. Или скалы позже? О препятствие первого типа. Со второй попытки они успешно миновали опасную зону, но не справились с ураганом и птичками. Ураган без птичек они бы прошли, не сомневаюсь. Ураган относится к стандартному набору учебных препятствий. А вот птичек придумала я. Птеродактили. Крупные тупые особи, самым уязвимым местом которых являются кожистые крылья. Обладают свойством мешать полету, самозабвенно кидаясь на летящие объекты искусственного происхождения с целью сожрать. Шустрые. Наглые. Многочисленные. Залепляют едкой слизью окуляры и датчики, плюются ядом, крайне вредным для защитного покрытия некоторых приборов. Если не повезет, то ослепнешь и оглохнешь надолго. До самого выхода в открытый космос. В целом, конечно нестрашно, есть способы избежать столкновения. Но когда они нападают непосредственно перед ураганом, то дело усложняется капитально. Пятая минута. Им банально не хватит скорости, чтобы выйти из циклона… точно. Упали.

Третья попытка…

Дверь открылась.

— Лин, вы здесь?

Голос сей идентифицируем с первой попытки, и принадлежит, несомненно, лаборанту кафедры информационников, имени которого я не помню, но зато прекрасно помню, как выглядит. Он лысенький такой, маленький. Сутулый.

— Да. Наблюдаю за учебным полетом. Что-то случилось?

— Вас тут разыскивают.

— Пусть обождут двадцать минут. Я не могу оставить тренажер без присмотра.

— Да, но… — растерянность в голосе лаборанта была физически ощутима, — Но там Калымов…

Будет неправда, если я скажу, что у меня в душе ничего не екнуло и не замерло. И все же мне удалось сохранить хладнокровный и сосредоточенный вид.

— Это ничего не меняет. Или пусть ждет, или пусть идет сюда. Здесь, кстати, небезынтересно.

Лаборант еще несколько секунд помолчал, стоя у полуоткрытой двери, а потом беззвучно удалился. Блин. И дверь не закрыл. Я говорила, что люблю тесные комнаты с горящими огоньками? Так вот, только в том случае, если дверь плотненько закрыта. А если нет, я злюсь.

Меж тем звуковой сигнал оповестил, что ребятки мои шмякнулись снова. Что ж, упрямство — великая вещь. Только ничему они на тренажере не научатся, как ни грустно. Просто потому что знают: с ними на самом деле ничего не случится. И как бы ни была остра ситуация, на выходе все равно будет уютный коридорчик в учебном секторе базы Ашата, сердитая г-жа Лин и нетерпеливые взгляды сокурсников, ждущих очереди полетать.

За спиной моей вновь щелкнула открываемая дверь. Я не стала оборачиваться. Может, и правильно. Дверь тут же плотно прикрылась.

Некоторое время мы молча наблюдали за полетом, но когда на седьмой минуте студентов моих сбил планетарный катер предполагаемого противника (препятствие одиннадцатого типа), Вак все же заметил:

— Круто у вас тут. Первый раз вижу такую жизнеутверждающую программу полета.

— А ребятки сами напросились, — ответила я в тон. — Это вообще-то моя программа. Я ее для себя писала.

— Ну-ну.

Мы какое-то время еще помолчали, наблюдая за трепыханьями учебной машины над неведомой планетой. Потом Вак заметил:

— Я так понимаю, Сандра, вы этим птенчикам благоволите?

— Если так можно выразиться. Они меня в гроб вгонят.

Я включила связь с тренажером и дала «птенчикам» отбой, велев явиться в контрольную камеру. Каюсь, я оказалась ни чем не лучше других обитателей базы в своем желании похвастаться знакомством.

Впрочем, в ребятах я не ошиблась: вели они себя подчеркнуто корректно и уважительно. Я даже заподозрила, что «птенчиков» мне подменили. А Вак… Даром что выглядит, как сушеный гоблин. Он вдруг выразил желание «вспомнить молодость и тоже полетать». У Дэна заблестели глаза от предвкушения, Берти отвернулся, а Дик изобразил случайного прохожего. Полетать с Ваком… пусть даже на тренажере…

Мы с Калымовым встретились взглядами. Ну, конечно. Легенда факультета так же рада пустить малолеткам пыль в глаза, как иные наши ассы из спортивного клуба. Я вот никогда не летаю при студентах, чтоб не понижать им самооценку. А Калымов считает, видно, что надо показывать, к чему стремиться…

И вот все повторилось вновь, лишь на более высоком уровне. Я сидела в каморке и следила, как хитрый Калымов обходит придуманные мной препятствия, одно за другим. Чтоб усилить впечатление, я оставила включенной связь с тренажером, и слушала теперь тихие переговоры экипажа, быстрые и четкие команды Вака, торопливые отклики студентов.

Таки тест они прошли. И даже дотянули до финиша. Не знаю, правда, как. Неповрежденными на момент выхода из программы оставались процентов сорок оборудования катера. Я не говорю про повреждения обшивки. В реале не дошли бы, конечно. В реале и я бы не дошла.

Довольные собой и друг другом, все четверо ввалились в контрольную камеру. Некоторое время ушло на обсуждение полета, восторги и ахи, после чего мне удалось выпроводить «птенчиков» вон. Они, похоже, полетели отмечать победу.

— Сандра. Есть у меня к вам разговор…

Я заблокировала тренажер, и мы с Калымовым медленно пошли по коридору в сторону жилых помещений.

— Не знаю с чего и начать… в общем, на верфях Стомма сдали новый корабль. Большой. Хорошая машина, светяшка нового поколения. Погрешность на возврат — единица в минус восьмой степени.

Я попробовала поумничать:

— При серьезных расстояниях…

— Я вас умоляю! Это лучше, чем все, что мы имеем на данный момент. И вообще, позвольте мне сначала договорить. Я и так не знаю, как все это вам… выгодно преподнести.

— Да уж говорите, как есть.

— Хо-ро-шо.

Мы дошли до поворота, и выпали из учебной части в жилой сектор. Просторно, светло. Искусственные пальмы. Ковровые дорожки. Самое то для задушевной беседы с легендарной личностью. Одна беда, оглядываться на нас начали. И здороваться. Пришлось вернуться обратно в узкие и функционально-неприглядные стены университетской половины уровня.

— Знаете, Сандра, для этого судна был подобран экипаж. Очень хороший, давно сработавшийся экипаж. Ребята прошли Клондайк, а это о многом говорит. Вернулись живыми.

Клондайк. Помню. Мне было восемнадцать, и я только что получила корочки пилота. Нас, гражданских, тогда настоятельно пригласили так, на всякий случай. Дело кончилось тем, что я успела взглянуть на золотоносную планетку не только сквозь иллюминатор катера, но и, что называется, вживую. Тогда еще учебная эскадрилья должна была очень быстро опуститься, подобрать десант и убираться оттуда на всех возможных скоростях. Но гведи прижали нас к поверхности, отрезали пути отступления. Вырваться удалось чудом. Кстати, а что космолетчики делали на поверхности? Вроде не по специальности? Вывод очевиден.

— Значит, ваш новый корабль предназначен для БКоИ? Второй отдел, не так ли?

— Торопитесь с выводами, Сандра. Но на этот раз угадали. Почти. Корабль построили для Первого отдела.

— О!

Первый отдел, это наука. Исследования новых миров, составление каталогов, фундаментальные исследования, направленные на расширение влияния Солнечной в пространстве. Второй отдел, это стратегия и тактика. Политика. Обеспечение стабильности государства. Разруливание конфликтов и если нужно — силовое вмешательство во внутренние дела планет. А все вместе — могущественное Бюро Космических Исследований. То, что новую машину получил Первый отдел может означать, что Солнечная наконец-то начала выползать из затяжного кризиса.

— Вот и «о». Мне нужен капитан.

— Так вы же сказали, что экипаж есть и к тому же хороший…

— Экипаж есть, а капитана нет. Погиб у них капитан. Три месяца тому назад.

— Маразм. Они меня съедят.

Съедят. У нас как-то в рейсе связист сменился. Давно дело было. Парень сломал руку. Ну, просто упал на трап, сломал руку. А на малых исследовательских судах дальнего радиуса не предусмотрено полной лечебной базы. И вместо него на борт взошла такая… милая барышня. Только что после учебы. И мы ее съели. За один рейс. И даже не специально кушали, просто так получилось.

— Тебя — не съедят! — категорично заявил Вак.

— Но будут пытаться.

Он удрученно кивнул:

— Будут. Ты пойми, я и так и так уже думал. Выбрать кого-то из их числа я не могу: там каждый на своем месте. Психологически это будет не самое удачное решение.

Я с тоской посмотрела вдоль университетского коридора. Я уже чувствовала, что соглашаюсь.

— Неужели трудно найти квалифицированного мужика на эту должность? Я устала, Валентин Александрович. Мне здесь хорошо, я нашла свое место.

— Возле юных студентов. Учебные полеты, самодельные планеты… Сандра, я вас не уговариваю. Работа очень тяжелая, может быть, требующая более высокой квалификации. Но, на мой взгляд, если кто с ней и справится, так это вы.

И я сдалась. Вот что значит вовремя сказанная лесть.

— Один рейс. Если после одного рейса мне захочется вернуться сюда, я вернусь.

— Помню, Валентин Александрович. Вы тогда произвели фурор, взорвали университет изнутри и вообще были неподражаемы.

— Ну, тогда пошли, кое с кем тебя познакомлю.

И мы пошли. Три уровня вверх, потом налево. Здесь шлюзы для малых скоростных судов, приписанных к базе. Калымов кого-то вызвал по коммуникатору. Шлюз открылся, и прямо у меня перед носом появилась знакомая физиономия. На ней очень непривычно смотрелась русая борода, но в целом…

— Дэн! — вырвалось у меня против воли.

— Мы знакомы? — приподнял бровь мой бывший студент. — В любом случае, заходите.

Калымов галантно пропустил меня вперед.

И только зайдя внутрь, я сообразила, что нахожусь в скоростной светяшке класса «Эхо», но модернизированной, и кажется, чуть более просторной внутри. В наличии имелась вполне нормальная четырехместная каюта, а не ущербный кубрик, как на «Фотоне». И в рубке управления места больше. Даже есть что-то вроде кают-компании, правда, совмещенной с медицинским блоком: за столиком и диваном притулился стандартный АЭП.

На диванчике сидел Дик, и что-то там делал, соединившись с терминалом инфосети.

Я заподозрила, что Берти Хойт тоже здесь. И не ошиблась. Берти, услышав, что кто-то пришел, высунулся из рубки. Ну, надо же. Берти с усами. Никогда не подумала бы. Да еще отъелся, пингвин. Хотя, сколько лет прошло… шесть? Нет, уже больше. Уже почти семь.

— Привет, Вак, — сказал Берти. — Кто это с вами?

— Привет Альберт, — усмехнулась я, — Значит, вы втроем теперь работаете в Первом отделе?

Дэн отодвинул немного стол и тоже плюхнулся на диван, рядом с Диком:

— Загадка. Я тоже никак не могу вспомнить, где мы встречались.

— Ну, вообще-то мы встречались на Ашате. Тогда вы были студентами…

— А! — обрадовался Дэн, — вы, должно быть, учились в параллельной группе. Своих я всех помню.

Вак, несказанно довольный происходящим, прислонился к отодвинутой входной двери.

— Ну, не совсем так. Я у вас, проходимцев, вела практикум по пилотированию.

— Да ладно, — Дэн посмотрел на Берти, Берти на Дэна. Умильная сценка. Дик изволил отложить планшетку. Взгляд его стал осмысленным. Все так же изыскан, все так же хорош.

— Практику у нас вела Сандра Лин, — сообщил Дик, — Вы что-то путаете.

— О, хорошая память. Это я и есть. Только немного изменилась.

— Да ладно, — снова сказал Дэн.

У Берти очаровательно отвисла челюсть.

Калымов, досмотрев сценку до конца, подтвердил:

— Совершенно точно.

— Ё! Наверное, встречу нужно отметить? — Хойт пришел в себя на удивление быстро. — Я сейчас…

И мы посвятили целый час распитию коньяка в компании моих бывших студентов, которые обзавелись усами-бородами, но внутренне почти не изменились.

Когда я вернулась домой, то подумала: каков хитрец Калымов! И меня еще раз проверил, и удовольствие получил. А как эта встреча с далеким прошлым проветрила мне мозги, сколь многое расставила по местам! Еще несколько прочных веревок привязали мою память ко мне, теперь можно не бояться, что я потеряю этот фрагмент. Оказывается, мне нравилось на Ашате. И оказывается, студенты там еще долго обо мне вспоминали. А я, бессовестная, с того момента, как поднялась на «Корунд», больше там ни разу не побывала.

Хороший получился день.

Да и погода на планете установилась теплая, весенняя. Я заметила — столбики деревьев в сквере у вокзала начали обрастать молодыми побегами. Того и гляди, зашуршит на них светлая, голубовато-зеленая листва. Впрочем, впереди еще могут быть снегопады и заморозки. В весенние месяцы здесь погода неустойчива.

Я торопилась домой: там Игорь и новый разговор на тему, почему я не хочу идти с ними в рейс.

…Только представь — я весь день брожу по кораблю, законопослушный призрак, которому по статусу не полагается на мостик. Я разговариваю о пустяках, отвлекаю вас от дела, я бешусь от бессилия и одиночества. Ну, зачем я вам там? Димке — лишняя проблема, тебе лишняя забота. Остальным — повод для сплетен.

— Ну, если это действительно так для тебя трудно…

Он хмуро смотрит на меня, подозревая обман, но не понимая, в чем суть обмана.

— Есть еще одно, — вздохнула я. — Как бы Калымов хорошо ко мне ни относился, он дал понять, что не хочет видеть меня членом экипажа «Корунда». Отчасти я с ним согласна. Моя память — штука неизученная. И… я сама чувствую, что во мне почти ничего не осталось от прежней Сандры. Он мне не доверяет.

— Давай, не будем загадывать? Кстати, чего в твоем упрямстве больше, собственных страхов или согласия с Ваком?

Я не ответила. Я сама еще не знала.

До отлета «Корунда» оставались считанные дни. Игорь нервничал, хотя, вроде бы, смирился с тем, что я остаюсь. Однажды, выкроив минутку своего капитанского времени, к нам в поселок пен-рит заскочил Димыч.

Был он немного возбужден, говорил чуть больше обычного, даже шутил, что с ним случается крайне редко.

Возвращаться на борт они должны были с Игорем вместе. Но засиделись, как обычно, допоздна, за разговорами время пролетело быстро.

Димыч, мне кажется, чувствует себя в моей компании неловко, точно все еще переживает давнюю вину. Я всегда подозревала, что мой старпом не такой сухарь и педант, каким старается выглядеть, а весьма наоборот. Но даже он под конец немного расслабился.

Хорошее настроение капитана имело причину. Дело в том, что экипаж «Корунда» собрался почти в прежнем составе. Кроме Аска, который отправился по капитанской протекции грызть гранит науки на Ашат. Илья Коновалов получил сообщение с верфи, что корабль для него есть и проходит испытания, но в первый рейс он сможет отправиться только через полгода. И решил, что успеет сходить на «Корунде» еще раз.

Регина и Влад тоже появились на борту. Влад прошел комиссию на удивление легко.

Невозмутимый Чени Рай заявился только вчера, когда капитан уже почти согласился взять другого навигатора.

Когда прощались, Димыч спросил:

— Саша, скажи… нет, если не хочешь отвечать, не отвечай, но все-таки. Почему за все это время ты ни разу даже не попыталась подать весточку о себе?

Я усмехнулась. Почему? Сама об этом у себя каждый день спрашиваю.

Но Дима смотрел мне в глаза и ждал ответа. И, поскольку молчать было невозможно, как невозможно было вместить в пару слов все тогдашние страхи и переживания, я ответила, что пришло в голову:

— Дура была.

Но в самые черные часы, капитан Димыч, больше всего на свете мне хотелось найти тебя и убить.

В окно кабинета заглядывало весеннее солнце. Но здесь, внутри, было далеко до уличной безмятежности.

— Нет.

И это — последнее слово.

Курт Шерриланд медленно прошелся по кабинету, его темный силуэт на фоне окна показался Майклу мишенью.

— Жаль. — Курт кивнул. — Что бы там ни было, вы нам очень помогли.

— Тогда помогу и еще раз. Последний. Вот, взгляните.

— Что это?

Документ был короткий, всего одна страничка убористого текста.

— Сухой остаток одного моего расследования, касающегося пен-рит программы.

Курт раздосадовано вздохнул. Он был убежден, что с пен-рит Второй отдел в ближайшие годы иметь дел не будет. И на тебе, снова. Впрочем, Майкл давно доказал, что к его словам следует прислушиваться.

— А если на словах?

— Пен-рит программе на Флоре уже много лет, так? Около пятидесяти по местному счислению. Примерно одна двадцатая населения столицы — трансформированные клоны или люди с серьезными врожденными патологиями мозга. Мне в руки попал материал какого-то студента-социолога, который собирался доказать, что пен-рит наименее склонны к перемене места жительства по сравнению с основным населением планеты. Но в процессе работы он пришел к парадоксальному выводу: среди них есть небольшой процент тех, кто за последние несколько лет все же сменил адрес. Студент дальше не пошел. А я проверил: около ста сорока человек за последние два-три года внезапно переехали. Причем, все, как один, не стали регистрироваться в их базе, не сообщили о новых местах обитания. Интересен возрастной состав. Самому старому — тринадцать лет. Самому молодому — семь. То есть, это уже вполне социальные люди.

— И?..

— Дальше я решил поинтересоваться, а где, собственно, производилась трансформация конкретно этих людей? Оказалось, все они прошли через клинику нашего друга профессора Ханчиэни!

— Выходит, врал профессор про больное сердце, — хмыкнул Курт, — десять лет назад…

— Да нет, как раз тогда ему и поставили диагноз. Но. Эти сто сорок человек… или больше, хотя за предыдущие годы нет такой полной информации… кому они нужны сейчас, когда вроде как, профессор ушел уже далеко в своих исследованиях от момента их трансформации. Вопрос. Что именно в этих людях такого особенного, что могло заставить, условно, людей профессора Ханчиэни, собрать их в одну группу и продолжить работать с ними?

Курт потер широкими ладонями виски.

— Ну, и какой же вывод вы сделали?

— Никакого. Слишком мало информации в открытом доступе. Да и в закрытом тоже… это мой подарок вашему аналитическом отделу. Я только хочу напомнить, что пен-рит регенерируют в разы лучше, чем мы, что они, при условии нормальных тренировок, выносливей обычных людей. У них отлично развит вестибулярный аппарат, всегда идеальное зрение. И очень высокий иммунитет.

— Они медлительны и плохо соображают.

— Так это оттого, что нельзя проводить трансформацию на младенцах. Только на взрослом, как здесь говорят, материале. Я специально интересовался. Когда пен-рит учиться? Они же и до трансформации — белый лист, и после, тем более. И не стремятся развиваться, ведь, как ни крути, а стимула нет. Они живут на пособие, не работают. У них нет такой уж сильной потребности в общении. Вот и результат.

Курт кивнул. Обо всем этом он и сам догадался бы, если б потрудился поглубже вникнуть в проблему. Однако его куда больше волновало движение «За свободную Родину», которое в последнее время опасно разрослось. Основная цель движения: убрать с Флоры инопланетных наблюдателей, добиться, чтобы базу Бюро передислоцировали в любую другую звездную систему подальше отсюда, чтобы иномиряне освободили ключевые посты в транспортной системе ветки — короче, чтобы всякие чужаки не указывали грязным пальцем, кому и чем на этой планете надлежит заниматься. Да еще правительство солнечной собралось перенести сюда основной военный штаб ветки. Последователи «Родины» по этому поводу уже устроили небольшую демонстрацию… Курт чувствовал, что тут замешаны большие деньги, и его люди уже практически выяснили, чьи конкретно это деньги.

А тут снова какие-то пен-рит.

Курт нехотя переспросил:

— Значит, если предположить, что профессор добился положительного результата на разумном материале, если ему удалось сохранить этим людям прежние навыки, знания…

— А чего предполагать? У нас есть такой пример. Саша Лин.

— Я полагал — она исключение.

— Возможно. Я ж говорю, мало информации. Пен-рит, это же тупиковая ветвь какого-то давнего исследования генных инженеров в солнечной. Они, правда, дальше кроликов не пошли, зато на Флоре идея прижилась. И даже ведь никакого особенного возмущения общественного мнения, насколько я понимаю, в свое время не случилось, что позволило ученым относительно спокойно внедрять технологию в жизнь — на фоне массовой истерии по поводу эпидемии и резкого сокращения численности населения. Плюс врожденная эмпатия, о чем тоже много говорили, а сейчас забыли про эту тему. А, между прочим, зря…

Если я сейчас загружу людей еще и этой ерундой, подумал Курт, меня кто-нибудь убьет. Нас мало, планета большая. Мы с доморощенными террористами вон, пока совладать не можем. Хорошо, что они доморощенные и не стремятся объединяться в кружки по интересам. Хотя, в свете Свободной Родины, это бабушка еще надвое сказала.

Гилоис зашел ко мне, когда Игоря не было дома. Я давно стала замечать, что они недолюбливают друг друга. Впрочем, им не наследство делить, разберутся.

Не спрашивая, прошел на кухню, уселся на свое обычное место возле окна, так, чтобы было видно входную дверь. Кормить моего бывшего куратора было не обязательно, он не в гости зашел, иначе предупредил бы о визите. Но я все же предложила ему чай, так, на всякий случай. Отказался. Лишнее доказательство того, что я права, и что пришел он не на мой цветущий вид полюбоваться.

Я уселась напротив и стала ждать, что он скажет.

— Саша, я тебе еще на прошлой неделе советовал лечь в клинику и провести полное обследование. Так?

— Совершенно точно. Но у меня в последнее время стойкая аллергия на подобные заведения, уж извините.

Он покачал головой. Читать нравоучения — хобби Гилоиса.

— Здоровье пациента после трансформации, это очень хрупкая вещь, обновленные клетки наиболее подвержены внешним воздействиям, а ты совершенно не бережешься.

— Я нормально себя чувствую.

— Но обследование необходимо! Саша, клянусь, это в последний раз.

Тут я заметила, что куратор мой нервничает. Не смотрит в глаза, и руки что-то теребят под столом. Я никогда не считала Гилоиса слишком храбрым человеком. Но неужели его так волнует состояние моего здоровья?

— Я же сказала, что прекрасно себя чувствую и не вижу необходимости в каких-то там обследованиях. Вы слишком заботитесь обо мне, а ведь я давно уже не ваша подопечная.

Обиделся. Поджал губы. А мог бы предвидеть, что я так скажу.

Но на удивление, не отступился, позволил себе еще одну попытку:

— Саша! Ты же знаешь, такое обследование проводится всегда после завершения трансформации…

— Я сказала — нет!

Он поднялся и, посмотрев на меня строго и прямо, договорил:

— Тогда будь осторожней.

Прозвучало, как угроза. Он ждал, что я остановлю его, спрошу о чем-то. Но я позволила ему уйти. Хватит с меня нянечек. Своя голова на плечах есть.

Хотя, лезть в бутылку, конечно, не следовало. Обследование в министерской клинике ничем мне не повредит, тем более что я собираюсь жить долго и счастливо. Но это будет мое решение. Только мое.

Буквально на следующий день по кому со мной связался человек, представившийся доктором Тилани из министерского центра трансформации. Хотел встретиться, интересовался самочувствием и советовал беречь здоровье. Я ни на минуту не усомнилась, что этот звонок — дело рук моего заботливого куратора. От встречи отвертеться не удалось, но я, по крайней мере, назначила ее сама, и выбрала день после отлета «Корунда», до которого осталось меньше недели.

Игорь появился как раз после этого разговора. Увидел мою мрачную физиономию, проницательно заметил:

— Что-то ты мне не нравишься. Ты себя хорошо чувствуешь?

За что тут же схлопотал диванной подушкой. Констатировал:

— Самочувствие удовлетворительное. Но настроение тебе кто-то изгадил. Кто? Гилоис?

— И он тоже. Всех интересует мое здоровье. Свет клином сошелся. Сегодня аж из министерства звонили, спрашивали. Я кто? Президент? Нашли, блин, национальное достояние. И ты туда же.

— Национальное достояние… — Игорь улыбнулся. — Иди сюда. Может, ты сама повод дала?

Почему я его всегда слушаюсь? Ведь знаю, что сейчас будет проверять зрачки и щупать пульс. Так и есть. Подвел к свету, уставился в глаза.

Долго терпеть его сосредоточенный взгляд я не стала — изловчилась и чмокнула доктора в щеку.

Он усмехнулся:

— Все у тебя в порядке, насколько я могу судить.

— Вот и я говорю.

— А все-таки… может, действительно тебя обследовать…

Ах ты, весело ему! В глазах — смешинки. Дразнится…

— Игорь, я ненавижу больницы! Я не лягу ни в какую клинику, ни на день, ни на два, ни на неделю…

— Подожди. — Он посмотрел на меня, словно впервые увидел, склонил голову набок. — Какая больница? Диагностик проводит анализ за двадцать минут. Ты заскучать не успеешь. А Гилоис что, хотел, чтобы ты легла в клинику? Надолго?

— Я не помню, надолго ли. Но мне показалось, что речь шла не о двадцати минутах. Может, в здешних клиниках не пользуются этими твоими диагностиками? Или они не подходят для таких как я.

— Ох, Сашка… и как я тебя тут одну оставлю?

В шутку сказал, не всерьез. Но в каждой шутке — только доля шутки. Сейчас я и сама бы половину жизни отдала, чтобы улететь с этой планеты. И если пауза затянется, я забуду обо всех своих планах и причинах. Я тоже хочу быть рядом с тобой — сегодня, завтра, в рейсе, или здесь, на планете. Какая, к чертям, разница, где.

— А у тебя глаза неправильные, — совершенно неожиданно сказал он.

— Почему?

— Я становлюсь настоящим специалистом по пен-рит. У них у всех глаза голубые, а у тебя в них рыжие точки. Так быть не должно.

— Глупости. Самые обыкновенные глаза, как у других. У тебя просто предвзятое мнение.

— Значит, предвзятое? Тогда давай поспорим.

— На что?

— На поцелуй.

— Слишком маленькая ставка. К тому же, в любом случае выигрываю я.

— Твое предложение?

Черт дернул меня за язык. А ведь могла согласиться.

— На вопрос и на ответ.

Игорь медленно кивнул. Посерьезнел. Сам не рад игре, которую затеял. Боится проиграть? Ха.

Я подошла к зеркалу, вгляделась в радужку своих глаз. Я к ним успела привыкнуть за почти полные четыре года в роли пен-рит. Привыкла и не вглядывалась. А ведь верно, рыжие точки.

Продула.

Игорь подошел сзади, обнял меня за плечи, прижал к себе. Я видела в зеркале половинку его лица.

— Ну, спрашивай. Или ты еще не придумал, о чем?

Мне казалось, что я знаю, о чем он спросит. Оказалось, ошиблась.

— Сашка, скажи, что такое «Старухин плющ»?

Старухин плющ. Из давнего-давнего детства, из моей самой первой жизни. Откуда ты слова-то такие узнал, загадочный мой человек? Где ты это услышал?

Он, словно угадав мой невысказанный вопрос, пояснил:

— Как-то раз тебе приснился страшный сон. Я не мог тебя добудиться, а ты все время повторяла это и еще какие-то цифры.

Ну и конспиратор. Ты же о чем-то другом хотел спросить. Вот только о чем? Очевидно, что из моего ответа ты надеешься узнать что-то помимо особенностей стелющегося кустарника с моей далекой родной планеты.

Придется рассказывать. Ох, Игорь, как бы мне хотелось, чтобы на все твои вопросы я могла найти честный и прямой ответ… а ведь я о тебе как ничего не знала, так и не знаю. А спросила бы, выиграй этот дурацкий спор?

Хорошо, что проиграла.

— Есть такая планета, Старуха называется. Я там родилась. Представь себе молодую колонию, всего два поселка, да с десяток ферм в окрестности. Основной экспортный продукт — этот самый плющ. Уникальное растение, у него там какие-то особые волокна, на их основе создают сверхпрочные материалы для промышленности. На планете мы его не перерабатывали, продавали в виде сырья, но и как сырье он приносил какой-то доход, и этот доход, наверное, по сей день там — основа экономики. А сон… знаешь, у нас там, на Старухе, был полигон и военная база. Тоже, источник дохода своеобразный. Прилетал транспорт. Высаживал курсантов человек двадцать. И начиналась для них школа выживания в полном объеме. Старуха — сложная планета, с сюрпризами. Иногда происходили накладки. Тогда военные обращались за помощью к моему отцу, он был лучшим проводником, и при том — первым ребенком, который родился на планете. Он чувствовал тамошнюю растительность, как родную, знал, к какому кусту можно подходить, а какую корягу следует обойти подальше. Погиб, спасая группу курсантов, заблудившихся во время ориентирования…

— Поэтому тебе и снится тот кошмар? — не поверил Игорь.

— Ну, просто, я видела, как это было. Через окошко вездехода. Машина не прошла бы через заросли плюща, отец наказал мне сидеть в кабине, и пошел. Он не заметил, что там кроме плюща еще и полынник рос. У полынника сок едкий, как кислота. Это и есть кислота… Если на тело попадет, разъедает до кости. Неприметное такое растение, низенькое. Он не сразу почувствовал, упал там, в глубине, кричал. А я так и не вылезла из вездехода. Мне восемь лет было… а хватило толку помощь вызвать и даже координаты передать. Вот тебе и Старухин плющ, и цифры.

— Сашка моя Сашка, — глядя на меня из зеркала, спросил Игорь, — Ну вот как я тебя здесь оставлю?

Вот так и оставишь, почти сердито подумала я, и нечего меня опекать, большая уже…

Но допекла меня, на самом деле не игорева опека, а звонок Калымова — следующим утром. Вак без обиняков заявил:

— Сандра, извините, что снова вас беспокою. Но у меня к вам настоятельная просьба. Пожалуйста, в ближайшие дни не выходите из дома и постарайтесь не принимать гостей.

Я поняла — это заговор. У меня на планете знакомых — два с половиной человека. И все они в данный момент поставили целью извести бедную Сандру вопросами о состоянии ее здоровья. Даже посторонних подключили.

— Я поняла, Валентин Александрович. Один вопрос, извините.

— Какой?

— В связи с чем такая забота? Я себя нормально чувствую и…

— Ваше здоровье здесь не при чем. Вы помните Майкла? Это начальник моего аналитического отдела и частный детектив в свободное от работы время.

— Разумеется.

— Он кое-что накопал про пен-рит. Возможно, вам угрожает опасность.

Еще не легче. Ну, какая мне может угрожать опасность? Кому я нужна? Профессор Ханчиэни арестован, его люди или сидят тише воды, ниже травы, либо усиленно ищут себе оправдания. Уже и так понятно, что профессорский проект заморожен на неопределенный срок. Но от Калымова отмахиваться мне совесть не позволила. Хотя здоровое возмущение так и просится наружу: я что, сама не могу за себя постоять?

— Какого рода опасность?

— Пен-рит пропадают. Причем, те, кто наиболее адаптировался в обществе. Некоторые из них имели семью и работу. Мы подозреваем, что они исчезли не по доброй воле. Я бы мог отправить к вам в поселок наблюдателя…

— Не надо.

— Да послушай. Ну, чем он вам помешает? Поселится в одном из коттеджей, будет следить за флаерной стоянкой…

— Не надо, поздно…

Смутный шум, донесшийся с кухни несколькими секундами ранее, обрел плоть и кровь, лишь только новые гости вошли в гостиную. Эх, хотели мы с Игорем заколотить дверь в подвал, да решили, что раз проект заморожен и лаборатории закрыты, то смысла в этом нет…

— Саша, что там у вас?

Я положила включенный коммуникатор на стол. Надо было включить и камеру…

По мою душу пришли двое. Одежда — какая-то спецовка.

Оба — высокие, мускулистые мужики, один вообще под два метра.

Я не нашла ничего умнее, как спросить:

— Что вам здесь нужно? Кто вы?

Но это последнее, что я успела произнести — даже самый слабый заряд бинка делает людей косноязычными — надолго. Сознание вернулось через минуту, или около того. Я лежала на диване, руки в наручниках за спиной. Надо было послушать Гилоиса и лечь в клинику…

Скосив глаза, я увидела, что коммуникатор не только выключен, но и разбит.

В поле моего зрения был один из похитителей, второй куда-то вышел. Должно быть, проверяет, не прячется ли в доме еще кто-нибудь. Игорь! Он должен скоро вернуться. Судя по серьезным рожам этих людей, ничего хорошего нас не ждет. Шаги второго зазвучали на лестнице.

— Пусто. Она тут, похоже, одна.

— Ладно, Давай, заканчиваем с этой и уматываем…

Тот, который охранял меня с бинком в руках, торопился. А я не знала, чего хочу больше — чтобы Игорь пришел прямо сейчас, или чтобы он задержался где-нибудь.

— Погоди. — Второй подошел к дивану, теперь я его не видела, только слышала, как он дышит.

— Эй, ты чего? — возмутился второй, — тьфу ты… нашел время!

Я попыталась привстать, чтобы увидеть, чем там занят этот второй. Меня немилосердно дернули за скованные руки, болью взвыли чуть не вывернутые суставы.

— Что ты нашел в этих пен-рит? Идиот.

— Да вот нашел что-то. Лежи смирно, ты…

Носом в подушку, руки немеют, и ничего нельзя сделать.

А дальше я даже не сразу поняла. Что-то упало на пол, словно бросили тяжелый мешок. Тот, которого я не видела, вдруг навалился на меня всей своей массой. Я бы заорала, если б не подушка. Впрочем, почти сразу его с меня убрали. И все это — молча, все — без криков и угроз, сразу. В секунду.

— Цела? — Тихий голос над ухом.

— Вашими трудами… Снимите н-наручники, пожалуйста.

Кто-то помог мне освободиться, принять вертикальное положение. В уши словно ваты набили, и что с того, что слова я вроде бы слышу, и даже понимаю, о чем идет речь? Перед глазами плавали мутные пятна, последствие удара бинка, но кое-что я уже различала.

Несостоявшиеся мои убийцы лежали друг на друге посреди гостиной. Незнакомый парень осматривал трофейное оружие.

Игорь тоже был в комнате. Стоял в дверном проеме, ведущем на кухню. В руке его бинк… а может, что-то посерьезней бинка.

Тот, кто помог мне сесть, снова шепотом, спросил:

— Вы в состоянии идти?

— Нес… не знаю… бинк…

Язык все еще плохо меня слушался.

— Не стоит тут оставаться. Два покойника — не лучшее украшение гостиной.

— Покойника? — переспросила я. Сосредоточиться было трудно, как в худшие дни трансформации.

— Ваш… знакомый не стал размениваться на парализатор. Жаль, мне хотелось бы их расспросить.

Я посмотрела на Игоря. Он молча передал оружие парню, который в тот момент изучал карманы покойников. подошел ко мне. Бледный и какой-то пришибленный.

— Стоит тебя оставить хоть на минуту, обязательно что-нибудь случится.

— Молодые люди… — шепчущий смотрел на нас с плохо скрываемым одобрением. Он был не молод, лысоват, но это все приметы, которые я сумела рассмотреть. — Хочу напомнить, что через несколько минут здесь будет СПК, и если вы не желаете с ними встречаться…

— Как вы объясните трупы? — севшим голосом спросил Игорь.

— Что тут объяснять? — удивился молодой, тщательно протирая бинк, который только что вертел в руках. — Сопротивление при аресте, вот и вся история. Вы давайте, идите…

— Спасибо.

Оказалось, я вполне могу идти сама. Только не быстро. И все у меня перед глазами плыло, как у пьяной.

Уже во флаере я спросила, куда мы летим.

Игорь посмотрел на меня пристально, но ответил:

— На станцию. А потом — на «Корунд». И попробует Калымов хоть слово сказать — после того, что случилось.

— Игорь, погоди.

— М?

— Я хочу понять. Кто это был. Почему… и что происходит. Они должны были меня убить. Я хочу знать…

— Разберемся. Но мне будет спокойней делать это на борту корабля.

— Я не шучу.

— Знаю. Сам хотел бы разобраться. — Он хищно улыбнулся. — Разобраться, и руки повыдергать ублюдкам.

Гилоис, чувствовал себя очень неуютно. Он никогда не жаловал этот район, где разместились инопланетные посольства, конторы транспортной сети и центральный офис Бюро космических исследований на Флоре. Вот именно к этому-то круглому зданию в четыре этажа куратор и направлялся. Уверенности в себе ему не добавляло даже то, что он уже имел честь пару раз встречаться с господином координатором Второго отдела.

Весна, наконец, окончательно изжила из себя зимний холод, и прохожие радовались долгожданному теплу, переодевшись в яркие и легкие одежды. Это раздражало, ибо на душе у Гилоиса было неспокойно.

В здании его документы проверили всего единожды, на входе. Куратор подумал — как беспечны эти иномиряне! Где находится кабинет Курта Шерриланда, ему сказал тот же служащий, который проверял документы.

Куратор, приготовившийся долго сидеть в приемной, был приятно удивлен, когда секретарь сразу пригласил его войти. Курт встретил его за рабочим столом, предложил присесть и перешел сразу к делу.

— Мне передали, что у вас есть для меня информация?

— Если это вас, конечно, заинтересует… я боюсь, что моей подопечной… вы понимаете, о ком я… грозит серьезная опасность. Я пытался уговорить ее лечь в клинику, но она отказалась из упрямства, а я теперь не знаю, что и делать…

Курт поморщился. Только что он разговаривал с Калымовым, который порадовал его известием о попытке покушения на пен-рит, и о печальном итоге этой попытки.

— Хотелось бы услышать подробней.

— Понимаете, я сейчас посещаю курсы для людей моей специальности. Это специальные курсы, нас учат, как продуктивней работать с подопечными, как их грамотно приобщать к жизни в обществе, это очень интересно… но я отклонился, простите. Так получилось, что я слышал один разговор, из которого мне стало ясно, что кто-то собирает у себя тех пен-рит, которые ведут самостоятельную жизнь. Возможно, я делаю из мухи слона, но мне не показались их цели каким-то… благородными… как сказать?

— Вы можете просто повторить, что удалось услышать? И заодно назвать, от кого именно вы это услышали.

— Не совсем, ведь я слышал лишь часть разговора.

— И все-таки?..

Гилоис потер ладонями лицо.

— Примерно так. Один говорит: «совершенно бесполезный материал, не понимаю, почему с ним столько возятся?», другой отвечает: «Эти пен-рит лучшее, что удалось получить Ханчиэни, других просто нет, и уже не будет, так что вам нечего жаловаться». А первый: «В любом случае, этого мало. В архивах есть упоминания по крайней мере еще о сотне человек…». Ну, они, может, другими словами говорили… но смысл тот. Ручаюсь.

— Теперь, кто это — они.

— Я их не знаю. Один занимается с нами в одной группе, его, вроде, Тальми зовут. А второго я видел в первый и последний раз.

Тальми… имя показалось Курту знакомым, но он так и не смог вспомнить, откуда.

— Хорошо, Гилоис. Это очень важная информация. Благодарю вас от имени Бюро. И понятно, если вам удастся еще что-нибудь узнать, милости прошу. Да, кстати, за Сашу не переживайте. Она покинула поселок, и, видимо, ближайшие дни проведет вне планеты.

— Но ей же нельзя, — встрепенулся куратор, — У нее же восстановительный период! С этим не шутят.

— Да какие уж тут шутки…

Гилоис, поняв, что аудиенция закончена, попрощался. А Курт обреченно подумал, что проблемой пен-рит, видимо, все же, придется заняться. Возможно даже, заняться лично. Потому что одного из лидеров «Свободной Родины» зовут Тальми Аскаэни — и это может не быть совпадением…

Игорь мрачно выслушивал излияния Вака. Он знал, что не должен был убивать тех двоих. Тысячу раз успел себе повторить за минувшее время. И все равно, повторись все снова, он знал, что будет стрелять. Огнестрельным.

— Ладно, — Вак неожиданно остановил свою речь на середине предложения. — Вы ж все равно не слушаете. Итак, что собираетесь делать?

— Это очевидно. Собираюсь просить у вас разрешение на то, чтобы Саша вернулась на «Корунд».

— Я думал над этим. Мне не нравится эта идея, тем более что на борт поднимутся еще шесть человек ученых из Солнечной. Будет тесно.

— Ничего.

— Кстати, она сама ни словом не обмолвилась, что хотела бы вернуться.

— Разумеется. Она знает, как вы к этому относитесь. Но на планете ей оставаться нельзя. Вы это прекрасно понимаете.

— Нельзя. — Вак вздохнул. — Да. Ладно. Если капитан не откажется взять пассажира, то я возражать не стану. Надеюсь, вы понимаете, что в экипаж я ее зачислить не могу.

— И на том спасибо. А с Димычем я поговорю.

— Не сомневаюсь. Да, кстати, Игорь. Ваш пистолет.

— Остался у вашего человека.

— Понятно. И, э… ладно. Идите. Вам еще с капитаном переговоры вести.

Хотя, какие там переговоры с Димычем? Согласится, конечно. А по уму, не должен бы.

Игорь разговаривал с Димычем сам. Набиваться в пассажиры было выше моих сил, я просто стояла рядом и слушала, как они говорят. Не скажу, чтобы Димка был в восторге, но даже если и расстроился, то не подал виду. Спросил, когда мы намерены появиться на борту.

— Через час. Из дома мы сбегали спешно, так что у Сашки — никаких личных вещей нет. Сейчас раздобудем необходимые мелочи и явимся.

— Отлично. Жду.

Димыч встретил нас у люка и сразу потянул в кают-компанию. Я заподозрила неладное, и оказалась права.

Там, в кают-компании собрался весь нынешний экипаж «Корунда».

Димка, проходимец, пропустил меня вперед, и от входа объявил:

— Вот, дамы и господа. Разрешите представить: Первый капитан «Корунда» Сандра Лин. Один из лучших пилотов, которых я видел.

Захотелось провалиться на месте или хотя бы куда-нибудь смыться. Но Игорь пресек мою попытку — он стоял как раз между мной и входом. Я заметила, что для нас с ним было оставлено место за столом — на диванчике у стены.

Диванчик даже в бытность мою капитаном был местом, которое занимали в самую первую очередь. По принципу «кто первый встал того и тапки».

То, что его оставили для нас, было очень мило со стороны присутствующих «дам» и «господ».

Кто-то организовал несколько графинов с разноцветным фруктовым соком и стаканы. Я не заметила кто — разглядывала людей, собравшихся за столом. Почти все были мне не знакомы. Только Коновалова доводилось видеть раньше. Запомнила его по приметной внешности: вторую такую рыжую бороду не сыщешь во всем флоте, а уж знаменитая трубка шансов ошибиться не давала вовсе. Я вдруг вспомнила, что Димыч тоже приобрел трубку, и раскурил ее, когда гостил у нас. Раскурил, заполняя пространство кухни приятным пряным запахом. Представилось: капитан, попыхивая трубкой, на мостике ведет неспешную беседу со старпомом, который неторопливо набивает свою, неторопливо раскуривает, рассказывает что-то, держа ее, маленькую, на огромной ладони. В неярком свете, вдали от обжитых планет, мерцают две живые искорки.

Капитан представил членов экипажа, я постаралась запомнить. Все же летим вместе. С ума сойти. Я вернулась… нет. Не так. Я начала долгий, неспешный путь. Путь домой. Сейчас я — всего лишь гость. Но пройдет время, я снова стану частью этого мира. Пусть для того мне придется вновь прослушать полный университетский курс и получить новый диплом пилота…

Чем больше я смотрела, тем больше мне нравилось то, что я вижу.

— Ну вот, — продолжил Димыч речь, должно быть, начатую до нашего с Игорем появления. — Так обстоят дела. Погрузку оборудования мы уже завершили, дополнительный катер класса «Фотон» закреплен и проверен. Осталось дождаться ученых, они прибудут за два часа до отлета. Бюро выделило нам особый приоритет экстренной связи, так что в случае непредвиденных обстоятельств нас готовы поддержать суда с ближайшей военной базы. Вот, собственно вкратце вся информация по полету. Вопросы?

— Сколько будет ученых? — спросила миловидная темноволосая девушка, сидящая справа от меня.

— Иными словами, насколько придется потесниться? — Капитан кивнул. — Нужно освободить три каюты. Одна у нас есть, та, в которой жил Аск Вилэни. Предлагаю Регине перебраться в каюту к Лауре, а Чени переселится к Владу. Если понадобятся еще места, то придется переселяться и остальным.

— Сандра?

— Она со мной, — быстро сказал Игорь. Никто даже не улыбнулся.

Регина явно расстроилась, но возражать не посмела. Лаура восприняла новость спокойно. Она почему-то напомнила мне одного преподавателя с Ашата. Очень строгую даму с кафедры теории навигации. Студенты на ее занятиях стонали, пересдавая зачеты по нескольку раз. Но специалистов она выпускала лучших. Я сама у нее училась. На высших курсах переподготовки после окончания войны со Свободными мирами.

Чени, невысокий парень отдаленно-восточных кровей, был откровенно рад.

Игорь налил мне соку, шепнул:

— Как тебе?

Я незаметно показала большой палец.

Потом все разбрелись по каютам — кто переезжать, кто укладывать вещи. В кают-компании остались только мы втроем.

— Вот так, — сказала я, чтобы не затягивать паузу. — Я не думала, что придется набиваться в пассажиры.

— Ты не напрягаешь, — Димка улыбнулся. — К тому же, по опыту знаю, мой доктор немного нервничает, когда ты от него далеко.

— Я постараюсь сидеть в каюте тише мыши и не надоедать вам во время работы.

Игорь смерил меня недоверчивым взглядом:

— Не зарекайся. Ты не умеешь тише мыши.

— Сам хорош! — Возмутилась я.

— Ну, разумеется. Это надо мной сначала ставят сомнительные эксперименты, потом похищают, а напоследок собираются убить!

— До «убить», кстати, дело не дошло. Это ты всех убил.

— Сашка, тебя чуть не изнасиловали, а я должен был, по-твоему, за этим наблюдать?

— Эй, эй, ребята, что за история? — вклинился Димыч. — Я не все знаю?

Игорь смерил меня долгим взглядом, и бросил:

— Потом расскажу.

9. Паучий погреб

Калымов посмотрел на нас так, что все разговоры в строю сразу стихли. Ничего хорошего этот взгляд не предвещал. И точно.

— Примула. Обеспечиваем эвакуацию госпиталя. Я надеюсь, все понимают, что это не тренаж и не прогулка? Это боевая операция.

Я украдкой оглядела строй. Нас двадцать, мы только что вернулись с Клондайка. Мы справились с боевой задачей, мы выжили, почти все.

Но мы даже толком не успели отдохнуть.

Вчера еще большинство из нас назывались курсантами. Девять человек. Сегодня мы на равных с опытными пилотами получаем в качестве боевого задания Примулу, есть, чем гордиться. Все, кто здесь сейчас стоит — это не кадровые военные. Гражданские пилоты, переученные для работы на легких «Квазарах». Военные сейчас держат оборону, стараясь не подпустить врага к планете. Нам же выпало просто обеспечить отход нескольких судов.

— Наш транспорт уйдет с орбиты вторым. Первый стартует за час до этого, верней всего, он проскочит, а нас будут ждать.

Вак сделал паузу, чтобы все прониклись важностью момента.

— Успех операции и ваша жизнь будут зависеть от того, насколько слаженно и четко будем действовать… командиры звеньев, за мной. Остальным — два часа на тестирование и подготовку.

Командир нашего звена, Толик, махнул рукой и поспешил вслед торопливой походке Калымова.

— Ну, и как твои прогнозы? — спросил меня пилот седьмой машины.

Пожала плечами. Ну что тут ответишь? На Клондайке нам просто повезло. А тут никакие подразделения регулярных войск не отвлекут на себя внимание врага, — ввиду того, что на Примуле нет, и не было никогда военных баз. Зона считалась хорошо защищенной, никто не думал, что гведи настолько безумны, чтобы атаковать место сбора одного из боевых флотов Солнечной. Возможно, их генералы решили, что внезапное нападение — залог победы, не знаю.

— А мне кажется, прорвемся.

Парень учился на параллельном курсе. Оговорюсь, к началу войны мы как раз заканчивали первый курс. Война началась, и сразу были отложены все общеобразовательные предметы. Остались только те, что непосредственно касаются пилотирования и навигации… с тех пор прошло два года.

Я ответила:

— Куда ж нам деваться? Облажаемся, Калымов с нас шкуру спустит…

Шутка была так себе, и чтобы избежать неприятного разговора, я забралась в свой «Квазар». Кораблик, переделанный под минимальный экипаж — штурман плюс пилот — успел стать родным домом. Запустила предстартовую подготовку. Через минуту рядом появился и мой штурман. Мрачный. Сообщил:

— Слушал сейчас сводку по Примуле. Наши там завязли. Ох, влипнем!

— Переплюнься!

— За левым плечом у меня ты. Исполнять?

— Ну, мне не привыкать. Толик уже вернулся? Курс есть?

Курс был. Толик вышел на связь и обстоятельно обрисовал нам цели и задачи каждого экипажа.

У нашей «Четверки» — крайняя левая позиция, если идем малым ромбом. Это традиция.

«Единичка» дала сигнал на старт, и я привычно подняла машину. Примула из абстрактной точки боевых действий вот-вот должна была стать частью реального пространства.

И стала.

Не знаю, может, где-то шел ожесточенный бой, гибли люди. Мое первое впечатление от Примулы: чистый космос возле планеты, солнечная сторона, прекрасный вид. Использовать режим иглы на столь коротких дистанциях мог позволить себе только Калымов, но я успела привыкнуть, что наши заброски всегда проходят максимально точно и быстро.

— Ну, и где станция? — спросил кто-то. Я не узнала голос.

Тут же откликнулся Вак:

— Прекратить разговоры!

К базе зашли не спеша, тихо и аккуратно. Похоже, никто нас не засек. Возле станции уже крутилось несколько десятков кораблей разного класса и размера. Мы включились в общий поток.

Не знаю, сколько прошло времени. Много. Мы с Лехой, штурманом, даже умудрились поспать по очереди. А станция успела войти в тень планеты.

Приказ приготовиться пришел, когда я уже решила, что наши услуги не понадобились, и оба звена вот-вот отправят восвояси. Ну, приготовиться, так приготовиться…

Мы увидели, как отваливает от станции первый транспортник. Большой, неуклюжий. Совсем непохожий на рыбу, но за что-то именно так прозванный моим штурманом. Вокруг него роем взметнулись корабли конвоя — три боевых «Орла» и два звена «Квазаров». С нашим транспортом пойдет четверка «Орлов», ведь у нас звенья не полные. Не хватает двух машин. Одна потеряна на Клондайке, вторая еще долго простоит в ремонтном доке.

Размышляя об этой несправедливости, я лениво наблюдала, как конвой перестраивается и уходит от станции, набирая скорость. Потом подключилась к системе слежения, потому что с визуального экрана суда пропали, а пронаблюдать их отход хотелось. Потому-то я и увидела, как наперерез им из-за края экрана вынырнула еще одна группа объектов. Объекты идентифицировались как боевые корабли ФСМ, но подробностей я выжать из сети не смогла.

Кто-то из наших смачно выругался, должно быть, тоже это видел. Там, вдалеке, завязался бой. Сначала дистанционный, он слишком быстро перерос в контактный. Да какой там бой — избиение.

— Ну что же мы, — шепнул мой штурман, — что Вак молчит?! Их же порвут…

Но даже я видела: выжми мы максимум скорости, все едино не успеем. Но скучать не придется. Как только гведи разделаются с конвоем, так сразу переключатся на нас. А может, и подмогу позовут. Слишком уж много судов скопилось у станции. Подозрительно много.

И тут на связь вышел Вак:

— Экипажам, приготовиться! Транспорт отчаливает от правого борта. Будем прорываться прямо сейчас…

Пока гведи доедают первый конвой, — досказала я оборванную мысль. А что, логично. Боевая задача ясна.

Леха, штурман мой, с досадой сплюнул.

— Можно?

Игорь поднял голову. На пороге — профессор Чернышев. Профессор высок ростом, худ, но не чрезмерно. Темные волосы зачесаны назад.

Вообще-то он мог бы и не спрашивать разрешения: к концу первой недели пути биологи прочно обосновались в медицинском кабинете, который теперь напоминал скорей химическую лабораторию пополам с выставкой технических новинок. На «Корунд» погрузили такое количество оборудования, что малый трюм оказался забит полностью. В кабинете установили только то, что по представлениям ученых должно пригодиться в первую очередь. Игорь отключился от инфосети, и кивнул, впуская Чернышева внутрь.

В первые дни новоприбывшие ученые еще задирали нос. Даже обедали позже экипажа, объясняя это теснотой. Хотя места в кают-компании больше, чем достаточно. Потом помаленьку интегрировались, и на излете недели установился прочный благожелательный нейтралитет. К сожалению, недокомплект заставлял членов экипажа проводить на мостике и в контрольном секторе двигателя куда больше времени, и налаживать отношения с пассажирами было попросту некогда. Даже доктору, который все свободное время проводил, погрузившись в виртуальное пространство, заполняя пробелы образования. После этого рейса предстоит плановая стажировка в клинике. Но главная причина все-таки в другом.

Алекс Чернышев минут пять настраивал какой-то прибор, затем махнул рукой и повернулся к Игорю. Было видно, что он не знает, куда деть свободное время. Ничего. Скоро выйдем из иглы и прощай, ленивая жизнь. Всем найдется работа.

— Разрешите полюбопытствовать, что вы так упорно изучаете? Что-нибудь интересное?

Игорь молча кинул профессору планшетку. Тот, на минуту выпав из реальности, прокомментировал.

— Технология пен-рит трансформации… совершенно не вижу, в какой области и для чего ее можно применять. Пособие о том, как из нестабильного клона сделать стабильного дауна. Ведь этой технологии уже полвека?

— Около того.

— Откуда такой интерес к этой идее? Давно доказано, что в ней нет рационального зерна.

— Ну почему? У нас на планете ее применяют довольно успешно.

— У вас — это где?

— Флора. Ключевой мир ветки. Там с помощью пен-рит решают демографическую проблему. Кстати, кажется, довольно успешно.

— Вы тоже хотите решить демографическую проблему с помощью пен-рит? — развеселился Чернышев.

Игорь улыбнулся:

— А вы знаете, что пен-рит — это побочный продукт работы генных инженеров одного из исследовательских институтов Солнечной? Причем, возраст технологии не пятьдесят флоринских, а около ста стандартных лет? И никто не думал использовать трансформы таким образом. Нет, конечно. С помощью пен-рит мыслилось справляться с генетическими болезнями, продлевать жизнь, корректировать внешность. Бороться с естественным старением организма, кстати. И знаете, что я заметил, читая все это?

— Что?

— За пятьдесят лет существования на Флоре целенаправленной программы, в этой области ничего принципиально нового не было ни создано, ни открыто. Оборудование совершенствуется, да. Хорошо контролируются процессы во время трансформации. Но…

— Ничего не могу сказать, — улыбнулся профессор, — не в теме. Но если вы говорите, то, наверное, все так и есть. Вы собираетесь вплотную заняться исследованиями? Для этого как минимум нужна клиника.

Игорь вздохнул. Его бы воля, он потихоньку изничтожил бы всю справочную литературу и все оборудование для трансформации, какое только в мире есть. Прав профессор. Совершенно порочная идея, чреватая скорей проблемами, чем всеобщим благом. И чем больше вникаешь в проблему, тем больше в этом убеждаешься.

— У меня тут чисто личный интерес, — закрыл он тему. — Алекс, хотите кофе?

Игорь и Димыч пришли к молчаливому согласию, что не стоит рассказывать всем подряд, что Сашка — пен-рит. Зачем плодить сплетни? Если уж свои не догадались, в чем тут дело, и почему бывший капитан летит пассажиром, то гости из Солнечной и подавно не разобрались бы. Да им все равно, как ты выглядишь и откуда родом, лишь бы работал и дело знал.

Тальми Аскаэни старался не тратить слов попусту. Но были случаи, когда молчать просто невозможно.

— Значит, их нашли споки в поселке пен-рит. Я, видимо, должен предположить, что работу эти идиоты не выполнили. Казалось бы, что проще? Убрать ничего не подозревающую дамочку прямо у нее в доме. Быстро выполнить работу, быстро уйти. Не подставляться! Так ведь нет. Я уже не знаю, каким богам молиться за того спока, который их убил. Иначе последовал бы допрос, который наверняка стоил нам как минимум круглой суммы…

— В деле замешены иномиряне… — неуверенно вставил один из собравшихся в зале.

Зал был расположен на третьем этаже здания, которое во всех адресных книгах звалось учебным центром министерства экономики, а за глаза жителями именовалось Домом аппозиции, ибо во все времена его перекупали друг у друга разные политические силы, по каким-то причинам оказавшиеся отодвинутыми от реальной власти. На первом этаже действительно работало несколько аудиторий учебного центра. Но — и только.

— Это вы меня так хотите успокоить, Эльчен?

— А я не понимаю, из-за чего пожар? Какая опасность может исходить от этой пен-рит? Она, во-первых, ничего не знает, во вторых, вообще скоро покинет планету…

Тальми возвел очи горе. Нет, ну как можно работать с людьми, которые не способны видеть дальше собственного носа! Но он взял себя в руки и вежливо объяснил:

— Видите ли, нет ничего хорошего в том, что дамочка покинет планету. Представьте, что будет, если она однажды заявится в метрополию, и будет всем кричать, что ее де незаконно трансформировали на Флоре? Моргнуть не успеем, здесь окажется столько иномирян, что плюнуть будет некуда. А мы, если помните, добиваемся совершенно противоположного эффекта. И есть еще одна куда менее приятная возможность. Если она начнет пользоваться… теми скрытыми талантами, которые в ней заложены. Вспомните, она вполне адекватна, есть данные, что к ней возвращается или уже вернулась прежняя память. Это притом, что она моложе наших самых юных образцов как минимум, в шесть раз. Ей нет еще полного года! А нам, если помните, удалось частично вернуть память только двум э… экземплярам. Обоим не менее восьми лет. В общем, нам тут нужно всем молить богов подземного царства, чтобы последний инцидент с ней и споки, и, что более важно, иномиряне, приняли за стечение обстоятельств, за случайное нападение, за что угодно, только не заподозрили политическую подоплеку. До выборов совсем недолго, а я не хочу, чтобы нас в последний момент вычеркнули из списков. Иначе наша миссия окажется под угрозой. Вот так.

— Однако, — Эльчен не собирался сдаваться, — повторная попытка ее убрать будет чистым безумием. Если ее жизнь еще раз окажется под угрозой, тупой заподозрит неладное. А я не считаю ни споков, ни сотрудников БКоИ такими уж тупыми.

— Вот именно, — вклинился третий голос. — В любом случае, эта пен-рит сейчас отнюдь не первоочередная наша проблема.

— Да ну? — вскинулся обозленный лидер движения, — а какая же проблема, по-вашему, на первом месте?

— Последняя группа Ханчиэни. Мы смогли найти двоих, третий образец каким-то образом оказался в руках у социального министра.

Просторный полукруглый зал-амфитеатр наполнила тишина. Зал не привык, что в нем собирается так мало людей. Всего-то семеро, в самом низу, у кафедры. Зал привык, что его наполняют сотни…

— Ну, этот вопрос мы решим довольно быстро. — Тальми улыбнулся, — у меня в их исследовательском центре есть несколько надежных людей. Вы бы лучше подумали, как будем отчитываться о работе. И образцы пора готовить к отправке…

— Умрешь, безмозглая.

Я отключаюсь от судовой локалки, смотрю на часы. Одиннадцать. Отбой. Жаль, я как раз вышла на финишную прямую. Программа почти готова, осталось проверить циклы и обкатать на имитаторе.

— Посмотри, — говорю, — какая получилась интересная штука.

— Я ж в твоих схемах ничего не понимаю.

Но подходит, послушно подключается к сети, и честно несколько секунд вглядывается в мои расчеты.

Я вглядываюсь в его лицо. Круги под глазами, складки меж бровей. Новые морщинки возле губ. Волосы отросли и торчат теперь, как иглы у дикобраза. По иглам хочется провести ладонью. Не задумываясь, я воплощаю это желание, Игорь тут же откладывает планшетку, смотрит на меня снизу вверх.

Как-то так само получилось, что я оказалась отдельно от всех прочих людей на борту. От постоянно занятого экипажа, от ученых, у которых тоже ни минуты свободной. Свое время я пристроила в первый же день: оговорила с Димычем право пользоваться бортовым информаторием для совершенствования навигаторских и штурманских навыков. Сама когда-то говорила студентам на Ашате, что пилотирование без знания теории гроша ломаного не стоит. Вот, представился случай заняться самообразованием.

— Саш, ты выглядишь усталой.

— Ты тоже. Не надо меня опекать, ладно?

— Боже упаси. Я еще жить хочу. Лаура переслала мне письмо, от Калымова. Я хочу, чтобы ты тоже прочитала.

Очень интересно. Активировала в очередной раз планшетку, посмотрела.

Прочитала вслух:

— По вашей просьбе сообщаю, чтобы потом не было ко мне вопросов. События на Флоре катятся по худшему сценарию. Бюро не уполномочено впутываться в местную политику, Шерриланд и так нарушает все и вся, ввязавшись в историю с похищениями. Его людям удалось многое выяснить. У пен-рит, если исключить низкую социальную приспособляемость и некоммуникабельность, как оказалось, много качеств, выгодно отличающих их от обычных людей. Они лучше регенерируют. В разы лучше. При условии постоянных тренировок они выносливей. И еще. Пен-рит подвержены внушению намного больше, чем мы. Они не устойчивы к гипнозу. На флоре появилась новая сила, политическая организация изоляционистского толка. Курт считает, что политика — только прикрытие. Эта организация занимается обработкой пен-рит на предмет создания из них боевого отряда. Я не очень в это верю, но доказательства достаточно убедительны. Мы не имеем возможности дальше продолжать работу по этой теме, чтобы не вступать в конфронтацию с местными политическими силами. Все данные переданы в СПК и военное министерство Флоры, но боюсь, прогнозы неутешительны. Сейчас на Флоре становится опасно. Особенно для Сандры. Возможно, покинуть планету было оптимальным решением. В.А.Калымов.

— Возможно, это было оптимальным решением, — передразнила я, — сказал бы лучше, что рад до глубины души, что мы убрались оттуда. Очень интересное письмо. Выходит, я подвержена гипнозу… Игорь, признавайся честно! Ты меня загипнотизировал?

— Разумеется. И продолжаю гипнотизировать до сих пор. А больше ты в этом письме ничего не заметила?

— Угу. Я и без письма знала, что на мне любой царапок зарастает, как на кошке.

— Есть еще кое-что.

— Что?

— Тебя хотели убить. Видимо, это те люди, о которых пишет Вак. Раньше речь шла только о похищениях. Значит, ты чем-то для них опасна или знаешь о чем-то, о чем знать не должна. Подумай!

— Может, их смущает сам факт моего существования…

— Не выдерживает критики. Тогда нужно отстреливать всех трансформированных на планете. А их слишком много. Скорей, они подозревали, что ты покинешь планету, и о тебе станет известно…

— Кому?

Игорь усмехнулся:

— Не знаю я, кому. Заинтересованным лицам. Например, в Солнечной…

— А что за ерунда про боевой отряд? Для чего? Кто-то планирует захват власти на Флоре? Тогда этот захват на что-то должен опираться…

— А на планете соответствующих сил нет, кишка тонка… н-да. Пустые домыслы, Саш.

— Вот, посмотри эти снимки! — Капитан вывел на обзорный экран несколько объемных изображений чужака, обработанных искином. На первом чужой корабль был изображен сбоку, на втором — спереди. Илья потер ладонью усы. Он не торопился. Вообще, не в его характере было куда-то спешить. Снимки были очень четкими, но эта четкость мало что давала: чужак имел равномерно-серый цвет и правильную продолговатую форму.

— Тяни-толкай, — разочарованно хмыкнул кто-то из ученых, — а где у него перед?

— По другую сторону от зада, — с умным видом сообщил Чени. Но не смог долго удерживать серьезную мину и расплылся в улыбке. — На самом деле, хоть глазом это и не заметно, но корабль сейчас медленно крутит по нескольким осям. Мы намаялсь, высчитывая траекторию.

Илья, наконец, высказал свое мнение.

— Я бы пока отправил к нему тест-зонд. Пусть пройдется рядом, поснимает.

Алекс Чернышев, биолог, постучал пальцами по столу.

— Он выглядит достаточно безобидно. Если будем осторожничать, рискуем потерять время.

— А не будем осторожничать, рискуем потерять чего-нибудь еще, — хмуро кивнул капитан. — Илья прав. Отправим-ка мы несколько зондов. А?

Руководитель группы ученых, биохимик Альфред Крон, добавил:

— У меня тоже есть парочка. Не грех их использовать, перед попыткой сблизиться. Вообще-то я тоже против необдуманного геройства.

Профессор был лысоват, полноват и розовощек. Седой венчик волос торчал во все стороны, зато усы выглядели опрятно и ухоженно. Взглянув на него, никто не заподозрил бы Крона в необдуманном геройстве.

На какое-то время в кают-компании поселилась тишина.

Потом Алекс смущенно поправился.

— Я вовсе не имел в виду лезть туда без проверки. Просто предлагаю не затягивать процесс.

В дверь заглянула встревоженная Лаура.

— Капитан, военные на связи. Жаждут обсудить план действий.

— Если не возражаете, я поприсутствую, — Крон поднялся с диванчика едва не вперед Димыча.

Тому ничего не оставалось, как согласиться.

Обсуждение плана заняло почти час. Это невероятно быстро. Ранее всякого рода согласования продолжались почти круглые сутки. Капитану крейсера не давало покоя, что гражданские, будь они триста пятьдесят раз представителями Первого и Второго отдела Бюро, окажутся на борту чужака раньше военных. Если говорить серьезно, никто не должен был узнать о находке, а для исследовательской работы в военном ведомстве солнечной уж как-нибудь нашлась бы и научная и кадровая база. Однако на этой координационной ветке влияние Бюро несколько перевешивает влияния всех прочих структур. Ветка — широкая, но довольно молодая. Здесь ограничено присутствие вооруженных сил, и этим незаслуженно пользуется Бюро, которое умудрилось взвалить на себя и традиционные и полицейские функции.

Но все же решение было принято. Крейсер будет прикрывать ученых, базой которых останется «Корунд».

Военные будут присутствовать в качестве наблюдателей.

После проведения тестов, «Фотон», пилотируемый дистанционно, попытается приблизиться к чужаку вплотную. И только если эта последняя проверка удастся, Димыч разрешит высадку на поверхность чужака.

Курт Шерриланд пристально вглядывался в лицо щеголеватого офицера СПК. Молодой, очень серьезный офицер.

— …я надеюсь, вы понимаете, что любые дальнейшие действия такого рода будут восприняты Службой порядка и контроля как провокационное деяние, направленное на дестабилизацию государства, и будут квалифицироваться как незаконные…

Координатор Второго отдела Бюро дослушал сию речь до конца и грустно сказал:

— Жаль. Я надеялся на взаимовыгодное сотрудничество. Кстати, во-первых, вы не представились, а это не очень вежливо, согласитесь. Во-вторых, ваши обвинения голословны. А это вдвойне невежливо. Деятельность бюро, и моя в том числе, направлена в первую очередь на сохранение порядка и стабильности на планете, это прописано в нашем уставе, можете ознакомиться. Впрочем, если вам или вашему шефу нужен развернутый отчет о нашей деятельности, извольте справиться в инфосети. Там и это тоже есть в открытом доступе. А если вам есть, что добавить к прозвучавшему… ультиматуму… что ж, я готов выслушать, но у меня мало времени.

Словно в подтверждение словам о нехватке времени в кармане Курта засигналил коммуникатор. Курт поморщился, подключившись к инфосети. Канал связи работал неважно, и координатор переключил прибор на внешний звук.

— Сегодня, около полудня… из клиники института трансформации была похищена женщина, да, которой вы интересовались… да, Велчи Катиэли… обстоятельства выясняем…

— Повторите громче, когда?

— Около полудня… это два часа назад…

— Понятно. Сейчас пошлю к вам кого-нибудь, а ближе к вечеру буду сам. Подготовьте отчет.

— Это внутренние дела Флоры, — поджал губы офицер, — у вас нет полномочий вести расследования на планете…

— Это почему? Никому не запрещено заниматься частным сыском. А это дело, к тому же, напрямую касается безопасности и дипломатических отношений флорианского правительства и правительства Солнечной федерации, а значит, входит в круг интересов Второго отдела Бюро. И, молодой человек. Ваши замечания заставляют меня предположить, что, либо вы лично, либо кто-то из ваших начальников очень не заинтересован в том, чтобы в этом расследовании приняли участие представители Бюро. Думаю, мне нет смысла напоминать, что в случае неожиданных помех я буду вынужден спровоцировать внутреннее расследование в рядах СПК.

Офицер молча кивнул и, не прощаясь, покинул кабинет.

Курт вздохнул. К сожалению, подозрения, вчера еще смутные, сегодня обрели материальное воплощение. Что-то затевалось.

Можно предположить, что на выходе эта затея должна иметь отставку нынешнего правительства, серьезные визовые ограничения для иномирян и, возможно, провокации, направленные на дискредитацию Бюро на флорианской ветке. Допустить этого нельзя.

И все-таки, причем здесь пен-рит?

Курт нехотя набрал знакомый код. Голос Майкла отозвался почти мгновенно.

— Здравствуйте. Чем могу?..

— Из центральной клиники похитили пен-рит, последнюю, как я понимаю, из трансформированных профессором Ханчиэни. Вы должны ее помнить — это Велчи Катиэли.

Пауза. Курт представил, как калымовский аналитик хмурится, переваривая полученную информацию.

— Я так понимаю, вы предлагаете мне еще немного поработать с вами?

— Вижу, вам такое предложение неприятно. Но мне кажется, вы всерьез интересовались этой темой. Или нет?

— Интересовался. Спрошу у Калымова. Если он не против, присоединюсь. Кстати. Вы в курсе, что Ханчиэни три дня назад скончался в тюрьме? Говорят, от сердечного приступа. Я слетал проверить, так ли это. Да. Профессор действительно мертв.

— Плохо. Имело бы смысл его порасспросить. Майкл, держите меня в курсе. В клинике уже работает наша группа экспертов.

— Буду там через час. Было бы неплохо, если бы вы заранее подтвердили мои полномочия. Все, отключаюсь…

Курт поморщился. Манеры аналитика, как всегда, оставляли желать лучшего.

Дни тянулись и тянулись. Одинаковые дни, полные для кого-то интересной работы, ежедневной причастности к большому открытию. А для меня, как монотонный звук — пустая каюта и до одури: расчеты, расчеты, расчеты. Сложные, легкие, такие, какие никому никогда не понадобятся, потому что не бывает на свете таких летных заданий, таких стыковок и таких посадок. Игорь ввязался в работу биохимиков, исчезает рано утром, возвращается за полночь. Весь судовой распорядок улетел к чертям собачьим, как только смогли найти путь внутрь неведомого чужака.

Кибернетики уже придумывают, как бы наполнить внутренности корабля воздухом и дальше работать без скафандров, своими пальцами ощупать начинку этого подарочного пирога. Игорь иногда рассказывает о том, что удалось узнать за день. Он, как и все в последние дни, стал немного раздражительным и все время спешит. Нам редко удается поговорить. И я все больше завидую ему, и Димычу, и остальным, тем, у кого есть реальное дело, настоящее, а не та иллюзия, которую я себе затеяла лишь бы не скучать. Но однажды наметилось небольшое разнообразие в моей обыденности. Игорь вернулся чуть раньше обычного времени и спросил:

— Сашка, хочешь на экскурсию?

— На чужака? Разумеется, хочу. Когда?

— Тут такое дело…

— Ну, и как оно изнутри? — Спросил Игорь, которому по понятным причинам, так ни разу на борту чужака побывать и не удалось.

Алекс пожал плечами.

— Нормально. Только темно и воздуха нет.

Чужак, после того, как к нему пристроили дополнительный тамбур, комплекс биозащиты и два «Фотона», которым предстояло выполнять функцию маневровых двигателей при коррекции орбиты, совершенно перестал походить на себя. Обычное человеческое судно, только чудное.

— Ладно, — сжалился биолог, — сейчас расскажу. Во-первых, вся эта штука пустая изнутри. Огромный полый цилиндр. Правда, между внешней и внутренней обшивками тоже полно свободного пространства. Но именно туда и вынесено все корабельное оборудование. Честно говоря, с трудом можно поверить, что оно могло вас атаковать. Внутри нет ни молекулы органики, нет также пыли, воздуха, света и тепла. И гравитации.

— Этот цилиндр летал, и не хуже чем «Корунд».

— А вот в это могу поверить. Как только мы разберемся, как проникнуть в ходовую часть, сразу многое прояснится. Могу, кстати, приоткрыть маленькую тайну: похоже, эта находка — близкий родственник той, что в этой же системе раскапывают археологи.

Кто бы сомневался, подумал Игорь. Интересно, сколько им лет? Разумеется, «находкам», а не археологам.

Разговор происходил в медицинском кабинете, который окончательно превратился в биохимическую лабораторию. Чаще всего здесь находились Чернышев и Крон, Игорь потихоньку начал превращаться в лаборанта при них. Правда, всю неделю химические анализаторы выдавали нулевой результат. Крон невозмутимо фиксировал полученные данные о составе материалов, доставленных с чужака, а вот Алексу хотелось сенсации. Чего-то глобального и интересного. И желательно, чтобы оно было зеленым и ползало. Зато специалисты в области космических технологий, кибернетики, механики, физики, дневали и ночевали в «летающем цилиндре». Им работы было — хоть отбавляй. Благо, доступ ко всему судовому оборудованию полностью открыт.

Немного обескураживало отсутствие какого-либо управляющего узла. То ли его просто не нашли еще, то ли чужак изначально был создан как беспилотный автоматический спутник. И тогда возникает своевременный вопрос: что же такое скрывает невзрачная бледная планета, похожая на теннисный мяч? Что такого важного может прятаться под ее ядовитой атмосферой и плотным слоем облаков?

Дверь открылась, появился Крон с тяжелым контейнером в руках.

— День добрый, — поприветствовал он, устанавливая контейнер на пол, — развлекаетесь? Я вам еще немного развлечений несу. Держите. Надо срочно протестировать. Кстати, коллега. На завтра военные запланировали экскурсию на объект. Я не вижу причин, почему бы нам, с нашей стороны, не устроить такую же экскурсию для заинтересованных членов экипажа. Я поговорил с капитаном — он не против. В желающих, сами понимаете, недостатка нет. Так что, если хотите…

— Вы рискуете сорвать вашим людям работу.

— Вовсе нет! — взмахнул полными руками профессор, — мы захлебываемся в новых данных, не успеваем как следует отснять и описать находки. А это кропотливая работа не на один день. Вероятней всего, когда закончится экспертиза, мы отбуксируем его в Солнечную и там уж, не торопясь, разберем по винтику. А потом вновь соберем. К тому же, некоторым особо ретивым исследователям следует хотя бы раз нормально выспаться.

Что же, может, и так. А может, кому-то просто нужно подготовить пакет данных для отправки в Бюро. А как его подготовишь, если исследователи пренебрегают необходимостью грамотно оформлять результаты исследований?

— И когда вы планируете провести экскурсию?

— Послезавтра. Как раз будет возможность попробовать откорректировать траекторию полета чужака. Ваши навигаторы сейчас выполняют расчеты. Ну, хватит болтать. За дело!

Крон вновь подхватил контейнер с образцами и отправился туда, где когда-то размещалась кушетка и аппарат экстренной помощи, а теперь было развернуто оборудование, доставленное на борт учеными.

Игорь и Алекс со вздохом встали и направились следом. Усиленный экран биозащиты заставил волосы на руках подняться дыбом. Ну, что на этот раз…

Второй рейс модуля — специально для любопытствующих членов экипажа и пассажиров. Димыч обрадовался, увидев меня у шлюзовой:

— Привет! Я думал, ты из своего заточения не выйдешь.

— Я любопытная. Очень.

— А я начал забывать. Слушай, раз ты тоже летишь… Наши навигаторы наваяли программу для синхронизации двигателей «Фотонов» при коррекции орбиты. Посмотри свежим глазом? Ей сейчас должен заниматься Коновалов на «Фотоне-1».

— А ты не думал, что удобней проводить коррекцию с одного пульта?

— Думал. Но как это воплотить в реальности представляю плохо.

Ну да. Два отдельных катера, это всего лишь два отдельных катера, пусть их искины находятся в постоянном контакте. А вот как сделать так, чтобы оба «Фотона» стали двумя умными двигателями совершенно третьей системы? Единой и для того и для другого? Ладно, глупость ляпнула. А если…

— Тебе помочь вставиться в скаф?

— Что я, маленькая? Вон, Владу помоги.

— Ему-то зачем?

— Помоги ему вставить в скаф Регину…

— Хм…

Всего нас на модуле оказалось шестеро. Я, Игорь, Регина, Влад, Чернышев, и Чени Рай на роли пилота.

Коновалов и трое спецов были уже там, отправились первым рейсом. А так же сколько-то наших друзей с военного корабля.

Энергию для постоянного света внутри чужака забрали с одного из «Фотонов». Теперь вдоль направляющих мягко светили лампы, развешивали блики на гладких поверхностях и вставках чистого металла. Люди в скафах, похожие один на другого, как братья-близнецы, зависли гроздью спелых ягод на тросах вдоль переборки. Один из плафонов светил прямо у моего плеча. Так ярко, что заработали фильтры шлема.

Кто есть кто, совершенно непонятно. Я огляделась. Серое все, блестящее. Ровное. Только овальные вставки на нескольких диаметрах наводят на мысль, что этот цилиндр не всегда был таким пустым. Ученые, кстати, тоже сразу пришли к такому выводу.

Вот и Алекс подтвердил, если это, конечно, его голос в шлеме:

— …логично предположить, что это все-таки кожух, оболочка, которая призвана защищать что-то, что по идее должно находиться внутри. Очень интересные данные мы начинаем получать из двигательного отсека. Желающие могут последовать за сержантом Ивли, он сможет рассказать подробней.

— Извините, — вклинилась я, — ничего, если я отправлюсь на первый «Фотон»?

Не то, чтобы мне стало скучно, хотя, внутренняя обстановка да, разочаровывала. Просто мне стало немного не по себе. Захотелось вернуться в привычную среду. Тут слишком много пустого пространства, и вообще как-то…

Лучше я в другой раз все здесь осмотрю, подробно, не спеша. Когда буду одна.

— Тебя проводить? — прозвучал голос Игоря.

— Не заблужусь. Меня Коновалов встретит. Капитан хочет, чтобы я посмотрела программу на корректировку траектории.

Сильно подозреваю, что Димыч с радостью ухватился за идею пристроить меня хоть к какому-нибудь делу. Ох, сомневаюсь, что такой спец, как наш старпом, не справится с программированием искинов «Фотонов» самостоятельно. Да и Влад с Чени тоже не простофили. Зачем им еще и я?

Только для повышения самооценки. Моей, конечно.

— Мы к вам присоединимся после экскурсии, — весело сообщил Влад.

— А кто сейчас на «Фотоне-2»?

— Пока никого. Но как только мы с Чени туда прибудем, сразу свяжемся.

— Принято.

Мы так и договорились. Сначала — экскурсия для всех желающих, потом — тестирование катеров и предварительный запуск программы. Если все сложится, то завтра начнем корректировать полет чужака уже по-взрослому. Верней, ребята начнут, а я в это время буду мирно сидеть в каюте и с нетерпением ждать результата.

Пробралась к малому шлюзу, который больше похож на двойную полуоткрытую диафрагму. Сквозное технологическое отверстие в теле чужака — грех было не воспользоваться.

Илья встретил меня снисходительно-добродушной улыбкой. Пока я избавлялась от скафа, он вежливо ждал, привычно набивая трубку.

Ну вот. Я готова.

— Пойдемте к пульту, — пригласил старпом, я покажу, что мы уже сделали.

Программа оказалась добротной, чистой, и, по крайней мере, на первый взгляд, не вызывала никаких вопросов и нареканий. Мы подробно еще раз просмотрели все фрагменты, и я пришла к выводу, что придумать что-нибудь лучшее в данной ситуации не сможет и академия наук.

Через час пришел вызов с «Фотона-2». Это Чени, который не очень хорошо переносит отсутствие гравитации, покинул группу экскурсантов, чтобы заняться нужным делом.

— Отлично, — усмехнулся Коновалов, — начнем помаленьку?

Я следила за уверенными действиями штурмана, и все больше мрачнела. Кой черт меня понес на эту экскурсию? Почто Димыч навязал меня навигаторам? Вот же, сижу, ничего не делаю. Наблюдаю. Еще и голова опять кружится. Надо было лучше остаться на «Корунде». В конце концов, до конца экспедиции остались считанные недели, а вернемся, сделаю, как решила. Подам документы на Ашат. Получу диплом, и никто уже больше не посмеет даже вякнуть, что я не имею права на космос.

Да что ж такое-то, голова кружится, да еще подташнивает, хоть в гальюн беги.

Поднимаю глаза на штурмана, чтобы попросить прощения и отлучиться, и вижу — поплохело не одной мне. Правда, в отличие от меня, Илья, похоже, в полном отрубе. Лежит в кресле первого пилота, голова расслабленно скатилась на бок. Глаза закатились, рот влажно приоткрыт. И трубка. Упала, но до пола не докатилась, задержалась на коленях штурмана. Высыпался горкой светлый табак. Хорошо хоть, она не горела.

Тряхнула его за плечо, заранее уверенная, что не поможет. Потянулась к передатчику. Он все еще настроен на сигнал со второго катера. Как там Чени?

— Чени, вы меня слышите? Это Сандра. Чени, отзовитесь, у вас все в порядке?

Да уж какое там «в порядке». Похоже, этот чужак только прикидывался дохлой кошкой. А на самом деле он был хитрой кошкой и тихо ждал, когда глупые мыши начнут чувствовать себя здесь хозяевами. Ох, Игорь, не ты ли мне недавно говорил, что это я более других подвержена внушению? Или дело не во внушении?

Меня все-таки вывернуло. Плохо. Если так будет продолжаться, пользы от меня будет не больше, чем от штурмана. И гадать о причинах несчастья некогда. Если Чени не отвечает, то и с ним самим и с теми, кто сейчас на чужаке, приключилась та же ерунда, что и с нашим старпомом.

Я попыталась вызвать «Корунд», но и эта попытка оказалась тщетной. Что, если и там то же самое? Все в полной прострации, корабль неуправляем… нет. Об этом подумаем после.

И тут я заметила странное: смещение координатной сетки на программном экране. Если бы Коновалов был один, он не стал бы пользоваться приборами визуализации, работал бы в виртуальности, как сейчас все делают. Но мы только что просматривали программу в схемах, и чтобы не затягивать процесс, пользовались минимальным набором навигационного оборудования. Если бы не это, я бы так и не поняла, что чужак начал самостоятельное движение. И довольно быстрое самостоятельное движение! Интересно, что об этом подумали на «Корунде»? А на крейсере? Военные у нас быстро делают выводы и быстро принимают решения…

Я перестроилась на канал скафов, начала поименно вызывать тех, кто сейчас находится в чужаке. Все напрасно. Ни ответа, ни привета.

Не скажу, что я в тот момент запаниковала. Что нужно делать, я представляла себе довольно четко. Но засуетилась, заторопилась, словно времени у меня в обрез.

Несколько коротких вдохов — справиться с дурнотой. Плавно подняться. Теперь быстро забраться в скаф, проверить состав воздуха, его количество, генератор и фильтры. Порядок. Интересно, как я с таким полувозмущенным желудком буду себя чувствовать в невесомости? Хорошо, что ограничилась сегодня только легким завтраком.

Запрещаю себе размышлять на неприятные темы. Куда бы чужак ни направлялся, время у меня есть. Минимум — несколько часов. За это время дурак всех с чужака на «Фотон» перетаскает. Или лучше на модуль? Нет. На «Фотон». Бессознательного Коновалова мне вряд ли удастся засунуть в скафандр. А как же Чени? На втором катере?

Не думать об этом. Об этом — в другой раз.

Ну, готова? Погнали. Похоже, двигались мы с небольшим ускорением: если бы не было каната от люка «Фотона» до тамбура биозащиты, я вряд ли смогла бы туда добраться.

А потом началось то, что по всем законам жанра мне будет сниться до старости.

Внутри почему-то оказалось темно.

Людей в скафандрах найти нетрудно — тех, у кого горят нашлемные огни. Таковых оказалось трое. Их невозможно отличить друг от друга — одинаковые братья-близнецы, куклы одной модели. Впрочем, всех потихоньку прибивает к корме. С одной стороны — хорошо. Меньше мне тут кувыркаться, вылавливая их по углам. С другой… от меня до кормы — вся длина этой летающей бочки. Или высота? Мне кажется, что я заглядываю в нее сверху. Впрочем, ускорение маленькое, Авось обойдется. В смысле, если сигану сейчас туда, то не разобьюсь. А как обратно?

Только бы он еще больше не ускорился…

Спускаюсь. Медленно, со всей осторожностью. Не потому, что спешить некуда, просто головокружение и дурнота подкатили с новой силой. Первого кандидата в спасенные выловила за ногу. Слишком энергичное движение, меня закрутило. Пока выравнивалась, придумала гениальный план.

Сейчас я, до кого смогу дотянуться, к тросу пристегну, чтоб не разлетались. Хотя, силы, чтобы всех вытянуть, может не хватить. Это какой же должен быть начальный рывок? Охо, мать моя, физика… понять бы, сколько человек я могу дернуть наверх за раз? И потом, что не менее важно, остановить их полет? Кстати, это мне показалось, или действительно бочка теперь воспринимается именно так: отверстие сверху, мы на дне? Неужели мы еще ускорились? Собачья жизнь…

Пристегнула двоих. Двигаюсь вверх. Это пока нетрудно — двигаться рывками вдоль слабо натянутого троса. Пока. Про «потом» лучше на время забыть.

И даже не пытаться представить, что там сейчас предпринимают друзья наши на крейсере. Какой у них приказ? Может, в случае непредвиденных обстоятельств, уничтожить объект?

Тяну трос. Без точки опоры — дело практически невозможное. Но в шлюзе есть, за что закрепиться.

Теперь еще трудный участок. В открытом космосе протащить ничем не закрепленных ребят к люку «Фотона», Втянуть в этот самый люк, дождаться выравнивания гравитации и давления, прямо в скафандрах втиснуть в кубрик.

Итак, первая партия доставлена. Не думать о том, сколько прошло времени. Не думать о направлении и цели полета. Не это главное. Главное — успеть вытащить всех. А там… будем думать.

Или мне показалось, или вторую партию тащить было в разы труднее. И — дольше.

Когда я догадалась взглянуть на хронометр, выяснилось, что спасательной операцией я занимаюсь уже три с половиной часа.

Потом я вытянула еще двоих. По очереди. Было уже очевидно, чужак все продолжает ускоряться. В последний заход мне и вовсе пришлось лезть по канату, перебирая руками и ногами. Я решила не терять времени и сначала вытянуть всех к шлюзу, а уж потом по одному переправить на катер. Но сколько бы я ни шарила фонариком, отыскать удалось еще только одного человека. И это было странно, потому что я точно знала: всего нас тут должно быть тринадцать. Троих не хватало. Нет, четверых, но про Чени я точно знаю, что он во втором катере.

Когда я уже почти добралась до шлюза и уже собиралась начать вытягивать последнего из найденных, сила тяжести снова снизилась. Двигаться стало проще, я заторопилась. Любые изменения, казалось мне, происходят не к добру. И я была права. Внезапно, словно по команде, корпус «бочки» треснул по продольному сечению, только двигательная часть осталась целой. Треснул, и в образовавшуюся щель заглянули звезды. Свесились, лопнув, наши канаты и направляющие, размер щели все увеличивался.

Меня пробрало до косточек. «Фотоны»! Удержатся ли катера на обшивке расколовшегося чужака? А как там шлюз биозащиты, в котором у меня два человека? Ведь своротит его сейчас, как пить дать!

Я потянула канат, насколько хватило сил. Теперь уж точно, надо спешить. Не просто так эта штука раскрылась, аки майский бутон. И правы были ученые — действительно, это что-то вроде футляра, кожуха, защитной системы. И если я сейчас не поспешу, мне грозит пронаблюдать в деталях, для чего именно это кожух…

Я успела.

И шлюз, закрепленный на торце чужака, не сорвало, и «Фотон-1» оказался все так же прочно закреплен на «своей» половинке корпуса чужого судна. Речи о том, чтобы пробраться на второй катер и вытащить оттуда как-нибудь нашего программиста-навигатора и речи быть не могло. Второй «Фотон» не удержался на крепежах, висел теперь под неправильным углом, вызывая тревожные мысли.

За всей спешкой я практически забыла про дурноту и головокружение. Нет, они никуда не делись, но все это, как оказалось, можно терпеть. Когда приспичит.

Теперь что? Вызываем «корунд», или…

Я увидела, как к нашему раскрывшемуся гостеприимно чужаку подплывает еще одно судно. Откуда оно взялось? Представления не имею. Небольшое, тоже продолговатое, золотистое. В отличие от кожуха, словно собранное из миллиона маленьких кусочков, каждый из которых имеет свою, только ему присущую форму.

Красивая игрушка. К тому же размером идеально соответствующая открывшемуся отверстию.

Вот вам и футляр.

Я включила фиксирующие камеры, и заворожено следила за сближением, совмещением объектов. А потом и за тем, как внешний корпус начал вновь объединяться, пряча в себе новообретенное «содержание».

Я тряхнула головой. Сколько прошло времени? Пять часов, семь? Семь с половиной.

Ого. Команду на расстыковку.

Что крепежи лопнут, фиг с ними, с крепежами. Главное, добраться до «Корунда»…

— «Фотон-1», «Фотон-2», ответьте «Корунду», «Фотон-1», «Фотон-2», на связи «Корунд», ответьте, «Фотон-1»…

Не автомат. Лаура. Устало, без интонаций, одну и ту же фразу. Слава всем богам Вселенной, на корабле, похоже, все живы и здоровы.

— «Корунд», это Сандра, «Фотон-1». Возвращаюсь.

— Сандра! — Похоже Димыч подключился с штурманского пульта, — Какого черта? Что происходит?

— Несколько часов назад все, кто находился в чужаке, подверглись какому-то воздействию… И кто был на «Фотонах» — тоже. я с таким не сталкивалась.

— Подробней.

— Мы начали пробный запуск программы, когда Илья вырубился. Я тоже себя не очень хорошо почувствовала. Стала вызывать вас, потом ребят… но они тоже не отвечали. Я предположила, что они без сознания и приняла решение забрать всех, кого смогу, на «Фотон-1», и возвращаться на «Корунд». У меня сейчас на борту девять человек. Чени остался на втором катере. Троих я не нашла. Все пока еще без сознания.

— Я понял. Стыкуйся по левому борту.

— Выполняю.

Дурнота прошла, на душе — пусто. Те трое, которых я не нашла, кто они? Что с ними? И Чени. Если он не придет в себя, а чужак решит идти в атмосферу, то наш навигатор обречен.

Можно было что-то хотя бы попробовать сделать… а что именно? Сползать на второй катер, попытаться засунуть бессознательного человека в скаф…

Впереди, уже совсем близко показался борт корабля, стыковочный узел по левому борту. Ну, вот мы и дома.

…а ведь была возможность… ну я и дура…

Они стояли у тамбура, все, кто не был на вахте. И ученые. Я выбралась на свет, зажмурилась: слишком ярко.

Дима с механиками и Кроном чуть я отошла от шлюза, рванули туда, а я уже знала, что среди тех, кого я вытащила, нет Игоря. Нет.

Они говорили что-то, то ли мне, то ли друг другу. Я кивала.

Я снова была вне памяти. Снова черная река раскачивалась у самых ног, и на ее маслянистую поверхность ложились снежинки. А дальний берег — пустой.

Пошла в каюту. Когда стало ясно, что рядом нет ни единой живой души, прижалась лбом к переборке, и та показалась мне ледяной, как та река. Простояла минуту или две. Потом все-таки вошла в наше с Игорем жилье. Странно. Здесь так все… обычно. Если бы в каюте были окна-иллюминаторы, сейчас за ними наверняка кружился бы флорианский листопад. Лился бы синий свет сквозь шторы, настукивал бы по карнизу нехитрую мелодию неумеха-дождь.

Он ни разу не сказал, что любит меня. Вломился в мою жизнь, украл у меня красивую и банальную кончину, заставил надеяться, привязал к себе, приручил, вернул друзей, почти вернул веру в себя. А теперь вот снова исчез…

Я заперлась, чтобы никто не вздумал ломиться сюда со своим непрошенным сочувствием, со своими вопросами, на которые мне нечего ответить.

Вдруг стало спокойно и очень серо. Это душу из меня вынули и положили на полку: любуйся Сандра, вот твоя душа. Болит, но не сильно, потому что в стороне.

Умылась. Потом, кажется, долго сидела на койке, отпустив мысли бродить на волю. Задремала.

Димыч тревожно смотрел вслед уходящей девушке. Это ее доконает. Еще и это. Но она-то, по крайней мере, на «Корунде».

— Илья! — Включил громкую связь капитан, — остаешься старшим на борту. Лаура, жду вас на «Фотоне».

Илья первым пришел в себя, и сейчас чувствовал себя сносно.

— Поняла, иду.

— Э… Регина…

— Регина лежит, Дмитрий Евгенич.

— А, да. Тогда пусть Марк. Присмотрите за Лингиной. Мне не нравится ее состояние.

В катере горел свет, там Растам завершал необходимую после каждого полета проверку.

Не дожидаясь вопроса, он сообщил:

— Катер в порядке.

— Отлично.

— Когда вас ждать?

— Не знаю. Мы будем держать связь.

Появилась Лаура. Сообщила:

— На мостике тарарам. Там полковник Кейн пытается диктовать Коновалову какие-то условия.

Димыч представил картинку, но даже не улыбнулся. Если прорезался полковник, грядут неприятности.

— Лаура, сразу сделайте мне прямой канал с крейсером. С нашим штурманом они все одно не договорятся.

Инженер связи заняла место рядом с капитаном. Растам попрощался.

Наконец Димыч услышал позывные крейсера, а следом и раздраженное приветствие Джорджа Кейна.

— Можете высказать претензии мне. Илья Коновалов все равно не уполномочен давать вам какие-либо обещания.

— Я считаю, капитан Димыч, ситуация вышла из-под контроля. Наши и ваши люди подверглись нападению. Возможно, кто-то погиб. На основании вышесказанного, теперь все решения по действиям в системе буду принимать лично я.

— Подтвердите ваши полномочия.

— Непременно — как только получу ответ из Солнечной.

— Хорошо. А до того момента не мешайте мне искать пострадавших. Могли бы, кстати, тоже катер отправить. Зона поиска не столь и велика.

— Не собираюсь терять людей и технику, когда шансы столь невысоки.

— Ваш сержант Свэн Ивли тоже остался на одном из катеров. Вы не знали?

Пауза.

— Я вышлю катер. Но к планете ни вы, ни кто другой приближаться не должен. Это может спровоцировать еще одну атаку.

Димыч прервал разговор, не попрощавшись. Потом соврет, что связь внезапно оборвалась.

Зона поиска и впрямь была не сильно большой. Но капитан осторожничал: чужак, умеющий прикидываться невидимкой, не вызывал ни симпатий, ни доверия.

«Фотон» двигался зигзагами. Настороженный, готовый «сдать назад» при любом признаке опасности. Димыч тоже не собирался рисковать людьми и техникой.

Чени вышел на связь сам. Через каких-то два часа после начала поисков.

Голос у него был тусклый, но самое главное, навигатор был жив и его катер, похоже, тоже оказался относительно цел.

А вот челнок найти не удалось. Должно быть, он так и остался закрепленным на корпусе чужака.

Меня разбудили удары в дверь. Кто-то так жаждал меня видеть, что не постеснялся воспользоваться ногой.

Оказалось, я лежу на заправленной постели в полуодетом виде. Пришлось застегнуть брюки и накинуть рубашку. И открыть дверь. Иначе ее могли и высадить.

Снаружи оказался Димыч.

— Ну, слава богу, — с видимым облегчением вздохнул он, — живая.

Живая. Какая теперь разница.

— Я в порядке. Заходи.

Помялся, глядя куда-то мимо меня, но все же вошел.

Сказал:

— Чени вернулся. На втором «Фотоне». Я на первой машине обшаривал пространство, а он отозвался совсем с другой стороны.

Я вздрогнула: неужели!..

Но тогда почему здесь сейчас стоит Димыч, а не…

Нет, не стоило даже надеяться. Капитан заметил, мое непроизвольное движение, договорил жестко:

— Один.

— Понятно.

Значит, остается только челнок. Единственное место, где могли быть те, кого я не нашла.

Он закреплен к корпусу чужака не так надежно, как большие катера. Могло ли так получиться, что во время «раскрытия» чужого корабля маленький кораблик оказался в свободном полете?

— Челнок?.. — спросила я.

Димыч молча покачал головой.

Интересно, долго ли я проспала в каюте, пока другие работали? Спросила. Оказалось, около четырех часов.

— Сандра, я должен тебя поблагодарить и…

— Что?

Поблагодарить. За что? За то, что не догадалась дать сигнал на расстыковку на челнок и на второй «Фотон»?

Капитан не правильно истолковал мое удивление:

— Извини.

— Дим, скажи, вы узнали, куда он направился?

— Чужак? Судя по курсу «Фотонов», на планету. Саша, мне нужен отчет. Расскажи мне поминутно, что и как происходило. Пожалуйста.

Я рассказала. Димыч долго молчал, переваривая мой рассказ. Чтобы прервать повисшую паузу я спросила:

— Кто-нибудь пытался последовать за ним?

Капитан нехотя ответил:

— Нет. Я запретил. Любая попытка такого плана могла кончиться тем, что пилот потеряет сознание и не сможет вернуться.

Да, конечно.

— Когда вернулся Чени…

— Чени вернулся только что. Сандра, мне не хотелось бы тебе об этом напоминать, но… запас кислорода в скафах не бесконечен. У них нет шансов…

Слышала я и раньше про шансы. Знаю, все знаю, и что будь он в челноке, то скорей всего, сгорит в атмосфере. И что будь он каким-то образом все еще внутри чужака, то ядовитая атмосфера не даст спастись. И что прошло больше двенадцати часов. И что непонятное воздействие, которое вызвало глубокое беспамятство у всех, кто там был, могло на кого-то повлиять меньше, а на кого-то больше. И что на планете могут быть другие непредвиденные сюрпризы: зачем-то же ее этот чужак охраняет.

— Саш, мне твой доктор тоже не чужой человек… но…

— Тогда дай мне катер.

Я это придумала только что. И сразу ухватилась за идею.

— Дим, дай мне «Фотон», я полечу туда. Я его найду. Слышишь?

Не глядя, поймал мою руку, сжал, словно не хотел никуда отпускать. И не отпустит. Будь я капитаном, я бы меня заперла где-нибудь, посадила бы под охрану.

— С ума сошла.

— Нет. Послушай. Я, конечно давно не летала, и вообще я пен-рит, но я осталась в сознании там, на катере, понимаешь? Значит, у меня шансы есть.

Молчит.

Ого, да он сам готов туда лететь, наплевав на инструкции. А значит, я могу его дожать.

— Дим, если у меня не получится, скажешь, что я этот катер украла. Прошу тебя…

Молчит. Ну, скажи хоть что-нибудь! Ну, хоть что-то!

— Челнок оборудован маяком. С орбиты ты его не услышишь. Но в атмосфере, возможно, да. И никаких угонов. Будешь держать постоянную связь. Пойдем.

— Куда?

— На мостик. Надо согласовать действия с военными. У них и так на нас зуб: их научный консультант уверен, что это мы как-то спровоцировали реакцию чужака.

— А? Да нет. Он вышел на точку встречи с другим объектом. Вы же должны были просмотреть записи.

— А как же атака? Воздействие на мозг? У нас Регина до сих пор лежит, встать не может.

Мне почему-то даже в голову не пришло, что это была именно атака. Странно. Кажется, очевидная мысль, а вот не пришла. Как объяснить?

— Мне кажется, это была не атака, во всяком случае, вряд ли можно предположить, что чужаки ждали именно людей и готовились к этому. К тому же пострадали и те, кто находился внутри их корабля. Получается, первым от использования этого оружия страдает экипаж, а в это я не верю.

— Ну, у экипажа могла быть защита…

— Все равно. Нет, могла бы, конечно. Или там вообще экипаж не предполагался. Но гадать теперь бессмысленно, правда?

— Ты, наверное, есть хочешь?

— Перекушу на «Фотоне».

На мостике были Лаура и Влад. Оба, увидев меня, как по команде отвели глаза.

Димыч соединился с инфосенью, и следить за ходом переговоров я не могла.

Как же давно я здесь не была! Ничего не изменилось… Даже наклейки на дополнительном штурманском мониторе никто не отодрал. Рожа грустная и рожа веселая. Чья это работа? Векши? Не помню.

Только не думать сейчас об уходящих минутах. Только не о том, что мы опоздали со спасательной операцией минимум на четыре часа.

Уже опоздали. И каждая секунда капает в минус.

И что я там найду? То, что я найду, уже не будет Игорем Седых…

Димыч вернулся в реальность и мрачно посмотрел на меня:

— Они связались с руководством. Берут командование на себя, потому что интерпретируют поведение чужака как направленную агрессию. Саша… прости…

Душу вернули в тело, она скорчилась от боли, забилась раскаленным ядром. А я еще стояла, глядя на Димку ничего не понимающими больными глазами.

Он пояснил:

— Любая попытка приблизиться к планете будет пресечена. Если понадобится, они атакуют.

И я сказала:

— Мне все равно.

Я, наверное, это как-то по-особому сказала. Потому что ровно через мгновение, через дыхание, Димыч ответил:

— Тогда не стой. «Фотон-1» в твоем полном распоряжении. Связь — каждые полчаса.

Димка. Тебя же за это выкинут из флота. До конца жизни. Особенно, если со мной что-нибудь случится.

И все равно — спасибо.

Когда на мостике появился Коновалов, капитан был погружен в виртуальное пространство, Лаура вела с кем-то переговоры, а Влад с тоской разглядывал потолок.

Старпом очень вежливо постучал сгибом пальца капитану по спине.

Тот вернулся в человеческий мир, спросил:

— Ну, что еще?!

— Профессор с тобой хочет поговорить. Что-то важное у него там.

— Иду.

— Э… капитан. Это ты отпустил Сандру на планету?

— Да.

— Зачем? Ты же понимаешь, что…

А ты ее глаза видел, мог бы спросить Димыч. Но только пожал плечами. Как делал всегда, когда не хотел что бы то ни было объяснять.

— Капитан, — махнула рукой Лаура, — тут этот полковник. Он очень зол.

— Скажите, что Сандра выполняет мой приказ. И я не намерен его отменять. Я сам с ним свяжусь через час.

— А это действительно твой приказ? — удивился Илья.

— Мой. Ну, где там профессор?

— В третьем трюме.

Там, где хранятся тест-зонды, где проводится их профилактика и, кстати, снимаются полученные данные.

Ученые продолжают работать. Некстати вспомнилось, что среди тех, кто остался на чужаке, был Алекс Чернышев, коллега профессора Крона. Алекс, Игорь, и сержант Ивли из группы специалистов с крейсера.

Крон встретил его у входа в маленький трюм.

— Здравствуйте. У меня для вас, капитан, есть новости.

— Какие?

Хороших новостей Димыч не ждал.

— Ну, не скажу, что уж очень обнадеживающие, но все-таки… помните, я на прошлой неделе отправил пару зондов к планете? Полчаса назад я начал получать данные с одного из них.

— И?..

— Ну, так вот. Все, что мы до этого знали о планете — пустышка. Обман. Наши приборы дают искаженную картину. Более того, смею утверждать, что эта самая картина — результат преднамеренной мистификации. Нас обманули. Не спрашивайте меня, как. Я тоже такого еще не видел. Но вся планета закрыта каким-то щитом, природы которого я не понимаю. Вся планета. От полюса до полюса. Щит не позволяет прощупать поверхность, более того, он повинен в постоянных помехах, в некачественной связи. И в том, что спектральному анализу не стоит верить, так же как системе радиолокации. Короче, мы не можем знать, что реально находится там, на планете. Но только не то, в чем нас хотят убедить.

Отлично. Димыч потер виски. Как бы не оказалось, что военные были правы. А ведь окажется…

Летний день катится к закату. На улицах людей почти нет, флаерная стоянка на крыше клиники пуста. Виднеются темные фигурки оцепления. Майкл подумал и оставил машину на стоянке в квартале от институтских корпусов. На проходной его встретил человек из Второго отдела, Майкл его помнил еще по зимнему приключению. Документы у него проверял седой спок, обладатель тоскливого взгляда и солидного брюшка. Проверил, нехотя посторонился. У главного входа виднелся флаер Шерриланда. Ну, понятно. Кое для кого не бывает ограничений и условностей. А где сам координатор? А вон и он. Беседует о чем-то с представителями СПК. Ну, что же. Нам в эту беседу вклиниваться не по чину. Расспросим пока рядовых участников инцидента…

Через полчаса он уже имел приблизительное представление о том, что и как тут происходило. Во-первых, девушка пропала вместе с куратором и врачом. Охрана ничего не заподозрила, когда они втроем сели во флаер и отбыли в неизвестном направлении. У обоих медиков документы были в порядке. Куда-то так же пропал один из здешних лаборантов. Хотя исчезновение этого последнего могло быть и не связанным с похищением пен-рит. Но Майкл, на всякий случай пометил, что это следует проверить. Выяснилось, что лаборанты куратора Велчи, доктора Адачи Гарсари не очень любили, ибо считали умником и зазнайкой. А вот второго врача, отбывшего с пен-рит, уважали. Он, в отличие от Гарсари, работает в клинике несколько лет, был всегда вежлив с младшим персоналом и на праздники не отказывался посидеть в их теплой компании. Тогда как Адачи «только задирает нос и вообще, относится к нам, как к чему-то второсортному»…

Пропавшего лаборанта знали плохо. Он появился в клинике не очень давно и никак себя проявить еще не успел. Разве только нагрубил технику, который проверял систему отопления в помещениях и чем-то там помешал молодому человеку. Майкл поставил себе галочку найти этого техника и поговорить.

Охранника, который выпустил флаер со стоянки, плотно взяли в оборот споки, поговорить с ним было пока невозможно. Но вот пообщаться с кем-нибудь из следователей Службы порядка и контроля стоило. Майкл, повертев головой, выделил себе в жертвы молоденького офицера с постным лицом, обряженного в полную форму, и даже со значком отличия. С такими трудно иметь дело, да. Но опыт подсказывал Майклу, что, как правило, такие вот субъекты плохо умеют врать. И если его удастся все же разговорить, информация обещает быть достаточно точной. Была б она еще и ценной…

Молодой офицер, как Майкл и предполагал, поначалу отказывался от всякого сотрудничества. Но, как говорится, вода камень точит…

— По нашим данным, документы у них действительно были в полном порядке. Доктор сказал, что вернутся они через час. Именно потому, что они не вернулись и не сообщили о себе, была поднята тревога.

— Который доктор?

— Этот… куратор, Гарсари. А вы усматриваете в этом что-то важное?

— Ну, как сказать… а цель отлучки из клиники они указали?

— Да. В журнале отмечено. Предполагалось провести исследование функций мозга в какой-то лаборатории… там и адрес есть. Но мы проверяли, в лаборатории они не появлялись.

— А, так лаборатория существует?

— Да, конечно. А почему бы и нет? Мы полагаем, что на них напали где-то по дороге.

— Ага. А предположение, что девушку похитили сами врачи…

— Зачем бы им рисковать работой в престижной клинике? Вы иномирянин и не представляете наших реалий. Человек не может так легко менять место работы. От этого зависит его рейтинг, шансы устроится на новом месте понижаются пропорционально увеличению числа записей в личной карточке… нет, я решительно отметаю эту версию.

Решительно, значит… ну-ну.

Зато мы теперь знаем, что причина похищения — либо очень большие деньги, либо угроза жизни, либо политика. Все три не утешают… нет, можно предположить, что это зачем-то сделали родственники пропавшей. Но только в том случае, если они желали девушке плохого. Как сказал кто-то из врачей, на стадии активной перестройки клеток мозга очень мало шансов, что человек выживет без помощи медиков. Хотя, конечно, прецедент был.

— Скажите, а вы уже осматривали палату пен-рит и кабинеты пропавших врачей?

— Бегло. Там все в полном порядке. И разумеется, никаких следов борьбы.

— Все же я бы взглянул, если ваши лаборанты там закончили…

— Да пожалуйста, — поджал губы молодой человек. Что вы там можете найти?

Майкл не ответил. Он пока сам не знал.

В палате пен-рит, действительно, все было чуть ли не в идеальном порядке. Только полотенце висит не очень ровно на спинке кровати.

Майкл потрогал — чуть влажное. Наверное, девушка перед поездкой умывалась. Ну, что же. Теперь проверим кабинеты врачей, которые ее сопровождали. Так. Доктор Гарсари…

Красивый просторный кабинет, искусственные… а, нет, натуральные… цветы на окне. Чисто. Стеллаж, забитый самыми разными носителями информации от старомодных книг до ящичков с информационными друзами. Каждый такой ящичек помечен ярлычком с названиями тем. Чисто каталог! Аккуратист ты, Адачи Гарсари.

А вот уходя, торопился. Чашка с недопитым хотром на краю стола. Капля коричневой жидкости подсыхает под чашкой. Не склеивается с твоим образом… ладно, что еще? Ты ушел в халате, но почему не переодел обувь? Мягкие сандалии, последний писк летней моды, спокойно стоят у стенки. Так спешил, что убежал в больничной обувке? Ты не только аккуратист, доктор Гарсари, ты еще весьма рассеянный товарищ. Ну, что еще? Терминал отключен. Это ты не забыл сделать. Знаешь, у меня такое чувство, что тебя кто-то позвал на минутку, и ты был уверен, что сейчас вернешься. Но почему-то улетел вместе с пен-рит в лабораторию. Такое срочное было исследование?

Больше вопросов, чем ответов…

Ну что же. Осталось проверить кабинет второго врача. Кажется, его апартаменты этажом выше. Можно, конечно, у кого-нибудь спросить, жаль только, никого нет. Все сотрудники либо отправлены по домам, либо, так или иначе, участвуют в расследовании, за вычетом тех, от кого сейчас непосредственно зависят жизни и здоровье пациентов клиники. Но эти сидят по операционным и лабораториям, и не имеют привычки шляться по коридорам. А, нет.

В дальней части коридора замаячила фигурка в серебристо-синем халатике. Сотрудница. Вот у нее и спросим.

Девушка приблизилась.

— Извините, пожалуйста…

— Ой! — перебила она, — помогите мне! Тут вот… в подсобке чей-то ком орет уже битый час. Наверное, кто-то из техников забыл. А мне почему-то не открыть, хотя замок я отперла.

— Ну, пойдемте, посмотрим.

Действительно, за неприметной дверью заливался трелями, требуя соединения, коммуникатор.

Майкл попытался толкнуть дверь. Она поддалась — с трудом. Видно, что-то внутри ее придавило. Пришлось нажать сильнее. Звуки кома стали громче. Девушка маячила за спиной, ей очень хотелось заглянуть в подсобку.

Наконец, щель стала достаточно широкой, чтобы протиснуться.

— Где здесь свет включается… а, черт…

Свет вспыхнул, и Майкл разглядел, что именно мешало двери открыться. Собственно, он ничуть не удивился, когда увидел окровавленное тело у ног. Догадался раньше. Девушка, едва увидела труп, пискнула и отвернулась. Но не убежала.

Доктора Адачи Гарсари несколько раз проткнули чем-то острым. Причем, сделали это уже здесь, в подсобке.

Майкл внимательно осмотрел голову: ну, ясно. Сначала тюкнули по темечку, чтобы не шумел, а потом уж расправились… только чем? Ни в теле, ни рядом с телом ножа не было. Майкл для проформы поискал пульс на шее. И очень удивился, когда нашел. Что ж… если доктор выживет, появится шанс что-то прояснить…

— Ну? Что стоишь, беги, зови помощь! Он еще дышит!

Девчонка убежала.

…хотя, что тут прояснять. И так ясно. Доктора выманили из кабинета, позвали сюда. Он ничего не заподозрил, видимо, доверял позвавшему. Тут сообщник, а это скорей всего был пропавший лаборант, ударил врача по голове. Тот вырубился. Дальше ясно… значит, те двое не собирались возвращаться. А кто был третьим? Должно быть, это лаборант выдал себя за куратора. И может быть, они вот прямо сейчас покидают планету.

Майкл связался с координатором Второго отдела.

Курт, едва услышав новости, дал сигнал на спутник, чтобы проверяли всех похожих по описанию людей, прошедших через телепортатор, а так же регистрации всех космических рейсов начиная с сегодняшнего полудня и на неделю вперед. Однако скоро стало ясно, что ни Велчи, ни врач, ни лаборант планету не покидали. Во всяком случае, не традиционным способом.

Солнце близилось к закату, когда Майкл вернулся на спутник. На душе было пакостно. Выяснить удалось мало, понять — еще меньше. К тому же Калымов потребовал подробного отчета о проделанной работе. В результате оказалось, что уже около двух часов ночи, а они с координатором Первого отдела все еще спорят о том, кому и что нужно от Велчи, за что чуть не убили Адачи Гарсари, и чем все эти неприятные события могут обернуться в ближайшее время. Когда уже собирались уходить, Вак сказал:

— Отправлю-ка я «Эхо». Пусть покружит, последит за эфиром. Что-то не нравится мне твоя версия с большими деньгами.

— А с политикой?

— Еще не хватало!

Я была уверена, что военные попытаются со мной поговорить, убедить вернуться. Вряд ли вышлют погоню или попытаются действительно сбить.

Так и вышло. На самом деле я благодарна той женщине, которая меня уговаривала. Мы общались почти час, и в этот час у меня не было повода копаться в себе, сомневаться в себе. Когда ее голос все-таки умолк, я осталась одна. Я и космос. Я и мысли. Никаких таких особенных надежд, никаких иллюзий. Прошло слишком много времени.

Но как же трудно представить, что его больше нет. Нет на свете, нигде. Совсем.

Почему же тогда я лечу к этой страшной планете? Зачем я туда лечу? Чтобы найти тело? Да нет никакого тела. Может, там внизу и поверхности никакой нет. Хотя, кто-то говорил, что есть. Или это я себя уговариваю?

Искин тоже молчит. Он умница, заговаривает, только когда к нему обращаются. Или когда есть реальная опасность для корабля и экипажа. Спросить про данные о планете?

Смотрю на часы. Вроде бы пора поговорить с Димычем.

— «Корунд», на связи «Фотон-1». У меня все нормально. Продолжаю полет.

— Сандра, погоди, не отключайся.

— Что, Дим?

— Есть новости о планете. Не плохие и не хорошие, просто новости.

— Да?

— Если в двух словах, то планета покрыта каким-то щитом, который искажает показания наших приборов. Так что мы не знаем ни точного состава атмосферы, ничего. Будь там осторожней.

— Спасибо, Дим.

Я отключилась.

Значит, щит… ну, пусть будет щит. Какая разница? Впрочем, это добавляет ребятам шанс выжить. Один на миллион.

К тому же, через несколько часов я буду знать о планете больше, чем все остальные в этом мире.

— Здравствуйте, Валентин Александрович.

— Что-то еще случилось?

Калымов находился у себя в кабинете, Димыч прекрасно видел знакомый стеллаж за его спиной.

— Да. В общем, я отпустил Сандру туда. На планету.

Вак молчал. Долго. Потом вздохнул:

— И что мне прикажешь с тобой делать?

Димыч нейтрально пожал плечами.

— Поговорите с Альфредом Кроном. Думаю, вам будет интересно…

— Хорошо. Привет, Фред. Что у вас?

— Основной пакет я выслал эксклюзивкой. Уже должен быть у вас. А теперь подробности…

Калымов выслушал подробности, и они ему не понравились.

— Так какого черта туда понесло Сандру?! Димыч, она у вас, кажется, пассажир!

— Пассажир. Вак, она вытащила девять человек. Одна.

— И ты ее отпустил…

— Седых остался на чужаке. И она все же хороший пилот. Один из лучших.

— Наделали дел… как дилетанты. Как чайники, м-мать… Ладно… прикинем шансы.

— Какие там шансы? Я в чудеса не верю, — обозлился Димыч.

— Шансы на ее возвращение. С новостями или без. И как будем отбрехиваться от военных. Мог и объяснить, кстати, раз сама она не в состоянии посчитать, что живых она там не найдет.

— Она знала.

— М-мать… Ты хоть понимаешь, что сейчас мне рассказываешь? Фактически, получается, ты выдал ей санкцию на самоубийство. Повелся на истерику…

— Да не было никакой истерики. Вак, вы что, Сандру не знаете?

— Я, может, и знаю. Вот только с Землей сейчас общаться буду я, а не ты. Что я скажу? Отправили катер разведать местность? Детский лепет…

— Она вернется.

— Сомневаюсь.

— Увидите.

— Все. До связи.

Калымов откинулся в кресле и несколько минут сидел так с полуопущенными веками. Как же не вовремя!

Потом поднялся, переключил канал связи и позвал:

— Дэн, вы сейчас где?

— Как вы распорядились. Болтаемся на орбите, наблюдаем. Дик спит, Берти здесь рядом. И кое-что, кстати, уже наловили. Эх, нам бы искин помощнее… Тут одна прогулочная яхта такие забавные переговоры ведет, что мне прямо хочется познакомиться с ее хозяевами поближе.

— Некогда, Дэн. Скинь информацию Шерриланду, он в курсе наших поисков. А сами начинайте готовить «Эхо» к дальнему перелету. Сейчас давайте на станцию, а там… Вылетаем через четыре… нет, через три часа.

— Ок. Куда на этот раз?

— Лучше тебе не знать.

— Так все равно узнаю, Валентин Александрович! Мне же курс прокладывать.

— Вот тогда и узнаешь. Все. Работайте.

Курт, на которого навалились свои проблемы, только покачал головой и выставил на место «Эхо» дежурный катер с базы. Майкл неожиданно заявил, что хотел бы проконтролировать все сам. Координатор Второго отдела, занятый улаживанием конфликта с местным правительством, возмутившимся усилением на Флоре военного присутствия Солнечной, согласился без колебаний. Но не прошло и нескольких часов, как Майкл вновь вышел на связь.

По флорианскому времени была глубокая ночь.

— Курт, не спите?

— Три часа ночи. Разумеется, я не сплю. Что-то срочное?

— Извините. Думаю, да. Похоже, за яхтой наблюдаем не только мы…

Связист катера, на борту которого в данный момент находился аналитик, перекинул на открытый канал трансляцию переговоров яхты, так что Майкл, общаясь с начальством, оставался в курсе происходящего.

— Еще чего не хватало. Выяснили, кто?

— С военной стратегической базы одновременно отчалили четыре катера. Их курсы не дают повода усомниться в цели.

— Военные…

Майкл секунду помолчал, вслушиваясь в трансляцию. Потом огорошил своего временного шефа еще одной новостью:

— Так, а это у нас кто? Встречным курсом к той же яхте идут еще два корабля. Класс неопределим. А суденышко-то пользуется популярностью!

— Оставайтесь на связи, продолжайте наблюдение. И не вмешивайтесь…

— Вы о нас плохо думаете. Продолжаем наблюдать…

— Да, кстати. По твоим прогнозам, кто успеет первым?

— Военные. Им ближе. Или мы. Но тогда военные прищучат уже нас.

— Понятно.

Курт разорвал соединение. Затем выбрался из-под одеяла — он все-таки спал — и отправился приводить себя в порядок. Предстоял серьезный разговор с директором Бюро, который, разумеется, против открытой конфронтации с ВС. Да еще по такому дурацкому поводу.

Но, раз уж всем нужны интересные пен-рит профессора Ханчиэни, то Второй отдел ничуть не хуже этих самых «всех»…

Тем более что как раз Второй отдел смог узнать кое-что о другой стороне жизни и деятельности известного ученого.

Планета уже совсем близко — ущербная белая плошка. Захожу от солнца. Искин просчитал пару десятков сносных траекторий на вход в атмосферу. Тропики и экватор пока игнорируем, ибо представления не имеем не только о скорости вращения планеты, но и о направлении этого самого вращения. И чего ждать от атмосферы пока не ясно. Если бы хоть сигнал маяка с нашего челнока достучался до орбиты. А так… ровный мячик. Лысый шарик. Но планета невелика, не газовый гигант. И уж гравитацию у поверхности с некоторой поправкой посчитать удалось. Получилось чуть поменьше стандарта.

Воспользуемся версией номер пять — соответствует здешним средним широтам южного полушария. Если, конечно, ось наклона шарика не слишком велика.

Вот тут-то как раз и прозвучал сигнал тревоги. В моем направлении, оказывается, двигается нечто. Объект много меньше того, который мы исследовали. Меньше «Фотона» и даже посадочного челнока.

На основе данных о его движении искин «Фотона» откорректировал наш полет. Я решила не дожидаться, пока НЛО соизволит проявить заинтересованность, и попыталась уйти в сторону. Если он попробует на меня напасть, я не смогу ответить.

Прошло не больше минуты, когда «Фотон» дал отбой. Искин даже извинился приятным баритоном. Оказалось, из-за непредвиденных помех интеллект моего катера не смог сразу распознать в объекте стандартный тест-зонд, из тех, что ученые в самом начале отсылали к планете и к затаившемуся кораблю чужаков. Стало быть, этот должен был исследовать атмосферу и теперь возвращается. Дорого бы я дала, чтобы узнать, какие именно данные он несет.

Все равно для меня он одно доброе дело сделал: показал, куда и как лететь.

Ну вот. Скоро конец пути. Что ты чувствуешь? Кроме усталости и растущего ощущения собственного бессилия?

Сначала все шло даже слишком гладко. Никакого щита у границы атмосферы ни я, ни чувствительные приборы «Фотона» не ощутили. Только в какой-то момент заработал пульт внешнего слежения, и планшетка виртуал-контакта сообщила, что можно вести катер, используя смоделированное изображение пространства. Искушение я поборола, решив, что здешние авторы иллюзий могут подкорректировать виртуальную картинку в свою пользу. Откуда я знаю, как? как-то же они влияли на оборудование «Корунда»?

А потом меня все-таки сбили. Похоже, что сбили, иначе я не могу объяснить, почему ровный полет на семи километрах вдруг прервался, сменившись беспомощным кувырканием. Причем, не было ни толчка, ни иного свидетельства попадания в меня чем бы то ни было, или столкновения с чем-то. Просто искусственный интеллект кораблика перестал отвечать на запросы и как-либо влиять на движение.

И я стала выравнивать «Фотон» вручную.

Сколько же лет прошло с тех пор, когда я в последний раз проделывала это не на тренажере? Еще до ашата. Потому и под ложечкой сосет, и сглатываю нервно, и пальцы вспотели. Я уже не говорю о желудке, который пляшет на уровне подбородка — с этим органом как раз все понятно. Реакция на болтанку, блин.

Выровнялась километрах на трех. Внизу — океан. Искин как заглох, так и намертво. Ладно, в челноках, например, такая роскошь вообще не предусмотрена. Полетаем и так. Лишь бы маяк на челноке работал. Лишь бы работал, не то, как его искать?

Штиль. Небо — ультрамарин, плавно уходящий в сиреневые разводы у горизонта. Океан внизу, за небольшими горками подсвеченных солнцем облаков. Солнце почти рыжее, куда более насыщенного цвета, чем на Флоре.

Слежу за водной гладью — нет ли каких признаков цивилизации. Вдруг эта планета — родной мир чужаков, создателей «летающей бочки»? Но пусто, спокойные медленные волны.

И все-таки, самое главное чудо случилось. Здешним воздухом вполне можно дышать. Понятное дело, только в высоких широтах и в горах. Где нет такой биологической активности, какая должна бы соответствовать атмосфере и океану.

А вдруг здесь суши и вовсе нет?

Бред, Сандра. Будет тебе суша…

10. Черный ход

«Большая часть архивов лаборатории представляет собой подробный отчет о подготовке диверсионных групп, которые должны были начать работать на центральных планетах координационных веток Солнечной. Однако есть незначительное число материалов, которые могут вас заинтересовать особо. В последнее время гведи, видимо, в целях подстраховки, работали над средствами блокировки описанного выше воздействия. Как ни странно, в основу легли те же самые исследования в области пен-рит трансформации, что когда-то послужили основой для исследований их психо-ментальных способностей…»

Отрывок докладной записки на имя директора Центрального БКоИ

Никогда не знаешь заранее, чем обернется самое рутинное расследование. Вот, например, как-то раз на Флоре похитили одну пен-рит. Она ничего не помнила. Целых три года до окончательной трансформации ее ни разу не навестил никто из родных и друзей. Таких как она на планете несколько тысяч. Многие пропадают. Гибнут по недомыслию или оплошности куратора, бывают проданы в дешевые бордели, или просто, переехав, забывают заново зарегистрироваться. И вот, такое на первый взгляд, просто объяснимое исчезновение не очень нужного представителя населения планеты, какими-то кривыми дорожками привело к тому, что координатор Второго отдела Бюро космических исследований вынужден не спать сутками и ругаться с директором, настаивая на вмешательство в работу коллег из военного ведомства. Впрочем, эта попытка была заранее обречена на провал: военные нашли и уничтожили секретную базу гведи, которая, оказывается, много лет незаметно функционировала прямо здесь, под носом у Бюро. Так что все, что было на базе, стало их законной добычей. И добычей этой они делиться не собирались.

Курт был согласен с Майклом: среди добычи просто наверняка была и Велчи Катиэли. Вот только почему они в нее так вцепились? Что-то знали?

Теперь, конечно, известно, что Ханчиэни создавал некоторых пен-рит специально для ФСМ. Велчи — не исключение. Но зачем они были нужны гведи? Причем, настолько, что те не пожалели засветить свою агентуру в попытках заполучить девушку. Почему Лингину хотели убить, а Катиэли — вывезти с планеты?

Докладная записка на имя директора Бюро с выводами и предположениями по этому поводу была давно готова. Но отправлять ее координатор медлил. Ему все казалось, что он что-то упускает. Что-то важное. Но не вспомнить…

Директор сам вызвал Курта. Нет, не для того, чтобы порадовать хорошими новостями. Конечно, не для этого.

Оказывается, была связь с Центральной базой Бюро.

Оказывается, в Солнечной знают больше, чем здесь, на Флоре, на месте событий.

Оказывается, в ФСМ действительно разработали новое, невероятной силы психо-ментальное оружие, основой которого стали пен-рит. И нашим военным разведчикам удалось заполучить технологию. Но — слишком поздно. Своих пен-рит профессора Ханчиэни у военных не было. А до гведианских добраться не удалось.

Теперь у них есть Велчи Катиэли.

Что за день такой! Ни одной хорошей новости, только ощущение удавки, которая все сильней затягивается на шее…

Мерить шагами кабинет можно до бесконечности. Сосредоточиться это не помогает. Да и не нужно. Уж что-что, а считать до двух координатор умел неплохо. Как трудно что-то решать, когда решение очевидно, а выбора все равно нет. Он иллюзорен, выбор.

Решившись, наконец, Курт по экстренному личному каналу вызвал Калымова.

Тот был на борту «Эхо», похоже, что отдыхал в каюте.

— Привет, Вак. Ты один?

Тот встревожился:

— Что у вас еще случилось?

— Вак, девочка с тобой?

— Кто?

— Лингина с тобой?

— Черт! Ты же знаешь, она ушла на планету. С тех пор никаких вестей.

— Вак, ее нужно найти. Слышишь? Обязательно нужно найти. Она сейчас — самое важное. Найди и ни на шаг от себя не отпускай…

— Да что стряслось-то?

— Слушай последние новости…

Игорь провел ладонью по лицу — влажно. Похоже, разбит нос. Легко отделался.

Шлема на голове нет, и он не помнит, чтобы снимал его. Кто-то помог? Вокруг темно, ни отсвета, ни фонарика.

— Эй, кто-нибудь тут есть?

Тишина.

Пол плавно закругляется, это все та же скользкая обшивка чужака. Дернул же черт повестись на приглашение Алекса посмотреть на ходовую часть корабля. Нет, там, действительно было красиво и интересно. Но только до того момента, как люк за спинами новоявленных исследователей захлопнулся и не пожелал открываться, сколько бы тот парень, Стэн, ни пытался. Правда, это не люк, это какая-то диафрагма из сотни золотистых пластинок…

И все-таки, где они сейчас?

— Стэн, Алекс, вы где?

Нет ответа.

Без всякой надежды проверил связь. Не работает. Интересно, только у него или у всех?

Придется идти на поиски.

Игорь неуклюже поднялся. Шлем скафа скатился на пол, а до этого, оказывается, лежал на коленях. Замечательно. Где-то здесь должен быть выход. Сделав несколько пробных шагов, Игорь поставил себе диагноз — легкое сотрясение — и прописал больше не связываться с авантюристами и любопытными учеными.

Задача вырисовывалась простая. Найти ребят, выбраться наружу, осмотреться, по возможности отправить сигнал на орбиту. О том, что такой возможности может и не быть, Игорь постарался не вспоминать. В конце концов, к чужаку было прицеплено два «Фотона», тамбур биозащиты и еще посадочный челнок. Хоть что-то из всего перечисленного хозяйства могло уцелеть. Хотя бы частично. И люди. Не может быть, что из тринадцати человек выжил только он один. Сердце вдруг сбилось с ритма: Сашка! Оно была на одном из катеров. Надо спешить…

Переборов легкий приступ тошноты, Игорь на ощупь добрался до выхода. Диафрагма была открыта. По ту сторону ощущалось какое-то твердое препятствие, но между этим препятствием и стеной оставался зазор, такой, что как раз протиснуться не очень крупному человеку. Вот только пол, горкой убегающий под это самое препятствие, мешает идти. Зато с дальней стороны стал виден слабый свет. Синеватый. Размазанный по гладкой внутренней обшивке.

Бранясь и чертыхаясь, пролез в щель. Ноги скользили, зато «препятствие», та штука, которая теперь занимала все пустое пространство внутри «бочки», предоставило несколько надежных точек опоры для рук, а иногда и для ног.

Какое-то время спустя он сидел снаружи на гладком, слегка заснеженном покрытии под боком у чужого корабля, бездумно разглядывая ровную площадку, три одинаковых серых цилиндра на ней, уложенных в ряд. Гладких и ровных, словно на одном из них никогда не было закреплено никакого дополнительного оборудования. Три горных пика вдали. Вокруг площадки — серые скалы с белыми полосами снежных наметов.

То ли «Фотоны» снесло при входе в атмосферу, то ли они ушли раньше. Хорошо, если так. Если так, то Сашка в безопасности на «Корунде». И то, что никто не сунется сюда спасать пропавших, это уже не очень важно.

Ведь там, наверху, наверное, уверены, что атмосфера ядовита, а стало быть, все, кто здесь оказался, если не погибли при посадке, то задохнулись, когда в скафандрах закончился запас воздуха.

Примораживало, пахло снегом.

Но все же, где Алекс, где Стэн?

Игорь еще раз пристально осмотрел площадку, но никаких следов не обнаружил: сухое покрытие, по которому кружат снежные вихри и змейки.

Ветер здесь ледяной. Можно и уши отморозить…

Хотя, смысл дергаться: НЗ в скафе хватит часов на двенадцать. Вот с водой проблем не будет — снег на такой высоте должен быть безопасен. И все равно, сколько я смогу продержаться на одной только воде?

Ладно, если не хочешь замерзнуть, то подъем. Пошли искать выход.

Выход нашелся под навесом одной из темных скал — что-то вроде тропы, вырубленной в сплошном камне. Вполне возможно, что когда-то этот проход был благоустроен, возможно, здесь были пандус или лестница. Но сейчас о том напоминали лишь металлические штыри, тут и там торчащие прямо из камня.

Игорь, слегка придерживаясь рукой о стену, начал спуск. Голова все еще кружилась, но это можно терпеть, если смотреть на горизонт и не вертеть головой.

Голоса он услышал, когда почти подошел к повороту тропы. Остановился перевести дух. Ну, точно, Стэн и Алекс.

— …предлагаю все-таки сначала вернуться.

Это Алекс. Говорит на русском.

— У парня, мне кажется, сотрясение. Я слабо представляю, как мы его сможем оттуда вытащить.

Голос Стэна.

— Что-нибудь придумаем.

Тишина. Потом снова голос Алекса:

— Я возвращаюсь. Нам надо держаться вместе…

— Давай хоть рассвета дождемся.

Игорь для верности посмотрел на небо. Небо было светлым и ясным — день близится к середине. Что за ерунда? Меж тем Алекс сказал:

— Давай прикинем, если наши катера все же потерпели здесь крушение. Где их следует искать?

— Где-то в предгорьях, я думаю. А толку? Если они упали, то обломки разметало на полпланеты. Давай об этом не будем. Как-то мне не по себе.

Голоса замолчали.

Игорь перевел дух. Ну, вот, кое-что прояснилось. Можно смело идти вперед. Встретимся, а там уж решим, что и как делать дальше.

Под катером тянется суша. Я перевалила через второй уже по счету горный кряж. Планета — зеленое царство лесов, как бы я хотела, чтобы эта красота не оказалась черной ловушкой для нас. Полет продолжаю на одном упрямстве. Нет никаких сигналов. Молчит маяк челнока. Может, он и вовсе в другом полушарии. Упрямства хватает километров на двести. Там мне приглянулась ровная скальная площадка на плоскогорье. Самое то посадить катер. Нужно отдохнуть.

Ночь подобралась туманом: это облако свесилось с перевала и завалило мою ночную стоянку.

Я почти засыпала, когда в кубрике отчетливо запахло дымом и гарью. Вскочила, долго не могла нащупать пульт и включить свет. Воняло знакомо. Не тлеющим пластиком и перегретым металлом — иначе. Должно быть, запах пришел снаружи.

Спросонья я даже не сообразила, что катер герметично закрыт. Опасность казалась близкой и нешуточной. Ведь если огонь доберется до «Фотона», мало мне не покажется…

Я подключила внешний обзор, но там, снаружи, все заволокло дымом или туманом. Искин моего кораблика так и не отзывался. Я все-таки вышла на улицу. Воздух был прохладен, но запах гари стал настолько сильным, что я начала различать нюансы. Запах болота. Запах цветущих растений, вонь сгорающего торфа, горечь полыхающих зеленых крон.

И вот эта точность ощущений, эта детальность, внезапно вернула мне память далекого и уже почти забытого дня.

Клондайк. Горящие джунгли где-то вдали, полыхающий поселок старателей в долине под нами, штурмовые катера ФСМ, идущие на трех километрах, имеющие только один приказ — никого не выпустить, никому не дать уйти. Два десятка хмурых поселенцев, устроившиеся на своих мешках под ближайшими кронами. Десантники, то, что осталось от одной из наших ударных групп, обособились чуть в стороне от местных. Среди них есть раненые. Лесного пожара пока не видно, смог висит, да, но он не сильней обычного. Тихо, жарко. А через час нас начнут бомбить, гнать в сторону огня. Перекроют выходы к морю.

Тогда-то Калымов и отдаст приказ — в воздух. Прикрывать последний пассажирский транспорт. На переделанных учебных «Квазарах», которые уже тогда считались сущим старьем. Тогда нам подфартило: одновременно со старого космодрома пошли на прорыв регуляры, они и отвлекли на себя существенную часть противника. Нашим звеньям досталось тоже, и по первое число, но потеряли мы только одну машину, а могли все там лечь…

То есть здесь.

Точность ощущений дошла до того, что я стала различать в дыму и тумане отдельные слова, проговариваемые старателями, треск веток под ногами. Казалось — еще немного, и я увижу их лица.

Я испугалась, что в дыму не смогу вернуться к «Фотону», Огляделась, но ясно было одно. Слева туман, справа туман. Сверху — тоже. А внизу — что-то вроде ровного искусственного покрытия. Цельного, без швов и смычек. Почему-то показалось, что я на острове, на пятачке диаметром в три шага, посреди льдистой пустоты. Что ж я на катере не догадалась хотя бы прожектор включить? Ни шагу отсюда. Когда туман немного рассеется, я смогу вернуться на катер.

В любом случае надо успокоиться.

Расслабилась, забыла, как это бывает. Чужая планета. Не Флора, не Земля. Обиталище непонятных чужаков, следы пребывания которых не считываются с воздуха. Но они должны здесь быть, иначе, зачем такая маскировка?

Я уселась там, где стояла. То ли привыкла, то ли действительно пахнуть стало меньше. Зато холоду прибавилось. Даже снег пошел, запутался в облаке. И там, за снегом вдруг раздались шаги. Кто-то там был, шел медленно, заплетаясь, вроде даже, поскуливая, а может, это ветер, или шалости моего подсознания. Я была уверена, что дальше шагов и прочих звуков дело не пойдет — я ошиблась.

Сквозь туман, я не знаю как, проступила фигура — невысокая девичья фигурка, стройная. Приблизилась.

Девушка сильно хромала, все лицо ее было залито кровью, правую покалеченную руку она прижимала к груди левой рукой. Из прорыва в рукаве проглядывала белая кость.

На самом деле идти она не могла, не должна была. Одной ноги у нее вовсе не должно быть, если врачи не врали. Оторвало во время взрыва.

Это я была. Не пен-рит, другая, прежняя. Стояла совсем недалеко, чуть покачиваясь от слабости.

Я не дышала все то время, всю ту долгую минуту, пока этот призрак смотрел на меня. Смотрел обвиняющее, словно я у него что-то украла. Отняла. Потом медленно побрел куда-то. И я не смогла оставаться на месте. Почему-то мне нужно было идти за ней, за мной. Она не звала, вообще молчала, но я не могла остаться. Я шла. Долго ли? Не знаю. Остановилась только, когда узнала местность. Место из моих давних кошмаров: медленно течет черная зимняя река, не широкая, но и вброд не перейдешь. Медленно на ее поверхность ложатся снежинки. Где-то вдали горит огонек, но это такой маленький, ничего не значащий свет, что про него можно смело забыть, он такой же чужой здесь, как я. Как мы.

Игорь стоит на противоположном берегу. Он выглядит так, как выглядел в день экскурсии. Увидел меня, взмахнул рукой, улыбнулся.

Спустился к воде.

Я тоже спустилась к воде. На этот раз я ощущаю, какая она холодная, почти ледяная. Я присела и потрогала прибрежный песок. Хотела дотянуться до волны, но не получилось, и потрогала песок. Холодный. В нем искорки льда.

— Привет, — я впервые решилась заговорить с ним тут, на берегу.

— Привет. Ты напрасно переживаешь из-за меня. Не надо. Слышишь? Ты живи…

Он смотрит на меня серьезно и печально, как никогда не смотрел в реальности. Или нет, смотрел. Просто давно. Я забыла.

— Глупо. Ты не можешь мне запретить думать о тебе. Я тебя найду. Обязательно. Веришь?

— Саша… ты где?

— Подожди, не уходи!

Я заторопилась. Дальний берег вовсе не так далеко, нужно только решиться войти в студеную воду, сделать усилие, оттолкнуться от песка и переплыть эти несчастные полтора десятка метров.

Самым трудным было войти в воду. Снять ботинки, куртку. Шагнуть босой ногой в обжигающую, до судорог, волну, медленно, не останавливаясь идти, ощущая, какое быстрое на самом деле здесь течение. А потом перестать ощущать под ногами твердое дно и плыть. Плыть, изо всех сил работая руками, чтобы не унесло, не утащило от того берега, где только что был Игорь… да где же он? Его снова нет.

Я хватаюсь за какой-то стебель на моем берегу. Вылезаю из воды.

Ветер ледяной.

Холодно… надо возвращаться.

Куда?

Не важно. Если сидеть на месте, замерзнешь окончательно, вон, пар изо рта смешивается с туманом. Ну же, Сашка, ты это или кто, расселась тут. Возвращаемся на катер. Где катер, теперь уже совершенно не ясно, но главное, не сиди на месте, давай, топай по кругу. Чай, «Фотон» не иголка во скирде, не пропустишь. Ну, кому сказано!

Так подгоняя себя, иду по кругу. А у самой в голове те две фразы, что обронил Игорь на берегу. Что они значили? Или это просто плод моей фантазии и не было ничего? Типа, это мой навязчивый кошмар, и отображаются в нем мои страхи и страсти, а вовсе не объективный мир. Возможно-возможно. Вот только… вот только это «Саша, ты где?». Удивленное, неуверенное, такое несоответствующее мрачноватому и торжественному колориту видения… такое живое.

Или я только хочу в это верить?

И я останавливаюсь, и кричу на все здешние горы, на всю здешнюю тишину:

— Где ты?

Где ты. А туман глушит, глотает мой крик, мой страх, мое одиночество, превращается в настоящую плотную стену, тверже гранита, непроглядней тьмы…

И буквально на следующем шаге я ощущаю близость катера. Нет, я до него еще не дотронулась, я еще не вижу его, но точно знаю — три шага вперед, ну, может, пять, и я буду дома. В тепле и уюте, в стороне от тумана.

Игорь вывалился из сна, словно кто-то позвал. Вздрогнул, открыл глаза. Задремал прямо на тропе? Посреди дня? Вот так просто взял, присел отдохнуть перед поворотом и проспал несколько часов.

Обрывки сна все еще кружили где-то рядом, вызывая тревогу. Приснилось не то, чтобы что-то страшное.

Странное — да.

Но не страшное.

Игорь попытался собрать воедино обрывки видений, и вспомнил: снилась Сашка.

Там была непробиваемо-толстая стеклянная стена, Сашка стояла по другую сторону, и казалась такой несчастной, какой в реальности не выглядела никогда. Или нет, было такое, но давно. Игорь забыл.

Потом она словно его увидела. Шагнула вперед, поздоровалась.

И он сказал какую-то глупость, на которую она, конечно обиделась.

А потом она сказала что-то такое… что-то, что его напугало. Сказала, и начала таять, растворяться в воздухе.

В этот момент он и проснулся.

Так и не смог вспомнить ни своих, ни ее слов. Странный сон. Тревожный. И приятный. Во сне Сашка выглядела, как настоящая. Надо же, приснилась…

Игорь поднялся. Куда теперь? Обратно, к кораблям? Или вниз? Очевидно, что ни Алекс, ни Стэн не возвращались, иначе они непременно увидели бы его спящего прямо на тропе. Значит, что-то помешало их планам.

У кораблей его теперь ничего не держит. Разве что, крошечная вероятность, что один из этих трех цилиндров вновь соберется в космос. Но как угадать — который? И в любом случае, запаса воздуха в скафандре совсем нет. Разве записку написать. И оставить там, внутри этой штуки. А лучше тогда краской по всей внутренней переборке: «Здесь был Гоша».

Только краски нет.

А на «нет» и суда нет. Идем вниз…

Еще один участок дороги. И еще. Темнеет. Интересно, ночью здесь холодно?

Наверняка холодно. Значит, нужно спуститься в зеленку, найти дров. Найти топливо, хоть какое-нибудь. Развести костер. И нужно успеть проделать это засветло, иначе можно умереть от холода.

…вот и ты пригодилась — память о забытой богами планете с дальней периферии. Все возвращается, да? Эльвира, зима. Ветер и снег. И никакой надежды на возвращение. Только нет горы трупов на снегу. А и была бы… Сейчас самое время припомнить в подробностях, что и как тогда происходило. С самого начала…

Игорь поспешно отогнал услужливо накатившие воспоминания. Слишком яркие, слишком близкие.

Эти горы совсем не похожи на те. Но там тоже закатывалось за скалы солнце, там так же изморозь покрывала камни у родника. Так же кружили снежинки.

Нужно остановиться и перевести дух. Нужно подумать о чем-то другом, отвлечься. Нельзя, чтобы вышедшие из-под контроля кошмары вдруг начали управлять твоими действиями в реальности. Это азы.

Это легко. Вспомни себя там. Вот ты стоишь, вот собранные тобой дрова. Вот мертвецы. Задача: сложить костер, сжечь трупы.

А они не горят. Ха-ха.

Нет ни спирта, ни другого горючего материала, только легкие промороженные стволы. Они и сами-то по себе больше тлеют, а уж чтобы получить достаточно высокую температуру, чтобы уничтожить источник заразы…

Не горят.

Игорь остановился, тряхнул головой. Да что такое!

С каким упорством, однако, память зациклилась на этом эпизоде. Словно ничего хорошего в жизни не было. Нужно обязательно в такое вот… закапываться.

Нет слов, Седых. Если выкрутишься из этой истории, поселись в тихом санатории для поправки физического и морального здоровья. Заведи собачку и научи ее выть на луну… А луну наклей над камином. Чтобы зверю не приходилось для исполнения музыкальной партии каждый раз проситься на двор.

Тропа тянулась узким серпантином вдоль склона. Но под ней теперь была каменистая осыпь. А за осыпью, внизу, кажется, что-то похожее на растительность. Пожалуй, здесь имеет смысл прервать путь и спуститься напрямки…

Игорь не учел, что космический скафандр — штука плохо приспособленная для экстремального спуска по сыпухе. Он да, теплый, и бросать его ни в коем случае не стоит. Но он еще и довольно тяжелый, и не очень гибкий. И равновесие в нем держать куда трудней, чем без него.

В общем, где-то две трети склона Игорь совершенно неэстетично катился вниз.

Как еще голову не разбил. Но не разбил, чему несказанно обрадовался, когда его падение, наконец, прекратилось.

Очередной день поисков закончился ничем. Огромная планета, как ее всю обыщешь. Даже если не учитывать океаны, полярные шапки и заболоченный экваториальный пояс. Все равно — работа на годы целой бригаде поисковиков.

Ведь у тех, кто был на чужаке, нет ни еды, ни теплой одежды. Вообще ничего. Сколько они продержатся на запасах скафандров? Даже если будут экономить?

Мысли такого вот содержания не давали спать ночами. Проваливаюсь в сон без сновидений часа на четыре, вскакиваю, запускаю двигатель. Перекусываю уже в кресле пилота. И все по новой.

И так два дня. Видения прошлого больше не приходили. Возможно, оттого что слишком крепко сплю. А может, они приходят не везде, а только в определенных местах. Или по определенным дням. Или в зависимости от настроения тех, кто их насылает.

Вчера я видела чудо. Сделала снимки, чтобы потом рассмотреть в подробностях. Чудо больше всего напоминало город, выстроенный из тонких аметистовых трубок, устремленных вверх. Трубки переливались на солнце, искрились, словно в них жила какая-то особенная энергия. А может и жила. Кто знает, что такое эти трубки на самом деле.

Я вообще стараюсь не отвлекаться на местные красоты. Достаточно знать, что они есть.

Сутки здесь заметно короче стандартных земных, часов на пять короче. Но вот световой день почти такой, как у нас на Флоре. Может, оттого, что лето. А может, по другим причинам. Это заметно помогает мне в поисках. Впрочем, пейзаж радует постоянством. Ну, чисто учебник сравнительной планетологии. Джунгли-саванны-пустыни чередуются сообразно правилам. Большая часть материка покрыта лесом, а под кронами может скрываться что угодно, начиная от деревни аборигенов, заканчивая оборонительным комплексом чужаков. И проверить это невозможно. А бояться я устала еще в первую ночь…

Очередные сумерки вновь застали меня в предгорьях.

На самом деле я подозревала, что в горах мне тоже ловить нечего, вряд ли у летающей бочки база не на равнине.

Но я все же проверяла большие долины в горных системах, встреченных мной по пути.

Надвигающаяся тьма заставила искать убежище на ночь. Выбирать было особенно не из чего, да и некогда. Так что мой «Фотон» пристроился на краю обширной долины, по дну которой проложил русло быстрый и довольно широкий ручей. Прозрачный.

Выходить я не собиралась, спать хотелось очень.

Именно в эту ночь я выяснила, что видения и иллюзии привязаны именно к горам. И что это немного больше, сложней, чем просто выбравшиеся из-под контроля картинки памяти…

Солнце закатилось, от заката над зубчатой стеной хребта размазался лимонный остаток, да и тот вскоре померк. Когда его отблески перестали освещать хоть что-то, я уже собиралась лечь спать.

Сначала пришло легкое головокружение, а потом вернулась боль. Та самая, прочно забытая боль в ногах, в суставах, в спине, которая мучила меня последний год перед окончательной трансформацией. Я с отвычки бухнулась на койку и провалялась так, сжавшись в комок, не менее часа.

Все было по-настоящему. Более, чем. Даже привычные светлые переборки «Фотона» все больше напоминали мне золотистые стены моей кухни в коттедже поселка пен-рит.

Но отчасти я была готова к такому повороту событий. Дурак бы не догадался, после предыдущей серии кошмаров наяву, что все может повториться. А значит, где-то здесь, недалеко, протекает та самая река из моих снов. Надо только найти ее.

И я отправилась искать.

Боль в ногах мешала двигаться быстро, сколько бы я себя ни уговаривала, что это фантом. Без толку. Тело отказывалось верить. Тело прекрасно помнило, как плохо ему было, ведь года еще не прошло с тех времен, когда я ползала по квартире на костылях и считала за подвиг поездку в город раз в месяц.

…а сегодня ясное небо. Звезды. Незнакомые рисунки, образы неизвестных преданий. Иду, поминутно запинаясь о камни, бранюсь про себя. Стараюсь не вертеть головой. Мне нужна черная река под снегопадом, а не этот узкий и слишком прозрачный ручей. Мне нужна снежная равнина, ветер, палки кустарника вдоль русла. Сон, виденный уже много раз. Сон, ни разу не повторившийся, но всегда заканчивающийся одним и тем же. Пустотой на дальнем берегу.

Может, я ошиблась? И мои подсознательные страхи не при чем? Что-то другое вызывает иллюзии, притом пугающе точные иллюзии… интересно, а если мне напомнят ощущения в момент взрыва или сразу после, я умру? Хотя, это вряд ли. Вряд ли я помню, как себя тогда чувствовала. Я сам-то взрыв не помню…

К реке я вышла, когда уже собралась возвращаться в катер.

Ветра не было, снег ложился, плавно кружа, как и во все прочие дни. Снежинки рождались прямо из ясного звездного неба, это действие завораживало. Я долго стояла, вглядываясь во тьму наверху.

Потом подобралась к воде. Как в прошлый раз, только медленней. суставы болели до слез, как у старухи.

Вгляделась в дальний берег — пусто.

Но уходить отсюда мне нельзя. Если я сейчас уйду — то смогу ли вернуться когда-нибудь?

Вряд ли. Может, следующая иллюзия меня доконает, и я не то, что к этой реке, я к катеру-то добрести не смогу.

Не хочу думать, почему на том берегу нет Игоря. Разве это может отменить попытку все же добраться туда? Разумеется, нет. Не знаю, по какой такой логике, но мне нужно там быть. Назовите упрямой дурой, страдающей паранойей. Скажите, что сбрендила Сашка, с дерева упала. Сама знаю, что это правда, но еще верней знаю, что мой путь — в воду и на ту сторону. Как бы смешно это ни звучало.

Вода — лед. Песок под ногами — тоже лед. Плыву. Руки коченеют, ног и вовсе не чувствую. И не смотрю вперед. Если посмотрю, то увижу, какое ничтожное расстояние удалось преодолеть и, отчаявшись, поверну назад. Назад почему-то плыть легче…

Но я плыву вперед.

И когда скрюченными пальцами вдруг натыкаюсь на жесткие стебли, которыми зарос дальний берег, долго не могу поверить, что доплыла.

Тот берег ни чем не отличается от этого. Тот же снег, те же кочки промерзшего мха из-под снега. Долго стою, сжавшись, на ледяном ветру, пытаюсь дышать на пальцы. И ведь знаю, что когда вернусь на «Фотон», одежда окажется сухой, а в волосах не будет ни единой льдинки. Но сила обмана такова, что не поверить невозможно. Дрожа, усаживаюсь на камень у берега, подсунув под себя толком не отогретые руки. Сижу, зажмурившись, потому что идти сил нет, и возвращаться ни с чем тоже не могу. Нет, я прекрасно понимаю, что замерзну здесь насмерть, если не буду двигаться. Но если двигаться, то куда? Вот и сижу.

И тихое поскрипывание шагов по снегу не вызывает удивления. Глаз не открываю, жду. Звук заканчивается за моей спиной. Кто-то стоит совсем рядом, еще немного, и я услышу дыхание.

— Подвинься, — говорит с усмешкой.

Выполняю просьбу. Сидим рядом. Ощущаю плечом тепло его плеча. Тишина становится невыносимой, и я не выдерживаю первой. Я начинаю говорить, стараясь лишь, чтобы голос был не совсем жалобным. Рассказываю все, что со мной случилось. С того самого момента, как Илья Коновалов потерял сознание, и до этой минуты. Он не перебивает, слушает.

— А я не могу их найти. Алекса и Стэна. Они где-то тут, в горах, но…

— Можешь рассказать про эти ваши горы? Хоть какие-то приметы. Похоже, маяк челнока не работает, а другого способа вас отыскать я не могу придумать. — три пика. Очень высокие. У вас на Флоре таких, по-моему, вообще нет. Стоят рядом. Средний скособочен влево. Он выше остальных. Там отвесная скала у самой вершины, метров пятьдесят. Ошибиться трудно. Площадка, на которую приземлился чужак… с нее открывается прекрасный вид на западные склоны этих гор.

— Такого я еще не видела. Наверное, не ошибусь. Как ты?

— Нормально. Только жрать все время хочется и Эльвира снится. Каждую ночь.

— Эльвира? Кто это?

— Не ревнуй. Эльвира это планета. Гнусное место.

— Я вас найду.

Молчание.

— Игорь, придумай какой-нибудь сигнал, ну камни разложи крестом или еще что-то такое, чтобы с воздуха увидеть. Мне будет проще искать.

— Сделаю. Чего только не приснится…

Я впервые решилась посмотреть на собеседника.

Выглядит так же, как в прошлый раз. Только какой-то полупрозрачный.

Это снова была ночь и легкий туман. Стэн вглядывался в опутанные дымкой камни, и никак не мог сообразить, куда бежать дальше. Рука в который раз потянулась к бинку. Но заряд нужно беречь, иначе может так получиться, что охотник превратится в дичь, а дичь в охотника. Стэн не привык быть дичью. Убийца где-то недалеко, в этих скалах. Вчера его почти удалось догнать, он даже разглядел знакомое лицо, небритое, в морщинах и складках лицо человека, убившего его лучшего друга. Сколько раз он видел это во сне! Но догнать, поймать негодяя, не получилось ни разу. Наверное, потому, что не получилось наяву.

Шуршание камней на склоне сверху. Человек? Зверь?

Он даже не пытался разобраться в том, каким образом канадский лес вдруг превратился в лабиринт каменных осыпей, полностью лишенный привычных глазу деревьев. На склонах растет серебристый, похожий на седые клочкастые бороды, мох. Ниже, в долинах, кажется, есть что-то похожее на деревья, но Стэн не добрался туда ни разу. Искать врага здесь, в камнях, сложней. Нет следов, не на что ориентироваться. Даже звезды не дарят подсказки, чужие, они хранят свои тайны, не допуская в них постороннего. Скафандр мешал двигаться, но только сегодня он догадался избавиться от этой неудобной одежды.

Ну? Где ты? Покажись. Только покажись, я тебя найду…

Снова шуршание камней. Теперь уже где-то сбоку. Отлично. Все-таки человек… теперь — не спугнуть. Пусть думает, я его не вижу. Пусть нападет первым, а уж я не промахнусь!

Стэн услышал, как потоком полились камни из-под чьих-то ног, резко развернулся и выстрелил на звук. Половинным зарядом. Черная тень на склоне запнулась и покатилась мешком — вниз.

Как же давно он ждал этого момента!

Не могло быть иначе, просто не могло.

Стэн нетвердой рукой засунул оружие за пояс, не торопясь, направился к убийце. Тот лежал ничком, обхватив руками голову. На убийце был темный комбинезон, точно такой, как и на самом Стэне, но черный, а не синий.

Тот лишь мельком удивился отличию. Какая разница, как негодяй одет?! Он получит по заслугам…

Костер почти не давал тепла, и потому приходилось часто вставать, приседать, двигаться. Холодно. Даже морозно. И все же это может быть не настоящий холод, а обманка, иллюзия холода. Хотя… подозревать планету в злонамеренности только оттого, что у тебя руки мерзнут сегодня сильней, чем вчера, это уже диагноз.

Игорь в очередной раз прошелся вокруг костерка. Дров на ночь должно хватить, он уделил их поискам несколько вечерних часов. Но что это за костер! Чахлое синеватое пламя то и дело норовит угаснуть, а углей и вовсе не остается — все топливо сразу превращается в белый пепел.

И все же так лучше, чем всю ночь бродить по горам, рискуя куда-нибудь сорваться и что-нибудь себе сломать.

Спать по ночам он боялся. Единственное видение, которое хоть как-то можно отнести к нормальным снам, это разговоры с Сашкой возле пуленепробиваемой стеклянной стены. Да и то, еще бабушка надвое сказала, нормально ли, когда любимая девушка, которая по идее находится где-то на орбите, вместо чтобы обнять-поцеловать выспрашивает у тебя приметы местности, в которой ты потерялся.

Все остальное — один непрерывающийся кошмар. И если бы натурализм этих снов был лишь чуть сильней, он не поручился бы за свою вменяемость на утро. Но сны пока оставались снами и, как положено, таяли, стоило только открыть глаза.

Эта ночь ничем не отличалась от прежних. Режим уже выработался. Дождаться у костра рассвета, лечь спать. На сон уйдет половина светового дня, но лучше так, дневные кошмары почти не выходят за рамки нормы.

Первая ночь на планете, когда он опрометчиво заснул у костра, оказалась адом, но теперь, когда знаешь, как ада избежать, вполне можно жить. Глоток энергетической смеси из тюбика заменяет завтрак, обед и ужин. Смеси осталось на два глотка. Значит, придется пробовать на вкус дары здешней природы. Вчера в траве он обнаружил что-то вроде ягод. Попробовать не решился, но, похоже, завтра придется. Вероятность загнуться в корчах столь же неприятна, как смерть от голода, но тут хоть какая-то перспектива…

Потом надо вернуться наверх, в камни. За четыре неполных дня он изучил несколько верхних долин и ущелий, даже обнаружил какие-то следы. Кусок веревки у обрыва — явно кто-то подстраховывался на спуске; клок черной ткани, это от комбинезона Алекса, у Стэна синий комбинезон, как у всех военных; палка с истрепанным концом. Кто-то опирался при ходьбе, а потом она сломалась, и была выброшена за ненадобностью. Палку могли выломать только в одной из нижних долин, Игорь специально тщательно осматривал места своих ночевок, но никаких признаков пребывания других людей так и не обнаружил. Слуховых иллюзий тоже больше не было. С того самого, первого дня.

А может, ему и тогда приснилось. На этой планете Игорь быстро разучился доверять ощущениям.

Однако поспать в то утро ему так и не довелось. Едва первые лучи солнца показались из-за восточного склона, он услышал крик. Далекий, но все же отчетливый крик. Если исключить версию об очень скрытных аборигенах, то это могли быть либо Алекс, либо Стэн. Никаких признаков аборигенов до сего момента Игорь в горах не встретил, а потому резко вскочил, завертел головой. Откуда пришел звук? Откуда-то сверху, но с какой стороны? Эхо может сыграть злую шутку, оно здесь ничуть не добрей, чем в горах Эльвиры.

Ладно, спуститься в долину здесь можно лишь в нескольких местах. Склоны окрестных гор неприветливы, и если человек не самоубийца, он будет спускаться там же, где и доктор — по относительно пологой осыпи в верхней части долины.

Значит, в любом случае, сначала нужно идти туда. Кричали, вроде, не от боли, вообще, непонятный какой-то крик. Хотя, расстояние велико, да и эхо искажает звуки. Додумывал эту мысль Игорь уже на бегу.

Плохо было, что с тех пор так больше ничто и не нарушило тишину. Стало даже казаться, что звук примерещился, был частью ночных иллюзий, каким-то образом сбежавших из сна. А может, он таки задремал…

Уклон усилился, мелкие камни стали выворачиваться из-под ног. Крупные качались, «оживали».

А потом он увидел — слева, на более ровном участке, человеческая фигура. Видно только ноги и спину. Значит, кто-то все-таки сорвался, упал.

Игорь изменил направление движения. Вверх двигаться было немного проще, чем вбок. Но он справился, и довольно быстро. Человек оказался скафандром. Кем-то скинутым и выброшенным.

— Так, — сказал он вслух, — еще этого не хватало.

Проверил передатчик в найденном скафе, — не работает. Что требовалось доказать. Его собственная станция тоже молчала с самого первого момента. То ли виной странности здешней атмосферы, то ли эта техника вышла из строя еще в космосе. Хотя, с чего бы. Версия про атмосферу более правдоподобна, но менее желательна.

…а единственным средством коммуникации на той планете были признаны ночные кошмары…

Игорь огляделся. На склоне больше никаких признаков человеческого присутствия. Скорей всего, кто-то снял скаф еще наверху, а потом скинул его. А может, тот сам упал, скатился. Значит, лезем дальше.

Если бы кто-то спросил, зачем он это делает — зачем разыскивает тех двоих, которые, по сути, его бросили, не ответил бы, пожалуй. Во всяком случае, задумался бы надолго. Тщетность этих поисков, ровно как и любых других действий, не вызывала сомнений.

А все-таки где-то в глубине, в самом укромном уголке сердца жила крошечная надежда. А вдруг сны все же несут долю истины. И кто-то ищет потерявшихся на планете людей, пусть даже не Сашка…

С перевала открывается вид на соседнюю долину. Она выше, круглая, обрамленная неровными зубцами гор. Дно долины поросло мхом. Все тем же серебристым.

Стало почти светло, сумерки здесь короткие.

Хорошее место, чтобы оставить знак, о котором говорила Сашка.

Глупо верить снам, но когда больше некому, остается хотя бы эта малость. Значит, здесь. Но знак подождет. Сначала нужно выяснить, кто кричал.

Игорь присел на камень. Подъем дался ему нелегко. Все-таки три дня почти впроголодь, да еще и двигаться приходится постоянно. Опять же — сны. А сегодня и вовсе отдохнуть не удалось.

Ну, кто мог кричать? Долина казалась такой открытой, что трудно представить, будто кто-то может здесь укрыться от внимательного взгляда. Ни крупных камней, ни деревьев, ничего.

Человека он увидел позже, когда со вздохом поднялся и направился присмотреться к россыпи камней более темного цвета, чем все остальные здесь. Вчера он такого не видел и заинтересовался, вдруг это родник. Пить хотелось очень.

Вообще, в здешних горах воды много. Она выбивается прямо из-под камней, ручьи сливаются, превращаясь в неглубокие и быстрые реки с ледяной водой. Но Игорь, сорвавшись на примерещившийся голос, даже не подумал о том, что потом обязательно захочет пить.

Человек стоит у обрыва, подперев плечом скалу, и задумчиво, как показалось Игорю, разглядывает долину, в которой доктор провел ночь.

Комбинезон у него синий, значит, это Стэн.

— Эй! — окликнул Игорь.

Тот обернулся. Слишком резко. Видимо, у парня закружилась голова, он чуть не упал, впился пальцами в темные камни.

Игорь подошел ближе.

— Отойди от края, — посоветовал он. — Упадешь.

Стэн отчаянно мотнул головой и вновь повернулся к обрыву. Черт! Может, на него здешние иллюзии действуют сильней? И он сейчас видит не Игоря, а кого-то другого?

— Стэн, меня зовут Игорь Седых. Мы втроем попали на эту планету. Стэн, вы слышите меня?

Он близко. Снова обернулся, и теперь можно различить лицо, заросшее темной щетиной. Осунувшееся, с блестящими воспаленными глазами. А все равно видно, что парню лет двадцать. Молодой, испуганный.

— Стэн, вы меня слышите?

Кивнул. Снова как-то резко. Вот потеряет равновесие, и собирай потом, доктор, кости под обрывом…

— Хорошо. Отойдите от края. Вы можете сорваться.

— Все равно нам отсюда не выбраться…

Голос очень тихий. Игорь скорей прочитал ответ по губам, чем услышал.

— Глупости. Нас ищут. Идите сюда.

Но Стэн замотал головой и сел на камни — там, где стоял. Игорь немного перевел дух — теперь, чтобы свалиться, парню придется приложить некоторое усилие.

— Вы не понимаете…

— Все я понимаю. Вы устали, голодны. Заблудились…

— Да мы же все здесь умрем… скоро.

— Не хотелось бы. Лично я рассчитываю вернуться.

Игорь постарался, чтобы его голос звучал как можно убедительней. Кажется, удалось.

— Связь не работает… откуда они узнают… полковник не станет рисковать…

Речь путанная, движения резкие, плохо контролирует себя. Наглядное пособие, а не пациент. Что ты, парень, делаешь в военном флоте со своей скрытой склонностью к суициду и низкой стрессоустойчивостью?

— Не знаю, как твой полковник. Но нас ищут, можешь мне поверить. И найдут. Ну, давай руку…

Но «пациент» вдруг весь подался назад, словно от чумного, и закричал:

— Я же его убил! Понимаешь? Я его убил! Сам…

— Кого ты убил? — Игорь был уже настолько близко, что был уверен — если Стэн решит все же спрыгнуть с обрыва, он успеет схватить его за ногу.

— Алекса…

Так. Замечательно.

Парень облизал губы и заговорил быстро, глядя прямо перед собой:

— Я не знал, что это Алекс. Я думал… мне казалось… это был другой человек. Беглый… он Вика убил… я тогда не догнал его, не успел… так и не знаю, что случилось… а тут — он. Я клянусь, это был он. Я его лицо на всю жизнь запомнил. Не веришь?

— На этой планете много странного происходит. Особенно по ночам. Это тебе могло просто присниться. Вспомни. Вы все время были вместе?

Стэн мотнул головой.

— Первые сутки. Потом… я проснулся утром, а его нет. Мы собирались вернуться к кораблям… за… за тобой. Но это был не сон. Я могу показать… тело.

— Хорошо. Покажешь. Скафандр когда снял?

— Прошлой ночью, кажется. Нет, не помню. Это все в кашу перемешалось… я за ним, за беглым этим, долго гонялся. Он быстрый, ловкий. Все никак догнать его не мог…

— Вставай.

— Зачем?

— Ты обещал показать тело.

— А, да. Пойдем…

Однако встать самостоятельно Стэн не смог. Зря Игорь волновался: не спрыгнул бы парень. Не в том он был физическом состоянии. Словно и вправду два дня без еды бегал по горам.

Алекс тоже был без скафандра. Стэн даже не пытался спрятать тело, просто столкнул к подножию холма, да так и оставил. Игорь оглянулся на парня — тот снова уселся на землю и лишь крупно вздрагивал, уткнувшись лбом в колени. Никуда он теперь не денется, силенок не хватит. А вот Алекс…

Надо спуститься и посмотреть. Спускаться не хотелось. Поза ученого свидетельствовала как минимум о переломе плечевой кости, и сердце чуяло, что переломов там не один и не два. Черт бы тебя побрал, Стэн, с твоими галлюцинациями. Не можешь себя контролировать — дома сиди…

Сам-то хорош, одернул он себя. Вспомни, каково оно было в первую ночь здесь, а? Мог ведь оказаться на месте этого незадачливого юноши, если бы удача повернулась к тебе тогда своим вторым лицом.

Спустился. Мелкие камни прыгали впереди россыпью игральных фишек — ставка на смерть. Ну, что тут у нас…

Алекс лежал ничком, как упал. Неестественно выгнутая рука торчала вбок, на затылке рана все еще сочится кровью. Хотя, кровищи могло быть и больше. Цел ли череп?

Хватит любоваться, Айболит, мать твою. Давай, действуй.

Наклонился, пощупал живчик на шее. Надо же, пульс есть. Есть пульс.

— Эй, Стэн! Стэн! Посмотри на меня!

Посмотрел.

— Подъем. Сейчас ты у меня будешь исправлять ошибки прошлой ночи.

— Иди ты знаешь, куда?

— А я сказал, вставай! Кадровый военный…

Стэн все же поднялся. Но с явным намерением спуститься вниз и начистить Игорю рыло.

Тот опередил:

— Отлично. Стоять ты можешь. Сейчас ты пойдешь в ту часть долины, где мы встретились. Там есть осыпь, под ней другая долина с растительностью. Твоя задача — выломать две прочные жердины. Вот такой длины. Нет, три жердины. Слышишь меня?

Но тот готовился снова сесть.

— Слушай, я ж тебя твоему полковнику заложу. Под трибунал пойдешь! Давай действуй…

Давно Игорю не приходилось так орать на людей. Злость черной водой плескалась у самых ног, текла по венам вместо крови. Но злость эта родилась из бессилия: было ясно, что Стэн сможет выполнить задание, дай бог, к вечеру. А это слишком долго. И все же…

Не известно, какой переключатель щелкнул в голове молодого человека, но он все-таки развернулся и побрел в сторону нижней долины. Оставалось надеяться, что он не свалится по дороге, не расшибется и не заблудится. Но мысли были заняты уже другим. Доктор Седых приступил к осмотру пациента…

…и через две минуты пришел к закономерному выводу, который выразился в трех словах, одно из которых было «убивец», а два других лучше не произносить в приличном обществе.

А закономерность заключалась в том, что человек, несколько дней активно проползавший по горам без еды и, возможно, без воды, может убить человека только случайно. У Стэна даже покалечить толком не получилось. То, что его жертва сломала руку — это скорей всего случилось при падении. Голова разбита, это тоже не мудрено. Катиться пришлось метров шесть по острым камушкам. Остальные травмы — ушибы и синяки. Просто наверняка часть из них Алекс заработал еще до исторической встречи со Стэном.

Позвоночник цел. Судя по всему, ноги тоже. А вот плечевая кость действительно сломана в верхней трети. Как ни крути, придется наложить шину, а для этого все-таки нужны две прямые ровные палки. В крайнем случае, одна прямая палка.

Догнать придурка? Самому все сделать?

Займемся тем, что распатроним собственный скафандр. Он неплохо укомплектован лекарствами, только вот те, кто производил комплектацию, наверняка не подозревали, что помощь потребуется кому-то, находящемуся вне скафандра.

Итак, приступим…

Сначала обезболить, затем придумать, из чего сделать давящую повязку…

Не хватало еще заснуть во время полета. Автопилот невозможен, ибо нет комплекса стандартных программ, спутниковый навигатор не работает по причине отсутствия спутника, а координироваться по сторонам света трудно из-за магнитных аномалий. Их тут создает не то, что каждая более или менее высокая вершина. Куда там! Кажется, каждая кочка на болоте и то добавляет колориту в общую картину. Вот и иду по визуалке. Сверяясь изредка с данными локаторов, надеясь на их надежность и неподкупность.

А затылок ломит и в глаза — хоть спички вставляй.

По такому случаю выцеживаю еще кружку кофе. От этого кофе суррогатного я скоро мулаткой стану. Пропиталась насквозь. Выдыхается — и то кофеём.

Стремительно светлело, впереди, по проверенным данным, еще один хребет. Его вершины уже видны среди облаков у горизонта. Снежные, белые. Впечатляет.

О, а вот эти три пика… уж не о них ли мне сегодня ночью поведал Игорь? Даже если не они, проверить не помешает. Па-ва-рот!.. Совмещение курсов… Есть! Три пика в один ряд. Все покрыты снегом, а средний еще и скособочен, в абсолютном соответствии описанию. Седых, я тебя обожаю! Правильно ты мне приснился. И главное, вовремя.

Только, горная система здесь не маленькая, целая страна долин, ущелий, вершин и перевалов. Как же я вас тут найду? Ну, хоть сигнал какой придумайте…

Я сбавила скорость до минимума. Завешивать «Фотон» мне не хотелось, это самый ненадежный режим из набора доступных в атмосфере планеты. В мои планы экстренный ремонт летательного аппарата в условиях, приближенных к боевым, не входит. Но и на постоянной скорости теперь не пойдешь. Надо осматривать долины, делать снимки, анализировать. И НЕ СПАТЬ!

Где-то через час я обнаружила стоянку «летающих цилиндров». Целых три, как тут и лежали, на скальной площадке с видом на «три пика».

Значит, отсюда начался их путь вниз.

Я уже ничему не удивлялась. Скорей, я удивилась бы, если бы черная река оказалась и вправду плодом моей фантазии. А так — все верно. Я иду правильным курсом.

Долины сменяли одна другую. Мое разочарование росло одновременно с нетерпением. Ну почему бы им всем не остаться подле чужака! Сейчас уже обратно летели бы. Или нет. Мне нужно отдохнуть. Летели бы мы куда-нибудь на равнину, а лучше к морю…

А потом на одном из снимков, мне показалось, я различила довольно плотный дым. Взяться ему было неоткуда кроме как от человечьих рук: вулканов не видно, сейсмоактивность… фиг знает, но вряд ли бы чужаки устроили базу для своих кораблей там, где вот-вот либо земля провалится, либо крыша упадет.

Делаю плавный круг над целой чередой постепенно понижающихся каменистых долин. Которая из них мне нужна?

А, вот она. И верно, дым. Только совсем жиденький. Пожалуй, будь он четверть часа назад таким же, я бы не обратила внимания. Приняла за туман.

Что же, снижаемся. Конечно, это не идеальная посадочная площадка, но бывали и хуже.

«Фотон», по сравнению с долиной, кажется огромным.

Интересно, почему людей не видно?

И почему Игорь не сдержал обещание и не оставил на земле хоть какой-нибудь знак? Камней не хватило?

Или сил?

Нужно выйти и осмотреться. По правилам, без скафа выходить нельзя, но за последние дни я это правило уже несколько раз нарушала. И в этот раз нарушу. Вся надежда на мощные барьеры биозащиты «Фотона», установленные на максимум лично мной в тот самый момент, когда я поняла, что на самом деле представляет собой планета.

Да, действительно, кто-то жег здесь костер. Пепел уже разнесло ветром, но кое-какие веточки еще тлеют. А рядом гора не использованного топлива. Должно быть, у этого костерка кто-то провел ночь. Ну, и где же этот кто-то?

Я огляделась. Слева — кряж, справа верхняя часть долины. За спиной чахлый лесок корявого кустарника. За ним тоже горы.

В любом случае, далеко уйти они не могли. Вариантов два. Либо вниз, к выходу из долины. Либо вверх, к каменистой осыпи. Вниз — вероятнее. Зато до осыпи ближе. Так что ее-то мы первым делом и проверим.

Не будем проверять, потому что вон он, человек. Как раз направляется сюда. Сверху. Торопится. Я бы на его месте тоже торопилась. Сейчас подойдет, расспрошу подробней…

Человек упал, поднялся, снова упал.

Я поспешила навстречу, ругая себя. Они же все здесь голодные, усталые. А еще не исключено, что их ночами тоже преследуют кошмары, которые похожи на сны, а на самом деле совсем не сны. Образы расторможенной подкорки.

Вот он уже рядом, и слабая надежда увидеть Игоря не оправдывается. Этот совсем молодой, светловолосый. Хотя тоже зарос бородой. Но фигура совсем другая. Он выше, мускулистей…

— Вы все-таки прилетели, — отрывисто говорит он, — значит, не соврал доктор…

— Не соврал… а где он?

— Там, наверху. Он мне сказал за палками идти, а сам там, с Алексом…

Значит, все трое живы. Ха-ра-шо.

— Поднимайтесь на борт. Давайте, помогу…

Мне показалось, что он сильно хромает. Но от помощи отказался, оттолкнул мою руку:

— Сам!

Безошибочно направился в кабину пилота. Я шла следом. Остановился. Обернулся, изумленный:

— Вы что здесь, одна?

— Одна. На меня не так сильно воздействуют некоторые местные… аномалии. Мы обсудили этот вопрос с капитаном и пришли к выводу, что у меня одной шансов добраться до планеты ровно столько же, сколько было бы у двоих или троих. А чего ждать от планеты, и вовсе было неизвестно. Решили не рисковать.

— Странные у вашего капитана представления о риске.

— Да уж…

Он меня перебил:

— Нам нужно поторопиться. Иначе Алекс может умереть. Он в очень плохом состоянии.

Когда «Фотон» опустился на камни верхней долины, товарищ «в очень плохом состоянии» как раз доедал последние остатки НЗ, сохранившегося в игоревом скафандре. Он сидел на камнях, стараясь не напрягать лишний раз руку, устроенную с относительным удобством на сложенной из булыжников подставке. Игорь сидел напротив, но, увидев опускающийся катер, тут же вскочил.

Из люка первой выскочила Сашка. Остановилась в шаге, сказала:

— Ну, привет, господа робинзоны. Напугали вы нас…

Встрепанная, круги под глазами. Господи, счастье мое… Игорь кивнул:

— Привет, спасительница…

Алекс, действительно бледный, с кровавой рукой, перемотанной, видимо, рукавом его собственного комбинезона, улыбнулся белыми губами:

— Надо еще Стэна найти…

— Найден уже. Он мне дорогу и показал.

— Мне нужно в медотсек.

Был бы таковой на катере. Но Седых собой бы не был, если б сказал что-то другое. Почти бегом скрылся в люке, вернулся с универсальным фиксатором. Сашка и не догадывалась, что такой есть на борту. Спросила на всякий случай, не нужна ли помощь, но ответа так и не услышала. Доктор уже вовсю занимался рукой пациента.

Тогда она зевнула и отправилась на борт. Шутки шутками, а провести еще одну ночь в здешних горах ей не улыбалось. Да и остальным, наверное, тоже.

Стэн сладко спал в кресле второго пилота. Пришлось его поднять и выпроводить в кубрик…

Калымов оглядел шлюпочную палубу военного крейсера. Он нарочно не торопился к люку, хотя видел, что его встречают. «Эхо», зашвартованный на самой периферии, высился над ним темной громадой.

— Все в порядке, Валентин Саныч? — раздался в шлеме голос Дэна.

— В порядке. Прекращайте треп.

— А то что будет? — заинтересовался наглец.

— На Флору пешком пойдешь!

— Уже молчу…

Ну, и что мы скажем господам военным, которые сейчас, конечно, начнут качать права и во всем обвинять моих людей? У них речь, должно быть, заготовлена заранее. На всякий случай.

Впрочем, у Бюро тоже есть клыки. Даже если мы — всего-навсего Первый отдел, до последнего времени не считавшийся даже номинальным игроком на политической арене человеческой вселенной.

Полковник Кейн сам встретил Вака в камере стыковочного узла.

— Рад видеть вас, господин координатор! Как долетели?

— Быстро, — проворчал Калымов.

Полковник на эту нечаянную грубость не отреагировал. То ли не расслышал, то ли ему было все равно. За свою немаленькую жизнь Джордж Кейн видел никак не меньше, чем Вак, бывал в разных переделках, участвовал и военных операциях и отнюдь не рядовым бойцом. Калымова он знал — заочно.

— Пройдемте… вероятно, вы хотели бы отдохнуть?

— Полно, у нас на «Эхо» все удобства. Я хотел бы сразу перейти к делу.

— Да, конечно.

Офицерская кают-компания на военном крейсере — функциональное, удобное место, как для проведения досуга, так и для всякого рода совещаний, планерок и переговоров. Безликое изначально, оно носит те черты, которые в него вносят обитатели. Калымов с любопытством разглядывал коллекцию абстрактных статуэток с Элги, украшавших выдвижную панель стационарного голопроектора.

— Присаживайтесь к столу, — гостеприимно предложил Кейн, и Калымову ничего другого не осталось, как принять приглашение.

— Итак… — начал за Вака полковник.

— Итак, мне очень хотелось бы знать, чем вы руководствовались, когда взяли на себя право решать, как именно исследовать эту планетную систему. Я надеюсь, вы понимаете, что ваши распоряжения мешают нормальной работе исследователей…

— Ваши исследователи, Валентин Александрович, спровоцировали действия чужака, которые мы квалифицируем как направленную агрессию по отношению к кораблям землян. В связи с этим фактом я объявил в этой системе военное положение. Теперь то, что здесь происходит, никак не может касаться Бюро космических исследований.

Я так понимаю, ваше ведомство просто решило наложить лапу на результаты нашей работы, подумал Калымов. Но в слух сказал другое.

— Кейн, вы же понимаете, что работу должны делать те, кто занимается этим профессионально, и на протяжении уже многих лет.

— Совершенно точно. Военная планетарно-тактическая разведка…

— Которая принимает решения о высадке на основе данных Первого отдела. Я ничуть не умаляю заслуги ваших людей, но…

— Вак, у меня приказ и я намерен его выполнять.

Ну, вот и добрались до сути. Собственно, только для выяснений содержания этого самого приказа Калымов и решил посетить крейсер.

— Меня интересует лишь, как согласуется исследовательская работа Бюро с этим вашим приказом. Возможно, они друг другу не так сильно противоречат, как вам показалось.

— Хорошо. В сущности, это ваше право и обязанность, не так ли? Моя задача — не допустить, чтобы продолжали гибнуть люди. Жертв и так слишком много. Ваш ученый, мой инженер, член экипажа и пассажир с «Корунда». К тому же, исследовательское судно, насколько я понимаю, лишилось обоих катеров и посадочного челнока. Капитан «Корунда» поступил очень опрометчиво, отпустив женщину, в одиночку, на неисследованную планету. Я не расцениваю шанс на ее возвращение, как серьезный. В настоящий момент мы ждем прибытия еще двух судов из Солнечной, с людьми и оборудованием для планетарных исследований. Есть информация, что планета, возможно, является источником знаний о чужой расе. Это, как вы понимаете, прорыв…

— Я понимаю так, что ваше ведомство берет исследовательские и поисково-спасательные функции на себя?

— Совершенно точно.

— Ну, так я буду вынужден вас разочаровать. Со мной пакет документов, завизированных обоими министрами, о совместных исследованиях предполагаемых артефактов с планеты. Так что арест с «Корунда» вам придется-таки снять, а что до ваших претензий к капитану Димычу, я обещаю разобраться самым тщательным образом.

Кейн вздохнул:

— Надеюсь, вы понимаете, что я проверю эти документы.

— Разумеется.

— И, простите, можно полюбопытствовать… как вы собираетесь исследовать планету, если у вас нет ни одного судна атмосферного класса?

— У меня лично есть «Эхо». Очень… удобное судно. И один из «Фотонов» «Корунда» цел и невредим. Кроме того, Бюро тоже подстраховалось. Руководством принято решение о создании в этой системе временной технической базы. Спутник будет смонтирован у второй планеты. Во избежание неприятностей. И монтаж начнется в течение недели… Вот, так обстоят дела на данный момент.

— Я проверю.

— Простите, полковник. Но я бы хотел уже сегодня оказаться на борту «Корунда». Потому буду вынужден вас покинуть.

— Я провожу.

Кейн помрачнел. Он предвидел неприятности. И так вся ситуация оказалась неустойчивой. Конечно, было бы неплохо получить приоритет в исследованиях… но как правильно заметил Вак, правила диктуют совсем другие люди и совершенно в других кабинетах. Как бы инициатива не вышла полковнику боком…

Черт же принес Калымова. Но, видно, Бюро прочно вцепилось в чужака. И размах впечатляет: смонтировать техническую базу, нагнать техники, людей… похоже, здесь уже головная организация включилась в работу. Одна флорианская ветка, пожалуй, не потянула бы.

Небо стремительно чернело. Сколько же я проспала?

Помню, как посадила катер на берегу большого озера. Садилась на том автопилоте, который не имеет ни малейшего отношения к автоматике судна. Даже удивительно, что все прошло в штатном режиме и без эксцессов. А потом…

Потом я, наверное, на минутку закрыла глаза. И открыла только сейчас. На борту тишина и покой. Не ходи к гадалке, мои кандидаты в спасенные провели время так же плодотворно и насыщенно, как и я. И если слух мне не изменяет, продолжают проводить. Интересно, кто это у нас храпит так по-богатырски?

Хронометр бесстрастно сообщил, что прошло два часа тридцать две минуты. Это с того момента, как я отключила основной двигатель. Ну, судя по тому, что я не выспалась, так оно и есть. Может, поспать еще? Нет. Мы торопимся. Мало ли, что там, на орбите происходит. Димыч у нас товарищ, конечно, надежный, но как бы сам сюда не сунулся… Еще раз обшаривать планету в поисках теперь уже капитана в мои планы никак не входит. Да и шанс снова выйти к темной реке у меня, боюсь, невелик. А если и выйду. Стоит вспомнить последнее такое путешествие, как сразу кидает в дрожь.

Ну, запустим пока предстартовые программы. Надо бы еще и ИскИн бортовой попробовать пробудить. Вдруг да получится?

Нет. Так вот с ходу он возвращаться не желает. Ну и фиг с ним. Потом пусть Чени посмотрит. Он умный, его этому специально учили.

Ну вот. Можно идти, будить остальных. Хотя… проснутся, есть запросят. А еды-то пока нет.

Значит, сначала загрузим кухонный синтезатор. Закажем что-нибудь вкусненькое и оригинальное. Хотя, здешний аппарат ни на какие кулинарные шедевры не способен… но уж пирожки-то с яблоками он в состоянии изобразить. И сок. Или кофе? Нет, кофе потом. Ненавижу кофе. И котлеты, для тех, кто проголодался всерьез. Балурский рис… это почти изыск. Пожалуй, так. Пусть сделает и держит подогретыми.

Локальное время с местным не совпадает, на орбите сейчас раннее утро. Связь с Димычем удастся наладить только с орбиты. Оптимально бы вылететь хотя бы через час. Но как же хочется спать! Ладно. Пока «Фотон» себя протестирует, лететь все одно нельзя. Хоть часик, да посплю. В ячейке, в кубрике. Пилотское кресло тоже удобное, но я в нем последние дни уже просто живу. Спина ссохлась по форме спинки.

Я соорудила на подносе аккуратную горку из пирожков, окружила ее, как крепость сторожевыми башнями, стаканчиками с соком. Памятуя, что в кубрике такое излишество, как нормальный стол, отсутствует напрочь, прихватила несколько одноразовых тарелок.

В кубрике, действительно, все еще спали. Похрапывал Стэн, занявший верхнюю ячейку слева. Игорь и Алекс устроились внизу. Я огляделась, куда бы пристроить поднос. Единственный нормальный вариант — в пустующей верхней ячейке, той, что над доктором.

Он спит на животе, утолкав куда-то вбок несчастную подушку, устроив голову на сгибе локтя. Странная, неудобная поза. Я присела рядом, легонько дотронулась до плеча. Клянусь, я едва коснулась!

Игорь дернулся, словно его ударили, резко оттолкнулся, сел. Если бы не узнал спросонок, наверное, врезал бы мне, как врагу.

— Ты чего?

Зажмурился, потер ладонями виски. Потом лицо. Сказал:

— Ничего, Саш. Пройдет.

Потом улыбнулся, добавил:

— Не бери в голову. Несколько дней, и я буду в норме.

Ты, доктор, тебе, конечно, виднее…

— А что, уже пора подниматься?

— Да нет, можешь дальше спать. Но есть альтернатива.

— Какая?

— Немножко перекусить…

— О!

— Тогда вставай.

— Лень!

Лень ему! Ну, погоди же!

Я открыла рот, чтобы продолжить спор. Не хочешь, дескать, по-доброму, буду кормить с рук, как больного. Пусть-ка остальные посмеются…

Но хлынула под ноги черная ледяная вода, взвихрился рой ополоумевших снежинок. Здесь и сейчас, прямо через тесный кубрик, куда-то к горизонту, по плоской равнине. Все та же река, тот же поздний вечер и снегопад. Тот же холод.

Выпал из руки надломленный пирожок, мелькнул чей-то встревоженный взгляд — и ничего не осталось, только я на берегу, да голос, тихий, надрывный, зовущий откуда-то издалека. Кто? Где?

Я огляделась. Разлив. Река разлилась, она теперь куда шире, чем в прежних снах. И тот, кто зовет — он так далеко, что я почти не могу различить фигуру на дальней стороне ледяных вод. Я все-таки вижу. Только намек на присутствие, какое-то движение, контур. И снова крик.

Так кричат от страха, от боли. От отчаяния. Так кричат, должно быть, в последний момент перед смертью… я не могу не ответить на крик, но кто меня зовет? Чей это голос?

— Са-а-а…

Полно, да меня ли зовут?

— Са-а-ш-а…

Кто-то вошел в воду, кто-то бредет ко мне сквозь поток.

Кто? Высверк случайного света. Лицо…

Я скорей догадалась, чем разглядела:

— Велчи!

Где-то в другой реальности, но рядом, должен быть Игорь, и я кричу уже ему:

— Помоги!

Но ветер загоняет в рот снежинки, уносит крик. Здравая мысль: как и кто тебе здесь поможет? Скажи спасибо, что ноги не болят. И давай, вперед. Ее и так уже почти не слышно. Торопись, Саня, беги. В воду, в воду, тут по кругу не обойдешь. Да, мелко, но это только вначале. Навряд ли случится такая удача, что тебе не придется окунуться с головой.

Затопленный берег плавно понижается. Где-то тут, я чувствую это, должно быть основное русло. Где-то рядом…

— Велчи! Я уже иду! Подожди… только бы она дождалась…

Этот сон не был кошмаром. Обычный сон, крепкий. И все же легкое прикосновение к плечу заставило вскинуться, оглядеться в поиске возможных врагов. Вместо них у ячейки в кубрике обнаружилась Сашка. Черт, обругал он себя, надо что-то делать с нервами, Седых. Или завязывать с полетами в космос вообще и навсегда.

Сашка сообщила, что торопиться некуда, можно еще поваляться. Или же пойти перекусить. Настроение у нее было отличное, хотя и понятно, что не выспалась. Ничего, вот вернемся на «Корунд», отоспимся за все прошедшие и предстоящие века…

Тем временем она взяла с верхней ячейки пирожок и начала его разламывать. Возможно, удастся поесть и не сползая с места. Игорь улыбнулся. Просто оттого, что незапланированная экскурсия на планету чужаков заканчивается, оттого, что все живы, и даже относительно здоровы. И на планете этой, если убраться подальше от гор, вполне можно жить, и мы сюда еще вернемся…

Пирожок выпал из Сашкиной руки и улетел на пол. Эх ты, неловкая…

Девушка крупно вздрогнула, вцепившись побелевшими пальцами в край верхней ячейки. Улыбка исчезла, губы задвигались, словно она силилась что-то сказать, а не могла. И начала падать.

Игорь успел подхватить ее в полете, растеряно прижал к себе. Что с ней? Живая?

Как внезапно…

Пульс… есть. Учащенный, но в рамках нормы. Дышит нормально. Зрачки… сужены… нет, расширены. Надо понять, будут ли реагировать на свет… Что с ней?

Она выкрикнула что-то непонятное. Игорь наклонился, чтобы лучше слышать. Что? Ну, повтори же…

Не повторила. Только шепнула одними губами: «Помоги!».

Местную заразу подхватила? Смешно. Воздух на борту стерилен, поля биозащиты работают в авральном режиме…

— Алекс! Алекс, проснись!

— А?

— Включи диагностик… он здесь встроен в АЭП…

— Что-то случилось? — спросил тот вскакивая.

— Сашка…

Объяснять биологу ничего не пришлось. Он мгновенно оказался возле искомых приборов, активировал нужный. Откинул куполообразную крышку АЭПа.

Игорь покачал головой. Вряд ли аппарат экстренной помощи чем-то сейчас поможет. Нужен только диагностик. Главное, понять, что с ней происходит. И не навредить…

Что же с тобой, девочка…

Глаза закрыты. Это хорошо. Радужка под веками мечется, словно ты что-то видишь… но ты сама говорила — видения приходят только в горах. Здесь такого быть не может.

Все-таки, наверное, может. Уж лучше видения — их пусть и нельзя объяснить, но все, кто побывал на этой планете, пусть с трудом, но пережили их влияние.

Диагностик сыпал ожидаемыми цифрами. Они ничего не проясняли, только запутывали. По всему выходило, что девушка вовсе не спит. Нервная система усиленно работает, сердце колотится, как у бегуньи.

Одной рукой Игорь придерживал сидящую, в другой держал планшетку, соединенную с диагностиком. Экран отображал текущие изменения. Изменений было мало. Так что же? Действительно загрузить Сашку в АЭП? В сознание это ее не приведет, уж точно.

Временами она вздрагивала. Иногда морщила лоб, и тогда подрагивали губы.

Ладно, АЭП, значит, АЭП. Прибор не пропустит, если начнутся какие-то серьезные изменения в ее состоянии. Очень бережно он уложил девушку в капсулу. Крышку ведь закрывать не обязательно, правда же? Крышку закрывают, если у человека открытые раны, кровопотеря.

Он уговаривал себя, что так же, наверное, сам выглядел, когда внезапно сморил его сон на горной тропе. Когда впервые встретился с Сашкой у стеклянной стены. Но уговоры не возвращали утерянного спокойствия.

Игорь не следил за временем. Он занят был только цифрами на экранчике контактной планшетки.

Все же он услышал, как из кормовой части «Фотона» вернулся Алекс.

Ученый просверлил взглядом дырку в спине доктора, и хотел было уже уйти в сторону пилотской кабины, даже почти ушел, но в последний момент все же спросил:

— Как она?

— Без изменений.

— Стэн говорит, тестовые программы завершили работу. Мы готовы взлететь. Я спрашивал, он считает, что справится с управлением катером. Может, имеет смысл увезти ее с планеты?

Повисла недолгая пауза. Может, действительно, в космосе ей станет легче?

Алекс потоптался у входа, потом подошел к капсуле. Не то, чтобы ему не терпелось отсюда сбежать. Планета с ее загадками, с реликтовой природой — мечта ученого. Алексу хотелось улететь — чтобы вернуться. Чтобы оборудовать станцию, хотя бы на берегу этого самого озера. Чтобы начать работать. По привычной, давно отработанной схеме. Как делалось на его памяти уже более десятка раз. Даже этой маленькой отсрочкой он распорядился с умом: запустил тест-зонд в атмосферу, взял пробы почвы и воды. Снимков сделано уже много — Сандра, пока вела поиски, ни на минуту не прекращала съемку. Взгляд остановился на лице девушки. Жалко ее. И доктора жалко…

— Знаешь, на что похоже? — спросил он отвлеченно. Только чтобы как-то растормошить закаменевшего в одной позе Игоря.

— На что?

— Когда человек полностью погружается в виртуальность. Да, так редко делают, но иногда бывает. Полностью перестает получать информацию с собственных рецепторов, видит, ощущает, только то, что непосредственно транслируется в мозг…

— Знаю.

Игорь обеспокоено провел пальцами за левым ухом у Сашки. Но имплантанта там не было. Конечно, она же пен-рит. Чужеродные пластиковые объекты, зашитые под кожу, не умеют заменяться аналогами. Интересно, что бы с ней было, если бы имплантант оказался на месте? А если бы она была и впрямь подключена к сети? Да чушь! Какая инфосеть? На этой хорошо экранированной планете чужаков…

Но что-то в словах биолога, несомненно, есть.

— Откуда бы? — заинтересовался любопытный ученый. Игры с виртуальностью никогда не поощрялись. Полное подключение используется только в самых редких случаях, которые по пальцам можно пересчитать.

Игорь повернул к нему хмурое лицо:

— Однажды пришлось одного такого реанимировать. Это еще во время войны.

Алекс прикинул: тогда доктору должно было быть лет семнадцать-восемнадцать.

— Интересно…

— Ничего интересного. Это был один из гведи. Наши его сбили, корабль получил серьезные повреждения, но в результате какой-то ошибки программы парень остался в состоянии полного погружения. Чувствовал он себя вполне здоровым и способным дальше вести бой. А вот ноги у него были уже раздавлены. И крови много потерял. В сущности, был в бреду, но не осознавал этого. И что в плен попал — тоже не понял: мы боялись разъединить контакт с ИскИном катера. Не знаю, что с ним потом стало…

Игорь покривил душой — судьбу своего первого «крестника» он знал. Судьба была незавидной.

— Да я о другом. Интересно, если это действительно что-то похожее на полное погружение, не повредит ли ей, если мы взлетим сейчас?

Игорь был вынужден признать:

— Не знаю. Но пока непосредственной угрозы жизни нет… я бы немного подождал.

Сашка вновь нахмурилась, зашевелила губами.

Да. Похоже на виртуальность. Вот только с чем она здесь соединилась? При отсутствии инфосети? И даже при отсутствии соответствующего имплантанта? Скорей уж, галлюцинации…

Велчи была близко — и далеко. В ее глазах плескалась боль. Я не ошиблась. Что-то случилось с моей подругой. Что-то пошло не так. Я вновь попыталась заговорить с ней. Позвать-то она меня позвала, а вот слышать упорно не хотела.

— Велчи! Посмотри на меня! Ты меня видишь?

Хлопает глазами, но вглядывается, вглядывается…

— Кто? — спрашивает растерянно.

— Я, Саша. Ты же меня звала!

— Саши нет… она улетела…

Космос! Сколько горечи… выходит, я ее бросила там, одну! Я ее оставила на беду, на боль в голубых глазах. Почему я о ней даже не вспомнила за все это время? Игорь, это он меня увез… да нет, если бы я не хотела, меня бы и Вак с планеты не сдернул. Я ее оставила там. Я думала, под приглядом Бюро космических исследований с ней ничего не случится. Я понадеялась на того врача, ее куратора. Как его звали? Что же он недоглядел? Как получилось, что Велчи теперь зовет меня — сквозь время и пространство. Наплевав на мое нечаянное предательство.

— Велчи, Велчи, это я, я здесь. Рядом. Слышишь меня?

— Как…

Теперь в ее голосе неподдельный испуг. Но боится она не за себя. За меня.

Пауза. Она отворачивается, ссутулившись.

— Как они тебя поймали?

— Кто?

Она снова смотрит на меня тускло и странно.

— Те, кто убил доктора Гарсари, те кто похитил меня и других.

— Велчи. Расскажи подробно!

Она стоит, закусив губу, — призрак на холодном ветру у самой границы воды. Как же трудно было сюда добрести, доплыть!

— Я не помню. Я забываю, как ты забывала. Но… это самое начало пока. Я теряю, но пока что-то сохранилось…

— Расскажи!

— Днем. Несколько дней назад. Может, неделю… Меня забрали из больницы. Я бы ни о чем не заподозрила, если бы не увидела Адачи. Они его в подсобку запихнули, ударили чем-то тяжелым. А он пришел в себя и выбрался. Прямо перед нами… и его убили, запихнули обратно. Я… не могла с ними спорить. Даже знак подать не могла.

Верю. Если нож у горла. Или если бинк под ребро. Мало у кого хватит духу спорить. Почему-то вспомнился мой последний день на Флоре. Как меня пришли убивать.

— Я понимаю, Велчи. Скажи, ты все еще на планете?

Если она передаст приметы, где ее искать, то я, как только окажемся на орбите, сообщу их Курту или Ваку. Они найдут способ выручить мою незадачливую подругу.

— Нет, — развеяла она мои надежды, — в космосе. Я не знаю, что за корабль. Саша, все дни сливаются… этот свет… как пытка. Каждый день одно и то же!

— Что за свет, Велчи?

Как она оказалась в космосе? Второй отдел, да и споки, что, вообще мышей не ловят? Почему не отследили телепортатор? И как ее искать?

И кому мы еще нужны, пен-рит? Зачем столько усилий? И почему меня собирались убить, а ее похитили? Неужели только из-за того, что она не завершила трансформацию? Кому я помешала?

Над этим вопросом думали не только мы с Игорем. И Вак, и что важно, Майкл. И что надумали? Кажется, самым рациональным выводом было то, что меня убирали как ненужного свидетеля. Но это не объясняет, почему тогда похитили Велчи, да еще так рискуя. Чем она отличается от меня? Кроме стадии трансформации?

— Свет в глаза. Приходят. Сажают в кресло. Потом этот синий свет… больно, Саша! Так больно…

— Кто приходит? Велчи, я не смогу тебе помочь, если не буду знать! Кто приходит?

— Они, как врачи. В белом… Я не знаю кто они!

— Что говорят? Что делают?

— Они, наверное, ученые. Тут полно приборов. Я не могу разглядеть, не успеваю. Свет начинается сразу, как они сажают меня в кресло. Закрепляют чем-то руки и… это каждый день! Я не помню, чтобы было по-другому.

— Что говорят?

— Ничего. Научные термины, цифры. Иногда шутят. Но редко.

— Велчи, скажи еще что-нибудь… хоть что-то. Мне нужно знать!

Она вдруг шагнула вперед и вцепилась мне в руки, зажмурившись. Поначалу я удивилась и даже немного испугалась. Потом…

Синий свет бил в глаза. Невыносимо режущий синий свет. Голоса… действительно, цифры и термины, ничего кроме.

Боль появилась с небольшим запаздыванием, словно ее сначала забыли включить, а потом одумались. К моим давним ощущениям она не имела отношения. Другая боль. С той, с которой я жила последний год перед окончательной трансформацией, вполне можно как-то существовать. Эта…

Как бы в подтверждение один из палачей добродушно сказал:

— Что-то сегодня тихо!

— Умаялась в прошлый раз…

— Дайте ей обезболивающего, ведь умрет же!

— Пока терпит! Видишь же, терпит!

— Хватит болтать! За дело! Проверьте каналы воздействия…

Боль мешает думать. Велчи, как ты это терпишь?

Снова что-то меняется. Чье-то неловкое плечо на миг закрывает свет, и я вижу эмблему на стене — лаконичное изображение орла, атакующего добычу. Знакомый символ. Это не ФСМ, это наши. Армия. Почему?

Это не гведи. Тогда почему, за что?

И поднялась во мне такая ярость, что боль как-то потерялась за ее черными крыльями. Курт, Вак, вы не можете не знать об этом. Кто-то вывез Велчи с Флоры, кто-то из вас смотрел сквозь пальцы, когда ее увозили.

Ненависть, накопившись, рвалась наружу…

— Что-то не ладно с приборами! Такая нагрузка, откуда?

— У ФСМ тоже не дураки этим занимались. Они добились результата! — этот голос я начинаю выделять среди прочих. Он резкий, командный.

— У них было десять лет!

— У нас год. И если мы не справимся, то противопоставить в новой войне мы им ничего не сможем. Если смерть — невидима, неслышима. Если она тихонько живет прямо у нас под носом — до того момента, пока не получит приказ убивать.

— Так в чем же дело? На этой планете пен-рит — что собак не резаных!

— Гведи интересовала только эта. Для нее было организовано похищение.

Я слушаю, но ярость душит меня. Она живет отдельно, она готова ударить в любой момент. И все же я слушаю. Слушаю. Слушаю.

— Это не повод… девушка может умереть. Она очень слаба и не выдерживает нагрузок. А других у нас нет.

— Девушка — ничего не понимает. Мы сто раз говорили. На планете их называют пен-рит. Если местное поверье перевести на старые земные аналоги, это означает «зомби».

Что ты понимаешь, урод. Велчи куда больше человек, чем ты!

— Ей больно! — это голос я слышу второй раз. Именно его обладатель предлагал дать Велчи, нет, мне, обезболивающее.

— Да. Придумай другой способ заставить ее действовать! Защищаться! Она это может! Тот парень, которого мы забрали у них на станции, мог защищаться. В ФСМ их натаскивают именно так!

Она не готова, придурки! Она просто не готова защищаться! Велчи — на стадии трансформации. Она умрет тут у вас под пытками, и все.

Ярость выплеснулась. Иначе назвать это я не могу. Ярость вылилась через край, обрызгав всех, кто был в комнате.

Что-то упало. Кто-то закричал. Синий свет перестал слепить глаза, но боль не исчезла. И я по-прежнему оставалась привязанной. Зажмурилась. Почему Велчи смотрела на свет? Почему не закрывала глаза? Стало немного легче.

И я ухватила свою ярость, словно живое существо, ухватила, загнала в самый дальний угол души. Пусть огрызается — оттуда.

Глаза с трудом привыкли к свету обычных осветительных панелей. Я не ошиблась, действительно, на дальней стене красовалась эмблема Вооруженных сил солнечной. На полу у моих ног лежал без сознания человек. Другой, пожилой, белее мела сидел в кресле у стола, заставленного какими-то черно-глянцевыми приборами. Он смотрел на меня — на Велчи. В упор.

Третий тоже был. Сидел на полу, спиной к моему креслу.

Пожилой сказал:

— Это она ударила! Вы поняли, коллеги?!

Я узнала его, это тот, который командовал…

Сидевший на полу поднялся, отряхиваясь.

— Я понял. — Это тот, кто пожалел нас с Велчи.

И тут меня тряхнуло с новой силой. Новой болью… я закричала…

Игорь немного успокоился. Соорудил себе полдник из стакана сока и остывших котлет. Сашкины пирожки в горло не лезли. Сунулся Стэн, намекал, что надо бы лететь. Алекс на него шикнул: часом больше, часом меньше, все равно улетим. А Сандре может стать хуже. Игорь заметил: все на борту, вслед за Димычем, стали звать Сашку Сандрой, или на худой конец — Александрой. Уважительно и немного отстраненно.

Маяться бездельно в ожидании чего бы то ни было, он не умел и не любил. И теперь каждая минута растягивалась в час. И нельзя пить этот сок до бесконечности. Сейчас он кончится, и нужно будет придумывать, на что потратить еще несколько минут. В кубрик заглянул Алекс. Ученый притащил с собой планшетку. Обходиться одной рукой он не привык, но справлялся неплохо.

— Как рука? — спросил Игорь, чтобы что-то спросить.

— Да вроде, нормально. Вот, собираюсь начать делать отчет о нашем посещении. Нужна будет твоя версия событий.

Доктор обрадовался. За такой долгой беседой время пойдет наверняка быстрее. А с другой стороны, чем это лучше для Сашки? Что будет на выходе? Она проснется, смущенно скажет: «Кажется, я заснула!», и можно будет спокойно улетать отсюда. Или все же будет что-то другое?

Беседа их действительно заняла на некоторое время. Когда же все события были пересказаны, версии озвучены, а тема исчерпана, Игорь вернулся на свой пост у капсулы АЭП, проверять состояние пациентки. Впрочем, ее жизни ничего не угрожало. Если, конечно прибор не врет. Доктор улыбнулся невесело — эта планета учит, что никакая подозрительность не будет излишней…

Соваться ему под руку Алекс не стал, вышел. Встал у переборки, разделяющей пилотскую кабину и кубрик. Прижался затылком к металлическому краю раздвижной двери. За время экспедиции он успел немного узнать доктора Седых. И доктор ему, безусловно, нравился. Сандра редко показывалась из каюты и в самую первую встречу показалась надменной и погруженной в себя девицей, по чистой случайности оказавшейся в космосе. Игорю он поначалу искренне сочувствовал — как говорится, любовь зла. Теперь вот впору позавидовать. Или отдать здоровую руку — лишь бы это приключение для них обоих кончилось хорошо.

— Что там? — выглянул из кабины Стэн. — Долго будем ждать? Еще немного, и маршрут придется просчитывать заново.

Алекс разозлился, сильно. Сам удивился — обычно он за собой такого не замечал.

— Надо будет — просчитаете! — отрезал он.

И хотел уйти.

— По какому праву ты здесь распоряжаешься, — возмутился молодой военный, вспомнивший, кто тут старший по званию.

— Стэн. Перестаньте вести себя, как ребенок. Жизнь человека важнее вашего желания побыстрей оказаться дома.

— Не вижу связи!

Алекс вздохнул и собрался объяснять. А у самого в голове одна мысль — как там? Обойдется ли?

Обошлось. Не прошло и получаса, как Сандра пришла в себя.

Сказала:

— Голова кружится… я долго валялась?

Игорь улыбнулся как можно легкомысленней. Нет, Лингина, даже не думай. Не было у тебя никаких шансов от меня сбежать. Не таким способом.

— Лежи, бестолковая. Отдыхай!

— Нам надо лететь…

— Отдыхай. Немного времени у нас есть.

Ну, вот, дорогая. Хотела ответы на вопросы — на тебе ответы. Если в том сне была хоть половина правды, эта половина уже отняла у тебя Велчи и Калымова, а скольких еще отнимет? И что с этой правдой делать?

Правда такова. Я бросила Велчи на Флоре, и она попала в беду, из которой мне не удастся ее спасти. Если она жива вообще.

Свободные миры готовятся к новой военной компании на периферийных ветках Солнечной, и в качестве оружия будем использованы мы, поделки профессора Ханчиэни — телепаты от природы, которые легко поддаются внушению. Плохо себе представляю как это может быть, но раз оно уже есть… В этом контексте совсем иначе выглядят новости инфосети о событиях в сопредельной державе — все эти несчастные случаи на секретных спутниках, коих только за прошлый год было три, по сведениям ущербной в информационном смысле флорианской локалки. Я ведь помню ту свою ярость. Ее и расплескалось то — чуть, несколько капель. А что было бы, если бы я не остановилась? Это — я?

Каким-то образом военные перехватили Велчи, а может, кого-то еще кроме нее. Похоже, они наивно думают, что из нас может получиться оружие защиты, так же как у ФСМ получилось оружие нападения. А не получится. Ярость — слепа. Злость легко вызвать в человеке. Куда легче, чем желание защищать. Или, в случае Велчи, хотя бы защищаться.

Из этого следует, что и меня в покое не оставят.

И время отсрочки зависит только от того, насколько хорошо заинтересованные лица умеют считать до двух. И еще — от жизни Велчи.

И каково чувствовать себя подлецом, а Лингина? Интересно, как это слово изменяется применительно к женской особи означенного вида… а, так и останется — подлая тварь…

Потому что я боюсь.

Потому что я не хочу, чтобы это повторилось со мной.

Хмурый медик констатировал вменяемость заключенного. Курт проводил его взглядом и повернул лицо к Тальми Аскаэни, непримиримый взгляд которого, очевидно, со временем должен просверлить дыру в двери и обеспечить тем самым арестованному побег. Ни на следователя, ни на координатора, ни даже на адвоката заключенный демонстративно не смотрел.

— Ну, как? — спросил Курт у следователя. Тот молча передал материалы дела и друзу с полными записями отчетов. Спохватился, пояснил:

— Да как? Как обычно. Ничего не знаю, не ведаю, не виноват. Вот второй поет интересней.

— Врач?

— Угу. На друзе все есть.

— А на словах?

— Да подтверждается все. Около двух сотен пен-рит были тайно отправлены в Свободные миры. В течение десяти лет. Доктор этот был завербован аж семь лет назад. Завязан на одного агента. Но тот умер. О всей сетке не имеет никакого представления. Очень боится за сына.

— Понятно. Значит, его вербовал сам Ханчиэни? Рискованно.

— Вы знали?

— У нас на профессора давно есть информация. Не самая достоверная и немного. Но вплотную мы за него взяться не успели. Меня интересует степень причастности господина Аскаэни.

— Господин Аскаэни у нас известный политик и не очень понимает, за что его задержали. Но это уже неважно.

Армия отдала Бюро задержанных Аскаэни и медика. Тальми Аскаэни — всего лишь пешка. Но гражданство у пешки флорианское, да к тому же он известный политик, а посему лучше позаботиться, чтобы местные правозащитники снова не подняли вой об ущемлении прав жителей периферии.

Курт вновь посмотрел на лидера «Свободной родины». Если Тальми выкрутится и выиграет выборы… а, фантастика. У него никогда не будет больше десяти процентов голосов. Тальми был нужен лишь как прикрытие для незаконных трансформаций профессора Ханчиэни. А так же для транспортировки готового материала в ФСМ. Его личный катер не досматривают: таможня на планете закрывает глаза, а дальше своей солнечной системы он просто не летает.

Курт вышел из допросной и вызвал Майкла. Тот хмуро поздоровался. Он считал себя виноватым в нерасторопности. При удачном стечении обстоятельств Велчи можно было увести из-под носа у военных, теоретически он мог добраться до яхты раньше.

— Отдыхаете? — спросил Курт.

— Маюсь бездельем.

— Поднимитесь в кабинет Калымова. Я там буду через четверть часа. Хочу, чтобы вы посмотрели материалы по Аскаэни. Может, удастся из них что-то выжать…

Впрочем, Курт и сам понимал, что в этом случае флорианец им бы не достался.

Когда Майкл вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь, координатор сразу огорошил его вопросом:

— Не скучаете по оперативной работе? Вы же классный специалист. А сидите у Вака над бумажками.

— Мне хватает.

— Да, знаю. Ваши игры в частного сыщика… но это именно игры. Возвращайтесь.

— Давайте не будем об этом? Где там ваши материалы…

Алекс не хотел подглядывать, но все же остановился по дороге в жилой отсек. Саша лежала, наполовину выбравшись из капсулы, умостив подбородок на кулаках. Рассматривала Игоря, который задремал, неудобно скрючившись на откидном сидении.

Как-то почувствовав, что уже не одна здесь, она обернулась. Сказала с улыбкой:

— Надо же выбирать всегда такие позы для сна, что даже смотреть на это, и то неудобно.

Алекс сощурился. Выглядела Сандра вполне здоровой. И не скажешь, что час назад была в глубоком и беспричинном беспамятстве.

— Как вы себя чувствуете? — на всякий случай спросил он.

Улыбка растаяла. Она ответила нехотя:

— Чувствую? Полной дурой. И еще много чем, что плохо пахнет. Я чувствую себя странно, Алекс. Но если вас интересует состояние моего здоровья, то оно, мне кажется, мало отличается от обычного. А что, был повод усомниться?

— Был. Но, похоже, у вас очень крепкое здоровье.

Она перевела взгляд на задремавшего доктора, и Алекс снова остро ему позавидовал: на меня бы так смотрели. Саша тем временем откинула крышку капсулы и спустила на пол ноги. Усмехнулась:

— А мы, пен-рит, все невероятно выносливы. Есть у нас такое свойство. Алекс, будьте добры, подайте комбинезон. Вон он, в ячейке.

Пен-рит? Сандра? Да нет, шутит, конечно.

— Шутите?

— Какие тут шутки? А что, правда, не похоже?

Алекс смутился:

— Вообще-то я, кроме вас, ни одного еще не видел.

— А-а…

— Может, вам стоит еще полежать?

— Зачем? Самочувствие у меня сносное. Нам надо лететь. Упустим время, придется заново маршрут пересчитывать. Не хочу искушать судьбу. Протянем, и наш капитан рванет на поиски.

— Сандра, Стэн тоже пилот. Он сможет вывести «Фотон» на орбиту. А вы отдыхайте.

Она легко вскочила, попрыгала, чтобы комбинезон расправился по фигуре.

— Не знаю, как атмосферный щит повлияет на его сознание. А искин не работает. И не заработает, пока не выйдем в нормальное пространство. Так что выбор все едино не велик. Игорь! Эй, проснись, спящая красавица. Пора лететь…

Тот открыл глаза и собрался что-то возразить.

Сандра опередила:

— Пойдем в кабину. Сядешь со мной рядом. И будешь очень внимательно за мной следить. Если я вырублюсь, свалимся.

Тот только мрачно кивнул. Подумал, прихватил аптечку и первым скрылся в кабине. Через несколько секунд оттуда вышел мрачнющий Стэн, ни о чем не говоря, забрался в облюбованную ячейку. Алекс вздохнул и последовал его примеру.

Значит, летим. В сознании растеклось рекой сонное спокойствие, которое называется «Будь, что будет». Нельзя спрятаться, нет шансов вырваться, а значит, плывем по течению. Не все же плавать поперек! Темная вода, белые снежинки, я уже достаточно отдала вам. Но если это та самая река, то плыть будет не так и мерзко. По берегам — друзья мои и любимые, а в дальней тьме у горизонта будущее, которого не избежать.

Летим. А что, есть варианты? Игорь смотрит на меня, как на объект исследования. Я отвечаю ему улыбкой, и сама не знаю, почему, признаюсь.

— Знаешь, я влипла. В такую историю, что тошно рассказывать.

Скажете, что я не умею держать язык за зубами, что мои проблемы, это только мои проблемы, будете правы. Я тоже так думаю. Но сказанного не воротишь.

Он кивнул.

— Ты что-то увидела, когда была без сознания. С кем-то разговаривала… да? Как со мной.

А ведь я у него так и не спросила, были ли на самом деле те разговоры, или это чисто моя мистическая галлюцинация? Вот и ответ.

— С Велчи. Она в беде.

— А как она здесь оказалась?

— Нет, она где-то там, в пространстве Флоры. Не спрашивай, я сама не понимаю, как это получилось.

Рассказывать было не трудно. Игорь не перебивал меня, слушал молча. Я не заметила, как моя рука оказалась в его руке. Сказал потом, когда я замолчала:

— Ты подозреваешь Вака?

— Нет. Хочу надеяться, что он не при чем. Но Шерриланд не мог быть в стороне. Он — координатор Второго отдела.

По лицу моего доктора ничего сказать было нельзя, но мне отчего-то казалось, что он не согласен.

И все-таки — летим.

Вак, мрачнее тучи, изучал записи, доставленные тест-зондом из атмосферы планеты. Данные были противоречивы, толкового представления о том, что ждет у поверхности составить невозможно. Ясно лишь, что эта информация существенно расходится с той, что дают приборы «Корунда».

Вчера Кейн отправил к планете челнок с крейсера в беспилотном режиме. Должно быть, сейчас он уже что-то знает. Но вот, поделится ли знанием?

А тут еще сеансы связи каждые два-три часа. То с родной базой, то с Центральной. Один раз был даже прямой канал с правительством Земли. Ни работать нормально, ни передохнуть толком…

Калымов со вздохом отключился от инфосети. Все равно не получается сосредоточиться.

Связался с «Эхо»:

— Дэн, это Калымов. Готовьте катер к работе в атмосфере.

— Что, идем на планету?

Координатор первого отдела поморщился:

— Тут можно до скончания истории гадать, чем наши действия обернутся. Настройте с Берти искин так, чтобы тот выполнял маневры в атмосфере автономно.

— Принято. А когда вылет?

— Оптимально бы часа через два. Но не теряйте времени, запустите предстартовую проверку, скафандры протестируйте… а дальше по инструкции.

— Да уж не первый раз замужем…

— Ну, коли не в первый, выполняйте. Конец связи.

Вак с тоской подумал, что скорей всего, пришли последние его денечки на должности координатора Первого отдела по флорианской ветке. Нельзя сейчас соваться к поверхности. Слишком уж много всего случилось за не слишком длинный отрезок времени, прошедший с момента, как Бюро космических исследований заинтересовалось кораблем чужаков и до этого часа. Слишком зловещими теперь выглядят тайны планеты, которой, кстати, даже имя еще не успели придумать.

Ну и ладно, неожиданно решил он. Больше будет времени на общение с родней. В этом году племянник поступает на Ашат, факультет пилотирования и навигации. Надо заняться с ним теорией…

Димыч, угрюмый, но все еще упорно верящий в благополучный исход Сашкиной выходки, тихо ругается с искусственным интеллектом корабля по поводу следующей корректировки орбиты.

Интересно, о чем он думал, когда ее отпускал? Или все-таки имел место банальный угон? И о чем он думает сейчас? Ведь не может не знать, что по завершении этого рейса космос для него будет закрыт. Маленький шанс остаться в профессии заключается в возвращении «Фотона».

А вероятность этого сокращается не то, что с каждым днем, с каждым часом.

Экипаж тоже ведет себя, словно ничего не случилось, вместо «если» употребляет словечко «когда», и при любом удобном случае пытается застрять на мостике подле узла связи. Сколько раз так уже было? Калымов прикинул. Получалось, что за его жизнь не так уж много, четыре или пять. А сколько раз чудесное возвращение действительно произошло? То-то и оно.

— Лаура, — попросил Вак, — Дайте мне связь с полковником Кейном.

Полковника необходимо предупредить о предстоящей прогулке, чтобы не возмущался потом, и не открыл сообразно приказу, огонь на поражение.

— Переключаю каналы… подождите… КАПИТАН! «ФОТОН» НА СВЯЗИ! Сандра на связи!..

Вак и Димыч вскочили одновременно. Но если Димыч дернулся к рабочей зоне связиста, то Калымов сразу вернулся на покинутое место и подключился через инфосеть.

Он услышал:

— Лаура, день добрый. На связи первый «Фотон». Возвращаюсь на борт.

Вак не удержался:

— Сандра! Ну, как там? Что… ты одна?

Пауза. Потом вежливое:

— Валентин Александрович! Рада вас слышать. Вы тоже на орбите? Все в порядке, все живы. Когда вы успели?

— Я… торопился.

— Загнали и кораблик и моих студентов! — проницательно высказалась она. — Ночами не спали, шли по сомнительным лоциям, и скорей всего, с нарушением государственных границ сопредельной державы.

— Нечего трубить об этом на всю систему в открытом эфире. Не хватало мне еще международного скандала.

— Это я подстраховываюсь на тот случай, если вы решите нас с Димычем гнать в шею из космоса за нарушение в высшей мере разумного приказа Джорджа Кейна. Учтите, это шантаж…

— Сандра, когда вас примерно ждать? — невозмутимо поинтересовалась Лаура.

— Часов пять мне хватит за глаза. Впрочем, если поторопиться…

— Вот уж не надо! — Забеспокоился координатор.

Тут в беседу включился Димыч:

— Сандра, привет! Вы очень вовремя. Нас уже собирались расстреливать.

— Не «вас», а лично тебя. И угроза еще не прошла. Если бы Сандра не вернулась…

— Эх! Надо было поспорить на деньги…

— Э… Вак, я так понимаю, к планете мы уже не идем? — голос Дэна.

— Совершенно точно.

— А я только искин настроил…

— И зря! — отвечает Сашка, — он у вас все равно вырубился бы в атмосфере. Эта планета не любит умные машины.

— Зато любит умных пилотов, — ехидничает Димыч.

Вклинивается голос Игоря:

— …с особым цинизмом…

— Седых. Снова выкрутился. Приятно слышать. — Это снова Вак.

— С такой кармой, как у меня, Валентин Александрович, или сразу мрут, или приспосабливаются.

— Учту на будущее… Кстати. Тут у меня для тебя официальная бумажка лежит. Если коротко, с тебя сняты все подозрения касательно событий на Эльвире. Можешь радоваться.

Мрачный ответ:

— Да? Я в восторге. А что как рано-то? Еще лет пять можно было потянуть…

Я выйду первой. Игорь, так надо. Мне нужно посмотреть ему в глаза, я хочу знать. Вак, Валя, Валентин Александрович, я хочу знать, почему ты примчался сюда? Волновался за нас? Или получил приказ доставить меня по определенному адресу?

Зачалились элегантно, как на смотре. Когда мы с Игорем подошли к шлюзу, там уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу Стэн. Алекс только начал выбираться из ячейки.

— Вот и все, — весело сказал Стэн. — Все закончилось.

— Хорошо бы…

Все только начинается. Как трудно, оказывается, быть одной. Не доверять тем, кому привыкла доверять. Что я могу одна?

Взгляд наткнулся на Игоря. Единственный мой человек смотрит печально и устало. Наверное, он тоже ищет выход из ситуации и не находит.

Ладно, готовимся к торжественной встрече героев! Забудем на время всякие печали…

Не получается. Я все время думаю о Велчи. О том, что от меня теперь не зависит ее судьба. Как бы я ни пыталась, что бы я ни делала, кто бы мне ни помогал. Там, в другой реальности, бесконечно продолжается эксперимент, в котором мою Велчи испытывают на устойчивость к боли…

Вот и Алекс подошел. Медлить больше нельзя. Выходим.

В тамбуре у шлюзов «Корунда» горит яркий свет. Они стоят у трапа и ждут нас — все, кто не на вахте. И ученые. И Калымов.

И Димыч. Дим, смотри, я вернулась, как обещала. Все хорошо. Регина и Влад стоят, обнявшись, Коновалов улыбается, как именинник, он где-то оставил свою трубку.

Если бы здесь не было Вака… как же мне смотреть тебе в глаза, Валентин Александрович…

А он уже спешит навстречу.

Я не хочу, но отступаю. Меня останавливает ладонь Игоря. Замираю, смотрю вперед.

Тихо-то как… почему так тихо?

Больше нельзя прятать глаза и отворачиваться. Надо найти смелость и задать, наконец, этот чертов жгучий вопрос. Пусть Вак обидится, пусть перестанет со мной здороваться, я переживу. Только бы не другое…

— Валя, скажи…. Ты знаешь, что с Велчи? Вак, почему вы здесь?

Останавливается на полшаге. Несколько секунд мы, не отрываясь, смотрим друг другу в глаза. Только я чувствую спиной игореву ладонь, его уверенную поддержку. А за Валей — только растерянные взгляды наших товарищей.

Я вижу, как опускаются его плечи, сползает улыбка. Не могу на это смотреть, отворачиваюсь, и в тот же миг слышу:

— Ты меня подозреваешь? В чем?..

— Валь, я не подозреваю. Это больше. Я знаю, что случилось с Велчи. И этого не могло случиться без ведома Бюро. Поэтому я не подозреваю. Я боюсь…

— Чего?

Как же тихо! Не молчите же, вы! Не дайте нам закончить этот тягостный разговор. Не дайте нам перестать быть друзьями.

— Боюсь, что ты не сможешь… не сможешь найти тот единственный аргумент, который заставит меня поверить что Бюро не при чем.

Смотрю в пол. Он серый, матовый, чистый.

— Саша… — что у него с голосом-то? Такой странный голос. — Сашенька, да что ты такое себе придумала?

Поднимаю глаза — Вак улыбается. Растерянно моргает и улыбается.

— Саш, нет такого аргумента, не найду я. Кроме, пожалуй… мы же с тобой сто лет знакомы. Вспомни, я хоть раз обманывал тебя? Вспомни, я когда-нибудь кого-то предал?

Правда? Я верю. Я не поверила бы, пожалуй, если бы ты показал свою обиду, которая, конечно есть, но ты улыбаешься, и теперь оправдываться должна я:

— Ты же мне не верил, никогда с тех пор как я вернулась… Вак, что мне делать?

Игорь легонько подталкивает меня вперед, и я иду вперед. Три шага, чтобы оказаться возле Калымова, с каждым шагом выжигая сомнения.

— Валь, прости меня. Я…

— Э… курсант Лин, отставить истерику, обнять командира, и… иди отдыхать уже. Седых, проследите…

Умеет Вак разрядить обстановку. Все присутствующие заговорили разом и как-то громко. Нас с Игорем не трогали из вежливости, так что большая часть приветствий, хлопков по спине и вопросов досталась Алексу и, за компанию, Стэну.

Отдыхать я, все-таки, не пошла — не сразу.

Поймала Вака и прижала к стенке.

— Я должна помочь Велчи. Но я не вижу способа. Понимаешь, они зря ее мучают. Пока трансформация не закончится, она будет просто терпеть…

Вак посмотрел на меня с затаенной тоской:

— Пойдем в кают-компанию. Расскажешь в подробностях.

Потом вызвал «Эхо» и сказал:

— Дэн, готовьтесь к немедленному старту, мы возвращаемся на Флору. Мы торопимся…

Эпилог

Под босыми ногами — холодный песок, я иду по берегу реки, которая не имеет никакого отношения к моим полуснам. Волны плюхают жидкими аплодисментами, в них запутались белые ломкие водоросли, полупрозрачные моллюски, веточки с ближних кустов, трава. Обычный речной мусор. Ясное солнце выбелило этот маленький пляж, а следы здесь только мои. Безмятежный полдень, обрыв в двух шагах. Там, наверху, вся жизнь. Здесь — иллюзия свободы.

На самом деле этого ничего нет — полная виртуальность, оказывается, замечательная вещь. Дает возможность отрешится от любых забот и проблем. Уйти. Вдаль. Вдоль.

Но при этом знать, знать, знать, что на самом деле никуда не ушла. Здесь я, на диванчике в медицинской секции «Эхо». Корабля, который под конвоем идет в Солнечную.

Новый имплантант зудит за ухом. Операция длилась четыре минуты и прошла успешно. Во всех смыслах, уникальное я существо — пен-рит с прямым подключением к инфосети.

Настолько уникальное, что стою целой планеты Чужих. Военные готовы отдать ее Бюро. Но перед лицом приближающейся войны с гведи нет ничего важнее вопросов обороны. А я — последняя из выживших творений профессора Ханчиэни. Последняя, потому что Велчи все-таки умерла.

Я — оружие без инструкции по эксплуатации. Оружие, которым придется воспользоваться.

Какая-то особенно настырная волна лизнула ноги ледяным языком, выкатила кусочек белого бутылочного стекла. В сколе вспыхнуло маленькое солнце.

Плохо, что Калымов никогда добровольно меня не отдаст.

Плохо, что любой выбор эфемерен, и мы давно уже плывем по течению, сами того не замечая. Отыграть назад невозможно, как невозможно остановить историю.

Но если бы моя Велчи осталась жива, я с радостью согласилась бы на что угодно, на любые эксперименты и исследования, лишь бы ее оставили в покое, лишь бы она простила мое невольное предательство.

На запястье завибрировал сигнал вызова — кто-то в реальном мире хочет меня видеть. Что же, действительно, пора выходить. Раз уж не получилось себя убедить, что могу остаться здесь навсегда.

Едва я открыла глаза, Вак сказал:

— У нас гости.

— Кто?

— Шерриланд. и Майкл. Они в каюте, пойдем.

Вак сегодня как никогда похож на мумию гоблина: в помятом черном комбинезоне, худой, как скелет, жиденькие волосы дыбом.

Каким образом здесь оказался представитель Второго отдела? Вывод очевиден. Был на одном из катеров сопровождения. Майкл — сотрудник Калымова… Черт, что все это значит?

— Валь, иди, я переоденусь и догоню.

Заодно с мыслями соберусь.

Когда я вошла, в тесной каюте собрались все, даже Альберт и Дэн. Только Дик был на вахте. Игорь тут же подвинулся, выкраивая мне место рядом с собой. Семь человек. Калымов, Шерриланд, Майкл, Мы с Игорем, Берти и Дэн. Замечательная компания. Не хватает только директора Бюро на флорианской ветке…

— …собственно, выбора нам не оставили, — закончил мысль Курт. — Бюро обязано передать пен-рит военным. Меня… вежливо попросили… довести это до вашего сведения.

— Когда это нужно будет сделать? — Калымов говорит вежливо, очень мягко и тихо. Он тоже ничего не сможет изменить. Никто не сможет.

Я вздохнула:

— Пойду собирать вещи.

И получила в награду несколько уважительных взглядов. Но встать не успела. Да Игорь и не дал бы. Вот вроде, легонько обнял, а попробуй, вырвись. Ну, не глупо ли? Все равно рано или поздно…

— Подожди, — неожиданно встрял Майкл, — у нас тут было время подумать. Есть одна возможность… то же не лучший выход, но…

Вак подался вперед:

— Что?

Шерриланд перехватил инициативу:

— Центральная тоже не в восторге от происходящего. Если генералы получат Сандру, баланс сил будет нарушен… вот, если бы удалось договориться о совместных исследованиях… — он мельком взглянул на меня, я кивнула. — В этом случае Бюро смогло бы контролировать процесс. Во всяком случае, я был бы спокоен за здоровье и жизнь девушки.

Что ж. Если получится, БКоИ удержит свои позиции и сможет влиять на происходящее. Вот только, военные не согласятся. Зачем им идти на переговоры, когда и без того все козыри у них в руках?

Между тем, координатор Второго отдела закончил:

— Если бы нам не глушили связь, я бы связался с Центральной, и изложил наше предложение…

Калымов взъерошил и без того лохматую голову, ответил:

— Не выйдет. Даже если пробьемся, военные не пойдут на переговоры. Зачем бы им? Сандра и так у них почти в руках.

Игорь незаметно прижал меня к себе. Стало почти смешно. Не надо, хороший мой. У нас действительно нет выбора. И Вак тоже так думает. И я.

Но, оказывается, не Шерриланд. И не Майкл.

Майкл победно улыбнулся, и выложил главный аргумент:

— Курт прав. Представьте себе, что Саша у нас самая обычная пен-рит. Как те, с кем они имели дело раньше. Военные не могут знать подробностей. Скорей всего, они считают, что отдельные представители Бюро таким образом набивают себе очки, удерживая предмет важнейших исследований. Если мы скажем, что в любой момент можем уничтожить э… ценный материал… они не предпримут никаких решительных действий, потому что Сандра им действительно нужна. И не заподозрят, что мы блефуем, потому что знают о пен-рит ровно то, что знают все.

— Им просто в голову не придет, что ни я, ни Вак, никто из нас не сделает ничего, что причинило бы Сандре вред, — добавил Курт с улыбкой. — Скорей всего они примут такую угрозу за чистую монету. На флоре к трансформированным относятся, как к слабоумным, это в лучшем случае. И всем известно, что сразу после перестройки организма пен-рит — это белый лист, они беспомощны и нуждаются в постоянном пригляде. Велчи Катиэли должна была стать лишним тому подтверждением…

— Звучит достаточно безумно, чтобы сойти за правду…

Вак посмотрел на меня выжидательно и добавил:

— Это все-таки шанс.

— Разумеется.

Да, шанс. Выжить. Шанс хоть изредка видеть друзей. Замечательная перспектива, если вспомнить судьбу моей Велчи.

— Я пробью эту глушилку хоть сейчас, — пожал плечами Берти, — старая разработка, мы ее еще на Ашате, помнится, прекрасно обходили… Было бы зачем.

Теперь есть зачем. Невозмутимый Курт, которого я увидела, кажется, третий раз в жизни. Лукавый Майкл (интересно, как его зовут на самом деле?). Нервный Калымов, которого я знаю, как облупленного, заменивший мне когда-то и отца и старшего брата. Берти Хойт, склонный к необдуманному геройству. Молчаливый, уверенный в себе Дэн. Игорь — моя совесть и радость. Неужели вы не видите, чем вам грозит этот сомнительный розыгрыш?

Что мне вам сказать?

Но, кажется, сегодня я ничего не решаю. Все решено без меня.

— Саш, ты ведь все понимаешь? — Серьезно спросил Калымов. — Будет трудно, но…

Повисла неловкая пауза. Такие паузы красноречивей любых слов. Такие паузы случаются редко.

Я всё понимаю. Кажется, даже больше, чем всё.

Равнодушное время отсчитывало последние часы моей свободы. Что же. На ближайшие месяцы, а может и дольше, мне уготована сомнительная роль штатной лабораторной крыски. Но я справлюсь, я терпеливая. Ведь где-то рядом надежный якорь — космос. И конечно, ты, добрый мой человек.

2007-08

Оглавление

1. Гостиная с мертвецами

2. Странные подвалы

3. Тайны крыши

4. За стенами

5. Скелеты в шкафу

6. Дно чердака

7. Якорь

8. Призраки мансарды

9. Паучий погреб

10. Черный ход

Эпилог

Реклама на сайте