«Крылья»

Глеб Анфилов

Крылья

Степан Додонов всегда увлекался чем-то необыкновенным. И свои увлечения он довольно часто менял. Помнятся, он убил целое лето на подводные мотогонки, с них переключился на живопись люминофорами, а потом принялся экспериментировать с электродиффузионным генератором запахов, занимавшим почти половину его ванной комнаты. Переменчивость интересов сочеталась у нашего Степана с твердой верой в то, что сегодняшнее его увлечение - самое лучшее, самое полезное, самое нужное. Об этом он твердил при всяком удобном и неудобном случае, стремясь вовлечь в свои занятия побольше приятелей. Правда, оратором он был не блестящим. Мы чаще посмеивались над ним, чем принимали всерьез его идеи. Кипучий, неутомимый, но неотесанный, порой неосторожный, слишком восторженный и поспешный, Степан нередко служил мишенью для острот.

Вероятно, только Галочка Круглова, однокурсница Степана, не видела в нем ничего требующего улучшения. По ее мнению, Степан без своих странностей был бы вовсе не Степаном. Ну, а он платил Галочке той же монетой.

Во всяком случае, одна лишь Галя была допущена к секретной папке, хранившейся у Степана в тумбочке. Там были собраны аккуратно сложенные газетные и журнальные вырезки.

Первая из вырезок - фотомонтаж кадров научно-популярного кинофильма "Они почти живые". Фильм этот Степан смотрел раз десять, но снимки бережно хранил. Тут же очерк "Механохимические двигатели с биотоковым управлением" из журнала "Природа" и десятка полтора других научных статей со столь же мудреными названиями. Наконец, в папке лежала пространная газетная рецензия, в которой рассказывалось о выступлении шестирукого музыканта, игравшего сразу на рояле, аккордеоне и гитаре. Впоследствии Галя рассказывала, что в ту пору они со Степаном не пропускали ни одной гастроли этого, как писали в афишах, "современного будды". И в особый восторг ее спутник приходил после концерта, когда музыкант выдергивал из рукавов свои дополнительные хемомеханические руки и складывал их в чемоданчик.

До поры до времени Степан ограничивался тем, что копил свои заметки, читал их и перечитывал. Но когда в секретную папку перекочевала из "Вечерней Москвы" корреспонденция "Открытие спортивного клуба "Живые крылья", владелец папки потерял покой. Генератор запахов был заброшен. И пока мы разбирали его детали на карманные излучатели ароматов, Степан обивал пороги этого клуба.

Что и говорить, Додонов умел добиться своего. Клубное начальство не устояло против его натиска. Уже через неделю Степан благополучно прошел медицинское обследование и гимнастическую проверку. Еще неделю спустя он выдержал теоретический экзамен (чему очень помогли материалы из секретной папки) и стал кандидатом в члены клуба. Словом, мы и опомниться не успели, как наш герой приволок в свою комнату то, к чему были устремлены его помыслы.

Насупленный, взъерошенный, готовый к обороне от шуток, он водрузил на стол пакет с яркой цветной надписью: "Спортивные ринолиновые крылья МИ-7".

Честно говоря, никто из нас еще не видел вблизи "почти живых" машин. В ту пору они еще были уникумами. Мы знали только, что все эти искусственные руки, плавники, крылья действуют по принципу настоящих живых мускулов. Если их "кормить" особыми растворами, они усердно работают, повинуясь сигналам биотоков человеческого мозга. Федя Артюхов слышал еще, что МИ-7 не самая последняя модель хемомеханических крыльев, что есть более удачные конструкции.

Мы, разумеется, не преминули разъяснить Додонову недостатки его приобретения, хотя он и сам о них отлично знал, конечно.

Степан стойко отмалчивался и, не обращая внимания на наши разговоры, медленно открывал герметический запор пластмассового пакета, в котором находились крылья. Для нас было новостью, что крылья хранятся в герметической упаковке. Было любопытно и то, как они выглядят в "усыпленном" виде. Болтовня умолкла. Всех обуяла любознательность. Толкая друг друга локтями, мы старались поближе подобраться к священнодействующему Степану.

Да, крылья имели своеобразный и не очень красивый вид. Обильно смазанные каким-то прозрачным желе, сложенные в три погибели, они напоминали большую медузу.

Степан расстелил на полу несколько газетных листов, осторожно положил на них липкую медузу и сделал отчаянную попытку выгнать нас из комнаты. Мы и в самом деле ему мешали - все, кроме Гали, чью посильную помощь он великодушно принимал. Было понятно его возмущение. И все-таки мы остались, сбившись в кучку возле двери. Ведь сейчас должно начаться самое интересное - деконсервирование, а попросту говоря, оживление спящей машины.

Махнув на нас рукой, Степан принялся за дело.

С распластанной медузы он снял ватными тампонами бесцветное желе. Пахло оно весьма неважно. Федя сказал:

- Не надо было гробить генератор ароматов, Степан. Как раз пригодился бы.

Никакого ответа. А Галинка гневно сверкнула глазами.

Потом оба они носили из умывальника стаканом воду, вливая ее в машину. Послышалось шипение. Медуза начала из прозрачной делаться зеленоватой. Из нее полезли отростки. Это и были лопасти крыльев. В основании каждого стали чуть приметно пульсировать искусственные "сердца" - насосы биораствора. У нас на глазах крылья выросли, сделались упругими и ярко-зелеными.

- Смотрите, машина уже дышит, - нарушил молчание Степан.

Верно, поверхность крыльев слегка трепетала.

Степан повеселел. Видимо, он боялся, что крылья не оживут, и теперь вздохнул свободно.

- Деконсервация окончена!

Он показал нам инструкцию, которая заканчивалась фразой: "В деконсервированном виде машина выполняет шесть движений лопастями (скручивание, раскручивание, мах вверх, мах вниз, наклон и выпрямление передней кромки) по сигналам биотоков специально натренированного человека".

Специально натренированным должен был стать Степан. И о том, как он становился таковым, стоит вспомнить, ибо поначалу это было довольно-таки забавное зрелище.

С утра пораньше Степан опоясывался ремнями крыльев, прижимал к своим голым плечам и лопаткам присоски контакторов - приемников биотоков. И тут начиналось несусветное. Крылья принимались беспорядочно хлопать, махать, скручиваться в рулоны и разворачиваться во всю ширь. Сумасшедшая биомашина, воспринимая неорганизованные импульсы биотоков, таскала своего несчастного хозяина по комнате, сбивала о места все, что способно было упасть. Несколько минут спустя в комнате царил страшнейший беспорядок. А хозяин с красным от напряжения лицом тщетно сопротивлялся безумным прихотям синтетических мышц могучего безголового тела. И не усилиями своих мускулов, нет. Успокоить крылья надо было только мыслью, только работой собственного мозга. Эта цель - научиться останавливать трепет крыльев усилиями мысли стояла первой в программе тренировок.

Поначалу многие из нас во главе с Федей Артюховым относились к Степановой затее скептически. Но усмехаться и пожимать плечами нам пришлось недолго. С каждым днем крылья становились послушнее. Через неделю Степан уже умел в течение нескольких минут держать их в повиновении. Мало-помалу у него выработался автоматизм.

Помнится перед экзаменами по истории космологии мы увидели умилительную картину. Наш герой сидел за столом рядышком с Галочкой. Милая пара преспокойно штудировала конспекты, а на плечах Степана красовались крылья - тихие, еле трепещущие, смиренно свернувшиеся в рулоны.

В ту пору Степан стал непривычно разговорчивым и общительным - видимо, преднамеренно, чтобы приучить себя сдерживать машину, совсем о ней не думая. В поисках собеседников он разгуливал по комнатам общежития, щеголял свернутыми крыльями, которые смиренно торчали из дыр, сделанных в ковбойке.

- Братки, - кинул он нам однажды свое любимое обращение. - Вы понимаете, что это такое - получить собственные крылья? Вы никогда не летали во сне? Вы же рождены летать, а не ползать. В общем, братки, на до завести на факультете летательную секцию. Берусь раздобыть пять машин!

- Вот что, ангел, - сказал Федя, - если ты такой уж застрельщик летателей, дан хоть примерить крылья...

Степан нравился нам тем, что абсолютно не умел отказывать в просьбах. Его генератор ароматов побывал на вечеринках всех факультетов, а на подводном мотоцикле и сейчас бороздят его приятели дно Москвы-реки. Но на этот раз последовал робкий отказ:

- Видишь ли, я бы дал тебе эту штуку, но ты собьешь мне настройку, понимаешь?

- Не понимаю, - ответил Федя.

- У каждого своя система биотоков, и машину нужно к ней приноровить, приладить. Это дается тренировкой: машина сама помаленьку настраивается. И всякий новый хозяин вынужден заново настраивать крылья. Вы же знаете, братки, что моя модель старая, тренировки с ней уйма.

- Зачем же ты взял ее, такую плохую?

- Какую дали.

Галя говорила потом, что Степан здесь скромничал и недоговаривал. Ему будто бы предложили архиновейшую модель. Он же предпочел старую, чтобы лучше натренировать себя и легче приспосабливаться к усовершенствованным машинам, если это понадобится.

Шли дни. Энтузиаст летания целиком отдался своему увлечению - думал только о крыльях, ходил всюду с ними, даже на ночь оставлял их на себе, приучившись спать на животе.

Итог получился плачевный: тройка по звездной динамике и несданный зачет по теории нейтрино.

Провал зачета произошел при довольно нелепых обстоятельствах. Степан явился в аудиторию по обыкновению крылатым. Получив задание, он разнервничался, и это привело к неожиданному результату: крылья вышли из повиновения, да так, что он и сам не заметил. Сначала тихонько развернулось правое, и уткнулось в лицо одной студентки. Не поняв, в чем дело, та подняла крик. Степан растерялся - и тут же потерял управление над левым крылом. Оно пронеслось на волосок от уха остолбеневшей старушки-преподавательницы.

Целую минуту длился бунт крыльев. Невозможно было без хохота смотреть, как незадачливый летатель пытался восстановить растерянную систему биотоков. К счастью, все окончилось относительно благополучно, если не считать опрокинутой чернильницы. Виновник происшествия был, конечно, удален с зачета.

Вскоре как карающий меч нагрянуло курсовое бюро.

Первым выступил наш аккуратный, строгий, знающий во всем границу умница-секретарь. Он потребовал от новоявленного кандидата в летатели прекращения безобразий, поднял вопрос об отправке письма в клуб "Живые крылья" с просьбой до летних каникул изъять у Степана крылья и воздействовать на него по спортивной линии. Потом встал Федя Артюхов и поддержал секретаря.

Обстановка складывалась серьезная. Отнять у Степы заветную игрушку, пожалуй, было бы слишком жестоко. И когда его пригласили высказаться, все ждали, что он будет просить о помиловании. Куда там! Он заговорил совсем о другом - о координации волевых усилий, о переформировании функций двигательных центров мозга. Вдавшись неожиданно в палеонтологию, начал доказывать, что в каменноугольный период предки человека были "почти" летающими ящерами.

- Стало быть, - вещал Степан, - у нас остались следы забытых рефлексов полета. И они должны быть воскрешены!..

Все это было совсем не на тему, но звучало небезынтересно. Мы слушали, развесив уши. Оратор понял это и разошелся. Под конец он опять стал уговаривать ребят завести в нашем спортклубе секцию летателей.

Предложение, понятно, признали несвоевременным. А когда Степану снова задали строгие вопросы о его учении и неугомонных дебоширах-крыльях, он ответил:

- Непроизвольных движений машины больше не будет. Первая фаза тренировки закончена. Тренер клуба разрешил мне надевать на крылья резиновые пояса. А учебные дела обещаю подогнать за месяц. Даю честное комсомольское.

Бюро решило поверить Степану, ибо человек он был все-таки хороший и раньше не безобразничал.

Многим на этом собрании очень хотелось узнать, что такое "фазы тренировки", почему первая уже закончена, в чем заключается вторая. Но вопросов не задавали. Неудобно. Ведь как-никак Степан должен был чувствовать себя провинившимся юнцом, а не мудрецом, просвещающим неучей.

Зато на другой день после лекций нашего кандидата в летатели окружило плотное кольцо любопытных, и он с важным видом ответил на вопросы.

Выяснилось, что всего фаз пять.

Первая - привыкнуть держать машину неподвижной. Степан уже научился этому (если не вспоминать о досадном событии на зачете).

Вторая фаза - усилием воли, а затем и спокойным приказом мысли разворачивать и сворачивать лопасти. И с этим делом Степа кое-как справлялся.

Третья фаза - овладеть взмахами крыльев. Этого еще Степан не умел.

Четвертая (самая трудная) фаза - прыжки и планирование.

Пятая фаза - полет.

Все обучение должно занять несколько месяцев. В конце концов крылья станут гибкими и подвижными, полностью подчинятся автоматическим командам биотоков мозга, органически вольются в многоступенчатую иерархию анализа и синтеза нервных сигналов.

Ну и сложна же была машина! Степан показал нам ее принципиальную схему. Тончайшая паутина синтобиопроводников и хемогенераторов, хитроумнейшее переплетение искусственных мышц, искусственных нервов, идущих от контакторов, сеть каналов биоснабжения, расходящихся от искусственных сердец и приемников питания.

- Обратите внимание на "рты" машины, - вразумлял нас Степан тоном маститого лектора. - Силовой сок в них подается под давлением впрыскивается с помощью шприца. О "сытости" или "голоде" крыльев сигнализируют вот эти индикаторы. Если они оранжевые - значит, машина обеспечена соком. Если синие или фиолетовые - питания недостаточно.

Мы заглянули в глазки индикаторов и ясно увидели, что они были совсем синие.

- Что ж ты ее моришь голодом?!

- Режим! Все строго по часам.

Но тут прибежала Галя и заявила, что как раз в данный момент Степан злостно нарушает режим питания крыльев.

- Ты заболтался, уже полчаса как тебе пора кормить...

И летатель отправился потчевать свою машину таинственным силовым соком.

К трапезе крыльев мы допущены не были. Тем не менее мы ушли, впитав в себя еще одну крупицу степановского энтузиазма.

Следующие фазы тренировки Степана проходили для нас незаметно. Вечерами он исчезал в своем клубе и занимался под руководством тренера. Мы не замечали тогда, что вместе с ним пропадала Галя.

Близился конец шестого семестра. Все старательно готовились к экзаменам.

Степан же даже в самые горячие дни не прекращал тренировок. И вместе с ним усиленно тренировалась Галя, которую благодаря заботам Степана не только приняли в клуб "Живые крылья", но и наделили отличной машиной МИ-10 - со множеством новшеств, чуткой, легкой в управлении, требующей куда меньше усилий в тренировке. Тогда мы этого не знали. Все выяснилось после последнего экзамена на традиционном спортивном балу в Лужниках.

Сумерки ласкового июньского дня были раскрашены зеленью парка, напоены разноголосицей хоров и оркестров. Звонкий смех, аплодисменты, слова спортивных команд...

Наши ребята затеяли на набережной летучие акробатические соревнования. Они только начались, как вдруг через рупоры послышался спокойный голос диктора.

- Через пять минут со шпиля университета стартует следующая пара летателей. Астрофизический факультет, группа тридцать два. Галина Круглова и Степан Додонов, крылья МИ-10 и МИ-7. Повторяю. Через пять минут...

Позабыв о соревнованиях, мы принялись смотреть на площадку шпиля университетского здания.

- Вон, вон они, - раздались крики.

На фоне неба вырисовывались фигурки со стрелками крыльев, такие маленькие подле громады шпиля. Вот одна из них бросилась с балкончика. Крутой вираж - и она взмыла ввысь. Орлиные мерные взмахи крыльев несут ее над Москвой-рекой и возвращают к балкончику шпиля.

А вот две фигурки кидаются в воздушную ширь, мчат к нам на стадион, парят над зеленым лугом, куда мы сбегаемся и изо всех сил кричим "ура". Какое нам дело до того, что на бал слетелось еще несколько пар крылатых счастливцев из других институтов. Мы следим только за своими. Мы машем им, зовем, торжествуем. Ведь это наш Степан, наша Галочка, наши Дедал и Икар двадцатого века!

Спустившись на землю, летатели попали в объятия восхищенных зрителей.

- Качать ангелов!

Мы изрядно "раскачали" героев дня.

В конце концов это им надоело, и они освободились неожиданным способом: моргнули друг другу, быстро расправили крылья, взмахнули ими, овеяв нас воздушной волной, и отпорхнули в сторону. Каково! Это вызвало новую бурю восторга.

Надо сказать, что еще за два года до известных читателю событий Степан записался в очередь на лунную экскурсию. Тогда он с пеной у рта доказывал, что современный человек обязан в молодые годы собственными глазами увидеть экзотические пейзажи пустынь и хребтов Луны.

Но очередь подошла как раз к моменту освоения крыльев. И, скрепя сердце, Степан отказался от космического паломничества. Предстоящие каникулы он не мыслил без полетов.

Для Гали проблема лета была решена раньше: вместе с нами она ехала в альплагерь на Гималаи, в район Второго тектонического заповедника. И ласковое Галино упорство привело к тому, что в нашу группу попросился Степан. Разумеется, мы с радостью приняли его. Даже Федя Артюхов не возражал.

Что и говорить, события этого лета запомнились надолго.

Маршрут похода, разработанный еде зимой, поднимался по труднейшему юго-западному склону Джомолунгмы к ее вершине, а затем спускался по северному склону до экспериментальной стокилометровой шахты Сейсмонадзора (в конце пути мы рассчитывали познакомиться с новинками предсказания и предотвращения землетрясений).

На первых этапах Степан и Галя были изумительны. Подъемы, на которые у вас уходили часы, они преодолевали за несколько взмахов крыльев. Мы трудились, изнемогая от напряжения, а они порхали вокруг и резвились, как дети, как птицы. В характере Степана вдруг даже обнаружилось нечто птичье-легкомысленное. Он даже петь начал, чего прежде за ним совсем не замечалось. Лезешь, бывало, по отвесной стене, потом обливаешься под палящим солнцем, еле нащупываешь крохотные неровности для опоры, а вверху раздаются беззаботные степановские рулады, да вдобавок сиплые и фальшивые.

И откуда он знал эти модные танцевальные песенки?

- Степа, пой про себя, - кричали мы ему.

- Про меня ничего не написано! - отвечал он с петушиным нахальством.

- Галинька, уйми иерихонскую трубу!

Но Галя хохотала, полагая, вероятно, что и фальшивое пение к лицу ее неповторимому Степану.

Однако настал день, когда песни умолкли. И вовсе не потому, что Степан внял нашим просьбам.

Федя Артюхов сумел так пристыдить легкомысленных летателей, что они целых три дня держали крылья свернутыми и храбро делили с нами все трудности обычного человеческого восхождения. А на четвертый день, когда мы забрались уже довольно высоко, неожиданно произошло печальное событие.

Согласно уговору в этот день бескрылый период летателей кончился. Утром, когда Галя, готовя завтрак, разворачивала пе-пе (так мы называли свою походную солнечную электростанцию - полупроводниковый энергоковер), Степан совершал обычный тренировочный полет. Он сделал несколько трудных прыжков, планирующих виражей, потом пошел на посадку и... угодил ногами прямо в пе-пе. Ковер лопнул, хрупкие пластиночки фотоэлементов были разбиты вдребезги. Галя остолбенела от неожиданности.

Что же случилось?

Степан уверял, что хотел спуститься в двух метрах от ковра, что подобных промахов не бывало со времени первых тренировок. Это горячо подтвердила Галя, встав как всегда за Степана горой. Да и мы не были склонны подозревать товарища в хулиганстве. Худшее, что он себе позволял в последнее время, - пение. Пришлось раскладывать доисторический костер, благо удалось собрать немного сухой травы, и варить концентраты на прометеевом огне.

Во время завтрака решался вопрос: как быть? Идти дальше без пе-пе, рассчитывая на спиртовки и небольшой запас спирта?

- Нет уже почти этого запаса, - подал угрюмую реплику Степан.

- Как так нет? Ты что, выпил его, что ли, пережиток капитализма? спросил Федя Артюхов.

- Я им протирал крылья... Кто знал, что он понадобится.

Вот-те на! Час от часу не легче. Ну и Степан!

Оставался единственный выход - вернуться на базу за новым пе-пе или, если его там, на худой конец, не окажется, - за спиртом.

До базы - десять дней карабканья по скалам и, видимо, всего несколько часов полета на крыльях. Разумеется, Степан вызвался искупить собственный грех.

- Мигом слетаю. К вечеру будет пе-пе.

- Нет Степа, - возразила Галя, - полечу я.

- Не выдумывай...

- Но ведь у тебя что-то стряслось с крыльями.

- Пустяки. Машина в порядке. Это случайность какая-то была.

- Проверим?

- Ни к чему. Времени нет.

- Нет, проверим) Прошу тебя, Степа...

Галя по обыкновению настояла на своем. Началась проверка.

На маленькой площадке среди скал они выложили полотенцами белый квадрат, который должен быть отлично виден сверху. Степан подпрыгнул, взмахнул крыльями, набрал высоту, сделал над площадкой круг, полетел вниз, к квадрату... и угодил метра на полтора мимо. Не глядя на нас, он снова бросился со скалы, проделал те же эволюции, но опять не смог точно приземлиться.

Внимательно следя за полетом, мы заметили, что крылья двигались как-то иначе, чем раньше. Не было прежней уверенности, всегда восхищавшей нас грации в их взмахах. Полет выглядел тяжелым, будто машина устала.

Все это Степан почувствовал лучше нас.

- Плохо дело, братки.

Встревоженная Галя села рядом со Степаном. Он снял крылья и внимательно разглядывал их пульт управления, где были расположены индикаторы сытости и приборы проверки рефлексов.

- Странно, сейчас как будто все нормально.

И в самом деле, машина выглядела исправной. Ритмично сокращались сердца-насосы, яркими оранжевыми пятнышками пламенели индикаторы. Все биорефлексы действовали.

- Степа, - сказала Галя, - ты срочно свяжись с клубом для консультации, а я отправлюсь на базу.

- Что-то боюсь я за тебя. Вдруг и твои крылья испортятся.

- Чудак ты. Посмотри, как я полечу!..

- Постой...

Но Галя не слушала. Она вспорхнула, сразу поднялась очень высоко и почему-то вбок, потом неловко перевернулась в воздухе и устремилась еще выше, несомая беспорядочными взмахами крыльев.

- Назад, - закричал Степан, - спускайся сейчас же!

Он лихорадочно прижал к плечам присоски крыльев, затянулся ремнями и бросился вверх.

Галю кружило, влекло выше и выше. Неровными толчками за ней гнался Степан. Странная кувыркающаяся фигурка тонула в солнечном небе. Дикие рывки крыльев неистово швыряли ее из стороны в сторону. Видимо, девушка совсем потеряла власть над машиной.

В отчаянии мы метались между скалами, до боли в глазах всматривались в небо...

Вот, кажется, подъем прекратился. Галины крылья замерли на мгновение и устремились вниз. Нет, это не снижение. Это падение! Ниже, ниже! И все быстрее! Наперерез летит Степан. Слышно, как он хрипло кричит, повторяя одни и те же слова:

- Выключи взмахи! Выключи взмахи! Выключи взмахи!

Все. Больше ничего не видно и не слышно. Оба скрылись из нашего поля зрения.

...Выйдя из оцепенения, мы кинулись к радиофонам. Лихорадочно закрутился диск номеронабирателя. Прежде всего - спасательный вертолет. А что еще? Туда, где скрылись летатели, добраться невозможно. Чем мы, пленники тяготения, могли помочь друзьям, попавшим в беду! Прилипшие к земле, не способные броситься к ним, мы горько переживали свое бессилие...

Из того, что стало известно позднее, можно было так нарисовать картину последующих событий.

Галя все-таки нажала кнопку выключателя взмахов. Видимо, это было последнее ее сознательное движение. Крылья выпрямились, замерли. Падение немного затормозилось - и подоспевший Степан успел схватить свою подругу за плечи. Ему сразу стало тяжело, потянуло вниз. Испугало то, что Галя без сознания. Скорее к опоре, к чему-то твердому под ногами! Впереди пропасть. Сзади - почти отвесная каменная стена. Чтобы не ушибить Галю. Степан, держа девушку перед собой, бросился к стене спиной - необычными попятными взмахами крыльев. И тут опять промах! Степан приблизился к стене раньше, чем ожидал. Запрокинув голову, он вдруг увидел, как половину неба загородила каменная громада. Раздался удар и - о ужас! - треск лопающихся, ломающихся крыльев...

Каким-то чудом Степан удержался на маленьком уступчике. Прижимая безжизненное тело, он инстинктивно нашел равновесие. Крылья за спиной обмякли и повисли, как мокрые тряпки. Они уже ни на что не годились. Степан одной рукой расстегнул ремни, отключил присоски испортившейся машины и проследил как она ухнула в пропасть.

Кольнула сердце вернувшаяся боязнь высоты. Только теперь, став бескрылым, Степан осознал всю опасность положения. И тут промелькнула догадка о причине несчастья: кислородное голодание! Работая, крылья задыхались. Сказалась высота. Но на Галиных крыльях от этого есть средство. Надо лишь ввести до отказа регулятор дыхания! О, если бы счастливая догадка пришла в голову раньше.

Балансируя на крошечном уступчике, Степан с великим напряжением переставил Галины крылья себе. На это ушло несколько минут.

Разыгралась нестерпимая головная боль, которая началась еще во время борьбы с уходящей из повиновения машиной. Боль, бьющая в виски, затемняющая глаза. В этом состоянии Степан начал вертеть ручки перестройки. Как хорошо, что у Гали усовершенствованная универсальная модель! Ручки подведены под новые цифры веса, нормального пульса. До отказа выдвинут регулятор дыхания. И тут Степан взглянул на индикатор сытости. Еще одна беда: индикатор был синий! Очевидно во время беспорядочного кувыркающегося полета крылья затратили уйму лишней энергии и истощили двухчасовой запас питания. Тюбик же с силовым соком остался в лагере. В нагрудном кармане торчал только шприц.

...Ноги затекают, нет сил держаться. Крошатся камни, сыплется из-под ног опора. Не переставая, бьется, не дает покоя удручающая мысль: ведь питание в машине ничтожно мало! На сколько его хватит - на минуту, на две? Если бы на десять минут! Успел бы... Очень, очень велик риск...

И прижав к себе Галю, Степан сильно оттолкнулся ногами и взмахнул крыльями. Быстрые, сильные взмахи. Выше... выше... Но тут-то она и пришла - эта жуткая электрическая дрожь сигнала "питание полностью исчерпано".

В мозгу молнией пронеслось: теперь возможен только один взмах и несколько секунд планирования... Туда, назад, к этому спасительному уступчику...

Долетел, уцепился, приник к скале.

Лихорадочная очередь обрывков мысли. Питание, биораствор, АТФ, кислоты группы ДД... Смутное воспоминание: какой-то летатель говорил в клубе, что продлил на три минуты действие своей машины при помощи морской воды... Морская вода! Горы, горы кругом, скалы, ни капли влаги. Степан почувствовал, что очень хочет пить. Вода... Морская вода...

И вдруг ударом колокола в голове зазвенело слово: кровь! Да, кровь! Если морская вода годится, то кровь и подавно. В крови органический фосфор, соли...

Карманным ножом вскрыта вена. Кровь брызжет в цилиндр шприца. Боли нет. Только трудно, очень трудно это делать на весу, одной рукой, да еще держать Галю. Первый шприц введен в клапан, второй, третий... Как медленно течет кровь... Индикатор стал коричневым. Надо еще... В глазах темнеет, по телу рассыпались острые уколы озноба. Достаточно. Теперь в полет. Последним усилием воли Степан распахнул крылья и оттолкнулся от уступа...

К нам в лагерь порывистые взмахи крыльев принесли два безжизненных тела. Сцепившись в крепких объятиях, они рухнули на камень. Степан сразу же потерял сознание. Видимо, в полете мозг его работал на последнем пределе.

Мы отнесли их в тень скалы и не решились сами снять крылья. Тяжко и тревожно в волнистых конвульсивных движениях трепетала над неподвижными телами летателей зелена я машина. Пятна индикаторов светились зловещими фиолетовыми отблесками.

Застрекотал спасательный санитарный вертолет.

Что было потом? Наши летатели провели месяц в здравнице тишины. Скучный, тягучий месяц, который так не вязался с их беспокойными характерами. А после выздоровления Степана случай в горах обсуждался на общем собрании клуба "Живые крылья". Было признано, что Додонов и Круглова совершили непозволительную ошибку - упустили возможность кислородного голодания крыльев на большой высоте и, главное, не проверили до конца внезапно закапризничавшую машину. Именно эта ошибка едва не привела к трагической развязке. Однако, находчивость и мужество, проявленные Степаном в горах, вновь спасли его и его подругу, на этот раз от дисквалификации.

А мы? Мы несмотря ни на что пошли по стопам наших "перволетателей". И вот теперь наша компания - костяк университетской "секции крылатых". Староста наш - Федя Артюхов. Степан - тренер. Галочка исполняет обязанности "художественного руководителя". Секция разрослась со сказочной быстротой - уже сто человек. Скоро будет еще раз в десять больше - по всему видно.

И все мы знаем теперь это изумительное чувство живого полета. Нам знакомо невыразимое ощущение легкости и быстроты, счастье подъемов, острое замирание спусков. Мы крылаты! Мы - хозяева воздуха, который стал нам твердой опорой. Удивительно и радостно, что крылья сделались частью нас самих, крупицей нашего "я".

Хорошо!..