Альфред Бестер Не по правилам
Девушка, сидевшая за рулем джипа, была очень красива. Кожа отливала нежным загаром, длинные светлые волосы развевались роскошным хвостом. На ней были легкие парусиновые сандалии, голубые джинсы — и больше ничего.
Она остановила джип у библиотеки на Пятой авеню и собиралась уже войти туда, когда ее внимание привлек магазин на противоположной стороне улицы. Она застыла в раздумье, затем скинула джинсы и швырнула их в воркующих на ступенях голубей. Те в испуге взлетели, а девушка подошла к витрине, где было выставлено шерстяное платье с высокой талией, не сильно еще побитое молью. На ценнике стояло $79,90. Кирпичом девушка разбила стекло, предусмотрительно отойдя в сторону. Порывшись на полках и найдя нужный размер, она раскрыла книгу продажи и аккуратно записала: «$79,90. Линда Нельсен».
Потом вернулась в библиотеку, поднялась, перебежав изгаженный за пять лет голубями холл, на третий этаж и, как всегда, отметилась в книге выдачи: «Число — 20 июня 1981 г. Имя — Линда Нельсен. Адрес — Центральный парк, Пруд модельных яхт. Профессия — последний человек на Земле».
Достав несколько бесценных художественных изданий, она бегло просмотрела их и вырвала кое-какие иллюстрации, которые отлично подойдут к ее спальне. Этажом ниже сняла с полки два учебника итальянского языка и словарь и уложила все в джип рядом с большой красивой куклой.
Отъехав от библиотеки, она направилась по Пятой авеню, лавируя между стоявшими машинами и осторожно объезжая разрушенные здания. У развалин собора святого Патрика из ниоткуда вдруг появился мужчина и, не оглядываясь по сторонам, стал переходить улицу прямо перед ней. Она так резко затормозила, что джип вильнул и врезался в останки автобуса. Мужчина вскрикнул, отпрянул назад и замер, глядя на девушку.
— Вы сумасшедший разиня! — закричала она. — Почему не смотрите, куда идете!
Он был крепкого телосложения, с густыми, покрытыми сединой волосами, рыжей бородой и обветренной кожей. Его одежда состояла из туристского костюма и лыжных ботинок. За спиной висели рюкзак и двустволка.
— Боже мой, — прошептал мужчина осипшим голосом. — Наконец. Я всегда знал, что найду кого-нибудь… — Затем, когда он увидел ее изумительные длинные волосы, его лицо поникло. — Но надо же, как не везет, — пробормотал он. — Женщина!..
— Вы что, чокнутый? — холодно спросила Линда.
— Простите, леди. По правде говоря, я не рассчитывал на движение.
— Надо же соображать немного, — выразительно сказала она, отводя джип от автобуса.
— Эй, погодите!
— Ну, чего?
— Вы понимаете что-нибудь в телевизорах? Эта чертова электроника…
— Остроумничаете?
— Нет-нет, серьезно.
Линда что-то невнятно пробормотала и тронулась было с места, но он загородил ей дорогу.
— Пожалуйста! Это очень важно для меня. В самом деле, вы разбираетесь в телевизорах?
— Ни капли.
— Вот черт! Прошу прощения, леди, интересно бы узнать: в городе есть парни?
— Здесь никого нет, кроме меня. Я последний человек на Земле.
— Забавно. Я думал то же самое про себя.
— По крайней мере, последняя женщина.
Он затряс головой.
— Но должны же быть другие люди! Может, на юге? Я сам из Нью-Хейвена и иду на юг, где места потеплее, потому что пытаюсь найти ребят, у которых можно кое-что спросить.
— Что именно?
— А, женщине не понять. Не хочу вас обидеть.
— Ну, если вы идете на юг, то не туда забрели.
— Разве юг не там? — спросил бородач, указывая вниз по Пятой авеню.
— Да, но Манхэттен — остров. Вам надо пройти по мосту Джорджа Вашингтона к Джерси.
— А где это?
— Идите по Пятой авеню до Соборной аллеи, потом поднимитесь по Риверсайд…
Беспомощный взгляд.
— Первый раз в городе?
Он кивнул.
— Ну, ладно, — вздохнула Линда. — Залазьте. Я вас подвезу.
Девушка переложила книги и куклу на заднее сиденье, и он сел рядом с ней.
— Путешествуете?
— Да.
— А почему не взяли машину? Бензина и масла полно.
— Я не умею водить, — уныло ответил бородач.
Он выпустил из груди воздух, и массивный рюкзак дрогнул на широкой спине. Девушка изучала его краем глаза. Мгновенье она раздумывала, затем кивнула каким-то своим мыслям и остановила джип.
— В чем дело? — спросил мужчина. — Поломка?
— Как вас зовут?
— Майо. Джим Майо.
— А я Линда Нельсен.
— Рад познакомиться. Почему мы не едем?
— Джим, у меня к вам предложение.
— Да? — Он с сомнением оглядел ее. — С удовольствием выслушаю, леди, то есть, Линда, но нужно вам сказать, что у меня определенные планы…
— Джим, если вы мне поможете, я тоже вам помогу.
— Например?
— Я так одинока вечерами… Днем слишком много дел, а вечерами просто ужасно.
— Понимаю, — пробормотал он. — Но причем тут я?
— Почему бы вам не остаться на некоторое время в Нью-Йорке? Я научу вас водить, и вам не придется идти на юг пешком.
— Недурная идея. А водить — это трудно?
— Ерунда, научу вас за несколько дней!
— Я не смогу так быстро.
— Ну хорошо, за месяц. Зато сколько времени вы сэкономите потом!
— Да, заманчиво… — Он спохватился. — А что я должен сделать для вас?
Ее лицо мечтательно озарилось.
— Джим, я хочу, чтобы вы помогли мне перевезти пианино.
— Пианино? Какое пианино?
— Розового дерева, «Стейнвей». Из одной квартиры на Пятьдесят седьмой улице. Я просто умираю, так хочу иметь его у себя!
— Обзаводитесь мебелью?
— Да, но, кроме того, я хочу после обеда поиграть на пианино. Нельзя же вечно слушать пластинки! Я все уже приготовила: самоучитель, пособия по настройке… А вот перевезти не могу.
— Но ведь в городе полно квартир с пианино! Вы можете поселиться в любой.
— Ни за что! Я потратила пять лет на устройство своего гнездышка и люблю его. Кроме того, где взять питьевую воду?
Он кивнул.
— Да, вода… Кстати, как у вас с ней?
— Я живу в Центральном парке, в доме у пруда, где раньше хранили модели яхт. Прелестное место. Вдвоем мы установим пианино, Джим. Это будет нетрудно.
— Просто не знаю, Лина…
— Линда.
— Простите. Я…
— Вы кажетесь очень сильным. Чем вы занимались раньше?
— Я был профессиональным борцом.
— О!..
— Но последнее время держал бар в Нью-Хейвене. Он пользовался популярностью у спортсменов. А чем занимались вы?
— Работала в «ББДО».
— Что это такое?
— Рекламное агентство, — объяснила она нетерпеливо. — Поговорим об этом позже, если вы останетесь. Я научу вас водить, мы перевезем пианино, и есть еще несколько вещей, которые я… Впрочем, это подождет. А потом уедете на юг.
— Линда, честное слово, не знаю…
Она взяла его за руки.
— Ну, Джим, пожалуйста. Вы можете остановиться у меня. Я хорошо готовлю, и у меня есть прелестная комната для гостей.
— Зачем? Вы ведь думали, что на Земле больше никого не осталось.
— Глупый вопрос. В приличном доме всегда должна быть комната для гостей! В пруду будете купаться, найдем вам шикарный «ягуар»…
— Я бы предпочел «кадиллак»…
— Как угодно. Ну, что скажете, Джим? Договорились?
— Хорошо, Линда, — проворчал он неохотно. — Договорились.
Это был действительно прелестный дом. Овальный пруд в мягких лучах июньского солнца отливал голубизной, там и тут крякали утки. Дом выходил окнами на запад, а вокруг него расстилался парк.
Майо завистливо посмотрел на пруд.
— Только яхт недостает… — произнес он.
— Здесь их было полным-полно, когда я въехала, — сказала Линда.
— Я всегда мечтал иметь модель корабля. Однажды, совсем маленьким…
Майо умолк. Откуда-то донеслись звуки тяжелых ударов, будто камнем били о камень. Все прекратилось так же внезапно, как и началось.
— Что это?
Линда пожала плечами.
— Точно не знаю. Думаю, что разрушается город. Вы еще увидите, как иногда разваливаются здания. Привыкаешь со временем… Ну, входите.
Она вся светилась гордостью за свое жилище, хотя у Майо многочисленные украшения вызвали легкое раздражение. Однако викторианская гостиная, спальня-ампир и «деревенская» кухня с настоящей керосиновой плитой произвели на него впечатление. Комната для гостей в колониальном стиле с изящными светильниками, с диваном на изогнутых ножках и ворсистым ковриком его обеспокоила.
— Здесь все такое девичье…
— Естественно. Я ведь девушка.
— Да, конечно. Я имею в виду… — Майо подозрительно огляделся. — Ну, парню подошли бы менее хрупкие вещи.
— Не волнуйтесь. Диван вас выдержит. Теперь запомните, Джим. Ботинки в комнате снимать. С ковриком будьте поаккуратней, на ночь лучше убирайте. Я взяла его в музее и не хочу, чтобы он трепался. У вас смена одежды есть?
— Только то, что на мне.
— Завтра достанем другую. Ваше тряпье даже стирать не стоит.
— Послушайте, — в отчаянии взмолился он. — Обоснуюсь-ка я, пожалуй, прямо в парке.
— Почему?!
— Видите ли, я больше привык к этому, чем к таким домам. Но вы не беспокойтесь, Линда, я где-нибудь поблизости.
— Чепуха, — твердо заявила Линда. — Вы мой гость и будете жить здесь. Теперь мыться — я угощу вас обедом.
Ели они из дорогих китайских тарелок, пользовались шведскими серебряными вилками. Обед был довольно легким, и Майо остался голоден, но сказать об этом не решился. Не желая придумывать повод выйти в город и перехватить что-нибудь посущественней, он просто отправился спать, сняв ботинки, но совершенно забыв про коврик.
Утром его разбудило громкое кряканье. Соскочив с постели и подойдя к окну, он увидел, как с пруда взлетают утки, испуганные каким-то красным пятном. Когда глаза Майо привыкли к яркому свету, он разглядел, что это купальная шапочка. Потягиваясь и зевая, Джим вышел к воду. Линда радостно приветствовала его, подплыла к берегу и вылезла. Кроме красной шапочки на ней ничего не было. Майо отодвинулся, чтобы на него не попали брызги.
— Доброе утро, — сказала Линда. — Хорошо спал?
— Доброе утро, — ответил Майо. — Нормально. Ух, вода, должно быть, холодная-холодная. У тебя гусиная кожа.
— Вода изумительная. — Она стянула шапочку и распустила волосы. — Где полотенце? Ах вот… Давай, Джим, сразу освежишься.
— Кому охота купаться в такую холодину?
— Ну же, не трусь!
Раскат грома расколол тихое утро. Майо пораженно уставился в небо.
— Какого черта!.. Что это? Будто самолет прошел звуковой барьер! воскликнул он.
— Смотри, — приказала Линда. — Вот! — воскликнула она, указывая на запад. — Видишь?
Один из вестсайдских небоскребов величественно оседал, разваливаясь на глазах. Поднялся столб пыли, почва задрожала, и тут же раздался грохот падения.
— Боже, что за зрелище, — пробормотал ошеломленный Майо.
— Упадок и разрушение… — прокомментировала Линда. — Ну, ныряй, Джим. Я принесу тебе полотенце.
Она вбежала в дом. Майо скинул брюки и снял носки, но все еще стоял на берегу, с несчастным видом трогая воду ногой, когда она вернулась с громадным купальным полотенцем.
— Ужасно холодно, Линда, — пожаловался он.
— Разве тебе не приходилось принимать холодный душ?
— Ни в коем случае! Только горячий.
— Джим, если будешь так стоять, никогда не решишься. Посмотри на себя, ты уже дрожишь. Это у тебя что на груди, татуировка?
— Ага. Пятицветный питон. Восточный. Он обвивается по всему телу. Видишь? — Майо с гордостью повернулся. — Мне его накололи в Сайгоне в шестьдесят четвертом, когда я служил на флоте. Красиво, да?
— А не больно?
— Ерунда! Другие парни выставляют это так, будто они перенесли адские муки, но это просто бахвальство.
— Ты служил на флоте в шестьдесят четвертом?
— Ну.
— Сколько же тебе было лет?
— Двадцать.
— Значит, теперь тебе тридцать семь? И седина у тебя преждевременная?
— Наверно.
Линда посмотрела на него с задумчивым видом.
— Знаешь, что? Если решишься окунуться, не мочи голову.
Она снова вбежала в дом. Майо, застыдившись своих колебаний, заставил себя опустить ногу в пруд. Он стоял по пояс в воде, опасливо брызгая на плечи и грудь, когда вернулась Линда — со стулом, ножницами и расческой.
— Разве не прекрасно?
— Нет.
Она рассмеялась.
— Ну, хорошо, выходи. Я тебя подстригу. И бороду уберем. Посмотрим, на кого ты похож.
Через пятнадцать минут Линда оглядела плоды своего труда и удовлетворенно кивнула.
— Красив, очень красив.
— Ну, ты уж хватила. — Он покраснел.
— На кухне я согрела воду. Иди побрейся. И не вздумай одеваться. После завтрака мы подберем тебе одежду, а потом… Пианино.
— Но я не могу разгуливать по улице голышом! — смущенно возразил Майо.
— Не глупи. Кто тебя увидит? Давай, поторапливайся.
Они доехали до магазина «Аберком и Фитч» на углу Мэдисон и Сорок пятой улицы. Сдернув с Майо полотенце, в которое он стыдливо завернулся, Линда сняла с него мерку и исчезла в глубине магазина. Вернулась она с полными руками.
— Джим, я достала прелестные лосиные мокасины и костюм для сафари, и шерстяные носки, и походные рубашки, и…
— Слушай, — оборвал он. — Ты знаешь, сколько это стоит? Почти полторы тысячи долларов!
— Да? Давай, сперва штаны…
— Ты сошла с ума, Линда. Зачем все это барахло?
— Носки не малы?.. Какое барахло? Эти вещи мне нужны.
— Такие как… — Он начал подписывать ярлыки продажи, — как маска для подводного плавания с плексигласовыми линзами за девять девяносто пять? Для чего?
— Чтобы очистить дно пруда.
— А столовый набор из нержавеющей стали за тридцать девять долларов?
— Это если я заленюсь и не захочу греть воду. Нержавейку можно мыть в холодной воде. — Она с восхищением смотрела на него. — Джим, ты только взгляни на себя в зеркало! Вылитый охотник из рассказа Хэмингуэя!
Он покачал головой.
— Не представляю, как ты расплатишься. Надо быть поэкономней, Линда. Тратить такую уйму денег!.. Может, лучше забудем про пианино?
— Никогда, — возмущенно заявила Линда. — Мне все равно, сколько оно стоит!
После дня напряженной физической и умственной работы пианино было установлено в гостиной. Майо в последний раз убедился, что оно не рухнет, и устало плюхнулся в кресло.
— Боже! — простонал он. — Легче было пешком идти на юг.
— Джим! — Линда подбежала и бросилась ему на грудь. — Джим, ты ангел. Как ты себя чувствуешь?
— В порядке, — проговорил он. — Слезь с меня, Линда, я не могу вздохнуть.
— Как мне тебя отблагодарить? Я сделаю все, что хочешь, только скажи.
— А-а, — отмахнулся он. — Ты меня уже подстригла.
— Я серьезно.
— Ты не собираешься учить меня водить?
— Разумеется. Я теперь вечно у тебя в долгу.
Линда села на стул, не сводя глаз с пианино.
— Не поднимай много шуму по пустякам.
Майо с кряхтеньем поднялся, сел за инструмент, смущенно улыбнулся через плечо и заиграл менуэт. Линда выдохнула и резко выпрямилась.
— Ты играешь… — прошептала она.
— Немного учили в детстве.
— И умеешь читать ноты?
— Вроде бы.
— Научишь меня?
— Попробую, это трудно. О, вот еще что я сыграю.
Он начал калечить «Ликование весны».
— Прекрасно… Просто прекрасно!
Линда смотрела ему в спину, и выражение решимости крепло на ее лице. Она медленно подошла к Майо и положила руки ему на плечи.
Он поднял голову.
— Мм-м?
— Ничего, — ответила она. — Ты играй, играй, а я приготовлю обед.
Но остаток дня Линда была так занята какими-то мыслями, что Майо стал нервничать и рано отправился спать.
Годный автомобиль нашли только часа в три на следующий день, причем не «кадиллак», а «шевроле». Они выехали из гаража на Десятой авеню и направились восточнее, где Линда лучше ориентировалась. Она призналась, что границы ее мира простираются от Пятой авеню до Третьей и от Сорок второй улицы до Восемьдесят шестой.
Девушка передала руль Майо и предоставила ему возможность тащиться вниз по Мэдисон, упражняясь в остановках и стартах. Пять раз он терял управление, одиннадцать раз наезжал на машины и даже врезался в витрину — к счастью, без стекла.
— Черт, как трудно, — дрожа от напряжения, выдавил Майо.
— Главное — практика, — успокоила Линда. — Не волнуйся. Обещаю, что через месяц ты будешь классным водителем.
— Целый месяц!
— Ничего не поделаешь, сам говорил, что плохой ученик. Останови здесь.
Машина судорожно дернулась и остановилась. Линда выскочила.
— Подожди меня.
— Что ты хочешь?
— Сюрприз.
Она подбежала к магазину и исчезла. Вернулась она через полчаса в черном платье с жемчужными бусами и в лакированных бальных туфельках на высоком каблуке. Волосы были уложены в пышную прическу.
— Теперь поедем на Пятьдесят вторую улицу.
Майо очнулся от столбняка и тронул машину.
— Ты чего это разоделась?
— Это вечернее платье для коктейлей… Эй, Джим! — Она схватила руль и еле успела отвернуть от стремительно надвигающегося кузова грузовика. — Я веду тебя в знаменитый ресторан.
— Поесть?
— Нет, глупенький. Выпить. Теперь налево. И попробуй плавно затормозить.
Кое-как остановившись, Майо вышел из машины и стал принюхиваться.
— Чувствуешь?
— Что?
— Какой-то сладковатый запах.
— Это моя косметика.
— Нет, что-то в воздухе, сладкое и удушливое. Знакомый запах… Черт, не вспомню.
— Не обращай внимания. Пошли.
Она ввела его в ресторан.
— Тебе надо было надеть галстук, — прошептала Линда. — А, ладно, обойдется.
Сам ресторан не произвел на Майо ни малейшего впечатления, но его зачаровали висевшие в баре портреты знаменитостей. Он едва не обжег пальцы, всматриваясь в пламени спичек в Мэла Аллена, Реда Барбера, Кэсси Штенгеля, Фрэнка Гиффорда и Роки Маркиано. Когда пришла Линда с зажженной свечой, он нетерпеливо повернулся к ней.
— Ты встречалась здесь с кем-нибудь из этих телезвезд?
— Наверное. Выпьем?
— Да-да. Но я хотел бы поговорить о них.
Майо проводил девушку к стойке, сдул пыль с табурета и галантно помог сесть, а сам обошел стойку с другой стороны и профессионально вытер ее платком.
— Моя специальность, — ухмыльнулся он. — Добрый вечер, мадам. Что угодно?
— Боже, как я устала сегодня!.. Мартини со льдом. Сделайте двойной.
— Да, мадам. Оливку?
— Луковичку.
— Значит, двойной «гибсон» со льдом. Сию секунду. — Майо пошарил в баре и извлек виски и несколько бутылок содовой. — Боюсь, мартини не получится, мадам. Нет джина. Что бы вы хотели еще?
— Тогда скотч, пожалуйста.
— Содовая выдохлась, — предупредил он. — И нет льда.
— Ничего.
Майо ополоснул стакан содовой и налил в него виски.
— Благодарю. Составьте мне компанию, бармен. Я угощаю. Как вас зовут?
— Джим, мадам. Нет, спасибо, не пью за стойкой.
— В таком случае выходите из-за стойки и присоединяйтесь ко мне.
— Я не пью, мадам.
— Можете звать меня Линдой.
— Благодарю, мисс Линда.
— Ты серьезно не пьешь, Джим?
— Да.
— Ну, ваше здоровье.
— Пчелы! — неожиданно вскричал Майо.
Линда изумленно раскрыла глаза.
— Ты чего, Джим?
— Я вспомнил этот запах — как в пчелиных ульях.
— Да? Понятия не имею, — безразлично сказала Линда. — Может быть… Еще порцию.
— Сейчас сделаем. Послушай, об этих знаменитостях… Ты действительно их видела? Вот как меня?
— Конечно!
— А кого именно?
Она рассмеялась.
— Ты напоминаешь мне малыша из соседней квартиры. Ему я тоже должна была рассказывать, с кем из телезвезд встречалась. Однажды я сказала ему, что видела здесь Джина Артура, и он спросил: «Со своей лошадью?»
Майо не понял, но тем не менее был уязвлен. Линда собиралась развеять обиду, когда здание вдруг затряслось, словно от далекого подземного взрыва. Майо уставился на Линду.
— Боже праведный! А что, если и этот дом развалится?
Она покачала головой.
— Нет, сперва всегда раздается такое «бум».
— Нужна еще содовая. — Он исчез ненадолго и появился бледный, с бутылками и меню. — Ты полегче, Линда. Знаешь, сколько они дерут за порцию? Почти два доллара. Вот, полюбуйся!
— Плевать! Давай кутить! Сделайте двойной, бармен. Эх, Джим, если бы ты остался в городе, я показала бы тебе, где жили все твои герои. Спасибо. Ваше здоровье. Я могла бы показать и их ленты. Ну? Такие знаменитости, как… как Ред… как его?
— Барбер.
— Ред Барбер и Роки Кэсси, и Роки Летающая Белка…
— Ты обманываешь меня, — надулся Джим, снова обидевшись.
— Я, сэр? Вас обманываю? — с достоинством спросила она. — Просто стараюсь доставить тебе удовольствие. Мама меня учила: «Линда, — говорила она, — запомни одно: носи то, что мужчине хочется, и говори то, что мужчине нравится». Вот что она мне советовала… Хочешь это платье?
— Мне оно нравится, если я правильно тебя понял.
— Знаешь, сколько я за него заплатила? Девяносто девять пятьдесят.
— Что?! Сотню долларов за никчемный передник?
— Вовсе это и не никчемный передник, а выходное платье! И еще двадцать долларов — жемчуг. Искусственный, — пояснила она. — И шестьдесят за лакированные туфельки. И сорок — косметика. Двести двадцать долларов, чтобы доставить тебе удовольствие. Ну как, доставила?
— Ясное дело.
— Хочешь меня понюхать?
— Я уже.
— Бармен, сделайте еще.
— Вам достаточно, пожалуй.
— Нет, не достаточно! — возмутилась Линда. — Где ваши манеры? — Она схватила бутылку виски. — Давай поговорим о телезвездах. Твое здоровье. Я могу отвести тебя в «ББДО» и показать их фильмы. Ну как?
— Ты уже спрашивала.
— Но ты не ответил. Ты любишь кино? Я его ненавижу, но именно кино спасло мне жизнь, когда наступило Великое Последнее «БАЦ»!
— То есть как?
— Это секрет, понимаешь? Только между нами. Если пронюхает другое агентство… — Линда огляделась и понизила голос. — «ББДО» нашло хранилище неизвестных немых фильмов, ясно? Решили сделать большой телесериал. И послали меня в заброшенную шахту в Джерси.
— В шахту?
— Ага. Твое здоровье.
— Фильмы были в шахте?
— Старые ленты. Ацетатная основа. Горят. Их нужно хранить, как вино. И я с двумя помощницами провела там внизу несколько дней. Три девушки, с пятницы до понедельника. Таков был план. Твое здоровье. Вот… Где я остановилась? Ах, да. Взяли фонари, одеяла, полно еды и отправились, как на пикник. Точно помню момент, когда все произошло. Мы искали третью катушку старого немецкого фильма. Есть первая, вторая, четвертая, пятая, шестая. Третьей нет. БАЦ!.. Твое здоровье.
— Боже! А что потом?
— Девочки испугались. Не могла удержать их внизу. Больше никогда их не видела. Но я знала. Знала. Растягивала еду. Наконец поднялась, и зачем? Для кого? Для чего? — Она всхлипнула и вцепилась в руку Майо. — Почему бы тебе не остаться?
— Остаться? Где?
— Здесь.
— Я остаюсь.
— Я имею в виду надолго. Ну почему нет? Разве у меня не прелестный дом? В нашем распоряжении весь Нью-Йорк. Тут много продуктов. Можно выращивать цветы и овощи, ловить рыбу, водить машину, ходить в музеи, развлекаться…
— Ты и так развлекаешься. Я тебе не нужен.
— Нужен. Нужен.
— Для чего?
— Для уроков музыки.
После долгого молчания он сказал:
— Ты пьяна.
— Нет, не ранение, сэр. Насмерть. — Она опустила голову на стойку и закрыла глаза.
Майо сжал губы, что-то подсчитал в уме и положил под бутылку пятнадцать долларов. Он тронул Линду за плечо, и она упала ему на руки. Майо задул свечу, отнес девушку в машину и с величайшей сосредоточенностью поехал к пруду.
Он внес Линду в ее спальню, украшенную множеством всевозможных кукол, и усадил на постель. Она немедленно повалилась навзничь, негромко мурлыча. Майо зажег лампу и попытался приподнять девушку. Она снова повалилась, тихо хихикая.
— Линда, тебе надо раздеться.
— Мпф…
— Так спать нельзя. Платье стоит сто долларов.
— Девнсто девть псят.
— Ну, детка.
— Мпф…
Майо в отчаянии закатил глаза, раздел ее, аккуратно повесил вечернее платье и поставил шестидесятидолларовые туфли в угол. Расстегнуть нить жемчуга он не сумел и положил Линду в постель в таком виде. Лежащая обнаженной на бледно-голубых простынях, она казалась нордической одалиской.
— Ты не сбросил моих кукол? — пробормотала она.
— Нет. Они вокруг тебя.
— Хорошо. Никогда не сплю без них… Ваше здоровье.
— Женщина!.. — прорычал Майо, задул лампу и вышел, хлопнув дверью.
На следующее утро его снова разбудило кряканье потревоженных уток. Посреди пруда в ярких лучах июньского солнца сверкала красная шапочка. Майо пожалел, что там не модель яхты, а девушка из тех, что напиваются в барах. Он вошел в воду как можно дальше от Линды и стал осторожно брызгать себе на грудь. Вдруг что-то ударило его по коленке. Он издал вопль и, повернувшись, увидел сияющее лицо Линды, вынырнувшей из воды.
— Доброе утро, — засмеялась она.
— Очень смешно, — буркнул он.
— Сегодня ты такой сердитый.
Майо выразительно хмыкнул.
— Я тебя не виню. Сама виновата — забыла вчера накормить тебя ужином.
— Ужин тут ни при чем, — произнес он с достоинством.
— Да? Чего же ты дуешься?
— Не переношу пьяных женщин.
— Кто это был пьян?!
— Ты.
— Я — нет! — возмутилась Линда.
— Нет? Кого пришлось раздевать и укладывать баиньки, как младенца?
— А кто оказался настолько глуп, что не снял мой жемчуг? — негодующе потребовала она. — Нитка порвалась, и я всю ночь спала, как на гальке. Вся в синяках! Посмотри: здесь, и здесь, и…
— Линда, — сурово произнес он, — я простой парень из Нью-Хейвена. Я не привык общаться с испорченными девушками, которые только тем и занимаются, что выискивают наряд покрасивее да проводят время в модных барах.
— Если тебе не нравится моя компания, чего ты здесь торчишь?
— Я уезжаю, — сказал Майо. Он вылез из воды и стал вытираться. Отправляюсь на юг.
— Счастливо дотопать.
— Я на машине.
— На трехколесном велосипедике?
— На «шевроле».
— Джим, ты серьезно? — Линда встревожилась и вышла из пруда. — Ты ведь еще не умеешь водить.
— А кто тебя вчера ночью привез домой мертвецки пьяной?
— Ты попадешь в катастрофу!
— В общем, здесь мне делать нечего. Ты девушка светская и любишь развлечения. А у меня на уме кое-что поважнее: надо найти ребят, понимающих в телевидении.
— Джим, ты ошибаешься. Я не такая. Посмотри, как я обставила свой дом.
— Недурно, — нехотя признал он.
— Пожалуйста, не уезжай сегодня. Ты еще не готов.
— А, ты просто хочешь, чтобы я учил тебя музыке.
— Кто тебе это сказал?
— Ты сама. Вчера вечером.
Линда нахмурилась, сняла шапочку и начала вытираться.
— Джим, я буду с тобой честной, — наконец проговорила она. — Конечно, мне бы хотелось, чтобы ты задержался, не спорю. Но не надолго. В конце концов, что у нас общего?
— Ну да, ты же городская, — горько сказал он.
— Нет, это тут ни при чем. Просто ты парень, а я девушка, и мы ничего не можем предложить друг другу. Мы разные. У нас разные вкусы и интересы. Верно?
— Ну.
— Но ты еще не готов уезжать. Поэтому давай так: утром попрактикуемся в вождении, а потом отдохнем. Чего бы ты хотел? Сходить за покупками? В музей? А может, устроим пикник?
Его лицо просветлело.
— Знаешь, я никогда в жизни не был на пикнике. Однажды я подрабатывал барменом в одной компании, выехавшей за город, но это совсем другое дело.
— Вот и устроим настоящий пикник! — воскликнула Линда.
Так они и отправились к площадке Алисы: она несла свои куклы, Майо корзину с едой. Статуи поразили его, ничего не слышавшего о Льюисе Кэрроле. Когда Линда усадила своих крошек и разобрала корзину, она вкратце рассказала содержание «Алисы в Стране Чудес» и объяснила, что бронзовые головы Алисы, Болванщика и Мартовского Зайца отполированы до блеска карабкавшимися на них детишками, играющими в «Короля горы».
— Странно, я и не знал об этой истории, — произнес Майо.
— Мне кажется, у тебя было не слишком беззаботное детство, Джим.
— Почему…
Он замолчал и прислушался.
— Что случилось?
— Слышала сейчас сойку?
— Нет.
— Слушай. Она издает странные звуки — словно сталь звякает о сталь.
— Сталь?
— Ага. Как… как мечи на дуэли.
— Но птицы поют, а не шумят.
— Не всегда. Сойка много подражает. Скворцы тоже. И попугаи… Но почему она имитирует дуэль на мечах? Где она могла ее слышать?
— Ты настоящий деревенский парень, Джим. Пчелы, сойки, скворцы…
— Наверно. Я хотел спросить: почему ты решила, что у меня не было детства?
— Ну, ты не читал про Алису, никогда не был на пикнике, мечтаешь иметь модель яхты… — Линда открыла темную бутылку. — Хочешь немного вина?
— Тебе бы лучше не надо, — предупредил он.
— Прекрати, Джим. Я не пьяница.
— Напилась ты вчера или нет?
Она капитулировала.
— Ну ладно, напилась. Но только потому, что несколько лет и капли в рот не брала!
Его подкупило ее признание.
— Конечно. Конечно. Я понимаю.
— Решай, присоединишься ко мне?
— А, черт побери, почему бы и нет? — Он усмехнулся. — Кутить так кутить. Твое здоровье!
Они выпили и продолжали есть в теплом молчании, дружески улыбаясь друг другу. Линда сняла свою мадрасскую шелковую рубашку, чтобы позагорать под слепящим полуденным солнцем, а Майо любезно повесил ее на ветку. Неожиданно Линда спросила:
— Почему у тебя не было детства, Джим?
— Не знаю. — Он задумался. — Наверное, потому, что моя мать умерла, когда я был совсем маленьким. И еще: мне приходилось много работать.
— Зачем?
— Мой отец был школьным учителем. Сама знаешь, сколько они получали.
— А, так вот почему ты антиинтеллектуал.
— Я?
— Конечно. Не обижайся.
— Может быть, — согласился Майо. — Уж для него точно было ударом, что я, вместо того чтобы стать Эйнштейном, играл в футбол.
— А это интересно?
— Футбол — дело серьезное, обычные игры лучше… Эй, помнишь, как мы разбивались на группы? «Иббети, биббети, зиббети, заб!»
— Мы говорили: «Энни, менни, минни, мо!»
— А помнишь: «Апрельский Дурак попал впросак, сказал учителю, что он чудак!»
— «Люблю кофе, люблю чай, люблю мальчишек, а они меня».
— Спорю, что так и было, — мрачно сказал Майо.
— Не меня.
— Почему?
— Я всегда была слишком крупной.
Майо изумился.
— Но ты вовсе не крупная! Ты как раз нормальной комплекции. Идеальной. И хорошо сложена. Я заметил это, когда мы передвигали пианино. Для девушки у тебя отличные мускулы. Особенно на ногах, именно там, где нужно.
Она покраснела.
— Прекрати, Джим.
— Нет, честно.
— Еще капельку вина?
— Спасибо. И себе наливай.
Раскат грома расколол тишину, за ним последовал грохот падающего здания.
— Одним небоскребом меньше, — произнесла Линда. — О чем мы говорили?
— Об играх, — напомнил Майо. — Извини, что я болтаю с полным ртом.
— Ох, да брось… Джим, ты играл у себя в Нью-Хэйвене в «Урони платок»? — Линда запела: — «Калинка-малинка, желтая корзинка, письмо к тому, кого любила, вчера я обронила»…
— У-у, — протянул он. — Ты здорово поешь.
— Подлиза!
— Нет-нет, у тебя отличный голос, не спорь. Подожди. Я должен подумать.
Некоторое время Майо усердно размышлял, допивая свой стакан и с отсутствующим видом принимая новый. Наконец он изрек решение:
— Тебя нужно учить музыке.
— Джим, я все бы отдала!
— Итак, я остаюсь и учу тебя тому, что сам знаю. Ладно, ладно! поспешно добавил он, видя, как она реагирует. — Только не у тебя дома, я сам найду место.
— Конечно, Джим, как хочешь.
— А потом уеду на юг.
— Я научу тебя водить. Обещаю.
— И меня не держи. Чтоб не просила в последнюю минуту перенести какой-нибудь диван.
Они засмеялись и допили вино. Внезапно Майо вскочил, дернул Линду за волосы и вскарабкался на голову Алисы.
— Я Король горы! — закричал он, обозревая свои владения из-под нахмуренных бровей. — Я Король…
Он вдруг замолчал и уставился вниз.
— Джим, что случилось?
Не говоря ни слова, Майо слез и направился к нагромождению каких-то обломков, полускрытых разросшимися кустами. Он опустился на колени и стал осторожно их разбирать. Подбежала Линда.
— Джим, что…
— Это были модели яхт, — прошептал он.
— Ну да. О боже, только и всего-то? Я уж испугалась…
— Как они попали сюда?
— Я их сама выбросила.
— Ты?
— Да. Я же говорила. Мне надо было очистить от них дом, когда я въезжала.
— Убийца! — прорычал Майо, вскочив на ноги и с ненавистью глядя на нее. — Ты как все женщины — без сердца, без души. Сделать такое!
Он повернулся и зашагал к пруду. Линда последовала за ним в полном замешательстве.
— Джим, ничего не понимаю… Какая муха тебя укусила?
— Стыдись!
— Но не могла же я жить в доме, где негде повернуться из-за всяких яхт!
— Все! Забудь, что я тебе говорил. Я не остался бы с тобой, будь ты последним человеком на Земле!
Линда внезапно рванулась вперед и, когда Майо подошел к своей комнате, уже стояла перед ней с ключом.
— Дверь заперта, — выдохнула она.
— Отдай ключ, Линда.
— Нет.
Майо шагнул вперед, но она смело посмотрела ему в глаза и не сдвинулась с места.
— Давай, — запальчиво выкрикнула Линда, — ударь меня!
Он остановился.
— Я пальцем не трону того, кто меньше меня ростом.
Они продолжали глядеть друг на друга.
— Ну и оставайся, — наконец пробормотал Майо. — Вещи я достану себе в другом месте.
— О, иди укладывайся, — проговорила Линда. Она сунула ему ключ и отошла в сторону. Тут Майо обнаружил, что в двери нет замка. Он открыл дверь, заглянул в комнату, закрыл и посмотрел на Линду. Та с трудом сохраняла серьезный вид. Он улыбнулся, и они оба рассмеялись.
— Ловко ты меня надула, — сказал Майо. — Вот уж не хотел бы играть против тебя в покер.
— Ты сам хороший обманщик, Джим. Я перепугалась до смерти — думала, ты меня прибьешь.
— Могла бы знать, что я никого не ударю.
— Да. Теперь давай сядем и разумно все обсудим.
— А, брось, Линда. Я вроде как потерял голову с этими яхтами…
— Я имею ввиду не яхты; я имею ввиду твою поездку на юг. Всякий раз, стоит тебе разозлиться, как ты собираешься ехать. Зачем?
— Я же говорил — найти парней, кумекающих в телевидении.
— Но зачем?
— Тебе не понять.
— Попробуй, объясни. Вдруг я смогу тебе помочь?
— Ничего ты не сможешь. Ты девушка.
— Это не так уж плохо. По крайней мере выслушаю. Разве мы не друзья? Ну, выкладывай.
— Когда все произошло (рассказывал Майо), я был в Беркшире с Джилом Уаткинсом. Джил — мой приятель, отличный парень и светлая голова. После окончания Массачусетского политехнического он стал главным инженером, или еще кем-то, на телевизионной станции в Нью-Хейвене. У Джила был миллион хобби. В том числе спил… спел… Не помню. В общем, исследование пещер.
Итак, мы зашли в ущелье в Беркшире и на целую неделю зарылись под землю, пытаясь найти исток какой-то реки. У нас были спальники, еда и снаряжение. Потом на двадцать минут ошалел наш компас. Мы могли бы догадаться, но Джил понес всякую чушь о магнитной руде и прочую ахинею. И только когда мы в воскресенье вечером поднялись на поверхность, Джил сразу понял, что произошло.
— Боже мой, Джим, — сказал он. — Все-таки они своего добились. Они взорвали, и облучили, и отравили самих себя, а нам остается только вернуться в пещеру и пережидать там.
Ну, протянули мы сколько могли, а потом снова вышли и поехали в Нью-Хейвен. Город был мертв, как и все остальное. Джил поковырялся в радио, но в эфире стояла тишина. Тогда мы набрали консервов и объехали окрестности: Бриджпорт, Уотербери, Хартфорд, Спрингфилд, Провиденс… Никого. Ничего. Мы вернулись в Нью-Хейвен и обосновались там.
То была неплохая жизнь. Днем мы добывали запасы и возились с домом, а вечерами после ужина Джил пускал станцию. Она работала на аварийных генераторах. Я шел к себе в бар, протирал стойку и включал телевизор — Джил специально установил для него генератор.
Отличные передачи устраивал Джил. Начинал он с новостей и погоды, которую вечно неверно предсказывал. У него и был-то, что какой-то «Альманах фермера» да древний барометр, похожий на часы, висящие у тебя на стене. То ли барометр был испорчен, то ли их там в политехническом плохо учили… Потом Джил передавал вечернюю программу.
В баре на случай налета я держал дробовик. И теперь, когда мне что-нибудь не нравилось, я просто стрелял в экран, выбрасывал телевизор за дверь, а на его место ставил другой. У меня в кладовой их были сотни. Два дня в неделю я только и делал, что пополнял запасы.
В полночь Джил вырубал станцию, я закрывал бар, и мы встречались дома за чашкой кофе. Джил спрашивал, сколько телеков я подстрелил, и смеялся. Я спрашивал его, что будет на следующей неделе, и мы спорили о… э-э… о всяких там запланированных фильмах и спортивных матчах. Я не очень любил вестерны и просто ненавидел разные заумные политические обозрения.
Но все пошло насмарку. Через несколько лет у меня остался единственный телевизор, и так я попал в беду. В ту ночь Джил крутил жуткий рекламный ролик, где какая-то красавица выходила замуж с помощью хозяйственного мыла. Естественно, я потянулся за дробовиком и опомнился только в последнюю минуту. Потом он передавал ужасный фильм о непризнанном композиторе, и повторилось то же самое. Когда мы встретились дома, я был весь издерган.
— Что стряслось? — спросил Джил.
Я рассказал.
— А мне казалось, тебе нравятся наши передачи, — удивился он.
— Только когда я мог стрелять. Пожалуйста, войди в мое положение, давай что-нибудь поинтереснее.
— Посуди сам, Джим. Программа должна быть разнообразной — кое-что для каждого, на любой вкус. Если тебе эта передача не по душе, переключи на другой канал.
— Ха, ты ведь отлично знаешь, что у нас в Нью-Хейвене всего один канал!
— Тогда выключи его совсем.
— Я не могу выключить телевизор в баре, можно растерять всю клиентуру… Джил, ради бога, неужели обязательно передавать такие отвратительные мюзиклы — с танцами, пением и поцелуями на башнях танков?!
— Женщинам нравятся военные фильмы.
— А реклама: красавицы, заглядывающиеся на колготки и курящие…
— Вот что, — перебил Джил, — напиши на станцию письмо.
Так я и сделал. А через неделю получил ответ: «Уважаемый мистер Майо, мы очень рады, что Вы находитесь в числе наших постоянных зрителей. Надеемся, что Вы и впредь будете с интересом следить за нашими передачами. Искренне Ваш, Гилберт О. Уаткинс, директор».
Я показал письмо Джилу, и тот пожал плечами.
— Видишь, Джим, — сказал он, — им все равно, нравится тебе программа или нет. Лишь бы ты ее смотрел.
Следующие несколько месяцев были для меня сущим адом. Я не мог выключить телевизор и не мог без содрогания его смотреть. Собрав всю силу воли, я едва удерживался от стрельбы. Я стал крайне нервным, вспыльчивым и понял, что необходимо что-то предпринять, а не то совсем спячу. Поэтому однажды я принес ружье домой и застрелил Джила.
На следующий день я почувствовал себя немного лучше и по пути на работу даже насвистывал бодрый мотивчик. Я отпер бар, включил телевизор и… Ты не поверишь — он не заработал! Во всяком случае, не было картинки. Не было даже звука. Испортился мой последний телевизор.
Теперь ты знаешь, почему я спешу. Мне нужно найти мастера.
После того, как Майо закончил свой рассказ, наступило долгое молчание. Линда внимательно глядела на него, пытаясь скрыть предательский блеск в глазах. Наконец с наигранной беззаботностью она спросила:
— Где он достал барометр?
— Кто? Что?
— Твой друг Джил. Свой античный барометр. Где он его достал?
— Понятия не имею.
— Говоришь, как мои часы?
— Ну вылитая копия.
— Французский?
— Не могу сказать.
— Бронзовый?
— Вероятно. Как твои часы. Это бронза?
— Да. А какой формы?
— Как твои часы.
— Такого же размера?
— Точно.
— Где он стоял?
— Разве я не говорил? В нашем доме.
— А где дом?
— На Грант-стрит.
— Номер?
— Три-пятнадцать. А чего это ты?
— Так, пустое любопытство. Ну, полагаю, нам пора собираться.
— Не возражаешь, если я пройдусь один?
— Только не вздумай брать машину. Автослесарей всегда было меньше, чем телемехаников.
Майо улыбнулся и исчез; но после обеда все выяснилось — он достал кипу нот и повел Линду к пианино. Она была тронута и обрадована.
— Джим, ты ангел! Где ты это нашел?
— В доме напротив. Четвертый этаж, фамилия Горовиц. У них там еще масса пластинок, но шарить в темноте не слишком-то приятно, а на спичках далеко не уедешь. И кроме того, весь дом в какой-то пакости, вроде пчелиного воска, только потверже. Ладно, смотри. Вот это нота «до». Нам надо сесть рядом, подвинься. Белая клавиша…
Урок длился два часа, и после болезненного напряжения оба настолько выдохлись, что сразу отправились по своим комнатам.
— Джим, — позвала Линда.
— А? — зевнул он.
— Ты хотел бы поспать с одной из моих куколок?
— Э-э… спасибо, Линда, но парни в общем-то не увлекаются куклами.
— Да, не обращай внимания. Завтра я достану тебе то, чем увлекаются парни.
На следующее утро Майо проснулся от стука в дверь.
— Кто там?
— Это я, Линда. Можно войти?
Он торопливо огляделся. Комната была чистой, коврик не испачкан.
— Входи.
Линда вошла и присела на край постели.
— Доброе утро, — улыбнулась она. — Слушай меня внимательно. Я должна уехать на несколько часов. По делам. Завтрак на столе. Хорошо?
— Ага.
— Скучать не будешь?
— Куда ты едешь?
— Расскажу, когда вернусь. — Она протянула руку и взлохматила его волосы. — Будь пай-мальчиком. Да, и еще: не заходи ко мне в спальню.
— А чего я там потерял?
— Ну, на всякий случай.
Она улыбнулась и ушла. Через минуту Майо услышал, как отъехал ее джип, сразу вскочил и пошел в спальню Линды. Комната, как всегда, была аккуратно прибрана, постель заправлена, на покрывале любовно рассажены куклы. Но в углу…
— Ух, — выдохнул он.
Это была модель оснащенного клипера. Майо опустился на колени и нежно прикоснулся к ней.
— Я покрашу ее в черный цвет с золотой полосой по ватерлинии и назову «Линда Н.», — пробормотал он.
Майо был так растроган, что едва прикоснулся к завтраку. Он выкупался, оделся, взял дробовик и пошел в парк — мимо игровых площадок, мимо развалившейся карусели, по зарослям и чащам; наконец не спеша направился по Седьмой авеню.
На углу Пятидесятой улицы он долго проторчал у выцветших истрепанных останков афиши, пытаясь разобрать анонс последнего представления в концертном зале городского радио. Затем двинулся дальше и вдруг резко остановился, услышав клацанье стали. Как будто гигантские мечи звенели на дуэли титанов. Из переулка выскочили несколько малорослых лошадей, напуганных странными звуками. Их неподкованные копыта гулко простучали по разбитой мостовой. Стальные удары прекратились.
— Так вот где подхватила это сойка, — пробормотал Майо. — Но что же это такое, черт побери?
Он направился туда, откуда слышались звуки, однако забыл о загадке при виде ювелирного магазина, ослепившего его бледно-голубыми камнями, сверкающими в витрине. Из торгового зала Майо вышел слегка ошеломленный, с нитью настоящего жемчуга, обошедшегося ему в годовой доход его бара.
Прогулка закончилась у здания «Аберком и Фитч» на Мэдисон. У оружейного отдела он забыл обо всем и пришел в себя, уже возвращаясь по Пятой авеню к пруду. В руках его была итальянская автоматическая винтовка, на сердце ощущение вины, а в магазине осталась расписка: «1 автоматическая винтовка, 750 долларов. Шесть комплектов патронов, 18 долларов. Майо Джим».
Он потихоньку вошел в дом, надеясь, что покупка пройдет незамеченной. Линда сидела на фортепьянном стульчике к нему спиной.
— Привет, — виновато начал Майо. — Прости, что опоздал. Я… я принес тебе подарок. Это настоящий.
Он достал из кармана жемчуг, протянул ей и тут заметил, что она плачет.
— Эй, что случилось?
Линда не ответила.
— Ты испугалась, что я ушел? Ну посмотри же, я здесь!
Она повернулась и выкрикнула:
— Ненавижу тебя!
Майо выронил жемчуг и пораженно отпрянул.
— В чем дело?!
— Ты мерзкий подлый лжец!
— Кто? Я?
— Я ездила в Нью-Хейвен. — Ее голос дрожал от ярости. — На Грант-стрит нет ни единого целого дома, там все разрушено. И нет никакой телестанции. Здание уничтожено.
— Не может быть…
— Я зашла в твой бар. И вовсе там нет груды поломанных телевизоров на улице, а только один аппарат над стойкой, проржавевший до основания. Это не бар, а свиной хлев. Ты жил там все время. Один. Ложь! Ложь, все ложь!
— Ну зачем мне так врать?
— Ты не убивал никакого Джила Уаткинса.
— Ха. Из обоих стволов. Он сам виноват.
— И не нужно тебе никакого телемеханика.
— Еще как нужно!
— Все равно ведь нет передающей станции.
— Не пори чепухи, — сказал Майо сердито. — Зачем бы я убивал Джила, если бы не его чертовы программы?
— Если он мертв, то как он может передавать?
— Видишь, а только что утверждала, что я его не убивал.
— О, ты сумасшедший! Ты безумец! Ты описал этот барометр, потому что обратил внимание на мои часы. А я поверила твоей вопиющей лжи! И решила достать его. Он так подходил бы к моим часам! — Линда подбежала к стене и ударила по ней кулаком. — Его место здесь. Здесь! Но ты лгал, ты, псих. Там никогда не было никакого барометра.
— Если среди нас и есть псих, то это ты! — закричал он. — Совсем помешалась на своем доме! Тебя больше ничего не интересует — только бы его украшать!
Она перебежала комнату, схватила дробовик Майо и наставила на него.
— Убирайся отсюда. Сию минуту. Немедленно. Убирайся, или я убью тебя!
Ружье дернулось в ее руках, толкнув в плечо. Заряд дроби ударил над головой Майо, посыпался битый фарфор.
— Джим, боже мой, ты не ранен?! Я не хотела… я только…
Он шагнул вперед, обезумев от ярости, не в силах говорить, и в этот момент донеслось отдаленно «БЛАМ-БЛАМ-БЛАМ». Звук был странным, причмокивающим, будто с резким хлопком сомкнулся воздух, занимая внезапно освободившееся пространство.
Майо замер.
— Слышала? — прошептал он.
Линда кивнула.
— Это сигнал!
Майо схватил ружье, выбежал наружу и выстрелил из второго ствола. После короткой паузы снова раздался тройной взрыв: «БЛАМ-БЛАМ-БЛАМ». Где-то в парке взмыла в воздух стая испуганных птиц.
— Там кто-то есть! — возликовал Майо. — Боже мой, говорил ведь, что найду… Идем.
Они побежали; Майо на бегу искал в карманах патроны.
— Я должен благодарить тебя за выстрел, Линда.
— Я не стреляла в тебя. Это случайность!
— Самая счастливая случайность на свете. Они могли бы пройти мимо и никогда не узнать о нас. Но что у них за оружие? Никогда не слышал такого звука, а я ведь в этом разбираюсь. Погоди.
На маленьком пятачке перед детской площадкой Майо остановился, собираясь выстрелить. Затем медленно опустил дробовик, глубоко вздохнул и сдавленным голосом произнес:
— Давай назад. Мы идем домой.
И силой заставил ее повернуться.
Линда уставилась на него. Из добродушного и неуклюжего медведя он превратился в пантеру.
— Джим, что случилось?
— Я испуган, — выговорил он. — Я дьявольски испуган и не хочу пугать тебя.
Снова прозвучал тройной взрыв.
— Не обращай внимания, — сказал Майо. — Мы возвращаемся домой. Идем.
Она упрямо выдернула руку.
— Но почему? Почему?!
— Мы не захотим иметь с ними дела. Поверь мне на слово.
— Что случилось? Не понимаю!
— О боже! Тебе нужно во всем убедиться самой, да? Ладно. Хочешь узнать объяснение этого пчелиного запаха, и падающих зданий, и всего остального? Он повернул Линду в сторону «Страны Чудес». — На, смотри!
Искусный мастер снял головы Алисы, Болванщика и Мартовского Зайца и заменил их головами богомолов, с узкими нижними челюстями, усиками и фасеточными глазами. Они были сделаны из полированной стали и имели чрезвычайно свирепый вид.
Линда слабо вскрикнула и обмякла.
Снова раздался тройной сигнал. Майо подхватил девушку, перекинул ее через плечо и побежал к пруду. Линда пришла в себя и начала стонать.
— Заткнись! — прорычал он. — Плачем тут не поможешь.
Перед домом он поставил ее на ноги.
— Здесь были ставни, когда ты въезжала? Где они?
— Сложены, — наконец проговорила она. — Во дворе.
— Я иду за ними. А ты набери в ведра воды и принеси на кухню.
— Будет осада?
— Разговоры потом. Ступай!
Она набрала воды и помогла Майо установить последние ставни.
— Хорошо. В дом! — приказал он.
Они вошли, закрыли и забаррикадировали дверь. В комнаты пробивался слабый свет. Майо стал заряжать автоматическую винтовку.
— У тебя есть оружие?
— Где-то был револьвер.
— А патроны?
— По-моему, видела.
— Неси.
— Будет осада? — повторила она.
— Не знаю. Я не знаю, кто они, или что они, или откуда они пришли, но знаю, что надо готовиться к худшему.
В отдалении повторились странные звуки. Майо вскинул голову, напряженно прислушиваясь. В полумраке его лицо казалось изваянным из камня, обнажившаяся под рубашкой грудь блестела капельками пота. Он испускал запах загнанного льва. У Линды появилось непреодолимое желание прикоснуться к нему.
Майо зарядил винтовку, поставил ее рядом с дробовиком и стал ходить между окон, заглядывая в щели ставен.
— Нас найдут? — спросила Линда.
— Возможно.
— Может быть, они настроены дружественно?
— Может быть.
— Эти головы выглядели так ужасно…
— Да.
— Джим, я боюсь. Я никогда в жизни так не боялась.
— Неудивительно.
— Когда мы узнаем?
— Через час, если они настроены дружественно; через два или три, если нет.
— П-почему дольше?
— Тогда они будут более осторожны. Не ходи за мной по пятам.
— Джим, что ты думаешь?
— О чем?
— О наших шансах.
— Хочешь знать правду?
— Пожалуйста.
— Нам конец.
Линда начала всхлипывать. Он грубо встряхнул ее.
— Прекрати. Ступай за револьвером.
Едва держась на ногах, она пересекла гостиную, заметила нить жемчуга, оброненную Майо, и машинально надела ее. Затем вошла в темную спальню и, отодвинув модель клипера от дверцы туалетного столика, достала револьвер и маленькую коробку патронов. Сообразив, что на ней совершенно неподходящее платье, Линда вытащила из шкафа свитер с высоким воротом, брюки, ботинки и разделась. Она как раз подняла руки, чтобы расстегнуть жемчуг, когда в комнату вошел Майо и заглянул в окно. Повернувшись, он увидел Линду.
Он замер. Она не могла шевельнуться. Их глаза встретились, и она начала дрожать, пытаясь прикрыть наготу руками. Майо шагнул вперед, споткнулся о яхту и отшвырнул модель в сторону. В следующее мгновенье ее тело было в его объятиях, и жемчуга полетели вслед за яхтой. Она потянула Майо на постель, яростно срывая с него рубашку, и куклы тоже оказались в груде ненужного хлама, вместе с яхтой, жемчугами и всем миром.
Комментарии к книге «Не по правилам», Альфред Бестер
Всего 0 комментариев