«Вертячки, помадки, чушики, или Почтальон сингулярности»

Вертячки, помадки, чушики, или Почтальон сингулярности Антон Первушин

1.

Утро началось с неприятного сюрприза. Из Москвы позвонил директор и сообщил – было слышно, как он тяжело дышит в трубку, – что в интернат направляется комиссия из Министерства здравоохранения с внеплановой проверкой, а это значит: надо бросить все дела, обрядить детей в «парадку», рассадить живописно по комнатам, а волонтеров изгнать за ограду, чтобы не отсвечивали.

Звонок застал Людмилу Сергеевну в переполненном маршрутном автобусе, застрявшем в пробке на выезде из Города, и она вновь почувствовала себя старой дурой, которой на роду написано отвечать за проступки и ошибки других, ничего за это не получая, кроме новых проблем и расстроенных нервов.

Но делать нечего – не дожидаясь, пока «маршрутка» выберется из автомобильного затора на относительный простор пригородного шоссе, Людмила Сергеевна позвонила отцу Алексию, который числился лидером группы волонтеров, и с извинениями передала ему приказ директора, сопроводив уточняющими деталями, как то: какие именно вещи брать у кастелянши, как разделить детей, на что обратить особое внимание. Отец Алексий выслушал и заверил, что всё постарается организовать в лучшем виде ― дескать, не беспокойтесь, Людмила Сергеевна, сделаем, не в первый раз.

Да уж, точно, раз был действительно не первый. Людмила Сергеевна терпеть не могла все эти проверки и комиссии, и прежде всего потому, что они пугали детей, оставляя стрессовый след дня на три, а в последнее время – из-за кризиса, что ли, или из-за очередной президентской кампании по борьбе с коррупцией? – проверки участились да еще стали сопровождаться какими-то совершенно безумными лекциями: чиновники вообразили, что в их обязанности входит непосредственное донесение свежеиспеченных инструкций до работников интернатов. Никогда раньше такого не наблюдалось, а тут вдруг приспичило. Смысла в этом не было никакого, инструкции выглядели малокомпетентным бредом, но и отвертеться не получалось. Впрочем, Руфь Моисеевна из Госэпидемстанции, подруга Людмилы Сергеевны, уверяла, что у них творится примерно то же самое, а значит, это было проявлением не отдельного «головокружения», а общей политикой нашего развеселого государства.

Еще одна внеплановая проверка ничего не добавляла, однако Людмилу Сергеевну мучили нехорошие предчувствия. Поэтому по дороге она сделала дополнительно пять звонков, подняв завхоза, охрану, нянечек, дворника и столовую.

К моменту ее приезда интернат уже напоминал пчелиный улей, взбудораженный злонамеренным вторжением, но выучка у сотрудников была на высоте, и «потёмкиншен дорфе», как называла подобные мероприятия сама Людмила Сергеевна, подхватив забавное немецкое словосочетание от одного из своих институтских преподавателей, организовывалась быстро, в ритме вальса.

Только один человек игнорировал коловращение жизни. Это был, конечно, Вовчик ― стажер, направленный факультетом на летнюю практику. Как обычно, он сидел в кабинете Людмилы Сергеевны, пил растворимый кофе и листал очередной глянцевый журнал. Как обычно, он позабыл поздороваться.

– Людмила Сергеевна, ― радушно сказал Вовчик, ― а вы знаете, что пишет мировая пресса по вопросу перспектив лечения синдрома Дауна?

– Здравствуйте, Владимир, ― сказала Людмила Сергеевна, проходя к своему столу и первым делом включая компьютер. ― Вам заняться нечем? Так я займу. У нас, между прочим, внеплановая проверка.

– Вы узко мыслите, Людмила Сергеевна! ― безапелляционно заявил Вовчик. ― Что значит какая-то проверка в сравнении с прогрессом? Просто тьфу и растереть! Вы только вдумайтесь! Британские ученые сделали шлем, который воздействует на мозг пациента электрическими микроразрядами и корректирует таким способом психический процесс. С его помощью можно будет лечить болезнь Альцгеймера, синдром Дауна и многое другое!

– Избавьте меня от антинаучных подробностей, Владимир! ― резко отозвалась Людмила Сергеевна. ― Что бы там ни сделали британские ученые, а вы сейчас встанете и проверите туалетные комнаты на этажах. Внесите свой вклад в прогресс!

– Эх, ― вздохнул Вовчик с самым укоризненным видом и добавил, не удержался: ― Людмила Сергеевна, вы же еще совсем молодая женщина. Тридцать восемь ― разве возраст? А уже встаете на пути у прогрессивной молодежи…

Вовчик был нахал. Вовчик был невыносим. Вовчик никогда не забывал напомнить Людмиле Сергеевне, сколько ей стукнуло. Людмила Сергеевна не потерпела бы такого сотрудника и пары дней, но его прислали на стажировку не просто так, его прислали по мажорной линии, намекнув, что от успешного итога зависит очередной транш спонсорской помощи, а за очередную помощь Людмила Сергеевна могла продать родного отца… если бы, конечно, знала текущие координаты последнего. Однако малолетку следовало построить.

– Владимир! ― Людмила Сергеевна повысила голос. ― Неужели мне нужно повторять? Встал и пошел в туалеты!

– Меня уже нет, ― Вовчик обезоруживающе улыбнулся. ― Ужурчал.

Стажер ушел, а потом всё завертелось. Грянули звонки по трем телефонам сразу, набежали нянечки и волонтеры, началась ра-бо-та. На кухне пригорела овсянка, чёрт ее побери, посудомоечная машина третий день стоит и течет, чёрт ее побери совсем, Петрович в запое, этому сам чёрт не брат, набор бумажных цветов для яслей оказался китайским и бракованным, шведскую железную дорогу, подарок спонсоров, Артемка с Игоряшей окончательно доломали, и теперь она имеет непрезентабельный вид, так выбросьте ее к чертям, спонсоры новую пришлют ― и так далее, и тому подобное… В привычной суматохе Людмила Сергеевна даже не заметила, как в интернате появились посторонние, то есть министр со свитой.

Вообще-то до сего дня министр здравоохранения ни разу не посещал ее интернат, но Людмила Сергеевна, конечно же, узнала это круглое простоватое лицо зажиточного крестьянина, мелькавшее периодически в телевизоре.

Министр был вежлив и предупредителен, раздавал рукопожатия и источал улыбки ― вообще вёл себя не как назначенный член правительства, а как кандидат в депутаты в период предвыборной кампании. Помимо свиты из двоих безымянных референтов и четверых безликих охранников, министра сопровождали отец Алексий, сменивший ради такого случая потертые джинсы на отутюженную рясу, главврач Наталья, завхоз Слава и кастелянша Алевтина. В сопровождающие затесался и бездельник Вовчик, что было вполне предсказуемо.

Людмила Сергеевна сделала усилие, чтобы вернуться в реальность. Ей, конечно, пришла в голову мысль, что сопровождающие, за исключением Вовчика, вполне натасканы и могли бы ответить на любые вопросы министра, но она тут же прогнала ее ― министр заслуживал, чтобы персональную экскурсию проводил директор, а уж если директора нет, то как минимум заместитель.

Маршрут стандартный: ясли, игровая, учебные комнаты, компьютерный класс, столовая, оранжерея, спортивный зал. Лекция тоже стандартная: Людмила Сергеевна рассказывала о том, как создавался интернат, о современных европейских методиках, взятых на вооружение врачами и педагогами, об успехах воспитанников интерната, о спонсорской помощи, о планах по расширению здания и улучшению качества жизни детей. Кстати, дети на этот раз вели себя более чем прилично: хором здоровались, не галдели, и даже Артемка не визжал по своей привычке, а изображал пай-мальчика в слюнявчике.

Министр заскучал еще в игровой комнате, рассеянно кивал, даже зевнул, смущенно, как девушка, прикрывшись ладонью, потом его отвлекли звонком на мобильник и стало ясно, что министр прибыл сюда для «галочки», выполняет некую формальную процедуру и мало заинтересован в том, чтобы вникать в нужды интерната. Министр и сам подтвердил крепнущее подозрение, глубокомысленно произнеся: «Мда, вижу, у вас всё хорошо» ― и как-то сразу заторопившись. Людмила Сергеевна тем не менее попыталась улучить минутку, чтобы изложить ему свои просьбы, и предложила спуститься в столовую, опробовать полдник, однако министр твердо отклонил предложение и чуть ли не бегом отправился на выход.

Сотрудники интерната проводили его до машины и не скрывали разочарования, когда министр уехал. Людмила Сергеевна, напротив, вздохнула с облегчением ― дополнительного финансирования в период кризиса вряд ли дождешься, а вот наделать лишних проблем чиновники могут, им это привычно и даже доставляет удовольствие. Слышали такое понятие ― «административный восторг»? То-то!..

Людмила Сергеевна поднялась к себе в кабинет, открыла дверь и в изумлении замерла на пороге. Потому что ее место за рабочим столом оказалось занято, и, увидев, кто там сидит, Людмила Сергеевна поняла, что визит министра был первым неприятным сюрпризом этого дня, но отнюдь не последним.

2.

― Проходите, э-э-э… Людмила Сергеевна, ― гостеприимно предложил незваный визитер, занявший ее кресло. ― Нам есть о чем поговорить.

Людмила Сергеевна узнала его сразу: один из безымянных референтов министра. У него было узкое «кошачье» лицо, особенности которого подчеркивали старомодные, но аккуратные бакенбарды ― такое лицо запоминается с первого взгляда и навсегда. Одет референт был в строгий костюм офисного работника, но сидел этот костюм на нем так, что сразу становилось ясно: это вам не ширпотреб из магазина готового платья, его ваял дорогой кутюрье из модных, причем по персональной мерке ― такие костюмы у нас могут позволить себе носить «в присутствии» должностные лица не ниже вице-губернатора.

Людмила Сергеевна вошла и прикрыла за собой дверь, теряясь в догадках, о чем сейчас пойдет речь. Впрочем, ничего хорошего она от «поговорить» не ожидала ― ведь визитер даже не удосужился приподняться при ее появлении: либо манерам не обучен, либо демонстрирует превосходство перед серьезным наездом ― и скорее, второе, чем первое.

– Моя фамилия Архангельский, ― представился визитер. ― Михаил Архангельский. Я генерал-лейтенант.

Людмила Сергеевна изумилась еще больше. Вот на кого совсем не походил референт министра, так это на генерала ― уж на военных она в свое время насмотрелась, ее отец был военным моряком. Наверное, Архангельский уловил ее скепсис, а потому сразу поправился:

– На самом деле, Людмила Сергеевна, я человек сугубо гражданский. Звание мне присвоили совсем недавно, вне существующего регламента и только с одной целью ― для обоснования статуса внутри иерархии. Мне, видите ли, подчинены определенные люди, ресурсы, и мое звание дает мне возможность командовать… э-э-э… определенными подразделениями…

– Хорошо, господин Архангельский, ― без малейшей приязни сказала Людмила Сергеевна; не дождавшись, когда визитер освободит ее кресло, она присела на место отсутствующего Вовчика. ― Вы гражданский генерал. Мне это понятно и в общем-то безразлично. Меня больше занимает другое: что вы здесь делаете?

Тут она заметила, что Архангельский ее не слушает. Он опустил взгляд и с выражением крайней сосредоточенности на узком лице рассматривал пачку платежек за месяц, скопившуюся у Людмилы Сергеевны на столе.

– Специализированный психоневрологический интернат для детей с синдромом Дауна, – прочитал Архангельский после небольшой заминки. – Имени кого? – спросил он неожиданно, чуть повысив голос.

– В каком смысле? – опешила Людмила Сергеевна.

– Ну обычно подобным учреждениям присваивают какие-нибудь имена. Скажем, храм во имя Святого Георгия Победоносца. Военная академия воздушно-космической обороны имени маршала Жукова. Интернат имени… э-э-э… Преподобного Сергия. Но можно присваивать и более современные, более знаковые имена. Например, интернат имени действующего президента или действующего премьер-министра. Как вы относитесь к такой идее? Это ведь наверняка способствовало бы финансированию и разным… э-э-э… преференциям?

Людмила Сергеевна мысленно выругалась.

Чёрт тебя побери! Да ты, сука, никак на идеологию меня проверяешь?! Как в старые времена?.. Реставраторы хреновы! Роялисты совковые! Комсомольцы, бр-р-р! Зачем вам идеологическая лояльность-то? Вы ж за двадцать лет внятной идеологии так и не придумали. Вся ваша так называемая идеология только и сводится к заброшенному либералами лозунгу «Обогащайтесь!». Да и какая может быть идеология у людей без идеалов, без стыда, без совести?..

Людмиле Сергеевне очень хотелось выставить гражданского генерала за дверь, но она остро понимала, что, скорее, выставят ее. Посему предпочла осторожный ответ:

– Государство обеспечивает интернат всем необходимым. Есть у нас и богатые спонсоры из числа российских промышленников, из благотворительных фондов. Мы ни в чем не нуждаемся.

Архангельский скептически хмыкнул.

– Ну-ну, – сказал он, откинувшись на спинку кресла. – А вот скажите мне, уважаемая Людмила Сергеевна, ведь дети, которые у вас живут и воспитываются – это ведь всё дети, от которых… э-э-э… отказались родители?

Новая тема, заданная Архангельским, казалась более безопасной, но Людмила Сергеевна уже поняла, что с гражданским генералом надо держать ухо востро.

– Да, у нас специализированный интернат, то есть на полном обеспечении государства. Понимаете, господин Архангельский, дети с синдромом Дауна появляются на свет чаще всего у женщин, которым за сорок. А если женщине за сорок, то это в большинстве случаев нежелательная беременность, ребенку придется расти в неблагополучной семье. Потому матери, когда узнают о синдроме, отказываются от прав.

Архангельский покивал. И задал новый вопрос:

– А как вы считаете, уважаемая Людмила Сергеевна, а нужно ли нам сохранять… э-э-э… жизнь этим детям? Ведь если матери от них отказались? А тут такой расход сил и средств…

Людмилу Сергеевну словно ожгло изнутри, мир покачнулся, и она ухватилась за подлокотник.

Они не сделают этого! Нет, они не сделают этого! Мы же цивилизованная страна, чёрт побери! Нас же осудят и эмбаргами закидают. А у них же у всех счета за границей, не посмеют… Чёрт, а если они втихую и через нас? Чтобы потом свалить, если всплывет? Чёрт, чёрт, чёрт! Не зря слухи ходили, ой не зря. Не зря Слава трепался под хмельком. Прокачивали они эту мысль, сволочи поганые, дарвинисты доморощенные. Всегда сначала прокачивают, общественное мнение замеряют, а потом всё равно делают по-своему. Думаете, я молчать буду в тряпочку? Думаете, позволю вам?.. Фиг вам, а не мои дети, ясно?! От мертвого осла уши, ясно? Никому не отдам, ясно?

– Я вас не понимаю, – заявила Людмила Сергеевна звенящим от плохо скрываемой ненависти голосом. – Эвтаназия – это бесчеловечно. Мы ведь не изуверы? Не фашисты? Кроме того, синдром Дауна – это всего лишь незначительное генетическое отклонение. В легких случаях оно почти не мешает ни развитию, ни самореализации. При правильной организации воспитательного процесса дети с синдромом Дауна становятся полноценными личностями. Некоторые из них поступают в университеты, между прочим. И заканчивают. Из них получаются превосходные актеры. Слышали о Паскале Дюкене? А о Пабло Пинеда?.. Да, у нас в России есть пока проблемы. Дети с синдромом Дауна умирают чаще, чем в Европе или Штатах. Методику полноценной реабилитации мы только осваиваем. Действует программа «Маленькие ступени», одобренная и рекомендованная для внедрения Минобразования. Еще мы работаем с родителями. Эти дети как никакие другие нуждаются в родительской опеке. Тогда они здоровее и способнее к обучению, доказанный факт. При поддержке правительства Московской области запущен проект «Блистающий мир»…

Людмила Сергеевна снова сбилась и остановилась, потому что заметила: Архангельский со скучающим видом пропускает ее слова мимо ушей. Ей стало по-настоящему страшно.

Неужели всё решено? Чёрт, чёрт, чёрт! Но только через мой труп, слышите?! Только через мой труп!

– Очень интересно, – сказал Архангельский с неким оттенком одобрения в голосе. – Сразу видно, что вы разбираетесь в вопросе. Впрочем, если бы было иначе, то я здесь не сидел бы. Ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос. Он будет личного характера, и я заранее извиняюсь, если задену ваши чувства. Вы трижды были замужем. Почему у вас нет детей?

Так ты и в мое личное дело залез, поганец?! И не постеснялся ведь признаться! Вот, значит, как? Может, и в белье мое заглянешь? Может, тебе рассказать, с кем я спала и сплю?..

Тут Людмила Сергеевна поняла, что ее снова понесло и уже заносит, и мысленно влепила себе пощечину. Хватит, дура набитая! Хватит бабской истерики. Тут анализ нужен, а не бред больной души. Этот Архангельский появился здесь не для того, чтобы испытывать тебя на прочность и проверять на лояльность – да и кому может быть интересно, насколько ты прочна и лояльна? Здесь что-то другое, совсем другое…

– Я не могу иметь детей по медицинским показаниям, – сообщила Людмила Сергеевна сухо. – Хотя вас это совершенно не касается.

– Разумеется, не касается, – легко согласился Архангельский и примирительно улыбнулся. – Но объяснение получено. И мне важно было знать. А то всякое бывает. Всякие… э-э-э… извращения…

Он не закончил фразу, а Людмила Сергеевна предпочла промолчать.

– Теперь перейдем к делу, – объявил гражданский генерал, и его голос зазвенел торжественно. – Уважаемая Людмила Сергеевна, мы призываем вас на военную службу. Вы нужны России!

Людмила Сергеевна была так ошарашена – в который уже раз за этот короткий диалог – что снова взъярилась:

– Вы шутки пришли сюда шутить? Может, хватит? Мне работать, между прочим, надо!

Архангельский согнал улыбку с лица.

– Никаких шуток. У меня есть соответствующий документ. За подписью самого… э-э-э… министра обороны…

– Я не военнообязанная! – выпалила Людмила Сергеевна.

В голове у нее всё перепуталось, и билась одна только пустая мысль: «Эге, Людка, доигралась ты на старости лет!»

– В ситуации чрезвычайной и… э-э-э… экстраординарной… все мы становимся военнообязанными, – сказал Архангельский с непонятной интонацией. – А вы специалист, должны понимать.

– У нас что – война? – спросила Людмила Сергеевна резко.

– Пока еще нет, – ответил Архангельский. – И в наших с вами силах ее предотвратить.

Людмила Сергеевна почувствовала, что теряет связь с реальностью. Всё это было так… странно… и опасно…

– Прекратите говорить загадками, – потребовала она. – Или выметайтесь! Шуточек больше не потерплю.

– Какие уж тут шутки, – Архангельский тяжко вздохнул. – Всё очень серьезно, драгоценная Людмила Сергеевна. Но я не могу объясняться иначе. Речь идет о государственной тайне самого высокого уровня. И пока вы не подпишете соответствующий документ, мне придется говорить… э-э-э… обиняками.

– Не хочу знать никаких государственных тайн! – заявила Людмила Сергеевна. – Вам ясно? Поищите себе другого военнообязанного.

Ей очень хотелось добавить, куда Архангельский может засунуть свой «соответствующий документ», но она сдержалась – если гражданский генерал столь влиятелен, как на это намекает, он способен наделать проблем в будущем, скотина.

– Что ж, Людмила Сергеевна, – сказал Архангельский, глядя в сторону, – очень жаль, что у вас отсутствует чувство долга перед Родиной. Впрочем, сейчас это распространенное явление. Почему-то свободу у нас понимают как наличие прав при полном отсутствии обязательств. Понятие долга… э-э-э… девальвировано до уровня плинтуса. Даже если речь идет о деньгах… Ну хорошо, Родину вы спасать не желаете. А что скажете по поводу детей? У вас есть шанс спасти ребенка, который находится в трудном положении. В очень трудном. По-прежнему откажетесь, Людмила Сергеевна?

Он знал, чем ее зацепить, поганец! Как говорится, удар ниже пояса. Но отказаться она не могла. Какая всё-таки хитрая мразь этот Архангельский!.. Артемка, Игоряша, маленькие мои, как вы тут без меня?..

– Подробности будут? – спросила Людмила Сергеевна потерянно.

Гражданский генерал снова улыбался. С видом победителя.

– Только после того, как вы подпишете все необходимые документы…

– Давайте ваши бумажки. Но можно я сначала Ирине позвоню? Она у нас главная по воспитанию, отдыхает сейчас в Партените, это Крым. Придется ей прервать отпуск…

3.

Архангельский дал на сборы пятнадцать минут. Заверил, что на «месте» есть всё, что нужно для жизни, а остальное привезут по первому требованию.

Людмиле Сергеевне понадобилось куда меньше времени. Она открыла сейф и извлекла на свет малый дорожный набор, заранее упакованный в плечевую кожаную сумку: базовый парфюм, маникюрный комплект, шампунь, кусок мыла, зубная паста и щетка к ней, купальник, пара сменного белья, дешевое вафельное полотенце, прокладки. Вроде, всё. Теперь выключить компьютер, платежки спрятать в сейф, побросать канцелярию в ящики стола. Ну что, кабинет мой, до свидания, надеюсь, скоро увидимся!..

Окна в микроавтобусе были тонированы до абсолютной непрозрачности, водитель отделен шторкой, поэтому Людмила Сергеевна так и не узнала, куда ее привезли. По ощущениям ехали быстро, по времени – два часа. Поэтому решила, что «место» находится где-то под Москвой: или в области, или восточнее, в одном из исторических центров. Ей даже не дали перевести дух напоследок – в конце пути микроавтобус въехал в подземный гараж.

– Прошу вас, – дверцу открыл сам Архангельский, учтиво предложил руку, от которой Людмила Сергеевна отмахнулась.

– Ну, показывайте свою тюрьму, – сказала она ворчливо.

– Это вовсе не тюрьма.

Гражданский генерал подошел к массивной стальной двери, у которой столбом стоял скучающий охранник в строгом костюме. Нажал на притопленную кнопку, после чего дверь плавно и бесшумно отъехала в сторону, а за ней обнаружилась обширная кабина грузового лифта.

– Как-то у вас всё это легкомысленно выглядит, – язвительно заметила Людмила Сергеевна, входя в лифт. – А где лазерные детекторы сетчатки? Где сенсорные панели и секретные коды?

– Поменьше смотрите голливудское кино, – миролюбиво посоветовал Архангельский. – Для надежной охраны электронные… э-э-э… устройства не нужны. Наоборот, они действуют расслабляюще на сотрудников. Те начинают наплевательски относиться к делу, совершают глупые ошибки…

– Но какие-то системы охраны у вас всё-таки есть?

Архангельский многозначительно промолчал.

Лифт спускался недолго – Людмила Сергеевна не успела сосчитать до пяти, как он уже остановился, и пришлось выходить в длинный скучный коридор с белыми стенами и светло-зеленым ковролином. У самого потолка висели миниатюрные камеры видеонаблюдения. Под прицелом их темных объективов Людмила Сергеевна невольно поежилась: ненавижу эти чёртовы штуки!

– Идемте, – поторопил Архангельский, аккуратно подхватывая Людмилу Сергеевну под локоть. – Я покажу вам жилой блок.

Поворот налево, какие-то двери без табличек, поворот направо, еще какие-то двери, и они попали в просторное круглое помещение, по обстановке напоминающее холл гостиницы среднего класса. В холле стояли диваны и журнальные столики офисного типа, чахлое мандариновое дерево в кашпо. Сюда сходились шесть коротких радиальных коридоров, заканчивающихся новыми дверями.

– Здесь вы будете жить, – объявил гражданский генерал.

– Где? – Людмила Сергеевна в растерянности огляделась.

– Выбирайте любую из комнат, – Архангельский помахал рукой. – Они все одинаково… э-э-э… комфортабельны и подготовлены для гостей.

– Я буду здесь жить одна? – не поверила Людмила Сергеевна.

– Да, – подтвердил гражданский генерал, не моргнув глазом. – Скажу вам больше, любезная Людмила Сергеевна. Пока вы находитесь здесь, вам запрещено вступать в контакты с кем-либо. Мобильная связь блокирована. Сетевой… э-э-э… трафик контролируется специальной программой и службой охраны. Вы не можете вести переписку, писать на форумы или в социальные сети. Обслуживающий персонал соответствующим образом проинструктирован. Извините, но таковы правила пребывания здесь.

Людмила Сергеевна уже успела привыкнуть к сюрпризам, но эта новость вновь ее смутила. Почему-то она полагала, что вся секретность ограничится подпиской о неразглашении и временным запретом на заграничные поездки. Людмиле Сергеевне очень захотелось высказать язвительное предположение, как в итоге расправляются здесь с работниками, завершившими выполнение сверхсекретного задания, но по выражению лица Архангельского она поняла, что сейчас тот не воспримет иронию, и если давить, то чего доброго подтвердит самые худшие опасения.

Поэтому Людмила Сергеевна позволила себе только одну ворчливую реплику: «Не тюрьма, значит, говорите?» – и с независимым видом пошла по радиальному коридорчику к двери с цифрой три.

– Я вас подожду здесь, – предупредил Архангельский. – У вас двадцать минут. Переодевайтесь в спецодежду и пойдем смотреть вашего… э-э-э… пациента.

Людмила Сергеевна захлопнула за собой дверь и минуту постояла, прижавшись к ней спиной. Подышала глубоко, пытаясь собраться с мыслями. Вытащила мобильник, убедилась, что сигнал отсутствует.

«Вот ведь сволочь! – подумала она о гражданском генерале. – Разбаловались, блин! Привыкли, что отказа им нигде нет. Будто им на роду написано, что они могут правила сочинять и нам навязывать. Думаете, на вас управы не найдется? Ничего, скоро с Кирой познакомишься – посмотрю я на тебя, генерал!»

Отдышавшись, она осмотрелась. Комната как комната. Стандартный для наших широт полулюкс на двоих: большая кровать, два кресла, тумбочки, телевизор на стойке, холодильник, стенной шкаф, совмещенный санузел с душевой кабинкой. Не было одного и, наверное, самого главного – окна. Его здесь заменяла большая репродукция картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». Еще одна глупость несусветная! Лучше бы наклеили фотообои с видами Чёрного моря, а смотреть на опостылевшее медвежье семейство не было ни малейшего желания: тот еще символ современной российской государственности!

На застеленной кровати лежала одежда. Людмила Сергеевна сбросила дорожную сумку и развернула пакет. Женский медицинский костюм: белый укороченный халат с центральной застежкой на пуговицах и отделкой по воротнику, манжетам и карманам, хлопчатобумажные голубенькие брюки на резинке – тот, кто выбирал этот комплект, ориентировался на сериалы типа «Скорая помощь». Людмила Сергеевна давно не носила медицинской формы и подумала, что будет, наверное, выглядеть глупо. Но размер был подобран идеально и, переодевшись и одернув халат, она оценила результат: вроде, неплохо, на твердую четверку. Только фонендоскопа на шее для полного счастья не хватает – многих, говорят, возбуждает…

Спецодежда настраивала на деловой лад. Злость угасла, панические мыслишки попрятались. Людмила Сергеевна тщательно вымыла руки, похмурилась на себя в зеркале и вернулась в круглый холл, где ее поджидал Архангельский.

– Вы превосходно выглядите, – сообщил он.

– Если это комплимент, – сказала Людмила Сергеевна, – то неуклюжий. Не будем терять время…

Им пришлось вернуться к лифту и спуститься еще на пару этажей вниз. Сооружение всё больше напоминало бункер, построенный на случай ядерной войны. Людмила Сергеевна тяжко вздохнула, думая о том, что и в дурном сне ей не могло привидеться подобное место – ярко выраженная клаустрофобия не проявлялась, но потолок всё равно чуть давил.

Новый коридор почти не отличался от коридора жилого блока, но имел много ответвлений, а на стены здесь была нанесена незнакомая маркировка – разноцветные линии и аббревиатуры: «МЭБ», «КБОР», «ФХЛ», «ОСН» и «ММХ». Архангельский шел впереди, уверенно сворачивая где надо, и наблюдательная Людмила Сергеевна быстро сообразила, что он придерживается синей линии. Наконец коридор закончился массивной стальной дверью, на которой синими буквами было написано: «КБОР». Здесь стоял цифровой замок, и возникла небольшая заминка – Архангельский набирал код.

– Прошу, – сказал гражданский генерал, открывая дверь и пропуская Людмилу Сергеевну вперед.

Она вошла и остановилась в изумлении на пороге. Перед ней открылся зал размером с крытый хоккейный стадион, только без трибун для болельщиков. Потолок здесь был необычайно высок, и в полумраке на самой верхотуре угадывались какие-то решетчатые конструкции, с них на длинных шнурах свисали прожекторы, ориентированные так, чтобы их лучи сходились в центре зала. В круге света стояла клетка – куб, сваренный из толстых металлических прутов и сразу притягивающий внимание. Внутри куба находился человек.

Это сюрреалистическое зрелище: огромный зал, свет прожекторов и клетка с человеком внутри – вызвало у Людмилы Сергеевны четкую ассоциацию. Она уже видела нечто подобное. Но не наяву, а в кино. «Молчание ягнят», конечно же! Клетка для зловещего маньяка-людоеда – доктора Лектора. Специально она не выбирала этот фильм, не любила триллеры, но как-то включила первый канал и поразилась: выходной вечер, прайм-тайм, и в полный рост показывают весьма откровенную киноленту с извращенцами и расчлененкой – а как же дети?! Поэтому, наверное, и запомнилось…

Видя замешательство Людмилы Сергеевны, Архангельский сказал, будто извинялся:

– Предпринятые меры… э-э-э… безопасности, быть может, покажутся излишними. Но когда вы узнаете суть, то поймете, что в этом деле нет ничего лишнего.

Людмила Сергеевна пропустила его слова мимо ушей. Медленно двинулась вперед. Заметил ее и сидящий в клетке. Точнее, он не сидел, а полулежал на достаточно просторной тахте. Но при виде гостей встал на ноги, выпрямился и прижался к прутьям.

Это был сравнительно молодой человек – лет двадцати пяти. С хорошо развитой мускулатурой, идеальной фигурой и чистой кожей. Длинные золотистые вьющиеся волосы копной спадали на плечи. Пропорции совершенного тела ничто не скрадывало, поскольку одет он был лишь в белые пляжные шорты. Молодой человек был прекрасен. Как бог. Как Аполлон…

Людмила Сергеевна шла к нему, не веря своим глазам. Даже расфуфыренные голливудские актеры не бывают… такими…

Молодой человек вдруг протянул к ней руки сквозь решетку.

– Мама? – спросил он недоверчиво, а потом без перехода радостно провозгласил: – Мама!

Людмила Сергеевна остановилась, словно налетев на невидимое препятствие. Остро запахло кислыми щами…

4.

…В молодости она была совсем дурехой. Дура дурой. Даже стыдно вспоминать.

И была абсолютно уверена, что у нее будет четверо детей, не меньше. Лет с пяти была уверена – как начала соображать, откуда они берутся.

Пример перед глазами. У прабабки по материнской линии было аж двенадцать детей! Правда, до зрелого возраста дожила лишь половина из них. У бабки – пятеро! Вот мать «подкачала», ограничившись двумя, – но она стала уже городской жительницей, бросив родовой поселок под Кирсановым и уехав учиться в Ярославль; потом выскочила замуж за молодого военного моряка, и жизнь ее превратилась в череду переездов и многомесячных «кукований», как она сама называла тягучие периоды, когда крейсер отца уходил в очередной дальний поход, тут не до большой оравы детей.

Но Людочка знала: у нее всё будет по-другому – милый интеллигентный муж, квартира в Питере и большая-большая семья.

Не сбылось. Потому что дура. Потому что спешила. А поспешишь, как известно, людей насмешишь. Впрочем, тут было не до смеха.

Залетела она – кто бы мог подумать? – с первого же раза. В четырнадцать, блин, лет. Дело было в пионерском лагере имени Терешковой на южном побережье Финского залива, неподалеку от курортной Нарвы-Йыесу. Предметом обожания в те дни для нее стал Максим – плечистый пионервожатый, тоже еще совсем юный, с первого курса пединститута. При этом он казался таким взрослым, таким бывалым, таким… джентльменом. Девчонки в отряде повлюблялись в него сразу и ночами, лежа в кроватях, делились друг с другом впечатлениями, хвастались: а он на меня сегодня посмотрел, а он со мной говорил, а он сказал, что я лучше всех рисую, а он, а он… И Людочка твердо решила: вы можете трепаться сколько угодно, а он будет моим мужчиной! И добилась, дура, своего – незадолго до отъезда из лагеря, когда после песенного праздника и официальных посиделок у костра набралась храбрости и прямо ему сказала, что «хочет» – сейчас хочет, немедленно. Максим был подшофе, поэтому, видимо, и согласился. Они сбежали с детского токовища на пляж – перелезли через невысокую ограду, Максим помог перебраться, джентльмен. И там, на пляже, на песчаном склоне, в зыбком теплом сумраке белой ночи, всё и случилось. Надо сказать, что Людочке не понравился первый опыт: Максим излишне торопился, песок был как наждак, неудобно, больно и стыдно. Когда закончилось, ее мужчина быстро оделся, присел рядом и вдруг начал многословно и плаксивым голосом объяснять, что это случайность, что он и не собирался ничего такого делать, что он очень просит никому не говорить об этом, потому что будут неприятности и не только у него, но и у нее. Она не знала, что ответить, а потому молча собралась и пошла к лагерю. Влюбленность разом схлынула. Вместо гордости, на которую Людочка рассчитывала, ощущалось только тягостное недоумение: неужели это всегда так и неужели у всех так? Видеть Максима она больше не хотела, и до самого отъезда в Кронштадт не увидела – наверное, он тоже ее избегал.

Вспомнить о любовнике всё же пришлось довольно скоро. Месячные у Людочки шли лет с двенадцати, и она уже умела за ними следить и справляться. А тут впервые – задержка! И не на пару дней. Через три недели она всё поняла. Поразмышляла еще неделю и поехала в Питер – искать. Найти не составило большого труда: она знала, что Максим учился в Герцена, знала, на каком факультете и на каком курсе, остальное – дело техники. Максим не стал отпираться, сразу сообразил, чем может обернуться, боялся только, что Людочка потащит его в ЗАГС, но это как раз не входило в ее планы. Она требовала одного: разобраться с беременностью, чтобы ее не было, не было, не было! Максим взял пару дней на решение проблемы, посовещался с приятелями и в итоге договорился с какой-то «бывшей акушеркой». Сам оплатил операцию, джентльмен чёртов… Людочке почти совсем не запомнился этот поход, не запомнила она и «акушерку». Но хорошо запомнилась квартира, где всё произошло – коммуналка на Марата с большим количеством комнат и высоченными, коричневыми от копоти потолками. Из кухни тянуло запахом кислых щей – так противно, что Людочку вырвало на пол… Едва живая она вернулась в Кронштадт, хотела принять ванну, но тут по ногам потекла кровь, и Людочка упала в обморок. Очнулась уже в госпитале, рядом плакала мать, которая, конечно же, всё поняла.

Надо отдать матери должное: даже зная правду, она ни разу не попрекнула дочь, ни сживала ее со свету, как делают некоторые разочаровавшиеся в своих чадах родители, а для подозрительного отца, который, вот незадача, был в то время дома, придумала убедительную легенду.

Людочка, получившая столь болезненный и унизительный для самооценки опыт, твердо решила, что дети у нее, конечно, будут, но вступать в интимную связь она пока поостережется – до замужества. А поскольку план дальнейшей жизни сохранился практически в неизменном виде, то когда пришло время, она выбрала для продолжения обучения всё тот же Педагогический институт имени Герцена. Но не поступила, завалившись на сочинении. Зато прямо в приемной комиссии познакомилась с перспективным и очень интеллигентным аспирантом, за которого уже через пять месяцев выскочила замуж. Ну скажите, разве не дура? Какие еще доказательства вам нужны?

Аспиранта звали Евгений, и он считал себя гением. Некоторые основания у него для этого имелись. Он был первым в своем многочисленном деревенском роду, кто поступил в вуз, с успехом закончил его и двинулся дальше – к ослепительным высям науки. Поэтому по характеру Евгений был немного спесив. Отец не одобрил выбор дочери, при первой же встрече войдя с будущим зятем в жесткий клинч, на свадьбу не приехал и матери запретил. Из-за этого у родителей, кстати, случился по-настоящему серьезный конфликт, который затем перерос в непрерывную череду стычек, через три года завершившуюся разводом. Свадьбу же справили у Евгения в деревне, и это была единственная свадьба в жизни Людмилы, которая сопровождалась многодневной пьянкой с соблюдением всех положенных ритуалов, включая мордобой и попытку похищения невесты.

Поскольку отец отлучил Людмилу от семьи, молодая пара поселилась в общаге. Помимо всего прочего, девушка очень рассчитывала, что супруг подтянет ее по некоторым предметам и поможет поступить в Герцена со второго раза. Но не тут-то было. Евгений быстро убедил ее, что сейчас это не ко времени, что он не знает, где окажется завтра, что сейчас для него самое важное – защитить диссертацию, выбить себе место на кафедре и встать в очередь на квартиру, и он будет очень ей благодарен, если она выбросит эту «блажь» из головы и поможет ему преодолеть все трудности. И Людмила согласилась. Она быстро превратилась в домработницу, кормила и обстирывала мужа, устроилась в том же общежитии уборщицей, чтобы добавлять к скудной стипендии свою трудовую копейку. И никогда не жаловалась. Потому что верила – всё будет хорошо: и диссертация будет, и дети будут, и квартира будет. Чистая наивная душа! Диссертацию Евгений защитил в срок и даже должность на кафедре получил без заметных проблем, а вот с жилплощадью не заладилось – в Россию пришел капитализм, отягощенный приватизацией, и все молодые ученые были поставлены перед фактом: на «халявные» квартиры можно не рассчитывать. Из общежития их попросили, и пришлось снимать комнату на Петроградке. Цены росли не по дням, а по часам, скудной зарплаты не хватало на самые элементарные вещи. Чтобы исправить ситуацию, Людмила вписалась на две работы сразу: уборщица и вахтер. Возвращалась в семейное гнездо только под вечер, и на ведение домашнего хозяйства уже не оставалось ни времени, ни сил. Евгений раздражался, поскольку привык к ежедневному чистому белью и полноценному трехразовому питанию. Через полгода и он начал куда-то пропадать, исчезая на двое-трое суток, и Людмила заподозрила неладное. На вопросы он отвечал, что как молодой специалист собой не располагает и вынужден кататься в командировки по области за старших товарищей. А еще через два месяца объявил, что уходит навсегда. Оказалось, у него давний роман с молодой вдовой, у которой ко всем прочим достоинствам имеется большая квартира в центре. Людмила не стала устраивать из этого скандала и трагедии – ее уже начинало всерьез беспокоить, что, несмотря на многолетнюю интимную жизнь, так и не получается завести от Евгения ребенка. Ну и сам дурак! Ну и уходи к своей лахудре! Было немного обидно, что она так обманулась и потратила на этого самовлюбленного болвана последние годы молодости, но тут уж ничего не поделаешь.

Второй муж Людмилы по имени Олег был хирургом-травматологом – говорят, очень неплохим. С ним Людмила познакомилась в медицинском училище, в которое поступила сразу после развода. Решила резко поменять приоритеты и сочла, что если будет владеть начальным медицинским образованием, то это может пригодиться не только ей самой, но и ее детям. Олег читал будущим медсестрам курс по травматологии и сразу понравился Людмиле. Он был такой взрослый, импозантный и, представляете, девчонки, холостой! Людмила поднапряглась и довольно быстро вскружила ему голову. И когда Олег начал проявлять намерения, сразу объяснила, что хочет от него много-много детей. Что интересно, он тоже оказался слегка помешан на идее создания большой веселой семьи. Разумеется, не с кем попало, а с девушкой, которая может выносить и родить «качественное потомство». Еще в период знакомства он успел оценить фигуру и страстность Людмилы, но предложить пройти полноценное медицинское обследование постеснялся. Может быть, зря. Скорее всего, зря. Он попросил об этом только через год совместной жизни, когда убедился, что ни один из прогрессивных методов ускорения зачатия не помогает. Диагноз был страшен: развившееся после аборта воспаление органов малого таза оставило рубцы на фаллопиевых трубах – Людмила была стерильна, навсегда стерильна. Когда она ознакомилась с результатами обследования, в нос вдруг ударил резкий запах кислых щей, и Людмилу вырвало. Дрянь психосоматика. Олег сразу подал на развод.

От шока у Людмилы сорвало крышу. Она бросила училище и пустилась во все тяжкие: переспала с половиной Кронштадта, благо морякам нравятся легкодоступные женщины, любила повертеть хвостом и столкнуть мужиков в яростную драку, подцепила гонорею и ею же наградила команду крейсера «Руслан», за что ее били и чуть не убили, лечилась, едва не подсела на наркотики… Из этой клоаки ее вытащил младший брат Кирилл, который не только вырос и возмужал, но и сделал уже неплохую карьеру в ГРУ. Он нашел Людмилу в офицерской общаге, увел, положил в закрытую клинику, затем отправил в служебный санаторий. И только после того как она слегка очухалась, поинтересовался, а что, собственно, случилось. Она разрыдалась и рассказала ему всё: и про Олега, и про беспощадный диагноз, про то, что не может иметь детей. «Ну и дура! – сказал брат. – Если ты не можешь рожать, это не значит, что не можешь иметь. Записывай телефон!»

Он направил ее в Центр помощи семье и детям, где она и нашла свое призвание. Сначала это была чисто секретарская работа: набери документ в «Лексиконе», распечатай, принеси на подпись, сделай чай, сгоняй за пиццей. Но постепенно Людмила стала подниматься по карьерной лестнице, поскольку всегда была инициативна и не боялась брать на себя ответственность. Кроме того, она активно занималась самообразованием, ведь вопросы опеки и приемной семьи ее интересовали не на шутку. Посещала лекции ведущих психологов, выступавших в Центре, брала книги в библиотеке и прилежно штудировала их, приходила на тренинги. Сотрудницы Центра – а там были сплошь женщины – быстро привыкли к ее присутствию, периодически просили подменить их в пиковых ситуациях, а вскоре доверили сопровождение приемных родителей. На этой работе Людмила Сергеевна (именно там ее начали называть по имени-отчеству) обнаружила, что ее случай не самый тяжкий и не самый бесперспективный – встречались и похлеще.

Были в работе и свои специфические, очень неприятные моменты. Ведь приходилось-то общаться не только со взрослыми, но и с детьми. Людмила Сергеевна ездила в интернаты, готовила досье на сирот, представляла их потенциальным опекунам. Прежде всего ее ужасали условия, в которых содержат детей. Сами дети выглядели дикими зверьками, совершенно асоциальными, не способными к нормальному общению. Приемные родители вызывали гнев, а иногда ярость – своим снобизмом, своим непременным желанием подобрать ребенка по вкусу, словно блюдо в ресторане: «А нельзя ли, чтобы был сиротка – до года, из профессорской семьи?» Поначалу всё это выводило Людмилу Сергеевну из себя, но постепенно она обрела мудрость опыта и научилась находить компромиссные слова и варианты. Дилетант на глазах превращался в профессионала. А педагогическое образование она всё-таки получила – заочно.

Людмила Сергеевна уже начала подумывать о том, чтобы взять официальную опеку над самым неприкаянным ребенком, но тут линия судьбы сломалась в очередной зигзаг. Третьего мужа звали Дмитрий, он был на два года младше ее и занимался бизнесом – держал несколько Интернет-магазинов, торговавших всякой всячиной. Познакомились они случайно в купе фирменного московского поезда: она ехала в столицу, чтобы подписать договор с дружественным Центром, он возвращался из Питера, где заключил контракт на организацию своего представительства. По зимнему времени вагон был практически пуст, в купе они были вдвоем и слово за слово – оказались на одном спальном месте. Как ни странно, короткий железнодорожный роман не завершился на перроне Ленинградского вокзала, а продолжился вечером в ресторане, ночью – в квартире Дмитрия, а через некоторое время – в ЗАГСе. Людмила Сергеевна переехала в Москву (что никого не удивило, в то время многие питерцы переезжали в столицу) и устроилась на работу в дружественный Центр, где ее приняли с распростертыми объятьями. Два года Людмила Сергеевна чувствовала себя совершенно счастливой. Дмитрий был нежен и предупредителен, дарил цветы и водил по московским музеям, в отлучке звонил чуть ли не каждый час, интересовался ее мнением по любым вопросам. Он с самого начала знал, что у них с Людмилой Сергеевной никогда не будет биологических детей, но абсолютно не напрягался по этому поводу, согласившись, что можно и усыновить-удочерить столько, сколько захочется. Сегодня, вспоминая те тихие теплые годы, Людмила Сергеевна предполагала, что Дмитрий видел в ней прежде всего не жену и любовницу, а замену матери, которую потерял в детстве. Эдипов комплекс, обычное дело. Кончилось тоже, как обычно – то есть очень плохо.

В Интернет-бизнесе случился обвальный кризис. Акции посыпались, сетевые магазины закрывались один за другим или продавались за символический рубль. Дмитрий отчаянно пытался спасти положение, набрал кредитов, прогорел. Сорвался и ушел в запой. Тут из него вся грязь и поперла. На третий день Людмила Сергеевна попыталась сбежать из этого кошмара, но он жестоко избил ее и запер в комнате. Пьянка и побои продолжались и на четвертый день, и на пятый. Людмила Сергеевна была в шоке и думала, что не доживет до конца недели. На шестой день приехал младший брат, обеспокоенный ее отсутствием. Он настойчиво звонил в дверь, Людмила Сергеевна хотела закричать, но Дмитрий – откуда только прыть взялась у пьяни? – схватил ее и приставил к горлу нож. Людмила Сергеевна подавилась и разрыдалась. Потом она сидела в запертой комнате и подумывала о самоубийстве. Но выглянула в окно и увидела, что Кирилл никуда не ушел, курит на скамейке и разглядывает окна. Разведчик. Штирлиц родной. Он заметил ее, и чтобы показать брату, в какую беду попала, Людмила Сергеевна чиркнула себя пальцами по подбородку. Кирилл выбил дверь, отметелил и скрутил подонка. Хотел и посадить по уголовной статье, но Людмила Сергеевна уговорила до суда не доводить. Тогда прагматичный Кирилл выдвинул ультиматум: Дмитрий разводится, оставляет квартиру жене и уматывает из Москвы на все четыре стороны. Муж поскрипел, но согласился. Людмила Сергеевна опять осталась одна.

Жизнь потекла вялым чередом. Людмила Сергеевна больше не верила, что у нее когда-нибудь будет семья, готовая принять детей из интерната, а опыт подсказывал, что если она попытается взвалить дело воспитания на себя одну, приемышу будет только хуже. Оставалось немного – работать на других, помогать другим, убеждать других. Но однажды Людмила Сергеевна не выдержала. Случай был исключительный. Обеспеченная пара усыновила пятилетнего мальчика, а через месяц его вернула. Выяснилось, что они заказали дорогую экспертизу и обнаружили у малыша скрытый генетический дефект. Уж как орала на эту пару Людмила Сергеевна, как орала! «Бракованных детей не бывает, ясно вам?! Бракованных детей не бывает!» Думала потом, что уволят. Но ошиблась. Шеф Мария Петровна вызвала ее к себе и сказала: «Люда, тебе, похоже, иное нужно. Не подбирать, а растить, учить. У нас новый специнтернат для детей-даунов открывается. Много вакансий. Съезди, посмотри». Она поехала, посмотрела и осталась.

Теперь у нее были дети – три сотни детей! Но запах кислых щей иногда возвращался…

5.

– Я требую объяснений, – сказала Людмила Сергеевна. – Простых ясных объяснений. Я с места не сдвинусь, пока их не услышу.

Они сидели в холле жилого блока. Архангельский принял непринужденную позу, закинув руки на спинку дивана и расстегнув пуговицы на пиджаке.

– Я всё расскажу, – пообещал он. – Но мне хотелось бы прежде узнать, а что вы… э-э-э… там увидели?

Людмила Сергеевна вздохнула.

– У мальчика синдром Дауна, без сомнения. Характерный эпикант, «монгольскую» складку, ни с чем не перепутаешь. Но…

– Что «но»?

– Так не бывает. Синдром Дауна проявляется обычно в комплексе признаков. Плоское лицо, брахицефалия, короткая шея. А мальчик… он идеален. По виду здоров, как бык. Может быть, это всё же не синдром, а национальная особенность? Я не сильна в антропологии.

– Вы совершенно правы в своем диагнозе, уважаемая Людмила Сергеевна, – заверил Архангельский. – Что подтверждает вашу высокую… э-э-э… квалификацию. Вы с порога определили синдром, а это не всем дано. Очень рад, что мы не ошиблись в выборе. Генетический анализ подтверждает: кариотип вашего пациента содержит сорок семь хромосом. Но это не типичный синдром Дауна. Если я правильно понял наших экспертов, то можно сказать, что это аномальный синдром. То есть перед нами совершенно фантастический случай. И происхождение вашего пациента – тоже форменная фантастика. Признаюсь, когда мне впервые рассказали его историю, я подумал, меня разыгрывают. Хотя тот, кто ее рассказывал, совсем не склонен к розыгрышам… мягко говоря.

– Может, хватит говорить загадками? – требовательно спросила Людмила Сергеевна. – Со стороны это выглядит глупо, уж поверьте.

– О’кей, – гражданский генерал кивнул и улыбнулся чему-то своему. – Ваш пациент, любезная Людмила Сергеевна, не из нашего мира. Он пришелец.

Архангельский остановился, чтобы понаблюдать за реакцией собеседницы, но было похоже, что Людмила Сергеевна морально подготовилась к самым невероятным новостям. А может быть, решила, что это еще один тест на профпригодность. В любом случае она не выказала ни смятения, ни повышенной заинтересованности. Сидела и ждала продолжения.

– Его… э-э-э… космический корабль появился полгода назад на орбите, близкой к экваториальной, высотой порядка трехсот километров. Его сразу заметили американцы. Это понятно, у них система наблюдения за космическим пространством давно налажена. В НОРАД не зря свой хлеб с маслом едят. У нас, к сожалению, ничего подобного больше нет, а потому мы узнали о НЛО из агентурных источников. Сначала думали, что какой-то левый запуск проморгали. Китайский или иранский. Возбудились, конечно. Объект немаленький, а значит, где-то имеются и соответствующие средства… э-э-э… транспортировки. Потом подогнали спутник-шпион, разглядели НЛО вблизи и убедились: нет, ничего даже похожего на Земле не производят. Пока строили догадки, что это и откуда прилетело, произошло еще одно значимое событие – от НЛО отделился объект поменьше и направился к Земле. Теоретически с этой орбиты спускаемый аппарат – так называют меньший объект эксперты – никак не мог попасть на территорию России, по крайней мере в европейской ее части. Но уже в атмосфере он поменял траекторию, и упал, представьте, прямо у нас под боком – во Владимирской области. Такое вот странное везение. Хотя, может, и не везение… Так или иначе, нам удалось быстро локализовать место посадки и отыскать пилота. Он не ушел далеко, был сильно истощен – поплутал, замерз, потерял сознание. Этот пилот и есть ваш пациент…

Архангельский замолчал, давая Людмиле Сергеевне возможность собраться с мыслями и сформулировать вопросы. Но она была наготове:

– Надо думать, вы уже выяснили, откуда он прилетел?

Архангельский поразился. Очень странно видеть подобное самообладание в женщине, которая только что сбежала от собственного пациента. Одно из двух: то ли она не до конца поверила в услышанное, то ли до нее не доходит вся сенсационность доведенной информации.

– В общем да, – ответил он, – установили. Ваш пациент – не инопланетянин, не… э-э-э… гуманоид с «летающей тарелки», а человек. И генетически отличается от нормального человека только наличием этой самой сорок седьмой хромосомы… Еще одно – для человека он необычайно здоров. Хорошо развитая мускулатура. Превосходные зубы, без дефектов и дырок. Отличная иммунная система. Чистые лёгкие. Идеальное зрение. Нет ни деформаций костей, ни следов переломов. И при всём при этом он – даун. Представьте наше замешательство! Однако изучение спускаемого аппарата позволило нам ответить на один из главных вопросов. Ваш пациент не инопланетянин, он – пришелец из будущего.

Наконец-то ему удалось задеть ее за живое. Глаза Людмилы Сергеевны расширились, она заерзала, потом закинула ногу на ногу, обхватила коленку, сцепив пальцы в замок. Архангельский заинтересованно ждал. Умная женщина. Быстро сообразила. Даже жаль разочаровывать.

– Он… он… из будущего? – спросила Людмила Сергеевна; ее веки задрожали, а голос подсел, выдавая нешуточное внутреннее волнение. – Значит, он… он сказал… он назвал меня мамой… значит, он…

– Нет, Людмила Сергеевна, – Архангельский постарался ответить так, чтобы голос его прозвучал мягко и сочувственно. – Скорее всего, он не может быть вашим сыном или другим потомком. Он называет мамой любую женщину, какую видит. Существует… э-э-э… гипотеза, что до того как он попал сюда, ему приходилось иметь дело только с одной женщиной – со своей матерью.

– Как такое может быть? – теперь голос Людмилы Сергеевны предательски звенел, она не желала расставаться с внезапно вспыхнувшей надеждой. – Разве такое возможно? Он же из будущего! Откуда вы?.. – она запнулась, сообразив, видимо, что говорит ерунду.

– А кроме того, – сказал Архангельский с нажимом, – мы точно знаем, из какого времени он прибыл. Две тысячи сто двадцать шестой год от рождества Христова.

Людмила Сергеевна поникла. Главное было сказано.

– Да, мы тоже шокированы, – продолжил Архангельский. – Фантастическое здоровье, фантастическая техника, настоящая… э-э-э… машина времени и… даун. Его развитие находится на уровне пятилетнего ребенка, причем, скажем так, ребенка из неблагополучной семьи. При этом, заметьте, говорит по-русски чисто. Но как говорит? В его лексиконе много существительных, странных словечек, и совершенно отсутствуют глаголы. Из-за этого вашего пациента бывает очень трудно понять. Мы бьемся уже полгода, но куда больше информации получили от спускаемого аппарата…

– Но почему я?! – воскликнула Людмила Сергеевна. – Почему тогда выбрали меня?!

– По ряду причин, – отозвался Архангельский. – Во-первых, из соображений ограничения… э-э-э… распространения информации. Ваш брат Кирилл руководил операцией по захвату пришельца. Отличный офицер! Он уже посвящен в эту тайну, а нам выгодно, чтобы о пришельце знало как можно меньше людей. Когда посвященные находятся в родственной связи, обеспечивать секретность легче. Во-вторых, вы и впрямь уникальный специалист по психологии несовершеннолетних даунов. Были, конечно, некоторые сомнения, уж извините, у вас нет профильного образования и публикаций, но Владимир Корзун заверил, что лучшего специалиста нам не найти. Опыт ценнее диплома.

Людмила Сергеевна снова вскинулась:

– Вовчик из ваших? Он тоже… посвященный?

– Зачем же его посвящать? – искренне удивился Архангельский. – Мы его попросили понаблюдать за вами в работе, вот и всё. Он дал блестящую характеристику.

– Ладно, хорошо, ладно…

Людмила Сергеевна вдруг закрыла глаза и начала энергично растирать виски кончиками пальцев, потом так же резко остановилась и деловито посмотрела на Архангельского. Словно и не было ничего: ни слепого бегства из карантинного блока, ни рождения безумной надежды, ни отчаянных попыток добиться «правильных» слов.

– Тогда давайте работать, – сказала Людмила Сергеевна. – Я так понимаю, вы пригласили меня для того, чтобы вытянуть из мальчика как можно больше информации о времени, из которого он прибыл?

– Совершенно верно. Мы использовали самые различные методики, включая… э-э-э… гипноз, но без значительного результата. Он говорит и порой весьма охотно говорит, но у нас не получается интерпретировать его слова. Возможно, у вас получится.

– Понятно. Как его зовут?

Архангельский одобрительно кивнул:

– Он называет себя Ася. Или Ась. Не видит разницы между этими именами. Странное имечко, но кто может сказать, какие имена будут давать в будущем?

– Пусть будет Ась. Мне нужно встретиться с его наблюдающим врачом и…

– Это невозможно, – отрезал Архангельский. – Контакты со специалистами вы будете поддерживать только через меня. Я ваш… э-э-э… посредник, прямые контакты исключены.

Людмила Сергеевна ожгла его злым взглядом.

– Вы понимаете, что связываете мне руки?

– Понимаю, – смиренно кивнул Архангельский. – Но ничего не могу поделать. Далеко не все наши эксперты знают правду о пришельце. Им и не нужно знать…

– Но это бред! Вы говорите, что мальчик – сплошная загадка. А может, разгадки у вас перед глазами, но вы их не видите? Кто вы по специальности?

– Я? Менеджер…

– Эффективный?

Архангельский тихо засмеялся. И жестом остановил гневную реплику, которая была готова сорваться с губ Людмилы Сергеевны.

– Я знаю, что это словосочетание имеет ныне негативный смысл. Но я действительно неплохой… э-э-э… управленец. Скажу без ложной скромности: я умею делать маленькие чудеса. За это и ценят.

– Очень за вас рада! – саркастически заявила Людмила Сергеевна. – Но я не делаю чудес. И не претендую на звание эффективнейшего менеджера года. Я буду делать свою работу. И буду делать ее хорошо. А ваша паранойя мешает делать ее хорошо.

– О-хо-хо, драгоценная Людмила Сергеевна, – Архангельский добавил снисходительную интонацию в свой голос. – Вы себя слышите? Мы сидим здесь и обсуждаем тайну, оглашение которой способно перевернуть мир. Говорю вполне серьезно – я лично просчитывал ближнесрочную перспективу на существующих… э-э-э… игровых моделях. Не хочу вас пугать, но последствия могут быть ужасны, вплоть до глобальной войны. Безумие не началось только потому, что наши американские коллеги на сто процентов уверены, что спускаемый аппарат Ася затонул где-то в Тихом океане. Еще они уверены, что мы ничего не знаем о корабле на орбите. Если произойдет хоть малейшая утечка… Тут лучше перебдеть, чем недобдеть… А верить никому сегодня нельзя. Даже на самом высоком уровне! Меркантильные все стали. Продадут и не поморщатся. Меня считают хорошим управленцем еще и за то, что я реально смотрю на вещи.

Архангельский видел, что его слова доходят до Людмилы Сергеевны. Пока не понятно, убедил ли он ее до конца, но первый протест был успешно подавлен. «Непросто с ней будет, – подумал он. – Но так даже интересней».

– Но тогда я не ручаюсь за результат! – сердито сказала Людмила Сергеевна после небольшой паузы.

– В таком деле никто не может ручаться за результат, – отозвался Архангельский. – Но мы ведь с вами постараемся, правда?

6.

На самом деле ей было любопытно. Чертовски любопытно!

Она никогда не увлекалась фантастикой и не интересовалась разнообразными аномальными явлениями, вполне обоснованно считая и то, и другое видами модернового мошенничества. Но такое уж у нас сейчас время, что от всего этого безобразия никуда не денешься – достаточно пощелкать каналы на телевизоре и обязательно наткнешься на сериал о пришельцах из космоса, путешественниках во времени или призраках с полтергейстами. А самое отвратительное – те же самые персонажи пролезли в газеты и журналы, которые Людмила Сергеевна всё же периодически почитывала, чтобы быть в курсе новостей. Раньше под это отводились отдельные рубрики типа «Непознанное», но теперь компания фантастических существ пролезла и в те материалы, которые считаются респектабельными. Киноактеры, звезды шоу-бизнеса, политики и даже космонавты (?!) делились своими впечатлениями о встречах с пришельцами из иных миров, своими суевериями и приметами. Вместо нормальных ученых выступали какие-то смурные академики из самозваных академий, обещающие залить страну целебной водой и завалить вечными двигателями. Гороскопы теперь печатались буквально везде – даже обед следовало готовить по звездам. Площадку сезонных медицинских рекомендаций давно и навсегда заняла реклама шарлатанских лечебных средств. Там, где раньше можно было почитать о ближайших перспективах, всё чаще попадались статьи о грядущем и неизбежном «конце света». Людмила Сергеевна взирала на это с тихим ужасом, искренне не понимая, что же такое случилось за последние годы, от чего вполне взрослые вменяемые люди вдруг увлеклись паранормальной белибердой, которая рассчитана в лучшем случае на подростков, верящих в Деда Мороза и хоббитов. Ведь чудес не бывает – она это знала точно. Людмила Сергеевна допускала, что где-то, возможно, существует Бог, который создал Вселенную, но при этом никак не могла признать, что у столь величественного конструктора есть хоть какой-то интерес ежесекундно наблюдать за нами, подмечать наши грешки и недостатки, чтобы потом когда-нибудь предъявить счет. То есть по сути Людмила Сергеевна была агностиком и испытывала четкую, на грани отвращения, идиосинкразию к любым чудесам. В самом деле, мир – главное чудо, а все эти пришельцы и полтергейсты – слишком человеческое, чтобы быть правдой.

И вот ей предложили заняться чудесами. И цельное мировоззрение дало трещину. Можно было бы, конечно, продолжать держаться той линии, что Архангельский морочит ей голову и проводит какой-то эксперимент, но зачем ему придумывать небылицы? И сам этот мальчик по имени Ась… С первого же взгляда он производил впечатление чужого и… аномального, правильно сказал гражданский генерал. Значит, бывает. Значит, случается. Значит, сказки иногда становятся реальностью. Чёрт побери, и как теперь с этим жить?..

Впрочем, Людмила Сергеевна давно научилась бороться с неуверенностью и резкими поворотами судьбы. Иначе никогда не стала бы той, кем стала. Устранить диссонанс можно только одним способом – разобраться с аномалией, разложить ее на составляющие и вписать эти составляющие в картину мира, понятную и предсказуемую, несколько обновленную, но зато без трещин.

Хотя Архангельский резко усложнил задачу, введя ограничение на контакты с коллегами и нужными специалистами, Людмила Сергеевна была уверена, что сумеет разобраться и без посторонней помощи. Двадцать лет приходится всё делать самой – и как-то ведь справляется!

Прежде всего она запросила доступную документацию по мальчику из будущего: медицинскую карту, результаты осмотров, тестов, анализов, экспертиз. Архангельский лично принес ей четыре пухлые папки ксерокопий, и Людмила Сергеевна потратила на них весь вечер и половину ночи.

По понятной причине больше всего ее заинтересовали материалы психологического обследования. Как и предупреждал гражданский генерал, Ась демонстрировал развитие, которое считается задержанным даже для ребенка с синдромом Дауна. Низкая речевая активность, бедная лексика, неоправданно частая замена названий предметов местоимениями. Диагностический анализ сделанных рисунков указывает на ассоциативную стадию мышления, которую испытуемый так и не преодолел. Классические тесты-рисунки «Моя семья», «Мой дом», «Мои любимые животные» привели к парадоксальному результату: психологу не удалось однозначно идентифицировать объекты, изображенные Асем, с предметами окружающего мира. Здесь Людмила Сергеевна сделала пометку: «Обратить особое внимание!» Преобладание красного и черного цветов выдавало, по мнению психолога, эмоциональное перенапряжение, подавленность и тревогу. Это мнение Людмила Сергеевна отбросила как несущественное, поскольку и так было ясно, что ребенок, находящийся в чуждой ему среде, будет испытывать подавленность и тревогу. Характер рисунков: бОльшая часть листа свободна, отсутствие доминирующих объектов, нечеткая штриховка, множество фигур, похожих на упрощенные изображения лиц без рта, – может свидетельствовать о том, что испытуемый долгое время находился под сильным давлением со стороны взрослых, из-за чего не ощущает себя личностью, боится контактов. Это косвенно подтверждается его панической реакцией на отдельных посетителей – скорее всего, они напоминают ему кого-то из прошлого в негативном контексте. Людмила Сергеевна сделала пометку: «Может иметь значение!» В резюме психолог приходил к неутешительным выводам о невозможности быстрой социальной адаптации испытуемого и потратил несколько страниц на обоснование своего, довольно экзотического, диагноза – сочетание двух синдромов: генетического (Дауна) и фенотипического (Маугли). Здесь Людмила Сергеевна могла бы поспорить: воспитанные животными дети не умеют рисовать и вообще ведут себя своеобразно, а в случае Ася, скорее, следует говорить о длительной депривации, приведшей к одному из вариантов психического дизонтогенеза. При этом, однако, психолог с удивлением отмечал, что у испытуемого наблюдается явно выраженная тяга к словотворчеству, которая характерна для нормальных детей в возрасте от пяти лет. Тут Людмила Сергеевна поставила на полях три восклицательных знака, и ей стало окончательно ясно, что психологу не рассказали о необычном происхождении мальчика, вынудив спотыкаться на ровном месте.

Черновой план работы с Асем наметился сам собой. А потому остальные материалы Людмила Сергеевна пролистала без особой внимательности, тем более что в медицине с генетикой разбиралась слабовато. Мальчик из будущего действительно отличался удивительным здоровьем. Трудно представить, но ни синдром Дауна, ни дефицитарное развитие совсем не сказались на его физической форме. Не наблюдалось и известных для этого синдрома симптомов: ни нарушений в строении черепа, ни утолщения языка, ни дефектов ушной раковины, ни аномалий конечностей, ни главного бича – порока сердца. Эндокринологическое обследование не выявило каких-либо нарушений в функциях желез внутренней секреции. Анализ крови – снова всё в порядке, ни малейших намеков на лейкоз… Ага, ну хоть что-то! Основные дерматоглифические признаки налицо: simian lines, сгибательная складка на мизинце, трирадиус искажен. Но с этим-то как раз жить можно, как и с эпикантом, не мешает… Феномен да и только! Приходится признать, что в будущем научатся лечить явные последствия этого генетического дефекта. Может, и неизбежное бесплодие мальчиков с синдромом Дауна тоже лечат? Интересно было бы проверить, как Ась в этом смысле… Но почему же вы, товарищи потомки, не научились лечить сам синдром? Это всё же проще, чем устранить дефекты, порождаемые болезнью, в том числе на клеточном уровне. Даже сегодня известны случаи мозаицизма, когда у вполне нормальных людей часть клеток несет сорок седьмую хромосому. Почему бы вам не добиться мозаицизма генетической коррекцией?.. И почему, несмотря на ваши ухищрения, мальчик находится на уровне дебила?.. Черт возьми, как не хватает специалиста под рукой! Сейчас бы сделать пару звонков в институт, отыскать, например, Ядвигу и прямо спросить, какие там у них имеются достижения на переднем крае науки – может, навела бы на идею…

Людмилу Сергеевну беспокоило что-то еще в представленных материалах, но она устала и никак не могла сосредоточиться, чтобы поймать за хвост ускользающую мысль. Решив, что утро вечера мудренее, она разделась, забралась под одеяло и мгновенно уснула. Сон, правда, был тревожный. Снились длинные мрачные коридоры с разноцветными линиями на стенах, которые, куда бы ни пошла Людмила Сергеевна, всегда приводили ее в одно место – в большое помещение, похожее на крытый хоккейный стадион, в центре которого стоял массивный гроб.

7.

Утром – Людмила Сергеевна едва успела принять душ – заявился Архангельский. Он был гладко побрит, подтянут и выглажен, благоухал дорогим одеколоном. Его сопровождал молчаливый охранник, принесший завтрак в пяти пластиковых контейнерах: маринованный лосось, французская ветчина, немецкие сыры, разнообразные салатики в тарталетках, свежие фрукты и соки.

Людмила Сергеевна с удовольствием позавтракала. Бесцеремонный Архангельский не дал ей остаться в одиночестве и трепался без умолку, изложив в общих чертах, какую информацию Министерству обороны и ему персонально хотелось бы «выудить» из пришельца. Прежде всего – цель визита. Зачем он здесь? Почему для визита был выбран именно 2009 год, а не какой-то другой? Почему была выбрана Россия и Подмосковье? Не связан ли этот выбор с неким значимым событием, которое вот-вот должно произойти и которое будут помнить даже через сто лет? Какое средство использовалось для перемещения во времени? Есть ли на орбитальном корабле оружие?..

Людмила Сергеевна спокойно слушала этот бред, а когда закончила есть и промокнула губы салфеткой, подытожила:

– Вы слишком многого хотите, Михаил. Он же еще ребенок. Я думаю, он вообще не понимает, где и почему оказался. Может быть, он проник в вашу машину времени случайно. Вы, кстати, рассматривали такую возможность?

Архангельский ответил уклончиво:

– Да, у нас есть несколько… э-э-э… гипотез, объясняющих странности его прибытия сюда.

– Ну вот, нам будет куда проще работать, если вы изложите их все.

– Я бы этого не хотел, – признался Архангельский.

– Почему?

– Это может повлиять на вас. И вы начнете подгонять свои выводы под нравящуюся гипотезу. Коррекция результатов – одна из проблем научного поиска. Мне приходилось сталкиваться с подобным, поэтому я хотел бы, чтоб вы начали с чистого листа. Но в свое время я всё расскажу, честное слово.

Людмила Сергеевна пожала плечами:

– Что ж, пусть будет по-вашему.

Потом она переоделась в свой медицинский костюм, и они отправились на встречу с Асем.

– Вы ознакомились с документами? – спросил Архангельский по дороге.

– Разумеется.

– Что можете сказать?

– Я уже сказала. Не ждите от мальчика слишком многого.

Когда они вошли в карантинный блок, Ась сидел в клетке на полу и переставлял кубики Никитиных с разноцветными гранями. Сегодня Людмила Сергеевна получила возможность спокойно осмотреться и теперь заметила, что мальчик из будущего находится под непрерывным наблюдением – слева от входа у стены в полумраке был смонтирован пульт непонятного назначения, за которым разместилась парочка верзил. Они сидели неподвижно и издалека их можно было принять за манекены из ателье готовой одежды. Архангельский помахал, один из верзил ответил, и стало ясно, что они всё-таки живые люди.

Гражданский генерал остановился и пропустил Людмилу Сергеевну вперед.

– Что такое? – она обернулась. – Вы не идете?

– Я здесь останусь, – сказал Архангельский. – Он почему-то меня боится. Истерит с первой же встречи. Так что будет лучше, если я вас подожду. Послежу немного за работой. Парни откроют вам клетку. Учтите, после того, как вы войдете внутрь, и на всё время общения с пациентом дверь будет закрыта. Уж извините. Тут лучше перебдеть…

– …Чем недобдеть, – поддразнила Людмила Сергеевна. – Ладно, открывайте вашу клетку.

Когда Ась заметил ее, то вскочил на ноги и снова, как в первый раз, прижался обнаженным телом к прутьям решетки.

– Мама! – радостно провозгласил он.

На лице Ася заиграла широкая, добродушная и беззащитная улыбка, которая лучше других примет указывала на синдром Дауна – за нее, а еще за мягкий характер их и называют «солнечными детьми».

– Здравствуй, Ась, – сказала Людмила Сергеевна, улыбаясь в ответ.

– Мама, меня Ась! – радостно провозгласил мальчик из будущего, что, по-видимому, следовало переводить как «Мама, меня зовут Ась».

Людмила Сергеевна подошла еще ближе и увидела наконец дверь – она находилась в торце клетки и была снабжена электронным замком, управляемым дистанционно.

– Заходите! – разрешил Архангельский за спиной. – Мы ее открыли.

И действительно дверь легко поддалась, и Людмиле Сергеевне ничего не оставалось, как войти и прикрыть ее за собой. Шагнула словно в клетку к хищному зверю. Но ведь это не зверь – это всего лишь молодой человек с психикой ребенка, задержавшегося в развитии.

– Там кыш, – сообщил Ась с тревогой на лице. – Кыш опасно. Кыш тьма. Бух-ты и тьма, – он выставил вперед руки и согнул пальцы, как будто силясь изобразить когтистые лапы. – Кыш опасно.

– Не бойся кыша, – твердо сказала Людмила Сергеевна. – Кыш там, а я здесь. Я защищу от кыша.

– Да, – сказал Ась и вновь заулыбался. – Мама добрая. Ась да.

Кроме тахты, в клетке наличествовали унитаз, рукомойник и две коробки с игрушками – весь интерьер. Нормальный ребенок здесь уже свихнулся бы и устроил бунт, но мальчик из будущего, похоже, воспринимал это убожество как должное.

Людмила Сергеевна присела на краешек тахты.

– Ты играешь в кубики? – поинтересовалась она.

– Ась да, – подтвердил мальчик из будущего. – Игра хорошо. Они цвет. Хорошо.

– Это хорошие кубики, Ась, я с тобой согласна. И игра с кубиками – это очень хорошо. А как ты играешь с кубиками?

Ась присел на корточки и принялся переворачивать кубики, пока не добился, чтобы все они оказались красной гранью вверх.

– Ась да, – сообщил он, закончив работу. – Цвет плохо. Кыш, – он опять изобразил когтистые лапы, после чего смешал кубики и начал переворачивать синей стороной. – Цвет добро. Дом. Ась да.

– У тебя очень хорошо получается играть с кубиками, Ась, – сказала Людмила Сергеевна. – Но кубики можно не только складывать по цвету. Из кубиков можно составлять фигуры. Смотри.

Она встала на колени рядом с Асем и быстро сложила классическую «ёлочку».

– Как ты думаешь, Ась, что это такое?

Мальчик из будущего минуту молчал, глядя на кубики.

– Ась нет, – сказал он. – Они не так.

Он смешал кубики и перевернул синими гранями вверх:

– Ась да. Игра хорошо. Мама хорошо.

С первого раза контакт установить не удалось. Но Людмила Сергеевна была терпелива. Поочередно она складывала одну фигуру Никитиных за другой, давая им названия и повторяя их на разные лады, чтобы Ась запомнил, какое из существительных соответствует конкретной фигуре. Однако мальчик из будущего упорно отказывался понимать ее, стараясь перевернуть кубики по-своему. Только одна из фигур вызвала у него восторг – «рыба». Ась захлопал в ладоши и закричал, указывая на нее:

– Раж! Раж! Ась да. Хорошо. Они ж-ж-ж. Пуск! Ась да.

Людмила Сергеевна хотела смешать кубики, но мальчик из будущего остановил ее. Он всё силился что-то объяснить ей, бормоча нелепицу, разводя и сводя руки, делая какие-то пассы, улыбка шире некуда, в глазах сияние, волосы разметались, а Людмила Сергеевна готова была заплакать – сердце ее щемило от жалости, помноженной на осознание собственного бессилия перед лицом страшной болезни, которую не научатся лечить даже через сто лет.

Потом мальчик из будущего устал и прилег на тахту.

– Ась да, мама, – бормотал он благодарно. – Раж да. Раж хорошо. Спасибо, мама.

Последние слова прозвучали четко и разумно – можно было подумать, что она и впрямь разговаривает с повзрослевшим сыном. С тем сыном, который у нее когда-то мог быть. Запахло кислыми щами. Людмила Сергеевна сумела подавить нахлынувшие чувства, это привычно, и сказала:

– Ты молодец, Ась. Я горжусь тобой. Конечно, рыбка останется. Я пока отлучусь, чтобы поработать. А ты изучай рыбку. Попробуй сложить такую же из других кубиков. Еще одну рыбку – из красных кубиков. Из красных кубиков. До свидания, Ась! Я вернусь, и мы придумаем новую игру.

Ее выпустили из клетки, и снаружи уже поджидал Архангельский. Он стоял в полумраке и беззвучно аплодировал.

– Хорошая работа! – одобрил он, когда Людмила Сергеевна подошла. – Теперь я вижу, что именно вас нам и не хватало. Что вы думаете по поводу этих слов – «Раж», «Кыш»? Они могут что-то означать? Или это… э-э-э… детские фантазии?

– Вы слишком торопитесь, Михаил, – упрекнула Людмила Сергеевна. – Мы только начали. И я могу сказать сразу, что быстро ничего не будет. У Ася нет даже зачатков абстрактно-логического мышления. Только – предметно-ассоциативное. Вы обратили внимание, что из всех фигур, которые я предложила, он опознал рыбу? Почему? Ведь она не похожа на настоящую рыбу настолько же, насколько символ ёлки не похож на настоящую ёлку. Понимаете? Возможно, мне совершенно случайно удалось угадать символ – не предмет, а символ, который Асю приходилось видеть очень часто в… прежней жизни. Или вы используете нечто подобное?

– Нет, – Архангельский задумчиво покачал головой. – Ничего похожего. Рыба, говорите? Рыба? Это ведь символ ранних христиан? – он потер шею. – Очень интересно!

– Это ваша интерпретация, вы включаете разум и логику, а Ась ничего подобного делать не умеет. Для него символ рыбы – это просто символ, который ассоциируется с определенной обстановкой. Он постоянно повторял слово «раж». Скорее всего, это слово ассоциируется у него с той же обстановкой. Чтобы понять, о чем он говорит, необходимо подетально реконструировать эту обстановку и убедиться в ее аутентичности. Задача, как вы понимаете, не из простых.

– Мда-а… – разочарованно произнес Архангельский. – Но у вас есть какие-то предложения?

– Всё очень просто, – сказала Людмила Сергеевна. – Считайте, что период изучения Ася закончился. Теперь мы будем его обучать.

8.

Словообразование было коньком Людмилы Сергеевны.

Она считала его одним из лучших инструментов по развитию мышления у детей пяти-шести лет. Еще великий сказочник и педагог Корней Чуковский писал, что в необыкновенной способности детей к придумыванию новых слов выражаются зачатки творчества и очень важно не загубить их грубостью или непониманием. Продуманная игра в слова способствует не только сохранению творческой жилки, но и позволяет быстрее осуществить переход – от мышления, примитивно фиксирующего момент, к сложно организованному, позволяющему анализировать прошлое, планировать будущее и выявлять связи между предметами и явлениями.

Людмила Сергеевна и сама в детстве любила придумывать хитрые словечки, понятные только ей и обозначающие какую-то уникальную вещь. Самое смешное, что некоторыми из этих словечек она пользовалась до сих пор. Только один пример. Как-то отец привез из Питера импортную зубную пасту – в советские времена это была большая редкость, и купил он ее в «Березке» на чек Внешторгбанка, оставшийся после приобретения финского холодильника. Паста поразила Людочку тем, что была разноцветной: на щетку выдавливалась не привычная белая колбаска, а сразу три: белая, красная и зеленая. Цвета были яркие, словно леденцовые. Когда Людочка впервые увидела их, у нее возникло непреодолимое желание лизнуть, что она и проделала. Вкус разочаровал: паста как паста, но чтобы как-то выделить эту пасту из общего ряда, она придумала ей название – «трипаста». Позднее экзотические зубные пасты стали частью жизни, и трудно представить, что совсем недавно многочисленные гигиенические средства, занимающие целые отделы в супермаркетах, были дефицитом, но словечко у Людмилы Сергеевны закрепилось, и мысленно она продолжала его использовать. Однажды по рассеянности даже ляпнула в магазине: «Дайте трипасту, пожалуйста», и, что характерно, продавщица ее поняла и выдала именно то, что требовалось.

Дети с синдромом Дауна в этом смысле мало чем отличаются от обычных детей. Главное – четко различать, где они ошибаются, неверно произнося общеупотребимые слова, а где комбинируют их, пытаясь создать собственную описательную систему. Людмила Сергеевна собиралась использовать один из наработанных вариантов многоуровневой методики стимуляции творческого начала так, чтобы Ась сумел со временем подобрать более понятные заменители к тем словам, которые сегодня использует. Тогда и станет ясно, что означают все эти «кыш» и «раж».

Однако для того чтобы успешно играть в словообразование, нужно было дать Асю новые впечатления. Он уже полгода сидел в клетке, а подобное ограничение свободы действует негативно даже на взрослых здоровых мужиков – что говорить о мальчике, навечно застрявшем в детстве?

На этой почве у Людмилы Сергеевны созрел конфликт с Архангельским. Она потребовала немедленно изменить условия содержания Ася, выводя его на прогулку как минимум два раза в день. Гражданский генерал, не вникая, заявил, что это невозможно. Людмила Сергеевна настаивала и утверждала, что без этого мальчик будет вариться в собственном соку и деградирует в еще большей степени. Архангельский напомнил, что мальчик прибыл из будущего, о котором мы ничего не знаем и сказать не можем, – вдруг он «поведет себя неадекватно», и кто будет отвечать? Людмила Сергеевна не придумала достойный контраргумент, но вечером, стоя в душевой кабинке и размышляя о минувшем дне, вдруг сообразила, что же ее насторожило в материалах комплексного медицинского обследования. Она тут же остановила воду, наскоро обтерлась и голышом выскочила в комнату, чтобы подтвердить догадку. Нашла расшифровку рентгеновских снимков, и прочитанное привело ее в ярость. В результате она никак не могла уснуть и насилу дождалась появления Архангельского.

– У него левая рука в трех местах сломана! – кричала она на обомлевшего генерала. – Что вы, сволочи, с ним делали?!

Архангельский, казалось, смутился, потом попытался оправдаться:

– Это еще до меня. В первой группе был один псих – полковник ФСБ. Он считал, что пришелец специально прикидывается… э-э-э… дебилом, чтобы ввести нас в заблуждение. Ну и применил к нему средства физического воздействия. Перестарался. Но мы исправили ситуацию. Полковник наказан за самоуправство.

Людмила Сергеевна не была уверена, что Архангельский сказал ей правду, но это теперь и не имело принципиального значения.

– И где вы его пытали? Прямо там? В карантинном блоке? И вы всерьез рассчитываете, что мальчик пойдет на расширенный контакт там, где его пытали? Да вы его запугали до чертиков! Настоящие фашисты! Не удивлюсь, если окажется, что «кыш» означает палач!

На Архангельского ссора произвела впечатление, и он пообещал решить вопрос с прогулками.

На это у гражданского генерала ушла неделя. Пока суть да дело, Людмила Сергеевна занималась с Асем, пытаясь научить его складывать из кубиков осмысленные фигуры и работать с конструктором. Хотя визиты «мамы» доставляли мальчику из будущего большую радость, с обучением получалось не очень. Наконец Архангельский принес добрую весть: прогулки разрешены, но не на улице, а в крытой оранжерее, которая, оказывается, имеется на территории этого исследовательского комплекса.

И действительно, вскоре Людмила Сергеевна и Ась получили возможность посидеть спокойно в тени пальм, погулять по утоптанной дорожке среди кактусов и орхидей, полюбоваться на игру солнечного света в брызгах воды из оросительной системы. Первое время Ась просто не мог работать – живые растения приводили его в неописуемый восторг, он носился и заходился смехом. Постепенно всё же привык и изъявил желание узнать, как они называются:

– Ась да. Мама хорошо. Мама, кто зеленые?

Целых пять дней Людмила Сергеевна учила его правильно выговаривать: цве-ток, как-тус, де-ре-во, паль-ма, ки-па-рис, куст.

Однажды в беседе с Архангельским она высказала мнение, что, похоже, Ась никогда не видел такого разнообразия растительности, а если и видел, то это была какая-то другая растительность. Может быть, инопланетная? Но где в Солнечной системе еще существует жизнь?

Гражданский генерал не исключал подобной возможности:

– Эксперты считают, что наши потомки действительно смогут летать на другие планеты. И не только в пределах… э-э-э… Солнечной системы. Вы слышали о новейших открытиях астрономии? Обнаружено множество планет у соседних звезд… Нет, не слышали? На некоторых из них может существовать жизнь, растительность. Я читал, что эта растительность не обязательно должна быть зеленой. Наоборот, зелень – редкость. Растения, как известно, поглощают наиболее энергетическую часть спектра, для Земли это синий и красный цвета, а зеленый отражается. А скажем, у планет в системах красных карликов, где интенсивность светового потока намного ниже, листья будут выглядеть черными. Представляете?

– С трудом, – призналась Людмила Сергеевна. – Честно говоря, я вообще не понимаю, как это сочетается: машина времени и полеты к звездам. Это ведь разные вещи?

– Эксперты полагают, что связанные вещи. Перемещения между звезд могут стать реальностью только при использовании технологии… э-э-э… моментальных прыжков в пространстве. Они называют это телепортацией. Но материальные объекты не могут перемещаться со скоростью выше световой без нарушения фундаментальных законов Вселенной. Например, нарушаются причинно-следственные связи. Возникает… э-э-э… парадокс, который разрешается в любую сторону… Если говорить упрощенно, то звездолет, использующий телепортацию, находится как бы везде одновременно. А значит, теоретически может вернуться назад даже раньше, чем отправился в путь. Потомки должны предусмотреть подобную возможность и как-то подстраховаться, но, наверное, и у них случаются сбои, поломки… Впрочем, вариант целенаправленной засылки Ася тоже не исключается. Из этого и будем исходить.

– Заинтриговали, – сказала Людмила Сергеевна. – Не пора ли и мне ознакомиться с отчетами ваших экспертов?

– Всему свое время, – сказал Архангельский непреклонно. – Вы же помните о проблеме корреляции результата?..

В оранжерее Людмила Сергеевна отказалась от игры с кубиками и вооружилась пачкой бумаги и цветными фломастерами. Начинать следовало с основ.

– Смотри, Ась, – говорила она, разложив чистые листы на складном столике. – Сейчас я нарисую во-он тот кактус, – старательно изображала кактус. – А вот пальма, – рядом появлялся рисунок пальмы. – А это я, – между пальмой и кактусом появлялась стилизованная человеческая фигурка. – А ты сможешь так? Попробуй нарисовать кактус и назвать его.

Мальчик из будущего смешно морщил лоб, но, кажется, понимал, что от него требуется. Он брал фломастер, неуверенно выводил овал, потом замирал. В сущности, ему оставалось только пририсовать колючки – маленькие черточки на овале, но это было за пределами его способностей к изображению натуры. А ведь рядом находился образец, созданный Людмилой Сергеевной.

Не дождавшись продолжения, она перехватывала инициативу и дорисовывала колючки. Ась наблюдал за процессом и восхищенно шептал:

– Кактус да, мама хорошо, игра хорошо. Кактус да. Мама, спасибо!

– Ась, – говорила Людмила Сергеевна осуждающе, – ты мог сам нарисовать кактус. Но не захотел этого делать. Почему? Ты ленишься? Ты хочешь, чтобы я рисовала за тебя кактус? Нет, ты должен сам нарисовать. Ты рисуешь! Теперь нарисуй пальму…

И всё повторялось.

За этими упражнениями Людмила Сергеевна впервые услышала странное словечко «чушики». После очередного фиаско Ась забрался на скамейку с ногами, весь сжался и выглядел таким несчастным, что его хотелось обнять и приласкать. Людмила Сергеевна, впрочем, сдержалась – не тот момент.

– Чушики нет, – пожаловался Ась, подтвердив свое расстройство по поводу отсутствия неведомых «чушиков» соответствующей гримасой. – Чушики хорошо буду. Чушики надо. Игра лучше. Рисовать лучше.

Людмила Сергеевна озадачилась. С одной стороны, ее порадовало, что мальчик из будущего начал употреблять глагольные формы, с другой – он подкинул ей новую загадку, которая мешала двигаться дальше.

– Что такое чушики, Ась? – спросила она прямо. – Расскажи мне.

Ась повертел головой.

– Чушики, – повторил он. – Чушики надо.

И сделал руками несколько непонятных пассов.

– Ты можешь назвать чушики по-другому? Помнишь, что я говорила? Кактус – это кактус. Пальма – это пальма. Кактус и пальма – это растения. А что такое чушики? Растения?

– Нет. Чушики.

– Ладно. А ты можешь нарисовать чушики? – она придвинула к нему чистый листок бумаги и фломастер.

Ась вдруг заливисто рассмеялся. И сказал с интонацией, которая показалась Людмиле Сергеевне чуть ли не назидательной:

– Чушики рисовать нельзя. Чушики рисовать лучше.

Вернувшись вечером к себе в комнату, Людмила Сергеевна еще раз просмотрела изрядно замусоленный отчет психолога. «Чушики» присутствовали в ряду других слов, которые психолог считал сконструированными. Но психолог ошибся – Ась явно понимал значение этого слова и употреблял его применительно к ситуации, которая вызывала у него конкретную ассоциацию.

«Чушики»? Рисовать нельзя. Рисовать лучше. Что бы это значило? Может быть, это предмет, которым в будущем принято рисовать?

Лежа в кровати, Людмила Сергеевна попыталась отпустить свое воображение, на разные лады повторяя это странное словечко. Чушики. Чушь. Ерунда. Ерундовая вещь. Ненужная вещь. Пустая вещь. Пустота… Нет, ничего не получается! Сплошная трипаста лезет!..

На следующий день Людмила Сергеевна заказала и принесла в оранжерею целый комплект для рисования, а также пластилин, аппликации и набор открыток с изображениями разных растений. Предметом для художественного осмысления вновь стал кактус. Сначала Людмила Сергеевна еще раз попросила Ася нарисовать кактус на бумаге, а когда тот заныл про «чушики», предложила ему свой инструментарий. Ась с интересом изучил кисточки и краски, помял в руках пластилин, разбросал веером фрагменты аппликаций, на открытках остановился.

– Кактус, – сказал он с детским восторгом, тыча в соответствующую картинку. – Кактус да. Хорошо. Рисовать хорошо.

– Это чушики? – спросила Людмила Сергеевна, сдерживая волнение.

Ась задумался, повертел открытку и так, и сяк. Было видно, что он очень хочет помочь «маме». В конце концов он отбросил открытку и с обидой сказал:

– Чушики нет. Чушики рисовать лучше.

Людмила Сергеевна была готова признать поражение. И тут мальчик из будущего выдал совсем уж несусветное:

– Чушики надо. Помадки надо. Вертячки надо. Вертячки, помадки, чушики, раж. Ась хорошо. Мама, Ась да?

Людмила Сергеевна растерялась. Вопрос «Мама, Ась да?» можно было перевести как просьбу что-то дать. Но откуда ей знать, чего именно просит мальчик из будущего?

Ась смотрел на нее с мольбой, и пришлось ответить так:

– Конечно же, Ась, я выполню твою просьбу. Ты получишь и вертячки, и помадки, и чушики. Получишь в будущем.

Людмила Сергеевна и сама заметила, насколько двусмысленно прозвучало ее последнее обещание.

9.

Следующим утром Архангельский, как всегда энергичный и нетерпеливый, потребовал у нее устного отчета о проделанной работе.

Людмила Сергеевна описала свои проблемы.

– У меня сложилось впечатление, что в данном случае Ась говорит о реальных предметах. Если «раж» – это некий символ, а «кыш» – скорее, обозначение для врага или неприятного человека, то «вертячки», «помадки», «чушики» – это фрагменты чего-то большего и целого. Что это может быть за целое?

Гражданский генерал развел руками:

– Неприятный человек находится в затруднении. И даже в большем, чем вы.

– Я хотела бы взглянуть на спускаемый аппарат, в котором Ась прибыл на Землю. Он здесь?

Архангельский задержался с ответом.

– Нет, – признался он после паузы. – Спускаемым аппаратом занимаются специалисты из космической отрасли. В другом… э-э-э… исследовательском центре. К сожалению, у меня нет полномочий показывать вам спускаемый аппарат пришельца.

– Как мне это нравится! – сердито воскликнула Людмила Сергеевна. – Просто замечательно! Я должна реконструировать мир будущего без предметов из будущего. Как вы себе это представляете?

– Там нет ничего интересного, – заверил Архангельский, – для… э-э-э… гуманитария. Это небольшая капсула с местом для пилота и двигательным отсеком. Внутри – кресло и пульт. Всё. Даже иллюминатора нет…

– Компьютер? Никогда не поверю, что потомки будут летать в космос без компьютеров.

– Какой-то компьютер там есть, да. Вообще, как я понял из объяснений, компьютерная система интегрирована во все элементы капсулы, даже в… э-э-э… жаропрочную обшивку. Но это совсем другой аппаратный уровень. Спецы даже не знают, как к нему подступиться. Тем более что капсула у нас в единственном экземпляре, и не хотелось бы допустить фатальную ошибку…

– Михаил, вы видели спускаемый аппарат? Своими глазами видели?

– Да, разумеется.

– Что-нибудь там вертелось? Светилось? Мигало? Какие-нибудь индикаторы? Стрелки? Осциллографы? Кнопки? Рычаги? Верньеры?

Людмиле Сергеевне показалось, что Архангельский смутился.

– Ну как вам описать?.. Там просто кресло. Из очень мягкого и гибкого материала. А рядом с ним тонкая металлическая доска. Закрепленная под углом. Как раз чтобы положить руки, если сидишь в кресле. Эту доску и назвали пультом, потому что другого объяснения ее присутствию внутри капсулы нет. Уверяю вас, драгоценная Людмила Сергеевна, внутреннее устройство капсулы вам ничего не даст. А вот проблемы сразу появятся…

– Какие проблемы? – с подозрением осведомилась Людмила Сергеевна.

– На меня тоже давят сверху, – пояснил Архангельский. – Ситуация очень непростая. Вы даже представить себе не можете, какой… э-э-э… муравейник разворошил ваш пациент своим появлением. Если я попрошу дополнительных полномочий сверх того, что у меня уже есть, это вызовет много вопросов. И не факт, что решение будет принято в мою пользу. Поэтому давайте работать в рамках заданных правил. Они могут нам нравиться или не нравиться, но это правила… «Вертячки», «помадки», «чушики»? Забавно…

10.

Всё началось с кота. Как позднее выяснилось, кота звали Васька. Он был рыжий, бесстыжий и вороватый.

Людмила Сергеевна и не подозревала, что в комплексе обитает такой зверь, пока тот сам не появился в оранжерее, бесшумно подкравшись со стороны пожарного выхода и устроившись под мясистыми листьями алоэ – понаблюдать. Она и заметила-то его не сразу, а когда заметила, то прикинулась, будто не видит, чтобы не спугнуть. На душе сразу потеплело – хотя прошло всего две недели, как Архангельский вырвал ее из привычного круговорота жизни и поместил в эту комфортабельную тюрьму, Людмила Сергеевна уже ощущала тоску и томление. Рыжий кот напомнил ей, что вне этих стен всё еще есть большой и шумный мир. Вспомнился интернат – там при столовой кормилась целая стая разномастных кошек, и хотя каждый раз их присутствие вызывало ворчание у санитарного врача, Людмила Сергеевна строго следила, чтобы животных не обижали: кошки ей были куда более симпатичны, чем крысы. Вспомнились дети, прежде всего – проблемные. Саня вот-вот должен лечь на операцию. Олечка входит в возраст, и с ней нужно отдельно поговорить, объяснить, что к чему, и, желательно, не один раз. Артемка-непоседа опять что-нибудь учудил… Ирина, небось, с ног сбилась – вертится там за троих, от директора мало толку…

Тут благостное течение мыслей прервал истошный визг. Ась упал со скамьи на землю, обхватил Людмилу Сергеевну за ноги и непрерывно орал во всю силу своих идеальных легких.

Кота, разумеется, как ветром сдуло. Людмила Сергеевна сначала растерялась, но потом подняла Ася на ноги, отряхнула спортивный костюм, в котором его выводили в оранжерею, усадила, приобняв, на скамью. Ась орать перестал, но из глаз у него катились огромные слезы, он жмурился, всхлипывал и старался поплотнее прижаться к своей «маме». Что за чертовщина?

– Ась, что случилось? Ась, успокойся, пожалуйста. Ничего страшного не происходит. Я здесь, я с тобой.

– Там, там, там, – бормотал мальчик из будущего, трясясь всем телом. – Вертячки надо. Мама, вертячки да. Кыш там. Плохо, плохо там. Больно там. Кыш.

Людмила Сергеевна встрепенулась. Она поискала глазами Архангельского или кого-нибудь из охраны, но в оранжерее они с Асем были вдвоем.

– Где кыш, Ась? Где? Тут никого нет.

– Там! – мальчик из будущего, не глядя, ткнул в сторону алоэ, за которым только что прятался кот.

До Людмилы Сергеевны наконец дошло:

– Рыжий, что ли? Кот? Ась, это не кыш, это – кот! Обыкновенный котишка. Он нестрашный. Как в сказках: и днем, и ночью кот ученый всё ходит по цепи кругом…

– Это кыш, – упрямо заявил Ась, однако трястись постепенно перестал, с опаской оглянулся и чуть расслабился, убедившись, что кот сбежал. – Это кыш. Вертячки надо, мама. Чушики надо, мама. Кыш боль, плохо. Раж хорошо.

Чёрт возьми! Получается, кыш – это кот? Не может такого быть!.. А почему собственно не может? Что, если у них в будущем коты – это особо опасные хищники, которые нападают на людей? У нас вот до сих пор водится в лесах рысь, и лучше не встречаться с ей на узкой тропке – сожрет и не подавится. Или манул. Попробуй погладь манула!.. Допустим, в будущем кошки стали хитрыми и сильными врагами человека, а раж – рыба? – им как-то противостоит… Глупость, безумие, чертовщина, но… не глупостью ли и чертовщиной показался бы наш современный мир какому-нибудь средневековому монаху или викторианскому джентльмену? Бабы ходят в брюках и майках в обтяжку, мужики наносят татуировку на тело, прокалывают нос и уши, словно дикари какие. И это у нас – норма! Только вот с домашними животными никакой особой эволюции за последние столетия не произошло – как издевались над ними, так и издеваются. Хотя, если вспомнить, те же кошки появились в Европе сравнительно недавно… Крестоносцы их завезли, кажется…

Людмила Сергеевна спохватилась, что за своими рассуждениями совсем забыла об Асе. Но и тот не подавал больше повода для беспокойства – пригрелся в объятиях и даже задремал. Маленький мой…

Архангельский был очень доволен представленным отчетом. Наконец-то прогресс!

– Это очень важная информация, – подытожил он, когда Людмила Сергеевна закончила рассказ об инциденте в оранжерее. – Значит, «кыш» – это кот или некое существо, похожее на кота? Как вы думаете, мне стоит… э-э-э… побриться? – он потрепал себя по бакенбарде. – Я знаю, что имеется определенное сходство. Наверное, поэтому ваш пациент меня и боится. Не так сильно, конечно, как рыжего Ваську, но всё же…

– Не стоит, – сказала Людмила Сергеевна. – Вам идет.

Архангельский внимательно посмотрел ей в глаза.

– Тем не менее попробовать стоит. Чем не пожертвуешь ради чистоты эксперимента? Посмотрим на его реакцию… Но мы до сих пор не выяснили, что подразумевается под «вертячками» и… э-э-э… «помадками», «чушиками».

– Тут я ничего сказать не могу. Всё это связано с «раж», но каким образом, не представляю.

– Как быстро мы можем рассчитывать на результат?

– Михаил! Я уже говорила и могу еще раз повторить: Ась – не машина, не робот, он просто напуганный ребенок. С ним нельзя выстраивать какие-то планы и форсировать процесс. Уже форсировали, и что в результате?..

Однако, вопреки пессимистическим ожиданиям Людмилы Сергеевны, ее метод начинал приносить действенные результаты. К примеру, слово «помадки» ей удалось «взять» довольно быстро.

Оно определенным образом указывало на нечто съедобное. С детства у Людмилы Сергеевны сохранилось теплое воспоминание о посещении магазина «Восточные сладости» на Невском. Магазин считался одной из достопримечательностей Ленинграда, там всегда вилась очередь, и нужно было набраться терпения, чтобы выстоять и получить вожделенную коробку с маленькими кусочками счастья. Экзотические «лукум», «халва», «нуга», «козинаки», «пахлава» до сих пор звучали сладчайшей музыкой. Были в продаже и помадки – белые шарики, буквально таявшие во рту. Нечто съедобное…

Еще в первые дни Людмила Сергеевна выяснила, чем кормят Ася. Оказалось, что довольно примитивно – кашей: манной, гречневой, овсяной. На вопросы о скудности меню Архангельский объяснил, что мальчика пытались угощать более калорийной пищей, но добились только расстройства кишечника. Людмила Сергеевна восприняла эту информацию с изрядной долей скептицизма – наверняка кормили каким-нибудь шашлыком-машлыком – и вплотную занялась питанием Ася, это стало частью ее игры.

На дворе осень, а значит, прежде всего – ягоды и фрукты. Ась поначалу настороженно отнесся к яблокам, грушам и винограду – складывалось впечатление, что он не знает, как к ним подступиться. Пришлось нарезать, удалить косточки и в прямом смысле показать, что это можно есть, что это вкусно. Асю новая еда понравилась.

– Сладко, – говорил он, уплетая фруктовую мякоть, и похлопывал себя по животу: – Ему хорошо.

Людмила Сергеевна сразу пыталась добиться от Ася, как бы он назвал тот или иной фрукт. Но у мальчика из будущего не было своих вариантов. Он лишь старательно повторял то, что ему говорила «мама»:

– Яб-ло-ко. Ман-да-рин. А-пель-син. Ви-но-град. Виш-ня. Сладко. Ему хорошо.

Напрашивался вывод, что через сто лет свежие ягоды и фрукты будут практически недоступны.

Людмила Сергеевна решила, что идет по тупиковому пути. Но продолжала выписывать разные продукты, чтобы, как она выражалась, «побаловать маленького».

Однажды Людмила Сергеевна заказала сушеные бананы. Это было не совсем то, что нужно Асю, но тут сыграли роль ее собственные пристрастия. Вот захотелось сушеных бананов – мочи нет! Она обожала их с юности, в Питере пакетики с сушеными бананами можно было найти даже в самые голодные постперестроечные времена, но и сегодня, хотя вкусовые приоритеты заметно изменились, Людмила Сергеевна не отказывала себе в удовольствии перехватить брикет-другой, утолив на бегу голод и честно не понимая, почему вместо такого изысканного деликатеса люди предпочитают потреблять убогие «сникерсы».

Ась с любопытством и нетерпением ждал, когда «мама» откроет упаковку с новым лакомством, а, увидев содержимое, просто зашелся от восторга:

– Помадки да! Ась хорошо да. Мама, спасибо!

Протянул руку, схватил, засунул в рот и принялся жевать с самым блаженным видом.

Людмила Сергеевна опешила. Но это же было на поверхности, чёрт возьми! Он прилетел из космоса, а там используется космическая еда: брикеты, тубы, сублимированные продукты. Ни один ребенок в этом возрасте не сможет внятно описать космическую еду – не хватит ни понимания, ни словарного запаса. «Помадки»! Типичный пример словотворчества. И как же всё просто выглядит, когда знаешь ответ. Не удивлюсь, если и «вертячки» с «чушиками» из той же оперы…

Архангельский порадовался новому успеху Людмилы Сергеевны.

– Нам стоит заказать космическую еду в Королёве? – спросил он.

– Незачем, – отозвалась Людмила Сергеевна. – Ась с удовольствием ест и обычную. Постепенно привыкнет к более жесткой пище. А сублимированные продукты ему теперь ни к чему – он же на Земле, а не в космосе.

– Логично, – согласился Архангельский. – Главное, что мы теперь знаем: «помадки» – это еда. Смешно…

– Что тут смешного?

– Я в детстве увлекался фантастикой. У отца была богатая библиотека с разным книжным… э-э-э… дефицитом. В советские времена хорошую приключенческую или фантастическую литературу было просто так не купить. Помните, наверное? Он сам-то ничего не читал, собирал для понтов, многие из партактива так делали. На одной полке – собрание сочинений Ленина и Фейербаха, на другой – Адамов, Вайнеры, Казанцев, Стругацкие. Отец не читал, зато я насладился в полной мере. Там много было книг о будущем. Авторы были уверены, что мы, в двадцать первом веке, все сплошь будем питаться исключительно концентратами. Слопал брикет или таблетку – и доволен. И вот двадцать первый век, а брикетами по-прежнему только космонавты питаются…

Следующим этапом стало освоение слова «чушики». И тоже всё получилось с необычайной легкостью. Поскольку Ась был ограничен в перемещениях, Людмиле Сергеевне пришла в голову идея показывать ему разные объекты на экране. Поэтому она заказала хороший ноутбук с высококонтрастной матрицей, а картинки для обучения «надергала» из Интернета. Принесла ноутбук в оранжерею и для начала вывела на экран всё тот же кактус. Ась наблюдал за ее манипуляциями с восторгом и вдруг заливисто засмеялся.

– Чушики да! Чушики да!

Потом он резко наклонился к ноутбуку и сильно ударил выставленными пальцами по дисплею. Ноутбук упал на землю, экран погас. Это напугало Ася. Он прижался к Людмиле Сергеевне и всё повторял:

– Чушики нет, мама? Чушики нет? Раж нет?

Пришлось его утешать.

– …Я думаю, «чушики» – это устройство отображения информации, – сказала Людмила Сергеевна при следующей встрече с Архангельским. – Типа компьютерного дисплея, но более совершенное.

– Почему тогда «чушики»? – удивился гражданский генерал.

– Называется это устройство, скорее всего, по-другому, но дети имеют склонность называть вещи по-своему. Они экспериментируют с языком, пытаются проникнуть в смысл слов. Неужели вы в детстве никогда не придумывали слова?

– Не помню, – рассеянно отозвался Архангельский. – Скажите, Людмила, а можно каким-то образом узнать подробности? На каких принципах работают «чушики»? Какое… э-э-э… программное обеспечение используется? Последовательность действий в начале работы… Например, если дать вашему пациенту ноутбук, он сумеет на его основе показать, как это делать?

«Он что, издевается? – неприязненно подумала Людмила Сергеевна. – Любитель фантастики!»

– А вы, Михаил, можете прямо сейчас рассказать, как работает современный компьютер? – спросила она вслух. – Из каких элементов состоит? Какое программное обеспечение используется? Ну-ка, ну-ка…

Архангельский замешкался, но потом всё-таки начал объяснять – правда, без свойственного ему апломба:

– Компьютер – это вычислительная машина. Она содержит процессор, память, носители на дисках. Управление элементами осуществляет операционная система Виндоуз…

– Память? – ехидно переспросила Людмила Сергеевна. – Что за память?

– Э-э-э… оперативная. И постоянная. Две памяти, – ляпнул Архангельский.

– И как они работают?

– Э-э-э… двоичная система. Или восьмеричная? Память – это такой кристалл, который… Всё, сдаюсь! – он поднял руки.

– Вот видите, Михаил. Я не сомневаюсь, что вы прекрасно умеете работать на компьютере: пишете отчеты, составляете таблицы и графики, пользуетесь электронной почтой и Интернетом, играете в тетрис. Но как он работает, вы не знаете. Вам и незачем это знать. Думаю, если бы Ась был пилотом космического корабля, то и он не знал бы, как работает компьютер. Но Ась не был даже пилотом. Скажите, хоть раз в фантастике вам попадался вариант, когда к звездам летит человек, страдающий синдромом Дауна?

– Нет, не попадался.

– Что и требовалось доказать!

11.

Если с «помадками» и «чушиками» разобраться удалось довольно быстро, то «вертячки» оказались куда более крепким орешком.

Во избежание повторения истории с ноутбуком Людмила Сергеевна вернулась к тому, с чего начинала – к рисованию. Ась обучался на радость быстро. Через некоторое время он уже детализировал рисунок и пользовался полной палитрой цветов, а не только красным и черным. Скоро Людмила Сергеевна смогла предъявить папку, в которой цвела целая оранжерея: кактусы, пальмы, орхидеи. А вот взгляните на картинки из серии «Мама и я»: мама, разумеется, большая, Ась – маленький, но с огро-омной улыбкой.

Постепенно Людмила Сергеевна начала задавать более сложные темы. Однако решение часто ставило ее в тупик. Например, она рисовала дом, обычный условный домик с треугольной крышей и одним окном, а рядом – себя. Говорила при этом:

– Ась, это я, а это мой дом. Нарисуй себя и свой дом.

Ась старательно копировал картинку.

– Нет, Ась, ты нарисовал меня и мой дом. А я просила, чтобы ты нарисовал Ася и дом Ася.

Ась задумывался, потом рисовал окружность, перечеркивал его горизонтальной линией, а сверху, на дуге окружности, добавлял условную фигурку, которой обозначал себя: палка-палка-огуречик-вот-и-вышел-человечек.

– Что это, Ась? – спрашивала Людмила Сергеевна.

– Это дом Ася, мама, – вполне разумно отвечал мальчик из будущего.

– Но дом выглядит по-другому. У него должна быть крыша, окна. Где у твоего дома крыша?

– Это дом, мама. Ась в доме!

Видя, что Людмила Сергеевна отказывается его понимать, Ась начинал плакать и требовать «вертячки» и «чушики». «Помадки» в такие минуты он больше не просил, поскольку получал сушеные бананы по первому требованию.

Людмила Сергеевна терпеливо восстанавливала порядок и задавала новые наводящие вопросы:

– Твой дом круглый. Ты на нем стоишь. А где ты в нем сидишь? А где ты в нем спишь? Нарисуй.

Но Ась продолжал дублировать одну и ту же картинку: неровная окружность, горизонтальная линия, человечек на дуге.

В конце концов Людмила Сергеевна отчаялась что-либо понять в этом рисунке и переключилась на «раж».

– Ась, нарисуй, пожалуйста, раж.

Мальчик из будущего изображал вытянутые овалы, похожие на сигары и совсем не похожие на рыб. А рядом добавлял «дом» – окружность, перечеркнутую горизонтальной линией.

– Ась, а где здесь ты?

Теперь уже мальчик из будущего отказывался понимать Людмилу Сергеевну.

– Раж, – показывал он на сигары.

– Дом, – показывал он на перечеркнутую окружность.

– Х-м-м, – говорила на это Людмила Сергеевна. – А где здесь ты, Ась?

Всё повторялось. Мальчик из будущего делал новую иллюстрацию из цикла «Ась плюс дом», затем откладывал ее и начинал кропотливую работу над еще одной репродукцией эпического полотна «Раж плюс дом». Людмила Сергеевна начинала сердиться – не столько на Ася, сколько на собственную глупость – что немедленно вызывало у подопечного негативную реакцию и очередное требование выдать в пользование неведомые «вертячки».

Утомленная двумя днями такой безумной игры, Людмила Сергеевна попросила наконец нарисовать ей эти самые «вертячки». Сначала Ась отказался это делать, исчиркав страницу ломаными линиями. Тогда Людмила Сергеевна пошла на хитрость. Она изобразила человечка с собакой, указав:

– Это я, а это моя вертячка.

Ась несколько минут таращился на картинку, потом с таким же удивлением посмотрел на Людмилу Сергеевну:

– Мама, не вертячки. Нет вертячки.

– Это моя вертячка! А как выглядят твои вертячки, я не знаю! Ты хочешь свои вертячки? Нарисуй мне свои вертячки.

После некоторых раздумий Ась всё-таки выдал рисунок, который не был похож ни на что виденное ранее и который озадачил Людмилу Сергеевну еще больше.

В нижнем правом углу листка Ась аккуратно черным карандашом изобразил человечка с маленькими рожками, а всё остальное поле рисунка заняли зеленые путаные спирали – они накладывались друг на друга, перетекали друг в друга без какого-либо смысла или системы.

– Чёрт побери, – пробормотала Людмила Сергеевна. – Ась, это вертячки?

– Да, мама, вертячки, – отозвался Ась шепотом.

В тот день он больше не захотел рисовать.

Людмиле Сергеевне не терпелось обсудить с Архангельским новое открытие, но тот впервые не явился к завтраку. И к следующему тоже. Охрана соблюдала распорядок дня, но на все вопросы либо отвечала уклончиво: «Ждем распоряжений», либо совсем не отвечала. Через неделю Людмила Сергеевна уже готова была бегать по стенам и собиралась потребовать выпустить ее отсюда, а если не выпустят, устроить скандал. Радовал только Ась – он интеллектуально взрослел, фразы строил всё более грамотно, рисовал всё более тщательно, учился аккуратно есть. К проблеме «вертячек» они по обоюдному согласию не возвращались.

В конце концов Архангельский появился – но не утром, как обычно, а вечером. Людмила Сергеевна его не узнала. Прежде всего гражданский генерал побрился – но снял не только бакенбарды, но всю шевелюру целиком. Кроме того, он выглядел обрюзгшим и предельно утомленным, под глазами обозначились мешки. Куда-то подевалась и его самоуверенная улыбка.

– Вот, выполнил обещание, – сказал он вместо приветствия, погладив свой голый череп. – Ась теперь не примет меня за «кыш».

– Что случилось? – в ужасе спросила Людмила Сергеевна.

– Так… проблемы, – ответил Архангельский. – Давай присядем, Людмила.

Они снова расположились в холле жилого блока, и гражданский генерал заказал себе чашку кофе покрепче.

– События ускоряются, – сообщил Архангельский, когда охранник ушел на кухню. – Американцы собираются снять корабль Ася с орбиты. Готовят к старту… э-э-э… шаттл «Атлантис». Внеочередная миссия. Якобы для ремонта телескопа «Хаббл». На самом деле они собираются подойти к кораблю, смонтировать на нем тормозные двигатели и парашютный блок. И сбросить на Землю в заранее рассчитанную точку. Запуск «Атлантиса» после новогодних праздников. Честно говоря, мы рассчитывали, что у них не хватит пороху. Хватило.

– И что это значит?

– Это значит, что и здесь мы упускаем стратегическое преимущество. У них будет корабль из будущего. У них будет технология из будущего. Возможно, у них будет оружие из будущего. А что у нас? Пустая капсула и Ась. Больше ничего. Мы даже не сумели получить хоть какую-то информацию из будущего. «Вертячки», «помадки», «чушики». Премьер, поверишь ли, смеялся, когда увидел мой отчет. А потом стало не до смеха…

У Архангельского был такой потерянный вид, что Людмиле Сергеевне захотелось его хоть чем-то утешить. Тут она сообразила чем и, сказав: «Минутку», сбегала к себе в комнату. Вернулась с последним загадочным рисунком Ася, протянула.

– Что это? – спросил гражданский генерал, разглядывая спирали и маленького бесхвостого чертенка в углу.

– Пока не понимаю, – призналась Людмила Сергеевна. – Но именно так Ась изобразил «вертячки».

Архангельский глубоко задумался, потом губы его тронула улыбка.

– Люда, а ведь я знаю, что такое «вертячки»!

12.

Его заявление грянуло, как гром с ясного неба.

– Вы?.. Как?..

– Присядь, – предложил Архангельский. – В двух словах не объяснишь.

Людмила Сергеевна выполнила его просьбу.

– Помнишь, я тебе рассказывал о том, что существует несколько гипотез, объясняющих все странности нашей ситуации? Помнишь? Хорошо. Мы, конечно, могли бы обратиться за консультацией по этому вопросу к ведущим… э-э-э… футурологам, к физикам или иным специалистам. В наших силах было оплатить даже нобелевских лауреатов. Но это неизбежно выдало бы нашу активность в определенном направлении. А заинтересованные лица умеют складывать один плюс один. Сегодня даже электронной почте нельзя доверять, чего уж говорить о людях, которые бОльшую часть времени проводят в зарубежных поездках. Поэтому я предложил другой путь. Более оригинальный и гораздо менее затратный, – Архангельский сделал эффектную паузу; всё-таки даже в самом плохом расположении духа он не упускал возможность покрасоваться перед собеседником. – Мы объявили сетевой литературный конкурс. Там много таких конкурсов постоянно проводится, чуть ли не каждую неделю, наш не должен был привлечь внимание. Авторам было предложено написать научно-фантастический рассказ о мальчике из будущего, который попадает в наше время, но по каким-то причинам не может рассказать о своем мире. Кроме того, мы ввели еще одно допущение: мальчик одет в костюм, который изготовлен в будущем, а значит, обладает необычными свойствами. Авторы должны были показать это будущее читателям через мальчика и его костюм.

– Костюм? – переспросила Людмила Сергеевна. – Какой костюм?

Архангельский отмахнулся от вопроса и продолжил:

– В качестве призов посулили публикации в уважаемых журналах, три ноутбука и полностью оплаченную поездку в Эквадор на двоих. За месяц пришло четыре сотни рассказов. Это, кстати, не рекорд. Мне как инициатору затеи пришлось всё прочитать, – гражданский генерал криво усмехнулся. – Знаешь, когда-то я любил фантастику. Но это было… это было… чудовищно! Теперь я не уверен, что когда-нибудь снова смогу ее читать. Тем не менее несколько дельных идей всё же обнаружил. Одна из них меня особенно задела. Потому что автор объяснил всё. Ну или почти всё. Оказывается, существует модная в узких кругах теория… э-э-э… технологической сингулярности…

– Что?

– Да, именно так. Технологическая сингулярность. Речь идет о том, что эволюция и прогресс непрерывно ускоряются. Скажем, на то, чтобы одноклеточные организмы стали многоклеточными, ушло два миллиарда лет. А на то, чтобы многоклеточные организмы выбрались из океана на сушу и завоевали ее, ушло всего триста миллионов лет… э-э-э… палеозойская эра. Позднее появился разум, и теперь эволюция понеслась вскачь. Нашему виду всего лишь около трех миллионов лет, но мы уже влияем на погоду, меняем очертания континентов, летаем в космос. А главное – мы запустили искусственную эволюцию, создав компьютеры и сети. И там тоже идет ускоряющийся процесс, который скоро завершится моментом сингулярности.

– Я этого не понимаю…

– Попытаюсь на пальцах. Если отложить периоды земной эволюции на графике от одного революционного скачка до другого, то получится функция, которая в двадцать первом веке стремится к бесконечности. Мы находимся на пороге нового революционного скачка, качественного перехода, сопоставимого по значимости с превращением одноклеточных существ в многоклеточные.

– Чем это грозит?

– Никто не знает. Возможно, новые революционные технологии сделают нас бессмертными. Возможно, убьют, и на наших костях появится какой-то новый вид… э-э-э… разумных существ. Одноклеточные не способны предсказать, как будет выглядеть мир многоклеточных. Но наш автор попытался. В фантастическом рассказе он уверял, что произойдет слияние биосферы и техносферы. Человек станет частью машины, а машина – частью человека. Это, конечно, будут костыли, но мы давно пользуемся костылями: автомобили, компьютеры, мобильники… Костыли будущего позволят нам окончательно расслабиться и получать удовольствие – всё неприятное, утомительное, скучное они возьмут на себя. И в этих условиях человечество неизбежно деградирует, ведь к развитию нас подталкивает именно дискомфорт. В том рассказе мальчик из будущего не умеет ни читать, ни писать, он даже изъясняется с трудом. А вот его костюм вполне готов к контакту… Практически наш случай…

– Какой костюм?! – повторила свой вопрос Людмила Сергеевна.

– Люда, ты же умная женщина. Неужели ты думаешь, что Ась сидел в спускаемом аппарате голым?

Людмила Сергеевна вспыхнула:

– Значит… вы мне лгали? Лгали всё это время? Есть костюм!

– Не лгал, – мягко сказал Архангельский. – Просто не донес некоторую часть… э-э-э… информации. Она могла помешать расследованию.

– Как она могла помешать?!

Архангельский пожал плечами.

– Ясно, – сказала Людмила Сергеевна. – И при чем тут «вертячки»?

Гражданский генерал показал ей листок с рисунком Ася, заложив пальцем маленького чертенка:

– Здесь Ась изобразил свой костюм.

13.

Потом они еще долго спорили.

Когда шок миновал, Людмила Сергеевна начала соображать и сразу попыталась высмеять гипотезу Архангельского. Дескать, совсем спецслужбы до маразма дошли – верят сетевым фантастам! Но гражданского генерала было не пронять.

Тогда она потребовала показать ей костюм.

– Или он у вас там же, где спускаемый аппарат?

– Нет, он здесь. Точнее, не совсем здесь, а поблизости.

– Тогда идем!

Архангельский остался на диване.

– Видишь ли, Люда, у нас разные уровни допуска. Я в лабораторию костюма пройти могу, а ты, к сожалению, нет.

– Не морочьте мне голову! Вы здесь главный или кто?

– Надо мной есть и поглавнее.

– Понятно. Как он выглядит?

– Кто?

– Костюм, чёрт возьми!

– Ну как тебе сказать? Комбинезон с капюшоном. Ткань очень легкая и мягкая, не мнется. По цвету… э-э-э… металл с золотистым отливом. На заднице – клапан, как на некоторых детских комбинезонах. Костюм довольно тщательно изучают. Спецы его резали и жгли всякими химикатами, но волокна через некоторое время самостоятельно восстанавливаются. В общем, продукт технологий, до которых нам далеко… А на капюшоне у него рожки… Да, именно так. Два правильных конуса из очень твердого материала с кристаллической структурой.

– Есть гипотезы, что это такое?

– Есть. Возможно, это нечто вроде усилителя интеллектуальных способностей. То есть когда Ась надевает костюм, он становится нормальным человеком. Костыли для дауна.

– Какая ересь! Ась практически нормален. Если бы ему дали инклюзивное образование, он был бы не хуже нас с вами. Он и сейчас очень быстро учится. Зачем ему костыли?

– Я не могу отвечать за людей будущего. Может, они ничего не знают об этом… э-э-э… как ты сказала?..

– Ин-клю-зив-ное образование.

– Да! Возможно, они ничего не знают о нем. Или отказались по каким-то причинам.

– Еще бОльшая ересь!

Архангельский развел руками:

– Всё, что могу.

– Вы пробовали надевать костюм на Ася? – Людмила Сергеевна сменила тему.

– Нет.

– Почему?

– Наверху сочли, что это преждевременно. Да и просто опасно.

– В чем вы видите опасность?

– А что, если Ась поведет себя агрессивно, когда станет самим собой? Что, если он использует какие-то нам неведомые приемы или… э-э-э… оружие? Что, если он вырвется на свободу? Вы смотрели фильм «Хищник»?

– Тоже, небось, фантастика? Нет, не смотрела. По-моему, это паранойя в чистом виде! Какие еще эксперименты вы проделывали с костюмом?

Архангельский не ответил, пряча глаза.

– Я слушаю! – настойчиво напомнила о себе Людмила Сергеевна. – Какие еще эксперименты проводились с костюмом?

– Мы надевали его на одного из наших… э-э-э… сотрудников. И не надо на меня так смотреть! Я не Берия! Он вызвался добровольно. Молодой ученый. Отчаянный. Он выжил!

– Понятно. Как это выглядело?

– Очень буднично выглядело. Надел и сразу упал. Не орал, не бился. Медики бросились. Зафиксировали потерю сознания. Привели в себя. Потом обнаружилось, что у него частичная амнезия: один год из своей жизни помнит, другой не помнит. Эксперты написали в заключении, что костюм имеет индивидуальную настройку. И решили больше не рисковать.

– И всё-таки надо попробовать! – Людмила Сергеевна почти умоляла. – Мы должны дать Асю шанс. Он просит об этом постоянно. К тому же, вам нужна информация о будущем, разве нет?

– Я не могу принимать решения подобного уровня, – отрезал Архангельский.

– А как же «Атлантис»? Американцы летят к кораблю, получают стратегическое преимущество – ваши слова? – а вы сидите тут на задницах, как последние… трусы! Что за мужики пошли? Боитесь мальчика? Чертовски умно!

Архангельский снова помрачнел.

– Я поговорю с руководством, – пообещал он.

На переговоры гражданский генерал потратил три месяца.

14.

Архангельский пришел перед обедом и с цветами.

– Прошу, – сказал он, протягивая букет.

Людмила Сергеевна изумилась:

– С чего бы?

– Позволь поздравить тебя, Люда, с днем рождения. Я очень рад, что судьба свела меня с такой замечательной, красивой и умной женщиной… Ну и всё такое.

– Чёрт! – спохватилась Людмила Сергеевна. – А какое сегодня число?

– Пятое декабря. Суббота. По-моему, прекрасный день!

– Засиделась я в вашей тюрьме. С календаря сбилась. Не всякому уголовнику, между прочим, такой срок дают.

– У нас есть замечательный повод выбраться из этих мрачных стен, – объявил Архангельский. – Предлагаю отметить событие в ресторане. Ты не против?

– Михаил! Ты приглашаешь меня на свидание?

– Можно и так сказать. Я, кстати, в разводе, причем давно.

– Ну вот и познакомились, – сострила Людмила Сергеевна.

Оставив Архангельского дожидаться в холле, она вошла к себе в комнату. И только тут заметила, как ее трясет от волнения. А ведь еще несколько минут назад была совершенно спокойна и ни о чем таком не думала.

Всё познается в сравнении, моя дорогая! Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья: букет цветов, немного внимания, немного свободы.

Открыв стенной шкаф, Людмила Сергеевна изучила содержимое и вздохнула. Надеть было решительно нечего! Ладно, джинсовый костюм он и в Африке – джинсовый костюм. В конце концов, у нас даже олигархи не брезгуют по ресторанам в джинсе ходить, а мы чем хуже?! Нет, мы даже лучше!

А бельё? Чёрт! Белья нормального совсем нет! То, что здесь выдавали в комплекте с медицинскими халатами, и носить-то стыдно! А из того, что она взяла с собой в малом дорожном наборе, остался купальник. Ладно, на бюстгальтер забьем, а трусики выглядят вполне приемлемо, некоторым даже нравится такой фасон.

Людмила Сергеевна переоделась. В качестве украшения – тонкая цепочка на шею и пара стареньких, но верных сережек. Полюбовалась на отражение в зеркале. И снова тяжко вздохнула. Выглядишь ты, как швабра! За собой всё же надо иногда присматривать. Волосы ни к чёрту не годятся. Завяжу-ка я их в хвост, всяко лучше будет…

Теперь косметичка. Немного крема и пудры на это изможденное лицо. Теперь тени, тушь, верхние ресницы, нижние ресницы. Тяжела ты, женская доля… Всё на скорую руку, а что делать?.. Теперь губы. Помада уже старая, а где здесь новую возьмешь? Людмила Сергеевна на секунду остановилась, соображая, как лучше: с контуром или без. Решила, что без контура – иначе косметика будет слишком явной, а этого не хотелось бы… Критически посмотрела на ногти. Лак давно слез – с тех пор, как она переселилась в исследовательский комплекс. Не стала восстанавливать, чтобы яркие капли на пальцах не привлекали внимания Ася. В косметичке запас лака наличествовал, но сейчас у Людмилы Сергеевны не было ни времени, ни желания делать маникюр: ходить потом и махать растопыренными когтями, как последняя дура, а завтра опять к Асю – большой ли в этом смысл?.. Теперь духи, по капле – на шею и на запястья… Итог? Не Мерлин Монро, конечно, но мы и не претендуем…

Что захватить с собой? Она посмотрела на полочку под зеркалом и улыбнулась. Отличная идея!.. Теперь – пора!

Архангельский встретил ее восхищенной улыбкой. Надеюсь, это искренне.

– Тебе тоже подарок, – сказала Людмила Сергеевна, протягивая маленькую пластилиновую фигурку. – Скоро Рождество, Новый год.

– Что это? – весело спросил гражданский генерал, принимая фигурку.

– Не узнал? Это я. Ась вылепил.

– Удивительно! Ведь осенью он даже… э-э-э… кубики складывать не умел. Чудеса инклюзивного образования!

– Потому что ребенку нужно внимание и забота. А вы его держите в клетке. Может, пора прекратить эту порочную практику? Дать ему нормальную комнату в жилом блоке, позволить общаться с людьми…

– Обрабатываешь меня? – Архангельский прищурился с хитрецой. – Это правильно, я не возражаю. Обрабатывай. Но ты же знаешь, что есть кое-кто поглавнее.

– Ну, на старших товарищей всегда можно свалить свою лень и безалаберность. Но что на это скажут сами старшие товарищи?

Архангельский посмеялся.

– Всё! Хватит о делах! – сказал он. – Пора кутить!

Они прошли по опостылевшему коридору, но на этот раз поехали не вниз, а вверх. У Людмилы Сергеевны даже дыхание перехватило. А бедный Ась здесь уже целый год сидит! Всё-таки какие сволочи!

В гараже ждал черный и элегантный «Фольксваген Гольф», и Архангельский предупредительно обогнал Людмилу Сергеевну, чтобы открыть дверцу. Сам сел в кресло водителя, и скоро они уже выезжали на шоссе.

– Чёрт возьми, – сказала Людмила Сергеевна, оглядываясь вокруг. – Вы уверены, что сейчас декабрь?

– Да, зима на этот раз припозднилась, – согласился Архангельский. – Снега как не было, так и нет. Глобальное потепление, надо думать.

Шоссе было на удивление гладким, хотя по виду – загородным: небоскребов не наблюдалось даже на горизонте, а ёлки кое-где стояли плотной мрачной стеной. В то же время на перекрестках имелись светофоры и будки регулировщиков, а отдельные роскошные здания и торговые центры создавали впечатление, будто находишься в типичной городской застройке, причем не в самом бедном квартале. Когда миновали школу верховой езды, до Людмилы Сергеевны начало доходить.

– Это же Рублёвка!

– Совершенно верно, – подтвердил Архангельский. – Она.

– Но почему здесь?

– А где бы ты хотела?

Людмила Сергеевна поразмыслила. Она имела смутное представление о том, где принято возводить закрытые объекты. Но память детства, проведенного в Кронштадте, подсказывала.

– Обычно секретные объекты строят вдали от населенных пунктов. Так, чтобы до них было трудно добраться. Байконур, Арзамас-шестнадцать…

– Нет такого правила, – отозвался Архангельский, следя за дорогой. – Всё зависит от величины объекта, от доступности необходимых ресурсов. В Советском Союзе еще ориентировались на… э-э-э… подлетное время вражеских ракет и на возможность десанта. Наш объект – Ась. Рублёвка в смысле сохранения его тайны не хуже любого другого места. Здесь наблюдение и охрана поставлены на широкую ногу, меры безопасности посильнее Арзамаса будут. И коммуникации, опять же, не столь растянуты – все, кто в курсе, в двух шагах.

– И не боятся? – лукаво спросила Людмила Сергеевна.

– Ты не поверишь, но большинство… э-э-э… «випов» – очень смелые люди. Некоторые даже отчаянно смелые.

– Отчаянно смелые, да, да, конечно. А провести эксперимент с костюмом Ася уже три месяца решиться не могут!

Архангельский чуть поморщился, как от внезапной зубной боли. Погладил свободной рукой ежик отросших волос.

– В этой ситуации слишком много… э-э-э… факторов риска. Не забывай, дело не только в Асе. Мы под дамокловым мечом ходим. И это не фигура речи.

Он замолчал, а потом свернул к зданию, которое, казалось, было целиком сделано из тонированного стекла – на фасаде красовалась светящаяся вывеска: «ДАЛИ». Припарковался.

– Это здесь. Кормят неплохо. До праздников еще далеко, поэтому должно быть свободно.

Гражданский генерал оказался прав: четыре зала ресторана, оформленные в классически-функциональном стиле, были пусты. Сели в отдельном кабинете у панорамного окна с видом на небольшой садик, разбитый на прилегающей территории. Правда, смотреть там было особенно не на что – деревья давно облетели и поникли, детская площадка пуста, и даже вездесущие воробьи куда-то попрятались.

Официант принес меню, винную карту и праздничное настроение. Людмила Сергеевна посещала рестораны нечасто, на «корпоративы» и юбилеи, и совершенно не разбиралась в тонкостях этой кухни. Вот по схемам пятиразового питания в интернатах она могла бы отдельную лекцию прочитать, а здесь… Пусть выбирает завсегдатай!

Архангельский остановился на легком красном вине, выбрал к нему сыры, салаты, жаркое. Сначала, разумеется, принесли вино, дали ознакомиться с этикеткой, пробкой, продегустировать. Потом гражданский генерал жестом отпустил официанта и собственноручно разлил вино по бокалам.

– Я не умею произносить тосты, – сообщил он. – Поэтому просто скажу то, что думаю. В этой стране и даже на этой планете мало найдется людей, которые своим примером заставили меня по-новому взглянуть на жизнь и на некоторые… э-э-э… вещи, которые казались основополагающими. Ты, Люда, одна из них. Я ведь знаю о тебе всё. Уж извини, специфика профессии. И я восхищен тем, как ты сделала себя и как нашла свое призвание в помощи больным детям. Мало кто сегодня задумывается о детях, я вот до сих пор вообще не задумывался, а ведь, в сущности, дети – это наше будущее. И другого будущего у нас нет. От них зависит, что всё когда-нибудь станет иначе, по-другому. И если мы не будем дарить им добро, то кто подарит его нам через двадцать лет? С днем рождения, добрая светлая Людмила!

Они выпили. Людмила Сергеевна растрогалась. Она и представить не могла, что Архангельский способен на подобное. Значит, что-то человеческое в нем всё-таки осталось.

– Пока шеф занимается нашим главным блюдом, – сказал гражданский генерал, – я хочу сделать еще один маленький подарок.

Он покопался в кармане, вытащил мобильный телефон и, не глядя, ткнул в экран. Протянул телефон Людмиле Сергеевне – она осторожно поднесла его к уху.

– Людка, коза-егоза, ты на связи? – раздался далекий и родной голос.

– Кир?! Ты?! – Людмила Сергеевна чуть не задохнулась от нахлынувших эмоций. – Как ты? Где ты?

– Да всё нормально, Люд, – засмеялся брат. – Ты, смотрю, в своем репертуаре. Здесь я, поблизости. Хочу тебя поздравить с днюхой, пожелать четко, по-военному, успехов, здоровья, счастья в личной жизни.

– Спасибо.

– С меня большой-большой сувенир, – пообещал Кирилл. – Надеюсь, после новогодних увидимся, – голос его посерьезнел. – Учти, я в курсе ситуации. Наблюдаю тебя каждый день. Не удивляйся. Будешь по синему коридору проходить, сделай ручкой. Мне будет приятно. Если же проблемы, то ты знаешь, как мне показать. Всё, не могу долго говорить. Я тоже на службе. Целую в лобик.

Людмила Сергеевна в задумчивости вернула мобильник Архангельскому. Гражданский генерал тут же налил еще по бокалу.

– Ну вот видите, всё хорошо. Брат при деле. И в интернате вашем тоже порядок, я проверял недавно.

– Кира говорит, мы увидимся после новогодних праздников. Это возможно?

Архангельский, словно опытный дегустатор, покачал бокал, глядя сквозь вино на свет. Улыбка сошла с его лица.

– Увидитесь… И об этом я тоже хотел с тобой позднее поговорить. В подземелье нельзя – там уши и камеры. Поэтому хочу обсудить перспективы здесь. Они неутешительны. Проект, похоже, закроют.

Людмила Сергеевна встрепенулась:

– Что значит закроют? Как они могут закрыть?

– У американцев сдвинулись сроки, но своего они добьются. А наше дело растет, как снежный ком. В процесс вовлекается всё больше людей. Утечки неизбежны. Когда-нибудь нас спросят – я в широком смысле о нас – и нам придется отвечать. Мы, конечно, ответим, но нам не поверят. Давно уже не верят. Это самая простая модель… э-э-э… исхода и, пожалуй, самая верная. Руководство хочет, чтобы до того, как нас спросят, всё было подчищено.

У Людмилы Сергеевны оборвалось сердце.

– Нет, ничего страшного не произойдет, – торопливо заверил Архангельский, уловив, в каком раздрае она находится. – Своей работой с Асем ты убедила руководство, что он больше не опасен. Его поместят в обычный пансионат для совершеннолетних даунов. Кто-то из воспитателей будет в курсе и продолжит наблюдение… А хочешь, я поговорю, и тебя назначат этим воспитателем? Между прочим, идеальный вариант!

– А костюм? Спускаемый аппарат?

– Исследовательский комплекс перепрофилируют на новую задачу. Костюм и спускаемый аппарат, скорее всего, уничтожат. Чтобы… э-э-э… не оставлять улик. Потом сделают информационный вброс через прикормленных уфологов. Выдадут в желтые листки: дескать, во Владимирской области разбился НЛО, а труп инопланетного пришельца хранят в морозильной камере под Мавзолеем. Опошлят и дискредитируют тему так, что за нее ни одна разведка не возьмется. Даже если ты, например, после этого захочешь дать показания и предъявишь Ася в качестве доказательства, тебе никто не поверит. Отправят к тем же уфологам…

– Я этого не понимаю! – сказала Людмила Сергеевна, даже не сдерживая злость. – А тебе не кажется, Михаил, что это предательство? Чистое незамутненное предательство! А как же патриотизм, долг перед Родиной? Ты же сам мне вещал: «вы нужны России»…

– Иногда патриотизм в том, чтобы отступить.

– Не позорься! Вы не кутузовы, чёрт побери! И никогда ими не были! Обгадились и сдаете страну!

– Хватит! – рявкнул Архангельский.

Они замолчали. Официант принес горячее и поинтересовался, всё ли в порядке. Гражданский генерал с мрачным видом отослал его.

Прошло несколько минут. Людмила Сергеевна выпила свое вино и с ожесточением принялась за жаркое, не получая от процесса никакого удовольствия. Архангельский посидел, глядя в свою тарелку, потом сказал вполголоса:

– Люда, я попробую.

– Что? – Людмила Сергеевна оторвалась от еды.

– Но мне нужна… э-э-э… помощь. Мы сделаем это вдвоем. Я и ты.

– Что?

– Пан или пропал. Мы наденем костюм на Ася и попробуем вступить в контакт.

– Как?

– Будут праздничные каникулы. Почти две недели. Охрана и персонал запросятся на волю. Всем хочется к семьям. Обычно мы строго с ними, но на этот раз я проявлю гуманизм и отпущу по максимуму. Сам останусь в комплексе и пронесу костюм в карантинный блок. Мы сделаем это, Люда. Мы должны попытаться. Я и сам себе не прощу, если не попытаюсь.

Людмила Сергеевна привстала, наклонилась и поцеловала Архангельского в щеку. Потом спохватилась, взяла салфетку и вытерла отпечаток, оставленный губной помадой. Гражданский генерал задержал ее руку, и они встретились взглядами.

– Наливай! – распорядилась Людмила Сергеевна, почувствовав, что пауза затягивается.

Архангельский сразу повеселел. Они выпили еще по бокалу и поговорили о разных пустяках. Людмила Сергеевна решила, что гражданский генерал больше не захочет возвращаться к острой теме, чтобы не испортить настроение вечера, но он вдруг снова заговорил о будущем – правда, совсем без надрыва, а даже в юмористическом ключе.

– …Я ведь когда-то искренне мечтал об этом – увидеть будущее. Читал книжки и мечтал замерзнуть где-нибудь в снегах… э-э-э… Арктики, чтобы разморозиться лет через двести, увидеть коммунизм. Глупое желание, да? Но вот хотелось до боли душевной! Своими глазами увидеть звездолеты, самодвижущиеся дороги, ажурные дворцы, аэрокары, всяких роботов. Потом я подрос, но не слишком поумнел. Почему-то вообразил, что для путешествия в будущее не нужно ни машин времени, ни анабиоза во льдах – мы сами всё построим: и коммунизм, и дороги. И прятал голову от правды, как страус в песок. Не смел задать себе главный вопрос: какое общество будущего можно построить с этими уродами?.. Чем взрослее я становился и чем больше всё менялось, тем меньше я верил, что увижу когда-нибудь будущее, о котором грезил в детстве. Уроды остались уродами, иначе и быть не могло. И всё покатилось по наклонной. К сорока годам я перестал верить, что у России вообще есть хоть какое-то будущее. Ты же знаешь, я вхож в высокие кабинеты, и прекрасно вижу, что там происходит. У страны не может быть будущего, если ее руководство не заглядывает дальше, чем на полгода вперед. Если проблемы решаются по мере их поступления. Если проблемы вообще не решаются. Тяжело жить и работать, когда знаешь, что твоя деятельность ведет в пустоту. Руины империи. Последнее поколение. А дальше – только мрак и забвение… И вдруг – Ась! Как свет надежды. Я когда отчет первой группы прочитал, чуть до потолка не запрыгал. Русский! Наш! Из двадцать второго века! На космическом корабле! Ты же понимаешь, что это значит само по себе? Это значит, у нас есть будущее. Я всё-таки заглянул в него! И там есть Россия, русские, которые летают к звездам! Не всё, значит, потеряно. Еще поборемся! Я был счастлив, Люда… Я и сейчас невероятно счастлив. Даже если у нас с тобой не получится, даже если мой план сорвется или окажется, что мы ошибаемся, а костюм – это просто тряпка, даже в этом случае я буду удовлетворен. Потому что знаю: будущее есть, оно уже существует там, за горизонтом, а мы сегодня стоим у его истоков… Но ведь можно заглянуть еще дальше. И увидеть больше. Можно…

Жаркое доедено, первая бутылка вина опустела, и хмель чуть ударил в голову. Но времени было еще полно, и хотелось продолжения. В конце концов, она уже почти пять месяцев постится. Это невыносимо! Да и Миша был сегодня исключительно… э-э-э… куртуазен.

Архангельский понял Людмилу Сергеевну без слов. Заказал еще две бутылки красного – на вынос.

– Здесь есть апартаменты, ― сообщил он, глядя прямо в глаза. ― Нужно только пройти через двор. Посмотрим, как там устроено? Ты не против?

Людмила Сергеевна была не против. Что терять?..

15.

Снова снился кошмар. Людмила Сергеевна находилась в маленькой и плохо освещенной комнате с низким потолком. Было томительно и страшно. Наверное, стоило поискать выход, но она опасалась сдвинуться с места, потому что чувствовала: в сумраке у стены прячется кто-то еще, кто-то жуткий – то ли зверь, то ли человек.

Вздрогнув, она проснулась. И сразу поняла, что Михаил не спит – дыхание бодрствующего человека. Повернулась на бок, лицом к лицу.

– О чем думаешь?

– О том, как ты прекрасна.

– Пошлый льстец!

– Может, и льстец, но не пошлый.

Даже в кромешной темноте она увидела, что он улыбается.

– А если серьезно?

Михаил помолчал, словно собираясь с силами.

– Я хочу заглянуть в будущее, – сказал он. – Очень хочу. Но и боюсь этого… Нет, я не трушу, я боюсь. Боюсь, что оно окажется совсем не таким, каким себе представляю… Есть разные образы будущего. И у каждого – свой образ. Мы иногда треплемся на эти темы… там… Бывают и совершенно безумные идеи. Создать новую аристократию, ввести крепостное право. Дескать, быдлу только это и поможет. Каждый, конечно, уже заранее видит себя дворянином с привилегиями. Кретины!.. Или вот геронтологией сейчас увлеклись. Невиданные бабки туда закачивают. Нашли себе любимую науку. Чувствуют, что время-то идет, а здоровья не прибавляется. Надеются спрыгнуть с колеса… Будущее может быть совсем другим. Недобрым. Запредельно жестоким. И если я увижу его таким, то уже ничего не смогу поделать. Ведь оно уже есть, существует. Будущее предписано. Ась – лучшее доказательство. А мы для этого будущего – мертвецы. Что могут сделать мертвецы?..

– Давай верить в лучшее, – Людмила Сергеевна протянула руку и коснулась его щеки. – Ась – милый добрый мальчик. Не думаю, что мы найдем в нем злодея.

– В том-то и дело, что зло и добро – понятия относительные. Представления о морали и нравственности меняются. И чаще, чем хотелось бы. Что-то уходит, что-то приходит… В юности я читал один рассказ… Да, фантастику. О будущем. Назывался рассказ «Чудовище». Американец написал, вряд ли ты его знаешь. Мне очень понравился этот рассказ. Но и напугал… История там такая. Прилетели инопланетяне на Землю. А Земля погибла в результате какого-то галактического катаклизма – одни скелеты валяются. Инопланетяне решили выяснить, что произошло, и начали оживлять покойников. Сначала – какого-то египетского фараона. Потом – алкаша из нашего времени. Потом – инженера из двадцать первого века. Потом они оживили представителя последнего поколения Земли. И он расправился с ними – быстро и беспощадно. Автор, конечно, сделал всё, чтобы читатель ненавидел инопланетян и сочувствовал последнему землянину. Всё замечательно, но, как говорится, осадок остался. Это было очень неприятно – думать, что существа всемогущие могут быть аморальны… Хотя точнее, наверное, сказать, что у них иная мораль, но от этого не становится легче… Будущее может быть жестоким… Что, если мы выпустим в мир чудовище?..

– Успокойся, Миша, – Людмила Сергеевна еще погладила Архангельского по щеке, потом спустила руку на грудь, на живот, ощущая, как отзывается его тело. – Любая мораль – это ведь и ограничитель, система табу, защитный механизм. Не убий, не навреди. Не делай другому того, чего не желаешь себе. И нужны эти ограничения, чтобы мы не вымерли, а наоборот, чтобы выжили и дали потомство, помогли ему повзрослеть и так далее, и так далее. И так далее. Что может измениться в этом смысле за сотню лет? Ась – молодой человек. С серьезным генетическим дефектом. Но он родился, вырос. Ему помогли вырасти. Получается, в будущем знакомая нам мораль еще действует. Там тоже не принято убивать просто так. Там тоже уважают инвалидов и людей с ограниченными способностями. Там тоже любят детей. Думаю, мы найдем общий язык. Я буду с тобой. А я умею.

– Умеешь, – прошептал Михаил, привлекая Людмилу Сергеевну к себе. – Еще как умеешь…

16.

– Сегодня к нам придет Дед Мороз! – объявила Людмила Сергеевна.

– Ась любит деда! – радостно отозвался мальчик из будущего. – Ась хороший. Дед подарки Асю да?

– Не да, а даст! Конечно, даст подарки. Ты же хороший мальчик. Умный и послушный. Много подарков Дед Мороз принесет Асю.

Ась радостно захлопал в ладоши.

Игру в подготовку к визиту Деда Мороза Людмила Сергеевна придумала сама. Это напрашивалось. Хотя они с Михаилом больше не обсуждали деталей их маленького заговора, когда она в присутствии свидетелей попросила его исполнить в новогоднюю ночь эту роль специально для мальчика из будущего, Архангельский сразу оценил замысел и дал согласие. Потом они вместе составили список необходимых покупок, к которому хитроумная Людмила Сергеевна добавила мешок, костюм Деда Мороза и костюм эльфа. Архангельский прочитал окончательный вариант списка, в глазах его мелькнула веселая искорка, и он исподтишка показал Людмиле Сергеевне большой палец.

Однако нужно было объяснить детали Асю. К счастью, теперь он схватывал новые идеи буквально на лету. Людмила Сергеевна продемонстрировала ему открытки с Дедом Морозом и Санта-Клаусом в окружении детей. Рассказала несколько историй из жизни этих персонажей. Спела пару песенок. Охрана притащила в оранжерею мохнатую елку, и целый день ушел на то, чтобы развесить игрушки, гирлянды и прочую мишуру. Восторгам Ася не было предела. Наблюдая за ним, Людмила Сергеевна даже подумала, что, если благодаря костюму к Асю вернется полноценное мышление и здравый смысл, ей будет жаль расстаться с непосредственным мальчуганом, к которому она успела привязаться. Впрочем, тут попахивало недостойным эгоизмом, и Людмила Сергеевна мысленно одернула себя.

Вечером тридцатого декабря Архангельский устроил импровизированный «корпоратив» для персонала. Привез ящик шампанского, несколько бутылок водки, разнообразную закуску. Компания устроилась прямо в холле жилого корпуса, и Людмиле Сергеевне невольно пришлось к ней присоединиться. Все быстро опьянели, повели себя свободно, если не сказать развязно, и посторонний человек никогда не догадался бы, что здесь пьянствуют не заурядные офисные работники, а сотрудники самого секретного исследовательского комплекса в стране. Один из охранников – кажется, по имени Вадим – даже попытался клеиться к Людмиле Сергеевне, но Архангельский ревниво его оттер.

К шести вечера тридцать первого комплекс опустел. Людмила Сергеевна поиграла с Асем и уложила его спать в карантинном блоке, пообещав разбудить сразу, как появится Дед Мороз. Ее слегка знобило – общий мандраж давал о себе знать.

Она вернулась в комнату и около часа бессмысленно бродила по Интернету, перебирая новостные страницы. Сенсации не попались. Мир готовился встретить 2010 год. Беспорядки на границе с Латвией. Очередное нападение пиратов в Сомали. В Лондоне откроется выставка «Футурополис». В кинотеатрах с успехом идет очередной американский фильм о войне с инопланетянами. Мороз и снегопад в Москве. К запуску готовится космический шаттл… Неужели? Нет, это «Индевор». «Атлантис» полетит еще нескоро…

Интересно, думала Людмила Сергеевна, а если бы сейчас здесь появилось сообщение, что в Подмосковье объявился пришелец из будущего – многие бы поверили? А из тех, кто поверил, многие бы сочли, что речь идет о реальном событии, а не об очередном новогоднем шоу?..

Резкий стук в дверь заставил Людмилу Сергеевну вздрогнуть. Сердце отчаянно забилось.

– Кто там?

– Дед Мороз!

– Открыто.

В комнату ввалился Архангельский, выглядевший препотешно: в красной куртке Санта-Клауса поверх делового костюма, с туристическим рюкзаком и с пластмассовой маской Деда Мороза, которую он сдвинул на лоб.

– Удалось? – шепотом спросила Людмила Сергеевна.

Михаил кивнул. Снял и поставил на пол рюкзак. Покопался внутри и вытащил продолговатый черный предмет, похожий на большой фонарик.

– Это электрошокер, – ответил он на немой вопрос Людмилы Сергеевны. – Разряд – больше миллиона вольт. На всякий пожарный случай. Пользоваться умеешь? Вот здесь красная кнопка, надо давить, этим концом ткнуть. Если эксперты правы, и костюм – это некая электротехническая система поддержания Ася, то его можно закоротить простым разрядом. Ась, возможно, пострадает, но не сильно, так что применять в случае чего не бойся. Пока спрячь.

Людмила Сергеевна взяла электрошокер и с некоторым трудом затолкала его в карман халата. С легкой горечью подумала, что мечтала совсем о другом подарке на этот Новый год.

– Время, – сказал Архангельский, посмотрев на часы. – У нас не больше сорока минут.

Людмила Сергеевна судорожно перевела дыхание и оглянулась вокруг – словно прощаясь с убогой обстановкой своей «тюрьмы».

– Идем, – сказала она, как в прорубь прыгнула.

Они направились в карантинный модуль. Охрану здесь Архангельский снял прежде всего, но только на новогоднюю ночь – к шести утра должна явиться смена. Впрочем, до утра им так и так не позволят экспериментировать с Асем. Нужно всё сделать быстро и четко, пока внешние наблюдатели не поднимут тревогу.

Ась проснулся от шума и прижался к прутьям решетки. Архангельский быстро сдвинул маску на лицо.

– Дед Мороз! – закричал Ась радостно. – Дед Мороз! Здесь Ась есть!

– Иду, иду, – отозвался Архангельский, он помахал Асю рукой, повернулся к Людмиле Сергеевне и дал последние инструкции. – Закрой клетку за мной. Не открывай, пока я сам не попрошу об этом. Только сам. Всё ясно?

– Ясно.

Людмила Сергеевна порывисто обняла его.

– Ну, с Богом, – сказал Архангельский, отстраняясь.

Он вдруг быстро перекрестился и вошел в клетку. Ась уже вился от нетерпения.

– Ну здравствуй, мальчик, – забасил гражданский генерал. – Как тебя зовут, мальчик?

– Ась!

– Ну здравствуй, Ась! Ты хороший мальчик? Правильный мальчик? Ты хорошо себя вел в этом году?

«Совсем не умеет играть Деда Мороза, – подумала Людмила Сергеевна с теплым чувством. – Дилетант».

Но Асю нравилось. Он хлопал в ладоши и пританцовывал.

– Ась хорошо, да. Ась подарки ждет. Дай подарки.

– Ты замечательный мальчик. Сейчас получишь свои подарки.

Архангельский начал потрошить мешок. На свет появились: настольный набор «Хоккей», большая модель космического шаттла, магнитная доска для рисования с набором трафаретов. Каждый новый подарок приводил Ася в неописуемый восторг. Наконец Архангельский извлек «костюм эльфа». Так Людмила Сергеевна впервые увидела вещь из будущего. Костюм не впечатлял – просто блестящий кусок материи, сшитый в подобие мешковатого комбинезона. В какой-то другой обстановке он выглядел бы неуместно, но на праздничном карнавале – самое то.

– Это костюм эльфа! – торжественно объявил Архангельский. – Его нужно надеть.

Ась отшатнулся. Светлая улыбка погасла.

– Вертячки, – сказал он. – Вертячки. Ась не хочет.

– Нужно надеть, – гражданский генерал был непреклонен. – Нужно, Ась. Ты же хороший мальчик? Ты же хочешь еще подарков от Деда Мороза? А Дед Мороз хочет, чтобы ты надел костюм.

Ась колебался. На лице его застыла странная гримаса. Казалось, он сейчас заплачет. Но вместо этого мальчик из будущего вытянул руки. Архангельский глянул на Людмилу Сергеевну, которая стояла рядом с клеткой, и помог ему одеться: влезть в штанины, в рукава. Капюшон с рожками Ась напялил сам. И сам запахнулся.

Повисла пауза. Людмиле Сергеевне показалось, что еще немного, и она задохнется – возбуждение и страх душили ее, адреналин клокотал в крови.

Ась стоял, зажмурившись, а потом медленно открыл глаза. И Людмила Сергеевна отчетливо увидела, что в клетке рядом с Архангельским находится вовсе не хорошо ей знакомый «большой мальчик», а некто другой, чуждый. И взрослый. Изменилось всё: осанка, мимика, взгляд.

Дальнейшее произошло так быстро, что Людмила Сергеевна не смогла сложить отдельные моменты в цельную картину. Ась – нет, больше не Ась! – бросился на Архангельского и повалил его на пол. Затем начал бить по голове – сильно и расчетливо, с сокрушительной частотой отбойного молота. Маска Деда Мороза треснула, из-под нее полетели брызги крови. Гражданский генерал пытался сбросить нападавшего, но не получилось – тот умело оседлал его. Когда Архангельский перестал сопротивляться, человек из будущего сорвал с него маску, вытащил из шубы и, схватив за воротник костюма и поясной ремень, привалил к решетке.

– Заткнись, баба! – рявкнул он.

Только тут Людмила Сергеевна заметила, что непрерывно и тонко кричит. Она закашлялась и замолчала.

– Открой клетку! Быстро открой клетку! Я убью его!

Архангельский вяло шевелился, кровь из рассеченного лба заливала опухающее лицо.

– Открой! Убью!

Людмила Сергеевна сомнамбулой двинулась к пульту. Все наставления гражданского генерала вылетели у нее из головы. Ею двигало только одно желание – спасти Мишу, вытащить его из клетки, и пусть всё это закончится.

– Открой! Убью! – как заведенный, повторял человек из будущего.

Чудовище!

Она нажала нужную кнопку и разблокировала дверь. Потом повернулась и увидела самое страшное – человек из будущего уперся коленом в позвоночник Архангельскому и с нечеловеческой силой рванул его голову вверх и вбок. Ноги Миши конвульсивно задергались, потом он обмяк и замер. Кровь продолжала течь, но Людмила Сергеевна в ослепляющем ужасе поняла, что всё кончено – человек из будущего обманул ее.

Убийца не стал дожидаться, пока она придет в себя. Он прыгнул к выходу из клетки. Людмила Сергеевна и моргнуть не успела, как он схватил ее за шею и сжал пальцы.

– Баба, где я? Где я? Говори!

Людмила Сергеевна задыхалась, мир отдалялся, всё вокруг подернула кровавая дымка. Человек из будущего, видно, сообразил, что может переборщить, и ослабил хватку.

– Где я? Говори! Иначе убью!

Отдышавшись, Людмила Сергеевна выдавила из себя:

– Это исследовательский комплекс. Подземный.

– Страна – Россия? Какой год? Год какой?!

– Девятый. Две тысячи девятый.

Человек из будущего посмотрел в сторону, шевеля губами. Потом улыбнулся, но неприятно, зло.

– Значит, я еще не родился, – сказал он. – Оки. Электронные сети у вас есть?

– Есть. Интернет…

– Оки. Где моя капсула? Где моя капсула?! Говори, баба, убью!

– Я… я не знаю.

– Знаешь, сука! – человек из будущего вновь стиснул пальцами горло Людмилы Сергеевны, усилив нажим. – Говори!

– Королёв! – выпалила Людмила Сергеевна. – Город Королёв.

– Королёв? Это где? Там, где музей?

– Там космический центр.

Человек из будущего выпустил Людмилу Сергеевну, она потеряла равновесие и чуть не упала.

– Ты отведешь меня туда, баба! Слышишь? Иначе убью!

– Это далеко.

Он снова схватил ее, на этот раз – за плечо, больно сдавил.

– Отведешь! Пошевеливайся. Вперед! Иначе убью!

Людмила Сергеевна пошла. Ее шатало, как пьяную. Всё рухнуло. Всё потеряло смысл.

Но нужно было идти. Потому что Ась жив, он здесь, его надо спасти, избавить от этого чудовища.

Человек из будущего распахнул дверь, ведущую из карантинного блока, и подтолкнул Людмилу Сергеевну вперед.

– Где указатели? Говори!

– Синяя линия.

– Вперед!

Синий коридор. Кира говорил о синем коридоре. О синем коридоре. «Сделай ручкой. Мне будет приятно».

Когда они шли по коридору, Людмила Сергеевна подняла глаза на камеры видеонаблюдения и сделала короткий жест – чиркнула пальцами по подбородку.

17.

О том, что в гараже должен быть охранник, она вспомнила уже в лифте. Человек из будущего чутко уловил изменения в ее настроении – настоящий дьявол!

– Там кто-то есть? Говори! Иначе убью!

– Охрана. Нам не выйти. Лучше сдайся.

– Ха! Баба! РАЖ не сдается!

Людмила Сергеевна вскинулась – на какое-то короткое безумное мгновение ей почудилось, что прежний Ась вернулся. Но нет – на нее с жестким прищуром смотрело чудовище.

Дверь лифта открылась. Человек из будущего вытолкнул Людмилу Сергеевну, а сам тенью скользнул вдоль стены. Охранник в гараже действительно присутствовал, но сидел расслабленный на стуле и, похоже, был немного пьян. Он и сказать ничего не успел, не то что сделать – человек из будущего свалил его вместе со стулом и пяткой ударил по открытому горлу. Охранник захрипел, хватая воздух. Глаза у него закатились.

Убийца не задержался над ним, развернулся корпусом и в два прыжка подскочил к Людмиле Сергеевне.

– Вперед, баба! Вперед! Мне нужна капсула! Мне нужен Королёв!

В гараже стоял «фольксваген» Архангельского.

– Это автомобиль! – объявил человек из будущего с такой интонацией, будто сделал великое открытие. – Какая рухлядь! Вперед! Ты поведешь!

– Я… я… давно не водила. И тут ключи нужны.

– Убью, баба! Прямо сейчас убью! Ты видела, умею убивать!

– Без ключей она не откроется, не заведется!

Увлекая женщину за собой, человек из будущего бочком приблизился к машине, дернул дверцу. К изумлению Людмилы Сергеевны, дверца поддалась, а ключ торчал в замке зажигания. Миша, Миша, зачем ты ее так оставил? Наверное, были соображения? Думал о бегстве? Не узнаешь теперь, о чем ты думал…

Людмила Сергеевна увидела, что на приборной доске закреплена присоска с маленьким футляром, а в футляр за прозрачную пленку кто-то аккуратно поместил пластилиновую фигурку – «мама» для «мамы». Перед глазами всё поплыло от слез.

Человек из будущего грубо впихнул Людмилу Сергеевну в машину, на водительское место, а сам предусмотрительно разместился сзади:

– Вперед! Вперед, баба! Иначе убью!

У подъемных ворот возникла новая заминка. Надо было выйти и под строгим присмотром задействовать механизм подъемника. В открывшийся проем из мрака ночи сразу полетели хлопья снега. Слышалась отдаленная канонада, словно во время войны – народ уже вовсю праздновал.

«Фольксваген» выехал на шоссе. Машина хорошо слушалась руля, но Людмила Сергеевна не водила больше года и едва не врезалась в ближайший забор. Пришлось резко тормозить и, пробуксовывая в сугробе, сдавать назад.

– Убью, баба! – грозился человек из будущего.

Людмилу Сергеевну перемкнуло. Страх сменился дикой злостью, что придало ей сил.

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – заорала она. – Ты от меня зависишь больше, чем я от тебя, ясно?

Убийца притих. Похоже, от удивления потерял дар речи.

– Мы поедем в Королёв. Но ты мне скажешь, зачем тебе капсула. И откуда ты свалился. Иначе сам поведешь. И делай, что хочешь.

– Оки, – сказал человек из будущего без прежнего нажима. – Но ты же ничего не поймешь, баба!

– Разберусь.

Людмила Сергеевна наконец справилась с управлением и погнала автомобиль по шоссе от Города. Куда угодно, только от Города.

– Куда мы едем?

– В Королёв. Тебе нужен Королёв? Получишь Королёв.

На самом деле она не знала, как добраться с Рублёвки до Королёва. Не знала и того, находится ли там спускаемый аппарат, ведь Архангельский ничего не сказал об этом. Она надеялась только на одно – чудовище раньше или позже устанет, утратит бдительность, и тогда можно будет воспользоваться электрошокером, который лежал в кармане халата. Необходимо вернуть Ася!

– Кто ты? – спросила Людмила Сергеевна.

Человек из будущего помолчал, потом ответил с оттенком самодовольства:

– Порфирий Соколов. Майор-ас Ракетной авиации имени Естествосвятого маршала Жукова. Второй полк, эскадрилья асов.

– Это… РАЖ?

– Догадлива. Да, это РАЖ.

– Ты искусственный интеллект?

– Нормальный я интеллект. Когда-то был такой же, как вы. Говорю, Соколов – моя фамилия. Понятно?

– Что ты здесь делаешь?

– Смешная баба! А ты не видишь, что я здесь делаю? Вы все идиоты, ничего не знаете. Откуда вам знать? У нас война, понятно? С внешними ублюдками – с кыш! Готовится атака на орбитальное транспортное кольцо, понятно? Нужно было донести инфу. Срочно. Но меня подбили при джампе, понятно? И теперь я среди вас, идиотов. Но – ничего! Ничего! – в голосе майора-аса зазвучало воодушевление. – Прорвусь! РАЖ не сдается! Через капсулу закачаю в сеть оператив. Умники меня найдут и сделают рекОв. Такое случалось раньше, с другими, понятно? Не раз случалось! Слышишь, баба? Не раз! Всё будет оки.

Над шоссе на низкой высоте прошел вертолет. Его вращающиеся лопасти подняли небольшую снежную бурю, и несколько секунд вокруг ничего не было видно.

– Тебя уже ищут, – заявила Людмила Сергеевна, напряженно следя за дорогой. – Лучше сдаться властям. Отсюда не вырваться. Если окажешь сопротивление, тебя убьют.

– Всё-таки ты дура, баба! – человек из будущего засмеялся. – Убьют не меня, а мясо!

В глазах потемнело от страшной догадки. Людмила Сергеевна ударила по тормозам.

– Что?! Что ты сказал?!

– Мясо. А ты как думала? Это мое четвертое мясо, понятно? Не привыкать. Реков, и сделают пятое.

– Он же человек!

– Какой он человек? – майор-ас глумливо хохотнул. – Г-М-О. Мясо. Мы их выпекаем пачками, понятно? Веди автомобиль, не стой!

ГМО. Генетически модифицированный организм.

«Мораль… – подумала Людмила Сергеевна с тоской. – Я и вправду дура-баба… Но какое всё-таки скотство это ваше будущее…»

Она вжала педаль газа, быстро набирая скорость на пустом шоссе. Бедный, бедный Ась. Снова взглянула на пластилиновую фигурку в футляре. И почувствовала прилив глухого ожесточения. Я его верну! А ты, Соколов, сдохнешь!

– Давай, баба, давай, – подбадривал ее майор-ас. – Ты-то естЕства, тебе умирать не хочется, я знаю.

Но проехали они еще не больше двух километров. Впереди был заслон из поставленных поперек трассы машин. За снегопадом угадывались проблесковые маячки и конус света от большого прожектора.

– Что это?! – человек из будущего сорвался на крик, яростно стиснул плечи Людмилы Сергеевны.

– Я не знаю, – морщась, ответила та. – Но дальше дороги нет.

Майор-ас помолчал. Потом снова засмеялся – тихо и зловеще.

– Придется разбираться. Всё будет оки, баба!

Он отпустил Людмилу Сергеевну и приоткрыл дверцу. Тут же хлопнул выстрел. Близко свистнула пуля.

– Прекратить огонь! – раздался усиленный мегафоном голос.

Людмила Сергеевна узнала его. Кир, Кира, брат! Ты увидел!

– Пришелец, слушайте меня внимательно, – продолжал Кирилл. – Мы знаем, кто вы. Мы знаем, откуда вы. Мы видели, на что вы способны. Но у вас нет ни единого шанса. Либо вы сдадитесь прямо сейчас, либо… у меня есть приказ стрелять на поражение. Выходите из машины с поднятыми руками. И без глупостей!

Людмила Сергеевна оглянулась. Человек из будущего сидел, откинувшись на диване, и криво улыбался. Капюшон закрывал ему лоб, нелепо торчали рожки. В этом человеке ничего не осталось от Ася, но всё же… это был Ась.

– РАЖ не сдается, – спокойно сказал майор-ас.

Людмила Сергеевна опустила руку в карман, нащупала холодную рукоятку электрошокера.

– Живи, баба! Наслаждайся. Недолго вам осталось.

Майор-ас вылез из салона, встал на шоссе. И объявил громко и отчетливо:

– РАЖ не сдается!

Хлопнул выстрел. Еще один. Пуля попала человеку из будущего в грудь, ударом его развернуло влево, он оступился и упал на колени. И тогда, невзирая на стрельбу и не чувствуя мороза, Людмила Сергеевна птицей ринулась из салона, выхватила электрошокер и воткнула его майору-асу в поясницу.

Электрошокер сработал, как и обещалось. Соколов зарычал и повалился лицом на обледенелый асфальт. Заливаясь слезами, ломая ногти, Людмила Сергеевна перевернула человека из будущего, приподняла, сдернула капюшон, освободив копну золотистых волос. Кровь выплеснулась из раны, запачкав костюм и халат.

Человек из будущего открыл глаза.

– Мама, Ась нет, – сказал он.

Людмила Сергеевна обняла его, прижала к себе из последних сил и закричала с отчаянным надрывом, как может кричать только мать:

– Маленький мой! Никому не отдам!

Реклама на сайте