«В сердце Земли»

Берроуз Эдгар В сердце Земли

Пролог

Не думайте, я вовсе не жду, что кто-то поверит этой истории. В этом я убедился, когда во время недавней поездки в Лондон, полный энтузиазма и наивный до глупости, принялся излагать ее суть члену Королевского Геологического Общества.

Если бы вы видели, как он при этом смотрел на меня, то наверняка решили бы, что я замешан в таких чудовищных преступлениях, как похищение из Тауэра королевских драгоценностей и попытка подсыпать яд в кофе Его Величества. Уже на середине моего рассказа ученый джентльмен крайне холодно прервал меня, и я понял, что мои розовые мечты о почетной мантии, золотой медали и бюсте в Зале Славы растаяли как туман в ледяной атмосфере полного недоверия.

Но я верю этой истории, как поверили бы и вы, и даже ученый член КГО, если бы услышали ее из уст человека, который поведал ее мне. Если бы вы видели его сверкающий взгляд, взволнованное лицо, слышали убежденность и пафос, звучащие в его голосе, то поверили бы ему без всякого сомнения.

Вам даже не понадобилось бы для этого осматривать вещественное доказательство правдивости его рассказа - невероятное, фантастическое существо. Он привез его с собой из "внутреннего" мира, о котором вы узнаете несколько позже.

Я столкнулся с ним совершенно неожиданно на окраине великой пустыни Сахары. Он стоял возле палатки из козьих шкур, раскинутой под тенью финиковых пальм в небольшом оазисе. Поблизости было еще восемь или десять шатров арабов-кочевников.

Я двигался с севера, рассчитывая поохотиться на львов. В моем сафари меня сопровождала дюжина "детей пустыни", я же был единственным "белым".

Приближаясь к маленькому островку растительности, я заметил, что вышедший из палатки человек, приставив руку козырьком к глазам, пристально вглядывается в меня. Затем он бросился мне навстречу.

- Белый человек! - воскликнул он, - Благодарение Богу! Я уже час слежу за вашим приближением, моля небо и надеясь на чудо, что хотя бы на этот раз появится белый человек. Скажите мне скорее, какое сегодня число! И какой сейчас год?

Узнав, он зашатался, словно от удара в лицо, и вынужден был, чтобы не упасть, ухватиться за мое стремя.

- Этого не может быть! - воскликнул он в отчаянии. - Не может быть! Скажите мне, что вы ошиблись или шутите.

- Я говорю вам чистую правду, друг мой, - ответил я. - Ну зачем мне обманывать незнакомого человека или пытаться подшутить над ним по такому незначительному поводу?

Некоторое время он стоял молча, склонив голову.

- Десять лет! - пробормотал он наконец. - Десять лет, а мне казалось, что прошло не больше года.

Этой ночью он поведал мне свою историю, которую я и рассказываю вам, стараясь, по возможности, точно передать слова незнакомца.

Глава I К вечному огню

Я родился в Коннектикуте почти тридцать лет назад. Меня зовут Дэвид Иннес. Мой отец был богатым шахтовладельцем он умер, когда мне было девятнадцать лет. Все его состояние должно было перейти ко мне в день моего совершеннолетия при условии, что два оставшихся года я посвящу глубокому изучению доставшегося мне в наследство крупного дела.

Я постарался сделать все от меня зависящее, чтобы исполнить последнюю волю покойного. И не столько из-за наследства, сколько из чувства глубокого уважения и любви, которое я питал к своему отцу. Шесть месяцев я провел в шахте и конторе, стремясь детально изучить все тонкости дела.

А потом случилось так, что я сильно увлекся изобретением Перри. Он был уже стар и большую часть своей жизни посвятил разработке механического подземного разведчика. В свободное время он занимался палеонтологией. Я посмотрел его чертежи, выслушал его доводы, увидел в работе модель и распорядился выделить необходимые средства для постройки действующего аппарата.

Мне нет нужды подробно описывать созданную машину - она находится в паре миль отсюда. Завтра, если пожелаете, мы можем отправиться и посмотреть ее. Это стальной цилиндр длиной в сто футов. Корпус его состоит из частей, соединенных между собой таким образом, что при движении он может изгибаться в разные стороны наподобие гусеницы. На носу имеется мощный бур, приводимый в движение двигателем, который, по словам Перри, способен развивать большую мощность в расчете на кубический дюйм объема, чем любой другой на кубический фут. Я помню, как он любил повторять, что один этот двигатель способен озолотить нас. После первого ходового испытания, в случае успеха, мы собирались запатентовать его, но, увы,

Перри уже больше никогда не вернется на землю. Да и сам я смог вернуться на нее лишь через десять лет.

Я помню все детали этого события так ясно, словно это было вчера. Близилась полночь, когда мы с Перри поднялись в высокую башню, в которой собирался "железный крот", как окрестил он свое изобретение. Нос машины упирался в землю. Мы вошли внутрь аппарата, задраили за собой люки, спустились в рубку управления, где находились приборы, и включили электрическое освещение.

Перри проверил генератор, контейнеры с химическими реактивами для получения необходимого кислорода, тщательно осмотрел приборную панель с указателями температуры, скорости, пройденного расстояния, анализатором проходимых пород и еще множеством датчиков. Затем он проверил рули управления и могучие зубчатые шестерни, передающие энергию двигателя к буру.

Наши кресла, к которым мы пристегнулись, были установлены таким образом, что могли сохранять вертикальное положение независимо от угла наклона подземного "разведчика".

Наконец, все было готово. Перри склонил голову в молитве. Несколько секунд мы молча сидели в своих креслах, затем рука старика решительно потянула рычаг на себя. Раздался ужасный рев, стальные стены завибрировали, послышался характерный звук от проходящей между внутренней и внешней оболочками аппарата земли - мы тронулись в путь!

Оглушающий шум и тряска подействовали на нас так, что первые минуты мы только и могли судорожно цепляться за подлокотники наших раскачивающихся кресел. Но тут взгляд Перри упал на термометр.

- Боже! - воскликнул он. - Не может быть! Скорее посмотри на указатель пройденного расстояния!

Этот прибор вместе со спидометром находился на моей стороне. Повернувшись к нему, чтобы снять показания, я заметил, как Перри бормочет себе под нос:

- Десять градусов - невозможно!

С этими словами он начал отчаянно дергать рычаги управления. Как только я разобрался в тускло освещенных циферблатах приборов, мне стала понятна причина волнения старика. Сердце у меня упало, но я постарался не подавать вида, что боюсь.

- Семьсот футов, Перри, - как можно спокойнее сообщил я ему, - прежде чем мы сможем перейти в горизонтальное положение.

- Тебе придется помочь мне, парень, - ответил он, - потому что я один никак не могу вывести машину из вертикали. Дай Бог, чтобы мы сумели сделать это вдвоем, иначе мы пропали.

Я пробрался к креслу Перри, ни секунды не сомневаясь, что моей силы будет более чем достаточно для поворота рычага. Я имел все основания для подобной уверенности: моя физическая сила с детства была предметом зависти и восхищения моих товарищей, что заставляло меня всеми доступными средствами еще больше развивать и без того мощные мускулы. С детства я преуспевал в таких видах спорта, как бокс, футбол и бейсбол. Вот почему я с такой уверенностью ухватился за рычаг. И был жестоко посрамлен. Моей силы оказалось недостаточно, чтобы стронуть с места этот бесчувственный проклятый железный стержень, прочно удерживающий нас на прямом пути к смерти!

Наконец я прекратил бесполезные попытки и молча вернулся в свое кресло. Да и что тут можно было сказать?

Я не сомневался, что Перри начнет молиться. В этом я был совершенно уверен, потому что он никогда не упускал такой возможности. Старик молился, когда вставал с постели, перед едой и после еды; перед тем как лечь спать, он опять молился. Кроме этого, он всегда находил предлог помолиться еще раз десять на дню. Так что теперь, когда нам грозила гибель, я был уверен, что стану свидетелем непрерывной молитвенной оргии, если, конечно, позволительно применять подобный термин к такому серьезному делу,

К моему полнейшему изумлению близость смерти превратила Эбнера Перри в совершенно другого человека. С губ его срывался непрерывный поток неразбавленного сквернословия, направленный на упрямую железяку.

- Не ожидал, Перри, - с упреком обратился я к нему, - что человек твоих лет и глубоко верующий к тому же станет вместо молитвы изрыгать ругательства перед лицом неизбежной смерти.

- Смерть! - воскликнул он. - Да это же ничто по сравнению с той потерей, которую понесет человечество. Послушай, Дэвид, внутри этого цилиндра заключены такие возможности, о которых наука не смеет и мечтать. В этой стальной машине сила десятка тысяч человек. Две жизни - ерунда, куда страшней, что в земном чреве останутся похороненными все мои открытия и теории, позволившие создать этот аппарат, который уносит нас все ближе и ближе к вечному огню земного ядра.

Должен признаться, что в тот момент я был куда больше озабочен собственным будущим, чем возможным уроном для человечества, которое оставалось в полном неведении относительно ожидавшей его потери.

- Можно ли что-нибудь сделать? -спросил я, стараясь говорить спокойно и не показывать внутреннего напряжения.

- Мы можем остановиться здесь и умереть от удушья, когда истощатся запасы химических реактивов, - ответил Перри. - Или будем продолжать двигаться в надежде на то, что нам удастся повернуть аппарат хотя бы на несколько градусов. Тогда мы сможем, описав дугу, вернуться на поверхность. Если мы сделаем это прежде, чем температура в аппарате достигнет опасных пределов, то у нас есть шанс остаться в живых. Но на такой поворот у нас не больше одного шанса из миллиона. Двигаясь же вертикально, мы умрем несколько быстрее, чем оставшись на месте и корчась от удушья, но умрем все равно.

Я взглянул на термометр. Он показывал 110°. Пока мы беседовали, могучий стальной крот углубился более чем на милю в толщу земной коры.

- Ну что ж, тогда продолжим, - сказал я, - тем более, что продвигаясь такими темпами, нам недолго придется ждать конца. Кстати, Перри, вы никогда не говорили мне, что эта штука будет двигаться с такой скоростью. Или вы и сами этого не знали?

- Нет, - ответил он, - я не мог точно рассчитать скорость, потому что у меня не было инструмента для измерения мощности двигателя. Я только предполагал, что мы сможем делать около пятисот футов в час.

- А делаем семь миль, - закончил я вместо него, глядя на указатель пройденного расстояния. - А какова толщина земной коры? - поинтересовался я.

- Ну, на этот счет существует столько же теорий, сколько и ученых, последовал ответ. - Одни определяют ее в тридцать миль, указывая, что на этой глубине, учитывая повышение температуры на один градус каждые шестьдесят или семьдесят футов, могут существовать только расплавы. Другие считают, что вращение Земли и возникающие напряжения от центробежных сил исключают эту теорию, и земная кора должна быть сплошной на глубину от восьмисот до тысячи миль. Так что можешь выбирать любую.

- А что, если она сплошная? - спросил я.

- Нам это не поможет, Дэвид, - ответил Перри. - В лучшем случае, горючего нам хватит на три-четыре дня, а воздуха не хватит и на три. Так что мы не можем надеяться пройти восемь тысяч миль и добраться до антиподов.

- Выходит, если, конечно, вторая теория верна, мы остановимся на глубине шести или семи сотен миль, причем во время прохода последних полутора сотен миль мы уже будем трупами? Так? - спросил я.

- Совершенно верно, Дэвид. Тебе не страшно?

- Не знаю.

Все это случилось так неожиданно, что я, наверное, еще не до конца осознал весь ужас нашего положения и, должно быть, поэтому оставался спокоен. Видимо, шок несколько притупил все мои чувства.

Я снова посмотрел на термометр. Ртутный столбик продолжал подниматься, но уже медленнее. Он показывал всего 140°, хотя мы углубились почти на четыре мили. Я сказал об этом Перри, а тот усмехнулся.

- Ну вот мы и развенчали, по крайней мере, одну теорию, - прокомментировал он мое сообщение, а затем продолжил осыпать проклятиями застрявший рычаг.

Я однажды слышал ругань пьяного шкипера, но по сравнению с изобретательными и разнообразными выражениями Перри, она представлялась мне теперь лишь лепетом жалкого дилетанта.

Я снова попробовал сдвинуть рычаг - с таким же успехом можно было пытаться сдвинуть земную ось. По моему предложению Перри остановил двигатель, и я взялся за рычаг еще раз, но результат оказался тем же. Я печально покачал головой. Перри пустил машину, и мы продолжили свой путь к вечности со скоростью семь миль в час. Я сидел, не отводя глаз от термометра и указателя пройденного расстояния. Ртуть поднималась, но все медленнее и медленнее. При 145° жара в нашем металлическом гробу стала почти невыносимой.

К полудню, через двенадцать часов после старта, мы находились на глубине восьмидесяти четырех миль. Термометр показывал 153°.

Перри заметно повеселел, но убей меня Бог, если я понимал причину его оптимизма. Он прекратил ругаться и принялся что-то напевать себе под нос. Неужели напряжение последних часов заставило его слегка повредиться рассудком? Я же все это время предавался бесплодным сожалениям, вспоминая многочисленные поступки в своей жизни, которые мне хотелось бы как-то искупить. Например, тот случай в Эндовере, когда мы с Колхауном подложили пороховой заряд в печку и один из мастеров чуть не поплатился жизнью; потом еще... Но что проку вспоминать, если я скоро умру и разом расплачусь за все свои прегрешения. Жара в кабине была адской; еще несколько градусов - и мы потеряем сознание.

- Какие показания, Дэвид? - оторвал меня от мрачных размышлений голос Перри.

- Девяносто миль и 153°, - ответил я.

- Клянусь Богом, мы камня на камне не оставили от этой пресловутой тридцатимильной теории! - злорадно захихикал Перри.

- Но нам-то от этого не легче! - угрюмо отозвался я.

- Мальчик мой, неужели ты не обратил внимания на то, что последние шесть миль температура больше не повышается? - удивленно спросил он. - Подумай об этом, сынок.

- Я-то подумал! - огрызнулся я. - Но абсолютно не вижу разницы: не все ли равно, какая будет температура - 153° или 153000°, когда у нас кончится воздух. Так и так мы погибнем, и никто никогда об этом не узнает.

Должен признаться, однако, что в глубине души у меня тоже затеплилась какая-то надежда. Я, правда, не смог бы, да и не пытался вразумительно объяснить, на что я надеюсь, но сам факт, как подчеркнул Перри, опровержения научных теорий в ходе нашего путешествия очевидно доказывал полную непредсказуемость действительного строения Земли. А это вселяло некоторую надежду, по крайней мере до тех пор, пока мы продолжали оставаться в живых.

На отметке сто миль температура упала на полградуса! Когда я сообщил об этом Перри, тот восторженно заключил меня в свои объятия.

До полудня следующего дня температура продолжала неуклонно падать, пока в кабине не стало столь же холодно, как перед этим было невыносимо жарко. На глубине двухсот сорока миль в кабине резко запахло аммиаком, а температура упала до -10°. Почти два часа мы страдали от ужасного холода. На глубине двухсот сорока пяти миль мы вошли в мощный ледяной пласт, и температура резко подскочила до +32°. Последующие три часа мы пробивались через лед, а затем вновь началась насыщенная аммиаком порода и опять резко похолодало.

Через какое-то время температура снова стала подниматься, пока мы окончательно не уверились, что приближаемся к расплавленным слоям земной коры. На глубине четырехсот миль температура достигла 152°. Я лихорадочно наблюдал за неуклонно ползущим вверх ртутным столбиком. Перри наконец-то прекратил напевать и начал молиться.

Нашим надеждам был нанесен такой удар, что нарастающая жара казалась нам куда сильнее, чем была на самом деле. В последующий час столбик поднялся лишь на один градус и на глубине четырехсот десяти миль достиг максимальной пока отметки в 153°. Теперь мы уже оба следили за термометром, затаив дыхание. Остановится ли он на этой черте или будет безжалостно ползти вверх? Понимая, что обречены, мы все же с упорством утопающих цеплялись за последние обрывки надежды.

Указатель кислорода уже приближался к критической черте - воздуха оставалось не более чем на двенадцать часов, хотя непохоже было, что мы проживем эти часы.

На отметке в четыреста двадцать миль я снова посмотрел на термометр и не поверил своим глазам.

- Перри! - закричал я, - Перри, старина, он опускается! Опускается! Опять 152°!

- Черт побери! - недоумевающе воскликнул он. - Неужели в центре Земли находится холодное ядро?

- Понятия не имею, - ответил я, - но, слава Богу, что мы не изжаримся на медленном огне. Я готов принять любую другую смерть, но только не такую.

А ртутный столбик опускался все ниже, пока не достиг того же уровня, что и на глубине семи миль в caмом начале нашего пути. В это время перед нами встала другая проблема - истощение запасов кислорода. Перри первым почувствовал это. Он судорожно стал нажимать кнопки, регулирующие его подачу, а через несколько секунд и я ощутил, как тяжело стало дышать. Голова у меня закружилась, руки и ноги налились свинцом.

Голова Перри беспомощно упала на грудь, но он тут же пришел в себя, выпрямился в своем кресле и повернулся ко мне.

- Прощай, Дэвид, - сказал он, - это, наверное конец.

С этими словами он улыбнулся и закрыл глаза.

- Счастливо, Перри! - улыбнулся я в ответ.

Но я не впал в беспамятство. Я был молод и хотел жить. Целый час я сопротивлялся надвигающемуся удушью. Почти сразу я обнаружил, что поднимаясь выше по направлению к корме, я могу продолжать дышать. Примерно час я еще протянул на этих скудных остатках живительного газа, но всему приходит конец. Я понял, что на дальнейшее сопротивление неизбежному у меня просто нет сил. В последнем проблеске сознания я устремил взгляд на указатель расстояния. Он стоял на отметке ровно пятисот миль от поверхности земли. И в этот самый момент машина внезапно остановилась. Непрерывный скрежет от проходящих меж стенок обломков измельченной породы прекратился. Изменившийся звук от работы бура неопровержимо свидетельствовал, что теперь он вращается вхолостую. И тут меня осенило. Нос железного крота находился НАД моей головой. Я смутно припомнил, что такое положение возникло при проходе через ледяной пласт. Тогда мы как-то не обратили на это внимания, но сейчас я без труда нашел объяснение этому феномену: каким-то образом мы ухитрились развернуться во льду на 180° и теперь снова добрались до поверхности. Благодарение Богу, мы спасены!

Я приложил нос к заборной трубе, через которую предполагалось брать образцы породы, и с восторгом понял, что мои рассуждения оказались верны -сквозь трубу в кабину вливался поток свежего воздуха. Реакция на это открытие оказалась слишком сильной, и я потерял сознание.

Глава II Странный мир

Без сознания я находился не больше секунды. Падение на железный пол кабины моментально привело меня в чувство.

Первым делом я бросился к Перри. Мысль о том, что он умер на пороге спасения, ужаснула. Разорвав рубаху у него на груди, я приложил ухо к сердцу и чуть не завопил от радости оно билось медленно, но ровно.

Я намочил водой платок и несколько раз похлопал им по лбу и щекам Перри. Мои усилия привели к результату - он раскрыл глаза. Некоторое время старик тупо глядел на меня широко раскрытыми глазами, но постепенно взгляд его становился все более осмысленным. Он приподнялся и сел, удивленно втягивая носом воздух.

- Послушай, Дэвид, - обратился он ко мне, - я не ошибаюсь, это действительно свежий воздух? Что все это значит и где, черт побери, мы находимся? Что произошло?

- А то, что мы снова на поверхности, Перри! сказал он, - это, наверное радостно объявил я, - но вот где именно, не имею представления. Я еще не открывал люки, потому что был слишком занят вашим "оживлением". Ей-Богу, ваша жизнь висела на волоске!

- Говоришь, мы снова на поверхности, Дэвид? Как же это возможно? Я давно потерял сознание?

- Недавно. Вероятно, мы сделали разворот во льду. Вы помните, как наши кресла вдруг перевернулись? После этого нос машины оказался у нас над головой. Тогда мы не обратили на это внимания, но сейчас я все четко вспомнил.

- Ты хочешь уверить меня, что мы развернулись в толще льда? Дэвид, это невозможно! Мой аппарат не может повернуть, пока нос его не отклонился от прямой линии. А если это случилось под воздействием каких-то неизвестных сил, то неизбежно должно было привести к изменению положения рычага поворота, который, как ты сам видел, не сдвинулся ни на дюйм с момента старта.

Все это я, конечно, знал, но чем тогда объяснить работу бура вхолостую и чистый воздух в кабине?

- Я понимаю не хуже вас, Перри, что мы не могли повернуть. Но факты упрямая вещь: мы на поверхности, и я собираюсь выйти наружу посмотреть, где именно.

- Лучше подождать до утра, Дэвид, сейчас ведь ночь.

Я взглянул на хронометр.

- Половина первого. В пути мы находились семьдесят два часа, так что снаружи, действительно, ночь. Но я все равно выйду, хотя бы для того, чтобы посмотреть на небо и звезды, которые я не надеялся снова увидеть.

С этими словами я отодвинул засов внутреннего люка и открыл его. Между стенками цилиндра находилась измельченная порода, и мне пришлось поработать лопатой, прежде чем я добрался до внешнего люка, сваливая землю и камни прямо на пол кабины. Когда я, наконец, освободил крышку внешнего люка и отодвинул засов, Перри стоял у меня за спиной. Отверстие открытого люка более чем наполовину находилось над поверхностью. Нас с Перри изумил яркий дневной свет, вливающийся в него.

- Кажется, хронометр врет, сказал он, - это, наверное сказал я.

Перри со странным выражением на лице отрицательно покачал головой.

- Давай-ка лучше поглядим, что там снаружи, Дэвид, - предложил он.

Мы вместе вышли наружу и удивленно уставились на окружающий нас ландшафт, столь же прекрасный, сколь и необычный. Прямо перед нами к спокойному морю полого спускался ровный берег. До самого горизонта морская гладь была усеяна бесчисленными маленькими островками, часть которых представляла собой безжизненные гранитные скалы, торчащие из воды, а другая была покрыта великолепной тропической растительностью и мириадами пестрых цветов.

За нашей спиной высился могучий лес гигантских древовидных папоротников, растущих вперемежку с обычными видами тропических деревьев. С них свисали пучки толстых лиан. Высокая густая трава скрывала сухие сучья и гниющие стволы упавших великанов. Вдоль опушки стелился такой же великолепный ковер из цветов, что и на островах, но в самом лесу было темно и неуютно.

В безоблачном небе сияло полуденное солнце.

- Не могу понять, в какой точке Земли мы находимся? - спросил я, повернувшись к Перри.

Некоторое время старик не отвечал. Глубоко задумавшись, он стоял, опустив голову. Наконец он заговорил.

- Дэвид, сказал он, - это, наверное сказал он, сказал он, - это, наверное я не уверен, что мы находимся на Земле.

- Что вы имеете в виду, Перри? - воскликнул я. - Уж не хотите ли вы сказать, что мы умерли и находимся на небесах?

Он улыбнулся и, повернувшись, указал на торчащий из земли нос нашего "разведчика".

- Если бы не это, мой мальчик, я и вправду мог бы так сказать. Но мой "железный крот" своим присутствием опровергает такое предположение. Уж в небеса-то он в любом случае не смог бы подняться. Однако я готов допустить, что мы попали в другой мир. И если мы находимся не на Земле, у меня есть веские причины полагать, что мы находимся внутри нее.

- А не могло случиться так, что мы вышли наружу где-нибудь в Вест-Индии? предположил я.

Но Перри покачал головой.

- Давай подождем делать выводы, - ответил он, - а пока займемся разведкой. Пойдем вдоль берега; может, встретим кого-то из местных жителей и что-нибудь узнаем.

Шагая по берегу, Перри подолгу вглядывался вдаль. Похоже, его мучила какая-то проблема.

- Дэвид, - внезапно обратился он ко мне, - тебе не кажется странной линия горизонта?

Приглядевшись, я начал понимать, почему все окружающее с самого начала вызывало у меня ощущение нереальности, - в этом мире не было линии горизонта! Куда ни кинь взгляд, простирались бескрайние морские просторы, испещренные островками. Те, что были далеко от берега, казались просто черными точками, но за ними снова было море, пока у наблюдателя не складывалось впечатление, что море продолжается все дальше и выше, оказываясь чуть ли не над головой. Расстояние скрадывалось расстоянием, но четкой линии горизонта, характеризующей шаровидность нашей планеты, здесь не было!

- Я, кажется, могу теперь просветить тебя, мой мальчик, - продолжил Перри, вытаскивая из кармана часы. - Я разгадал эту загадку, по крайней мере частично. Когда мы вышли наружу, солнце стояло прямо над головой. Где оно сейчас?

Я поднял голову и обнаружил, что светило продолжает оставаться в самом центре небосвода. И какое светило! Сперва я не обратил на него внимание, но теперь с удивлением увидел, что оно втрое больше по размеру, чем то, которое я привык видеть каждый день. Вдобавок, оно так низко висело над головой, что казалось, протяни руку - и дотронешься.

- О Боже, Перри! Где мы? - воскликнул я. - Все эти чудеса начинают действовать мне на нервы.

- Я думаю, что с полной уверенностью могу заявить о... - начал было Перри, но закончить фразу ему не удалось. Откуда-то сзади, где находился наш аппарат, раздался рев, до такой степени громкий, что все вокруг затряслось. Как по команде, мы оба обернулись, чтобы посмотреть на источник столь фантастически мощного звука.

Если у меня еще и оставались сомнения относительно того, на Земле мы или нет, то один брошенный назад взгляд окончательно развеял их. На опушке леса стояло колоссальных размеров животное, схожее по внешнему виду с медведем, но по размерам больше самого крупного слона. Его передние лапы были вооружены длинными острыми когтями. Нос, или скорее, рыло, напоминающее рудиментарный хобот, свисало почти на фут ниже нижней челюсти. Все тело было покрыто густой свалявшейся шерстью.

Угрожающе рыча, чудовище вперевалку двигалось прямо на нас. Я повернулся к Перри, чтобы предложить ему поискать какое-нибудь другое место, но тот уже находился в сотне шагов от меня и с каждой секундой увеличивал это расстояние, передвигаясь огромными прыжками. Я никогда не подозревал, что в тщедушном теле старого джентльмена таятся такие способности к спринту.

Впереди нас лес подходил совсем близко к воде; туда-то и устремился Перри. Поскольку чудовище, один вид которого вдохновил моего приятеля на спортивные подвиги, было уже совсем близко от меня, я последовал за Перри, хотя и не столь поспешно. Было очевидно, что массивное тело нашего преследователя плохо приспособлено для быстрого передвижения. Поэтому я мог без труда опередить его и вовремя добраться до спасительных деревьев. Перри уже достиг цели. Я, невзирая на опасность, не мог удержаться от смеха при виде его отчаянных попыток взобраться на нижний сук огромного дерева. До него было не меньше пятнадцати футов, но, видимо, толщина и прочность ствола внушили Перри, что только здесь он сможет обрести безопасное убежище. Раз десять он принимался карабкаться по толстенному стволу, подобно большому коту, но каждый раз срывался и шлепался на землю, постоянно оглядываясь на приближающееся чудовище и издавая жалобные испуганные крики, эхом отдающиеся в сумраке чащи.

Наконец, ему на глаза попалась свисающая сверху лиана в руку толщиной, и когда я достиг деревьев, он уже проворно карабкался по ней, перебирая руками. Однако лиана, не выдержав его веса, оборвалась, и Перри, почти добравшийся до нижних ветвей, в очередной раз шлепнулся оземь у самых моих ног.

Теперь нам было уже не до смеха - зверь был совсем близко. Схватив за плечо своего незадачливого компаньона, я рывком поднял его на ноги и подвел к дереву поменьше, ствол которого он без труда мог обхватить руками и ногами. Я подсадил его как можно выше и предоставил собственной судьбе, поскольку понял, что чудовище вот-вот настигнет меня.

Помогли мне спастись огромные размеры существа и его неуклюжесть. Куда ему было тягаться с моей реакцией спортсмена! Я легко увернулся от его лап и, пока он медленно соображал, что же случилось, сумел оказаться за его спиной. Выигранные таким образом секунды дали мне возможность обрести безопасность на ветвях дерева по соседству с тем, на котором уже находился Перри".

Я сказал "безопасность" и был полностью уверен в этом, так же как и Перри. Он, кстати говоря, был, по обыкновению, занят любимым делом - громким голосом возносил благодарственную молитву за наше счастливое избавление. И вот, как только он закончил благодарить Бога за то, что эта зверюга не может лазать по деревьям, тварь поднялась на задние лапы, опираясь на мощный толстый хвост, и передними лапами почти достала до ветви, за которую цеплялся Перри.

Раздавшийся при этом рык начисто заглушил вопль ужаса бедняги. Он с такой быстротой поспешил покинуть свое "безопасное" местечко, что в спешке чуть не свалился прямо в раскрытую пасть. Я с облегчением вздохнул, когда он благополучно добрался до верхних ветвей дерева.

Но тут произошло совсем неожиданное, что заставило меня вновь задрожать от страха за жизнь моего друга: обхватив ствол обеими лапами, зверь начал пригибать его к земле. Медленно, но верно ствол склонялся все ниже, уступая огромной массе и могучим мышцам чудовища. Дюйм за дюймом наклонялся лесной великан, все дальше и дальше перехватывали когтистые лапы его ствол. Перри в панике карабкался все выше и выше, но верхушка дерева с угрожающей быстротой все ниже склонялась к земле.

Теперь я понял назначение мощных, хорошо развитых передних лап нашего преследователя. То, чем он сейчас занимался, было для него естественным способом добывать себе пропитание. Массивные размеры этого существа не оставляли сомнений в том, что оно было травоядным и питалось нежными листьями на вершинах сгибаемых подобным образом деревьев. Его нападение на нас можно было легко объяснить плохим настроением, как это часто случается с африканскими носорогами. Но все эти соображения пришли мне в голову несколько позже. Пока же я был слишком озабочен отчаянным положением Перри, чтобы думать о чем-то другом, кроме спасения его от неминуемой гибели.

Прикинув, что я легко ускользну на земле от неповоротливого чудовища, я спустился вниз, собираясь отвлечь его внимание на себя и дать возможность Перри найти убежище на более толстом дереве, которых поблизости росло немало, а даже такой титан не смог бы согнуть их.

Оказавшись на земле, я схватил сломанную ветку, валявшуюся под деревом среди кучи хвороста. Незаметно подкрался к чудовищу со спины и изо всех сил ударил его. Мой план сработал. Куда делись неуклюжесть и медлительность зверя! Честно признаться, не ожидал я от него такой прыти. Выпустив ствол, он спустился на четвереньки и взмахнул своим толстым закругленным хвостом с такой силой, что, попади он по мне, у меня вряд ли осталась в теле хотя бы одна целая косточка. К счастью, я бросился наутек сразу же после своего удара по хребту зверя. Но при этом я допустил серьезную ошибку: вместо того, чтобы броситься на открытое место к берегу, я побежал по лесу. Уже через несколько шагов я начал почти по колено проваливаться в гниющую массу листьев, травы и хвороста, а мой преследователь тем временем быстро настигал меня. В довершение ко всему, я поскользнулся и упал. Тут же вскочив на ноги, я залез на толстый ствол упавшего дерева, с него перепрыгнул на соседний, затем на следующий. Таким образом я избегал предательского зеленого ковра, но поневоле двигался зигзагом. Мой же преследователь шел напролом и находился уже совсем близко.

Тут где-то сзади послышался вой, рычание и резкий отрывистый лай. Все эти звуки живо напомнили мне стаю волков, преследующих добычу. Невольно оглянувшись назад, чтобы определить источник этих звуков, я был немедленно наказан - поскользнувшись, свалился лицом вниз прямо в трясину.

К этому моменту зверь был уже так близко, что я с содроганием ждал удара когтистой лапы прежде, чем успею подняться на ноги, но, к моему удивлению, этого не произошло. Лай, вой и лязганье челюстей раздавались теперь прямо за моей спиной. Приподнявшись и оглядевшись вокруг, я понял, почему дирайт (так называлось это животное, как мне стало известно впоследствии) свернул со своего пути.

Он был со всех сторон окружен стаей из сотни волко-подобных зверей, или диких собак. Они осаждали его по всем правилам медвежьей травли. Пока одни отвлекали его спереди, другие сзади и с боков вонзали в него свои острые клыки и тут же отскакивали в сторону, используя медлительность и неповоротливость дирайта.

Но не это зрелище поразило меня сильнее всего. Среди деревьев, окружающих эту сцену, появились человекоподобные существа. Ухая и вереща на все лады, они, похоже, натравливали диких собак на добычу. Обличьем эти существа разительно напоминали африканских негров. Кожа их была черной и блестящей, черты лица явно негроидного типа. Лишь низко скошенный череп и почти полное отсутствие лба говорили об их низкой ступени развития. Руки были длиннее, а ноги короче, чем у человека. Позже я заметил, что большие пальцы на ногах отстоят почти под прямым углом, несомненно, вследствие древесного образа жизни. Помимо всего прочего, они обладали длинными гибкими хвостами, помогающими передвигаться по деревьям.

Поднявшись на ноги, я привлек к себе внимание. Несколько диких собак начали подбираться ко мне, рыча и скаля клыки. Я ринулся было бежать, собираясь забраться на одно из близлежащих деревьев, но все они уже были заняты полулюдьми-полуобезьянами.

Оказавшись между двух огней, я решил все же сделать выбор в пользу человекообразных, потому что от диких собак ждать пощады не приходилось. С этой мыслью я бросился к стоявшему несколько в стороне дереву, на котором не было еще ни одного из этих существ, являвших собой пародию на человека. Когда я пробегал под одним из занятых деревьев, чувствуя за спиной дыхание настигающих собак, один из человекообразных, уцепившись хвостом за толстый нижний сук, свесился вниз, подхватил меня и втащил на дерево, где я оказался в компании его собратьев.

Мое появление вызвало всеобщее оживление и любопытство. Меня принялись исследовать, как редкостную диковину. Ощупывали одежду, волосы, кожу. Отсутствие у меня хвоста вызвало оглушительный взрыв хохота, что дало мне возможность ближе рассмотреть их зубы. Они были крупными, белыми и ровными. Лишь на верхней челюсти вперед выдавались клыки.

Тем временем один из любопытных сделал открытие, что моя одежда не является частью моего тела. Это послужило причиной моего немедленного освобождения от нее. Предмет за предметом они срывали с меня, тут же примеряя на себя, подобно обезьянам, и заливались диким смехом, но все попытки что-либо надеть оказывались безрезультатными.

Все это время я с тревогой смотрел в направлении _ опушки, пытаясь обнаружить Перри, но его не было видно, хотя группа деревьев, среди которых мы спасались от дирайта, была видна, как на ладони. Я несколько раз громко прокричал его имя, но ответа не было.

Устав забавляться с моей одеждой, человекообразные побросали ее на землю и, подхватив меня под руки, пустились в головокружительное путешествие по верхушкам деревьев. Ни прежде, ни потом не испытывал я подобных ощущений. Даже сейчас я иногда просыпаюсь в холодном поту от приснившихся мне жутких его подробностей.

Подобно белкам, эти существа перелетали с дерева на дерево; я же, затаив дыхание, дрожа, вглядывался в такую далекую от меня землю. Малейший неверный шаг моих "носильщиков" - и я буду валяться искалеченный среди хвороста у подножия лесных гигантов. Все время в мозгу у меня возникало множество вопросов, на которые не было ответа. Что случилось с Перри? Увижу ли я его еще? Что собираются со мной сделать эти полулюди, в чьи лапы я угодил? Неужели они обитают в одном мире со мной? Нет! Этого не может быть! Но где тогда? Я был уверен, что все еще нахожусь на родной планете, но никак не мог объяснить все увиденное и пережитое. Со вздохом я решил отдаться на волю Провидения.

Глава III Смена хозяев

Преодолев несколько миль по темным мрачным джунглям, мы оказались в поселении человекообразных. Мои пленители разразились дикими криками, на которые почти сразу последовал ответ со стороны стойбища. Вслед за этим масса существ такого же обличья высыпала наружу. Я вновь оказался в центре внимания верещавшей орды. Они щипали, толкали и били меня, пока все мое тело не превратилось в сплошной синяк. Я не думаю, что подобное обращение было вызвано злобой или жестокостью, скорее это походило на поведение ребенка, получившего новую игрушку, которому мало иметь ее перед глазами, но необходимо обязательно потрогать, чтобы убедиться в ее реальности.

Мы находились в центре стойбища. Оно состояло из нескольких сотен грубых сооружений из веток и листьев, укрепленных на сучьях деревьев. Между "хижинами" были проложены примитивные мостки из сучьев и тонких сухих стволов, образующих подобие кривых улочек и переулков на высоте футов пятидесяти над землей. Эти мостки представляли собой почти сплошной настил, что вызвало у меня немалое удивление, так как плохо увязывалось со способом передвижения этих существ. Лишь позже, когда я познакомился с разнообразием полуручных-полудиких домашних животных, также обитавших здесь, мне стала ясна необходимость такого помоста. В частности, я сразу обратил внимание на обилие диких собак, стая которых так вовремя отвлекла от меня внимание дирайта, и на многочисленных представительниц козьего племени, чьи раздутые соски лучше всяких слов объясняли причину их присутствия здесь.

Наконец меня поставили на ноги перед одной из хижин и бесцеремонно втолкнули внутрь. Двое чернокожих уселись перед входом снаружи, наверное, чтобы предотвратить попытку бегства с моей стороны, хотя я не имел ни малейшего представления, куда бежать, появись даже у меня такая возможность.

Едва оказавшись в полумраке внутреннего помещения, я сразу услышал до боли знакомый голос, читающий молитву.

- Перри! - заорал я. - Перри, старина! Слава Богу, что вы живы и здоровы!

- Дэвид! Неужели ты спасся? - радостно воскликнул он и бросился мне на шею.

Оказывается, он успел увидеть мое падение перед догоняющим меня дирайтом, но в тот же момент оказался пленником стаи обезьяноподобных, которые и доставили его сюда. Его пленители оказались столь же любопытны, как и мои, что сильно отразилось на состоянии его одежды. Оглядев друг друга, мы рассмеялись.

- Будь у тебя хвост, Дэвид, сказал он, - это, наверное заметил Перри, ты, наверняка, считался бы красавчиком среди обезьян.

- Я думаю, мы сумеем где-нибудь одолжить парочку, - отозвался я. - Похоже, хвосты - гвоздь сезона в этих краях. Кстати, Перри, как вы думаете, что эти типы собираются с нами делать? На вид они не очень свирепы. Интересно, что они собой представляют? Помнится, вы что-то начали мне объяснять, когда та волосатая тварь налетела на нас. Вы действительно знаете, где мы?

- Да, Дэвид, - ответил он, - я совершенно точно знаю, где мы находимся. Мы с тобой совершили потрясающее открытие, мой мальчик! Земная сфера является полой! Мы прошли сквозь ее оболочку и теперь находимся на ее внутренней стороне.

- Вы сошли с ума, Перри!

- Ничуть, Дэвид. Слушай. Первые двести пятьдесят миль мы двигались перпендикулярно внешней поверхности Земли. На этом рубеже мы достигли центра тяготения полой сферы с толщиной оболочки в пятьсот миль. До этой отметки мы двигались вниз, хотя всякое направление относительно. Когда же мы прошли ее, наши кресла повернулись на сто восемьдесят градусов, что и заставило тебя думать, что аппарат каким-то образом развернулся и пошел обратно. На самом деле, направление движения не изменилось, но по отношению к нам с тобой разведчик начал подниматься наверх, но наверх к поверхности внутреннего мира. Разве не убеждает тебя окружающая флора и фауна, что этот мир резко отличается от того, где мы родились? А горизонт? Чем еще можно объяснить его отсутствие, как не тем, что мы находимся внутри нашей планеты?

- А солнце? - продолжал настаивать я. - Как может солнце светить сквозь пятисотмильную толщу земли?

- Это не наше солнце, Дэвид. Это совершенно другое солнце, которое постоянно расположено в зените и освещает этот мир, не знающий ночи. Посмотри на него, Дэвид, выгляни наружу - оно до сих пор в центре небосвода, хотя мы уже много часов находимся здесь. Что же касается его физической природы, то это очень просто. Первоначально Земля представляла собой раскаленную газообразную массу. Постепенно охлаждаясь, она уменьшалась в размерах, и на ее поверхности образовывалась твердая оболочка, наподобие ореховой скорлупы. Что же произошло при дальнейшем охлаждении? А вот что. По мере затвердевания частицы раскаленного ядра под действием центробежных сил оседали на внутреннюю поверхность. Ты, наверняка, наблюдал нечто подобное, следя за работой обыкновенного сепаратора. Этот процесс привел к тому, что в центре образовавшейся полости осталось лишь облако сжатых газов, раскаленных до сверхвысоких температур. Равномерность притяжения со всех сторон позволяла этому светящемуся ядру прочно удерживаться в центре. То, что от него осталось, и представляет собой здешнее солнце. В сущности, это звезда небольших размеров в самом центре Земли, дарящая свет и тепло каждому уголку этого мира.

Внутренний мир охладился в достаточной для возникновения жизни степени много позже внешнего, но совершенно очевидно, что развитие его шло по тем же законам. На это указывает сходство как животного, так и растительного мира. Взять, например, того великана, что напал на нас. Без всякого сомнения, это мегатерий из позднего плиоцена, чьи окаменевшие останки были обнаружены наверху в Южной Америке.

- А эти уродцы? - кивнул я головой в сторону выхода. - В земной истории, им, по-моему, нет аналогов.

- Кто знает? - отозвался Перри. - А вдруг они - то самое исчезнувшее звено между человеком и обезьяной? Ведь никаких следов переходного существа так и не было найдено, что немудрено, если учитывать геологические процессы в земной коре. Но может быть и так, что здесь эволюция шла немного другим путем- такой вариант тоже не исключается.

Дальнейшие рассуждения были прерваны появлением нескольких человекообразных перед входом в нашу хижину. Двое из них вошли и вытащили нас наружу. Настилы, ветки деревьев были усыпаны чернокожими дикарями, их самками и детенышами. Ни на одном из них не было ни клочка одежды и ни единого украшения.

- Очень низкая стадия развития, - заметил Перри.

- Достаточно высокая, чтобы позабавиться с нами, - отозвался я. - Как вы думаете, для чего собралась вся эта банда?

Нам недолго пришлось томиться в неведении. Как и раньше, каждый из нас был подхвачен двумя чернокожими, и мы вновь понеслись с дерева на дерево, сопровождаемые орущей стаей. Те, что тащили меня, дважды срывались, я обмирал от ужаса, но каждый раз им удавалось зацепиться хвостами за ветви и остановить падение. При этом ни на секунду они не выпустили моих рук из своих лап. Похоже было, что подобные моменты беспокоят их не больше, чем попавший под ноги пешеходу камень при переходе улицы. Оба раза единственной реакцией на это был залп оглушительного хохота, а затем прерванное путешествие возобновлялось.

Какое-то время мы неслись по лесу. Как долго это продолжалось, я сказать не могу, потому что уже тогда я начал смутно осознавать то, к чему пришел лишь значительно позже: время перестает иметь значение, как только исчезает возможность для его измерения. Часы наши пропали, солнце стояло неподвижно в зените. Я уже не смог бы даже приблизительно определить время, прошедшее с момента нашего появления на внутренней стороне земной коры. В стране, где вечный полдень, время определить сложно. Если судить по солнцу, прошли минуты, но здравый смысл подсказывал мне, что мы здесь уже много часов.

Наконец лес закончился, и мы оказались на равнине. Неподалеку поднималась невысокая скалистая гряда. Подталкиваемые в спину, мы двинулись в том направлении и, пройдя через узкое ущелье, очутились в маленькой круглой долине. Очень скоро стало ясно, что нам предстоит разделить судьбу римских гладиаторов и умереть на арене, хотя смысл такого. использования пленников был пока непонятен. Отношение к нам резко изменилось, едва мы ступили на арену этого естественного амфитеатра. Вопли и хохот прекратились, на лицах появилось свирепое выражение, со всех сторон угрожающе оскалились обнаженные клыки.

Нас оставили в центре арены. Не меньше тысячи зрителей окружили ее плотным кольцом. Затем привели и спустили на нас здоровенного дикого пса - гиенодона, как назвал его Перри. Этот зверь был размером со взрослого мастиффа, с короткими сильными лапами и мощными челюстями. Густая темная шерсть покрывала спину и бока; грудь же и брюхо были белыми. Он начал подкрадываться к нам, угрожающе рыча.

Перри опустился на колени и начал молиться. Я нагнулся и поднял камень. Гиенодон сразу же отскочил в сторону и начал обходить нас с фланга. Очевидно, он был неплохо знаком с камнями и не раз бывал мишенью для них. Собравшаяся толпа начала вопить, подбадривая гиенодона, и тот, видя, что я ничего не бросаю в него, решился, наконец, на атаку.

В Эндовере, а позже - в Йеле я много занимался футболом. Моя точность и реакция всегда были выше среднего уровня, а в последний год учебы в колледже я добился таких успехов, что получил предложение от одного из ведущих клубов высшей лиги. Но ни разу еще я не попадал в ситуацию, где точность и реакция были необходимы в большей степени, чем в этот момент.

Я размахнулся для броска, стараясь сохранить полное хладнокровие, хотя оскаленная пасть зверя приближалась ко мне с ужасающей скоростью. Я вложил в этот бросок всю свою силу и умение. Камень со свистом разрезал воздух и угодил в кончик носа гиенодона. С жалобным воем он повалился набок. В то же мгновение толпа зрителей разразилась криками и воплями. Сначала я подумал, что весь этот шум вызван посрамлением их признанного борца, но быстро понял, что ошибаюсь. Оглядевшись, я увидел, что чернокожие люди-обезьяны разбегаются во все стороны. Причина бегства выяснилась сразу - по узкому проходу, ведущему к амфитеатру, двигался большой отряд волосатых гориллоподобных существ, вооруженных копьями и топорами и защищенных длинными овальными щитами.

Подобно демонам, накинулись они на хвостатых, и даже гиенодон, снова поднявшийся на лапы, бросился наутек под этим натиском. Волна нападавших пронеслась мимо нас, преследуя разбегающихся людей-обезьян. На нас же никто не обращал внимания. Лишь когда арена оказалась полностью очищенной от публики, один из волосатых, видимо вожак, дал знак прихватить нас с собой.

Выйдя на равнину, мы увидели вереницу мужчин и женщин - таких же людей, как и мы. Облегчение и надежда наполнили мое сердце, и я чуть было не закричал от радости. Полуголые и странно выглядевшие, они были все же обыкновенными людьми, в их облике не было ничего ужасного и гротескного в отличие от Других существ, населяющих этот мир. Но подойдя ближе, мы с горечью обнаружили, что они были скованы между собой в цепочку, а люди-гориллы являются надсмотрщиками и охранниками. Без всяких церемоний нас с Перри приковали к концу каравана невольников, и прерванный марш возобновился.

Вплоть до этого момента быстрая смена обстановки не давала нам передышки, и монотонный переход по выжженной солнцем пустыне заставил нас мучительно страдать от усталости и невозможности заснуть. Спотыкаясь и на ходу засыпая, мы брели под лучами ненавистного полуденного светила. Если мы падали, нас поднимали уколами острых копий. Но во всем караване так передвигались только мы. Остальные невольники держались прямо и с достоинством, время от времени обмениваясь короткими фразами. Судя по внешнему виду, они принадлежали к высокоразвитой расе, о чем свидетельствовали их благородные черты лица и безупречное телосложение. Мужчины были высоки, мускулисты и бородаты. Женщины - пониже ростом, изящны, с пышными черными волосами, заплетенными в косы. И те и другие были на редкость красивы - среди пленников я не увидел ни одного, кого можно было бы считать малопривлекательным, если судить по принятым в США меркам. На них не было никаких украшений, хотя позже выяснилось, что у них просто-напросто отобрали все ценные вещи. В качестве одежды женщины использовали шкуру какого-то пятнистого зверя, напоминающую леопардовую, но более светлого оттенка. Ее они носили либо как юбку, перехватив ремешком на талии, либо как тунику, перекинутую через плечо. На ногах были кожаные сандалии. На мужчинах были набедренные повязки из шкур какого-то длинношерстного зверя. Концы их свисали спереди и сзади почти до самой земли, у некоторых они были оторочены клыками животных.

Охранники, как я уже говорил, походили на горилл, хотя и уступали им в размерах. Это были очень сильные существа. Строение их тел и конечности напоминали человеческие, но густая шерсть и звериное выражение на лицах ассоциировались у меня с чучелом гориллы, как-то виденным мной в музее.

Единственным существенным отличием от обычной гориллы была форма черепа, не уступавшая человеческой. Одеты они были в подобие туник из легкой ткани и носили набедренные повязки из той же ткани, а на ногах - тяжелые сандалии из очень толстой кожи, вероятно, одного из местных гигантов типа мамонта или носорога.

Шею и запястья украшали браслеты со сложным чеканным узором, преимущественно серебряные. На туниках были вышиты изображения змеиных голов. Они переговаривались между собой, шагая по бокам колонны, но их язык, насколько мне удалось разобрать, отличался от языка пленников. Когда же они обращались к ним, то в ход пускалось третье наречие, как я потом узнал, подобие ломаного английского китайских кули.

Сколько мы прошли, не знал ни я, ни Перри. Последние часы перед привалом мы спали на ходу и ничего не соображали. Когда же объявили отдых, мы упали, как подкошенные, и тут же уснули. Я сказал "часы", но как можно говорить о времени в мире, где его не существует? Когда мы отправились в путь, солнце стояло в зените, когда мы остановились, наша тень по-прежнему покрывала лишь узкий пятачок под ногами. Кто может сказать, секунда прошла или вечность? Этот переход мог продолжаться девять лет и одиннадцать месяцев из десяти лет, проведенных мной здесь, а мог длиться и долю секунды. Кто знает? С тех пор, как я выяснил, что прошло целых десять лет, я потерял всякое уважение ко времени и даже начал сомневаться, существует ли оно вообще, или это порождение слабого и ограниченного человеческого мозга.

Глава IV Прекрасная Диан

Когда охранники разбудили нас, мы чувствовали себя значительно лучше. Нас накормили. Пусть это были всего несколько обрезков вяленого мяса, они все же влили новую энергию в наши измученные тела. Теперь мы тоже двигались уверенной походкой с высоко поднятой головой. По крайней мере я, потому что был молод. Что касается Перри, то он не любил ходить пешком. Дома я не раз видел, как он берет такси, чтобы перебраться через площадь. Теперь старик за это расплачивался, и мне не раз приходилось поддерживать его и даже тащить на себе в продолжение всех этих изнурительных переходов.

Ландшафт начал меняться. Равнина уступила место горам с могучими гранитными пиками. Тропическая растительность приобрела вид более умеренных поясов, но и здесь жара и хорошая освещенность способствовали ее росту. Со скал срывались кристально чистые ручьи, питаемые вечными снегами на вершинах. Над их снеговыми шапками нависали густые темные облака. По мнению Перри, эти облачные массы имели двойное назначение: восполняли потерянную от таяния снегов влагу и защищали снега от прямых лучей солнца.

К этому времени мы оба уже начали понемногу понимать жаргон, на котором конвоиры общались с рабами, и одновременно продвигались в изучении мелодичного и приятного на слух языка наших невольных попутчиков. Случилось так, что я оказался прикованным рядом с молодой девушкой. Нас разделяло лишь три фута цепи, но для меня эта навязанная нам близость вовсе не была в тягость. Она, как учительница, не только охотно обучала меня языку своего племени, но и много рассказывала о жизни и обычаях этого мира, насколько сама была с ними знакома.

Она назвала мне свое имя - Диан, и поведала, что принадлежит к племени Амоза, обитающему среди скалистых гор на берегу Дарель-Аза, или Мелкого моря.

- А как ты попала сюда? сказал он, - это, наверное спросил я.

- Я убегала от Джубала-Урода, - ответила она таким тоном, словно этого было вполне достаточно для объяснения.

- А кто такой Джубал-Урод? - спросил я. - И почему ты от него убегала?

Она с удивлением уставилась на меня.

- Почему женщина убегает от мужчины? - ответила она вопросом на вопрос.

- Там, откуда я родом, они этого не делают, - ответил я и добавил, - а иногда происходит наоборот.

Но это для нее было совершенно непонятно, как и то, что я попал сюда из другого мира. Она была абсолютно убеждена, как, впрочем, и многие мои сограждане, в существовании только того мира, в котором находится она и все, что ее окружает.

- Ну хорошо, - не стал я настаивать, - скажи мне хотя бы, кто такой Джубал и почему ты предпочла ему цепь на шее и палящее солнце над головой.

- Джубал-Урод положил свой трофей перед домом моего отца. Это была голова могучего тандора. Она находилась там долго, но никто так и не положил рядом более ценной добычи. Я поняла, что теперь мне придется стать женщиной Джубала, потому что ни один из других сильных охотников не пожелал меня. Иначе они убили бы еще более сильного, чем тандор, зверя и перекрыли бы трофей Джубала. Мой отец теперь уже не тот великий охотник, которым был когда-то. Его помял садок, и с тех пор он плохо владеет правой рукой. А мой брат - Дакор-Силач отправился в страну Сари, чтобы добыть там себе подругу. Таким образом, меня некому было защитить от Джубала-Урода. Пришлось мне убежать. Я пряталась среди холмов на границе земель моего племени, но меня поймали вот эти саготы и взяли в плен.

- А что они собираются с нами делать и куда ведут? - спросил я.

Она снова удивленно посмотрела на меня.

- Вот теперь я готова поверить, что ты из другого мира, - заявила она, иначе не задавал бы таких глупых вопросов. Ты что, в самом деле не знаешь, что саготы служат махарам, могучим махарам, считающим себя владыками Пеллюсидара и всего живого, что растет или ходит по его поверхности, ползает по ней, плавает в воде рек, озер и морей или летает по воздуху? А сейчас ты еще скажешь, что не знаешь, кто такие махары!

Мне очень не хотелось признаваться в полном своем неведении на этот счет, но должен же я был разобраться в обстановке. Рискуя вызвать недоверие со стороны моей прекрасной учительницы, я все же сознался, что в самом деле не знаю, кто такие махары. Она была очень удивлена, но потом все же постаралась объяснить, хотя многое из того, что она говорила, звучало для меня, как китайская грамота. Начнем с того, что в своем описании она прибегала к незнакомым для меня сравнениям, уподобляя махар то каким-то типдарам, то безволосым лиди. Короче говоря, я понял, что махары - ужасные на вид крылатые существа с перепончатыми лапами; живут они в подземных городах, могут долго находиться под водой и очень-очень мудрые. Саготов они считают своим оружием, а племена людей - своими руками и ногами, используя их для тяжелой работы в качестве рабов. Себя же махары считают головой, точнее мозгом, всего мира. Мне вдруг захотелось поглядеть на представителей этой суперрасы.

Перри изучал чужой язык одновременно со мной. Во время редких остановок иногда казалось, что между ними проходят века, - он присоединялся к нашей беседе. Четвертый в нашей компании был Гак-Волосатый, прикованный перед Диан. Рядом с Гаком находился Худжа-Проныра. Он тоже иногда вступал в разговор. Большая часть его слов была обращена к красавице Диан, и нужно было быть слепым, чтобы не видеть овладевшей им страсти. Девушка, однако, не обращала ни малейшего внимания на его плохо замаскированное ухаживание. Я сказал "плохо замаскированное"? Так вот, не помню уж где, кажется, в Новой Зеландии или Австралии, есть племя, где влюбленный мужчина выражает свои симпатии ударом дубины по голове предмета своего обожания. По сравнению с этим, ухаживание Худжи можно было, пожалуй, считать плохо замаскированным, но меня его слова каждый раз заставляли краснеть от стыда и неловкости, хотя я и немало повидал в злачных заведениях у себя дома, в Нью-Йорке на Бродвее, а также в Вене и Гамбурге.

А вот девушка вела себя просто великолепно. Всем своим видом она выражала абсолютное превосходство над окружающими. Это была королева, и рабский ошейник ни на йоту не умалял ее достоинства. Она снисходила до разговоров со мной, с Перри, с молчаливым Гаком, потому что мы относились к ней с уважением, но она полностью игнорировала Худжу-Проныру и пропускала мимо ушей все его высказывания, приводя его тем самым в бессильную ярость. Он пытался было уговорить одного из саготов переместить девушку так, чтобы она находилась перед ним, но тот только кольнул его копьем и заявил, что выбрал эту рабыню для себя и собирается выкупить ее у махар, как только караван достигнет Футры. Эта Футра и была, похоже, конечным пунктом нашего путешествия.

Преодолев горный хребет, мы двигались теперь вдоль берега соленого моря, чьи воды кишели множеством жутких существ. Я видел чудовищ с телом тюленя, шеей более десяти футов и маленькой змеиной головой с пастью, полной зубов. Среди этих рептилий, которых Перри называл плезиозаврами, плавали черепахи фантастических размеров. Местное их название, по словам Диан, было тандораз, или морской тандор, а других, еще более свирепых, что поднимались из глубин и дрались с плезиозаврами, - дирайтаз, или морской дирайт. Перри же называл их ихтиозаврами. Они напоминали китов с головой аллигатора.

Я успел позабыть школьные уроки по древней истории. Все, что осталось в памяти, это кошмарные существа на картинках и убеждение в том, что любой кретин с кисточкой в руке способен "восстановить" облик любого доисторического монстра и прослыть первоклассным палеонтологом. Но когда я воочию увидел, как, блестя на солнце, появляются из глубин гибкие могучие тела, как каскадами стекает вода с выплывших на поверхность титанов, как легко разрезают морскую гладь эти огромные твари, как, издавая немыслимые звуки, дерутся они между собой, я осознал, насколько самая богатая человеческая фантазия уступает невероятному разнообразию Матери-Природы. А Перри! Тот вообще был просто ошеломлен, и сам в этом признался.

- Дэвид, - обратился он ко мне, когда мы шли по берегу моря, - я ведь преподавал геологию в свое время и верил в то, чему учил других. Но теперь понимаю, что на самом деле никогда не был в этом убежден. Человек не может поверить в существование подобных животных, пока не увидит их своими глазами. Мы часто принимаем за истину многое, особенно если бездоказательно твердят об этом снова и снова. Взять, например, религию. На самом деле мы вовсе не верим, а только думаем, что верим. Если ты когда-нибудь вернешься домой, геологи и палеонтологи первыми ославят тебя лжецом, потому что они знают - таких животных не существует. Нетрудно заставить себя поверить в их существование в какую-то отдаленную эпоху, но только не в наше время! Увольте!

На следующем привале Худжа-Проныра ухитрился подобраться совсем близко, насколько позволяла цепь, к красавице Диан. Когда он оказался с ней рядом, девушка отвернулась от него. Эта чисто женская уловка вызвала у меня улыбку, но она тут же исчезла, когда Проныра грубо схватил девушку за плечо и развернул лицом к себе.

Я был не очень знаком с обычаями и нравами местного населения, но все равно счел необходимым вмешаться. Брошенный на меня взгляд прекрасных глаз Диан не имел никакого отношения к моим последующим действиям. Не задаваясь вопросом о намерениях Проныры, я сильнейшим ударом в челюсть уложил его на месте.

Раздались одобрительные возгласы как со стороны других пленников, так и саготов, наблюдавших за этим эпизодом. Причем вызваны они были вовсе не моим благородным поступком в защиту девушки, а тем аккуратным и точным ударом, которым я расправился с Пронырой.

А что же девушка? Сначала она уставилась на меня широко раскрытыми от удивления глазами, потом опустила голову и отвернулась, словно желая скрыть краску смущения, покрывшую ее нежные щеки. Несколько секунд она стояла в этом положении, а затем решительно повернулась ко мне спиной, так же как перед этим к Худже, вызвав смех окружающих нас пленников. Но Гак-Волосатый не смеялся. Его лицо потемнело, и он тяжело уставился на меня. Я видел, как при этом краска на лице Диан сменилась бледностью.

Вскоре наш поход возобновился. Я понимал, что каким-то непонятным образом оскорбил Диан, но, как ни старался, не мог заставить ее объяснить мне, в чем была моя ошибка. Сказать по правде, я с тем же успехом мог пытаться разговорить сфинкса, судя по достигнутым результатам. Наконец, я тоже обиделся и прекратил свои распросы. Таким образом нашим дружеским непринужденным отношениям, которые с недавних пор стали очень многое для меня значить, был положен конец. Я переключил свое внимание на Перри и теперь общался только с ним. Худжа прекратил свои приставания к девушке и больше не осмеливался подходить к ней близко.

Утомительный нескончаемый поход сильно действовал мне на нервы. К тому же, я все яснее осознавал, чем было для меня общение с Диан, но глупое упрямство и уязвленное самолюбие не позволяли вновь наладить дружеские отношения. Я был еще очень молод и поэтому не стал спрашивать у Гака о причинах нашей размолвки, которую он, без сомнения, легко бы объяснил.

Ни во время движения, ни на привалах Диан больше не замечала меня. Если все же мы встречались взглядами, она отводила глаза в сторону или смотрела на меня, как на пустое место. Придя в полное отчаяние, я решил, наконец, забыть свое самолюбие и умолить Диан объяснить ее поведение, надеясь на следующем привале все же выяснить, чем я так ее обидел и каким образом смогу загладить свою вину. В этот момент мы находились у подножия другого горного хребта, но вместо того, чтобы подниматься наверх к перевалу, мы углубились в туннель, представляющий собой цепь связанных между собой подземных гротов. Темно здесь было, как в преисподней.

У охранников не было ни факелов, ни каких-либо других приспособлений, чтобы освещать дорогу. Кстати говоря, с момента нашего появления в Пеллюсидаре я ни разу не видел зажженного огня. Понятно, что на поверхности огонь не нужен, но тот факт, что охранники не додумались освещать дорогу в подземном туннеле, вызвал у меня немалое удивление. Движение в темноте резко замедлилось. Мы брели со скоростью черепахи, поминутно спотыкаясь и падая. Шедшие впереди охранники затянули заунывную мелодию, время от времени издавая звуки на более высокой ноте, что, как я заметил, каждый раз предупреждало о поворотах или труднопроходимых местах.

Остановки теперь следовали чаще, но я не хотел пока заговаривать с Диан. Я должен был видеть выражение ее лица, принося ей свои извинения.

Наконец впереди забрезжил слабый свет, означающий конец туннеля, за что я был бесконечно благодарен судьбе. Последний поворот, и мы вновь оказались на залитой солнцем поверхности земли.

Но солнечные лучи высветили и другое - Диан исчезла, а вместе с ней еще полдюжины пленников. Конвоиры тоже обнаружили пропажу и пришли в неописуемую ярость. Со зверскими, искаженными от гнева лицами, они обвиняли один другого в недостаточной бдительности. Всласть наругавшись, они накинулись на нас и стали избивать древками копий и рукоятками топоров. Они уже прикончили двоих пленников в начале колонны и собирались, похоже, сделать то же самое с остальными, но их вожак прекратил, наконец, эту зверскую расправу. Никогда в жизни не приходилось мне прежде наблюдать такого ужасного взрыва животной ярости, и я возблагодарил Бога за то, что Диан исчезла.

Из двенадцати пленников, прикованных впереди меня, исчез каждый второй, начиная с Диан: Худжа пропал, Гак остался. Чтобы это могло означать? Каким образом удалось им освободиться? Занявшись осмотром, старшина охранников вскоре установил, что примитивные замки на колодках были взломаны, точнее, открыты чьей-то ловкой рукой.

- Худжа-Проныра! - пробормотал Гак, который теперь находился прямо передо мной. - Смылся сам и прихватил девушку, от которой отказался ты, - продолжил он, глядя на меня.

- Отказался? - воскликнул я. - Что ты имеешь в виду?

Он пристально вгляделся мне в лицо.

- Я не верил, что ты из другого мира, - сказал он после паузы, - но не представляю, чем еще можно объяснить такое незнание обычаев Пеллюсидара. Ты хочешь сказать, что не знаешь, как ты обидел Диан?

- Я и правда не знаю, Гак! - ответил я.

- Тогда я тебе объясню. По обычаю Пеллюсидара, если мужчина вмешивается в отношения между другим мужчиной и выбранной им женщиной, женщина принадлежит победителю. Диан принадлежит тебе. Но ты должен был либо признать ее, либо освободить. Если бы взял ее за руку, то тем самым объявил бы своей подругой, а если бы ты поднял ее над головой и отпустил, ты показал бы, что освобождаешь ее от всех обязанностей по отношению к тебе. Но не сделав ни того, ни другого, ты нанес ей величайшее оскорбление, какое только мужчина может нанести женщине. Теперь она - твоя рабыня. С этого времени она не может найти себе другого мужчину, если тот не победит тебя в поединке. Но в Пеллюсидаре мужчины не вступают в поединок из-за рабыни. Теперь ты понял?

- Но я же не знал, Гак! - воскликнул я в отчаянии - Я же не знал! Да я бы за все сокровища мира не причинил бы Диан никакого вреда. Я вовсе не хочу, чтобы она была моей рабыней и не хочу, чтобы она была...

Но тут я прикусил язык. Перед моими глазами предстало ее нежное прекрасное лицо, и я понял, что не смогу выговорить ужасную фразу о, якобы, моем нежелании видеть Диан моей подругой, моей женой, хотя еще секунду назад был уверен, что сожалею лишь о размолвке, омрачившей нашу дружбу. Я и сейчас сомневался, что люблю ее, но сказать об этом вслух показалось мне вдруг кощунством и предательством по отношению к единственному человеку в этом мире, которая проявила ко мне внимание.

Должно быть, Гак сам разобрался в том, что происходит у меня в душе. Он положил мне руку на плечо и сказал:

- Человек из другого мира, я тебе верю. Язык может лгать, но когда глаза говорят на языке сердца, они говорят правду! Твое сердце говорит со мной, и я верю, что ты не хотел обидеть Диан. Хоть она и не моего племени, но ее мать моя сестра. Она этого не знает. Ее мать была похищена отцом Диан, когда он и другие охотники племени Амоза сражались с нами за наших Женщин, прекраснейших во всем Пеллюсидаре. Ее отец был тогда королем племени Амоза, а мать - дочерью короля племени Сари, чей трон теперь унаследовал я. Диан - королевской крови, хотя ее отец уже не король. Когда садок покалечил его, Джубал-Урод отнял у него королевскую власть. Ее высокое происхождение еще более усилило нанесенное ей тобой оскорбление в глазах всех свидетелей. Теперь она никогда тебя не простит.

- Как же мне все-таки освободить девушку из ее ужасного положения, в которое ввергла ее моя собственная неосведомленность? - спросил я Гака.

- Это нетрудно, если ты только найдешь ее, - ответил он. - Достаточно поднять ее руку над головой и отпустить в присутствии свидетелей. Но как ты собираешься ее найти, если ты обречен всю жизнь быть рабом в подземном городе Футре.

- А сбежать нельзя? - спросил я.

- Худжа-Проныра смог и не один, - ответил Гак, - но по дороге к Футре подобных темных мест больше не будет. А сбежать из города совсем непросто. Махары очень мудры. К тому же у них есть типдары. Даже если ты сумеешь скрыться, они отыщут тебя и тогда... - он содрогнулся и закончил: - Нет, тебе не убежать от махар.

Да, и попал же я в историю... Я сунулся было к Перри со своими тревогами, но он только пожал плечами, продолжая бормотать нескончаемую молитву себе под нос. Он как-то заявил мне, что единственное его утешение в нашем положении это возможность сочинять новые молитвы. У него на этой почве вообще бзик. Даже саготы стали обращать на него внимание. Один из них подошел к Перри и поинтересовался, с кем это он беседует. У меня возникла идея и я вмешался в разговор.

- Не прерывай его, - сказал я саготу, - это очень святой человек в той стране, откуда мы родом. Он говорит с духами, которых ты не можешь увидеть. Не мешай ему, или эти духи могут наброситься на тебя и разорвать на кусочки вот так, - с этими словами я громко крикнул: "Бу-у!" и шагнул к охраннику. Тот в испуге отшатнулся.

Я, конечно, рисковал, но можно было попытаться использовать это невинное чудачество старины Перри в наших интересах, и именно сейчас, пока не поздно. Моя идея сработала безотказно. Весь остаток пути саготы относились к нам с подчеркнутым уважением и даже послали известие о "святом" своим хозяевам махарам.

Вскоре мы прибыли в город Футра. Вход в него стерегли высокие гранитные башни, между которыми начиналась длинная лестница, ведущая в подземный город. Гарнизон этих башен, как и сотен других, разбросанных по равнине, состоял из вооруженных саготов.

Глава V Рабы

Спускаясь по широкой лестнице, ведущей на главную улицу Футры, я впервые увидел представителей господствующей во внутреннем мире расы. Когда один из них приблизился, чтобы осмотреть нас, я непроизвольно отшатнулся - более омерзительное существо вряд ли можно себе представить.

Всемогущие владыки Пеллюсидара - махары - крупные рептилии, от шести до восьми футов длиной, с узкой удлиненной головой и большими круглыми глазами. Вместо рта у них клюв, усеянный острыми белыми зубами. На спине, от шеи до кончика хвоста, роговой пластинчатый гребень. Передние конечности заканчиваются трехпалой перепончатой лапой. У основания гребня, ближе к шее, расположены кожистые крылья, торчащие за спиной под углом в 45° и на несколько футов возвышающиеся в верхней заостренной части над туловищем.

Я искоса поглядел на Перри, когда махара начала изучать его. Он с не меньшим интересом и удивлением тоже рассматривал махару. Когда любопытство обеих сторон оказалось удовлетворенным, Перри повернулся ко мне.

- Рамфоринкс из мезолита, Дэвид, - сообщил он, - но какой же огромный! Самые крупные из ископаемых останков не превышали по размерам вороны.

Продолжая путь по главной улице, мы видели тысячи этих существ, снующих туда-сюда, занимающихся повседневными делами и не обращающих ни малейшего внимания на нас. Сам подземный город Футра представлял собой чудо архитектуры и инженерной мысли. Он Целиком был высечен в мягкой горной породе, кажется песчанике. Ровные широкие улицы-туннели, все стандартной, около двадцати футов, высоты, пронизывали толщу породы. На равных интервалах крышу подземного города прорезали колодцы, сквозь которые при помощи линз и зеркал поступал солнечный свет, мягкий и рассеянный, но вполне пригодный для освещения. Те же колодцы служили и для вентиляции.

Перри, я и Гак-Волосатый были отведены в какое-то общественное здание, где один из саготов-охранников объяснил чиновнице махаре обстоятельства нашего пленения. Интересно, что общались они исключительно знаками. Как я узнал позже, махары не способны ни слышать, ни произносить слова. Перри считает, что способ их общения как-то связан с четвертым измерением и шестым чувством.

Должен сказать, что я далеко не всегда понимаю его, даже когда он снисходит до объяснений. Я спросил, не имеет ли он в виду телепатию, но Перри объяснил, что пользуйся махары телепатией, они могли бы общаться и с другими обитателями Пеллюсидара. Они же общались только между собой и только в присутствии друг друга.

- Махары, - сказал Перри, - посылают свои мысли в четвертое измерение, где они воспринимаются шестым чувством их собеседников. Я понятно объясняю?

- Нет! - признался я.

Перри пожал плечами и вернулся к прерванному занятию.

Забыл сказать, что махары приставили нас к работе. Мы перетаскивали массу махарской литературы из одного помещения в другое и расставляли ее на полки. Сначала мы думали, что это библиотека, но позже, когда Перри начал понимать письменность махар, он сказал мне, что мы разбираем очень древний архив.

Все это время я неотступно думал о Диан. Я был, конечно, рад, что ей удалось убежать и избегнуть участи стать рабыней собиравшегося выкупить ее сагота, и часто гадал, удалось ли кучке беглецов спастись от преследования конвоиров, а порой начинал желать, чтобы Диан лучше уж оказалась в Футре, чем во власти Худжи-Проныры.

Гак, Перри и я часто вели разговоры о побеге, но сарианин, с молоком матери впитавший непоколебимое убеждение, что от махар скрыться невозможно, был плохим советчиком. В этом отношении он напоминал человека, лежащего под яблоней и ожидающего, когда яблоко свалится ему в рот.

По моему предложению, мы с Перри тайком изготовили себе кинжалы из найденных среди мусора железных полос. Надо сказать, что в пределах здания архива мы имели полную свободу передвижения. Вообще в Футре было так много рабов, что никто не был особенно перегружен работой, да и хозяева - махары никогда не проявляли излишней строгости. Мы спрятали кинжалы под шкурами, служившими нам постелью, а Перри задумал еще сделать луки со стрелами оружие, совершенно незнакомое для обитателей Пеллюсидара. Затем очередь дошла до щитов, но я решил, что их проще украсть из комнаты охраны, где на стенах висело множество оружия.

Когда мы уже закончили все приготовления к побегу, вернулись саготы, посланные на поиски беглецов из нашего каравана. Они привели четверых, в том числе и Проныру. Диан и еще двоим удалось ускользнуть. Случилось так, что Худжа попал в нашу бригаду рабов. Он поведал Гаку, что с тех пор, как освободил Диан от оков в темном туннеле, больше ее не видел. Что стало с ней и двумя другими пленниками, он не имел ни малейшего представления. Они и сейчас могли продолжать бродить по лабиринту подземных пещер, умирая от голода и жажды.

Теперь судьба девушки беспокоила меня еще сильнее, к тому же в это время я уже начал понимать, что это не просто дружеское чувство. Когда я бодрствовал, мои мысли вертелись только вокруг нее, а когда спал, ее образ постоянно являлся мне во сне. Более чем когда-либо я был полон решимости совершить побег.

- Перри, - поделился я со стариком своими мыслями, - я просто обязан отыскать Диан и исправить свою невольную ошибку, пусть даже для этого мне придется обшарить каждый дюйм этого мира.

- Ха! - презрительно отозвался он. - Ты не знаешь, о чем говоришь, мой мальчик.

С этими словами он развернул передо мной карту Пеллюсидара, недавно найденную им среди древних рукописей.

- Посмотри! - показал он мне на карту. - Вот это - суша, а это - водное пространство. Тебе ничего не напоминают очертания материков и океанов? Здесь, в Пеллюсидаре, под океанами внешней оболочки находится суша, и наоборот. А теперь прикинь, мы знаем, что толщина земной коры 500 миль. Таким образом, внутренний диаметр составляет около 7000 миль, а поверхность внутренней сферы - 165480000 квадратных миль. И три четверти этой площади - суша! Подумай об этом. 124110000 квадратных миль суши. Да в нашем мире там, наверху, вся суша занимает лишь 53 миллиона квадратных миль. Так что, если сравнивать размеры, мы имеем парадоксальный случай - внутренний мир куда больше внешнего. И где, интересно, на таком огромном пространстве ты собираешься искать свою Диан? Как ты будешь ориентироваться без звезд, луны и сторон света? Да ты не сможешь найти ее, даже если будешь знать, где она находится.

Его рассуждения были весьма убедительны и логичны, но я твердо намеревался найти ее несмотря ни на что.

- Если Гак пойдет с нами, у нас будет больше шансов, - высказал я здравую мысль.

Разыскав его, мы, как говорится, поставили вопрос ребром.

- Гак, - сказал я, - мы твердо решили бежать отсюда. Ты пойдешь с нами?

- Они пошлют за нами типдаров, -ответил он, - а те убьют нас, но... - тут он помедлил, - я бы рискнул, если бы знал, что есть возможность вернуться к моему племени.

- А ты сможешь найти обратную дорогу в свою страну, - спросил Перри, - и помочь Дэвиду найти Диан?

- Да, - просто ответил Гак.

- Но как? - продолжал настаивать Перри. - Каким образом ты собираешься идти по незнакомой местности без компаса и ориентиров?

Гак не понял, что такое ориентиры и компас, но заверил нас, что любой человек в Пеллюсидаре даже с завязанными глазами найдет кратчайшую дорогу домой с другого конца света. Его даже удивило наше незнание такой простой вещи. Перри объяснил это тем, что у местных обитателей, должно быть, хорошо развито чувство направления, своего рода домашний инстинкт, свойственный, например, почтовым голубям.

Я не знал, так это или нет, но непроизвольно спросил у Гака:

- Значит, Диан тоже может найти дорогу к своему племени?

- Без сомнения, - ответил Гак, - если только не попадется в лапы какому-нибудь хищному зверю.

Я настаивал на немедленном побеге, но Гак и Перри благоразумно предпочли подождать подходящего случая, способного повысить шансы на успех. Я не мог представить себе, какого еще случая они ждут, если в этом мире вечного полудня его обитатели не имели обыкновения спать в определенные часы. Да что говорить, если я сам видел, что махары вообще не спят. Перри уверяет, что махары могут не спать по три года и больше, а потом на целый год впадают в спячку, разом отыгрываясь за все. Может, это и так, но я еще никогда не видел спящих махар, кроме тех троих, которых я и решил использовать в своем плане бегства.

Из любопытства я как-то забрался глубоко вниз, футов на пятьдесят ниже уровня, где мы обычно работали. И там, бродя по многочисленным коридорам и темным комнатам, я неожиданно наткнулся на троих махар, свернувшихся калачиком на постелях из шкур. Сперва мне показалось, что они мертвы, но их ровное дыхание убедило меня в обратном. Подобно молнии, меня озарила мысль о том, что эти трое спящих могут пригодиться для нашего побега.

Я поспешил вернуться к Перри, занятому посреди кучи пыльных бумаг расшифровкой иероглифов, и объяснил ему мой план. К моему изумлению, он пришел в ужас.

- Но это же убийство, Дэвид! - воскликнул он.

- Что? Избавиться от ящероподобного монстра вы называете убийством? - в свою очередь изумленно спросил я.

- Но здесь же вовсе не монстры, а господствующая раса, - ответил он. - Это мы с тобой монстры, низшая раса. В Пеллюсидаре эволюция пошла не совсем так, как наверху. Там геологические катаклизмы уничтожь ли динозавров, а не будь их, я не поручился бы за то, что сейчас на Земле не доминировали бы рептилии. Здесь мы лишь наблюдаем то, что вполне могло произойти и во внешнем мире. Жизнь на Пеллюсидаре зародилась намного позднее, чем наверху. Здесь человек еще находится на уровне каменного века, а рептилии развивались миллионы лет. Может быть, махарам позволило занять господствующее положение по сравнению с их более крупными собратьями их шестое чувство, в существовании которого я уверен, или что-то другое, не знаю. На людей они смотрят так же, как мы смотрим на домашний скот. Между прочим, я прочитал, что в прежние времена махары даже питались людьми. Они содержали их в загонах, как скотину, и откармливали, а затем забивали и ели.

Я содрогнулся от отвращения.

- Но что здесь ужасного, Дэвид? - спросил старик. - Они всего лишь воспринимают нас, как животных. Мы ведь тоже не считаем за равных себе наших домашних животных. Я тут наткнулся на любопытную полемику ученых-махар относительно того, могут ли гилоки, то есть люди, общаться между собой. Один из авторов заявляет, что мы не способны мыслить, и все наши действия подчинены инстинкту. Все очень просто, Дэвид. Господствующая на Пеллюсидаре раса до сих пор не знает, что люди могут рассуждать и обмениваться мыслями между собой. Они просто не в состоянии понять, что для этого существуют другие методы общения кроме тех, которые используют они. Но разве не так же рассуждаем и мы в отношении земных животных? Махары лишены слуха. Они знают, что саготы способны общаться между собой, но считают, что они делают это, лишь двигая губами. Что же касается способности саготов контактировать с людьми, то это вообще выше понимания махар. Так что, Дэвид, это все-таки убийство, - заключил он.

- Ну что ж, Перри, - ответил я, - в таком случае я готов стать убийцей.

Он заставил меня еще раз изложить мой план во всех подробностях, особенно заострив внимание, по непонятной мне причине, на детальном описании коридоров и помещений на том уровне, где я побывал.

- Хотелось бы знать, Дэвид, - задумчиво произнес он напоследок, - не согласился бы ты, раз уж так твердо решил осуществить свой безумный план, заодно облагодетельствовать человеческие племена Пеллюсидара? Послушай, из архива махар я почерпнул немало весьма удивительных сведений. Чтобы тебе было понятней, я вкратце расскажу о них. Некогда в обществе махар верховодили самцы, но много веков назад самки постепенно добились главенствующего положения. Все последующие за этим века ничего не менялось. Раса махар продолжала процветать и развиваться при матриархате. Наука достигла поразительных успехов - Особенно это коснулось тех областей, которые известны нам как биология и евгеника. Это привело к тому, что в конце концов одна ученая леди объявила, что нашла метод искусственного оплодотворения яиц химическим способом. Как тебе, может быть, известно, мой мальчик, рептилии откладывают яйца. Что же случилось? А случилось то, что необходимость в самцах исчезла - существование вида больше от них не зависело. Прошли еще века, и вот теперь мы с тобой имеем дело с расой, состоящей исключительно из особей женского пола. Но перейдем к главному. Секрет химической формулы хранят махары Футры. Все остальные махары Пеллюсидара зависят от них. И если я не ошибаюсь, тайник находится в одном из помещений, которые я так подробно заставил тебя описывать. Они прячут и охраняют эту формулу по двум причинам: во-первых, от нее зависит существование всей расы, а во-вторых, в первое время после открытия она использовалась так интенсивно, что возникла угроза перенаселения. Дэвид, как ты думаешь, если мы сумеем убежать и одновременно унесем с собой секрет махар, не сослужим ли мы добрую службу всем человеческим племенам Пеллюсидара?

Одна только мысль об этом наполнила меня чувством гордости. Мы двое возведем людей внутреннего мира на принадлежащее им место среди его обитателей. Тогда только саготы останутся препятствием на пути к господству людей над своим миром, но я не очень опасался саготов, которые были всего лишь послушными орудиями в руках куда более разумных махар. Вряд ли эти гориллы могли превосходить в умственном отношении человеческие племена Пеллюсидара.

- Черт побери, Перри! - воскликнул я, - да ведь мы можем завоевать весь этот мир! Сможем вырвать человеческую расу из невежества и привести к вершинам цивилизации. Мы шагнем от каменного века сразу к двадцатому. Это великолепно! Даже думать об этом просто замечательно.

- Дэвид, - серьезно заявил мне старина Перри, - я верю, что Бог послал нас сюда именно с такой целью. Я готов положить свою жизнь на алтарь служения Ему и привести этих дикарей под сень Божьей благодати, просветляя их сердца и укрепляя их дух.

- Вы правы, Перри, - отозвался я, - и пока вы будете нести им слово Божье, я буду учить их сражаться. А вдвоем мы сделаем из них такой народ, которым можно будет гордиться!

Гак вошел в комнату и пожелал узнать, чем мы так взволнованы. Перри счел нужным пока не посвящать его в наши планы до конца, и я только объяснил ему, что готовлю побег. Когда я сообщил ему детали, он ужаснулся так же сильно, как и Перри, но по другой причине. Он представил себе страшный конец, ожидающий всех нас в случае неудачи, но мне все же удалось убедить его, что мой план почти без изъянов, к тому же я пообещал в случае провала взять всю вину на себя. Скрепя сердце, Гак-Волосатый согласился присоединиться к нам и идти до конца.

Глава VI Битва на арене

В Пеллюсидаре время стоит на месте. Здесь нет ночной тьмы, помогающей беглецам. Все приходилось делать при свете дня, исключая кое-какие приготовления в подвале нашего здания. Мы твердо решили осуществить мой план как можно скорее, пока, не дай Бог, не проснулись махары, от которых во многом зависела

судьба побега. Но в тот самый момент, когда мы уже были готовы начать и собирались спуститься вниз, фортуна от нас отвернулась. Едва выйдя в главный коридор, мы столкнулись с толпой рабов, сопровождаемых конвоем саготов. Все они направлялись к выходу на улицу. Еще несколько саготов обшаривали внутренние помещения в поисках замешкавшихся. Нет нужды говорить, что нас троих немедленно присоединили к общей массе. Сначала мы не знали причины происходящего, но из обрывков разговоров в толпе стало ясно, что еще двое из бежавших рабов - мужчина и женщина - были пойманы, а нас всех ведут наблюдать за их наказанием, потому что мужчина убил одного из преследовавших его саготов.

При этой новости мое сердце готово было выскочить из груди. Я был уверен, что женщиной может быть только Диан. Так же думали и Гак с Перри.

- Нам никак ее не спасти? - спросил я Гака.

- Никак! - ответил он.

Ведя нас по улице, саготы очень жестоко с нами обращались, словно мы тоже несли ответственность за смерть их соплеменника. Но поскольку предстоящая экзекуция должна была послужить наглядным уроком всем остальным рабам и показать им, что пытаться бежать, а тем более покушаться на жизнь существ высшей расы чревато последствиями, саготы, очевидно, считали себя вправе преподать нам несколько весьма болезненных и неприятных уроков. За малейшую провинность, а то и просто так, они пускали в ход острия копий, рукояти топоров, так что мы провели очень неприятные полчаса, пока не оказались, наконец, внутри круглого сооружения с большой ареной в центре. С трех сторон ее окружали ряды каменных сидений, а с четвертой вместо сидений к потолку поднимались ряды огромных камней.

Сначала я не мог определить назначение этих скальных обломков и посчитал было их за декоративную деталь интерьера, но когда все сиденья оказались заполненными людьми и саготами, я понял, что ошибаюсь. Через входной проем стали появляться махары. Они пересекли арену и каждая из них заняла место на одном из обломков скал. Это были, как оказалось, ложи Для избранных. Грубая поверхность камня для пресмыкающихся не хуже, чем плюш и бархат для нас с вами. Так что госпожи устроились с комфортом, раскинув крылья, мигая большими круглыми глазами и, несомненно, переговариваясь между собой на своем языке шестого чувства через четвертое измерение.

Здесь я впервые увидел королеву махар. Внешне она ничем не отличалась от остальных, да и вообще я так и не научился отличать махар друг от друга, но когда она пересекала арену последней, вслед за уже занявшими свои места ее подданными, перед ней шествовал отряд из двадцати вооруженных до зубов саготов на редкость крупных размеров, а по бокам вперевалку топали два огромных типдара. Еще два десятка саготов шли сзади нее.

Забравшись на барьер с поистине обезьяньей ловкостью, конвой саготов занял позицию вдоль него, а королева вместе со своими драконами расположилась на самом высоком камне - королевской ложе. Надо сказать, что вряд ли кому приходилось видеть более отвратительную особу, хотя она, без сомнения, считала себя не менее красивой и достойной трона, чем любой из монархов внешнего мира.

Когда все расселись по местам, заиграл "оркестр". Но что это была за музыка! Махары не имеют слуха, поэтому трубы и барабаны им неизвестны. "Оркестр" состоял из двух десятков махар. Они собрались в центре арены и минут двадцать "играли". Исполнение их заключалось в ритмичном движении голов и подергивании хвостов. Очевидно, эти синхронные движения действовали на махар так же, как нормальная музыка действует на людей. Время от времени весь "оркестр" в такт делал несколько шагов в ту или иную сторону, потом вперед, потом снова назад. На мой взгляд, все это было довольно глупо и бессмысленно, но когда закончился первый номер программы, я с удивлением увидел явное проявление чувств со стороны казавшихся бесстрастными махар. Они хлопали крыльями и молотили по каменным сидениям могучими хвостами с такой силой, что дрожала земля. Когда же "оркестр" заиграл снова, то, как по мановению волшебной палочки, воцарилась мертвая тишина. Что меня больше всего привлекало в музыке махар - так это возможность закрыть глаза, если вам не нравится манера исполнения.

Когда репертуар был исчерпан, "музыканты" покинули арену и заняли свои места среди зрителей. Затем началась основная программа. Пара вооруженных саготов вывела на арену мужчину и женщину. В волнении я сильно наклонился вперед, стараясь разглядеть черты лица женщины, все еще надеясь, что это не Диан. Она стояла ко мне спиной, и вид ее роскошных черных волос наполнил мою душу мучительной тревогой.

Вскоре на противоположной стороне арены открылась дверь, и на арену выскочил огромный волосатый бык.

- Бос, это бос! - в волнении зашептал Перри, сжимая мою руку. - Это же современник мамонта и пещерного медведя! Мы перенеслись в прошлое на миллион лет, Дэвид, в детство нашей планеты. Ну разве это не чудо?

Но я видел лишь черные, как смоль, распущенные волосы полуобнаженной девушки, и сердце мое застыло в тупом отчаянии. Мне было не до палеонтологии. Если бы не Перри и Гак, я спрыгнул бы на арену и разделил свою судьбу с той, что была самым драгоценным сокровищем каменного века.

Вслед за появлением на арене боса - здесь в Пеллюсидаре это животное носит имя "таг" - к ногам пленников были брошены два копья. На мой взгляд, эти копья в сражении с таким противником могли принести не больше пользы, чем детская рогатка.

С утробным ревом, роя копытами землю, таг двинулся к застывшим в центре арены фигуркам двух людей. Но в этот момент растворилась другая дверь, уже под нашей трибуной, и арена огласилась таким могучим рыком, которого прежде мне никогда не доводилось слышать. Столь ужасный рык заставил обоих несчастных круто повернуться на звук. Вот тогда я и увидел лицо девушки. Это была не Диан! Я с облегчением вздохнул и чуть не зарыдал от радости.

Обладатель столь могучего голоса, крадучись, приближался к застывшим в отчаянии жертвам в центре арены. Это был гигантский тигр, один из тех, что охотился на боса в дни, когда мир был еще юным. По сложению и окраске он походил на бенгальского тигра, но был намного крупнее и его расцветка просто поражала - Бело-желто-черные тона переливались на солнце.

Длинная и густая шерсть, как у ангорских коз, придавала необыкновенную красоту этому зверю. Но в первую очередь, он был свирепой и безжалостной машиной для уничтожения всего живого. Здесь, в Пеллюсидаре, подобные твари являются врагами не только человека: они готовы сожрать любое животное, чтобы поддерживать жизнь и энергию в своих могучих телах.

Итак, с одной стороны на несчастную парочку наступал могучий таг, а с другой - подкрадывался еще более могучий и опасный тараг с оскаленными клыками.

Нагнувшись, мужчина поднял оба копья и вручил одно из них женщине. С появлением на арене грозно рычащего тарага, рев тага стал заметно громче. Никогда в жизни я не слыхал подобной "симфонии". И только целая трибуна махар не в состоянии была оценить производимого этими двумя тварями шумового эффекта.

Стоящие между двумя нападавшими чудовищами люди, казалось, уже потеряли всякую надежду, но в тот самый момент, когда оба зверя были уже совсем рядом, мужчина резко дернул женщину за руку и вместе с ней оказался в стороне от наступающих противников. Таг и тараг столкнулись лоб в лоб, как два курьерских поезда, и занялись выяснением собственных отношений. Последовавшая за этим битва была свирепой и ожесточенной. Это невозможно описать. Снова и снова подхваченный рогами тараг взлетал в воздух, но каждый раз эта огромная кошка, ничуть не обескураженная, приземлялась на все четыре лапы и возобновляла атаки.

Тем временем мужчина и женщина старались держаться в стороне от опьяненных схваткой зверей. Каждый из них, крадучись, занял позицию вблизи одного из соперников. В этот момент тигр, или тараг, сумел вспрыгнуть на спину тага и впился ему в шею своими острыми клыками, одновременно когтями превращая шкуру последнего в клочья. На секунду таг застыл в неподвижности, издав отчаянный рев от боли и ярости, а затем пустился вскачь по арене, брыкаясь и пытаясь сбросить тарага. Девушка с большим трудом сумела увернуться из-под его копыт.

Все попытки тага избавиться от оседлавшего его противника оказались тщетными. Наконец, он в отчаянии бросился на землю и начал крутиться на спине. Это очень не понравилось тарагу. Оказавшись под огромной тушей, он сразу же ослабил хватку. В мгновение ока таг вскочил на ноги и пригвоздил своими рогами распростертого тарага к земле.

Однако огромная кошка еще продолжала сопротивляться. Ее передние лапы с острыми, как бритва, когтями, продолжали рвать морду тага, пока на черепе последнего не осталось ни ушей, ни глаз. Покуда тараг в последних судорогах наносил эти ужасные раны тагу, тот недвижимо стоял над распростертым телом своего соперника. Но вот в битву вмешался мужчина. Посчитав, что слепой таг будет представлять наименьшую угрозу, он изо всех сил вонзил свое копье в сердце тарага.

Почувствовав, что его противник затих, таг вырвал из тела тарага окровавленные рога и с ревом устремился вдоль арены. Брыкаясь и подпрыгивая, он едва не столкнулся с барьером и застыл, осев на задние ноги. Но тут в него словно вселился дьявол: могучим прыжком таг преодолел барьер и очутился среди рабов и саготов, занимавших первые ряды амфитеатра.

Бодая направо и налево своими окровавленными рогами, таг проложил себе широкий путь сквозь толпу зрителей и был уже совсем близко от наших мест. Люди-гориллы, не щадя соплеменников, отчаянно дрались за возможность увернуться от охваченного агонией тага. Позабыв о рабах, охранники толпой ринулись к выходу. В суматохе Перри, Гак и я оказались отделенными друг от друга. Я видел, как толпы рабов и саготов, давя друг друга, пытаются протиснуться в узкие выходы, чтобы убежать не от одного слепого, умирающего тага, а по крайней мере от целого стада их. Ну что тут можно сказать - таков уж эффект людской паники.

Глава VII Свобода

Оказавшись в стороне от мечущегося животного, я перестал обращать на него внимание. Я решил воспользоваться неразберихой и улизнуть.

Не скрою, что мысль о Перри чуть было не остановила меня, но я рассудил, что, оказавшись на свободе, смогу скорее способствовать его освобождению. Поэтому и принялся за поиски выхода, стараясь найти такой, где поблизости не было бы саготов. Вскоре я обнаружил то, что было нужно, - неприметное низкое отверстие в стене трибуны, ведущее в темный коридор.

Не думая о последствиях, я юркнул во мрак туннеля. Первое время мне пришлось пробираться наощупь. Шум амфитеатра доносился все слабее и слабее, пока не затих совсем. Меня окружала теперь могильная тишина. Слабый свет, просачивающийся сверху через редкие вентиляционные колодцы, почти не освещал дороги, и мне приходилось все время двигаться с предельной осторожностью, держась за стену и тщательно выверяя каждый следующий шаг.

Вскоре стало светлее, а еще несколько секунд спустя я с радостью увидел прямо перед собой ведущие наверх ступени и льющийся яркий дневной свет.

Осторожно я поднялся по ступеням и выглянул наружу. Прямо передо мной простиралась долина Футры с многочисленными сторожевыми башнями, сзади меня ровная местность с близлежащей грядой холмов. Мне здорово повезло -я попал на самую окраину города, и мои шансы на удачное бегство теперь выглядели совсем неплохо.

Первым моим намерением было спрятаться в туннеле и дождаться ночи, таков уж стереотип человеческого мышления. Но я вовремя вспомнил, что нахожусь в стране вечного полудня, и с улыбкой вышел на поверхность.

Вся долина Футры была покрыта высокой, до пояса, травой - замечательной цветущей травой Пеллюсидара. Каждая травинка заканчивалась миниатюрным пятилепестковым цветком, чьи разноцветные звездочки среди моря зелени придавали своеобразное очарование окружающему ландшафту. Но меня все же сильнее привлекали близлежащие холмы, к ним я и поспешил, варварски топча при этом столь редкостную красоту.

Перри утверждает, что сила тяжести во внутреннем мире меньше, чем во внешнем. Он даже как-то объяснял мне, почему, но я в таких делах никогда особенно не разбирался и большую часть его пояснений забыл. Помню только, что эта разница зависит в какой-то степени от силы притяжения со стороны внешней части земной коры, находящейся прямо напротив наблюдателя на другой стороне внутренней сферы. Но как бы то ни было, я всегда двигался с большей ловкостью во внутреннем мире, чем во внешнем, испытывая при этом божественное чувство легкости и безупречного владения всем телом. Нечто подобное иногда бывает во сне. Поэтому, мчась по долине Футры, я не просто бежал, а скорее летел. И все же, с каждым шагом к свободе, мысль о Перри все больше лишала привлекательности эту самую, едва обретенную волю. Я знал, что смогу считать себя свободным лишь в том случае, если выручу из беды и старика. Лишь надежда на то, что я принесу ему большую пользу, оказавшись на свободе, удержала меня от возвращения в Футру.

Чем можно было помочь Перри, я пока не представлял, но рассчитывал, что в будущем могут возникнуть какие-нибудь благоприятные обстоятельства для этого. Впрочем, уже тогда было очевидно, что ждать можно только чуда. Ну что я, голый и безоружный, мог предпринять в этом чужом мире? Я сомневался даже, что сумею вернуться в Футру, покинув равнину, а если и найду обратную дорогу, все равно не смогу прийти на помощь Перри.

Чем дольше я размышлял, тем безнадежнее казалось мне мое положение, но я упрямо двигался в направлении окружавших равнину холмов. Признаков погони у меня за спиной пока не наблюдалось, впереди тоже не было видно ни единого живого существа. Я шел словно по вымершей пустыне.

Само собой разумеется, я не имел представления, как долго брел по равнине, но наконец достиг холмов и углубился в них, следуя по красивейшему каньону, ведущему в сторону гор. По соседству журчал и веселился быстрый ручей. В его заводях я обнаружил множество рыб, на глаз четырех-пяти фунтов веса каждая. Наружностью они на удивление напоминали наших китов, отличаясь от них только расцветкой и размерами. Наблюдая за их повадками, я заметил, что они время от времени поднимаются на поверхность подышать воздухом и утолить голод местными водорослями и лишайником непривычной алой окраски, покрывавшим в изобилии камни над водой. Это позволило мне изловить одного из травоядных китообразных и с аппетитом утолить голод сырым, теплым мясом. К тому времени я уже привык питаться мясом в его естественном виде, брезгуя только внутренностями и глазами, к удовольствию Гака, которому я всегда отдавал подобные "деликатесы".

Потом я напился из прозрачной заводи, вымыл лицо и руки и продолжил свой путь. Добравшись до верховья ручья, я нашел что-то вроде подобия тропы, ведущей на гребень длинной скалистой гряды, за которой ступенчатый склон спускался к неподвижному внутреннему морю. На его поверхности можно было разглядеть несколько живописных островов.

Местность выглядела привлекательно, ни люди, ни хищники пока не покушались на мою вновь обретенную свободу. Я почти кувырком съехал по гладкому скользкому склону и очутился в чудесной долине, казавшейся единственным мирным пристанищем в этом жестоком мире.

Полого спускающийся к воде берег, по которому я шел, был усеян раковинами причудливых форм и расцветок. Одни из них были пусты, в других еще обитал тот или иной моллюск, которые во множестве разновидностей водились в прибрежных водах.

Необыкновенная тишина и красота нетронутой первобытной природы невольно наводили на мысль об Эдеме. Я чувствовал себя новым Адамом, в одиночестве отыскивающим свою Еву в дебрях юного мира. При одной этой мысли перед глазами вновь всплыли безупречные черты прекрасного лица в ореоле распущенных волос цвета воронова крыла.

Шагая по берегу, я больше смотрел под ноги, чем по сторонам. Неожиданная находка вмиг рассеяла мои романтические мечтания об одиночестве и покое в этом райском уголке, единственным властелином которого я себя ощутил, увы, на короткое время. Прямо передо мной на берегу лежала грубо выдолбленная из цельного ствола дерева пирога. На дне ее валялось примитивное весло.

Вернувшись к прозаической действительности, я немедленно осознал, что по-прежнему нахожусь в опасности, подстерегающей меня на каждом шагу. Очень скоро мне пришлось в этом убедиться. Со стороны склона донесся шум скатывающихся камней, а обернувшись в том направлении, я увидел и виновника этого шума - здоровенного меднокожего воина, со всех ног бегущего ко мне.

В поспешности, с которой он стремился сократить разделяющее нас расстояние, уже таилась угроза, поэтому поднятое над головой копье и зверски перекошенная физиономия ничего нового о его намерениях мне не сообщили. Осталось решить только один вопрос - куда бежать?

Краснокожий парень несся так быстро, что я сразу отбросил мысль соревноваться с ним в беге по пустынному пляжу. Оставался единственный выход пирога. Со скоростью, едва не превосходящей резвость моего противника, я столкнул ее в воду и прыгнул в нее.

Хозяин лодки разразился яростным криком, а секунду спустя, тяжелое копье с каменным наконечником, слегка задев мое плечо, глубоко вонзилось в корму. Но я уже схватил весло и лихорадочно заработал им, уводя пирогу как можно дальше от берега.

Оглянувшись назад, я увидел, что мой преследователь бросился в воду и поплыл за мной. Его могучие гребки сулили очень скоро сократить дистанцию между нами; как я ни старался, незнакомое в управлении судно упорно не желало меня слушаться и двигалось во все стороны, кроме той, которая была мне нужна. Все мои силы уходили на поддерживание курса.

Когда мы удалились от берега на несколько сот ярдов, мне стало ясно, что через полдюжины гребков мой соперник сможет ухватиться за корму пироги. В отчаянии, я с удвоенной энергией заработал этим прадедушкой всех весел, но ограбленный воин все равно неуклонно продолжал настигать меня.

Его рука уже нависла над кормой, когда из глубины поднялось гладкое гибкое тело. Он заметил его, а ужас, появившийся в его глазах, и исказившееся в смертельном испуге лицо уверили меня, что с его стороны мне больше опасаться нечего.

Вскипела вода, и вокруг тела воина обвились скользкие кольца ужасного чудовища - доисторического морского змея. Он раскрыл пасть с острыми клыками и длинным раздвоенным языком. Глаза выпукло сидели на страшной голове, покрытой костяными наростами, образующими подобие рогов.

Следя за этой безнадежной схваткой, я поймал на себе взгляд обреченного и готов был поклясться, что прочел в нем немую мольбу о помощи. Меня вдруг охватила волна сострадания к несчастному. В конце концов, он был таким же человеком, как и я, а то, что еще минуту назад он с удовольствием прикончил бы меня, стало не главным перед лицом угрожающей ему опасности.

Бессознательно я перестал грести, как только из воды показалось чудовище, и теперь пирога покачивалась на волнах в непосредственной близости от сплетенных тел. Змей, казалось, забавлялся с жертвой, прежде чем сомкнуть свои челюсти и увлечь добычу на дно. Массивное змеиное тело то расслабляло, то снова сжимало стальные кольца вокруг воина. Уродливая, широко раскрытая пасть угрожающе нависала над лицом человека, а раздвоенный язык то и дело касался медной кожи, молниеносно вылетая из-за острых клыков.

Обвитый змеем великан упорно сражался за свою жизнь. Каменным топором он наносил удары по роговой броне, покрывающей все тело животного, но с таким же успехом он мог бы стучать по ней кулаком.

Я не мог больше сидеть в бездействии и смотреть, как мой ближний становится добычей ужасной рептилии. В корме лодки все еще торчало вонзившееся в нее копье, пущенное тем, кого мне предстояло спасти. Сильным рывком я выдернул копье, с трудом поднялся на ноги в раскачивающейся пироге и изо всех сил вогнал его глубоко в раскрытую пасть морского змея. С громким шипением он отпустил свою жертву и бросился в мою сторону, но копье, застрявшее в горле, помешало ему схватить меня, хотя в попытке сделать это он чуть не перевернул лодку.

Глава VIII Храм махар

Абориген, очевидно невредимый, быстро забрался в лодку и, ухватившись за копье, торчащее из страшной пасти, помог мне сдержать натиск разъяренного монстра. Кровь раненого змея окрасила воду. По его слабеющим атакам я понял, что нанес ему смертельную рану. Вскоре змей прекратил свои попытки добраться до нас, задергался в конвульсиях и перевернулся кверху брюхом.

Только тут я осознал, в какую опасную ситуацию попал, причем по своей собственной воле. Ведь теперь я находился в полной власти меднокожего гиганта, у которого украл его пирогу. Продолжая сжимать копье, я перевел взгляд на его лицо - он внимательно разглядывал меня. Вот так, не выпуская из рук единственного копья, мы несколько минут с любопытством изучали друг друга.

О чем думал он, не знаю, у меня же в голове вертелась только одна мысль: как скоро этот дикарь возобновит военные действия против меня?

Но он вдруг обратился ко мне с речью на незнакомом языке. Я покачал головой, показывая, что не понимаю его, и, в свою очередь, сказал ему несколько слов, с помощью которых саготы общаются с рабами махар. К моей радости, он понял меня и заговорил на том же жаргоне.

- Зачем ты держишься за мое копье? - спросил он.

- Только для того, чтобы помешать тебе воткнуть его в меня, - признался я.

- Я не стану этого делать, ведь ты только что спас мне жизнь! - с этими словами он отпустил копье и присел на корточки на дне пироги.

- Кто ты и из какой страны? - продолжил он свои расспросы.

Я тоже присел на корточки, положил копье на дно между нами и попытался объяснить, каким образом очутился в Пеллюсидаре, но боюсь, что он не понял моих объяснений и не поверил моему рассказу, точно так же, как обитатель внешней оболочки Земли не поверил бы в существование внутренней.

Ему показалась очень забавной мысль о существовании далеко внизу, у него под ногами, другого мира, населенного схожими с ним человеческими существами, и чем больше он вникал в мой рассказ, тем громче и веселее становился его смех. Так всегда бывает. Если что-то лежит за пределами нашего опыта, ограниченный человеческий мозг отказывается признать существование подобных фактов или явлений. Привыкнув к окружающей обстановке, мы забываем, что наша Земля - это маленвусая песчинка в безбрежном океане космоса, и с гордостью зовем ее Вселенной. Так что я прекратил бесполезные разъяснения и начал расспрашивать нового знакомца о нем самом. Он сообщил мне, что принадлежит к племени мезопов, а зовут его Джа.

- Кто такие мезопы и где они живут? - спросил я. Он с удивлением уставился на меня.

- Вот теперь я действительно готов поверить, что ты из другого мира, раз не знаешь того, что известно всему Пеллюсидару. Мезопы живут на островах в океане. До сих пор я не слышал, чтобы мезопы жили где-то еще, как не слышал, чтобы на островах обитали не мезопы. Так ли это и в других местах, лежащих далеко отсюда, не знаю, но в этом море и соседних с ним все острова заняты только людьми моего племени.

Мы рыбаки, хотя и охотимся тоже, высаживаясь для этого на материк. На островах, кроме самых крупных, дичи почти нет. А еще мы великие воины, - с гордостью добавил Джа. - Даже саготы, слуги махар, боятся нас. Давным-давно, когда Пеллюсидар был еще юным, саготы охотились за нами и уводили в рабство, как они делают это со всеми остальными племенами и сейчас. Я знаю, что так было - предания о тех событиях передаются из поколения в поколение. Мезопы, однако, сражались настолько отчаянно и перебили такое множество саготов, а попавшие в рабство убили столько махар в их собственных городах, что нас было решено оставить в покое. Кроме того, махары настолько обленились, что перестали ловить рыбу для своего пропитания, занимаясь этим только изредка и то Для развлечения. Они заключили мир с мезопами и договорились, что те будут снабжать их рыбой. За это они платят нам вещами, которых мы не умеем делать. Таким образом, мезопы и махары живут в согласии и не трогают друг друга. Великие махары даже посещают наши острова, где они спокойно, не опасаясь глаз своих слуг - саготов, совершают религиозные обряды в храмах, построенных для них с нашей помощью. Если ты поживешь среди нас, тебе, несомненно, представится случай увидеть эти храмы и обряды махар, хотя я должен предупредить, что они могут показаться тебе отвратительными, особенно по отношению к рабам.

Пока Джа говорил, я близко рассмотрел его. Это был очень крупный мужчина, ростом шесть футов и шесть или семь дюймов, с хорошо развитой мускулатурой, кожей медного цвета и чертами лица напоминающий североамериканского индейца. Орлиный нос, скулы, черные глаза и волосы еще более усиливали сходство. Короче говоря, Джа был удивительно красив и мужествен, да и речь его отличалась образностью, несмотря на примитивный жаргон, на котором велась беседа.

Не прекращая разговора, Джа взялся за весло и принялся энергично и умело грести, направив нос пироги в сторону большого острова в полумиле от берега. Вспоминая свои недавние жалкие потуги, я с восхищением следил, с каким искусством он управляет этим неповоротливым и неустойчивым суденышком.

Как только пирога коснулась берега, Джа выпрыгнул из нее. Я последовал за ним. Вдвоем мы втащили лодку в прибрежные кусты.

- Мы всегда прячем свои лодки, - объяснил мне Джа, - потому что мезопы с Луаны, с которыми мы постоянно воюем, обязательно украдут их, если найдут при этих словах он кивнул в сторону соседнего острова, лежащего далеко в море и казавшегося на таком расстоянии цветным пятнышком, расплывающимся в небе.

В который раз вогнутая поверхность Пеллюсидара, позволяющая видеть так далеко, как это было бы невозможно на внешней стороне, поразила меня. Вдали земля и вода загибались вверх, вставая почти вертикально и теряясь в небесной голубизне. Ощущение того, что над твоей головой нависают моря, реки и горы, было непривычным и переворачивало все представления о мире, а порой даже вызывало головокружение.

Едва мы спрятали лодку, Джа увлек меня в джунгли, и вскоре мы вышли на узкую, хорошо утоптанную тропу. Она то и дело сворачивала под неожиданными углами, как это обычно бывает у примитивных племен. Однако у этой тропы была одна особенность, насколько мне известно, не встречающаяся больше нигде, кроме как в местах обитания мезопов.

Тропа, четко различимая под ногами, вдруг обрывалась в гуще непроходимых зарослей. Тогда Джа поворачивал назад, шел несколько шагов в обратном направлении, забирался по нависавшему над тропой суку на дерево, перебирался на его противоположную сторону и также по суку спускался на землю, перепрыгивал через низкий кустарник и оказывался на другой тропе. По ней он снова шел вперед, потом эта тропа тоже упиралась в джунгли и все повторялось. Руководствуясь ему одному известными признаками, он отыскивал эти тропинки одну за другой.

Когда до меня, наконец, дошло, что он делает, я не мог не восхититься природной сметкой и хитростью далекого предка Джа, придумавшего такой способ маскировки стойбища и задержки возможных врагов.

Жителю внешнего мира такой утомительный и долгий способ передвижения по джунглям может показаться не слишком привлекательным, но для обитателей Пеллюсидара, где понятия времени не существует, он вполне годится. Этот лабиринт лесных тропинок настолько разветвлен и запутан, что мезопы часто до достижения зрелости успевают выучить всего лишь одну дорогу от своего города до моря.

По сути дела, образование молодого мезопа на три четверти состоит из знакомства с тайными тропами, а авторитет взрослого во многом зависит от количества известных ему ходов на своем острове. Женщин мезопы в эти тайны не посвящают. С рождения до смерти они не покидают своей деревни, кроме тех случаев, когда выходят замуж за мужчин соседнего селения или оказываются пленницами в результате вражеского набега.

Пропетляв по джунглям миль пять в общей сложности, мы оказались на огромной поляне, в центре которой находилась деревня необычной постройки. На высоте пятнадцати или двадцати футов самые толстые деревья были обрублены, а на них из глины и прутьев были сооружены сферические хижины. Под каждым из таких шарообразных домов был вырезан узор, указывающий, по словам Джа, на личность владельца.

Окнами служили горизонтальные прорези шести дюймов высотой и двух-трех футов шириной, входом - отверстия в дереве, откуда в жилище вела примитивная лестница, находящаяся внутри выдолбленного ствола. Такие дома-гнезда заметно различались по размерам и имели от двух до семи комнат каждый. Самый большой из тех, что мне удалось увидеть, был разделен на два этажа и имел восемь комнат.

Деревню до самой опушки леса окружали тщательно возделанные поля, на которых мезопы выращивали необходимые им злаки, овощи и фрукты.

По пути в селение мы видели множество работающих в поле женщин и детей. С Джа они почтительно здоровались, на меня же не обращали ни малейшего внимания. Вдоль опушки несли охрану вооруженные воины. Они тоже приветствовали Джа, касаясь в знак уважения остриями копий земли.

Джа подвел меня к большому дому в центре деревни - тому самому, с восемью комнатами, - провел наверх и угостил обедом. Там я познакомился с его женой, симпатичной женщиной с грудным ребенком на руках. Джа рассказал ей, как я спас ему жизнь, после чего она окружила меня всяческой заботой и вниманием и даже позволила подержать на руках и поиграть с ее младенцем, который, по словам Джа, когда-нибудь станет править племенем, так как сам Джа, оказывается, был его вождем.

Мы поели и отдохнули с дороги, я еще и поспал, вызвав этим немалое удивление хозяев, которые, кажется, либо вовсе не спали, либо делали это крайне редко. После этого мой краснокожий приятель предложил мне прогуляться и посмотреть храм махар, расположенный неподалеку от деревни.

- Вообще-то нам не полагается этого делать, - объяснил он, - но Великие не могут слышать, так что если не попадаться им на глаза, они ничего не узнают.

Я их всегда ненавидел и ненавижу теперь, но другие вожди почитают за лучшее сохранять установившиеся между нами мирные отношения. Не будь этого, я бы с превеликим удовольствием повел своих воинов против этих мерзких тварей. Поверь мне, без них Пеллюсидар стал бы куда более лучшим местом для жизни.

Я полностью разделял убеждения Джа, хотя несколько сомневался в реальности таких планов - избавить Пеллюсидар от господствующей расы. Обмениваясь соображениями по этому поводу, мы оказались вскоре на небольшой поляне, окруженной гигантскими деревьями, произраставшими на внешней оболочке, вероятно, в каменноугольный период.

На ней стоял величественный храм из тесаного камня, построенный в форме овала с несколькими большими отверстиями в крыше. Ни окон, ни дверей в стенах сооружения не было. Махары в них не нуждались; обладая способностью летать, они проникали в храм через крышу.

- Но есть еще один выход, - сказал Джа, - о котором махары даже не подозревают. Идем.

Он подвел меня к куче огромных камней, сваленных рядом с храмом, откатил в сторону пару из них и открыл лаз, ведущий внутрь здания. Пробираясь ползком вперед, мы очень скоро очутились в кромешной тьме.

- Мы внутри стены, - послышался голос Джа. - Она полая. Следуй за мной.

Преодолев еще несколько метров, он выпрямился и начал подниматься по примитивной лестнице, схожей с теми, что используют мезопы в своих домах. Мы поднялись футов на сорок, когда вокруг стало светлеть, и вскоре добрались до отверстия в стене, через которое было отлично видно все внутреннее устройство храма.

Нижняя его часть представляла собой огромный бассейн, в нем лениво плавали или ныряли множество махар. Посреди бассейна возвышалось несколько искусственных островков из гранитных обломков. На некоторых из них стояли и сидели кучками мужчины и женщины, такие же, как мы.

- Что делают здесь люди? - спросил я.

- Потерпи и ты все увидишь, как только прилетит королева, - отозвался Джа. - И скажи спасибо, что находишься по другую сторону стены от этих несчастных.

Едва он проговорил эти слова, сверху раздалось хлопанье крыльев, и, секунду спустя, сквозь отверстие в крыше показалась вереница крылатых рептилий.

Первыми появились несколько махар, затем десятка два птеродактилей, или типдаров, как их здесь называют. Следом за ними последовала окруженная типдарами королева, точно так же, как это было в амфитеатре Футры.

Три раза рептилии облетели овальный зал, а затем расселись по влажным, холодным глыбам, расставленным по периметру бассейна. Как всегда, самая большая предназначалась королеве. Она заняла свое место в окружении стражи и замерла.

Несколько минут, пока все усаживались по местам, стояла тишина. Несчастные рабы на островках во все глаза следили за противными тварями. Большинство мужчин стояло в гордой позе, скрестив на груди руки и всем видом показывая презрение к ожидающей их участи. А вот женщины и дети в страхе обнимали друг друга и пытались укрыться за спинами мужчин. Должен сказать, что пещерные люди Пеллюсидара выглядят очень благородно и внушительно. Если у нас с ними были когда-то общие предки, то думаю, что обитатели внешней оболочки скорее выродились со временем, чем преуспели в своем развитии.

Но вот королева подняла свою уродливую голову и огляделась вокруг. Потом очень медленно подползла к краю сиденья и соскользнула в воду. Она то ныряла на дно, то, вертясь в воде, как это делают дельфины и тюлени в океанариумах, снова поднималась на поверхность. Все это время она постепенно приближалась к островкам с рабами, пока не остановилась напротив самого большого из них. Высунув из воды голову, она уставилась своими круглыми неподвижными глазами на пленников. Все они были хорошо упитаны, будучи доставлены сюда из одного отдаленного города, где рабов специально откармливали, как мы делаем это со скотом.

Королева остановила свой взор на пухлой молоденькой девушке. Ее жертва попробовала отвернуться, прикрыла лицо руками и спряталась за спиной другой женщины. Но королева продолжала пристально глядеть на нее немигающим взглядом, проникая, я готов был поклясться, в самый центр ее мозга.

Голова рептилии начала медленно раскачиваться из стороны в сторону, а глаза по-прежнему были неотрывно прикованы к девушке. Наконец, до смерти напуганная жертва ответила на безмолвный приказ. Она встретилась взглядом с королевой махар и, словно в трансе, подчиняясь невидимой силе, пошла к воде, не сводя с рептилии остекленевших глаз.

Она дошла до края островка и, не останавливаясь, вошла в воду. Королева тем временем начала потихоньку отступать, увлекая жертву на глубину. Вода поднялась девушке до колен, потом до пояса, до подмышек, но она все шла и шла, не отрывая взгляда от чудовища. Ее товарищи по несчастью в бессильном страхе наблюдали за происходящим, предвидя ту же участь в скором времени и для себя.

Королева погрузилась глубже, оставив на поверхности только глаза и роговой гребень. Девушка уже почти вплотную приблизилась к ее ужасной морде, так и не отводя от нее взгляда. Вода уже скрыла ее рот и нос, только глаза и лоб были еще видны, но она продолжала идти вперед, следом за отступающей королевой. Затем девушка исчезла под водой, тут же нырнула под воду и рептилия. Только ширящиеся круги на поверхности отметили то место, где они скрылись.

Некоторое время в храме стояла тишина. Рабы безмолвно застыли в ужасе, а сидящие махары терпеливо ожидали появления своей владычицы. Вскоре на дальнем конце бассейна показалась ее голова: остановившиеся глаза королевы были в том же положении, что и прежде, когда она увлекала под воду свою жертву.

И тут к моему величайшему изумлению я увидел, как из воды появляются сначала лоб, потом глаза и нос девушки, по-прежнему прикованной взглядом к королеве. Она продолжала выходить из воды, пока не оказалась стоящей в ней по колено. Девушка провела под водой столько времени, что можно было уже утонуть. Но кроме мокрых волос и тела, ничто не указывало на ее длительное погружение.

Снова и снова королева махар уводила девушку в глубину и выводила обратно, пока невыносимая жуть этой сцены не начала действовать мне на нервы. Я готов был уже спрыгнуть в воду и броситься спасать несчастную, только сильное волевое усилие помогло мне удержаться от подобного безрассудства.

Но вот они пробыли под водой заметно дольше прежнего, когда же снова появились, я увидел, что у девушки нет одной руки. Она была откушена до плеча, но бедняжка, видимо, не ощущала боли, только ужас в ее глазах стал сильнее, если только это было возможно.

В следующий раз жертва лишилась второй руки, потом грудей, потом половины лица. Это было душераздирающее зрелище. Остальные рабы пытались не смотреть на страдания несчастной, но и они уже подпали под гипнотическое влияние зрелища и, как ни старались, не могли отвести глаз от страшного представления.

Королева нырнула в последний раз. Она пробыла под водой много дольше обычного и появилась из воды уже одна. Когда она с сонным видом вылезла на берег и взгромоздилась на свой тронный камень, это послужило сигналом для остальных махар. Одна за другой они ныряли в бассейн, и только что виденная нами сцена разыгралась снова, но в более крупном масштабе.

Только женщины и дети пали жертвой чудовищ. Они были слабее мужчин и, по-видимому, их мясо было более нежное и вкусное. Когда же махары утолили свой аппетит человеческой плотью, а многие из них съедали по две, некоторые даже по три жертвы, в живых осталось только десятка два взрослых мужчин. Я почему-то решил, что их пощадят, но такое великодушие оказалось не в обычае махар. Как только последняя из них заняла свое место на одной из скал по краям бассейна, королевские типдары взмыли в воздух и с оглушительным шипением спикировали на беззащитных пленников.

Тут уже никаким гипнозом и не пахло. Это была самая настоящая примитивная резня. Крылатые хищники когтями и зубами рвали свою добычу, заглатывая теплые кровавые куски мяса. К тому времени, как типдары покончили со своей трапезой, махары уже погрузились в сонное оцепенение. Один за другим крылатые ящеры взмывали в воздух, садились на свои места вокруг королевы и тоже погружались в сон.

- А я считал, что махары почти не спят, - обратился я к Джа.

- В этом храме они творят многое, чего не делают в других местах, отозвался тот. - Считается, что махары Футры не едят человеческого мяса, но сюда привозят тысячи рабов, и всегда находятся махары, готовые полакомиться ими. Лично я думаю, что они стыдятся своих саготов, так как подобная практика свойственна только самым отсталым из махар. Но я ставлю свою пирогу против сломанного весла, что в мире нет такой махары, которая отказалась бы при случае от человечины.

- Но почему они должны стыдиться такого обычая, если считают нас всего лишь животными?

- Вовсе не потому, что они принимают нас за равных себе, а из-за того, что мы теплокровные существа. Взять, например, мясо тага, - пояснил Джа свой ответ. - Мы с тобой едим его с удовольствием, но ни одна махара ни за что к нему не притронется, так же как я ни за что в жизни не стал бы есть змеиного мяса. Честно говоря, я и сам толком не могу объяснить, почему у них существуют подобные предрассудки.

- Интересно, не осталось ли кого-нибудь в живых, - вслух произнес я и высунул голову из отверстия, чтобы получше оглядеть храм.

Прямо подо мной о стену легонько плескалась вода. В этом месте, как почти и на протяжении всей стены, каменных насестов не было. Я стоял, опираясь руками на обломок гранита, составляющий часть кладки. Но, не выдержав моего веса, обломок выскочил у меня из-под руки и полетел вниз. Я сорвался вслед за ним. Ухватиться за что-либо никакой возможности не было, и я с разгону врезался головой в воду бассейна.

К счастью, в этом месте было достаточно глубоко, и я не получил никаких повреждений. Однако, поднимаясь на поверхность, я с ужасом представил себе всю опасность моего положения и незавидную свою участь, как только эти чудовища меня увидят. Я решил как можно дольше оставаться под водой и плыть к ближайшему из островков, где я мог хотя бы надеяться на укрытие. Я держался, сколько мог, но в конце концов недостаток воздуха заставил меня вынырнуть. В страхе я бросил взгляд в сторону махар, но с радостью обнаружил, что на скалах никого не было. Я обшарил взглядом весь храм, но он был пуст.

В первое мгновение я ничего не понял, но потом сообразил, что махары, будучи глухи от природы, не могли слышать шума от моего падения в воду, а поскольку понятия времени в Пеллюсидаре не существует, невозможно определить, как долго я оставался под водой. По нормальным земным меркам все это довольно трудно понять, а еще труднее привыкнуть к этому. Я мог находиться под водой секунду, месяц или вообще нулевой промежуток времени. Поверьте мне на слово, потому что вы все равно не сможете представить себе множества противоречий, проистекающих от невозможности измерить время в этом мире.

Я уже готов был поздравить себя с чудесным спасением, когда в голову мне пришла страшная догадка: что, если махары вновь воспользовались своей способностью к гипнозу и теперь внушили мне мысль, что я один в храме? От такой жуткой перспективы меня прошиб холодный пот. Выбираясь из воды на один из островков, я дрожал, как осиновый лист. Вы не поверите, каким бесконечным ужасом наполняют эти отвратительные создания душу любого, кто с ними соприкасается. Меня просто наизнанку выворачивало от одной мысли, что эти холодные скользкие твари могут сейчас подкрадываться ко мне, чтобы утащить в воду и там сожрать. Это было невыносимо!

Но никто ко мне не подкрался, и мало-помалу я успокоился, поверив, что я все-таки один. Теперь меня начал всерьез беспокоить другой вопрос - как долго храм будет еще оставаться пустым? Я лихорадочно стал искать выход из этого страшного места.

Несколько раз я принимался звать Джа, но он, должно быть, уже покинул наше убежище, потому что я не услышал ответа на мой призыв. Вероятно, он счел меня погибшим, когда я упал в воду, и поспешил вернуться в свою деревню, прежде чем его тоже обнаружат.

Я был уверен, что кроме потайного прохода, по которому сюда проникли мы, в храме должен был существовать еще один выход. Казалось маловероятным, что тысячи рабов доставлялись в храм по воздуху через отверстия в куполе. Я возобновил свои поиски и был вознагражден находкой: в храме находилось несколько неплотно пригнанных плит. Небольшое усилие позволило мне отодвинуть одну из них, и, секунду спустя, я уже был на поляне и со всех ног улепетывал в джунгли, окружавшие храм.

Дрожа и тяжело дыша, я бросился на густую траву под одним из лесных великанов, чувствуя себя вырвавшимся из лап смерти или вставшим из собственной могилы.

Что бы ни ждало меня в незнакомых зарослях, никакая опасность не пугала меня сильнее, чем та, которой я чудом избежал. Я знал, что готов смело взглянуть в лицо смерти, если она будет грозить мне в образе хищного зверя или человека, но только не в образе отвратительной махары!

Глава IX Перед лицом смерти

Наверное, я уснул от усталости и пережитых потрясений. Когда я проснулся, то ощутил зверский голод. Набрав фруктов, подкрепился и тронулся в джунгли с целью добраться до берега моря. Я знал, что остров по размерам невелик, так что мне достаточно было двигаться по прямой, чтобы выйти к цели. Главная сложность состояла в другом - у меня не было никаких ориентиров следовать этой самой прямой линии. Солнце, как всегда, неподвижно висело над головой, а заросли были столь густы, что нельзя было разглядеть ни одного сколько-нибудь отдаленного объекта.

Как бы то ни было, я отшагал порядочно, четырежды поев и дважды поспав, пока не добрался, наконец, до моря. Моя радость многократно возросла, когда в кустах на берегу я случайно наткнулся на спрятанную лодку.

Признаюсь сразу, что я не медлил ни секунды. Встреча с Джа успела научить меня простой истине: если ты крадешь чужую пирогу, делай это как можно быстрее и убирайся как можно дальше от ее хозяина. Что я и сделал, поспешив направить непослушное суденышко подальше от берега.

Выйдя из леса, я оказался, должно быть, на стороне, противоположной той, где мы с Джа высадились, потому что берегов материка видно не было. Мне пришлось довольно долго грести вдоль береговой линии острова, сохраняя, впрочем, почтительное расстояние от нее, прежде чем вдали показалась желанная полоска суши. Увидев ее, я решительно направил лодку туда, так как уже задолго до этого решил, что обязан вернуться в футру и сдаться махарам, чтобы вновь разделить участь Перри и Гака-Волосатого.

Теперь я убедился, какую совершил глупость, убежав один, тем более, что к тому моменту наши планы были уже достаточно разработаны. Я понимал, что без Перри свобода будет мне не мила. К тому же я пришел к выводу, что шансов вызволить его из неволи, находясь на свободе, гораздо меньше.

Будь Перри мертв, я употребил бы свой разум и силу на то, чтобы выжить в этом страшном мире, в котором оказался. Я мог бы найти себе достаточно уединенное убежище где-нибудь в скалах, изготовить там примитивное оружие, а затем пуститься на поиски той, чей образ неотступно стоял пред глазами в часы бодрствования и наполнял пленительными любовными сценами мои сны.

Но Перри, по моим соображениям, все еще был жив, поэтому моим первым долгом было присоединиться к нему и разделить с ним все опасности и тяготы этого странного мира. Не мог я бросить и Гака - волосатый великан прочно занял свое место в сердцах нас обоих. Он был настоящий мужчина и к тому же король. Пускай порой он бывал неопрятен и груб, если судить по стандартам изнеженного двадцатого столетия, но зато был благородным, достойным, отважным и очень симпатичным парнем.

По странному совпадению, я высадился на берег точно в том месте, где нашел пирогу, вытащенную на песок Джа. Без долгих размышлений я полез вверх по склону, чтобы вернуться в Футру тем же путем. Но я рано радовался. Едва перевалив через гребень, я обнаружил не одну, а несколько долин, ведущих к городу, а по какой из них проходил в первый раз, хоть убей, не мог вспомнить.

Я решил положиться на случай и выбрал тот каньон, который показался мне самым легкопроходимым, совершив при этом ту же ошибку, что и миллионы других, выбирающих в жизни дорогу полегче, - путь наименьшего сопротивления далеко не всегда приводит к цели.

Восемь раз поев и дважды поспав, я убедился в неверности выбранного пути, потому что в прошлый раз между Футрой и берегом моря я вовсе не спал, а ел лишь однажды. Единственным способом исправить ошибку - было вернуться назад и пойти по другому каньону, но к этому моменту долина значительно расширилась и перестала опускаться, поэтому я решил еще немного проследовать вперед и осмотреться.

За следующим поворотом я обнаружил выход из каньона. Слева от меня стены каньона обрывались, открывая небольшую равнину, ведущую к морю, а справа продолжались, врезаясь в воду и образуя широкий ровный пляж.

Купы незнакомых деревьев усеивали местность, доходя почти до самой воды. Меж ними в изобилии росли папоротники и высокая жесткая трава. Судя по растительности, местность была заболочена, хотя прямо передо мной вплоть до кромки берега было достаточно сухо, чтобы пройти.

Из любопытства я решил прогуляться вдоль берега и полюбоваться окрестностями. Минуя заросли кустарника, я заметил, как мне показалось, шевеление веток и листьев папоротника слева по ходу и даже остановился на секунду. Но все было тихо, а если кто и таился в зарослях, их густая листва надежно скрывала его от моего взгляда.

Остановившись, я обвел взором пустынные воды океана, по чьему лону еще никогда не устремлялись дерзкие мореходы в поисках неведомых земель и сказочных богатств или просто в поисках приключений. Кто знает, какие племена и фантастические животные могут ожидать на далеком противоположном берегу? Чьи глаза будут вот так же всматриваться в набегающие на песок волны? И как далеко простирается это необозримое водное пространство? Перри как-то говорил мне, что по сравнению с нашими моря Пеллюсидара невелики, но и в этом случае они могли быть размерами в тысячи миль. Вот так веками накатывались эти волны на никем не исследованные берега, до сих пор абсолютно неведомые, если не считать ничтожного пространства, видимого с суши.

Я вообразил себя перенесенным во время, когда зарождался земной мир, и смотрящим на его воды и земли еще до того, как появился первый человек, рискнувший бросить вызов стихиям. Передо мной лежал девственный, нетронутый мир. Он звал меня, будя воображение и горяча кровь ожиданием приключений, в случае, если мы с Перри сумеем выбраться из плена в Футре. Но тут за спиной послышался легкий звук, заставивший меня обернуться.

Как только я это сделал, все романтические мечты мгновенно вылетели у меня из головы. Абстрактные приключения сменились конкретным в образе наступающего на меня животного.

С виду оно напоминало гигантскую жабу, такую же противную и скользкую, как настоящая, но в отличие от нее, вооруженную челюстями гигантского аллигатора. Вес его туши, вероятно, измерялся тоннами, но двигалось оно быстро и уверенно прямо на меня. По одну сторону в море врезалась стена каньона, по другую лежало болото, из которого и выбралась эта тварь. За спиной была только вода, а единственный путь к отступлению преграждало чудовище.

Одного взгляда на монстра оказалось достаточно, чтобы опознать его. Передо мной стоял давно вымерший в моем мире гигантский лабиринтодон, чьи окаменевшие останки геологи находят в триасовых отложениях. А я, безоружный и голый, если не считать набедренной повязки, стоял на его пути и чувствовал себя примерно так, как мой далекий предок, оказавшийся в сходной ситуации в дни, когда подобные существа населяли Землю.

Моему предку, без сомнения, удалось каким-то образом выпутаться из передряги, иначе меня бы здесь не было. Как я желал в этот момент позаимствовать у него кое-какие качества, типа звериной реакции и чутья, которые помогли ему спастись от ожидающей его гибели.

Искать спасения в болоте или морских волнах было все равно, что броситься в львиный загон. И болото, и море, несомненно, кишели подобными тварями, к тому же мой враг без труда был способен преследовать меня в любой из этих сред.

Похоже, мне оставалось только покорно ожидать своей участи, оставаясь на месте. Я с грустью подумал о Перри, о своих друзьях - все они будут жить дальше, так и не узнав никогда о моей ужасной гибели и сопровождающих ее фантастических обстоятельствах. А вместе с этими мыслями пришло осознание бренности жизни и безразличия окружающего нас мира к чьей-то отдельно взятой человеческой судьбе. Любой из нас может однажды прекратить свое существование. И что же? День-другой друзья будут понижать голос, упоминая имя покойного, но уже на следующее утро, когда первый червяк начнет проедать крышку гроба, срезавшийся мяч для гольфа расстроит их куда сильнее, чем безвременный уход из жизни бывшего приятеля.

Лабиринтодон несколько замедлил свое приближение. Он, похоже, понимал, что мне некуда деться, и я готов был поклясться, что его маленькие свинячьи глазки злорадно заблестели от мысли о безвыходности моего положения и предвкушения лакомства, обещающего вскорости захрустеть на его внушительных зубах.

Он был в футах пятидесяти от меня, когда со стороны скал По левую сторону раздался чей-то голос, окликающий меня. Я поднял голову и чуть не закричал от радости, увидев стоящего на крутом склоне Джа. Он отчаянно размахивал руками, показывая, что я должен бежать к подножию скалы, на которой он находился.

Я очень сомневался, что мне удастся удрать от лабиринтодона, явно не желавшего отказываться от обеда, но попытаться в любом случае стоило. В конце концов, если я умру, то не в одиночестве - будет хоть один свидетель моей гибели. Слабое утешение, согласен, но все же оно в какой-то степени меня подбодрило.

Я припустился к этим неприступным скалам, совершенно не надеясь, что смогу забраться хотя бы на несколько футов. На бегу я с удивлением отметил, что

Джа, с ловкостью обезьяны, быстро спускается по отвесной стене, цепляясь за мелкие выступы и свисающие корни.

Лабиринтодон, очевидно, решил, что Джа собирается стать добавкой к его обеду, поэтому не спеша погонял меня, чтобы не отпугнуть другую добычу, лезшую ему в пасть. Неторопливой трусцой он следовал за мной к нависающим скалам.

Приблизившись к основанию утеса, я понял, что хотел предпринять Джа, но у меня тут же возникли серьезные сомнения в осуществимости его плана. К этому времени он уже находился не более чем в двадцати футах над подножием утеса. Ухватившись одной рукой за выступ и опираясь ногами на чудом выросший на бесплодной поверхности куст, он свесил другой рукой свое длинное копье так, что конец его был теперь всего в шести футах от земли.

Я не представлял себе, как я смогу взобраться по копью наверх, не стянув при этом вниз моего краснокожего друга, о чем не преминул сообщить ему, едва оказавшись в непосредственной близости от спасительного древка. Я крикнул, что не стану подвергать риску его жизнь, пытаясь спасти свою, но Джа резко оборвал меня и, в свою очередь, заявил, что он знает, что делает, и ничем не рискует.

- Это ты погибнешь, - добавил он, - если не будешь шевелиться. Ты забываешь, что ситик (так звали здесь лабиринтодона) способен подняться на задние лапы и достать почти до того места, где нахожусь я. Бели ты сейчас же не полезешь вверх, то опоздаешь.

Послушавшись Джа, я ухватился за древко и со всей возможной поспешностью начал карабкаться, жалея только об одном: что я так далеко отстаю в физическом развитии от своих обезьяноподобных предков. К этому времени тугодум-ситик сообразил, наконец, что рискует остаться вовсе без обеда, вместо удвоенной порции, как ему мечталось.

Увидев меня взбирающимся по копью, он испустил пронзительное шипение и с ужасающей скоростью ринулся ко мне. Я уже почти долез до другого конца копья; еще шесть дюймов - и я смогу ухватиться за друга, по тут последовал неожиданный рывок. С ужасом глянув вниз, я увидел, что чудовище вцепилось клыками в наконечник копья. Я ринулся вверх, пытаясь в последнем усилии дотянуться до руки Джа, но ситик с такой силой рванул копье на себя, что оно вырвалось из рук мезопа, едва не сорвавшегося со скалы, а я, все еще цепляясь за древко, полетел вниз, прямо в раскрытую пасть зверюги. Надеясь, видимо, схватить меня зубами, ситик забыл, что острый конец копья все еще находится у него во рту. В результате, под тяжестью моего тела, копье пронзило ему нижнюю челюсть. От боли ситик захлопнул пасть, я же, выпустив из рук копье, шлепнулся ему на морду, прокатился по голове, шее и широкой спине и свалился на землю.

Едва коснувшись земли, я вскочил на ноги и со всех ног помчался назад по дороге, приведшей меня в это ужасное болото. Брошенный через плечо на бегу взгляд убедил меня, что ситик занят только копьем, застрявшим в его челюсти, причем занят настолько, что я могу без опасения добраться до вершины утеса. Когда лабиринтодон, наконец, освободился и обнаружил мое отсутствие, он злобно и негодующе зашипел и удалился в камыши. Больше я его не видел.

Глава X Снова Футра

Первым делом я поспешил к повисшему на стене утеса Джа и помог ему спуститься. Он даже слушать не захотел моих благодарных излияний за его попытку спасти меня, чуть-чуть не закончившуюся трагически.

- Я распрощался с надеждой снова увидеть тебя живым, когда ты свалился в бассейн в храме махар. Даже я не смог бы вырвать тебя из их когтей. Вообрази же мое удивление, когда я нашел на берегу твои следы, идущие от вытащенной на берег пироги. Я сразу бросился искать тебя, зная о том, что у тебя нет оружия и ты полностью беззащитен. Я без труда разобрался в твоих следах и успел, как видишь, вовремя.

- Но чего ради ты так себя утруждал? - спросил я, несколько удивленный таким проявлением дружеских чувств со стороны человека другого мира, другой расы и другого цвета кожи.

- Но ты же спас мне жизнь! - ответил он. - С этого момента я считал своим долгом заботиться о тебе и всячески помогать. Любой истинный мезоп на моем месте поступил бы точно так же. Но надо признаться, мною двигало не только чувство благодарности, но и чувство привязанности к тебе. Ты мне нравишься, и я бы хотел, чтобы ты жил с нами. Ты можешь стать членом моего племени. Я обещаю тебе лучшую охоту и рыбалку во всем Пеллюсидаре, а если ты задумаешь выбрать себе подругу, мы вместе найдем ее среди прекраснейших девушек этого мира. Ты не хочешь отправиться со мной?

Тогда я поведал ему о Перри, Диан и о долге, заставляющем меня отказаться от его лестного предложения. Еще я обещал, что обязательно вернусь, если только сумею отыскать его остров.

- Ну, это очень просто, друг мой, - сказал Джа. - Тебе достаточно для этого выйти к подножию высочайшего пика в Туманных горах. Там ты найдешь реку, впадающую в Люрель-Аз. Напротив ее устья лежат три больших острова. Крайний слева называется Анорок, там живет племя Анорок, вождем которого я являюсь.

- А как мне найти Туманные горы? - поинтересовался я.

- Люди говорят, что их вершины видны чуть ли не отовсюду в Пеллюсидаре.

- А каковы размеры Пеллюсидара? - спросил я из любопытства, желая выяснить, имеется ли у этих дикарей сколько-нибудь правдоподобная географическая теория.

- Махары считают, что он круглый и вогнутый, как внутренняя сторона скорлупы ореха толы, - ответил Джа. - Но я лично в это не верю; будь это правдой, мы непременно упали бы обратно, случись нам пройти значительное расстояние, а все моря и реки слились бы в один большой океан, и все мы давно утонули бы. Нет, Пеллюсидар - это плоская равнина, простирающаяся во все стороны до неведомых пределов. Если верить легендам и преданиям, по краям Пеллюсидар огражден великой стеной, которая не дает водам излиться в окружающее его огненное море, в котором находится наш мир. Сам я никогда не забирался так далеко от Анорока, чтобы увидеть эту стену своими глазами. Однако логично предположить, что она существует, в то время как верить в глупые бредни махар просто смешно. Ну сам посуди, если они правы, значит, те люди, что живут на другой стороне Пеллюсидара, должны ходить вниз головой! при этих словах Джа разразился хохотом.

Мне стало ясно, что люди в этом мире недалеко ушли в области наук, а мерзкие махары, наоборот, продвинулись далеко за пределы человеческого опыта и понимания. Мне стало грустно от мысли, какой многовековой путь еще предстоит пройти этому народу, чтобы преодолеть вопиющее невежество, даже если мы с Перри сможем им в этом помочь. Скорее всего, нас ждет смерть, как многих других подвижников и просветителей в истории нашего общества, осмелившихся бросить вызов суеверию и невежеству в прошлом. Но я твердо решил рискнуть, если для этого представится хоть малейшая возможность.

Тут мне пришло в голову проверить свои педагогические способности на Джа, который все же был моим другом, а значит, должен был выслушать меня с большим вниманием, чем любой другой обитатель Пеллюсидара.

- Джа, - начал я, - а что бы ты сказал, если бы я заявил, что махары правы во всем, что касается формы Пеллюсидара?

- Я бы сказал, - ответил он, - что ты либо сам дурак, либо меня считаешь дураком.

- Но Джа, - продолжал убеждать его я, - как же тогда ты объяснишь мне мое появление в этом мире? Ведь я прошел сквозь земную оболочку с ее внешней стороны на внутреннюю. Если бы Пеллюсидар плавал в огненном море, люди не смогли бы жить за его пределами, разве не так? Но я - то явился сюда из огромного мира, населенного людьми и животными, птицами и рыбами, покрытого сушей и могучими океанами.

- Ты уверяешь меня, что жил на другой стороне Пеллюсидара, то есть у меня под ногами? Тогда ты должен был ходить вниз головой. Ты что, думаешь, я сумасшедший, чтобы поверить в такое?

Я попытался объяснить ему физические законы тяготения, используя для наглядности плоды с деревьев, чтобы показать полнейшую невозможность для любого тела улететь с земли прочь. Джа слушал меня так внимательно, что я даже обрадовался, решив, что мои слова заставили его по-новому взглянуть на мироздание. Но я ошибся.

- Твой собственный пример, - сказал он после раздумья, - доказывает ложность твоей теории. Он уронил один из фруктов на землю.

- Видишь? Пока нет сопротивления, он летит, но как только встречает преграду, сразу останавливается. Если бы Пеллюсидар не опирался на огненное море, он тоже упал бы, как и этот фрукт. Ты сам это доказал!

Мне больше нечего было ему возразить, я понял это по его глазам и отложил безнадежное дело до лучших времен, рассудив, что невозможно объяснить человеку, никогда не видевшему Солнца, Луны и звезд, закон всемирного тяготения. Обитатели внутреннего мира так же не способны понять это, как обитатели внешнего не могут осознать, скажем, вечность и бесконечность Вселенной.

- Ну ладно, Джа, - засмеялся я, - оставим в покое вопросы, как лучше ходить - на голове или на ногах, кто и откуда явился, а решим пока, куда нам теперь идти. Мне бы очень хотелось, чтобы ты проводил меня в Футру, где я собираюсь отдаться в руки махар. Я должен присоединиться к своим друзьям и вместе с ними осуществить план побега, сорвавшийся из-за того, что саготы повели нас всех на арену наблюдать за наказанием рабов, посмевших убить охранника. Я так жалею, что убежал один, ведь я уже мог бы быть на свободе вместе с друзьями. А сейчас я даже не знаю, сможем ли мы снова осуществить наш план с помощью спящих трех махар в одной из подвальных комнат здания, в котором мы работали.

- Неужели ты сам хочешь снова попасть в рабство - в изумлении воскликнул Джа.

- Но там мои друзья! Единственные в Пеллюсидаре, не считая тебя. В сложившейся ситуации я не вижу другого выхода.

Несколько секунд Джа молча обдумывал мои слова, а потом с сожалением покачал головой.

- Если ты это сделаешь, ты совершишь поступок, достойный настоящего мужчины и верного друга, но вместе с тем, крайне неразумный. Махары обязательно приговорят тебя к смерти за бегство, и ты все равно ничем не сможешь помочь своим друзьям. За всю свою жизнь я ни разу не слышал, чтобы кто-то добровольно вернулся в рабство к махарам. Сбежать от них очень трудно, а те немногие, кому это удалось, предпочтут смерть повторному плену.

- У меня нет выбора, Джа, хотя, уверяю тебя, я с большим удовольствием отправился бы выручать Перри из ада, чем из Футры. Сомневаюсь, правда, что моему другу при его набожности грозит когда-нибудь там оказаться.

Джа спросил меня, что такое ад, а когда я постарался объяснить, по мере возможности, он уверенно заявил:

- Ты описываешь Молоп-Аз, огненное море, в котором плавает Пеллюсидар. Туда попадают все мертвые, похороненные в земле. Маленькие демоны, обитатели Молоп-Аза, по кусочкам переносят туда их тела. Я знаю, что это так, потому что, когда разрывают могилу, оказывается, что мертвые тела частично или полностью исчезли. В моем племени мы хороним своих мертвых на вершинах деревьев, чтобы птицы унесли их по частям в Мир Смерти, расположенный над Страной Вечной Тени. А когда мы хороним тело убитого врага, то зарываем его в землю, чтобы он попал прямиком в огненную пучину.

Разговаривая, мы все это время двигались по тому же ущелью, которым я вышел к берегу океана, к месту встречи с ситиком, но уже в обратном направлении. Джа приложил много усилий, чтобы отговорить меня от возвращения в Футру, но, видя их бесполезность, согласился проводить до границ равнины, на которой расположен город махар. К моему удивлению, мы добрались туда очень быстро. Я мог только предположить, что избранный мной каньон сильно петлял среди скал, хотя достаточно было взойти на гребень, чтобы снова увидеть Футру, совсем рядом с которой я, сам того не подозревая, проходил несколько раз.

Когда мы поднялись на гребень и увидели перед собой гранитные сторожевые башни среди моря цветов, мой друг в последний раз попытался отговорить меня от моей безумной затеи и предложил вернуться вместе с ним на остров Анорок. Но я оставался тверд в своем решении; тогда он с сожалением попрощался со мной, несомненно уверенный, что видит меня в последний раз.

Мне тоже страшно жаль было расставаться с Джа, которого я успел полюбить. Его хорошо замаскированная деревня на острове и отважные воины нам с Перри могли бы во многом помочь. Я только надеялся, в случае удачного бегства, что мы снова встретимся.

Но прежде мне предстояло еще одно очень важное дело, важное для меня, во всяком случае: я должен был отыскать прекрасную Диан. Во что бы то ни стало, я был обязан загладить нанесенное мною, пусть невольно, оскорбление. А еще я хотел... да просто хотел видеть ее и быть с нею рядом.

Спустившись по склону, я зашагал по великолепному зеленому ковру, усыпанному пестрыми цветами, в направлении торчащих посреди равнины башен. В четверти мили от ближайшей из них я был замечен стражей, охраняющей вход в подземный город. В ту же секунду четверо саготов выскочили наружу и бросились ко мне.

Хотя они потрясали над головами копьями и вопили, как целое племя команчей, я не обращал на них ни малейшего внимания, продолжая спокойно идти прогулочным шагом им навстречу. Моя манера поведения подействовала на них именно так, как и я надеялся: по мере сближения, они прекратили орать и недоуменно замедлили свой бег. Было очевидно, что они ожидали моего отступления и рассчитывали позабавиться охотой на безоружную добычу - любимым развлечением людей-горилл.

- Ты что здесь делаешь? - воскликнул один из них - Эй, да это же тот раб, который уверяет всех, что он из другого мира. Он сбежал, когда на арене взбесился таг. Но зачем ты вернулся, если уж тебе удалось убежать?

- А я вовсе не убегал, - спокойно возразил я. - Я только бросился бежать от разъяренного тага, как и многие другие, но попал в какой-то подземный туннель, заблудился и долго бродил среди холмов, окружающих Футру. Только теперь я сумел найти дорогу назад.

- Ты хочешь сказать, что вернулся по доброй воле? - недоверчиво спросил стражник.

- А куда мне еще идти? Я чужой в Пеллюсидаре и, кроме Футры, больше ничего не знаю. Почему же я не должен был вернуться обратно? Разве здесь меня плохо кормят или грубо со мной обращаются? Разве я здесь не счастлив? Да какой человек пожелает себе лучшей участи?

Сагот почесал затылок. Такой взгляд на вещи раньше явно не приходил ему в голову. Будучи довольно тупыми тварями, саготы решили отвести меня к своим хозяевам, чтобы те сами разобрались с загадкой добровольного возвращения ненормального раба.

Я нарочно говорил с саготами подобным образом, чтобы меня не обвинили в преднамеренном бегстве и не заподозрили в будущем. В самом деле, кто станет подозревать человека, настолько довольного жизнью в Футре, что он предпочел добровольное рабство прекрасной возможности для бегства.

Итак, меня привели и поставили перед одной из махар, возлежавшей на мокрой и скользкой скале посреди большой комнаты, служившей ей чем-то вроде кабинета. Уставившись на меня холодным змеиным взглядом, махара словно пыталась просверлить им оболочку моего черепа и проникнуть в глубины моего мозга. Она бесстрастно "выслушала" доклад саготов о моем возвращении, следя за движениями их губ и пальцев, а затем обратилась ко мне, используя одного из саготов в качестве переводчика.

- Ты утверждаешь, что вернулся в Футру, потому что считаешь себя здесь в большей безопасности и комфорте, чем где-то еще? А известно ли тебе, что в любой момент ты можешь оказаться избранным для научных опытов и принести свою жизнь на алтарь удивительных исследований, которые ведут наши ученые?

Я никогда не слышал о таких исследованиях, но счел за лучшее не упоминать об этом.

- Все равно, - сказал я, - здесь я нахожусь в большей безопасности, чем в степях и джунглях среди страшных хищников. Я еле уцелел перед самым своим возвращением, встретившись неподалеку отсюда с огромным ситиком. Нет, я уверен, что под властью мудрых повелителей Пеллюсидара мне будет гораздо лучше И безопаснее. По крайней мере, так было в моем мире, где господствующая раса такие же люди, как и я. В наших обычаях оказывать незнакомцу гостеприимство и покровительство, поэтому, будучи чужестранцем, я надеялся встретить такое же отношение к себе и здесь.

После того как сагот закончил переводить мои слова, махара надолго задумалась. Через некоторое время она знаками отдала какой-то приказ. Сагот-переводчик повернулся и жестом приказал мне следовать за ним. Остальные охранники окружили меня сзади и с боков.

- Что они собираются со мной сделать? - спросил я ближайшего из них

- Тебя приказано отвести к ученым, которые должны допросить тебя и узнать все о странном мире, из которого ты, по твоим словам, явился.

Пока я переваривал эту информацию, он снова заговорил.

- Известно ли тебе, что делают махары с теми рабами, которые им лгут?

- Нет, - ответил я, - да меня это и не интересует, поскольку у меня нет ни малейшего желания обманывать таких милых хозяев.

- Ну, тогда хорошенько подумай, прежде чем повторять эти невероятные сказки, которые ты только что рассказывал, - дал он мне "дружеский" совет. Подумать только, другой мир, да еще такой, где правят поганые гилоки!

- Но это же чистая правда. Подумай сам, откуда еще я мог взяться? Ведь далее слепому ребенку ясно, что я не из Пеллюсидара.

- В таком случае, тебе не повезло, потому что судить тебя будет не слепой ребенок, - сухо подвел итог охранник.

- Ну хорошо, а что они со мной сделают, если им придет в голову не поверить мне?

- Тебя могут приговорить к выступлению на арене или отправить в подвалы, где содержатся рабы для ученых экспериментов.

- А что это за опыты? - продолжил я расспросы.

- Об этом знают только сами махары и те рабы, на которых эти опыты они ставят. Но рабы никогда не возвращаются, поэтому они тебе ничего не скажут. Я слышал, правда, что ученые-повелительницы любят резать своих подопытных живьем, потому что так их легче изучать, хотя я не думаю, что тому, кого режут, от этого легче. Но все это только слухи. Я полагаю, что ты очень скоро узнаешь об этих вещах гораздо больше меня, - при этих словах он оскалил зубы в ухмылке, демонстрируя, что и саготам не чуждо чувство юмора.

- А если я попаду на арену? - не отставал я. - Что тогда?

- Ты видел тех двоих, которых выпустили против тага и тарага?

- Да.

- Ну так вот, на арене с тобой будет примерно то же самое, хотя животные могут оказаться другими.

- Значит, в любом случае меня ждет смерть?

- Что касается тех, кого отправляют к ученым, об их судьбе никому ничего неизвестно, - ответил сагот. - А вот на арене люди, случается, выживают. Тогда они обретают свободу, как это случилось с теми двумя, которых ты видел.

- Они обрели свободу? Как это?

- По обычаю, махары даруют свободу всем, кто остается в живых после того, как на арене больше не остается зверей. Нескольким могучим воинам из дальних стран, попавшим в плен во время наших экспедиций за рабами, удалось убить выпущенных против них хищников и получить свободу. В том случае, который тебе удалось наблюдать, оба животных прикончили ДРУГ друга, но результат все равно остался тот же - мужчину и женщину освободили, снабдили оружием и отправили домой. На левом плече у них выжгли особое клеймо - знак махар, который защитит их; в случае вторичного пленения таких людей сразу же отпускают.

- Если я правильно понял, на арене у меня есть хотя бы маленький шанс, а из лап ученых вырваться невозможно?

- Ты правильно понял, - ответил охранник, - но не очень-то радуйся, если попадешь на арену: в живых остается едва ли один из тысячи.

К моему удивлению меня привели в то же самое здание, где я работал раньше, и сдали охране. Сагот-переводчик предупредил стражников, что за мной должны скоро прислать для допроса, поэтому я должен быть наготове. Стражники же, узнав о моем неслыханном поступке - добровольном возвращении в рабство, рассудили, что такой человек вполне безопасен, и предоставили мне полную свободу передвижения по всему зданию, как это было до моего побега. Мне было ведено отправляться на мое старое место и исполнять ту же работу.

Первым делом я бросился искать Перри и нашел его, как всегда, в архиве, погруженным в чтение толстых фолиантов, с которых ему, по идее, полагалось только стирать пыль.

Когда я ворвался в комнату, он поднял голову, приветливо кивнул мне и снова погрузился в чтение, как будто расстался со мной пять минут назад. Я был одновременно поражен и уязвлен подобным безразличием. Подумать только, я рисковал жизнью, чтобы вернуться к нему, из чувства долга и привязанности отказался от свободы, а он так себя ведет.

- Послушай, Перри! - воскликнул я. - Неужели после столь долгой разлуки у тебя не найдется для меня даже словечка?

- Долгой разлуки? - повторил он изумленно. - Что ты имеешь в виду?

- Перри, старина, ты в своем уме? Ты что, хочешь сказать, что даже не обратил внимания на мое отсутствие с тех пор, как мы потеряли друг друга в толпе, когда взбесившийся таг вырвался с арены?

- С тех пор? - снова недоуменно повторил он мои слова. - Но я только что вернулся с арены, а почти сразу же явился и ты. Если бы ты задержался немного Дольше, я, конечно, начал бы беспокоиться. Но честное слово, я и сам хотел тебя спросить, как тебе удалось убежать от этого дикого тага, вот только я собирался сначала перевести очень любопытный отрывок...

- Перри, ты определенно сошел с ума! - воскликнул я. - Меня не было Бог знает сколько. Я побывал во множестве мест, открыл новое племя, видел махар в их тайном храме и едва унес оттуда ноги, потом чуть не достался на обед огромному лабиринтодону. Прошло несколько месяцев, Перри, а ты хочешь меня уверить, что мы с тобой только что расстались. Разве так поступают с друзьями? Не ожидал от тебя. Да знай я, что ты ко мне так отнесешься, нипочем не стал бы снова рисковать жизнью и возвращаться ради тебя в рабство к махарам!

Прежде чем заговорить, Перри долгое время печально вглядывался в мое лицо. В его глазах светились боль и незаслуженная обида.

- Дэвид, мальчик мой, - произнес он наконец, - как ты можешь сомневаться в моей любви и преданности? Во всем этом есть какая-то загадка, которая мне пока непонятна. Я уверен, что нахожусь в здравом рассудке, и готов присягнуть, что и ты находишься в своем уме. Но объяснить столь различное восприятие нами течения времени, прошедшего с момента разлуки, я пока не могу. Ты уверен, что прошли месяцы, а я точно так же уверен, что минуло не больше часа с тех пор, как мы с тобой сидели рядом на скамье амфитеатра. А не может ли быть так, что мы с тобой оба одинаково правы или неправы? Давай так: скажи мне, что такое время, а я постараюсь разрешить наши противоречия. Ты чувствуешь, куда я клоню?

Как всегда, старик был прав, и я вынужден был это признать.

- Выходит, - продолжал он, - мы с тобой оба говорим правду. Для меня, склонившегося над книгой, время как бы замедлило свой ход. Я почти ничего не делал, не тратил энергию и не нуждался поэтому в еде и сне. Ты же, напротив, много двигался, сражался, тратил силу и энергию, нуждающиеся в восстановлении; естественно, что тебе много раз пришлось отдыхать и принимать пищу. Поскольку другой меры у тебя нет, ты бессознательно, по привычке, продолжал измерять время промежутками между сном или едой. Отсюда такое различие в нашем восприятии. Честно сказать, Дэвид, я все чаще склоняюсь к убеждению, что такого понятия, как время, просто не существует, тем более в Пеллюсидаре, где его невозможно измерить или хотя бы отметить его прохождение. Между прочим, сами махары тоже не имеют понятия о времени. Я просмотрел массу их литературы - везде употребляется только настоящее время. Я подозреваю, что они даже не имеют таких понятий, как прошлое и будущее. Я понимаю, как трудно нашим земным мозгам привыкнуть к такому, но ты должен согласиться, что факты говорят сами за себя.

Для меня обсуждение столь высоких материй было сложным, в чем я и признался Перри, но тот всегда любил порассуждать на отвлеченные темы, поэтому, едва выслушав рассказ о моих приключениях, он снова вернулся к вопросу о времени и с жаром возобновил свои теоретические выкладки. Но в этот момент его прервал появившийся сагот.

- Идем! - скомандовал он, обращаясь ко мне. - Великие требуют тебя на допрос.

- Прощай, Перри! - сказал я, пожимая его руку. - Может быть, существует одно только настоящее и нет никакого другого времени, но у меня такое ощущение, что мне предстоит поездка в один конец, из которой я уже не вернусь. Если вы с Гаком сумеете освободиться, пообещай мне, что вы отыщете красавицу Диан и передадите ей мои последние слова. Скажите ей, что я прошу у нее прощения за то невольное зло, которое я ей причинил, и что единственным моим желанием перед смертью было загладить свою вину перед ней.

Слезы навернулись на глаза старика.

- Я верю, что ты вернешься, Дэвид. Мне было бы невыносимо больно провести остаток жизни одному, без тебя, среди этих ненавистных и омерзительных тварей. Без тебя я даже пытаться бежать не стану, ведь в этом мире я нигде не найду лучшего пристанища, чем здесь. Прощай, мой мальчик! Прощай! - голос его сорвался, и он спрятал лицо в ладони.

Ожидавший сагот грубо схватил меня за плечо и вывел из комнаты.

Глава XI Четыре мертвых махары

Несколько минут спустя я уже стоял перед дюжиной махар, как будто перед местным судом присяжных. Через сагота-переводчика они задали мне кучу вопросов. Я на все отвечал правдиво. Кажется, их больше всего заинтересовало мое описание внешнего мира и того аппарата, который доставил нас с Перри в Пеллюсидар. Мне показалось, что они поверили моему рассказу, и рассчитывал после их обсуждения получить разрешение вернуться на свое старое место.

Довольно долго они в молчании переговаривались между собой, посредством своих непостижимых способностей, обсуждая в подробностях мои слова. Наконец, глава этого суда объявила вынесенный мне приговор через старшего стражника.

- Идем, - обратился он ко мне, - ты приговорен к опытам в лабораториях за то, что осмелился оскорбить светлый разум повелителей своей невероятной историей, которую ты имел наглость им сообщить.

- Ты хочешь сказать, что они мне не поверили? - удивленно воскликнул я.

- Поверили! Xa! - саркастически засмеялся сагот. - Неужели ты всерьез считаешь, что хоть кто-то способен поверить в твои сказки?

Я понял, что надеяться мне не на что, и весь дальнейший путь по узким лестницам и темным переходам проделал молча. Спустившись довольно глубоко вниз, мы оказались в коридоре с рядом освещенных помещений вдоль стен. В них я увидел множество махар, занятых разнообразной деятельностью. В одну из таких комнат привели и меня и приковали к стене. Здесь уже находилось несколько так же прикованных рабов. Когда меня ввели в комнату, я с ужасом увидел посреди нее длинный стол, над которым склонились пять или шесть махар, привязывающих к нему ремнями распростертое тело жертвы. Когда бедняга оказался в полной неподвижности, одна из махар, зажав острый нож в своей трехпалой передней конечности, сделала глубокий надрез, вскрыв тем самым грудную клетку и живот. Все это сопровождалось истошными воплями и стонами подвергаемого пытке раба. Холодный пот выступил у меня на лбу, когда я представил себе, что скоро настанет и моя очередь. В этом мире, где не существует времени, мои мучения могут длиться месяцами, не приводя к избавляющей от страданий смерти!

Махары не обратили на меня ни малейшего внимания. Они были настолько погружены в свое жестокое занятие, что, я уверен, даже не заметили приведших меня саготов. Я был прикован к стене рядом с дверью. О, если бы мне только удалось добраться до нее! Но тяжелая цепь исключала, казалось, эту возможность. Я осмотрелся вокруг в надежде отыскать хоть что-то, способное помочь мне. На полу, между мной и толпившимися у операционного стола махарами, я углядел миниатюрный хирургический инструмент, оброненный кем-то из них. Он походил с виду на вязальный крючок, но был много меньше и с заостренным концом. Сотни раз в детстве я развлекался, открывая замки вязальным крючком. Сумей я заполучить этот блестящий стальной инструмент, я мог бы надеяться на побег- из этих застенков.

Я осторожно приблизился к нему на всю длину цепи, но как ни вытягивал руку, до спасительного кусочка железа еще оставался дюйм-два. Я испытывал неимоверные муки, извиваясь и напрягаясь всем телом, но не мог дотянуться. Что же делать? Я решил изменить тактику. Повернувшись спиной, я попробовал вытянуть ногу. Сердце мое бешено забилось. Я коснулся босыми пальцами желанной добычи! Но что, если я в попытке придвинуть его к себе случайно оттолкнул крючок за пределы досягаемости? Сама мысль об этом была непереносима. Весь в поту, медленно и осторожно я, не дыша, вытягивал ногу как можно дальше, пока не ощутил, наконец, холодный металл под большим пальцем правой ноги. Медленно передвигал я его по полу, пока не смог дотянуться рукой. Еще мгновение - и драгоценный инструмент был надежно зажат у меня в кулаке.

Я тут же занялся замком, запирающим мою цепь. Он оказался до крайности прост. Даже ребенок без труда открыл бы его. Несколько секунд, и дело было сделано. Махары тем временем, очевидно, закончили свою работу на столе. - Одна из них отошла от него и осматривала других рабов, с целью подобрать новый объект для вивисекции.

Махары, стоящие у стола, располагались ко мне спиной. Если бы не выбирающая новую жертву, я мог бы уже скрыться. Однако она все ближе подбиралась ко мне, но тут ее внимание привлекла богатырская фигура раба, прикованного к стене в нескольких ярдах от меня. Махара остановилась и принялась детально обследовать его. Воспользовавшись тем, что она на мгновение оказалась ко мне спиной, я сбросил цепи, в два прыжка очутился в коридоре и понесся по нему со всех ног.

Где я находился и куда бежал, я не имел ни малейшего понятия. Единственным моим желанием было оказаться как можно дальше от зловещей "камеры пыток".

Очень скоро я сменил бег на быстрый шаг, а потом и вовсе пошел своей обычной походкой. Осторожно двигаясь по темным коридорам, я наткнулся на проход, показавшийся мне знакомым. Свернув в него, я вскоре набрел на ту самую комнату, где спали в сонном оцепенении на постелях из шкур трое махар, которым предназначалась столь важная роль в плане нашего бегства из Футры. Я чуть не закричал от радости. Провидение оказалось милостивым ко мне: все трое по-прежнему безмятежно спали.

Теперь мне предстояло с риском для жизни подняться наверх и отыскать Перри с Гаком. Не видя другого выхода, я положился на судьбу и поспешил туда. Оказавшись на одном из сравнительно населенных этажей, я наткнулся на кипу шкур, сваленных в углу. Взвалив их себе на спину так, чтобы свисающие концы прикрывали мне лицо, я продолжил свой путь. Перри и Гака я нашел в камере, служившей нам троим спальней и столовой.

Не стоит говорить, как обрадовались оба, снова меня увидев, хотя им еще не был известен ужасный приговор, вынесенный мне "трибуналом" махар. Мы быстро договорились, не теряя времени, приступить к осуществлению моего плана, так как я не мог долго избегать внимания стражи или вечно таскать на голове вонючие шкуры. Рассудив, однако, что они могут сослужить мне службу еще раз, мы отправились вниз: Гак и Перри налегке, а я - задыхаясь под тяжестью и вонью своего маскировочного костюма.

На пути к цели мы встречали множество махар, саротов и рабов, но никто не обращал на нас внимания. Для окружающих мы были частицей повседневной жизни и не вызывали подозрений. Единственным охраняемым местом был выход на улицу, где стояли вооруженные саготы. Туда без специального пропуска не мог проникнуть ни один раб. Что же касается подвальных помещений, то там рабам запрещалось находиться без дела. Но этот запрет соблюдался не так строго, к тому же рабов часто посылали в подвалы с различными поручениями. Кроме того, люди-рабы считаются здесь крайне бестолковыми существами, мало на что способными. Поэтому мы были пропущены в коридор, ведущий вниз, без лишних расспросов и задержек.

С собой у меня были три кинжала и два лука со стрелами. Все это я завернул в шкуры. Моя ноша не привлекала к себе внимания: такие "пакеты" рабы постоянно носили туда-сюда. Оставив Гака и Перри в укромном месте, где поблизости никого не было, я вынул один кинжал, передал остальное Гаку и отправился вниз.

Добравшись до помещения со спящими махарами, я на цыпочках вошел в него, совершенно позабыв, что они глухи и не могут меня услышать. Быстрым ударом в сердце я избавился от первой из них, а вот со второй меня постигла неудача. Мой выпад оказался неточен, и прежде чем умереть, вторая махара в судорогах и конвульсиях свалилась на третью и разбудила ее. Та мгновенно вскочила и угрожающе раскрыла зубастую пасть. Но махары - плохие вояки; когда третья увидела мертвые тела своих соплеменниц и окровавленный кинжал у меня в руках, она струсила и бросилась мимо меня к двери, надеясь убежать. Но я не мог позволить ей уйти, так как это означало бы крушение всех планов и почти верную смерть. Хлопая крыльями и подпрыгивая, махара сумела выскочить в коридор, но я не отставал от нее ни на дюйм, хотя сделать с ней пока ничего не мог. Неожиданно она свернула в одну из комнат. Преследуя ее, я оказался лицом к лицу с двумя махарами. Та, что находилась в ней до нашего появления, была занята какими-то химическими опытами. Перед ней стояло несколько металлических емкостей, в которые она по очереди высыпала порошки или выливала жидкости из расставленных на широкой скамье сосудов. Мне хватило секунды, чтобы осознать, как невероятно мне повезло. Это была та самая лаборатория, на поисках которой так настаивал Перри, давший мне на всякий случай подробные инструкции, что делать, когда я ее обнаружу. Именно здесь, в толще породы, хранился Великий Секрет махар - переплетенная в кожу книга, существующая в единственном экземпляре, которую я должен был отыскать и унести после того, как разделаюсь со спящими. Сейчас она лежала раскрытая на скамье среди банок с химикатами.

Эта комната имела единственный выход, тот, в котором сейчас стоял я с обнаженным кинжалом, а передо мной находились две махары. Я знал, что, загнанные в угол, они будут драться, как демоны. Это они умели, хотя и не любили. Они одновременно набросились на меня с двух сторон; одну мне сразу же удалось поразить кинжалом в сердце, но вторая вцепилась мне в правую руку повыше локтя своими острыми зубами, а когтями принялась рвать и царапать мое тело, очевидно, надеясь выпустить мне кишки. Я сразу понял, что мне не освободить руки из челюстей рептилии, сжатых бульдожьей хваткой. Я испытывал страшную боль, но в то же время она подстегивала меня и заставляла искать способ быстрее расправиться со своим противником.

Мы сцепились в жестокой схватке. Махара постоянно наносила мне удары передними лапами, я с трудом парировал их свободной левой рукой, стараясь улучить момент и переложить свое оружие из бесполезной правой руки в левую. Наконец, мне это удалось, и из последних сил я вонзил кинжал в омерзительное тело рептилии.

Она умерла молча, так же, как и сражалась. Я сильно ослабел от боли и потери крови, но меня переполняло чувство гордости за одержанную победу. Я переступил через подрагивающее в предсмертных конвульсиях тело и взял в руки книгу, хранящую самую важную тайну внутреннего мира.

О чем же я думал в тот момент, когда книга оказалась у меня? Может быть, я представлял себе исторические последствия этого события для расы людей? Или воображал, как будут преклоняться перед моим подвигом еще не родившиеся поколения? Черта с два! Вместо этих возвышенных мыслей перед глазами всплыло милое, прекрасное лицо, черные, как смоль, волосы, лучистые глаза и алые губы, самой природой созданные для поцелуев. И вдруг, вне всякой связи с происходящим, стоя один в святая святых махар, я осознал, что всем сердцем люблю мою прекрасную Диан.

Глава XII Погоня

Всего мгновение позволил я мыслям о Диан отвлечь меня от действительности. Затем, со вздохом засунув книгу за набедренную повязку, я повернулся и вышел в коридор. В конце его, где начиналась лестница, ведущая наверх, я остановился и свистнул условленным образом, дав тем самым понять Перри и Гаку, что моя миссия увенчалась успехом. Через несколько секунд они спустились ко мне, но к моему величайшему изумлению вместе с ними оказался не кто иной, как мой старый знакомый Худжа-Проныра.

- Он привязался к нам, как репей, - объяснил Перри, - и не было никакой возможности от него отделаться. Этот парень чует побег, как лисица. Я решил не рисковать на этой стадии и сказал ему, что ты сам решишь, брать его или нет.

Я не питал особой любви к Проныре и не слишком ему доверял. Больше того, я был уверен, что он предаст нас, если это будет ему выгодно. Но в данной ситуации я не видел способа избавиться от непрошенного попутчика, тем более что четверо убитых махар вместо троих давали возможность взять с собой и Худжу.

- Ну хорошо, - сказал я, - мы берем тебя с нами. Но предупреждаю сразу: попытаешься нас предать, первым умрешь от моего кинжала.

Спустя некоторое время мы сняли шкуры с четверых убитых и влезли в них сами. Маскировка получилась на редкость удачной, и я решил, что в таком виде мы имеем отличные шансы на побег. Основная трудность состояла в том, чтобы скрыть разрезы, образовавшиеся при снятии шкур. Мне пришлось сначала зашить их в "костюмах" моей троицы, а затем Перри зашил мою шкуру, высунув руки в оставленные для этой цели отверстия. Все получилось даже лучше, чем я мог надеяться. Кинжалы мы укрепили в головах махар. Эти головы мы могли удерживать в поднятом виде и даже покачивать их из стороны в сторону, как при ходьбе. Еще одна проблема возникла с перепончатыми лапами, но и ее мы сумели решить. Словом, когда все было готово, мы выглядели вполне естественно и ничем не отличались от настоящих рептилий. Небольшие дырочки, проделанные в кожистых складках на горле, позволяли достаточно хорошо видеть, чтобы найти дорогу.

Вот так мы и отправились к главному выходу из здания. Первым шел Гак, за ним Перри и Худжа, а я замыкал процессию, предварительно еще раз предупредив Проныру, что держу свой кинжал наготове и всажу его ему в спину, если только замечу что-то неладное.

Когда топот множества ног предупредил нас о приближении к главному коридору, я почувствовал, как душа у меня уходит в пятки. Я не стыжусь признаться - никогда в жизни, ни прежде, ни после, не испытывал я такого всепоглощающего ужаса. Если бы на теле человека мог выступить кровавый пот, в тот момент такой пот покрыл бы меня с ног до головы.

Медленно и вперевалку, в свойственной этим тварям манере, когда они не пользуются крыльями, мы пробирались сквозь массу снующих рабов, саготов и махар. Мне показалось, прошла вечность, прежде чем мы достигли главного выхода, ведущего на центральную улицу Футры. Возле него находилось довольно много саготов-охранников. Они проводили взглядами прошествовавшего мимо Гака, затем Перри и Худжу. Настала моя очередь, и тут я с ужасом ощутил, что кровь из раны у меня на руке стекает по ноге и просачивается через мертвую кожу ступни махары, оставляя на земле кровавые следы. Один из саготов уже заметил их и привлек ко мне внимание остальных стражников.

Стражник встал у меня на пути и заговорил на языке знаков, который используется для общения между Двумя этими расами, указывая то и дело на мою, по его мнению, раненую ногу. Даже если бы я был знаком с этим языком, мне все равно не удалось бы воспользоваться им в теперешнем своем обличье. И тут мне на память вдруг пришел один эпизод, когда махара одним взглядом заставила застыть на месте и замолчать не в меру усердного или просто нахального сагота. У меня был единственный шанс, и я решил им воспользоваться. Остановившись на месте, я кинжалом повернул голову так, чтобы мертвые, бесстрастные глаза рептилии уставились прямо в глаза ретивому охраннику. Долгие секунды я стоял на месте, удерживая "взгляд" махары на саготе, затем опустил голову и неторопливо заковылял дальше, прямо на него. Моя жизнь висела на волоске, но в последний момент сагот отскочил в сторону, я прошел мимо него и оказался на улице.

Теперь дорога перед нами значительно расширилась, а опасность уменьшилась, так как нас окружало огромное число махар. Этому способствовал тот факт, что в Футре в тот момент собралось большое количество махар из других городов. Они прибыли, чтобы принять участие в игрищах на большом мелком озере, лежащем в миле от города. Махары забавляются там, ныряя за мелкой рыбешкой и нежась в холодной воде, как это делали их далекие предки. В этом озере пресная вода, что делает его недоступным для гигантских морских ящеров и позволяет плавать в нем в полной безопасности, чего нельзя сказать о большинстве водоемов Пеллюсидара.

Затесавшись в толпу и следуя вместе с ней к озеру, мы очутились на равнине. Какое-то время Гак держался вместе с паломниками, но достигнув небольшой лощины, он остановился. Мы подождали, пока не пройдут последние махары, а затем круто изменили направление и пустились к границе равнины Футры.

Безжалостные лучи висящего над головой светила очень скоро сделали пребывание в наших маскировочных костюмах совершенно невыносимым. Перевалив через невысокую гряду и войдя в лес, мы с наслаждением сбросили вонючие окровавленные шкуры, обеспечившие успех нашего побега.

Я не стану утомлять вас подробностями нашего бегства: как мы бежали трусцой сколько хватило сил, пока не свалились с ног от усталости; как на нас нападали невиданные и страшные хищники; как нам удалось избежать когтей и зубов львов и тигров.

Мы упорно двигались вперед и вперед, стремясь как можно дальше уйти от ненавистной Футры. Гак вел нас в свою страну - Сари. Пока мы не замечали признаков погони, но все были уверены, что где-то сзади неутомимые саготы, как ищейки, идут по нашим следам. Гак уверил меня, что саготы никогда не теряют однажды взятого следа. Они либо настигают свою добычу, либо отступают перед превосходящими силами. По его словам, наша единственная надежда на спасение состояла в том, чтобы добраться до его племени раньше, чем саготы доберутся до нас. Когда же мы окажемся среди сильных воинов в неприступных горных крепостях, нам можно будет не опасаться любого числа саготов.

Наконец, после долгих недель или месяцев пути, которые, как я теперь понимаю, вполне могли оказаться и годами, мы увидели вдали земляной вал у подножия холмистой гряды на границе Сари. В тот же момент Худжа, который всю дорогу постоянно оглядывался, объявил нам, что видит большой отряд, спускающийся по склону у нас в тылу. То была давно ожидаемая погоня.

Я прямо спросил у Гака, успеем ли мы достичь Сари раньше наших преследователей.

- Мы могли бы, - ответил он. - Правда, саготы очень быстро бегают. Они устают куда меньше людей, а значит, сил у них остается больше, чем у нас. Но... - тут он остановился и многозначительно посмотрел в сторону Перри.

Я понял, что он имеет в виду. Старик настолько выдохся, что едва держался на ногах. Большую часть пути нам с Гаком приходилось поддерживать его с двух сторон. С таким бременем не только быстрые саготы, но и куда более медлительные преследователи сумели бы догнать нас раньше, чем мы одолеем полпути до спасительных гор.

- Вы с Худжой идите вперед, а я останусь с Перри - предложил я. - Если нам повезет, мы вас догоним. Мы не можем двигаться так быстро, как вы двое, а я не вижу причин погибать всем, если кому-то можно спастись.

- Я еще никогда не бросал друзей в беде, - просто ответил Гак.

Да, в глубине души этого огромного волосатого дикаря таилось истинное благородство. Я всегда любил Гака, теперь к этой любви прибавилось еще и уважение. Но я продолжал уговаривать его, настаивая на том, что чем раньше он доберется до своих, тем быстрее сможет выслать воинов нам на помощь. Гак наотрез отказался слушать меня, но, в свою очередь, предложил пустить вперед с этой целью быстроногого Проныру. Тот вполне мог вовремя достичь Сари и предупредить воинов об опасности, угрожающей их королю. Худжу долго уговаривать не пришлось. С нескрываемым облегчением он, как заяц, бросился бежать и через несколько секунд скрылся среди холмов, подножия которых мы как раз достигли.

Перри тоже начал приставать к нам с Гаком и требовать, чтобы мы бросили его и не подвергали опасности свои жизни, хотя я прекрасно знал, что старик буквально дрожит внутри от ужаса при одной только мысли снова попасть в лапы к саготам. Устав от его уговоров, Гак, в конце концов, очень просто разрешил проблему: он легко поднял Перри своими могучими ручищами и взвалил его себе на плечи.

Глава XIII Проныра

Из последних сил мы пробирались по узкому ущелью, выбранному Гаком как кратчайший путь к укреплениям его племени. По обе стороны ущелья возвышались отвесные скалы, сверкая великолепием красок. Густая горная трава под ногами представляла собой мягкий, пружинящий ковер, совершенно заглушающий шаги. С момента входа в теснину мы еще ни разу не видели своих преследователей. Я уже начал надеяться, что они сбились со следа, и мы успеем забраться на показавшиеся впереди скалы прежде, чем погоня нас настигнет.

Впереди не было видно никаких признаков того, что Худжа выполнил возложенную на него миссию. А ведь мы уже почти добрались до передовых укреплений сариан и должны были, по крайней мере, слышать боевой клич воинов, собирающихся на помощь своему вождю. По моим расчетам хмуро высящиеся впереди скалы должны были быть усеяны фигурами воинов, но ничего этого не было подлый Проныра нас предал. В тот самый момент, когда мы ожидали увидеть спешащих на выручку соплеменников Гака и услышать их боевой клич, этот мерзавец, прячась от всех, огибал деревню племени, чтобы потом, когда уже будет поздно, войти в нее с другой стороны и объявить, что он заблудился в горах.

Оказывается, Худжа все это время таил в душе ненависть ко мне за тот удар, что я нанес ему, защищая прекрасную Диан; эта ненависть была настолько сильна, что он, не задумываясь, решил принести в жертву всех нас, чтобы отомстить мне.

Мы все ближе подходили к скальному барьеру, но долгожданная помощь так и не появлялась. Гак с каждой минутой становился мрачнее и злее. Когда же до наших ушей донеслись ясно различимые звуки погони, он обернулся ко мне и крикнул, что теперь мы пропали.

Я оглянулся назад. Последний отрезок пути был относительно прямым, и теперь, в самом начале его, я увидел первого сагота, только что выскочившего из-за поворота. Мгновение спустя я круто свернул за скалу, но громкие торжествующие крики за спиной безошибочно свительствовали о том, что нас успели заметить.

Каньон в этом месте разветвлялся. Тропа, ведущая налево, была шире, другая тропа хоть и была уже, но шла в нужном нам направлении, так что она показалась нам более подходящей. Саготы были почти в двухстах пятидесяти ярдах от нас. Положение казалось безнадежным, но мне в голову пришла отчаянная мысль. Можно было попытаться спасти Гака и Перри. Достигнув развилки, я решил рискнуть.

Я задержался на распутье и подождал, пока из-за поворота не покажется первый сагот. Тем временем Гак и Перри успели скрыться за поворотом в правом проходе. Увидев меня, саготы снова разразились торжествующим ревом, а я повернулся и бросился налево. Моя уловка удалась: весь отряд, очертя голову, бросился за мной, а Перри с Гаком могли теперь спокойно добраться до безопасного убежища.

Бег никогда не был в числе моих любимых видов спорта. Даже сейчас, когда от быстроты ног зависела моя жизнь, я не могу сказать, что бежал быстрее, чем в те дни, когда мои скоростные качества вызывали свист болельщиков и насмешливые возгласы типа "вызови такси, парень!"

Саготы быстро нагоняли меня. Один из них вырвался далеко вперед и буквально наступал мне на пятки. Ущелье превратилось теперь в узкую расщелину, круто поднимающуюся вверх к перевалу между двумя горными вершинами. Что лежало за перевалом, этого я не мог даже предположить: может быть, отвесная пропасть глубиной в сотни футов. Неужели я попал в тупик?

Понимая, что мне не удастся добраться до конца ущелья раньше, чем меня догонят, я решился на отчаянную попытку задержать их хотя бы ненадолго.

На бегу я сорвал с плеча собственноручно изготовленный примитивный лук и вытащил из колчана за спиной стрелу. Наложив ее на тетиву, я резко остановился и обернулся к настигающему меня саготу. У себя дома мне ни разу в жизни не доводилось держать в руках лука, но на пути в Сари мне волей-неволей приходилось снабжать товарищей всякой мелкой дичью, так что я понемногу достиг приличных успехов в стрельбе. За время нашего бегства я даже сменил тетиву, изготовив ее из кишок тигра, убитого Гаком и мною с помощью копий, кинжалов и стрел. Древко лука, сделанное из очень упругого дерева, и новая тетива позволяли надеяться на достаточную убойную силу моего оружия. Никогда прежде не нуждался я так сильно в твердой руке и крепких нервах, как сейчас, и никогда прежде не требовалось мне таких волевых усилий, чтобы держать их под контролем. Я целился так же спокойно и аккуратно, как если бы передо мной была мишень из соломы. Сагот никогда раньше не видел ни лука, ни стрел, но даже до него дошло, что у меня в руках не просто палка с веревкой, а какое-то невиданное оружие. Он резко затормозил, выхватил свой каменный топор и замахнулся для броска. Я должен признать, что саготы, даже из неудобного положения, способны метать топор с фантастической точностью.

Я натянул тетиву на всю длину стрелы и прицелился в левую сторону груди сагота; в тот же миг, когда я пустил стрелу, мой противник метнул топор. Едва отпустив тетиву, я резко метнулся в сторону, а сагот прыгнул вперед, потрясая копьем. В результате его топор только скользнул у меня по волосам, а моя стрела пробила сердце человека-гориллы. Издав короткий сдавленный стон, сраженный насмерть сагот свалился к моим ногам.

Следом за ним приближались еще двое. Они были ярдах в пятидесяти от меня, и эта дистанция дала мне возможность схватить щит убитого - воспоминание о просвистевшем над моей головой топоре было слишком свежо в моей памяти. В щите я сейчас нуждался, пожалуй, больше всего. Те щиты, что я позаимствовал в арсенале Футры, нам пришлось с сожалением оставить - их размеры не позволяли завернуть щиты в шкуры, как это мы сделали с другим оружием.

Повесив трофейный щит на левую руку, я выпустил вторую стрелу, поразившую одного из саготов, и тут же отразил щитом брошенный топор. Затем я выхватил третью стрелу, но мой преследователь не стал ждать дальнейшего развития событий, развернулся и побежал со всех ног к главным силам. Очевидно, мой вид отбил у него желание познакомиться со мной поближе.

Я возобновил свой бег вверх по ущелью, саготы все так же неотступно следовали за мной, но я не заметил в их рядах чрезмерного стремления сократить разделяющую нас дистанцию. Я беспрепятственно добрался до конца расщелины, но наткнулся там, как и предполагал, на отвесную пропасть глубиной в две-три сотни футов, на дне которой угрожающе чернели острые скалы. К счастью, слева от меня нависала огромная скала, по краю которой проходил узкий карниз. Я ступил на него и через несколько шагов обнаружил, что он заметно расширяется и ведет к большой пещере.

Я сразу сообразил, что в узкой части карниза могу в одиночку сдерживать натиск целой армии. В этом месте по нему мог пройти только один человек. К тому же приближающийся враг не будет знать, что его поджидает смерть, так как площадка перед пещерой находилась за выступом скалы и не была видна от начала карниза. Вокруг меня было разбросано множество каменных обломков самых различных размеров и форм, сорвавшихся, очевидно, с нависших над головой утесов. Я собрал кучу подходящих по размеру камней, чтобы не расходовать понапрасну свои драгоценные стрелы, и приготовился к отражению атаки.

Пока я стоял, напряженно вслушиваясь, не идут ли мои враги, со стороны пещеры послышался легкий шум, привлекший мое внимание. Это вполне мог быть какой-нибудь крупный зверь, собирающийся покинуть свое логово. В то же мгновение мне показалось, что я слышу шорох кожаных сандалий, осторожно ступающих по карнизу. Таким образом, в самый критический момент мне пришлось вести наблюдение сразу в двух направлениях.

Но тут в темном провале пещеры зажглись два огонька чьих-то глаз. Они находились примерно на два фута выше моих собственных. Конечно, обитатель пещеры мог стоять на высоком уступе внутри логова или подняться на задние лапы, но я уже достаточно повидал в Пеллюсидаре, чтобы питать иллюзии относительно действительных размеров и свирепости каждого очередного гиганта.

Кто бы там ни был, он не спешил выходить на свет, а только негромко, но угрожающе рычал. Мне было не время спорить с обладателем подобного голоса за право владеть площадкой перед пещерой и я миновал вход в нее и больше не видел горящих глаз животного, зато в следующее мгновение встретился взглядом с возглавляющим погоню саготом, вынырнувшим из-за поворота на площадку перед пещерой. Он настороженно сделал еще шаг вперед и лицом к лицу столкнулся с выбравшимся, наконец, хозяином пещеры.

Им оказался гигантский пещерный медведь. Стоя на задних лапах, он возвышался больше чем на восемь футов, а от кончика носа до кончика короткого хвоста было все двенадцать. Узрев саготов, разъяренный медведь зарычал и с оскаленной пастью перешел в атаку. С ужасным криком передний сагот бросился наутек, но натолкнулся на своих же сородичей.

Я просто не в состоянии описать последовавшую за этим кровавую сцену. Самый первый сагот, видя, что путь отрезан с обеих сторон, предпочел броситься в пропасть, где нашел свою смерть на острых скалах. Медведь же схватил зубами следующего. Раздался отвратительный хруст костей, и изуродованное тело полетело в пропасть вслед за первым. Могучий зверь, между тем, продвигался по карнизу, словно на его пути никого не было. С пронзительными воплями саготы прыгали в пропасть или становились жертвами лап и мощных челюстей пещерного великана. Даже после того, как медведь скрылся за поворотом, долго еще до меня доносилось его свирепое рычание, сопровождаемое криками и стонами преследуемых им саготов, пока, наконец, звуки кровавой бойни не отдалились и не затихли.

Позднее я узнал от Гака, который, кстати говоря, благополучно вернулся домой и тут же отправился со спасательным отрядом искать меня, что разъяренный райт, как его здесь называют, преследовал бежавших саготов до тех пор, пока от них не осталось никого. Понятно, что узнав о случившемся, Гак распорядился прекратить поиски, уверенный, что я пал жертвой ужасного хищника, который в Пеллюсидаре воистину может считаться церем зверей.

Решив не возвращаться обратно в ущелье, где можно было легко стать добычей пещерного медведя или столкнуться с саготами, я продолжил свой путь по карнизу, рассчитывая обогнуть скалы и войти в Сари с другой стороны. Но я заблудился среди множества каньонов, долин и перевалов и не попал тогда в Сари, посетив эту чудесную страну лишь значительно позже.

Глава XIV Эдем

Нет ничего удивительного в том, что я, не имея привычных ориентиров, сразу же запутался в лабиринте многочисленных холмов и могучих вершин. В конечном итоге я прошел насквозь весь этот горный массив и оказался на другой его стороне над расстилающейся внизу Долиной. Я знаю, что бродил по горам очень долго, пока не набрел на небольшую пещеру в отложениях песчаника, сменившего гранитные образования, встречавшиеся ранее.

Привлекшая мое внимание пещера находилась в стене выветрившегося утеса, примерно на полпути к вершине. К ней можно было подобраться по такой узкой тропе, что я сразу понял: ни один сколько-нибудь опасный хищник никогда не сумеет этого сделать. Впри-дачу, пещера оказалась невелика по размерам и могла служить обиталищем только мелким животным или змеям. Но я уже познал на опыте, как обманчиво первое впечатление, и приблизился к ней, приняв все меры предосторожности.

Протиснувшись в узкое отверстие входа, я оказался в довольно большом помещении, освещаемом дневным светом через трещину в стене. Трещина была узкой, свет слабым и рассеянным, но все же это было лучше кромешной тьмы, которую я ожидал встретить внутри. Пещера была пуста, и никаких признаков недавнего обитания я не заметил. Отверстие входа было сравнительно невелико, и после долгих хлопот мне удалось доставить из долины подходящих размеров валун, чтобы наглухо закупорить вход.

Отправившись за травой для своей постели, я сумел подстрелить "ортопи" карликовую лошадь размером с фокстерьера, обитающую в Пеллюсидаре почти повсеместно. Обеспечив себя едой и постелью, я забрался в пещеру, загородил вход валуном, пообедал сырым мясом ортопи и завалился спать на охапке травы: голый, примитивный пещерный человек, я был такой же, в сущности, дикарь, как и мои отдаленные предки.

Я проснулся посвежевшим и отдохнувшим, но снова голодным. Отодвинув от входа камень, я выполз наружу и улегся на небольшом скальном пятачке, служившем мне наблюдательным пунктом и одновременно прихожей. Внизу лежала восхитительная маленькая долина, через которую протекал кристальный ручей, несущий свои воды во внутреннее море, едва различимо голубеющее в просвете меж двух горных гряд, служащих естественным барьером, ограждающим этот райский уголок. Склоны окружающих холмов поросли темно-зеленым лесом, доходящим до самых вершин, увенчанных голыми камнями и утесами причудливой красно-оранжево-медно-зеленой окраски от рудных обнажений. Сама долина была покрыта великолепным травяным покровом с пестрым узором цветов. По всей долине были разбросаны маленькие группы - по три-четыре, не больше, - пальмообразных деревьев. В их тени нежились стада антилоп. Одни паслись на траве, другие спускались напиться воды к ручью. Я насчитал несколько разновидностей этого великолепного животного, самая красивая из них напоминала гигантского эланда южно-африканских саванн. Основное отличие от их сородичей во внешнем мире заключалось в форме рогов и размерах. Концы спирально закручивающихся, как у эланда, рогов были прямыми и выступали фута на два вперед, являя собой крайне опасное оружие. По размеру эти животные не уступали чистокровному херфор-дскому быку, но далеко превосходили его в подвижности и скорости. Широкие желтые полосы от холки до брюха на темной шкуре заставили меня поначалу ошибиться и принять их за зебр. Одним словом, вот та прекрасная картина, открывшаяся мне с порога моего нового дома.

Я решил сделать пещеру своей временной базой и начать систематическое изучение окружающей местности. Первым делом я собирался найти Сари. Доев оставшееся от "ужина" мясо ортопи, я спрятал "Великий Секрет" в самом темном углу своего жилища, снова завалил валуном вход в пещеру и начал спускаться вниз, в мирную долину, до зубов вооруженный копьем, кинжалом и луком со стрелами.

Пасущиеся антилопы только отходили в сторону, давая мне пройти и не прерывая своего занятия. Маленькие ортопи проявляли большую осторожность и при моем приближении галопом уносились прочь. Но большинство животных, завидев меня, отодвигались на безопасную дистанцию и оттуда рассматривали меня своими большими серьезными глазами, настороженно поводя ушами. Один старый бык из стада похожих на зебр антилоп даже угрожающе замычал и, нагнув голову, сделал несколько шагов в мою сторону, словно собираясь напасть. Но когда я прошел мимо и начал удаляться, он, как ни в чем не бывало, снова принялся жевать траву.

В нижней части долины я встретил стадо тапиров, а на другом берегу ручья заметил огромного садока - предка современного носорога, но вооруженного двумя рогами. Естественный скальный барьер в этом месте уходил в море. Таким образом, обойти его, как я надеялся, было невозможно. Чтобы перебраться на другую сторону, необходимо было заняться скалолазанием. Футах в пятидесяти от основания я наткнулся на площадку, от которой начинался вполне проходимый карниз, огибающий стену со стороны моря. Не долго думая, я двинулся вперед.

Вскоре карниз начал круто загибаться и уходить вверх к гребню. Очевидно, он был границей разлома в эпоху горообразования. Осторожно карабкаясь вверх, я вдруг услышал непонятные звуки, напоминающие шипение и хлопанье крыльев. Я поднял голову и в ужасе узрел самое страшное чудовище, встреченное мною в Пеллюсидаре с момента моего появления здесь. То был огромный дракон, словно сошедший с картинки в книжке сказок или народных преданий. Его массивное тело достигало в длину сорока футов, а размах перепончатых, как у летучей мыши, крыльев, поддерживающих мощное тело в воздухе, не менее тридцати. Широко раскрытые челюсти были усеяны длинными острыми зубами, а лапы заканчивались криво изогнутыми когтями.

Шипящие звуки, привлекшие мое внимание, вырывались из его горла, но были обращены не ко мне, а к кому-то другому, находящемуся ниже и правей меня и скрытого за поворотом. Через несколько шагов карниз внезапно оборвался, но к этому времени я уже видел, что вызвало возбуждение и ярость дракона.

В незапамятные времена в этом месте вследствие землетрясения или другого процесса, вероятно, произошел сдвиг пластов. В результате, продолжение моего карниза оказалось смещенным футов на двадцать вниз, начинаясь там так же внезапно, как оборвалось с моего конца.

Там, очевидно, остановленная этим непреодолимым препятствием, стояла девушка, на которой и сосредоточилось внимание сказочного монстра. Она застыла на узкой площадке, в страхе прикрыв лицо руками, как будто надеясь таким способом избавиться от смертельной угрозы.

Дракон тем временем спустился ниже и уже приготовился схватить свою жертву. Терять времени было нельзя. У меня оставалось не больше секунды, чтобы взвесить свои шансы против смертоносной твари. Но при виде беспомощной и перепуганной девушки меня захлестнула волна благородных чувств и тот инстинкт, побуждающий мужчин во все времена к защите слабого пола, во все времена столь же естественный, как и инстинкт самосохранения. И еще что-то властно и непреодолимо заставляло меня как можно скорее прийти на помощь этой девушке.

Я прыгнул с высоты двадцати футов на крохотный пятачок внизу. В тот же момент дракон вытянул шею, намереваясь ухватить жертву раскрытой пастью, но мое неожиданное появление напугало его, он отлетел в сторону, взмыл вверх и пошел на следующий заход.

Когда я с шумом приземлился рядом с ней, бедняжка вздрогнула, подумав, наверное, что я и есть дракон; но когда ни зубы, ни когти не вонзились в ее тело, она опустила руки и удивленно открыла глаза. И тут в них отразилась такая гамма чувств, что я затрудняюсь их описать. Впрочем, примерно такие же непередаваемые ощущения испытывал и я сам - та, чьи глаза только что встретились с моими, была моя прекрасная Диан.

- Диан! - воскликнул я. - Диан! Слава Богу, что я успел вовремя.

- Ты? - прошептала она и снова спрятала лицо в ладонях, так что я так и не смог понять, рада она моему появлению или нет.

Дракон снова спикировал на нас, да так быстро, что я даже не успел сорвать с плеча лук. Схватив валяющийся под ногами камень, я изо всех сил запустил его в приближающуюся морду чудовища.

Прицел оказался точным: зашипев от боли, крылатая тварь резко метнулась в сторону и закружилась в воздухе.

Я тут же выхватил стрелу и приладил ее, чтобы быть наготове к следующей атаке. Сделав это, я перевел взгляд на девушку и застал ее врасплох - она тоже смотрела на меня, но, поймав мой взгляд, тут же снова прикрыла лицо.

- Взгляни на меня, Диан, - сказал я. - Разве ты не рада нашей встрече?

- Я тебя ненавижу! - твердо произнесла она, глядя мне прямо в глаза.

Я был готов начать оправдываться перед нею, но она отвернулась и указала пальцем в сторону.

- Типдар летит, - сказала она, пресекая разговор и заставляя меня подумать об обороне.

Итак, это был типдар. Мне следовало бы раньше узнать его. Так вот каков в природных условиях кровавый сторожевой пес махар, давно вымерший птеродактиль внешнего мира! Ну что ж, у меня в руках было оружие, с которым ему еще не доводилось иметь дело. Выбрав самую длинную стрелу, я изо всех сил натянул тетиву, так что наконечник стрелы коснулся большого пальца на правой руке, выждал, пока типдар приблизится, и пустил ее прямо в грудь чудовищу.

Стрела глубоко вошла в тело типдара. Он зашипел, как предохранительный клапан локомотива, закувыркался в воздухе и свалился в море. Я повернулся к Диан. Было похоже, что она не пропустила ни одной детали моей расправы с типдаром.

- Диан, - снова обратился я к ней, - прошу тебя, не говори мне, что ты не рада тому, что я тебя нашел.

- Я тебя ненавижу! - последовал тот же ответ, но мне показалось, что он звучал менее страстно и уверенно, чем в первый раз, хотя, возможно, я принимал желаемое за действительное.

- За что ты ненавидишь меня, Диан? - спросил я, но ответа не последовало.

- Скажи тогда, что ты здесь делаешь? - сменил я тему. - И что случилось с тобой после того, как Худжа освободил тебя от саготов?

Сначала я подумал, что она решила игнорировать все мои вопросы, но после некоторого раздумья она все же заговорила, сообразив, видимо, что так себя вести неразумно.

- Я снова прячусь от Джубала-Урода, - начала она. - После того, как я убежала от саготов, я отправилась одна в свою страну, но из-за Джубала не решилась вернуться в племя или дать знать о себе моим друзьям, потому что он мог об этом узнать. Я тайно следила за деревней и узнала, что мой брат до сих пор не вернулся, поэтому стала жить в пещере в дальней долине, где охотники моего племени бывают редко, и там ждать возвращения брата, который сможет защитить меня от Джубала. Но однажды меня заметил один из его охотников. Это было, когда я подобралась поближе к пещере моего отца, чтобы посмотреть, не вернулся ли брат. Охотник поднял тревогу, и Джубал погнался за мной. Он уже давно преследует меня, да и сейчас, наверное, где-то поблизости. Когда он нас найдет, то убьет тебя, а меня уведет в свою пещеру. Это страшный человек. А я больше не могу бороться. И выхода не вижу, - грустно добавила она, безнадежно глядя на обрывающуюся полоску карниза и его продолжение на недосягаемой высоте двадцати футов.

- Но он никогда не получит меня! - вскричала она вдруг с неожиданной страстью в голосе. - Там внизу море. Пусть я лучше достанусь морю, чем Джубалу.

- Ты никому не достанешься, Диан, кроме меня! - воскликнул я. - Ни Джубал, ни кто иной не посмеет тебя тронуть, потому что ты моя! - с этими словами я взял ее за руку, но не стал поднимать над головой и отпускать в знак освобождения.

Она подошла ко мне и посмотрела в глаза долгим взглядом.

- Нет. Я не верю тебе, - сказала она. - Если бы ты хотел, то сделал бы это сразу и при свидетелях, тогда я могла бы на самом деле считать себя твоей женщиной. А теперь, когда рядом никого нет, твой поступок ничего не значит, и ты сам об этом прекрасно знаешь!

Она вырвала у меня руку и отвернулась. Я принялся убеждать ее в своей искренности, но она отказывалась слушать; видимо, мое невольное оскорбление слишком сильно задело ее самолюбие.

- Если твои слова не лживы, - сказала она наконец, - ты имеешь прекрасную возможность их доказать. Если, конечно, тебя не поймает и не убьет Джубал, язвительно добавила Диан. - А пока запомни: я не твоя, я тебя ненавижу и с радостью никогда бы больше не видела!

Ну что ж, в словах Диан сомневаться было трудно. По правде говоря, прямота - отличительная черта подавляющего большинства пещерных жителей Пеллюсидара. Я предложил ей попытаться добраться до моей пещеры, где мы могли бы спрятаться от Джубала, которого, честно признаюсь, я не имел особого желания встретить. Диан мне и раньше рассказывала о его силе и свирепости. Это он ножом убил в рукопашной схватке пещерного медведя. Он же броском копья пробивал насквозь в пятидесяти шагах огромного садока. И это он раздробил череп нападающего дирайта одним ударом каменного топора. Нет, я не хотел встречи с Уродом и вовсе не собирался его искать, но очень скоро случилось так, что все разрешилось само собой по не зависящим от меня обстоятельствам. Так всегда и бывает. Меньше всего на свете я желал встретить Джубала - и столкнулся с ним буквально нос к носу!

Мы с Диан решили обойти скалы по нижней части карниза и поискать проход в долину или хотя бы на вершину гряды, так как оттуда я наверняка нашел бы способ спуститься. Проходя по узкому козырьку, я объяснил Диан, как найти мою пещеру на тот случай, если со мной что-нибудь случится. Я был убежден, что в ней она сможет в безопасности переждать любую погоню, а дичь в долине была практически неиссякаемым источником пищи.

Меня ужасно угнетало ее неприязненное отношение ко мне. На сердце у меня было тяжело и тоскливо (поэтому я и завел разговор, что могу попасть в беду и даже погибнуть. Вы думаете, ее это тронуло? Нисколько! Она просто пожала своими великолепными плечами и пробормотала что-то вроде "мне бы твои проблемы".

На время я замолчал. Я был морально совершенно раздавлен. Подумать только, ведь я дважды спас эту девушку от крупных неприятностей, причем последний раз, рискуя жизнью. Неужели дамы, пусть даже каменного века, могут быть столь бессердечны и неблагодарны? Или ее сердце соответствует названию эпохи?

Немного погодя мы нашли расщелину в скале, очевидно, возникшую под воздействием стекающей по ней воды с плато наверху. По ней мы смогли, хотя и не без труда, достичь вершины. Дальше, на несколько миль вперед, простиралось ровное плато, переходящее в горный массив, а сзади синела широкая гладь внутреннего моря, закругляющаяся и уходящая в неразличимую дымку. Если окинуть взглядом всю картину одновременно, создавалось впечатление, что море за спиной каким-то непостижимым образом переходит за горные вершины. Подобные курьезы перспективы в Пеллюсидаре встречаются нередко, особенно вблизи моря.

Направо чернел непроходимый лес, налево, до самого конца плато, лежала ровная, открытая местность. Собираясь уже тронуться в ее направлении, я почувствовал, как Диан взяла меня за руку. Я повернулся к ней, подумав, что она, может быть, собирается начать мирные переговоры, но ошибся.

- Джубал! - произнесла она одно-единственное слово, указывая рукой в сторону леса.

Я взглянул в ту сторону. Из густых зарослей только что появился мужчина совершенно невероятных размеров. Он был семи футов роста и соответствующего телосложения. Черты лица и другие детали разобрать на таком расстоянии было невозможно.

- Беги, - приказал я Диан, - а я задержу его. Может быть, ты успеешь спрятаться, пока он будет возиться со мной.

И не оглядываясь, я зашагал навстречу Уроду. Я надеялся, конечно, на доброе слово с ее стороны, ведь она не могла не знать, что я отправляюсь почти на верную смерть ради нее. Но я не услышал даже простого "прощай". Да, на сердце у меня скребли кошки, когда, ступая по пестрому зеленому ковру, я шел навстречу собственной гибели.

Подойдя достаточно близко, я понял, почему Джубал получил такое прозвище. Какой-то дикий зверь страшно изувечил половину его лица. У него не было носа, одного глаза, с щеки и челюсти было сорвано почти все мясо; обнаженные зубы придавали ему сходство со скелетом.

Если судить по второй половине лица, когда-то он был достаточно привлекателен, может быть, даже красив, как и большинство людей этой расы. И кто знает, не этот ли несчастный случай сделал Джубала таким жестоким, нелюдимым и свирепым? Как бы то ни было, красавцем его назвать было нельзя, тем более сейчас, когда его и без того уродливое лицо было перекошено гримасой ярости при виде Диан в компании с неизвестным мужчиной. Джубал был ужасен обличьем и, наверное, не менее страшен в бою.

Он уже перешел на бег, замахиваясь на ходу тяжелым копьем. Я взялся за лук, остановился и стал прицеливаться. Это заняло больше времени, чем обычно. Должен признаться, что вид этого человека так подействовал на мои и без того расшатанные нервы, что я, как ни старался, не мог унять дрожь в коленях. Ну какой из меня соперник могучему воину, выходящему один на один с пещерным медведем? Как мне сражаться с ним, способным одним ударом уложить на месте дирайта или садока? Мне стало страшно, хотя, сказать правду, за Диан я боялся куда больше, чем за себя.

И тут великан со страшной силой метнул в меня свое копье. Оно пролетело с огромной скоростью и ударилось о щит, которым я успел загородиться, с такой силой, что я не устоял на ногах и упал на колени. К счастью, щит выдержал удар, и я остался невредим. Но Джубал был уже в нескольких шагах от меня. На бегу он размахивал здоровенным ножом - единственным оставшимся у него оружием. Он был слишком близко - я не успел прицелиться и выстрелил, почти не глядя. Стрела вонзилась ему в ляжку, нанеся болезненную, но не опасную рану. Сразу же вслед за этим Джубал бросился на меня.

Меня спасла только моя ловкость и реакция. Поднырнув под его занесенную руку, я оказался за его спиной, а когда он развернулся, я уже успел выхватить кинжал и нанес ему довольно глубокую рану в мякоть правой руки. Этот удар несколько отрезвил Джубала и заставил его действовать осторожнее. Теперь наша дуэль перешла в позиционную стадию. Джубал старался войти в клинч, где он мог пустить в ход свои страшные ручищи, я же старался изо всех сил держать дистанцию. Трижды он наносил удар, и трижды я отражал его нож своим щитом. Но каждый раз мой кинжал поражал его тело; последняя рана оказалась тяжелой - я продырявил ему легкое. Он зашелся в кашле, выхаркивая кровь изо рта, которая покрывала все его лицо и грудь. Выглядел он чудовищно, но отнюдь не казался умирающим - до смерти было еще далеко.

Чем дольше продолжалась наша схватка, тем увереннее я себя чувствовал. Теперь уже можно признаться - я не рассчитывал остаться в живых после первого же натиска этой неистовой машины разрушения и убийства, да и Джубал, похоже, начал понимать, что явно недооценил меня. Сначала он считал меня слишком слабым соперником, потом понял, что это не так, а вот сейчас, кажется, до него дошло, что он встретил превосходящего по силам бойца, и сам находится в смертельной опасности.

Во всяком случае, следующий его поступок более всего напоминал жест отчаяния, который мог сделать только человек, уверенный в том, что если не убьет он, убьют его самого. Это произошло во время очередной его атаки. Вместо того чтобы нанести удар ножом, он отбросил его в сторону, схватился руками за лезвие моего кинжала и с легкостью вырвал его из моих рук. Отшвырнув его через плечо, он мгновение стоял передо мной во весь рост с выражением такого дьявольского торжества на обезображенном лице, что мне стало не по себе. И тут, расставив огромные руки, он прыгнул на меня. Боюсь, Джубалу в этот день пришлось столкнуться со слишком многими новыми для него методами ведения боя. Сначала лук со стрелами, потом железный кинжал, которых он прежде никогда не видел, и вот теперь ему предстояло на собственной шкуре узнать, что может сделать человек, умеющий владеть кулаками.

Напоминая разъяренного медведя, он попытался облапить меня, но я легко уклонился от захвата нырком под его вытянутую руку и тут же нанес ему великолепный прямой в челюсть. Всей своей массой Джубал грохнулся наземь. Он был настолько удивлен, что несколько секунд лежал на спине, тупо глядя в небо и даже не пытаясь встать. Я стоял наготове над распростертым телом, намереваясь угостить его очередной порцией, как только он встанет.

И он встал, рыча от гнева и унижения, но ему недолго пришлось оставаться на ногах. На этот раз я провел крюк слева и снова застыл в ожидании над прилегшим отдохнуть соперником. Я думаю, Джубал к этому моменту совсем спятил от боли и ненависти, потому что ни один человек в своем уме не стал бы столько раз подряд возвращаться за очередной дозой. Раз за разом он вскакивал, чтобы тут же снова оказаться на земле, но под конец он начал слабеть и дольше отлеживаться на "ринге" в промежутках между ударами. К тому же, у него открылось сильное кровотечение из раны в легком. Когда я нанес ему сильнейший удар в грудь в область сердца" он упал в очередной раз, но я вдруг почувствовал, что Джубал-Урод больше уже никогда не поднимется. Стоя над телом, пугающе огромным и устрашающим даже в смерти, я с трудом верил в случившееся. Неужели это я, в одиночку, уложил этого свирепого убийцу чудовищ, этого циклопа каменного века?

Я поднял свой кинжал и немного постоял над трупом бывшего врага. Прокручивая в памяти выигранную схватку, я вдруг вспомнил предложение Перри, сделанное им в Футре. У меня возникла замечательная идея. Если умение вести бой помогло одолеть такого Голиафа мне, пигмею в сравнении с ним, то чего смогут добиться, обладая подобным, его соплеменники? Да весь Пеллюсидар будет у наших ног! Я смогу стать его королем, и Диан сделаю королевой.

Диан! У меня в голове зашевелились сомнения. С нее станется отвергнуть меня, даже если я сделаюсь королем. Я в жизни не встречал еще подобного высокомерия. Она без труда найдет способ показать любому свое превосходство. Я решил, что лучше всего мне вернуться в пещеру и сказать Диан, что я убил Джубала. Может, она после этого станет со мной помягче? Все-таки я ее избавил от человека, долгое время отравлявшего ей жизнь. Я надеялся, что она уже нашла пещеру и не заблудилась. Было бы невыносимо снова потерять ее, едва успев найти. Я повернулся, чтобы поднять щит, и к моему величайшему изумлению увидел ее в десяти шагах от меня.

- Женщина! - воскликнул я. - Что ты здесь делаешь? Я же велел тебе идти в пещеру и думал, что ты уже там.

Она гордо вскинула голову и бросила на меня такой взгляд, что с меня мигом слетело обретенное в мечтах королевское величие. Я почувствовал себя, скорее, королевским швейцаром, если только у королей во дворцах есть швейцары.

- Он мне велел! - топнула она своей маленькой ножкой. - Я делаю то, что хочу. Я дочь короля, и не забывай, что ненавижу тебя.

Я не поверил своим ушам. И это вместо благодарности за спасение от Джубала! Я повернулся к мертвому телу и произнес: "Не держи зла, старина, кажется, я избавил тебя от худшей участи".

Боюсь, однако, что до Диан моя ирония не дошла, она, похоже, просто пропустила эти слова мимо ушей.

- Пошли в пещеру, - обреченно сказал я. - Я страшно устал и хочу есть.

Всю дорогу она держалась на шаг позади меня. Оба мы не проронили больше ни слова. Я был слишком зол, а она, по-видимому, не снисходила до беседы с представителем низшей расы. Я просто кипел от негодования, чувствуя себя незаслуженно обиженным. Даже доброго слова у нее для меня не нашлось, а ведь я, и по местным понятиям, совершил настоящий подвиг, убив в рукопашной схватке пресловутого Джубала.

Мы без труда добрались до моего убежища, потом я спустился в долину и подстрелил там небольшую антилопу, которую поднял наверх и бросил на площадку перед входом. Ели мы молча. Я поглядывал на Диан, надеясь, что то, как она зубами и ногтями рвет сырое окровавленное мясо, вызовет у меня отвращение и излечит от глупой романтической влюбленности. А вместо этого я увидел, что она ест с подчеркнутой аккуратностью и изяществом, как самая благовоспитанная английская леди. Кончилось все тем, что я забыл про еду и с телячьим восторгом, глупо разинув рот, следил за ее очаровательными белыми зубками. Вот что делает с человеком любовь!

После еды мы оба спустились в долину и умылись в ручье. Затем напились и вернулись в пещеру. Ни слова не говоря, я забрался в самый дальний угол, свернулся калачиком и мгновенно уснул.

Когда я проснулся, Диан сидела у входа и смотрела в долину. Я выполз наружу, она молча отодвинулась в сторону и освободила для меня место. Я должен был бы ненавидеть ее, но не мог. Каждый раз, когда я на нее смотрел, что-то комом подкатывало к горлу и дыхание прерывалось. Я никогда прежде не был влюблен, но мог без труда поставить себе диагноз - очень тяжелый случай. О, Боже, как я любил ее! Как я любил это прекрасное, взбалмошное и недоступное доисторическое создание.

Мы еще раз поели, и я спросил Диан, не собирается ли она вернуться к своим родным, раз ей теперь больше не надо бояться Джубала. Она печально покачала головой и сказала, что не осмеливается это делать, потому что у Джубала остались братья.

- А они-то здесь при чем? - спросил я. - Кто-то из них тоже хочет взять тебя в жены? У них на тебя преимущественное право, вроде как на семейную реликвию, что передается по наследству из поколения в поколение?

Она, кажется, не очень-то поняла мои слова, но все же снизошла до объяснений.

- Скорее всего, они будут мстить за смерть Джубала. Их семеро братьев, и они такие же сильные и страшные, как и он. Чтобы я вернулась в свое племя, кто-то должен сначала убить всех семерых.

Да, дело начинало выглядеть так, будто я надел ботинки не по ноге, на семь размеров больше, если быть точным.

- А двоюродных братьев у Джубала нет? - поинтересовался я. - Давай уж, вали все сразу.

- Есть, - серьезно ответила она. - Но они не в счет, а кроме того, у них уже есть женщины. А у братьев Джубала женщин нет, потому что он был таким страшным, что женщины отказывались иметь с ним дело и убегали, а некоторые даже бросались в Дарель-Аз с утесов, чтобы только не принадлежать Джубалу.

- При чем же здесь его братья?

- Я все забываю, что ты не из Пеллюсидара, - сказала Диан, глядя на меня с жалостью, смешанной пополам с презрением.

Последнего было, на мой взгляд, многовато, и она почему-то старалась, чтобы я это пренебрежение заметил и почувствовал.

- Видишь ли, по нашим обычаям, младший брат не может взять себе подругу, пока этого не сделает старший, если только старший сам не согласится уступить очередь. А Джубал никогда на это не соглашался, прекрасно понимая, что братья изо всех сил будут помогать ему добыть подругу.

Заметив, что Диан разговорилась, у меня затеплилась надежда, что она теперь будет со мной поласковей, но очень скоро увидел, на каком тоненьком волоске эта надежда висела.

- Но если ты не можешь вернуться в Амоз, - отважился я на вопрос, - что ты станешь делать? Ты же не можешь быть моей подругой, если так меня ненавидишь.

- Я готова потерпеть твое присутствие, - холодно заявила она, - пока ты не сообразишь своей пустой головой, что тебе пора куда-нибудь убраться и оставить меня в покое. А я могу отлично обойтись без тебя.

Я потерял от изумления дар речи. Это казалось чудовищным и невероятным, что женщина, пусть доисторическая, может оказаться такой расчетливо-холодной и жестокой. Я вскочил на ноги.

- Я оставлю тебя в покое! - надменно произнес я. - И я сделаю это сию же минуту! Хватит с меня твоей неблагодарности и оскорблений.

Я оставил ее и гордо зашагал по ведущей в долину тропке. Шагов сто я прошел в тишине, а потом раздался голос Диан.

- Ненавижу тебя! - рикнула она вслед, но тут голос ее задрожал и умолк, наверное, от злости, решил я.

Чувствовал я себя на редкость паршиво. Не успев еще отойти далеко, я начал сознавать, что не имею права вот так простой уйти и бросить ее одну без защиты, среди опасностей и ужасов этого дикого мира. Она может ненавидеть меня, оскорблять, презирать, как она уже с успехом это продемонстрировала; я даже могу сам возненавидеть ее, но факт есть факт: я люблю ее и не могу покинуть.

Чем больше я размышлял, тем злее становился. Когда же я достиг долины, то готов был взорваться от злости. Кончилось тем, что я повернул обратно и взобрался по тропе вверх вдвое быстрее, чем спускался. Диан перед входом уже не было, она ушла в пещеру. Я влетел туда следом за ней. Она лежала лицом вниз на постели из травы, которую я собрал для нее. Услышав мои шаги, она с кошачьей легкостью вскочила на ноги.

- Ненавижу! - крикнула она.

Оказавшись после яркого света в полумраке пещеры, я не мог разглядеть ее лица и был рад этому, не желая лишний раз увидеть на нем ненависть.

Ни слова не говоря, я шагнул к ней и схватил за запястья. Она начала вырываться. Я обнял ее и прижал к себе. Она сопротивлялась, как тигрица. Но я уже не соображал, я превратился в дикаря, в пещерного человека, я вернулся на миллион лет назад и... прижался губами к ее губам в страстном поцелуе.

- Диан! - воскликнул я, грубо встряхнув ее. - Я люблю тебя! Неужели ты не понимаешь, что я тебя люблю?! Еще никто никого так сильно не любил ни в твоем, ни в моем мире. Ты моя, Диан!

Глаза мои понемногу привыкли к темноте, и я с удивлением заметил, что Диан не только перестала вырываться из моих объятий, но и улыбается - улыбается счастливо и довольно. Меня будто громом ударило. Тут я почувствовал, что она мягко, но настойчиво, пытается освободить свои прижатые руки, и поспешил отпустить их. Они медленно скользнули вверх и обвились вокруг моей шеи; теперь уже она прижала свои губы к моим и долго-долго не отрывала их.

- Ну почему ты не сделал этого с самого начала, Дэвид? - с нежным упреком прошептала она. - Я так устала ждать!

- Как? - воскликнул я. - Ты же только что клялась, что ненавидишь меня.

- Неужели ты всерьез думал, что я брошусь в твои объятия, не убедившись в твоей любви?

- Но я же сразу признался, что люблю тебя.

- Настоящая любовь проявляется в поступках, - ответила Диан. - Ты мог заставить свой язык произнести все что угодно, а вот когда ты вернулся и обнял меня, тогда говорило твое сердце, и на том языке, который женское сердце всегда поймет. Какой же ты все-таки глупый, Дэвид!

- Значит, ты меня вовсе не ненавидела, Диан?

- Я тебя всегда любила, - прошептала она, - еще с самой первой встречи, хотя сама не знала об этом до того момента, когда ты защитил меня от Проныры и тут же оттолкнул и опозорил.

- Да я же не хотел обидеть тебя, родная! - воскликнул я. - Просто я тогда еще не знал ваших обычаев, да и сейчас сомневаюсь, что знаю их. Мне до сих пор кажется невероятным, что ты могла с таким презрением относиться ко мне и в то же время любить.

- Между прочим, ты мог бы и сам догадаться, - лукаво сказала она, - когда я не убежала от тебя, что я не питаю к тебе ненависти. Во время твоей битвы с Джубалом я легко могла спрятаться на опушке леса, дождаться исхода, а потом спокойно вернуться к своему племени.

- А как же семеро братьев и прочие Джубаловы родственники? - напомнил я.

Она улыбнулась и спрятала лицо у меня на плече.

- Ну я же должна была что-то тебе сказать, Дэвид? - шепнула она мне на ухо. - Не могла же я оставаться рядом с тобой, не имея хоть какого-нибудь предлога.

- Ах ты, маленькая плутовка! - воскликнул я в шутливом гневе. - Заставила меня столько пережить и ради чего?

- А мне каково было, Дэвид? - серьезно напомнила мне она. - Ведь я - то была почти уверена, что ты меня не любишь. Я же не могла схватить тебя и потребовать, чтобы ты ответил на мою любовь, как это только что сделал ты. Знаешь, когда ты ушел, вместе с тобой ушла и надежда. Мне было так плохо и страшно без тебя; сердце мое было разбито, и я даже плакала - впервые после смерти моей мамы.

Только теперь я заметил, что глаза ее были мокрыми от слез. Я сам чуть не заплакал при мысли о тех страданиях, через которые пришлось пройти этой девушке. Лишенная материнской ласки и отцовской защиты, преследуемая жестоким дикарем, ежеминутно рискующая подвергнуться нападению одного из свирепых хищников, будь то в горах, на равнине или в джунглях, - это же просто чудо, что она вообще выжила!

Для меня это стало хорошим уроком, позволившим до конца осознать, через какие трудности пришлось пройти моим отдаленным предкам, чтобы человеческая раса на внешней оболочке Земли смогла не просто выжить, но и достичь высот цивилизации. Меня наполняла гордость при одной мысли, что я сумел завоевать любовь такой женщины. Пусть она не умела читать и писать, а ее манеры и культура далеко не соответствовали обывательскому представлению о них - для меня она была воплощением всего самого лучшего, что только может быть в Женщине: доброты, отваги, благородства и целомудрия; и это при том, что ей неимоверно трудно было сохранить эти качества при ее полной опасностей и страданий жизни.

Насколько проще было бы для нее покориться Джубалу и сделаться его законной супругой. Тогда она по праву могла бы стать королевой в своей стране, а быть королевой, поверьте мне, для пещерной девушки значит не меньше, чем для нашей с вами современницы. Все познается в сравнении. Будь внешняя оболочка Земли населена одними только полуголыми дикарями, любая белая девушка наверняка сочла бы за честь сделаться женой, скажем, дагомейского вождя.

Я не мог не сравнить поведение Диан с поступком одной моей знакомой по Нью-Йорку девицы, столь же великолепной внешности, как у Диан. Она была по уши влюблена в одного моего приятеля - симпатичного молодого парня, а вышла замуж за разорившегося старого развратника с сомнительной репутацией, исключительно потому, что тот имел титул графа в каком-то европейском княжестве, которое даже в большом атласе Рэнда Мак-Налли найти было невероятно трудно.

Теперь вы понимаете, почему я имел все основания гордиться Диан и ее любовью?

Все обсудив, мы решили сначала отправиться в Сари, так как я очень беспокоился о Перри и хотел убедиться, что с ним все в порядке. Я уже поделился с Диан нашими планами освобождения Пеллюсидара, точнее говоря, человеческих племен, его населяющих, и она с восторгом одобрила их. Она сообщила мне, что ее брат Дакор, как только вернется, сможет без труда стать королем Амоза и заключить союз с Гаком. Это позволит нам иметь мощный плацдарм, так как оба племени были одними из самых многочисленных и могущественных. Стоит только вооружить их воинов мечами, луками и стрелами и обучить их пользоваться ими, тогда, мы были уверены, ни одно племя не сможет противостоять объединенным силам конфедератов. Им придется либо погибнуть, либо присоединиться к армии союзных королевств, которую мы собирались двинуть против махар.

Я рассказал Диан о вооружении, которое мы с Перри могли бы изготовить: порох, ружья, пушки и тому подобное; она каждый раз принималась хлопать в ладоши, потом бросалась мне на шею и начинала уверять, что я самый замечательный на свете человек. Боюсь, она слишком рано уверовала в мое всемогущество, поскольку пока я мог только болтать языком. Перри любил повторять, что будь каждый мужчина хоть на одну десятую обладателем приписываемых ему женой или матерью качеств, он без труда сделался бы властелином мира.

Едва мы начали путешествие в Сари, случилось следующее: я наступил ногой в змеиное гнездо и какой-то змееныш успел меня укусить. Диан настояла, чтобы мы вернулись в пещеру. Она сказала, что мне нужен покой и что мне повезло, так как укуси меня взрослая змея, я и шагу не успел бы ступить и умер на месте, таков яд у этих змей. Мне пришлось пролежать довольно долго. Диан лечила меня отварами и мазями из трав, пока опухоль, наконец, не рассосалась.

В определенном смысле этот эпизод оказался благоприятным для нас, так как подал мне идею сделать наше оружие в тысячу раз смертоносней прежнего. Как только я начал вставать, я наловил несколько взрослых змей того вида, что и укусивший меня змееныш, и их ядом смазал наконечники своих стрел. Позднее одной из этих стрел я убил гиенодона. Хотя рана и не была смертельной, дикий пес скончался на месте через несколько секунд.

Мы снова отправились в путь, не без сожаления расставаясь с гостеприимной долиной, которую я окрестил Эдемом и где мы провели в мире и согласии самые лучшие часы нашей жизни. Как долго длилось это блаженство, я не знал. Время не существует в Пеллюсидаре - это мог быть час, месяц или вечность; знаю одно никогда еще я не был так счастлив.

Глава XV Назад на Землю

Перейдя через ручей, мы углубились в окружающие долину горы и после долгого перехода вышли на огромную, поистине бескрайнюю равнину. Я не смог бы указать вам направление при всем моем желании, потому что для Пеллюсидара не существует классических методов его определения. Здесь нет сторон света. Единственное определенное направление здесь - это "верх", ну а для тех, кто обитает на внешней стороне, это, естественно, "низ". Солнце здесь никогда не заходит. Только горные массивы, моря и большие озера могут хоть как-то служить для определения местонахождения.

Равнина, лежащая за белыми скалами побережья Дарель-Аза на ближней к Облачным горам стороне, - вот пример определения координат в Пеллюсидаре. Точнее характеристики вам не сможет дать ни один местный житель. Если же вам никогда не приходилось слышать об Облачных горах и белых скалах на берегу Дарель-Аза, вы начнете с тоской вспоминать старые, добрые понятия: юго-запад или северо-восток.

Едва ступив на равнину, мы с тревогой заметили двух животных огромных размеров, движущихся в нашем направлении. Они были слишком далеко, чтобы разглядеть их. Когда же они приблизились, оказалось, что это четвероногие существа длиной от восьмидесяти до ста футов с очень маленькой головкой на конце длинной гибкой шеи. Головы возвышались над землей не менее чем на сорок футов. Движения животных казались замедленными из-за массивности тел, но каждый шаг покрывал значительное расстояние, так что в действительности они передвигались намного быстрее человека.

Но самым удивительным было то, что на спине каждого сидело по наезднику. Диан сразу же определила скакунов, хотя прежде их никогда не видела.

- Это турианские лиди, - воскликнула она. - Турин граничит со Страной Вечной Тени, и только туриане ездят верхом на лиди, которые живут исключительно в тех местах.

- А где находится Страна Вечной Тени? - поинтересовался я.

- Она лежит под Мертвым Миром, - пояснила Диан. - Мертвый Мир висит между солнцем и Пеллюсидаром и отбрасывает тень. Вот то место и называется Страной Вечной Тени.

Я не очень понял ее тогда и не уверен, что лучше понимаю сейчас, потому что сам никогда не бывал в тех краях. Перри же уверяет, что Мертвый Мир - это луна Пеллюсидара, крохотная планета, период обращения которой вокруг внутреннего солнца совпадает с периодом вращения Земли и таким образом позволяет ей оставаться над одним и тем же местом на поверхности Пеллюсидара.

Когда двое наездников оказались совсем близко, мы увидели, что это мужчина и женщина. Мужчина поднял вверх обе руки ладонями к нам в знак мирных намерений. Я ответил ему тем же. Но тут он внезапно издал радостный крик, соскользнул на землю и с распростертыми объятиями кинулся к Диан.

На мгновение я побелел от ревности, но только на мгновение, потому что Диан сразу же схватила мужчину за руку, подвела ко мне и поспешила представить как своего брата Дакора, а меня - как своего мужа.

Выяснилось, что женщина на лиди - подруга Дакора. Он не нашел никого, кто бы ему понравился, ни в Сари, ни в землях других племен, пока не добрался до далекой Турий. Там он с боем добыл эту прекрасную девушку и теперь возвращался с ней домой.

Когда они услышали нашу историю и узнали о наших планах, было решено вместе отправиться в Сари и договориться с Гаком о военном союзе обоих племен: Дакор с энтузиазмом отнесся к идее уничтожения всех махар и саготов.

Дальнейшее путешествие оказалось довольно спокойным, и вскоре мы достигли первой из пограничных деревень, или стойбищ, племени Сари. Она представляла собой, как и все прочие, сотню или две пещер, высеченных в стене мелового утеса. К моей великой радости, мы нашли здесь Перри вместе с Гаком. Старик страшно обрадовался, успев за это время оплакать меня, будучи уверенным в моей гибели.

Когда я представил ему Диан в качестве моей жены, он сначала ничего не сказал, но потом потихоньку признался, что в обоих мирах я не смог бы сделать лучшего выбора.

Тем временем Гак и Дакор достигли весьма дружественного соглашения. На Совете Вождей всех племен и кланов, населяющих Сари, было решено несколько изменить существующую форму правления в Пеллюсидаре. Все племена или королевства, вошедшие в союз, должны оставаться независимыми, но над всеми ними должен стоять один верховный правитель - император. По всеобщему согласию первым императором Пеллюсидара был избран я, Дэвид Иннес.

Подготовка к уничтожению махар началась с обучения женщин изготовлению луков, стрел и сосудов для яда. Молодежь охотилась за змеями, добывала железную руду и занималась под руководством Перри производством холодного оружия. Новости о грядущем возмездии распространялись со скоростью лесного пожара, и вскоре к нам начали прибывать представители столь отдаленных племен, о которых в Сари никогда даже не слышали. Они приносили клятву верности императору и обучались методам производства и владения новыми видами оружия.

Спешно подготовленные "инструкторы" из числа молодых воинов рассылались во все страны, присоединившиеся к федерации. Движение за независимость разрослось до колоссальных размеров, прежде чем махары о нем узнали.

Первым предупреждением махарам стало последовательное уничтожение трех экспедиций, направленных за рабами. Но даже это не смогло заставить махар понять в полной мере, что "низшие" в прошлом существа превратились теперь в могучую силу, с которой следовало считаться.

В одной из стычек с невольничьим караваном сариане захватили в плен нескольких саготов, в том числе двоих из тех, что охраняли прежде здание в Футре, где мы с Перри и Гаком содержались рабами. Они рассказали нам, что махары буквально взбесились от ярости, обнаружив трупы убитых в подвале. Саготы догадывались, что их хозяев постигла какая-то страшная беда, но махары постарались, чтобы слухи о настоящих масштабах катастрофы не распространились за пределы их собственной расы. Никто пока не знал, долго ли протянут махары, ясно было только одно - дни их сочтены.

Между прочим, они объявили колоссальную награду за поимку живьем любого из нас, угрожая страшными карами тому, кто осмелится при этом причинить нам вред. Глупые саготы не могли, естественно, понять смысла столь парадоксальных инструкций, но мне все стало сразу же ясно. Им нужен был "Великий Секрет", и они прекрасно понимали, что только живыми мы сможем им помочь.

К сожалению, опыты Перри по производству огнестрельного оружия и пороха продвигались медленно и без особого успеха. Оказалось, что даже он не знает всех тонкостей этого искусства. Мы оба были уверены, что наш успех одним махом ускорил бы развитие цивилизации на целые тысячелетия. Помимо производства оружия, была еще масса полезных начинаний, чье введение в повседневную жизнь тормозилось из-за отсутствия у нас с Перри необходимой информации. Нас просто приводило в отчаяние порой незнание какой-нибудь мелкой, но существенной детали, без чего самая гениальная и полезная идея ничего не стоила в практическом плане.

- Послушай, Дэвид, - обратился ко мне Перри после очередной попытки изготовить порох, не пожелавший даже гореть, - один из нас должен вернуться обратно и привезти с собой необходимую нам литературу. Здесь у нас есть все: материалы и рабочая сила. Недостает лишь технологий и специальных знаний. Если доставить сюда и то и другое в виде книг, мы с тобой в два счета поставим этот мир на ноги и научим ходить.

На том мы и порешили. Я должен был вернуться обратно в нашем "разведчике", так и лежавшем до сих пор на берегу моря, где мы впервые ступили на землю Пеллюсидара. Диан отказалась даже обсуждать планы экспедиции, не включавшие ее в состав участников, а я не слишком бурно протестовал, в глубине души радуясь ее желанию увидеть мой мир и возможности показать ее моему миру.

Взяв помощников, мы отправились на поиски "железного крота". Перри довольно быстро сумел вытащить его и установить в вертикальном положении носом вниз, в направлении земной поверхности. Он лично проверил все механизмы, пополнил запасы кислорода и изготовил из сырой нефти горючее для двигателя. Все было готово к старту, и мы собирались занять места в кабине, когда от выставленных по периметру лагеря часовых было получено сообщение о приближении со стороны Футры целой армии саготов и махар.

Диан и я были готовы к отправке, но я хотел сначала лично убедиться, что происходит первое по-настоящему крупное военное столкновение двух противоборствующих рас Пеллюсидара. Я прекрасно понимал, что эта битва знаменует начало исторической борьбы за власть, и, как первый император этого мира, чувствовал себя обязанным быть в этот момент в гуще событий.

В рядах наступающей на нас армии было необычайно много махар, что само по себе служило свидетельством огромной важности этой битвы для властителей Пеллюсидара. Никогда прежде сами махары не появлялись на полях сражений, предоставляя право расправляться с "низшими" своим слугам-саготам.

Гак и Дакор тоже находились рядом с нами, оказавшись здесь, главным образом, из любопытства и желая посмотреть в действии подземный аппарат. Я назначил Гака командовать сарианами на правом фланге, а Дакора отправил на левый. Сам я принял на себя центр и общее руководство. В тылу я оставил достаточно крупные резервы под командой одного из вождей племени Гака. Выставив вперед копья, саготы стеной надвигались на нас. Я позволил им приблизиться на расстояние полета стрелы и только тогда отдал приказ открыть огонь.

После первого залпа отравленные стрелы начисто выкосили передние шеренги нападающих, но следующие ряды, несмотря на трупы, с дикими криками ринулись вперед. Второй залп лишь на мгновение остановил эту волну. Но тут, по мановению моей руки, в промежутки между лучниками бросились вооруженные мечами воины и скрестили их с копьями саготов. Тяжелые и примитивные копья оказались бессильными против мечей сариан и амозитов. Легко парируя удары противника щитами, наши воины сеяли смерть своим удобным оружием.

Гак тем временем вывел во фланг лучников, и они осыпали врагов смертоносными стрелами. Махары хоть и не принимали в бою активного участия, временами ухитрялись вонзить зубы в руку или ногу человека.

В общей сложности, битва продолжалась недолго. Когда я и Дакор ввели в бой свежие силы в центре и на левом фланге, саготы были уже настолько деморализованы, что многие из них обратились в бегство, даже не вступая в сражение. Какое-то время мы преследовали их, взяв множество пленных и освободив почти сотню рабов, среди которых оказался и Худжа-Проныра.

Он сказал нам, что попал в плен, когда пробирался в свою страну, и что его пощадили в надежде узнать через него местонахождение драгоценной книги. Мы с Гаком предполагали, что Проныра врет и что он служил проводником у врагов, направляющихся в Сари, где должна была, по их мнению, храниться книга.

К сожалению, у нас не было доказательств, поэтому мы были вынуждены принять его как своего товарища, хотя особенно доверять ему никто не собирался.

А сейчас я перехожу к рассказу, как Худжа отплатил мне за мое великодушие.

Среди пленных оказалось немало махар. Как ни странно, большинство победителей по-прежнему до ужаса боялись их и не осмеливались приближаться, иначе как завернув лицо в кусок ткани или шкуры.

Даже Диан разделяла общее суеверие относительно их "дурного глаза". Хоть я и посмеялся над ней, но не стал препятствовать, когда она завернулась в шкуру и уселась в стороне от "крота", рядом с которым находились пленные махары. Я же вместе с Перри еще раз занялся проверкой узлов аппарата.

Наконец, я устроился у рычагов и крикнул одному из людей, чтобы привели Диан. Как оказалось, ближе всех к люку стоял Проныра, и именно он отправился за ней. Я до сих пор не представляю себе, каким образом ему удалось осуществить свой дьявольский замысел. Может быть, у него были сообщники? Нет, в это я отказывался верить - все наши люди были глубоко преданы мне, и узнай они о плане Худжи, с ним бы моментально расправились. Да и времени у него не было, чтобы успеть с кем-то договориться. Скорее всего, он совершил свое бесчеловечное деяние под влиянием момента, а удалось ему это сделать из-за всеобщей неразберихи и суматохи, неизбежных в подобных случаях.

Одно я знаю твердо: именно Худжа привел к люку закутанную с ног до головы в огромную шкуру пещерного льва фигуру. Я ни на секунду не сомневался, что вижу Диан, так как эта шкура покрывала ее с момента появления взятых в плен махар. Проныра заботливо усадил ее в сиденье рядом с моим и поспешил ретироваться. Я не стал медлить - все слова прощания уже были сказаны. Пожав напоследок руку Перри, я задраил оба люка - внешний и внутренний, уселся в кресло и двинул рычаг хода.

Как и в ту далекую ночь первого испытания, стальное чудовище задрожало, завибрировало, внизу раздался оглушительный рев и мы тронулись в путь.

В этот момент аппарат резко тряхнуло, и я едва не вылетел из своего кресла. Я не сразу сообразил, что случилось, но вскоре понял, что стальное веретено, начав входить в землю, соскользнуло с одной из удерживающих его опор и в результате вошло не под прямым углом. К чему это приведет и в какой точке земной поверхности закончится наш маршрут, можно было только гадать.

Я повернулся к Диан, чтобы убедиться, не случилось ли с ней чего после внезапного толчка. Она по-прежнему неподвижно сидела в своей шкуре, окутывающей ее с ног до головы.

- Эй, вылезай! - смеясь воскликнул я. - Вылезай из своей раковины. Можно уже не бояться ни махар, ни их дурного глаза.

Я наклонился и сдернул шкуру с головы своей соседки, но тут же в ужасе отшатнулся.

Под львиной шкурой было вовсе не прекрасное личико Диан, а отвратительная морда махары. Только теперь до меня дошел зловещий смысл содеянного Пронырой. Избавившись от меня, Худжа, несомненно, надеялся заполучить Диан. В отчаянии я схватился за рычаг, но, как и в первый раз, мне не удалось сдвинуть его ни на дюйм.

Не стану утруждать вас описанием обратного путешествия - оно почти не отличалось от предыдущего. Вследствие изменения угла наклона аппарата, оно лишь заняло почти на день больше времени. А окончилось оно здесь, в песках Сахары, вместо Соединенных Штатов, как я надеялся.

Несколько месяцев мне пришлось проторчать в этой дыре в ожидании белого человека. Я просто не мог рискнуть оставить своего "крота" - первая же песчаная буря скроет его так, что никто и никогда его больше не найдет, а все мои надежды вернуться в Пеллюсидар и спасти Диан исчезнут навеки.

Но мне и так представляется весьма проблематичным возвращение во внутренний мир. Я не могу даже предположить, в какую часть Пеллюсидара может меня забросить, и как, не имея возможности ориентироваться по сторонам света, сумею я разыскать свою утраченную любовь?

Вот такую историю поведал мне Дэвид Иннес в шатре из козьих шкур на краю Великой пустыни Сахары. На следующий день мы с ним отправились посмотреть на его удивительную машину. Все оказалось именно так, как он рассказывал. Да я и сам видел, что доставить сюда металлического монстра таких размеров в это Богом забытое место было невозможно. Приходилось признать, что аппарат мог очутиться здесь только таким образом, как описал Дэвид Иннес.

Я провел с ним неделю, а потом, позабыв про львиную охоту, спешно вернулся на побережье, а оттуда в Лондон. Там я приобрел большую часть снаряжения, которое мой новый друг собирался взять с собой в Пеллюсидар. Это были книги, ружья, револьверы, боеприпасы, фотокамеры, химикалии, телефонное и телеграфное оборудование, проволока, инструменты и опять книги - целое море книг по всем областям знаний. Он сказал, что ему нужна библиотека, способная помочь воссоздать в каменном веке все чудеса двадцатого. Что ж, я его желание выполнил.

Я сам доставил груз в Алжир и проследил за его погрузкой на железную дорогу, но, к сожалению, был вынужден спешно вернуться в Америку по важному делу. Однако мне удалось найти верного человека для сопровождения груза - того самого проводника, который уже был со мной во время сафари. Я вручил ему длинное письмо для Дэвида Иннеса с моим американским адресом и проводил в путь.

Среди прочего снаряжения, отправленного мной Дэвиду, было пятьсот миль двойного изолированного кабеля, удивительно тонкого и прочного. Он был намотан на сделанную по специальному заказу катушку. По мысли Дэвида Иннеса, ее предполагалось установить на корме разведчика, предварительно закрепив один конец на земле. Таким образом он рассчитывал наладить телеграфное сообщение между нашим миром и Пеллюсидаром. В своем письме я просил его отметить терминал телеграфной линии высокой пирамидой из камней, чтобы ее можно было без труда найти в том случае, если я не успею вернуться до его отбытия. Имея двустороннюю связь, я надеялся узнать от него много интересного.

Уже в Америке я получил от мистера Иннеса несколько писем, так как тот пользовался каждой оказией, чтобы передать почту с попутным караваном. Последнее письмо было написано за день до отправления. Я привожу его полностью.

"Мой дорогой друг!

Завтра я отправляюсь на поиски Пеллюсидара и Диан, если, конечно, в дело не вмешаются бедуины. Последнее время они совсем обнаглели. Понятия не имею, чем я им не угодил, но они уже дважды покушались на мою жизнь. Один из них, более дружески настроенный, предупредил меня, что сегодня ночью на меня готовится нападение. Мне крайне неприятно сознавать, что это может произойти в самый канун моего отъезда.

Однако такой поворот событий вряд ли изменит мою судьбу: с каждым часом, приближающим старт, я все меньше и меньше надеюсь на успех.

Вот идет знакомый араб, обещавший доставить это письмо, так что я прощаюсь, друг мой, и призываю на Вас Божье благословение за ту доброту и участие, что Вы проявили ко мне.

Мой почтальон просит меня поторопиться, так как видит на горизонте тучу пыли. Он считает, что эта пыль означает появление банды, собирающейся меня прикончить, а ему очень не хочется при этом присутствовать. Итак, прощайте еще раз,

Преданный Вам, Дэвид Иннес".

Спустя год я снова оказался в этих краях и поспешил разыскать то место, где впервые встретился с Дэвидом Иннесом. Первое разочарование постигло меня, когда я узнал о кончине моего старого проводника всего за несколько недель до моего возвращения. Как я ни старался, мне больше не удалось разыскать ни одного участника моего прошлогоднего сафари, кто мог бы отвести меня туда. Я убил месяцы на бесплодные поиски в раскаленных песках. Опрашивал десятки шейхов в надежде найти хотя бы одного, слышавшего о Дэвиде Иннесе и его "железном кроте". Глазами я неустанно обшаривал пустынный горизонт в поисках сложенной из камня пирамидки, которой Дэвид обещал отметить терминал кабеля, ведущего в Пеллюсидар. Все тщетно, я так и не смог ничего найти.

Неужели арабы убили его в канун отъезда? Или ему все же удалось опередить их и отправиться в путь? А если так, то достиг ли он цели? Не застрял ли он где-то на полпути в таинственных глубинах земной коры? А если он все же достиг Пеллюсидара, не закончилась ли его отчаянная попытка на дне одного из морей? Или он угодил к свирепым дикарям, обитающим за тысячи миль от дорогих его сердцу людей?

Может быть, ответы на эти вопросы лежат среди бескрайней Сахары, там, где под грудой камней и песка кончаются два тонких провода, идущих из сердца Земли.

Оглавление

Пролог

Глава I К вечному огню

Глава II Странный мир

Глава III Смена хозяев

Глава IV Прекрасная Диан

Глава V Рабы

Глава VI Битва на арене

Глава VII Свобода

Глава VIII Храм махар

Глава IX Перед лицом смерти

Глава X Снова Футра

Глава XI Четыре мертвых махары

Глава XII Погоня

Глава XIII Проныра

Глава XIV Эдем

Глава XV Назад на Землю

Реклама на сайте