«Ошибка»

Лев ЭДЖУБОВ ОШИБКА

Его спасло то, что он остановился не сразу, а сделал еще три-четыре шага по тропинке. Этими лишними шагами он переменил расположение трех фигур, и зверю, выпрыгнувшему из-за кустарника, теперь надо было принимать новое решение. Они застыли на тропинке все трое — он, его самка и детеныш. Тропинка здесь, на открытом участке, изгибалась крутой дугой, и детеныш, выставив вперед тугой рахитичный живот и покачиваясь на изогнутых ножках, беспомощно стоял на ее пыльной, утоптанной вершине. Зверь был в центре. Крупный, с гладкой лоснящейся шкурой, прижатый к земле в собранный и готовый к прыжку комок. Мужчина стоял по одну сторону дуги, она — по другую, на равном расстоянии от детеныша.

В первое мгновение, когда он обернулся на шум, его охватил страх. Нет, он испугался не зверя. Просто он мгновенно понял, что теперь все зависит не от него, даже не от хищника, а от нее, от самки, которая стояла на тропинке с палкой в руке. Когда он обгрызал кусок дерева у развилки ствола и потом каменным скребком медленно перепиливал сухие жилы, она негодующе взвизгивала и толкала его кулаком в спину. Она хотела есть, а ствол он перерезал не так, как всегда, а значит, и не так, как нужно. Но, когда новая палка взамен разбитой была готова, она успокоилась. Слегка расширяющаяся прямая ветка заканчивалась тяжелой шишкой, а с одной стороны из шишки торчал жесткий обрубок. Такой палкой можно было и нанести удар, и зацепить ветку с плодами. Со временем, когда палка стала гладкой, она любила брать ее в руки.

По этой тропинке они шли гуськом, она впереди, детеныш в середине, и он с палкой сзади. Тот, у кого палка, должен идти сзади и недалеко от группы. Они оба знали это хорошо и никогда не нарушали важного правила. Конечно, лучше, чтобы сзади шел он. Но она тоже достаточно внимательна, а слух у нее даже более тонкий. И когда она остановилась и дотронулась до него рукой, он отдал палку ей, а сам спокойно пошел впереди детеныша.

На самом опасном участке, там, где тропа огибала заросли, самка увидела в кустах что-то съедобное и, не подав никакого знака, остановилась. И вот теперь они трое стоят на тропинке, а в центре между ними сжался для прыжка крупный хищник. Самец понимал, что хищник не бросится на детеныша. Пока живы родители, они будут сражаться за него. Поэтому зверь выберет самку или самца. Теперь все зависит от нее. Ей обязательно нужно первой броситься на хищника. Тогда, подобрав какой-нибудь камень, он устремится на помощь и хищника удастся отогнать. Но вдруг он совершенно ясно понял, что она может принять другое решение ошибочное и роковое для него, даже для всех троих. Ведь без него и самка и детеныш обречены на гибель.

Весь этот ход рассуждения мгновенно пронесся где-то под низким скошенным лбом и исчез, оставив лишь результат — ясное понимание того, что может произойти. Он весь напрягся в ожидании, склонив вперед голову на толстой короткой шее. Но в глубине сознания таилось еще какое-то чувство. Если бы он мог рассуждать и запоминать свои мысли, возможно, он понял бы, что это недоумение. Действуя правильно на всем пути, она, его подруга и мать их детеныша, на самом опасном участке почему-то допустила грубейшую ошибку.

Через несколько сотен тысяч лет самцы в аналогичной ситуации будут утверждать, что им попалась самка, на которую они не могут полагаться и которая может подвести в самый неожиданный момент.

— Я так и скажу: на нее нельзя полагаться, и она может подвести в самый неожиданный момент.

Это он повторял про себя много раз, с тревогой глядя на зеленое табло оповещения. Наконец оно вспыхнуло ярким огнем, и из скрытых в стенах и на потолке мощных динамиков раздался сухой, требовательный голос:

— Встать! Суд идет!

Он поднялся и только тут увидел, что передняя стена закрыта занавесом, как в широкоэкранном кинотеатре. Занавес дрогнул и стал раздвигаться. Открылась передняя панель громадной электронно-вычислительной машины. На него, помигивая, глядели многочисленные разноцветные огоньки, укоризненно кивали стрелки каких-то приборов, а с обеих сторон машины из широких щелей насмешливо высунулись языки бумажных лент.

Под самым потолком из широкой хромированной полосы выпирали громадные медные буквы «Фемида», а ниже красовались аккуратные эмалированные бирочки с черными надписями: «Блок оценки доказательств», «Блок свидетельских показаний», «Блок перекрестного допроса», «Система анализа вещественных, доказательств» и еще много других табличек, которые он не успел разглядеть.

В середине машины, щелкнув, откинулась крышка и обнажила зубастую металлическую пасть.

— Назовите ваше имя, — бесстрастно приказала машина.

Он назвал свое имя и протянул заявление.

— Назовите характер дела, — распорядилась машина.

— Я о разводе, — растерянно проговорил он, — с женой… На нее нельзя положиться…

— Исковые заявления принимаются в левом нижнем углу, — сообщила «Фемида».

Он увидел, как возле таблички «Ввод исковых заявлений» замигал яркий зеленый глазок и открылись валики, как у пишущей машинки. Только было их два совсем рядом друг с другом. Он поднес к валикам руку, они завертелись и стали втягивать его заявление короткими рывками, как будто они прожевывали бумагу и с трудом проглатывали ее.

— Повторите кратко основную причину развода.

— На нее нельзя полагаться, и она может подвести в любой момент, сказал он слабым неровным голосом.

Машина хитро замигала, раздалось мягкое урчание, и бумажные ленты по бокам стали такими длинными, что начали складываться в хромированные корзины, стоящие прямо на полу.

— В настоящее время причина для развода отсутствует, — сухо констатировала «Фемида». — Вы сообщили, что она может подвести в любой момент. Следовательно, проступок, который служит основой искового заявления, еще не совершен. Ваше дело будет рассмотрено лишь после наступления указанного момента.

Он хотел возразить, но его грубо толкнули, и перед очами «Фемиды» предстал мужчина в коротких брючках и в пиджаке до колен, с большим количеством золотых пуговиц. Одной рукой он держался за пуговицу, а другой указывал на истца.

— Обвинение, — сказал он торжественным голосом, — ходатайствует о незамедлительном рассмотрении дела ввиду его общественного интереса. Семья — основа и база. Основы нерасторжимы, база неприкосновенна. Заявление истца в рамках гражданского судопроизводства преступно и основано на недоказуемых намерениях. Невозможность полагания на члена семьи не есть причина расторжения. Возможность подведения супругой определяется моментом. Момент же определяется усмотрением. Таким образом, подведение возможно остановить на стадии покушения. Следовательно, мотивы истца не мотивированы.

Он говорил еще что-то, но истца и обвинителя обволокло мягкое и липкое облако, и неожиданно обвинитель растаял, а на его месте стояло существо с каким-то неопределенным расплывчатым лицом, но внушительной фигурой. Фигура была облачена в блестящую адвокатскую мантию, а на голове у нее красовалась металлическая каска времен первой мировой войны.

— Известно, что лучшая форма защиты — это нападение, — сказало существо хорошо поставленным голосом. — Отсюда нужно сделать вывод, что, хе-хе, обвинение есть лучший способ защиты. Руководствуясь этим принципом, я позволю себе избрать объект обвинения. Обвинитель для этой цели не подходит, ибо, исходя из правил формальной логики, обвинение обвинителя есть защита. Что касается защищаемого, то нападение на него есть служебная функция адвоката, и она безошибочна.

Адвокат многозначительно ткнул пальцем в потолок, а потом вяло и неохотно опустил палец книзу.

— Однако, — в голосе его зазвучало сожаление, — исполнение служебных функций всегда связано с затруднениями, а часто нежелательно. Поэтому я позволю себе обвинение подзащитного заменить нападением на безошибочность. Ваша электронная светлость, безошибочность — это смерть, а жизнь покоится на ошибках. Что касается судебного процесса, то он начинается из-за ошибки и течет по ошибкам, борется с ошибками, соглашается с ними и заканчивается ошибочным утверждением об отсутствии ошибки в том, что ошибочно именуется безошибочным решением. Говорят, что не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Это утверждение ошибочно от начала до конца, так как бездельник допускает длящуюся во времени ошибку. А тот, кто делает что-нибудь? Разве может он обойтись без ошибки?

Адвокат круто повернулся на высоких каблуках и ткнул пальцем в истца.

— Если вернуться к моему подзащитному, — провозгласил он, — станет очевидным ошибочность, а следовательно, и разумность его поведения. Он всю жизнь что-то делал, а следовательно, совершал ошибки. А однажды он увидел свою будущую жену и предложил ей безошибочный путь к совершению самой крупной ошибки. Остальные ошибки были существенно меньше, обратите внимание, ваше электронная светлость, существенно меньше, чем ошибка, приведшая его к вашим многоцветным очам и зычному динамику. Причем крупнейшую ошибку он совершил не раздумывая, а над каждой мелкой хоть немного мучился и думал о том, стоит ли ее совершать.

Он остановился возле пухлой коричневой двери и задумался:

«Может быть, я напрасно пришел сюда? Наверное, не стоило этого делать?»

Вместо того чтобы повернуться и уйти, он решительно нажал на кнопку и прислушался: в подъезде было тихо, и пулеметная трель звонка была слышна отчетливо. Дверь распахнулась довольно быстро. Конечно, звонить надо было покороче и не так требовательно — в дверях красовалась полуголая фигура с заспанным и встревоженным лицом.

— Гранаткин? — в голове звучало удивление, перемешанное с недовольствием. — Что-нибудь серьезное? Может быть, ты просто не знаешь, который час?

Михаил презрительно фыркнул и ушел в глубь своей холостяцкой квартиры. Гранаткин аккуратно вытер ботинки о рифленый резиновый половик и пошел за Михаилом, с неприязнью глядя, как тот шлепает подошвами мягких ночных туфель и на ходу включает свет в люстре, торшере и даже в настольной лампе на письменном столе. Михаил облачился в спортивный халат, предназначенный, очевидно, для боксеров, плюхнулся в кресло и жестом пригласил нежданного гостя сесть.

— На работе у тебя наверняка ничего не случилось, — начал он размышлять, не дождавшись никаких объяснений Гранаткина. — Начальство не настолько неразумно, чтобы вышвырнуть тебя вон. Крохи разума администраторов вполне достаточно для осознания того печального факта, что ничего лучшего они взамен не получат.

Михаил выжидательно посмотрел на Василия, но тот молчал, как-то криво усмехаясь.

— Попробуем покопаться в других областях, — продолжал Михаил. Человека ночью могут преследовать неприятности в общественных местах: на вокзалах, расторанах, пристанях, скверах, просто на улице. Чаще всего эти неприятности связаны с грабителями, милицией, алкогольными напитками и, конечно, с женщинами. Но все это к тебе не имеет никакого отношения. Грабители слишком разумны, чтобы не догадаться, что в карманах у тебя имеется не больше рубля, сэкономленного на обеде в диетической столовой. Милиция такими, как ты, не интересуется. Я уверен, среди ночи ты не пересек улицу, а дошел до угла и прошелся по подземному переходу. Алкогольные напитки! Чепуха! Больше крохотной рюмки перед обедом… Остаются женщины. Это область больших неожиданностей. Но для человека, всего себя отдавшего дому, безумно влюбленного в свою жену, всерьез занимающегося проблемами ремонта квартиры…

— Хватит, — Василий решительно поднялся, погасил на письменном столе лампу, повернулся к торшеру и раздраженно дернул за короткий шнурок с крошечным пушистым пуделем.

После этого он подошел к Михаилу, склонился почти к самому его лицу и сказал, разделяя каждое слово:

— Я ушел из дома и буду разводиться с Татьяной!

Михаил медленно встал, по какой-то невероятно сложной траектории прошелся по комнате и снова включил свет в торшере и настольной лампе. Возле письменного стола он немного постоял и только потом вернулся к своему креслу.

— Ну хорошо, — сказал он ровным голосом. — Ты ушел из дома… Этого можно было и не говорить. Подобное сообщение после твоего ночного звонка содержит нулевую информацию. Остается вторая часть твоей фразы, так сказать, футурологическая.

Некоторое время он молча разглядывал свои волосатые ноги, выглядывающие из-под мохнатого халата, затем с натянутой усмешкой продолжал:

— Значит, ты будешь разводиться… Тоже не очень много информации. Естественно, в три часа ночи ни один суд не примет у тебя заявление, и тебе придется ждать, по крайней мере, еще семь часов. Вот это уже важно для человека, умеющего думать. Тебе хорошо известно, что я отношусь именно к подобным людям, и мне ясно, для чего ты явился ко мне.

— Для чего же? — спросил Василий раздраженно.

— Ты пришел для того, чтобы я до десяти часов утра — это время, когда открываются суды, — чтобы я до этого времени отговорил тебя от рокового шага и вернул в лоно…

— Ты, конечно, сейчас подробно изложишь весь ход рассуждений, который привел тебя к этой дурацкой мысли.

— Естественно. Я человек пунктуальный и не люблю неясностей. Итак, ход рассуждений следующий. Ты, как нам известно, ушел из дома в три часа ночи и направился ко мне. Разве после добротного семейного скандала нельзя было погулять по городу? Разве ты не мог отправиться в свой институт и проработать до утра? Ведь никто бы не удивился. Решили бы, что ты проверяешь очередную бредовую идею, приснившуюся тебе среди ночи. Так нет. Ты пришел ко мне. Ко мне, к человеку, который Таню знает много лет и постарается не дать ее в обиду.

— Все почему-то думают о ней. А я? Я что, для тебя ничего не значу?

— Нет, отчего же. Ты для меня значишь больше, чем Таня. Конечно, если она задумала тебя прибить утюгом или отравить каким-нибудь экзотическим ядом… Даже если она тебе изменила… Я целиком на твоей стороне и готов вместе с тобой сочинять заявление о разводе.

— О боже, — Василий стукнул кулаком по колену. — Чего ты несешь эту околесицу! При чем здесь утюги и яды! И не изменяла она мне… Да разве только поэтому люди расходятся. Может быть, в тысячу раз лучше, если бы она… Так хоть сразу все стало ясно и не было бы никаких путей назад. А то и жизнь невыносимая, и вроде бы никаких явных причин нет.

Василий остановил жестом Михаила, который вновь попытался анализировать ситуацию, и продолжал:

— Понимаешь, она ненадежный человек, и это проявляется в каждой мелочи, в каждом ее жесте, в каждом шаге. В ее отношении ко мне, наконец. Я же все делаю для нее, все отдаю… А она… На нее же нельзя положиться… Она может подвести в самый неподходящий момент.

— Откуда ты знаешь, что будет завтра. И какой момент можно считать подходящим или неподходящим. Какие-то общие слова.

— Ты меня неверно понял. Я не предполагаю, а уверен, что она может подвести. Ведь она всю жизнь только и делает, что подводит меня. Конечно, это все мелочи… Но когда их много, когда они каждый день лезут в глаза…

— Я все равно ничего не понимаю. Что она делает с тобой? Я что-то за Татьяной не замечал…

— Не замечал? При твоей-то наблюдательности. Ты знаешь, с чего у нас началось сегодня? Она после шести вечера позвонила домой и сказала, что выходит с работы. А идти ей даже пешком всего минут пятнадцать. Я что-то писал и не обратил внимания на часы. А потом глянул и обомлел — прошло полтора часа. Я позвонил на работу, там сказали, что она вышла вовремя. Еще через час я понял, что надо звонить по больницам и милициям. Но предварительно решил пробежать до ее работы. Могло ведь что-нибудь случиться и по дороге. Выбегаю из дома, а она стоит возле подъезда и мирно беседует с соседкой. У соседки, видишь ли, неприятности с мужем, и ей нужно посочувствовать. А то, что я чуть с ума не сошел, — это ее не интересует. И потом рядом с домом. Ну можно же было забежать на минуту домой и сказать, чтобы не беспокоились? А зачем? Ей наплевать на меня и на мои волнения.

— Любопытная ситуация, — Михаил усмехнулся. — Ну а ты ее спросил, почему она…

— Конечно. И знаешь, что она мне ответила? «Чего ты от меня хочешь? Не понимаю. Я же сразу после работы пришла домой. Торопилась, бежала как ненормальная. А ты еще придираешься».

Михаил перестал ухмыляться и с каким-то новым интересом взглянул на Василия.

— Слушай, а ведь это все очень интересно. Сделала все, как положено хорошей жене. Торопилась, прибежала, и вдруг в самый последний момент ошибка, неверное решение. Вроде бы она уже дома, стоит у порога. У нее то ощущение, что она пришла домой, а отсюда ошибочный вывод, что об этом все должны знать. Вывод, конечно, подсознательный… Ей надо было додумать самую малость, а именно, что ты никак не мог знать о ее приходе. Но ведь чуточку можно и ошибиться. Как все это интересно! Ты даже себе не представляешь, как это интересно.

— Тебе, может быть, и интересно. А мне каково? Когда это чуть ли не каждый день.

— Каждый день, говоришь? Да, это, очевидно, может быть и каждый день. Слушай, Василий, я тебе задам один вопрос. Только ты не удивляйся, а ответь на него со всей серьезностью.

— Какой вопрос?

— Я пока его не придумал. Дай мне поразмыслить несколько минут. Мне только принцип ясен, каким этот вопрос должен быть. Я сейчас приготовлю чего-нибудь перекусить. Есть коньячок хороший. Поставлю воду для кофе.

Михаил вскочил и, потирая руки от удовольствия, побежал на кухню. Там он погремел посудой, хлопал дверцей холодильника и вдруг прямо из кухни закричал:

— Придумал вопрос. Готовься.

Он вернулся в комнату, скинул халат и стал натягивать на себя тренировочный костюм. Видно было, что он еще размышляет над вопросом, который собирался задать. Уже одетым он снова уселся в кресло и теперь серьезно взглянул на Василия.

— Учти, вопрос важный. Только ты не придумывай, а отвечай точно.

Василий кивнул и с нетерпением стал барабанить пальцами по кожаным подлокотникам кресла.

— Скажи, Василий… — наступила длительная пауза. — Скажи, Василий… Часто ли у Татьяны убегает молоко, когда она его кипятит?

Василий вскочил и схватился за голову.

— Когда кончатся эти твои идиотские шуточки! — закричал он. — Я не знаю, что делать. Может, у меня все полетит к черту. Может, я своего сына только по воскресеньям видеть буду. Я же работать не смогу. А ты с каким-то молоком лезешь.

— А ну сядь на место и не вопи на всю квартиру. Я с тобой шутить не собираюсь. Вопрос относится к тому, из-за чего ты ко мне явился.

— Ну хорошо, хорошо. Отвечу. Да, молоко она кипятит для Петьки каждый день, и каждый день оно у нее сбегает. Тоже, между прочим, свидетельство ее безразличного отношения ко мне. Ведь это мне приходится каждый день мыть газовую плиту. Я ей много раз говорил об этом, просил. Никакого внимания.

— А ты, Василий, когда-нибудь наблюдал, как это у нее получается… с молоком?..

— Только недавно специально вел наблюдение. Сделал вид, что читаю газету… Что меня молоко совершенно не интересует. Она сидела несколько минут и пристально смотрела в кастрюлю. Караулила. А потом вдруг отвернулась. И в этот момент…

Михаил вскочил с кресла и стал от удовольствия хлопать в ладоши.

— Слушай, Васька, ты даже себе не представляешь, что ты мне сообщил. Это же все по моей теме… Прелесть! А мы как-то забыли перенести эту модель на современную популяцию. Просто затмение какое-то. Так же только строй гипотезы, а здесь пожалуйста — объект налицо и даже эксперименты можно ставить.

— Ты что, обалдел? Собираешься на моем несчастье себе научную карьеру делать. Да я же к тебе за советом пришел. Забыл уже?

— Нет, не забыл. Но тут, понимаешь, такой редкий случай. Одним ударом два зайца. Так ведь в жизни нельзя. А сейчас пожалуйста. И твой вопрос разрешим, и я тематику…

Неожиданно Михаил остановился и поднял палец.

— Стоп. Придется прерваться. Сейчас должен закипеть чайник. У меня он не сбежит. Я тебе не Татьяна какая-нибудь.

Они сидели в небольшой чистенькой кухне на жестких табуретках. Михаил с аппетитом уплетал бутерброды, опрокидывал в широко открытый рот крошечные пузатые рюмки коньяка и пил из громадной глиняной кружки густую жидкость. Василий маленькими глотками отпивал кофе из чашки. К еде, как и положено при семейных трагедиях, он не притрагивался. Сперва он слушал Михаила без всякого интереса, с нетерпением, свойственным каждому человеку, желающему свернуть разговор на интересующую его тему. Но постепенно он начинал понимать связь между рассказом Михаила и тем, что его привело ночью к другу.

— Понимаешь, — рассказывал Михаил, — этот биолог явился с пустыми руками. Ну, ничего в кармане и голове. Нуль. Задача не поставлена. Или, точнее, поставлена по типу «Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что». А я ведь математик. Мне давай все разложенное по полочкам, чтобы полная ясность. Но мужик, сразу видно, дельный и фанатик. И я его простил за безграмотность. Идея у него была такая: есть интересы отдельно взятой особи и интересы популяции. Эти интересы в первобытном обществе во многом должны были не совпадать. У тебя, например, скверная генетическая болезнь, тебе хочется жить. А популяции в целом выгодно, чтобы ты отдал концы, чтобы не выжил, не оставил потомства. Вот и вопрос — каким образом природа разрешила эту проблему. На кого возложила заботу об отдельных особях и на кого на популяцию в целом. И каков механизм распределения этих обязанностей. А я как раз свою систему для киношников сделал. Им, видишь, нужно было получить образную картину сцен и чтобы без артистов и без съемок. Я и разработал то, что им было нужно. В машину вводятся основные характеристики личностей, внешний их вид, обстановка, сценарий и прочее. И ЭВМ может на экране телевизионного устройства показать любое количество вариантов сцен. Нечто вроде мгновенно составляемого мультфильма, только поестественнее. Конечно, я эту систему сделал сложнее, чем хотели заказчики. И она оказалась полностью пригодной для этого биолога. Когда я ему рассказал о возможностях этой системы, он впился в меня и заявил, что никуда не уйдет, пока мы не прокрутим хотя бы одну модель. В общем мы не вылезали из моей квартиры два месяца. Только ходили за куревом и едой. Пульт ввода и экранное устройство я давно установил здесь. Так работать удобнее. И знаешь, получились очень интересные штуки. Постепенно начала вырисовываться такая картина: заботу об отдельных личностях природа возложила на мужчину. Он заботится о себе, своей самке и потомках в первую очередь. Потом об интересах племени. Что ему дала природа для выполнения этой функции? Много дала. Силу, ловкость, твердость и точность движений. Но самое главное — рационализм и возможность в сложных жизненных ситуациях вести длинную цепь безошибочных рассуждений. Пусть неосознанных, но безошибочных. А вот на женщину природа возложила более важную задачу заботу о популяции в целом. И знаешь, чем она вооружила женщину, эта хитрая природа? Ни за что не догадаешься.

Михаил отодвинул чашечку и сделал многозначительную паузу.

— Природа дала женщине мощное средство для сохранения популяции, голос Михаила зазвенел. — Она снабдила ее способностью совершать ошибки! Это не значит, что ошибки не совершал мужчина или что женщина не могла действовать безошибочно… Нет, конечно. Просто статистически длина цепочки безошибочных рассуждений у женщин чаще оказывалась короче, чем у мужчин. Вот и все. Просто и гениально. Не правда ли?

— Ну и что? — Василий с недоумением смотрел на торжествующего Михаила. — Ну, делает она ошибки чаще, чем мужчина. А при чем здесь популяция? Чем больше ошибок, тем меньше шансов у популяции выжить.

— Вот и ошибаешься. В первобытном обществе громадную роль играл естественный отбор. Ошибка только усиливала фактор отбора, а значит, должна была улучшать популяцию. Мало того, вид человекообразных мог попасть в благоприятные условия, и тогда естественный отбор стал бы действовать слишком слабо. И тут на помощь человечеству всегда приходила женщина. Чем лучше условия, тем чаще она должна была совершать ошибки, роковые для отдельных особей и для самцов в первую очередь. Это и уравновешивало рационализм мужчин. Ведь те со своей заботой всех готовы были оберегать от гибели. А в результате могли обречь на вымирание популяцию. Способность самки совершать ошибки — это великое благо, которому человечество обязано своим существованием. Эта привычка ошибаться постоянно заставляла самцов быть на высоте своих возможностей и выходить из самых невероятных положений. Все время оттачивала их ум, выносливость, память. Ну а те, кто не мог приспособиться, выработать сложный комплекс борьбы за существование… В общем оставались только умные и сильные… Это сделало человека господином на Земле.

— Я начинаю догадываться, куда ты клонишь. — Василий плеснул в чашку горячего напитка. — Но сегодня мне что-то не хочется с тобой спорить, хотя чувствую, что в твоей гипотезе можно найти слабые места.

— А я и не собираюсь с тобой спорить. Тоже мне нашелся оппонент. Мне хватает критики со стороны специалистов. Я тебе просто сейчас кое-что покажу. Пошли в кабинет.

Василий здесь бывал всего несколько раз. Михаил не любил, когда в эту комнату входили посторонние. Может быть, это объяснялось тем, что в отличие от остальной части квартиры здесь царили хаос и неразбериха. Книги и журналы валялись на полу и креслах, клочки смятых бумаг и разорванных перфокарт густо обсыпали ковер возле плетеной пластиковой корзины. Относительный порядок был только в углу, где стоял миниатюрный вводной пульт, печатающее устройство и телевизор с громадным экраном.

Михаил подошел к пульту и включил несколько тумблеров. Потом сказал в микрофон спокойно и деловито:

— Сережа, не пугайся, это Жеберин. Если я тебя разбудил, можешь выругаться.

— Говори, чего нужно, — сразу же раздалось из динамика. — Здесь у нас запарка, и нет времени с тобой говорить.

— Сережа, ты знаешь, я человек серьезный. По пустякам не стал бы среди ночи…

— Да кто тебя не знает. Давай говори быстро, чего нужно.

— Хорошо, хорошо. Я коротко. Подсоедини мой телик к девятнадцатому кубу и дай ту программу, помнишь, из восьмой серии…

— Ту модель, что ли, которую вы с режиссером?..

— Сережа, не задавай лишних вопросов. У меня посторонние, — перебил Михаил говорящего. — Да, ты правильно понял. Молодчина. Из восьмой серии, модель четыреста четырнадцатая. Я жду.

— Включай свой телик. Через минуту получишь изображение.

Экран телевизора засветился, и Василий увидел поляну, по которой дугой проходила утоптанная дорожка. С одной стороны, недалеко от тропинки, рос густой кустарник.

— Ну вот тебе и место действия, — сказал Михаил. — Теперь начнем заполнять его. Модель будет следующая: по тропинке идут самец, самка и хилый рахитичный ребенок. Самка допустила ошибку и, не предупредив самца, отстала от группы, хотя единственное оружие — палка — в руках именно у нее. Значит, расставим персонажей.

Михаил колдовал над пультом, а на экране вначале появился обросший густой растительностью самец, с мощными бицепсами, сутулый, со скошенным лбом и широкими ноздрями плоского носа. Затем на вершине дуги возник кривоногий детеныш, и на некотором расстоянии от него — сутулая, плечистая, но уже с некоторыми элементами изящества самка. Потом в центре Михаил изобразил сжатого в комок и готового к прыжку, зверя.

— Давай передвинем самца чуточку вперед. Будем считать, что, сделав лишние шаги, он спутал первоначальные планы хищника, и теперь зверю нужно принимать новое решение. Будем снисходительны и дадим безоружному самцу еще один шанс на спасение: набросаем возле него немного палок и камней.

Михаил говорил, одновременно нажимая на клавиши пульта, и на экране нелепо и непривычно перемещались застывшие фигуры, как бы выбирая наиболее удобные места. Потом у ног самца возникло несколько булыжников и палок. Одна из них была толщиной в руку и лежала почти у самой тропинки.

— Теперь все на месте. Расстановка персонажей известна машине. Она также получила и некоторую дополнительную информацию. Например, о типичном поведении самца и самки. Потом ей известно, что этот зверюга не нападет на детеныша: проку от него мало, тем более что оба родителя от него не отстанут и не дадут спокойно есть. Ну и, конечно, в модель введены такие условия, что на самца возложена забота о семье, а на самку о всей популяции в целом. Модель должна показать, каким в созданной ситуации должно быть типичное поведение самца и самки. Теперь я подключусь к модельному блоку машины, которая там у Сережи, и мы проиграем эту ситуацию на телике. Смотри.

Оценка ситуации заняла у самца мгновение. Еще мгновение ушло на подготовку и поиск способа защиты. Палки, которые валяются под ногами, для этой цели не годятся. Все они очень тонкие, а одна, что лежит совсем рядом, слишком велика, и поднять ее быстро не удастся. Булыжники расположены в стороне, и до них сразу не дотянуться. Они могут пригодиться потом, когда начнется битва с хищником. Но в первое мгновение он оказывается совершенно безоружным. Остается только возможность прыгнуть в сторону. Но это не спасет самку и детеныша, значит, этого делать нельзя.

Он лихорадочно искал выхода, и вдруг волна радости и злобы охватила его одновременно. Выход был найден, и теперь все его существо рвалось в бой со зверем, осмелившимся напасть на него, его самку и их детеныша. Теперь надо только дождаться ее решения и тогда уже либо броситься к булыжникам, если самка прыгнет в сторону, либо…

Он весь напрягся, слегка согнул колени и почти коснулся длинными руками земли. И в этот момент самка прыгнула. Нет, она прыгнула не к хищнику. Она прыгнула к детенышу и загородила его своей широкой фигурой. Почти сразу же зверь кинулся на самца. Только за мгновение до этого самец быстро нагнулся, ухватился за край толстого бревна и, резко выпрямившись, рванул его вверх. Зверь, вытянув вперед лапы, уже летел над поляной, когда бревно взметнулось кверху и, тяжело вращаясь, стукнуло его в воздухе сперва по лапам, затем по морде. Пока зверь отбивался от непонятного вертящегося и твердого существа, самец успел взять в обе руки по булыжнику, а самка подбежала к нему с детенышем. Он метнул один из камней в зверя, и тот, огрызаясь, медленно удалился.

Экран телевизора погас, и только светящаяся точка побежала, уменьшаясь, к центру и через секунду исчезла.

— Как видишь, для самки ошибка в подобной ситуации типична, а самец оказался на высоте. Промахи самки на таких, как он, не действуют. Может, нервишки она его потрепала малость, но, когда речь идет о естественном отборе, с такими мелочами не считаются. Ставка слишком большая.

Василий откинулся на спинку кресла и теперь с интересом глядел на Михаила. Он усмехнулся и покачал головой.

— Если говорить о естественном отборе, — сказал он с сомнением, — то самка должна была привести к гибели своего рахитичного отпрыска, а не крепкого и сообразительного самца.

— Это другая тема. Я тебе мог бы показать, как самка бегает из угла в угол по пещере с больным детенышем, не выпуская его из рук, вместо того чтобы бросить его ненадолго и сбегать за водой. Природа и здесь снабдила самку достаточно мощным оружием — слепой безумной любовью к детенышу. Сейчас я специально взял такую модель, чтобы показать отношение самки к самцу. Это для тебя, как ты, наверное, догадываешься. Ладно, современный самец, пошли допивать кофе.

Каждое явление должно иметь свое название. Я предлагаю открытый нами эффект назвать «парадоксом тещи». Хорошо звучит, не правда ли?

— Звучит прекрасно, — Василий натянуто улыбнулся. — Только при чем здесь теща? Ты вроде печешься не о теще, а о жене.

Михаил разлил кофе по чашкам, намазал маслом ломоть черного хлеба, бросил на него большой кусок колбасы. Он с аппетитом откусил почти четверть бутерброда и принялся за кофе. Василий на этот раз тоже стал есть, хотя действовал он не так энергично, как его приятель.

— Известен один парадокс, — заговорил наконец Михаил, — который имеет прямое отношение к рассматриваемой нами проблеме. Мамы, у которых есть дочки, страшно хотят выдать их замуж. Причем для этой цели они всегда находят кандидатуры. А вот мамы, у которых имеются сынки, всегда недовольны невестками. Но вот наконец наступает долгожданный момент, и молодые, к радости первой мамаши и к огорчению второй, связывают себя соответствующими узами. Казалось бы, при таком раскладе молодая обречена на вечное давление со стороны свекрови, а юному супругу, наоборот, ничего не угрожает. И тут на свет неожиданно появляется знаменитая и перепетая по всех анекдотах теща. Заметь, не свекровь, которая видеть не хотела свою невестку до брака, а именно теща, которая прямо молилась на своего будущего зятя. Ты никогда не думал, почему это происходит?

Михаил залился веселым смехом.

— Вот только что мне все стало ясно. Это результат того же самого генетического пережитка. Самка обязана была, совершая цепь мелких ошибок в рассуждениях, в оценке ситуации, в выводах, держать в постоянном генетическом напряжении самцов. Ведь именно от их выносливости, силы, ума зависело будущее всей популяции.

— Значит, ты полагаешь, что Татьяна…

— Конечно… Она ведь Женщина. Женщина с большой буквы. Но не только в ней дело. Дело еще и в тебе. Ты всегда был гипертрофированно самолюбив. Вместо того чтобы снисходительно взирать на небольшие промахи своей половины, ты занялся психоанализом и сам себе доказал, что тебя перестали любить, что о тебе не думают.

— Может быть, в том, что ты говоришь, есть доля истины. Но ведь бывали случаи, когда Таня меня ставила в положение того зверя, которого чуть не слопал хищник.

— Не преувеличивай. Мы живем в цивилизованном мире, и самое большее, ты можешь из-за ошибки жены схлопотать какую-нибудь неприятность. Главное же, что такие, как ты, неверно истолковывают поведение женщин. Может быть, знаменитый тезис о таинственности женской психологии и заключается в том, что мы, мужчины, не можем понять простую истину, женщина ошибается там, где мы действуем безошибочно, и, наоборот, она безошибочна там, где мы выглядим чистыми олухами. Понимаешь, разные области с большими вероятностями неправильного решения. Только и всего. А из-за того, что эта простая истина оставалась неизвестной, типы вроде тебя ходят по инстанциям и пишут всевозможные исковые заявления. Завалили суды работой. Хоть ставь туда электронно-вычислительные Фемиды.

Неожиданно Василий аккуратно отложил в сторону бутерброд, отодвинул недопитую чашку и поднялся над столом. Видно было, что его осенила какая-то невероятная мысль.

— Ты чего на меня уставился? — спросил Михаил настороженно.

— А ты чего это мне морочишь голову? На ходу сочиняешь всякие теории. Татьяну выгораживаешь? — В голосе Василия слышалось раздражение.

— И на этого балбеса я потратил целую ночь. — Михаил всплеснул руками. — Да с чего ты взял, что я тебя разыгрываю?

— А этот твой Сережа…

— Какой Сережа?

— Из вычислительного центра. Я вспомнил ваш разговор. Сперва не обратил внимания, а сейчас вдруг вспомнил. О модели, которую ты прокручивал на телике. «Это, — спросил он, — ту модель, что вы с режиссером?..» Не с биологом ты делал эту модель, а с режиссером. Значит, ты мне показал кусок из будущего кинофильма. И никакая это не биологическая модель. Просто все остальное ты изобрел на ходу.

Михаил поднялся и забегал по кухне.

— Ах, какая прозорливость, — вопил он. — Ах, какая тонкая сообразительность. Не могу. Убери кофейник со стола, а то я сейчас опрокину его тебе на голову. Ну ладно, пусть я все выдумал. Теперь ты все равно мне не поверишь. Пусть выдумал. Разве сейчас в этом дело? Ты лучше подумай, правильно все это или нет. Ведь Таня твоя действительно из-за дурацких ошибок все это… Она не может по-другому. Да не только она. Это же правда во всех женщинах есть. А ты мужчина. Где твоя снисходительность? Где умение правильно понять действительность?

— Ладно, успокойся, — примирительно сказал Василий. — Может, ты действительно прав, хотя все сочинил. Импровизация получилась на редкость удачной.

— Мерси. Комплимент необыкновенно тонкий. Еще парочка таких же, и я тебя выставлю за дверь. Поэтому давай прекратим нашу беседу и немного соснем. Может, к утру ты станешь соображать чуточку бодрее.

Михаил разделся и залез под одеяло. Василий снял пиджак и, укрывшись пледом, разместился в кресле.

— Спокойной ночи, — проговорил Михаил. — И пусть тебе приснится страшный сон о том, как тебя разводят с достойной и любящей тебя женщиной.

Василий долго не мог устроиться удобно, хотя кресло было просторным и мягким. Наконец он повернулся на бок, положил голову на подлокотник и стал засыпать.

…Он стоял перед «Фемидой» один и не мигая смотрел на завораживающую пляску многочисленных сигнальных огней. В ушах его еще звучали заключительные слова непонятной речи защитника. Тот взывал к электронно-вычислительной машине и настойчиво просил о чем-то неведомом. Каждое слово его, взятое отдельно, было понятным и ясным. Но слова эти, составленные в витиеватые фразы, таинственным образом утрачивали смысл и проскакивали мимо сознания, не оставляя заметного следа.

— Повторите кратко основную причину развода, — раздраженно приказала машина.

— На нее нельзя полагаться, и она может подвести…

— Может, может, — неожиданно прервала его машина визгливым голосом. Она не может, она должна подводить систематически. В этом суть генетической защиты популяции.

«Откуда машина про это знает, — подумал он. — Я же ей ничего не говорил».

И вдруг он с ужасом догадался, что «Фемида» — это и есть та самая машина, которой распоряжается неведомый Сережа и которая подключена к пульту управления в комнате Михаила. Он понял, что обречен, и опустил голову.

— Считаете ли вы брак в принципе неприемлемым? — спросила машина.

— Нет, отчего же, — пролепетал он. — Если жена…

— Считаете ли вы неприемлемыми любые отношения с женщиной? — загрохотала «Фемида».

— Нет, отчего же. Если женщина…

— Все ясно, — пророкотал мощный динамик. — Ввод информации закончен. Сейчас все блоки машины будут изолированы на две тысячных доли секунды от притока новой информации и возможного давления со стороны других электронных устройств. Это обеспечит вынесение объективного и справедливого решения.

Две тысячных доли секунды тянулись необыкновенно долго. Сперва он заметил, как один за другим стали гаснуть огоньки, потом машина на мгновение застыла в неподвижности и вдруг мелко задрожала от усиленной внутренней работы. Потом она облегченно застыла, и огоньки вновь засверкали на ее панели.

— Суд оглашает справедливое и окончательное решение, не подлежащее обжалованию и опротестовыванию. Внимание! Суд оглашает решение.

Последовала короткая торжественная пауза, и затем, четко разделяя слова, «Фемида» провозгласила:

— Развод бесполезен. Претензии истца необоснованны и вредны.

Он хотел возразить, но понял, что это ничего не изменит. Тогда он демонстративно сел прямо на пол, показывая свое несогласие с мнением электронного судьи. «Фемида» на мгновение замешкалась. Через многочисленные щели было видно, как в ее недрах проскакивали искры, и неожиданно машина шипящим извиняющимся шепотом стала объяснять причину своего решения.

— Борьба со способностью женщин ошибаться во имя сохранения популяции невозможна. А уход от женщины ошибочен. Ошибочность же в ликвидации ошибки может привести к безошибочности, что само по себе содержит ошибку, которая, в свою очередь, недопустима из-за безошибочного воздействия на ошибоч…

Она что-то бормотала совершенно невразумительное, а искры в ее чреве полыхали сплошным огнем. И вдруг машина спокойным голосом Михаила потребовала:

— Вставай, вставай, вставай…

Он открыл глаза и увидел Михаила. Тот тряс его за плечо и улыбался.

— Вставай. Там за тобой Татьяна пришла.

Оглавление