«Долгий дозор»

Александр УРАЛОВ (ХУСНУЛЛИН) ДОЛГИЙ ДОЗОР

Южный Урал, август 2235 года

Внезапно перед глазами всё расплылось. Радужные блики дрожали вокруг неясных двоящихся контуров. Солнце яростно жгло щёки и лоб. Глаза щипало. Егор тряхнул головой, в разные стороны разлетелись капли пота. Несколько мокрых пятнышек темнели на прикладе.

Егор хлюпнул носом и осторожно, стараясь не дёргать рукой, промокнул обгоревший лоб рукавом, а потом, неестественно вывернув кисть, поочерёдно прикоснулся манжетою к закрытым глазам. Кожу жгло так, что на секунду ему представилось, как рукав начинает дымиться от кислоты, но, осторожно приоткрыв глаза, он снова увидел всё ясно и чётко.

Дело было дрянь. Чёртовы карачи копошились метрах в ста, не обращая на него никакого внимания. Егор легко мог всадить автоматную пулю в одного из них… да только что ему эта пуля? Так… вздрагивает туловищем, замирает на секунду… вглядывается, что ли? Глаз-то у них не видно.

Дед говорил, — да упокоит его Господь-Аллах на тенистых пажитях! — мол, раньше были у них глаза. Много, но были! Можно было дёрнуть по ним из калаша, ослепить… А сейчас, шайтан их возьми, совсем смотреть не на что. Даже ноги у них стали тоньше, но зато намного прочнее.

Конечно, если бы динамит…

Егор вспомнил, как в Город притащили на железном тросе двух подорвавшихся на фугасе карачи. Дядя Ахмат, тогда ещё совсем юный, за рулём грузовика что-то орал, — уж, наверное, не молитвенные песни, — всегда был пьяный, прости и сохрани, — только зубы весело блестели на чёрном от пыли и гари лице. Мама в толпе кричала вместе со всеми. Они били карачи чем попало, а те только дергались перебитыми лапами и бормотали: «Мы не сделаем вам ничего плохого… Мы не сделаем вам ничего плохого…»

А потом дядя приставил ствол калаша к сочленению малого щупальца, — оно слабо обвилось вокруг сбитой мушки, — и выстрелил… только брызнуло из туловища во все щели. Народ закричал, запрыгал, а прежний мулла-батюшка сказал: «Не жалей патронов, Ахмат! Мало им одной пули, оживёт, проклятый!»

А после оттащили карачи подальше и закопали, и место это прокляли.

Эх… так то ж когда было-то! Егору, поди, едва-едва года три исполнилось… точно, не было ещё трёх! Ему тогда ещё даже ларинги не вживили…

Карачи продолжали копошиться. Из песка они то ли вырывали, то ли творили своим нечестивым дьявольским обычаем какие-то смутно угадываемые в пыли тонкие плетения. Вроде тончайшей сети, перекрученной и шевелящейся… растущей?.. чёрт, в этой кутерьме не разберёшь! Слава Господу-Аллаху, вроде, они не собираются двигаться в сторону Города. Даже бесовская их сеть извивается и дёргается явно в сторону старой мечети. Говорят, там третьего дня двух карачи видели. Гнезда у них там нет, это точно. Егор сам проверял. Даже в самых, что ни на есть дремучих и диких зарослях шипастого вьюна-хватайки.

Может, уйдут? Были же такие случаи, Егор сам слышал!

Егор облизнул палец, помахал им в воздухе, чтобы тот высох, подышал на окуляр бинокля и подушечкой пальца осторожно протер его. Карачи были видны, как в двух шагах. Пыль, проклятая пыль не давала ничего разглядеть.

Эх, второй окуляр разбит… жаль! Отец даже выругался, когда вытащил его из песка — вот невезение! Обидно — у трупа-мумии даже блок компа уцелел. Офицер, сразу видно! Экран смяло комочком слежавшийся ветхой ткани — не оживишь. Элементы питания вытекли, но на вид-то комп — хоть куда! Хоть бы одна кнопочка выпала… Старые Люди умели делать…

А у бинокля линза разбита! Чёрт бы с ним, с компом, на кой он нужен? Есть два у старосты Володи и ладно. Вот экран бы запасной! Наш и так-то был старый — сколько себя Егор помнит — на сгибах вытерся и цвета искажает, а сейчас и вовсе вместо красного — тускло-оранжевый выдаёт… и буквы расплываются… хоть так оставляй, хоть до максимального увеличивай. Да и речевой ввод вот уже лет пять, как накрылся…

Перед глазами сам собой появился староста, аккуратно подвешивающий уголок экрана, отцепившегося от гвоздя в стене. Экран беззвучно менял картинки каких-то волшебно-красивых зданий. Сгибы экрана тусклыми расплывчатыми линиями перечёркивали изображение… как прутья клетки…

Егор дёрнул головой. Надо же, чуть не задремал! Каково, а? На пекле таком, в ста метрах от карачи… а чуть было не заснул! «Записать, что ли ихние пляски?» — подумал он. А потом мысленно махнул рукой. Да ну… что там записывать? Не видно ни черта, кроме клубов пыли и фонтанчиков песка… да и аккумуляторы у камеры жаль. На пять минут записи изображения хватает, а потом калаш начинает пищать, мол, камеру подзарядить надо.

Егор осторожно проверил, прикрыт ли объектив камеры калаша колпачком. Ага, на месте. Это хорошо. Родного колпачка уже сто лет в обед как нет, вот и приспособили кусочек полиэтилена на ниточке. «Хрень овечья, прости меня, Господь-Аллах!» — пробормотал Егор.

Глаза слипались сами собой. Надо отвлечься, думать о заботах и хлопотах дозорного воина, тогда не заснёшь. Вот, пожалуйста, проблема — камера у калаша. Интересно, а в Челябинске есть микрокамеры на продажу? Такие… вроде заколки на косынку или значка нагрудного? Должны быть, гори они в аду, еретики-гяуры-блять!

«Староста заранее по три месяца от будущего греха отмаливается, по пять раз на дню намаз делает, лишь бы в Челябе самое необходимое покупать, не беря греха на душу, — думал Егор. — В прошлом году в Храме Господа-Аллаха перед алтарём двое суток лежал, прощения молил… еле выходили потом. В апреле уже и ехать собрались, да так и не поехали. Жалко, слов нет! Отец-то хотел Егора вместо себя послать… в охрану. И то сказать, больше года прошло… много чего надо! Аккумуляторы те же… лекарства бы… сеть-доступы поновее… да много чего!

И ещё Маринкиной Маме-Гале протез глаза бы достать… недорого говорит Маринка, можно поторговаться и б/у купить… и Маринке игрушку какую-нибудь привезти… вроде «Нечестивые против ниндзя Господа-Аллаха». Она так чудесно смеётся, когда играет… и коса небрежно заплетена… расплетается… а Маринка только плечом дёргает — некогда, ниндзя наступают!..

… Маринка… красивая такая… глазки светятся…

… «а говорят, что Старые Люди на Марсе бывали!»… «врут они всё, Маринка, демонская это планета»… «а мне Руслан говорил!»… «я вот твоего братца Руслана поймаю и напинаю так, чтобы ходить не мог. Нашёлся, тоже мне, знаток!»…

Тьфу ты, спаси Господь-Аллах, опять глаза слиплись! Может, позвонить старосте, сказать, что всё спокойно? Без малого два дня тут парюсь, может, смену пришлют?

Нет, нельзя. Наверняка карачи звонок перехватят… а кто их знает, какой вывод они из этого сделают? Да и шатун-банды не дремлют.

Егор открыл фляжку и сделал два больших глотка. Как обычно, тело умоляло пить — ещё и ещё… и ещё!.. но он аккуратно завинтил крышку и стал ждать. Через минуту пришло привычное ощущение свежести. Рот наполнился слюной, — он языком провёл по всей полости рта, смачивая зубы. Ну и лето в этом году! Солнце шпарит, как никогда, комбинезон едва справляется.

* * *

Домой он ушёл ночью, когда уже совсем ничего не было видно. Карачи всё ещё возились в своей яме — ну, вылитые пауки с когтистыми длинными лапами. Егор видел, что яма стала немного шире, но все подробности по-прежнему скрывало пылью. Наверное, карачи всё-таки что-то откопали, иначе кой чёрт они вообще тут делают?

«Пусть Совет разбирается… там любят про Старых Людей поспорить, — решил про себя Егор, осторожно пробираясь в темноте. — И так-то они думали, и этак… а если не так, то разэтак…»

Лучше бы в Челябинск разрешили съездить! Друг Егора вихрастый и тощий Ромка-джи там был. Так он с той поры надулся, как бурдюк — я, мол, в Челябе среди еретиков-гяуров-блять ходил, непорочно, как Господь-Аллах среди демонов в пустыне! И Веру-Истину в себе сохранил… в чистоте и святости.

Забыл, засранец, как я его зимой тащил на горбу? Если бы не я — лежал бы сейчас Ромка-джи на Городском кладбище… если бы песчаники по всей пустыне сейчас его кости не растащили. Ну, а нынче, конечно — круче Ромки-джи никого нет… просто Демон-Магеллан какой-то!

Егору вдруг стало смешно. Он представил себе Ромку-джи в виде Демона-Магеллана из файла учебника: рогатая корона на голове… длинные одеяния, расшитые безобразными знаками… и над головой надпись на зазубренной ленте: «На зло и погибель людям открыл я демонские дали!» Эх, если бы вместо Ромки-джи съездил бы в Челябу он, Егор! Так нет же! Шайтан побери, умудрился сломать ногу, можно сказать, на ровном месте! Теперь, вот, даже Маринка Ромку-джи слушает, раскрыв рот… а тот и рад стараться — цедит в час по чайной ложке — цену своим байкам набивает, хитрожопый. И ведь не проверишь — врёт или нет!

А слушать его, конечно, интересно! И тебе роботы, вышагивающие по Челябе, и карачи, которые на каждом углу стоят, и ярмарка, где народу тьма-тьмущая… и все с оружием, все вопят, кричат, торгуются!

Эх, нет уже с нами деда Николая, жаль-то как! Сколько всего знал человек! Сам мулла-батюшка его уважал, староста — так только с ним и советовался. Даже древневеры — уж на что упёртый народ — с дедом почтительно разговаривали!

Да-а…

Небось, вкушает он сейчас на небесах райское блаженство и со своим тёзкой, святым Николаем-угодником, глюкозу пьёт и халву кушает, да на нас, грешных, сверху поглядывает…

Егор привычным жестом поправил на плече лямку автомата. Идти до привала было совсем уже недалеко — часа три, не больше. Вон она, вдали высится башенка… остатки Храма древневерского. Крестоносцы построили — теперь уж и не узнать, когда. Крест наверху стоял, ещё на Егоровой памяти. Узорный такой крест, красивый. Небось, лунатики и сбили, — они крестоносцев спокон веку ненавидят. Дед говорил, раньше это место Касли называлось. И жили тут у подножия Уральских гор по чугуну-железу знатные мастера.

Да что говорить… вон из песка торчат развалины. Пацанами Егор с Ромкой-джи однажды неподалёку от Города выкопали такую же узорную решётку. Точь-в-точь работа, также мастерски сковано! Ковырялись тогда, ковырялись… метра два только и очистили, но остальное круто вглубь уходило, не докопаешься сходу. Хотели отломать кусок — ан нет! Силёнок маловато и работа качественная. А так хотелось домой притащить, чтобы матери не ругались… вот, мол, красоту какую нашли — любуйтесь, чего Старые Люди делать могли!

Ох, и попало же тогда от отца — вспомнить страшно! Вот, ведь, докуда ходили… воинов-дозорных тогда в Городе, если прикинуть, в четыре раза больше было. Да и камер немало, даже по сравнению с нынешними временами. Что ни говори, до злой горячки хорошо жилось. Намного свободнее, да! А как выкосило большинство населения, так и кончились наши с Ромкой-джи беспечные походы по окрестностям. В Городе, считай, одни старики, да молодняк, кому до дозоров ещё расти и расти.

Как горячка началась, в Городе ужас что творился! Куда ни сунься — люди стонут. Самые крепкие сгорали в три дня. Егор рядом с мамой Таней неотлучно был. Первый день она, вроде бы, нормально держалась, а когда прибежал какой-то карапуз с известием, что врач Никита не придёт — тоже заболел, то всё, как жутком сне полетело. Так и ушла мама Таня в небесные кущи за неполные двое суток. И всё-то ей чудилось, что отец в дозор собирается, волновалась, не забыл ли чего. Последние часы отец её на руках держал, когда она вдруг мёрзнуть стала. Вынес её наверх, а там самое дневное пекло. Но она только улыбнулась, поняв, что на руках у него. «Плечо твоё не болит больше?» — отца спросила. Отец сказал, что нет, не болит, любимая моя. Она глаза закрыла и затихла.

И понёс её отец в Храм. И Егорка рядом, за комбинезон отца держится. Отец медленно шёл, приноравливаясь к Егоркиным шагам. «Вот так, — говорит, — Егорка! И дед твой, и мама, оба в один год ушли. Как встретил я их вдвоём, так они вдвоём и покинули меня. Первыми к Господу-Аллаху на небеса ушли». А Егор идёт рядом и сказать ничего не может. Даже зареветь уже не получается.

В Храме отец и Егор об Иисусе-любви говорили, сидели рядышком и на милое лицо смотрели. Не страшно было. Нет, не страшно нисколечко! Не изменилась мама Таня, только лицо побледнело и осунулось. Люди подходили, плакали. Мама-Галя пришла, отцу тихо сказала, что могила готова. Отец глаза на неё поднял и говорит, мол, скажи, что ты её любила. Любила, ведь, правда? «Правда, — отвечает Мама-Галя, сухими глазами блестя. — Подругами мы с ней были. Во многом Таня меня лучше и честнее была, вот и призвал её к себе Вседержитель первой… и место ей рядом с Иисусом-любовь определил. И ты знаешь об этом. Знаешь — почему. Так, только так. И не иначе».

Жуткие времена были, чего уж говорить! Много на кладбище свежих могил появилось. Это тех, конечно, кто не пожелал когда-то в пепел обратиться, сгорев после смерти.

Краем глаза Егор уловил какое-то движение. Поздно! Поздно! Задумался, дурак, не смог уследить!

Егор плюхнулся на слежавшийся песок, судорожно дёргая левой рукой предохранитель калаша. В ушах застучала кровь. Проклятый предохранитель не поддавался! Скосив глаза, Егор увидел, что дёргает за переключатель СЦН — системы целенаведения. Шлем с щитком-дисплеем отказал ещё при отце и небольшая плоская коробочка СЦН мёртвым грузом липла к калашу… но энергии она не потребляла, не весила практически ничего, и ни отец, ни Егор так и не удосужились снять её с автомата.

Эх, дурень я, дурень!

Егор судорожно сдвинул-таки рычажок и замер. Неужели вляпался? И как это он умудрился? В первый раз с Егором такое случилось, в первый раз!

Из-за обломка стены, торчащей из песка метра на три, выдвинулся человек в таком же, как у Егора комбинезоне-песчанке. Ствол калаша твёрдо смотрел Егору в лицо. Человек мотнул головой в потёртом армейском шлеме, — экая вмятина на правом виске! — и отчётливо произнёс короткую фразу — явно вопрос — на тарабарском языке.

«Ну, шайтан, недаром мне дядько Саша звонил… говорил, что засёк двух человек с севера. Там больше всего тайных видеокамер уцелело… говорил, что старосте, мол, не волнуйся, я уже всё сообщил…»

Дядько Саша, — мужик лет тридцати, — жил в Городе с позапрошлого года, но староста по-прежнему относился к нему с плохо скрываемым недоверием — всё-таки мужик был из староверов. В лоно Господа-Аллаха его мулла-батюшка привёл. Народу в Городе раз-два и обчёлся, каждые рабочие руки на счету.

Дядько Саша от армии ушёл, поскольку светило ему гоу-гоу на северо-восток с тамошними хунхузами за Эко-терем-бург воевать. Вот и дёрнул он прямиком из города Полевского на юг, ближе к пустыне. Оно конечно, как говорит присказка: «Москва и с Китая дань берет!» — за Сургут, за нефть. Да только дикий там народ, хунхузы, одно слово. Им и Пекин-то, считай, не указ, сами промышляют, бандиты…

А в Полевском мэр-бай крут! Ему и на восток и на север двигать хочется, земли прибирать. Ему сами хунхузы-лошадники из диких степей северных, тянущихся аж до леса у самого Ивделя, — дань платят! У него в армии не отъешься — сплошь походы, да вылазки. Вот и сделал дядько Саша вместо северо-востока гоу-гоу на юг, в пустыню. И в Городе прижился под крылом Веры-Истины.

Человек нетерпеливо повторил вопрос. Лица его не было видно за блестящим щитком шлема, но, судя по тому, что автомат он держал у бедра, Егор понял, что уж его-то СЦН в полном порядке и мужик чётко видит на экране щитка красную точку где-нибудь на переносице Егора… туда-то он пулю и всадит, только на курок нажми. «В пустыне в плен не берут!» — вспомнились слова отца.

— Не понимаю я, — отчаянно сказал он и оглянулся.

Поднять руку и активировать ларинги на режим переводчика было страшно. Дёрнешь рукой — тут тебе и прилетит гостинец…

Никого вокруг не было. Однако кто его знает, сколько ещё солдат прячется за стеной? И чего им надо? Дезертиры, что ли? Так, вроде, вокруг грабить толком нечего…

— О, по-русски говоришь? — обрадовался человек. — Старовер? Лунатик… то есть, мусульманин? Или христианин-крестоносец?

— У нас Вера-Истина, — мрачно сказал Егор; ствол всё ещё, как припаянный смотрел ему в лицо. — Мы во единого Господа-Аллаха веруем. А вы сами кто?

— Автомат за спину закинь! Руки покажи! «Глушилки» есть?

— Нет.

— Ну ладно, — весело сказал человек и щиток его шлема с жужжанием открыл мокрое от пота лицо. — Мы тоже пребываем в лоне святой Веры-Истины, да славится Господь-Аллах и все присные его! Мы тут кругаля дали… не то, чтобы заблудились, просто нам нужно здесь где-нибудь перекантоваться денька три-четыре.

Из-за стены выдвинулся второй человек. Тот, видно, уже снял шлем. Мокрая жидкая шевелюра прилипла к розовому черепу. Человек был белобрыс, краснолиц и мрачен.

— Чего ты с ним возишься, Зия? — недовольно сказал он. — Напугал ребёнка до полусмерти.

— Не испугался он, — возразил Зия, стаскивая шлем и блестя круглой лысиной. — Он сам кого хошь напугает. Вон, смотри, как вызверился… орёл! Того и гляди, того… пальнёт с перепугу. Как там это… в старой армейской песенке поётся?

И весёлый Зия вдруг, ни с того, ни с сего, запел высоким жалобным голосом. Ну, чисто файл с песнями на компе заиграл:

— И он на гашетку давил и давил, Уж поверьте! В аду хохотал, ликовал Азраил — Ангел Сме-е-ерти!

…да не будет он назван! Или всё-таки ты испугался? — засмеялся Зия.

— Да не испугался я! — возмутился Егор. — Это вы сами меня испугались… вначале.

Страх действительно прошёл. Было любопытно и немного тревожно. До чего же странные люди нынче по пескам ходят! На шатуна не похож. Тот бы давно уже Егоров труп обшаривал, да разделывал.

— Ну, может, и испугались, — спокойно сказал белобрысый. — Мало ли кто тут шныряет? Места, прямо скажем, дикие. А ты каслинский?

— Чего?

— Отсюда, говорю? Из Каслей?

Чудно он это название выговаривал… с ударением на первый слог! Ну, сразу видно, издалека пришли, даже говорить правильно не могут.

— Нет, я из Города.

— А название у Города есть или так… в беззаконии пребываете?

— Город и всё… что его называть… вон в той стороне, если Иртяш-озеро по левой стороне обойти. Пол дня ходьбы, если всё спокойно.

— А напрямую? — спросил Зия.

— Напрямую через Иртяш можно и в грязи сгинуть, — сказал Егор. — Корка подломится — так и ухнете в трясину.

— Видимо, ваш Город аккурат на месте бывшего Озёрска… московская карта, чёрт, говно! Мэр-бай у вас есть? А-а… староста… Это хорошо, что староста. С бородой, поди, до пояса, а? Ну-ну, не напрягайся ты так! Я шучу. Шутник я такой, понимаешь? «Юмора шутка — передышки минутка», — как армейские говорят. Слушай, Савва, хватит нам парня пытать, дунем палатку, — ну его всё на хрен, отдохнём часок-другой?

— А можно и палатку дуть! Почему бы и нет? — спокойно ответил белобрысый здоровяк.

— Вот нам абориген компанию-то и составит, — весело сказал Зия. — Там мы его высушим, выпотрошим… и всё-то он нам с тобой, Савва, расскажет! Что было, что будет, чем сердце упокоится, с какой стороны шайтан-беда нагрянет, а с какой снизойдёт на нас сила небесная и благодать неимоверная. Глядишь, и года не пройдёт, как подружимся мы с хмурым отроком не хуже, чем Манас-командир и его Небесная Дева!

Лысый сноровисто сдернул рюкзак, отстегнул с его боковины нелепый с виду свёрток-курдюк защитного цвета, оглянулся, зашёл в тень стены, бросил курдюк на песок и небрежно ткнул носом ботинка. Курдюк зашевелился, захрюкал и стал дуться. Нет, серьёзно! Тужится, вздыхает и, кажется, даже попукивает от усердия!

Егор, забыв всё на свете, молча таращил глаза. Вот уж диво дивное! Белобрысый здоровяк — и чудно же его звали — Савва — строго сказал ему:

— Рот закрой, карачи насерет!

Егор покраснел. Бурдюк тем временем распучило со страшной силой — явно вырисовывалась довольно-таки объёмистая палатка.

— Сейчас прекратится это надувательство, батыр Егорка, и мы все вместе спокойно отдохнём, а то мы тут изрядно намыкались, — крикнул Зия, устанавливавший на верхушке стены крошку- камеру.

— Готово… сторож на месте! — сказал он и ловко спрыгнул. — Мы всех видим, нас не видят… не заметят, не обидят! — подмигнул Егору и непонятно сказал. — Комарики наши регенерацию пройдут, умаялись, сердешные! А нам всем пока и нескольких камер хватит.

Смешной всё-таки мужик!

Ткань окончательно надувшейся палатки вдруг уплотнилась, зарябила разноцветьем, — аж смотреть больно, — и вдруг стала прозрачной. Несколько смутных засаленных пятен слегка колыхались на невидимой ткани.

— Полезай, отрок… кстати, а звать тебя как? Как-нибудь замысловато? Типа Демон Пустыни?

— Егор меня звать, — буркнул отрок и опять открыл рот.

Савва, не дожидаясь приглашения, нырнул в клапан палатки и исчез. Палатка-невидимка… надо же! Егор о таких только слышал. Эх, мне бы такую, в дозор, а?!

— Полезай-полезай, — сказал Зия и втолкнул Егора внутрь, где Савва уже тыкал пальцем в пятнышки клавиатуры на ткани стены.

— Идентификация, — пискнула стена.

А затем, совсем как в компьютере старосты Володи:

— О`кей.

Проявился экран, распался на несколько изображений. Похоже, что камера на развалинах была не одна. Егор видел совсем близко обрыв Иртяша, заросший кустарником ген-саксаула и ровную плоскость плесневелой корки, с яркими пятнами пушистых ёжиков короткого тростника. Из зелёных порослей торчали нескладные сухие стебли прошлогоднего камыша. В центре огромного ровного пространства кое-где поблескивала вода, выступившая на поверхность.

— Музыку хочу, — простонал Зия, расшнуровывая ботинки, — хочу сладостных напевов!

— Отстань со своим дутаром, — не оборачиваясь пробурчал Савва и вызвал что-то незнакомое, но красивое и чуть тревожное. — Моцартом тебя буду глушить.

— Савва, ты консервативен!..

— Я должен старосте позвонить, — сказал Егор. Интонации, против воли получились какими-то просительными, чуть ли не со слезой. — Можно?

— Валяй, — ответил Савва. — Какой там у вас канал?

— SQWD/4793.

— Я и сам знаю, что эс-ку-вэ-дэ… Подканалы есть? По какому протоколу?

— Н-нет… не знаю.

— Всё с тобой ясно! — воскликнул Зия, снимая второй ботинок. — Савва, друг мой, да продлит твои дни в сладости всемилостивейший Господь-Аллах! Разблокируй ты уже, наконец, весь канал целиком и пусть мальчик успокоит родных и близких!

Савва проворчал что-то непонятное, экран согласно пискнул. Музыка стала тише. У верхнего среза экрана появилась полоска с бегущей строкой. Ниже неярко засветился таймер.

— Звони… лишенец. Как закончишь, блокировка сама обратно активируется.

Егор торопливо переключил ларинги на режим телефона…

Староста, само собой, не обрадовался. Мало того, что Егор вытащил его прямиком из сортира, так ещё и выдал такую новость, от которой вечный запор старосты, наверное, обратился в полную свою противоположность. Ну, хунхузы по границам пройдут, ну, шатуны по окраине затаятся — привычные беды! — но два батыра прямиком из дали дальней… это уже чересчур. Егор, зачем-то понизив голос, торопливо рассказал что и как. Говорить было неловко — за спиной возились Савва и Зия, поэтому, против воли, рассказ получился скомканным и каким-то по-детски испуганным.

Нет, конечно, можно было и предположить, что гости из деликатности не суют свои носы в разговоры, но…

Чёрт их знает, какой у них компьютер? Похоже, что, — ах, шайтан! — всё перехватывается, пишется, архивируется, анализируется… да и кто бы на их месте поверил дозорному на слово, а?

Староста Володя, глядя куда-то поверх Егоровой головы, пробормотал невыразительной скороговоркой дежурные приветствия, вот уж непонятно — кому. Гостей-то он не видел! Наверное, думал, что гости отслеживают связь по параллельным мониторам… а может, рассчитывал, что их разговор потом по словечку, по косточке разберут. И какие надо — выводы сделают.

И понять потаённый смысл речи старосты было несложно — крутись, Егор-батыр, крутись! Небось, не маленький, сам понимаешь и чувствуешь, что к чему. Слушай, примечай, анализируй… и если поймёшь, что дело неладное — убей. Если, конечно, сможешь. Понятно?

А что здесь понимать? Сила солому ломит, вот и всё понимание. Хоть и выглядят эти двое спокойными и разумными, — не какая-нибудь там шатун-банда, — а Егор знал и доверял своей бойцовской интуиции, мол, уж чего-чего, но шатун-тварей он раскусил бы! — но всё равно, не наши они люди, ох, не наши! И деваться некуда, хоть ты как прикидывай, размышляй и анализируй.

Словом, придётся идти с Зией и Саввой в Город.

* * *

— А ты бы рассказал нам чего-нибудь, Егорушка, — вдруг сказал Зия. — Ну, к примеру, что за Город у вас, каковы его обычаи, обряды? Какие песни поют, чем живут, чем дышат? А то мы здесь народ новый, как бы, ненароком, не обидели кого. Сам знаешь, как это бывает, ляпнешь сдуру, а потом получишь по физиономии, да?

— А чего рассказывать, — пробормотал застигнутый врасплох Егор, с трудом оторвавшись от экрана, на котором Лунная Дева как раз признавалась в любви своему таинственному попутчику Джамилю-в-маске. — Живём, ген-галеты жуём. Господу-аллаху молимся, законы блюдём, шатун-банд опасаемся. Чего тут рассказывать?

— Ну, про себя хотя бы расскажи, Егор. Почему шлем не носишь? С одним армейским платком на голове — это только мать расстраивать. Родители-то живы?

— Нет, — сказал Егор и внезапно представил себе, как рядом с ним сидит отец и чистит калаш… и рассказывает своим мягким голосом, как Егоров дед в Казань ездил. Да смешно так! Маленьким, помнится, вся ребятня вокруг него собиралась, послушать. А какие он луки мастерил! Стрелы ровные, прямые. Игрушка, конечно, но однажды шестилетке Егору чуть глаз такой стрелой не высадили, в охоту на песчаников-людоедов играли. Ох, мама и ругалась! А отец только виновато улыбался, а потом обнял одной рукой маму, а другой подхватил Егорку и закружил-закружил! «Прости, мама Таня, — говорит, — но уж в таком мире мы живём, что рисковать каждый день приходится!»

У Егора вдруг защипало глаза.

— Умерли они, — севшим голосом сказал он. И уже совсем шёпотом, скороговоркой, — Мама Таня от горячки умерла, дед Николай чуть раньше, чем она, а отец полтора года назад в дозоре сгинул…

— Извини, Егор, — серьёзно сказал Зия. — Извини, дорогой, не знали мы. «Сгинул»… это значит, что ещё есть надежда?

Егор только помотал головой. Говорить он побоялся. Так и разреветься можно…

А отец уже не вернётся, нет! Это уж так водится меж людей — говорить, мол, «в дозоре сгинул». На самом деле шайтан-пустыня дозорных никогда назад не отдаёт, чего уж там лишний раз душу травить и надеяться невесть на что. Ушёл отец в дозор к горам, что во-о-он, на горизонте, желтеют, дрожат в мареве горячего воздуха. Там где-то и сгинул. На связь вышел, велел Егорке не забыть у овец подежурить и… сгинул.

Весь Город Егоркиного отца помнит. Те, кто постарше, нет-нет, да и скажут чего-нибудь, вроде: «В отца пошёл, Егорка-то наш, в отца! Такой же батыр, чего уж там греха таить, шайтана тешить. А глаза материны у него, это уж точно. У Татьяны взгляд тоже суровый был, строгий!».

Егор отца долго дожидался. Несколько раз просил старосту в те же места его отправить. Какая разница, где дозорить? Но староста Володя твёрдо ему сказал, мол, не перечь, Егор, ничего не выйдет. С той стороны несколько камер слежения именно отец твой и поставил, — да пребудет душа его чистая, в сонме праведников! — последнюю как раз и должен был пристроить аккурат на вершине одной из Вишнёвых гор, как их Старые Люди звали. Мол, отцова это идея была, хотя он, староста Володя, лишним это считал. Наверное, и правильно считал. Через горы мало кому тащиться захочется, хоть они не так уж и высоки. Все шатун-банды южнее идут, не говоря уже о тех, кто со стороны Челябы и Эко-терем-бурга прутся. Вода, всё дело в ней. Не захочешь воду с собой на горбу по косогорам и обрывам тащить — обходи горы стороной.

А ведь, всё-таки получается, неправ был староста! Гора Сугомак неподалёку от Вишнёвых гор стоит, а именно оттуда Зия с Саввой пришли, именно оттуда! И она, кстати, самая высокая здесь. Вот отцова камера, кабы установил он её тогда, и засекла бы нынче пришельцев. Как бы выспросить у них, какого растакого шайтана их через горы понесло? Нет, действительно, какого?

А вот насчёт платка-косынки это они верно заметили. Егор не любил шлем. Защита, конечно хорошая, но если ни система целенаведения не работает, ни шлем-ларинги не нужны — на кой ляд его таскать? Поддув по макушке — неплохо, конечно, но Егор и так обходится. Ларинги у него с трёх лет вживлённые — спасибо отцу! — а чужой шлем надевать, так это надо его с калашом сопрягать — не родной всё же! А с чужим шлемом калаш через Сеть только по общему протоколу связи работает. И дед, и отец говорили, что это много хуже… да и помехи в бою навести могут.

А уж в ближнем бою СЦН многих подвёл. Как только человек чутьё утрачивает, на хитрые приборы полагается, то тут ему и конец. Всё равно, что без компа считать не уметь, или читать не хотеть научиться, под предлогом, что любой файл тебе автоматом озвучивается, если захочешь. Отец в своё время даже несколько языков знал, не полагаясь только на режим перевода. «Ты смекай, Егорка! — говорил он, — Вот, например, говоришь ты человеку простенькое слово «ага!». Так его же можно с десятком разных интонаций произнести! И не всегда режим переводчика их уловит и смысл не переврёт. Вот, к примеру, прихожу я домой и спрашиваю, кто это опять отцовский шлем надевал, в дозорного играл? А ты мне — «ну, не знаю». И может эта фраза означать, что надевала шлем шустрая Маринка-две-косички, да только тебе её сдавать неохота. А может — что ты сам его на своей голове примерял, да ещё о камень башкой бестолковой бился, прочность шлема проверяя. Ну, а сказать об этом почему-то стесняешься. Понял? Вот то-то, Егорка! Учись!»

— А давай-ка, Егор-батыр, мы тут один фильм-файл, на ночь глядя, посмотрим, — вдруг предложил неугомонный Зия, прервав Егоровы думы. — Скоротаем житьишко наше скучное, дозорное. И мы, старики, душу потешим, и ты, молодой и красивый, ума-разума наберёшься! Как ты на это смотришь, батыр?

— Ну… не знаю… — забормотал застигнутый врасплох Егор и вдруг загорелся. Староста — тот более всего на нравоучительное налегает, а чего поинтереснее смотреть не даёт. Говорят, у него в компе много чего такого запрятано, что только смотри и попискивай от восторга. И по истории Джихада, и про космос, и про Москву! Взрослые, говорят, иногда смотрят, но Егору-то ещё по возрасту не положено! Обидно, конечно… в дозор, значит, как все взрослые ходи, а файлы художественные смотреть нельзя! Тоже мне, нашли малявку-головастика… пичкают детскими фильм-файлами.

— Давай-давай, — прогудел Савва. — Вон, у батыра нашего глаза так и загорелись. Ты ему по истории чего-нибудь поставь. Вон, «Сэйвинг» хотя бы, да? Там всё-таки Оман Васильев деда Серёжу играет, не верблюд чихал, — классика! Ты не видел ли, Егор?

— Нет, не видел, — сказал Егор, активировав украдкой нарукавное зеркало и быстренько глянув на себя. Неужели по лицу его видно, что у него «глаза загорелись»? Староста Володя, когда распекает его, так вечно в сердцах скажет: «Упрям ты, Егор, весь в отца! Если ты себе чего в башку вбил — хоть режь тебя, хоть ешь тебя — всё одно — морда каменная! Ничего по ней не прочитаешь, ей-богу, прямо, как статуе в лицо смотришь!» Егор даже гордился этим. А чего бы не гордиться-то? Воин, всё-таки, настоящий воин… хоть и не пускают в Храм, когда взрослые файлы смотрят.

— Ну, ребята, смотрим? — спросил Зия.

— Давай, — прогудел Савва, устраиваясь поудобнее. — Егор, ты готов? Да не дёргайся ты, комп сам на твои ларинги настроится. Жаль, что эффект присутствия не профессиональный будет, но всё же…

— Ну, поехали, — сказал Зия. — Сколько ни смотрю эту историю, всё нравится, хоть и печальная она.

И они стали смотреть фильм-файл «Сэйвинг. Последний рубеж»… и совсем зря говорил Савва, что эффект присутствия, видите ли, не тот! Всё нормально и так захватывающе, что Егор обо всём думать забыл. И только видел, как предки их Россию защищали. Вот бы нам тогда родиться, во времена легендарные!

Нынешние-то времена скучные, да!..

Ох, до чего же здорово! Егор просто оторваться от экрана не мог, и всё переживал за главного героя! И не заметил, как стемнело. Ну, будет что друзьям своим рассказать! И непременно надо Зию с Саввой упросить, чтобы и им тоже этот фильм-файл показали…

Когда укладывались спать, Егор заикнулся было, что подежурить он и сам сможет, но ему велели «дрыхнуть без задних ног», поскольку он теперь — гость. И гость не у кого-то там, а у московских учёных, де, пришедших сюда с «научно-познавательными целями», как сказал Зия.

Ого! Это тебе не из соседнего города Куяша верблюда купить приехали! Московские учёные! Егор набрался смелости и спросил, чего, мол, московским учёным, которые у самого президента-эмира в славе и почестях живут, на окраину, в самую глушь, принесло?

— Всё просто, Егор! Изучим флору и фауну. Ракушек насобираем, гербарии насушим, ген-тушканчика колечком пометим, песчанику зубы проверим — сам понимаешь, в этом вся наука биология! — подмигнул Зия. — Здешние места — это же рай для учёных! Жизнь-то здесь просто кишмя кишит!

Ага, так Егор и разбежался ему поверить! Кишмя кишат тут только песчаные блохи…

Егор думал, что не заснёт, но палатка так уютно дышала прохладой, да и дутар Зии бренчал тихо и нежно… так и ухнул Егор в сон. Безмятежно и просто — даже удивительно!

* * *

Утром собрались быстро. Палатка ужалась быстрее, чем дулась, Егор даже толком не успел рассмотреть. Камеры наблюдения Зия почему-то оставил на своих местах. Впрочем, что ему эти камеры? Игрушки! Тут, вон, «комары» в разные стороны разлетелись откуда-то из браслета на руке Саввы. А до чего же быстро летают, и не уследишь! Так вот, оказывается, о каких «комариках» упоминали гости! Те, которые отдыхали, то есть, на регенерации были. Отдыхали, понимаешь ли, как и путники ночью. А так же лечились, плодились и размножались, если только Егор всё правильно понял.

Егор только-только набрался наглости спросить, всё ли он правильно рассудил и правильно ли разобрался в деятельности чудесных «комаров», как вдруг — хлоп! — повис прозрачный экран в воздухе, — полукругом перед Савиным лицом, — а на экране мельтешит много-много экранчиков поменьше. Всё, вроде бы, привычно — комп есть комп. Но, ведь, экран-то из ничего в воздухе появился!

А управление? Савва только рукой двинет, как маленький экран сразу вырастает, занимает весь большой экранище, и теперь на нём чётко видно, чего там «комары» в данный момент наблюдают. Чем больше комаров в одну сторону смотрит, тем более чётким выглядит изображение. И далеко же они забираются, «комары» эти!

Так вот как они Егора-то засекли вчера! Да уж, страшная штука! Зря он вчера себя обругал за невнимательность. Это не он бдительность потерял, а технологии над ним верх взяли.

Савва чего-то там побормотал, а потом движением руки повернул экран к Егору и спросил:

— Где пойдём? Здесь?

Смотреть на экран было непросто. Места знакомые, но Егор же летать не умеет, поэтому ракурс непривычный. Впрочем, он довольно быстро разобрался, что к чему. Савва для его удобства на экране объёмную карту местности показал. Забавно видеть, как по этой карте все подробности ма-а-аленькие… и даже ген-тушканчики прыгают, мелкие, как блохи. Смешно так!

— Вот здесь проще, — сказал Егор, — по косогору, по самому верху.

— А почему не по самой кромке, по корке ила, а не обрывами?

— По Иртяш-озеру дозорные не ходят без крайней нужды, — рассудительно заметил Егор. — Неудобное место. Поверхность ровная, как стол, до самого Города, а это не меньше семи километров С крутых берегов и с косогоров приозёрных тебя, как на ладони видно, а тебе от кромки и отступить некуда, кроме, как в болото, в самую жижу. В обход все двадцать пять, тридцать будет, но зато не подстрелит никто.

— Логично! — весело согласился Зия. — Но, однако, Егорушка, у дозорных, как я понимаю, «комаров», как правило, нет?

— Нет… — не удержался от вздоха Егор.

— Именно! Нам удобнее по озеру, по корке шлёпать, а «комары» за нас бдить будут. И если супостат какой объявится, они нам всё покажут. И мы вполне успеем подняться повыше и встретить врага стеной огня и стали!

— Ну, понесло его, — проворчал Савва. — Какая у нас с тобой «стена огня и стали»? Два калаша с подствольниками, да пистолетик твой дурацкий — вот и вся «стена огня».

Егор удивился. Надо же, до чего беспечный народ! Вот так, прямо первому встречному и выложили все свои данные о вооружении дозора… э-э-э… в смысле — отряда! Ах, как по-детски… не по дозорному как! Впрочем, ему-то, Егору, что? Его дело помалкивать и на ус мотать, что у них, как и сколько. А то, мало ли что, может, мужики эти столь лукавые, что у них «ген-кумыс в руке, да нож в сапоге»! Ох, упаси Господь-Аллах, упаси. Это уж так, мысли мрачные ни с того, ни с сего. Ну, по всему же видно — нормальные люди!

— Так берегом никак не короче будет! — вслух сказал он. — Те же километры и наматывай!

— Зато нет этого самого… вверх-вниз, вверх-вниз по холмам… понял? Старика Зию беречь надо, это тебе даже угрюмый и равнодушный к чужим страданиям Савва скажет! — весело ответил Зия, поправляя лямки рюкзака. — Пойдём бережком бывшего озера Иртяш, вдохнём полной грудью запах ила и плесени, полюбуемся на очертания Южно-Уральских гор и споём песню.

— Какую песню? — не понял Егор, шагая рядом с Саввой и заворожено глядя на экран.

— Треплется он, не обращай внимания, — буркнул Савва, умудряясь и в карте какие-то пометки делать, то уменьшая, то увеличивая масштаб, и при этом не споткнуться.

Так-то, конечно, по берегу удобнее идти, ежели постоянно в экран таращиться! Особенно по корке ила, что у самого берега твёрже всего и песком занесена. Чисто асфальт у Древних — твёрдая и ровная. Главное, о кочки торчащей зелёной травянки не спотыкаться.

— Песню от том, — гнул своё Зия, — как доблестный ниндзя влюбился в кроткую Нино. «Он так любил свою Нино! Но предал казни всё равно!»

Дунул ветерок и в обрыва, вздымавшегося слева, на голову посыпался песок. Егор натянул на лицо маску. Песчаные гребни, как узкие лезвия спускались с пологих мест берега и тянулись вглубь ровной поверхности озера, постепенно сходя на нет вдалеке, намокая и погружаясь в мокрый ил.

Так и шли. Чудной народ, точно — чудной!

Вообще-то, говорить, что «шли» — это уж самого себя обманывать. Ползли! Еле-еле, причём. Песчаный жук и то быстрее ползёт, честное слово! Всё-то пришельцам любопытно, всё знать надо. Около каждой кочки потоптаться, а до чего идти своими ногами лень — «комаров» послать и подробно всё разглядеть и разнюхать. Карачи мимо прошёл — всё! На полчаса остановки. Куда идёт? Зачем и откуда?

Да какая разница? Идёт себе и идёт. Не по направлению к ним и не в Город! Пусть хоть в адское пекло идёт, а то и напрямую к демонам пешком навострился — нам-то что? При каждой остановке Егор переминался с ноги на ногу и вздыхал, но торопить Савву и Зию не решался.

А может, если им что-нибудь об этих местах рассказывать, они быстрее пойдут? Егор подумал-подумал и рассказал, как месяца три-четыре назад, неподалёку отсюда, Егора чуть не загрызли пустынные собаки. На людей-то они редко нападают, но тут чего-то расхрабрились.

Из песка вышка торчит железная, — отец говорил, что по таким вышкам провода когда-то невесть зачем развешивали, — так Егор на неё и полез. Лезет и горько думает о том, что если уж псы не сожрут, так кто-либо из шатунов издалека приметит… и получится тебе полный карачун — и так, и так, в любом случае смерть примешь.

— Песчаники, да? — заинтересовано спросил Зия. — У них сколько пальцев на лапах было, не заметил?

— Как обычно, пять! — удивился Егор. — А что, надо, чтобы шесть было?

— Видишь ли, Егор, поговаривают, что ближе к старой Москве ген-песчаники появились с тремя пальцами. И они, мол, умнее, чем обычные.

Егор вспомнил, как сидел на верхушке железной неустойчивой конструкции и смотрел, как песчаные собаки медленно ползут вверх, аккуратно цепляясь за ржавые перекладины жёсткими серыми пальцами.

Когда Егор поднимал калаш, песчаники рычали и останавливались. А потом снова… потихоньку, по сантиметрику — вверх… а на дворе ночь вот-вот настанет и включать фонарик или ночное зрение — значит выдать себя на пару километров вокруг. Вот он, как стервятник на башне, отовсюду разглядывайте! Говорят, что шатун-банды есть, которые с песчаниками, то есть песчаными собаками, в кровавой дружбе состоят. Чушь, конечно, несусветная, но всё-таки…

Так вот походишь-походишь в дозор и будешь всему верить, над чем иные прочие только хихикнут. Мол, бабьи сплетни, старухина болтовня и детские кошмарики. Но мулла-батюшка им, ребятне, рассказывал, как Старые Люди ген-собак себе в помощь выводили. Пальцы им вырастили, дрессировали. А как Джихад начался, все эти эксперименты и закончились. Разбежались собаки и выжили только те из них, кто по краям пустыни жить приспособился. Умные, шайтаны, ну, как верблюды, не иначе. Стаями небольшими ходят, могут и овец резать и ребёночком не побрезгуют, а то и раненого или больного путника съедят. Ловкие — по развалинам карабкаются, только шум стоит! А Ромка-джи сказал как-то, что однажды слышал, как песчаники своими пальцами узлы у защитной сетки развязывали, чтобы ягнят воровать. Но дед сказал, что это Ромка-джи загнул лишку. Не настолько уж они и сообразительны, песчаники-то. Но…мало ли чего? А вдруг?

Вот и получается, что когда на вышке сидишь, все умные и скептические разговоры сами собой из головы вылетают — страшно ведь! Но пусть даже это и не правда. Всё равно, чего песчаники всё-таки сообразили, так это то, что Егор им не раненый верблюд и не овца. Ни спать, ни падать не собирается. Да и калаш им знаком — это уж, наверное, они с детства его знают. Пугали-пугали песчаники Егора, да так и убрались. Слезли и ушли. А Егор до утра на перекладине, чисто орёл пустынный, мостился. Неудобно — жуть! И спать охота, и слезать нельзя. А ну, как из-за бархана выскочат? Да ещё и всей стаей? Кто знает, что у них на уме?

Но Господь-Аллах милостив. Утром и весь следующий день не было их. Не любят они, всё-таки, когда люди рядом. Но, помнится, в детстве Егор слышал, как мать однажды разговор завела, мол, неплохо бы щенка-песчаника раздобыть. Дескать, по Сети она фильм-файл видела, как один человек с песчаником подружился. Выдрессируем, помогать будет. Отец только руками замахал: «С ума сошла, жена-матушка! Ну, подстрелю я самочку и щенка заберу, так за мной вся стая притащится! А овчарни? А верблюжьи загоны? Мало нам дозоров, так ещё и в Городе покоя не будет!»

А вообще, интересно было бы ручного песчаника иметь, как в фильм-файлах про Ивана-батыра, у которого песчаник по кличке Волчара носит железный ошейник, ходит на задних лапах, и разговаривать, и из калаша стрелять умеет…

Опять же, на компе ещё и не то нарисовать можно.

* * *

— Вот, мрачно сказал Савва, — живём в двадцать третьем веке — полюбуйся.

— Го-о-ород… — с непонятной интонацией протянул Зия. — Впрочем, нам-то, что за беда? Может, в этом и есть великий философский смысл? Может, здесь, на самой крайней российской окраине, на руинах былого зарождается новый мир?

— Вон он, твой новый мир Озёрска, — сказал Савва, — со старой башни, балбес-шайтан, в нас целится. Слушай, Зия, ты бы опустил щиток, не выёживался, а? И обзор включи. Двое сзади… за ген-саксаулом прячутся.

Егор подумал, что, уж кто-кто, а Ромка-джи с башни сегодня в голову Зие не попадёт — хоть убейся. Стрелок он неплохой, да нынче калаш у него неважный, со сбитой мушкой. Ещё от дяди Ахмата остался — старьё.

— Это мы! — крикнул он. — Староста Володя где? Выходите, всё равно они вас всех, как на тарелочке видят…

Сзади затрещали кусты. Вышло пара мужиков — городская оборона. Смех на палочке, прости меня, Господь-Аллах! Один старее другого… не хватало им ещё Лады-оглы для полного позора… тоже мне — дружина боевая…

О, Гагарин-шайтан, о-о-о!!!

Вон она, тут как тут… за стеной кирпичной прячется!!! Ну, позорище…

Московские точно подумают, что в Городе, считай, одни старики, да ребятишки живут! В принципе, так оно и есть, если самим себе не лукавить. Не оправился Город ещё после эпидемии горячки. А дозорные свои места не покидают… если только уж совсем на город нападение не произойдёт!

Ага, вот и староста Володя. И Ромка-джи с башни торопливо спускается. Надеюсь, он калаш на предохранитель поставил всё-таки? Если нет — вечером отпинаю — заслужил. Подстрелит кого ненароком, — нам только такой беды не хватало. А где же мулла-батюшка с прихожанами? Не захотел прийти, значит. Зато весь Совет тут как тут, в полном составе в тенёчке прохлаждается…

Егор шагал впереди и не оглядывался. Щёки его горели. Знакомый — до последней трещинки в стене Установки, до каждого обломка стены, до каждого кустика ген-саксаула и карагача, — а некоторых из них он сам трудолюбиво высаживал пацанёнком, — до вечно пахнущей верблюжьей фермы и загородок овечьих площадок, прикрытых сверху дырявой пыльной, засиженной вечными мухами маскировочно-защитной сеткой, — родной Город вдруг как-то разом поник и обветшал. Присел в испуге… и развалился… в пыль, песок и колючие кривые растения…

Суета, запахи, мухи, испуганные люди, прячущиеся в тени и вытягивающие шеи им вслед. Извилистые проходы лабиринта, образуемые ген-саксаулом, руинами и карагачами. Удобно обороняться, если придёт враг… это мы все с детства учили.

Но вот, пришли незнакомые, пусть и не грозные на вид люди… и ясно, что не отгородишься от них, не спрячешься.

И идут за ними гуськом люди… десятки людей… и хоть впереди староста — но кажется, что именно за незнакомцами покорно в страхе идут горожане… и храбрящийся Ромка-джи с ними.

А вот и Мама-Галя их встречает. Мама-Галя с выбитым левым глазом… а выбил ей его своим щупальцем карачи, когда в бою не отдавала она ему своего годовалого ребенка.

Город… родина…

Спасибо тебе, Господь-Аллах, пришли наконец-то. Вот они, колонны над треугольной крышей; лестница, выдирающаяся из песка и пыли, степенно поднимается вверх щербатыми ступенями. Загадочные лица над дверью — с пустыми глазницами и узкими подбородками… одно лицо плачет, а другое жутко смеётся… и непонятная надпись «Озёр…к…й т…атр им…акси… Горько…»… и маленькие окошки, заложенные мешками с песком во времена незапамятные, неведомые. Быть может, ещё и Старыми Людьми. Потому, как слежались эти мешки так, что между верхней балкой окна и верхним мешком два кулака просунуть можно… видать, от карачи отбивались когда-то.

Вот мы и внутри. Ну, а теперь вниз, вниз, вниз, по широкой лестнице, мимо большой статуи человека-Ленина с отбитой рукой… в спасительную прохладу старых знакомых стен. Ну их, этих гостей! Кто успел — то два съел! Пусть пока староста Володя им втирает… про родной Город, загадочный «т…атр», зловещий Комбинат, который совсем рядом, — и прочие местные достопримечательности, включая Установку-кормилицу, счастье и надежду нашу. Аминь!

Уф… теперь можно отключить комбез, быстро-быстро содрать его с себя в тёмной, облицованной кое-где белым кафелем комнате, вымыть ноги и переодеться в обычную одежду…

Хм… это, наверное, Маринка рукав зашила…

Боролись тут с дядько Сашей, аккурат перед выходом в дозор, ну и покалечили одежонку — так по шву и затрещала. И чинить самому уже некогда было. Спасибо, Маринка! Хорошо бы, конечно, чтобы комбез домашний так же сам себя латал, как и дозорный… то есть, военный. Да и поддув такой же прохладный во все места не помешал бы!

Да, вот, не дал Господь-Аллах такого счастья, — зашивать, да штопать приходится. Ну, ничего, не маленькие… перебьёмся-перетопчемся, как говорит старый Хаим.

Егор торопливо ополоснул лицо, вымыл ноги. Армейские ботинки, конечно, не те говноступы из верблюжьей кожи, что приходится носить в Городе, но и от них устаёшь. Ноги перемены просят. Он сунул комбинезон в шкаф — кто там у нас следующий в дозор? Карим? Эх… опять он калаш не почистит! Ну, да ладно, это всё потом разберёмся… не забыть бы самому почистить оружие!

А теперь — бегом — гоу-гоу — в зал Совета, мимо закрытых дверей, мимо жмущихся к стенам любопытных людей, прямо по длинному коридору. Эй, разойдись!

Вот и надпись «Гардеро…».

Теперь слёту поворачиваем мимо старого Кима:

— Привет, Ким! Всё власть охраняешь? Святое дело! Ого, а это что у тебя? Господь-Аллах, опять штаны расстегнулись?! Да ладно тебе, никто ничего пока не заметил… Извини, потом всё расскажу! После Совета!

Егор осторожно толкнул дверь. Изнутри, естественно, к ней прислонилась необъятной задницей Лада-оглы, а если по настоящему — Лада Макова — все-то уши она Городу прожужжала о том, что сам Великомученик Тагил-мэр-бай, Танк-Веры-Истины, да благословит его Господь-Аллах! — ей приходится самым что ни на есть прямым предком.

Нет, ну не сидится ей, как всем нормальным правоверным… обязательно надо стоять, прислонившись пятой точкой к двери!

— Ой! Извините, Лада-оглы… я вот тут…

— Выкинуть бы тебя, мальчишка, шайтан! — прошипела Лада-оглы. — Сядь вон там, не мешай!

Егор, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в полумраке, прополз на четвереньках в угол, сел и затих. Никто не обратил на него никакого внимания… а могли бы и шугануть. Странно… даже Лада-оглы возмущалась лишь только тем, что он ей под зад дверью с разгону двинул. А что на Совет припёрся без приглашения — слова не сказала…

Странно… но замечательно, правда?

* * *

Егор осторожно пошевелил ногами — затекли. Пол-то каменный, да ещё и расположиться поудобнее не получается. Совет и гости на подушках сидят, им-то что… а тут майся. Ромка-джи пыхтел над ухом и постоянно пытался навалиться ему на спину.

Староста продолжал плаксиво, но с какими-то внезапными визгливыми похвалениями, бубнить об Установке. Всю историю Города гнал подряд, старый хрыч: о том, как в великом бою наши отцы и деды отбили здешнюю Установку чуть ли не у самих демонов… да так у неё и укрепились. Как несколько лет искал нужные режимы Борис-оператор, да упокоит его Господь-Аллах на тенистых пажитях! Как получили предки фирман-Москва едва ли не от самого Президента-эмира на владение и установление границ. Как школу Веры-Истины утверждали. Про договоры и клятвы с Комбинатом затянул, — где сплошные атомы и радиация, — Господом-Аллахом проклятое место, — спаси и сохрани нас от тамошних дикарей — пусть в других местах свою смерть ищут. И вообще, мол, Комбинат, — а его ещё сам человек-Ленин строил! — через нашу голову со злокозненным Городом Полевским стакнуться норовит, еретики-гяуры-блять…

Тоска! Нет, ну тоска же смертная!

А Зия с Саввой — ничего. Терпят. Сидят на высоких подушках, слушают, улыбаются, только ген-кумыс иногда прихлёбывают. И даже вопросы норовят вставить… да где уж там! Староста, как пойдёт про политику, так его только мулла-батюшка осадить может. О, Господь-Аллах, теперь про верблюжью чуму девяностых в нашем Городе затянул… подвиги зоотехников… в общем, сплошная самоотверженность предков, каковые не в пример своим ленивым потомкам понимали толк в жертвенности духа…

Это Егор ещё не с самого начала пришёл, не иначе староста прямо со времён Святого Джихада, а то и прямиком с Иисуса-Любви Крестоносца начал!

Егор в сотый раз двинул локтем куда-то наугад, и Ромка-джи зашипел от боли.

— Балбес-шайтан… больно же! — но на спину наваливаться перестал.

Егор, стараясь не кряхтеть, переменил положение.

— Ну-ка, руку убери! — вдруг выпалила Маринка, и сидящие перед ними люди стали оборачиваться.

Ромка-джи запыхтел ещё сильнее. Егор, было, удивился, но тут же сообразил, что Маринкина фраза относится не к нему, а к проклятому Ромке-джи. Хотя белеющие в полумраке круглые лица Аллы-оператора и её мужа дяди Ани явно смотрели именно на него.

— Выгоню! — коротко сказал дядя Аня и отвернулся.

Егору было обидно, хоть разворачивайся и лупи Ромку-джи в ухо прямо тут, в Совете. Однако — выгонят сразу. Одного-то, может, и простили бы, а втроём…

Маринка, молодец, тихонько так, вежливо, как камышовая крыска, заранее просочилась. Зря только Ромку-джи с собой взяла, шайтана дурацкого! Тупой, блин, как верблюжья задница, а туда же! Подумаешь, в Челябинске был… ходжа задрипанный… руки распускает…

Егор с досады закусил губу и стал смотреть на светящийся тусклыми пятнами потолок. О, глянь-ка, ещё несколько тёмных пятен появилось! Во-о-он там раньше пятно было на голову человека похожее, а теперь не пойми чего получилось. Дед говорит, что потолок когда-то просто огнём сиял, а теперь выдыхается, пятнами идёт. Прав был дед. В этой комнате раньше школа была… потому что из всех других так и оставалась самой светлой… ещё и мы сюда первый год бегали… а теперь школу в другом месте держат, где солнце через маленькие окна под потолком светит.

Поутру, бывало, занесёт их песком и мулла-батюшка гонит наверх пару дежурных — отгребать… Раз они с Ромкой-джи, — а ведь здоровые уже были, лет по тринадцать! — добаловались и высадили стекло. Песок на школьный комп посыпался. Мулла-батюшка прочёл молитву о кающихся грешниках, засучил рукава своего комбинезона… и ка-а-ак врезал своим посохом по задницам обоим дежурным… ох и больно же было! Не приведи Господь-Аллах ещё и под его посох попасть — в его руке сила праведная, солдатская… и калаш у него именной, собственный. Ещё от Первосвященника Ивдельского… реликвия!

— Слышь, Егорка, где ты их нашёл, а? — зашептал сзади Ромка-джи. — Там, где капище с крестом?

— Нет там креста, — сухо ответил Егор.

— Так там же крест торчал! Куда мог деться? Карачи стащили?

— Какой крест, дубина! — не выдержал Егор и повернулся. — Это не крест совсем… а так, обломки какие-то. Нечестивое капище в другом месте!

— Тише ты! Смотри, аминь уже начали!

Егор посмотрел на старосту и вдруг понял, что тот замолчал и омывает руками лицо. Все в комнате нагнули голову:

— Господь-Аллах, Вера-Истина!

— Аминь, — закончил Зия по праву гостя. — Теперь, как я понимаю, наша очередь?

— У тебя фирман-Москва, ты говоришь — мы слушаем. Москва — сорок добродетелей, Москва всё видит, престол её у врат райских, семь холмов её — семь твердынь Веры-Истины! — забубнил нараспев староста Володя.

Ох, и хитрый же он у нас! Савва всё пишет, всё подряд — это уж точно. «До Москвы далеко, Казань не близко, но слово не воробей, — хоп! — и пошло гулять по свету», — говаривал дед. А староста Володя перед гостями стелется. Ишь ты, даже позволил им на Совет со своим оружием прийти, чего только самым высоким гостям дозволяют! Хотя, с другой стороны, пойди, прикажи им с голыми руками на Совет явиться!

— Я вот что предлагаю, сказал Зия, улыбаясь во весь рот, — Сейчас мы закруглимся и дружно пойдём отдыхать. Полномочия, как вы поняли, у нас самые широкие, в Городе мы дней пять пробудем и всё сами увидим. Спасибо Совету и старосте — историю вашего рода мы уже знаем, а что не знаем — вы нам и покажете.

— Потом, солдат, поди, в Город приведёте! — дерзко выкрикнула Алла-оператор.

Народ зашумел, задвигался. Ей с мужем можно дерзить — их семья при любой власти пригреется! Установка-то всем нужна. Комбикорм верблюдам, овцам пойло, глюкоза, ген-галеты… всё от неё, Установки-матушки, благослови её Господь-Аллах! Секреты у них семейные, хрен кто ведает… так что без них, операторов, никуда!

— Не приведём, если лукавить не будете, — спокойно ответил Савва, а Зия засмеялся. — Мы в Святой Академии Наук — не военная разведка.

— Ага, не разведка они, — нагнувшись к уху взмокшего Егора, горячо дышала Маринка. — А сами с ног до головы во всём новеньком… Мама-Галя говорит, что…

— Тихо! — крикнул староста. — Разгалделись! Совет окончен. Завтра вечером соберёмся — опять гостям слово будет.

Народ стал подниматься, кто-то натужно закашлял и звучно пукнул. Старый Ким уже торчал в дверях, кланяясь. На шее у него болтался тревожно попискивающий ветхий страж-анализатор, среагировавший на оружие гостей. Бережёт его Ким. Один такой прибор, на весь Город один. Давным-давно, во времена незапамятные за прибор трёх верблюдов отдали. И то, говорят, повезло, по дешёвке взяли!

— Егорушка, пойдём, попробуем с ними поговорить? — блестела глазами Маринка. Ромка-джи виновато топтался рядом. — Пойдём, а? Про Москву спросим… там всё-таки моя прабабка жила!

— Не жила, а бывала, — буркнул Егор. — Иногда.

— Тебе-то что, ты с ними почти два дня общался! — тотчас надулась Маринка. — Даже фильм-файлы смотрел. Ну и иди… мы с Ромкой-джи сами… раз ты такой…

— Ладно-ладно, — торопливо сказал Егор.

Не хватало ещё, чтобы его оттёрли в сторону! А кто их сюда привёл, скажите на милость? Оно конечно, компьютер с «комарами» у Саввы тот ещё, сам довёл бы их до Города… но всё-таки!

У колонн уже толпился народ. На лестницу вверх не поднимались — всё ж таки Совет! Но у подножия стояли плотно, старики в первых рядах, — и кто-то из молодых уже сажал на плечи смешливых и любопытных девчонок. Разнокалиберная детвора облепила близлежащие стены. Некий сопливый шкет уже умудрился сверзиться и вопил, как недорезанный. Его с проклятиями выковыривали из колючек.

Было душно. Солнце садилось жёлтым выпуклым диском, пристально уставившись прямо в глаза выходивших людей. Безголовый идол человека-Ленина чёрным пузатым силуэтом торчал над угловатыми верхушками ген-саксаула. Небо пламенело. Неподалёку взревел верблюд — говорили, что, мол, приехали нынче аж с самого Куяша… но это было явной брехнёй — не ближний свет!

Впрочем, фирман-Москва не каждый день на голову падает… могли и приехать.

— Кончилась наша прежняя жизнь, — неожиданно спокойно сказал староста.

— Рано или поздно, так и должно было случиться, уважаемый староста Володя, — рассеянно ответил Савва, глядя куда-то поверх толпы.

Зия поднял руки и крикнул:

— Привет, люди, привет!

— Мир тебе, человек добрый, хан-батюшка, — разноголосо загудела толпа. — Мир тебе!

Совет и гости стали чинно спускаться с лестницы.

Вообще, конечно, необычные люди эти Зия с Саввой, не станем врать! Пожалуй, они даже более загадочны, чем шатун-боец, встреченный Егором полгода назад. Помнится, как ни странно, тогда более всего именно Маринка выспрашивала у Егора подробности его встречи с молчаливым «пустынником по обету». Что уж случилось с человеком, какие грехи он замаливал, подавшись в шатуны, это Егор вряд ли когда узнает… но встречу эту запомнил он навсегда.

По обету ушёл из Челябы в пустыню жилистый Лю Шань, инженер по программ-ирригации. Похоже, сам на себя епитимью наложил… и немаленькую! И что интересно — по кодексу покаяния мог он выбрать себе два пути. Первый — совершенствование в оружии и наём к любому из власть имущих, если он твёрдо уверен, что дело у хозяина праведное и не множит число вдов и сирот.

Лю выбрал себе второй — самую тяжёлую и скорбную долю… шатун-боец без снаряжения. Есть комбинезон, чтобы в пустыне не сдохнуть, есть холодное оружие… и всё! Сам себе врагов выбирай… и здесь уж держись! В борьбе, которую считаешь праведной, — слабых защищай, Веру-Истину в самой её милосердной ипостаси проповедуй, используй любое оружие, но только то, что сам у врага отбил, — дерись, себя не жалея… и молись, что выбор правильный сделал.

Ошибся в выборе, умножил зло — считай, что навеки душу бессмертную загубил. Бесповоротно и без возможности повернуть всё вспять. Оно, конечно, Господь-Аллах в бесконечной мудрости своей последний и справедливейший суд вершит над нами, поскольку нам, смертным, всё в тумане видится. Но Егор, честно говоря, не смог бы честно и откровенно сказать, что всегда отличит чёрное от белого, праведное от неправедного, истинное от ложного. Поэтому и не может он пока представить себя шатуном-бойцом… и вряд ли когда сможет. А ведь все пацаны с детства в этих героев играют и файлы о них смотрят!

Встреча их была мимолётной, но Егор навсегда запомнил тоскливый взгляд Лю. Видимо, понимал тот, что можно на всей планете справедливость установить, перебить всех неправедных, но…

…но не вернёшь при этом ни умерших, сердцу дорогих, ни ошибок своего прошлого не исправишь.

По закону поступил Егор, все потом хвалили, всё правильно сделал. Предложил всё, что у него есть, что может воину по обету понадобиться, включая помощь в бою и жизнь в жертву. В Город пригласил. Но Лю Шань отказался. Взял только воды немного и попросил Егора принять от него в знак благодарности фигурку Конфуция-лжепророка, вырезанную из синего камня. Сказал, что камень этот — небесный, нефритом называется. Подарок от такого воина — не грех, хоть бы он тебе статую самого Сатаны подарил. Праведность обета всё очищает, как сказал мулла-батюшка. И фигурка, с той поры, в Храме на одной из полок с дарами стоит. И все-все Егору завидуют… и сердятся, конечно, что не уговорил он Лю Шаня хоть денёк в Городе передохнуть.

Мало таких людей, да! Очень мало. Да и то сказать — не каждый истинно верующий этот груз выдержит, ибо снимает с себя такой воин свой обет сам. Тогда только, когда поймёт, что достиг успокоения в душе и мира с Господом-Аллахом. И лучше уж не брать такой груз на душу, уповая на милосердие Вседержителя, чем мучаться и искупать грехи свои… и знать, что эта ноша скорее сломит тебе спину, чем тернистым путём приведёт к искуплению и покою.

Награда велика… но и путь чересчур тяжек.

Егор мысленно помолился за Лю Шаня. Хороший он. Пусть будет Господь-Аллах к нему милостив, пусть!

— Я знаю, — неожиданно заявил Ромка-джи, укладываясь спать. — Это ген-солдаты. Они могут руками бетон крошить, сталь гнуть и на лету пули зубами ловят. Как ниндзя Господа-Аллаха.

— Ген-солдаты запрещены! Это демонское проклятие, — громко сказала из соседней комнаты Маринка.

— «Всякое изменение генетики человека — насилие над Верой-Истиной!» — процитировал Егор. — Ерунда всё это. Нормальные мужики.

И не утерпел, похвастал. — Я с ними почти два дня шёл!

— Да слышали мы уже сто раз, — перебила его Маринка. — Прикройтесь там, если голые, я к вам иду.

Егор поспешно завернулся в одеяло. Маринка появилась в дверях, закутанная с ног до головы и аккуратно присела, прислонившись спиной к косяку. Из-под одеяла смешно высунулись маленькие босые ступни.

— А почему бы и нет? Вот смотрите, ген-саксаул — это же генетически изменённое растение, — гнул свои еретические речи неугомонный Ромка-джи. — Или ген-галеты…

— Ген-галеты и саксаул — это совсем другое! — решительно отрезал Егор. — А человек — создание Господа-Аллаха по образу и подобию своему. И поганить его генетикой нельзя.

— Саксаул тоже создан им… — тихо пробормотал Ромка-джи, но Егор сделал вид, что не слышал.

С Ромкой-джи всегда так. Он как-то давно к операторам пристал, мол, почему корни Установки гонят наверх только глюкозу, комбикорм для верблюдов, бродило-нанотех для грядок и пойло для овец. Ему ответили, что так задумано было ещё Старыми Людьми… и шагай отсюда, шайтан тебя побери, не путайся под ногами. Но Ромка-джи обнаглел и заявил, что коль скоро Установка умудряется из-под корки болота, из вонючего чёрного иртяшского ила вытягивать комбикорм и бродило, так, поди, сможет и сыр с маслом… ежели с умом настроить, конечно.

Операторы подняли его на смех, а Ромка-джи возьми, да и ляпни, что, мол, операторы уже которое поколение из года в год одни и те же кнопки нажимают, а на это, мол, большого ума не надо!

За что и был оттаскан за уши… а чуть позже выпорот муллой-батюшкой.

«Ты, Ромка-джи, поостерегайся такие слова говорить, — напоследок сказал ему, распалившись, мулла-батюшка. — С таких разговоров самая зловредная ересь и начинается! А неймётся — гони в Челябинск самоходом, не заплачем. Там каждой твари по паре: и крестоносцы, и лунатики, и хунхузы… одни еретики-гяуры-блять… вот и составят тебе компанию — пошёл!» — и, взяв дурака за ухо, поволок к выходу… на ночь-то глядя!

Ромка-джи представил себе, как его в пустыне, одинокого, пожирают огромные карачи, и взвыл так, что Мама-Галя подумала — всё! — её приёмного сына мулла-батюшка насмерть засёк! Влетела в комнату — и на священника! И кулаками его, кулаками… ревёт и лупит, лупит и ревёт.

Страшно неловко было на всё это смотреть!

Мулла-батюшка здоровенный, хмурый, — Мама-Галя ему до плеча только достаёт…

— А палатка у них тоже… генетически изменённая? — спросила Маринка.

— Палатка — это нанотех, тут ума большого не надо, — отмахнулся Ромка-джи.

— А компьютер? Ты его в глаза видел? Почему у Зии прямо из ладони все схемы и картинки в воздухе показываются?

Это было действительно чудо. Всё такое яркое, объёмное… живое просто. И действительно, прямо из ладони! В воздухе повисает…. А то и на любую стену спроецировать можно, вот ведь чудеса-то какие! А «комариный» экран, а карта?

Старики за пришельцами по Городу не бродили. Из гордости и для солидности. Зато молодёжь и ребятня им проходу не давали, лезли с вопросами — что, мол, да как там, на белом свете? А правда, что в Москве на Луну летают, а не только демоны? Кто-то даже клялся, мол, видел своими собственными глазами новые блестящие пятна на Луне… дескать, только что добавились к старым.

А правда, что в морях демонские корабли в воду карачи запускают?

А правда, что в космосе можно в параллельные миры попасть?

А правда, что в Москве тоже карачи есть?..

Вот и брякнули. Нашли вопросец. Даже как-то и неприлично про такое говорить. Все сразу притихли, а Зия неохотно сказал, что карачи — они везде есть, но в Москве их не в пример больше. И всем стало почему-то неловко…

Но ребятня не унималась. А правда, что у президента-эмира такой компьютер есть, что всё-всё на свете видно? А правда, что в Челябе, то бишь в Челябинске, Москву не признают? А правда, что в Москве все-все могут в Сеть входить, а не только старосты и муллы-батюшки и не только в школе? А правда, что…

Зия смеялся и отвечал охотно. Савва, тот всё больше хмурился и что-то бормотал на ходу. «Соображения свои записываю… а то память дырявая», — ответил он на вопрос, чего это он там, молитву от карачи читает? И все засмеялись. Смешной Савва! Чего уж тут за ними записывать. Из Москвы прибыл, где всё на свете знают, а мы-то что?

Зия обещал, что многое чего в комп старосты Володи закачает и всем-всем покажет, пока они с Саввой не уехали. Теперь староста, небось, не отвертится, всё разрешит смотреть!

А теперь, вот, никому не спалось. «Ну и денёк!» — подумал Егор, плотнее заворачиваясь в дышащее прохладой старое армейское одеяло. Тоже, от деда ещё осталось. Как и комбинезон — прохладу гонит… или наоборот, греет, если вдруг холодно станет. Утром на весь день на солнце его повесишь, подзарядится. До утра едва-едва работает, но это надо аккумуляторы менять, а их на такие вещи дорого использовать, да и комнаты у них глубоко, здесь всё-таки по ночам много прохладнее, чем наверху.

— Компьютер и у Зии, и у Саввы в теле зашит, это ясно, — разглагольствовал тем временем Ромка-джи. — Или где-нибудь в ягодице, если большой и места много требует…

Маринка прыснула:

— А сидеть как? Боком?

Егор нахмурился. Вечно этот Ромка-джи Маринку смешит.

— А вот мне другое интересно, — воодушевлённо продолжал Ромка-джи, не замечая, что из-под одеяла уже видать исподнее. Он размахивал руками, то и дело зверски ерошил шевелюру, невидящими глазами глядел на пустую ладонь, и снова запускал её в густые чёрные волосы. — Они же так и не сказали, куда после нас пойдут! Егорка, слышь? Спорим, что им в Эко-терем-бург надо?

— Там в песке всё, — неохотно ответил Егор. Желание спорить у него пропало. Ишь, как Маринка на Ромку-джи уставилась, аж глаза сияют. — Люди говорят, что только у Шарташа-озера нормальная власть есть. Установка стоит. Короче, почти, как наш Город. А по пескам вокруг одни еретеки-гяуры-блять култыхаются. Хунхузы там… полевские, то есть из Полевского-Города еретики, а не солдаты… да те же лунатики. Верблюдов угоняют, людей воруют… с песчаниками, паразиты, заодно! — добавил он, не удержавшись.

Неподалёку заорал какой-то младенец. В стену с той стороны со злостью стукнули.

— Потише говори! — сказала, понизив голос, Маринка. — Перебудишь все ясли.

К орущему младенцу тотчас присоединился другой. Как сговорились! В стену грохнули ещё раз.

— Ну, завели… — проворчал Ромка-джи и улёгся на бок, подперев голову рукой.

— Я спать пошла. Мальчики — пока! — и Маринка грациозно помахав рукой, удалилась, довольно талантливо изобразив своё знаменитое «крадущийся карачи». Если только, конечно, карачи умеют также изящно заворачиваться в одеяло.

Малыши продолжали орать. Эх… угомон вас возьми, мокрозадые! Поскорее бы уж в другое место перебраться, как взрослым. Эти шайтан-ясли кого хочешь с ума сведут. Но, опять же, как без них?

Известное дело — храни грудного до полутора лет! Если карачи его у людей не украли — молись Господу-Аллаху — пронесло! Лоб расшиби, но — молись! Миновала тебя беда лютая. Дед говорил, в ранишные времена целые битвы происходили. Ромкина семья, например, отбилась, не отдала сына. Мать его только пострадала при ударе от «глушилки». Болела долго и умерла. А отец Ромку-джи выходил, укрыл от карачи… уберёг. Но и долго не жил. Болел. Старухи говорили, что его карачи сглазили, но Егор маленький сам видел, что Ромкин отец весь в шрамах и рубцах глубоких был. Чудо, что не сразу, как покалечили его, помер!

Мысли стали путаться. Перед Егором вдруг прошла Маринка… кокетливо завёрнутая в одеяло, как в невиданно красивый плащ-палатку… потом пошёл дождь и Егор удивился — вроде, не время для дождя… лето в разгаре… а потом ни с того, ни сего карачи рылся в песке и вдруг рассыпался на целую кучу маленьких муравьёв… «Нет, не муравьёв — маленьких карачи! Маленьких карачи!» — спокойно подумал Егор…

И уснул. Как в чёрный ил Иртяша провалился.

* * *

Ничего хорошего не сказал им мулла-батюшка при встрече. Вызверился только на пришельцев, мрачно головой кивнул на их приветствие. Огромный, заросший бородой по самые глаза, он был выше даже Саввы… да и в плечах пошире. Странный его комбинезон — армейский, но какого-то зелёного цвета с жёлтыми и тёмными пятнами, — не песчаной раскраски, нет! — казалось, был ему тесен. Хотя, как может быть тесной нано-ткань?

— Мы пришли поговорить о Комбинате, — спокойно сказал Зия.

Мулла-батюшка повернулся и махнул рукой куда-то внутрь Храма.

Егору до смерти хотелось зайти, но он боялся. Сзади переминался с ноги на ногу Ромка-джи, а чуть в стороне стояла Мама-Галя. Платок на ней был повязан на мужской манер — сзади. Выбитый глаз повязкой прикрыт… потому что веко запало. А так, если привыкнуть к повязке, она всегда была красивой. Маринка вся в неё — и волосы такие же буйные, чёрные. Только Маринка их в хвост забирает, а Мама-Галя почти всегда распущенными носит… «чёрная комета», как однажды назвал её дядько Саша. И выбитый глаз, и мужской комбинезон её не портят, и даже самодельные мягкие сапоги из верблюжьей шкуры. Всё равно, на зависть всем женщинам Города, абсолютно все мужики на неё поглядывают.

— Николай, — позвала она муллу-батюшку, тот тяжело обернулся в дверях. — Мы тоже все зайдём, ладно?

— Зачем? — помедлив, спросил мулла-батюшка

— А вот там и узнаешь, — с вызовом ответила Мама-Галя. И вдруг, ласково, так, — Николай, ну, что ты? Людям помощь нужна…

Мулла-батюшка засопел, насупился, а потом отвернулся, буркнув:

— Двери Храма для всех открыты. Денно и нощно, — и прошёл внутрь.

Храм в Городе был хороший. Егор сказал бы даже — знаменитый Храм. Ежели кто в Город приезжал — все восхищались. Далековато стоял, на отшибе, но «путь к Господу-Аллаху коротким не бывает», говорил мулла-батюшка.

Войдёшь в Храм — мозаика бликами тонкими, огоньками живыми льнёт. Люди какие-то… планеты… флаг красный…

Из древневерского только одна надпись и понятна: «Кино». Вот, поди, компьютер-то здоровенный здесь стоял! Ромка-джи говорит, что тогда фильм-файлы с запахом показывали. Врёт, конечно, но здесь, перед красотой такой, поневоле поверишь…

Один молельный зал чего стоил! Огромный, красивый! Со сценой-алтарём для избранных, с белым экраном во всю заднюю стену алтаря, с небольшой комнаткой за противоположной экрану стеной, два небольших окошка которой выходили прямо в зал над головами молящихся, рассаживающихся на вытертых добела креслах, стоящих строгими ровными рядами.

Бывало, как включит священник энигму — просто плакать хочется. А на экране святые картины плывут: Москва, космос со звёздами и планетами, Господь-Аллах на серебряном облаке руку Адаму протягивает, Иисус на горе проповедует, Давид-Микеланджело хмурится, Святая Мона-Лиза улыбается, Великомученик Тагил-мэр-бай Танк Веры-Истины пламенем объят, врывается в гущу врагов на своей боевой машине и атом-заряд вручную взрывает. Имам-отступник на ветке, иуда, болтается. Гагарин-шайтан весело смеётся…

Егору всегда его жалко было — чего, вот, к солнцу стремился? Хотя, в принципе, всё хорошо закончилось. Господь-Аллах строг к дерзким… но милостив. Вот, погиб Гагарин-шайтан, а ведь вся Земля его оплакивала! И дал ему Вседержитель место у трона своего… за красоту душевную, и простил прегрешение… только молиться Гагарину-шайтану людям запретил. Сам-то он за путешественников и странствующих молится, а вот ему помолиться — не положено. Просить помощи — можно, а молиться — грех.

А ведь мог Гагарин-шайтан жить да жить… президентом-эмиром России стать, да?

А вот и святая картина Эмира-Казань, который Россию спас! Смеётся… прямо, как живой! В одной руке крест, а в другой полумесяц. Это его Господь-Аллах живым на небо взял… за Великое Прозрение Веры-Истины. С него, с Прозрения этого и Джихад новый смысл обрёл.

Ну, и конечно, святой многомудрый Джон-кормилец, сонмом учеников-продолжателей окружён. Он самую первую Установку сделал, что нанотехом из нефти еду тянула.

Ромка как-то сунул любопытный нос в комп муллы-батюшки. Тот его на урок принёс, да что-то заговорился с родителями после вечернего намаза. Там, в компе, все святые картины были… ох, и много же! Пацаны с девчонками до этого и половины не видели, оказывается! И мученики, и демоны (только и отличишь от людей, что надпись «демон» внизу), и какие-то Города и Храмы. Не иначе — Град Небесный, сказала тогда Маринка. И Мария-Мать красавица, и Иисус на кресте, и зверо-демоны — динозавры — глаза разбегаются!

А в отдельных файлах — энигма-псалмы, столь Эмиром-Казань любимые. Не просто так, а подписанные все не русским, а демонским компьютерным языком: Enigma-Voyager, Enigma-Remember The Future, Enigma-Metamorphosis… А по-русски нет ни одного названия. Бессмыслица какая-то… но до чего же красиво звучит энигма, когда её слушаешь! И слова к ней красивые написаны.

Когда энигму поёшь, на душе светлее. А иногда тревожно так становится… хоть плачь, пусть и душою возвышаешься. Мулла-батюшка, когда вернулся, на удивление не рассердился. Дал Ромке лёгкий подзатыльник и сказал, мол, подрастёшь, всё сам в Храме и увидишь. Энигму пойте, ребятня, хоть до утренней зари, а в святые картины пока нечего любопытный нос совать — не доросли ещё. А надписи, мол, хоть и демонские, но не злобные. Господь-Аллах может и демонов на службу поставить — не пикнут, будут повиноваться.

Егор вспомнил, как в третий раз в своей жизни в учебный дозор пошёл. Да не с кем-нибудь, а с самим муллой-батюшкой! Учебный, это только говорится так. На самом деле опытный боец с молодым в паре работает. Чтобы тот, как говорится, пообтесался.

Два дня нормально всё было, а на третий — хоп! — и засекли они пятерых шатунов. Понятно было, что те не просто мимо идут, а методично кружат по округе, высматривают, как удобнее к Городу подойти, прикидывают пути и высматривают ловушки. Ведь именно о них говорил намедни Карим. Только тогда они с юго-востока шли, огибая Комбинат. Видать, нездешние. Но шли аккуратно, засекая автоматические доты, да и к Комбинатовским владениям не приближались.

Карим приготовился, было, к отпору, — трухнул здорово, как сам потом признался, — но на его счастье, свернули шатуны, свернули и в сторону от Города двинулись. Карим снял их на камеру калаша и картинку переслал старосте. Егору тогда запомнился один — тощий, со старинным протезом правой руки и совсем уж чудным экзоскелетом от пояса и ниже — на обеих ногах. Такое только в файлах по истории и увидишь. Но шатун двигался ходко, если судить по нескольким снятым подряд стоп-кадрам.

Вот и теперь он шёл третьим, узнать его легко. Ишь, озирается кругом, в бинокль окрестности оглядывает…

— Дуй в Город, Егорка, помощи позовёшь — сказал мулла-батюшка и посмотрел на Егора.

— Не пойду.

— А приказ?

— Не пойду и всё. Надо будет подмогу, так мы и позвонить можем…

Егор чуть не плакал. Взрослый он, взрослый! Ему пятнадцать давно уже исполнилось… три месяца назад… и калаш у него настоящий, а не какой-то там игрушечный! Зачем же его в дозор посылали, если мал ещё?!

— Молодец, — спокойно сказал мулла-батюшка и вздохнул. — Ну-ну, не хлюпай носом. Это я так, на вшивость тебя прощупал.

Егор обиженно засопел, но сказать что-либо не осмелился.

— Значит, так, — спокойно, как на уроках, сказал мулла-батюшка, — дуй к старому доту и держи южный сектор. Нам сейчас всех не положить. Залягут мгновенно и хрен ты их выкуришь. А вот мы с тобой в не очень удобной позиции. Понял? Да низом иди, низом… тихо и аккуратно. Не забудь про вешки, слышишь? Не торопись. Ну, пошёл!

Егор сполз с гребня бархана и ложбиной побежал в сторону старого дота. От возбуждения казалось, что не бежит, а летит, почти не касаясь песка. Огибая гранитные скалы, он сбавил ход и постарался успокоиться. Идти по минам надо сосредоточенно и аккуратно. Вешек здесь много, но для постороннего глаза они ничего не скажут. Надо ориентироваться на цвет вешек, чтобы пройти узкой тропинкой.

Позади хлопнул выстрел! Мулла-батюшка!

Тотчас рассыпались ответные очереди. Ду-ду-ду-ду зловеще пробубнило что-то крупнокалиберное. Спокойно, Егор, не дёргайся! Жёлтый-чёрный-влево… нет! Прямо! Прямо?! Жёлтый-зелёный… жёлтый…

Спокойно!!! Сделай вдох, задержи его… ну?! Теперь — медленно, вслух, как на экзамене.

Жёлтый-чёрный-влево-прямо-синий-вправо-жёлтый-прямо-синий… всё! Прошёл. Прошёл!!! Спокойно прошёл, не задёргался, только взмок весь! Молодец!

Теперь — гоу-гоу-гоу!

Егор, утирая на ходу пот, в три прыжка проскочил тоннель входа, протиснулся в щель между навек приржавевшей дверью и косяком, чуть не споткнулся о корявые перекрученные балки, торчавшие из пола, и торопливо сунулся в пыльную амбразуру — скорей-скорей-скорей! За спиной пискнул перепуганный ген-тушканчик и ушмыгнул куда-то в щель. Несколько щупалец, свисавших с потолка слабо пошевелились, видимо, почуяв человека. Уж сколько лет, как дот не действует, а смотри-ка, автоматика ещё подаёт признаки жизни!

Стрельба стала громче. Калаш муллы-батюшки Егор по звуку из тысяч узнал бы. Но тот пока молчал… ой, нет! Вот сухо щёлкнули два выстрела — экономит патроны, как и все дозорные. Да и шатуны лупят только скупыми короткими очередями. Однако, где же они?

В ушах пискнул вызов и спокойный голос муллы-батюшки произнёс:

— Егор, не подстрели меня сдуру, я сейчас тебе на глаза покажусь.

И вправду, вывернулся откуда-то из-за кустов ген-саксаула, метрах в двухстах от дота. Маленькая фигурка кувырком скатилась с гладкого песчаного склона и метнулась к ржавому остову непонятного механизма, наполовину заросшего колючим вьюном-хватайкой. Ох, и ловко движется мулла-батюшка! А вроде, здоровый такой, почти на полголовы Егора выше!

Из-за склона что-то блеснуло. В прицел Егор ухватил руку с зеркалом на рукаве — осматривается шатун, не рискует. Это хорошо, что мулла-батюшка их к доту заманил. На склоне-то, как на ладони все будут.

— Жди, — сказал голос муллы-батюшки.

— Угу, — ответил Егор, стараясь не отвлекаться.

На склон осторожно выползли двое. Третий оставался вне видимости, только зеркало поблескивало. В ушах пробормотал сервисный голосок: «Внимание! Попытка сканирования! Попытка сканирования!» Ну, ясно. Хотят выяснить, есть ли где поблизости помощь одинокому бойцу, который так неосторожно напоролся на шатунов. Хе-хе… сейчас мы их разочаруем… надо только переждать, пока они убедятся, что боец был один…

Вот оба открыли огонь по железяке, единственного до самого дота естественного укрытия. Это ничего. Там хоть и едва-едва хватает места для такого большого мужика, как мулла-батюшка, но всё же надёжное укрытие. А дот они не засекут. Уж чего-чего, а сеть на нём почти исправная. Метров с пятидесяти — и то хрен определишь, что это не просто уральский гранит из песка торчит, а долговременная огневая точка.

Шатуны разделились, пытаясь обойти железное укрытие муллы-батюшки с флангов. Надо сказать, движутся они коряво. Не обучены они грамотно воевать. Им по большому счёту не труп, а «язык» нужен. Раз человек с оружием у Иртяша бродит, значит где-то рядом и пожива есть. Не развалины же он охраняет.

Егор тщательно прицелился. Тот, кто карабкался в обход с левой стороны вдруг дёрнулся и приник к калашу. Засёк!

Егор снял его, как на учениях. Видно было, как брызнуло в разные стороны, как крутясь, взлетел в воздух обрывок головного армейского платка, как мгновенно окрасило песок вокруг дёрнувшегося тела. Теперь второй…

Рука за склоном исчезла. Второй быстро-быстро зарывался в песок, подняв облако пыли. Интересно, заметил ли он, откуда, с какой стороны поразил его дружка Азраил, Ангел Смерти? Егор аккуратно всадил в копошащегося три пули подряд. Всё-таки в шлеме шатун. Да и трудно в этой пыли разобрать, где там руки, а где ноги.

Шатун продолжал биться. Егор хотел было уже добавить, но тот вдруг затих. За склоном по прежнему никого не было. Мулла-батюшка уже быстро поднимался обратно наверх. Осторожно высунувшись, он приказал, нарушив теперь уже бесполезный режим молчания:

— Егор, сюда. Через амбразуру иди, не теряй времени!

Пока Егор протискивался, пока зигзагом бежал по песку, оглядываясь по сторонам, мулла-батюшка выстрелил ещё три раза. Егор с размаху плюхнулся на песок рядом с ним. Там, за склоном, не так уж и далеко, чернели два трупа.

— Подожди немного. Минуты через две я пойду, осмотрю их, а ты смотри в оба. Если и были ещё шатуны, так они либо во-о-он там появятся, видишь? Либо, что маловероятно, с правой стороны. Если, конечно, по минному полю нормально прошли.

— Не пройдут, — тяжело дыша, сказал Егор.

— Не знаю, — отрезал мулла-батюшка. — Может, у них сканер имеется. Вряд ли, конечно, — шатуны драные какие-то, но бережёного… что?

— Бережёного — Господь-Аллах бережёт, — послушно пропыхтел Егор.

Всё обошлось. Шатунов, действительно было пять. Двух мулла-батюшка с самого начала завалил. Третьего, судя по всему, эмира ихнего, удиравшего, сходу. Это когда на склон вновь поднялся. Тому, что в песке барахтался, Егор умудрился влепить пулю прямо в калаш. Всю казенную часть разворотил. Но на запчасти сгодится.

— Ты, Егор, в отца пошёл, — сказал мулла-батюшка, когда они собирали оружие и обшаривали трупы, — реакция отменная, а выдержки пока не хватает — учти это на будущее. Ну, да ладно. К тебе это придёт со временем… надеюсь. Не сообразил, что начинать надо было с правого, а левому деваться совсем некуда было. Там слой песка, сам знаешь, сантиметров двадцать, а дальше камень идёт. Уж он-то от тебя в любом случае не ушёл бы.

Егор кивнул головой и отвернулся. Тошнило жутко. Очень уж страшно выглядело то, что от головы у шатуна осталось. Да и второй не лучше выглядел. Три пули всё-таки. Троих, убитых муллой-батюшкой он смотреть не пошёл, тот сам их осмотрел. Решили с трупами не возиться, неподалёку утром ещё песчаники подвывали, вот теперь им будет, чем заняться…

Оставалось самое ужасное. С тошнотой Егор справился. Но теперь надо бы отрезать уши у двоих, самолично им убитых. Отрезать, в тряпицу завернуть, а дома кинуть в раствор дубильного бродила, которым верблюжьи шкуры под обувь обрабатывают. Ну, и высушить потом.

— Тебе это точно надо? — хмуро спросил мулла-батюшка.

Егор кивнул головой, не глядя ему в лицо. Конечно, совсем это необязательно… но, блин, все же воины так делают здесь, на Урале… почти все! Не по милосердному, конечно, но… обычай… и потом, уж шатуны бы не только уши, а и всего бы дозорного на части порезали. Так и пошёл бы, высушенными частями, по диким базарчикам и нелегальным лавочкам где-нибудь в Полевском, Челябе, а то и в дальнем Эко-терем-бурге. Мало ли дикарей-покупателей…

Как Егор уши отрезал, так лучше и не вспоминать. Но — смог. Правда, дома об этом не рассказывал, несмотря на то, что все, кому не лень, с восторгом расспрашивали. Мама-Галя только плечом дёрнула:

— Паршиво это, конечно, Егор. Но, живём мы у шайтана на рогах. Иногда приходится и такое делать. Маринке только не показывай, а то она ночью плохо спать будет.

Однако Маринка всё же выклянчила «одним глазком глянуть». И ничего! А то она этого не видела, да! Зато раньше чужие трофеи видела, а теперь — от Егора, настоящего дозорного! И поцеловала перед сном… аж в жар бросило. Ромка-джи иззавидовался весь напрочь, до головной боли, и по поводу Маринки, и по поводу трофеев.

А мулла-батюшка ещё, как только пришли, на Егора епитимию наложил. Давай, мол, очисти осквернённую душу. Егор не обижался — всё по-честному, по-мужски!

Аминь.

…

В этот раз разговора взрослых ребятам послушать не удалось. Мулла-батюшка сразу же попросил их принести воды, — водопровод в Храм так и не протянули, далеко! — и пока они брели к ближайшей колонке, да там ещё пережидали небольшую очередь, да ещё и обратно тащили бурдюки с водой, как верблюды, по жаре на собственных горбах…

Егор услыхал только, как мулла-батюшка закончил разговор:

— «Раньше, раньше»! Мало ли, что было раньше! Раньше, вон, холодно было, а сейчас до сороковых широт жарко. Глобальное потепление — спасибо Господу-Аллаху — вовремя закончилось, дав нам возможность жить в Вере-Истине.

— Не похожи вы на простого деревенского священника, — вкрадчиво, как показалось Егору, сказал Зия. — Армейская заквасочка, знаете ли… Бывший сполох-десант?

— А я не бывший. Я и сейчас на войне. Только война эта — за путь праведный, — отрезал мулла-батюшка, а Мама-Галя тихо сказала:

— Николай у нас и опора, и защита, и утешение. Уж и не знаю, что было бы, если бы не он был у нас священником… — и вдруг положила руку на огромную ладонь.

Егору стало неловко и он, отвернувшись, преувеличено громко заорал:

— Пошустрее, задохлики! Маринка! У тебя воды всего ничего, — не копайся!

— Как надо, так и иду, — пискнула упрямая красавица Маринка, не терпящая, чтобы последнее слово не за ней оставалось.

— Блин, бугай какой, — пропыхтел Ромка-джи, затаскивая в Храм свой бурдюк с водой. — Тебе-то легко говорить… Ты и сам бы все три бурдюка утащил!

— Эй, молодёжь! — поднялся мулла-батюшка, — тащите всё, сами знаете — куда. И пошустрее обратно! Разговор есть.

Ребята уж было надеялись, что сейчас им гости дорогие, московские, все тайны Вселенной рассказывать начнут, но всех дел-то было, что освободили их пока от овечьей службы, приказали просто так по Городу не шляться, а ходить за Саввой и Егором, как на верёвочке. На все вопросы отвечать обстоятельно. Чего сами не знают — с нужными людьми сводить, носами не шмыгать, держаться с достоинством.

Но и то хорошо, что с овцами не возиться. А с Зией и Саввой интересно! Мама-Галя только улыбалась, глядя, как Маринка с Ромкой-джи ликуют. Егор, тот не скакал, не прыгал, держался с достоинством. Как-никак — дозорный!

— Считайте, что вы в дозоре, — кстати и сказал мулла-батюшка. — Ваше дело быть при гостях. — И хмуро посмотрел на Егора.

Егор подумал, что Город хочет всё-таки приглядывать за учёными… мало ли что! Ну что ж, он согласен быть его, Города, глазами и ушами. Иначе как? Никак! На самой границе живём. Дальше нас на юг — только пустыня. А на востоке — где-то далеко, Китай. Так до Китая-то — шагать и шагать, да всё по местам беззаконным, диким…

* * *

Грузовик дяди Ахмата так и валялся неподалёку от Совета. Всё, как всегда — скрыт побегами ген-саксаула, только кабина торчит, и суставы лап вьюном-хватайкой оплетены.

— А что лап-то… так и было, всего пять? — спросил, морщась, Савва.

— Таким и был… изначально таким! — отозвался старый Ким. — Ахмат его пригнал сюда году этак в двадцатом… так он уже и был тогда на пяти лапах, да! На пяти, точно помню, на пяти! Староста ему говорит, мол, Ахмат, ты бы чего получше пригнал, а то…

— Спасибо, господин Ким, — прервал его Зия. — Мы тут сейчас поработаем немного, авось, удастся взбодрить пятиножку, а? А вы пока удалитесь… э-э-э… на время. Если что — мы вас позовём, хорошо?

И не дождавшись ответа Кима, он раскрыл свой рюкзак.

Серёжа-слесарь с женой Шивой и сыном Егором-вторым принесли свои сумки. Егор-второй важно достал нано-тестер и снисходительно посмотрел на ребят. Важничает, засранец, как будто что понимает в этом деле! Даже в Храм со всеми ребятишками не пошёл!

— Эх! — воскликнул Серёжа-слесарь, сдвигая на затылок повязку. — Фирман-Москва! И чего только не сделаешь для президента-батюшки!

Егор и Ромка-джи переминались с ноги на ногу в двух шагах. С одной стороны было ужасно любопытно… а с другой — Зия честно предупредил их о том, что, скорее всего раскуроченный пятилапый грузовик ремонту не подлежит. Несмотря на все приказы и поручения, ребятам не терпелось вернуться в Храм, где староста и мулла-батюшка перед намазом обещали москвичам прокрутить файл с новостями о мире, и где Маринка обещала им занять лучшие места. Савва с Зией были не против.

То, что староста обычно показывал, было, как правило, непонятным и до ужаса нездешним… прямо говоря, ненужным: какие-то войны на других окраинах России, а то и пуще — в непонятных местах… почти у самой Стены-Европа. А то заставлял их смотреть ежегодные обращения президента-эмира к народу… причём говорил тот всегда о делах закрученных, московских… иногда упоминал о Казани… а об Урале — ни слова! Как-то раз обмолвился о Пермском-буфер-каганате… так это тоже далековато! Нет, конечно, Урал — граница, но всё-таки!

Зия с Саввой сказали, что файл — свежий, боевик, мол, только-только из Москвы.

— Так мы пойдём, а? — не выдержав, спросил Ромка-джи.

— Валяйте! — рассеянно сказал Зия и улыбнулся. — Вечером, после намаза встретимся!

Егор хлопнул Ромку по плечу и они наперегонки рванули к Храму, петляя лабиринтом ген-саксаула. Егор на ходу сорвал веточку карагача и крикнул отставшему Ромке:

— Кто последний — тому в задницу!

Ромка пыхтел, но упорно старался догнать.

На бегу Егор в сотый раз подумал, что, жаль, нет в живых деда Николая. Вот кто любил про старые времена поговорить, да и в новых разбирался получше любого в Городе! Уж он-то обрадовался бы учёным, ни на шаг бы от них не отходил. Память у него до последнего была, что твой комп!

У самого Храма сидел староста Володя. Он что-то бормотал себе под нос, прикрыв глаза. Старенький молитвенный коврик был аккуратно расстелен в тени козырька над входом в Храм. Неподалёку важно стояли несколько стариков из Совета. Запыхавшийся Егор перевёл дух и вежливо поздоровался.

Староста приоткрыл глаза и кивнул. Подбежавший Ромка-джи сложил руки на груди и поклонился. Говорить он всё равно не мог — бежал шибко быстро. Ребята уже попытались обойти стариков по длинной дуге и пробраться в Храм, как староста, закряхтев, поднялся и негромко сказал:

— Егор, ты мне нужен. Поговорить надо. А ты, Роман-джи, давай, шуруй в Храм… началось уже всё.

Егор чуть не взвыл — вот тебе, здрасьте! А как же просмотр файла… и Маринка… и лучшие места в Храме?!

Ромка-джи довольно хихикнул и пулей умчался внутрь. Эх, невезуха какая, а?!

— Пошли, Егор. Присядем в Храме… только не в зале… чтобы не мешать никому…

Когда они уселись в маленькой комнате с двумя недействующими рукомойниками на стене, староста долго молчал. Вот, ведь, как издевается… старый хрыч! Отец его недолюбливал… не зря видно!

— Москвичи провожатого требуют, — вдруг сказал староста. — Я-то тебя хотел нынче в Челябинск направить. В охране. Караван собираем… шкуры повезём, ген-кумыс, двухлеток погоним. В этом году с верблюдами у нас хорошо. Ромка-джи уже был там, а теперь и тебе вместе с гостями пора…

— А кто в дозоре останется?

Староста Володя прикрыл глаза и нехотя пробормотал, не ответив на вопрос:

— Я-то бы тебя сроду не отпустил… кроме, как в охрану до Челябы. Но москвичи — еретики-гяуры-блять — Ромку-джи не просят в провожатые. Любопытен он без меры… глуп. А ты им подходишь… да и с калашом ты управляешься лучше других…

— Э-э-э… ну… спасибо… А куда идти-то? Не в Челябу что ли? А куда?

— На Комбинат им надо, — прошептал староста и вдруг остро глянул прямо в глаза Егора. — На Комбинат они хотят, понял?

— Так… это… там же атомы и радиация?!

Староста перестал прожигать Егора взглядом и снова закрыл глаза. После долгого молчания он сказал:

— Печень болит. Болит и болит… вот уже два года скоро. Сдохну, поди. Рано или поздно все мы перед Вседержителем предстанем — кроме демонов. Денно и нощно Господа-Аллаха молю о народе нашем, под сенью Веры-Истины пребывающем…

Издалека еле слышно донёсся многоголосый гул… Город смотрел файл новостей…

— Сдохну… ответ перед судьями праведными буду держать. За всех. За всех, понял?! За весь Город! И простит мне Господь-Аллах этот грех — простит! Ибо отправляю я тебя с этими лукавыми, сам не ведая — куда. И отправляю я тебя, надеясь, что Вера-Истина в тебе… и ты с нею. И что спасёт она тебя от путей ложных, от соблазнов неверных.

Староста Володя замолчал. Егор перевёл дух. Ни хрена себе… на Комбинат идти… Да ещё и с Саввой и Зией! Да ещё и с молитвенной помощью старосты! Ох…

Староста открыл глаза и буднично спросил:

— Грузовик они починят? Как ты считаешь? — И видя, что Егор опешил от того, что с ним советуются, как с равным, прикрикнул: — Чего рот открыл? Починят или нет?

Егор покраснел. Как-то само собой все они трое посчитали, что грузовичок-то московским починить — раз плюнуть. Учёные же!

— Поручаешь вам, просишь, как взрослых, а вы… — сказал староста. — Ну, да ладно. Иди давай. Невеста заждалась.

Егор прижал руки к сердцу, торопливо поклонился и пошёл в Храм. Спокойно пошёл. Специально не торопился. Староста Володя язва, конечно. «Невеста заждалась»!.. Скажет тоже. И обязательно по больному месту пнёт, честное слово! Конечно, Егор в мечтах своих Маринку давно своей невестой считает. Но она же дитя совсем… ветер так в голове и гуляет.

Егор вдруг вспомнил, как Маринка его целовала и помотал головой. Ох, шайтан-Маринка. Колдовская порода, вся в Маму-Галю. Кто увидит — влюбится, кто — влюбится — навек не отстанет. Мулла-батюшка и то перед Мамой-Галей не устоял. А ведь солдат старый, закалённый. Когда он в Город пришёл, старухи сразу определили — не жилец! Живого места на человеке не было, весь в ранениях и язвах.

И как ему не влюбиться было, когда Мама-Галя на старух только посмотрела презрительно и солдата к себе забрала. Три месяца выхаживала. Она, да дед Егора. И вытащила-таки с того света, вытащила! Вот он — Иисус-Любовь что делает! Творит он чудеса пред лицом Господа-Аллаха, отца своего небесного…

В зале было темновато. Егор подождал, пока глаза привыкнут к темноте и на четвереньках пробрался через детвору к самым лучшим местам. Там, у ног стариков, восседающих на почётном первом ряду, собралась вся компания, включая Руслана — Маринкиного братика. Егор вежливо извинился перед стариками и, неожиданно для себя самого, решительно отодвинул Русланчика в сторону, сев рядом с Маринкой. Та весело взглянула на него, а потом… а потом взяла его правую руку и закинула себе на плечи! Прижалась, как ягнёнок к Егоровой груди… только волосы нос ему щекочут…

Иисус-любовь! Моя, моя, моя! Любимая моя!

Мало того, что Егор весь, как в тумане, так она ещё вдруг подняла голову, прошептала на ухо: «Сиди смирно. Файл, говорят, очень интересный!» — и быстро-быстро поцеловала… едва коснулась… куда то в подбородок.

Егор смотрел на экран и ничего не видел. Хотелось орать от восторга, но надо было сидеть тихо, почти держа на руках любимую девчонку, и стараться унять бешено бьющееся сердце.

* * *

А фильм-файл Зия с Саввой привезли, оказывается, просто замечательный! Просто до слёз после жаль стало, что Егор только треть от него и помнит — Маринка же на руках, Маринка! Хоть, вроде, и смотрел на экран не отрываясь, а хоть пытай — не вспомнит связно того, что от счастья и любви пропустил.

Господь-аллах, ему скоро в путь-дорогу собираться, как и героям фильм-файла этого, за душу берущего! Поневоле всё по-другому воспринимать будешь, чем, скажем час назад, до того, как со старостой разговаривал… как взрослый разговаривал, между прочим! И в дороге будет он думать о любви, совсем, как те батыры, что во все времена с врагами бились. Ибо где великие подвиги, там и любовь великая. А то, что подвиги будут, Егор ни на минуту не сомневался! Сейчас он готов был выйти в пустыню с голыми руками, хватать карачи и обрывать им ноги, добыть с Луны живого демона, переплыть океан и спуститься в адское пекло — всё ему теперь было по плечу!

Он попытался было шепнуть что-то бессвязное Маринке, но она только дёрнула плечом, увлечённая происходящим на экране.

Нет, а файл был замечательный — «Погружение», и тоже про старинные времена!

Егор вздохнул и попытался сосредоточиться на фильм-файле…

Отрывок из фильм-файла «ПОЛНОЕ ПОГРУЖЕНИЕ»

Средний Урал, Ивдель, Академия МВ, 2161 год

Третьекурсник Василий Лахтин вытер лоб ладонью, машинально отмахнувшись от назойливого ментального щупа, причудливо извивающегося с правой стороны головного обруча. Собственно говоря, и щуп и обруч существовали только в его воображении, но менее реальными они от этого не ощущались. Сердце болезненно толкалось в рёбра, подло тошнило.

Да-а…

Такого противника он не встречал уже давно! Ловко и споро Василия загнали в болевую зону… и чуть было не выпотрошили с ужасающей скоростью и жестоким равнодушным профессионализмом.

«А я-то… хорош гусь-дубина! Нарисовался… с тремя дезинтеграторами — ха! Тоже мне — герой-разрушитель! В два счёта и схлопотал по мордасам!» — самокритично прошептал Василий, придавая спинке кресла наклон в 45 градусов.

Его подразделение, тройка бойцов, было бессильно помочь своему командиру. В конце концов, у каждого в бою своя функция, а начинает атаку всегда командир. И не потому, что он имеет некое воинское звание, более высокое, чем у других, а потому, что только в этом качестве он и может быть применён в бою. Рождён для этого, если хотите…

От стыда перенесенного поражения его бросило в пот. Вот вам и надежда курса, девичий любимец, эмир группы, чемпион хренов! Василий вспомнил лицо смешливой красавицы Cяо Мэй… и настроение его совсем испортилось. Правильно она при всех его уела… тогда, на последнем тренинг-погружении! Как эмир трёх звеньев, как командир группы, он должен признаться себе в этом: на том ментальном уровне, на котором он в гордыне своей настаивал, Василий Лахтин уязвим больше, чем он себе представлял. И то, что он смог всё-таки одолеть группу Cяо Мэй в учебном бою, не делает его уязвимость исчезнувшей сама собой. И он даёт себе слово Воина, что с первой же передышки в боях он будет отрабатывать и отрабатывать менто-файтинг — комплекс защитных мер, необходимых именно на данном уровне!

Василий понял, что окончательно пришёл в себя. Пора было перегруппироваться и снова вступить в контакт с мощным противником.

Клавиатура привычно сунулась под руки. Из зеленоватой глубины монитора всплыла и заколыхалась надпись:

«ВВОД ДАННЫХ ДЛЯ ПЕРЕЗАГРУЗКИ?»

В последнее время опять вернулась мода на старину. Интересно, почему? Вот уж, была охота Городить все эти стильные экраны и декоративные клавиатуры… чисто древние крестьяне какие-нибудь!

— Да! — хрипло пробормотал Василий. — Ввод данных. Объект прежний. Фобии прежние. Загрузить дополнительную защиту по протоколам DDS, XOPI, YMD с максимальным расширением до нижнего ментального порога.

Василию очень хотелось рискнуть… прорваться через затруднение одним прыжком. Ошеломить, смять противника, которому на текущий момент удаётся грубой силой проломить контрзащиту Василия, выстроенную по строчке, по страничке, по ментальному файлику…

«ВОЙТИ В СИСТЕМУ «ФРЕДДИ КРЮГЕР»?»

Придумали названьице, тоже мне, программеры… умники-засранцы!

Шуточки им…

Василий хорошо помнил, как его грудь пронзала медная полоса, наискосок пересекающая пугающую тьму. Неясно видимые ржавые вентили и трубы, выпускающие беспорядочные струйки пара, пахнувшего тухлятиной, меняли свои очертания…

… и бледная девушка в отсыревшей ночной рубашке, нанизанная, как и Василий, на бесконечную медную полосу…

Она судорожно перебирала по ней руками с сорванными ногтями… и жадно продвигалась к нему… кровоточа пустыми глазницами.

Нанизанная на безжалостный металл, девушка неотвратимо подтягивала себя к Василию… и каждый рывок неожиданно быстро сокращал расстояние между ними…

«СИСТЕМА ПЕРЕНАСТРОЕНА. ВОЙТИ?»

— Давай! — упрямо сказал Василий.

Сейчас он всё-таки пройдёт до точки вектора сопротивления, пробьёт проход! За ним ринется его тройка: Гори, Мъяга-Хо и Женька. Общими усилиями они доломают защиту, — одним мощным ударом всё-таки вскроют хранимые ментальные файлы, столь необходимые для продолжения наступления!

Это наступление будет продолжено!

Это наше наступление не остановить!

И на острие всплеска всеобщего гнева будет он — Василий Лахтин, которому скоро исполнится заветные шестнадцать лет! И он — один из тех самых, — вы понимаете?! — тех самых шестидесяти курсантов, которых отобрали из сотен тысяч парней и девчонок по всей России!

Василий Лахтин!

Россия!

Мужчина и воин!

… три визжащие твари мгновенно вцепились ему в живот. Василий попытался оторвать их от себя, но они вгрызались в плоть, упруго скользя под пальцами. Василий закричал. Какая страшная, звериная боль!

Всё исчезло. Остались только он и боль.

Боль поглотила весь мир. Она была везде. Она была всем.

…и небеса померкли для него.

И всё вдруг закончилось. Он лежал в сыром подвале, задыхаясь на куче вонючего, как адская бездна, тряпья. Гори, как облитая защитным трансдермом, протянула ему флягу бодрящего. Лицо её горело.

— Как ты? — спросила она, оглядываясь и крепко сжимая дезинтегратор.

— Вхожу в норму, — сипло сказал Василий. — Сходу вляпался.

— Аккуратнее надо было входить, — сказала Гори. — А ты, как на вечеринку вывалился.

Кирпичи свода начали шевелиться. Сквозь щели между ними посыпались белые черви с чёрными головками. Егор тотчас закрыл лицо щитком шлема. Черви копошились на трансдерме, пытаясь прокусить его. В углу подвала ворочался изъеденный язвами голый старик. Он повернул к ним голову и раскрыл беззубый рот. Из живота его свисали провода и внутренности.

— Уходим, — сказал Василий и вскочил на ноги. — Гори, иди следом!

Старик раскрыл рот ещё шире. Изо рта вываливалась горячая жижа. Гори отвернулась.

Они проскользнули по пульсирующему проходу и провалились по пояс в шевелящуюся бурую жижу. Сверху с воплями падали ободранные до мяса люди. Гори сшибло с ног и Василий рванулся к ней, по плечо погрузил руку, нащупал что-то упругое и скользкое и… ухнул в яму.

Гори нигде не было. Яма была земляная, с торчащими из стенок корнями. Откуда-то сверху падал дождь. Василий попытался подпрыгнуть и ухаватиться за корень, но упал обратно, ободрав себе живот. Он был абсолютно гол. Равнодушная Гори уже лежала под ногами. Горло её пересекала чёрная запёкшаяся рана. В глазницах торчали отрезанные большие пальцы.

Сяо Мэй бросила в яму первую лопату земли…

Потом Василий долго пробирался через узкий лаз в земле. Отвратительные скользкие мокрицы лопались под руками. Усилием воли он всё-таки подавил в себе дикий приступ клаустрофобии и вновь оказался облечённым в трансдерм. Мъяга-Хо и Женька вытянули его на поверхность, где мрачные люди в кольчугах уже тыкали факелами в огромную кучу сухого хвороста. На вершине костра первокурсница Наташка, рыдая, билась в колючей проволоке, которой её привязали к столбу. У её ног сидела абсолютно поседевшая Гори и мерно раскачивалась из стороны в сторону. На лице и плечах её кровоточили многочисленные порезы.

Втроём они расстреляли палачей и Мъяга-Хо вытащил Гори на палубу океанского лайнера. Он наскоро сканировал ментальным эго-полем несчастную девушку. Гори не отзывалась. Они отправили её в сон и её тело медленно растворилось во влажном солёном воздухе. Значит, они остались втроём.

Но выросшая за бортом гигантская тёмно-зелёная волна расшвыряла их в разные стороны. Василий тонул, уже чувствуя, как вода врывается в его лёгкие, размочалив их в кровавые мокрые клочья… но его рванули за волосы и избитый в кровь Женька выволок его в боковой окоп. Артобстрел был в полном разгаре.

— Где Мъяга-Хо? — заорал Василий, отплёвываясь от сухой пыли, дерущей глотку.

— Отнесло в сторону, — крикнул Женька, набивая магазин от калаша. — Если сумеет — прорвётся, а пока тебя только я прикрываю, понял? Тяжко нам сегодня придётся!

Близкий разрыв осыпал их комьями земли и заволок удушливой пылью. Кашляя, Василий потянулся к Женьке, но тот сидел, откинувшись к стенке окопа и только как-то странно дёргал руками и ногами. Василий засмеялся. Он смеялся и смеялся, кашляя до рвоты, и никак не мог остановиться. Ну, не смешно ли? Осколком Женьке аккуратно срезало голову, оставив только нижнюю челюсть, болтающийся запылённый язык и кровавый пузырь, вздымающийся из перебитой трахеи.

Надо остановиться, надо остановиться!

Он чувствовал, что Связной где-то рядом. Совсем рядом! Ещё немного, ещё совсем малую толику воли и терпения, и он сможет передать ему все те данные, которые ждут компьютеры Центрального фронта. Координаты, перехваченные коды «свой-чужой», тайнофайлы… всё это он помнит, помнит хорошо, да! И сейчас он передаст их Связному, который, улыбаясь, сидит за столом рядом с полковником Д., кивая головой.

У экрана школьного монитора так приятно спокойно сдавать экзамен, не торопясь нанося на матовую поверхность строчки цифр и символов. Вся группа аплодирует. Осталось только добавить последний штрих. Василий берёт в руки старенький потёртый менто-щуп и наводит его на экран. Итак, координаты, коды «свой-чужой» и…

Стой! Стой!!!

Это ловушка! Это не Связной, это ловушка!

Оглушающий удар взрыва выбрасывает его через окно. Осколки стекла легко распарывают его тело. Он падает на огромную кучу металлической стружки и над ним склоняется мёртвое лицо Сяо Мэй. «Коды?!» — говорит она. Изо рта её пахнет ужасной гнилью.

— Коды?! — невнятно повторят она, и поднимает ржавый гвоздь. — Тайнофайлы?

Василий кричит. Он уже ничего не может сказать. Гвоздь медленно выскребает его глазницы. Господи! Господи!!!

Когда милосердная система отключилась, Василий ухнул во тьму, где пахло нашатырём и йодом.

* * *

«… после удешевления производства компьютеров уровня квантового программирования, а также глобального развития беспроводной связи, Сеть стала единым организмом. Захват и уничтожение групп и формаций скоплений компьютеров не приводил к потере данных, многократно дублирующихся самой Сетью в процессе ввода.

Любая информация становилась «прозрачной». Пароли и системы защиты, рассчитанные на перебор триллионов комбинаций, взламывались менее чем за месяц.

Однако ещё до начала Святого Джихада человек научился подключаться к Сети с целью прямой передачи массивов данных, — т. наз. «воин-пароль» (устар.). Кроме того, подключение достаточно быстро начало преследовать и более сложные задачи. Воины входили в ментальные контакты с целью разведки боем и силового перехвата глубоко законспирированных ключевых, каркасных и иных тайнофайлов, хранимых в ментальных слоях специально обученных «связных» или «гонцов».

Начались безумные — во всех смыслах — ментальные войны, окончание которых пришлось на период…»

(Учебник для средних и старших классов «Развитие цивилизации от каменного века до наших дней»)

* * *

«… Ментальная война — это война подсознательных страхов и фобий. Даже если у вас не так уж и развито абстрактное мышление и художественное воображение, то всё равно, при малейшей поблажке самому себе — вы обязательно потерпите крах! Помните, вы воюете в мире, где возможно всё. Физическая, политическая и ментальная подготовка воина — залог его грядущих побед в мирах кошмаров и ужасов, неотличимых от реальности! Каждая ваша победа, это победа над собой, но не для себя одного, а во благо мира, во благо России!..»

(из Устава Ментального Воина)

В морге было прохладно и неожиданно уютно по сравнению с влажной жарой хилых акациевых аллей Академии.

Прозектор стянул перчатки и небрежно бросил их в хлюпнувшую пасть старенького утилизатора.

— С каждым годом они всё моложе и моложе, — пробормотал он, закуривая модные нынче сигареты, стилизованные под старинные, табачные. — Помню, как года полтора назад меня дрожь брала, когда вскрывал первого шестнадцатилетнего пацана, умершего от обширного инфаркта. А теперь они косяком идут. И — ничего!

— А что вы хотели? — равнодушно ответила пожилая ассистентка, вглядываясь в работу автомата-бальзамировщика. — Воюют всегда молодые. С энтузиазмом. Во все времена, во всех странах. У них в группе только Cяо Мэй восемнадцатый год пошёл, а остальные — все моложе.

С потолка упала капля, разбившись о холодный живот Василия, на котором вертикальный разрез аккуратно зашивался суетливыми гибкими щупальцами.

— Чёрт, опять! Я отправил уже три служебные записки, чтобы наконец-то перекрыли течь на первом этаже! — раздражённо сказал прозектор, тыкая пальцем в клавиатуру: «Курсант Василий Лахтин. Причина смерти…». — Мало того, что мне третий день ремонтируют нормальный комп, так ещё и это!

Тёмно-вишнёвый ароматный пепел свалился с кончика сигареты и мягко рассыпался, попав между клавиш.

— Командирам теперь не до этого. Наступление! Сколько готовились-то! Ну, и пошло-поехало — считай, даже с третьего курса практически всех слизнули, а это всё-таки девятнадцать человек! — продолжила ассистентка.

— Они там как рассуждают? — не слушая, пробормотал доктор, вглядываясь в мокрое пятно на потолке, — Покойникам, дескать, всё равно, и вы пока в своём подвале перебьётесь. Нет, ну куда это годится?! Компьютер — рухлядь, потолок протекает…

— «Перебьётесь»! — злился прозектор, впечатывая в пробелы стандартного бланка результаты вскрытия. — Я им там «перебьюсь»…

Автомат-бальзамировщик наложил последний шов и залепил его лентой телесного цвета. Мозг Василия уже плавал в консервант-жидкости, ожидая более подробного исследования. Прозектор очень надеялся за время наступления всё-таки успеть набрать свежую статистику по глубоким ментальным поражениям по протоколам YMD и выйти, наконец, на звание имам-доктора. Что-то подсказывало ему, что именно в этом направлении можно что-то довольно быстро нарыть, а иначе войну он закончит в том же звании и в той же должности.

Итак, вон, приходится вскрытия трупов делать, как простому прозектору. Врач запихнул окурок обратно в пачку, на восстановление, вздохнул и дал бальзамировщику команду одеть тело в парадный комбинезон для церемонии прощания.

Курсант элитной Академии, третьекурсник, эмир трёх звеньев и командир подразделения глубокой разведки Василий Лахтин был полностью готов к почётной отставке.

Вечером свободные от боевого дежурства курсанты соберутся в Зале на траурную церемонию.

Тем временем Мъяга-Хо, Женька и Гори, проходили ускоренную реабилитацию. Их тройку хотели расформировать, но полковник Д. решил назначить им нового командира, четверокурсника Селима, который хорошо зарекомендовал себя в наступлении.

…

Ну, вот. Пока домой шли из Храма, переругались вдрызг. Надо же такому случиться, а?

Самое смешное, что всем файл понравился. Егор благоразумно умолчал, что помнил от него лишь отрывки. А как начали обсуждать, так и передрались, как вам это понравится? Начал Ромка-джи, шайтан неугомонный:

— А с кем это тогда воевали?

— С демонами, конечно! — возбуждённо воскликнул Егор, всё ещё переживающий за Мъягу-Хо, представляя себе, как вздымает он ментальный ятаган и — вжик-вжик! — рубит в капусту ментальных вражеских чудищ.

— Думаешь, с ними? — многозначительно сказал Ромка-джи.

— А точно, Егорка, может и не с ними! — внезапно подхватила Маринка.

Ну, и началось.

И перессорились. Тьфу!

Вот уж не было печали ссориться из-за фильм-файла, да? В конце концов, это так давно было, что уже и спорить неинтересно.

Это всё равно, что сцепиться по поводу того, один ли Гагарин-шайтан в космос летал или всё-таки вместе со святой Валентиной — первой женщиной в космосе? С той поры и Валентинов день, говорят, именно поэтому и празднуют, — «валентинки» рисуют, стихи и песни пишут, по ларингам их передают. Известное дело — напишешь любимой песенку, запишешь, да передашь ей в Валентинов день — то если понравилось ей — навек она твоя будет!

Суеверие, конечно, но очень уж красивое!

«На будущий год Маринке «валентинку» с дутаром пошлю. И с Моцартом. Качну у Зии и Саввы из ихнего компа. Специально качну! Ей понравится, у неё всегда был музыкальный слух… не то что у шайтан-балбеса Ромки-джи, которому песчаник в уши нагадил!» — думал Егор, чистивший калаш. Неловко получилось. Карим его обругал за то, что Егор ему перед Каримовым дозором, калаш нечищеным оставил. Вот тебе и приехали! Поменялись местами, как говорится. Всю жизнь Егор на Карима ворчал по этому поводу, а тут…

Но теперь — надо чистить, чего уж там. Виноват, так виноват.

* * *

Последний Совет каким-то странным был. Во-первых, пригласили Егора. Ромка-джи чуть совсем от зависти не помер. Во-вторых, Зия и Савва, улыбаясь, попросили стариков, чтобы несчастного, вдрызг обзавидовавшегося, всё-таки впустили, а то, мол, всё равно он около Кима болтаться будет, пока совсем не сведёт старика с последнего ума. Если, конечно, с Ромки-джи страшную клятву возьмут, что сидеть он будет тихо и голос подаст только в том случае, когда к нему непосредственно обратятся.

Ромка-джи чуть сам с ума не сошёл, когда Егор его позвал. Думал, друг его закадычный шутит так жестоко. В зал вошёл, как пьяный, глаза квадратные, красный и взъерошенный. В ответ на строгую речь старосты он так горячо и быстро кивал головой, прижимая руки к сердцу, что Егор подумал — отвалится голова, вот-вот отвалится! Не отвалилась, однако.

А в-третьих, пришёл и мулла-батюшка вместе с Мамой-Галей. Ох, и серьёзные же дела обсуждать будут!

Но поначалу староста, как водится, все дела, прошедшие за последнее время, перебрал. К каждому делу комментарий сделал, да мораль вывел. Егор это вполуха слушал. Он смотрел на Маму-Галю и думал о том, какой когда-нибудь станет Маринка. Красивая будет — это уж точно. От неё и сейчас-то глаз не оторвать, особенно, когда смеётся. Независимая. Гибкая и грозная, как пустынная дева-сирена. Воительница, как мама её!

Как-то дядя Ахмат, когда ещё жив был, посмеяться решил с пьяных глаз. Стрелять из калаша, говорит, каждый может научиться. А что ты, Мама-Галя, гурия песчаная, делать будешь, ежели тебя в пустыне настоящий батыр подкараулит и с недвусмысленными предложениями подкатится? Это он осмелел, ясное дело, потому что муллы-батюшки тогда ещё не было! Ну, и пьяненький, естественно. Мужик он был весёлый, все женщины на него поглядывали, а он только песни пел, да от одной вдовушки к другой кочевал.

Ну, Мама-Галя, естественно, холодно улыбнулась и сказала, что в этой пустыне настоящих батыров раз-два и обчёлся. Ну, Егор подрастёт… тогда уже три батыра будет! Но дядя Ахмат в их число, — увы! — не входит никаким боком. Ахмат, конечно, смеяться начал. Ну, и дошло у них до настоящего поединка. Ребятня крик подняла, сбежались все. Старухи только губы поджимают, дядя Аня, стараясь не засмеяться, два равных сучка ген-саксаула отламывает — мол, это ваши ножи, ниндзя дорогие. Словом, кутерьма!

Мама-Галя даже повязку одевать не стала. Просто сплела наскоро волосы в свободную косу и ремешком перехватила, чтобы не расплеталась. В дозоре она обычно армейскую косынку носит, а тут отмахнулась. Не надо, мол, мне ничего. Тут, говорит, и дел-то на минуту. Ну, народ, конечно, развеселился. Дядя Аня даже на камеру хотел снимать, да за калашом бежать было некогда. Лада-оглы приплыла, отдуваясь. Со старухами села и молчит. Те к ней с возмущением: тыр-тыр-тыр! Мол, Мама-Галя совсем уж от рук отбилась. Виданное ли дело — с мужиком бороться?! Пусть, раз уж ей неймётся, ночью борется… как все приличные женщины — ха-ха-ха! — прости нас, грешных, Господь-Аллах!

Но Лада-оглы только презрительно бровью повела. Она Маму-Галю всегда уважает. Говорит, что в молодости сама тоже сорванцом была, а как замуж вышла, так и огрузла. Ещё бы, роди-ка шестерых погодков, небось, располнеешь. Но Ахмата она и сейчас запросто за шиворот возьмёт и в колючие кусты зашвырнёт, как ягнёнка. И кричит: «Давай, Мама-Галя, врежь ему по пьяной морде, будет знать, как над женщинами насмешничать!»

Вышли бойцы в круг. У Мамы-Гали глаза мрачным светом горят. Ахмат, — а уж отмашку дали! — всё стоит и собравшимся рукой машет. Рисуется перед публикой. Тут-то бы его и ткнуть «ножом», но не из тех Мама-Галя. Ей победу в чистом виде подавай! Дождалась, когда Ахмат к ней медленно пошёл… пригнулся, руку с «ножом» правильно держит. Вполне прилично держится, не хуже, чем бойцы в фильм-файлах. Потом — раз! — и метнулся к Маме-Гале.

И вот тут-то самое главное и произошло. Та, вроде, убегать поворачивается, Ахмат даже улыбнуться успел. А вот нет! Разворачивается Мама-Галя на левой ноге вокруг своей оси, а правой, описав круг и набрав силу инерции, ка-а-ак двинет Ахмату по голове. Тот только — брык! — и упал, как подкошенный. А Мама-Галя торжествующе закричала — гурия, точно гурия! — и прыгнула ему на спину. Рывком за волосы голову ему вздёрнула и… «перерезала» горло.

Бабки только крякнули.

А Лада-оглы как засмеётся, заливисто так, как девчонка! Выскочила в круг и обнимает Маму-Галю:

— Мама-Галя, красавица ты моя! Молодец, какая же ты молодец!

Дядя Аня затылок почесал.

— Слушай, так и убить человека можно… ты бы уж поаккуратнее, а?

Но дядя Ахмат всё-таки хороший был человек, весёлый! Прочухался, поднялся и перед Мамой-Галей на одно колено встаёт:

— Прости меня, красавица, за то, что с такою женщиною, как ты, груб был! — и руки к сердцу прижимает.

А у самого уже наливается синяк на пол лица. Мама-Галя улыбнулась и руку ему протягивает, ладонью вниз. И дядя Ахмат ей руку целует!

Прямо, вот, взял и поцеловал!

Старухи чуть со скамеек не попадали. Такое в Городе можно только в Храме увидеть, когда фильм-файлы смотришь!

Мама-Галя порозовела, а Лада-оглы засмеялась и говорит:

— Ахмат, ну до чего же ты всё-таки бабский угодник! Ну, вот, со школы ты такой бедовый!

Так что, детишки потом за Мамой-Галей толпами бегали, просили ещё раз приём показать. Но та только смеётся. «Подрастите, — говорит, — а то ещё, неровен час, поубиваете друг друга!» Маринка как-то по секрету похвасталась, что Мама-Галя и её учит.

Ну, а потом появляется в Городе мулла-батюшка и вводит со временем в школе курсы воина пустыни. Причём, не делает никаких исключений! Ни для малых пацанчиков, ни для девочек.

Если родители согласны, конечно…

Егор встряхнул головой. Староста Володя к концу бредёт. Последнюю новость жуёт о том, что по Сети с Челябой переговорил. Времени выступления каравана, конечно, лукавцам не назвал, да и маршрут не уточнял, но о ценах с челябинскими подробно потолковали. Нормальные цены в этом году, — есть смысл ехать.

— И уповаем мы на милость Господа-Аллаха нашего, Вседержителя небесного, что внушит он гостям нашим дорогим, московским, благую мысль о том, чтобы с караваном до Челябы вместе с нашими бойцами идти! — говорит староста и руками лицо омывает.

Вот тебе и приехала «шайтан-арба с пушкою»! А как же дорога на Комбинат? Нет, конечно, Егор не то, чтобы к атомам-радиации несказанно рвётся, но, ведь, договаривались?!

А Зия с Саввой, похоже, совсем не удивились. Зия улыбается, Савва, как всегда, серьёзен.

— Об оплате услуг мы потом договоримся, — говорит Савва. — Да только есть ли нам смысл сто с лишним километров туда и столько же обратно наматывать?

— Да уж, заинтересуйте нас, уважаемый староста Володя, заинтересуйте! — весело говорит Зия и почему-то подмигивает Егору.

Егор оглянулся на Ромку-джи, а тот аж рот раскрыл от внимания. Того и гляди, во рту мухи себе жильё устроят. Вот, ведь, любопытный парень, и не скучно ему! Ясное дело, что Зия с Саввой согласятся. Комбинат им, может, как учёным и интересен, но Челяба — это же, всё-таки, большой Город! И роботы там, и еретики-гяуры-блять, и прочего народу видимо-невидимо! Свои учёные, поди, водятся, а как же!

А староста, знай себе, беззвучно молится. Будто и не слышит. Вот все и молчат из уважения к человеку, к самому Господу-Аллаху обращающемуся. А потом открывает староста Володя глаза и говорит:

— Хаим пришёл?

И из дальнего угла, из-за стариков отвечает ему старый Хаим, мол, здесь я, — пришёл, как обещал. Встаёт, кряхтя, и тащится к старосте Володе и гостям поближе. Пока Хаим устраивается на подушке, да пока откашливается и щёки надувает, — понимает, старый, — что сейчас всё внимание к нему приковано! — Ромка-джи чуть-чуть не пускает нетерпеливую струйку. Да и Егор недалёк от этого. Ясно же, что неспроста всё это затеяно!

И тут Мама-Галя голос подаёт:

— Уважаемый Хаим, вы о библиотеке сказать хотите?

Вот тут-то Зия уши топориком сделал! Хаим чуть не поперхнулся с досады. Ну, надо же, Мама-Галя ему весь эффект испортила! Даже староста дёрнулся, а Мама-Галя, знай, своё гнет:

— Чего людям головы морочить? О библиотеке считанные единицы знают, да и те молчат только потому, что не знают, что с ней делать. Никто не разберёт, чего там Старые Люди понаписали.

— Женщина, замолчи! — захрипел староста Володя. — Шайтан тебя за язык дёрнул, бесовка!

— Ну-ка, попридержи язык, Володя! — рявкнул мулла-батюшка. — Здесь и поумнее тебя есть! А уж о бесах я побольше твоего знаю!

Народ загудел. Уж кого-кого, а муллу батюшку самые набожные старики уважали. Небось, каждый старик когда-то молодым батыром был, и многое чего на свете повидал. А вот староста наш, Володя, хоть и умный мужик, но всю жизнь в Городе прожил и в дозор никогда не ходил по причине калечества своего. Больным, да калекой не стыдно быть, — то от самого Вседержителя дадено, — а вот судить других — это только служителям Господа-Аллаха и Совету старейшин позволено, да и то, до той поры, пока за законами они живого человека видят и о нём пекутся. Такая нам от Объединителя Эмира-Казань заповедь оставлена… и справедливее её ничего на свете нет!

Шум поднялся! Всяк своё гнёт. В общем, так и выяснилось, что в Челябе комбинатовские когда-то библиотеку тайную оставили. Видать, все свои атом-секреты там расписали. Да только в Джихаде развалили Комбинат в руины и надобность в той библиотеке отпала. Даже комбинатовским она не нужна, поскольку собрана в ней мудрость Старых Людей о том, как нечестивые атом-заряды делаются, чего теперь никому не позволено. Да и то сказать, подробности все эти — столетней давности, если только не более. А за это время много песка утекло, железа проржавело, домов развалилось и народу перемёрло. Вот и не интересует никого эта древняя мудрость, но так и передаётся от человека к человеку знание о библиотеке.

Хранилище, конечно, невыгодное. Ни тебе оружия, ни каких других хитрых штук, что Старые Люди делать могли. Потому никто из случайно тайну узнавших, не разграбил её за все прошедшие годы. Но Зие и Савве, быть может, даже и на Комбинат идти не придётся, коли они файлы и книжки эти посмотрят.

В общем, согласились Зия и Савва. Договорились о том, что сходят они с караваном в Челябу, а на обратном пути уйдут в сторону Комбината и Егора с собой проводником возьмут. Кабы не второе, Егор бы на голове от восторга стоял, но на Комбинат идти совсем не хотелось. Впрочем, глядишь, нароют себе московские учёные в библиотеке океан файлов и тонну книг и не пойдут к проклятым комбинатовским.

А к ночи ближе Егор попросил Зию, чтобы он ещё раз фильм-файл «Сэйвинг» Маринке с Ромкой-джи показал. А то Егор им уже все уши прожужжал, а, как говорится, лучше один раз увидеть…

Зия легко согласился. Он, оказывается, даже с создателем этого фильм-файла знаком! Тот уверяет, что сотворил его по реальным, абсолютно реальным событиям!

— Как это? — спросил Ромка-джи. — Неужели знаком?

— Я думаю, что Зия не стал бы нас обманывать, — толкнула локтем Маринка Ромку-джи в бок.

— Даже в мыслях не держал, красавица! — ответил Зия. — На то она и Москва, чтобы встречаться с разными знаменитостями.

— Понял? — высокомерно сказала Маринка Ромке-джи. — Умолкни и трясись!

Вмешавшийся Савва пресёк на корню разгорающийся, было, спор и сказал, что материалов по Уральскому Сэйвингу довольно много. И дед Серёжа, действительно существовал. И вообще — будем мы смотреть столь любимый Зией фильм-файл или не будем?!

— Будем! — хором ответили все четверо.

Фильм-файл «СЭЙВИНГ. ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ»

Полярный Урал, октябрь 2107 года

На зубах скрипела гранитная крошка. Далеко за спиной оседал вал жёлто-коричневой пыли, воняющей горелой взрывчаткой. Холодно, чёрт возьми, в этом году! Вот тебе и глобальное потепление.

Дед Серёжа установил прицел на 500 метров. Жаль, что автомат не входил в общую систему обороны, его невозможно было перенацелить на самонаведение и независимое ведение огня с турели. Однако самоходных роботов-чужаков автомат распознавал и реагировал неплохо — пищал исправно, высвечивая на щитке шлема подозрительные передвижения многоногих тварей.

За тылы дед Серёжа не беспокоился. Чёрта с два они там пролезут, старпёры кривоногие, чума на все их Дома! А кто и сможет перепрограммировать оставшихся роботов на форсирование скальной гряды — так он, паразит, и кодов не знает. «Свой-чужой» — хе-хе-хе! — это им уже не по зубам. Пусть пыхтят, через равнину тащатся, старичьё убогое! Тьфу!

Впрочем, он тоже хорош. В спине подозрительно побаливает — того гляди вдарит так, что глаза на лоб полезут, шевельнуться не сможешь. Эх, где ж вы были, сучьи вы дети, — отцы и деды! Вам бы не многоногих этих роботов придумывать, а о здоровье своих чад и домочадцев заботиться!

Извольте теперь, вот они, последние хранители Сэйвинга, — правда, дед Серёжа предпочитал термин «Укрывище», — я и этот… неизвестно кто. Полюбуйтесь. «У одного геморрой, у второго — голова с дырой!» — как говаривал отец, Царство ему Небесное!

Ну, ладно, вход завален и закрыт… но кто знает этих гамешей?.. вдруг у них ума и сил хватит аварийный выход найти? Ну, уж нет! Сдохнем мы с этим… как его… тогда и мудруйте — шарьте по кодам и доступам. А пока мы здесь кости морозим — валяйте, засранцы, наступайте!

— Эй, солдат, как зовут? — крикнул дед Серёжа.

В ответ натужно закашлялись. «Мать твою, — подумал дед Серёжа, — да ты же, парень, совсем полуживой!»

— Поддержку вколи! — завопил он. — Слышь, служивый?

В ответ, проперхавшись наконец, с ненавистью ответили:

— Да заткнись ты, придурок! А то я не знаю! Пипец моей поддержке!.. Все капсулы пустые!

— Перекинуть парочку?

— Хорошо бы… — прокряхтели в ответ. — Но не получится. «Суслики» не спят.

«Суслики-сторожа» действительно торчали из-за каждой кочки перепаханного артиллерийским огнём предгорного безбрежья. На массовую атаку у гамешей явно доступа к сусличьему управлению не хватило… но в режиме «наблюдение-снайпер» эти чёртовы жестянки работали, как часы. Лупили по всему, что шевелится, не разбирая.

Так что обернулась против нас наша же автоматическая защита. Недаром дед Серёжа в своё время очень недолюбливал эти модели. И — что совсем уж смешно — отступить-то нам некуда! Чёрт понёс нас, дураков, на передовые позиции… кто же знал, что гамеши перекроют навесным огнём все траншеи, ведущие к основному рубежу Сэйвинга! Видать, долго готовились… в отличие от нас, торопыг… седых и плешивых радикулитников. Спасибо Пине-раковому. Сумел-таки активировать заградительный на дальних подступах. Молчал последние шесть часов — думали, что помер уже. Рак, он и есть рак. Ни своих, ни чужих не признаёт… а сгораешь от него мучительно и быстро. Пиня-раковый дня три стонал, а потом, видимо, отключился. Гордый был. Не хотел, чтобы мы слышали, как он отходит. Знал — кем же его теперь заменишь? Вот и гадали мрачно — как там он, бедняга, со смертью борется?.. да прикидывали, сдюжит ли до атаки? Гамешам тоже тянуть нельзя — поди, последние резервы притащились.

Сдюжил Пиня… спасибо тебе! Дождался-таки… и как он только из морфинного забытья своего, из болей предсмертных, вынырнуть умудрился? Старая закалка, старая…

Дед Серёжа внезапно вспомнил, как хоронили дочку Пини. Тогда ещё он крепкий был — орёл, а не Пиня. А дочь ссохлась совсем. Генетика… мать её за ногу. Напридумывали.

Перед смертью всё о сыночке плакала, звала, по линии связывалась. А что сыночек? «Мама, мама! У моего Потапыча лапа оторвалась, а няня говорит, что пришить не умеет! Мама, а ты когда придёшь? А папа придёт?» — и в рёв… матери душу травит… Дитё пятилетнее, что с него взять — безгрешная душа. Так Ленка до последнего на связи и тянула, не меняла аватару — пусть сыночек её молодой видит, красивой.

На глаза набежали слёзы. Тьфу ты… старик… совсем старик стал. Чуть что — из носа потекло и на глаза навернулось…

Не вспоминать!!!

Да только куда их денешь, воспоминания?

Машенька… смешная такая… в новом платье. За руку держится, за большой палец — не оторвать.

«Папа, а куда мы поехали?»

«В новый дом, Манечка, в новый дом…»

«А зачем? А там няни будут? А мультики? А в этом вертолёте туалет есть? Ой! Папа, ой! Полете-е-е-ли-и-и!»

И маленькие розовые ладошки радостно хлопают, радостно хлопают, радостно хлопают — ура! — как интересно!

И гамеши… гамешевская ракета… и только угли руками разгребаешь и, сам себя не слыша, кричишь-кричишь-кричишь… воешь… и хочется глаза себе выдавить — не должны они такое видеть, не должны…

И находишь.

И находишь.

И находишь её… что осталось… что ещё узнать можно.

Господи, так сердце и запеклось навсегда.

Однако в этот раз гамеши утрутся. Хватит! Раз уж хватило им ума сюда припереться — выкусите, суки! Может, ваш бог и победит, да только — через трупы друзей моих и мой труп. А через него вам не перешагнуть — нет!

Воняло горелыми мокрыми тряпками.

В ушах захрюкало.

— Слышь, сосед?

— На линии я, валяй, говори.

Ишь ты, сосед-то мой, чахоточный кашельник, сумел-таки разобраться во внутренней связи! Ну, молодец, парень! А мы уж считали, что во внешнем кольце только дуболомы дежурят… без специального образования. Впрочем, то, как этот орёл сюда прорвался, так это было красиво. В горячке боя дед Серёжа толком ничего понять не сумел, но успел увидеть, как дёрнулась из-за близкого горизонта горячая струя пара, как проломил небеса сухой раскат грома и раскорячились лапы индивидуальной капсулы-катапульты, впиваясь в гранит склона. Вывалилась из мягких объятий спас-кокона фигурка в сером комбинезоне и тотчас кувыркнулась куда-то за каменистый вал. А там уж и по капсуле гамешевские «суслики» саданули так, что в клочья разнесло…

— Сколько нас?

— Сколько ни есть, все в наличии! — сухо ответил дед Серёжа.

— Я к тому… кхе-кхе-кхе… б…дь, кашель задрал!.. — я к тому, что пипец нам выходит, командир.

— С чего бы это?

— С того, что гамешей там с полсотни, не меньше. И с ними Калиф.

— Калиф?!!

Вот уж сюрприз, которого нам на хрен не надо…

— А ты не перепутал? — мрачно спросил дед Серёжа своего снова закашлявшего собеседника.

В ушах долго перхали, а потом, отплевавшись, нехотя ответили:

— Не перепутал. Я его, суку, хорошо знаю. Жаль, не довелось прибить.

— А кто ты?

— В Кузбасском АНБ служил. Агентство национальной безо…

— Да знаю я, что это такое, не суетись! Лет-то тебе сколько?

— Тридцать один.

— Чего кашляешь?

— «Симмерин-шестнадцать», доза в 0,75… ориентировочно.

Дед Серёжа понимающе кивнул. Та ещё зараза. Если бы коэффициент предполагаемого летального исхода был 0,8 — вряд ли бы они сейчас разговаривали. В пару дней лёгкие выкашливаются. Однако парень неплохо держится. Видимо, всё-таки молодость своё берёт, а к Чума-старости у парня, как и у него, врождённый иммунитет.

— Как смылся?

— Повезло просто. Радика-Мустафу — начальника нашего — знаешь?

— Знал.

— Вот он меня и подрядил. Если, мол, нас сомнут — дуй к последнему рубежу. Я и ещё двое, кто помоложе… но тех ребят по пути гамеши, сволочи, сняли…

Из-за горизонта вымахнул сполох. Через несколько настороженных и томительных секунд гранит под ногами вздрогнул. Вскоре впереди вспушились облака пыли, покатившиеся к двум оставшимся защитникам Сэйвинга… и уж совсем под конец громыхнул долгий раскат.

— Это ещё что? — подозрительно спросил сосед.

— Это значит, что теперь гамешей поменьше стало, — ответил дед Серёжа. — Крота им послали. Вчера ещё.

— Долго он добирался, блин. Пораньше-то, не могли что ли?

— Спецов не было. Ладно, хоть этого наладить смогли.

— А роботы?

— В смысле?

— Ну, эти… из Сэйвинга?..

— Тамошние давно активированы. Но у них другая задача — вход охранять… если его разроют.

— Ну и?..

— Ну и всё.

Сосед снова начал кашлять.

— Завалили, значит? — прохрипел он.

— Позавчера. Сам видишь — охранять, кроме нас двоих, уже некому.

— Разумно поступили.

— А то!.. Слышь, друган, — мысленно махнув рукой на всё, сказал дед Серёжа, — слышь, что говорю? Водку пьёшь?

В ответ натужно кашляли. Так, что, похоже, кишки выворачивало. Ох, и нехороший же кашель у молодого! Впрочем, недолго уже. Скоро откашляемся… оба. Немного ждать-то осталось.

— Пью… — наконец прохрипело в ушах. — Ещё как пью! И рюмочками, и стаканами, и залпом и через соломинку.

Дед Серёжа довольно усмехнулся — знакомая присказка! Он, кряхтя, переменил положение, пожевал губами и, заранее улыбаясь, понизил голос до вкрадчивого шёпота демона-искусителя:

— «Таракана» сейчас к тебе пошлю, слышь? Не подстрели его сдуру.

— А что? — спросил собеседник и по его интонации дед Серёжа понял, что хитрый кашлюн уже знает ответ и улыбается, заранее пустив слюни. Эх, что-что, а до водки русский солдат всегда охоч был! А то и воевать неинтересно, без допинга, а?

— Перешлю тебе целую фляжку. Ну, и пару капсул… а то ты задрал уже своим кашлем.

— Серьёзно? Ну, браток, ну, уважил…

— Погоди радоваться. Значит так — ты там пулемёт видишь?

— Сейчас… — в ушах хрипло задышали. — Погоди немного… ага, вот он…

Щелчки передёргиваемого затвора, невнятное бормотание. Пауза, шуршание. Дед Серёжа поглядывал на экран обзора — вроде, гамеши притихли. Он активировал последнего «таракана» и проковылял к боковой ячейке. Достав предпоследнюю фляжку он на секунду заколебался — может, всё-таки передать початую, а полную оставить себе? Мало ли что… он-то, всё-таки в командном окопе, а кашлюн метрах в ста впереди, на передовой линии парится. Да и защита там послабее.

Он осторожно почесал ещё не совсем заживший шрам на щеке и мысленно упрекнул себя. Совсем одичал… водку пожалел. Смертнику, такому же, как и сам. Не по-божески, конечно. Машка, узнав такое, со стыда бы сгорела… если бы сейчас жива была. Да только, останься она тогда, в вертолёте, живой, сидела бы сейчас в Укрывище… в Сэйвинге этом… детишек, наверное, лечила бы… и знать бы не знала, что её старый папаша здесь ста грамм человеку пожалел. Перед смертью.

В ушах, запыхавшись, пробормотали:

— Вроде, всё в норме. И даже автоматический режим работает. Слушай, тут за углом один из наших лежит… отвоевался. Ты там не волнуйся, я всё честь по чести… прикрыл его, руки сложил. Он что, из православных был? Крест я ему в руки вложил…

— Лёнька это. Где-то там ещё Сашка-лысый был… да только его клочья только к завтрашнему дню и отыщешь… по запаху.

— Да уж, дёрнули сюда нехило… прямое попадание. Но твой Лёнька почти цел…

— Сам-то, в Бога веришь ли? — спросил дед Серёжа, аккуратно укладывая в контейнер «таракана» фляжку и две капсулы поддержки. С такими запасами самый, что ни на есть, доходяга развоюется — будьте любезны! Лишь бы «суслики» этого «таракана» сходу не накрыли, а то — прощай водочка!

— Мусульманин я… по рождению. Раньше не верил, а сейчас, вот…

— Ясно. Что ж ты с гамешами не пошёл?

Собеседник яростно засопел:

— А что, в гамешах только мусульмане? С такими-то настроениями мы и просрали всё на свете!

— Ладно-ладно, — пробормотал дед Серёжа, заканчивая настройку «таракана». — Горячий какой! И спросить нельзя. Силы побереги. Калиф с духом соберётся — поползут. Эх, докувыркались мы тут! Молиться надо, о душе думать… так нет! Непременно перед смертью напуляться вдоволь, да поубивать всех, до кого дотянулся… Так, слушай сюда, боец! Сейчас «таракана» к тебе направлю: водка, две капсулы, паёк дневной, вода. У тебя там с патронами нормально, а?

— Хоть жопой ешь. Я тут сейчас миномёт пристраиваю. Ну, вот… пяток штук он на автомате выдаст, а там — всё. Режим незнакомый, настроить не могу. Если что — придётся по старинке, вручную…

— Не грузись. Пулемёта хватит. Ну, и плюсом — твоя огневая поддержка. Много ли их там, гамешей-то, осталось… Поаккуратнее только, башку не высовывай. Готов? Мочи «сусликов», я поддержу. Внимание, «таракан» пошёл!

Робот проворно засеменил лапами, оступаясь на каменной крошке. Но приноровился и пошёл ходко. «Суслики» моментально открыли огонь. С передовой невнятно закрякал миномёт, накрывая их одного за другим. Незнакомец грамотно подстрелил двух роботов, вовремя меняя позицию. Оставшиеся «суслики» методично обрабатывали передовую, но мусульманский Бог хранил кашлюна. Оп! Третьего снял! Молодец! Эх, жаль, что ходы сообщения восстанавливать уже некому, а то можно было бы и без «таракана» обойтись.

Дед Серёжа, как мог, поддерживал бывшего АНБшника огнём из боковых FG-180, стараясь в ручном режиме накрывать как можно большие квадраты территории. Главное, не давать «сусликам» на кашлюне и на «таракане» сосредоточиться. Робот, кстати, неплохо шёл дистанцию, «маскируясь складками местности», как писали в учебниках по тактике.

— Дошёл «таракан»! — хрюкнуло в ушах. — Спасибо!

— Вот и отлично, — пробормотал дед Серёжа, промокнув лоб рукавом комбинезона.

Пахло горелым. Дед Серёжа откинул колпачок фляжки и сделал глоток. Водка приятно обожгла нёбо. Но запить водой всё равно пришлось — не молодой уже. Потом в носоглотке от сухости не избавишься, ежели не запить, да! А ведь, бывало, и спирт пивали-с, не морщились!

— Слушай, старый, а тебя как зовут? — спросил он, артритным пальцем тыкая в экран монитора, в котором оседали облака пыли и сообразительные «суслики» встревожено шевелили рецепторами, по-хитрому раскидывая их подальше от тела. Поквадратное сканирование говорило пока о полном отсутствии людей. Несколько роботов-«сусликов», похоже, выдохлись. Интересно, есть ли у Калифа кому им боезапас перезаряжать? Хорошо, что в своё время не смогли объединить этих сторожей в единую систему! А то передавали бы они сейчас друг другу боезапас, да и стреляли бы не все разом. Ох, возни бы тогда с ними было! Сейчас-то они каждый сам по себе воюют, как кому наиболее оптимальным кажется…

И всё-таки, как? Как получилось, что Калиф смог перепрограммировать «сусликов»? Не иначе, есть в его Старшем Доме хакер… или, точнее, был. Таких и осталось-то — кот наплакал… ан, вот — нашли! Не повезло, значит.

— Маратом меня кличут, — ответил кашлюн, судя по всему только что впрыснувший первую капсулу. — Марат Зигнатуллин.

— А меня Сергеем кличут. В Сэйвинге все дедом Серёжей звали. Торопов Сергей.

— Дед Серёжа — это звучит!

— Ага… особенно, когда тебе первая капсула, чую, начинает по мозгам елозить. Ты как там? Голова не кружится? Ты сегодня уже кололся?

— Не ссы… всё в норме. Всё под контролем… Главное, теперь дышится легче. А кололся я позавчера, к ночи, — сказал Марат. — Радик-Мустафа подкинул капсулку.

— Ну, нормально, значит, — устало ответил дед Серёжа. — До завтра дотянем. А там — кто куда. Я — в христианский рай, а ты — в мусульманский.

— Я думаю, там в стене между ними калитка точно есть, — усмехнулся Марат. — Я же твой должник… так что жди в гости. Если в рай, конечно, попадём.

— А куда нам ещё? — вздохнул дед Серёжа. — Заждались, поди. Все-то глазоньки проглядели — когда же наконец-то этот старый хрен под ручку с Маратом приковыляет?

Смешок, покашливание, молчание…

— Из спецназа — это ты или кто другой? А то мы там спорили с ребятами, — спросил Марат.

— Я, — неохотно ответил дед Серёжа. — Какой уж я сейчас спецназ, в наши-то времена.

— Не прибедняйся. Даже сейчас ты старик, так сказать, естественный.

— Да уж, повезло, врать не стану…

Дед Серёжа сделал большой глоток. Водка проскочила легко и нежно.

Калиф. Старый ты демон, гореть тебе в аду миллион лет! Жив ли, нет? Сколько вас там вообще после «крота» осталось, паршивых фанатиков, поборников глобальной смерти? Беспилотник бы… хотя бы один. Знал бы тогда всех вас наперечёт.

Были беспилотники, — да, конечно же были… да все вышли. Груды битой и небитой техники — колёсной, гусеничной, летающей, ползающей и прыгающей… тысячи тонн умной электроники и сверхпрочных сплавов, километры подземных переходов секретных штабов, целые заросли артиллерийских и миномётных стволов, стада «сусликов», полчища «тараканов», спящие умные бомбы и боеголовки, нерастраченные даже после долгих войн крылатые ракеты; ветшающие истребители и бомбардировщики; мрачно колышущиеся у стремительно меняющихся океанских берегов туши атомных левиафанов…

Старьё!

Война. Спецназ. Где они — бравые молодые парни с повадками тигров?

Война. Такой же дурацкий и обидный фокус, как бесконечность замкнутой окружности, как непрерывное заикание заезженной пластинки — о! ты настолько стар, что помнишь эти сверкающие чёрные диски и тонкое шипение иглы… Ты стар, спецназ, ты стар. И ты всё воюешь, дурак…

Их надо убить, во исполнение воли Божьей!

Их надо охранять во исполнение воли Божьей!

Бог сводит с лица земли народы свои!

Бог не лишает нас надежды на возрождение!

И хором, и те, и другие: «Бей! Бей! БЕЙ!»

И вот уже где-то вспухают атомные грибы нейтронных зарядов; бронированные машины, набитые обколотыми солдатами давят и рвут в клочья заводы по переработке и консервированию пищи, расстреливают стада коров; хитроумное лазерное наведение по овцам и птичникам…

Встающие по всему миру один за другим заводы, настороженные затемнённые Города, методично отстреливаемая полиция, уголовщина, мародёры; зверьё; забастовки и бунты; резня; отделения солдат, охраняющих торопливо пашущие трактора, хмурые вооружённые мастера на заводских участках, колючая проволока и минные поля вокруг полупустых цехов и редких научных центров. Склады и строительные площадки сэйвингов, прикрываемые редеющими элитными частями и добровольцами всех верований и возрастов. Ощетинившиеся оружием эшелоны с продуктами, прикрываемые с воздуха беспилотниками, «Чёрными акулами», «Рапторами», «Апачами»…

Стремительно стареющие люди…

А в Сэйвинге малыши и подростки едят кашу и шумно укладываются спать на маленьких раскладушках…

А Господь дал одним надежду, а другим — тлен.

И там, высоко-высоко в сияющих небесах стремительно полнится Град Небесный новыми ангелами… и в недрах земли Сатана принимает новых грешников.

В ушах тренькнул кодовый сигнал. Звонила Главврач. Видеосвязь дед Серёжа включить не мог — накрылось видео намертво, один голосовой канал, вот и всё. Он кратко пояснил положение дел, сказал, что надеется на то, что Калиф рано или поздно отключит «сусликов» и потащится в атаку, прекрасно понимая, что на позициях осталось всего ничего народу; что если такое случится, дед Серёжа знает, как поступить и чем задницу прикрыть; что надеется — «суслики» останутся выключенными вовеки веков — аминь — и тем, кто когда-либо будет выходить на поверхность, нечего будет бояться снайперского обстрела.

Какое-то время они помолчали, слушая дыхание друг друга. Марат похрапывал на втором плане — видно, задремал. Дед Серёжа его канал к разговору не подключал и боец Зигнатуллин спал в тишине окопа, под неназойливое попискивание какой-то незнакомой птахи, деловито скачущей по брустверу… и, наверное, хмурился во сне.

— Слышь, Георгиевна? — спросил дед Серёжа. — Ты помнишь пластинки… эти, как их… ну, чёрные такие?

— Виниловые?

— Ага! — обрадовался дед Серёжа. — Помнишь, да? — он отхлебнул из фляги, по привычке стараясь не хлюпать; насчёт выпивки Георгиевна была строга.

— У мамы проигрыватель пылился до самой её смерти, — говорила Главврач. — Иногда мама доставала и ставила какую-нибудь пластинку. А мы — малышня — танцевали.

— Во-во… я даже помню, как в раннем детстве отец мне на ночь ставил сказку «Слонёнок пошёл учиться».

— «Иду к Свинье на именины, а сама — терпеть не могу свинины… тьфу, какая гадость!» — вдруг ехидно пропела Главврач.

— Точно! — воскликнул дед Серёжа. — Точно, были там такие слова!

— Это книжка такая была, Сергей Романович. И сказку я слушала тоже, только уже не на пластинке. А к чему вы вспомнили?

— Не знаю, Георгиевна… просто вспомнилось, и всё тут. Окопное дело скучное — знай, следи за обстановкой, да думай обо всём, что в голову придёт. У вас-то как там? Малолетки обедают?

— Заканчивают. К сончасу готовимся. В шестнадцатой группе один мальчик ногу едва не сломал — со шкафчика прыгал, в папу-парашютиста играл… ну, и по мелочи — синяки, ссадины, животики и горлышки. Слава Богу, в тридцать второй, подростковой, подозрение на кишечную палочку сняли.

— Ты там сама-то не суетись, Георгиевна, если ничего сложного. Не девочка всё-таки…

— Ничего, нормально пока.

— «Пока»… Вот перевалишь когда-нибудь за семьдесят, как я, тогда и поймёшь, что беречься смолоду надо!

Главврач фыркнула:

— Значит, через семь месяцев, сразу после дня рождения, я об этом и подумаю!

— Серьёзно? — слукавил дед Серёжа. — Вот оно — бабское счастье! Я-то думал, тебе не больше пятидесяти. Мол, отвоюемся — начну клинья подбивать, под тёплый бочок к молодушке подкатываться.

— Нехорошо врать в вашем возрасте, Сергей Романович, — строго сказала старая язва.

— Ну… это не враньё, конечно… — невинно ответил дед Серёжа и сам того не замечая, расправил плечи.

На экране появился шильдик-предупреждение. Пискнул сигнал оповещения. Веточки рецепторов обоих FG-180 напряглись, обрастая нежным пушком антенн.

— Ладно, Георгиевна, позже поболтаем, — сказал дед Серёжа — к нам, похоже гамеши лезут…

— Удачи вам, Сергей Романович!

— Да уж какая там удача… Погоди, Георгиевна, не отключайся на минутку. Я тут пару высокоточников вчера оживил — FG-180 — на автоматический режим. Если что — не забудьте там их вовремя отключить. Володе я все коды ещё на той неделе оставил. Включить их недолго. Лет двадцать они на автомате спокойно простоят. Минуты на три непрерывного огня их хватит. На всякий пожарный, поняла? Ну, и… если нас уже не будет, а чёртовы гамеши всё ещё будут здесь ползать. И пусть Володя в Программу воткнёт эти коды, в смысле, в шлюзовые программы! Обязательно! Не то, не дай Бог, они сдуру срежут всех, кто наружу выйдет. Поняла? Поняла, говорю?

— Поняла…

— Ну, Георгиевна, как говорят у нас в спецназе — ещё увидимся!

— Ещё увидимся… — эхом отозвалась Главврач.

Дед Серёжа помолчал… совсем немного… и отключился.

Марат не спал.

— Что там, старый? — спросил он. — Ни хрена не вижу. У меня с экраном проблемы на дальних расстояниях.

— Пять… нет, шесть «сусликов-самоходов» и что-то вроде БТР. Подожди… разгляжу.

— Всего-то? Фигня война… отобьёмся.

— Надо бы, — пробормотал дед Серёжа, пытаясь максимально увеличить изображение. — Ага… вот он! Ё-моё, да это же полицейский БТР! Даже водомёт не убрали. Тьфу, чёрт… на бортах система залпового огня навешена. Может и действует… а может, и нет. Похоже, гамеши, как и ты, только вблизи и видят.

— Летунов нет?

— Нет. Последнего «стрижа» недели три назад Лёнька сковырнул. Я удивляюсь, как они на эту-то рухлядь горючки набрали. Ишь, как коптит.

— Остатки посливали отовсюду, это уж точно. Но ничего, я тут на «таракана» несколько мин нагрузил. Если повезёт — он до них доскачет, долбанёт так, что мало не покажется.

Дед Серёжа попытался передать изображение на экран Марата, но ни черта не вышло. Внезапно он понял, что эта атака Калифа — последняя. Всё. Аут. Снимите шлемы и переждите минуту молчания. Война закончена. Во всяком случае, на этом рубеже, в этой части Урала… России.

«Суслики» и БТР не торопились. Осторожно, боясь мин-ловушек, они пробирались между воронками, остатками укреплений, «сусликами-сторожами», деактивированными Калифом, и ржавеющей битой техникой. Ствол водомёта был задран круто вверх. На нём колыхалась тряпица. Это уж точно гамешевский флаг, хотя отсюда пока не разглядеть. Символично… и чисто по-калифовски. Мол, «последний парад наступает». Поди, ещё и в чистое переоделись… борцы за идею, блин. Молитвы прочитали, «Откровение Саида Гамеша» помянули: «Бог стирает отжившее с лица Земли вашими руками!»

Калиф, похоже, подозревал, что отбиваться Сэйвингу на поверхности уже почти и нечем… и, откровенно говоря, подозревал он совершенно обоснованно. Выдохлись обе стороны, выдохлись. Перемёрли от болячек и ранений те, кто не был убит… в считанные месяцы одряхлели и развалились от иммунных и онкологических поражений, успев окрестить это последнее достижение биологического оружия горьким именем «Чума-старость». Ушли в холодный песок, истекли заражённой кровью…

— Слушай, старый! — сказал Марат, терпеливо дожидаясь, пока цели появятся в пределах прямой видимости. — А они не могут на этом БТР боеголовку притащить? Вдруг Калиф умудрился до кодов активации докопаться? Говорят, в Челябинске такие поганцы на Комбинате были, могли хакнуть собственное изделие.

— Вряд ли. Тогда бы гамешам нас атаковать никакого смысла не было бы. Дёрнули заряд километрах в трёх от нас, прямо в своём лагере, и засрали бы на прощание пол-Урала. Да и Сэйвинг не уцелел бы от такого удара. Просто обрушился бы и всё. Так что боеголовки у них нет — это точно.

— Ну, хорошо, — сказал Марат. — Честно говоря, не люблю, когда до ядерных зарядов дело доходит. А сейчас-то Калиф чего добивается? Вход-то завален!

— Уберут нас и начнут ползать по округе — аварийные ходы искать, рецепторы ломать, вентиляционные шахты всякой дрянью загаживать… мало ли что. Им за столько лет пакостить не надоело.

Марат молчал, покашливая.

— Не люблю, когда холодно! Просто терпеть не могу! — с досадой сказал он. — Вот тебе и глобальное потепление — застудило, аж пар изо рта идёт.

— Ничего, Марат, продержимся.

— Мы, татары, народ двужильный, — пробормотал боец. — У меня, кстати, шестеро в кузбасском Сэйвинге отсиживаются. Две мелких девчонки, три пацана и жена-врачиха. Та снаружи, естественно. Хотел поближе к ним быть, да служба сюда занесла. Жене тридцать три, а выглядит уже на все шестьдесят, а детям от пяти до двенадцати…

Да уж. Такую кару Господь на Землю обрушил. Со времён Саида Гамеша косит людей Чума-старость. Кроме детей, слава Богу, которых успели в своё время укрыть в Сэйвингах. И тех, кому просто повезло здесь, наверху — считанным единицам, как ему и Калифу. Как, возможно, повезло бы Марату, если бы не умирал он от «Симмерина-шестнадцать».

— Слышь, солдат?

— Чего?

— Если в этот раз Калиф самолично пожаловал, то здешней войне конец. Крот нехилый был. Я, грешным делом, надеялся, что он там всех пришибёт и атак больше не будет. Мы бы с тобой тогда «сусликов» потихоньку давили…

— Хорошо было бы… а то, глядишь, спустились завтра-послезавтра в Сэйвинг и стали бы свой век доживать. Я на гитаре неплохо играю, повеселил бы малышню. Опять же, в электронике кое-чего понимаю… — Марат с сипением вздохнул, но откашлялся почти нормально.

— Нельзя нам теперь туда. Перезаражаем всех.

— Да знаю я, знаю! «Уж и помечтать нельзя!» Помнишь такой анекдот?

Дед Серёжа пожевал губами и неопределённо хмыкнул.

— Может, пока по «сусликам» пощёлкать? Пока молчат, а? — спросил Марат.

— Боезапас кончается… да их так просто и не засечь. Те, что в прошлый раз проявились, в землю зарылись, даже рецепторы попрятали.

— Последняя модель, да? Я просто с такими не сталкивался.

— Последняя, конечно. Здесь сейчас всё последнее.

«Суслики-самоходы» резко прибавили в скорости.

— Ну, держись, командир! — крикнул Марат.

«Калиф, старая ты скотина… что же тебе всё неймётся?! — подумал дед Серёжа, плавно нажимая на курок. — На кой ляд всё это?»

Несколько часов спустя Главврач, потирая поясницу, вышла из Володиной комнаты. На экранах всё ещё дымил БТР. Рецепторы Сэйвинга осторожно выглядывали из-за камня — тихо. «Суслики-сторожа» молчали. Прав был дед Серёжа — кончились гамеши. Некому было снова перевести их в режим лупи-по-всему-что-движется-Господь-разберётся-кто-свой-кто-чужой.

Хотелось поплакать, но — нельзя.

Впереди обход в больничке. В двадцать шестой группе подозрение на ОРВИ. Программисты обещали закончить-таки несколько позарез необходимых режимов для роботов-нянек на Нулевой Рубеж — час, когда… когда — помни, это только гипотеза! — останутся только дети и роботы. Проклятая Установка опять барахлит. Воду тянет, а с глюкозой — сплошные проблемы. Техники говорят, снова корни промывать надо. Да и грунт — говно. Скудный грунт, ничего из него не вытянуть. Во всяком случае — в ближайшее время, пока нужные режимы не подберём.

Урожай в главном отсеке, вроде, неплохой будет, но рук не хватает для уборки. Рук не хватает, роботов не хватает… ВРЕМЕНИ не хватает.

И, главное — рано, рано, рано наружу выходить! Так и нахватаешься заразы. Да и мало ли кого сюда принесёт из тех, кто живы ещё наверху. Одичали…

Да, но посевы, посевы-то, можно делать!

Нет… рано ещё… так себя и выдашь, посевами. Если только подальше от входов, по весне… яблоньки, сливы… В скафандрах, с жёсткой дезактивацией при возвращении.

Ну, должно же, Господи, должно же там, наверху, всё распасться лет через десять!

И Трегубовский Миша, и Миллер, и Сэмюэль Эпштейн, и Сонечка Фанизер — все крупные учёные, все, к чьему мнению прислушивалась она, и кто ценил её многолетний опыт и аналитический склад ума, — все об этом говорят! — должен, должен распасться этот проклятый штамм! Выродиться и сдохнуть! А иначе — долгое угасание под землёй.

На мгновение Главврач ясно увидела этот странный мир подземных жителей… с искусственным освещением, химически чистой водой, соляриями и бассейнами… мир, постепенно пустеющий оттого, что выросшие девочки не хотят рожать детей, которым будет уготована та же участь — жить в толще гор, подобно уродливым гномам. И через много-много тоскливых лет последний старик будет бродить по гигантским залам… и так и не решится выйти наружу, где над развалинами Города по-прежнему властвует отвратительная смерть — Чума-старость.

Тамара Георгиевна подняла голову. Володя, оказывается, давно уже ковылял рядом, тяжело опираясь на костыль.

— Сам себя подорвал, — сказал он, хлюпая носом. Толстые щёки тряслись. — Сам себя…

— Он знал, что по-другому нельзя, — сухо сказала Главврач, ненавидя себя за этот казённый, ледяной тон. — Если вы, Володя, всё-таки сможете наладить связь с кузбасским Сэйвингом — обязательно передайте им о смерти Марата Зигнатуллина. Геройской смерти.

Она уже подошла к шлюзу, ведущему в жилые помещения, как вдруг обернулась, подумав о том, что необходимо сделать ещё одно — очень важное! — дело. Тщательно следя за своим тоном, не давая пробиться жалобным ноткам, Главврач дала своему заместителю подробное указание.

Утром, когда дошколята топали на завтрак, на одной из стен перехода из младшего отсека в общие помещения, уже висел большой портрет улыбающегося белобородого Деда Серёжи в полевой спецназовской форме.

— Лена Ви-та-ми-нов-на! — пропищал смышлёный кареглазый малыш. — Это кто? Добрый волшебник?

— Как Санта Кла-а-аус? — недоверчиво протянула курносая кнопка в белых бантах.

— Да, он добрый волшебник, — ответила Елена Вениаминовна, стараясь не зареветь. — Как Санта Клаус.

— Это военный Санта, — авторитетно заявил дисциплинированный пятилетка Сяо Ли, старательно дёргая за руку Женечку, пытавшуюся прыгать на месте, как кенгуру. — Он гамешей убивает! Всех-всех гамешей убивает! Я, когда вырасту, тоже буду на самолёте летать, мам спасать и гамешей убивать.

— И я!

— И я тоже!.. — загалдела группа.

— А я даже кошку ихнюю убью!

— А я…

— Да-да… — рассеянно сказала Елена Вениаминовна, сморкаясь.

Господи, упокой души Сергея Романовича и Марата, со святыми упокой! Ох, до чего же я плаксивая стала, — просто сами текут слёзы.

Просто сами текут и текут!

(конец файла)

Файл давно закончился, а Егор всё ещё не мог прийти в себя, хоть и видел его недавно. Эх, какие всё-таки Старые Люди крепкие были, да, Маринка? Вот ведь, шайтан побери, не всё, прямо скажем, понятно, а переживаешь, как за родных! Да они, наверное, и были родными — сколько уж лет прошло! За эти годы перемешалось всё, перебулгачилось. Если так разобраться, то все мы прямые родственники Иисуса-любви, верно? Жутковатая всё-таки наука — генетика!

А тут и Зия с Саввой спросили их, есть ли у них в Городе потомки тех, кто из укрывищ, — то есть, сэйвингов, — вышел? Егор и Ромкой-джи с непонятной им самим спесью, поведали, что, мол, соседка их бабка Наташа-Ван не раз поминала с гордостью, что родом прямиком оттуда.

Ну, и ещё семья старого Игоря Котенко-шаббат об этом твердит. В Городе особо этому не верят — поди, разберись теперь! — но всё равно, и они, и бабушка Наташа-Ван этим всю жизнь гордятся. Мулла-батюшка как-то заметил, что нет дыма без огня, вполне возможно, что так оно и есть, и тогда сопливый пацанёнок Саид Котенко-шаббат возгордился до невозможности. А кто его знает, говорят, что сэйвинговские — все — крепкой породы люди!

Может, и Егоров отец прямиком оттуда, кто теперь разберёт? Недаром в Городе сейчас Егор — самый сильный… ну, конечно, за исключением муллы-батюшки и дядько Саши.

А в Куяше, говорят, половина народу от гамешей свой род ведёт. Места там чужие, непонятные. Но спецы у них хорошие, это надо сразу сказать. Теперь-то они все Веры-Истины правоверные, но всё-таки… но всё-таки чужой там народ, лукавый!

Иногда.

— Президент-эмир у нас свою родословную как раз от уральского Сэйвинга протянул, — с непонятной интонацией сказал Зия. — Так что, дорогие мои ребятушки, глядишь — вы и родственники!

Егор насупился. Он же серьёзно, а они… ну, шайтан-Зия, всё бы ему зубы скалить…

Маринка заулыбалась, а Ромка-джи стал подсчитывать, сколько, приблизительно, поколений прошло с тех пор… и верно ли в связи с этим, утверждение Зии.

С тем и спать наладились, поздно уже. Савва у своего компа сидеть остался. Зия заявил, что Савва — учёный-фанатик и спать всё равно не сможет, пока не решит какую-нибудь глобальную проблему. А вот, лично он, Зия, уснёт сном праведника, чего и советует молодым и красивым туземцам. Особенно Маринке, «ибо ничто так не красит девушку, как здоровый цвет лица»!

И вся троица отправилась к себе.

И последней мыслью засыпающего Егора было: «Дед Серёжа… ты тоже воин был, как и я… и где-то там, на небесах, ты сейчас с отцом и дедом моим… там, где все воины собираются вместе!»

* * *

— А ваш мулла-батюшка тот ещё фрукт! — крикнул Зия.

Сидеть на месте водителя ему было неудобно, и Зия весь скособочился, держась за джостик-штурвал управления. Напылённая вместо стёкол нано-плёнка радовала глаз удивительной чистотой и прозрачностью. Пыль на ней не держалась, а если царапнуть попробовать — скорее нож затупишь, чем царапинку оставишь!

Зато сам грузовик заметно хромал на две лапы из оставшихся пяти и скрежетал при каждом шаге. Дело было не в нано-смазке — скрежетали сами мышцы грузовика… и тут, уж, поделать ничего было нельзя, только ждать, пока разработаются, регенерируют хотя бы частично, даже если влить сейчас глюкозы на пару вёдер больше, чем надо. Так что — ничего не поможет. Во всяком случае, в этом Городе… и с такими помощниками, как Серёжа-слесарь и его благочестивое семейство, сказал сердитый Савва.

— Очень загадочный мужик! — продолжал Зия.

Грузовик оступился и Егор с размаху ударился лбом о ствол собственного калаша.

— Ё-о-о-о! — промычал сзади Савва, прикусив язык.

— Так и учимся, — пробормотал Зия. — Через Егорову кровь, мой пот и Савины слёзы…

— Зато, пока кругаля даёте, к управлению привыкнете, да и грузовичок приспособится, — дипломатично сказал Ромка-джи.

Кругаля они, конечно, дадут немалого. Где же это слыхано, на Комбинат через Челябу ехать! А всё староста Володя — умолил-таки Зию пойти вместе с Городским караваном по старой дороге.

Но и предлагал тогда староста немало: грузовик берите, Егора в придачу берите, еды-воды берите… короче, размахнулся! Только обратно всё обязательно верните — и будет над вами тогда полное благоволение всех святых и угодников в придачу. Мало ему, стяжателю, того, что Савва помог операторам наладить несколько барахлящих режимов на Установке; мало, что Зия насовсем оставил ему четыре следящих камеры в Каслях, — да ещё и подключил их к компу муллы-батюшки; мало, что накачал файлов свежих, а ребятишкам несколько игрушек «стрелялок» подарил, — только попроси и в школе после урока можно до одури наиграться, — так он ещё нано-плёнку выклянчил! Осталось — пшик! А ведь она не самовоспроизводящаяся! И в баллончике она не растёт… не может.

Самое смешное — Зия с Саввой отдали полный баллончик! Оставили себе уже траченный. И заначил староста Володя заветное сокровище… поди, теперь до самой смерти хранить-скопидомничать будет… и одарил гостей «на радостях» ещё двумя бурдюками с ген-кумысом.

Нет, ну, обязательно надо людям руки выкручивать и последнее отнимать!

Впрочем, Зия и Савва, похоже, особенно-то и не торопились. Наверное, им тоже не шибко улыбалось в Комбинат с его атомами и радиацией соваться. Однако, они, хоть и учёные, а не солдаты, но приказ президента-эмира и Святой Академии Наук — это не шуточки. Гоу-гоу-гоу, и не жужжи!

Конечно, в таких случаях за компанию — всегда веселей! Вот и выпросили себе Егора.

Маринка ревела — куда Егора чёрт несёт, в самую радиацию к этим диким комбинатовским? Да они же там совсем чокнутые, язвами все покрытые, с мозгами, как у шатунов! Не успокоило её даже то, что Савва показал ей на своём компьютере радиационные поля — оказывается, и это берут его датчики! Мол, не бойся, дорогуша, обойдём мы все зловредные места! Не успокоило её и то, что мулла-батюшка выдал ей хороший калаш. Мужики, де, уходят с караваном — так у нас теперь в Городе каждый ствол на счету — владей, красавица!

А ведь, Маринка с детства мечтала в дозоры ходить. Маму-Галю вконец замучила ещё маленькой — покажи, да расскажи где чего у калаша… и непременно стрельнуть дай. Неплохо стреляет Маринка. Не так, как Егор, но очень неплохо. Временами даже лучше, чем Ромка-джи. Тому непоседливость мешает снайпер-батыром стать, а Маринка, любимая моя, просто ещё мало практиковалась.

Мулла-батюшка сказал, что с Маринкой лично в паре дозорить будет. Ну, с ним-то она, как за каменной стеной… это очень хорошо, что мулла-батюшка её опекать и учить будет.

Но, в целом, грустные вышли проводы… даже Русланчик, Маринкин братишка, уж на что беспечный пацанчик, заревел под конец…

Общая молитва, — староста всё просил Господа-Аллаха простить им грех общения с неверными, «которых гнездо нечестивое в Челябинске обрело себе демонскую поддержку», — долгая возня с погрузкой на верблюдов бурдюков со стерилизованным мясом и сублимированным молоком. Суматоха с верблюдами-двухлетками, которых вели на продажу… словом, вместо радостной суеты, о которой мечталось Егору, вышло нечто почти похоронное.

Даже и вспоминать не хочется.

Правда, Маринка на прощание поцеловала Егора прямо в губы. Но, как на грех, губы у него были пересохшими… волновался тоже, чего уж там! А Маринкины — горячие, мокрые…

И уже за Городом, когда совсем прощалась, охватила его голову ладонями и всего-всего опухшими губами расцеловала — и в нос, и в губы, и в щёки, и в глаза. А потом, прямо на ходу выпрыгнула из грузовичка, вздёрнула на плечо калаш по-дозорному, — Егор невольно похвалил её про себя, пусть и близко до Города, но быть надо всегда наготове, — и обратно медленно пошла, так ни разу и не повернувшись.

Эх!.. Так бы и остался!

Мама-Галя Егора ласково по голове погладила, сына своего приёмного Ромку-джи поцеловала, слезинку смахнула, наказала за Егором приглядывать, который в Челябу в первый раз едет, с московскими тепло попрощалась и тоже — прямо на ходу — прыг. И пошла дочь догонять, точно таким же движением калаш поправив.

Так и скрылись они за поворотом, заросли ген-саксаула укрыли их от глаз Егора.

— До свидания, Маринка…

* * *

Надо сказать, когда ярмарочный месяц начинается, то даже шатуны остерегаются беззаконничать. Ну, хорошо, убил ты путника, ограбил. А куда награбленное девать? А аккумуляторы, а походные приспособы всякие? А фильтры для комбеза?

Допустим, с патронами проблем мало — у каждого шатуна где-то заветная делянка имеется, за которой он периодически приглядывает. А ежели с самим калашом чего случилось?

Вот и тащится в Челябу раз в год вся шатия-братия.

Господь-Аллах, ну и рожи иногда встречаются. Наверняка, в крови у них руки по самый локоть в крови! Кое-кого ты наверняка в дозоре подстрелить пытался, если тот на предупредительный огонь не реагировал. Да и он в тебя стрелял… а если попал бы, то отрезал бы твои уши, голову и прочее, что на продажу идёт… а то и для еды сгодится.

Вот на какие мрачные мысли Егора дорога навела!

Это каждый знает — чем ближе к Челябе, тем больше порядка, хоть и движешься на юг. Вот, тоже, интересная получается штука, о которой в детстве не только Егор никогда не задумывался, но и любопытному Ромке-джи она никогда в голову не приходила — почему Эко-терем-бург на севере песками занесён, а Челябинск на юге вполне сносный климат имеет? Во всяком случае, не хуже, чем в родном Городе. Получается чудо дивное! Это им на дом задание дали, среди прочих. Мол, подумайте. В комп не заглядывать, своим умом доходить придётся.

Помнится, они тогда с Ромкой-джи чуть не поссорились, каждый своё гнул, чисто взрослые учёные, ха-ха! Учителем тогда старый Хаим был и на следующий день ответил он на их с Ромкой-джи бредни очень просто — вызвал файл и дал наконец-то ребятне карту посмотреть. Причудливы языки пустыни. Где-то глубокими кривыми клиньями на север вдаются, а где-то пустыня, наоборот, отступает.

Ромка-джи тогда даже расстроился. Мол, такие банальности могли и самому в голову прийти, да! Но зато заявил, что в чём-то он был прав. Мол, Уральский хребет северные влажные ветра как-то по хитрому распределяет. Егор только плечами пожал.

Караваном в ярмарочный месяц идти, это вам не в дозоре от каждого шороха шарахаться. Тоже, остерегаться, конечно, надо, но тракт всё же надёжнее будет, чем окольными путями пробираться. Главой похода, — караван-курбаши, — староста, преодолев неприязнь, дядько Сашу назначил. Мужик тёртый, опытный. Неплохо бы, конечно, старого Хаима, как в прошлом году, но тот что-то совсем уж расхворался. Ничего, созвониться всегда можно, через старуху его переговорить.

Сам старый Хаим к тем счастливчикам относится, кто ларинги с трансляцией на сетчатку имеет. Любо-дорого смотреть, как он в разговоре иногда что-то, ему одному видимое, рассматривает. Глаза выпучит, аж не дышит, и смотрит-смотрит. Важный такой — ха!

Егор кое-чего с собой на продажу прихватил, чего старосте знать было необязательно. Ромка-джи тоже в рюкзаке разные штуки приволок. Прибарахлиться в Челябе, так потом весь год можно счастливым ходить. Жаль, только, такие ларинги, как у старого Хаима, себе не поставишь, очень уж дорого. А то неплохо было бы…

Но это уж мы на будущий год запланируем. Савва сказал, что, если всё нормально пройдёт, то с Егором москвичи расплатятся отдельно от Города. Глядишь, через год действительно можно будет себе новые ларинги вживить. Да ещё и с ночным зрением, как у дядько Саши! Вот уж совсем хорошо было бы, да? Ромка-джи тогда от зависти вымрет, как зверо-демоны. Так и окаменеет в горести… хе-хе-хе!

Но пока надо будет на ярмарке кое-что другое пошукать. Ну, и Маринке подарок привезти обязательно. Да не игрушку, всё-таки, а что-то более полезное. К примеру, зарядов к подствольнику, с ними всегда себя увереннее чувствуешь. А то она теперь в дозоры ходит, — пригодится ей дополнительное оружие… даже если она и не будет в дозоры ходить, всё равно подарю! Рано или поздно, ребёночка рожать, так будет чем от карачи отбиваться, если полезут.

И станет Мама-Галя бабушкой… самой красивой бабушкой на свете!

Ромка-джи только что не повесился на глазах у старосты!

Остальные доводы он все перебрал, когда просился, чтобы и его с караваном отпустили. Староста Володя орал на него, как песчаник на бойца, уж так его Ромка-джи допёк. Это староста-то, который отродясь ни на кого особо голос не повышал! Но очень уж Ромка-джи клянчил. Мулла-батюшка первым сдался. Ладно, говорит, Ромка-джи, шайтан с тобой, иди! Без тебя мне, говорит, спокойнее будет, а то ты за три дня мне всю шею переел и глаза намозолил.

Ну, и Зия с Саввой за Ромку-джи словечко молвили. Камеры у Каслей стоят? Стоят! Значит, одним стволом меньше — не так уж и страшно. Тем более, в ярмарочный месяц, когда все шатун-банды либо у тракта пастись будут, либо в самой Челябе промышлять попробуют. Так что, пусть идёт парень, и вам, и нам спокойнее будет.

Ох, погорячились московские учёные, погорячились! Ромка-джи, он же, как щенок-песчаник. Везде-то ему нос любопытный сунуть надо, а где нос не пролазит, так он пальцем поковыряет. И вопросов задаёт — чисто калаш тарахтит. Зия улыбается и отвечает, не лень ему, в самом деле. Зовёт Егора и приятеля его «дикарятами», но не в обиду, а как-то ласково. Файлы показывает, на пальцах что-то объясняет. Когда понятно, когда — нет.

Не хотел Егор из грузовичка уходить, но караван-курбаши дядько Саша его в голову колонны отправил. Лучший стрелок, всё-таки, да и чутьё у Егора не хуже, чем у муллы-батюшки. Пусть продолжает дозорить, но уже в новых условиях. Заодно и опыта наберётся, взрослый уже и караваном ходить ему в жизни часто придётся.

— Приглядывайся, Егор, приглядывайся, — сказал ему дядько Саша. — Через пару лет сам курбаши станешь, караван поведёшь.

Правда, не каждый раз «комары» за тебя бдят, конечно. Этак хорошо идти, с «комарами»! Чуть что — Савва Егору по ларингам в ухо бормочет, что там впереди, и как. Так что, не поход, а прогулка! Сиди себе у верблюда на спине и по сторонам поглядывай. У Куяша ещё и куяшские мужики к каравану присоединились, совсем спокойно на душе стало. У них там Установка толковая, да и озёр бывших несколько. Ген-саксаул растёт на многие километры, сочный, не хуже чем у них, на Иртяше.

Куяшские-то, те больше с ген-птицей возятся. В Городе спецов по этой твари нет совсем, а ген-птица, она же не верблюд, много возни требует. Зато и вкусная! Перо, кости, мясо, скорлупа — всё в дело идёт, а что остаётся, обратно в ил возвращается, как и положено. Вот и сосуществуем: у нас верблюды и овцы, у них ген-птица и ягоды. Вроде, не так уж и далеко друг от друга живём, а всё-таки, как по-разному! Ну, у куяшских мужиков красивые девчонки. Не Маринка, конечно, но — симпатичные. Смешливые, как Ромка-джи, крепенькие такие. Рожают легко, работают споро. Китайских кровей, работящие! Из самого города Полевского в Куяш сваты нет-нет, да и наведываются.

И самое смешное, считает себя Куяш более главным, чем Город, каковой они, видимо, за придаток к себе считают! Глупо даже говорить об этом. У них свои операторы так себе… а у нас — спецы! Впрочем, пусть они там себе что угодно думают. Живём в мире — и хорошо. Но если в файлах по истории порыть, то Куяш и рядом с Городом не стоял! И звали тогда наш Город Озёрском, между прочим.

У куяшских целых три девчонки в Челябу-город поехали. Две замуж собрались, — ещё в прошлом году договорились, — а одна с отцом увязалась, выпросила. Да и девчонка скоро в пору войдёт, пусть на ярмарке к ней присмотрятся, глядишь, и посватается кто.

Невесты, конечно, гордые сидят, с Егором разговаривать не желают, только поглядывают украдкой, видимо, со своими мужьями будущими сравнивают. А третья, Лилька, та, наоборот, так к Егору и прилипла. Имя такое пышное — Лилия, а сама — кнопка-кнопкой. Маленькая, шустрая. Песни распевает, вдоль каравана носится, как не устанет только!

— А у тебя, Егор, калаш именной? — это она рядом пристроилась. Сидит, глазёнки карие таращит, улыбается.

— Нет, не именной. Не заслужил пока. Но это моего деда калаш, он мне и достанется.

— А ты метко стреляешь? Много шатунов убил?

Так, в приятных беседах, время и проходит. Ромки-джи нет, так теперь Лилька вместо него над ухом тарахтит безостановочно. Впрочем, вдвоём и впрямь веселей. Очень уж пока дорога однообразная. Камни, песок, ген-саксаул, развалины. Вон танк скособочился неподалёку, за долгие годы краску песком почти всю содрало. А вон непонятное здание торчит, круглое, как башня, с пристройками. Из-за стен песчаники выглядывают. Наверное, тоже прикидывают, как бы чего стащить ночью.

Ага, Савва говорит, что в соседних развалинах нет никого, можно не беспокоиться, «комары» проверили! Да уж, хорошая позиция — с самой верхушки непонятной башни можно полкаравана перещёлкать. А вот и потянулись однообразные фундаменты с остатками труб. Крепко строили Старые Люди! За столько-то лет не рассыпались трубы — торчат! Красный шершавый кирпич в монолит навечно спаян.

До Куяша места все Егором хоженые перехоженные, а вот за Куяшом места уже неведомые. Вот и смотрит Егор во все глаза и в глубине души даже радуется, что нет рядом Ромки-джи, который сейчас смотрел бы на него, как проводник на неопытного путника. Впрочем, он и сейчас нет-нет, да и позвонит, чтобы сказать что-нибудь вроде:

— Это, Егор, слева остатки храма древневерского. Тут, говорят, трёх путников шатуны однажды живьём сожгли. Видишь, там, на стене, молитва краской написана? Говорят, что вдовы раз в три года сюда приезжают и молятся. Надпись сами обновляют…

И так далее. Интересно, конечно. Если не считать, что пять минут назад дядько Саша ему точь-в-точь то же самое рассказал. И именно этими словами!

К вечеру Савва снова отмашку даёт — подозрительное движение! Ну, весь караван сразу в режим обороны перешёл. Недаром, что у куяшских мужиков, что у Городских, борта фургонов пластиком, да нержавейкой обиты. Верблюдам лечь, мужики — по обочинам! Всяк свой сектор высматривает, а к той стороне, на которую Савва указал, уже Егор прибежал, как лучший боец.

И не успели шатуны за дальними развалинами внимательнее к остановившемуся каравану приглядеться, как, по совету дядько Саши, Егор по ним навесом из подствольника осколочным снарядом — бац! У него это лучше других получается, сказал дядько Саша. Мол, и подствольник-то у него, как и у всех, с хитрым дальномером и отдельной прицельной планкой для навесной стрельбы, но почему-то только Егоровы снаряды, как правило, в нужную точку попадают.

Егор не подвёл и в этот раз. Разорвался снаряд прямо над головами засадников, те и понять ничего не успели. Сидели не по-армейски, всей кучей. Глупо сидели, если не учитывать, конечно, что они были у московских во всех видах на экране. «Комары» их и сверху, и сбоку, и наискосок — всяко показывают. Кто в карман полезет — сразу комп предупреждение даёт, мол, опасность! А несчастным олухам ничего не видать. Стоят и ждут, когда им наконец-то приказ дадут бежать, стрелять, да грабить.

И сразу же Савва по всем ларингам, спокойно так:

— Вы у нас, как на ладони. Советую уходить.

Вот шатуны удивились! Головами вертят, шарахаются. Удивились и караванщики — как так?! Ну, шайтан-комп! С таким жить — не тужить! Егор хотел ещё разок выстрелить, но дядько Саша посоветовал заряды беречь. А Савва тем временам шатунам своё гнёт:

— Я же сказал, пошли вон! Дорога в пустыню открыта.

А тут вдруг Зия вмешивается и насмешливо так говорит:

— Эй, мужик с косичкой! У тебя же штаны на заднице разъехались! Слышь, кривой, который рядом сидит… да не крути ты башкой, я к тебе обращаюсь! — прикрой ему прореху чем-нибудь, а то мне на вас смотреть неловко!

И решили шатуны терпение Господа-Аллаха не испытывать. Подхватили своих раненых и убитого и потащились в пустыню, беспрестанно оглядываясь. А не будь «комаров», долго бы пришлось отстреливаться!

Уже позже осенило Егора, и спросил он Савву, а почему, мол, не приказал тот шатунам оружие оставить? Вот было бы здорово! Ну, Савва его и спросил, а что бы лично Егор делал на месте шатунов, попади он в подобную ситуацию? Егор подумал и согласился с Саввой. Уж чего-чего, а калаш в пустыне не отдают. Лучше уж до последнего отстреливаться… не то смерть мучительная. Шатуны с шатунами так грызутся, что только кровавые клочья летят.

Ромка-джи от «комаров» просто в восторге. Но Зия ему сказал, что «комары», пожалуй, хороши только в пустыне.

— Безветренно почти, вот в чём штука! Попробуй с ними управиться там, где их ветром сносит… Так что, Роман-джи, для каждых условий свои инструменты требуются. Где-то сканер-поля, где-то беспилотники, а где-то и «тараканы». Выпустишь их стаями по местности, они затаятся по щелям, да кочкам и только усики наружу высовывают. У командира карта местности получается с такими подробностями, что только держись! А «тараканы» ещё и наводящую систему для всех видов оружия поддерживают, чуешь? Ну, это, конечно, для серьёзных войн…

Что бы там Зия ни говорил, с «комарами» каравану не пропадёшь! Ночевать тоже спокойно. Выбрали место открытое, спешились, палатки разбили. Зия с Саввой свою палатку не доставали, прямо в фургоне устроились. Егор с Ромкой-джи рядышком. Лилька, благо, что места мало занимает, тут же сидит, ножки скрестив. Косички торчат, а в них песчаного цвета бантики вплетены. Отец ей разрешил с ребятами фильм-файл поглядеть. Егору до дежурства ещё три часа, так что можно спокойно ген-кумыс попивать, на экран смотреть.

— Ну, чего хотите смотреть? — говорит весёлый Зия, с удовольствием глядя на Лильку. Сказал, что Лилия на его дочку Динару похожа и Лилька даже погордилась всем, мол, вот она, Лилия, какая! Не просто так, мол, девчонка куяшская, а на внешность — чисто московская! Ну, в Куяше подружки обзавидуются чёрной завистью!

— По истории чего-нибудь, — говорит Ромка-джи. — Про космос!

— А про Ивана-батыра когда? — расстраивается Лилька.

— Завтра про Ивана-батыра, а сегодня про космос, — поддерживает друга Егор.

— Ладно, — говорит Зия. — Я тебе, Лилия, отцу в комп качну несколько серий, потом будет, что дома посмотреть. Отцу скажи, пусть с Трофимом договорится.

Трофим у куяшских за старшего, у него неплохой комп есть. Ромка-джи о таком давно мечтает. Впрочем, даже не о таком теперь! А в мечтах своих владеет он компом, как у Саввы! Ох-хо-хо, об этом можно до самой старости мечтать… да так и помереть с шишом.

Савва вызывает экран, отсылает его рукой к стене фургона и тот зависает в воздухе, изогнувшись подковой. Из прозрачного он становится тёмным… и вдруг по нему бегут маленькие зверо-демоны! Ну, чисто песчаные блохи по песку!

— Ой! Динозаврики! — взвизгивает Лилька так, что у Егора в ушах зазвенело.

— Точно, — говорит улыбающийся Зия. — Это заставка такая у студии. Ну, а теперь тихо — будем про космос смотреть.

Вот так всегда Сатана и устраивает — и пяти минут от фильм-файла не посмотрели, как Савва вдруг встрепенулся:

— Зия! Беспилотник в пределах видимости! — и сразу же, по общему каналу всем сообщает. — Караван, в ружьё! Беспилотник! Один. Возможно, просто разведчик. Всем рассредоточиться, по обочинам всё чисто, не бойтесь! Огни погасить!

Вот тебе и дядько Саша, караван-курбаши. Не будь «комаров», караванщики так бы ничего и не поняли, пока беспилотник огонь бы не открыл! Нет, недаром староста Володя московских гостей так упрашивал… туго бы без них пришлось!

Егор с учёными и Ромкой-джи в песках укрылись, в развалинах фундамента. Беспилотник ещё не прибыл, а все уже рассыпались, залегли. Лилька, было, навострилась к отцу бежать, но Егор её удержал. Пусть с Ромкой-джи побудет. Отцу её Зия сказал, чтобы тот не беспокоился, — мол, ничего с его дочкой не случится, пока она с ними. Савва с компом колдует, и вдруг делает им знак, молчите, мол.

— Я держу вас в прицеле, — спокойно говорит он. — Назовитесь, кто вы и с какими намерениями прибыли. И не отмалчивайтесь, я знаю, что вы меня слышите.

После недолгого молчания, — беспилотник уже над караваном кружил, — отвечают. Громко отвечают, прямо с неба:

— А вы кто такие?

— В Челябу идём, на ярмарку, — спокойно отвечает Савва, и подстраивает режим связи так, что и его голос всем караванщикам слышен, а Зия тем временем в подствольник калаша три заряда вложил, ждёт.

— Дань платите, за право проезда! — нагло грохочет голос с чёрного неба.

Тут и дядько Саша подоспел. Шепчет, мол, откупиться — верное дело. Явно хорошо подготовленная шатун-банда где-то неподалёку гуляет, раз уж беспилотник имеет. Откажешь — беда может случиться.

— Чего просите? — хмуро говорит Савва.

— Я не прошу, я требую.

— Хорошо. Чего требуете?

— Всё! — хохочет голос, явно наслаждаясь. — Всё заберу. И комп твой, в первую очередь. Мне совсем не надобно, чтобы мой беспилотник всякая шайтан-шушера по ночам засекать могла.

Зия усмехнулся. Чего это он? Зия поймал взгляд Егора и показал ему указательный палец. И тут Егор сообразил, что Зия хочет ему сказать, что беспилотник у незнакомца-вымогателя один. Так уж он проговорился. Но молчит Егор, пусть Савва дальше решает, что делать.

— И как мы это осуществим? — спрашивает Савва.

Беспилотник засекает их и начинает нарезать круги где-то над головами. Ночь, шайтан её побери, безлунная. Черно кругом, ни зги не видно! Наугад в темное небо палить, это только врага смешить.

— Очень просто осуществим, — говорит наглый голос. — Ждите, через час подойдут сборщики, обыщут каждого. Воды мы вам оставим. Идите назад, копите нам дань для будущего года, готовьтесь. Девок ваших я всех забираю, это без разговоров. Кто рыпнется — живьём сожгу.

— Я не пойду, не пойду! — испуганно стонет Лилька и Ромка-джи обнимает её и шепчет что-то успокаивающее.

— Давай Зия! — вдруг говорит Савва и Егор через его плечо видит на экране компа, как беспилотник начинает разворот в сторону грузовичка, одновременно выпуская из себя ствол солидного калибра. Понятно, устрашение сейчас произведёт, сволочь!

Зия стреляет из подствольника и снаряд круто уходит вверх… меняет траекторию и — бац! Только горящие обломки вниз полетели. Самонаводящийся заряд, оказывается у Зии имеется! Дорогая штука, очень дорогая, потому и в пустыне редко встречаемая.

— Вот так, — спокойно говорит Савва.

— Рекомендую вам просунуть голову между ног и воткнуть её по самые плечи в свою задницу, — весело говорит Зия. — Обнаружив вас в таком виде, я, может быть, вас и помилую.

В ответ ругаются на три голоса, грозятся. Ну, теперь жди гостей.

— Может, на спутник запрос сделаем? — говорит Зия.

— Ну что ты, Зия, несёшь? Окраина! Ради нас с тобой никто переориентацию делать не будет. Да и поздно уже.

— Тогда что ты предлагаешь? Ты, кстати, уверен в пеленге?

— Уверен. Если они решатся на атаку, то только с южной стороны. Наверняка пойдут по тракту и рядом. Нас же за мирных крестьян считают, не забывай!

— После моего-то выстрела?! — весело возмущается Зия. — Да они уже к Челябе бегут от меня, как от Ангела Смерти Азраила, не к ночи будь помянут! Ну, ладно, пошли-ка мы выдвигаться вперёд. Заляжем и подождём. Егор, ты с нами. Ромка-джи, а ты…

— Я тоже с вами!

— Хм… ну, ладно, двигай тоже с нами.

А через час «комары» показали таящимся в песках караванщикам шестилапую машину, прущую прямо по тракту. Это уж не грузовичок. В такую длинную страшилу человек десять запросто набьются. Да ещё и с оружием.

Хорошо, что Савва решил вперёд выдвинуться на пару километров. Не обманулся он с пеленгом. И впрямь, именно с юга, со стороны Челябы шатун-банда на них шла. Да что-то для простой банды очень уж хорошо она экипирована… и беспилотник тебе, и грузовик с обитыми железом бортами. Уж не хунхузы ли расхрабрились? Да, вроде, голос без хунхузского акцента говорил…

— Скорее всего, это дезертиры из Полевского шалят, — заявил Ромка-джи. — Грузовичок-то, новенький!

— Скорее всего, это мэр-бай Полевского балуется, — пробормотал Савва, — как я погляжу, каперство — узаконенная вещь в славном городе Полевском…

Неосторожность допустил! Пришлось ему сразу отвечать, что это такое — каперство… Ромка-джи всегда без ума от новых слов.

Не дойдя до пределов прямой видимости, грузовик остановился. Эх, жаль… а то дёрнули бы по нему, отправили бы всех одним разом к Сатане в пекло! Вылезло восемь человек, вполне прилично экипированных, и цепочкой, след в след, пошли в сторону каравана. Похоже, что ночное зрение у них, очень уж уверенно идут. Это плохо, что ночное… если пропустить их, то минут через двадцать они уже на месте ночёвки каравана будут, начнут его окружать… а через час останутся там только трупы и зола…

Грузовик, постояв с минуту, пошёл вслед за шатунами. На кабине его выросла турель с автоматическим армейским пулемётом.

Егор почувствовал, как в груди становится тесно. Да что же это такое?! Сволочи вы, зверьё проклятое… я же зубами вас рвать буду! Девушек им отдай, значит! Лильку, кнопку смешливую, до последнего защищать буду! Девчонок-невест, Ромку-джи, друга своего… всех наших и куяшских! Не-е-ет, гадёныши, вам здесь поживиться ни хрена не обломится!

Вот они — идут мимо, не заметив. Хорошая маскировочная сетка у дядько Саши! Специально для походов караванных припасена. Савва коротко передал дядько Саше приказ приготовиться. Сканеры молчали, видимо, не было у шатунов возможности эфир прощупать. Да и зачем? Состав каравана они видели, количество людей и вооружение тоже прикинули.

— Ну, Господь-Аллах, Вера-Истина, начинаем! Жаль, управление пулемётом на себя перехватить не могу, не в Сети… а то так бы всех сам разом и срезал бы, — сказал Савва. — Вы двое — Зия, Егор! Грузовик за вами. Бейте одновременно. С пулемётом нам тягаться не с руки. Ну, а там, как кривая выведет…

Зие хорошо, у него снарядик самонаводящийся, а вот Егору в темноте целиться было бы трудновато. Да Савва заранее метрах в ста от них хитрую штуку поставил. Щёлкнула она тихонько, взмыла вверх и там повисла, медленно снижаясь… и вдруг как вспыхнет! Словно прожектор мощный зажёгся!

Тут-то они с Зией, дождавшись, и дали залп, а Савва с Ромкой-джи по шатунам дёрнули в два ствола. Грузовик рвануло так, что несколько лап оторвало, раскидало в стороны. Он перевернулся на спину и загорелся. Господь-Аллах, ну и бабахнуло! У них что там, атом-заряд что ли в кузове был?

Несколько шатунов упало, остальные метались, залегая по обочинам. Егор успел скосить одного. «Комары» перегруппировались — на экранах уже видно было, как растерянные шатуны переговариваются друг с другом, пытаясь сообразить, сколько их осталось в живых и откуда стреляли. Над ярко освещённой пустыней повисла тишина. Трещало и бухало только в горящем грузовике.

— Трое живых, один раненый, — сказал Савва. — Ну, и как мы их выкуривать будем?

Это уж Егор на себя взял. Пошустрее бы надо, пока светло, а то в темноте не с руки будет — шатуны-то видят хорошо, а он нет!

— Прикрывайте, — сказал он и, пригибаясь, побежал вдоль развалин, норовя обогнуть шатунов с фланга.

У дядько Саши тоже ночное зрение имеется, прикинул он на ходу. Это хорошо. Авось, и у куяшских одного-двух оно есть. Так… вот мы и у тракта, теперь как-то перемахнуть через него надо… горящий грузовик его прикроет частично, но для кого-то Егор, как на ладони будет.

Так и есть, приметили его! Несколько пуль вспороли песок неподалёку. Сзади застучало: так-так-так-так. Ага! Это Зия их там к земле прижимает. Отлично! Перекувыркнёмся через тракт… вот мы и в безопасности. Ну, а теперь, гады, я вас удивлю! Надеюсь, глушилку они не применят, она ещё дороже самонаводящегося снаряда, не каждому шатуну их поганый шатунский эмир такую вещь доверит.

Егор отцепил от пояса «бумеранг», привычно разложил его в боевое положение и зафиксировал. Быстро прикинул расстояние. Должно получиться, должно! Раньше же получалось! Он торопливо выставил нужный режим, активировал движок, крикнул в ларинги, чтобы залегли, «комаров» скорее отвели и нос не высовывали и, вскочив, с силой метнул «бумеранг» в сторону затаившихся шатунов. Тот пошёл легко. Егор, падая в укрытие, шестым чувством бойца уже понял — удалось! В него стреляли, но было поздно…

«Бумеранг» круто взлетел вверх, струя сжатого воздуха со свистом вырывалась из двух сопел, потом описал петлю и, снижаясь, сильно и уверенно пошёл к земле. Егор с бьющимся сердцем выждал несколько на удивление растянувшихся для него мгновений. Какую-то долю секунды ему казалось, что план не сработал. Но «бумеранг», плавно выписывающий вторую петлю над шатунами, взорвался! Несколько сотен маленьких кремниевых «иголок» брызнули в разные стороны, рвя в клочья всё, что попадалось на их пути.

Закрыться от «иголок» можно железным листом, бронежилетом… в конце концов, это полусамодельное оружие, иногда годящееся для дозорных… но шатуны были на свою беду на открытых позициях.

У двух оставшихся шатунов не выдержали нервы и они побежали. Егор прицелился, было, но кто-то уже снял обоих, одного за другим. Чуть позже выяснилось, что одного завалил дядько Саша, подоспевший с несколькими мужиками к месту боя, а второго — Зия. Хорошо стреляет Зия! Не хуже Егора!

— Егорка, ты как? — задышал в уши Ромка-джи. — Откуда у тебя «бумеранг»? Вроде, все уже пустые были, а новых пока не зарядили!

— Мулла-батюшка дал. У него как раз две штуки припасены были. А ты что, не знал?

— Я думал ты учебный подвесил, потренироваться…

— Вот и потренировались. Пошли трофеи собирать, где ты там копаешься?

Двух тяжело раненых шатунов дядько Саша обыскал, допросил и добил сам.

Металлокерамическую оболочку бумеранга Егор нашёл далеко в песках. Старенький корпус не выдержал, треснул. Жаль, отслужил своё, бедняга…

Ромка-джи получил неожиданный подарок судьбы. У шатуна, убитого одним из первых, обнаружился армейский комп. Савва сканировал его и отдал за ненадобностью Ромке-джи, который торчал рядом и пожирал комп глазами. Солдатский комп, наполовину игрушка, чего уж там, но Ромка-джи был в восторге! Он сразу же пристал к Савве с просьбой накачать ему и того, и сего, и этого, и другого, и…

Даже Савва улыбался, глядя, как мечется Ромка-джи меж мужиков и всем желающим и нежелающим своё сокровище демонстрирует. Светало. Лилька, похоже, окончательно влюбилась в Егора… или в Ромку-джи… в этом она ещё сама не разобралась, но с восторгом крутилась рядом, стреляя глазками обоим, и застенчиво хихикала, если к ней обращались. Симпатичная всё же девчонка, красивая из неё женщина вырастет. Отец Лильки Егору солидно сказал, что, мол, из Городских, кто на куяшской женился, никто не пожалел… и руку ему пожал, этак многозначительно в глаза глядя. Егор решил Маринке об этом не рассказывать.

Эх, Маринка бы посмотрела, как все мужики с Егором уважительно толкуют! Егор, конечно, утром позвонил, рассказал ей всё… но одно дело похвастать, а другое — чтобы она сама всё видела своими глазами. Маринка хлюпнула носом, переживала, когда Егор рассказывал ей, как он в тыл шатунам нёсся, а потом подключился Ромка-джи и всё! Спокойный рассказ опытного и усталого бойца превратился непонятно во что. Все трое говорили одновременно, каждый торопился сказать своё… просто галдёж в детских яслях, да и только!

Однако, улыбки и радости — это хорошо, но надо и дальше идти. Тем более что шатунов в пустыне, как демонов на Луне и расслабляться никак нельзя!

* * *

В качестве поощрения, дал дядько Саша Егору отоспаться часа четыре. Егор плюхнулся в грузовичке, немного послушал, как Ромка-джи Савве по поводу своего компа восхищённые песни поёт, молитву прочёл и уснул. Странные сны снятся, когда дозоришь, просто странные!

Снилось Егору, будто они с Маринкой от карачи отбиваются. Лезут проклятые карачи в дверь яслей, лапы тянут, а Егор эти лапы ножом рубит. Рубит и удивляется, чего это карачи какие-то сонные? То носятся, как угорелые, а тут просто еле-еле шевелятся. Оборачивается к Маринке, чтобы ободрить её, мол, отобьёмся! Глянь, а Маринка сидит на полу, в одеяло маленького карачи завернула, улыбается и песенку ему колыбельную поёт.

Егор подскочил и… головой с размаху приладился — хлоп! Тьфу, шайтан, гадость какая приснилась! Видать, плохо помолился, когда засыпал.

— Осторожнее, воин, — сквозь дрёму ответил ему Савва, завёрнутый в одеяло. Ромка-джи дрых без задних ног. Можно сказать, в самом прямом смысле этого слова, высунув ноги наружу. Задний борт стоящего грузовичка был открыт, полог откинут. Похоже, уже к вечеру шло…

Егор потёр место ушиба, встал и тихонько пробрался к выходу. Весь караван стоял. Видимо, решили передохнуть часок-другой. Надменный верблюд смерил Егора взглядом, не нашёл в нём ничего интересного и отвернулся. В соседнем фургоне крякнула ген-птица и тотчас ей ответили другие.

Егор потянулся, плеснул себе в лицо воды из фляги и немного пришёл в себя. Увидев рядом с одной из лап грузовика обрывок самодельной верёвки, Егор сделал из неё петельку, аккуратно накинул на босую ногу Ромки-джи и привязал другой конец к уздечке верблюда. Верёвка непрочная, так что не утащит верблюд Ромку-джи из кузова. Хе-хе!

Дядько Саша не спал. Он брился. Рядом попискивал его шлем, тихо прочёсывая местный открытый эфир. Обрывки разговоров, музыка, снова какая-то непонятная болтовня, молитвы… вся эта мешанина навела Егора на мысль спросить дядько Сашу:

— А про наших шатунов ничего не говорили?

— В открытом эфире нет, — невнятно ответил караван-курбаши, ужасным образом скривив лицо. Он как раз добривал щёку, подпирая её языком. — Так, обрывки слухов, не больше.

— А Полевской молчит?

— Полевской сам Зия на комп берёт, — вздохнул дядько Саша и сделал нормальное лицо. — Весь массив — разговоры, официоз, маяки, спецсвязь, если поддаётся… нам бы такую аналитику, а? Староста Володя, конечно, тоже самое делает, но, сам понимаешь…

— О песчанике речь, а песчаник навстречь! — весело сказали за спиной.

Зия, с синими кругами под глазами, был по-прежнему весел. Он похлопал Егора по спине, посоветовал сомневающемуся дядько Саше даже и не думать когда-либо сбривать его длинные висячие усы, уселся рядышком со шлемом, скрестив ноги, и попросил стаканчик ген-кумыса, «полагающийся ему как гостю с хорошими новостями».

— Всё более или менее в норме, — шумно отхлебнув из стаканчика, — сказал он. — Я звонить не стал, решил немного ноги размять, потому и явился. В Полевском сделали вид, что знать ничего не знают, да и знать не хотят. Видео допроса, в случае чего, можно в нос им сунуть, поэтому никаких официальных выводов мэр-бай Полевского делать не будет.

— А неофициальные? — с любопытством спросил дядько Саша.

— А неофициальные он при себе держит, — сказал Зия. — Я ему фирман-Москва скинул на всякий случай. Так, без объяснений. Ну и там личные файлы погибших, координаты могилы… чтобы всё выглядело, как досадное недоразумение. Не хочется мне с Полевским в контры вступать. Правильно?

— Правильно, — опять вздохнул дядько Саша.

— А что так печально?

Дядько Саша покосился на Егора, помялся, но всё-таки сказал:

— Вы уйдёте, а мы-то останемся… нам только кровной мести не хватало…

— Я тоже об этом подумал, — улыбнулся Зия. — Короче говоря, всё представлено так, что с шатунами полевскими мы с Саввой поступили так, как то жёстко предписывает нам фирман-Москва в критических ситуациях. Ему это тоже, как серпом по яйцам, но зато конкретно на ваш Город он хотя бы зла держать не будет. Ну, пришли нахальные московские, ну пошли с караваном по своим делам, ну пришибли грузовичок с каперами… делов-то!

Дядько Саша повеселел. Угостил Зию и Егора ещё и красными плодами ген-саксаула. Не синими, каких на любом кусте навалом по осени бывает, а именно красными, самыми вкусными и бодрящими. Старый Хаим говорил, что эти плоды — тоже загадка Господа-Аллаха. Бьёшься-бьёшься с ген-саксаулом, все режимы полива и прививок соблюдаешь, собираешь красные плоды и радуешься. А на следующий год — хлоп! — а ген-саксаул снова синими плодоносит. Ни с того, ни с сего. Просто так. А в диком виде красные плоды почти никогда и не встречаются. Во всяком случае, Егор даже таких людей не встречал, кто бы на диком ген-саксауле их видел.

Зия отказываться не стал. Егор тоже не выламывался, съел один плод, а парочку, размерами побольше, в карман положил для Саввы и Ромки-джи. Дядько Саша даже внимания на это не обратил. Хорошо! Совсем за взрослого Егора считает, понимает, что не для себя Егор берёт.

У грузовичка они встретили мрачного Ромку-джи и улыбающегося Савву. Увидев Егора, друг сразу полез в фургон.

— Какие новости, Савва? — воскликнул Зия. — И почему наш юный друг столь демонстративно печален?

Оказывается, Ромке-джи тоже какие-то плохие сны снились, и он, отбиваясь от демонов сна, ногами задрыгал. Верблюд оскорбился и выволок-таки Ромку-джи наружу.

— Я, понимаешь, спросонок подумал, что какой-то шатун нашего пацана ворует и хватаю его, чтобы спасти, — улыбаясь, сказал Савва. — А получилось — за волосы. Верблюд тянет, я тяну. Верблюд сердится и я сержусь!..

— Но верблюд оказался сильнее! — захохотал Зия.

— Очень смешно, — буркнул Ромка-джи из фургона. — Ха-ха-ха. Жопа ты, Егор. Большая верблюжья жопа!

Он помолчал, слушая, как хохочут все трое, и скорбно добавил:

— Нечищеная. И кривая притом…

Но красный плод ген-саксаула немного утешил его. А Савва, в знак дружбы, ещё и половинку от своего отдал. Это примирило Ромку-джи с шуткой своего друга, даром, что Егор раскаивался.

Дурацкая верёвка попалась. Не лопнула в нужное время, как Егор рассчитывал. А ведь на вид была — ветошь ветошью!

Поутру староста позвонил, похвалил Егора за бой, ну и позудел, конечно, как без этого. Попенял Егору, мол, много ларингами пользовался за последнее время. А платить, дескать, Город платит за разговоры. А бюджет не сопля, сильно не растянешь. Егор возмущаться не стал. Старосту тоже понять можно, поскольку Сеть, она по всей России растянута. И церемониться не привыкла. Пусто на счёте — щёлк! — и нет тебе связи.

Но с другой стороны, не звонить Маринке хотя бы раз в день никак нельзя! Это староста Володя тоже понимать должен. В конце концов, должна же у бойца отдушина быть! Это уж пусть он Ромку-джи пилит. Ибо он, с этими своими перекачками, — так и шурует с компов всего каравана на свой новый комп! — уже всех основательно допёк. И гораздо больше, чем Егор, потратил! Однако сдавать друга Егор не будет. В следующем месяце пусть уж Ромка-джи от старосты всю эту нудятину сам и выслушивает.

А до Челябы совсем немного осталось. Дорога под уклон пошла. Потянулись поля ген-саксаула. Вначале дикого, а потом и более или менее ухоженного деляночки засчастили. У тракта, само собой, эти деляночки при караван-сараях были. Самый большой и богатый из них по численности, поди, больше, чем Город был. И укреплён солидно: стена на вид уже лет сто растёт, нанотехом вверх тянется. Такую стену прошибать только пушкой. Охрана у ворот топчется, два пулемёта со стены-вышки торчат, вызверились в сторону тракта слепыми дулами.

А у контрольного пункта танк стоит! Вот уж не ожидал Егор такого. И Ромке-джи в своё время не поверил, когда тот ему рассказывал. Однако не соврал друг, не соврал. Стоит, наполовину в землю вкопанный, наполовину задницей в стену врос, только антенны шевелятся, рецепторами обросли, да универсальный ствол из приплюснутой башни торчит. Всё, как водится, он тебе и огнемёт, и пушка, и шайтан знает, что ещё. На броне ящерки греются, да дозорный сидит, через соломинку питьё тянет и даже калаш, дубина, в сторону отставил, а не на коленях держит!

Интересно, есть ли заряды у танка? Люки задраены, но это ничего не значит. Скорее всего, проход к танку под землёй, к донному люку ведёт.

А со стороны Челябы пылит раскорякою шестиногая машина. Не то робот, не то ещё что. Не грузовик, это уж точно. Отсюда хорошо видно. Дальше тракт в ложбину спускается и километра на три всё видно. Очень удобно для обзора, да! Отсюда машина больше на суетливого паучка похожа.

— Глянь-ка, стражи порядка к нам пожаловали сегодня, — говорит дядько Саша. — Ну, располагаемся сегодня здесь, ночуем, а чуть свет пойдем уже в Челябу. Егор, ты у нас новенький, так что держись. Совет тот же, что и всегда — меньше болтать, за Ромкой-джи следить, чтобы нос куда не сунул, держаться спокойно. Здесь-то уже безопасно, но за девками приглядывай, чтобы не бродили по двору. Народ здесь, сам понимаешь, всякий…

И дядько Саша с несколькими куяшскими мужиками пошёл в чайхану с начальством договариваться, оплату делать.

Савва грузовик на вытянутые, прямые ноги поставил, к внутренней стене ближе. Торчит кабина с кузовом, как башня. На задней лапе лесенку закрепили. А под брюхом грузовика верблюдов нескольких расположили. Удобно! Егор и не знал, что грузовик так делать может. Лапы расставлены, твёрдые и прямые. Смотришь на него и кажется, что он всю жизнь так стоял!

А давешний шестиног, которого они издалека заметили, давно уже прискакал, у ворот торчит, раскорячился так, по хозяйски. Вышли из него четыре человека. Пятый из кабины торчит у пулемёта. Морды у ментов весёлые, сытые, но тот, который у пулемёта, всё равно башкой в шлеме по сторонам крутит, бдит. И щиток у него опущен. Менты сходу в хан-чайхану, лично к начальству отправились. Благое дело — дань соберут с начальства, спросят, не прибыло ли кого из совсем уж отпетых, разыскиваемых, да и свалят обратно.

Начальство караван-сарая здесь — закон и порядок, хан и хозяин. При въезде всех сканируют, физиономии проверяют. Страж-анализаторов на оружие, правда, нет. Да и на кой они здесь сдались? По тракту никто без оружия не ходит, расставаться с ним даже в караван-сарае не собирается. А настаивал бы хан-батюшка, так останавливаться здесь перестали бы. Народ тут собирается битый-перебитый, жизнью тёртый, пустыней прожаренный. Егор заметил, что Зия, как бы ненароком, в подствольник заряды воткнул. Савва то же самое сделал, а сам всё на экраны зыркает. «Комаров» не выпускает пока.

Да и охрана местная при ментах подобралась, уже не похаживает вразвалочку, щитки опустили. Не доверяют ментам.

Дед рассказывал, что менты — клан древний. «Есть у них свой кодекс чести, Егорка, — говорил дед, храни его Господь-Аллах, говорил, тихо позвякивая стеклянными колбами, лекарства мулле-батюшке готовил. — Но и у ментов, как и у всех людей, всякие есть. Да и семьи кормить надо. В Ивделе как-то власть совсем распоясалась, до полного непотребства дошла. Ну, и началось… целые бои разгорелись! А среди ментов есть подготовленные не хуже, чем сполох-десант. Но в пустыню их дозорить посылать — это, считай, погубить. Менты, те по городам воевать умеют, а сполох-десант под любые действия обучен! Вот и мотай на ус, Егорка, не век же тебе в Городе сидеть, когда-нибудь и на мир посмотришь!»

Говорят, когда-то менты и в Городе были, но это уж такая незапамятная неинтересная даль, что и не узнать, чего и как. Дежурные по Городу есть, а по окраинам дозорные ходят — этого вполне хватает. И без ментов управляемся… а то мне их физиономии, честно говоря, совсем не нравятся.

И как нашайтанил беду! Пяти минут не прошло, как пулемёт в их сторону развернулся, громкий голос на всю площадь закаркал:

— Выйти из машины! Лицом к стене, руки за голову, ноги расставить.

Народ от грузовика шарахнулся. Но, Савва, похоже, этого голоса ждал. Тоже, видать, учёные наши не вчера родились, чай, из самой Москвы!

— Фирман-Москва! — сказал, как отрезал. И его голос тоже всей площади слышен. Ну, чисто два демона из сказки разговаривают, за километр слыхать, благо, что притихли все. — Я представляю интересы президента-эмира.

Менты, похоже, этого никак не ожидали. Савва подождал, пока они в себя придут и говорит:

— Я жду вас на общем канале связи.

Тишина, только снизу слышно, как народ между собой переговаривается с одобрением, да верблюды ворчат. Удивляются, наверное, с чего это люди себя так тихо ведут. А, прямо скажем, каждый напрягся. А ну, как начнётся стрельба? Тут не только товаров и верблюдов, а и жизни легко лишиться можно!

Но вот появляется на экране круглое спокойное лицо и уже не через громкоговорители говорит:

— Уважаемый, не могли бы вы подробнее растолковать нам вашу миссию? Президент-эмир, да продлит его дни во всемерных радостях Господь-Аллах, утверждая фирман-Москва, не соблаговолил углубиться в подробности…

— Во-первых, — сурово прерывает его Савва, — при всём моём к вам уважении, я буду говорить о подробностях моего визита не с хан-начальником караван-сарая, а только с командиром патруля, если сочту это нужным. Во-вторых, ему я скажу только то, что ясно и недвусмысленно сказано в фирман-Москве. Этот тайнофайл, как я понимаю, вы уже пять минут, как изучаете. Я его вам скинул. А в-третьих, если Управа Челябы или уважаемые менты-воины считают, что могут открыть войну, то через четыре часа московский сполох-десант здесь всё в асфальт расплавит, да и в самом Челябинске жёсткую зачистку проведёт. В-четвёртых, соединиться со Святой Академией Наук или с Управой президента-эмира вы и командир патруля можете в течение двух минут. Я открыл вам доступ.

— Зачем же сразу Москву беспокоить, — сладко улыбнулся начальник караван-сарая, прямо-таки излучая доброжелательность. — Ни к чему ей наши мелкие проблемки нищей пустыни. Воля Москвы — наше внимание! Москва приказывает, мы повинуемся. Отдыхайте, гости дорогие, всё моё — ваше.

Улыбнулся ещё раз и отключился. Пулемёт дёрнулся и снова по центру площади уставился. Народ с видимым облегчением засуетился обычной суетой, а то все только и делали, что рот разинув, слушали. Савва, оказывается, не только по общему каналу выступал, но ещё и на все ларинги присутствующих.

— «Моего визита», — подмигнув, прошептал Зия и толкнул Егора в бок. — Учись, молодёжь, учись! Теперь Савва не просто учёный в компании себе подобного, а некий эмир группы с тайными полномочиями и правом использовать в своей обороне все средства, кроме атом-зарядов и иных средств массового поражения!

Во, как по писаному чешет! Явно строчка из Устава ихнего… или из общих законов, какие Егор и не слыхал за ненадобностью. Ромка-джи с благоговением на Савву с Зией смотрит. Того и гляди, встанет на колени и намаз сотворит…

Через час менты на своей шестиножке уехали. К тому времени Лилька, пришедшая вместе со своим отцом, чтобы в общую чайхану Зию с Саввой пригласить, смотрела на Егора и Ромку-джи, как Лунная Дева на Джамиля-в-маске. Это на них отблеск славы московских учёных упал. Они теперь просто какое-то воплощение девичьей любви! Вот подойди, бери её под руку и веди венчаться, не пикнет. Фу-ты, ну-ты, просто Лотова жена, как сказала бы мама Таня!

Егор щёлкнул её по носу и глаза у Лилии прояснились. Фыркнула, рассердилась, слава Господу-Аллаху, а то стояла тут, как дева-статуя.

Зия с Саввой в общую чайхану пошли, а ребята в грузовичке наскоро поужинали и решили посмотреть-таки фильм-файл про космос, который в дороге из-за шатунов посмотреть так и не довелось. Да вот беда, экран у Ромки-джи армейский, небольшой, а проекционный вывод он так и не научился делать. Не то демон-глюк, не то просто модель такая попалась, не то Ромка-джи дотумкать сам не смог, а к Зие с Саввой обратиться ложная гордость не позволила.

Так что надо было космос пока отложить и порыться в файлах, чтобы чего попроще найти, но тоже интересное. Лилька покрутилась-покрутилась по фургону, да и к Егору подсела. Прижалась, обняла, — мол, тесно здесь, — вот ведь беда какая! Ей-то, может, и удобно, а Егору?! Симпатичная, тёплая… хрупкая… а то ещё сразу повадилась, обнимая руками, прямо в ухо ему говорить, — мол, шумно ввечеру на площади. Губы у неё нежные… щёки огнём обжигающим горят, глаза таинственным светом сияют…

Ох, не к добру! Пришлось под благовидным предлогом из фургона на неверных ногах и с мокрой спиной выбираться.

Егор спустился вниз и, отдуваясь, вытер пот со лба. Ну, шайтан-Лилька, огневая из тебя девчонка выйдет! Вот ведь погибель-зазнобушка на чью-то голову растёт! И года не пройдёт, как какой-нибудь куяшский или челябинский Егор будет на тебя молиться, как он сам на Маринку…

Маринка…

Егор коротко сказал Ромке-джи, чтобы они с Лилькой фильм-файл вдвоём смотрели, а он, мол, пока ещё все спать не завалились, с куяшскими посидит. Ромка-джи запыхтел было, а потом, видимо, махнул рукой. Куяшские — не московские учёные. От них ничего сильно интересного не узнаешь. Ну, будут об урожае плодов толковать, о верблюдах и ген-птице…

Этого и в дороге наслушались. Иди, Егорка, иди!

В ухе вдруг послышалась возня и Лилькин голос хитро пискнул:

— Сбежал Егор-батыр, сбежал!

— Егор! Чего она такое говорит? — запыхтел Ромка-джи и Егор отчётливо представил себе, как Лилька плюхнулась к его другу на колени, чтобы прямо в микрофон поехидничать. Ромка-джи, наверняка, такого не ожидал и теперь у него все компьютерные дела мгновенно из головы выветрились. Во всяком случае, на сегодня. И даже, когда отец Лильку позовёт, будут сниться Ромке-джи сны горячие, тревожные.

— Да так, — усмехнулся Егор, чувствуя, как со стороны Челябы начал задувать благословенный прохладный ночной ветерок. — Балуется. Дитя ещё. Ну, всё, отключаюсь, а то староста опять разноется…

Маринка! Как же ты далеко!

* * *

А поутру в караван-сарай новый караван пришёл. Тут уж и вовсе с ума можно сойти от шума. Верблюды ревут, люди кричат, перекликаются. Кто-то под шумок чужой мешок прихватил, да прямо за руку схвачен был. Теперь охрана его в стороне камчой охаживает, положенные в таких случаях «десять с оттяжкой» выдаёт. Просто Вавилон-Город!

Но, слава Господу-Аллаху, собрались быстро. Теперь с их скоростью до Челябы пара часов осталась. За невестами уже родня будущих мужей приехала. Весёлые все, смеются. За версту от них «ген-саксауловкой» несёт, но настроены благожелательно, даром, что оружием обвешаны по обычаю, с ног до головы.

Лилька Ромку-джи за руку схватила, потащила за собой, с подружками прощаться. Тот красный весь, видимо, вчерашнее из головы не выходит, а Лилька, наоборот, расцвела. Рот до ушей, сияет! Егору язык показала, — вот, мол, тебе, сухарь бесчувственный!

В общем, какое там «засветло выступаем», как дядько Саша вчера говорил. К полудню только и собрались. Хан-начальник лично вышел с московским Саввой попрощаться, руки ему пожимал, напутственные слова говорил, Зие ласково кивнул… На Егора даже и не глянул.

— Ну вот, — сказал позже Зия, — с полевскими мы поцапались, с челябинскими — тоже в натянутых отношениях! Всё, как у нормальных учёных, правда, Савва, хан-батюшка? Ты говори, о, могучий, приказывай! Мы с Егором повиноваться будем!

Савва только-только собирался ответить что-то хмурое, как Ромка-джи вылез с вытянувшимся лицом и неприкрытою звенящею обидою в голосе:

— А чего это только вы с Егором? Я тоже у вас в отряде!!!

Зия с Егором захохотали, да и Савва заулыбался.

— Ладно, — говорит, — договорились. Будете втроём повиноваться.

— Приказывай, Саввушка, не стесняйся! — сквозь хохот с трудом выговорил Зия.

Ромка-джи обиженно захлопал глазами, а потом сообразил и тоже заулыбался. Нет, определённо, это любовь так Ромке-джи на мозги повлияла! Неужели и он, Егор, так глупеет, когда рядом с Маринкой находится? Ну, Лилька, шайтан-девка! Неужто у них в Куяше все такие заводные?

* * *

Ох, и суетлив же Челяба-Город в ярмарку! Народищу топчется, верблюдов, овец! Фургонов многие сотни, наверное! Целые улицы фургонов выстроились и все что-то продают, меняют, торгуются, вопят, руками размахивают, ссорятся и мирятся. Пыль столбом, дым коромыслом!

И сверху солнце печёт, как адским огнём пышет. Но спасают низкие навесы — огромные из серой пыльной ткани, с краями в бахрому растрёпанные. Из бахромы нитки свисают, мохнатые от мух.

Под самыми нарядными и свежими на вид навесами серьёзные дела обсуждают, ген-кумыс из фарфоровых чашек пьют. Шантрапа всякая сюда не суётся, торчит снаружи, с торговцами рангом пониже беседует. Если покупатель серьёзный — хозяин его к себе приглашает, на подушки усаживает, ген-кумысом поит, разговор затевает.

Ну, мы народ простой, нам строительных роботов и оптовые партии материалов не нужны. Дядько Саша перед тем, как на ярмарочную площадь караваном въехали, всем правила напомнил: ходить только тройками-пятёрками, чужие обычаи уважать, за оружие попусту не хвататься. В общем, сохраняйте спокойствие.

Лильку отец уже пригрозил к своему поясу привязать за ногу, если она не уймётся, а потом упросил Зию, чтобы тот присматривал за девчонкой, пока сам он все дела сегодня не сделает. Пусть, мол, с молодняком рядом с вами держится. Если надо, я ещё вам в помощь и охрану Георгия, Гошу-солдата дам. Зия затылок почесал, с Саввой переглянулся, да и согласился. Им-то на ярмарке особо делать нечего. Их забота — библиотека, но это уже завтра, когда ярмарка со всей силой разбушуется, в самую пору войдёт.

— Нам, Егорка, чем больше суеты, тем лучше, — сказал Зия. — Слухи здесь, конечно, быстрее звука разносятся, но всяк своими проблемами занят и ему не до нас. Сегодня, считайте, отпуск вам даден. Но поодиночке — никуда! А то в дальних лавках ваши уши и головы уже завтра к вечеру на продажу пойдут. Лилия, от меня — ни шагу, поняла?

— Поняла, дядя Зия! — нервно ответила Лилька, напуганная такими ужасными толпами на диво разношерстного народа.

Савва в фургоне остался, дежурить. Кстати, решил и с местными потолковать, под предлогом того, что кое-какие файлы на продажу выставил, о чём по здешним каналам уже объявил. Зия калаш брать не стал, а вынул откуда-то пистолет, — у Егора с Ромкой-джи сразу глаза загорелись, — и подвесил кобуру на бедре, под левую руку.

— С левой руки я стреляю не хуже, чем с правой, — задумчиво сказал Зия, расталкивая обоймы по кармашкам комбинезона. — Таким уж Господь-Аллах меня создал. Вам же советую калаши на груди держать, по-походному, на предохранителях. Дозорное положение оружия, — прикладом к плечу, ствол вниз, палец на спуске, — здесь дозволено только охранникам и ментам.

Для официальных лиц они пока что находились под фирманом-Москва, добавил Зия. Егору не очень понравилось это самое «пока что», но он промолчал.

Стали собираться. Лилька в новеньком комбезе сияет. Как сказал Зия, самая что ни на есть ярмарочная одёжка — и новенькая, и красивая, и практичная. Гоша-солдат — мужик молчаливый, на ярмарке не в первый раз. Зия ему предложил лучше с мужиками быть, мол, там от него больше пользы. Гоша-солдат подумал, переговорил по ларингам с дядько Сашей, и согласился. У мужиков действительно, сейчас дел невпроворот. Пожелали ему удачи, передали приветы и Гоша-солдат ушёл. Интересный обычай, кстати, приветы передавать. Звони, да приветствуй, казалось бы! Однако всё равно приятно, когда кто-нибудь тебе в разговоре обронит нечто вроде: «Кстати, чуть не забыл! Видел я тут Маринку на ферме. Просила тебе привет передать!»

Так и отправились вчетвером. У новичка Егора от всего происходящего вокруг глаза выпучились, аж размером с плоды ген-саксаула… до чего же непривычно и интересно всё вокруг! Шум стоит, как в Судный день. А у Лильки и Ромки-джи ещё и рот не закрывается. Нашли Лилька и Ромка-джи друг друга, вот уж точно — «нашли друг друга родственные души!», как в старой песне поётся. Лилька одной рукой в Зию вцепилась, другой за руку Ромку-джи крепко держит и трещит от восторга без умолку. Успевает и с Зией, и с Ромкой-джи говорить, да ещё через плечо Егору что-то кидает, да только, поди-ка, услышь её в этом шуме!

Вообще-то, Зия старался выбирать места, где народу чуть поменьше ошивалось. У комп-лавок, кстати, не так уж и много покупателей. В основном торгуют из дальних краёв привезённым. А большая часть этого привезённого — точно краденое.

Потолкались, ничего особенного для себя не нашли. Хозяин одной из лавочек, увидев Лильку, предложил «мужу» её и «другу мужа» её, — «вот, не знаю только, красавица, кто из них с какой стороны тебя за руку держит», — купить программы для печи. «Это чтобы кормила ты муженька своего на славу!» — добавил он, подмигивая покрасневшей Лильке. Забавный мужик, с юмором! Программы им были не нужны, однако хозяина поблагодарили и дальше пошли. Интересно здесь по сторонам глазеть! Весь день ходить можно и всякую секунду что-то новое видеть.

Теперь уж осмелевшая Лилька держала за руку только Ромку-джи. Зия хитро так улыбаясь, в подходящий момент отпустил девчонку, а она, заглазевшись по сторонам, этого и не заметила. Так они с Ромкой-джи и шли, как зачарованные дети, за руки держась. Головы у обоих одинаково крутятся туда-сюда, только бантики Лилькины мелькают. Ромка-джи, на правах старого путешественника, знай себе, плавно рукой поводит, указывая то туда, то сюда. «А вот ещё, посмотри, Лиля, это программ-ирригаторы сидят! А вон там, говорят, операторы по режимам любую Установку отрегулировать могут!»

Егор прислушался. Нет, не об этом Ромка-джи девчонке рассказывает! Обратил её внимание на парадокс — мол, глюкозу для людей и глюкозу для мышц разных механизмов, одним словом называют, хотя и не путает никто. Ай, да Ромка-джи! Этак он Лильку в учёные обратит!

К солидным тентам подошли. Здесь Егор свои намерения Зие и раскрыл. Тот не удивился, лишь задумался на секунду, и согласился. Более того, сказал даже, что сам оплатит покупку.

Егор чуть не поперхнулся, с чего бы это? Он и сам может заплатить!

Но Зия только похлопал его по плечу и посоветовал не кипятиться на жаре, мол, вредно для здоровья.

— Это в наших с Саввой интересах, — говорит, — Даже и не думай, что я тебе просто так, за здорово живёшь, такую штуку куплю!

Присмотрелся и пошёл к охране одного из тентов, велев никуда не уходить и ждать. Егор присоединился к Ромке-джи и Лильке, которые во все глаза рассматривали в павильоне напротив здоровенного строительного робота. Тот бесшумно размахивал манипуляторами, зловеще стучал по земле стальным ковшом и время от времени с лязгом менял страшного вида насадки, демонстрируя ловкость и скорость. Робот был явно не новым, но выглядел вполне прилично. На дальнем помосте, там, где хозяева товара восседают, спорили трое, размахивая руками — явно торговались. Ещё дальше было видно, как торчат лапы машины, меньшей, чем у ментов, да, пожалуй, и грузовичка поменьше. Это мирные хунхузы издалека приехали, по одежде видно. У хунхузовских покрой комбеза другой, китайского образца, да и армейские косынки они не по-нашему повязывают, а узлом над левым ухом.

Пока на робота глазели, компания подошла, морды красные. Молодые ещё, но уже «с большим гандибобером», как дед говаривал. Стоят, с хозяйским видом вокруг осматриваются. Да ещё потный толстяк в белом комбезе и ярко-красном чепчике тележку подкатил с новенькими блестящими кастрюльками и сковородками. Остановился рядом с ними и о чём-то с этими красномордыми талдычит. Физиономия хитрая, сальная. У молодняка, надо заметить, лишь главарь с калашом за плечами, а дружки только с ножами на поясах, если, конечно, где-то под одеждой ещё чего из оружия не прячут. Пошушукались, оглянулись, быстро обменялись чем-то.

Ну, ясно. Либо насвой-дурман толстяк продаёт, либо ещё какую-то другую гадость. Впрочем, нас это не касается. Это уж пусть Города Челябы забота будет. Но только вот не нравится мне, как эта шантрапа на Ромку-джи с Лилькой поглядывает!

Егор осторожно переместился ближе к компании. В дозоре он снял бы их за милую душу. Удобно стоят, сами на мушку просятся…

Вышло всё, конечно, по-дурацки. Толстяк в белом перед клиентами своими хорохорится, — видать, в постоянных покупателях они у него. Громко говорит, слюной брызжет, руками размахивает:

— Я уверен, что под комбинезоном этим зреет молодое упругое тело, услада ночей настоящего мужчины, дикарский огонь похоти и похоть огня, да простит мне, женатому, Господь-Аллах эти слова! Пылкая и опытная в дикарской любви дева пустыни!

— Сопля она, из пустыни… — тянет самый крупный из красномордых бездельников, в упор разглядывая налитыми кровью глазами Ромку-джи. — Она у мужика и не видела ни разу, и в руках не держала. Ну-ка, молодой, пошёл отсюда! — и небрежно толкает Ромку-джи, а Лильку за грудь больно лапает.

Лилька, до этого набычившись стоявшая, сразу хватает с тележки сковородку за ручку и с размаху лупит красномордого прямо по физиономии! Тот и рухнул. На сковороде кровь красной жижей размазана.

Что тут началось! Ромка-джи, хоть и будет в плечах Егора поуже, но драться тоже обучен. Разворачивается и лупит одного из дружков красномордого в нос, только сопли кровавые полетели! Насели на него сразу трое, но тут уж Егор вмешался. Прикладом в затылок одного, стволом в солнечное сплетение другого, — не убить бы только… должны отмахаться, должны!

Тут и толстяк-продавец в Ромку-джи вцепился, а Лилька, не долго думая, и ему засветила окровавленной сковородкой, сходу! Толстяк только охнул и завалился набок, руки к затылку прижимая. Однако ненароком, этой же сковородкой, рикошетом, и Ромке-джи попало. Глаза у него обессмыслились, ноги подогнулись…

Те из мордастых, кто на ногах остался, на Егора и Лилию наваливаются. Вот, уже и ножи замелькали, ругань брызжет вперемешку со слюной. Пора стрелять, забьют ведь, сволочи!

— Назад! Стреляю на поражение!

И тут, — благодарение Господу-Аллаху! молитесь, братья, за друзей верных! — Зия подоспел. Одному с налёту врезал, второго меж ног пнул, третьему рукояткой пистолета по зубам заехал, тот только кровью плюётся. Толпа вокруг орёт, пыль столбом… кто-то уже посуду с тележки расхватывает.

— Пошли отсюда, — говорит Зия и хватает за руку Ромку-джи. — Лиля, цела?

— Да, — говорит она, сквозь зубы, и сковородку наотмашь держит. — Ну, ещё кому? Кто моего парня ударил? Ты?! — делает шаг к какому-то глупого вида бородачу в толпе.

Тот меняется в лице, назад пятится, лицо руками закрывает.

— Да ты же, малыш, сама ему нечаянно и приложила! — весело кричит кто-то и все ржут.

— Лилия! — рявкает Зия. — С Егором — за мной!

И в толпу. Пистолет перед собой — ну моментально все расступаются! Так и пробились сквозь зевак, к своему грузовичку отправились. Ромка-джи очухался, синяк под глазом начинает набухать. Лилька торжествующе сковородку несёт — трофей! Глянул на неё Зия… и давай хохотать…

В общем, присели под навесом, свистнули чайханщику, чтобы ген-кумыса на всех принёс и принялись ущерб подсчитывать. Хохот стоит! Шайтан-сковородку уже Лильке в будущее приданое зачислили, синяк Ромки-джи «наградой за верность» назвали. Егор с приклада кровь с волосами вытирает и хохочет вместе со всеми. Зия делает вид, что из рукава зубы чужие вытряхивает — опять все от хохота сгибаются.

Чайханщику заказали самый большой, с трубочкой, стакан местного ген-кумыса для Саввы и собрались к родному грузовичку, продолжать победу праздновать. Соседи по чайхане, прослышав про такое дело, поднимают свои стаканы и пиалы, а один старик говорит им торжественно:

— Будьте осторожны. Воинов пустыни все боятся и недолюбливают. Здесь много говно-людей толчётся. Лодыри насвойные. Смотрите, они теперь, как песчаники, по ярмарке рыскать будут, вас разыскивать, чтобы отомстить.

— Спасибо за совет, хан-батюшка! — говорит улыбающийся Зия. — Да продлит Господь-Аллах дни ваши в здоровье и радости!

— И вам благословение Вседержителя! — отвечает старик. — Помните, что я вам советовал.

Эх, жаль Егор у красномордого калаш не забрал! А то и ухо бы оттяпал, не поморщился. Пусть знает, как себя на людях вести!

Когда уже вечером в фургоне сидели, Савва сказал:

— Старик прав был. И совет он вам дал хороший. Ничего плохого вы не сделали, только хвалю вас за содеянное, но всё же держите ушки на макушке. Народ здесь всякий понаехал. На камерах ваши лица есть, но, слава Господу-Аллаху, не убили вы никого, а Управе одна драка — тьфу!

— Ничего, Савва, — отвечает Зия, — не очень, конечно, ладно получается, но куда уж деваться. Иногда и поучить надо людишек, а, Лилия?

Лилия гордо кивнула головой. И сказала, что по рассказам родителей знает — её предки из армейских вышли. И с детства она не в кукол любила играть, а в Джихад и боевых роботов! Её отец подтвердил:

— Это уж точно! Вообще-то, мы с матерью мальчишку планировали, а вот, понимаешь, девка на свет выскочила. Вот она у нас и получилась ни то, ни сё!

Лилька с Ромкой-джи одинаково надулись. Смех, да и только! Егор даже приревновал немного Ромку-джи. Теперь он только Лильку и видит, только Лилькой и дышит, а если вдруг с Егором разговаривает, то глазами Лилию свою отыскивает… и говорит невпопад. Эх, созрел друг детства, созрел! Вот-вот с ветки упадёт прямо Лильке в ладони — так размяк. И зря тут, между прочим, Егор ревнует, пора бы уж Ромке-джи не на Маринку глядеть, а на других девушек. А то в Городе и девушек, подходящих по возрасту, нет! Горячка позапрошлого года многих выкосила и теперь, считай, во всём Городе старики, да ребятня.

Так что, влюбляйся, друг, влюбляйся! Глядишь, на будущий год привезёшь в Город Лильку и станем мы рядышком жить. Ох, если, конечно, Маринка согласится за Егора замуж выйти. Характер у неё, как у Мамы-Гали. Если что решила для себя — всё! Хоть убейся, на своём настоит.

У Егора даже настроение испортилось. И чего он сам себе душу растравил? Друга приревновал, счастью его позавидовал…

И Егор вышел из фургона. Глядя на мигающие ночные звёзды, он прочёл молитву Господу-Аллаху о том, чтобы всё у них с Маринкой было хорошо!

Надо сказать, все мужики, включая дядько Сашу, в этот вечер весёлыми были. Очень хорошо торговали! Поэтому сегодня допоздна засиделись. А когда все наконец-то спать разошлись, Зия вытаскивает из нагрудного кармана две «глушилки» и суёт их Егору.

— Держи, а то в суматохе и забыл совсем! Сейчас поглубже запрячь, а на уж обратном пути держи под рукой, будь так добр.

И как ни сопротивлялся Егор, как ни предлагал хотя бы пополам расход оплатить, Зия на своём настоял. Им с Саввой, мол, спокойнее будет, когда самый ловкий боец Города будет дополнительно вооружён. Дескать, видели, как ты воюешь, и решили твою персональную огневую мощь усилить. И никаких Егоровых слов даже слушать не стал.

Так и спать завалились. Савва дежурить остался. А сменщиком у него должен был быть Ромка-джи, но Егор попросился вместо него. Пусть Ромка-джи немного очухается, — слишком уж много на него сегодня навалилось! И тебе любовь, и раз-два по морде, и куча всяких файлов научных, которыми с ним Савва поделился. В общем, счастья полный комбинезон… только голова у Ромки-джи гудит. Пусть уж отоспится.

Ночью дежурить у фургона — хлопотливее, чем в Городе днём в праздники! Которые правоверные, те спят, ангелами сна убаюканы. А есть и те, кто как раз только ночью наружу и вылезает, чисто шайтан из пекла. Так-то светло, конечно. Нет той тьмы, что, допустим, в пустыне, когда в безлунную ночь чёрным илом всё вокруг тебя окутывает. Фонари горят. Кто-то, глядишь, костры развёл, у них посиживает. Ну, это уж те, кто побогаче будет.

Тащить на ярмарку сухой ген-саксаул, конечно, глупость. Каждое место в фургоне, да в мешках верблюжьих — на счету. Покупать у здешних приходится, или брикетами пользоваться. Брикеты сами по себе дёшевы и горят хорошо, но если уж ты едешь на ярмарку не пофорсить, не для того, чтобы все видели, мол, вот какой ты красавец сам собою, то лучше экономить.

Там где костры, там, естественно, не спят. Костёр вообще красивая штука — так бы сидел и смотрел на огонь, о Маринке думал. Ну, а тут народ вокруг костра музыку слушает, «ген-саксауловку» потягивает. Видать, хорошо торганули и завтра съедут. Судя по всему, у всех в ларингах одна и та же музыка гремит. Ишь, как синхронно покачиваются, хе-хе-хе… только что в ладоши не бьют!

— Сменить тебя обратно? — спросил Савва, высунувшись из-за полога. — Не спится. С мужиками сегодня на грудь принял, так теперь уснуть не могу. Натонизировался.

— Да нет, я отоспался, — вежливо сказал Егор.

Савва присел рядом. Какое-то время они смотрели на площадь, живущую своей ночной жизнью. Мигали удивительно красивые экраны, беззвучно вспыхивая объявлениями, какими-то файлами с красивыми девушками, танцующими полуобнажёнными, а то и вовсе нагишом. А вот президент-эмир появился, губами шевелит, пальцем прямо в Егора тычет.

Горели костры. Высоко наверху по канатной дороге иногда с едва слышным поскрипыванием проезжали вагончики. На отдельных линиях медленно двигались менты, следящие за порядком. Вдоль фургонов шныряли шкодливые толкачи всякой дури и выписывали петли пьяные… а может, и не пьяные, а нажевавшиеся дурман-насвоя.

Идиотская штука, кстати, дурман-насвой. Вроде, и привычки не вызывает, но если долго балуешься, то тупеешь с неё. Тупеешь, вот и всё. Покой на душу снисходит. Но не тот, от которого Господь-Аллах ближе становится, новые силы и мудрость даёт, а тупой покой. Смотришь на всех свысока, как старый верблюд, и так же, как и он, жуёшь-жуёшь…

Мимо них прошёл приземистый человек с лицом, закрытым армейским платком-повязкой. За ним семенила стайка девушек в нарядах, от которых в Городе старух бы просто удар хватил. Ноги голые, руки голые, да и всё остальное едва прикрыто. Девицы шли молча, только улыбки и причёски в темноте светились, видать, зубки и волосы световым лаком покрыли. Красивые девушки, нечего говорить. В Челябе жить — можно так одеваться… хотя, наверное, днём, в жару, они в таком виде не ходят. Прожаришься за день до хрустящей корочки! А ночью, на праздник — самое то!

Человек остановился рядом с ними и шепнул:

— Мужики, как раз пару девочек свободных! Клиент сорвался. Ну, как? Недорого!

— Спасибо, не надобно, — сказал Савва.

— Иди-иди, — мрачно сказал Егор, сообразив, наконец, что к чему. — Шагай отсюда, нечестивец.

— А ты меня Вере-Истине не учи! — огрызнулся мужик, свирепо оборачиваясь в сторону захихикавших было девиц. — А ну, цыц!

Савва толкнул Егора в бок. Это надо было понимать, как намёк на то, чтобы Егор не кипятился. Мужик пошёл дальше, выводок девушек потянулся за ним. Последние, хихикнув, отдали на армейский манер честь Егору и Савве, а одна мекнула овцой и жеманно попрощалась:

— До свидания, праведники!

— Уели нас с тобой, Егор, — усмехнулся Савва. — В Москве, кстати, большинство девушек в таком виде разгуливают. Мода, понимаешь.

— Там мода, а здесь — блудницы! — буркнул Егор, всё ещё злясь.

— Не суди и не судим будешь. Каждый человек, слышишь, Егор, каждый сам себе дорожку выбирает. Всех праведниками не сделаешь, Веру-Истину в каждого не вдохнёшь.

Они посидели ещё немного.

— Давай-ка, Егор, иди спать, пока прохладнее стало. Завтра у нас день хлопотливый будет.

Егор понял, что зевает. Он уже поднимался, когда Савва остановил его и, понизив голос, спросил:

— Ты действительно умеешь обращаться с «глушилками»?

— Да. Обучен.

— Хорошо. Это нам может пригодиться. Хотя… лучше бы уж не надо, правда?

Егор пожал плечами. Как тут ответить? Сам же только что и сказал, что у каждого — своя дорожка. И никто не ведает, что на этой дорожке повстречаться может. «Бумеранг» накрылся, так зато теперь «глушилки» есть, есть чем врага встретить.

Савва посмотрел ему в лицо и улыбнулся:

— Воин пустыни… как есть воин. Ты хоть девушке своей, Марине, присмотрел чего-нибудь?

— Нет пока, — смутился Егор и снова сел рядом. — Как-то ничего на глаза не попалось такого… Она ведь тоже воин. Не лак же ей светящийся дарить…

Сказал и сразу представил себе Маринку с голыми ножками и светящимися распущенными волосами. Кхм… а красиво было бы, прости меня, Господь-Аллах! Уж чего-чего, а скроена Маринка на диво ладненько. Когда в кои-то веки в платье и праздничных сапожках щеголяет — просто глазам смотреть больно, чисто ангел небесный!

— Подари-ка ей вот это, — вдруг сказал Савва, и протянул Егору ладонь, на которой лежало колечко. — Вот, смотри, здесь нажимаешь и слушаешь в ларингах песни старинные, русские. Бери! Это ещё от прадедов наших кольцо. Почти антиквариат. Сегодня, пока вас не было, торговец предложил. Я взял. У меня-то два сына, взрослые уже, а жене подарок я отдельно пригляжу.

— Неудобно как-то… — пробормотал Егор, глядя на кольцо.

— Бери. Пусть у вас с Мариной память обо мне останется. Считай, что на свадьбу подарил, а то, кто его знает, куда меня моя дорожка выведет. Ну, давай, дрыхни. А я тут подежурю.

Засыпал Егор под тихую песню кольца. Надел его на палец, включил, усталую голову на рюкзак свой положил и слушал… слушал…

Чёрный ворон, чёрный ворон, Ты не вейся надо мной! Ты добычи не дождёшься, Чёрный ворон! Я не твой!..

И совсем уж страшное, жуткое, — со словами, как из глухой дозорной ночи, — как будто не будет уже никогда ясного рассвета, а только смерть лютая, неминуемая…

Я видел генералов, — они пьют и едят нашу смерть, Их дети сходят с ума оттого, что им нечего больше хотеть. А земля лежит в ржавчине, церкви смешали с золой. Если мы хотим, чтобы было, куда вернуться, - Время вернуться домой! …эта земля была нашей, пока мы не увязли в борьбе. Она умрёт, если будет ничьей. Пора вернуть эту землю себе!

* * *

Собрались в этот раз быстро. Пока собирались, Егор попросил Зию несколько зарядов к подствольнику для Маринки купить. Гоша-солдат и ещё пара мужиков с Лилькой и Ромкой-джи буквально бегом-бегом по фургонам пробежались, гостинцев набрать. Ромке-джи особо ничего не надо было, у него теперь всё есть, даже калаш трофейный и к нему «родной» шлем! Дядько Саша расщедрился. Всё равно, говорит, трофеев неплохо взяли, держи, не буду жмотиться. Теперь в дозоре ты — боец полностью экипированный. Шлем-то с ночным зрением! Да и система целенаведения работает. Не то, что большинство шлемов в Городе — старые, барахлящие давно. У муллы-батюшки, да у дядько Саши самые лучшие, да!

Егор вначале позавидовал, а потом подумал, что зря. Ромка-джи теперь уже боец опытный. Нельзя ему без нормальной экипировки в дозоры ходить… да и обратно — от Челябы до Города — тоже путь неблизкий… и его, между прочим, ещё пройти надо! Так что, пусть владеет Ромка-джи заслуженными трофеями. А Егору пока привычнее с дедовым калашом дозорить. А ночное зрение он себе на будущий год закажет, если на то воля Господа-Аллаха будет.

Ну, и калаш со шлемом у Ромки-джи пока ещё не именные. Так что в дозор мужики будут брать их по очереди. И Егор с лёгким сердцем поздравил друга, на которого Лилька теперь смотрела, как на ниндзя Господа-Аллаха, а сам он пребывал в некоем непонятном состоянии от свалившихся на него богатств. Здорово похоже на ту минуту, когда Ромка-джи от Лильки сковородкой по голове получил. Глаза разъезжаются, улыбка бессмысленная с лица не сходит, ходит за руку с Лилькой и сияет, как начищенный медный кувшин.

Зия с Егором в этот раз без приключений обошлись. Наведались к одному сонному типу неподалёку, спросили товар, получили его, проверили. На вид, вроде, нормально.

— Чего разглядываете? — зевая во весь рот, сказал мужик. — У меня сам Эмир-Восход отоваривается. Ни разу ещё нареканий не было. Круче товары только у ментов встречаются, но у них и подороже всё будет. А таким воинам, как вы оба, я бы не рискнул говно-товар подсовывать. Я ещё жить хочу и дело своё продолжать.

За занавеской такой же сонный женский голос спросил:

— Ты потише орать не можешь, чудище?

— Спи, женщина! — грозно сказал мужик и подмигнул. — Шайтан-девка, просто шайтан! Если сына мне родит, тот точно хан-атаман будет! — понизив голос до заговорщицкого шёпота, добавил он.

В общем, взяли и набрали зарядов на всю команду, а не только для Маринки. «Раз уж сам Эмир-Восход, то и нам не зазорно! — подмигнул Зия Егору. — Мы его, правда, не знаем, но отзывы о нем, как видишь, уважительные». И правильно. Путь впереди длинный.

Охрана у тента спокойно их обратно пропустила, только тощий парень в повязке на манер хунхузовской, с уважительным поклоном по очереди рукавов Зии и Егора двумя пальцами коснулся… и пальцы эти себе ко лбу приложил. Егор этот жест только раз в жизни видел, когда мулла-батюшка из дозора возвращался вместе с зелёным ещё Егором. Принесли они тогда в Город трофеи, после памятного боя, первого боя Егора. Тогда Селим-Веня этим жестом у ангела-хранителя муллы-батюшки удачи себе просил.

А теперь, значит, есть у них с Зией эта удача… и люди о ней знают. Странно как-то. Выходит, не просто они здесь, — одни из многих, — а люди известные, обсуждаемые! Приглядывают за ними, восхищаются. Ну, Маринка рада будет!

А когда уже в фургон залезали, Егор вспомнил, что не принес ангел-хранитель муллы-батюшки удачи в бою бедному Селиму-Вене. Сгинул Селим-Веня в дозоре. Вскоре и сгинул…

И настроение у Егора испортилось.

Хотя, с другой стороны, чего уж он так переживает? Его-то удача всё равно с ним пока! А парень с хунхузовской повязкой… будем надеяться, что ему в Челябе удачи хватит вполне. Челябинские, они же в дозоры не ходят.

Договорились так, что грузовичок со всей командой в библиотеку поедет, благо, что старый Хаим довольно толково объяснил, где что искать, а Савва уже из местных выудил, кто сейчас хозяин в тех местах. Дядько Саша хотел ещё пару человек в охрану дать, но Савва с Зией отказались. Центр Города, не так уж далеко от Управы. Не потёмки — белый день сияет. Что уж такого случиться может? Чай, не грабить, не воровать едут! Так что спасибо душевное тебе, дядько Саша, жди нас за первой заставой. За день должны управиться, а коль припозднимся — сообщим.

Лилька с ними просилась, но тут уж отец твёрд был — нет! Пообещал Лильку ментовской камчой вытянуть, если упрямиться будет. Ибо есть такое поверье, что, мол, если дитя капризничает, надо у мента камчу взять и три раза вдоль спины врезать, громко вознося молитву Господу-Аллаху. «Говорят, сразу, как рукой, все капризы снимает!» — под дружное ржание мужиков закончил свою речь отец.

Лилька надулась и когда прощалась с Ромкой-джи, глаза у неё подозрительно блестели и носом шмыгала. Егор ей внушение сделал — нельзя нюни распускать, когда твой мужик в дозор или в поход отправляется — к несчастью! Лилька похлопала красными глазами, а потом через силу заулыбалась — значит, поняла. И даже Егора в щёку чмокнула на прощанье. Да сама того не ожидала, что получилось по-детски звонко, на всю улицу! Ну, совсем, как у Установки молодой корешок-присоска от камушка попавшегося отделяется — чмок!

— Так я и не понял, кто из этих двоих молодых у меня зятем будет? — сказал Лилькин отец горестным голосом и захохотал, а за ним и все остальные опять заржали.

Лилька покраснела, подошла к Ромке-джи и крепко, в губы расцеловала его. А потом убежала в фургон и уже оттуда только рукой помахала. Смеётся…

Так, под смех и шутки, расстались.

* * *

А и чудной всё-таки Город Челяба! Вон, далеко отсюда церковь крестоносцев в мареве колышется, золотой крест сверкает. А к востоку глянешь — минарет торчит, в выбоинах весь. Неподалёку от Управы, казармы ментов за глухими заборами прячутся, да шестиног у ворот раскорячился. Серьёзно всё, — гляньте-ка, из-за мешков с песком пулемёт торчит и пара касок застыла.

Дело к полудню идёт, жара начинается. Народу на улицах немного. Временами вполне новое здание встречается, видимо, уже в наши времена построенное. Все новые одинаковы. Как на подбор, без окон, приземистые. А у старинных домов, считай, только фасады подлатаны. Очень красивые попадаются. Но, как и в любом нормальном Городе, если житель прохлады хочет, то под землю зарывается, да подвалы ещё от Старых Людей использует.

Канатная дорога понравилась. Удобная штука — вжик! — и ты на другом конце Города, напрямую. Особенно оживлённо вагончики в сторону ярмарки движутся и оттуда. Видать, местные жители усиленно товарами запасаются.

А ген-саксаул здесь посуше будет, чем наш, Городской. И это, по здравому размышлению, понятно. Всё-таки, старики говорят, что Иртяш-озеро с незапамятных времён только подземными водами и пополнялось. И сейчас эти воды остались. Даром, что ли скважина наверх холодную и чистую воду гонит? Если воду только из Установки тянуть, так её на все поливы не хватит. А поливы в пустыне — это и жизнь, и богатство! Хорошо, хоть ген-саксаул сам по себе корни вглубь отращивает такие, что никто самых кончиков этих корней и не видел никогда. Ромка-джи маленький уверял, что корни аж на километр вглубь тянутся, прямо в бездну ада. Но и ген-саксаулу полив не мешает.

Ох, ты! Памятник человеку-Ленину торчит! Без рук, без ног, голова отломана. И такой же пузатый, как у нас, около здания Совета! Ну, просто, как привет из родных мест получил!

Зия говорит, что в Москве тоже такие памятники есть. И даже памятник Гагарину-шайтану с его ракетой имеется. Говорят, этот памятник Старые Люди ещё из первой, старой Москвы привезли. Показал бы, Зия, а?

Хороший файл. Слушай, а точно… лицом похож! Светел и улыбается, да произведёт его Господь-Аллах в сроки Им отмеренные, в ангелы небесные! Красивый памятник… и не мешает нам всем мысленно попросить Гагарина-шайтана, чтобы в пути нашем тяжёлом и опасном нас не оставлял!..

А вот и на мэр-байскую Установку вход. Солидно охраняется! Менты так и засели вокруг, периметр охраняют. Менты тут в Челябе — и солдаты, и стражи. Говорят, в Полевском солдаты от стражей отделены. Каждый клан сам по себе. Ну, это уже мэр-баев заботы, а нам свои бы одолеть.

Ух, ты, Ромка-джи, смотри, робот! И ещё один! И чего это они там ковыряются?

И Егор от восторга бесшабашно свистнул в два пальца:

— Эй, роботы! Давай-давай!

Так и глазели по сторонам, забравшись на самую крышу фургона. Сидеть, прямо скажем, не очень удобно. Всё равно как в гамаке. Задница проваливается. А пристроиться на рёбра жёсткости — тоже не глюкоза. Грузовичок-то прихрамывает. И иной раз так на твёрдом подпрыгнешь, что белый свет в глазах потемнеет. Но потом приноровились. Просто улеглись животами на крышу, головами вперёд и стали Челябу осматривать. Внизу кабина, по бокам коленки лап грузовичка мерно ходят — хорошо! Только жарко. Но это нам, жителям пустыни, не привыкать. Комбезы на терморегуляцию включили, маски натянули — живи не горюй!

Зия снизу что-то неразборчивое кричит, а потом по ларингам прорезался.

— Ну, орлы степные, видите вход в Управу?

— Невнятный какой-то, — отвечает разочарованный Ромка-джи. — Я когда в первый раз тут был, так мы в центр не заезжали. Я думал, вон та башня, слева, это и есть Управа.

— Дубина, это же минарет! — толкнул друга Егор.

— Это я знаю, — огрызнулся тот. — Я вон про ту башню говорю!

— А это бывшая администрация края или самого Города, то есть, её руины… ну, и башня-вентиляция! Видишь, какая большая? — говорит, посмеиваясь, Зия. — В Челябе, как и везде, весь Город вдоль старого метро и тянется. Внизу прохладно, хорошо! И Управа как раз не в подвалах, а на бывшей главной станции метро находится.

— Неплохо пристроились, — пробормотал Егор. — Нам бы в Город так!

Широкий, просто не меньше, чем у них в Городе вход в «т…атр», вход в метро, оставшийся от Старых Людей, был прикрыт пластиковыми полупрозрачными навесами. Изящно изогнутые, они всё напоминали крылья огромных птиц, но птиц, уже потрёпанных бурей. В отличие от входа в «т…атр», ступеньки входа метро, то есть в Управу, шли не вверх, а вниз. Рядом распластались пыльные тенты, напоминающие те, что Егор на ярмарке видел, и прикрывали они не торговцев, а несколько стоявших рядышком машин ментов и ещё каких-то, более мелких шестиногов, явно прибывших издалека. По бокам входа торчали две огневые точки. Ромка-джи сказал, что в прошлом году над ярмаркой пролетал вертолёт и все тогда говорили, что это мэр-бай из Управы прилетел и свои владения осматривает. Но на нынешней ярмарке ничего подобного не было и около Управы тоже не наблюдалось.

А про метро-то они много слышали и файлы смотрели! Мчались Старые Люди на стремительных поездах по глубоким подземным тоннелям, а когда Святой Джихад разбушевался, прятались в них от бомб и снарядов. В старой Москве, говорят, по сию пору так и живут. Но у них там с водой не очень и солнце чересчур злое. Так они, вроде, прямо под землёй всё выращивают, приноровились за столько-то лет! Метро там — сотни километров тоннелей, можно весь Урал туда запихнуть, но наружу тамошние жители, поди, только по ночам и вылазят. Если их совсем-совсем песком не завалило… а о такой жизни даже подумать тошно.

Добираться до тех мест далеко, да и незачем. Вся жизнь в новой Москве кипит, там даже деревья настоящие растут и море-океан рядом плещется. Дожди по несколько часов льют — благодать! Фонтаны есть, бассейны. Надо же, охота была учёным из такого рая благословенного в жестокую пустыню-мачеху уезжать?..

Грузовичок торопливо проковылял мимо Управы. Стволы пулемётов спокойно проводили их. Не очень-то приятно постоянно под прицелом находиться! Егор, да и все остальные, наверняка, вздохнули с облегчением, когда поворот улицы скрыл от них Управу. Но это произошло не раньше, чем они прошли мимо ровного ряда красивых фасадов зданий. Над каждым висел тент, прикрывающие вход вниз, в прохладу. «Челябинская элита! — сказал Зия. — Самый престижный район Города». Здесь, действительно, было красиво. Но спину по прежнему царапал отвратительно пристальный взгляд двух пулемётных стволов.

Но вот дорога изогнулась, вильнула и потянулись однообразные густые заросли ген-саксаула. Пропетляв не менее получаса по узким проходам путём, известным только компьютеру Саввы, грузовичок остановился.

— Приехали, — говорит Зия. — Слезайте, детки, с крыши или оставайтесь, если ещё не спеклись. Сейчас мы с Саввой пешком пойдём.

— А кто грузовичок охранять будет? — пропыхтел Ромка-джи, сползая вниз. — Чур не я!

— Вот ещё! — возмутился Егор. — Надо жребий кинуть!

— Вообще-то, я хотел вас обоих оставить, — задумчиво сказал Савва, развернув «комариный» экран.

Оба воина пустыни заголосили и заныли на два голоса. Нет, это совсем уж никуда не годится, клянёмся Господом-Аллахом! А ну, случись чего? Без них учёным худо придётся! Они же с Егором вдвоём опасность чуют не хуже, чем «комары»! Егор, вон, стреляет с закрытыми глазами мухе в глаз, а Ромка-джи… что же такого особенного умеет Ромка-джи, чтобы звучало солидно?.. а Ромка-джи… а Ромка-джи тоже с нами пойдёт, а то нечестно получается, вот!

Нет, ну действительно! Что за недоверие такое! Совесть надо иметь!

Выклянчили всё-таки! Все свои заслуги-подвиги вспомнили, да ещё парочку на ходу сочинили, лишь бы только Зию с Саввой уломать. Зия, знай себе, смеётся и на Савву ссылается, дескать, все трое мы ему повиноваться обещали, ибо велик и могуч наш Савва — сами же признали! Голова у Саввы солнца касается, ноги его на глубинном дне преисподней стоят. Орлы вокруг его колен летают, ангелы небесные пот ему крылами утирают и молитвенные песни поют. Для вас обоих Савву надо себе представлять именно так и не иначе! Так что, просите смиреннее, кланяйтесь неустанно, а что касается его, Зии, то он, в дерзости своей, надеется, что и о нём Могучий не забудет.

И хохочет, как будто на самом деле смешно.

Издевается Зия… а они с Ромкой-джи уже готовы и впрямь на колени бухнуться.

Савва почесал лысину, с сомнением поглядел на обоих, горячо на него молящихся, не обратил внимания на дерзостного Зию, потом уставился на грузовичок. Экран «комариный» мучительно долго разглядывал, и сказал, наконец:

— Ладно! — и добавил, — любопытство — не порок…

Хороший человек, Савва, хан-батюшка! Чисто президент-эмир! Милосердный!

Грузовичок заперли, Савва сигнализацию поставил. Вначале она просто орёт, потом угрожать начинает, ну, и одновременно, конечно, на ларинги сообщение выдаёт. Мол, караул, грабят! «Было бы время, — сказал Зия, — Савва бы управление на себя взял, чтобы грузовичок лягаться начал, но у грузовичка этого блок дистанционного управления с корнем выдран». Решили, что ничего пока с пятилапым не случится.

Пока с этим делом возились, из-за кустов три любопытных головы выглядывают, мал-мала меньше. Вот они, туземцы! Проявились, наконец. Глаза голубые таращат, близко подойти боятся.

— Эй, молодняк! Есть кто постарше дома? — спрашивает Зия.

Головы тут же исчезают.

— Ну вот, напугал, — говорит Савва. — И то верно, посмотрел бы ты на себя со стороны! Морда небритая, глаза ввалились — вылитый местный житель.

— Но-но-но! Я — московский лощёный хлыщ! По мне за версту видно, что я не простой человек!

Ларинги ожили:

— Кто такие? Валите отсюда! Быстро! Считаю до десяти, а потом из подствольника угощу! Десять… девять…

— Спокойнее, уважаемый Симеон! — вдруг отвечает рассудительный Савва. — Это я. Я с вами вчера связаться пытался, но вы отвечать отказались, хотя фирман-Москва я вам передал. Как мы и обещали, я всё-таки приехал.

— Вижу, — буркнул голос.

— Ещё бы, — согласился Савва. — Вашу камеру я ещё десять минут назад засёк! — Он помолчал и, не услышав ответа, сказал. — У вас хорошая аппаратура.

— Старьё, — пробурчал голос в ларингах и подозрительно добавил, — А это что за шкеты с вами?

— Это, уважаемый Симеон, наши проводники. Как видите, — поспешно добавил Савва, — они не имеют отношения к Святой Академии Наук ввиду своей молодости. Но они находятся под нашей опекой и в данный момент входят в группу.

Вот тебе и приехали! Оказывается, это именно Зия с Саввой их опекают и хранят! А они-то с Ромкой-джи тут расписывали…

— Я дорого беру, — сказал голос. — Я вас предупреждал.

— Может, всё-таки поговорим по-настоящему? — не выдержал Зия. — Я безумно хочу увидеть то, что у вас есть и только священные принципы Господа-Аллаха, заповедовавшего нам смиренное терпение в земной юдоли, сдерживают мои порывы. Ну, чего вы боитесь, уважаемый Симеон? Если бы мы хотели ограбить вас, то пришли бы ночью, как карачи, применив все научные средства, имеющиеся в нашем распоряжении. Смекаете?

— Смекаю, — злобным голосом откликнулся уважаемый Симеон. — Шайтан-невезуха… вот, ведь, навязались на мою голову! Хрен с вами, ладно! Идите, жду. Но учтите, я всё пишу, каждый ваш вздох. Случись чего — напрямую комбинатовским весь файл пойдёт, поняли?

И отключился, не дожидаясь ответа.

Комбинатовским… Егор мысленно вздохнул. Если комбинатовских рассердить, то Городу туго придётся! Еретики-гяуры-блять! Спокон веку мы с ними нейтралитет держим, хоть и не любим друг друга. Не хотелось бы, чтобы московские учёные, — при всём к ним Егоровом уважении, — многолетнюю традицию на радость Сатане и на горе мирным жителям порушили.

Вам-то что, в Москву — вжик и усвистали! — а нам здесь жить и жить. Нет, хорошо, что они с Ромкой-джи напросились вместе с учёными идти. Правильное это было решение, хоть и продиктовано оно было детским любопытством. Видать, чутьё дозорного не подвело-таки Егора, пусть и не понимал он этого!

Так и пошли. Егор было калаш наизготовку взял, но Савва сказал, что ничего такого воинственного не надо. В гости идём, а не в бой. Егор поворчал, но калаш повесил на плечо стволом вниз. Знаем мы это «не на бой». Тут в Челябе народ лукавый, вот сейчас как дробалызнет из-за кустов, будет тогда Савва знать, что за мирный народ здесь проживает!

Однако никто не стрелял. Тропинка была утоптанная, видно было, что по ней ходят постоянно. Вон, лопата валяется, а рядом детская игрушка лежит — песчаник с растопыренными лапками. Хорошо бы, конечно, чтобы песчаники такими же мирными и симпатичными и в жизни были! Ишь, какой глазастый…

А за поворотом открылся небольшой дворик. Скамеечка под низким драным тентом, стена кирпичная с проёмом входа, тазик с водой стоит — в общем, совершенно мирная картина. В проёме несколько голов детских торчат, палец в рот у каждого засунут. Глаза таращат, но не уходят. Ну, и хозяин дома на корточках присел, калаш наизготовку держит.

— Ну-ну, — говорит Зия. — Вы же не собираетесь напугать меня до полусмерти! Не надо так целиться, я хороший!

Детишки засмеялись. Мужик сконфузился, ствол опустил.

Жил Симеон Данченко в одиночку. Когда-то крестьянствовал, хотел в менты податься, но так его и не взяли. Теперь потихоньку подрабатывает на Управу. Руки у него золотые, вот и возится с неисправным оружием, с железяками разными, требующими ремонта, с металлокерамикой. «Как говорится, от замков до пулемёта», — сказал Симеон.

Жена его померла от горячки, как и Егорова мать. Теперь, вот с пятью детишками нянькается. Все, как на подбор, белобрысые и голубоглазые. Странно даже! Не так уж много на свете белокурых людей. После Джихада все перемешались. Вон, в Ромке-джи явно китайская кровь. А тут, как со старых файлов по истории — светлые. Носы пуговками.

А старый Хаим, оказывается, говорил не о Симеоне, а об отце его… если не о деде. Молодой бородатый Симеон в хранители тайной библиотеки не годился. Не верил.

— Ну, чего там интересного? Я ещё сопляком был, когда дед мне торжественности полну пазуху нагнал. «Хранилище мудрости! Тайнофайлы Комбината!» — тоже мне, святая Библия.

— Так вы были внутри? — спрашивает Савва.

— А то! Был и не раз. На прошлой неделе, например, заглядывал…

— А зачем?

— Господи, да так, по хозяйству возился! В само хранилище мне без надобности, а вот дорога к нему очень удобная. Прохладно. Как самая жара начинается, мы там всей семьёй отсиживаемся. Ну, и мастерская у меня как раз там.

Пока Савва и Зия с лохматым Симеоном разговаривали, Егор и Ромка-джи детишек забавляли. К взрослым они, видите ли, стесняются подойти, а к двум друзьям, как прилипли. Всё-то им пощупать надо! И Ромки-джи шлем, и калаши, — «эй-эй, руками не трогай, слышишь?!» — и во флягу заглянуть, и нож из ножен вынуть. Того и гляди, растащат всего по кусочкам!

Ну, показали им знаменитое «крадущийся карачи». Дети в восторг пришли. Симеон во двор выглянул, а все его чада странным образом на цыпочках выхаживают, зловещее выражение лица состроив. То-то удивился!

В знак благодарности показали им дети кошку с котятами. Для Егора и Ромки-джи — редкость! В Городе, например, ни одной кошки нет. Если камышовые крысы и забредут в Город, то есть им там особо нечего. В зарослях ген-саксаула мелкой живности навалом, да только охота там не на кошкин вкус — по колючкам не поскачешь, низом не протиснешься! Вот и не приживаются у них кошки. На одних ящерицах не разъешься, а мыши из ген-саксаула носу не кажут, им и там хорошо.

А в Челябе, оказывается, кошек навалом. Но живут они, в основном, ближе к метро. Днём на свет выходят, в тени греются и отдыхают, а по ночам крыс гоняют по туннелям, да подвалам. Крысы, говорят, здесь знатные! Ходят стаями, морды наглые. Жрут всё подряд и ни черта им не делается. Но и у кошки вид боевой — вся морда в шрамах. Видать, не один бой во тьме выдержала! Молодец, кошка!

И не надо на меня так шипеть, не трону я твоё сокровище, больно надо!

— Крысы могут ребёночка украсть, как карачи! — рассудительно заявила младшенькая, которую звали совсем уж смешно — Тоня. В первый раз Егор живого человека с этим именем видел. Из древневеров они, вот что. И Симеон сам крестоносец, и детей своих наверняка в том же упрямом христианском духе воспитывает. Впору возмутиться, как староста, молитву очищения от ереси прочитать, да не хочется. Ну, какие они еретики? Так, детишки… мелочь пузатая. Вон, уже и Ромку-джи повели отцову мастерскую показывать, а Тоня к Егору на руки просится. Ну, иди сюда, еретическая Тоня. Удобно? Ой, только в карман мне не лезь! И не щекочи, а то отнесу тебя в пустыню и карачи отдам, слышишь?

Эх, пока маленькие, все хорошие. А подрастут — откуда что берётся…

Маленький шкет Димка, может, лет через десять мне в спину из калаша дёрнет, в шатуны подавшись, разбойного счастья пошукать. Если доживёт, конечно. Крестоносцев многие не любят. Иисус-любовь у них самый главный. Не хотят они единого Господа-Аллаха признавать, Иисусу-любви предпочтение отдают. Впрочем, не нам их судить.

Да только Егор сам видел высохшие трупы, распятые на кресте. Не воочию, — спасибо Господу-Аллаху за малые милости! — но файлы такие видел. А Ромка-джи в прошлом году, когда он с караваном из Челябы шёл, видел и по настоящему. И чего только люди так злобствуют? Не в Сатану же крестоносцы верят!

Ну, и лунатикам, то есть, мусульманам, тоже достаётся, чего скрывать. В Челябе-то потише, а вот в других городах, говорят, нет-нет, да мусульманские погромы устраивают, к единой Вере-Истине принуждают. Жуть, что тогда творится! К примеру, не так давно староста файл показывал про город Тикси. Там с чего-то население поднялось лунатиков бить. Вот, тоже, зверьё! Детей жгли живьём, чисто демоны. Ну, я понимаю, со взрослыми почему-то не ужились, но детей-то за что?!

Ведь ясно же сказано в Откровении: «Ребёнок малый, что хрупкий цветок. Красота мира и мир красоты в нём! Ради красоты этой нет такой муки, на которую родители дитяти своего не согласились бы, лишь бы лелеял их чада Вседержитель. Истину говорю вам: хрупкость цветов — радость Садовника, ибо не может сравниться песчаная дикая колючка с прекрасной ухоженной розой!»

Убийце ребёнка прощения у Господа-Аллаха нет и не будет, покуда светит солнце и сияют звёзды. Ни крестоносцы, ни лунатики, ни буддисты, ни правоверные такого греха не прощают — нет! Может, только в этом они и сходятся во мнении.

Ясно, что ни христиане, ни мусульмане покорно под нож не идут. Тут-то и разгораются самые сражения! Дед рассказывал, что однажды видел, как целый квартал в большом городе неделю от нападающих отбивался. Менты рядом стоят, молчат. Армейские — те вообще не появились. Так и стояла осада неделю, пока само собой всё на убыль не пошло. И что интересно, говорил дед, жить всё равно рядом приходится! Вот и живут. Днём ещё туда-сюда, а вот ночью лучше к чужим не соваться, если только ты не их единоверец.

А по Егору, так всё это говна не стоит. Господь-Аллах, этот великий Садовник одинаково детей своих любит, как праведных, так и заблудших. Одни в крест верят, другие в полумесяц — за всем этим Вседержитель стоит, — глядит на нас, глупых, улыбается. И думает, наверное, «когда же вы, наконец, малышня, угомонитесь»?

Ага… вот и мастерская. Ух, ты, сколько тут инструментов всяких! Это всё отца вашего? Вот здорово! Егору самому всегда работать по металлу нравилось. Это уж у него от предков — мастеров тульских. Был такой знатный город Тула. Его сама Москва боялась, потому что именно в Туле калаш и изобрели. И изготавливали его для всей России. А то и для других стран, на продажу. Дед говорил с гордостью, мол, Егоровы предки тоже свои руки к разработке металлокерамического ствола для калаша приложили. До этого стволы из стали делали — вот убожество! Впрочем, чего это он разумничался против Старых Людей? Тогда же ещё нанотеха не было! А ствол и сейчас можно из стали делать, да только не способен он будет сам восстанавливаться, менять его придётся рано или поздно. Ну, и тяжёлым будет…

Ромка-джи тоже себя в своей стихии чувствует, прилип к микрометру, аж не дышит. Над головой у него отсвечивает древневерская икона святого Симеона-праведника. Его же и правоверные, кстати, почитают за мудрость и рассудительность. Да только Ромка джи на иконы не смотрит, а только на развешенный по стенам диковинный инструмент.

А уж станки Ромку-джи и вовсе заворожили, засмотрелся с открытым ртом… и не замечает, между прочим, что один из старших уже по калашу шарит руками…

— Эй, малец! Ну-ка руки убери!

Прохладно здесь, хорошо. Вытяжка имеется, всё, как и положено в нормальной мастерской. Ого! И печь с наковальней! Почти, как у деда Николая! А на стене несколько сабель повешено… или это мечи хунхузовские? Трудно разобраться… кто же сейчас с такими ходит?

Егор приглядывал за мелкими детишками, хотя они и сами ничего из инструментов не брали — приучены Симеоном, приучены! — и неожиданно для себя представил, какие у них с Маринкой были бы дети. Хорошо бы в Маринку пошли, очень уж она красивая! И ей бы тоже эти мелкие белобрысики понравились! Она вообще любит с малышнёй возиться. Наверное, её дети тоже красивыми будут при любом раскладе! Невозможно, чтобы такая красота просто так пропадала!

Пришедшие Симеон, Савва и Зия прервали приятные думы. Симеон, похоже, впал в благодушие. Видимо, неплохо всё-таки заплатили ему московские учёные. Улыбается, разговаривает свободно — просто не узнать мужика!

Симеон порылся в шкафу и достал связку ключей.

— Старые Люди, они же не дураки были, — по ходу рассудительно говорил он. — Ну, представьте себе, что вам надо что-то надолго запрятать? В перспективе — не на один век. Да за это время всё электрическое накроется! А то и просто лишится источников питания. Не атомный же реактор им было ставить? Вот и получается, что надёжнее простых механических замков для этого дела просто нет!

Ромка-джи невольно вздохнул, и Егор понял, почему. В этом он с Ромкой-джи одинаково думает. Мол, ну, это как-то даже и неинтересно… не таинственно! Егор, вместе с Ромкой-джи, представляли себе нечто другое! Долгий спуск в лифте, подземный лабиринт с ловушками и роботами на каждом шагу! Как в фильм-файлах о ниндзя Господа-Аллаха! И уже у самой Сокровищницы должна выйти прекрасная дева-клон, Старыми Людьми навек оставленная охранять тайные знания. Последнее искушение воина. И должны они драться среди ослепительных факелов, и должен ниндзя преодолеть в себе внезапно вспыхнувшую любовь, но выполнить свой долг, Устав свой неуклонно исполнить, ради которого его тайная секта воспитывала в горах долгие годы!

И тогда распахнутся перед ним огромные двери, вспыхнут яркие лампы, и войдёт окровавленный герой под своды необъятной пещеры… и тысячи боевых роботов в едином порыве вытянутся перед ним: «Приказывай, господин!»

В мастерской было несколько проёмов дверей. Симеон зазвенел ключами, потоптался на месте, шуганул всех детей наверх, приказав старшему из них приглядывать за монитором охраны, — «и чтобы не отвлекался, понял?!» — и вздохнул:

— Эх, если бы не оплата ваша щедрая, не показывал бы. Оно, хоть и глупость, но как-то привыкли мы всем кланом своим, что владеем тайной уже не первое столетие.

— Не первое столетие? — поразился Ромка-джи. — Так вы что, так и жили здесь все эти годы?

— Так и жили, — просто ответил Симеон. — Наверху то, что от дома моих предков осталось. Ну, в смысле фундамент и подвалы. Ещё до Джихада строили, своими руками. И не просто так строили, а как раз над ходом до библиотеки, смекаете? Это, считай, полтораста лет назад, если только не ошибаюсь.

— Ого! — уважительно сказал Ромка-джи.

— Как я понимаю, это часть метро? — спросил Савва.

— Да, конечно. Как вы понимаете, уже тогда всё на сопле висело — вот-вот война. Ну, и убрали из всех чертежей и планов это помещение. И все дела. Видимо, кто-то из предков доступ имел ко всем планам и чертежам. Комбинатовские тогда, как жуки на сковородке метались, не знали, куда архивы свои пристроить. Ну, и заплатили моему предку, мол, храни! А смутные времена кончатся, заберём библиотеку, да ещё и щедро заплатим. Очень уж им не хотелось производство атом-зарядов сворачивать! В первые годы, дед говорил, предки мои только и ждали, что вот-вот, мол, в дверь постучат, библиотеку заберут. Да так и не довелось. Но, за что поручились, мы почти в целости сохранили.

— Имам-доктор Илья Желтковский писал, что все архивы были уничтожены вместе с Комбинатом, — задумчиво сказал Зия, бегло пробегая файл, только что вытянутый им из Сети. — Вот, пожалуйста! А он мужик добросовестный был и по истории Комбината признанный спец.

— А вот сейчас увидите, кто из нас прав — я или ваш покойный имам! — сердито сказал Симеон и перекрестился. — Нет у меня перед вами секретов. Пошли, что ли? А то так и простоим здесь до ночи! Фонарики приготовили? Автономного освещения там нет.

Сам он прихватил каску с фонариком и дополнительно большой фонарь. Ромка-джи каску нахлобучил, ночное зрение включил. Савва с Зией вживлённое ночное зрение имеют, одни только Симеон с Егором в потёмках шарахаться будут! Но из солидарности, видимо, у каждого по фонарику — не заплутаем.

Симеон вошёл в один из проходов. Все потянулись за ним. Егор шёл последним, взяв калаш в дозорное положение. Кто знает, к каким демонам может завести их крестоносец Симеон? Вдруг в душе у него чёрное коварство затаилось? Хоть и получил он оплату от учёных, но, может, хочет разом двух стервятников убить — и с ними, настырными, покончить, и деньги получить?

Егор представил себе, как гниют во мраке неведомого тоннеля их трупы. Как пробегает крыса по равнодушному и раздутому лицу Ромки-джи… а над трупом нависает блестящий корпус несокрушимого боевого робота…

Бр-р-р… какие дурацкие мысли тревожат! Небось, вон, Ромка-джи скачет вперёд без задних мыслей, — с нетерпением скачет, рвётся посмотреть на подземелья Старых Людей, на мудрость их несказанную, непревзойдённую. И блазнится ему сокровище древнее. То ли самолёт готовый, то ли склад яиц многоцелевых Установок. А если там и нет ничего этакого, то Ромка-джи не расстроится. Само приключение его взбодрит, это уж точно! В Городе-то, считай, подземелий больших не так уж и много, а здесь, если по карте смотреть, одно метро на многие километры тянется! Так что, всю жизнь потом можно хвастать, что под землёй ходил, чуть ли не в саму преисподнюю спускался!

А идти-то, как оказалось, недалеко пришлось. Коридор расширился, превратившись в прохладную тёмную комнату. Симеон пошарил по стене и коснулся выключателя. Потолок засветился тусклым, в пятнах, маревом. Выдохся потолок, ещё хуже, чем у них, в зале Совета, бывшей школе, светит. Некоторые участки совсем уже не горят, даже намёка нет…

Симеон с натугой откинул от стены несколько листов пластика.

— Как склад я эту комнатку использую, — слегка запыхавшись, сказал он. — Вы уж тут поосторожнее. Эй, малый, ты мне стекло не грохни! Сзади тебя оно стоит… эй-эй-эй, осторожнее!

Егор, естественно, обернулся посмотреть, чего это Симеон так всполошился… и стволом калаша стукнул в пыльную зеленоватую поверхность листового стекла, стоймя поставленного у стены. Шайтан, вот дурость какая! Чуть не разбил! Извиняюсь! А и тесно тут у него… неужели пошире нельзя было эту нору вырыть, раз уж Старые Люди за это взялись?

— Это бывшая шлюзовая, — сказал Симеон, как бы отвечая на мысли Егора. — Дверь сюда была хорошая. На моей памяти, а я ещё пацаном был, дед эту дверь снял, вместе с косяком и запорами. На продажу ушла — и заплатили неплохо. Нержавейка! А грузовые ворота Старые Люди сразу заделали, только шлюз оставили.

Он раздражённо отодвинул в сторону последний лист:

— Ну, вот вам и потайной вход в библиотеку! Любуйтесь на долбанную святыню нашего рода… Господи, прости меня, грешного! — и опять перекрестился.

Егор почувствовал благоговение. Надо же, сколько лет люди эту тайну хранили! А вот теперь пришли они и пройдут сквозь таинственный вход, и откроют тайны Старых Людей.

В проходе раздался топот. Средний, Антон, с разбегу влетел в шлюзовую, чуть не разбив себе лоб о калаш Егора.

— А Тонька ругается, мне в корыте поиграть не даёт! — плаксиво заныл он, дико картавя.

— Брысь! — страшным голосом заорал Симеон. — Сам разбирайся! И чтобы там за монитором следили! Потом наиграешься!

Плаксивого Антона, как сдуло.

— Только сунь мне сюда нос ещё раз! — крикнул Симеон ему вдогонку. — Отлуплю, как последнего верблюда ледащего!

Топот убыстрился и вскоре затих вдалеке.

За листами пыльного пластика скрывалась овальная стальная дверь. Симеон перебрал связку ключей и выбрал один из них — тяжёлый, узорный ключ.

— Замок я недавно смазывал, — сказал он, не глядя ни на кого. — Ну, пошли, благословясь! Под ноги смотрите, не споткнитесь.

Он открыл дверь и первым пошёл вперёд.

Идти широким коридором было далеко и всё под уклон. На полу в свете фонариков блестели кое-где рельсы узкоколейки. Для тележек, пояснил Симеон. Несколько поколений его клана, от которого осталось теперь всего ничего народу, — сам Симеон, семья сестры его и детишки, — потихоньку разбирали рельсы, снимали со стен распределительные щитки, вырубали кабели и тросы. Симеонов дед говорил, что изначально этот тоннель был чисто техническим и предназначался для каких-то дел в метро. «Но дед упоминал, что как помещение построили, так изначально электричества и не было», — пояснил Симеон. Так что меди и качественного железа Симеоновому клану многие года хватало, да и сейчас ещё солидный запас есть.

Егор подумал, что тайна библиотеки была довольно выгодна Симеону и его предкам, работавшим по слесарному делу. Ишь ты, даже дверь сковырнули! А теперь, когда московские гости заберут из библиотеки все файлы, Симеон со спокойной совестью может использовать освободившийся тоннель подо что угодно. Хоть верблюжатину здесь храни, потому что воздух свеж и довольно прохладен.

Легендарных крыс метро и подземелий, о которых с детства столько страшных сказок рассказывают, не было видно. Разочарованный Ромка-джи заикнулся, было, об этом, но Симеон ответил, что крысы здесь не попадаются. Во-первых, им тут поживиться нечем, а во-вторых, крысы живут в тех ходах, что через вентиляцию с жилым метро связаны. Вот там-то их кошка и гоняет. Ну, а в-третьих, Старые Люди именно этот тоннель и само помещение библиотеки законопатили — будьте любезны! Здесь даже вентиляция тройными решётками перекрыта. Видимо, основательно подготовились перед тем, как библиотеку сюда привозить.

— Этим тоннелем можно ещё долго вглубь тащиться, — сказал Симеон, — и тогда в стену упрётесь. За стеной — большое метро. Комбинатовские заложили это место кирпичом, вот и получилась такая слепая кишка с единственным выходом в моём доме. У меня там ещё пара дыр есть, но они в систему аварийного водоотвода пробиты. Это уже другие ходы. Не знаю, кому они понадобились, но раз уж есть, то пусть будут. От детей только закрываю. Там ребёнку легко заблудиться. Да и взрослый там ошалеет — темно, страшно! Кто там про крыс спрашивал? Вот там-то они, бывает, и шастают. Кошке все уши погрызли. Так, а теперь, направо…

Направо от тоннеля отходил короткий широкий коридор, упирающийся в бетонную стену. В стене таинственно чернела дверь, почти такая же, что и предыдущая, шлюзовая, только шире и чуть повыше, и с двумя штурвалами.

— Ну, вот и приехали! — сказал Симеон.

У двери стоял приземистый боевой робот в настороженной стойке. Корпус его пестрел многочисленными вмятинами и чёрными отметинами термических зарядов. Егор мысленно ахнул и поднял калаш. Робот не шевельнулся. Ну и страшила, просто шайтан-убийца!

— Не обращайте внимания на эту железяку! — сказал Симеон и, подойдя к роботу, гулко похлопал его по корпусу. — Пустой внутри. Ни одного блока управления не осталось. Да и мышцы почти все демонтированы. Кто-то из моих предков постарался, распотрошил, что ли? А, скорее всего, сразу битого поставили. Просто так, для устрашения. Вон, гляньте, он в дырках и вмятинах весь, как будто черти на нём горох молотили.

И начал возиться с ключами. Замков в двери было несколько. Полязгав железом, Симеон несколько раз с натугой повернул оба штурвала — один по часовой стрелке, другой — против. Ромка-джи с благоговением осматривал робота.

— Ничего себе, да Егор? Представляешь, против такой штуки воевать?

— Да уж, — пробормотал Егор. — Какое тут «воевать». Такая пакость тебя сходу сомнёт и не заметит… как мышонка раздавит!

— Неудачная была, кстати, модель, — заметил Савва. — Слишком неповоротлив.

— Древность! — сказал Зия. — Просто сходу в музей! Ты, Егор, смог бы его завалить, если бы он тебе в бою попался. Но выглядит — да! — устрашительно.

Симеон, кряхтя, потянул дверь на себя. Подоспевший Савва помог ему и наконец-то вход в тайную библиотеку комбинатовских был открыт! В лицо пахнуло слежавшейся пылью.

Повозившись в потёмках, Симеон поставил свой фонарь на стальной сейф, зияющий открытой дверцей. Луч выхватывал из темноты ряды стеллажей. Пустых стеллажей! Их было много, не видать, где заканчивались.

— Это как понимать? — сурово спросил Зия. — Мыши поели весь архив?

— Да это здесь только, у входа! — с досадой ответил Симеон. — Дайте передохнуть немного. Я сегодня ночь не спал, а вчера по ярмарке прошёлся, с нужными людьми по своим делам переговорил. Я сейчас, как пьяный богомол — муху не словлю, устал.

Егор взял фонарь и осторожно прошёл вперёд между стеллажами. Посветив в потолок, он увидел характерные решётчатые панели климат-контроля, который не работал, наверное, в этом зале со стародавних времён. Воздух был сухой, пахло пылью, но в принципе, довольно свежий воздух! Даже сквознячок чувствуется. Это хорошо, а то в таких местах чаще всего атмосфера спёртая, как в могиле.

— Раз уж ты сам вперёд сунулся, иди! А мы за тобой, — сказал Симеон. — Не обязательно всем по одному проходу толпиться, можно и рядом идти, преград там нет. Как до стены дойдёшь, поворачивай направо, понял?

Так Егор и поступил. Шёл осторожно, под ноги поглядывал. Но пластиковый, чёрными и зелёными квадратиками, пыльный пол был чист. Не споткнёшься. Видимо, порядок какой-никакой в помещении всё-таки поддерживали. Ага, вот и стена впереди. И что это там у нас, на стене?

На стене почти от пола и до высокого потолка в лучах фонариков блестела рельефная карта России. Господь-аллах! От Старых Людей ещё карта! Очертания берегов другие… и Москва ещё на прежнем месте. Экая роскошь, нам бы в Храм такую!

— Кажется, я понял, что к чему, — вдруг сказал Савва. — Такие помещения для командных пунктов и большого начальства готовили. Целые кварталы выстраивали. А эту нору только-только обустраивать начали под архив-библиотеку, как война началась и комбинатовские это помещение затаили. Архивы обычно чуть подальше от жилых комнат делали. Наверняка неподалёку, в метро, целый комплекс, типа бомбоубежища, да?

— Совершенно верно! — отозвался Симеон. — Так оно, по рассказам деда, и было. Ну, теперь направо пошли. Я, кстати, раза два порывался карту эту демонтировать и на продажу пустить, но она очень уж добросовестно сделана. Её только вместе со стеной и выпиливать. Тут, кстати, сейчас две комнатки будут. Это уж точно для отдыха. А рядом — сортир и душевая. Пусто, конечно в этих комнатах. — Он помолчал, шагая вдоль стены. — Ну, ликуйте! Вот она, библиотека начинается, можете распатронивать её вдоль и поперёк!

На стеллажах стали попадаться пластиковые пухлые папки. Зия тотчас вытянул парочку, ориентируясь по надписям на корешках.

— Так… посмотрим… ага! А здесь? — он пошёл вдоль стеллажей. — Понятно! Здесь административный отдел собран за долгие годы. По правую сторону архив отдела кадров, а по левую — канцелярского. Интересно, зачем они всё это сюда тащили?

Савва уже осматривал следующие ряды. Егор с Ромкой-джи тоже сунули любопытные носы. Начало, конечно, разочаровывало. Егору попались ряды с одинаковыми папками с лаконичными названиями: «Профком х/к «Маяк», 1983–1987 гг.», ну и так далее, по годам. Ромка-джи с любопытством рассматривал папки с надписями «Партком х/к «Маяк». Протоколы собраний» и тоже года на них стоят древние…

А самое печальное, что бумага еле дышит. Ломается в руках, рассыпается. В некоторых папках кроме трухи уже и нет ничего. Мелькают какие-то слова, фамилии… теперь уж и не поймёшь, какую ценность для Старых Людей всё это имело. Даром, что почти на всех папках написано вверху «Абсолютно секретно!» или «Государственная тайна!», или «Для лиц не ниже 2-го уровня доступа».

— Пока ничего научного нет, — сказал Ромка-джи. — Одна бумага! Егор, пошли дальше! На вот, возьми мой фонарик дополнительно, я и так всё вижу.

— Точно, пошли, — сказал Зия. — Эй, Савва, где ты там?

— Иду-иду. Я тут набрёл на приказы администрации за… э-э-э… шестьдесят лет, но что-то сейчас нет желания рыться. Это серьёзным историкам бы…

Они брали в руки папки со всей историей Комбината, начиная со времён не иначе, как человека-Ленина. Во всяком случае, на некоторых папках стояли надписи «Архив 1948 г.» Более ранних времён не попадалось. Часть папок была упакована в герметичные полиэтиленовые пакеты. Это были совсем уже смешные папки, бумажные! Их и открывать-то страшно, сразу, поди, развалятся. Да и, судя по надписям, ничего нужного в них нет.

Потом пошли чертежи в огромных папках, сложенных одна на другую. Нижние слои, наверное, спрессовались уже. Господь-Аллах! Да тут надо годами всё это разгребать! Если, конечно, знать, что именно ищешь. От бумажной трухи Ромка-джи начал чихать и натянул маску. Егор подумал и сделал тоже самое. От этой разворошенной пыли будешь потом чёрным сморкаться дня три, не меньше.

Они шли вдоль стеллажей и читали-читали, иногда вынимая какую-нибудь очередную дряхлую папку и пытаясь найти что-либо понятное. Последние стеллажи были уставлены коробками со странными круглыми и плоскими дисками, блестящими и переливающимися в лучах фонарика с одной стороны и тусклыми с другой. Зия поначалу оживился, сказав, что это древние носители файлов.

— А как их прочитать? — грустно сказал Ромка-джи, крутя в руках диск.

— Ну, положим, они все подписаны! И если уж на то пошло, то Савва, наш предусмотрительный, замечательный Савва, может сканировать любой древний диск. Но пока, как я вижу, здесь идёт всё то же самое, только за другие года. Скажите, Симеон, а компьютера здесь нигде нет?

— В том-то и дело, что нет, — отозвался Симеон. — Может, изначально и был, но утащили. Спёрли.

— Понятно, — коротко сказал Зия.

Так и искали, сами не зная что, перекусывая на ходу, чтобы не задерживаться, и через четыре часа выдохлись.

— В целом всё понятно, — сказал помрачневший Савва. — Можно было это предугадать, уважаемый учёный Зия. Понятно, почему комбинатовские за долгие годы не рвались отыскивать этот архив. Он представляет интерес для специалистов, специализирующихся на истории. Древние работники Комбината хотели сохранить свою летопись… подробную и детальную. Здесь можно отследить жизнь этого гигантского хозяйства день за днём, за долгие-долгие годы. Всё-таки, в Озёрске тогда тысяч сто, сто пятьдесят проживало. В том углу, например, архивы на работников и часть ментовских архивов. Ребята просто не хотели кануть в вечность…

— А может, у них были какие-то свои соображения, — сказал, чихая под маской, Ромка-джи.

Егор мысленно согласился с ним. Кто их знает, этих Старых Людей? Но, наверное, им всё-таки было просто жаль бросать всё это. Всё-таки столько десятилетий трудились. Небось, каждая строчка в этих документах их кровью и потом написаны! А вот прошли годы, и стоим мы среди трухи, и не нужно нам сейчас от них ничего, даже из того, что хорошо сохранилось. Так, наверняка, и с нами случится, когда и праха от нас на земле этой грешной не останется…

Аминь.

— Я же говорил вам… — грустно пробормотал Симеон.

— Да ладно, — ответил Савва. — Нечто подобное я и предполагал. Нет, ну неприятно, конечно. Три года мы эту разведку пробивали, согласовывали, утрясали. Готовились. Обидно немного, но без этого в науке никак.

— Без какого «этого»? — спросил Егор.

— Без поражений, Егор, без поражений! Невозможно в науке только по прямой идти. Пока идёшь к цели — все глухие тупики по бокам обшаришь.

— Вроде этого тупика, — сдавленным голосом сказал Ромка-джи и чихнул.

— Я для себя давно решил, если мы здесь, на Урале, крах потерпим и живыми останемся — вернусь к сервоприводам, — заявил Зия. — Тихая и почётная работа. Растишь мышцы, тянешь жилы, ветвишь нервную систему — и все тебя уважают, и не надо по развалинам шастать, пылью дышать. Состряпаешь, бывало, новую руку для робота, премию получаешь, жена довольна, дети пляшут.

— Пойдём наверх, — сказал Савва. — Оставим всё, как есть и пошли. Может, когда-нибудь историки здесь пороются, найдут для себя что-то путное…

Когда они, не торопясь, шли обратно, Симеон, повеселевший оттого, что никто из учёных не собирался отнимать у него вознаграждение, рассказывал о том, что ещё было когда-то в хранилище.

— Несколько бюстов было, дед говорил. Не то человека-Ленина, не то ещё какой важной шишки. Ну, этих идолов даже дед не видел, извели куда-то. И знамёна были…

— Знамёна? — удивился Егор. Ему представилось, как с развёрнутым знаменем учёные тащат атом-заряд к ракете.

— Точно, знамёна. Дед говорит, что это какие-то почётные знамёна были. Из богатой ткани. Мол, его отец, прадед мой, когда Джихад бушевал, мальцом курточку носил, которую ему мать из такого знамени сшила. Разруха, каждая тряпочка в хозяйстве нужна была.

— Тогда ещё не было нано-ткани… — полуутвердительно сказал Ромка-джи, хлюпая носом.

Вот, ведь надышался парень, аж из носа потекло! Отродясь не помню, чтобы Ромка-джи так на пыль реагировал. Не хватало ещё, чтобы заболел…

— Не было, не было. Сейчас-то тоже она не везде применяется, смекаешь? Детское, например…. Растут же, как на дрожжах!

— Мне интересно, — сказал Зия, — а как вы уцелели, друг Симеон? В смысле, клан ваш? Я так понимаю, что во времена Джихада ваши предки здесь и жили?

Симеон покряхтел, откашлялся.

— Ну, как бы это вам сказать, чтобы не обидеть…

— А прямо так и скажите. Ртом, — улыбнулся Зия.

— В общем, в христианскую веру у нас дед обратился. В старости уже. До этого с самого начала Джихада клан наш Веру-Истину поддерживал. Я так понимаю, что если бы в Челябе, к примеру, в те годы мусульмане преобладали и править начали, то все Данченко в ислам бы перешли. Ну, понимаете, чтобы дом не потерять… да и просто выжить всем хотелось. Род у нас плодовитый. У самого, вон, пятеро по лавкам прыгают. Куда уж с ними в заварушки соваться? Кто их без меня прокормит? У сестры своих трое.

— Да уж, услугу вам дед оказал, — пробормотал Егор и подумал про себя, что такие вещи, откровенно говоря, вероотступничеством называются. Вот бы староста здесь взвился до потолка! Впрочем, Эмир-Казань к иноверцам спокойно относился. Как там у него? «Не шерсть кошку кошкой делает. Веру-Истину многие иноверцы соблюдают, сами того не понимая. Но кто совсем ни во что не верит — проклят навеки!»

— А детей я в Вере-Истине воспитываю, — уныло сказал Симеон.

Вот тебе и сюрприз! Надо же, какие выверты история клана устраивает!

Наверху всё было спокойно. У грузовичка никто не топтался, в фургон залезть не пытался. Жил Симеон хоть и близко к Управе, но в таких дремучих зарослях ген-саксаула, что ходили к нему только те, кому он совсем уж позарез нужен был. Обособленно жил человек. А Егор-то по простоте душевной думал, что в больших городах все скученно живут. Не тут-то было! Видно, в каждом городе, велик он или мал, всегда найдётся тот, кто лишней суеты не любит, вроде нашего муллы-батюшки Николая.

Все с удовольствием умылись. Ромка-джи прочихался, наконец. Егор думал, что у него кровь носом пойдёт, так отчаянно сморкался его друг на обратной дороге. Однако выжил наш Ромка-джи и даже ожил! Видно было, что хоть и рухнули его мечты и чаяния по поводу тайной библиотеки, битком набитой научными файлами, но природное любопытство снова взяло верх и его опять, как магнитом, тянет к чудесной мастерской Симеона.

Решили передохнуть немного. Савва с Зией уселись полученную информацию разбирать, по файлом раскладывать. В порядке, известном им одним. Видимо что-то они всё-таки вынесли для себя из этой небольшой экспедиции.

Симеон детей покормил, попутно накопившиеся жалобы и ябеды выслушав. Отвесил необходимое количество подзатыльников; пригрозил Димке, что на ночь его в вентиляции запрёт, крысам на съеденье, и кошке запретит ему помогать. В общем, управлялся быстро и споро… пусть и не всегда справедливо. Любо-дорого на него было смотреть! Другой бы навек раскис с этакой оравой, а Симеону — хоть бы что! Наверное, когда у Егора будут дети, он будет точно так же главным хозяином в семье появляться. И смотреть на него ребятня будет с таким же обожанием, да!

«Тьфу-тьфу-тьфу шайтану облезлому на хвост, чтобы не сглазил!» — как поговаривает старый Ким.

Решили здесь и заночевать. Сообщили каравану, что задерживаются, спросили у Трофима и дядько Саши новости. Вроде, всё в порядке. Лильке Ромка-джи отдельно позвонил. Ушёл куда-то за кусты ген-саксаула и битый час там со своей подружкой перешёптывался. Ну, Егор, конечно, с Маринкой поговорил. Сказал ей, что подарки ей везёт, а какие — не сказал. Они немного пошептались по этому поводу, а потом Маринка, вдруг, по-взрослому, тихо сказала:

— Да Господь-Аллах с этими подарками, сам, главное, живой вернись!

У Егора даже в глазах защипало, так печально Маринка говорит!

— Вернусь, обязательно вернусь!

* * *

Спал Егор, как убитый, без сновидений. Лишь под утро пригрезились ему трое карачи, уныло рывшихся в разваливающейся в пыль и труху библиотеке. Егор во сне зачихал, зачихал, а потом взял Маринку за руку и они с ней пошли красные плоды ген-саксаула собирать. И Мама-Галя с ними. А Маринка в коротеньком платье и сапожках — красивая нестерпимо! «Ты же в колючках оцарапаешься вся!» — говорит ей озабоченный Егор. «Нет, — отвечает Маринка, — Ты меня на руки возьми… и полетим мы высоко-высоко!»

А поутру ребятня разбудила его визгами восторга и отвращения одновременно. Кошка ночью на охоту к крысиным норам ходила и приволокла полудохлую крысу котятам на забаву. Пусть, мол, учатся воинами быть. Котята крысу нюхали и кусать пытались. Крыса от всего этого сразу и померла, уж очень её кошка помяла. А потом один котёнок на Егора забрался. Да ловко так! Прямо по ноге — вжик! — и уже на плече сидит, собирается прямо на голову взгромоздиться! Забавное животное и урчит смешно. Надо, наверное, попробовать у куяшских пару котят взять. Вдруг, всё-таки, у Храма приживутся? Там ген-саксаул посуше и пореже растёт, и живность имеется. Колонка неподалёку, всегда попить можно. Опять же, есть где в самую жару прятаться, хоть бы и в том же ген-саксауле. Пусть живут, душу радуют. Очень уж забавно за кошками наблюдать!

Собирались недолго. Симеон попросил разрешения часть пути на грузовичке прокатиться, на ярмарку собрался. Детишек домой загнал, дверь закрыл.

— Сестра должна зайти через часок. Уж не буду её дожидаться, сама откроет, посидит с ними. Она же ещё своих троих приведёт — тут вообще Вавилон начнётся.

Егор с Ромкой-джи снова наверх полезли. Челяба — город большой. Тут, почти, как на ярмарке, сколько ни смотри по сторонам, обязательно что-нибудь новенькое увидишь!

Зия в кабине джостик-штурвал держит. Симеон с Саввой в фургоне сидят, о делах толкуют. Симеон говорит, что раз опасных тайн учёные в библиотеке не нашли, так, может, тоннель под жилое помещение пустить? Сестра с детьми и мужем переберётся, ещё кое-то из родственников. Жить, так уж целым кланом. А ключи от библиотеки всё равно он у себя держать будет, чтобы соблазна не было туда, кому ни попадя, шастать.

Савва ответил, что идея здравая и про дальнюю стену спросил. Мол, если в ней проход пробить, так и вовсе выход на жилой уровень будет. Симеон возражает, что при таком раскладе придётся с Управой всё это согласовывать, да утрясать. И получится у них в итоге не скрытный дом, а проходной двор. Ну и дальше толкуют, чего ребята уже не разобрали, — они на крыше устраивались, возились с шуточками. И — поехали!

В Челябе когда-то три озера больших было. На всех трёх из них, — на том, что осталось, конечно, — нынче по несколько Установок стоит. Тоже ил перерабатывают. Так что, по большому счёту, Челяба из трёх частей состоит. И основная связь между ними — жилые и транспортные тоннели метро и канатная дорога в центре. Симеон говорит, что по метро вагончики ходят. Не такие, как у Старых людей, а открытые и не шибко громоздкие. Правда, особой нужды жителям туда-сюда разъезжать нет. Разве только на завод металлургический, но тамошние работники, как правило, рядом с ним и живут, а то добираться всё-таки далековато.

У металлургов клан знатный. Металлокерамика — штука сложная, аккуратности требует в каждом рабочем режиме! А уж знаний всяких — просто уйму! Ну, и торгуют металлурги с размахом. Считай, от Сургута до Ивделя. Хунхузы дикие и те привыкли с кланом уважительно держаться. Егор вспомнил, как дед говорил, что, собственно, весь город на металлургическом заводе и держится. Вся экономика на него завязана, вся политика. Кем бы был мэр-бай Челябы без металлургов? Так, вроде нашего старосты Володи. А с ними он — величина!

Раньше традиция такая была, особенно во времена Святого Джихада — начальника завода, главу клана, мэр-баем и назначают. Чтобы уж вся власть в одних руках. Тогда, кстати, менты и превратились в челябинскую армию — и тебе менты, и солдаты. Но теперь времена мирные и мэр-бай не из заводских, а из ментов. Староват, правда. Но сын у него, вроде, неплох. Глядишь, народ его мэр-баем и назначит. Менты себя тихо ведут, в чужие дела не лезут, поэтому челябинцы вполне готов мэр-байский клан и дальше у рычагов власти оставить.

Это всё Ромка-джи на Егора информацию вываливает. И когда он только успел её набраться в таком количестве? Ах, да! Он же себе в комп чего только не накачал и теперь его распирает желание поделиться научными знаниями с другом, с учёными и со всем миром! Просто тошнит его знаниями, вот что! Прямо на окружающих. Не исключено, что по ларингам он Лильке тоже кучу разных научных и политических сведений выкладывал. Ох, Лилька, наверное, уши развесила и сияет от гордости за своего умного Ромку-джи, хе-хе-хе!

Ну, вот и с Симеоном распрощались.

Он хоть и еретик бородатый, но хороший мужик! Жил бы он у нас в Городе — все бы с уважением относились. Егор не утерпел и, отведя в сторону Симеона, путано высказал эти мысли. А чего такого? Живи, радуйся! У нас молодняк подрастает, будет твоей детворе на ком жениться, да за кого дочек замуж выдать. А мастерская твоя для Города просто вторым Храмом будет! На руках тебя мужики носить станут — работай только! И веру свою блюди спокойно, чего уж теперь с тобой делать! Нам лишь бы человек хороший…

К концу своей сбивчивой речи Егор окончательно смутился… вот, надо же, нашло на него за родной Город озаботиться, как песчаной дюной накатило ни с того, ни с сего! Но Симеон, как ни странно, выслушал Егора внимательно. Договорились так, что, мол, закончится поход, они обязательно свяжутся друг с другом. Кто знает, может, на будущий год и соберёт Симеон всю свою ораву в кучу и действительно переедет в Город жить! Там, всё-таки детям расти спокойнее…

Симеон сам так сказал! Егор обрадовался. Вот и он Городу пользу принёс… во всяком случае, старался. Никому он пока ничего говорить не будет, а если случится так, как Егору мечтается, то староста первый же рад будет хорошего спеца в Городе поселить.

С тем и расстались они с Симеоном. Жаль было прощаться… понравился он Егору.

* * *

А врун всё-таки Ромка-джи! Вовсе не ходят по городу Челябе карачи, как у себя дома! Ни одного Егор не видел, ни одного! Зия сказал, что есть, конечно, куда уж без них. Но только днём они где-то у себя в логове прячутся, а по ночам разгуливают. Похоже, что в метро, в жилых тоннелях, а точнее, где-то рядом, у них гнездовища есть. Симеон об этом упоминал. Надо же! Егор бы эти гнездовища огнём спалил, а челябинские — глянь — терпят такое безобразие!

Впрочем, это он опять погорячился. Даже у Города в таких случаях десять раз подумаешь, прежде чем стрелять начнёшь. Разворошишь гнездо — кто знает, как карачи к этому отнесутся? А ну, как войной пойдут? Их сейчас и подствольник не всякий прошибает, а только бронебойный, кумулятивный. А кумулятивные снаряды — увы! — в Городе не водятся, покупать надо.

Так что, может, здесь в Челябе так же, как и в Городе, делают — гонят карачи только тогда, когда они пытаются ребёночка украсть…

Впрочем, не хочется сейчас об этой пакости думать. Наверху хорошо! Солнце ещё не припекает, как безумное, поэтому на крыше лежать — одно удовольствие! Ромка-джи ген-кумыса без меры нахлебался, — вот уже третий раз просит остановиться и в кусты лезет. Ну, что за напасть с этим засранцем! Вчера сопли и чих его терзали-мучили, а сегодня — пожалуйста! Знай, поливает чужой придорожный ген-саксаул своим обильным поливом.

Только-только Ромке-джи попенял, дурь из него выколотил, как, — привет! — самому приспичило, хоть караул кричи. Терпел Егор до последнего, однако пришлось-таки попросить тормознуть. Пока он в ген-саксауловом закутке возился, Ромка-джи по полной программе оттянулся — все Егоровы упрёки припомнил, все его комментарии по этому поводу, все шуточки, да ещё и свои на ходу придумал.

Пришлось терпеть, куда уж теперь деваться! Ничего, мы ещё отомстим… и мстя наша ужасной будет…

А когда Егор обратно на крышу лез, Зия их обоих окликнул:

— Эй, мокрохвостики, дело есть!

— Тоже в кусты приспичило? — спросил, невольно хихикнув, Егор.

— Да нет, друзья мои! Старый Зия имеет мочевой пузырь размером в ведро и стенки у него металлокерамические. Просто нас к себе мэр-бай в гости зовёт, ген-кумыс да глюкозу пить, халву кушать.

Ничего себе! Вот это новость!

Что-то совсем Челяба ими заинтересовалась. Попали, так сказать, в центр внимания. Как-то тревожно даже. И Егор проверил сам и заставил Ромку-джи проверить всё боевое снаряжение. «Глушилки» поудобнее разместил. И под правую руку, и под левую. Подумав, в подствольник снаряд осколочный воткнул. Пока и одного хватит для того, чтобы на душе спокойнее стало. В сапог метательный нож сунул, который ему на прощанье, в самую последнюю минуту, Симеон подарил. Неплохой нож, сбалансированный. Симеон его под заказ делал, да заказчик не явился. Никакой особой отделки у ножа нет. Чисто рабочий нож, как раз для дозорного, воина пустыни.

Но, надо сказать, если у мэр-бая Челябы какие-то козни в голове роятся, то всем нам крышка…

Против целой толпы ментов не повоюешь. Неприятно, конечно, помирать будет на пути домой, но наше дело дозорное такое — сегодня ты с калашом красуешься, а завтра от тебя и помину нет. Отец в последний дозор уходил — красавец! И где он сейчас? Одолели его силы вражеские, а уж на что воин был — Егору до него расти и расти, конечно!

Ой, какие нехорошие мысли одолевают… надо себя в руки взять! Вот что Егору сейчас нужно, так это сосредоточиться. Вдох, выдох…

Интересное это дело — в дозоре в кулак собираться. Голова проясняется, начинаешь все мелочи вокруг замечать, чуть ли не спиной чуять. Мозги, как комп работают — всё в поле зрения охватываешь, укладываешь по нужным полкам, анализируешь, откидывая ненужное. Ни тебе живот, ни мочевой пузырь не мешают — организм, как песчаник перед нападением, струной единою дрожит. В таком состоянии опытный дозорный одновременно все цели видит и калаш в его руках непременно с того врага свой разговор начинает, что наиболее опасен. Не раздумывая. Вот в таких ситуациях ты уже не на СЦН полагаешься, не на систему целенаведения, нет! Некогда там красную точку высматривать. Просто поворачиваешь ствол и стреляешь, чувствуя каждую секунду боя, как длинную-длинную минуту.

Мулла-батюшка Егора именно этому и учил, как уметь заставить себя в это состояние входить, как бы пакостно на душе не было. Иначе в дозоре так и сгинешь.

Ну, шайтан-судьба, челябинским ментам сегодня точно убыль будет, если всё не так пойдёт, как надо!

В таком душевном состоянии Егор и пребывал, когда подошли к Управе. Подошли, огляделись, поставили грузовичок под огромный тент, и ждут, чего дальше будет. Вот здесь-то и вышла неприятная заминка. Егор и Ромка-джи, конечно, вместе с учёными идти намеревались, других мыслей у них даже не возникало. Но сухой и подтянутый военный — глава личной охраны мэр-бая, а не простой мент! — сказал, что на приём к хозяину города приглашены только двое москвичей. А вы, пацаны, пока тут, в сторонке, постойте.

Вот чего-чего, а такого воины пустыни в гордыне своей никак не ожидали!

Егор попытался спорить, но тут уж Савва с Зией ему велели оставаться на месте и не рыпаться. Случись чего, Егор так и так от судьбы не уйдёт, но зачем же заранее нарываться? Мэр-бай, между прочим, у себя дома. Это они у него в гостях, а не наоборот, понял, Егорка? И не грусти, выше нос! Ничего с нами не случится, всё в порядке. Постараемся долго не задерживаться.

— А если у мэр-бая чего вкусного подадут, то мы и вам прихватим. Уж за это можете быть абсолютно спокойны! — сказал Зия и подмигнул начальнику охраны.

Тот губы скривил, как будто ему в ген-кумысе муха попалась, но промолчал.

И ушли. Из пулемётного гнезда двое ментов на Егора насмешливо поглядывают, щитки у шлемов откинули, а третий устав блюдёт — за пулемётом бдит, даже не шевелится. Вот тоска!

Зия на прощание посоветовал им фильм-файл посмотреть. Говорит, тоже по истории. Про то, как ещё до Святого Джихада Старые Люди между собой воевали.

И что, вот, делать? С одной стороны, заняться нечем. Сиди и на ментов любуйся, слушай, как над головой тент колышется, да менты о чём-то меж собой переговариваются: бу-бу-бу. С другой стороны, если усесться фильм-файл смотреть, кто же караулить будет?

— А с третьей стороны, — добавил Ромка-джи в ответ на его рассуждения, — чего здесь накараулишь? В самом логове мы! Случись чего, пулемётом, одной очередью, так и срежут. Или «глушилкой». Так что лучше уж в кузове сидеть, ген-кумыс кушать, фильм-файлы смотреть, да, Егор?

— Нашайтанишь беду, — проворчал Егор. — «Глушилкой», «пулемётом»… тьфу! Ладно, уговорил! Пошли.

Они устроились в фургоне, отстегнув внутренние клапаны тусклых пластиковых окон, чтобы хоть что-то вокруг грузовичка видеть. В ушах пискнул вызов. Голос Зии проговорил, обращаясь сразу к обоим:

— Не волнуйтесь, мэр-бай к нам со всей любовью душой припал, так что всё в порядке.

И отключился. Ромка-джи сразу заявил, что он, дескать, «так и знал» и Егор-перестраховщик зря пускал тут трусливые струйки. Егор незлобно дал ему по шее. Убедили его не столько слова Зии, сколько то, что менты, явно получившие соответствующий приказ, отвели от них ствол пулемёта. Вот теперь точно было видно, что всё более или менее в порядке! Во всяком случае, на данный момент.

— А что? Можно и посмотреть, — сказал Егор и уселся поудобнее, так, чтобы было и в окна всё видно и спина не уставала.

Калаш он положил на колени, стаканчик взял в руки — всё, готов к просмотру! Тем более что файл хороший — про великих воинов Старых Людей! Про то, как сполох-десант зарождался.

Отрывок из фильм-файла «СПЕЦНАЗ: НАЧАЛО»

Алтай, 2079 год

— … тогда пошли, Годзилла, посмотрим? — сказал Горбатый.

И я согласился. А хрена ли — нет? Нас мурыжили уже две недели, бросая туда-сюда… видимо, пытаясь заткнуть нами какие-то дыры. К счастью, ко времени прибытия на указанную в директиве точку, позиции армии, как правило, уже переставали существовать… и фронт тяжело откатывался назад или не менее тяжело продвигался вперёд. Точь-в-точь огромные качели, каждое движение которых оставляло за собой огонь, дым и трупы. Отцы-командиры вытаскивали нас в тыл, твёрдо памятуя о том, что специалистов класса «ниндзя» на свете не так уж и много. Мы могли пригодиться в любой момент… но — увы… а точнее, слава Богу! — наша выучка и навыки спецназа не нужны были отступающей или наступающей приморской армии… а тем летом её положение менялось чуть ли не по два раза на дню.

Рвать мосты под носом у наступающего противника, — по паршивой панической привычке не заминированные бегущими частями, — или, наоборот, не дать разрушить мосты удирающему от нас противнику, — на это есть специально обученные люди. Наше дело — это… это, впрочем, знать было не положено никому, кроме самого узкого круга. Сейчас-то это смешным кажется, а тогда — о-о! — тайна… блин! Скажу только, что связано это было с некоторыми важными шишками, которых надо было убрать физически или, что ещё сложнее, выкрасть из-под носа охраны, которая, между прочим, была обучена не меньше нашего. Так что живыми мы из всего этого выйти не чаяли, но по молодости лет относились ко всему спокойно. Живы сегодня — и хорошо!

Итак, нас вытаскивали из-за линии фронта на вертушках или заставляли тащиться пешим ходом сквозь ночные дыры и проходы, проделанные доблестной армейской разведкой, — предоставляли баню, вежливо интересовались у Гадюки, мол, всё ли у нас есть… и видит Бог, наш зловещий паразит выжимал из начальства всё, до последнего. Включая как-то восемь комплектов пистолетов «Гюрза», — хотя, на кой чёрт нам нужны стволы элитного ОМОНа? — ну, и, естественно, флаконы чистого медицинского спирта. «А чтобы ноги не потели!» — как выразился однажды Гадюка, глядя в глаза толстенькому и говорливому подполковнику.

Офицеришка дрогнул. Если Гадюка начинает свой любимый номер со впериванием взгляда в глаза собеседника, то — пиши пропало. Колется каждый. Да и расколоться нетрудно… сукин сын вытягивает шею, подбирается всем телом и, скалясь, тянется своей гадючьей мордой прямо к вашему лицу…

И судороги. И мастерски наигранный нервный тик: подёргивание, едва заметное, левого века… и, — спонтанные внешне, — бешенные короткие «клевки» острым носом…

И знаменитое:

— Не понял вас?.. Под-пол-ков-ник!

Не-е-ет, мои хорошие, такого кошмара не выносит никто. Единственная мысль в таких случаях — ещё чуть-чуть и… я его пристрелю! От ужаса и омерзения.

Хе-хе-хе… ни у кого рука не поднялась! Дрянь человечишко, — я так думаю… если, конечно, встретить Гадюку на воле, в быту. Но — незаменимый был командир подразделения! Как там у Лермонтова? Слуга царю, отец солдатам.

Вот так-то.

Итак, я согласился пойти посмотреть на труп несчастного хунхуза, торчавший из горелого танка. Горбатому что-то там поблазнилось. Слюна у него закипела на обыск, видите ли… и пока весь состав добросовестно «десятиминутно передыхивал», мы с Горбатым (с молчаливого согласия Гадюки, конечно!) осторожно потащились к танку.

Времечко было спокойное. Вторые сутки мы были, так сказать, не у дел. Гадюка вёл нас кривыми ночными дорожками, огибая скопления хунхузов и отсиживаясь днём, когда всё живое радовалось солнышку и славило Господа. Если, конечно, это самое «живое» было ещё живо.

А тут мы расположились аккурат вблизи местечка, где накануне с воздуха накрыло колонну хунхузов. В суматохе, — как считал Гадюка, — торопиться сюда никто не станет. Похоронная команда вместе с техниками явно прибудет не раньше полудня, так что сегодня вечером можно было вполне спокойно пересидеть пресловутые десять минут, а потом опять начать наматывать километры, пробираясь на юго-восток.

Танк удачно сполз передом со склона, да так и догорел спокойно. Застрял на полпути, завяз в порослях кустарника. Снаружи, со стороны дороги, от него была видна только закопчённая задница, неподалёку от которой застыли два разбитых боевых робота со снятыми второпях системными блоками. Роботы одинаково задрали свои скорострельные пушки в положение «стрельба по воздушной цели».

Горбатый деловито проверил танк на наличие сапёрных ловушек, и по привычке мимоходом заглянул трупу в пасть. Золотые зубы в наши времена — редкость невиданная. Да и то сказать, если человек себе позволил золотишко в рот вставить, по последней моде, то уж от службы-то он наверняка отвертится! А, вот, смотри-ка, обычай так и живёт! Тяжеловато наша братия от традиций отказывается. Всё равно, как в тылу будучи, с ментами драться. А уж этот обычай, по-моему, и вовсе веками освящён! Патрули гонять, ментов мутузить. Поди, ещё во времена графа Суворова Александра Васильевича тогдашние пластуны тем же занимались…

Горбатый с хрустом вскрыл раздутую прожаренную брюшину и запустил руку куда-то под рёбра.

— Опаньки! — негромко сказал он и вытянул руку обратно, — ты глянь-ка, Годзилла, что тут у нас в пузике…

Я неохотно глянул… и меня чуть удар не хватил. Честное слово, просто никак не ожидал! Глушь, тыл, провинция, танчишко заурядный, хунхуз самый что ни на есть хунхузистый — обглодыш по призыву, — одно слово — трупак в ботинках. Однако же… мама родная!

Горбатый, — вот чутьё у мужика, всё-таки! — сполз назад, срочно докладывать командиру Гадюке о находке, а я занял наблюдательную позицию. По всем правилам, мгновенно. Господь всеблагой на бронетранспортёре, да я с учебки так не старался! И всё-то мне мерещилось, что сейчас по нам палить начнут, и примем мы смерть быструю и жестокую. Просто всей кожей чувствовал, как хунхузовский спецназ на нас сквозь прицелы смотрит! А буквально через тридцать секунд мы срочно снялись с места и ушли.

— А ты, Годзилла, идти не хотел, — сказал мне Горбатый. — Вот бы нас ихние волки погрызли, а? Кто знает, может, они вот-вот появятся?

И верно. Спутниковая разведка нам потом картинки скинула — налетело к битой колонне шесть вертушек, пошарили среди трупов, всполошились, как крысы при пожаре, и давай шебуршать по всей округе! Но Бог миловал, ушли мы спокойно, следы скрыли, и когда сообщили что к чему, то командиры наши чуть в галифе от восторга не наложили. Приказ пришёл, бросать даже думать начинать что-либо, кроме, как грамотно и аккуратно возвращаться. Ну, это уже дело техники. Вернулись.

Такой, вот, рассказик вам, салаги… так сказать, воспоминания без героизма.

Батарейка у хунхуза там была. Биобатарейка! Ну, вы, сопляки, уже сами догадались. Не трудно, сейчас-то! Я тогда голову ломал, да и не только я… вот ведь какое дело — хунхузовские ребята ушлые, конечно, но, как и зачем они несколько своих спецназовцев в общеармейской форме с простой колонной послали — одному Господу ведомо! Да ещё и тело погибшего умудрились не забирать долгое время. Для меня, так это и по сию пору загадка. Мы едва-едва ноги унесли, как налетели туда ихние вертушки. Одно скажу, видимо, и у хунхузовских штабных тогда тоже каша в головах была… не хуже, чем у наших.

А то бы и хунхузу не погибнуть так глупо, и нам бы оттуда не уйти. Пока представитель спецназа головой крутил, матерился да «наверх» о пропаже батарейки докладывал, пока армейские хунхузы по старой войсковой привычке хлопали ушами, исподтишка вставляя палки во все благие распоряжения спецназовца, — а где, в какой армии элиту любят? — в общем, пока суть да дело — мы и ушли.

Только тем, наверное, мы и спаслись. Пёрли двое суток, по глухим буеракам петляли. Но погони за нами не было, спасибо Господу за милость Его к нам, грешным! Я даже свечку в церквушке позже поставил, так меня страхом продрало.

А хунхузовский спецназ тогда покруче нашего был, ежели откровенно. Чего сейчас греха таить — ихние батарейки вдвое больше быстродействие держали… а гаджетов в теле напихано было не меньше. Один хунхуз-спецназ против двух из наших вполне мог выйти и навалять по самые уши. Страшная это штука, вживлённые ускорители… это вам не с роботами тогдашними воевать. Хунхуз — он тоже человек… а со спецоснащением — чистый терминатор!

И, заметь, уже тогда они пробовали не только организм подстёгивать, но и углеводородным волокном кости армировать, сухожилия укреплять, кожу прошивать. Не очень, может это тогда и получалось, но, ведь, делали! А мы тогда обо всех этих вещать и мечтать не могли. Увы и ах, обогнали нас хунхузы лет на десять в этих разработках.

Помню, как-то в учебке, на базе спецназовской, вывели нам на плац белобрысого хлюпика босиком и в одних трусах, ну, и велели рыло ему начистить, не жалея. Мы по молодости сдуру-то и поскакали… Так этот заморыш, как в кино, считай, за несколько секунд, нас всех троих уложил, оружие собрал, да ещё и мне по морде ногой двинул, зараза… и даже не вспотел! Трофейная батарейка у него была, понимаешь? Вживили парню хунхузовское чудо и мы для него выглядели, как сонные мухи в замедленном кино.

Тогда вся эта петрушка ещё в новинку была… вот и повесили нам по орденку каждому на грудь. Штабные аналитики, поди, до потолка подпрыгивали от возбуждения, а уж белохалатники принесённую нами батарейку наверняка чуть ли не на атомы разобрали. Нанотехнологии… то, да сё… мол, изучим и скопируем, как водится.

Года через три, когда в Приморье всё уже прахом пошло, в беспорядочную бойню превратилось, слух прошел, что, мол, и наши тоже биобатарейки изготавливать научились. И первым делом спецназовцев ими вот-вот оснастят. Да только, мнится мне, чушь всё это. Пиар и пропаганда. Ни черта мы не получили.

Правда, нас тогда уже на Урал перебросили. Может, приморскому десанту чего и вживляли… не знаю. Нас на Урал перебросили, не до слухов было.

Через три года, сразу после первого перемирия с хунхузами, Гадюка в отставку вышел. Накануне не повезло ему — до обидного случайное ранение получил. Оно же недаром говорится, что пуля — дура! Ей, понимаешь, без разницы — хунхуз или свой, спецназ или пехтура, даос или поп православный…

Отставка-то отставкой, — с кем не бывает, на то и война, — да только крепко обидели тогда Гадюку. Чин не повысили, по деньгам наджабили, да не слабо. Грубо говоря, почти вдвое меньше назначили, чем могли бы. Припомнили, видимо, тыловые крысюки нашему Гадюке, как он на них глядел… да и как он с ними разговаривал! Командование приморское тогда от Гадюки перед армейскими отмазывалось: «Ах, что вы?! Этот человек, если бы не спецназ, был бы просто серийным убийцей-психопатом! Держали только для того, чтобы он садизм свой на пользу Республике развивал. Всё равно его, если не хунхузы, так свои бы вот-вот расстреляли! Он у нас теперь не служит, так что всё в норме, всё хорошо и нечего на нас так смотреть!»

Да только командованию-то что? Оно отбрешется при любых раскладах! А отдуваться уже нашим солдатикам пришлось, да бесчисленному люду безвинному, убиенному в войне.

Поскольку, — слышь, братан? — исчез наш Гадюка… а через некоторое время доходят до нас слухи, что у хунхузов появился командир первого тогда спецподразделения нового типа «Тянь Тай». И зовут этого командира Удав.

И во время второй войны доставил этот Удав нашим войскам неимоверную головную боль…

Вот так-то, парень.

А то ещё одни случай был — получаем мы как-то задание…

(конец отрывка)

Егор с Ромкой-джи поспорили. Это уж как всегда после того, как что-нибудь интересное посмотришь! Ромка-джи упёрся, как заноза, и начал еретические речи о том, что, мол, биооснащение сполох-десанта — практически та же вещь, что и ген-программирование.

— Ген-солдаты — это одно, — отбивался Егор. — А добавка в организм всяких штучек для ускорителей восприятия и усиления тканей — совсем другое!

Но Ромку-джи отродясь мало кто переспорить мог. Он, знай себе, своё гнёт. Мол, изменение природы человека уже было, причём генетическим способом. Было, Егор? В глаза смотри, не моргай! Ага! Ага! Было! Следующим шагом явилось биооснащение. Что, съел?

Егор только и мог отбрехаться тем, что ген-программы ещё до Святого Джихада затевались, и даже во время него остановить их было тяжело, пока Эмир-Казань не установил по России единую Веру-Истину.

— Вот ты, к примеру, ногу сломал и на палку опираешься, да? Это же не изменение организма?

— Нет, но ты же не пихаешь палку в кость, чтобы скрепить её?

Ну, и так далее, до бесконечности. «Тлетворное влияние Челябы», как говорит староста Володя. Нахватался здесь всякого разного — не узнать Ромку-джи. Впрочем, он всегда на науку упорный был, этого у него не отнимешь. В школе самые трудные задачки щёлкал, как песчаник блох. И в интеллектуальных спорах всегда Егора на обе лопатки укладывал, хоть тресни. Обидно, конечно, немного, но Егор уже привык и иногда, в разговорах, наоборот, хвастался тем, какой у него умный и начитанный друг-приятель.

А то, что ересь несёт, так на то и друзья, чтобы попытаться направить заблудшего на путь истинный. А если так и не направится Ромка-джи, то Егор не собирается с ним из-за этого дружбу рвать. Даже мулла-батюшка иногда нехотя признаёт, что Ромке-джи не в Городе бы жить, а где-нибудь в Казани или Москве учиться, очень уж башковит!

В споре Егор не забывал на всякий случай продолжать за обстановкой приглядывать. Слава Господу-Аллаху, всё тихо было. Ромка-джи замолчал. Что-то он там шевелил губами, чесался, вздыхал. Видимо, продолжал мысленно спорить с Егором.

И только Егор успокоился и задумался о своём, как пыхтящий рядом друг громко выпалил:

— А ларинги для связи по Сети? Их же с трёхлетнего возраста вживляют! Забыл?!

Егор аж подскочил от неожиданности.

— Тьфу на тебя! Тьфу! Что ты мне прямо в ухо орёшь, шайтан безмозглый! Иди в кабину и сиди там, раз спокойно не можешь!

Ромка-джи оскорблено заворчал и впрямь ушёл в кабину.

Ждать пришлось долго. Уж и помирились, и поели, и снова поспорили о том, как это под землёй карачи с крысами уживаются? Потом Ромка-джи в компьютер свой новый полез, забормотал что-то. Это он, наверняка, свои соображения записывает. У Саввы этому научился. Говорит, что потом отчёт сделает. Целый фильм-файл. И будет его на память хранить. Тут он вдруг замолчал и Егор понял, что первым зрителем этого фильм-файла будет, конечно же, Лилька. И, наверное, ей и будет посвящена большая часть этого произведения.

Но всё на свете когда-нибудь заканчивается. Пискнул в ушах вызов и Зия сообщил, что они выходят на поверхность. Выходили они не одни — с ними два мента тащили солидных размеров ящик, а один рядом шёл для охраны.

— Заждались? — спросил Савва. — Зия вам тут гостинцев припас. — И полез в кабину, пока Егор с Ромкой-джи помогали ментам ставить ящик в фургон. В фургоне сразу стало тесно.

— Ничего, вечером разберём, — весело сказал Зия, раскрывая свой рюкзак. — Держите гостинцы, мои маленькие друзья!

Гостинцы были съедобными. А точнее — всякими вкусностями, начиная от халвы и заканчивая какой-то симпатичной на вид штукой, которая и выглядела таинственно, и пахла замечательно. Егор с трудом вспомнил название. Спрашивать у учёных не хотелось, чтобы не чувствовать себя «дикарёнком» из пустыни. И уже съев кусочек, вспомнил — мармелад!

К достоинствам гостинцев относилось и то, что они могли храниться долго. Егор и Ромка-джи, не сговариваясь, попробовали всего по чуть-чуть и тщательно запаковали всю эту вкуснятину. Будет чем угостить Маму-Галю, Маринку… и Лильку, конечно! Жаль, будь их воля, они бы целый грузовик всякой всячины навезли бы с мэр-байского стола. Чтобы на весь Город хватило!

— Ну вот, мы и передохнули, — сказал Савва. — Теперь для вас самое интересное начнётся. Роман-джи, не смотри ты на это кусочек так жалобно! Уж съешь ты его и не терзай больше своё сластолюбие!

Ромка-джи вздохнул, покряхтел и всё-таки не съел — упаковал кусочек мармелада. Преодолел соблазн, значит. Не то Лильку вспомнил, не то Маме-Гале припас. Оно, ведь, шайтан так устроил, что пища сама в кармане не растёт. Если сейчас слопаешь, то потом нечем будет и других угостить. Только так и не иначе, как говорит Мама-Галя.

— Ну-с, а теперь, когда титаническая борьба уважаемого Романа-джи победоносно завершена, собирайтесь налегке и пошли, молодые воины России!

— Куда? — хором спросили Егор и титанический любитель мармелада.

— Савва, скажи ты им сам, а то я без смеха на эти рожицы смотреть не могу!

— Всё просто, — сказал Савва, как обычно что-то делая на своём компе. — Мы с Зией попросили разрешения показать вам немного истинную Челябу. Наверху всё то же, что и у вас в Городе, а внизу…

Голос его потонул в восторженном рёве. Засиделись воины пустыни, хотелось размяться. Да и то сказать, быть в Челябе, а Челябу толком не видеть — это просто ужасно! Ромка-джи, вон, второй раз на ярмарке, а в метро так и не был. В этом он такой же простодырый новичок, как и Егор. И очень это Егору приятно! Весь год Ромка-джи перед ним нос гнул и небрежно поглядывал, чисто ходжа настоящий, пешком в Казань ходивший ко святым местам! Всю дорогу в уши жужжал, рассказывал, как в прошлом году именно по этому самому тракту ехал. А теперь — шиш тебе, дружище, шиш большой, зелёный и колючий, как ген-саксаул. Вровень пойдём!

Савва остался в грузовике. Работа, говорит, у него есть, а люди в метро везде одинаково живут. Он, де, в Казани был, и этого вполне ему достаточно. «В Питере бывал, на полу спал — и то не упал!» — тотчас отозвался Зия, любитель древних поговорок не меньший, чем Егоров дед. Похихикали, распихали по карманам комбезов всё необходимое, велели Савве не спать, а то «всё добро туземцы утащат», с нарочито постными лицами выслушали его ответное негодующее ворчание и отправились в путь.

Мэр-бай разрешил им даже оружие с собой взять. Егор и так-то не думал с калашом расставаться, — а то и не пошёл бы, как бы ни было обидно, — а вот Ромка-джи заколебался, но под выразительным взглядом Егора схватил свой калаш, да ещё и шлем нахлобучил. Чай, под землю идём, вдруг где-то темно будет? Зия калаш со шлемом не взял, а только пистолет свой при себе оставил. Рюкзаки не брали — ненадолго идут.

Прошли мимо ментов, потерявших к ним всякий интерес, и стали спускаться по гранитным ступеням.

— Вот бывший вестибюль, — сказал Зия. — Словечко редкое и звучит по-дурацки, но это он самый и есть.

Здесь было красиво и чисто. Полированные стены отражали огни светящихся панелей потолка. Пол, наверное, тоже был таким красивым, но здорово поистёрся за долгие десятилетия. В вестибюле дежурили менты. Видимо, дежурство у них было длинным, — тоже, своего рода, дозор, — поэтому вдоль стен стояли низкие лежанки, на которых сидели стражи порядка, поглядывая в сторону вошедших. У низкого проёма, ведущего куда-то совсем уж вниз, стояли два робота-черепахи, твёрдо расставив шесть ног. Говорят, ноги у них могли вытягиваться, как ходули, и тогда «черепаха» была способна и по развалинам бегать, и по ступенькам прыгать, и из-за кустов или бархана выглядывать. Стволы «черепах» сходу нацелились на вошедших. За бетонным возвышением дежурило двое ментов. Третий, стоявший у прохода, шагнул к ним, поднимая руку.

— Стоять. Минутку подождите.

Сейчас невидимые сканеры делали их портреты, сравнивали, анализировали, заносили в архив и шайтан ещё знает, что вытворяли.

— Всё нормально, глянув на нарукавный экран своего компа, сказал мент и поднял щиток шлема. Смуглое раскосое его лицо было вполне дружелюбным. — А ты неплохо дерёшься, сынок! — сказал он, обращаясь к Егору.

Ну, понятно. Разнеслось. Недаром все упоминали ему о ментовских камерах слежения на ярмарке.

— Слышь, я думал, ты эту симпатяшку со сковородкой с собой возьмёшь, — сказал мент Ромке-джи и тот сразу же покраснел. — Жена? Нет? Ну, держи её, парень, не упусти! Красавица растёт, боевая! — с удовольствием сказал мент и двое за укрытием засмеялись. — Ну-ну, не дуйся, я не в поношение говорю. У меня жена тоже — шило. Сейчас, как из ментов ушла, с двумя детьми нашими возится, так подостыла маленько. А раньше — попробуй кто, сунься к ней! Что ты!.. живым не уйдёт!

И он пропустил всех через проём.

— Прославилась Лилька, — сказал Егор. — Теперь вся Челяба её до-о-олго помнить будет. Во всяком случае, менты.

Ромка-джи пропыхтел что-то невнятное, а Зия засмеялся.

Шагать вниз по показавшейся Егору бесконечной, лестнице, было странно. Как будто не вниз идёшь, а вверх поднимаешься, в страну призраков, к Старым людям. Зия объяснил, что раньше эта лестница сама двигалась, как это в фильм-файлах по истории показывают. Но сейчас неясно, приводят ли лестницу в движение или мэр-бай пешком наверх топает, если ему чего-то на поверхности земли надо? Впрочем, это неважно. За долгие годы Джихада и десятилетия после него в Челябе многое чего прорыли и построили. Даром, что ли здесь на ярмарке из всех других больше всего строительных роботов в аренду сдаётся! Есть, конечно, есть из Управы не один и не два выхода! Это уж наверняка.

— А главная лестница в Управу используется, скорее всего, для солидности и престижа. Так, вот, идёшь, идёшь, идёшь к мэр-баю… и проникаешься значимостью его персоны. Ишь, как глубоко в землю зарылся! Не простой, значит, человек! Фигура! — продолжал Зия.

В этом с ним Егор согласился. Это уж Зия самую суть ухватил. Ползёшь, как песчаная блоха внутри огромного ствола танка, и величием духа, размахом Старых Людей проникаешься, робея благоговейно. Может, для Москвы это и не так поразительно, как для Егора, но ничегошеньки это не меняет. Грандиозно! Хоть в Москве, хоть в Куяше, хоть в Челябе знают — титанами были Старые Люди, батырами из сказок! И даже демоны их одолеть не смогли, вот так-то!

А наш Зия, похоже, был в прекраснейшем расположении духа. Отошёл от неудачи с Симеоновой библиотекой и теперь болтал без умолку. Но слушать его было очень интересно, и Ромка-джи уже два раза спотыкался на лестнице, заслушавшись московского учёного. Так бы и загромыхал вниз, вместе с Егором, прихватив того в падении, если бы Зия не ловил его за шиворот и не приговаривал:

— А вот этого не надо, дорогой, не надо! Лететь тут далеко, а ступеньки твёрдые. Размажешься по всей лестнице — до мэр-бая одни уши доедут!

Интересно, как Старые Люди всё это прорыть умудрились? Роботы роботами, а, смотри, махина какая, этот наклоненный круто вниз тоннель! Это же сколько роботов надо! И сколько им тут в уральской земле, где сплошь камень, да гранит, ковыряться пришлось? Годами?

— Зия, а как вы этот ящик обратно тащили? Для вас лестницу включили? — спросил Ромка-джи.

Хм… действительно! То-то Савва с ними не пошёл, не захотелось ему опять по этим ступенькам вниз и снова наверх карабкаться.

Но всё оказалось гораздо проще. Спускались они по правой стороне тоннеля, а в левой вместо ступенек были проложены рельсы. Простенький механизм тянул тележки вверх или спускал вниз по мере надобности. Дёрнул за рычаг и поехал. Очень удобно! Есть даже тележки для пассажиров, так что зря Егор так переживал за бедного мэр-бая Челябы!

Эх! Обратно непременно на тележке поедем, если менты, конечно, разрешат!

Внизу стоял ещё один пост, но уже без «черепах». Там об их прибытии знали и поэтому пропустили беспрепятственно. Мент только покосился на их оружие, но ничего не сказал. На лице его отразилась сложная гамма чувств. От пренебрежительного: «Ну, притащились! Поди, ещё песчаных блох понатащат!» — до невольно уважительного: «Ну их к карачи в яму, пристрелят сдуру, чего с них взять!»

Ветерок, постоянно ерошивший им волосы, стал более влажным. Было прохладно. Во всяком случае, не сравнить с пеклом наверху. Егор, невольно опасавшийся духоты, успокоился. Метро было не похожим на то, к какому он привык по фильм-файлам. Тоннель были на удивление тем же, но с правой стороны он был перекрыт, почти полностью, поперечной стеной. Слева тоннель выглядел таким же широким, что и на исторических файлах, но в стенах виднелись боковые проходы и ещё что-то, сего Егор пока не рассмотрел — очень уж ярко светили там огни… Никаких рельсов Егор пока не увидел. Под высоким выгнутым потолком, прямо над ними сияли светящиеся панели, предусмотрительно подцепленные на тросы… или трубки… шайтан их там, в высоте, разберёт. «Зачем? — подумал, было, Егор и тотчас сам себе ответил. — А затем, чтобы именно внизу светлее было! Нечего даром потолок освещать!»

Направо расположился привычный уже пост. Здесь тоже торчали две «черепахи», но немного другой, более зловещей, что ли, конструкции. Чем-то они напоминали «сусликов» из фильм-файла о деде Серёже. Двигались они куда как шустрее и казались совсем живыми. В их движениях чувствовалась скрытая зловещая мощь. Почти как карачи, только с оружием.

— Это вход в Управу, — сказал Зия. — Будучи существом эгоистическим, я вас туда не поведу, поскольку недавно там был. А вот налево мы с вами пойдём с охотой. Здесь, как-никак, начинается самый престижный район Челябы. Прошу вас злобно ни на кого не смотреть, оружием не бряцать, нижнюю челюсть не выпячивать.

Идти по подземной улице было интересно. Буквально через пятьдесят метров от входа стоял вагончик с сиденьями. Округлый корпус вагончика был открыт по бокам, подняв боковые дверцы точь-в-точь, как богомол свои лапки. В вагончике никого не было. Пустовало и багажное отделение, торчавшее позади вагончика, как яйцеклад песчаного жука. Впрочем, с тем же успехом оно могло быть и его головой, ведь вагончик ходил по рельсам и туда, и обратно. Зия заявил, что ждать отправления вагончика им не стоит — потеряют несколько драгоценных минут.

— А как они ходят? — заворожено спросил Ромка-джи, имея в виду, скорее всего, периодичность движения вагонов.

Зия его понял правильно и ответил, что вагончики движутся каждые полчаса. Тогда вот этот вагончик уезжает, а приезжает другой, с противоположной стороны. Но под высоким потолком тоннеля, — обратил их внимание Зия, — есть ещё и два тонких троса канатной дороги. Есть небольшие грузовые площадки, а есть и просто подвешенные сиденья. Сел и поехал под самым потолком, поплёвывая на головы тех, кто внизу пешком прогуливается!

Они пошли по пешеходной зоне, поглядывая по сторонам. Было светло и довольно уютно. Боковые входы в жилые помещения… да что там, в дома! — были отделаны под мини-фасады зданий Старых Людей. Просто кукольный домик какой-то, только двери широкие. А само жилище где-то внутри, врыто в землю, шайтан знает, как глубоко… или высоко… смотря как они там рыли, вниз, вбок или вверх!

На некоторых дверях Егор и Ромка-джи с восторгом заметили сияющие серебром колокольчики. А интереснее всего было то, что у каждого входа зеленела настоящая, — да-да! — трава, а кое-где виделись даже миниатюрные кусты какого-то неизвестного им растения, с красивыми листиками и жёлтыми цветами, которые они, оглянувшись по сторонам, осторожно погладили, не удержавшись. Ромка-джи самозабвенно снимал всю эту благодать на свой комп. А Егору впервые в жизни показалось неловким, включив камеру калаша, снимать всё вокруг. Со стороны, наверное, всегда кажется, что ты целишься. Как-то неправильно это здесь было… да и дежуривший впереди мент мог запросто неправильно его понять.

Да уж, не будем лезть в чужое метро со своим уставом.

Народу было немного. Рабочий день… да и, наверное, ярмарка! А Зия сказал, что через парадный вход людям ходить особо и ни к чему. Из каждого такого дома есть отдельный выход наружу. Поэтому здесь всегда немного народу. Разве, что в Управу ходят, да друг другу в гости, да в вагончики садятся.

— Вот вылезем наверх из этих погребов, и сами увидите, как всё это сверху смотрится. Как раз престижным кварталом пройдём!

Егор толкнул Ромку-джи и с ехидством спросил его, а где же те самые корни ген-саксаулов, которые по давнему уверению друга, тянулись вниз «на километр»? Но Ромка-джи на подначку не ответил, а лишь вздохнул счастливо. Наверное, единственное, что его сейчас волновало, так это сожаление о том, что нет рядом ни Маринки, ни Лилии. С первой он с младенчества привык делиться впечатлениями, — как и сам Егор, впрочем, — а во вторую Ромка-джи был влюблён.

Из одного из входов выпорхнула грудастенькая девица с голыми ножками и в открытом платье… и уставилась на троих путников. Симпатичная девица! Чисто подземная ящерка, которая может облик девушки принимать. Девица без смущения разглядывала их, а потом, когда они подошли ближе, спросила:

— Фильм-файл снимают, да? «Налёт из пустыни»?

— Нет, о моя прелестница, — ответил Зия. — Мы пришли сюда в поисках невесты для одного из этих юношей!

Девица захохотала так, что Егору показалось — грудь её вот-вот выскочит из платья. Слабо светящаяся прическа красиво растрепалась. Удивительно, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что девица не так уж и молода! Экое шайтанское наваждение! Да ей уже явно далеко за сорок! Продолжая хохотать, лже-девица направилась к вагончику, оставленному ими сзади. Ясно, будет дожидаться отправления.

Ромка-джи был в восторге. Его комп всё очень неплохо зафиксировал. Егор подумал и шепнул другу, чтобы тот на досуге подумал, стоит ли этот файл потом показывать Лильке? Вдруг её невесть чего подумается?

Если посмотреть откровенно, то женская нагота — не такое уж чудо для нас, жителей пустыни. Детьми вместе плещемся. После дозора, ухайдакавшись до полумёртвого состояния, Егор мог запросто встать под душ вместе с Маринкой. Это здорово заводит, конечно, но на то мы и взрослые, чтобы не разглядывать друг друга с глупым видом, а инстинкты свои пытаться в руках держать, да!

Но Егор вспомнил Маринку в платье и сапожках. Господь-Аллах, до чего же она хороша! А если ей немного этой светящейся краской волосы обрызгать, и такое же платье и туфельки одеть, то её красота ещё более явной станет! И никогда не заворчит Егор, как старухи, на молоденьких девчонок, которые эту свою нежную красоту подчёркивают. Это действительно прекрасно. Если уж эта тётка девушкой выглядит, то красавица Маринка и вовсе ангелом небесным будет смотреться. А она — ангел и есть! Только она — грозный ангел пустыни, как и Мама-Галя. А это — совсем другое обаяние. Но настолько Маринка совершенна, что и так, и этак, как ни смотри на неё, какую одежду на неё ни надевай, она будет воплощением всего самого лучшего и ласкающего взгляд!

«Господь-Аллах красоту в Деве Марии воплотил. В ней всё женственное и вся Женственность — в ней!»

Видимо, Ромка-джи тоже самое о Лильке подумал. Брови сдвинул, на лице упрямое выражение появилось. И Егор решил, что мысленно Ромка-джи себе клятву даёт, не препятствовать желаниям Лилии одеваться так, чтобы дух захватывало. При условии, конечно, чтобы Лилька только с ним, с Ромкой-джи была!

А старухи пусть дома сидят и завидуют, если глупые. Вот Егорова мама Таня никогда бы, состарившись, не шипела бы, как змея!

Ментов здесь немного, но камеры слежения, наверняка натыканы везде. И то верно, чудеса кругом, просто чудеса дивные. Только смотри во все глаза и рот не забывай закрывать, а то за разинутый рот перед Зией неловко. Ну, просто вернулись времена Старых Людей, настолько всё непривычно, ухожено и замечательно! Вот, кстати, и вагончик мимо прокатил, а в нём та самая знакомая женщина им рукой помахала, улыбаясь до ушей. Ну, и мы ей помашем, пусть дни её красоты ещё долго продлятся!

Мимо входа прошли, где над цветами гамак повешен, а в нём солидного вида старичок качается, глаза прикрыл. Зия говорит, что освещение здесь, как и положено, практически весь спектр охватывает. Ну, это-то понятно. А как же иначе? Даже в Городе можно всю жизнь у себя дома просидеть, нос никуда не высовывать и загорелым быть. Однако загар загаром, а по сравнению с ними, дозорными, здесь люди более полными кажутся. Лишняя вода в организме. Тяжеловато бы им на первых порах в пустыне пришлось.

А вот и зал огромный, видать, бывшая станция метро. Здесь и вовсе деревья растут и трава! Егор с Ромкой-джи даже оробели сначала. Деревья… деревья! С листьями! И стволы прямые, как на файлах по природе! И можно их потрогать. Совсем не то, что стволы ген-саксаула. Непривычные такие. И листва шуршит в вечном здешнем ветерке.

Вдруг сверху мелким дождём брызнуло. Да какой же это дождь, это поливальные установки смочили немного листву. А та ярко зелёная, узорчатая, мягкая такая…

Ромка-джи несколько листиков с земли… с пола?.. поднял. Решил с собой взять, на память…

— Итак, мои милые проводники, пришло время признаний! — сказал Зия. — Я решил вытащить вас сюда не только потому, что вы очень любопытны, но и хотел познакомить с одним очень хорошим человеком. Вот его дом. И учтите, мы знакомы с ним только через Сеть и здесь я впервые. Будьте достойны репутации блистательного Зии и многомудрого Саввы.

И Зия позвонил в колокольчик. Дверь открыла седая миловидная женщина и, просияв лицом, воскликнула:

— Батюшки-светы! Это же Зия! — и обняла улыбающегося учёного. — Надо же, мне казалось, что вы выше ростом! — Она вдруг встала на цыпочки и смерила свой рост с ростом Зии, приложив ладошку к своей голове. — Ха-ха! У нас с вами всего на полголовы разница! Юсуф! Вставай! Гость дорогой пришёл! И не один, а с молодыми людьми!

— Сейчас высокоучёный Юсуф спустит вниз свою бренную оболочку, — раздался высокий старческий голос откуда-то сверху. — И ты зря так вопишь, женщина, я вовсе не спал! Просто, как песчаник вопишь, ей-богу!

— Сердится, что вы не сразу зашли к нам вместе с Саввой, — шепнула женщина. — Ну, проходите, проходите! А кто эти красивые мальчики? Это те, о ком я думаю?

— Точно! Это Егор, воин пустыни, а это — Роман-джи, я вам о них рассказывал, — радостно сказал Зия. — Давайте, ребята, проходите. Хозяйку зовут Надежда-джан. Сейчас мы с вами познакомимся с лучшей семьёй во всей России!

— Ах, Зия, вы так и не научились говорить изящные и правдивые комплименты, — засмеялась Надежда-джан, блестя живыми и озорными, как у девушки, глазами. — Лучшая семья у нас, это семья президента-эмира… если верить официозу. Юсуф, ты уже идёшь?

— Ползу, о счастье всей моей жизни… она же — мучение моё на старости лет, — пропыхтел голос уже ближе.

Голос этот сопровождался странными звуками — будто по лестнице, круто спускающейся к ним, шёл не человек, а какой-то грузный робот. Вот даже что-то звякнуло и спускающийся разразился невнятными шипящими ругательствами. Егор уловил только «с-с-скотину» и ещё «ж-ж-жопу немытую». Странное семейство, однако! Но женщина была очень даже славная и Егор открыто улыбнулся ей.

— Идёт! Шествует! — понизив хитрый голос, сказала ему женщина. — Мой громовержец снисходит в гостиную. Первая молния достанется, скорее всего, Зии, но я рекомендую вам пройти вот сюда и устраиваться поудобнее. А то вдруг и вам попадёт!

Егор и Ромка-джи, прошли в ярко освещённую комнату, где уселись в кресла и стали крутить головами, оглядываясь вокруг, улыбаясь и чувствуя себя малыми детьми, ожидающими святого Николая, — которого совсем маленькими, сами не зная, почему, называли Санта-Клаусом. А у него, у единственного из всех святых, два имени. Новогоднее имя — для самых маленьких, и обычное, для всех. И в то же время, что странно, оно также новогоднее, — хоть так называй, хоть этак! Впрочем, сейчас Егор не думал об этом удивительном, но привычном с детства, явлении, о котором как-то пытался выведать у старших Ромка-джи.

Раньше Егор считал, что такие богатые комнаты только у президента-эмира бывают. Особенно, когда он о новостях говорит, сидя в огромном кресле и небрежно держа в руках трубку кальяна, но теперь Егор понял, что на свете есть и не хуже жилища! У двери, не видимой за тяжёлыми тёмно-красными занавесками, спустившийся наконец-то сверху таинственный Юсуф обнимался с Зией.

— Здоров, здоров! Бык Миноса! Таран Господа-Аллаха! Робот-эксплорер! Надежда, любовь моя, ты видишь этот столп московской науки? Гигант, просто гигант! А ты ещё дерзостно утверждала мне, что он будет выше ростом. Куда уж выше-то?! Он бы проломил нам потолок! Савву не виню, не виню… мы с этим юношей мало знакомы. Не смог, так не смог. Надеюсь, что он заедет к нам на обратном пути. И не спорьте, из Челябы тоже можно добраться до Москвы! Вот тогда мы и познакомимся!

За столом у старого учёного имам-доктора Юсуфа и его миловидной жены Надежды-джан было очень уютно. Ромка-джи забывал есть, заворожено глядя на Юсуфа, чей экзоскелет по всему телу придавал ему вид диковинного робота-батыра из детских фильм-файлов. Юсуф ловко управлялся руками, закованными в тонкую и хрупкую на вид паутину матового светлого металла, но с ногами, по его словам, дело обстояло намного хуже. Об этом он рассказал без злости:

— Если учесть, сколько я исходил в молодости, то нынешнее положение позволяет мне думать о том, что несчастная металлокерамика не выдержала бы столь интенсивной деятельности. И пусть клан металлургов не пытается уверить меня в обратном! Человеческая плоть бывает наиболее приспосабливаемой к динамическим нагрузкам плотью! А экзоскелет моих ног — полная чушь! При всём моём уважении к клану Патона! Попробовал бы я в своё время походить с этими палочками и перетяжками по тропкам Тибетского оазиса так, как мне это доводилось. Ха! Всё это чудо металлургов разлетелось бы вдребезги, если бы я подвергся падению вместе с ним, как упал в сто девяносто восьмом году в ущелье Грозного Даоса!.. но это так, не похвальбы ради, а к слову.

Ваши последние отчёты, уважаемый Зия, мне понравились. Чувствуется тяжёлая рука логичного Оной-вана. Он немного приучил вас к порядку, но так и не научил обращать внимания на мелочи. Впрочем, часть из них он прохлопал сам. Из уважения к Совету Святой Академии наук я не буду сейчас делать глубокомысленных выводов. Более того, я не стану сейчас углубляться в разбор ваших с Саввой предположений. В конце концов, рядом с нами находятся дети, чьи головы мы не должны засорять шелухой полупереваренных идей! Отмечу только, Зия, что привести их сюда было самой вашей плодотворной мыслью… ха-ха-ха!

Имам-доктор Юсуф был громогласен. Он был стар и великолепен. Просто великолепен! Рядом с ним чувствовать себя действительно ребёнком было совершенно не стыдно. Егор ел вкусно приготовленную ген-птицу, которую Надежда-джан, лукаво подмигнув, назвала курицей, и слушал. Что касается Ромки-джи, то тот, кажется, даже жевать забывал. Ох, шайтан, того и гляди, кусок у него изо рта вывалится… нет, проглотил, спасибо Господу-Аллаху!

В какой-то момент Юсуф позвонил Савве и подключил его к беседе. Но экран от компа выводить не стал, у него похоже, изображение на сетчатку прямиком шло. Но в разговоре, когда необходимо было что-то показать, доктор-имам мгновенно вытягивал в воздух экран и — пожалуйста, разглядывайте! Комп у него, получается, был не хуже, чем у Саввы!

Так и разговаривали — Савва с ними незримо присутствовал.

— …вот так! Надежда, ты слышишь? Эти милые московские пытливцы думают, что учёный может, — и более того, должен! — дать им прогноз динамики развития исторических событий! Да, вот, чёрта с два вам, уважаемые! Учёный также слаб, как и любой политик. Он также старается соорудить вокруг себя некое ложе из фактов, на котором ему будет удобно возлежать. И чтобы подушечку под бочок подоткнуть, а то неудобно. Понимаете меня, Зия?

Я могу сказать только одно — всё возможно. Запишите это себе в комп, запишите, юный Роман-джи! Когда вы достигните моего возраста, — а я всем сердцем желаю этого, — вы просмотрите этот файл и будете хохотать до грыжи и сердечного приступа. Ибо сейчас я уступлю всё-таки давлению Зии и, противореча только что мною сказанному, примусь пытаться пророчествовать.

Итак, наиболее ярким описанием рая на земле является «Откровение-21» имамов древности Стругацких. Думаю, что человечество всё-таки неуклонно, хотя и страшно медленно, — просто унизительно медленно! — движется к тому, чтобы сделать ещё пару скачков к этому состоянию. Я говорю «скачков» только потому, что твёрдо убеждён — история движется прыжками. Наши предки, пресловутые Старые Люди, пропустили один из таких прыжков. То есть, кто-то прыгнул, а кто-то так и остался в постапокалипсическом мире, явившем себя после тридцати с лишним лет двух мировых войн двадцатого века… — и Юсуф эффектным жестом развернул экран в половину комнаты.

На экране ярко выделялась объёмная диаграмма. В углу, маленьком окошке хмурился серьёзный Савва. Имам-доктор развернул диаграмму, приблизил мановением руки один из её участков, тотчас распавшемся на множество разноцветных графиков-дифференциалов, и принялся читать лекцию, обращаясь непосредственно к Савве…

Егор подумал, что Старые Люди, конечно же, знаниями своими были подобны ангелам небесным, чтобы там ни говорил достопочтенный старый Юсуф. Но, если представить себе, что на планету опять обрушится какая-то беда и люди забудут и разучатся делать то, что умеют сегодня, то он, Егор, тоже будет казаться им ангелом! Это почему-то насмешило Егора так, что он вдруг хрюкнул в фарфоровую тарелку, какую, наверное, только лучшим гостям ставили.

— Дитя моё! — величественно сказал имам-доктор Юсуф. — Что с тобой?

Егор, покраснев до пота, мысленно махнул рукой и, путаясь, рассказал о своей мысли.

— А мальчик во многом прав! — неожиданно заявила улыбающаяся Надежда-джан. — Представляешь, Юсуф, кем ты будешь казаться грядущим поколениям?

— Да-да, — проворчал хозяин дома. — Особенно, если учесть, что и глобальных катастроф ждать не надо. Мы медленно теряем технологии. Савва, скажите старику, положа руку на сердце, у вас есть способные, перспективные ученики?

— Есть, — спокойно ответил незримый Савва. — Я вам говорил о Захаре. Он, пожалуй, самый толковый из тех, кто придёт нам на смену.

— А Рита Онт?

— Она более эмоциональна, но дело не только в этом. Она очень сильна в математическом прогнозировании, однако…

Егор принялся за ген-галеты. Они были какими-то особенно сладкими, с вкраплением не то орехов, не то каких-то других мелких и пряных на вкус частичек. Значит, имам Юсуф считает, что наши потомки тоже утеряют часть знаний? Вот уж не думал Егор, что его шутка приобретёт такой зловещий смысл! А почему, собственно говоря, Юсуф с женой должны быть правы? Вовсе это не обязательно, да! Да и Савва, похоже, спорит с Юсуфом. Лично он, Егор, всё-всё, что знает, передаст своим детям… если они у него будут, конечно — с внезапной грустью подумал Егор. До дома ещё, ой-ё-ёй, как далеко… да и Комбинат на пути стоит…

— …но, если бы великие учёные древности могли бы увидеть судьбу своих открытий сегодня, то вряд ли бы они так спокойно спали в своих могилах!

Академик Самуро обиделся бы за дурацкое название «ген-кумыс», данное его прекраснейшему тонизирующему и лечебному напитку, приготавливаемому элементарнейшим способом из нескольких ягод ген-саксаула, фантастически дешёвой и самовосстанавливающейся «фильтр-закваски» и воды!

Ляо-младший, — а это уже в ваш огород камень, дорогой улыбающийся Зия, — плакал бы навзрыд, видя, как мы надолго тормозим у элементарного порога третьей степени в ген-программировании мощности синтетических мышц! Заодно он прибил бы нас всех, включая Савву, бамбуковой палкой за то, что мы топчемся в синапсах практически там, где он оставил нас всех, когда Господь-Аллах призвал его к себе на небеса!

А сеть-программирование? Ага, я вижу, как вы снова опустили глаза, Зия! А моя увёртливая жена и вовсе готова ускакать на кухню под предлогом доставки новой порции вышеупомянутого ген-кумыса! Вам стыдно, господа учёные, — господа, так называемые, программисты!..

И мне стыдно вместе с вами — ха-ха-ха! Потому что и я, чего уж скрывать, недалёко ушёл от вас! Да-да, мы сидим в верблюжьей луже и просто стыдимся признаться в этом. Практическое применение теории покойного Ромма о квантовой неопределённости в послойных нетривиальных программ-структурах, ныне находится в положении, ничуть не отличающемся от того, каковое имело место быть десять лет назад. Со всеми вытекающими отсюда последствиями! — и Юсуф снова вызвал экран, но на этот раз он распался на пять частей, которые аккуратно повисли перед каждым участником трапезы. Экраны запестрели символами.

— Савва, не беспокойся, я применяю сейчас только открытые данные! — сказал Юсуф и принялся объяснять свои последние предположения по поводу туннельного ввода квантовых переменных.

Хорошо, хоть половину того понимаешь, о чём Юсуф говорит! Чувствуешь себя Ромкой-джи, приходящим в восторг от того, что так внезапно открывается перед твоим взором! Словно ранним утром вышел на крутой берег и перед тобой вдруг распахнулся огромный мир!

И ты разом охватываешь всё — и высоту обрыва, и ровную гладь Иртяша, и тонкую, едва видную, полоску противоположного берега, и плавные линии Уральского хребта, который виден теперь во всём объёме, во всей своей громаде, уходящей на север и постепенно теряясь в голубизне бездонного и такого чистого неба.

Вот и сейчас Егора охватило похожее чувство. За каждой фразой, за каждым упомянутым в полусерьёзном разговоре термином, вдруг увиделись огромные толпы ушедших навеки великих и малых, и просто забытых людей. Словно тени ушедших вызываешь! Вот, Эйнштейна упомянули… а за ним ещё несколько неизвестных Егору фамилий. И тянется это всё в самую глубь веков, до Аристотеля, Зенона, Имхотепа… а сколько имён он и уловить-то не успел по невежеству!

И все они так же, как и нынешние, пытливо в мир Господа-Аллаха вглядывались, иногда улавливая одним им видимую тонкую вязь тайнописи бытия — ответы на их вопросы…

Напоследок, когда они уже собирались возвращаться обратно, Юсуф вдруг помрачнел и сказал:

— Зия, Савва, мне надо поговорить с вами наедине. Нет-нет, Савва, достаточно и обычной связь-защиты, — не забывайте, что я первый советник мэр-бая! Разговор будет кратким. Я не буду вдаваться в детали…

Надежда-джан проводила Егора и Ромку-джи наверх в кабинет имам-доктора. Вот уж где разбегались глаза! В углу стоял самый настоящий андроид, какого сейчас нигде не увидишь. Вылитый человек, только во лбу поблёскивает пластинка с буквой «А» и тонкой вязью непонятных Егору символов. Андроид был отключён. Как сказала Надежда-джан, чтобы не нарушать Закон о запрещении андроидов. Но имам-доктор, член Совета Святой Академии Наук, первый советник мэр-бая Челябы мог себе позволить держать у себя отключенного андроида вполне официально.

На стене висело оружие. Одних калашей было пять штук и все — разных модификаций, а в центре — самый древний из них, ещё со стальным стволом и обычной обоймой. Егору понравились сабли, чьи ножны были покрыты арабской вязью. С десяток метательных ножей отличались друг от друга отделкой. На некоторых из них надписи можно было прочитать. Получалось, что эти ножи были подарены «почтенному Юсуфу в знак благодарности за его исследования».

Как раз над причудливой формы столом, видимо, специально изготовленным для удобства старого учёного, половину стены занимала огромная «живая картина». Наверное, где-то далеко-далеко, на вершине одной из гор установлена камера, передающая одну и ту же объёмную панораму — невероятной высоты горы, поднимающие свои сверкающие вершины прямо из облаков. Похоже, это было где-то на западе. Если судить по тому, что солнце там стояло ещё совсем высоко.

— Это его любимые места, — сказала Надежда-джан. — А теперь, пройдёмте вот сюда, мальчики.

Егор с трудом оторвал взор от распахнутого в другой мир окна.

И она провела их в соседнюю комнату, сразу же напомнившую им библиотеку Симеона. Однако вместо папок на стеллажах стояли книги. Ого, сколько их здесь!

— Можете брать руками, листать и прочее, — улыбнулась хозяйка, глядя на оробевшего Ромку-джи. — Все книги защищены. Ни пометок поставить, ни страницу порвать вы не сможете.

Вот это здорово! Сколько же нано-плёнки специально для реставрации бумаги предназначенной, потрачено на всё это? С ума сойти!

Так… у Ромки-джи голова закружилась от всего этого изобилия… надо спасать погибающего!

И Егор вместе со всё понимающей Надеждой-джан, усадили несчастного Ромку-джи на диван и дали ему стаканчик с ген-кумысом. Егор подумал, что трубочку Надежде-джан придётся запихнуть Ромке-джи самой, да ещё дать лёгкий подзатыльник, но обмякший Ромка-джи всё же управился сам и машинально втянул одним махом добрую половину стаканчика.

— Ну и ну! — сипло сказал он и покрутил головой.

— Роман-джи, — засмеялась хозяйка, — не переживайте. Когда вам исполнится девяносто восемь лет, то у вас будет точно такая же библиотека, я уверена! Тем более что всё это лишь роскошь. В Сети есть практически все эти книги… за исключением закрытых публикаций. А их мы держим в архиве мэр-бая. Так что, в следующем году заходите в гости непременно. Хорошо? Связь с вами у меня уже открыта. Учтите, что если я не отвечаю на звонок, значит занята. Всё-таки, я помощник имам-доктора, а его дни загружены до предела.

— Да мы, наверное… — пробормотал Егор.

— Не надо беспокоиться, Егор. Савва с Зией постоянно присылают отчёты и выходят на связь, так что мы будем в курсе всех ваших приключений. Договорились? И чтобы на будущий год были у нас. Девушек своих привозите обязательно! — Надежда-джан сделала паузу, наклонилась к ним и, понизив голос, с таинственным видом сказала, — Егор! Роман-джи! Сковородки у нас дома есть, так что скажите Лилии, пусть не беспокоится!

И Надежда-джан захохотала, на мгновение став похожей на свой портрет, висящий на противоположной стене, где она, ещё девчонкой, стояла где-то в горах, держа калаш в дозорном положении и заразительно смеясь во всё горло…

Ромка-джи смотрел на хозяйку дома, хлопал глазами и вдруг тоже засмеялся, перестав стесняться. Ай, да Лилия! О ней теперь и в Святой Академии Наук знают! Хорошие знакомые появились у пустынных «дикарят»!

— …а и не надо грустить! Не надо грустить, дорогой мой Зия! По крупиночке, по щепоточке отколупываем мы от горного хребта Науки. За всю жизнь, бывает, песчинку отковырнёшь… и то счастье великое, ибо кое-кому и того не достаётся, — говорил им, прощаясь, старый Юсуф. — Так что идите, Зия, спокойно вперёд. Савва! Вы у нас один из самых молодых имам-докторов, всё ещё у вас впереди! А мы с прелестницей моей Надеждой-джан, будем молиться за вас, думать о вас… а если вы захотите, то и анализировать вместе с вами. Вам в помощь. Естественно, протокол передачи, Савва, остаётся приватным, защищённым моим личным кодом. Я всё-таки всё ещё член Совета!

Одно вам скажу, Зия, Савва, Егор и Роман-джи, почаще вспоминайте мои наставления! А звучат они просто: «Господь-Аллах — он, ведь, тоже учёный! Ему самому интересно, как всё это будет работать… и чем всё это закончится!»

И, дайте-ка, я вас всех обниму на прощанье…

Заезжайте на обратном пути! А через два года жду на мой столетний юбилей! Старый пень будет веселиться!

* * *

Нет, ну ни встать, ни сесть нормально из-за этого ящика! Егор чуть ногу не сломал, а Ромка-джи при толчке свалился и приложился головой к печи. Пришлось спросить разрешения ящик разобрать. Зия с Саввой в кабине сидят, так что чуть свободнее в фургоне сейчас. Самое время разложить всё по шкафчикам и рюкзакам.

— Валяйте! — сказал Зия. — Только поосторожнее, пожалуйста, с содержимым. Мы, кстати, из-за этого ящика в первый раз и задержались! Пока на склад на вагончике съездили, пока всё получили, да пока обратно приехали… вот вам и пришлось одним париться. Но зато это не просто подарки, а дары от клана ментов и мэр-бая Челябы. Расщедрился старикан, да сохранит его Господь-Аллах в своём самом лучшем месте в райских кущах! У него и к Москве, и к Комбинату свой интерес, вот он нас и обхаживает. Мэр-бая Полевского шатун-бандитом назвал, пред лицом Господа-Аллаха его проклял, а нам посочувствовал, извинился, что ментов в охрану дать не может. В общем — растёкся перед нами… и от щедрот своих запасами поделился.

Егор аккуратно откинул синюю пластиковую крышку. А ящик-то хороший! Надо будет его потом на крыше фургона привязать. В багажное отделение он не войдёт, там и так битком всякой всячины набито. А там, наверху, этот ящик в Город спокойно приедет, никому не мешая. Тоже своего рода трофей!

Ну, приступим… вот и патроны к калашу — замечательно! И не доморощенные, а самые что ни на есть свеженькие, заводские. Ага… снаряды к подствольнику… и даже самонаводящиеся есть! Замечательно! Ген-галеты, фильтры, пакет с масками, аптечка, какие-то непонятные штуки… их лучше не трогать. Не трогать, говорю, Ромка-джи! Пусть Савва с Зией нам потом расскажут, что к чему. Ну, и по мелочи всего понемногу. Отлично…

Ух, ты, экран для компа! Нет, серьёзно! Да огромный какой! Ой-ё-ёй!

— Савва, а экран тебе зачем? У тебя же новее комп!

— А это мы для вас прихватили, — ответил Зия. — А то у вашего старосты от экрана скоро одна дырка останется, можете так ему и передать. А завтра отдадите экран дядько Саше, пусть Город радуется, спасибо говорит Зие и Савве, ген-кумыс за их здоровье пьёт и перед сном за их здравие молитву Господу-Аллаху возносит! А не то старый Зия экран заберёт и обратно мэр-баю Челябы вернёт…

В ларингах слышно было, как Савва сказал: «Ты уймёшься или нет? Мне от тебя не болтовня нужна, а чёткая дивиргенция по параметрам…» — и Зия отключился.

Ну, спасибо московской науке! Ура! Весь Город порадуется!

Так, в хлопотах и радостях и выехали на дорогу, ведущую из города Челябы. Жаль, не довелось у металлургов побывать, правда, Ромка-джи? Ну, ничего, на будущий год, Господь-Аллах даст, приедем. А то и Симеона заберём, да! Нам бы его мастерская очень пригодилась. Пусть поучит Серёжу-слесаря, как работать надо, хе-хе! Ну, а самое главное, Зия говорит, что мэр-бай кое-какими файлами поделился и даже открыл Савве доступ в городской архив. Точнее, той его части, что к Комбинату относится.

Пока возились, о Юсуфе говорили. Тем более что было уже поздно и надо было заночевать прямо в городе. Савва решил не беспокоить старого учёного, хоть он и настаивал на том, чтобы путешественники остались на ночёвку у него. Жаль, конечно, что Савва так решил, но — не привыкать. Приказ командира — закон! А с караваном они встретятся завтра днём.

— Пока вы там объедали хозяев, я практически закончил с алгоритмом, — сказал Савва, обращаясь к Зие. — Кончилась наша спокойная и размеренная жизнь, Зия. Отныне я буду тебя пытать по каждому пункту, а ты будешь вкалывать, как верблюд. А то ты совсем зарос лишайниками. От безделья.

— Закончил? Это здорово! То-то я гляжу, Надежда-джан мне лукаво так про джет-поля намекает! Хитрец ты, Савва! Скрытный, противный хитрец! Ты ранил моё сердце своими тайными деяниями!

— Ничего, перетопчешься. В общем, давай, учёный, впрягайся. Пора уже и лямку начать тянуть!

— У меня пока остался только один вопрос, — умоляюще поднял руку Ромка-джи. — Можно?

— Давай уж… всё равно ты его задашь! — усмехнулся Зия.

Ромка-джи откашлялся и неуверенно начал:

— Видите ли, мне показалось интересным, что… мне… я подумал, что хорошо бы было спросить…

— Роман-джи, коллега, не тяните верблюда за хвост, пожалуйста! — строго произнёс Зия и едва заметно подмигнул Егору. Он явно развеселился, глядя на мучительные поиски Ромкой-джи нужной формулировки вопроса.

— В общем, почему имам-доктор Юсуф ничего не знал о комбинатовской библиотеке Симеона? — махнув рукой на вежливость, выпалил Ромка-джи и замер, сам испугавшись.

Вопрос, по мнению Егора, и впрямь был скользким. Как же легендарное чутьё учёного Юсуфа не привело его прямо в архив-библиотеку Комбината? Это же не Тибет-оазис и не неизвестные Егору, но удивительно красивые горные хребты где-то там, к западу…

— Видал, Зия? Просто насквозь видит нас подрастающее поколение! — заметил Савва. — Так в лоб и ударили. Ответишь? Ты у нас — мастер-спец по красноречию!

— Слушаюсь, наш повелитель! В общем-то, дети, дело обстоит очень просто. Имам-доктор Юсуф, равно, как и супруга его Надежда-джан, да продлятся дни их в радости и счастье, никогда не работали с радиационными полями. Как учёные, они, конечно же, что-то знали и о чём-то думали, если их мысли набредали на эту тему. Но основной вектор направления их интересов вёл супругов путями, далёкими от атом-проблем. Понятно? Проще говоря, им и в голову не приходило заниматься разрушенным давным-давно Комбинатом! Так же их абсолютно не интересовали прикладники-производственники из так называемого атом-клана. Вот тебя, Егор, интересуют проблемы операторов вашей Установки?

— Нет, — неуверенно сказал Егор и пожал плечами.

— Вот видишь!

— Меня интересуют! — вылез Ромка-джи.

— Поэтому ты и можешь дерзнуть когда-нибудь, под покровом ночной темноты, выкрасть загадочные рукописи, тайно передаваемые вашими операторами из поколения в поколение… — подвывающим замогильным голосом затянул Зия.

— Зия, я выкину тебя из кабины! — воскликнул Савва. — Хватит морочить всем головы!

— Это я от радости, что хоть как-то стал ближе к науке, благодаря тебе, имам-доктор Савва! — заявил Зия нормальным голосом. — Ну, что, молодёжь, я ответил на вопрос?

— Да! — хором ответила молодёжь.

Ночью вдруг задул прохладный ветерок. Ну, просто дуновение дыхания Господа-Аллаха, дающего людям отдохновение после трудов праведных! Дежуривший Зия разбудил Егора — его черёд. Егор решил Ромку-джи не беспокоить и дозорить за него. Очень уж хорошо было сидеть у фургона, поглядывая за «комариным» экраном, жевать ген-галету и вспоминать о своём.

Мама-Галя рассказывала, как билась за ребёночка своего, которого карачи утащить хотели…

Откровенно говоря, карачи никогда грубо не нападают. Обычно они заявляют о своих намерениях, клянутся в своей миролюбивости. Но при этом, если мать с дитём где-то на открытой местности, окружают и подходят всё ближе и ближе… пока в нужный момент не выхватят ребёнка, а матери его, истошным криком зашедшейся, иглу со снотворным не воткнут. Просыпается потом бедная женщина и недели две, как чумная ходит. Не засмеётся, не заплачет… апатия ко всему.

Говорят, сразу грудное молоко у неё пропадает, если ребёнок ещё грудным был. А как ему грудным не быть, когда до двух лет вскармливают! Если ребёнок в возрасте нескольких месяцев от груди отказывается, то, считай, приберёт его вскоре Господь-Аллах к себе, в кущи райские. Пустыня всё-таки… нечем там грудных детишек кормить. Как ни размачивай ген-галеты, как ни пытайся ген-кумысом поить — всё не то! Ну, в больших городах, конечно, по-другому…

А Мама-Галя как раз в пустыне и была. Шли они с мужем и несколькими друзьями к Куяшу от Пермского буфер-каганата, пытаясь обогнуть и горы, и Город с юго-запада. Знали, что там минные поля и «хитрые» доты густо натыканы. В самой Перми-матери в то время восстание было. Клан Старшего Сына Кагана против самого Кагана престарелого попёр. Начинали, как водится, под благими лозунгами, а закончили резнёй дикой. Ну, старик Каган у Воткинска помощи запросил — всё, чем могут помочь, кроме сполох-десанта. Это, чтобы хоть какую-то гарантию иметь, что самого не прибьют…

Воткинские армейские в городе порядки наводить начали… а это означает, что стреляли во всё, что шевелится. Солдат, он тоже жить хочет и его жизнь даже самодельный огнемёт запросто оборвать может. Вот и работали, как учили. Роботов — вперёд, а что от них уцелело — добить.

Старший Сын Кагана ментов в ход пустил, — он ими по праву старшинства командовал. Кагана так просто не возьмёшь, он под землёй в глухой защите сидит. А от армейских отбиться можно. Менты своих роботов активировали, резерв вскрыли… да те обучены с беспорядками справляться… потому начали по программе действовать, заодно и беженцев расстреливая.

Муж Мамы-Гали, Маринкин отец, подхватил обоих годовалых детей-близнецов и с друзьями, такими же ментами, ночью из города дезертировал. Глушь, песчаники шныряют, подъедая трупы. Жирные такие, наглые… много им тогда еды было! Так люди в пустыню и ушли, подальше. Знают, что воды мало, да куда же деваться? Рассчитывали, что, мол, оружие есть, как-нибудь проживём. Да только всё ещё хуже стало.

Машина их вскоре отключилась. Надо бы глюкозы залить, но — хоть она и техно-глюкоза, да её после фильтрации пить можно. А кругом — пекло, песок и малые дети у всех на руках. Вот-вот минные поля и «хитрые» доты начнутся, а их долго обходить. Мама-Галя не говорила о том, куда все её путники подевались. Видимо, разбрелись разными путями, пытаясь спастись. В таких случаях у каждого своё мнение. Вот и решили, наверное, спасаться каждый своей семьёй.

И сказала Мама-Галя всего лишь один раз на Егоровой памяти, что отец Маринки, когда Мама-Галя и дети спали, в пустыню ушёл, оставив всю воду и оружие жене. Понял, что в этом — единственный шанс Маму-Галю и детей спасти. Ларинги отключил. Не отзывался. Даже комбез свой оставил, зная, что в пустыне без него — никуда. Вот и пошла мать с двумя детьми в сторону Иртяша, забирая южнее… поскольку через горы никак не пройти бы ей было с малышами.

И на самой окраине последнего минного поля, что бывший Озёрск, а ныне просто Город, с запада прикрывают, вышли на путников карачи. Почему-то не стали ждать, пока мать заснёт, чтобы втихую подобраться. Наверное, понимали, что воды на всех троих не хватит до Города. Увещевали тихими голосами издалека… а потом и ближе подходить стали.

Мама-Галя три последних заряда к подствольнику извела, а потом в упор из калаша стреляла. Но оставшиеся карачи всё ближе и ближе подбираются. Мелькнула у неё мысль о том, чтобы и детей убить, и самой застрелиться… но только не смогла, не смогла она этого сделать!

Егор представил себе, как это было…

Галина лихорадочно водила стволом калаша по сторонам. Нет луны, нет, нет её, проклятой! Темень вокруг! Вот луч фонарика поймал щупальца огромного карачи. Тот моментально скакнул в сторону. Дети, завёрнутые в военный комбинезон Стаса, дружно орали у неё под ногами. Свет, свет нужен!!!

Зажечь что-нибудь? Нет времени… и Галина только поворачивалась из стороны в сторону, водя лучом света и всё чаще и чаще выхватывая из темноты лоснящиеся многоногие туловища.

Стас! Стас, паршивец! Нашёл время умирать! Спиной к спине бы встали, Стас, мент мой любимый!

Она начала стрелять скупыми очередями. Пули с чмоканьем входили во что-то упругое. Теперь уже было ясно, что оставшихся карачи слишком много. Они громко бормотали свою привычную литанию успокаивающими ровными голосами, но Галина уже ничего не слушала, отчаянно нажимая и нажимая на курок.

В луче света мелькнуло, кувыркаясь, щупальце, отстреленное пулей, и тотчас под ногами завопила Маринка. Галина обернулась и увидела длинные чёрные лапы, жадно, но осторожно разворачивающие комбинезон с детьми. Галина выстрелила в упор. Брызги фиолетовой жидкости, пахнущей чем-то сладким, летели в стороны. Вот затвор выплюнул последнюю гильзу и калаш замолк. Галина отшвырнула его в сторону — он гулко ударился обо что-то… «о тело карачи, дорогая девочка, конечно же, о тело карачи!» — презрительно сказала мать. Стало темно. Почему, почему она отказалась ставить себе ночное зрение?!! «Потому что это для плебеев!» — ответила строгая мамочка.

Галина упала на колени, вытащив клинок из ножен. Лишь бы в темноте не порезать детей! Осторожнее! Она взяла нож в зубы и хватала руками щупальца, ворошившиеся в ткани. Вот под рукой у ней оказалось мягкое детское тельце и она потянула его к себе, уже представляя себе, как сейчас оно разорвётся у неё в руках, но ножки ребёнка послушно выскользнули из тонких щупальцев… и уже почти сходя с ума, Галина прижала к себе орущего ребёнка левой рукой, машинально отворачивая голову, чтобы не поранить ребёночка ножом, так и зажатым в зубах, и стала искать второго, истошно орущего среди вороха ткани, окружённого скользкими тёплыми щупальцами. Казалось, она уже нащупала его ножку внутри бешено извивающегося клубка и ещё сильнее отвернула голову, выплёвывая нож…

…и перед глазами у неё взорвалось солнце!

Очнувшись, она почувствовала боль. Ребёнок под боком плакал сиплым надсадившимся голосом… чувствовалось, что уже не первый час. Небо над головой посерело… вдали смутно темнел гребень ближайшего невысокого бархана. Галина подняла голову… за ней потянулись лохмотья комбинезона. В висок ударило чем-то горячим и острым. Не понимая, что она делает, Галина попыталась убрать с левой стороны лица присохшие к ним тряпки, волосы и песок… и невольно вскрикнула от боли. Боль ударила в висок, лоб и всю левую глазницу!

Несколько многоногих тел валялось неподалёку. Чёрные лапы ближайшего карачи медленно шевелились, как будто тот пытался идти по воздуху.

Позже она поняла, что её левый глаз вытек. «Галочка! — всплеснула бы холёными руками обычно надменная мать. — Я же тебе ГОВОРИЛА, нельзя, чтобы мент был твоим мужем!»

Спасённый ребёнок оказался Маринкой.

Малыша Тёмку она никогда больше не видела. Карачи оставили нетронутым рюкзак с водой. Через два дня навстречу ей вышел дозорный из Города. То, что остался лишь один глаз, её не беспокоило. Её глаза целовал один лишь мужчина — Стас.

А теперь его не было.

* * *

Ромке-джи и Егору было велено до самого караван-сарая по пустякам не приставать, глазеть по сторонам и в учёные споры не встревать, даже если к кому и обратятся с риторическими вопросами. Скучно станет — смотрите фильм-файлы.

Егор с приятелем не утерпели-таки и тишком спросили у Зии, почему всё-таки Савва к Юсуфу и Надежде-джан в гости вместе с ними не пошёл? Зия почесал лысую голову, оглянулся на Савву, привычно расположившегося в кабине, и шёпотом сказал:

— В общем-то, они с погода назад поспорили немного. Знаете, что такое различные научные школы? Одни считают одно, а другие по этому же поводу считают иначе. Юсуф старой закалки батыр. Легендарная личность! Воин, учёный, путешественник, политик! А на стороне Саввы — углублённый математический аппарат, в том числе и в лице страшно умного воина и путешественника Зии. И пока мы странствуем, то помимо чисто экспедиционных задач, — параллельно, — Савва продолжает работу по сеть-программированию. Голова-то всё равно не занята! И если эту работу мы доведём до конца, то будет ясно, что победило — феноменальная интуиция старого имама-доктора Юсуфа и его постоянного соавтора Надежды-джан, или математическое чутьё и железная логика молодого имам-доктора Саввы. Поняли?

Вот оно как! А Егор-то считал, что все думы учёных только вокруг Комбината крутятся!

Зия говорит, что экспедиция очень важна, но в ней есть и другой смысл. Ничто, понимаешь ли, не отвлекает не занятые текущей работой головы учёных. Никаких административных и прочих хлопот. Армейские не пристают с мелочами, Управа президента-эмира не дёргает по пустякам — полная благодать! Работай себе и работай!

Странный народ, эти учёные! Тут, того и гляди, подстрелят, а они считают пустыню отдыхом! Голова у них, видите ли, не занята пустяками. Нет, хорошо конечно… пока эта самая голова на плечах торчит. А уж в пустыне ей слететь — проще простого…

Хм… вот, значит, почему по-настоящему им Егор нужен. Лучший воин, как-никак! Есть чем погордиться перед Городом… да!

Ну, и как ни крути, таинственная «основная цель экспедиции» тоже важна! Не на отдых же и научные раздумья Савва с Зией сюда тащились за полторы тысячи километров! Комбинат — вот она, основная цель прибытия. Зловещий и проклятый Господом-Аллахом Комбинат!

Ромка-джи уже посапывал.

Егор улёгся поудобнее, включил кольцо и стал слушать старинный гимн сполох-десантников, зная, что пока не сможет заснуть:

Забота у нас простая, Забота наша такая, Жила бы страна родная И нету других забот. И снег, и ветер, И звёзд ночной полёт, Меня моё сердце

В тревожную даль зовёт. Пускай нам с тобой обоим Беда грозит за бедою, Но дружбу мою с тобою Одна только смерть возьмёт….

* * *

Караван их уже заждался. Все два дня стояли лагерем прямо у начала тракта, чтобы лишнего не платить. Но в этот раз ночевать решили всё-таки в караван-сарае знакомом. Спокойнее будет. Днём устроимся, сделаем последнюю передышку, а поутру, мол, Господу-Аллаху помолясь, выйдем, чтобы не мешкать. Мужики домой рвутся, к семьям и хозяйству. Однако не будем забывать, что хоть и спокойнее идти без овец, верблюдов и ген-птицы, не так хлопотно, но зато теперь поклажа, пусть и полегче, но и ценность у неё великая.

Шатун-банды могут за любым барханом дожидаться, под любым кустиком ген-саксаула залечь. Так что идти надо ходко, но осторожно, полагаясь на волю Вседержителя, «комаров» и собственные опыт и смекалку.

В караван-сарае стало ещё более тесно и шумно. Народ из дальних краёв только-только подтягивается к Челябе, а кто уже и домой идёт, пользуется последней возможностью под прикрытием стен и охраны переночевать. Ну, и весёлые все. Особенно, кто уже в сторону дома движется. Те, кто на ярмарку едет, выспрашивают, что и как. И про цены, и про порядки, и про развлечения. Общих знакомых поминают. Собственно, из года в год одни и те же собираются, поневоле познакомишься.

Но есть и тихие, старающиеся быть незаметными, люди. Лица повязками закрыты, держатся особняком. Вон, в самом углу двора сидят человек десять, глазами из-под защитных очков повязки зыркают. Не то секта дальняя, еретическая, на ярмарку прибыла, не то те же шатуны. На лбу у них ни у кого не написано. А посему, Лильке велено никуда одной не отлучаться, «а если что — лупить сковородкой что есть силы!.. ха-ха-ха!»

Да уж, похоже эта сковородка прилипнет теперь к Лильке надолго. А то ещё, как водится, кличкой станет. И будет в Куяше проживать не Лилия Сяо, а Лиля Сковородкина. Кошмар! Одна надежда, что девчонка-то на расправу скорая, не задразнят. Она и без сковородки может по физиономии не раздумывая двинуть — хе-хе-хе! — так что, куяшские мужики, держите-ка языки за зубами… пока эти самые зубы целы!

А пустой ящик, как ни странно, Трофим у них выпросил. То есть, купил, конечно, но очень уж клянчил, просто душой прикипел. Что уж он в этом ящике нашёл, только ему и ведомо. Пришлось продать. В принципе, ни учёным, ни Егору с Ромкой-джи он не нужен, но всё-таки отдавать почему-то не хотелось. Наверное, потому что удобный и самим мэром-баем Челябы подарен.

А с другой стороны, в Городе с этим особых проблем нет. Есть на отшибе один подвальчик, так в нём даже из нержавеющей стали герметичные контейнеры имеются. Далековато идти, правда, но ведь не каждый же день домой по ящику таскаешь! А контейнеры эти явно для чего-то, что атом-радиацией пышет, готовили. Зию расспросили, руками в воздухе махали, объясняя, как они выглядят, и учёный подтвердил — это готовые и не использованные контейнеры для слабоактивных отходов. Вот как! Наготовили их Старые Люди когда-то непомерную уйму для своих атом-секретов, а теперь Город ими пользуется. Почитай, в каждой семье два-три таких контейнера с крышками имеются.

Помнится, будучи ещё совсем малявками, прихватили они с Ромкой-джи четыре круглых крышки и сделали из них илоступы, как у взрослых дозорных. Всё, как положено — внутренние края крышек подогнули, чтобы при ходьбе не мешали, крепления пристроили. Всю ночь в нетерпении уснуть не могли, а ранним утром рванули прямо к ближайшему берегу Иртяша. Прошли по твёрдой корке, а как начала она пол ногами слегка пружинить, привязали эти крышки к ногам и пошлёпали, брякая, как два разваливающихся робота.

Идти оказалось неловко — нога за ногу задевает. Пару раз растянулись, то один, то другой. А потом уже и к болоту подошли. Встали на раскоряку и шевельнуться боятся. Очень уж неустойчиво… и ноги моментально устают. Пытаешься шаг сделать, а тебя сразу на бок заваливает.

И тут — дзынь! — лопается у Ромки-джи крепление на одной ноге. От неожиданности он дёргается, окончательно проломив тонкую корочку, и падает прямо в чёрный ил! Глаза вытаращил, руками по илу хлопает, а руки по плечи проваливаются — ужас! Затянет сейчас друга прямо в грязевую бездну и следа от него не останется! Песчаники и те близко к болоту не суются, хоть и водится там всякая ползающая и квакающая живность. Они осторожненько по краешку подбираются, охотясь. А тут два глупых пацана припёрлись… а скоро только один глупый пацан останется!..

Барахтаясь, Ромка-джи и второй илоступ потерял. Впрочем, толку от него всё равно не было бы никакого. Никто ещё, упав в жижу, сам на ноги не вставал. Физически невозможно.

Благодарение Господу-Аллаху, хватило у них накануне ума каждому верёвку с собой прихватить! Егор свою лихорадочно отматывает, Ромке-джи кидает трясущимися руками и уговаривает друга не дёргаться, лежать плашмя, раскинув руки. Ага, как же, улежишь тут! Лицо в ил опускается, а поднимешь голову, все глаза, нос и рот залепило, дышать нечем и не видишь ничего! Но ухватился всё-таки погибающий Ромка-джи за верёвку и стал Егор друга потихоньку назад тянуть. Тянет и с ужасом чувствует, что корочка вот-вот и под ним проломится…

Так и полз по сантиметрику, по шажочку… обливаясь потом от страха и припекающего спину солнца. Позвонить, на помощь позвать, боится — ругать будут!

Но выволок всё-таки! Вначале корка под ногами уже не такой хлипкой стала, потом и вовсе твёрже. Но Ромке-джи он велел всё-таки не вставать. Если тот встанет и по пояс провалится, то тянуть его трясина будет уже настолько сильно, что прямиком в ад утащит. Чёрный, булькающий, вздыхающий вонючей отрыжкой ад!

Ревёт Ромка-джи в голос, но руками и ногами перебирает, ползёт! Целую вечность так двигались, пока на совсем уж твёрдое место не вышли. Егор мокрый, Ромка-джи грязный и зарёванный. Так и боится на ноги встать, на четвереньках бежит, чисто песчаник какой…

А не успели до берега добраться, летят им навстречу мама Таня с Маринкой. Мама Таня илоступы тащит, а Маринка за ней, намного отстав, бежит, и тоже ревёт на ходу. Оказывается, дежурный их заметил на экране. Иртяш ровный, поэтому на него всего-то три следящих камеры смотрят. Если кто чужой со стороны Иртяша рискнёт пойти, его за километры будет видно. Вот дежурный у старосты сидит, ген-кумыс потягивает и следит за экранами, особо-то не глядя в безопасную сторону. И вдруг краем глаза улавливает какое-то движение! Вот, растяпа… прости, Господь-Аллах! Мог бы и намного раньше заметить, это лучше бы для всех было!

Увеличивает дежурный изображение — ох, шайтан! — там же Егор с Ромкой-джи тонут! И звонит маме Тане, мол, хватай скорей илоступы и беги. Может, хоть одного, своего, успеешь спасти! Второй-то, приёмный сын Мамы-Гали, похоже, не жилец уже! Ты полегче, чем мужики, сможешь дойти, но и из мужиков несколько человек с верёвками вскоре за тобой подбегут, мол, я им только что сообщил…

В общем, сходу залепила мама Таня обоим героям по затрещине, а потом упала на колени, прижала их к себе так, что рёбра у них затрещали, и дрожит крупной дрожью. Зато Маринка за неё ревёт и ревёт! И тоже, подбежав, их обнимает. Так всех четверых подбежавшие мужики и нашли. Стоят на корке ила, обнимаются, шагу сделать не могут. Из мамы Тани слезу выбить было практически невозможно. Кремень! Но тут и у ней из-под закрытых глаз по щекам слёзы текут. Только плакала она молча.

Подзатыльников перепуганные мужики отвесили обоим героям — тоже сходу!

От подзатыльника у Егора голова прояснилась. «Мам, — кричит, — тут столько людей! Мы же все вместе здесь провалимся!» Вот и пошли все обратно, на благословенный, твёрдый уральский гранит.

Там мужики хотели обоих путешественников выпороть. Намерение у них такое возникло, благо, что и верёвки есть. Прямо сквозь штаны — ох и больно бывает!

Но мам Таня их остановила. Живы, говорит, и слава Господу-Аллаху! Страху натерпелись столько, что теперь навек умнее станут. Сегодня же в Храм обоих погоню, пусть молитву благодарственную читают.

А вечером Мама-Галя приходит. Отец в дозоре был. «Таня, — говорит Мама-Галя, — родная ты моя, хочу твоему сыну спасибо сказать. Спас, ведь, он Ромку-джи от злой смерти, как ты когда-то отца своего!» И дед Николай рядом кивает, мол, было такое… там же, на Иртяше.

Ребята сразу к ним, расскажите, расскажите! Но мама Таня их спать погнала. Не хотела она вспоминать о том случае. У неё седая прядь через все её волосы тёмно-русые тянулась. Тогда-то она и появилась. Видно, смертный страх тогда ей душу оледенил, как сказал им много позже мулла-батюшка. Бывает такое… даже у совсем юных девчонок, какой когда-то спасала своего отца мама Таня.

Что там случилось, Егор лишь незадолго до смерти мамы от деда Николая и отца узнал.

Тогда же отец ему и о пуле, засевшей в его плече, поведал…

* * *

К вечеру расшумелся караван-сарай не на шутку! Песни поют, «ген-саксауловку» потягивают. По мелочи доторговывают, да напоследок понравившиеся пустяки выменивают. К Егору мужик какой-то пристал, продай, мол, по дешёвке свои ботинки армейские, а тебе сапоги отдам, — как новенькие! Вот уж выгодная сделка, ха! Раз пришёл, второй… да с каждым разом всё пьянее, да пьянее. С трудом Егор его вытолкал подальше от тента, под которым куяшские сидят. Ромка-джи с Лилькой за руки ходят, но далеко не отлучаются. Тут не хуже, чем на ярмарке можно нарваться. Из подозрительной компании, что неподалёку мимо брела, уже пьяно крикнули, мол, парень, продай девочку, а то у нас с женской лаской туго. Ромка-джи, молодец, не оплошал. Калаш на изготовку, Егору тотчас позвонил. Егор подоспел, посмотрел на оглоедов, лишённых женской ласки, выразительно стволом повёл. Те — ничего, спокойно стоят, не нервничают. Но и молчат.

Так и разошлись по своим углам, молча. Егор с ребятами в одну сторону, а те, в свою. И хорошо! А то охрана уже заинтересовалась и тоже на мушке их всех держит. Не хватало ещё пулю в спину получить.

Да, строгие здесь порядки, строгие. А как иначе? Отсюда дикие места и начинаются. Вон он, тракт, от ворот и далее — там ты сам себе хозяин. Или жертва.

Тьфу ты, блин, опять этот мужик идёт, ногами выписывает. Не лежится ему, шайтан его побери, пьяному! Не свалится никак. И компанию с собой ведёт. Те, вроде, потрезвее будут. И что им надо, хотелось бы знать?

Мужик орал безостановочно, приседая от усердия и количества выпитого:

— Да знаю я его, знаю! Он меня по весне на тракте подстрелил, гадёныш, ботинки мои снял! Бей его, правоверные, бей до смерти! Шатун проклятый, сволочь пустынная! Ботинки снял, представляешь?! У дома в двух шагах, на глазах у деток моих родненьких! В спину пулю, подлюга, всадил! У кр-р-ровинушек моих прямо на глазах!

Он скидывал с себя верхнюю часть комбеза, путаясь в рукавах, поворачивался ко всем спиной, показывая какие-то шрамы и ссадины, напирая на то, что самая свежая, это как раз входное отверстие от пули. Пытался надеть комбез обратно, бессмысленно толкая волосатые ручищи в вывернутые наизнанку рукава, размазывал по багровым мохнатым щекам крупные слёзы. Дружки поддерживали его нестройным гулом.

Мужик принялся кашлять, показывая, что пуля и по сию пору сидит у него в лёгких. Кашлял он натужно, с бульканьем, перемежая кашель с призывами к Господу-Аллаху и всем честным постояльцам. А постояльцев вокруг собралось немало. Целый круг образовался.

— Разводка, — сказал Зия, стоя рядом с Егором. — На арапа берёт. Ты не суетись, подожди. И молчи пока. Видишь, за тебя Трофим с дядько Сашей речь держать будут.

Дядько Саша пригладил висячие усы, обвёл толпу взглядом и начал говорить. Хорошо говорил, ёмко. Трофим стоял рядом и кивал головой. Взгляд его был печален и, казалось, говорил: «Да что же это такое, люди добрые? С бухты-барахты на солидных людей наезжают! Куда мир катится?»

Речь толпе понравилась. Егор заметил, что на него уже не глядели хмуро. Дядько Саша объяснил правоверным, откуда идёт караван, кто в нём движется и по каким делам. Поклялся Господом-Аллахом, что знает Егора уже много лет и ручается, что произошла ошибка. В гуле толпы послышались одобрительные нотки. Нормально усатый говорит, по хозяйственному, не торопясь. Сразу видно, правильный человек, не шатун какой-нибудь.

— Это он про урожай хорошо заметил. Нынче ген-саксаулу самое раздолье.

— Не скажи, Мустафа, это где как! У меня две делянки в дудку ушли, а ягодки махонькие. Прикинь, всё в дудку вымахало! Хорошо, что я в прошлом году ещё один участок освоил, а то…

— …и не разберёшь! Все с оружием, все в комбезах. Ну, хунхуза я, к примеру, за километр узнаю. У меня с ними свои счёты — цоп ему промеж ушей и концы в песок!..

— Молодой на вид пацан-то. В шатунах такие — самое зверьё! У нас в шанхайчиках повадились такие же шныри по чужим делянкам барагозить. Ну, мы с Петром и Кимом Вайнахом, ну, который в низах-то живёт… да помнишь ты его! Сбил меня с панталыку… ага!.. ну, вот, и решили мы…

— Ни стыда, ни совести… привязались к мальчишке…

— …сыну говорю, ну, куда? Куда тебя понесло? Ну, Эмир-Восход, ну понятно. А ты-то куда?..

— …да у ментов ихних голова мягкая, чтобы это правильно понимать!..

— Егор, — тихо проговорили сзади. — Егорка!

— Чего? — не поворачиваясь, спросил злой Егор.

— Ты не волнуйся, ладно? — взволнованно забормотали, перебивая друг друга, Ромка-джи и Лилька. — Не волнуйся и не дёргайся, хорошо?

Егор не успел ответить, как мужик, голый по пояс, окружённый своими дружками, поившими его из фляги, вдруг растолкал всех и дико заорал:

— Убью, убью щенка! Ботинки он мои… — и вдруг громко, протяжно рыгнул.

— Пропил ты свои ботинки, скотина вонючая! — заорала над ухом Лилька. — Нажрался, как сволочь, бельма залил и к нашему Егору привязался!

Настала растерянная тишина. Кто-то неуверенно хихикнул. Мужик, качаясь, мутно смотрел Егору за спину и вдруг, путаясь в свисавшем с пояса комбезе, вынул нож и провёл длинную, сразу начавшую подтекать кровью, черту поперёк груди:

— Резать буду! Как крысу резать!

— Да что с ним разговаривать, с паскудой! На куски его рви, Артёмыч! — завизжал дурной голос из толпы.

— Один на один! — заорал кто-то из дружков мужика и десятки голосов сразу подхватили. — Один на один! Один на один!

Егор заметил, что орали не только дружки, но и кое-кто из совсем уж сторонних постояльцев, видимо рассчитывая забесплатно полюбоваться на зрелище. В конце концов, кто он им? Сын родной? А вдруг мужик прав? А и не прав — наплевать. Пустыня — вот наш закон. Все под Господом-Аллахом ходим.

Громкий голос перекрыл гул толпы:

— Эй, там, внизу, тихо стоять!

Мужика держали за руки несколько дружков. Бегая блудливыми глазами, они что-то нашёптывали ему в оба уха. Мужик с ненавистью глядел на Егора и вырывался.

— Угомоните дурака! — прогремел голос. — Хан-батюшка, начальник караван-сарая говорить будет.

После томительной паузы раздался знакомый сладкий голос:

— Ну, что, сынок, попался? Пора ответ держать.

— Вы знаете, что он не виноват! — ответил голос Саввы.

Как и в прошлый раз, голос Саввы был слышан в ларингах всех, кто находился в караван-сарае. Егор и забыл о Савве, — он вообще обо всём забыл. Больше всего ему сейчас хотелось выбить дух из пьяного мужика, и он глубоко дышал, готовясь к поединку «Начал в гневе — в половине случаев проиграл! — говорил мулла-батюшка. — Запомни, только с ясной головой можно драться, понял? Ровное дыхание и ясная голова, Егор!»

— Вам мало моего поручительства и защитного слова за бойца нашего отряда, господин начальник? — продолжал тем временем Савва. — Если да, то, пользуясь своим правом карать и миловать под покровительством фирман-Москвы, а также фирман-Челябы, полученном мною сегодня, я могу устроить здесь бойню.

— Не надо драматизировать, уважаемый имам-доктор! Вы сами признали, что наняли несколько проводников для целей, известных только вам. Вас и вашего спутника я буду защищать и лелеять в полную меру имеющихся у меня сил и полномочий. Но сейчас мы имеем дело с банальным случаем грызни между двумя людьми из пустыни. Здесь каждый имеет право защитить свои права по законам, принятым ещё нашими прадедами. Если вы сомневаетесь в мальчике, вы можете выставить равноценного бойца.

— Не защищай меня, Савва, — сказал Егор, с удовлетворением отметив, что говорит громко и твёрдо. — Эта пьяная скотина просто хотел поживиться. Не на такого напал.

— Да он тебя вдвое тяжелее! — сказал дядько Саша. — Дай-ка я разомну старые косточки и обрежу ухо этому горлопану!

Поднялся гвалт. Кого-то уже схватили за грудки.

Сухо и зло простучал пулемёт. Казалось, что пули едва-едва не чиркнули людей по макушкам. Кто-то закричал, многие пригнулись. Кто-то бросился в сторону…

— Мне не хочется огорчать вас, дорогие московские гости, но надо как-то разрешить ситуацию, — промурлыкал голос начальника караван-сарая. — Я предлагаю разрешить спор поединком, но не до смерти, ибо старые ботинки того не стоят, а просто до того момента, когда кто-то из бойцов не рухнет… или не признает себя побеждённым.

— Спалю я вашу контору, — устало сказал Савва. — К чёртовой матери спалю. Озверели вы здесь сидючи, вконец озверели.

— Пустыня, — деланно вздохнул начальник. — У нас тут свои законы… на тракте.

В целом, собравшиеся были склонны к поединку. Честному поединку между двумя бойцами. Егор наотрез отказывался от того, чтобы кто-либо вышел в круг, кроме него. Как ни странно, Зия был спокоен.

— Вот что, Егорушка. В том, что ты драться умеешь, я не сомневаюсь. Учти, мужик тебя тяжелее. Это ещё полбеды. Он левша, понял? Я сам левша и знаю, что иногда это даёт небольшое преимущество в бою.

— У нас мулла-батюшка одинаково хорошо и с левой, и с правой бьёт, — сказал Ромка-джи. Он был бледен; по всему лицу горели красные пятна. — Натренировал нас. Ты, Егор, главное, соберись.

— Что за цирк! Слышали бы вы себя со стороны! — мрачно сказал Савва. — Егор, не упрямься, давай я выйду.

— Нет, Савва. Я эту пьянь сам урою, — весело сказал Егор. Ему вдруг стало хорошо. Вон сколько народу переживает за него! И Лилька, красная от возмущения, и городские мужики, и куяшские. — Вы меня не переключите на начальника? И чтобы другие слышали тоже. Сможете?

Савва посмотрел на Егора, вздохнул и сказал:

— О, Господь-Аллах! Дикарята… Ладно, давай, толкай речь.

— Господин начальник, я готов! — сказал Егор и все сразу притихли. Кое-кто завертел головой, не сразу сообразив, чья это речь раздаётся у него в ушах. — Поскольку меня облыжно обвинили, то я имею право установить свою ставку.

— Хорошо, мальчик! — не сразу ответил голос начальника. Похоже, он жевал. — Что ты предлагаешь?

— Голыми руками. Ставка — калаш на калаш, — сказал Егор. — Проигравший отдаёт оружие. Калаш, патроны, нож, «глушилки», «бумеранг». В общем, всё, что есть.

Дружки пьяного, усердно отпаивающие его отрезвляющим ген-кумысом и запихивающие ему в рот тонизирующий насвой, похоже, не ожидали этого. Высокий усатый мужик с глуповатой улыбкой неуклюже затоптался на месте. На плече у него висел калаш пьяного, его рюкзак и старый шлем. Стоявший рядом хлыщ, с закрытым армейской маской лицом, сообразив, наконец, что к чему, дёрнулся, было, забрать у усатого калаш, но толпа возмущённо загалдела. Несколько куяшских выволокли мужика в круг и отобрали у него лишнее, попутно чуть было не прихватив у дурака его собственный нож. Усатый взвыл и вцепился в своё кровное, чем насмешил зевак.

Егор сложил рядом свой калаш, нож, рюкзак. Вынул нож из сапога и воткнул его в землю рядом. «Глушилки» он демонстративно положил в карман рюкзака. В толпе загудели.

— Не прост парень, — сказал кто-то рядом. — Дурак Артёмыч, как есть дурак! Нашёл на кого прыгать!

У вещей сразу встали дядько Саша, Трофим, несколько Городских и куяшских мужиков и кто-то из толпы. «Надеюсь, ничего у меня под шумок не сопрут!» — подумал Егор и мысленно усмехнулся, представив, как возвращается к рюкзаку и видит лишь растерянного дядько Сашу…

Стянув до пояса комбез, Егор аккуратно заправил рукава за ремень. Плохо то, что скотина Артёмыч трезвел на глазах. Хорошо, что мужик он грузный и, похоже, тупой. В толпе своих мелькнула зарёванная Лилька, которую утешал её отец. Ромка-джи был неподалёку. Молодец, в полной боевой готовности парень, хвалю! Егор улыбнулся Лильке и шагнул в круг…

* * *

— Какой скучный бой! — прогремел голос начальника караван-сарая. — Я не успел ничего увидеть. Этот юноша выколотил из мужика дерьмо, пока я отвлёкся за куском халвы. Что ж, мужику надо сидеть дома и возиться с овцами, ему не место на тракте. Кто-нибудь, выкиньте его и его приятелей за ворота, пусть ночуют там. Поединок окончен, всем угомониться! Забирай свою ставку, мальчик!

Егора дёргали в разные стороны, хлопали по плесу, ерошили волосы. Ромка-джи, навьюченный Егоровой и чужой амуницией под охраной счастливого дядько Саши, тащил всё к грузовичку. Лилька визжала так, что заулыбались охранники, выволакивающие Артёмыча за ворота. Артёмыч крутил головой, разбрызгивая кровь из носа, и слабо сопротивлялся. Дружков, кто не успел раствориться в толпе, охрана вытолкала вслед за избитым. Там их осыпали насмешками те, кто экономил на плате за ночлег и ставил свои палатки в положенных ста метрах от ворот.

Кому-то уже съездили по уху и сейчас его, орущего благим матом, волокли за ноги вслед за выгнанными. Из карманов у того высыпалась какая-то разнокалиберная мелочь и её, под шумок, прибирали к рукам.

Болели разбитые в кровь кулаки, на рёбрах пульсировал здоровенный синяк. Это упавший Артёмыч успел-таки лягнуть Егора своими сапогами из жёсткой верблюжьей шкуры.

— Ну, что? Молодец! — сказал улыбающийся Зия. — Удар по рёбрам пропустил, правда, но это учтёшь на будущее. Отработай уход от удара снизу, когда дома будешь, и всё станет на свои места. Привет вашему мулле-батюшке, он вас хорошо натаскал. Роман-джи, кстати, тоже отличился.

Ромка-джи, сразу после того, как поединок закончился, успел пару раз съездить по морде какому-то догадливому прохиндею, пытавшемуся в неразберихе утянуть калаш Артёмыча. И хорошо съездил, ловко! В пол оборота… что и заметили внимательный Зия и влюблённая Лилька. А также сконфуженный дядько Саша, который бросился к Егору обниматься, забыв обо всём на свете.

Лилька сразу же похвасталась отцу тем, как ловко дерётся Ромка-джи, не хуже своего друга, и Сяо, под смех мужиков, заметил:

— Это он вовремя! А то я уже совсем было собрался сватать тебя за Егора!

Драться было нетрудно. Протрезвевший, но не поумневший Артёмыч, взревев, как верблюд, кинулся на Егора. Егор нырнул под протянутую руку, пнул Артёмыча но ногам и тот рухнул. С этого момента вся ненависть Егора к нему прошла. Ему уже не хотелось отрезать мужику волосатое ухо. Осталось только сделать так, чтобы взревевший от ярости Артёмыч не встал. А это уже было нетрудно. Те самые ботинки, на которые так нагло претендовал Артёмыч, разукрасили мужика, как Иуду, в два пинка. А потом Егор поставил его, обмякшего, на ноги и от души двинул по опухшей морде. Собственно, вот и всё.

Интересно, что Трофим умудрился снять всё происходящее на камеру своего калаша и теперь Савва вывел на экран запись. Было немного странно видеть себя, дерущимся по-настоящему. Это не совсем то, когда мулла-батюшка показывает тебе, покрытому синяками, какие ошибки ты допустил в бою. И мрачно гудит: «Будь у твоего противника настоящий нож, лежал бы ты сейчас без одного уха, а то и без головы и прочих частей тела! Учти, Егор, скользящий удар на отражение, скользящий, а не тупой лобовой! Иди и отрабатывай приём. Пятьдесят раз».

А калаш Егор отдал на сохранение дядько Саше. Драненький калаш, неухоженный, но в Городе пригодится. Вычистим, пристреляем — в дело пойдёт! Много же они в этот раз оружия привезут, хорошо! Рюкзак Артёмыча с удовольствием распатронила любопытная Лилька. А потом бросила его в угол и густо покраснев вылетела из фургона. Обеспокоенный Ромка-джи выскочил за ней. Зия удивился, а потом понимающе кивнул головой.

— Ну, Лилия! Недаром говорят, что в каждой девушке есть маленький шурале, подстрекающий её любопытство. Вот и долюбопытствовалась!

Оказывается, в рюкзаке Артёмыча лежала детская игрушка — микрокомп с небольшим экранчиком на десяток фильм-файлов. Суровый и, похоже, сильно пьющий Артёмыч недолго думая, закачал в эту пустяковину самой низкопробной порнушки, сколько влезло. Дабы скрасить своё скитание по пустыне вместе с дружками. Вот Лилька и сунула свой нос в игрушку! Зия вычистил эту пустяковину до последнего файла. А потом и закачал в неё несколько забавных фильм-файлов из тех, что так нравятся четырнадцатилетним девчонкам.

«Ничего страшного, — подумал счастливый и умиротворённый от многочисленных знаков внимания Егор. — На выданье девчонка, не малявка какая-нибудь! Но Артёмыча за такие штучки даже в Челябе бы упекли. Запрещено! Уж с десятка три «горячих с оттяжкой» он бы точно получил! Есть греховное? Не носи с собой, держи дома, подальше от детей! С собой носишь — получи по закону».

Видимо, по поводу драгоценной Лилии своей Ромка-джи был другого мнения. И решил успокоить бедное дитя. Дитя с удовольствием поддавалось успокаиванию.

Во всяком случае, Ромка-джи появился в фургоне далеко за полночь, вдоволь насидевшись с Лилькой у соседнего костра, к которому их пустили, как друзей того самого Егора, который сегодня такой молодец! Да и то, они сидели бы и дольше, но вышедший из-под тента отец шуганул влюблённых, громогласно сказав, что если завтра Лилька хоть раз зевнёт, то он собственноручно отвезёт её в логово карачи и на коленях будет просить их забрать эту шайтан-девицу, от которой её отец скоро окончательно рехнётся.

Поутру вышли из караван-сарая. Ромка-джи носом клюёт, не выспался. У Егора рёбра болят. Ссадины на руках подживать начали. Это уже порода, да! Мама говорила, что на отце, мол, всё, как на песчанике заживает, лишь бы грязь в рану не попала. А об этом Зия позаботился, обработал ссадины.

— Чего кряхтишь, Егорка? Ребро?

— Ерунда, — попробовал отмахнуться Егор.

— Ерунда, это то, что у вчерашнего мужика Артёмыча вместо мозгов, а боль понапрасну терпеть, это ни к чему. Давай сюда своё ребро, я тебя быстро в порядок приведу!

Спорить Егору не хотелось, да и боль терпеть тоже. Поэтому он положился на врачевательское искусство Зии. А Зия долго тянуть не стал. Вытащил из аптечки томограф, взял у Ромки-джи его комп, чтобы тот заодно научился, и сканировал Егоровы рёбра.

Ну вот, — сказал он, разглядывая картинку то так, то этак, поворачивая её под разными углами, — трещин нет! Прекрасно. Просто удивительно прекрасно!

Налепил Егору рассасывающийся пластырь, заклеил его сверху тоненькой «дышащей» плёнкой и похлопал по плечу.

— Можете одеться, больной! Постельного режима вам не пропишу, ибо незачем. А рёбра ближайшие пару дней рекомендую пока под сапоги не совать!

Пластырь — штука удивительная. И боль прошла, и настроение поднялось. Жаль только, что много его на Егоровы рёбра потрачено. Бывало, сидишь и мучаешься, терпишь, потому что в Городе пластырь только на настоящих раненых, да малых детей идёт.

Километрах в трёх от города Челябы их обстреляли. Караванщики сразу уложили верблюдов, залегли сами, стали ждать. Лупили издалека, явно от бессильной злобы. Егор загорелся ответить, но Савва сказал:

— Это тебе, скорее всего, последний привет от дружков Артёмыча. Если они из чего-то более крупного начнут, то тогда придётся вылазку делать. А пока просто сиди и жди.

И точно, минуты через три обстрел прекратился. Находящиеся со стороны обстрела «комары» на пределе видимости показали двух человек с калашами. Ничего более солидного у них не было, а близко подойти они явно опасались. Видать, уже наслышаны про нынешний караван. Теперь весь год до будущей ярмарке по всей пустыне будут судачить о том, что Городские и куяшские обзавелись технологиями дальними. И гадать, за какие шиши куплено, да где и когда. И обязательно кто-нибудь из рассудительных скажет:

— Московские им помогают — это ясно. Однако, мужики, я вот что думаю… а ну, как Москва на Челябу нацелилась? А то и на Полевской! Уж не знаю, хорошо ли нам от этого будет, или плохо, но на душе у меня неспокойно!

И начнутся споры. К следующей ярмарке всё нынешнее такими легендами обрастёт, что только держись!

На следующий день всё тихо было. Ходко шли, практически без остановок. Зия с Саввой по очереди за джостик-штурвалом сидели, только по ларингам споры заводили. Кое-что полезное, оказывается, всё-таки нашлось для них в архиве Челябы. Как сказал Зия, по крупинкам приходится собирать информацию, по крошечкам. Вроде мозаики получается. Тут узнали, там додумали, здесь прикинули по логике вещей. Вроде, довольны оба, да только спорят постоянно.

— Научные споры помогают истину найти! — важно сказал Ромка-джи маленькой Лильке, постоянно прибегающей к ним в фургон и засиживающейся допоздна.

Отец её уже и рукой махнул — пусть перебесится деваха, пусть! В конце концов, для того её и в Челябу везли, чтобы среди прочего, жениха ей присмотреть. «Ромка-джи жених, может быть, и не шибко богатый, но голова у него на плечах. И в бою себя неплохо показал, да и руки к месту пришиты, а не к заднице, как у некоторых», — рассуждал хитрый Сяо.

По мнению Егора — правильно рассуждал. Если уж на то пошло, то всё для семейной жизни у Ромки-джи есть. Места в Городе навалом, ген-саксаула на всех хватит — выбирай себе делянку и поливай вовремя ген-бродилом. После него хорошая почва становится, плодородная! Тоже, говорят, от Старых Людей технология.

Надо сказать, эти Старые Люди многое чего умели, чего сейчас забыто, да! А вот с демонами сладить не смогли. Почему? Спросить бы у Зии с Саввой. Прямо в лоб и спросить — почему, мол, предки наши со Святым Джихадом справились, Веру-Истину раскрыли человечеству на радость… а с демонами у них осечка вышла? Плохо ли было всей планетой владеть, по всему миру разъезжать?

Да лень спрашивать. Хорошо на крыше лежится. Сегодня солнце каким-то маревом прикрыто, не так сильно печёт. А что, дело-то к осени идёт! К Новому году и ген-саксаул зацвести должен, как обычно, и дожди пройдут. Хороший праздник, этот Новый год! Недаром его и дети, и взрослые любят. Святой Николай подарки делает… то есть, это детям, конечно, так говорят, а на самом деле родители, да Город стараются.

И обычай на Новый год маски делать, тоже славный. На прошлый Новый год Ромка-джи неделю пыхтел. Сделал себе рога и хвост, морду илом вымазал. Хотел злобного демона изобразить, но взрослые, смеясь, ему говорили, что он больше на проказливого бесёнка шурале похож. Мол, ничего в тебе страшного нет, а только чумазая глупая мордочка!

Маринка Лунной Девой нарядилась, а Мама-Галя святой Валентиной была, которая первой в космос полетела. Хотели из Егора Гагарина-шайтана сделать, да ему надо было с муллой-батюшкой в дозор идти — не повезло. Поэтому Карима нарядили. И он с Мамой-Галей танцевал, да так хорошо, что всем понравилось. Маринка ходила и гордо принимала поклонения, как и положено Лунной Деве. Ромка-джи на колени перед святой Валентиной вставал, в любви признавался и просил его с собой в космос взять, но святая Валентина его отвергла и все стали маленького демона-шурале пушистым камышом обратно в ад прогонять. Ну, и рога у него — хлоп! — отвалились…

Староста Володя потом целый фильм-файл этого праздника показывал. Собрались все в Храме на Пасху, на праздник Иисуса-любви, и смотрели. Здорово получилось! Мулла-батюшка энигму ставил, старики даже прослезились, насколько душевно всё в этот раз вышло. На праздник Иисуса-любви вообще все благостные ходят, только и делают, что друг друга нахваливают и в братской любви признаются. Даже староста Володя добрым становится, несмотря на свою печень.

Да, наверное, все праздники хороши!

Вот у Города, например, свой День Благодарения есть. В этот день предки наши Установку запустили… и кончились для них голодные дни. Перестало их тёмное будущее пугать, мягким светом надежды озарилось. В это время в Храме целый день праздник! Угощают друг друга и тем самым отгоняют голодных демонов. У жены старого Хаима вкуснющие хлебцы получаются. Вот, просто целый день бы жевал! И каждый год лично Совет просит её хлебцы готовить, а в помощь ей половина Города просится, очень уж хочется первыми эти хлебцы попробовать, самые с пылу, с жару!

В прошлый раз, к вечеру, Мама-Галя мулле-батюшке сказала жалобным голосом: «Николай, милый, оттащи меня от стола, а то я лопну!» Все засмеялись. А мулла-батюшка вдруг как подхватит её на руки! Егор тогда невольно залюбовался обоими. Мулла-батюшка, как гранитная глыба, шрамами прорезан… а Мама-Галя нежная, хрупкая, хоть и одета по-мужски и повязка выбитый глаз прикрывает. Прильнула к нему… и так стала в этот момент на счастливую Маринку похожа, что Егор только ахнул мысленно.

Наверное, тогда-то он в Маринку и влюбился. Представил себе, как её на руках своих держит…

А насчёт хлебцев это она правильно сказала, справедливо. Молчаливый Седой Хаснулла вдруг сказал: «Хочешь не хочешь, а с такими хлебцами чувствуешь себя голодным демоном пустыни — лопаешь, лопаешь, лопаешь… уже и не лезет… а глаза всё ещё не наелись!» — и все снова рассмеялись.

Ох, как домой-то хочется!

А впереди ещё Комбинат. Вот уж куда совсем-совсем неохота!

* * *

Отмахать по тракту до поворота, а потом оставить караван в относительно безопасных местах и забирать влево и влево, километров пятьдесят, делая круг, стараясь идти пустыней, — это, что ни говори, выгоднее! Куяшские остаток пути должны нормально пройти, если Господь-Аллах даст.

Да и к комбинату подходить с этой стороны удобнее, — рассуждали два друга, — не надо будет петлять между могильниками, — вот уж где сплошные атомы, шайтан их дери! Кстати, там и бывшее озеро Карачай рядом, вместе с комбинатовской шайтан-установкой… его-то всяко лучше обойти! Говорят, что Старые Люди в этом озере неудачные атом-заряды топили. И лежат они на самом дне, времени своего дожидаются, атом-заразу распространяют.

Но Зия их, Егора с Ромкой-джи, на смех поднял. Мол, в принципе, легенда эта верна. Смысл её в том, чтобы нос свой любопытный не совать к могильникам и Карачаю. Но никто никогда на озере Карачай атом-зарядов не топил. Однако это не означает, что всё хорошо. Просто, когда атом-заряды изготавливаешь, то очень много зловредной заразы образуется. Вот её в озеро и сливали. Комбинатовская Установка там корни свои вглубь и вширь раскинула, тянет делящиеся материалы…

Оставив Ромку-джи в фургоне, Егор попросился в кабину к учёным. Хотелось всё-таки самому присмотреться к тому, как грузовичком управлять. Староста Володя недаром просил его обратно в Город вернуть — всегда пригодится.

А то нехорошо получается, Ромка-джи уже более или менее неплохо наловчился с джостик-штурвалом управляться, а Егор всё ещё ушами хлопает! Надо попросить Савву дать ему попробовать.

— Савва, а можно мне…

Именно в этот момент перед кабиной и справа от неё возникли тёмно-коричневые стены…

…и не успел Егор удивиться, как в уши туго ударил взрыв.

* * *

Фильм-файл «География России», учебник

Вводная глава «История нашего мира»

Так было. Так мы должны знать. Так мы будем рассказывать детям своих детей.

Земля наша, сотворённая Господом-Аллахом, не всегда была такой, какой ты видишь её на картах. Когда-то на месте пустынь зеленели леса и текли полноводные реки. И полушария Земли назывались просто Восточным и Западным.

И разгневался Господь-Аллах на грешных, и напустил на Землю Великую Сушь, которую учёные называют глобальным потеплением. И отступила жизнь в те места, где ранее стояли трескучие морозы, и скрылись в пучинах морских прежние берега.

Так было. Так мы должны знать.

И начались войны между людьми за право жить и растить детей.

И начались войны за плодородную землю и пресную воду.

И начались религиозные войны.

И верили люди во что угодно, и убивали друг друга христиане-крестоносцы и мусульмане-лунатики, идолопоклонники Будды-предтечи и Конфуция-лжепророка.

И было Откровение, которое принёс нам навеки Эмир-Казань о единой всеобъемлющей Вере-Истине, крылами своими покрывающей и ислам, и христианство, и о Господе-Аллахе Вседержителе, безграничной милостью своею давший миру последний шанс.

И прошёл Эмир-Казань огнём и мечом, устанавливая единое, низвергая раздробленное, искореняя нечестивое. И был установлен священный мир по всей России, и принял бразды правления Эмир-Казань, став самым первым президентом-эмиром.

И закончился Святой Джихад за Веру-Истину великой победой правоверных.

И началась эра мира и благоденствия.

Так было. Так мы должны знать.

Тем временем Демонское полушарие вело свои войны, приняв сторону христиан-крестоносцев. И не было мира в демонских землях.

И в гордыне своей отделились демоны от человечества, укрывшись за океанами.

И Господь-Аллах сделал так, чтобы всякие контакты между Полушарием Веры-Истины и Демонским полушарием прекратились до Страшного Суда.

И теперь Россия мирно и счастливо процветает под крылом Веры-Истины!

Так было. Так мы должны знать. Так мы будем рассказывать детям своих детей.

* * *

… перед кабиной, слева и справа от неё, бесшумно возникли тёмно-коричневые стены… и не успел Егор удивиться, как в уши туго ударил взрыв.

Нано-плёнка, натянутая Зией ещё в Городе вместо выбитых стёкол кабины, вогнулась внутрь и мгновенно зарябила налётом песчинок и мелких осколков, вдавленных снаружи страшной силой ударной волны. Раскалённый ржавый гвоздь на треть длины со скрипом пробил плёнку и застрял в ней, блеснув под содранной ржавчиной сизым отливом. Егор ударился головой о боковую дверцу и на мгновение ослеп…

Савва неразборчиво орал, выкручивая джостик-штурвал, Зия судорожно тыкал оттопыренным локтем в бок Егора, что-то помечая на экране компьютера, мгновенно вычислившего направление, откуда был нанесён удар. «Комары» переориентировались на ходу, показывая теперь бородатых людей в песчаных комбинезонах, торопливо выбирающихся из открытого барханного схрона. Экран задрожал, переключаясь с картинки на картинку, — комп выбирал наиболее панорамное изображение. Через секунду картинка стабилизировалась. В левом углу паучком копошился их грузовик, раскорячив лапы… изображение снова пошло полосами и смылось, — грузовик наискосок метнулся через весь экран. В кадр рывком въехала бородатая потная физиономия в защитных очках.

«Эх, напоролись всё-таки! — мелькнуло в голове. — Ну, ничего! Раз они не под самим грузовиком фугас грохнули, значит, просто грабить! Шайтан, где же эта чёртова ручка?!!»

Егор наконец-то нащупал ручку дверцы и вывалился наружу. Зия схватил его за плечо, что-то крича. Егор рванулся, рука Зии соскользнула, дёрнув его напоследок за рукав, и Егор упал не на живот, а на спину.

Зия! Балбес-шайтан!.. угробишь!..

Так… на живот, перекатываемся за лапу грузовика… ага, вон они откуда высовываются. Спокойно… главное — чтобы Ромку-джи в фургоне не задело… Нет! Вон он! Лупит очередью с борта… молодец! Патроны только не жалеет, засранец…

Прицел, выстрел! Ах ты… гадёныш шатун… сковырнулся! Теперь второго… короткая очередь… ага! Ещё разок перекатываемся… хорошо, хорошо!.. слева от нас из песка наверняка вылезло несколько паразитов, но это уже Саввы забота… его сторона!

Др-р-р-р… противно прогрохотало по борту над головой. Не страшно! Взвизгнуло, срикошетировав от лапы… ничего-о-о! Это нам по хрен… мы умные…

А теперь, паршивцы, «глушилка»… это вас удивит…

Егор, не глядя, сходу, как будто делал это тысячу раз, вдел пальцы левой руки в кольца кастета «глушилки». Неподалёку грохнуло… осколки дробно пробарабанили по кузову. Ничего… ничего! Там тоже нано-плёночка напылена… ни хрена у вас не получится, шатуны поганые…

А мы, зато, — хоп! — под этим дымком и перебежим быстренько… перекатимся…

Из-за бархана вывалились двое и очумело запрыгали вниз по склону. Насвоя, поди, под самые уши нажевались… морды поганые! Егор снял их «глушилкой», только брызнуло… а заодно и третьему снесло полголовы, которые он успел высунуть из-за бархана. Самый гребень бархана мгновенно сдуло, как пыль… хорошо бы ещё, чтобы этим песочком дёрнуло по глазам тем тварям, что ещё за барханом не видны!

Эх… рука заныла, кисть онемела. Ничего-о-о, заживёт до свадьбы!

Осторожненько… ага, вот и верх… горячо, блин, после «глушилки»… давай-давай, Егор, двигай, пока не очухались! Ромка-джи, Савва, милые, вы, главное, прикрывайте меня!

За спиной противно зашипело. Егор не успел обернуться, потому что чуть ли не нос к носу столкнулся с людьми, корчившимися на песке. Ага! «Глушилочкой» вскользь задело — это да, это страшное дело для вас, сволочи! Вдали темнел вход в барханный схрон и в угольно-чёрном проёме входа бился злой огонёк. Боковым зрением Егор видел несколько человек, нерешительно топтавшихся поодаль. Ну, этими сейчас мы чуть позже разберёмся, видно, что уже не бойцы…

Шипение нарастало. Егор только-только успел выпустить короткую очередь, пытаясь загасить огонёк, как внутри схрона что-то оглушительно лопнуло… прямо из входа вымахнул раскалённый рыжий дым. С размаху ударило по ушам. Егор неловко упал ничком, открыв рот, и воткнулся мордой в раскалённый песок. И только тогда понял, что в уши ему давно кричит голос Зии: «Ложись, Егор! Ложись! Да ложись, тебе говорят, дурачок!..»

— Егор, жив?

— Нормально, — отплёвываясь, сказал Егор.

Спасибо Господу-Аллаху, в глаза ничего не попало! Егор отвалился в сторону и смахнул с век горячие песчинки. Бой, похоже, подходил к концу. С гребня подоспевший Ромка-джи уже выкашивал уцелевших. Слева короткими очередями поддержал Зия. Из воронки на месте бывшего схрона валил дым и метался красный лоскут пламени, выпрастываясь и снова исчезая в дыму, как человек, отчаянно борющийся за жизнь. Господь-Аллах! Чем это их Савва шарахнул?

Егор подошёл к одному из уцелевших, тянущих вверх руки. Калаш тот откинул в сторону, подальше от себя. Там же валялся и нож. На грязном лице блестели безумные глаза. Из носа ручьями текла кровь. На груди болталась пыльная стеклянная призма, внутри которой темнел отрезанный человеческий член.

Ага… держим на мушке… ларинги на режим переводчика — быстрее же!.. Главное — короткими фразами…

— Кто такие? Кто?! Говори быстро! Быстро говори!!! Говори и я сохраню тебе жизнь! Кто вас послал? Комбинат?! А?!! Говори!!!

— Господин, не убивайте меня, господин!.. — захрюкал в ушах монотонный перевод. — Мы просто хотели дань взять… мы люди из клана Прокопа-аги… Прокоп-ага, он… не стреляйте, господин, клянусь, я буду служить вам…

— Прокоп-ага с вами? Говори! Жизнь сохраню! Говори!!!

— Он был в схроне… господин… господин!.. Не надо! Не надо!!! Не на…

Егор выстрелил ему в лицо.

И пошёл добивать раненых и собирать трофеи.

Слава Господу-Аллаху, простая шатун-банда… сброд. Погулять захотелось. Не от бедности, не от несчастья какого, а просто походить по пустыне, удаль свою звериную показать, садистские инстинкты удовлетворить — кровью упиться всласть…

* * *

А и хороша плёнка, ох, и хороша! Регенерирует, конечно, регенерирует, — погляди только, как гвоздь из себя выталкивает, а песчинки да мелочь уже почти все осыпались, — но регенерирует только в пределах места, куда на основу натянута или по площадям набрызгана. Хорошо, что Зия с Саввой старосте Володе целый баллончик с этой плёнкой отдали! Зря Егор на старосту ворчал. У нас в Городе такой плёнке просто цены нет!

— Говно наши «комары», всё-таки! — хмуро сказал Савва. — Старьё. Прошлый век. Так элементарно на фугас нарваться… слов нет!

Они сидели в фургоне грузовичка. Мерцали экраны «комаров», выведенные на стены. Сами «комары» болтались над барханами в радиусе полукилометра, внимательно оглядывая окрестности. На одном из экранов длинной полосой чадила воронка на том месте, где был схрон. Любопытные ген-тушканчики прыгали где-то на пределе видимости «комаров», не решаясь подойти ближе к месту боя. В небе к трупам уже приглядывались, нарезая круг за кругом, три здоровенных стервятника. За ближайшим барханом принюхивались несколько песчаников. Савва возился с печью, раздражённо пытаясь настроить её на оптимальный режим.

— Саввушка, и где же я тебе возьму что-то поновее? — весело ответил Зия, обрабатывая Егорову физиономию. — Схрон есть схрон. На то он и придуман на этой дороге. Не надо было кругаля давать — пёрлись бы от каравана напрямую, на Комбинат!

— Я к тому, что у «комаров» наших только и есть, что видео…

— А нюхалку мы им настраивать не можем, Саввушка… не та модель.

— Вот я и говорю — старьё!

— А что, есть и с нюхалкой?! — живо заинтересовался Ромка-джи, терпеливо дожидающийся своей очереди на врачевание, — расшиб о борт колено, когда с грузовика слетел на помощь Егору.

— А как же! Конечно, есть! — весело ответил Зия. — Однако, Егор… ну ты, блин, и сполох-десант! На кой чёрт было шатуну ухо отрезать, а? Ещё с прошлого раза тебя спросить хотел, да постеснялся.

— На память, — зашипев от боли, ответил Егор. — Все так делают.

— Не шипи, сейчас закончу…

— Сами мы виноваты, вот что! Не обратили внимания, что дорога-то хоженая!

— Это точно. Слава Господу-Аллаху, всё благополучно обошлось. Да ещё и трофеев набрали!

— А почему у «комаров» нет иглы с ядом? — жадно спросил Ромка-джи, — Я бы их снабдил жалами… раз! — и готово! Или парализаторы! Каждому по капельке, но чтобы все вместе на врага наваливались, как мухи или песчаные собаки!

Егор вздохнул. Кисть здорово ныла, да ещё и пальцы неприятные тонкие иголочки начали покалывать… это онемение проходит. Блин, Ромка-джи сейчас начнёт донимать Савву…

— Нету и нету. И хрен с ними! — пропел Зия, смазывая Егору пальцы какой-то приторно пахнущей дрянью. — Зачем нам это? У нас Егор-шайтан сам-один всех врагов по клочкам разбросает… только укажи!

Егор против воли улыбнулся. Зия всё-таки хороший мужик… и от мази его легче становится, да!

— Ухо-то, поди, Маринке подаришь? — с непонятной интонацией спросил Зия.

— Ещё чего! Кто же девушкам такое дарит? — удивился Егор. — Нет… хранить буду… на воинскую память! Не у всех поверженных уши берут, а только у тех, кого своими руками убил, а не фугасом или подствольником… в общем, в ближнем бою убил, переиграл врага. Не то, что, к примеру, «комаром» с ядом… — ехидно добавил он, не удержавшись.

— И много их у тебя, ушей этих? — прогудел Савва.

— Девять… это десятым будет.

— А у меня пять… вместе с нынешним! — сразу же похвастался Ромка-джи.

— Эх… ниндзя Господа-Аллаха… — проворчал Савва. — Озверел народишко. Окраина, пустыня!

— Да, идеи гуманизма на фронтире всё-таки не в ходу! — пробормотал Зия, осторожно ощупывая онемевшую кисть руки Егора.

— Почему не в ходу? Просто они действуют в пределах рода… деревни… региона, наконец! — возразил Савва. — Чёткий свод устоявшихся правил и законов… в отличие от московской расхлябанности. Иначе не выжить. Так, готово! Через три-четыре минуты можно ужинать. Ну, долго вы ещё там возиться будете?

Позвонить надо, кстати… успокоить Маринку и муллу-батюшку, мол, у нас всё в норме и всё цело… и даже трофеи есть!

* * *

После того, как простились они с караваном, полдня уж прошло, а то и чуть больше, обнаруживается ползущий пешком вслед за ними Ромка-джи… да ещё врёт напропалую, что, мол, староста его сам отпустил… шайтан-врунишка!

Да ещё и дядько Сашу надул. Сказал, что Савва просил не звонить ему по этому поводу. Режим связь-молчания держать. Мол, идти всего ничего, пару шагов, а грузовичок его за ближайшим барханом дожидается.

В общем, кругом наплёл семь вёрст до небес, и всё пустыней! Изоврался. Наверное, только потому дядько Саша и поверил, что караван уже недалеко от Куяша был. Все куяшские мужики в радостном нетерпении подпрыгивают. Да и наши, Городские заранее радуются. Почти пришли! Отмахнулся дядько Саша от надоедливого пацана — иди, шайтан приставучий, иди, раз договорился!

Ну, остановили, конечно, грузовичок, назад повернули, забрать парня. Не оставлять же его одного в пустыне! Егор тогда здорово рассердился, а зря! Не иначе, Господь-Аллах Ромку-джи надоумил, это точно! А то сегодня, — вполне возможно, — схлопотал бы Егор пулю в лоб и читали бы сейчас над ним поминальную молитву, в горячий песок закапывали. Нет, что уж греха таить, зря он на Ромку-джи ворчал! В бою каждый ствол — благо.

Нет, хорошо, просто здорово, что он с нами! И, ведь, свою Лильку бросил, за ними пошёл!

Вот, наверное, она сейчас сердится! И красавица Маринка ждёт не дождётся, когда Егор вернётся… и прибытие каравана домой её не так радует, как всех…

Маринка!

Егор улыбнулся, засыпая… скатываясь по широкой спирали… туда, где прохладные руки Маринки легли ему на плечи… и светило незлое ласковое солнце.

А на экранах размеренной рысью, гуськом след в след, тенью прошли трое крупных карачи… остановились на секунду около одного из трупов… и снова пошли. И видел их только Ромка-джи, дежурный с 02–00 до 03–30.

И снились Егору чудесные творения Вседержителя — озёра. Савва, — храни его Господь-Аллах за это! — накануне вечером видео показывал… три прекрасных сестрёнки: Иртяш-озеро, — тогда ещё не полувысохшее болото с жирным вонючим и благословенным илом, — и два озера поменьше — Малая и Большая Наноги — полтораста лет назад…

…и белые, какие-то нереально прекрасные, неземные видения — «яхты» — на их синих-синих волнах!

* * *

В скрипящем фургоне пахло ген-кумысом и сухим тленом. Через дырочки в потолке тонкими пыльными лучиками выпаливало солнце. Лучики синхронно качались — в такт шагам грузовичка. Ромка-джи упросил-таки Савву дать ему самостоятельно порулить, и теперь, млея от счастья и вспотев от напряжения, старался вести грузовик спокойно и плавно. Оставшаяся часть экспедиции — все трое — расселась в жарком фургоне на дорожных контейнерах и потягивала через трубочки холодную кислую благодать.

Егор устроился лучше других — спина уютно привалилась к печи. Время от времени печь бормотала: «Напитки готовы!» — и мелодично звякала. Каждый раз Егор, повернув голову, тихо командовал: «Продолжить режим!» — и печь принималась мелко вибрировать, продолжая держать охлаждёнными шесть стаканчиков. Спине было приятно.

Какие там напитки! Савва с Зией сцепились.

Руками размахивают, машинально поглядывают на экраны «комариного» обзора, орут, показывают друг другу кукиши и прочие неприличные жесты и фигуры… а ген-кумыс у них в стаканчиках давно уже нагрелся. В порыве раздражения Савва иногда встаёт и, нависая над ехидно улыбающимся Зией, тычет пальцем в один из экранов, вытаскивая на свет какие-то картины и формулы, раздражённо отмахиваясь от звукового сопровождения файла. Зия только хмыкает и в две коротких фразы ответа заставляет Савву побагроветь. Тогда Савва уже который раз принимается орать:

— Ты мне факты, факты давай! А то у тебя, как у этого дикарёнка — сплошная Вера, а Истины нет! — и обвиняюще указует на Егора.

В первый раз Егор попробовал, было, возмутиться, мол, какие-такие-растакие мы дикари?! Химию знаем, биологию знаем, нанотех понимаем, историю проходили… староста новости показывает… нашёл, тоже, дикарей — тьфу! Но Савва только нетерпеливо отмахивался и взывал, наседая на Зию:

— Валяй, доказывай! Морду лыбить каждый умеет, а ты пробери, пробери меня доказательствами! Насквозь пробери, чтобы у меня каждая кишка поверила! Каждая! Пороговые значения, ты, видите ли, с потолка взял… не перебивай! не начинай снова-здорово!.. экстремумы у тебя просчитаны — плакать хочется. Серёдка — и вовсе «белый шум»! Где же он, этот «готовящийся прорыв»? Где?..

В ушах пискнуло.

— Что там у вас, нормально всё? — пропыхтел Ромка-джи. — А я тут парюсь.

— Нормально! — хихикнул Егор, привычным жестом активируя ларинги. — Зия с Саввы шкуру снимает.

— А что спорят-то?

— А хрен его знает, прости Господь-Аллах! Научное что-то…

— Научное? — завистливо вздохнул Ромка-джи, посопел и отключился.

— …как я тебе это докажу? — вдруг, побагровев, вскидывается Зия. — Святым духом?! Мы уже который год вокруг да около топчемся, всё никак подобраться не можем!

— Значит, твои сеть-программисты — говно! Вся группа! — парирует Савва.

— Сам ты говно, Савва! — шипит Зия. На шее и лбу его страшно вспухают вены. — Там программирование, возможно, даже не на квантовом уровне идёт! Там, если ты хоть слово понимаешь из того, что я говорю, алгоритмы… А, чтоб тебе! И что я с тобой, прикладником, вообще разговариваю?! Греха только набираюсь…

Савва тоже шипит, как шайтан. Они сидят друг напротив друга, наклонившись вперёд, и каждый прожигает оппонента глазами. Егор испуганно втягивает в рот остатки ген-кумыса… и трубка громко и неприлично хрюкает. Ссорящиеся не обращают на это никакого внимания. И замерший, было, от стеснения, Егор делает глоток.

Первым откидывается Савва. С отвращением он смотрит на экраны и громко гнусаво тянет что-то непонятное, — явно обращаясь к Зие:

— Мальчишки о-то-бра-ли копе-е-ечку. Вели их зарезать, как ты велел зарезать царевича Дмитрия!

После чего стучит в стену фургона, велит Ромке-джи остановиться, и пересаживается в кабину водителя, на пассажирское место.

Этим свара и заканчивается. Но последнее слово всё-таки остаётся за Зией. Он берёт, наконец, стаканчик и говорит в спину уходящего Саввы:

— Бе-бе-бе! Злюка-Савва!

— Что-то я не понял, — через некоторое время говорит Егор, — кто у вас по-настоящему главный?

— Президент-эмир! — не глядя на Егора отвечает всё ещё не успокоившийся Зия, оторвавшись от трубочки.

— Нет, я говорю о тебе и Савве… кто у вас главный? Ну… кто командир отряда всё-таки?

Зия несколько раз хрюкает трубочкой, потом встаёт, запихивает стаканчик в боковую дверцу печи, достаёт из другой дверцы холодный стаканчик ген-кумыса, вставляет трубочку и, наконец, нехотя отвечает:

— Савва у нас теперь командир.

— Почему «теперь»? А раньше кто?

— Ты что, не курсе? — мрачно удивляется Зия. — Тебе староста, что ли ничего не говорил? Сбили нас, понимаешь? Пермские сбили! На самом краю Пермского буфер-каганата. Мы уж вздохнули с облегчением, что нормально пролетели его территорию, а тут — бум! Ну, мы и грохнулись в горах… на склоне Сугомака. Наших пять человек солдат и командир группы погибли при посадке… машина с двумя летунами экипажа — всмятку… только мы и уцелели, потому что катапультироваться смогли. Потоптались, потоптались, похоронили ребят, очухались и решили пешком вперёд тащиться. Так через гору и пошли, вершину обогнули… осмотрелись и двинули в сторону Каслей.

— А президент-эмир знает?

— Знает, конечно, доклад мы сделали, — машет рукой Зия. — Только толку от этого мало. У Москвы с Пермским буфер-каганатом свои заморочки… а мы — народ маленький. Ну, погибли бы, и что от этого президенту-эмиру? А мы всё-таки живы… и это хорошо!

Словно подтверждая сказанное, звякает печь.

— Савва, конечно в чём-то прав, — говорит Зия, видимо возвратившись мыслями к спору с Саввой. — Ковыряемся на уровне древних времён, когда ещё Москву Нью-Мурманском звали и нефть сдуру в печках жгли… Вот, например, представь себе, что мы бы ваш грузовик починили оригинальным образом… заставили бы, например, ходить его на задних лапах и кланяться каждому встречному. И всё. Больше он бы ничего делать не умел. В смысле, делать то, для чего его сконструировали! Хорошо бы это было?

Егор представил себе грузовичок, шагающий по тропинкам Города и кланяющийся Маринке… а передние лапы к груди прижаты, как у старосты Володи… и забулькал в стаканчик.

— Тебе смешно, а мы, так вот, и с компьютерами, и с Сетью. Что-то можем делать… и даже что-то там делаем. Прикладные программки, игры. Только это так — грузовичок кланяющийся — не больше. И с нанотехом такая же дрянь — смело изучаем на уровне «почему это он так делает? а что будет, ежели тэта-зет-прим-нанороботов в кислую среду поместить, а не в щелочную?» не больше! Капаем разное говно в пробирку и сканируем, живы ли? И что получилось — в тетрадочку записываем, как древние. В сущности, мы всего лишь надеемся на Его Величество Счастливый Случай, коль скоро нам осмысленно и целенаправленно влиять на процесс не удаётся!

Зия, похоже, разговорился не на шутку.

Егор вздохнул. Ну, теперь только держись… началось.

Вообще, слушать Зию было интересно. Только очень уж непонятно. Всё равно, что с древневерами крестоносцами или лунатиками разговаривать — отдельные слова ясны, а в целом — смысл ускользает. Вот, например, мулла-батюшка тоже иногда, бывало, разговорится на уроке, так он хоть более или менее понятные вещи рассказывает, из истории, в основном. Как крестоносец, то есть, христианин человек-Ленин начал атомный Комбинат строить… как мусульмане-лунатики сторону Веры-Истины принимали, какие войны из-за этого бушевали. Как гамеши чуть было апокалипсис не устроили. Изобрели свою лже-религию, ересь несусветную, собственного беса-пророка породили — Саида Гамеша. Ненавидели и людей, и демонов, и науку, и всё живое. От гамешей-то аж до самого Святого Джихада покоя не было. Сплошь война. До атом-зарядов дошло, вот как! А потом и сам Святой Джихад грянул — очистительная буря Господа-Аллаха. Тоже долго воевали. Воюют и с ужасом молятся, поскольку жара надвигается во все уголки земли, как у мусульман, так и у христиан, и вообще — везде! И чем скорее пустыня наступает, тем страшнее люди друг друга истребляют…

Далеко ходить не надо — вон, из-под песка ствол танка торчит, осенними песчаными бурями за долгие годы до матовости отполированный. А у Каслей и вовсе, если порыться, можно что угодно откопать: от разбитых шлемов до оплавленных роботов-самоходов. Там, старики говорят, когда-то самое сражение и разгорелось. Даже вертолетная кабина у старой мечети торчит, вместе с лопастями. А уж костей-то, костей!

Егор с Ромкой-джи в Покойницкую ходили. Туда каждый молодой воин из любопытства наведывается. Ещё бы! Мальчишками-то по ночам друг другу страшные истории рассказывали, пугали сами себя до дрожи! Как не сходить, не посмотреть на кошмары своего детства.

Говорят, давным-давно, прадеды наши специально мальчишек в Покойницкую водили, чтобы на день оставить. Ну, вроде, как крепость нервов проверить. Есть такая не то пещера, не то цех на старом заводе, а точнее, рядом с ним. Егор думает, что правду те говорят, это всё-таки городское бомбоубежище было, где народу набилась тьма-тьмущая!

Теперь уж и не узнать никогда, почему все так там и остались. Вповалку, сотни, тысячи костей всех размеров. Одежды и вещи в прах сгнили, но если порыться, то что-нибудь найти можно… если есть такое желание, конечно. У Егора оно не возникло, да и всегда любопытный Ромка-джи в прахе рыться не захотел…

Видать, что-то очень уж страшное стряслось. Мощное. Отчего самый крутой склон горы, в которой укрывище было, просто съехал вниз, открыв миру то, что должно было тайным быть. Может, люди именно при этом и погибли, кто теперь знает?

Вот и гуляют по открытой Покойницкой сквозняки, которые за долгие годы жары высушили и выбелили кости. Даже песчаники редко заглядывают. Прах и пыль, нет там для них ничего интересного. Говорят, если вглубь протиснуться, туда, где своды не обвалились, можно до атом-генератора дойти. И там, мол, всё ещё есть электричество, хоть за годы активная зона основательно подсела. И говорят, что по сию пору бродят там самые главные люди. Начальство, мэр-бай тогдашний, эмиры и имамы — не ниже рангом. Ну, людьми их теперь трудно назвать, потому что умерли давно. Но бродят. Смотрят в пустоту коридоров невидящими глазами, тыкаются в стены, наталкиваются на обломки приборов и мебели.

И вот, мол, раз в десять лет один из этих покойников находит дорогу наверх. Чисто случайно, в соответствии с теорией вероятности! Тычется, тычется, как до этого столетие с лишним тыкался… и выходит запутанными лабиринтами, наружу. Постоит у входа, и идёт прямо. Идёт и идёт в пустыню, по прямой… и пропадает в песках… и появляется на свете через некоторое время ещё один карачи.

Красивая и жуткая легенда. Егору даже снилось несколько раз, как встречает он в пустыне покойника живого — полукарачи, получеловек. Жуть. Кошмарные сны легко запоминаются, да!

Но, в реальности, всё спокойно… если только может быть спокойной древняя братская могила, открытая настежь.

В главной пещере, где почти все люди в момент смерти и находились, эхо жутко бормочет. Шепчут души безвинные, жалуются на смерть страшную. Вот там-то и заставляли будущих молодых воинов ночь проводить. Егор как-то с Ромкой джи попробовали сесть и посидеть тихо. Глухо, только сквозняки в костях едва слышно шуршат. С потолка кабели и лампы свисают, едва-едва покачиваются, стоны и невнятные голоса чудятся. Очень легко представить себе, что это мёртвые с тобой разговаривают, достучаться до тебя хотят…

Так что, хоть нервы у Ромки-джи и Егора выдержали, но и ходить в Покойницкую им стало неинтересно. Неприятно. Всё равно, что из песка с десяток мумий вытащить и с собою в палатке усадить. Не так уж страшно, не так уж противно, но… но нехорошо. Неправедно это, вот и всё!

Ну, а Зия, тот всё больше о науке рассказывает… но тоже есть что послушать.

Грузовик прохромал по осыпающемуся склону бархана и встал передними лапами на гребень. Пол фургона слегка накренился назад. Зия замолчал.

«Комариные» экраны на пределах обзора показывали замысловатый механизм, копавшийся в песке. Видно было плохо, но в облаках пыли угадывалось нечто вроде грузовика, опрокинутого на спину и сучащего лапами.

— Это ещё что за чушь? — пророкотал в громкой связи голос Саввы. — Идентифицировать не могу… нет файлов. Не хочется близко подходить.

— Это большой карачи, — подал голос Ромка-джи, — или матка-карачи, — поторопился он выдать гипотезу.

— А ты видел когда-нибудь матку-карачи? — включился в разговор Зия.

— Нет, — смущённо ответил Ромка-джи. — Староста говорит, они сами собой из песка рождаются… в смысле… нанотех.

— А забавно было бы на матку-карачи посмотреть, — пробормотал Зия. — Как-то же они плодятся? А может, и нет.

— Внимание! — разговор прервал напряжённый голос Саввы. — Засёк… минуточку… вот! Чужие «комары»!

— Ромка-джи, Егор — из машины! Быстро! — скомандовал Зия резким скрипучим голосом. Лицо его моментально осунулось. — Савва! Наведение?!

— Пока нет, — сосредоточенно сказал, почти пропел Савва, — нас на мушке пока не держат… только наблюдают. Ромка-джи, вали отсюда, кому говорят!

Егор выпрыгнул из кузова и, пригибаясь, отбежал в сторону. Из кабины вывалился обиженный Ромка-джи и нехотя поплёлся к Егору.

— Пригнись, чучело!

— Пригибаться ещё… нет никого! Экраны…

— Экраны тебе схрон не обнаружат! — оборвал его Егор. — Держи левый сектор, а я сейчас…

Егор перекатился вправо, пробежал, петляя, метров тридцать и залёг в кустиках ген-саксаула. Эх, хорошая всё-таки штука — Саввин комп! Нам бы такой — в дозор…

В ушах вдруг скороговоркой пробормотал Зия:

— Пацаны, лежите спокойно, договориться пытаемся! — и отключился.

Егор пролежал довольно долго, вдыхая сладковатый запах колючек и мелких синих плодов дикого ген-саксаула. Неосторожно повернувшись, укололся. Чёрт, как только этот кошмар верблюды едят? Не переставая следить за окрестностями, поглядывал на рукав комбинезона, где маленькая дырочка от колючки уже затягивалась сама собой. Перед носом пробежала ящерица, остановилась, глядя бусинками глаз Егору в лицо… точь-в-точь карачи! Те, тоже, замрут на бегу и не то принюхиваются, не то прислушиваются… жутковато так… бр-р-р!

Егор осторожно взял камушек и после долгой паузы, резко бросил его в ящерицу. Как всегда, реакция ящерки была лучше. Егору показалось, камень ещё не вылетел из его руки, как ящерица мгновенно метнулась в сторону и убежала.

Ишь ты… опять обставила!

Вспомнилось вдруг, как в прошлом году они работали с Маринкой и Ромкой-джи и прочей ребятнёй на грядках. Скучная работа — ходи да поливай вонючей бурдой-бродилом грядки — аккуратные холмики песка, внутри которых посаженные месяц назад пустые обоймы от калаша уже пустили временные корни и качали кремний, железо и прочие элементы, формируя патроны.

Маринка была отчего-то грустна, и они с Ромкой-джи пытались её развеселить. Ромка-джи изобразил, как староста гоняет Русланчика из зала Совета, а Егор рассказал, как старый Ким намедни опять приплёлся в Храм с расстёгнутыми штанами и был высмеян женщинами.

В конце концов, Маринка рассмеялась и обняла Егора за шею и от души звонко чмокнула в обе щёки. Ромка было заворчал, но Маринка поцеловала и его. Ребятня вокруг заголосила, заулюлюкала… а Ромка-джи изобразил «разрыв сердца от восторга» и упал на грядки, плюхнувшись спиной в лужу свежего бурды-бродила, отчего месяц потом ходил с чешущейся и облезающей кожей…

А по осени Селим-Веня, дозорный в районе Каслей, напоролся на шатун-банду и сгинул. И мулла-батюшка выдал Егору калаш и комбинезон… всё дедушкино, как новенькое, прямо со склада! И стал Егор совсем взрослым. Дозорным, имеющим право и самостоятельно, одному дозорить.

— Егор, в машину!

— Значит так, молодёжь, — хмуро сказал Савва. — Сейчас комбинатовские нас примут. За час мы до них пешим ходом доползём. Рта не раскрывать, лишние вопросы не задавать. Ромка-джи — это к тебе в первую очередь относится, понял? Держитесь пока тупо и молча…

— Вы у нас дикие туземцы-проводники, — весело сказал Зия. — Мы этих комбинатовских с трудом уломали на разговор… фирман-Москва помог. Мы представляем интересы президента-эмира и Святой Академии Наук — вот и всё, что вы знаете!

— Да мы и на самом деле только это и знаем, — кисло сказал Ромка-джи.

— Вот и прекрасно! Меньше знаешь — меньше грешишь. Потерпите пока! Изображайте смирных ручных обезьянок при красивых и богатых путешественниках…

— Очень весело! — проворчал Егор. — За дикарей каких-то держат… за хунхузов диких… ха-ха-ха, сейчас описаюсь…

— Не надо описываться, надо молчать и хмуро глядеть по сторонам тупым армейским взглядом. Кстати, оружие ваше при вас останется — это я выторговал… а вот «комаров» пришлось отозвать. Ну, да и хрен с ними… главное теперь — переговоры.

Зия был весел — ну, дальше просто некуда. Он, можно сказать, светился от восторга. С чего бы только? В самые атомы тащимся, в самую радиацию, чтоб её!.. нашёл, тоже, радость святую, великую…

Егор вздохнул, и прочёл про себя краткую молитву. Так, мол, и так, Господь-Аллах, убереги нас от чёрных дел Комбината, спаси души и тела наши, аминь!

Эх, совсем взрослым стал… молиться совсем разучился. Всё на ходу, да бегом. Раз-два, трали-вали, хлоп-шлёп, трали-вали, — вот и помолился!

В детстве, бывало, сидишь рядом с отцом и дедом в Храме, в темноте, смотришь на экран и энигму слушаешь. Светло на душе… и плакать хочется… И Ромка-джи, друг верный, рядом сопит, глаза таращит… и Маринка Маму-Галю за руку держит.

Ох, вроде и всего ничего времени прошло, а как будто в прошлом веке всё это было! И дед ещё крепкий — седой и весёлый, и он, Егорка, вместе с Ромкой-джи… ковыляют босиком по песку, собирая верблюжий навоз в ведёрко… и Маринка-две-косички с вечно расцарапанными коленками… и мулла-батюшка весь в повязках, только-только в Городе появился, с дедом за столом по вечерам тихонько толкуют… два воина Николая…

— Всё, ребята, сбор! Договорились всё-таки! — сказал в ухе Зия. — Сбываются мечты могучего Саввы и красивого лицом и телом хитроумного Одиссея, вашего покорного слуги Зии-уль-Закарии! Ну-ка, не копайтесь, шагайте сюда!

Егор был не в духе. Ему не хотелось самому себе признаваться в том, что в глубине души он надеялся, что комбинатовские откажут им в визите. Повернули бы тогда назад, домой…

— Давай-давай, Егорушка, нос не вешай! — хлопнул его по плечу Зия. — Разгони печаль-тоску нечестивую, у нас впереди жизнь интересная, не пресная! Правду говорю, Саввушка? А?

— Её, правду-матушку родимую, — проворчал Савва. — Угомонись, Зия, к чёрту в пекло лезем, угомонись! Теперь слушайте диспозицию: я в кабине, Егор — со мной на всякий случай. А вы с пацаном сидите и бдите. «Комаров» нет, так что придётся нам на сканировании попотеть… Эх, чёрт, там ошибки-то… ошибочки… дырочки в скан-полях полезут… — вдруг забормотал он, явно обращаясь уже не к ним. — Вот, дьявол-шайтан… а мы их по градиенту, по градиенту… по полям вероятностным… эх, жаль, что по градиенту, дьявол-шайтан… там тоже худо…

Так и бормотал невесть что, вылезая наружу.

— Угробит он нас! — вскричал Зия, воздев руки к небесам, как статуя Небесной Девы. — Точно угробит! Нельзя ему, рассеянному, за джостик-штурвал в состоянии научного поиска садиться!

— Заткнись ты, ради Господа-Аллаха! — послышалось уже снаружи. — Ромку-джи подопни, что он там ковыряется?..

* * *

Егор старался не смотреть на расплывчатую татуировку, — «R», — на потном лбу комбинат-мастера. Старухи говорили, что это — атом-заклятие… плохо на него глядеть! — но здесь, внутри, у себя в логове, комбинатовские закрывающих повязок на лбу не носят. Вон оно, на самом виду, демонское клеймо, — спаси, Господь-Аллах, — так и синеет!

Однако неплохо пристроились древневеры, а? Пользуются всей этой благодатью, что наворотили Старые Люди! Длинные коридоры, переходы, полы из нержавеющей стали, бесконечные уровни комнат и тоннелей, соединяющих разные залы, битком набитые странными механизмами. Что-то ржавое и перекрученное страшным образом, а что-то совсем новое на вид. Хоть сейчас крути краны, дёргай за мудрёные рычаги, нажимай на кнопки и тяни за подъёмные цепи полиспастов. Знать бы только, зачем всё это… и как оно действует?

Теперь Егор сам убедился, всей шкурой прочувствовал, что его Город действительно когда-то работал только на Комбинат. Потому и большой такой был и красивое имя имел — Озёрск. Во времена Старых Людей и Челяба был Челябинском, с населением больше миллиона! С ума сойти, сколько народу. И чем они только питались? Установок тогда ещё не знали. Чего земля родит, то и ели — кошмар! А ну, как засуха или ещё чего? А война? Делали всё из железа… вот, поди, приходилось стволы у калаша менять.

Комбинат-мастер показал им бывший реакторный зал, где копошились несколько роботов, ковыряясь в потрохах комбинатовской Установки. Вид у роботов был какой-то усталый. У одного из них рабочий манипулятор двигался рывками, неуверенно… и Егор видел, как иногда робот помогал ему другим манипулятором, лишённым рабочих захватов. Вроде, как инвалид култышкой левой руки пододвигает частично парализованную, уцелевшую правую руку. Досталось бедняге… уж очень у него вид древний, — Егор таких только в Сети видел, когда староста Володя файлы про историю показывал. Но те шустрые были, что ты! Оно и понятно, Старые Люди их сами и делали, сами придумывали, сами и ремонтировали. Интересно, а Савва с Зией могут такого робота в чувство привести, взбодрить слегка?

Егор представил себе, как они вчетвером возвращаются в Город, гоня перед собой небольшое стадо послушных роботов, сверкающих нержавеющими корпусами и размахивающих гибкими щупальцами. Вот бы пригодились, а? Не верблюд, кормить, лечить и убирать за ними не надо…

Народу в зале было немного. Все хмурые, в глаза не глядящие, делающие вид, что заняты — прямо отлить, и то некогда. Один из них, с лицом, про которое Симеон наверняка бы сказал: «Видать, черти горох молотили!» — демонстративно и зло грохнул железные цепи подъёмника прямо под ноги Егору. Да в потёмках, да на железный пол… зараза! Егор аж подскочил от неожиданности. Как он только не выпалил, с перепугу, в придурка несчастного, сам не знает! Повезло злобному мужику. Его счастье — Савва отвёл ствол… да и реакция у Егора отменная…

— Ещё раз увижу такое, Лёня, отправишься в Челябинск. Самоходом, Лёня, самоходом! — негромко сказал комбинат-мастер, и небритый рябой Лёня сразу увял.

Старика боялись — это было видно. Они, хоть и древневеры все… крестоносцы… но порядок чётко знали, сразу видно. Кресты, кресты, кресты кругом нарисованы — от атомов, наверное, огораживаются, еретики-гяуры-блять. Священник у них щупленький такой, всё глазами зыркает… бородой зарос по пояс… как так? Наверху-то, поди, от жары сдохнешь с этакой бородищей! Или он её бреет, когда домой возвращается? Поверх бороды крест серебряный висит, а на нём Иисус-любовь мучается. Лучше бы уж его живым и улыбающимся делали! Что уж так мучить? Сделал бы статуэтку и на алтаре поставил. Стоит Иисус-любовь, улыбается, руки раскинул, весь мир обнимает — без него не было бы ни жизни, ни радости на земле!

Наверное, именно потому священнослужитель у них такой злобный, что мучающегося Иисуса-любовь постоянно на себе носит.

И всё крестится, крестится. Ромка-джи его внимания не привлёк, а Егора так глазами и прожигает. Спаси, Господь-Аллах, того и гляди порчу напустит… атом-радиацию. Он-то с ней, поди, как демон с карачи — заодно.

Вообще, народу здесь, на Комбинате, много. Человек сто. Считай, почти, как в Городе! Много ли нас осталось? Вот почему староста Володя так Комбината боится… сто человек мужиков, да с оружием если… м-да. Тут поневоле будешь по договору безропотно, пусть и небольшую, но дань платить. Молчаливый Хаснулла раз в три месяца ягоды, да ген-галеты в условленное место отвозит. Комбинатовские сами забирают, чтоб не встречаться с городскими. Благодарение Господу-Аллаху, после эпидемии горячки дань Городу снизили, а то бы туго пришлось. Шепчутся, что и среди комбинатовских горячка ураганом прошла, прямо здесь они своих и хоронили… даром, что клятву все давали, что трупы ихние Комбинату принадлежат, пока вахта не кончится.

А старухи болтали, что из трупов атом-радиацией зомби делали, чтобы в самых проклятых местах, где даже роботы работать не могут, живые покойники ковырялись. Те работают, а через неделю разваливаются на куски. И куски эти на корм Установке комбинатовской идут. Ну, это, конечно, уже полный бред… хотя звучит таинственно и жутко — детей на ночь пугать.

Но всё-таки здесь не так страшно, как наверху. Сейчас-то Егор немного отошёл от ужаса. Карачи, кругом карачи, ещё на подходах к Комбинату! Десятки… а с перепугу кажется, что тысячи! В песок ногами вросли по колено. Малые щупальца непрерывно шевелятся. Стоят неподвижно, раскалённые полуденным злым солнцем. Да всё в тех местах, где наружу торчат вентиляционные трубы, доты-автоматы, входы в Комбинат… жуть какая.

А один стоит у самого главного входа. Песком занесён до половины… а живой!

Зия строго-настрого запретил встревать в разговоры, но Егора поначалу, на нервах, так и подмывало спросить у встречающихся мужиков, мол, что же вы, еретики-нечестивцы, совсем уже оскотинились?! Расплодили тут карачи, как песчаных блох! Или вы своей душой бессмертной не дорожите — с демонами стакнулись, уроды? И в морду бы прикладом, в морду!

А вообще, врут всё про Комбинат… нет тут никаких страшных ген-тварей, да и от атомов-радиации схорониться можно. Зия с Саввой непрерывный контроль держат. Нет-нет, да и выскакивает из ладони Зии объёмный файл — хорошо видно всё! Там, где атомы-радиация, там тускло красным сияет. Есть, например, один коридор, так в глубине его всё малиновым светом налилось. Вход до половины мешками слежавшимися заложен. А в мешках, Савва сказал, дробь свинцовая. Хорошо видно, как от малинового зарева тень по полу тянется — значит там радиации меньше… мешки заслоняют, как от сияния солнечного. Но, если что на пути этого света попадается, полупрозрачным кажется — это значит, что этот предмет атомы-радиация насквозь пробивают, спаси нас и сохрани! И кислотой какой-то воняет… да тошно так от этого запаха, хоть прямо тут и выблёвывай завтрак! Но, слава Господу-Аллаху, комбинат-мастер им это место, видимо, из бахвальства показал… не пошли они к этому перекрёстку, издалека смотрели.

А сколько они с Ромкой-джи наслушались в детстве о ген-тварях! И тебе тут зверо-демоны, и люди с двумя головами, и пожирающие всё подряд песчаники, рождаемые с содранной шкурой, и зомби, по ночам верхом на карачи Комбинат охраняющие! Мол, вдобавок, ногтей и волос на Комбинате ни у кого нет — выпадают буквально за день. И в Челябе комбинатовского мужика, если выжил и вернулся, только так и признают средь иных-прочих.

— Новая разработка? — довольно равнодушно спросил комбинат-мастер, покосившись на комп Зии.

— Ну, не такая уж и новая… — проворчал Савва и старик ничего больше спрашивать не стал. Губами пожевал и промолчал.

У него самого в мастер-зале комп нисколько не хуже, вот, что интересно! Все планы в объёме, все переходы и залы видны, со всеми радиационными полями — сам похвастался. Ну, естественно, вдобавок и круговое слежение по периметру… и прочее там. Ромка-джи, засранец, не утерпел, ткнул-таки пальцем в то место, где они многоногий механизм видели. И спросил благоговейно:

— А там что такое, господин комбинат-мастер?

Зия было нахмурился, но комбинат-мастер спокойно увеличил изображение и сказал:

— Робот. Лет десять, как потеряли. Хунхузы-шатуны ему в бок из базуки влепили. Я ходил… но ничего уже не сделаешь.

— Почему? — тотчас спросил Ромка-джи… вот, ведь, верблюд непослушный, говорили же помалкивать!

— Нано-программа на самовосстановление сбита, — проворчал комбинат-мастер. — Слишком долго в радиационных полях был. Он до этого ещё нет-нет, да блажить начинал. Пришлось его из активной зоны вывести и использовать по мелочам. Я его и послал-то по пустяковому делу, а шатуны за каким-то чёртом подобрались и давай шмалять по бедняге. У него, родимого, самовосстановление утеряно не было… он отлежался, начал оживать, регенерировать потихоньку. Однако, программ-мутации всё-таки потихоньку прут, искажают базовые блоки… вот он и раскидал столько лап за эти годы. Отрастил. Команд не признаёт, всё путает, не отключается

Ишь ты, роботы на основе нанотеха тоже мутируют, не врал дядько Саша! И точно, это всё атомов влияние, будь они неладны.

— Помнишь роботов в Челябе? Совсем не такие были, да? Там, правда, строительные… — шепнул Егору Ромка-джи, когда очередным переходом они медленно поднимались по нержавеющим ступенькам наверх, на второй нижний, жилой уровень. Не утерпел, значит, погордился… и тех, значит, видел и этих.

А Савва сделал замечание Ромке-джи, что, мол, когда к самому комбинат-мастеру напрямую обращаешься, то называть его надо не «господин», а «комбинат-имам-мастер». Так, мол, наиболее вежливо по-ихнему. «Вот ещё, — подумал Егор, — прогибаться тут перед ним!» Но тут же сам себя и одёрнул. Нечего здесь свои порядки выпячивать… не на прогулке. Всё-таки, в стане врагов, что бы там все ни считали. Вон, поглядеть хотя бы на мужиков в столовой. Рядом ни за что не сядут, особняком держатся. Повар ихний еду подаёт с таким видом, как будто стошнит его сейчас. В глаза никто не смотрит. Обратишься к кому, так он крестится и отвечает сквозь зубы. Мы же для них еретики! Смех, да и только…

Старикан им всем вроде Бога ихнего. Без его приказа, поди, и испражниться никто не пойдёт, терпеть будет, а то и в комбез навалит, хе-хе-хе! Боятся они его. А он никого не боится, даже пришедших москвичей.

Хм… интересно тогда, а с чего бы это комбинат-мастер, вдруг, стал нашим Савве с Зией всё-всё показывать, да объяснять? Неужели всё-таки фирман-Москва такую силу имеет?.. Нет, пожалуй, больше Святая Академия Наук подействовала. Старик-то, сразу же расхвастался, что, мол, их род от самого Бай-Конура происходит. Дескать, ушли тогда космос-учёные прямиком с Бай-Конура, чуть ли не во времена человека-Ленина… да так и до Комбината с боями и прошли. И теперь хранят всякие тайны-секреты, упаси хоть нас-то Господь-Аллах от этого нечестивого знания! А на Комбинате тогда атом-бомбы делали, чтобы с демонами воевать. Кое-где, — это уже мулла-батюшка рассказывал, — их и по России использовали… но это давно было, когда с хунхузской стороны Чума-старость напущена была.

Ну, про это Егор фильм-файл видел, ещё, как только с Зией и Саввой познакомился! Жаль, Ромки-джи с ним тогда не было, пришлось пересказывать самому, а на складные и красочные описания Егор-то не шибко способен. На Полярном Урале Старые Люди под землёй в сэйвингах-укрывищах прятались, пока море в те места не нахлынуло. В общем, тогда и сошлись Бай-Конуровские с комбинатовскими и теми, кто с севера ушёл, и свой атом-клан образовали.

Учёные сплошь… по сию пору. Очень они этим гордятся. А ещё тем, что в христианской вере остались. Похвальба еретическая такая у них. Во времена Джихада трогать их просто не хотели, от страха перед атом-проклятием, так они тем и пользовались. Ну, и аккумуляторы и батарейки всем нужны, чего греха таить! Вот и закрыли глаза на веру ихнюю, лишь бы только работали в этих проклятых Господом-Аллахом местах. Секреты-то только у них! И все эти тайны из поколения в поколения передаются, точь-в-точь, как у всех операторов любой из нормальных Установок. Эти кланы операторов всегда особняком держатся. А уж значимость свою подчёркивают при каждом удобном и неудобном случае. Взять хотя бы Аллу-оператора и муженька её. Вроде, нормальные люди, а нет-нет, да и через губу заговорят, особенно, если об Установке чего спросить.

А мужики-работяги, это так… мелочь. Из Челябы приезжают сюда на год — на заработки. Ну, конечно, их там проверяют-перепроверяют. Все, практически, только по нанотеху спецы. А сам род, включая эмира-главу атом-клана, оказывается, тоже в Челябинске живёт… одни только атом-мастера сюда раз и навсегда приезжают, кто бы мог у нас в Городе подумать!

И ставят себе атом-заклятие «R» на лоб… мол, здесь теперь навеки жить буду, здесь помру, здесь и похоронен буду. Ромка-джи даже выпытал из Саввы, что и в роду Бай-Конуровских-комбинатовских тоже далеко не все мастерами становятся. Так… живут себе, кто чем занимается, там же, в Челябе.

Интересно у них так заведено, что на ярмарке они не участвуют никогда. Ну, то есть, по своим личным делам ходят, конечно. Но отдельного тента у них нет. Считают, что те, кому надо, сам к ним придёт. Установка у них там своя есть, для нужд клана. Небольшая, но надёжная. На бывшем озере Смолино прямо в Челябе стоит. Точно такая же, как у нас, в Городе. И тоже гонит из смолинского ила еду и прочее. Так что, можно в клане комбинатовских родиться, жить и умереть, так ни разу на Комбинате не побывав.

И церковь с крестом, которую они в Челябе видели, говорят, комбинатовские содержат. Мол, обет у их клана такой, ещё в незапамятные времена принятый.

А старик, конечно, страшный. Силища в нём чувствуется демонская. В железном кулаке всех держит, даже охрану комбинатовскую, толстожопых бездельников из старых ментов. Тем и вовсе лафа — отдежурил три месяца — вали на один в отпуск, в Челябу. Говорят, тут даже из Эко-терем-бурга солдаты есть… в смысле, бывшие солдаты. Завербованные.

Хе-хе… дядько Саша прогадал, что в Городе оказался! Ему бы тут понравилось. Сиди себе и карауль невесть чего. Никаких дозоров — благодать! Наедай пузо, в носу ковыряй, да карачи со скуки разглядывай. А народ здесь — древневеры почти сплошняком, даже не пришлось бы ему ничего менять. Однако есть и Веры-Истины правоверные! Немного, но есть.

Странно… и как они все вместе уживаются, разношёрстные такие? Ромка-джи говорил, что, мол, чего здесь такого? Вон, в Челябе даже мусульмане-лунатики есть… сам же мечеть видел… вот ведь, Вавилон какой, а? Нет, ну правильно, население чуть ли не сорок тысяч… каждой твари по паре! А есть всем хочется. Вот за заработком и едут.

Ладно, пусть они тут хоть на голове стоят и на карачи молятся, а наше дело дозорное: смотреть, слушать, запоминать, записывать. Жаль, что позвонить нельзя — заблокировано всё… даже у Саввы комп эту беду разблокировать не может… или учёные этого просто не хотят? Но, всё равно, это уж по-честному. Комбинат-мастер их с самого начала строго предупредил… так что жаловаться нечего. Договор есть договор.

* * *

— И чего ты мне спать не даёшь? Чего тебе не спится? Иди, вон, по коридору кругами побегай, если не лежится, а от меня отстань, а? — взмолился Егор. — Ну тебя к демонам с твоими «выводами»!

— Нет, подожди, — шептал Ромка-джи, горя, как в лихорадке. — Зия мне сейчас такое рассказал — с ума сойти! Тут, оказывается, даже в цехах кое-где карачи стоят! Не во всех, конечно, но в некоторых с давних времён торчат, чисто часовые. Ты, вот, с Зией не пошёл, а он мне многое чего рассказывал, пока мы у комбинатовской Установки работали… и с комбинат-мастером он на связи постоянно был…

— Нечестивое место! — отрезал Егор. — Здесь не только карачи, но и сами демоны запросто могут водиться, спаси Господь-Аллах. Запросто! Вот и спи. Надейся, что здесь всё перекрыто — мы с Саввой проверили. А с тобой я не пошёл, потому что с Саввой был, как и договаривались!

— Так вот, — не слушая его, гнул своё Ромка-джи, дыша Егору в ухо ген-кумысом, — они в Москве хотят здесь договориться, чтобы станцию научную построить. Нанотех проверять. Запустят нанороботов прямо в радиацию, в нужные дозы, и будут ждать, когда нано-программы мутируют — вдруг, мол, какие-то новые свойства прорежутся? Это, как тот робот, которого мы видели. Слышь, Егор, здорово, да? Поля здесь разные, от сверхвысоких до слабых, на любой вкус, на любую нано-программу. Можно за несколько месяцев пронаблюдать столько спонтанных мутаций, — он с гордостью выговорил эти слова — «спонтанных мутаций», — сколько за годы в Москве не сделаешь! Это, говорят, Савва придумал, ещё давно. Такого даже в матушке-Казани не сделаешь, поэтому всё так секретно! Здесь, — смотри! — километры и километры помещений! Можно одновременно сотни разных посевов делать… и наблюдать за ними в естественных условиях, а не в пробирочке!

Егор и сам это уже понял. Савва обмолвился, что Москва давно уже тайком этот уникальный Комбинат обхаживала, — всё-таки единственный в мире такой огромный, — да прежний комбинат-мастер наотрез отказывал. А сунетесь, мол, разнесу здесь всё к демонам… и отвалите от меня. Чего-чего, а разнести он тут всё может запросто. Такие заветные коды и схемы минирования комбинат-мастера от одного к другому по наследству передают, да! Дёрнет атом-заряд и все дела, полетело всё прямиком в преисподнюю. У него, паршивого старикашки, хватило бы упрямства в печени и ереси в башке…

А даже и не атом-заряд, а просто динамит. Вот понесёт тогда по всему Уралу атом-радиацию! Нет, даже думать об этом боязно. Пусть уж старикашка живёт здесь, как хочет. И он, и те, кто ему на смену придут.

Нынешний-то, похоже, будет не против переговоров въяве. Лично, так сказать, с глазу на глаз. Жаль только, что Сеть он, как и предшественник его, старый еретик, так и не разблокировал, поэтому до него не дозвонишься. Не признаёт старик комбинат-мастер другого общения, кроме как вживую. Не то зарок у него такой, не от важности. Вот, значит, московские и вылетели к нему на переговоры.

Ромка-джи с чего-то вздумал, что прямо у него на глазах, из атом-радиации овечьим горохом начнут сыпаться разнообразные научные открытия. Одно за другим, одно за другим, как в учебниках! Там-то всё в ритме скорой барабанной дроби прописано, — даты научных прорывов так и мелькают — тра-та-та!

В жизни-то всё помедленнее будет.

Вон, например, дед Николай рассказывал, как гнилые зубы у людей исчезли. Во-первых, надо было дождаться, как новые детишки нарастут. Вот у них-то с зубами всё было хорошо от рождения до самой старости, потому что — генетика правильная. А у остальных дырки в зубах (вот даже не верится в такую пакость, как гнилые дырки в зубах!) дырки в зубах, говорю, сами зарастать стали, всю дрянь из зуба выводя и замещая здоровыми тканями. Ген-механизм регенерации включился.

Дед говорит, половина населения дикой зубной болью маялась… и сплошь те, у кого пломбы в зубах были. Живая ткань растёт, напирает, а пломба мешает. Жуть! Толпами бежали такие зубы вырывать, чтобы новые отросли, здоровые. Так с той поры у людей зубы крепкие. А потеряешь — новый растёт.

Или в космос полёты. Тоже в учебнике просто сказано, полетели, мол, во славу России, и все дела. А сколько, небось, учёных над этим корпели, лысины себе наживали?

Ромка-джи чего-то такого же яркого и очевидного ждёт. Ну, вроде поголовного отращивания крыльев у жителей Города. И непременно, чтобы не сегодня-завтра! Что поделаешь, молодой ещё…

А вообще, конечно интересно, что уж там душой кривить — очень интересно Зия с Саввой рассказывают…

Вот, например, развалили Комбинат в пыль и руины совсем не во время Джихада, вот ведь новость какая неожиданная! По-настоящему неожиданная! Это, обмолвился Зия, ещё во времена переговоров с демонами, до того, когда они в гордыне своей от нас, праведников, отделились. Ещё, говорят, стена-Европа только-только строилась. Ромка-джи сразу к Зие прицепился, мол, расскажи, да расскажи подробнее! Егору тоже это было интересно, вот и насели на учёных вдвоём. Однако Зие только любимую тропинку укажи, так он сам по ней поскачет, только держись!

— Обмен! — сказал Зия. — Отказ от разработок и применения атом-зарядов обменяли на некоторые технологии и доступ к отдельным уровням Демонской Сети. А нынешнюю Установку свою пришедшие Бай-Конуровские и остатки комбинатовских позже практически с нуля на развалинах поставили, — и с тех пор закостенели в развитии, превратив научно-техническую работу в некий культ. А с практической стороны, комбинатовские в основном аккумуляторы выращивают… с самого начала.

Егор засомневался, было, что демоны выполняли свои обещания по обмену, но Савва нехотя поддержал Зию в том, что явных нарушений договоров не было. Жаль только, тогдашний президент-эмир слишком мало из демонов выторговал… но это уж Господь-Аллах ему судья, вечно испуганному паршивцу! Но здесь Зия толкнул Савву в бок и перевёл разговор на другую тему.

И то верно — не нам Старых Людей судить, не нам им упрёки вываливать. Некрасиво это, нехорошо. Так, глядишь, и нас потомки дерьмом обольют, если мы о предках без должного уважения говорить станем!

* * *

Из-за стены печально бренчал дутар… Зия сейчас, поди, сидит на своей лежанке, ноги скрестил и, закрыв глаза, музыкой наслаждается. А Савва, естественно, с компом возится. Считает что-то, итоги подводит… вроде Ромки-джи. Учёные кругом… проходу от них нет…

— А ещё Зия говорит, что на северной стороне комбинатовских земель карачи возятся, делают что-то. Помнишь, ты рассказывал про это?

Егор сел.

— Что же ты мне сразу не сказал, дубина-шайтан?

— Да я говорю-говорю, а ты спишь на ходу. Карачи такую же штуку, похоже, мастерят, как ты в Каслях видел… и никто не знает, зачем…

Егор вспомнил, как взметались ввысь струи песка и пыли… как жутко шевелился клубок лап…

— Видел.

Постойте, а чего это он так взволновался? Ну, строят и строят, и шайтан с ними… мало ли что им в голову взбрело? Наверное, это староста Володя с заполошным Ромкой-джи его своими смутными страхами заразили…

— И что Зия говорит?

— А Зия и сам не знает! — зашипел Ромка-джи. — Говорит, на новую технологию переходят. Никогда, мол, карачи ничего такого не строили, представляешь?

Егор снова лёг. Заснуть, видимо, не удастся… во всяком случае, до тех пор, пока Ромка-джи всё-таки от усталости не свалится. А нет — так и будет над ухом тарахтеть. Наверное, даже о Лильке своей забывает он в такие минуты.

Наверное, это и хорошо. Очень уж здесь тоскливо ночами! Тишина, как в могиле, мысли дурные в голову лезут. А как им не лезть — всё здесь чужое! И пахнет непонятно чем, и лестницы из нержавеющей стали, на сотню метров вглубь уводящие, и люди, которые на нас зверьём смотрят. Вот лежишь, завернувшись в одеяло, над головой кресты нарисованы, и только о родных местах вспоминаешь…

И сны здесь тяжёлые. Хорошо, если за день набродился! Тогда ночью спишь, как в яму провалился, ничего не снится. Так раз на раз не приходится… всякое бывает. Вчера, например, Егор всю ночь Маринку искал по Комбинату. Наверх подымался, а там карачи незримо на него уставились, спускался через ржавые люки в темень кромешную… да без шлема. На ощупь шёл и боялся. И выйти не мог. И всё-то кажется, что Маринка где-то рядом, помощи ждёт, а позвать не может!

Вот ленточка её, которой она волосы перевязывает, на вентиле из нержавейки висит. Вот нож её, к которому сам Егор когда-то рукоять вырезал, и который сам сбалансировал, прямо в бетонную в стену воткнут. И всё это просто кричит — вот, вот, вот она, только что мимо пробежала!

Проснулся Егор мокрый весь, как в горячке, и испугался — а вдруг, действительно, вновь горячка пришла, а с нею и смерть неминуемая?! Полдня потом ходил, вздрагивал…

* * *

С утра… хотя, какое тут утро, — так, по часам только и знаешь, что оно наступило, — комбинат-мастер пришёл к ним и долго толковал о чём-то с Зией и Саввой. Пацанов, конечно, не пригласили и Ромка-джи, надувшись, перестал ковырять ложкой комбинатовское рацион-желе и поплёлся в санпропускник — мыться. Здесь с этим строго: работаешь ты здесь или просто так шляешься, как они вчетвером, но раз в сутки вымыться просто обязан.

Смешно было, когда к вечеру первого дня Егору, подсевшему к столу, один из мужиков замечание сделал. Мол, какого чёрта ты припёрся к столу не помывшись. Ну, ладно, комбинезон твой сам себя чистит, а ты-то, пацан, чего здесь грязь свою трясёшь там, где люди ужинают? Егор, было, возмутился, но Савва его сразу осадил. Да и, честно говоря, мужик-то прав был, просто сознаваться в этом по гордости характера не хотелось. Пришлось Егору бежать в санпропускник и злобно намыливаться, прекрасно понимая, что пока он тут чистится и скоблится, самое вкусное со стола уже исчезнет…

Егор торопливо, в два присеста, проглотил свой завтрак, — рацион-желе, кстати, у них очень вкусное, — и дёрнул Зию за рукав:

— Нам сегодня точно не надо с вами?

— До обеда — точно. А там видно будет. Иди-ка и ты ополоснись.

— Вчера же… перед ужином!

— Здесь мыться никогда не рано и всегда недостаточно, — проворчал вдруг комбинат-мастер. — Чаще плещешься — дольше живёшь. Иди, чего здесь зря уши развешивать…

В санпропускнике торчали несколько небритых личностей. Двое плескались в душе в «грязном отделении». Со смены, значит, приплелись, работяги. В «чистом отделении» один тощий, по пояс голый волосатый мужичок пытался торопливо соскоблить с лица жгуче-чёрную щетину, кривляясь и приплясывая перед зеркалом. Ниже пояса юбкой болтался серый комбинезон раскрашенный широкими чёрными вертикальными полосами.

«И что выламывается, на месте не стоит? — хмуро подумал Егор. — В сортир, что ли приспичило?» Он так и не выспался… и теперь голова была чумной, как будто вместо мозгов в неё был насыпан горячий слежавшийся песок.

Егор сидел на лавке, поставив калаш между колен, и исподлобья глядел на бреющегося торопыгу. Господь-Аллах, долго ещё Ромка-джи будет там возиться? Решил весь кусок мыла извести?

Мыло было особенным: зелёное и пахнущее илом, оно щипало кожу… а если, уж, попало в глаза — только держись! Зато комбинат-мастер сказал, что оно хорошо чистит кожу и даже, мол, выводит из её пор забившуюся туда пыль с атомами-радиацией… во что Егор не поверил сразу и бесповоротно. Чистит оно, как же… дождёшься! То-то окрест дурная слава идёт про комбинатовских. Мама-Галя говорила, что у них и дети-уроды рождаются… правда, и сами-то они далеко не красавцы, чего там… Так что, откуда от таких тощеногих здоровые дети родятся?

Егор вдруг представил свою свадьбу. Всё, как тогда, когда женился Ахмат… только вместо смущённого и улыбающегося щербатым ртом Ахмата и удивительно спокойной невесты Алии он увидел себя и сияющую от счастья Маринку. И одежда у него новая, и Мама-Галя слезу утирает… и мулла-батюшка дарит им от имени прихожан пару верблюдов и десять овец, и одеяла… и калаш становится его, Егора, личным… именным.

А что? Почему бы нет? Маринку он давно любит. Мама-Галя сама их с Ромкой-джи «женихами» с детства зовёт. Говорит, что, мол, Маринке здорово повезло, спасибо Господу-Аллаху — целых двое женихов по возрасту подходящих…

А как она на дядько Сашу вызверилась, когда тот свататься притащился? Жуть! Мол, единственную дочку не отдаст… и если ты, дядько Саша, не выметешься отсюда, считай, что жениться более ни на ком не сможешь.

— Ну, шайтан-огонь… — уныло промямлил тогда дядько Саша и поплёлся свататься к развесёлой Райке-джан.

Райка-джан тётка хорошая… только на мужей ей не везёт. И двойню у неё карачи забрали… но это давно было, когда она ещё до Города не добралась. Муж тогда сгинул где-то в песках. Мама-Галя с соседками судачила, что мужик просто бросил её вместе с двойней и — привет, любовь моя, иди на все четыре стороны….

Несмотря на жизненные трагедии, была Райка-джан весёлой, разбитной и похотливой. И к мулле-батюшке подъезжала, было, и Ромку-джи однажды притиснула в каком-то закутке так, что бедняга прискакал к Егору весь красный и потный… долго открывал рот — хотел рассказать, а потом разревелся…

Егор хмыкнул, тряхнул головой и расправил затёкшую спину. Разревёшься тут… Райка-джан, в принципе, тётка не старая и довольно симпатичная… и тату у неё на щеках красивое! Только не хватает у неё в голове какой-то маленькой деталюшечки. Временами несёт непонятно что… песни поёт…

Староста Володя, было, заикнулся, что её карачи испортили, а мулла-батюшка ка-а-ак цыкнет на него… тот и заткнулся сразу. Ничего, гремит мулла-батюшка, демонского в этой женщине нет! Мол, немного тронулась по причине несчастной жизни и пылкости организма… и закройте свои рты, засранцы болтливые.

Говорили, что мужа её позже под Куяшом нашли. Он из древневеров был… крестоносец… вот его на кресте и распяли. На самом солнцепёке. Комбинезон сняли… а без него на жаре больше суток не вытянешь….

Да что за шайтан! Долго там ещё этот чистюля плескаться будет?! Рад, что до душевой дорвался, или грусть-тоску в капризах пережёвывает, карачи-сын?

— Ромка-джи!

Ткнув друга во влажный бок и сделав ему страшные глаза, Егор зашёл в душевую. Ромка-джи положил свой калаш на колени, уселся, не надевая комбинезона, на скамейку.

Егор аккуратно прикрыл за собой дверь и прислонился лбом к стене, закрыв глаза. Ромка-джи оставил тоненькую струйку мутноватой воды, со звонким плеском стекающую в глубокое корытце. Он уже понял, что Егор никак не может избавиться от привычки экономить… и предпочитает поплескаться в корытце, чем под душем. Комбинат-мастер хвастал им, что водоносный слой у них независим от иртяшского, которым Город живёт, много глубже его и по расчётам, мол, способен нормально выдержать потребление не менее пятисот человек в течение десятков и десятков лет. Но… себя не переделаешь. Егору всегда было жалко расходовать воду попусту…

От стены пахло влагой и илом, и она приятно холодила пылающий лоб. Шайтан побери, заболел, что ли? Вот, уж, не было печали… совсем не вовремя…

За дверью послышался приглушенный крик. Егор открыл глаза… что за чушь? Ромка-джи?!

Он присел на корточки, — если целятся, то целятся в проём двери как раз на уровне груди, спасибо мулле-батюшке за обучение. Снял калаш с предохранителя, рывком распахнув дверь, перекатился вправо… успев мгновенно понять всё…

Двое голых мужиков, — у одного по груди стекало зелёное мыло, выкручивали руки корчащемуся на полу Ромке-джи, пытаясь вырвать калаш. Лицо Ромки-джи было окровавлено. Худосочный «недобритый» зажимал ему одной рукой рот, а второй споро и страшно бил Ромку-джи в живот. Неподалёку валялась бритва.

Егор вскочил на ноги и на долю секунды замер — грохнул выстрел калаша… пуля с противным визгом коротко метнулась между потолком, стеной и полом. Мужики шарахнулись в стороны, Ромка-джи уронил калаш на мокрый кафельный пол. Один из голых, увидев Егора, оскользнулся, упал на колени и испуганно потянулся за калашом. Второй дёрнулся в сторону двери. Егор на бегу подстрелил его. Промахнуться здесь ему, лучшему бойцу Города, было просто невозможно. Мужик рухнул ничком. Пальцы рук его коснулись порога двери, обильно обрызганной его же кровью. В два прыжка Егор настиг второго голого. Чёрт, скользко как! За ногу уцепилась чья-то мокрая рука… голый мужик от ужаса съёжился, спрятав лицо в руки, — Егор с размаху ударил его в ножом в голую спину. Лезвие обломилось у самой рукоятки. За ногу дёрнули ещё сильнее. Егор плашмя грохнулся на живот, сильно ударившись подбородком. В шее что-то хрустнуло, а рот моментально наполнился солёным и вязким. Бедро повыше колена обожгло…

Егор судорожно бил свободной ногой, стараясь ударять каблуком, — спасибо Господу-Аллаху, он ещё не разулся! Под ударами поддавалось неприятно мягкое, как матрас… в ушах стоял дикий визг. Но вот, наконец-то, каблук ударил во что-то твёрдое и ногу сразу отпустили.

Егор поднялся на колени. «Недобритый», скорчившись, лежал на боку, держась руками за голову. Лезвие бритвы лежало рядом… отблеск лучика лампы блеснул со стального лезвия прямо в глаза Егору.

Егору стало весело… тело стало невесомым… странные нежные колокольчики тонко зазвенели в голове. Пришёл бойцовский кураж — страшное и прекрасное состояние, когда тело начинает действовать само, когда взгляд охватывает всю обстановку сразу, не пропуская мельчайших деталей, когда всё вокруг тебя замедляется. И ты понимаешь всем своим существом, что победа — твоя!

Он легко поднялся на ноги, слегка пошатнувшись, как на уроках, шагнул вперёд, тщательно примеряясь… и аккуратно ударил ногой в основание черепа лежащего. Ноги «недобритого» дёрнулись… руки разжались…

… трофеи… нет ничего…

… уши…

… с удивлением увидев у левой ноги лужицу крови. Вот оно что… полоснул-таки он меня своей бритвой! Ах, ты…

Егор изо всей силы пнул труп.

— Уби… убивать зачем? — плюясь кровью, распухшими губами спросил Ромка-джи, поглядывая на дверь, ведущую в длинный коридор прохода к санпропускнику, Егор торопливо осматривал труп полуодетого и ворошил одежду, болтающуюся в шкафчиках. Насколько помнилось — до следующей смены ещё — как до Китая пешком… а камер слежения здесь нет. Да и на кой они нужны… в санпропускнике-то? Выходит, время у них есть, пусть его и немного.

— А ты как хотел? Чтобы я сам под бритву шею поставил? — рассеянно ответил Егор, роясь в карманах потёртого чужого комбинезона.

— Они… они бы нас… могли и проще… убить… они только… об-об-безорружить…

— «Отдал калаш — копай могилу!» — пословицей отрезал Егор, поморщившись.

Потом на минуту присел рядом с Ромкой-джи. Тот сморкался… пыхтел… и всё порывался рассказать Егору о том, как всё случилось. Ступни «недобритого» коротко дрожали… и это было неприятно.

Голова вновь заболела… и жгло порезанную бритвой ногу… отходняк после боя начался. А нам расслабляться сейчас никак нельзя. Ещё немного и весь Комбинат, — еретики-гяуры-блять, — начнёт гоняться за нашими головами.

Эх, ну, никак им Зию с Саввой не предупредить… вот беда-то пришла, беда горькая! Знать бы, что спасёшь их — плюнул бы на всё и прорвался бы! Но — куда? Где они сегодня опыты свои проводили, куда пошли? Комбинат долгие годы обшаривать можно. Поди, и сам паршивый старикашка, комбинат-мастер не все ходы-выходы знает.

Зия… Савва…

Прости им Господь-Аллах их вольные и невольные прегрешения! И если суждено им смерть принять, то пусть Ангел Азраил к ним на цыпочках подойдёт, смерть для них дуновением прохладным в жаркой пустыне подарит… смерть, нежную, как сон!

Егор поднял руку и вытер глаза. Но слёзы текли и текли. Как же он теперь идти будет… стрелять? Не видно из-за слёз ничего! Совсем ничего не видно…

* * *

Чёрт бы побрал этого комбинат-имам-мастера с его повальной блокировкой! Егор уже второй раз за последние пятнадцать минут машинально пытался активировать ларинги… и чертыхался. В ушах снова коротко пискнуло: «Сигнал блокирован!» Пришлось ждать, пока подтянется Ромка-джи. Чёрт, даже не свистнешь — тишина могильная — сразу эхо в потёмках гулять пойдёт.

Ромка-джи появился вовремя и бесшумно. Молодец! Вот как его наш поход закалил…

— И ты тоже ларинги включал? — шепнул он Егору. — Я уже три раза… по привычке… хотел тебе сказать, что впереди всё в норме.

— Ларинги — это ещё полбеды, — ответил Егор. Пластырь наконец-то начал действовать — жжение в ноге прекратилось, но перед глазами тошнотворно мельтешили чёрные мошки, бухало сердце. — Тоннелю конца не видно… а дойдём — наверняка охрана на выходе. Воевать придётся, Ромка-джи, воевать. Прорываться.

— Ты, Егор, допрорываешься, — сказал Ромка-джи уже нормальным голосом — Вот напоремся мы на кровную… ты уже, между прочим, троих уложил! Как понаедут из Челябы — весь Город вырежут.

Вот тут уж Ромка-джи прав. Кровная месть — штука такая… шайтан их знает, кого Егор там убил, — может, кто из них шишка важная? С другой стороны атом-заклятия у мужиков на лбу не было. Да и не стали бы, если рассудить здраво, посылать больших людей убивать… в смысле, обезоруживать… двух пацанов из пустыни.

— Господь-Аллах милостив, авось не напоремся, — ответил Егор. — А вот рассиживаться нам некогда. Чёртов старикашка со своей блокировкой всю внутреннюю связь вырубил… зато и его охрана тоже без связи осталась. Тем мы пока и целы. Выбираться надо — и в пустыню. Или здесь отсидеться — найти уголок, а через несколько дней попытаться уйти.

Зия с Саввой ещё по пути на Комбинат, — да будет проклято это место во веки веков! — показывали им карту, чуть ли не Старыми Людьми составленную. Более или менее приличный файл… можно разобраться. Егора тогда только и интересовало, как бы из любого цеха смыться, ежели прихватит. Нет, ну действительно! — мало ли что… случись беда — хотя бы будешь знать, куда бежать. Тоннель этот он тогда заприметил сразу, благо, что попасть в него можно было аж целыми пятью путями… в том числе и из жилой зоны… а тянулся он далеко — к развалинам большого цеха, где никакой атом-радиации отродясь не было, как объяснил Савва. Память у Егора молодая, отменная память!

Вот именно этим, запомненным, путём они и воспользовались. Пришлось открыть две намертво приржавевшие решётчатые панели, протиснуться через длинный ход, совершенно закопченный… и, похоже, не так давно горевший. Кабели здесь горели так, что медь сосульками набрякла, зелёными и чёрными подтёками обезображенными. Сажа так и висела в воздухе, едва шевельнёшься, просто дышать нечем. А тут ещё и крючки, к которым кабели подвязывались, — вот уж наказание, — торчали из стен, цепляясь за всё, что только можно.

Трижды вознёс Егор благодарственную молитву Господу-Аллаху за то, что надоумил тот его перед самым поворотом на Комбинат, прихватить себе армейский шлем одного из шатунов! Хорош бы он был сейчас без ночного зрения! Чёрт с ним, с ненадёжным СЦН и бесполезными шлем-ларингами, но то, что он сейчас всё во тьме видит, это просто спасение ему! Да и голове защита… уж сколько раз он башкой к крючкам, стенам и прочим твёрдым вещам прикладывался! Не уберёг бы он тут свою несчастную голову, если бы только в косынке и маске был, как в дозоре привык…

Однако, хорошо ещё и то, что во все предыдущие относительно спокойные дни он не слушал нытьё Ромки-джи и осторожничал — свои рюкзаки они везде таскали с собой. Как, кстати, и Савва с Зией, упокой Господь-Аллах их души на тенистых пажитях! В живых их уже нет… а мы и молитву не прочли над телами… вот, шайтан, мысли путаются. Так… вдох, задержал дыхание… настройся… вы-ы-ы-ыдох… фу, полегче, вроде! В общем, шли бы сейчас, идиоты, без рюкзаков. Как нагишом бы шли, солнцу и песку открытые. Так что, хоть и цепляются наши мешки за все выступы и железяки, но это, уж, так Господь-Аллах сподобил — во всём есть шайтан-сторона! Ношу свою не потеряли, но зато и пробираться с ней невмоготу.

— Давай, друг, давай! Сдохнем, ведь, здесь, как крысы в метро! Не отставай!

— Дай передохнуть, Егорка… не могу уже.

— Эх… нельзя же здесь торчать!

— Пять минуток, чуть-чуть, а, Егор?

— Ну, хорошо. Устроим тогда привал на пять минут. Только ты ко мне подползи, а то торчишь где-то у шайтана в заднице. Поворот направо видишь?

— Подползаю…

— Не сворачивай. Ползи прямо, я метрах в пяти за ним… шайтан, не видно ни хрена в этой саже!

Они торчали в этой горелой чёрной трубе, как два крысюка в ловушке. Дышали через повязки, натянув на лицо маски. А когда наконец-то миновали зону пожара и чёрные, как демоны ада, пробрались короткими коридорами к лючку, ведущему в тоннель, то обнаружили, что он забит высохшим до хрупкости мусором. Видать, не один год его швыряли… еле-еле проковыряли себе дорогу. Ветошь какая-то, бумаги слежавшиеся… разрывать всё это надо было осторожно — нет-нет, да и попадётся в мусоре металлическая, перекрученная вдрызг, колючая дрянь.

Протиснулись и чуть не взвыли — бетонная плита, вывалившаяся из раскрошившейся стены, опасно висела на ржавой арматуре, преграждая путь. Тут пробираться — это уж впрямую терпение Сатаны испытывать!..

А куда деваться? Тихонько ползли, стараясь вжаться в загаженный столетиями и усеянный обломками бетона пол. Проклятая плита царапала по спине… и, кажется, даже покачивалась. Егор отгонял от себя мысли о том, как невыносимо больно будет, если плита осядет и передавит тебя пополам. «Застрелюсь! — подумал он. — Ромку-джи упрошу, чтобы прямо в голову стрелял. Если говорить смогу, конечно…»

Страшно было. Страшнее, чем во снах кошмарных!

Но протиснулись! По уму надо было, конечно, попытаться плиту эту обрушить, чтобы другим вход перегородила, но делать этого Егор не рискнул. Шуметь ему совсем не хотелось. Да и в тоннель не один ход вёл. И, наверное, далеко не все они на карте даже у комбинат-старикашки были.

Потянулись длинные комнаты с битой техникой. Распределительные щиты, генераторы какие-то… а может, и не генераторы — пойди, разбери! Ромка-джи под конец комнат с этими разваливающимися чудесами техники Старых Людей нашёл какую-то абсолютно неповреждённую штуку. Стальная, причудливая, с разноцветными стёклышками в круглых глазках, ни на что не похожая и совсем-совсем не ржавая. Дёрнул её Ромка-джи раз-другой… и оторвал от стены, только проводочки тонкие хрумкнули. Он уже совсем, было, настроился втихую это чудо с собой прихватить — Егор запретил. Мало ли что, — может эта дрянь вся малиновым светится, ежели её Савиным компом сканировать? Ромка-джи с сожалением вынул из рюкзачка таинственную железяку и, вздыхая, аккуратно положил на пол, к стене. Хорошо, хоть, всего два раза оглянулся и воздушных поцелуев не посылал, навек прощаясь… хе-хе!

Метров пятьдесят пришлось по обломкам, наваленным до потолка, пробираться. Да что же у них здесь всё в проводах-то, шайтан бы их всех побрал?! Торчат в разные стороны, как вьюн-хватайка, цепляются за всё. А в какой-то ужасный момент груда обломков бетона вперемешку с непонятного вида шкафами, напичканными невесть какими деталями, вдруг с шумом просела под Егором, пробирающимся впереди. Что-то тяжёлое упало ему на спину… и на бесконечно длинную секунду Егор поверил, что сейчас его начнёт давить тупая сила, выпуская кишки в комбез…

Но перепуганный Ромка-джи, кряхтя и ругаясь, отвалил эту штуку и они, тяжело дыша и почти ничего не видя в облаке поднятой цементной пыли, испуганно заторопились вперёд, подальше от этого страшного места. Почти сразу же нога Ромки-джи провалилась куда-то в путаницу жёстких проводов и гнутой арматуры. Благодарение Господу-Аллаху, не зажало ему ногу! И не сломал её, счастливчик! А то, ведь, капкан капканом!..

И пришли-таки, пришли! Нырнули через нижний этаж, где было всё нетронутым, даже металлические шкафы с открытыми сиротливыми дверцами, спустились по лестнице ещё ниже и оказались в коридоре, упирающемся в закрытую ветхую дверь. Егор пнул дверь ногой, осторожно шагнул вперёд и осмотрелся. Понял, что стоит в огромной комнате, похожей на кабину космического корабля, какими их в фильм-файлах про Ивана-батыра и Лунную Деву показывают.

Огромная комната! Под высоченным потолком трубы рядами извиваются, гигантские ящики рядами потухших лампочек слепо нависают. Вверх винтовая лестница в потолок уходит, да и в самой комнате, размерами не уступающей главному залу Храма городского, под потолком несколько переходов с решётчатым полом и тонкими перилами видны. Ромка-джи рот разинул, даже под маской видно. Вот уж где ему порыться, посмотреть, что и как!

А в торце комнаты — дверь железная и штурвал на ней, точно такой же, что и на двери в шлюзовую камеру-комнату у Симеона. Вот тебе и пришли!

Покрутили штурвал, подёргали дверь — бесполезно. Полезли по винтовой лестнице, да она вела прямиком в нагромождение бетонных плит, обвалившихся сверху. Господь-Аллах, потолок-то весь в трещинах! Видать, что рухнуло всё наверху так, что, без малого, чуть потолок не проломило.

— Ромка-джи, выбивать надо дверь, понял?

— А возьмёт?

— Посмотрим… жаль нет у нас с тобой, толком, ни черта!

— Погоди, Егор… это же опасно. А ну, как потолок обвалится? Тогда нам крышка… а может, и нет. Если соседняя комната выдержит, то уцелеем. Может, обратно пойдём? Вдруг другой выход есть?

— Нет, Ромка-джи, нет там ничего, сам же видел. Мы бы его не пропустили…

— Помнишь, Симеон говорил, что на электричество в таких дверях опасно полагаться? Может, просто нам сил не хватило дверь тянуть? Приржавела. Комбинатовским она без надобности. Видно же, что здесь никто не ходит — в пыли всё по щиколотки!

— Не хватило, так не хватило. Пошли назад. Встанем в проёме, одновременно дёрнем из подствольников и сразу в стороны, чтобы стена прикрыла, понял?

— Понял, конечно, чего тут не понять? — уныло ответил Ромка-джи.

Они приготовились. На счёт «раз, два… три!» выпалили одновременно и отскочили по сторонам дверного проёма. Рвануло, густо харкнув через проём пылью и непонятно чем, затянуло всё мутной пеленой напрочь. Пришлось чуть подождать и позже на карачках, на ощупь пробираться к двери, обливаясь холодным потом от мысли о том, что именно сейчас и рухнет сверху проклятый потолок.

Добрались и чуть не расхохотались оба! Дверь, на вид такая солидная, бронебойная такая на вид… оказалась дохленькой, по сравнению с толстой дверью Симеонова тайного помещения. Выбило её к шайтановой матери, перекрутило двумя зарядами, разорвало по краям, где штыри замков в гнёзда вставлены были. Наверное, и одного заряда хватило бы, да кто же мог знать? Не до скупости сейчас, уходить надо. Итак, уж они давным-давно здесь под землёй ползают… хотя, если по часам посмотреть, так, оказывается, не так уж и долго…

Выбрались в комнату поменьше. Да не комната это вовсе! Это что-то вроде перекрёстка. Несколько тоннелей в разные стороны расходятся, откуда-то сверху, наверное с самой поверхности, цепи с крюками висят и бадья здоровенная на этих цепях покачивается с горловиной в днище. Ну, ясно. Что-то сверху в бадью сыпали, вниз доставляли и дальше везли, куда требуется. Вон, пожалуйста, пара пустых вагонеток в малых боковых тоннелях торчат, почти напрочь закупорив их своими боками. А за слегка раздвинутыми толстыми створками ворот, ходившими когда-то на стальных колёсиках, большой тоннель виден и в него уже две ветки рельсов уходят. Ну и ворота! В Ромку-джи толщиной, здоровенными цепями в движение приводились. Не распахивались, а разъезжались в разные стороны. Ох, и лязгало, наверное, всё это хозяйство! Вот за эти ворота нам и надо попасть. Это и есть тоннель, в «чистый» цех ведущий.

И снова повезло, не надо было створки раздвигать. Вот тут и подствольники вряд ли помогли бы! Очень уж всё старинное, прикипевшее, приржавевшее друг к другу. Прошли спокойно, только рюкзаки снять пришлось. Вот и начались, наверное, самые опасные места. Кто его знает, может сейчас у комбинат-мастера «комары» где-то рядом болтаются? А то и «тараканы», о которых Зия рассказывал.

А что? Вполне могло такое быть. Выпустил старик «тараканов», каждый из которых в пару миллиметров длиной, и пошли они плодиться из подручного материала, заселяя развалины Комбината, протискиваясь в щели, ползая по развалинам, заселяя все ходы, тоннели и шахты, здания, коммуникации и любые уцелевшие трубы, вплоть до канализации. И не просто так, как это насекомые делают, которые гнездовищами живут, а по чётко выверенной, на ходу меняющейся схеме. Как это армейские говорят, — рассказывал Савва, — «сетку тянут». Где-то для нормального наблюдения и пары тараканов хватит, а где-то они через каждые полметра затаились.

Вот, ведь, погань какая! Всё примечают: от запахов и звуков, до шорохов… не говоря уже о зрении их отличном! И появляется у армейского командира, — а в их случае, у комбинат-мастера, — подробнейшая объёмная карта. Чисто фильм-файл, где каждый закуточек подробно виден.

Нажимает командир на кнопку и полетели управляемые снаряды… а хоть бы и просто болванки. Точность наведения — доли миллиметра. При таком раскладе человека и палкой убить можно…

И сидит сейчас поганый шайтан-старикан, — гореть ему в аду миллионы лет, убийце! — и развлекается, слушая, как они тут пыхтят, продираются и ползут то на карачках, то на брюхе. И разглядывает их, перепачканных и злых, во всех ракурсах.

Надо эти мысли из головы выкинуть. Вряд ли комбинатовские у Москвы себе такую пакость выклянчили! У них и «комары» древние, говорил Савва. Видимо, чуть ли не со времён Джихада. Что им, «комарам», сделается? Пока комп-контроль над ними есть, они регенерируют потихоньку, так что их можно десятилетиями содержать…

Одно время в тоннеле каждые метров тридцать попадались боковые помещения. В таких случаях Егор и Ромка-джи действовали по всем «Правилам ведения разведки в условиях военных действий», вдолбленным в них муллой-батюшкой с самого детства — оттого и шли долго… хотя, честно говоря, положение было аховое, — особенно торопиться было некуда. Комбинатовские «комары» там, наверху, выследят их в два счёта… не говоря уже о мощной системе наружного наблюдения комбинат-мастера. Одна надежда на то, что старик просто не станет высылать за ними погоню — ничего тайного они здесь не видели, ничего им не рассказывали. А дома они только и могут, что подтвердить старую истину — прав староста Володя, нечистое это место… проклятое! Эх, Господь-Аллах, помоги, к тебе взываю… из бездны, кромешной бездны!

Плохо было то, что Егор чувствовал себя совсем разбитым. Настолько нехорошо было Егору, что он подумал о том, что сработало-таки над ним атом-заклятие. Сработало! Так и ломает всего… совсем не похоже на обычный отходняк после боя, хоть и руки также трясутся, и потом едким обливаешься…

Егор закрыл глаза и прочёл короткую молитву. Ромка-джи сидел рядом. Шершавая стена тоннеля, покрытая смутно различаемыми потёками шайтан знает какого происхождения и давности, давила на спину. Глубоко же они забрались… не слыхать ничего… и пахнет чем-то горьким, сухим… вроде, как от старинного трупа, давным-давно высохшего в песках до ломкой трухи…

На головы им осыпался чешуйками чёрный прах. На стенах угадывались ровные ряды кабелей, — каждый толщиной в руку, — покрытых корявой потрескавшейся корой изоляции. И тянутся, и тянутся… конца-краю не видно. И в каждом кабеле ещё много-много отдельных жил… их можно увидеть там, где изоляция осыпалась почти полностью… если посветить, конечно.

На Егора это почему-то давило больше, чем сам тоннель… а его же ещё и вырыть надо было! Вырыть — это понятно. Но столько проводов… сотни… тысячи километров проводов! Нет, не могли Старые Люди сами всё это сделать, не могли! Демоны, демоны ходили тут, где сидят сейчас Егор и Ромка-джи. Они выпускали из себя длинные кишки многожильных кабелей… они крошили гранит своими жуткими когтями… зубами… постой, Егор, демоны, они — те же люди, только в гордыню впавшие, сказал мулла-батюшка… «А я знаю, как у Старых Людей Демонское полушарие называлось!» — Ромка-джи… нет, ну неймётся тебе! Мама-Галя, дедушка, чего он ко мне пристаёт со своей ересью! Господь-Аллах, священно имя твоё… отстань Ромка-джи, молюсь я, не хочу из-за тебя грех на душу брать… не хочу слышать… «Америка! Америка!» — дразнится друг… и надо встать и накостылять ему по тощей коричневой шее… Только чтобы карачи не видели… А то… Но только почему карачи здесь? Что им от нас надо… и калаш, калаш мой где, Маринка?!!

— Егор, Егорка… Егор, открой глаза!

— Калаш мой… где?!!

— Да тише ты, не дёргайся… фу… и напугал же ты меня! Заболел, что ли?

— Задремал чего-то…

— Ну, ты даёшь… задремал! Нашёл время. Я вперёд ушёл, жду-жду тебя. Нет никого. Возвращаюсь, ты тут сопишь и стонешь. Постой, постой… ты слышишь?!

— Не слышу, — сказал Егор, борясь с тяжестью наваливающихся стен. Глаза, казалось, разбухли горячими твёрдыми шариками. — Не слышу…

— Ага, как же — не слышу… вон оно… бухает!

Стена чуть заметно дрогнула. Сверху осыпались целые гроздья мерзости. Егор закрыл глаза. Бухнуло… и бухнуло… шайтан с ним…

И как-то боком, сразу же, ввалился в сон, в горячую тухлую яму.

* * *

— Егор! Егор! Вот говнюк! Егор, открывай глаза! Открывай, сейчас легче будет!

Легче? Вот, уж не надо… сели на грудь и давят… какое там легче!.. в ушах трещит и стучит… во рту, как карачи нагадили. Стоп… карачи, где же я видел их так много?..

Комбинат!

Егор открыл глаза. Оказывается, он лежал на боку всё там же… ха-ха! А ты, Егорушка, хотел бы лежать дома, да? Неподалёку в темноте коротко взрёвывал калаш и тени от вспышек прыгали по стенам. Вот и второй калаш заработал… Пляшущих уродливых теней стало больше. Я в аду…

Егор открыл рот, чтобы что-то сказать… и его вырвало густой однородной струёй… как илом. Хорошо, хоть не на ботинки сидящего рядом на корточках человека.

— Во-о-т! — удовлетворённо сказал голос. — Через пару минут совсем оживёшь. Садись, хватит разлёживаться! — и крепкие руки поддёрнули его вбок и вверх.

— Зия? — тупо спросил Егор, опираясь спиной о стену и машинально вытирая рот рукой.

Правый рукав почему-то был закатан… ах, да… укол.

— Зия… укол? Ты?

— Так точно! — усмехнулся Зия. — Запомни — первые минут двадцать ещё может тошнить. Зрение восстановится полностью где-то через часик. Но соображать, ходить и даже бегать ты уже можешь. Держи, отпей глоток…

Егор аккуратно хлебнул из фляги. Вода… прохладная и вкусная. Ему действительно становилось легче.

— Что там… такое?

— Там, братец, целая война.

Знакомо зашипело, только слабо, на расстоянии, — и через пару секунд бухнуло так, что, тряхнуло весь мир. Стены мгновенно вскипели облаками пыли и мусора. Из тоннеля вымахнуло чёрным горячим прахом. Щиток шлема Зии был теперь опущен, а Егор замешкался, по привычке натягивая на лицо маску, и заперхал, вдохнув бушевавшую в воздухе дрянь.

— Ромка-джи… где? — со страхом спросил Егор, откашлявшись.

— Сейчас будем! — хрипло сказал в ухе удивительно знакомый голос, а второй, запыхаясь, сообщил. — Не пальните сдуру по нам, мы уже рядом…

Ромка-джи… его голос — жив, шайтан-дурак, жив! Эй, ребята, постойте… ларинги, выходит, заработали? Снял старикан блокировку?!

В клубах пыли, как в тумане, запрыгали мутные тени. Ближе… ближе… вот они, оба-два, спаси и сохрани нас всех Господь-Аллах, — грязные, как последняя шатун-банда!

— Егор! Егор! Ты в порядке?

— Ромка-джи… живой я!

— Егорка! — и Ромка-джи упал на колени, и обнял друга, и всхлипывал, и заплакал. Его била крупная дрожь.

Савва присел рядом, похлопал его по плечу:

— Ну, Роман-джи, ну, чего ты? Так хорошо держался… воевал, вон, как не каждый солдат воевать может… ну, перестань, нам ещё идти и идти.

— Егорка…

* * *

Проклятый тоннель тянулся и тянулся вверх. Под конец он был уставлен вагонетками; приходилось протискиваться между ними, перелезая через несколько, сошедших с рельсов и завалившихся набок. А вот и выход. Закрытые ворота, но не такие мощные… и с прорезанной в них дверью, которую Савва выбил, подняв с рельсов ось вагонетки — несколько таких осей валялось у стены. Рядышком аккуратными штабелями были уложены железные колёса. Совсем, как круглые ген-галеты, из которых они с Ромкой-джи в детстве строили на столе крепость… а потом штурмовали её, подъедая стены.

«Комары» ещё раньше пролетели под створками и теперь показывали огромный заводской цех, с обрушенной крышей… и тёмное небо с краешком луны, осторожно выглядывающей из-за зазубренной стены. Пробираясь через развалины, Егор снял маску и глубоко вдохнул благословенный ночной воздух пустыни, такой чистый и сладкий…

— Да, не повезло комбинат-мастеру, не повезло, — сказал Зия, шагая по песку впереди группы. Из-за развалин стен, блестя демонскими квадратиками и посверкивая редкими огоньками на тёмной стороне, выглядывала огромная, наполовину родившаяся луна. Спутники шли своими ровными прямыми путями, — милые, подмигивающие тебе с детства, но всё такие же далёкие, огоньки.

— Вы-то ему были так… вроде ящерок, — пояснил Савва. — Прихлопнул бы и всё. Да и не прихлопнул — горюшка никакого! А вот нас ему надо было убрать спокойно и без особого шума. Может быть даже инсценировать позже «смерть по неосторожности» и соответствующие видео-файлы состряпать. Если с умом подойти, то и докапываться бы никто не стал.

— Из-за Москвы побоялся? — спросил Егор, глотая вязкую слюну.

— Ну… не столько из-за Москвы, мой убивец-батыр-пахлаван, сколько из-за Челябинска, — ответил за него Зия.

— Скажем, из-за Большого Урала вообще, — пробормотал Савва.

— Хорошо, — легко согласился Зия, — пусть не только из-за комбинатовских, но и из-за уральских тоже. Мало ли кому из здешних интересно иметь под боком московскую военную базу? Политика!..

— А почему военную? — встрял Ромка-джи, шедший последним, и Егор подумал, что теперь-то тылы у них не закрыты… сейчас Зия начнёт говорить, а Ромка-джи развесит уши и перестанет замечать всё вокруг. Хоть на голову ему садись, ножки свешивай и во всё горло энигму распевай — внимания не обратит даже, потащит. Впрочем, «комары» бдят… будем на них и на Савву надеяться.

Мысли его ушли в сторону. Вот, оно, значит, что… права была Алла-оператор на том, давнем Совете! Да Егор и сам должен был догадаться — раз, уж, учёные хотят на Комбинате нанотех изучать, так их не один будет и не два. А охрана? А есть-пить-умываться? А семьи? А жильё на всю эту ораву? Не ближний свет, не налетаешься туда-сюда вахтенным способом. Это из Челябы рабочие запросто на Комбинат на полгода приезжают… так им три дня пути всего!

И мэр-бай Челябинска недаром так перед учёными расстилался! Его ещё легче понять можно. Мало ли чью сторону объединённая комбинатовско-московская наука примет? А вдруг к Полевскому склонится? Он не так уж и далеко. И по величине, и по значимости Челяба с Полевским ноздря в ноздрю идут. А у мэр-бая Полевского свои мечты сладкие. Он спит и видит, как солдат дополнительных находит, чтобы на Эко-терем-бург идти можно было. А при случае, вдруг ему помогут и на саму Челябу пойти — почему бы нет?

А мэр-бай Челябы только за счёт клана металлургов и живёт. Но это не та величина, чтобы перед Москвой козырять! В Москве и без Челябы металлокерамику делать умеют. Это здесь, на краю пустыни, вес имеет. Тем более, что места на сотни километров вокруг полудикие…

И кем им всем, уральским политикам, новые люди, учёные и солдаты военной базы, будут — союзниками или врагами? Политика — тут Зия прав. Эх! А разместятся они всё равно у нас на Иртяше! С одной стороны — хорошо. Больше народу, безопаснее! И в дозоры можно не ходить…

А с другой… а что с другой? Тоже неплохо! Разрастётся Город, понаедет машин да роботов, дома новые построят. И будет у нас тут не хуже, чем в Куяше а то и в самой Челябе! Музыка по вечерам будет играть, люди прогуливаться. Глядишь, деревья, как в Москве, посадят. Говорили же как-то в новостях, что новые ген-породы выводят, специально для пустыни. Староста Володя тогда ехидно заметил, что уж куда-куда, а на Урал эти семена и саженцы никто даром не повезёт, а покупать их — риск большой. Потратишься до дыры в кармане, а они либо не доберутся до нас, либо не приживутся. Так что, подберите слюнки и молитесь Господу-Аллаху, чтобы он нам третью возможность какую-нибудь указал!

Вот и появилась она, «третья возможность». Ну, просто, как вымолил её староста Володя!

…И всё-таки, почему же комбинат-мастер блокировку связи снял? Не то понял, что уже никак не взять ему гостей, — уходят, — не то для мужиков своих постарался, чтобы погоня организованнее была… не то для того, чтобы козни какие строить…

На этот вопрос Ромки-джи Савва затруднился ответить. Господь-Аллах только и знает, что у старого шайтана на уме было. «Может, просто помер от злости и заклятие тем самым разрушил, сатанинский колдун!» — пошутил Егор и все заулыбались. Но скорее всего, заметил Зия, комбинат-мастер просто отпустил их, поняв, что руки у него коротки. А ещё и смертность у его работников резко подскочила! Как бы там ни было, уже труднее будет рабочих и охранников на новую смену уговаривать. Тем более, что все знают, что не с кем-нибудь, а с Москвой схлестнуться пришлось.

А ну, как высадится здесь завтра сполох-десант и начнёт комбинатовской кровью развалины поливать? Ведь президент-эмир тоже человек. Может, Комбинат не Святую Академию Наук оскорбил, а просто-напросто армейскую гордость нашего президента-эмира?! И плюнет он на научные бредни своих учёных и раскатает к шайтану здесь всё подряд фугасными зарядами!

— С него станется, — тихо пробурчал Савва.

И они заговорили и заспорили. Егор снова ушёл в свои думы. Не хотелось, от смерти спасшись, сейчас о Комбинате спорить — гори он в аду!

А ушей отрезанных у меня уже двенадцать… замечательно! Теперь уж совсем взрослый. И в Совете присутствовать могу, и взрослые фильм-файлы смотреть!

И у Ромки-джи — шесть ушей… с неудовольствием подумал он, и сразу одёрнул себя — нашёл чему хмуриться! Конечно, если бы не я — сидел бы Ромка-джи сейчас где-нибудь в яме с атомами-радиацией, а старый комбинат-мастер заставлял бы его до самой смерти в железяках ковыряться. И посылал бы туда, куда старику роботов жаль посылать. А смерть, мучение гнойное, бы-ы-ыстро бы приковыляла! Недаром хвастал старый… показывал такое архив-видео из каморок смертников. Специально, наверное, подлюга, хранит! Нет, лучше уж сразу под пулю…

Но если бы не друг мой верный, Маринкин сводный братишка, сдох бы Егор в развалинах этих мерзких. Не пройти там одному, это уж точно. А пройти — так с ума сдвинуться, очень уж жутко там. Намного страшнее, чем в покойницкой пещере-убежище под Каслями…

— …ничего я не понял, Зия! Ты за воротами заорал, как безумный — выстрелил. Я подумал, что тебя режут, и с калашом наперевес кинулся отбивать. А ты навстречу выскакиваешь… я в тебя чуть было пяток пуль не всадил. А потом, знаешь ли, мне было не до воспоминаний, — вдруг горячо проговорил Савва и Егор очнулся.

Что, опять сцепились? Им молиться впору, Господа-Аллаха надо благодарить, — живыми вышли — и неизвестно — надолго ли… а они опять за своё, тьфу!

— Ясно, — нервно ответил Зия. — Вот что, мужики, привал. Посидим здесь, передохнём немного.

Оказывается, только Егору и досталась отрава. Ромка-джи не то невосприимчив, не то в капризах своих и научных волнениях толком ничего не съел. Да и отрава-то была слабой — не убивать же хотели. И если бы комбинат-имам-мастер в последний момент передумал московских учёных убивать, то очень просто объяснил бы отравление пацанов тем, что, мол, съели что-нибудь не то, или же рацион-желе им не по вкусу пришлось. Отлежались бы они, в общем.

Зия с Саввой с утра нашли комбинат-мастера в добром здравии. Старый, — он же, как карачи… хрен что прочтёшь на его лице, — отправился вместе с ними в одну «хитрую дыру», как он сам выразился. Мол, радиационные поля там таковы, что никому и не снились. Мол, не менее восьми уровней-этажей под землю уходит, и каждый из уровней свои поля имеет. И по всей России, дескать, такого не отыскать. Что, уж, там Старые Люди наворотили — мало кому ясно. Савва говорит, что там, похоже, хранилище для высокоактивных отходов было. Прятали там что-то шибко ужасное, упаси нас, господь-Аллах от такой напасти!

Не наврал старик. Такие поля разве в самом кошмарном сне приснятся, добавил Зия. И, как оказалось, градиент, — а это, как небрежно пояснил уже всё разнюхавший Ромка-джи — распределение этих полей, — очень и очень для Зии и Саввы подходящий.

И пока оба учёных с горящими глазами лазали со своими компами по огромному цеху — для начала всего-то лишь по второму этажу, старик потихоньку исчез.

— Ну, исчез и исчез… кто знает, может, ему отлить приспичило, а при нас не хочет, боится, что проклятие наведём. Иду один, а у боковых ворот карачи стоит. Пыльный, аж клочьями на нём висит, но видно, что живой. У нас в Академии точно такие же… помнишь, Шульгатый доказывал, что, мол, здесь на Комбинате они хоть немного, но другие? Врал. На самом деле и этот — точь-в-точь, как наши, московские… или воткинские. И в Тибетском оазис-улусе — аналогичные. Во всяком случае, внешне. Ну, стоит себе и стоит, есть-пить не просит, что мне с него?

И в соседнем помещении, этажом ниже, увидел я одну любопытную штуку. Вроде видео, только хитрее устроена. Система зеркал и линз, насколько я разобраться успел… и два окуляра, как у бинокля. Видимо, Старые Люди использовали в качестве обзорной аппаратуры. «Комаров» тогда точно не было. Да и видео, и «комары» за столько лет в этих развалинах не уцелели бы.

— «Промышленный перископ» эта система называется, — заметил Савва.

— Ага. Спасибо, Савва. В общем, пока ты там со джет-полями возился… Ромка-джи, не перебивай, потом объясню!.. я всё на эту симпатичную штуку любовался. Не поверишь, но действует! Мутновато, конечно, однако видно почти всё. Огляделся, опаньки! — а в соседней комнате за вывалившейся дверью, комнатка с пультом. А в стене — технологический лючок. Толстенький такой, свинцовенький такой… и с облицовочкой из нержавеющей стали. Ага, думаю, проверим мы это чудо… открыл, стал замерять — глазам не верю. Именно то, что нам нужно для первой партии! Активировал «комара», заранее заныканного и укрытого от старого прохиндея, запустил. Он мне довольно точно всё прикинул. В первом приближении, конечно, но этого вполне достаточно.

Вот тут-то меня гордыня и обуяла! Вначале-то я хотел тебя, Савва, позвать, да в спеси своей подумал, что ты недостоин присутствовать при торжественной минуте и торопливо распаковываю NTUS… Ромка-джи, это контейнер с нано-бульоном и нанороботами, понял? Ну, то, что мы облучать хотели. И именно в диких условиях, на выживание. Сейчас, думаю, спущу его трясущимися от волнения руками прямо в лючок, прикрою крышкой и маячок поставлю. И тут мне сзади ка-а-ак двинут мимоходом по башке!.. оборачиваюсь, а сзади карачи стоит… расшеперился… и самое главное, уже в щупальце контейнер держит! Выхватил из рук во мгновение ока, попутно чуть голову мне не снеся с плеч! Тут я со страху и взвыл… кто же знал?.. И рванул к выходу, пока он меня не убил. Ну, пальнул с перепугу… но, слава небесам, он за мной не погнался!

А вот, тут уже, видимо, у нашей тайной охраны нервы не выдержали. Думаю, из-за карачи всё-таки. Ввалились они всей гурьбой… сзади них где-то старый хрен маячит, не то остановить хочет, не то, наоборот, подбадривает… Савва, помолчи, это я уже для ребят рассказываю, — и начали тут все шмалять, как безумные.

Вот почему я склоняюсь к тому, что — не перебивай, Савва! — склоняюсь я к тому, что старый шаман до последнего не определился. Если бы не эта прискорбная конфузия с шибко бдительным карачи, может, всё и обошлось бы в наших отношениях с Комбинатом!

Ну, а потом мы только и делали, что бегали, как песчаники под обстрелом, кувыркались и отстреливались, и постепенно методично прорывались к тому же тоннелю, что и вы. Мы, понимаешь, на ходу прикинули, что вы оба, скорее всего, — если ещё живы, конечно, — именно туда и двинетесь. Вам нужно было через руины пробираться, а там охраны нет. Так что, шанс был — снова вас увидеть.

Зия и Савва прошли к тоннелю другим путём, разворотив припасённым трофейным сапёр-зарядом стену в одном из цехов. Мужики, однако, на Комбинате упрямые, да и охранники всполошились, прибыли на подмогу. И сидела вся эта орава у Зии и Саввы на пятках до самой той поры, когда учёные наткнулись на Ромку-джи, который так ошалел, что чуть ли не на шею им кинулся. С одной стороны хорошо, что не начал стрелять, а с другой… в общем, растерялся наш Ромка-джи… И будь это полгода назад, отобрал бы у него Егор одно трофейное ухо за потерю бдительности.

Отобрал… если бы не остался Ромка-джи с Саввой прикрывать Зию, всадившему Егору верблюжью дозу антидота. Остался! И вёл себя достойно, как настоящий взрослый дозорный, воин пустыни.

Ладно, пусть дома хвастается… эх, да только далеко ещё до дома… далеко!

— Значит, изъял…

— Да, Савва, изъял.

— Выходит, мы нащупали-таки путь… тот самый прорыв! — вскричал Савва и вскочил. — Покажи файл с теми полями, давай, покажи!

— Сейчас, — сказал Зия и вызвал экран.

Он перебирал файлы, всё так и мелькало. Потом экран покрылся рябью иконок, потом раздвоился и расстроился. Зия умудрялся одновременно работать со всеми тремя.

Вот он остановился и все три экрана слились в один.

— Что ты копошишься, Зия? — недовольно спросил Савва.

— Остынь, — тоскливо ответил Зия и вдруг как-то сразу сник. — Нет у меня этого файла. Стёрт.

— Как нет файла? Когда?.. Ах ты, шайтан-скотина, погань проклятая! — застонал, вскочив, Савва и снова сел, уткнувшись руками в лицо. На лысине его, просвечивающей сквозь редкие волосы, отблескивала луна. — Ну, суки… суки!.. А, ведь, прав был Савва! Говорил же Савва вам всем! Говорил!!! А вы со своими ахами… «авторитет Шульгатого, авторитет Шульгатого!»…

— Стёрт, — снова сказал Зия, не слушая Савву. Лицо его, обычно такое живое, застыло. — Ни хрена не держит наша защита, не в обиду тебе будь сказано. А заодно и почти всё, что по Комбинату накопили… это, уж, он на всякий случай. А в Москве, у авторитетного Шульгатого, может, уже и бульон изъят, если только о самом плохом подумать…

— Зия! Как ты можешь так спокойно говорить?! — Савва снова вскочил и забегал вдоль щербатой бетонной стены, за которой они остановились на привал. — На кой чёрт мы тащились сюда? На кой чёрт погибло столько народу? Для чего?! Чтобы этот наш дикарёнок смог побольше ушей набрать? Чтобы починить грузовичок для старосты, чокнутого на религиозной почве? Привести местной малышне новые фильмы про Ивана-батыра? В Челябу прокатиться?

Лицо Зии вдруг сморщилось… он нервно всплеснул руками и вскочил. Губы дрожали:

— Я - «спокойно»?! Я?! Молчи! Молчи, Савва! Ты… ты…

Ох, что же это он? Шутил, ведь, только что! Видно было, что держал Зия этот удар!

— Фильмы нам староста запретил смотреть, — внезапно сказал Ромка-джи. — Так только… из истории Святого Джихада, да игры… больше ничего не разрешает.

— О-о-о! — совершенно неожиданно для Егора застонал Зия и ушёл в темноту неверными шагами. Калаш он оставил прислонённым к рюкзаку.

Савва тотчас пробормотал команду. Несколько «комаров» перегруппировались, зона слежения вытянулась в сторону ушедшего Зии… изображение на экране, постоянно висящем в воздухе, стало немного хуже.

— Зия, я прошу тебя, не уходи далеко, — негромко попросил Савва, перестав бегать, и неуверенно потоптавшись у калаша Зии. — Ну, дурак я, дурак! Прости, что прямо по больному месту… не уходи только!..

Видно было, как Зия остановился… он стоял и размахивал руками… погрозил луне кулаком… потом ларинги всех троих всё-таки пискнули и голос Зии прошипел:

— Куда тут уйдёшь? Куда?! — выругался… и отключился.

Ребятам грустный Савва сказал, что подробно всё объяснит завтра. А пока, слушай оба сюда: Егор — на дежурство, личному составу — спать. И то сказать, ухайдакались все. Ромка-джи не утерпел, попытался задать какой-то замысловатый вопрос, но уснул, так, похоже, и не сформулировав его до конца. Савва тоже улёгся. Непонятно было, спит ли он, нет ли, но лежал не двигаясь. На «комарином» экране было видно, как в стороне от других, на торчавшем из песка обломке печной трубы, на диво крепкой, сложенной из красного кирпича, отшлифованной и заоваленной тоннами песка и многими десятилетиями ветра пустыни, понуро сидел Зия. На экране заметно было, что включил он ларинги на свой любимый дутар и только качает головой, что-то бормоча. Луна освещала его… Зия был похож на печального шайтана пустыни, тоскующего по тем временам, когда ещё не разгневал он Господа-Аллаха, а был лёгким и нежным Ангелом Небес.

Ромка-джи сменил Егора в четыре ночи, когда небо светлело. Егор дал ему поспать лишние два часа. На поблёкшей луне яркими солнечными зайчиками отсвечивали демонские квадраты. Зия сидел, прислонившись спиной к трубе в закрытом шлеме. Голова его свешивалась на грудь. Где-то часа в три он внезапно включил связь и несвязно пробормотал:

— Блин, хоть стреляйся… но, однако, надо выход искать! — и отключился.

Слава Господу-Аллаху, калаш он с собой не взял, а глушилку они с Саввой подсадили напрочь, когда воевали в Комбинате — выдохлась. Нечем ему стреляться. Егор долго смотрел на Зию и думал, что не такой это, всё-таки, человек, чтобы вот здесь, в пустыне, в двух шагах от поганого Комбината, жизнь свою окончить. На радость атом-старикашке, да отсохнут его внутренности!

Савва, видимо, не отключал ларинги, но не проснулся, а только промямлил что-то во сне. Что касается Ромки-джи, то он лежал в обнимку со своим калашом и видел, наверное, что-то грустное в сновидениях своих, потому что хмурился. Несколько раз он стонал… позвал Лильку… и Егор вздрогнул. Хотел напоить Ромку-джи водой, да побоялся разбудить, только поправил у него под головой его рюкзак.

— Мама-Галя, — прошептал во сне Ромка-джи, — Лилька хорошая, да?

Жаль было, что звонить нельзя. Успокоить бы своих, но кто знает, можно ли?

…ничего, спи Ромка-джи, друг мой верный, спи! Всё уладится.

Егор проснулся от знакомых хрюкающих звуков. О, Гагарин-шайтан, палатку дуют! Давненько это чудо не доставали!

— Мы что, никуда не идём? — хриплым от сна голосом спросил он.

— Нет, — хмуро сказал Зия. Глаза его густо обвела синева, щёки ввалились. — Сегодня у нас, Егорушка, день связи и отдыха.

Егор хотел спросить, почему, но удержался. Ромка-джи впервые видел, как дуется палатка, и во все глаза таращился на разбухающий тючок. Даже рот приоткрыл. «Закрой рот, карачи насерет!» — вспомнил Егор и невольно ухмыльнулся.

Палатка палаткой, а надо было заняться собой — чернее чёрного! Зная, что если Ромка-джи чем-то увлечён, то оторвать его от предмета разглядывания может, разве, сам Господь-Аллах, Егор принялся чистить оружие, оттирать лицо и руки… словом, «на танцы прихорашиваться», как сказала бы Мама-Галя. Хороши, однако, танцы… полночи прокуролесили, а до этого и вовсе сплошь гоу-гоу-гоу… под страхом смерти… да и сейчас не пойми-возьми чего!

Неужели комбинат-мастер так легко их выпустил? Нет, ясно, что в туннеле комбинатовским крепко досталось — отбило охоту на рожон лезть, но здесь-то… как на ладони! Ох, не к добру всё это, охраните нас святые угодники, не к добру! И даже то, что комбинатовских «комаров» поблизости ни одного и на дух не было, казалось Егору угрозой. Шайтанские места вокруг, шайтанские! Может, они и без «комаров» в кулаке сейчас у зловещего старикашки!

Палатка зарябила и стала невидимой — Ромка-джи издал восхищённый вопль. Интересная, конечно, штука, врать не станем. Вообще, нанотех — наука та ещё! Взять, к примеру, комбинезон — каким-то божественным промыслом за ночь то ли впитал в себя, то ли стряхнул почти всю мерзость, обшарпавшую ткань. К послезавтрему комбез и вовсе как новенький будет. На брючине, например, где бритвой полоснули, разрез уже практически зарубцевался… тоже быстро дело идёт. На солнце, как всегда, процесс активнее происходит… ну, это, понятно, с «песчанкой» всегда так. На то комбинезон и придуман.

Нет, зря нас Савва, «дикарятами» зовёт. Уж что-что, а в нанотехе мы разбираемся!

Ромка-джи уже нырнул в палатку, — его восторженная болтовня моментально стихла… значит, звукоизоляция уже работает.

Егор активировал нарукавное зеркальце и критически осмотрел себя. Морда только опухла слегка, — видать, зараза комбинатовская ещё действует, — а так — хоть куда! Красавец, одно слово, хоть сейчас в Храм — энигму распевать. Зеркало, однако, барахлит немного… полосами иногда подёргивается. Но это уже грех врождённый. До Егора дед Николай ещё жаловался, мол, на правом рукаве в зеркало хоть не смотрись — вся морда в пятнах и полосах… чисто верблюд. Эх, дедушка, дедушка… поглядел бы ты сейчас на дела наши нынешние!

Тебе бы понравились Зия с Саввой… убитых твоих сыновей напомнили бы, наверное. Тоже к наукам тянулись, толковые были дядья у Егора. А осталась у Николая только двенадцатилетняя дочь. И ушёл он вместе с ней подальше в пустыню, пристанища искать. «Или найду я место, где люди спокойно живут, друг друга не режут, или в пустыне сгину вместе с Танюшкой! Вот как я думал тогда, Егорка», — говорил дед.

Деду-то много труднее ихнего пришлось! Ну, тогда и воины были батырами. Три раза в одиночку отбивался Николай от шатунов. Тогда, ведь, многие в пустыню уходили. За фляжку с тремя глотками воды, за пару патронов к калашу, за тряпки и ген-галету людей убивали. Те же шатуны и получаются! Несколько раз дед на трупы объеденные натыкался. Нарежут мяса и на солнце сушат… жить-то всем хочется.

Совсем уж хотел Николай у только что убитого шатуна кровь взять, пока не она свернулась… да опомнился, увидев, как дочка с ужасом на него смотрела. Кровь чужую многие тогда пытались через фильтры в воду превращать, но фильтры подсаживаются на крови за час-другой… а вода потом всё равно протухает быстро.

И совсем уже Николай отчаялся, к Господу-Аллаху взывал — даруй дочке смерть тихую, не отдавай её, красавицу мою, в руки говно-людям, шатунам и прочим беззаконным, в пустыне подыхающим! Да только всё же прошёл он через пустыню… но на крутые берега Иртяша вышел в самом неудобном месте. Там, где песок с обрыва ссыпается, а осенний ветер потом его в сторону гор гонит, покрывая многие километры ила обманчивой поверхностью… кое-где темнеющей от просачивающейся снизу влаги.

Спустились… надо было до ген-саксаула дойти, надо! — а сил уже нет. По кромке озера бывшего шли… дед почти не помнит, как… до последнего шёл, да так и свалился в смертном забытье, о воде грезя.

Только дочка и могла вытащить его из беспамятства. За рукав дёргала, звала… ревела, поняв, что умрёт он. А слёз-то и нет! Тащить отца своего пыталась. Рискнула напрямки идти… и в ил провалилась. Едва выбралась, немного в мокром ожив. И отца вытянула, и калаш спасла. Пыталась через косынку свою ил отжимать, да не даёт он почти ничего! Так отцу губы и смазывала влажным мешочком… пыталась хоть немного воды выдавить…

И решила она тогда про себя, что кровь свою в последний полуживой фильтр нальёт, хоть немного воды получится. Надо только в тень, в тень под крутые берега уйти, чтобы не потерять сознание, а то всё зря получится! Спасёт отца, а там, может, доползут они всё-таки до ген-саксаула спасительного! Немного же осталось… километр-полтора!

И вышел им навстречу молодой дозорный Камиль-красавец. Девчонка, закусив губу, засохшим илом вся перемазана, умирающего мужчину тащит волоком. И так-то губу закусила, что даже не замечает, что на подбородке струйка густеющей от обезвоживания крови засохла. На всю жизнь шрамик остался…

И не успел Камиль-красавец ближе подойти, а девчонка уже калаш к плечу: «Кто?!» — и в глазах мрачный пламень полыхнул… а сама в тень забытья уже вступила. Так и нажала на курок, теряя сознание. Камилю пуля в плечо вошла, возблагодарим Господа-Аллаха за то, что не убила его тогда мама Таня!

Так и тащил Камиль-красавчик деда Егорова, чудом выжившего, отдав отцу и дочери всю воду во фляжке. Девчонка сама шла, отказалась от помощи. Калаш в боевом положении держала и больше всего боялась, что упав, не встанет уже. Не сможет. А у ген-саксаула, собрав немного ягод, Камиль по четыре ягодки каждому отдал. А к ночи сознание потерял от боли.

Господь-Аллах, маме Тане тогда всего-то двенадцать лет было!

Так и влюбился Камиль навсегда! До самой смерти только одна женщина для него на свете существовала — Танюшка его милая. И замуж она за него через три года вышла, и Егора ему родила, и жили они душа в душу до самой смерти мамы Тани от проклятой горячки… упокой Господь-Аллах её и сгинувшего мужа её, и её отца Николая среди праведников.

…седая прядь через все её волосы тёмно-русые тянулась. Тогда-то она и появилась. Видно, смертный страх тогда ей душу оледенил, как сказал им много позже мулла-батюшка. Бывает такое… даже у совсем юных девчонок…

«Плечо твоё не болит больше?» — отца спросила. Отец сказал, что нет, не болит, любимая моя. Она глаза закрыла и затихла.

Над ухом тихо прожужжал «комар». Что это он так близко от палатки делает? Их и так осталось меньше малого… большая часть грузовичок охраняет со всем их скарбом, а тут ещё один от службы отлынивает. Хоп! Второй пролетел… видать Савва чего-то колдует…

Из ничего высунулась сияющая физиономия Ромки-джи и скосила глаза, пытаясь увидеть себя сбоку.

— Егор, сними меня на калаш, а?

— Там у камеры заряду секунд на десять… — неохотно сказал Егор.

— Да сними, сними! Не поверят же!

— А чего тут верить… подумаешь, задницы нет…

Ромка-джи ещё немного поклянчил, а потом Егор всё-таки снял Ромку-джи на камеру калаша. Отвлёк его друг от мрачных мыслей. А значит, заслужил! Зрелище и впрямь было забавное — висит посреди песков и руин весёлая голова и зубы скалит, язык показывает. Городской ребятне будет что показать. Жаль, только, мало всего! Ну, там кое-что Егор втихомолочку снял, само собой. Даже паршивый старикашка комбинат-мастер крупно есть. Но снято всё буквально-таки по кадрику, по два. И карачи — крупно… каждое малое щупальце на «морде» видно. Не по-людски, конечно, — скудно, — но будем надеяться, что Зия с Саввой своими файлами поделятся. У них, наверняка, много чего отснято… не всё же подряд стёр им проклятый карачи!

Надо сказать, странная штуковина, конечно. Опять же… только и остаётся жалеть — нет с нами деда! Сидит он сейчас на сияющем престоле, — с Господом-Аллахом радостно беседует… не до нас ему теперь. Уж дед-то объяснил бы, наверняка, что почём! О карачи он всё-всё знал, до самых тайных тонкостей. Считал, кстати, что спутники и карачи между собой в Демонскую Сеть связаны. Ромка-джи как-то спросил деда, есть ли, мол, карачи в космосе? Дед поразмышлял и сказал: «В космосе вряд ли, а вот на Луне и на Марсе — точно есть!» — и Егор потом ещё долго гордился, какой у него дед разумом сильный.

* * *

«Автоматическая долговременная огневая точка (дот) — поганая штуковина. Сидит себе в земле, тянет вниз корни автономной установки, боезапасы нанотехом себе выращивает, сторожит. Сто лет сидит — сто лет патроны и снаряды копит; оружие в порядке держит, склады расширяет. Чем старее, значит, тем и опаснее. Уничтожение — только тяжёлым оружием!

И пишите — есть два вида дотов! Обычные, сторожевые — те сами себя от песка очищают, сектор обстрела постоянно поддерживают в уставном порядке… и показывают себя открыто, не таясь, — мол, не суйся!..

… и «хитрые». Вот, уж, всей погани — погань. Наружу только рецепторы едва-едва видны… и те под песок маскируются. Но как только цель показалась… считай, в пыль размолотит! Точность на первых порах невелика — пока он там высунется, осмотрится по-настоящему, — но с каждой минутой она всё лучше и лучше! Так что, засранцы, — Господь-Аллах, упаси — напоретесь — давайте дёру, как можно дальше… если времени хватит, конечно, за охраняемые им границы успеть смыться!

Возблагодарим Господа-Аллаха, мало их! Дорогая была штука… да и ненужная, в общем-то. Против глубинных фугасов — и вовсе никчёмная. Как «шайтан-червей» в серию запустили, так и доты потеряли своё значение. Те, понимаешь, могли подземную защиту взламывать. Ну, правда, к тому времени и война к концу подошла…»

(Из уроков муллы-батюшки)

* * *

Аминь всем ушедшим. Не нам их судить — ни врагов, ни правоверных.

Аминь!

* * *

На «хитрый» дот они напоролись часа через два после того, как снова двинулись в путь.

Ох, недаром Егору дедушка снился, недаром! Плакал старый… и всё руки к внуку протягивал, помоги, мол! Он, хоть и горбатый был, — ещё в юности взрывной волной о стену шарахнуло, — но сильный… красивый. Глаза синие… как небо! До самых последних дней никому за собой ухаживать не позволял… сам, всё сам.

А тут плачет и не может трясущимися руками ген-галеты краюху разломить… и мулла-батюшка рядом стоит, скорбно так… и не помогает старику.

«Попрощайся с дедом, Егор, — говорит, — отходит он!» — и мертвецкую начинает… это при живом-то! При живом ещё человеке!

А голос твёрд, хоть и сквозит в нём скрытая тайная мука:

«Господь-Аллах — пастырь мой; вовеки теперь я ни в чем не буду нуждаться! Только Ты упокоишь меня на тучных полях и уведёшь меня к водам тихим, обильным, — укрепишь душу мою, направишь меня на пути Правды ради имени Своего.

И когда я пройду долиною смертной тени, я не убоюсь зла, потому что Ты со мной!

Твоя власть, Твоя любовь — они успокаивают меня.

Ты приготовил предо мною трапезу на виду у ныне бессильных врагов моих! Ты гладишь голову мою; вот и чаша Судьбы моей преисполнена.

Благость и милость Твоя, они сопровождали меня во все дни жизни моей.

И я пребуду в доме Господнем — многие дни!»

Тут Егор и проснулся.

Скрипели борта грузовичка. Ромка-джи, откинув дверь-полог фургона, пытался помочиться на ходу прямо через задний борт. Грузовик оступился, и Ромка-джи с проклятием окатил, как и дверь, так и собственные колени…

Пахло свежими ген-галетами. Савва тут как-то объяснил мимоходом, что «ген-галетами» их кличут по невежеству. Ничего генетически изменённого в них нет. Нанотех нанотехом… от Установки. Просто прижилось такое название, вот и всё. А Юсуф упоминал о том, что глюкоза, как источник энергии для мышц машинных, и сладкая глюкоза, которую человек пьёт — два разных вида. А называются они одинаково.

Век живи, век учись! Никогда бы не подумал, отчего и почему всё это….

После кошмара есть совсем не хотелось и Егор, свернувшись калачиком, просто молча смотрел. Комбинезон потихоньку поддувал приятную прохладу. Под головой уютно покачивался рюкзачок. Зия опять слушал дутар… а приятная, надо сказать, у него записана музыка! — и проглядывал какие-то научные файлы, одновременно потягивая ген-кумыс с двойной дозой глюкозы — это он любил, не меньше, чем науку свою…

Вчера, считай, весь день то с Москвой переговаривались, то с Комбинатом, то со старостой Володей. Слава Господу-Аллаху, на кровную месть они всё-таки не напоролись, что бы там ни болтали Ромка-джи и перепуганный староста.

Да и рассудить здраво — на кой ляд эта самая месть тому же комбинат-мастеру? Его дело привычное — все секреты только у него… — кто ещё на Челябинск и Полевской аккумуляторы гнать будет? Да, считай, весь Урал только Комбинатом и живёт в том, что аккумуляторов касается.

Хотя это не так уж и заметно в повседневной жизни пустыни. Много ли их надо, этих батареек и аккумуляторов? Вон, у Егора в комбинезоне три штуки стоят… так ещё от деда! Так они и до внуков, поди, доживут, — благо, что дед их ставил ещё на памяти Егора. Полураспад у них двадцать девять с половиной лет — а прошло всего лет восемь. Тем паче, что это так… на подкачку нанотеха… а солнце сколько даёт? Да всё основное и даёт!

В общем — убрались они с Комбината, и слава Богу, — а другого, мол, счастья комбинат-мастер, — паразит старый, еретики-гяуры-блять! — и не ждал от враждебного мира! Прямо такими словами и заявил. Просто наизнанку всё вывернул! Пришли, мол, злобные люди, нос свой любопытный везде сунули. А как, мол, надоело им чужие секреты выведывать, так и начали всех подряд убивать. И стали от этого комбинатовские мужики несказанно страдать. И по сию пору страдают неимоверно.

Замечательно! Это не нас, значит, травили и давили, и гоняли по вонючим шахтам? Мы же, выходит, и виноваты, что не дали себя тихо мирно прирезать?

Зия с Саввой в конце концов дали старику возможность со Святой Академией Наук поговорить. Но ребят при этом попросили прогуляться. Даже обидно, да! Правда, вышли они не надолго. Считай, пяти минут не прошло, как обратно зайти разрешили.

На вопрос Ромки-джи учёные только и ответили, что, мол, всё утрясли, все три стороны при своих остались, поэтому все довольны.

Со старостой Володей переговаривались. Староста Володя весь день клянчил, чтобы Зия с Саввой поскорее обратно возвращались. Мол, хватит уже это шайтан-гнездо еретическое ворошить. Мол, не тронь дерьмо, не будет пахнуть… и так далее. Видать, ему тоже на кровную месть напороться совсем не хотелось.

О печальном много говорили. На подходе к Куяшу обстреляли их караван шатуны-охотники. Недолгая была перестрелка, но всё-таки не повезло. Дёрнули из подствольника по одному из фургонов и теперь дядько Саша в бреду лежит. Почитай, полтуловища — сплошной синяк, кровью мочится… эх, Райка-джан — до чего же невезучая баба!

Отогнал караван шатунов и в Куяш, — увы! — с потерями прибыл. Дядько Саша просил домой его доставить, не захотел в Куяше оставаться. В бреду всё говорит, что торговали в этот раз очень неплохо, да! И по Сети на счету зашевелилось, и динарами казанскими взяли, и наменяли многое чего. Хорошей поживой был караван для всех «ножиков засапожных», поганых шатунов и прочего пустынного зверья, ходящего на двух ногах.

Мол, ещё и из бывших сполох-десантников по пустыне не меньше двух групп шастают, и на одну из них и напоролись. Но это уже явно староста Володя врал! Московских учёных разжалобить хотел. Обычная шатун-банда.

В пустыне, оно ведь как? «Не тот сидит в говно-куче, у кого калаш круче, а тот, кто воюет с умом!». Хорошая поговорка. Засада тем и опасна, что засада. А человека, даже самого могучего, можно и стрелой из лука подстрелить, и обычным камнем убить, если врасплох захватить. Эх, жаль дядько Сашу! Неужели помрёт? Только-только познакомились получше! И оказался-то он вполне нормальным мужиком, когда стал общаться с ними, как со взрослыми.

Грузовичок остался там, где его и оставили. Не тронул никто. И слава Господу-Аллаху! Грузовичок комбинат-мастер, может, и прибрал бы к рукам… да руки у него коротки с Саввой и Зией тягаться! Те ещё заранее договорились… а больше — объяснили поганому атом-старикашке, что грузовичок дополнительно прикрыт «комарами» и, — в случае чего, — Комбинату уж точно не достанется!

— На арапа взяли, — сказал, улыбаясь, Зия. — Максимум, что мы смогли в этой ситуации, прикрыть грузовик «комарами» и в случае попытки чужого человека открыть фургон, он бы грохнул. Небольшой был бы взрыв, но эффективный. Из полезного груза ничего бы целым не осталось. Древние это называли «сам не гам и другим не дам», понимаешь?

Самое интересное, что песчаники несколько раз приходили, топтались вокруг грузовичка, в тени под его брюхом дневной зной пережидали. Пальцами все борта ощупали, два молодых щенка на крыше долго пыхтели, пытались тент погрызть, но открыть так и не смогли. А «комарам» приказа не было такого, чтобы из-за песчаных собак весь груз и саму машину гробить. Умно! Очень умно сделано!

Перед глазами Егора снова прошёл мулла-батюшка… Маринка, маленькая ещё, проскакала с новеньким калашом. Косички так по спине и прыгают… экая егоза… и Мама-Галя… и оба глаза у неё! А зелёные-то какие!

И — оба!

«Опять сплю… — подумал Егор, — Подремать ещё, что ли? Утро! Солнце едва встало».

УДАР!..

…

И не спасли «комары», не спасли, ведь!..

…

— Нет, всё-таки Савва успел сдать назад. Он как на гребень вывалил, так и засёк этот проклятый дот. Времени только не было из кабины вывалиться. Вот и влепили…

— О-о… он н-н-не хот… хот-тел… — пробормотал Ромка-джи, со всхлипыванием. — Н-н-нас п-п-прикрывал, а назад с-с-сдать не ус-спел…

— Смерть, значит, как мужик настоящий принял, упокой его Господь-Аллах на тенистых пажитях, — согласно пропыхтел Егор. — Стой, отдохнём маленько, а то мне совсем нехорошо.

«Хитрый» дот ещё минут десять забрасывал их развороченный грузовик навесными минами… прямо через гребень бархана. Слава Господу-Аллаху, достал он грузовик на пределе зоны охраны, — и прямо в кабину, гад, врезал, не промазал! Компьютер дота, видимо, счёл нерациональным долбить наугад и теперь просто ждал, появятся ли на гребне другие враги. Он так может и год простоять, озираясь. А может, и сразу в песок ушёл, только рецепторы выставил повыше. Старинный дот… без «комаров». «Комаров» у него не было, это точно… иначе бы им не уйти никогда. Дождался бы наиболее точной информации, определил, что цель одна и… хоп навесным огнём!

Ужас, ужас, ужас…

Вошёл снаряд в кабину, прямиком, и грохнул внутри. Заднюю стенку кабины выдавило вместе со стенкой фургона… вынесло одним страшным ударом всё наружу… как из трубы выдуло. Грузовичок вскинулся и рухнул набок, скатившись по бархану обратно вниз. Егор на песке очухался. Всё тело болит… но цел. Рядом Ромка-джи лежит. Только тем и спаслись, что у задней стенки оба находились, тюками прикрытые. И задний борт у фургона открыт был, и полог откинут, как обычно по ночам и по утрам делали. Всё прохладнее.

И в шлемах оба были. В них спать удобно, когда качает. Да и шлемы у обоих новенькие, с прохладным поддувом. А то раскроило бы обоим головы…

Тянуть на себе кусок боковой обшивки фургона, на котором лежал умирающий Зия, было тяжело. Да ещё много чего там уместилось… весомого. «Бери всё, что унести сможешь! — говорил дед. — В пустыне живём — каждая мелочь может пригодиться». Нарыли в обломках несколько уцелевших вещей, отыскали баллончик с нано-плёнкой, вытащили несколько узлов из печи, прихватили бурдюк с водой и рюкзаки Зии и Саввы. Ну, оружие, конечно, патроны… и прочее, и прочее, и прочее. Всё вроде бы в дело, да только груз получился неподъёмным. Одно дело тащить на самодельной волокуше этот груз километр-два, а другое — ковылять до самого дома.

Егор плюхнулся на песок и деактивировал ларинги. Зия бредил… и слушать его бесконечный монолог было невыносимо. Ромка-джи, правда, свои ларинги не отключал, слушал. Но это — известное дело — Ромка-джи, что с него взять! Контуженный, — по сию пору под себя по-маленькому ходит, как прижмёт. Бредёт-то еле-еле, заикается… да ещё приступы эти, шайтан их сгнои… а всё слушает и слушает.

— Умрёт Зия, — устало пробормотал Егор.

— Ум… м… мрёт, — тихо согласился Ромка-джи. — П-по… по…

— Позвоночник! — не выдержал Егор. — Позвоночник переломан, да?

— Угу… — буркнул Ромка-джи.

Солнце палило неимоверно. Комбинезон едва справлялся. Егор почти сразу после обстрела перевёл его в режим сбора влаги и теперь за спиной неприятно хлюпал влагосборник. Дышать через повязку, переведя её в режим улавливания влаги, было погано… но куда деваться? Почти вся вода и ген-кумыс давно впитались в песок пустыни… испарились невидимыми капельками… паром небесным, ангелам в радость. Палатку бы! Да, оказывается, это чудо технологии не просто так ставится. Пароль-доступ нужен, а не то и вовсе настроен компьютер на какие-то личные параметры владельца. Во всяком случае, палатка дуться не желала. Приходится теперь маяться в пекле, как грешники в аду…

Савву по клочкам Егор сам собирал, слёзы утирая. Страшно было. Большой сильный, добрый Савва…

Что нашёл, сложил в кабину, закрыл раскуроченную заднюю стенку кабины пологом, который полностью уцелел, заботливо по бокам подоткнул. Кое-как дверцу на место приладил. А затем потратил остатки баллончика с нано-плёнкой, обильно растянув её на месте лобового окна. И выбитую дверцу — а точнее, щели между ней и корпусом… и везде, где только можно. Будет у Саввы хорошая могила. Ни стервятники, ни песчаники не доберутся. Спи, Савва. Вкушай на небесах покой и довольство. Все тайны теперь открыты для тебя. Те, что ранее тебя тревожили.

Самая жара стояла, когда потихоньку собирать разбросанное стал. Ромку-джи и Зию в тень от лежащего на боку кузова положил. Страшно было Зию трогать, едва дышал. И тело его всё перекручено и изломано было. Думал, умрёт Зия, но тот дышал и дышал. И когда Егор закончил с могилой Саввы, то Зия был ещё жив. И Ромка-джи, очнувшись, плакал и пытался что-то сказать. Но губы не слушались, только пузырилась на них кровавая слюна.

До самого вечера провозился. И уходить не хотелось, всё казалось, что выйдет сейчас из-за ближайшего бархана Савва и скажет: «Сидим? Ну-ну! Давайте-ка, дикарята, и я к вам подсяду, пусть отдохнёт немного старый Савва!»

Ночью не спал, дозорил. А точнее — просто сидел неподалёку, слёзы утирал, к пустынным звукам прислушивался и смотрел-смотрел-смотрел… Хорошо, что со стороны «хитрого» дота никто не подберётся, в одну сторону только и надо глядеть. Вот только слёзы мешают…

Эх, Савва, Савва! На смерть свою ты решил этот крюк сделать. Что-то там в твоей карте было такого, что осмотреть захотелось.

— С-с-спи, — выдохнул Ромка-джи.

Ага… спи! Как же! Начнёт Ромку-джи припадок от контузии крючить, и кто ему поможет? Да и сторож из него в такой момент, как из верблюжьего дерьма — пуля. Да и Зия очнётся, как всегда, не вовремя, а когда Егор трупом лежит… нет, нельзя спать! Встали… пошли! Пошли, говорю! Что ты там роешься? Не видишь — одни клочья остались от Саввы, упокой Господь-Аллах его душу среди праведников! И голову, голову оставь, дурак, зачем же ты голову берёшь?! Что? Нет, Маринка, мы атомы-радиацию несём… комбинат-мастер нам её подсунул… но мы её в песке, в песке спрячем. Да вы не волнуйтесь, Мама-Галя, двухлеток продали… будет вам глаз… и Маринка умывается… капли под солнцем дрожат на ресницах и носике. Скоро ей пятнадцать, Мама-Галя… замуж пора… а дед дутара не любит, зря Зия ему включил… ангелы…

«Ангелы в небесах — всю Россию крылами объяли» — сказал мулла-батюшка. В повязках окровавленных, глаза бешенные. Отбиться — отбился, да только раны его где-то в самой душе запеклись. Мама-Галя, вы его жалеете… а он угрюмо молчит… сердце мучением сжато… совсем, как у меня сейчас…

Егор проснулся оттого, что Ромка-джи мычал. Натужно мычал, страшно. Выгибало его дугой, сворачивало всё худое тело жгутом… эх, шайтан, язык! Язык бы не прикусил! Ах, как же это я заснул-то, а?

Болело всё тело, а особенно ломило в висках… вот беда.

Ромке-джи мы поможем… и Зию дотащим, хватит сил…

Кто, вот, только поможет мне — Егору? Дед, ты помоги! Умоли праведников просить за меня Господа-Аллаха! Один я… тяжело… а ты там, в небесах сияющих — помоги!

* * *

Старосте Володе Егор звонил, сказал коротко, но всё, как было: грузовик теперь напрочь из строя выбыл, Савву в клочья разорвало, да и Зия — не жилец. Что могли, мол, собрали, тащимся теперь к Городу. Староста Володя только охал. У них там тоже не празднично. Дядько Саша загибается, скорее всего, помрёт… и пока что один Господь-Аллах вам в помощь. Но ждите! А мы, дескать, только дня через три подойдём. Быть может, Егору лучше у тракта дожидаться? Где-нибудь в сторонке затаиться и ждать?

Егор обещал подумать.

А что тут думать? До Города и до тракта — приблизительно одинаково. Но до тракта тащиться через поганые места… да и шатун-банды всегда у тракта пасутся, караваны перехватывать…

Нет, уж, пойдём мы напрямки и пусть староста там муллу-батюшку предупредит, чтобы получше за мониторами следил и не позже, через полтора-два дня выслал нам навстречу хотя бы одного, а лучше двух, человек. И с водой чтобы… и с верблюдом одним! С верблюдом, слышишь? Нет, три дня могу не протянуть. Сам-то выживу, а Ромку-джи потеряю. Друга потеряю. Как Савву, который временами на деда моего походил. Нельзя мне его терять, никак нельзя!

Что я потом Лильке скажу? Лилия — огненная куяшская дева. Смотрит она на Егора, как на старшего брата. Маринкины файлы её в восторг приводят — подтянулась, украдкой в зеркало посматривает, девой-воином хочет стать. Ромка-джи для неё недосягаемый пример того, каким умным можно быть. Пример того, как нам, деревенским, с московским учёными спокойно разговаривать!

Эх, Лилька, Лилька. Не могу я позвонить твоему отцу пока! Не могу! Я и так уже старости Володе наговорил всего, что может быть перехвачено, запеленговано, понято правильно… даже семижды семь раз поганым атом-старикашой, пауком паршивым, да сгниёт он в своих ямах вовеки веков!

Впрочем, почему бы и нет? Коротко, если, а? Всё равно он уже со старостой Володей говорил! Ромке-джи он категорически запретил сейчас на связь выходить, звонить кому-либо. Если кто перехватит звонок, то по одному голосу будет понятно, что лежит в пустыне дармовой калаш со шлемом, и куча разных мелочей, каковые дозорные воины с собой таскают. Ох, шатунам подарок!

А Лилька тоже, как и они, в пустыне выросла. Знает, что дозорному на ларинги звонить никак нельзя! Мало ли кто рядом с ним пеленг выискивает? Терпи, терпи, губы в кровь кусай, но не звони! Не то одним-единственным пустяковым «Как ты там?» можешь ты его на муки нестерпимые отправить… и всю оставшуюся жизнь себя терзать — зачем, зачем, зачем я ему позвонила?!!

Егор активирует ларинги.

— Да! Да-да-да! — кричит в уши радостный Лилькин голос. — Егор, это ты? Егор, как вы там?!

— Молчи, — хрипло перебивает он, надеясь, что Ромка-джи не слышит его. — Лилька, слушай, Лилька… — и замолкает, собираясь с мыслями.

Лилька умолкает. Он слышит только её участившееся дыхание. Терпи, девочка, терпи. Дай с мыслями собраться…

— Парень твой жив, — говорит он, и добавляет. — Он контужен. Заикается немного, но придёт в норму, — и слышит, как сбивается ритм Лилькиного дыхания и даже успевает удивиться — девчонке и пятнадцати нет! Откуда у них такая сила? Такое мощное, сметающее всё понимание того, что нет на свете ничего важнее, чем тот, кого ты любишь?

— Я отключаюсь, — говорит он через силу. Через силу — потому что не хочется снова оставаться одному.

И отключается.

Нет, как вы на это посмотрите? Связь, всеобщая Сеть, которой можно пользоваться с трёх лет — ему недоступна! А точнее — ха-ха! — доступна, но нельзя.

— Что т-т-ты там бормочешь, Ег-г-горка? — устало спрашивает Ромка-джи.

— Вслух думаю. Ты, иди, давай! Если плохо станет — скажи. Мне. Хорошо?

— Х-хорошо, — отвечает Ромка-джи и снова умолкает, а через минуту начинает бормотать, всхлипывая.

Пишет Ромка-джи. Пишет и пишет… пишет всё, что Зия говорит. Мол, надо это знать. Пишет, хотя у него малый солдатский комп, почти детская игрушка. Часов на сто записи, не более… память маловата. Впрочем, пусть слушает, пишет и запоминает. Меньше о контузии думать будет. А то после его приступов и воды уходит — не меряно, отпаивать его… да и при деле всё-таки. Тянуть постромку всё равно толком не может — так, одна видимость…

Долгий же в этот раз дозор у нас с тобой получился!

Где-то болтаются сейчас осиротевшие «комары»? Переключились, поди, на комп Зии… а толку что? Из Зии комп не вытащишь — имплантирован комп… аккурат в нервную систему, навечно. А Зия — не жилец, не жилец… эх, до чего же не повезло, — жаль человека! Так и будут годами «комары» над его могилой болтаться? Наверное. И денно, и нощно будут висеть полупрозрачным облачком, прячущимся в расщелинах скал на время песчаных бурь… и редея год от года. И где-нибудь лет через двадцать остается только один «комар». Он будет неподвижно висеть над сравнявшейся с поверхностью пустыни могилой… и ждать команды. И в один жаркий день вдруг упадёт. Быть может, ещё отчаянно пытаясь планировать на маленьких крылышках, или просто свалится на песок и глину. Какое-то время будет копошиться, упрямо пытаясь взлететь… день, два, три… и через некоторое время — затихнет. И кончится последняя примета, если бы кто захотел эту могилу отыскать. С этого дня навек исчезнет тело Зии с лица земли, ибо даже демонам не дано будет найти его среди триллионов одинаковых песчинок и камней, среди развалин, скорбно однообразных в своей унылой безликости.

Песок шуршит… песок-песок-песок-песок… что за напасть? Ведь даже староста признаёт, что были здесь когда-то леса и озёра. Были! Фильм-файлы по истории тому подтверждение. И жили в красивом городе Озёрске весёлые, красивые и счастливые люди. Любили, рожали, сходились и расходились.

Чума! Чума на вас! Как же вы допустили всё это? Как?

Глобальное Потепление… это мы понять можем. С этим не поспоришь… но как же вы расползлись, раздробились на мелкие кусочки, — вы, легендарные Старые Люди? Выходит, на Луну летать вам было проще, чем вместе жить?

Нет… это неправильно. Зря он так. Мало ли, чего там у них было? Может, как и Егор сейчас, они могли оставить за собой оправдание… но напрямую его оставить было нельзя? И оставили они лишь намёки, подсказки, знаки…

Или просто… просто они не думали о том, что через много-много лет какой-то там ихний потомок, «дикарёнок» Егор, будет брести по раскалённому песку и спрашивать их об этом?

Яхты. Они здесь плавали. Неподалёку, во всяком случае. Белые яхты…

* * *

— Где он, Савва? Где этот поворот? — бормотал умирающий Зия. — В каком месте история прекратила течение своё, в каком времени? Сеть… три — три! — уровня сети, это ты всегда был прав. Нам доступны полтора… ох, да перестань ты, убери скальпель — больно же, больно! Не скажу… не скажу… я не знаю! Ну не хотят они допускать нас, как ты этого не поймёшь? Дожди… я люблю дожди… Хитрый ты, Савва… блистательный Савва… жестокий Савва… Савва… ты даже демонов жалеешь, имам-доктор. Вот в чём твоя жестокость! Жалея одних, ты не…

Демоны… церберы-демоны… не пустят. Всё равно не пустят! Что-то домыслим, а что-то украдём — наука!.. Никак нет, господин, не смогли. Виноват… огнём, огнём-то за что? Больно!.. Помоги, Ленка! Леночка… помоги! Динара, солнышко, дай папе воды! Динара, Дина… ох-х-х, как горячо, не могу больше! Больно мне, больно! Савва, Савва, догони её! У неё вода!

* * *

— Егор… Ег-горка! — голос Ромки-джи болезненно ввинтился в голову заикающимся визгливым переполохом.

— Ну, чего тебе? — устало сказал Егор.

Идти было не так уж и далеко, но Егор чувствовал, что страшно вымотался. Дед как-то говорил ему, что доводить себя в дозоре до истощения может только дурак. Какой из тебя воин, если голова, как колючками набита… и все мысли только о том, чтобы напиться вдоволь воды и уснуть где-нибудь в тени развалин, накинув капюшон комбинезона и подняв повязку по самые воспалённые веки.

— Что там опять?

— Зия… от-отходит он…

Егор никак не мог привыкнуть к новой манере Ромки-джи разговаривать. Какие-то слова он произносил на вздохе, как бы задыхаясь… какие-то — выпаливал ломаной скороговоркой… пойди, разбери его, когда в висках и затылке вырос шипастый ген-саксаул… и тычет в голову, сволочь, прямо изнутри…

Егор остановился. Стараясь не делать резких движений, он устало снял с себя лямку. Место было хорошее — меж двух невысоких барханов. Переменится ветер и прикроет могилу толщей песка — не доберутся ни звери, ни люди. А на сороковой день, когда душа окончательно уйдёт и предстанет перед престолом Господа-Аллаха на суд праведный и беспощадный, останется в могиле только высохшая до хрупкости мумия… телесная оболочка, не нужная более никому, кроме Времени и Тлена.

Егор тяжело встал на колени у изголовья умирающего.

Ромка-джи, — Господь-Аллах, не дай ему снова впасть в судороги! — опустился по другую сторону. Дёргается, бедняга, просто корёжит его всего. Егор приготовился — дел впереди было много: могилу копать, покойного раздевать, молитву читать… комбинезон Зии, шлем его и оружие упаковывать. Калаш Зии, как и положено, Егор рядом с умирающим держал, вынув обойму. Мужик Зия был правильный, так пусть до последнего будет бороться за жизнь… с оружием, не сдаваясь.

«Эй, Егорка, у тебя дед твой, горбатый, помер!» — полузабыто, похоронено и завалено… знакомо и весело прокричали где-то в голове, прямо за веками… и они внезапно стали тяжёлыми… и мокрыми… шлем Зии с опущенным щитком расплылся… защипало глаза.

Егор промокнул рукавом комбинезона лицо и веки. Ткань жадно впитала в себя влагу…

Ромка-джи открыл щиток умирающего. Лицо Зии было красным и сердитым. Он судорожно всхлипывал. Всё его жилистое тело дрожало. Руки вдруг вскинулись к груди беспомощными лапками ген-тушканчика. Лицо напряглось… рот открылся… Зия закричал… и обмяк.

Ромка-джи плакал, поскуливая, как двигатель грузовичка, если заставлять его лапы слишком быстро и резко двигаться. Егор стал укладывать непослушные руки покойного. Надо их связать, а потом не забыть разрезать верёвку и в песок её зарыть с молитвой.

Всё должно быть по правилам… по правилам и по чести!

… Зия дёрнулся и открыл глаза…

— Где я? — хрипло, но спокойно спросил он и закашлялся.

— Ч-что?.. — заикнувшись от неожиданности, ответил Егор.

— Где это «ч-что»?

— И-и-и… и… и… и… — Ромка-джи утирал нос рукавом; глаза его, круглые и бессмысленные, дико блестели из-под пропотевшей жёлто-пятнистой армейской косынки, косо съехавшей узлом набок…

Потом…

…потом Егор так и не смог вспомнить, что случилось после этого. Осталось только ощущение безграничной радости, словно свалился с плеч неимоверный груз. Надо же, человек, можно сказать, из могилы встал, когда его уже засыпать песком начали! В дверцу печи крематория постучал, за секунду до того, как испепеляющее пламя его объяло!..

* * *

— Что же мне теперь делать! Как я его сыновьям всё скажу, как в глаза Фатиме смотреть буду? — шептал Зия. — Обидно, что… что сам-то я уцелел, а друга своего Савву не спас. Готовились… тренировались… к медицинскому нанотеху привыкали…

— А Савва? Почему Савва не ожил?

— Его и комп не спас бы… вы же говорите — в клочья. Эх, беда-беда, спаси и сохрани Господь-Аллах душу его неуёмную, безгрешную… — Зия шумно вздохнул.

Он уже мог немного и недолго разговаривать, хотя и жаловался на постоянное покалывание по рукам и всему телу ниже груди.

— Пальцы толком, может, и не восстановятся, — сказал он. — Во всяком случае, быстрого процесса я не жду, — слишком много чего в средней части позвоночника наворочано. Пожалуй, с месяц, не меньше, только и смогу, что ложку в ухо нести… да и то — трясущейся рукой. Вот ноги, те должны быстрее… там, по моим ощущениям, должно быть получше.

Ну, это-то понятно, что нескоро. Медицинский нанотех неуклонно сшивал оборванные нервы, пытался изолировать многочисленные кровоизлияния, проращивал новые связи, взамен утерянных… но не святым же духом, чтобы бац-бац и готово! А там, в позвоночнике, как в толстенных кабелях на Комбинате — миллионы жил, жилок и проводков!

Ох, и исхудал Зия — сколько же приходится нанотеху энергии с его тела брать! Ген-кумыса бы ему сейчас, воды побольше, глюкозы, мяса и ген-галет! Он бы у нас отъелся, порозовел и намного быстрее бы поправлялся. А так мы ему мармелад и халву скармливаем, которые от мэр-бая Челябы получили, да ягодами ген-кумыса. Благодарение Господу-Аллаху, уцелели они. Но, и то сказать, Егор на карачках ползал, каждую ягодку из песка выбирал, каждую ген-галету.

Ну, ничего, ждать немного осталось. Не утерпел Егор, сразу же сообщил старосте Володе… под несвязные крики Ромки-джи говорил — тот всё пытался неуклюже, как новорождённый забавный верблюжонок, скакать и прыгать, а потом взял Зию за руку и заревел… смешной такой, друг мой закадычный. И было бы смешно, да плакать хочется!

Что уж там говорить, у Егора у самого глаза на мокром месте были. Не каждый день видишь, как человек из лап Азраила, Ангела Смерти вырывается. Буквально из самых лап его загребущих, когтистых, — да не будут они названы долгие годы!

Конечно, пострадай мозг, ничего бы нанотех, направляемый вживлённым в Зию компьютером, не сделал бы. Получилось бы из Зии, — в самом страшном случае, — нечто вроде зомби. Дед рассказывал, как бродили по земле такие, когда он совсем пацанёнком был. Тело, — возблагодарим Господа-Аллаха за медицинский нанотех! — живо и процветает, да только кроме простейших рефлексов — нет ничего. Умерли мозги — души вместилище. Нет человека. Труп ходит. И не гниёт… жуть какая… спаси и сохрани!

Говорили, что даже карачи их стороной обходили. Мол, привяжи такого рядом со стоянкой — ни один карачи и на милю не сунется. Врали, конечно. Дед такого ни разу не видел… чтобы кто-то где-то зомби привязывал. Наоборот, шарахались, как от огня. Даже стрелять в зомби побаивались — было в этих «живых умерших» что-то столь страшное… «и живое ещё, да только без души» — обычно заканчивал дед. А уж тогдашние-то русские батыры не из трусливых были — многое чего повидали — Святой Джихад, знаете ли… чай не с ген-тушканчиками воевали!

А потом, дед удивлялся, как-то враз зомби не стало. Не то нанотех медицинский круче стал, не то народ более стойкий. Все-таки, даже тогда, в войну, кое-какие новые ген-программы в ход шли. А может, и просто продолжались те, какие до Джихада начаты были.

К примеру, дед говорил, что вроде как именно в это время повышенное давление крови у людей исчезло… мудрёное какое-то название было у этой напасти. Говорят, бич для людей был тот ещё! Интересно, как это — напор крови высокий? Она что, из пор сочилась? Фу, кошмар-то какой, даже и представлять себе это не хочется…

— …и если бы вы, дикарята мои милые, бросили меня там, рядом с грузовиком — была бы мне полная крышка! — шептал в ларингах Зия, когда Егор засыпал.

После такого чуда обязательно надо немного поспать… правда, дед?.. пусть Зия с Ромкой-джи наговорятся. Один еле жив, а второй заикается — и надолго же у них разговор затянется!.. огради их святые угодники от бед и напастей…

А всё-таки скрытные мужики эти учёные! Святая Академия Наук… та же военная разведка и есть!

Спасибо, имам-доктор Юсуф, но у меня уже есть свой именной калаш… и вообще, я хочу уснуть… вот видите, мне уже снятся сны…

* * *

Из промежуточного доклада Саввы Оной-вана, сполох-десантника тайнороты «Динар» в чине имам-доктора Святой Академии Наук.

Файл от: 16 сентября 2235 г.

Начитка. Не обработано.

Тема: О политических аспектах института карачи

«… сам факт представляется мне вполне тривиальным. Суть развития института карачи за сто лет нисколько не изменилась. От миротворцев-наблюдателей Древнемирового Совета они деградировали до банальных полицейско-шпионских функций. Сообщения из Якут-автономии Соха, Тикси, Дудинки, Капуст-Яра… э-э-э… и так далее, включая, кстати, и наблюдения туземца Егора в районе Каслей, складываются в единую картину, и вполне укладываются… чёрт-шайтан… «складываются-укладываются»… ложатся… кхм… прогибаются… э-э-э…

Эти сообщения укладываются в общую картину — карачи прекращают деятельность на уровне макро-роботов автономно-зависимых от Демон-сети. Теперь на сцену выходит новый тип — глобальное нано-присутствие. И это — уже свершившийся факт. Споры окончены.

(пауза, слышно, как поскрипывает двигатель)

Наверное, это означает крах всех наших надежд вырваться из опекаемо-охраняемых пелёнок… А точнее — прутьев клетки, сооружённых чуть менее века назад… я пользуюсь линейкой событий Юсуфа и Шульгатого, а не Мъянги. Если ранее ряд мер по изоляции наших научно-политических обсуждений и принятия решений приносил свои плоды, то теперь об этом можно забыть… можно уже вскоре забыть. Нано-карачи отныне будут присутствовать везде.

Естественно, что наши страхи по поводу мгновенной, в масштабах полушария Веры-Истины, перестройки карачи на повальное истребление людей, от этого становятся только сильнее. Однако, принимая во внимание почти шестидесятилетнее наблюдение и изучение карачи, я склонен предполагать, что имам-учитель Офеня и — признаю свои ошибки! — имам-доктор блистательный Юсуф, были правы — в обозримом будущем положение дел на планете не изменится. Мы по-прежнему будем переносить унизительное положение туземцев, к которым прибыл Демон-Магеллан.

Мы принимаем от него бусы, иголки и пустые консервные банки… и несём ему ракушки, рабов и золото…

Отменить последнюю фразу. Ничего мы ему не несём… да и получаем безнадёжно устаревшее старое старьё… во всяком случае, по меркам нынешнего, а не вчерашнего, дня…

Последнюю фразу убрать.

Итак, в обмен на бусинки и иголки — сиречь, разрешённые для нас слои Демон-сети — мы не отдаём ничего, кроме своих новорождённых талантов и гениев… а их, похоже даже в Демонском полушарии в пробирках выращивать не научились! Кроме того, карачи прошли путь от роботов-миротворцев до наблюдателей и «гасителей» научно-технического прогресса… не всех его составляющих, а только тех технологий, кои способны… э-э-э… поставить нас на одну доску с закрытым Демонским полушарием… и путь этот привёл хозяев карачи к обследованию населения и выявлению среди новорождённых потенциальных гениев.

Заметно, что Демон-сеть добросовестно поставляет нам некие официальные сведения о жизни, культуре и достижениях наших соседей по планете. Некоторые свойства этих слоёв позволяют нам использовать их для дополнительной связи, создания неких виртуальных пространств и объёмов, включая детские игрушки и учебники… помимо нашей собственной официальной, но столь уязвимой для декодирования, сети.

Более того, периодически мы получаем и научную информацию. Строго дозированную, но именно ту, что помогает нам развиваться… но не претендовать на равенство… уж не говоря о первенстве.

Но обратной связи, равно, как и доступа к чужим свежим научно-техническим, политическим и общественным сведениям, мы как не имели, так и не будем иметь. Демоны плотно перекрыли границу своего мира и развиваются сами по себе, отгородившись от нас непреодолимой стеной.

При наших попытках определённого прорыва в технологии — подчеркнём, в технологии, а не в теоретических изысканиях… шайтан, как звучит-то унизительно!.. мы… мы тотчас оказываемся в жопе, дорогой и любимый президент-эмир — вера, опора, надежда!

Убрать последнюю фразу.

Отныне на сцену выходит глобальное… я подчёркиваю — глобальное нано-наблюдение… и это при наличии, как и прежде, немедленной реакции карачи на всё то опасное передовое, что мы тут… шайтан!.. всё, что мы можем наковырять. Зачастую — и это уже не раз было — мы и сами не понимаем, почему на нас так окрысились. Видимо, дальнейшая разработка могла бы привести к определённому прорыву. Вот так-то, ваше величество…

Убрать последнюю фразу.

С той поры, как призрак голода не тревожит более человечество, мы можем совершенно спокойно жить параллельно. Разумеется, льготы и квоты на научные исследования, определённые земные орбиты и трассы космического пространства, сегменты земной и лунной коры сохраняются и будут сохраняться для нас… во всяком случае, в обозримом будущем.

Как и прежде, нам приходится играть по чужим правилам.

И это — всё тот же главный вывод, каковой и без того был давно, шайтан его дери, известен! Наша экспедиция не принесла ничего нового в познание и осмысление нынешнего положения полушария Веры-Истины.

Как советник президента-эмира, я официально предоставляю свои предварительные рекомендации.

Существующая политика замалчивания нашего положения, существующая политика придания официальной пропагандой демонических, сатанинских черт населению противоположного полушария — это, в моём понимании, пока единственно правильная — подчёркиваю, единственно правильная! — политика.

Учёным придётся взять на себя всю остроту оскорбления. Учёные, посвящённые в эту грязную тайну. Народы полушария Веры-Истины могут жить в относительном невежестве, но не могут и не должны прозябать в мучительном унижении. Жизнь в блаженном неведении, но не в перманентной гложущей ненависти — выхода которой нам не дано найти, кроме как на религиозной почве.

Итак, в текущей политике — сохранение статус-кво и ещё более массивная пропаганда с ещё более резким креном в религиозную составляющую. Вот единственно правильный на данном этапе путь президента-эмира, да будет над ним благословление Господа-Аллаха.

Хотя… хотя есть тут кое-какие мыслишки. Но об этом, в следующий раз. Думать надо ещё. И думать крепко.

Аминь.

Текст переслать. Кодировать по сегодняшнему стандарту. Доступ: Елена, Зия, Шульгатый… Отмена «Шульгатый»… перебьётся пока Шульгатый, всё равно мы с ним в контрах расстались…

Дополнительный доступ: Президент-эмир, лично. Президент-эмир Академии, лично.

Особый доступ: Юсуф, Фатима-джан, в скрытом режиме. Вместе с удалёнными фразами и рабочими пометками.

Прочтение Фатимой-джан данного файла — не регистрировать, перезапись без перекодирования запретить, пароль прежний. Добавить: Фатима, солнышко, я тебя люблю! И нежно-нежно целую. До связи, милая моя жёнушка!

М-да…

(пауза)

Так… едем дальше. Будем, несмотря ни на что, выполнять свой долг — а значит, ещё на шажок приблизимся к вратам рая! Открываем рабочий файл «сеть-программирование-3/7-4».

Хм… значит, касаемо фокусировки зет-полей сканирования. Ага… пишем: при введении переменной фита-прим с плавающим коэффициентом дивергенции в систему ходжа-уравнений, попытка интегрирования по всем обтекающим кривым в диапазоне от… э-э-э… оставим пока пробел… пусть Зия не выёживается и конкретненько так, нам это скажет… хе-хе!…

Эта попытка, значит, приводит к определённому математическому парадоксу, который я не без долгожданного и вполне естественного ехидства назову «дурак-парадокс имени Зии»…»

* * *

Мулла-батюшка удивил Егора. Даром, что грозен и нелюдим. Требует от всех строгости и простоты в мыслях и деяниях, и не шибко-то жалостлив.

Но, ведь, лично прибыл, как раз в момент окончания привала, когда Егор тоскливо подумывал о том, чтобы продлить его ещё на полчасика, но уже поднимался, заставляя себя встать и постараться не шататься.

И слава Господу-Аллаху, что прибыл, а то Егор совсем уж вымотался. Да и Ромка-джи еле-еле тащился. Дошли бы, конечно, что там говорить, — ползком, но добрались бы… но… всё равно — молодец мулла-батюшка, истинный воин и священнослужитель!

Самое смешное, что вместе со священником и Маринка прикатила. Вот уж не было печали! Перед девушкой её красоты надо орлом смотреться. Этаким крепеньким ген-саксаулом… зелёным и в пупырышках. Чтобы кудри по ветру и грудь колесом! А Маринка спорхнула с верблюда именно в том момент, когда у Егора болезненно ворочалось в животе нечто неуёмное… и тошнило, как Иуду.

Одно утешение — Ромка-джи и вовсе спал в надвинутом капюшоне и укутанный повязкой по самые глаза. Дёргался во сне, стонал… бедолага. А за компанию и не так обидно паршиво выглядеть, правда? Тем паче, что выходили они с Ромкой-джи кругом героями. Так сказать, по самые уши. Теперь на всю жизнь будет что рассказывать!

Мулла-батюшка сразу же начал осмотр Зии. Подивился тому, что тот крепко спит. Потом прикинул, что, скорее всего, именно сейчас медицинский нанотех взялся за наиболее болезненные жилки и посему усыпил пациента надолго. Егора похвалил за то, что тот обильно поил Зию, не поскупился на воду. Заворчал, когда Егор попытался, было, выглядеть орлом и, — вкалывая что-то Зие в шею, — велел Маринке Егора не щадить и проделать с ним всё то, о чём он ей в дороге говорил. Егор напрягся, но ничего страшного не произошло. Маринка просто воткнула ему иглу прямо сквозь рукав, а потом наклонилась над его лицом и, надавив на плечи руками, спросила:

— Сколько Маринок видишь?

— Одну… — недоумённо ответил распростёртый на песке Егор.

Нос у Маринки остренький, чуть-чуть курносый. На лбу крохотные капельки пота… так бы и попробовал на вкус… и солнце вокруг головы, как нимб у святого сияет. Красивая…

— Одну он видит! — серьёзно сообщила Маринка мулле-батюшке, — Других, говорит, таких, на свете нет!

— За периметром лучше следи, — заворчал священнослужитель, осторожно открывая лицо Ромки-джи. — Поди, не дома. Вот в Городе нашуткуешься со своим милым. И напои ты его, наконец!

Егор жадно пил, чувствуя, как прохладная вода опасно наполняет желудок. Он заставил себя оторваться от горлышка. Не хватало ещё, чтобы его вырвало Маринке на колени.

— Немного полежи, пока не усвоишь, — сказала догадливая дева-воин. — А то жаль будет, если из тебя обратно всё выльется.

Ромка-джи застонал.

— Ну-ну… тихо, тихо… Слышь, Егор?!

— Да, мулла-батюшка! — с трудом подавляя позыв к рвоте, сказал Егор.

— Он кровью мочился?

— Вроде, нет… — смущённо ответил Егор, скосив глаза на вставшую Маринку. Тошнота вдруг прошла. Вставать не хотелось. Хотелось лежать и смотреть, как она легко взбирается вверх и оглядывает окрестности с торчащего из песка раскалённого гранитного валуна, в тени которого раненная и контуженая троица отлёживалась вот уже второй час.

Ромка-джи закашлялся.

— Всё-всё… спокойно… если тошнить будет — ничего страшного, понял? — прогудел мулла-батюшка и поднял Ромку-джи на руки. — Маринка? Как там? — выпрямившись во весь рост, спросил он

— Чисто… вроде.

— «Вроде»… учишь вас, учишь… овцы кур-р-рдючные!

— Да чисто, чисто, дядя Коля!

— Дома я тебе «дядя Коля»… а здесь — командир!

— Чисто, командир! — Маринка спрыгнула с валуна и отдала честь ладошкой, затянутой в армейскую перчатку, из которой торчали розовые пальчики.

Егор, кряхтя, сел.

— Зря кряхтишь! — сказала ему Маринка, помогая встать. — Я в тебя верблюжью дозу впрыснула! Ты теперь как ниндзя скакать и прыгать можешь… и вместо верблюда всё на своём горбу тащить!

Из-под её армейского шлема выскользнула коса и Егор, сам того не ожидая, вдруг развернул Маринку за плечи и быстро поцеловал её куда-то в нос… и ещё в губы… больно стукнувшись лбом о край поднятого щитка.

— Потом начеломкаетесь! — рявкнул мулла-батюшка. — Маринка, шайтан-девка, быстро в дозор!

Совсем, как Мама-Галя, когда упрямилась, Маринка отвернулась от священника, капризно дёрнула плечиком, поцеловала Егора в губы — нежно, но крепко поцеловала… и Егору показалось, что земля и солнце на мгновение прокрутились вокруг него, слившись в огненное колесо… — и вскинув калаш по всем правилам, прикладом к правому плечу, опустила щиток шлема и быстро скользнула вперёд, в дозор.

На песке остались её маленькие аккуратные следы.

Иисус-любовь! Егор бы упал и поцеловал бы их… но было неловко перед открывшим глаза Ромкой-джи.

Обратно всё-таки тяжело идти было. Прицепили к верблюду волокушу с Зией и скарбом. Мулла-батюшка вперёд ушёл, дозорить. Маринка с раненым шла, а Егор Ромке-джи помогал. Хотел ему тоже волокушу соорудить, да тот отказался. Мол, ногами пойду, только помоги немного.

И вот тут, часа через три, случилось чудо великое, на всю жизнь его Егор запомнит! Очнулся Зия и попросил воды. А когда его напоили, слабой рукой вызвал «комариный» экран и прошептал:

— Следите. Ромка-джи… Егор… вы знаете. Они-то быстрее… быстрее регенерируют, чем мы…

И «комары», как обычно, прозрачным роем взвились из браслета Зии и разлетелись. Егор тотчас муллу-батюшку позвал, объяснил почему. Против воли радостным голосом говорил, всё равно, что в школе докладывал, что, мол, «отработал я этот проклятый приём борьбы, отработал, — и показать могу!». Мулла-батюшка не торопясь подошёл, с раненым поздоровался, на экран посмотрел.

— Да, теперь точно спокойно дойдём! Долгих вам лет, Зия, да будет над вами благословение Господа-Аллаха Вседержителя долгие годы!

А Зия улыбается и Егору шепчет:

— Подарки… не растерял? Красавице своей…

— Нет, Зия, — сказал Егор, и не удержался, заплакал. Теперь можно плакать, есть вода в организме… да и не стыдно плакать, совсем не стыдно!

Зия закрыл глаза и заснул. Экран спокойно висел рядом, как когда-то при Савве. Видно всё было чётко и ясно. До Города оставался день пути. К вечеру доползём.

Маринка обняла Егора и Ромку-джи за плечи и сказала дрогнувшим голосом:

— Муж мой, братик мой, как же я вас обоих люблю!

И все молчали, даже мулла-батюшка, хмуро вызывающий то одну «комариную» картинку, то другую. Лишь едва слышно шуршал песок, попискивали сервисные сигналы экрана и громко вздыхал верблюд.

* * *

Тихо бренчал дутар. Зия допил ген-кумыс и трясущейся рукой утёр губы. За стеной привычно заорал младенец. Егор, потупившись, смотрел в пол. Полоса жёлтого света тянулась от двери через всю комнату к стене. В углу комнаты, в темноте мерцала невиданной красоты башня. Белые облака над ней сияли. «Гонконг» — непонятно темнела надпись… и дальше что-то совсем уж несуразное на демонском языке.

Зия остановил запись.

— Саввы нет, — сказал он. — Тот был великий знаток истории. Жаль, не успел он с вами, ребятнёй, толком поговорить.

В противоположном углу шевельнулся староста Володя.

— Соплякам мудрого не открывай, — скрипуче произнёс он, — не доросли ещё.

— Мы, откровенно говоря, не мудрее их будем, — прошептал Зия, откинувшись на подушки. — Ты сам говорил… — он осторожно кашлянул, и голос его окреп, — вот чёрт, в почках ещё пока отдаётся… Ты, староста Володя, сам говорил, что жизнь ваша прежняя прекратилась. Не уйти от жизни-то…

— Посмотрим, — спокойно ответил староста и встал. Он повздыхал, прошептал короткую молитву, похлопал Ромку-джи по руке и убрёл, обронив на прощание:

— Во многие мудрости многие печали. Пусть живут, пока молодые, — жизни радуются.

— Ничего, боевая юность России… их не так-то просто правдой сковырнуть, — сказал Зия слабым голосом. — Маринка, подашь, красавица, мне ещё чашечку?

— Угу… — Маринка сняла с плеча руку Егора.

— И м-м-мне… — подал голос Ромка-джи.

— Описаешься! — отрезала Маринка. — Лежи и не жужжи! Дядя Коля сказал, что ещё два дня лежать надо. А ты опять ночью до ветру потащишься!

— Да всего-то третью чашку прошу, — недовольно заворчал Ромка-джи. — Зия, вон, уже четвёртую пьёт! И потом, что бы мне до ветру не сходить? Что я должен, в чайничек сикать?

— Именно, — рассеянно сказала Маринка, помогая Зие поправить подушку. — В чайничек, в баночку, в штанишки… постельный режим! Зия, вам удобно?

— Удобно, ослепительная, удобно. Спасибо! Ну-с, сполох-десант деревенский, поехали дальше! Здесь у меня файлик есть… специально для вас вытянул. Но учтите, староста не зря ворчит. Это, так сказать, не для детского ума! И вообще, запрещённая тема. В Москве меня могли бы запросто прижучить… так что не болтайте потом, где ни попадя.

— Спаси Господь-Аллах! — тотчас горячо отозвался Ромка-джи. — Что мы, не понимаем, что ли?

Егор молчал. Маринка снова уселась рядом с ним, и он обнял её за плечи, укрыв прохладным одеялом. Говорить и думать не хотелось. Хотелось целоваться.

Эх, Ромка-джи, заикаться теперь тебе несколько месяцев, пока контузию молодой организм не победит! И Лилькина любовь.

Ну, да ничего… он теперь горит весь! Каждый вечер Зия что-нибудь новое рассказывает и показывает. Говорит, что нельзя, мол, более в дикости жить. Надо, говорит, и о мире больше знать, и о нашем месте в нём.

А наше в нём место хорошее… с Маринкой рядом…

Егор украдкой поцеловал Маринку в шею и почувствовал, как вспыхнули её щёки. Она повернула голову и еле слышно жарко прошептала Егору в ухо: «Руки убери!»… отчего Егора как будто пробил разряд — так это было замечательно!.. И захотелось сграбастать Маринку целиком и утащить куда-нибудь подальше от файлов, Зии, истории и Ромки-джи…

* * *

…Ох, сколько всего может за три месяца произойти! Господь-Аллах, и не поверишь! Дядько Сашу похоронили… Райка-джан плакала-плакала, а потом вдруг закинулась — еле-еле старухи её от тела оттащили… вот жуть-то была! Ну, там все поревели… очень уж хороший мужик был дядько Саша, всем его не хватать будет. Сидит он теперь в садах райских, блаженных, и просит, наверное, Господа-Аллаха за Городом, — второй родиной дядько Саши, — присмотреть.

На Установке пришлось неделю вкалывать, пока аврал не закончился — попёрла непонятно откуда вонючая дрянь, — пока её откачали, да все корни-каналы промыли, да новые режимы задали — приходил домой уставший и перемазанный, как шайтан! Так уж всегда с Установкой. Как случается чего, всем работы хватает. Тяжёлой, неприятной и выматывающей до упаду. Мама-Галя Егора кормила, Маринке дозорить пришлось.

Смешно, но протез глаза у Мамы Гали оказался синим — зелёных-то не было! Привыкает. Говорит, что совсем отвыкла от объёмного зрения. Красивая стала — просто ослепительно… несмотря на разные — колдовские прямо! — глаза. А может, отчасти и поэтому!

А это, кстати, молчаливому Седому Хаснулле и Гоше-солдату спасибо. На ярмарке специально ходили протез этот покупать, по просьбе муллы-батюшки. Сторговались нормально, и в дороге хранили.

Дозорить Егор шесть раз ходил. Недалеко, правда. Но благодаря Саввиным камерам целый сектор теперь на движение просматривается, можно и ближе дозорить. Хотел Маринку с собой взять, но мулла-батюшка сказал, что пока в дозоре сам за ней присмотрит.

— Ты, Егор, не дуйся, но у молодёжи всегда так — как вместе, так и внимание всё только на милую. Не волнуйся, воин из Маринки хороший получится. Недаром мы её с Мамой-Галей учили. Ещё надозоритесь вместе, не переживай.

Оружие трофейное всё перечистили, пристреляли, опись неполадок составили. Недаром Егор на горбу всё это тащил, арсенал у Города хорошо пополнился! Среди прочего, Зия помог ему советом, как армейский шлем с Егоровым калашом состыковать. Теперь они не хуже, чем заводские сопряжены. И СЦН работает, и ночное зрение, и дополнительно ларинги, хоть Егору они особо и не нужны.

Верблюд ничейный забрёл — еле поймали. Здоровый такой… рваная рана в боку. Но выходили. Откуда его принесло, так и не поняли. Наверное или от шатунов, или с той стороны гор приблудился. Куяшские мужики за него хорошую плату дали на радостях. Овцы болели… но, это, уж как водится зимой и летом.

Ген-птицу завели. Лилькин отец, весёлый Сяо обещал помочь с разведением. А там, мол, и сами научитесь, раз уж Лилька зачастила к вам в Город в гости ездить. «У неё на это дело особый талант! — сказал… и не удержался от шуточки. — Особенно как за пять минут всю тушку на ходу слопать и не перепачкаться!» Так что, не так уж это и сложно теперь будет, с ген-птицей возиться.

Дождь, вот, кстати, сколько раз уже был. Хорошо промочило! Ген-саксаул сразу зацвёл и теперь по вечерам даже голова кружится от благоухания. По всему видать — урожай к весне отличный будет.

Слух прошёл, что опять хунхузы в степях на севере с городом Полевским сцепились из-за пастбищ. Другой слух появился, как всегда, к зиме — мол, Китай хунхузский Москве в очередной раз платить дань за Сибирь отказывается. С января. Да, похоже, опять брехня какая-то.

До Нового года пустяк остался. Малышня уже от нетерпения дни считает, подарков ждёт. Саввино колечко Егор Маринке подарит. В дороге и хлопотах забылось совсем о нём, да вот, кстати и придётся. Будут они русские песни Старых Людей слушать — а и красивые же они! Савву будут вспоминать, каким он хорошим человеком был, и как Егору повезло с ним и Зией познакомиться…

А самое главное — полторы недели назад свадьбу сыграли с Маринкой! Скромно обвенчались, просто пришли к мулле-батюшке со старостой Володей, и обвенчались. Решили, что угощение и всё прочее, на Новый год сделают.

И весь мир теперь был теперь где-то рядом… но не совсем.

А рядом всегда-всегда была она, — сумасшедшее счастье и радость каждого дня и каждой ночи. Повязала Маринка армейскую косынку на манер Мамы-Гали, фыркнула на старух, пытавшихся ей втолковать, что, мол, не по-женски это, мы и Маме-Гале всегда об этом толкуем, — и не расставалась со своим калашом — гурия-воительница, да и только!

И любил её Егор, как никто никого и никогда на свете.

Хор-р-р-рошая жизнь началась!

Зия на поправку пошёл, с палочкой теперь ходит. В Совете заседает, — сам староста помалкивает, когда Зия речь говорит. Ждёт весны, чтобы уйти… авось через Полевской на Ивдель проберётся, а там лётом вполне можно и до Москвы двинуть. Да только к весне он не оправится — нет. Не для похода. Так что, пусть лучше, уж, будущей осени дожидается. Ну, это мы ещё с ним поговорим…

Ромка-джи смирился с тем, что теперь ему целых полгода свою зазнобушку Лилию-куяшскую ждать, пока та до положенных пятнадцати лет вырастет… но это и к лучшему. «Лилька — девчонка с характером и красивая, — рассудительно, как и полагается женатому взрослому мужчине, думал Егор, — немного попридержит его порывы. Ну, а пока, пусть с научными своими идеями попрыгает, пока холостой!»

К слову сказать, Лилька с отцом первое время почти каждую неделю приезжали, как Зия с ребятами вернулись. Отец Лильки говорит, что та ревела целыми днями, пока они там, на Комбинате бродили. А когда Егор позвонил, сказал, что жив Ромка-джи, но контужен, ей плохо стало. Лилькина мать перепугалась до полусмерти. Считали, что несерьёзно всё… так, блажь девчоночья…

А когда они в гости приехали, Лилька усидеть на верблюде не смогла. Ещё на входе в Город соскочила, рвётся, сама не знает, куда. Ну, местные девчонки её до дома довели. Заходит Лилька на ослабевших ногах, бледная, как смерть… и видит улыбающегося до ушей Ромку-джи, сидящего и с боков, как хан-бай, подушками подпёртого. И, сразу, — враз, — вся кровь ей в лицо бросилась! Как завизжит! Кинулась к Ромке-джи, обнимает его, волосы ерошит, в щёки целует и ревёт-ревёт… и смеётся-смеётся — ну, всё вперемешку!

А потом к Зие робко сунулась, руку его поцеловала, осторожно обняла и тут уж совсем в три ручья! Вспомнила, — это она уж потом сказала, — какой он весёлый был, как там, на ярмарке Лильку спасал вместе со всеми ними. А теперь бледный такой, худой, облезлый какой-то, кожа вся шелушится… смотреть больно. Привезла раненым сластей всяких, а Зие накануне сама из овечьей шерсти безрукавку связала. Пока, говорит, знобит вас — надевайте. Зия улыбается. Лилька ему всегда нравилась. На дочку его Динару похожа, да! Отец Лильки жалуется, что она теперь покоя ему не даёт с оружием, да приёмами борьбы. Это хорошо. Надо уметь грамотно за себя постоять, надо! Зия обещал, как только поправится, пару-тройку приёмов показать при встрече. «Без сковородки!» — говорит. Тут Лилька покраснела, а все засмеялись.

Хороший был день! Маринка улыбается, Егора подначивает: «Смотри, — шепчет, — какой ураган-ветер ты упустил, ушами прохлопал, другу уступил! Что же ты, Егорушка, не покорил сердце Лилии, куяшской огненной девы?»

Ничего Егор не ответил, только прижал к себе шепчущую Маринку и поцеловал… и последние её слова уже у него на губах затихли.

В эти дни Лилия у Ромки-джи и Зии просиживала. Ну, и Маринка с Егором, само собой. Да и все, кому не лень, в гости ходили, «но эти трое — непременно там уж толкутся», как ворчал староста Володя. Уезжали когда, в первый раз, Лилька с Маринкой переглянулись… что-то своё, нам, мужикам, непонятное, друг о друге поняли, чем-то своим мгновенно без слов обменялись… а потом Лилька, уже с высоты верблюда помахала рукой и… показала Егору язык. Засмеялась и уехала. Егор осторожно на Маринку посмотрел, а та тоже беззвучно смеётся.

Ох, Господь-Аллах, как я её люблю! Жизнь по кусочку, по капельке за неё отдам!

Словом, многое чего произошло за три месяца… а карачи по-прежнему возятся с давешней странной штуковиной.

Только теперь они встали кругом, зарывшись в песок. Над сетчатым куполом воздух дрожит… а ночью едва заметно светится и переливается. И пахнет окрест кислятиной какой-то.

— Нано-карачи гонят. Выдувают в атмосферу, — мрачно сказал Зия, когда после последнего дежурства Егор показал ему несколько секунд записи на калаше. — С годика три-четыре поработают, а там всё. Исчезнут в том виде, к которому мы за сто лет привыкли.

— И как они теперь детей воровать будут? — тихо спросил Ромка-джи, пришедший с дежурства на ферме.

— Да мало что изменится, — пробормотал Зия, привычно морщась и поглаживая поясницу, — просто раньше они напролом шли и забирали нужного им ребёнка, а сейчас, может, усыплять людей будут… а потом уже карачи-эвакуаторы ребёночка и заберут.

Ромка-джи вздохнул.

— Ну, чего ты? — обнял его за плечи Егор. — Мы же не знаем, зачем им это по-настоящему надо? Может, всё-таки, им твоя печень на обед бы пошла? Или ген-рабы им нужны…

Ромка-джи скинул его руку:

— Чего ты н-несёшь? Или совсем с… с… со своей с-с-вадьбой ничего не слышал, что м-м-мы с Зией… г-говорили?!

От обиды Егор оцепенел. Ромка-джи упрямо сопел, не глядя ни на кого. Зия молчал, откинувшись на подушку и прикрыв глаза. Егор встал и быстро вышел. С той поры он дня два не заходил к Зие, зная, что Ромка-джи пока целыми вечерами пасётся у него.

Даже теперь, в дозоре, воспоминания об этом царапали и грызли его, и жгли, и кололи… Господь-Аллах, как же это противно!..

Егор смотрел, как воздух дрожит над куполом.

Нано-карачи…

Давным-давно Демонское Полушарие намного обогнало другое в технологии и науке. Поди, и можно было догнать… но, как говорил Савва — «отказ от нефти, как энергоносителя, а предки наши только тем и жить хотели, что нефть продавать».

Но — глобальное потепление… а вместе с ним войны.

Святой Джихад — борьба за единую религию… «как логическое последствие переносимых тогда бед — климатической и экономической ломки и перестройки целого мира». Это тоже Зия сказал.

«И в гордыне своей отделились демоны от человечества, укрывшись за океанами.

И Господь-Аллах сделал так, чтобы всякие контакты между Полушарием Веры-Истины и Демонским полушарием прекратились до Страшного Суда.

И теперь Россия мирно и счастливо процветает под крылом Веры-Истины!» — знакомо зазвучало в голове Егора.

Но контакты не прекратились.

Во-о-он они, карачи…

«Это не просто роботы-наблюдатели. Это, брат, те ещё сволочи! Помнишь, сколько их у Комбината? Смотрят… гады. Следят. Вдруг мы чего учудим… даже на развалинах, — сказал Зия. — Мудрое решение! Никакой гонки вооружений, никакой — даже гипотетической — конкуренции! Мечта Конфуция-лжепророка!»

«А Демонская Сеть?» — спросил его Ромка-джи.

«А мы, мой милый дикарёнок, её никак вскрыть не можем! — яростно отозвался Зия. — Она есть. Валяй, настраивайся! Только уровень программирования там другой, понял?»

«Так значит, я мог к демонам попасть…» — с непонятной интонацией сказал Ромка-джи.

«Мог. И должен был. Потому что единственное, чего, по моему разумению, не могут пока в Демонском Полушарии — так это выращивать гениев. А гений — это работа штучная и ценится во все времена. Это, брат, от Господа-Аллаха и никак иначе! И это — наша единственная и самая невосполнимая дань!» — зло… чересчур зло ответил тогда Зия…

«А что, у них своих нету что ли?» — пробормотал Егор.

«Есть. Генетически они ничем от нас не отличаются. Те же люди, что бы там ни говорил ваш староста. Однако таланты и гении, пропадающие без дела — слишком большое расточительство для цивилизованного человечества», — Зия осторожно повернулся на спину и закрыл глаза.

…и Ромку-джи с тех пор, как подменили.

Егор отполз назад. Ладно… пусть карачи стараются. В конце-то концов, дело не в том, летают демоны толпами в космос, или живут так же, как и мы. Пусть летают. Луна… Марс, орбитальные заводы…

А по Егору — так, вон, мулла-батюшка правильно говорит — мол, все мы из земли вышли и в землю прахом уйдём. Души наши, ежели безгрешны, силу ангелов обретут — и безразличие к делам плотским, земным. А сила у ангелов много больше, чем человеческая. Вот тогда-то и налетаемся… взявшись с Маринкой за руки.

«Господь-Аллах — он, ведь, тоже учёный! Ему самому интересно, как всё это будет работать… и чем всё это закончится!» — сказал Юсуф.

Егору вдруг представилось, как вместе с Маринкой они взмывают ввысь, мимо Луны и Марса… прямо к тёплому, не жгучему солнцу… оставляя внизу Землю с её зелёными полосками лесов вдоль распухшего много лет назад Северного Ледовитого океана… с неизвестной оттаивавшей Антарктидой. Землю, с её войнами и набегами, раздорами и чересполосицей, талантами и бесталанными.

С её разделением на людей и демонов… которые вовсе и не демоны. И есть там, у них, — наверняка, — свои демонские Маринки и Егоры… неведомые нам Егоры и Маринки. И любят, и смеются, и думают также как и мы. И не может быть иначе, ведь все мы — люди. Все под единым небом живём, Иисуса-любовь всей своей жизнью славим… если только не уступили славную душу свою Сатане и его настоящим, страшным и безжалостным, демонам.

Поговорить бы с ними. Узнать, как живут…

Егор активировал ларинги и сообщил старосте, что возвращается. Сменщик Карим уже должен был ждать его в условленном месте. Время дозора подходило к концу, и ноги сами несли в Город, где ждала самая прекрасная девушка на свете… где когда-то будет ждать ещё не рождённый сын.

Однако, люди добрые, на друзей долго дуться нельзя, да и Маринка вчера звонила, удивилась тому, что давненько Ромки-джи не видно. Втайне побаиваясь нового, какого-то колючего, как вьюн-хватайка, Ромки-джи, Егор на следующий день ближе к вечеру пошёл к Зие.

А ведь обрадовался старый друг Ромка-джи, по-настоящему обрадовался! Хоть виду не показал, но уж Егора-то не обманешь. С пелёнок знакомы, — как на ладони друг перед другом. И Зия был рад, видимо, всё понимал.

Егор с чистым радостным сердцем пожал обоим руки и присел в ногах у Зии.

— Ну, как ты, Зия?

— Полегче, полегче, не буду врать, Господа-Аллаха гневить, — ответил Зия, как показалось Егору, с удовольствием разглядывая его. — Сидим, вот, с Ромкой-джи, кумекаем, как нам нано-карачи обмануть.

Хм… нашли, тоже мне, занятие, — подумал Егор, сам сердясь на себя за такие мысли. Были карачи, есть карачи и будут карачи. Чего там, привыкли все к ним. Если бы детей не воровали, совсем бы внимания на них не обращали. Подумаешь — роботы-наблюдатели…

— И что надумали? — вслух спросил Егор. — Если, конечно, не секрет. А то вы тут все учёные, просто тайнорота какая-то!

Ромка-джи смущённо почесал голову и обратился не к Егору, а к Зие. Это у него со школы такая привычка. Как застесняется вдруг, так начинает урок рассказывать не мулле-батюшке, а Егору или Маринке, а то и вовсе — стене противоположной.

— Егор, помнишь фильм-файл, который мы перед отъездом видели? Ну, про Василия… помнишь?

Господь-Аллах, это так давно было! И Савва был ещё жив, и в Комбинат они идти только собирались и ещё не пошли… и Маринка у Егора почти на руках, смотрит боевик, кончик слабо заплетённой косы от нетерпения грызёт…

— Помню. И чего?

— Так вот, ментальные войны прекратились потому, что потери были слишком велики. Гонцов перехватывали, пытали, вызнавали все тайнофайлы или просто не давали на связь с акцепторами выйти…

Экое словечко ввернул! Надо полагать, это он «связных» так называет. Одни, значит, «доноры», обременённые знаниями, а другие — «акцепторы-приёмники». Набрался учёности, набрался!

— …так вот, а что, если совместные обсуждения только в Сети устраивать? На ментальном уровне? Если, конечно, демоны нашу Сеть не вскрыли так глубоко, что и эти каналы перекроют!

— Подожди, Ромка-джи, — сказал Зия. — Опять ты торопишься! Я же тебе говорил — нет отдельной нашей Сети. Есть глобальная единая Сеть, в которой нам выделены определённые частоты и полосы пропускания. С большим резервом, между прочим! Сеть-то, она уже до Джихада была высокоразвита — будьте любезны!

— Да понял я это, понял. Я имел ввиду именно наш сегмент Сети, — отмахнулся Ромка-джи.

Вот, блин, даёт наш Ромка-джи! Ничего себе! Нет, недаром его карачи утащить хотели… головастый парень, как большой комп, головастый!

Зия с Ромкой-джи продолжали разговаривать, но Егор, задумавшись, уже не слышал их. Мы, конечно, народ простой, «деревенский», как Савва говорил, но кое в чём разобраться можем. Ментальные файлы сложны и запутаны. Как говорится, мозги сами себя кодируют на ходу. Выбирая, наверное, наиболее оптимальные в данный момент режимы. Иначе Старые Люди, перехватив «гонца» просто-напросто перепрограммировали бы его, как робота какого-нибудь…

Так что, с обсуждением более или менее всё понятно… если только господа учёные не забыли, как всё это делается. Но потом-то, потом? Приняли решение, надо его исполнять, а тут — привет, пришёл карачи и отобрал пробирку.

— Эй, учёные, — наконец сказал он. — Вы уверены, что до этого никто не додумался?

— В последние годы наука в основном прикладная, — сказал Зия, жестом остановив начинающего горячиться Ромку-джи. — Видишь ли, Россия сейчас проходит очередной этап разнобоя. Как и Китай. Провинции дробятся, микро-государства грызутся. Даже ваш Город живёт обособленно и в принципе не очень интересуется тем, что происходит в мире, разве что в ярмарочный месяц. Несмотря на то, что вы часть России и фирман-Москва у вас на Установку и территорию имеется. В такие периоды от науки ждут сиюминутного, суетного, и, как правило, военно-прикладного. Так что серьёзных наработок того, о чём мы говорим, просто нет.

— По архивам смотреть надо, — спокойно сказал Ромка-джи, глядя теперь уже на Егора. — Начинать с простого повторения, пока это возможно. Для начала. И перенести абсолютно все обсуждения в Сеть… по типу ларинг-совещаний, но чтобы вход осуществлять просто волевым усилием. Но это уже второй этап.

— Да, — просто согласился Зия.

Он откинулся на подушки и закрыл глаза. Где-то далеко-далеко выл песчаник, досадуя на то, что не может добраться до овец. Пахло ген-кумысом. Маринка сейчас с верблюжьей фермы идёт, с подружками болтает… смеётся…

А в животе её, ещё на вид совсем плоском, вполне возможно, уже зреет маленький человечек, который запросто может оказаться способным к наукам и даже, шайтан всё побери, гениальным… но при таком даре — окажется он так далеко…

— А они не изобретут ментальных карачи? — вдруг испугался Егор.

— Всё может быть, — сказал Зия. — Но с чего-то мы должны начинать? Да, наши предки, сами того не желая, оставили нам кучу дерьма. Но разгребать её всё-таки надо…

— Есть ещё и третий этап, — тихо, вроде как про себя, сказал Ромка-джи, — мысленные эксперименты с использованием всей мощи математического аппарата. Зачем вам было запускать нанороботов в поля радиации, когда можно попробовать просто рассчитать все варианты возможных полезных мутаций и напрямую, через сеть дать программу московским заводским компам на нужные режимы…

— Сложно, но возможно, — Зия с удовольствием посмотрел на Ромку-джи. — Огромные массивы данных, триллионы комбинаций. Но можно и объединить ментальные усилия, разбив проблему на блоки. Сиди и думай хором! Думай хором… звучит непривычно, — улыбнулся Зия и открыл глаза. — Ну, что, ударим по ген-кумысу, милые мои учёные дикарята? Выпьем-ка мы за то, чтобы наши усилия не пропали даром!

— Ерунда всё это, — сказал вдруг Егор и сам себе удивился. — Если вы уж самого себя в Сеть запустить хотите, то надо пытаться хотя бы поговорить с ними. Как живут, чем дышат узнать.

Настала длинная пауза. Ромка-джи теребил ремень калаша, поставленного рядом с постелью Зии. Зия с закрытыми глазами лежал, снова откинувшись на подушки.

— Ну, вот ты и сам сказал это, Егор, — тихо произнёс он. — Если даже ты понял это, прирождённый воин пустыни, то и другие понимают. Но, вот, поймут ли они? Они, ушедшие так далеко… и всё же находящиеся так близко. Савва считал, что не захотят…

В первый раз за всё это время Ромка-джи отправился его проводить. Они прошли немного, и Ромка-джи попросил Егора на минутку остановиться, достал свой комп и что-то проверил.

— Нет вокруг «комаров», — внезапно сказал он.

— Как это нет? — удивился Егор.

— В смысле, за нами не увязался ни один, — шёпотом сказал Ромка-джи, и Егору отчего-то стало тревожно. — Ты чего? — спросил он, сам невольно переходя на шёпот.

— Пойдём, посидим немного на детской площадке?

— Ну… давай! — и Егор свернул с другом к тенту, под которым в не очень жаркие дни веселилась ребятня под присмотром двух дежурных женщин.

— Знаешь, Егор, — сказал Ромка-джи, когда они уселись на отполированный детскими задами валун-горку. — О чём мы сейчас говорим с Зией, так хоть ларинги вживлённые удаляй. Мало ли…

— Это ты зря, — неуверенно сказал Егор. — Кто тебя прослушает? Карачи? Так у нас пока дальше разговоров никуда дело не идёт.

— А знаешь, кто владеет нашими сегментами сети? Куда староста Володя оплату шлёт?

— Ну… счёт единый, для всех…

— То-то и оно, Егор. Клан президента-эмира! Поэтому, кстати, комбинат-мастер так и не любит Сетью пользоваться. А с другой стороны, Сеть Россию стягивает в более или менее единое.

— Ага… — протянул Егор, совершенно не понимая, к чему клонит Ромка-джи.

— Вот и получается, Егор, что мы все меж двух тормозящих систем живём. Ни демонам мы неинтересны, ни самому могущественному клану. Всех всё в мире устраивает! Об этом и Савва говорил.

— А тебя, значит, это не устраивает?

— А знаешь, каких именно нанороботов Савва с Зией хотели в радиационные поля запустить? — не слушая его, продолжал Ромка-джи, и, не дождавшись ответа, прошептал. — Ни тот, ни другой мне так об этом и не сказали.

— Так это же ясно, — недоумённо сказал Егор. — Так тебе Святая Академия Наук и поделилась своими планами. На, мол, уважаемый Роман-джи, владей! Может, чего путного подскажешь или новое провернёшь. Слушай, друг ты мой контуженный, давай завтра об этом поговорим? Утро вечера мудренее, об этом ещё Старые Люди знали.

— Эх, Егорка… — вздохнул Ромка-джи. — Тайны, секреты, политика… я разобраться хочу! Вроде, все кубики у меня в руках есть, а понять, что к чему — не могу пока.

Егор невольно отметил для себя это «пока». Дотошный у него друг, въедливый к наукам, это точно! С самого младенчества такой, когда забрала его Мама-Галя с рук израненного человека, его отца, и взяла к себе — выходить, выкормить, человеком сделать.

— Пошли, Егор, — внезапно спрыгнул с камня Ромка-джи. — Рано или поздно я до этого додумаюсь.

— Какие наши годы?! — согласился Егор. — Пошли! А то и к нам загляни. Посидим у нас с полчаса, раз уж не спится. Лильке позвоним, разбудим её, если спит, — толкнул Егор локтем заулыбавшегося друга.

— Нет, Егорка, я домой. Маринке привет передавай, ладно?

— Непременно!

— А здоровенная штука — мир, правда Егорка?

— И не говори. По карте глянуть, так мы едва-едва из дома нос высунули.

— Ты тоже смотрел?

— Ага. Россия во-о-он какая! Мы по ней полшажка сделали, да и то по окраине… а ты, понимаешь ли, к выводам уже прийти хочешь!

— Двинуть бы тебя по шее, Егор, за такие упрёки! — сказал развеселившийся Ромка-джи.

Попрощавшись с другом, Егор завернул по пути за калашом. В следующий дозор они пойдут втроём. Староста Володя разрешил помимо Ромки-джи ещё и Маринку взять. Пусть учится, да и уже приобретённые навыки отрабатывает.

Придёт время — и Лилия с ними. Вначале втроём, потом с Егором, а потом и с Ромкой-джи в постоянной паре. Камеры камерами, но есть ещё несколько сложных секторов, особенно тот, где блестят на солнце шлифованные песком и не ржавеющие бесчисленные рельсы огромной узловой станции Старых Людей. Так, по рельсам, топ-топ-топ… и дойдёшь до Комбината, где ковыляет сейчас по своим стальным, бетонным и пластиковым норам гнусный старикашка, железный комбинат-имам-мастер.

Надо чистить калаш. И вообще, держать его теперь дома — он давно стал именным, а Егор его всё ещё по привычке в дежурном шкафчике оставляет.

Егор шагал один в темноте по петляющей, привычной с детства, дорожке и думал обо всём… и ни о чём особенном. Разберёмся? Разберёмся, если надо! Жизнь сложна? Может быть, не спорю! Вот, например, Зия говорил, в Москве который год в моде держится новый культ, в котором годовалых детей специально относят к карачи. Карачи-культ. И если те не забирают ребёнка — все поют и пляшут. Мол, — ура! — считай, крещён, очищен и право на жизнь среди людей получил, как равный.

— Не-е-т, — громко протянул Егор, — нет, это уж хрен вам!

Калаш привычно оттягивал плечо. Сам того не замечая, Егор держал его в дозорном положении — приклад у правого плеча, ствол вниз, палец у курка…

«А вдруг сыночку нашему будет там, у демонов, намного лучше, чем здесь, в пустыне?» — тихо-тихо прошелестел голос Маринки.

«Мы не сделаем вам ничего плохого! Вашему ребёнку ничего не угрожает!» — тотчас воззвали карачи из другого уголка памяти.

«Нет, любимая моя девочка, — ответил ей Егор, — нет. Не отдам!»

Это — мой — сын!

КОНЕЦ

Оглавление

Александр УРАЛОВ (ХУСНУЛЛИН) ДОЛГИЙ ДОЗОР

Реклама на сайте