«Путь к Перевалу»

И одноглазый поводырь со мной стекался в ад,

но смерть не приняла меня, не впавшего во грех,

и по великому пути прошел я дальше всех…

Р. Говард

А жизнь продолжалась — как вечный вопрос,

Все тот же вопрос без ответа

Э. Р. Транк

Глава 1. СТАРОСТА РОГВОЛД, СЫН СТАРОСТЫ ДУБОСВЯТА

Частокол еще держался. Обугленные столбы мерцали искрами угольков, казалось — еще удар, и они рухнут на землю грудой пепла. Но стена щитов варягов опять откатывалась обратно, к драккарам. Еще вчера ярлу Свену дело казалось простым: поселок глупых русов, воинов нет, охотников — десяток, остальные не в счет. Кто знал, что накануне дружинники наведались. Три десятка против шестнадцати, впрочем, теперь — неполных два против двенадцати, и всех пятерых берсеркеров положить ухитрились. Верно говорят: на руса, как на медведя — впятером идти надо. Теперь ярлу Свену весь его опыт говорил одно: пора отходить…

Но легко сказать отходить: две зимы назад высадились на краю земли русов, договорились с местными старейшинами, дали богатые дары.

Те поверили, что, мол, мирные нортунги, а не отчаянные гордецы свей, не бешеные даны. Сильны русы, сильны и глупы. Какой же дан скажет, что он дан. А за две зимы обжились на новом месте — рядом русы жили, так на них свей с моря напали, вырезали всех. Мы, мол, помочь русам бросились, а свей на драккары — и иши ветра в море. Русы опять поверили, помогли со строительством. Поставили срубы, укрепились, драккары новые построили, родичам весть послали.

Уже не восемь десятков воинов, а двадцать стало под началом у седовласого ярла. У русов земли на всех хватит. Мудр ярл Свен, мудр да удачлив. Удача терпеливых любит. Помеха одна была — русы рядом, носы суют: зачем, мол, мирным нортунгам драккары новые строить, а? С кем воевать, куда плавать? Пришлось и этих под корень. О Вотан, если б не дружинники-русы, если б не проклятый обоерукий предводитель дружинников, лично отправивший в Валхалу троих берсеркеров, — и солнце, встающее за спиной русов и ослепляющее лучников ярла, видело бы лишь трупы русов. Все бы хорошо сложилось: опять свей с моря пришли, напали, пожгли, всех перебили. Потом добрые нортунги на помощь друзьям русам пришли, своих воев не пожалели.

А вот теперь — все. Отступишь — конец привольной жизни. Дружинники, что живы остались, сразу к своему конунгу помчатся. А силы против всей дружины конунга Яромира не хватит. Значит, или бросай дома и все нажитое, плыви куда подальше, или губи русов всех, до последнего человека. И главное — НЕ ОДИН НЕ ДОЛЖЕН УЙТИ! Конунг русов Яромир не простит крови своих.

Раненых грузили на драккары, вновь вставал строй. Гневный ропот уцелевших будет потом. А сейчас ярл готовил своих воинов к очередному приступу. И боги войны, радуясь, смотрели с небес на ощетинившихся холодным железом северян. Радушно примет Один в своих чертогах новые души погибших с оружием в руках. Многие из данов падут под мечами дружинников-русов.

Ярл поднял руку к небу, беззвучно помянув богов, взревели рога, и строй варягов двинулся к городищу. Пусть велико ратное мастерство горстки дружинников-русов, пусть от их мечей падут многие, но городище Всхолье будет стерто с лица земли. Ничего не узнает конунг Яромир о судьбах своих дружинников и жителях городища. Ровным шагом, выстроив стену щитов, даны двинулись на новый приступ.

Княжий десятник Путята прополоскал рот водой и сплюнул в пыль.

— Это не нортунги, это — ДАНЫ! Понял, староста?

Рогволд привычно оглянулся в поисках отца, помянул его и выдохнул: — Понял. Скажи, как ты узнал? Путята хмыкнул и степенно ответил: — Стальные личины, ярл сзади воинов, и при отходе добили своих же раненых. Не вынесли с поля, а добили. И главное — я ярла выкликал. У свеев ярлу на двобой не выйти — позор великий. Это даны, точно.

Рогволд оправил оперение на стреле, вложил ее в колчан и встал с бревна.

— Одного я не пойму — им бы добить нас надо. Частокол — ткни его посильнее, он и рухнет. А так светлый князь Яромир узнает, дружину соберет и всех их казнит. Чего они медлят, не пойму?

— Не так все просто, староста. Им нас добить еще десятка четыре, а то и пять станет. Даны хоть и бешеные, а кровь лить любят только чужую. Не простят они ярлу. Хотя ты и прав: Свен в угол сам себя загнал. Видно, не знал, что у бати твоего гости по княжьему делу. Сейчас небось локти себе грызет: куда ни кинь, а везде клин. Посему так условимся: собирай баб, детей да мужиков уцелевших — и к лесу, через поля На вас попробуют кинуться — мы сбоку ударим, а вы успеете дойти до леса. На нас в лоб ударят — тоже дойдете. Действуй!

Рогволд кивнул и пошел скликать народ. Еще вчера он был лучшим охотником, и когда думал о том, что будет дальше, не мог представить себя иным. Его отец, староста Дубосвят, не раз говорил сыну, мол, двадцать шестой годок пошел, пора семью заводить, девки заглядываются Посмотри на себя — косая сажень в плечах, с медведем борешься, любая пойдет. Рогволд в ответ улыбался жена — не медведь, чего с ней бороться. Но отец продолжал твердить свое женись, остепенись, я стар, на покой пора, после меня кому ж еще старостой быть. Тебе пора о людях думать, а нам с матерью внуков нянчить. После таких разговоров Рогволд уходил на берег реки. Так было и вчера. Это он заметил драккары, беззвучно шедшие под парусами. Заметил, но не сразу помчался в деревню…

И тут Рогволда охватил стыд, жгучий стыд. И стало ясно: это его вина, его. И долг только его. А долги надо платить…

Собрав сельчан, он тихо сказал: — Отходите к лесу, скарб, скотину, птицу — не брать. И быстро. Хват, пойдешь за старшего.

Молчаливый Хват, сын тетки Сычихи, хлопец семнадцати лет, коротко кивнул, понял, мол.

Поклонившись народу в пояс, Рогволд повернулся и пошел к дружинникам. Поравнявшись с Путятой, он достал охотничий нож и окликнул воеводу: — Эй, почтенный Путята! Мы вместе съедим печень врага?!

С этими словами он полоснул себя ножом между костяшками среднего и безымянного пальцев левой руки, взглядом ловя взгляд Путяты. Воевода обнажил меч, рассек себе руку там же, где и сын старосты, протянул ему: — Вместе, побратим. Или пусть врагов разорвет от ярости нашей.

— Воевода! — вскрикнул с частокола Ярополк, младший дружинник. — Воевода, еще драккар!

И в это время с опушки раздался отчаянный крик: — Варяги в лесу!

— Они не могли обойти нас, но ждали помощи, — устало выдохнул Путята.

— Теперь понятно, почему они медлили, — выдохнул Добрыня, старший дружинник, — теперь только на прорыв через лес, и пусть боги помогут одному из нас добраться живым до князя. Он должен знать.

Путята отложил меч и сорвал с себя кольчугу.

— Доспех долой! Прорываемся к реке. Добрыня, ты знаешь, сколько данов в лесу? Я — нет! Все прорываемся к реке и вплавь на тот берег! И быстро, пока они не соединились! Рогволд, бросишь лук на берегу, по пути прикроешь стрелами…

Рогволд в оцепенении смотрел, как дружинники строились в клин для прорыва. А сзади из леса выходили все новые варяги, выстраивали стену щитов. Впереди шел совсем юный воин без шлема и меча. Русые, длинные, вьющиеся волосы, короткая юношеская бородка. Глазом лучника сын старосты видел его как будто совсем рядом. Волос не просто русый, пряди волос надо лбом седые, а лицом — юнец юнцом. Руки юнца были подняты ладонями к небу, губы напряженно шевелились. И от этого шепота по спинам дружинников пробежала дрожь. Рогволд прыгнул к частоколу, и с тетивы его лука одна за другой сорвались две стрелы.

Но тут шепот юнца перешел в вой, над ладонями вспыхнуло черное пламя, и стрелы бессильно вспыхнули в полете. Частокол вздрогнул и обрушился, в падении превращаясь в груду серого праха. С пылающих ладоней черным, невозможным огнем сорвались вихри смерча. В считанные секунды смерчи накрыли приготовившихся к прорыву дружинников, заставляя тела молодых сильных воинов рассыпаться могильным прахом. И на безумную картину последним штрихом лег раскатистый хохот юнца в черном доспехе…

Рогволд впоследствии и сам не мог объяснить себе, какая сила сохранила его, бросив тело в отчаянный бег к обрыву реки. Он не видел, как строй мертвецов, закованных в вороненую сталь, прошел сквозь прах частокола. Как из могильного праха дружинников поднялись новые воины в доспехе вороненой стали. И как, пройдя сквозь городище, смерчи накрыли стену щитов данов. Как ярл Свен, поняв свою участь, в последний миг успел пронзить свое сердце мечом, прошептав: «О Один!»И как юнец, подняв жезл из костей руки, прокричал: «ТЫ НЕ УЙДЕШЬ!»

Всего этого сын старосты не видел, борясь с подводным течением и позволяя себе легкий вдох спустя вечность нырка. В шесть нырков, боясь стрелы врага, пересек он реку, и река не выдала своего сына, Рогволда, сына Дубосвята, последнего старосты городища Всхолье. Отфыркиваясь, как бобер, он пересек камыши и устремился в лес…

Глава 2. КРОВЬ НА ПОЛЯНЕ ВОЛХВОВ

Звериными тропами пробирался Рогволд на закат. Пробирался, ибо его бег уже нельзя было назвать бегом. Ноги заплетались, воздух с хрипом рвался из груди. Те три дня, пройденные по буреломам, превратили почти новые рубаху и порты в жалкие лохмотья. Только сапоги еще держались. К вечеру второго дня он почуял погоню. Спать в ту ночь не пришлось, и теперь он кружил, сбивая со следа, торопливо схватывал на бегу ягоды. В одну из ночевок на дереве нашел гнездо с яйцами иволги. Рогволд похудел, осунулся, напоминал загнанного волка и, по-волчьи припадая, пил воду из лесных ручьев.

После гибели дружинников он был единственным, кто знал о данах и странном войске в доспехах из черной стали. По ночам ему снилось лицо русоволосого, и он слышал его смех. Сын старосты знал: его долг рассказать об этом князю Яромиру и умереть, отомстив за родных и побратима Путяту.

К вечеру десятого дня он вышел к Поляне Волхвов. Поляна эта слыла не лучшим местом для прогулок, но выбирать не приходилось. Непроходимые буреломы вековечного леса окружали ее, и единственная тропа проходила через поляну.

Выйдя на поляну, Рогволд замер. Да и как было не замереть: на травяной зелени священного места расплывались бурые пятна. Кровь! Спокон веков здесь было место мира, волхвы крови не проливают, на войну не ходят, даже мяса не едят…

Пройдя чуть дальше, сын старосты заметил труп. Здоровый, рослый молодец с холеной черной бородой. Убитый был одет в васильковую шелковую рубаху, черные кожаные порты и мягкие сафьяновые сапожки. Сжимая в волосатой лапе рукоять сабли, он привольно раскинулся на траве. Его череп был разрублен, правый глаз не мигая смотрел в небо из лужицы черной, запекшейся крови. Рядом с телом лежало отрубленное ухо с крупной золотой серьгой. Чуть дальше лежали еще три крепко сбитых бородача, над которыми деловито жужжали мухи. Склонившись над трупом, беглец прикинул, что мужик был убит прошлой ночью.

Сзади тихонько треснула ветка. Сжавшись в комок, Рогволд медленно обернулся, правой рукой нашаривая в траве тяжелый сук, жалея, что не догадался взять саблю у убитого бородача. Прямо на него смотрела кошмарная харя: зеленая кожа, рыжие, прямые, жесткие волосы или шерсть на голове и остроконечных ушах, подбородок срезан, глаза раскосые, зрачки красным отсвечивают, клыки, как у матерого кабана-секача, лобик скошенный, низенький. На шее и лапах кожа покрыта мелкой чешуей.

И главное — в когтистой лапе или руке зажат длинный, изогнутый, непривычный меч. Ростом этот вояка достигал середины груди Рогволда. В плечах зеленый был не уже, а то и немного шире, чем рус, и клинок в длинных, достигающих колена руках держал умело, уверенно. Одет неведомый пришелец был в бурое тряпье, опоясанное проклепанным кожаным поясом. Очевидно, тряпье заменяло ему нормальную одежку. Заплечный мешок, ножны и фляга на поясе дополняли снаряжение странного лесного жителя. Заметив, что его присутствие обнаружено, существо, полусогнув ноги (или лапы), мягко двинулось к Рогволду.

Со стороны это смотрелось вроде бы смешно, но Рогволд знал, что таким же образом перемещались в бою дружинники князя, и смешного в этом было немного.

Не доходя до него пяти шагов, существо заговорило: — Ты кто есть, однако? Твоя зачем приходить, травка-полянка топтать? Тута волхва добрая живут-поживают, а твоя чего надо? Ты отвечать или моя твоя обижать, больна делать…

Рогволд непроизвольно улыбнулся, словно на мгновение вернулся на две недели назад, улыбнулся, словно вспоминая, как это — улыбаться.

— Зовусь я Рогволд, сын Дубосвята, старосты городища Всхолье. А ты кто таков будешь, уж не северный ли олень?

Похоже, зеленокожий обиделся: — Сама твоя оленя, однако… Тут вчера шутника уже приходила: Кудеяр-атаман и ребята дюжина. Добрая волхва грабить-обижать хотела. Не дошла. Теперь не хотела, совсем ничего не хотела. Совсем мертвый стала. Урук — великий воин. Урук их всех убивай… Твоя совсем плохой, однако. — С этими словами существо бросило Рогволду свой заплечный мешок.

Развязав завязки, сын старосты обнаружил ленту вяленого мяса, лепешку и баклажку с пивом. С трудом сдерживая себя, рус набросился на еду. Насытившись, Рогволд положил баклажку обратно, бросил котомку зеленому и учтиво сказал: — Благодарю тебя, добрый э… Урук.

В ответ Урук довольно ухмыльнулся, сверкнув такими зубками, что повеселевший Рогволд призадумался: правильно ли он поступил, съев мясо. Уж не Кудеяром ли атаманом перекусить довелось?.. Рогволд мысленно усмехнулся.

Тем временем Урук закинул опустевшую котомку за плечи и сказал:

— Моя тебя к добрый волхва вести. Они тебе помогай. Будет твоя волхва обижать — моя тебя убить. Волхва меня ругать будет. Но потом, когда твоя падаль будет. Твоя вперед идти. Моя сзади идти, говорить, куда идти. Твоя поняла?

— Поняла, поняла, пошли уж, — проворчал Рогволд, вставая на ноющие, сбитые в кровь ноги.

— Моя не Уж. Моя Урук! Прямо ходи, потом лево ходи…

Они пропетляли по лесу до заката. Рогволд уже давно понял, что все это время его водят кругами. И только когда сумерки сменились глубокой ночью, Урук бросил ему тряпку: — Теперь твоя глаза завязать и крутиться вокруг себя, потом остановиться. Моя темнота все видеть, плохо глаза вязать — нехорошо будет. Твоя лес хорошо знать, теперь дорога не видеть.

С завязанными глазами Рогволд еле брел. Урук дорогу говорил так: — Твоя идти десять шагов право, там корня большая… Ха! Опять твоя падать. Неуклюжий ты есть. Ха!

Только за полночь Рогволд почувствовал кожей ветерок и понял, что они вышли из леса и стоят на поляне. Послышался хриплый голос зеленокожего: — Теперь тряпка-повязка снимать.

Развязав повязку, сын старосты увидел в глубине поляны старца в белом одеянии и яркий костер.

Резко пахнуло хвоей, разнотравьем и странным пряным запахом. Костер горел ровным бело-синим пламенем и почти не давал дыма. Даже стоя на краю поляны, рус почувствовал сильный жар. Сделав десяток шагов, сын старосты приблизился к волхву, казавшемуся сияющим изваянием. Он видел черты старца, будто высеченные из камня. Длинная седая борода волной лежала на груди. От волхва веяло мощью и спокойствием.

И странно — с каждым шагом проходила боль в израненном теле, но наваливалась сонная одурь. На мгновение Рогволду показалось, что он вернулся домой, в детство. Набегавшись всласть, прийти вечером, не чуя ног, заснуть и видеть сладкие, яркие сны. А завтра будет новый радостный день. Ноги Рогводда подкосились, и кулем он рухнул в мягкую траву…

И был новый день. Проснувшись от запаха свежего хлеба, Рогволд долго лежал в блаженном полусне. События последних двух недель стали казаться сном. Даже нестерпимое чувство вины притупилось. Теперь он четко понимал, что они с Путятой были правы, отправляя земляков в лес. А что чародей-убийца встретил их там, так то не их вина. Даны бы их точно не настигли. Одна лишь вина была — драккары на реке, да и та уже не тянула ни в омут, ни в петлю. Вина звала в дорогу. И было ясно, что дорога будет дальней.

Тело Рогволда было наполнено новой силой, как будто и не было двухнедельной погони-бегства, как будто родился заново в эту ночь. Исчез судорожный, парализующий страх. Рогволд теперь мог представить себе лицо русоволосого во всех подробностях, до последней черточки, но отчего-то было ясно, что во сне он его больше не увидит. Кошмары, иссушавшие его душу во время пути, стали смутными снами.

Рогволд открыл глаза, потянулся и, рывком бросив ноги вперед, вскочил. Вчерашний провожатый сидел на бревнышке неподалеку и с интересом наблюдал за ним.

— Твоя спать хорошо умеет. Крепко. Моя третий день на охоту не ходить. Храпеть твоя громко, все зверушки вокруг разбежаться далеко-далеко. Третий день уже пошла. Зверушки все бегут, стать боятся. Урук так не умеет.

— Три дня?! Я три дня спал? Урюк, ты путаешь!

— Сам ты урюк, папа твой урюк, дэдушка твой урюк был! Моя Урук-Хей зовут. Или просто Урук. А спать три дня тебя волхв Светлояр лечил Моя помогай. Хорошо волхв лечил.

— Не сердись Имя-то сложное Откуда ты? Мы про таких людей и не слыхивали! Купчина заезжий говорил, мол, совсем черные люди есть Но про таких…

— Заладил — люди, люди. Моя не люди, моя Урук. Понял, да? Моя великий волхв Светозар за Перевал Странников подбирай, сюда привози.

Три года назад. Моя Светлояр тоже лечил Моя, когда сюда попадал, совсем падаль был Понял, да?!

— Погоди, Перевал Странников? Никогда не слышал. И про Уруков не слыхивал. Три года назад? Чего же домой не возвращаешься?

— Теперь дом здесь, моя волхвам служить, сам назад не хотеть. Урук не слышать, верю. Люди нас орки называть. Твоя волхв Светлояр говорить хочет, дело ecть. Пошли.

Урук поднялся с бревнышка и заковылял вперед, сделав знак рукой — за мной, мол, иди. Рогволд легкой, бесшумной рысью охотника двинулся следом. Провожатый был странным. Это еще мягко сказано — странным…

Руки у Урука длинные, чуть до колен не достают, пальцы с когтями, как есть зверь, правда, одет в какое-то тряпье. С левой стороны кожаного пояса кривой меч пристегнут, с правой стороны такой же короткий кинжал. Поверх зеленый плащ с грязными болотными разводами. На плащик наброшена перевязь с колчаном, полным стрел с серым оперением — не иначе, из дикого гуся. Странно, но лук отсутствовал…

Если бы не одежда и неправильная речь, Рогволд, встретив его в лесу рядом с родным городищем, не раздумывая, стрелял бы. Дикое чудище, да и только.

Оправив лохмотья, в которые превратилась добротная рубаха, и заправив в сапоги уцелевшие клочья от портков, Рогволд поравнялся с Уруком и пошел рядом. Они шагали по большой поляне. Исполинские сосны окружали ее. Впереди был виден величественный дуб, затенявший своей кроной добрую треть поляны. В этой тени одиноко высился деревянный частокол. Только подойдя ближе, Рогволд понял, что частокол в три его роста. На его остриях бледнели черепа зверей. Впереди стояли два каменных столба, ограждающих вход высотой немного ниже сына старосты. На верхушке каждого из них лежал человеческий череп с сияющими самоцветами в глазницах. Между столбами горел небольшой костерок, за которым виднелся кусок ствола исполинского дуба. Человек и орк подошли к костру…

Прямо за костром стоял давешний волхв.

— Я приветствую почтенного Светлояра, — обратился к нему Рогволд, — и благодарю за помощь и лечение. Если в моих силах оказать любую услугу премудрому волхву, то я…

— Не стоит благодарности, я рад видеть почтенного старосту Рогволда, сына старосты Дубосвята, — медленно проговорил старец. Голос у волхва, в противоположность облику, оказался молодой, сочный. — Я рад видеть доблестного Урука. Пройдите сквозь священное пламя, дабы очистить помыслы перед беседой. — Сказав это, волхв отступил на два шага назад.

Поклонившись Светлояру, Рогволд шагнул через пламя, за ним через пламя перемахнул и Урук. В следующий миг маленький костерок полыхнул ярчайшей вспышкой. Обернувшись, сын старосты увидел раскаленную стену ревущего сине-белого пламени, наглухо перекрывшего вход Старец улыбнулся орку и человеку: — После того как на Поляне Волхвов пролилась кровь, пришлось принять некоторые меры. Проходите, присаживайтесь, разговор будет долгим. Прежде всего я должен объясниться с почтенным Уруком, — продолжал Светлояр. — Третьего дня я выразил недовольство из-за его ссоры с разбойниками. Я был уверен, что это обычные тати с большой дороги. Урук, ты привел ко мне двоих раненых. Я попробовал исцелить их раны. Но мне это не удалось. Стоило мне прикоснуться к их ранам, как разбойники умерли. Мне удалось выяснить, что на них наложены необычайно искусные чары. Такие чары накладывали только маги Черного Вихря, уничтоженного около трех тысяч лет назад. Но это еще не все. Во время лечения почтенного Рогволда я обнаружил, что на него наложены подобные чары. Мне пришлось просмотреть вашу память, уважаемый, — обратился волхв к Рогволду, — и я ужаснулся. Неведомый колдун проклял вас, и безумие уже настигало вас. Еще два или три дня — и я бы не смог помочь: навеянные чарами чувство вины и отчаяние заставили бы вас покончить с собой.

Черные Вихри же, обратившие в прах и поглотившие души Путяты и его воинов, — одно из самых известных заклинаний черных чародеев. Мне удалось снять чары, сводящие вас с ума, Но против Черного Вихря бессилен даже я. Кто-то снял цепи с проклятого прошлого, возможно, призвав дух одного из некромантов, Владык Черного Вихря. Из ныне живущих волхвов только почтенный волхв Светозар может противостоять этим чарам. Я отправил ему весть, и он откликнулся. Светозар просит почтенного Рогволда направиться к нему.

Светлояр вздохнул и продолжил уже спокойней: — Князь Яромир ведает о лихом деле данов, я направил к нему почтового сокола. Но дружина не может выступить в поход, пока нет щита против магии некромантов, союзников данов.

Рогволд решился перебить волхва: — Почтенный Светлояр, я согласен отправиться к почтенному Светозару, но мне не хотелось бы идти с завязанными глазами. Я дал клятву отомстить за своих земляков, и я отомщу.

Волхв посмотрел в глаза старосты долгим взглядом. Пауза тянулась нескончаемо, наконец он медленно наклонил голову: — Да будет так! Я знаю, что ты не прислужник некромантов, я видел твою память, а если я обманулся, то священный огонь у входа уничтожил бы тебя. Я наложу на тебя заклятье. Оно поможет тебе одолеть колдовство в пути, а если враги схватят тебя, ты умрешь, но не скажешь ничего. Скажи, ты согласен на это? —

— Я не меняю своего решения, — гордо ответил Рогволд.

— Да будет так! Да будет так! Да будет так — Трижды склонил свою голову волхв Светлояр. — Ты выбрал свой пугь, витязь.

— Я не витязь, я староста и сын старосты, — улыбнулся Рогволд невеселой улыбкой. — И я пройду по пути до конца, каким бы он ни был. Я благодарю тебя за то, что даже своей смертью я не смогу помочь врагам Накладывай чары, мудрый Светлояр.

— Хорошо, я сделаю это, но прежде дослушай меня до конца. Сообщение от Светозара оборвалось на полуслове. Я боюсь, что с мудрейшим из нас случилась беда. Сам я не могу покинуть священное место. Тебе нужно спешить.

Во время рассказа волхва Урук сидел неподвижно, но стоило Светлояру поведать о возможной беде с мудрым волхвом Светозаром, как орк скрипнул зубами. Урук внешне казался спокойным, но Рогволд понял, что странный житель Поляны Волхвов в ярости. И когда Светлояр умолк, в святилище раздался хриплый голос Урука. Орк почти рычал, раскосые глаза светились недобрым огнем.

— К Светозару моя тоже ходи-броди, он меня спасай, моя не бросай, когда Светозар подыхай Рогволда охотника, без бойца в дорога совсем пропадай. Моя с ним идти. Моя ятаган сам Горбатый Снага учил.

Похоже, волхв не был удиваен заявлением орка Он продолжил речь, обращаясь к Рогволду — Староста, дорога опасна и длинна, я использую чары, дабы помочь вам оказаться у жилища Светозара Я не смогу вам помочь только в одном — в оружии. У меня его нет. Я дам тебе новую одежду и кроме чар быстрой смерти наложу на вас обоих чары речи. В дороге вы сможете понимать речь всех, кого вы встретите. Но вот с оружием…

— Тут моя помочь может, — перебил волхва Урук. — Это рядом есть, полдня пути, однако. Когда моя Кудеяра-атамана с его ребята встретил и убил, так те ребята, что моя к мудрому Светлояру повел, откупиться хотел. Где их логово, подробно они моя говорил. Они моя пугаться крепко-крепко, говорили: не ешь нас, Урука. Мы все тебе расскажем. Моя им говорил, что их мясо сладкий, вкусный. Они поверили. Совсем глупые. Их мясо псиной пахнет. Простого не знают. С тобой туда пойдем. Там всего много.

Рогволд вспомнил свою мысль про закуску из атамана и схохмил Уруку.

— Наверное, говорил, что атамана и сам ел, и жена суп варила, и братва трескала, и кабанчику тоже досталось?

Казалось, стены святилища рухнут от хохота Великий и премудрый волхв Светлояр, напоминавший величественную скалу, смеялся. Смеялся заливисто, открыто, как ребенок, левой рукой смахивая слезы с глаз И своим визгливым хохотком вторил ему Урук

Отсмеявшись, волхв повторно смахнул слезы и зорко глянул на Рогволда.

— Ух, потешил. Мясо есть мясо. Сам понял, чем тебя Урук накормил, ал и он тебе сказал?

Сын старосты почувствовал, как к горлу подкатывается тошнота, однако, бросив взгляд на орка, понял, что тот смертельно обижен. И тут волхв захохотал повторно. При этом он махнул руками обоим, мол, не обижайтесь, шутка. Рогволд вздохнул, тошнота отступила, и он покосился на Светлояра: м-да, веселый волхв, а ведь по виду и не скажешь.

Смех замер. Светлояр поднялся с деревянного чурбачка, и Рогволд поразился: минуту назад веселящийся и хохочущий старик стал горой мощи. От волхва веяло древней, нечеловеческой силой. Казалось, что мир ему — подстилка под ногами и что ему век — мгновение Лик Светлояра сиял мудростью, и только на самом дне зеленых глаз плясали и гасли последние смешинки Казалось, нет силы, способной выстоять против него, но староста теперь знал: она есть.

Эта сила одним мановением рук с черным пламенем смела его дом, уничтожила весь его род. Последний староста городища Всхолье поднялся навстречу волхву, полный своей силой, готовый бросить вызов врагу. Рядом с ним стоял

Урук-Хей. И ни человек, ни орк не знали, куда приведет их дорога.

Глава 3. БОЙ СВЕТЛОЯРА

Дорога к логову разбойников заняла остаток дня. Только когда солнце скрылось за лесом, Рогволд с Уруком подошли к избушке. Дерево сруба почернело от времени, мох разросся по стенам и кровле. Но рубленная не из сосны, а из дуба изба стояла еще крепко.

В зарослях густого папоротника скрывалась узкая тропинка. Найдя ее, Урук бросил Рогволду: — Моя впереди пойду. Пять шагов сзади иди. И с тропы ни ногой. Ловушка здесь есть. Тать говорил о папоротнике. Глаза злой были.

Тропинка изрядно петляла, и когда на очередном повороте Рогволд проверил жердью землю рядом с тропинкой, земля, а точнее плетенка из тонких прутьев, присыпанная прошлогодней листвой и мхом, провалилась. Стала видна глубокая яма с заботливо врытыми копьями на дне. Наконечники успели заржаветь, но не затупиться. Урук задумчиво цокнул языком.

Подойдя к избе, он уже было протянул лапу к двери, но замер, рус положил ему руку на плечо и коротко бросил; — В сторону, к стенке стань, я дверь жердиной проверю.

Предосторожность оказалась не напрасной. Дверь распахнулась, тонко тренькнула тетива самострела. Стрела с утяжеленным наконечником, насквозь прошивающая ратника в полной броне, с визгом рассекая воздух, скрылась в черноте ночного леса.

Урук одобрительно покачал головой: — Чего удумали, однако.

— Понятное дело, что удумали, — Рогволд хмыкнул. — Они ж охотники. Только на людей. А западне все одно — зверь, человек… Пошли, не стой на пороге.

В логове разбойников Рогволду в нос шибануло запахом браги, портянок и тяжелого мужского пота. Казалось, лихие люди не лежат перебитые в яме, рядом с Поляной Волхвов, а затаились во мраке. Сделав три глага, охотник различил поставец. Нашарив огниво, он запалил трут и поднес огонек к лучине.

В искрящем неверном свете стали видны огромный стол с грязными мисками и чарами, окруженный лавками, и контур окна, затянутого слюдой. Из глубины проступала черная, закопченная пасть печи. Рядом с печью обнаружились бутыли с брагой.

Обшарив горницу, Рогволд сказал неподвижно стоящему Уруку, напряженно что-то вынюхивающему: — Странно, но из оружия ножик для хлеба, ложек деревянных дюжина. Это если бражку не считать.

Урук прекратил работу носом, ухватил со стола не замеченный Рогволдом бутылек, выдернул пробку, понюхал и довольно оскалил клыки:

— Сонное зелье с сивухой. Для гостей, однако. Хлопнешь чарочку — и готово. Слушай, Рогволд, я чую запах стали. И не просто стали, отличной стали. Бутылек с собой захватим, пригодится в пути-то. Ты чего на меня уставился, а?

Староста-охотник был поражен. Урук заговорил абсолютно правильно: без всяких «однако», «моя»и прочего. Правильно и чисто, совсем как нормальный рус.

— Ага, надоело «твоя — моя, не понимай», — бросил он Уруку, — а придуривался-то. Ты мне вот что скажи…

Рогволд умолк на полуслове. Орк пятился к двери, выставив перед собой свой вороненый ятаган. На его лице, в его глазах, смотрящих на Рогволда, был ужас. Урук, не побоявшийся тринадцати разбойничков, здоровенных вооруженных бугаев, пятился в ужасе от безоружного охотника…

Только встав в дверях, орк смог прохрипеть: — Откуда ты взялся здесь, снага. Я не дамся тебе. Ты смог обмануть волхва, но ты проговорился, и я теперь знаю, кто ты. Ты не получишь мою голову.

Рогволд развел руками: — Урук, ты явно околдован. Объясни мне, что это все значит, какого лешего ты от меня шарахаешься? Что за снага, при чем тут я? Ты чего, с дуба упал?

Похоже было, что Урук, внимательно вслушивающийся в речь Рогволда, задумался. Пауза затянулась, и наконец орк ответил сыну старосты: — Ты прав, это чары. Ты говоришь на моем родном языке не хуже меня. Но мы не говорим: упал с дуба, мы вообще не любим лесов. И мы не поминаем леших. Они наши враги. Мы говорим: какого тролля или: а чтоб тебя эльфы покусали.

Урук убрал свой ятаган обратно в ножны и, ухмыльнувшись, шагнул навстречу Рогволду. Тот, улыбнувшись и протянув руку, также сделал шаг вперед.

Однако в следующее мгновение орк, споткнувшись, кубарем покатился по полу. Кольцо люка, скрытое до того половиком и об которое споткнулся Урук, грохнуло.

Вскочив с пола, как кошка, орк взглянул на крышку люка, на которой красовалось огромное бронзовое кольцо. Глаза Урука медленно наливались кровью, и он яростно зарычал: — Опять кольца! Везде они! Как же мне все это надоело!!!

Рык орка как будтр подтолкнул мысли Рогволда в нужном направлении, и он хлопнул себя по лбу.

— Болван! О боги! Какой же я болван! Это же волхв! Это его чары!

Урук, прекративший рычать, покосился на руса и самым невинным голосом поинтересовался:

— Ты что, только сейчас понял? Поздновато для человека-то. Тролль и тот бы понял раньше. Хотя тролли и тупые.

Сказав это, орк ухватился за кольцо в люке. Люк не шелохнулся.

Рогволд подошел к Уруку, отодвинул его в сторону и, крякнув, рванул кольцо вверх. Всей исполинской силы руса еле-еле хватило откинуть крышку подпола. Орк радостно оскалился: — Тролль, как есть настоящий тролль. Не зря говорят: что троллю здраво — Уруку смерть.

Не обращая внимания на клыкоскальство Урука, Рогволд запалил лучину и начал спускаться вниз по приставной лестнице. Спуск и лестница оказались неприятно длинными.

Они попали в длинное подземелье с высоким сводом, даже Рогволд не мог дотянуться рукой до потолка. У самой лестницы хранились припасы. На ларе с мукой Урук обнаружил связку факелов. В их свете Рогволд прикинул на глазок высоту свода, получилось около трех с половиной аршин добротной каменной кладки. Пройдя вдоль гирлянд окороков, колбас и тарани, рус и орк уперлись в деревянную, окованную железом дверь. Прошло не менее получаса, прежде чем Рогволд ее выломал. Это была оружейная.

Закончив накладывать чары, великий волхв Светлояр сидел на дубовом чурбачке и пил отвар из трав. Сил ушло немало, но волхв не мог ждать возвращения Урука с Рогволдом. Не было времени. Пусть ушло много силы, и рука с чашей горячего отвара подрагивала, но мысли были ясны и быстры.

Светлояр пытался понять главное: кто смог помешать незримой беседе великого волхва Светозара. Верховного Стража Руси, с ним, Верховным Целителем Руси?

Все шесть камней на столешнице перед ним мерцали ровным светом. Это значило, что шестеро других Верховных, в частности Светозар, живы. Но что могло случиться? Пошли уже третьи сутки, а Светозар все еще молчал. Магия Великого Древа не могла найти Верховного Волхва, да, впрочем, и любое другое живое существо, в одном случае — его нет на землях русов. Магические корни Древа пронзали не только плоть земель, они чувствовали все волхование. Если на Светозара напал посланец колдунов Круга Черного Вихря, на волю бы выплеснулись великие чары.

Рука с чашей отвара подрагивала. На миг взгляд старца замер на ней, и дрожь унялась. Светлояр задумчиво отхлебнул. Ясно было одно: боя не было. Верховный Страж земель русов Светозар покинул свои земли. Корни Древа заметили два возмущения от порталов. Одно у святилища Светозара и второе на самой окраине Руси, где леса переходят в степь. К чему это? Степь не пронзали корни Древа. «Если бы я хотел бежать, не оставляя следов, — пронеслась в голове волхва чудовищная мысль, — я бы поступил так же». Но посланец некромантов Черного Вихря не мог вынудить Светозара к бегству. Страж бы его в лепешку раскатал. Тем более Светозар был не в пути, а в своем святилище, у источника силы, обладая могучими артефактами.

Светлояр вдохнул парок, пахнущий лесом и болотными травами, и сделал глоток. Очевидно, ключ к исчезновению был в прерванном послании. Там было сказано о гибели одного из членов ордена Странников, хранителей Перевала. Перевал Странников — это граница между мирами. Может быть, через Перевал явилась новая угроза нашему миру, и Светозар, получив вести с Перевала, отправился на битву с ней? Не похоже. Странники сами в состоянии справиться с любой бедой, и не в их обычаях звать помощь из пограничных миров.

Внезапно в мозгу вспыхнула догадка. Болван, дубина четырехсотлетняя! Волхв громко хлопнул себя по лбу. ИЗБРАННЫЙ!!! Вот зачем очевидец нападения черных магов был нужен Стражу Руси! Он займет место погибшего Странника! А что до исчезновения Светозара, то нужно посоветоваться с главой ведьмаков, Вершигорой, по прозвищу Филин! Ведьмаки идут своими путями. В отличие от волхвов, ведьмаков было много, корни их сил были иные, но, как и волхвы, черных магов они не любили. Не зря говорили: «За что рысь ненавидит кошку? За то, что они похожи, но разные…»

Додумать ему не удалось. Тихий хрустальный звон пронесся под кронами леса. И когда Светлояр появился у входа в святилище, он увидел лишь догорающие брызги колдовского огня на месте портала.

Беззвучно по поляне шли воины. Ни одна пластина идеально подогнанных доспехов синего звездного металла не брякнула. Обнажив клинки, плечом к плечу, молча, без кличей, мечники приближались к святыне русов. За их спинами уже наливалась силой фигура с золотым серпом у пояса, в белом одеянии. Капюшон слегка прикрывал лицо еще молодого чернобородого человека. И над сложенными чашей ладонями ослепительно сияла шаровая молния.

«Это же друид! Но почему, ведь всегда мы жили в мире?»

Растерянность Светлояра длилась не более мига. В следующее мгновение посох волхва, прислоненный к стволу дуба, на другом краю святилища, прянул ему в руку. На землю пал иней, и под этим инеем каждая травинка на поляне, увеличившись втрое, обернулась стальными лезвиями. Шар огня, вырвавшийся из ладоней черноволосого, с грохотом ударил в частокол, но лишь легкая копоть появилась на недрогнувших стенах. Две дюжины мечников спокойно продолжили свой путь по лезвиям травы. Черноволосый друид издевательски захохотал: — Детский фокус, старичок! Умри, поганый рус!

В следующую секунду качнувшийся посох Светлояра обрушил на латников стену ветра. В трех шагах от воинов стена ветра обернулась стеной ледяных игл. Даже доспехи звездного металла, на каждый из которых можно было купить город, оказались бесполезны: иглы ветра насквозь прошивали стыки между пластинами. Первая полудюжина рухнула прямо на сталь травы.

Друид больше не смеялся. Выбросив руки вперед, он нараспев голосил заклинание. Казалось, горное эхо вторит черноволосому друиду, наполняя его голос силой и покоем гор Мощь нарастала, чтобы в следующий миг обрушиться всей силой горной лавины.

Земля содрогнулась. Каменные блоки обрушились с неба, образуя стену перед отступившими на три шага воинами. Иглы ветра впивались в камень, истончая вековой гранит, и на несколько мгновений мечники оказались в безопасности.

Эхо порвалось в клочья от клича волхва, вновь воздевшего к небу свой посох. И каменные блоки не выдержали удара, гранит разлетелся вдребезги, как разлетается от удара стеклянная чаша.

В тот самый миг, когда вздыбившаяся земля, покорная воле Светлояра, обрушила стену, погребая с собой еще троих, из ладоней друида одна за другой вырвались три шаровые молнии. Но велика была сила волшбы волхвов русов, строивших святилище. Полыхнули самоцветы из глазниц черепов, лежащих на столбах у входа в святилище, метнулись ветвистые молнии наперехват. Молнии столкнулись в центре поляны, разрывая плоть и расшвыривая в стороны клочья тел в остатках брони. Даже звездный металл не выдержал мощи столкнувшихся заклинаний.

Волхв не успевал перехватить третий шар, казалось, еще секунда — и все будет кончено. Но с гневным кличем и клекотом навстречу раскаленному шару из-за ограды метнулся сокол. Взрыв разметал обгорелые перья по всей поляне. Трое уцелевших в пламени чар латников из последних сил начали безумный танец, отбивая мечами все новые и новые молнии черепов.

Друид, закусив губу, сделал шаг назад, и над поляной раздался звон портала. Черноволосый готовился бросить своих латников, бежав с поля боя. Вся его заносчивость превратилась в леденящий утробный страх. Он еще мог сражаться, но страх победил его.

Друид не знал, что силы Светлояра, истощенные дневными чарами, давно на исходе. Скорость схватки не дала возможности волхву хоть немного восстановить свою силу.

Почти весь бой Светлояр брал силу из своего старого тела, сжигая чарами свою жизнь. Сейчас из последних сил он старался не упасть. Сердце старика глухо билось, а в глубине опустошенного мозга начинала зреть простая мысль о победе. Волхв был в шаге от нее, в одном шаге черноволосого друида в свой портал Но если этого шага не будет…

Светлояр мог продолжить бой только одним способом. Каждый волхв, как и ведьмак, носит в себе свои посмертные чары. В момент смерти, когда душа отделяется от тела, происходит выброс силы. У ведьмаков она обычно обращена на проклятие врагу. Однажды к нему пришел человек с таким проклятием. И он, Великий Целитель Руси, оказался бессилен. У волхвов же немного иначе. Своей посмертной, как называют ее ведьмаки, волхв может распорядиться, как ему угодно. Сейчас он знал, как он распорядился бы ей. Но враг бежит. Бежит?

Рухнул ниц, пораженный молнией, один из латников, через миг еще один воин мягко осел на траву. Последний, подобравший себе второй меч, еще держался, но было ясно, что час его смерти близок. Черноволосый поднял ногу, готовясь шагнуть в свой портал. Новый, сияющий звездными брызгами исполинский портач открылся на границе леса и поляны.

Пятеро седовласых друидов с золотыми серпами у пояса шагнули под кроны ночного леса. Идущий впереди, белобородый и седовласый, с черными прядями на щеках, сделал легкий жест рукой. Поляну захлестнуло не озером, не морем, а целым океаном пламени, старательно обтекающим последнего латника. Стальные стебли травы осыпались легким пеплом. С треском разлетелись вдребезги черепа. Великая пятерка во главе с самим Мерлином!

В тот же миг Светлояр понят все На душе стало легко, накатила усталость. Великий Целитель поднял руку, губы его в последний раз шевельнулись. Сердце замерло навсегда, и на траву у Великого Древа упали белоснежная хламида и сломанный посох. Спиральная молния обвилась винтом вокруг ствола и унеслась в небо, несущее грозу…

Глава 4. ТВАРЬ ИЗ ПЛЕМЕНИ КРЫСЫ

Когда орк и человек поднялись из подземелья наверх, снаружи царила глубокая ночь. Урук настоял, и Рогволд надел под войлочный подкольчужник не льняную, а шелковую рубаху. Мало того, сам сделал то же. Рогволд поинтересовался, зачем шелк, все равно не видно Хмыкнув, Урук ответил, что поймет он это день на десятый похода, если они мыться в пути не смогут. Сын старосты понял, о чем говорил орк.

— Ты о вшах?

— Конечно, они на шелке жить не могут, — пожал плечами орк.

Рогволд все больше и больше удивлялся своему спутнику. В оружейной, когда он выбирал себе лук, орк протянул ему не добрый тисовый или ореховый лук, а странный, явно заморской работы, причем склепанный из костяных пластин. И себе ухватил, только поменьше ладони на две. А когда рус заявил, что это не лук, а игрушка, предложил стрельнуть. Только когда Рогволд, ухватив мозолистыми пальцами тетиву, потянул ее на себя, он понял, какой лук предложил ему Урук. Всей силы руса еле-еле хватило натянуть тетиву. Стрела с тяжелым оголовком на две трети вошла в дубовую дверь, толщиной пальцев пять и поверх еще окованную добрым железом.

В полутьме Урук блеснул раскосым глазом: — Ха! Так ты еще и стрелять не умеешь! Смотри!

Орк наложил стрелу. Рогволд проглотил оскорбление и с интересом уставился на него: — Ты же слабее меня. Как ты стрелять собрался?

Не отвечая, Урук поднял лук на уровень груди. Зажав в лапе тетиву, с утробным хеканьем выбросил вперед сам лук, прицелился и отпустил тетиву. Стрела вонзилась в дверь в двух пальцах от стрелы Рогволда. И вошла также глубоко.

Рогволд только и смог, что поскрести в затылке. Такой стрельбы староста в жизни не видел. Тем временем Урук продолжил поучать: — Кольцо видел? — На большом пальце орка красовалось костяное кольцо с зубом. — Этим-то зубом тетиву и держишь, пока лук отталкиваешь и прицеливаешься. Перчатку ты хорошую надел, да дырки на пальце для зуба нет. Держи кольцо, когда вылезем отсюда, сам дырку сделаешь.

Точно так же Урук отнесся к попытке Рогволда выбрать себе снаряжение. Ушлый орк лихо вникал во все тонкости, гоняя руса по всей кладовой. И поучения продолжались все время.

— Так, куда ты эти латы потащил? — командовал Урук. — Две кольчуги на себя надень, и никаких панцирей. И щит бери не ростовой, тебе не в строю идти, бери легкий и за спину его закинь. Куда ты меч поволок? Ты мечом работать умеешь? Нет? Тогда топор возьми, только одноручный, вот этот подойдет…

С Рогволда сошло семь потов, пока они переворошили всю груду оружия. Шлем русской работы, с кольчужным запахом, орк, как ни странно, одобрил, заметив, что лучнику он — то, что надо. Правда, сталь горит, что твое солнце, за версту видно. Ну, ничего, найдем кузнеца, будет вороненым.

— Слушай, Урук, — Рогволд уловил логику орка по поводу оружия, и, сказать по чести, она ему не очень понравилась, — мы же берем легкие доспехи. Мы чего, прятаться будем? — Орк, возившийся с продолговатым ларцом в глубине оружейной, повернув голову, кивнул. — Но как же мы отомстим за моих земляков?

В следующий миг крышка ларца, щелкнув, соизволила открыться. Орк замер, пропустив слова Рогволда мимо ушей. Подойдя к нему, Рогволд увидел клинок, лежащий на черном бархате.

Изящно вытянутый, прямой полуторный меч. Двуострые, аккуратные волны заточки сливались в чуть изогнутую линию. Простая крестовина была покрыта непонятной серебряной вязью, в которой угадывались странные символы. Рукоять чудо-клинка была оплетена тончайшей серой замшевой нитью. Но самым прекрасным и в то же время загадочным в мече был металл, из которого он был сделан. Темно-синий, с завораживающим, глубоким блеском. Периодически на лезвии вспыхивали мерцающие искры и начинал проступать узор загадочных символов. Ни человек, ни орк никогда не видели ничего подобного.

— Что это? — хрипло спросил Рогволд. Казалось, время замерло. Спустя вечность Урук ответил: — Я не знаю. Здесь он недавно, на крышке не было пыли. Я чувствую в нем непонятную магию. Мне кажется, только Свет и Тьма могли создать такое. Я помню мощь клинков Тьмы, и в этом мече я чувствую ее. Мое естество дрожит от ненависти к клинкам Света, их мощь отталкивает меня от этого клинка. Но я возьму его. Мой учитель, проклятый людьми мечник, был обоеруким. Только меня он смог научить.

В богатой оружейной разбойного люда нашлись и перевязь, и ножны для чудо-клинка, черного дерева, обшитые лиловым бархатом.

Человек и орк поднялись наверх и, выйдя из дома, окунулись в запахи леса. После пыльного подвала, казалось, сам воздух пьянит. На черном бархате неба свет полной луны казался ослепительным.

Возможно, именно поэтому они вовремя успели заметить свору серых теней, метнувшихся им наперерез. Свору странных, палевых не то волков, не то собак. Вскинув новый лук, Рогволд метнул стрелу. Стрела с тяжелым оголовком отшвырнула на пять шагов в сторону гибкое хищное тело. Тварь — вожак — забилась в корчах, но сыну старосты некогда было смотреть на ее агонию.

Коротко свистнули, покидая ножны, меч и ятаган. Миг спустя Урук стоял, окутанный смерчем стали. Казалось, сам воздух, вспарываемый клинками, поет песню смерти. Две твари, попавшие в этот водоворот, уже лежали истекающие кровью. Короткий, четкий выпад умелой, покрытой зеленой чешуей руки, и ятаган рассек гортань третьему волку. В глотку четвертой твари, бросившейся на спину орка-мечника, Рогволд навскидку всадил вторую стрелу.

Несколько томительных ударов сердца — и тяжелый наконечник третьей стрелы нашел дорожку к груди еще одного исполинского вол-копса. Шагнув в сторону, Урук отбил ятаганом метательный нож, прилетевший из темноты, и, хищно оскалившись, рассек пополам мечом последнюю из тварей. И как бы в ответ на гибель последнего из странных зверей хищной рыбкой блеснул в лунном свете второй нож. Орк не стая его отбивать, просто шагнул в сторону.

Заметив низкорослую тень, метнувшуюся прочь, Урук отшвырнул зажатый в левой лапе ятаган, сорвал с пояса грузик на коротком шнурке и, коротко крутанув его над головой, почти без замаха метнул. Короткий всхлип и шорох опадающего тела стал ему ответом. Тремя длинными прыжками Рогволд настиг опавшее тело и навалился на него, заключив в свои медвежьи объятия. Подоспевший Урук кинулся вязать руки метнувшему ножи. Отпустив связанное тело, Рогволд быстро собрал хворост, достал огниво и начал высекать искры.

Прошло несколько минут, и при ярком свете костра они внимательно разглядели пленника. Человек, но ростом с Урука. Грязные, свалявшиеся в колтун волосы неопределенного оттенка достигали шеи. На впалой груди красовалось ожерелье из крысиных черепов. Предплечья покрывали геометрические узоры татуировки. Одежда состояла из коротких рваных штанов и мягких полусапожек бурой замши. Поверх штанов красовался наборный пояс, украшенный волчьими клыками, и ремни с ножнами метательных ножей.

Рогволд задумчиво посмотрел на пояс.

— Урук, это же клыки белого волка! Они живут на дальнем севере земель русов. Но такого народца никогда не было на наших землях. Может, как и ты, он из-за Перевала?

Орк засунул в костер длинный железный прут, подкинул веток в огонь и, подняв взгляд на Рогволда, медленно помотал головой.

Пока огонь разгорался, Урук подошел к своему мешку и достал маленькие, размером в две ладони, меха. Рогволд видел, как орк прихватил их из оружейной разбойников, но тогда, увлеченный выбором оружия, не спросил Урука — для чего ему такие меха. Тем временем, подойдя с ними к костру, орк принялся ловко орудовать мехами. Конец прута раскалился до ярко-красного цвета. Отложив меха в сторону и обмотав тряпками руки, Урук ухватился за прут. Прежде чем рус понял, к чему все это, и успел вмешаться, орк шагнул к неподвижно лежащему пленнику и ткнул раскаленным железом в бедро. Дикий крик боли был ему ответом. Виляя всем туго связанным телом, человек с ожерельем из крысиных черепов попробовал отползти. В его глазах застыл невыносимый ужас.

После этого Урук положил железо в огонь и обратился к пленнику: — Ты думал, что я не вижу, что ты давно пришел в себя? Сейчас ты будешь отвечать. Время у нас есть. Рогволд, прислони его к дереву.

Шагнув к пленнику, рус ухватил его за шиворот левой рукой и поднял в воздух. Нестерпимое острое зловоние никогда не мытого тела ударило в нос Рогволду.

В голове у Рогволда не укладывалось, что человек способен опуститься до такого. Запах паленого мяса практически не чувствовался, все забивало невыносимое зловоние. К горлу подкатился комок, и рус отшвырнул пленника к ближайшей сосне. Для себя Рогволд решил, что разберется с орком потом. Не по-воински это было — пытать безоружного. Пусть он и пытался тебя убить.

Ударившись о ствол, пленник как будто снова сомлел, но малейшего движения руки Урука к железному пруту хватило, чтобы он пришел в себя. Пленник часто закивал головой и замычал. Мол, все сказал бы, да немой я, люди добрые. Или не люди.

Орк улыбнулся немому всеми зубками и ласковым, нежным голосом проворковал: — Значит, будем тебя учить разговору. Начнем со слова «мама». Возьмем пруток да в зад тебе вставим. Хотя нет. Рогволд, ты не голоден, а?

Сын старосты помотал головой, поняв, что пытать Урук пленника не будет. Ну, разве что запугает до смерти. Между тем орк не отставал: — А вот я давненько свежатинки не ел. Правда, мяско вонючее попалось.

— Ха, — ухмыльнулся Рогволд, — а в бражке замочить? Запашок-то и отобьем.

Похоже, что идея руса привела Урука в восторг. Он хлопнул Рогволда по плечу и радостно заорал на весь лес: — Ух ты! Точно! Сначала потешимся, потом и перекусим! Как раз к утру и закончим. И мяско за ночь не протухнет. Иди-ка сюда, детка, и скажи дядям: «Приятного аппетита» громко и внятно.

Это стало последней каплей. Человек, вернее Гарр, как его называли соплеменники из племени Крысы, заговорил. Он был готов на все. Поначалу Рогволд подумал, что это страх сделал Гарра трусливой тварью. Потом, когда Гарр рассказал о своем племени и обычаях Крыс, Рогволд понял, что это не так. К концу его рассказа Рогволду было стыдно перед орком. Стыдно, что он тоже человек.

Гарр вызывал дикое омерзение и ненависть. Гарр хотел только одного — жить! Любой ценой. Все племя Крыс состояло из гарров. Они были готовы убивать собственных детей! Мало того, в голодные годы они это и делали! Жизнь женщины или старика, не говоря уже о детях, не стоила ничего.

Любой из Крыс в любой момент мог убить более слабого — просто так, для развлечения. Гордость, верность слову, мужество — все эти слова вызывали у Гарра лишь мерзкое хихиканье. Мало того, когда Урук. продолжая разыгрывать из себя каннибала-лакомку, поинтересовался, где, мол, живет свежее мяско, Гарр не только рассказал во всех подробностях, но и вызвался проводить. Пленник явно поверил, что попал в лапы себе подобных.

Племя Гарра жило в степи, но отдельные добытчики, по его выражению, забредали и в великие леса русов. В незапамятные времена племя жило где-то далеко, на юге степи. Враги, поняв, кто крадет их детей, напали на племя В странствиях шаманы избрали Крысу тотемом племени. Вот и все, что Гарр знал о своем народе.

Словцо «добытчик», похоже, насторожило Урука, спросившего, и чего, мол, добывать у русов. Ухмыльнувшись, Гарр ответил, что у русов черепки можно найти прямо в лесу, а за них шаманы племени платят щедро. Платят обученными, колдовскими волкопсами, понимавшими речь, невольницами, украденными или купленными где-то на юге. Или просто золотом.

— И почем черепочки? — поинтересовался Рогволд.

В ответ Гарр пожал плечами и хихикнул. Потом покосился на орка, потянувшегося к каленому железу, и неохотно буркнул: — Один волкопес — дюжина детских черепков, вожак — три дюжины.

Щеки Рогволда залила краска позора за весь род людской. Гарру было плевать и на свой народ, и на весь мир. Единственное, что заботило его, — это он сам. Суть всей его жизни сводилась к пожиранию себе подобных, заботе о себе и жажде наживы. И эта трусливая вонючая тварь по ночам убивает детей!

Ярость, кипящая ярость наполнила сердце. Дети! На такое не пойдет ни один зверь! Значит, Гарр хуже и страшнее любого зверя, решил рус и распрямился. Похоже, Урук догадался, зачем поднялся рус. Шагнув к твари из племени Крысы. Рогволд одним коротким движением свернул Гарру шею.

Орк положил свою лапу на плечо Рогволда и мягко, с одобрением сказал: — Ты сделал то, что должен был сделать. Рогволд, прости меня, я знаю законы русов, но я намеренно пытал эту тварь. Я слышал о Крысах и их шаманах. Ты прав, что не стал пачкать оружие в крови этого отродья.

Но Рогволд не ответил Уруку.

Потом они шли молча. По пути они завернули к ручью, и Рогволд долго и тщательно отмывал руки. Сама мысль, что он прикоснулся к Гарру голыми руками, вызывала омерзение и зуд. Все это время орк молчал, и Рогволд был благодарен Уруку за это молчание. Молчание друга.

«Странно, — думал Рогволд, — в детстве у меня были приятели по играм, мы росли вместе. Но когда мы выросли, почему-то случилось так, что ближе всех мне стали лес и река. Я долго не мог понять, почему так случилось. И только теперь я начинаю понимать…»

Но додумать Рогволду не удалось. Внезапно замолкли птицы, и ночной ветер, обдувавший лицо прохладой, стих. Казалось, лес вымер, в небе ярко полыхнули зарницы. Прямо перед ними появилась фигура, окутанная бетым сиянием, и в ярком свете луны сквозь фигуру просвечивали темные пятна кустов и колонны сосен.

Сын старосты ухватился за лук, правой рукой нашаривая в заплечном колчане стрелу. Шедший позади Урук прыгнул вперед, в прыжке выхватывая клинки. Рогволд наложил стрелу на тетиву и рывком выбросил лук вперед. Заныли мышцы, и наконечник начал нашаривать цель. Почему-то вспомнились слова отца; «Зачем нужен лук? Лук нужен, чтобы ясно видеть цель». Внезапно орк замер и медленно опустил оружие. За ним, медленно ослабив тетиву и опустив лук, замер в изумлении и сын старосты. Перед ними стоял Великий Волхв Светлояр.

Глава 5. ВЕДЬМАК ФИЛИН И ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ…

Зеленые глаза Великого Волхва строго и внимательно смотрели в глаза Рогволда. Светлояр заговорил, медленно и тихо: — Рогволд, Урук, я успел наложить на вас чары. Времени нет, выслушайте меня очень внимательно. После этого появится портал, который перенесет вас к ведьмаку Вершигоре по прозвищу Филин. Передайте ему слово в слово мое послание. Оно совсем короткое: Великая пятерка друидов снова появилась на наших землях. Сам Верховный Друид лично напал на меня. Перед смертью мне удалось выяснить, что в исчезновении Великого Волхва Светозара замешаны друлды. Светозар жив, но узнать, где он скрывается, мне не удалось. Перед своим исчезновением в степи он просил доставить Рогволда к нему. Кроме этого, две недели назад Рогволд оказался единственным живым очевидцем нападения некроманта, владеющего техниками ордена Черного Вихря, на его родное городище Всхолье.

Волхв замер на мгновение, потом продолжал: — Филину можно верить. Чтобы увидеть его, после перемещения в портале зайдите в харчевню «Ножны Единорога». Харчевня будет в получасе ходьбы на север от портала. За стойкой будет рыжий детина, зовут его Редрик. Ему скажете: «Ветер веет для всех, пиво пьют все, значит, ветер — это пиво». Редрик проведет вас к Вершигоре. Филину расскажите все про некромантов, данов и разбойников. Ну вот и все. Прощайте! — Светлояр улыбнулся замершему перед ним Рогволду и ласково попросил Урука: — Приглядывай за Рогволдом, хорошо? А мне пора…

Волхв поднял ладонь в прощании, окутался облаком искр бело-голубого света и исчез. Над тропинкой прозвучал долгий печальный звон, вспыхнул и погас ореол из волшебного света. Дорога звала. Не сговариваясь, человек и орк, взявшись за руки, молча шагнули в портал. В следующий миг исполинский сполох, пронзив холодом их тела, мягко поставил Рогволда и Урука на траву огромного луга, залитого солнечным светом.

Они огляделись. Вдалеке, у горизонта, в туманной дымке виднелись кроны леса. Луг расстилался ковром разнотравья. Травы с головой закрывали Урука и достигали Рогволду до груди. Вдалеке виднелась дорога, ведущая на север. Там же, на севере, виднелись какие-то постройки, над которыми к небесам тянулись струйки синего дыма. Пока орк и человек подошли к дороге, их одежда и доспехи насквозь промокли от росы.

Только когда они вышли на дорогу, Рогволд наконец обратился к орку: — Урук, ты вообще понимаешь, что происходит? Я — нет! Что с солнцем, ведь до восхода еще два часа? Мы с тобой видели мудрого Светлояра, он просил рассказать о своей гибели какому-то филину. Может, он сошел с ума? Или с ума сошли мы? У меня голова кругом идет.

Орк скинул с плеч свою раздутую котомку и уселся на нее, знаком предложив Рогволду последовать его примеру. После чего достал из-за пояса мешочек с какой-то сушеной травой и странный деревянный изогнутый предмет с дыркой, в которую насыпал траву из мешочка. После этого Урук снял с пояса огниво, поджег забитукг в отверстие траву и, взяв предмет в пасть, выпустил клуб сизого дыма, очевидно готовясь творить какие-то чары. Видя интерес Рогволда, орк протянул предмет ему.

— Слушай, Урук, а что с ним делать-то? Что это за волшба?

— Сам ты волшба, — хмыкнул орк, забирая предмет обратно. — Это трубка называется, а зелье — табаком. Думать помогает. Теперь давай по порядку. Значит, так. Светлояр, видно, и впрямь помер, земля ему пухом. Но ничего, до Светозара доберемся, так эти друды, или как их там, быстро раком засигают, грыжи полосатые.

Похоже, Урук сказал что-то другое, но Рогволд услышал именно так, видно, чары переводили не совсем точно.

— Не друды, а друиды, — поправил сын старосты, на что орк кивнул и, выпустив еще один клуб дыма, продолжил свою речь.

— Филин-то этот, к которому идем, большая птица. Я с ведьмаками сам дела не имел, волхвы говорили, что ведьмак — вроде как нечто среднее. Не то колдун, не то волхв, а то и вообще — оборотень. Живут мало, как обычные люди, а не века, как волхвы. Чары у них послабее волхований будут, но им хватает. Филин этот, ну Вершигора, пятый год как Верховный. Светлояр говорил: мол, с головой мужик дружит, умен, собака, и спуску своим не дает. Ты, Рогволд, там у них ухо востро держи и за лук сразу не хватайся, а то среди ведьмаков разные штуки бывают.

— Понял, — кивнул рус, — ну чего, пошли, что ли.

Пройдя по дороге почти полторы версты, путники приблизились к странным постройкам. Что в первую очередь поразило и орка, и Рогволда, так это то, что два дома оказались двухэтажными Кроме того, напрочь отсутствовала стража у ворот, как, впрочем, и сами ворота. Ограда или частокол тоже не наблюдались.

Единственное, что хоть немного напоминало укрепление поселения, — забор, стоящий параллельно дороге, высотой в рост Рогволда. Весь забор покрывали наклеенные, густо исписанные куски пергамента.

Подойдя ближе, скинув котомки и посмотрев на пергаменты, Урук с Рогволдом, не сговариваясь, тихо фыркнули. Читать не умели оба, но чары речи, наложенные Светлояром, и тут не подвели. При взгляде на текст в голове начинал звучать голос, произносящий написанное. Надпись на пергаменте гласила:

ВСЕ ЗНАЮТ ВАС В ЛИЦО?

СПРОСИТЕ ФРАНКЕНШТЕЙНА В ХАРЧЕВНЕ

«НОЖНЫ ЕДИНОРОГА»—

И

НИ ОДИН СТРАЖНИК

НЕ УЗНАЕТ ВАС В ЛИЦО!!!

Следующее объявление ясности тоже не добавило:

БЭГГИНС И БЭГГИНС:

МЫ ПОЗАБОТИМСЯ

О ВАШИХ КОЛЬЦАХ

И ПРО ВАС НЕ ЗАБУДЕМ!!!

Орк недоуменно пожал плечами: — Рогволд, теперь уже я начинаю сомневаться, туда ли мы попали, это же какой-то балаган Рус прекратил читать объявление «Опытный наемник проведет ликвидацию в кратчайшие сроки, на баронов скидка 10%…», поглядев по сторонам, задумчиво сказал: — Но волхв велел нам не смотреть на всякую чушь, а найти Филина. В первом объявлении упоминается про «Ножны Единорога» Значит, мы на верном пути.

— Да, было такое, — ответил ему Урук и, закинув котомку за плечи, пошел по улице, поглядывая на вывески. Рогволд последовал примеру орка.

Почти над каждым домом висела яркая вывеска, сообщавшая об услугах, предоставляемых жителями домов: «Приворотные зелья (скидки для постоянных клиентов)», «Предсказания будущего», «Привидения на дом (и полтергейст за небольшую доплату)». Поравнявшись с вывеской «Вампиры, инкубы, суккубы на дом, оплата посуточно», Урук изумленно ахнул: — Ну и ну! Вот так вывесочка! Вот это да Я, конечно, видал всякое, но такое… Рогволд, взгляни, вон он, наш единорожка.

Коготь орка ткнул в глубину улицы. Посмотрев в указанном направлении, сын старосты увидел вывеску «Единорога»и почувствовал, что краснеет. На вывеске искомой харчевни красовался единорог, одновременно занимающийся любовью с семью дамочками. Из одежды на дамах имелись только бусы, да и то не на всех.

Быстрым шагом пройдя мимо очередной вывески. «Сегодня в нашем волшебном шаре сверхбоевик» Баба Яга в тылу врага»и миновав книжный развал, продавец которого предлагал купить новейшую книгу «Месть Картавого», орк и человек подошли к двери в харчевню «Ножны Единорога».

Надпись на входе сообщала посетителям следующее

«Работаем круглосуточно.

Принос и распитие своих спиртных напитков запрещены.

Стрельба в музыкантов из арбалетов запрещена.

Стрельба в музыкантов из лука запрещена.

Использование боевой магии против музыкантов запрещено.

Метание в музыкантов ножей, топоров, отравленных игл и иного метательного оружия категорически запрещено.

Также запрещены драки с музыкантами.

Наложение на себя и других посетителей чар глухоты — категорически запрещено!!!

Желаем Вам приятного отдыха».

— Да, — вздохнул орк, — милейшее заведение, — и потянул дверь на себя.

Внутри было весело. Зал был полон. Играла музыка, играли в карты, в кости и занимались другими, не менее интересными делами. В глубине зала, на помосте, возвышалась фигура мужичка с усами, торчащими параллельно полу и длиной в добрых два локтя За его спиной трое музыкантов лихо наяривали неизвестный Рогволду мотивчик Хриплым голосом, словно пытаясь заглушить музыкантов, мужичок с усами старательно выводил песенку

Справа от помоста обнаружилась стойка, за которой виднелся рыжеволосый детинушка в кожаной жилетке на голом теле, задумчиво потягивающий пивко из гигантской деревянной кружки

Подойдя прямо к стойке, Рогволд учтиво спросил: — Почтенный хозяин, могу я видеть почтенного Редрика?

Кружка с пивом была отставлена в сторону, а из-под стойки был молниеносно извлечен самострел, который детина направил на невинно оскалившегося Урука. Похоже, клыки орка произвели определенное впечатление

Рогволд понимающе улыбнулся: — Я повторю свой вопрос. Мне описали Редрика похожим на вас, почтенный, но я не слышал вашего имени.

Смерив Рогволда недоверчивым взглядом, рыжеволосый буркнул себе под нос: — Ну я Редрик. Ты на драку нарываешься али нет? Заладил, понимаешь, почтенный, почтенный…

— Пиво пьют все, значит, пиво — это ветер, — глядя в глаза Редрику, произнес Рогволд. — Ага, даже так, — детина хитро глянул на руса — Веет для всех, понимаешь?

Рыжий Редрик почесал грудь, поросшую густым рыжим волосом, убрал самострел обратно, перепрыгнул через стойку и махнул рукой Рогволду и Уруку, мол, пошли со мной. Откуда-то сзади молча вынырнул успевший испариться с помоста усач и занял место за стойкой.

Пройдя через зал, Редрик подошел к массивной дубовой двери, обитой стальными полосами, и распахнул ее перед русом и орком. За дверью обнаружилась винтовая лестница, ведущая на верхний этаж Поднявшись и пройдя по коридору, они оказались в маленькой комнате, заставленной полками, на которых стояли огромные фолианты. У дальней стены, рядом с тихо потрескивающим камином, в кресле с высокой спинкой, прикрыв глаза, сидел человечек. Маленький, хрупкий, он казался карликом или ребенком, забравшимся в кресло папы.

Человечек был стар. Распущенные волосы были цвета перца с солью, типичная седина рыжих, и достигали украшенного серебряными бляхами пояса. Вытянутые ноги в длинных, почти до паха, сапогах черной кожи лежали на табурете, стоявшем рядом с креслом. Молчаливый кивок так и не открывшего глаз хозяина, и Редрик вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь Только тогда сидящий в кресле поднял веки, и рус увидел огромные желтые глаза с вертикальными зрачками.

Представив себя и стоявшего у двери Урука, Рогволд передал слово в слово послание от волхва Светлояра к мудрому Вершигоре.

— Я ждал вас, — просто сказал Вершигора, ведьмак по прозвищу Филин — Присаживайтесь, я знаю о том, как погиб Светлояр Нам придется поговорить о многом. Сейчас принесут пиво…

Беседа и впрямь получилась долгой Рогволд, отхлебнув из принесенной Редриком кружки холодного пива, повел обстоятельный рассказ. Вершигора слушал, откинувшись в кресле и прикрыв глаза. Казалось, ведьмак полностью погрузился в свои мысли, а то и задремал. Неожиданно для себя самого рус увлекся своим рассказом.

Вновь скользили драккары данов по темной ночной реке. Свистели стрелы охотников-русов, падал истыканный арбалетными болтами отец, успевший всадить навскидку стрелу прямо в глаз пьяному боем и кровью берсеркеру. И суровый десятник строгий Путята уже крутил свою стальную метель, а у его ног, раскинувшись на земле, лежала тройка срубленных им рыжебородых берсеркеров.

Казалось, Рогволд со стороны смотрит за боем, не пропуская ни одной мелочи, и сухо, без эмоций передает собеседнику то, чему стал очевидцем. Он видел, как десятник, ставший острием клина дружинников, успевших набросить на себя кольчуги, отдавал команду. И как одним броском русы пробили стену щитов викингов.

За их спинами, раскинувшись на земле, лежали истекающие кровью убитые волки морей. Рогволд видел, как седовласый ярл Свен, не ожидавший встретить дружину в мирном городище, приказывает отступить к драккарам порванному в клочья строю своих воинов. Слышал, как резко взревели рога, и видел, как даны, забросив за спину щиты, бросились к кораблям, строя новую стену воинов. Как дружинники Путяты, успевшие положить замешкавшихся или не расслышавших в горячке боя сигнал рога викингов, отходят к частоколу под ливнем вражеских стрел.

Видел, как стена пылающих стрел с паклей понеслась на городище, как первые лепестки огня заплясали на частоколе и крышах домов. Умен, опытен был ярл данов. Только когда все городище русов охватил яростный огонь, плотный строй викингов сделал первый шаг вперед.

Рогволд говорил, и Урук, дымящий своей трубкой, видел все это как наяву. Казалось, строй северных воев движется несокрушимой стеной. И лишь когда до ворот частокола оставалось не более дюжины шагов, русы ответили. С этого расстояния стрела разит наверняка, а в городище охотников луками владели все жители. Женщины, старики, подростки — все, кто мог натянуть тетиву, разом метнули стрелы. Падали варяги, битые стрелами в лицо, и редкая стрела пропала зря.

Распахнули ворота, и Рогволд, сын покойного старосты Дубосвята, вместе с тремя парнями под стрелами данов, размахнувшись, метнули тяжелый жернов прямо в центр поредевшего строя викингов, а за ними плотным клином кинулись вперед воины Путяты. Жернов смял передних данов, на миг строй оказался нарушенным, и дружинники врубились напролом. Из-за пылающего частокола метко и зло били стрелы русов. Снова взревели рога, и море данов, подобно прибою, разбившись о дружину, откатилось назад.

Губы Рогволда шевелились, передавая их разговор с Путятой, и вот уцелевшие жители отходят к лесу. Казалось, придя из ниоткуда, на опушке леса вставала черная фигура, черный смерч срывался с ладоней, обращая беженцев в могильный прах, и земляки сына старосты восставали из этого праха закованными в вороненую броню воинами, послушными воле чародеев-некромантов. Сам русоволосый некромант казался юнцом, но его глаза подернулись прахом тысячелетий. Рогволд, повинуясь чьей-то чужой воле, видел, как чародей снял с пояса мешочек, развязал завязки и высыпал в ладони белый порошок, миг спустя обратившийся черным вихрем.

Некромант смеялся, о боги русов, как он смеялся, обращая живых женщин, стариков и детей в могильную пыль. Казалось, с каждым бессильно опадающим телом в его жилах начинал течь безумный хмель. Безумие захлестывало колдуна, и вот уже безумие вело его к срубам и рушило обугленный частокол Две стрелы вспыхивают в полете, дружинники-русы обращаются в прах, а лучник, метнувший стрелы, отбросив далеко в сторону лук, в последний миг уклоняется от вихря и под стрелами ничего не понимающих данов бросается в реку.

Но это был еще не конец. Некромант продолжает свое пиршество, и чары обрушиваются на данов. Старый ярл Свен, обнажив клинок, пронзает свое сердце за мгновение до прикосновения черного вихря к его плоти. Лучник-рус, ныряя, переплывает реку и, оказавшись в камышах, со всех ног бежит к лесу. И вот тогда русоволосый некромант выхватил из-за пояса жезл из кости человеческой руки.

Рогволд оцепенел, почувствовав, как рука на жезле потянулась к нему.

В следующий миг кресло, в котором сидел сын старосты, вместе с ним отлетело в другой конец комнаты от яростного клича ведьмака. Пальцы мертвой кости, уже нашарившие руса, бессильно разжались. Странное наваждение от своего рассказа исчезло. Вскочив на ноги из угла, куда отшвырнуло его вместе с креслом, Рогволд оглядел комнату. В ней царил полный разгром, вызванный Вершигорой.

В отличие от кресла, в котором сидел массивный кряжистый рус, кресло с легким Уруком не просто отлетело в сторону, но и перевернулось, в полете зацепив стол, на который орк положил все их оружие, разлетевшееся теперь по всему полу. У камина, встав со своего кресла, залетевшего прямо в камин, стоял Вершигора, ведьмак по прозвищу Филин, удовлетворенно потиравший горло.

Ятаган Урука отлетел прямо под ноги Филину. Вывернувшись из-под кресла, Урук зарычал, лапы орка зашарили у пояса в тщетной попытке найти оружие. В следующее мгновение упавший на пол меч синего металла, найденный у разбойников, сам прянул в зеленую лапу орка-мечника.

Дверь комнаты распахнулась от мощного толчка Редрика. Ведьмак сделал ему знак рукой, мол, все в порядке, и когда рыжеволосый выходил из комнаты, окликнул на пороге: — Поесть всем принеси, гости дорогие с вечера не евши, да и пивка еще захвати. — После этого Вершигора откашлялся и, разведя руками, заговорил, обращаясь к замершему в боевой стойке Уруку и невозмутимому Рогволду.

Глава 6. МЕЧ ХРАНИТЕЛЕЙ ПЕРЕВАЛА

Первые же слова и поступки Вершигоры поразили и руса, и орка: — Почтенные воины, прошу меня простить за дерзость, но я бы хотел взглянуть на ваш меч.

Выйдя из боевой стойки, Урук пожал плечами и шагнул к ведьмаку. Однако от протянутого рукоятью вперед меча ведьмак шарахнулся как от чумы.

— Почтенный Урук, я хотел взглянуть на меч, а не прикоснуться к нему, — мягко проговорил Вершигора. — Если вас не затруднит, поверните лезвие к свету. Да, вот так, — согласился он и принялся внимательно изучать проступающую на клинке вязь.

Похоже, увиденное не доставило Филину особой радости. Оторвав взгляд от меча, он протянул руку к полке, и увесистый запыленный манускрипт прыгнул ему прямо в руку. Положив книгу на стол, ведьмак перевернул пару страниц, в волнении прищелкнул пальцами.

— Ну, да! Это же РАВНЫЙ! Меч, созданный великим кузнецом Урдом, Темным Странником. Тем самым Урдом!

Ведьмак пробежался по комнате и резко повернулся к Рогволду, как будто видя в нем коллегу.

— Почтенный Рогволд, надеюсь, вы понимаете, ЧТО вы с вашим другом принесли в мой дом?

После этого, разом успокоившись, Вершигора забормотал себе под нос какую-то мелодичную фразу, делая при этом непонятные жесты руками. Кресло, мирно догоравшее в камине, с негромким хлопком исчезло, чтобы абсолютно целым появиться за спиной Вершигоры, который тут же в него уселся.

Рогволд рискнул обратиться к ведьмаку: — Почтенный Вершигора, боюсь, мы с Уруком ничего не понимаем. Что все это значит?

— Да, — поддержал его орк, — быть может, вы нам объясните, что такое с этим мечом? Вершигора кивнул: — Берите кресла и садитесь поближе. Я думаю, мы вначале пообедаем, а после обеда я расскажу все, что знаю. Но я сразу хочу предупредить, знаю я немного.

Обед не заставил себя ждать и не занял много времени. Все тот же Редрик принес простые глиняные миски с гречневой кашей на шкварках, блюдо жареного мяса и свежий пшеничный хлеб. Запивать же все это великолепие предлагалось все тем же восхитительным темным пивом Изголодавшиеся Урук и Рогволд буквально накинулись на еду, правда, успев пожелать хозяину приятной трапезы. На что ведьмак ответил вежливым поклоном.

Сам Филин ел мало, задумчиво ковыряя в миске деревянной ложкой. И Урук, и Рогволд, как ни были заняты едой, поняли, что мысли хозяина далеко. Когда они, насытившись, отодвинули миски и, встав, поблагодарили хозяина за угощение, в комнату зашел Редрик с двумя молодцами.

Бесшумно собрав посуду со стола, молодцы вышли. Редрик замер посреди комнаты, очевидно ожидая распоряжении Вершшэры. Однако оказалось совсем не так — Отец, люди волнуются. Кое-кто почуял вашу волшбу, — почтительно проговорил рыжий гигант. — Вы народец знаете, потом начнут языки чесать, всем пасть не заткнешь — Я понял тебя, — ответил Филин. — Скажи народу, прибыли вестники с запада, опять, мол, Мерлин с Великой Матерью раздор затеял. Вот от нее и посланцы за советом прибыли. Несмотря на все его чары, весть принесли. Вот и будет, о чем народу потолковать. Еще что-то интересное?

Поклонившись, Редрик пожал плечами: — Так, ничего серьезного. У вольного города Ашура племя Крысы караван купцов из пустыни вырезало. Двое мальцов из каравана еле ноги унесли. Стража городская вдогон кинулась, да где там. Вроде у русов кого-то из волхвов убили. Вот и все.

— Хорошо, ступай и найди трех писцов, запускай их к себе по одному, потом сам зайдешь с их писаниной, — отдавал распоряжения Вершигора, — Первым давай подарочек от Мерлина. Пусть послание на Авалон к Великой Матери напишет. Куча слов уважения, вообще смысла ноль, а в конце махонькая приписочка, мол, достал искомое, скоро пошлю с доверенным посланцем.

Пускай потом второй писец этой сволочи Мерлину письмо напишет. Суть письма: как мы его ценим, любим и обожаем, жить без союза с ним не можем. И в конце письма дописочка, знаем, как ты, падаль пятнадцативековая, со своими холуями, впятером, волхва Светлояра убивал. Прямым текстом. Это письмишко пусть писец в двух экземплярах напишет.

К копии послания Мерлину пусть постскриптум не пишет, мы его пошлем так, чтобы его не Мерлин получил, а мамочка авалонская. Эта гадюка после такого письма его живьем загрызет, у нее же ночные кошмары, как все против нее, милой и замечательной, козни строят.

Третье пиши к ярлу Хогеру, мол, братика твоего, ярла Свена, убили некроманты вольного города Ашура. Городской совет, мол, никаких денег не пожалеет, чтоб эту чуму некромантскую вывести. Запечатай печатью города и отправляй некромантам ашурским, пусть попрыгают.

Ну, ты понял, как обычно: харчевня, пьяный гонец, письмо роняется. Кстати, если к городским старейшинам это письмо попадет, тоже неплохо будет. Так, теперь с почтой все, переходим к практике.

Найди в подвале дубликатор и сделай копию с волшебного шара с былиной «Баба-Яга в тылу врага». Дня через три с доверенным гонцом отправь на Авалон. Они давно просили. Проследи, чтоб, когда благодарность от них придет, копия Мерлину попала. Пусть порадуется.

Теперь главное: найди три пары воинов, похожих на наших гостей, одень в такие же доспехи.

На низкорослых воинов, что будут почтенного Урука изображать, обязательно глухой шлем и латные рукавицы. И чтоб никто их без шлема или рукавиц не видел.

Одну пару завтра вечером пошлешь с пятеркой хороших, обученных добровольцев в Ашур, там они сядут на корабль и вперед, на запад. Задача минимум — выбраться из Ашура. Максимум — добраться до Авалона. За ними пускай еще дюжина бойцов приглядывает. Но так, чтоб и ежик понял: за ребятами присмотр. И так до самого Авалона. Добровольцев отбирай одиноких. Если доплывут — маски долой и гуртом обратно. Все понял?

— Не совсем, — ответил Редрик. — А другие пары куда послать?

Филин довольно угукнул и внимательно посмотрел на Редрика.

— Аль не понятно? Одну обратно, на земли русов. Пригляд такой же. Задача — до князя Яромира дойти. Третью пару включи в посольство к великому Магу Сулейману, одному из Семи Магов Востока. Кроме того, в свиту еще русов набери, но не ведьмаков, а обычных воев. Пущай, когда посол к Сулейману пойдет, третья пара на месте останется. И вся охрана с ней. Потом к каравану пускай пристанут и едут в Багдад, оттуда в Дамаск, а только потом сюда. Ты текст поздравления Сулейману по поводу гибели его брата Абдуррахмана написал?

Редрик, откашлявшись, начал торжественно зачитывать невообразимо цветастое послание. Восьмисотлетняя война братьев закончилась, и Верховный Глава Ведьмаков Вершигора искренне рад победе Почтеннейшего Великого Мага Сулеймана и посылает дары вместе со своим посланцем. Вот единственное, что поняли Рогволд с Уруком, из того, что почти час читал по памяти Редрик.

Когда он закончил, Вершигора довольно потер руки: — Это неплохо, молодец, сынок. Пущай и на Сулеймана думают…

Вершигора ласково кивнул рыжеволосому детинушке. Редрик в пояс поклонился отцу. После чего вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Филин обратился к гостям: — Сплошная суета. Прошу прощения за задержку, почтенные. Теперь давайте вернемся к клинку…

Увиденная сцена очень не понравилась и Рогволду, и Уруку. Однако покойный Светлояр говорил, что ведьмаку можни верить. Оркг задумчиво пошкрябав когтями затылок, перебил Филина: — Почтенный Вершигора, мы простые ратники. Мудрый волхв Светлояр говорил нам, что вы поможете нам отыскать Светозара. Наш с Рогволдом путь ясен и понятен. Или вы хотите сказать, что случайно найденный меч важнее беды волхва Светозара? Скажите нам, где его искать, и мы не станем вас более задерживать, не мешкая, отправимся в путь.

Рогволд наклонил голову, соглашаясь с непререкаемой правотой орка.

— Как ты думаешь, — в свою очередь задал вопрос Уруку ведьмак, — почему друиды, мирные, лесные друиды, черпающие свою силу, подобно волхвам из леса, убили Светлояра? Что заставило самого Мерлина принять участие в этом? Почему Светозар бежал из лесов в степь? Ответ на все эти вопросы находится в ножнах на твоем поясе. А для пущей ясности добавлю, что жезл некроманта, уничтожившего Всхолье, был сделан из костей руки, ранее сжимающей этот меч. Что ты знаешь о силе рока и предопределении в этом мире?

В комнате повисло напряженное молчание. Пораженный до глубины души, Рогволд посмотрел на орка и понял: Урук изумлен не меньше, чем он. Тем временем на столе перед Филином оказались трубка и мешочек с табаком. Закурив, ведьмак продолжил свою речь: — Я вижу ваше изумление. Дополню еще одним фактом. Этот клинок в силах уничтожить одним касанием любого ведьмака, мага, друида или волхва.

Это оружие Стражей Перевала. Мы и все наши чары не властны над ним. Веками пробовали найти возможность использовать подобное оружие, и ни у кого это не получилось. И, смею заверить, не получится. Почтенный Рогволд, вы хотите о чем-то спросить?

— Да, — ответил сын старосты. — Вот вы и Светлояр все время говорите — перевал, странники, друиды, Мерлин, Сулейман, гадюка авалонская. Я об этом в жизни не слыхивал, может, нам расскажете? Кто они, зачем им меч, если они его использовать не могут. И что это за некроманты из города Ашура? И зачем все эти письма? Нет, конечно, наше дело маленькое, но если нам можно или нужно это знать, тогда объясните.

В ответ ведьмак наклонил голову и, немного помедлив, начал долгий рассказ.

— Гадюка авалонская, — тут Филин хохотнул, — это Мать и Глава всех Ведьм. И живет она на колдовском острове, называемом Авалон. Ходу на него нет никому, окромя ведьм да их наемников. Они вечно воюют с братством Друидов, те живут неподалеку, на острове Бретань, главная резиденция у них находится в местности под названием Корнуолл. Кроме того, члены их ордена кочуют по всем лесам Британии, четыре раза в год собираясь в своей великой святыне, Круге Камней, иначе именуемом Стоунхендж.

Ну, с Мерлином все просто — он Верховный Друид. Всего их пятеро. Каждый занимается магией одной из стихий: Огонь, Вода, Воздух, Земля. Сам Мерлин ведает магией Астрала. До того, как стать Верховным, аккурат двенадцать веков назад, он почти три века был Верховным Друидом Огня и до сих пор магию Огня на поле боя применять любит. Нас, ведьмаков, презирает, ненавидит и, может, чуток боится. Мы же почти люди, а люди для него пустое место, скотинка рабочая. Есть старое пророчество, что настанет ночь, и в тело одного из ведьмаков войдет душа Странника. Когда будет это, никто не знает, вот ждем-с.

Филин надрывно закашлялся, снова набил трубку и, окутавшись дымом, продолжал: — Сам Перевал Странников — это граница между мирами. А Стражи Перевала, что бы про них ни говорили, ученики самих Странников. В старых летописях нашего братства сказано, что всего их восемнадцать. Восемнадцать учеников Стражей и восемнадцать учителей Странников, которых жители граничных миров называют богами. Откуда они пришли — летописи молчат. В каждом мире есть дорога к Перевалу, как бы он ни назывался: Каменный Край, Перекресток, Перевал Странников. Стражи почти никогда не покидают Перевала.

И Стражи, и их учителя смертны. Их можно убить. Но если убитый Странник потом рождается в одном из миров и обретает память о том, кто он и откуда, то с их учениками это неизвестно. Считается, что Перевал не может ждать, пока вырастет его новый хранитель, и в Книге Судьбы человека появляется новая запись. Человек становится Избранным, и начинается его путь к Перевалу И только он властен над оружием своего предтечи Правда, бывали случаи, когда в Книге появлялась надпись не о долге Стража, а о долге оруженосца. Но это всегда случалось только с людьми.

Рогволд и орк покосились на Филина. Вершигора был серьезен, очень серьезен Выпрямившись в кресле, он строго и внимательно смотрел прямо на них. И хотя орк и человек сидели по разным углам комнаты, обоим казалось, что твердый, немигающий взгляд ведьмака насквозь пронзает душу.

Наконец Урук не выдержал.

— Почтенный ведьмак, — хрипло проговорил он, — но и Рогволд, и я прикасались к этому клинку. Разбойники, в логове которых мы его нашли, очевидно, тоже. Как могло это случиться? Я так понял, что меч убивает всех, кроме своего хозяина и его оруженосца. Почему же он не убил разбойников? Чары, наложенные на нас, позволяют нам читать надписи и понимать всех, кого мы встретили в пути. Но на клинке мы видели только непонятную вязь. Вы уверены, что…

Договорить ему не удалось, Вершигора стукнул кулаком по столу и гневно заорал: — Я уверен! В летописи братства описан именно этот клинок, его имя «Равный». Это единственный из мечей Стражей, который видели ведьмаки. Он описан до мельчайших подробностей, до последней черточки. Мало того, камень, из которого сделано навершие гарды, был подарен Рональду, тогдашнему владельцу «Равного», ведьмаком по прозвищу Седая Рысь, его спутником и другом. Именно Рысь описал в летописи обычаи и письменность Странников, о которых ему рассказал Рональд. За обладание этим манускриптом и Мерлин, и Мать Ведьм с острова Авалон, и любой из Семи Магов Востока, не раздумывая, отдали бы правую руку. Что же касается чар на вас, то попробуйте вспомнить посетителей харчевни, когда вы в нее зашли. Вы оба уверены, что зал харчевни был полон, но, кроме Редрика и менестреля Вилли, не вспомните никого.

Я собрал лучших наших заклинателей, и только вместе им удалось понять чары речи и быстрой смерти на вас. Волхв Светлояр своей смертью запечатлел их навсегда. Никто в нашем мире не сможет снять их. Но действуют они только в нашем мире. Письменность же Странников и их учеников вне мира. Вы видите вязь на гарде и странный узор на клинке, но, только зная письмо, на котором написаны имена мастера и клинка, их можно прочитать. А что до вас, то ваш путь труден и опасен. Судьба пошутила, сплетя ваши судьбы с этим клинком.

Внезапно в голове у Рогволда блеснул ответ. Стал ясен их дальнейший путь, и он обратился к Вершигоре, который, замолчав, опять начал возиться с трубкой:

— Почтенный ведьмак, нам предстоит дорога к Перевалу. Я понял, что вы хотите помочь нам. Но зачем рассылать наших двойников? Ведь меч защитит нас в пути.

— Не так все просто, почтенный Рогволд. Все те, к кому я отправил послания, живут по принципу: все мне и горе всем остальным. Сейчас они лихорадочно ищут Избранного, желая сделать его своей марионеткой. Дав ему в руки клинок Странников, они надеются уничтожить всех своих врагов. Потом они направят свою куклу на Перевал. Там Избранный прозреет и поймет, что его использовали.

Но Стражи не вмешиваются в дела пограничных миров. Их долг хранить покой и мир. Единственный шанс для нашего мира избежать великих войн и рек крови — это добраться до Перевала и вернуть Стражам меч их собрата. Без меча Избранный станет бесполезным.

Подчеркиваю, этот меч особенно опасен, он несет в себе частицы света и тьмы, он равно может помочь и Мерлину, и ведьмам Авалона в достижении их планов. Сейчас в их головах бушует шторм интриг, они гадают, кто из посланцев Избранный. Пока они будут разбираться друг с другом, подозревать всех и вся в союзе против себя и охотиться на моих посланцев, вы будете спешить изо всех сил к Перевалу. А им и в голову не придет, что кто-то сможет отказаться от власти и величия ради мира и жизни каких-то людишек. Только в их гордыне и властолюбии скрыт наш шанс избежать великой войны. Теперь же слушайте внимательно, я расскажу о пути к Перевалу…

Глава 7. ВОЛЬНЫЙ ГОРОД АШУР

За стенами харчевни «Ножны Единорога» царила ночь. На столе ярко пылали толстые, толщиной в руку, и покрытые непонятными узорами свечи. Время от времени неслышной тенью появлялся Редрик, бесшумно снимая щипчиками нагар или принося новые кружки, теперь уже не с пивом, а с отваром из болотных трав Комната была окутана густыми облаками табачного дыма из трубок Урука и Вершигоры.

Откинувшись в креслах, рус и орк слушали, как Филин своим тихим, чуть хрипловатым голосом рассказывает об их пути. Почти час он говорил о нравах города Ашура, о его жителях, часто умирающих, по меткому выражению ведьмака, от арбалетного выстрела в суп.

— Помните, даже в харчевне, — наставлял их Филин, — вы должны требовать от служителя отхлебнуть из всех чаш и выбирать те кушанья, которые он попробует. Если этого не сделать, то кровная обида. Никогда не кладите мечи рукоятью от себя — это вызов на поединок для всех, кто это увидит. Также не щелкайте гардой о ножны — это еще хуже. В харчевнях и корчмах платят перед заказом, на постоялых дворах при приезде платят вперед на три дня Кормежка лошадей входит в стоимость и отдельно не оплачивается. Старшего в патруле, жрецов местных храмов и магов называйте — мастер.

Они слушали ведьмака, и перед их закрытыми глазами разворачивались, навсегда запечатлеваясь, черченные на тонкой коже карты земель, по которым им предстояло пройти. Ведьмак говорил, и они видели членов Совета Ашура, готовых за горсть золота совершить любое беззаконие, а за две горсти предать купившего их до этого. Видели важных, пузатых менял, готовых обмануть ради любой, самой ничтожной выгоды. Видели стражников, за монету закрывающих глаза на любое преступление, хоть грабеж, хоть убийство, а за две волокущих невинных к таким же, как и они, продажным судьям.

Наконец Рогволд не выдержал: — Это же племя Крысы!

— Нет, — возразил ему Филин, — Крысы вершат зло, повинуясь своей натуре, они уже не люди, а вот жители Ашура ухитрились остаться людьми к вящей своей выгоде. Вот их бог, вот их правитель, — в руке ведьмака сверкнула золотая монета. — И в Ашуре есть честные люди, но золото помогает упрочить их честность Вы с Уруком никогда не поймете их. Я, по сути своей понимающий любого человека, и то понимаю их с трудом. Но мы отвлеклись.

Конечно, я пошлю с вами своего человека, он рус, как и ты, Рогволд, но родился он там, в Ашуре. Он свободен от власти золота, ведьмачья сила освободила его. В Ашуре он известен под прозвищем Винт. Так его прозвали за способность проникать в любые дыры. Он будет вам полезен. В город вы поедете на двуконной телеге. В воротах города установлен талисман, чующий любые чары личины. Поэтому сделаем так…

Они проговорили до самого рассвета. Наконец, закончив беседу и выслушав напоследок пожелание удачи, Рогволд с Уруком поднялись и, поклонившись Филину в пояс, вышли из комнаты.

Редрик встретил их на лестнице и, улыбаясь, предложил идти за ним. Спустившись в зал харчевни, рус и орк сели за стол. Давнишний усач выставил на стол поздний ужин или, вернее, очень ранний завтрак. Поев и выйдя вместе с Редриком на улицу, Рогволд с Уруком замерли пораженные.

Вчерашний мирный и забавный городок исчез. Они стояли перед харчевней «Ножны Единорога»с той же похабной вывеской, но это было все из того, что они видели вчера. Под ногами расстилалась гранитная брусчатка площади, от которой в разные стороны расходились узкие улочки. Вокруг поднимались, нависая над площадью и улицами, высокие каменные дома. А над домами, оставляя от неба жалкий клочок, возвышались гигантские каменные башни, соединенные между собой такими же высокими каменными стенами.

Невозмутимый Редрик, окликнув их, двинулся к ближайшей улице. Ее горловина была перекрыта решеткой, у которой стояли пятеро часовых: три мечника и двое стрелков с самострелами. Немного опомнившийся Рогволд даже вспомнил название чудного оружия — арбалеты.

Подойдя к страже, рыжий ведьмак тихонько сказал условные слова. Со скрипом решетка поднялась вверх.

— Чего встали, — обратился он к русу и орку, — пошли со мной, покажу, где почивать дорогим гостям приготовлено. А то бате дай волю, до смерти заговорит. Проходите, не стойте столбами, вам до вечера отсыпаться надо. А вечером буду вас в дорогу снаряжать.

С этими словами Редрик сделал три шага прямо по улице, поднялся на невысокое каменное крылечко и, сняв с пояса связку ключей, принялся отпирать бронзовую дверь дома.

Не сговариваясь, Урук с Рогволдом двинулись следом. Они оба поняли, что вчера им просто на всякий случай отвели глаза. Пусть гости покажут себя в мирной, тихой деревеньке. А то перед такой крепостью и волк овечкой прикинется. А теперь пускай союзники посмотрят да поймут ЗА КЕМ СИЛА! Поняли они и другое — этой ночью их ждет дорога.

Высоки стены вольного города Ашура, крепки его ворота. Весь день сквозь них валит в город народ. И караваны купцов чужедальних, и крестьяне, везущие на торг мясо, молоко да овощ всякий. Шум да гам. Разве когда и отдохнет стражник, когда на стену в дозор назначат. На стенах шума нет, там всегда спи не хочу, тишина да спокойствие. Правда, на стенах не приработаешь, как на воротах…

Сегодняшний день от прочих не отличался. Как всегда, открыли ворота на заре. Первыми из окрестных сел молочники да мясники пожаловали, беззлобно ругаясь, мол, возишь к вам товар, а с тебя еще за въезд три шкуры дерут. Потом караван из города выходил, через степь и пустыню, до самого Багдада. Одно странно: с караваном русов чуть не две дюжины отправилось. Непростых русов — оружие в сумах переметных припрятано, но так, чтоб выхватить в любой момент, и доспех на некоторых, один вон вообще даже шлем с личиной напялил. И чего им дома не сидится, непонятно.

Потом вроде как схлынул народ. И когда на дороге появился фургон, стражники даже обрадовались, видать, еще подзаработаем. Фургон подъехал к воротам и остановился, не доезжая до них трех шагов. Наружу спрыгнули двое русов. При виде первого у стражи недовольно вытянулись лица, а писец, записывающий въездной сбор в толстую книгу, даже разочарованно вздохнул. Да, было от чего вздыхать: вместо нормальной шапки, которую носит любая деревенщина, на голове приезжего красовалась лихо закрученная ашурская чалма. И обут приезжий был в мягкие сафьяновые сапожки явно заморской работы. Конечно, вместе с портами руса из беленого льна и вышитой русской праздничной рубахой это смотрелось забавно, но в Ашуре так обычно и ходили. Особенно мелкие купчики, приказчики и служки из богатых харчевен.

Второй, с черной окладистой бородой, чуть вьющимися, тронутыми на висках сединой, черными же волосами, щеголял в васильковой шелковой рубахе, свободных штанах из кожи и сапожках до колена. Сапожки были не простые, мягчайшей кожи, с загнутыми носками, коваными для танца серебряными подковками. Голенище правого сапога, оттопыриваясь, явно намекало о ножике-дружке. Словом, гости непростые: не то купчина-рус с приказчиком, не то леший разберет, кто такие.

Пока бородач, спрыгнув с воза, сладко потягивался, обладатель чалмы зарысил прямо к стражникам.

— Почтенные, — обратился он к караулу, — староста Вырвидуб с сыном и приказчиком товары кузнецов местных на торг везут.

— Всего три динара, да за воз втрое, — подал голос писец.

— Не втрое, а вдвое, почтенный, — быстро и вкрадчиво проговорил чалмоносец, ухитрившийся не представиться, — вас подводит память. Но хозяин выразил надежду, что доблестные стражники не откажутся от глоточка крепкой браги. — С этими словами в его руках, как по волшебству, появилась полуведерная бутыль браги. Стражники радостно загалдели, — А вас, почтеннейший господин старший писарь, он просил принять вот это, — нежно проворковал приказчик. Чалма снялась, и в руках у ловкача оказались десять динаров, в мгновение ока перешедшие к писарю, который увлеченно зачеркал в книге.

— Отворяй ворота, — заорал старший караула, багроволицый толстяк со шнуром десятника, — пока старшего нет.

Створки ворот распахнулись, и прямо перед предвкушающими выпивку стражами оказался усатый сотник.

— Ага, попались, проклятые пьяницы!

На лицах стражи появилась покорность судьбе. Сзади воза кто-то из стражи громко шепнул соседу: — Ну, все, прощай бутылочка. Сейчас себе заберет, а ночью вылакает.

Бородач шагнул вперед и обратился к усатому сотнику: — Почтенный, у меня есть к вам дело. Давайте отойдем на пару слов.

Они направились к караулке. Тем временем приказчик в чалме обратился к страже: — Ну, че, пьем или мух ловим?

С этими словами он откупорил бутыль. Повторять не пришлось, все, даже писец, успели приложиться к бутыли. Не пил только приказчик, объяснив это так: — Братва, мне еще сегодня с хозяином разбираться, а то еще обсчитает, гадюка. Вот завтра возьму расчет и вместе посидим в «Хромом Дельфине», всех приглашаю.

Позиция приказчика была встречена пониманием и бурной выпивкой за его здоровье. Даже появление сотника, у которого теперь что-то глухо побрякивало в кошельке, не смогло нарушить веселье. Взглянув на раскрасневшихся бойцов, отец-командир махнул рукой и, буркнув: «А ну вас к шайтану», направился обратно в караулку.

Бородатый вскочил в повозку, когда приказчик уже ухватился за вожжи, и она, миновав ворота, въехала в лабиринт узких улиц… Свернув в какой-то глухой тупичок без окон, воз остановился. Огладив крашеную бороду, Рогволд тихонько окликнул: — Василько! Чадо мое, мы приехали. Из глубины воза раздался голос орка: — Да, батюшка.

Ведьмак Винт, сидевший рядом с Рогволдом, сорвал чалму с головы. Все получилось даже лучше, чем надеялся Филин. Талисман в городских воротах не сработал, и не пришлось рассказывать страже дивную историю о ведьме, превратившей сына в чудовище, которого, по легенде, придуманной хитроумным Филином, батюшка привез к великому магу Сулейману, дабы тот снял чары с деточки. Рогволд не мог без смеха смотреть на орка, одетого в детские штанишки и рубашонку и с мешком на голове, в котором были сделаны дыры для глаз.

Во всяком случае, главное было сделано Они проникли в Ашур, и теперь путь, по которому они с Уруком двинутся дальше, во многом зависел от ведьмака Ратибора по прозвищу Винт.

Пошел третий день, как лес, расстилавшийся до горизонта, принял под свои своды семерых путников. Далека дорога к палатам славного князя Яромира. Посланцы Филина двигались в лесу бесшумно, подобно рыбам, скользящим по дну рек. Даже на привалах и ночевках они почти не говорили между собой. Вовремя брошенное слово, точный жест — вот и все их беседы. И даже во время сна не снимал шлем с глухим забралом низкорослый, с кривыми ногами наездника Алимбек. Гордый сын пустыни впервые был в лесах русов, но даже под забралом его лицо оставалось бесстрастным. Единственное, что беспокоило Алимбека, так это дурацкий, тяжелый, прямой клинок русов, который красовался на его бедре вместо привычной и легкой сабли. Непривычный к пешему хождению, на каждом привале гордый араб валился с ног от усталости Но, сцепив зубы, он вставал, снова и снова брался за тяжелую железяку и до черных кругов в глазах отрабатывал удары и блоки.

Но как ни скрытно шли посланцы и следующая за ними по пятам дюжина бойцов, приставленная для призора, как ни петляли они, путая следы, незримые тени не спускали с отряда глаз. Первым неладное подметил экспансивный смуглокожий Карло. Темноглазый, не похожий на классического ведьмака-зеленоглазку, уроженец Неаполя, неведомыми ветрами занесенный в земли ведьмаков, славился среди ратников мудрой, кошачьей осторожностью. Поговаривали, что у себя на родине он крепко повздорил с каким-то Доном. Кто такой этот Дон и чего они не поделили, Карло наотрез отказывался отвечать, делая вид, что не слышит или не понимает. Единственное, что поняли ведьмаки, что в эту историю замешаны, по словам неаполитанца, дела Семьи. Именно Семьи, с большой буквы. Впрочем, его быстро оставили в покое. Боец он был добрый, из лука бил точно, знал, и за какой конец меча хвататься. Да и ножом он владел так, что со стороны залюбуешься — хоть пырять, хоть метать, хоть птицу на лету сбивать.

К вечеру, когда лес окутался сумерками, один из следящих подкрался слишком близко Подметив краем глаза справа от себя легкое, почти незримое беззвучное движение у самого низа исполинской сосны, Карло молниеносным движением сорвал с перевязи метательный нож. С глухим стуком лезвие вонзилось в ствол, раздался еле слышный не то стон, не то всхлип. Вскочившая на ноги тройка лучников метнула стрелы на звук. Соглядатай не принял боя.

Когда подскочившие мечники оказались под сосной, они увидели лишь нож, почти на половину лезвия вошедший в необъятный ствол, намертво прибив к нему кусок плоти. От ствола в сторону тянулась кровавая дорожка, резко обрывающаяся в пяти шагах. Стало ясно: нож Карло поразил не зверя. Только собрав все силы, Бронеслав, крепкий, видавший виды мечник, смог выдернуть из дерева брошенный неаполитанцем нож.

— Ну и лапища у нашего Карлы, — бросил он чуть хромающему Радосвету и его родному брату-близнецу Радомиру. — Сейчас посмотрим, что это завелось в наших лесах?

Он положил кусок странной плоти, отсеченной ножом, себе на ладонь и двинулся к костру. При свете костра по очереди рассмотрев, что лежало в ладони Бронеслава, и русы, и араб, и Карло только смогли пожать плечами. В покрытой мозолями руке лежала верхняя часть остроконечного уха, покрытого тончайшими длинными волосами, цветом напоминающими яркое золото.

С тихим шорохом из темноты, прямо в голову ярко освещенного светом костра Карло, устремилась стрела. Коротко свистнул вороненый, для ночного боя, когда враг бьет на блеск клинка, меч Радомира. Тихий лязг — и белооперенная стрела вонзилась в землю. Казалось, древко дрожит от бессильной злобы. С недоброй усмешкой Бронеслав сунул кусок плоти врага за пояс, подхватил с земли бурдюк с водой и быстро загасил костер. Потом, отбросив Алимбеку опустевший кожаный мешок, поднес ладони ко рту. Дважды ночь прорезал стон выпи, и дважды ответил ей вдалеке хохот филина…

Глава 8. ПОЛУНОЧНАЯ ОХОТА

Не прошло и четверти часа, как крик филина послышался рядом с поляной, на которой разбили лагерь ведьмаки. Радомир с братом, залегшие в дозоре, заметили подошедших. Тихонько окликнув и убедившись, что это свои, криком выпи дали знать на поляну, что помощь подоспела.

Тем временем Алимбек с Бронеславом и своим напарником-побратимом Пересветом ставили на краю поляны специальный махонький круглый шатер из плотной кожи диаметром в четыре шага и в четыре же шага высотой. Закончив натягивать кожу на изогнутые стальные штыри и зашнуровав завязки, Пересвет с арабов приподняли шатер. Согнувшись в три погибели, Бронеслав нырнул внутрь. После чего шатер, почти полностью светонепроницаемый, кроме махонькой дырочки вверху, поставили на землю и принялись окапывать.

Оказавшись внутри шатра, Бронеслав тоже не терял времени зря. Достал из прихваченной с собой маленькой сумы короткие и широкие свечи в глиняных плошках и расставил их вокруг себя. Сел поудобнее, запалил свечи, расстелил перед собой кусок чистого полотна, выложив на него часть уха неведомого лучника, глину и связку перьев ночных птиц. Смочил перья каплей крови и замер, подстраивая удары сердца в такт пульсирующему в голове заклинанию. Дыхание узкой нитью втягивается в нос и, проходя через горло, устремляется вниз. Казалось, мировая тяжесть рухнула на голову ведьмака. Он сидит неподвижно, и плотно прикрытые глаза видят мир глазами совы, странный черно-белый мир, и крылья ночной птицы мягко несут его.

Прошло от силы три минуты, и он увидел их. Зоркий глаз птицы заметил странный свод паутины, сверкающий изумрудным огнем. Туда, под этот хрупкий на первый взгляд колдовской свод вел след беглеца. Мало того, над сводом висели несколько сгустков все того же, переливающегося всеми оттенками зеленого цвета, магического пламени. Мысленно Бронеслав присвистнул: ловушка явно была приготовлена на мага. Но вязь заклинаний, сам принцип плетения чар был незнаком ведьмаку. Усилием воли он заставил птицу снизиться и облететь магическое сооружение, тщательно исследуя незнакомые чары. Сама паутина расстилалась не только в воздухе, отдельные нити тянулись и по земле. Ни маг, ни человек не заметил бы нитей и поднял бы тревогу, а после этого на него обрушились бы клубки колдовского огня. Бронеслав похолодел, на миг теряя контроль над своими пернатыми глазами. Если бы он и его отряд осмотрели лес обычным колдовским зрением, они бы попали в смертельную западню. Силы в каждом сгустке колдовского огня хватило бы, чтобы дотла испепелить двухэтажный терем. Им сказочно повезло, что удалось добыть клок плоти одного из колдунов.

Очевидно, существа, создавшие это чудо, слепо полагались на свои чары, мало того, они даже не выставили дозоров! Еще снизившись и внимательно осмотрев глазами птицы местность, ведьмак окончательно в этом убедился.

На поляне под куполом находилось шестеро удивительных существ. Ростом каждый шелковоухий, как прозвал их для себя ведьмак, не уступал русу. Глаза совы не позволяли различить цвета, но шелковые волосы, достигавшие середины груди, как и у ночного гостя, явно были светлыми. Вся шестерка была в добрых доспехах. Поверх кольчуг, достигавших середины бедра, были надеты латы, прикрывающие торс. Шлемы, явно славной ковки, напоминали русские и не имели забрала, а только легкую стрелку, прикрывающую нос. Только у двоих на поясе имелись мечи, остальные четверо обходились длинными, с лезвием в локоть кинжалами. Все имели луки, и колчаны были полны стрел с белым оперением. Прямо перед ними лежал лоскут тонкой беленой кожи, очевидно, карта. Склонившись над ней, существа явно обсуждали какой-то план, причем корноухий горячился больше всех.

Однако его речь закончилась немного иначе, чем он предполагал. Внезапно струя помета брызнула ему на голову, попутно забрызгав карту. Раздался леденящий душу хохот совы, взмывшей прямо в ночное небо Последнее, что видел Бронеслав, прежде чем прервать колдовство, было веселье, разыгравшееся на поляне. Пятеро шелковоухих буквально катались по поляне от хохота. Корноухий, сначала подскочивший от неожиданности, потом тоже засмеялся и, покачивая головой, принялся утираться платком, зажатым в правой руке.

Придя в себя и загасив свечи, Бронеслав выбрался из шатра и собрал воинов на совет. Хоть он был старший в отряде, но одна голова хорошо, а две лучше. Свой рассказ он закончил предложением поохотиться на охотников Предложение было встречено с одобрением. Точку в совете поставил Хвост, старший в отряде прикрытия и в случае смерти Бронеслава его преемник.

— Чего тут рассусоливать! Они подставились, это ясно. В открытом бою у нас против их чар шанса нет. Они хотят взять нас врасплох, значит, бьем сейчас, пока они нас магией не перебили. Подходы Бронеслав видел, на страже никого. Атакуем прямо сейчас. Алимбек тоже чары «Глаз Птицы» знает, вот и приглядит сверху, если что — крикнет трижды птичкой.

— Я согласен, — поддержал его Бронеслав — Свалимся как снег на голову. Пойдем двумя отрядами, я с юга, а ты, Хвост, с запада ударишь. Карло, Андраш, Неждан! Проползете им в тыл, когда мы ударим, ножики метнете Я всем говорю, — Бронеслав повысил голос, — двоих шелкоухих живьем надо взять!

Однако без боя взять врасплох шелкоухих не получилось. Бесшумно, не одна железяка не брякнула, ведьмаки, осторожно миновав нити чар, подкрались почти вплотную. И когда один золотоволосый, глянув в темноту, выхватил меч, бежать шелкоухим было уже некуда. Свистнули ведьмачьи стрелы, но только один лучник врагов, уже успевший наложить стрелу на тетиву, упал, битый в глаза. Непонятное оцепенение наваливалось, и всей воли, тренированной годами практики еле хватало, чтоб не опустить лук. Почти все стрелы либо поломались, либо бессильно отскочили от доспехов синего металла, носимых шелкоухими.

А их лучники не дремали. Стремительно срывались белооперенные стрелы, и трое лучников из отряда Бронеслава лежали на земле, и стрелы с белым оперением торчали из их глазниц Трое мечников, бросившихся вперед, несмотря на стальные личины да добрый доспех, срезали незнающие промаха стрелы врага. Все новые и новые стрелы срывались в свой полет, и каждая находила дорожку, пронзала стыки доспехов и вонзалась в глазницы личин. Хрупкие, стройные мечники шелковоухих вьюном вертелись в безумной пляске под ударами удальцов из отрядов Хвата и Бронеслава, оттягивая мечников на себя и позволяя своим лучникам сеять смерть в рядах ведьмачьего воинства.

Чаша весов заколебалась. Даже без магии странные создания впятером теснили два десятка вышколенных воинов. Еще миг — и закованные в броню ведьмаки дрогнут и побегут, застилая землю своими пробитыми телами, под мелодичный смех своих врагов, и никто не уйдет живым. Шелкоухие смеялись во время боя все тем же смехом, так же, как они смеялись над своим собратом. Казалось, бой для них детская забава.

Но вдруг все резко изменилось. Выросшие за спинами врагов трое пластунов метнули ножи. Нож Андраша шел прямо в висок лучника. В последний момент шелкоухий чуть повернул голову — тяжелый метательный нож, бессильно звякнув, отлетел от височной пластины шлема. Свистнул длинный бич в руке мадьяра, и меч в руке шелкоухого, неотразимо бивший прямо в грудь уже раненого в плечо Хвата, отлетел далеко в сторону. Три меча ударили в грудь и шею обезоруженного врага. Стрела с белым оперением ударила в горло Андрашу, но и последнего мига его жизни хватило. Бич в руке почти мертвого, захлебывающегося кровью ведьмака ударил вторично, рассекая тетиву у шелкоухого-лучника. Подскочившие мечники остервенело рубили шелкоухого в клочья. С неба обрушился комок перьев, и когти совы, покорной воле Алимбека, вцепились в глаза третьему лучнику. За несколько мгновений до этого Карло, подкравшийся сзади, ловко, как играющая девочка накидывает бантик котенку, набросил шелковую удавку на шею второго мечника. Короткий хруст — и обмякшее тело безвольно опустилось на траву. Подскочив к последнему врагу, Хват выверенно, точно ударил коротким мечом прямо в центр кровавой каши, в которую обратилось прекрасное лицо шелкоухого.

Дорого же далась шестерка шелкоухих ведьмакам. Девять убитых — пятеро мечников, трое лучников и отчаянный пластун Андраш, переломивший своей жизнью ход боя, лежали на поляне, устремив в небо мертвые глаза. Еще семеро было ранено, из них пятеро не могли ходить. Только пятеро остались невредимыми, хотя как сказать.

Бронеслав сидел на корне с туго перевязанным лбом, дымил трубкой и размышлял. Себя он раненым не считал, так, царапина от меча, правда, увернуться успел он в последний миг. Рядом с ним Пересвет отпаивал Алимбека травным отваром. Во время боя араб бросил птицу, бывшую его глазами, на верную смерть, и раны, нанесенные сове, на время ослепили его. Видеть он, конечно, будет, но не раньше, чем через три дня. Долго думал и курил Бронеслав, наконец поднялся на ноги и поднял руку вверх, желая говорить…

Близилось утро. Еще до того как на землю пала роса, были срублены волокуши, на которые погрузили раненых и убитых. С тел шелкоухих были сняты доспехи синего металла. Испытав одни латы, Бронеслав покачал в изумлении головой. Ни стрелы, ни арбалетные болты, пущенные в упор, с трех шагов, не брали чудо-латы Никаких чар на доспехе не обнаружилось, и вскоре вся пятерка уцелевших облеклась в латы синего металла, а Пересвет, клинок которого оказался сломанным, вооружился одним из вражеских мечей.

Радомир отправился на ближайший лесной хутор и пригнал четырех лошадей, которые и потянули волокуши прочь из леса. С волокушами пошли Хват, раненный стрелами в плечо и грудь, и еле передвигавший ноги Неждан, получивший удар мечом по шлему. Обоим сильно повезло стрела пробила пластину доспеха, пронзила кольчугу и подкольчужник Хвата, которые ослабили удар, и в грудь вошла не глубоко, а по шлему Неждана меч шелкоухого ударил плашмя, но силы в ударе достало, и минуло не меньше часа, прежде чем рослый рус смог подняться на ноги. Хуже обстояло дело с плечом Хвата. Ударив в стык доспеха, наконечник стрелы засел намертво, и правая рука плетью висела вдоль тела. Пятеро других раненых были еле живы, и Бронеслав мог только надеяться на то, что они выживут Тела убитых шелкоухих были свалены на вторую волокушу и, во избежание ненужных вопросов, прикрыты рогожей, захваченной на лесном хуторе предусмотрительным Радомиром.

Вооружившись двумя клочками бересты, Бронеслав принялся писать сообщение Главе Ведьмаков Филину. Описав во всех подробностях бой и сторожевые чары шелкоухих, он задумался, еще раз задав себе вопрос о правильности своего решения. Прав он или нет? Затем все же продолжил письмо, закончив его просьбой о подкреплении его отряда, потерявшего почти три четверти воинов.

Достав из мешка шесть кусков бересты, покрытых различными шифрами, или, как их называли русы — тарабарщиной, он, не глядя, вырвал два, обозначенных буквами «веди»и «глагол». Сверяясь с ними, он перенес послание на второй кусок бересты, озаглавив его буквой «веди». Взглянув на блекнущие предрассветные звезды, определив по ним время, Бронеслав записал время, использовав для этого листок с буквицей «глагол». Даже если враг перехватит послание, он не сможет быстро понять написанное и изменить время, записанное другим способом. А по времени от отправки до получения письма станет ясно, читал его еще кто или нет. Запечатав зашифрованное послание, ведьмак поднялся, подошел к догорающему костру, на котором кипятили повязки для раненых, и, тщательно развеяв пепел, спалил черновик послания и куски бересты с тарабарщиной, обозначенные «веди»и «глагол»

Тем временем Карло, расположившийся рядом с костром, причаровывал птицу, способную донести послание до Филина. Прямо перед ним неподвижно застыл огромный ворон. Приблизившийся Бронеслав протянул Карло опечатанный свиток письма. Птица взмыла в небо с гортанным криком. Посмотрев ей вслед, Бронеслав бросил неаполитанцу: — Теперь нам остается только ждать ответа.

Глава 9. ЗВЕЗДОЧЕТ, И НЕ ТОЛЬКО

Они шли по улице, мощенной серым камнем, мимо домов из ракушечника или кирпича, окруженных глинобитными заборами. Весь Ашур представлял собой каменный лабиринт, исполинский узел переплетений узеньких улочек и переулков. Периодически стены домов или заборы раздвигались, образуя площади, густо покрытые навесами и палатками, в окружении зловонных куч мусора, над которыми роились мухи.

И люди в городе походили на мух, такие же шумные — и наглые. Невероятная смесь одежд всех расцветок и покроев в невыносимо ярком свете солнца резала глаза. Дикий гомон, крики зазывал, песни бродячих певцов, надрывный вой глашатая, яростные споры торгующихся, целый обвал звуков, из которых даже ухо охотника могло различить лишь обрывки слов и фраз.

Русы и гордые арабы, повелители пустыни, желтолицые ханьцы и гордые варяги спорили, торговались, да и просто жили в этой исполинской толчее по имени Ашур. Казалось, все люди перемешались меж собой, как и их одежды. Рус в чалме или мохнатой шапке продавал босому ханьцу в вышитой рубашке и узорных арабских шальварах глиняный кувшин. Стража волокла за руки пьяного викинга в шелковой рубахе и сафьяновых туфлях, постоянно сваливающихся с его немытых ног.

Они шли по городу. Рогволд в своей одежде богатого руса следовал за Ратибором, который снова напялил себе на голову чалму. Со стороны они и впрямь походили на купца с приказчиком. Правда, пара ловкачей, явно примеривающихся к кошелю на поясе Рогволда, резко отпрянули в сторону и даже, виновато разведя руками, раскланялись с Уруком, нацепившим на себя стальную маску цеха Ночных Убийц.

По рассказам Филина и Рогволд, и Урук отлично себе представляли вольный город Ашур, но действительность поразила их. Однажды, когда навстречу им попался ашурский житель с настоящей черной кожей, не хватило выдержки ни орку, ни гордому, бесстрастному Рогволду. Они замерли, пораженные этим чудом Чернокожий, поравнявшись с ними, понимающе улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. Ушедший вперед за время, пока они стояли столбом, ведьмак Ратибор обернулся к ним и при виде чернокожего в свою очередь улыбнулся. После чего и он, и чернокожий с радостным смехом обнялись.

Повернувшись к Уруку и русу, ведьмак Ратибор представил им черного жителя города Ашура: — Это Карим-Те, потомственный нганга, наш брат с далекого юга! А это мои друзья, почтенные Рогволд и Урук, отважные богатыри из лесов русов.

Нганга Карим-Те с интересом взглянул на обоих спутников Ратибора. Конечно, с его точки зрения они составляли достаточно забавную картину. Рослый рус, по одежде походивший на купчину, и маленький, почти карлик, по меркам русов, Урук, закованный в вороненый доспех, в полностью закрывающей лицо маске оскаленного демона.

Протянув лапу, закованную в боевую рукавицу, с накладными когтями из стали, Урук почти прорычал: — Урук, рад знакомству.

Чернокожее лицо внезапно посерело. Потрясенный звуками родной речи, Карим-Те пожал лапу орка. Рукопожатие затянулось. Рогволд заметил, как плечи чернокожего напряглись, пытаясь выдержать хватку лапы орка. Наконец Ратибор заметил: — Урук, хватит с него, теперь наш нганга знает, что ты батыр.

Оскаленная маска повернулась к ведьмаку, и орк хрипло бросил в ответ: — Нет, не знает, и я думаю, что не узнает.

После чего он наконец выпустил руку чернокожего.

Похоже, Карим-Те не обиделся, а, наоборот, еще больше развеселился и, растирая левой рукой кисть правой, побывавшую в тисках лапопожатия, начал приглашать в гости. Однако его ждал еще один сюрприз. Оказывается, он приглашал в гости орка, притом на родном языке, и вежливый ответ Рогволда: «Спасибо, почтенный Карим-Те, если сможем, то придем», — добил беднягу окончательно.

Совсем посерев лицом, нганга пробормотал на ломаном наречии русов: — Земляк, земляк…

После этого, заявив, что Винт знает, где его дом, поспешно попрощался и скрылся в соседнем переулке.

Ратибор задумчиво покосился на обоих.

— Ладно, — обратился к нему Рогволд, — будет время, поговорим.

Ведьмак кивнул.

Пройдя вдоль канала, по улочке из зажиточных домов белого кирпича, они вышли на площадь. Вернее, не площадь, а перекресток каналов, над которым возвышался крестообразный каменный мостик. Сразу за ним высились ворота, увенчанные двухскатной изогнутой крышей из странного красного дерева, покрытого блестящим лаком На створках ворот были с большим искусством вырезаны фигуры воинов Прямо перед воротами стояли трое ханьцев в черных шелковых рубахах и шароварах, в мягких туфлях, со странными трезубцами в руках Центральное острие трезубца смотрело прямо в небо, а боковые волнистые отходили в разные стороны.

— Это стражи Ханьского квартала, — объяснил спутникам Винт, — от трех крупнейших кланов Они вечно соперничают, но у ворот распри кончаются.

Рогволд вспомнил рассказ Филина о ханьцах, живущих в Ашуре, и спросил Ратибора.

— Винт, они из кланов Феникса, Тигра и Дракона?

Ведьмак молча кивнул

Подойдя ближе, Рогволд и Урук смогли рассмотреть одежду стражей. Горловины рубах поражали роскошью вышитых золотом узоров. У одного прекрасная птица, у другого на вышивке выгибалось странное чудище с лапами, напомнившими Рогволду лапки Урука. У третьего, очевидно старшего сегодня, вышивка изображала оскаленную морду полосатой кошки.

Поравнявшись с воротами, Ратибор учтиво обратился к страже и объяснил, что почтенный купец следует через квартал по своим делам, добавив, что телохранитель из цеха Ночных Убийц связан долгосрочным контрактом на охрану.

Старший из охраны внимательно посмотрел в зеленые глаза и неторопливо кивнул

Пусть кивок и напоминал поклон, но сразу после того, как они вышли, бесшумно вслед пристроились четверо ханьцев, все с тигриной вышивкой, правда, серебряной. Они шли по пятам, пока Рогволд, Ратибор и Урук проходили через квартал. Казалось, путники перенеслись прямо в загадочную страну Хань. Дома, ворота, входные двери, беседки и маленькие пруды в садах, чуть прикрытые низкими оградками, все было непривычно. Непривычно и красиво. Бродячий фокусник-ханец, показывающий свое искусство толпе непривычно серьезной ребятни, странно одетые люди — все было в диковинку и русу, и орку. Даже сам воздух казался другим, запахи благовоний и незнакомых цветов мешались с запахами из харчевни, где повар готовил свои кушанья прямо перед посетителями. Когда Рогволд увидел перед собой вышивки Тигра, Дракона и Феникса на спинах стражников других ворот, четверка шедших за ними ханьцев как сквозь землю провалилась. У этих ворот старшим был Феникс, вежливо поклонившийся русу и его спутникам.

Выйдя за ворота, они вновь окунулись в лабиринт улиц Казалось, путники мгновенно перенеслись обратно в Ашур из далекой страны Хань. Однако миновав несколько домов, они опять увидели ворота в ханьском стиле, над воротами висела вывеска, на которой были нарисованы белая змея и несколько иероглифов. Если б Рогволд поднял глаза, он смог бы с помощью чар прочесть название «Школа Белой Змеи». Однако он этого не сделал. Мало того, задумавшись об увиденном в Ханьском квартале, рослый рус со всех сил ударился об нее головой. Потирая голову, Рогволд в сердцах проорал в белый свет: — Понавешали тут всякую заразу, уже и пройти нельзя!

Услышав это, молодой ханец, стоявший рядом с воротами, выхватил из ножен длинный прямой меч и с криком, напоминающим шипение, прыгнул к Рогволду. В следующий миг ханец отлетел в сторону от сильного пинка в бедро лапой, обутой в стальной сапог. Урук бросил спутникам: — Не лезьте под меч, — и шагнул вперед.

Юный ханец отлетел в сторону, но меча из рук не выпустил. В падении он перекрутил ноги под себя в какой-то замысловатый узел. В следующий миг, распрямившись, он крутанулся и выстрелил, как пружина, прямо навстречу орку, уже успевшему обнажить ятаган. Меч в руке юнца походил на змею и порхал, что твой змеиный язык. Но все хитрые финты ханьца были бессильны перед ятаганом в лапе орка, неизменно оказывающемся там, где надо и когда надо. Пока Урук только защищался, но вот орк плавно шагнул вперед, чуть повел ятаганом и — удар! Меч вырвался из руки юноши и улетел шагов на пять, к самому забору. Ханец замер, с каменным, бесстрастным лицом глядя куда-то в сторону, словно видя клинок орка перед собой.

Казалось, бой прекратился. Торопясь не допустить кровопролития, Рогволд, помня о своих липовых сединах, степенно, как и подобает уважающему себя старосте, обратился к юноше: — Сынок, одумайся, к чему хвататься за меч…

Но закончить ему не удалось. Речь явно произвела обратное впечатление. Ханец немыслимым вывертом отпрыгнул в сторону. На молодом лице проступила гримаса дичайшей ярости. Следующий прыжок, и, схватив меч, юнец оскалился в злобной ухмылке. Сложив кольцом пальцы левой руки, он как будто взял в руку невидимую чашу и рывком поднял ее к запрокинутой голове. Движения ханьца стали точной копией движения пьяного. Пошатываясь, он двинулся к Уруку. Орк стоял, сильно ссутулившись, обнажив оба клинка. Удар, еще и еще. Казалось, ханец, падающий, кувыркающийся, неотличимый от обычного пьяного, полностью подчинился легкому жалу меча, тянущему его за собой и жалящему орка из невозможных, неправильных позиций. Здесь не было лязга сталкивающихся мечей, как если бы в бою сошлись рус и варяг. Здесь не было места грубой силе, и невесомый меч юнца, который он держал даже не ладонью, а тремя пальцами, легко уворачивался от тяжелых клинков в лапах Урука. А когда мечи сталкивались в блоках, то клинок не отбивался, а мягко отводился в сторону. Дважды ханец попробовал пройти по лезвию ятагана и дважды еле уворачивался от контратак орка. Юнец дрался непривычно, но, похоже, и Урук черпал свои знания меча от схожих источников.

Внезапно меч Странников в левой лапе орка коротко блеснул, ловя солнце на лезвие. Детская шалость — солнечный зайчик. Но этот зайчик ударил прямо в глаза ханьца, на мгновение ослепив его. В следующий миг ятаган коротким, почти не различимым глазом движением выбил вверх меч из руки юнца. Ханец попробовал лягнуть орка ногой в грудь. Урук легко увернулся, но выбитый меч ханьца обрушился сверху на шлем орка и рассек завязки стальной маски. Они вместе упали в придорожную пыль, легкий прямой меч и стальная личина цеха Ночных Убийц вольного города Ашура.

Орк стоял с открытым лицом, левой ногой придавив лезвие меча раскосого юноши. Руки Рогволда рванулись к луку. Рус был готов вогнать обратно в глотку стрелой вопль ужаса ханьца. Но оружие не понадобилось — вопля не было.

Увидев клыки и зеленую кожу своего противника, юнец не стал кричать, а спокойно сложил руки перед собой и низко, почтительно поклонился. Казалось, вместо врага, с которым он только что рубился насмерть, юноша встретил почтенного человека, волхва или, скажем, князя. Он трижды поклонился изумленному Уруку, не замечая ни Рогволда, ни Ратибора.

— Я приветствую почтенного Ао Жуна, сына Дракона, князя Восточного моря, — почтительно заговорил юноша ханец с Уруком, — позднорожденный умоляет о прощении почтенного Ао Жуна, сына…

— Дракона, князя Восточного моря, — перебил его Урук. — Можешь не продолжать, я прощаю тебя. В свою очередь прошу простить невольную дерзость моего спутника, этот глупец не хотел оскорблять школу Белой Змеи и тебя лично.

Рогволд хлопнул себя по лбу. В голове руса всплыли слова Филина, говорившего им о том, что при обращении к ханьцам не следует называть их родственными титулами. Единственное обращение, допустимое при дружеском разговоре, это браток, братец. «Я же назвал его — сынок! Это же оскорбление! Болван, верно говорят; хотел как лучше, а вышло, как всегда…»

Пока рус размышлял, разговор ханьца с орком, нахально присвоившим себе титул княжича Восточного моря, продолжался. Приняв извинения Урука, ханец начал расспрашивать о судьбе своего отца, пропавшего вместе с кораблем в год Огненной Лошади. Орк степенно отвечал, что с папой все в порядке, просил не забывать, весел, здрав, ждет встречи с любящим сыном. В ответ на это сообщение заметно обрадовавшийся юноша низко поклонился пять раз, поднял с земли свой меч, протянул его Уруку, встал на колени и, склонив голову, сказал, что он готов к встрече с отцом, пусть почтенный Ао Жун рубит ему голову. Пораженный до самих печенок орк вернул меч владельцу, помог ему подняться и заверил почтительного сына, что рано, мол, ему к папе отправляться…

Напялив на лицо маску, Урук попрощался с опять начавшим бить поклоны юным ханьцем. После чего велел ему жить, как раньше жил, папу не забывать и помирать не на коленях, а в достойном мужа бою. Проповедь орка произвела впечатление на юношу, и, попрощавшись, не обращая внимания на его новые поклоны, путники величественно и степенно скрылись в соседнем переулке.

Правда, величественности и степенности им хватило только до угла. За углом Ратибор расхохотался: — Ну, княжич, ну сын Дракона! Отсмеявшись, ведьмак внимательно, зорко посмотрел на Рогволда. «Да, — подумалось русу, — хорошо Уруку в личине, ни один ведьмак в лицо, не уставится». Очевидно, осмотр удовлетворил Ратибора, и провожатый бросил своим спутникам: — Мы почти пришли. Башня звездочета рядом, но только сомнительно мне, что примет он нас. Он нашего брата ведьмака не особо жалует, кабы еще взашей не попросил. Но не мне решать.

Филин мне сказал: «Ратибор, доведи их до башни». Я вас довел. Дальше идите сами. — На секунду ведьмак замялся, как будто что-то решая для себя, потом подытожил: — Удачи вам, ребятки. Не поминайте лихом. Буду нужен, найдите харчевню «У Пяти Углов», скажите, мол. Винт нужен. Будете письмецо туда посылать али спросят в «Углах», кто, мол, такие, так скажите: княжич и купчина.

Махнув рукой на прощание, ведьмак по прозвищу Винт скрылся в щели между лавками «Абдулла — ковры из Багдада»и «Ральф Хансен. Пиво и эль». Миновав еще три дома, рус и орк оказались у высокой каменной башни. Правда, вход в башню отсутствовал, каменное крыльцо поднималось прямо к голой каменной кладке. Однако Рогволд привык доводить дело до конца и, поднявшись по ступенькам из стертого гранита, решительно постучал в стену кулаком. На удивление звук получился гулким, как от удара в деревянную дверь. Что-то скрипнуло, и накладная панель под каменную кладку со скрипом поднялась вверх, открыв взглядам руса и Урука массивную дверь, покрытую стальными пластинами, хищно ощетинившимися острыми шипами.

По центру двери на черном дереве красовалась серебряная инкрустация, изображавшая скупыми штрихами горный перевал, над которым висел шар луны, рассеченный зигзагом облаков. Точно такой же узор красовался на гарде клинка Странников. Бронзовая дверная ручка изображала месяц с оскаленными зубами, в которых намертво был зажат кинжал. Орк, успевший подняться на крыльцо и встать рядом с Рогволдом, в изумлении прищелкнул языком.

— Рогволд, это вещь из моего мира, у нас когда-то была крепость Заходящей Луны. Я видел эту эмблему на щитах тех, кто служил силе, захватившей эту людскую крепость, — медленно и устало проговорил орк.

— Неужели кто-то в твоем мире помнит о тех, кто бился там? Возьми меч, отдай им.

Урук снял плащ и потянул через голову перевязь с клинком Стражей Перевала.

— Рогволд, — продолжал Урук, — мой народ для них враг, они убивали нас везде, а победив, на нас охотились, как на бешеных собак, не щадя ни женщин, ни детей. Хотя на щитах моих предков была Белая Ладонь, хотя мы на треть люди, ни для них, ни для нас это ничего не меняло.

Сунув меч Странников оторопевшему Рогволду, Урук спрыгнул с крыльца и, обнажив свой вороненый ятаган, грозно прорычал: — УРУК-ХЕЙ! ШАРКИЧ, УРУК-ХЕЙ!

Странно, стоило рукояти меча коснуться запертой двери, как она распахнулась. За дверью стояла невысокая хрупкая девушка, почти девочка. В ее серых глазах были слезы. Простое русское платьице из беленого льна, яркие бусины стеклянного ожерелья. Обычная русоволосая заплаканная девчушка, с ужасом смотревшая на Урука в маске цеха Ночных Убийц, застывшего в боевой стойке с обнаженным ятаганом.

Схватив за руку замершего на крыльце Рогволда, она прошептала: — Дяденька, прыгай за дверь, он не сможет ее выломать. — И попыталась втащить руса за собой внутрь башни.

Поняв, что последний бой для него откладывается, орк вложил ятаган в ножны и, протянув девчушке лапу в латной рукавице, шатнул на крыльцо.

— Дяденька, скорее, — прошептала девочка. Но Рогволд не шелохнулся, застыв в непонятном параличе. Единственное, на что его хватило, это прошептать перепуганной девчонке непослушными, онемевшими губами: — Не бойся его, это Урук, он хороший.

Поднявшись на крыльцо, орк аккуратно коснулся своей лапищей плеча девчушки и тихо сказал' — Не бойся. Я не кусаюсь. Меня зовут Урук. Ты меня понимаешь?

Слабый кивок был ответом. Орк продолжил: — Я не убийца, эта маска — хитрость, чтобы никто не видел моего лица. Мое лицо — это большой секрет. Не надо меня бояться. Ты меня понимаешь?

Бледная, закусившая губу девочка еще раз кивнула.

Рогволд заговорил: — Мы с моим другом, доблестным Уруком, пришли издалека. У нас важное дело к почтенному звездочету.

Рус заколебался, говорить или нет ребенку условные слова, которым научил их Филин. Но орк опередил его.

— В гороскопе важно положение Черной Луны, — медленно и внятно произнес Урук, — и оно важно для птиц.

Подняв заплаканные глаза, девочка почти прошептала: — Особенно если птица — Филин.

На ее губах проступила тень улыбки, и, разом обмякнув, она рухнула на руки Рогволда. Поудобнее подхватив девочку, рус шагнул в башню, сзади шел орк.

Сухо щелкнула, закрываясь за ними, дверь, и перед путниками развернулась огромная винтовая лестница, сложенная из серого камня. Поднявшись вверх на сорок пять каменных ступеней, они оказались в горнице, застланной ковром, с огромным камином и широкой деревянной лежанкой, на которой лежал ворох звериных шкур. Положив на лежанку девочку, Рогволд огляделся. В углу громоздились обломки книжных полок и разбитый в щепу стол. И ни одной книги, ни одного листа пергамента или куска бересты. Поднявшись покаменным ступеням выше, под самую крышу, орк и рус оказались в другой горнице. В крыше башни были проделаны отверстия, видимо, раньше аккуратно запирающиеся плотно пригнанными ставенками. Теперь ставенки были сорваны с петель. Взгляду Рогволда открылась груда обломков медных трубок и осколков странной прозрачной слюды. Все, что было возможно поломать, разнести в клочья, все уничтожила злая воля. Урук и рус видели только груды обломков. Спустившись вниз, в нижнюю горницу, они разожгли камин дровами и обломками мебели. Девушка лежала в забытьи на треснувшем деревянном ложе. Теперь по ее лицу можно было понять возраст. Девочка лет двенадцати, дергавшая за рукав руса, исчезла, теперь ей можно было дать лет пятнадцать или шестнадцать.

Лицо девушки стало строгим, спокойным. Проступила исконная женская мудрость, и рус недоумевал, как он мог ошибиться на крыльце, посчитав ее почти ребенком. Медленно текли мысли Рогволда: «Может, рост обманул? Я привык к рослым, статным девушкам своего городища и не могу здраво судить…»

Так думал Рогволд, сидя у изголовья. Урук, оседлав свой заплечный мешок, сидел молча, глядя в огонь. Они ждали…

Инга медленно приходила в себя. Казалось, ее душа блуждает где-то вдалеке, и боль кончается, ибо есть предел и у боли. Как залпом кончаются последние силы, так залпом исчезает и последняя боль. Когда моровое поветрие скосило ее мать и отца, прадед, старый мудрый Гостомысл, смог выходить только ее. Он не был целителем, звездочет Гостомысл, сумевший сделать невозможное. Когда ни один лекарь ни за какие деньги не соглашался идти к больным, когда город был полон смерти и людей хоронили в безымянных могилах, скопом, не зная ни имен, ни прозвищ. Выпушенные из темницы преступники, которым было обещано помилование, и рабы, которым была обещана свобода, — вот могильщики безымянных могил. Они забрали мать и отца, хотели забрать и ее, мол, все одно помрет, чего ходить два раза, но прадед не позволил. Она выжила смерти вопреки.

Когда она поправилась, именно он, прадед, которого она звала просто — дедушка, научил ее всему. Учил писать и говорить на доброй дюжине языков и диалектов, различать пути людской судьбы, рисовать карты сочетаний звезд и рассчитывать гороскопы. Он был суровым, строгим учителем, но Инга помнила улыбку, прячущуюся в бороде дедушки, ласковую, любящую улыбку.

Забытье проходило, и когда она открыла глаза, то увидела ту же улыбку, прячущуюся в тронутой сединой черной бороде человека, сидящего в изголовье. Повернув голову, Инга поняла, что она лежит дома, на ложе, и чья-то заботливая рука положила ей под голову плащ. Горели, потрескивая, дрова в камине, и давнишний «Ночной Убийца», так и не снявший маски, глядел на пляску пламени в камине.

Порывисто сев, она осмотрелась. Горница была прибрана, но следы разгрома все равно были заметны. Исчезли сломанные книжные полки и разломанный стол. Их обломки лежали, аккуратно сложенные, вместе с дровами. Чувство защищенности, надежности, исходившее от пришельцев, наполнило душу покоем. Прислушавшись к себе, к своему внутреннему голосу, Инга поняла: этим людям можно верить, пусть даже один и носит маску убийцы.

Увидев, что девушка очнулась, Рогволд обратился к ней — Ну что, будем знакомы: меня Рогволд зовут, а это — Урук.

Человек, сидевший у огня, повернулся, и маска, изображающая оскаленного демона, кивнула Инге.

— Я Инга, правнучка почтенного звездочета Гостомысла, — мягко проговорила девушка, — а вы ведьмаки, посланцы и слуги Вершигоры по прозвищу Филин. Дедушка говорил мне о народе ведьмаков, владык Черного Леса, и я знаю условные слова.

— Мы не слуги Филина, и мы не ведьмаки, — раздался хриплый, скрипучий голос из-под маски. — Ты права в одном: мы посланы к твоему деду или прадеду Филином. От него мы знаем слова привета и доверия. Вершигора говорил нам, если слов будет мало, отдать тебе это.

Порывшись в мешке, орк бросил на колени Инге костяной амулет с привязанным к нему кожаным шнурком. Густая перевязь узлов покрывала шнур. Перебрав пальцами узелковую вязь, девушка вопросительно подняла бровь и, только услышав ответ Рогволда о дороге на Перевал Странников, кивнула.

— Я не смогу вам помочь, хоть и знаю, где дедушка хранил рукописи о дороге и словах на пути к Перевалу. Мало знать все слова, нужно знать, когда их произнести и кому. Сегодня я ушла на рынок, а когда вернулась, все было перерыто, а дедушка пропал. Я не знаю, кому это могло понадобиться.

— На этот вопрос отвечу я, — проскрипел Урук. — Я чую запах могильной пыли на следах тех, кто был здесь. Скажи, Инга, не ссорился ли почтенный Гостомысл с гильдией Некромантов вольного города Ашура?

— Нет, — покачала головой девушка. — Но я не понимаю, при чем здесь некроманты? Конечно, дедушка их не любил, как и многие жители нашего города. Вам нужен Перевал, вы оба знаете нужные слова, но я не могу понять, зачем вам дорога, полная опасностей, что нужно обычным людям за Перевалом…

Пока Инга говорила, Рогволд не мог избавиться от мысли, что им попросту не доверяют, и, возможно, вполне справедливо — одна маска орка чего стоит.

— Урук, я прошу тебя, сними маску и расскажи почтенной Инге, зачем мы идем к Перевалу, — проговорил Рогволд. — А вы, почтенная Инга, не пугайтесь не совсем обычного лица моего спутника.

— Да, — проговорил орк, — а я снова предупрежу, что не кусаюсь. — С этими словами он снял маску.

— Орк!.. — в испуге отшатнулась Инга.

— Да, — гордо поклонился Урук, — мое имя Горбаг, из клана Урук-Хей. И прошу не называть меня орком, я Урук.

Рогволд про себя поразился, что орк скрыл от него свое имя. «Это то же самое, если бы я назвал себя просто человеком или русом, получается, что Урук принял на себя имя своего племени», — подумалось русу.

Отшатнувшаяся от орка Инга сидела прямая, яростная, и ноздри ее гневно расширились. Наконец она заговорила: — Ты, отродье мрака, как ты смеешь… — Она просто задохнулась от гнева. — Я знала, что ведьмаки якшаются со всякими тварями в людском облике, но с такой мразью…

Рогволд резко перебил гневную и бессвязную тираду: — Я не ведьмак и познакомил меня с почтенным Уруком почтеннейший волхв Светлояр, мир его праху. И я не могу понять вашу злобу, почтенная Инга, чем провинился мой спутник и мой друг перед вами?

Похоже было, что Рогволду удалось удивить обоих. Орк в изумлении смотрел на сына старосты, и в его взгляде было нечто новое. Вскочив с мешка, он сорвал с лапы боевую рукавицу и порывисто, как мальчишка, протянул лапу Рогволду, который, привстав, пожал ее. Это рукопожатие окончательно поразило Ингу, растерянно переводившую взгляд с одного на другого.

Немного придя в себя, она заговорила, тщетно пытаясь скрыть растерянность в гоюсе: — Я читала летописи, попавшие в наш мир через Перевал. В них рассказывалось, как орки вырезали целые деревни и пожирали трупы убитых. Как племя уруков было создано магом-предателем из орков и людей, отчего они стали еще опаснее, и о том, как доблестные рыцари навсегда очистили свои земли от слуг Черного Властелина…

— А ты знаешь, как наше племя отходило далеко на север, — перебил ее Урук, — как наши послы просили у доблестных рыцарей пощадить хоть одного из каждых двадцати детей. Как гордые владыки перебили наших послов и обрушились на нас, горсть чудом уцелевших воинов, и, перебив нас, веселились, сбрасывая наших женщин и детей со скал? Мы служили своему роду, своему отцу, породившему наш народ. Не важно, кто твой отец, его не выбирают, он любил нас, а мы любили его. Северные слизняки, — тут Урука передернуло от отвращения, — ненавидели нас, их породил ИХ Владыка, и они ненавидели и боялись его, служа ему. А мы шли в бой при одном оскорблении в адрес нашего Отца Мы звали его Старик, или Белая Рука. Он мертв, как и мой народ. Меня подобрал и выходил волхв Светозар. Мой мир отверг мой народ, я последний. Мое имя Урук, я забыл свое старое имя. И пока я жив, жива память о моем народе. Ты говоришь так, как тебя учили. Мы не пожирали убитых, подобно людям из племени Крысы, и хоронили своих павших, у нас был свой язык и свои песни Где они теперь?

Инга, как зачарованная, слушала откровения Урука. Ни в одной книге она не читала ничего подобного. Там всегда было ясно, что герой — это яркая, блистающая кольчуга, обтекающая тело, словно вода, меч, горящий ярким пламенем, и гордый взгляд. А враги — это чудища, наподобие орков, с мерзкими харями или, в крайнем случае, черные колдуны, жрущие пиявок, повелевающие ордами мертвецов и неизменно проигрывающие из-за собственной непроходимой тупости. Сама мысль, что враги обладают речью, могут любить и иметь собственных детей, что герои ничем не отличаются от них в жестокости, — просто не укладывалась в голове.

— Нет, — закричала Инга, — я не верю, слышите, не верю!

Но не умом, а сердцем она понимала, что это правда. Сердце заставляло ее поверить орку. Поверить, пусть даже весь ее привычный мир, с незыблемыми понятиями добра и зла, рухнет, как домик из карт. Рогволд погладил ее по голове, и от этой ласки она зарыдала на плече руса И со слезами уходила боль, оставляя только ясность и четкость мысли. Прямо перед ее лицом в когтистой зеленокожей лапе появилась открытая фляга. Взяв ее, Инга сделала несколько глотков чистой родниковой воды. Неожиданно стало легче, слезы прекратили течь. Она глотнула еще и вернула флягу, коснувшись руки орка. Рука была такой же горячей, как и ее.

Смахнув слезы и отстранившись от плеча Рогволда, девушка встала и, поклонившись Уруку, проговорила: — Прошу меня простить, почтенный Урук, я не знала всей правды. Я забыла о том, что звездочет, как и хронист, должен быть беспристрастен и долг его выслушать обе стороны.

— Я принимаю ваши извинения, почтенная Инга. — Урук был непривычно серьезен и ответил неожиданно многословно, — Мой народ жил по своим законам, мы были иными, и действительно, в наших сердцах есть частица тьмы. Но победители, истребив нас, пустили тьму в свои сердца. И добро и зло — это слова, истертые, как монеты. Люди используют их, и толкуют их, как им выгодно. Есть свет, есть тьма, но мало кто способен провести четкую грань между ними. Так говорил мудрый волхв, несущий в себе свет, и сейчас старый орк, несущий в себе тьму, спешит к нему на помощь.

Рогволд хотел дополнить речь Урука, но не находил слов. Он только смог встать и, поклонившись Инге, проговорить: — Я простой охотник, я не читал летописей. В дороге мы встретили мудрого волхва Светлояра и мудрого Вершигору. Они оба говорили, что беда на пороге и остановить ее мы сможем, только добравшись до Перевала.

Инга кивнула:

— Я понимаю, но я и в самом деле не в силах помочь. Мой дедушка не только звездочет, он, как вы знаете от Вершигоры, владеет ключами к дороге на Перевал Странников. Пока он не передаст ключи, он не умрет. Если его схватили некроманты, я не знаю, где его искать.

— Они оставили следы, и по ним мы найдем его, — ответил ей Урук, последний воин своего народа. — Найдем и освободим.

Глава 10. ЭХ, ДОРОГИ…

Да, верно говорят: не хвались, идучи на рать, а хватись, идя с рати. Так думал ведьмак Ратибор по прозвищу Винт, лежа на охапке соломы в темном подвале. Еще в городе он почувствовал на затылке чужой взгляд. Он помнил наказ Вершигоры довести Рогволда и Урука до башни звездочета Гостомысла, да и потом, пока рус и орк будут в Ашуре, присматривать за ними. Поэтому, почуяв слежку, ведьмак решил временно проститься со своими спутниками и расположиться в щели между лавками. Неведомый соглядатай хитро таится, идя по их следам, что ж, затаимся и мы, посмотрим, кто это у нас по пятам ходит. Ну а там видно будет. Вот и досмотрелся до темницы и крепко связанных за спиной рук.

Ратибор заворочался на охапке вонючей гнилой соломы. Его добыли легко, как мальчишку.

После ухода Рогволда и Урука прошло не менее трех минут, и на пустой улице, шедшей к перекрестку, ведущему в тупик, где стояла башня звездочета, появилась шестерка магов, да что там магов — некромантов. Правда, таких повелителей могил Винт видел впервые в жизни: вместо привычных хрупких заморышей в необъятных складках балахонов по улице шли рослые, кряжистые мужи. Их балахоны казались маленькими, швы еле выдерживали напор мускулистых тел. Мало того, поверх черного гробового бархата были надеты костяные панцири. Головы были не только выбриты, по обычаю их ордена, были выбриты и брови, выщипаны ресницы. Кости лица туго обтянуты сероватой кожей, в которую навеки впитался могильный прах. На бритых макушках, вопреки обычаю некромантов, запрещающему прикрывать голову, красовались маленькие стальные шапочки.

Все шестеро имели посохи, символ звания Мастера, или Владыки Склепа, их полного титула. Навершие посохов в руках поверх привычных черепов из хрусталя несло на себе еще и крыло нетопыря из черной бронзы. Кромки были остро отточены, и классический атрибут мага превратился в оружие воина наподобие миниатюрной косы или серпа. Лица некромантов были подобны лицам кладбищенских изваяний. По спине Ратибора пробежала ледяная дрожь, и внезапно в мозгу ярко вспыхнуло воспоминание: он же слышал о таких некромантах, как же их звали, ах, да — Дарители Покоя!

Каждый из них по чародейскому искусству стоил пятерых обычных некромантов, но, помимо этого. Дарители Покоя славились и умением вести рукопашный бой. Правда, в городе уже забыли, когда в последний раз по плитам его улиц ступала нога ТАКОГО некроманта. А тут их аж шестеро!

Ратибор попятился в темноту щели. Только б они не заметили. Любой из них в открытом бою прихлопнул бы его как комара. Но интересно, зачем они здесь?

Тем временем, дойдя до перекрестка, шестерка остановилась, и до слуха затаившегося Рати-бора донеслись обрывки разговора:

— … Мы к башне, эти ослы ее упустили… старик в подземелье, а девка… сегодня в храме… хранилище… Брат, седьмой том Некрономикона… библиотекаря сменили… такая кража… да, только он… так и в Дамаске, и в Самарканде, да и в Багдаде… значит, он из Гильдии Ловкачей… Да, квартал Бронзовых Врат… вор из воров… проклятый рус…

Закончив беседу, шестерка разделилась, четверо продолжили путь по улице, а двое свернули в тупичок, явно направляясь к башне. Только когда они прошли мимо, Винт смог стереть со лба холодный пот. Все услышанное ему сильно не понравилось. В квартале Бронзовых Врат находилась гильдия Ловкачей, как в вольном Ашуре застенчиво именовали воров Но только трое русов были ее членами: Третьяк, более известный как Чума, Рыжий Всемир, а третьим был он сам Он, ведьмак Ратибор, известный во всех притонах Ашура под кличкой Винт.

Он стал ловкачом, оставшись на улице после смерти матери. Отца Винт не знал никогда. А к детям город суров — или ты ловкач, или ты труп, или ты раб. Сотни детей скитались в лабиринтах улиц и переулков. Но единицы выживали или выбивались в ловкачи. В городе это ремесло считалось уважаемым, ничем не хуже прочих ремесел. По закону все украденное выставлялось на три дня на базаре, в квартале Бронзовых Врат Придя туда, владелец платил ловкачу четверть цены от краденого имущества, и стороны расходились, довольные друг другом. Из своего заработка ловкач отчислял десятину Владыке Ночи, главе гильдии Ловкачей, и спокойно ходит по улице Но горе тому, кто не платил десятины или не выставлял краденое на базаре Таких наглецов ждал нож в бок или темница Гильдия шутить не любит.

Однако долго думать было некогда, следовало спешить Некроманты шли медленно, тупик давал большую петлю, а напрямик Винт мог не только предупредить Рогволда с Уруком, но и вывести их прямо из-под носа у пары Дарителей Покоя. Из лавки Абдуллы в соседний квартал вел тайный ход, с отдушиной почти под самой башней. Сам Абдулла промышлял не только ковриками, но и контрабандой. Винт в свое время оказал ему пару услуг, и благодарный купчина открыл ему тайну подземного хода в соседний квартал. Люк был в паре шагов, но воспользоваться им Винт не успел. Сильный удар обрушился сзади на голову ловкача, ставшего ведьмаком. Свет потемнел в глазах оглушенного Ратибора. Он не почувствовал, как его быстро обыскивают и как ремешок сыромятной кожи намертво захлестнул руки за спиной. Через несколько минут пятеро посетителей, вышедших из лавки Абдуллы, простых, плечистых жителей Ашура, грузили на подъехавшую повозку огромный рулон ковра…

… Скрипнули бронзовые петли, и в подвальную каморку, где лежал Винт, ворвался ослепительный свет Ведьмак не знал, сколько он провел в забытьи после крепкого удара по голове Били, однако, с понятием, ни шишки, ни царапины, только голова раскалывается от внутренней боли и желудок норовит вывернуться наружу. От яркого света в дверном проеме Ратибор на время ослеп. Он не видел лиц пришедших за ним. Сильные руки нахлобучили ему на голову мешок и мягко подхватили ведьмака. От пришедших не тянуло могильной пылью, и на секунду он почувствовал облегчение Но все становилось еще запутанней. Лежа на соломе в темнице. Ратибор думал, что попал в лапы некромантов, и недоумевал, почему его кинули не в склеп, а во вполне человеческую темницу, пусть даже и лишенную света. Все время, пока его тащили по лабиринту коридоров, Винт пытался понять, кому и зачем он мог понадобиться. Пытался и не мог найти ответа.

Ответ пришел сам с ударом тела об пол и хриплым голосом, прооравшим сквозь мешок: — На колени перед Его Светлостью!

Только один человек в Ашуре требовал называть его подобным титулом. Требовал и мог заставить. Ратибор замер, пораженный до глубины души, — это же граф Гуго! Один из приблудных чужаков, не только прижившийся в городе, но и ставший одним из выборных, членом городского Совета.

О графе в городе говорили с оглядкой, Гуго ухитрялся ладить и с городским отребьем, и с некромантами. При случае для своих, неведомых никому целей, подкупал других выборных, плел интриги, не брезговал и заказными убийствами. Городские отравители, алхимики и ловкачи, впрочем, как и стражники с судьями, называли его не иначе как отец-благодетель. Слухи же гласили, что граф Гуго бежал из своей страны по весьма серьезному поводу: был любовником королевы и отравил короля, что весьма не понравилось принцу, занявшему отцовский трон. Поговаривали и другое: мол, сначала отравил, а уже потом стал любовником. Самые осведомленные люди просто отмалчивались, но Винт знал, что граф, импозантный пожилой человек, с внешностью и ласковой улыбкой добряка, на самом деле отравил и короля, своего двоюродного брата, и королеву, и трех наследных принцев. А принц, унаследовавший корону, оказался его племянником, которого добрый граф почему-то не принял в расчет. Потом он, конечно, успел исправить ошибку, но бароны не дремали, на трон нашлись еще претенденты, и началась затяжная война, успешно закончившаяся захватом королевства варварами.

В Ашуре граф за истекшие со дня его прибытия сорок пять лет продолжал совершенствовать свое искусство интриг и заговоров. Нынешний Совет почти всегда плясал под графскую дудку, причем половина пляшущих была твердо уверена, что всячески вставляет Его Светлости палки в колеса. Кроме интриг, заговоров и козней, граф Гуго пристрастился к собиранию редкостей и диковин. Его собрание заставило бы устыдиться многих владык Востока. Правда, собирались диковины такими методами, что многие из бывших хозяев уже ничего не могли возразить. Сам Одноглазый Мустафа, вор из Багдада, в свое время работая на графа. Наследники Святого Гассана, ночные убийцы, были детьми по сравнению со слугами Его Светлости.

— Поднимите его, усадите в кресло и оставьте нас, — гулко прозвучал бархатный голос.

С головы Ратибора сорвали мешок, подняв на руки, мягко и бережно опустили его в кресло, легчайший холодок от лезвия — и путы с рук упали на пол.

Он сидел в мягком кресле в просторном темном зале. Постепенно глаза ведьмака привыкли, и он смог различить графа Гуго. Прямо перед Ратибором на небольшом возвышении находился трон, перед которым, в нарушение всех обычаев, стоял стол для письма, заваленный свитками пергамента. Граф сидел за столом, откинувшись на троне так, как будто это было простое кресло. Он не был стар, скорее, просто зрелый муж, рано поседевший от государственных хлопот. Точеные черты лица скрывали возраст, отчего граф, недавно отпраздновавший свой шестьдесят девятый год, казался от силы сорокалетним. Реальный возраст выдавала лишь дряблая кожа шеи, густо прорезанная морщинами. Руки графа, затянутые в перчатки тончайшей кожи, поигрывали гусиным пером, взгляд был направлен в незримую точку над головой ведьмака.

Встав из кресла, Ратибор склонился перед одним из тайных владык города. Наконец Гуго заметил и ведьмака, и его поклон. На лице появилась та самая добрая улыбка, при виде которой городские могильщики потирали руки.

— Прошу меня простить, почтенный Винт, — ласково проговорил граф, — я немножко замечтался. У нас, стариков, есть свои слабости. Я рад возвращению в город лучшего из наших ловкачей. У меня есть к вам дело.

Винт только и смог, что развести руками: мол, польщен, но не понимаю, зачем почтенному Его Светлости графу Гуго какой-то ловкач. Похоже, граф не пропустил ни одной мелочи в мимике ведьмака и явно был доволен таким ответом.

— В таком случае, друг мой, — продолжил свою речь Его Светлость, — надеюсь, вы позволите старику так себя называть, придется немного объяснить, зачем вы здесь. У меня есть к вам маленькое деловое предложение. Как вы знаете, почтенный Винт, у нас в городе есть такие люди, как некроманты. В их подземельях имеется магический жезл из сапфиров и горного хрусталя, полученный ими от покойного мага Абдуррахмана. Эту вещь невозможно купить, но я заплачу ее десятикратный вес золотом. Моим людям удалось достать планы подземелий, планы всех подземелий Ашура, включая и подземелья, принадлежащие ордену. Это послужит дополнительной платой.

Ратибор судорожно сглотнул. Цена за жезл была царской, а планы подземелий цены и вовсе не имели.

— Я буду счастлив служить Его Светлости графу Гуго, уже прозванному в городе граф Гуго Великолепный. Но нижайше прошу ответить на один вопрос…

Граф вопросительно приподнял бровь и ласково проговорил: — Только без лести и полных титулов, в разговоре они мешают. Так в чем дело?

— Чем я смог обратить на себя ваше внимание? — спросил Ратибор.

Внезапно улыбка и ласковый человек на троне исчезли Перед ведьмаком, прямо глядя ему в глаза тяжелым, пронзительным и властным взглядом, сидел смертельно опасный человек. «Пожалуй, из всех, кого я знаю, только Филин опаснее его», — мелькнуло в голове Ратибора.

— Чем? Ограблением в Дамаске, — отрывисто бросил граф. — Ты ограбил сокровищницу эмиров, которую за последнее тысячелетие не смог ограбить никто. Да и другие твои подвиги мне хорошо известны. Буду откровенен, мне нужен не простой вор, мне нужен художник ограбления, способный сотворить невозможное, мне нужен ты. Я уверен, что ты сделаешь все, что может сделать человек, и даже больше. После того как ты принесешь мне жезл, у меня будут еще заказы. Ручаюсь, ты не пожалеешь о том, что работаешь на меня. Теперь можешь идти.

Граф протянул ведьмаку пять рулончиков тонкой кожи. Еще раз поклонившись, Ратибор принял карты подземелий некромантов и двинулся к выходу. Но на половине пути к маленькой дверце, ведущей из зала, граф Гуго окликнул его: — Ты славишься верностью слову, и ты будешь работать на меня не за страх, а за совесть. Но я не верю никому. Всякий человек может сделать ошибку, поддавшись настроению или глупости. Обычно она оказывается последней. Я на всякий случай принял меры, и тебе не захочется покинуть город, не выполнив моего задания Посмотри на эти листы пергамента, на ник показания пятерых моих слуг о том, как ты зарезал Абдуллу, торговца коврами. Ратибор, ты мудрый человек и понимаешь, что последует за этим. Мы оба знаем, что этого не было, но судьи поверят мне, вернее, моим людям. На выходе из зала слуги наденут тебе мешок на голову и выведут из моего дома. Золото получишь авансом в лавке менялы Рахимбая. Через неделю, когда добудешь скипетр, принесешь его в лавку к Рахимбаю. Довольно тебе срезать кошельки на базаре. Тебя будут ждать чертежи всех подземелий Ашура и новая работа…

… Он сидел в «Пяти Углах», заказав пиво. Руки ведьмака, сжимающие кружку с пивом, немного дрожали. Но Винт был доволен. В задней комнате харчевни искусный чертежник снимал копии с планов подземелий некромантов. Этим вечером их получит Филин. Он поручил Винту разведать подступы к подземельям, а удалось добыть такое! Это первая удача. Вторая удача, что Рогволд с Уруком и правнучкой звездочета Ингой сидят за его столом целые и невредимые. Им хватило ума понять, что он еще не был в харчевне и обязательно зайдет или подаст весть. Они его дождались, просидев почти до самого вечера. Третья удача — то, что из подслушанного им разговора некромантов стало известно: в тех же подземельях они содержат и звездочета Гостомысла. Ну а четвертая — это то, что ему удалось пока остаться живым. Граф дал ему неделю. За это время можно будет выдернуть пленника из подземелий и попутно попробовать достать жезл.

В городе было неспокойно Подслушанный Винтом разговор Дарителей Покоя беспокоил ведьмака. Они говорили о краже седьмого тома Некрономикона ловкачом из квартала Бронзовых Врат. И не простым, а русом по происхождению. Русом, а ведь их всего трое, считая его самого! И явно ни карманник Чума, ни Рыжий, специалист по кражам из домов, не могли добыть книгу у некромантов. Дарители Покоя искали именно его! Внезапно по спине Ратибора заструился холодный пот.

Но в речи некромантов было еще нечто, резанувшее слух. Ну да, в Некрономиконе же шесть томов! О седьмом не слышал никто, не говоря уже о том, чтобы прочитать. Значит, он, этот неизвестный том, — одна из главных тайн некромантов! Значит, его можно попробовать добыть! Некроманты не знают, что он ведьмак. Они знают, что он специалист по трудным кражам и на его счету не один украденный артефакт. Они не сильно погрешили против истины — только он мог добыть этот том.

Даже шесть других томов ведьмаки имели лишь в поздних, сокращенных копиях. А тут тайна, хранимая как зеница ока. Обладая им, ведьмаки смогут противостоять верховным магам некромантов на равных. Магия могил перестанет быть угрозой, мертвецы навеки упокоятся в своих гробах. В прошлом, когда Владыкам Склепа требовались воины, а кладбищ поблизости не было, они убивали мирных жителей соседних деревень, обращая в армию их мертвые тела. Магия Черного Леса уничтожала оравы мертвецов, но некроманты создавали все новых и новых, в своем отступлении вырезая людей и поднимая мертвецов, всех, до кого они могли дотянуться. Великую цену платили ведьмаки за каждый посох с хрустальным черепом…

Ратибор отвлекся от своих мыслей и, подняв голову, посмотрел на своих спутников. Он не мог видеть лица Урука, скрытого маской, но лица Рогволда и Инги были спокойны, даже слишком спокойны. Они явно ждали, когда он допьет свое пиво. Похоже, им есть о чем рассказать, мелькнула в голове Винта шальная мысль. Отодвинув кружку в сторону, он откашлялся и начал серьезный разговор.

— Рогволд, так что у вас там получилось? Ты успел вкратце рассказать, что почтенный Гостомысл схвачен некромантами и вы все, узнав об этом, пришли сюда. Сказать по правде, я не понимаю, почему вы так уверены. Это точно были некроманты?

Вместо Рогволда Ратибору ответил Урук: — А то кто же! В башне трупами воняло так, что хоть затычку в нос вставляй. И, кроме того, это чье, по-твоему, добро? — С этими словами орк небрежно бросил на стол длинный сверток, до этого стоявший рядом с его мешком.

Развернув темную ткань, Винт оцепенел. И было, от чего цепенеть На столе перед ним лежали два посоха мастеров ордена Некромантов. И добро б еще простых, а то два посоха Дарителей Покоя с остро отточенными крыльями летучей мыши из черной бронзы поверх хрустальных черепов. Наконец, сглотнув ставшую в горле комом слюну, Винт смог выдавить только одно слово:

— Как!

— Как, как, каком кверху, — передразнил пораженного Ратибора Урук. — Они ж, дурни, полчаса чарами двери в башне выламывали, а вверх глянуть слабо было. Ну, мы с Ратибором стрелы на тетиву наложили и у окошечек встали. Инга им в окошко крикнула: «Ку-ку!» Они глазки в небо, что, мол, за птичка с неба голосок подает? Ну, мы и стрельнули. Они с копыт долой, по стреле в глаз каждому хватило. Правда, когда мы вышли вещички прибрать, так один еще дергался. Ну, я не зверь, по-быстрому его добил его же ножиком. Все путем, вещички прибрали и к тебе. Ты чего так на стол уставился, никогда посохов не видел? Да, тут еще один подарочек тебе захватили, у второго колдуна за пазухой был. Видать, хотели Ингу прямо в башне прирезать, а его оставить на добрую память, чтоб все знали, кто убийца. — С этими словами Урук протянул Ратибору воровской нож, на лезвии которого были высечены славянские буквицы. Буквицы складывались в очень простое слово — ВИНТ.

… Рассвет уже давно наступил, когда на поляну с догоревшим костром опустился зачарованный ворон. На лапе была привязана маленькая полоска тонкой кожи. Сняв ее с лапы и протянув птицу Карло, уже готовому снять с нее чары, Бронеслав сломал печать. Послание Филина было коротким. Верховный Ведьмак, вернее один из его писцов, вывел на коже одну только строчку на наречии коробейников: «ПОЕРЧИМ БЕНЬДЮХОМ, А НЕ МЕРКУТЬЮ». В переводе на обычный, человеческий язык дословно это значило: поедем днем, а не ночью. Но для Бронеслава это значило иное. Этой фразой Филин сообщал, что помощи людьми не будет в течение трех дней. Пока необходимо продолжать путь. Новые воины присоединятся к отряду по пути.

Сборы были недолги, отряд давно был готов выступить. Уцелевшая пятерка ведьмаков продолжала свой путь в дремучих лесах. Временно ослепшего Алимбека вели под руки Карло и Пересвет. Ближе к полудню, добравшись до деревни, Бронеслав купил воз и пару коней. Цену, правда, хозяин заломил несусветную, но ведьмак даже не торговался. Дальше они двигались на купленной телеге, пристав к купеческому обозу, направляющемуся в град князя Яромира. Бронеслав прикинул, что после гибели шелкоухих в ближайшие несколько дней его поредевший отряд никто не потревожит. Потом, через три дня, когда зрение Алимбека восстановится и он перестанет тормозить скорость отряда, можно будет опять свернуть в леса и нехожеными тропами, таясь от недоброго глаза, продолжить свой путь. Однако им не повезло.

На ночевку купцы остановились в разрушенной придорожной корчме, не доезжая до села Серебряный Бор. Изначально планировалось ночевать в нем, но у трех купеческих подвод, одна за другой, то колесо слетит, то ось лопнет. Опустились глубокие сумерки, и купцы не рискнули продолжить дорогу в темноте. Вполне резонные заявления Бронеслава, что до села от силы два часа пути, а ночевать в халупе посреди дикого леса небезопасно и для купцов, и для их товаров, были встречены дружным негодованием. Мол, и так три воза такие, что плюнь — развалятся, а по ночной дороге через лес не дай бог еще чего поломается, и ночуй посреди поля, так, что ли. А здесь хоть крыша над головой есть. Когда же ведьмак помянул про всяких разбойников, его вообще подняли на смех. Места почти обжитые, не самая чаща леса, откуда разбойничкам взяться? Видать, хоть и железо на себя напялили, а душа все равно осталась как у зайца. Скрепя сердце Бронеслав прекратил спор, хотя чутье явно предсказывало беду.

Купцы завалились спать беспечно, щедро выпив и закусив перед сном и даже не выставив охрану. Вернее, выставили — троице охранников-варягов бутыль браги, от которой один из гордых воинов фьордов начал целеустремленно напяливать себе на голову ангорскую кошку, которую купец Блуд вез в подарок дочери. При этом варяг орал на весь лес на ломаном наречии русов о том, что проклятая шапка царапается. На такую охрану явно рассчитывать не приходилось, и ведьмаки, собравшись в кружок, пришли к тому, чтобы спать в доспехе, прикрывшись тулупами, чтоб не померзнуть ночью в железе, не выставляя своего дозора. Дозорных надо ставить троих, а их всего пятеро, из которых один слепой калека. Поставить сторожевые чары — и будет. Так и сделали. И когда под утро, в час самого сладкого сна и в час самого лютого холода для доспешного воина, из-за соседних деревьев показались черные тени, врасплох это ведьмаков не застало.

Но явление разбойников только их не застало врасплох, а сонные купчики и их приказчики не могли понять, в чем дело. А когда наконец поняли, начали распаливать факелы, лихорадочно нашаривать отложенное вечером оружие, припасенное на такой случай или на продажу, то было уже поздно. Стрелы били на свет из-за каждого куста. Казалось, старшой каравана, пятипудовый купец Блуд, обернулся ежом, так густо торчали стрелы из его необъятного брюха. Все новые стрелы поражали торговый люд, и кое-кто из их конюхов и слуг уже разбегались кто куда, попадая под быстрый удар разбойничьего топора. Заезжий грек Михаил со своими приказчиками успел в сутолоке надеть на себя предназначенную на продажу в Царьграде драгоценную русскую броню и взяться за оружие, кованное мастерами русов и ценимое за морем на вес серебра. Но большинство купцов доспеха не имело, кроме греков, доспешными ходили еще трое молодцов, охранников каравана. Казалось, еще минуту назад они были здесь, эти рослые, сильные варяги, а ныне их нет, просто растворились в ночной тьме.

Ни одна стрела ночных гостей не взяла доспехи из синего металла, снятые ведьмаками с убитых шелкоухих. Соединившись с греками в один отряд и завалив двери и окна хибары кипами и тюками, они приготовились к обороне. Хриплый крик атамана, и полыхнувшие, осыпающиеся в полете градом искр смоляные шары рухнули на крышу хибарки. Некоторые скатились внутрь сквозь дыры в кровле и были затоптаны, некоторые скатились вниз и упали на землю рядом со стенами. Заросший густой кудрявой бородкой смуглолицый грек, один из приказчиков купца Михаила, забулькав кровью, рухнул на грязный земляной пол со стрелой в глотке.

Бронеслав переглянулся с купцом и сказал: — В это трудно поверить, но наш доспех не берут стрелы. Один из нас слеп. Пусть двое твоих слуг ведут его под руки, когда мы пойдем на прорыв.

Михаил кивнул и ответил, странно проговаривая слова:

— Я согласен, но если мы вырвемся, то один доспех ты подаришь мне на добрую память. Я не слышал о таком чуде.

— У нас увидишь еще и не такое, — хмыкнул Карло. — На Руси всего хватает.

Грек покосился на пылкого патриота земли русов, родившегося в славном граде Неаполе, и опять заговорил с Бронеславом, до конца оставаясь купцом: — Рус, я не слышу твоего ответа. Крыша уже горит, мы будем прорываться вместе или порознь?

— Хорошо, ты получишь один доспех, — согласился ведьмак. — Сейчас не время торговаться, пора идти на прорыв.

Они встали клином, острием которого стала четверка ведьмаков, практически неуязвимых в своих синих доспехах. Следом за ними встал десяток греков, в глубине клина еще двое слуг держали под руки слепого Алимбека. Распахнулись широкие двери горящей харчевни, и рывком, в броске, прикрываясь щитами под ливнем стрел врагов, горсть воинов бросилась на прорыв. Ведьмаки бежали ходко, но и греки не отставали, заморские купцы явно умели воевать, и когда клин достиг ватаги разбойников, перекрывших подходы к дороге на Серебряный Бор, Бронеслав это понял окончательно. Все слуги Михаила, и он сам в первую очередь, были воины. Видавшие виды, тертые жизнью и смертью воины, для своих неведомых целей натянувшие на себя личины купцов.

Лихо рубился разбойный люд, но этой ночью этого было мало. Против них была выучка воинов, ратное мастерство греков и ведьмаков, затянутых в добрый доспех и из последних сил державших строй. Клин казался утесом, об который разбивался лихой прибой разбойничьих атак. И утес не стоял на месте, двигаясь к селу. А уже там дружинники князя Яромира, хранящие село и дороги, своего не упустят. Наваливалась усталость, только чудесный доспех хранил посланцев Филина от разбойничьих стрел и топоров. Грекам повезло меньше, уже четверо смуглолицых «купцов» легло на ковер мягкого мха. Сам Михаил был еще жив, казалось, он не знает усталости, поспевая везде. То помогает ведьмакам, на которых обрушилось едва не два десятка разбойничьих топоров, то оказывается в тылу отряда, помогая замыкающим отбить натиск.

Бронеслав недоумевал. На месте атамана он давно бы отвел своих «орлов», не теряя их под мечами обученных воинов, из расчета за одного врага — семеро разбойников. Но, похоже, неведомый предводитель лесных удальцов мог позволить себе этот страшный размен. До села оставалось рукой подать, когда на мгновение стих натиск на четверку ведьмаков, буквально по телам врагов прокладывавших путь поредевшему отряду. Наваливалась иссушающая усталость, когда уже нет сил поднять свой меч, блокируя удар врага. Правда, грекам пришлось еще хуже Перевязи на лбах, которые носят русы, надетые ведьмаками, впитывали пот, а у греков соленые ручьи, щедро намочив брови, стекали прямо в глаза. А стрелы все били, и невозможно было, подняв стальную личину, смахнуть потоки пота с лица. Да и доспех у них был хуже и тяжелее ведьмачьего. Силы уже кончались, и тут разбойники, вроде отставшие, вмиг ударили всей силой в тыл отряда.

Лучники вились меж плечистых молодцов с топорами, норовя выпустить стрелу в упор, в глаз личины или в доспех, и не всегда удавалось вовремя закрыться щитом. В минуту все пятеро «купцов» были постреляны или зарублены. Михаил, Бронеслав и Пересвет бросились в тыл отряда, но было поздно: греки дрогнули, и разбойничья ватага ворвалась в середину строя, рубя и сметая все на своем пути. Миг — и строй рассыпался, порванный в клочья безумной круговертью боя. Вокруг Михаила сплотились уцелевшие: трое греков, ухитрившихся выдернуть из-под разбойничьих топоров Алимбека, и четверка ведьмаков в своих дивных доспехах.

На поле боя явился атаман, до того скрывавшийся за спинами своих удальцов. Закованный с ног до головы в вороненый доспех дивной работы, с двумя булатными саблями в руках. Лицо предводителя разбойников скрывало вороненое забрало, над шлемом поднимался на две ладони черный чупрун из конского волоса, волной доходивший до лопаток. Молниеносным движением метнул последний нож Карло, но удача подвела пылкого неаполитанца, и тяжелое лезвие ножа лязгнуло о забрало. Атаман расхохотался безумным смехом и прыгнул вперед. Свистнула сабля — и Пересвет, с разрубленным пополам черепом, рухнул как куль. Быстро перешагнув через труп, атаман обрушился на Михаила, но грек оказался трудным орешком и дрался отчаянно и расчетливо. Сабли пели песню смерти, и меч грека еле поспевал за ними. Наконец предводитель в вороненом доспехе сделал вкрадчивое движение кистью и нанес двойной удар. Меч в руке Михаила переломился. Второй удар отправил бы грека прямо к его лукавому богу, но подоспевший Бронеслав остановил саблю и, пройдя мечом по лезвию и приняв на щит удар второй сабли, ударил атамана прямо в горло.

Доспехи рухнули на землю, обычные пустые доспехи. На миг все видевшие это замерли в замешательстве. Но разбойников такие чудеса не смутили. В следующий момент на ведьмаков и греков обрушился настоящий шквал атаки, безумной, самоубийственной атаки уцелевших разбойников. Казалось, для них не важна собственная смерть, если удается хоть попробовать, хоть попытаться поразить ощетинившихся мечами врагов.

Один из греков мастерским выпадом насадил на меч одного из безумцев. Но умирающий сам бросил тело навстречу клинку, сам нанизался на меч В последний раз удалец взмахнул топором, и фонтан крови ударил вверх из обезглавленного тела грека. Безумие охватило ватагу, вместо одного удара разбойники наносили три. Михаил отшатнулся к ведьмакам, и остальные греки оказались в буквальном смысле заживо погребенными под взмыленными, корчащимися телами. Тяжелая охотничья рогатина ударила из-за спин наседающих разбойников прямо в забрало шлема Алимбека. И забрало не выдержало, слепец, с кровавым месивом вместо лица, опустился на траву.

Их осталось четверо, рубящихся спина к спине. Карло и Михаил, успевший подхватить с земли меч покойного Пересвета, Радомир и Бронеслав. Казалось, что теперь проще кликнуть лучников и в упор расстрелять чересчур искусных мечников. Пусть доспех и добрый, но в упор все одно можно попасть в глазницу или в стык до-спеха. Так должен был поступить любой нормальный воин. Вместо этого лучники разбойников отбросили луки и, выхватив топоры, бросились в мясорубку поляны. Минута, две, и они похоронят ведьмаков под собой, а что сами полягут, так для них все одно. Это поняли все, в том числе неугомонный Карло, по своему обыкновению готовый встретить шуточкой даже свою смерть.

— А неплохой курганчик выйдет, братья! — радостно завопил пылкий неаполитанец в паузе между ударами. — И ведь что любо — яму копать не надо, курган сам придет!

Внезапно Радомир отбросил в сторону меч и. подняв руки к небу, провыл заклинание. Взметнулись и рухнули на беззащитное тело топоры, но, уже умирая, ведьмак успел сделать жест. Радомир, бывший учеником магов Востока, отрекшийся от своих учителей, пытавшихся сломить его свободолюбивую натуру, по своей воле призвал на себя смерть, черпая в собственной смерти силы для последнего волшебства.

— Что ты знал, свободный, живший там, где честь велит жить, и умирающий, когда должно умереть! Смогший в свой последний миг слить воедино силу ведьмаков со знаниями магов Востока, прочивших тебя на смену, как смог соткать чары, чувствуя, как твое тело рубят на куски. Честь тебе и хвала, доблестный Радомир, встретивший с улыбкой на устах лютую смерть за други своя! — так говорил потом, хороня Радомира, мудрый ведьмак Вершигора по прозвищу Филин, когда веселое пламя погребального костра унесло душу Радомира в небо.

Но сейчас на поляне полыхнул огненный смерч, щедро напитанный жертвой ведьмака. Опоясав по спирали замерших спутников, он разметал в стороны клочья уцелевших разбойников, заливая поляну сплошным кровавым ковром, ломая ветви деревьев, полыхнул в небе зарницей, и над лесом прокатился раскат грома. В последний раз сверкнули мечи, и последний из ночных разбойников рухнул, разрубленный пополам греком Михаилом. В резко наступившей тишине Бронеслав снял шлем, утер лоб рукой и сказал Карло: — Ну вот и все, брат. Наш поход окончен. Радомир, Пересвет, Алимбек — покойтесь в мире!

И согласно наклонил голову заезжий грек Михаил, отложивший в сторону меч.

Глава 11. ПУТЬ ВО ТЬМУ

Отодвинув в сторону чертеж подвалов, Рогволд почесал макушку и, отхлебнув пива из кружки, продолжил свой спор с Винтом и Уруком. Инга не принимала участия в затянувшемся споре, молча сидя у края стола. Почти все было решено, они намеревались проникнуть в подземелья через старое кладбище на юго-востоке Ашура. Правда, кладбищем это назвать было нельзя, хотя на земле лежали могильные камни. Огромная, круглая, как чаша, равнина, окруженная кольцом вполне обычных склепов. Другое дело, что под ней скрывался древний комплекс мавзолеев. Эти мавзолеи все вместе представляли собой огромную пяти—, а в некоторых местах и семиэтажную усыпальницу, построенную в незапамятные времена как наземное здание, некогда гордо возвышающееся над городом.

Эта усыпальница предназначалась для древних правителей города Ашура и наиболее знатных горожан и вельмож, гордых честью и после смерти быть рядом q теми, кому они служили при жизни. Двести лет строился мавзолейный комплекс, и со всех концов земли приезжали люди, желая подивиться его великолепию. Лучшие мастера резали по камню и драгоценным сортам дерева, создавали прекрасные мозаики, придумывали хитроумный способ навсегда обеспечить водой фонтаны несказанной красоты.

Века летели подобно мигу, здание заносилось песком, засыпалось пылью. Казалось, сама земля зовет к себе похороненных, затягивая могилы в свое нутро. И ныне сохранились только память о некогда прекрасном здании да пыльная лужайка, заросшая блеклой травой.

Многие жители Ашура слышали об этом чуде, построенном древними мастерами. Но только слышали, считая, что гробница разрушена в незапамятные времена неведомыми завоевателями, которые потом нагрузили сорок караванов награбленными там сокровищами. И не поверили бы городские болтуны и сплетники, узнав о том, что гробницы целы, что никто их не грабил, а просто мать-земля забрала свое себе.

В пяти кварталах от исполинского кладбища стоит здание ордена Некромантов, стоит уже восемь веков, служа некромантам верой и правдой. Стоит на фундаменте древних подземелий, принадлежащих до того ордену Семи Молний. Разное говорят о магах, умерших восемь веков назад и почти тысячелетие живших в Ашуре. Считалось, что последние маги ордена Семи Молний умерли во время чумы, неведомым образом заполнившей город и добравшейся до их неприступных подземелий. Три четверти жителей города умерли во время той эпидемии, умерли вместе со всей семьей правителей, и с тех пор городом правят выборные городского Совета…

Сам спор был о времени выступления в подземелья. Винт и Урук отстаивали поход завтра утром. Винт заявлял, что, мол, ночью на кладбище всякие забулдыги да влюбленные парочки. Попробуй пройти к нужному склепу никем не замеченным. Орк дополнял мысли ведьмака тем, что им всем необходимо выспаться перед дорогой.

— В подземелье не поспишь, а мы уже почти вторые сутки на ногах. Случись с кем драться, так реакция не та. И вообще, — подытожил свою речь Урук, — такого сонного орка, как я, мир еще не видел.

Им возразила Инга: — Дедушку могут убить в любой момент. Чем скорее мы его вызволим, тем быстрее вы отправитесь дальше.

Поначалу Рогволд поддержал Ингу, но потом в голове у него появилась мысль, убедившая всех.

— Почтенные, — обратился к спутникам сын старосты, — мы не поняли главного. Со слов Инги ясно, что Гостомысл никогда не враждовал с некромантами. Но он собирал старинные рукописи и знает тех, кто интересуется ими. Мало того, судя по всему, он нужен некромантам живым, иначе они бы убили его прямо в башне. А Ингу они решили убить по двум простым причинам. Во-первых, чтобы в городе не узнали о пропаже звездочета, видно, она им живой, в отличие от ее деда, не нужна. Ну, а во-вторых, они получают возможность с помощью городской стражи схватить Ратибора, который будет обвинен не в краже книги, огласки самого существования которой они опасаются, а в обычном убийстве. Потом, за взятку, Ратибора передают им, например, по обвинению в краже молитвенного коврика или могильного камня, и готово. Поэтому спим, а завтра на рассвете выходим.

Похоже, речь сына старосты убедила и примирила всех. Спор замер и возник снова, но уже по поводу: стоит ли идти в подземелья Инге. Конец спору положила она сама, заявив, что никто из них четверых, кроме нее, не знает дедушку ни в лицо, ни по голосу, значит, они не смогут его узнать, и точка. Встав из-за стола, Инга поправила волосы и промурлыкала сонным голосом: — Теперь пора баиньки, и только попробуйте меня не разбудить.

На лицах Винта и Рогволда мелькнула растерянность, стало ясно, что именно это они и планировали сделать. Все разошлись по отведенным им комнатам, спать оставалось несколько часов — за окнами «Пяти Углов» стояла глубокая ночь, а выходить было решено на рассвете…

Этой ночью Филин тоже не терял времени зря. В комнате, заставленной книжными полками, сам воздух превратился в марево табачного дыма. Верховный Ведьмак сидел за столом, на котором лежали копии чертежей подземелья некромантов и подробное послание от Винта, присланное почтовым соколом. Чуть поодаль на столе лежал толстый ведьмачий манускрипт с описаниями наиболее известных магических предметов. Он был раскрыт на странице, изображающей во всех подробностях, включая точные размеры, жезл мага Абдуррахмана, заказанный Винту графом Гуго. Филин сидел, откинувшись в кресле, покуривая любимую трубку, прикрыв глаза. Со стороны он казался почти спящим, но мозг Вершигоры работал напряженно, и старый ведьмак, уже долго размышлявший, успел прийти к определенным выводам.

Ему стало ясно, зачем графу понадобился жезл, бесполезный для человека или даже ведьмака и нужный только магам, называй их как угодно: волхвы, друиды или верховные ведьмы. Вариант, что граф выжил из ума и захотел сделать могущественный магический предмет украшением своего собрания диковин, ведьмак отбросил сразу. Как только о том, кто похитил у них жезл, прознают некроманты, жизнь графа Гуго не будет стоить и рубленого динара. И все связи, все богатство графа не сможет ему помочь. Но несмотря на это, Гуго потратил уйму денег и, добыв чертежи подземелий, ухитрился сделать невозможное. Мало того, не верящий никому граф Гуго открыл часть своих планов вору, которого граф видел первый раз в жизни. Граф явно рисковал, поставив этим на карту свою жизнь. Он не мог не понимать, что если некроманты схватят Винта, то под пыткой он заговорит. Нет такого человека, который бы промолчал, а есть плохие палачи. У ордена Некромантов палачи хорошие, и тем не менее граф сознательно пошел на риск.

Значит, жезл нужен графу для обмена с кем-то из магов. А что может потребоваться графу из того, чем владеют маги? Ответ лежит На поверхности: граф не молод, а маги владеют эликсиром долголетия, останавливающим старость и на целый век продлевающим жизнь человека. Только Великие маги обладают этой тайной. И в обмен на жезл, делающий своего хозяина неуязвимым для любой магии, они с радостью дадут графу бутылек, выделяющий его из прочих смертных. За следующие сто лет жизни граф попробует добыть другой артефакт или окажет услугу своим партнерам, за чем последует второй бутылек. Так он сможет и Мерлина пережить. И Винт ему нужен именно для этого — для краж магических предметов. И тут граф не поскупится ни на золото для своего мастера воровских дел, ни на кинжал ему в спину, когда Винт станет ненужным.

Значит, посмотрим, кто может пойти на такую сделку с графом Гуго. Маги Востока отпадают. Они никогда не пойдут на такую сделку с человеком, будь он хоть трижды граф. Для них султаны и эмиры — это пыль на дороге, черви под ногами. Волхвы русов, также владеющие тайной, на сделку с графом не пойдут. Значит, граф будет искать покупателя на Западе. И верховные ведьмы, и друиды обладают тайной эликсира.

Кто? Авалон или Корнуолл?

Сизый дым мягко стелился по хранилищу рукописей и хроник братства Ведьмаков. Казалось, дым из трубки сам нашептывает на ухо верные ответы, наводя на верный след. После долгих раздумий Филин остановился на друидах из Корнуолла. Конечно, у Гуго вражда с ведьмами Авалона, последние сорок лет граф приговорен к смерти и может попробовать откупиться, но Его Светлость не зеленый юнец. Граф скорее умрет, но перед смертью досадит ведьмам как следует. А для мести как нельзя лучше подойдет Мерлин. Последние деяния Верховного Друида навели Филина на эту мысль. Ранее ведьмак был уверен, что тому удалось прибрать к рукам Избранного, который был предназначен «Равному», мечу Странников, теперь у Филина появились подозрения, плавно перерастающие в уверенность, что дело не только в этом.

Гнусное убийство волхва Светлояра, Верховного Целителя Руси, нападение на волхва Светозара, шелкоухие эльфы, напавшие на его посланцев, — похоже, Мерлин уверен в своей безнаказанности. И дело тут не только в мече Стражей Перевала. Он рано или поздно возвратится обратно, на Перевал. А враги Мерлина умеют ждать. И когда Избранный вернется на Перевал со своим клинком, то Мерлину предстоит ответить за все. Против волхвов и ведьмаков, к которым, без сомнения, присоединятся и ведьмы Авалона, друидам не выстоять. А вот жезл сможет переломить ход войны. Мерлин, получив жезл, немедленно начнет войну против ведьм. И если жезл окажется настоящим, то у него будут все шансы на победу.

Филин резко выпрямился в кресле, ухватился за лежащий на ближней полке колокольчик и громко позвонил. На пороге бесшумно появился Редрик с чистым листом пергамента в руках, который он протянул отцу. Взяв листок, Филин положил его поверх листа книги с изображением жезла. Губы Вершигоры зашевелились, старый ведьмак беззвучно читал заклинание, держа ладонь над пергаментом. С ладони вниз на пергамент потекли тончайшие струйки бледного огня, выжигавшие на пергаменте точную копию чертежа.

Закончив, Филин протянул полученную копию сыну и распорядился:

— Чертеж отдашь нашим ювелирам, жезл должен быть готов к вечеру третьего дня. Обеспечишь им все необходимое. Еще через двое суток он должен быть в Ашуре, в лавке менялы Рахимбая. Посланец должен передать привет от Ратибора по прозвищу Винт и забрать чертежи. Обеспечь безопасность посланца и того, что он получит в лавке.

Направь лучших людей в Ашур, они должны найти Винта, забрать у него настоящий посох и помочь ему в поисках священной книги. Любой ценой мне нужен живой Винт, живой и на свободе. Пошли золото в Ашур, если против него будут выдвинуты обвинения, то городская стража должна ослепнуть и оглохнуть. Даже если он будет резать прохожих на главной площади, ни один стражник не должен вмешаться. Не связывайся с теми, кто работает на Гуго, люди графа помогут нам сами. Это все. Вести Ратибору и его спутникам я пошлю сам.

Редрик внимательно глянул на отца, в глазах молодого ведьмака засияла радость, точно такая же радость горела в глазах Филина.

Утро в харчевне «Пять Углов» началось немного необычно. Сквозь сон Инга расслышала, как в слюду окна царапается когтями и стучится клювом хищная птица. Сквозь сон мелькнула мысль, что это сокол, а они ночью не летают. Но стук вскоре затих, и она снова заснула. На улице еще стояли глубокие предрассветные сумерки, когда Ингу подбросило во сне от мысли, что она проспала и все отправились в путь без нее. Сон пропал, и, выбравшись из-под пухового одеяла, она принялась одеваться. Выйдя из отведенной ей крохотной горенки под самой крышей, Инга обнаружила новое лицо. Совершенно черное новое лицо сидело на лавке и вполголоса беседовало с Рогволдом, Уруком и Винтом. Увидев Ингу, вся четверка, как по команде замолчав, уставилась на нее.

Чернокожий улыбнулся девушке ослепительной улыбкой и застенчиво проговорил на ломаном языке русов: — Здравствуй, девюшка. Я Карим-Те, нганга. Филин велел мне с тобой идти. Винт резко перебил его: — Инга, ты спала, и мы пока решили тебя не будить. Почтенный Карим-Те — потомственный охотник на колдунов и живых мертвых. На путях мертвецов, по которым нам предстоит пройти, он будет незаменим. Вершигора, которого ты называешь Филин, попросил его пойти с нами. Теперь, когда мы все в сборе, я предлагаю переодеться и отправляться в путь.

Похоже было на то, что на время похода в подземелья вожаком группы стал Винт. Рогволд поражался, глядя на поведение ведьмака. Во время пути в город Винт, служивший им проводником, всю дорогу просто спал в повозке, правда, перед въездом в город проснулся, еще раз проверил их знание легенды и замолчал до самых городских ворот. Всю дорогу они почти не разговаривали, казалось, Винту нет до них дела Велел Филин провести их в город, вот он и ведет. Теперь же ведьмак настойчиво вникал во все мелочи их странного и опасного похода. Он быстро уговорил Ингу переодеться, вернее, накинуть поверх платья плащ с капюшоном и, подобно орку, надеть на лицо маску цеха Ночных Убийц. Для себя и Рогволда Ратибор припас маски из плотной ткани, напоминающей бархат, полностью закрывающие лицо и оставляющие открытой только полоску для глаз. Да и остальная одежда у них практически не отличалась. Куртки с капюшоном и свободные портки из той же ткани. На ноги вместо сапог были намотаны куски мягкой кожи, поверх перевитые ремнями, запястья рук прикрывали наручи из черной кожи, щедро проклепанной воронеными заклепками. На торс вместо уже привычной Рогволду кольчуги полосами длинной кожи были прибинтованы стальные пластины, причем поверх них себе на грудь Винт прибинтовал еще и карман, с остро отточенными, фигурно вырезанными пластинами. Под кожаный пояс, обшитый все той же тканью, ведьмак намотал длинную, в пять шагов, тонкую цепочку со свинцовым шариком на конце. Из оружия с собой Рогволд взял свой лук из костяных пластин и предложенный ему Ратибо-ром не то короткий меч, не то длинный кинжал с односторонней заточкой и прямым лезвием. Сам способ крепления меча весьма удивил Рогволда: меч крепился за спиной. В комплект к мечу Винт взял себе странный серп непривычной формы, с длинной рукоятью, в которой скрывалась длинная веревка. Кроме этого, и Уруку, и Рогволду Винт вручил по паре стрел, имевших под наконечником стальное кольцо, и по мотку тонкой и крепкой веревки, сплетенной из женских волос.

Подобное снаряжение вызвало счастливый оскал на морде орка. Похоже, Винт начал завоевывать уважение Урука. И орк, и Карим-Те не стали перевооружаться. Чернокожий вообще отказался от брони, взяв с собой лишь странный изогнутый меч, в длину достигавший Рогволду до середины груди, с елманью, расширением лезвия на конце клинка, принесенный им с собою. Все сборы их чернокожего спутника состояли в нанесении на лицо устрашающей раскраски из маленьких баночек. Когда, улучив время, Рогволд поинтересовался странным клинком, Карим-Те ответил русу, что такой меч называется H'rycy и откован славными оружейниками Зимбабве. Оба названия ничего не говорили Рогволду, Филин не упоминал их в своих рассказах, и сын старосты решил отложить дальнейшие разговоры о странном мече на потом.

До склепов они добрались достаточно быстро, — правда, нельзя сказать, что особенно удобно. Прямо во дворе харчевни обнаружился люк, под крышкой которого в темноту подземелья уходила бронзовая лесенка.

— Это и есть спуск в подземелья некромантов? — невинно поинтересовалась Инга.

Винт в изумлении уставился на ее стальную маску.

— Нет, конечно. Ты же из Ашура, неужели не знаешь, куда из города дождевая вода девается? Это водоотводная система. По ней мы подберемся почти к самому кладбищу. Не стоит, чтоб на нашу компанию зеваки на улице таращились, я ж тебе уже объяснял. Ну, сама подумай, когда это по Ашуру вместе гуляли двое убийц и двое ловкачей, а? Да еще с чернокожим мечником в придачу! Короче, хватит болтать, пора дело делать!

Ратибор начал спускаться по лесенке вниз, в черный провал подземелья. Следом за ним неслышной тенью к лесенке скользнул Рогволд, за ним Инга вместе со страхующим ее Уруком. Чернокожий нганга Карим-Те замыкал спуск. Внизу Винт уже запалил воровской фонарик, и они смогли осмотреть покрытые вековой коркой грязи и плесени стены и немного отдышаться. Хотя как еще сказать — отдышаться. Вонь внутри подземелья стояла страшная, но Урук заранее заткнул себе ноздри кусками пакли, объяснив спутникам, что его нюх в подземельях некромантов еще может пригодиться.

Сам путь к нужному люку, ведущему на поверхность, не занял и часа. Идти было легко, грязь не доходила и до середины щиколоток, и даже вонь к концу пути досаждала меньше. Первыми наверх вылезли Винт с Рогволдом, рассудив, что если у люка будут стоять люди, то явление из-под земли Урука с Ингой в масках Ночных Убийц, не говоря уже о раскрашенном личике Карим-Те, может вызвать ненужный переполох. Однако и их явно хватило. Группа молочников и молочниц, хозяев предрассветных ашурских улочек, при виде двух закутанных в черное фигур, вылезающих из подземелья, подняли дикий крик о явлении в город демонов. Переполох привлек внимание патруля стражников, возвращавшихся в казармы после несения нелегкого дозора в одном из питейных заведений. Вопли о демонах вызвали интерес у расхрабрившихся от вина вояк, готовых после обильной пьянки к драке с любым демоном. Однако опознав в демонах уважаемых граждан из гильдии Ловкачей, явно возвращающихся после своей нелегкой работы, стражники не стали пускаться с ними в споры, а занялись своим прямым делом. А именно: задержали всех молочников по обвинению в нарушении ночной тишины и порядка. После чего доблестные борцы с преступностью увели всех молочников в ближайший переулок, чтобы без помех обсудить с ними размеры взятки за немедленное освобождение.

Один из стражей порядка, пошатываясь, подошел к Ратибору и Рогволду, который, сложив руки на груди, с интересом и удивлением наблюдал ашурские обычаи в действии. До этого сын старосты не особенно верил Филину, который рассказывал, что иногда стража хватает потерпевших по обвинению в краже у самих себя. Сейчас рус начинал верить старому ведьмаку.

Тем временем Винт точным движением бросил приближающемуся стражнику мелкую монетку, пожелал приятного отдыха в одной из харчевен и пригласил заходить в гости. Предложение произвело впечатление на ловко поймавшего монету стража. Не прощаясь, он быстро двинулся к переулку. Было похоже, что он внезапно протрезвел. Рогволд глянул на Винта, в ответ тот бросил: — Они в квартал Бронзовых Врат, где гильдия Ловкачей находится, под страхом смерти зайти боятся. Знают, что такого гостя ждет. Не стой столбом, они с молочниками три часа торговаться будут. — И ведьмак, нагнувшись, тихо постучал два раза по бронзовой лесенке.

Когда над горловиной люка показалось разукрашенное лицо Карим-Те, Винт хмыкнул: — Хорошо, что не он, а мы с Рогволдом первые вылезли. От него и стражники, и молочники на месте бы померли. Теперь Урук и Инга вперед пойдут. До самого кладбища. Там зайдите в ворота, направо увидите склеп с богами и демонами. В склепе нас подождете. Свечу зажгите и ждите нас, вглубь не идите. Там у входа решетка есть, так прикроете за собой, а мы с Карим-Те и Рогволдом по кладбищу погуляем, может, кто за склепом приглядывает. Когда подойдем, так дважды по решетке стукнем.

Но предосторожности Ратибора оказались напрасными. Никого на кладбище им встретить не пришлось, казалось, самые закоренелые пьяницы и те сегодня предпочли пить дома. Подойдя к решетке, Рогволд тихо стукнул условленным стуком и распахнул скрипнувшую дверь. Прямо за решетчатой дверью расположились орк и Инга. Казалось, сама гробница подействовала на девушку успокаивающе. Сняв маску, она сидела, облокотившись на стену, и Рогволд, и Винт на мгновение залюбовались ее спокойным и серьезным профилем.

Очарование нарушил голос орка: — Ну что, пошли, что ли?

Неслышно перемахнув через каменный гроб, украшенный резьбой в форме молний, стоящий на коротких каменных ножках, рус и ведьмак склонились над каменной плитой. Только с помощью Урука Рогволд и Ратибор смогли отодвинуть ее в сторону. Под плитой открылся узкий каменный колодец, сверху перекрытый сгнившей деревянной балкой. От балки во мглу колодца, высеченного в сером камне, вела ржавая цепь. От легкого прикосновения Урука дерево обратилось в прах. Винт начал считать вслух, но уже на счете два из колодца послышался звон от упавшей во мглу цепи, и ведьмак, прервав счет, довольно кивнул.

Достав из своего мешка моток веревки с узлами, Карим-Те обвязал веревку вокруг каменного гроба, пропустил ее под ножками и опустил конец веревки во мглу колодца. После чего из того же мешка чернокожий колдун достал другой кожаный мешочек и, подойдя к входу в склеп, с серьезным лицом вытряхнул содержимое мешочка наружу. Вонь заполнила склеп — в кожаном мешке находились три дохлые кошки. И, судя по запаху, киски померли не вчера и не позавчера. Отбросив мешочек в сторону, Карим-Те взял в руки нож, извлеченный из-за пазухи, и начал ножом сгребать в кучу грязь и могильную землю. После чего, не стесняясь присутствия Инги, справил на кучу земли и грязи малую нужду. Рогволд почувствовал, как неудержимо краснеет. Инга сидела, отвернувшись в сторону и прикрыв лицо руками. Один Винт оставался спокойным. Даже Урук, снявший перед спуском маску, сидел с явно недовольной мордой. Рогволд, зная язвительный характер своего зеленокожего спутника, удивился его молчанию, для себя решив, когда Карим-Те закончит свою магию, узнать у него, для чего плетут чары таким образом. Тем временем нганга принялся ножом замешивать тесто из мочи, грязи и могильной земли. Закончив, получившимся составом он тщательно замазал веревку на гробу, полностью скрыв ее от постороннего глаза. После этого Винт ухватился за свисающий в колодец конец веревки и начал спуск. За ним последовал Урук, потом Инга. Когда они остались вдвоем с Карим-Те, любопытство взяло верх, и Рогволд поинтересовался:

— Почтенный, я никогда не видел такой магии, к чему она? Наверное, кошки — это жертва духам могил?

Чернокожее лицо расплылось в улыбке, и, покачав головой, Карим-Те ответил: — Нет, это вообще не магия, это старая хитрость. Теперь от вони дохлых кошек ни один пьяница не залезет в этот склеп. А даже если залезет, то грязь скроет веревку. И никто не узнает, где вход в подземелья, и нас не встретит засада.

— Я понял, зачем моча, — ответил Рогволд, — запах…

— Нет, — перебил его нганга, поудобнее устраивая меч, который он обычно нес на плече без ножен, — нет, просто я не знаю, найдем ли мы в подземельях питьевую воду. Могильный прах мог обратить воду из ключей, питающую фонтаны, в яд. Поэтому стоит подстраховаться и не тратить принесенную с собой воду зря. Он мягко тронул Рогволда за плечо: — Тебе пора.

Рус ухватился за веревку и начал спуск. Узлы не давали возможности скользить по веревке вниз, впивались в ладони, но сын лесов справился со спуском по отвесной веревке без труда. «Странно, — мелькнула в голове у Рогволда мысль, — мы же об этом не подумали, как могла спуститься по веревке на руках Инга? Это же не по силам женщине». Но мысли прервались от величественного зрелища, открывшегося перед ним. Вернее, под ним. Ноги руса стояли на деревянной балке, окованной черной медью, проходящей на высоте тридцати саженей между двумя исполинскими залами Сквозь потолок из слюды, перемежающийся деревянными балками, лился неяркий свет. Это казалось волшебством — свет дня с потолка, на глубине сорока шагов под землей, но это было так. На стене, меж залов, балка расширялась, образуя небольшую площадку. На ней собрались его спутники. Их дорога в подземелья некромантов началась.

Глава 12. МОГИЛЫ И ИХ ОБИТАТЕЛИ

Они замерли. Всякие слова казались лишними. Молчал Урук, похоже, увиденное поразило даже орка. А посмотреть было на что. Стены залов, над которыми проходила балка, были богато украшены мозаикой, и даже каменные саркофаги, встроенные в ниши почти на всю высоту стен, не портили ощущения красоты и величия, от которого захватывало дух.

Неслышно спустившийся и подошедший к ним Карим-Те заговорил первым.

— Я когда-то видел нечто подобное невообразимо далеко отсюда. Тогда мои дороги привели меня в джунгли, в затерянный Город Ста Алтарей. Я знал, что в глубокой древности люди были способны создать красоту, но такое… — он умолк, как будто ему не хватило слов.

Сунув руку в колчан. Урук извлек стрелу с кольцом и, сняв с бедра веревку и продев ее в кольцо, крепко завязал хитрым узлом, после чего навскидку всадил стрелу в потолочную балку, разделявшую два ряда слюдяных пластин. Размотавшаяся веревка, привязанная к стреле, не достала до мозаичного каменного пола приблизительно на пять саженей, закачавшись в двух шагах от их площадки.

— Что ж, придется мне, — отстранил орка в сторону Винт.

Достав из мешка бухту веревки, ведьмак одним движением отсек ножом кусок, зажал его в зубах и легким прыжком перескочил на раскачивающийся с потолка конец веревки. Стрела, на половину длины вошедшая в тысячелетнее дерево, выдержала, и ведьмак легко заскользил вниз. Не доезжая до конца около сажени, он остановил свой спуск, оплел веревку ногами, подтянул к себе нижний конец веревки, срастил конец с куском, который он перед спуском зажал в зубах. После этого он продолжил спуск и, мягко спружинив ногами, приземлился на разукрашенный пол.

Спуск не занял много времени, и вскоре вся пятерка стояла внизу, хотя и Рогволду, и Уруку, не говоря уже об Инге, сам прыжок с балки на веревку дался нелегко. Инга вообще спускалась, скользя еле-еле, периодически замирая, крепко вцепившись в веревку. Теперь они смогли оглядеться по сторонам. И лишний раз поразиться гению древних строителей, создавших такое в древние времена. И Урук, и Карим-Те, спустившись, первым делом проверили, каждый своим способом, наличие опасности, после чего сошлись на том, что в зале приблизительно неделю назад были живые мертвецы. Сейчас поблизости они явно не наблюдались, и путники позволили себе осмотреть зал и передохнуть после спуска.

Казалось невозможным, чтобы не боги, а люди сотворили такую красоту. Картины на стенах изображали леса, моря, горы. На высоте рисунки выглядели чудовищно искаженными, но отсюда, снизу, они поражали своим правдоподобием, были как живые.

Время летело незаметно за любованием такой красотой.

— Карим-Те, — раздался в тишине зала голос Инги, — а что это за Город Ста Алтарей? И где он, и как ты там оказался7

Устроившись на мешках с поклажей, глядя на прекрасные мозаики, Карим-Те начал рассказ о Городе Ста Алтарей.

— Я родился очень далеко отсюда, в Африке, колыбели моего народа. Некогда мой народ владел миром, воздвигая в джунглях и горах великие города. Со всех концов шли в них караваны и корабли, тяжело груженные золотом, пряностями, всякими диковинами и плодами со всей земли. И было это почти сто пятьдесят веков назад, когда наши предки, Владыки Мира, восстав против Солнца, пали от его гнева. Тогда натиск орд белой и желтой рас обратил в прах былое величие моей расы. До сих пор в дебрях наших лесов скрыты руины великого Черного Королевства Мира. Руины величественных городов, крепостей и храмов.

Но даже во время начала создания нашего королевства уже был Город Ста Алтарей, город забытых богов. Наши жрецы знают пути звезд, шаманы в глубинах леса хранят знания магии, неведомой прочим смертным. Мы помним все, и однажды мы снова вернемся в мир, который вновь станет нашим. Но даже мой народ не помнит, кто основал Город Ста Алтарей, лишь повторяя, что, когда Великий Клинок рассек свет и тьму, породив на месте ран миров Перевал Странников, пронзающий все миры, уже тогда существовал Город Алтарей.

Город, в котором есть алтари всех забытых богов. Их не сто, а гораздо больше, никто не знает, сколько забытых богов ушло в этот город. Когда победившие нас белокожие атланты схватились с желтокожими владыками страны My, их посланцы прибыли в него. После этого, забыв богов, которым они молились раньше, атланты воздвигли у себя алтари забытых богов, черпая в их силе гибель для своих врагов. И за эту гибель на алтарях они лили реки крови. Кровь моего народа, кровь пленных My и кровь своих сыновей, их растерзанные сердца приносили они на свои алтари, и древние боги улыбались им. И первым из них был бог — Убийца Богов.

Своим символом атланты сделали змея, кусающего свой хвост. Как змей пожирает себя, так и они пожирали сами себя, желая еще большей власти. Они уподобились нам. Когда, опьяненные гордостью, чернокожие Владыки Мира восстали против самого дарующего свет, и Великий Бог Солнца отвернул от нас свой лик, навек опалил небесным огнем нашу кожу и обратил в прах наши города. Так и захватившие наши земли атланты возгордились, посчитав себя ровней богов, и посмели обрушиться войной на богов My, беспечно говоря: «Наши старые боги были слабы. Ныне мы поклоняемся богу Убийце Богов. Кто посмеет восстать против нас?»

Сто дней каждый миг падали еще трепещущие сердца на алтарь, насыщая голод их Бога Богов. Пьяная толпа, одетая в золото, бесновалась на улицах, вспарывая животы своим братьям во славу своего бога. А к столице Атлантиды, Городу Золотых Ворот, тянулись все новые караваны невольников, обреченных умереть на жертвенном камне. И Убийца услышал зов.

Сама ткань мира не выдержала, когда он явился в мир. И тогда на помощь рвущемуся, захлебывающемуся в крови и смерти миру через Перевал явились Странники. Они дрались вместе с богами My, и сил Убийце Богов и иным, древним, явившимся вослед ему, не хватило. Но перед смертью Убийца Богов смог обратить своими вихрями в прах королевство My. Он был умерщвлен, и вместе с ним в морских водах погибла и Империя атлантов. Боги моря, которым молились жители моря, иначе называемые My, страшно отомстили за свой народ. Отомстив, они покинули мир, и Город Алтарей пропал. Это было почти сто веков назад, С тех пор рассказывают лишь легенды о Городе Ста Алтарей, правда, в них чаще всего его называют Город Забытых Алтарей. Иногда открывается дорога в него, и человек, пришедший туда, оказывается призванным одним из древних богов, который потом возвращает его в мир сквозь время и пространство И у каждого алтаря есть свои служители, живущие в разном времени и пространстве и в разных мирах

Некогда юный нганга преследовал по следу колдуна из народа Фон. Он был одним из сильнейших шаманов Буду, и молодой нганга переоценил свои силы. Колдун воззвал к ориша Эллегве, вудуискому божеству дорог и перекрестков. Юноше повезло, вместо дороги к Самеди, повелителю кладбищ и смерти, обратившего бы молодого нгангу в нзамби, живого мертвеца, которых вы называете зомби, перед ним легла иная дорога. Но боги хранили, и сила ориша забросила нгангу в Город Ста Алтарей, где он преклонил голову перед алтарем с изображением синего вихря Шутка судьбы — я стал жрецом Снежного Бога, которому некогда поклонялись забытые жители Севера. Его последний алтарь в нашем мире разрушился, и меня ждала дальняя дорога на Север. Ну а что было после этого, думаю, вам неинтересно, — проговорил Карим-Те поднимаясь

Рассказ нганги произвел неизгладимое впечатление на его спутников. Казалось, они грезили наяву, видя то, о чем повествовал чернокожий. Но пробуждение к реальности оказалось неприятным: очевидно, сила, гнездящаяся в подземельях, почуяла незваных гостей. Первым тревогу поднял Урук, сидевший у двери на сквозняке, своим орочьим нюхом учуявший приближение живых мертвецов.

— Хо, да у нас гости. — Орк мягко вскочил на ноги, причем оба клинка уже были обнажены.

В зал вел только один ход, поэтому атаки с тыла можно было не опасаться Карим-Те, прежде чем шагнуть к орку, протянул Винту маленькую синюю бутылочку и что-то тихо сказал Рогволд, несмотря на свой слух охотника, смог расслышать только: «…если больше трех, печать…»

Гости приближались, уже были видны горящие огнем глазницы. Рогволд ожидал увидеть скелетов, вместо этого к ним медленно двигалась пятерка вполне обычных, полуразложившихся трупов с кожей, серой от въевшейся в нее могильной пыли. Пальцы рук заканчивались костяными когтями длиной в добрую ладонь Тела казались ссохшимися, слабыми, и, только увидев, как отлетел в сторону отбитый полусгнившей лапкой ятаган орка, еле успевшего увернуться от удара врага, сын старосты понял, что легкого боя не будет. Рогволд схватился за лук, резкий рывок от себя, наконечник замер, ловя цель, и стрела с утяжеленным наконечником ударила в мертвое тело, отшвырнув его на шесть шагов назад.

Но удар, отшвырнувший врага назад, — это все, что смогла стрела. Утяжеленный наконечник, прошивающий навылет тяжелый доспех, оказался бессилен против мертвой плоти. Стрела даже не пробила кожу зомби. Тем временем чернокожий Карим-Те ловким ударом развалил пополам одного мертвеца. Казалось, двуручный клинок в чернокожих руках рассек кусок масла. Линия разреза вспухла облачком пара, и половинки разом ссохшегося тела, как тряпки, упали на пол, превращаясь в падении в прах. Череп мертвеца от удара об пол разлетелся на куски. Второй удар отсек лапу другой твари — и те же изменения с трупом. В этот миг Урук с нутряным кхеканьем нанес наседавшему на него мертвецу удар в грудь зажатым в правой лапе мечом Стражей Перевала, одновременно блокируя ятаганом удар врага в голову.

Блоком орка отбросило в сторону, и в прямом выпаде клинок еле коснулся врага, но этого оказалось достаточно. И еще как достаточно — мертвеца неведомая сила, скрытая в клинке Странников, с громким хлопком просто разорвала в клочья. Воздух наполнился мельчайшими частицами праха. Рогволд, зажмурившись, отскочил назад, мысленно благодаря маску ловкача за то, что ему не пришлось надышаться прахом. Громкое эхо подхватило раскатистый рев орка: «УРУК-Х-Е-Е-Е-Е-Й!» Два быстрых, один за одним, хлопка, и прах мертвецов окончательно запорошил глаза.

Прах быстро осел на каменный пол, и Рогволд смог разглядеть отряхивающихся, разом повеселевших спутников. Винт вообще мурлыкал себе под нос песенку: «…отряхнем его прах с наших ног, ненавистны нам злые кумиры…»— но допеть ему не дал Урук, поинтересовавшийся, что это за песня. Узнав, что эту песню Ратибор слышал у себя в квартале и что ее пели какие-то проезжие разбойники, которых потом по-вежливому вытурили взашей за призыв: «Грабь награбленное!», орк потерял к песне всякий интерес, заметив, что явно ребята по могилкам да склепам лазили. Тут на Урука насели и Винт, и Карим-Те, и Инга, требуя объяснить, как у его меча получается рвать врагов в куски. Нганга заявил, что он еще может понять, как убивает нзамби его меч, специально откованный и зачарованный для этого, но меч батыра из земель русов?

Сообразив, что Карим-Те поверил шутке Винта в момент их знакомства, Урук просто снял маску, показав свое личико и клыки. Это произвело впечатление, чернокожий посерел, точь-в-точь, как мертвей, и, ойкнув, сел на пол. — — Не бойся, он не кусается, — поддержал шутку Рогволд, — он у нас сын князя драконов Восточного моря, — и захохотал.

И Винт, и правнучка звездочета от всей души последовали его примеру.

— А я уже подумал, что великий ориша Оггун, зеленый владыка лесов, пришел испытать службу своего верного коня, — торжественно произнес Карим-Те, косясь на Урука с сильным подозрением, что Оггун пришел, а ему просто дурят голову.

Что нганга имел в виду, когда говорил о коне, выяснить помешала пара зомби, явно откликнувшаяся на звуки. Конечно, Урук не упустил возможности потренироваться, но оставаться дальше в зале было опасно, и пятерка двинулась вперед, в темный провал хода.

Пройдя по коридору сорок шагов, они уперлись в тупик, но справа в стене имелась узкая трещина, в которую и нырнул Винт. Через минуту ведьмак вынырнул из провала, жестом показав идти за ним. Протиснувшись через трещину, они оказались в маленьком зале с невысокими потолками. Самым удивительным оказались зажженные светильники на стенах, их стенки покрывал толстый слой пыли. Казалось, что они горели века, не зная прикосновения человеческих рук, скудно освещая зал. Треть зала, украшенного великолепной резьбой по синему камню, занимал выложенный изразцовыми плитками бассейн со свежей проточной водой. В глубине, на дне водоема, виднелись обломки скульптур.

Похоже, хода дальше не было, в голову лезли мысли о неприятном подъеме по веревке обратно на балку, и новый спуск по веревке в другой, уже виденный ими зал. Но кто сказал, что удача любит упорных, она и ленивых тоже любит. В этом убедились Рогволд и Ратибор, неслышно прошедшие до конца зала. Под ногой руса что-то тихо треснуло, и кусок стены отодвинулся в сторону, открывая ярко освещенный проход прямо за не замеченной ими в темноте статуей.

— Стой, где стоишь, — коснулся плеча Рогволда Винт, — а я наших позову.

Но они не сразу зашли в такой гостеприимный ход. Вначале Карим-Те, Ратибор и Урук вернулись к трещине и, выбрав камень себе по силам, положили его поперек прохода, опасаясь ловушки. Только после этого они вошли. Камень не зря был положен на проходе: стоило им ступить на пол тайного коридора, как кусок стены попробовал встать на место, и только положенная на его пути глыба не дала стенам сомкнуться за ними. Ход уходил резко вверх и был ярко освещен через такой же слюдяной потолок, как и главный зал. Они шли вверх около получаса, забирая куда-то вбок. Периодически Винт сверялся с картой и недоуменно пожимал плечами. Получалось, что этого хода на чертеже просто не было. Вскоре перед ними оказалась развилка, один ход отходил влево и вверх, второй шел прямо и вниз. Нетронутая за века пыль показывала, что второй ход был тайным и нынешние хозяева подземелий его не использовали, поэтому Винт открыл воровской фонарик и копотью начертил стрелу вниз, а сам вместе с Карим-Те отправился вперед на разведку.

Их ждал сюрприз. Прокравшись еще на полсотню шагов вперед, они оказались перед деревянной панелью и деревянной же статуей, изображавшей некоего достойного мужа, поднявшего руку в строгом жесте, как будто грозя указательным пальцем дерзким пришельцам. Вторая выдающаяся вперед и вверх деталь его фигуры заставила улыбнуться и нгангу, и Винта. Отступив на несколько шагов, ведьмак снял с пояса свой странный серп, извлек из рукояти веревку и, замахнувшись, метнул серп вперед. Когда лезвие зацепилось за строго поднятую руку, ведьмак дернул за конец веревки. Предосторожность оказалась не лишней: из потолка по месту прямо перед статуей ударило толстое бревно, затем снова скрывшееся в потолке.

Ловушка была продумана на века. Еще несколько раз дергал Винт руку в разных направлениях, и всякий раз обрушивалось бревно. Наконец он сдернул серп с руки, ничего не добившись. Серп скользнул вниз, по пути зацепившись за выступающую деталь.

— Хорошо, что здесь нет девюшка, — улыбнулся чернокожий Карим-Те

В сердцах ведьмак дернул за веревку, непристойное украшение опустилось вниз, и с неровным стуком проклятая панель поднялась вверх.

— Неплохо придумано, — обратился Ратибор к онемевшему нганге, — что, пойдем посмотрим.

Помещение за панелью оказалось комнатой отдыха для настоящего мага или мышей, ибо только они обожают старинные, запыленные манускрипты, которыми она была завалена до потолка. Казалось, в тайник сносили книги, отбирая самые ветхие и пыльные, при этом укладывая их максимально плотно. В куче был оставлен маленький пятачок свободного места, ставший лагерем для всей компании. Других дверей в комнате не обнаружилось, да если бы они и были, то гора манускриптов не давала повернуться в комнате, не говоря уже о том, чтобы открыть дверь. Закрыв в комнате Ингу, скорчившуюся на мешках со всеми их припасами, они продолжили свои поиски.

Пройдя по коридору, ведущему вниз и постепенно сужающемуся, они оказались в просторном темном зале, в центре которого бил исполинский фонтан, светившийся изнутри фиолетово-синим светом. Периодически в самой толще воды вспыхивали ярко-алые искры. Но ни орку, ни нганге зал не понравился.

— Здесь все нзамби пропахло, — выразил общее мнение принюхивающийся, подобно собаке, и даже вставший на четвереньки Карим-Те

Потом они не могли вспомнить, кто первый заметил движение в зале. Казалось, сама мгла, окутывающая их со всех сторон, зашевелилась, зажигая десятки алых глазниц со всех сторон, отрезая от спасительного подземного хода, приведшего их сюда. Море мертвой плоти рвалось к замершей перед боем четверке храбрецов. Даже меч Странников, не говоря уже про зачарованный меч нганги, не могли помочь попавшим в ловушку. Однако и на этот случай оказался свой козырь в рукаве. Карим-Те выхватил из своей сумы два уже знакомых Рогволду синих бутылька и бросил один Винту. Встав спина к спине, ведьмак и нганга разом выдернули пробки, и из распечатанных горловин вырвались вихри злобной пурги. Но этот буран вместо снежинок нес иглы из синего льда, ярко светившиеся в темноте. Они впивались в камень, еще некоторое время освещая все вокруг, а затем медленно гасли. Попав в мертвеца, такая игла на мгновение обращала его в ледяное изваяние, оплывающее потом в лужу грязной воды.

Вихри из двух бутылок, подобно исполинским метлам, очистили зал от тварей, попутно осветив все вокруг. В их догорающем свете Рогволд различил зал во всех подробностях. Прямо за фонтаном возвышался балкон из блистающего, как снег, неведомого русу камня. Из него же были созданы массивные, украшенные тонким узором колонны, уходящие вверх. Балкон окружала паутина из каменной резьбы работы не просто тонкой, но тончайшей. Бураны синего льда иссякли, медленно погасли ледяные стрелы, и в зале вновь воцарилась мгла, внезапно прорезанная ярким светом.

Свет зажегся не сам по себе. На балконе стояли две фигуры с бритыми головами, прикрытыми стальными шапочками. Подземелья мертвецов явили своих хозяев, очевидно желавших взглянуть собственными глазами, кто посмел бросить им вызов. Над ухом Рогволда послышался тихий, как дыхание, шепот Ратибора; — Это же Дарители Покоя!

Но сыну старосты было некогда думать, он крепко усвоил главный принцип войны: стреляй первым! Убей врага, и враг не убьет тебя!

Повинуясь не разуму, а безошибочному инстинкту, руки руса сами схватились за лук, а глаза охотника безошибочно прикинули поправку на дальность. Стрела сорвалась с тетивы, и вслед ей прянула в воздух вторая. Рогволд стрелял так, как его научил Урук. Похоже, некроманты, стоявшие на балконе, ждали подобного и слаженным жестом выбросили ладони вперед, сбивая стрелы в сторону своей магией. Но даже лучшие воины ордена Некромантов, не зря получившие титул Дарителей Покоя, не знали, какой лук был в руках их врага. Они почти успели, но для стоящего справа некроманта это незнание оказалось смертельным, и когда первая стрела вонзилась ему в правую глазницу, в последний миг на его бесстрастном лице отразилось изумление, если, конечно, существует бесстрастное изумление.

Вторая стрела не успела и, сбитая легким движением пальцев изрезанной жгутами вен руки, с чистым, почти хрустальным звоном вонзилась в крышку одного из встроенных в стену саркофагов. Над крышкой, треснувшей от удара стрелы, начало подниматься легкое облачко, но некромант не смотрел на гроб, он смотрел прямо на них, и его взгляд заставлял каменеть мышцы, и Рогволд с ужасом понял, что его тело больше не слушается, обратившись в живой камень. Лицо Дарящего Покой исказилось улыбкой. Он говорил тихо, но от мощи, наполняющей его тихий голос, дрогнули каменные стены.

— Я вижу, что к нам забрели крысы, — проговорил некромант, — но в наших подземельях нет крыс, их пожирают наши слуги. Думаю, что они проголодались.

В разных углах зала задвигались плиты, из-под которых стали подниматься новые и новые мертвецы. Из боковых проходов, скрытых колоннами, тоже начали выходить все новые и новые твари. Казалось, если посмотреть на зал сверху, то вместо плит пола можно было увидеть лишь головы зомби. «Это конец», — мелькнула мысль в голове Рогволда. Но, похоже, как сказал бы старый звездочет Гостомысл, сегодня звезды предсказывают ордену Некромантов одни неприятности.

В ярко освещенном зале полыхнула, выкашивая передние ряды зомби, ветвистая молния. Яркий пожар заполыхал, пожирая мертвые тела, как солому или бересту, брошенные в горящую печь. В ярости некромант взмахнул посохом, но новая молния, переливающаяся всеми цветами радуги, обратила его в пылающее изваяние, раскрывшее рот в беззвучном вопле невероятной боли. Новые и новые вспышки воспламеняли мертвый прах. Ни один из призванных некромантом зомби не успел уползти обратно в свою нору. Когда пылающий некромант упал вниз, сын старосты почувствовал, как исчезает оцепенение и жизнь снова наполняет каждую клеточку его тела.

Он поднял голову вверх, и увиденное не доставило ему особой радости. Под потолком зала над разрушенным его стрелой каменным гробом в воздухе висел призрак, осыпающий своими молниями зал. Страшен был лик некроманта, но призрак был страшнее. Призрак мага был в белом балахоне с капюшоном, скрывающим лик и позволяющим видеть лишь длинную, пышную бороду и заставляющим ощущать всем телом ужас от пронзительного взгляда черных глаз. Над призрачными ладонями, сложенными лодочкой, вращалось колесо ветвистых молний, формой напомнившее Рогволду метательные пластины Ратибора. Колесо ускорило бег, и все новые и, новые ветвистые молнии срывалисъ в гибельный полет.

Призрачные ладони продолжали нести покой воскрешенным некромантами мертвецам, и хоть ни одна молния не ударила рядом с Рогволдом и его спутниками, единственным желанием четверки было бежать, пока грозный старец не испепелил и их. Но бегство оказалось ненужным, к догорающим мертвецам подоспела подмога. Двое некромантов, выбежав из бокового коридорчика, подняли ладони к потолку. Казалось, сам воздух застонал от визга их заклинаний, и в безумном поединке сошлись призрак мага забытого людьми ордена, создавшего подземелья, и новые повелители гробниц. И никто — ни Рогволд, ни чернокожий нганга, ни орк с Винтом — не знали, кому желать победы в этой колдовской бойне.

Вновь, как в незапамятные времена, сошлись маги в безумии колдовского поединка. Под сводами подземелья заклубился памятный Рогволду черный вихрь, но даже он оказался бессильным перед призраком мага, вызванным из разрушенной его стрелой гробницы. И напрасно двое некромантов поднимали вверх ладони, несущие смерть. Ветвистые молнии в клочья рвали смерч могильного праха, не давая ему даже приблизиться к призраку в белом одеянии.

Рогволд не знал, сколько длился страшный бой. Сила двоих некромантов уравновешивала мощь восставшего из гроба мага седой древности.

Было похоже, что бой обеим сторонам дается нелегко В голове руса и его спутников неожиданно зазвучал спокойный, усталый голос, казалось, идущий из темноты. Голос смел все мысли, что разница между магами отсутствует, что эго отголосок минувшей войны магов, что восставший из гробницы старец просто мстит своим давним врагам, пользуясь случаем, а им лучше не лезть в этот ненужный бой. Сами по себе мысли были странными, логика их была чуждой, непонятной, как и странное оцепенение, охватившее их и не давшее бежать в подземный ход.

Напевно, плавно лились слова забытого языка: — И ГВИР ИН ЭРБИН И ВИД.

Чары волхва начали было переводить, но голос заглушил и чары Светлояра. Рогволд смог расслышать лишь: — Истина против мира…

Напев властно забился в мозгу сына старосты и орка, и, повинуясь ему, Винт и Карим-Те преклонили колена, как воин склоняется пред своим королем, присягая на верность. Губы ведьмака и нганги зашевелились, повторяя за забытым магом его призыв, мгновением позже к ним присоединился орк, потом Рогволд краем сознания, захваченного ворожбой, понял, что и он уже давно голосит древнюю песнь-заклинание, и в унисон голоса всей четверки дерзких пришельцев вторили магу.

— А ЭЛВИНТОДД ДВИР СИНДДИН ДИО КЭРИГ ИР ВВЕРЛЛУРИГ НОИН.

Слова приходили из пустоты, сметая заклинание некромантов, и черные вихри начали осыпаться на пол обычным песком, несмотря на всю магию Дарителей Покоя, и тщетны были все их усилия, казалось, бестолковые дети, играя, машут руками и беззвучно открывают рты, пытаясь изобразить рыб.

Пропадало, таяло странное оцепенение, тело наполнялось силой, исчезала выматывающая усталость, и в какой-то момент сын старосты вспомнил похожее состояние, охватившее его на Поляне Волхвов. Чары волхва Светлояра были не властны над словами древнего языка, услышанными всеми, но меч Странников, очевидно, слышал их. Последние слова звонким эхом разнеслись под подземными сводами: — АНАИЛ НАСРОК ИСВАССБЕССУД ДО-ХИЭЛ ДИЭНВЭ!

И, повинуясь им, с лезвия меча, зажатого в лапе Урука, сорвалась ослепительная полоса яркого пламени, ударившая прямо в некромантов, не успевших поднять посохи навстречу магии Странников. Раздался стон лопнувшей струны, пламя захлестнуло одетые в гробовой бархат фигуры, обратившиеся в живые факелы, и дикий визг резанул уши Рогволда.

Миг — и на месте, где раньше стояли Дарители Покоя, не осталось даже пепла. Последняя молния забытого мага обратила в прах остатки вихря, и одетая в белое фигура начала плавно таять в воздухе под самым потолком Но перед тем как исчезнуть, маг улыбнулся оторопевшему Уруку, тупо уставившемуся на клинок в своей руке.

Они стояли в зале молча, пораженные до глубины души, не слышно было даже обычной похвальбы воинов после удачного боя. Увиденный бой магов не шел из головы у всех. Ощущение бодрости растаяло вместе с призраком, и на всех навалилась нечеловеческая усталость. Только Винт смог выдавить из себя шуточку: — Некроманты наконец-то увидели солнышко, которое они видят раз в жизни. — Винт помолчал и уточнил: — Когда их смолят.

— Свиньи так колдовать не умеют, — буркнул ему в ответ Урук.

— Зато визжат так, что и не отличишь, — попробовал пошутить Винт. Но и неунывающий ведьмак пошутил через силу.

Увиденное в зале не потрясло только Карим-Те, который опустился на пол и, подогнув под себя ногу, начал бормотать что-то неразборчивое. Похоже, чары Светлояра не сработали второй раз за день, и Рогволд с Уруком ничего не поняли из слов нганги. Очевидно, магический язык, на котором молился нганга, был давно забыт. У сына старосты появилось подозрение, что Карим-Те молится на языке Города Забытых Алтарей. Однако закончив молитву, или волхование, Карим-Те поднялся на ноги и как ни в чем не бывало обратился к своим спутникам: — Почтенные, нам необходимо отдохнуть и поесть. Дорога впереди чиста, мы можем идти смело, все нзамби обращены в могильный прах. — Он повернулся к спутникам. — Или есть другие предложения?

— Ты прав, — вздохнул Винт. — Но, клянусь Великой Лестницей, я не понимаю, как меч такое волшебство с некромантами сотворил. Я в жизни таких чар не видел! А уж я — то на них насмотрелся, можете мне поверить! Может, объясните темному ведьмаку, откуда такое взялось?

Урук сразу не нашелся с ответом, и Рогволд пришел ему на выручку: — Это будет долгий рассказ. Почтенные, давайте вернемся за Ингой, потайная дверь скроет нас от лишних ушей и глаз, и мы сможем спокойно рассказать, как мы с Уруком дошли до такой жизни. Да привал сделать не помешает. Ну а потом двинемся дальше, тем более мертвяков нет, и Инга сможет пойти с нами дальше.

Кивок Ратибора послужил ответом на тираду руса.

Тем временем Карим-Те тихонько вытащил из-за пояса Ратибора кожаные свитки и развернул план подземелий. Но изучал он их недолго, почти сразу подняв глаза на спутников. Его лицо просто светилось от удовольствия. Несмотря на ругань Винта, только сейчас обнаружившего пропажу и взбешенного, что у него, лучшего ловкача Ашура, свистнули из-за пояса столь ценный предмет. И кто — какой-то нганга! Но чернокожий не обиделся, радостно делясь своим открытием. Их блужданию наугад пришел конец: зал с фонтаном оказался Главным залом. Он был обозначен на карте, и вопрос, куда идти дальше, отпал сам собой.

Они двинулись обратно к приведшему в зал коридору, ведущему к тайной гробнице. Добравшись до нее, не отвечая на встревоженные вопросы Инги, вся четверка повалилась на мешки с провизией и снаряжением. По дороге было решено стражу не выставлять, и так все вымотались до предела, не Ингу же в дозор ставить. Все разговоры было решено оставить на потом. Быстро сжевав по лепешке с сушеным мясом, запив пивом из предусмотрительно захваченной орком баклаги, они, не снимая доспехов, завалились спать.

Перед тем как заснуть, Винт извлек из своего мешка странное устройство из стекла и бронзы, наполнил его водой до отметки на стенке верхнего стеклянного сосуда, поверх воды опустил крышку из коры неизвестного Рогволду дерева, а на крышку положил стальной шарик. После этого ведьмак установил предмет у себя в головах, объяснив спутникам, что когда шарик упадет на бронзовую пластину, раздастся звон.

— Не следует хвататься за оружие, когда его услышите, почтенные, этот звон будет значить, что пора вставать, — обратился ко всем Ратибор, и, предваряя дальнейшие вопросы, пояснил, что этот прибор называется клепсидра и служит у греков для определения времени

Сил у Рогволда еще хватило на то, чтоб подивиться хитроумию неведомого народца, после чего сон окончательно сморил охотника.

Глава 13. ТЕНИ ПРОШЛОГО И ТЕНИ ГРЯДУЩЕГО

Ночь начинала вступать в свои права, когда страж ворот города Ашура, припавший ухом к камню дороги, расслышал далекий конский топот. Стена дождя заливала дороги, за дюжину шагов и вола не различишь, да и шум от потоков воды, обрушивающихся на город с небес, забивал уши. Земля превратилась в жидкую грязь, только мощеная дорога заранее весть подаст о путниках Правда, сколько всадников скачет, в такой ливень все одно точно на слух не определишь, не меньше двух, не больше пяти. Стражник Касым поднялся с заботливо подстеленного на камни дороги коврика и поспешил в караулку. Дело обещало быть выгодным.

В такую погоду хозяин собаку во двор не выгонит, а эти в дороге — значит, дело важное и срочное. Это раз. Два — ворота уже закрыли на ночь, а ночевать на дороге под таким ливнем да при срочном деле никому неохота. Значит, придется путникам раскошеливаться, и хорошо раскошеливаться, чтоб ворота им открыли да в город пустили. Да еще при себе товары могут иметь, а за товар пошлина положена, да за лошадей, да налог на дороги, да побор на стражу от разбойников, да то. да се. Вот и приработок. Но надеждам стражника не удалось сбыться.

Когда Касым сотоварищи вышли к воротам под ливень, то настроение у них испортилось сразу. Вымокнув до нитки за неполных три минуты, стража начала отчаянно ругаться. Кто любит стоять под ледяным дождем, на ветру после теплой караулки?

Когда в дождевом мареве показались размытые пятна всадников, стражники приосанились, а вышедший вперед десятник заорал в приоткрытую створку ворот, набивая цену: — Кого там еще якши на ночь глядя несет! Проваливайте, ворота закрыты!

Всадники вынырнули из дождя беззвучно, как призраки. Все трое были одеты в кожаные, пропитанные жиром дорожные плащи, с низко надвинутыми капюшонами. Поравнявшись с воротами, вся тройка спешилась, и всадник, скакавший впереди, отрывисто бросил десятнику.

— Прими поводья, дубина, а вы, обалдуи, ворота открывайте, да живо!

Да, зря мокли стражники под ливнем. Вместо купчины или купеческих приказчиков перед стражей стояли трое воинов. В караулке троица сбросила плащи: кольчуги под плащами, мечи у пояса. Добротные сапоги для верховой езды с высоким голенищем до середины бедра. Три пары бешеных зеленых глаз смотрели на стражников. И пока старший из приехавших доставал из-за пазухи пергамент с сине-белой печатью Вершигоры, десятник уже понял, кто приехал в вольный город Ашур. Одного взгляда зеленоглазых гостей хватило. Тут любой, поймет, когда вместо купца с легкой монетой в кошельке — ведьмаки с трамотой. Зря только под дождь вылезли. Хотя тут выйти все равно бы пришлось…

… Еще двенадцать десятков лет назад рать Черного Леса, ведьмачьего края, осадила Ашур. Никто из магов, живших тогда в Ашуре, не вышел на стены. Даже всесильные некроманты скрылись в своих подземельях, объявив, что с ведьмаками они не ссорились и защищать город будут. Магией и сталью взяли дружины Черного Леса город, взяли и добычу добрую, и врагов своих покарали. Сто двадцать лет платит Ашур дань ведьмачьим владыкам. Сто двадцать лет неподсудны жители Черного Леса ащурскому суду, сами судят провинившихся своим судом, по своим законам. Не платят пошлин при торговле, налогов и поборов и, как сказано в мирном трактате, имеют «право невозобрано мыться в банях, аще хотят».

Хоть и не лезут ведьмаки в дела города, но связываться с ними мало кто рискует. Был клан Белой Змеи у ханьцев, горды были старейшины клана, был да сплыл. Было братство жрецов какого-то заморского бога, хотевшие всех магов да ведьм под корень извести. Где они теперь? Белые Змеи три лавки на базаре держат, а тех жрецов и след простыл. Даже гильдия Ночных Убийц заказов на жителей Черного Леса не берет. Ведь одного тронь — значит, войну против ведьмаков начал. И ни откупиться, ни отдариться не получится. Черный Лес обидчиков своих людей не прощает, будь их человек хоть ведьмак, хоть ремесленник, хоть купец или простой поселянин без всякого дара. А тут посланцы САМОГО! Эти прибьют и слова не скажут…

Редрик отлично понимал ход мыслей десятника, но обычай надлежит блюсти свято, поэтому, показав страже грамоту, обратился к писцу, велев ему записать в книгу о прибытии троих посланцев от Вершигоры, Верховного Ведьмака по прозвищу Филин. И по старому обычаю бросил к ногам писца золотой динар — не к лицу вольному человеку трястись над презренным золотом, как местный народ, за деньги на любую подлость готовый.

Жезл лежал в его мешке, и он должен отдать его надежным людям. Но перед этим необходимо встретиться с графом Гуго. Дел много: нужно разыскать седьмой том Некрономикона, нужно найти способ нейтрализовать некромантов, ищущих Ратибора, нужно подкупить кое-кого из стражи. Ну а главное — это то, что в городе появилась одна из высших Матерей Авалона. Очевидно, ведьмы стоят за кражей книги или же пытаются заполучить жезл, подобно Мерлину. Во всяком случае Филин, посылая сына в Ашур, говорил с ним и об этом варианте. Вести от верного человека на Авалоне немного запоздали, тайный соглядатай не ведал, кто из Матерей прибыл в Ашур, но старый ведьмак был уверен, что в данной ситуации дело поправимо и Редрик успеет прибыть в город вовремя.

С жезлом-обманкой вообще получилось замечательно. Когда трое доверенных ювелиров услышали от Редрика о заказе на копию жезла, известного еще как посох Абдуррахмана, то Крот, старейший из мастеров, заявил ведьмаку, что копия давно существует. Еще во времена его деда тогдашний Верховный Ведьмак Барсук заказал ее. Три года работали мастера и создали шедевр, но тогда копия не понадобилась, и Барсук приказал ее тайно спрятать в хранилище до лучших времен.

— Невозможно создать копию за три дня, даже имея под рукой все необходимые материалы, — закончил свою речь старый ювелир. — И это поистине подарок судьбы, что я, только начавший постигать ремесло подмастерья, видел, как мой дед создавал жезл. Я знаю лишь то, что он скрыт в хранилище у Трех Холмов, но в каком сундуке?

— Благодарю тебя, о почтенный Мирослав по прозвищу Крот, — церемониально обратился к старцу Редрик, — мне не составит труда найти поддельный жезл Абдуррахмана в нашем хранилище. Прошу тебя, прими этот кошель золота в награду за добрую память. Возьми еще один кошель, чтобы память об этом разговоре рассеялась как дым на ветру. Я надеюсь, почтенные мастера, — обратился рыжий ведьмак к двум другим ювелирам, — что такие же кошели помогут и вам забыть о нашей беседе. Именами Круга и Дикой Охоты, именем Верховного Ведьмака Вершигоры повелеваю — да будет так!

Низко склонились мастера перед правой рукой Филина, приняли ювелиры тяжелые кошельки, тихо ответили гордо стоящему перед ними ведьмаку: — Да будет так! Именами нашими клянемся хранить в тайне все, что услышали сегодня.

— Так промолвлено и да свершится! — торжественно проговорил Редрик.

Через четверть часа он мчался наметом к хранилищу Трех Холмов, одной из четырех сокровищниц Черного Леса, с грамотой от отца и ключом. Быстро сыскались старший хранитель и ключник, и вот уже трое ведьмаков в окружении стражи стоят перед каменной дверью с тремя хитрыми замками. Первым вложил свой ключ в скважину старший хранитель, вослед ему ключник, и только после этого тяжелый ключ из черной бронзы, с хитрой резной бородкой, принадлежащий Верховному Ведьмаку, занял свое место.

Четыре ключа передал Филину его предшественник, четыре ключа от четырех хранилищ.

У каждого хранилища был свой ключник и свой хранитель, и только собрав воедино все три ключа, можно было открыть каждую из дверей, скрывавших богатства Черного Леса. Редко, не чаще чем раз в семь лет, а то и реже, открывалась одна из дверей, и даже Верховный Ведьмак не знал всех сокровищ, что скрывались за ними. Теперь, после этой истории с жезлом, Филин велел создать подробную опись всего, что хранится в ларцах.

Но опись писаться будет позже, а пока Редрику был нужен жезл, нашедшийся, впрочем, достаточно быстро, в ближайшем к двери ларце. Завернув копию в кусок заморского шелка, ценимого на вес серебра, ведьмак направился к отцу. Внимательно осмотрев находку, Филин довольно кивнул сыну: — Да, от настоящего не отличишь. Сделано на совесть, да и время сэкономили. Теперь слушай меня внимательно!

— Да, отец, — Редрик расположился в кресле напротив Филина, — я готов.

— Хорошо, — проговорил старый ведьмак. — Все началось с вполне обычного нападения данов на городище русов Всхолье…

Филин закончил повесть и зорко глянул на Редрика, задумчиво крутившего в руке во время рассказа кинжал. Кроме повести о клинке Странников, известного под именем «Равный», и о судьбе его нынешних носителей старый ведьмак поведал сыну и о проклятии графа. Конечно.

Редрик был достойным сыном своего папочки, которого в Ашуре кое-кто величал Старым Лисом, а не Филином. По тем крохам, которые он знал до этого, Редрик имел некоторое представление о ситуации и недоумевал, зачем отцу потребовалось посылать в город чужаков вместе с лучшим лазутчиком. Теперь в известной ему части истории встали на свое место недостающие куски, образуя цельную картину, и все стало понятно. Картинка, правда, была не шибко радостная, но по своему опыту Редрик знал: бывает хуже. Однако его ждала дорога, и он рискнул переспросить отца, вернее, повторил ему слово в слово свое задание в городе Ашуре. Мысленно он уже решил захватить с собой двоих ведьмаков, Бронеслава и Карло. Вернувшиеся из безнадежного похода целыми и невредимыми, они как нельзя лучше подходили для еще более опасного предприятия.

Закончив повторять задание, Редрик обратился к Филину: — Отец, мне не понадобится много людей. Если я приеду с большой свитой — это насторожит всех, от стражников до некромантов, не говоря уже о ведьме, которая может сбежать, не дожидаясь начала охоты. Неразумно пугать дичь до того, как ее обложат по всем правилам. Как только мне понадобятся люди, я смогу найти их у графа Гуго. Я мыслю, что он с радостью предоставит мне хоть половину города, особенно после того, как я вручу ему ваше письмо. Граф разумный человек и не останется безучастным к своей судьбе. Этот интриган сможет поднять на ноги весь город. Тем временем мы тайно перебросим в Ашур сотню дружинников на помощь графу. И когда ведьма будет обнаружена, ей останется только метаться в сетях облавы, пытаясь найти спасительную дырку. А когда она уверится в своем спасении, дырка обернется западней, мы ударим насмерть!

— Ты думаешь захватить с собой Бронеслава и Карло, — полуутвердительно проговорил Филин, хотя Редрик и словом не успел обмолвиться об этом, — это неплохой выбор. И ты прав насчет остального. Запомни, Редрик, после того, как посох окажется в наших руках, а Мерлин получит фальшивку, ты станешь моим преемником. Когда ты приедешь, у нас будет долгий разговор. Я не случайно посылаю в город тебя, именно тебя! Ты лучший, и ты знаешь это. Но тебя может погубить самоуверенность. Я не знаю, под чьей личиной скрывается ведьма. Я надеюсь, что ты найдешь ее…

Теперь взмыленные кони, храпя, мчались по пустым улочкам Ашура, неся своих седоков к харчевне «Пять Углов» Харчевня славилась на весь город доброй кухней да уютными горницами. А то, что держащий ее купчина Тверд, имевший восемь лавок на лучших базарах Ашура, был житель Черного Леса, гарантировало дополнительную безопасность всем его постояльцам. Вообще, в Ашуре подобные заведения назывались караван-сараи, а харчевня — это просто место, где можно поесть. Но по прихоти Тверда и «Пять Углов» назывались харчевней.

Гостей уже ждали, и слуга в плаще, как две капли воды похожем на плащи путников, быстро отворил ворота, запуская всадников во двор, по периметру огражденный крытыми коновязями, верблюдовязями и даже тремя слоновязями. С размахом вел дела Тверд, заезжие торговцы не могли нахвалиться на заведение предприимчивого купчины, и многие сделки обсуждались, а то и вершились в просторном главном зале. Столики вдоль стен, по заморскому обычаю разделенные меж собой перегородками, так и ломились от яств на любой вкус. Пиво, подаваемое на столы, сваренное в пивоварне, расположенной в двух кварталах от харчевни и принадлежащей тому же Тверду, славилось на весь Ашур. Да и вино, и пенный мед по обычаю русов, даже ханьский чай — все было к услугам дорогих гостей.

А после доброй трапезы и поговорить не грех. Вести из разных краев, войны и тронные перевороты, эпидемии чумы и рождения наследников царств со всей земли — все эти темы позволяли всласть почесать языки торговым гостям и ашурским сплетникам. Правда, не знали гости торговые, что не случайно маленькие столы были расставлены в маленькие клети вдоль стен За крепко срубленными стенами сидели специально приставленные к каждому столу писцы-соглядатаи, записывающие на бересте каждое интересное слово Не знали гости-постояльцы, что в горницах, отведенных для них, есть маленькие отверстия, позволяющие видеть и слышать все происходящее. Что даже гулящие девины не просто, так мило щебечут, а плавно подводят гостей заморских к нужной для хозяина беседе.

Верой и правдой служил Черному Лесу купчина Тверд, и немало полезных вестей отправлялось к Вершигоре от тихого да мирного купца с надежными людьми и почтовыми соколами. И как дома чувствовал себя у него любой из людей Вершигоры, хотя почему как? Дом он и есть дом.

Не только в Ашуре торговали купцы из Черного Леса, и в Багдаде, и в Дамаске, и в стольном граде Кия — везде был дом для посланцев по делам тайным, не мешкотным да спешным. Любой из купцов Черного Леса был рад предложить им стол и кров, весточку отправить, денежкой помочь, а при надобности и в лютом бою, и в темном переулке на помощь прийти с приказчиками, да сыновьями, да стражей купеческой. И не только туда, в ближние земли Лютеции и Рима, до великого Кордовского Халифата, до Египта и до самой Индии везли купцы мед и воск, лен и янтарь, меха и доброе оружие. На вес серебра ценилась в далеких краях работа кузнецов из племени русов. А уж клейменные Серебряной Рысью булатные клинки из лесных кузен стоили двойной их вес золотом. Говорили знающие люди, что Мерлин меч для короля Артура у кузнецов Черного Леса заказывал, да поскупился на золото. Когда мастера клинок отдавать отказались, не поверив обещанию заплатить попозже, он велел подручным меч выкрасть. Так его и выкрали вместе с крицей, из которой Артур его и доставал. А уже доковывали клинок да полировали, испортив почти готовый меч, мастера из Корнуолла. Да по дурости своей меч перекалили, вот в бою он и сломался.

Только за сорок дней, мчась на сменных конях, можно обогнуть последний остров Великого Леса в степи. Но не только в лесу жили его подданные. На три, а то и на все десять дней пути от леса можно было встретить пашни и дома, окруженные частоколами. Всех, кто не хотел быть закупом, а то и просто рабом, всех, кто хотел жить вольным человеком и быть сам себе господином, всех принимал под свою защиту Черный Лес. И не важно, какого ты роду-племени и кем был раньше. Каждое поселение жило по своим законам, по законам своей родины, но поперед них все чтили три закона.

Закон первый: ты свободен, но твоя свобода не должна мешать свободе другого. Всяк волен, всяк сам себе господин и шапку ни перед кем не ломит, как раб при виде боярина. Свою свободу сам защищай и другим помогай, стариков уважай. Вначале свой дом построй, а потом уже соседу объясняй, как надо. У соседа своя голова между ушей есть, сам разберется. А сам не сможет, всем миром подумаем и предложим. Не захочет — его дело.

Закон второй: закон гостеприимства, гость в доме под защитой хозяина и всего поселка, а мало будет поселка, весь народ поднимется. Каждый знает: сегодня соседа черед, а завтра — тебе. Сегодня землю пашем, а завтра в дозор пойдем, сам себе пахарь, сам себе и дружинник. Степь рядом, до беды недалеко, там лихого люда хватает.

Ну а третий — совсем простой: РАБОВ НЕТ. И выдачи беглых рабов нет! Кто до Леса добрался, тот теперь свободный человек. А если есть несогласный хозяин раба, явившийся за своим «имуществом», то таких хозяев топором по голове погладить надо, чтоб неповадно было из людей скот делать. А если несогласный с собой еще и дружину привел, так на этот случай в Лесу у ведьмаков своя дружина есть, пять сотен дружинников да три сотни отроков из младшей дружины под командой ведьмачьих воевод. А если этого мало, то весь Лес поднимется, в строю биться всякий умеет, воеводы зря хлеба не едят. И вместо восьми сотен в бой и двадцать, и тридцать сотен пойдут. Когда Ашур брали, так пятьдесят сотен встали под ведьмачьи знамена. И надменные городские старейшины на коленях вымаливали мир и жизнь, проклиная тот день, когда позарились на три богатые деревни с постоялыми дворами, стоявшие на самом торговом тракте.

Двенадцать десятков лет прошло с той поры, но в Ашуре до сих пор урок помнят да ежегодную дань платят. И пусть дань символическая: семь жеребцов породистых, объезженных под седло, да полный доспех на тридцать воинов, но о давнем уроке городским старейшинам хорошо напоминает. Когда граф Гуго прибыл в Ашур и затеял создание королевства из земель Ашура, к которым предприимчивый авантюрист отнес и земли Черного Леса, то ему сами старейшины напомнили о дани. Ведьмакам даже дружины в поле выводить не потребовалось, граф тут же отменил коронацию и распустил дружину из наемников. Даже объединение его дружин с городской стражей ничего не решало, ведьмаки, собравшие только часть ополчения, в поле превосходили его силы впятеро. Остальные жители Черного Леса занимались уборкой урожая, но при необходимости в бой пошли бы и они.

Соглядатаи графа, прибывшие с посланием, в котором самозваный король потребовал сложить оружие, увидели воинский смотр дружин. Закованный в добрую сталь с ног до головы строй воинов провел воинское учение, произведя на посланцев графа, ожидавших увидеть толпу мужиков с топорами и вилами, серьезное впечатление. В панике посольство отбыло обратно в Ашур.

Граф Гуго был понятливый человек, он сразу спрятал уже изготовленную для него корону и отправил к Верховному Ведьмаку посольство с богатыми дарами и посланием, в котором объяснял, что он был введен в заблуждение недобросовестными советниками из числа своих приближенных и членов городского Совета. «Я всего лишь хотел всеобщего мира и процветания, — писал граф в письме, — я заботился о всеобщем благе для всех народов, проживающих на этих землях, которые я успел уже полюбить всем сердцем». В завершение письма «любвеобильный» граф предлагал Верховному Ведьмаку проект присоединения Ашура к Черному Лесу, подробно описав, как его люди захватят ворота и вырежут членов Совета. На пост наместника новой территории Гуго скромно предложил себя.

Интрига была проста: если ведьмаки согласятся, то граф станет владыкой города, не прибегая к наемной дружине, на которую в городе уже косились. И не просто косились, городской Совет уже собирал силы, желая вышвырнуть дерзкого аристократа из города, и орден Некромантов уже готовился помочь Совету. Некроманты, в свою очередь, планировали захватить власть в городе, превратив Совет в своих марионеток. Граф нуждался в союзнике или, на худой конец, в росте своей популярности среди простого люда. Для этого вполне подойдет уклончивый ответ Верховного Ведьмака или совет не торопить события. Опираясь на него, граф рассчитывал стать героем дня, защитником города перед грозной опасностью и под шумок расправиться со своими врагами.

Послание преизрядно развеселило тогдашнего Верховного Ведьмака Ярополка по прозвищу Вепрь. Письмо, разглашение которого вело к изгнанию графа из города, оказалось одним из первых способов держать прыткого эмигранта «в узде» Граф в очередной раз просчитался в оценке противников. Ответ Ярополка разрушил интригу и взбесил Его Светлость до чертиков, впрочем, как и Совет города. «Ни меня, ни моих преемников Ашур не интересует, так как Вас, любезный граф, не интересуют помойки, — писал Ярополк. — К сожалению, на ашурской помойке завелись бешеные крысы, планирующие под шумок перегрызть глотки другим ее обитателям. Я говорю об ордене Некромантов, планирующем захват власти…»

К письму были приложены документы, подтверждающие существование заговора, и вместо выдуманной «ведьмачьей опасности» Гуго пришлось бороться с реальным врагом, со ставленниками некромантов в Совете. На этом неблагодарном деле графу удалось погрузиться в его любимые интриги, и до нынешнего момента и граф, и ведьмаки были довольны друг другом.

Все это вспоминал Редрик во время их нехитрой трапезы в харчевне «Пять Углов». Путников уже ждал обед, а слуга, которому Редрик успел шепнуть пару слов, ушел поднимать по тревоге охрану. В харчевне всегда находилось два десятка проверенных дружинников, каждые две недели несущих службу в «Пяти Углах»и не афиширующих свою службу в дружине Черного Леса. Посланцы Филина направились к графу, переодевшись в посольский наряд, оставив в харчевне все лишнее и прихватив с собой в виде караула десяток доспешных молодцов. Каким будет караул, почетным или нет, Редрик не знал, но на всякий случай послы под доспехи надели еще и тонкие кольчуги, благо плащи послов из лилового бархата не позволяли скрыть только мечи. Вскочив на свежих породистых коней, посланцы со свитой направились к дворцу графа, который, впрочем, скорее напоминал не дворец, а неприступную крепость.

Сходство с крепостью только усиливалось от высоких крепостных ворот, дубовые створки которых были окованы стальными пластинами с остро отточенными шипами. Прямо над воротами нависала надстройка караульни, сквозь частые бойницы которой пробивался свет. Сам дворец графа был не виден из-за высоких, сложенных из кирпича стен ограды, образующих правильный пятиугольник. Поверху стен шла крытая галерея с частыми бойницами для воинов, за которыми стояли стражи. По углам над стеной возвышались миниатюрные боевые башенки. В отличие от крепостных стен города, камни которого имели и выбоины, и трещины, в кладке графского укрепления не было ни единой щели. Только караульня выделялась кирпичной кладкой, показывая материал, из которого была построена. Стены поверх кирпича были покрыты раствором и побелены, малейшая попытка взобраться на них должна была оставить неминуемые следы, хорошо заметные на белой поверхности.

Построено было на века, с понятием, Карло и Бронеслав переглянулись. Зайти внутрь будет нелегко, но выйти может оказаться еще труднее Нечего и думать вырваться из каменного мешка, полного воинов. Редрик, понаслышке знающий о графских укреплениях, неожиданно понял, почему его отец и его предшественники терпели графа в Ашуре, невзирая на все его козни. Граф не был дураком. Интриганом, вечно путавшимся в интригах пятого и более уровня, — да. Но создать такую крепость внутри Ашура, не опираясь ни на ведьмаков, ни на некромантов, а лишь заключая с ними тактические договоры! Да, все использовали графа в своих играх, но граф всякий раз выторговывал себе уступки, мелочи, льготы, деньги. Если теперь ему удастся добиться от Мерлина пузырька с эликсиром, то через сорок — пятьдесят лет в городе появится третья сила, которая начнет ослаблять ведьмаков, всячески стравливая их с некромантами. «Конечно, мы сметем повелителей гробниц, — думал Редрик, — но тогда их остатки дадут графу недостающую ему силу, и наш интриган вновь попробует создать свое королевство в Ашуре»…

Редрик понял, зачем отец отправил его в Ашур именно сейчас «Он же хотел, чтобы я посмотрел на своего будущего противника, а другого шанса может не быть! Граф Гуго никогда не встречался ни с кем из Верховных Ведьмаков. Ну да, он же всегда сидел себе тихонько в Ашуре и плел интриги. И отец чуть было не прозевал его, привыкнув, что графа не нужно опасаться! А теперь, после того как граф поссорится с Мерлином, который рано или поздно поймет, что жезл был искусной подделкой, когда сейчас граф будет вынужден помочь в охоте на одну из величайших ведьм Авалона, то только мы сможем спасти его жизнь. Некроманты не смогут бросить вызов Корнуоллу и Авалону. И граф будет вынужден служить нам и по нашей воле будет вести войну с некромантами, потратив свои силы на войну с ними».

Ход мыслей Редрика прервало явление стражи. Выдвинувшийся вперед на половину корпуса коня Бронеслав окликнул статного воина в богатом доспехе, оказавшегося десятником графской дружины и соответственно старшим всего караула. По его приказу створки ворот бесшумно распахнулись, и маленькая кавалькада ведьмачьего посольства въехала на мощенный гранитными плитами и ярко освещенный масляными фонарями двор в окружении пешей стражи,

Прямо перед послами Филина оказались еще одни ворота, перед которыми их встретил еще один отряд стражи, на этот раз предводительствуемый сотником, которому Бронеслав предъявил посольскую грамоту Краем глаза Редрик, сидящий в седле с невозмутимым лицом посла, успел заметить, что бойницы на стенах выходят не только наружу, но и во двор. И теперь у каждой бойницы стоял стрелок с луком или самострелом. Стрелки были невидимы в темных бойницах, но ведьмачьим чутьем Редрик чувствовал направленные на него взгляды. В них не было ненависти, стрелки графа были профессионалы, но в их взглядах была смерть.

Глава 14. ПРОКЛЯТИЕ ГРАФА ГУГО

Прочитав грамоту посольства, сотник поклонился застывшему в седле Редрику, безошибочно определив в нем старшего. Голос сотника был ровен и спокоен: — Его Светлости доложат о вашем прибытии. Ожидайте его решения здесь.

— Да будет так! — склонил голову Редрик в ответ на низкий поклон сотника.

Ожидание не продлилось долго, воин, отряженный сотником, быстро обернулся. Выслушав его, сотник улыбнулся нежданным гостям и торжественно проговорил: — Его Светлость счел возможным принять вас, почтенные!

Стражники за его спиной трижды отсалютовали копьями посольству Черного Леса.

— Вы можете предстать перед ним с оружием и пятью воинами, — вновь обратился к Редрику сотник, — Его Светлость с уважением относится к вашему рангу и понимает, что принять вас без свиты было бы оскорблением вашему посольству. Остальным придется обождать в трапезной зале. Я надеюсь, ваши воины не побрезгуют трапезой в компании со мной и дружинниками Его Светлости.

— Я принимаю ваше приглашение, — ответил Редрик. — Освальд, — обратился рыжий ведьмак к старшему в десятке охраны, — ты останешься с остальными. Со мной пойдут Бронеслав, Храбр, Хогер и Карло.

Освальд, светловолосый варяг, уже два десятка лет служивший в Ашуре, склонил голову, повинуясь старшему. Все ведьмаки спешились, отдав поводья подоспевшим графским слугам, которые быстро отвели коней в конюшню.

Пройдя мимо стражников, выстроившихся вдоль ворот, ведущих к графским покоям, ведьмаки перешли маленький дворик и остановились перед каменным теремом в три этажа, У лестницы, ведущей в терем, застеленной богатым ковром, пятерку посланников встретил графский домоправитель в окружении богато одетых слуг. Сотник, шедший с ними все это время, вручил ему посольскую грамоту и отошел вместе с остальными ведьмаками, направляясь в трапезную палату.

Домоправитель склонился перед послами: — Его Светлость примет вас в Скрипучем зале. Прошу почтенных послов следовать за мной.

Пройдя по лестнице, устланной ковром, вверх, ведьмаки двинулись за ним, грохоча и лязгая по каменному полу серебряными подковками. Каменная мозаика пола сменилась деревянным полом, каждая половица которого громко скрипела, когда на нее наступала нога. Подойдя к резным двустворчатым дверям из заморского дерева, домоправитель кивнул на две лавки у самых дверей: — Здесь стражники смогут обождать во время беседы посла с Его Светлостью. — После чего скрылся за дверью, ведущей в Скрипучий зал.

Двое слуг, поскрипывая полом, шагнули к двери и, дождавшись торжественного возгласа: «Послы от Верховного Ведьмака Вершигоры по прозвищу Филин, повелителя и владыки Края Черного Леса к Его Светлости Гуго Роберу Иоанну Анри, графу Менскому, барону ле Роже и де Грие, синьору де ла Еайяр, де ла Шатильон, де Бриенн, с речами почета и уважения», — распахнули половинки двери и склонились в низком, почтительном поклоне. Пятерка ведьмаков шагнула вперед. Ерохоча сапогами по деревянному полу, пятерка во главе с Редриком шла по величественному залу. В глубине его возвышался трон, на котором в окружении четырех стражников восседал граф Гуго. Когда они замедлили шаг и почти поравнялись с троном, домоправитель начал выкрикивать: — Воевода полка Правой Руки, тысячник старшей дружины Черного Леса Редрик Вершигорович, сотник старшей дружины Бронеслав Твердиславович, десятник старшей дружины Карло Валентине Фабриццио Пьетрович Гальяно.

Было похоже, что Карло привык к тому, что русов забавляет наличие у неаполитанца трех имен, да еще вместо отчества какая-то фамилия. Но при посольстве положено представлять послов полным именем, а по обычаю русов у человека должно быть отчество. Когда еще в Чернолесье Редрик хлопнул его по плечу и заявил, что, дескать, он теперь будет Карло, сын Пьетро, то есть Пьетрович, неаполитанец не выдержал. Только после долгих споров он согласился титуловаться с отчеством, да и то при условии упоминания всех его имен и фамилии.

Похоже, отчество пылкого неаполитанца развлекло графа. Ухмыльнувшись, Гуго изволил приподнять бровь. Еще раз поклонившись графу, домоправитель покинул зал. Следом за ним, повинуясь еле заметному жесту Его Светлости, вышли прочь и охранники. Редрик последовал его примеру, удалив из зала силача Храбра и угрюмого Хогера, вышедших вместе с четверкой графских дружинников. Однако до поклонов и вручения послания от Филина дело не дошло: импозантный граф, смотрящийся на троне грозным и величественным владыкой, вскочил с трона и, нервно теребя короткую бородку, достаточно невежливо предложил следовать за ним.

Суетливость его движений больше подходила какому-нибудь мелкому торговцу зерном с сельской ярмарки, рядом с рослыми, кряжистыми ведьмаками он смотрелся как мелкий домовой рядом с цепными псами. Бородка и волосы графа были обильно посыпаны снегом седины, тонкие черты лица почти не тронули морщины, в изобилии прорезавшие кожу шеи. Лицо могло принадлежать сорокалетнему человеку, но Редрик знал, что этой весной Гуго стукнуло шестьдесят девять лет. На мгновение желтый блеск глаз графа напомнил ему отца, но если глаза Вершигоры были глазами филина, то глаза Гуго напомнили ведьмаку сокола. Что-то завораживающее было в цепком взгляде, на самом дне которого проступали загадочное безумие и страх. Граф явно был напуган, и напуган всерьез.

За троном в пышных шелковых драпировках оказалась маленькая дверца, куда они и шагнули, один за другим. Редрик шел вторым, прямо за графом Гуго, и поразился его гордой осанке, которая проявилась, стоило им лишь переступить порог. Они стояли в темном кабинете, перегороженном на две части огромным столом, заваленным бумагами. Тихо гудел камин, перед которым в огромном кресле развалился мраморный дог, лениво зевнувший при виде новых людей

Гуго уже успел юркнуть в огромное кресло, стоящее на другом конце стола. Не дождавшись одобрения графа или предложения присаживаться, ведьмаки расселись по креслам напротив графа, после чего над столом повисла пауза. Наконец раздался бархатный голос графа: — Я надеюсь, что все прониклись важностью момента, не так ли? У вас, почтенные воеводы, имеется некое послание, но я полагаю, что это предлог, чтоб вы смогли встретиться со мной без помех. Прошу вас, не стесняйтесь, говорите смело и открыто, зачем понадобился уважаемому Вершигоре немощный старик вроде меня. За пять лет мы научились неплохо понимать друг друга, — мягко продолжил Его Светлость, — и я надеюсь, что вы прибыли по весьма полезному для всех нас делу.

— Вначале я исполню посольство, — проговорил Редрик, — и передам вам письмо. Я бы посоветовал вам его внимательно прочитать.

Тонкие пальцы вцепились в печать на свитке, в комнате воцарилась тишина — Его Светлость граф Гуго, прищурившись, внимательно читал послание Верховного Ведьмака Вершигоры. Там не было ничего интересного, кроме одного: в город пробралась одна из Высших Сестер Авалона. Для человека, подобного старому интригану, этого было достаточно. Сразу возникал главный вопрос: почему тайно? Что могло понадобиться ведьме в городе? Или кто мог ей понадобиться?

Прочитав письмо, граф Гуго на миг забыт о своей роли беспомощного старца На невысказанные вопросы у старика был свой ответ, ответ, сводящий его с ума уже сорок лет. Одним ловким и сильным движением он метнул свиток через всю комнату, прямо в огонь камина. Лицо осталось бесстрастным, но что-то неуловимо изменилось в нем, казалось, на столе перед графом находится клубок гадюк. В следующее мгновение он вновь стал прежним добрым старым синьором, проводящим дни в нравоучительных беседах со жрецами, синьором, щедро жертвующим на вдов и сироток. Только побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в поручни кресла, показывали реальные желания и чувства графа.

«Какой артист, — мелькнула восхищенная мысль у Редрика, — каков притворщик, какое самообладание, как лицом владеет». Однако вслух он произнес совсем другое, помня наказ отца вначале хорошенько помучить графа неизвестностью, а уж потом выкладывать карты на стол.

— Господин граф, зачем вы сожгли ни в чем не повинный свиток? Или таким образом вы хотите объявить нам войну? — поинтересовался Редрик самым невинным голосом.

Похоже, столбняк у графа прошел, пальцы разжались, а на губах заиграла ласковая улыбка пятилетней девочки, увидевшей любимую мамочку, несущую ей новую куклу. Редрик знал, что в такие моменты Его Светлость борется с желанием позвать палачей.

— Что вы, что вы! Никоим образом, — быстро проговорил Гуго, но голос его еще слегка дрожал, — никоим образом! Я просто решил, что документ тайный и не следует его хранить, лучше сразу в огонь. Вдруг ведьма, сменив облик, тайно проберется в мой дом и узнает его содержимое? Нужно быть начеку! А почтенному Вершигоре я попрошу передать мою самую искреннюю благодарность за столь своевременное предупреждение. — Граф Гуго на миг замолк, потом продолжил немного неуверенно: — Хотя мне хотелось высказать ее лично. Возможно ли мое посещение Черного Леса с посольством дружбы и малой дружиной? Я столь наслышан о мудрости» вашего владыки…

Редрик перебил графа: — К сожалению, это невозможно, но мы здесь для того, дабы раз и навсегда обеспечить вашу безопасность, почтенный Гуго. Ведьма не должна уйти из Ашура, мы заботимся о своих друзьях. Если мы объединим усилия, то быстро ее разыщем и убьем, до того как она посмеет приблизиться к вам…

— Она уже приблизилась, почтенный Редрик, — прорычал Его Светлость.

Куда делся добрый синьор? На его месте сидел оскалившийся волк, старый матерый волчара, которого охотник загнал в угол. Но волк, загнанный в угол, опасен вдвойне, и не один охотник остался лежать с порванной глоткой. Горе ведьме, прокравшейся в город и посмевшей в ночном кошмаре угрожать смертью графу! Редрик вспомнил историю, которую поведал ему отец перед его отъездом сюда. Она показалась ведьмаку чудовищной в своей простоте. Ночью, перед тем как дать задание, Филин рассказал Редрику о проклятии графа Гуго, о том, как почти сорок один год граф Гуго живет, ожидая смерти от ведьм Авалона.

— Когда я размышлял о том, кто пошел на сделку с графом, — говорил сыну старый ведьмак, сидя в кресле и потягивая любимую трубку, — я предположил, что граф желает заплатить по старому счету. Что он устал ждать смерти, сломался и пригласил смерть на танец, предложив жезл ведьмам Авалона. Либо решил от них откупиться такой ценой. Потом я еще раз вспомнил эту историю, влез в шкуру графа и понял, что более лютого врага у ведьм нет. И Авалон не пощадит нашего аристократа даже за сотню жезлов. И не случайно он заключил сделку с Мерлином, нет, не случайно. Даже если друид и обманет его, то графа согреет мысль о том, что он навредил Авалону, дав его врагам оружие в их вековечной войне.

Сорок пять лет назад граф женился. Невесту нельзя было назвать ни красавицей, ни умницей.

Одно лишь спасало ее от участи старой девы богатство ее отца, старого купца и одного из наиболее влиятельных членов Совета Ашура. Богат был старый Исаак по прозвищу Колесник, сказочно богат и, помирая, доченьке любимой все оставил. Хотя всю жизнь был холостяком, но под старость нашел себе рабыню подешевле на городском рынке. Но даже здесь поскупился и за гроши купил уродину вместо юной красавицы. Она и стала матерью будущей графини. Не блистал красотой и старый Исаак, в молодости портовые девки требовали от него двойной платы за его уродство. И лицом дочь родилась и в мать, умершую при родах, и в отца.

Росла девочка Эльзочка в богатстве да роскоши. Правда, когда она по улице с батюшкой и охранниками шла, то кумушки украдкой фиги от дурного глаза крутили, а детки ее иначе как Крыса не называли. Но что с детишек взять. Рано развилась девочка, не по годам. Стала о женихе мечтать, о страсти неземной, которой он ее окатит, да вот с женишком проблема вышла. Многие на богатство зарились, но, поговорив с ней вечерок-другой, бесследно испарялись. А уж после того, как двоих кавалеров, любовь девочки Эльзочки отвергших, за попытку ее изнасилования казнили…

Решил старый Исаак купить ей невольника покрасивее, дать ему вольную да женить на доченьке. Но все по-другому вышло. Приехал в город Ашур эмигрант граф Гуго. Двадцать пять лет стукнуло, а ни денег, ни связей, одно богатство — титул да меч фамильный, да заговор неудачный, да призрачные права на корону. Из всех слуг лишь трое дружинников, пошедших за синьором на чужбину и на смерть по слову его готовых. Шел по городу наш граф, хлебнувший дрянного винца в кабаке, да песню пел: «Король, да Бог, да рваный сапог вот все мое богатство…»

И допелся, сердечный, верно говорят: рано пташечка запела, как бы кошечка не съела! Заслышала Эльзочка графское пение да любопытно стало, кто, мол, поет так звонко. А когда узнала, что красавец еще и граф чужеземный, родич королей далеких!..

Через два дня свадьбу и сыграли, не могла детка страсти дождаться, а граф богатства. Месяц о той свадьбе весь город гудел, обсуждая пышный праздник да споря, через сколько дней граф Гуго жену отравит, как дружкам перед свадьбой обещал. Да заминка вышла: мудр был старый Исаак, заявив зятю, что приданое тот получит только после рождения внука. А потом чудо случилось: влюбился граф в свою жену. К делам у старого еврея пристроился, начал ночей не спать, преумножая богатство старого Исаака. Правда, методы у графа остались прежними. Кое-кто из должников в переулках с перерезанным горлом оказался. Кое-кто из конкурентов-соперников, перебивших выгодную сделку, поев супчика, помирал безвременно. За четыре года удвоил граф Гуго богатство старого Исаака, был его тесть одним из богачей, стал первым богачом. Пол-Ашура им принадлежать стало, городской Совет слушался Исаака, как дети малые батюшку строгого. И когда тестюшку паралич разбил, то граф всеми делами его заправлять начал, радуя старика барышами великими, а женушку — подарками дорогими.

С малых лет любила Эльзочка камешки да золотишко, а потом и фарфором да керамикой заморской увлеклась. Без счета платил граф за капризы супруги, собиравшей ценности, да фарфор, да вазы заморские. И за вазу с клеймом «Меня сделал Никомед за триста лет до Рождества Христова» заплатил по слову жены вес вазы золотом, как платил до этого за любой каприз ее. А когда нашелся знаток, пришедший к графу на обед званый и расхохотавшийся от клейма, то прирезали знатока по слову жены прямо за столом.

Сильно любил жену граф, начал к советам ее прислушиваться, восхищаясь умом ее великим да сердцем золотым. Верно люди говорят: любовь зла, влюбленный подобен слепцу. Совсем ослеп граф, так влюбился, что к прохожим жену ревновал, пока жена на конюшне с молодыми конюхами развлекалась. Не выдержали трое дружинников, все, кто с ним на чужбину приплыли, в краях далеких верными оставшиеся, не выдержали того, что весь город над их господином смеется втихомолку, что честь их синьора рогами густо украшена. Пошли они к графу Гуго и все про жену его любимую подробно рассказали Не поверил им граф, стала Эльза развлекаться пуще прежнего, на приемах, улучив момент, лакеев под стол затаскивать. А троих дружинников старых казнили за заговор и измену.

И всем бы была хороша графская жизнь, только наследника все не было и не было. Долго жена его обвиняла в этом, начал было граф тайно по лекарям ходить, подозревая порчу, наведенную из мести, или хворь стыдную от дел молодости. Все лекари руками разводили: вы здоровы, Ваша Светлость.

Решил граф поговорить с женой, как последний глупец рассказав ей, как по лекарям ходил. Тогда новую сказку Эльза придумала, что порчу на нее навели злодеи. В то время проездом в Ашуре три ведьмы-целительницы с самого Авалона были. Не поскупился граф на золото, щедро заплатил ведьмам. Осмотрели они жену и заявили при всех, что бесплодна она от рождения, а развратом своим всякую надежду на излечение убила. В ярости убил граф Гуго со своими дружинниками ведьм, заподозрив, что они-то порчу на графиню и наслали, а на следующий день вернулся с охоты чуть раньше и увидел, как жена с тремя конюхами на его постели разврат творит. В гневе убил граф жену и любовников ее. Вспомнил о трех дружинниках, по навету жены казненных, запил и начал свирепствовать. Три дня пытал слуг, выясняя, кто еще любился с графиней. Две телеги трупов вывезли дружинники из поместья и в лесу зарыли как собак. А ночью на третий день приснились ему убитые ведьмы авалонские, и прокляли они его и весь род его, напророчив ему смерть лютую от сестер своих. От горя ушел граф в дела, затеял короноваться, начал дружины собирать, да не вышло ему корону короля Ашура и Чернолесья носить. Понятлив был интриган и, убедившись, что не сдюжить ему с ратью лесной и всем ополчением Черного Леса, распустил дружину по домам. Начал в Совете вновь интриги плести, продавая свое влияние и некромантам, и ведьмакам, и магам Востока, всем, кто больше заплатит. Но даже интригуя, даже на постели с новыми женами помнил граф о проклятии и о смерти от ведьм Авалона и тщился судьбу обмануть. Построил крепость в городе, там, где раньше его дворец стоял, и из крепости своей ни ногой. Редко когда в Совет выберется, и все, больше никуда. Просто замуровал себя заживо. Купил собак, ведьм чующих, дружинниками себя окружил, ждет ведьму-убийцу, как предсказано…

И теперь, глядя в глаза напротив, глаза графа Гуго, Редрик понимал, что он может не просить, а приказывать, граф готов на все. Военный совет собрался тут же, из трапезной палаты прибыли ведьмачьи дружинники и сотники графа. Его Светлость умудрился не представить своим людям Редрика, просто заявив, что с этой минуты все его распоряжения надлежит выполнять как его собственную волю. После чего граф покинул зал, и ведьмачье посольство начало обсуждать с графскими сотниками план охоты на ведьму.

Три часа спустя на столе лежала карта Ашура и десятники графа Гуго вместе с ведьмаками плели сеть облавы. По всему городу были разосланы графские слуги, по всем притонам и кладбищам они искали следы ведьмы. К вечеру в одном из водоотводных колодцев нашли труп неизвестной девушки с обезображенным до неузнаваемости лицом. Ведьмак, присутствовавший при этом, обнаружил следы от чар, позволивших убийце извлечь из убитой ее память.

В тот же вечер караван телег, груженных сеном и хворостом, вошел через городские ворота. По трое, по пятеро заходили возчики на графский двор, снимали крестьянские рубахи, надевали привезенную под сеном броню. Лучших дружинников, лучших разведчиков и следопытов направил Филин в Ашур. Ведьмаки вошли и в личную охрану, теперь даже по нужде и в баню графа сопровождал десяток ведьмачьих дружинников.

Помолодел граф Гуго, приготовился платить за свой прошлый грех, состаривший графа страх до времени отступил. Молодцом держался Его Светлость перед лицом смерти, кожа туго обтягивала скулы, лихо играли желваки на щеках, зубы были крепко сжаты, глаза метали молнии, такого волчину попробуй тронь — туг же глотку перегрызет.

Редрик знал, что все должно решиться в ближайшие три дня. События невозможно ускорить, лишняя суета может погубить весь план. Пусть ночными поисками командует Освальд, а дневными — Хогер. Он мог понять и графа, для которого кончилось томительное ожидание смерти, теперь враг ведом, и кто кого победит, тот и прав. А победителей не судят Гуго был готов совершить ошибку, потребовав, чтобы ведьму привели к нему живой, и даже назначил награду. Пришлось поправить графа, конечно, не при всех, тихонько шепнув на ухо, что графу решать, или он хочет жизни для себя, или лютой казни для ведьмы, которая способна убить, даже закованная в цепи, по пути к месту казни. Граф сразу отдал новый приказ, в котором за мертвую ведьму платил в два раза больше, чем за живую.

Мудр граф и хорошо знал, как заставить слуг выполнить то, что ему нужно. Но даже Его Светлость со всем своим жизненным опытом может ошибаться или заблуждаться. Он же, Редрик, посланник Черного Леса, не имеет права на ошибку, поэтому следует ждать. Вместе с Бронеславом и Карло ведьму он не упустит Редрик ждал…

Глава 15. ЭХ, ДОРОГИ…

Пробуждение оказалось быстрым. Как показалось Рогволду, он только успел закрыть глаза, как раздался тихий звон Урук затряс его за плечо.

— Не спи, эльф приснится!

— Слушай, что за эльф? И вообще, я только глаза закрыл, — буркнул спросонок Рогволд.

Но орка это не смутило, и он начал трясти его с удвоенной энергией, обзывая разными милыми именами вроде тетери, сонной мухи, медведя из берлоги и неведомым русу лешим по имени Онт Дубовый. Упоминание о лешем оказалось первой каплей из вылившегося ему на голову ручья воды. Довольная Инга спрятала флягу и показала Рогволду язык. День обещал быть отвратительным.

Уминая завтрак, Рогволд выяснил, что Карим-Те и Винт уже отправились на разведку и будут через четверть часа И впрямь, стоило русу доесть свою порцию и запить ее остатками пива, как неугомонная ведьмачья парочка оказалась тут как тут. У Рогволда промелькнула мысль, что ведьмаки отошли в разведку, желая поговорить без помех, но он отогнал ее от себя, рассудив, что в их компании секретов нет

Собрав мешки, пятерка двинулась в длинный, нескончаемый путь по лабиринтам гробниц Величественные залы, украшенные великолепной мозаикой, сменялись темными переходами, уводящими путников вверх. Только благодаря карте им удавалось найти верное направление в хитросплетении коридоров Однажды они оказались на перекрестке мостков, наподобие лестниц, соединявших меж собой этажи. И прежде чем сориентировавшийся по карте Винт повел их отряд дальше, Рогволд успел бросить взгляд с мостка вниз. Русу показалось, что открывшийся ему провал, пронизанный узлами мостков, не имеет дна и из него начинается дорога в мир живых — прямо из царства Ящера.

— Корни дорог уходят к Лордам Пути, — вполголоса произнес Карим-Те, — только великие шаманы смеют ходить дорогами ориша.

— Мне кажется, что мы стоим над дорогой в ад, — прошептала Инга, — и если мы сгинем в этих подземельях, то наши души не найдут пути назад, обратившись в пыль Горьких Земель.

Ответом на ее шепот послужило довольное хмыканье орка: — Сомнительно, особенно насчет души. У моего народа ее нет. Во всяком случае, — тут Урук покосился на Ингу, — так говорили те, кто уничтожил мой народ.

Рогволд успел подметить, что во время этой беседы Ратибор переглянулся с нгангой. Чернокожий нехорошо усмехнулся и повторил вслед Инге: — Горькие Земли.

При этом он шевелил губами, как будто пробуя слова на вкус или передразнивая незримого собеседника.

После перекрестка они оказались в полутемном зале, стены которого были покрыты ликами оскаленных тварей, вырезанными в черном камне. Свет проникал в зал сквозь коридор, приведший их сюда. Дальше царил мрак, и Урук полез в мешок за факелами, но тяжелая рука Винта опустилась на его предплечье. В тот же миг, повинуясь непонятному предчувствию, Рогволд шагнул к стоявшей впереди него Инге и мягким движением отодвинул девушку себе за спину. Он успел взять в руки лук и уже потянулся за стрелой, почувствовав направленный на них из темноты взгляд. Зеленый ком слизи, вылетевший из темноты, ударил ему в грудь, превращая ткань его одежды в прах. Слизь прожгла не только ткань, но и толстую кожу, прибинтовавшую к его груди стальные пластины, которые и спасли ему жизнь. Металл покрылся толстым слоем ржавчины, но выдержал удар неведомых чар или яда. В следующий миг рус кубарем отлетел в сторону от сильного удара Карим-Те, спасшего Рогволда от второго комка.

Единым, слитным движением нганга рассек мечом второй комок и выхватил уже знакомую сыну старосты синюю бутылочку, вызывающую пургу ледяных игл. Магия не подвела Карим-Те, и в свете, рожденном ледяными иглами, проступили контуры двух невероятных, невозможных тварей. Судя по всему, эти порождения ночного кошмара происходили от человека и змеи. В правых руках твари сжимали странные скругленные топоры, от которых уже начинали исходить волны сильного жара, готового обернуться водопадом колдовского огня. В левой руке ближайший змей-человек сжимал булаву, испускавшую радужную полусферу. Попавшие в нее ледяные стрелы обращались в пар. Чудище, держащееся поодаль, в левой руке сжимало меч, напоминавший ятаган Урука.

Три ледяные иглы вонзились в правое плечо надвигающегося змия, но, в отличие от мертвецов, гибнущих от игл почти сразу, тварь продолжала надвигаться на них. Радужная сфера от булавы начала разрастаться, заполняя собой коридор, просто отшвырнув в сторону Карим-Те вместе с его бутылочкой. В следующий миг Рогволд метнул стрелу, целясь в горло врага, но вместо того, чтобы пронзить плоть, стрела неподвижно повисла перед радужной сферой. Вперед прянул Ратибор, и из пальцев бора-ведьмака вырвались метательные пластины. И, странное дело, сфера не смогла остановить их гибельного полета. Тонкий свист закончился чавканьем, когда они вонзились в голову чудовища, уже готового обрушить на них огненное марево, сгустившееся над его топором. Гибкое тело забилось в агонии, радужная сфера лопнула, сбив с ног гибкого ведьмака, но и в падении он успел метнуть еще одну пластину.

Меч в руке второго противника дернулся в попытке отбить смертоносный удар, но запоздал, лишь скользнув, и вместо горла метательная пластина вонзилась в плечо. Топор выпал из разом обвисшей руки и с лязгом отлетел в сторону по каменным плитам пола. Существо опустило свой изогнутый меч, и, пользуясь его мгновенной слабостью, Рогволд метнул стрелу прямо в висок чудовища. Треснув, разлетелся на куски череп от удара тяжелого наконечника, и второе гибкое тело забилось на камне в агонии. Медленно уходила жизнь из чешуйчатых тел, в последнем ударе дернулись гибкие плети хвостов, только когда Урук и Карим-Те разрубили трупы пополам.

— Ух, что-то мне супчика змеиного захотелось, — прокомментировал свои действия орк, — а из шкурок пояски можно будет сделать да на ашурском торге продать. Небось народец не поскупится за этакое-то чудо.

— Не поскупится, — бесстрастно подтвердила Инга, — считается, что пояс из кожи нага увеличивает мужскую силу.

— Как, как, — поинтересовался Рогволд, — нага? Это что, вроде Змея Горыныча, нечисть поганая?

— Не поганая, а разумная, — перебил его Винт. — Наги, они еще до людей жили, потом вроде как повымерли, а кто не вымер, в подземелья да пещеры ушел, от людей подальше. От людей-то они и вымирать начали, мужскую силу всем увеличить хочется, да и сокровищ у ползучего народа хватает.

— Да, — виновато проговорил Урук, — а я из этих бедняг супчику захотел сварить.

Последние слова орка окончательно доконали Ингу, и так еле сдерживающую тошноту при виде кошмарных трупов. После заминки отряд двинулся дальше, выдвинув вперед разведку в лице Винта. Рогволд вызвался пойти с ним, и все три последующих часа Ратибор пытался научить его основным тонкостям ремесла ловкача. Походка у сына старосты была охотничья, бесшумная, да и засады устраивать и вражий взгляд чуять рус умел. Правда, особенности поведения в доме, полном стражей, оказались для него в новинку. Но учеником он оказался талантливым, и Ратибор не пожалел, что взял Рогволда с собой, напарник из него получился неплохой, дельный и с понятием.

Конечно, в разведке особенно не поговоришь, но иногда и пяти слов хватит. Тем более что охота всегда остается охотой, главное, знать повадки дичи и хищников. Вот Винт и объяснял Рогволду, какие повадки у обученного стражника и у простого горожанина. Новая наука заинтересовала сына старосты, и следующих обитателей подземелья первым почуял Рогволд. Правда, до боя не дошло, шаги подкованных сапог затихли в ближайшем от них коридоре.

— Теперь гляди в оба, — шепнул на ухо русу Винт. — Я эти штучки знаю! На дурачков рассчитано, которые либо на стражников кинутся, либо прочь от них. А в коридорах наверняка или засада, или ловушка какая запасена. Мне вот что интересно: как они тут стражу раньше держали, ведь мертвяку все едино — стражник или вор?

— Наверное, они стражу только сейчас выставили, — предположил рус, — когда поняли, что нзамби перебили. А эти стражники топотом сапог свой страх отгоняют. Али и впрямь живая приманка. Явится герой, что мертвяков перебил, и бросится на них. Ухлопает всех разом, а хозяева это быстренько учуют. Вот и крышка отважному герою…

— Вернее сказать, дурню, — подтвердил Винт, — видел я таких. — Ведьмак передразнил голосом неведомого героя: — Всех убью, один останусь! Вот и остаются в подземельях навсегда. Впрочем, каждому свое: кому в героях ходить, а кому думать, как с малыми силами долг свой выполнить и дом свой от врага защитить.

Вновь загрохотали подкованные сапоги, и, сжавшись в комок, неразличимые во мраке подземелий, разведчики увидели восьмерых закованных в вороненую броню мертвецов. Рогволд еле сдержал рвавшийся наружу крик изумления. Стражи как две капли воды походили на дружину колдуна, уничтожившего его городище. Стиснув зубы, он видел, как мерцающий свет факелов над головами стражи бросает отсвет на призрачные лица, бывшие когда-то лицами людей. Закованные в броню не походили на мертвяков, пылавших под молниями мага, подобно хворосту. Они походили скорее на призраков, нежели на людей, но лязг сапог говорил о том, что они вполне материальны.

На секунду рус представил себя одним из них и захлебнулся ужасом. Шаги внезапно стихли, караул тех, кого Рогволд назвал про себя умертвиями, замер. Казалось, призрачные воины прислушиваются, почуяв страх. Внезапно в голове раздался голос Светлояра, тихо поющего песню у костра. Рогволду даже померещилось, что вместо провала мрака, скрывавшего противоположную стену, он вновь видит Поляну Волхвов и костер, пылающий синим пламенем. Он даже ощутил волны жара, расходящиеся от чародейского огня, не заметив момента, когда страх улетел вместе с дымом

Вновь послышался лязг подкованных сапог, умертвия удалялись прочь.

«Наверное, они и впрямь чувствуют страх», — неожиданно понял Рогволд и, тронув Винта за плечо, сделал жест рукой, уходим, мол. Ведьмак безоговорочно последовал за ним. Когда они уже отошли к ожидающим их спутникам, Ратибор сорвал с головы маску и вытер бархатной тканью покрытую каплями пота переносицу. Торопливый рассказ Рогволда о том, что он видел при гибели своего городища и о странном юноше-колдуне, вызвал бурное обсуждение спутников. В самый разгар пылкой речи Урука, который свято уверовал в мощь меча Странников и теперь предлагал прорываться сквозь стражу, используя волшебство клинка, внезапно встал Карим-Те.

До этого нганга следовал замыкающим их отряда. Карим-Те мало разговаривал со своими спутниками, если не считать рассказа об удивительном Городе Ста Алтарей. Тем неожиданней было услышать целую речь:

— Почтенные! Мы приближаемся к мощному очагу магии Я сомневаюсь, что в наших силах справиться с теми, кто черпает в нем свою силу Их мощь несопоставима с нашей. Вспомните, нам везло по пути И только из-за этого везения мы смогли продвинуться так далеко Я предлагаю попробовать найти иной путь, например, через Ворота Магов. Нет смысла идти прямиком в лапы врага. Конечно, это займет много времени, но мы достигнем своей цели, а не погибнем…

Долгим оказался путь к воротам, обозначенным на карте как «Ворота Магов». Пришлось вернуться назад, при этом тел нагов на месте не оказалось. Неведомый похититель тел замыл кровь на полу, не оставив никаких следов, напоминавших о недавней схватке. Поднявшись на один мостик вверх и оставив спутников у развилки, Винт и Рогволд вновь погрузились в сплетение коридоров. Сами ворота оказались огромной каменной пластиной, покрытой искусной резьбой, изображавшей смерч молний, обративший в прах легионы мертвецов. Между молниями имелись изображения разнообразных тварей и людей, включая шестируких нагов. Очевидно, древние маги встречались в глубинах подземелий еще и с такими. Пока Ратибор внимательно изучал дверь, Рогволд продолжил изучение рисунка, надеясь обнаружить подсказку или замочную скважину, но ничего подобного ворота не имели, если не считать фигурной выемки в центре резьбы. Форма ее показалась смутно знакомой, и теперь рус пытался вспомнить, где он мог видеть подобный предмет.

Ход его мыслей прервал Винт: — Слушай, Рогволд, сходи за остальными. А я пока попробую подумать, как эта зараза открывается.

— Слушай, Ратибор, может, выломать их попробуем, навалимся всем миром…

— Ага, разогнался, на них чар, как на худой псине блох, — проговорил ведьмак. Его пальцы жили особой жизнью, внимательно исследуя каждую фигурку, каждый завиток резьбы. — Рогволд, пойми, даже сам одноглазый Мустафа иль-Багдадди не сможет справиться с такими чарами. Если мы попробуем выломать ворота, то поднимется нешуточная тревога и сюда сбегутся все некроманты на свете. И спрашивается, что мы с ними будем делать дальше? Пару-тройку захватим с собой на тот свет, и все, вот что получится. Правда, мертвяков на нас натравить у некромантов не получится. Чары на воротах не позволят зомби или тем, в броне, и на сотню шагов подойти. Так что зови наших, сделаем привал, а заодно подумаем, как нам быть дальше, — подытожил Винт, не на миг не прекращавший исследовать ворота.

Привал затянулся. После того как харчи были убраны в торбы, каждый попробовал свои силы в решении загадки ворот. Другого пути не было, и ворота остались последней надеждой проникнуть в подземелья без боя и лишнего шума. Но все попытки оказались напрасны. Напрасно Карим-Те устроил целое представление с плясками и жутковатыми завываниями, напрасно камлал искусный нганга, вся его магия оказалась бессильна перед листом черной бронзы, плотно обшивающим дерево. Винт, не обнаруживший никаких рычажков или тайных мест, которые необходимо нажать, задумчиво ковырялся в мешке, из которого он уже успел достать хитроумную пилку. Мысли его витали далеко, очевидно там, где находился Мустафа иль-Багдадди, учитель ведьмака в искусстве ловкачей. У Рогволда было сильное подозрение, что Винт давно превзошел своего учителя и по количеству «подвигов», и по сумме краденого. Но он держал свои мысли при себе, пытаясь вспомнить, ЧТО напоминает ему выемка. Урук бесхитростно постучал в ворота мечом Странников, надеясь, что они отворятся навстречу чудо-клинку. Но магия Странников, вложенная в меч, не сработала, даже он оказался бессильным перед воротами.

Винт уже собрался выпиливать отверстие, достаточное для того, чтобы мог пролезть человек. Оставалось надеяться, что стражи за воротами не окажется и сторожевые чары не сработают. Тут раздался звонкий смех Инги: — Ой, мамочка, какая же я дура! Ой, я не могу! Это же очень просто!

Все это время она сидела, глядя в одну точку, напряженно шевеля губами. Казалось, девушка превратилась в рыбу. Напряженные размышления и свет подземелий сыграли свою шутку с ее лицом и глазами. Рогволду показалось, что Инга исчезла, на месте юной девушки сидела древняя старуха. Нет, молодость осталась при ней, но глаза и поджатые в размышлении губы — все это принадлежало мудрой старухе, исчезнувшей только теперь, когда Инга засмеялась. Рус помотал головой, прогоняя наваждение, и шагнул к девушке, окончательно убеждаясь, что зрение его подвело.

Тем временем Инга вскочила с мешка, на котором сидела все это время, и направилась к Ратибору. Подойдя к ведьмаку, она что-то шепнула ему на ухо, отчего тот хлопнул себя по лбу и как мальчишка подскочил к воротам.

Метательная пластина идеально встала в выемку, и Винт вслух обозвал себя тупицей. Ведь свастика, как называли в Ашуре метательные пластины, была символом бегущего солнца. Но это трех — или четырехконечная! А девятиконечные, которые использовали ловкачи Ашура, звались молниями. Никто уже не помнил, отчего так повелось, молния, да и только. Ведьмак понял, что память людская о магах древности не сохранилась, а оружие их ордена волею судьбы стало оружием воров и лазутчиков. И это незнание чуть было не сыграло с ними дурную шутку. Если бы не наблюдательность Инги, заметившей в краткий миг гибельного полета форму оружия и узнавшей его в вырезе на воротах, то отряд ждала бы кровавая схватка с закованными в латы мертвецами. А они серьезные противники, в свое время Ратибор слышал о них, и в рассказах мертвецы были бессмертны, латы не брал ни один меч, а оружием они владели как дюжина дружинников-ветеранов, вместе взятых.

Вырез под пластиной засветился белым светом, и спираль молний начала свой бег. Узор начал вращаться, одновременно с вращением вложенной в прорезь метательной свастики, ворота начали таять в воздухе, открывая проход в подземелья. Ухватив мешки, пятерка, не рассуждая, бросилась вперед, торопясь проскочить сквозь зачарованные ворота, пока они не закрылись. Как только замыкающий движение Урук, щедро заваливший себя поклажей, пересек неведомую черту, ворота внезапно оказались на месте, отрезав путников от приведшего их к ним коридора. Вырез с этой стороны отсутствовал, и волей-неволей пришлось двинуться дальше по невообразимо пыльному коридору. К счастью, свет от потолка исходил достаточно яркий, дорога не имела развилок, совсем как на плане, с которым то и дело сверялся Винт. Правда, в самом конце коридор сворачивал вправо и начинал подниматься вверх по исполинской спирали.

Только спустя почти три часа они оказались тремя этажами выше, у трещины в каменной кладке. Проход был отмечен на чертеже, сразу за ним начинались подземелья некромантов. Неведомый таран проломил стену из гранитных блоков, разворотил ее в стороны, оставив за собой идеально ровное отверстие. Казалось, огромная раскаленная игла проколола землю между подземельями, превратив края земляной дыры в обожженный камень, на ощупь напоминавший стекло.

Оставив Ингу и Карим-Те сторожить мешки, Урук, Рогволд и Винт нырнули в проход. Чертеж не давал главного; где жезл и где держат старого звездочета. Конечно, и темница, и хранилище сокровищ, и собрание рукописей, и даже покои главы ордена Некромантов — все это было обозначено на карте. Но о ловушках и патрулях карта молчала. Идти же наобум было нельзя. Нужен был «язык». Некроманты еще не сошли с ума, чтобы патрулировать свои подземелья латниками-мертвецами, а с обычным патрулем их тройка справится без труда. Старшего в патруле было желательно захватить живьем для последующего допроса.

Бесшумными тенями рус и ведьмак двигались по проходу, следом за ними с обнаженными мечами крался орк. Проход закончился у деревянной панели. Винт без труда отыскал место нажима, отодвинувшее панель в стену. Они оказались в узком темном коридоре с каменными стенами. Правая стена оказалась цельнокаменной, в левой стене каменная кладка перемежалась деревянными панелями. Этот коридорчик на карте отсутствовал, и когда Винт подошел к первой панели, чтобы, открыв ее без помех, сориентироваться, внимание ведьмака привлекли голоса за тонким деревом.

Голоса хором пели слова на странном языке. В следующий момент ведьмак расслышал слова и почувствовал, как волосы на голове встают дыбом. Сам по себе коридор был защищен от влияния магии, стены были непроницаемы для чар, но ведьмаку стало не по себе от сознания того, что за стеной некроманты молятся о вселении в их тело демонов. В следующий миг ведьмачьим чутьем он ощутил ужас и агонию, Ратибора обожгло понимание того, что только что за стеной был принесен в жертву ребенок.

Чудовищная молитва все длилась, и подоспевшие Рогволд и орк услышали лишь обрывки окончания ритуала: «Via Vadent… vadere intrepid iwitiaverat in Via Sinistra!» Чары Светлояра перевели это как: «Странник… вступивший на путь Левой Руки», причем последние слова обозначали не только левую руку, но и Тьму.

Окончание ритуала, совпавшее с последним ударом сердца принесенного в жертву ребенка, заставило содрогнуться всех троих:

— … Пусть присутствие Тьмы в тебе призовет Силу Царицы Тьмы, соединит с эманациями Десяти Имен Хаоса, и они породят присутствие всех Десяти Великих Теней — Келифот — в Тебе, которые суть — присутствие Великого Зверя в Тебе! Пусть Леванна соединится в Тебе с Великим Зверем и породят присутствие Безводной Пустыни, Убийства и Гибели, которые есть суть способности производить чудеса Черного Искусства в Тебе!..

— Конечно, допрос есть допрос, — хрипло прошептал орк, — но пленного я потом сам лично на куски порву! И вообще, Перевал может подождать, пока мы с этими выродками разберемся. И за городок Рогволда, и за детей, и за могилы — Да, — эхом ответил ему Рогволд, сын старосты Дубосвята, — мы посчитаемся за все! И вдвоем мы сможем…

— Это еще почему вдвоем? — мягко проговорил Ратибор по прозвищу Винт. — Я тоже участвую. Есть у меня одна задумка, еще ночью перед выходом придумал. Только тихонько это провернуть надо, чтобы не услышал никто, и еще, — он быстро глянул на руса и орка, — Карим-Те ни слова! Мне Филин велел за вами присматривать, я за вас головой отвечаю, а Карим-Те и за мной, и за вами приглядывает. Надо будет — прирежет по-тихому, надо будет — из ада выдернет и свою голову на плаху положит в виде выкупа. Он риска лишнего не любит и приказ выполняет от и до.

Они отошли чуть в сторону, и ведьмак начал излагать свой план: — Ну, во-первых, «язык» нам понадобится, это ясное дело. Но, кроме того, где могут держать жезл и в какой камере держат звездочета, нужно еще узнать, где у них хранилище рукописей и архив. И папирус, и дерево полок отлично горят.

В подземелье нужен проток воздуха, иначе можно быстро задохнуться.

— Подожди, — перебил его Рогволд, — получается, что мы сейчас находимся в трубе, где есть тяга? Как в печке?

— Правильно, — кивнул довольный Винт. — Дым и угар смогут убить многих, поэтому все бросятся тушить пожар, пока не поздно. А пожар вызовет панику и у людей, и у магов, и мы под шумок сможем выдернуть и жезл, и звездочета. Это — во-вторых. Ну а в-третьих, когда у них погибнут ценные трактаты, то готовить новых магов им станет тяжко. Конечно, у них есть тайник, в котором хранятся подлинники и копии наиболее важных книг, но пока они все восстановят, пройдет не один год. В-четвертых, появится возможность выяснить, где тайник. При пожаре женщина хватает ребенка, купец — ценности, а маги хватают свои книги и волшебные предметы. Жезл может находиться в главном тайнике или в покоях главы ордена, Магистра, как они его называют. Думаю, мы сможем перехватить жезл, когда некроманты потащат его на поверхность вместе с прочим барахлом. Ну и в-пятых, в суматохе нам будет легче уйти обратно: когда между тобой и врагом находится стена огня, то врагу гнаться не очень удобно. А в гробнице своя система подачи воздуха, и пожар не будет нам страшен. Тем более что, учитывая важность нашего дела, Филин разрешил нам воспользоваться порталом. А это много времени не займет.

— А в-шестых, — подытожил Урук, — они могут ожидать все, что угодно, например кражи казны, а не пожара в хранилище манускриптов. Думаю, что наиболее важные книги у них и впрямь под замком и охраной, а не в хранилище, в котором ничего важного и за которым приглядывает один смотритель. Ты прав, пожар сыграет нам на руку.

— Не приглядывает, — тонко улыбнулся Винт, — я слышал в городе, что он под стражей, из-за кражи седьмого тома Некрономикона, священной книги Некромантов. Они весь город сейчас на уши поставили, пытаясь вернуть книгу. Только вряд ли, такие книги крадут не для того, чтобы попадаться, за такой кражей стоит либо сам смотритель, либо книгу спер один из высших некромантов для своих целей, а смотритель стал крайним. Так что хранилище под замком, нового смотрителя еще не назначили, для этого требуется собрание всех старейшин их ордена, а это дело не одного дня и даже не одной недели. Никто не сможет помешать нашему пожарчику замедленного действия. Думаю, что сгорит не меньше половины книг, прежде чем они всполошатся и заметят неладное.

А пройти по самим подземельям мы сможем, да и с пожаром все должно получиться. Потолки в их подземельях не светятся, как в гробницах, иначе бы весь город сплетничал об этом. Для наших сплетников нет преград, а уж о таком освещении они бы раструбили повсюду. Значит, коридоры освещаются обычными факелами. Факелы чадят и коптят, и запах гари почувствуют не сразу.

— Допрашивать пленника буду я, — перебил довольного Ратибора Урук. — Ты мне вот что скажи, некромант демону скажет правду, если он пригрозит его сожрать? Или нет? — Тут орк продемонстрировал все свои зубки.

— Думаю, что он обрадуется, — вздохнул Винт, — хотя я бы на, его месте просто откусил себе язык, не дожидаясь, пока мной закусят. Лучше захлебнуться своей кровью, чем оказаться у тебя в тарелке. Не обижайся, но иногда мне не по себе, особенно когда ты улыбаешься. Да-да; именно так!

— Как по мне, так эти похвалы внешности моего друга ни на шаг не приближают нас к нашей цели, — медленно проговорил Рогволд. — У меня тоже есть идея, правда, она мне самому не нравится. Я считаю, что пленника после допроса нужно отпустить. Но не сразу, а в момент пожара. К тому времени мы уже будем в темнице, где снимем часовых и найдем старика-звездочета. После темницы и пыток он не сможет быстро бегать, а паника помешает некромантам вовремя сменить караул. Но паника будет большей, когда в разгар пожара пленник сбежит и начнет кричать, что в подземелье проникли демоны! Мы успеем вернуться обратно и, пока все свободные стражники кинутся нас ловить в темнице, сможем напасть или на охрану хранилища, или на тех некромантов, которые будут тушить пожар. Кроме того, я предлагаю выпустить на свободу всех узников, но с собой, кроме звездочета Гостомысла, никого не брать. И пленники получат свободу, и стражники окончательно сойдут с ума. Одну пчелу можно легко поймать за крылышки, рой пчел поймать невозможно.

Идея Рогволда неожиданно понравилась ведьмаку: — Насчет узников придумано хорошо. Правда, половина из них сами же некроманты, виновные в разных ересях. Они тут же бросятся нас ловить, надеясь получить прощение. Хотя, чем леший не шутит, кое-кто из них тут же бросится наутек — после пыток на вооруженных воинов не бросаются. И впрямь, стражники будут ловить несколько зайцев. И насчет нападения на группу некромантов, тушащих пожар, мне нравится. Там явно не будет воинов, а только младшие маги. В свалке они не смогут использовать магию. И мы сможем на обратном пути перебить всех, да и охотничкам оставим пару подарочков. Наверное, мы так и сделаем.

Винт резко распрямился, неуловимым движением провел по переборке, и деревянная панель отъехала в сторону, открывая дорогу. Прямо за панелью находился опустевший зал. Ритуал был завершен, и некроманты разошлись по своим покоям. Рогволд и Урук хлопнули друг друга по плечу и двинулись вслед за Ратибором.

Глава 16. КОЛДУН С ЮГА

Зал потряс Рогволда прежде всего своими скульптурами, изображавшими различных демонов и их прислужников. Контуры статуй проступали сквозь тьму, и там, где света не хватало, сама тьма помогала домыслить остальные фрагменты. Из Тьмы родились демоны, порождения больного разума, ведущие к гибели и безумию. Но изначальную форму демонам придали люди, обратив в них свои кошмары и страхи. Теперь, стоя в темном зале, Рогволд не мог понять, что толкнуло людей на служение Тьме. Создатели идолов были ему чужды, как человеку чуждо мышление лягушки или саранчи. В изваяниях не было ничего особенного, но рус ощутил главное: создатели зала демонов и те, кто им поклонялся, проливая кровь детей на свои алтари, желая обрести мощь, не были людьми. Нет, некроманты внешне были весьма человекоподобны, но мышление у них было и человеческим, и нечеловеческим одновременно.

Из всех человеческих чувств они взяли лишь ненависть, зависть, похоть и страх. И неискушенный в магии рус, стоящий в зале, сумел понять главный стержень учения некромантов, который гласил все блага мне, и горе всем остальным. Это было непонятно, это было страшно, но в первую очередь Рогволду стало противно. Он вспомнил племя Крысы и поразился своей догадке. Крыса и некромант отлично понимали друг друга. И те, и другие убивали детей, и вся разница состояла в том, что Крысы убивали за деньги, а некроманты за колдовскую силу. И главное, стало понятно, кто покупает у Крыс детские черепа! Рогволда захватила волна ледяной ненависти, и он решительно направился к двери из зала, у которой уже замер Винт. Ведьмак приложил ухо к дереву, пытаясь расслышать шаги или дыхание охранников, которые могли стоять у входа в зал.

Когда Рогволд встал рядом с ним, ведьмак легким жестом показал, что в коридоре все тихо, очевидно, все ушли в другое крыло подземелий. После этого он легонько, кончиками пальцев шелохнул дверь. Петли из черной бронзы лоснились от масла, похоже, что их недавно смазывали, и дверь отворилась бесшумно. Сразу за дверью обнаружился коридор, темнота которого изредка перемежалась факелами. Место для засады оказалось подходящим: между факелами черный бархат одежды ловкачей Ашура выглядел сгустком темноты, стражник мог пройти в шаге от застывшего человека, не заметив его.

Мягкая кожа обуви гасила звук шагов. Сын старосты и Ратибор двигались походкой ловкачей, подобно беззвучным теням. Стопа при такой походке выворачивается и на пол ставится перекатом, с пятки на носок. Чутье охотника подсказывало Рогволду, что враг близко, и как бы в ответ на его ощущение опасности Винт рукой коснулся его плеча и указал ладонью вперед. Сам ведьмак замер на месте, словно ожидая, когда к нему приблизится идущий за ними Урук. Расстояние между орком, начавшим принюхиваться, сократилось с дюжины шагов до пяти. Не доходя до Ратибора, Урук замер, с шумом втягивая воздух, и чутье не подвело матерого орка. Опытным, знающим толк в засадах воином был Горбаг, последний из народа Урук-Хей, не раз водивший в бой лихие ватаги своего погибшего народа. Много боев прошел он со своим старым луком и верным ятаганом, и когда кусок каменной кладки перед ним отъехал в сторону, обнажая проход, из которого вышли пятеро стражников, Урук оказался наготове.

Мягким прыжком орк сократил дистанцию, и вороненый ятаган четким, выверенным ударом вонзился в горло. Кольчужный запах шлема не выдержал удара орочьей стали, и лезвие вошло в тело, разрубив нижнюю челюсть. Урук слегка провернул лезвие ятагана и в без того смертельной ране, отчего череп разлетелся на куски, как перезревший арбуз. Осколки черепа и клочья мозга, превратившегося в кровавую кашу, разлетелись вокруг. Фонтан крови брызнул прямо в лица оторопевших стражников, заливая глаза.

К глотке Рогволда подкатил комок, рус судорожно сглотнул, но сил отвести глаза от кровавой работы орка не было. До этого рус видел в Уруке доблестного воина, но сейчас Рогволд понял, что мастерство орка весьма схоже с искусством палача.

Не были готовы стражи к дерзкому нападению. Тихая служба расслабляет, тем более что за всю историю никто не вторгался с оружием в подземелья некромантов. Щедро платил орден бывалым стражникам или лихим ратникам из городской дружины, предпочитая набирать в свою стражу не молодых рубак, а проверенных ашурскими улицами и подворотнями ветеранов. Подписывал воин договор с магами на пять лет, и все пять лет нес караул в подземельях, не выходя в город. Гулящих девок предоставлял орден из числа младших жриц или ревностных почитательниц из народа. Как любили шутить стражники, получавшие добрую еду и хмельное вино помимо золота: «А по праздничным по дням мы и девок — трям, трям, трям…»

Праздники были редки, но служба была легка, и подрастеряли навыки бывалые вояки, подзаплыли жирком, наслушались легенд о демонах. И теперь, столкнувшись с оскаленным Уруком, забрызганные кровью и мозгами, промедлили, опасаясь поднять мечи против демона без команды старшего. Дорого далась им эта заминка, и пока старший с залитыми кровью глазами, проорал: «Вперед!»— то дело было, почитай, уже сделано. Легким движением орк выдернул лезвие из убитого, и стража подземелий оказалась в роли быка на бойне, которого уже огрели по голове топором. Пока бык мотает ею в недоумении, следует другой удар, и бык превращается в мясо.

Движение ятагана продолжилось, и, крутанувшись на месте, Урук наискось рубанул единственного лучника, не успевшего даже схватиться за свой самострел. Пусть и не скупились некроманты на доспехи для своих стражей, но под ударом вороненого ятагана кольчуга порвалась, как старая, гнилая дерюга. Орк лихо отбил меч наконец-то начавшего соображать старшего в сторону и легко пронзил грудь стоявшего рядом мечника. Подобно молнии ударил «Равный», меч Странников, легко нащупал сердце врага чудесный клинок. Такой удар далеко на западе звался «Полет стрижа», и даже следа крови не осталось на лезвии, так быстр был удар орка.

Двое уцелевших попятились туда, где кусок стены уже скрыл проход, но времени на бегство у них не осталось. Вынырнувший слева от лязгающих мечей Винт просто, без затей ударил кулаком по украшенному золотом шлему старшего патрульного и, подхватив разом обмякшее тело, оттащил его в сторону. В это же время Урук, ссутулившись, принял на ятаган саблю последнего из стоящих на ногах стражников и, пройдя по лезвию, с оттяжкой рубанул наискось, от шеи к груди. Удар разрубил врага почти до середины груди и, захлебываясь собственной кровью, булькая рассеченными легкими, воин осел на каменный пол.

Схватка заняла не больше минуты, в любой момент в коридоре мог появиться другой патруль или кто-то из магов, поэтому тройка смельчаков не мешкала. Винт уже тянул в сторону оглушенного пленника, которому успел накинуть на руки кожаные путы. Следом за ним Рогволд и Урук в две ходки оттащили убитых в алтарный зал. И не просто в зал, а в тайный ход за деревянной панелью. Место было надежным, судя по слою пыли на полу, ход давно не использовался. Правда, как место допроса пленника он не подходил, но стражника планировали допросить в лагере.

Пока Рогволд и Урук оттаскивали тела убитых, Винт успел связать пленнику ноги и, главное, вставить в горло кляп, проследив, чтобы пленный не смог откусить себе язык. Когда они направлялись за «языком», ведьмак в числе прочего предупредил руса и орка, что пленник может откусить себе язык по обычаю Ночных Убийц. А уж поток крови позаботится о том, чтобы враги ничего не узнали на допросе. Услышав об этом, орк с интересом покосился на свою маску и покачал головой. Было похоже, что теперь он проникся уважением к цеху, маску которого был вынужден носить в городе.

Но, кроме допроса, были и другие проблемы. Один перенос трупов в тайный ход ничего не давал, пол на месте схватки был щедро забрызган кровью, и Винт предпочел рискнуть, в одиночку отправившись прибрать следы. В зале нашелся родничок воды, стекавший в исполинскую каменную чашу, в роли ведра оказалась бронзовая курильница, а тряпкой стало богато расшитое золотом и камнями одеяние, найденное Рогволдом на одной из каменных лавок в темном углу зала. Хороша да красива оказалась их половая тряпка. Невесомый черный бархат и богатство отделки ритуального одеяния говорили о том, что оно принадлежит одному из высших магов.

Пока Винт занимался уборкой, Рогволд с обнаженным кинжалом устроился рядом с пленником, готовый при необходимости перерезать ему глотку. Винт вернулся неожиданно быстро и, зашвырнув превратившееся в грязную ветошь одеяние в тайный ход, легко подхватил пленника на плечо. От удара ведьмачьего кулака тот еще не очнулся, и проблем с его доставкой на место допроса не возникло.

Карим-Те внимательно осмотрел их добычу, после чего нганга, ни слова не говоря, принялся рыться в своем мешке. Наконец он достал из него две цепочки с медальонами, изображавшими черепаху с ослиной головой и змеиным хвостом, завязанным в хитрый узел. Кончик хвоста осел держал в зубах, которые, бы больше подошли волку. Одну из цепочек он надел на себя, вторую протянул Уруку. Только после этого охотник на колдунов снизошел до объяснений, предварительно отведя орка вне слышимости пленного.

— Это знак некромантов, живущих далеко на юге. Ты теперь призванный мною демон из великого народа, порожденного Сетом, великим в лицах осла, змеи и черепахи, великим богам безводной пустыни, обратившим в прах шестеруких. Слушайся меня во время допроса, но периодически проси выпить еще одну душу, мол, четырех тебе мало. И не пытайся говорить с ним, как дикий зверь, ты теперь демон. А я великий колдун из народа Фон, — тут Карим-Те усмехнулся своей белозубой улыбкой.

В ответ Урук лишь пожал плечами. И впрямь, царевичем-драконом был, ориша Онун тоже называли, так почему бы не побыть и демоном? Неплохая шутка может получиться.

Когда пленный очнулся от того, что Урук вылил ему на голову почти полный бурдюк воды, то только кляп во рту помешал ему сорвать себе голос в вопле ужаса. И впрямь, кому приятно попасться живым в лапы демона. Но когда он увидел Карим-Те в боевой раскраске, то нервы у воина окончательно сдали, и алая ткань шаровар начала темнеть. Такого самозваный колдун из племени Фон не ожидал. Тем временем к нему подошел орк и, не глядя на пленника, пытающегося в ужасе отползти хоть на полшага, бесстрастным голосом произнес: — Все готово. Можно пить его душу. Мои братья голодны.

— Погоди, — строго произнес Карим-Те, — вначале мы поговорим по-другому Имя, должность, звание? Будешь говорить, да? — Ответом послужили отчаянные кивки пленника. — Вынь кляп, — обратился нганга к орку, — и будь наготове Возможно, тебе достанется пятая душа. А братья будут пировать позднее.

В ответ Урук продемонстрировал клыки, что окончательно сломало пленника, и стоило кляпу покинуть его рот, как началось настоящее словоизвержение. Пленник, назвавшийся Усмаром, полусотником стражи ордена, был ашурцем до кончиков ногтей. И, как многие ашурцы, жил по принципу: умрем все, только пусть сосед помрет сегодня, а я завтра. Теперь, когда сама его жизнь висела на волоске, а душу ждало пожирание демоном, Усмар был готов на все. Рассказы о времени караулов, местах ловушек, условные слова для прохода сквозь посты — все во всех подробностях поведал Усмар. Периодически он начинал лихорадочно всхлипывать и умолять не убивать. Именно благодаря его жажде жить любой ценой удалось выяснить, что на карте, выданной графом, на месте сокровищницы находятся казармы стражи, что все обозначенные на карте места, типа хранилища рукописей или покоев Главы ордена Некромантов, показаны неправильно, и, по сути, карта представляла собой ловушку. Если бы человек по карте направился к покоям Главы, то прямиком угодил в камеру пыток. В самом прямом смысле, ибо именно там она ж находилась

«Если бы я и впрямь был демоном, — рассуждал про себя Урук, — то точно бы не стал есть его душу. Небось душа воняет, как он сам. Похоже, этот Усмар родом из племени Крысы. Мигом бы общий язык нашли. Да и воняет от него не меньше, видать, обделался с перепугу».

Похожие мысли были и в голове Карим-Те, но тот сравнивал Усмара не только с Крысами, не имеющими ни чести, ни совести, но и с членом городского Совета вольного Ашура Его Светлостью графом Гуго. «Да, верно говорят в народе — каков жрец, таков и косец. Эти сотники и правители готовы продать могилу собственной матери».

Но вслух нганга сказал о другом: — Теперь поговорим о темнице, как правильней туда дойти? И еще один маленький вопрос: я слышал, что недавно там оказался один из наших братьев?

На секунду перед замершим в невозможной, отчаянной надежде полусотником промелькнула жизнь, и он продолжил рассказ.

Три дня назад после нашумевшей кражи книги из тайного хранилища ордена в темнице, охраняемой проверенной стражей, освободили одну из камер. Пятерых узников, сидевших в ней, просто прирезали как собак на глазах у высокого седобородого старика. Но тот и глазом не моргнул, когда его запихнули в камеру с пятью свежими трупами В тот день проверенных стражей отправили в город на помощь десятерым прибывшим в город Дарителям Покоя. Все они занимались поисками книги, но пропавший том вместе со своим загадочным похитителем как в воду канул.

А пока некроманты ловили вора да книгу искали, темницу охраняли как раз воины Усмаро-вой полусотни. После этого Усмару и некоторым из его воинов предложили подписать пожизненный ряд с орденом. Предстояло Усмару стать особо доверенным стражем в чине десятника, при этом набрать себе десяток из нынешней полусотни, а остальных воинов ждала дальняя дорога в степь вместе с караванами ордена. Усмар успел согласиться, помня о том, что доверенный воин в охране темницы получает в четыре раза больше, чем сотник обычной орденской стражи. А сотников на всю стражу трое!

«И вот теперь, когда я стал богатым человеком, является этот колдун со своим демоном или демонами и портит все, — проносились мысли в плешивой голове, а губы, повинуясь взгляду нганги, повторяли все вслух. — О Боги! Все, к чему я, Усмар Али бен-Зенноби, шел десять лет, все превращается в прах. И теперь, когда я достиг всего, чего хотел, и ухватил удачу за бороду, ко мне приходит смерть в облике этого колдуна. И нет никакой возможности вырваться от этого отродья. Смерть. О боги, я прошу об одном — дайте мне выжить. Жить, слышите меня, жить! Я жить хочу! Что говорит этот колдун? А, спрашивает, жив ли старик. Жив, жив и здоров. Всех нас еще переживет, крепкий старик, на пытке ни слова не сказал. Нет, не говорить, не говорить об этом, иначе смерть, колдун не простит…»

Он думал, глядя в пронзительные глаза Карим-Те, и не было силы, способной разорвать эти путы взгляда, связавшего его сильнее веревок. Голос Усмара слабел, но он все продолжал думать, не понимая, что говорит вслух, выдает все известные ему тайны хозяев. Он не видел пота на висках у нганги, ручьи пота текли по лицу и телу Карим-Те, превращая в грязь строгость племенной раскраски. Не знал Усмар, не успел еще узнать, что чары быстрой смерти лежат на любом из доверенных стражей и первое слово этого колдовства произносится в тот миг, когда гусиное перо вычеркивает крест на месте его подписи. И даже всей мощи Карим-Те, всей мощи и знаний колдунов его народа и Города Ста Алтарей не хватало, чтобы снять такое заклятие.

В воспаленном мозгу билась мысль, заставляя Карим-Те выкладывать все силы, все, без остатка. Нганга мог продлить допрос, лишь удерживая душу пленника, тратя на это последние силы. Урук расслышал, как в безумном напряжении нганга, подобно Усмару, начал говорить вслух. Это не было связной речью, до орка из невнятного шепота сквозь сжатые зубы доносились лишь обрывки слов Карим-Те:

— Держать… держать… убрать боль… Не пускать… тело… не выйдет… держать, держать.

Но силы Карим-Те были не безграничны, всему наступает предел. Урук понял, что с нгангой что-то не так, и в последний миг подхватил оседающего на пол в беспамятстве Карим-Те. Когда орк обернулся к пленнику, то поймал взгляд остекленевших глаз Усмара. Стражник был мертв. И последнее, что он увидел, было склонившееся над ним напряженное лицо Карим-Те.

В другом конце подземелья раздался протяжный звук гонга. Сидевший в просторном, покойном кресле некромант внимательно изучал кристалл, в котором было расплывчатое изображение лица и груди Карим-Те. Наконец Повелитель Склепа и Брат Усопших прекратил созерцание последнего, что увидел в своей жизни Усмар.

Чернокнижник сделал пасс левой рукой и, поднявшись, вышел в соседнюю комнату. Через минуту он вернулся в сопровождении троих некромантов, сжимавших в руках посохи Дарителей Покоя. Вглядевшись в изображение в кристалле, Брат Усопших указал ногтем правой руки, больше походившим на коготь, на украшение на груди нганги. У него оказался спокойный, усталый голос. Сила, исходящая от хрупкой фигуры в гробовом бархате, наполнила комнату, заставив слова прозвучать императорским приказом.

— Колдун с Юга. Поклоняется Сету. Проследить. Если он направится к сокровищнице — убить! Если колдуну будет нужен кто-то из узников, то убейте узника при выходе из подземелья. Хотя… — на секунду некромант задумался. — Думаю, это не понадобится. Братья из Черного Круга убьют узника после того, как он перестанет быть нужным. Пусть идут к темнице, приказываю убрать посты с дороги. В самой темнице сменить караул, не следует зря тратить доверенных стражей. Мясо дорогое, верное, так что поставьте в караул тех, кого не жалко. Пусть братья с Юга не знают, что мы их заметили.

Тихо склонились перед своим владыкой некроманты, и через семь минут смена заступила на посты у темницы. И много среди них было стариков, отслуживших по два или три срока, но так и не ставших доверенными стражами. Много было и тех, кому не сегодня-завтра предстояло получить расчет за пять лет. Они уже предвкушали, на что потратят деньги, не зная, что идут навстречу смерти. Смерть уже шла к ним, беззвучно двигаясь по подземельям.

Глава 17. СМЕРТЬ ИЗ БОЛОТ ЮГА

Не сразу пришел в себя Карим-Те, слишком много сил взяло у нганги его отчаянное единоборство с наложенными на Усмара чарами. Убедившись, что нганга еще дышит, а пленный стражник мертв, Урук кликнул спутников. Винт, сразу понявший, что к чему, влил в рот Карим-Те травяной напиток из маленькой фляги, примотанной кожаной полосой к правой голени ведьмака. И не просто влил, а отсчитал семь капель в колпачок от фляги, добавил вина, а лишь потом напоил удивительным напитком нгангу.

Ответом послужил слабый стон. Влитые через плотно сжатые зубы капли подействовали, но Карим-Те смог поднять голову лишь через пять минут. Первые же слова чернокожего охотника на колдунов удивили его спутников: — Все прошло просто чудесно! Теперь дорога открыта, можно выступать.

Все изумленно переглянулись. Карим-Те заметил реакцию своих спутников и, не дожидаясь вопросов, продолжил речь: — Все очень просто. Вы все, или почти все, — тут он покосился на орка, — понимаете, что стражник умер под действием наложенных на него чар. Но я раньше сталкивался с подобным колдовством. Кроме смерти того, на кого наложены чары, они позволяют наложившему заклятие видеть того, кто допрашивал пленника. Это весьма полезно, и такие чары широко известны. Не случайно некоторые убийцы выкалывают жертве глаза, опасаясь того, что в глазах мертвеца сохранится их облик.

Но все не так уж плохо. Я предвидел подобную возможность и перед тем, как допрашивать, надел на шею себе и почтенному Уруку медальоны, которые носят слуги Сета, некроманты далекого Юга. И некромант, наложивший чары на покойного Усмара, видел мое лицо и медальон на моей груди. Конечно, если мы сунемся к сокровищнице, там нас встретит засада. Но в темнице нас встретят радушно. Готов спорить, что из сидящих там колдунов некоторые имеют отношение к делам на Юге и приговорены к смерти. И их братья не будут тратить людей для спасения их жизней. Слуги Сета не щадят никого. Хозяева подземелий полагают, что мы пришли за жизнью одного из узников. Если бы это было не так, то вместо трупа перед нами бы оказался нзамби, способный легко разорвать веревки и закусить всеми нами. Для некромантов это пустяк. Но наш поход пока их устраивает, поэтому они не стали поднимать мертвеца. Я готов спорить на бутыль лучшего вина и роскошный обед, что по пути мы не встретим ни единого патруля. А в охране темницы окажутся неугодные ордену стражники, не способные оказать нам сопротивление. Так что мы сможем выступить прямо сейчас, не оставляя Ингу в тылу.

Похоже, что слова Карим-Те убедили всех. Только Винт для порядка буркнул под нос, что спорить с колдуном может только сумасшедший. Хотя Рогволда заинтересовало иное: — Но ведь вам нужен жезл! А если в темнице и впрямь слабая стража, то мы с Уруком сможем освободить старика, пока вы направитесь за жезлом.

И Винт, и нганга покосились на него как на болтуна, но слова вырвались, и сказанного было не вернуть.

— Какой жезл, — моргая пушистыми ресницами, мягко проговорила Инга, — мы же пришли за дедушкой? Тем более что он жив и здоров…

— Да, — подтвердил Карим-Те, — только держат его в камере с пятью трупами на верхнем этаже. Ничего, недолго ему там сидеть, сейчас мы все сходим и выдернем его оттуда. Он нам живым и здоровым нужен, только вначале решим кое-что и пойдем.

Инга закусила губу и, обиженно отвернувшись, отошла в сторону. Тут вновь подал голос Винт: — Почтенный Рогволд, почтенный Урук, боюсь, нам надо объясниться. Я не знаю, зачем вам звездочет Гостомысл. Вершигора направил меня с вами, не объясняя причин. Вы оба знаете даже наречие нганги, хотя на его родине никогда не были. Вы говорите на ашурском диалекте, но никогда не были в Ашуре. Может, это и не мое дело, но я бы хотел знать, зачем вы явились из магического портала рядом с чернолесским замком? Кто вы и что вам нужно?

— Ответ прост, — тихо ответил ему орк, — мы идем на Перевал Странников, а причина нашего похода перед тобой. — Урук обнажил меч Странников. — Этот меч зовется «Равный». Мы с моим другом должны вернуть его и отыскать в степи Верховного Стража Руси, мудрого волхва Светозара. Про себя могу добавить, что я обязан ему жизнью.

Рогволд поднял голову и, посмотрев в глаза Винту, ответил за себя: — Вначале я шел мстить. Мое городище разрушено, мой отец, моя мать мертвы, мертвы вместе со всеми земляками Я единственный оставшийся в живых. От магии некромантов погибли дружинники и мой побратим воевода Путята. Ты видел умертвиев, стерегущих ворота в подземелья некромантов. Мои родичи и земляки стали такими же умертвиями.

Вы все слышали, что я рассказывал про умертвиев раньше. В дороге мы с Уруком узнали многое. Я шел мстить, но теперь знаю, если мы не сможем выполнить все, что должны выполнить, то миру, в котором мы живем, настанет конец. Реки крови и вихри могильной пыли наполнят его. Меч Странников породит реки крови, жезл Абдуррахмана сохранит мага, и черные колдовские вихри обратят в умертвиев все живое. И даже после смерти душа не найдет покоя. Ты ведьмак, твоя душа уйдет в Горькие Земли, но настанет день, когда ты не сможешь родиться оттого, что в мире не осталось живых. Я верю в это!

— Я верю в это! — эхом отозвался Ратибор, ведьмак по прозвищу Винт, гроза ашурских сундуков.

— Я знаю! — откликнулся Горбаг, взявший себе имя своего погибшего народа — Урук.

— Я знаю! — медленно, как будто скрепляя общую клятву, подытожил Карим-Те, нганга, ставший шаманом Снежного Вихря в Городе Забытых Алтарей.

Пауза затянулась, каждый из четверки, не отдавая себе в этом отчета, смотрел на блики от факела и на вспыхивающие точки в глубине лезвия «Равного». Смотрели так, как будто меч стал свидетелем непроизнесенной клятвы. Чего стоили пышные клятвы, когда надлежит делать свое дело отчаянию и смерти вопреки. Не зря говорили древние: если что-либо должно быть сделано, делай, совершай с твердостью, ибо расслабленный путник только больше поднимает пыль…

Нганга первым нарушил молчание. Было похоже, что после допроса, превратившегося в магическую битву, и молчаливой клятвы над мечом Странников он принял командование на себя. И речь его напоминала короткие команды полководца перед боем.

— Значит, так, сейчас мы проникаем в темницу. Снимаем часовых, разбираемся с тюремщиками, вытаскиваем звездочета. После этого отходим сюда. На выходе пошумим, чтобы хозяева поняли, что «гости» уходят. После этого я открываю портал. В портал уходят Рогволд, Урук и звездочет Гостомысл вместе с внучкой. А где Инга?

Действительно, девушки не было. Казалось, что только что она сидела вместе с ними, и вот ни Инги, ни ее мешка. Как корова языком слизнула. Но пропала не только Инга с вещами — пропали карты подземелья некромантов и карты могильников. Четверка находилась в лабиринте в окружении врагов.

— Наверно, девюшка решил нас не ждать, — проговорил Карим-Те. — Решила сама дедюшку выручать. Захотела нам нос утереть, пока мы военный совет без нее устроили. Ох уж эти начитавшиеся старых легенд о героях девюшки. Похоже, придется нам и ее из темницы выручать.

— Сумнительно, — проговорил Ротволд, — скорее, она нас бросила. Зачем ей карты могильников, если пошла девочка деда выручать из некромантской темницы?

Рогволд неожиданно вспомнил свои сомнения. Как Инга по веревке сорок шагов вниз на руках спускалась и как в неярком свете у колдовских ворот напомнила ему старуху. И как переглядывались нганга и ведьмак, когда Инга упомянула Горькие Земли.

Сомнения жгли язык, и рус поделился ими со спутниками. Его рассказ произвел впечатление удара обухом по голове. Во всяком случае, и орк, и Винт хлопнули себя по лбу, а лицо Карим-Те просто стало серым. Если нганга хотел побледнеть, то ему это почти удалось.

Нужно было спешить, и, подхватив мешки, четверка бросилась в погоню. То, что Инга оказалась подставной, означало смерть для старика, который знал столь необходимую для них дорогу на Перевал. Надо было спешить, и, не таясь, бегом они бросились к темнице, обозначенной на карте как склад старой мебели. Подобный склад бьиг бы неплохим местом, чтоб спрятаться при облаве, и Винт, еще в Ашу-ре заучивавший карту на память, обратил на это внимание. Теперь его память была их единственной картой.

По дороге ни один патруль не попался им на глаза, очевидно, догадки нганги оказались правильными и дорога к темнице была открыта. У входа коридор нырял вниз, и когда четверка, об нажив мечи, спустилась по маленькой лесенке, стало ясно, что та, что называла себя Ингой, уже успела здесь побывать. Об этом свидетельствовали два трупа стражников. У одного было вспорото горло, а второго хрупкая девочка придушила голыми руками — на шее были отчетливо видны следы от пальцев. Высунутый язык и синюшное лицо дополняли картину. Оставалось за гадкой, отчего мечи обоих стражей остались в ножнах. Трудно не ухватиться за оружие, когда тебя убивают голыми руками.

Общее мнение о причине миролюбия стражей выразил Винт одним словом — «Магия!». Ведьмак был прав. Сбросив на пол караульни мешки, четверка двинулась дальше, причем острием их маленького клина стал Урук. Следом за ним, плечом к плечу, обнажив клинки, двигались Винт и нганга. Рогволд, убравший меч в ножны и взявший в руки лук, прикрывал мечников сзади.

Прямо перед ними лежала казарма стражей темницы, из-за двери которой раздавались весьма странные звуки, более всего напоминавшие отрыжку великана. Из-под двери свет не пробивался, поэтому Винт взял в руку факел со стены. После этого орк ударом ноги распахнул окованную бронзовыми полосами дверь. В свете факела на каменном полу казармы в лужах зеленой слизи лежали странно изломанные тела стражников. Но эти стражники погибли не от руки Инги.

В пятне слабого света от факела на мгновение показались жабы. Но не простые болотные жабки, а гиганты, в сидячем виде по пояс рослому человеку. Три длинных и липких языка метнулись к Уруку, и, плотно обвив, его потащили вовнутрь. И столь сильным был этот рывок, что орк не устоял на ногах, ятаган, свистнув, отсек один язык, но два других потащили Урука в темноту.

Его спас Винт, метнув факел внутрь, прямо в темноту, куда языки тащили орка. Дикий крик был ответом, языки отпустили орка, в следующий миг Карим-Те выдернул Урука за ногу из комнаты и молниеносно захлопнул дверь. Из-за двери послышался знакомый звук отрыжки. Внезапно прогремел раскат грома, пол под ногами вздрогнул. Тяжелая дверь треснула, только бронзовые пластины не дали ей разлететься на куски. Сквозь трещины в добротном дереве начал клубиться зеленоватый туман, моментально обугливший щели.

— Вперед, — отрывисто скомандовал Карим-Те. — С этими тварями все. С болотным газом лучше не шутить.

Орк, ухитрившийся не выронить оружие, встал на ноги и гнусно выругался. Чары Светлояра перевели Рогволду тираду Урука, и рус почувствовал, что неудержимо краснеет, а всем божествам, которых помянул орк, явно икнулось. Такой ругани рус отродясь не слышал. Винту и нганге повезло больше, ругательства им никакие чары не переводили, но и орочьих интонаций хватило.

— Ну, чо, отвел душу? — поинтересовался Винт. — Может, мы дальше двинемся?

— Рассиживаться некогда, пошли, — поддержал ведьмака Карим-Те.

Урук кивнул головой на запоздалый вопрос Рогволда о здоровье и вновь встал впереди. Четверка продвинулась на несколько шагов вперед и оказалась в каменной галерее. Это и был первый этаж некромантской темницы. По обе стороны галереи имелись темные ниши, забранные густой решеткой. Прутья толщиной в древко факела переплетались столь тесно, что даже руку просунуть было невозможно. Замки на решетках отсутствовали, что навело Винта на мысль о том, что открыть их можно лишь из специального помещения.

Темница ордена была построена на совесть. В конце галереи обнаружился поворот на небольшую винтовую лесенку, сложенную из камня и ведущую на верхний этаж. Они почти успели: на их глазах Инга легким движением хрупких девичьих рук свернула шею последнему стражнику. Двое других уже лежали рядом обмякшими мешками. Рогволд успел заметить, что на месте лица у убитого стража кровавое месиво. Второй стражник лежал на животе, но лежащая рядом с ним оторванная рука говорила о не менее лютой смерти.

Свернув стражнику шею, Инга швырнула тело в бросившегося к ней Урука, после чего сделала легкий жест правой рукой. Со стороны могло показаться, что девушка поднимает с пола и подбрасывает к потолку шелковый платочек или ленточку. Но вместо ленточки к потолку взмыла лежащая в углу, застеленная ковриком гранитная глыба, на которой обычно сидел старший караула.

Рука Инги не коснулась гранита, глыба взмыла сама по себе, повинуясь легкому жесту, и с силой ударила в потолок. И не просто в потолок, а в отдушину для воздуха, прикрытую деревянной решеткой. Брусья решетки в толщину не уступали руке взрослого человека и вдобавок были окованы бронзовыми полосами. Но сила удара каменной глыбы оказалась такова, что камень разнес решетку в пыль.

Инга расхохоталась все тем же звонким девичьим смехом, который уже слышал Рогволд, правда, на этот раз в нем прозвучала нотка безумия. Встряхнув волосами, густо засыпанными пылью и щепками, Инга следующим жестом выбила камнем одну из решеток.

Однако вместо старика-звездочета из пролома вырвалась растрепанная девица. Но не успела вчерашняя узница сделать и пяти шагов к Инге, как та взмахнула рукой.

Удар невидимой руки отшвырнул узницу в сторону. В последний момент она успела уклониться, но не до конца. Удар прошелся вскользь, оставив на правой скуле кровавую рану. В следующий момент узница атаковала.

И как атаковала! Кувырок вперед, прыжок в сторону, и две девицы сшиблись в рукопашной схватке. Винт взглядом знатока определил, что пленница некромантов из клана Феникса. Да, у нее внешность и телосложение девицы из племени русов, но дерется она явно не по-русски. Дерется, как дрались мастера из клана Феникса. У нее не было вытянутой, прямой стойки Журавля, перемещалась она не как Тигр и удары руками наносила не как Змея, Дракон тоже не подходил под стиль ее боя. А сложенные клювом пальцы с длинными ногтями выдавали ее с головой — Феникс!

Инге пришлось солоно. Всю свою силу она черпала в магии, хорошей для боя на расстоянии, а вот в рукопашном бою она оказалась явно не на высоте. Правда, держалась Инга достойно, ловко ставила блоки, раз грамотно ударила противницу локтем в бок, но все ее успехи на этом и закончились. Пусть пленница некромантов была ниже Инги почти на голову и легче на добрых полпуда, но она неумолимо зажимала Ингу в угол.

Рогволд не знал, кому из девушек он желает победы. Единственное, что понял сын старосты, так это то, что Ингу нужно брать живой для дальнейшего допроса. Умные мысли приходят в умные головы одновременно — ни орк, ни Карим-Те, ни ведьмак в схватку не лезли. Только когда Инга оказалась зажатой в угол и на нее посыпались удары, Урук шагнул вперед, стремясь не допустить убийства.

Слабо охнув, Инга осела на пол у стены под непрекращающимся градом ударов светловолосой. Но стоило орку приблизиться к ним, как светловолосая с диким криком бросилась на Урука, оставив бесчувственную Ингу лежать на полу. Орк не обнажал оружия, дрался спокойно, не было ни мелькания рук, способного заморочить голову кому угодно, ни красивых ударов ногами, которые пыталась провести его противница. Все атаки пленницы некромантов вязли в его немудреной защите.

Он ловко уклонялся от ударов, вращаясь вокруг себя и своей противницы. Со стороны это напоминало нападение птицы на вихрь, и вихрем этим был Урук. Наконец он открылся, в последний момент перехватил руку и, крутанув светловолосую вокруг себя, запустил ее в полет, закончившийся смачным ударом ее тела об стену подземелья.

Но Инга оказалась непроста, придя в себя, она грамотно воспользовалась ситуацией. В момент броска орка она резко вскочила на ноги и метнула перед собой маленький кувшинчик. От удара об пол кувшинчик взорвался, странное облачко накрыло Урука и его противницу, окутав обоих мельчайшей пылью, заставившей истошно кашлять. В следующий миг Инга легко взбежала вверх по отвесной стене, оттолкнувшись от нее ногами, ухватилась за обломки решетки в проломленной ею отдушине и, подтянувшись, скрылась в ней. Бой был окончен.

Пыль из кувшинчика быстро осела, но Урук и пленница продолжали кашлять. Из глаз у обоих катился водопад слез. Подскочивший к ним Винт бросился промывать орку глаза из своей фляги. Нганга последовал его примеру, неторопливо подошел к противнице орка и начал промывать ей глаза, приговаривая: — Девюшка, глазки не три, сейчас промоем, и будет хорошо. А будешь тереть — нехорошо будет.

Только спустя полчаса кашель и слезы прекратили сотрясать пострадавших от зелья. Винт успел объяснить Рогволду, что эту смесь используют ловкачи Ашура, и входят в нее трубочное зелье, иначе именуемое табаком, перец и чай. Все это растирается в мельчайшую пыль и надолго выводит из строя стражника. Достаточно бросить в лицо щепоть — и готово дело, минимум полчаса кашля и слез. А если по незнанию пострадавший начинает глаза тереть, то может и глаз лишиться.

В голове у Рогволда мелькнула шальная мысль и, отведя ведьмака в сторону, он ему шепнул свое предложение: — Слушай, Винт, а у тебя с собой есть этот порошок? Если есть, то можно его сыпануть на стражей, когда они жезл из хранилища потащат, или в само хранилище через вытяжку сыпануть. И бери жезл голыми руками!

Идея пришлась ведьмаку по вкусу. Винт сжал руку Рогволда и с уважением глянул на руса. Но вначале было нужно отыскать способ открыть решетки и найти наконец звездочета. Этот вопрос прояснила пленница. Все еще кашляя, она любезно поведала о том, что решетки отпираются специальными рычагами, которые находятся за соседней дверью. О самом Гостомысле она ничего не знала, но там же должна быть и грамотка, в которой было написано, где какой узник сидит. Любезность девушки, назвавшейся заморским именем Кетрин, объяснялась ножом нганги у горла и связанными руками. Руки ей связал все тот же Карим-Те, рассудивший, что пока они ищут старика, Кетрин сможет наделать глупостей.

Винт тотчас приступил к взлому двери. Замок быстро поддался хитрой железке в руке ведьмака. Пленница не солгала — всю противоположную стену горницы занимали маленькие рычаги. В грамотке значилось, что Гостомысл находится в двадцать второй клети, в аккурат напротив ниши Кетрин. На рычагах не было никаких надписей, но Винт с первого раза открыл нужную нишу.

Гостомысл лежал прямо на разлагающихся телах. Руки старика были вывернуты в плечах после пыток на дыбе. Он был без сознания и напоминал труп. Все его тело представляло сплошную рану, и было удивительно, что сердце старца-звездочета еще бьется. Когда его бережно вынесли из темницы, нганга приступил к лечению.

Но все усилия Карим-Те оказались напрасны. Старик на миг пришел в сознание, и бледные губы прошептали: — Колдун с Юга. Ты долго шел.

После чего он вновь впал в забытье. Рогволд склонился над ним, и когда через несколько минут Гостомысл вновь пришел в себя, рус быстро проговорил условные слова, которые ему дал Филин. Старик понял Рогволда, губы его шевельнулись в последний раз: — Поздно, спроси у волхва Светозара.

Потрясенная четверка стояла над мертвым телом старика Смерть успокоила Гостомысла, черты лица стали строже. Казалось, годы отступили назад, разгладились морщины, но взгляд мертвых глаз стал еще тверже, еще несгибаемей. И лицо мудреца стало лицом воина. Воина, жившего, когда подобает жить, и умирающего, когда подобает умереть. Перед лицом такой смерти затихла, замерла Кетрин, до того пытающаяся избавиться от веревок, пользуясь тем, что все сгрудились рядом с Гостомыслом.

Нужно было достойно похоронить умершего. Вернее, умерших рядом — со звездочетом на каменный пол коридора положили пятерых мертвецов из его камеры. Рогволд закрыл Гостомыслу глаза и начал молиться Роду, прося его принять душу ушедшего в Ирий и оградить в пути от слуг Чернобога. Карим-Те, порывшись в своем мешке, извлек сверток, который положил на грудь старика.

Они отошли обратно к лестнице, и нганга уже поднял руку, готовясь начать свое волшебство, но возникла небольшая заминка по вине

Кетрин. Винт разрезал веревки на ее руках и скомандовал: — Уходи!

Но, как говорили в Ашуре, у хорошего человека всегда найдется пара слов.

— Я так понимаю, что вам нужно это. — Тут девица достала из-за пазухи похищенные Ингой свитки с картой подземелий. И, несмотря на всеобщее изумление, Кетрин бойко продолжила: — Иначе зачем вам гнаться за этой сучкой? Я сейчас.

Она подошла к одному из убитых и достала из-за голенища рваного сапога кусок бересты, на котором красовался план подземелья некромантов. Вернувшись с ним к ничего не понимающей четверке, Кетрин без стеснения начала сравнивать бересту с картой, полученной Винтом от графа Гуго.

Пока его спутники оторопело переглядывались, Винт наконец понял, кого они освободили из темницы. Вернее, не они, а Инга, но суть от этого не менялась. О Катрусе, как ее звали подельники и городская стража, в городе ходила не одна легенда.

Лихая атаманша славилась как грабежами на дорогах, так и дерзкими кражами. Впрочем, слово свое она, в отличие от многих, держала и долги платила. А чем платить, золотом или кинжалом — ей было без разницы. Когда у покойного Абдуллы, торговца коврами, возникли проблемы с начальником городской стражи, то начальник стражи и двух дней не прожил. Пришлось дерзкой атаманше бежать из города и заняться грабежами на большой дороге. Гильдия Ловкачей такого беспредела не прощает, но Каруся свой долг перед Абдуллой выполнила.

Винт знал историю жизни Кетрин. Двадцать пять лет жила на свете отчаянная атаманша, но история ее жизни могла составить толстенную летопись. Много дорог было в ее жизни, дорог, не выстланных бархатом, не усыпанных розами. Много дорог, и все вели русоволосую воительницу через смерть. Плохие времена, хорошие времена — все перемешалось в ее жизни.

Отцом Кетрин был ханьский купец Ван Хо, Третий Хо, как звали его в Ханьском квартале. Славился молодой купец на весь квартал воинским искусством и сыновней почтительностью. Как все его почтенное семейство, принадлежал Ван Хо к клану Фениксов, среди учителей которого славился его отец, Ли Хо.

Да и талантом купеческим Яшмовый Владыка не обделил Ван Хо. Куда ни поедет по торговым делам, везде добра полные рукава. Из одной такой поездки и привез с собой жену-славянку по имени Мирослава, несмотря на то, что давно был обручен с дочерью богатого купца из семьи Вань. Первый и последний раз нарушил Ван Хо волю отца.

Крутой нрав имел старый Ли Хо, славился упрямством да вспыльчивостью. В гневе выгнал из дома старый отец сына с беременной женой, но вскоре поостыл, сменил гнев на милость, принял обратно, не желая позора на свой род. Негоже почтенному человеку при живом сыне завещать добро родичам жены.

Родила Мирослава девочку, нарекла именем Кетрин в память о кормилице своей. Ничего не сказал ее муж, промолчал и старый Ли, глава рода. Хотел внука Ли Хо, но вскоре всем сердцем прикипел к внучке. Баловал, но и про науку не забывал. Вопреки всем законам начал учить с двух лет воинским искусствам да фехтованию, благо меч Цзянь и младенец в руках удержит. А когда выяснил старик, что внучка его в ратном деле обоерукая, совсем обрадовался, начал парному мечу учить.

Умер от чумы веселый купец Ван Хо, любящий муж и отец, когда Кетрин пяти лет не исполнилось, а через месяц кто-то из родственников отравил мать. После смерти сына, вопреки обычаю, отдал дедушка Ли внучке меч сына, стал старый мастер Ли Хо ей отцом и матерью на десять лет.

Быстро же они пролетели, эти десять лет, и когда умер старый Ли Хо, по завету его половину дома и добра отошло Кетрин. Но не дремали родичи, и племянник Чжан, ставший новым главой рода, взял Кетрин себе в наложницы, захватив ее долю наследства.

Вошла девица, да только не в дом мужа, а в притон с гулящими девицами, по-ханьски именуемыми певичками. Держал такой притон Чжан Хо, а кроме него еще и две опиомокурильни. Начал племянник со всей своей родней после смерти Ли Хо подсчитывать деньги да плетью и палкой приучать Кетрин к ремеслу певички.

Но не вышло. Ненастной ночью забулькал перерезанным горлом пьяный Чжан Хо. Взяла в руки Кетрин мечи Цзянь деда и отца, закинула за спину торбу с серебром и вышла за ворота на все четыре стороны. Хорошо ей была видна дорога от света подожженной усадьбы семьи Хо. Навсегда высохли слезы ее от того пламени. Кончились вскоре деньги, и остались у нее из добра искусство воинское, да мечи наследственные, да слово верное.

Ходила она по дорогам где каравану охранницей, где каравану погибелью. Собрала вокруг себя два десятка молодцов и начала жить лихим промыслом. Правда, до душегубства редко доходило, вызывала Кетрин старшего охранника на бой, не до смерти, а до крови первой. Когда проигрывал старшой единоборство, брала с каравана десятину себе и бойцам своим. И в память об отце никогда не трогала купцов ханьских.

Лазила со своими бойцами по старым подземельям, искала в городах заброшенных клады да лихим набегом брала добычу с караванов. И с добычи той не платила ни Богу, ни черту, ни графу Гуго.

Поговаривали, что единственным местом, где не ступала нога ее удальцов, были подземелья некромантов. Теперь Винт не сомневался, что атаманша решила исправить свое упущение, но фарта не хватило, и попалась она вместе с пятеркой своих бойцов как кур в ощип. Но даже теперь, в темнице, во время драки, она ухитрилась выкрасть карту подземелий у Инги.

Разобравшись с картой, Кетрин тряхнула головой, стряхивая пыль и песок со своих светлых волос, и протянула карту: — За карты мы в расчете. За темницу я вам должна. Будут проблемы, обращайтесь али весть пришлите. Не поминайте лихом.

Кетрин скрылась на лестнице, только Рогволд все смотрел ей вслед. У сурового охотника, непонятно отчего, щемило сердце. Сын старосты знал, что после смерти старика некому указать им дорогу. Некому?

Рус понял, что сказал старый звездочет. Но сейчас было не время для беседы, надо достойно проводить души уходящих. Сын старосты не мог понять другого, отчего он хочет вновь видеть светловолосую атаманшу…

Медленно поднял ладони нганга, медленно и тихо, в четверть голоса, начали Рогволд и Ратибор похоронную песнь. Пакет на груди звездочета Гостомысла задымился, потом тела убитых скрыла стена пламени. В гневном вое и стоне огня уходили к Роду души погибших в подземельях ордена Некромантов.

Когда пламя исчезло, из каменных коридоров резко потянуло ветром. И странным был этот ветер просторов Руси, подхвативший прах уходящих и вынесший его прочь из могильного мрака подземелий.

— Братья, — обратился Рогволд к своим спутникам, — есть разговор Мы проводили павших Долг не может ждать, нам надо посоветоваться, как мы будем добывать жезл, куда пролягут наши

дороги.

— Мы? — приподнял вопросительно бровь Карим-Те. — Ты говоришь мы, почтенный Рогволд, идущий на Перевал Странников?

— Именно мы, — поддержал руса Урук, — только вместе мы сможем добыть жезл. Кстати, у меня есть неплохой план…

— План есть и у меня, — перебил орка Винт, — и у Рогволда, и у Карим-Те.

— Прекрасно, — подхватил Рогволд, — для дела будет лучше, если мы объединим наши планы, а уже там будем смотреть, что нам подходит, а что нет — Да будет так, — наклонил голову Ратибор, ведьмак по прозвищу Винт — И пусть мы не смогли узнать дорогу на Перевал, мы сможем хорошо отомстить некромантам за все, — подытожил Урук.

Глава 18. БАЛАГАН ОДНОГО ГРАФА

В зале царил жар от океана горящих свечей Статный седовласый воин в одеждах из черного бархата, допив вино, пошатнулся Серебряный кубок опустился вниз. Капли вина, подобно крови, упали на пол из белого дерева. Пальцы воина, усыпанные драгоценными перстнями, безвольно разжались. Звон кубка, выпавшего из внезапно ослабшей руки, прозвучал подобно колоколу С мягким шорохом воин опустился на пол, прямо под сапоги одетого в лиловый шелк вельможи, минуту назад угощавшего воина вином.

Вельможа посмотрел на закатившиеся глаза воина и вылил вино из своего кубка прямо ему в лицо. После чего заговорил сам с собой, медленно отыскивая нужные слова, медленно, как идет по незнакомым палатам слепец. И так, как слепой ощупывает стены и ищет преграду на своем пути, так и язык вельможи искал нужные слова в темных закутках мыслей и памяти. Искал и находил.

Вот он который все искал свою корону Или не свою? К чему тогда бесцельные сомненья, Ведущие неведомо куда? Я цель свершил, свершилось вероломство, И дело сделано, При имени моем враги трепещут в страхе. Настал теперь момент Подумать, кто получит корону. Робер иль Эдуар? Судьба мудра, И вот настал момент, Когда судьбе Угоден буду я на славном троне!

Мысли вельможи оказались прерваны приходом двух юношей, почти отроков, в богатых одеждах. На шеях отроков массивные золотые цепи, одежда изукрашена золотым шитьем и драгоценными камнями. Но осанка юношей горда, их шеи не сгибаются под тяжестью золота. В глазах обоих нервный блеск. Вельможа повернулся лицом к юношам и громко, с интонациями верноподданного, закончил свою речь:

О, милые друзья седого старика, Робер и Эдуард! Свершилось, враг повержен. Теперь златой престол отца По праву ваш! Иль это не чудесно, Что на престол воссядут сыновья, Спасенные в годину страшных бедствий. Почтительным слугой…

Граф Гуго лениво отхлебнул из кубка темное пиво и в раздражении покосился на деревянный помост. Невиданные лицедеи не радовали, так же как не радовал блеск фальшивого золота на их костюмах. Его Светлость любил шутов и балаганы своей родины. Действо, разыгрываемое ныне перед графом, написал некий школяр-недоучка, надеявшийся на милость гордого аристократа. Правда, называлась мистерия достаточно двусмысленно: «Яд и Корона, или Повесть о благородном и грозном синьоре Менском». Сейчас бледный школяр, замерший за полотняным занавесом, не сводил с графа глаз.

«Нравится или нет? И если нравится, то сколько денег даст? — лихорадочно размышлял школяр. — Может, даст такие деньги, что и лавку можно будет открыть. А может, денег хватит кабак с девочками открыть. Должен же он оценить, как я его прославляю. Да за такую хвалу и трех кошелей золота не хватит! Ну, теперь все, прощай проклятая бедность, заведу себе трех жен и пяток рабынь прикуплю!»

После того как действо закончится, он и впрямь получит два кошеля золота. Дорого ценит граф свою честь и славу. Так дорого, что двое графских слуг прирежут школяра следующей ночью. Негоже мелким людишкам судить о господах и их делах. Сегодня прославляют, а завтра бунтовать еще вздумают.

Вот и лежи, школяр, в гробу из хорошего дерева, купленном на графские деньги. И весь город будет знать о том, как зарезали тебя враги Его Светлости. Не найдут на твоем теле графского золота. Вот такая тебе графская милость выпала, писака.

Пока же школяр продолжал с надеждой смотреть на графа Гуго. На тонких, аристократических чертах графского лица застыла вежливая улыбка. Но сейчас меньше всего Его Светлость занимали лицедеи на помосте. Граф напряженно размышлял, и выводы, к которым он приходил, не радовали графа Гуго. С недавних пор мало что радовало Его Светлость.

Даже сейчас невольно перед глазами графа вставал завтрашний или послезавтрашний день, когда кровавый круговорот захлестнет ашурские улицы. Как наяву граф видел рвущийся к городским воротам окровавленный клубок, застилающий улицу телами убитых. Страшно будут умирать его люди, щедро лить свою кровь в схватке с дружиной ведьмаков, владык Чернолесья. Лихо будет драться поредевшая ведьмачья сотня, лихо, не прося пощады и не давая ее никому.

Граф Гуго поморщился, представив, сколько обученных дружинников ляжет в бою с ведьмаками. Преданность — товар редкий в Ашуре, и придется отправить на верную гибель лучших воинов. Люто дерутся дружинники Черного Леса, демонам впору так владеть мечами. Да и магия ведьмаков соберет свою смертную жатву. Но не было выбора у графа: если не перебить ведьмачье посольство и вместе с некромантами не двинуться на Чернолесье, то будет поздно.

Сильны ведьмаки, но и против них нашлась сила. Двинутся легионы мертвяков со всех окрестных кладбищ, послушные воле некромантов. Павшие в неравных боях, ведьмаки станут пополнением в армии мертвецов. И когда сойдутся в решающем бою рати ордена Некромантов и дружины Черного Леса, только боги знают, кто выйдет победителем.

Для победителя уже припасена подходящая ловушка. А когда ни ведьмаков, ни проклятых чародеев не останется, взойдет на престол Его Светлость граф Гуго. Станет королем благородный граф, и горе всем непокорным. На земле и на небесах не уйти им от королевского гнева.

Бог на его стороне, это граф знал точно. Не зря вот уже три дня легат Римского Папы тайно прибыл в Ашур. Давно договорился граф с посланцами Рима о своей коронации.

Святая Церковь не забывает обид. Не забывает, как верных ее слуг с позором изгнали из города проклятые колдуны, слуги Сатаны. За все надо платить. Флот с солдатами Христа уже двигался к Ашуру. По слову Папы нашили на одежды кресты бароны и рыцари с большой дороги, желающие обрести богатство и новые земли.

Далеко разнеслась слава о богатом торговом городе Ашуре. Да и граница Руси недалеко. Подкопив силу, можно будет не только Черный Лес, а и всю Русь подчинить. Не зря говорили сладкоголосые посланцы Рима о язычниках, веры истинной не знавших: «Зверей сих бешеных надлежит держать в страхе Божьем, повелевая ими не иначе как огнем и мечом!»

Богаты русские земли, богаты хлебом, ремеслами, торговлей. И по слову Папы двинулись воины Христа добывать себе небесное царство.

Как раз оно интересовало их меньше всего. Богатые земли для царства земного, золото и рабыни — вот чего желали они. Медленно плыли корабли, и в кости проигрывали благородные рыцари свои будущие замки и баронства.

Лишь на первом из кораблей не играли и не пили вино. Плыли на нем псы Господа, посланные искоренить веру русов. Мудры были посланцы Рима, знающие, что принявший веру рабов станет рабом и рабами будут дети его.

Разносились над водой звуки органа, и будущие владыки Руси преклоняли колена перед своими владыками. Не было на посланцах Рима шелка и бархата, даже митры епископов томились в сундуках. Ризы из грубой ткани и пояса-веревки из верблюжьей шерсти носили псы Божий. Низко склонялись одетые в шелка рыцари перед своими наставниками.

Месяц в пути провели они, и еще полтора месяца пути оставалось до Ашура. Ждали монахи голубей от папского легата в Ашуре. Лишь получив весть от него, двинутся рати на беззащитный город. Дружинники графа отворят ворота и помогут Христову воинству вырезать непокорных горожан. После этого уцелевших жителей ждет обряд крещения, а графа Гуго — коронация. Прост был план Бартоломео Каэтани, легата его святейшества Адриана. Весь вольный край станет вотчиной нового короля, а король смиренным слугой Святейшего Престола.

Не знал только Бартоломее Каэтани, будущий кардинал всея Руси, что в планах его имеется маленькая неточность и что его судьбу эта неточность безвременно обрывала. Не понимал Каэтани, что скорее сдохнет, как собака, граф Гуго, чем станет верным слугой какого-то кардинала, от имени Папы указывающего, как править королю Гуго.

Будущий король уже приготовил для будущего кардинала достойное место для погребения. Во избежание кривотолков умереть Бартоломео был должен не от рук убийц, подосланных некромантами, а от болезни. В коллекции графа имелись различные яды, приводящие к отсроченной смерти, но граф колебался. Идеальным было бы отравление кардинала на пиру победителей, у стен захваченного Ашура. Пир должны были устроить предводители Христова воинства, и граф, как будущий король Ашура, должен был на нем присутствовать.

По мысли графа, после смерти кардинала двое епископов, приплывших в Ашур вместе с войском, немедленно начнут выяснять, кто из них достоин занять пост умершего. Наиболее послушного граф планировал поддержать и назначить своей властью архиепископом своего королевства. Ну а утвердит нового владыку Рим или нет — дело десятое.

Войску баронов нет смысла сидеть у города, где граф предусмотрительно начал строить терема для знатных рыцарей. Конечно, наиболее знатные синьоры остановятся прямо в городе, но остальных рыцарей Его Светлость решил в город не допускать, опасаясь заговора.

Именно опасаясь заговора, граф не хотел идти на пир победителей. Можно будет «заболеть», направив на пир одного из своих воевод и группу поваров и слуг. Это облегчит задачу по отравлению Бартоломео Каэтани, а то, что он помер, встав от трапезы благородных рыцарей, лишь упрочит позиции графа и внесет раскол среди его врагов. Если поверят в то, что кардинал помер от болезни — хорошо.

Не поверят — еще лучше. Появится чудный повод для их обвинения в отравлении божьего человека. И пусть попробуют доказать обратное, стоя под стенами и грозя кулаками графским лучникам. Под стрелами долго не погрозишь. Да и в городе неугодных графу рыцарей можно будет под шумок перебить. Народ доволен будет, и станет король защитником города от проклятых врагов…

Длились графские мысли, и длилось действо на помосте. Лицедеи продолжали читать вирши, захватив внимание зала. Поэтому, когда к графу начал пробираться один из доверенных слуг в одеждах, украшенных графским гербом и богатой

серебряной вышивкой, кое-кто из зрителей на чал шикать на слугу. Тем не менее слуга продолжил свой путь сквозь лавки и наконец до брался до графского кресла.

С той же любезной полуулыбкой граф Гуго повернул к слуге голову. Наклонившись к светлейшему уху, слуга взволнованно зашептал: — Ваша светлость, дурные вести. Караван Али-бея разбойники разграбили. И не просто разграбили, перебили почти всех. Городская стража к полю боя еле успела. Говорят, — тут слуга еще ниже склонился к графскому уху и еще тише зашептал, — напали на караван люди Паленого Ганса. Сам Ганс погиб. Там, в караване, русы из Черного Леса в Багдад ехали, так они его в куски и покрошили. Там еще десяток раненых разбойников оставался, так стражи всех добили. В полон никто не сдался, зубами стражников рвали. Стражи говорят, явно разбойнички умом тронулись. Из всего каравана купеческого в живых лишь трое русов израненных осталось. Все в добром доспехе, с мечами. Явно в Багдад от ведьмаков тайные посланцы ехали.

Лицо графа Гуго осталось неподвижным, не дрогнул ни один мускул. Со стороны могло показаться, что слуга сообщает ему о том, как разбили на кухне пару мисок. Но внутри граф был вне себя. И Ганс, прозванный своими дружками Паленым, и караван-баши Алибея были слугами графа, отчислявшими ему долю прибыли. Половина ашурских караван-баши платила за безопасность своих дорог графу Гуго. И почти все разбойники, грабящие караваны на дорогах к городу, также платили за покровительство.

Кивком отпустив слугу, граф задумался: «Что могло заставить разбойников напасть на его караван? Деньги отпадали сразу, нет таких богачей. А если бы и нашелся глупец, желавший нанять для своих целей Ганса сотоварищи, то разговор был бы коротким. Нет, деньги бы разбойники взяли с превеликой охотой. Правда, потом заказчика бы на куски порвали. Двойная выгода: никто не орет, что деньги дал, а заказ не выполнен — это раз. Ну а два, что под пыткой такой заказчик быстренько расскажет, где остальные денежки зарыты. Двойная польза и двойная выгода. Нет, деньги тут отпадали сразу! И потом, почему стражникам живыми разбойнички не дались? Ведь они отлично знали, что за полсотни монет дома к вечеру будут. Так нет, дрались со стражей до последнего, зубами глотки рвали. И добились своего — погибли, не разбойники с большой дороги, а герои нашего времени. А на такое разбойный люд могло подвигнуть только одно: магия!»

Граф отлично знал и Ганса, и его работничков. При первом намеке на достойное сопротивление отважные грабители пускались наутек, думая лишь о своей шкуре. Тут же люди Ганса поперли на охрану каравана и группу вооруженных воинов из Черного Леса в полном доспехе. Понятно, что подобная храбрость, а вернее сказать, дурость была вызвана чарами мага.

«Главное — это понять, что было нужно тому, кто наложил чары на разбойников, — размышлял граф. — Нужно было остановить караван или добыть что-то в поклаже русов. Воины из Черного Леса просто так не путешествуют в Багдад. При них могла быть грамотка или ценный магический предмет. Только это могло заставить неведомого мага использовать чары. Силы у него явно немного, иначе бы он сам схватился с ведьмаками, а не накладывал чары на разбойников. Значит, начинающий маг или слабая ведьма. ВЕДЬМА!»

Графа Гуго пробил холодный пот. «Ведьма! Это же объясняет все! Ведьма с острова Авалон узнала о посланцах Филина! Пока ведьмаки ловят ее в Ашуре, она не рискнет показаться в городе и убить меня! Ведьмаки не спускают с меня глаз, мешают ей подобраться, а с охраной она не хочет связываться. Наверное, ей запретили ссориться с ведьмаками, или она решила сделать проще, поссорив своих врагов. Теперь Филину сообщат о нападении на караван и гибели его людей. Ведьмак отзовет дружину, и ведьма спокойно добьется своего, не рассорившись с ведьмаками».

Графа Гуго охватила паника, колени внезапно задрожали. Только то, что он сидел в кресле, спасло Его Светлость от неминуемого падения, стоя, граф бы не удержался и упал от дрожи в ногах. Первый раз за последние тридцать, нет, сорок лет графа Гуго, одного из самых влиятельных граждан Ашура, охватило чувство бессилия. И не только бессилия, а самого настоящего страха.

Ему показалось, что сама судьба смеется над ним, поманив надеждой на столь близкое свершение всех его планов. Даже явление ведьмы не вызвало такого ужаса. Страх, да, но ведь только дураки не боятся ничего. А граф Гуго считал себя умным человеком и свято верил своим страхам. Теперь вся надежда была на ведьмачью дружину, на то, что Редрик не бросит его в Ашуре.

«Вчера я попросил его поклясться в этом, — вспомнил граф, — и он это сделал. Я хотел, чтобы наследник Филина задержался в городе и погиб вместе со своими дружинниками. Или, чем черт не шутит, стал бы моим заложником. Имея в заложниках сына Вершигоры, можно делать великие дела. Теперь же его клятва — моя последняя надежда.

Впрочем, — подумалось графу, — я рано начал переживать. До тех пор пока ведьма жива и на свободе, мне всеми силами необходимо поддерживать добрый мир с ведьмаками. Охоту на ведьмаков в городе придется отложить на время. Правда, флот баронов придет через месяц, а за это время ведьмаки и некроманты должны перебить друг друга. Теперь же, если флот придет, а все останется так, как есть, то на меня ополчатся все, а некроманты просто меня убьют, невзирая на ведьмачью охрану.

Потом некроманты захватят власть в городе, пользуясь моей гибелью. Ведьмаки этого не потерпят, выбьют некромантов из города и сделают Ашур своей столицей. Но мне от этого не будет легче. Нужно отсрочить приход в город войск баронов, но так, чтобы никто ничего не заподозрил…»

На помосте величественный вельможа дочитал свой финальный монолог над телами принцев, погибших от мечей мятежных баронов. Закончив чтение, вельможа гордым шагом удалился со сцены в изгнание. Через минуту он вернулся вместе с другими лицедеями и низко поклонился почтеннейшей публике. Зал встал, громкие аплодисменты заставили содрогнуться стены, но только один человек сидел, глядя невидящими глазами в одну точку. Наконец граф отвлекся от своих мыслей и обратил внимание на окружающий мир.

Направленные на него со всех сторон взгляды бесили, шум отвлекал от идеи, которая уже почти пришла в голову. Его Светлость расправил плечи, шепнув себе: «Ну что, продолжим играть свою роль».

— Великолепно, почтенные, — обратился граф к непривыкшим к подобному обращению лицедеям, — я вспомнил старые времена и на миг оказался в прошлом. Прошу меня простить.

Сделав достойный жест, граф Гуго изящно бросил на помост полный золота кошель. Минуту спустя на сцену обрушился дождь из монет. Пораженные подобной щедростью, оторопевшие лицедеи раскланивались во все стороны. Один из слуг графа в сопровождении двоих громил в весьма плохо сидящих на них одеждах графских слуг протолкался к школяру, так и застывшему, глядя на графа

Два кошеля, туго набитые золотом, перешли из рук в руки. Не обращая внимания на взгляды сопровождавших слугу громил, автор мистерии низко поклонился слуге, по достоинству оценив вес золота. После этого школяр вскочил на помост и, заметив, что граф еще не ушел, заорал: — Виват! Виват графу Гуго Великолепному!

Всем своим видом юнец призывал последовать его примеру, и зал подхватил его клич. Граф улыбнулся при виде столь простодушного восторга и тихо сказал успевшему подойти к нему слуге: — Проследи, чтоб без мучений.

После чего благородный синьор величественной походкой покинул зал.

По пути к своей повозке, на зависть всему городу щедро украшенной золотом и самоцветными камнями, на глаза графу попалась пара крыс. Серые грызуны деловито обгрызали лицо лежащего у стены бедолаги, прошлой ночью подавившегося чужим ножом. При виде крыс граф Гуго дополнил указание слуге.

— И чтобы крысы его не объели. Пусть в гробу красивым будет. И дашь его родне еще столько же, сколько ему сегодня выдал Я проверю. Ты понял?

— Да, — подтвердил слуга, склонясь в низком поклоне, — столько же, и никаких крыс.

— Именно, — подтвердил Его Светлость. — Погоди, дружок. — Тут граф хлопнул себя по лбу, после чего снял с мизинца золотой перстень и протянул его оторопевшему от такой щедрости слуге. — Возьми-ка, дружок, за верную службу. Твоя болтовня меня на дельную мысль навела, такая мысль дорогого стоит, — проговорил граф. — Именно крысы. И хватит меня благодарить. Найди-ка мне лекаря Константинуса да пошли слуг, пусть пару дохлых крыс найдут. И не загрызенных котами, а таких, чтоб сами сдохли. Понял меня?

— Как не понять, сделаем, премного благодарны, ваша светлость, — забормотал непрекращавший низко кланяться, окончательно сбитый с толку слуга. — Пусть ваша светлость не тревожится, все сделаем в лучшем виде.

Граф загрузился в повозку и, не обращая внимания на поклоны и лепет слуги, бросил кучеру: — Трогай!

Только спустя добрых два часа у тайной калитки в графское поместье появился слуга вместе с лекарем Константинусом. Караул, состоявший из четырех дружинников из ведьмачьей дружины под началом десятника, не смог сдержать улыбок при виде лекаря.

И впрямь лекарь Константинус славился на весь город как своим длинным носом, так и своим аппетитом. Завтрак светила ашурской медицины обычно состоял из котелка кашки, жареного гуся, пары кувшинов пива, пары буханок хлеба и кувшина вина. Где-то через час лекарь начинал размышлять о том, чем бы перекусить перед обедом. Ну а после того, как однажды Константинус выиграл спор, умяв за два часа половину жареного кабана, его авторитет среди городских обжор поднялся на невероятную высоту. Одежда только подчеркивала лекарский живот и исполинскую задницу. Шальвар Константинус не носил принципиально, но ткани в его обтягивающих штанах могло хватить на пошив палатки. Только размер его носа мог соперничать с огромным животом. Сам лекарь обожал по поводу и без повода цитировать две свои любимые поговорки: «Здорового человека должно быть много»и «Тому виднее, у кого нос длиннее». Несмотря на все это, Константинус не без успеха пользовал своих пациентов и славился на весь город в лечении самых страшных болезней. Кроме этого, он великолепно разбирался в ядах и свой день начинал не с завтрака, а с приучения себя к яду. Как и в еде, его успехи были неоспоримы: каждое утро лекарь сорок раз лизал кусок мышьяка.

С графом Константинуса связывало многое, их знакомство началось на корабле, доставившем обоих в Ашур. В дороге граф приболел, и, поставив его на ноги, хитрый армянин, выдающий себя за грека, начал беседовать с ним о ядах. Двое нищих эмигрантов мигом нашли общий язык, тем более что, не имея денег, граф открыл лекарю некоторые секреты приготовления ядов. Константинус не остался в долгу, и в Ашур они приехали почти друзьями.

Лекарь пользовал графа и в дальнейшем, когда же граф разбогател, то он отправил лукавому армянину увесистый кошель золота в благодарность за те дни, когда лекарь бесплатно лечил нищего эмигранта. К удивлению графа и его молодой жены Эльзочки, не понимавших, как можно отказываться от денег, вечером лекарь вернул кошель обратно. Никто не знает, о чем беседовали в тот вечер лекарь и граф, волей судьбы ставший зятем первого ашурского богача.

С тех самых пор два, а то и три раза в неделю графские слуги доставляли корзины с провизией и вином на улицу Сорока Повешенных. Эти дары Константинус принимал охотно и, в свою очередь, часто ходил в гости к графу со всякими вкусностями. С графом лекарь играл в шахматы и рассказывал случаи из своей богатой практики. Жену графа Константинус лечить отказывался, объясняя это тем, что в женских хворях не разбирается.

— Вот, скажем, колотые или рубленые раны, или яд, или холера с чумой, — говорил лекарь, — вот это ко мне, добро пожаловать. Тут мне виднее, — и стены графского дома начинали дрожать от неистового хохота.

Ради своей практики лекарь не переезжал в приличный район, а продолжал жить среди нищих эмигрантов, воров и прочего лихого люда. В своем районе он славился как чудотворец, и те, кого общество отвергает, были готовы носить толстого лекаря на руках.

Он не был святым, лекарь Константинус, и иногда приторговывал ядами. Причем в подобных сделках его интересовало не золото, а возможность проверки в деле своих смертельных шедевров. Вывеской лекаря было изображение змеи и чаши, и это как нельзя лучше представляло его натуру. Про себя он говорил обычно так: «Хитер как змей и выпить не дурак!»

Теперь же вместе со слугой, тащившим за ним кожаный лекарский мешок и корзину, испускавшую зловоние на всю улицу, лекарь Константинус направлялся к графу Гуго.

По слову графского десятника ведьмаки-стражи пропустили удивительную парочку. Поднявшись вверх по узкой лестнице, лекарь оказался в графских покоях и, не дожидаясь явления графа Гуго, со стоном рухнул в кресло. Слуга обеспокоенно покосился на толстяка и закусил губу, стараясь не рассмеяться. Константинус и не думал стонать — стонало кресло.

Глава 19. ЧУМА И ЛЕКАРЬ

Минуты казались вечностью для стоявшего рядом со старой корзиной слуги. И было отчего: дохлые крысы воняли непереносимо, казалось, сам воздух комнаты превратился в зловоние. Гобелены, развешанные по стенам, кресла и ковер на полу — казалось, все навеки пропиталось вонью от серой падали.

Но вонь не действовала ни на лекаря Константинуса, ни на его аппетит. Рассевшийся в кресле толстяк успел придвинуть к себе маленький столик с фруктами в хрустальной вазе и изящным кувшинчиком вина и, невзирая на вонь, уже успел умять половину фруктов, сплевывая косточки от персиков и вишен прямо в хрустальную вазу.

Глядя на это зрелище, слуге стало по-настоящему дурно. Но лекарь хоть и любил выпить и закусить, но и по сторонам глядеть не забывал. Грех жаловаться, добрым человеком был Константинус, заметил, как позеленело лицо у графского лакея. Сытно рыгнув, он обратился к слуге: — Любезный, налей-ка мне еще немного вина в бокальчик. Все мое знание медицины говорит мне о том, что и тебе не повредит бокал вина. Давай не стой столбом, пошевеливайся!

Двигаясь как лунатик, слуга пересек комнату, подошел к шкафчику из заморского дерева, изукрашенному тончайшей резьбой. Из недр шкафчика явились два бокала, которые слуга не замедлил наполнить рубиновым вином. В мгновение ока Константинус осушил свой бокал и обратился к медленно тянущему вино слуге: — Допивай и повторим. Такое вино в кувшине оставлять преступление великое.

Залпом осушив бокал, слуга вновь наполнил бокалы, почувствовав, что от вина запах дохлых крыс начал досаждать намного меньше. К сожалению, лекарь вознамерился поговорить со своим случайным сотрапезником. Вернее, собутыльником — к моменту второго бокала вина в вазе из еды остались лишь косточки от фруктов и сладкие воспоминания. Константинус не терял времени зря.

— А скажи-ка мне, любезный, много ли такого вина в графских погребах? — поинтересовался лекарь. — Мыслю, что Его Светлость не откажет мне в еще одном кувшинчике. Божественное вино! Что за вкус, что за цвет, а главное, что за запах! Давно уже я столь приятно не проводил время.

Размышления Константинуса о прекрасном запахе оказались последней каплей. Нос слуги неожиданно вновь ощутил вонь от корзины, только уже десятикратную. Забыв приказ графа Гуго ни на шаг не отходить от дорогого гостя, лакей бросился прочь из горницы. Обед, до этого съеденный слугой, рвался наружу, зловоние от корзины с дохлыми крысами было нестерпимым, преодолеть внезапную тошноту было не в человеческих силах.

— Какой исполнительный молодой человек, — пробормотал себе под длинный нос Константинус, — какое внимание, какая забота, какой такт. Надеюсь, он мне быстро принесет второй кувшинчик вина. Но и этому добру не стоит пропадать.

С этими словами лекарь принялся сливать в свой бокал остатки вина из кувшина. За этим занятием застал его граф Гуго, и, надо заметить, застал весьма вовремя. Лекарь Константинус уже успел вылить последние капли вина в бокал и собирался посетить графскую кухню в поисках закуски посущественнее. Однако при виде графа мысли о маленьком и скромном полднике перед ужином вылетели из головы лекаря.

Кресло надсадно застонало. Туша Константинуса наконец выдралась из его тесных объятий и двинулась навстречу Его Светлости. Граф молниеносно почувствовал крысиный «аромат», поэтому поспешил подхватить под руку своего старого и единственного друга.

Но даже лекарь не знал всех замыслов графа. Четверо стражей встало у дверей, храня лежащий на полу черный лекарский мешок из прочной кожи и стоящую рядом старую корзину. А то, что лекарь не взял их с собой, было несущественно. Во время богатого ужина дохлые крысы не улучшат графский аппетит.

Перед ужином граф и лекарь имели доверенную беседу в графском кабинете. Константинус долго размышлял, услышав необычную просьбу графа. Было похоже, что на этот раз графу удалось удивить лекаря. Долго жил Константинус в Ашуре, но такой просьбы-заказа не слышал ни от кого. Даже подобная мысль не могла прийти в голову обычного человека. Лекарь еще раз взвесил возможные последствия и склонился перед графом в низком поклоне.

Теперь настал черед удивляться графу. Почти полвека они были знакомы, и впервые за все эти годы лекарь склонил перед ним спину, и склонил не как перед графом, а как перед королем. Граф Гуго верил лекарю, зная, что Константинуса интересуют не богатство и власть, а знания и возможность поговорить с человеком, умеющим мыслить.

Лекарь имел свой узкий круг знакомых, беседа с которыми была для него огромным удовольствием. Им он был готов оказать любую услугу. С остальными людьми Константинус был подчеркнуто вежлив, но не более. С его точки зрения, остальные люди были пустым местом.

Кроме графа, в этот узкий круг собеседников лекаря входили четыре человека. Лекарь Чжан Фен из Ханьского квартала, тридцать лет создающий свою систему боя без оружия. Звездочет Гостомысл, славившийся на весь город своими расчетами и знаниями о природе звезд и планет. Хранитель городского собрания книг Гай Юлиус, прославленный своей рассеянностью и невероятными знаниями. И ашурский палач Юсуф аль-Зебак, отчаянно увлекавшийся алхимией в свободное от казней и пыток время. И еще как увлекавшийся даже прозвище палача — аль-Зебак — обозначало ртуть.

Ни разу не пожалел граф Гуго о своих беседах с Константинусом, дававшим порой Его Светюсти весьма дельные советы. Никогда не упоминал лекарь в разговорах со своими собеседниками графских тайн. Ни разу не взял лекарь платы за свое искусство. Платой за лечение и советы мудрого армянина служила ответная услуга. И только.

Поначалу от поклона граф опешил, на секунду возникла мысль позвать стражу. Лекарь оказался излишне догадливым. Но по зрелому размышлению Его Светлость усмотрел выгоду в подобной догадливости Константинуса. Лекарь, несомненно, понял ход мыслей собеседника, но ни словом, ни жестом этого не показал Бестрепетно, всем своим видом выражая покорность графской воле. Такого Константинуса граф еще не видел, вместо лекаря перед Его Светлостью стоял искушенный царедворец.

Наконец граф Гуго прервал молчание, с любезной улыбкой обратившись к лысине, окруженной седыми волосами:

— Мой друг, думаю, это не нужно. Пусть кланяются пустые головы, способные лишь на это. Я рад, что мое предложение вам по душе.

Константинус распрямился и, скользнув по собеседнику маленькими, хитрыми глазками, растянул губы в улыбке: — Не только по душе, я счастлив помочь вашему величеству. Извините глупого старика, я хотел сказать — вашей светлости. Могу ручаться, что никто не заподозрит подмены. Только необходимо принять еще некоторые меры, потребуются люди для постов между кварталами. Посты должны выступить одновременно, перекрыв весь город. После этого в каждом квартале глашатай объявит указ о борьбе со случившейся напастью.

— Хорошо, — кивнул головой граф Гуго, — а мой постоялец узнает о случившемся от меня. Да и городские слухи подтвердят правдивость моих слов. С недавних пор мой постоялец стал… немного самоуверенным.

— Я могу сделать это вместе с вами, — вновь склонился в поклоне Константинус, — это сможет придать определенную достоверность непроверенным новостям. Кроме того, думаю, что все необходимое я смогу подготовить лишь к рассвету. Только мне потребуются не дохлые, а живые грызуны. Конечно, у меня живет парочка, но их будет мало. Этой ночью трое нищих доставят мне новую партию. Мне жаль, они отличные крысоловы, но боюсь, что утром мы сможем предъявить почтенному Каэтани не только трупы крыс.

Утром следующего дня легат его святейшества Адриана Бартоломео Каэтани стоял на утренней молитве, когда в отведенную ему горницу тихо постучали. Встав с колен и, отряхнув от пыли края серой ризы, легат подошел к двери.

На пороге стоял граф Гуго и неизвестный легату уродливый толстяк. Сделав небрежный жест в его сторону, Его Светлость отрывисто представил посланцу Рима своего спутника: — Это Константинус, лучший лекарь в городе. Он никогда не посмел бы и близко подойти к моему дворцу, если бы не одно обстоятельство. Впрочем, он все расскажет сам.

Лекарь сложил лодочкой руки на необъятном пузе и на коленях подполз к Бартоломео Каэтани. Посланец Папы небрежно благословил лекаря и вкрадчиво поинтересовался: — Что случилось, чадо? Поведай об этом слуге Господа.

Мысленно граф ухмыльнулся. Посланец Папы кутал худенькое тело в складках ризы, но торчавшая из ворота тонкая и длинная шея превращала легата в цыпленка. Да и тонкие волосы вокруг тонзуры на маленькой голове весьма напоминали цыплячий пух. Цыпленок в ризе, да и только.

Это сходство еще больше было заметно именно теперь, когда рядом с Каэтани на коленях стояла пивная бочка, на которую весьма походил Константинус. Более непохожих людей нужно было еще поискать.

От благословения хилой руки лекарь принялся хмыкать носом и причитать по-бабьи, благо Бог щедро наградил лекаря — было чем шмыгать. При этом Константинус заливался слезами и изо всех сил пытался поцеловать руку священника, всем своим видом выражая нерукотворную радость овечки от встречи с пастырем. Старательно изображал недоумка старый лекарь. И не просто недоумка, а крещенного покойным епископом Мартином, умершим в Ашуре лет тридцать назад. Вскоре после его смерти ведьмаки надавили на городской Совет, и миссию взашей вытурили из города.

Отлично играл свою роль старый лекарь, так играл, что папский посланец уверовал в явление заблудшей овечки. Не знай граф хитрого лекаря уже почти полвека, сам бы поверил. Но пауза слишком затянулась, Его Светлость решил поторопить вошедшего во вкус Константинуса.

— Слушай, лекарь, ты дело говори его преподобию, а не слезы лей от радости. Изложи нам все по порядку, не суетясь и во всех деталях.

В руках графа Гуго, как по волшебству, появился кошель с золотом. Рыдания лекаря молниеносно затихли, и Константинус, поднявшись с колен, выпалил в пространство: — А что рассказывать. Чума в городе, вот и все подробности. Крысы третий день дохнут, а сегодня на базаре, что у квартала Медников, трех доходяг нашли. Чума, как есть чума. Послал кару нам Господь за грехи наши великие…

Бартоломео Каэтани взмахнул рукой — и причитания лекаря вторично как отрезало. Было похоже, что посланец Рима доволен словами старого лекаря. Миг спустя лицо легата приняло скорбный вид, только в глубине глаз играла злая радость. Для планов священника все выстраивалось как нельзя лучше. Однако со скорбным ликом легат продолжил расспрашивать лекаря: — Скажи мне, чадо, кто еще, кроме тебя, знает о чуме? Возможно, в городе о ней уже говорят?

От ласкового голоса Каэтани в воздухе запахло ядом и смертью. Граф и лекарь отлично поняли, что имел в виду посланец Папы. Оба поняли, что предлагает легат графу Гуго убить лекаря, знающего о чуме. Пусть вымрет город язычников от кары Божией, пусть выжившие навеки запомнят гнев Божий. Смерть ждет ашурцев за изгнание слуг Божиих. И он, Бартоломео Каэтани, станет мечом Господа, обратившим язычников в прах!

Графа передернуло, до такого безумного злодейства даже он не мог додуматься. Слыхано ли это — скрыть в городе весть о чуме! Ведь вымрет весь город! Граф всю жизнь карабкался к власти по лестнице из трупов, искренне считая, что жестокость должна быть необходимой. Понапрасну убивать граф не любил. Именно поэтому Его Светлость сдержался и не позвал стражу и палачей для Бартоломео Каэтани.

Для себя граф Гуго решил окончательно: Каэтани скоро умрет от наиболее мучительного яда! Этот заморыш собрался выморить целый город! Мой город!

Возникшая мысль запытать легата до смерти, была приятной, но, к сожалению, жизнь редко складывается столь удачно. Впрочем, если Христово воинство повернет домой, а не станет ожидать конца чумы, то Каэтани ждет отдых в новой камере пыток. И ничего приятного для легата в этом отдыхе не будет.

Его Светлость готовился не только к коронации, но и удержанию короны на своей буйной голове. В частности, вчера мастера закончили постройку новой камеры пыток с дополнительными приспособлениями. Кроме того, граф Гуго выписал новых палачей из Багдада, справедливо рассудив, что восточные пытки превосходят всякое воображение, а страх подданных стоит небольших расходов.

Камера была готова к работе, но из имеющихся в темнице узников никто не подходил на роль «первопроходца». А вот Каэтани! Граф с грустью вздохнул: будем надеяться, будем надеяться…

Константинус отлично понял и графа, и легата Папы. Его огромное тело задрожало от ярости. Впрочем, ослепленный собственным будущим, Каэтани счел эту дрожь вызванной страхом и милостиво кивнул, одобряя лекаря. Но несмотря на эту милость, было ясно, что лекарь для него уже труп.

Константинус немедленно продолжил свою повесть все тем же голосом скопца-идиота: — Конечно, все говорят! Я сегодня, когда на базар вышел, у тех тел еще пяток зевак видел. Весьма достойные люди, приказчики, по купеческой части. Поведали мне, что лекари уже ушли, меня не дождавшись. Заявили приказчикам, что от чумы померли доходяги, и пошли по домам.

Для себя Константинус решил открыть графу Гуго тайну нового яда. Смерть от него была долгой и весьма мучительной. Каэтани необходимо уничтожить, как бешеную собаку. Будущая власть окончательно задурила ему голову, легат перестал присматриваться к окружающим его людям, свято уверовав в свою непогрешимость. Но не зря говорили ашурские ловкачи: «Не долго музыка играла, недолго фраер танцевал!»

Когда граф и лекарь вышли из покоев Каэтани, оба не проронили ни слова. Каждый думал о своем. Узнал бы их мысли легат — сразу бы собрал вещички и дал бы деру из города. Но не знал Каэтани мыслей своих собеседников. Не понял, что беседовал со своей смертью.

Вдвоем ужинали граф и лекарь. Долгой была беседа о правильном приготовлении жаркого. Дважды вызывали к себе повара, и толстяк рассказывал новые рецепты блюд из мяса. Особый упор лекарь сделал на два острых, забивающих любой вкус соуса. Со своей стороны граф Гуго указал повару, что новые соусы нужно начать в совершенстве готовить через месяц, от силы полтора месяца. Наконец отпустив повара, Его Светлость и Константинус вернулись к беседе о способах приготовления различных угощений, при этом лекарь объяснил графу Гуго, что сочетание двух его соусов, по отдельности совершенно безопасных, приводит к вполне неожидаемому исходу.

Прервал их беседу доверенный слуга, сообщивший, что легат Папы отправил крылатых гонцов к армии, плывущей в Ашур. Не одного, а целых трех голубей направил Бартоломео Каэтани к Христову воинству

Теперь оставалось только ждать. Неизвестно, как поведет себя предводитель баронских отрядов. Про себя граф решил, что лучше быть живым графом, чем мертвым претендентом на ашурский престол. Даже при отступлении Божьего воинства граф кое-что выгадывал Каэтани умрет в камере пыток, и все планы захвата власти в Ашу-ре останутся тайной. Кроме того, в ближайшие несколько дней лучший из ловкачей Ашура принесет посох Абдуррахмана. В обмен на посох Мерлин предоставит драгоценное снадобье долгой жизни. И если кто-либо и сможет открыть тайну его рецепта, так это будет старый лекарь Константинус.

Тем временем город жил своей жизнью. На улицы вышли графские дружинники и ведьмаки Черного Леса Охота на ведьму продолжалась, и теперь, когда, охваченные страхом перед чумой, ашурцы сидели по домам, поиски ведьмы значительно упростились. Трудно прятаться на безлюдных улицах. Двери заперты, окна закрыты ставнями. Теперь каждый прохожий как на ладони. От патрулей между кварталами можно точно узнать, куда направляется путник. Плотно перекрыла город графская стража и ведьмаки-дружинники.

Нет ведьме спасения в гигантской западне по имени Ашур. Невозможно отвести глаза патрулям, не допустят того ведьмачьи дружинники. И чары быстро учуют, начнет колдовать ведьма — сразу найдут. С самого утра Редрик направился в объезд по храмам и магам города. Теперь три дня ни один жрец, ни один маг не станет творить волшбу, дабы не мешать охоте на ведьму. Много золота ушло из графской казны, но теперь Его Светлость был уверен в успехе.

В самом конце графского ужина приехал объезжавший заставы Редрик. Узнав, что перед ним настоящий ведьмак из Чернолесья, Константинус пришел в восторг и быстро нашел общий язык с Редриком. Ну а когда выпивший намного больше обычного граф Гуго поинтересовался охотой на ведьму, вопросам лекаря не было конца.

Всю ночь беседовал Константинус с Редриком. Его интересовало все: обычаи, нравы и даже кухня на землях ведьмачьей вольницы. Вначале Редрик нехотя отвечал на шквал вопросов лекаря, потом, почувствовав у Константинуса неподдельный интерес к своей жизни, начал рассказывать более подробно. Поначалу Его Светлость прислушивался к их разговору с любопытством, но потом выпитое вино вступило в свои права

Граф направился спать, а лекарь и ведьмак все продолжали бесконечный разговор, плавно перешедший на медицину и прервавшийся лишь к утру. Рассвет застал их все в тех же креслах, бочонок с пивом опустел, и лекарь против обыкновения не гнал слуг за добавкой еды и питья. Наоборот, один из ведьмаков был отправлен в харчевню «Пять Углов» за некой бутылью.

К моменту ее прибытия Редрик уже успел договориться с Константинусом о поездке лекаря в Черный Лес пообщаться с местными целителями. Судя по всему, рыжий ведьмак успел оказаться в списке собеседников Константинуса, который уже предвкушал новые знакомства и новых собеседников. Редрик понял, что говорливому лекарю невероятно скучно в Ашуре, а толстяк уже в третий раз извинялся перед ним за то, что считал его земляков тупыми варварами.

Разговор оборвался с приходом гонца от патруля у гильдии Некромантов. По счастью, все храмы и гильдии магов опекали ведьмаки, имевшие приказ при явлении подозрительных девиц брать их на прицел и сообщать начальству. Начальством были Редрик, Бронеслав и Карло. Вести гонца были коротки, но заставили Редрика вскочить на ноги.

Все началось еще ночью. Поначалу из подвалов некромантов весьма сильно пахнуло магией, через полчаса опять, а потом из подземелья запахло дымком от горелой плоти. Через час распахнулось окно на каменной башенке гильдии Некромантов, из которого на землю упала веревка. Стоявшие на страже ведьмаки быстро отвели глаза человеку, который спустился по ней вниз. Караульные не оплошали, удар по голове и крепкие веревки охладили пыл ночного гостя. Вернее гостьи. Пойманный при спуске оказался светловолосой девицей, крывшей стражу такой руганью и столь громко, что пришлось воспользоваться кляпом.

Через пять минут из ворот графского поместья уже выезжала целая кавалькада: Редрик с десятком ведьмачьих дружинников, пятеркой ведьмаков-заклинателей и полусотней отборных графских дружинников. Кавалькаду замыкала повозка графа, в которой восседал увязавшийся с Редриком Константинус. Дорога не заняла много времени, и вскоре все прибыли на место.

Однако при виде кавалькады девица проявила невиданное проворство. Миг назад она лежала связанной на камне мостовой, и вот лишь перерезанные веревки остались на этом месте, а пленница в отчаянном броске метнулась в ближайший переулок. Правда, в переулке оказался Карло, спешащий со своим десятком к месту событий. На полной скорости девица налетела на ведьмака и оказалась в его объятиях. Вернее, под его объятиями. От удара оба рухнули прямо на мостовую, и пять пудов веса неаполитанца придавили беглянку к земле.

Девица оказалась не лыком шита — успела пнуть Карло пониже пояса, но, нанеся удар, замерла, вглядываясь в лицо неаполитанца. В это время на нее навалилась пятерка дружинников, и руки беглянки вновь оказались связанными. Однако, когда один из подоспевших воинов графа потянул из ножен меч, Карло махнул рукой и что-то прохрипел, явно запрещая расправу.

Редрик огрел кулаком по голове излишне прыткого дружинника, не заметившего жеста неаполитанца. Или не захотевшего заметить. На руке рыжего ведьмака не было латной рукавицы, и бил Редрик прямо по шлему, но и такого удара хватило с лихвой. Во всяком случае, когда излишне прыткого мечника отлили водой, он смог лишь спросить, отчего на него рухнул дом.

Аргумент ведьмака произвел впечатление на графских ратников, и больше ни за меч, ни за самострел никто не хватался. Ведьмаки в тяжелом доспехе образовали круг, в который вошли пять ведьмаков-заклинателей, Редрик и Карло. Последний шел сильно ссутулившись и пошатываясь из стороны в сторону, но это было уже не важно. Склонившись над связанной девицей, Редрик обнажил меч, хор заклинателей за его спиной затянул отвращающую чары песнь-заклинание, впрочем, не оказавшую никакого влияния на внешность девицы.

Карло успел что-то тихонько шепнуть на ухо рыжему ведьмаку, на что Редрик лишь покачал головой. Потом сын Филина внимательно посмотрел на лежащую перед ним девушку и одним движением рассек связывающие ее веревки. Внутренним взглядом ведьмак отлично видел, что пленница не обладает никакой волшебной силой. Не обращая внимания на подмигнувшего девице Карло, Редрик шагнул вперед и протянул руку готовой к бою пленнице.

— Ну что, атаманша, будем знакомы! — четко и внятно произнес Редрик. — Карло Пьетрович, принеси девице флягу пива. За такое знакомство выпить надо…

Глава 20. МЕЧ И МАГИЯ

Орк откашлялся и выбил об стену трубку, после чего вновь засыпал табак и, прикурив от лучинки, окутался облаком дыма. Их «военный совет» продолжался уже добрых десять минут. Только что Карим-Те заявил о нападении на некромантов неведомого мага. Нганга успел почувствовать магию у хранилища, по его мнению, неведомый нападавший рубился изо всех сил. На вполне резонное заявление Винта о том, что такой «малыш-крутыш» после стражи ими закусит, а потом возьмет себе и посох, и все сокровища некромантов, Карим-Те лишь пожал плечами.

— Не нравится, не кушай, — ухмыльнулся орк, и на секунду Рогволду стало легче от его клыкоскальства. И впрямь, лучше не скажешь. Пока маги будут выяснять отношения, может быть, получится выкрасть жезл и уйти через портал Карим-Те, не ввязываясь в драку.

Но Урук собирался заниматься тем, зачем пришел в подземелья, а именно — драться с некромантами, раз уж не удалось узнать дорогу на Перевал. И, странное дело, еще недавно каждый был готов привести тысячу и один способ хитрого нападения на сокровищницу, а теперь всем отчего-то стало ясно, что легкой прогулки не будет, драться придется, не жалея живота своего.

Соглашаясь с орком, Винт уже извлек свою фляжку и вновь накапал эликсир в пробку. На этот раз пить ведьмачье зелье пришлось всем. Когда очередь дошла до Урука, капля вина, в котором ведьмак развел зелье, сорвалась, упав с клыка орка на лезвие «Равного», клинка Странников. Капля вскипела, моментально обращаясь в сизый пар. Пляска искр на синем металле прекратилась. Спустя миг «Равный» окутался синим призрачным светом. И руны Странников на клинке, и россыпь звездных искр налились алым огнем, они больше не мерцали, а пылали ярким светом. Вокруг меча появилось зыбкое сияние синего цвета, плавно перетекавшее на руку орка.

Вначале удивительный свет окутал Урука, потом он плавно окутал Рогволда, а лишь затем кокон света образовался вокруг нганги и ведьмака.

— Насколько я понимаю в магии, — заявил Карим-Те, — меч только что наложил на нас чары доспехов. Надеюсь, на несколько минут боя их хватит.

— На несколько минут? — проговорил Рогволд, любуясь красотой окутавшего его призрачного сияния. — А если Урук вновь капнет этим средством на меч?

— Не получится, — вздохнул Ратибор, — это средство в большей дозе яд, что для человека, что для меча. Боюсь, что тогда заклинание защиты исчезнет, растает, как дым под порывом ветра. Кстати, по-моему, клинок не только поставил нам защиту, но и усилил наши способности к магии. Мое снадобье дает силу телу, но на магию не влияет.

— Тебе бы в сказатели податься, — ухмыльнулся Урук, — городские дуры стадами бы бегали. И впрямь, мужчинка видный, светящийся. По ночам в доме будешь светильником работать. Соседки от зависти помрут.

Орк выбил недокуренную трубку и засунул ее вместе с кисетом в мешок. Четверка, переглянувшись, встала клином, острием которого оказался Урук. Рогволд взял в руки лук, проверил, легко ли вынимаются стрелы из колчана, и наложил одну на тетиву. Они двинулись вперед быстрым шагом, помимо воли ускоряющимся в идущих под уклон коридорах, и на подходе к хранилищу быстрый шаг превратился в бег, но они не заметили этого. Дыхание осталось ровным, и когда коридор опять изогнулся, открыв взгляду разгромленные двери и груду мертвых тел, вся четверка была готова к бою.

Их явно не ждали, в зале хранилища воздух звенел от магии. Ноги внезапно начали скользить по залитому кровью полу. Зал хранилища напомнил Рогволду колодец, увеличенный раз в пятьдесят. Стены вертикально уходили вверх, а потолком служила мгла. Периодически в этом мраке вспыхивало пламя, освещая стены неровными пятнами света. В ширину хранилище достигало восьмидесяти шагов.

В центре зала в воздухе висел широкий каменный круг. По стенам зала, в кованых фигурных стойках чадили факелы. С трех сторон в зал вели ворота в три роста взрослого мужчины.

Сейчас каменные створки всех трех ворот были разбиты. Магия превратила створки из черного оникса в каменную крошку. Вал трупов в доспехах и плащах стражей у каждых ворот говорил о том, что зал брали боем. Вернее, боя не было, была бойня. Тела убитых стражей напоминали окровавленный сноп, скошенный косой сказочного великана. Осмотревшись, Рогволд заметил в стенах, на уровне висящего в воздухе каменного круга, провалы окон.

Они успели к началу нового, безумного боя. Нет, на дне «колодца» бой уже был закончен, трупы стражей лежали на полу. Но не только люди хранили сокровища ордена Некромантов. Теперь на мага, уничтожившего стражу, обрушился новый враг. Теперь в бой вступили маги-некроманты, воплощая в жизнь свой замысел.

«Пусть нападавший тратит свою, далеко не безграничную магию на стражу, а когда запас магии у врага истощится, можно будет спокойно расправиться с дерзким безумцем, — так мыслили колдуны ордена. — Велика мощь пришельца, но не выстоять ему без магии против силы всех мастеров ордена Некромантов».

И теперь они нанесли свой удар. Мощь магии Повелителей Могил превосходила все ожидания, но их противник был искушен в магии и смог парировать удар. Поток черного пламени обрушился вниз с силой водопада. Но вместо воды он нес черный огонь, — и камень пола обратился в озеро лавы.

Момент атаки был выверен точно, но неведомый маг успел закрыться от первой волны гибельных чар, и первый удар некромантов пропал зря. Много сил и колдовства было вложено в него, не зря говорят: если первый удар смертелен, то второго не надо.

Но выдержал его неизвестный маг, выдержал и принял бой с Великим Магистром и сонмом его приближенных магов. Стены подземелья вздрогнули от магических ударов. В это время Рогволд и его спутники уже успели пересечь зал и проскочить в руины левых ворот. Пока неведомый маг сражался со сосредоточием мощи колдунов, путники начали бесконечный подъем по винтовой лестнице. В это время магия уже обратила пол зала в озеро лавы, раскаленные потоки камня настигали четверку, намертво отрезая обратный путь.

— А этот малыш и впрямь крутыш, — заметил напряженно принюхивающийся на ходу. У рук, — чую, палеными колдунами запахло.

Действительно, воздух стал тошнотворным от запахов гари и паленого человеческого мяса. Очевидно, напавший на некромантов волшебник времени зря не терял. Послышались раскаты грома, потом сквозь копоть, гарь и смрад горелого мяса пахнуло свежестью так, как пахнет во время грозы. Магическая битва продолжалась, кроме грома, слышались крики и вой, завывания колдунов сменились звуками ударов металла о камень или нечто камнеподобное.

Лестница уводила все выше и выше, крутые ступени продолжали свою бесконечную спираль. Лава у ступеней понемногу начинала застывать, но жар не ослабевал, подкольчужники промокли от пота. Соленые ручьи заливали их глаза, раскаленный воздух резал захлебывающиеся от бега легкие.

Рогволд невольно поддался круговороту ступеней, сознание почти усыпило мелькание ступенек, жар сводил с ума, рус задыхался от раскаленного воздуха. Момент окончания лестницы застал его врасплох. Впрочем, на ногах он сумел удержаться, в отличие от бежавшего за ним нганги, который растянулся во весь рост на деревянных половицах открывшегося им зала.

Но времени на смешки не было, их бой начался сразу, стоило только сделать первый шаг с каменных ступеней. Легкие все еще захлебывались дыханием, языки превратились в сушеные тряпки. Но не было времени глотнуть теплой воды из фляги. Не было времени, сняв ратную рукавицу, утереть со лба потоки пота. Сын старосты едва сумел оглядеться, куда занесла их дорога.

Враг атаковал. Миг назад зал был пуст, никакой мебели, никакой утвари, одну стену почти полностью занимала узорная арка, ведущая на видную снизу площадку. Казалось, пустота, спокойствие, полное отсутствие врагов. Но зал оказался не так прост, подвох был продуман.

Каждый шаг по деревянным половицам озвучивал удар гонга, находящегося где-то в колодце. Это звук от одного шага, что тут говорить о звуке от падения Карим-Те. На этот звук в зал явились хозяева, кипя желанием устроить гостям достойную встречу. Вначале в зал влетели двое стражников. Оплошал напавший на сокровищницу маг, но не оплошали мечи Урука. Их тела еще опускались на пол, когда от незримого удара орк отлетел в сторону. К гостям пожаловали радушные хозяева.

В роли радушных хозяев выступал Даритель Покоя в стальной шапочке на обритом черепе. В пальцах правой руки, напоминавших мертвые корни дерева, некромант держал посох, легкий жест которого сбил Урука наземь. Навершие — череп из черного хрусталя венчалось остро отточенной косой из черной бронзы, выполненной в форме крыла летучей мыши.

Пальцами левой руки некромант уже начал плести чары. Черно-синие нити начали сплетаться в сеть. На лице, обтянутом серой кожей, играла полуулыбка. Некромант напоминал паука, готового полакомиться глупыми мухами, которых уже ждала крепкая паутина. А уж в ней — жужжи или не жужжи — исход один.

Но Рогволда меньше всего интересовало мнение некроманта о нем и его спутниках. Свистнул, рассекая раскаленный воздух, утяжеленный наконечник стрелы. Руки сына старосты жили своей, особой жизнью, и выстрел удался на славу. Прошив навылет голову некроманта, стрела остановила свой гибельный полет. Лежащий сбоку Урук видел, как вышел из затылка колдуна окровавленный наконечник.

Гибкой кошкой метнулся вперед нганга, так и не успевший подняться с пола. Меч Нтусу, откованный оружейниками Зимбабве, рассек воздух. На погибель колдунам и их слугам был откован клинок, в его свисте слышалось шипение атакующей змеи. Четыре шага отделяли Казнрим-Те от некроманта, и он преодолел их одним прыжком, оторвав свое тело от пола.

Стремясь добить колдуна, довершить удар руса, нганга забыл об осторожности. Жезл некроманта принял на себя удар двуручного меча, крыло летучей мыши зацепило гарду и вырвало меч из пальцев Карим-Те. Вторым, неразличимо быстрым и точным движением лезвие посоха вонзилось в бок нганги. В последний момент тот попробовал уклониться, но было поздно. Чары, наложенные на Карим-Те мечом Странников, спасли ему жизнь, но не уберегли от удара колдовского лезвия. Разошлась рассеченная кожа, обвисая треугольным лоскутом. Рана хищно улыбнулась обнаженными ребрами. Стиснув зубы и шипя, как рассерженный кот, нганга отскочил в сторону.

Нити чар из левой руки некроманта сплелись в тугой клубок, зависший перед его лицом. Дарящий Покой отломил наконечник стрелы, торчащей из затылка, и небрежным движением левой руки выдернул стрелу из раны. Клубок чар перед ним выпустил нить, втянувшуюся в рану. С тетивы лука Рогволда сорвались еще две стрелы, рус бил в упор, с семи шагов, но магия могил хранила своего слугу. Посох некроманта успел окутаться лиловым мерцанием, и потрясенный Рогволд увидел, как этот призрачный свет обрел плоть.

Странный радужный пузырь окутал фигуру в черном бархате. Вонзившиеся в него стрелы растаяли, осыпавшись в воздухе ржавчиной и трухой. Вперед бросился Урук, но чары оказались непроницаемы и для ятагана, вороненая сталь мгновенно покрылась налетом ржавчины. Удар посоха отбросил орка к стене, чем не замедлил воспользоваться некромант.

Новый удар — и бронза крыла летучей мыши впилась в вороненую сталь ятагана. Сильные чары несло в себе лезвие из черной бронзы. При ударе на миг полыхнул синим пламенем черный хрусталь на посохе, и стальное лезвие переломилось у рукояти и, упав на пол, разлетелось на мелкие осколки. Урук ошвырнул рукоять ятагана в лицо некроманта. Дарящий Покой машинально отшатнулся, словно забыв о хранящих его чарах. Рукоять полыхнула черным пламенем и горкой ржавчины и трухи осыпалась на пол.

— Урук-Хей! — крикнул орк, с проворотом рубя мечом Странников колдуна. — Урук-Хей-я, снага!

Меч не подвел, пузырь вокруг некроманта лопнул, отбрасывая его назад. На лице, пропитанном могильной пылью, читалось обиженное удивление, смешанное с легким страхом. Вместо ничтожных людишек, пусть даже и не совсем людишек, колдун столкнулся с неведомой силой, которая шутя отринула его чары.

Орк прыгнул вперед, выбросив лезвие «Равного». Некромант успел парировать его удар. Меч разнес в пыль хрустальный череп на посохе, и некромант сделал еще один шаг назад. Легкое движение кистью левой руки — и из пальцев, напоминающих мертвые корни дерева, вырвалось облачко сизой пыли. Орк отшатнулся и зашарил клинком впереди себя, не видя, как некромант заходит сбоку, поднимая свой посох для гибельного удара.

Рогволд понял, что Урук ослеп. Лицо руса исказила гримаса дикой ярости, и четвертая стрела сорвалась с тетивы. В этот же миг ударил Винт, исчезнувший неизвестно куда во время боя. Пока колдун ловил в воздухе выпущенную в упор стрелу, в шею ему вонзилась пара метательных пластин. Некромант сделал шаг в сторону, одновременно разворачиваясь и пытаясь понять, откуда прилетел смертельный подарок. Но вместо шага по деревянным половицам Дарящий Покой как будто поскользнулся на льду, во всяком случае, так показалось Рогволду.

В этот миг Винт нанес новый удар. Пользуясь падением некроманта, ведьмак трижды ударил его чарами, сплетя из пальцев знак «Лезвия». Колдовская сила разила не хуже отточенной стали. Всю свою силу вложил в удары Винт, пожертвовав собственной невидимостью.

Магия Черного Леса поставила последнюю точку, но бой еще длился. Из залитого кровью тела некроманта начат подниматься сизый туман. Марево стало принимать форму, и Рогволд с ужасом понял, что убитый некромант превращается в призрака. Сын старосты помнил, как горели мертвецы от молний мага-призрака. Покойный некромант явно собирался устроить нечто подобное, счет шел на минуты, и Рогволд решился.

— Меч! Урук, кидай мне меч! — крик руса заставил вздрогнуть замершего спиной к стене орка. Несмотря на свою слепоту, меч, который Урук держал в обеих лапах, был направлен на мертвого колдуна. Новоявленный призрак, висевший над телом, уже начал обретать сходство с убитым некромантом. Рус шагнул вперед в тот миг, когда «Равный» вырвался из рук орка в полет. Урук метнул меч на звук голоса Рогволда, и клинок Странников сам врос в руку сына старосты.

Призрак вздрогнул, но незримые узы еще связывали его с телом, когда Рогволд легким росчерком меча развеял его. Лезвие трижды прошло через сизое марево без сопротивления. Внезапно забился и резко затих крик исторгаемой мечом души колдуна. Невероятная ненависть и злоба были в нем, лишь силы больше не имел проклятый людьми колдун, когда рус опустил меч, душа некроманта покинула этот мир.

Рогволд посмотрел на своих спутников. Карим-Те сидел, прислонившись спиной к стене, ладонь нганги висела над раной, и с кончиков пальцев в рану стекал струйками синий огонь. Почувствовав взгляд Рогволда, нганга поднял голову и устало улыбнулся русу. Винт уже хлопотал вокруг Урука, орк тихо бормотал себе под нос ответы на вопросы ведьмака. Похоже, что и тут все обойдется, ведьмак уже глотнул из фляги своего напитка и явно пришел в себя. Тем временем Карим-Те закрыл свою рану лоскутом кожи, и с пальцев нганги вновь потек огненный ручеек. Закончив лечение, Карим-Те с кряхтением встал на ноги и направился к Рогволду. Рус не верил своим глазам: вместо страшной раны на боку нганги змеился длинный извилистый шрам.

Несмотря на то что их бой был окончен, Рогволд так и не выпустил из руки «Равного». Оружие Странников казалось частью руки, и отдавать его не хотелось. Рогволд пересилил себя и направился к орку.

Карим-Те вместе с Винтом уже заканчивали возиться с его глазами. Из их отрывистых реплик Рогволд понял, что некромант метнул в глаза Уруку щепоть могильной пыли. Все усилия ведьмака и нганги были напрасны, зрение вернется к орку, но не раньше, чем через три четверти часа. Этого времени не было, не было и лишних пяти минут. Бой между магом и некромантами еще длился, но развязка могла наступить в любой момент. Приходилось спешить.

Рогволд протянул меч орку, и Урук уже готов был взять его. Несмотря на то что орк не видел ни Рогволда, ни меча, его рука закончила бы свой путь на рукояти, меч сам готов был перейти из ладони в ладонь. И все-таки Урук остановил движение руки.

— Он будет нужнее тебе, — неожиданно хриплым голосом проговорил орк, — без него вам дальше не пройти. Иди, брат. Иди и береги его, а он сбережет тебя. Иди, Рогволд, я буду ждать тебя здесь. Оставь мне свой меч ловкача.

На миг Урук запнулся, как будто решаясь, потом пальцы орка-мечника коснулись руки Рогволда, и слова орка прозвучали одновременно молитвой и прощанием.

Чары Светлояра замерли, как будто давая возможность русу вслушаться в звуки мертвого языка, и лишь потом невидимый толмач прошелестел в ухо сыну старосты: — Идите, родичи! Рогволд, да не найдет вас Нолдор!

Рывком рус выдернул из-за спины короткий меч ловкача и одним движением рассек кожу между костяшками левой руки. Его примеру последовали Карим-Те и Ратибор, и лишь после этого, достав из-за голенища изогнутый кинжал, с черенком, изображающим раскосую харю, рассек себе руку орк. Урук не знал обряда побратимства по обычаю русов и не видел, что сделали его спутники. Неведомая сила по имени сердце дала ему иные глаза, когда его глаза видели лишь вечную ночь. В рукопожатии сжались руки, смешиваясь, текла по ним алая и зеленая кровь, и переставал быть мертвым язык орков.

Повинуясь все тому же сердцу, давшему на миг глаза орку, губы Рогволда тихо прошептали: — Урук-Хей!..

Между неведомым магом и некромантами все еще длился бой. Клубки тьмы оплетались гроздьями молний. Комки глины и каменной крошки обретали новую плоть, сшибаясь в схватке с сонмами призраков. Мертвецы с оскаленными клыками и горящими красным огнем глазами разлетались в клочья от ударов лап кротов размером с доброго пони. Вихри могильной пыли выпивали из них жизнь и рассеивались под напором всадников северного ветра. Со стен башни рушились камни и песок, рождая новые полчища борцов с порождениями могил. Послушные воле колдунов, в бой шли пожиратели трупов и умертвия. Магия дерзкого пришельца уже развеяла пять черных вихрей, и всякий раз после того на камень падали одежды одного из некромантов. Ломался посох, и разлетался в пыль череп из черного хрусталя в тот миг, когда черный вихрь осыпался костяным песком.

Бой все длился, казалось, маг-одиночка не знает усталости и нет пределов его силе. Уже семь лучших магов лишились жизни, и их призраки пали под мощью магии мага-пришельца. Казалось, сама земля хранит его, щедро наполняя своей силой. Силы Земли и Ветра, Дерева и Стали сплелись в чарах статной фигуры в сером балахоне. Гибли маги ордена Некромантов, гибли их ученики. В одном шаге от победы был дерзкий маг.

Настал момент, и явился Брат Усопших, Магистр ордена. Трое Дарящих Покой сопровождали его. Не стал Брат Усопших творить великую волшбу, не стал плести чары. Просто шагнул вперед, сжимая сверток в правой руке, шагнул под поток магии своего врага. И три тени шли рядом с ним, три тени в гробовом бархате, стальных шапочках, сжимая в руках жезлы Дарящих Покой. Вся мощь магии неизвестного мага обрушилась на них, но невредимыми стояли они под шквалом, способным испепелить город.

Поздно понял пришелец, ЧТО именно хочет использовать Магистр ордена Некромантов.

Сохранил посох Абдуррахмана четверку колдунов. И не просто сохранил, а отразил все чары на породившего их. С семикратной силой вернулся нанесенный удар. Этот удар почти смог отразить маг-пришелец. Вернее смог, но лишился почти всей своей силы. Стал добычей дерзкий охотник. Две, от силы три минуты еще мог он продержаться под натиском магии ордена, а затем лютая смерть ждала мага.

Молча стоял Брат Усопших на каменном помосте, и бесстрастным был его лик. К чему радоваться или печалиться в час победы? К чему уподобляться неразумным людям? Забыл гнет страстей владыка ордена, стала его душа наполнена покоем склепа. К чему Брату Усопших страсти?

Спокойно стоял, лишь сбросил со свертка черную ткань, ярким бликом полыхнут в прорезанной факелами тьме жезл Абдуррахмана.

Замерла магия некромантов, затих прибой волшебства их противника. Новые лица появились на поле боя, вынырнули из-за его спины трое: двое в одеждах ловкачей из Ашура и чернокожий колдун в ритуальной раскраске нганги, охотников на колдунов и заклинателей дождя.

И, словно дожидаясь их прихода, маг-пришелец скинул свой серый балахон. Гордо стояла перед своими врагами та, кого Рогволд, Винт и Карим-Те знали под именем Инга.

Глава 21. ПЕРЕКРЕСТОК

Твердо смотрела ведьма в глаза Брату Усопших, а за ее спиной стояли Винт с луком, на тетиве которого уже лежала стрела, и Карим-Те, сжимающий в руках последнюю бутылочку из синего стекла. Впереди них замер Рогволд, рука руса крепко сжимала обнаженный меч Странников по имени «Равный».

Не сводил взгляда с пылающего пламенем лезвия меча Брат Усопших. Мир замер, и свист стрелы, выпущенной из тяжелого лука с костяными накладками, не мог нарушить тишину этого мира. Медленно оседало тело Магистра ордена Некромантов, и древко обычной, серооперенной стрелы с тяжелым наконечником смотрело на мир из его правой глазницы. Потом медленно, как во сне, сдвинулись Дарящие Покой, но опоздали чары и ладони некромантов подхватить падающий вниз, на дно каменного колодца, жезл Великого мага Абдуррахмана.

Та, кого Рогволд называл Ингой, успела раньше некромантов. Жезл прыгнул в ее ладонь, и гулкое эхо подхватило хохот Матери Авалона, именуемой Гадюка. Еще три стрелы сорвались с тетивы орка, стоящего на соседней площадке. Три его стрелы нашли свою добычу. Тела трех будущих магов отметили путь орка к своим побратимам.

Круг некромантов оказался нарушен окончательно. В этот миг Инга нанесла свой удар. Волна пламени охватила Дарителей Покоя, обращая некромантов в еще живые факелы. Ведьма топнула ногой, и, повинуясь остаткам ее силы, площадка с телом магистра и пылающими колдунами рухнула вниз, и колдовской ветер раздувал пламя, пожирающее жезлы и плоть некромантов.

— Вы все умрете, все! — От безумия в хохоте ведьмы на голове у Рогволда волосы встали дыбом. Но она не унималась, продолжая размахивать рукой с жезлом Абдуррахмана. — Жезл мой, а вы все мертвецы!

Устрашенные гибелью Магистра, некроманты бежали. Бежали и падали под ударами чар Матери Авалона. Повторялась история со стражей на дне колодца, ведьма выкашивала всех подряд. Трое некромантов, попробовавших оказать сопротивление, были разорваны в клочья собственными чарами. Жезл давал полную неуязвимость своему хозяину, отражая любые чары. Ведьма упивалась кровью и властью, как упиваются вином Она демонстративно не трогала стоящих рядом с ней, пока у нее была более ценная добыча. И только когда стало ясно, что с некромантами в зале покончено, она нанесла удар по своим спутникам.

Град гравия обрушился на четверку побратимов, ведьма в опьянении кровью не оценила своих врагов. Обычные людишки, что с них взять, каменного града для их гибели хватит с лихвой.

Взлетев над площадкой на десять локтей, она, зависнув в воздухе, приготовилась наблюдать за гибелью своих спутников. Каменный град обрушился стеной, но ни один камень не достиг плоти. Чары, созданные «Равным», испепеляли камни еще в полете. Лезвие меча в руке Рогволда полыхнуло, и ведьма тяжело рухнула на площадку в двух шагах от Рогволда. В момент ее падения в сознании руса полыхнула простая мысль: «Да, она неуязвима, жезл ее защищает. Но защищает ли он сам себя?»

Клинок блеснул в руке Рогволда. В последний миг ведьма поняла замысел руса и испуганно отшатнулась. Великую мощь нес талисман в ее руках, почти два тысячелетия хранил своих хозяев от бед и магии врага, но себя жезл Абдуррахмана защитить не смог. От удара, раздробившего жезл в пыль, Рогволд отлетел в маленький коридор, по которому они пришли.

Ведьме повезло меньше: магический откат отшвырнул хозяйку Авалона прямо в стену. Тело, с разбитым о камни черепом, упало на край площадки и, соскользнув, полетело вниз, оказавшись в расплавленном камне…

Рогволд пришел в себя от глотка крепкого вина, которое заливал ему в рот Винт. Вернее, ведьмак вновь использовал свою «микстурку». Убедившись, что с парнем все в порядке, Винт отошел в сторону и принялся деловито копаться в своем мешке.

Сидевший рядом с Рогволдом Урук разговаривал с Карим-Те. Возня с магией не прошла для нганги безболезненно, рана на боку открылась, и сейчас орк заматывал ее чистой тряпицей.

— А я тебе говорю — живая она! Ты думаешь, что ведьма в своем теле была? Как бы не так, — горячился нганга. От боли лицо Карим-Те кривилось, но, невзирая на боль, нганга продолжал поучать удивленного его рассказом орка. — А как, по-твоему, она сюда добралась? Нет, Урук, пойми, для таких путешествий маг вначале переселяется в тело птицы. В нем путешествует, куда ему надо, находит подходящее тело, убивает душу хозяина и вселяется в опустевший дом. При этом память человека сохраняется и отличить подмену практически невозможно. Так что не думай, она до тебя еще доберется. Тогда тебе сегодняшнее праздником покажется. Отдохнет на своем Авалоне и тобой вплотную займется. И тобой, и всеми нами…..

Все услышанное не добавило Рогволду оптимизма, ведьма осталась жива, и их ждет новая встреча.

Приподняв голову, рус огляделся и понял, что он лежит в зале скрипучих половиц. Теперь гонг молчал, и от трупа некроманта остался лишь потек крови на полу. Только эта лужица крови напоминала о недавних событиях. Рогволд кривился от боли, погружаясь в воспоминания о недавней схватке с колдунами.

Тем временем Винт достал из своего мешка зеленую бутылочку и без размаха запустил ею в стену. Раздался уже памятный Рогволду звон, в стене начал открываться магический портал. Орк закончил перевязку и помог подняться Карим-Те на ноги. Подобрав с пола поклажу, Урук зашвырнул мешки в центр портала, после чего помог Винту поднять с пола Рогволда. Подхватив руса под руки, они шагнули в портал.

Карим-Те чуть задержался, заскочил в портал в последний момент, успев перед этим швырнуть за угол красную бутылочку. С тихим звоном начали рваться струны, связывающие портал с этим местом, Рогволда охватила странная сонливость, перед глазами замерцала карусель темных пятен. Но перед тем как снова уйти в забытье, он успел увидеть, как из-за угла начинают вспыхивать облака огня. Карим-Те не зря берег зелье до этого момента…

… Тихонько потрескивала лучина в кованом поставце. За слюдой окна был поздний вечер, когда Рогволд пришел в себя. Боль в голове уходила, таяла, но стоило ему сесть, как стрела боли снова пронзила мозг. Прежде чем снова лечь, Рогволд успел оглянуться в полутемной горнице и понять, что все позади и он дома. Вернее, не дома, а в харчевне «Пять Углов», лежит в памятной ему горнице на втором этаже.

Рус опустился на широкую лавку, застланную медвежьей шкурой. Стоило его голове опуститься на мех, как боль ушла, и Рогволд позволил себе еще пару минут понежиться, наслаждаясь покоем. Мысли тянулись неспешной вереницей, тепло и уют затягивали в омут сна, и не осталось сил для борьбы в натруженном теле. Мысли замирали, повинуясь мягкому натиску сна.

Сон тянулся, сплетались воедино кошмары подземелий и мороки колдовства. Снова тянули свои лапы мертвяки, смерч молний мага-призрака пожирал мертвую плоть. Вновь сходились в поединке чар некроманты и Мать Авалона. Падали горящие колдуны, и в ушах Рогволда звучал безумный хохот ведьмы. Подземелья не отпускали руса, сны его были наполнены ужасом и болью. Вновь падал на пол от удара Дарящего Покой Карим-Те, и кровь заливала бок нганги. И сквозь все призрачные картины смотрели на Рогволда ослепшие глаза Урука.

Там, в этих снах, все было не так, все было хуже. Сны лгали, Рогволд знал об этом, но видел, как мертвяки рвут зубами плоть слепого орка, как затихает в луже крови нганга и как мертвый некромант встает с пола и с ладоней его срывается черный смерч. Смерч мчался прямо на Рогволда, успев мимоходом поразить Винта. И на месте горстки праха вставало умертвие. И не было сил смотреть на то, чем стал друг и спутник. Вихрь медленно приближался, и следом за ним надвигалось умертвие в вороненом доспехе. Поднялся для удара призрачный меч, и вихрь праха замер, как будто желая насладиться зрелищем.

Кошмар следовал за кошмаром, и не было сил проснуться. Уже под утро Рогволду приснился пригвожденный к двери семью ножами волхв Светлояр. Крепка была дверь из неведомого алого дерева, и черный паук был вырезан на ней. Кровавые слезы текли по строгому лицу волхва, окрашивая в багрянец белоснежную седину бороды.

Ни слова не сказал Светлояр, мукой были полны глаза старого волхва. Крепко сидели в тяжелом дереве ножи, не хватало силы в пальцах руса. В пальцах, легко гнущих подкову и скручивающих в трубочку серебро монет. Отчаяние переполняло Рогволда, и на это отчаяние отозвался меч. Коротко сверкнул клинок Странников, и от его легкого прикосновения растаяли как дым дверь и ножи, пронзившие волхва. Пропала кровь со строгого лика, и спокойно смотрели на руса синие глаза. Губы Светлояра шевельнулись, и Рогволд услышал слова старца: «Встань! Встань и иди!»

Сон исчез. Рус лежал, глядя в потолок. Вновь, как когда-то на Поляне Волхвов, тело забыло об усталости и боли, послушно налилось силой. И как тогда, Рогволда захлестнуло чувство волчьего голода. Прошло совсем немного времени, как израненный лесом и чарами путник вышел на поляну под конвоем орка. Прошло немного времени, но для Рогволда прошли века. Подземелье колдунов оставило свое клеймо, и долг звал руса дальше. И теперь не былой охотник, а воин продолжал свой путь. Воин, знающий, что промедление подобно смерти.

Рогволд встал и начал готовиться в путь. Рядом с ним на полу был заботливо расстелен половичок, на котором лежала его одежда и доспехи. Одевшись и опоясавшись, рус вышел за дверь и пошел на запах жареного мяса и грибов.

Мясом и грибами пахло не зря. Длинный стол ломился от яств, похоже, что почтенный Тверд, хозяин харчевни, выставил на стол все запасы своих погребов. Во главе стола, к большому удивлению Рогволда, сидел рыжеволосый ведьмак Редрик, потягивающий пивко из деревянной кружки. Впрочем, такой кружкой можно было не пиво пить, а воду из колодца таскать, если ведро потерялось. По левую руку от Редрика сидели Винт, Урук и Карим-Те, с удовольствием поглощающие завтрак. А вот по правую руку от него сидели новые лица.

Нет, лица двоих воинов, даже за столом не снявших кольчуг, ничего не сказали сыну старосты. Разве что зеленые глаза выдали их принадлежность к ведьмачьему братству. Еще двое ведьмаков, ну и что. А вот то, что между ними сидела Кетрин, так это для Рогволда оказалось приятной неожиданностью. Даже не мечтал встретить рус лихую девицу. Вернее, мечтал, но чтобы так скоро!

Рогволд помотал головой, пытаясь отогнать наваждение. К счастью для сына старосты, Кетрин не исчезла и продолжала свой завтрак. Отважная атаманша больше не походила на заморенную тяжелой неволей узницу. Куда делась замухрышка в грязном тряпье, лихо дравшаяся врукопашную с ведьмой в коридоре темницы. Нет, Кетрин осталась собой, но теперь со щек исчезли потоки грязи, волосы были чисто вымыты и расчесаны, ханьский кафтанчик и штаны из серого шелка были новыми, оттеняя прелесть девушки. Сидевший от Кетрин по правую руку ведьмак со смуглым лицом доливал вино в ее бокал. Похоже, что до прихода Рогволда смазливый ведьмак не терял времени зря.

Беседа за столом была в самом разгаре, компания уже успела закусить, и теперь настал час вина и разговора. И тут как раз возник переполох, вызванный его появлением. Самое сильное впечатление приход руса произвел на смуглого ведьмака, наливавшего вино. Бокал Кетрин был давно уже полон, но рубиновая струйка продолжала бежать, заливая скатерть. Общее оцепенение нарушил Урук, вихрем вылетевший из-за стола и бросившийся к Рогволду. Таким довольным орка сын старосты еще не видел.

— Рогволд, дружище! Я не верю своим глазам, а эти, — тут Урук хлопнул руса по плечу так, что ноги у него чуть не подкосились, но все-таки Рогволд устоял, — а эти говорили, что ты неделю отлеживаться будешь. А я этим мордам ведьмачьим втолковывал: Карло, Бронеслав, что вы бред этот за лекарем твердите? Рогволд воин, а не баба. А они заладили: сотрясение, мозги, магия, чары! Тьфу!

В сердцах орк смачно сплюнул на пол, после чего попробовал повторить свой хлопок по плечу. От хлопка Рогволд успел увернуться. Молодецким замахом Урук снес на пол горку чистых мисок, стоявших на самом краю стола. Орк радостно заплясал на осколках посуды под вполне резонное замечание Редрика: — Это на счастье!

Винт, успевший испариться со своего места, соткался из воздуха рядом с русом и молча сгреб Рогволда в объятия, не обращая никакого внимания на крики Карим-Те: — Он же раненый! Осторожней, дубина!

Объятия ашурского ловкача не уступали медвежьим, но для руса подобная ласка была привычной. В свою очередь Рогволд обхватил Винта и с силой сжал так, что у ведьмака чуть кости не треснули. Редрик с уважением покосился на объятия и прокомментировал:

— Два медведя у берлоги поломали зайцу ноги. А с лосем, какая жалость, эта шутка не удалась.

Ведьмак поднялся с места и, тряхнув рыжей гривой волос, подошел к Рогволду и Винту. Но обняться им не удалось. Льющееся из бутылки Карло вино со скатерти попало прямо на кафтанчик Кетрин. Атаманша не стала оплакивать свой наряд — возмездие оказалось сокрушительным. На половине пути к лицу Карло оплеуха разгневанной атаманши опрокинула свеженалитый бокал с вином прямо на галантного ухажера. После чего от удара женской руки по лицу Карло отбросило назад, ножки стула подломились, и залитый вином неаполитанец плюхнулся на пол вместе с поломанным стулом. Сидевший рядом с Кетрин чернобородый ведьмак захохотал: — Александр Македонский был великий герой, только стулья зачем ломать? Карлитос, ты там часом не помер от ласки девичьей?

Карло выбрался из-под стола пунцовый от стыда. С бурной жестикуляцией пылкий неаполитанец начал бесконечные извинения перед прекрасной синьорой. Но синьора Кетрин прервала затянувшуюся речь: — Какого лешего, ты…

Вежливый стук в дверь прервал ее тираду, на пороге стоял молодец из числа слуг купца Тверда. Стоило ему раскрыть рот, как Рогволд окончательно уверился в том, что ему снится дурной сон или же слуга пьян до невозможности.

— Его Светлость граф Гуго и лекарь Константинус. — Тут молодец сделал маленькую паузу и поинтересовался: — Прикажете впустить?

В тот же миг Винт, стоявший рядом с Рогволдом, аки птичка, упорхнул в окно. Ловкач рассудил, что встреча с Его Светлостью в компании Редрика и дружинников-ведьмаков не добавит ему долгой жизни. А что слюду в разбитом окне придется менять, так то дело десятое. Жизнь дороже.

Слуга бегство Винта воспринял с видом человека, видевшего и не такое. Утвердительный кивок Редрика рассеял все сомнения, и почти сразу в комнату вошли граф и лекарь. В дверях им пришлось раскланяться с Кетрин, торжественно удалявшейся из горницы в общий зал. Ее красота заставила поклониться даже гордого графа. При других обстоятельствах Его Светлость не замедлил бы вспомнить, где он видел надменную красавицу, но теперь мысли о дамах меньше всего волновали лукавого интригана.

И сильно бы удивился, если бы вспомнил, где они раньше встречались. Видел ее граф раз в жизни на сходке разбойных атаманов, куда прибыл с дружиной для урегулирования некоторых вопросов. Лихо рубилась тогда атаманша с графскими дружинниками, отказавшись платить долю Его Светлости.

Под мышкой у Гуго красовался сверток, который граф торжественно положил на стол. Было похоже, что он не обращает внимания на окружающих Редрика людей Раз присутствуют, значит, так надо. Известие о разгроме ордена Некромантов и гибели его Магистра от рук ведьмы произвело на Его Светлость неизгладимое впечатление.

Сказать по совести, он ожидал уличного боя ведьмаков и его дружинников, боя и многочисленных смертей от колдовства ведьмы. А то, что ведьма полезет в подземелья, схватится там с некромантами, перебьет находившихся там колдунов и, обессиленная, погибнет от ведьмачьей засады — для графа было потрясением.

Его Светлость владел ремеслом заговоров и мог лишь восхищенно качать головой от тонкости ведьмачьей интриги. То, что никакой интриги или подвоха в действиях ведьмаков не было, в голове у графа просто не укладывалось, и все заверения Редрика приводили к обратному эффекту.

С самого начала охоты на ведьму Его Светлость был убежден в существовании тайного плана. Граф был уверен, что для ведьмы понадобится приманка. И этой приманкой считал себя. Но сделать приманкой для авалонской колдуньи некромантов!

Второй день графа Гуго не покидало праздничное настроение. Все оказалось великолепно: нанятый вор добыл жезл Абдуррахмана, колдуны перебиты в своих подземельях, и никто не ищет драгоценный предмет. И не понадобились никакие бароны! Правда, опять откладывалась коронация, но за следующие сто лет жизни он обязательно станет королем. Жить графом двойной человеческий век лучше, чем умереть королем. Его Светлость даже позволил себе небольшое удовольствие, лично присутствуя при пытках Бартоломео Каэтани. Новые палачи оказались мастерами своего дела, и от воплей легата граф чуть не оглох.

Не стоит плакать о некромантах, жизнь продолжается. Несмотря на пытки посланца Папы, Его Светлость еще не решил, на кого опираться в борьбе: ведьмаки или Церковь, Филин или его святейшество. Папе было отправлено письмо, в котором граф жаловался на некромантов и обвинял Каэтани в чернокнижии и заговоре с некромантами против собственной персоны и Святого престола. В виде доказательства граф приложил одно из перехваченных писем легата к армии баронов.

«Ваше святейшество, — писал граф Гуго, — в славном городе Ашуре нет и не было никакой чумы. Изменник и чернокнижник Бартоломео Каэтани коварно обманул ваше доверие и по приказу колдунов ложью остановил армии Истинной Веры. Только чудом вашему слуге удалось проведать о заговоре. С мощью Господа яростью великой схватился я со слугами диавола и не ведаю исхода, но лишь на Господа уповаю…»

Вчера вечером посланец менялы Рахимбая доставил жезл, выкраденный Винтом из подземелий некромантов, что весьма радовало графа. Жезл уже покинул город, этой ночью был отправлен караван кораблей Ганзы, на одном из кораблей с ним отплыл посланец Его Светлости. Теперь все решал вопрос, кто раньше успеет прибыть в город: посланец Мерлина с зельем или войско баронов.

Легат Папы, Бартоломео Каэтани, уже почти двое суток обживал камеру пыток. Но буквально перед тем как граф направился в харчевню, дабы выразить Редрику свою благодарность за уничтожение ведьмы, камера оказалась пустой. Кто-то из слуг помог пленнику бежать. Правда, накануне легат уже подписал признание в чернокнижии, колдовстве и сговоре с колдунами из ордена Некромантов.

На Константинуса присутствие в комнате его недавнего пациента произвело эффект превращения лягушки в прекрасную царевну. Толстяк захлопал глазами, пытаясь понять, как могло случиться такое чудо. Однако ступор лекаря оказался недолгим, и голодный Рогволд вместо завтрака получил весьма длительную беседу с Константинусом. А оттого, что вместе с ним пошел обеспокоенный Урук, проголодавшемуся Рогволду оказалось не легче.

Тем временем в горнице Редрик и пара его десятников имели тайный разговор с графом Гуго. Кетрин все время этой беседы провела в общем зале харчевни. Только когда Его Светлость спустился по лестнице вместе с лекарем, атаманша вновь появилась в горнице. Винт уже успел спуститься с крыши и наблюдал, как Рогволд завтракает.

— Ну что, — начал разговор Редрик, — теперь нам нужно подумать о том, что делать дальше.

— Мне не послышалось, ты сказал «нам»? — невинно поинтересовался Урук. — Ты уверен, что НАМ?

— Уверен, — отрезал рыжий ведьмак, — нам всем, и никому другому. Я уже в курсе всех ваших приключений, — тут он посмотрел на Рогволда, — и не только ваших. Надеюсь, почтенные Урук и Рогволд помнят, с чего начался их путь в наши леса? Волхв Светлояр был прав, сто раз прав, направив вас сюда. Вы помогли нам, и ведьмаки Черного Леса в долгу. Если хотите, то можете остаться в наших землях навсегда. А если нет… Тогда вас ждут три дороги, и какую из них вы бы ни выбрали, вы оба знаете, что должно быть в конце вашего пути.

— Перевал Странников, — полуутвердительно пробормотал орк, и Рогволд согласно склонил голову.

— Именно, — подтвердил Редрик, — но старый звездочет погиб. Теперь никто не знает дороги на Перевал. Но ее знает волхв Светозар, про павший в степи, на восход от Ашура. День назад наши маги почувствовали колебания магии. Они очень слабы, но это значит, что премудрый волхв жив. Жив и в плену. — Так, первая дорога — искать волхва в степи. Ты говорил о трех дорогах, — поинтересовался Рогволд у рыжего ведьмака. — Куда ведет вторая дорога?

— Это не совсем дорога, скорее, поворот дороги. И ведет она прямиком к племени Крыс. Кое-кто из жителей степи, — тут Редрик взглянул на Кетрин, — уверяет, что в плену у шаманов Крысы находится старый волшебник. С недавних пор странные вещи начали твориться в тех местах. Мой отец отчего-то уверен, что этот старик — Светозар! Наши заклинатели говорят, что старый волхв находится гораздо восточней, но отец настаивает на своем.

— Это еще не все, — вступила в разговор Кетрин, — с недавних пор в степи говорят о великом чародее, его колдовской жезл сделан из костей человеческой руки. Вокруг него собираются кочевые племена. Они готовятся к набегу. В сердце степи создан храм бога-Паука. Шаманы многих племен направлялись туда, и ни один из них не вернулся.

Мои люди пытались найти дорогу к этому храму, из пятерых следопытов назад вернулись двое. Им отрезали уши и языки, отрубили по локоть руки. На груди у вернувшихся разведчиков был выжжен огромный паук. Стоило им добраться до нашей стоянки, как оба начали стремительно стариться, как будто кто-то выпил их жизнь без остатка. Перед тем как стать горстью праха, один из них успел показать дорогу на старой карте.

Если ей верить, то храм бога-Паука находится как раз там, где ведьмаки почуяли чары волхва. Возможно, что он находится в плену у этого колдуна.

Рогволд вспомнил свой сон, вспомнил волхва Светлояра. Деревянная дверь, в которую были вбиты кинжалы, имела изображение паука! Возможно, волхв пытался указать верный путь. Подхватив со стола стило и кусок бересты, рус скупыми штрихами набросал по памяти изображение на двери из своего сна. Закончив работу, Рогволд протянул бересту Кетрин. Один взгляд — и атаманша, отшвырнув рисунок в сторону, с ужасом посмотрела на Рогволда.

— Да, но откуда ты знаешь?..

— Это я увидел сегодня во сне, — честно признался Рогволд, — и кажется, что сон этот был не случайным. Во сне я увидел дверь с таким изображением. Великий волхв Светлояр был пригвожден к ней семью кинжалами. Я прикоснулся мечом к двери, и кинжалы исчезли вместе с дверью, а волхв мне сказал: «Встань и иди!» Вот я встал и пошел.

— Теперь можно понять лекаря, — пробормотал Винт, — понять, отчего он так поразился, увидев тебя в этой горнице.

— Третья дорога, — медленно, глядя остановившимися глазами на кусок неба в разбитом окне, проговорил орк, — третья дорога, ведущая к Перевалу. И я чую грозу на нашем пути. Третью ночь мне снится огонь. Огонь и клубы черного дыма — вот куда приведет нас дорога.

— Перекресток дорог, — поправил его Рогволд, — но если надо, то мы пройдем их все. Мы шли через мрак, теперь пойдем через огонь. Нам нужно спешить…

ЭПИЛОГ

Пришла иная жизнь, мне ничего не жаль,

Дорога на Восток, сражения за веру

И слава впереди заслуженная, но

В тени колоколов, карниз когтями сжав,

Касаясь клювом звезд, гранитная химера,

С немым отчаяньем глядит в глухую ночь.

Э. Р. Транк

Великое буйство разнотравья расстилалось до горизонта. Ковер трав с головой скрывал коня и всадника. Позади них возвышался последний бор, и сосны под порывами ветра вели свой вечный разговор. Русу казалось невозможным, что есть края, в которых леса нет, а есть только море травы, колышащейся, как морская вода, под яростными порывами ветров. В бледно-голубом небе зависла неподвижная точка беркута, зорко выглядывающего свою добычу.

Туда, в глубины желто-зеленого травяного царства, лежал их путь. Кони стояли под седлом, дожидаясь первого мига дороги. Рогволд знал, что время не ждет, но стоял не двигаясь, жадно вдыхая воздух, пахнущий хвоей Сын старосты прощался с великими лесами, но он не смотрел назад, на сосны, а лишь жадно упивался лесным воздухом. Изо всех сил Рогволд вглядывался в степь, как бы пытаясь понять, что ждет их в этом океане разнотравья. Кто и что встретит их на пути.

Рус прощался с лесами и родной землей, никто из его спутников не торопил его. Словно понимали: так надо. Не все уходили в степь вместе с Рогволдом и Уруком. Редрика ждал Черный Лес, Ратибора по прозвищу Винт ждали дела в Ашуре. В городе остался и пылкий неаполитанец Карло, неожиданно для себя ставший ведьмачьим послом в вольном городе Ашуре. Дела и интриги Совета Ашура столь плотно навалились на его голову, что он не смог поехать провожать пятерку уходивших в степь.

Десять лучших коней ждали путников, пять под седлом и пять сменных. В достатке было воды и припасов в седельных торбах.

Дороги звали Рогволда, Урука, Кетрин, Бронеслава и Карим-Те.

Дороги ждали, и никто, ни сами спутники, ни всемогущая судьба, не знал, какая дорога окажется последней.

Знали уходящие, что ждут их волхв Светозар и бой с шаманами племени Крысы. Помнили, что где-то в степи затаился неведомый колдун из храма бога-Паука.

Не знали остающиеся о грозе, нависшей над Ашуром. Не знали о замерших на половине пути ладьях Христова воинства, несущих огонь и меч вольному городу.

Не знали уходящие, где закончится дорога на Перевал…

Оглавление

Глава 1. СТАРОСТА РОГВОЛД, СЫН СТАРОСТЫ ДУБОСВЯТА

Глава 2. КРОВЬ НА ПОЛЯНЕ ВОЛХВОВ

Глава 3. БОЙ СВЕТЛОЯРА

Глава 4. ТВАРЬ ИЗ ПЛЕМЕНИ КРЫСЫ

Глава 5. ВЕДЬМАК ФИЛИН И ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ…

Глава 6. МЕЧ ХРАНИТЕЛЕЙ ПЕРЕВАЛА

Глава 7. ВОЛЬНЫЙ ГОРОД АШУР

Глава 8. ПОЛУНОЧНАЯ ОХОТА

Глава 9. ЗВЕЗДОЧЕТ, И НЕ ТОЛЬКО

Глава 10. ЭХ, ДОРОГИ…

Глава 11. ПУТЬ ВО ТЬМУ

Глава 12. МОГИЛЫ И ИХ ОБИТАТЕЛИ

Глава 13. ТЕНИ ПРОШЛОГО И ТЕНИ ГРЯДУЩЕГО

Глава 14. ПРОКЛЯТИЕ ГРАФА ГУГО

Глава 15. ЭХ, ДОРОГИ…

Глава 16. КОЛДУН С ЮГА

Глава 17. СМЕРТЬ ИЗ БОЛОТ ЮГА

Глава 18. БАЛАГАН ОДНОГО ГРАФА

Глава 19. ЧУМА И ЛЕКАРЬ

Глава 20. МЕЧ И МАГИЯ

Глава 21. ПЕРЕКРЕСТОК

ЭПИЛОГ