«Ледяной ад»

Хол Клемент ЛЕДЯНОЙ АД Iceworld

1

Салман Кен совершенно не был уверен, разумно ли он поступил, согласившись на просьбу Рейда. Он не был полицейским и не испытывал никакой тяги к опасным приключениям. Конечно, Салман надеялся, что вполне способен противостоять трудностям, — но зрелище, представившееся ему теперь за иллюминатором «Кареллы», заставило его несколько усомниться в последнем.

Ладно, допустим, что Рейд поступил с ним честно. Шеф отдела по борьбе с наркотиками, безусловно, рассказал Салману все, что знал сам. Информации, полученной от Рейда, вполне хватало, чтобы Кен мог заранее предвидеть что-нибудь вроде этого, поднапряги он свое воображение.

— Тут нечего особенно рассказывать, — сказал ему Рейд. — Мы даже не знаем, как торговцы его называют — для них это просто «дурь». Впервые про эту штуку стало известно несколько лет назад, и поначалу она вызвала у нас некоторый интерес. Но когда оказалось, что этот новый вид наркотика не представляет собой ничего особенного, мы перестали обращать на него особое внимание.

— Тогда что в нем такого опасного? — спросил Кен.

— Ну, любой наркотик, вызывающий у человека привыкание, опасен — вы, как учитель естествознания, прекрасно это понимаете. Но здесь проблема в другом. При нормальных условиях это вещество представляет собой газ и может быть с легкостью дано жертве без ее на то желания. А главное — этот наркотик настолько силен, что вызывает стойкое привыкание с первой же дозы. Можешь себе представить, к чему это может привести.

Кен представил себе это очень ясно.

— Да, понимаю. Что может быть проще: газообразное вещество подается в вентиляционную систему здания, космического корабля или орбитальной станции — и у торговца наркотиком появляются сотни новых клиентов. Кстати, почему ничего подобного еще не случилось? Рейд впервые улыбнулся:

— На то, по-видимому, есть две причины. С производством этого вещества есть некоторые проблемы — если только доходящие до нас сведения хоть сколько-нибудь соответствуют реальности. Кроме того, оно не может существовать при нормальной температуре. Его приходится хранить при очень низкой температуре, а в обычных условиях препарат распадается за считанные секунды. Кстати, существует гипотеза, что собственно активный элемент является на самом деле одним из продуктов такого распада. Увы, пока нам не удалось добыть образец, чтобы проверить это предположение.

— Хорошо, но причем тут я? Если у вас нет образца, я не могу произвести никакого анализа. Но, даже имея его, вряд ли мне удалось бы справиться с такой задачей — я же просто школьный учитель, а не профессиональный химик. Чем же я могу вам помочь?

— Вот поэтому нам и нужны именно вы. Вы ведь учитель — то есть разбираетесь во всех естественных науках, не специализируясь ни в одной конкретной.

Я уже упомянул, что с производством наркотика есть некоторые проблемы. Понятно, что изготовители этой дряни хотели бы увеличить объем поставок, и им очень пригодился бы первоклассный специалист в данной области. Но вы ведь прекрасно понимаете, что у них это не получится — такого специалиста невозможно подключить к проекту незаметно. С тех пор как открыли Велио, каждый стоящий инженер на счету, и для нас будет очень просто отследить, если к кому-нибудь из них обратятся по этому делу.

Вы же — личность довольно незаметная, к тому же сейчас официально находитесь в отпуске, и продлится он еще год. Никто не станет о вас вспоминать — по крайней мере, они будут так полагать. Кстати, именно поэтому мы приняли такие меры предосторожности, организуя нашу встречу.

— Но вам как-то придется меня рекламировать, ведь они же ничего не знают о моем существовании, — усмехнулся Кен.

— Это сделать несложно. Собственно, этим мы уже занялись. Надеюсь, вы нам это простите: дело слишком важное. В преступных кругах уже прошел слух, что вы изготовили ту самую бомбу, которая в свое время разнесла Сторрн. Мы можем создать вам неплохую репутацию…

— С которой я в жизни больше не получу нормальной работы.

— …о которой никогда не услышат ваши нынешние работодатели, равно как и любой достойный человек, не связанный с полицией.

Кен не мог понять, чего ради он в конце концов согласился. Возможно, подсознательно ему виделось в работе полицейского что-то романтическое, хотя на деле обычно эта работа велась в лаборатории. Но порученное ему задание выглядело как исключение — а может, и было им?

Как и предполагал Рейд, вскоре на Салмана Кена вышел один неразговорчивый тип, назвавшийся представителем некоего торгового концерна. Новым нанимателям зачем-то потребовались знания Кена, ему предложили подписать контракт, но ничего конкретного ему пока не сказали. Вполне возможно, что его просто-напросто посадят в закрытую и сверхсекретную лабораторию, описав в общих чертах проблему, связанную с производством таинственного вещества, и предложат решить ее. Ну, тогда он очень быстро потеряет новую работу и — если ему повезет — сможет вскоре принести Рейду свои извинения.

До сих пор Кен не сумел узнать ничего. Даже Рейд признавал, что его люди не знают никого, кто наверняка замешан в этом деле. Вполне возможно, что его нынешний наниматель окажется человеком достаточно респектабельным — если сравнивать с обычными наркоторговцами. Насколько Салман мог сейчас судить, так оно и было. Его погрузили на борт «Кареллы» в порту на Северном Острове, и в течение двадцати двух дней после старта он больше не видел ни одной живой души.

Он, конечно, знал, что наркотик привозят откуда-то с другой планеты. Среди прочих подробностей Рейд упомянул и то, что первоначальный наплыв наркотика был приостановлен благодаря осмотру прибывающих рефрижераторов. Однако даже полиция подозревала, что источник находился за пределами Саррианской планетной системы. За двадцать два дня можно покрыть огромное расстояние — если, конечно, корабль двигался по прямой.

Но мир, видневшийся сейчас в иллюминаторе, выглядел унылым и бесплодным. Собственно, отсюда можно было разглядеть лишь узкий полумесяц, поскольку планета в данный момент находилась почти точно между кораблем и неяркой звездой, вокруг которой она вращалась. Оставшаяся темная часть круга наползала на Млечный Путь, и, судя по резко очерченной кромке, атмосферы у планеты не было. Гористая, негостеприимная — и очень холодная. О последнем можно было догадаться по виду местного солнца — настолько тусклого, что на него можно было смотреть без всяких защитных приспособлений. Отсюда оно виделось красноватым и как бы сморщенным. Планета, находящаяся на столь большом расстоянии от подобной звезды, должна быть очень и очень холодной.

Конечно, Рейдов наркотик нуждается в низкой температуре. Но если его делают здесь, Кен твердо вознамерился отказаться и от контракта, и от задания. Один только вид планеты вызывал у него озноб.

Кто б ему сказал, что все-так и происходит! Над дверью каюты был установлен динамик, но до сих пор он лишь время от времени сообщал, что к дверям доставлена еда и дверь временно не заперта.

Ему не было позволено выходить из каюты. Это наводило на мысль о некоторой незаконности происходящего, вот только необязательно она должна была заключаться именно в том, что сейчас требовалось Кену. Если вспомнить о существующем торговом законодательстве, то неудивительно, что любой предприимчивый первооткрыватель какого-нибудь населенного мира старался сохранить находку в тайне, чтобы иметь возможность лично пользоваться ею без всякого посредничества со стороны властей. Понятно, что местонахождение планеты постарались скрыть и от нового служащего.

Ради эксперимента Кен попробовал заговорить вслух. В конце концов, они крутятся вокруг этой планеты уже довольно долго, и пора бы нанимателям просветить его неведение.

— Это здесь мне предстоит работать? Очень извиняюсь, если кого обидел, но выглядит это место довольно неприятно.

К его некоторому удивлению, ответ последовал почти сразу же, причем голос отличался от того, который до сих пор объявлял ему о прибытии обеда.

— Согласен. Сам я тут никогда не приземлялся, но вид у планеты, безусловно, мрачный. Но, насколько нам известно, по работе вам не придется непосредственно посещать ее поверхность.

— Так что же за работа меня ожидает? Или вы все еще не хотите мне это открыть?

— Сейчас уже можно вам кое-что рассказать, поскольку мы достигли пункта назначения. — Услышав эти слова, Кен горестно глянул на тусклую звезду, но промолчал и весь обратился в слух. — Ваша дверь сейчас не заперта. Выйдите в коридор, поверните направо и пройдите до самого конца — там где-то ярдов сорок. Таким образом вы достигнете рубки управления, где сейчас нахожусь я. Нам будет удобнее разговаривать лицом к лицу, — монотонный голос на этом умолк, и Кен последовал полученным инструкциям.

«Карелла» принадлежала к довольно распространенному типу кораблей-межзвездников; длина ее составляла сто пятьдесят — двести ярдов, диаметр корпуса был втрое меньше. Внутри цилиндра со слегка закругленными торцами имелось довольно много свободного места для пассажиров, грузов и всего иного, что требовалось владельцу корабля.

Рубка управления тоже не выделялась ничем примечательным. Интерес представляли лишь два человека, находившихся в ней. Один из них, судя по всему, был пилотом — он сидел, пристегнувшись к своему месту перед главной контрольной панелью. Другой свободно плавал посреди помещения. Он явно ждал прихода Кена, поскольку не сводил глаз с двери. Как только Кен появился, этот второй тут же заговорил тем самым монотонным голосом, который пригласил его сюда.

— Я слегка колебался, стоит ли позволять вам увидеть кого-нибудь из нас лично, прежде чем вы окончательно примете наше предложение. Но, в конце концов, особого вреда от этого не будет. В последнее время я почти не бываю на Сарре, и в том случае, если нам не удастся прийти к согласию, шансы когда-нибудь встретиться снова чрезвычайно малы.

— В предлагаемой мне работе есть что-то незаконное? — Кен решил, что вполне может коснуться данной темы, коль скоро собеседник намекнул на это столь ясно. В конце концов, ему совершенно не нужно изображать из себя дурака.

— Да, есть — если толковать закон совершенно буквально. Но мне кажется — и со мной согласятся очень многие — что если кто-то находит обитаемую планету, исследует ее за свой счет и устанавливает контакт с ее жителями, у него есть моральное право воспользоваться случаем. Собственно, это как раз наш случай.

Сердце Кена упало. Похоже, случилось то, чего он опасался: здесь имеет место небольшое нарушение закона о торговле — но вовсе не то, о чем говорил Рейд.

— Эта точка зрения в чем-то разумна, — сказал он осторожно. — Но чем я могу вам помочь? Я не лингвист, да и в экономике не слишком разбираюсь, если речь идет о проблемах с торговлей.

— Нет, наши проблемы несколько иного сорта. Дело в том, что интересующая нас планета настолько не похожа на Сарр, что посещать ее непосредственно мы не можем. Нам стоило огромного труда установить контакт хоть с кем-то из местных жителей — мы даже не можем сказать, один ли это абориген или же большая группа.

— Не можете сказать? Вы что, даже не спускали туда зонд с телевизионной аппаратурой?

— Сейчас вы сами все увидите. — Так и не представившийся Кену собеседник неприятно улыбнулся. — В любом случае, нам удалось совершить некий обмен с местными жителями — или одним из них, — и у них обнаружился интересующий нас товар. Правда, получили мы его, как вы понимаете, очень мало. Весь вопрос в том, можно ля получить больше? Если у вас есть желание, можете поразмыслить над тем, как спустить на эту планету человека. Но я прекрасно понимаю, что вы не инженер. Что вы действительно могли бы для нас сделать, так это провести серьезный анализ природных условий на планете — атмосфера, температура, освещенность и так далее. Если это удастся, тогда мы сможем воспроизвести их в более удобном месте и будем сами выращивать нужный продукт. В этом случае нам еще и не придется платить туземцам.

— Звучит довольно просто. Правда, у меня создалось впечатление, что вы не хотите сообщать мне, о каком товаре идет речь, но, как я понял, это какое-то растение. Понимаю. В своей работе я сталкивался с парфюмерами и хорошо знаю, сколь диковинными способами они пытаются сохранить в секрете самые основы своей химии. Безусловно, я постараюсь вам помочь, но хочу предупредить: я не самый лучший химик на свете, и у меня нет с собой оборудования, поскольку я понятия не имел, какого рода работы вы хотите мне поручить. У вас на корабле есть что-нибудь подходящее?

— Не на корабле. Мы открыли это место почти двадцать лет назад и уже построили более-менее удобную базу на той планете, которая находится ближе всего к звезде. Она постоянно обращена к светилу одной и той же стороной, поэтому в экваториальной долине, где расположена наша база, температурные условия более-менее пригодны для жизни. Там есть неплохо оснащенная лаборатория и мастерская, где работает наш техник, Фет Оллмер — он отличный профессионал. Так что если вам и понадобится что-то, чем мы не располагаем, возможно, нам даже удастся это соорудить. Как вам такой вариант?

— Очень даже неплохо. Я берусь за эту работу и сделаю, что смогу.

К этому времени Кен несколько повеселел — не в последнюю очередь оттого, что само задание показалось ему интересным, а также и из-за некоторых замечаний собеседника. Если речь идет о растении, то можно надеяться, что он все-таки попал именно туда, куда намеревался. О сверхнизких температурах напрямую пока речь не велась — исходя из сказанного, планета могла оказаться как слишком холодной, так и слишком жаркой. Но последнее, судя по звезде, было очень маловероятно. Хотя, если на ближайшей к звезде планете пришлось искать теплое местечко, то здесь должно быть намного холоднее! Это точно.

Кен отвлекся от этих мыслей, осознав, что его наниматель (если только это и впрямь был сам глава концерна) заговорил снова:

— Я был уверен, что вы согласитесь. Начиная с этого момента можете заказывать все, что вам понадобится. Если хотите, можете использовать этот корабль. Единственное ограничение — Ордон Ли не станет подвергать его опасности, — при этом гибкое щупальце указало в сторону пилота. — Кстати, самого меня зовут Ладж Драй. С этого момента вы работаете на меня, и мне кажется, что для нас обоих будет удобнее, если вы не будете об этом забывать. Итак, с чего, по вашему мнению, мы начнем?

Кен предпочел проигнорировать эту демонстрацию статуса и ответил вопросом на вопрос:

— У вас есть образцы атмосферы или почвы с планеты?

— Нет, как ни смешно это звучит. Нам так и не удалось сохранить образец — возможно, мы как-то неправильно их брали. Один заполненный контейнер дал утечку и, оказавшись в нашей воздушной среде, загорелся по непонятным причинам. Мы имеем несколько проб почвы, но все они имели контакт с чуждой им газовой средой, поэтому в них могли произойти какие-то изменения. Тут уж работа для вас. Все, что я могу пока с уверенностью сказать, — атмосферное давление на поверхности их планеты равно примерно двум третям саррианского, а температура там замораживает практически любой газ из нашей среды — думаю, что даже и калий. Наш техник полагает, что именно из-за этого посланный прибор и был поврежден.

— А каковы размеры самой планеты?

— Она больше, чем Сарр; точные цифры вы можете выяснить на нашей базе, так что проще будет дождаться прибытия на Первую планету. Я не могу назвать на память ни одну из них — да, если говорить совсем честно, они и сами по себе не очень точны. Все-таки это вы ученый, а мои люди для вас лишь глаза и щупальца.

Как вы уже поняли, у нас есть зонды с дистанционным управлением. Прежде чем использовать их, вам следует проконсультироваться со мной: мы потеряли девятнадцать из двадцати зондов, запущенных к поверхности планеты. На том месте, где приземлился двадцатый, нам удалось установить радиомаяк, и теперь мы постоянно ориентируемся на его сигналы. Нам точно не известно, что случилось с остальными, хотя догадаться можно: я вам расскажу, пока вы будете просматривать прочие материалы. Вы хотите взглянуть на планету, прежде чем мы отправимся к Первой?

— Взглянуть на планету? А разве это не она? — Кен махнул щупальцем в сторону испещренного кратерами полумесяца.

— Нет, сейчас вы видите всего лишь спутник Третьей, — ответил Ладж Драй.

Кен опять поежился. Спутник выглядел жутко, но и сама планета не должна быть много теплее — ведь она находится на том же расстоянии от солнца. Атмосфера, конечно, несколько улучшает дело, и все-таки — там замерзает и калий, и свинец, и олово! Об этом он еще ни разу не задумывался по-настоящему, но воображение у Кена Салмана было богатое. Возможно, даже чересчур. Ему представлялся образ мира, промерзшего до самой сердцевины. Суровая и страшная планета, где ледяные метели проносятся над поверхностью, и в тусклом красноватом свете не заметно ни малейшего движения. Планета смерти.

Но ведь это не так — там есть даже какие-то разумные жители! Кен попытался представить, на что может быть похожа жизнь в таких ужасных условиях, но не смог. Может, Ладж Драй или его техник ошиблись? Или дала какой-то сбой аппаратура?

— Ну, давайте посмотрим на нее, раз уж мы так близко. Я хочу увидеть это жуткое местечко, — сказал он, борясь со своим воображением.

Ладж Драй дал знак пилоту, и корпус «Кареллы» стал медленно поворачиваться. Лишенный воздуха спутник скрылся из виду, звезды сместились вслед за ним. Корабль развернулся на сто восемьдесят градусов, и в самом центре иллюминатора наконец-то явилась Третья. Кен понял, что корабль висит точно между планетой и ее спутником. Не особенно разумно, если у обитателей этого мира есть увеличительная аппаратура.

Солнце теперь было позади них, и планета предстала во всем своем блеске. В отличие от спутника, здесь сразу было заметно наличие атмосферы — об этом свидетельствовали размытые нечеткие края планетного диска. Правда, Кен пока не мог представить себе, какие же газы ее составляют. Несмотря на красноватый свет звезды, большая часть поверхности планеты имела голубой оттенок. Различить мелкие детали оказалось невозможно: атмосфера была достаточно мутной и очень плохо просматривалась. Явственно виднелись лишь белые, зеленые и коричневые пятна, но было невозможно сказать, что они собой представляют.

Но даже при всей неопределенности этого образа что-то в нем снова заставило ученого поежиться. Может быть, все дело в том, что он услышал раньше — или о чем догадался сам, посмотрев на красное солнце. А возможно, все это ерунда. Но от одного только вида этого мира Кена пробирал озноб, и он поспешно отвернулся.

— Отправляемся на Первую, я посмотрю данные на месте, — сказал он, пытаясь контролировать свою диафрагму. Пилот молча повиновался.

Честное слово, Земля — не такое уж плохое место. Многим людям она даже нравится. Просто Кен был полон предубеждений, что неудивительно для всякого, увидевшего мир, где вода — жидкость. Особенно если всю жизнь дышал газообразной серой и время от времени пил расплавленный хлорид меди.

2

К примеру, Роджер Винг был бы несколько шокирован таким мнением Кена. Винг решительно предпочитал Землю — во всяком случае, ту ее незначительную часть, с которой был знаком. До некоторой степени он был прав, поскольку окрестности озера Пен д'0рьель стоит посетить, особенно осенью или весной. Увидеть озеро в начале июня — это событие: во всяком случае, всю дорогу от озера Хайден дети отчаянно спорили, кто первым увидит Ир Дроп. Хотя в этом году их было всего четверо, шуму было не меньше, чем обычно, поскольку отсутствующий в этот раз Дональд никогда не бывал основным его источником. Роджер, оставленный за главного вместо отсутствующего старшего брата, намеревался воспользоваться случаем на всю катушку — тем более, что такое положение будет сохраняться всего лишь какие-то сорок миль. Дон же собирался прилететь со своим приятелем прямо в Сэндпойнт, и тогда вся семья снова соберется вместе.

Компания была шумной и веселой, а родители на переднем сиденье не слишком-то преуспевали в наведении порядка. Впрочем, дорога к северу от Кер д'Ален была довольно хорошей, и посторонний шум за спиной вряд ли мог быть причиной для беспокойства. Главная же неприятность произошла, когда у самой Коколаллы внезапно лопнула передняя правая шина автомобиля. Джон Винг неспешно вылез из тяжело нагруженной машины, и тогда-то Роджер впервые вдохнул серный запах горящей резины. В это лето ему еще предстояло познакомиться с серой гораздо ближе…

Дети несколько приутихли: выражение отцовского лица явственно показывало, что теперь его терпения хватит ненадолго.

Впрочем, полное молчание так и не воцарилось. Дамба, перегораживающая Пен д'0рьель в самом узком месте озера, вызвала громкую бурю восторгов, прекратившихся лишь ненадолго — пока мистер Винг покупал в Сэндпойнте новую шину. Потом машина свернула к маленькому аэропорту на окраине городка, и шум вновь усилился, когда дети увидели своего старшего брата, стоящего возле небольшого самолета «Кэб»[1] на травянистой посадочной площадке.

Он был высок и довольно худ, напоминая отца узким лицом, темными волосами и глазами. Роджер, заметно выросший за прошедший год, к своему разочарованию обнаружил, что Дональд все еще выше его на полголовы. Впрочем, это огорчение не сделало проявление радости от встречи менее бурным. Дон пожал руки отцу и Роджеру, поцеловал мать и сестренок и посадил шестилетнего Билли себе на плечи. Нет, перелет из Миссулы прошел нормально. Да, оценки хорошие, хотя и не блестящие. Нет, у него нет багажа, только вот эта сумка — у «Кэба» была очень ограниченная грузоподъемность. И можно ехать дальше прямо сейчас, а на все вопросы он ответит по дороге.

Он бросил Роджеру сумку и пошел к машине; Билли так и сидел у него на плечах. Постепенно вся компания устроилась более-менее удобно, и путешествие продолжилось.

Сначала они ехали на север от Сэндпойнта; затем повернули на восток — к Кутенэю. Обогнули северный конец озера, напоминавшего формой своей знак вопроса, и направились к Кларк-Форку. Там они оставили машину в специальном заведении — чем-то среднем между складом и гаражем.

Дон с Роджером исчезли и чуть позже вернулись с впечатляющей вереницей верховых и вьючных лошадей. Семейство, которому это средство передвижения было отнюдь не в новинку, перегрузило на животных свое снаряжение и, помахав рукой всем знакомым, пришедшим посмотреть на их отъезд, верхом отправилось на север, в леса.

Когда городок скрылся из виду, Дональд обернулся к отцу:

— Как ты думаешь, много у нас будет гостей на этот раз?

— Трудно сказать. Большинство тех, кто нас знает, не суются куда не надо, а чужих я в городке не заметил. Но старатели появляются в самый неожиданный момент. В общем-то, я не имею ничего против их честного труда — для нас это неплохая маскировка. Но меня беспокоят те, кто надеется извлечь пользу из нашего открытия. Вам, ребята, придется проводить разведку как обычно — хотя на сей раз мне понадобится Дон. Сынок, если ты и впрямь усвоил что-то по химии там, на первом курсе, то сможешь помочь нам справиться с парой проблем. Если же Дон отправится со мной, на тебя, Роджер, ляжет гораздо большая ответственность.

Мальчик серьезно кивнул, глаза его сияли.

Он далеко не сразу осознал чудовищную разницу между обычаями своей семьи и тем, как проводили лето его одноклассники. Поначалу рассказы о поездках на ранчо, отдыхе на морских курортах или в горах возбуждали в нем зависть, но потом он стал хвастаться в ответ собственными путешествиями. Даже после того, как Роджер осознал, что определенные детали этих поездок следует держать в строжайшем секрете, его желание покрасоваться время от времени все-таки пересиливало благоразумную сдержанность — до тех пор, пока он не обнаружил, что приятели попросту не верят, что у его отца есть «тайная шахта в горах». Обида заставила его на время замолчать, и к тому моменту, как убедительные аргументы были наконец-то найдены, он уже понял, что всем, кого это касается, лучше просто помалкивать.

В ту весну ему было десять лет. Отец, услышав откуда-то про всю эту историю, ходил очень довольный; и в то же лето на Роджера была возложена часть работы, которую до сих пор выполнял один Дон: внимательно следить за местностью вокруг их летнего домика перед поездками мистера Винга в горы и во время этих путешествий. Как объяснил детям отец, их находка была секретом. Пусть она и продолжает сохраняться в тайне от посторонних — причины он обещал объяснить позже.

Это и два следующих лета он продолжал совершать путешествия в одиночку. Но на сей раз все могло измениться. Дону, насколько знал Роджер, обо всем сообщили незадолго до того, как он прошлой осенью отправился в колледж. Свои курсы — химию, астрономию и математику — он выбирал не в последнюю очередь на основании полученной информации. Первый из них был вполне объясним, но Роджер совершенно не мог понять, причем тут другие два. Вряд ли астрономия особенно полезна, если речь идет о добыче полезных ископаемых…

Впрочем, это он вскорости выяснит — возможно, даже раньше, чем Дон: отец, похоже, собирается открыть им что-то еще. В данный же момент Роджер пытался придумать, как бы в одиночку устроить наблюдение за окрестностями в пределах мили от их летнего домика — а кое-где нужно будет пробираться и дальше… Конечно, он прекрасно знал округу, но теперь надо будет совершить серию походов для более подробного знакомства с некоторыми местами. Мальчик воспринимал все очень серьезно — тем более что теперь происходящее представилось ему в необычном свете.

При этом он, как и свойственно детям его возраста, был склонен обращать мало внимания на происходящее вокруг. Из мечтаний его вывела Эдит, картинно бросившая через плечо еловую шишку и попавшая при этом ему прямо в лицо. Она засмеялась, глядя, как Роджер озирается вокруг в поисках средства возмездия. Увы, шишек поблизости больше не оказалось, а тропинка в этом месте была слишком узкой, чтобы пустить лошадей бок о бок. Вьючная же лошадь, которую девочка вела в поводу, создавала между ними непреодолимую преграду.

— Может, проснешься и присоединишься к компании? — отсмеявшись, выдавила Эдит. — По твоему лицу можно подумать, что ты позабыл в Спокане свою любимую удочку!

Роджер немедленно надулся:

— Ну да, вам, девчонкам, до самого сентября больше делать нечего. А для мужчин хватит работы, и я кое-что обдумывал по этому поводу.

— Для мужчин? — Девочка подняла брови в наигранном удивлении. — Я понимаю, что папа будет занят, но ты-то тут причем? — Она, конечно, прекрасно знала, чем занимается Роджер в летнее время, но у нее были причины держать такой тон. — Это что, мужская работа — пару раз в день пробегать дозором вокруг дома?

Тут Роджер рассердился всерьез:

— Уж во всяком случае, это занятие не для девчонок, — огрызнулся он и тут же пожалел о своих словах. Увы, у него уже не было времени придумать способ выбраться из той ловушки, в которую он себя загнал неосторожными словами.

— Подтверждение! — громко провозгласила Эдит, и Роджер мысленно отвесил себе пинка. Именно этого она и добивалась!.. Согласно семейным правилам, любое утверждение, произнесенное любым членом семьи, требовало доказательств, если этого желал другой. Правило это было установлено Вингом-старшим, проявившим таким образом немалую предусмотрительность. Сам он редко на это попадался, будучи по природе человеком вдумчивым.

— Что ж, я попробую этим заняться, — заметила Эдит. — А ты мне объяснишь все, что надо. И, если уж совсем честно, Марджи тоже должна бы попытаться… — последнее явно было сказано в расчете на бурную реакцию. Роджер чуть не выпрыгнул из седла, но прежде чем ему удалось подобрать достойный ответ, в голову пришла поразительная мысль — а почему бы нет? Девочки могли бы помочь. Надо будет показать им, чем Роджер с Доном занимались раньше, а далее они и сами смогут придумать что-нибудь толковое. Мужская гордость Роджера не мешала ему признавать, что женщины — а в особенности его сестры — не так уж глупы. И Эди, и Марджи умеют ездить верхом и не боятся леса, так что из них в конце концов могут получиться очень полезные помощники. Эдит была не настолько меньше его, чтобы он мог не допустить ее до работы как слишком маленькую — и даже восьмилетней Марджи вполне хватило бы ума помолчать, когда нужна тишина, и выполнять приказы, когда споры неуместны.

— Ладно. Можете обе попробовать, — сказал он, поразмыслив. — Думаю, папа не будет против, а маме все равно, что там с этой работой. Так что сегодня вечером будет совещание!

Беседа перескочила на другие темы, и караван продолжил движение вверх вдоль реки. Через два или три часа они перешли ее вброд и свернули на восток, к границе штата Монтана. До темноты оставалось еще несколько часов, когда путешественники наконец-то добрались до своего летнего коттеджа.

Конечно, коттеджем это строение можно было назвать с большой натяжкой. Оно возвышалось на довольно крутом склоне, еще в пределах верхней границы горных лесов, и в нем только-только хватало места, чтобы семейство Вингов могло разместиться, не страдая от тесноты. Там был бензиновый электрогенератор; воды, поступавшей из источника выше по склону холма, было достаточно на скупое умывание и приготовление пищи. Все это в некотором смысле демонстрировал, насколько удачлив и умел оказался мистер Винг в своем старательстве, которое считалось важным источником его доходов.

Чуть ниже по холму находилось еще одно здание, объединявшее в себе функции сарая и конюшни. Оба строения были крепкими и надежными, так что зимы северо-запада никогда не причиняли им особого вреда. Фундаментом дому служила сама скала, а стены хорошо сохраняли тепло. Семья вполне могла бы жить там круглый год, и у родителей имелись подобные планы — на то далекое время, когда все их дети закончат учебу.

На первом этаже дома имелась большая комната, служившая одновременно столовой и гостиной; с одного конца к ней примыкала кухня, а с другого — спальня. Лестница, расположенная у самой двери в кухню, спускалась в подвал, где размещалась мастерская. Тут стояли верстаки с брошенными на них заготовками, радиодетали, а также было сложено снаряжение для всяческих игр. Лестница с другой стороны гостиной вела на второй этаж, разделенный на шесть маленьких комнат. У каждого из детей здесь была своя спальня, шестую комнату заполняли всевозможные странные предметы мебели и прочий хлам, проникший в незанятое помещение за много лет.

Семейство Винг спешилось у входа на высокую террасу, опоясывающую фасад дома, и разошлись каждый по своим делам. Миссис Винг и девочки отперли входную дверь и скрылись в доме. Билли стал отвинчивать и открывать ставни на ближайших окнах — тех, что располагались вдоль террасы, а также окна первого этажа на той стороне, что была обращена к верхней части склона. Мистер Винг и Дональд снимали с лошадей вьюки, а Роджер тем временем отводил уже разгруженных животных в стойло, расседлывал их и насыпал в ясли корм.

К закату дом приобрел совершенно жилой вид. Все поели, посуда была помыта, Билли и Марджори отправились спать, а оставшиеся члены семьи собрались отдохнуть в главной комнате. Возник небольшой спор, зажигать ли камин, но в итоге вопрос был решен положительно — не столько ради обогрева (хотя даже в июне по ночам здесь может быть ужасно холодно), сколько из-за того, что семейство любило посидеть у огня.

Родители устроились каждый в своем кресле по обе стороны от камина. Дональд, Роджер и Эдит расселись на коврах между ними. Когда все заняли места, Роджер подал голос, выдвинув свое предложение о привлечении девочек к разведке. Отец на пару минут задумался.

— Ты хорошо знаешь окрестности нашего дома, кроме направления, ведущего к городу? — спросил он наконец у Эдит.

— Наверное, не так хорошо, как мальчики, но в конце концов надо же изучить их, — ответила она.

— Верно. Однако мне бы не хотелось, чтобы вы потерялись, а вашей маме не следует одной делать всю домашнюю работу. Но если Роджер заварил эту кашу, пусть так и будет. Я выйду в первый поход дней через семь-десять. За это время вы двое, работая вместе, должны составить удовлетворительную карту территории в радиусе трех миль от нашего дома, а также такой график дежурств, который позволит Эди помогать маме по дому, когда это необходимо. Марджи тоже может ходить с вами, но не должна в одиночку удаляться от дома более чем на полмили — все правила для младших остаются в силе. Кроме того, мама может вносить любые дополнения или коррективы, которые сочтет нужными, — Джон Винг, чуть улыбнувшись, поглядел на свою жену. Она улыбнулась ему в ответ и кивнула:

— Пока меня устраивает все. Но мне кажется, что у Роджера есть и кое-какие свои обязанности — не лучше ли будет включить это в последний пункт?

— Хорошо. Роджер, Эди — вы согласны?

Брат и сестра кивнули одновременно.

— Ну ладно, а теперь всем пора спать. В ближайшие несколько дней у вас будет много дел.

Дети грустно вздохнули, но послушно встали и разошлись по своим спальням. В комнате остались только родители и Дон, и эти трое до поздней ночи вели тихий и серьезный разговор. Когда Дональд наконец-то поднялся в свою комнату, младшие уже несколько часов как спали, однако их старший брат крался так тихо, как только мог. Он совершенно не хотел весь остаток ночи объяснять Роджеру, о чем говорилось внизу.

Несмотря на то что предыдущий день был весьма напряженным, на следующий день вся семья оказалась на ногах уже очень рано. Оказывая младшему брату «услугу», Дональд вызвался сам отвести лишних лошадей обратно в город — здесь они постоянно держали лишь несколько штук, поскольку с кормом в этих местах было довольно туго. Таким образом, как только с верхних окон были сняты ставни, младший брат получил полную возможность спокойно приступить к исполнению своих основных обязанностей — заняться картографией. Но Эдит немного задержалась: ей надо было помогать стирать пыль с фарфора и мыть посуду — накануне вечером они вымыли ее ровно столько, чтобы можно было быстро поужинать. Роджер справился со своим отвращением к женской работе и тоже пошел помогать. Солнце не успело еще подняться высоко, когда они вышли на крыльцо, наскоро посовещались и, обогнув дом, отправились вверх по холму.

У мальчика с собой был маленький скаутский компас и рулетка, которую он раскопал в мастерской; а его сестра взяла с собой толстую школьную тетрадь, в которой после учебного года осталось несколько чистых листов. Обученный отцом и проведший сезон в скаутском лагере, Роджер был уверен, что этого ему хватит для составления подробной карты указанного района. О такой вещи, как горизонтали, он даже и не задумывался.

Дом Вингов был расположен высоко, но и от него надо было еще долго карабкаться вверх. К тому времени, как дети достигли вершины, они уже здорово устали. Кроме того, обоим просто хотелось посидеть и посмотреть на окрестности, хотя они были здесь и не в первый раз и прекрасно знали эти места.

Пики Кэбинет окружали их со всех сторон, лишь на западе в стене гор имелся небольшой просвет. Вершина, на которой находились они, была не слишком высокой, и видно с нее было не так далеко, но на юго-западе все же просматривались отблески озера Пен д'0рьель, а на юго-востоке выделялся легкоузнаваемый пик Сноушу. Большинство гор имели скалистые вершины высотой до нескольких сотен футов, ниже склоны были покрыты лесом — в основном состоящим из елей Дугласа, столь изобильных в этом регионе. С того места, где сидели дети, можно было разглядеть пару проплешин — метки лесных пожаров, случившихся в последние несколько лет.

Покрутив головой, Рождер нашел несколько мест, о которых отец сказал, что они могут послужить реперными точками. Затем он вынул компас и стал брать азимут на каждую из них. Эдит тем временем делала приблизительный набросок окружающей местности, и азимут записывался прямо тут же. С расстояниями предстояло разобраться позже: Роджер не представлял ни высоты места, на котором находился, ни высоты прочих ориентиров. Впрочем, если бы он их знал, он не смог бы ими воспользоваться, ибо не имел ни малейшего понятия о тригонометрии, да и средств для измерения угла склонов у него не было.

Грубая карта стала наполняться деталями еще до того, как они спустились с вершины холма. Роджер и Эдит совершенно погрузились в работу, и мистер Винг совсем не удивился, когда они опоздали к обеду.

3

База на Первой оказалась довольно примитивным сооружением, хотя было очевидно, что уже для превращения ее в нечто обитаемое понадобилась немалая толика инженерной смекалки. Сооружение располагалось на дне глубокой долины почти в центре обращенной к светилу части планеты, в норме температура достигала здесь примерно четырехсот градусов, если измерять ее по шкале Цельсия. Это было очень мало: сера, составлявшая основу атмосферы, которой дышали сородичи Кена, могла здесь существовать лишь в жидком состоянии. Но дополнительная сотня градусов тепла обеспечивалась за счет использования рельефа — склоны долины были обработаны, все неровности сглажены, а получившаяся ровная выемка выложена полированным металлом. Темное сооружение станции, по сути дела, являлось фокусом гигантского вогнутого зеркала, а при имевшихся размерах здания и угловой величине солнца, фокус этот даже из-за либрации никогда не сдвигался слишком далеко.

Корабль для межзвездных перелетов опустился на гладкую поверхность скалы невдалеке от здания базы. Никаких специальных терминалов здесь не имелось, и чтобы выйти из корабля Кену пришлось надеть скафандр. Вместе с ним в тамбуре собралось еще несколько человек в такой же экипировке, и он заподозрил, что сейчас «Кареллу» покидает если и не весь экипаж, то большая его часть. Конечно, если это и впрямь экипаж — ведь корабль такого класса вполне может управляться одним-единственным пилотом. Правда, Кен понятия не имел, не является ли это одной из мер предосторожности при высадке на чужую планету.

Впрочем, отойдя немного от корабля и оглядевшись вокруг, он не заметил ничего, напоминающего оборонительные сооружения. Придется предположить, что обитатели станции не опасаются нападения со стороны. Ну ладно, если эта база просуществовала уже двадцать лет, то ее обитателям лучше знать, чего следует бояться.

Внутри здание оказалось достаточно уютным, хотя проводник Кена постоянно извинялся, ссылаясь на отсутствие удобств. Они пообедали (за этот обед извиняться уж точно не приходилось), после чего Кену показали его нынешние апартаменты — ничуть не хуже, чем в среднем саррианском отеле. Затем Ладж Драй устроил краткую экскурсию по станции, продемонстрировав ученому оборудование, которое могло пригодиться в его работе.

Но у Кена не шла из головы мысль о его истинной «работе», поэтому он постоянно искал какие-либо признаки того, что здесь и в самом деле производится таинственный наркотик. После прогулки он остался совершенно уверен, что здесь нет никакой установки, производящей сложные химические преобразования, — но ее вполне могло и не быть, если наркотик встречается в природе в готовом виде. Он мог припомнить несколько случаев, когда сырой необработанный продукт оказывался чудовищно эффективным — например, растительный яд, которым некоторые примитивные племена его мира все еще обрабатывали свои отравленные стрелы.

Гораздо интереснее могло оказаться «торговое» снаряжение — что неудивительно, если учесть, с какого рода планетой велась торговля. На станции обнаружилось множество исследовательских зондов с дистанционным управлением, каждый из которых был разделен на два отсека. Один отсек вмещал двигатели и всю аппаратуру управления; находившееся здесь контрольное устройство поддерживало температуру на уровне, близком к нормальному. Второй отсек был более вместительный, он предназначался для грузов и охлаждающей аппаратуры. Отсеки оказались не слишком хорошо изолированы — как друг от друга, так и от окружающей среды.

Некоторое время Кен тщательно осматривал это снаряжение, после чего начал задавать вопросы:

— Я не вижу никакого передатчика визуальной информации. Как же вы управляете этой штукой, когда она уже находится на поверхности?

— Это теперь передатчиков нет, — ответил техник, который вместе с Ладжем Драем сопровождал Кена на экскурсии. — Естественно, первоначально они имелись — но ни один не пережил путешествие на Третью. В конце концов, мы их сняли, а то получалось слишком дорогое удовольствие. Любая оптика должна хотя бы частично контактировать с атмосферой планеты, то есть нам надо или приспосабливать к этим условиям все устройство, или же ликвидировать последствия чудовищной разницы между температурой внешней оптики и температурой электрической начинки. Ни то ни другое нам пока не удалось: либо от переохлаждения портится что-нибудь в электрических цепях, либо от разницы температур трескаются оптические элементы.

— Но управлять-то надо! Как же вы наблюдаете за окружающей зонд средой?

— А никак. В нем есть альтиметр, а на планете давно установлен постоянный маяк, по которому мы и наводимся. Так что приходится просто отправлять зонд вниз, он достигает поверхности — и пускай аборигены его ищут.

— И вы ни разу не доставляли с поверхности планеты каких-либо образцов?

— Мы ничего не видим — как их отбирать? Кроме того, при такой температуре зонд не может оставаться герметичным, так что мы ни разу не сумели получить даже более-менее приличную пробу их воздуха. А снаружи к корпусу ничего не липнет. Возможно, там внизу твердая металлическая или каменная поверхность — мы не знаем даже этого.

— Но ведь можно настроить зонд так, чтобы он просто доставил сюда образец воздуха — в этом случае даже температура не будет большой помехой.

— В принципе, да. Никто просто с этим еще не возился. Если вам нужен образец атмосферы, можно просто послать вниз маленький контейнер — вам с ним потом будет проще работать.

Внезапно Кена озарило:

— А то, что вы получаете от аборигенов? Из этих образцов нельзя ничего извлечь? Может, я попробую поработать с ними?

Тут вмешался Ладж Драй:

— Вы сами говорили, что вы не специалист. А мы уже давали эту субстанцию специалистам, и они ничего не смогли определить. В конце концов, если бы было возможным просто синтезировать ее, стали бы мы затевать торговлю с аборигенами? Именно поэтому мы и хотим, чтобы вы разобрались с условиями на этой планете, — когда вы это сделаете, мы попробуем придумать, как бы получить у местных семена и вырастить то, что нам надо.

— Понятно, — ответил Кен. Доводы звучали вполне разумно, и почти не давали информации о природе того вещества, из-за которого и возникла проблема. Они ничего не подтверждали и не отрицали.

Еще некоторое время Салман Кен провел в размышлениях, попутно осматривая остальное доступное оборудование. Ему хотелось задать еще несколько вопросов, но он должен был сформулировать их так, чтобы собеседники не заподозрили в них нездорового любопытства — если они и впрямь окажутся торговцами наркотиками.

— Что местные жители получают от вас в обмен на этот продукт? Какие-то изделия, которые они не могут изготовить сами, или нужные им материалы? Последнее может дать основу для каких-то конкретных выводов о природных условиях на этой планете.

По щупальцу Драя пробежала дрожь, что было равносильно человеческому пожиманию плечами.

— Последнее. Мы посылаем им металлы, которые не слишком легко вступают в реакцию с серой. Обычно это платиновые самородки — совсем недалеко от станции есть месторождение, где всегда можно собрать несколько кусков. Понятия не имею, для чего они им нужны. Вполне может оказаться, что они поклоняются нашему зонду, как идолу, а куски платины используют в качестве амулетов для жрецов. Мне это, в общем-то, безразлично — пока они продолжают исполнять свою часть обязательств.

Кен жестом выразил согласие и перевел разговор на предмет, привлекший к себе его внимание во время последнего монолога:

— Вы мне можете объяснить, что здесь делают динамик и микрофон? Ведь они-то точно не должны работать при тамошних температурах. Да и вам разговаривать с аборигенами?

На первый вопрос ответил техник:

— Вот они как раз действуют превосходно. Это же кристаллические схемы, без всяких вакуумных трубок, так что они могут работать хоть в жидком водороде.

Вслед за ним Драй дал ответ и на второй вопрос:

— Мы не можем говорить с ними на нашем языке, но они, безусловно, слышат нас и способны издавать звуки, более-менее напоминающие членораздельную речь.

— Вы думаете, это реально — найти с ними какой-то общий язык или хотя бы набор понятий, не имея визуального контакта? Послушайте, я, наверное, лезу не в свое дело, и это нам ничем не поможет — но вы не могли бы вы рассказать мне всю историю вашего общения с местными жителями с самого начала?

— Возможно, это имеет смысл, — поразмыслив, ответил Драй, пристраивая свое мягкое тело на подходящем сиденье. — Я уже упомянул, что первый контакт с аборигенами был установлен около двадцати лет назад. Уточняю — наших лет, для обитателей Третьей их прошло уже почти тридцать.

«Карелла» тогда не имела особой исследовательской цели, просто ее предыдущий владелец случайно заметил довольно странный цвет Третьей планеты. Вы сами наверняка обратили внимание на ее голубоватый оттенок. В общем, он вывел корабль на заатмосферную орбиту и стал посылать исследовательские зонды. Не самому же ему было спускаться — он прекрасно представлял себе жуткие температурные условия этого места.

Итак, сперва он потерял таким образом пять зондов. Визуальное управление каждый раз пропадало еще в атмосфере, поскольку никто совершенно не подумал о том, что случится при таких температурах с объективами камер. Владелец, однако, оказался упрямым и попытался использовать радиоаппаратуру, работающую на длинных волнах. Но и она рано или поздно выходила из строя — не было даже полной уверенности, достиг ли хоть один из зондов поверхности планеты. Но у владельца «Кареллы» были неплохие инженеры и куча зондов, поэтому он продолжал вносить в аппаратуру конструктивные изменения и отправлять новых посланцев. Наконец стало ясно, что большинство из них все же достигают поверхности — и сразу после этого выходят из строя. Предположительно они либо подвергались сильному механическому воздействию, либо что-то разрушало электронику.

До сих пор зонды пытались послать в голубоватые районы, где поверхность планеты была относительно ровной — это казалось проще и надежнее. Потом кому-то в голову пришла идея, что потери происходят отнюдь не случайно: очень уж это похоже на разумное вмешательство. Чтобы проверить это, на один из зондов установили все мыслимые наблюдательные и защитные устройства, которые только удалось в него впихнуть, — включая серебряную сетку, выстилающую изнутри оба отсека. При подключении к генератору она создавала электрическое поле, блокирующее любые сигналы извне, с помощью которых можно было бы попытаться нарушить управление. Словом, сделано было все, что можно было придумать. Теперь спускаемому аппарату не могли помешать никакие природные условия, да и мало что из творений разумных существ. Тем не менее этот зонд тоже исчез вскоре после того, как альтиметр показал, что он приближается к поверхности планеты.

В конце концов, была сформулирована рабочая гипотеза, утверждавшая, что на плоских районах планеты живет какая-то неизвестная раса, не желающая иметь дела с гостями из космоса. Поэтому следующий зонд был отправлен в регион с темной и неровной поверхностью — по крайней мере, так он выглядел из космоса. Предполагалось, что обитатели равнин должны избегать таких мест. Идея оказалась здравой — приземление прошло успешно. По крайней мере, приборы говорили, что зонд достиг цели и что опускаться дальше некуда, так что его просто оставили на месте, не отключая питания.

Все это было замечательно, но никто не представлял, что делать дальше. Увидеть мы по-прежнему ничего не могли, а поначалу еще и не были уверены, что микрофоны зонда работают. Динамик сначала решили некоторое время не использовать. Из внешних звуков удалось записать лишь какое-то слабое гудение, интенсивность которого менялась без какой-либо видимой причины и системы — в конце концов мы решили, что это ветер, а не помехи в электронике. Пару раз прозвучали короткие, резкие, совершенно неописуемые звуки, природу которых мы так до сих пор и не поняли. Вполне возможно, что это голоса живых существ.

Мы продолжали слушать, пока планета не сделала полный оборот — прошло почти два наших дня, но мы не услышали ничего, кроме слабого жужжания, таких же слабых скребущихся звуков, а также нерегулярного цоканья, которое могло оказаться — а могло и не оказаться — шагами какого-нибудь живого существа, двигающегося по твердой поверхности. Если хотите, можете послушать сделанные нами записи, но лучше это делать не в одиночестве. Эти звуки из ниоткуда очень действуют на нервы.

Я забыл упомянуть, что при приземлении грузовой отсек зонда автоматически распахнулся, а микрофоны и детекторы веса должны были подать нам сигнал, если туда что-то попадет. Увы, ничего подобного не произошло, что выглядит очень странно: если там и впрямь существуют какие-то мелкие дикие формы жизни, наш аппарат должен выглядеть для них как естественное Убежище.

В течение долгого времени мы не услышали ничего, что можно было идентифицировать как появление живого существа, и в конце концов решили воспользоваться динамиком. Был разработан специальный план: запись прокручивается в течение одного оборота планеты, первый раз она идет на минимальной громкости, затем повторяется с удвоенной громкостью, и так до максимальной мощности, которая возможна при имеющейся аппаратуре. Этому плану мы и последовали. Впрочем, босс вскоре стал проявлять нетерпение и приказал увеличивать громкость каждые четверть оборота вместо предложенного полного. Кто-то, обладавший чувством юмора, записал на пленку стихи, и мы, так сказать, дали их в эфир.

Первым значимым результатом оказалось полное прекращение звуков, которые мы связывали с живыми существами. Вероятнее всего, это действительно были мелкие животные, и шум их просто напугал. Ветер — если это и впрямь был ветер, — как следовало ожидать, никуда не делся. Когда мы впервые усилили звук, стало слышно слабое эхо. Это как минимум означало, что звук не поглощается совсем рядом с передатчиком, так что разумные существа, подошедшие достаточно близко, имеют все шансы услышать его.

В итоге мы получили ответ, увеличив громкость в четвертый раз. Сначала это показалось нам искаженным эхом, но затем оно стало слышнее, хотя мы не увеличивали мощность динамика постепенно. Вскоре было уже совершенно ясно, что эти звуки совсем другие. Образованная ими акустическая последовательность была безумно сложной, и все, кто это слышал, с самого начала были уверены, что слышат разумную речь.

Наконец, среди звуков чужого языка мы снова услышали похожий на шаги шум, после чего выключили динамик: было ясно, что существо подошло достаточно близко, чтобы суметь обнаружить зонд не только по звуку. И действительно, шаги продолжали приближаться. Поначалу каждые несколько секунд они прерывались другим громким и коротким звуком, но в конце концов существо достигло зонда: судя по тому, что мы слышали, оно обошло ее кругом, держась на некотором расстоянии, при этом громкие отрывистые звуки сменились гораздо более тихими, длинными и сложными речевыми сигналами. Вполне возможно, что это существо, как и мы, обладает зрением, хотя освещенность на этой планете довольно слабая.

Фотоэлементы в грузовом отсеке отметили, что пришедший заслонил собой почти весь свет. Один из операторов хотел было закрыть дверь, но шеф запретил ему это делать. Он взял на себя управление аппаратурой и стал пытаться подражать голосу существа, которое мы не видели. Это сразу же принесло результаты, да еще какие! Судя по шуму, на пару минут это существо пришло в состояние крайнего возбуждения. Оно принялось издавать все возможные звуки, доступные его речевому аппарату. Мы не способны повторить их все, это точно.

Так продолжалось некоторое время, но без какого-либо заметного прогресса. Мы не могли определить, что означают звуки, издаваемые существом иного мира. Было очень похоже, что мы узнали о планете все, что могли, но от этих познаний нам не будет никакого толку.

Затем кто-то вспомнил о старых обменных ящиках. Вы когда-нибудь слышали про них? Они использовались давным-давно, еще до того, как наша раса покинула родную планету. Такие ящики требовались, когда двое хотели произвести обмен, но не знали языка друг друга. Обменный ящик состоит из двух одинаковых половин, каждая из которых разделена еще на несколько мелких отделений. Одна из половин оставляется пустой, а в другую кладутся разные вещи, предназначенные для обмена. Заполненное отделение закрывается стеклянной крышкой, которую нельзя убрать, пока в соответствующее отделение второй части не положат что-нибудь. Даже самый тупой дикарь быстро смекнет, что здесь к чему.

У нас, конечно, не оказалось такой штуки, но смастерить ее было очень просто. Вся беда в том, что мы не могли узнать, что нам положат в пустую часть, пока коробка не вернется обратно на орбиту. Но поскольку в тот момент нам было важнее наладить контакт, а не совершить сделку, это было не очень важно. Словом, мы отправили зонд с таким ящиком, ориентируясь на сигналы с первого зонда и надеясь, что народ с равнин не заметит спускаемый аппарат. После посадки мы открыли грузовой отсек и стали ждать.

Абориген сразу же решил исследовать новый зонд: он явно был достаточно разумен, чтобы любопытство пересилило страх, — несмотря на то что должен был видеть, как она подлетает. С коробкой он повел себя в точности так, как мы и ожидали: он положил разные вещи в каждый из отсеков пустой части и наверняка повытаскивал все из второй — но большую часть предметов вернул обратно. Одна из положенных им вещей оказалась весьма ценной — это как раз то, что мы до сих пор продолжаем получать от него. После этого мы послали новую коробку, заполнив в ней только одно отделение, соответствовавшее тому, куда он положил ту самую вещь. Идею он прекрасно уловил, и торговля благополучно продолжилась.

— Так что с языком?

— Ну, нам удалось узнать, как будет на их языке «да» и «нет», местные названия для нескольких металлов, а также название того вещества, которое он нам продает. Я могу вам дать запись его речи или письменную расшифровку — если вы хотите поговорить с этим существом.

— Большое спасибо. Это значительно проясняет ситуацию. Как я понимаю, с жителями равнинных регионов у вас проблем больше не возникало?

— Никаких. Мы старательно избегали контакта с любыми другими частями планеты. Как я уже сказал, у нас интересы скорее коммерческие, чем научные. Но если вы захотите послать туда какую-то свою аппаратуру, мы не будем в это вмешиваться. Только будьте осторожны: нам бы не хотелось, чтобы контакт прервался прежде, чем мы сами сможем наладить производство.

Кен усмехнулся:

— Все-таки вы очень последовательно стараетесь не говорить мне, что же вы оттуда получаете. Ну ладно, не буду лезть не в свое дело — да и вряд ли это знание мне чем-то поможет. Лучше всего будет, если вы предоставите мне полную базу данных по физико-химическим характеристикам планеты, информацию о которых вы успели собрать. Тогда я начну строить гипотезы относительно атмосферы, после чего отправлю туда зонд с оборудованием, которое сможет подтвердить или опровергнуть мои догадки. Это будет проще, чем пытаться притащить сюда образцы для анализа.

Драй поднялся со своего сиденья и кивнул:

— Я не говорил, что вы не должны знать, что именно мы получаем с планеты, — заметил он. — Но я сделаю гамак из кожи того обитателя базы, который сообщит вам это!

Техник, до сих пор молча слушавший разговор в отдалении, повернулся к механизму другого зонда и заговорил:

— Что до информации о планете, ее очень немного. Ее диаметр больше диаметра нашей планеты примерно на треть, то есть по объему она почти в два раза больше, чем Сарр. Масса планеты тоже примерно вдвое больше, хотя средняя плотность вещества, судя по всему, несколько ниже. Средняя температура — чуть ниже точки замерзания калия. Атмосферное давление не измерено, химический состав атмосферы неизвестен. Период обращения — один и восемьдесят четыре сотых саррианских дня.

— Понятно. На планете, где мы сейчас находимся, вы сможете достаточно легко обеспечить аналогичную температуру, если выберете подходящее место на темной стороне. Если это понадобится, то обеспечить имитацию смены дня и ночи будет не слишком сложно. То есть основная проблема связана с атмосферой. Теперь мне осталось поразмыслить, каким способом к ней можно подобраться.

Сказав это, Салман Кен медленно направился в сторону своих апартаментов. Но размышлял он отнюдь не только об атмосфере, состав которой ему предстояло проанализировать. Гораздо больше его занимала таинственная раса, живущая на плоских, холодных равнинах Третьей планеты, а также способы оборвать торговые контакты с местными жителями — если, конечно, таинственный товар и есть та самая вещь, которую ему поручено отыскать.

Кроме того, его беспокоил вопрос — не выглядело ли его безразличие к основному предмету экспорта планеты слишком преувеличенным?

4

Круг радиусом в три мили вмещает целых двадцать восемь квадратных миль, то есть примерно восемнадцать тысяч акров. Как следствие, карта, сделанная Роджером и Эдит Винг была не столь детальной, как хотелось бы. С другой стороны, отец согласился, что на покрытых лесом горных склонах не так много мест, заслуживающих нанесения на карту. То же, что дети в результате ему показали, включало каждую тропинку и ручеек, какие он только знал. А главное — карта была несомненным доказательством того, что дети действительно побывали во всех местах этого района. Именно этот недостаток опыта у дочери он и хотел восполнить, чтобы у нее отпала необходимость постоянно ходить только по тропинкам.

Наконец Джон Винг поднял взгляд от потрепанного блокнота. Вся семья снова собралась у камина, и оба картографа устроились на подлокотниках его кресла. Дон сидел на полу, а Билли занимал свое место у него на плечах; Марджори находилась на коленях у матери. Все ждали окончательного решения.

— Похоже, вы сделали неплохую работу, — сказал наконец мистер Винг. С помощью такой карты любой смог бы отыскать здесь дорогу. Эди, а без нее ты справилась бы?

— Конечно, папа, я в этом уверена, — сказала она несколько удивленно. — А надо?

Отец пожал плечами.

— Это уж тебе решать, носить ли ее все время с собой. Необходимости в этом нет никакой. Ну что, вы разработали график патрулей?

Роджер включился в беседу, наклонившись поближе к отцовскому плечу и пользуясь картой для иллюстрации своих слов.

— С разных сторон к этому кругу радиусом три мили подходят восемь тропинок. Мы с Доном каждый день обходили их по окружности, чтобы убедиться, что ни по одной из них никто не ходил. На каждой из этих тропок есть места, где практически невозможно пройти, не оставив никаких следов, так что нам не составляло большого труда определить, были там люди или нет.

Но теперь мы собираемся действовать несколько иначе. Я по-прежнему буду проверять каждую тропинку — но, помимо этого, мы отметили на карте места, откуда можно увидеть кого-то, приближающегося к дому извне. Таких мест не так много. Эдит может обойти все подобные точки за два захода по полтора часа — мы уже проверяли. А я займусь проверкой тропинок и буду ходить по внешнему кругу. Это немножко похоже на то, как делал ты, когда уходил: ты шел зигзагом, а мы смотрели, не идет ли кто-нибудь следом за тобой, и при этом всегда могли догнать тебя, срезав путь по прямой, и предупредить, если кого-нибудь увидим. Правда, никто посторонний здесь так и не появился, но ведь это ничего не доказывает.

Мистер Винг слегка улыбнулся.

— Возможно, я излишне осторожен, — сказал он. — Тем не менее мне очень не хочется, чтобы место, где я добываю металл, стало известно кому-нибудь постороннему. И полдюжины причин моего нежелания сидят сейчас здесь, в этой комнате. Кроме того, я думаю, вам и самим нравится такое занятие, а главное — оно позволит вам много времени проводить в лесу, на свежем воздухе — что вам и следует делать в это время года…

Младшая Марджори, уже выказывавшая признаки нетерпения, пока говорил ее брат, вмешалась, как только ей показалось, что отец закончил:

— Папа, и я тоже могу чем-нибудь помочь! Роджер так вчера говорил, и я сама слышала, когда ты это сказал в самый первый вечер.

— Да? А ты хорошо помнишь, что я тогда сказал? По-моему, речь об этом зашла, когда ты уже легла спать. А я тогда сказал, что ты можешь сопровождать Роджера или Эди — но, гуляя одна, должна соблюдать все ограничения. Билли, тебя это тоже касается! Вам всем придется как следует побегать, но вовсе не обязательно делать это в одиночку. Кроме того, у вас и здесь есть куча дел. Я уже пять или шесть лет обещаю завезти сюда цемент, если же вы натаскаете достаточно камней, мы смогли бы сделать запруду в одной из ложбин по склону. Я и сам был бы не против небольшого бассейна. Дон полагает, что мы можем обойтись и без цемента, но это еще придется проверять. Впрочем, я буду рад, если он с этим управится.

Он откинулся на спинку кресла и вытянул ноги. Билли незамедлительно переместился с плеч Дона на отцовские ноги и также включился в беседу. Ему хотелось сходить на прогулку, прежде чем отец отправится на «добычу», и он довольно долго продолжал распространяться на эту тему. Мистер Винг отвечал уклончиво, пока в конце концов бой часов не спас положение. Он резко убрал ноги, таким образом стряхнув сына на пол:

— Маленьким пора в постель! — торжественно провозгласил глава семейства.

— А почитать? — возмутилась Марджи. — Ты ни разу не читал нам вслух с тех пор, как мы сюда приехали!

Отец поджал губы:

— И когда же они наконец лягут спать? — заметил он как бы про себя. Затем вздохнул и повернулся к книжному шкафу у камина.

Чтение длилось долго, допоздна. Начало книги оказалось ужасно увлекательным, но потом повествование замедлилось, и в итоге Билли с Марджи просто унесли в постель, хотя потом с утра они напрочь отказывались верить в это.

За завтраком Роджер ехидно допытывался у Билли, чем же все-таки кончилась история, но младший брат упорно отказывался признавать, что его неспособность вспомнить это свидетельствует о том, что к моменту завершения чтения он уже спал. Наконец старший брат сдался и отправился седлать лошадей — совершенно невозможно спорить, когда единственным аргументом собеседника является «А я все равно не спал!».

Сегодня надо было ехать в город, закупать продукты на следующую неделю, и на этот раз подошла очередь Роджера сопровождать маму в Кларк-Форк. Они отправились сразу же после завтрака, вскоре дом покинула и Эди с младшими. После их ухода мистер Винг и Дон переоделись в походную одежду и отправились на восток. Роджер очень пожалел бы, что не видел их ухода.

Путь был довольно несложный, и за два часа они отмахали немалое расстояние. В основном они двигались вдоль ручьев, но пару раз отец проходил прямо через скальные выступы, карабкаться по которым было не так-то просто.

— Сейчас мы двигаемся кратчайшим путем, Дон, — произнес он в какой-то момент. — Передатчик находится гораздо ближе к дому, чем даже думает твоя мама, — хотя я не стал бы скрывать это место от нее, если бы ей захотелось побывать там. Обычно я хожу кружным маршрутом, разработанным много лет назад, когда я еще всерьез боялся, что кто-нибудь захочет меня выследить. Это было вскоре после Первой мировой, еще до того, как я познакомился с твоей матерью. Тогда здесь имелось немало людей, которые запросто могли столкнуть меня со скалы за малую толику тех ценностей, которые я принес из своего первого путешествия. Возвращаясь с той прогулки, я очень много размышлял — ты скоро увидишь, о чем.

Дон не отвечал. Казалось, он был полностью сосредоточен на преодолении склона, покрытого «живыми» камнями, все время готовыми сорваться вниз. Пройти через эти места, не оставив явных следов, было практически невозможно. То, что отец решил двигаться именно здесь, слегка озадачило Дона — пока он не осознал, что благодаря этому на обратном пути они легко смогут определить, не следовал ли кто за ними. Миновав опасное место и начав спускаться с другой стороны, Дональд наконец заговорил:

— Папа, ты тут недавно сказал, что мы — это та причина, по которой тебе не хочется раскрывать источник металла. Но мне кажется, что во время войны даже это не должно иметь значения — пусть бы правительство смогло воспользоваться разработками. То есть я, конечно, очень ценю возможность учиться в колледже, но… — он замялся.

— Ты до некоторой степени прав, сынок, и эти мысли уже приходили мне в голову, когда началась война — ты тогда еще учился в школе, а Билли только-только начинал ходить. Я мог бы поступить так, но беда в том, что наиболее вероятным результатом распространения этой информации стало бы простое исчезновение источника металла. Подожди еще немного — через несколько минут мы будем на месте, и ты все увидишь своими глазами.

Дональд кивком выразил согласие, и некоторое время они шли в молчании. Путь, выбранный мистером Вингом, привел их в узкую лощину за каменистой осыпью. Преодолев ее, они стали подниматься по склону вдоль маленького ручейка, стекавшего вниз между деревьями. Минут через десять лес стал редеть, и вскоре отец и сын оказались на практически голой скале. Движение вверх можно было еще продолжать, но мистер Винг явно не собирался подниматься на самую вершину.

Вместо этого он снова повернул, перебрался через скальный выступ, словно на нем была помечена тропинка, и в несколько шагов добрался до края неглубокой впадины, заполненной скатившимися с верхней части холма крупными камнями. Теперь путникам приходилось лавировать между беспорядочно раскиданными глыбами. Дон следовал по пятам за отцом, пока мистер Винг наконец-то не остановился, слегка подавшись в сторону. Дон сделал еще два шага, и перед его глазами предстала цель их путешествия.

Это был непримечательный металлический предмет, по форме близкий к кубу и диаметром чуть меньше ярда. С одной его стороны имелось маленькое отверстие, на котором обнаружился какой-то выступ, напоминавший рукоятку переключателя. На поверхности предмета можно было разглядеть выступы, напоминавшие обыкновенные головки болтов.

Дав сыну время разглядеть этот странный ящик, мистер Винг вытащил из кармана отвертку и начал возиться с болтами, державшимися довольно непрочно. Дон, не имевший при себе инструментов, попробовал открутить несколько выступавших головок перочинным ножом. Это оказалось довольно просто, через несколько минут верхняя металлическая пластина была снята, и у Дона появилась возможность заглянуть внутрь контейнера. Он так и сделал — и присвистнул.

— Что это, папа? Уж никак не обычное радио!

— Нет. Но что-то вроде радиопередатчика там, несомненно, есть. Ничего не могу сказать о волне, на которой он работает, расстоянии до приемника или источнике питания — хотя кое-какие предположения у меня имеются. Тут пока нет ничего сложного: думаю, что оно нарочно так сконструировано, и поэтому здесь только один переключатель. Но я не уверен, что во внутреннюю часть так же легко проникнуть.

— Но откуда эта штука здесь взялась? Кто ее сделал? И как ты ее раздобыл?

— Это, как я уже сказал, довольно долгая история, и началась она еще до твоего рождения. Я тогда только что окончил колледж и решил съездить отдохнуть в горы, а здешние места мне нравились всегда. Свой маршрут я начал с Хелены, затем пешком забрался на Флэтхед, через Гласьер-Парк прошел вдоль западной границы Кутенея, собираясь у Боннерсс-Ферри повернуть обратно и вдоль реки вернуться в Кэбинеты. Не самое впечатляющее путешествие, но я много повидал и неплохо провел время.

Однажды утром я как раз перебирался через ручей, вдоль которого мы недавно шли, и вдруг услышал с холма очень странный шум. Я плохо знал тогда окрестности и чувствовал себя довольно неуверенно. Но у меня была с собой винтовка, и я решил, что коли полез в эти места из любопытства, то мне надо двигаться на звук.

Пока я пробирался через лес, звук все больше и больше напоминал мне человеческую речь, я даже пытался откликнуться, хотя не понял из сказанного ни слова. Сначала я не получил никакого ответа — только продолжающийся рев, в котором звуки странным образом повторялись. Наконец, забравшись чуть выше на холм, я разглядел источник шума, и в тот самый момент он прекратился.

На открытом месте, так что ее было видно со всех сторон, лежала самая настоящая подводная торпеда — тогда все знали, как выглядит такая штука, поскольку во время Первой мировой они сыграли немалую роль. Научная фантастика в те времена еще не вошла в моду, да и исследователь из меня был не самый знающий — но я ни на секунду не поверил бы, что кому-то пришло в голову просто притащить сюда такую штуку. Я тщательно осмотрел ее и обнаружил несколько вещей, противоречащих всем моим представлениям о торпедах.

Во-первых, у нее не было никакого подобия винтов и руля. В длину она имела футов двадцать, в ширину — около трех, что для торпеды вполне правдоподобно. В том месте, которое я счел ее передним концом, имелось одно-единственное отверстие — открывающаяся секция, сильно напоминающая отсек для бомб. Я заглянул внутрь — не засовывая, естественно, ни рук, ни головы — и обнаружил, что этот отсек занимает большую часть внутренности «торпеды». Там было пусто и лишь сильно пахло серой.

У меня чуть сердечный приступ не случился, когда эта штука заговорила снова, только на сей раз гораздо тише. Я от неожиданности подпрыгнул и стал проклинать эту штуку на всех известных мне языках. Где-то через минуту я овладел собой и вдруг понял, что звуки, которые этот предмет издает, — довольно неуклюжее подражание только что произнесенным мной словам. Чтобы проверить свою догадку, я стал произносить отдельные слова, и большинство из них было повторено довольно верно. Говорящий, правда, не мог произнести ни «п», ни «б», но с остальным более-менее справлялся.

Либо в торпеде кто-то находился, но не мог выбраться, либо там был спрятан радиопередатчик, через который со мной кто-то говорил издалека. Первое предположение я отверг почти сразу, поскольку первоначально звук был чудовищно громким, позже я понял, что был абсолютно прав.

Я решил разбить лагерь прямо на месте, хотя было еще утро. Я занялся делами, время от времени заговаривая с торпедой, та гудела в ответ — и тут с неба упала еще одна такая же штуковина!

Она заговорила со мной почти сразу же, но довольно тихо — наверное, чтобы не отпугнуть. Эта торпеда приземлилась рядом с первой; за ней тянулся дымный след, который поначалу навел меня на мысль о боевых ракетах. Однако оказалось, что дым струится из щелей дверцы отсека, подобного тому, который имелся на первой торпеде. Через некоторое время эта дверца открылась, выпустив огромное облако дыма. Это прибавило мне осторожности, и не зря — металл так раскалился, что испускал неяркое свечение. Даже представить не могу, какую же температуру он имел до того. После приземления второй торпеды поначалу очень чувствовался запах серы, но постепенно он развеялся.

Мне пришлось немного подождать, прежде чем я смог подойти ко второй штуке. Ее носовое отделение уже не было пустым. Внутри обнаружилась коробка с двумя ячеистыми отсеками, в одном из них была сложена всякая всячина, другой пустовал. Как только торпеда достаточно остыла, я вытащил коробку наружу.

Внимательно рассмотрев ее, я обнаружил, что заполненные ячейки плотно прикрыты прозрачной крышкой. Причем обе части коробки оказались так хитро связаны, что вытащить предмет, лежащий в одном отсеке, можно было, лишь положив что-либо в соответствующую ячейку на другой стороне ящика и закрыв крышку. Только после этого стекло с другой стороны открывалось, давая доступ к содержимому. Там было всего шесть таких ячеек, поэтому я побросал туда, что оказалось под рукой: листок из блокнота, обломок гранита, сигарету, кусок лишайника, ободранный с ближайшего валуна, и так далее. После этого я выгреб содержимое заполненных отделений. И среди моих находок оказался кусок самородной платины с сопутствующими минералами, весивший фунта два.

Тут я сел и задумался. Во-первых, торпеда явно прибыла из-за пределов нашей планеты. Про полеты в космос я знал лишь из романов Жюля Верна, но обитатели нашей планеты не посылают летающие торпеды без каких-либо признаков привычного нам мотора и с кусками драгоценных металлов внутри — платину я сумел опознать даже тогда. Но даже если они это делают, то вряд ли станут оповещать об этом все окрестности при помощи включенных на полную мощность динамиков, вещающих на непонятном языке.

Если предположить, что ракета прибыла из космоса, то поведение ее отправителей могло означать только одно: их интересовал обмен. Я решил исходить именно из этой гипотезы. Я вернул на место все, что они прислали, — кроме платины, после чего положил коробку обратно в торпеду. До сих пор не знаю, видели они меня или нет — по ряду причин я в этом сомневаюсь, — но дверь в отсек сразу же закрылась. Торпеда стартовала прямо вверх и быстро скрылась из виду. Мне было очень жаль, что я смог напихать в коробку лишь всякое барахло. Я хотел еще положить туда патрон от винтовки, чтобы они поняли, что у нас есть развитая техника, но потом вспомнил температуру этой штуки в момент прибытия и решил, что это плохая идея.

Через два или три часа ракета вернулась — я к тому времени поставил палатку, набрал сушняку и принес воды. Оказалось, я был прав. На сей раз они положили самородок платины только в один отсек, остальные были пусты. Мне оставалось лишь вспомнить, что именно я клал в противоположное отделение в прошлый раз. Вот и все, — ухмыльнулся сыну мистер Винг. — Таким образом, уже тридцать лет я меняю сигареты на слитки платины и иридия. Вот почему я хотел, чтобы ты занялся астрономией!

Дон присвистнул.

— Теперь понятно… Но ты так и не объяснил про вот это, — он указал на металлический куб, на котором сейчас сидел отец.

— Эта штука появилась здесь чуть позже. Она была прикреплена к торпеде, а после этого самая первая торпеда тоже улетела. Подозреваю, что они используют эту вещь в качестве маяка. С годами у нас выработался определенный график: зимой я здесь не бываю, и они, похоже, поняли это. Но через два-три дня после того, как я несколько раз переключаю вот этот рычажок, — отец показал, как это делается, — они присылают торпеду, и наши дела снова идут на подъем.

Дон задумчиво нахмурился и некоторое время сидел молча.

— Все равно не понимаю, почему ты держишь это в секрете. — Если действительно речь идет об инопланетянах, это же безумно важно!

— Это, конечно, верно. Но если бы они хотели наладить контакт с человечеством вообще, им было бы несложно его установить. Мне всегда казалось, что их поведение свидетельствует, что они не слишком стремятся к саморекламе. Вероятнее всего, если эксперты станут разбирать их передатчик или посылать им литературу и всякие устройства, чтобы дать представление об уровне развития нашей цивилизации, они просто уйдут.

— По-моему, твои доводы притянуты за уши.

— Вполне возможно. Но ты можешь придумать лучшее объяснение — почему они не забросили это в какой-нибудь город? Они платят огромную цену за ничтожные количества табака, так ото сигаретный киоск на углу мог бы дать им запас на многие годы, при их-то уровне потребления.

Сынок, пойми меня правильно: я прекрасно представляю важность всего этого и очень хочу выяснить все возможное об этих существах и их устройствах — но я хочу, чтобы исследование проводили люди, которым я могу доверять и которые не наломают по безалаберности дров. Мне бы хотелось, чтоб вся наша семья была на семь-восемь лет старше — у нас тогда была бы славная исследовательская команда! А пока что этим будем заниматься только ты и я — в основном ты, — а Роджер и Эди продолжат свою разведывательную деятельность. Думаю, однажды они все же проскользнут за нами и кое-что разузнают — Роджер от любопытства уже ночами не спит, из него должен выйти человек действия. Интересно, мы найдем следы его или Эди по пути назад — он ведь вполне мог убедить ее отправиться в город вместо него. Ну, а здесь нам больше делать нечего, если ты не хочешь поближе рассмотреть переговорное устройство. Но с тем же успехом мы можем отправиться назад и поглядеть, насколько предприимчиво оказалось молодое поколение.

— Не будем торопиться, папа. Я хочу немножко изучить эту штуку. Она несколько напоминает передатчик, работающий на коротких волнах, но мне хотелось бы уточнить ряд вещей.

— Мне бы тоже. За последние двадцать лет я много интересовался радио, но все равно пока ничего не понял в этом приспособлении. Впрочем, я никогда не рисковал снимать что-либо, кроме внешней части корпуса; там в глубине есть еще куча деталей, которых просто не видно снаружи, но они помогли бы многое прояснить.

— Именно об этом я и думал. Есть же какой-нибудь способ заглянуть туда… жаль, что у нас нет зеркалец вроде тех, что используют зубные врачи.

— Я бы не стал запихивать что-либо металлическое в устройство, в котором напряжение наверняка просто астрономическое.

— Ну… пожалуй. Сначала можно было бы выключить ту штуку — если бы мы знали, какое положение переключателя означает ее отключение. Нам ведь даже неизвестно, что ты делаешь, когда двигаешь его, — посылаешь короткое сообщение или же, напротив, создаешь перерыв в постоянном сигнале. Если это приводной радиомаяк, то скорее последнее, но все это только ваши предположения.

— Вряд ли простое выключение этой штуки нам что-то даст. Конденсаторы могут быть опасны еще очень долго.

Дон согласился с этими аргументами, еще несколько минут продолжал разглядывать устройство со всех сторон, откуда были убраны части крышки.

— Все равно большая часть начинки похожа на бакелитовые блоки, — сказал он наконец. — Думаю, что вея мелкая электроника просто впечатана в них. Интересно, как тогда они обходятся с техобслуживанием? Думаю, что ты прав: нам стоит отправиться домой и ждать, когда появится торпеда.

Он перекинул через плечо сумку, где раньше лежал ленч — бутерброды уже были съедены по дороге, — и встал. Отец кивнул, и оба стали спускаться обратно с холма по собственным следам.

Дон был погружен в размышления, и отец старался не прерывать их. Он помнил собственную реакцию на происходящее, когда случились описанные им события, — он был тогда чуть старше, чем сейчас его сын. Кроме того, он был чрезвычайно высокого мнения об интеллекте сына и твердо верил, что они сами смогут справиться со своими проблемами. Впрочем, Джон Винг не без огорчения понимал, что сейчас Дон не в состоянии сказать ничего, что могло бы им помочь.

Судя по следам, вслед за ними никто не ходил — хотя они специально двигались обратно по разным сторонам осыпи, которую пересекли по пути сюда. Никто из них особенно этому не удивился, поскольку выяснилось, что Эдит в этот день совершила два патрульных обхода, а оставшееся время провела с младшими. Роджер, как и полагалось, был сегодня в городе. Если он и надеялся найти себе замену и проследовать за отцом, из этого так ничего и не получилось. Мистер Винг даже не знал, радоваться ему или огорчаться.

5

Ладж Драй обнаружил нанятого им школьного учителя возле одного из торпедообразных зондов. Приезжий специалист занимался изучением его содержимого при помощи одного из щупалец. Одновременно он что-то объяснял внимательно слушавшему его технику.

— Контейнер с магнием, контейнер с титаном, натрий… о, добрый день, Драй. Какие новости?

— Трудно сказать. Как я понимаю, вы сейчас занимаетесь исследованиями?

— Просто проверяю некоторые гипотезы. Я составил список всех элементов, которые могут находиться в газообразном состоянии в условиях Третьей, а также всевозможных их соединений. Насчет некоторых у меня есть явные сомнения — для полной уверенности нужно знать давление, от этого зависит, будут они в жидком или же газообразном состоянии. Но даже в первом случае какое-то количество испарений должно присутствовать. Затем я постарался исключить большую часть веществ теоретически, поскольку проверить все это на практике я просто не в состоянии.

— Теоретически?

— Именно. Например, фтор должен быть там газом, но он слишком активен, чтобы был шанс обнаружить его в свободном состоянии. Та же история с хлором — он может оказаться жидким — и с кислородом. С другой стороны, присутствие водорода очень вероятно, равно как и сульфида водорода и других летучих соединений обоих элементов. Наверняка там есть азот и инертные газы — хотя не представляю, как мне проводить тесты на их наличке.

Я подготовил несколько контейнеров с различными веществами и встроенными подогревателями. После приземления зонда я собираюсь нагревать их по одному, подвергая при этом воздействию местной атмосферы. Затем зонд вернет их назад, и я посмотрю, что в ее воздухе произошло с моими образцами. У меня имеется магний и титан, это позволит обнаружить азот и натрий, а также пары серных соединений, которых при обилии водорода должно быть довольно мало. Все мы по этим данным не узнаем, но кое-что прояснится.

— Во всяком случае, я на это надеюсь. Бы собираетесь отправить зонд прямо сейчас?

— Да, все уже готово — если только не возникнет сложностей с той частью дела, которая зависит от вас.

— Никаких. Как раз сейчас мы собирались отправить свой — от аборигенов пришел сигнал о готовности.

— А можно запустить оба зонда сразу?

— Без проблем. Но мне кажется, что ваш лучше будет опустить в паре миль от нашего стандартного места и сделать это ночью. Мы уверены, что местные аборигены — существа дневные. Не стоит пугать их вашими химическими реакциями, особенно если от них будет много шума и запаха.

— Или еще чего-нибудь, что мы просто не ожидаем. Хорошо, вы правы. Мне следует подождать, пока ваша торговая операция завершится, или же постараться обернуться до ее начала?

— По-моему, это не имеет особого значения. Не помню, будет там ночь или день, когда зонд с товаром достигнет цели, — в кабинете наверху есть таблица для подобных расчетов, надо будет свериться. Если сейчас день, мы запустим свою, а вы подождете, если же ночь, вы будете в очереди первым.

— Хорошо.

— Управление зондом следует осуществлять отсюда — в обсерватории есть только один пульт. Впрочем, это не слишком важно, поскольку все равно вам придется работать практически вслепую. Я поднимусь наверх и сообщу о вашей деятельности, а то у нас вокруг планеты сейчас установлены детекторы, и незачем давать операторам повод вообразить, что это аборигены вышли в космос.

— А с их стороны была какая-нибудь активность?

— Да нет. В последние три или четыре года мы часто улавливали радиоизлучение, но пока что частота его была постоянной. На всякий случай мы оснастили наши зонды пластиковым покрытием, поглощающим излучение детекторов, работающих в радиодиапазоне, и пока никаких проблем не возникало. Аборигены используют всего дюжину различных частот, и мы сделали защиту от каждой: когда они переходят на другую, мы просто используем соответствующий зонд. Если они станут использовать в одном районе волны разной длины, тогда нам придется обзаводиться совсем неотражающим покрытием. Это будет даже проще — только гораздо дороже, я выяснил это, когда делал такое покрытие для «Кареллы». Интересно, что мы будем делать, если они начнут использовать инфракрасное излучение? Температура наших зондов настолько выше температуры планеты, что в инфракрасном спектре они будут светиться как сверхновые.

— Ну, можно спускать их не сразу, а некоторое время подержать в космосе и подождать, пока не остынут, — хором ответили Кен и техник.

— Или посылать их не с корабля, а прямо отсюда, как и делали раньше, — добавил последний. Ладж Драй на это ничего не ответил.

— Ему же нужен целый научно-исследовательский центр, — заметил техник, когда дверь закрылась. — А он настолько подозрителен, что нанимает не больше одного специалиста за раз и очень быстро увольняет их.

— Так я не первый?

— Вы первый, кто задержался так долго. До вас была еще пара других, но боссу показалось, что они суются в его дела, так что я даже не успел выяснить, какие у них были планы. Я, конечно, не ученый, но любознательность мне не чужда — так что давайте запустим эту железяку в космос, прежде чем он передумает относительно ее отправки.

Кен ответил согласием, но держался в стороне, пока техник подключал контрольные блоки в цепь главного направляющего пуча, дававшего возможность работать с двумя многофазными сигналами. Оба зонда пойдут достаточно близко друг от друга, так что одного луча хватит. Механик только что сообщил ему очень интересную вещь: Кену и в голову не приходило, что до него на эту работу уже нанимали других. В некотором смысле это даже хорошо — предыдущие наверняка не были агентами отдела по борьбе с наркотиками, иначе Рейд сказал бы ему об этом. Так что его легенда даже лучше, чем он предполагал. Возможно, Драй уже немного привык к тому, что в его деле время от времени появляются посторонние лица.

Но что именно известно технику? Судя по всему, он здесь работает уже довольно давно, и Драй явно не боится сболтнуть лишнее в его присутствии. Вполне возможно, что его удастся превратить в очень ценный источник информации — но с другой стороны, такая попытка будет чрезвычайно опасной, ведь с легкостью может оказаться, что в обязанности техника входит и наблюдение за тем, что делает Салман Кен. В целом же техник держался молчаливо и сдержанно, да и Кен до сих пор не обращал на него особого внимания.

Сейчас техник был просто специалистом. Он устроился на подставке перед контрольной панелью, держа щупальца на различных переключателях и верньерах. Нарастающий гул означал, что вакуумные трубки постепенно нагреваются. Через некоторое время техник чуть повернул рукоятку, и зонд, переоборудованный Кеном, плавно поднялся с опор. Тогда он произнес, не поворачивая назад глаз:

— Вам лучше будет пройти в дальний конец комнаты. Я подгоню зонд туда, и мы вместе протестируем микрофон и динамик. Я знаю, что вы не собираетесь их использовать, но пусть на всякий случай будут в рабочем состоянии.

Кен последовал совету и начал тестирование системы с проверки звуковой аппаратуры, а затем занялся записывающими устройствами и прочим содержимым грузового отсека. Это оборудование должно было помочь в наблюдении за химическими реакциями, оно включало фотоэлементы и пирометры, а также газовые насосы, подсоединенные к колбам с препаратами для контрольных тестов. Все находилось в рабочем состоянии и было надежно закреплено на своих местах.

Убедившись в этом, оператор вернулся за пульт управления и подвел зонд к воздушному шлюзу в стене ангара. Дверь шлюза медленно задвинулась, и из шлюзовой камеры начал откачиваться воздух, чтобы зонд можно было вывести в почти чистый вакуум, что окружал Меркурий. Без каких-либо затруднений оператор отвел аппарат подальше от планеты, после чего переключил управление на курсовой радиолуч, соединяющий станцию с промежуточной орбитальной базой, расположенной возле самой Земли. С этого момента можно было ни о чем не беспокоиться — по крайней мере, до тех пор как зонд приблизится к планете.

Техник поднялся со своего места и повернулся к Кену.

— Я пойду вздремну, — сказал он. — Вернусь ближе к тому времени, когда наш зонд доберется до места. Если есть желание, вы можете сами произвести первое приземление. Зонд доберется до Третьей примерно через полтора ее оборота, а поскольку сигнал наверняка был отправлен, когда в том месте был день, совершать дополнительные маневры мы не станем. Так что до скорого. Вызовите меня, если я вам понадоблюсь.

Кен знаком выразил согласие.

— Хорошо. И спасибо вам большое. Вас ведь зовут Оллмер, я правильно помню?

— Да, Фет Оллмер, — на этом техник оборвал разговор и исчез за дверью. Изящная легкость его движений свидетельствовала о том, что он уже прекрасно адаптировался к небольшой гравитации Меркурия. Салман Кен остался, погрузившись в глубокую задумчивость.

Почти бессознательно он устроился на сиденье, только что покинутом Оллмером, и невидящим взглядом уставился на индикаторы перед собой. Кен с горечью сознавал, что основной его проблемой является склонность интересоваться двумя вещами сразу. С одной стороны, это не так уж плохо — непритворная поглощенность проблемой Третьей планеты будет лучшей защитой от любых подозрений относительно его истинной цели. Беда лишь в том, что этот интерес мешает ему сконцентрироваться на выполнении главной задачи. Последние несколько часов Салман Кен думал исключительно о проблемах дальнейших исследований, и лишь замечание Оллмера заставило его вспомнить о своем долге.

Он ожидал, что Оллмер окажется техником-профессионалом, но то, что тот ему только что сообщил, оказалось для Кена сюрпризом. Сам Кен пропустил мимо ушей намеки Драя относительно некоторых особенностей жителей Третьей — сам Драй явно не собирался делать из этого какие-то выводы.

Но не мог же он быть таким идиотом? В отличие от Кена, он отлично представлял расстояние до этой планеты, а также скорость зондов — он же говорил, что уже много лет занимается здесь торговлей. Так для чего Ладж Драй старается казаться глупее, чем он есть на самом деле?

Впрочем, одно объяснение все же существует. Возможно, Кена уже подозревают и таким образом его просто стремятся вывести на чистую воду. Но почему тогда техник выдал ему свои познания? Или он пытается втереться в доверие к Кену, чтобы тот стал более общительным? Если так, то Фет — самый опасный из обитателей базы, ведь он больше других общается с Кеном, и ему проще шпионить за новым исследователем. С другой стороны, вполне может быть, что этот парень абсолютно ни при чем и даже не ведает, что компания Ладжа Драя занимается контрабандой. В этом случае его последние слова могут означать только одно — искреннее желание помочь.

Увы, на данный момент нет никакого способа определить, какое же из этих предположений верно. Поэтому Кен в конце концов решил оставить бесплодные размышления, порожденные недостатком информации. Тем более что возникла еще одна неотложная проблема, требовавшая к себе внимания. Несколько индикаторов на панели слежения за зондом начали колебаться, указывая на изменение обстановки.

За последние два дня Кен неплохо ознакомился с управлением и поэтому сам уже мог определить, что означают эти сигналы. Судя по всему, температура и давление в грузовом отсеке зонда начали снижаться. Конечно, это и должно происходить, ведь система подогрева сейчас не работает, и по мере охлаждения газа падает давление. Тут он сообразил, что при температуре Третьей сера должна будет замерзнуть. Выпав из воздуха, она ровным слоем осядет на образцы. Здесь надо было что-то придумать.

На самом деле давление падало в основном из-за утечки воздуха, возникшей из-за того, что дверь отсека остыла, уплотнитель сжался и начал пропускать воздух наружу. Кен, однако, об этом не подумал — он повернул соответствующий рычажок, отчего дверца открылась полностью и давление в грузовом отсеке тут же упало до нуля. Температура перестала снижаться — теперь все измерительные приборы были изолированы вакуумом, а охлаждающий эффект от утечки остатков газообразной серы в межзвездное пространство не стоил даже упоминания. Проверив датчики подогрева тестовых веществ, Кен обнаружил, что здесь царит полный порядок. Немного подумав, он довел магний и титан до температуры плавления. Уверившись таким образом, что от загрязняющих примесей они очищены, насколько это возможно, он снова позволил им остыть. Между тем зонд продолжал свой путь, легко пережив лишнюю нагрузку на мощность силовых установок.

Кен подождал еще несколько минут, посматривая одним глазом на датчики, а другим оглядывая помещение. Наконец он решил, что Оллмер выбрал правильное время для отдыха. Сам Кен еще не устал, но уже убедился, что существуют и более осмысленные занятия, нежели пялиться в циферблаты приборов. Он сильно подозревал, что если на станции и должны быть какие-то наркотики, то они еще не прибыли — поэтому совершенно нет смысла заниматься их поиском. Лучше как следует подготовиться и выяснить, что же все-таки принесет второй зонд.

Первым делом имело смысл подняться в обсерваторию, чтобы узнать, кто управляет вторым зондом. Если этим занимается сам Драй, то это еще одно очко в пользу Рейда, если же нет, то из оператора можно будет попытаться вытянуть какие-либо подробности. Нет никаких сомнений, что управление зондом, посланным за таинственным продуктом, может осуществлять лишь тот, кто знает об этом веществе. И о том, что его доставляют именно с Третьей — Ледяной планеты, как Кен стал называть про себя этот мир. Впрочем, следует заметить, что Салман Кен не слишком хорошо представлял себе, как выглядит лед, поскольку никогда в жизни его не видел. В любом случае, для него это был бы просто оксид водорода в твердом состоянии. Скорее, возникший у него образ можно было бы передать словами «Планета замерзшей серы».

Подозрения Кена основывались на его воспоминаниях о том, как последовательно Драй избегал упоминания о товаре, получаемом с этой планеты. Решив уложить хотя бы еще один кирпичик в хлипкую цитадель своих знаний, добровольный сыщик направился к спиральной аппарели, ведущей на верхний этаж станции, в обсерваторию. По пути никто не попытался его остановить, хотя он встретился с парой местных рабочих, коротко приветствовавших его взмахами щупалец. Первый же пробный толчок показал, что дверь в обсерваторию была не заперта, и Кен вошел туда абсолютно беспрепятственно. Он опасался, что его тут же попросят удалиться, и был слегка удивлен, когда никто не сказал ему ни слова. Через секунду, когда его глаза привыкли к полумраку просторного помещения, он, к своему огорчению, обнаружил, что здесь просто никого нет.

— Пока что никаких коммерческих тайн не видать, — пробормотал он задумчиво.

Кен уже собрался было возвращаться обратно, как вдруг ему пришло в голову выяснить — а так ли это на самом деле. Здесь имелось не так много мест, приспособленных для хранения каких-либо документов, и все их можно было быстро обшарить. В основном это оказались ящики под панелями управления, но в них не нашлось ничего интереснее таблиц движения планет этой системы. Все это было бесполезно: таблицы требовались для межпланетной навигации, а Кен не представлял, куда еще в этой системе имеет смысл летать, кроме как на Ледяную планету. В крайнем случае, из таблиц можно было почерпнуть кое-какие сведения о массогабаритных характеристиках планет, но Кену сейчас было не до того.

Под панелью управления курсовым лучом тоже обнаружился небольшой выдвижной ящичек, в котором лежали две пачки таблиц. На одной из их были отмечены еще какие-то координаты, но другая привлекла внимание Кена гораздо больше. Она явно не относилась к планетам, поскольку не имела никаких указаний на циклы. Таблица была небольшой, всего из шести строк. В первом столбце имелось шесть чисел по шесть-десять знаков в каждом. А главное — Кен узнал их. Первое число обозначало спектральные характеристики звезды-маяка, еще три давали косинусы углов, задающих направление, — трехмерные координаты другой звезды. Пятая означала расстояние. В любом другом случае он ни за что не вспомнил бы такие длинные цифры — но эти были координатами яркой звезды класса А, которая согревала Сарр, его родную планету.

Последнее число также оказалось расстоянием — и было совершенно очевидно, что измерялось оно от данной точки до той самой звезды. Кен достаточно хорошо знал стандартные навигационные обозначения, чтобы быть в этом уверенным.

В таком случае второй столбик чисел наверняка дает информацию о координатах нужной звезды по отношению к какой-то другой точке пространства. Увы, но они не только не были знакомы Кену — он даже не смог бы запомнить такие длинные сочетания цифр. Пытаться же скопировать содержимое листка было бы равносильно самоубийству — конечно, если здесь и впрямь кроется нечто большее, чем коммерческая тайна.

Салман Кен некоторое время стоял в задумчивости, затем резко положил листок на место, закрыл ящичек и вышел из обсерватории настолько быстро, насколько позволяла осторожность. Раз здесь находится такая информация, ни у кого не должно возникать беспокойства по поводу того, что он пробыл в этом помещении довольно долгое время. К сожалению, те двое на аппарели уже заметили, как Кен поднимался в обсерваторию, поэтому надо просто действовать так, как будто ничего особенного не произошло. Он вернулся в свою комнату и решил хотя бы сделать вид, что отдыхает, несмотря на то что его голова все это время бешено работала.

Теперь он знал расстояние до дома. Несомненно, в течение этих двадцати двух дней путешествия они летели отнюдь не по прямой — ведь им надо было преодолеть всего-то двести двенадцать парсеков. Первое очко в пользу Рейда: это довольно дорогой способ хранить коммерческие секреты, но нормальная предосторожность для серьезных преступников.

Направление отсюда на Сарр он не знал. Впрочем, это не очень важно: отделу по наркотикам нужно будет знать направление сюда, выраженное в галактических координатах, — а между этими цифрами, увы, нет никакой зависимости. Конечно, звезда-ориентир, направление на которую дано в таблице, наверняка видна отсюда даже невооруженным глазом, но сумеет ли он опознать ее без точной аппаратуры? Аппаратура-то здесь, конечно, есть, но ему ни в коем случае не следует попадаться на ее использовании. Все-таки ориентирование по звездам — последнее дело, которым стоит заниматься честному исследователю-планетологу.

В любом случае, он узнал один важный факт, и теория Рейда стала еще чуть-чуть более вероятной. Салман Кен счел, что сегодня он достаточно хорошо поработал, и позволил себе по этому поводу расслабиться.

6

Почти три саррианских тринадцатичасовых дня прошли без всяких происшествий. Оба приближающихся к Земле зонда были приняты промежуточной станцией. Как и предсказывал Фет Оллмер — и Ладж Драй подтвердил это, сверившись с таблицами, — в месте, откуда шли сигналы радиомаяка, сейчас царила ночь. Драй из обсерватории связался с мастерской, где Кен и Оллмер в этот момент следили за маневрированием своего зонда на орбите:

— Можете спускать его, как только перейдете на темную сторону, — сказал он. — Наведение на маяк следует осуществлять со спиральной снижающейся орбиты, плоскость орбиты — сорок-пятьдесят градусов к плоскости вращения планеты. Ваш зонд может засечь приводной луч, будучи на расстоянии сорока диаметров планеты, так что промахнуться будет сложно. До вхождения в атмосферу лучше вести зонд на автоматике, затем переходите на ручное управление — если, конечно, вы хотите достичь поверхности.

— Хорошо, — ответил Кен. — Скоро мы должны будем войти в планетную тень. Жалко, что зонд не имеет телеаппаратуры! Если у нас не появится подобная аппаратура, работающая в условиях подобных температур, когда-нибудь надо будет просто исследовать планету с низкой орбиты.

— Когда вы впервые увидели этот мир, вам вовсе не хотелось слишком к нему приближаться, — заметил Драй.

— Мне тогда еще не было столь интересно, — ответил Кен.

На некоторое время беседа прервалась, и Фет Оллмер стал медленно менять курс движения зонда. Как и сказал Кен, тот сейчас перемещался на теневую сторону огромной планеты, все еще имея скорость несколько миль в секунду. Пока что Оллмер ориентировался по данным орбитальной станции слежения, сообщения с которой появлялись в углу табло. Зонд был еще слишком далеко от Земли, чтоб имело смысл переходить на показания альтиметра. Нескольких минут Кен молча наблюдал за напарником, стараясь по мере сил разобраться в движениях дрожащих игл индикаторов и ловких щупалец техника. Когда Оллмер в конце концов довольно буркнул, это яснее всяких приборов сказало Кену, что луч пойман. Извивающаяся рука быстро повернула до упора один из верньеров.

— Понять не могу, почему они до сих пор не оснастили спускаемые аппараты приличными ускорителями, — вполголоса заметил Фет. — Опять придется тащить его вдоль всего луча, прежде чем удастся скоординироваться с вращением планеты. А ведь девять десятых внутреннего объема все равно пустуют, уж можно было бы поставить движок помощнее. Нет, до сих пор предпочитаем пользоваться дешевкой… — тут он примолк. Кен не отвечал, сомневаясь, что ответ вообще требуется. Во всяком случае, Оллмер был достаточно умен, чтобы подобные слова вырвались у него случайно. Так что ответ пришлось бы продумывать тщательно, исходя из соображений безопасности.

Пессимизм техника оказался излишним — уже через несколько минут ему удалось совместить орбиты, и зонд пошел на снижение. Даже Кен смог определить это по индикаторам, да и альтиметр уже стал выдавать показания. Этот прибор был эффективен лишь на расстоянии, примерно равном диаметру Сарра, — чуть больше шести тысяч миль. Как только Кен заметил, что альтиметр действует, он подошел поближе к оператору и стал следить за происходящим внимательнее. Оставалось уже совсем немного.

Его собственный инструментарий, управлявшийся с отдельной консоли, пока что был не нужен. Атмосферное давление за бортом пока что оставалось близким к нулю, температура была очень низкой — по-видимому, даже натрий сейчас замерз. Какое-то время изменений не происходило — скорее всего, зонд находился почти в состоянии теплового равновесия, получая от далекого солнца столько же тепла, сколько и терял. Кен напряженно следил, как меняются показания альтиметра, ему было немного интересно: на чем вхождение в атмосферу скажется раньше — на температуре или на давлении?

Разобраться в этом у него так и не получилось. Фет сообщил об изменении давления раньше, чем среагировал какой-либо из приборов Кена, — тут агент вспомнил, что дверца грузового отсека давно уже закрыта. Конечно, она оказалась не слишком герметичной, но все равно — внешние датчики срабатывали раньше.

— Откройте, пожалуйста, грузовую дверь, — попросил он. — Хотелось бы, чтобы мои индикаторы реагировали на изменения среды с минимальным запозданием.

— Подождите минутку, я все еще опускаюсь довольно быстро. Если воздух там достаточно плотный, на такой скорости дверь отсека запросто может сорвать.

— А разве нельзя сбросить скорость быстрее?

— Сейчас, сейчас, погодите. Я не собираюсь опускать ее всю ночь, нам уже осталось всего двадцать миль… Ну, теперь командование за вами, — Фет Оллмер откинулся назад. Иголка альтиметра послушно замедлила свое продвижение по циферблату. Кен кивнул и начал медленно подогревать титановый образец — у него была самая высокая точка плавления из взятых материалов. Кроме того, он был вполне уверен, что в атмосфере есть азот в свободном состоянии, так что один из тестов уж точно пройдет.

В пяти милях над поверхностью нагреватель под куском титана засиял белым светом, зафиксированным фотоэлементами в носовом отсеке. Атмосферное давление было уже измеримым — хотя и чрезвычайно маленьким по понятиям Сарра. Фет говорил, что разработал таблицу поправок и переградуировал несколько аппаратов измерения давления еще на Первой.

— Вы можете держать эту высоту еще некоторое время? — попросил Кен. — Я попытаюсь завершить свой эксперимент с титаном. Атмосфера за бортом уже есть, но на такой высоте нас еще, как мне кажется, не должны заметить.

Оллмер обратил внимание на показания фотоэлементов:

— Дверь отсека открыта, и внутри него горит довольно яркий свет. Лучше ее закрыть, ходя воздух при этом не будет попадать внутрь. Но такой источник света может быть виден с поверхности на десятки миль.

— Об этом я и не подумал, — Кен испытал мгновенное раскаяние за свою невнимательность. Секунду он размышлял, а затем принял решение: — Тогда закройте отсек. У нас есть датчик давления. Если оно упадет, мы узнаем, что там что-то происходит.

— Верно, — Оллмер движением кончика щупальца закрыл дверцу и молча стал ждать, когда Кен разберется со своей частью управления. Температура в отсеке, судя по приборам, начала расти, поскольку теперь не было отверстия, через которое уходила большая часть теплового излучения. По идее, давление тоже должно было подниматься — но, к огромному удивлению Кена, этого не произошло — наоборот, оно падало. По его просьбе Фет на мгновение открыл дверцу и тут же снова захлопнул ее. Результаты повторились: давление сначала подскочило до прежней величины, после чего опять стало падать. Титан явно реагировал с каким-то компонентом окружающей атмосферы, хотя и не настолько бурно, чтобы можно было предположить его возгорание или что-то подобное.

— Если мы достаточно близки к краю луча, давайте опустимся на поверхность, — наконец предложил исследователь. — Я хочу выяснить, какой процент воздуха вступит в реакцию, а для любых измерений мне нужны максимально точные данные о внешних условиях.

Фет Оллмер кивнул.

— Мы находимся в паре миль от края луча, — сказал он. — Если вы хотите, я могу опустить его прямо здесь. Дверь отсека держать закрытой или снова открыть?

— Закрытой. Пусть титан немного остынет, чтобы после приземления у нас было нормальное давление, а образец остался не израсходованным до конца. Затем я снова нагрею его и посмотрю, какая часть воздуха в отсеке при этом исчезнет.

Фет согласился. Из динамиков послышался слабый свист: зонд перешел в режим свободного падения с выключенными двигателями — как и остальные спускаемые аппараты, он оснащался внешними звукоуловителями, которые Оллмер не стал удалять. Четыре мили. Три. Две. Одна. Техник с обманчивой небрежностью остановил падение на высоте тысячи пятидесяти футов по альтиметру и очень осторожно повел аппарат вниз. При этом он махнул щупальцем, указывая на другой датчик. Кен почти сразу сообразил, в чем дело. Зонд уже находился ниже уровня, на котором был расположен радиомаяк Драя Ладжа.

— Скорее всего, маяк находится на горе, а мы теперь опускаемся в долину, — предположил Фет, не отрываясь от своей работы.

— Вполне разумно. Мы с самого начала предполагали, что это довольно неровный район планеты, — согласился Кен. — Это хорошо: гораздо меньше шансов, что нас заметят издалека. Так что там — мы опустились или еще нет?

Альтиметр показывал нуль, но спуск на этом еще не завершился. Несколько секунд из динамиков был слышен слабый шорох, а потом к нему прибавились щелчки и потрескивания. На секунду изменение высоты прекратилось — зонд явно наткнулся на препятствие, способное выдержать его вес, а также отражать лучи радара. Но когда были включены тормозные двигатели, треск продолжался еще некоторое время. Наконец прекратился и он — вместе с движением. Для проверки Оллмер ненадолго вновь дал мощность — но никакого движения больше на было. Тогда он окончательно заглушил двигатели и, повернувшись к Кену, пожал плечами.

— Похоже, мы наконец-то сели — хотя это и не похоже на ту поверхность, с которой я знаком. Ниже, во всяком случае, мы упасть уже не можем. Вот управление дверцей грузового отсека. Можете действовать по своему усмотрению — а я, если вы не возражаете, немного понаблюдаю. Думаю, что босс тоже скоро присоединится к нам — его аппарат наверняка уже вышел на орбиту.

— Ну конечно, вы можете присутствовать. Я на самом деле рад, что вы будете рядом: возможно, нам понадобится перемещать эту штуку, а я пока не знаю, как это делается.

Говоря это, Кен открыл дверцу — и, к своему немалому интересу, обнаружил, что давление тут же подскочило до величины, вдвое превышавшей саррианскую норму. В то же время, судя по датчикам, температура горячего куска титана резко возросла. Судя по всему, высокая плотность атмосферы с избытком компенсировала имевший место процесс остывания — металл горел. Кен поспешно закрыл отсек снова.

Температура поднялась еще немного, причем интенсивность света, сиявшего теперь в грузовом отсеке зонда, была великовата даже для глаз, привыкших к яркому саррианскому солнцу. Самую же интересную информацию давал измеритель давления, и именно к нему было приковано внимание Кена.

Еще секунд двадцать реакция продолжалась с той же силой, затем она начала слабеть, а еще секунд через десять температура снова стала падать. Причина была очевидна — давление упало всего до двух процентов своей первоначальной величины. Больше реагировать было нечему.

Кен издал своей голосовой диафрагмой низкое жужжание — человек в этом случае присвистнул бы от удивления.

— Я знал, что расплавленный титан мог бы целиком вступить в реакцию в нашей атмосфере, но не подозревал, что здесь возможно то же самое. Похоже, я ошибался, ожидая обнаружить набор соединений, температура образования которых делает подобные реакции невозможными. Впрочем, насколько я понимаю, при местных температурах они не должны быть достаточно стабильными… — он примолк.

— А вот я совершенно ничего не понимаю, — заметил Фет Оллмер. — Он сгорел, это точно, но как насчет других образцов? Вы хотите опробовать их сейчас или мы подождем, когда они охладятся до нормальной температуры этой планеты.

Прежде чем Кен смог ответить, его внимание привлек другой индикатор:

— Эй, а натрий-то почему горел? — спросил он, проигнорировав вопрос Оллмера. — Сейчас он остывает, но в какой-то момент он точно горел — по крайней мере, пока там был воздух.

— Давайте впустим еще немного воздуха и посмотрим. Переключатель снова был повернут в положение «открыто», и с характерным хлопком воздух ворвался в вакуум. Натрий продолжал остывать.

— Возможно, зажегся от искры, попавшей с титанового образца.

Кен, не ответив, снова закрыл дверь отсека и начал нагревание контейнера с натрием. Похоже, предположение Фета было очень близко к действительности: чтобы воспламенить металл, потребовалось лишь немного дополнительного тепла. На сей раз реакция прекратилась, как только давление упало примерно до одной шестой. Затем дверь снова открыли, и новый приток искусственного тепла заставил реакцию возобновиться. На этот раз она, похоже, кончилась полным уничтожением всего запаса натрия.

— Я хочу собрать максимум материала для работы, — пояснил Кен. — Все-таки я не самый лучший в Галактике специалист по аналитической химии.

Тигель с угольной пылью дал исключительно странные результаты. Определенно в нем что-то произошло — вещество не просто сохраняло прежнюю температуру, оно даже нагревалось некоторое время после того, как приток тепла был отрезан, — однако при этом не было никаких признаков исчезновения или, наоборот, появления газа в замкнутом помещении. И Кен, и техник были озадачены. Когда последний начал задавать вопросы, ученый объявил свершившийся факт чрезвычайно важным, но никакого объяснения ему придумать не смог.

Они перешли к прочим образцам — железу, олову, свинцу и золоту. На них странная атмосфера, похоже, почти не повлияла ни при какой температуре, за исключением разве что железа. Давление упало слишком незначительно, чтобы можно было сделать какие-то выводы, — ведь приходилось учитывать, что каждый раз при нагревании оно несколько повышалось. Магний повел себя примерно так же, как натрий, но светился даже еще ярче, чем титан.

Кен собирался было покончить с этим металлом, снова открыв дверцу, чтобы тот окончательно догорел, — но тут испытания были прерваны самым неожиданным образом.

Оба исследователя прекрасно понимали, что при открывании дверцы в темноте возникает яркая вспышка света. Их это не слишком беспокоило — тем более что, когда дело дошло до натрия, а потом и до просто раскаленных кусков золота и железа, свечение становилось слабее. Исследователи больше не беспокоились, что их могут заметить: между тестами приходилось делать перерывы для охлаждения образцов, и прошел уже целый час с того момента, как зонд опустился на поверхность планеты. Тем не менее до сих пор не появилось никаких признаков, что они привлекли чье-либо внимание. Но Кену не следовало бы забывать о том, каких трудов им стоило добраться до поверхности.

Они снова вспомнили о возможности чьего-либо появления, когда во второй раз зажигали магний. Фотоэлементы уже зафиксировали, что реакция началась, и тут из динамика над приборной панелью послышался резкий звук, эхом отозвавшийся в дальних углах помещения лаборатории. Обоим не нужно было объяснять, что это такое, — и тот, и другой слышали записи звуков, издаваемых тем аборигеном, который нашел самый первый зонд.

Оба на мгновение замерли на своих местах, мысленно перебирая возможные варианты действий. Фет сделал выразительный жест в сторону выключателей, но Кен остановил его, крепко ухватив щупальцем:

— Стоп! Обратная связь включена? — спросил он шепотом.

— Да, — Фет опустил микрофон до уровня груди и чуть подался назад. Он совершенно не хотел участвовать в том, что Кен, судя по всему, собирался сделать. А Салман, позабыв обо всем на свете, полностью погрузился в разгадывание тайн Ледяной планеты. Он не видел смысла поспешно убираться с того места, где их деятельность все равно уже заметили. Ему даже в голову не пришло не ответить аборигену, с которым он столкнулся. Приблизив голосовую диафрагму к микрофону, он, по примеру Драя, вышедшего на первый контакт много лет назад, попытался повторять раздающиеся из динамика звуки.

Ответом ему было молчание.

Поначалу исследователи не слишком забеспокоились: совершенно естественно, что абориген пребывал в состоянии изумления я растерянности. Но постепенно Кен начал проявлять легкое беспокойство, и Фет явственно уже собирался сказать что-нибудь вроде «я-же-тебя-предупреждал».

— Спугнул ты его, — сказал наконец техник. — И если вместе с ним убежит все племя, Драй не слишком обрадуется.

Но тут Кен неожиданно вспомнил легкое потрескивание, начавшееся незадолго до появления чужака, но на которое он совершенно не обратил вначале внимания, поглощенный химическими экспериментами. Он ухватился за эту соломинку:

— Но мы же слышали, как он подошел почти сразу же после приземления, еще до начала наших экспериментов. Однако до сих пор ничто не заставило его испугаться. Так что, скорее всего, он все еще там.

— Вы уверены, что это так? Мы же совершенно не обращали внимания на звуки!

— А что же это еще могло быть? — вопрос был явно бессмысленный, и Фет не стал ничего отвечать. Вместо этого он задал встречный:

— Чего же он тогда ждет?

Судьба оказалась неблагосклонна к нему — Кен даже не успел издать ни звука. Человеческий голос послышался снова, и на сей раз не такой резкий — похоже, история повторялась. Оба исследователя настороженно вслушались, при этом Фет даже позабыл о своем намерении оставаться в стороне от происходящего, вместе с ученым приникнув к динамику. Голос продолжал звучать короткими сериями, которые, если чуть напрячь воображение, очень легко было счесть за вопросы. Невозможно было понять ни слова, хотя они несколько раз расслышали человеческое «нет». Существо явно не произносило никаких названий, которые для сарриан были бы связаны с предметами торговли, — Фет заранее записал их на листке бумаги.

В конце концов Кен потерял терпение, взял этот листок у механика из рук и начал произносить их как мог, делая после каждого слова паузу:

— Иридий… Платина… Золото… Осмий…

— Золото! — отозвался их невидимый собеседник.

— Золото, — повторил Кен в микрофон, после чего поспешным шепотом спросил у Фета: «А это что?» Техник также тихонько перевел. Кен вздохнул: — Внутри зонда есть образец этого металла, но мы не можем использовать его для обмена — я хочу исследовать его на предмет коррозии. К тому же он недавно плавился, так что все равно его из тигля уже не извлечь. Как называется та штука, которую вы у них получаете?

— Тафак, — не задумываясь, ответил Фет, и тут же мысленно схватился за голову. Он вспомнил, что обещал сделать Драй со всяким, кто даст Кену хоть какую-то информацию о товаре, получаемом с Земли. А ведь Фет Оллмер имел гораздо лучшее представление о чувстве юмора Драя, нежели Салман. При этой мысли он поежился, словно с него уже начали сдирать кожу. Как бы сделать так, чтобы о его ошибке не стало известно начальству?…

Но на серьезные размышления у времени уже не было. Динамик снова ожил, да еще как!

Если до того местный обитатель говорил довольно громко, то сейчас его голос стал просто оглушительным. Похоже, что его речевой аппарат уже находился в нескольких дюймах от микрофона и использовался на полную мощность. Эхо от этого вопля еще некоторое время гуляло по мастерской, а затем почти утонуло в лязге: какой-то тяжелый предмет несколько раз ударил по корпусу зонда. Абориген, несомненно, пребывал в крайнем возбуждении.

В тот же момент Кен тоже взвыл: информация о температуре золотого образца перестала поступать.

— Этот проклятый дикарь пытается его украсть! — заорал он и рванулся к переключателю, чтобы закрыть дверь грузового отсека. Переключатель повернулся, но дверь явно не отреагировала — во всяком случае, сигнала «закрыто» не поступило. Не было никакого способа узнать, не осталась ли она в полузакрытом положении.

Абориген продолжал издавать звуки быстро и с удвоенной энергией. Кен снова открыл дверь, затем закрыл ее — на этот раз она действительно захлопнулась. Сарриане понятия не имели, способен ли относительно слабый сервомотор, управляющий дверью, причинить местному обитателю какой-либо вред. Теперь не было сомнений, отчего ее заело в первый раз — во всяком случае, звуки это подтверждали.

— Не думаю, что он собирался его украсть, — заметил Фет. — В конце концов, ты несколько раз повторил название этого металла. Он вполне мог решить, что ты предлагаешь ему золото.

— Вполне возможно, — Кен снова повернулся к микрофону. — Попробуем проверить, что там у них сегодня: базарный день или свадебный пир, — тут он переливчато присвистнул и произнес:

— Тафак! Тафак! Золото — тафак!

Фет тихонько дрожал, не в силах сдержать свою диафрагму.

— Тафак! Золото — тафак!.. Интересно, поймет он это? Кен чуть отодвинулся от микрофона.

— Вполне возможно, что он — вовсе не из тех, с кем вы торговали. Это ведь совсем другое место.

— А вот это сейчас не имеет совершенно никакого значения!

Услышав эти слова, Фет обвил свое тело щупальцами, словно ожидая, что сейчас в него ударит молния. Голос, произнесший их, принадлежал Ладжу Драю.

7

В свои тринадцать лет Роджер Винг был далеко не глуп. У него не было никаких сомнений касательно того, куда ходили его отец и брат, и этот поход крайне его интересовал. Краткая беседа с Эдит позволила ему оценить, как долго они отсутствовали, поэтому минут через десять после того, как они с матерью вернулись из Кларк-Форка, он уже резко изменил свои прежние представления относительно местоположения «тайной шахты». До сих пор его отец всегда уходил на несколько дней.

— Получается, Эди, что эта шахта находится не более чем в восьми или десяти милях отсюда. — Они вместе как раз засыпали корм лошадям, и Роджер проследил, чтобы младшие оказались где-нибудь подальше. — Я немножко поговорил с Доном, и у меня нет никаких сомнений, что папа показал ему ту самую шахту. Я тоже этим летом собираюсь на нее глянуть — готов спорить, что найду!

— Думаешь, стоит? В конце концов, если бы папа хотел, чтобы мы знали, он бы нам и так сказал.

— Да какое мне дело! Я имею право знать все, что сам смогу выведать. Кроме того, мы занимаемся разведкой, и будет только лучше, если мы будем представлять, что же мы охраняем.

— Ну… может быть.

— Кроме того, папа иногда нарочно так все подстраивает, чтобы мы сами занимались выяснением того, что нам надо. А потом говорит, что для этого у нас и голова растет на плечах. Если ты помнишь, он никогда нам прямо не запрещал ходить к шахте — он просто обещал, что все расскажет, когда придет время. Как тебе это?

— Хм… Может быть. И что же ты собираешься делать? Если ты попытаешься проследить за папой, тебя поймают в один момент.

— Это ты так считаешь. Но я не собираюсь идти за ним следом. Я буду все время впереди. Завтра утром я выйду и поищу оставленные ими следы — а когда они отправятся к шахте в следующий раз, я их обгоню и буду дожидаться на самом дальнем из найденных мест, после чего продолжу поиски уже оттуда. Это точно сработает!

— А заниматься патрулированием кто будет?

— Мы с тобой, как и раньше. Много времени это не займет. Кроме того, если я буду проверять их маршрут, это будет даже лучше, чем обычное патрулирование. Как ты на это смотришь?

Эдит, преисполненная сомнений, закрыла дверцу кормушки и выпрямилась.

— Скорее всего, этот номер пройдет, но тебе придется придумать хорошее объяснение своим действиям, — вынесла она вердикт, и брат с сестрой направились к дому.

Но сутки спустя Роджер уже не был уверен, что потребуются хоть какие-либо оправдания. Все пошло совершенно не так, как он в простоте своей полагал.

Во-первых, он даже не успел проверить оставленные отцом и Доном следы — те вышли в новый поход на следующий же день, с рассветом. Они пошли не той дорогой, что в прошлый раз, а так, как мистер Винг ходил уже многие годы, — зигзагом, так, чтобы разведчики могли в случае чего догнать их и предупредить о возможной слежке. Для Роджера и Эдит были намечены два пункта, где они должны были оставаться и наблюдать в течение часа. После этого надо было бежать короткой дорогой и сообщать, видели они кого-нибудь или нет.

Внимательно слушая эти распоряжения, Роджер с подозрением косился на сестренку — но в конце концов решил, что она ничего никому не выдавала. Просто отец опять опередил их на один ход.

К тому времени, как он вернулся домой, солнце уже поднялось совсем высоко. Отец и брат отправились теперь на север — совсем не туда, куда они, по словам Эдит, ходили вчера. Возникал резонный вопрос — а действительно ли они были вчера у шахты? Единственный способ проверить это — отыскать следы. Занятие, в общем, не безнадежное: как Роджер и говорил отцу, объясняя детали новой организации сторожевого патрулирования, некоторые места почти невозможно миновать, не оставив никаких следов. Если же просто обходить подобные места, то выбор маршрутов значительно сократится.

Несмотря на это, уже к обеду Роджер смог убедиться, что либо он ничего не смыслит в чтении следов, либо отец с братом весь день спокойно просидели на веранде. Он не сумел обнаружить ничего, что могло подтвердить их появление в лесу.

В итоге он вынужден был оставить все свои прежние планы и после обеда просто отправился на восток. Сестра сказала, что вчера отец с братом уходили в этом направлении, и оставалась слабая надежда, что один раз они могли и пренебречь обычными предосторожностями. Роджер шел без передышки несколько часов, двигаясь в основном звериными тропами, пока не отошел миль на восемь от дома.

Теперь он находился в долине, на дне которой, как обычно, журчал небольшой ручей. По обе стороны ложбина была окружена довольно высокими холмами — хотя до многих своих собратьев им было далеко; в этой части горной страны сплошь и рядом встречались вершины в шесть-семь тысяч футов. До того Роджер ни разу ее появлялся в этом месте ни в одиночку, ни с отцом, однако он более-менее ясно представлял, где сейчас находится. Больше всего его беспокоило то, что он до сих пор не нашел никаких следов пребывания отца и брата.

Он уже собрался возвращаться домой — по возможности двигаясь зигзагом, чтобы до наступления темноты осмотреть как можно большую территорию. Сначала Роджер решил подняться на холм с южной стороны, пересекая при этом все возможные тропки, идущие вдоль этого склона. По достижении вершины он планировал либо сразу же начать спуск по другому склону, либо еще немного пройти на запад, а уже потом свернуть на север. Но как оказалось, выбор между последними двумя возможностями делать ему уже не пришлось.

Роджер Винг, конечно, был не настолько хорошим следопытом, каким себя полагал. Если говорить совсем честно, то с того момента, как он ушел из дома, этот столь старательно разыскиваемый им след мальчик пересек уже четыре раза. Сейчас же он находился у подножия того самого холма, по открытому склону которого за день до того прошли «шахтеры», — то есть всего в миле от передатчика. Теперь же молодой исследователь поднимался на холм как раз в том направлении, в котором находился сам предмет его поисков.

Однако до нужного места Роджер так и не добрался. Дональд был совершенно прав, утверждая, что никто не смог бы пройти по откосу с «живыми камнями», не оставив на нем хорошо заметных следов. Мальчик не заметил следы путешественников, оставленные при первом прохождении через этот склон, — но он все же обратил внимание на то место, где его брат по пути обратно продирался через особенно густой кустарник в верхней части склона. Конечно же, Дон проявил в этом месте явную небрежность — занятый поиском следов возможных преследователей, он упустил из внимания те, которые оставлял сам. Хотя переломанные кусты никак не могли помочь Роджеру определить, кто же здесь прошел, прикинуть направление движения оказалось очень просто. Мальчик немедленно повернул на запад. Если бы он остановился и призадумался, то понял бы, что след, идущий в этом направлении, плохо согласовывался с предположением о том, что отец и брат отправились прямо к «шахте». Но в этот момент Роджер не задумывался ни о чем — он просто шел по следу.

После переломанных кустов след стало разыскивать не намного проще, чем до сих пор, но теперь Роджеру хотя бы удавалось его не потерять. Возможно, ему очень сильно помогала уже сама уверенность, что здесь имеются следы, которые можно отыскать. Он все еще понятия не имел, оставлен ли след его отцом, братом или обоими сразу. Он также не опознал то место, где они оба сошлись, пройдя по разным сторонам осыпи. Мальчик просто шел вперед, время от времени находя отпечатки ботинок в ковре еловой хвои или сломанные веточки в густых зарослях кустарника. Пройдя некоторое время по гребню холма, он спустился по его западному склону, затем пересек узкую долину, легко перепрыгнув через неизбежный здесь ручей. Здесь он обнаружил единственное подтверждение тому, что и в самом деле шел по следу двоих: на противоположном берегу обнаружились отпечатки, оставленные после таких же прыжков. Размер и форму этих вмятин можно было оценить лишь приблизительно, поскольку очертаний подошв на хвое не оставалось. Но главное — их было четыре, две пары, в каждой из которых один отпечаток был заметно глубже другого, словно прыгавший приземлялся не на обе ноги сразу.

Так он шел вверх по склону следующего холма. Под деревьями уже стало темнее, солнце скрылось за гребнем одной из вершин, и Роджер впервые усомнился — а впрямь ли он идет по нужному следу? Он остановился, огляделся — и невдалеке от себя обнаружил еще следы, похожие на те, что его интересовали, а потом и еще одни. Теперь он потерял всякую уверенность в том, что ему требуются именно те, по которым он идет сейчас.

Мальчик еще немного прошел вперед, а затем остановился и той же дорогой вернулся обратно. Увы, к ручью он вышел довольно далеко от того места, где перепрыгнул его полчаса назад. Несколько минут он провел в поисках вмятин, а обнаружив их, убедился, что даже по собственному следу движется не слишком уверенно.

По идее, сейчас ему уже надо было направляться домой, но ничего подобного Роджер не сделал. На восточном склоне горы уже сгустились сумерки, но он все продолжал разыскивать следы. Каждые несколько минут он что-нибудь обнаруживал, некоторое время размышлял над находкой — а потом замечал новые отметины. Постепенно мальчик поднялся по склону вверх, выбравшись наконец на голую скалу; после долгого раздумья он перевалил гребень и оказался на другой стороне, где было заметно светлее. Здесь он возобновил свои поиски. В конце концов, все равно следы уходили на запад.

Он пересек еще одну долину — па сей раз ручей на дне оказался пересохшим, и не имелось никаких признаков, что через него кто-то перебирался. Только на вершине небольшого холма с дальнего конца долины он наконец-то осознал, который сейчас час. До сих пор он вел поиски с такой одержимостью, что даже голод не напоминал о себе, и в итоге отвлечь его от занятия смог только сгустившийся сумрак, в котором было уже трудно разглядеть какие-либо детали на земле. Фонарик Роджер с собой не брал, поскольку не собирался так сильно задерживаться. Но что гораздо хуже — у него не было с собой ни еды, ни воды, ни спального мешка. Отсутствие первых двух вещей было серьезной ошибкой — во всяком случае, не стоило бы отцу узнавать, что Роджер отправился в такую даль без должной экипировки.

Первые звезды уже зажигались в темнеющем синем небе, и, глядя на них, Роджер постепенно осознавал, что он вовсе не новый Дэниэл Бун и не Кит Карсон. Он был лишь тринадцатилетним подростком, который по собственной неосторожности оказался в ситуации довольно неприятной — а возможно, и опасной.

Роджер был опрометчив, но отнюдь не глуп. Осознав положение дел, он не бросился сразу вслепую домой. Вместо этого он остался на месте и начал размышлять, что же ему делать дальше.

Ночью станет очень холодно, тут уж ничего не поделаешь, так что укрытие из лапника могло бы здесь очень пригодиться. Кроме того, есть тоже нечего — по крайней мере, в темноте он не сможет найти ничего съедобного. Однако воду отыскать вполне реально, и это нужно сделать обязательно. В долине, которую он только что миновал, никакого ручейка не было, поэтому Роджер поднялся по склону следующего холма и начал искать подходящий спуск на противоположной его стороне. Под конец ему пришлось пробираться вниз почти на ощупь, поскольку слабый свет почти не проникал в темноту под елями. Там, как он и надеялся, имелся ручей: сперва мальчик услышал журчание, а потом чуть не свалился в воду впотьмах.

Нож у него с собой был, и им он нарезал достаточно веток, чтобы устроить прямо на берегу ручья что-то вроде лежбища. Из них же он соорудил над лежбищем некое подобие шалаша, использовав в качестве конька крыши поваленное дерево, — Роджер уже знал, что все, способное уменьшить циркуляцию воздуха поблизости от его тела, поможет сохранить немного тепла. Затем он напился воды, расстегнул пояс и забрался в свое грубо сделанное убежище. Если помнить, сколько всего случилось с ним за этот день, то стоит ли удивляться, что заснул он моментально.

Роджер был здоровым мальчишкой, а ночь оказалась не слишком холодной. Так что спал он спокойно и крепко — не проснувшись ни от хруста ломающихся веток, ни даже от шума, произведенного зондом, который опустился в подлесок всего в сорока ярдах от него. В ответ мальчик только пробормотал что-то во сне и повернулся на другой бок.

Но в конце концов он был разбужен событием, которое заставило бы пошевелиться любого лесного жителя. Дверца грузового отсека инопланетного аппарата была обращена в сторону его убежища. Отсветы горящего натрия и сияющего золота не потревожили его — то ли Роджер принял их за продолжение дурного сна, то ли он просто в этот момент лежал к ним спиной. Но когда его закрытых век коснулся яркий отсвет магниевой вспышки, он среагировал на нее как на сигнал тревоги. Еще толком не проснувшись, Роджер вскочил на ноги с криком «Пожар!».

Он видел последствия нескольких лесных пожаров — прошлым летом возле Боннерсс-Ферри выгорело семь с половиной тысяч акров земли, а еще один пожар, хотя и гораздо меньших масштабов, случился возле Троя. Роджер хорошо знал, насколько опасно оказаться на пути у такого бедствия, и на несколько секунд впал в самую настоящую панику. Он даже рванулся было прочь от места, где заметил огонь, но споткнулся о то самое поваленное дерево, подле которого устроил себе укрытие. Это привело мальчика в чувство.

Уже без прежней поспешности поднявшись на ноги, он обратил внимание, что свет вовсе не похож на красноватое пламя горящей древесины. Не было слышно и громкого треска, который ему много раз описывали, наконец, не чувствовалось и запаха дыма. Вспышку магния он видел впервые, но уже сам факт того, что имеет дело он вовсе не с обычным лесным пожаром, позволил любопытству одержать верх над испугом.

При этом свете он смог без труда перебраться через ручей и несколько секунд спустя уже ломился через подлесок к источнику света, крича: «Эй, кто здесь? Что это за свет?»

Раздавшийся в ответ гулкий голос Салмана Кена невероятно напугал его. Похожая на барабан саррианская голосовая диафрагма вполне могла сымитировать большую часть звуков человеческой речи, но искажала их так, что разница была очень легко уловима. Раздавшиеся в глухом лесу человеческие слова звучали так странно и неестественно, что мальчик просто оцепенел от ужаса. И ему ничуть не легче стало от того, что эти слова были всего лишь повторением его собственных.

Он неуверенно остановился в паре ярдов от зонда. При его приближении сине-белое сияние резко исчезло — его сменил желтоватый свет постепенно остывающего в своем тигле магния. Роджер едва мог разглядеть его через открытую дверцу, которая теперь была обращена прямо к нему. Дверца находилась в боку здоровенной штуки, имевшей обтекаемую форму и лежавшей так, будто она свалилась на эти кусты прямо сверху. Сразу за дверцей можно было различить несколько цилиндрических предметов размером чуть больше его кулака. Один из них как раз и был источником этого желтоватого свечения, а из остальных два еще чуть-чуть светились красным. Это было все, что он успел разглядеть до того момента, когда Кен начал зачитывать свой список драгоценных металлов.

Роджер, конечно, знал, что такое платина и иридий, хотя первое название было трудновато опознать из-за особенностей саррианской речи. Поэтому мальчик отреагировал лишь на упоминание золота — что не слишком удивительно для большинства людей. Это слово он и повторил:

— Золото!

— Золото, — ответил ему гулкий голос, звучавший из недр странного предмета, и тогда Роджер наконец-то рискнул подойти к зонду поближе и заглянуть в слабоосвещенный дверной проем. Как он и ожидал, там имелось множество других маленьких цилиндров. Изнутри все помещение покрывала белая пыль — это были оксиды титана и магния, брызнувшие из контейнеров при химических реакциях. Кроме того, кругом были разбросаны маленькие желтые шарики перекиси натрия. Из помещения все еще исходил жар, в воздухе слабо пахло серой, но когда Роджер осторожно тронул кучку белого порошка на полу, температура оказалась вполне переносимой. Он почти мгновенно увидел тот металл, о котором говорил непонятный голос — золото в тигле уже успело затвердеть. Даже при тусклом свете он прекрасно узнал этот благородный металл, тем более что больше ничего похожего по цвету в помещении не было.

Роджер действовал мгновенно, хотя и не так необдуманно, как можно было бы от него ожидать. Подобранная им по дороге сухая ветка оказалась очень кстати: дверь в помещение слишком уж напоминала мышеловку, так что на всякий случай следовало заклинить ее. После этого он потянулся к горшочку с золотом.

Он не разглядел ни проводов, соединявших устройство подогрева с источником питания, и даже не подумал об их существовании — хотя именно они и помешали мальчику завладеть добычей. Роджер лишь успел рвануть тигель на себя — и тут его пальцы ощутили, что металл совсем недавно нагревался до температуры плавления.

Роджер, уже почти засунувший свою голову в отсек, взвыл во весь голос, бросил тигель, яростно пнул металлический бок зонда и запрыгал вокруг него, размахивая обожженной рукой и проклиная невидимок, из-за которых пострадал. Он не заметил, что сук, который он установил в дверном проеме в качестве распорки, хрустнул и сломался, когда тот начал закрываться. Не обратил он внимания и на глухой стук, с которым дверь захлопнулась почти до конца, оставив лишь узкую щель с торчавшим из нее деревянным обломком. Лишь исчезновение последнего источника света заставило Роджера отвлечься от собственной боли. Когда дверца приоткрылась снова, Роджер подцепил этот обломок здоровой рукой и отшвырнул его прочь — не вполне осознавая, зачем он это делает. Тут же снова наступила темнота, поскольку дверь на этот раз закрылась полностью. И в этот момент у Роджера появилось неприятное ощущение, что за ним наблюдают.

Снова послышался все тот же голос. Мальчик смог различить слово «золото», но оно чередовалось с каким-то другим набором звуков, который звучал слишком искаженно, чтобы можно было что-то понять. Кроме того, сигарет у него с собой просто не имелось, а в торпеде не было ничего, что могло бы дать ему подсказку. Он не делал попыток повторить странно звучащее слово, и на некоторое время голос затих.

Вместо этого послышались другие звуки, гораздо более тихие и вроде бы не обращенные непосредственно к нему, хотя они тоже походили на речь. Роджер, конечно, не пытался действительно их анализировать, но у него сложилось четкое впечатление, что где-то идет непонятная ему беседа.

Она длилась, как ему показалось, довольно долго, а затем снова громко раздалось прежнее сочетание: «Золото — тафак! Золото — тафак!» В конце концов нервы у Роджера не выдержали, и он заорал, обращаясь к темному корпусу аппарата:

— Да не понимаю я, что ты там говоришь! Не собираюсь я больше трогать твое дурацкое золото, а остальных слов я не понимаю! Заткнись! — Тут он снова пнул корпус изо всех сил — и слегка испугался, когда после этого голос внезапно замолк. Мальчик чуть-чуть попятился, не зная, что за этим может последовать. И его счастье, что он это сделал.

Мгновение спустя торпеда бесшумно рванулась верх, поломав при этом нависшие над ней ветки, и исчезла в темном небе, сопровождаемая лишь свистом рассекаемого воздуха. Еще несколько минут мальчик стоял на том же самом месте, недоуменно глядя на образовавшийся в кронах просвет, — но видел там одни только звезды.

В эту ночь Роджеру Вингу больше не удалось заснуть, и не только из-за того, что он промочил ноги, вновь отыскивая свое убежище.

8

— Как раз сейчас это не особенно важно, — с задумчивым видом повторил Ладж Драй, проскользнул в мастерскую и рассеянным движением закрыл за собой дверь.

— Сэр, я… — начал было объясняться Фет, но высказаться ему не дали.

— Не перебивайте меня. Продолжайте, Кен, у вас, кажется, возникли затруднения. Разберитесь сперва с ними, а к другой проблеме мы перейдем, когда нам уже ничто не будет мешать.

Кен был совершенно озадачен, поскольку о предупреждении Драя к этому моменту он совершено забыл. Тем не менее, как ни в чем не бывало, он повернулся к микрофону и продолжил почти безнадежные попытки объясниться с неизвестным аборигеном. Хотя он и не понял ни слова из того, что прокричал Роджер, он был почти столь же раздражен затянувшимся «разговором». Да и лязг, раздавшийся в тот момент, когда Роджер как следует пнул бок зонда, также содержал в себе явный намек.

Секундой позже Драй собственноручно поднял зонд в воздух. Произнесенных только что слов он тоже никогда не слышал, но они явно отличались от обычных звуков, издаваемых людьми при беседе, и это его здорово напугало. Он испытывал настоящий ужас при мысли о том, что налаженные с Третьей планетой отношения могут стать натянутыми или даже вовсе прекратиться. А существо там, на планете, явно пребывало в состоянии огромного возбуждения — возможно, даже ярости. Этот удар по корпусу аппарата…

При мысли об этом Драй стремительно протянул щупальце мимо Кена и коснулся рукояток управления двигателями. Ученый повернулся на сиденье и с удивлением посмотрел на своего нанимателя.

— Похоже, вы взволнованы не меньше этого аборигена. Что случилось?

Ладж Драй глубоко вздохнул и наконец-то справился с собственным голосом. Сейчас он сообразил, что его экстренное вмешательство было не самым разумным вариантом действий. Вполне возможно, что наемный эксперт узнал название получаемого с Земли вещества совершенно случайно — а в таком случае вряд ли стоило привлекать его внимание к этому факту. Поэтому Драй сменил тему настолько ненавязчиво, насколько это было ему доступно.

— Похоже, у вас возникли сложности с химическим анализом?

— Вроде того. Аборигены проявляют активность не только в дневное время, как вы мне рассказывали. — Кен понял, что инстинктивно начал оправдываться. Но лучшего ответа он придумать не мог, а этот заставил Ладжа Драя чуть призадуматься.

— Да, меня это слегка удивляет. В течение двадцати лет они подавали сигналы исключительно в дневное время. Интересно, не замешаны ли здесь жители плоских регионов? Хотя не очень понятно, каким образом это могло бы произойти. Вы закончили работу с тестами?

— В общем и целом — да. Когда зонд вернется на базу, я посмотрю, что произошло в этой атмосфере с моими образцами. Мы уже знаем, некоторые из них сгорели, но мне необходимо выяснить, что же образовалось в результате горения.

— Наверняка не сульфиды, хотя обычно образуются именно они.

— Да, не сульфиды, разве что только в атмосфере находится огромное количество замерзшей серы в виде пылеобразной взвеси. О последней возможности я как-то не подумал — впрочем, мы это проверим, когда увидим образцы. Но, честно говоря, пока что результаты исследований меня несколько озадачивают. Я пока не в состоянии определить, какое вещество при такой температуре может оставаться в газообразном состоянии и поддерживать горение — но что-то такое в атмосфере этой планеты точно имеется.

— Может быть, фтор? — Ладж попытался смутно припомнить основы элементарной химии.

— Возможно, но как он может существовать в атмосфере в свободном состоянии? Мне кажется, что даже при такой температуре он будет слишком активен. Впрочем, почти то же самое можно сказать о любом газе, обеспечивающем горение, так что ничего мы не разгадаем, пока не вернутся образцы. Я, кажется, уже дошел до такого состояния, что готов сам спуститься на планету и посмотреть, на что же похоже это место, — Кен сделал выразительный жест.

— Если вы с Фетом придумаете, как это можно сделать, я возражать не буду. Возможно, мы сможем даже чем-то вам помочь. Но возвращения груза нам ждать почти три дня, а до того делать вам будет практически нечего. Когда зонд будет уже достаточно далеко от Третьей, Фет поведет его по лучу.

Кен понял последнее как намек на то, что ему пора покинуть помещение, и отправился бесцельно бродить по коридорам. У него имелись некоторые соображения по поводу того, что требовалось делать дальше. Раз уж Драй сказал, что в течение ближайших трех дней, вплоть до возвращения зонда на базу, работы для него не будет, то долг призывает его заняться своими прямыми обязанностями — начать работу над заданием Рейда.

На местном языке продукт называется «тафак». Это уже какая-то информация — однако вряд ли Рейду известен язык аборигенов, так что полученные сведения имели пока сомнительную ценность.

Можно считать доказанным, что эта планетная система находится довольно близко к Сарру. Пока трудно оценить целесообразность принятых Драем мер предосторожности. Если речь идет о полулегальном предпринимательстве, они чересчур серьезны, но коли дело связано с наркобизнесом, то такие меры совершенно необходимы.

Третья планета, мягко скажем, слишком холодна, а упомянутый наркотик не может существовать при нормальной температуре. Это важный фактор, о котором не стоит забывать. Ценным оказалось и молчаливое признание Драем того факта, что тафак имеет растительное происхождение.

Увы, больше Кен не располагал никакой информацией, которая могла быть хоть немного полезна Рейду. Он вновь подосадовал на начальника отдела по борьбе с наркотиками за то, что тот втянул его в эту авантюру. И уж во всяком случае, ему гораздо больше, чем любому профессиональному полицейскому, хотелось и впрямь заняться вплотную астрономическими и экологическими проблемами, с которыми он столкнулся.

Так что же с этой несчастной Третьей планетой? Она явно населена — что само по себе невероятно. Изучена она, безусловно очень плохо — сквозь ее атмосферу не проник ни один корабль с экипажем и даже ни одна телекамера. Это выглядело странным и заставило Кена опять призадуматься. Даже при таком невероятном холоде и с учетом того, что атмосфера отбирает тепло гораздо интенсивнее, чем это возможно в открытом космосе, — все равно можно было что-то изобрести. Казалось невероятным, что ни один умелый инженер до сих пор не сумел создать прибор, который способен нормально функционировать даже в подобных условиях. Ну хорошо, Фет скорее техник, чем ученый, но и он может достаточно много. Хотя в организации Драя подозрительно мало научных работников. Даже тот факт, что специалиста столь низкого класса, как сам Кен, пришлось нанимать со стороны, говорит о многом.

Возможно, здесь и кроется источник тех проблем, о которых говорил Рейд. Понятно, что любые нормальные межзвездные торговые компании имели своих специалистов по инопланетной экологии — без таких ученых ори просто не смогли бы полноценно работать. Взять хотя бы хрестоматийные трудности, периодически возникающие при торговле богатого металлами Сарра с разумными амфибиями Рехага, специализирующимися в химии. Так почему же он, Салман Кен, весьма немного смыслящий в большой науке, оказался единственным, кого смог откопать Ладж Драй? Это смотрится не просто странно — это выглядит невероятным. Непонятно даже, как Кен умудрился раньше не задуматься над этим фактом.

Впрочем, если он пока ничего не обнаружил, то его, наверное, никто и не будет трогать. Он готов был продолжать исследования Третьей планеты до тех пор, пока у него будет такая возможность. После чего Кен вернется домой, явится к Рейду, передаст ему добытую информацию — и пускай шеф отдела по борьбе с наркотиками делает с ней все, что хочет. Самого Салмана Кена Третья планета интересовала гораздо больше, чем преступная деятельность Драя.

Но как же все-таки на нее высадиться? Понятно, что крупные корабли имеет смысл держать за пределами атмосферы — особенно учитывая наличие проблем с обитателями голубых равнин. Но зонды без особых трудностей уже двадцать лет летают туда-сюда в атмосфере планеты, а единственной замеченной активностью обитателей равнин были проявившиеся последние два-три года признаки наличия у них радарных детекторных систем. Кстати, Драй говорил, что от них прекрасно оберегают защитные покрытия. Так что единственным реальным препятствием являются лишь суровые климатические условия.

Стандартный саррианский комплект экипировки для инженера позволял некоторое время работать даже в жидком алюминии. Температура на поверхности планеты гораздо ниже, но и теплопроводность жидкого металла значительно выше, чем может быть у атмосферного газа, так что различие не столь уж велико. Даже если все обстоит хуже, чем кажется, в защитный костюм можно встроить лишние обогреватели и дополнительную теплоизоляцию. Так почему же они до сих пор ни разу не пробовали это сделать? Надо будет спросить Фета или Ладжа Драя.

Пойдем дальше. Даже если предположить, что высадиться таким образом все равно невозможно, почему же они не пытались ничего сделать с телеаппаратурой? Кен отказывался верить, что стекло камеры принципиально не выдерживает охлаждения до температуры планеты и непременно трескается, если его внутреннюю поверхность приходится оставлять в тепле. Уж наверняка перепад температур получится не больше, чем в старинных лампах накаливания!

Намереваясь высказать Фету все эти соображения, он уже направился было обратно в мастерскую, но тут ему на пути попался сам Драй. Босс заговорил с ним так, словно и не был еще сегодня полон самых черных подозрений.

— Фет вывел зонд на курсовой луч, так что в ближайшие три дня управлять им не понадобится, — сказал босс. — Вы, кажется, собирались вернуться к своему пульту?

— Мне просто хотелось кое о чем переговорить с Фетом. Я размышлял по поводу защитного костюма и аппаратуры для исследования Третьей, я мне кажется, что тут можно кое-что сделать, — Кен решил не пересказывать своему нанимателю все свои идеи.

— Здесь я затрудняюсь вам что-то ответить, — сказал последний, выслушав соображения ученого. — Вам действительно лучше поговорить об этом с Фетом. С тех пор как он работает здесь, мы пытались как-то решить эту задачу, но проблемы с телекамерами возникали постоянно. В самой первой экспедиции его с нами не было, но там мы исследованиями тоже почти не занимались — за исключением тех экспериментов, о которых я вам рассказал. Тогда это был лишь предварительный круиз. То, что на корабле оказался набор исследовательских зондов, было, по сути Дела, случайностью. Владелец корабля предпочитал подбирать себе места для посещения с максимальными удобствами — прибывая в планетную систему, мы выпускали сперва несколько таких зондов, а «Карелла» оставалась в космосе, пока ее хозяин не выбирал место, которое хотел бы посетить лично.

— Я, случайно, не могу его знать?

— Вряд ли, он давно умер. Когда мы наткнулись на это место, он был уже очень стар. Я унаследовал корабль, а вместе с ним и новую торговлю с аборигенами.

— А когда к вам присоединился Фет?

— Через год или два после того, как я начал это дело, — он у нас старейший член команды. Он может вам гораздо больше меня рассказать обо всех технических проблемах экспедиции. Так что вам действительно лучше побеседовать с ним — если, конечно, он будет в настроении.

Никак не объяснив свою последнюю реплику, Драй отправился дальше по коридору. Впрочем, Кена его слова не слишком удивили — он уже и сам заметил, что Фет довольно молчалив.

Техник не был ничем занят. Он все еще сидел перед пультом управления зондами и, по-видимому, размышлял. Когда Кен вошел, он поднял на него взгляд, но ничего не сказал — только сделал приветственный жест. Кен, не заметивший ничего странного в его поведении, немедленно стал пересказывать свои последние идеи. Собеседник не прерывал его, пока ученый не закончил говорить.

— Все это звучит очень правдоподобно, — наконец произнес техник, — и никаких теоретических опровержений я привести не могу. Но оптические трубки все равно почему-то не выдерживали. Если вы хотите послать вниз скафандр, набитый термометрами и датчиками давления, то у меня возражений нет. Но вам придется простить мне мой пессимизм. В этой атмосфере я угробил уже немало телеаппаратуры.

— Я очень ценю ваш опыт, — ответил Кен, — но, как мне кажется, попытаться стоит.

— Хорошо, но если с датчиками будет все в порядке, кто туда потом отправится? Честно признаюсь — я не готов к подобным экспериментам.

— Я тоже. — Кен вспомнил свои первые ощущения, испытанные при виде Третьей планеты. — Место, несомненно, жутковатое, но мне ужасно хочется узнать о нем побольше. Ради этого я готов рискнуть здоровьем.

— Здоровьем! Если в скафандре появится хоть маленькая дырочка, через пять секунд вы превратитесь в готовый памятник, — ответил техник. — Честно говоря, я вообще опасаюсь посылать туда хорошую аппаратуру, даже если я знаю, что она должна это выдержать. Ну ладно, я выделю вам один скафандр, если вы и впрямь хотите попробовать. Зондов у нас хватает.

— А как вы поместите его в зонд? Внутрь он не влезет, это точно.

— Там на внешней стороне корпуса есть специальные кольца, к ним и прицепим. Просто на этот раз нужно будет действовать осторожнее и проходить сквозь атмосферу гораздо медленнее. — Техник перебрался на другой конец мастерской, покопался в одном из находившихся там шкафчиков и извлек из него упомянутый защитный костюм.

Управляться с ним было достаточно тяжело даже в условиях притяжения Меркурия. Благодаря анатомическим особенностям жителей Сарра, требовалось приложить достаточное усилие, чтобы двигаться в этом скафандре. Но главное — Кен даже представить себе не мог, что же он будет делать, когда высадится на Третью в этом металлическом чудовище, да еще при вчетверо большей гравитации. Последняя мысль породила у него вопрос:

— Фет, а что за метаболизм может быть у местных жителей? Насколько нам известно, они ухитряются достаточно свободно передвигаться при столь высокой гравитации и температуре, замораживающей любую органику. Вы когда-нибудь задумывались над этим?

Техник некоторое время не отвечал, подбирая ответ.

— Да, — ответил он наконец. — Вообще-то думал. Но мне не хочется об этом говорить.

— Почему? Разве все так ужасно?

— Не в этом дело. Помните, что Драй обещал сделать с каждым, кто даст вам информацию о веществе, которое мы получаем?

— Да, припоминаю, но причем тут это?

— Может быть, и ни при чем. Но Драй был очень недоволен, когда узнал, что я сообщил вам название этого вещества. И я бы никогда этого не сделал, если б хоть немного подумал, прежде чем раскрывать рот. Но тогда требовался быстрый ответ.

— Но что могут выдать любые соображения относительно биохимии аборигенов? В конце концов, Драй ведь прекрасно знает, что я никогда не работал на другие коммерческие предприятия, да и сам ничем таким не занимаюсь — так отчего же он заподозрил, что я занимаюсь промышленным шпионажем? Мне не очень важно знать, что собой представляет это вещество — меня интересует планета.

— Я в этом не сомневаюсь. Но, пожалуйста, если я еще когда-нибудь оговорюсь, держите эти сведения при себе. Когда Драй вошел, а вы в это время кричали в микрофон «Тафак!», я уж подумал, что он сейчас взорвется как ядерная бомба.

— Да что он может сделать?

А вот этот вопрос был очень рискованным. Кен снова вспомнил о своей полицейской задаче.

— Ну, — осторожно начал отвечать Фет, — он здесь начальник, а работа не такая уж плохая. В общем, выполните мою просьбу, если вас это не затруднит. — После этого он снова занялся костюмом, и выражение его лица ясно говорило о нежелании продолжать беседу. Из последнего ответа Кен не смог извлечь ничего определенного.

Об этом он, впрочем, размышлял не слишком долго, поскольку перед ним встала гораздо более интересная проблема. Безусловно, Фет — отличный техник, не хуже многих дипломированный инженеров, известных Кену. Сейчас он полностью вскрыл скафандр, удалил из него все пластины управления и стал проводить подробный осмотр. Покончив с осмотром, он снова заполнил трубки цинком и установил пластины на место, но сам скафандр оставил открытым. Один его глаз вопросительно глянул на Кена, и техник впервые после долгой паузы вновь заговорил.

— У вас есть какие-нибудь соображения по поводу размещения датчиков? Вы лучше представляете, что нам надо выяснить.

— Все, что нам пока надо определить, — это выдержит ли скафандр температуру и давление на поверхности планеты? Так что один датчик давления имеет смысл поместить куда-нибудь внутрь, а термометры установить в конечностях. По идее, это даст достаточно информации. Мы можем сейчас использовать телеметрическую аппаратуру или придется подождать, пока прежний зонд вернется?

— Боюсь, что надо подождать. Установка аппаратуры сама по себе проблемы не представляет, но имеющийся в костюме передатчик голосовых сигналов к ней подсоединить не удастся. Но туда можно поместить записывающее устройство, подключить приборы к нему и сделать так, чтобы вы со своего пульта могли включать и выключать их. Я присоединю все к управлению самого скафандра. Вы, наверное, захотите также оперировать и нагревателями в костюме?

— Да. Если для создания необходимой температуры придется использовать почти всю их мощность, лучше бы нам знать об этом заранее. Я надеюсь, что в случае необходимости там можно будет установить и дополнительный обогрев?

— Я думаю, — Фет впервые изобразил что-то вроде усмешки, — что в нижние конечности вполне можно встроить дополнительные нагреватели. Правда, с ними вы скорее всего не сможете передвигаться.

— Но так я смогу хотя бы видеть окружающую обстановку.

— Если у вас не будет тех же проблем, что возникали у меня с телекамерами. Даже кварцевое стекло имеет свои пределы прочности.

— Я все же надеюсь, что оно выдержит. В любом случае, проверить это нам ничего не стоит. Давайте наконец-то установим эти приборы: я очень хочу выяснить, кто же из нас прав. Оно работает? — Кен взял из шкафчика миниатюрное записывающее устройство, большую часть которого занимала двойная катушка с чувствительной лентой. Фет скосил глаза и ответил:

— Здесь пленки только на одну запись. Достаньте лучше Л-7. Узнаете его по катушке — она там примерно в пять раз шире. Итак, я ставлю, как вы предлагаете, только один барометр плюс термометры в шлеме, корпусе, одной ноге, рукавах — по возможности ближе к оконечностям. На ленте при этом остается одна свободная дорожка, которую тоже можно для чего-нибудь использовать.

Говоря все это, техник продолжал работать, закрепляя взятые из шкафа миниатюрные приборы в упомянутых им местах. На секунду Кен засомневался, не напрасно ли он счел эту станцию плохо оснащенной для исследовательских работ — уж слишком хороший запас приборов обнаружился здесь. Но затем он осознал, что все эти устройства входят в стандартный инженерный набор и свидетельствуют лишь о щедром финансировании. Любой мог купить всю эту аппаратуру, и почти любой — воспользоваться ею для исследований.

Несмотря на квалификацию Фета, работа оказалась долгой. Обитатели Сарра способны не спать месяцами, но отдыхать необходимо даже им. Во время одного из таких перерывов Кен обратил внимание на время.

— Послушайте, — окликнул он своего сотрудника. — На той части планеты сейчас уже должен быть день. Интересно, Драй уже поднял свой зонд?

— Весьма вероятно, — ответил Фет, тоже скосив один глаз на хронометр. — Он не любит терять времени. Скорее всего, его аппарат уже в космосе.

— Интересно, мне голову не оторвут, если я загляну сейчас в обсерваторию?

Фет так долго смотрел на него одним глазом, что Кен уже успел пожалеть о своем вопросе.

— Оторвут ее мне, если Драй узнает, что я поддерживал вас в этом намерении, — ответил он наконец. — Думаю, вам лучше все же оставаться здесь. Работы у нас хватает. — Тут он поднялся и снова занялся делом, хотя они только-только устроились отдохнуть. Кен понял, что больше тот ничего не скажет, и присоединился к работе.

В итоге все получилось очень удачно. К тому времени, как костюм был протестирован в вакуумной камере на герметичность и на теплоизоляцию, а затем пристегнут к грузовым кольцам исследовательского зонда и запущен в космос на автоматическом управлении, первый зонд уже приблизился к Меркурию. Здесь действительно требовалось автоматическое управление. Нельзя было осуществлять радионаведение второго зонда, не закончив сначала работу с первым, — ведь второй пульт управления в это время использовался Драем, принимавшим свой драгоценный груз.

Время, прошедшее между отправкой зонда со скафандром и его возвращением обратно на Меркурий, они посвятили продолжительному отдыху. Кен с нетерпением ждал возвращения зонда и, как только тот появился из отверстой двери шлюзовой камеры, готов был бежать к нему — но был остановлен окриком техника:

— Стойте! Она сейчас, конечно, уже не такая холодная, как на Третьей, но вы все равно к ней примерзнете. Смотрите! — Он махнул щупальцем в сторону сияющего корпуса, на котором оседал конденсат серы. Вымороженное из воздуха вещество собиралось в крупные капли и стекало на под. На полу капли нагревались вновь и быстро испарялись.

— Пусть сперва это кончится.

Кен послушно остановился и даже подался назад, когда холодные струйки потекли ему под ноги. Воздух был не столь уж холодным, но прикосновение к корпусу зонда наверняка заморозило бы даже цинк.

Прошло немало времени, прежде чем металл достаточно нагрелся и сера перестала стекать по нему. Только тогда Фет открыл дверцу грузового отсека, после чего процесс повторился, На этот раз соломенного цвета жидкость образовала большую лужу на поду отсека, обтекая контейнеры. Кен всерьез обеспокоился чистотой образцов. Он включил все обогреватели на малую мощность, чтобы как можно быстрее покончить с процессом нагревания зонда до нормальной температуры. Но поскольку при высокой температуре существовала опасность, что образцы снова вступят в реакцию с воздухом, как только прекратилось шипение и бульканье, он снова повернул переключатели обратно.

Наконец, он мог увидеть результаты своего эксперимента. И это было редкостное зрелище — Роджер Винг охотно бы подтвердил сей факт!

9

Содержимое ряда контейнеров сохранилось практически в полной неизменности. С другими все было сложнее: они тоже были заполнены, но Кен предчувствовал, что определить, что в них находится, окажется нелегкой задачей.

Как и Роджер, в первую очередь он увидел белый порошок, засыпавший буквально все. Разложившиеся от жара шарики перекиси натрия посерели. Тигель с золотом оказался сдернут со своего места, но больше с ним ничего особенного не случилось; железо почернело; натрий, магний и титан исчезли, хотя небольшие количества вещества, оставшиеся в каждом из их тиглей, давали надежду, что характер реакции все-таки удастся определить. В контейнере с углеродом остался все тот же углерод, но в заметно меньших количествах.

Но все эти детали — безусловно, важные и интересные — привлекли внимание Фета и Кена лишь на мгновение. Ибо совсем рядом с дверцей грузового отсека, в прилипшем к полу порошке четко отпечатался след. Ничего подобного они до сих пор не видели.

— Фет, срочно достаньте где-нибудь съемочную камеру, Я бегу за Драем, — не договорив, Кен выскочил из лаборатории, но Фет сдвинулся со своего места не сразу. Он все еще смотрел на отпечаток.

Не то чтобы тот выглядел особо странным или зловещим, но техник тщетно пытался представить себе существо, которое могло бы его оставить. Тому, кто ни разу в жизни не видел гуманоида, очень трудно понять, чем же может быть оставлен, к примеру, отпечаток руки. Стояло ли это существо, сидело оно или же просто опиралось на это место. Оно вполне могло распластаться здесь на отдыхе в той позе, которая у сарриан была аналогом сидения на стуле. Ничего нельзя было сказать наверняка: возможно, оставивший этот след абориген по своим размерам был не больше ступни саррианца, и тогда это след от всего его тела. Но могло оказаться, что он был настолько велик, что смог просунуть в отсек только одну конечность. Фет тряхнул головой, избавляясь от этих мыслей, — он начал понимать, что топчется на одном месте. Затем он отправился искать съемочный аппарат.

Салман Кен ворвался в обсерваторию без предупреждения, но Драй не успел и рта раскрыть. Ученый спешил оповестить окружающий мир о своем открытии — и продолжал говорить без удержу всю дорогу обратно в мастерскую. Так что к тому моменту как они добрались до отпечатка, энтузиазм Драя уже исчерпался. Он выказал лишь вежливый интерес — и не более того. Проблема внешности обитателей Земли его не слишком интересовала. Внимание его было привлечено совершенно другой вещью. — Что это за белый порошок?

— Еще не знаю, — признался Кен. — Зонд только что вернулся. Это результат воздействия атмосферы Третьей планеты на мои образцы.

— Значит, вы скоро разберетесь, из чего эта атмосфера состоит? Это было бы очень хорошо. На темной стороне этой планеты мы уже давно обнаружили несколько пещер, там можно создать любую атмосферу и герметически их закрыть. Сообщите мне, если выясните какие-нибудь новые подробности, — с этими словами Драй рассеянно ушел из мастерской, оставив Кена разочарованно смотреть вслед. Ведь он только что совершил в прямом смысле слова эпохальное открытие!

Салман Кен постарался избавиться от неприятного чувства и аккуратно достал из зонда образцы, постаравшись не повредить при этом след, и перенес их на стол в другом конце помещения, где была устроена временная химическая лаборатория. Как он сам признался, блестящим химиком-аналитиком он не был, но соединения, которые образуются в результате реакции экзотермического окисления, редко бывают сложными — Кен полагал, что с подобным анализом как-нибудь да справится. В конце концов, все наличествующие металлы ему уже известны — на Третьей не может быть металлосодержащих газов, кроме разве что водорода. Даже ртуть способна существовать там только в жидком состоянии, а ни один другой металл даже при саррианской температуре не обладает свойствами пара. Исходя из этой аксиомы, Кен бодро приступил к работе.

Химика ее подробное описание, безусловно, могло весьма заинтересовать. Но для неспециалиста оно предстало бы занудным повторением нескольких простых манипуляций — нагревания, охлаждения, определения температуры плавления и кипения, фракционирования и фильтрования. Если бы Кен не имел изначально определенной гипотезы, то работа бы пошла несколько быстрее. Впрочем, через некоторое время он убедился, что результат исследования ему не мерещится. Теперь он даже слегка удивлялся, почему до сих пор эта гипотеза не приходила ему в голову.

Фет Оллмер давно уже вернулся в лабораторию и даже успел сфотографировать отпечаток под разными углами. Видя, что Кен закончил работу, он поднялся со своего сиденья, где предавался отдыху, и подошел к рабочему столу.

— Ну что, стало яснее или не очень? — полюбопытствовал он.

— Да, я кое в чем разобрался. Странно только, что не догадался об этом раньше. Это же кислород.

— А что в этом такого очевидного? И почему бы ему там не быть?

— Что до последнего вопроса, то никаких причин нет. Я просто сперва отбросил эту возможность, потому что кислород слишком активен. И мне совершенно не приходило в голову, что при такой температуре он будет не сильно активнее, чем сера в наших условиях. Так что на Третьей он вполне может присутствовать в атмосфере в свободном состоянии — но лишь если там постоянно идет процесс его образования, поскольку кислород все время вступает в реакции. Впрочем, с серой происходит все то же самое. Проклятие, насколько ведь похожи эти элементы! Я давно должен был догадаться!

— О каком процессе образования кислорода вы говорите?

— Ну, как вы знаете, мы дышим серой, а в результате нашего метаболизма образуются сульфиды. Растительные формы жизни на Сарре питаются минералами, они разлагают сульфиды и выделяют чистую серу, используя для этого солнечную энергию. Возможно, на этой планете тоже есть подобное разделение жизненных форм — одни производят оксиды, другие их разлагают. Кстати, сейчас я начинаю смутно припоминать, что и на Сарре существуют какие-то микроорганизмы, использующие кислород вместо серы.

— Так атмосфера этой планеты состоит из чистого кислорода?

— Не совсем — где-то на одну пятую. Вспомните, как быстро прогорели магний и натрий и что при этом случилось с давлением в грузовом отсеке.

— Все равно я ничего не понимаю, так что придется положиться на ваше мнение. Что еще есть у них в атмосфере? Насколько я помню, она прореагировала еще и с титаном…

— Да, там должен быть азот или какие-то его оксиды — не могу сказать какие, пока не удастся получить более чистые тестовые образцы для определения их количества. Но из всех титановых соединений я сейчас обнаружил только оксиды и нитриды. Подозреваю, что там имеется оксид углерода — тогда понятно, почему давление не менялось при нагревании последнего, ведь его основной оксид включает два атома кислорода, поэтому в результате реакции объем газа не меняется. Этого тоже можно было ожидать.

— И опять я верю вам на слово. Насколько я понял, нам просто нужно смешать азот и кислород в пропорции один к четырем и заполнить этой смесью пещеры, о которых говорил босс, создав при этом давление в две трети нормального?

— Боюсь, что это некоторое упрощение, но в целом вы правы. В такой атмосфере этот пресловутый тафак должен бы расти — если вы сумеете доставить сюда его живые экземпляры, чтобы было с чего начинать. Неплохо бы также добыть немного тамошней почвы — сомневаюсь я, что из здешней скалы мы что-нибудь выжмем. Еще я могу добавить, что дать подробный химический состав тамошней почвы я отказываюсь наотрез. Для использования вам придется завезти ее сюда в достаточных количествах.

Фет вытаращил глаза:

— Но это же смешно! Для создания нормальной плантации нам потребуются тонны!

Салман Кен только пожал плечами.

— Понимаю. И тем не менее проще будет доставить эти тонны, чем вытрясти из меня точный и подробный анализ почвы. Я недостаточно компетентен в биохимии, а кроме того, сомневаюсь, что даже лучшие химики Сарра смогут сделать какие-либо предположения относительно соединений, которые могут обнаружиться на этой планете в твердом состоянии. При такой температуре органические соединения вполне могут существовать даже без фтора и кремния.

— Кажется, все это нужно услышать Драю. По-моему, он ожидает, что вы синтезируете для него и атмосферу, и почву — чтобы мы смогли организовать плантацию из ничего.

— В таком случае надо позвать его сюда. Я с самого начала предупредил его об ограниченности своих возможностей, и если он все еще надеется на чудо, это значит, что он совершенно не представляет себе сути проблемы.

Фет ушел с расстроенным видом — хотя Кен не мог понять, почему техник так озабочен. Причины этого открылись ему уже много позднее…

Вернулся Фет еще более огорченным:

— Он занят. Сказал, что поговорит с вами, после того как вернется зонд со скафандром, а пока мы можем подумать и о других вариантах. Он хочет, чтобы я провел вас к пещерам и показал, что мы собираемся с ними проделать, чтобы переоборудовать их в нечто, похожее на оранжереи.

— Но как мы туда доберемся? Они ведь находятся не слишком близко.

— До них примерно две тысячи миль. Ордон Ли доставит нас туда на корабле. Пойдемте наденем скафандры.

Кен героически придушил желание спросить, с чего это вдруг начальство решило посвятить его в столь секретные дела, и направился к шкафу, где хранились скафандры. Подозрения относительно причин такой перемены у него имелись, и он с уверен ностью мог предсказать, что их прогулка затянется до возвращения торгового зонда.

Но когда он выбрался на поверхность Меркурия — в первый паз после своего прибытия на станцию, — все это вылетело у него из головы. Эта изрытая метеоритами, выжженная палящим солнцем абсолютно голая долина не показалась ему непривычной — ведь на Сарре почти так же сухо и гораздо теплее. Но чернота неба вокруг солнечного диска и совершенно пустынная земля заставляли этот мир казаться мертвым. Это было неприятно. На Сарре, несмотря на сухость, жизни хватает — хотя растения на родине Кена имеют скорее кристаллическую, чем органическую природу, и для их существования требуется очень немного жидкости.

Кроме того, на Сарре можно вести речь о погоде, и в этом Меркурий являл ему прямую противоположность. Когда корабль поднялся над долиной, Кен смог оценить это в полной мере. Рельеф здесь был неровный и труднопреодолимый — все эти пики, ямы, скальные гребни и следы падения метеоров веками оставались не тронуты смягчающей рукой эрозии. Там, где есть тени, они очень темны — их разбавляет только отраженный свет находящихся поблизости предметов. Озера и реки здесь могут состоять лишь из свинца или олова, а также простых соединений, подобных саррианской «воде» — хлориду меди, бромиду свинца, сульфидам фосфора и калия. Но первые слишком тяжелы, и если они даже когда-либо существовали здесь, то давно просочились вниз сквозь скальную породу; вторые же тут отсутствовали, поскольку на планете не имелось живых организмов, которые могли бы их произвести. Оглядывая местность, над которой они летели, Салман Кен стал несколько лучше думать даже о Земле.

Корабль, способный в тысячи раз превышать скорость света, превращает в ничто любой полет, ограниченный планетарными пределами, — даже если идет на ручном управлении. Там, где они снова сели на планету, было несколько темнее, поскольку солнце здесь стояло у самого горизонта, а не прямо над головой. От каждого камня падала длинная острая тень. И здесь было гораздо холоднее. Но вакуум и плохая теплопроводность скального грунта позволяли передвигаться здесь даже в обычных скафандрах, и вскоре Кен, Фет и пилот уже двигались втроем к одиноко стоящему утесу высотой футов сорок.

Неровная поверхность скалы была покрыта трещинами, как и все камни на Меркурии. Ли направился к одной из трещин покрупнее. Поскольку солнце светило сбоку, они сразу же оказались в непроглядной темноте. Пришлось зажечь фонарики и лишь затем двигаться дальше. Поначалу проход был узким, а покрытые острыми выступами пол и стены представляли собой вполне реальную опасность для материала скафандров. Так они прошли около четверти мили, после чего в конце узкого коридора обнаружилось широкое помещение почти сферической формы. Все-таки на Меркурии в каком-то количестве присутствовали газы — слишком уж напоминало это помещение газовый пузырь, застывший в вулканической породе. Трещина, сквозь которую попали сюда исследователи, рассекала стену пузыря почти от верха до низа. Частично она была засыпана всяким мусором, из-за которого и было так неудобно пробираться по ней. Нижнюю часть пузыря усеивали острые камни. Тем не менее спуститься туда было вполне реально, но Кена эта идея почему-то не очень привлекала.

— Здесь только один такой пузырь? — спросил он.

— Нет, — ответил Ордон Ли. — В этой скале мы нашли еще несколько, очень похожих по структуре. Наверняка здесь есть и другие, не имеющие выхода наружу. Если нам потребуется, мы без проблем отыщем их с помощью эхолокации.

— Это было бы неплохо, — заметил Кен. — Нам гораздо проще будет загерметизировать пещеру, где единственным отверстием будет то, которое мы просверлим сами.

Фет и Ли согласились с ним. Последний также добавил:

— И неплохо бы выбрать ту, что упрятана достаточно глубоко — тогда при сверлении тоннеля не будет риска, что трещина пойдет к поверхности.

— Одна маленькая проблема, — заметил Фет. — У нас есть эхо-локатор? А то я сильно сомневаюсь, что смогу склепать такую штуку.

Некоторое время все молчали.

— Давайте я покажу вам пока те пещеры, которые мы уже обнаружили — сказал наконец Ли. Никто не стал возражать, и все трое отправились на поверхность, к свету. За последующие четыре часа они осмотрели еще семь таких пещер, из которых одни представляли собой просто полусферическое углубление на внешней части скалы, другие же были глубокими темными «пузырями», проходы к которым оказались едва доступны для одетых в скафандры путешественников. Одна из последних, несмотря на труднодоступность и небольшие размеры, лучше всех подходила для намеченной цели — что и высказал Ли, когда все трое уже вернулись на «Кареллу» и снимали свои скафандры.

— Думаю, что вы правы, — согласился Кен. — Но мне все равно хотелось бы заглянуть поглубже. Проклятие! Фет, вы уверены, что не сможете собрать локатор? У вас ни разу не возникало проблем с деталями, когда мы снаряжали исследовательские зонды.

— На сей раз вы просто не представляете сложности задачи — ответил техник. — До сих пор мы использовали простое оборудование — нагревательные спирали, термометры, барометры, фотоэлементы и все в этом роде. Оно имелось уже в готовом виде, мне оставалось лишь настроить ахронный передатчик — использовать обычную радиоаппаратуру здесь мы не можем, поскольку радиоволнам на путь туда и обратно требуется десять-двенадцать минут. Я, собственно, ничего не делал, только подсоединял провода.

— Возможно, вы правы, — согласился Кен. — В таком случае мы можем вернуться на станцию и заняться разработкой проекта герметизации этой последней пещеры, — говоря это, он искоса поглядывал на своих спутников и сумел уловить быстрый взгляд, который Фет бросил на часы, прежде чем отвечать. Кена это даже порадовало.

— Может, сначала сфотографируем и измерим пещеру? — вмешался Ордон Ли. — Нам понадобятся эти данные, чтобы рассчитать, сколько понадобится газа и почвы, вне зависимости от методов их получения.

Кен не стал возражать, поскольку не было смысла навлекать на себя подозрения. Предположение подтвердилось: его приказано целенаправленно держать за пределами станции.

Сперва он помогал делать фотографии, затем — измерять пещеру, при этом еле сдерживая смех, — работа была организована так, что перед каждым новым этапом вся группа возвращалась на корабль и снимала скафандры. Цель у всего этого балагана могла быть только одна. Ради эксперимента он предложил немного отдохнуть, прежде чем возвращаться на базу, — и спутники с энтузиазмом восприняли эту идею. Затем он решил подсчитать объем пещеры по результатам измерений и убил на это немало времени — причем совершенно честно, поскольку пещера была отнюдь не идеально круглой формы. Потом Кен предложил взять образцы скальной породы, чтобы оценить, насколько трудно будет копать, — и подавил ухмылку, когда Фет с явным нетерпением ответил, что это может и подождать. Столь большая задержка явно не входила в планы его спутников, и Кену было интересно — почему.

— Но газа нам потребуется очень много, — сказал Кен, когда «Карелла» рванулась в черное небо. — Объем пещеры равен примерно двум миллионам кубических футов, и даже если мы сделаем давление несколько ниже обычного, нас это не спасает. Хорошо бы выяснить, нельзя ли извлечь кислород из этих камней, — нам и впрямь следовало бы захватить с собой образцы породы, как я и предлагал. Кроме того, потолок пещеры надо будет проверять на герметичность, а то мы представления не имеем, насколько все это надежно. И хотелось бы… Фет, у нас тут вроде бы есть некоторое количество радарных детекторов?

— Да, конечно. А зачем нам они? Их лучи не проходят сквозь скалу.

— Я знаю. Но разве у такого детектора нельзя изменить интервал между импульсами?

— Конечно, можно. Иначе приходилось бы использовать другой прибор всякий раз, когда меняется дистанционная шкала. А что?

— Так почему бы нам не заменить в таком приборе источник электромагнитных колебаний обыкновенным динамиком? Словом, использовать не радиоволны, а обычный звук? Динамик приставляется прямо к скале, чтобы от импульса сквозь нее посылался звуковой сигнал, а возвращающееся эхо улавливалось бы микрофоном. Я знаю, что частота импульсов при этом будет меньше, но мы легко можем перенастроить приборы.

— Тут есть одна проблема — эти радары отнюдь не портативные. Во всяком случае, те, которые установлены на корабле.

— Тогда можно вытащить такой прибор из зонда — там ведь есть радарные альтиметры. И уж точно они имеются в достаточных количествах, так что мы можем пожертвовать одним. Хорошо бы связаться с базой и попросить их выслать сюда такой — переоборудование займет у нас не более нескольких часов. Давайте сейчас это и сделаем — мы ведь пока гораздо ближе к пещерам, чем к базе.

— Но работать проще будет в мастерской. Кроме того, если мы собираемся забираться так глубоко под землю, нам следовало бы сперва осмотреть районы поближе к базе. Так всем будет удобнее, — подал голос Ордон Ли, не отрываясь от своего пульта.

— Как вы думаете, это получится? — спросил Кен у техника.

— Не вижу принципиальных сложностей, — ответил тот. — Но пока не могу ничего обещать.

— У нас есть еще немного времени до возвращения зонда со скафандром. Его хватит, чтобы попробовать разобраться с новым делом, и тогда у нас будет что сказать Драю. Давайте сейчас свяжемся с ним — вдруг у него возникли какие-то идеи касательно почвы.

Его спутники коротко переглянулись, затем Ли махнул щупальцем в сторону радиопередатчика.

— Хорошо, но мы вернемся раньше, чем вы успеете толком поговорить.

— Он говорил мне, что вам предстоит синтезировать почву, — напомнил Фет.

— Знаю. Именно на эту тему я и хочу с ним поговорить, а то мы улетели слишком спешно.

Кен включил радио, оставив обоих спутников гадать, не появились ли у него какие-нибудь подозрения относительно их торопливого отбытия. Никто не рискнул высказаться, пока Кен находился рядом, но техник и пилот переглянулись слишком уж многозначительно.

Наконец Драй взял микрофон на другом конце, и Кен без особых предисловий заговорил:

— Мы провели измерения самой маленькой пещеры, какую только смогли найти, и примерно прикинули, сколько воздуха понадобится для ее заполнения. Я могу также сказать, сколько почвы понадобится, чтобы покрыть дно, если вы собираетесь использовать ее целиком. Проблема, однако, состоит в том, что даже если я и смогу провести анализ почвы — хотя бы так же грубо, как атмосферный, — у вас возникнут проблемы с ее доставкой. Нужны тонны! Я не в состоянии синтезировать их в лаборатории за сколько-нибудь разумное время. Вам придется брать уже существующий материал.

— Как? Если мы не можем высадить никого на Третью, то о каких грузовых перевозках может идти речь?

— Пока не можем. Но предложить я хотел не это… впрочем, мы уже на подлете, так что продолжить разговор можно будет при личной встрече. Пока мы добираемся, подумайте вот над чем: какая бы ни была атмосфера у планеты, почвы не должны сильно отличаться — во всяком случае, их основной состав. Так почему бы нам не доставить сюда почву с Сарра?

Драй слегка растерялся:

— Но бактерии…

— Не смешите меня — никакие саррианские микроорганизмы при такой температуре не выживут. Конечно, гораздо эффективнее было бы использовать почву с Третьей планеты — и, возможно, у нас это в конце концов получится. Но если вы так торопитесь, то имейте в виду: даже если я точно определю состав местной почвы, изготовление сотни тонн почвы займет у нас не одну неделю!

Тут он прервал связь, поскольку «Карелла» приземлилась.

10

Кен надел скафандр и выбрался из корабля вместе с остальными. Оказавшись в здании станции, он стянул тяжелое одеяние и поспешил в мастерскую — посмотреть, насколько далеко сейчас находится их зонд. Удовлетворенный полученными сведениями, он направился в обсерваторию, чтобы продолжить свою беседу с Ладжем Драем. По пути ему никто не встретился: Ли остался на корабле, Фет исчез по каким-то своим делам, как только за ними закрылась дверь, а оставшиеся обитатели базы были заняты. На сей раз Кену было все равно, увидят его или нет, поскольку все, что ему было нужно, — это совершенно оправданный и законный разговор.

Его планы относительно ожидаемого спора и приведения мощных аргументов оказались разрушены самым простым фактом — дверь обсерватории оказалась заперта.

Кен впервые обнаружил на этой станции запертую дверь, и голова его начала лихорадочно работать. Он был абсолютно уверен, что торговый зонд вернулся во время отсутствия «Кареллы», и сейчас где-то в помещениях базы находится партия этого самого тафака. Если это единственная запертая дверь — а ведь Драй использовал это помещение в качестве кабинета…

Кен всем телом прижался к двери, стараясь определить на слух, есть ли кто-нибудь в помещении обсерватории. Ничего не услышав, он все же не слишком уверился в последнем — но даже если там никого нет, что он собирается делать? Профессиональный детектив смог бы открыть дверь за несколько секунд. Кен профессионалом не был — а дверь, насколько он мог понять, была заперта надежно. Оставалось только поискать Драя где-нибудь в другом месте.

Он спустился по аппарели ярдов на десять, так что дверь обсерватории уже скрылась из поля зрения, и тут услышал, как она открывается. Кен немедленно развернулся и пошел обратно наверх, словно как раз туда и направлялся. Однако дверь почти сразу закрылась, а Кен оказался лицом к лицу с Фетом. Впервые Кен увидел техника всерьез обеспокоенным и встревоженным — тот постарался не встречаться взглядом с ученым и еще плотнее обхватил щупальцем маленький предмет, который нес с собой, — скрыв его таким образом от постороннего взгляда. Пробормотав приветствие, техник торопливо проскочил мимо и с потрясающей скоростью исчез за поворотом аппарели, ничего не ответив на поспешный вопрос Кена о том, в обсерватории ли находится Драй.

Кен еще несколько секунд смотрел ему вслед. Фет всегда был неразговорчив, но никогда не проявлял недружелюбия. А сейчас казалось, что присутствие Кена его очень рассердило.

Вздохнув, детектив-самоучка снова двинулся вверх. В конце концов, в дверь можно просто постучать. В первый раз ему помешала это сделать лишь подсознательная надежда, что Драй находится где-то в другом месте, и поэтому у него есть шанс тайно проникнуть в запретное помещение. Поскольку здравый смысл подсказывал ему, что пошарить в обсерватории все равно не удастся, оставалось только постучать в дверь.

«Хорошо все-таки, что я не стал экспериментировать со взломом», — подумал Кен, когда дверь открылась. За ней стоял Драй, явно ожидавший его. По выражению лица босса нельзя было ничего понять — то ли событие, так встревожившее Фета, его не беспокоило, то ли он был гораздо лучшим актером, чем техник. Кен, полагавший, что неплохо знает Фета, склонялся к первому.

— Увы, я совсем не уверен в том, что саррианская почва нам подойдет, — начал разговор Драй. — Я согласен, что большинство веществ, присутствующих в ней, могут также и существовать на Третьей, в ее температурных условиях — но я не уверен, что обратное верно. Разве там не может быть веществ, твердых или жидких при низких температурах, но газообразных в наших условиях? В тех почвах, которые мы завезем из дома, их точно не окажется.

— Об этом я не думал, — согласился Кен. — Я, правда, не могу представить, какие же из этих веществ могут там оказаться, но это само по себе ничего не значит. Я могу выяснить, какие неорганические компоненты должны повести себя подобным образом, но если их экосистема хоть в чем-то подобна нашей, там должно быть более миллиона органических соединений, а их мы не найдем ни в каких каталогах. Проклятие, я боюсь, что нам действительно придется использовать почву прямо с этой планеты, — он надолго задумался, пока Драй не отвлек его:

— Вы всерьез полагаете, что мы сможем высадиться на Третью?

— Не вижу никаких принципиальных проблем, — ответил Кен. — По-моему, до нас исследователи ухитрялись высаживаться на планеты и с гораздо худшими условиями. Правда, Фет дает только пессимистичные прогнозы, а я подозреваю, что он гораздо лучше знаком с практической стороной дела. Мы сможем продолжить разработки в этом направлении, когда вернется зонд со скафандром, то есть уже совсем скоро. Если верить приборам, он отправился в обратный путь часа два назад.

Итак, окончательное решение вы сможете принять дня через три, не раньше. Туг должно быть еще что-то… ага! Вы, кажется говорили, что потеря тепла оказывается такой значительной именно из-за наличия хорошо проводящей его атмосферы?

— Верно. Но вы знаете не хуже меня, что в обычном скафандре можно находиться за много световых лет от ближайшего солнца — потерю тепла очень легко возместить. А к чему это?

— Я только что подумал: в этой системе должны быть другие планеты. Если мы найдем среди них безатмосферную и с примерно такой же температурой, как на Третьей, мы можем взять землю оттуда.

— Хорошая идея, — Кен снова преисполнился энтузиазма. — Что же касается соответствующей температуры, то у Третьей имеется спутник — вы сами мне его показывали. С «Кареллой» мы можем добраться туда очень быстро — а заодно перехватим тот зонд прямо по дороге. Вызовите Фета, и мы сразу же отправляемся!

— Боюсь, что Фет будет некоторое время занят, — ответил Драй. — Кроме того, я на этом спутнике бывал, и его грунт представляет собой по большей части порошок застывшей и размельченной лавы — совсем как в Полярной пустыне на Сарре. Прежде чем мы займемся этим, следует перебрать другие возможности. Проблема в том, что до сих пор единственная достоверная информация, имеющаяся у нас относительно планет данной системы, — это описание их перемещений по орбитам. Мы ведь не интересовались ими, не собираясь их посещать. По-моему, у Пятой и Шестой тоже есть атмосферы, что исключает их из возможного списка. Посмотрите, где сейчас находится Четвертая, — вы ведь умеете пользоваться эфемеридами?

После этого случая Кен окончательно уверился, что вежливость — совершенно ненужная черта характера. Если бы этого не требовала вежливость, он не стал бы отвечать на этот вопрос, а если бы необходимость ответить не занимала так его мысли, он никогда не сделал бы такую грубую ошибку — не подошел бы к шкафчику, в котором лежала нужная таблица, и не достал бы ее. Только коснувшись бумаги, Салман Кен осознал, что делает, — и лишь могучим усилием воли ему удалось заставить себя подтвердить это: да, он умеет пользоваться таблицей эфемерид и даже знает, где она лежит. Он завершил начатое движение, но после этого у него возникло ощущение, словно в желудке заработал лабораторный вакуумный насос.

Достав листки, Кен повернулся к своему работодателю. Тот все еще стоял на том же месте, лицо его было непроницаемо.

— Боюсь, я был несколько несправедлив к нашему другу Фету, — заметил он небрежно. — Поначалу меня весьма удивило ваше замечание о том, что рейс на Сарр может занять всего неделю. Я, конечно, понимаю, что все получилось совершенно случайно и ваши действия никак не могут являться самым вульгарным шпионажем, — но тем не менее остается проблема: что же делать с вашими излишними знаниями? Тут нам придется немного подумать. А пока продолжим наш разговор о Четвертой планете. Удобно ли она сейчас расположена для визита и сможем ли мы действительно подобрать ваш зонд со скафандром, не слишком отклоняясь от курса?

Кен совершенно растерялся. Невозмутимая вежливость со стороны Драя — это не то, чего он ожидал при данных обстоятельствах. Но он ни за что не поверил бы, что его собеседник и в самом деле настолько равнодушен: за этим пристальным взглядом скрывались какие-то недобрые эмоции, хотя по лицу ничего прочесть было нельзя. Все, что ему оставалось, — это последовать примеру и напустить на себя такой же вид. С некоторым усилием он перевел взгляд на эфемериды у себя в руках, нашел нужные строки и быстро произвел в уме некоторые подсчеты.

— Сейчас планеты как раз находятся под прямым углом, если смотреть отсюда, — объявил он наконец. — Как вам известно, мы сейчас находимся между солнцем и Третьей, Четвертая же находится в противоположном направлении, до нее примерно вдвое больше. Но для «Кареллы» это все равно не расстояние.

— Согласен. Тогда мы вылетаем через час. Подготовьте пока все снаряжение, которое нам может понадобиться. На Четвертой планете лучше использовать инженерные скафандры, а не обычные защитные костюмы — хотя на ней и нет атмосферы. Скажите, кого вам дать в помощь.

— Как насчет Фета? — Кен заподозрил, что техник впал в немилость из-за того, что якобы выдал секрет их местонахождения.

— Не сейчас, он пока занят. Я пришлю к вам кого-нибудь Другого — он появится, пока вы подбираете в мастерской все необходимое. У вас есть час на сборы. — Ладж Драй отвернулся, демонстрируя, что разговор окончен.

Присланного им помощника Кен уже видел неоднократно, но До сих пор с ним ни разу не разговаривал. И на сей раз пообщаться не получилось — тот оказался почти таким молчуном, как и Фет. Кен даже не узнал, как его зовут. Новый техник помог ему с отбором оборудования и транспортировкой его на «Кареллу», после чего так же молча удалился. Пора было отправляться.

Ордон Ли, явно имевший особые распоряжения, направил корабль вокруг планеты с ускорением, заметно превышавшим тяготение планеты. Пассажирам корабля могло показаться, что мир теперь находится у них над головой. Солнце осталось где-то позади, у самого горизонта, а впереди вспыхнули сияющие голубые искры — Земля и ее спутник. Пилот замедлил радиальное ускорение и двинулся прочь от звезды. Чудовищная мощность межзвездных двигателей уже через несколько минут превратила Землю и Луну в крупные диски. Ли аккуратно рассчитал мощность, выведя корабль на такую орбиту, чтобы он оставался неподвижным относительно планеты, но при этом находился в миллионе миль от нее в сторону Солнца. Драй указал Кену на контрольную панель, похожую на ту, что была установлена в мастерской.

— Она настроена на ваш зонд; экран справа — индикатор радара, с помощью которого вы сможете наблюдать за аппаратом. В верхней части панели находится указатель курса, а при помощи этого переключателя вы можете включить у зонда маячок, по сигналу которого производится наведение.

Кен молча сел перед приборами и через несколько минут уже освоился с ними. Поначалу из-за большого расстояния показания компаса были крайне неточными, но вскоре благодаря Ли дистанция значительно уменьшилась. Через четверть часа невидимый пока зонд был уже в двенадцати милях по курсу. С этого момента Кен и сам мог прекрасно справиться с управлением. Вскоре они с Драем вышли из контрольной рубки и прошли в грузовой отсек «Кареллы», где принятый на борт зонд уже начал прогреваться.

На сей раз их вниманием полностью завладел скафандр, прикрепленный к аппарату снаружи. Он пробыл в атмосфере возле самой поверхности где-то около часа, и Кен полагал, что любые возможные проблемы за это время должны были проявиться в полной мере. Его слегка расстроило, что на скафандре воздух конденсировался точно так же, как и на корпусе зонда, — если обогреватели работали как надо, тепловое равновесие должно было достигаться где-то между внутренним и внешним слоями покрытия скафандра еще в те несколько часов, которые скафандр провел в космосе. Еще точнее, равновесие должно было быть достигнуто в любом случае, и температура при этом должна была быть значительно выше.

Впрочем, со скафандра жидкий воздух перестал капать гораздо быстрее, и надежда снова вернулась к Кену. Он отстегнул скафандр от внешних колец и более подробно осмотрел его.

Внешняя поверхность металла изменила свой вид — это сразу бросалось в глаза. Полированная сталь, когда-то имевшая серебристый цвет, теперь во многих местах покрылась голубоватыми пятнами. Большинство из них располагалось ближе к окончаниям «рукавов» и на внутренней поверхности ног. Кену очень хотелось бы списать это на коррозию, вызванную кислородом, — но тогда подобное неровное распределение пораженных участков было совершенно необъяснимо. С явным беспокойством он вскрыл скафандр и сунул руку внутрь.

Холодно… Слишком холодно, чтобы можно было говорить о комфорте. Нагревательные спирали могли бы справиться с этим, но они не работали.

Кен достал ленту из записывающего устройства и отнес ее к дешифратору. Запись была начата автоматически, когда подключенный к радиоаппарату скафандра барометр зонда сообщил о вхождении в атмосферу. Эта лента прояснила все.

В течение нескольких минут температура и давление держались на одном уровне. Затем, приблизительно в то время, когда зонд должен был почти достигнуть поверхности планеты, и давление, и температура по совершенно необъяснимым причинам начали стремительно падать. Причем снижались они очень странно и неровно — температура в какой-то момент даже подскочила выше нормальной. Запись прекратилась, когда температура достигла точки замерзания серы — скорее всего, воздух возле движущихся частей устройства затвердел и заклинил их. Больше прибор не включался. Планета оказалась самой настоящей тепловой ловушкой.

Не было никакого явного свидетельства того, что герметичность скафандра где-то была нарушена, но Кен подозревал, что это все-таки случилось. Весьма вероятно, что голубоватые пятна на скафандре — это следы горения, появившиеся, когда через миниатюрные дырочки в защитном слое брызнула находящаяся под высоким давлением сера и воспламенила кислород. И сера, и кислород способствуют горению, а также прекрасно вступают в реакцию друг с другом. Кен хорошо это помнил и решил, что следует забраться в справочник и посмотреть там температуры образования различных сульфидов кислорода.

Наконец он пришел в себя.

— Пусть Фет внимательно осмотрит эту штуку, когда мы вернемся, — сказал он. — У него могут возникнуть соображения, где и почему не выдержала изоляция. Пока же мы можем отправиться на Четвертую планету и посмотреть, нет ли там чего-нибудь, что может сойти за почву.

— Насколько я понимаю, мы уже некоторое время находимся на ее орбите, — ответил Драй. — Я приказал Ли двигаться к ней, как только этот скафандр окажется у нас на борту, — но не приземляться, пока я сам не появлюсь в рубке управления.

Они оба направились туда, ловко цепляясь за прикрепленные стенам поручни и передвигая таким образом свои невесомые тела. Через несколько секунд они были уже у двери в рубку — даже Кен успел за последнее время привыкнуть к необычной гравитации, равно как и к ее отсутствию.

Предположение Драя оказалось верным — двигатели корабля уже не работали, а на экранах был виден Марс. Для саррианского зрения он выглядел еще темнее Земли; было заметно, что у него есть атмосфера, однако куда менее плотная, чем вокруг Третьей планеты. Сейчас они находились слишком близко, чтобы рассмотреть так называемые каналы, которые при достаточно качественных средствах наблюдения превращаются в речные долины. Впрочем, реки тоже являются для саррианцев вещью весьма экзотичной. С той широты, на которой они находились, не было видно и снежных шапок на полюсах, но «Карелла» понемногу сдвигалась на юг, и вскоре белая равнина тоже появилась в поле зрения. Ее размеры сильно уменьшились за последние два месяца, но для пришельцев ледяная шапка и сейчас была странным зрелищем.

Точнее, зрелищем совершенно непонятным. Кен коснулся своим щупальцем Драя:

— Точно такое же белое пятно, как и на Третьей планете! Я совершенно явственно его помню! Все-таки эти две планеты в чем-то похожи.

— И не только в этом, — заметил Драй. — Возьмем почву отсюда? Я вовсе не уверен, что на Третьей планете тафак растет именно в таких регионах.

— Я тоже так думаю, но я все же хочу провести анализ. Мы можем приземлиться на краю этого белого пятна и собрать образцы всего, что сможем найти, Ли?

Пилот явно был полон сомнений. Но в конце концов он согласился осторожно войти в атмосферу — однако отказавшись приземляться, пока не станет известно, насколько быстро воздух будет забирать тепло с корпуса корабля. Ни Кен, ни Драй не возражали против такой меры предосторожности, и бело-коричнево-зеленоватое пространство под ними наконец-то из раскрашенного диска, висящего в чернильной темноте, стало превращаться в пейзаж, где можно было рассмотреть кое-какие детали.

Атмосфера оказалась чисто символической: корабль еще висел в сотне футов над поверхностью, а иглы датчиков давления отказывались отлипать от нулевой отметки. Одна пятидесятая саррианской нормы. Кен указал на это пилоту, но Ордон Ли все равно не хотел давать корпусу корабля коснуться планеты, прежде чем не провел минут пятнадцать, наблюдая пирометры снаружи. В конце концов, убедившись, что тепло не уходит быстрее, чем восстанавливается, он приземлился на полосу темного песка и несколько секунд прислушивался к скрипу корпуса, приспосабливавшегося к изменившейся нагрузке и локально повысившейся теплоотдаче. Наконец, удовлетворившись результатом, Ли оторвался от панели управления и повернулся к Кену.

— Если вы хотите осмотреть это место, то можете вылезать. Не думаю, что ваши скафандры сильно уязвимее этого корпуса. Если проблемы и будут, то только с ногами — потерь тепла через воздух можно не опасаться. Но если замерзнут ноги, не задерживайтесь — быстро возвращайтесь на корабль.

Кен лукаво глянул на Драя:

— Жаль, что мы не захватили два костюма, — заметил он. — Наверное, вам хотелось бы пройтись со мной.

— Ни за что! — последовал выразительный ответ, и Кен засмеялся. Как ни странно, его первоначальный страх перед ледяными планетами этой системы совершенно улетучился — теперь исследователь горел желанием продолжать эксперименты. С помощью Драя и Ли он влез в скафандр, закрыл его и начал тестирование систем жизнеобеспечения. Затем Кен вошел в воздушную камеру «Кареллы» и, пока выкачивался воздух, внимательно следил за показаниями своих датчиков. Вроде бы все работало нормально. Он повернул переключатель, управляющий внешней дверью шлюза.

Пока дверь медленно отползала в сторону, открывая перед ним марсианский пейзаж, Кен почему-то не мог отвлечься от мыслей по поводу странной окраски того скафандра, который вернулся из атмосферы Третьей планеты. Интересно, а здесь не случится чего-либо подобного?

Примечательно, что в это же самое время в ста шестидесяти миллионах миль от этого места тринадцатилетний мальчик пытался представить себе, что же могло послужить причиной пожара, выжегшего небольшую отдельную полосу кустарника на голом скалистом склоне холма, всего в пяти милях от его дома.

11

Даже с точки зрения землянина, Марс — место малопривлекательное. Там до отвращения холодно, слишком сухо и совершенно нет воздуха — ни пригодного для дыхания, ни хоть какого-ни-будь. Для Кена самым неприятным оказалось первое и последнее.

Пейзаж, простиравшийся перед ним, был плоским и пятнистым. В некоторых местах проглядывала голая скала, но таких пятен было не так уж много. Большая часть местности представляла собой бесплодный темный грунт, и лишь изредка встречались вкрапления зеленого, коричневого, красного и желтого. Почти половина пространства была покрыта чем-то светлым — из космоса оно казалось сплошной белой массой. Вполне возможно, подумал Кен, что ближе к полюсу эти пятна действительно собираются в сплошную массу — пилот, как и собирался, посадил «Кареллу» на краю ледяной шапки.

Он осторожно сделал шаг в сторону от корабля. Гравитация здесь была меньше, чем на Сарре, но заметно выше, чем на Меркурии, и скафандр казался ужасно тяжелым. Двумя щупальцами, размещенными в правом «рукаве» он направил конец неуклюжей стальной трубки в землю, при этом оперируя управлением на ее другом конце. Не без труда Кену удалось отскрести кусочек темно-коричневой почвы и поднести его к глазам. Для того чтобы без помех посвятить все свое внимание добытому образцу, ему пришлось зафиксировать коленные сгибы скафандра и опереться на хвостообразный отросток, отходящий от корпуса сзади.

Стекло в шлеме скафандра не проявляло пока никаких признаков порчи, но Кен все-таки постарался не коснуться его изучаемым образцом. Впрочем, он чуть было не забыл об этой предосторожности, когда увидел на поверхности образца множество маленьких разноцветных пятнышек. Несомненно, это были растения — пусть и очень странной формы, маленькие и очень мягкие по сравнению с кристаллическими обитателями Сарра. Но все-таки здесь имелась растительная жизнь! И она могла существовать в таком холоде! Те экземпляры, которых касался горячий металл его манипулятора, тут же сворачивались и ссыхались — хотя поверхность скафандра должна была сильно остыть. Кен радостно сообщил об открытии своим спутникам в корабле.

— Эти жизненные формы должны иметь много общего с растениями Третьей планеты, — добавил он. — И те, и другие, без сомнения, пользуются каким-то видом химической энергии, поскольку температурная разница невелика. В почве должны быть все необходимые элементы, даже если их соединения и не совсем такие, какие нам нужны. Но все известные нам формы растительной жизни способны выживать в довольно широком диапазоне условий. — Он снова посмотрел на добытый им образец. — Края образца немного изменили свой цвет — похоже, на него тоже действует жар, исходящий от меня. Драй, вы были правы — в этой почве, без сомнения, есть какие-то летучие вещества, которые сейчас испаряются. Интересно, удастся ли нам исследовать и синтезировать их? — Задумавшись, он уронил свой образец на землю.

— Потом попробуете, — предложил Драй. — А сейчас почему бы вам не исследовать эти белые пятна? И скалы: тут точно должно быть что-то общее. В конце концов, все почвы берутся из скального грунта.

Кен с этим согласился. Он убрал свою подставку, освободил ножные сочленения скафандра и снова стал удаляться от корабля. Холода он до сих пор совершенно не чувствовал, даже ноги не замерзали. Оказывается, почва не так уж хорошо проводит тепло. Ничего странного в этом не было, но Кен подумал, что в будущем следует остерегаться ходить по голой скале, которая здесь время от времени попадалась.

Ближайшее белое пятно находилось ярдах в тридцати от дверей шлюза. Несмотря на тяжелый скафандр, Кен добрался до него довольно быстро — но вот с осмотром возникли проблемы. Наклониться к поверхности он не мог, а попытаться зацепить и поднять это вещество к глазам поначалу не решался. Но вспомнив, что манипуляторы его скафандра несколько длиннее его собственных конечностей, а также то, что первый образец оказался вполне безопасным, он в конце концов опустил одну «руку» и попытался отскрести еще один образец.

Это оказалось очень просто. Манипулятор легко прошел по поверхности вещества, оставив за собой темный след — очевидно, белая субстанция покрывала грунт очень тонким слоем. Но, подняв образец к глазам, Кен обнаружил, что сумел захватить лишь немного темного песка. Совершенно озадаченный, он повторил процедуру и на сей раз успел заметить, как последние остатки белого вещества исчезают с подхваченных им песчинок.

— Вы правы, Ладж, — сообщил он на корабль. — Это действительно очень летучее вещество. Мне не удалось захватить его достаточно, чтобы как следует рассмотреть, но я попытаюсь найти место, где оно лежит более толстым слоем, — с этими словами он снова направился вперед, к центру белого пятна.

Оно имело ярдов пятьдесят в ширину, и Кен предположил, что в центре толщина слоя должна быть несколько глубже. Так оно и оказалось, но глубина увеличилась не настолько, чтобы мешать ему передвигаться. Там, где прошел исследователь, остались четкие следы — пятна темной земли. Вещество стремительно испарялось, как только его касался металл скафандра. Сам Кен этого не заметил, хотя в своем скафандре он вполне мог смотреть назад, не поворачиваясь при этом всем телом, — но наблюдатели из корабля видели все прекрасно. Драй сообщил об этом ученому по радио, и тот ответил:

Скажете мне, если они прекратят исчезать — это будет означать, что слой вещества достаточно толст, чтобы его можно было подхватить. Я сейчас даже представить не могу что это может быть. Мне нужно гораздо больше информации, чтобы я мог выдвинуть хотя бы правдоподобную гипотезу.

— Следы стали не так заметны, — сообщили ему вскоре из корабля. — Теперь это лишь отдельные пятна в форме вашей ступни, а не сливающиеся друг с другом коричневые круги. Скоро это должно прекратиться совсем.

И оно действительно прекратилось. Когда Кен не достиг еще даже середины пятна, Драй сообщил ему о том, что следов за ним больше не остается. Тот сразу же остановился, выпустил, как и раньше, свой опорный «хвост» и подхватил большую пригоршню неуловимого вещества. На сей раз песка ему не попалось — толщина слоя достигала здесь уже нескольких дюймов. Оказавшись в его манипуляторах, вещество снова стало исчезать, но не настолько быстро, чтобы он не сумел его немного рассмотреть. Оно имело кристаллическую структуру, его частички улавливали и рассеивали слабый солнечный свет, однако отдельные кристаллики оказались слишком мелкими, чтобы можно было разглядеть их форму. Добыча испарилась прежде, чем его это устраивало, — но, по-видимому, у него было мало шансов рассмотреть ее получше. Нужно каким-то образом сохранить такой образец и проанализировать его в лабораторных условиях. Тут у Кена возникла идея, как все это можно осуществить, — но для ее воплощения требовалось очень хорошо подготовиться. Сообщив это на корабль по радио, он приготовился разворачиваться на обратный маршрут.

Возможно, все дело было в полусидячей позе, которую он принял и при которой опорные поверхности нижних конечностей не касались внутренней стороны скафандра. А возможно, дело было в его увлеченности исследованиями. В любом случае, Кен не сразу заметил, что происходит. Лишь приняв вертикальную позу, он почувствовал острый жгучий холод, пронзивший его нижние конечности, — и немедленно откинулся назад, стараясь отдернуть их от внутренней поверхности скафандра. Впрочем, в следующий момент Кен сообразил, что промедление только ухудшит дело, — и бросился бежать.

Увы, бегом это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Еле сдерживая крик боли, напрягая каждый мускул, Кен толкал неуклюжую груду металла в сторону корабля. Но даже сквозь эту боль сознание продолжало анализировать ситуацию. Неудивительно, что следы постепенно исчезли, — соприкасавшиеся с грунтом подошвы скафандра почти достигли температуры окружающей среды. Перепад между температурой в + 500 и -50 градусов по Цельсию оказался слишком велик для каких-то жалких трех дюймов стали, вакуумной полости, слоя жидкого цинка и слоя изолятора. И это несмотря на работу мощных нагревательных спиралей внутри самого скафандра!

Пока он пытался добраться до входа в корабль, боль несколько ослабла, но это его не обрадовало, а лишь напугало еще больше. Если он перестанет чувствовать свои ноги, он упадет, и умрет прямо на глазах у экипажа «Кареллы» — ведь на борту корабля нет другого такого же комплекта специального снаряжения.

Сейчас стало холодно даже его лицу — он терял тепло и через особое стекло в куполе шлема. Кончикам щупальцев тоже было холодно, но не слишком — их спасало то, что смертоносного белого вещества касались только оконечности манипуляторов, расположенные в нескольких дюймах от управлявших ими конечностей. Прилагая невероятные усилия, Кен добрался до края гибельного пятна, и теперь между ним и шлюзом оставалось лишь тридцать ярдов голой земли. Это земля тоже была холодной и, скорее всего, имела ту же температуру, что и белое вещество, — но она хотя бы не так вытягивала из него тепло. Дверь шлюза была открыта, как он ее и оставил, но почему-то начало казаться, что она удаляется вместо того, чтобы приближаться с каждым шагом. Нижняя часть его ног уже потеряла всякую чувствительность. Впервые Кен был рад неудобной жесткости скафандра, который позволял двигаться как на ходулях — только так он и мог сейчас передвигаться. В какой-то момент он споткнулся и испугался, что не сможет снова выпрямиться в этой тяжеленной штуке. Но затем все-таки ухитрился это сделать — сам не зная как, и никто в корабле не мог объяснить ему.

Движение вперед продолжалось. Еще десять ярдов… пять ярдов… два… — Кен с грохотом ткнулся в борт «Кареллы». Еще шаг — и он внутри шлюза. Два — он оставил позади массивную дверь. В безумной спешке махнул тяжелой рукой в сторону переключателя — сил только-только хватило нажать его. Но цепь все же замкнулась, внешняя дверь захлопнулась, и этот звук достиг его ушей через металлический пол и скафандр.

Шлюз начал заполняться воздухом, он конденсировался на скафандре, а на конечностях к металлу примерзал желтый налет. Когда давление достигло нормы, внутренняя дверь раскрылась. За ней в коридоре стояли Драй и Ордон Ли — первый дрожал от леденящего холода, вырвавшегося сейчас из шлюза. Пилот быстрее всех сообразил, что надо делать, — он метнулся к ближайшему шкафу и достал оттуда сварочную горелку. Держа пламя перед собой, он осторожно приблизился к Кену.

Серный налет немедленно исчезал в пламени, но снова появлялся, как только огненное острие перемещалось в другое место. Прошло немало времени, прежде чем металл достаточно нагрелся и перестал обрастать им, и еще больше — прежде чем стало можно его коснуться. Кена вытащили из скафандра в полубессознательном состоянии. Лишь когда мучительная боль постепенно оставила его конечности, он смог начать внятно говорить. Но его несказанно обрадовало, что никаких долговременных травм он не получил. Настоящего обморожения не оказалось, хотя цвет кожи показывал, что он был чрезвычайно близок к этому.

Драй и Ли, удивленные и напуганные таким результатом этой короткой вылазки, были потрясены значительно больше, услышав, что Кен собирается совершить еще одну. Даже Драй, при всей заинтересованности в получении необходимой информации, чистосердечно попытался отговорить его от этой затеи. Но на Кена уговоры не действовали, и босс быстро махнул на него рукой — в конце концов, ведь рискует он лишь собственным здоровьем.

Некоторое время Кен провел, разбираясь в груде аппаратуры, прихваченной в лаборатории на главной базе. Он и впрямь умудрился захватить буквально все, что только могло понадобиться. Результаты ревизии его удовлетворили, и он занялся приготовлениями к дальнейшим исследованиям, требовавшим немалой аккуратности. Затем Кен отнес в шлюз несколько предметов, снова стал надевать скафандр — к нескрываемому восхищению Ордона Ли.

Через некоторое время Драй и пилот вновь наблюдали из контрольной рубки, как Кен возвращается на место, где только что случилось несчастье. Он шел по своим старым следам, хорошо заметным на белом фоне, тщательно избегая соприкосновений со странным веществом какой-либо частью своего скафандра. Придя туда, где остывший металл уже перестал растапливать белую массу до самой земли, он остановился. Наблюдатели не могли разглядеть всех его движений, но видели, как исследователь положил что-то на грунт и стал катать этот предмет по белой поверхности. Белое вещество в этом месте сразу начало испаряться; пока предмет не достиг температуры окружающей среды. Затем Кен поднял его и разделил на две части; в одну из них он при помощи самой обыкновенной ложки набрал некоторое количество странного вещества. Затем обе половинки предмета были воссоединены, и ученый торопливо двинулся обратно к шлюзу.

Драй поспешно направился к внутренней двери шлюза, желая узнать, как обстоят дела, — но та так и осталась закрытой.

Сперва можно было слышать шипение воздуха, потом давление в камере сравнялось с давлением внутри станции, и наступила тишина. Несколько минут Драй прождал в растерянности, затем он вернулся в рубку управления. Уходя, он продолжал оглядываться, но створки оставались закрытыми.

Когда он вошел в рубку, у Ли уже имелись свежие новости.

— Он снова откачивает воздух, — сказал пилот, указав на яркий фиолетовый огонек на панели. Оба саррианина повернулись к иллюминатору, обращенному в нужную сторону, причем Ли продолжал одним глазом следить за индикатором, сообщавшим об открытии шлюзовой двери. Через несколько секунд огонек мигнул, и наблюдатели бросились к прозрачной панели, ожидая появления бронированной фигуры Кена. Ничего подобного, однако, не было видно.

— Да что же этот ненормальный пытается сделать? — задал Драй вопрос в никуда спустя пару минут. Ли счел его риторическим и опять переключил внимание на панель управления. Однако следующие пять минут прошли без каких-либо изменений. Затем внешняя дверь снова закрылась. Ли обратил на это внимание Драя, и тот с надеждой стал следить за индикатором давления, послушно сообщавшим о заполнении шлюза воздухом. Долго ждать они не стали и вместе отправились из рубки в коридор.

На сей раз Кен, судя по всему, закончил свою работу — когда они достигли внутренней двери шлюза, та была уже открыта. Теперь скафандр исследователя не остыл так сильно — его гладкую поверхность покрывала лишь легкая роса. Уже через минуту ученый с помощью Ли выбрался из него. Довольное выражение его лица не могло не привлечь внимания оставшихся на корабле.

— Ты разобрался, что это! — произнес Драй с утвердительной интонацией.

— Я выяснил кое-что, с помощью чего я надеюсь скоро разрешить эту задачу, — уклончиво ответил Кен.

— Но что ты там делал? И почему вылезал из шлюза дважды?

— Вы могли видеть, как я положил немного этого вещества в автоклав. Затем я его запечатал и отнес внутрь, где вещество быстро испарилось, а сам автоклав нагрелся до той температуры, при которой работал без проблем. Я отметил давление при различных температурах, а затем зарядил автоклав новым образцом, предварительно удалив все, что осталось от старого, — за этим я и открывал наружную дверь второй раз. Во всяком случае, в автоклаве осталось лишь то, что на этой планете изображает атмосферу, то есть почти вакуум. Попутно я провел такие же наблюдения над температурой воздуха этой планеты — в конце-концов, она могла несколько повлиять на данные первого эксперимента.

— Но зачем было все это?

— Ну, если не вдаваться в подробности, таким образом я вычислил молекулярный вес вещества. Я не ожидал, что результат будет слишком информативен, но таковым оказался — для столь малого веса возможен очень небольшой набор участвующих элементов. Там точно нет ничего тяжелее фтора и, как я подозреваю, ничего тяжелее кислорода. Я, правда, мог ошибиться где-то на единицу, поскольку аппаратура и условия наблюдения были отнюдь не идеальны, но серьезная погрешность маловероятна.

— И что же в итоге получилось?

— Вы про молекулярный вес? По-видимому, между восемнадцатью и девятнадцатью.

— У чего может быть такой вес?

— Ни у одного привычного для нас соединения. Тут мне надо будет посмотреть по справочникам. Такие легкие элементы очень редки.

— Если они такие редкие, то они вряд ли существенны для живых организмов.

Кен подозрительно глянул на Драя — не шутит ли тот? Убедившись, что босс совершенно серьезен, ученый объяснил:

— Во-первых, редкость сама по себе не означает, что для жизни они не нужны. Наш организм, к примеру, использует фтор, не говоря уж о цинке, мышьяке и меди. С другими жизненными формами может быть то же самое. Во-вторых, если какой-то элемент редко встречается на Сарре, это еще не значит, что на Третьей планете будет то же самое. Она, кстати, по размерам значительно крупнее, так что при ее образовании могло участвовать куда больше легких элементов — хотя бы и в состоянии чистых газов.

Вся компания по ходу разговора двигалась в каюту Кена, где тот держал большую часть аппаратуры. Как раз в этот момент они вошли, и Кен, рухнув на единственное сиденье, начал торопливо перелистывать страницы химического справочника — ту его часть, которая была посвящена неорганическим соединениям. Он обнаружил, что неизвестная субстанция могла содержать углерод — но в любом случае не более одного атома на молекулу. Словом, не было никакого риска, что это окажется какая-то сложная органика.

Собственно, присутствовать там могли только восемь элементов, а законы химии налагали жесткие ограничения на их возможные комбинации. Самым легким элементом, естественно, оказался водород, и именно к его соединениям в первую очередь обратился Кен — благо как раз с них и начинался этот раздел справочника.

Драй устроился так, чтобы иметь возможность смотреть в книгу через плечо Кена. Менее любопытный (а может быть, просто более сдержанный) Ли остался у дверей и молча ждал. В отличие от своего босса, он гораздо больше был готов к долгому ожиданию каких-либо результатов работы ученого — поэтому он и удивился гораздо сильнее, когда Кен, только начав чтение, внезапно застыл. Было видно, что он опять обнаружил что-то интересное.

— Так что же там такое? — немедленно спросил Драй. И Кен, и Ли поняли, что вопрос относился не к тому, что Кен обнаружил в справочнике, а именно к пресловутому белому веществу. Драй даже не усомнился, что Кен нашел то, что нужно.

— Минуточку. Тут кое-что не совсем согласуется — но остальное подходит потрясающе… Так-так… Он ненадолго замолк, затем продолжил:

— Ну конечно, это при нормальном давлении. — Тут он оторвался от книги и поднял глаза на присутствующих. — Судя по всему, это вещество… на Сарре оно почти неизвестно, у него слишком малый молекулярный вес — большая его часть улетучилась из атмосферы миллиарды лет назад, если даже когда-либо и присутствовало. Согласно этому справочнику, при таких температурах оно должно быть жидким, но это верно лишь для нашего атмосферного давления. Совершенно естественно, что тут оно должно сублимироваться именно так, как это происходило в вакууме.

— Да что же это такое?

— Один из оксидов водорода — по-видимому, Н2О. Если он действительно окажется необходим для интересующих вас растений, мы здорово с ним намучаемся.

— У нас есть грузовые модули, которые могут работать снаружи на дистанционном управлении, — заметил Драй.

— В этом я не сомневался, — ответил Кен. — Но условия у поверхности Первой планеты почти наверняка заставят это вещество испаряться — с ним это случилось даже от того слабого тепла, которое излучал мой скафандр. Модули обязательно должны быть герметичными, а вы, как я уже предсказывал, здорово намучаетесь, пытаясь переправить их содержимое в выбранную нами пещеру.

Поначалу Ладж Драй имел растерянный вид. Затем он вроде бы что-то вспомнил, и его лицо тут же вновь приняло довольное выражение.

— Ничего, — сказал он. — Я уверен, что вы с этим справитесь. Для этого и нужны ученые, ведь верно?

На сей раз растерялся Кен — хотя к этому времени он был достаточно хорошо знаком с Драем, чтобы ожидать от него подобных высказываний.

— Вы хоть когда-нибудь сами решаете свои проблемы? — едко спросил он.

Драй неспешно кивнул:

— Да, иногда. Я обдумываю их некоторое время, и если они носят научный характер, а у меня не хватает знаний с ними разобраться, тогда я нанимаю людей вроде вас или Фета. И спасибо, что напомнили мне — у меня сейчас как раз возникла одна проблема, над которой мне требуется как следует поразмыслить. С вашего позволения я вас покину. Можете пока оставаться здесь и работать над своей.

— На этой планете нам пока больше делать нечего.

— Охотно верю. Тогда мы летим сейчас на Первую, к вашей лаборатории. Пойдем, Ли, — оставим науку ученым.

Кен, не слишком подозрительный по натуре, даже не поднял голову, когда эти двое покидали комнату. Он как раз добрался по списку до аммиака и размышлял, не может ли погрешность в его измерениях оказаться столь большой, чтобы молекулярный вес мог равняться семнадцати. Окончательно разубедила его лишь температура плавления. На всякий случай он все же просмотрел все водородные, литиевые, бериллиевые, борные, азотные и кислородные соединения, имевшиеся в справочнике. Мягкий толчок, сотрясший корпус корабля, совершенно его не отвлек. Когда дверь его комнаты тихонько приоткрылась, он тоже не обратил на это внимание.

Впрочем, дверь закрылась с глухим щелчком, прежде чем до его сознания смогло добраться что-то кроме изучаемого текста. А затем в тишину ворвался голос:

— Салман Кен! — гулко звучащие слова исходили из динамика над входом, и голос этот принадлежал Ладжу Драю. — Перед тем как мы расстались, я сказал вам, что иногда сам решаю собственные проблемы. К сожалению, недавно в проблему превратились вы. И мне видится только одно решение, которое позволит вам по-прежнему приносить пользу. Мне до некоторой степени жалко применять это средство, но вы можете пенять только на собственное неуместное любопытство. Когда вы проснетесь, мы с вами снова поговорим — и вот тогда вы скажете мне, что вы думаете о нашем товаре!

На этом голос умолк и послышался щелчок, означавший, что микрофон отключили.

Кен, окончательно придя в себя, выронил книгу и вскочил — точнее, оторвался от своего сиденья и взлетел в воздух, поскольку тело его сейчас ничего не весило. Взгляд его отчаянно обшаривал углы комнаты, пытаясь обнаружить, что же стоит за довольно зловещими словами Драя. Через несколько секунд он обнаружил то что искал, — прямоугольный желтый брикет, парящий в воздухе возле двери. В первый момент он не понял, что это, и оттолкнулся от стены, пытаясь к нему приблизиться; затем он почувствовал холод, исходящий от этого предмета, и попытался остановиться — тщетно.

А брикет между тем уже начал изменять форму. Края его округлились от жары, начиная испаряться. Это была замороженная сера — сама по себе вполне безобидная, если не трогать ее, но выглядевшая сейчас довольно зловеще. Особенно с учетом того, что знал и о чем догадывался Кен. Отчаянно махая щупальцами, он потоком воздуха заставил брикет отплыть прочь от него и стал торопливо оглядывать комнату в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы сойти за газовую маску, — но не обнаружил ничего похожего.

Он уже не мог заставить себя оторвать взгляд от предмета, теперь ставшего эллипсоидом и постепенно становившегося все меньше и меньше. Брикет медленно, но неумолимо таял в воздухе, пока в желтой массе не проглянула сердцевина — край маленького белого цилиндра. Наконец, оболочка исчезла полностью, а цилиндр начал темнеть. Затем он совсем почернел, после чего его окутало сферическое облако дыма. На мгновение Кена посетила безумная надежда: эта штука должна гореть, а огонь не поддерживается в невесомости, для него нужна хоть какая-то тяга. Быть может, он сейчас погасит сам себя.

Увы, облако дыма продолжало разрастаться. Наверняка там имелись частички замороженного воздуха, предназначенные как раз для таких случаев. Теперь края облака стали размытыми, поскольку дым разносился уже по всему помещению. Кен почувствовал сладковатый запах и попытался задержать дыхание — но было уже слишком поздно. Эта слабая попытка стала последним, что он запомнил…

12

— Значит, тебя решили оставить. — Трудно было понять, не сочувствие ли прозвучало в голосе Фета. — Ничего удивительного. Когда Драй поднял настоящую бурю из-за того, что это я проболтался тебе, на каком расстоянии отсюда находится Сарр, я понял, что ты сам сумел куда-то забраться. Так от кого ты — от полиции или от конкурентов?

Кен не ответил. Сейчас ему совершенно не хотелось разговаривать. Он достаточно хорошо помнил свой навеянный наркотиками сон, чтобы осознавать за собой то, что никто и никогда не хотел бы в себе обнаружить. Он помнил, как он наслаждался вещами, которые теперь вызывали у него только отвращение, — но даже за этим омерзением все-таки скрывалась память о полученном удовольствии и смутная надежда на то, что оно еще повторится. Совершенно невозможно описать, что чувствует пристрастившийся к наркотику — ни его ощущения, когда он находится под воздействием дурмана, ни мучительное стремление к нему, когда наркотик начинает становиться физической необходимостью. С момента, как Кен очнулся, прошел всего час, и его состояние можно было немного понять. Фет, несомненно, был с знаком с подобными ощущениями — но явно не пытался заострять на этом внимание.

— Сейчас это все уже не важно — и не важно, знают об этом остальные или нет, — продолжил он, так и не дождавшись от Кена ответа. — Это теперь никого не волнует. Все знают, что ты гарантированно наш, что бы ты сейчас ни думал. Сам увидишь, когда захочешь новой дозы…

— Когда это будет? — Тема оказалась достаточно интересной, чтобы вывести Кена из оцепенения.

— Дней через пять-шесть, у всех это идет немного по-разному. Но хочу тебя предупредить — не перечь Ладжу Драю. Никогда. Этот корабль и впрямь полностью у него в руках. А если он оставит тебя без тафака хотя бы на полчаса, у тебя начнется ломка — и этого состояния ты никогда не забудешь. Увы, мне так и не удалось рассеять его подозрения в том, что это я сказал тебе, где мы находимся.

Кен снова заговорил, на сей раз потрясенно:

— Ты? И ты тоже?…

— Тоже сижу на этой дряни? Именно. Они подсадили меня много лет назад, когда я начал догадываться, что же тут творится. Поначалу я даже не знал, где находится эта планетная система, но по работе мне приходилось иногда заказывать аппаратуру, а они не хотели, чтобы я начал трепать языком.

— Так ты поэтому и не стал говорить со мной, когда вышел из обсерватории, — сразу после того, как мы вернулись из пещер.

— Ты был там, когда я выходил? Я тебя не заметил. Да, ты прав. — И без того мрачное лицо Фета потемнело при этом воспоминании. Он вновь замолчал. Кен тоже вернулся к своим собственным горьким мыслям, постепенно отливавшимся в твердую решимость. Некоторое время он колебался, стоит ли высказывать это вслух, но так и не увидел, как это может ему еще повредить.

— Может быть, тебе и не удается выйти из-под влияния этой штуки — здесь я ничего не могу сказать. Но сам я попытаюсь это сделать.

— Пытайся, конечно. Я тоже долго этим занимался.

— Хорошо, даже если я не смогу, пусть Драй не думает, что я буду производить для него эту проклятую гадость. Он может держать меня на ней, но он при этом не сможет заставить меня думать по приказу.

— Сможет, если ты попытаешься этого не делать. Не забывай, что я сказал тебе, — никакой бунт не стоит этого ада. Не знаю, получает ли он удовольствие от того, что держит наркомана без дозы, но делает он это без раздумий, если сочтет нужным. А жертва всегда считается виновной, пока не докажет обратного. На твоем месте, я бы сейчас занялся этими пещерами.

— Ты бы занялся. Но я-то вижу, что толку от этого не будет никакого.

Фет некоторое время молчал. Если он и обиделся на намек Кена, то ничем не выдал Свои чувства. Потом он произнес:

— Именно так это и делается. Ты не видишь ничего странного в том, что Драй за все семнадцать лет, что я пробыл у него, так и не продвинулся в исследовании Третьей планеты?

Кен удивленно воззрился на техника и сидел так почти минуту, пока его представления обо всем происходящем не изменились окончательно — и на этот раз, кажется, бесповоротно.

— Нет, — ответил он. — Я совершенно не догадывался. Хотя должен был — мне ведь казались странными некоторые затруднения, возникавшие при исследовании планеты. Ты хочешь сказать, что это ты подстраивал все поломки в телевизионных трубках и все остальные неприятности?

— Что до трубок — то да. Это было просто — достаточно обеспечить небольшую деформацию в стекле перед запуском зонда.

— Но тебя же здесь не было в то время, когда пропадали самые первые зонды?

— Значит, это происходило без моего участия. И сигналы Радара, которые мы приняли, тоже вполне реальны. Я не знаю, действительно ли на голубых равнинах Третьей планеты живет враждебно настроенная раса, но кое-какие подтверждения этому есть. Пару раз у меня было искушение чуть-чуть нарушить антирадарное покрытие одного из зондов, чтобы они узнали о нашей деятельности, — но затем я забеспокоился, что из-за этого поставки тафака прекратятся полностью. Через несколько дней, я думаю, ты поймешь меня.

Кен понимающе кивнул, но затем неожиданно поднял голову, охваченный новой идеей:

— То есть поломка в посланном нами скафандре тоже случилась не сама собой?

— Боюсь, что нет. — Фет слабо улыбнулся. — Я прямо у тебя на глазах перетянул крепления на коленных, бедренных и локтевых соединениях. Они оказались сдавлены достаточно, чтобы начать выпускать воздух. Это, правда, только мои предположения — сам я ведь еще не видел скафандра после его возвращения. Я не хотел, чтобы ты получил возможность ходить по этой планете — тогда бы ты очень быстро мог дать этой банде массу ценной информации.

— Послушай, но ведь теперь это не так важно? Мы ведь можем найти какой-нибудь повод, чтобы повторить этот эксперимент?

— Зачем? Не собираешься же ты им помогать?

— Не собираюсь, но есть огромная разница между первым шансом поглядеть на планету и возможностью вывезти с нее живой тафак. Как ты думаешь, если произвести подобную высадку на Сарр, то с какой вероятностью исследователь обнаружит поблизости куст гри? И если обнаружит — то как остальные смогут узнать об этом без его желания?

— Ну, первое не столь надежно — вполне может оказаться, что этот тафак там распространен так же широко, как мекко, и очень трудно будет не заметить его. Правда, второе соображение мне нравится больше. — Тут Фет улыбнулся — наверное, впервые с тех пор, как Кен с ним познакомился. — Все-таки ты действительно ученый. Любой правительственный агент, занимающийся наркотиками, о планете бы и думать не стал. Я полагаю, что эксперимент действительно можно повторить с несколько большим успехом, хотя сам я бы не полез туда ни за что…

— Полез бы — ради одной вещи, — ответил Кен, и улыбка Фета исчезла.

— Да, ради этого — да, — горько согласился он. — Но шансов я не вижу. Даже компетентному медику нужны годы на решение такой задачи. И это если он будет работать на Сарре и располагать всем необходимым. Так на что нам надеяться?

— Не знаю, но мы же еще не старики! — возразил Кен. — Должно пройти немало лет, прежде чем я потеряю надежду. А пока давай посмотрим на тот скафандр, который ты так обработал, и на тот, в котором я ходил по Четвертой. Возможно, они подскажут нам, что еще следует учесть.

Оказалось, что про вылазку на Марс Фет слышал впервые — о чем он и сообщил своему собеседнику. Кен подробно рассказал о своей прогулке, и техник внимательно его выслушал.

— Другими словами, — подытожил он, когда рассказ окончился, — проблем не возникало, пока ты не коснулся того вещества, которое считаешь оксидом водорода. Это означает, что оно имеет либо высокую теплопроводность, либо огромную удельную теплоемкость. Или же высокую температуру парообразования. А может быть, сочетает в себе два или даже все три этих качества. Верно?

Кен с некоторым удивлением подтвердил это. Сам для себя он не подводил таких четких итогов. А Фет продолжал:

— На данный момент нам неизвестно, много ли подобного вещества на Третьей, но есть шансы, что в некоторых количествах оно там присутствует. Следовательно, одной из существенных опасностей пребывания на этой планете будет возможность столкнуться с крупными скоплениями этого химиката. Я, со своей стороны, уверен, что смогу сделать для скафандра такую изоляцию, что никакие атмосферные газы не создадут излишней потери тепла — чего бы там в воздухе ни оказалось.

Кен подумал, что когда-то Фет явно был не просто техником — но не стал высказывать вслух свои подозрения, а предпочел остаться в русле прежнего разговора.

— Отлично. Я это вещество видел и уверен, что опознать его будет несложно. Так что избегнуть его особых проблем не составит.

— Ты видел его в твердом состоянии, а в вакууме оно испарялось. Но при том атмосферном давлении, которое существует на Третьей, это соединение может присутствовать в виде жидкости. Если увидишь где-нибудь скопления такой жидкости, лучше тебе держаться от них подальше.

— Верно. Но если эта планета хоть в чем-то похожа на Сарр, то нет даже одного шанса из тысячи, что нас угораздит высадиться возле такого скопления.

— Похоже, большая часть наших бед происходит оттого, что эта планета не похожа на Сарр, — сухо заметил Фет.

Кен был вынужден признать его правоту и добавил к своим представлениям о приятеле кое-что новое. Сейчас большая часть сдержанности Фета исчезла, и это совершенно его переменило.

Затем они принесли скафандры в мастерскую и очень внимательно их осмотрели. Тот, что побывал на Четвертой, явно не пострадал, поэтому большая часть времени ушла на второй. На сей раз осмотр велся гораздо более тщательно, чем мог позволить себе Кен на борту «Кареллы», и это привело к паре новых открытий. Кроме голубоватых пятен на металле (которые, как он теперь убедился, состояли из оксидов) на различных выступающих частях скафандра имелось еще несколько легких наростов, давших в спектрографе самый настоящий калиевый спектр. Последний Кену было опознать очень просто, при нагревании же от них исходил характерный запах бисульфида углерода. Вот последнее для химика было абсолютно необъяснимо. Он имел представления о газообразных соединениях обоих элементов и совершенно не мог представить, что из них могло осесть на металле и оставаться твердым при нормальной температуре.

Правда, он не был знаком с особенностями планет земного типа и не видел пожара, следы которого так озадачили Роджера Винга. Даже самое богатое воображение имеет свои пределы — если сталкивается с острым недостатком информации.

Как Фет и ожидал, коленные сочленения не выдержали, и внутри изоляционного слоя обнаружились частички кислорода. В скафандр явно проник воздух из атмосферы, то ли путем диффузии, то ли за счет давления, возникшего, когда сера замерзла.

— Как ты думаешь, это могло случиться, если бы все было нормально затянуто? — спросил Кен, разобравшись с состоянием скафандра.

— Только если обогреватели сначала откажут по какой-то другой причине. Но в этом случае тебе уже будет все равно. Слишком сильное перетягивание нарушило нормальную циркуляцию теплообменной жидкости, так что поначалу в каких-то местах могло возникнуть резкое локальное охлаждение — а главные обогреватели не отреагировали на это достаточно быстро. Локальные спирали с этим справиться не смогли, а когда жидкость в сочленениях замерзла совсем, остальное было делом нескольких секунд. Подозреваю, что в качестве теплообменной жидкости здесь нужно использовать что-нибудь с более низкой температурой замерзания, чем у цинка. Лучше всего здесь подошел бы калий или натрий, но с химической точки зрения с обоими этими металлами крайне неудобно работать. Удобны олово или висмут, но их удельная теплоемкость гораздо меньше, чем у цинка. Подозреваю, что компромиссным вариантом окажется селен.

— Как я вижу, ты успел над этим хорошо поразмышлять. А почему не годятся жидкости с низкой удельной теплоемкостью?

— Потому что их придется прокачивать через оболочку с гораздо большей скоростью, и я не уверен, справятся ли с этим циркуляционные насосы — все-таки оба этих металла еще и гораздо плотнее цинка. У селена с теплоемкостью тоже не слишком хорошо, но плотность у него поменьше, что уменьшит нагрузку на механизмы. Главная проблема — где его взять. Впрочем, это только идея — цинк ведь все равно должен остаться жидким, если ничего не случится. Во всяком случае, можно поставить еще один эксперимент.

— Ты придумал, как мы будем объяснять свое намерение его провести, когда Драй нас об этом спросит?

— В деталях — нет. Да он и спрашивать не будет. Он все время подчеркивает, что ничего не понимает в науке, и нанимает чужие мозги всякий раз, когда ему они требуются. Мы просто скажем, что разобрались с причиной первой неудачи — тем более что это чистая правда.

— Послушай, а может, мы при следующей экспедиции подсунем в зонд и телекамеру — чтобы увидеть, что там происходит?

— Но я не знаю, как нам ее скрыть от Драя. Ведь любой поступающий сюда сигнал одновременно принимается и в обсерватории. Правда, мы можем сказать, что на эту тему у нас тоже появилась идея и мы хотим ее проверить.

— Годится — только лучше бы как-то разнести эти идеи по времени. Не годится, чтобы Драй начал считать тебя дураком — последние часто ассоциируются у людей с обманщиками, а подобные мысли у Драя нам совершенно не нужны.

— Спасибо — я надеялся, что ты не забудешь о таких деталях. Но это не важно — я не понимаю, почему нельзя просто подогнать к Третьей «Кареллу» и проводить тесты прямо с нее. Тогда все это займет какие-то минуты, и если дела пойдут хорошо, ты сразу же сможешь сделать вылазку. Насколько я понимаю, корабль понадобится Драю не раньше чем через несколько дней — а скорее всего, через несколько недель. За сезон он получает восемь-десять поставок тафака, а между поставками проходит несколько дней. Поскольку весь обмен ведется через зонд, Ли в это время наслаждается отдыхом.

— Тогда замечательно. Я по-прежнему не слишком люблю невесомость, но лучше провести несколько часов в ней, чем несколько суток изнывать в ожидании. Так что давай сообщим о наших планах Драю. Только одна маленькая деталь — возьмем с собой на этот раз не один скафандр. Там, на Четвертой, я слегка переволновался.

— Мысль правильная. Я подготовлю три скафандра, а затем свяжусь с Драем.

На этом беседа окончилась. За последующие несколько часов они еще успели как следует поработать руками. Все три комплекта снаряжения были тщательно проверены — а Фет в таких делах халтуры не допускал. Насосы, клапаны, резервуары, соединения, спирали — все было протестировано по отдельности и в разных сочетаниях.

— По всем правилам под конец их еще надо было бы обрызгать жидкой ртутью, — сказал Фет, покончив с последним скафандром, — но ее у нас нет, и проводить такой тест нам негде. К тому же этим предметам предстоит побывать в гораздо более холодных условиях, чем создаваемые при таком тесте. Ладно, сейчас я узнаю, что скажет Драй по поводу нашей идеи воспользоваться кораблем. Тем более что тремя зондами одновременно мы управлять все равно не сможем, а я хочу проверить на практике надежность всех этих скафандров, прежде чем воспользоваться каким-либо из них при высадке на Третью, — говоря все это, он укладывал инструменты. Покончив с этим, Фет повернулся к коммуникатору, но затем вроде бы передумал.

— Лучше я с ним лично поговорю. Есть у него свои странности, — сказал он и вышел из мастерской.

Через несколько минут он вернулся с ухмылкой на лице.

— Мы можем отправляться, — объявил он. — И именно во множественном числе. У тебя еще не было периода тяги к тафаку, и он беспокоится, что в одиночку ты можешь выкинуть какой-нибудь фортель. А так он уверен, что я доставлю тебя обратно вовремя для принятия следующей дозы. Как ты понимаешь, всего этого он мне не говорил, но угадать, что он имеет в виду, оказалось несложно.

— Интересно, а мы не можем протащить на борт достаточно тафака, чтобы угнать корабль и долететь до Сарра?

— Что касается меня, я это проделать так и не смог. Как я понимаю, ты тоже не знаешь направления на Сарр. Кроме того, если у самого Драя существуют проблемы с вывозом наркотика на Сарр, то как ты предлагаешь осуществить это тайком от него? Я на себе холодильную установку не уволоку, а что бывает с этим веществом при нагревании, ты знаешь.

— Ладно. Будем пока играть по существующим правилам. Пошли.

Через полчаса «Карелла» вновь отправилась в ледяную темень. И примерно в то же время Роджер Винг почувствовал, что замерз окончательно, и решил прекратить свое бдение на эту ночь. Он был слегка расстроен. Забравшись в окно своей спальни и стараясь при этом соблюдать тишину, он засунул свернутую веревку под кровать и серьезно задумался — стоит ли ему продолжать подобные дежурства. Возможно, странный посетитель так никогда и не вернется, и чем дольше он собирается откладывать разговор с отцом, тем труднее будет предъявить ему какие-то конкретные свидетельства происшедшего.

Размышляя над всем этим, он заснул — и примерно в то же время исследовательский зонд вошел в атмосферу в нескольких десятках миль над ним.

13

«Карелла» зависла в тени Земли, не входя в ее атмосферу. Радиокомпас был настроен на маяк, находившийся теперь прямо под кораблем, — если только здесь можно было говорить о верхе и низе. Ордон Ли читал какие-то бумаги, лишь изредка поглядывая на свою любимую индикаторную панель — по ней периодически пробегали огоньки. И это случалось часто, поскольку Кен и Фет поставили процесс тестирования скафандров на поток. Первый из них уже вернулся обратно и сейчас подвергался осмотру. Фет, одетый в обычный скафандр, в данный момент находился в открытом наружу шлюзе и освобождал от креплений второй, чтобы установить на его место третий. Контакт с Кеном, остававшимся у пульта управления зондом, он поддерживал по радио. Техник старался удерживать зонд в шлюзе, но удавалось это лишь отчасти, поскольку тот не был приспособлен для приема столь крупных предметов и не мог вместить такую штуку целиком. Фету это тоже доставляло немало хлопот, а на панели перед Ли тем временем отчаянно мигал огонек, сигнализирующий о невозможности закрыть шлюз.

Когда зонд вновь отправился к Земле, напряжение немного ослабло — но не до конца. Фет отнес второй костюм внутрь корабля, неизбежно закрыв при этом внешнюю дверь, при этом снова заставив панель тревожно засиять, а пилота — оторваться от чтения. Но затем пульт опять угас, оставив светиться только индикатор дальности — зонд отправился в путь, и теперь слежение за ним осуществлялось с пульта Кена, а не с главной консоли. Кен не слишком горел желанием торчать возле пульта — ученому очень хотелось видеть, что делает сейчас Фет. Он уже знал, что первый из скафандров вполне пригоден — температура внутри него упала всего градусов на сорок, а подобную потерю тепла его организм вполне мог компенсировать. Кроме того, на обогревателе имелся регулятор, который Фет специально отключил, чтобы можно было измерить чистую потерю тепла. Если же включить систему обогрева на полную мощность, то на Третьей планете Кен в этом скафандре будет чувствовать себя просто замечательно — насколько это вообще возможно, если вы закованы в трехсотфунтовую гору металла.

Зная все это, за второй скафандр он уже особо не беспокоился — но ему все равно никак не удавалось полностью сконцентрироваться на деле, которым он занят был сейчас. Сигнал, означавший, что зонд вошел в атмосферу, застал его врасплох. Поскольку Кен еще не успел снизить его скорость до безопасной величины, на некоторое время он оказался чрезвычайно занят. А к тому моменту когда посадка была завершена — он надеялся, что успешно, — Фет уже закончил свою работу. Теперь у них было уже два скафандра, пригодных к использованию.

И у Кена, и у техника после этого словно гора с плеч свалилась — поэтому они не слишком расстроились, когда третий скафандр испытаний не прошел. Кен подозревал, в чем дело, — Фет обнаружил утечку в местах присоединения «штанин» и «рукавов», на которые в момент ускорения должна была приходиться значительная нагрузка. Рассказывать о своих догадках он не стал, а Фет ни о чем не спрашивал. Кен, однако, подозревал, что техник с его неординарными познаниями в физике и химии вполне мог и сам обо всем догадаться.

Это досадное происшествие — если его вообще стоило считать таковым — вскоре полностью позабылось в суете последних этапов подготовки к высадке. Ордон Ли по-прежнему наотрез отказывался вводить корабль в тепловую ловушку, которую представляла собой атмосфера Земли — даже несмотря на удачный эксперимент с двумя скафандрами. Соответственно, Кену предстояло спускаться вниз тем же способом, что и пустым скафандрам: пристегнувшись к зонду снаружи. На этот раз крепления были видоизменены так, чтобы он сам мог управлять ими, процесс этот занял некоторое время. Кен тем временем как следует пообедал и на всякий случай даже напился — обычно большую часть необходимых для тканей жидкостей саррианский организм вырабатывал сам.

Если ученый и испытывал некоторую неуверенность, влезая в металлическую конструкцию, которой в течение нескольких часов предстояло быть единственной его защитой в самых чудовищных условиях, какие он только мог себе представить, он все же никому не продемонстрировал свои опасения. Он молча подождал, пока Фет закрепит верхнюю часть скафандра (устроенного так, что влезать в него приходилось сверху) и прослушает специальным стетоскопом, включились ли насосы теплообменников. Удовлетворившись результатом, тот кивнул ученому. Кен дотянулся манипулятором до подходящей опоры и направился в сторону шлюза. В коридоре ему пришлось подождать, пока Фет экипируется сам, а затем он провел еще немало времени в шлюзе, пока техник прикреплял скафандр к корпусу зонда. Ли также оказался здесь полезен — он был занят тем, что держал зонд в шлюзе, противодействуя при этом устройствам метеоритной защиты, которые отказывался выключать хотя бы на минуту.

Даже когда дверь шлюза закрылась, отрезав Кена от единственного пригодного для жизни места на несколько миллионов миль вокруг, он все же сохранял самообладание. По счастью, к невесомости он уже вполне привык — хотя постоянное ощущение падения многим очень плохо действует на нервы. Его даже не слишком пугала почти полная пустота вокруг, поскольку у него была возможность пользоваться множеством ориентиров. Отсюда было видно почти столь же много звезд, как и с его родной планеты, так как двести парсеков — ничто по галактическим масштабам.

Такое спокойствие он сохранял, пока глаза — и чувство равновесия — не сообщили ему, что падение началось. «Карелла» уже осталась далеко позади (или сверху?), солнце осталось где-то там же — поскольку никто даже не стал спорить с предложением произвести высадку на освещенной стороне планеты. Гораздо более спорным оказался вопрос о выборе места. В конце концов сошлись на прежнем районе контакта — Кен стремился увидеть обитателей этой планеты, но даже к его любопытству ученого примешивалась изрядная доля осторожности. Фет, рассматривавший эту высадку в первую очередь как новую проверку возможностей скафандра, считал встречу с аборигенами совершенно ненужным осложнением — однако любопытство все-таки победило даже у него.

Сейчас Кен снижался на то самое место, где был расположен радиомаяк-передатчик, но оказаться он должен был в результате немножко дальше к западу, как во время предыдущего запуска: он хотел встретиться со «своим» аборигеном, не вмешиваясь при этом в процесс товарообмена. Конечно, он понимал, что существа эти скорее всего не сидят на одном месте, но ему не хотелось даже думать, что абориген, кого он спугнул, мог встретиться с пресловутыми торговцами. Все это, с его точки зрения, было лишь бесплодными догадками — и, несомненно, он был прав.

Разговор с самим собой кончился в тот момент, когда Кен обнаружил, что прекрасно видит мир внизу — теперь можно было почувствовать, что это низ, поскольку Фет начал замедлять Движение зонда. Сам зонд увидеть было нельзя, поскольку ученый был обращен к нему спиной, а заднее смотровое стекло шлема упиралось прямо в металлическую поверхность корпуса. Сейчас Кен ощущал себя свешивающимся на довольно хлипкой веревке с высокой крыши. Если бы его голосовой аппарат был так же тесно связан с дыхательным, как это имеет место у людей, радио могло бы немало сообщить слушателям о его душевном состоянии. Однако ничего похожего на тяжелое дыхание до них не доносилось, и Кен оставался наедине со своим немым страхом. Наверное, это было даже к лучшему — Ордон Ли не стал бы ему сочувствовать, да и Фет вряд ли попытался бы его приободрить.

Сейчас его окружал воздух — по крайней мере, та смесь газов, которая на этой планете считалась воздухом. Даже сквозь скафандр было слышно, как он свистит, — пожалуй, слишком быстро, подумалось Кену. Словно в ответ на эту мысль, ощущение тяжести внезапно усилилось, и он понял, что Фет там, далеко наверху, увеличил мощность двигателя. Приложив усилия, на которые он, как ему казалось, и способен-то не был, Кен отвлекся и от бездонной пропасти снизу, и от легкого скрипа натянутых цепочек сверху и сосредоточился на своих дальнейших действиях. Это было непросто, поскольку вокруг него была масса удивительных вещей — куда там температурным исследованиям!

Видел он, конечно же, довольно плохо. Глаза, чувствительные к диапазону от голубого до ультрафиолетового, были плохо приспособлены к туманной земной атмосфере. Но постепенно и он смог различить детали открывшейся ему картины.

Как они и предполагали, поверхность планеты здесь оказалась довольно неровной. Горы очень трудно оценить по достоинству, глядя на них сверху. Но Кен был достаточно опытен, чтобы понять, что по саррианским меркам они были весьма значительны. Поверхность планеты пестрела цветными пятнами — в основном различными оттенками серого, коричневого и зеленого. Тут и там блестящее, ровное пятнышко неприятно напоминало ему об огромных голубых равнинах, где обитала таинственная разумная и враждебная раса. Если это их аванпосты… впрочем, они никогда не чинили препятствий торговым зондам, уже много лет действовавшим в этом районе.

Опустившись еще ниже, он обнаружил, что некоторые серые пятна имеют довольно своеобразную форму — эти массивы явно были шире наверху, чем в своей нижней части. Только опустившись очень низко, Кен смог определить, что они не являются частью собственно ландшафта, а просто висят в воздухе. Единственные похожие на облака явления, которые он когда-либо наблюдал, были пылевые бури, поднятые могучим саррианским ветром — и теперь он решил, что это тоже нечто подобное. Возможно пылевые частички здесь мельче и благодаря этому могут оставаться во взвешенном состоянии долгое время. Вряд ли на такой холодной планете могут быть действительно сильные ветра. Он описал этот феномен своим слушателям наверху так подробно, как только мог. Фет сообщил, что все слова Кена сейчас записываются, после чего добавил уже по существу:

— Сейчас твой спуск почти остановлен. Ты находишься примерно в миле от передатчика, в нескольких сотнях футов над тем местом, где делались атмосферные пробы. Хочешь спускаться прямо сейчас или некоторое время останешься на месте и понаблюдаешь?

— Опускайте меня, но с умеренной скоростью. Отсюда не очень хорошо видны мелкие подробности, и я хочу спуститься туда, где можно разглядеть какие-то детали. Похоже, подо мной гористая местность. Я буду давать вам указания, чтобы вы опустили меня на какой-нибудь вершине, откуда будет достаточный обзор.

— Хорошо. Спускаем.

Две или три минуты прошли в тишине. Затем Кен заговорил снова:

— Вы перемещаете меня горизонтально?

— Нет. Ты уже в стороне от передатчика — милях в трех-четырех.

— Значит, в этой атмосфере воздушные потоки гораздо мощнее, чем я предполагал. Меня явно сносит, хотя и довольно медленно. Очень трудно сказать, в каком направлении — солнце стоит почти прямо над головой, и корпус зонда его мне закрывает.

— Когда будешь почти внизу, дай мне направление относительно своего местоположения. Я остановлю спуск прежде, чем ты коснешься поверхности.

Между тем панорама постепенно прояснялась. Зеленые массивы внизу сильно напоминали огромные количества тех биохимических субстанций, которые Кену случалось готовить в различных растворах, и ученый предположил, что так выглядят здесь растительные формы жизни. Теперь он, кажется, понял, что могло производить тот странный трескучий звук, когда приземлился его первый исследовательский зонд.

Среди всей этой зелени то тут, то там проступали серые пятна — несомненно, это был голый скальный грунт. По большей части его выходы располагались возле вершин гор, и Кен, соблюдая исключительную осторожность, стал направлять пилота к одному из таких пятен. В конце концов зонд завис футах в двадцати над поверхностью, которая даже в таком тусклом свете легко определялась как самый настоящий камень. Убедившись в этом, Кен передал, чтобы его спускали.

В шести футов над землей он снова попросил остановиться и осторожно освободил от креплений свои ноги. Нижняя часть его скафандра тотчас свесилась вниз, почти коснувшись при этом земли. Еще два слова в микрофон — и его металлические ноги наконец-то коснулись твердой опоры. Кен отсоединил одну из верхних цепочек и оказался в очень неудобной позе, все еще притянутый к корпусу зонда, но теперь свободно висящий под ним. Хитро извернувшись, он сумел скоординировать работу своих ног и задней опоры скафандра и в конце концов смог освободиться от второй цепи. Теперь он стоял на Ледяной планете. Сам. Собственными ногами.

Лишний вес мешал, но пока это было терпимо. Вероятно, он был прав, решив ни за что не оказываться здесь в лежачей позе — вряд ли он смог бы при такой гравитации поднять свое тело и навьюченную на него груду металла с помощью одних только мышц. Хождение здесь тоже станет проблемой — земля под ним была далеко не ровной.

Но все эти проблемы были второстепенными. Все равно в течение нескольких минут после своего отсоединения от зонда Кен даже не пытался двигаться — он просто стоял на месте, прислушиваясь к еле слышному шуму систем жизнеобеспечения скафандра и гадая, когда же у него начнут замерзать ноги. Ничего подобного пока не происходило, и он попытался совершить первые осторожные шаги. Сочленения скафандра двигались вполне нормально — значит, цинк еще не замерз.

Висящий над ним зонд опять немного снесло — по всей вероятности, легким ветерком. По совету Кена Фет притянул его к земле. Даже несмотря на то что его страх теперь был побежден острым любопытством, Кен все же не хотел оказаться слишком далеко от своего транспортного средства. Уверившись, что оно теперь будет стоять на месте, ученый принялся за работу.

Первые минуты поисков дали ему несколько валяющихся отдельно кусочков скалы — он подобрал их и положил в грузовой отсек зонда, поскольку все, найденное здесь, могло представлять огромный интерес. Но больше всего его интересовала почва почва, в которой что-то росло. Он как можно внимательнее осмотрел несколько кусочков скалы, пытаясь обнаружить на них что-нибудь похожее на мелкие растения, виденные им на Четвертой, но редкие серо-черные пятнышки лишайников не показались ему похожими на живые организмы.

Впрочем, местность вокруг него была отнюдь не пустынна. В нескольких сотнях ярдов от вершины, где он приземлился, начинались заросли кустарника и густая поросль мха, и чем дальше вниз по склону, тем больше их становилось. Постепенно кусты сменялись карликовыми деревьями, пока скала в конце концов не уступала место нормальной почве, на которой могли пасти настоящие ели. Обнаружив это, Кен отправился к ближайшему кустарнику. Затем, подумав немного, он информировал Фета о своих действиях, после чего зонд аккуратно проследовал за ним. В самом деле, не было никакого смысла самому тащить полученные образцы обратно вверх по склону.

Двигаться оказалось очень тяжело, поскольку любая трещина среди камней, хотя бы в фут шириной, оказывалась для исследователя в массивном скафандре труднейшим препятствием. Через несколько минут такого передвижения, часто прерываемого небольшими остановками для отдыха, он заметил:

— В следующий раз нам надо будет сделать плечевые цепочки длиннее. Тогда я просто смог бы свешиваться с торпеды, и все эти упражнения были бы не нужны.

— Мысль хорошая, — ответил Фет. — Это сделать несложно. Ты хочешь сейчас вернуться, чтобы исправить это дело или сначала соберешь несколько образцов?

— Нет, я еще задержусь здесь немного, раз уж добрался. Мне до этих растений осталось совсем недалеко — если, конечно, это растения. Но что интересно — они зеленого цвета! Во всяком случае, частично. Впрочем, мне кажется, что удивляться здесь особенно нечему… Ладно, двигаемся пока дальше.

Он снова убрал из-под себя подпорку и продолжил путешествие — и через пару минут уже бы возле странных растений. Они имели высоту не более фута, а наклониться к ним здесь оказалось еще труднее, чем на Четвертой. Поэтому Кен просто вытянул манипулятор и ухватил им ветку…

Результат оказался неожиданным. Ветка отломилась без труда, тут он не встретил никаких особых препятствий. Но прежде чем он успел поднять ее к глазам и рассмотреть получше, от того места, где она соприкоснулась с манипулятором, поднялась тонкая струйка дыма, а ветка вблизи от металла почернела. Воспоминания об одном очень похожем явлении заставили Кена тут же выронить ветку. Он попытался было сделать шаг назад, но в неуклюжем скафандре это оказалось слишком трудно. Однако почти сразу же Кен вспомнил, что никакому газу не проникнуть сквозь защитные слои металла, и снова поднял этот кусочек растения.

Дым заструился опять — он стал еще гуще, когда Кен поднес ветку к стеклу, но у исследователя имелось еще несколько секунд, чтобы рассмотреть добычу, пока тлеющее дерево не вспыхнуло ярким пламенем. Это напугало его не меньше чем дым незадолго перед этим, но теперь Кен уже не выпустил свою добычу. С интересом он следил, как ветка кривится, чернеет, а затем загорается, как сухие листья мгновенно охватывает пламя, а зеленые только съеживаются и приобретают коричневый цвет. Он попытался удержать хоть немного пепла, оставшегося по окончании процесса, по удалось только захватить манипулятором несколько кусочков обугленного дерева. Их он также поместил в грузовой отсек зонда, продолжавшего следовать за ним.

Кусочек почвы, подобранный рядом с растением, подымил, но не загорелся. Кен достал из грузового отсека несколько герметичных контейнеров и набрал в них несколько комков. Он также заполнил образцом местной атмосферы специальный цилиндр, воспользовавшись для этого поршневым насосом, с которого Фет до того тщательно удалил все следы смазки. Насос немного подтекал, но все его части двигались легко, и это было приятной новостью.

— Ну вот, — сказал Кен, покончив с этим занятием. — Если в этой почве есть какие-то семена, мы сможем построить небольшую вегетационную камеру и хоть что-то узнать о местных жизненных формах и о том, что им необходимо для развития.

— А ты сможешь обеспечить им сбалансированную цепочку питания? — поинтересовался Фет. — Предположим, что они, как ты и предполагал, производят кислород. Но откуда ты возьмешь того, кто его потребляет и превращает во что-то другое? Тебе же нужно будет за счет разных типов жизненных форм обеспечить экологическое равновесие, иначе у нас будет лишь однонаправленный процесс.

— Боюсь, что только эксперимент сможет нам здесь помочь. А пока я в любом случае могу спуститься чуть дальше по склону и собрать новые образцы. Пустые контейнеры у меня еще есть.

— И еще деталь — я не знаю, как ты собираешься обеспечивать им необходимую температуру. Я понимаю, что у них там холодно, почти как в космосе, но есть некоторая разница между «почти» и «точно».

— Мы оставим контейнеры внутри зонда до тех пор, пока не прибудем на Первую. В безвоздушной среде они будут менять температуру гораздо медленнее, а зонд можно будет оставить где-нибудь на теневой стороне Первой — там он не успеет слишком нагреться, пока мы займемся оборудованием специального помещения с термостатом и рефрижераторами. Большого объема не понадобится, у меня взята только пара кубических ярдов воздуха.

— Хорошо, твоя взяла. Если вся эта затея пойдет прахом, то теряем мы не слишком много. У тебя там не мерзнут ноги?

— Пока нет. Можешь поверить, я за этим очень слежу!

— Не слишком-то в это верится. Представляется мне, что поглощен ты сейчас совершенно другим. Хорошо, а каких-нибудь животных ты там видел? Пару раз я слышал странное жужжание.

— Правда? Я не заметил. А все, что я слышу, передается ко мне через микрофон в зонде, так что я должен был бы слышать то же, что и ты.

— Я же говорил, что ты несколько увлекся. Ладно, я скажу, если услышу этот звук еще раз, — тут Фет замолчал, и Кен продолжил свое трудное путешествие вниз по склону. Время от времени делая остановки, он наконец заполнил и запечатал все имевшиеся емкости, вернув их после этого в грузовой отсек. Только один раз Фет оторвал его от этого занятия, сказав, что опять слышит гудение. Прислушавшись, Кен тоже сумел различить его, но ему не удалось обнаружить вокруг ничего, что можно было бы счесть источником звука.

Насекомые — существа мелкие, а видимость по саррианским понятиям здесь была очень плохая. И поскольку даже муха не могла найти ничего аппетитного в грузовом отсеке, где и размещался микрофон, жужжание вскоре прекратилось.

Кен в последний раз огляделся и начал надиктовывать в микрофон словесное описание всего, что увидел вокруг, — ему хотелось, чтобы от экспедиции осталась максимально подробная информация. Отсюда открывался гораздо лучший вид на горы, многие пики которых вздымались гораздо выше места, где он сейчас находился. Если не обращать внимания на растения, густо покрывавшие склоны, и представить себе, что совсем недавно, как раз незадолго до заката здесь прошла пылевая буря, то это место даже немного походило на его родной дом. Иногда саррианское голубовато-белое солнце может становиться таким же тусклым, как светило этого ледяного мира. Правда, в такие моменты обычно еще дует ветер, перед которым бледнеет любой земной Ураган, и поэтому окружающая тишина казалась неестественной и странной. И все же воображение хотя бы на миг унесло Кена домой, через двести парсеков пустого пространства, в мир тепла и жизни…

Он очень быстро пришел в себя. Нет, на его дом это место совсем не похоже. Но оно и не мертвое, хотя на первый взгляд должно быть столь же безжизненным, как и окружающий эту планету вакуум… Теперь он почувствовал, что холод и вправду пробирается под скафандр — и ощутил, как возвращается ужас, испытанный им при первой встрече с планетой, и как боль слегка касается его ног. Даже то чудо инженерной мысли, которое он сейчас таскал на себе, не могло надежно защитить его от ледяной хватки этой планеты. Он обратился к Фету, прося его подвести зонд так, чтобы Кен мог дотянуться до цепочек и зажимов, но никакого ответа не получил.

Так же внезапно, как и несколько дней назад, тишину Ледяной планеты нарушил человеческий голос.

14

Ночные похождения Роджера прекратились отнюдь не потому, что он потерял надежду. Последнее из дежурств как раз пришлось на ту ночь, когда сарриане тестировали свои скафандры. Нет, причина отказа от них заключалась вовсе не в его разочаровании. Просто когда он на следующее утро спустился вниз, отец уже поджидал его на террасе. Он молча указал сыну на следы, оставшиеся на земле. После этого оба прошли в комнату Роджера, где очень быстро была обнаружена пресловутая веревка. На этом мистер Винг закончил расследование и предложил дать объяснения.

— И не думай, что кто-то проболтался, — добавил он. — Впрочем, я даже не знаю, посвящал ли ты в это дело кого-нибудь. Но и мама, и я уже давно обратили внимание, что ты все больше спишь днем. Так что же происходит?

Роджер и не подумал лгать. Семейная традиция предъявлять доказательства любого утверждения по первому требованию приучила его не бороться против явных свидетельств и не упорствовать зря. Так что вопрос стоял иначе — рассказывать или нет? Он знал, что отказ ему ничем не грозит. Кроме того, вряд ли отец может сделать здесь хоть что-нибудь, с чем он не справился бы и сам. Впрочем, ночные поиски приземляющихся торпед теперь все равно прекратятся. Так что стоило рассказать старшим обо всем, что он видел ночью, — со всеми деталями, которые только могла запечатлеть почти эйдетическая память ребенка.

Когда он закончил, отец некоторое время молчал.

— Ладно, опустим тот факт, что ты пытался выследить меня и Дона, — сказал он наконец. — Тебе это никогда напрямую и не запрещали, а здоровое любопытство — это нормально. А вот то, что ты застрял на ночь в лесу без воды, еды и света, — это уже гораздо хуже, таких ошибок ты не должен бы совершать. Впрочем, история получилась интересная, поэтому наказание за это отменяется.

— А какое наказание?

— Было бы разумно ограничить на пару недель твои перемещения расстоянием в полмили от дома. По крайней мере, повел ты себя как шестилетний ребенок. Но будем считать, что приговор условный, и перейдем к более срочным вещам. Как я понимаю, Эди обо всем этом знает?

— Я рассказал ей, что случилось той ночью. Но не о последующих вылазках.

— Хорошо. Тогда после завтрака вы оба пройдетесь со мной. Нам надо кое о чем поговорить.

Получилось так, что на этом собрании присутствовал и Дон. Проходило оно над домом, выше по склону холма, в естественном амфитеатре, где были только добавлены деревянные скамейки. Мистер Винг не стал тратить время и рассказал детям ту самую историю, которую несколько дней назад поведал Дону. Затем Роджер пересказал свои похождения, о которых не слышал пока только старший брат. Конечно, Дон к тому времени уже успел увидеть саррианскую торпеду, поскольку присутствовал при отправке первой партии табака пару дней назад. Не было никакого сомнения в том, что обнаруженный Роджером феномен был того же происхождения.

— Мне совершенно непонятно, почему они после стольких лет хотят поменять сложившийся порядок. — Мистер Винг был заметно озадачен. — Они присылали торпеды на тот самый маячок — почти наверняка передатчик — каждое лето. Так было еще до рождения Дона.

— Но ты ведь не знаешь наверняка, не приземлялись ли они еще где-нибудь, — возразил Дональд. — Совершенно случайно Роджер обнаружил еще одну такую торпеду. Их может прилетать довольно много, и они могут появляться в самых разных точках земного шара.

— Это, конечно, верно. Роджер, не находил ли ты каких-нибудь других следов приземления во время своих ночных прогулок?

— Тут я не совсем уверен. Там, на холме, была отдельная небольшая поросль кустарника, которая теперь выгорела. Я не нашел никаких следов костра, а гроз у нас давно не было. Я подумал, что туда могло упасть что-то похожее на ту штуку, которая обожгла мне пальцы, и из-за этого начался пожар. Но ничего подобного я там не нашел. Так что я в результате так и не знаю, из-за чего он там начался.

— Понятно. Итак, подводим итоги. Мы уже достаточно долго торгуем с существами, не принадлежащими к нашему миру, но не знаем, только ли с нами они торгуют. Зато нам известен по меньшей мере один случай, когда они совершили посадку, основной целью которой не был торговый обмен.

— Если только свет, который видел Роджер, не был зажжен специально для того, чтобы привлечь внимание, — вмешался Дональд. — Он ведь его и привлек.

— В таком случае они не допустили бы, чтобы золото оказалось слишком горячим и его невозможно было бы взять. Кроме того, я всегда отказывался от золота — нам вполне хватает и обычных старателей, чтобы привлекать сюда еще и массу любителей.

— Но нам неизвестно, повели ли себя таким же образом другие люди — если, конечно, кто-то и впрямь ведет такой же обмен. Но я подозреваю, что относительно температуры ты прав. Скорее всего, они просто проводили какие-то свои эксперименты, а предложить сделку попытались лишь при неожиданном появлении Роджера.

— Все-таки это была гадость с их стороны, — заметил Роджер.

— Это могло получиться случайно. Наш язык они почти не знают и, судя по всему, даже не видят, что тут у нас происходит. То ли у них нет телевидения, то ли они не могут поместить подобную аппаратуру в эти торпеды. Кроме того, если ты появился там неожиданно, они могли так переволноваться, что совершенно позабыли про то, что золото очень горячее. Ты ведь сказал, что там был еще какой-то контейнер, от которого шел свет? Впрочем, обсуждать все это сейчас не имеет смысла.

Я не хотел заводить этот разговор, пока Роджер и Эдит не вырастут и не получат образование, с которым могут оказаться полезны в нашем деле. Однако все идет к тому, что выбора у меня особого нет. Что я хочу сделать — и здесь мне понадобится помощь всех вас — это выяснить, где находится источник всех этих явлений, кто этим занимается и, по возможности, как все это осуществляется. Мне нет нужды говорить вам, насколько важными могут оказаться полученные таким образом знания. Я никогда не пытался приглашать каких-либо экспертов со стороны, поскольку, как я уже говорил Дону, я боюсь, что их любопытство может пересилить осторожность. Я не хочу, чтобы какие-нибудь поспешные действия привели к тому, что торпеды перестанут появляться. Я слишком стар, чтобы искать себе новый заработок.

— Сумасшедший дом, — пробормотала Эдит, впервые включившись в разговор. До сих пор она только внимательно слушала все, что здесь говорилось.

— И что нам теперь делать? — спросил гораздо более практичный Роджер.

— Во-первых, в следующий раз вы оба отправитесь вместе с нами на место обмена. Я мог бы взять с собой и младших, но для них это слишком долгая прогулка. Вы сможете послушать и посмотреть собственными глазами, что же там происходит. После этого можно будет уже выдвигать идеи. Я надеялся, Роджер, что ты успеешь к моменту начала работы стать специалистом по электронике. Ну что ж, придется работать с тем, что мы имеем…

— Возможно, нам удастся извлечь пользу из той моей ночной встречи, — предположил Роджер. — Если им настолько нужен табак, что они меняют его на платину и иридий, они, возможно, могут принести извинения.

— Если только им известно, что ты пострадал, и если им придет в голову выразить свои извинения в материальной форме. Я бы не отказался от пары лишних самородков, но вряд ли мы сможем им это объяснить.

— Да, скорее всего, из этого ничего не выйдет. Ну и ладно. Я пока собираюсь походить по округе, добраться до той лощины, где видел эту штуку, и пройти туда, где вы проводите свой обмен. Если они снова приземлятся в лесу, я ото место легко найду — в тот раз они переломали уйму веток, а в земле остался глубокий отпечаток в форме торпеды.

— А стоит ли это делать? — заметил Дон. — Зачем бы им приземляться поблизости? Земля все-таки довольно большая.

— Один раз они это сделали, и я понимаю почему, — возразил Роджер. — Тут же находится их передатчик! Если вы исследуете неизвестную планету или хотя бы неизвестную страну, вы станете сначала высаживаться в одном месте, а потом — в пятистах милях от него? Вряд ли. Вы сначала исследуете один район, сделаете в нем аванпост, а уж затем будете двигаться от него.

Пару минут все молчали, обдумывая такое предположение.

Значит, ты считаешь, — сказал наконец мистер Винг, — что после двадцати лет торговли они вдруг решили заняться исследованиями? Почему они тогда не пытались делать это раньше?

— А откуда мне знать?

— Логично… Ну хорошо, во всяком случае как рабочая гипотеза это годится. Так что можешь заняться разведкой, если хочешь. Эдит это тоже касается. Мне не настолько нравится твоя идея, чтобы самому тратить на это время, но через пару дней я снова пошлю сигнал, чтобы присылали еще одну торпеду. За это время вы успеете проверить все, что хотите?

— Ну… — составив недавно карту окрестностей, Роджер хорошо представлял себе, что такое прочесать хотя бы одну квадратную милю. — Более-менее посмотреть успеем. Я отправляюсь прямо сейчас, если ни у кого больше нет никаких предложений. Пошли, Эди?

Та молча встала и направилась вслед за ним к дому. Отец с явным удовольствием смотрел им вслед.

— Все-таки что-то мне не нравится в его теории, — вдруг сказал он Дональду. — А жаль. Он, кстати, вполне может оказаться прав. Возможно, им там надоело платить за табак — а в естественных науках они, несомненно, разбираются гораздо лучше нас.

— Если они захотят отыскать живой табак, им придется немало повозиться, — ответил ему сын. — Лучше для них все-таки продолжать дружить с нами.

— Как бы им это объяснить? — пробормотал мистер Винг.

Между тем Роджер и его сестра не теряли времени даром. На сей раз они не повторили ошибку с провизией. Взяв с собой несколько сэндвичей (мать давно уже примирилась с тем, что неожиданные налеты на кладовую неизбежны при нормальной лесной жизни) и захватив по фляге с водой, оба отправились на восток. Билли и Марджи где-то играли, так что ускользнуть от них оказалось проще простого. Отец описал им дорогу достаточно подробно, так что проблем с отысканием саррианского передатчика у них не возникло. А уже оттуда брат и сестра начали свои поиски. По предложению Эдит они разделились — она пошла в сторону дома по южным склонам гряды, а Роджер — по северным. Они договорились держаться по возможности выше, чтобы один мог хотя бы большую часть времени слышать другого. Учитывая острый недостаток времени, искать следы в лесу не имело смысла — но, глядя сверху, можно было обнаружить горелые пятна, вроде недавно замеченного Роджером, или переломанные кроны деревьев. Во всяком случае, такой образ действий позволял обследовать значительно большую площадь. Они даже не обсуждали вопрос, что лучше — быть уверенным относительно небольшого района или не очень уверенным относительно крупного.

Когда Кен совершал свою посадку, ни Роджера, ни Эдит на этом холме не было. Судьба распорядилась так, что они оба оказались в тот момент поблизости, но совпадения на этом кончились. Тем не менее в запасе у судьбы был еще один трюк.

До того утра Роджер считал чем-то самим собой разумеющимся, что все дальнейшие визиты торпед будут совершаться по ночам, как и самый первый. Рассказ отца несколько поколебал это убеждение; с этого момента прошло всего три-четыре часа, и Роджер не забывал довольно часто поглядывать вверх. Поэтому нет ничего удивительного в том, что спускающуюся торпеду он все-таки заметил.

Та находилась почти в полутора милях от него, и деталей он различить не мог — но не было никаких сомнений, что это вовсе не птица. Издалека покачивающаяся фигура Кена выглядела на редкость странно. Как бы то ни было, у Роджера не возникло никаких сомнений относительно того, что это такое. Издав громкий крик, который его сестра должна была услышать (но могла и не услышать), он сломя голову помчался вниз по склону.

Сперва он бежал очень быстро, но неровная каменная поверхность не представляла особых проблем для его острого зрения и крепких мускулов. Затем мальчик добрался до зарослей, и его продвижение сильно замедлилось. Поначалу он по-прежнему торопился изо всех сил, но затем осознал, что ему предстоит еще перебраться через один холм и подняться на другой. Это заставило его притормозить.

Он промочил и сильно исцарапал ноги, страшно запыхался, но через три четверти часа добрался-таки до гребня того холма, на который, насколько он мог прикинуть, опускалась торпеда. Эдит он нигде не видел, но про нее он и позабыл — хотя должен был вспомнить, когда остановился на вершине, чтобы перевести дыхание и оглядеться в поисках своей цели. Но зато отсюда он увидел торпеду — на другой стороне холма, чуть ниже его самого. Там же был и Салман Кен.

Роджер знал, как выглядят те чудовищные защитные костюмы, которые иногда используются при работах на большой глубине или в условиях высоких температур. Поэтому вид Кена его не слишком удивил — во всяком случае, несомненно, меньше, чем если бы он увидел саррианина без скафандра. Снаряжение придавало инопланетянину более гуманоидный вид — человеку не пришлось бы сильно искривляться, чтобы влезть в такой скафандр.

По чисто инженерным соображениям каждая из двух ног скафандра имела только одно «колено», соответствовавшее верхнему суставу саррианской конечности; вертикально расположенное тело было примерно человеческих размеров и цилиндрической формы; верхних конечностей тоже было всего две. Они, правда, выглядели гораздо более гибкими, чем понадобилось бы для человеческих рук, — но по крайней мере снаружи не было видно, что каждая управляется изнутри двумя щупальцами. Манипуляторы на концах смотрелись довольно естественно, хотя и были устроены гораздо сложнее, чем когтеобразные захваты, которые мальчик видел на изображениях водолазных костюмов. С такого расстояния он не мог определить, что находится за стеклом, и поначалу просто не осознал, насколько обладатель странного костюма не похож на человека.

Некоторое время он просто стоял и смотрел — а затем издал крик. Именно этот крик и остановил пристегивавшегося Кена. До этого момента внимание ученого было полностью поглощено делом, и Роджера он не замечал. А теперь все, что он мог, — это глядеть на него. Сам он в этот момент стоял лицом не в том направлении, откуда донесся голос, — но туда было обращено одно из стекол в шлеме скафандра. Увидев существо, бежавшее к нему с вершины холма, Кен потерял всякое желание пытаться сейчас повернуть весь корпус — он просто глядел в ту сторону одним глазом, который мог туда повернуть. Ему даже в голову не пришло, что существо может повести себя враждебно.

Роджер тоже об этом совершенно не подумал. Слишком уж схоже они с Кеном мыслили, даже несмотря на все физическое отличие. Они просто встали друг против друга; Кен все-таки развернулся, чтобы иметь возможность воспользоваться обоими глазами, и теперь каждый впитывал всю поступавшую к нему зрительную информацию. У каждого имелись преимущества: для Роджера местное освещение было нормальным, Кен же видел землянина всего, не укрытого парой сотней фунтов металла.

Теперь Роджер смог разглядеть лицо за стеклом и зачарованно следил за огромными саррианскими глазами, двигавшимися независимо друг от друга. На этом лице не было никакого подобия носа, зато рот оказался широким, тонкогубым и удивительно похожим на человеческий.

Молчание затянулось.

Прервал его Фет, который, услышав окрик Роджера, с каждой секундой начинал все больше тревожиться:

— Что там случилось? Что-то не так? Кен, ты в порядке?

Ученый почувствовал, что снова способен говорить.

— Да, в полном. Как вы могли догадаться, у нас теперь есть компания. — Он начал было описывать Роджера по возможности подробно, но вскоре техник прервал его:

— Это все не годится. Мы должны отправить туда теле- или хотя бы фотокамеру, даже если для этого мне придется изобрести принципиально новую систему. Не надо описывать это существо — лучше попробуй с ним поговорить!

Роджер всего этого не слышал, поскольку Фет не включал динамик, имеющийся у зонда. Но теперь это упущение было исправлено, и следующие слова Кена дошли и до мальчика:

— Но что я ему могу сказать? А вдруг оно слышало о нашей ошибке той ночью? Или вдруг это то же самое существо? И если я скажу ему «золото!», оно убежит или набросится на меня. Не то чтобы я этого боюсь, но это затруднит продолжение знакомства.

— Ну, ты только что употребил это слово. И как оно реагирует? Я только что включил динамик.

Кен, который об этом узнал только сейчас, испуганно взглянул на Роджера.

Последний, разумеется, смог понять только слово «золото». Он имел все шансы пропустить и его — даже при том, что Кен выговаривал непривычные звуки предельно тщательно. Но Роджер искренне полагал, что все это время инопланетянин обращался к нему. Голоса пришельцев он не различил и счел их одним и тем же — благо все звуки доносились из зонда, продолжавшего висеть почти над головой Кена.

— Не хочу я вашего золота — если оно будет таким же, как в тот раз!

И снова из всей фразы слушатели поняли только одно слово. К Кену возвратилась надежда: возможно, это существо не расслышало, или они с Фетом не совсем правильно поняли звуки, с которыми столкнулись во время атмосферных экспериментов.

— Золото? — спросил он.

— НЕТ! — яростно выкрикнул Роджер, отрицательно помотал головой и попятился. Первый жест ничего не означал для саррианина, но второй оказался достаточно красноречив.

— Фет, ты записал это его последнее слово? Судя по его действиям, в их языке оно означает выражение отрицания. Кен сделал небольшую паузу и произнес:

— Золото — нет?

Роджер заметно расслабился, но голос его остался еще взволнованным:

— Нет, ни золота, ни платины — у меня нет табака! — Он продемонстрировал пустые руки и вывернул карманы, чем несказанно помог ученому, уже давно гадавшему, является ли одежда на аборигене чем-то искусственным.

— Показывай на вещи и называй их, — вмешался сверху Фет. — Как еще, по-твоему, учат язык? Это щебетание, которое я слышу, просто ни на что не похоже!

— Хорошо, только не забывай, что я не только слышу, но и вижу. Это тоже кое-что значит. Если хочешь, чтобы у нас что-нибудь получилось, постарайся не говорить без необходимости — а то как оно определит, кто из нас разговаривает с ним? Ведь все звуки доносятся из одного динамика. Я обращусь к тебе, если мне будет надо.

Фет ничего не ответил на это весьма существенное замечание, и Кен, подождав немного, начал следовать совету техника.

Поскольку Роджер все время размышлял над той же проблемой, он сориентировался мгновенно — и саррианин вскоре стал оценивать уровень человеческого развития гораздо выше, чем делал это до сих пор, опираясь только на рассказы Ладжа Драя. Очень быстро были выяснены английские слова, обозначающие камень, куст, траву, гору, облако; числительные от одного до десяти. Удалось выяснить также и смысл нескольких глаголов. На этом этапе общение несколько застопорилось, и Роджер с некоторым облегчением сменил тему, услышав отдаленный зов.

— Господи, я же совсем забыл про Эди! Она же могла решить, что я упал со скалы, или что-нибудь в этом духе! — Он повернулся в том направлении, откуда послышался голос, и отозвался на него, вложив всю силу своих легких. Сестра услышала его и, в свою очередь, отозвалась сама. Минут через десять-пятнадцать такой переклички девочка наконец добралась к месту действия. К удивлению Роджера, она явно заколебалась, подходить ли ей к Кену.

— Что с тобой? Как мне кажется, он просто хочет поговорить.

— А ты больше не обжигался?

— Нет, а с чего ты взяла?

— Ты что, не чувствуешь жара?

Как ни смешно, Роджер действительно ничего не замечал. Он ни разу не приближался к пришельцу ближе чем на пятнадцать футов. С такого расстояния вполне можно было почувствовать исходящее от скафандра тепло, но не испытывая при этом неприятных ощущений, и захваченный новыми впечатлениями Роджер просто не обратил на это внимания. Для Эдит же, чье самое яркое представление об инопланетянах составилось из рассказа о недавних ночных приключениях брата, эта особенность встреченного ими существа воспринималась наиболее заметной.

Роджер, теперь также обнаруживший шедший от пришельца жар, подошел к инопланетянину поближе и осторожно протянул руку к металлу. Остановиться ему пришлось более чем в футе от скафандра Кена.

— Ничего себе! Он действительно очень горячий. Возможно, атом все дело — им тогда и в голову не пришло, что я могу обжечься об их золото. Как ты думаешь?

— Не знаю. И мне хотелось бы узнать, как же он может жить, если он такой горячий. Папе тоже было бы это интересно. Он скоро сюда придет. Может, я пойду и скажу ему, пока ты удерживаешь это существо здесь?

— А как я его удержу? Кроме того, когда он придет, будет уже очень поздно. Давай попробуем договориться с ним на завтра. — Он снова повернулся к Кену, не дожидаясь, когда Эди задаст совершенно резонный вопрос «Как?».

Дело, однако, оказалось не столь уж сложным. Время — вещь абстрактная, но если его измерять при помощи таких явлений, как видимое движение солнца, о нем можно договориться при помощи знаков, достаточно понятных любому разумному существу. Когда Роджер прекратил размахивать руками, Кен уже без труда пришел к заключению, что оба аборигена придут на это место на следующий день вскоре после восхода. Ученый был очень рад прекращению беседы, поскольку ноги его к этому времени почти онемели от холода. Он снова стал пристегиваться к висящей в воздухе торпеде, а дети, оглянувшись перед тем, как скрыться за деревьями, увидели, что странное сооружение из скафандра и торпеды стало подниматься вверх, постепенно набирая скорость. Они остановились и продолжали смотреть, пока пришелец со своим аппаратом не превратился в маленькое пятнышко, которое вскоре скрылось из виду, после чего оба наконец отправились домой.

15

Мистер Винг не просто заинтересовался — он был совершенно потрясен рассказом детей. Ему хватило рассудительности, чтобы понять, что никакие действия кого-либо из его семьи не могли послужить причиной неожиданного перехода инопланетян к активному и непосредственному исследованию Земли, но действия пришельцев могли бы очень помочь ему в его собственных планах. Поэтому вечерний ужин состоял в основном из разговоров — больше не было смысла пытаться скрыть все происшедшее от кого-либо из членов семьи. Миссис Винг, конечно, знала обо всем с самого начала; Роджер и Эдит многое выяснили этим утром, но Билли и Марджи не обладали ни должной информцией, ни знаниями, чтобы действительно оценить ситуацию. Их вопросы здорово мешали проводить совещание, но только Роджер позволял себе проявлять нетерпение. Но поскольку даже он не выражал напрямую свое презрение к невежеству младших, общий тон беседы оставался мирным, и в результате удалось принять несколько важных решений.

— Мне кажется, — сказал мистер Винг, — что у этих существ — их даже можно назвать людьми, благо мы теперь приблизительно представляем, на что они похожи — так вот, теперь у них взялись за работу ученые. Мне совершенно непонятно, почему они так долго медлили…

— Посмотри как-нибудь на снимок Млечного Пути, и ты поймешь, в чем дело, — вмешался Дон.

— Так оно или не так, но это может оказаться для нас полезно. Теперь вниз, без сомнения, будут спускаться исследователи и аппаратура. И вряд ли они сильно удивятся, если некоторая часть последней пропадет. Я не хотел бы учить своих детей дурному, но я был бы очень рад, если бы нам удалось утащить какой-нибудь из приборов и разобрать его.

— Как я понимаю, ты больше не боишься, что спугнешь их, — миссис Винг произнесла это как утверждение, а не как вопрос.

— Нет. Я не в состоянии повлиять на их решение — продолжать торговлю или нет. Возможно, это зависит от того, что удастся добиться их ученым. Меня это не слишком расстраивает: табак им явно очень нужен, а я сильно сомневаюсь, что он будет расти на какой-либо другой планете. Конечно, я чувствовал бы себя гораздо увереннее, если бы знал, для чего он им нужен. Я как-то привык к мысли, что они курят его, как и мы, но с учетом того, что мы узнали об их нормальной температуре, это кажется маловероятным.

Но вернемся к делу. Любой, кто будет с ними говорить, может предложить им спустить второй передатчик, возле нашего дома, чтобы они могли приземляться тут, рядом. Я не вижу никакого смысла проходить пять миль туда и пять миль обратно каждый день только для того, чтобы просто поговорить. Кстати, Роджер, не окажется ли, что мы произведем на них лучшее впечатление, если сами будем изучать их язык, а не учить их нашему?

— Может быть. Я не задумывался.

— А как насчет торговли, папа? — спросил Дон. — Все будет как раньше или, может, мы попробуем передавать наш товар через этих исследователей?

Отец немного подумал.

— Лучше придерживаться прежнего порядка, — сказал он наконец. — У нас нет никакой уверенности, что торговцы и ученые работают вместе, а было бы очень жаль расстраивать наших покупателей. Возможно, когда мы завтра пойдем на встречу, тебе стоит подойти к передатчику и послать сигнал. Лучше будет захватить с собой пачку сигарет. Конечно, обычно они отвечают дня через два-три, но если торговцы работают вместе с этими учеными, то в этот момент они могут оказаться гораздо ближе. Так что лучше подготовиться к тому случаю, если они ответят сразу.

— Ты хочешь сказать, что я должен буду, если понадобится, оставаться возле передатчика целый день?

— Гм… этого не надо. Поболтайся там немного, а затем возвращайся к нам. Оттуда можно будет увидеть, если спустится еще одна торпеда — там по прямой не более двух миль, так что у нас есть все шансы ее заметить.

— Хорошо. Я подаю сигнал, а остальные в это время общаются, пытаясь предложить опустить еще один коммуникатор — если, конечно, нам удастся в достаточной степени освоить их язык, чтобы передать эту мысль, — тут Дон неожиданно сменил тему. — Папа, у меня только что появилась новая идея. Ты сказал, что между сигналом и прибытием торпеды проходили неодинаковые промежутки времени?

— Верно. Не меньше двух дней и не больше трех.

— Ты не мог бы сообщить мне даты, когда ты подавал сигналы, с указанием моментов прибытия? Чем больше, тем лучше. Думаю, что с их помощью я смогу кое-что просчитать.

Мистер Винг ненадолго задумался.

— Кое-что я помню. Думаю, что мне удастся восстановить даты за последнюю пару лет, а если получится, то и некоторые более ранние. А что ты с ними собираешься делать?

— Я предпочел бы не говорить, пока не буду более уверен. Так что давай посмотрим, что тебе удастся вспомнить.

С помощью прочих членов семьи, знавших, в какие дни отец отсутствовал — здесь оказался невероятно полезен дневник, который вела Эдит, — удалось получить пару дюжин цифр, которые были достаточно точны, чтобы удовлетворить Дона. Он немедленно поднялся в свою комнату, забрав с собой и эти записи.

После этого разговор постепенно перешел в область чистой фантазии, и к тому времени, как пора было ложиться спать, они придумали немало красивых вариантов на тему того, как живут их огненные гости. Особенно интересными неизменно оказывались идеи Марджи — пусть и за счет их правдоподобия.

Между тем Салман Кен не тратил время на фантазирование. Он еще не закончил разработку плана действий, но ряд идей постепенно выкристаллизовывался у него в голове.

Когда он вернулся на «Кареллу» и вылез из своего неуклюжего скафандра, то сразу поспешил переговорить с Фетом. Поначалу при этом присутствовал Ли, он даже прошел вместе с ними в комнату Кена, где должен был состояться разговор, — но Кен и Фет выразительно переглянулись, и далее их диалог принял скучный профессиональный оттенок. Он был достаточно понятен, чтобы можно было определить, что речь идет о сложных физических и химических вопросах, связанных с хранением семян, если такие сохранились в добытых образцах почвы. Первое время казалось, что Ли все же останется и будет слушать ученых, но внезапно Фет в приступе гениальности стал спрашивать пилота, что тот думает о том или ином узкоспециальном вопросе. Это кончилось тем, что Ордон Ли сбежал от них в рубку управления.

— Не то чтобы он глуп, — сказал Фет, глядя ему вслед, — но он явно чувствует себя несколько неуверенно, когда речь идет о его образовании. Ну, так что ты хотел сохранить в тайне от Драя?

— Подозреваю, — ответил Кен, — что наш работодатель захочет прослушивать запись всего происходившего на Третьей, как только нам удастся наладить с местными хоть сколько-нибудь нормальное общение. У меня есть некоторые идеи относительно того, чем для нас эти существа могут быть полезны, и мне бы не хотелось, чтобы Драй слышал все наши беседы. Поскольку предотвратить прокручивание записей мы никак не можем, я хотел бы знать, можно ли подсоединить меня напрямую к динамику торпеды — так, чтобы звук не был слышен здесь, наверху. Как мне кажется, лучше всего будет, если я смогу включать и выключать передачу звука, когда захочу, чтобы Драй мог получить достаточно информации, но ни в чем нас не заподозрить.

— Думаю, что это реально, — медленно ответил техник. — Но не уверен, что это будет стоить затраченного труда. Не проще ли будет послать с тобой еще один комплект? У тебя в скафандре уже встроены переключатели для передатчика и приемника, поэтому переключаться с одного прибора на другой можно будет когда угодно.

— А они не заметят исчезновение прибора?

— Нет, если только Драй не начнет обращать гораздо больше внимания на техническое обеспечение, чем делал до сих пор.

— Хорошо, так и поступим. Итак, что у нас получается? Я уже предлагал закрепить скафандр на корпусе зонда вертикально, а не горизонтально, чтобы я мог перемещаться вместе с ней, а ним волочь на себе всю эту тяжесть, да еще при такой гравитации. Как обстоит дело с этой идеей?

— Нет проблем. Это довольно просто.

— У этого будет еще одна хорошая сторона. Несмотря на наши опасения, проблемы у меня там возникали только с ногами. А так они не будут касаться земли, что устранит потери тепла через нее.

Другая вещь, о которой я хочу поговорить, — это управление зондом. Возможно ли сделать миниатюрный модуль, при помощи которого я смог бы управлять им сам, а не говорить тебе, куда я хочу передвинуться?

Тут Фет нахмурился.

— Я уже думал об этом, пока водил зонд вслед за тобой в этой вылазке. Если честно, то я сомневаюсь: уменьшить устройство — не проблема, но не с моими теперешними ресурсами и возможностями. Впрочем, я попробую что-нибудь придумать, когда мы вернемся на Первую. Я так полагаю, у тебя нет никаких возражений против того, чтобы Драй услышал последние два предложения?

— Конечно, нет. Они его только порадуют. Думаю, не приходится надеяться, что он сам захочет совершить путешествие туда, пусть даже мы и доказали, что это вполне безопасно?

Фет широко улыбнулся, услышав такое предположение:

— Мы не такие хорошие психологи, чтобы убедить его настолько довериться кому-либо из своих людей. Кроме того, какой в этом смысл? Мы ничего не выиграем, оставив его там, как бы ни приятно было об этом думать. А угрожать ему нет смысла, поскольку ему даже в голову не придет сдержать какие-либо обещания, которые из него таким способом выжмут.

— Я и не ожидал, что от этой идеи будет много толку. Ну ладно, с остальным мы разобрались, так что сейчас нам хорошо бы привезти на Первую образцы и собрать там вегетационную камеру. Если нам удастся вырастить хоть что-нибудь, это на некоторое время утешит Драя.

Зонд, доставивший на «Кареллу» Кена и образцы, был доставлен к краю защитного поля, как только ученый скрылся в шлюзовой камере. Теперь Фет вернулся в рубку управления и стал медленно вести капсулу зонда вдоль всего корпуса корабля — так, чтобы завести его в ангар. После этого Ли по просьбе Кена снова направил корабль к Солнцу. В тысяче миль от поверхности Меркурия торпеду выпустили снова, и Фет посадил ее возле пещер где уже к тому времени стояла телевизионная аппаратура, с помощью которой можно было контролировать посадку. Он рассчитал все так, чтобы нос зонда примерно на три фута оказывался на свету, а остальная часть находилась в тени огромной скалы. Это, как решил техник, должно было обеспечить необходимую температуру хотя бы на несколько ближайших часов.

Как только «Карелла» приземлилась, они с Кеном помчались в мастерскую. Там быстро бы собран квадратный металлический ящик около ярда в диаметре и два фута высотой. Фет тщательно заварил все швы и проверил их в условиях полного атмосферного давления. Сверху ящик получил стеклянную крышку, закрепленную кремниевым вакуум-герметиком, непременно имевшимся на любом космическом корабле. После чего приспособление вновь было протестировано в условиях атмосферного давления, соответствовавшего 1250 миллиметрам ртутного столба на земном барометре. Они как раз занимались изготовлением второго ящика аналогичной конструкции, но больших размеров, когда появился Драй. Он наконец-то заметил, что корабль вернулся.

— Как я понял по рассказу Ли, вам удалось-таки поговорить с аборигеном. Неплохо, очень неплохо. Вы что-нибудь выяснили насчет того, как они получают свой тафак?

— Мы еще не слишком хорошо знаем их язык. — Фет изо всех сил старался избежать сарказма в голосе. — Сейчас нас интересует немного другая линия исследований, — он показал на частично сделанную камеру. Драй нахмурился, пытаясь понять предназначение этой конструкции.

— В этом небольшом помещении мы надеемся воспроизвести условия Третьей планеты. Это пока только эксперимент. Берем большой ящик, помещаем в него малый, а из пространства между ними откачиваем воздух. Фет говорит, что один из серных гексафлюоридных рефрижераторов, который он собрал несколько лет назад, сможет поддерживать в получившейся таким образом камере достаточно низкую температуру. А у нас есть достаточное количество воздуха с этой планеты, чтобы наполнить подобный объем с нужным давлением пару раз.

У Драя был все еще озадаченный вид.

— Но разве там не слишком мало места? Ли говорил, что, судя по вашим описаниям, аборигены имеют примерно пять футов ростом. Кроме того, я впервые слышу об этом плане.

— Аборигены? Вроде бы вы хотели, чтобы мы выращивали для вас местную флору. Зачем нам здесь эти существа?

Лицо босса прояснилось.

— А, я понял. Не знал, что вы уже привезли оттуда растения. Хотя я сейчас немного подумал, и это кажется не такой плохой идеей — привезти оттуда парочку местных жителей. Если их раса цивилизованна, мы можем получить за них огромный выкуп тафаком. И кроме того, когда в пещере будут созданы подходящие условия, мы можем держать их там, чтобы они ухаживали за тафаком и потом его собирали. Спасибо за идею.

— Пока что я не знаю, насколько развиты эти аборигены, — ответил Кен. — Но я не думаю, чтобы они были настолько глупы, чтобы забраться в клетку, которую мы можем для них соорудить. Если вы не возражаете, эту идею мы отложим как последнее средство — у нас и так будет сейчас достаточно проблем с помещением почвы и семян в этот контейнер, не подвергая их при этом воздействию нашей атмосферы или вакуума. А засунуть в одну из пещер аборигена будет в сто раз сложнее.

— Да, возможно, вы правы. И все же я думаю, что таким путем мы получим куда больше тафака.

— Несомненно, если только там и впрямь существует развитая цивилизация. Но я не понимаю, на что вы жалуетесь, — честное слово, вы получаете тафак за совершенно мизерную плату.

— Дело не в цене, дело в количестве. Мы получаем всего пару сотен цилиндров в год — в один год Третьей планеты. Это не позволяет совершать сколько-нибудь крупные операции. Ну что ж, делайте то, что считаете нужным, — разумеется, если вам удастся убедить меня в том, что это и впрямь наилучший вариант.

На этом он улыбнулся и ушел. Фету с Кеном его улыбка совершенно не понравилась. Фет беспокойно поглядел вслед боссу, попытался было вернуться к своей работе, но затем снова остановился, виновато взглянул на Кена и вышел из мастерской вслед за Драем. Ученый вспомнил, что в последний раз Фет получал свою дозу как раз незадолго до него.

Это заставило его призадуматься — когда же ему самому потребуется следующая порция. Фет сказал, что интервал равен примерно пяти-шести саррианским дням (каждый из которых равнялся приблизительно тринадцати земным часам). Около половины суток заняли разговоры, проверка скафандров и путешествие к Третьей, еще сутки — последнее тестирование скафандров и высадка с неожиданной встречей. А с тех пор прошло еще полдня. Что до будущего… запланированная встреча с обитателями Третьей наступит только через день. Трудно оценить, насколько она затянется, но пара суток в запасе у него еще есть. Кен отбросил эти мысли и вернулся к наполовину законченной камере.

Профессиональным сварщиком он не был, но образцы, терпеливо поджидавшие в паре тысяч миль отсюда, долго не протянут, а он понятия не имел, надолго ли отключится Фет. Поэтому Кен взял горелку и вернулся к обработке внешнего ящика. Он уже видeл, как Фет использует тестовую аппаратуру, и оказался приятно удивлен, когда сделанные им швы успешно прошли испытания. К сожалению, больше он ничего сделать не мог: техник не оставил никаких чертежей, и Кен не имел представления, как тот собирается устанавливать в камере рефрижераторы и насосы. Поэтому ему пришлось прекратить работу и задумался над проблемой, о которой он уже сказал Драю: как поместить образцы в эту камеру, когда она будет окончательно собрана.

Некоторое время он пытался придумать способ дистанционного управления крышкой, пока внезапно у него в голове не родилось решение. Он яростно пнул себя (ноги с двойными коленями это позволяли) — почему не подумал об этом раньше? Затем он заставил себя расслабиться, и все время до возвращения Фета провел в самом близком ко сну состоянии, какое только было возможно для его расы.

Техник вернулся чуть меньше чем через четыре часа. Он хорошо выглядел: у тафака явно не было неприятных побочных эффектов, даже после многолетнего использования. Это было приятной мыслью.

Кен показал ему, что успел сделать с камерой за время отсутствия техника, и Фет выразил свое одобрение. Он, однако, заметно расстроился, когда Кен объяснил ему свой план по заполнению этой конструкции. Как оказалось, у него имелся свой.

— И чего ради мы сделали такую глупость — собрали образцы прежде, чем соорудили место, где их будем держать? — сказал Кен. — Мы рискуем загубить их еще в контейнерах и создаем себе дополнительные проблемы с переноской. Гораздо разумнее было бы сначала сделать такую штуку, а потом взять ее с собой на Третью и наполнить прямо на месте. И о чем мы думали?

— Если ты действительно ждешь ответа, могу сказать: мы просто очень торопились побывать там, — последовал ответ Фета. — Так ты собираешься бросить те образцы, которые мы уже привезли?

— Надо проверить их температуру. Если она все еще в пределах разумного, мы можем взять их с собой на Третью и там произвести перенос. Было бы интересно посмотреть, как семена переживут такую поездку — хотя если они не взойдут, мы не сможем сделать никаких выводов.

— Ты мог бы поискать что-нибудь похожее на семена с микроскопом, — предложил Фет, на мгновение забывшись.

— Да, но мне что — жарить объект исследования или замораживать наблюдателя? — выразительно поинтересовался ученый.

В итоге Фет оставил эту тему. Вместо этого он вернулся к работе, и постепенно под его умелыми щупальцами камера начала обретать форму. И рефрижератор, и насос оказались чрезвычайно маленькими по размерам, их техник надежно прикрепил к боку получившегося ящика. Управлять ими было несложно: насос включался и выключался рычажком, а у рефрижератора имелся диск термостата.

— Его я еще не откалибровал, — кивнул Фет. — Внутрь я встрою термометр, который будет виден через крышку, так что надо будет поворачивать рукоятку, ориентируясь на его показания.

— Сойдет. Учитывая, в каких условиях ты эту штуку собирал, работу можно назвать просто великолепной. По-моему, извиняться тут не за что.

У них оставалось еще несколько часов до назначенной встречи на Третьей планете, за которые удалось немного отдохнуть и даже поболтать. И все это время у Кена в голове конструировался план действий. Попутно они обсудили любопытные особенности Ледяной планеты. Фет порылся по шкафам и сообщил, что не нашел там ничего пригодного для устройства переносного управления зондом для Кена. И на сей раз наступила очередь техника ругать себя последними словами: ученый предложил ему воспользоваться проводами — он, Кен, совершенно не настаивает на том, чтобы управление осуществлялось по радио. Словом, через полчаса у находящейся в мастерской торпеды появился длинный кабель, торчащий из маленького отверстия в корпусе. На конце кабеля находилась маленькая коробочка с дюжиной штырьков. Покрутив их, Кен убедился, что теперь направлять зонд куда надо не составит для него большой проблемы.

— Похоже, мы оба обладаем талантом не замечать очевидные вещи, — сказал он наконец. — Но не пора ли нам готовиться к отправке?

— Думаю, да. Между прочим, поскольку у тебя не будет возможности видеть показания приборов торпеды, давай лучше я буду производить посадку сам. А потом ты уже можешь делать там что угодно.

— Да, это будет лучшим вариантом. Я не смогу точно определить высоту или скорость, будучи в трех тысячах миль над поверхностью.

Они надели скафандры и отнесли аппаратуру на «Кареллу». Вегетационную камеру пришлось оставить в шлюзе, поскольку ее в любом случае предстояло прикреплять к зонду. Ли вскоре обнаружил ее там и отпустил едкий комментарий относительно любителей заваливать выход из корабля. Кен послушно затащил ящик в коридор, а Фет отправился в рубку управления, чтобы завести модернизированный зонд в ангар.

Они были готовы к отправке и упустили из виду только одну вещь. Какую — оба осознали только за минуту до отлета, когда из здания станции появилась еще одна фигура в скафандре, движущаяся к шлюзу корабля. Ли, для которого это явно не было неожиданностью, терпеливо ждал, и вскоре Ладж Драй вошел в рубку управления.

— Если ваша аппаратура уже на борту, мы можем взлетать, — сказал он.

Кен ничего не ответил — только кивнул пилоту.

16

Кен, уже наполовину забравшийся в скафандр, отчаянно жестикулировал щупальцами, пытаясь завершить свою мысль.

— Если вы считаете, что я не знаю, о чем говорю, зачем вы меня тогда нанимали? — вопрошал он. — Я, как могу, пытаюсь достать растения. Да, наша камера очень невелика — но там внизу есть растения, которые и в этот корабль не влезут. Хотите — верьте, хотите — нет. Я ничуть не лучше вас представляю, на что похож растущий тафак, но в отличие от вас, я не столь уж уверен, что это — растение. И выкиньте из головы идею, что я собираюсь набивать растения в этот ящик, пока они не задохнутся. Постарайтесь проявить хоть немного терпения. Сарр исследовали две тысячи лет, хотя исследовать его было куда проще, — тут он снова стал забираться в свой металлический панцирь.

— Вы будете делать то, что вам говорят, Салман Кен. Я уже говорил, что мне все равно как. Но если мы не начнем выращивать тафак в разумное время, кое-кому придется плохо.

Ответ Кена донесся несколько глухо, из скафандра торчала только его голова.

— Конечно, вы способны это сделать — я ничем не могу помешать вам. Но честное слово, если вы оставите меня в покое и дадите нормально работать, толку будет куда больше. Ну, подумайте же наконец — кто знает об этой планете больше всех? — он сделал паузу, слишком короткую, чтобы вопрос можно было считать не риторическим, затем продолжил: — Конечно, местные жители. Они не просто знают планету — они живут на ней и даже представляют, как добывать тафак, раз уж регулярно продают его вам. Вам придется как следует потрудиться, чтобы убедить меня, что есть лучший способ узнать нужные нам вещи, нежели спросить их у аборигенов.

— Но учить язык — это так долго!

— Верно. А исследовать двести миллионов квадратных миль территории — еще дольше. И это если сбросить со счетов те три четверти поверхности, которые вы называете равнинами. А делать это пока рано — вдруг эти аборигены в хороших отношениях с тамошними жителями и покупают тафак у них? Как быть с таким вариантом? Я понимаю, что вам в свое время исследования этих равнин встали поперек горла — сколько там торпед вы потеряли, девятнадцать из девятнадцати или двадцать из двадцати? В любом случае процент впечатляет.

— Но если они не захотят, чтобы мы знали, где он добывается? Им же невыгодно, чтобы мы получали его где-то сами, а не платили им.

— Это было бы разумным подходом с их стороны. И у них могут возникнуть такие подозрения. Я никогда не отрицал, что понадобится проявить некоторый такт. Если вы сомневаетесь в моих способностях сделать это, я повторяю — займитесь этим сами. У нас есть еще скафандры. Я в любом случае собираюсь еще раз отправиться туда для исследований, и на этот раз вы можете присоединиться ко мне — зонд с легкостью доставит и оба скафандра, и камеру.

— Может быть, я и не гений, но с ума еще не сошел. У меня будет там представитель. А если я сочту, что вы недостаточно тактичны — можете не возвращаться.

— А скафандр вам не нужен? Я полагал, что они довольно дорогие, — мягко сказал Кен и с громким звяком надел на голову массивный шлем.

Фет, молча слушавший все это, закрепил эту последнюю деталь экипировки. Он был слегка расстроен: сам он уже много лет не пытался разговаривать с Драем в таком тоне — о последней попытке у него остались крайне неприятные воспоминания. Конечно, он знал, чего ради Кен нарывается: ученый старался рассердить Драя, чтобы направить все подозрения в другом направлении. Именно в том, которое было нужно Кену. Фет заметил про себя, что эта часть разговора была проведена блестяще. Тем не менее очень ему не нравилось выражение лица Драя, когда тот устроился поближе к радиоаппаратуре.

От этих мыслей ему пришлось отвлечься, когда Кен из воздушного шлюза сообщил о том, что закрепился.

— Сейчас я попробую выбраться отсюда с помощью своего пульта управления и немного поманеврирую возле корабля, чтобы оценить свои возможности, — добавил он. — Мне легче будет привыкнуть к этой штуке, когда надо учитывать только инерцию и нет еще никакого веса.

— Хорошо, — ответил Фет и убрал щупальца со своего пульта. Одним глазом он следил за приборами, другим — косился в ближайший иллюминатор. Через несколько секунд там появилось сигарообразное металлическое тело; оно металось туда-сюда, и прикрепленная к нему неуклюжая фигура ученого болталась где-то в районе носа, а ближе к корме виднелся квадратный ящик вегетационной камеры — она тоже не влезла в грузовой отсек. Похоже, Кен без труда управлял этой чудовищной конструкцией. Наконец он сообщил, что можно отправляться.

— Хорошо, — ответил Фет. — Я начинаю. Переведи переключатели в нейтральное положение — там не перекрестное соединение, и импульсы будут складываться. Кстати, я поместил в грузовой отсек все, что надо.

Первый зонд с находящейся в нем серией образцов был поднят прямо с Меркурия, и Ладж Драй об этом знал; Фет надеялся, что тот не заметит особого ударения на слове «все». Механик тоже разместил там дополнительную радиоаппаратуру, но сделал это в самый последний момент, не успев сообщить об этом Кену. Он мог лишь надеяться, что тот умеет обращаться с подобной аппаратурой.

Кен, со своей стороны, не понял, на что намекает Фет. Он в это время пытался успокоить нервы, помня, каким трудным оказался спуск в прошлый раз. На сей раз у него это получилось лучше — в основном потому, что одновременно приходилось думать о проблемах, с которыми он столкнется, когда спустится. А проблем будет немало.

Найти место предыдущей встречи оказалось несложно, хотя Фет опустил зонд не совсем точно. Было еще слишком рано: солнце только-только взошло из-за гор. Что ж, тем лучше. Кен сообщил Фету о своей успешной посадке, объявил, что берет управление на себя, и занялся делом.

Сперва он провел зонд вниз по холму — туда, где начиналась более-менее густая полоса растительности. Прежде чем предпринимать дальнейшие действия, он убедился, что полоска эта отделена от остальных — реакция местной растительности на прикосновение горячего металла произвела на него большое впечатление, а воображение у Кена было богатое. Затем он опустил зонд так, что камера оказалась почти у самой земли, и отцепил ящик. Двойная крышка распахнулась без труда: Фет учел все возможные эффекты низкой температуры. Работа пошла.

Он извлекал кусочки земли из грузового отсека и помещал их в ящик, все — в одну его часть. Используя полосу металла, взятую специально для этой цели, Кен превратил темную груду в слой дюйма три толщиной и в фут шириной, расположив его вдоль одной из стенок контейнера, после чего начал использовать этот кусок металла как лопату. Маленькие кустарнички, куски мха и другие растения извлекались из земли; ученый тщательно избегал прикасаться ими к своему скафандру, а металлическую полосу регулярно клал на землю, давая ей остыть. Он рассмотрел различные виды корневых систем и осторожно выкопал еще немного земли с тех мест, откуда брались растения, чтобы в ящике под ними оказалось достаточное количество почвы. Полученные экземпляры один за другим он отправил в камеру, разместив их слишком плотно, чтобы это удовлетворило садовода с Земли, но зато закрепив их в почве достаточно надежно, чтобы они стояли так же прямо, как и раньше. Пару раз он с тоской смотрел на более крупные кусты, но здесь пришлось сдаться. Они были слишком высокими, а первая же проверка показала, что их корни слишком глубоки и длинны.

Он заполнил примерно два квадратных фута из шести, когда наконец-то появилось семейство Вингов. Роджер и Эдит шли впереди остальных; возможно, младшие бежали бы с ними — но они уже проделали далекий путь и успели заметно устать, поэтому двигались вместе с родителями.

Кен не услышал их приближения — микрофон в торпеде был не слишком чувствителен, а Роджер на сей раз не окликнул ученого сразу. Вместо этого дети подошли как можно ближе, чтобы посмотреть, что он делает. Понять это было несложно, но лишь удовлетворив свое любопытство, Роджер поздоровался.

— Вы сегодня рано.

— Почему ты не сказал мне, что они идут? — рявкнул из громкоговорителя голос Ладжа Драя.

— Я их не видел, я работал, — негромко ответил Кен. — А теперь, если вы надеетесь наладить хоть какое-то общение, то помолчите, пожалуйста. Они не могут определить, я это говорю или кто-то другой, так что лишние голоса будут только сбивать их с толку, — он замолчал и стал внимательно смотреть, как приближаются остальные люди. Его слегка удивили размеры мистера и миссис Винг; чуть подумав, он предположил, что те существа, которых он увидел первыми, были еще не до конца развившимися особями. Взрослые производили куда большее впечатление, если придавать значение размерам. По оценкам Кена, они должны были быть примерно на четверть тяжелее среднего саррианина — если предположить, что аборигены действительно заполняли всю свою странную одежду целиком, а их тело имело сравнимую плотность. Старшие аборигены вели себя явно более уверенно, преисполненные достоинства и серьезности, какие, по его наблюдениям, не были характерны для молодых особей. Впервые Кен всерьез подумал, что обитатели Земли и впрямь цивилизованные существа.

Действия самого крупного из них явно свидетельствовали о разумности и последовательности. Мистер Винг не стал тратить время. Он присел перед Кеном, вытащил блокнот, в котором выписал слова, уже знакомые инопланетянину благодаря Роджеру, и быстро перебрал их. Произнося каждое слово, он внимательно глядел на Кена, и тот указывал при этом на соответствующие предметы. Удовлетворенный достигнутым, человек занялся обучением языку с такой целеустремленностью и последовательностью, что Кен стал воспринимать его своим коллегой задолго до того, как им удалось наладить нормальное общение. Последнее было достигнуто отнюдь не сразу, но гораздо быстрее, чем можно было бы предположить. Как не раз подтверждали сторонники «базового английского», большинство повседневных бесед вполне сводятся к использованию менее чем тысячи слов. Текущая ситуация, правда, была отнюдь не повседневной в любом смысле этого слова, но миссис Винг обладала талантом быстро рисовать, а дети были готовы продемонстрировать практически любые нужные действия — и в результате обе стороны остались весьма довольны ходом дел.

Поскольку Кен все это время стоял на одном месте, тепло его ног здорово нагрело камень, и только через три часа он почувствовал первое прикосновение холода. Вслед за этим он внезапно осознал, что с момента появления аборигенов ничего не сделал для наполнения ящика для растений. Вежливо подождав, пока мистер Винг закончит очередное объяснение, он указал на пустое место в ящике. Человек в ответ кивнул и показал на что-то позади него.

С момента начала урока Кен не обращал никакого внимания на деятельность малышей; он предположил, что они играют, как это свойственно и детям его расы. Сейчас же он с удивлением увидел, что на камне невдалеке от ящика разложено несколько десятков растений различной формы и размера. Дети явно увидели, чем он занимается, и решили помочь. Еще больше он удивился, когда обнаружил, что среди экземпляров не было одинаковых. Похоже, эта раса с младенчества неплохо соображает — во всяком случае, он не заметил, чтоб кто-либо из взрослых давал указания. Выразив благодарность, он неуклюже начал класть растения в ящик при помощи своей металлической полоски. Подняв первое из них, он указал на него свободным манипулятором и сказал:

— Слово!

Все, поняли, что он имеет в виду, и Роджер немедленно ответил:

— Папоротник.

Понаблюдав некоторое время за неловкими движениями инопланетянина, мистер Винг жестами предложил ему отойти от ящика и распорядился, чтобы дети занялись делом. Кен следил за ними с огромным интересом, впервые оценив, насколько эффективно устроены человеческие хватательные конечности. Пальцы особенно ловкие у девочек, сажали растения в приготовленную землю с такой скоростью и легкостью, какая ему была бы недоступна даже без проблем с неуклюжим скафандром и разницей температур. Каждый раз, поднимая новое растение, они сообщали его название. Позже оказалось, что иногда одно и то же имя относилось к растениям, имевшим лишь очень приблизительное сходство, а то и никакого сходства вообще. Он понял, в чем дело, далеко не сразу, хотя ему уже было известно, что местный язык включает как частные, так и общие понятия.

Всего через несколько минут коробка была заполнена аккуратно посаженными растениями — и за все это время Кен ни разу не столкнулся с тем самым словом, которое так нужно было вслушивающемуся в происходящее Драю. Кен этим был очень доволен: упоминание местными тафака, когда Драй мог это услышать, сильно повредило бы планам, зарождавшимся в его голове.

Хотя он и вытаскивал из грузового отсека контейнеры с взятыми в прошлый раз образцами, дополнительный радиопередатчик, подложенный Фетом, обнаружился только когда Кен клал пустые емкости на место. В первый момент он страшно разозлился и на себя, и на техника — поскольку к тому времени совершенно позабыл последние слова, сказанные тем перед высадкой. Затем он решил, что это даже к лучшему. Если Драй слушал все время, с начала урока языка, он теперь наверняка уже убедился, что Кен не пытается вести какую-то свою игру — никаких подозрительных пауз не было.

Пока он думал обо всем этом, мистер Винг тоже предавался размышлениям. Было совершенно ясно, что инопланетянин — имен друг друга они еще не знали — собирался отправляться обратно. Прогулка оказалась для всей семьи довольно приятной, но проделывать такой путь каждый день будет не слишком-то Удобно. Кроме того, дома есть гораздо больше предметов, которые можно использовать для обучения языку. Похоже, сейчас имеет смысл сделать то, о чем они вчера говорили на семейном совете: убедить инопланетян приземляться ближе к дому.

Когда Кен вернул на место все пустые емкости и закрепил камеру на корпусе зонда, он обнаружил, что самый крупный из аборигенов держит в руке аккуратно нарисованную, но совершенно непонятную схему и явно хочет довести до него какую-то мысль.

Только через несколько минут Кену удалось разобраться, что именно представлено на этой схеме, хотя общую идею он уловил довольно быстро. Труднее всего было осознать понятие масштаба. Но в конце концов инопланетянин все понял; пару минут он потратил на то, чтобы подробно описать карту Фету, чтобы ее можно было потом изучить и воспроизвести, а затем сказал мистеру Вингу «да».

— Завтра — следующий день после сегодня — здесь, — повторил человек, и Кен кивнул головой (он не слишком удивился, обнаружив, что звуковой язык у этих существ зачастую сопровождается и жестами).

— Здесь, — он указал на ту же точку на карте кончиком своего манипулятора, и бумага в этом стала месте коричневой прежде, чем он успел отдернуть его. Затем он вдруг вспомнил: — Не завтра. Не следующий день после сегодня. Два дня.

Мистер Винг нахмурился.

— Не завтра?

— Нет. Два дня. Сейчас идти. Холодно.

Тут Салман Кен повернулся, вытащил из грузового отсека второй комплект радиоаппаратуры, положил его на землю, сказал «Принести!» и снова начал прикреплять себя к торпеде — в первый раз ему пришлось отцепляться обратно, когда он обнаружил, что не может из такого положения дотянуться до грузового отсека.

Пока он этим занимался, аборигены, к счастью, ничего не говорили. Мистер Винг был просто слишком ошеломлен таким поворотом дел, и даже дети наблюдали за инопланетянином с некоторым изумлением. В мертвой тишине Кен поднялся в воздух, и тут наконец младшие дети вспомнили правила вежливости и закричали ему вслед: «До свиданья! До свиданья!» Кен уже плохо слышал слова, но смысл угадать было нетрудно.

Вернувшись на «Кареллу», он стал возиться с камерой, затаскивая ее внутрь. Пространство между крышками уже было заполнено вакуумом — это он обеспечил еще в космосе, открыв небольшой клапан. Теперь Кен активировал рефрижератор и долго не сводил глаз с термометра, пока не убедился окончательно, что всякие колебания температуры прекратились. Только тогда он вместе с Фетом занялся прослушиванием звукозаписывающей ленты, чтоб убедиться, что он правильно запомнил ту сотню слов, которые выучил во время своего короткого путешествия. Ладж Драй, к немалому удивлению Кена, вмешиваться не стал — хотя Фет сказал, что босс внимательно слушал все, что происходило на планете. Во время прослушивания ленты Кен сумел сообщить технику, что он сделал с дополнительным радиоаппаратом, и тот согласился, что это была неплохая идея. Теперь можно было не опасаться, что Ладж Драй устроит досмотр содержимого торпеды.

Похоже, речь Кена, произнесенная им перед отправлением, оказалось гораздо более убедительной, чем он сам ожидал. Он паже слегка удивился тому, что босс не насел на него сразу по возвращении — но потом понял: Драю ужасно хотелось сделать именно это, но его остановил страх опять наделать глупостей. Как только Кен и Фет прекратили совещаться, Драй тут же оказался рядом с исследователями, преисполненный стремления найти какие-то зримые подтверждения тому, что он слышал по радио.

— Мне действительно позарез нужен фотографический аппарат, чтобы дать вам представление о том, как они выглядят, — сказал Кен. — Я, кажется, ошибся насчет размеров: в первый раз, судя по всему, я увидел детей. Взрослые заметно крупнее нас. Я не думаю, что возникнут серьезные проблемы с языком, к тому же эта компания явно склонна к сотрудничеству, — и он рассказал о том, как ему помогли собрать коллекцию растений.

— Я как раз на нее смотрю, — заметил Драй. — Как я понимаю, среди них нет того, что нам нужно?

— Нет — разве что у них существуют разные названия для растения и конечного продукта. Когда они их помещали сюда, они говорили мне их названия, и вы тоже бы услышали слово «тафак».

Драй ненадолго задумался, потом заговорил снова:

— Дети, да? Возможно, если вы займетесь детьми и как-нибудь избавитесь от взрослых, это облегчит вам дело. Детей будет легче обмануть.

— У меня уже появлялись подобные идеи, — сказал Кен. — Возможно, имеет смысл спустить вниз еще несколько подобных ящиков. Дети могли бы их наполнить, пока я занимаюсь языком, а затем, когда они с этим закончат, я получу возможность обсудить это с каждым из них. Но из этого может что-нибудь выйти, только если только родители не вмешаются.

— Родители? Вы уверены?

— Нет, конечно, просто это наиболее вероятно. Так как вам моя идея?

Думаю, вполне разумно. Вы успеете изготовить к следующему утру нужное количество контейнеров?

— Я собираюсь отправиться несколько позже. Фет рассказал мне об обычных эффектах тафака, и опасаюсь, что в ближайшее утро просто не смогу там появиться.

Драй мысленно произвел какие-то подсчеты.

— Возможно, вы правы. Надо будет вернуться на Первую за вашей дозой. Я как-то не люблю таскать это вещество туда, где оно может попасть не в те руки, — он усмехнулся, и что-то в его улыбке каждый раз заставляло Кена все больше и больше ненавидеть Драя.

17

— Папа, как ты ухитрился соорудить это?

Дон огромными глазами смотрел на саррианский радиоприемник — все, что осталось после визита Кена к тому времени, как юноша, подав сигнал, вернулся назад. Роджер хихикнул.

— Он не сооружал этого. Он весь вечер обучал инопланетянина английскому языку, а уходя, тот обернулся и положил эту штуку на землю. Сказал «Принести!» и улетел. Папа, как по-твоему, что это такое?

— Мы не сможем узнать точно, пока он не вернется. Возможно, это прибор или его часть, которым инопланетянин собирается воспользоваться в свой следующий визит. А возможно — это подарок, в благодарность за то, что вы помогли ему собрать этот гербарий. Думаю, нам следует взять его с собой и не трогать его, пока его хозяин не появится снова.

— Но если он не вернется и послезавтра…

— Роджер, я знаю, что любопытство — болезнь тяжелая, сам он нее страдаю. Но я все же полагаю, что в этом новом виде обмена большего добьется самый осторожный, умеющий держать козыри в рукаве до последнего момента. Мы все еще не можем быть уверены, что единственной целью всех этих исследований не является попытка избежать необходимости платить за табак. В конце концов, с какой стати он начал именно с растений? Здесь он мог бы обнаружить много других интересных вещей.

— Если он действительно так отличается от нас, как кажется, то с чего он вообще решил, что табак — это растение? — возразил Роджер. — При такой температуре, как у них, сигареты не могли протянуть достаточно, чтобы их можно было изучить с помощью микроскопа или как-нибудь иначе. А сама сигарета на растение не похожа.

— Верно, — согласился с ним отец. — Но я только сказал, что не знаем, что ему надо. Другое дело, что эта возможность маловероятна.

Как ни странно, Кена тоже посещали подобные мысли, и поэтому в свой следующий визит, опустившись на поляну возле дома мистера Винга (на сей раз с четырьмя контейнерами для сбора всякой всячины), он попытался объяснить, что в один из них не снабженный рефрижератором, он хочет поместить минералы. Показав на другой, он сказал:

— Вещи — хорошо — горячо — холодно. Винги переглянулись, затем Эдит предположила:

— Тебе нужно то, что хорошо и горячим, и холодным? Вещи, для которых не нужен рефрижератор?

Кен мало что понял из этой фразы, но снова попытался объяснить:

— Да. Горячо, хорошо.

Он все еще висел в паре футов над землей — на сей раз груз был закреплен так, что его можно было отцепить, не спускаясь для этого на твердую поверхность. Когда же Кен ступил на землю, события замелькали одно за другим.

Как это обычно для вечнозеленых лесов, земля здесь в основном была покрыта сухой хвоей. Вокруг дома ее по большей части подмели, но то, что осталось, имело все шансы загореться. Как только нога Кена в скафандре коснулась почвы, появилось облако дыма, и только то, что ученый мгновенно отдернул ногу, не дало огню вспыхнуть по-настоящему. И все же люди не чувствовали себя в безопасности, пока Роджер не плеснул на это место воды из ведра.

Это вызвало новые вопросы. Кен в жизни не видел воды, а также никогда не сталкивался с устройством, способным выдавать, казалось бы, неограниченное количество жидкости. Кран, из которого наполняли ведро, заинтересовал его чрезвычайно: по его просьбе, состоявшей наполовину из жестов, а наполовину из английских слов, Роджер набрал еще одно ведро, поставил его на цементную площадку у подножия крыльца и отошел. Кен, получив возможность исследовать объект, не будучи в контакте с чем-нибудь еще, занялся этим с почтительного расстояния. Под конец он опустил кончик манипулятора в странную прозрачную жидкость. Появившееся от этого облако пара очень напугало его, равно как и резкий холод, проникший сквозь металл, и он поспешно отдернул эахват. Теперь он уже начал подозревать, что представляла собой эта жидкость, и мысленно снял шляпу перед Фетом. Техник (если он и вправду был просто техником) имел-таки голову на плечах.

В конце концов Кена пристроили на находившейся возле дома печи, ящики для образцов поставили на землю, и дети побежали за вещами, которыми их можно было бы наполнить. Снова начался урок языка, и уже через час прогресс был более чем заметен.

К концу этого времени обе стороны, к своему удивлению, оказались способны обмениваться вполне осмысленными предложениями — пусть грубыми и неправильными, полными лишних описаний, но вполне понятными. Осознав это, мистер Винг даже улыбнулся. Настало время преподнести гостю небольшой сюрприз, а при удаче — получить от него в момент растерянности интересную информацию. Он вспомнил, о чем они с Доном говорили накануне вечером, и почувствовал, что гордится своим сыном-подобная гордость часто делает отцов невыносимыми…

— Ты вспомнил не так уж много дат, папа, — сказал тогда Дон, — но их хватило. Во всяком случае, они хорошо соотносятся с другой информацией. Интервалы между подачей сигнала и прибытием торпед имеют цикл примерно в сто двадцать дней, если брать материал за несколько лет. Конечно, во многие из этих периодов торговля не велась, но цикл получается следующий — два дня, затем три. Сто двадцать дней — это синодический период обращения Меркурия, с такой частотой он догоняет Землю, когда двигается вокруг Солнца. Я вспомнил, где находился Меркурий, когда мы изучали его этой весной, и произвел некоторые подсчеты: быстрее всего торпеда прилетала, когда Меркурий был ближе всего к нам, медленнее — когда он был с противоположной стороны от Солнца, то есть примерно вдвое дальше. По-видимому, торпеды прилетают оттуда, с ускорением примерно в одно с четвертью «же».

Мистер Винг, не имевший никакого отношения к физике, все же прекрасно понял, о чем речь. О таких вещах много писали в связи с самолетами. Он проглядел расчеты Дона — в сущности довольно простые — и согласился с результатами. По его просьбе Дон нарисовал диаграмму, изображающую орбиты внутренних планет Солнечной системы и текущие положения планет. Именно эта схема и была у него сейчас в кармане.

Случилось так, что как раз в тот момент объяснялось слово «дом». Когда мистер Винг счел, что достигнуто достаточное понимание, он решил, что время выложить на стол один из своих козырей.

Сначала он сделал жест рукой, указывая им на все вокруг. «Земля», — сказал он. Саррианин повторил слово, но никак не выразил, что понял, о чем речь. Человек снова повторил слово, топнув при этом ногой по земле; затем он вытащил из блокнота листок бумаги и нарисовал на нем изображение Земли так, как она, по его мнению, должна была выглядеть из космоса. Дополняя объяснения, он взял кусочек глины для лепки, найденный в комнате для игр, и слепил из него шарик. Затем он указал на этот шарик на рисунок и на землю под ногами, каждый раз повторяя слово.

Кен понял. Он подтвердил это, нацарапав на земле другой рисунок, воспользовавшись для этого той самой полосой металла и стараясь дотянуться как можно дальше. В рисунке вполне можно было узнать Солнце и орбиты первых трех планет. Кен понимал, что местные знания в области астрономии могут еще оказаться недостаточными, но его подбадривал тот факт, что аборигены имели представление о форме их мира.

Мистер Винг немедленно выхватил из кармана схему Дона, выглядевшую так же, как и рисунок Кена, — только на ней присутствовали еще и орбита и местоположение Марса. Он назвал Кену каждую из планет и сообщил ему также общее их наименование. Затем у них началась своего рода игра: Кен дорисовал Юпитер и Сатурн, желая знать, насколько местные преуспели в астрономии. Мистер Винг назвал их имена, после чего пририсовал Уран, Нептун и Плутон. Дон, до сих пор не вмешивавшийся в это дело, исправил орбиту Плутона так, чтобы она пересекалась с орбитой Нептуна, и стал торопливо пририсовывать спутники. Поток саррианской речи, хлынувший из громкоговорителя, они приняли за выражение удивления со стороны инопланетянина и остались очень довольны.

Кен и впрямь был несказанно удивлен.

— Драй, вы слушаете? Эти существа — вовсе не дикари. У них, похоже, существует высокоразвитая наука. Они знают о том, что в их системе есть девять планет — а мы обнаружили только шесть — и один из них сейчас мне показывает, сколько у каждой планеты спутников — он даже пририсовал два к Четвертой, а мы их до сих пор не обнаружили. Либо они уже летают в космос, либо у них есть прекрасные телескопы!

— За двадцать лет мы не видели ни одного их космического корабля, — напомнил Фет. Кен не ответил ему, поскольку мистер Винг заговорил снова, показывая на изображение Земли на получившемся рисунке и повторяя ее название.

— Земля — мой дом, — он при этом указал на себя другой рукой, чтобы подчеркнуть притяжательное местоимение. Затем указал пальцем на ближайшую к Солнцу планету: — Меркурий твой дом, — и указал при этом на Салмана Кена.

Реакция его несколько разочаровала — и напрасно, но он не разбирался в выражениях лица у сарриан. Ученый секунд на десять совершенно растерялся; когда же к нему вернулся голос, он обратился не к землянину, а к своим далеким слушателям:

— Я уверен, вам это тоже интересно будет узнать: они в курсе, что мы прилетаем с Первой! По-моему, они полагают, что мы там живем — при нынешних обстоятельствах это не слишком большая ошибка.

На сей раз ответил ему Драй:

— Ты с ума сошел! Ты наверняка сам сказал им это, идиот! Откуда они еще могли это узнать?

— Я им этого не говорил. Вы же все слышали и прекрасно это знаете. И я не понимаю, почему я должен объяснять, как они это выяснили, — я просто сообщаю вам, что в данный момент происходит.

— Так не давай им утвердиться в этой мысли! Отрицай это! Он узнал уже слишком много!

— А чем это плохо? — рассудительно спросил Кен.

— Но если они умеют летать в космос… нам же не нужно, чтобы они заявились к нам! Проклятие, я держал это место в секрете двадцать лет!

Кен решил не указывать на слабые места в рассуждениях босса. Он просто сказал:

— Мы понятия не имеем, насколько они уверены в своих знаниях, так что отрицать все сейчас было бы просто глупо. Если они знают это точно, они поймут, что я лгу, и будет только хуже.

Драй не ответил, и Кен опять обратился к землянину, который все это время беспомощно прислушивался к беседе.

— Меркурий. Да, — сказал саррианин.

— Ясно. Горячо, — ответил мистер Винг.

— Нет. Холодно, — Кен примолк, подыскивая слова. — Мало горячо. Горячо для ты. Горячо для… растения, для эти, — он повел рукавом. Для я — холодно.

— Если для него даже Меркурий слишком холодный, — пробормотал Дон, обращаясь к отцу, — то он, наверное, вылез прямо из жерла вулкана. Но большинство астрономов уверено, что Меркурий — ближайшая к Солнцу планета. Да и он, как видишь, больше ничего не пририсовал к этой схеме.

— Хотелось бы знать, насколько жаркой должна быть его планета, — согласился отец. Он собирался было снова заговорить с Кеном, чтобы разузнать что-нибудь по этому поводу, но в этот момент из торпеды вновь послышался громкий голос. Даже Кен не смог полностью понять, в чем дело.

— Кен! Этот… — вот все, что успел сказать Фет, после чего передача прекратилась со щелчком, означавшим обрыв связи. Кен несколько раз позвал Фета по имени, но не получил никакого ответа. Он замолк, лихорадочно размышляя. По тому, как аборигены посмотрели на него, он заподозрил, что они догадались о наличии каких-то проблем, — но в этот момент его мало интересовали их чувства. Он чувствовал себя водолазом, внезапно услышавшим, что вокруг его воздушного насоса завязалась драка. В таких условиях трудно обращать внимание на что-то еще. Что они там вытворяют? Драй что, решил бросить его здесь? Да нет, даже если наркоделец сочтет, что Кен ему больше не нужен, он не станет терять вместе с ним уйму дорогостоящего оборудования. Кен подозревал, что скорее уж тот предпочтет обречь его на смерть от нехватки наркотика — хотя в этом он мог быть и не прав.

Но что тогда? Или Драй хитрит и специально оборвал связь — надеясь, что Кен чем-нибудь себя выдаст? Вряд ли. Если бы дело было только в этом, Фет как-нибудь исхитрился бы его предупредить — и тогда в словах, которые он успел произнести, не было бы такой явной паники.

Возможно, недоверие Драя — совершенно естественное при текущих обстоятельствах — достигло критической точки, и он решил проверить, что делает его ручной ученый. Но Кен не мог себе представить, чтобы босс доверился скафандру и лично спустился на Третью — сколь бы ни было велико его стремление во всем разобраться.

Но ведь есть и другой способ появиться здесь. Конечно, это не понравится Ли. Возможно, он даже сумеет убедить своего нанимателя, что такой эксперимент чрезвычайно опасен. Наверняка попытается. Но если Драю и впрямь что-то втемяшится в голову, он не станет слушать никаких возражений.

В этом случае над ними в любой момент может нависнуть тень «Кареллы». Тогда совершенно понятна попытка Фета предупредить его, а также резкий обрыв связи. Если все дело действительно лишь в этом, ему не о чем беспокоиться: совесть его чиста, так что Драй может лично наблюдать за происходящим, пока у него глаза не примерзнут к иллюминаторам. Нигде в округе не имелось никаких признаков наличия тафака, хотя дети регулярно прибегали с новыми экземплярами растений, каждый раз сообщая их названия. Сам же Кен пока ничего не предпринял для Реализации своего плана.

Осознав это, он почти расслабился, и тут абориген, с которым он в основном и вел беседу, вытащил сигарету и закурил.

Мистер Винг не собирался делать ничего подобного. Он прекрасно помнил, что эти существа очень высоко ценят тафак, и он не хотел отвлекать ученого от последней темы разговора, которая оказалась столь многообещающей. Собственно, он был бы вполне доволен, если бы это существо сочло, что обменом занимается кто-то совершенно другой. Но привычка победила все благие намерения. Он как раз размышлял о том, что же так сильно взволновало ученого, машинально сделал первую затяжку — и вдруг осознал этот факт.

Саррианин во все глаза смотрел на маленький цилиндр. Сконцентрировать оба глаза на одном предмете для него уже само по себе было необычно — поскольку у саррианина один глаз постоянно двигался, действуя тем самым на нервы Роджеру. Причина была совершенно понятна. Мистер Винг представил, как инопланетянин мысленно перебирает все, что притащил с собой, пытаясь придумать, что бы ему обменять на остатки пачки.

Он был почти прав. Кен прекрасно осознавал, что думать в этом направлении совершенно бесполезно. Настоящей проблемой, самой важной в данный момент, было убрать эту проклятую штуку с глаз долой, пока не явился Драй — если он и вправду собирается явиться. На мгновение Кен задумался, можно ли сейчас воспользоваться вторым радиопередатчиком, который лежал у крыльца. Здравый смысл подсказал ему, что делать этого не следует. Даже если он попросит одного из аборигенов притащить радиопередатчик сюда и отгонит торпеду за пределы слышимости, то все равно не успеет объясниться со своими местными партнерами. Но цилиндрик тафака постепенно таял, и оставалось надеяться, что к моменту прибытия корабля он израсходуется совсем. Если бы Кен мог быть уверен, что на корабле выключен не только передатчик, но и приемник!

Если Драй и вправду сейчас продолжает слушать его, последние несколько секунд молчания могут навести его на подозрения. Но с этим сейчас уже ничего нельзя сделать.

В действительности же благодаря Ордону Ли у землянина было достаточно времени докурить сигарету. Фет попытался предупредить Кена, как только догадался, что намерен сделать Драй, — но стремительное движение щупальца отшвырнуло его от пульта на другой конец рубки прежде, чем он договорил. Когда он поднялся и хотел вернуться на свое место, на него уже смотрело дуло пистолета, дискообразный приклад которого упирался в тело наркодельца.

— Значит, вы двое и впрямь что-то задумали, — сказл Драй. — Что ж, неудивительно. Ли, возьми координаты этого зонда и спускайся к нему.

— Но господин… в атмосферу Третьей? Мы не можем…

— Можем! Вечно ты трясешься над своими двиглами! Этот наш ручной интеллектуал три часа болтался там в инженерном скафандре, а ты мне будешь говорить, что этого не выдержит корпус корабля!

— Но иллюминаторы… и внешние пластины двигателей… и…

— Я сказал, спускаемся! В скафандре тоже есть стекло, а нижние пластины выдержали соприкосновение с поверхностью Четвертой. И не говори мне про угрозу со стороны обитателей равнин! Ты не хуже меня знаешь, что корпус этой колымаги снабжен покрытием даже против радара с частотной модуляцией — не говоря уж о том барахле, которое применяют аборигены. Я за это покрытие заплатил, и с ним мы уже много раз проскакивали через Системный патруль по пути на Сарр. Так что давай, двигай!

Ордон Ли подчинился, но вид у него был просто несчастный. С некоторой надеждой он включил радиокомпас, но тут же снова расстроился — зонд Кена все еще посылал свои сигналы. Пилоту оставалось только направить корабль по навигационному лучу, и Третья планета — пятнышко света в иллюминаторах — постепенно начала увеличиваться в размерах.

Когда на панели вспыхнул тревожный огонек, означавший наличие снаружи атмосферного давления, Ли остановил корабль и с надеждой посмотрел на босса. Драй дулом пистолета указал вниз. Ли только пожал плечами, включил обогреватели во внешней части корпуса и начал спускаться в океан ледяного газа, что-то бормоча про себя и напуская на лицо выражение «Я же вам говорил» каждый раз, когда негромкий шорох сообщал о сжатии внешних панелей.

Фет, понимая, что до радио ему больше не добраться, приник к одному из иллюминаторов. Драй косился одним глазом туда же, но лицо его не меняло выражения, даже когда стало ясно, что Кен рассказывал чистую правду. Высокие горы, полупрозрачный воздух, зеленая растительность, и даже яркие пятна, наводившие на мысль о голубых равнинах, обитатели которых сбивали когда-то исследовательские торпеды. Все было так, как и описывал ученый: здешнее солнце светило тускло, но в его свете все Равно можно было что-то разглядеть. Фет, совершенно позабыв про пистолет в руках Драя, внезапно метнулся к двери и выскочил в коридор с воплем «Камера!».

Драй убрал оружие.

— И почему ты не такой, как эти двое? — спросил он пилота. — Едва они чем-то заинтересуются, то сразу перестают бояться чего-либо на свете.

Пилот ничего не ответил, но Драй этого и не ожидал. Он незамедлительно приник к иллюминатору, рядом с которым ранее находился Фет. Через некоторое время Ли, не отрываясь от своей панели, мрачно поинтересовался:

— Если вы полагаете, что Кена интересует лишь работа и ничего больше, почему вы так торопитесь неожиданно навестить его?

— В основном потому, что я не уверен, на кого он в конечном счете работает. Как по-твоему, кого нам нужно винить в том, что мы впервые приземляемся на планету, о которой знаем уже двадцать лет?

Пилот не сказал в ответ ни слова, но один из его глаз повернулся назад и встретился взглядом с боссом. Вопрос явно отвлек Ли от мыслей о температурных изменениях и трещинах в металле. Возможно, Ладж Драй и не гений — он и сам это допускает, — но его практическая психология редко дает сбои…

«Карелла» спустилась еще ниже. Теперь вершины гор уже находились на уровне иллюминаторов; внизу виднелись обширные зеленые просторы, и индикатор радиокомпаса показывал куда-то в их сторону. С высоты пятисот футов можно уже было различить отдельные деревья, а среди них — крышу дома Вингов. Не было видно ни Кена, ни его торпеды, но никто в рубке управления не сомневался, что это именно тот дом, о котором говорил исследователь. Про Фета оба совершенно забыли.

— Ли, подай на несколько ярдов левее. Я хочу видеть через боковые иллюминаторы. Кажется, я различаю скафандр Кена — да, вон он. Здесь не очень ровная местность — посади корабль выше по холму. Среди этих растений можно видеть достаточно далеко.

Пилот молча повиновался. Даже если он и услышал крик Фета, донесшийся из помещения, откуда тот производил съемку, то никак не отреагировал — да и в любом случае, слова было невозможно разобрать из-за эха. Однако смысл их стал ясен почти сразу. Внутри корабля не было слышно треска, с которым корпус вломился в кроны деревьев — но это было не единственным событием, сопровождавшим посадку. Иллюминаторы совершенно закрыло облако густого дыма, и Ладж Драй удивленно отпрянул.

Корпус корабля со всех сторон охватило пламя.

18

Фет был не единственным, кто умолял пилота прекратить спуск. Кен, прекрасно понимавший, что корпус корабля, несмотря на всю мощную изоляцию, будет почти таким же горячим, как и его скафандр, выкрикивал по радио такие слова, которые в жизни не употребил бы перед своими учениками. Однако никто на борту его не слушал. Мистер Винг и Дон, догадавшись о причинах этих воплей, тоже закричали; миссис Винг высунулась из окна на шум и увидела сверкающий черный цилиндр, опускающийся среди деревьев ярдах в пятидесяти от дома. Последствия никого не удивили — во всяком случае, никого из тех, кто был вне корабля.

Дон с отцом со всех ног бросились к конюшне, где хранились переносные пожарные помпы. Миссис Винг вышла на крыльцо и спросила, изо всех сил старясь владеть своим голосом:

— Дон, где дети?

Частичный ответ она получила прежде, чем мужчины успели хоть что-то сказать: из леса на поляну у дома с разных сторон выбежали Марджи и Билли, так и неся в руках растения, которые они в панике даже и не подумали бросить.

— Папа! Там пожар! — закричал мальчик, как только увидел отца.

— Я знаю, Билли. Вы оба идите к маме, включите насос и помогите ей облить землю вокруг дома. Я не думаю, что при таком ветре, как сегодня, огонь пойдет вниз по холму — но нам стоит подстраховаться.

— Где Роджер и Эдит? — спросила миссис Винг прибежавших детей.

— Они собирали камни для инопланетянина, — ответила Марджи. — Я не знаю, где они собирались их искать. Они вернутся, когда увидят пожар.

— Надеюсь, — у матери был крайне обеспокоенный вид, но она взяла детей за руки и пошла за шлангами. Дон с отцом продолжали свое дело, закинув свои помпы на плечи и отправившись вверх по склону, где разрасталось облако дыма и пламени.

Кен не стал ждать, пока земляне что-нибудь предпримут. Задержавшись только для того, чтобы убедиться, что его скафандр по-прежнему надежно прикреплен к зонду, он взялся за свой пульт управления и взмыл вверх. Кен понимал, что немного рискует, но когда относительно холодный корпус зонда стал прокладывать себе дорогу среди тонких ветвей, обнаружилось, что он в состоянии избегать контакта с деревом, а от легких касаний ветви лишь слегка обугливались, но не успевали вспыхнуть. Словом, Кену удалось избежать пожара — хотя, когда он вырвался из-под покрова леса, под ним еще струился подозрительный дымок. Он увидел, что «Карелла» сделала то же самое — теперь корабль уже висел в полумиле над тем местом, где начался пожар. Он не стал больше тратить время на посылание туда обвинений, хотя вполне возможно, сейчас на борту его уже могли бы услышать.

Огонь распространялся во всех направлениях — хотя и не везде столь быстро, как Кен опасался. В сторону дома он практически не шел, равно как и вдоль склона. Но совместные усилия конвекционных потоков и ветра, дувшего в том направлении, гнали его вверх по склону, где он легко перескакивал с дерева на дерево. Кен видел полыхающие куски растительности, взмывающие на потоках горячего воздуха; некоторые из них сгорали в полете, но некоторые падали среди деревьев выше по склону, создавая новые очаги пламени. Темное дерево — по-видимому, мертвое, — оказавшееся перед надвигающимся валом огня, некоторое время дымилось, а потом с громким звуком взорвалось, прогорев всего секунд за пятнадцать и рассыпавшись дождем пылающих углей. Кен, не опасавшийся оказаться среди поднимающихся вверх горячих газов, направился поближе к самому огню. Тогда он хотя бы частично смог понять, почему огонь почти не движется вниз по склону: аборигены, с которыми он недавно разговаривал, мелькали среди деревьев, поливая все вокруг небольшими струями жидкости, о составе которой Кен мог только догадываться. Наблюдая за ними некоторое время, он обнаружил, что время от времени люди заново наполняли свои контейнеры в целом ручье такой же жидкости, текущем неподалеку от дома — ранее Кен его не углядел. Ему стало интересно, откуда берется этот поток, и он решил полететь вверх по склону холма вдоль ручья, чтобы с этим разобраться.

Поднявшись повыше, он снова смог оценить обширность лесных просторов вокруг и стал с беспокойством размышлять о масштабах катастрофы, учиненной «Кареллой». Если такая реакция пойдет по всей округе, это наверняка окажется очень серьезным событием для местных жителей. Он заметил, что чуть выше по склону огонь уже перебрался через ручеек — то есть жидкость должна прийти в непосредственный контакт с растительностью, чтобы предотвратить возгорание. Огонь и дым помешали ему последовать дальше к источнику воды; Кен спустился ниже, справедливо предположив, что прикосновение его скафандра горящей растительности уже не повредит, и двинулся вдоль ручья, находясь всего в нескольких футах над ним. Но даже с такого расстояния землю было плохо видно. Теперь он впервые заметил местных животных — маленькие существа, в основном четвероногие (насколько он мог судить по слишком быстрому мельканию этих самых ног), изо всех сил мчались вверх по склону. Кен удивился, как они дышат — судя по дыму, в воздухе сейчас было слишком много продуктов горения, и он наверняка был слишком горячим. Он ничего не знал о таком явлении, как поток свежего воздуха у самой земли перед фронтом огня. На Сарре порой случались крупные пожары, но Кен не был специалистом по этой части.

Исток ручья он обнаружил, будучи уже впереди стены огня, но все еще в затянутой дымом области. Он не сразу понял, что это действительно источник — любому геологу его расы довольно трудно было бы разобраться в устройстве родника. Кен заподозрил, что за этим явлением стоят какие-то искусственные технологии, но он не рискнул прикоснуться к жидкости, чтобы исследовать ее более тщательно. Гораздо серьезнее он бы забеспокоился, если бы знал, что в горах лесной пожар часто становится причиной ливней — но о таких вещах он и подавно не имел ни малейшего представления. Самое близкое к этому природное явление могло случиться на Сарре только в приполярных областях, когда в редчайших случаях давление поднималось, а температура падала достаточно для того, чтобы сера начинала выпадать из атмосферы в виде незначительных осадков.

Поняв, что на данный момент он больше ничего не сможет узнать, Кен снова поднялся повыше. Ниже по холму аборигены, по-видимому, справлялись с бедой: на том краю пожара виднелась черная полоска растительности, означавшая, что огонь в том направлении уже не идет. По сторонам горящего участка все было не столь ясно, но в целом пожар принял форму огромного веера, основание которого указывало на дом, а отдельные лепестки вытянулись вверх по склону на более-менее одинаковое расстояние, разойдясь на дистанцию в триста-четыреста ярдов. Сквозь клубящийся дым исследователь видел, что большие деревья сменяются в той стороне более тонкими, а затем и совсем мелкой растительностью, ближе к вершине окончательно уступающей место голой скале. Кен, находившийся в очень удобной позиции Для наблюдения, прикинул, что огонь, скорее всего, выжжет все в этом районе и через несколько часов погаснет сам от недостатка топлива. То есть аборигены вполне могут справиться с его кромкой и без посторонней помощи.

Мысль о такой помощи заставила его подумать о другом: дым поднимается колонной, хорошо заметной за много миль. Если другие аборигены увидят его, они примчатся сюда или примут ее за обычное облако? Глаза Кена воспринимали цветовую гамму совсем не так, как человеческие, и он не вполне улавливал разницу в оттенках — но и с его точки зрения столб дыма по форме слишком сильно отличался от обычного облака и должен был, привлечь к себе внимание. Подумав об этом, он решил было связаться с кораблем — но, оглядевшись, не обнаружил его нигде поблизости. Тогда Кен стал маневрировать зондом торпеду туда-сюда, чтобы самому раскачаться на ней на манер маятника и хотя бы мельком увидеть, что находится у него над головой. Но и там не было никаких следов черного цилиндра. Надо полагать, Драй решил, что сыт даже таким коротким знакомством с Третьей планетой. На всякий случай Кен еще и сообщил по радио свои предположения относительно того, что на подмогу могут примчаться другие аборигены, — после чего вернулся к изучению пожара. Вскоре он вновь забыл о корабле.

Он обнаружил, что в самом огне почти ничего не видно. Тогда он выдвинулся несколько вперед, обогнав наступающее пламя, и стал смотреть сквозь клубы дыма, как корчатся листья на кустах и деревьях, как они начинают дымиться и вспыхивают еще до того, как их касается огонь. Он также обратил внимание, что толстые стволы обычно не загораются, пока пламя действительно не доберется до них — однако из этого правила бывали исключения. Ему вспомнилось взорвавшееся дерево. Он пожалел, что у него нет с собой термометра, с помощью которого можно было бы выяснить температуру, при которой растения воспламеняются. Он задумался, только ли кислород сумел произвести такую бурную реакцию или же в процесс оказался вовлечен и азот, которого в местной атмосфере тоже было немало? В конце концов, вступил же он в соединение с куском титана. Кен не видел никакого способа заполучить сейчас образцы окружавших его газов, но, возможно, удастся извлечь информацию из твердых остатков. Он спустился прямо в огонь, посадил рядом с собой зонд, открыл дверцу грузового отсека и забросил туда несколько обгорелых кусков дерева. Удовлетворившись этим, он снова поднялся в воздух, прикидывая, насколько это недолгое погружение в пламя смогло продлить его возможный срок пребывания на этой планете. Он слышал, как термостаты в его скафандре отключили на эти несколько минут часть обогревателей — значит, внешний слой нагрелся очень сильно.

Пытаясь прикинуть, сколько может продлиться пожар, Кен выдвинулся футов на пятьдесят-шестьдесят перед полосой пламени и стал определять скорость его продвижения на разных участках. Это оказалось затруднительно, поскольку скорость эта часто менялась, и об этом ему мог бы сказать любой житель лесов. В основном она зависела от того, какого рода топливо огонь мог найти в данном месте, а также от рельефа земли, сильно влияющего на характер воздушных потоков, которые подпитывают огонь. Кену было слишком трудно разобраться во всех этих факторах, чтобы сделать какие-то разумные выводы. Наконец он бросил это занятие, пролетел еще немного вперед и попытался рассмотреть животных, убегавших сейчас от самой страшной угрозы, какая только встречалась им когда-либо в жизни.

И в этот момент внизу послышался хруст, явно отличавшийся от треска пламени, и тяжелое дыхание. Эти звуки напомнили Кену то, что он слышал после своей первой встречи с Роджером. Сообразив, что ни разу не видел двоих маленьких землян с самого момента начала пожара, ученый слегка забеспокоился. Проискав пару минут, он обнаружил, что тревога его была более чем оправданна. Роджер и Эдит Винг почти вслепую пробирались среди кустов, кашляя и задыхаясь, им мешали идти дым и усталость. В самом начале мальчик пытался уйти с пути пожара, идя под прямым углом к его фронту — самое разумное решение при данных обстоятельствах. Однако его осуществлению помешало несколько вещей. Во-первых, как только дым стал достаточно густым, чтобы сократить дальность обзора до нескольких ярдов, они забрели в небольшую низину. Поскольку ориентироваться здесь можно было только по направлению склона, они сделали несколько кругов, прежде чем сообразили, что происходит. К тому времени пламя уже показалось в прямой видимости, и им ничего не оставалось, кроме как бежать прямо от него. На тот момент они просто не знали, насколько широк его фронт, а бежать вдоль него, будучи всего в нескольких ярдах от полосы огня, было бы чистым безумием. Некоторое время они еще пытались, убегая от огня, все время чуть-чуть отклоняться в сторону — но вскоре вымотались настолько, что не были способны ни на что, кроме как просто бежать и бежать вперед. Они почти ослепли, слезы струились по их покрытым сажей лицам. Слезы Эдит были вызваны не только дымом; она, не скрываясь, плакала от усталости и страха, и ее брату было безумно трудно сохранять хоть какое-то самообладание.

Ученый не мог всего этого разглядеть — для него и обычное, не искаженное человеческое лицо было зрелищем малопонятным, — однако его немедленно охватило желание помочь. Быть может, если бы нечто подобное случилось после его самой первой встречи с людьми, он так и остался бы бесстрастным наблюдателем и стал бы смотреть, как эти существа выкарабкаются из опасного положения. Теперь же, после беседы с мистером Вингом, он осознавал культурный и научный уровень своих новых знакомых и благодаря этому действительно почувствовал какое-то духовное родство с ними. Это не животные — это люди. Кроме того, они попали в эту опасную передрягу из-за того, что помогали ему: он помнил, что уходили они искать образцы. И Кен, увидев их теперь, не стал медлить ни секунды.

Он стремительно спустился к ковыляющим детям, выкрикнув один из немногих известных ему английских глаголов, который хоть сколько-нибудь уместен:

— Принести! — гулко звучало из торпеды, слово повторялось и повторялось. Он остановился перед испуганными детьми, так, чтобы не касаться никаких растений. Эдит потянулась к нему, но Роджер еще сохранил остатки соображения.

— Нет, Эди! Так ты тоже обожжешься! Нам нужно забраться на эту штуку, на которой он летает. Если получится. — Кен уже понял, в чем трудность, и отчаянно возился с пультом, пытаясь опустить хвост зонда в пределы их досягаемости, оставаясь при этом сам над кустами. Не то чтобы он боялся поджечь их — все равно эта участь постигнет их через пять минут, — но маленьким аборигенам, похоже, и так придется трудно. Незачем зажигать у них под боком еще один огонь.

Развернуться было не так-то просто: его ноги свисали примерно на два ярда ниже корпуса зонда, а он в гравитационном поле автоматически выравнивался так, чтобы удерживать горизонтальное положение. Но его можно было вращать вдоль любой оси — вот только Кену до сих пор ни разу не приходилось этого делать, и на подбор нужной комбинации на пульте ушло некоторое время. Даже ему оно показалось безумно долгим — операция по спасению захватила его целиком, он волновался почти так же, как сами дети. Наконец нижний конец толстого цилиндра повис примерно в ярде над землей.

Дети тут же стали отчаянно пытаться вскарабкаться на него. Это у них не получилось: поверхность была слишком скользкой, ухватиться было не за что, а они уже очень устали. Роджер подсадил сестренку и сумел-таки закинуть ее наверх, она некоторое время отчаянно пыталась там зацепиться, но наконец соскользнула вниз, упала на землю и расплакалась. Роджер замер в растерянности. Его достиг порыв горячего и дымного воздуха, сбив дыхание, — ему уже казалось, что через несколько секунд пламя доберется до них. Он с завистью поглядел на существо, беспомощно висящее на другом конце торпеды, — ему этот раскаленный воздух, наверное, кажется свежим бризом. И тут он разглядел крепления, предназначенные для ящиков с растениями и минералами.

Поначалу даже они показались бесполезными. Он сомневался, что сможет провисеть, держась руками за эти металлические штуки, достаточно долго, а его сестра, да еще в ее нынешнем состоянии, не продержится ни секунды. Затем у мальчика появилась идея. Крепления по конструкции напоминали застежку броши и в защелкнутом виде превращались в полностью замкнутые кольца. Роджер «застегнул» ближайшее, резким движением вытащил из своих брюк ремень, продел его сквозь кольцо и снова застегнул пряжку. Торопливо подняв Эдит на ноги — она немного овладела собой, когда увидела, что он делает, — он снял ее ремень и продел его в другое кольцо, не успев даже порадоваться, что на сестре были брюки — в лесу дети так одевались всегда. Затем он поддержал ее, пока она, уцепившись рукой за одну из получившихся петель, продевала во вторую ноги. В результате девочке все равно приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы удержаться на креплениях, но большая часть веса приходилась на кольцо для ног. Удовлетворенный результатом, Роджер махнул рукой саррианину, чтобы тот поднимался.

Кен понял жест и еще больше преисполнился восхищения человеческой расой. Он не стал медлить или спорить — он прекрасно понимая, что мальчик придумал единственный способ вытащить отсюда хотя бы одного из двоих. Но даже если бы Кен мог достаточно хорошо говорить на их языке, спорить все равно значило бы только терять время. Он немедленно поднялся в воздух, унося с собой наполовину оглушенную девочку.

Первым делом он поднялся над дымом, чтобы у нее была возможность нормально дышать, а затем внимательно оглядел окружающую местность, чтобы суметь в следующий раз вернуться сюда. На секунду в дыму появился просвет, и в нем Кен увидел Роджера, который снова пытался двигаться вверх по холму. Не став больше ждать, ученый направил торпеду к дому. Миссис Винг увидела их приближение, и меньше чем через минуту он уже мчался назад, за вторым пассажиром.

Времени прошло довольно немного, а Кен очень постарался запомнить место, откуда увез девочку, но отыскать второго землянина оказалось крайне трудным занятием. Вернуться на прежний пункт было несложно, но там он осознал, что отсутствие приборов и наличие разнообразных воздушных потоков не позволяют определить, действительно ли он в тот раз поднимался вертикально и сумеет ли сейчас спуститься прямо вниз. Он, конечно, видел, где тогда был Роджер, но ведь тот продолжал двигаться. Кен мог бы сейчас полностью сбросить высоту, нырнув вниз, но предпринимать что-то в этом духе было опасно. Торпеда была тяжела, и Кену не хотелось, чтобы она при спуске придавила его скафандр — особенно если учесть, здешнюю гравитацию. Поэтому Он сделал все, что мог, — быстро снизился почти до самой земли и начал последовательно прочесывать местность.

Там, где он опустился, огня еще не было, хотя кусты уже начали дымиться. И здесь не было никаких следов мальчика — во всяком случае, Кен не смог их обнаружить. На всякий случай он сдвинулся немного вниз по холму, к самому краю огня, и стал проверять оттуда полосу шириной ярдов в пятьдесят — довольно большое расстояние, когда увидеть что-то можно максимум в пяти. При этом он медленно двигался вверх по склону.

Роджер ушел гораздо дальше, чем можно было бы ожидать, учитывая его состояние, — ученый отыскал его только минут через десять, когда мальчик все еще пытался идти, но уже почти не продвигался вперед. Саррианин понял, что он сумел-таки немного оторваться от огня.

Он окликнул находившегося под ним землянина и снова опустил хвост своего летательного аппарата. Роджер из последних сил продел ноги в одну из петель и сунул руки в другую. Лицо его находилось всего в паре дюймов от корпуса торпеды, который, побывав совсем рядом с огнем, заметно нагрелся. Но все равно это было лучше, чем оставаться в огне, и Роджер почти не замечал волдырей, появившихся на лице и на руках. Кен, уверившись, что мальчик ухватился достаточно прочно, поднялся повыше в воздух и понес свой второй груз к дому. Когда они прибыли, Роджер продолжал крепко держаться за ремни, но вряд ли это было сознательным усилием — матери пришлось силой разжимать его судорожную хватку.

Кен, зная, что около дома он ничем не может быть полезен, оставил спасенных детей на попечение взрослого, наверняка знавшего, что делать дальше. Поднявшись над деревьями, он пролетел выше вдоль склона, чтобы посмотреть, как справляются те, кто гасит огонь. Самое трудное явно было уже позади — нижняя часть склона уже догорела, и основная работа шла выше. Оба человека продолжали опрыскивать все окружающее водой, постепенно продвигаясь вперед, но действительно горящий участок был уже далеко от них. Как Кен и ожидал, огонь вскоре должен был достичь скал и погаснуть там от недостатка топлива — однако до этого момента могло пройти еще несколько часов. Винги же прекрасно понимали, что опасность будет сохраняться в течение нескольких дней — особенно если сменится ветер, поэтому они продолжали свой труд, пока усталость не вынудила их остановиться. За это время Кен дважды спускался на выжженную землю невдалеке от мистера Винга и рисовал приблизительную схему происходящего. В какой-то момент ему самому пришлось на несколько минут укрыться среди деревьев, когда над ним пролетела металлическая машина с неподвижными крыльями и тремя двигателями. Потом ему пришлось снова прятаться, поскольку появилась группа людей с водяными насосами и прочими пожарными инструментами — они пришли со стороны Кларк-Форка и отправились выше по холму. После этого Кен решил держаться поблизости от дома — ему не хотелось, чтобы другие аборигены его видели, поскольку это привело бы только к новым языковым проблемам. Вероятно, он был прав.

Мистер Винг и Дон вернулись домой вскоре после прибытия новой группы борцов с огнем. Они валились с ног, оба были в царапинах и ожогах, покрытые сажей. Даже Кен мог оценить, насколько их вид отличался от обычного — они выглядели даже хуже, чем Роджер и Эдит. Только теперь мистер Винг услышал, в какой опасности были дети и как инопланетянин их спас; Кен пока не пытался ничего ему объяснить — слишком трудно было с его знанием английского придумать соответствующие выражения.

Узнав, что произошло, мистер Винг тоже не нашелся, что сказать. Кен уже и раньше предполагал, что представители этой расы могут испытывать друг к другу очень глубокие чувства, но теперь он в этом действительно убедился. Слов мистер Винг так и не подобрал, но выразить свою благодарность смог совершенно ясно.

19

«Карелла» действительно вышла из земной атмосферы, но не вернулась на прежнюю высоту. Двусторонняя связь была восстановлена — Кен дорого бы дал, чтобы знать, когда именно, — и Фет снова контролировал торпеду, на которой путешествовал ученый. Возвращение на борт прошло без происшествий. Два ящика Кен временно оставил в шлюзе, установив их рефрижераторы на ту же мощность, которая понадобилась для самой первой коробки.

Оставшиеся два, частично заполненные различными минералами, он занес внутрь. Когда он вылез из своей металлической скорлупы, то услышал мрачное приветствие Драя:

— Наконец-то вы вернулись. Ну, и каковы результаты? Кен посмотрел на него так вызывающе, как только мог.

— Незначительные. Благодаря вашему талантливому отвлекающему маневру, им было чем заняться, кроме разговоров со мной.

— Да откуда я мог знать, что корпус корабля начнет цепную реакцию в местной растительности? Я думал, что если это вообще реально, то давно бы случилось от чего-нибудь другого.

— Я хорошо помню, как сам предупреждал вас о такой возможности. Судя по всему, там такие вещи иногда случаются — у местных жителей есть вполне разработанные способы борьбы с такой проблемой.

— Так пожар прекратился?

— Не совсем. Догорать он будет, по-видимому, еще несколько часов. Что меня не устраивает, так это ваша манера считать меня то ли лжецом, то ли идиотом. Я вам говорил, что случилось с тем куском растения, который я трогал; я говорил, каким образом мне приходится изучать местный язык. Вы все слышали большую часть времени — возможно, и все время. Так с чего вам взбрело в голову спускаться на планету таким образом?

— Потому что я стал сомневаться в том, что вы мне сказали, — напрямую ответил Драй, явно чувствовавший себя вполне уверенно. — Вы говорили, что у вас с аборигенами ни разу не заходила речь о тафаке. Вы даже утверждали, что этот абориген — это не то же самое существо, с которым я веду обмен.

— Я лишь говорил, что не уверен в этом. Но это мелочи — продолжайте.

— В самый первый день, когда вы разговаривали с ним, с передатчика внизу пришел сигнал, означавший, что они прибыли торговать.

— Но это только подтверждает, что я говорил правду. Меня не было возле передатчика. Спросите у Фета — он управлял приземлением.

— Поначалу я тоже так считал. Но сегодня, когда прошел обычный срок после сигнала, я прислал туда новый зонд — вы в это время занимались уроками языка. И ничего! Там никого не было!

— То есть никто не отправил вам тафак?

— И не забрал платину. Я бы решил, что они пытаются меня обмануть, если бы зонд вернулся пустым — но получается иначе.

Я предположил, что вы успели что-то сообщить им в тот момент, когда я не слушал, и спустился вниз проверить, чем вы там занимаетесь.

— Ну, не будем выяснять, как это я мог определить, слушаете вы или нет. Не уверен, что меня сильно радует, что вы считаете меня кретином, а не обманщиком. Да, сейчас я согласен, что мой знакомый вполне может быть тем самым вашим торговым партнером. Возможно, он решил пойти в этот день к передатчику чуть позже, после разговора со мной. Он знал, что надолго я не задержусь. И тогда в том, что он не смог явиться позже, вам остается винить только себя — ему было чем заняться! Двое их детей чуть не погибли в этой цепной реакции, так что он, возможно, испытывает к вам сейчас не самые теплые чувства — если, конечно, свяжет корабль и эту торговлю. В конце концов, он же знает, что мы прилетаем к ним с Первой.

— Я в это не верю. Он не мог этого знать. И это еще одна причина, по которой я решил, что вы пытаетесь скрыть собственную неосторожность. Кстати, с чего вы взяли, что огонь представлял для аборигенов опасность?

— Я их видел. Собственно говоря, я их спас — вывез оттуда на своем зонде. Я потратил немало времени, изучая это явление, — все равно с момента возгорания я оказался там совершенно не у дел. Это я даже могу доказать — я вывез остатки горелой растительности, по ним мы сможем узнать кое-что новое об этой планете.

Драй некоторое время молча смотрел на него.

— Пока что вы меня ни в чем не убедили. И лучше бы вам это сделать к тому моменту, как вам понадобится следующая доза. Если они прекратят торговлю, я больше не стану выдавать дозы бесплатно. — Где-то за его спиной Фет издал звук, соответствовавший испуганному возгласу. На лице Кена также промелькнуло выражение озабоченности. У него уже случился непродолжительный период нехватки тафака, и ему совершенно не хотелось испытывать подобные ощущения долго. Драй кивнул, увидев его лицо: — Да. Мои запасы невелики, и если это действительно последняя партия, то я намерен получить за нее хорошие деньги. Кстати, ваш рассказ подал мне хорошую идею. Если вы рассказали правду о том, что спасли двоих аборигенов от неминуемой смерти, вы можете вернуться вниз и попробовать сыграть на их благодарности. Объясните им, что вы хотите покупать у них тафак. Наверняка они отблагодарят героя, спасшего их от ужасной гибели. Особенно если они поймут, что у него будут большие неприятности, если договориться не удастся. Можете спускаться прямо сейчас — ваш скафандр уже нагрелся. Мы еще не подняли торговый зонд, так что как только вы спуститесь в нужную точку, мы перешлем его к вам вместе с металлом, и вы сможете торговаться хоть до умопомрачения.

Драй замолчал, но усмешка все еще не сходила с его лица.

— Тот факт, что мое знание их языка оставляет желать лучшего, вас не беспокоит?

— Нет. Я считаю, что вы знаете больше, чем говорите.

— А то, что в данный момент на пожар сбежалось множество других аборигенов? Когда они прибыли, я прятался среди деревьев, чтобы меня не увидели. Но я не могу одновременно прятаться и заниматься бизнесом. Вы хотите, чтобы я действовал открыто? Сначала они будут заняты борьбой с огнем, но потом их наверняка заинтересует металл, — тут Кен сделал паузу. — Не думаю, что все они — то самое существо, с которым вы до сих пор имели дело. Но, я полагаю, вы не против расширения рынка…

Ладж Драй перебил его.

— Хорошо, сейчас вы спускаться не будете.

— Я думаю, понадобится не так уж много партий, чтобы удовлетворить их всех…

— Я сказал, не сейчас, — Драй, должно быть, заметил удовлетворение, мелькнувшее на лице ученого, поскольку добавил: — У меня есть другая идея. Мы отправимся туда на «Карелле» и будем смотреть и слушать. Если аборигены станут упрямиться, мы можем объяснить, что устроим еще один пожар.

— То есть вы хотите сказать, что собираетесь продемонстрировать местным жителям космический корабль. Законы вас не слишком беспокоят, а?

— Вы сами все прекрасно понимаете. Кроме того, они его уже видели. Впрочем, это можно сделать чуть позже. Думаю, мы можем пока приземлиться на некотором расстоянии от места пожара и подождать, когда все уляжется. Таким образом, — он пристально посмотрел на Кена, — мы сможем быть уверены, кто и когда говорит.

Он развернулся, оттолкнулся от ближайшей стены и вылетел в коридор. Фет беспокойно проследил за ним одним глазом.

— Кен, тебе не следует так с ним разговаривать. Я знаю, что он тебе не нравится — кому бы он мог понравиться! — но не забывай, что он может с нами сделать. Я думал, что ты станешь немного потише, когда оценишь, на что это похоже. Сейчас он явно настроен подержать тебя без дозы просто так, развлечения ради.

— Я знаю. Извини, если я и тебя втравил в неприятности, — ответил ученый. — Но мне кажется, что в ярости он безопаснее. Пока он ушел, нам нужно все обговорить. Надо кое-что сделать. Во-первых, это правда, что запасы тафака очень невелики? Все, что есть, лежит в его сейфе с рефрижератором, из которого он выдавал нам наши дозы?

— Да. И он, по-видимому, говорил правду: большая часть тафака в конце торгового сезона отправляется на Сарр, здесь остается совсем немного.

— Одна доза — это сколько? Я оба раза так и не смог толком разглядеть то, что находится в замороженном воздухе.

— Маленький цилиндр, примерно такой величины, — показал Фет, согнув кончик щупальца. — Они его присылают прямо в таком виде, только палочки более длинные. Их нарезают на десять частей и замораживают по отдельности.

— Хорошо. Мне это и надо было выяснить. Теперь, эти холодильные установки в наших камерах — они насколько мощные? Можно с их помощью заморозить наш воздух?

— Естественно. А зачем?

— Увидишь. А сейчас мне надо сделать еще одну вещь. Не думаю, чтобы что-то могло помешать Драю спуститься вниз, на поверхность Третьей, раз уж его туда понесло. — Прервав на этом все объяснения, Кен побежал в рубку управления корабля.

Он оказался абсолютно прав: нетерпеливый наркоделец снова дал пилоту приказ спускаться. Ли на сей раз не возражал, хотя лицо его выражало что угодно, кроме одобрения. Спуск прошел нормально, только теперь они наводились на давно установленный передатчик и оказались в восьми милях к востоку от того места, где приземлялись в прошлый раз. Зависнув на высоте двух миль над ближайшими вершинами, они стали смотреть по сторонам в поисках поднимающихся клубов дыма. К большому разочарованию Драя, их было видно очень хорошо — даже саррианские глаза могли отличить дым от облаков без особых затруднений.

— Там все еще горит, — невинно заметил Кен. — Мы здесь так и будем висеть у всех на виду, пока это не кончится?

— Нет. Мы спустимся и укроемся.

— Среди растений? Это плохая идея, когда речь идет о корабле.

Драй некоторое время смотрел на ученого — видно было, что он готов взорваться.

— Я слежу за обстановкой, большое спасибо. Тут не везде есть растительность, как вы можете заметить. Например, вон там, — он указал на юг, где виднелась треугольное пятно, отражавшее свет, словно металл. Кен обратил внимание на несколько таких мест при своем самом первом спуске. — Взглянем на него поближе. Оно, похоже, расположено ниже, чем окружающая местность, и там будет очень удобно прятаться. Если это действительно что-то вроде тех равнин, где живет та странная раса, местные жители, возможно, стараются избегать таких мест. Как насчет этого, умник?

— Пока что звучит логично, — сдержанно ответил Кен. Драй прервал на этом разговор, махнув щупальцем в сторону Ли, — и пилот послушно стал снижаться в направлении сияющей полоски.

Когда альтиметр показал пятьсот футов, Кен занялся внимательным осмотром района. Пятно оказалось больше, чем выглядело с высоты, и он никак не мог определить, что же это такое. Конечно, на этой планете есть довольно странные минералы — он успел бросить быстрый взгляд на принесенную коллекцию. О поверхности, лежащей прямо под кораблем, ничего сказать он не мог, но у самого края этого пятна можно было заметить отражения деревьев, росших по краям…

— Ли! Стойте! — Пилот, не задумываясь, последовал совету, отреагировав на панику в голосе Кена.

— В чем дело? — В словах Драя даже не чувствовалась его обычная подозрительность.

— Это жидкость — видите, как дрожат по краям отражения растений. Это действуют воздушные потоки!

— И что?

— Единственная жидкость, с которой я пока столкнулся на этой планете, повела себя очень похоже на тот странный оксид, обнаруженный нами на Четвертой, — я в нем чуть не отморозил ноги. Здесь я тоже видел такую жидкость и сунул в нее кончик манипулятора — она немедленно испарилась, а я еще несколько минут не мог коснуться щупальцем внутренней поверхности скафандра. Думаю, что это то самое поглощающее тепло вещество — оксид водорода.

— Почему вы раньше об этом не сказали? — Драй снова преисполнился подозрительности.

— А когда я мог сказать? Кроме того, мне плевать, если вы превратитесь на этой планете в ледяную статую. Просто сейчас я, к сожалению, лечу с вами. Если не хотите мне поверить, хотя бы пошлите туда сначала зонд. У нас их должно быть достаточно.

Даже Драй счел это предложение совершенно разумным и подал знак Фету. Техник, критически взглянув на Кена, направился к контрольной панели и произвел пуск. Он мог воспользоваться и тем зондом, на котором летал Кен, — но он был не единственным, оснащенным ручным управлением, и технику не хотелось его терять. Он-то был совершенно убежден, что его товарищ прав.

Узкий цилиндр высунулся из корабля и медленно поплыл к поверхности озера. Находившийся до сих пор внутри «Кареллы», он был чрезвычайно горяч, и прикосновение зонда к жидкости сопровождалось выбросом огромной струи пара. Фет поспешно поднял его повыше и стал ждать, когда он немного остынет.

— Вряд ли аппарат переживет столь стремительное охлаждение, — сказал он. — Что-нибудь да сломается.

Через некоторое время он снова опустил зонд в воду. На сей раз он вызвал только рябь на ровной поверхности. Фет очень осторожно опустил его еще глубже. Остальные смотрели молча. Холод сам по себе — это еще не страшно…

Только холодом, однако, дело не ограничилось. Внезапно взметнулось еще одно облако дыма, и на месте, где находился зонд, вскипела большая волна. Где когда-то находился зонд — так будет точнее. Техник безрезультатно крутил ручки, пытаясь поднять его обратно. Наконец он оставил это занятие.

— Какая жалость, что герметичен там только грузовой отсек. Судя по всему, эта жидкость повредила электросхемы. Возможно, она растворяет изоляцию.

У Ладжа Драя было такое лицо, словно он встретил привидение. Он не стал отвечать на слова техника.

— Кен, — обратился он неожиданно, явно следуя каким-то своим мыслям. — Когда вы впервые описывали эти пятна, вы говорили, что по виду они похожи на те голубые равнины. Так?

— Так, — Кен уже догадывался, что пришло в голову наркодельцу.

— Тогда… Может быть такое, чтобы планета на три четверти была покрыта жидкостью?

— Не думаю, чтобы это было невозможно… Хотя представить трудно. Какой бы то ни было жидкостью, не говоря уж о таком редком соединении. Но эта планета гораздо больше Сарра, у нее была большая начальная скорость, и она холоднее, так что средняя скорость молекул газа здесь будет меньше… погодите. — Он замолк, производя в уме нужные подсчеты. — Да, на этой планете оно будет существовать без особых проблем, а водород и кислород — довольно распространенные во Вселенной элементы. Так что боюсь, Драй, это весьма даже вероятно.

Тот не ответил; было видно, что он размышляет. Когда же Драй в конце концов заговорил, Кен почувствовал прилив гордости — он совершенно правильно угадал, о чем пойдет речь.

— Но та раса… могут ли они жить в подобном веществе? Может, их вообще не существует, а наши зонды просто гибли в жидкости… Но лучи радаров? Мы же их засекли! — Он резко обернулся к Кену, словно только что привел весомый аргумент в споре. Кен следил за его мыслью, поэтому тут же ответил:

— Нет никаких свидетельств, что эти радары не принадлежали той самой расе, с которой вы вели торговлю. Я уже говорил, что в астрономии они кое-что понимают. Мне кажется, что вы за последние двадцать лет разработали довольно интересную мифологию. Впрочем, ваши идеи были бы не слишком невероятны — если бы им нашлись еще какие-нибудь доказательства.

Косясь одним глазом на загадочную жидкость, плескавшуюся за иллюминатором, Драй поглядел вторым на пилота:

— Ли, поднимите корабль миль на десять и летите на этой высоте. Все равно куда.

Тот молча выполнил приказ. Хотя Ли выбрал не самую короткую дорогу к океану, скорость корабля даже в атмосфере позволила им добраться до пресловутой «равнины» за несколько минут — ни один из них за все предыдущие двадцать саррианских лет не рискнул бы приближаться к ней так близко. Босс молча указал вниз, и вскоре они висели в нескольких сотнях футов над волнами. Драй долго смотрел на них, затем коротко сказал Кену:

— Достаньте образец.

Ученый на мгновение задумался, затем отыскал тот самый автоклав, в который собирал на Марсе образцы, выкачал из него воздух и закрыл клапан. Снова надев скафандр, он вышел в шлюз, предупредив Ли, чтобы тот непременно держал корабль на одной и той же высоте. Затем Кен прикрепил один трос к самому автоклаву, а другой — к рукоятке клапана, после чего открыл внешнюю дверь и стал опускать прибор до тех пор, пока уменьшившийся вес не сказал ему, что тот погрузился в воду. Он потянул за второй трос, подождал немного, вытащил наверх заполненный автоклав, снова закрыл клапан, а потом и внешнюю дверь шлюза.

Естественно, автоклав взорвался, прежде чем сера перестала конденсироваться на его поверхности. Кен только порадовался, что так и не снял скафандра, — осколки звонко ударили по металлу. Подумав немного, он предпринял новую попытку. На сей раз он опустил вниз маленькую стекленную губку, надеясь, что эта жидкость станет подниматься по капиллярам. Губку он положил в другой автоклав, после чего определил молекулярный вес вещества тем же методом, что и при высадке на Марс. Вес этот оказался немного больше, чем в первый раз, но ему удалось обнаружить на губке отложения солей, и он сделал поправку на них. На сей раз результат не оставлял сомнений в том, что это и впрямь оксид водорода.

Некоторое время Кен смотрел на волнистую голубую поверхность, пытаясь представить, какая под ней кроется глубина и насколько эта жидкость может быть важна для экологии Ледяной планеты. Затем он повернулся, выбрался из скафандра (после взрыва он предпочел не снимать его до самого конца эксперимента) и пошел докладывать Драю о результатах.

Тот молча выслушал его, явно еще не оправившись от потрясения, вызванного опровержением всех его прежних представлений. Он долго не произносил ни слова, пока наконец не принял решение:

— Летим на Первую, Ли. Мне надо подумать.

Кен и Фет переглянулись, из-за всех сил стараясь скрыть свое веселье.

20

— Ну что ж, с этим ты покончил, — Фет опять был мрачен.

— В каком смысле? — не понял Кен. Для вида они оба сейчас занимались проверкой работы холодильных установок в вегетационных камерах.

— Я много лет трудился, поддерживая этот миф о равнинах, хотя прекрасно понимал, что это не более чем теория. Вот только для Драя такие вещи совсем не очевидны. Я делал все, что мог, чтобы свести к минимуму поставки тафака.

— Но так, чтобы совсем они не прекратились, — недружелюбно перебил его Кен.

— Верно. А теперь ты уничтожил ту легенду, которая только и удерживала от его исследования планеты, да еще и дал ему средство получить от аборигенов все, что нужно, с помощью угроз и грубой силы. Если все это было частью твоего плана, то это наш полнейший провал.

— Я бы так не сказал. Ты видел, в каком состоянии был Драй, когда выходил из корабля.

— Да, конечно, он жалеет о напрасно потраченном времени и Деньгах. Это продлится недолго — он проведет в прострации максимум несколько дней. А потом…

Все то время, пока техник предавался мрачным рассуждениям, мозги Кена отчаянно работали. Теперь он перебил техника:

— А потом будет уже поздно. Фет, тебе придется сейчас довериться мне. Я обещаю, ты не останешься без своей дозы. Мне сейчас надо будет поработать в шлюзе примерно пару часов. Ли все еще на борту. Я хочу, чтобы ты отыскал его и занял его чем-нибудь хотя бы на это время. Мне нужно, чтобы он не видел, чем я занимаюсь. Ты знаешь его дольше меня, так что сам придумай, как отвлечь его внимание. Только не убивай его, он нам еще понадобится.

Некоторое время Фет смотрел на ученого с явным сомнением. Кен благоразумно не стал продолжать, оставив техника бороться с совершенно естественным страхом. Он был рад, но не слишком удивлен, когда тот в конце концов пробурчал: «Ладно», и отправился в рубку управления. Кен еще немного подождал. Уверившись, что ему сейчас не помешают, он закрыл внутреннюю дверь шлюза, надел обычный скафандр и принялся за работу. Ему было немного жаль, что придется пожертвовать несколькими живыми экземплярами растений, но он утешил себя тем, что позже наверняка удастся легко раздобыть новые. Кроме того, в камере, которой он собирался сейчас воспользоваться, было не так уж много растений — пожар начался прежде, чем дети успели толком ею заняться. Это было не случайностью, а заранее продуманным решением — выбирать один из контейнеров ему нужно было не сейчас, а еще до того, как он покинул планету.

Между тем находившийся в рубке управления Фет довольно легко справился со своей задачей. Он не был особенно дружен с пилотом, но хотя бы не испытывал к нему такой горячей ненависти, как к его боссу. Ли тоже не отличался щепетильностью, и в прошлом это не раз проявлялось — но, по крайней мере, Фет не знал о нем ничего такого, что вызвало бы у него чувство омерзения. Как следствие, нельзя было усмотреть ничего странного в том, что техник заглянул в рубку немного поболтать. Пилот читал, что было обычным его занятием в свободное время; он спросил, где Кен, и техник ответил, то тот возится в шлюзе со своим сеном.

— И что он вечно использует шлюз как лабораторию? — недовольно заметил пилот. — Я уже говорил ему так не делать. У него есть лаборатория на станции, так почему он не может перетащить их туда?

— Думаю, он рассчитывает в случае неполадок с рефрижератором откачать из шлюза воздух и таким образом дать образцам шанс дожить до окончания ремонта, — ответил Фет. — Хотя на самом деле имеет смысл спросить его самого. Меня это все не беспокоит: нас на борту всего трое, а ящики не настолько велики, чтобы в случае неполадок со здешней техникой через них оказалось трудно перебраться.

Пилот фыркнул и снов углубился в чтение, не забывая периодически одним глазом присматривать за огоньками на панели. Он видел, что в какой-то момент Кен выходил из шлюза и открывал внешнюю дверь, но не придал этому значения и не стал ничего спрашивать. Фет и сам не понимал, что там творится, так что удивлялся не меньше Ли. К счастью, пилот давно привык к его неразговорчивости и вечно хмурому выражению лица, иначе такое состояние могло бы вызвать подозрения. Именно эта черта и была причиной того, что Кен не стал рассказывать Фету весь свой план: он опасался, что чуть более радостное состояние техника может погубить все дело.

Но последовавшие сигналы заставили-таки пилота отложить книгу и подняться на ноги.

— Что там творит этот ненормальный? — громко поинтересовался он. — Сверлит дырки в корпусе?

Фет понимал причину его беспокойства: внешняя дверь шлюза снова закрылась, и давление уже некоторое время было нормальным, но сейчас оно вдруг стало резко падать, словно воздух уходил из корабля через большое отверстие — хотя, судя по приборам, все это время он продолжал поступать в помещение. Внешняя дверь по-прежнему была закрыта.

— Может, он наполняет какие-нибудь портативные цистерны? — с надеждой предположил Фет.

— Чем? На борту нет насоса, который мог бы закачивать воздух быстрее, чем это позволят клапаны в шлюзе. Разве что в основных системах — но их он сейчас использовать не может.

— Так свяжитесь с ним и сами у него спросите. Внутренняя дверь тоже закрыта, насколько я вижу. Если вы сейчас ее откроете, когда он работает, ему это вряд ли понравится.

— Это не нравится мне! — прорычал Ли. Он снова посмотрел на индикаторы и обнаружил, что давление стабилизировалось на величине примерно вполовину нормального. — Ну ладно, если там произошла утечка, то у него хотя бы хватило ума заткнуть отверстие, — пробормотал он уже спокойнее, после чего он взялся за микрофон, переключился на локальный канал, по которому шли все внутренние переговоры, и вызвал Кена. Тот немедленно отозвался и заверил пилота, что никаких дырок в корпусе он не сверлил и вообще скоро все закончит и вернется. Ли больше ничего не удалось из него выжать.

— Можно подумать, ты ему не доверяешь, — усмехнулся Фет, когда пилот отошел от микрофона. — Ты можешь доверять ему по той же причине, что и мне, а насчет меня ты, судя по всему, особенно не беспокоишься.

— Возможно, на него я тоже смогу положиться, но только когда он пройдет через еще несколько доз, — ответил Ли. — А сейчас даже из разговора с ним я могу заключить, что он еще не вполне смирился с тем, что он на поводке. Я в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь так разговаривал с Драем.

— Я разговаривал… однажды.

— Да, но он делает это снова и снова. И Драй тоже обратил на это внимание — он приказал мне оставаться в рубке управления все время, пока вы двое находитесь на борту. Я, впрочем, полагаю, что это не слишком нужно — все равно ключ у меня, а я не знаю, каким гением нужно быть, чтобы вскрыть замок Берна на этой системе. Впрочем, приказ есть приказ. — Он снова расслабился и уткнулся в книгу. Фет же опять вернулся к своим мрачным мыслям.

«Значит, они надеются на то, что это нас удержит. Можно подумать, я раньше этого не знал. Если Кен придумает какой-нибудь способ добраться до сейфа Драя — мне это, по крайней мере, не удалось… Впрочем, Сарр мы все равно не найдем. Если бы можно было ориентироваться на Ригель или Денеб, которые можно опознать за тысячу парсек, не подлетая при этом достаточно близко, чтобы разглядеть планеты…» — так продолжал размышлять он, и опять в его мыслях постоянно всплывало «если бы», как это происходило уже много лет подряд. Наркотик оказал не слишком заметное влияние на его интеллектуальные способности, но сам факт зависимости от него давно погасил в Фете всякое стремление к бегству. Он только удивился, почему согласился выполнить просьбу Кена, — непонятно, как ученый сможет выполнить свое обещание?

Наконец, его раздумья прервал голос Кена:

— Фет, ты не мог бы спуститься и помочь мне? Я почти закончил, но мне нужно кое-что вытащить из шлюза.

Оба саррианина, бывшие в рубке, дружно повернулись к индикаторам. Давление опять поднималось.

— Хорошо, я иду, — ответил Фет. — Открой внутреннюю дверь, как только поднимется давление, — и с этими словами он поспешил по коридору, оставив пилота позади. Кен сформулировал свою просьбу очень аккуратно…

Отсутствовали они недолго, так что Ли не успел ничего заподозрить. Через пару минут он услышал, как ученый с техником возвращаются. Они двигались молча, и это пробудило в пилоте любопытство. Он приподнялся, чтобы выйти им навстречу, но к этому моменту оба уже сами появились в рубке. Лицо Фета утратило мрачное выражение, и теперь его чувства было трудно определить. Ли, впрочем, даже не задался этим вопросом — взгляд сразу оказался прикован к предмету, который эти двое несли в петле из какой-то тряпки.

Предмет имел форму куба со стороной примерно в один фут, и был он желтого цвета. За ним по воздуху тянулся заметный след а на поверхности проступали темно-медовые капли. Капли сливались в более крупные, стекали по граням куба, впитывались в ткань и растворялись в воздухе. Увидев это, Ли на мгновение растерялся, затем на его лице появилось выражение ужаса, но в конце концов он взял себя в руки.

— Так вот куда девался воздух, — заметил он. — И что же все это значит?

Кен, на котором был скафандр с открытым шлемом, не стал прямо отвечать на вопрос. Вместо этого он задал свой:

— Ты ведь заешь координаты Сарра и можешь довести до него корабль, верно?

— Конечно. Я неоднократно летал по этому маршруту. А вы надеетесь, что я все расскажу вам, чтобы избежать обморожения?

— Мне не важно, будешь ты говорить или нет. Корабль поведешь ты сам, и я не собираюсь примораживать тебя к этому блоку — мы просто поставим его прямо здесь. У тебя есть время подумать, пока он не испарится. После этого думать за тебя будем уже мы.

Пилот засмеялся.

— Это можно было ожидать! Предполагается, что я поверю, будто там внутри тафак? Да вы сделали этот блок пару минут назад!

— Совершенно верно. Раз уж об этом зашла речь, то уверяю — там действительно вложен цилиндрик тафака. Я лично поместил его туда — именно пару минут назад, как вы говорите.

— Надо понимать, что вы взломали сейф Драя и забрали его оттуда?

Было видно, что пилот им не верит ни на грош.

— Нет. Но идея Драя сыграть на благодарности аборигенов Третьей оказалась не так уж плоха.

— Хотите сказать, что они дали вам за свое спасение сотню порций?

— По моим оценкам, их там примерно две тысячи. Я их не пересчитывал, но они разложены ровно, так что если доза, о которой идет речь, составляет примерно одну десятую цилиндрика, в котором хранится тафак, то эта цифра верна. Тут пилот явно забеспокоился.

— Но ведь вы не высаживались туда с тех самых пор, как Драй высказал эту мысль. У вас просто не было возможности попросить тафака!

— Обижаете. Неужели, по-вашему, я должен был ждать, пока Драй подскажет, как я должен поступать? Эта мысль родилась у меня гораздо раньше — но поскольку я не лишен совести, я не стал пытаться ее реализовать. Кроме того, как я уже устал повторять, я не настолько хорошо знаю язык аборигенов. Однако так получилось, что абориген, с которым я имел дело, дал мне коробку тафака безо всяких просьб с моей стороны. Он все-таки неплохой парень и явно имеет представление о том, насколько тафак для нас ценен. Боюсь только, что я забыл доложить обо всем этом Драю.

По мере того как Ли осознавал, что услышанная им история вполне правдоподобна, на его лице все больше и больше вырисовывалось отчаяние. Фет, со своей стороны, прямо-таки лучился. И лишь маленькое облачко сомнения омрачало эту радость: что, если его приятель все же блефует? Это казалось невозможным — ведь совершенно бесполезно возвращаться на Сарр без запаса наркотика. Но тогда пришлось бы привлечь Ли к добыванию последнего из сейфа Драя.

Мысли пилота, видимо, текли в том же направлении. Взгляд его, прикованный к тающему куску серы, был полон ужаса. Он выдвинул последнее возражение, хотя и сам понимал, насколько оно слабое:

— Ты не допустишь… Фет же не защищен, и ты сам без шлема.

— А нам-то какая разница?

В этот момент Ли совершил отчаянную, почти безумную попытку прорваться к двери. Он врезался головой в Фета, и некоторое время ничего нельзя было разобрать в мелькании ног и щупалец. Кен стоял рядом, но его помощь и не требовалась. Вскоре пилота, бешено размахивающего щупальцами, отшвырнуло назад, почти к самому пульту. Он поднялся, явно не настроенный сопротивляться дальше.

— Если бы я только…

— Да, было бы просто замечательно, если бы Драй позволил хоть кому-нибудь, кроме себя, иметь оружие. Вот только он не разрешил это даже тебе… а времени осталось мало. Так как? с этими словами Фет потянулся к термостату, находившемуся в рубке почти рядом с ним, и повернул его.

Пилот сдался. Если он и испытывал какие-то сомнения относительно правдивости Кена, поставить на это он уже не рискнул. Кроме Фета Ли уже видывал и других наркоманов и был знаком с некоторыми душераздирающими подробностями.

— Хорошо — уберите эту штуку! Я сделаю так, как вы хотите! Кен молча подхватил оба конца тряпки и понес заметно полегчавший груз в сторону шлюза. Через пару минут он вернулся.

— Сделано, — объявил он. — Я уж беспокоился, не испарится ли эта штука целиком прежде, чем я ее донесу. Ты продержался дольше, чем я ожидал, Ли. Но все кончилось хорошо, и воздух чист. Хочу заметить, что этот блок теперь лежит в моем холодильнике наверху, и в случае необходимости его можно будет вытащить очень быстро. Ну ладно, теперь о деле. Мне бы очень хотелось арестовать нашего дорогого Драя, но я не вижу способа это осуществить. Есть идеи?

— Арестовать? — На лице Фета появилась легкая улыбка.

— Да. Должен признаться, что на самом деле я действительно являюсь правительственным агентом. Я был послан разобраться с этим делом о наркотиках. Не то чтоб я очень рвался подучить такую работу, да и следователь из меня вышел так себе, но не об этом речь… Наверное, Фет, мне надо будет провести тебя по этому делу как своего сотрудника — думаю, что это вполне законно.

— Не стоит волноваться. Все уже сделано восемнадцать лет назад. Надо понимать, что они не позаботились сообщить тебе о своей предыдущей попытке — найти специалиста и попытаться сделать из него полицейского? Увы, тогда результатов добиться не удалось…

— Нет, не позаботились. Надо будет мне поговорить с Рейдом по возвращении. Если он все знал…

— Не стоит сердиться на него. Учитывая нынешние обстоятельства, я очень рад, что он снова предпринял попытку. Ты все-таки проделал очень неплохую работу.

— Может быть, но она еще не совсем закончена. Спасибо за информацию, теперь я многое понял относительно тебя, а то мне было чему удивляться. И что касается дела, то с этого момента оно не только мое, но и твое. Так как мы собираемся взять Драя? За остальными, я думаю, просто не стоит гоняться.

А почему бы не оставить его там, где он сидит? Другого корабля на базе нет, так что пока этот у нас, он там прочно застрял. Разве что ему придет в голову предпринять путешествие на торпеде. Впрочем, в этой системе ему больше нигде долго не выжить, так что вряд ли он попытается. По-моему, нам стоит отправляться прямо сейчас, и пускай он ломает себе голову, что же случилось, — пока мы не прибудем официально и с оперативной группой.

— Предложение принято — но с единственной поправкой. Сперва мне все-таки надо совершить одну прогулку. Фет, последи за нашим другом пилотом, пока меня нет, — и с этими словами Кен исчез в направлении шлюза, так что никто не успел и рта раскрыть.

На этот раз он отсутствовал очень долго, и в конце концов корабль пришлось послать за ним следом. Он застрял в одной из долин неподалеку от станции, поскольку оказался не в состоянии один справиться со своей задачей.

Салман Кен собирался платить свои долги.

Никто из Вингов, конечно, не считал, что инопланетянин что-то им должен — совсем напротив. Они не винили его в случившемся пожаре, ведь в момент появления корабля он находился на земле и вел с ними беседу. Ночью с помощью команды из Кларк-Форка пожар в конце концов потушили. Так что единственное, что теперь заботило семейство, — вернется их гость или нет.

До самого вечера никто не вспоминал, что в этот день должна была появиться торпеда с платиной. Но на следующее утро Дон с Роджером отправились к передатчику и действительно обнаружили там торпеду — но ее дверца оказалась закрыта, а на их крики никто не отозвался. Конечно же, это была та самая торпеда, которую послал Драй и про которую он совершенно позабыл из-за всей случившейся сумятицы. Управлялся этот зонд по радио, а не через ахронный передатчик, поскольку, в то время «Карелла» была совсем рядом — и теперь не имелось никакой возможности переключить ее обратно, даже если бы наркоделец и вспомнил о своем имуществе. Сам же Кен, чья «плата» находилась на борту «Кареллы», даже и не подумал об этом — внимание его быстро переключилось на необходимое краткое исследование Солнечной системы, которое они провели перед отбытием. Целый земной день он посвятил изучению этого семейства ледяных планет, прежде чем товарищу удалось убедить его отправляться домой — Фет, правда, не слишком на него нажимал, поскольку и сам как ученый страдал от любопытства.

В конце концов они отправились с прощальным визитом на Третью. Передатчик только-только оказался на освещенной стороне, и на сей раз даже Ли проявил желание наводиться именно на него. Когда они спустились на расстояние мили от горных вершин Кен стал указывать дорогу, и вскоре они зависли над домом Винтов.

Аборигены заметили их приближение. Все семеро выбежали из дома, следя за спускающимся кораблем, — об их чувствах Кен легко мог догадаться. Он приказал Ли остановить корабль так, чтобы двери шлюза оказались в точности на поляной перед домом, а нижняя часть корпуса корабля — в тридцати футах от вершин деревьев. Затем он влез в скафандр, вышел в шлюз со своей «платой» и открыл внешнюю дверь, даже не откачав воздух. На мгновение его окутало голубоватое пламя, рванувшееся из шлюза и вызвавшее у аборигенов испуганный вскрик. К счастью, пламя горящей серы тут же метнулось вверх и пропало. Затем Кен жестами убедил землян отойти в сторону, перекатил через порог шлюза тяжелый предмет. Упав на землю, предмет проделал на этом месте изрядную дыру. За ним последовала схема, аккуратно нарисованная на фторокремниевой пластине — этот материал сарриане использовали в качестве бумаги для записей. Винги столпились вокруг всего этого, а «Карелла» поднялась выше и превратилась уже в маленькую точку в небе. Кен уже занялся отчетом для планетарных экологов и медиков-исследователей, которые прилетят с ним сюда в следующий раз. Возможно, удастся найти способ лечиться от вызываемой «тафаком» наркотической зависимости, а если и нет — он в достаточно хороших отношениях с аборигенами, так что можно особо не волноваться. Не то чтобы это было единственным, зачем ему нужны были эти странные существа, — все-таки они ему нравились в некотором роде…

Он даже не забыл написать небольшой отчет для Рейда.

А на Земле некоторое время все молчали.

— Папа, мне эту штуку не сдвинуть, — это были первые прозвучавшие слова, и исходили они от Роджера, который тщетно пытался сдвинуть с места лежащую у их ног серую глыбу.

— Она должна весить фунтов двести, — прикинул Дон. — Если это все платина… — …то нам предстоит немало работы по разбиванию ее на мелкие кусочки, чтобы не вызвать лишнего интереса, — закончил за него отец. — Но сейчас меня больше всего интересует рисунок.

Остальные пододвинулись ближе к нему. Это была маленькая схема Солнечной системы — в точности подобная той, что была нарисована на песке два дня назад. Рядом имелось легкоузнаваемое изображение космического корабля, направляющегося прочь от Солнца. Затем следовала еще одна схема, представлявшая собой увеличенное изображение орбит внутренних планет, и на нем были отмечены дуги, которые каждая из планет должна была пройти примерно за месяц. Наконец третья картинка повторяла первую — вот только космический корабль на ней направлялся к системе, а не от нее. Смысл картинки был совершенно ясен, и, разобравшись в нем, мистер Винг заулыбался.

— Думаю, можно продолжать завтракать, — объявил он. — Судя по всему, наш знакомый хочет еще подучить английский язык. Все в порядке, он вернется. Я слегка опасался, что он как-нибудь не так отреагирует на этот блок сигарет. Ну что ж, — тут он повернулся к остальным. — Дон, Роджер, пойдемте. Если он намерен появиться только через месяц, а торпеда все еще лежит там, где вы ее оставили, то мы можем немного поработать над ней. Роджер, к тому времени, когда ты достигнешь возраста Дона, ты, возможно, повезешь нас с ответным визитом к нашему горячему приятелю. Ведь рано или поздно мы выясним, как эта штука работает!

Notes

1

Марка легкомоторного пассажирского самолета 1950-х годов. (Прим. ред.).

(обратно)

Оглавление

Хол Клемент ЛЕДЯНОЙ АД Iceworld

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

Реклама на сайте