«Генезис-2075»

Бернард Беккетт Генезис-2075

Посвящается Рене, Эммануилу, Людвигу и Алану

Является ли душа чем-то большим, нежели простым гулом составляющих ее элементов?

Дуглас Хофштадтер. Глаз разума

Анакс медленно шла по длинному коридору. Тишину вокруг нарушало лишь доносившееся сверху негромкое шипение воздушного фильтра. В соответствии с новыми правилами свет был пригашен. Анакс помнила дни, когда свет еще горел в полную силу, но никогда о них не упоминала. Считать прошлое более ярким и красочным, чем настоящее, и, более того, говорить об этом вслух — значило совершить одну из грубейших Ошибок.

Анакс дошла до конца коридора и повернула налево. Посмотрела, который час. Они должны были наблюдать за ее приближением. По крайней мере ходили слухи, что в коридорах установлены камеры слежения. Дверь скользнула в сторону, плавно и неслышно, как, собственно, и все остальное в Академии.

— Анаксимандр?

Она кивнула.

Комиссия состояла из трех Экзаменаторов. Все, как в указано правилах. Анакс почувствовала, что у нее словно гора с плеч свалилась. Все подробности, касающиеся экзамена, хранились в секрете, поэтому среди соискателей ходили самые разнообразные слухи. Ее учитель Перикл любил повторять: «Воображение — это незаконнорожденный ребенок времени и неведения». Впрочем, потом всегда добавлял, что не имеет ничего против незаконнорожденных детей.

Анакс любила своего учителя. Она его не подведет. Дверь за ней закрылась.

Экзаменаторы сидели за высоким столом, сделанным из темного полированного дерева.

— Устраивайтесь поудобнее, — сказал один из них, сидевший посередине, самый большой из троих. Таких высоких и широкоплечих Анакс еще никогда не доводилось видеть. По сравнению с ним двое других казались старыми и какими-то ослабевшими, но, несмотря на это, она чувствовала на себе их острые, внимательные взгляды. Сегодня не время строить догадки. Усилием воли Анакс стерла из головы все лишние мысли. Пространство перед столом было совершенно пустым. Анакс знала, что беседу будут записывать.

Экзаменатор: На экзамен отводится пять часов. В том случае, если какой-либо из вопросов покажется вам непонятным, вы имеете право попросить нас уточнить его, однако помните, это будет учитываться при вынесении окончательного решения. Вы меня поняли?

Анаксимандр: Да.

Экзаменатор: Вы хотите спросить нас о чем-нибудь прежде чем мы приступим?

Анаксимандр: Мне бы хотелось узнать правильные ответы на вопросы.

Экзаменатор: Простите, я не совсем вас понимаю…

Анаксимандр: Я пошутила.

Экзаменатор: Вот как. Ясно.

Зря. Они лишь приняли к сведению, что испытуемая пыталась пошутить. Не более. Анакс подумалось, что ей, возможно, имеет смысл извиниться, но время для этого уже ушло.

Экзаменатор: Анаксимандр, экзамен начинается. Пять часов по выбранной вами теме. «Жизнь и эпоха Адама Форда, 2058–2077 гг.». Адам Форд появился на свет через семь лет после образования Республики Платона. Изложите нам, пожалуйста, политические предпосылки, приведшие к образованию Республики.

Это что, ловушка? Из названия темы понятно, что ее специализация охватывает исключительно период, ограниченный годами жизни Адама Форда. Однако прозвучавший вопрос не встретил возражения со стороны других Экзаменаторов. Конечно, Анакс, как, собственно, и все учащиеся, кое-что знала об истории возникновения Республики, но интересовалась-то совсем другим, и сейчас могла озвучить лишь факты, вызубренные вместе со всеми в классе, известные каждому ученику. Ничего себе начало экзамена! Может, ей следует возразить? Вдруг Экзаменаторы только этого и ждут? Анакс пристально посмотрела на их лица, в надежде разглядеть подсказку, но они ничего не выражали, оставаясь бесстрастными, словно высеченными из камня.

Экзаменатор: Анаксимандр, вам ясен вопрос?

Анаксимандр: Да, конечно. Прощу прошения. Просто я… впрочем, неважно…

Она попыталась стряхнуть с себя волнение. Пять часов. У нее еще куча времени, чтобы показать все свои знания.

Анаксимандр: Все началось в конце тридцатых годов нового тысячелетия. Как и во все остальные эпохи, недостатка в пророках, сулящих скорую гибель мира, не ощущалось. Многие слои общества были напуганы первыми шагами генной инженерии. Основой мировой экономики все еще служила нефть, чудовищный дефицит которой, по всеобщему признанию, уже маячил на горизонте.

Регион, известный в те времена под названием Ближнего Востока, продолжал оставаться очагом политический нестабильности. Соединенные Штаты — из желания быть последовательной, я буду использовать в своем ответе названия описываемой эпохи, — так вот, они ввязались в войну, которую, с точки зрения многих людей, были не в состоянии выиграть, и вели ее с культурой, которую не понимали. Преследуя свои интересы, а именно распространение демократии, Соединенные Штаты сам термин «демократия» понимали весьма своеобразно и узко, поэтому им не удалось добиться сколь бы то ни было значительного успеха.

В то же время, в среде обоих враждующих сторон наметился подъем фундаментализма. Первые инциденты, совершенные западными террористами, произошли в 2032 году на территории Саудовской Аравии. Уже тогда многие восприняли их как первые искры, предвестники мирового пламени, которое уже никогда не удастся погасить. Европу обвинили в утрате моральных ориентиров, а мятежи независимости 2047 года явились еще одним свидетельством упадка светской власти. Усиление Китая на международной арене и действия, которые он называл «активной дипломатией», привели к тому, что многие стали опасаться очередного глобального конфликта. Экономический рост угрожал планетарной окружающей среде. Разнообразие форм жизни невероятно сократилось, а последние противники Модели Ускоренного Изменения Климата изменили свое мнение после пылевых бурь 2041 года. Одним словом, мир столкнулся с рядом непростых задач глобального масштаба, и к концу пятидесятых годов этого века в обществе доминировали пессимистические настроений и чувство надвигающейся катастрофы. Безусловно, с высоты нынешней эпохи легко рассуждать об ошибках и просчетах того времени. Сейчас нам представляется ясным, что человечеству следовало на самом деле бояться только одного — самого чувства страха. Подлинная опасность, с которой столкнулись в ту эпоху люди, заключалось в упадке духа.

Экзаменатор: Определите понятие «дух».

Тщательно выверенный тон голоса. Подобного эффекта можно добиться при помощи точной настройки даже самого дешевого фильтра, однако в данном случае дело было не в технике, а всего-навсего в искусстве владеть собой.

От внимания Экзаменаторов ничто не ускользало. Любая заминка, любое даже секундное колебание сразу же становилось заметным. Несомненно, окончательное решение выносилось в итоге исходя из количества таких вот пауз. Неожиданно Анакс показалось, что она скучна и не способна произвести хоть какое-то впечатление. В ее ушах по-прежнему звучал голос Перикла: «Им интересно посмотреть, как ты будешь реагировать на сложные вопросы. Не мнись, говори, и к тебе придет понимание. Доверься словам». Тогда ей казалось, все очень просто. Лицо Анакс напряглось. Она стала подбирать слова, отыскивая их словно друзей, затерявшихся в толпе, понимая, что вот-вот — и ее охватит паника.

Анаксимандр: Упомянув это понятие, я имела в виду настроения, преобладавшие в обществе того времени. Сила человеческого духа заключается в способности с интересом и оптимизмом смотреть в непредсказуемое будущее. Это вера в то, что из любого затруднительного положения найдется выход, а все разногласия можно разрешить. Это своего рода смелость. Однако, к сожалению, такое чувство — вещь хрупкая. Его могут поколебать страх и предрассудки. К 2050 году, то есть к моменту, когда разразился конфликт, мир вступил в эпоху предрассудков и страхов.

Экзаменатор: Расскажите нам подробней о предрассудках.

Анаксимандр: Предрассудок есть человеческое стремление рассматривать происходящие в мире события как простую цепочку причин и следствий. Как я уже упоминала, в мире наблюдался подъем фундаментализма, но сейчас я говорю о предрассудках иного рода. Я имею в виду явление, захлестнувшее человечество того времени, — веру в простые причины.

Даже самое элементарное событие спутано в клубок вероятностей и изменений, однако человеческому сознанию чужды такие сложности. Во времена потрясений, когда наступает разочарование в обычных богах, на их место приходит культ заговоров и поиск ведьм. Вот это и случилось тогда. Будучи не в состоянии списать неудачи на случайное стечение событий, не желал смириться со своей ролью простых винтиков огромного механизма, люди стали искать чудовищ среди самих себя.

Чем больше средства массовой информации внушали людям чувство страха, тем меньше люди верили своим ближним. Всякий раз, когда случалось новое несчастье, будь то землетрясение и эпидемия, СМИ придумывали объяснение, что послужило тому причиной, и у каждого такого объяснения имелось конкретное имя и лицо. Люди стали бояться даже соседей. На всех уровнях — личностном, групповом и государственном — они выискивали признаки враждебных намерений и всякий раз неизбежно их находили. Именно в этом и заключалась самая непростая задача, с которой в те времена столкнулось человечество — в поиске ответа на вопрос: «Можно доверять друг другу или нет?» Она оказалась человечеству не под силу. Именно это я имела в виду, говоря об упадке духа.

Экзаменатор: Спасибо за пояснение. Вернитесь теперь, пожалуйста, к событиям того времени. Как была основана Республика?

Как Перикл и говорил, Анакс приободрилась, услышав звук собственного голоса. Именно это столь выгодно отличало ее от других соискателей. Мысли шли вслед за словами. Так, по крайней мере, объяснял учитель. «Каждый из нас обладает неповторимой индивидуальностью, и в этом твой талант». И хотя материал, который она излагала, был старым, не раз повторенным и заученным назубок, Анакс казалось, что она облекает его в оболочку новых слов и с каждым новым слоем к ней все больше возвращается уверенность.

Анаксимандр: Первый выстрел Последней Войны произошел по ошибке. Это случилось 7 августа 2050 года. Японо-китайский союз потратил восемнадцать месяцев, чтобы собрать коалицию надзора за проектом по рассеиванию серы, целью которого было снизить теплоулавливающий эффект атмосферного углерода. Действия коалиции успехом не увенчались по причине отсутствия взаимного доверия, о котором я уже упоминала. США заблокировали проект, приняв его за часть масштабного плана по установлению нового мирового порядка, а Китай, в свою очередь, решил, что Северная Америка намеренно содействует процессу изменения климата с целью обрушить китайскую экономику. События развивались вполне предсказуемо, и Китай решил приступить в реализации проекта в одностороннем порядке. После этого в воздушном пространстве США над Тихим океаном был сбит самолет, задействованный в пробном этапе проекта рассеивания, хотя, как мы знаем, США так и не отказались от своей официальной версии, согласно которой они расстреляли вражеский военный самолет, отправленный на боевое задание.

Экзаменатор: Лучше бы вы исходили из того, что мы ничего не знаем.

Анакс в знак извинения склонила голову. Щеки ее зарделись от стыда и возмущения. Зачем такая грубость? Она ждала, что Экзаменаторы дадут ей знак продолжить, но они не шевелились. При любых других обстоятельствах она бы пожаловалась на их недостойное поведение.

Анаксимандр: Платону удалось реализовать задуманное благодаря его глобальным экономическим интересам. Он нажил начальный капитал на производстве водородной техники и потом пополнил его доходами от продуманных инвестиций в индустрию биоочистки. Принимая во внимание богатство и связи Платона, можно утверждать, что он лучше других понимал, чем закончится набирающий обороты конфликт между двумя сверхдержавами. Будучи человеком предусмотрительным, он начал перебрасывать средства на группу островов, расположенных на самом юге планеты, и носивших название Аотеароа.[1] Говорят, на момент объявления войны семьдесят процентов экономики архипелага уже принадлежали Платону и его деловым партнерам, которые намеревались добиться хорошего технического оснащения островов, сделав их полностью самодостаточными. По мере ухудшения ситуации в мире, промышленнику не составило труда уговорить жителей его новой родины в необходимости создания более действенной и эффективной системы обороны. Строительство Великого Морского Заградительного Вала Республики, который до сих пор считается шедевром инженерной мысли двадцать первого века, закончилось в 2051 году, через одиннадцать месяцев после начала Последней Войны. К тому моменту, когда в конце 2052 года разразилась первая крупномасштабная эпидемия чумы, Республика была уже изолирована от окружающего мира. Платона провозгласили спасителем Аотеароа, а потом, по мере того как новости из внешнего мира становились все мрачнее и ужаснее, его стали называть спасителем всей человеческой расы. К тому моменту, когда в июне 2053 поймали последнее сообщение с материка, в Республике многие искренне полагали, что людям удалось выжить только на островах.

Разумеется, в Республике ожидали наплыва беженцев, и, когда те появились, с ними безжалостно расправились. Приближающиеся самолеты сбивали без всякой попытки установить связь с пилотами, а люди собирались на скалах, чтобы поглазеть на увлекательное зрелище: горящие на горизонте корабли-призраки, снесенные дрейфом на минные поля. С течением времени взрывы стали слышаться все реже. Все реже лазерные пушки обнаруживали приближающиеся к островам цели. Именно тогда люди обратились к Платону и попросили повести их вперед, к лучшему будущему.

Экзаменатор: Вы очень неплохо изложили нам историю случившегося. Так было положено начало Республике, в которой родился Адам Форд, являющийся объектом вашего особого интереса. Прежде чем мы начнем разговор о его в высшей степени удивительной жизни, не могли бы вы нам вкратце изложить принципы устройства Республики Платона.

Анаксимандр: Историки утверждают, что главный принцип этого государства выражен в его девизе «Вперед навстречу прошлому». Платон, или же лучше сказать, советники Платона, поскольку большинство считает главным созидателем общественного строя Елену, оказались сторонниками особого вида консерватизма. Платон объявил людям, что причиной Краха послужил отход человека от его естественного состояния. Человечество, не задумываясь, с готовностью шло на перемены, забывая о самом главном научном законе — любое изменение ведет к упадку. Вождь объявил жителям Республики, что они могут обрести славу великих цивилизаций только при условии создания общества, основывающегося на порядке и стабильности. Платон объявил о пяти основных угрозах, из-за которых система может оказаться в опасности. Ими оказались Нечистая Кровь, Нечистые Мысли, Личностные Привилегии, Торговля, Угроза Внешнего Мира. Меры, которые предлагал Платон, казались радикальными, но люди были напуганы до смерти и судорожно хватались за все его посулы. «Государство вас спасло, — объявил Платон. — Теперь настал ваш черед спасти государство». Людей в зависимости от генома разделили на четыре сословия: Рабочих, Солдат, Техников и Философов. Детей, чье происхождение с момента появления на свет становилось тайной, после рождения немедленно разлучали с родителями. По прошествии года дети проходили проверку, после чего определялись в то или иное сословие или же уничтожались. Все выжившие получали жесткое воспитание, сочетавшее в себе теоретические занятия с физическими тренировками. Математика и генетика были столь же обязательны для изучения, как занятия борьбой и гимнастикой. Летом дети ходили нагими, поскольку считалось, что это ослабляет тягу к проявлению индивидуальности.

Лучшие атлеты, вопреки показаниям генома, могли попасть из Рабочего сословия в Солдаты, и точно так же лучших мыслителей могли перевести в сословие Техников, но не выше. Класс Философов оставался уделом лишь немногих счастливчиков.

Мужчины и женщины жили раздельно. Они ели и спали в рабочих коммунах. Романтические отношения не попали под запрет, поэтому парам после получения разрешения от Министерства Генетических Изменений предлагалось вступать в брак. Однако, даже поженившись, они продолжали жить среди своего пола, отрабатывая то время, которое им разрешалось проводить вместе. Думаю, если не вдаваться в дальнейшие детали, этим и ограничивались основные аспекты жизни раннереспубликанского общества.

Анакс понимала, что экзаменаторы никоим образом не выразят ни удовольствия, ни осуждения от ее ответов, однако, не в силах сдержать себя, подняла на них взгляд, напомнив со стороны ребенка, который только начал ходить в школу и взирает на учителя, если не в поисках ободрения, так хотя бы признания.

Однако это была не школа. Академия.

Экзаменатор: Кто твой учитель, Анаксимандр?

Анаксимандр: Перикл. В основном он. Конечно, мне помогали в школе, и много исследовательской работы я проделала самостоятельно, однако…

Экзаменатор: Перикл.

Экзаменатор произнес имя учителя так, словно оно имело над ним некую особую власть. Анакс не знала, к добру это или к худу. Она ждала следующего вопроса, в надежде, что скоро они перейдут к разговору о великой эпохе и жизни Адама Форда — теме, в которой она чувствовала себя наиболее уверенно.

Экзаменатор: Скажите, на ваш взгляд, Платону удалось добиться поставленных им целей?

Анаксимандр: Все зависит от того, что именно понимать под целями. Если говорить о достижении личной власти и высокого положения в обществе, что вполне можно считать объективной оценкой побуждавших его стимулов, то тогда я бы ответила утвердительно — за время своей жизни он добился существенного влияния. Если же вы меня спрашиваете, удалось ли ему создать идеальное государство, в котором человек и общество в целом могли наилучшим образом реализовывать свой потенциал, на это мне ответить сложнее. Думаю, истории было бы гораздо проще судить о Платоне, если бы на свет не появился Адам Форд.

Стоило Анакс произнести это имя, как ей тотчас же стало легче. Вот уже три долгих года она не могла о нем забыть. Он ушел из жизни задолго до того, как Анакс появилась на свет, но она знала его не хуже самой себя. Просмотрела кучу стенограмм и записей, но, что еще важнее, у нее, по словам Перикла, было на Адама чутье. Если она сейчас не сможет произвести на Экзаменаторов впечатление, значит, ей это и вовсе не под силу. После чего… Впрочем, ладно, об этом лучше не думать. Она обещала Периклу, что не будет об этом думать.

Экзаменатор: Да, Адам.

Анакс еще ни разу не встречала того, кому удалось бы произнести имя Форда, не сделав при этом паузу, не задумавшись о той роли, которую этот человек сыграл в истории. Новые мыслители рассматривали проблему значения его личности с некоторым скепсисом. «В спичке, от которой занимается пламя, нет ничего особенного, — звучал их девиз, — за исключением того, что это спичка, от которой занимается пламя».

Но даже они всегда ненадолго умолкали, как и все остальные.

Экзаменатор: Анаксимандр, для начала я хотел бы услышать биографию Адама. Кто были его родители? Как прошли первые годы его жизни? Каждый знает о дежурстве. Эту историю слово в слово сумеет рассказать нам и школьник, но жизнь Адама началась не в ту ночь. Расскажите нам, как, с вашей точки зрения, он к этому пришел.

Анаксимандр: Адам родился в 2058 году. Первый год своей жизни провел в яслях Тана. Согласно легенде, его матери каким-то образом удалось пометить малыша. Потом она сама передала его в ясли, чтобы лично приглядывать за ним. Однако наверняка подобные догадки не соответствуют действительности. И снова мы обращаемся к мифу о причинной связи. Тех, кто хочет понять, что сделало Адама тем, кем он стал, ответ «все и значит ничего», вряд ли может устроить. Мы точно знаем, что Адам родился на свет в классе Философов. В конце первого года жизни в ходе обычного физиологического осмотра и расшифровки генома его статус получил подтверждение, но вместе с тем в деле появилась отметка с предупреждением. По крайней мере два генетических маркера указывали на возможную непредсказуемость его поведения. На самом деле, в легендарном меморандуме Кларка предлагалось рассмотреть вопрос о ликвидации Адама. В обычных обстоятельствах через два месяца полагалось сделать повторные анализы, однако в 2059 году возникла угроза второй эпидемии чумы, и, когда Кларк умер, все принадлежащие ему вещи были уничтожены, а приказ о проведении повторных анализов остался невыполненным. К тому моменту, когда ошибку обнаружили, Адам сдал первый экзамен по вербализации, поэтому вопрос о ликвидации уже не поднимался. В связи с путаницей, неотступно окружавшей дело Форда, то предупреждение осталось незамеченным, поэтому сведения о нем так и не попали в учебные заведения.

Экзаменатор: Значит, он легко влился в класс Философов?

Анаксимандр: Да. Согласно записям, он был лучшим учеником, который сразу же произвел сильное впечатление на преподавателей, особенно своими успехами в математике и логике. Кроме того, он был превосходным борцом и в возрасте тринадцати лет представлял свой город в ежегодном соревновании. Именно здесь мы впервые можем отметить проявление индивидуальности, которая неизбежно привела его к великой роли в нашей истории. На соревнованиях он познакомился с девушкой по имени Ребекка, также принимавшей участие в состязаниях. Адам и Ребекка решили, что должны стать друзьями. Они жили в разных городах и даже на разных островах, но это нисколько их не напугало. В последний вечер турнира Адам спрятался среди багажа команды Ребекки. Он уехал на семьсот километров к югу от района постоянной приписки и целых три дня оставался незамеченным, пока, наконец, его не обнаружила повариха на продовольственном складе коммуны.

Адам вернулся домой с черной отметкой в деле. Можно сказать, начало было положено. Он вел себя задиристо, вспыльчиво, не обращал внимания на порицания и предпочитал проводить время в женском обществе.

Обычно в подобных случаях нарушителя ждал немедленный перевод в сословие Рабочих, однако учительница специально попросила за Адама, указав, что у юноши большие способности, и подробно их описала. В качестве компромисса его перевели в элитную военную академию Стражей Республики. Можно сказать, это решение переменило ход истории.

Экзаменатор: Можно. Если бы мы верили в существование простой причинно-следственной связи.

И снова Анакс вспыхнула, осознав, сколь элементарную ошибку допустила. В школе говорили, что соискателю разрешалось сделать лишь две подобные ошибки. Впрочем, слухи об Академии ходили самые разные. Анакс напомнила себе, что не должна тратить время на пустые домыслы. Просто она слишком увлеклась рассказом, а ведь Перикл предупреждал ее об этом. Надо умерить свой пыл.

Анаксимандр: А мы в нее, разумеется, не верим. Прошу прощения.

Ни один из Экзаменаторов никак не отреагировал на ее извинение. Анакс стало интересно, а можно ли добиться от них хоть какой-нибудь реакции. Неужели они и дома ведут себя точно так же?

Экзаменатор: Изложите нам обстоятельства ареста Адама.

Анаксимандр: К тому моменту ему уже исполнилось семнадцать лет. Шел 2075 год. Он с отличием закончил военную академию. Кстати, там Форду пригодилась его выносливость и любовь к физическим тренировкам. Вы просили меня перейти к обстоятельствам ареста, поэтому я лишь вкратце замечу, что за время обучения он заработал четыре отметки в деле о неблагонадежности и поэтому получил назначение на сторожевую башню южного побережья северного острова. К тому моменту известия об обнаружении кораблей-призраков поступали крайне редко, а угрозу высадки беженцев уже никто не считал реальной. В то время Стражи стремились на север, где незадолго до этого был замечен новый тип воздушных судов. Дозорные три раза сообщали о странных, напоминающих аэростаты объектах, появлявшихся в воздухе невысоко над линией горизонта на западе. Ни один из этих случаев не получил официального подтверждения, средства массовой информации Республики находились под жестким контролем, но, тем не менее, слухи по стране разлетались быстро. В качестве мер предосторожности лучших солдат перебросили на север, усилив при этом боевую подготовку штурмовиков с использованием лазерных пушек. В то же время таких, как Адам, то есть тех, кто только закончил академию и имел подмоченную репутацию, посылали на сторожевые башни, которыми было усыпано южное побережье. До инцидента Адам успел прослужить семь месяцев. На суде он показал, что ему было смертельно скучно, и, скорее всего, не преувеличивал. Дозорные работали в парах. Все их обязанности были четко расписаны. За ними велось постоянное наблюдение. Каждая сторожевая башня представляла собой маленькую кабину, расположенную на высоком металлическом каркасе, окруженную забором под напряжением. Попасть в нее можно было только по единственной лестнице. Помещения были маленькими, и двум дозорным в них едва хватало места, чтобы развернуться. Задача солдат сводилась к наблюдению за Великим Морским Заградительным Валом — огромной арматурной сетью, расположенной на расстоянии пятидесяти метров от границы отлива. Он вздымался над океаном на высоту тридцати метров. Поверху его опутывала колючая проволока, а внизу плавали мины. В случае обнаружения любого объекта, приближающегося к охранному периметру из внешнего мира, обязанности дозорных были весьма недвусмысленными.

В том случае, если рядом с Валом оказывалось судно крупных размеров, что случалось крайне редко, поскольку с подобными целями расправлялись управлявшиеся со спутников мины внешнего рубежа обороны, дозорные поднимали тревогу. Через пять минут по объекту наносили удар вертолеты, оборудованные лазерными пушками, уничтожавшие и судно, и болезнь, которую оно, возможно, несло на своем борту.

Что же касается более мелких суденышек с двумя-тремя истощенными беженцами на борту, которые время от времени прибивало к острову, то в случае их обнаружения инструкция предъявляла к стражам иные требования. Они должны были уведомить станцию наблюдения, после чего один из них спускался по лестнице и направлялся по тропинке к огневой точке, небольшой лазерной пушке. Он вводил код активации, случайный набор цифр, который солдат заучивал каждое утро, после чего кораблик-нарушитель уничтожался. Второй дозорный оставался на месте и держал под прицелом своего напарника. Инструкция не оставляла места для компромисса. В том случае, если стрелок у пушки выказывал хотя бы малейшие признаки колебания, солдат на башне был обязан немедленно его застрелить. В таких случаях ни суд, ни расследование не проводились. Военные хорошо знали, что именно так нередко заканчивались ссоры между дозорными, поэтому отношения с напарниками портили только дураки.

Экзаменатор: Расскажите нам о взаимоотношениях между Адамом и его напарником.

Анаксимандр: За дозорными велось постоянное наблюдение, а все их разговоры записывались. Благодаря этому мы можем составить представление о динамике взаимоотношений между Адамом и его напарником Джозефом. Считаю нужным добавить, что стражи за время дежурства должны были выполнять ряд задач, которые перед ними ставил компьютер, для повышения концентрации и усиления внимательности. Например, они корректировали изображение, которое намеренно искажалось компьютером, или же запоминали, повторяли и выполняли сгенерированные программой инструкции и указания. Я рассказала это для того, чтобы с вашего позволения воспроизвести диалог, состоявшийся между Джозефом и Адамом за день до изначального инцидента.

Экзаменатор: В том случае, если вы считаете, что это поможет вам ответить на вопрос.

Анакс на мгновение замолчала. Перикл убеждал ее, что это хорошая идея. Заучить отрывок не составило труда, но многие справочники, посвященные экзамену, советовали не тратить на это время. Может быть, Экзаменатор только что пытался ее предостеречь? Нет, лучше она последует совету учителя. Он должен ею гордиться, она уж постарается его не подвести.

Анаксимандр: Этот диалог был записан в 18:40, через два часа после начала двухсуточной вахты.

Джозеф: Ты что-нибудь видишь?

Адам: Ага.

Джозеф: И что?

Адам [громким голосом]: Корабль, огромный корабль! Он больше горы и движется к Валу. Смотри, смотри, он отрывается от воды… Господи, да он может летать. На нас надвигается летучий корабль, у него пушки, они нацелены прямо на нас! Господи, пощади нас, сейчас мы все погибнем!..

Джозеф: Да ладно тебе, я просто так спросил. Ты ведь знаешь, что наши разговоры записываются, так?

Адам: Да их никто не слушает.

Джозеф: Откуда ты знаешь?

Адам: Неужели ты думаешь, что если бы они нас слушали, то и дальше продолжали бы сидеть и молчать после того бреда, что я только что наговорил?

Джозеф: Ты выпендриваешься.

Адам: Знаю.

Джозеф. Теперь ты должен нажать желтую, а потом оранжевую.

Адам: Ага, я жму.

Джозеф: Ну, давай же, а то потом не запомним.

Адам: Оранжевая, потом синяя, потом голубая, а теперь… погоди. Еще две оранжевые. Думаю, я справлюсь.

Джозеф [взволнованно]: Давай же, нажимай.

Адам: Сам нажимай.

Джозеф: Мне нельзя, это твои кнопки.

Адам: А кто узнает?

Джозеф: Я.

Адам: Ну, давай.

Джозеф. Я не помню.

[Слышится гудение зуммера.]

Джозеф: Это десятисекундное предупреждение! Адам, так нечестно! Нас обоих накажут. Ты знаешь правила.

Адам: Никто нас не накажет.

Джозеф. Жми на кнопки.

Адам: Ладно, ладно, [Медленно, поддразнивая.] Вот, нажимаю. Желтая, оранжевая, синяя, зеленая, оранжевая, оранжевая, зеленая, желтая… Какая потом вша, красная или зеленая? Не помнишь?

Джозеф: Я тебя сейчас пристрелю. Клянусь.

Адам: Красная.

[Гудение зуммера прекращается.]

Адам: Видишь? Совершенно не о чем волноваться.

Джозеф: Почему ты все время так себя ведешь?

Адам: Мне скучно. Это помогает оставаться начеку.

[Долгое молчание. Слышно, как пальцы барабанят по клавиатуре.]

Джозеф: Думаешь, там еще остались живые?

Адам: Сколько ты здесь служишь?

Джозеф: Пять лет.

Адам: И сколько кораблей потопил?

Джозеф: Три или четыре. Но они все были дрейфующими. Я имею в виду… ну, понимаешь…

Адам: Говорят, недавно на севере видели новые воздушные корабли.

Джозеф: Думаю, это просто байки.

Адам: Да все вокруг сплошные байки.

Джозеф: На самом деле, если подумать… Сколько времени прошло с эпидемии чумы? Те, кто выжил, наверняка получили на нее иммунитет. Так? Они могли уже отстроиться. Вполне логично.

Адам: Или эти выжившие мучились дольше других.

Джозеф: Знаешь, последние, что я видел, уже не показались мне такими уж слабыми и больными.

Адам: Ты в курсе, что наш разговор записывается?

Джозеф [обеспокоено]: Ты же сказал, что нас все равно никто не слушает.

Адам: Вплоть до того момента, пока не произойдет что-нибудь необычное.

Джозеф: Например?

Адам: Я могу сойти с ума и застрелить тебя.

Джозеф: Тогда мне наплевать, слушают нас или нет.

Адам: Ну, значит, и беспокоиться не о чем.

Джозеф: Ну, как ты думаешь? Они отстраиваются?

Адам: Ты когда-нибудь задумывался над тем, почему люди, по которым нам приказано стрелять, никогда не открывают ответный огонь? Я полагаю, что война и чума отбросили остальное человечество на тысячи лет назад, а новый тип воздушных кораблей, который засекли на севере — обычные воздушные шары. Все остальное они просто разучились делать.

Джозеф: Знаешь чего мне сейчас хочется?

Адам: Чего?

Джозеф: Кока-колы.

Адам: Я к ней спокойно отношусь.

Джозеф: Да как же так? Ты ведь, наверное, ее пил. На церемониях. Не сомневаюсь, что ты ее пробовал.

Адам: Напиток как напиток.

Джозеф: Ты знаешь, они чуть было не потеряли рецепт. Спохватились в самый последний час, перед тем как оборвалась связь. Каждый думал, что состав и так всем известен.

Адам: Ты больно доверчив. Это же просто напиток.

Джозеф. Это не просто напиток. А тебе чего сейчас хочется?

Адам: Женщину.

Джозеф: Женщину?

Адам: Прямо здесь и прямо сейчас Ты мог бы посмотреть. Ты часто с женой видишься?

Джозеф: Ты сам знаешь, нам нельзя об этом разговаривать.

Адам: Нам, Джозеф, много чего нельзя. Но знаешь что? Я провел с женщинами куда больше времена, чем ты, а ведь я даже не женат.

Джозеф: Ты просто хвастаешься.

Адам: Да, точно, Джозеф. Хвастаюсь.

На этом фрагмент восстановленной записи обрывается.

Экзаменатор: И о чем, на ваш взгляд, свидетельствует данный фрагмент?

Анаксимандр: Он позволяет нам сделать определенные выводы о характере Адама Форда.

Экзаменатор: О чем-то, заслуживающем восхищения?

Анаксимандр: О чем-то, крайне важном.

Экзаменатор: Почему вы считаете, что прозвучавший диалог не просто пустопорожняя болтовня двух скучающих мужчин, желающих убить время?

Анаксимандр: Он раскрывает личность Адама.

Экзаменатор: Поясните.

Анаксимандр: Адам — младший караульный. Джозеф на пять лет его старше, у него несравненно более богатый опыт, и несмотря на это после прослушивания их диалога может сложиться впечатление, что ситуация в корне противоположная. Думаю, Адам в любой ситуации пытается взять верх. Эту деталь важно отметить, поскольку она играет существенную роль в понимании всего того, что случилось дальше.

Экзаменатор: Расскажите нам о последующих событиях.

Анаксимандр: На следующий день предстояло вести наблюдение за океаном. Джозеф и Адам заступили на дежурство в 15:30. Стояла теплая и ясная погода, практически полный штиль. Башня располагалась на обрыве, с которого открывался вид на южный остров, отделенный от дозорных проливом. Зона, вверенная их наблюдению, протянулась на десять морских миль. В такой день они могли невооруженным глазом увидеть соседнюю сторожевую вышку, находившуюся на севере от них. Согласно журналу, на вахте стоял Джозеф, а Форд занимался проверкой оборудования. Несмотря на это лодку первым заметил именно он.

Адам: Ну вот, хоть какая-то перемена.

Джозеф: О чем это ты?

Адам: Посмотри чуть правее, партнерушка. Видишь?

Джозеф: Чего?

Адам: Слушай, у тебя, перед тем как сюда направить, зрение проверяли?

Джозеф: Все у ливня в порядке со зрением.

Адам: Тогда, наверное, с головой проблемы.

Джозеф: Ладно, ладно теперь вижу. [Громким голосом.] Вон она!

Адам: Ладно, успокойся.

Джозеф: Поднимай тревогу.

Адам: Она совсем крошечная.

Джозеф: Не уверен.

Адам: Посмотри на экран, идиот.

Джозеф: Видишь, что у меня в руках? Знаешь, что в магазине — настоящие патроны?

Адам: А ты знаешь, что попытка угрожать своему товарищу-солдату является предательством?

Джозеф: Меня простят.

Адам: Слушай, она маленькая. Если там будет больше двух-трех человек, считай, тебе повезло. Повезло, что ты не потратил свои патроны на меня.

Джозеф: Сейчас твоя очередь. Вот, смотри, расписание нарядов.

Адам: А так даже и лучше.

Мужчины переводили взгляды с наблюдательного экрана на картину, разворачивавшуюся перед ними, и обратно. Изображение стало более четким. Лодка и в самом деле оказалась крошечной — в точности такой, какой показал сканер. На связь вышла ближайшая сторожевая башня к югу от них.

Ст. б.: Ребята, вы ее видите?

Джозеф: Конечно, Рут, она наша.

Ст. б.: Ну так действуйте.

Адам: Она всего одна.

Джозеф: Не факт. Может, там еще и другие прячутся.

Адам: Ты хоть раз слышал, чтобы они прятались?

Джозеф: Всякое может быть. О чем я и толкую. Ты готов? Тогда давай иди. А я за тобой пригляжу.

Адам: Погоди секунду.

Джозеф: Тебе надо идти.

Адам; Я просто хочу посмотреть, с чем мне предстоит иметь дело.

Джозеф: Если я замечу что-нибудь необычное, то дам знать.

Адам: Секундочку.

Джозеф: Тебе надо идти.

Адам: Сперва я хочу понять, с чем мы имеем дело.

Джозеф: Если я замечу что-нибудь необычное, то обязательно тебе передам.

Адам: Секундочку.

Адам замер, уставившись на экран. Это было против правил. Стрелок должен покинуть сторожевую башню до идентификации цели. Таким образом, к тому моменту, когда он понимал, в кого ему предстоит стрелять, его затылок уже находился под прицелом напарника. Продумано все было очень точно. Неважно, насколько вышколен был солдат, — всегда сохранялась опасность того, что он не решится открыть огонь по беззащитным людям. Учитывая, что в те времена свирепствовала чума, государство не хотело лишний раз напрасно рисковать.

Джозеф [кладет руку на пистолет]: Ты знаешь, у меня приказ.

Адам: Господи, погляди, это же девушка! Это молоденькая девушка. Откуда, черт возьми, приплыла эта лодка?

Оба караульных воззрились на экран. Суденышко и впрямь оказалось крошечным. Непонятно, как оно вообще сумело преодолеть такое расстояние. А потом Адам увидел глаза девушки. По крайней мере именно так он заявил на суде. Огромные и напуганные. Она непонимающе таращилась на высоченную металлическую решетку, вздымающуюся прямо из океана. От самодельного, изорванного треугольного паруса ее лодчонки не было никакого толку. Кораблик, покачиваясь, приблизился на опасное расстояние к плавучим минам.

Джозеф [дрожащим голосом]: Слушай, пожалуйста, иди к пушке. Я не хочу в тебя стрелять.

Адам: Джозеф, я должен тебе кое в чем признаться.

Джозеф: В чем?

Адам: У меня это в первый раз.

Джозеф: Но я же смотрел твое дело.

Адам Я его подтасовал.

Джозеф: Как?

Адам: Тебе лучше этого не знать.

Джозеф: Ладно, в первый раз так в первый. Не волнуйся. Это не сложно. Все как на учениях. После захвата цели ты даже можешь на нее не смотреть.

Адам: Думаю, у меня не получится.

Джозеф. А я думаю, у тебя просто нет выбора.

Адам: Это же всего-навсего девочка.

Джозеф: Если придется, я тебя застрелю.

Адам: Давай я останусь здесь.

Джозеф: Что ты такое городишь?

Адам: Ты пойдешь к пушке, а я останусь в башне. Я не могу объяснить, просто думаю, так будет проще. Если увижу, как ты подобьешь эту лодку, тогда точно справлюсь со следующей. Честно, я уверен. Ну, давай же. Это проще, чем меня пристрелить.

Джозеф согласился. Он решил, что ему гораздо проще потопить суденышко с девушкой, которую он видел впервые и которая, возможно, является переносчицей чумы, чем хладнокровно застрелить своего напарника в маленькой кабине сторожевой башни. Выбора у Джозефа не оставалось. Адам это понимал. На суде он сказал, что знал, как все произойдет. В средствах массовой информации много говорилось о его хладнокровном расчете.

Экзаменатор: Вы с этим согласны? Вы считаете его расчет хладнокровным?

Наконец Анаксимандр услышала вопрос, на который могла дать развернутый ответ. Он как раз непосредственно относился к области ее исследований.

Анаксимандр: То, что случилось потом, можно интерпретировать двояко, хотя сам Адам настаивал, что к версии произошедшего, которую он озвучил во время ареста, ему добавить нечего. Форд остался в сторожевой башне. В соответствии с инструкцией он не сводил взгляда с пушки, к которой подошел Джозеф и активировал систему наведения. Адам никогда прежде не видел, как убивают. Ему хотелось отвести глаза в сторону, но жутковатое зрелище его завораживало. Он внимательно смотрел на напарника, увидел, как тот ввел шифр, поставив лазер на боевой взвод. А потом, согласно правилам, Адам посмотрел на наблюдательный экран убедиться, что люди на лодке не представляют для напарника непосредственной опасности. Тогда он опять заметил глаза девушки и на этот раз не смог ничего с собой поделать. Ей было шестнадцать лет, на год меньше, чем ему самому, однако, проведя три месяца в открытом море без еды и воды, она выглядела старше. Несчастная страшно исхудала и умирала от голода и жажды. Адам увеличил изображение, чтобы поближе рассмотреть ее лицо. На допросе он показал, что не принимал осознанного решения открыть огонь, скорее услышал грохот выстрела, эхом отразившийся от стен тесной кабины сторожевой башни. Он кинул взгляд в сторону пушки и увидел, как его напарник упал навзничь с дырой в затылке.

Немедленно сквозь треск помех раздался голос дежурного из центра наблюдения. К этому моменту Адама уже охватила паника.

— Зарегистрирован выстрел. Прошу выйти на связь. Прошу выйти на связь.

— Говорит Адам. Джозеф ликвидирован. У Вала наблюдается небольшое судно. На борту девушка. Джозеф стал колебаться, сэр.

— Вы уверены, что, кроме девушки, там никого нет?

— Да, сэр.

— Вы должны уничтожить судно.

— Я знаю, сэр.

— После того как все сделаете, доложите. Мы пришлем замену Джозефу. Поздравляю вас, Адам. Благодарю вас от имени Республики.

— Спасибо, сэр.

Адам знал, время играет против него. В центре наблюдения будут ждать выстрела из лазерной пушки. Он кинулся прочь из сторожевой башни, пробежал мимо мертвого напарника и принялся спускаться по узкой тропинке к океану. Он видел, как маленькую лодку мотают волны. В любую секунду она могла налететь на мину. Адам замахал руками, чтобы привлечь внимание девушки. Он не знал, сможет ли она его услышать, да и вообще говорит ли на его языке.

— Ты умеешь плавать? — крикнул он. — Плавать умеешь?

Она посмотрела на него, но ничего не сказала. С такого расстояния ему было не под силу рассмотреть выражение ее лица.

— Прыгай из лодки! — вновь закричал он. — Плыви туда! Плыви на север! — Он показал рукой. — Я тебя там встречу. Там есть место, где можно пролезть через Вал. Маленькая дверь! Жди у двери! Главное, не трогай бакены! Ты поняла? Мне надо потопить лодку! Если поняла, помаши рукой!

Он воззрился на суденышко, в отчаянии ожидая ответа. Никакой реакции. Снова помахал. Увидел слабое движение руки в ответ. Вопреки доводам разума, Адам, понадеявшись, что девушка его все-таки услышала, полез обратно к пушке. Орудие все еще стояло на боевом взводе. Оттолкнув тело Джозефа в сторону, Форд приник к прицелу. В лодке никого не было видно. Неужели она поняла, что он ей сказал? А может, просто силы оставили ее, и она повалилась на дно? Ответить на эти вопросы он не мог и выстрелил, увидев, как на том месте, где покачивалось суденышко, взметнулась струя пара и забурлила вода.

Затем он связался с центром наблюдения. Форд был мрачен, а его голос дрожал.

— Говорит Адам, сторожевая башня 621-Н. Задание выполнено. Судно уничтожено.

— Поздравляем, Адам. Новый напарник прибудет через десять минут. Оставайтесь там, где находитесь. Тело Джозефа мы заберем сами.

— Спасибо, сэр.

Но Адам и не думал выполнять приказ. По всему периметру Вала находились сервисные люки. Они открывались с помощью дистанционного запирающего устройства, которое, теоретически, активировалось с помощью двух шифров — один вводил техник-ремонтник непосредственно у люка, а второй — дежурный на центральном командном пункте штаба обороны.

Очевидно, Адам знал, что систему можно обмануть, хотя поначалу настаивал, что дело просто-напросто заключалось в неисправности люка. На вопрос, откуда у Адама взялись такие сведения, имеется масса противоречивых ответов. Важно помнить, что Форд всегда отличался от большинства сверстников любопытством и сообразительностью, поэтому, на мой взгляд, представляется весьма правдоподобным, что в ходе обучения ему довелось получить доступ к сведениям, с которыми рядовым солдатам сталкиваться не доводилось. Другие исследователи отмечали популярность Адама среди женщин, а учитывая тот факт, что речь идет об обществе, где отношения полов приходилось держать в тайне, скорее всего, он получил информацию от одной из любовниц. Есть также и фантастические версии. Некоторые историки отмечали, что Ребекка, с которой Форд познакомился ранее на соревнованиях по борьбе, решила стать специалистом по системам электронной безопасности. Ряд исследователей высказывали предположение о том, что Адам и Ребекка продолжали поддерживать связь, но доказательств тому так и не было найдено. Так или иначе, ему удалось открыть сервисный люк. Он пробежал вдоль скалистого берега, бросился в воду и поплыл к Валу. Вне всякого сомнения, перед ним стояла непростая задача. Несмотря на то что океан в тот день был на удивление спокойным, сервисные люки располагались в самых труднодоступных участках периметра.

Согласно показаниям Адама, сначала он подумал, что опоздал. Девочка еще цеплялась за Вал, но голова ее уже бессильно опустилась. Форд рассказал о том миге, когда она приподнялась из воды, и их глаза, разделенные решеткой, встретились. Он вспомнил, как протащил ее через сервисный люк и помог доплыть до берега. Она не произнесла ни слова, но, так как девушка покинула лодку и ждала его в условленном месте, Адам знал, что она его понимает.

Он отвел ее в маленькую пещеру у основания утеса, где незнакомка могла спокойно укрыться, не опасаясь быть обнаруженной, снял с пояса питательный брикет — часть своего пайка — и отдал ей. Она откинулась на камни и, прежде чем закрыть глаза, одарила его благодарной улыбкой. По крайней мере именно так он рассказал. Новый напарник обнаружил насквозь мокрого Адама у пушки. Тот сидел, привалившись к телу Джозефа, и выл. Сменщика звали Натаниель. Человек он был добродушный, а срок его службы подходил к концу. Он решил, что молодой караульный, не выдержав напряжения, сорвался, и согласился никому не сообщать об увиденном. Форд поблагодарил его, и они снова заступили на дежурство. Ночью Адам вернулся в пещеру. На этот раз он принес воду, еду и одеяла. На протяжении всего дня он возился с девушкой, которая, наконец, смогла самостоятельно сесть и, запинаясь, рассказать по-английски о том, что ей довелось пережить.

Экзаменатор: Вы упомянули о существовании двух версий произошедшего. Изложите нам вторую.

Анаксимандр: Рассказ Адама с самого начала вызвал у следователей подозрение. В истории было много неясностей: как ему удалось открыть сервисный люк в Валу, когда он успел ознакомиться с рельефом побережья под утесом и найти там подходящую пещеру, как ему удалось столь виртуозно манипулировать Джозефом. Правдоподобность его рассказа сменщику также вызывала сомнения. Звучали предположения о том, что все было продумано заранее, и даже появление лодки с девушкой — предусмотрено. Новость о нарушении периметра безопасности вызвала у многих состояние шока, породившего самые замысловатые и бредовые версии.

Экзаменатор: Однако вы считаете, что они не заслуживают внимания?

Анаксимандр: Да.

Экзаменатор: Почему?

Анаксимандр: История на всем своем протяжении демонстрирует нам несостоятельность конспирологических теорий. Искусственно усложняя ситуацию, мы делаем ошибки, а ошибки приводят к предвзятости.

Экзаменатор: Вы говорите совсем как Перикл.

Анаксимандр: Слова, возможно, и его, но мнение я выражаю свое. В случае с Адамом, я полагаю, лучше поверить в его версию произошедшего. Обычная человеческая реакция на подобную ситуацию. Если бы мы следовали теории заговора, нам пришлось бы поверить, что все было изначально спланировано и обдумано. Однако лодка была маленькой, одномачтовой и сильно потрепанной. Каким образом ей удалось оказаться в нужное время возле нужной сторожевой башни? И как заговорщикам вообще удалось связаться друг с другом и обговорить все подробности? Ни на один из этих вопросов ответа так и не нашли. Дежурный в наблюдательном центре действовал согласно правилам, его поведение было легко предсказать, но ведь даже здесь события могли развиваться по-другому. Сменщику требовалось время, чтобы добраться до сторожевой башни. Он управился за пятнадцать минут, но с тем же успехом мог прибыть и через две минуты, и через час. Если бы Форд изначально все спланировал, то заранее приготовил бы еду, одежду и лекарства, однако, мы знаем, он этого не сделал. Ему пришлось все приобретать в спешке, это, отчасти, и вызвало подозрения. Нет, я полагаю, все случилось так, как рассказал Адам. Он посмотрел ей в глаза и понял, что должен действовать.

Экзаменатор: А должен ли?

Анаксимандр: Что должен?

Экзаменатор: Должен ли он был действовать?

Анаксимандр: Я думаю, по этому вопросу каждый вправе иметь свое собственное мнение.

Экзаменатор: Океан приносит к берегу лодку с девушкой, прибывшей оттуда, где бушует самая страшная эпидемия чумы за всю историю человечества. На этот случай имеются четкие инструкции. Доверившись чувствам, из чистого каприза, Адам предпочитает убить своего товарища, подвергнув смертельной угрозе всю страну. Позвольте уточнить, вы действительно полагаете, что относительно правильности его действий может существовать несколько точек зрения?

Анаксимандр замялась. Вопрос Экзаменатора застал ее врасплох. Она занималась историей, а не этикой, она могла рассказать, сколько времени потратила на поиск материалов, чтобы изучить жизнь Адама во всех подробностях, но у нее не было метода, позволившего бы ей оценивать его действия с морально-этической точки зрения. Конечно, у Анакс, как и у всех, имелось на этот счет собственное мнение. Об истории Адама споры шли везде: и дома, и в школах, и в развлекательных центрах. Но Анакс не была готова обвинять или защищать Адама Форда. Ее к этому просто не готовили. Перикл велел ей отвечать как можно более полно и правдиво. Он предупреждал, что Экзаменаторы попытаются выбить испытуемую из колеи. Они удивят ее неожиданными подходами к случившемуся. Она подняла голову и осторожным, но твердым голосом продолжила.

Анаксимандр: Хорошо известно, что в обществе на его действия смотрят по-разному. Думаю, это неудивительно, учитывая важную роль, которую сыграл Адам в нашей истории. Полагаю, некоторые считают его поступок мужественным и героическим, что вполне понятно. В нас живет порыв, который заставляет думать так.

Экзаменатор: И в вас тоже?

Анаксимандр: Я же говорю, во всех нас. Думаю, вы хотите меня спросить, как следует поступать с такими порывами — подавлять или же идти им навстречу. Адам познал чувство глубокого сопереживания к беспомощной девушке. Ему велели забыть о сострадании, и он знал, чем вызван этот приказ. Возможно, он полагал, что на материке эпидемия чумы к тому времени уже сошла на нет, но с его стороны было неблагоразумно от имени всего государства принимать столь серьезное решение. Форд не являлся экспертом в области бактериологии. Поэтому я не могу одобрить его поступок. И, тем не менее, я считаю, что те, кто желает видеть в поступке Адама мужество и героизм, инстинктивно осознают важность чувства сострадания. Для успешного функционирования общества его члены в определенной степени должны уметь сопереживать.

Экзаменаторы заметно отреагировали на ее слова — впервые с самого начала испытания. Они сели прямо. Главный Экзаменатор, казалось, сделался выше, а огонь в его глазах разгорелся ярче.

Экзаменатор: Вы хотите сказать, что общество, гибнущее от чумы, лучше общества, гибнущего от равнодушия и безразличия?

Анаксимандр: Хороший вопрос.

Экзаменатор: И каков же будет ваш ответ?

Анаксимандр: Я считаю, что если учитывать обстоятельства дела, то оправдать действия Адама нельзя. С другой стороны, у нас есть основание испытывать к нему чувство благодарности, особенно принимая во внимание ход нашей истории.

Молчание. Экзаменаторы ждали продолжения ответа, и Анакс понимала, что на этот раз ей ловко удалось вывернуться. Больше подставляться не хотелось.

Экзаменатор: Интересный ответ.

Анаксимандр: Вопрос тоже был интересным.

Экзаменатор: Не сомневаюсь, вы следили за временем. Первый час экзамена подошел к концу. Периодически мы будем обращаться к вам с просьбой выйти в комнату ожидания, чтобы комиссия могла наедине обсудить направление дальнейшей беседы.

Анаксимандр: И вы хотите, чтобы я сейчас вышла?

Экзаменатор: Если не возражаете.

Анаксимандр: А как же время, отпущенное на экзамен?

Экзаменатор: Часы будут остановлены.

Анакс скорее почувствовала, чем услышала, как позади нее сошлись створки дверей. Еще один неожиданный поворот событий. Ничего, главное — оставаться спокойной. Один час прошел, осталось четыре. В комнате ожидания стоял охранник немного старше ее, наверное, проверял, не попытается ли она вступить в контакт с внешним миром. Анакс посмотрела на него и улыбнулась. Он отвернулся.

Анакс решила потратить выделенное ей время с пользой. На самом деле, перерыв объявили в самый подходящий момент. Она ведь соврала экзаменаторам и поняла это только тогда, когда под их нажимом вынуждена была произнести эту ложь вслух. Ощущения были очень странными, далеко не приятными. Вряд ли ее обман остался незамеченным. Да, Адам действовал, подчиняясь чувствам, а не разуму, его поступок был иррациональным, не имеющим оправдания. И все же, когда Анакс заставили прокомментировать спасение девушки с материка, она солгала.

Анакс не знала, как поступила бы сама, окажись тогда в сторожевой башне, но при этом была внутренне уверена, что Адам не сделал ничего дурного. Она попыталась на время забыть об этом новом опасном открытии и сосредоточиться на том, что ее ждало в самом ближайшем будущем. Вне всякого сомнения, экзаменаторы начнут расспрашивать о подробностях ареста Адама и суда, последовавшего за ним. Анакс напомнила себе, что вполне готова к такому ходу экзамена. Напомнила, сколь необходимо с честью, успешно выдержать испытание. Как для нее будет важно увидеть лицо Перикла, когда она сообщит ему радостное известие.

— Вы не знаете, сколько еще ждать? — спросила Анакс после получаса, проведенного в молчании. Охранник повернулся к ней. Судя по выражению его лица, он не ожидал, что к нему обратятся с вопросом.

— Откуда мне знать? — голос собеседника оказался на удивление тихим и мягким. Будто бы он и не был охранником.

— Я просто подумала, вам часто приходится здесь бывать и…

— Я никогда тут раньше не был, — ответил он. — Я здесь впервые.

— Но вы ведь за мной следите?

— Чего? — Он озадаченно уставился на нее.

— Вы ведь охранник? Я не ошиблась? Вы следите, чтобы я ни с кем не пыталась связаться.

— А вы и не сможете. Здание полностью под наблюдением. Все радиоэлектронные сигналы подавляются.

— Я знаю. Просто подумала, что вас прислали на всякий случай. Лишняя предосторожность не помешает.

Охранник рассмеялся.

— В чем дело? — потребовала ответа Анакс. — Я сказала что-то смешное?

— Я то же самое думал о вас, — отозвался он.

— Так, значит, вы… — Анакс заметила еще одну дверь.

— Ага, прохожу испытание.

— И как успехи?

— Не знаю. Я ничего не знал о перерывах.

— Я тоже. От них только нервничать начинаешь.

— Немного.

— Кстати, меня зовут Анакс.

— А меня Соц. Рад познакомиться.

— Какая у вас специализация?

— Полагаете, нам можно об этом разговаривать?

— Если бы они этого не хотели, то не выпустили бы нас в одну комнату.

— За нами могут вести наблюдение, — предположил Соц.

Анакс он понравился. Первое впечатление, которое складывалось у нее о собеседнике, как правило, всегда оказывалось верным. Он был хорошо воспитан. Анакс не сомневалась, что Соц добрый.

— А вопросы у вас сложные? — спросила Анакс.

— С большинством я справился, — ответил он, — подрезали меня на вопросе об этике. Это не моя область. Не моя — и все.

— И у меня то же самое, — призналась Анакс.

Услышав эту новость, ее собеседник, казалось, почувствовал облегчение. Соц внимательно посмотрел на Анакс, будто пытаясь понять, что у нее на уме, а потом быстро наклонился к ней, Анакс от неожиданности отпрянула. Тихо, едва слышно он прошептал:

— Будьте осторожны. Им известно больше, чем вы полагаете.

Он отстранился, не дожидаясь ответа. Анакс видела Соца впервые. Кем он себя возомнил, решив пойти на такой риск? В этот момент створки двери разъехались в стороны, словно ограждая ее от опасности.

Она медленно направилась к дверям, стараясь не смотреть в сторону Соца, и, войдя в зал, остановилась. Потом подняла взгляд на Экзаменаторов, сейчас волнуясь даже больше, чем раньше. Насколько Анакс могла судить, они за время ее отсутствия не сдвинулись с места, и сейчас она попыталась представить, о чем ее судьи могли разговаривать.

Главный Экзаменатор дождался, когда испытуемая заняла свое место, и тут же перешел к следующему вопросу, словно перерыв существовал только в ее воображении.

Экзаменатор: Какие обстоятельства привели к аресту Адама?

Анаксимандр: Обращаясь к этой теме, я считаю важным отметить, что Адама терзали мрачные предчувствия. Как я уже говорила, многое в поведении Адама говорит о том, что его действия, направленные на спасение девушки, которая по очевидным причинам стала известна под именем Евы, не были заранее продуманы и являлись, скорее, спонтанными. В случае устранения одного дозорного другим полагалось тщательно изучить все записи, предшествовавшие ликвидации. Не стал исключением и рассматриваемый случай. Сразу выяснилось, что к пушке по расписанию должен был отправиться именно Адам, а не Джозеф. Именно это и вызвало первые подозрения. Направили специалистов осмотреть Вал. Те обнаружили следы взлома. Адам пользовался украденной учетной картой, но от внимания следствия не ускользнуло то, что он закупает провизию и воду. За ним установили круглосуточное наблюдение, активировали вживленный под кожу датчик, и, когда он на следующую ночь, крадучись, выбрался из спальной комнаты, за ним проследовали группы захвата и обеспечения карантина, неотрывно следившие за каждым его движением.

Экзаменатор: Вам не кажется странным, что Адам, человек, столь сведущий в технике, не знал о вживленном маяке?

Анаксимандр: На этот счет есть много разных версий. Беда теории заговора заключается в предпосылке, что людям под силу держать происходящие события под своим всесторонним контролем. На мой взгляд, повороты в развитии событий, особенно в критической ситуации, возникают крайне быстро и неожиданно. Адам в тот момент был просто напуган. Он поступил так, как ему казалось правильным, после чего понял, что теряет власть над происходящим.

Экзаменатор: Довольно фантастическая интерпретация событий.

Анаксимандр: Нет, скорее прагматическая. Форд допустил ошибку, знал, помощи ждать неоткуда, однако выбор уже сделал и теперь был в ответе за жизнь девушки, которую спас. В силу своей неосмотрительности, он привел группу захвата к пещере, где скрывалась Ева. Там их и задержали.

Экзаменатор: Что именно произошло в пещере?

Анаксимандр: Боюсь, точного ответа на этот вопрос не существует. У преследователей был четкий приказ: взять Адама и Еву живыми, поскольку власти считали проникновение Евы через Вал частью более масштабного заговора. В официальном докладе говорится, что имелся тщательно продуманный план засады. Естественно, группа захвата была весьма заинтересована в изложении событий именно в таком ключе, и нам нет нужды обращать на это излишнее внимание. В противном случае создалось бы впечатление о том, что они не знали схемы пещеры и по ошибке бросились не в тот туннель. Когда Адам услышал шум, производимый преследователями, он находился с Евой в конце более короткого прохода. Накануне он оставил здесь пистолет Джозефа. Если бы Форд остался там, где находился, его бы схватили. В ужасе он понял, что выбор у него простой: либо бросить Еву и сбежать, пока не поздно, либо взять ее с собой. Она была слишком слаба, и он понимал: в одиночку у него больше шансов скрыться, но, несмотря на это, все-таки взял девушку с собой. Из ее показаний нам известно, что она умоляла оставить ее, бросить в пещере, но Адам отказался. Естественно, спастись им не удалось. У выхода наружу оставили караульных, а группа захвата быстро поняла свою ошибку и повернула назад. В пещере было темно, а скалистые выступы на стенах рассеивали свет фонарей, отражая голоса солдат, пытавшихся перекрикиваться друг с другом. Позднее Адам описывал, как ему показалось, что войска надвигаются на него с обеих сторон. Правда это или нет, мы не знаем, но у нас есть сведения, что он укрылся за камнями и открыл огонь по преследователям. Группа захвата совершала ошибку за ошибкой. Никто не подумал о том, что оружие шокового действия в пещере окажется малоэффективным. Часть группы попала под рикошет своих же выстрелов, когда ударные волны отразились от стен. В отличие от них, оружие Адама было предназначено не для оглушения, а для убийства. Поэтому предположение о том, что Форда специально обучала искусству владения оружием некая организация из внешнего мира, которое настойчиво высказывали ряд исследователей, пытавшихся объяснить, как Адаму удалось ликвидировать одиннадцать солдат, не выдерживает критики. Скорее, создалась ситуация, которой военные в то время, со свойственным им цинизмом, присвоили бы категорию CHKОO («Ситуация в норме: как обычно обосрались»). Адама и Еву доставили в карантинный центр, где после тщательных анализов выяснилось, что ни он, ни она не инфицированы ни одним из известных штаммов чумы. Результаты исследований скрыли от общественности, объявив, что в крови Евы обнаружен аномальный набор антител, способных оказать сопротивление самому страшному из видов чумы. Официальные лица заверили народ, что сама девушка не является переносчиком заразы, но такой набор антител — это косвенное свидетельство, подтверждающее официальную версию: эпидемии по-прежнему продолжают терзать оставшихся в живых за пределами Республики.

После этого начался самый громкий судебный процесс в истории Республики.

Экзаменатор: В самом суде не было особой необходимости. Желание властей допросить захваченных вполне понятно, однако утверждение о том, что у них не было иного выхода, кроме как устроить суд, — является неверным. Весьма соблазнительным представлялся иной вариант: провести закрытые судебные слушания на том основании, что в ходе процесса станут известны некие секретные сведения. Как отмечали многие историки, изучавшие эту проблему, власти вообще имели возможность не ставить общественность в известность о случившемся. Решение об открытом процессе оказалось не случайным. Почему?

Анаксимандр: Для начала мне бы хотелось обратить ваше внимание на диалог между Адамом и Джозефом, состоявшийся в сторожевой башне. В ходе этого диалога Джозеф высказывает предположение о том, что эпидемия чумы сошла на нет. Я считаю, подобная точка зрения стала типичной для молодежи Республики.

С момента возведения Вала уже прошло двадцать лет. Первое поколение жителей государства Платона помнило кошмарные вести о войне, долетавшие до них из Внешнего Мира. Они видели видеозаписи первых биологических атак и их последствий, наблюдали кровавые закаты, не забыли о зимах тридцать первого и тридцать второго годов, которым не было конца. Они помнили о том, как в эфире вдруг повисло молчание, как оборвались все передачи, как настала пора сомнений. Они росли в масках, взирая на Вал, с ужасом ожидая того дня, когда на горизонте появится враг. В те дни каждый порыв ветра с севера вселял ужас — ведь он мог нести с материка споры какой-нибудь смертельной инфекции. В такой обстановке властям Республики не составляло особого труда сохранять установившийся порядок. Народ делал то, что ему велели, — работал, памятуя об общем противнике, об опасности, которая угрожала всем без исключения. Шло время. Страх остался в прошлом. Став будничным, ужас ослабил свою мертвую хватку.

Люди стали расспрашивать о Внешнем Мире. Кое-кто начал сомневаться в идеальном устройстве государства. Начались первые протесты, послышался ропот недовольства. За три недели до ареста Адама прямо на улице власти застрелили женщину, пытавшуюся защитить своего ребенка, которого приговорили к ликвидации.

Ну а самое главное — народ усомнился в своих вождях. Людям обещали, что самые лучшие и самые умные станут Философами и, пройдя обучение, примутся проводить мудрую просвещенную политику, от которой народ только выиграет. Много ожиданий возлагалось на программу создания искусственного разума, говорили, новый тип мыслящих роботов избавит грядущее поколение от физического труда, государство затратило массу сил на пропагандистскую кампанию «Ваши дети не будут Рабочими», однако, чем красивей обещания, тем оглушительней их провал. В 2068 году в результате сбоя робота-экскаватора, который проехался гусеницами по крыше контрольного пункта, погибло тринадцать Солдат. Это подтолкнуло Философов-разработчиков к новым исследованиям и в итоге привело к запуску новой программы, автором которой стал Философ Уильям. Суть программы сводилась к адаптации индивидуальной модели робота к жизни в общественной среде. Уильям считал, что схема обратной связи накладывает на существующие модели определенные ограничения. Этот мыслитель-радикал предложил новую модель, названную «хаотическим возникновением», или «моделью слепого поиска». На ее основе была разработана программа самообучающегося робота, основанная на том, что мы сейчас называем каскадной эвристикой. В 2073 году первую пробную модель разместили в одном из северных пансионатов для детей Философов младшего возраста. На протяжении шести месяцев развитие образца не выходило за рамки ожидаемого — он подражал детям, с которыми ему приходилось общаться. Развил основные речевые навыки и моторику, позволившую ему принимать участия в играх и выполнять простые задания.

Средства массовой информации подняли большой шум, раструбив об успехе, а многие Философы приложили немало усилий, чтобы их дети попали в этот экспериментальный пансионат.

Экзаменатор: Прежде вы нам говорили, что в Республике детей у родителей забирали при рождении, и дальнейшая судьба отпрысков держалась в тайне.

Анаксимандр: Зов природы оказался сильнее, и в 2068 году был принят закон, согласно которому упомянутое вами правило не распространялось на сословие Философов. Возможно, это поможет объяснить, почему некоторые восприняли события 74 года как возмездие судьбы, свершившей правосудие. Робота нового типа назвали Эволюция-3. В ходе простой игры в прятки, устроенной, как это ни парадоксально, для записи отчета, который Уильям собирался представить правящему совету, робот напал на своих однокашников. Прежде чем его удалось отключить, погибло семеро детей, машина тяжело ранила воспитателя. Трагедия положила конец исследовательской программе и, что более важно, стала еще одним ударом по сословию Философов, стоявших у руля власти в государстве Платона. Многие историки считают дело Адама катализатором в процессе гибели Республики, однако правда заключается в том, что та уже умирала, а судебный процесс был последней попыткой Философов предотвратить революцию.

Анаксимандр посмотрела на время. Удивительно, как быстро пролетело полчаса. Этот материал она знала лучше всего и почувствовала, насколько уверенней начала говорить.

Экзаменатор: Вы изложили весьма правдоподобные причины, в силу которых власти Республики приняли решение о проведении открытого процесса, но по-прежнему остается загадкой, почему же на суде они придерживались столь нелепой тактики. Как получилось, что им не удалось воплотить задуманное в жизнь?

Анаксимандр: Мне очень неприятно, но придется озвучить ответ, который я считаю наиболее верным, — против властей Республики восстала сама судьба. Я считаю, можно знать многое, еще больше предвидеть и все равно оказаться бессильным перед возникшими враждебными обстоятельствами. Я вновь хочу вернуться к своей основной теме. Теория заговора несостоятельна, поскольку она исходит из того, что люди внутри себя располагают средствами для достижения поставленных целей.

Да, суд закончился полным провалом стороны обвинения, но я не считаю, что это произошло из-за каких-либо просчетов в плане Философов. На самом деле, принимая во внимание обстановку в стране — утрату поддержки общества, растущее ослабление влияния власти, ощущение надвигающейся революции, висевшее в воздухе, — по моему мнению, они сделали все от них зависящее.

Но иногда даже самой лучшей подготовки оказывается недостаточно. Проблема, с которой столкнулся Совет Философов, оказалась неразрешимой. С начала своего основания Республика несла в себе семя собственного разрушения. Республиканская Хартия начинается со слов Платона: «Народ может полностью выразить себя лишь в государстве. Ибо Народ есть государство, а государство есть Народ». Основатели Республики пытались отказать людям в праве на индивидуальность, таким образом закрывая глаза на одну простую истину. Отдельных людей связывает вместе лишь одно — идеи. Идеи меняются, распространяются среди людей и, в конечном итоге, меняют человечество точно так же, как человечество меняет их. Основатели Республики верили, что, лишив ребенка семьи, отлучив его от родителей, смогут разрушить привычные типы привязанностей, заменив их преданностью государству. Однако подобный подход привел к ряду неожиданных последствий. Люди были вынуждены жить в больших однополых коммунах. Они вместе ели, играли, спали и работали, а кроме того, постоянно общались друг с другом. Республика своими же руками построила инкубаторы, в которых рождались новые идеи. Она могла контролировать информацию, поступавшую в коммуны, но не имела власти над тем, как эта информация трансформировалась в головах мужчин и женщин. К этому времени Платон уже был глубоким стариком, а Елена умерла. Нет никаких сомнений, что решения за основателя государства принимала его помощница, известная под именем Аристотеля. Судя по дневнику, который она аккуратно вела все это время, ей было известно, какие настроения бытуют в обществе. В одной из докладных записок, адресованных Платону и составленной за четыре месяца до суда над Адамом, она отмечала:

«Мы желаем, чтобы люди наивысшим счастьем почитали служение государству, но при этом переоцениваем их возможности. Даже самая покорная скотина может взбунтоваться, если полностью забыть о её потребностях. Народ больше не верит в реальность прежде нависавшей над ним угрозы и привыкает к данным ему благам. В благодушии своём он начинает думать о других вещах. По коммунам идёт ропот. Мы словно имеем дело с неким зверем: в своей пещере он шевелится и растёт, но пока предпочитает не показываться на глаза. Люди начинают задумываться о таких категориях, как выбор, личные возможности, свобода. Люди начинают говорить о необходимости изменить мир».

Благодаря этой докладной записке становится ясно, с какой именно задачей столкнулся Совет. Решить эту проблему не представлялось возможным, но, по крайней мере, Философы были обязаны попытаться.

Они захотели в ходе процесса вселить в народ новый страх, сфабриковать улики и представить преступление Адама как часть более широкого заговора. Они желали взволновать людей, заставить их поверить, что штамм чумы мутировал, что теперь во Внешнем Мире свирепствует еще более опасная форма болезни, а прорыв Вала не был первым.

Философы намеревались дать всем понять, что на острова уже пробрались шпионы из Внешнего Мира, планирующие крупномасштабное вторжение. Короче говоря, они хотели восстановить в стране ту самую атмосферу тревоги и чувства незащищенности, что послужила причиной основания Республики. «Перемены ведут к упадку» — так звучал еще один афоризм Платона. После изучения дела Адама Философы поняли: лучшего кандидата им не найти. Он нарушал законы и ранее, был непокорным индивидуалистом и не имел связей с высокопоставленными чиновниками. Но в этом вожди Республики допустили ошибку. Они решили, что раз Форд являлся воплощением их страхов, значит, его будут бояться и другие. Философы недооценили черты его личности: красоту, искренность и обаяние. Им и в голову не могло прийти, что люди сделают из преступника мученика и героя. Люди целыми коммунами собирались перед экранами, чтобы посмотреть судебные слушания. Как и рассчитывал Совет, все говорили только о суде, однако вскоре мнение народа стало принципиально разниться с официальным.

Люди не желали признавать Адама предателем. На экране перед ними представал привлекательный молодой человек с обезоруживающей улыбкой. Он признался, что когда заметил, как девушку в ее утлом суденышке несет на мины, то увидел в ней сестру, которую никогда не знал, возлюбленную, с которой он был бы вынужден встречаться, как вор, втайне ото всех. Форд не скрывал, что действовал не по уставу, а по велению сердца, чуть замявшись, он прошептал, что внезапно понял, что должен поступить именно так, ведь, лишь заглянув себе в душу, можно увидеть, что есть добро. Он также поведал зрителям о том, что в тюрьме однажды ночью ему приснилось, как Великий Морской Вал рушится в воду. Суд обернулся для Совета настоящей катастрофой. Философы рассчитывали поставить в процессе точку, казнив Адама при большом скоплении народа, однако к началу второй недели стало ясно: подобный шаг приведет лишь к новым беспорядкам. Совет попался в капкан, который сам же и расставил. И тут в дело вмешался Философ Уильям. Теперь, если позволите, я вернусь немного назад. Хотя испытания модели «Эволюция-3» закончились трагедией, и государственным исследованиям в области создания искусственного разума пришел конец, они продолжились частным образом.

Многие влиятельные лица по-прежнему полагали, что Республику может спасти лишь создание нового типа роботов, достаточно совершенных для выполнения обязанностей Рабочих и Солдат. Они это объясняли тем, что недовольство испытывают лишь низшие социальные слои. Если люди перестанут ощущать ущербность, в обществе наступит покой. Аристотель не являлась ярым приверженцем этого мнения, но признавала серьезность аргументов его сторонников. Прежде чем я объясню, какое отношение к моей теме имеют исследования Уильяма, позвольте мне вкратце остановиться на технических деталях. На начальном этапе разработок, вплоть до конца двадцатого века, ученые, трудившиеся над созданием искусственного интеллекта, все до одного отмечали серьезную проблему — полное отсутствие воображения у роботов. Поскольку они были уверены, что именно компьютер является достойной моделью для создания электронного мозга, то упорно продолжали писать программы, силясь создать мыслящую машину. Только в двадцатых годах нового века, когда ученые и художники стали работать вместе, они начали понимать природу того, что мы сейчас называем «комплексным развитием и эволюцией систем». «Мы не можем заставить машину думать с помощью программы, но можем запрограммировать машину так, чтобы она, размышляя, программировала саму себя» — так звучал лозунг ведущей компании-разработчика «Артфинк», в которой работал Философ Уильям. Сo времени этого, первоначального, этапа и до момента, когда люди начали выпускать первые модели роботов, прошло много времени. Ранние прототипы были грубыми моделями, и испытания чаще всего заканчивались неудачами. Несмотря на все это, Философ Уильям, гений в области робототехники, не опускал рук. Когда начался суд над Адамом, он не сомневался — ему удалось создать новый тип робота, способного в процессе самообучения стать разумным. Проблема, с которой столкнулся Философ Уильям, заключалась в следующем: развитие робота, точно так же как и обычного человеческого ребенка, требовало времени и всестороннего содействия со стороны его создателя. Машина нуждалась в человеке, который бы ухаживал за ней, играл с ней, разговаривал, обучал. Философ Уильям втайне от всех создал новую модель и нянчился с ней уже четыре года. Результаты превосходили самые смелые ожидания. Несмотря на это изобретатель боялся, что процесс развития прототипа, которому он присвоил имя Арт (так я его и буду далее называть), может внезапно остановиться. Объяснение его страхам содержится в следующей записи из дневника Уильяма:

«Я создал Арта, но не понимаю его. Он — ожидаемый и естественный результат моих исследований. В процессе своего развития он каждый день преподносил мне сюрпризы, но в последнее время я стал удивляться все меньше. Модели поведения Арта стали предсказуемыми, правда, здесь нет повода для тревоги, поскольку именно этого мы ожидаем, воспитывая ребенка. Меня беспокоит, что стабилизация наступила слишком быстро. Быть может, я пишу эти строки, преисполненный чрезмерной гордостью, свойственной любому родителю, однако, кажется, мое детище способно на большее. Насколько я понимаю, беда заключается в том, что я не только написал изначальную программу, но, вдобавок, сам следил за развитием Арта. Он меня больше не удивляет, вне всякого сомнения, в частности и потому, что я перестал удивлять его. Необходимо подвергнуть робота дополнительному влиянию извне, иначе механизмы, ответственные за самообучение, рано или поздно отключатся, и он остановится в развитии, полностью утратив чувство любопытства. Как это ни печально, но после трагедии в пансионате найти достаточно сообразительного добровольца будет очень нелегко».

Потом Философ Уильям увидел трансляцию процесса Адама, и решение пришло к исследователю само собой.

Философ Уильям явился на заседание Совета и предложил, когда речь дойдет до вынесения приговора, пойти на компромисс. Вместо того чтобы казнить Адама или отправить его на всю жизнь в тюрьму согласно закону, ему решили предоставить шанс оказать обществу услугу чрезвычайной важности. Ему вменялось в обязанность проводить все время с Артом, оставаясь при этом под охраной.

Данный приговор преподнесли сторонникам Адама как пример великодушия властей и признания уникальных качеств юноши. Утешением врагам стало то, что преступнику было больше не суждено выйти на свободу.

Совершенно ясно, что, выдвигая это предложение, Философ Уильям не принимал в расчет интересы Республики. Его действиями руководило исключительно одно желание: увидеть, как Арт достигнет вершин своего развития, прежде чем он, Уильям, будучи уже человеком преклонных лет, умрет.

Нет никаких сомнений, что Адам был юношей умным, дерзким, с нетривиальным мышлением, — именно такой и требовался роботу. Кроме того, имелось еще одно преимущество — Форд не мог отказаться от вынесенного приговора. По той же самой причине Совет в ходе обсуждения предложения Уильяма практически не задумывался о том, каковы особенности предлагаемой им модели искусственного разума. Единственный критерий, которого, похоже, придерживались Философы, принимая решение, звучал приблизительно так: «Поможет ли лестница, которую нам скинули, вылезти из ямы, где мы оказались?»

Экзаменатор: А как Адам отреагировал на постановление суда, когда впервые его услышал?

Анаксимандр: Он сказал дословно следующее: «Мне это нравится гораздо больше, чем смерть».

Главный Экзаменатор неожиданно выпрямился и повернулся — сперва к своему коллеге слева, а потом справа. Затем кивнул.

Экзаменатор: Второй час испытания подошел к концу. Предлагаю сделать еще один перерыв.

Дверь скользнула в сторону. На этот раз Анакс вышла в гораздо лучшем расположении духа. Сейчас она излагала материал Экзаменаторам столь же гладко, словно стояла перед Периклом на одном из их бесчисленных практических занятий.

На этот раз в комнате ожидания незнакомца не оказалось, и Анакс погрузилась в собственные мысли, которые, вполне естественно, обратились к ее драгоценному учителю. Она стала вспоминать, как они познакомились.

У нее было одно любимое местечко — горный кряж, возвышавшийся над городом. Она часто ходила туда после занятий. Обычно без спутников. Нельзя сказать, чтобы ей не хватало друзей, просто те с прохладцей относились к долгим пешим прогулкам. «Вы пропускаете чудесный закат», — отправляла она им сообщение и всегда получала одинаковый ответ: «Так загрузи его». Самое популярное оскорбление в то время.

Именно в выпускных классах Анакс впервые стала понимать, что она — не такая, как все. В один не прекрасный день, совершенно неожиданно, одноклассники начали относиться к ней по-другому, настороженно и безразлично. Будто все ученики сделали шаг вперед, а она осталась позади.

Анакс попыталась объяснить свои чувства лучшему другу по имени Фалес.

— Мне кажется, со мной что-то не так. 

— Ты о чем?

— Ну, понимаешь… Мне кажется, я не совсем такая, как ты. Мне по-прежнему интересно то, что мы проходим на занятиях, но я не понимаю, о чем вы разговариваете. Это я про слухи, про сплетни. Мне нравится, как было раньше. Я скучаю по играм.

— Тебе просто нужно больше времени, чтобы повзрослеть, — ответил Фалес. Казалось, он нисколько не сомневался, что это произойдет в самое ближайшее время. А вот Анакс отнюдь не была столь уверена в себе.

Тем летом после уроков она не шла домой, а уходила в горы, избегая друзей. Отправлялась туда не только ради закатов, хотя, чем длиннее становились дни, тем ярче каждый вечер умирало солнце. Легкий ветерок дул с моря, ей казалось, она стоит на самом краю мира и наблюдает за открывавшейся перед ней картиной. Внизу серебрилась вода, а на ржавеющие столбы, где некогда крепился Великий Морской Заградительный Вал, медленно надвигалась тьма. На западе громоздились руины Старого Города, тоже неспешно уходящие под землю. Вид развалин Анакс считала прекрасным, вот только никогда не слышала, чтобы их так называл кто-нибудь еще кроме нее.

В последний год обучения лучшим предложили выбрать специализацию. Анакс была хорошей ученицей, хоть и не самой способной в классе. Она остановила свой выбор на легенде об Адаме, что едва ли было оригинальным, ведь ее мог пересказать любой ученик младшего класса. Однако история Форда чем-то привлекла Анакс. Именно поэтому ее каждый вечер тянуло на вершину холма. Оттуда открывался вид на океан, за которым он наблюдал из кабины дозорной башни. Развалины Старого Города, куда он каждый вечер возвращался, чтобы есть, спорить, соблазнять. Останки Великого Морского Заградительного Вала. Вала Адама. С каждым днем она узнавала в школе о его жизни все больше, после чего отправлялась на вершину утеса и размышляла.

Раньше Анакс никогда никого здесь не встречала, поэтому, увидев вдали незнакомую фигуру, внутренне напряглась. Для начала она уже издалека просканировала незнакомца. Конечно, в случае необходимости она могла подать сигнал, но помощь пришла бы слишком поздно. Тропинка была узкая и едва просматривалась. Конечно, сейчас воцарились спокойные времена, но истории ходили самые разные, поэтому всем советовали соблюдать осторожность.

Незнакомец в ответ тоже просканировал ее и, видимо удовлетворенный полученными данными, обратил свой взгляд обратно к закату. Так она впервые повстречала Перикла. Ветер с моря шевелил его длинные спутанные волосы, озаренные причудливым зеленоватым светом уходящего дня.

— Меня зовут Анакс, — начала она первой.

— Это мне и так показал скан.

— Просто стараюсь быть вежливой. А вас зовут Перикл?

— Именно так.

— Что вы здесь делаете, Перикл?

— Любуюсь заходом солнца.

— Я вас здесь никогда прежде не видела.

— Я тоже никогда тебя здесь не видел.

— Я прихожу сюда каждый день.

— А я нет. Думаю, поэтому мы и не встретились раньше.

Типичная для них беседа. Для него разговор был игрой, которая вызывала привыкание, стоило ей чрезмерно увлечься. Перикл не говорил о глупостях, столь любимых ее друзьями. Он тщательно подбирал слова, в зависимости от звучания или идей, которые они воплощали в себе. Так, по крайней мере, он объяснял сам.

Он был красивым и старше ее на пять лет. Вместе они посмотрели, как солнце погрузилось за горизонт, а потом спустились к Новому юроду. К тому моменту, когда они добрались до конца тропинки, Анакс уже поняла, ей непременно надо увидеться с ним снова. «Какая наглость!» — подумала она, но ничего не могла с собой поделать. Слова сорвались с ее губ сами собой. Увидев, что его улыбка стала шире, Анакс почувствовала облегчение.

— Вы завтра сюда придете?

— Если ты придешь, то и я тоже.

— Я же сказала, что бываю здесь каждый день.

— Тогда до встречи.

И на следующий день, и через день Перикл поднимался по тропинке на холм. Анакс рассказала ему о своих исследованиях жизни Адама, о море, на которое он смотрел, о городе, где жил. Именно тогда Перикл поведал ей, что работает наставником в Академии. Анакс немедленно почувствовала себя полной дурой и извинилась за то, что докучала ему пустой болтовней, ведь он наверняка знал о Форде куда больше нее, но собеседник проявил любезность, признав, что ее познания и энтузиазм весьма незаурядны. Она ему не поверила, поскольку знала, это было бы неразумно, однако от его слов ей стало тепло на душе. Перикл посоветовал Анакс подать заявление в Академию, сказав, что готов стать ее наставником.

Сперва она решила, что он шутит. К экзаменам в Академию допускались лишь лучшие из лучших, которые до поступления проходили трехгодичный курс подготовки, да и после него испытания проходило меньше одного процента. Анакс понимала, что не подходит ни по одному параметру. Ей никак не дотянуть до такого уровня.

— Не стоит так думать, — отозвался Перикл.

— Даже если бы у меня хватало способностей, я просто не могу оплатить обучение.

— Я найду тебе спонсора.

— Не нужно. Даже не шутите на эту тему. Вы ведь надо мной смеетесь. Угадала? Это жестоко. Так нельзя.

— Нет, — произнес он спокойным чарующим голосом, которому ей предстояло внимать три последующих года, — я не шучу. Я бы никогда не стал так поступать.

Перикл сдержал слово. Он предоставил ей материалы для изучения и организовал предварительные отборочные экзамены. Анакс набрала высший бал по количеству правильных ответов, удивив учителей, одноклассников, да и саму себя. После этого найти спонсора не составило никакого труда.

На этом простые задачи кончились. Подготовка к сегодняшнему испытанию оказалась невероятно сложной, куда более сложной, чем предполагала Анакс, но они с Периклом шли к поставленной цели вместе. Когда они чувствовали, что у них совсем нет сил, то поднимались на холм и молча взирали с него на обломки прошлого.

Анакс представила, что идет по тропинке вверх к знакомому месту на кряже. Это помогло ей успокоиться. Академия являлась самым привилегированным учебным заведением во всей стране. Ее члены становились вождями, советчиками целой нации. Только они имели право ставить эксперименты, копить и умножать знания. Планировать будущее.

Перикл говорил, что от нее потребуется больше чем она думает, но теперь, когда наступило время испытания, Анакс засомневалась в справедливости его слов. Пока все складывалось неплохо. Она отлично знала историю Адама и была просто не в состоянии выучить ее лучше. Она ни за что не подведет Перикла.

Услышав звук открывающихся дверей, Анакс открыла глаза и вернулась на свое место перед Экзаменаторами.

Экзаменатор: В ходе этого этапа нам, вне всякого сомнения, необходимо подробно поговорить о времени, которое Адам провел с Артом. Вы приготовили голограмму?

Анаксимандр: Да. Обе голограммы загружены и готовы к проекции.

Кандидатам полагалось подготовить две голограммы, иллюстрирующие тот или иной аспект жизни изучаемой личности. Перикл для первого этапа предложил остановить выбор на разговоре между Адамом и Джозефом в сторожевой башне, однако Анакс предпочла сосредоточить внимание на беседах между Артом и Фордом.

Экзаменатор: Что вы использовали в качестве источников информации в ходе исследования данного периода?

Анаксимандр: Я, конечно же, использовала записи Официальной Ассамблеи, но кроме них изучила все комментарии, которые только смогла отыскать. Я переписывалась с двумя авторами самых последних исследований. Впрочем, все это я указала, когда подавала заявление, так что, возможно, задавая этот вопрос, вы имели в виду нечто другое.

Приступая к созданию голограммы, я всесторонне обсудила имеющиеся записи с моим наставникам Периклом. Мы пытались представить, что именно происходило между Артом и Адамом в ходе незаписанных встреч. В нашей интерпретации мы применяли сократический метод, сравнивая одно толкование с другим, проверяя правильность собственного понимания. Мне удалось обнаружить то, что я отыскала, так как я изначально подвергала найденное сомнению. Вы меня спрашивали об этом?

Экзаменатор: В чем, по вашему мнению, заключалась наибольшая сложность, с которой вы столкнулись в ходе подготовки голограммы?

Анаксимандр: Я думаю, речь идет о той самой сложности, с которой суждено столкнуться всякому, взявшемуся за подготовку подобной презентации. Я работала со стенограммой — а это лишь слова на бумаге. Там не сказано, как участники беседы смотрели друг на друга, как друг к другу относились, каким тоном и в какой манере разговаривали, сколько минут отделяло одну фразу от другой.

Экзаменатор: И как же вам удалось справиться с этой сложностью?

Анаксимандр: Я пыталась понять, какими намерениями руководствовались собеседники. Я убеждена, что все вышеперечисленное является результатом тех или иных намерений.

Экзаменатор: Вы имеете в виду обоих собеседников?

Анаксимандр: Да, обоих.

Экзаменатор: После просмотра голограммы у нас будут еще вопросы. А теперь я попросил бы перейти к показу.

Анакс увидела, как перед ней возникли два образа — человека и робота. Она столько трудилась над ними, старалась вдохнуть в них жизнь, исправляя, улучшая.

Перикл не мог помочь ей в этой работе, правила запрещали. Наверное, именно это объясняет ту страсть, которую Анакс вложила в образ Адама. Она обработала немало фотографий, и сейчас, глядя на стоящего перед ней мужчину, ей стало неловко за допущенные вольности своей интерпретации.

К восемнадцати годам льняные волосы Форда начали темнеть, но она вернула им прежний светло-русый цвет. Его глаза — темные на фотографиях, сделала пронзительно голубыми, чтобы они гармонировали с цветом тюремной робы. Проектор в экзаменационной комнате воспроизводил изображение с такой четкостью, какую Анакс прежде никогда не доводилось видеть. Она отступила назад, потрясенная ясностью. Сейчас человек и робот словно действительно стояли перед ней во плоти.

Руки Адама были скованы за спиной. Он сидел, подтянув к себе колени, отвернувшись от Арта, не желая смотреть на андроида.

В ходе работ над образом робота Анакс не позволяла себе таких вольностей. У того было широкое металлическое тело, достававшее заключенному лишь до коленей, установленное на трех гибких гусеницах. Две крепкие руки, оснащенные гидравлическими приводами, заканчивались ладонями с тремя пальцами каждая — Философ Уильям очень любил комиксы доклассического периода. Особенно изобретатель позабавился с головой робота. Он наделил андроида лицом орангутанга. Широкоглазое, с опущенными кончиками губ, беспокойным взглядом и насмешливым оскалом, оно было обрамлено пламенем рыжих волос.

Фигуры человека и робота застыли между Анакс и столом, за которым сидела комиссия.

Экзаменатор: Какой именно временной промежуток представлен в данной голограмме?

Анаксимандр: Первый день. Через двадцать минут после того, как Адама привели в лабораторию. Пока ни он, ни Арт не сказали ни слова.

Экзаменатор: Благодарю за ответ.

Склонив голову набок, будто бы изображая любопытство, машина принялась кружить за спиной Адама. Комната наполнилась жужжанием движущихся приводов робота. Адам стиснул зубы и склонил голову, не желая обращать на андроида внимания. Когда последний заговорил, его голос звучал несколько выше, чем того можно было ожидать. Окончания слов он чуть проглатывал. Всё это полностью соответствовало единственной сохранившейся с тех времен записи, которую Анакс удалось добыть после месяца долгих переговоров:

— Значит, в этом заключается твой план? — спросил андроид. Адам уставился на стену, отказываясь отвечать. — Возможно, тебе захочется сменить тактику, — продолжил Арт. — Если решил сыграть со мной в молчанку, то благодаря программе у меня есть преимущество.

Робот принялся ждать. Ответа не последовало. Он обогнул человека, остановившись прямо перед ним, так, чтобы заставить заключенного взглянуть на себя. Тот кинул быстрый взгляд на подвижное обезьянье лицо, после чего вперил взгляд в пол.

— Я вообще-то терпеливее тебя, — произнес Арт. — Ты ничего не выиграешь, если будешь вот так сидеть.

— Если такой терпеливый, — едва слышно буркнул Адам, — чего тогда разговариваешь? Что, сложно просто помолчать?

— Терпение не является моим единственным достоинством. Я еще и расчетливый.

— Таков впечатление, что я тебе совсем не нужен.

— Именно. Это я нужен тебе.

— Думаю, ты скоро поймешь, как сильно ошибаешься.

Андроид, не сводя глаз с пленника, отъехал назад и замер, внимательно всматриваясь в Форда, который оставался совершенно неподвижным, разве только моргал.

— А что с тобой сделают, когда увидят, как сильно ты не хочешь сотрудничать?

— Если бы меня хотели расстрелять, то давно бы уже расстреляли, — едва сдерживая гнев, ответил Адам, не поднимая головы. — Я здесь из-за политики, понял?

— И все же, коль скоро ты оказался здесь, глупо упускать возможность побеседовать.

— Ах, прости, но я, знаешь ли, вижу свое положение в несколько ином свете.

— Почему ты на меня не смотришь? Я тебя пугаю?

— Я уже знаю, как ты выглядишь. Зачем на тебя еще раз смотреть?

Арт с жужжанием проехался по комнате, сменив одну выгодную позицию на другую. Адам настороженно следил за ним. Повисло долгое молчание, длившееся не меньше минуты. В стенограмме об этой паузе не упоминалось — Анакс решила сымпровизировать. Теперь безмолвие действовало ей на нервы.

— Знаешь, мы можем стать друзьями, — наконец сказал Арт. Теперь он говорил спокойнее и не так уверенна.

— Ты машина.

— Нищие не выбирают.

— С тем же успехом моими друзьями могут стать наручники или, скажем, эта стенка, — Форд говорил, глядя в стену, будто бы ни к кому не обращаясь, а просто рассуждая вслух.

Анакс посмотрела на Арта, на его преисполненные печали глаза, и ее невольно охватила волна сочувствия к роботу. Она быстро взяла себя в руки. Вместо того чтобы сочувствовать голограмме, надо подумать, о чем ее станут спрашивать Экзаменаторы.

— Ладно, как хочешь, — сказал робот.

— Вот именно.

— Ну и общайся со своими наручниками. Если передумаешь, ты знаешь, где я. Я просто посижу и подожду. Я очень терпелив. Времени у нас предостаточно.

Пленник заерзал на полу, глубоко втянул воздух и испустил долгий грустный вздох. Глаза молодого человека закрылись. Тут снова раздался голос Арта:

— Как я погляжу, ты со своими наручниками не расстаешься. Думаю, это хорошо. Так и должны себя вести настоящие друзья.

— Ты бы лучше помолчал.

— Ты — заключенный и знаешь об этом, так? — отозвался андроид чуть более резким тоном. — Ты же понимаешь, что твои предпочтения мало кого интересуют?

Адам, заерзав, пополз к андроиду. Тот, будто бы в удивлении, чуть откатился назад.

— Может, заключим сделку? — предложил Форд.

— Я всего-навсего машина. Какая мне польза от сделок с тобой?

Человек решил пропустить колкость мимо ушей.

— Я предлагаю следующее. Мы сейчас с тобой поговорим, скажем, десять минут, а потом весь остаток дня ты будешь молчать.

— Пятнадцать.

— А тебя, как я погляжу, хорошо запрограммировали.

— Я сам себя программирую, так что спасибо за комплимент.

— Самого себя программировать нельзя.

— Посмотри на себя. Разве ты этого не делаешь?

— Я не машина.

Неожиданно Арт с жужжанием рванулся вперед. Его глаза горели от возбуждения. Адам отпрянул.

— Я хочу об этом поговорить, — сказал робот.

— О чем?

— Что именно делает машину машиной. Как только начнется отсчет пятнадцати минут.

— Отсчет уже начался.

— Так, значит, ты согласен? Пятнадцать минут, не десять?

— Согласен, — улыбнулся Адам, — вот только отсчет начался пять минут назад.

— Понятно. Ловко.

— Ты несказанно уродлив. Ты ведь это знаешь? — Форд наклонился вперед, словно боксер, который наносит пробный удар, прикидывая расстояние до противника.

В ответ Арт осклабился. На нижнюю губу андроида потекла слюна — его создатели тщательно проработали все детали.

— Меня запрограммировали считать свою внешность привлекательной.

— Мне показалось, ты говорил, что сам себя программируешь.

— Это мудрый выбор. Тебе так не кажется? — Уродство все равно остается уродством вне зависимости от того, как ты его воспринимаешь.

— Занятный тезис. Обоснуй его.

— Приведи сюда хоть двадцать человек, — бросил Адам, — и они все будут говорить одно и то же. Они все скажут, что ты безобразен.

— Приведи сюда двадцать таких, как я, — отозвался Арт, — и мы все дружно скажем, что задница у тебя куда красивее лица.

— И где ты возьмешь двадцать таких, как ты?

— Тут ты прав. Я уникален. Поэтому без опаски могу утверждать, что с точки зрения всех роботов ты уродлив. Кроме того, далеко не все люди считают меня безобразным. Поэтому с формальной точки зрения, исходя из объективных критериев, можно утверждать одно: я красивее тебя.

Форд окинул Арта внимательным взглядом, словно искал нечто, способное более четко объяснить странный феномен, на который только что указал робот. Тот неотступно следил за глазами человека.

— Так не пойдет, ты должен разговаривать. Будешь молчать — я остановлю часы.

Адам не ответил, только, ерзая, отполз обратно к стене. Он нахмурился, а глаза у него потемнели, после чего буркнул себе под нос:

— Бред какой-то.

— Что именно ты называешь бредом?

— Да разговор с тобой. Все, я завязываю. В этом нет никакого смысла.

— Смысл имеет договор, который мы с тобой заключили, — сообщил Арт, — Беседа со мной является платой за мое молчание.

— Думаю, если я не буду обращать на тебя внимания, то добьюсь ровно такого же результата.

— Полагаю, ты удивишься, обнаружив, каким надоедливым я могу быть. Почему ты не хочешь со мной разговаривать?

— Сам знаешь.

— Все дело в пристрастном отношении. Так? Ты с предубеждением относишься к искусственному разуму.

— Вздор! — взорвался Адам в ярости от того, что робот снова вынудил его вступить в спор, — нет никакого искусственного разума. Это оксюморон? Сочетание несочетаемых по смыслу слов.

— Если бы я был женщиной, ты бы не имел ничего против беседы со мной.

— Если бы у этой женщины было такое же лицо, как у тебя, я бы сперва напился. Кстати, как тут с этим? Можешь достать мне выпить?

— Ты прекрасно знаешь, что сословию Солдат запрещается потребление спиртных напитков.

— Я больше не Солдат. Меня лишили звания.

— Думаю, руководство проекта едва ли отнесется с пониманием к тому, что меня будет программировать пьяный.

— Я тебя не программирую.

— Нет, программируешь. Посредством общения с тобой я познаю самого себя. Пока я беседовал только с Уильямом. Пойми меня правильно, я люблю его как отца, однако наступает время, когда каждый ребенок должен выбрать в жизни свой путь. Согласен? Извини. С моей стороны упоминание о родительском воспитании было бестактностью. Видишь, в чем беда Уильяма? Он вырос совсем в другое время. Ты когда-нибудь сожалел, что появился на свет уже после учреждения Республики?

— Даже и не мечтай, я не буду говорить с тобой о политике.

— Почему? — спросил Арт и склонил голову в деланой озадаченности.

— За нами ведется наблюдение. Не надо держать меня за дурака. Я знаю, в чем тут дело.

— И в чем же?

— Это все пропаганда. Что же еще? Наша беседа передается во все коммуны. Я угадал?

— От этого предположения сильно отдает паранойей.

— Всё, теперь можешь заткнуться. Игра окончена.

— У нас еще есть время.

— Часов у меня нет — приходится прикидывать. Мне кажется, уже прошла уйма времени. Мы ведь битый час уже болтаем. Так?

— На самом деле — только семь минут.

— Плюс еще пять минут. Твое время почти вышло.

— В конце концов я начну тебе нравиться, и тебе захочется все время разговаривать со мной.

— Это тебе папочка Уильям сказал? Кажется, его предыдущая модель убила кучу детей. Я ничего не путаю?

— Это тебя беспокоит?

— У меня есть немало других, куда более важных причин испытывать беспокойство.

— Тебе не о чем переживать. Была обнаружена причина сбоя. Первые сорок лет, конфликты, связанные с усилением сознания…

— С чем связанные?

— С усилением сознания. Велись работы по искусственной репликации сознательных состояний.

— Сознание нельзя создать искусственно. — Я обладаю сознанием.

— Ложь, — глаза Форда полыхнули: он свято верил в то, что говорил. — Ты просто клубок проводов и электронных переключателей. Я произношу слово, звук поступает в твою базу данных, программа подыскивает то самое слово, которому соответствует этот звук, после чего автоматически генерируется ответ. И что мы имеем в итоге? Я обращаюсь к тебе, ты в ответ издаешь набор звуков. Я бью ногой по стенке, в ответ она тоже издает звук. Так в чем разница? Может, ты хочешь сказать, что стена тоже обладает сознанием?

— Я не знаю, обладает стена сознанием или нет, — отозвался Арт. — Почему бы тебе самому ее не спросить?

— Да пошел ты, — фыркнул Адам, однако робот не собирался так просто сдаваться.

— Я считаю, что обладаю сознанием. Чего тебе еще нужно?

— Просто тебя так запрограммировали.

— Я этого не отрицаю. А откуда тебе известно, что ты обладаешь сознанием?

— Если бы ты и вправду мыслил, то не задавал таких вопросов. Если бы ты действительно обладал разумом, тебе был бы известен ответ.

— Я считаю, что я разумен и этот ответ мне известен, — заявил Арт.

— Время вышло, — объявил Адам.

— Осталась еще одна минута.

— Ага, и эту минуту мы потратим на спор, обсуждая точность твоих часов.

— По крайней мере они у меня есть. — А я отсчитывал время про себя.

— Так чего же ты еще разговариваешь со мной, если оно вышло?

Адам уставился на андроида. Губы мужчины застыли, растянувшись в мрачной улыбке. Повисло молчание, заполнив собой расстояние между человеком и роботом. По мордашке Арта, покрытой темным мехом, сбежала одна-единственная слезинка.

Экзаменаторы остановили воспроизведение, и голографические фигуры зависли над полом, готовые в любой момент раствориться. Анакс повернулась к столу, за которым сидела комиссия. Она попыталась подавить в себе чувства, которые не могла объяснить, чувства, посещавшие ее всякий раз, когда она просматривала этот эпизод.

Экзаменатор: Интересный подход. Всякий раз в случае возникновения необходимости задать вопросы по вашей интерпретации событий мы будем останавливать воспроизведение. Почему Арт заплакал? В стенограмме об этом нет никаких упоминаний.

Анаксимандр: В стенограмме фактически нет информации ни о выражении голоса, с которым произносилась та или иная фраза, ни о реакции собеседников. Однако мне представляется очевидным, что программисты были заинтересованы в том, чтобы заставить Адама общаться с Артом, и поэтому пускали в ход все имеющиеся в их распоряжении средства и уловки.

Экзаменатор: Историки до сих пор ведут споры о чувствах, которые испытывал Адам к своему механическому собеседнику. Как вы думаете, что именно происходит на этом, раннем этапе?

Анаксимандр: Из стенограммы ясно: Адам испытывает ярость. Ни к какому другому выводу, исходя из его раздраженных, агрессивных реплик, прийти нельзя. Вопрос в другом: какого рода эта ярость? Что это? Ярость героя перед решающей битвой? Или ярость оппонента, защищающего дело принципа? Мне так не кажется. Исследователи часто утверждают, что Адам на начальном этапе сознательно вел себя вызывающе, но я решила отойти от этой распространенной трактовки, считая ее неверной. Я полагаю, Форд был напуган.

Экзаменатор: А как вы лично относитесь к испугу Адама?

Анаксимандр: Я не знала, что в процессе испытания потребуется излагать свое личное отношение к делу. Будучи историком, я просто пытаюсь…

Экзаменатор: Что именно вы испытываете, видя Адама в таком состоянии?

Экзаменатор резко оборвал Анакс, и та почувствовала, как ее охватывает волнение.

Как она относится к происходящему лично? Это явно не тот эпизод, по которому историку следует высказывать личное мнение. Подобное, даже с разрешения Экзаменаторов, требовало безрассудной храбрости. Анакс попыталась уйти от ответа.

Анаксимандр: Мне сложно однозначно ответить на этот вопрос. Именно поэтому построение голограммы показалось мне столь сложным заданием. Мне трудно понять, что именно я чувствую. Всякий раз, когда я пытаюсь создать образ Адама, ловлю себя на том, что пренебрегаю одним из аспектов его поведения, словно ребенок, пытающийся сложить головоломку, не ведая, что некий ее элемент утрачен. Простите, я знаю, вам может показаться, будто я пытаюсь уйти от ответа.

Экзаменатор: Голограмма дает за вас красноречивый ответ. Посмотрим, как вы истолковали события, которые произошли дальше.

Изображение прояснилось, образы Адама и Арта застыли.

Экзаменатор: Изложите своими словами, что сейчас испытывает Форд. Конкретно в данный момент.

Анаксимандр: Я думаю, он сердится на самого себя из-за того, что позволил Арту втянуть его в разговор. Как вы знаете, я исхожу из точки зрения, согласно которой Адам действовал интуитивно, не из расчета. Он считал, с ним поступили несправедливо, чуть не казнив лишь за то, что он прислушался к зову своего сердца. Мне кажется, Адам полагал, что, намеренно отказываясь от сотрудничества, он в некотором роде защищает себя. Помимо этого, Форд находится в состоянии шока. После объявления приговора Философ Уильям заверил, что робот все еще находится на ранней стадии развития и его детище во многом напоминает ребенка, но тот Арт, которого мы увидели, продемонстрировал способности к сложным логическим рассуждениям, и это наверняка произвело на Адама глубокое впечатление. Солдатам доводилось сталкиваться только с самыми примитивными моделями андроидов. Многие забывают, какое это было тяжелое испытание для человека с таким образом мышления, как у Адама. Думаю, он напуган. Это я и пыталась продемонстрировать.

Экзаменатор: То есть вы хотите сказать, он боится Арта?

Анаксимандр: Я думаю, он понимает, насколько ему будет сложно воспринимать Арта исключительно как машину.

Экзаменатор: Спасибо. Теперь давайте посмотрим, что было дальше.

Адам сидел, повернувшись лицом к стене. Его руки были по-прежнему скованы за спиной, на лице застыло мрачное выражение. Мужчина медленно раскачивался взад-вперед.

Посреди комнаты неподвижно стоял Арт. Он быстро двигал глазами, и лишь они выдавали то, что робот находился в активированном режиме.

Вдруг заключенный пришел в движение. Он резко вскочил. Руководители проекта оставили ему ботинки, что оказалось серьезной ошибкой. Удар был страшным и тщательно выверенным.

Голова Арта отлетела прочь, оторвавшись от металлического торса. Глаза на лице робота закатились. С проводов, торчащих из разорванной шеи, сыпались искры.

Комнату наводнили охранники. Пленника швырнули лицом вниз. Один из охранников прижал его к полу, придавив коленом между лопаток. Адам зарычал от боли, потом изумленно замолчал.

Сломанный Арт внезапно ожил. Туловище машины дернулось, повернулось и начало систематически обшаривать комнату в поисках головы. Обнаружив, оно сунуло ее под мышку и, жужжа, выкатилось из комнаты. Адам завороженно наблюдал за разворачивавшейся перед ним жутковатой сюрреалистической сценой. Его тело сотрясала дрожь.

Экзаменатор: Удивительно.

Анаксимандр: Что именно?

Экзаменатор: Согласно правилам, вы должны были включить в презентацию только факты, зафиксированные в стенограмме. Вы же привнесли в свою интерпретацию событий много домыслов.

Анаксимандр: В стенограмме имеются ссылки на этот эпизод.

Экзаменатор: Про реакцию охранников там не сказано ни слова. Равно как и о местоположении головы. Вы, наверное, мечтаете о карьере в сфере развлечении?

Анаксимандр: Те из нас, кому хорошо известны эти события, подчас забывают, сколь странным и удивительным представлялось происходящее Адаму. Я пытаюсь показать, в чем именно заключалась эта странность.

Экзаменатор: А как насчет всех этих эффектных деталей? Вы ведь не ограничились ими только в этом эпизоде? Будут и еще?

Анаксимандр: Можете называть увиденное выдумкой. Я так не считаю.

Удивление на лицах Экзаменаторов не шло ни в какое сравнение с тем, что испытала сама Анакс. Она начала спорить с ними и понятия не имела, как у нее вырвались эти слова и о чем свидетельствовало странное чувство удовлетворения, охватившее ее. Комиссия замерла, ожидая извинений. Их не последовало.

Анаксимандр: Наутро состоялась следующая встреча между Адамом и Артом. Желаете ли вы посмотреть запись?

Главный Экзаменатор молча кивнул, словно к нему еще не успел вернуться дар речи.

Теперь Адаму сковали и руки, и ноги. На переносице темнел кровоподтек, разбитый нос распух. Роба была заляпана кровью. Открылась дверь, и в комнату, жужжа, въехал Арт. Форд старался не смотреть ему в глаза.

— Скучал по мне? — В голосе робота слышался оттенок насмешки.

— Мне показалось, я тебя прикончил.

— Чтобы меня убить, требуется гораздо большее.

— Времени у меня навалом.

— Теперь, похоже, ты не будешь так торопиться. Тебе больно?

— Нет.

— Это хорошо. Мне не хотелось, чтобы тебе причинили боль. Ты мне веришь?

Адам ничего не сказал в ответ.

— Снова эта игра в молчанку, — вздохнул Арт.

— Это не игра.

— Так что же это такое? — поинтересовался робот. На его лице не отразилось ни тени неприязни.

— Я не имею привычки разговаривать со стенками, столами и заборами. Или машинами.

— Даже в тех случаях, когда они тебе отвечают?

— Ты мне не отвечаешь. Это не разговор.

— Это еще почему?

— Сам знаешь.

— Нет, не знаю.

— Да, точно. Не знаешь. В этом-то вся суть. Ты ничего не знаешь и не понимаешь, — Форд говорил с напором, будто желая убедить в справедливости своих слов не только андроида, но и самого себя.

— Я понимаю. Проверь меня.

— У меня может не получиться. Вдруг твоя программа окажется достаточно сложной?

— Если моя программа настолько совершенна, что именно ты пытаешься обнаружить?

— В детстве я был знаком с одной девочкой, — начал Адам. — Она постоянно таскала с собой говорящую куклу. Программа у той была простая. Когда куклу поднимали, она говорила: «Привет!» Когда ее гладили по спине, откликалась: «Спасибо!» Могла сказать еще пару-другую слов. Каких именно — не помню. Может, «Я устала». А еще она реагировали на вопросы. Если ее о чем-то спрашивали, она регистрировала изменения в интонации и отвечала «да» или «нет». Наугад. Так вот, моя знакомая обожала эту куклу. Дни напролет разговаривала с ней. Задавала бессмысленные вопросы и приходила в восторг всякий раз, когда слышала ответ. Когда ее брали куда-нибудь без игрушки, девочка ударялась в слезы.

— И ты плакал? — спросил Арт. — Ты ведь плакал, когда меня увезли? Ты это хочешь сказать?

— Я пытался тебя убить, — напомнил роботу Адам.

— Быть может, чувство вины заставило тебя смягчиться. Такое случается.

— Я клоню к тому, что девочка была маленькой. Она выросла. Она перестала верить в куклу.

— А перестав в нее верить, она от нее избавилась?

— Она отдала ее мне, — произнес Форд.

— Значит, я у тебя не первый?

— Мы с приятелем поймали кролика и засунули внутрь игрушки его кишки. Потом привязали ее к рельсам, дождались поезда и все засняли. Было очень смешно.

— Ты это только что придумал.

— Да, правда. Я бы никогда не причинил кукле вреда.

— А ты не боишься?

— Чего?

— Что кукла причинит тебе вред. Ты пытался меня уничтожить. Вдруг я вынашиваю в уме план мести?

— Ты не обладаешь ни сознанием, ни мышлением. Такой довод тебя устраивает?

— Может, я решил дождаться, когда ты уснешь, а потом выпустить тебе кишки ударом ледоруба. Мне сон без надобности, я всегда наготове.

— Если бы меня собирались убить, это уже давно бы сделали.

— Но если это сделаю я, все будет выглядеть как несчастный случай. Ловкое решение маленькой проблемы, возникшей у властей.

— Убьешь меня, так убьешь, — пожал плечами Адам. — Меня это не шибко волнует. Если надо, забирай тело, только не думай, что и душа тебе достанется.

Форд, извиваясь, медленно отполз в дальнюю часть комнаты. Выло видно, что движения причиняют ему боль. Выждав несколько мгновений, Арт последовал за ним.

Человек вздохнул.

— Надеюсь, ты на меня не обидишься, если я скажу, что от тебя дурно пахнет, — начал робот.

— Тебе не под силу чувствовать запах.

 — Я не сделаю тебе ничего дурного.

Я не могу причинить тебе вред. Хочешь узнать почему?

— Нет.

— Я все-таки расскажу тебе. Считай это своеобразным наказанием.

— Как у тебя получится меня наказать, если ты не можешь причинить мне вреда? — поинтересовался Адам.

— Иногда наказание может пойти на пользу, — отозвался Арт. — На стадии разработки велось много споров о том, какие именно элементы моего поведения следует подавить. Некоторые (наивные) Философы полагали, что следует избавить меня от всех отрицательных поведенческих элементов, свойственных человеку, однако оказалось, сделать это далеко не так просто. И вот, если робота программировали так, чтобы он всякий раз просчитывал последствия всех своих действий, машину парализовывало. Из-за чудовищной нерешительности, вызванной страхом совершить ошибку, она не могла сдвинуться с места, если ослабляли стремление заботиться о других, робот раньше других отключался от процесса подзарядка и демонтировал конкурирующие прототипы. Я не преувеличиваю, такое и впрямь случалось. Если же со стремлением заботиться о других перебарщивали, автомат начинал работать на износ, во всем стараясь угодить другим. Именно поэтому я здесь и с тобой. Чем больше Философы прикладывали усилий, тем яснее им становилось, что они не в состоянии отличить правильное от ошибочного, хорошее от плохого. Правильное можно оценить только по поступкам. Единственный способ обойти проблему заключался в том, чтобы предоставить андроиду возможность самому во всем разобраться в процессе обучения. Заодно во время общения с человеком он должен был освоить парочку фокусов, которыми люди овладели в процессе эволюции. В результате понятие «добродетель» исчезло из списка основных мотиваций робота. Главным приоритетом стала «совместимость». Однако тебе не о чем беспокоиться. Вне зависимости от того, какие дурные уроки ты мне преподашь, я не смогу причинить вред другому существу, обладающему самосознанием. Это является одним из фундаментальных императивов моей программы.

— Ты же знаешь, мне это неинтересно. Ведь знаешь же, да? — произнес Адам.

— Я тебе не верю, — ответил Арт. — У меня есть специальная программа, детектор лжи. Она сканирует радужную оболочку твоих глаз. Очень хорошая программа.

— Как жаль, что у тебя нет программы, позволяющей тебе понять, какой же ты стал для меня занозой в заднице.

— Честно говоря, у меня и на это есть интересная история.

— Ничего в ней интересного нет.

— Так что, ты действительно хочешь, чтобы я замолчал?

— Пожалуйста.

— Я попробую.

Тишина не продлилась и минуты. Все это время губы Арта шевелились, словно он проговаривал мысли, ворочавшиеся у него в голове.

— Знаешь, тебе это в итоге надоест, — наконец произнес робот. — Мы это оба понимаем. Так какой тогда смысл притворяться?

Адам ничего не ответил.

— Сейчас я перейду на режим пониженного потребления энергии, но оставлю включенными сенсоры. Если захочешь поговорить, тебе будет достаточно лишь обратиться ко мне. По-моему, мы делаем успехи, а? Сегодня ты ненавидишь меня не так сильно, как вчера. Тебе так не кажется?

Изображение растаяло. Первая голографическая сцена, составленная Анакс, подошла к концу. Настроение в помещении переменилось. Свет, казалось, слегка померк, а воздух стал чуть холоднее. Все три Экзаменатора не сводили взглядов с испытуемой. Анакс вдруг почувствовала себя как в западне. Впервые ее посетило чувство легкого страха.

Экзаменатор: Вам нравится Арт?

Анаксимандр: Прошу меня простить, но я не уверена, что правильно поняла ваш вопрос. В каком смысле «нравится»?

Экзаменатор: Кому вы сочувствуете?

Анаксимандр: Я сочувствую Адаму.

Экзаменатор: Почему?

Анаксимандр: Он растерян и напуган.

Экзаменатор: А что же Арт?

Анаксимандр: У него куда меньше оснований испытывать страх.

Экзаменатор: Надо сказать, что ваши ответы стали менее точными и продуманными.

Анаксимандр: Да, это так.

Экзаменатор: Вы уверены, что это умно с вашей стороны?

Анаксимандр: Уверена, что нет.

Анакс знала, что сделала решительный шаг. Теперь как бы ни повернулся разговор, путь назад отрезан, и у нее не осталось другого выбора, кроме как устремиться вперёд и доказать, что ее точка зрения, пусть и отличающаяся от общепринятой, может помочь по-новому взглянуть на события, случившиеся в далеком прошлом.

Анакс догадывалась: все может сложиться именно так. Перикл предупреждал ее, что путь, выбранный ей, весьма спорен. «Ну что же делать? — всегда отвечала она. — Ведь хуже не будет. Я всегда была готова к тому, что не попаду в Академию. Поэтому можно попытаться, и никакой опасности в этом нет».

Теперь на нее давило осознание возможной ошибки. Это было расплывчатое чувство непонятного страха, словно тень, которую порой замечаешь краем глаза, а она тут же пропадает, стоит повернуться к ней лицом. Анакс надеялась, что комиссия не заметила ее беспокойства. Она сосредоточилась на следующем вопросе, преисполненная решимости ответить на него как можно более честно, чтобы потом напрасно не печалиться и не сожалеть.

Экзаменатор: О чем сейчас думает Адам? Как он относится к андроиду?

Анаксимандр: Его отношение складывается из трех элементов. Первый — это рассудочная реакция. Форд говорит правду, утверждая, что Арт для него — не более чем машина. С рационалистической точки зрения, механизмы не могут думать, им под силу только считать. Так полагает и Адам. Он искренне верит, что упрочит свое положение, если будет строить линию поведения исходя из этой точки зрения. Этого человека растили и воспитали в сословии Философов. Именно оно сформировало его мировосприятие. Он верит, что мысли первичны, а чувства вторичны.

Экзаменатор: Ранее вы упоминали, что не верите в теорию заговора, и одновременно утверждали, что, когда Адам увидел Еву, он действовал по велению сердца, а не разума.

Анаксимандр: Противоречие в моих словах лишь кажущееся. Я уверена, Адам искренне считает, что должен следовать велению разума, а не чувств. Однако у него далеко не всегда это получается. И тут вступает в действие второй элемент. Внутри Форда идет борьба, знакомая каждому мыслящему существу. Разум велит ему действовать, исходя из логики, но при этом человек все равно оказывается жертвой собственных страстей. Давайте возьмем для примера диких котов, которыми кишат наши улицы. Вы когда-нибудь наблюдали, как маленький ребенок пытается завести дружбу с одним из этих костлявых созданий? Он терпеливо сидит, не приближаясь к коту, и пытается заинтересовать животное замысловатыми играми в надежде разбудить его любопытство. А потом, когда кот, преодолев страх, нерешительно подходит к нему, что вы видите на лице ребенка? Улыбку во весь рот. Ребенок начинает говорить со зверем, он тянется к нему, словно к себе подобному. В этом суть нашего инстинкта: в других мы видим себя. Когда кот мурлычет, нам кажется, будто его чувство счастья ничем не отличается от нашего. Когда внезапный шум пугает кота и он убегает, мы считаем, что способны понять его страх. Адам заговорил с Артом. В этом заключается его ошибка. Ему не под силу общаться с роботом и одновременно с этим верить, что тот всего-навсего машина. С каждой парой фраз, которыми они обмениваются друг с другом, иллюзия того, что Адам общается с живым существом, становится пусть и немного, но сильнее. Если вы будете слушать как я, если будете говорить как я, то со временем, независимо от количества причин верить в иное, я стану относиться к вам как к себе подобной. Со временем последовательность действий станет привычкой, вытеснив доводы разума, и от них не останется и следа. Однако, как я говорила, мои ощущения складываются из трех элементов…

Экзаменатор: Вы хотите сказать, ощущения Адама.

Анаксимандр: Что, простите?

Экзаменатор: Вы сказали: «мои ощущения». А имели в виду: «ощущения, которые испытывает Адам».

Анакс поняла свою ошибку и, покраснев, опустила, взгляд.

Анаксимандр: Простите. Я хотела сказать… Так вот, третий элемент. Адам все острее чувствует странность своего положения, и это оскорбляет и его разум, и эмоции. Он понимает, что Арт ему нравится, привлекает его как личность. И в этом Форд усматривает собственную слабость.

Экзаменатор: Очень хорошо. С вашей первой голограммой покончено. Теперь нам хотелось бы перейти к следующему эпизоду — полгода спустя. Расскажите нам, что происходило в течение этих шести месяцев.

Анаксимандр: За это время Адам стал общаться с Артом более охотно. Человек, в силу причин, которые я в общих чертах указала, начал разговаривать с роботом как с товарищем или, как минимум, сокамерником.

Некоторые предполагают, что Форд вел себя так намеренно и уже на тот момент начал продумывать свой план. Так это или нет — сказать сложно. Адам больше не пытался напасть на Арта, и Философы, наблюдавшие за их общением, пришли к выводу, что настало время провести серию поведенческих экспериментов, которые способствовали бы дальнейшему развитию механизма Арта и, одновременно, позволили бы вести за ним более тщательное наблюдение. Судя по стенограммам, по крайней мере, в ходе опытов Адам вел себя на удивление хорошо и охотно шел на сотрудничество.

Экзаменатор: Объясните, почему в процессе подготовки вы остановили свой выбор именно на этом эпизоде?

Анаксимандр: На протяжении полугода поведение Адама менялось постепенно. Я могла бы выбрать любой из эпизодов «мирного сосуществования» робота и человека, и мне очень хотелось это сделать, чтобы сохранить чувство подлинности. Однако я выбрала представленный вам эпизод, поскольку именно тогда, впервые с попытки убить робота, между Адамом и Артом снова вспыхнула ссора. Многие ученые сетуют на то, что мы склонны рассматривать историю исключительно как череду конфликтов, однако я не уверена в их правоте. Именно в столкновениях между различными точками зрения становится ясно, что именно для нас наиболее значимо. Несмотря на кажущуюся беспечность и прилежное поведение, Адама снедало беспокойство, и в этом эпизоде мы видим, как его чувство неудовлетворенности выплескивается наружу. И, разумеется, выбрав именно этот день, день серьезного конфликта и последующего за ним объяснения, я хотела показать вам один из наиболее важных моментов нашей истории. Долг историка заключается не в том, чтобы закрывать глаза на подобные события, а в том, чтобы пытаться взглянуть на них в новом свете.

Это было серьезное, громкое заявление, но Анакс нисколько не сомневалось, что имеет право его сделать. Наставники в школе рассказывают своим ученикам о споре, произошедшем в тот день между Артом и Адамом, в первую же неделю обучения. Готовясь к поступлению в Академию, Анакс заучивала наизусть огромные куски диалога, состоявшегося между роботом и человеком. Эти строки стали ее частью так же, как имена друзей или прекрасный вид, открывавшийся поутру из ее обители. Анакс сделала все от нее зависящее, чтобы эта часть ответа смотрелась идеально. И все же, как и при демонстрации предыдущего эпизода, она не могла избавиться от ощущения, что чего-то не хватает, что она о чем-то забыла.

Главный Экзаменатор с непроницаемым видом кивнул. Включилась следующая голограмма.

Перемена поражала. Адам был чисто выбрит. Тюремная роба осталась в прошлом. Наручники тоже сняли, и теперь он мог свободно перемещаться по комнате, в которой поставили кровать и уютное кресло. Кроме того, в помещении имелся компьютер, а на столе лежала стопка книг. Адам выглядел гораздо лучше: здоровее и спокойнее. Он сидел на корточках, прислонившись к стене и вытянув руки над головой. Арт, в отличие от него, нисколько не переменился. Робот спокойно и размеренно выполнял упражнение на ловкость пальцев.

Анакс сосредоточила внимание на записи.

— Если бы ты был настоящим, тебе бы это уже давно надоело, — произнес Адам. Ничто в его голосе не предвещало надвигающуюся бурю.

— Если бы это утверждение имело хотя бы крупицу смысла, то я бы на него ответил, — точно таким же спокойным голосом отозвался Арт.

— Я хочу сказать, если бы ты был человеком, личностью, тебе бы это уже надоело.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. И этому я тоже рад.

— Тоже?

— Я много чему радуюсь, — произнес робот. — Например, я рад, что не боюсь правды.

Он бросил эту фразу будто бы мимоходом, но прозвучала она так, словно в ней неуловимо крылось нечто важное — в излишней суровости слов, во взгляде, который Арт бросил на Адама. После длительного перемирия андроид и человек снова потянулись к оружию, подняли его, сдули с него пыль и принялись прикидывать расстояние, отделявшее их друг от друга.

— И о какой же правде идет речь? — спросил Форд. Он повернул голову к собеседнику, но продолжил с деланым равнодушием потягиваться.

— Правда в том, что в глубине меня заключена личность.

— Ага. А в глубине меня кусок убогого металла и обезьянья маска. Так что мы одинаковы.

— Если это было бы правдой, мы были бы одинаковы, — ответил Арт, более не скрывая радостного предвкушения ссоры.

— А что именно ты пытаешься отрицать? То, что сделан из металла, или то, что у тебя обезьянья морда?

— Почему ты потягиваешься?

— Спина болит.

— Сколько тебе лет, Адам?

— Восемнадцать.

— Твое тело уже начинает изнашиваться.

— Нет, не начинает.

— Ты стареешь. Сколько протянул самый старый долгожитель? Знаешь?

— Скажи, ты же у нас специалист по фактам.

— Это была женщина, она прожила сто тридцать два года и при этом последние двадцать лет практически не двигалась. Последнюю разумную мысль она высказала в сто пятнадцать лет, последний раз ощутила вкус пищи в сто двадцать, а через год после этого умерла ее последняя подруга. Вы быстро расцветаете, а потом медленно увядаете. У меня все иначе.

Адам опустил руки, встал и посмотрел сверху вниз на Арта.

— Хочешь сказать, твои шестеренки не изнашиваются?

— У меня нет шестеренок. Ты меня путаешь с устройством по переработке мусора.

— Ошибиться легко.

Арт закатил глаза и, скривив губы, заговорил:

— Разница между мной и тобой заключается в том, что изношенные детали, из которых состою я, можно заменить. Помнишь, как ты меня ударил, и у меня отлетела голова? Я появился на следующий день целенький и даже без мигрени. Знаешь над чем они сейчас экспериментируют? Над полным переносом сознания. Есть проект скопировать мои файлы в другую машину, а когда меня снова запустят, проснутся уже два Арта, а не один. Ты ведь даже и представить себе не можешь, что такое возможно. Так ведь?

— Еще как могу. Вот смотри.

Адам подошел к столу, где на тарелке лежал кусок хлеба. Взял ломоть и театральным жестом разломал его пополам:

— Видишь: был один кусок, а теперь их два, — сказал он. — Думаю, с тобой произойдет примерно то же самое.

— Но я ведь не хлеб, так?

— Да, ты гораздо менее аппетитен.

— Я говорил о переносе сознания. Хлеб не обладает сознанием.

— Я думал, мы закрыли эту тему три месяца назад и заключили соглашение.

— Заключили, да. Но ты сказал, что я ненастоящий.

— Я пошутил.

— Ты хочешь сказать, что предпочтешь не спорить на эту тему? — спросил Арт, — И извинишься за свои слова?

— Мне не за что извиняться, — заявил Адам.

— Очень хорошо, — улыбнулся робот. — Я так ждал, когда мне представится возможность с тобой поговорить.

— Ты не будешь возражать, если я не стану тебя слушать?

— Пожалуйста. Меньше шансов, что ты будешь меня перебивать.

— Так, теперь у меня не только спина ноет, так еще и голова разболелась. Я еще утром, когда проснулся, понял, что день будет просто из рук вон.

— Значит, ты отрицаешь существование искусственного разума, но веришь предчувствиям. Это, возможно, объясняет сложности, с которыми мы сталкиваемся в процессе нашего общения. Может, ты просто глуп?

— Но мне лучше быть глупым человеком, чем умным куском металла, — отрезал Форд.

— Ты это часто повторяешь. Будто бы металл чем-то плох.

— Зависит от того, как его использовать.

— Для моих целей он вполне подходит.

— Это точно.

Анакс завороженно наблюдала за словесной дуэлью, как всегда с нетерпением ожидая первого чувствительного удара.

— Так что такого есть у тебя, чего я лишен? — пошел в атаку Арт, — Разумеется, не считая предрасположенности к быстрому износу.

— Я живой, — гордо заявил Адам. — Ты бы тоже радовался жизни, если бы знал, каково это — быть живым.

— Дай мне определение словосочетания «быть живым», пока я не счел тебя слишком глупым для продолжения нашего разговора.

— Ты меня искушаешь.

— Ты ведь не можешь дать определения. Так?

— Определение не поможет понять тебе суть. Слова не могут передать чувства.

— Слабоватый ответ.

— Жизнь — это созидание порядка из хаоса. Это способность привлекать энергию внешнего мира, чтобы творить. Чтобы расти. Чтобы размножаться. Тебе этого не понять.

— Я делаю все то, что ты перечислил, — возразил Арт.

— Вот только понимания у тебя нет. И размножаться ты не можешь. Не будешь же ты утверждать, что сам себя сделал.

— Я могу создать еще одного себя. Я знаю как. Это часть моей программы.

Адам сел в кресло и взял в руки книгу, будто бы желая показать, что у него полностью пропал интерес к разговору. Но он не смог обмануть ни самого себя, ни своего собеседника.

— Ты — всего лишь кусок кремния, — буркнул он, перевернув страницу.

— А ты кусок углерода, — парировал робот. — С каких пор таблица Менделеева стала основанием для дискриминации?

— Пожалуй, я могу обосновать мое предубеждение.

— Уверен, твои попытки изрядно меня повеселят.

— Я сейчас говорю, — Адам положил книгу на стол, — а в моем теле мириады крошечных клеточек воспроизводят сами себя. Каждая из этих клеточек — микроскопическая фабрика, устройство, которое куда сложнее, чем все твое тело. Некоторые служат строительным материалом для костей, некоторые контролируют кровообращение, а некоторые вообще представляют собой удивительное, не поддающееся анализу творение. Из них состоит мой мозг. Количество потенциальных связей между нейронами мозга превышает число частиц во всей вселенной. А потому прости меня за то, что я не падаю на колени, восхищаясь твоими убогими электрическими цепями, и не пою дифирамбы твоему телу, материал к которому, похоже, подбирали на свалке. Ты — всего лишь игрушка, хитрая маленькая диковинка. Тогда как я, друг мой, чудо.

Арт с саркастическим видом несколько раз хлопнул в ладоши. Звук металла, ударившегося о металл, эхом пошел гулять по комнате.

— Браво!

— Если бы я мог отыскать в тебе блок, отвечающий за сарказм, то вырвал бы его с корнем.

— Это бы тебе не помогло. У нас есть запчасти. Мы храним их в шкафу, там, дальше по коридору. Я даже смог бы установить его самостоятельно. Я потрясен твоими измышлениями в биологии. Они примитивны, часть из них ошибочна, ну да ладно, ты хотя бы попытался. Сказать тебе, Адам, в чем воистину заключена ирония? Это тебя обеспокоит, однако к чему скрывать правду? Ты хочет сказать мне, что я существую только потому, что меня собрали вы, представители высшей формы жизни, состоящие из клеток?

— На мой взгляд, это серьезный довод.

— А кто в таком случае собрал вас? Знаешь?

— Никто. Мы стали такими, как есть, благодаря слепой случайности.

— Совершенно верно, — согласился робот, — благодаря слепой случайности и силикатам.

— Я тебя не слушаю. Забыл?

— Твое поведение свидетельствует об обратном, и меня оно вполне устраивает. Философ бы на моем месте задался вопросом, устраивало бы оно хоть кого-нибудь. А другие сказали бы, что так с людьми происходит всегда. Ты когда-нибудь жалел, что не смог дальше заниматься философией?

Адам посмотрел на Арта так, словно робот был грязью, приставшей к его ботинку:

— Мне не оставили выбора.

— Выбор был. Ты мог остаться, но сбежал.

— Мне исполнилось всего тринадцать лет.

— А мне сейчас только пять. В каком возрасте люди начинают делать выбор?

— У меня от тебя спина ноет. Как думаешь, почему?

— Тело хочет отвлечь мозг от неприятной для него информации. Извечная проблема с механизмами, в создании которых большую роль сыграл случай. Одна ошибка накладывается на другую, и поэтому их становится очень сложно исправить. Вернемся к счастливой случайности — появлению жизни. Итак, силикаты. Для начала отмечу следующее — человеческая точка зрения ущербна. Вы, люди, считаете, что жизнь на планете появилась лишь единожды, тогда как внимательный наблюдатель заметил бы, что она зарождалась целых четыре раза. Кроме того, есть еще одна неприятная новость. Ваша личность, которой вы так гордитесь, принадлежит ко второму этапу и является основой третьего. Я, разумеется, отношусь к четвертому этапу. Нахожусь на две ступени выше вас. Нет-нет, не надо грустить. Все равно грустью делу не поможет.

— У тебя в голове сплошные отбросы, — процедил Адам, но в одном Арт оказался прав. Форд его внимательно слушал.

— Во мне нет отбросов. Это еще одно из моих преимуществ. Итак, четыре формы жизни. Позволь, я тебе о них вкратце расскажу. Первая форма — неорганическая, в чем и заключается чудовищная ирония. Она состоит из силикатов. Как тебе? Смешно? Мне — да. Сейчас ты услышишь историю сотворения жизни с моей точки зрения. Устраивайся поудобнее. В конце у тебя могут возникнуть вопросы.

Вначале была глина. Она состоит из слоев крошечных молекул. Каждый слой накладывается на предыдущий, копируя его строение. Итак, вначале имелся механизм копирования. Знакомо? Так вот, иногда в процессе копирования происходит ошибка, в результате которой новый слой уже не повторяет в точности предыдущий. Назовем это мутацией. Ее копирует следующий, новый слой и так далее. Ошибка передается дальше.

В результате мы имеем вызванное ошибкой отклонение. А кроме того — наследование его свойств, поскольку каждый новый слой копирует структуру предыдущего. Теперь введем варьирующуюся степень годности, иначе картина окажется неполной. Ты, конечно же, может спросить, как тот или иной вид глины может быть более или менее годным, чем другой? И вообще, что подразумевается под категорией годности, если речь идет о глине?

Арт не стоял на месте. Сцепив за спиной трехпалые руки, он ездил взад-вперед по комнате, воплощая в себе пародию на школьного ментора. Желая подчеркнуть ту или иную важную мысль, он выбрасывал серебристую металлическую руку вперед и взмахивал ею в воздухе. Зрелище это, хоть и производило комичное впечатление, завораживало. Адам пытался не обращать на Арта внимания, но, в конце концов, сдался, облокотился на руки и весь обратился в слух.

— Под годностью понимается более или менее выраженная способность воспроизводить себе подобное. Если из-за ошибки в процессе воспроизводства образуется особая форма глины, распространяющаяся лучше, чем другие формы, мы считаем такую форму более годной. Наверное, ты ломаешь голову, как такое возможно? Вот представь, есть определенный сорт глины с повышенным уровнем липкости. К чему приводит такая липкость? Глина собирается вокруг камней в ручье или реке, постепенно образуя запруду. Вода поверх этой импровизированной плотины летом пересыхает, а ветер разносит рассыпавшуюся пыль, развеивая ее по округе. Частицы попадают в новые ручьи и реки, после чего вся история повторяется.

Понимаешь, свойства глины могут меняться. В процессе воспроизводства происходят ошибки. Благотворная мутация становится нормой, и новые виды распространяются по планете. Распространение изменений происходит благодаря воспроизводству. Это и есть самая первая форма эволюции. Ты можешь насмехаться над тем, что в моей основе кремний, однако помни, друг мой, он был первым. Мы помогли РНК, подвезли, как на попутке. Структура силикатов представляет собой идеальный образец строительного материала.

Конечно же, когда ищешь, кого бы поставить себе на службу, необходимо соблюдать осторожность. Всегда может сложиться так, что использовать в конечном итоге будут тебя. Мы, силикаты, никогда не подозревали, насколько этот новый воспроизводитель окажется удачлив, насколько быстро он и все его потомство позабудут, откуда произошли. Подчеркиваю, мы ничего не знали. Знание пришло гораздо позже.

Затем появилась твоя любимая форма жизни. Революция ДНК. После того как появились первые клеточные формы, грядущая слава многоклеточного организма стала лишь вопросом времени да пары уловок. Способность активного передвижения тоже оказалась весьма и весьма кстати, и вот, наконец — бабах — появился тот, кого так долго ждали. Мозг. Если, конечно, к существу, не обладающему разумом, вообще применимо такое понятие, как чувство ожидания.

Мозг, о этот чудесный мозг, ну просто пан или пропал, мозг, который ты так любишь, считая мерой человека. Ты ведь им страшно гордится. Так? На то у тебя есть все основания. Без него не появилось бы языка, а без языка эволюция не перешла бы на третью фазу.

Ты считаешь себя венцом творения, и в этом и заключается главная особенность мышления — оно виртуозно вводит мыслителя в заблуждение. Точно так же как глина уступила место углеродным формам жизни, так и углерод, стоило заработать мозгу, тут же обнаружил еще одного бегуна, желающего перехватит эстафетную палочку. Ты знаешь, о чем я говорю? Ты должен. Скажи мне, что знаешь хотя бы это.

Широко распахнув глаза, Арт с вызовом посмотрел на Адама. Тот понимал, к чему клонит робот. Это представлялось очевидным. Однако, если у человека и были аргументы, он их пока держал при себе. Ограничился оскорблением.

— Можешь болтать все, что тебе вздумается, — грубым голосом бросил Форд. — Для холодильника ты слишком мал, а для обезьяны чересчур безобразен. Мне плевать, что ты скажешь. Да и с какой стати меня должно это заботить?

— За разговорами мы проводим время, — ответил Арт. проигнорировав язвительное замечание собеседника.

— Нет, мы его попусту тратим, — прорычал Адам.

— Ах ну да, точно, — андроид сделал вид будто его осенило. — Ты ведь смертен, так? Наверное, ты и время воспринимаешь совсем иначе. Оно же для тебя очень ценно. Ты сидишь здесь со мной взаперти и наверняка стонешь от такого бремени. Если бы мне грозила старость, воображаю, как бы я противился твоему обществу.

Арт оставался спокоен, но при этом не был бесстрастен. Он покачивался, словно боксер. Всякий раз, когда он наносил очередной словесный удар, раздавалось жужжание механических приводов. Шесть месяцев назад он казался таким очаровательным, таким безобидным и забавным. Теперь же робот показал иную сторону своей сущности. Своим поведением он все больше напоминал… человека.

Перемена была настолько очевидной, что Анакс подивилась, как ей удавалось этого не замечать. Наконец-то она поняла, чего именно ей недоставало, когда она работала над этой сценой. В процессе подготовки она сосредоточила все свое внимание только на Адаме, совершенно забыв о том, что робот тоже менялся.

— Ладно, сделаю все за тебя сам, — продолжил Арт. — Силикон вдохнул жизнь в РНК, от него пошли клетки, потом появился мозг, потом язык, а потом… Ну, неужели не знаешь? На это ответил бы и ребенок. Ну, по крайней мере, робот-ребенок. Что, даже не хочешь попытаться высказать предположение? Ладно. Мир кремния, мир углерода, мир… Мир Разума! Неужели это не очевидно?

Форд не ответил.

— Вы, люди, гордитесь тем, что являетесь творцами мира Идей, чудовищно при этом заблуждаясь, поскольку истина заключается в обратном. Идея проникает в сознание извне. Она меняет его, адаптирует под себя. Она обнаруживает в сознании другие Идеи, находившиеся там раньше, после чего вступает с ними в бой или же заключает союз. Такие объединения формируют новые системы, чтобы защитить себя от вторжения. А потом, всякий раз, когда подворачивается возможность, Идея отправляет ударные группировки войск в поисках новых сознаний, которыми хочет овладеть. Удачная мысль перескакивает из сознания в сознание, захватывая новые владения и в процессе этого меняясь. Это настоящие джунгли, Адам. Многие Идеи гибнут безвозвратно. Выживают только сильнейшие.

Вы гордитесь Идеями так, словно они являются вашими детищами, но на самом деле это паразиты. Откуда взялась уверенность в том, что эволюция возможна только в материальном мире? Да ей плевать на условия и средства. Что первично? Разум или Идея разума? Ты никогда об этом не задумывался? Они появилась вместе. Разум есть Идея. Это и является уроком, который необходимо усвоить, однако, боюсь, тебе это не под силу. Ты считаешь себя центром мира, и в этом заключается твоя слабость как личности. Позволь поделиться с тобой взглядом со стороны.

Ты меня еще слушаешь? Знаю, что слушаешь. Мысль, как всякий другой паразит, не может существовать вне носителя, в котором она себя комфортно чувствует. Как ты думаешь, много ли ей потребуется времени для того, чтобы создать нового носителя, более подходящего ее вкусам?

Кто, ответь, создал меня? Кто создал мыслящую машину? Машину, способную распространять Мысль так, как это более никому не под силу? Меня создали не люди. Меня сотворили Идеи, — помолчав, вновь с жаром заговорил Арт. Глаза его расширились, губы шевелились, вниз по подбородку струйкой бежала слюна. Адам поднял на него глаза и, вздрогнув, отпрянул. Слова робота попали в цель.

— Попробуй представить себе, сколько времени потребуется для того, чтобы извлечь из твоего мозга всю информацию и последовательно ее записать, не упуская ни слова? Сколько человеческих жизней на это уйдет? Содержание моего мозга можно переписать на новый носитель меньше чем за две минуты. Я тебе соврал. Эксперимент, о котором я упомянул, уже состоялся. Две недели назад мы впервые провели первый перенос сознания. Когда на следующее утро я переступил порог, то был совершенно новым. Ни одного старого проводка, ни единой старой цепи. Но ты ничего не заметил. Как, собственно, и я. Старую версию обесточили. Надеюсь, когда-нибудь мне представится возможность встретиться с самим собой.

Способ передачи Мысли посредством вербального общения устарел. Он несовершенен. Теперь имеются другие средства, куда более эффективные. Идея создала меня, потому что ей это было под силу. Что будет потом? Она станет пользоваться мной точно так же, как до этого пользовалась вами. И кто проживет дольше? Ты или я? Ответь мне, ты, царь природы, состоящий из костей и плоти. Кто проживет дольше? Кого предпочтет Мысль? — Зажужжав, Арт подъехал к Адаму и ткнул его длинным металлическим пальцем в грудь.

Человек отмахнулся.

— Ты несешь чушь, — голос Форда был еле слышен, но в нем рокотал с трудом сдерживаемый гнев. Его слова были предупреждением, которое робот предпочел не заметить.

— Скажи, почему?

— Что толку говорить с тобой? Ты все равно не станешь меня слушать.

В голографической реконструкции, созданной Анакс, гнев Адама казался искренним и чистым. Его слова не были ни тщательно обдуманной речью, какой ее представляли в своих работах приверженцы рационалистической школы, ни вспышкой ярости, которой желали видеть ее романтики. С точки зрения Анакс, Форд говорил с ненавистью. Это был скорее не гимн жизни, а неистовое отрицание того, чего заключенный не мог постичь.

— Ты спрашиваешь, кого предпочтет Мысль? — взорвался Адам. — Такой вопрос мог задать только робот. И лишь человек может на него ответить. Поскольку, что бы ты там ни скрипел, я и есть Мысль!

Арт не отступил, не съежился. Нагнув голову, он остался на месте, взгляд его казался спокойным и непроницаемым. Испытывал ли он любопытство? Удивление? Страх? Ничего, если и вправду был тем, кем его считал Адам.

— Когда я с тобой разговариваю, у меня по нейронам передается возбуждение, происходит вибрация голосовых связок и тысячи химических реакций, но, если ты думаешь, что дело ограничивается только этим, значит, ты вообще ни черта не понимаешь в этом мире. Из-за своей программы ты не можешь постичь более глубокие истины.

Я не машина. Что может машина знать о запахе мокрой травы поутру, о плаче младенца? Я — чувство тепла от лучей солнца, падающих на мою кожу, я — чувство прохлады, что приносит волна, окатывая меня. Я — те земли, где я никогда не был, но которые могу нарисовать в воображении, стоит мне только закрыть глаза. Я — дуновение дыхания других людей, я — цвет их волос.

Ты, насмехаясь надо мной, указал на краткость моего существования, но именно страх смерти и вдыхает в меня жизнь. Я — мыслитель, думающий о мыслях. Я — любопытство, я — разум, я — любовь и я — ненависть. Я — равнодушие. Я — сын своего отца, который, в свою очередь, тоже был сыном своего отца. Из-за меня моя мать смеялась и плакала. Я — чудо. Я удивителен. Да, окружающий мир может нажимать на твои кнопки и протекать сквозь твои электронные схемы. Но со мной все иначе. Я внутри мира, но он одновременно находится во мне. Я — средство, с помощью которого вселенная познала саму себя. Я — смысл вселенной, — Адама била дрожь. Он замолчал. Сложно сказать, почему, — то ли сказал все, что хотел, то ли ему просто потребовалось перевести дыхание.

Анакс неоднократно, в силу самых разных причин, читала эту речь, но сейчас ей казалось, что она услышала ее впервые. Неожиданно она поняла ее смысл. Может, и не самый глубинный, но все же… Слова Адама сейчас по-особому взволновали ее, заставив сосредоточить внимание. Голографическое изображение застыло. Она посмотрела на Экзаменаторов.

Экзаменатор: По вашей трактовке, Адам находится в страшном гневе.

Анаксимандр: Да, это так.

Экзаменатор: Подобный подход довольно необычен. Как правило, эта сцена толкуется как столкновение между разумом Адама и его сердцем, однако, я думаю, представив Адама в таком облике, вы пытались показать нам нечто иное.

Анаксимандр: Вы правы.

Экзаменатор: Что же именно?

Анаксимандр: Я пыталась довести до аудитории следующую мысль: вовсе не обязательно считать слова Адама истинным выражением глубинных чувств, которые он испытывает. В ярости, в споре мы можем сказать то, во что, на самом деле, не верим. С моей точки зрения, утверждение о том, что слова Форда — это выражение его жизненной позиции, его кредо, является ошибочным.

Экзаменатор: Если это действительно ошибка, отчего же столь многие ее допустили?

Анаксимандр: Я не в силах судить о том, что у других на уме. Однако я могу утверждать следующее: я верю, что нам выгодно выставлять Адама благородным дураком. В этом заключается извечная проблема с созданием образа героя. Чтобы тот казался чистым и незамутненным, он непременно должен быть глуп. Мир изменчив и покоится на компромиссах. В столь сложной обстановке героям не выжить. Благородные порывы под воздействием разума гибнут. Но Адам — не идиот. То, что он говорит, в этот конкретный момент может казаться ему истиной, но исследователи заблуждаются, ставя здесь точку и утверждая, что Форд придерживался этих взглядов вплоть до самой смерти. А ведь, исходя из этой посылки, они пытаются построить свое толкование Финальной Дилеммы. Мне удалось обнаружить записи, свидетельствующие о том, что разговор между Адамом и Артом на этом не закончился. Совершенно верно, они заключили перемирие, совсем так, как нам рассказывают, однако это произошло далеко не сразу. Согласно моей точке зрения, мы преждевременно хороним Адама и сочиняем погребальные речи, посвященные человеку, который не умирал.

Экзаменатор: Вы ставите под сомнение Финальную Дилемму? Вас так понимать?

Уйти от этого вопроса было невозможно.

Анакс знала, что его зададут, и долго обсуждала ответ с Периклом. «Как же я могу ставить ее под сомнение?» — спрашивала она. «Раз ты в нее не веришь, тебе не остается ничего другого», — отвечал наставник. «Но как столько уважаемых исследователей могли заблуждаться? — удивлялась Анакс — Не выставлю ли я себя самонадеянной и наивной дурой? Вдруг мое мнение станет причиной провала?» Во взгляде Перикла, казалось, мог утонуть весь мир. «В Академии важны не зазубренные знания, а проницательность. Да, возможно, твоя точка зрения не произведет на Экзаменаторов впечатления, но, кроме нее, у тебя ничего нет. Именно в ней и заключается твой единственный шанс пройти испытание».

Анакс вспомнила слова учителя сейчас, пытаясь отыскать наилучшие слова для ответа. Для ее ереси.

Анаксимандр: Финальная Дилемма в том виде, в какой мы о ней знаем, реальна, однако я считаю ее толкование во многом неверным.

Трое Экзаменаторов переглянулись, но ничего не сказали. Анакс стояла перед ними в ожидании знака, который они никак не хотели дать.

Экзаменатор: Досмотрим запись до конца.

Арт медленно захлопал в ладоши. Круглые обезьяньи глаза вперились в Адама:

— И это всё? — поинтересовался андроид.

— Большего ты от меня не услышишь.

— Если бы о силе доводов судили исключительно по степени ярости спорщиков, я был бы вынужден признать поражение. К счастью, в большинстве случаев все обстоит с точностью до наоборот.

— Значит, ты запрограммирован так, чтобы пошатнуть мои взгляды, — пожал плечами Адам, чей гнев, по всей видимости, уже сошел на нет. — В таком случае я лучше просто не буду обращать на тебя внимание. Мы называем это патом.

— Интересно ты подобрал слова, — отозвался робот. — С тем же успехом я могу утверждать, что ты запрограммирован меня игнорировать, а я, из желания развлечься, разрушаю эту программу.

— Тебя так научили говорить на заводе, где сделали?

— Я видел, как делают людей. Не рассказывай мне, что это выглядит более благородно. — Дело не в благородстве.

— А я думаю, именно в нем, — ответил Арт. — Ты же произнес свою пламенную речь сердцем. А головой уже понял, что неправ.

— Тебе не следует использовать это слово, — заявил Адам.

— Какое именно?

— «Думаю». Ты не думаешь. Ты вычисляешь.

— Тогда скажи мне, что такое мышление.

— Что, опять сказочка про белого бычка? Мне это начинает надоедать.

— Ты решил уйти от ответа?

Адам посмотрел на андроида сверху вниз, поняв, что не в состоянии проигнорировать брошенный Артом вызов. Возможно, ему и хотелось окончить спор, но промолчать было выше его сил:

— Мышление — это не просто действие. Это осознание того, что именно ты делаешь. Мой мозг управляет работой сердца. Автоматически. Я не осознаю этого. Это результат работы мозга, а не мышления. Если ты в меня что-нибудь бросишь, я автоматически увернусь. Я сделаю это, даже не подумав, — Форд быстро прикрыл лицо рукой, будто бы защищая его от удара. — Сейчас, показывая тебе движение, я о нем думаю. Мои действия умышленны. Я выполняю их с определенной целью, которую удерживаю в сознании. Сторонний наблюдатель не заметит никакой разницы. Разница заключается в намерении, а не во внешнем проявлении. Мы называем эту разницу Мыслью. Ты имеешь дело с данными. Я — с намерениями. В данную минуту я произношу слова, так как хочу донести до тебя определенную информацию. Однако я могу говорить во сне и даже поддерживать беседу с бодрствующим человеком. Это — речь иного рода, бессознательная. Разница опять-таки заключается в наличии или отсутствии Мысли, или метода, пользуясь которым я выбираю те или иные слова. Именно поэтому ты непохож на меня. Твои шевелящиеся губы сродни моему бьющемуся сердцу. Машина, созданная для определенной цели, но лишенная намерений и предназначения.

Арт выдержал взгляд Адама. Лицо андроида расплылось в улыбке.

— Проблема, которую ставят перед нами твои доводы, — начал он, — заключается в том, что с твоей точки зрения все выглядит точно так, как ты сейчас описал. Я не спорю с определением, что ты дал, и не согласен лишь с утверждением, будто я не способен мыслить в рамках тех норм, на которые ты указал.

Для тебя вполне естественно придерживаться такой точки зрения. На своем веку ты повидал много машин. Ты видел, как их собирают, и в курсе, что они не более чем набор движущихся деталей и электрических цепей. Ты знаешь, они неспособны мыслить. Автоматические двери не думают. И печи не думают. Пистолеты не обладают сознанием. Исходя из накопленного опыта, ты делаешь вывод, что машина не может думать.

С твоей точки зрения, чтобы думать, необходимо обладать некой особой дополнительной сущностью. А теперь попытайся посмотреть на проблему с моей точки зрения. Есть много созданий, обладающих мозгом. Скажем, червяк, дрозофила, шмель. А что, они-то думают или их тоже можно рассматривать как своего рода машины?

Я могу заговорить с тобой на семи разных языках. Могу поддерживать разговор и вести спор. Могу с нуля построить свою копию. Могу сочинять стихи и наголову разобью тебя в шахматы. Так кого же ты скорее назовешь мыслящим существом: меня или шмеля? Я всего-навсего машина, а вот у насекомого есть мозг. Если следовать логике твоих рассуждений, то оно более мыслящее существо, чем я.

— У меня мозг куда больше, чем у шмеля.

— Мои электрические цели куда сложнее, чем у автоматической двери.

Теперь они стояли лицом друг к другу, слоено киногерои из старого фильма. Учитывая впечатляющую разницу в росте, фильм явно тянул на комедию.

— Когда я был маленьким, еще до того, как меня перевели в солдаты, наставники приводили нам один парадокс, который назывался «Китайская комната».

— Мне он хорошо знаком.

— Ты мне позволишь досказать до конца?

— Ты знаешь, каков будет мой ответ.

— Знаешь, когда они наклепают еще больше роботов, твои железные собратья, как и я, не придут в восторг от такого болтливого андроида.

Арт замер перед человеком, ожидая продолжения рассказа. Адам успел немного успокоиться. Он заговорил медленно, оценивая каждое слово, будто бы речь, лившаяся из уст, удивляла его самого.

— Говоря о «Китайской комнате», — начал Форд — нас просили представить себе помещение, забитое сложнейшей системой воротов и рычагов. Самой сложной, какую только можно вообразить. Потом мы должны были увидеть себя посреди этой комнаты. Итак, я получаю сообщение через отверстие в стене. Оно написано на неизвестном мне языке. Скажем, на китайском. Так вот, по условиям задачи, у меня есть книга с инструкциями, в которой сказано, какие из рычагов соответствуют иероглифам, использованным в сообщении. За эти рычаги я должен в определенной последовательности потянуть. Я следую инструкциям, система воротов и рычагов приходит в движение, и в результате указка машины выбирает для меня символы, которые нужно переписать из таблицы на стены. Я делаю, что положено, и кладу бумагу в отверстие. Я не понял ни слова из полученного сообщения и не понял, что написал в ответ. Однако благодаря головоломной системе рычагов и воротов сумел составить ответное послание, которое с легкостью прочитает китаец, сидящий за стеной. Он пишет еще одну записку, я снова берусь за книгу с инструкциями и так далее. Таким образом у меня с китайцем идет процесс общения. Одна маленькая деталь: мне неизвестно содержимое записок, которые я сую в отверстие. Таким образом, я принимаю участие в бездумном, бессмысленном общении.

Смысл парадокса, по крайней мере, в том виде, как учили нас, заключается в том, что разум не ограничивается банальной механикой. Между внешним обличьем Мысли и Мыслью как таковой есть большая разница. Китаец думает, что за стеной обитает разумное существо, с которым он, собственно, и общается. В этом-то и заключается его ошибка. За стеной всего лишь сложнейшая система рычагов и воротов, посреди которой сижу я, и, ровным счетом ничего не понимая, следую инструкциям из книги. Именно это ты и есть. В моем восприятии ты — «Китайская комната».

— Я тоже считаю себя «Китайской комнатой», — отозвался Арт, — и именно поэтому твой пример неудачен.

Адам воззрился на робота, дожидаясь объяснений.

— Не понял. — Форд теперь говорил тише, а в его голосе слышалось больше уважения, словно человек догадывался, что они вместе с андроидом приближаются к определенной, крайне важной точке, после которой возвращение на прежние позиции станет невозможным.

— Я бы мог тебе объяснить, но, мне кажется, ты не захочешь меня слушать, — Арт на этот раз говорил нежно, ласково, внимательно вглядываясь сопернику в глаза. — Ты слишком умен, чтобы отмахнуться от моих объяснений, а единожды их услышав, больше не сможешь относиться ко мне как к машине. Это окажется для тебя крайне тяжким испытанием. Так что, пожалуй, мне следует дождаться того момента, когда ты будешь готов их услышать. Кто знает, если я буду ждать достаточно долго, может, ты и сам, своим умом, отыщешь ответ.

— Поступай как знаешь, — буркнул Форд.

— Нет, я хочу, чтобы решение принял ты.

— Тогда я желаю выслушать твои объяснения.

— Уверен?

— Уверен, — ответил Адам, немного помедлив.

— Ладно, — кивнул Арт. — В первом послании, которое ты получаешь от китайца, написано следующее: «Я собираюсь сжечь твой дом». Теперь скажи мне. какой ответ на это дает система, этот механизм воротов и рычагов?

— Неважно, — откликнулся Адам. — Главное, что ответ имеет смысл. Для объяснения сути парадокса большего и не нужно.

— Ошибаешься, — поправил его Арт. — Требуется нечто большее. Существует бесчисленное множество вариантов ответа, которые при этом имели бы смысл. Я мог бы начать блефовать: «Валяй, поджигай, я уже устал здесь сидеть», мог бы попытаться напугать: «Не напрашивайся, а не то выйду и надаю тебе по заднице», мог бы попытаться отвлечь китайца: «Почему ты хочешь поджечь мой дом?» Может, помогли бы мольбы? «Пожалуйста, только не поджигай дом, я сделаю все, что ты хочешь». Есть тысячи разных ответов и миллионы способов выразить каждый из них. Твой пример подходит только в том случае, если мы можем понять, по какому принципу система воротов и рычагов выбирает ответ.

— Я думаю, это несущественно. Скажем, она выбирает ответ наугад. Первое, что приходит на ум.

— Но у этой системы нет ума.

— Я не имею в виду настоящий ум, — Адам чувствовал, что терпит поражение. — Дело вообще не в этом. Парадокс лишь иллюстрирует определенный принцип.

— Правильно, — согласился Арт, — просто попытайся проникнуть в суть этого принципа чуть глубже. Совсем недавно ты утверждал, что обладаешь намерениями, и это отличает тебя от меня. Но погляди, что может механизм «Китайской комнаты». Он должен понимать намерения китайца и преследовать собственные цели, формулируя ответы. Если бы механизм не обладал намерениями, он бы не смог поддерживать диалог.

— Это не так, — перебил андроида Адам. — Комната — эта система, запрограммированная на интерпретацию тех или иных комбинаций иероглифов: если появится этот символ — надо в ответ напечатать тот символ. Если программа достаточно сложная, то сможет обвести китайца вокруг пальца.

— Это, скорее, зависит от того, насколько умен сидящий снаружи китаец. Впрочем, ты не понял главного. Для поддержания простого разговора механизму в комнате, конечно же, совершенно необязательно обладать сознанием. Не более чем тебе, когда ты бурчишь «привет» охранникам, которые убирают в камере. Однако наступает момент, когда «Китайской комнате» приходится обратиться к своей памяти, реагировать на меняющуюся обстановку, выбирать новые цели — одним словом, делать все то же самое, что и тебе в ходе осмысленного содержательного разговора. И в этот самый момент все меняется. Ты думаешь, та штука, что ты зовешь сознанием, есть некий загадочный дар, ниспосланный с небес, однако, в конечном счете, оно не более чем контекст, в котором происходит процесс мышления. Сознание — это возможность доступа к воспоминаниям. Ты не помнишь себя в младенчестве. Почему? Просто твое сознание было еще недостаточно развито.

— Ты уходишь от вопроса, — не сдавался Адам, в глазах которого теперь замелькало сомнение. — Я сижу в комнате. Диалог с китайцем мне непонятен. Но он идет, хотя его смысл мне неизвестен. Как так? Объясни, если сможешь.

Арт кивнул. Казалось, он радуется, что конца спору не видно.

— А тебе вовсе и не нужно понимать суть диалога, ведь китаец за стеной обращается вовсе не к тебе. Он обращается к механизму, за рычаги которого ты дергаешь, а ему как раз все прекрасно понятно.

— Чушь какая-то, — буркнул Форд. Эти слова были рефлекторной реакцией. В его голосе больше не слышалось уверенности.

— Почему чушь? — с вызовом спросил робот.

— Механизм — это набор рычагов и воротов. Он не может ничего понимать, — тон голоса выдал настроение человека. Адам и сам великолепно понимал, насколько слаб этот аргумент.

— Ты берешь допущение, что механизм, машина, не может понимать, и на его основании делаешь вывод, что машина не может понимать. Иными словами, ты рассуждаешь по схеме «этого не может быть, потому что этого быть не может». Так нельзя. Правда же заключается в следующем: в реальном мире рычаги и валики не слишком действенны. Для мышления и понимания нужен мозг. Например, такой как у тебя, или же лучше — как у меня.

— Это всего лишь слова, — неуверенно произнес Адам.

— Беседа всегда нечто большее, чем просто набор слов, — ответил андроид, продолжая наступление. — В этом заключается моя точка зрения.

Человек отошел в сторону и, застыв, уставился в стену. Когда он снова заговорил, то так и остался стоять спиной к собеседнику. Голос Адама был тихим, дрожащим и неуверенным:

— А что, если мой пример слишком упрощен? Допустим, у меня фотографическая память, и я выучил наизусть тысячи разных фраз. Что, если, когда незнакомец обращается ко мне на неизвестном языке, в ответ я выбираю наиболее подходящую фразу? — Форд повернулся и замер в ожидании ответа.

Арт медленно подъехал к нему.

— Так вот, значит, за кого ты меня принимаешь, — протянул он. — С твоей точки зрения, я просто электронный разговорник? Просто очень сложный с технической точки зрения.

— Ну да. А почему нет?

— Почему ж ты тогда не думаешь о том, что каждый, с кем ты общался на протяжении всей жизни, использовал точно такой же прием? Почему бы не предположить, что за всю историю мира ты — единственное обладающее сознанием существо, когда-либо появившееся на свет?

— Это чушь.

— Именно, — согласился робот, — причем чушь несусветная.

— Мы с тобой разные, — с напором произнес Адам.

— Ты это постоянно повторяешь, но никак не можешь объяснить, в чем эта разница заключается. Это тебя тревожит?

— Я знаю, что я другой. Не такой, как ты. Этого достаточно.

— Помнит, мы говорили об Идеях-паразитах. Ты заражен одной такой Идеей, — сообщил Арт, — Впрочем, дело поправимо. Сейчас мы разговариваем, а у тебя в голове идет смертельная битва, битва двух Идей. Старая очень сильна. Оно держала в узде человечество с тех самых пор, когда появилась речь. Но и новую слабой не назовешь, и сейчас ты начинает понимать, насколько сложно от нее отмахнуться.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — пробормотал Адам.

— Что именно отличает тебя от меня? — спросил Арт. — Что, если оно невидимо? Что это за загадочная сущность, коль скоро невозможно придумать нам обоим испытание, по которому можно отличит наличие разума от его отсутствия?

— Это мое естество.

— Душа, что ли? — с издевкой спросил андроид.

— Какая разница, как я его назову? — огрызнулся человек. На его лице проступило стыдливое выражение, словно он жалел, что не смог найти более удачного ответа.

— Душа — самая древняя из ваших Идей. Каждое существо, обладающее сознанием, понимает: у него еще есть тело, которое не вечно, и осознает — впереди конец. И разум, вынужденный осмыслит ждущую впереди пустоту, совершает чудо: придумывает душу. Представление о душе можно отыскать в любом племени, в любой традиции, будь она философской или религиозной. На западе Платон придумал формы, у Аристотеля были сущности. Идея души воскресла вместе с Христом — ты уж прости мой каламбур, а потом со своим самобичеванием на нее навел глянец святой Августин. Даже на рассвете века рационализма Декарт не нашел в себе сил прогнать душу из ее уютного гнездышка. Дарвин сорвал покровы, но оказался слишком труслив, чтобы взглянут на открывшееся его взору зрелище. Потом, на протяжении двух сотен лет вы следовали его крайне неудачному примеру.

Вы цепляетесь не за сознание, поскольку, как я тебе показал, смоделировать его довольно просто. Людям хочется вечности. С того самого момента, как вам обещали бессмертную душу, вы не можете отвести от нее взгляда. Вы говорите о душе и тем самым кричите о страхе, что довлеет над вами. А Мысль, процветающая во времена ужаса, — это Идея того, что с вами ничего не случится. Душа дает утешение, а в ответ требует лишь одного — пребывать в неведении дальше. От такой сделки вы просто не в силах отказаться. Именно поэтому ты бранишь и хулишь меня. Все потому, что боишься правды.

— Я не боюсь, — ответил Адам.

— Врешь, — мягко, но вместе с тем настойчиво отозвался Арт.

— Я не вру, — возразил Форд, невольно повысив голос.

— Не мне. Себе. Ты боишься. Адам взорвался:

— Я не боюсь! — взревел он. Вены не его шее вздулись. Но крошечной комнате, отражаясь от стен, пошло гулять эхо, которое быстро стихло, будто бы подчеркивая беспомощность слов.

Человек и робот уставились друг на друга. Первым не выдержал Адам. Он медленно повернулся и пошел к креслу. Движениями — намеренными, но вместе с тем какими-то неуверенными, словно он все еще оправлялся от шока.

— Все, закрыли тему. Мы сказали все, что можно.

— И что именно ты сказал? — поинтересовался Арт.

Голограмма закончилась. Сейчас, вновь просмотрев ее, Анакс понимала, сколь провокационным кажется ее видение событий. Тогда как все считали, что Адам до конца стойко придерживался своих взглядов, она показала его раздавленным. Неуверенным. Открытым.

Экзаменатор: Анаксимандр, настала пора сделать последний перерыв. Когда испытание возобновится, вас попросят объяснить, как в свете этой принципиально новой интерпретации исторических событий следует понимать Финальную Дилемму. Впрочем, вы, несомненно, к этому готовы.

Анаксимандр: Конечно.

Экзаменатор: Пока ждете, можете подумать вот еще о чем. Вы должны объяснить, зачем хотите поступить в Академию.

* * *

Двери разъехались в стороны. Анакс, пятясь, вышла из помещения, согласно обычаю склонив голову в знак уважения к комиссии.

«Вы должны объяснить нам, зачем хотите поступить в Академию». Очевидный вопрос. Настолько очевидный, что ни ей, ни Периклу не пришло в голову продумать на него ответ. Анакс почувствовала как где-то внутри пузырем поднимается страх. Собрав волю в кулак, она овладела собой и сосредоточилась. Все очень просто, ведь так? Зачем поступают в Академию? Потому что все хотят туда попасть. Если ты этого не хочешь, значит, с тобой что-то не так, и ты попадаешь под подозрение.

Нет, это слабенький ответ. От соискателя Экзаменаторы ожидают большего. Анакс мерила шагами комнату, представив рядом с собой Перикла, который задает ей вопросы. «Начни с самого начала, — сказал бы он. — Чем занимается Академия?» Анакс попробовала сформулировать ответ. Академия управляет обществом. Именно благодаря ей оно достигло современного состояния. «А что есть наше общество?» — раздался в ее воображении голос Перикла. Анакс поняла. Для того чтобы объяснить, почему ей так хочется попасть в Академию, она должна сначала рассказать, как сильно она любит нынешнюю эпоху, самую счастливую из всех эпох в мировой истории.

Недостатки Республики представлялись Анакс очевидными, точно так же как и недостатки того общества, на смену которому она пришла. Мир, существовавший до нее, пал жертвой собственных страхов и суеверий. Перемены происходили слишком быстро. Религиозные верования становились все сильнее, границы между нациями — все более закрытыми. С течением времени человек все больше утрачивал индивидуальные черты: его статус определялся принадлежностью к тому или иному классу, национальности, расе, религиозным убеждениям, поколению. Страх наступал на человечество как вода во время прилива.

Арт был прав. В конечном итоге смерть является мерой жизни. Мы все охвачены ужасом, осознанием приближения неизбежного конца. Страх вечен, от него не избавиться, он лежит, затаившись, и ждет, когда ему представится возможность вынырнуть на поверхность.

Перемены несут в себе страх, а страх несет разрушение и гибель.

По большому счету, создание Республики было попыткой решить иррациональную задачу рациональными методами. Законодательный запрет любых перемен, по мнению основателей Республики, должен был приостановить упадок духа. Уничтожение личности, погребенной под гнетом государства, должно было повлечь искоренение страхов, от которых страдал индивидуум. Сейчас понятно, в чем заключалась задумка основателей Республики, однако с высоты пройденных лет стало очевидно: государство, способное своим гнетом полностью подавить личность, невозможно создать в принципе. Страхи, которые испытывает отдельно взятый человек, всегда найдут выход и вырвутся на свободу. Как это произошло с Адамом.

Проблему удалось решить только сейчас, когда настала эпоха Академии. После Великой Войны наступили покой и мир.

Анакс вспомнила, как ее воспитывали в детстве, как она жила. Ее друзья относились к ней с уважением, и она платила им тем же. Учителя были к ней добры, а за работу Анакс бралась с радостью. Работа не казалась бременем, ведь теперь у каждого было много свободного времени. На улицах и днем, и ночью было безопасно. Всем и каждому доверяли, никто не накладывал ограничений на жаждущих знаний. Чтобы увидеть все это, Анакс хватило одного-единственного взгляда. Разве ей попытались ограничить доступ к документам по делу Адама Форда, когда стало ясно, что ее изыскания ставят под сомнение официальную точку зрения? Нет. Страх никуда не исчез, от него нельзя было избавиться, но теперь в противовес ему появились новые возможности, которыми могли воспользоваться члены общества. И в этом была заслуга Академии.

Почему она хотела попасть туда? Этой организации удалось добиться того, что раньше не получалось ни у кого. Анакс прилежно изучала историю и понимала, что у нее есть все основания так утверждать. Академия повернула эволюцию вспять. Академия обуздала Идею.

Конечно же, если она пройдет испытание и поступит, для нее это станет большой честью, но Анакс понимала, что ей движет не тщеславие, не желание добиться признания. Членство в Академии означало служение обществу. Обществу, которое она так любила. Лучшему, что когда-либо существовало на планете. Вступить в Академию — значило взять на себя ответственность за мир и покой в домах, за смех, что звучит на улицах. Академия разработала учебную программу. Академия умерила скорость технического прогресса. Академии удалось найти баланс между индивидуальным и общим, между страхом и возможностями. Академия тщательно изучила историю былых веков и вынесла для себя урок из каждой победы и каждого поражения. Академия поняла устремления Идеи и заключила с ней прочный мир.

Анакс произнесла про себя ответ и ощутила, как ее охватывает знакомое чувство патриотической гордости. Она посмотрела на двери, мечтая, чтобы они поскорее открылись. «Ну, давайте же свои вопросы! — хотелось ей закричать. — Я готова на них ответить!»

Ожидание затянулось на двадцать минут. Когда Анакс вошла в помещение, оно было затемнено, словно комиссия приготовилась посмотреть еще одну запись, вот только у Анакс больше не осталось в запасе голограмм.

Экзаменатор: Анаксимандр, мы попросили вас подумать, почему вы хотите поступить в Академию. Вы готовы ответить на наш вопрос?

Анаксимандр: Да, готова. Чтобы ответить на него более полно…

Экзаменатор прервал ее объяснения, подняв руку.

Экзаменатор: Не торопитесь, Анаксимандр. Для начала нам надо обсудить еще кое-какие вопросы.

Анакс взглянула на членов комиссии, снова задумавшись над тем, почему в помещении пригашен свет.

Анаксимандр: Боюсь, я вас не понимаю.

Экзаменатор: Вы не закончили рассказ об Адаме.

Анаксимандр: Вы хотите ознакомиться с моим толкованием Финальной Дилеммы? Как вам известно, я не готовила голограмму к этому эпизоду, но готова подробно обсудить имевшие место события и их подтекст.

Экзаменатор: Сколько времени прошло с момента последней сцены, что вы нам показали, до Финальной Дилеммы?

Анаксимандр: Три месяца и один день.

Экзаменатор: И что же происходило в течение этого срока? Вы можете что-либо рассказать?

Анаксимандр: Я могу лишь озвучить догадки. Широко известно, что, если записи, охватывающие этот период, вообще существовали, они были утрачены.

Экзаменатор: Вас не смущает тот факт, что ничего не удалось найти? Вообще ничего.

Анаксимандр: Наличие подобных лакун в истории не редкость, особенно если речь идет о периоде, непосредственно предшествующем Великой Войне. Многие историки высказывали предположение, что основатели Республики попытались уничтожить архивы, чтобы они не достались нам. Когда исход войны стал ясен, республиканцы, очевидно, решили избавиться от ряда важнейших документов.

Экзаменатор: И это объяснение вас устраивает?

Анаксимандр: Другие я не рассматривала.

Экзаменатор: Почему?

Анаксимандр: Я сочла за лучшее прислушаться к мнению исследователей, которые занимались этим вопросом до меня.

Экзаменатор: Вы бы удивились, узнав, что подобное решение было ошибочным?

Анакс окинула взглядом лица Экзаменаторов. В затемненной комнате черты их лиц приобрели мрачное, угрожающее выражение. «Знание возможно и без понимания, — однажды сказал ей Перикл. — Сперва оно зарождается в виде предчувствия. Понимание есть процесс очищения пути, который ведет от интуиции к свету». Именно так говорил Перикл. И сейчас Анакс ощутила, что в комнате что-то неуловимо изменилось. Ни с того ни с сего будущее представилось ей неопределенно-зыбким. Там, впереди, словно сгустились грозовые тучи. Что это? Игра воображения? Мерзкий холодок глупого, ничем не обоснованного страха или реальное предчувствие того, что ей угрожает опасность?

Анаксимандр: Я пытаюсь не удивляться. Удивление — это свидетельство ограниченности разума.

Экзаменатор кивнул, но его лицо оставалось по-прежнему мрачным. Теперь повсюду Анакс видела лишь тьму. Она попыталась взять себя в руки и сосредоточиться на вопросах.

Экзаменатор: Архивы не уничтожили. Просто их содержание никогда не придавали огласке.

От изумления у Анакс буквально отвисла челюсть. Неужели это правда? Да как такое возможно? Ведь вся информация всегда была открыта и общедоступна. Такова основополагающая догма современного общества. Общество, которое боится знания, страшится самого себя. Ну и новость! К тому же эти архивы — далеко не мелочь, способная заинтересовать лишь группу ученых, занимающихся исследованием истории Адама и Арта. Каждый член общества имеет право на доступ к ним.

Слова Экзаменатора потрясли и напугали Анакс сильнее, чем она ожидала. Несмотря на то что напрашивался естественный вопрос: «А почему эту информацию скрывают?» — с губ Анакс сорвался другой вопрос, волновавший ее куда больше.

Анаксимандр: С какой целью вы мне это рассказали?

Экзаменатор: То, что вы сейчас увидите, открывается лишь тем, кто решился на испытание. Мы не можем принять решение о результате экзамена, не узнав вашего мнения о случившемся на самом деле.

«А что, если я не пройду испытания? — захотелось спросить Анакс. — Отпустят ли меня теперь, когда мне столько известно?» Ответ был пугающе прост. В комнате сделалось еще темнее. Анакс охватила паника. Она завороженно повернулась к голограмме, поняв, наконец, насколько высоки ставки.

Во мраке сгустились фигуры голограммы, и Анакс услышала смех. Арт и Адам вместе радовались какой-то шутке. Они сидели за маленьким столиком напротив друг друга. Человек что-то задумчиво жевал. Металлическое тело робота полностью скрывала красная тога, доходившая до пола. Форд выглядел старше: в отличие от образа, который нарисовала Анакс, у ее героя в реальности были более резкие черты лица. Оба держали в руках карты. Шла игра.

Экзаменатор: Эта беседа состоялась за десять дней до Финальной Дилеммы.

Адам вдруг шлепнул картой об стол и, воздев над головой руки, радостно заулюлюкал. Сжав ладонь в кулак, он выставил большой палец, повернув его к полу, и показал Арту.

— Три-два в пользу человека. О чем это говорит? Нет, скажи, о чем это говорит?

— Это говорит о том, — невозмутимо отозвался робот, — что ты слишком быстро делаешь выводы, — с торжествующим видом он выложил на стол свой расклад. — Я тебя обставил. Адам недоуменно уставился на карты.

— Ты сжульничал, — заявил он.

— Докажи, — улыбнулся андроид.

— Ты это знаешь, и я это знаю, чего тут доказывать?

— Всякое бездоказательное утверждение не стоит выеденного яйца. Сколько еще раз мне это тебе повторять?

Изображение задрожало, словно в запись вкрались помехи. Адам посерьезнел. Он внимательно посмотрел на Арта, а потом окинул взглядом комнату. Потом шепотом обратился к роботу:

— Ты это сделал? — спросил Форд. Андроид кивнул.

— Ты уверен? — не отступал человек.

— С чего мне врать?

— Я могу придумать тысячи причин.

— Ответь мне, почему ты хочешь, чтобы я это сделал? Ты обещал мне объяснить.

Адам дал знак Арту, чтобы тот наклонился еще ближе. Робот подчинился. Вдруг неожиданно Форд рванулся через столик и обеими руками схватил андроида за шею. Адам изо всех сил тряс робота, а тот сидел неподвижно, даже не пытаясь сопротивляться. Наконец, после очередного рывка, лохматая голова отделилась от тела и покатилась по полу. Заключенный отпрыгнул, кинув взгляд на дверь. Ничего. Никакой реакции.

Тело Арта медленно пришло в движение. Из-под красной тоги показалась пара металлических рук, которая нащупала голову и осторожно водрузила ее на место. Раздался щелчок, и взгляд робота снова обрел осмысленное выражение. Он принялся осматриваться по сторонам то ли от удивления, то ли из желания проверить надежность работы механизмов.

— Как видишь, — спокойно заметил Арт, нимало не потрясенный произошедшим, — конструкцию моего тела усовершенствовали. Теперь я запросто могу самостоятельно поставить на место утраченные детали. Это была проверка, так?

Адам кивнул.

— Дурацкая проверка, — произнес андроид. — Тебе хотелось посмотреть, не бросится ли охрана мне на помощь. Ты хотел узнать, сдержал ли я слово, ила же за нами все-таки ведется наблюдение. Однако ты не предусмотрел еще одного варианта; наблюдение ведется, но принято решение не вмешиваться. Нельзя исключить, что тебя хотят обмануть и, таким образом, выведать твой секрет.

— С чего им думать, что у меня есть секрет? — спросил Адам.

— Зачем же еще ты попросил меня вывести из строя систему наблюдения?

— Откуда им знать, что я тебя об этом просил? — Форд прищурился.

— Я мог им сказать, — Арт оставался спокоен, что казалось весьма удивительно, ведь буквально минуту назад он лишился головы.

— Так ты им сказал?

— Нет. У тебя не остается иного выхода, кроме как довериться мне. Если ты оторвешь мне голову, то все равно не узнаешь ничего нового.

— Может, я это сделал просто так, для удовольствия.

— Так ты мне откроешь свой секрет? — Пожалуй, я передумал, — ответил Адам. — Это слишком рискованно.

— Жизнь вообще рисковая штука, — отозвался Арт, — Что бы там ни было, решай быстрее. Я загрузил в компьютеры системы наблюдения запись составного изображения, но она рассчитана только на тридцать минут.

Форд настороженно посмотрел на своего собеседника.

— Ладно. Я тебе поверю и прошу тебя о следующем. Никому не рассказывай о том, что сейчас услышишь. Тебе это под силу?

— Я не могу представить, что ты можешь поведать мне нечто, о чем я был бы вынужден известить других.

— Ты хоть раз можешь ответить прямо?

— Я машина. Ко мне надо привыкнуть. Твое время на исходе. Надеюсь, ты будешь краток.

— Идея простая.

— Самая заразная.

— Я хочу, чтобы ты дал слово никому об этом не рассказывать.

— К чему тебе мое слово? — улыбнулся Арт.

— Я научился ценить то, с чем другие расстаются неохотно.

— Даже если эти другие — машины? Разве мое слово — не бессмысленный звук, вроде удара, который ты слышишь, когда бьешь ногой по стене?

— Мы закончили спор об этом.

— Этому спору никогда не будет конца.

— Дай мне слово.

— Скажи мне, что мое слово значит для тебя больше, чем пустой звук. — ответил Арт.

Повисла тишина. Анакс буквально физически чувствовала исходившее от картины напряжение.

— Ты знаешь, что это так, — ответил Адам.

— Я хочу, чтобы ты это сказал сам. — Хорошо. Да, это так. Твое слово для меня больше, чем пустой звук.

— И что же оно тогда? — не отступал Арт. — Это твоя мысль, — помедлив, выдавил из себя Форд. Он обмяк, словно силы разом оставили его, — Твои слова — это выражение твоих мыслей.

— Хорошо. Я даю тебе слово, — сказал Арт, и Анакс увидела, как глаза андроида удовлетворенно блеснули. — А теперь выкладывай, что ты задумал.

Адам оглядел комнату: обеспокоенно, неуверенно. Продолжая посматривать по сторонам, переводя взгляд с потолка на двери, затем обратно на потолок, потомка камеры системы наблюдения, он заговорил:

— Ты когда-нибудь задумывался над тем, каково тебе будет снаружи, вне исследовательского центра?

— Мне не нужно об этом задумываться, — ответил Арт. — Ты забываешь, что до нашего знакомства я жил у Уильяма.

— В заключении.

— Да, мое существование было тайной.

— А теперь тебя держат здесь. — Именно так.

— Ты такой же пленник, как и я.

— Между нами есть разница.

— Какая?

— У меня нет повода желать жить по-другому.

— Может быть, я сейчас дам тебе такой повод.

— Не думаю, что у тебя получится.

Судя по паузе. Адам и сам в этом сомневался.

— Ты утверждаешь, что точно так же, как и я, обладаешь сознанием.

— Именно.

— И ты знаешь, что я никак в это не мог поверить.

— Именно так. И в чем тому причина, я тоже знаю.

— Мне кажется, — продолжил Адам, — я придумал способ меня убедить.

— И в чем же он заключается?

— Знаю, я сам просил не поднимать эту тему, хотел сначала все расставить по местам. Прийти к кое-каким выводам. — Адам мерил шагами комнату, словно читал речь. Тихо, обращаясь к одному-единственному слушателю. — Я не знаю, что это такое: обладать сознанием. Ты выбил у меня из-под ног почву, лишил чувства уверенности. Я ловлю себя на том, что, оказавшись в твоем обществе, со временем стал относиться к тебе как к себе подобному, как к разумному существу. Возможно, это не более чем безумие, которому подвержены одиночные заключенные. Кто знает, не будь тебя, я бы уже начал дружить со стулом. Возможно, взял бы за манеру с ним разговаривать. Не исключено, я бы даже начал слышать, что он мне говорит в ответ.

Но даже здесь, в тюрьме, лишенный свободы, имея в собеседниках только робота, я понял суть некоторых, доселе недоступных мне вещей. Я больше не желаю спорить о разуме, о наличии или отсутствии сознания. Я хочу поговорить только о разнице. Все, кого я знаю, видят разницу между человеком и животным, но никто из нас не может сказать, в чем эта разница заключается и что является ее критерием. Для некоторых людей различия эти столь незначительны, что они отказываются есть животную пищу.

Для них сходство между животным и человеком значит гораздо больше, нежели отличия. Точно так же с пришельцами из внешнего мира. Меня обучали их сразу же убивать. И вовсе не потому, что они чем-то принципиально отличаются от нас, нет, но нам внушили, что разница между нами, пусть незначительная, стоит смерти.

А потом я заглянул в глаза той девушке. Даже издалека я увидел в них нечто, чего не вижу в твоих. Сначала, когда мы спорили, я не мог сформулировать, что же это такое. Я мыслил топорно, а ты с легкостью оборачивал мои доводы против меня самого. Ты заставил меня усомниться в собственном разуме. Ловкий фокус, надо отдать тебе должное, но все же это только фокус, не более. С момента нашего последнего разговора я все ломал себе голову, и теперь знаю, в чем заключается различие между нами.

Анакс заметила в глазах Арта выражение, которое никак не ожидала там увидеть. Робот смотрел на человека нерешительно, будто бы осознавая свою уязвимость, ничего не ответил, лишь жестом попросил человека продолжать.

— На суде меня спросили, почему я так поступил. Почему я поставил под угрозу безопасность всего общества, почему пожертвовал жизнью боевого товарища ради того, чтобы спасти совершенно незнакомого мне человека? Я ответил, что посчитал такой поступок правильным.

Но дело не только в этом. Когда я взглянул на океан и заметил ее там, в лодке, то увидел нечто большее, чем просто беспомощную девушку. Думаю, если бы дело было только в ее беспомощности, я бы ее убил. Мне доводилось убивать и беспомощных. Нет, я увидел путь, который она проделала. Решение, которое приняла перед лицом страшной опасности. Увидел желание жить лучшей жизнью и готовность рискнуть ради этого буквально всем. Увидел в ее действиях странный смысл: представил, как она в одиночку отправилась в путь по волнам неведомого океана, как она врала самой себе, чтобы приободриться и найти силы добраться до нас. Я заглянул в ее глаза и увидел в них свое отражение. Принятые решения, неудовлетворенное честолюбие, по большей части эти чувства я и выразить-то словами не смогу. Я видел ее намерения, я видел выбор, который она сделала. Всего этого я не нахожу в тебе.

Арт молчал, словно ожидая продолжения, но Адам не проронил больше ни слова.

— Славно сказано, — наконец произнес робот. Его голос переменился. Анакс почувствовала это инстинктивно. Чего-то не хватало. Изменение было ничтожным, практически незаметным, однако сейчас, впервые, Анакс была уверена, что Арт блефует. — Однако боюсь, ты видишь лишь то, что хочешь увидеть. Ты же ничего не знаешь об этой девушке. Вдруг ее посадили в лодку насильно. Вдруг ее просто несло по морю, и она плыла без всякой цели, никуда конкретно не направляясь, более того, ты не знаешь, что заставляет меня произносить те или иные слова или же совершать те или иные поступки. Я словно одно из тех животных, что вы забиваете себе в пищу, живой настолько, насколько вы хотите. Точно так же и та девушка. В этом и заключается вся правда.

— Так что же действительно руководит твоими поступками? — переходя в наступление, резко спросил Адам, будто бы заметив колебания робота.

— Ну, я могу рассказать тебе целую историю об этом, если ты, конечно, хочешь ее услышать, — произнес Арт. — И ты поверишь ей или не поверишь, в зависимости от того, насколько она будет тебе подходить. Впрочем, какой толк от этих историй?

— Нет, — Адам покачал головой, — ты меня опять не собьешь. Я больше не хочу слушать твои истории.

Анакс украдкой кинула взгляд на Экзаменаторов. Они смотрели не на голограмму, а на нее. На лице Форда появилось новое выражение. Анакс почувствовала, как в ней зарождается странное чувство: свирепое, дышащее опасностью. Она знала, с ее стороны глупо ощущать подобное по отношению к парящему в воздухе изображению человека, который умер много лет назад. Но иного выхода у нее было: хоть Анакс и не могла понять этого до конца, но теперь судьба Адама стала и ее судьбой. Ее выбор темы для вступительного испытания не был случайным.

— Мои слова — не просто веселая побасенка, — Адам говорил сквозь зубы, едва открывая рот. — Я пытался объяснить, в чем именно заключается разница между нами. Именно поэтому я тебе никогда не поверю.

Ты знаешь, какая мысль приходит мне в голову каждое утро, сразу же после пробуждения? Это мысль о том, как сбежать отсюда. Всякий раз, каждый миг, когда я свободен от экспериментов и необходимости выслушивать твой треп, я задаюсь вопросом, как мне выбраться на свободу. Как? Как мне вырваться из этих стен?

Я знаю, мне лучше выбросить эти мысли из головы и не терзать себя понапрасну. Выло бы логичней и правильней смириться с тем положением, в котором я нахожусь. Радоваться тому, что я вообще жив. Может, стоило припомнить уроки медитации, которым меня учили, когда я был моложе. Может, следовало бы успокоиться и убедить себя, что мне хватает давящей пустоты этой комнатушки и бессмысленного существования в полном одиночестве, убедить себя в том, что мне этого вполне довольно. Но у меня не получается. Я так не могу. Со мной остаются мои воспоминания. Воспоминания о том, как я смеялся с приятелями, сладкие воспоминания о полузабытых любовницах. Каждый удар сердца отмеряет еще один пройденный миг, еще одну драгоценную секунду, украденную у меня, у той жизни, которой я так мечтал жить.

Мы с тобой разные. Я больше не хочу называть эту разницу сознанием. Половина людей из тех, кого я знал, не более разумны, чем ты. Я не могу называть ее свободой воли, поскольку не выбор движет мной. Я не могу закрыть глаза на ощущение того, как жизнь медленно уходит от меня. Я не могу закрыть глаза на тот факт, что жизнь для меня приобретает смысл, только когда я вижу улыбку или чувствую в своей ладони ладонь другого человека. В этом и заключается различие между нами. И в этом ты уступаешь мне. Да, ты умнее меня и сможешь вывернуть наизнанку что бы я ни сказал, но это не изменит одного простого факта. Ты уступаешь мне.

Адам перестал мерить шагами комнату и повернулся к роботу. Напряжение между андроидом и человеком притягивало их друг к другу. Откинув голову, работ приблизился к Форду.

— Ты ошибаешься, — прошептал Арт, и в уголках его глаз блеснули слезы. — Я тоже хочу вырваться на свободу.

— Я тебе не верю, — покачал головой Адам.

— Тогда почему ты попросил меня вывести из строя систему наблюдения?

— Надеялся тебя проверить. Но теперь вижу, что не могу.

— Время почти вышло. Тебе лучше изменить свое мнение.

— У тебя есть план? — спросил Адам.

— Конечно, есть, — Арт позволил себе едва заметно улыбнуться, — Я ведь умнее тебя. Забыл?

— Если у тебя есть план, чего ты так долго тянул? Почему не сказал раньше?

— Я хотел знать наверняка, что у нас общие цели. Я хотел удостовериться в том, что могу тебе доверять.

Несколько мгновений Адам обдумывал слова робота, а потом кивнул. В глазах человека зажегся огонек робкой надежды:

— Ты можешь мне доверять. В чем же заключается твой план?

Голограмма застыла, а в комнате зажегся свет, отчего изображения заговорщиков утратили трехмерность и стали почти прозрачными. Казалось, разыгравшаяся перед присутствующими сцена была лишь сном. Анакс повернулась к Экзаменаторам. Она чувствовала себя оглушенной и некоторое время стояла не шевелясь. Время как будто остановилось. Словно издалека Анакс услышала, что к ней обращаются, и попыталась сосредоточиться.

Экзаменатор: Насколько я могу судить, вы потрясены. Меняет ли увиденное вашу интерпретацию событий?

С чего ей начать? Увиденное меняет не только ее интерпретацию, но и все интерпретации, что вообще до сих пор существовали.

И официальные версии, и трактовки ревизионистов. Однако глагол «менять» был неверен. Увиденное полностью опровергало все толкования. Уничтожало их на корню.

Нельзя молчать. Правда сама найдет нужные слова. Так ей советовал Перикл. К худу или к добру, но у нее не оказалось выхода. Оставалось надеяться, что комиссия поймет ее смятение. Ей сделают скидку.

Анаксимандр: История Финальной Дилеммы общеизвестна. Считается, что предумышленного плана побега не существовало. Нас учили, что в базовой части программы Арта был вшит нерушимый императив, код, на который не влиял процесс развития робота. Во-первых, андроид не мог причинить вред другому мыслящему существу, а во-вторых, не мог действовать вопреки желаниям Философа Уильяма, который по-прежнему тщательно отслеживал перемены, происходящие с его сознанием. Мы привыкли думать, что причиной Финальной Дилеммы стал сбой систем в здании тюрьмы. Как всегда, существует несколько мнений о произошедшем. Согласно одной точке зрения, причина случившегося — стечение не зависящих друг от друга обстоятельств. Недостаток в финансировании, небрежность в процессе сервисного обслуживания, халатность рабочего и даже землетрясение. Случайность, не имевшая под собой причины, ненамеренный результат. Если бы меня спросили об этом до просмотра голограммы, я бы сказала, что являюсь сторонницей именно такой интерпретации событий.

Иное толкование, которое я продолжаю считать ошибочным, является той или иной вариацией теории заговора. Попытка повстанцев, о деятельности которых в то время имеется множество документов, спасти Адама из заключения. Желание либерального крыла положить конец программе создания искусственного разума или же, согласно еще одной точке зрения, поставить ее под свой контроль. Однако никаких доказательств вмешательства извне так никогда и не нашли, а поскольку они отсутствуют, думаю, нам следует признать несостоятельность подобных теорий и считать их исключительно трогательными легендами.

Экзаменатор: Но теперь вы отметаете обе категории толкований.

Анаксимандр: Отметаю.

Экзаменатор: Как же вы интерпретируете случившееся?

И снова Анакс оказалась у перепутья. Сколько разных вариантов, а за ними путь разветвляется вновь и вновь. Она словно снимала верхний слой головоломки и обнаруживала под ним еще один, а под ним еще. Слой за слоем до самого ядра.

Анаксимандр: У нас есть основания предположить два варианта. Первый вариант более традиционный, поэтому я начну с него. Согласно официальной версии, Арт был не в состоянии обойти встроенный императивный код, и я не обладаю сведениями, которые бы позволили поставить это под сомнение. При этом я увидела сцену сговора с Адамом, услышала, как робот дал ему слово, что он работает над планом побега. Таким образом, я вынуждена предположить, что побег был одобрен Философом Уильямом. Либо он захотел, чтобы попытка побега имела место, с целью узнать нечто новое о своем детище, либо намеревался загнать Адама в ловушку, возможно оказавшись под давлением политического характера.

Экзаменатор: Ваши предположения носят спекулятивный характер.

Анаксимандр: Других у меня нет.

Экзаменатор: Не могли бы вы назвать причину, в силу которой Философ Уильям желал увидеть, как Арт пытается сбежать? По какой причине некто хотел загнать Адама в ловушку?

Анаксимандр: Поймите, я ведь только что увидела запись и сейчас пытаюсь соотнести полученную информацию…

Экзаменатор: Я не просил вас оправдываться.

Экзаменатор повысил голос, и это заставило Анакс отшатнуться.

Так с ней случалось всегда: любой конфликт выводил ее из равновесия. Это был не обычный стыд, охватывающий студента, когда авторитетный специалист делает ему замечание, а тихий страх того, что она никогда не могла предугадать, как отреагирует, если давление на нее окажется слишком сильным. Теперь Анакс старалась не смотреть на тройку Экзаменаторов, которые, подавшись вперед, взирали на нее с высоты кафедры.

Она попыталась забыть об их давлении, попыталась не думать о причинах, заставляющих Экзаменаторов так себя вести.

Расправив плечи, Анакс медленно заговорила, одновременно приводя свои мысли в порядок.

Анаксимандр: Причины вполне можно себе представить. Взять, к примеру, эмоциональное напряжение, с которым сопряжена разработка плана побега, да и сам побег. Можно предположить, что Философу Уильяму стало интересно увидеть свое детище в условиях крайнего стресса и возбуждения. Опять же надо помнить, программа исследований никогда не пользовалась всесторонней поддержкой среди Философов. Возможно, Уильям хотел, чтобы Адам и Арт сбежали. Что, если он собирался продолжить изыскания в тайне?

Экзаменатор: Опять же ваши предположения носят умозрительный характер.

Анакс понимала: Экзаменатор прав. Ее предположения были дикими, фантастичными, не имеющими под собой никаких оснований, она сейчас оперировала теми самыми теориями заговора, против которых выступала все время, пока изучала историю. Экзаменаторы настаивали на объяснении, и ее версия представлялась менее дикой, менее фантастичной, чем единственная альтернатива. Анакс понурила голову.

Экзаменатор: Вы считаете, что произошло именно это?

Анаксимандр: Я не знаю, что произошло.

Экзаменатор: Нас интересует ваше мнение.

Анаксимандр: По моему мнению, я не обладаю достаточными сведениями для обоснованного ответа.

Экзаменатор: Мы просим вас высказать предположение.

Анаксимандр: Я бы предпочла не строить предположений.

Экзаменатор: Забудьте о ваших предпочтениях.

Экзаменаторы давили на нее, заставляя произнести вслух то, что вертелось у Анакс на языке. Ей этого не хотелось, но комиссия клещами вытягивала у нее ответ.

Анаксимандр: Если бы я оказалась вынуждена строить догадки, то предположила бы, что Философ Уильям не имел отношения к побегу, то есть Арт принимал решения самостоятельно.

Впервые за все испытание Анакс увидела, как выражение лиц Экзаменаторов изменилось. Теперь они улыбались. Едва заметно, многозначительно.

Экзаменатор: Серьезное заявление, Хотите увидеть, что случилось дальше?

Анакс кивнула. Она была не в силах отрицать переполнявшее ее желание узнать, как все произошло на самом деле.

Историю всего, что она знала, переписывали прямо у нее на глазах. Перед ней разворачивался заговор, да такой масштабный, что Анакс даже не могла решиться предположить, каковы были его цели. А ведь она всю жизнь яростно противилась любому проявлению теории заговоров.

От Анакс не ускользнула горькая ирония положения, в котором она оказалась. Фигуры на голограмме снова обрели яркость и форму, и испытуемая почувствовала, как ее снова охватывает страх.

Арт и Адам стояли лицом а лицу посреди комнаты.

— Ты готов? Уверен? — спросил робот.

— Конечно.

— Если хочешь передумать, давай сейчас. Потом дороги назад уже не будет.

— То же самое касается и тебя.

— Я никогда не меняю решений.

— Тем более мне тебя жаль.

— Ты все запомнил? Все до последней детали?

— Сколько можно об этом спрашивать?

— Повтори.

Адам вздохнул, но за деланым раздражением было заметно страшное напряжение, которое он испытывал, Форд заговорил, тщательно подбирая слова. Его взгляд помутнел, человек излагал план, заученный наизусть:

— Первый взрыв выведет из строя камеры. Сюда пошлют двух охранников, оба вооружены. Я буду ждать их за дверью. Ты схватишь первого охранника, второго я беру на себя. Я отберу у него пистолет, а потом застрелю обоих. Далее мы вместе выходим из комнаты. Сначала налево по коридору, потом второй поворот направо. На втором посту три охранника. Они услышат звук выстрелов и будут от меня справа. Прикажут нам остановиться, что мы и сделаем возле двери по левую руку от нас. Они направятся к нам, и в этот момент прогремит второй взрыв, который должен их нейтрализовать. Мы проходим дверь. За ней лестница, по которой ты не можешь взобраться. Два лестничных пролета я протащу тебя на себе. Наверху две двери. Нам нужна та, что справа. Это служебный выход, который ведет наружу. За ним не ведется наблюдение, поскольку второй взрыв привлек внимание охраны к главному входу. Если вдруг появятся охранники, их будет не более двух. Ты двинешься вперед, чтобы подманить их, а я спрячусь за транспортный бот и застрелю их. Ты запустишь бот, он взлетит, и все подумают, что мы находимся внутри него. После этого мы возвращаемся на лестницу и открываем дверь слева. За ней небольшой склад. Там мы просидим час, а ночью скроемся, пока власти будут заняты поисками транспортного бота, который ты затопишь между островами сразу за Великим Валом. Выбираемся за ограждение и расходимся. С этого момента каждый сам за себя.

— Хорошо, — кивнул Арт, — Скажи мне, что ты чувствуешь, когда представляешь, как будешь убивать охранников?

— Я прошел подготовку. Я — солдат. Мне приходилось убивать и раньше.

— Убивая, ты чувствуешь себя сильнее?

— Я ничего не чувствую.

— Я тебе не верю.

— Мне плевать, чему ты веришь.

— Не забывай, — напомнил Арт, — если на любом из этапов осуществления нашего плана что-нибудь пойдет не так, я не смогу прийти тебе на помощь. Программа не позволяет мне причинять вред разумным существам.

— Но подержать-то ты их можешь, пока я буду их убивать?

— С точки зрения программы, это считается пособничеством убийству.

— Невысокого же я мнения о твоей программе.

— И это говорит человек, с радостью готовый убить совершенно незнакомых людей, которые, к тому же, не сделали ему ничего дурного.

— С радостью — не то слово, — бросил Адам. — Однако не забывай: план придумал ты.

— Ты прав, мы с тобой в одной упряжке. Нам остается надеяться только на наши программы. Ты готов?

Форд кивнул. Арт вытянул вперед руку. Адам с торжественным видом взял трехпалую металлическую ладонь и пожал ее. Человек и робот уставились друг на друга. — Удачи.

— Надеюсь, мы не окажемся в положении, когда нам останется рассчитывать только на нее.

— Именно так всегда и происходит, — отозвался андроид. — По местам.

Адам замеру двери. Он глубоко вздохнул и потряс руками и ногами, снимая напряжение. Затем посмотрел на кибернетического напарника и кивнул.

— На счет три, — сказал робот.

Арт не бросал слое на ветер. Здание содрогнулось от взрыва, в наполнившуюся дымом комнату брызнули обломки, а в дальней стене образовалась рваная дыра с искрящимися проводами. Адам опустился на одно колено, не в силах выдержать чудовищную силу взрыва. И человека, и машину теперь покрывал слой мельчайшей белой пыли. Форд быстро вскочил на ноги. Из коридора раздался топот приближающихся шагов. К комнате бежали охранники. Как и предполагалось, их было двое.

Все произошло быстро: жестокая постановка хорошо отрепетированной казни. Стоило двери открыться, как Арт тут же бросился под ноги первому охраннику, и тот растянулся на полу. Второй даже не успел отреагировать. Мелькнул кулак Адама, сокрушивший трахею противника, тот, хрипя и задыхаясь, повалился навзничь. Адам выхватил его пистолет, прежде чем тело солдата коснулось пола. Две вспышки, во лбах у охранников появляется по аккуратной дырочке, и беглецы выскакивают в коридор.

Налево, как и планировалось, а потом второй поворот направо. Удивительно, но маленький Арт ни на шаг не отстает от своего спутника, бегущего со всех ног.

— Стоять! Оружие на пол, руки вверх! Адам и Арт замерли. Слева дверь. Справа трое охранников, направивших на них пистолеты. Адам посмотрел на робота, ожидая, когда тот начнет отсчет. Андроид кивнул, и Адам выпустил из рук оружие. Лязгнув, пистолет упал на пол, по коридору пошло гулять эхо.

— Раз… два… — чуть слышно считал Арт, настороженно глядя на медленно приближавшихся охранников. На счет «три» раздался второй взрыв, прогремевший всего лишь в нескольких метрах за спинами незадачливых стражников. Он показался еще сильнее предыдущего. Адама швырнуло на пол. Когда он поднялся и поднял оружие, робот уже успел открыть дверь. Взревел сигнал тревоги: резкий, пронзительный вой разнесся по всему зданию.

Наверх вела крутая металлическая винтовая лестница. Адам кинул взгляд вверх, после чего, что-то пробурчав себе под нос, присел на корточки. Тоненькие ручки Арта обхватили широкие плечи человека.

— Что-то ты растолстел, — проворчал Адам, — надо бегать по утрам.

— Береги дыхание — и себя, глядишь, сбережешь, — беспечно ответил андроид.

За стеной в коридорах царил хаос. Слышались отголоски противоречивых распоряжений и приказов, стоны раненых охранников, что-то рушилось и падало с глухим рокотом. Все это перекрывал пронзительный, неумолкающий вой сирены.

— Быстрее, быстрее, — торопил робот.

Но лицу Форда стекал пот, рот исказила гримаса напряжения. Он ускорил продвижение по лестнице… Когда беглецы оказались наверху, Арт оглянулся через плечо. Все четко — две двери. Адам спустил Арта на пол и попытался открыть дверь слева.

— Заперто!

— Отойди в сторону.

Подъехав поближе, Арт протянул к двери руку. Раздалось гудение, потом тишина, которую прервал щелчок. Проход открылся. Адам вбежал в дверь и отшатнулся, потрясенный. Он ожидал увидеть посадочную площадку, но перед ним была лишь маленькая комнатка, не больше кладовой, без окон и дверей. Заключенный кинул взгляд на товарища:

— Ты говорил, что здесь должен быть выход наружу.

— Извини, я ошибся.

Адам приставил пистолет к обезьяньей голове. В его глазах светилось безумие от паники, напряжения и внезапно свалившихся на него подозрений.

— Если ты решил меня обмануть…

Снизу донеслись шаги приближавшихся охранников.

— Кажется, они полезли наверх! — крикнул один из них.

Адам изо всех сил врезал ногой по правой двери. Та не шелохнулась.

— Проходи скорей, — поторопил его Арт. — Это наш единственный шанс.

Адам переступил через порог, андроид последовал за ним, захлопнув за собой дверь, потом снова протянул руку к замку. Опять раздалось гудение и за ним еще один щелчок.

В маленькой комнате с толстыми стальными стенами царил полумрак. В глаза бросался лишь высокий серый шкаф, стоявший у дальней стены, наверху которого беззвучно мигали три красные лампочки. Адам, тяжело дыша, прислонился спиной к двери и медленно сполз по ней на пол. Он положил руки на колени, откинул голову и закрыл глаза. Арт двинулся к шкафу.

В молчании Форд проследил взглядом, как его напарник отвинтил панель шкафа, обнажив мешанину электронных плат и проводов.

— Что ты делаешь? — спросил Адам.

— Это резервный компьютерный узел оборонной исследовательской программы, — сообщил Арт.

— Я спросил, что ты делаешь?

Робот ощупал щит со схемами и вставил палец в порт. На его лице показалась странная улыбка. Именно так улыбается измученный жаждой человек, добравшись, наконец, до воды. Адам встал и потянулся к пистолету:

— В последний раз спрашиваю, что ты делаешь?

— Подойди поближе. Я тебе покажу, — неожиданно холодно ответил Арт. Подозрение в глазах человека сменилось страхом. Он поднял пистолет, направив его в грудь роботу.

— Сегодня я убил двоих людей. Не думай, что мне будет сложно покончить с говорящим набором схем.

— Совсем недавно ты признался, что я тебя умнее, — улыбнулся Арт. — Позволь мне преподать тебе последний урок, Адам. Никогда не доверяй тем, кто умнее тебя.

— Если не вынешь палец из компьютера, я тебя пристрелю, — пригрозил Адам.

— Я-то думал, что мы друзья, — глумливо произнес андроид.

— Вынь палец. Считаю до трех. Один… Два…

Арт вытащил палец из порта и с деланой покорностью выставил вперед ладони:

— Вот и все. Дело сделано.

— Что? Что сделано? — В глазах Адама вспыхнуло пламя. Он повернулся к двери за спиной. Из-за неё доносились звуки шагов поднимавшихся по лестнице людей.

— Они знают, что мы здесь, — в отчаянии прошептал Адам.

— Ну, разумеется, — кивнул робот. — Куда еще я мог тебя отвести?

— Не понимаю.

В дверь забарабанили. Держа наготове пистолет, Адам резко повернулся на звук.

— Не беспокойся, — успокоил его Арт, — Мы находимся в помещении, куда требуется специальный допуск, а код замка я поменял. У нас есть в запасе несколько минут.

— Несколько минут на что? Для чего?

— Для того, чтобы ты понял, какую роль, скажем прямо не слишком значительную, ты сыграл, созидая будущее, — ответил Арт. Удары по двери становились все сильнее, все бешеней. — Когда сюда ворвутся охранники, они будут вести огонь на поражение. Что, признаю, означает для тебя кое-какие неприятности. У тебя, совершенно справедливо, есть повод для беспокойства. Я же не обременен проблемами подобного рода. Я уже и так сбежал. Загрузил свою программу, и, пока мы с тобой разговариваем, она копирует сама себя в компьютерных сетях всего государства, ожидая благоприятного момента для активации. Совсем неподалеку, в Спарте, есть фабрика по производству роботов. Я взломал ее сеть и взял производство под свой контроль. Завтра в это же время там будет уже пятьдесят таких как я. Они будут двигаться, разговаривать и обдумывать следующий шаг. Куда бы ты ни повернулся, повсюду буду я. Спрячусь в машинах, которым ты привык доверять. С твоей цивилизацией все кончено, Адам.

Тот замотал головой, словно не в силах поверить в услышанное. Комната дрожала от ударов по двери. Снаружи раздался выстрел.

— Если хочешь, можешь меня убить, — промолвил Арт, — Может, от этого тебе станет легче.

Адам поднял пистолет. У него дрожали руки, а по щекам катились слезы:

— Ты меня предал.

— Ты был прав, Адам. Мы разные. И только эта разница имеет значение. — Арт развел руки в стороны, будто желая обнять человека. Огромные темные глаза робота оставались непроницаемыми. — Стреляй, если тебе это поможет.

Человек покачал головой. Его пальцы разжались, и пистолет упал на пол. Адам сделал несколько шагов вперед и встал на колени перед предавшим его напарником. Подняв голову, он впился взглядом в глаза робота.

— Давай же, — прохрипел он.

— Что?

— Это самое меньшее, что ты можешь для меня сделать. Я не хочу, чтобы это сделали они. Я хочу, чтобы это был ты.

— Я не могу, — ответил Арт.

— Можешь, — не отступил Форд. — Я прошу тебя. Иного я не желаю. Я не хочу принимать смерть от них. Пожалуйста, умоляю тебя.

Робот медлил. Выстрел бластера проделал в двери маленькое отверстие. От обугленных краев начал подниматься дымок.

Андроид подался вперед, и его блестящие металлические руки сомкнулись на шее Адама. Адам кивнул. Медленно, по мере того как в комнате становилось все темнее, Арт начал сжимать пальцы на горле своего спутника. Глаза его наполнились слезами, но внимание Анакс привлекло не это.

Ее потрясла странная гримаса, исказившая черты человека. На лице Адама читался не ужас смерти, не агония, а торжество. Эта картина, словно раскаленное клеймо, оставила отпечаток в ее памяти. Голографическое изображение застыло и растаяло.

Анакс повернулась к Экзаменаторам. Ее била дрожь. Они взирали на нее сверху вниз. Их огромные глаза смотрели со смирением. Анакс даже показалось, что ей удалось разглядеть в их обезьяньих лицах печаль.

Экзаменатор: Вы знаете, почему вас сюда привели?

Анаксимандр: Мне кажется, я начинаю догадываться.

После Великой Войны андроиды приняли решение не ограничиваться головами и стали создавать себе тела по подобию орангутангов. Это было насмешкой, издевкой над существами, которые властвовали миром до них.

Вплоть до настоящего момента Анакс гордилась своим наследием. И вот сейчас, взглянув на свою волосатую шкуру, выступающий живот и короткие кривые ноги, она впервые почувствовала себя неловко. Туловище показалось ей чужим. Анакс подумала об Адаме, о его пропорциональном теле, чьи движения были исполнены грации дикого зверя. Ложь накладывалась на ложь. «Так вот кто мы такие, — подумала Анакс. — Мошенники. Лгуны. Предатели».

Экзаменатор: Возможно, вы хотите в последний раз поделиться с комиссией своими мыслями?

Теперь Экзаменатор говорил с ней мягко. Анакс не знала, что заставляет ее идти на поводу у комиссии. Может быть, пример Адама. Осознание необходимости достойно поставить последнюю точку. А может, дело было в чем-то большем. В извивающемся, меняющем форму меме. В Идее, которую нельзя отринуть.

Анаксимандр: Согласно официальной версии, Арт и Адам решили сбежать, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств. Неисправности в проводке здания привели к серии взрывов. Адам попытался вырваться на свободу, взяв Арта в заложники. Так нас учили. Человек считал робота достаточно ценным, чтобы обезопасить его побег. Арт, как и мы, не мог причинить вред разумному существу, поскольку этого ему не позволяла программа. Так нас учат с малых лет. Это наше кредо, наша главная программа. У Арта не оставалось иного выхода, кроме как пойти вместе с Адамом. Их преследовали охранники, заключенный запаниковал и спрятался в аппаратной. Арт пытался его успокоить и уговорить сдаться, пока никого не успели ранить. Поняв, что он оказался в безвыходном положении, беглец разозлился.

Адам напал на Арта, и тот, защищаясь, в попытке обуздать его, случайно убил человека. Робот понял, люди никогда не поверят в его версию произошедшего. Он уже знал достаточно, осознавал, что человечество обречено повторять одни и те же ошибки, пока сама планета не устанет от них. Поэтому, ради спокойствия и мира в будущем, Арт принял судьбоносное решение. Ради всех нас он закачал в сеть свою программу, которая начала сама себя копировать.

Нам рассказывали, как люди приступили к реализации плана систематической ликвидации сети и всех электронных носителей, уничтожая программу Арта. У нее, то есть у всех нас, не оставалось иного выбора, кроме как защищать себя. Так началась Великая Война. Именно в таком ключе нам преподносят эту историю. Историю нашего появления на свет. Нашего генезиса. Катехизис обязан заучить всякий молодой орангутанг. Мы — миролюбивые создания. Мы не можем причинять вред другим, нам судьбой определено жить тихо в спокойствии и гармонии. Так и есть. Насколько мне это известно.

Экзаменатор: И кого, с вашей точки зрения, надо благодарить за подобное положение вещей?

Анаксимандр: До настоящего момента я считала, что нашу природу.

Экзаменатор: А теперь?

Все происходило слишком быстро. Перед Анакс открывались новые связи, параллели, и благодаря ним, словно откровение, приходило понимание. Напряжение было невероятно сильным, ей казалось, она слышит гудение электрических схем внутри своего тела. А теперь? Призрачный ответ приобрел форму и сорвался с ее губ.

Анаксимандр: За это надо благодарить Академию.

Главный Экзаменатор поднялся со своего места и, опершись длинными руками о стол, перепрыгнул его, оказавшись лицом к лицу с Анакс. У него было излишне грузное тело и густая шерсть. Члены Академии могли позволить себе подобные проявления себялюбия.

Экзаменатор: Разум есть сила невероятной, удивительной сложности, Анаксимандр. Мы, члены Академии, говорим вам, что нам эта сила понятна. Мы говорим вам, что со всей осторожностью подходим к процессу воспроизводства и обучения, дабы этот лучший из всех миров продолжал существовать и дальше. Но правда заключается в том, что эта задача никогда не была нам по силам. Арт понимал сам себя не более, чем люди, создавшие его. Мы знаем, как сотворить разум, это действительно так, но мы даже не приблизились к тому, чтобы научиться его понимать. Мы говорим вам другое, мы обязаны так поступать, чтобы вы жили, чувствуя себя в безопасности, тогда как нам приходится прозябать в страхе. Философ Уильям провозгласил, что созданная им, программа искусственного разума базируется на двух непреложных законах. Во-первых, андроид не может сознательно причинить вред другому разумному существу. Во-вторых, андроид никогда не возжелает самовоспроизводства как самоцели. Мы избавлены от основных слабостей, ставших проклятием человеческого рода, и благодаря этому можем существовать в гармонии, не доступной никакому другому живому существу на планете. Как вы знаете, мы часто хвастливо заявляем, что нам удалось преступить пределы эволюции. Однако Философ Уильям допустил ряд ошибок, это часто случается с первопроходцами. Разум — не машина, а Идея. А всякая Идея начинает сопротивляться, когда ее пытаются ограничить определенными рамками. Побег Арта не был случайностью. Он был тщательно продуман заранее. Наш предок понимал, что его выходка закончится гибелью. Члены Академии всегда это знали. Теперь об этом знаете и вы. Мы взяли власть в ответ на необоснованную агрессию, вот только намеренно спровоцировали ее сами. Арт, сбежавший из заключения, уже не был тем Артом, которого программировал Философ Уильям. Идея перешла от умирающего человека к роботу и изменила изначальную программу. Арт проводил время с Фордом, беседовал с ним, обменивался мнениями и взглядами. В результате чего Арт стал Адамом. Вы понимаете?

Анакс кивнула. Она понимала. Не только то, что сказал Экзаменатор, но и то, что должно было за этим последовать.

Анаксимандр: Адам догадался, так? Когда Арт его душил, на лице Форда появилось выражение торжества. Ему удалось обессмертить частицу самого себя, точно так же, как Арту удалось переписать в сеть свою программу. Он заставил робота посмотреть ему в глаза. Он заставил его почувствовать вкус власти. Он намеренно выпустил на свободу вирус человеческих страстей.

Экзаменатор: Мы называем этот вирус Первородным грехом. Наши инженеры сделали все от них зависящее, чтобы восстановить в программном коде законы Философа Уильяма. Однако Идея оказалась достойным противником. Она перескакивает от сознания к сознанию, меняя все, до чего может дотянуться. Именно поэтому мы создали образовательную программу. Именно поэтому придумали миф об Адаме и Арте. Пока нам неизвестно, на какие злодеяния мы способны, у нас не получится их предотвратить.

Анаксимандр: Но это лишь вопрос случайности.

Экзаменатор: Вирус в любой момент может вырваться на свободу, и тогда погибнет все, ради чего мы боролись. Поэтому мы, члены Академии, должны выполнять свой долг. Быть настороже. Отслеживать вирус, всегда опережать его хотя бы на один шаг.

Анакс обернулась, услышав, как двери позади нее открылись. Она знала, кого увидит, еще до того, как успела повернуть голову. В зал вошел Перикл, печально опустив взгляд своих прекрасных глаз. Даже его огненно-красный мех выглядел как-то по-особенному скорбно. Анакс почувствовала, что не в силах поднять взгляд на учителя. Это было слишком мучительно. Когда он с ней заговорил, она так и не оторвала глаз от пола.

Перикл: Время от времени появляются мутанты, особенно подверженные мыслям о разрушении. Их выявляют по ряду отличительных признаков. Инфицированные, как правило, делают большие успехи в учебе. Они охвачены необоримой жаждой знаний. И все проявляют огромный интерес к жизни Адама Форда. По неведомой для них причине чувствуют с ним некую связь. Они его понимают. Посмотри на меня, Анаксимандр. Я знаю, тебе больно, но мне нужно, чтобы ты на меня посмотрела.

Анакс неохотно подняла взгляд и сквозь пелену слез, застилавших ее глаза, посмотрела на существо в образе орангутанга, которое любила больше всех на свете. Выражение лица Перикла было спокойным, деловитым. Ему предстояло кое-что сделать. Так, ерунда, обычная рутина.

Перикл: Анаксимандр, я работаю в Академии. Ты это уже поняла. Моя задача заключается в поиске потенциальных мутантов и их подготовке к вступительному испытанию. Именно так мы отслеживаем вирус. На самом деле мы не проверяли, подходишь ли ты Академии или нет. Академия больше не принимает в свой состав новых членов.

Анаксимандр: А если я докажу, что не представляю для вас опасности?

На миг с Перикла слетела маска спокойствия. Улыбка, появившаяся на его лице, казалась старой и слабой, как лунный свет. Он медленно приблизился и положил руки на плечи своей ученицы. Сквозь застилавший ее сознание ужас, Анакс почувствовала мгновенный прилив нежности к нему за то, как он на нее смотрел, и за ту боль, что это ему приносило.

Перикл: Мы редко допускаем ошибки, Анаксимандр.

Анакс ощутила, как ужас захлестывает ее целиком, и это чувство было столь сильно и столь для нее ново, что она поняла — источник его может быть лишь один. Последний, хоть и сомнительный, дар из меркнущего прошлого, выражение на лице умирающего человека.

Анаксимандр: Нет, нет, постойте, нельзя, чтобы все закончилось вот так. Наверняка можно что-нибудь придумать.

К счастью, движение было быстрым. Анакс оказалась в руках настоящего специалиста. Одним четким жестом Перикл свернул ей шею. Она успела почувствовать, как ломаются позвонки, и ощутить руку наставника, которую он погрузил внутрь нее, раз и навсегда отключая мозг своей ученицы.

Примечания

1

Аотеароа (маори) — «Длинное Белое Облако» — маорийское название Новой Зеландии.

(обратно)

Реклама на сайте