«Путешествие к Центру»

Брайн Майкл СТЭБЛФОРД ПУТЕШЕСТВИЕ К ЦЕНТРУ

Глава 1

Не будь я тогда таким бесчувственным чурбаном, события на Асгарде развивались бы совсем по-другому. Как ни крути, а моя черствость могла выйти боком всей человеческой расе. Хотя, возможно, я сам дал себя в этом убедить. От этой мысли меня бросает в дрожь, и я уверен — случившееся послужит всем нам хорошим уроком. И все же не только это заставило меня взяться за перо.

Все могло пойти по-другому, не раздайся тот злополучный звонок посреди ночи, в 12.87 стандартного времени. Да кому это понравится! У меня настенный телефон, по нему разговаривать лежа в кровати невозможно; и мне пришлось-таки выбраться из спального мешка, чтобы проковылять к аппарату через всю комнату. По пути я привычно споткнулся о собственные ботинки и не менее привычно зарычал в трубку, от чего слова мои прозвучали скорее как проклятие, нежели чем приветствие.

Однако в голосе, донесшемся в ответ на мой рык, не было и тени смущения. По слишком правильному выговору я моментально вычислил, что звонит тетронец. Пангалактический язык — пароль, изобретенный на Тетроне, использует широкий спектр фонем, поэтому любому существу, кроме тетронца, свободно изъясняться на нем трудно. В устах людей, имеющих западные корни, он звучит варварски. Сам я знаю три языка Земли — английский, французский и японский, — но на пароле мой говорок звучит не лучше, чем межзвездный эквивалент мычания какого-нибудь деревенского увальня.

— Это мистер Майк Руссо? — спросил тетронец.

— Возможно, — ответил я.

— У вас проблемы с идентификацией собственной личности? — озабоченно поинтересовался он.

— Да, я — Майк Руссо, — устало заверил его я. — Проблем нет. Что дальше?

— Мой код — Скарион-74. Я — дежурный офицер Иммиграционной Службы. Один приезжий объявил о своей принадлежности к вашей расе. Ему нужно в город. Но я не могу пропустить его, пока кто-нибудь из вас не возьмет его под свою ответственность и на свое обеспечение. Вам известно, что у вашей расы на этой планете нет консульства, а другие официальные каналы, через которые я мог бы действовать, тоже отсутствуют.

— Но почему я? — Я не скрывал досады. — На Асгарде живет еще две сотни землян. Или вы перекроили алфавит, и мое имя стоит теперь первым в списке?

— Ваше имя подсказал мне Александр Соворов, член Координационно-Исследовательского Центра. Разумеется, в первую очередь я связался с ним, поскольку он наделен некоторыми властными функциями. Он сообщил, что не уполномочен нести ответственность за "старателя и охотника за удачей", как он выразился, и заметил, что у вас с такими типами гораздо больше общего.

(В дальнейшем вы убедитесь, что на Асгарде я оказался не единственным бесчувственным чурбаном. Далеко не единственным.) — Послушайте, что вам от меня нужно? — Я был в ярости.

— Предоставьте ему место, пока он не подыщет себе жилье. Познакомьте с нашими порядками и законами. В общем, окажите гостеприимство, пока он здесь не освоится. Вот и все.

Реакция моя была чисто инстинктивной: я продолжал костерить про себя Соворова и ничего не мог сделать.

— Вашей просьбы я выполнить не могу, — твердо сказал я, — потому что вот-вот уеду в холод. Дня через три-четыре, максимум через семь. У меня полно проблем с комплектацией. К тому же пускать к себе в дом всяких там бродячих котов не собираюсь.

— Не понял, — ответил Скарион-74.

Мне не следовало использовать слово «кот»; на его родной планете — Тетроне — таких существ, насколько мне известно, не водится. Тетраксы не любят, когда их изысканный, рафинированный язык засоряют провинциализмами. Для них это хуже ругани. Возможно, они правы.

— Не могу, и все тут, — произнес я. — Вообще вы не вправе вешать его на шею кому бы то ни было. Возможно, я даже не знаю его языка. — Здесь пошла в ход моя старая заготовка:

— Он на каком говорит?

Дело в том, что на пароле нет слов, обозначающих тот или иной человеческий язык. Однако Скариона-74 это не смутило.

В наш разговор вклинился некто.

— Меня зовут Мирлин, мистер Руссо, — сказал он по-английски. — Я владею английским, русским и китайским. Тут проблем не будет. Если вы не в состоянии меня принять, навязываться я не собираюсь. Ни вам, ни кому бы то ни было. Но в этом случае офицер не даст мне разрешения на вход в город. Кто бы мог за меня поручиться?

Речь его звучала так вежливо, что я ощутил слабые угрызения совести. Вместо того чтобы воспользоваться случаем и в такую рань обрушить на голову какого-нибудь своего недруга телефонный звонок, я стал судорожно вспоминать, у кого хватило бы духу добровольно взвалить на себя заботы о незнакомом бродячем коте и не проклинать меня за это.

— Кажется, я знаю человека, который смог бы за вас поручиться, — сказал я на пароле из уважения к тетронцу. — Его зовут Саул Линдрак. Он живет в шестом секторе. Мы виделись вчера. Он только что прибыл из экспедиции и, похоже, с неплохим наваром. Это значит — какое-то время он побудет здесь, и с деньгами у него порядок. Думаю, он согласится вам помочь.

— Благодарю вас, мистер Руссо, — без всяких эмоций произнес Скарион-74. Я немедленно позвоню мистеру Линдраку. Извините за беспокойство.

Я и не беспокоился — до тех пор, пока не повесил трубку и не задумался о Мирлине. Я так хотел его сбагрить, что даже не поинтересовался, кто он, откуда его принесло и за каким чертом он сюда явился. В конце концов, к любому приезжему землянину следовало бы проявить побольше дружеского участия, когда из трех тысяч жителей города человеческая раса насчитывает менее трехсот, а мир этот удален на несколько тысяч световых лет от Земли.

"Бедный Мирлин, вероятно, решил, что все люди на Асгарде похожи на Александра Соворова", — подумал я. Однако тут же успокоил себя: Саул Линдрак окажет ему должный прием. Заодно я дал себе слово обязательно заскочить к нему в ближайшие дни, чтобы извиниться перед ним и Мирлином.

Такое решение показалось мне благоразумным, как и весь ход моих мыслей во время телефонного разговора. И в постель я вернулся с твердым убеждением, что, в общем, все это не так уж важно.

Откуда мне было знать, что в мистере так-называемом-Мирлине, владевшем английским, русским и китайским языками, человеческого было не больше, чем в мистере Ска-рионе-74 из Иммиграционной Службы, и что он представлял собой смертельную угрозу нашей расе, самую страшную из всех, с которыми нам приходилось сталкиваться?

Глава 2

Я проснулся, когда в Небесной Переправе уже ярко горели огни Вне купола царила тьма, но, согласно суточному расписанию Тетрона, сейчас был день. А расписание — вещь святая. Реальный день на Асгарде длится примерно неделю по земным меркам, или шесть тетронских дней, но ни мы, ни тетраксы не сумели приспособить наши Циркадианские ритмы к такому режиму, поэтому ведем свой (точнее говоря — тетронский) счет времени. Все другие постоянные базы на Асгарде располагаются на первом подземном уровне, только город Небесная Переправа торчит на поверхности и служит причалом для шаттлов. Они переправляют людей и товары из доков орбитального спутника-порта на планету и обратно. Спутник-порт, переправа, а следовательно, и город Небесная Переправа, принадлежат тетраксам, хотя Палата Представителей и полиция — мульти-расовые. Самое смешное, что для демократичности принимаемых решений представители всех гуманоидных рас на Асгарде собираются вместе и часами спорят, а потом делают все, как скажут тетраксы. Что ж, как говорится, такова жизнь.

После завтрака я пошел повидать моего хорошего друга Александра Соворова и сердечно поблагодарить его за честь быть рекомендованным офицеру Иммиграционной Службы. В действительности мне надо было узнать о судьбе своей заявки на новое снаряжение. Я хотел взять его напрокат под некоторый процент от находок, которые привезу из экспедиции в нижние слои. Для них это было неплохое предложение — с учетом моего послужного списка. Хотя относительно будущих доходов большого оптимизма я не испытывал.

— Никаких официальных документов я пока не получал, — сказал Соворов, крутя ручку «Биро» в коротких, чем-то перепачканных пальцах. Я никогда не мог понять, чем же они испачканы. Даже подозревал, что он нарочно окунает их в какой-то реактив, дабы носить эти пятна как служебные знаки. "Смотрите, я ученый, — во всеуслышание заявляла грязь. — Я весь день тружусь в лаборатории, делаю тяжелую, грязную работу, докапываясь, что же означают все эти планетные артефакты, из чего они сделаны и как работают". Нет нужды говорить, что Александр Соворов считал себя одним из самых важных людей на белом свете. Он всерьез полагал, что будущее человеческой расы покоится на плечах людей его типа.

О Мирлине он тоже понятия не имел.

— А что, кто-то возражал против моей заявки? — спросил я. — Или мне отказывают не глядя? Может, кто-нибудь возьмет на себя труд сходить в комитет и сказать: "Слушайте, ребята, это хорошая идея, и Руссо — хороший человек?? Ты же сам знаешь, немного моральной поддержки мне бы не помешало.

Соворов пожал плечами.

— Лично я не знаю никого, кто возражал бы против твоей заявки, — сказал он. — Сам я не стал бы ее поддерживать. Но в данном случае это, естественно, не мое решение.

— Ты мог бы мне чуть-чуть помочь, если б захотел. Почему нет?

Соворов постучал по столу «Биро». Мне оставалось догадываться, что именно его подсознание пыталось сообщить мне столь оригинальным и невнятным способом.

— Я не могу ставить дружеские отношения выше своих принципов. Случилось так, что мы с тобой представители одной разумной расы и можем даже быть друзьями, но из этого не следует, что в твоих действиях есть хоть что-то общее с методами и принципами учреждения, к которому я принадлежу. Мы пытаемся раскрыть знания, спрятанные в артефактах, сохранившихся в подземных слоях. Мы пытаемся действовать осторожно и рационально, шаг за шагом. Мы посылаем собственные, отлично подготовленные поисковые экспедиции, высшим приоритетом которых является безопасность. Они точно знают, что делают и что ищут. Они не искатели сокровищ, они — ученые.

Ты же — прямая противоположность, старатель. Ты работаешь в одиночку, бессистемно блуждая по неизученным районам в поисках путей в нижние слои и подбирая лишь то, что привлечет твое внимание. Твоя главная цель — не приумножить знания, а сделать деньги, отыскав предметы, которых раньше никто не находил. Одному Богу известно, какой ты наносишь вред тем отдаленным районам, где работаешь. Будь на то наша власть, мы бы немедленно поставили вне закона собирательство, которому ты потворствуешь, и тогда нам не пришлось бы заключать сделки ни с тобой, ни с тебе подобными. Но дело, к сожалению, обстоит так, что нам приходится торговаться из-за многих находок, которые ты и такие, как ты, приносят в город. Обстоятельства вынуждают нас помогать вам, вместо того чтобы оградить от вас этот бизнес.

— Мы живем в свободном мире, — заметил я не без сарказма. — Обнаружили его тетраксы. Они могли оставить его полностью для самих себя. Им не было нужды пускать сюда вообще кого бы то ни было. Я не вижу, почему вы должны рассчитывать на какие-то привилегии только из-за того, что создали мультирасовый концерн, посвятивший свою деятельность продвижению знаний в сотнях миров, и ставить вне закона независимого искателя, пытающегося заработать себе на кусок хлеба. Никто не может присвоить себе то, что находится в нижних слоях. Исключая тамошних людей, если они действительно существуют. Все мы паразиты, рыскающие по потаенным местам внешней шкуры Асгарда, и все мы пытаемся извлечь выгоду из наших паразитических действий. Ты работаешь ради лучшего будущего человеческой расы и сотни других существ с похожим на наше мышлением, — я делаю то же самое, только по-своему, скромнее. Могу поспорить, вы узнали куда больше из материала, добытого старателями, чем из того, что нарыли ваши экспедиции. Они чертовски стреножены приказами и методиками. Спотыкаются на каждом шагу, заглядывают под каждый камешек. Нет у них такой интуиции, как у нас.

— Конечно, они не ходят так далеко и так быстро, как вы, — произнес Соворов. — Но по результатам их работы мы постепенно выстраиваем согласованную картину цивилизации гуманоидов, живших на Асгарде до "большого холода", как вы очень любите говорить. Со временем этот солидный фундамент знаний даст нам возможность открывать новые и новые тайны и технологии Асгарда. Да, сегодня те диковинные штучки, которые приносите вы, старатели, могут дать нам больше, чем ограниченные, но согласованные данные, получаемые нашими экспедициями, в перспективе наши методы плодотворнее. Когда мы овладеем новой технологией, вы все еще будете оставаться великовозрастными детьми, рыскающими повсюду в поисках забавных вещиц. И наступит время, когда ваши безделушки станут никому не нужны, ибо мы будем знать все, что они могли бы рассказать.

— Когда это время наступит, — дерзко произнес я, — вы все еще будете ползать по поверхности. Так и не продвинетесь глубже четвертого уровня. А мы будем на полпути к Центру.

В ответ он рассмеялся смехом мудреца, столкнувшегося с бредовой идеей. Такие смеялись над Галилеем. Такие смеялись над Колумбом. Они так же смеялись над многими, но это не повод, чтобы отрицать подобные явления и идеи.

Если бы мы не умели думать, мы никогда бы не добрались до Асгарда.

Глава 3

Своими заявками я предусмотрительно зарядил еще несколько мест и до конца дня пытался выяснить, сработала ли хотя бы одна из них. Но все они тоже сгорели вхолостую, а я потратил кучу времени, споря и торгуясь, пока в конце концов не пришел к этому печальному выводу.

Если никто не хочет дать то, что тебе нужно, надо просто пересмотреть свои потребности. Есть два способа. Первый — перестать работать в одиночку и присоединиться к команде. Я мог бы наняться в любой из дюжины концернов, они прекрасно обеспечивают своих полевых работников. Но проблема в том, что тогда я стану обычным служащим. Если моя команда найдет что-то особенно ценное, все мы получим свою долю, но это далеко не то, что я мог бы получить один. Я не хотел отказываться от мечты найти действительно что-нибудь стоящее. И не столько деньги играли здесь роль, сколько престиж. Я хотел, чтобы люди узнавали меня на улицах. Я хотел, чтобы люди моего родного мира, которого я никогда не видел, произносили мое имя с почтением. Я хотел быть героем, живой легендой. Уж не знаю почему, но мне действительно всего этого страстно хотелось.

Другой способ сократить собственные потребности был прост. Надо было решить, что часть необходимого оборудования, которое у меня есть, сгодится, пожалуй, еще на одну экспедицию. Доходы от последней увеселительной прогулки позволили полностью выкупить мой вездеход, поэтому теперь я запросто мог добраться до любой точки поверхности. Проблемы начнутся, когда я вылезу из вездехода и стану спускаться вниз. Мой термоскафандр еще мог пройти основные проверки на безопасность, но он уже был стар и изношен. Дневная температура на поверхности Асгарда достаточна высока для комфортного проживания, но на первом уровне она никогда не подымается выше точки замерзания воды, на втором стабильно держится на добрых ста сорока градусах ниже нуля, а на четвертом сохраняется в пределах двадцати — тридцати градусов выше абсолютного нуля, как будто Асгард все еще находится в глубинах темного облака, в котором, согласно расчетам Соворова и его приятелей из КИЦ, он пребывал несколько миллионов лет назад.

Естественно, я хотел спуститься на четвертый. Я хотел бы спуститься еще ниже, если бы сумел отыскать дорогу. Но отправляться в любой маршрут, не имея самого лучшего оборудования, все равно что играть в русскую рулетку с одним лишь недостающим патроном в барабане. Если вы хотите оставить свой след в кислородно-азотном снегу, ваш термоскафандр должен быть безупречен. Крохотный дефект — и вы превратитесь в ледышку за несколько минут. Говорят, жизнь лишь временно покинет ваше тело; если вас вовремя найдут, есть надежда оттаять, но серьезный исследователь теории вероятности в такие игры играть не стал бы. Я дважды видел подобные попытки: результат — груда гнилого мяса. Даже у тетраксов нет подобных чудес.

Естественно, не в одном скафандре дело. Горючее, еда, вода — все это надо было купить. Количество расходных материалов определяло время, которое я смогу провести внизу, а от него зависела вероятность найти что-то стоящее. Нельзя забывать и о том, что если по возвращении я сумею лишь покрыть текущие расходы, то о следующей экспедиции можно забыть. Чтобы поддерживать баланс в свою пользу, необходимо постоянно выигрывать. Стоит один раз проиграть, и ты за бортом.

Потому-то я и носился по Небесной Переправе в поисках спонсора, вместо того чтобы, потратившись до последнего пенни, ринуться в неизвестность. Возможно, в глазах людей типа Соворова я действительно "ловец удачи", но я не дурак. Я вовсе не собирался умерять свои аппетиты до тех пор, пока все, до последней инстанции, на Асгарде не дадут мне от ворот поворот.

В эту ночь я спал безмятежным сном, что удавалось далеко не всегда. Утром Соворов позвонил и сказал, что моя заявка на оборудование отклонена. Он даже не потрудился извиниться или посочувствовать. Это произошло еще до того, как я закончил завтрак, и тогда мне показалось, что хуже быть уже не может.

Я ошибался.

Едва я запустил тарелки в измельчитель, как зажужжал звонок. Открыв дверь, я увидел двух спиреллов. Сначала я хотел немедленно захлопнуть ее — не потому, что имел что-то против спиреллов, а из-за крикливого одеяния этой парочки, свидетельствующего о том, что они неженатые самцы, еще не получившие статуса в своей иерархии. Способы, которыми спирелл может добиться приличного места в иерархии клана, различны и многочисленны, но большинство из них основано на унижении кого-то другого. Существует полсотни разумных существ, которых тетраксы считают дремучими варварами. На первом месте стоят люди, на втором спиреллы. Лично я оценил бы спиреллов гораздо ниже, но меня не спрашивали.

В общем, я их впустил. Чтобы выжить в местечке типа Небесной Переправы, где сосуществуют несколько сотен различных гуманоидных рас, вам надо подавлять свои инстинкты.

— Меня зовут Хелеб, — произнес первый визитер после тщательного и терпеливого осмотра моей комнаты. — Полагаю, вы — мистер Майк Руссо.

Он даже не взглянул на меня. Я не возражал; это означало лишь, что он ведет себя вежливо. Когда один спирелл смотрит в упор на другого более нескольких секунд, это расценивается как вызов и угроза.

— Именно так, — подтвердил я.

Говорил он хорошо, но у него было одно неприятное преимущество. Спиреллы вовсе не похожи на тетраксов: у них мраморная с розовыми и голубыми прожилками кожа ч две выдающиеся челюсти, которые придают им вид гусениц в крылатых шлемах, в то время как тетраксы больше напоминают бледнолицых мартышек с темной, как отполированная кора черного дерева, кожей, хотя рот у тех и других устроен одинаково — с плоским небом и многофункциональным языком.

— Я слыхал, вы ищете работу, — произнес он.

— Не совсем так, — ответил я, с подозрением приглядываясь к его младшему партнеру, который начал проявлять повышенное внимание к книжным записям, хранившимся в моей компьютерной библиотеке. Их коды были написаны по-английски и по-французски в зависимости от языка дисплея, поэтому прочитать их он не мог, но это не уменьшало его любопытства.

— Я пытался найти денег, чтобы организовать самостоятельную экспедицию. Ни в какую команду я записываться не собираюсь.

Хелеб выдал мне спирелльский эквивалент улыбки, но взгляд его был прикован к какой-то точке за моей спиной.

— Я сам думаю организовать экспедицию, — сказал он- Нас будет пятеро, включая моего младшего брата Лему. Он коротко кивнул в сторону своего спутника.

— У нас есть деньги, чтобы как следует экипироваться, и мы ищем опытного помощника. Нет ничего глупее, чем ползать под землей без проводника. Со временем мы сами наберемся опыта, но сейчас нам нужна помощь. Нам порекомендовали обратиться к вам.

— Кто? — спросил я.

— Один офицер из Координационно-Исследовательского Центра. Он знал, что ваша заявка на оборудование была отвергнута, и хотел вам помочь.

— Должно быть, он знал об этом раньше меня, — пробормотал я себе под нос. Хелебу же сказал:

— Мне надо подумать.

Существуют некоторые расы — или по крайней мере отдельные категории в определенных расах, — которые не признают дипломатического способа отказа. Они принимают его за оскорбление.

Хелеб смотрел мне прямо в глаза достаточно долго, чтобы дать понять: мой ответ ему не нравится.

— Я пригласил вас присоединиться ко мне, — хладнокровно произнес он. Ваше колебание можно расценить как оскорбление.

— Я не хотел вас оскорбить, — заверил я его, стараясь не смотреть слишком долго в его сторону.

— Я думал, вы обязательно примете мое предложение, — произнес он — У меня есть еще несколько других вариантов, — лживо начал уверять его я. — Мне нужно рассмотреть все.

— Тогда рассмотрите их внимательно, — сказал он. Затем внезапно подал знак своему брату, который продолжал проявлять интерес к кругу моего чтения, и они ушли, аккуратно закрыв за собой дверь.

Я сел на кровать и задумался: что за судьба у меня такая. Только этого не хватало — поцапаться со спиреллом лишь потому, что какой-то идиот из КИЦ заверил их, будто я именно тот человек, который поможет им успешно провести первый поход в холод. Если Хелеб задумал это всерьез, то он будет продолжать давить, — ради успеха спиреллы не жалеют ничего.

Я ощутил потребность вложить все мои злоключения в какое-нибудь дружественное ухо и получить моральную поддержку, поэтому решил сходить в гости к Саулу Линдраку, а заодно посмотреть на таинственного Мирлина.

Глава 4

К несчастью, Линдрака дома не оказалось. Он, как и я, жил в однокомнатной ячейке сотового одноопорного дома, из тех нескольких сотен, которые тетраксы построили для первой своей базы, впоследствии разросшейся до Небесной Переправы. Домоправитель не видел, как тот выходил, да и вообще не видел его со вчерашнего полудня, когда он пришел в компании какого-то великана. Этот великан (как он меня заверил) был на целую голову выше Линдрака, который на ту же целую голову выше меня. Это звучало невесело. Рост Линдрака составлял почти два метра, и это было много по стандартам девяноста восьми процентов гуманоидных рас, собравшихся на Асгарде. Если гигант Мирлин, — тогда он редкий экземпляр землянина, подумал я.

Я спустился к соседнему кабачку, зная привычку своего приятеля убивать здесь кучу времени. Скорее всего он сидит там, высказывая гостю свои странные идеи относительно Асгарда, его центра и пропавших туземцев, а вовсе не знакомит пришельца с пейзажами Небесной.

Бармен сказал, что Саула не было весь день и что никаких великанов он никогда с собой не приводил. С этим бы я и ушел, но внезапно решил, что стоит ненадолго задержаться — пропустить рюмочку. Пока я тихо ее потягивал, в голову пришла другая мысль.

— Эй, — спросил я бармена (забаранца, как мне казалось), — не знаешь ли ты спирелла по имени Хелеб? У него еще есть брат Лема.

Этот невинней, на мой взгляд, вопрос заставил бармена отпрянуть на несколько шагов. — Ну и что, если да? — задал он контрвопрос. Я нахмурился, совершенно не ожидая подобной оборонительной реакции.

— А что здесь такого? — подозрительно спросил я его.

— Это не мое дело, — ответил забаранец.

— А чье тогда? — поинтересовался я, начиная уже беспокоиться.

Поворачиваясь, чтобы обслужить другого клиента бармен тихо произнес:

— Гююра.

Для непосвященных это бессмысленное воркование, но для меня — имя. Амара Гююр — вормиран. Не скажу, что хороший субъект, — как раз наоборот.

Хелеб сильно беспокоил меня и сам по себе. Если же он действительно работает на Амару Гююра, тогда мотивы его визита могли быть куда хуже, чем я себе представлял. Я понятия не имел, что могло заинтересовать Амару Гююра в моей персоне, но если такая причина имелась, она явно служила мне не на пользу. Совсем не на пользу.

Потягивая из рюмки, я начал подумывать, не сорваться ли с Небесной Переправы, пока все не выплыло наружу. У меня возникло ощущение опасности, какого до сих пор испытывать не приходилось. Поддайся я тогда своему предчувствию, эта история стала бы значительно короче и проще. Но тут мое внимание отвлек приход еще одного моего приятеля — человека, занимавшегося тем же бизнесом, что и мы с Саулом Линдраком. Звали его Симон Балидар.

Сказать по правде, я недолюбливал Балидара. Возможно, у нас было слишком много общего. Он вечно охотился за сведениями о наиболее доходных местах поисков. Все мы, разумеется, этим занимаемся, но Балидар скорее потратит три недели, собирая по крохам сведения о чужих находках, чем проведет две недели в самостоятельных поисках. Вот он-то действительно был старателем — следовал проторенной дорожкой, надеясь получить выгоду за счет тех, кто ее проложил. Однако, несмотря на все это, я никогда не избегал его и никогда с ним не ссорился. Не имеет значения, сколько времени вы прожили среди чужих рас или насколько близко вы сошлись с их представителями, все равно вам ближе собственная. Вот поэтому Александр Соворов, независимо от того, насколько люто не одобрял он мою деятельность, продолжал искренне называть меня своим другом. И не важно, насколько человек — мизантроп (вероятно, он не станет сыном звезд, если прежде им не стал), все равно он продолжает оставаться внешне похожим на других представителей людской расы. А это сходство кое-чего да стоит.

Балидар рассыпался передо мной в приветствиях, словно никого в мире ему не доставляло большего удовольствия лицезреть. Я спросил его про Саула Линдрака, но он знал не больше, чем я. Какое-то время мы поболтали о том о сем секретов, которыми я хотел бы поделиться, у меня не было, и вот, слово за слово, мы присоединились к карточной игре, давно уже продолжавшейся в одной из задних комнат. Мне захотелось развеять растущую от нашей болтовни скуку. Какое-никакое, а занятие, способное отвлечь от раздражавшей неопределенности моего положения.

Двое других игроков были забаранцами, третий — слисом. Балидар явно знал их, а они хором утверждали, что знают Саула Линдрака, хотя никто его не видел уже давно и не слышал, где он может находиться. О великанах слухи до них не дошли, или же они просто так говорили.

Наличных на игру у меня было мало, поэтому я намеревался уйти, как только просажу ту скромную сумму, которую поменял на фишки. Проигрыша я ожидал: мы играли в забаранскую игру, которая в принципе была достаточно проста, чтобы не давать существенного преимущества заядлым и умудренным опытом игрокам.

Однако случилось так, что я начал выигрывать. Мастерство было ни при чем; мне просто шла карта. Раз за разом я срывал банк, что особенно раздражало слиса. Играл он достаточно рассудительно, но каждый раз карта его была бита. Этого хватило бы, чтоб терпение кончилось и у святого. К тому времени, когда моя первоначальная стопка фишек выросла в десять или двенадцать раз, я начал уже испытывать смущение — но не то чтобы я собирался их просто взять да отдать.

Некоторые люди, проигрывая, начинают вести игру более осторожно. Другие более агрессивно. Слис принадлежал ко второй категории. Он начал чаще ставить на кон и поднимать, когда мог, ставки. Это лишь увеличивало вероятность того, что он проифает, и он проигрывал.

За полчаса до взрыва я уже знал, что он неизбежен. Меня это не сильно волновало. Это была головная боль забаранцев — удержать их друга от совершения какой-нибудь глупости, но, даже если они промедлят, справиться со слисом мне не составит труда. Вероятнее всего, он в жизни не видел своего родного мира впрочем, как и я, — но нес его наследие в своих генах. Тощий и легкий, он был создан для быстрого передвижения в условиях четырех пятых силы тяжести Асгарда. Чтобы прижиться здесь, ему приходилось носить специальный корсет, ни дать ни взять — искусственный внешний скелет. И тем более он не мог позволить себе роскоши затеять драку, особенно с тем, кто в силу сложившихся обстоятельств физически лучше адаптирован к условиям на Асгарде.

Его терпение кончилось, когда он проиграл мне сумму, которая на нем как на участнике игры ставила крест. По большей части это была его ошибка — ходы он делал не более изящные, чем движения человека, пытающегося станцевать джигу в термоскафандре, но, повернувшись к забаранцам, он указал пальцем на Балидара, сидевшего на сдаче.

— Они нас обжулили! — закричал он. — Неужели вы не видите — это одна шайка! Балидар всю дорогу подтасовывает своему дружку хорошую карту.

Забаранцы посмотрели каждый на свою стопку фишек, стоявших перед ними. Они оба проигрывали, но не так много, чтоб хотя бы не купить на эту сумму выпивку для всех. Балидар проигрывал больше них обоих, вместе взятых.

— Послушай, — сказал я как можно дружелюбнее, — карты тебе счастья не принесли, но ведь и ты не выказал им того уважения, которого они заслуживают. Остынь и, может быть, станешь играть лучше.

— Ты ублюдок! — выкрикнул он и вытащил нож. Я вскочил со стула, одновременно отрывая его от пола. Когда слисом овладела ярость сражения, стул уже был передо мной. Когда он сделал выпад, я ударил его по запястью одной ножкой, а другой заехал в левый глаз. В изданном им рыке ярость настолько превосходила боль, что я решил предпринять дальнейшие меры предосторожности и треснул его по голове с такой силой, чтобы он отключился.

Дверь за моей спиной открылась, и я обернулся, ожидая увидеть в ее проеме кучу любопытных лиц.

Лица там действительно были, но отнюдь не любопытствующие. Однако вполне знакомые. Одно из них принадлежало бармену, а другие два — спиреллам: Хелебу и его младшему братцу.

Я все еще держал в замахе стул, но всякая охота опускать его пропала. Ища поддержки, глянул на Балидара. Однако тот смотрел в потолок и с отсутствующим видом тасовал колоду.

Хелеб глядел на меня тяжелым упорным взглядом. Он ни слова не сказал. Да этого и не требовалось.

— Привет, Хелеб, — произнес я как можно осторожнее. — Вы не меня ищете?

Одному же из забаранцев я сказал:

— Не сходишь ли обменять эти фишки? Забаранец даже не шелохнулся. Бармен закрыл дверь, оставив внутри комнаты Хелеба и Лему. Я, похоже, остался в одиночестве.

— Беда людей в том, — произнес Хелеб на своем отточенном пароле, — что они варвары. Они вечно все делают не так и не уважают обычаи других рас. У них нет понятия чести.

Я не мог сдержаться, чтобы еще раз не глянуть на Балидара, но он продолжал избегать моего взгляда. Некоторым людям, похоже, действительно кое-чего не хватает. Он подставил меня.

— Ты не сможешь скрыться, имея на совести убийство, — продолжал Хелеб. — У нас есть закон, и закон должен соблюдаться. Иначе как мы могли бы сосуществовать?

Он продолжал в упор смотреть на меня, но не пытался хоть что-то предпринять.

Слис перекатился на спину, издав стон.

"Так что, — подумалось мне, — до убийства здесь еще далеко".

— Обменяй фишки! — грубо крикнул я.

На этот раз забаранец пошевелился и начал их считать. Он тянул время, а остальные продолжали стоять неподвижно, словно замороженные. Раздавалось только пощелкивание фишек да хруст тетронских купюр, служивших официальными денежными знаками в Небесной Переправе.

К тому времени когда я повернулся, чтобы забрать наличные, слис уже выглядел довольно живо. Он сел, а увидев, что я потянулся за деньгами, опять схватил нож, который лежал на Полу, возле ножки стола. Мне не составило труда наступить слису на пальцы, едва он дотянулся до ножа.

Однако теперь зашевелился Хелеб.

Драться со спиреллом совсем не то, что со слисом. Хелеб адаптирован к гравитации не хуже, чем я, и натренирован в боевой драке без оружия, практикуемой его народом. Но в моей левой руке по-прежнему был стул, и я ударил им изо всех сил. Он этого ожидал и в момент удара сделал кувырок, крепко ухватившись за стул обеими руками. К энергии моего удара он добавил еще и свое усилие, и в результате, если б я вовремя не отпустил стул, мой выпад закончился бы сальто об стену.

С зажатыми в правом кулаке кредитками я ринулся к двери. Хелеб подставил мне ногу, а Лема нанес изящный удар по шее. Я упал на колени, оглушенный, но еще в сознании, и опять попытался рвануться вперед. Плечо мое грохнуло в закрытую дверь, которая ни на дюйм не поддалась. Жесткие пальцы стиснули с боков мою шею, нащупывая сонную артерию.

"Кто-то здорово попотел над изучением человеческой анатомии", отключаясь, подумал я.

Глава 5

Очнулся я в ужасном похмелье. Это было довольно странно, я помнил, что вовсе не напивался, — но изо рта так несло перегаром пахучего ликера, что человека более чувствительного давно бы вывернуло наизнанку.

Я попытался открыть глаза, и меня ослепил яркий свет. Пришлось раз десять моргнуть, прежде чем я смог его выдержать. Наконец, оглядевшись, обнаружил, что нахожусь в камере. Она была идеально чистой, а одна из четырех стен сделана из прозрачнейшего стекла. На стекле играли отраженные блики. Вне всяких сомнений — тетронская работа.

Я скатился с низенькой кушетки и попытался встать. С третьей попытки мне это удалось. Стеклянная стена была монолитной, за исключением решетчатого отверстия на уровне головы, откуда поступал свежий воздух. Сделав несколько глубоких вдохов, я стукнул кулаком по стеклу. Прошло несколько минут, прежде чем появился охранник. Это был, естественно, тетронец, одетый как и все тетронские гражданские служащие.

— Который сейчас час? — спросил я.

— Тридцать два девятнадцать, — ответил он. Это означало, что я проспал всю ночь.

— Как я сюда попал?

— Полиция вас доставила.

— Откуда?

— Я точно не знаю. Не хотите ли, чтобы я посмотрел арестантский листок, составленный на вас офицером? Его тон был мягок, участлив и неколебимо вежлив. — Не стоит беспокоиться, — сказал я. — Вы не вспомните, какое было обвинение?

— Убийство, — ответил он. — Есть заявление, что вы убили слиса, забив его до смерти.

Я зарычал. Не стал понапрасну кричать "Это ложь!" или "Меня подставили". Это ничего бы не изменило. Он просто напомнил, что у меня есть презумпция невиновности до тех пор, пока не будет доказана моя вина, а следовательно, я могу рассчитывать на его непредвзятое отношение.

— Вы можете найти мне адвоката? — спросил я его.

— Конечно, — ответил он. — Вы имеете в виду кого-то определенного?

— Нет, я никого из них не знаю. Не могли бы вы позвонить Александру Соворову из Координационно-Исследовательского Центра, чтобы он ко мне пришел. Он-то наверняка знает дюжину.

— Я сделаю это, — пообещал охранник. — Вы хотите, чтобы я известил еще кого-нибудь?

— Да, — сказал я. — Человека по имени Саул Линдрак. Попросите его тоже ко мне прийти. Мне потребуется помощь, какую только можно заполучить. Могу я попросить у вас воды?

— Конечно. Есть тоже будете?

— Сейчас нет. Но я бы с удовольствием избавился от мерзости, которую они залили мне в глотку после того, как вырубили.

— За задней загородкой есть душ. Там есть Также аппарат для чистки одежды. Вам нужна инструкция, как пользоваться этими приборами?

Я устало покачал головой.

Он ушел. Тетронская тюремная система базируется на высочайших этических принципах — так говорят они. Режим содержания подследственных здесь самый мягкий во всей Галактике. Тетронская предвариловка — лучшее из мест, где можно сидеть в ожидании суда. Одна беда — никто не задерживается в ней дольше чем на несколько дней. Осужденных преступников в ней не держат.

Попив воды, умывшись и почистив одежду, я почувствовал себя значительно лучше. Одно плохо: чем больше я приходил в себя, тем отчетливее понимал гнусность моего положения. Ну и в глубокую же задницу я попал. Ясно, что ни одно из событий предыдущего дня не было случайным. Хелеб и Балидар составляли часть какого-то заговора, имевшего целью подставить меня под обвинение в убийстве. А за всем этим, если воркующий бармен имел в виду то, что он вроде бы произнес, стоял Амара Гююр. Откуда у Амары Гююра мог возникнуть малейший интерес к моей персоне, понять я не мог, но прекрасно знал, что любой его интерес имел бы крайне нежелательные для меня последствия. Слишком много людей, затронувших сферу интересов Гююра; стали покойниками.

Мой адвокат появился в сорок один десять, рассыпаясь в извинениях за задержку. Он с сожалением объяснил, что найти Саула Линдрака оказалось невозможным. У последнего, естественно, было право исчезнуть, если ему этого хотелось, но тетраксы искали его, потому что беспокоились о человеке по имени Мирлин, которого тот взял под свою ответственность.

Адвоката звали Зенатга-238. Разумеется, он был тетрвнцем.

— Дело уже закончено и передано в суд, — сообщил он. — Мне остается только подготовить вашу защиту. Естественно, мне потребуется ваше полное сотрудничество. На мой взгляд, есть один шанс уменьшить наказание — сделать упор на пониженную осознанность своих действий в результате алкогольного отравления.

— Черта с два! Я этого не делал!

— Извините, — произнес он. — Я не предполагал, что здесь могут возникнуть разногласия. Пожалуйста, объясните своими словами, что, по-вашему, произошло.

Я дал ему доскональное описание последовательности происшедших событий. Потом объяснил свою теорию заговора.

— Эти показания сильно отличаются от тех, с которыми согласились остальные свидетели, — произнес Зенатга-238, выказав тетронский эквивалент озабоченности. — Симон Балидар признал, что в игре вы действительно мошенничали: на картах, представленных в качестве вещественного доказательства, обнаружены умышленно проставленные жирные пятна. Балидар подтвердил показания двух остальных ифоков и спиреллов: от нанесенных вами ударов у покойного раскололся череп. О ноже они не упоминали. Кроме того, была нанесена телесная травма пострадавшему Хелебу и вдобавок причинен ущерб заведению. Следствие установило, что некоторое время назад вы предприняли ряд попыток найти деньги на закупку оборудования для экспедиции в нижние слои и отвергли предложение Хелеба поступить на работу, сославшись на имеющийся у вас способ раздобыть капитал. Предполагается, что под этим имелось в виду карточное мошенничество при помощи Симона Балидара. Балидар это подтвердил. Оспорить такие показания будет чрезвычайно трудно. Похоже, в них нет слабых мест.

— Их и не будет, — глухо отозвался я. — Это тщательно выстроенная на лжи конструкция. Кто-то здорово подсуетился, чтобы ее возвести.

— Но, мистер Руссо, зачем им это нужно? Зачем кому-то пускаться в непростую операцию по совершению убийства, чтобы потом обвинить в нем вас? Если есть заговор, значит, должна быть причина, его породившая. В чем она состоит?

Это, разумеется, был вопрос вопросов. Без ответа на него даже самый благожелательный и доверчивый тетронец во всей галактике не стал бы мне верить.

— Не могли бы вы установить связь между Балидаром и Хелебом? Что, если мы сумеем доказать, что оба они связаны с Амарой Гююром?

Тетронец покачал головой.

— Возможно, это нам удастся. Но что это докажет? Чтобы открыть заговор, необходимо нечто большее, чем наличие общих знакомых у свидетелей. Повторяю, почему Амара Гююр — или кто-то другой — хочет обвинить вас в убийстве?

— Хорошо, — сказал я, соображая так быстро, как только был на это способен. — Это не связано с нашими прошлыми взаимоотношениями. Нельзя мстить за то, чего я не совершал. Поэтому, если причина не кроется в прошлом, значит, она должна быть в будущем. Гююр, должно быть, пытается извлечь пользу из вашей однобокой системы наказаний. Он собирается купить мои услуги.

Тетраксы построили свою систему наказания осужденных преступников, разумеется, так же цивилизованно, как и содержание подследственных. Любое преступление превращалось в долг обществу, который необходимо вернуть. Определялся и долг пострадавшей в результате преступления стороне. В случае смертельного исхода ответчики попадали в зависимость от жертвы: его семьи, его работодателя и т. д. Если меня признают виновным, суд должен будет решить, какие отступные я должен выплатить. За убийство фиксированной платы не существовало — это было на руку богатым. Мне — будет стоить всего моего состояния и даже сверх того. "Сверх того" придется заработать. Я мог бы работать на тетраксов, выполняя какую-нибудь тяжелую и непривлекательную работу за плату, которую установят они, плюс проценты, опять-таки установленные ими.

На Земле на этот счет существует одно понятие — рабство. Однако его тетронский эквивалент не несет в себе тех же эмоциональных оттенков. Альтернативой работе на тетраксов является крепостная зависимость от кого-то еще — от того, кто предложит вам подписать контракт. Такие контракты должны соответствовать определенным стандартам — даже рабы имеют некоторые права, но законы гибки. Если меня признают виновным, мне придется принять предложение какого-нибудь внешнего источника единовременной и немедленной выплаты моего долга в обмен на службу ему в течение оговоренного количества дней (скорее лет).

Существовала еще одна альтернатива, по крайней мере теоретически, — это отказ от сотрудничества. Никто не может заставить вас работать, если вы скажете «нет». В этом случае тетраксы погружают вас в состояние комы и используют ваше тело в качестве плантации для производства различных органических компонентов и даже живых вирусов. Если вы не хотите работать как человек, извольте поработать машиной, а когда вы свое отработаете, то очнетесь уже не совсем тем, кем были раньше. Не многие люди делают такой выбор, хотя некоторые расы с особо мощными метаболическими системами совершенно необходимы производству, даже приговор им значительно смягчается.

Словом, если вы нехороший человек и вам очень надо заполучить услуги другого человека, то вы можете подвести его под особо тяжкое преступление, а затем предложить ему приемлемый крепостной контракт, зная, что другие варианты будут для него гораздо менее привлекательны.

— Но я не понимаю, — произнес Зенатта-238, - зачем Амаре Гююру понадобились ваши услуги. В Небесной Переправе есть сотни старателей. Почему ему нужны именно вы?

Это была, конечно же, главная проблема. Если бы я смог вычислить причину, по которой Амара Гююр настолько стал во мне нуждаться, что организовал ради моего закабаления убийство, это стало бы величайшей победой теоретического мышления.

Глава 6

— Рабство, — произнес я, — отвратительно. Ни одно цивилизованное общество не должно мириться с ним. Только что я посмотрел по телевизору nianoaaiный суд. Зенатта-238 продемонстрировал то, что я назвал бы бесцветным спектаклем, но вряд ли кто другой мог сделать на его месте больше. Не стоит и говорить судья признал меня виновным. Апелляция была отклонена в течение нескольких минут. Теперь я проводил положенные три дня в ожидании, пока кто-нибудь предложит внести за меня выкуп. Мы играли в карты с моим тюремщиком Акилой-69. Он не позволил себе ни единой шуточки по поводу крапленых карт. Имейте в виду: карты были его, и он выигрывал. Мы играли на интерес, без всяких денег. — А как поступают с преступниками в вашем мире? спросил он. Я рассказал. Он рассмеялся.

— Я прекрасно знаю, — все, что делаем мы, существа менее разумные, вы считаете варварством, — произнес я. — Но вы должны понимать, что иногда имеет место и обратное. Нам кажутся варварскими некоторые ваши обычаи. Мы покончили с рабством более четырехсот лет назад.

— Это служит лишь подтверждением, насколько отстала ваша цивилизация. Существует великое множество вещей, с которыми вы могли бы покончить, и это означало бы переход на определенный уровень развития. Например, войны. Я понимаю, что сделать это трудно, как трудно вообще что-либо изменить, — вы, разумные существа, ведете межпланетные войны с тех пор, как начали пользоваться звездолетами.

— Так говорят, — уступил я. — Но вы уклоняетесь от темы. Вопрос о вашем поведении, а не о нашем. Вот сижу я здесь и жду, что кто-то предложит меня выкупить. Если этого не произойдет, я автоматически вынужден буду отработать на вас столько, сколько вы сочтете нужным; или рабство, или превращение в подопытное животное с выключенным на ближайшие двадцать лет сознанием. Не думаю, что кого-либо следует подвергать таким наказаниям.

Акила-69 пожал плечами.

— Это необходимо, — произнес он. — И не просто необходимо — это неизбежно. У тетраксов была возможность изучить тысячи гуманоидных цивилизаций. Наши ученые выявили и объяснили закономерность: социальные отношения, доминирующие в гуманоидных цивилизациях, в большой степени зависят от уровня достигнутой технологии. С развитием технологии меняется экономическая база. Когда технологии еще нет и все трудовые усилия человека направлены на выживание, нет и сложной социальной организации. Главные социальные группы — это семья и племя; политическая власть — грубая сила в чистом виде.

Когда знания продвинулись настолько, что позволили небольшому количеству землепользователей производить вдвое больше еды, чем им требовалось, начали расти города, а вместе с ними и более сложные организации. Политическая власть попала в полную зависимость от землевладельцев, потому что тот, кто контролировал землю, контролировал и излишки производимых на ней сельхозпродуктов, а от этого зависело благополучие горожан.

Когда знания продвинулись еще дальше, появились сложные технологии, и большую часть производства взяли на себя машины. Сельское хозяйство повысило свою эффективность, это повлекло за собой расширение городов, появились фабрики, и теперь политическую власть получили люди, имеющие машины, ибо последние позволили им конкурировать с теми, чья власть базировалась на обладании землей. Именно этот исторический период переживает в данный момент ваша цивилизация. Вам кажется это естественным. Но у вас просто нет воображения. Иначе бы вы давно увидели, что постоянно ссоритесь из-за того, кто должен владеть землей и машинами и какая политическая надстройка должна быть над ними.

Нам знаком ход исторического развития, выходящий за пределы вашей варварской фазы, но нас вы не слушаете. Варвары испокон века были глупы и алогичны. Из вашего нынешнего уровня развития цивилизации родится, а возможно, уже рождается, — если б вы имели глаза, вы бы увидели, — новая система социальных отношений. Так же как на смену феодализму пришел капитализм, на смену последнему придет рабовладение. Это неизбежно. Ваша технология дает возможность неограниченного производства энергии. Раз вы овладели связующими энергиями и нашли способ осуществлять межзвездные перелеты, вопрос контроля над землей теряет всякое значение — хотя ваши дурацкие войны с варварскими соседями показывают, что понять этого вы не сумели. Сейчас у вас достаточно возможностей, чтобы жить в экономике изобилия, но, насколько мне известно, в родном мире все еще есть люди, страдающие от голода, хотя в этом нет никакой неизбежности. В любом из миров, управляемых тетраксами, нет ни одного голодающего. Выходит, что контроль над машинами не есть источник политической власти.

Где же тогда кроется этот самый источник? В контроле над другими людьми, контроле над услугами, которые один может оказать другому. По правде говоря, это всегда было основой политической власти — это и есть сама власть, — но на примитивных этапах социального развития контроль достигается промежуточными средствами. В конечной фазе промежуточные средства исчезают; результат достигается напрямую. Все социальные отношения начинают приобретать форму учреждений, обеспечивающих передачу одному человеку контроля над услугами, производимыми другими людьми. Деньги становятся мерилом труда, а не товара, а все обязательства членов общества — будь то добровольные или принудительные разрешаются подписанием контракта об оказании услуг. В экономике изобилия каким еще способом человек может погасить долг, как не продав самого себя? Больше ему продавать нечего. Назовите это рабством, если вам так хочется, но оно не перестанет быть неизбежным Это участь всех гуманоидных сообществ. Очаровательная теория, — сказал я. — Но от нее мне ничуть не лучше.

— Мы называем ее теорией диалектического материализма, — сказал Акила-69.

— Кажется, на моей родине уже было нечто похожее, — произнес я.

Он рассмеялся.

— Какие вы, варвары, смешные! — возразил он. — Мы рассказываем вам о своих открытиях, и если вы их не отвергаете, то пытаетесь утверждать, что они вам, уже известны. Насколько же вы нелепы! Только посредством усердного сопоставления историй бесчисленных гуманоидных рас можно сделать эмпирическое обобщение подобного сорта. Как могли вы разработать теорию, не имея возможности наблюдать, что есть общего в сотнях различных случаев?

— А я продолжаю утверждать, что ставить меня в положение, когда я вынужден продавать себя самому ничтожному покупателю, — это нарушение моих прав как существа, наделенного органами чувств, — произнес я, отступая на свои первоначальные позиции. Тетронца вам не переспорить. Это просто невозможно.

— Ну вот, опять вы за свое, — сказал Акила-69. — Если вы не можете подстроить теорию под себя, то и понять ее не хотите. Если вы считаете нас такими нецивилизованными, возможно, вы предпочли бы, чтобы здесь правил вормиран?

— Вормиран и так здесь всем заправляет, — ответил я ему (хотя должен был добавить еще пару крепких словечек — не из пангалактического пароля). — Вы можете жить и свое удовольствие по легальной системе, но Амара Гююр живет по преступной. Вы поймали, судили и осудили меня, но все это организовал Амара Гююр. Вы лишь средство, а все концы в его руках. Вот на что я жалуюсь.

На этот раз он хотя бы не рассмеялся. Он просто пропустил замечание мимо ушей, отказываясь принимать его всерьез.

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я задам вам один вопрос, — сказал я, — но мне всегда хотелось узнать одну вещь, которая в вас, тетраксах, мне не совсем понятна. Зачем вы носите номера вместо имен?

Следует с осторожностью задавать инопланетянам личные вопросы. Вы рискуете нанести смертельное оскорбление, показав, что для вас странно то, что для них самое сокровенное. Однако тетраксов очень трудно оскорбить.

— Мы пользуемся номерами в качестве идентификаторов как раз в противоположность тому, почему многие разумные существа отказываются быть пронумерованными и настаивают на именах, — хладнокровно ответил он. — Вы отказываетесь носить номера, потому что боитесь потерять свою индивидуальность. Мы же не хотим имен, потому что боимся потерять наш коллективизм, беспокоясь о том, как бы не стать ничтожной индивидуальностью, оторванной от контекста наших понятий. Понятно?

Я уже говорил — тетронца не переспорить. На этом месте нашу оживленную беседу прервал сигнал вызова его наручного телефона. Он посмотрел на дисплей, потом на меня.

— Похоже, — сказал он, — кто-то желает предложить вам контракт.

— Подумать только! — удивился я.

Глава 7

Визита Амары Гююра собственной персоной я, конечно, не ожидал. Как и Хелеба, уже пытавшегося заполучить мои услуги более ортодоксальным способом. Побывав свидетелем на моем процессе, он наверняка на какое-то время ляжет на дно.

Лицо, пришедшее предложить мне контракт, от которого я едва ли откажусь, оказалось женщиной по имени Джейсинт Сьяни. Она была китнянкой.

Все гуманоидные расы галактического сообщества более или менее похожи друг на друга — имеют две ноги, две руки, одну голову и в некотором смысле одинаковые чувственные способы обмена информацией. При этом остается великое множество особых свойств для каждых конкретных органов чувств, типа кожи и т. д. Существует множество классификаций, отражающих разные приоритеты в схожести и различиях, но приблизительно можно сказать, что есть с полдюжины разумных существ, столь близких человеку, что обладание такой женщиной не будет казаться извращением. Китаянки принадлежат именно к этой узкой, но избранной категории.

Джейсинт Сьяни была настолько красива, что мысль об обладании ею не просто казалась допустимой — возбуждала самые романтические чувства. Правда, тон ее кожи был слегка зеленоват, но если отбросить это, она смогла бы сойти за балинезийку. Правда, уши у нее были заостренными. Но я люблю заостренные уши.

— Время идет, — сказал я ей, — а мое положение становится все более сюрреалистическим. Амара Гююр идет на любые хлопоты, не так ли? Сначала Хелеб и стальной кулак, теперь ты и замшевая перчатка. Пожалуй, он перестарался.

— Не знаю, о чем вы говорите, — промурлыкала она. Голос у нее был мягкий, тихий, изумительного тембра.

— Другого ответа я от тебя и не ждал. Дай-ка сам догадаюсь — ты ищешь офицера для своего конезавода?

— Мне нужен человек с вашим опытом, — ответила она.

— Именно, — подтвердил я.

— С вашим опытом исследования нижних уровней, — уточнила она.

— О-о, — протянул я, стараясь сделать это как можно удивленнее и разочарованнее. Не лучшую я выбрал тактику для этого разговора. Сказать по правде, не умею подолгу вести шутливую болтовню.

— Люди, которых я представляю, — продолжала она, — готовят экспедицию, которая проникнет глубже, чем все предыдущие. Мы намереваемся пройти до самого Центра.

— Я знаю человека, который вам нужен, — сказал я. — Про Центр ему известно больше, чем кому бы то ни было на Асгарде. Он помешан на нем. Его зовут Саул Линдрак.

На долю секунды по лицу ее пробежала тень. Глаза сузились, а в коротком движении бровей промелькнуло нечто большее, чем простое удивление. Не ожидал я встретить такую реакцию. Просто ляпнул в процессе разговора.

— Эй, — сказал я, — что-то здесь нечисто. Какое ты имеешь отношение к внезапному исчезновению Линдрака? А этот великан Мирлин — ты его знаешь?

Никакой реакции. Больше преимущества внезапности у меня не было.

— Я уполномочена предложить вам двухгодичный контракт, — сказала она. — У вас будет обычная защита от физических оскорблений и умеренный риск.

— Разумеется, — произнес я. — Пока мы будем в холоде, все статьи по моей безопасности не будут стоить и ложки азотного снега.

— Не будь дураком, — сказала она. — Нам нужна именно твоя экспертиза. В наших интересах оберегать твое здоровье.

— Абсолютно согласен, — кивнул я. — Меня волнует, что будет, когда я стану вам не нужен. И вообще — почему я? Небесная Переправа кишит охотниками за сокровищами из полусотни различных разумных существ, и две трети из них наработали в холоде больше времени, чем я. Что такого особенного в бедном мистере Руссо?

— Тебя легче заполучить, — напомнила она.

— Но не дешевле, — возразил я в ответ. — Вам придется выкупить меня из-под приговора за убийство. За меньшую сумму можно купить дюжину парней. Вы, возможно, смогли бы заполучить вообще кого угодно, кроме Саула Линдрака. Если он вам нужен, то придется придумать что-то поинтереснее, чем убийство какого-то злосчастного слиса. Но вам это известно, не так ли? Саула вы уже попробовали. Что же привлекательного нашли вы именно в людях?

— Я люблю работать с людьми, — сказала она. — Ты настолько близок моей собственной природе, как только может быть близок инопланетянин.

— Я кое-что уяснил о таинственной связи между событиями, происшедшими за последние несколько дней. Есть парень, которого я могу вам порекомендовать, если вы хотите заполучить настоящую дешевку, — Симон Балидар. Но ведь он и так уже из вашей шайки, разве нет?

— Никогда о нем не слыхала, — ответила она. Умение лгать с необычайной легкостью было у нее отлично отработано. — Мне нужен только ты.

— Я весь трепещу, — пробормотал я. Последние слова она произнесла самым заманчивым образом. Но наживка всегда выглядит заманчиво.

— Это хороший контракт, — заверила она меня. — Разве у тебя есть выбор?

— Я могу поработать на тетраксов. — Половину жизни?

— Не так много, но все же это жизнь. Я буду защищен работой.

— За это я бы не поручилась. Некоторые виды работ, которые тетраксы предлагают своим должникам, чрезвычайно опасны. Ты можешь не прожить и года.

Тон ее был как бы нейтрален, но за ним я четко различил угрозу.

— Неужели из-за меня надо было нагородить столько трудностей? — сказал я.

— Мы не обращаем внимания на трудности, когда нам надо получить то, что нам надо, — заверила она.

— Всегда есть шанс, что у меня будет другое предложение, — заметил я. Если моя репутация настолько высока, как вы полагаете, тут должна толпиться дюжина работодателей, пытающихся купить мои услуги.

— Не думаю, — возразила она. — Я очень удивлюсь, если тебе предложат еще хоть что-то.

— Меня не волнует, насколько ты будешь удивлена. Закон дает мне три дня, и я собираюсь воспользоваться этой привилегией. Когда срок кончится, я, возможно, и подпишу ваш вшивый контракт. Сейчас все карты в кармане у Амары Гююра, но я не собираюсь облегчать ему задачу. Так и передай. Увидимся, когда истечет срок, а пока…

Я сделал ручкой, и не было ничего более абсурдного, чем мои слова.

Она улыбнулась.

— Можешь звать кого угодно, — сказала она, — но никто не собирается тебя выкупать. У тебя нет друзей с такими деньгами. И я удивлюсь, если ты вообще сумеешь откопать хоть каких-нибудь друзей.

С этими словами она ушла. Я стукнул по стеклянной стенке, но в результате стало лишь больно пальцу.

Было у меня ужасное подозрение, что она права.

Глава 8

Первый, кому я попытался позвонить, и в этом нет ничего противоестественного, — Саул Линдрак. Дома его не оказалось. Я позвонил Скариону-74 из Иммиграционной Службы и спросил, знает ли он что-нибудь о местонахождении Мирлина, но тот не знал. Он выказал легкую озабоченность, но также сообщил, что никакого следствия не будет. Раз уж Саул взял на себя ответственность за Мирлина, то Иммиграционная Служба умывает руки. Куда еще было мне обращаться за помощью? Без особой надежды я позвонил Александру Соворову.

— Алекс, я не делал этого.

— Естественно, — ответил он. — Я никогда так и не думал.

— Меня подставили. Амара Гююр. Это может показаться бредом сумасшедшего, но он, похоже, готовит экспедицию в нижние слои.

— Это может показаться бредом сумасшедшего, — согласился Соворов, — но именно это он и делает. Слухи расползлись быстро. Опять всплыли старые сказочки про Центр. Случается это раз в год, если судить по моему опыту, но вормиран попался на этом впервые. Полагаю, загадки Асгарда в конце концов поглотят нас всех.

— Вытащи меня, — сказал я, не желая втягиваться в философический спор об эффектах массового гипноза.

— Я бы рад помочь, но только не вижу, каким образом. Денег у меня нет.

— У КИЦ есть фонды. Я продам им свои услуги уа любых условиях, которые они назовут. На десять… даже пятнадцать лет. Только вытащи меня.

— КИЦ такими делами не занимается, — возразил он.

— Алекс, — терпеливо произнес я, — это вопрос жизни и смерти. Хорошо, пусть ты не считаешь себя вправе замолвить словечко за мое прошение на аппаратуру. Это я могу понять. Но сейчас — другое дело. Мне наплевать, в чем состоит политика КИЦ, я только хочу, чтобы ты оторвал свой жирный зад от стула и начал ее менять. Ты просто обязан помочь мне выбраться.

— Майк, ты никак не можешь понять. Координационно-Исследовательский Центр очень специфическое учреждение. Десятки различных рас вливают в него свои ресурсы, свои знания, свое старание, чтобы работать ради коллективной цели. Ты представления не имеешь, как это трудно — сохранить установившийся баланс. Каждый из нас, независимо от расы, отдал свою личную преданность более великому. Интересы КИЦ прежде всего — это не лавочка, которую можно использовать для частных нужд отдельных индивидуумов и даже целых рас. Это самое серьезное предприятие из всех, в которых когда-либо участвовало человечество, и мы должны показать, что отдаем ему себя на все сто процентов, чтобы нас наконец-то перестали считать варварами. Бог свидетель, я желал бы помочь тебе, но не могу. Ты понимаешь?

— Слушай, ты, глупый ублюдок, — произнес я так спокойно, как только смог. — Меня убьют, если я отсюда не выберусь. Убьют. Сделают ПО-КОЙ-НИ-КОМ. Мне не нужны лекции по вопросам межрасовой кооперации. Мне нужна помощь.

— Извини, — сказал он, и в голосе его действительно звучало сожаление. — Я просто ничего не в состоянии сделать. Ничего, что затрагивало бы КИЦ. Помимо этого, могу я хоть что-то предпринять?

— Нет, — устало вымолвил я. — Помимо — нет.

— Мне действительно очень жаль, — сказал он. — А кстати, если это имеет какое-то значение, война кончилась.

— Какая война? — Голова моя была занята куда более серьезными вещами.

— Та самая. Господи, неужели ты не знал, что мы воюем?

— А-а, — протянул я. — Эта. И кто победил?

— Ну, по моему личному мнению, — никто, да никто и не мог победить. Сам факт ведения войны нанес нашему престижу в галактическом сообществе непоправимый вред. Однако в результате мы разбили врага. Действительно уничтожили их всех, вплоть до последнего человека. Теперь их мир стал нашим.

— Отлично. От этого мне стало много лучше. На самом деле — вовсе нет. Страшно сознаваться в таких вещах, но тогда я совершенно не придал этому значения.

И так продолжалось до тех пор, пока я не понял, насколько радостной была для меня та новость. В конце концов именно наша победа в войне спасла мою жизнь.

Глава 9

Я вас не сильно удивлю, если скажу, что отчаянных попыток выкупить меня не последовало. При других обстоятельствах этого оказалось бы достаточно, чтобы человек почувствовал себя никем не любимым, но вещи таковы, каковы они есть. Теоретически я мог успокоить себя тем, что все, кого серьезно заботило мое благополучие, были либо слишком бедны, либо запуганны, чтобы что-то предпринять.

Пока период милосердия медленно близился к концу, я отчаянно пытался найти способ выбраться отсюда, но мне явно не хватало воображения. Единственным шансом на краткосрочное выживание была продажа самого себя Амаре Гююру. Ничего я так страстно не желал, как развалить весь его дьявольский план, в чем бы он ни состоял, но перестал бы уважать себя, если для этого мне пришлось бы себя убить или превратиться в фармацевтическую фабрику.

Когда настал роковой час (а роковые часы всегда настают неизбежно и безжалостно), мысли мои обо всем происходящем приобрели фаталистический характер. Даже явные прелести "соблазнительной женщины", подосланной Амарой Гююром, чтобы подсластить горькую пилюлю, не сумели сделать мои виды на будущее более заманчивыми, чем они были на самом деле. Из камеры меня доставили во Дворец Правосудия, где я должен был подписать определяющий мою жизнь документ в присутствии официального представителя — судьи, моего недоверчивого адвоката и хорошего приятеля Акилы-69. Все они должны были засвидетельствовать, что контракт я подписываю по собственной воле. (Бурный хохот.) Пока судья зачитывал документ на чистейшем пароле, глаза мои смотрели, как бегут сотки на стенных часах. Тетронский стандартный день длится около двадцати восьми наших часов и поделен на сто частей. Каждая часть поделена еще на сто. Малая часть составляет, таким образом, порядка десяти секунд. Наблюдение за истекающими сотками сродни легендарной китайской пытке водой.

Уже наготове была и ручка, и подушечка для снятия отпечатка пальца, когда колесо судьбы вдруг выскочило из накатанной колеи и сделало один из тех драматических поворотов, которыми по праву славилось.

Раздался неожиданно звонкий грохот подошв по полированному пластиковому полу, и в зал ворвалось полдюжины людей в изящной черной униформе, возглавляемых белокурой женщиной, свирепый взгляд которой, казалось, должен был обращать все вокруг в камень.

— Рассел! — командным голосом крикнула она. — Не подписывай бумагу!

В тот момент я и не подумал пререкаться из-за правильности произношения моего имени. Я просто во все глаза смотрел на нее. Она промаршировала — в прямом смысле промаршировала — по проходу между рядами, а за ней и отряд ее космических воинов. И уже сзади — рысцой, чтобы не отстать, — Александр Соворов. Джейсинт Сьяни огляделась как бы в поисках поддержки, но осталась в одиночестве. Даже будь с ней дюжина гююровских головорезов, это не имело бы значения. Во-первых, начинать разборки во Дворце Правосудия в присутствии судьи при исполнении — это дипломатическая ошибка. Во-вторых, звездный капитан и шесть ее парней носили пистолеты-огнеметы, и было видно, что обращаться с ними они умеют.

Капитан подошла к помосту и запрыгнула на него, чтобы присоединиться к нашей группе, где за маленьким столом происходила вся эта церемония. Она оглядела Джейсинт Сьяни, слегка скривила губы, затем отвернулась от нее, излучая удовлетворение. Китнянка заскрежетала зубами.

— Капитан Сюзарма Лир, Военно-космические силы Земли, — отрекомендовалась блондинка. — Я хочу освободить этого человека, взяв его в свое распоряжение. Что нужно — заплачу.

— Вы не можете! — крикнула Джейсинт Сьяни. — Срок истек. Он должен подписать контракт, с которым уже согласился.

Я понял, что сейчас не время для соблюдения официальных условностей. Схватив со стола кабальный договор, я разорвал его пополам и бросил к ногам китнянки.

— Я передумал еще до того, как истек срок, — объявил я. — Вместо него принимаю предложение капитана.

С надеждой посмотрел на судью. Судья посмотрел на Зе-натту-238. Зенатта-238 встал.

— Довожу до сведения, — начал он, — что в отсутствие очевидных свидетельств обратного мы должны принять заявление мистера Руссо, сделанное им по поводу изменения своих намерений до истечения срока. В любом случае он не давал подтверждения намерению подписать данный документ, и формально его нельзя заставить принять контракт мисс Сьяни.

— Это представляется разумной оценкой возникшей ситуации, — согласился судья. — Если капитан Военно-космических сил может удостоверить, что требования закона будут соблюдены, я не вижу причин, почему бы ей не взять заключенного на ее условиях.

Я посмотрел в лицо Джейсинт Сьяни и расплылся в улыбке.

— Мое сердце разрывается пополам, но я люблю женщин в форме, — сказал я ей.

— Ты еще об этом пожалеешь, — прошипела она, не в силах сохранять до конца спокойствие под обрушившимся на нее ударом.

— Сказать по правде, — заверил я ее, — ноги моей не будет на этой планете еще до того, как Амара Гююр начнет от злости жевать ковер.

Капитан углубилась в переговоры с судьей и Зенаттой-238. Тем временем по ступенькам к нам поднялся Соворов. Воины стояли внизу, провожая взглядом Джейсинт Сьяни, решительной походкой покидавшей зал.

— Иисус Христос! — воскликнул я. — Если уж ты делаешь хорошо, то делаешь не наполовину. Где ты ее нашел?

— В общем-то это не я ее нашел, — ответил он. — Она разыскала меня. Тот идиот офицер из Иммиграционной Службы позвонил мне и сказал, что поскольку Саул Линдрак исчез, а ты в тюрьме, то, может, я ненадолго приму нескольких иммигрантов? Я уже хотел отослать его к кому-нибудь еще, но капитанша сама взяла трубку и сказала, что ее дело слишком безотлагательно, чтобы ждать окончания бюрократических проволочек, и не буду ли я так любезен немедленно провести ее через Службу. Я подумал, лучше сделать, как она говорит.

— Не могу понять, — пробормотал я. — Но как ты сумел заставить ее выкупить меня?

— Она призналась, это была не моя идея. В этом месте непередаваемая буря восторга, овладевшего мной, прекратилась как по волшебству.

— Понимаешь, — продолжил он, — первое, о чем она меня спросила при встрече, — это где найти Саула Линд?ака. Что истинная причина, по которой она разыскивает Линдрака, — инопланетянин, которого он приютил несколько дней назад. Я сказал, что тот скрылся, выехав через пятый шлюз вчера ночью на твоем вездеходе. Тогда…

— Он — что?! — возопил я. Сердце мое и так билось колоколом от последнего полученного шока. Известие об угоне моего собственного вездехода начисто вымело из головы мое же решение драпать с этой планеты, даже не сменив костюма.

— Извини, — сказал Соворов. — Разве ты не знал?

— Конечно, не знал! Но как узнал ты?

— Скарион-74 из Иммиграционной Службы позвонил мне в первую очередь… еще до того, как появилась капитан, разумеется… Спросить меня, был ли на борту вездехода инопланетянина Саул Линдрак. Если нет — значит, это нарушение правил ответственности. Обычно такие вещи мало интересуют Скариона-74, но поскольку вокруг затеялась такая возня…

— Так был Саул с инопланетянином?

— Откуда мне знать? Как бы то ни было, я изложил все это капитану и сказал, что лучше всех знал Линдрака ты. И добавил, что если она собирается идти в холод искать инопланетянина, то лучшего проводника, чем ты, ей не найти. Я также подчеркнул, что ты, вероятно, захочешь вернуть себе вездеход, если тебя выкупят из-под приговора за убийство, так что у вас будет общая цель.

События менялись слишком калейдоскопично.

— А как он завел мой вездеход? — спросил я. — Ключи у меня в комнате — и от машины, и от ангара. Капитан хлопнула Меня по плечу.

— О'кей. Ты свободен. Тетраксы уже несут мешок денег с моего корабля. Только запомни: я ничего не делаю за спасибо. Ты мне должен. Распишись здесь.

Она сунула мне стопку бумаг — бланки в трех экземплярах, отпечатанные на английском и китайском языках.

Я непонимающе на них посмотрел. И задал глупый вопрос:

— Что это?

— Твои призывные документы. Армия сделает из тебя человека.

— Я не хочу… — начал было я. И тут же осекся, как только ее небесно-голубые глаза приобрели взгляд Медузы горгоны — тот самый, которым она уничтожила Джейсинт Сьяни.

Я уставился в бумаги, думая, за что мне выпала такая несчастливая судьба.

— Не вы ли говорили мне, что ваша раса покончила с рабством несколько поколений назад? — спросил Акила-69, с интересом наблюдавший за всем происходящим.

— Да, — согласился я. — Но все же считаю, что не такие уж мы варвары, разве нет?

Глава 10

Комиссию я не проходил. Даже форму мне не выдали. Капитан Военно-космических сил Сюзарма Лир запихнула мои бумаги под китель и двинулась по проходу между рядами в сияние купольных огней. Курс молодого бойца, занявший около полминуты, состоял из того, что она показала на одного из своих бравых парней и сказала:

— Это лейтенант Крусеро. Что он прикажет, то ты и будешь делать. Я капитан Лир. Все, что я прикажу делать, ты сделаешь. Если есть вопросы забудь о них. Теперь, что тебе известно об андроиде?

— Каком андроиде? — спросил я.

— Большом. Он украл твой вездеход. Похоже, скрывается под именем Мирлин.

— Он не человек? — поинтересовался я.

— Он андроид. Ты уже задал два вопроса сверх нормы. Что тебе о нем известно?

— Я даже не видел его, — сказал я ей. — Меня попросили помочь ему попасть внутрь, но я отфутболил его Саулу Линдраку. До того как меня втянули в это паршивое убийство, я пытался разыскать Саула, но не смог. Он скрылся, и вместе с ним андроид, пока какой-то идиот привратник не выпустил его через шлюз на моем вездеходе. Я только надеюсь, что он попытается залезть в мой термоскафандр. Это кое-чему научит ублюдка!

— Почему? — спросила она.

— Говорят, он на полметра выше меня. Термоскафандры не растягиваются. По крайней мере настолько. Выйдя из Дворца, мы остановились.

— Куда мы идем? — спросила она.

— К переправе, к вашему кораблю, — с надеждой в голосе ответил я. — Разве нет?

— Мы пришли сюда за андроидом. И мы его достанем. — Но он ушел в холод, запротестовал я. — Как, черт возьми, вы собираетесь его искать? Пока он не вернется, мы не сможем ничего сделать, а ждать на борту вашего корабля куда лучше, чем здесь.

— А если он не вернется? — спросила она.

— Тогда вам нечего будет за него беспокоиться, не так ли? Она опять наградила меня кремневым взглядом.

— Послушайте, — сказал я, — вы, похоже, не вполне понимаете мою нынешнюю ситуацию. То есть нашу ситуацию. В этот самый момент я являюсь ходячей мишенью. И вы тоже. Возможно, вы этого не сознаете, но у меня есть враги, и, вырвав меня из их лап, вы автоматически превратили их и в своих врагов тоже.

Ее белесые глаза пробуравили меня до самых потаенных уголков души.

— Рядовой Рассел, — произнесла она с каменным лицом, — вы находитесь в Военно-космических силах. Конечно, у вас есть враги. У нас тоже есть враги. Мой корабль в походе уже девятнадцать земных месяцев без перерыва, и все это время мы постоянно встречались с врагами, в руках которых против нас были ресурсы целых миров. Мы их уничтожили. Мы сожгли целые миры. Перспектива нажить себе врагов среди мелких уголовников Небесной Переправы нас не волнует. Ясно?

— Мне-то ясно, — заверил ее я. — Но Амаре Гююру — нет.

— Где мы можем встретиться с местными органами правопорядка? — спросила она. По странной случайности, как только она произнесла эти слова, к нам, поигрывая парализаторами, направились трое представителей закона — тетронские офицеры-миротворцы. Их взгляды были прикованы исключительно ко мне.

Когда я не ответил на ее вопрос, капитан глянула через плечо. Она сделала приветливый вид, но миротворцы не обратили на нее внимания, а, проворно соскочив с тротуара, подошли, и один из них обратился прямо ко мне.

— Вы мистер Майк Руссо? — спросил он.

— Я этого не делал, — сказал я.

— Вас не подозревают в совершении какого-либо преступления в настоящее время, — проинформировал он меня служебным тоном. — Однако мы расследуем убийство со многими жертвами, и, поскольку ваше имя связано с некоторыми из них, мы должны задать вам несколько обычных вопросов. Звездный капитан наградила меня довольно многозначительным взглядом, как будто сомневаясь, уж не призвала ли она по случайности в армию Джека-Потрошителя.

— Кого пришили на этот раз? — спросил я.

— Семерых, всех разом, — сказал полицейский. — Трех вормиран, одного спиредла, одного человека и двух забаранцев. Трое из них недавно давали показания в суде — по нашему делу. Все трое утверждали, что вы забили до смерти слиса, повздорив во время карточной игры.

— Балидар мертв? — спросил я слабым голосом. Вот уж воистину день сюрпризов. — Симон Балидар — убитый человек, — подтвердил офицер-миротворец. Спирелл по имени Лима тоже давал против вас показания, как и забаранец по имени Шиан Мор.

Должен признаться, я испытал легкое разочарование, когда среди покойников не назвали Хелеба.

— Вы знаете, что это не я, — сказал я ему. — Я сидел в тюрьме. Спросите Акилу-как-его-там-по-номеру.

— Я уже сказал, что вы вне подозрений, — ответил тетронец, хмурясь из-за моего непочтительного обращения к его собрату по расе. — Все, что я хочу, это просто узнать, известно ли вам что-нибудь о преступлении. Не знаете ли вы кого-то, кто мог бы иметь что-то против убитых?

— О преступлении не знаю ничего, — честно признался я. — Убитые участвовали в заговоре с целью ввести в заблуждение правосудие, обвинив меня в преступлении, которого я не совершал. Я полагаю, что заговор возглавлял Амара Гююр. Вероятно, вам следует спросить его, кому интересно было бы видеть его агентов мертвыми. Или же он один из убитых вормиран?

Похоже, мое заявление не сильно осчастливило офицера-миротворца, но он тщательно все записал.

— Среди убитых Амары Гююра нет, — вежливо ответил он на мой вопрос. — У вас есть какие-нибудь доказательства правдивости ваших слов?

— Конечно. Могу с полной уверенностью заявить, что слиса я не убивал и что меня подставили. Доказательства — моя собственная память и мои собственные чувства. Других мне не надо.

Капитан явно решила, что здесь попусту теряется ее драгоценное время.

— Вы собираетесь предъявлять обвинение этому человеку? — спросила она.

— Нет, — ответил офицер-миротворец.

— В таком случае вы не имеете права задавать ему вопросы без моего разрешения. Этот человек — рядовой Военно-космических сил Земли, а я его старший офицер. Я хотела бы получить от вас некоторую информацию. Мне нужно ваше сотрудничество в аресте и выдаче преступника-вора.

— Боюсь, — сказал офицер, — что в настоящее время я буду занят расследованием убийства и не смогу вам помочь. Если вы позвоните в участок из обычного уличного автомата, я уверен, что кто-нибудь сможет обсудить с вами эти вопросы. Возможно, мы еще встретимся.

Он развернулся и вскочил на тротуар, который повез его имеете с двумя спутниками дальше.

Капитан опять посмотрела на меня.

— Если вы спросите меня, — дружелюбно проговорил я, — то я бы предложил начать собственное маленькое расследование. Чтобы залезть в вездеход, он должен был проникнуть в мою комнату. Я бы хотел туда вернуться и посмотреть, что еще он спер. Возможно, мы увидим нечто для нас полезное. К тому же я голоден. Там найдется что пожевать.

— А не боишься ли ты путешествовать по улицам, где на тебя могут совершить покушение? — с насмешкой поинтересовалась она.

— Трушу, — сознался я. — Но вы ведь не заставите меня идти до вашего корабля? А кроме того, на стороне ангелов, похоже, не мы одни. Кто-то начал убивать будущих убийц.

Я не знаю, кто это, но от всего сердца желаю ему успеха в дальнейшей деятельности. Так мы идем ко мне?

— Идем, — мрачно произнесла она.

У меня сложилось впечатление, что она мне не доверяет, но вслух говорить об этом не собирается — пока не собирается.

Дорога до дома заняла двадцать минут. Обошлось без покушений. Я провел капитана и ее воинов в мою комнату. Никаких признаков взлома не было — и я уже хотел было расслабиться в ощущении безопасности, которое придает привычная окружающая обстановка, когда заметил в ней нечто совершенно непривычное.

На моей кровати лежал Саул Линдрак, и выглядел он — мертвее не бывает.

Глава 11

Не буду утомлять вас полным отчетом обо всем, что было предпринято до наступления вечера в поисках объяснения, как и почему Саул Линдрак оказался в моем доме. Упомяну лишь тетраксов, ведущих расследование с похвальным усердием, которые пришли к следующим выводам.

Первое. Линдрак умер приблизительно в двенадцать восемьдесят утра, когда я все еще спал в своей камере. Это на два часа позже, чем Мирлин выехал из пятого шлюза на моем вездеходе. По словам тетронского патологоанатома, несколько часов до смерти Саул был без сознания.

Второе. Причина, по которой Саул находился без сознания, — пытки. По предположению патологоанатома, пытать его начали несколько дней назад — вскоре после того, как Саул согласился приютить бездомного андроида.

Третье. Прежде чем впасть в бессознательное состояние, Линдрак по телефону сделал целую серию крупных покупок. Он купил термоскафандр гигантских размеров и столько расходных материалов, что, загрузив их в мой вездеход, мог совершить путешествие продолжительностью в несколько сотен дней (по тетронскому времени). Покупки были доставлены к ангару, где стоял мой вездеход.

Четвертое. Ни Саул Линдрак, ни индивидуум, называющий себя Мирлином, не обращались за медицинской помощью. Саул, однако, оставил мне послание на дисплее моего телефона: "Дорогой Майк. Мы не знаем, где ты, и поэтому не могли спросить твоего разрешения, но нам чертовски нужен твой вездеход. Моим мы воспользоваться не можем, но после нашего отбытия это сможешь сделать ты.

Думаю, обмен вполне подходящий, извини, если не так. Саул. Из этого мы заключили, что Саул не знал о моем аресте и что он собирался отправиться в путешествие с Мирлином. Но почему, спрашивали мы себя, он не мог воспользоваться своим вездеходом?

Вот почти все, за исключением одного поначалу незамеченного факта, мимоходом сообщенного офицером-миротворцем во время беседы. Симон Балидар и остальные шестеро были убиты одинаково — сильными ударами, перебившими их, как тряпичных кукол. Оружия против них не применялось. Кто бы это ни сделал, силища у него должна была быть громадная, даже если он разделывался с ними по одному.

Когда выяснились все эти факты, я уже достаточно хорошо представлял, кто это сделал, как и когда, но не понимал — зачем. Однако даже в этом я был на шаг впереди миротворцев, хотя с тетраксами такого никогда не происходит.

После ухода тетраксов, захвативших с собой тело Саула Линдрака, в комнате моей еще оставалось полно народу. Была она невелика и вовсе не рассчитана на большие приемы. Но капитана и ее бойцов это совершенно не беспокоило, а меня они не спрашивали. Мы ели сидя на полу — спасибо Космическим силам, оплатившим этот обед.

— Когда они арестуют андроида? — спросила капитан Лир.

— А с чего вы взяли, что они собираются преследовать его? — ответил я вопросом на вопрос.

На лице ее отразилось изумление, и я понял, что она имеет слабое представление о том, как делаются дела на Асгарде.

— Он же убийца! — воскликнула она.

— Он скрылся на темной стороне очень большой планеты, — сказал я. — Он не только скрылся на поверхности, но и ушел в нижние слои. Тетраксы и гроша ломаного не дадут за его поимку.

— Господи! — сказала она. — Что тут искать? Они же могут проследить его со спутника-порта.

— Только не на темной стороне, — ответил я. — Да и чего им беспокоиться? Пока не доказана его вина, он невиновен. У тетраксов нет доказательств, что он кого-то убил, и даже если они будут знать это наверняка, вряд ли сумеют мобилизировать столько сил, сколько потребуется на его поимку.

Капитан ничего не сказала. Я мог побиться об заклад — она задумалась.

— Для интереса, — произнес я. — Как вы думаете, кого он убил?

— Саула Линдрака, разумеется, — ответила она.

— Вы совершенно не правы. Он убил всех, кроме Саула. Балидара, Лему и остальную «малину». Он их убил, вызволяя Саула, возможно, вчера. Если вы называете это убийством, то я — героизмом. Определенно самозащита. Саула убил Амара Гююр. Не сам, конечно, но это его рук дело. Иначе быть не может.

Она, прищурившись, посмотрела на меня.

— Откуда ты знаешь?

— Логическая дедукция. Все, что нужно, — это знать предпосылки, а с большой степенью вероятности можно утверждать, что за всеми грязными делами здесь стоит этот вормиран. Люди Гююра, должно быть, начали дергать Саула вскоре после того, как он принял Мирлина от Скариона-74. Вряд ли они ожидали встретить Мирлина, но они либо захватили его с собой, либо подловили где-то в тихом месте. Возможно, выстрелили в него и Саула наркотическими иглами, чтобы те не могли сопротивляться. Одна проблема — с Мирлином оказалось не просто справиться. Так или иначе, он улучил момент, освободил Саула, но тот наверняка был в ужасном состоянии. Опасаясь ищеек Гююра, они не могли вернуться домой к Саулу и не отважились идти к ангару, где стоял его вездеход. Они стали искать помощи, пришли сюда, не ведая, что Гююр взял на мушку и меня. Саул мог легко открыть замок — у него золотые руки. Затем он начал подготовку к отбытию на моем вездеходе. Только закончить этого уже не сумел. Наверное, впал в забытье, оставив Мирлина одного решать, что делать дальше. Тому бы позвать доктора или еще кого, но он, вероятно, не знал, как это сделать. В худшем случае просто оставил Саула умирать, не попытавшись спасти. Но убивать его он не убивал.

— Думаю, — медленно произнесла Сюзарма Лир, — тебе лучше бы подробнее объяснить мне, что здесь происходит.

— А мне бы хотелось, — сказал я, — знать, что вы здесь делаете.

Лицо ее опять превратилось в маску Медузы.

— Рядовой, — произнесла она натянутым тоном, — в Военно-космических силах ты не должен говорить таким тоном с офицером. Вопросы здесь задаю я.

Я решил проявить великодушие и простил ее. В конце концов, с тех пор, как она спасла мою жизнь, прошло лишь несколько часов. — О'кей. Я расскажу вам все, что знаю. Я предполагаю, Гююр уцепился за Саула потому, что во время своей последней экспедиции в холод тот нашел что-то действительно замечательное. По академии мудрецов Алекса Соворова поползли слухи. Предположительно Саул нашел путь гораздо ниже тех уровней, которых мы сумели достичь. Возможно, он вообще нашел длинный спуск вниз. Именно это мы здесь ищем всю свою жизнь, и у Саула было больше шансов, чем у кого-либо другого. Единственное, чего я до сих пор не могу понять, зачем Гююру понадобился еще и я. Очевидно, я знаю что-то, чего я не знаю, что я знаю. Вот практически нее, что я могу вам рассказать.

— О каких это уровнях ты все время говоришь? — спросила она.

Я был ошарашен. До меня до сих пор не дошло, что она не знает про Асгард самого главного. Я-то считал: вся вселенная знает про загадку Асгарда.

— Поверхность этого мира — искусственная конструкция, — начал я. — Она представляет собой последовательность вложенных оболочек. Следующий уровень вниз — уровень один — имеет пять главных тоннельных сетей, каждая размером с континент. Известно несколько точек, где можно спуститься на второй уровень и не слишком сложно найти дорогу к третьему и четвертому. Единственная проблема — там очень холодно. Когда-то там жили люди, но они ушли. Большинство полагает, что они спустились вниз, спасаясь от катастрофы, уничтожившей наружную атмосферу и заморозившей верхние уровни. Это должно было случиться давным-давно, может, миллионы лет назад, но некоторые люди верят, что обитатели до сих пор живут где-то внизу, в центре. Мы здесь зарабатываем тем, что собираем оставленные ими вещи, которые в холоде отлично сохранились. Для нас это новые технологии. Институты типа КИЦ Координационно-Исследовательского Центра — пытаются воссоздать связную картину исчезнувшей цивилизации и знаний, лежащих в основе их технологий. Вот это и есть истинная причина нашего пребывания здесь.

— Поняла, — сказала она. На самом деле — нет. Она могла понять лишь мельчайшую частицу того, что здесь творилось. Я чувствовал, что мне еще много чего придется ей объяснять. Она продолжила:

— Ты много раз покидал поверхность, это я запомнила. Исследовал нижние уровни.

— Было дело.

— Это хорошо. Тогда ты сможешь давать нам советы, когда мы отправимся за андроидом.

Я давно ждал, что она это скажет. Мне бы оцепенеть от ужаса, но я лишь покачал головой.

— Это невозможно. У нас не больше шансов выследить его, чем у тетраксов. Мы должны это сделать, — настаивала она.

— Почему?

— Этого я не могу тебе сказать. Но андроида необходимо найти.

— И что вы с ним сделаете, если найдете?

— Убьем, — равнодушно произнесла она.

— Я ничего против него не имею. Ни вот столечко.

— Ты солдат Космических сил, — напомнила она в очередной раз. — Этого достаточно. Андроид должен быть уничтожен.

— Нет способа вычислить, куда он направился. Наступило секундное молчание. Затем она сказала:

— Рядовой Рассел, я имею все основания полагать, что Военно-космические силы — если это будет необходимо для нейтрализации андроида — готовы подвергнуть этот мир бомбардировке и полностью его уничтожить.

Я засомневался, все ли у нее в порядке с головой. Единственное, что в конце концов пришло мне на ум, это сказать:

— Мое имя Руссо, а не Рассел. Оно французского происхождения.

— Ты осознал всю серьезность проблемы? — торжественно спросила она.

— Разумеется, — сказал я. — Уничтожив одну гуманоидную расу, вы хотите теперь замахнуться сразу на триста, включая тетраксов. Только народу у нас будет маловато: по самым скромным подсчетам, один к миллиону. И это только по людям. А если прикинуть по мирам, кораблям и вооружению, мы вообще составим ничтожно малую величину. Послушайте, леди, если в этом мире вы хотя бы снимете с предохранителя свой пистолет-огнемет, это обернется угрозой дипломатического скандала. Если вы повторите то, что сейчас сказали мне, кому-то еще, а в особенности тетронцу, то скорее всего мигом окажетесь на борту своего корабля и будете лететь в неизвестном направлении со строжайшим приказом даже не оглядываться в эту сторону. Что вы, черт возьми, о себе воображаете?

Могу поклясться, воины перестали дышать. Они положительно были зачарованы. Я подумал, что сейчас капитан впадет в неистовство, но она оказалась не настолько сумасшедшей.

— Мои приказы, — достаточно вежливо произнесла она, — предписывают мне сделать все, что только в моей власти, ради поимки и уничтожения этого андроида. Все!

— В этом случае, — заметил я, — вам следовало бы поточнее вычислить границу, где ваша власть кончается, потому что она кончается намного ближе, чем вы себе это представляете. Вы с Земли?

— Да, — ответила она.

— Раньше вам доводилось бывать в чужих мирах?

— Несколько раз. Думаю, я поняла, куда вы клоните. Нет, рядовой Руссо, у меня нет опыта ведения дел с другими расами, за исключением врагов, которых я уже уничтожила. Мое заявление относительно того, насколько далеко могут зайти вооруженные силы, должно было показать вам важность нашей миссии. Этот андроид несет в себе угрозу будущему всей человеческой расы.

— Я-то думал, у нас с ним соотношение несколько миллионов к одному, сказал я. — Даже если он достаточно силен, чтобы уничтожить семерых головорезов Гююра одним ударом. Он что — супермен? Как я предполагаю, его собрали наши побежденные враги?

— Верно.

— Тогда логика подсказывает, что он не может быть опасен, иначе мы не выиграли бы войну, разве не так?

— Факт остается фактом, — упрямо повторила она. — У меня есть приказ убить его любой ценой. И ты сделаешь псе, что в твоих силах, чтобы я его выполнила. Ясно?

Есть существа, с которыми нельзя спорить. И не все они тетраксы.

Я уже собрался было объяснить, что какой я ни есть хороший даже в лучшие свои дни, но все равно не могу сделать невозможное, как зазвонил телефон. Я поднял трубку, связь установилась одновременно и по видео, и по аудио. На экране был вормиран.

Все вормираны для нетренированного человеческого глаза похожи друг на друга, но мне не пришлось угадывать с трех раз, чтобы определить, кто передо мной.

— Мистер Руссо? — спросил он на безобразно исковерканном пароле. — Меня зовут Амара Гююр.

Глава 12

Вежливость требовала держать взгляд поверх своего телефона, чтобы он мог видеть меня. Но я и не подумал так сделать. — Чего тебе надо? — грубо спросил я.

Он улыбнулся. Вормираны — хищные существа, неисправимо плотоядные. Мне говорили, что у них жутко воняет изо рта. Во всяком случае, у них имелись зубы, соответствующие их диете. Гююр напоминал помесь волка с крокодилом, а это не совсем гармоничное сочетание. Улыбка же была еще менее привлекательна.

— У меня есть для тебя подарок, — сообщил он.

— Оставь его себе.

— Не могу. Это твоя собственность, ты ее законный владелец, если я правильно понял последнюю волю Линдрака.

— Что за хреновину ты порешь? — воскликнул я. В переводе выражение потеряло часть своей выразительности, но суть он, похоже, уловил.

— Это маленькая вещица, которую… он оставил под мою ответственность.

С этими словами он что-то поднес к моим глазам. Черная записная книжка. Журнал Саула. В нем, как я тут же вычислил, должна содержаться запись его последнего путешествия. Это была великолепная, на двадцать четыре карата, карта сокровищ. Но почему, интересно, Амара Гююр добровольно отдавал ее мне?

— Не понимаю, — сказал я.

— Позже поймешь, — пообещал он.

— Если ты думаешь, что на эту приманку можно заманить меня в капкан, то ошибаешься.

— Нет, — ответил он. — Если хочешь, ее передадут тебе в людном месте средь бела дня. Можешь взять с собой охрану, пистолеты-огнеметы и все остальное. Я пошлю Джейсинт без оружия. Думаю, ты извинишь меня, если я не приду лично. Не хочу быть связанным с Саулом Линдраком, который умер так нелепо и некстати. Это была случайная смерть, уверяю тебя.

— Как у того слиса, — сказал я. Он опять улыбнулся.

— Приношу свои самые искренние извинения за все неудобства, которые я мог неумышленно тебе доставить. Однако ни о каком слисе я слыхом не слыхивал. Между прочим вовсе не в твоих интересах сообщать о нашей встрече миротворцам. Попадись эта книжка к ним в руки, ты никогда ее больше не увидишь. Тетраксы неисправимо честны, но четко блюдут собственную выгоду и на этот счет редко обманываются. Если хочешь узнать то, что знал Саул Линдрак, будь на площади к западу от переправы завтра в пятьдесят ноль-ноль.

— Черта с два я приду!

— Подумай хорошенько, мистер Руссо, — посоветовал тот. И отключился.

Я положил трубку на место. Как только капитан открыла рот, я поднял руку.

— Не просите меня объяснить. Я сам ни черта не понимаю. Только знаю, что Амара Гююр никогда ничего не выпускает из своих лап, разве что с летальным исходом. И никакая сила в мире не заставит меня согласиться на это предложение.

— А тебе и не надо, — сказала Сюзарма Лир. — Я пойду вместо тебя.

— Зачем?

— Потому что эта книжка может сообщить нам, куда направился андроид.

— А если так, то почему Гююр запросто нам ее отдает?

— Не знаю, — ответила она. — Но если то, что он сказал, правда, то это единственный шанс найти его.

— Поступайте как хотите, — сказал я, пожимая плечами. — Попутного вам ветра.

— Ты пойдешь со мной, — приказала она.

— Вы только что сказали, мне не обязательно! — запротестовал я.

— Я решила, что тебя лучше держать под присмотром. Если тебя оставить здесь, ты можешь потеряться. Думаю, нам лучше быть вместе, пока не появятся основания больше доверять друг другу. Завтра на площадь пойдем мы все, но забирать книжку буду я. Вряд ли Гююр попытается тебя убить. Один лишь факт, что он появился на экране и говорил с тобой, зная, что его слова могут слышать свидетели, похоже, означает, что он затеял более сложную игру. Если тебя убьют после его звонка, ему не избежать обвинения в преступлении.

Я должен признать — в словах ее был здравый смысл. Гююр неизвестно по какой причине отказался от своей обычной политики и намеренно вышел из тени. Даже с его стороны это была какая-никакая гарантия благополучного исхода. Но что он надеется таким способом выиграть? Это было страшно любопытно, и оттого, что Гююру удалось разжечь во мне такое любопытство, я чувствовал себя скверно.

— А, черт с ним, — сказал я. — Я и так уже увяз во всем этом по уши. Так и быть, положу свою глупую голову под топор рядом с вашей. Да и что, собственно, могу я иметь против жизни с опасными приключениями?

— Вот теперь, — сказала она, — ты начал говорить как боец Военно-космических сил.

Тут я не мог не вспомнить мудрые слова моего хорошего приятеля Акилы-69: когда с вами начинают соглашаться, тогда и надо беспокоиться.

Глава 13

По счастью, мне удалось воспользоваться еще одной комнатой в той же секции дома, поэтому в моей комнате спали не восемь человек. Капитан Лир настояла на том, чтобы в коридоре выставить пост: то ли чтоб не пробрались убийцы, то ли чтоб я не убежал, то ли чтоб найти хороший предлог оставить в моей комнате лишь троих. Капитан заняла мою кровать, а мне и лейтенанту Крусеро предоставила полную свободу разместиться на полу. Быть старшим по чину — в этом есть свои привилегии.

На следующее утро капитан начала готовиться к походу в холод. Ключи от вездехода Саула оказались в ящике стола, где прежде лежали мои, — прекрасный обмен, как он и обещал. Тем не менее я объяснил капитану, что ни при каких обстоятельствах один вездеход не может везти более трех человек. В конце концов убедил ее, что еще одного вездехода, пожалуй, хватит, если она оставит пару своих громил в Небесной Переправе. Когда я представил ей список необходимого оборудования, она подозрительно просмотрела его, но раз уж вы заплатили за вездеход, то какой смысл противиться покупке шести термоскафандров, полного комплекта расходных материалов и набора рабочих инструментов? Когда тетраксы приняли ее платежное поручение на адрес Военно-космических сил, мной овладели смешанные чувства. С одной стороны, я не собирался в дальнейшем присоединяться к ее компании диких гусей, а с другой если все пройдет как надо, то этот день окончится разрешением всех моих проблем с оборудованием. (Я, разумеется, предполагал, что смогу обойти такие мелкие проблемы, как контракт с Военно-космическими силами. Мирлин далеко не единственный, кто может скрыться в неизвестность, когда настанет подходящий момент.) Незадолго до полудня мы вышли в город на площади перед доком переправы. Капитан назначила Крусеро ответственным за снаряжение и взяла двух воинов охранять нас на случай неприятностей. Один из них был восточного типа по имени Халекхан, другой — неопределенного происхождения, по имени Серн. Они, как я догадался, были специалистами по рукопашному бою и знали толк в своем деле. Возможно, ничего другого они как следует делать не умели, но мастерство убивать людей тщательно в себе культивировали. Несмотря на их квалификацию, я все еще не чувствовал себя в безопасности. Амара Гююр был слишком хитер, чтобы что-то предпринимать на чужом поле.

Ожидание проходило мучительно. Любая часть Небесной Переправы выглядит точно так же, как все остальные, и даже тот факт, что площадь являлась самым большим открытым пространством под куполом, не привлекал толпы туристов. Сама переправа находилась, естественно, над куполом, и с площади был виден лишь столб, поддерживавший главную платформу. Единственное, что помогло несколько сбросить напряжение, это случай на тротуаре с капанульцем, попытавшимся сделать сразу двойной перескок. Он потерял равновесие и повалил за собой еще троих представителей разных рас, при этом уронив что-то в катковый механизм; тот застопорился, после чего сработало такое количество аварийных реле, что главные тротуары вышли из строя на полкилометра в обе стороны.

— Отлично, — прокомментировал я. — Теперь, чтобы добраться до дому, нам придется идти до следующей пересадки.

— Такое часто случается? — спросила Сюзарма Лир, изучая стальным взглядом происходящее и оценивая, какая здесь может произойти бойня.

— Раза два в день, — сказал я. — Ремонтники довели свое мастерство до уровня искусства. Через час все будет работать. Если какой-нибудь идиот не защемил руку или ногу.

Джейсинт Сьяни немного опоздала — в основном из-за транспортной аварии. В толпе, густо повалившей пешком, я не видел ее до тех пор, пока она едва на нас не наткнулась.

При остановке тротуаров пешие дорожки заполняются чрезвычайно быстро, особенно в таком месте, как площадь.

Когда китнянка подошла, капитан положила руку на рукоятку пистолета, но глаза Джейсинт были прикованы ко мне. Она приблизилась ко мне вплотную и достала из кармана жакета записную книжку.

— Вот и вы, мистер Руссо, — сказала она. — Это ваше. Насколько мы понимаем, вы единственный человек во всей Небесной Переправе, который может ею воспользоваться. Вы очень везучий человек.

Я проворно схватился за книжку, словно боялся ее выронить. Джейсинт стояла, опустив руки и не собираясь уходить.

Я наугад раскрыл книжку и пролистал несколько страниц. Тут на меня снизошло озарение, и последняя загадка получила свой ответ. Саул Линдрак вея свой журнал по-французски. Из почти трех сотен людей, живших в Небесной Переправе, очень многие знали английский, русский, японский и китайский языки. Но возьмите триста человек на выбор из всего населения Земли и ее колоний, сколько из них владеют французским? Двое. Так вот какой экспертизы хотел от меня Амара Гююр. Он замучил Саула, пытаясь заставить его говорить, но Саул не раскололся.

Я поднял глаза на Джейсинт Сьяни. Она смотрела на меня с полуулыбкой на прелестной мордашке.

— Почему? Почему вы мне ее отдаете?

— Теперь это не секрет, — сказала она. — Если б у нас было время, мы бы нашли способ извлечь информацию, но времени нет. Мы не ожидали вмешательства великана. Линдрак наверняка все ему рассказал. Очень скоро дорога к центру станет не труднее поездки по тротуару. Для нас эта книжка больше не представляет ценности, и мы решили, что она, возможно, пригодится вам. Это жест доброй воли. Извинение, если хотите.

— Ну да, конечно. На самом деле вы ожидаете, что я брошусь в погоню за Мирлином, не дожидаясь ночи. Вы упустили свой шанс выследить его, но с большими предосторожностями собираетесь выследить нас. Мы ловим Мирлина, вы ловите нас, а большой приз возьмет тот, у кого окажется больше стволов. Вот и все извинение.

— Думайте как вам угодно, — сказала она, улыбаясь во весь рот. Сделав шаг назад, она не посмотрела, куда ступает, и какой-то ноемьян в спешке налетел на нее, едва не сбив с ног. Упала она прямо на капитана, которая ее поймала и поставила на ноги. Звездный капитан действовала рефлексивно и теперь оттолкнула от себя китнянку, словно стряхивая грязь. Они еще раз обменялись взглядами, исполненными зарождающейся взаимной ненависти. Затем Джейсинт поспешно удалилась, затерявшись в толпе.

Я посмотрел на капитана, желая выяснить, поняла ли она, что сейчас произошло.

В книге, возможно, был спрятан микропередатчик, а теперь как минимум еще один посажен на капитана. Кто-кто, а я-то знал. Если Амаре Гююру приспичило, он мог отслеживать нас на поверхности дюжиной способов. Внизу — другое дело. Если там действительно существует путь вниз, то представится добрая сотня возможностей отделаться и от книжки, и от капитана. Там я буду в своей стихии, и что бы ни думали себе Амара Гююр и Сюзарма Лир, преимущество будет на моей стороне.

— О'кей, — сказал я капитану. — Эта вещица, возможно, расскажет нам, куда пошел андроид. Мы готовы выступить, как только пожелаете.

Глава 14

Из шлюза мы выехали за пять минут до того, как по расписанию тетраксов «дневное» освещение должно было смениться пониженным «ночным». Снаружи до рассвета оставалось еще двенадцать часов. Мы направились на север, через громадную плоскую равнину, окружавшую город со всех сторон. Я ехал с Серном и капитаном. Крусеро, Халекхан и человек по имени Вазари следовали за нами во втором вездеходе. Связь поддерживалась как с ними, так и с военным кораблем Сюзармы, пришвартованным в спутниковом комплексе Небесной Переправы. Во мраке ночи саму переправу не было видно.

Фары вездехода играли на однообразном, белом, безжизненно-плоском ковре. Теней не было вообще.

— Бог ты мой! — воскликнула Сюзарма Лир после часа путешествия. — Неужели здесь всюду так?

— В основном, — сказал я. — Чтобы двигаться с большой степенью точности, нужен компас. Совсем не просто искать направление на Асгарде ночью, когда небо совершенно пустое. Никаких земных ориентиров нет, а снег покрывает абсолютно все. Разумеется, здесь не так плоско, как кажется. Гор и долин нет, но есть мелкие дыры и провалы. Вы увидите их днем, когда снег растает.

Она сидела рядом со мной, глядя сквозь купол вездехода в небо.

— Оно действительно такое черное и беззвездное? — спросила она. — Или это просто облако?

— Беззвездное. Мы находимся как раз на краю рукава галактики, и в это время года ночное небо абсолютно черное. У горизонта есть несколько звезд, а над головой ничего, кроме беспредельной тьмы. Но оно не пустое — просто черное. В обычный телескоп видно несколько других галактик. Только не черную для той нужен рентгеновский.

— Какую еще черную?

Я повернул голову в ее сторону.

— Вы действительно ничего не знаете об этом мире?

— Откуда мне знать? — огрызнулась она.

— И вы никогда не слыхали про черную галактику?

— Так, краем уха, — ответила она, как бы оправдываясь.

— Это скромный член нашего семейства галактик, — сказал я. — Она удалена на сто двадцать тысяч световых лет, находится к нам ближе, чем Магелланово Облако, но не столь заметна. Мы постоянно сближаемся со скоростью примерно тридцать тысяч метров в секунду. Чтобы долететь до нас, ей потребуется более ста миллионов лет, так что нам можно не волноваться. Это неоднородное облако пыли типа облаков внутри нашей галактики, но более плотное. Повсеместно имеет очень низкую температуру, но с большими перепадами: внутри есть несколько звезд, но их свет поглощается, не достигая нас. Это наша галактика-спутник, которая в один прекрасный день поглотит большую часть этого рукава спирали. Конечно, это не означает, что Земля — или какой-то другой мир — обязательно переживут катастрофу, которая обрушилась на Асгард в глубоком и туманном прошлом.

— Что за катастрофа? — поинтересовалась она. Я вздохнул.

— Как вы уже, наверное, заметили, посмотрев на датчик давления, мы едем не в вакууме. Когда дневное тепло растопит снег, вы увидите, что поверхность Асгарда не абсолютно безжизненна. Однажды, давным-давно — даже Александр Соворов не берется судить, сколько лет назад, — на поверхности бурлила изобильная жизнь. Та жизнь, которую мы знаем, основана на знакомом процессе фотосинтеза. И атмосфера похожа на ту, которой привыкли дышать мы и многие гуманоидные расы. Кислорода в ней было полно.

Затем, по стечении космических обстоятельств, как мы предполагаем, Асгард попал в холодное облако, состоявшее по большей части из водорода, приправленного космическим мусором, кометным льдом и тому подобной дрянью. С течением времени водород начал все больше проникать в атмосферу, которая становилась холоднее. Солнце Асгарда стало странно себя вести, но людей этот факт не мог взволновать, так как процесс был малозаметным. Весь кислород из атмосферы был высосан газами облака и выпал с неба в виде легкого дождика. Предположительно, со временем атмосфера сама стала уплотняться. В течение длительного периода водород, аммиак и другие космические газы сгущались, покрывая снегом пустынную поверхность.

Несмотря на утверждение некоторых людей о преимуществах глубокой заморозки, живая система планеты неважно отреагировала на эту цепочку событий. Когда большой холод наконец закончился, мало чего осталось, чтобы привести поверхность в порядок. Спасибо, что вообще хоть что-то осталось. Благодаря тетраксам сейчас здесь цветут растения — они очень хорошо адаптировались к еженощному замерзанию, и мало-помалу решается проблема воссоздания пригодной для дыхания атмосферы. Большая часть водорода уже улетучилась обратно в космос, а уровень метана стал вполне терпимым. Через несколько тысяч лет даже меньше, если тетраксы добьются успеха в своих изысканиях, — гуманоиды опять смогут скакать по поверхности Асгарда. Но только днем. — А местные жители зарылись в сердце планеты, чтобы избежать катастрофы?

— Вот теперь, — сказал я, — вы прикоснулись к предмету спора. Я рассказал то, что нам известно. Есть, однако, и некоторые странные вещи, которых мы не понимаем. Мнения здесь различны. Во-первых, мы не знаем точно, где находился Асгард, когда все это произошло.

Не думаю, что она вообще была способна внимать с невинным удивлением. Стоило мне сообщить очередной поразительный факт, как она смотрела на меня так, словно, рассказывая ей что-то новое и непонятное, я совершал акт агрессии — разрушал ее сбалансированное понимание устройства мироздания.

— Ты имеешь в виду — это случилось не здесь? — спросила она таким тоном, словно это предположение вызывало в ней чувство брезгливости.

— Я этого не говорил Некоторые люди полагают, что произошло это здесь и планета всегда была здесь, на месте, вращаясь вокруг теперешнего солнца. Одна загвоздка — тайна исчезновения пылевого облака. Его явно нет ни здесь, ни в ближайшем межзвездном пространстве. Поэтому, если вы верите, что Асгард находится там, где он был всегда, вам придется изобретать вторичные гипотезы по поводу исчезновения облака. Все эти гипотезы зависят от решения загадки сколько лет прошло с момента катастрофы, а этого никто не знает. Пылевые облака есть лишь за несколько тысяч световых лет, но ни одного, которое бы двигалось от этой звезды таким образом, чтобы та могла некогда пройти сквозь него. Одно-два могли бы подойти при условии, что за последние несколько миллионов лет с ними произошло что-то веселенькое — но это тянет за собой новые гипотезы. Поэтому возможно — пока только возможно, — что во время катастрофы Асгард находился где-то в другом месте.

— Где? — захотелось ей узнать. Я показал пальцем вверх.

— В черной галактике?

— Это одно из наиболее вероятных мест. Если уж предполагать, что планета двигалась, то можно также предположить, что она прилетела из какого-то интересного места.

— Но ведь ты сказал, что эта галактика к нам пока только приближается.

— Так оно и есть. Гипотеза предполагает, что планета прилетела раньше. Идея заключается в том, что первоначально Асгард вращался вокруг какой-то звезды в чистой области черной галактики — на том ее краю, с которого виден Млечный Путь. Ее обитатели обнаружили, что их собирается поглотить облако и что поглощение это наступит практически навсегда. За короткий срок они поделать ничего не могли. Поэтому составили долгосрочные планы, согласно которым придали планете ускорение и вылетели из своей галактики в направлении нашей. Чтобы выжить до прибытия к месту назначения, они скрылись в глубине, ближе к центру, возможно, погрузив себя в заторможенное состояние.

— Это бред!

— Может быть, — согласился я. — Но он ничуть не хуже фокусов-покусов, необходимых для объяснения загадки прохождения через пылевое облако.

— И каким же образом могли они двигать свою планету? Ракетами?

— Нет. Посредством как-то приложенных связующих сил. В основном по варианту шнекового ускорителя.

— Но невозможно поместить предмет планетарных размеров в шнековый канал.

— Теоретически предела массы, переносимой по шнековому каналу, не существует, — сказал я. — Все упирается в количество затраченной энергии. Мы считаем экономически невыгодным строить звездолеты большего размера, чем морские суда, плавающие у нас дома по океанам, но некоторые расы строят. В общем, дешевле построить сотню кораблей по десять тонн, чем один в тысячу тонн, а взятые имеете мелкие корабли потребляют меньше энергии, чем один большой. Но если запас энергии велик, можно не Заботиться о сведении концов с концами в бюджете.

— Это нелепо! — сказала она. — Чтобы поместить планету в шнековый канал, потребуется энергия целой звезды.

— Да, маленькая звезда будет нужна, — согласился я. — И громадное количество водорода для ее подпитки. Но ведь даже мы, бедные людишки, имеем под своим контролем несколько маленьких звездочек. Повторяю, они очень малы, но они у нас есть. И нам известно, что некоторые расы пользуются искусственными солнцами.

— Ты хочешь сказать, что внутри планеты стоит гигантский ядерный реактор?

— Точно.

— И, как я понимаю, они прорыли собственную планету, чтобы сделать для него камеру. Или она уже была полая?

— Это еще один повод для дискуссий. Понимаете ли, люди, придерживающиеся теории летающей планеты, не из тех, что боятся новых больших идей. Консерваторы же утверждают, что в сердцевине Асгард — совершенно нормальная планета, и лишь у поверхности построено ограниченное число искусственных уровней. Их оппоненты дают голову на отсечение, что она целиком — артефакт, от верха до низа, и всегда такой была. Они считают, что уровни существуют на протяжении всей глубины. По их мнению, Асгард — разновидность рукодельной сферы Дайсона. Вместо того чтобы строить гигантскую сферу вокруг существующего солнца, утверждают они, строители Асгарда сделали гораздо более удобное укрытие, а затем зажгли внутри него солнце. Таким образом теряется меньше места.

— А не слишком ли жарко будет в самых нижних слоях? — спросила она.

— Жарко, как в аду, — согласился я. — Генерируется гигантское количество энергии. Но это именно то, что им нужно, чтобы двигать планету по шнековому каналу в галактическом кластере. Как вы уже заметили, превращение целой планеты в вещественную матрицу потребует колоссального количества энергии.

Она покачала головой с озлобленным удивлением.

— Неужели во всем этом есть здравый смысл? — спросила она тоном, заранее отрицающим наличие какого бы то ни было здравого смысла.

— Некоторые говорят, что есть, — заверил я ее. — Себя же я причисляю к агностикам. В конце концов нет доказательств той или иной теории — пока нет. Я предпочел бы узнать правду, какая она есть, но одни варианты этой правды гораздо удивительнее других.

— Чтобы сделать такое, — сказала капитан, — они должны были иметь технологию, намного превосходящую пашу. И как я понимаю, они ее имели, иначе здесь не копалось бы столько старателей.

— На самом деле им вовсе не требовалось слишком много дополнительных знаний. Надо было разумно применить имеющиеся. А ума им, похоже, хватило. Мы не ковыряемся здесь в поисках каких-то приборов, производящих чудеса, а только тех, которые делают знакомые вещи, но чуточку лучше, чем наши. Важные изобретения мирового значения довольно часто возникают из давно известных знаний. Древние греки могли бы строить паровые двигатели, если бы захотели или если бы стали в них нуждаться. Впервые электрическая батарея была изобретена, по-видимому, в античную эпоху, но потом забыта, потому что в ней не было особой нужды. Если бы вы побывали с визитом в родных мирах десятка гуманоидных рас, то обязательно обнаружили бы, что технологическое развитие шло у них совершенно разными путями, хотя все они обладают примерно одинаковыми знаниями о строении мироздания. Мы считаем технологию приложением знаний, но слово «приложение» стремится скрыть тот факт, что технология в первую очередь и в основной своей сути — искусство. Существует миллион способов разработать любую простую вещь, такую, как скрепка, выключатель или дверь. Люди настолько загипнотизированы традиционными способами производства вещей, что совершенно не видят десятков других путей достижения тех же целей, причем некоторые из них — лучше. История технологии вовсе не похожа на историю научной теории; если внимательно на нее посмотреть, у нее гораздо больше общих черт с историей живописи. Архитектурные школы, например, не только школы искусств, базирующиеся на эстетических условностях, но и школы технологий, различных способов сочетания целей и средств. Мы работаем на Асгарде не потому, что его обитатели знали гораздо больше нашего. Мы здесь потому, что они были совершенными художниками и их технология может рассказать нам о великом множестве способов применить те знания, которыми мы уже располагаем.

Если же мы обнаружим, что люди, построившие уровни, имели какие-то знания, которых у нас нет, это будет уже нечто другое. Тогда игра пойдет по новым правилам. Но это вовсе не обязательно, до тех пор пока мы окончательно не определимся, что же интересует нас в материалах, добытых в уровнях. Также вовсе не обязательно предполагать, что они имели превосходящие по сравнению с нашими знания, дабы оправдать их способность создать искусственную планету пусть даже такую большую — и запихнуть ее в интергалактический шнековый канал. Если все это правда, значит, Асгард достиг пункта назначения. А до того как его начало обволакивать облако, он сотни миллионов лет просуществовал в свободном пространстве. Тогда, если все это так, где же они? Почему они не выходят из укрытия? Если они действительно переместились соответственно своему замыслу, то почему до сих пор не проснулись?

Какое-то время она сидела молча, обдумывая детали этой фантастической сказки. Я видел, что, несмотря на враждебную реакцию, она захвачена магией рассказа. Так происходит со всеми. Думаю, если копнуть глубже, то окажется, что все мы здесь сидим именно поэтому.

Она повернула ко мне свои голубые глаза и впервые посмотрела не так, как смотрит змея, гипнотизирующая мышь.

— Возможно, — сказала она, — их искусственное солнце до сих пор работает. А вдруг облако заморозило не только верхние уровни. Возможно, холод проник до самого дна.

— До сегодняшнего дня я всегда допускал такую возможность. Никогда не хотел в нее верить, но не сбрасывал со счетов. Однако теперь я знаю, что это не так.

— Откуда? — спросила она, хотя могла бы сама догадаться, если бы потрудилась хоть чуть-чуть задуматься.

Я щелкнул по журналу Саула Линдрака, лежавшему на полке приборной панели.

— Солнце, протащившее Асгард через шнековый канал, могло исчезнуть, но внутри есть ядерные реакторы, которые работают до сих пор. Там внизу есть тепло и жизнь — но не совсем такие, какие мы ожидали обнаружить.

Глава 15

Глаза ее сощурились, и она произнесла:

— Что точно содержится в этой книжке?

— Путевой дневник последнего путешествия Саула, — нарочито грубо ответил я.

— Когда я говорю «точно», — произнесла она каменным голосом, — это означает «точно».

— Давайте договоримся, — предложил я. — Вы мне говорите, почему вам так чертовски необходимо отловить Мирлина, а я рассказываю, что в книжке.

— Ни о чем договариваться я не собираюсь, — сказала она. — Твое дело выполнять приказания. Я приказываю тебе рассказать, что в книжке.

Тут я подумал, не встать ли мне в позу. Что она тогда будет делать проведет трибунал и расстреляет меня за нарушение субординации? Однако я решил быть великодушным. Вести личную войну в холоде — занятие неблагодарное: неприятностей там хватит и без того.

— Саул обнаружил некую шахту, — сказал я. — Он спустился на дно. Там он остался без оборудования и не смог продолжить путь, но ему удалось просверлить в стене смотровой канал. На другом конце были свет и жизнь. Температура — выше точки замерзания. Он видел растения, каких-то насекомых, но дальше — ничего, потому что обзор был закрыт. И никаких свежих следов присутствия людей. Все, что не было сделано из камня, превратилось в труху.

— Так, значит, Мирлин направился именно туда?

— У него есть с собой бурильное оборудование, — сказал я. — Они заказывали его по моему телефону. Если только он найдет спуск в шахту, в его распоряжении для укрытия будет целый мир. Даже нам это будет сделать не просто, а ведь у нас в руках подробные письменные инструкции. Сначала ему надо будет спуститься на четвертый уровень, а затем совершить большой марш-бросок через холод. Опыта поведения в таких условиях у него нет, а полагаться ему придется на устный рассказ умирающего человека. Возможно, он даже не успел ничего рассказать. Но если все-таки успел, то Мирлин, вероятно, сможет найти более глубокую шахту, которая приведет его еще ниже. Для света и тепла нужна энергия, а значит, где-то глубоко внизу до сих пор работают машины, в которых есть реактор. Это предполагает наличие людей. Если так, то период ползания под кожей Асгарда закончен, и мы сможем разрешить все загадки, о которых я нам рассказывал.

— Это могут быть не люди, — сказала она. — То есть не гуманоиды.

— Все вещицы, которые мы нарыли в верхних слоях, предназначены для использования существами, очень похожими на нас. Несомненно, они гуманоиды. Некоторые люди с богатой фантазией полагают, что они-то и есть истинные гуманоиды.

— Не поняла.

— В известной нам части галактики проживает почти тысяча гуманоидных рас. Все они выходцы из миров земного типа и имеют основательное сходство по физическому и химическому строению. Большинство теоретиков уверены, что это результат схожей эволюции, то есть что нуклеиновые кислоты — единственный тип молекул, который может существовать в репродуктивных системах, и что эволюционные последовательности, всех нас создавшие, имеют некую внутреннюю общую предопределенность, поэтому различаются лишь в деталях. Спорят о том, является ли существо нашего типа единственным носителем такого интеллекта. Встреченные нами негуманоидные расы по-своему похожи Друг на друга и происходят из миров со схожими условиями, но совершенно отличными от земных. Меньшее количество ученых утверждает, что все гуманоидные расы похожи потому, что имели одного общего предка — то есть что жизнь на планеты потенциально земного типа была занесена из одного независимого источника. Кое-кто спорит, что основные химические системы, необходимые для зарождения жизни, присутствуют в межзвездных пылевых облаках и что таким образом они засевают все мало-мальски подходящие миры одинаковым изначальным материалом. Другие утверждают, что посев производился целенаправленно некими разумными существами, которые решили продублировать свой эволюционный процесс. А так как никто не знает, откуда пришел Асгард и сколько он здесь находится, то вполне может оказаться, что он и есть дом всех протогуманоидов. — Сдается мне, сказала звездный капитан, — что люди готовы цепляться за любую чепуху, которая только придет им в голову. Все это — голые фантазии.

— Абсолютно точно, — ответил я. — Центр Асгарда — лучшее место для приложения фантазии и вообще всякой мифологии. Пока никто не знает, что там есть в действительности, можно говорить все что угодно. В каком-то смысле это главная притягательная сила. Есть даже резон считать наши поиски технических диковинок в холоде лишь разумным прикрытием того, чем мы в действительности здесь занимаемся. Таинственное любят все. Люди называют эту планету Асгардом потому, что это имя является эквивалентом того, которое дали тетраксы. Асгард был обиталищем скандинавских богов, но тетронское слово не подразумевает понятия "жилище богов", а скорее — "средоточие таинственного", где слово «таинственное» употреблено в метафизическом смысле. Большинство людей горят желанием проникнуть в сердце планеты так глубоко, как это только возможно. Они наполовину верят — там действительно можно отыскать нечто выходящее за рамки вселенских амбиций, что позволит увидеть под новым углом всю систему строения вселенной. Хотя миллионы других проектов на тысячах других миров, вероятно, имеют не меньшее значение для тех, кто ими занимается. С тех самых пор как мы перестали верить в Бога, мы все ищем и ищем ему замену.

— Сдается мне, — произнесла Сюзарма Лир, несомненно, занимавшая последнюю строку в списке великих романтиков, — что все вы здесь рехнулись.

— Возможно, — согласился я.

— До тех пор пока ты не прочитал записную книжку, у тебя не было оснований полагать, что существуют слои ниже тех, в которые ты уже проникал. Даже теперь их может оказаться всего десять или двадцать. Там вообще может быть одна-единственная глубокая пещера. А весь этот треп о солнце в центре планеты и о расе, создавшей всех гуманоидов нашей галактики, просто сказки для маленьких детей.

— Очень может быть, — бодро согласился я.

— Ты ведь сам в них не веришь, — тоном судебного обвинителя бросила она мне. — Ни в одну из них.

— Это не вопрос веры. Это лишь предположения. Полет вольной фантазии. Но к фантазиям нужно относиться уважительно. Они заслуживают серьезного к себе отношения. Возможно, это единственное, к чему следует серьезно относиться.

— Тогда я повторю: ты рехнулся.

— Сказать по правде, — ответил я, — вы тоже не производите впечатления абсолютно психически нормального человека. Эта маниакальная погоня за андроидом имеет не слишком здоровый оттенок, а секретность причин, ее вызвавших, и вовсе отдает паранойей. Что такого он совершил?

Она отвернулась, устремив взгляд в ночную темноту.

— Он… оно… он ничего не совершил, — сказала она потухшим голосом. — Но он может совершить, если представится возможность.

Я не мог отделаться от чувства, что это заявление говорит гораздо больше о ней самой, чем об андроиде. Мне показалось, что она приговорила себя к какому-то странному наказанию. Один Бог ведает — за что.

Для меня это оставалось тайной.

Глава 16

Взошло солнце. Я все еще сидел за рулем. Капитан пошла отдохнуть. Ее место занял Серн и теперь готовился сменить меня у руля.

Солнечный диск показался из-за горизонта медленно растущим желтым полукружием справа по курсу. Небосвод уже некоторое время серебристо светился, но тут было совсем другое.

Солнечный свет потоком разлился по равнине. Небо поменяло цвет с интенсивно-черного на глубокий голубой, не замутненный ни малейшим признаком облачка.

Серн приложил ладонь к глазам и попытался всмотреться в это сияние, чтобы увидеть, как его буйный огненный разлив выше переходит в небесную синь, но не выдержал яркости.

Из подсумка рядом с креслом я достал две пары темных очков и вручил ему одну.

— Не смотри туда прямо. Ослепнешь.

— Какое оно большое, — прошептал он.

— Больше, чем звезда Земли, — подтвердил я. — Да к тому же Асгард ближе к ней. Но это отчасти оптическая иллюзия, вызванная отражением от снега и тем, что встает оно очень медленно. Ведь Асгард вращается еле-еле. Дождись заката, когда в воздухе будет больше водяных паров, и весь мир на час превратится в кровавый океан.

Он оглядел сверкающую равнину, впервые в жизни видя ее. Она по-прежнему была абсолютно однообразной и останется такой, пока снег не растает и не обнажит провалы и растительность. Для него это было неестественно — он привык к деревьям, холмам и всем прочим вещам, разнообразящим пейзаж и позволяющим видеть все в перспективе. Здесь никаких ориентиров не было, и расстояния теряли свою определенность. Казалось, мы движемся в преддверие ада.

Я вызвал по рации второй вездеход и сказал, чтобы Крусеро надел очки. Он доложил, что все в порядке, никак не прокомментировав красоту восхода.

— Может, наш капитан захочет на это посмотреть? — спросил я Серна.

Он лишь покачал головой.

— Думаю, она спит. Не стоит будить звездного капитана только для того, чтобы показать ей, какой здесь красивый рассвет.

Я пожал плечами.

— Давно ты с ней служишь? — спросил я.

— Какое-то время, — неохотно отозвался он. — Мы долго летели, пока наконец не приземлились, и все началось.

— Ты входил в силы вторжения?

— Это не было настоящим вторжением. Мы как следует разбомбили саламандров из космоса — война в системе шла целый месяц. Для окончательной чистки мы высадились только по окончании бомбардировки. Там мало что осталось.

— Значит, вы прибыли на Асгард прямиком с поля боя?

— Это так, — подтвердил он. — Есть еще дельце. Надо псе подчистить до конца.

— Почему вам так важно поймать этого андроида? Лицо его, очевидно, никогда не меняло своего выражения. Говорил он низким бесцветным голосом, а глаза все время бегали. Сейчас он, наверное, впервые посмотрел на меня из-за защитного экрана очков. — Он опасен, — последовал лаконичный ответ. У меня создалось впечатление, что дальнейшая настойчивость с моей стороны может натолкнуться на весьма недоброжелательный прием. Я умолк. Удивительно, но он продолжил:

— Если капитан захочет, чтобы ты знал, она сама все расскажет. И не пытайся давить.

— Да, — сказал я. — Действует она так, словно в прошлом ей много чего пришлось вынести.

— Ты даже понятия не имеешь, что говоришь, — внезапно сказал он едва ли не угрожающим тоном. — Не суй свой нос ни в ее дела, ни в чьи-то еще. Тоже мне, умник нашелся.

Я не стал отвечать. Да и сказать особо было нечего. Но все же существовал какой-то камень, который он хотел снять со своей груди.

— Думаю, ты должен знать, — произнес он уже значительно мягче, — что если из-за твоих действий что-нибудь случится с капитаном, ты — покойник.

Произнеся это, он вновь уставился в окно. Интересно, подумал я, сколько еще сумасшедших принимает участие в этой экспедиции. В преданности Серна своему старшему офицеру проглядывало нечто большее, чем уважение к воинской дисциплине. И нетрудно было заметить — что именно. На борту корабля, доставившего Сюзарму Лир на Асгард, было примерно одинаковое количество мужчин и женщин, но в регулярных войсках вряд ли служило много женщин. Капитан Военно-космических сил Лир представляла собой специфическое исключение — а о ком еще мечтать Серну и его товарищам, когда они ухлестывают за работницами техслужб или уходят на задание? Рядовые не могут ухаживать за капитаном, но они могут мечтать.

— Ты с Земли? — спросил я, ощущая, что наши отношения неплохо бы перевести в более дружеское русло.

— Из космоса, — коротко ответил он. — Родился на поясе.

— Я тоже родился на поясе. Мой отец, выходец из Канады, отправился в космос строить корабли. В конце концов он оказался в составе дипломатической миссии, полетевшей налаживать отношения с тетраксами. Пока мы были в команде корабля, нам немного довелось узнать о тетраксах. Вот там-то я впервые и услыхал об Асгарде. А сюда прилетел с тремя ребятами десять лет назад. Остальные уже умерли. Они погибли в катастрофе на темной стороне. Меня с ними не было — я тогда держал лавочку в Небесной Переправе. После этого я чуть было не бросил все и не улетел домой, но почему-то пропускал все корабли, летящие на Землю.

— Ты и войну пропустил, — сказал он. Голос его был ровный, но за словами скрывалось осуждение — Да, — устало произнес я. — Войну я пропустил. После некоторой паузы он сказал:

— До Земли они не добрались. Пояс не так-то легко разбить. В нем, должно быть, больше миллиона человек. И черт знает, сколько погибло. Все, кого я знал вне армии.

— Сожалею.

— Ублюдки за это заплатили, — заверил меня он. — Мы уничтожили их почти всех до одного.

— Я слыхал, — сухо произнес я.

— А ты, может, считаешь, что мы не должны были? Я пожал плечами.

— Я не знаю, ни как, ни почему началась война.

— И тебя это не волнует?

— Волнует.

Он нарочито отвернулся, глядя вдаль сверкающей равнины, словно что-то там потерял. Мне показалось, что он уже потерял самого себя. Думаю, он тоже это ощущал.

Глава 17

Прежде чем отправиться в чрево вездехода спать, я дал Серну подробную инструкцию, как пользоваться навигационным оборудованием и картой водных течений. Я доверил ему управление без особого энтузиазма, но полагал, что под зорким оком капитана ошибок он ia наделает. В ее компетентности я был уверен.

Основная идея состояла в том, чтобы постоянно продолжать движение в надежде перехватить Мирлина еще до того, как он найдет точку, где Саул ушел под землю. У него был солидный запас времени, но ведь ему надо было спать и есть. Что произойдет, если нам удастся настигнуть его наверху, я не представлял, но в одном был уверен: разворачиваться и ехать домой после того, как Военно-космические силы его отловят, я не собирался. У меня было твердое намерение пройти по всему маршруту Линдрака до конца, независимо от того, рассердит это звездного капитана или нет.

Когда я опять проснулся, солнце уже поднялось над восточным горизонтом, словно собираясь в любой момент обрушиться нам на головы и спалить дотла. Снег пока не проявлял желания таять — всю солнечную энергию он отражал, поглощая лишь малую ее часть. Под воздействием светового потока верхняя часть купола кабины стала темной и дымчатой, но очки все равно приходилось надевать.

Когда Серн побрел к койке, я занял пассажирское кресло рядом с капитаном.

— Что-нибудь произошло? — спросил я ее.

— Есть сообщение с корабля. Спустя несколько часов после того, как мы покинули город, через тот же шлюз выехал караван вездеходов. Они следуют нашим курсом прямо как стрела.

— Это меня не удивляет.

— И что нам теперь делать?

— Ничего. Во всяком случае, пока не спустимся под землю. А там посмотрим, как избавиться от жучков, которые они понавешали, чтобы выследить нас. Пусть некоторое время думают, что мы находимся там, где им надо.

— Есть альтернатива, — сказала она.

— Попытайтесь меня удивить.

— Мой корабль оснащен ракетами орбита — земля. Мы можем покончить с ними одним ударом.

— Не думаю, что это понравится тетраксам, — мягко произнес я. — Они наверняка расценят это как акт варварства. Помните — война уже окончилась. Нельзя проводить остаток своих дней, расстреливая чужие планеты.

— А что они могут сделать? — спросила она, на какое-то мгновение убрав руки с руля. — Попытаются взять вооруженный корабль? Какими силами?

Я медленно покачал головой.

— Даже если они вообще ничего не предпримут, отношения между нашими двумя расами будут испорчены на целое столетие, — подчеркнул я. — Хотя на самом деле я полагаю, что они без особого труда сумеют вырвать у вашего корабля зубы. Вы окажетесь в том же самом положении, из которого вытащили меня, а вместе с вами и половина вашего экипажа. Тетраксы в драку не полезут, но они не любят людей, которые пытаются с ними воевать. Если уж нам придется сражаться с Амарой Гююром, лучше сделать это по-тихому, внизу, в холоде. Осторожность принесет свои плоды, можете мне поверить.

Она пожала широкими плечами.

— Хорошо. Сделаем по-твоему. Но ни один вшивый гангстер не помешает нам выполнить нашу задачу. Если ему пришло в голову затеять драку с Военно-космическими силами, то он еще пожалеет об этом.

Знать это было приятно. Так полагал я, несмотря ни на что.

Я предложил принести ей что-нибудь поесть, но она отказалась. Тогда я решил подкрепиться сам и принялся медленно жевать свой завтрак.

— Эй, — сказала она, когда я закончил. — Как далеко, по-твоему, еще нам до места?

— Саул об этом не сообщает, — ответил я. — Однако не беспокойтесь — до самого ядра нам лезть не придется. У нас нет такой длинной веревки.

— А сколько там может быть слоев?

— Радиус планеты порядка десяти тысяч километров, — сказал я. — Если он на самом деле состоит из полых слоев, то их может быть от пятидесяти до ста тысяч. Пока этого никто не знает. Нам известна только средняя плотность планеты, которая составляет чуть больше трех с половиной граммов на кубический сантиметр. Разумеется, это больше, чем у Земли, хотя сила тяжести на поверхности примерно та же. У нас нет сведений, является ли эта плотность монолитной до самого низа, хотя, конечно, наиболее вероятно, что нет.

Она некоторое время сидела молча, а затем сказала:

— Если радиус этой планеты в полтора раза больше Земли, значит, поверхность больше минимум вдвое. Если внутри существует только пятьдесят уровней, причем каждый по площади не более половины поверхности планеты, значит, там содержится по меньшей мере пятьдесят миров размером с Землю.

— Это точно, — согласился я.

— Сколько людей могло потребоваться на создание такого объекта?

— Много. Если они все еще живут там, внизу, то у них должно быть довольно тесно. Убравшись с поверхности и только верхних четырех уровней, они оставили территорию, в семь-восемь раз больше земной. Их может быть около миллиарда. Именно поэтому они, возможно, пропустили через шнековую свертку всю свою планету — если действительно пришли из черной галактики, вместо того чтобы отправлять население на мелких кораблях.

Она опять замолчала, обдумывая сказанное. Я знал, что с того самого момента, когда стала прикидывать цифры, она подпадала под власть мистической тайны Асгарда. Теперь до нее стало доходить, сколько уровней может скрываться под поверхностью.

— В Небесной Переправе есть саламандры? — неожиданно спросила она.

— Я даже не знаю, на что они похожи. Это народ, с которым мы воевали, да?

— Да.

— А зачем вам это понадобилось?

Я хотел было добавить в свой комментарий каплю сарказма относительно охоты за ними до последнего представителя, но решил, что лучше не стоит.

— Мне интересно знать, почему андроид прибыл именно сюда.

— Саламандры должны были знать об Асгарде, даже если ни один из них здесь не побывал, — заметил я. — Они должны были установить контакт с тетраксами, как сделали это мы.

— А вдруг он решил, что здесь самое подходящее место, чтобы спрятаться, сказала она.

— Возможно, — эхом отозвался я. — Где еще можно заполучить пятьдесят миров по цене одного? Это лучшее место в галактике, чтобы затеряться.

Я не стал добавлять, что если таково его решение, то нам его никогда не найти. Последнее место, куда он мог направиться, это то, о котором рассказал ему Саул, если только он не пришел к выводу, что единственный для него путь найти дорогу к уровням, где есть жизнь и пригодный для дыхания воздух. Ничего этого вслух я высказывать не стал, ибо решил — пусть лучше она говорит дальше.

— С другой стороны, — сказала Сюзарма Лир, — он, возможно, что-то ищет, "А разве мы — нет?" — подумал я про себя.

— Скажи-ка, — задумчиво произнесла она, — знают ли тетраксы, как клонировать других гуманоидов? Смогут ли они сделать сотню копий этого андроида, если он их уговорит?

— Думаю, смогут, — ответил я. — Самих себя они определенно клонировать умеют. Вы полагаете, он хочет превратить себя в армию суперменов? Чтобы беспощадно отомстить людям за саламандров, которые его создали? Не думаю, что тетраксы согласятся в этом участвовать. Я даже уверен, что ни в коем случае не будут.

Она внимательно посмотрела на меня из-под темных стекол очков, и трудно было понять, о чем говорили сейчас ее глаза.

— Его надо убить, — произнесла она. — Я хочу, чтобы ты это понял. Его непременно надо убить.

— Разумеется, — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Это я понял. Единственное, чего я не понял, так это что он может сделать в одиночку против всей нашей проклятой человеческой расы?

Однако на этот раз молчание ее было своеобразным отступлением — бегством в какие-то глубины собственного сознания, где она могла сидеть, мирно зализывая старые душевные раны.

Как я догадываюсь, участие в убийстве целого мира не может не оставить в вашей памяти плохие воспоминания. По крайней мере какая-то ее часть все еще находилась в состоянии шока.

Глава 18

Два дня напролет нам пришлось ехать в восточном направлении, чтобы обогнуть юго-восточный рукав одного из самых крупных морей северного полушария. Лед едва начал таять, и айсберги дыбились вдоль горизонта, как ряды оскаленных зубов, посверкивая там, где на них падали солнечные лучи. Какое-то время искрящаяся игра света на льдинах послужила приятным контрастом однообразию равнины, но по-своему была тоже однообразна.

— Неужели все здесь такое чертовски плоское? — прорычал Серн в один из редко посещавших его моментов общительности, когда мы сидели вдвоем в кабине.

— По большей части, — сказал я. — Моря очень мелкие, а о горах и говорить не приходится. Это не Земля с ее тектоническими платформами, громоздящимися друг на друга, от чего вздымаются горные хребты и начинают действовать вулканы. Эта поверхность сделана искусственно. Городов на ней также нет. Тетраксы нашли несколько скоплений, похожих на здания, разбросанных там и сям, но никаких городов-призраков, древних храмов и пирамид. Выглядят они так, словно люди в них работали, но не жили. Когда они ушли, то, очевидно, забрали с собой все, что смогли унести, — по крайней мере техники здесь осталось куда меньше, чем в подземных уровнях.

Большинство полагает, что жители спустились в глубину задолго до того, как опустели верхние уровни. Поверхность они, должно быть, использовали для выращивания урожаев, но палеобиологи из КИЦ, работающие над семенами и микроископаемыми, не обнаружили явных признаков упорядоченной сельскохозяйственной деятельности. Есть предположение, что этот уровень просто служил всей планете крышей и они оставили его выполнять лишь защитные функции. В лучшем случае это была крыша-сад. Море на ней явно могло служить лишь резервуаром для воды или озером, но в КИЦ полагают, что это просто лужа, где вода скопилась сама по себе. Скоро мы проедем мимо станции КИЦ, и это развеет скуку.

— А там, куда мы едем, тоже есть какой-нибудь купол? — спросил он.

— Вряд ли, — ответил я. — Люди из КИЦ очень щепетильны в этих вопросах. Они не позволят ребятам вроде нас с тобой пользоваться их маршрутами вниз. Они даже не предложат нам чашки чаю, если мы к ним постучимся. Так гордятся своей принадлежностью к организации, где вместе работают сотни разумных существ, что обособленность их достигла степени паранойи. Люди, подобные мне, ищут свои собственные пути на первый уровень, а сейчас мы воспользуемся лазом Саула.

Серн прильнул к окну, уставившись сначала на угрюмые серые волны, слабо накатывающие на бесплодный берег, затем в глубь суши — на пустынную, в туманной дымке, однообразную равнину, окрашенную, насколько хватало глаз, в монотонный бледно-серый цвет без единого зеленого пятнышка. Даже по нетребовательным стандартам обычного пейзажа на Асгарде место это выглядело исключительно уныло.

— И как вы, черт возьми, узнаете, где копать? — кисло спросил Серн.

— Мы не копаем, — пояснил я. — На поверхности есть участки, откуда вымело почву миллионы лет назад, — громадные пустыни, выщербленные метеоритной пылью. Там мы находим лестничные люки, которыми раньше пользовались жители пещер. Это непросто, потому что в таких местах присутствует разве что трещина толщиной в волос да практически стертая маркировка — ни ручек, ни петель, однако найти все же можно.

— И ты находил?

— Именно так. Каждая пещерная система на первом уровне напоминает лепестки цветка, тянущиеся из одного относительно небольшого центра. Разумеется, все системы, возможно, соединены более мелкими туннелями, но большие открытые пространства — бывшие фермы — формируют именно такую конфигурацию. Центр системы лежит далеко на севере. Там КИЦ поставил свой купол, но тот, который мы скоро проедем, расположен на рукаве, тянущемся к экватору. Тетраксы здесь уже достаточно давно, они начали понимать схему, которой следовали архитекторы пещер, а большое количество люков расположено в определенном порядке. Лаз Саула находится примерно в том же месте на следующем рукаве, что и тот, под куполом, который мы проезжаем. Чтобы его найти, потребовалось время — непросто искать круг радиусом в несколько метров на площади в несколько сотен квадратных миль — но откуда начинать, он знал.

— Думаешь, у нас будут проблемы с его поиском?

— Не слишком много. В книжке даны координаты с точностью до нескольких сотен метров — к лазу нас выведет спутник. Если повезет, мы можем обнаружить следы вездехода Саула, но если их уничтожило снегом, я все равно смогу найти пробку, которую он вставил в просверленную им дыру.

Сказать по правде, я молился, чтобы погода была как можно хуже: пиратской команде Амары Гююра будет не так просто следовать нам в кильватер. Если хотя бы один из его вездеходов увязнет, это внесет существенное изменение в расклад сил. Мы не можем от них оторваться, пока не доберемся до входа, но некоторая поправка в соотношении сил может оказаться весьма кстати там, внизу. Я все еще надеялся выйти из этой заварухи живым, если, конечно, повезет. Плохая погода может быть одним из подарков, которые судьба пошлет нам в пути.

— На какой тяге работают сани? — спросил Серн. Я рассмеялся:

— На мускульной.

— Господи! — воскликнул он. — Не хочешь ли ты сказать, что ничего лучше нельзя придумать?

— Там, куда мы направляемся, будет очень холодно. На третьем и четвертом уровнях, где в лучшем случае температура составляет несколько градусов по Кельвину, машины отказываются работать. Атмосферное давление крайне слабое большинство известных нам газов кристаллизуется и выпадает в виде снега. Но это совсем не то, что в космосе. Твои подошвы и перчатки каждый раз, когда ты чего-либо касаешься, входят в контакт с более холодными материалами, чем во внутренних пространствах любой солнечной системы, и уж куда холоднее корпуса корабля. Колесные тележки бесполезны. КИЦ иногда пользуется левитаторными платформами, но в узких коридорах им не пройти, и даже эти платформы при остановке садятся на землю, а это значит, что им придется выпускать какую-то подушку при каждом торможении. Далеко на них не уедешь, зато они позволяют поддерживать темп проходки со скоростью улитки.

Если вы хотите действительно продвигаться на нижних уровнях, остается положиться только на две ноги и полированные салазки. Но даже здесь могут возникнуть трудности, если те, кто делал ваши ботинки и перчатки, соврали относительно их надежности.

Эти новости Серну, похоже, не слишком понравились, тем более удовольствие, с каким я расписывал предстоящие трудности.

— Сколько нам предстоит пробыть внизу? — спросил он.

— Ни минутой больше, чем потребуется, — заверил я его. — До интересных мест я собираюсь добраться так быстро, как позволит моя походка. Если ничего плохого не произойдет, то в холоде мы пробудем лишь несколько дней.

— А потом?

— Газовые пакеты будут обновлять воздух в течение тридцати дней. Сам скафандр рециркулирует всю воду, выделяемую организмом, и введенные углеводороды — это позволит нам идти до тех пор, пока не начнет ухудшаться качество воздуха, но вес мы будем терять, а пищеварительные отходы будут выводиться. Надеюсь, ты привычен к таким побочным эффектам.

Он уныло посмотрел на меня. Мне не хотелось расспрашивать его, какой максимальный срок доводилось ему проводить в скафандре жизнеобеспечения — тот вряд ли был на уровне моего, — но в моем послужном списке не значились армии инопланетян, пытавшихся взорвать, поджарить или испарить меня.

— Полагаю, у тебя уже есть опыт обращения со скафандрами и газовыми пакетами, — кротко произнес я.

— Тяжелыми скафандрами мы пользовались только в безвоздушном пространстве, — безразлично ответил он. — Большинство настоящих боев проводилось на поверхности. Температура, как правило, была нормальной, а воздух пригодным для дыхания — если не считать того, что саламандры вовсю использовали биотехнологическое оружие. Вироиды, нейротоксинные бактерии и тому подобное… Все, разумеется, настроенное против человека. В основном мы носили тонкие стерильные костюмы, похожие на всем известные пластиковые сумки, которые не сильно стесняли движения. Еще было микрокапиллярное белье, собиравшее пот. Прежде чем его надеть, приходилось выбривать все волосы… Нам давали мазь, предотвращавшую рост волос, но от чесотки она не помогала. Через пять-шесть дней миссии я почувствовал, что мое тело распухло. И не почешешься… то есть нормально не почешешься.

Мы привыкли ходить крадучись под голубым небом, которое можно встретить на любой подходящей планете, или под звездами, когда вокруг много всякой красивой зелени, иногда города, не важно — чьи… Но воздух вокруг всегда был наполнен такой гадостью, что стоит один раз вдохнуть, и ты уже сплошной гангренозный комок. Даже когда воздух был чист, все равно приходилось носить костюмы… на всякий случай. Мы полагались на машины жизнеобеспечения, висевшие у нас на спине. Костюмы были практически непробиваемые… их не порвешь, что бы ты с ними ни делал… Но я почему-то никогда не любил ни до чего в них дотрагиваться, а то уколешь палец и сдохнешь, крича от боли.

Заплечный аппарат мне тоже никогда не нравился. Его не видно, до него не дотянешься… но моей химией он управлял, как маленький бог. Иногда он казался также далеко, как корабль или звезды в небе.

Если б он удосужился замолчать, я бы сказал ему, что вполне понимаю, как он себя чувствовал. Но он все бубнил и бубнил, убежденный, что я этого не знаю. Такова была разновидность его паранойи.

— Здесь все будет не так, — сказал я. — У громил Амары Гююра будут добрые старые ружья, и у вашего приятеля андроида — тоже. Но даже в этом случае там, в холоде, достаточно одного попадания, и ты — покойник. Еще глубже, там, где Саул обнаружил жизнь, мы, возможно, переживем одну или две раны… но тогда останемся там, как в капкане, навсегда. Изнутри запросить помощь по радио будет невозможно.

— Об этом не волнуйся, — сказал он. — Когда дело дойдет до стрельбы, мы им покажем, а ты пока не назвал ничего, что могло бы замедлить наш ход.

Я хотел спросить его, не страдает ли он клаустрофобией. Там, внизу, будет много открытых пространств, но придется идти также и по узким коридорам настоящим кротовым норам, совершенно не похожим на те, которые наши звездолеты оставляют в подпространстве, перекочевывая из одной точки космоса в другую. Чем больше я приглядывался к капитану и ее бравым парням, тем больше росла во мне уверенность, что они сумеют вести себя разумно даже в условиях, которые для них абсолютная terra incognita. Может быть, все они и сумасшедшие, но ребята крепкие — сомнений нет.

— Если на войне было так плохо, как ты говоришь, — заметил я, — то, по-моему, вам следовало после окончания направиться прямиком домой. Зачем было тащиться сюда?

Едва приоткрытыми губами он произнес:

— Она не окончена.

— Нет? — скептически спросил я. — Не ты ли сказал, что из всей той гуманоидной расы остался один паршивый андроид?

"Точно, особенная паранойя!" — подумал я, когда тот отвернулся.

Он тихо сказал:

— Надо довести дело до конца. Это необходимо.

— Ну хорошо, может быть, и так. Это ваши дела, и вы, похоже, не собираетесь меня в них посвящать. Но тут есть и оборотная сторона, и мне очень хотелось бы заставить капитана взглянуть на все это немного иначе. То, что делается сейчас на Асгарде, не менее важно для будущего всей человеческой расы, чем выигранная вами война, — да и для всего галактического сообщества в целом. Асгард неизмеримо более важнее.

Он в упор посмотрел на меня своими белесыми глазами.

— Послушай, — сказал я, — капитан уже вычислила, что если там есть хотя бы пятьдесят уровней, то общая их площадь будет в сто раз превышать площадь поверхности Земли. Если же, как это представляется возможным, все тело планеты — искусственное сооружение, — то там может быть и десять тысяч уровней, что эквивалентно пятнадцати — двадцати тысячам миров… и сотням тысяч населенных мест. Внутри Асгарда может жить больше гуманоидных рас, чем во всех естественных мирах галактики. Кто знает? Тетраксы пытаются приоткрыть крышку этой гигантской консервной банки с червями уже черт знает как давно, а теперь и мы собираемся сделать это. Ты, да я, да наша белокурая бомба! Неужели, черт возьми, ты никак не поймешь, о чем я тебе толкую?

— Не дави мне на мозги, Руссо, — мягко произнес он. — Я такой же уроженец пояса, как и ты. Я действительно ни хрена не знаю об этом месте. Но я не дурак, а капитан и подавно. Если мы найдем внизу что-то полезное для человеческой расы, мы сделаем то, что нужно. После поимки андроида разберемся, чем дальше заняться подолгу службы. Но, честно говоря, то, что я увидел в этом мире, и то, что ты рассказал мне о подземных уровнях, не наполняет меня энтузиазмом.

Он попросил меня — скорее приказал — не давить ему на мозги, и я не стал. Но подумал, что передо мной человек с напрочь покинувшим его воображением. С его точки зрения, то была война людей против саламандров за контроль над кусочком пространства, а весь великий космос с тысячами гуманоидных цивилизаций был для него меньше чем ничего. В голове его могла отложиться мысль, что Асгард представляет какую-то ценность в политическом контексте, но в чем здесь загадка, он действительно понятия не имел. Он явно не понимал и того, что, разрешив эту загадку, мы сможем точно определить, каково наше место — "гомо сапиенс" и всех остальных гуманоидных рас — в величайшей из всех сущих — космической табели о рангах.

Его нисколько не интересовала тайна нашего происхождения или, возможное развитие неминуемого будущего.

А меня интересовала.

Человеком увлекающимся меня назвать никак нельзя. Я — холоднокровная рыба, довольная компанией с самим собой и удовлетворенная каждым прожитым днем в этой новее не дружелюбной вселенной. Личные взаимоотношения — не моя стихия. Но кое-что меня действительно интересует: эти самые что ни на есть глубокие вопросы.

Мне было небезразлично, что находится в центре Асгарда, хотя почему, я не мог объяснить человеку типа Серна. Я хотел знать, кто построил Асгард и зачем; откуда он пришел и куда пойдет дальше. Я хотел знать, не из одной ли колыбели вышли все гуманоидные расы галактики; а если да, то из чьей и почему. Я хотел знать, кем был, потому что, несмотря на слова Серна, я был не просто уроженцем пояса пли даже человеческим существом, но гражданином вечности и бесконечности, со свидетельством о рождении, записанным в ДНК моих хромосом.

Вот поэтому, при полном уважении к моему новому командиру и звездным воинам-однополчанам, в сердце своем я никак не мог найти места для беспокойства о каком-то жалком андроиде и их глупой паранойе.

Я был на пути к центру вселенной и разрешению моей личной борьбы с глубочайшими вопросами.

Случилось так, что путешествие это пошло более окольным путем, чем мне хотелось бы, но не все ли равно?

Глава 19

Мало-помалу самая скучная часть путешествия подошла к концу.

На душе у меня от этого стало гораздо легче, хотя я не понимал, чему здесь особенно радоваться. Моими действиями по-прежнему руководил отряд лунатиков, преследующих великана, имевшего привычку превращать надоедавших ему людей в кровавое месиво, а на хвосте у нас неотрывно висела дюжина самых отвратительных негодяев во всем галактическом сообществе.

Тут кто угодно почувствовал бы себя небезопасно. Как бы то ни было, но посреди пустынной равнины стояли в безмолвном великолепии вездеходы. Снег кружился вокруг их колес, вздуваемый пронзительным ветром, дующим с ночной стороны туда, где солнце в это время стояло в зените.

Сторожить вездеходы, которых теперь насчитывалось три, включая тот, что Мирлин «позаимствовал» у меня, остался один человек — Вазари. За нами вдогонку Амара Гююр выслал четыре вездехода; даже если мы избежим с ним встречи внизу и выберемся обратно на поверхность, нас будут поджидать значительные силы.

— Полагаю, я все еще могу сказать кораблю, чтобы он уничтожил этих ублюдков, — заметила Сюзарма Лир. — Лазер или ионный пучок найдет свою цель.

Но сейчас в ее интонации было гораздо меньше энтузиазма — она поразмыслила над тем, что сделает Верховное Командование Земли с офицером, который втянет их в конфликт с тетраксами.

В глубине души я поддерживал это предложение. Но мне необходимо было оставаться на стороне тетраксов. Не так уж плохо возвратиться из нашей маленькой экспедиции и встретить у входа вместо гангстеров офицеров-миротворцев, но что бы мы ни нашли там, внизу, месторасположение спуска Саула в теплые уровни было секретом, за который многое бы отдали как тетраксы, так и КИЦ. И я не собирался делиться с ними ничем иначе как через покупку оного, — Я в точности рассказал тетраксам, что здесь происходит, сообщил я капитану. — Думаю, они приглядывают за Амарой Гююром, ибо им вовсе не нужно, чтобы по возвращении с нами случилось какое-нибудь несчастье. Сейчас Гююр открыт со всех сторон, а пока тетраксы будут иметь возможность наблюдать за ним, он ничего не начнет. Но как только мы скроемся с глаз — другое дело, хотя я ожидаю, что тетраксы доставят сюда своих наблюдателей так быстро, как это только возможно.

Она пожала плечами. Я не стал разъяснять ей одно из последствий политики рассказывать все: если Мирлин вернется на поверхность, тетраксы отнюдь не с большим удовольствием допустят, чтобы она убила его, чем чтобы Амара Гююр убил нас. Это было еще одно маленькое дельце, которое можно обтяпать только скрытно, в нижних слоях, куда не дотягивается длинная рука закона.

Тетраксам рассказанная мной история вовсе не понравилась, и они указали на несколько второстепенных моментов, в которых я мог ошибаться, но я видел, что мою позицию они поняли. Здесь я предположил, что Гююр все это подслушал, но добавить ему было нечего, и он не ответил на попытки втянуть его в эту историю; ценность молчания он прекрасно понимал.

Наша экспедиция из пяти человек потянула сани по снегу, на котором еще слегка виднелись следы вездехода Саула и абсолютно четко свежие — Мирлина. Капитан и ее бойцы носили пистолеты-огнеметы; мимоходом я подумал, будут ли они работать при десяти градусах абсолютной температуры, но спрашивать не стал. Наверное, будут, ибо если человечество что и делало хорошо, так это оружие на все случаи жизни.

До лаза Саула добираться пришлось меньше часа. И без свежих следов Мирлина найти его не составило труда. Последний даже не подумал убрать пробку, оставленную Саулом, чтобы запечатать просверленную им дыру, а пейзаж вокруг был настолько однообразным, что пройти мимо нее было просто невозможно.

Двери, которые обитатели пещер оставили на крыше своей планеты, были сконструированы так, чтобы отзываться на определенный сигнал, по которому преграда должна была уходить вниз, а потом задвигаться в паз. Нет нужды говорить, что ни один из подобных механизмов не был в рабочем состоянии. Просверлить люки особого труда не составило — сделаны они были не из металла, а из какого-то искусственного биопродукта типа зубопротезного цемента, и галактическая технология была достаточно развита, чтобы предоставить подходящий инструмент. Основной же конструкционный материал, из которого, как предполагалось, был создан Асгард, имел совершенно другие свойства; и это естественно, учитывая сотни пустотелых уровней, что должны были быть в нем прорыты и при этом не обрушиться. Бурить и взрывать капитальные стены Асгарда — занятие не то чтобы невозможное в принципе, но настолько трудоемкое, что вскрытие дверей по сравнению с ним кажется пустяком. Внизу картина выглядела аналогично: там, где не было открытых дверей, нам приходилось искать закрытые, через которые не так трудно пробиться. Существовало, вероятно, порядка миллиона таких, которых мы даже не видели — ведущих в проходы на все нижние уровни, — только знать бы, где они.

Увы, никто еще не находил ни карты, ни синьки со схемой межуровневых переходов. Переправка саней на первый уровень заняла у нас еще час. Мирлин оставил одну из своих веревок привязанной к кольцу альпинистского крюка, но мне пришлось закрепить еще одну, чтобы спустить оборудование. Это был биотехнический шнур, сплетенный из мономолекулярных волокон и феноменально крепкий. Холод на него никак не влиял, а смотать его можно было так плотно, что один человек, если б захотел, мог унести на себе большую часть тысячекилометровой его бухты. Так много нам не требовалось; играть роль Тезея, рыскающего по лабиринту в поисках Мирлина — Минотавра, мы не собирались.

Давным-давно вдоль шахты тянулась вертикальная лестница, но коррозия сделала свое дело еще в те дни, когда холод только начинал вносить свой вклад в процесс обветшания. Много времени прошло и с тех пор, как на первом уровне возобновились химические процессы.

Мало-помалу все мы спустились в какое-то полукруглое помещение и начали продвигаться по короткому узкому туннелю в сторону гораздо большего, который, должно быть, являлся одной из центральных транспортных артерий обитателей пещеры.

Фонарик на моем шлеме имел достаточную мощность, чтобы освещать лучом противоположную стену.

— Где мы? — спросил лейтенант Крусеро. Для связи использовался общий канал, поэтому каждый мог слушать и говорить со всеми остальными. Задавая вопрос, Крусеро повернулся и ослепил меня своим лучом. Это настоящее наказание — работать в уровне с командой: людям приходится привыкать говорить глядя куда угодно, только не в лицо тому, к кому они обращаются.

Здесь я уже не мог вытаскивать записную книжку Саула и сверяться с ней, поэтому оставил ее в вездеходе. Но все мало-мальски ценное записал на магнитофон, встроенный в наплечник, и при помощи языка мог включать его на воспроизведение и поиск. Маршрут Саула указывали его личные символы, оставленные на стенах во всех местах разветвлений, но запись мне все равно была нужна, чтобы эти символы расшифровывать и прослушивать комментарии, которые Саул счел нужным добавить к своим записям.

— Саул говорит, что это главная дорога, — ответил я Крусеро. — Вероятно, она тянется на всю длину рукава. Другие дороги ответвляются через равные промежутки, у них есть свои подответвления, и так далее. Хорошая была находка этот люк — далеко не все они ведут в такое шикарное место.

Из записной книжки я узнал, что Саул пользовался этим люком уже раз двенадцать. Если принять продолжительность одного похода за двадцать пять дней, то выходит, что Саул регулярно сюда наведывался уже больше одного земного года Из походов он возвращался, как правило, с обычными находками, добываемыми на третьем и четвертом уровнях. И вот он находит нечто замечательное: величайшее золотое дно за всю историю исследования галактики.

И он позволил себя замучить и убить типам, подобным Амаре Гююру.

Иногда совесть не позволяет просто пожать плечами и произнести сакраментальное "Се ля ви".

— Ну, пошли, — сказала Сюзарма Лир.

Мы двинулись вдоль шоссе, тянущегося на северо-запад. Шли молча, хотя время от времени мои спутники задавали возникающие по ходу дела вопросы. По большей части это был Крусеро — очевидно, любопытство являлось второй обязанностью заместителя командира.

— Если книжка у нас, — спросил лейтенант, — то откуда андроид знает, куда идти?

— Возможно, у него абсолютная память, — сказал я. — В конце концов, раз уж вы сами делаете андроидов, то почему бы вам не начать улучшать некоторые их природные функции? Он мог даже в глаза не видеть этой книжки, а идет теперь по фонограмме, сделанной для него Саулом. Конечно, андроиду будет сложнее найти правильный маршрут, чем нам, и это может помочь в поимке.

— Только если он идет к той шахте, — мрачно вымолвил Серн.

— А ему больше некуда идти, — заметил я. — Если он не собирается подниматься обратно наверх, ему придется добираться до теплых уровней. Если же он намерен все-таки подняться, то ему необходимо прихватить из глубин что-то стоящее и сделаться настолько полезным для тетраксов, чтобы они оградили его от каких бы то ни было врагов. Шоссе было пустынным. Слой льда, покрывавший его, был очень тонок; слишком мало воды успело сюда проникнуть, а сам первый уровень был настолько теплым, что никакого другого льда, кроме водяного, в нем не имелось. Поверхность льда была исключительно гладкой, и сани скользили по ней — лучше не пожелаешь, поэтому я даже не думал, что пора бы мне кого-то подменить.

Один или два раза мы прошли мимо кучи шлака — все, что осталось от транспортных средств, на которых туземцы ездили по шоссе в невообразимо далеком прошлом. Они были припаркованы в нишах, чтобы не загораживать проезд, — обитатели пещер были людьми аккуратными.

— Как вы можете извлекать из этого дерьма что-то полезное? поинтересовался Крусеро после того, как капитан остановилась, чтобы разглядеть груду шлака.

— А мы и не извлекаем, — сказал я. — Это даже не обычная ржавчина; пещерники были помешаны на биотехнологии, как тетраксы и ваши бывшие враги саламандры. Повозка сделана из органических материалов. Большинство их, вероятно, получалось при помощи какого-то искусственного фотосинтеза, тогда как электроника обязательно включала бы в себя кремний и неорганические вещества. Сейчас это просто мусор. На первом уровне старатели ничего ценного не находят… лучшая добыча поступает с третьего и четвертого, где время остановилось с тех пор, как и период большого провала туда проник холод. Вряд ли там хоть одна молекула сдвинулась с места, пока КИЦ не начал открывать двери. Солнечное тепло туда пока не просочилось, а мы, старатели, пытаемся действовать с разумной осторожностью, устанавливая пробки и пузырчатые купола.

Мы прошли, наверное, мимо тысячи широких боковых ответвлений. На некоторых были пометки, выгравированные Саулом в его последних экспедициях, но большинство он просто проигнорировал. Как он принимал решение, которые из них изучать, я не знал: он следовал то ли инстинкту, то ли настроению.

После трех часов ходьбы мы устроили привал. Переход был долгий, и я устал как собака, но воины, казалось, переносили все как само собой разумеющееся. Для них, полагаю, это был пикник по сравнению с ползанием по объятой ураганным пожаром планете. Мне они этого не сказали.

Скафандр натер кожу в тех местах, где врезался в тело. Моему организму всегда требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к химическому тирану за спиной. Желудок продолжал требовать пищи и теперь жаловался, потому что получать ее ему не полагалось. Не так-то просто взять да и превратиться в киборга.

Интересно, испытывал ли андроид аналогичные проблемы, или же он сконструирован так, чтобы моментально адаптироваться к любым условиям?

С внешним миром связь мы уже потеряли; крыша над головой была непрозрачна для радиоволн. Я не совсем хорошо представлял, жучков какого типа насадил на нас Амара Гююр, и понятия не имел, как он собирается нас выследить. Те крохотные устройства, которые Джейсинт Сьяни запустила в волосы капитана, и те, что спрятаны в корешке записной книжки, не могли обеспечить достаточно мощного сигнала. Если он пользовался электроникой, то любая наша попытка скрыть следы собьет его с пути, как только мы сойдем с шоссе, поскольку значения пометок Саула он не понимал.

И все же я чувствовал, что успокаиваться рано. Амара Гююр был злобной рептилией, но умной, и хотя я слышал об этом лишь краем уха, где-то существовало псевдообонятельное устройство слежения тетронской разработки, которое позволяло отслеживать людей, обладающих определенными органическими запахами, через полмира, да еще через пять лет после того, как они там прошли. Нам пришлось закупить много оборудования, и наверняка где-то в нем был поставлен источник запаха, для нас неразличимого, но для этой искусственной ищейки воняющего не хуже скунса.

Когда мы двинулись дальше, тишина и однообразие уже стали действовать воинам на нервы. Серн и Халекхан начали обмениваться колкостями, а остальным оставалось только их слушать. Наверняка они принимали участие в длительных миссиях, общаясь друг с другом единственно по открытому каналу связи, и поэтому выстроили для себя стратегию взаимного общения с учетом того, что их перебранку слушают другие, включая офицеров. Но вскоре и этот треп прекратился, и я почувствовал, что пора взять на себя роль экскурсовода. В конце концов, я был единственным, кто находился сейчас на своей земле и мог сообщить много полезного об окружающей обстановке.

Сделать это стало еще проще, когда мы свернули с шоссе на побочное ответвление, которое быстро привело нас на совершенно иную территорию.

Я заметил, что на них произвели впечатление новые открытые пространства с потолками высотой двадцать, а не десять метров, которые поддерживались громадными колоннами, расставленными с большими, но равномерными интервалами.

— Это ферма в пещерном стиле, — сказал я. — Насколько могут судить эксперты, большая часть сельскохозяйственного производства использовала процессы искусственного фотосинтеза, одни на жидкой, другие на твердой основе. Существует спор, использовали ли они естественные организмы вообще. На своих первичных продуктовых фабриках под Небесной Переправой тетраксы разводят зеленый растительный ковер, питаемый светом, теплом или же напрямую электричеством, выращивая таким образом однородный продукт, пригодный для употребления различными расами и называемый обычно «манна». Из ковров добывают другие полезные материалы. Предусмотрена сложная ирригационная система, а также система транспортировки, упаковки и распределения продуктов. В своей основе системы пещерников аналогичны — на втором уровне вы увидите водоотводные каналы и конвейеры, по которым продукты транспортировались.

— А лампы здесь были на потолке? — спросил Крусеро, показывая лучом фонарика вверх.

— Разумеется. Но проследить, куда идут от них кабели, самому черту не под силу. Здесь было множество настоящих электрических лампочек, но только не везде. В других местах использовалась, как мы полагаем, искусственная биолюминесценция — тетраксы тоже умеют такое делать. Вероятно, есть кабели, соединяющие между собой все уровни, сходящиеся, возможно, глубоко внизу, у маленькой звезды… центрального ядерного реактора, если такой, конечно, существует. Но стены настолько толсты и прочны, что практически невозможно проследить ни один провод или выявить законченный системный блок.

— Мы идем в какой-то город? — спросил Халекхан.

— Возможно, — ответил я ему. — Трудно сказать, что считать городом, а что — нет. Мы придем к большой стене с громадным количеством входов, которые ведут в лабиринт коридоров. Порядка миллиона дверей — и все закрыты. Исследование таких комплексов занимает у КИЦ несколько лет, а изучение аналогичных больших комплексов в системных узлах займет, с их неторопливыми методами, пожалуй, несколько столетий. Они уже вычислили, что в узловых точках должны быть шахты, которые ведут до самого низа, и рано или поздно, вооружившись терпением и следуя методике, они их обнаружат. Возможно, они правы… но в настоящее время тактика Саула, похоже, дает сто очков вперед их черепашьей стратегии. Мы устало тащились по пустынной местности. В свете фонарей все сверкало белизной. Территория была поделена с геометрической точностью, распадаясь на прямоугольники и пятиугольники, в каждом углу которых возвышались колонны, поддерживающие кровлю. Мы шли вдоль стен, некогда разделявших секции, где давным-давно покоились озера искусственных фотосинтетических, электросинтетических и термосинтетических веществ. Пещерники смотали свои поля и осушили резервуары, забрав все с собой, когда отправились дальше в глубинные слои.

Вся эта система представляла собой самоподдерживающийся экологический блок; законченную, работающую экосферу. Теперь она была мертва, как поверхность какой-нибудь планеты, пережившей космическую катастрофу или ядерный холокост. Это был абсолютно заброшенный мир-призрак. И все же… может быть, его хозяева переместились в другую закрытую экосферу, на сотню или на сотню тысяч метров под нашими ногами.

Я попытался представить очередь у лифта и вспомнил старинную шутку про наблюдателя, стоящего на месте, когда мимо него проходит друг за другом все население Китая, — очередь эта никогда не кончится, потому что китайцы рождаются быстрее, чем успевают проходить.

У пещерников, как я предположил, таких проблем не возникало — раса, сумевшая наладить жизнь в закрытой и запечатанной экосистеме, наверняка должна поддерживать стабильную численность населения. Но полностью уверен я быть не мог. А вдруг именно из-за нестабильной численности пещерникам пришлось добавлять своему миру уровень за уровнем, чтобы обеспечить больше жизненного пространства? В этом случае в глубинах Асгарда могла однажды произойти катастрофа.

Я попытался отбросить эту мысль, утешая себя тем, что в конце нашей экспедиции станет гораздо яснее, что здесь происходит.

Мы пришли, как я и предполагал, к стене — длинной высокой стене, плавно загибавшейся в обе стороны, насколько хватало глаз. Прямо перед нами оказалась раскрытая дверь, помеченная с обеих сторон как Саулом Линдраком, так и Мирлином: три таинственных иероглифа — два слева, один справа. Проем был достаточно широк, чтобы через него могли пройти санки.

Я шел во главе, оглядываясь на своих спутников и стараясь не пропустить пометок Саула, то и дело дергая языком магнитофон, чтобы найти место, с которого были записаны мало-мальски значимые подробности. Я продолжал идти вперед без остановок и не заметил тонкий проводок, который поджидал меня в темноте за дверным проемом. Сопротивление ноге я почувствовал только в момент контакта, но было уже поздно.

Не успел я в панике оглянуться, как нечто напоминающее миниатюрное солнце, вылетело из темноты прямо мне в голову.

Глава 20

Говорят, дураки бросаются очертя голову туда, куда ангелы боятся зайти на цыпочках.

Я мог бы со знанием дела оспорить это утверждение, заметив, что дураки спотыкаются там, где ангелы продолжают стоять на ногах. Это не обязательно плохо, ведь если пистолет-огнемет нацелен в то место, где должно быть ваше лицо, то вам лучше всего в этот момент споткнуться и упасть.

Пистолет-огнемет вовсе не выпускает огненную струю. Он просто выплевывает чрезвычайно нестабильную горючую жидкость, которая самовоспламеняется при контакте с кислородом. Горит она очень быстро и жарко, поэтому человек, в которого направлен выстрел, попадает в стремительно расширяющееся газовое облако. Иногда лучше броситься к этому оружию, потому что увернуться от него удается, лишь опустив голову как можно ниже. Чем дальше вы от него будете, тем ниже вам придется пригибаться.

Когда я споткнулся о веревку, натянутую Мирлином в дверном проеме, то был достаточно близко. Миниатюрное солнце прошло в десяти сантиметрах, но расширилось еще не настолько, чтобы обжечь меня. Испускаемого им электромагнитного излучения оказалось недостаточно, чтобы прожечь тяжелый скафандр. К тому времени, когда раздался второй выстрел, я уже лежал на полу и собирался оставаться в таком положении, пока все не кончится.

Пистолет-огнемет, очевидно, был поставлен на автоматическую стрельбу, поскольку второй выстрел оказался далеко не последним. После пятого я сбился со счета, но думаю, что эта чертова машина выплюнула восемь или десять порций огня. Даже если так, то курок наверняка соскочил, потому что полностью заряженный пистолет-огнемет имеет огромный боезапас. Я не шевелился больше минуты, прежде чем поднял голову, а затем с дрожащими коленками встал на ноги.

Обернувшись, я ожидал увидеть за своей спиной горы трупов, готовый лицезреть ужасную картину побоища.

Там клубились облака газа, дыма, пара и алели большие пятна в тех местах, где выступ, вдоль которого мы шли, внезапно нагрелся с нескольких градусов по Кельвину до нескольких тысяч. Одни сани были превращены в кучу шлака, столь же бесполезного, как те машины миллионнолетней давности, что встретились нам на шоссе. Вторые были слишком близко от меня — огонь прошел над ними, не нанеся особого ущерба излучением.

Если бы капитан и ее люди шли ко мне ближе и в тот момент входили в туннель, их бы зажарило заживо, но привычная осторожность заставляла их держаться поодаль. Как только произошел первый выстрел, они сделали самую правильную вещь, полностью использовав свои натренированные рефлексы: прикрыв глаза, быстро отскочили под защиту монолитной стены, подальше от взрывов, вызванных попаданием расширяющихся зарядов в сани, поэтому огонь прошел мимо, не причинив вреда. Счастье, что на них были тяжелые скафандры, а не тоненькие стерильные костюмы, которые описал мне Серн как основной вид их боевого облачения. Но даже в этом случае я приказал немедленно провести серию тестов, дабы убедиться в отсутствии фатальных повреждений от выделившегося тепла.

— Руссо, — сказала ледяным голосом звездный капитан. — Ты идиот, каких мало.

— Может, и так, — ответил я. Действительно, я чувствовал себя последним идиотом, поскольку не ожидал веревки и даже не предполагал возможности ее существования.

— Надо благодарить всех богов, что он натянул ее так близко к двери. Будь мы метров на тридцать в туннеле, от этих огненных шариков и мышь не смогла бы укрыться. Как вы думаете, он тоже идиот или просто это предупредительный выстрел над нашими головами?

— Отставить, Руссо, — сказала она со своим обычным «шармом». — Скажи, сколько мы потеряли и насколько это снизит наши шансы.

Я вздохнул.

— Ну, тут уж ничем не поможешь. Это обошлось нам в большую часть режущего инструмента и целиком потерян пузырь-укрытие. А это значит, что будут проблемы со сном. Придется крепить гамаки на открытом воздухе, причем так, чтобы ни в коем случае не упасть. Судя по показаниям тестов, скафандры в порядке, но материал, из которого они сделаны, не любит, когда его облучают инфракрасными и микроволновыми лучами. Он спас нас от поджарки, но в будущем рискует потерять свою стойкость. Идти дальше мы можем, хотя теперь риск удваивается. В следующий раз… в общем, в следующий раз, кто бы ни шел первым, лучше a капкан не попадаться. Вот и все.

Больше нечего было добавить, да она и не собиралась. Нет смысла запугивать меня всеми мыслимыми и немыслимыми угрозами, если я настолько глуп, что могу позволить себя убить. Ей пришлось просто поверить, что впредь я буду осторожнее. Никто заменить меня не мог — здесь моя территория, а гарантией выхода из глубин были ее ребята.

После происшедшего идти стало еще труднее. Крадучись, мы прошли по коридору, миновали место, где Мирлин укрепил на потолке пистолет, и начали искать путь в лабиринте по меткам Саула и моей фонограмме. Двигались медленно, внимательно оглядывая дорогу впереди.

До привала на ночлег мы обнаружили еще две веревки-ловушки, скрывавшиеся в темноте. Но ни одна из них не была ни к чему привязана — просто обманки, чтобы задержать нас и поиграть на нервах. Для андроида у этого Мирлина было слишком развитое чувство юмора.

Гамаки мы развесили на пластиковых рамах, стоявших на полу на четырех ножках. Без пузыря другой защиты от холода у нас не было. Холодный пол причинить вреда нам не мог, поскольку от него нас отделял метр почти полного вакуума, и так спать мне уже приходилось дюжину раз, но удовольствия было мало.

Стартовав вновь, мы, следуя указаниям Саула, вышли в более широкий коридор с двумя массивными рельсами, приподнятыми над полом, некогда служившими монорельсовой железной дорогой с двусторонним движением. Я рад был их видеть. Однако туннели, по которым в далеком прошлом ходили поезда, казались практически бесконечными, без каких-либо мешающих движению дверей. Они могли привести в некоторые интересные места, — например, станции. Станция прекрасное место для поиска лифтовой шахты.

— Сколько еще идти? — спросила капитан после того, как мы полдня уже протащились между рельсами. Я справился с записками Саула.

— Через несколько часов мы перейдем на третий, — сказал я ей. — Вот тогда действительно попадем в холод. Но в ледяном доме пробудем лишь сутки. Через двенадцать — четырнадцать часов после привала доберемся до большой шахты. Саул долго ее искал, но мы можем направиться туда напрямую.

Это оказалось не так просто, как я предполагал, частично из-за того, что в туннеле мы натолкнулись на потерпевший крушение поезд, заблокировавший проход. Для Саула он препятствий не представлял, но это было до того, как добрый наш приятель Мирлин заложил взрывчатку и разворотил его, загромоздив обломками все пространство. По счастью, он разорвал поезд на достаточно мелкие куски, и баррикада оказалась легкопреодолимой. Стены, потолок и дорога были слишком крепки, чтобы их могла повредить маленькая петарда, применяемая старателями, поэтому Мирлину не удалось создать завал, который помешал бы нашему продвижению.

Расчищая дорогу, воины трудились, как троянцы, и вскоре мы продолжили путь со всей возможной скоростью. Лишняя помеха слегка омрачила наше настроение, но моих товарищей по оружию и без того уже переполняла злость на несчастного беглеца, поэтому я понимал: где бы и когда бы он ни попался им в руки, они ему покажут почем фунт лиха.

Я дал себе слово при этом не присутствовать, если только будет возможность находиться где-нибудь в другом месте.

Переход на третий уровень отнюдь не напоминал увеселительную прогулку, но у нас по-прежнему были веревки и достаточно оборудования, чтобы установить лебедку и сделать подъемник, поэтому спуск в пустую шахту не представлял особой проблемы. Очень скоро нам пришлось сделать еще одну остановку и опять взяться за лебедку. Воины выглядели устало, но не раздраженно. Мы продвигались сквозь тесные проходы уже целый день. Я знавал людей, ранее никогда не выказывавших признаков клаустрофобии, но в подобных условиях у них начинала ехать крыша; несмотря на параноидальные замашки, эти ребята держались крепко как кремни. Возможно, они находили облегчение в том, что их пытается убить лишь враг-одиночка, а не берут в кольцо кровожадные инопланетяне и страшные биотехногенные жуки. Невзирая на то, что андроид сотворил с клевретами Амары Гююра, и несмотря на маленький инцидент с ловушкой, они его действительно не боялись. В них жила уверенность, что тому стоит только попасться, а уж поджарить его они сумеют.

Сам Серн сказал мне перед сном, что не понимает, как это человек может в одиночку бродить по подземельям в течение двадцати дней и не спятить, но я заверил его, что при некоторой практике бремя одиночества переносится довольно легко. Одноцветная окружающая обстановка, поведал я ему, действует в какой-то мере успокаивающе. Но сообщать о том, что обычно мой магнитофон загружен музыкой на несколько сотен часов звучания для преодоления скуки и что у меня есть привычка непрерывно говорить с самим собой, я не стал. Это означало бы признание в слабости, неприличное даже для самого захудалого героя Военно-космических сил.

На следующий день разговор пошел уже более непринужденно, отчасти потому, что мы стали чувствовать себя комфортнее в присутствии друг друга, отчасти из-за того, что пейзаж вокруг оставался настолько бедным для глаз, что все мы нуждались хотя бы в слуховой стимуляции. Бесконечные коридоры лабиринта, по которым мы блуждали, не сильно отличались друг от друга, а Мирлин перестал подкладывать свои незамысловатые ловушки в виде привязанных или непривязанных веревок.

Я рассказал воинам о своих приключениях во время работы в пещерах — о вещах, которые находил, о вещах, которые каждый хотел бы найти ради того, чтобы совершить очередной качественный скачок в познании Асгарда и его таинственных обитателей. В ответ они рассказали мне о своих приключениях во время войны с саламандрами. Их истории казались куда более захватывающими, чем мои, а лаконичный стиль повествования заставлял кровь стынуть в жилах.

— Возможно, это глупый вопрос, — наконец не удержался я, — но за что мы воевали с саламандрами?

— Мы пытались колонизировать один и тот же район космоса, — ответила капитан. — За пределами этого района мы попали бы в окружение других цивилизаций, уже давно укрепивших свои пространственные владения. Оставалась лишь горстка миров, которыми можно было завладеть, причем как люди, так и саламандры находились в одинаково благоприятном для этого положении. Не мы начали войну — на самом деле мы хотели сотрудничать, соглашались совместно владеть большей частью этих миров и совместно защищать их, если кто-то еще попытается вклиниться.

— Девяносто процентов этих миров представляют собой мертвые скалы, и потребуются тысячи лет, чтобы сделать их действительно пригодными для жизни не важно, будем ли мы организовывать на них жизненную форму по земному образцу, или забьемся внутрь, как на астероидах. Сражаться там особо было не за что, и нам казалось, что договориться с саламандрами, кто какую кучу камней себе возьмет, будет просто. Некоторое время мы прямо-таки бредили сотрудничеством, особенно когда обнаружили, что биотехнология саламандров опередила нашу, в то время как у нас лучше была технология металлов и физика плазмы, — здесь, как казалось, мы бы только обоюдно выиграли от обмена информацией.

Однако чем ближе становились наши расы, тем больше возникало трений. В конце концов мы поняли, что стали слишком близки. Когда начинает расти вражда, ее нельзя ни удержать внутри, ни направить в другое русло. Мы попали в замкнутый круг, превративший череду отдельных инцидентов в цепь разрушительных конфликтов. А когда начались бомбардировки, остановиться было уже невозможно. Либо геноцид, либо небытие, и вопрос состоял лишь в том, которая из рас будет либо уничтожена, либо превратится в рабов. Для переговоров о мире посредники нам были не нужны, поскольку расселились мы очень слабо, в куске пространства порядка сотни световых лет в диаметре, и как только стало известно, что в дюжине мест началась резня, другого ответа, кроме ввода Военно-космических сил, не оставалось. Если бы мы промедлили, то, вероятно, были бы уже уничтожены. В результате мы потеряли половину населения вне системы и заметную часть внутри — особенно на поясе и на внешних точках.

— А вы уверены, — спросил я, — что драку абсолютно невозможно было остановить?

— Да нет же, черт возьми, — отрезала она. — Не надо мне тут заливать тетронские штучки насчет совместного сосуществования, Руссо. Мы все это знаем. Мы знаем, что наша галактика — большая и в ней полно разумных гуманоидных рас, и мы хотим быть частью одной большой и счастливой семьи, как все остальные. Но раз уж бойня началась, то нельзя впадать в оптимизм. Приходится каждый раз, когда ложишься спать, беспокоиться, как бы, проснувшись, не узнать, что за ночь все человечество вымерло от чумы, выращенной саламандрами, или Землю превратил в груду мусора какой-нибудь корабль-планетокол. Раз уж они начали нас убивать, то мы должны были первыми покончить с ними. Вот и все, что оставалось делать. У тебя нет никакого права говорить, что мы неправильно поступили, потому что тебя там даже не было. Ты здесь ишачил на Тетрон, помогая этим лицемерам с обезьяньими рожами удерживать первенство среди технологических рас галактики. Сам понимаешь, некоторые из людей вообще могут посчитать такое поведение предательством.

Я и в самом деле это понимал. Но сдаваться не собирался.

— Дело не в одних тетраксах, — возразил я ей. — В Небесной Переправе живет несколько сотен различных рас. Это единственное место во всей галактике, где каждый должен сотрудничать со всеми. В КИЦ работают ученые десятков миров, включая Землю, и если есть где-то во вселенной зерно настоящего галактического содружества, то только здесь. Возможно, работа, которую мы ведем, и способы, которые применяем, — единственное, что спасет население целой галактики от гибели в бессмысленных войнах.

— А может, и нет. — Ее слова прозвучали как аргумент человека, не собирающегося сдаваться под напором разумного критицизма.

Затем она добавила нечто действительно интересное.

— Может быть, этот железный искусственный мир — единственное, что осталось от последней межзвездной войны. И именно поэтому на нем выжжена атмосфера, а верхние слои выморожены. Черт, да война может до сих пор продолжаться там, внизу, — и хозяева никогда не вылезали на поверхность именно потому, что они все, до последнего, пережили катастрофу.

Я вынужден был признать существование такой вероятности. Мысль о том, что это может оказаться правдой, была самой угнетающей из всех, с которыми до сих пор мне приходилось сталкиваться. Что бы ни ждало нас в центре, оно наверняка должно быть лучше. Из всех возможных решений загадки Асгарда наиболее тягостным было бы узнать, что наша общая цивилизация-прародитель уничтожена межзвездной войной. Даже капитану с ее темпераментом волчицы оно не очень-то было по вкусу.

— Галактические расы достаточно похожи друг на друга, чтобы быть членами одной семьи, — сказал я. — В действительности у вас и у меня больше общих генов с гориллами и шимпанзе, но по особенностям работы мозга люди и саламандры, — черт, даже тетраксы и вормираны — практически зеркальные отображения друг друга с очень маленькими различиями.

— Это точно. А девяносто процентов убийств случаются в семье. И так было со времен Каина и Авеля… и, похоже, будет всегда. Межзвездные расстояния лишь упрощают ссоры, вот и все.

— Надеюсь, вы не правы. От всего сердца надеюсь, что не правы.

— О черт, Руссо, — сказала она. — А что, по-твоему, я ощущаю? Но ведь одной надежды мало, не так ли? На это мне нечего было ответить.

Глава 21

Не знаю, что за странный инстинкт руководил Саулом Линдраком. Я не уставал восхищаться его поворотами и принимаемыми решениями. Возможно, когда он нашел путь к центру, им двигало исключительно упрямство, возможно, именно упрямство является ключом к решению любой проблемы. Одно не подлежало сомнению: маршрут вел нас в весьма своеобразную местность.

Старатели почти всегда охотятся в тех районах подземелья, где сконцентрированы какие-либо технологические конструкции. В конце концов мы ищем артефакты, и любой старатель надеется найти какую-нибудь сногсшибательную вещицу, которую никто до него не встречал. Вот уж куда мы никогда не ходим, так это в дикие места.

Никто толком не знает, сколько диких мест есть на первом, втором и третьем уровнях. Хотя на первом и втором их кажется гораздо меньше, чем на третьем. Непонятно, что это может означать, но с учетом того, что третий уровень ничуть не слабее оснащен технологически, чем его соседи, лично я всегда думал просто они любили дикие места. Возможно, они хотели сохранить как можно больше из истории собственной эволюции; возможно, начав производить пищу при помощи искусственного фотосинтеза, они отпустили на волю всех живых существ, которых эксплуатировали в более примитивные времена, предоставив им место обитания, где те могли бы сами распоряжаться своей судьбой. Этого не знал никто, да и вопрос этот всегда считался одним из последних в списке загадок Асгарда.

Саул Линдрак неоднократно ходил в глушь, как будто искал там нечто особенное; и со временем именно в глуши откопал он свою бонанзу. Туда мы сейчас и направлялись, преследуя андроида.

Теперь, кроме деревьев и костей, от бывшей дикой природы ничего не осталось. Все умерло миллионы лет назад, и большинство успело сгнить, прежде чем холод законсервировал оставшееся. Все поверхностные ткани исчезли, однако тетронские биологи, по праву считающиеся самыми учеными в галактике, сумели восстановить изрядное количество образцов хромосомных наборов. На заснеженных деревьях листьев не было — только искривленные стволы да узловатые сучья. Мой нетренированный глаз не мог даже приблизительно определить количество имевшихся там пород, но я знал, что самые старые из них — с крупными стволами и ветвистыми кронами, разделяющимися до веточек толщиной с иголку.

Кости, как правило, залегали кучами, часто в извилистых выемках и провалах, некогда бывших ручьями и лужами. Вода из них испарилась еще до наступления большого холода, и теперь они лежали, подернутые тем же тонким белым покрывалом из смешанных льдов, что и весь окружающий ландшафт. Сами по себе кости были ничем не примечательны, или это только так мне казалось. Не составляло труда найти бедренные, берцовые и челюсти с зубами, явно похожие нате, что встречаются в любом гуманоидном мире, обладающем наряду с квазилюдьми собственным квазискотом и квазиптицей.

Однако человеческих черепов здесь не было. Не было и динозавров; никаких ископаемых гигантов; никаких отвратительных существ, мучающих воображение.

На почве под ногами когда-то росла трава, но, она, как и все остальное, вымерла до наступления холода и превратилась в труху. Наши ботинки безжалостно растаптывали ее в пыль, словно мы шли по мороженой шелухе.

— Действительно, странное место, — заметил Крусеро, которому эта местность явно нравилась гораздо меньше, чем простой туннель, по которому бегали монорельсовые поезда. — А есть здесь хоть что-нибудь живое?

Это был далеко не такой глупый вопрос, каким он мог сразу показаться.

— В таком холоде, — сказал я ему, — не сможет функционировать ни один живой организм. С другой стороны, здесь ничто не меняется. Есть простейшие существа, которые были живы, когда пришел холод, и которых можно восстановить после миллионов лет криогенной спячки. Пока что биологам не удалось оживить ничего сложнее бактерии, но это не показатель. Будет великим тот день, когда удастся оживить амебу.

— Если бы холод наступил быстро, — поделилась своей мыслью капитан, возможно, сохранились бы многие растения и животные.

— Это не могло случиться внезапно, — сказал я ей. — Мы находимся на глубине порядка шестидесяти — семидесяти метров под поверхностью, а искусственная скала, из которой они создали стены и потолки, — очень хороший изолятор. Прошло, должно быть, несколько тысяч лет с тех пор, как на поверхности разыгралась катастрофа и холод начал просачиваться сюда, а падение температуры наверняка проходило очень медленно. К тому времени, когда здесь воцарился холод, на его долю осталось уже очень мало жертв — жители давно отсюда ушли. Возможно, они прихватили с собой зверей и птиц.

— У меня складывается другой сценарий, — сказала она. Меня это не удивило. Все время с тех пор, как она поняла, что вариант Асгарда-крепости мне неприятен, она находила определенное удовольствие в его разработке, мало-помалу добавляя доказательства к своим словам.

— Расскажите, — попросил я ее. Еще жива была уверенность, что я достаточно крепок, чтобы переварить ее гипотезу.

— Предположим, в центре действительно находится какой-то источник энергии, — сказала она. — Маленькая звезда, как вы его называете. И ее энергия действительно подавалась на тысячи уровней, включая и этот, для обогрева. Если так, то нет причины, по которой холод вообще должен был проникнуть так глубоко. Возможно, он не проникал, а атмосфера планеты уничтожена умышленно. Возможно, все это лишь часть военной стратегии.

— Вы думаете, это результат инопланетной агрессии? — спросил я.

Лица ее я видеть не мог, но представил появившуюся на нем улыбку.

— Нет, — ответил она. — Я думаю, это было защитное мероприятие. Полагаю, причина, по которой эвакуировали эти уровни, состояла в том, что они больше не могли их удерживать, а заморозили их из-за того, что не смогли бороться с начавшимся здесь разложением.

Я вспомнил рассказ Серна о методах ведения войны, с которыми довелось столкнуться Военно-космическим силам. У саламандрой была биотехногенная цивилизация, и они использовали биотехнологическое оружие: искусственную чуму.

— Может быть, вы и правы, — неохотно согласился я.

— А если так, — заметила она, — то в один Прекрасный день твоих тетронских друзей, пытающихся оживлять бактерии, найденные в снегу, ожидает хороший удар?

Я понимал, что здесь она, возможно, тоже права, но не собирался говорить об этом. Ей не требовалось дополнительных побуждений, чтобы заставить тикать механизм своего порочного воображения. Что и говорить, остальную цепочку рассуждений я мог выстроить и без ее помощи. Если Асгард действительно был крепостью, чьи внешние редуты прорвал противник, то причины, по которым изгнанные пещерники не вышли из своего укрытия миллион лет назад, нетрудно было вычислить. Возможно, сдача внешних уровней не смогла остановить наступление, а возможно, под нашими ногами просто не было ничего, кроме длинной череды мертвых слоев. Я знал, что настолько плохо все быть не могло. И знал я это из нескольких вымученных строчек, оставленных Саулом в его записной книжке. Уровень, которого он достиг на дне шахты, не был холодным. Там был свет, растения и животные, и там жили живые существа. Саул успел много повидать, пока его не вынудили вернуться назад кончающиеся ресурсы. Но виденное им не служило доказательством того, что внутри Асгарда продолжала существовать разумная жизнь. Необходимо было доказать, что если здесь и произошла война, то она не истребила жизнь окончательно.

Сценарий капитана по-прежнему представлял собой возможную альтернативу. А если она была права, тогда теплая, обитаемая часть Асгарда, куда мы направлялись, могла оказаться гораздо опаснее, чем я раньше предполагал.

Тем временем мы подошли к следующей стене.

Выглядела она так же, как и большинство стен в уровнях: заиндевевшая, закругляющаяся, без окон. Перед нами находилась дверь, которую Саул вскрыл при помощи лома и горелки, поэтому она представляла собой узкую, с рваными краями, темную дыру. Приближались мы к ней с большой осторожностью, поскольку это было идеальное место для очередной ловушки Мирлина. Вероятно, именно по этой самой причине мы так ничего и не нашли. Андроид, вероятно, посчитал, что раз уж он сумел добраться сюда не будучи пойманным, то он, стало быть, уже в доме, где сухо и тепло. Начав путь со дна шахты, он будет теперь действовать самостоятельно, и единственное, что ему останется делать, — это заметать следы.

Коридоры за стеной были точно такие же, как и во всех остальных комплексах, но за дверями, вскрытыми Саулом, нас ожидало такое, чего раньше мне видеть не доводилось. Во-первых, комнаты вовсе не были пусты. Здесь было достаточно всяких штучек, чтобы сделать Саула богатым даже без открытия шахты.

Стены были заставлены плотно набитыми складскими полками, причем там имелись отделения для экспонатов и большое количество оборудования с дисплейными экранами, клавиатурой и приборными досками. Даже стулья оставались на своих местах. Были там моечные раковины и банкетки, а также герметичные камеры с ручными манипуляторами. И огромное количество стеклянной посуды.

Очевидно, в это место пещерники собирались вернуться. Так же очевидно было и то, что их здесь не было очень и очень давно.

— Это лаборатория, — произнес Крусеро, разглядывая одну из больших комнат.

— Несомненно, — отозвался я, думая о другом. В этот момент я как раз изучал большие стальные ящики, которые могли быть холодильниками, печами, лучевыми камерами или автоклавами.

— Это биологическая лаборатория, — уточнила Сюзарма Лир.

Я мог поклясться, что воображение рисовало ей ряды лаборантов, пытающихся разрешить проблему защиты замкнутого мира от чумной атаки и… потерпевших поражение.

— КИЦ заплатил бы за все это бешеные деньги, — сказал я. — Если здесь и имел место грабеж, то внешне этого не заметно. Возможно, они прикрыли свои работы, но готовы возобновить их в любой момент. Во всех остальных местах они не оставили после себя практически ничего, что могло бы представлять какую-то ценность.

Но даже в этом случае на окружающем не лежала печать заброшенности. Слишком все аккуратно. Не была панического бегства; какая бы работа тут ни велась, она была доведена до конца. Создавалось впечатление, что стоит повернуть какой-то выключатель, и жизнь снова закипит. Но оно было обманчивым.

Халекхан ткнул пальцем в перчатке в одну из клавиш, словно сейчас должен был раздаться щелчок и засветиться экран. Но клавиши намертво примерзли, и какая бы информация ни хранилась в кремниевых чипах компьютера, она давно уже превратилась в хаос. Даже при двадцати градусах по Кельвину — а холоднее здесь не было — энтропия потихоньку брала свое. Электронные системы могут жить миллионы лет, потому что кремний — прочный материал, но ими надо пользоваться и проводить профилактику. Неестественное бездействие глубокой заморозки не является лучшим консервантом, как мог бы кое-кто подумать.

— Не будем терять времени, — энергично сказала капитан. — Вот вернемся, тогда играй сколько влезет. У нас есть работа, помнишь?

Я не протестовал. Мне не менее страстно, чем ей, хотелось найти шахту, хотя по совершенно другим причинам.

Лаборатории были прекрасны, но по сравнению с тем, что могло ожидать нас внизу, они теряли всякое значение.

Итак, мы пошли дальше, минуя двери, которые Саул не успел вскрыть, и едва заглядывая в те, что он все-таки открыл. Только возле одной я ненадолго задержался, уступив собственному любопытству, — когда я оказался перед герметичными прозрачными боксами, где ручные манипуляторы застыли над немногочисленным оборудованием: пипетками, пробирками и колбами. Здесь лежал отпечаток некоторой небрежности — бросающейся в глаза и многообещающей. То, что было внутри герметичных боксов, последнее, над чем работали пещерники, прежде чем спуститься в глубокую лифтовую шахту, возможно, унесшую их всех к загадочному Центру.

Пока я стоял здесь. Серн ушел вперед, изучая дорогу на предмет ловушек. Натянутых веревок он не нашел, зато обнаружил шахту.

Он крикнул, чтобы мы скорее шли к нему, но сам находился вне пределов видимости. Через некоторое время мы все же нашли его. Если у нас и возникал вопрос, находится, ли Мирлин все еще впереди нас, то теперь ответ был ясен. Вглубь свисали две сплетенные веревки, а вокруг валялась куча брошенного оборудования. Это было оборудование из моего вездехода. Саней не оказалось Мирлин был достаточно силен, чтобы тащить все, что нужно, на себе.

В шахте гулял сквозняк. Через скафандры он не ощущался, но его действие было заметно в коридоре, где часть льдов начала пучиться и таять. То был единственный уголок третьего уровня, начавший прогреваться, хотя наши приборы говорили, что эффект пока слишком слаб. Здесь работал вытяжной эффект, когда теплый воздух поднимается по трубе с чрезвычайно холодным верхом. Саул просверлил лишь небольшое отверстие в двери на дне шахты, но наблюдаемый нами воздушный поток свидетельствовал, что сейчас брешь гораздо крупнее. Мирлин явно расширил дыру настолько, чтобы она смогла пропустить его.

Нам удалось заметно нагнать его, несмотря на задержки, вызванные одной настоящей и несколькими фальшивыми ловушками, поэтому я был уверен, что наше преимущество позволило бы поймать любого нормального беглеца. Однако андроид все время обгонял нас на полтора шага. Вслух я этого не говорил, но надеялся, что мы никогда его не настигнем. — Похоже, вниз нам придется спускаться глубоко, — сказал я. — Конечно, можно сигануть туда очертя голову, но прежде следует укрепить на веревках люльку с лебедкой. Рано или поздно нам придется возвращаться, а мысль лезть вверх на руках меня не очень вдохновляет. Температура здесь достаточно высока, чтобы установленные тали не примерзли, но человека наверху в любом случае оставить придется.

— Зачем? — спросил Крусеро.

— Если этого не сделать, — вступила в разговор капитан, — то бандиты, идущие за нами по пятам, могут устроить засаду и сидеть, дожидаясь нас. Кто-то должен защищать это место и расставить несколько ловушек вроде той, которую андроид приготовил для нас. Бели это не поможет, ему придется напасть на ублюдков сзади. Я не против, чтобы они проследовали за нами вниз и там мы встретились бы с ними на равных, но я не хочу, чтобы они перебили нас по одному, когда мы начнем подниматься. О'кей?

— Нужен доброволец? — спросил Серн.

— Нет, — ответила она. — Я оставляю Крусеро. Объяснять почему, она не стала. Что ж, это одна из прерогатив капитанского звания. Думаю, Крусеро испытывал смешанные чувства насчет этого задания, но ее логику он понял правильно. Такого любопытства, как у меня, — что там, внизу? — у него не было, поэтому он не выл от досады, что упускает возможность выяснить это. Вероятно, его больше заботила численность отряда Амары Гююра, посланного за нами, и сможет ли один несчастный лейтенант сдержать их всех.

— Они всегда служат тому, кто стоит и выжидает, — заверил я его.

Он не рассмеялся.

— За работу, — сказала Сюзарма Лир.

Мы начали готовиться к спуску в бездну — из седьмого круга ада в то, что, как я предполагал, окажется преддверием рая.

По природе я не оптимист, но когда мы закрепили на веревках люльку, то меня охватил прилив воодушевления. Я действительно надеялся, что нахожусь на пути в рай, где люди правят как боги; и заманчивая таинственность центра планеты мощно держала меня цепкой хваткой.

Но, как заметила звездный капитан, иногда одной надежды недостаточно.

Глава 22

Очередной спор возник, как только мы закрепили на канатах платформу и готовы были начать спуск первого посланца Земли в сердце Асгарда. Первым хотел быть я, но меня отстранили. После короткого спора им оказался Серн. Очевидно, капитан боялась, что Мирлин залег на дне шахты и ждет, когда нас можно будет расстрелять по одному. Она милостиво разрешила мне пойти третьим, после нее, перед Халекханом.

Не то чтобы ее логика мне абсолютно претила, но ждать для меня было просто невыносимо. Спуск Серна в глубины занял довольно продолжительное время, а еще больше — подъем люльки на поверхность, после того как он благополучно высадился. Точно глубину шахты я определить не смог, но по моим прикидкам она составила порядка семи тысяч метров. Заноза — по сравнению с радиусом планеты, но очень глубокая, как самые глубокие шахты на Земле, и достаточно глубокая, чтобы вместить в себя уровней двести, если только они попадались по пути.

— Почему в шахте нет лифта? — спросил Крусеро, когда мы вытянули люльку на поверхность.

— Хороший вопрос, — сказал я. — Возможно, все, что от него осталось, это куча лома внизу. Серна мы спросить не можем, — радиосигнал через шахту не доходит. В шахте нет ни кабелей, ни каких-либо приспособлений на потолке, чтобы его подавать. На противоположных стенах расположены жесткие пазы, в которых могла бы ходить кабина. Но с первого взгляда не скажешь, как она была закреплена и откуда подавалось питание.

Даже если ниже уровня, на котором сейчас Серн, нет пути, — сказал я скорее самому себе, чем своим компаньонам, — эта шахта даст нам доступ к двум сотням уровней, каждый из которых имеет пещерную систему размером с целую планету. Чтобы изучить их, потребуются столетия. Здесь может затеряться вся человеческая раса, не то что один андроид.

"А когда сюда доберутся тетраксы, — добавил я про себя, — у нас будет переправа номер два, но не снаружи, а внутри планеты. И вся галактика на Асгарде устремится их исследовать. Того, что было прежде, уже не будет никогда. Никогда".

Тут я, пожалуй, немного опережал события. Впереди был андроид-убийца, представлявший каким-то таинственным образом угрозу всей моей расе. Сзади преследовала банда гуманоидных крокодилов, жадно стремившаяся использовать это открытие в своих отвратительных целях. А сам я находился посреди героев Военно-космических сил, объятых лихорадкой всеобщего геноцида и по-своему спятивших. Ничто вокруг не внушало ощущения безопасности, и стоило мне замешкаться в подобных обстоятельствах, как вряд ли я тогда встретил бы с радостной уверенностью будущее; и все же внутри меня сидело чувство, что мне предначертано судьбой пережить некий триумф и ликование, поэтому по мере возможностей потворствовал собственным устремлениям.

Когда капитан оказалась на середине пути вниз, обнаружилось, что она может слышать Серна и одновременно поддерживать контакт с нами, поэтому удалось наладить своеобразный связной мост.

— Он говорит, что здесь то ли рыхлая земля, то ли что-то похожее, наросшее на стенах, — сообщила она. — Никаких признаков андроида — тот без труда пробился в дверь… ш-ш-ш… Снаружи идет тусклый свет — только не электрических лампочек… возможно, искусственная биолюминесценция, о которой ты говорил. Какой-то коридор… без признаков недавнего пользования… ш-ш-ш…ш-ш-ш… возле шахты нет остатков сломанного лифта… ш-ш-ш… ш-ш-ш-ш…

Обмен длился недолго и принес больше разочарования, чем информации. Голос звездного капитана утонул в статических шумах, и испытание моего терпения началось с новой силой.

— Негусто, да? — насмешливо сказал Крусеро.

— Если бы мне предстояло встретиться лицом к лицу с бандитами Амары Гююра, — со злостью ответил я ему, — я бы сильно беспокоился.

— Я натренирован в партизанской тактике, — заверил он меня. — Убивать их всех мне не придется, их надо остановить, расставив ловушки. Если удастся взорвать их ко всем чертям и уйти, это будет прекрасно. Если нет, я пущу их в шахту, а там уже капитан о них позаботится. Все, что мне надо сделать, это убедиться, что они не поставили здесь капкан… и остаться в живых. Обо мне не беспокойся, боец. Я свое дело знаю, посмотрим, как ты справишься со своим.

Я ничего не ответил. Что хотел, то и получил.

— Пушку возьмешь? — спросил лейтенант после некоторой паузы. Он протянул мне пистолет-огнемет.

— У меня нет места на поясе, — сухо ответил я. И это была не отговорка. На мне висела целая гроздь различного инструмента.

Тем временем вернулась люлька, и настала моя очередь спускаться вниз. Я с радостью полез в нее, полагая, что вот это — настоящее дело. Военные маневры были, как я считал, испокон веку самым неинтересным занятием. Все прожитые годы готовился я к этому моменту, даже если первые двадцать — двадцать пять из них сам того не сознавал.

И идея приехать на Асгард тоже принадлежала не мне — мой друг Микки Финн долго меня уговаривал, впрочем, точно так же, как всех, кто с нами отправился. Но я знал, что Микки Финн послужил в данном случае перстом судьaы. Все, что до сих пор делал или обдумывал Майк Руссо, было не более чем подготовкой к этому спуску… этому проникновению… И я намеревался насладиться им в полной мере.

Спускаясь в темноту и вращаясь туда-сюда градусов на шестьдесят вместе с люлькой, я воображал себя человеком фаустовского архетипа, жаждущего знаний и богатства, ради которых я закладывал собственную душу.

Сладчайший вкус иллюзии ни в коей мере не портило окончание самой древней версии этой истории, когда Фауст в результате попал в ад.

Помещение — если это можно назвать помещением, — куда в конце концов спустился лифт, сразу же принесло горькое разочарование. Оно было пусто, как и сказал Серн, а стены покрывало нечто очень похожее на обычную землю. Нельзя сказать, что он вел себя необщительно, рассказывая об этой земле и о результатах исследования всего видимого пространства. Но свет здесь действительно был, вероятно — биолюминесцентный, эманирующий из стен и потолка.

Еще там была дверь. В ней зияла дыра, через которую мог пролезть человек, очень большой человек, — но края ее были выгнуты на место, так что в результате осталась довольно узкая щель. Сюзарма Лир и Серн даже не попытались ее расширить. Они сидели внутри, внимательно изучая — что за ней.

Я хотел было пройти, но капитан остановила меня. Она решила дождаться Халекхана, чтобы идти всем вместе. Я столько ждал, что подождать еще немного ничего не значило, но все равно был сильно раздосадован.

Тогда я поиграл лучом головного фонарика по стенам, а затем более тщательно осмотрел дно шахты. Пол казался достаточно твердым; пазы уходили прямо в него.

— Вот туда-то лифт и ушел, — тихо пробормотал я. Говорил я это самому себе, но услышал Серн.

— Куда? — спросил он. Я показал вниз:

— Туда.

— Здесь твердая поверхность, — сказал он. — Это дно. — Да, сейчас она твердая, — согласился я. — Но можно заметить, что она — всего лишь пробка; посмотри на мениск возле стен. Должно быть, раствор, который они сюда закачали, очень долго затвердевал. Естественно, кабину они опустили под пробку, чтобы продолжать дальше ею пользоваться.

— Ну и что? — спросил он.

— А то, — устало ответил я, — что внизу еще есть уровни. И мы вовсе не добрались до настоящего центра — пока не добрались.

Как обычно, мысль у меня работала быстрее, чем язык. Здесь они шахту замуровали. Почему? Потому что это последний из заброшенных уровней? Продолжает ли цвести цивилизация Асгарда под нашими ногами? Всеми потрохами я чувствовал — должна. Вот она где, Валгалла — обиталище богов, куда попадают герои, когда докажут, что они того достойны. Мне хотелось встать на четвереньки и прислониться ухом к полу — послушать, нет ли там отдаленного гула машин или гомона счастливых толп людей.

— Не очень-то здесь светло, — проворчала звездный капитан, полоснув как ножом своим холодным голосом по моей мечте. — Температура порядка точки замерзания воды, но здесь всего лишь туннель. Довольно тусклое место. Да и дикой живности что-то не видно.

Я хотел присоединиться к ней, но не стал. Решил не стоять, подглядывая в щелочку, когда должен решительно пролагать путь вперед. Они уже убедили меня, что много через нее не увидишь.

Даже когда появился Халекхан, произошла задержка на выполнение воинского ритуала — бойцы проверили пистолеты и молчаливым жестом дали понять, что готовы к встрече со всем чем угодно. Мое участие в нем было, мягко говоря, нежелательным. Но в конце концов все закончилось.

— Я пойду первым, — с надеждой вызвался я.

Вероятно, Сюзарма Лир решила, что если впереди засада, то я вполне могу быть первым, кто на нее напорется. Теперь мной можно было жертвовать.

Как бы то ни было, но она махнула рукой.

И я пошел.

Глава 23

Преодоление порога между двумя мирами далось мне без особого труда. Дверь просто подалась под давлением моей руки. Я удивился, очутившись в коридоре. Окружающее пространство здесь напоминало имевшееся на верхнем конце шахты. Однако этот коридор был гораздо теплее, чем наверху, и, как лифтовая комната, был слабо освещен биолюминесцентным свечением. Луч моего фонарика выхватил из полумрака каких-то снующих белых насекомых, которые моментально разбежались по норкам и щелям. Ничего более впечатляющего пока не было.

Температура здесь оказалась двести семьдесят шесть градусов абсолютной шкалы. На два градуса выше обычного нуля. Для насекомых не слишком приятно, но терпимо. То, что шахта была открыта, вероятно, породило сильное понижение температуры в окрестностях. За пределами строения, наверное, будет гораздо теплее.

Я шел по проходу, ориентируясь по следам, оставленным великаном андроидом, когда он плелся, волоча ноги, по тонкому слою органики, устилавшему пол. Мы миновали еще две двери, открытые при помощи грубой силы и так оставленные. Только на главной двери виднелись следы режущего инструмента и взлома. Эта дверь открывалась внутрь, и мне пришлось отодвигать ее, воспользовавшись как рычагом собственным резаком. Пока что мы не видели ничего, относящегося к функции самого строения, — то ли это была лаборатория, то ли прачечная, — но впереди еще будет много времени для выяснения. Единственной моей мыслью было поскорее выбраться отсюда наружу, на вольный простор по-пещерному.

Оттянув дверь, я задержал дыхание и, очень медленно выдыхая, двинулся вперед.

Снаружи было значительно светлее — рассеянный белый свет, исходивший, казалось, отовсюду: от пятнистого неба, странно напоминавшего негативное изображение неба земного, серебристого фона, на котором там и сям были разбросаны черные «звезды»; от земли, блестевшей, словно шкура гадюки или бесцветной лягушки, точно так же испещренной серыми и черными точками; и от длинных паутиноподобных лохмотьев, свисавших с «деревьев» и «кустов».

Хотя света здесь было больше, все равно складывалось впечатление, что сейчас скорее ночь, чем день. Без головных фонарей было видно кое-что, но очень плохо. И даже с фонарями мы как будто попали в мир теней.

Перед нами возникло нечто, чего иначе, как «лес», я охарактеризовать не могу, хотя «деревья» вовсе не были покрыты зеленой листвой. Несомненно, здесь присутствовали фотосинтетические организмы, но они не являлись главной частью экосистемы. Энергией, питающей рост и развитие этих существ, служило тепло, поступающее снизу, и меня осенила догадка, что там его должно быть более чем достаточно.

Рядом на расстоянии вытянутой руки находилась ветка, и я дотронулся до нее, сдвинув в сторону несколько паутинных биолюминесцентных лохмотьев. Темная ветка была твердой, но ломкой; она легко обломилась. Ухватив ее перчаткой, я вгляделся в текстуру, напоминавшую гриб.

Наши лучи привлекли громадное количество мелких летучих существ, похожих на крохотных мотыльков с черно-белыми крылышками, и налетели они таким роем, что сквозь их массу едва можно было видеть землю под ногами.

Сюзарма Лир выругалась.

— Выключить свет! — скомандовала она.

Мы послушались и заспешили прочь от дверей, чтобы выйти из этого живого облака. У деревьев не было ветвей, растущих вверх по всей длине ствола, поэтому пробираться под их раскинувшимися в стороны кронами не составляло труда. В вертикальном сечении они имели скругленную эллиптическую форму, а вокруг густо росла молодая поросль. Голая земля была в основном покрыта тонким ковром из грибковых форм. В таком месте легко было заблудиться, но и запросто можно было идти по следу врага, — Смотрите, — сказала капитан, указывая вверх, неподалеку. Там мы увидели других летучих существ, сильно превосходящих по размерам насекомых. Они планировали и неистово махали крыльями меж конических крон деревьев. Некоторые слабо светились — то ли собственным свечением, то ли обвалявшись в вездесущей биолюминесцентной паутине.

— Похоже, я знаю, что здесь происходит, — сказал я, отрываясь вперед от моих компаньонов и стараясь впитать в себя все, что только можно было увидеть. Однако мне не удалось показать им, какой я умный, потому что меня прервали.

Внутри скафандра, разумеется, никаких внешних звуков не было слышно. Скафандры предназначены для работы в почти безвоздушном пространстве, поэтому встроенных наружных микрофонов не имеют. Таким образом, для меня первым предупреждением стал тревожный крик Серна, когда он вдруг увидел некое существо, которое к тому времени уже пошло в атаку.

Неслось оно с правой стороны и, учитывая размеры туши, прекрасно развивало ускорение. Вес его, вероятно, вдвое превышал мой собственный, и хотя бы по этой причине мне вовсе не хотелось с ним сталкиваться, а когда я разглядел торчащие по бокам рыла шипы, то быстро сообразил, что мне пора уносить отсюда ноги. К сожалению, термоскафандры не рассчитаны на спринтерский бег. Я отскакивал с его пути под прямыми углами, но оно разворачивалось, чтобы вновь преследовать меня, и с каждой секундой дистанция между нами становилась все меньше и меньше. Чертова тварь находилась уже в каком-то метре от меня, когда огненный снаряд из пистолета Серна на лету поджарил ей мозги. Но даже тогда мне пришлось отскочить в сторону, чтобы избежать удара, — она продолжала нестись по инерции, а ее ноги по-прежнему работали как поршни.

— Спасибо, — поблагодарил я Серна.

Тот не ответил. Он стоял, пригнувшись, медленно поводя пистолетом, нацеленным в воздух, и внимательно вглядываясь в деревья справа от себя. Сюзарма Лир и Халекхан тоже достали пистолеты. Они сформировали треугольник, перекрывая по шестьдесят градусов в каждую сторону, как будто ожидая, что вот-вот из кустов на них нападет ватага голых дикарей.

Я склонился над телом животного. Кожа его была гладкой и безшерстной, но толстой и крепкой. Ступни маленькие, с тремя пальцами, собранными в некое подобие копыта. Массивные лобные доли выдавались вперед, а вдоль почти всего взгорбленного позвоночника тянулся то ли гребень, то ли плавник. Хвоста не было заметно. Унизанное шипами рыло было большим и круглым, а расположенный под ним рот щерился крупными прямоугольными жевательными зубами, если не считать нескольких передних резцов. Большого опыта в экологии инопланетных животных форм у меня не было, но я наверняка кое-что знал о спектре гуманоидных представителей и об экологических факторах, ответственных за различия между ними. Глядя на внешний облик этого существа, я пришел к некоторым весьма любопытным заключениям.

Сюзарма Лир наконец убедилась, что больше ни один ужасный чужеземный зверь не собирается прыгнуть нам на голову, и подошла, встав рядом со мной.

— Хочешь вернуться за пистолетом? — спросила она. Я медленно кивнул.

— Придется нам сказать Крусеро, чтобы спустил сюда по веревке остальное оборудование, — сказал я. — Наверняка здесь есть штучки и похуже этой., Ей не было нужды спрашивать, откуда я знаю. Шипы вокруг рыла росли отнюдь не для красоты, а тот факт, что зверь был настроен на нападение, предполагал, что есть и другие звери, на которых он нападает. Посадка головы и зубы во рту свидетельствовали, что животное изначально вовсе не было хищником.

— Учитывая, что весь этот мир искусственный, — заметила звездный капитан, — его обитатели явно не следят за поддержанием в нем порядка. Интересно, какие еще у них есть зверушки, а?

— Природа на этом уровне одичала, — сказал я. — Поэтому его и замуровали. Когда весь мир функционирует нормально, то каждый пещерный комплекс должен иметь закрытую экосистему. Все сбалансировано. С началом исхода, когда пришлось эвакуировать верхние слои… можно себе представить, с какой легкостью этот баланс был нарушен. Вероятно, существовали способы его восстановления, но не позволили обстоятельства. Когда-то эта тварь была травоядной. Биолюминесцентная масса, вероятно, специально разрабатывалась как источник освещения. Одно мы знаем наверняка: этот уровень покинут не вчера — я имею в виду период в миллион лет. За одну ночь такое не вырастет.

— Это ничего нового нам не говорит, — заметила капитан. Мне вовсе не нравилось, что она продолжает тыкать меня носом в грязь. Но, с другой стороны, это облегчало мою совесть, если учесть, что рано или поздно я все равно собирался дезертировать.

— Я скажу, чего я не знаю, — произнес я. — Есть какой-то источник энергии, питающий этот комплекс. Что-то поддерживает жизненную систему и температуру. Этот малыш не настолько утеплен, чтобы поддерживать внутреннее тепло за счет собственного метаболизма — как раз наоборот. Если я не ошибаюсь, этот гребень на спине мог быть выращен и пронизан кровеносной системой для того, чтобы отводить лишнее тепло. А это предполагает, что с теплом здесь проблем нет.

— Ну так что? — спросила она.

— Они отключили энергию от верхних уровней, — сказал я. — Отсюда они тоже могли ее отключить, но не отключили.

— Может, они забыли?

— Точно, — сказал я тоном человека, убежденного в абсолютно противоположном.

— Нам это ничего не дает, — отрезала капитан. Она оглядела остальных воинов. Пока мы беседовали, Серн продолжал изучать окружающую обстановку. Он нашел след Мирлина и обратил на него наше внимание. Жестом указав в глубь диких зарослей, он великодушно воздержался от того, чтобы не сказать: "Он ушел туда".

Халекхан тем временем все еще держал в руках пистолет и терпеливо хранил бдительность.

— Возвращаемся обратно внутрь, — сказала капитан. — Будем спускать оборудование; затем отдыхаем — и в путь.

Я посмотрел на следы подошв Мирлина. Ничего общего с теми, которые оставил напавший на меня зверь. Возможно, дальше найдутся достаточно нахоженные звериные тропы, по которым он пойдет, не оставляя столь заметного следа. Может, встретится голая земля. Наверняка там должна быть вода. Скрыться он мог запросто, если бы только знал, что его преследуют. В этом я вовсе не был уверен — скорее всего он недооценил степень помешательства Военно-космических сил.

Некоторое время назад, когда я споткнулся о веревку, привязанную к пистолету-огнемету, и потом, приводя в порядок месиво, в которое тот превратил часть верхней оболочки моего скафандра, был момент, когда я ощущал примерно то же, что и бойцы Военно-космических сил, бесстрашно попирающие сапогами чужие земли во имя неувядаемой славы Старой Земли. Ощущение это было не настолько отвратительным, как я ожидал.

Хотя — достаточно отвратительным.

Глава 24

Вода, как я и предполагал, там была. Ее оказалось больше, чем я ожидал, и выглядела она страшно. Следы Мирлина привели нас прямо к ней, не далее, чем в шести переходах нашего отряда от дна шахты. Возможно, это когда-то была гидропонная ферма или система водохранилищ. Теперь здесь раскинулось болото со стоячей и затхлой водой, с дрейфующими по ней клубками растительности, мелкими островками, окруженными скелетоподобными древесными стволами и покрытыми блестящими бляшками, а также тучами насекомых и пузырями болотного газа.

— Жаль, что мы не прихватили лодку, — пробормотал я, пока мы изучали слабо поблескивающую ширь. Теперь наши глаза уже привыкли к сумеречному освещению, и мы могли различать, что там, вдали, но болото выглядело, пожалуй, похуже «леса».

— Рядовой Руссо, — холодно произнесла капитан. — Это не смешно.

— Не смешно, — подтвердил я. — Это моя ошибка. Мы проиграли, — продолжил я, когда она не ответила. — Он здесь не пройдет. Мы потеряли его раз и навсегда.

Я попытался выразить голосом сожаление, но не сумел. Азарт погони уже привел меня туда, куда мне хотелось попасть, и теперь, по моему разумению, эта маленькая игра была окончена.

— За мной, — сказала Сюзарма Лир наиболее решительным своим тоном. Ее голос звучал так, словно она давила по земле стекло. Медленно она зашла в воду, промеряя по ходу дела глубину и придерживаясь направления, в котором двигался Мирлин. Вода успела дойти ей только до бедра, как дно выровнялось, и когда мы подошли ближе, то заметили, что впереди, в волокнистых плавучих скоплениях, видны явные признаки того, что совсем недавно вода была взбаламучена.

Я вздохнул и побрел вперед, уверенный, что даже если уйду под воду с головой, то не утону. Пока скафандр непроницаем, со мной ничего не случится. Успокаивая себя таким образом, я одновременно беспокоился о том, что могут сделать со скафандром твари, таящиеся под водой, когда получат беспрепятственный к нему доступ. Перспектива промочить ноги была слишком ужасна, чтобы спокойно о ней размышлять. Провести остаток жизни в подобном месте мне вовсе не хотелось.

Большого счастья от того, что мое пророчество сбылось, я не испытал. Мы действительно потеряли его. И прошагали по болоту десять или двенадцать километров, не имея ни малейшего представления, куда идти дальше, некоторое время мы двигались не прямо, а зигзагами, кидаясь от одного следа к другому. Не было способа узнать, принадлежали ли все эти следы — или хоть один из них Мирлину.

На отдых мы остановились, когда перед нами открылась широкая водная гладь.

— Взгляните правде в глаза, — сказал я. — Ваш дикий гусь улетел. По своему следу мы сумеем выбраться назад — в этом я уверен. Ничего другого мы сделать не сможем.

— И что мы будем делать, когда вернемся? — спросила капитан совершенно нелюбезным тоном.

— Можно подождать его в надежде, что он вернется, — сказал я. — Может быть, вам удастся закупорить его здесь раз и навсегда. Я хочу найти какое-нибудь шоссе или железную дорогу — то есть то, что от них осталось, которая ведет прочь отсюда. Давным-давно здесь были города. Я хочу найти их и вовсе не намерен лазить ради этого по гнилому болоту.

— Ты кое-что забыл, рядовой, — сказала она. — Твои старательские дни кончились. Теперь ты солдат Военно-космических сил. Если уйдешь самовольно, это будет дезертирством. И тебя ожидают очень большие неприятности.

Мысль эта уже приходила мне в голову. Но я также прекрасно понимал, что стоит мне отсюда выбраться, как я тут же становлюсь обладателем уникальных сведений, которые могут соблазнить даже тетраксов. Никто на Асгарде не позволит отдать меня в руки Военно-космических сил, пока я буду полезен. А взрастить эту полезность до максимально возможной величины было уже моим делом.

Однако я ответил просто:

— Хорошо, капитан, что вы предлагаете?

— Мы возвращаемся на край болота, — сказала она. — А затем пойдем вокруг него. Он должен был где-то выйти, если только не бродит тут до сих пор.

Я замотал головой со смешанным чувством отвращения и отчаяния. И тут же замер, едва мой глаз уловил какое-то движение в черной глади озера. Это была лишь рябь, бегущая по направлению к берегу, но очень большая.

— Капитан, — прошептал Серн, который тоже ее заметил. Произнося это слово, он одновременно достал пистолет.

Нечто медленно вошло в пределы видимости, гоня перед собой мелкие буруны, и тут я облегченно вздохнул. Выглядело существо плоско и студенисто, слегка посвечивая, и его запросто можно было принять за ком водорослей. Единственное отличие — здесь не было течения, чтобы его нести. Оно должно было двигаться самостоятельно. Халекхан, поднявший было пистолет, теперь расслабился и опустил его. Серн же, наоборот, взял прицел. У него была врожденная подозрительность.

Я наблюдал за тем, как эта тварь продолжала увеличиваться в размерах по мере того как ее туша вылезала из воды, и тут вдруг понял, что она вовсе не плыла. Она текла по дну, а на поверхности виднелась лишь верхушка айсберга. Тело ее было полупрозрачным, мелкие светящиеся точки находились не в поверхностном покрове, а внутри тела. Существо поразительно напоминало не что иное, как гигантский протоплазменный шар — амебу-левиафана.

Даже после того как я это понял, она все еще вызывала во мне удивление. Аналогия с верхушкой айсберга ни в коей степени не давала понятия, насколько велика она в действительности. Псевдоподы выползли из воды и теперь обтекали вокруг наших лодыжек, в то время как голова еще находилась в тринадцати метрах от берега.

Инстинкт подсказывал мне, что надо бежать, и я, пританцовывая, попятился назад от рыщущих щупалец студня. Это походило на попытку выпрыгнуть из вязкой патоки, и я чуть было не упал, но реакция спасла меня. Рефлексы Серна были настроены совершенно иначе, и в тот момент, когда он услыхал мои перепуганные проклятия, тут же выпустил огненный факел. Красный язык лизнул выступавшую на поверхность массу, она тут же вскипела и испарилась. Но в ней не было ни мозга, чтобы его выжечь, ни нервной системы, чтобы оповестить все органы твари о факте смерти. Моноклеточная масса попросту разошлась в месте попадания факела, откатившись под его смертоносным касанием. Полыхнуло еще дважды, но эта тварь вовсе и не подумала развалиться на части, а клейкое, блестящее, серое желе уже обволакивало ноги неустрашимых воинов Земли.

Все выше, и выше, и выше.

Я бежал по мелководью со всей скоростью, на которую был способен, и в любом случае быстрее, чем могло передвигаться водяное чудище. В моих ушах стоял крик — не вопль агонии или боли, но крик безумной паники. Невозможно было сказать, у кого из трех оставшихся, обнаруживших себя в объятиях этого сверхъестественного кошмара, сдали нервы, потому что этот вопль заглушил все остальные, более трезвые голоса.

Когда по прошествии тридцати секунд он не утих, я не смог больше слушать его и выключил радио. Теперь не было ничего проще, чем продолжать идти. Я был один и на свободе. Их игра, как я предупреждал, кончилась, и единственное, что мне оставалось, это разыгрывать свою собственную.

Одна беда: в пылу бегства я сбился с проторенного нашей маленькой экспедицией следа, который до этого тщательно запоминал. Начав поиски мелких островков, на которых я оставлял свидетельства нашего посещения, я не нашел ни одного. Должно быть, я забрел слишком далеко в неверном направлении. Не сумев сориентироваться, сделал излишне много поворотов и безнадежно заблудился.

Выругав себя, я попытался успокоиться. Когда наконец я снова мог себе доверять, то выбрал наугад направление и пошел по нему, изо всех сил стараясь не отклоняться ни в какую сторону, торя новый след, чтобы узнать его, если опять вдруг начну ходить кругами. Добраться до края болота было лишь вопросом времени, и там я окажусь в безопасности, если оставлю свое остроумие при себе, и буду держаться подальше от страшных обитателей этого региона.

Чтобы как-то скрасить общение с самим собой, я включил языком музыку, загруженную в шлем на случай ухода от военных. Это помогло мне окончательно взять себя в руки, не столько благодаря качеству музыки, сколько оттого, что ситуация приобрела более или менее привычные очертания. Я был один, в полумраке, под поверхностью Асгарда, и за многие годы это стало нормальным условием моего существования.

О прекрасном капитане и ее верных соратниках я не думал. Просто выкинул их из памяти, как будто они никогда не существовали. Не потому, что я был настолько бессердечен и меня не интересовало происшедшее с ними — просто я не мог позволить себе растрачиваться еще и на это. Я понимал, что рано или поздно наступит чувство раскаяния и вины, но в настоящий момент я как бы был один во всей вселенной, не имея ни связи с другими живыми существами, ни ответственности за них.

Прошло еще двадцать пять временных блоков, прежде чем я выбрался на край болота, но интуиция никогда меня не подводила. Вероятно, шел я все же не совсем по прямой, но и не кружил, и в конце концов вылез на топкий пологий склон узкой гряды, окаймлявшей болотистую равнину. Еще не поднявшись на гребень, я уже знал, что выиграл главный приз, и вовсе не удивился, когда обнаружил там остатки рельсов. От них осталась лишь миллионнолетняя ржавчина, но это были рельсы. Я посмотрел в оба конца дороги, а затем пошел, готовый идти и идти до изнеможения.

Капельницы продолжали закачивать в мою кровяную систему питание и выносить отходы. Скафандр поддерживал подачу кислорода в головное отделение, очищая его от двуокиси углерода и других ядов. Музыка как наркотик ласкала слуховые каналы, успокаивая и приводя психику в равновесие, а внутри росло предвкушение нового.

Когда я разглядел впереди массивные контуры зданий вдоль путей, то на какое-то мгновение подумал, что это тот самый город, который я искал, но мягко светящаяся дикая растительность окаймляла дорогу нетронутыми зарослями, поэтому я понял, что передо мной лишь станция. И все равно она обещала место для ночлега, в котором будет так же безопасно, как и в любом другом месте среди стен, на которых будет подвешен мой хрупкий гамак.

Само место, как я уже догадался, представляло сплошные руины. Все, что было здесь брошено, давным-давно кануло в вечность. Даже стены, несмотря на то что сделаны они были из материала, который строители наверняка считали вечным, начали крошиться.

Но я не был разочарован; я знал, что мое время. — впереди. Просто взял и с привычным спокойствием крепко заснул. Если даже меня мучили ночные кошмары, то они были не настолько страшны, чтобы заставить меня проснуться или отложиться в памяти неприятным воспоминанием.

Глава 25

Спать я привык в одиночестве, то есть одиночество — это чувство, с которым я в нормальных условиях развешиваю свой гамак в кромешной темноте, при температуре несколько градусов выше абсолютного нуля, уверенный и том, что ближайшее человеческое существо находится от меня на расстоянии нескольких тысяч миль. В таких условиях сплю я просто великолепно.

Хотя условия настоящего путешествия — а в особенности настоящего момента были далеки от нормальных, я не стал изменять привычке, выработанной за семь лет. Просто взял и беспечно заснул сном невинного младенца. Все это я излагаю для того, чтобы подчеркнуть то досадное обстоятельство, что, пока я безмятежно посапывал, кто-то ухитрился снять с моего пояса пистолет-огнемет, даже не заставив меня пошевелиться. Я еще не проснулся, а вор уже начал тыкать дулом мне в лицо.

Первое, что предстало моему заспанному взору, был темный контур ствола. Тогда я поднял глаза. За спиной незнакомца слабо просвечивала биолюминесценция, и с моего ракурса его шлем казался просто большим черным шаром, но мне не составило труда понять, кто это.

Он действительно был гигантом.

Удостоверившись, что я могу отвечать, он опять начал водить стволом перед лицевым щитком — на этот раз не тыкая, но вырисовывая им какие-то цифры. Ему оказалось достаточно повторить их еще один раз, как до меня дошло, что это код частоты канала связи. Он хотел, чтобы я перенастроил свою рацию. Я сделал, как он сказал.

— Привет, — произнес я, справившись с задачей. Больше мне ничего говорить не хотелось. Хозяином положения был он.

— Мистер Руссо, как я понимаю, — сказал он. В ответ я чуть было не хихикнул, но ситуация сложилась далеко не шуточная.

— Можешь звать меня просто Майк, — ответил я. — Нас толком не представили, но все же парой слов мы с тобой обменялись по телефону. Извини, что не смог принять тебя — похоже, что так или иначе, но именно я втянул тебя в неприятности.

— Все в порядке, — заверил он меня. — В конце концов подумай, насколько хуже было бы нам обоим, если б Военно-космические силы появились в тот момент, когда ты показывал бы мне красоты Небесной Переправы.

— Да. Но я чертовски желал, чтобы ты был со мной во время той карточной игры.

Некоторое время я молчал, погрузившись в воспоминания.

— Полагаю, ты знаешь, что я привел с собой Военно-космические силы? Хотя, наверное, понимаешь, что другого выбора у меня не было.

Мирлин отступил, чтобы я смог вылезти из гамака. Пистолет он держал довольно расслабленно, не направляя его на меня. Разумеется, ничего бы не изменилось, если бы он согнул ствол подковой и выкинул в кусты. Я никоим образом не мог представлять для него угрозы. Мне даже на память не мог прийти ни один гуманоид как на Асгарде, так и за его пределами, который сумел бы выдержать против него два раунда и не превратиться в отбивную. Затем я сделал несколько символических упражнений, чтобы привести себя в норму.

— Как ты меня нашел? — спросил я.

— Шел по следу. Я тебя не искал, но понял, что ты впереди, когда дошел до места, где ты вылез из болота.

— А как получилось, что я оказался впереди?

— Я обнаружил, что вы идете за мной по пятам, когда мы спустились на дно шахты и попали в пределы радиуса действия радиосвязи. Еще я понял, что звездный капитан начнет форсировать болото, если подбросить ей ложный след. Поэтому сходил туда и обратно, после чего спрятался и стал ждать развития событий. Думаю, следовало бы разобраться с капитаном и ее бойцами.

— Но не со мной?

— Из того, что я подслушал, вытекало, что ты не совсем заодно с капитаном. Я, разумеется, не знаю, что они наговорили тебе про меня, поэтому не могу с определенностью судить о твоем отношении.

Тут я решил, что настал самый подходящий момент, и сказал:

— Ну, похоже, болото сделало всю работу за тебя. Остались только ты, да я, да мы с тобой — если не считать Крусеро и того парня, что охраняет вездеходы.

Не успел он ответить, как я уже понял, что ошибался. Его молчание выражало неопределенность. Наверняка он был занят тем, что спрашивал себя, можно ли мне верить. Но будучи натурой доверчивой решил, что да.

— Я не понял, что ты выключил рацию, — сказал он. — Я подумал, что ты, как я, лег на дно. Только из этого соображения я решил найти тебя.

Тут до меня дошло — правда, с большим опозданием, — зачем он заставил меня сменить частоту.

— Сколько осталось в живых? — спросил я, чувствуя себя дураком.

— Все, — ответил он. — Что бы ни означали те вопли, но в конце концов ничего страшного не случилось.

"Благодари Бога и береги патроны, — подумал я. — Та чертова тварь, должно быть, перетекла прямо через них. И ее соки не проделали и дырочки в скафандре".

В уме я сделал пометку написать об этом случае изготовителям скафандров, чтобы они могли использовать его в рекламе своей продукции к вящей пользе будущих исследователей сего благословенного края.

— Хорошо, — сказал я, — если тебе от этого будет легче, знай, тот факт, что они остались в живых, ни в коей мере не меняет моего поведения. Полагаю, они понимают, что я еще жив?

— Да.

— И это их не радует?

— Звездный капитан клянется, что расстреляет тебя за дезертирство.

— Так, значит, мы с тобой оказались в одной лодке?

— Возможно, — осторожно ответил он.

Мне подумалось, не стоит ли именно сейчас задать вопрос, почему Военно-космические силы так жаждут его смерти, но решил все же повременить.

Вместо этого я сказал:

— Тогда нам лучше идти. Нельзя терять времени.

— Не думаю, что им удастся отыскать нас в течение ближайших нескольких часов, — произнес он. — Они вернулись к шахте, чтобы составить новый план.

— Да черт с ними, — презрительно бросил я. — Я говорю о том, чтобы идти вдоль железной дороги. Я хочу добраться до города. Термоскафандра хватит только на эту прогулку — я и так потерял достаточно времени, позволив Сюзарме Лир затащить меня охотиться на уток в эту чертову трясину. Давай вернемся к делу.

Он издал какой-то нечленораздельный звук, явно не означавший отказа, поэтому я быстро начал собираться в дорогу. Он наблюдал за мной, не задавая вопросов. Когда же я вновь вышел на улицу, он послушно последовал за мной. Это добавило мне хорошего настроения. Рассчитывать на главенствующую роль со всей определенностью я не мог, но по крайней мере сейчас все шло так, как я хотел.

Однако по пути он вновь вернулся к вопросам, представлявшим для него интерес.

— Подслушивая ваши переговоры, — заметил он, — я услыхал упоминание об Амаре Гююре. Вы, похоже, считаете, что он преследует вас точно так же, как вы преследуете меня. Не могу понять, как такое может быть; впрочем, не понимаю, каким образом вам удалось так близко подобраться ко мне. Это ведь совсем не просто — идти по следу человека, удаленного на полпланеты, да еще внутри такой, как Асгард?

— Я достал записную книжку Саула Линдрака. И прочитал, причем на Асгарде я единственный, кто это мог сделать.

— Как ты достал ее?

— Ее отдала мне Джейсинт Сьяни — одна из шестерок Амары Гююра, которую ты не уничтожил.

— В обмен на перевод? Это предположение я незамедлительно отверг. — Ни в коем случае, — сказал я. — Мне известно, что эти ублюдки убили Саула. Я даже не стал им отвечать, сколько сейчас времени. Они ведь подвели меня под рабство, ты это помнишь? Нет, они просто отдали ее мне. Не без некоторых добавлений, но в их намерения входило пристроить эти добавления так, чтобы их не было видно. В книгу, разумеется, они вмонтировали какой-то электронный жучок, но я оставил ее наверху. Еще, я думаю, они посадили жучка — или несколько — на капитана. Не знаю, как он работает, но могу себе представить, что он поможет им выследить нас даже здесь.

— Ты не говорил об этом устройстве капитану? — спокойно поинтересовался он. Я заметил, что он использовал правильный официальный термин, в то время как я вовсю беспечно пользовался жаргонным. Для саламандрского андроида, если он действительно таковым являлся, его английский был чересчур корректным.

— Нет, — ответил я. — А теперь, что вполне естественно, тебе хотелось бы знать — почему. Сначала эта мысль показалась мне хорошей, но сейчас, когда все сложилось так, как есть, я вижу, что ошибался. Я думал, они, залезая на мою территорию, подавятся, откусив кусок, который не смогут прожевать. Люди, подобные Гююру и Хелебу, не из категории бродяг по подземельям, а обычные бандиты. Влияние Гююра за пределами города минимально, а опыт вообще нулевой. Вероятность того, что они сядут нам на хвост, не сильно меня беспокоила. В любом случае это был не мой хвост. Жучка прицепили на капитана, а находиться при ней столько времени, сколько требовали ее планы, я не собирался. Решил пусть они с Гююром дерутся сами. И перегрызут друг другу глотку. Еще одна причина — раз устройство при нас, то я был уверен, что Гююр и его громилы будут держаться на почтительном расстоянии, по крайней мере до тех пор, пока мы не попадем в какое-нибудь примечательное место. А будут ли они вести себя подобным образом, если устройство обезвредить, уверенности не было. Рано или поздно я собираюсь вернуться на поверхность и хотел бы найти свой вездеход на прежнем месте и никаких преград, чтобы им воспользоваться. Если Гююр окажется слишком жадным и проследует вслед за нами сюда, рассчитывая избавиться от нас на одном из уровней, то у меня будет шанс выбраться. С другой стороны, если он решит, что лучше дождаться на первом уровне, а потом при помощи силы выжать из меня все, что ему не удалось выжать из Саула, тогда… у меня будут причины для беспокойства.

— А чем эти доводы стали хуже сейчас?

Я незаметно пожал плечами внутри скафандра.

— Сейчас есть вероятность, что Гююр совсем близко. Мне не хочется, чтобы он меня сцапал так, как это сделал ты, даже если такая возможность пока лишь только маячит. Кроме того, несмотря на то что большой любви к звездному капитану у меня нет, я не могу отделаться от мысли, что любой, кто оставит ее в неведении насчет Амары Гююра, которому доподлинно известно, где ее искать, будет в этом случае последним ублюдком.

— Ты мог предупредить ее, — заметил он.

— Разумеется. Но тогда она не собиралась расстреливать меня. У меня еще есть что терять. Ты можешь представить себе ее реакцию, если я вдруг вернусь и скажу, что на ней закреплено устройство, которое она сейчас не может снять и о котором я ни словом не обмолвился тогда, когда она могла запросто его обезвредить? Сам знаешь, к особам умеренного темперамента она явно не принадлежит.

— Знаю, — мягко произнес он.

Мы продолжали идти по путям посреди ландшафта, который стал к тому времени удручающе знакомым. Это было совсем не то, чего я хотел, но внутри жила уверенность: то, что мне действительно нужно, находится где-то на дальнем конце железнодорожного пути. До тех пор пока мы туда не доберемся, время будет тянуться бесполезно и пусто. Меня пока не слишком заботили намерения других людей, невзирая на то что я был с ними повязан. Думаю, я всегда был чуточку эгоистом. Однако очень скоро это молчаливое шествие начало мне надоедать.

— Послушай, — сказал я, пытаясь не отставать, ибо его ноги были куда длиннее моих, — не мог бы ты мне объяснить, что, черт возьми, за вражда пролегла между тобой и звездным капитаном? Я не собираюсь в нее встревать просто хочу знать, во что я вляпался.

— А что ты уже знаешь? — спросил он.

— Почти ничего. Она говорит, что ты — андроид. Она говорит, что тебя создали саламандры — наши враги в маленькой межзвездной заварушке, которая закончилась ни больше ни меньше как полумиллиардными потерями. Еще она говорит, что ты представляешь угрозу для будущего существования человеческой расы. Насколько все это правда, я не имею ни малейшего представления.

— По первым двум пунктам — так оно и есть, — ответил он. — По третьему нет. Угрозы я не представляю, но у нее действительно есть причины так думать, а доказать обратное я не мог. Здесь он замолчал, и мне пришлось подтолкнуть его.

— Попробуй на мне. Может быть, я тебе поверю. Любому с первого взгляда видно, что капитаном руководит не один только служебный долг. Что бы ты ей ни причинил, этого оказалось достаточно, чтобы ненависть приобрела личный характер. Я не собираюсь держать ее сторону только потому, что она — человек.

Наступило короткое молчание, затем он произнес:

— Хорошо. Я расскажу тебе так, как я это понимаю. Позже ты сам решишь, верить мне или нет. Вот так он и начал свое повествование.

Глава 26

Земля, похоже, всегда одерживала победы в этой войне. Такой незначительный факт был гораздо более очевиден саламандрам, чем землянам, потому что только саламандры понимали, насколько бедны их ресурсы, когда в ход пошла огневая мощь. Технология Земли, ориентированная на тяжелую промышленность, была лишь немногим лучше, чем у саламандров, если говорить о стоящих за ней знаниях, но знания не превращаются автоматически a промышленные изделия. Технология, как я уже пытался объяснить звездному капитану, — искусство не в меньшей степени, чем наука. Мы, люди, всегда рассматривающие технологию с точки зрения машиностроения и в основном по части вооружений, достигли более значительных успехов в физике и химии, чем наш противник. У нас было больше пушек и гораздо богаче их ассортимент.

Однако саламандры были далеко не примитивны. Их знания были столь же обширны и глубоки, как наши, но только они их употребляли совершенно другим образом, ориентируясь на различные практические нужды. Они были фанатами биотехнологий, поэтому большинство их исследований и открытий происходило в таких областях знаний, которых мы едва касались. Это и определило перевес сил в войне: в космосе наши корабли и пушки всегда брали верх, но на планетах все было иначе. (Когда Мирлин начал это объяснять, в перспективе забрезжили контуры стерильных костюмов и боевых действий в условиях герметичности, о которых поведал Серн.) Возможности биотехнологий позволили саламандрам уничтожить большое количество наших войск на ранних стадиях войны, прежде чем Верховное Командование Земли разобралось, что к чему, и сумело снабдить войска эффективными средствами защиты.

Однако саламандры, похоже, всегда знали, что их возможности позволяют им вести лишь оборонительные действия. Они понимали, что Земля найдет средства защиты против их биотехнологического оружия гораздо быстрее, чем они — против тяжелой артиллерии. С самого начала они наверняка понимали, что проиграют войну и что последствием этого проигрыша может стать фактический геноцид. Они решили, что единственный шанс установить долгосрочное господство над этой частью космоса — готовиться ко второй войне, а первую проиграть с как можно меньшими потерями. Идея состояла в том, чтобы в нынешних сражениях выиграть время, дабы запустить проект, который неминуемо приведет к коренному изменению соотношения сил. Под словом «неминуемо» подразумевалось — через несколько поколений, возможно, даже через тысячу лет. Они способны были оперировать такими долгосрочными категориями, какие большинство людей обычно вообще не принимают в расчет.

Для саламандров война — это прежде всего биологическая война. Их оружие это живые существа, начиная с искусственных вирусов и кончая чудовищами, выращенными из позвоночных и беспозвоночных самых различных видов. Против людей микроорганизмы — самое лучшее оружие, во многом благодаря тому, что разница в строении позволяла саламандрам не беспокоиться, что другим концом оружие ударит по ним самим, как это бывало в междуусобных войнах. Они вырастили большое количество всяческой заразы, убивающей людей, но эффективность каждого нового вируса становилась все меньше и меньше, потому что Земля научилась защищать свою армию и подавлять очаги инфекции среди гражданского населения. Человечество потеряло очень много своих представителей, но саламандрам так и не удалось уничтожить всех людей, а на мирах, заселенных исключительно человечеством, их успехи были и того меньше. Они знали, что, если хотят выиграть войну против землян, им надо изобрести очень хитрые средства возбуждения инфекций сразу в максимальном количестве мест и за столь короткое время, чтобы здание человеческого общества, причем не на одном, а на многих планетах, затрещало по швам, прежде чем нашло способ организовать ответный удар.

Задача была непростой, но они ее решили. По мнению Мирлина, лишь в двух местах дело пошло не так. Прежде всего они опростоволосились, взяв на вооружение столь сложное средство; во-вторых, им не хватило времени, потому что война слишком быстро, всего за несколько лет, докатилась до самой Саламандры.

А план был таков. Саламандры решили создать человеческих андроидов, причем настолько хороших андроидов по своим репродуктивным функциям, что те могли бы скрещиваться с нормальными людьми. Возможно, термин «андроид» здесь был неуместен, за исключением узкотехнического смысла; чего они хотели, так это создать подлинных людей. Эти искусственные люди должны были нести в себе смертельный вирус, но не столь явно, как это делала Тифозная Мэри. Они несли бы вирус, заключенные в инверсии одной из хромосом, совершенно инертный и не способный к размножению или причинению малейшего вреда. Искусственные люди могли смешиваться с нормальными, оседать среди них и иметь общих детей. Половина детей, в свою очередь, стала бы носителями, половина их детей — тоже, и так далее. До поры до времени ничто не должно было проявляться. За это время саламандры сделали бы вид, что сдались, и терпеливо несли бы на себе ярмо побежденного, зная, что в рукаве у них спрятан козырной туз. Тузом этим должен был стать активатор — совершенно безвредный вирус, который открыл бы инверсию и высвободил гены, запрограммированные на производство главного вируса в миллиардных количествах. К тому времени, когда, должен быть выпущен вирус-активатор, достаточное количество людей на множестве планет уже попали бы в генетическую ловушку, и распространение активатора шло бы незамеченным, но породило бы серию эпидемий, способных выкосить почти все население.

Как я уже сказал, период подготовки выявил, что создать подобный вирус самое простое. Но сделать людей — проблема совершенно другого уровня. У них сидели земляне-пленники, от которых те получали сперму и яйцеклетки, и простейший план предусматривал инфицировать оплодотворенное яйцо и поместить его обратно в матку пленной женщины. Однако трудность схемы заключалась в том, что здесь слишком многое оставлялось на волю случая. Очень долго носители были бы уязвимы — слишком долго. Возможность потери носителей еще в детском возрасте была чрезмерно велика. А усилия, которые могли бы предпринять саламандры для спасения этих детей от разрушительного действия войны, заключали в себе слишком много проблем.

Поэтому саламандры решили, что не станут делать инфицированных детей. Они решили сделать инфицированных взрослых. Действительно, они задумали создать целый полк взрослых человеческих самцов, превосходно развитых физически и интеллектуально. Они хотели получить индивидуумов, которые после сдачи быстро рассеялись бы среди людского населения, и передача скрытых носителей началась бы немедленно. На взгляд саламандров, этот путь имел гораздо больше шансов на успех, чем выращивание полка малюток, которые могли вымереть или быть уничтожены до достижения репродуктивного возраста.

Это нельзя назвать полным абсурдом, учитывая любовь саламандров к эффектам и образ их мышления — довольно чуждый нашему, разумеется. Они уже привыкли лепить форму и поведение живых существ, родственных их миру, а также другим мирам. Они осуществляли вмешательство и в организмы представителей своей расы, хотя делали это с большой осмотрительностью. Способ быстрого производства взрослых индивидуумов посредством ускорения их роста был им не в новинку. Они имели повышенный интерес — и это естественно — к биотехнологическим достижениям других рас, которым удавались такие трюки, о каких саламандры могли только мечтать.

Очевидно, саламандры вкладывали большие средства в чужие биотехнологии, чтобы сдвинуть с места свой проект. Вероятнее всего, они не рассказывали продавцам, в каких целях будут использованы их технологии, а те скорее всего предполагали, что цели эти будут носить вполне невинный характер. С посторонней помощью саламандрам удалось наладить производство взрослых индивидуумов (или, скорее, их подобий), способных стать людьми, а не человекообразными овощами.

Мое сознание содрогнулось при мысли о том, что содержала в себе заключительная часть этого плана, но Мирлин заверил меня, что гипносуггестивная техника позволяет заложить в мозг соответствующий набор обучающих программ и блоков памяти за поразительно короткий срок. Начинало казаться, что мы сильно преувеличиваем собственную уникальность и сложность, а человеку вроде меня, к примеру, вовсе не нужно иметь опыт целой жизни, чтобы стать тем, кто я есть. Все, что составляет мою сущность, похоже, можно было закачать в меня за несколько месяцев, сэкономив прожитые годы, если предварительно выпарить все лишнее, оставив лишь самое главное. Но я отклонился от темы… Достаточно сказать, что план был хорошо проработан.

За исключением того, что прототип получился ошибкой. Она была невелика во всех отношениях (здесь напрашивается каламбур), а с учетом осуществляемого ими плана она вообще выглядела пустяком по сравнению с грядущим ослепительным успехом, но ее оказалось достаточно.

Когда Мирлина извлекли из резервуара, он был такой, как надо. Физически хорошо развитый, на вид — около тридцати лет, считавший себя сыном фермера одной колониальной планеты, которого взяли в плен вместе с другими людьми в первые дни войны и давно уже держали в заключении. Создатели его наверняка восторгались собственным творением, пока не обнаружили, что оно продолжает расти.

Они переборщили с каким-то волшебным ингредиентом или же не сумели проконтролировать какой-нибудь чудодейственный процесс. Мирлин был работоспособной моделью, но воспроизвести его в сотне экземпляров они не могли. Если бы они на это пошли, им пришлось бы выискивать, где допущена ошибка. Раса гигантов выглядела бы слишком подозрительно.

У меня не было сомнений, что они могли изолировать модель и найти неполадку в системе. Будь у них еще года три, по прикидке Мирлина, они сумели бы вырастить маленькую армию нелюдей, предназначение которых, неведомое им самим, заключалось в уничтожении человеческой расы. Трех лет им не дали. Даже одного года. Неумолимая колесница бронированной цивилизации людей скосила легионы саламандров, и их родная планета попала в осаду еще до того, как удалось создать второй прототип. Планы спешно попытались сохранить в секрете уберечь одну крохотную базу, которая могла бы продолжать свою смертоносную работу, в то время как остальные саламандры отвлекали на себя захватчиков, но и этого не удалось. Подразделение космических воинов, подчищавших пространство после битвы в небесах Саламандры, обрушилось на лабораторию как снег на голову и буквально смело ее, даже не подозревая, что это могло быть. У лаборатории имелись охрана и периметр, чтобы держать местных на почтительном расстоянии, — и этих двух вещей оказалось вполне достаточно для коммандос Сюзармы Лир, чтобы оценить ее как потенциальную цель.

Звездный капитан обнаружила Мирлина заключенным и стальную клетку где-то в глубине подвала. Не было ничего противоестественного в том, что она его выпустила. Рассказанная им история звучала достаточно убедительно: в конце концов, ничего другого он просто не знал, а был он там единственным пленником. Возможно, если ваш рост превышает семь футов, это выглядит несколько необычно, но явно недостаточно, чтобы заставить людей считать вас инопланетным чудовищем.

Будучи отпущен на свободу, Мирлин просто остался жить на месте. Саламандры, проигравшие сражение за базу, попытались уничтожить все свидетельства того, чем они здесь занимались, и почти преуспели в этом, прежде чем звездный капитан сумела их остановить. Она вызвала военную разведку, а Мирлина подключили к следствию, чтобы он помог раскрыть, в чем заключалась тайна их деятельности. Когда ему все стало ясно — несколько раньше, чем агентам спецслужбы, — он попытался закончить дело, начатое его создателями. Он не хотел, чтобы правда о нем выплыла наружу, прекрасно понимая, какие последствия это может иметь. Все, что требовалось с ним сделать, так это просто стерилизовать, но даже несколько дней знакомства со звездными капитанами и офицерами военной разведки убедили его, что действовать они будут совершенно другими методами. К тому же в их глазах он не был человеком. Они бы уничтожили его без тени сомнений.

Однако исчезнуть, не оставив следов, ему не удалось. Прикинув, что ни малейшего шанса остаться в живых у него не осталось, он со всей возможной быстротой совершил бегство с этих кровавых подмостков. Преследуемый Сюзармой Лир и ее усталым от сражений взводом, он пересек всю искореженную войной поверхность Саламандры и в конце концов пробрался на шаттл, доставивший его на орбиту. Если бы военные лучше координировали свои действия, у него не осталось бы ни малейшего шанса, но в неразберихе, царившей после жесточайшей из войн, ни одна служба, кроме медицинской, не работала как положено. Он перебрался на работающую звездную станцию и там совершил одно из тягчайших и сложнейших преступлений — угнал звездолет.

Вкратце описывая события, Мирлин опустил множество мелких подробностей. Он обыденным тоном говорил о пещах, казавшихся мне на грани возможного, отчего они приобретали едва ли не заурядный характер. Мое воображение оказалось слишком бедным, чтобы представить, каковыми могли быть обстоятельства на поверхности Саламандры — разорванной в клочья бомбардировками, где значительная часть населения была попросту стерта с лица планеты. Она, должно быть, представляла собой специфическую разновидность ада. И тем не менее этот человек — это создание, который, по сути дела, был новорожденным, сумел пройти по ней невредимым и выбраться оттуда, невзирая на то что в целом мире не было ни одного существа, к которому он мог бы обратиться за помощью.

— Все, что я могу тебе сказать, — произнес я, как только он закончил свой рассказ, — это то, что они, должно быть, волшебники, раз сумели так здорово набить твою башку знаниями.

— Да, — согласился он. — Должно быть.

Глава 27

— Итак, — подвел я итог, — ты угрозы не представляешь.

— Я не собирался иметь детей, — ответил он. — Но даже если б у меня была их дюжина, а у каждого из них еще дюжина… то у ружья все равно больше нет курка.

Человечеству нечего бояться.

— Почему же они тебя не отпустили? Они должны были псе понять.

— Они же не знают, ни кто я, ни что я представляю собой внутри. С их точки зрения, я есть нечто, похожее на человека, но на самом деле — саламандр. Они рассматривают меня как своеобразного агента двойного профиля — внедренца и диверсанта. Насколько им известно, я полностью осведомлен о своем саламандрском происхождении и привержен античеловеческому курсу. Мертвый я буду гораздо безопаснее. Жить обычной жизнью они мне никогда не дадут. И я их понимаю. Я могу по достоинству оценить их глубокую ненависть ко всему саламандрскому. Они только что вышли из жестокой и ошибочной войны, равной которой человечество до сих пор не переживало.

Хотелось бы мне видеть выражение его лица, но приходилось довольствоваться лишь бестелесным голосом, спокойным и ровным, который рация делала еще более ровным и спокойным, чем в действительности.

— Кроме того, — сказал он, — для капитана это личный вопрос. Именно она меня выпустила. Она входила в техническую группу базы, где я попытался уничтожить материалы, свидетельствующие о военных намерениях неприятеля, и откуда я бежал. С ее точки зрения, это были ошибки, которые при абстрактном рассмотрении понять можно, но простить за них себя — нет.

— Да, она не из тех, кто прощает, — согласился я. — Я бы даже сказал, что с собой она обходится круче, чем со своими людьми. Вся эта история — сплошное безумие, но, когда в сумасшедших обстоятельствах начинают действовать сумасшедшие люди, она звучит убедительно.

— Значит, ты мне веришь?

— Почему бы и нет? Разумеется.

Мы по-прежнему брели вдоль путей, и впереди по-прежнему ничего не было видно. Я понимал — Асгард велик, и нельзя рассчитывать, что, выйдя на прогулку, на каждом шагу будешь спотыкаться о города, но меня уже начинало терзать нетерпение.

— Жаль, что они не смогли поддерживать движение поездов так же долго, как питают это место энергией, — заметил я.

— Почему ты думаешь, что сюда подается энергия? — спросил Мирлин. — Это дикая экосистема. Она может держаться исключительно на замкнутых циклах.

— Все жизненные системы нуждаются в подпитке энергией. Они не могут до бесконечности питать самое себя. Та, что вокруг нас, могла дегенерировать с точки зрения потери своей старой функциональной организации, но она давно превратилась бы в ничто, если б не получала энергию извне — возможно, благодаря диффузии тепла из нижележащих уровней. Пусть лишь тоненькой струйкой, но обязательно, чтобы компенсировать энтропию. Этого они тебе в голову не заложили, а?

— Нет, — ответил он. — В голову они этого не заложили. Они дали мне биографию, три языка и хорошую базу знаний, но в основном лишь фундаментальных. Полагаю, я умнее большинства людей и обучен огромному количеству пещей, но идея состояла в том, чтобы сделать из меня человека, а не супермена.

— Как ты думаешь, откуда они их взяли? Например, биографию — хранилище бытовых знаний, которыми может обладать человек. Такое нельзя набрать по кусочкам.

Он шумно вздохнул.

— Полагаю, биография была в основном позаимствована. Возможно, они даже не меняли имени, имей в виду: Мирлин — вовсе не то, что дали мне они. Определенно могу сказать — все, что они в меня заложили, должно было быть взято у реальных людей в то или иное время, тем или иным способом. В этом нет ничего сверхъестественного, хотя это вовсе не разновидность механической телепатии или некоего процесса переселения душ, когда душу одного человека вытащили из его собственного тела и закачали в мое. У меня такой же образ мышления, как у тебя, — и информацию я получил через органы чувств, пусть даже нетрадиционным способом.

— Есть еще несколько маленьких неясностей. Хотя, как я догадываюсь, они вне твоей компетенции. Но одна из них: почему Асгард? Зачем прилетать сюда, когда у тебя на выбор была целая галактика?

— Это достаточно просто, — произнес он. — У меня есть странное чувство, что я родился здесь. Я уже говорил, что саламандры покупали помощь со стороны. Не уверен — чью, но я видел документы, на которых стоял вот такой значок, — он нарисовал в воздухе некую картинку указательным пальцем перчатки, — и были ссылки на Асгард. Тогда я решил, что неплохо бы узнать побольше о своем происхождении. Разумеется, тогда я не понимал, что закупленная саламандрами технология было наследием давно вымершей расы или скрывшейся из виду по крайней мере несколько миллионов лет назад.

Я замер на месте, остолбенев от удивления.

— Боже мой! — пробормотал я. — Ты хочешь сказать, что кто-то нарыл все это среди людских отбросов, как мы извлекаем на поверхность вещи из уровней?

— Похоже на то.

— Тогда они умеют хорошо держать язык за зубами.

— А почему бы нет? — сказал Мирлин.

Как он был прав?'Возможно, даже больше, чем сам это понимал. Я готов поклясться, что Александр Совбров ничего не знал о достижениях такого уровня. Но тогда мораль истории Мирлина, если в ней вообще присутствует хоть какая-то мораль, состоит в том, что иногда мы не в состоянии даже осознать, насколько бедно наше воображение, когда дело доходит до искусства технологий. Алекс шел по следу, ведущему в громадную, прекрасно оборудованную мышеловку из блестящей хромированной стали. Люди относятся к биотехнологиям вовсе на так, как, скажем, тетраксы.

— А что бы ты сделал, если бы оказалось, что такая технология здесь действует постоянно? — спросил я. — Или же это просто грубое любопытство по поводу своего генеалогического древа?

— Не знаю, — ответил он. — Возможно, мне предназначено судьбой построить соответствующий мост. Не об этом ли просил монстр по имени Франкенштейн?

— Ты читал «Франкенштейна»?

— Нет, но помню, что слыхал эту историю. Помню, как я догадываюсь, даже цитаты из нее.

Диалог приобрел кисловатый привкус, а мне этого вовсе не хотелось. Не дай Бог раздуть слона из его происхождения. Я не стал травмировать его расспросами, не собирается ли он в дальнейшем продолжить свой род с генетической бомбой внутри или без оной.

— Итак, что теперь?

— Теперь, — ответил он, — я с тобой. Будем искать путь к центру. Это шанс оторваться от людей, которые хотят меня убить, а раз ты тоже бежишь от них, значит, у тебя, вероятно, есть куда бежать. Разве не так?

Мне показалось, он подразумевал, что я тоже беглец, и не только от белокурого звездного капитана, грозившей расстрелять меня за дезертирство. Не важно. Если он считает себя сильным психоаналитиком, пробыв лишь несколько месяцев человеком, — пусть его. Я не должен подавать виду.

— Не знаю, заметил ли ты, — сказал он, — но, по-моему, горизонт за последние несколько минут стал значительно светлее. Думаю, твой город уже недалеко — и надеюсь, что он не настолько повержен в хаос, как все вокруг нас.

Я этого не заметил и выругал себя, что, запутавшись в дебрях собственных мыслей, отключился от действительно важных в нашем нынешнем состоянии вещей. В то же время я вознес молчаливую благодарность за то, что мои молитвы были услышаны. Похоже, отсюда был шанс сделать первый шаг длинного и тяжелого путешествия к сердцу загадки, имя которой — Асгард.

Глава 28

Я ожидал чего-то необычного — того, что действительно меня потрясет. Я понимал, что мы не настолько глубоко забрались под поверхность, но все равно надеялся встретить людей, создавших Асгард. Если это окажется возможным, тогда возникнут тысячи альтернатив, на которые я пойду с радостью.

Однако, как всегда происходит в подобных случаях, я получил лишь малую толику желаемого. В городе мы обнаружили действительно неожиданные вещи. Сам он постепенно деградировал, как и все на этом уровне. Он разрушался уже в течение долгих времен. Стены покосились, двери зияли пустыми проемами, улицы покрылись липкой грязью и мусором. Единственная вещь, оставшаяся нетронутой, это городское освещение, причем ни о какой хилой биолюминесценции речь не шла; город освещался белым светом от миллиона лампочек накаливания, каждая величиной с человеческую голову. Не было ни одной перегоревшей: ремонтная система, поддерживавшая освещение в порядке, находилась в рабочем состоянии.

Однако то, что высвечивали лампы, довольно странно было созерцать, но уже совсем в другом смысле. Нам не пришлось искать обитателей города — они слетелись сами, как мошки на свет. Эта метафора в данном случае куда больше соответствовала действительности, чем могло сначала показаться, поскольку в их глазах не было и намека на движущее ими активное любопытство; вместо этого отсутствующее выражение на лицах предполагало, что их направил сюда какой-то внутренний импульс, который они не могли или не хотели подавить.

Они были гуманоидами, но среди всех разношерстных рас, собравшихся на Асгарде, не было ни одной, похожей на них. Их взрослые представители имели рост одиннадцати-двенадцатилетнего земного подростка. Они были тощие, с выступающими костями, а головы их были маленькие и удлиненные. Кожа серебристо-серая, морщинистая, поэтому даже младенцы имели лица, казавшиеся безнадежно старыми. На них была одежда, но у большинства оставались лишь слабые ее признаки, а одетые наиболее экстравагантно носили только штаны до колен и драные, заношенные куртки.

Как только толпа собралась — не вокруг нас, а по бокам, — я заметил, что никто из них ничего не нес в руках. Ни инструментов, ни оружия. Не было и признаков того, что хоть кто-то из них имеет занятие, от которого его оторвало наше появление, за исключением некоторых детей, забросивших свои игры с булыжниками, чтобы поглазеть на нас.

Никто даже не попытался подойти к нам поближе. Никто не встал на пути. Пока мы шли по улице! они просто стояли и смотрели на нас, причем не все, а затем пошли следом, так что увязавшийся за нами хвост становился больше с каждой минутой.

— Если это потомки тех, кто построил Асгард, — пробормотал я, — то можете считать меня сыном беззубого тетронца.

— Они деградируют, — заметил Мирлин. — Они могут быть потомками кого угодно. По тому, что они сейчас собой представляют, нельзя судить, какими они были раньше.

— Наследственная деградация или зависимость от машин? — поинтересовался я. — Это миф. Теория, будто эволюция начинает идти в обратном направлении, когда прекращается естественный отбор, — заблуждение. Устранение фактора отбора может остановить замену посредственных генов более хорошими, но оно не может спровоцировать замену нормальных генов на худшие. Организм всегда старается освободиться от вредных мутаций.

— Вовсе нет. Если представители этой расы когда-то были гораздо выше ростом, чем сейчас, то их обмельчание вызвано не генетическими отклонениями, а плохим питанием и психологическим настроем на маломерность. Если их кажущаяся глупость действительно имеет место, она передается через культуру. Как ни крути, а фактор отбора здесь присутствует. Он просто обязан быть. За пределами города условия отвратительны. Если б они жили там, то давно бы пустили наших сумасшедших друзей на легкую закуску. А на нас они реагируют так потому, что не видят причин опасаться… И даже более того, именно поэтому они реагируют, а не игнорируют нас. Что подразумевает…

— Гиганты в термоскафандрах здесь зрелище знакомое, — закончил за меня Мирлин. Он постарался придать голосу интонацию сомнения в своих словах.

— Не в термоскафандрах, — ответил я. — Но, возможно, в стерильных костюмах. Никто не заставит меня поверить, что городское освещение продолжает светить лишь благодаря собственной системе самоподдержания, в то время как пригород давно уже превратился в ад. Кто-то сюда приходит. Кто-то снизу. Они не пользуются той шахтой, через которую пришли мы. Следовательно — другой.

— Выдаешь желаемое за действительное, — сказал Мирлин.

Разумеется, он был прав. Мои умозаключения целиком были направлены именно в эту сторону. Но их логический фундамент страсть не затрагивала.

Я остановился и обернулся, чтобы рассмотреть следовавшую за нами толпу. Их было, пожалуй, сотни четыре с лишним, в основном — взрослые. Те, кто отсеялся или же вовсе не присоединился к шествию, были дети.

Когда остановился я, остановились и они. Мирлину пришлось вернуться на несколько своих гигантских шагов. — Что это? — спросил он.

— Проявление желаемого в действительности, — сказал я. — Да посмотри же ты на них, черт побери! Во всем этом должен быть смысл. Это не детская глупость пополам с любопытством. Это ответная реакция, каким-то образом запечатленная в их сознании, и в ней должно быть рациональное зерно. Не ты ли задал вопрос "что это?".

Он посмотрел на них с высоты собственного роста.

— Странно все это, — согласился он. — Но меня ни о чем не спрашивай. Помни, я всего лишь бедный андроид.

Он обвел толпу ищущим взглядом, как бы задаваясь вопросом, могли ли они докатиться до такого состояния, если технология, позволившая создать Мирлина, у обитателей Асгарда была когда-то обычным делом. Я же эту гипотезу отверг. Верна она или нет, но помощи от нее не было ровным счетом никакой.

— Они идут за нами, — сказал я, — потому что ожидают получить какое-то вознаграждение. Подачку.

— Возможно, они принимают нас за богов, — рискнул предположить Мирлин. Вероятно, они ждут чуда — или просто какого-то слова и одобрительного жеста.

Я не стал на это отвечать. Просто разглядывал море морщинистых лиц, выискивая среди них хоть одно с признаками одухотворенности. Мне нужен был лидер. Мирлин развернулся, готовый идти дальше, но, когда я остался стоять на месте, остановился и он.

Никто никуда не спешил, но в конце концов напряжение оказалось для них слишком большим. Они вытолкнули из своих рядов одного, и ему ничего не оставалось, как взять на себя ответственность. Он вышел вперед, остановившись в нескольких метрах, украдкой глянул в лицо Мирлину (есть ли во вселенной хоть одно место, где люди не связывали бы высокий рост с верховной властью?) и начал говорить.

Не было ничего удивительного в том, что это оказался не пангалактический пароль.

Я замахал рукой, чтобы дать ему понять: я не знаю его языка; постучал по шлему — показать, что я его не слышу; поводил указательным пальцем одной руки по ладони другой — предложил ему попробовать написать все сказанное на своем языке. Тот не слишком быстро схватывал, чего от него хотят, и мне пришлось продолжить пантомиму. Я показал в,?етыре разные стороны и попытался дать понять, что не знаю, куда идти. Я сымитировал ходьбу, стараясь донести до его сознания, что хочу взять его в провожатые. Некоторое время казалось, что все мои усилия потерпели неудачу.

Однако в толпе произошло брожение. Какой-то местный гений наконец-таки догадался, что все мы топчемся на месте, потому что никто не знает, куда нам идти, и решил, что настал его черед подумать о конечной цели маршрута. Растолкав толпу, он выскочил вперед, несколько минут о чем-то горячо поговорил с первым, выиграл спор и вышел впереди нас.

Я отдал ему честь по-военно-космически и произнес:

— Отведи меня к вашему вождю.

После чего процессия двинулась дальше. Он продолжал идти в том же направлении, в котором мы двигались до остановки, не отклоняясь ни вправо, ни влево так долго, что я начал сомневаться, а ведет ли нас этот человек, или просто идет первым по тому пути, который мы якобы выбрали сами.

С возобновлением движения толпа опять стала расти, но медленно. Многие откололись, вероятно, потому, что мы завели их дальше, чем они намеревались пройти, и общее число участников ни разу не превысило тысячной отметки. Город явно был рассчитан на гораздо большее количество людей, чем сейчас в нем жило, но тем не менее, на мой взгляд, сейчас его население имело разумную численность. Это была не просто семейная группа, однако концепция семьи здесь вполне могла иметь место.

Наконец мы все-таки свернули в сторону и тут же оказались в новой части города, где полуразрушенные жилые дома уступили место более крупным зданиям, преимущественно общественного назначения. Большинство их гораздо сильнее пострадало от разрушительного действия времени, чем здания попроще, и лежали грудой развалин или торчали тощими скелетами каменных колонн и обвалившихся арок. Перекрещенные длинные тени лежали на растрескавшейся и закопченной мостовой, по которой мы шли, особенно когда приходилось пересекать открытые площади, где расстояние между фонарями было непостоянно.

Едва я увидел место, куда вел нас провожатый, сердце мое учащенно забилось. Это был сферический купол, ослепительно ярко освещенный изнутри, так что лучи света снопами били из многочисленных круглых окон. Из всех зданий он один выглядел не затронутым всеобщим упадком. Да он к ним и не принадлежал.

Гид подвел нас прямо к двери — большому круглому порталу, похожему на воздушный шлюз гигантского межзвездного фузовоза. Здесь он отошел в сторону и знаками предложил нам приблизиться к двери, одновременно показывая, что дальше мы должны идти без него.

Мы бы и сами пошли, если бы дверь не была плотно закрыта, а у нас имелась хоть малейшая идея, как открыть ее. Рядом с дверью находилось некое подобие панели, укрепленной на покатой поверхности купола, но она была закрыта щитком из прозрачного пластика, который ни на миллиметр не подался от мягких надавливаний и попыток подцепить его пальцами.

Толпа продолжала стоять, выжидая.

— Я начинаю чувствовать себя дураком, — сознался я Мирлину после нескольких минут тыканья в дверь и в ее предполагаемый запорный механизм.

Мирлин уже доставал режущий инструмент. Я с сомнением следил за его действиями, не вполне уверенный, правильно ли он поступает, но в то же время без малейшей мысли насчет возможной альтернативы.

Я вынул нож и попытался лезвием сковырнуть щиток, предположительно закрывавший панель управления дверью. Безрезультатно.

— Это не защитная оболочка от пыли, — высказал свое мнение Мирлин. Скорее, специальный запор. Дай-ка попробую.

Я уступил ему место, и он включил луч резака. Оглянувшись, я посмотрел на толпу, но та стояла, наблюдая за всем происходящим с ангельским терпением.

Центр щитка Мирлин вырезал за несколько секунд. При первом же прикосновении луча пластик вскипел и расплавился. Тогда он выключил резак и стал давить на большую кнопку в середине панели.

Ничего не произошло. Когда он отошел в сторону, предлагая попробовать мне, я обратил его внимание на вертикальную прорезь слева от центра.

— Это, — сказал я, — во всем мире всегда означало замочную скважину.

— Предосторожность, чтобы посторонние не попали внутрь, не так ли? отозвался он.

— И что теперь?

Я занялся критической оценкой ситуации, в которую мы попали, оглядываясь по сторонам, взвешивая каждую деталь и делая прочее в том же духе Однако Мирлин был человеком действия, или же он просто плохо переносил, когда что-то ему не хотело поддаваться. Он опять включил луч резака, поставив его на максимум мощности, и направил на эту чертову кнопку. Пластик головки зашипел, а металл панели, плавясь, окутался языками пламени.

— Эй! — крикнул я. — Ты бы лучше…

И тут я осекся, потому что все огни в куполе — да и в городе тоже внезапно погасли.

Терпение людей в толпе наконец иссякло. Они побежали — рассыпались по укрытиям, как перепуганные кролики.

Когда примерно через полминуты свет включился опять, мне тут же стало ясно, что происходит. Он больше не был ни белым, ни постоянным, как раньше. Городское освещение, правда, не изменилось, но внутри купола что-то произошло. С уровня земли в окна не было видно ничего, кроме длинного, однообразного коридора, очевидно, опоясывавшего купол по периметру. Он был по-прежнему освещен. Однако снопы белого света теперь регулярно перемежались красными вспышками.

Я просто млел от длинной цепочки совпадений. В тысячах световых лет от Земли, глубоко внутри гигантской искусственной планеты, в качестве сигнализатора тревоги использовались красные мигающие огни Галактика в конце концов оказалась устроена весьма по-домашнему. Петли у двери были сверху, и она откинулась вверх, открыв темный полукруглый проход.

Мы двинулись в его темноту, готовые встретиться с чем угодно, что может выползти из мрака. Внезапная вспышка света застала нас врасплох и настолько меня ослепила, что я вообще перестал хоть что-нибудь видеть. Я услыхал болезненно-удивленный крик Мирлина, а затем в мозгу моем возникло ужасное ощущение, как будто в него налили кислоты.

Я заорал.

Мирлин, возможно, тоже, но в таком состоянии слышать его я уже не мог. Был момент, когда мне показалось, что душу мою рвут на части, а затем сознание покинуло меня на долгие, долгие времена.

Глава 29

Пусть это покажется сумасшествием, но очнулся я в прекрасном самочувствии.

Я давно уже смирился с тем, что, независимо от обстоятельств, у человека по пробуждении не бывает хорошего самочувствия, и это есть неизбежный аспект человеческого бытия, но сейчас я ощущал себя свежим, с легкой головой и в приподнятом настроении.

Это удивительное состояние длилось до тех пор, пока я не понял, что представления не имею, где нахожусь. А затем пришло осознание того, что, где бы я ни находился, влип я ужасно. На мне больше не было термоскафандра только майка с короткими рукавами да подштанники, в которых я обычно влезал в термоскафандр. Открыв глаза, я долго моргал, ослепленный ярким светом, и даже вынужден был прикрыть их рукой, чтобы привыкнуть.

Сделав попытку встать на ноги, я обнаружил, что лежу на твердой земле, на боку. Тело не ломило, из чего следовало, что лежу не так давно. Внутреннее побуждение, заставившее меня вскочить на ноги, оказалось на поверку обыденной привычкой, — до меня не сразу дошло, что я стал очень легким. Именно такой вес был у меня во времена забытой молодости, когда мы жили на микропланете в астероидном поясе. Все годы, что притягивала меня к Земле гравитация Асгарда, казалось, растаяли как дым, вернув меня в предшествовавшее состояние.

Разумеется, это была иллюзия; оказаться опять в астероидном поясе я никоим образом не мог. Но если я все еще нахожусь внутри Асгарда, то, значит, очень и очень глубоко. Возможно, не в самом центре, чье тяготение продолжало удерживать на Земле мои босые ноги, но гораздо ближе к нему, чем та реликтовая экосистема, откуда меня выдернули.

Убрав с глаз ладонь, я готов был увидеть все что угодно. Но то, что предстало моему взору, выглядело настолько странно, что от удивления у меня даже перехватило дыхание.

Наибольшее изумление вызвала вовсе не поросшая сочной травой равнина, убегавшая от меня во все стороны, и не высокие пальмообразные деревья, росшие группками там и сям, и не ярко окрашенные, щебетавшие в листве птицы, каких мне в жизни встречать не доводилось.

Я никогда не видал светлого голубого неба и золотого солнца. Я никогда не был на Земле и ни на одном из похожих на нее миров. Небо на Асгарде имело совершенно другой оттенок из-за тонкости атмосферного слоя, и видел я его все время через оконное стекло. Я никогда не стоял обнаженным под бескрайним небосводом, а иллюзия, что когда-то я здесь уже бывал, наполняла меня неизъяснимой паникой.

Иллюзия?

Скрючившись в три погибели, словно пытаясь спрятаться от этого неба, я убеждал себя, что это наверняка иллюзия. В конце концов, где еще мог я встретить такое небо? Я находился внутри Асгарда, и небо здесь не могло быть выше двадцати — тридцати метров над моей головой, а сделано оно из твердого вещества… и тем более в нем не должно быть никакого сияющего солнца, но лишь ряды электрических лампочек или бледное свечение биолюминесцентного мха. Я не мог быть снаружи, потому что я был внутри.

Или не был?

В центре, я всегда в это верил, должны жить чудесные строители, люди-боги, суперученые. Неужели Асгард — не дом, не Ноев Ковчег, не крепость, а какой-то терминал невообразимой транспортной системы? Неужели меня телепортировали с Асгарда в какой-то далекий мир?

Мозг мой наконец смирился с мыслью, что здесь возможно в буквальном смысле все что угодно — и не в моей власти судить об этом.

Осторожно я поводил босой ногой по траве, на которой стоял скрючившись, и моментально понял, что зрительный образ не совпадает с тактильной реальностью. Глаза говорили мне, что я стоял на пыльной земляной поверхности, поросшей пучками травы, но ноги утверждали, что это ложь. Не было ни земли, ни травы, а только твердая, нейтральная плоскость. Ни теплая, ни холодная — в точности тот самый сверхпрочный пластик, из которого сделаны стены Асгарда.

"Значит, иллюзия, — пробормотал я. — Все-таки иллюзия".

Поднял глаза, услыхав шелест травы, которой, вероятно, вовсе и не было.

Не далее чем в десяти метрах от меня, кося кровожадным взглядом, стоял большой хищник с рыжевато-коричневой гривой и похожими на кинжалы зубами. Узнать его не составило труда, хотя видеть доводилось только на картинках и по видео. Это был большой лев-самец.

Он приблизился, и я заметил, как он лениво поводит хвостом. Он смотрел мне прямо в глаза, и не требовалось большого воображения, дабы понять, какие мысли вращаются в его мозгу.

Я быстро сказал себе, что это всего лишь иллюзия, но поверить в это, когда зверь откровенно смотрит на тебя столь осторожным и недоброжелательным взглядом, было просто невозможно. У меня не было и тени сомнения, что он меня видит и в намерение его входит полакомиться моей плотью. Охваченное ужасом сознание не могло тратить время на сомнение — существует ли этот лев в действительности; единственный сверливший его вопрос — замереть в полной неподвижности или бежать изо всей мочи.

Мне бы оглянуться, посмотреть, нет ли под рукой какого-нибудь оружия, но я не мог оторвать взора от лохматой головы и черного языка, лежащего меж огромных зубов. Он сделал еще один вялый шаг вперед и вдруг напрягся, готовый быстро разогнаться и совершить мощный прыжок.

То, что я делал, не было результатом сознательного решения. Скорее глубоко сидящий рефлекс, хранившийся без дела, невостребованным, в глубинах подсознания с тех самых пор, как его заложили туда скрытые процессы памяти поколений.

Я встал во весь рост, раскинул руки и издал яростный, во всю силу легких, крик.

К сожалению, кто бы ни заложил в меня этот инстинкт, он не имел дела с конкретным львом. Хищник не поджал хвост и не убежал. Вместо этого он сделал именно то, что собирался.

Разогнавшись в три шага, прыгнул, выпустив когти из вытянутых вперед лап и широко открыв зияющие челюсти, готовые сомкнуть на мне свои ужасные клыки.

Мое сознание вновь обрело контроль над бренным телом, вырвав его из под власти подсознания, и приказало ему бежать что есть духу.

Но лев растаял в воздухе, едва я выбросил вперед руки, закрывшись ими как убогим щитом, прежде чем развернуться на пятках и дать стрекача.

Я зашатался, влекомый импульсом к бегству, хотя нужды и нем больше не было. Через несколько метров от того места, где я очнулся, тело мое натолкнулось на невидимую стену. Я ударился плечом, болезненно вывернув руку.

Глаза говорили, что впереди никакой стены нет — даже стеклянной. Глаза утверждали, что впереди простерлась до самого горизонта поросшая травой равнина. Единственной уступкой, которую они могли позволить моей ноющей руке, было предположение, что здесь стоит невидимая силовая стена, не позволяющая идти через поле.

Я знал, что глаза мне лгут. Я находился внутри Асгарда, возможно, в какой-то комнате, и не существовало никакой равнины, ни неба, ни льва. Это были всего лишь картинки, спроецированные на стену.

Пяти минут хватило, чтобы выяснить: комната была прямоугольной формы, примерно три на четыре метра, без каких-либо швов и намеков на дверь.

— Ублюдки! — крикнул я, совершенно уверенный, что за мной кто-то или что-то подсматривает и подслушивает — иначе к чему бы все эти иллюзии, тем более лев?

Дальше буйствовать не было никакого смысла, и черт меня побери, если я стану потакать такому одностороннему изучению. Существовали вещи, которые я хотел для себя выяснить, и здесь присутствовало несколько существенных пунктов для размышления, которыми можно было заняться независимо от типа клетки, куда меня посадили.

Я проверил места на теле, где система жизнеобеспечения была подключена к организму. Места, где капельницы входили в вены, были болезненны на ощупь, но полностью зажили. Это говорило о том, что я был без скафандра уже довольно продолжительное время — порядка нескольких дней. Но ни голода, ни слабости я не ощущал. На самом деле я был в полной боевой форме.

Пальцами провел по всем местам тела, куда они могли достать. Нащупал несколько старых шрамов, несколько крупных родинок, которые всегда там и были, и несколько новых аномалий. Кожа на задней стороне шеи была как бы покрыта оспинами, а на голове необычно чесалась. Но выбрит я был чисто, а волосы не стали ничуть длиннее, чем они были, когда я надел термоскафандр. Для приостановки роста волос я ничего не брал, потому что внутрь скафандра ничего помещать нельзя, значит, когда парализатор меня отключил, на лице должна была быть уже трехдневная щетина.

Очевидно, промежуток времени между парализацией и оживлением был довольно большим. Офицеры-миротворцы в Небесной Переправе носят парализаторы, но более грубого действия по сравнению с тем, который вырубил меня, — не сложнее сторожевой хлопушки. У тетраксов были и комнаты иллюзий, но не такие изощренные, как та, где я сейчас сидел. В тетронской иллюзорной картинке всегда можно различить сочленения. Там требовалось напрягать волю, чтобы подавить недоверие. Здесь же иллюзия была на целый порядок правдоподобнее.

Вероятно, в конце концов я попал в руки творцов чудес — людей, которые если богами и не являлись, то по крайней мере любили играть в божественные игры с бедными гуманоидами, попавшими, на свое несчастье, в их руки.

"Если боги хотят наказать, — напомнил я сам себе, — то прежде отнимут разум".

Ну, так я был самым натуральным сумасшедшим; действительно, ярость переполняла меня.

Я скептически огляделся по сторонам, и травянистая равнина исчезла. Я не смог удержаться от того, чтобы не ощутить легкий шок, но совершенной неожиданностью это для меня не явилось. Реакцию вызвала лишь внезапность перемены. Теперь я знал — показать они мне могут все, что им заблагорассудится.

Сейчас они демонстрировали мне комнату, три на четыре метра, с открытой слева от меня дверью. Освещалась комната сверху — весь потолок излучал ровный белый свет. Стены серые, без каких-либо деталей.

Я не был до конца уверен в том, что это — реальность; я играл на второй руке и прекрасно знал, что следует опасаться двойного блефа. Никакого приза за догадку, как я должен пройти в дверь, мне не предложили. Раздумывать, не стоит ли немного покапризничать, я не стал, но решил, что комната не лучшее место для отсидки. Я сделал то, чего от меня хотели, и пошел налево.

За дверью оказался тускло освещенный коридор. В конце тоже была дверь, так что другого пути не оставалось, и я пошел. Коридор был закруглен, поэтому дальше трех метров вперед я ничего не видел. Свет лился с потолка; стены оставались серыми и безликими. Степная равнина выглядела куда привлекательнее, но я не жаловался. Скуку вытерпеть я мог; голодные же хищники сильно действовали на нервы.

И тут передо мной возник Т-образный перекресток. Пока я к нему подходил, в левом ответвлении показалась какая-то фигура, заметила меня и быстро вскинула пистолет, зажатый в правой руке. Это был гуманоид, но не человек. Оказалось вормиран или очень хорошая его имитация. Точная копия Амары Гююра, хотя все вормираны похожи друг на друга.

Одет он был в рубаху и панталоны в обтяжку, но ноги босые, как у меня, и вполне могло статься, что некоторое время назад его вытащили из термоскафандра. Направленный на меня пистолет был маленьким игольником, выстреливающим крохотные металлические кусочки — по шесть и секунду.

Я остановился.

— Руссо? — неуверенно спросил вормиран. Голос у него был глубокий и мрачный, но говорил он на удивление вежливо.

— Два раза это не сработает, — сказал я проглотив комок в горле. — Думаю, ты — иллюзия.

Но свои сомнения я выдал тем, что заговорил на пароле, а не по-английски. Тут я вспомнил старинную притчу о мальчике, который, желая подшутить, часто кричал "Волки! Волки!", а потом настоящий волк его в самом деле съел.

Я стоял неподвижно, твердо решив не поддаваться никаким диким инстинктам и не бежать.

Он вышел вперед, приставил дуло игольника к мягкой коже пониже моей скулы.

— О'кей, — сказал я, ощущая внезапную сухость во рту. — Ты не иллюзия.

Дыхание у него действительно было скверным. Я чувствовал его теплую вонь. Глаза — большие, с расширенными от тусклого света зрачками-щелочками. Толстые черные губы расползлись в стороны, обнажая заостренные зубы. Рябая кожа сейчас выглядела значительно бледнее, чем когда я видел его в прошлый раз на экране в квартире Саула Линдрака.

— Где мы, мистер Руссо? — спросил он с присвистом на звуке «с» в моей фамилии.

— Я сам хотел бы это знать, — кисло ответил я. — Как они тебя захватили, мистер Гююр? Ты ведь Амара Гююр, как я понимаю?

— Задавать вопросы буду я, — мягко произнес он. — Пистолет ведь у меня.

Тут меня как громом поразило. Насколько чудовищна несправедливость, что пистолет оказался у него! Я же проснулся, не имея при себе ничего, кроме исподнего. Кем бы ни был тот, кто нас захватил и теперь изучал с клинической дотошностью, он сделал большую ошибку, выдав пистолет Амаре Гююру, а мне нет. Я был уверен, что они наблюдают за нами, но совершенно не представлял, что именно они хотят увидеть. Надеюсь, они не позволят Амаре Гююру пристрелить меня, вмешавшись и остановив его в последний момент? В конце концов, слишком накладно так быстро отправлять одну из подопытных крыс на свалку без особых на то причин.

Возможно, я до сих пор нахожусь в не меньшей безопасности, чем во время львиного прыжка.

С другой стороны, возможно, и нет. Я решил не испытывать судьбу.

— Ты знаешь ровно столько же, сколько я, — хладнокровно сказал я Амаре Гююру. — Вероятно, даже больше. Я очнулся всего несколько минут назад в какой-то комнате иллюзий, причем довольно большой, — не то что тот славный гробик, в котором крутят шоу на Небесной Переправе. Это была картина моей родной планеты или очень на нее похожей. На меня напал хищник, но растворился, как только прыгнул в мою сторону.

Тот удивился, поэтому я добавил:

— С тобой было то же самое? Он покачал головой и сказал:

— Я просто проснулся. Затем спросил:

— Где и когда они тебя взяли?

— Не знаю, как давно это произошло. Я был на уровне дна шахты в течение тридцати часов, возможно, чуть больше. Со мной находился андроид Мирлин. Они оглушили нас парализатором, когда Мирлин вскрыл нечто вроде городской энергостанции.

Он продолжал пристально на меня смотреть. Его взгляд очень сильно напоминал мне выражение глаз того льва. Возможно, именно поэтому хозяева показали мне сначала зверя, — чтобы настроить сознание на реальность.

— Так там был город? — спросил он. Игольник он убрал, и это можно было расценить как жест примирения. Как только ствол перестал давить мне на шею, я благодарно кивнул.

— Значит, вы так далеко не заходили? — сделал я вывод. Он колебался, поэтому я продолжил:

— У нас нет причин любить друг друга, мистер Гююр, но я сильно подозреваю, что мы оказались в одной лодке. Считаю, самое разумное будет рассказать друг другу все, что мы знаем, и попытаться вместе найти выход. Как вам известно, мы глубоко внутри Асгарда, и кто бы нас сюда ни доставил, он просто потешается над нами. Сейчас за нами наверняка следят.

Глаз он не отвел, но едва заметно кивнул и сомкнул губы, спрятав за ними свои острые клыки. Затем опустил пистолет, который продолжал держать в руках.

— Нас застали врасплох, — сказал он. — В замороженном лесу. Мы попались в ловушку, и несколько моих людей были уничтожены огнеметами. Сразу после этого они нас взяли.

— Они? — переспросил я, сомневаясь, не принял ли он Крусеро за целый взвод. Ловушку-то наверняка расставил он.

— Какие-то роботы, — ответил тот. — Похожие на гигантских насекомых, но искусственные.

"Тогда это точно не Крусеро, — подумал я. — Охотничий сезон начался слишком рано".

Я понял, что когда Мирлин вонзил свой резак в систему управления, то всполошил, должно быть, все это осиное гнездо. Они и выползли, чтобы взять нас всех.

— Кому-нибудь из вашего отряда удалось бежать? — спросил я Амару Гююра.

— Думаю, нет. Я что, с людьми-солдатами?

— Тоже не знаю. Но если местные ребята вылезали аж на третий уровень, чтобы захватить вас, то, полагаю, звездного капитана и остальных они прихватили по пути. Сдается мне, они не хотят, чтобы кто-то вернулся назад и рассказал о них, а еще похоже, что теперь у них под арестом все, кто знает сюда дорогу.

Эта явная ложь предназначалась как для него, так и для тех, кто нас подслушивал. Журнал Саула Линдрака по-прежнему лежал в вездеходе на поверхности. Тетраксам потребуется некоторое время, чтобы отыскать еще одного франкоговорящего человека для перевода, но они это сделают. Они очень дотошны, когда захотят.

Больше ничего не дождавшись от Гююра, я спросил:

— Как вы следили за нами в уровнях?

Это была лишь уловка, чтобы затушевать эффект от произнесенной мною лжи, и намек, что ложь эта предназначалась для обмана таинственных наблюдателей. Он наверняка знал, что оставленный им в книжке жучок все еще был наверху.

— Жучок был в пятке твоего ботинка, — ответил он. — Когда великан взял твой вездеход, мы поняли, что тебе нужен будет другой термоскафандр. Где бы этот ботинок ни прошел, он оставлял органический след. Мы могли идти по нему куда угодно, но нас интересовал о только расположение шахты. Мы собирались подождать вас там, в надежде, разумеется, что вы вовсе не вернетесь. Нас вполне устраивало, если б по иронии судьбы андроид перебил всех вас, как он сделал это с моими людьми, разве нет?

Я не стал говорить, что мы, предусмотрев такую возможность, оставили наверху шахты Крусеро. В этом не было ни логической, ни дипломатической необходимости. Я решил — пусть он думает, что расстрел из огнемета организовали местные хозяева.

— Ладно, что было, то прошло. Вопрос — что нам делать дальше?

— За моей спиной нет ничего, кроме глухой комнаты, — сообщил Гююр.

— Здесь то же самое. Значит, у нас есть только одно направление, куда идти, и кто знает, кого мы там можем встретить? Не хотите возглавить шествие?

— У меня есть пистолет, — напомнил он. — Ты пойдешь первым.

Амара Гююр определенно принадлежал к тому типу разумных существ, которым лучше не показывать спину, но иногда другого выбора просто нет.

Я свернул в коридор, где никто из нас еще не был, и пошел навстречу новым неожиданностям.

Глава 30

Коридор мог бы стать настоящим лабиринтом, если б того захотели наблюдатели, — в глубине души я был уверен, что они могли открыть множество дверей и других проходов, — но их цель, похоже, состояла лишь в том, чтобы доставить нас из точки А в точку Б.

Точка Б, как выяснилось, представляла собой большое открытое пространство. Мы вышли из узкого портала и оказались в инопланетном лесу. Под словом «инопланетный» я имею в виду, что он не был похож ни на одно из тех мест, где мне доводилось бывать, — а поскольку Земля в их число не входила, я не мог судить, что за равнина была мне показана по пробуждении, но внутри жило легкое ощущение, будто от того пейзажа веяло чем-то родным. Однако при взгляде на окружающие деревья и кусты всколыхнулись совершенно противоположные чувства: это — место, с которым у меня точно не было никаких родственных связей.

И вовсе не их формы выглядели для меня странно, — листья, как я понимаю, могут иметь настолько разную форму, что никакой из них не покажется чем-то сверхординарным, но вот пропорции — другое дело. Листья были все очень крупные, темной окраски По большей части они имели зеленый цвет, хотя некоторые — красный и фиолетовый. Цветы, весьма крикливой окраски, были очень велики: с человеческое туловище каждый. Желтые имели цвет охры, синие индиго, красные — темно-кровавый; тычинки и пестики, собранные в центре цветка, все были черные. В основном цветы имели форму колокольчика, хотя встречались и полусферические, полые внутри; но все без исключения смотрели вверх, на потолок, сиявший золотистым электрическим светом примерно в двадцати метрах над лесным полом.

Растений, напоминавших деревья, здесь было очень немного, и ни одно из них не казалось маленьким. Скорее это были кусты, только укрупненные, или же водяные лилии великанских масштабов. Они росли плотно друг к другу, не оставляя между собой даже узеньких тропинок, где мог бы без помех гулять гуманоид. Они нависали надо мной, и хотя их самые высокие побеги достигали лишь трех четвертей расстояния до искусственного неба, они, казалось, господствовали даже в этом оставшемся свободном пространстве. Запах стоял одуряющий, приторно-сладкий. В лесу раздавался шум, похожий на жужжание трещотки, и сначала я никак не мог определить его источник. Затем увидал, как что-то ползет по лепестку одного из цветков, и понял, что это гигантское нелетучее насекомое, размером с человеческую голову, такого же темного окраса, как и растение, которое оно инспектирует, а расцветка делает его незаметным, пока оно не движется. Тогда до меня дошло, что звук наверняка исходит от аналогичных тварей, стрекочущих наподобие кузнечиков. — Узнаешь это место? спросил я вормирана почти шепотом.

— Нет, — ответил тот. — Я путешествовал по большинству тропических мест моей родной планеты, но не видел ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего это.

Тут я подумал, не является ли данная территория местом обитания людей, населяющих этот слой. Если да, то они запросто могут оказаться великанами. Но полагаться на это умозаключение я не стал. Во-первых, потолок был всего лишь в двадцати метрах над нашими головами — не выше, чем на первом, втором и третьем уровнях, где когда-то обитали гуманоиды нормальных размеров. Во-вторых, серая стена в обе стороны от дверного проема заметно закруглялась, уходя вдаль. Если эту кривизну экстраполировать, получалось, что мы находились на замкнутой территории диаметром не более километра. И это был просто большой сад или виварий; но ни в коем случае не целый мир.

Я собрался было спросить, что делать дальше, но вопрос так и остался незаданным, потому что до нас донесся новый звук, гораздо более громкий, чем жужжание опылителей, ползавших вокруг по гигантским цветкам.

И звук был безошибочно узнаваем: ружейная пальба. Не из пистолета-огнемета и даже не из игольника, но из старинного карабина, извергающего настоящий град пуль.

Едва выстрелы смолкли — зашумели насекомые. Когда мы услыхали их впервые, они, очевидно, находились в благодушном состоянии, теперь ими овладела паника. Трескотня усилилась в тысячу раз, превратившись в ужасающий скрежет, который продолжался не утихая.

Я зажал уши ладонями, чтобы хоть как-то избавиться от шума, и Амара Гююр сделал то же самое, однако игольник он по-прежнему крепко держал в правой руке. Я попытался отступить в коридор, из которого мы вышли, но наткнулся на твердую стену и, полуобернувшись, с удивлением обнаружил, что портала больше не было. Серая стена, отрезавшая нас, выглядела монолитно, без щелей.

Мы стояли, прижавшись к ее гладкой поверхности, пока скрежет не стих и крещендо не уступило место былому спокойному шуму. Только тогда стало возможным говорить.

— Туда, — гортанно произнес Гююр. Он показал направо, в направлении, откуда пришел звук выстрелов. В ту сторону, где растения не сильно выступали за отведенное им место, уходила вдоль стены узкая, извилистая тропинка. Идти по ней было достаточно легко, и мы пустились бегом.

Через сотню метров мы наткнулись на полуголого спирелла и едва одетую китнянку, склонившихся над окровавленным телом. На теле было темное исподнее, вроде того, что мне доводилось видеть раньше, — под военно-космической формой. Китнянка была не кто иная, как Джейсинт Сьяни; спирелл, все еще державший автомат направленным на убитого, был мой старый знакомый Хелеб.

Пока мы с Амарой Гююром подходили с одной стороны, с другой показались еще два вормирана. По моим подсчетам, ситуация, в которой я оказался, стала теперь в пять раз хуже. Я быстро приблизился к покойнику. Это был Халекхан. Он получил три выстрела в грудь, и его буквально разрезало пополам. В руке был зажат пистолет-огнемет, из которого он так и не выстрелил. Я даже не пытался до него дотронуться, но Хелеб обхватил меня за горло волосатой рукой и крепко держал, пока один из вновь прибывших не взял оружие себе. Когда он отпустил меня, я остался стоять на коленях, но отвернулся от трупа, чтобы посмотреть на тех, кто взял меня в плен.

— Это тот самый ублюдок, который устроил нам засаду, — сказал Хелеб. — Я его видел прямо перед тем, как роботы взяли нас всем скопом.

Я понял, что он обознался, но говорить об этом и не подумал.

— Он был один? — проревел Амара Гююр. В голосе его звучала неуверенность; вероятно, в засаде он не высмотрел никого, но я-то понимал: сложить два и два он способен, особенно после того, как стало очевидно, что военные используют пистолеты-огнеметы, а это не в стиле наших предыдущих пленителей.

Хелеб поколебался и произнес:

— Думаю — да.

— Он думает!

Хелеб залебезил перед объятым яростью Гююром. Чтобы заставить спирелла раболепствовать, надо сильно потрудиться. Ни одному человеку еще не удавалось добиться такого эффекта.

— Я тоже никого больше не видела, — вставила китнянка. Гююр посмотрел на автомат в руках Хелеба.

— Сколько выстрелов у тебя осталось? — спросил он. Хелеб отстегнул магазин и посчитал.

— Три.

В его голосе не прозвучало восторга по этому поводу, и я понимал почему. Ни у кого больше ничего не было, кроме нижнего белья, в котором они залезли в термоскафандры. Ублюдки, наблюдавшие за нами, оставили кое-кому оружие, но без лишнего боезапаса. Хелеб выпустил дюжину выстрелов впустую, прежде чем попал в Халекхана, на поприще насилия он привык действовать с избытком. Теперь у него осталось только три пули. Он тоже умел считать, если его заставить, и подсчет сказал, что здесь в кустах могут быть еще трое воинов Военно-космических сил плюс один крупногабаритный андроид.

Я оглядел покореженные и израненные заросли, разорванные на части не нашедшими своей цели пулями. Некоторые из них истекали густым бурым соком, и это страшно напоминало кровоточащие раны. Одно из насекомоподобных существ тоже угодило под выстрел; его серые с коричневым липкие внутренности были разбрызганы по окружающей зелено-лиловой листве. Скелет этой твари имел скорее кожистый, чем хитиновый состав; жесткими были только шесть лапок. Они еще вздрагивали конвульсивно, подстегиваемые каким-то автоматическим рефлексом, но прямо на глазах заметно сбавляли темп.

Совершенно очевидно, что шансы собраться вместе и объявить перемирие, до тех пор пока не найдется выход из нынешнего затруднительного положения, были почти нереальными. Звездный капитан не принадлежала к тем, кто умеет прощать, а одного из ее парней только что убили. Я мог себе представить, какую это вызовет в ней ярость, даже если Хелеб всего лишь мстил за то, что случилось с тремя их людьми.

Я попал в руки не тех, кого надо: то ли пленник, то ли заложник. И совершенно не понимал, зачем таинственные наблюдатели отвели мне такую роль, потому что — слепому видно — они подсунули меня Амаре Гююру, сделав все так, как следовало.

— Не важно, был он один или нет, — задумчиво произнес Гююр. — Если остальные люди здесь, они наверняка слышали выстрелы и тот гам, который после них поднялся. Но там только три солдата, и они, похоже, не меньше нашего желают уничтожить андроида. Даже если у них есть ружья, мы — сильнее. Нас пятеро, а теперь, когда появился огнемет, мы все вооружены.

Я проверил его арифметику и, ничуть не удивившись, нашел ее резонной. У обоих вормиранов, подошедших с другой стороны, было по игольнику. Теперь один из них отдал огнемет Хелебу, а тот сунул свой автомат Джейсинт Сьяни. Ее явно причисляли к боевой единице, и не менее очевидным было то, что в случае чего ее смерть будет вполне допустимой. Она против такого распределения не протестовала, хотя именно Хелеб оставил автомат почти без боезапаса. Я медленно поднялся на ноги. Гююр подвел меня к серой стене и еще раз пристально посмотрел мне в глаза.

— Убей его! — крикнул Хелеб.

— Заткнись! — огрызнулся Гююр, не желая, чтобы ему давали советы. — Хелеб, ты пройдешь недалеко вдоль стены в ту сторону, откуда пришли мы. Держи пистолет наготове. Севиир — в другую. Каат — в джунгли.

Пока они расходились, исполняя приказ, он молчал. Затем немного расслабился.

— Зачем мы здесь, мистер Руссо? — тихо спросил он. Я и представить не мог, что он захочет обсуждать абстрактные вопросы. Его заботы носили куда более насущный характер.

— Они наблюдают за нами, — сказал я ему. — Мы не можем их видеть, но готов побиться об заклад — им видно все, что мы делаем. Возможно, они способны даже подслушивать наши мысли. Они хотят посмотреть на наши реакции, и я думаю, что ваш друг спирелл уже разочаровал их.

Гююр убрал губы с зубов. Сейчас он действительно походил на помесь волка с крокодилом, а изо рта у него воняло гораздо сильнее, чем раньше.

— Не думаю, что у нас осталось много секретов, — сказал он. — У тебя есть маленькие ранки на шее, мистер Руссо, у меня тоже. Моя раса обладает более четким чувством времени, чем ваша, и я знаю, что с момента, когда нас захватили, прошло двенадцать дней. У них было время изучить нас очень дотошно, и, возможно, у них есть методы исследований, о которых мы понятия не имеем. Ты не согласен?

— Похоже на то, — уступил я. Он был безобразен на вид, и образ мышления имел злонамеренный, но дураком его назвать было нельзя.

— Когда ты сделал вывод, что они останутся недовольны, если увидят нас дерущимися, — продолжил он, — ты ведь считал их травоядными, как тетраксы?

Тут я понял: о травоядных существах он вообще невысокого мнения. И намотал себе на ус, что если мне когда-нибудь понадобится разозлить вормирана до бешенства, то сделать это можно будет, назвав его травоядным.

— Я не знаю, чем они питаются, — ответил я. — Но думаю, что обитатели Асгарда вряд ли знают, что их мир был открыт людьми, пришедшими еще откуда-то; они, возможно, даже не подозревают, что вселенная вне Асгарда населена. Если бы вы внезапно обнаружили в наружных слоях гигантской луковицы, в которой вы прятались миллионы лет, чужеземных пришельцев, то какого типа людей хотели бы в них видеть?

Он ответил фразой, которая, как я подозревал, прозвучала на его родном языке.

Когда я непонимающе на него посмотрел, он перевел.

— Это значит, — сказал он, — "съедобного типа". Добычу.

— Но люди не добыча.

— У вормиран нет слова, обозначающего понятие «люди». У нас есть понятие «хищник» и понятие «добыча». Гуманоиды подпадают либо под одну категорию, либо под другую, как все живые существа.

— Такими понятиями нельзя оперировать в цивилизованном сообществе, благочестиво сообщил ему я.

— Это тетраксы так говорят, — презрительно фыркнул он. — Как и все травоядные, они исповедуют стадную этику. Этику трусов. Отрицание жизни и силы. Есть только два способа существования, человек. Те, которые едят, и те, кого едят. Истинный закон требует лояльности к стае, уважения к хищникам и строгого контроля над теми, кого будут есть. Мы осторожные хищники, человек, и никогда не забываем, кто мы такие. Мы тихо и скрытно бродим меж тетраксов и им подобных, потому что стадо травоядных может быть очень опасно, но мы знаем, кто мы есть. Мы никогда не забываем истинного способа существования, истинной цивилизации.

Я всегда считал, что гангстеры от природы глупы и что галактические расы, сохранившие мораль крокодилов, тупы особенно. Амара Гююр явно неадекватно воспринимал положение вещей. Меня всегда обижал тот факт, что тетраксы считают людей такими же варварами, как и вормиран, ведь одного взгляда достаточно, чтобы понять: если вормираны — настоящие варвары, то люди — далеко нет; у вормиран же на это был совершенно иной взгляд: их изначально оскорбляло, что их ставят на одну доску с нами.

— Это глупо, — сказал я ему. — Нельзя решать вопросы морали с позиций того, кто чем питается, это надо делать с позиций разума.

Не успел я договорить, как понял, что никакого впечатления слова мои не произвели. На ум пришло сразу несколько возражений, которые он мог бы привести в ответ. В конце концов довольно спорный вопрос, кто мы такие и насколько, по-нашему, это определяется тем, что мы едим. Возможно, я способен был посмотреть на эту проблему и с двух сторон, потому что до сих пор являлся нераскаявшимся всеядным. Но он не захотел продолжать дискуссию на этом уровне. Для него было совершенно очевидно, что мнение целой кучи вшивых потребителей зелени не стоит и гроша, и представители его расы продолжали сохранять это убеждение даже живя рядом с дюжинами травоядных представителей галактического сообщества.

"Нечего удивляться, — подумал я, — что они так лихо управляются со спиреллами. Нечего удивляться, что все их ненавидят до мозга костей. И нечего удивляться, что на Небесной Переправе они организовали свою собственную преступную субцивилизацию".

Я вспомнил — слисы были вегетарианцами. Ничего удивительного в том, что подставивший меня паренек был убит. Для Гююра это вовсе не было убийство, потому что слис с точки зрения его морали имел нулевую ценность. Интересно, что он думает обо мне.

— Полагаю, вы считаете тех, кто за нами наблюдает, великолепными хищниками, — сказал я. — Они посадили нас в эту клетку, чтобы посмотреть, насколько великолепны мы.

Гююр отвернулся, глянув сначала на мертвое тело Халекхана, затем на сочные лесные цветы.

— Нет, — угрюмо произнес он. — Они — травоядные. Хотел бы я думать иначе, но все говорит именно за это.

— Все?

— Броня, — сказал он. — Броня — характерный покров травоядных. Хищник быстр и упруг, его оружие — это оружие нападения. Только те, кто сидит на зерне и листьях, могли захватить целую планету и спрятаться внутри, как это сделали местные жители. Они — не охотники; они те, кто наращивает жир. Как и тетраксы, они производят в машинах свою мертвую и аморфную, подлую и нечистую пищу. Вселенная полна стадами, которые ненавидят действительно живущих существ. Но закон заставляет хищников вести себя осмотрительно. Хищники умные, они способны обмануть всех. Этика стада защищает стадо, но только до того момента, когда к нему подходит хищник. Здешнее стадо уже знает, кто мы такие. Оно боится охотников, которые придут за нами.

— Вы могли бы сложить оружие, — предложил я, — и несколько рассеять эти страхи.

Я понимал, что это бесполезно. Настоящее предложение травоядного. Его абсолютно не заботило, что могут подумать о нем наблюдатели. Он был хищником.

"Хищники — умные, — беззвучно повторил я про себя. — Хищники обманывают всех. Всех без исключения".

— Звездный капитан тоже хищница, — сказал я вслух. — Она прилетела, только что уничтожив целый мир. Не уверен, но у меня есть подозрение, что саламандры тоже были мясоедами. Возможно, я похож на травоядного, однако Военно-космические силы стоят на вершине пищевой цепочки, за это я ручаюсь.

Он продолжал пристально смотреть мне прямо в глаза, его зрачки сузились до тонкой вертикальной щелочки, и теперь меж век полыхало злобное темно-оранжевое пламя.

— Твой тип потерпел неудачу. Ты чувствуешь силу истинного закона и теперь капитулируешь со своей стадной этикой. Ты ищешь равновесия, которого в действительности не существует, и это ослабляет тебя. Когда звездный капитан увидит, что ты в моих руках, она начнет колебаться. Она попытается выторговать твою жизнь и из-за этого колебания потеряет свою собственную.

Я подумал, что здесь он, вероятно, ошибается, но не знал, стоит ли этому радоваться. В действительности я совершенно не представлял, как на что реагировать. Я был смущен и подавлен.

"Всеядные вселенной — объединяйтесь! — подумал я. — Покажем этим охотникам, какими мы можем быть двуличными!" — Кто-то идет, — прошептала Джейсинт Сьяни в заостренное ухо Амары Гююра.

Вормиран быстро обернулся. Он схватил меня за руку, оттащил от стены и поставил между собой и лесом.

— Ты будешь моим щитом, — пробормотал он. — Стой не двигаясь и молчи. Пока ты нужен, я позволю тебе жить. Осторожный хищник никогда не убивает зря.

Это двусмысленное обещание совершенно не показалось мне обнадеживающим.

— Гююр! — раздался из джунглей женский голос. — Я хочу с тобой поговорить.

— Согласен, — отозвался Амара Гююр. — Нам очень жаль, что произошел этот несчастный случай, когда мой глупый дружок от страха потерял голову. Теперь мы все должны действовать вместе. Пожалуйста, выходите.

Я оглянулся по сторонам. Вормиран по имени Каат стоял с одного моего боку, Джейсинт Сьяни — с другого. Ни Хелеба, ни другого вормирана видно не было оба они скрылись в густых зарослях.

Если бы я был более храбрым человеком, то должен был крикнуть капитану, что он приглашает ее в ловушку. Но в действительности я просто лишился голоса.

Я наблюдал, как Сюзарма Лир — явно безоружная — вышла на открытое пространство между двумя большими ярко окрашенными цветками, и сердце мое упало, как только мне представилось, что этот чудесный сад может стать ареной, где императоры Асгарда дают представление гладиаторов. Теперь было ясно, кто здесь играет роль львов, и я не мог удержаться от мысли, что заблудшие во мраке ночи христиане вообще не смогут оказать никакого сопротивления.

Глава 31

— Мы глубоко сожалеем о гибели вашего солдата, — гладко произнес Амара Гююр. — Это была лишь досадная ошибка, вызванная шоком, когда мы обнаружили, что оказались в столь удивительном положении.

— Я могу это понять, — холодно ответила Сюзарма Лир. — Мы не хотим сражаться с вашими людьми. Мы пришли, чтобы прикончить андроида, и именно это мы хотим сделать. Насколько я догадываюсь, у вас тоже нет особых причин любить его — видеть его покойником вы желали бы не меньше нашего.

Амара Гююр слегка сбросил напряжение, хотя продолжал держать игольник уткнутым мне в позвоночник пониже шеи.

— Это так, — сказал он. — Тот великан… андроид… убил много ценных людей. Разумеется, мы не желаем мешать вашей миссии.

— Как только андроид будет мертв, — продолжила капитан, — нашей следующей главной целью станет выбраться отсюда. Нет смысла тратить энергию, пытаясь убивать друг друга. Нам надо работать вместе.

— Согласен, — произнес Амара Гююр.

— Тогда я предлагаю вам опустить оружие, чтобы мы могли разговаривать как цивилизованные люди.

Я почувствовал, как ослабло давление на мой хребет. Но пистолет Гююр не опустил. Джейсинт Сьяни направила ствол карабина в землю, но вормиран не пошевелил и мускулом.

— Ничто не доставит мне большего удовольствия, — солгал Амара Гююр. — Но вы должны оценить мое решение соблюдать осторожность. Мы видим, что у вас нет оружия, но не видим ваших спутников. Наконец-то у меня прорезался голос.

— Он врет, — сказал я звездному капитану. — Я бы на вашем месте убирался отсюда подобру-поздорову.

Пистолет опять уперся мне в спину, а когтистые пальцы Гююра впились в мою руку там, где он продолжал ее держать.

— Мистер Руссо не понимает, — спокойно произнес он. Лицо звездного капитана ни на йоту не изменило выражения. Я не мог сказать, глядит ли она на меня или же на эту тварь за моей спиной.

— У рядового Руссо большие неприятности, — коротко сообщила она. — Он обвиняется в трусости и дезертирстве. Он бросил нас, когда мы, как тогда казалось, попали в беду. Если он вам нужен, можете взять его себе. Мне, честно говоря, наплевать.

Говорят, что когда карты раскрыты, становится ясно, кто твой друг, а кто нет. У меня, похоже, не оказалось ни одного. Единственным, с кем за последнее время я перекинулся дружеским словцом, был Мирлин, чье положение было еще хуже моего. Меня и прежде мучило беспокойство, теперь же начал терзать настоящий страх. Я не настолько хорошо знал звездного капитана, чтобы почувствовать ее истинные намерения и понять, кому она действительно верит. Я понимал, Амара Гююр — чистой воды паразитствующий мерзавец, убивающий при первой же возможности всех, кто попал в его поле зрения, но насчет того, какую игру вела капитан, я не мог знать определенно. Возможно, она думала, что сможет с ним договориться. Или поимка андроида настолько для нее важна, что ради этого можно встать на сторону Амары Гююра.

— Если ваши люди выйдут из укрытия, мои сделают то же самое. Когда все мы будем видеть друг друга, то одновременно положим оружие. Это подходит?

— Разумеется, — сказала Сюзарма Лир с видимым спокойствием.

Где-то слева раздался безошибочно узнаваемый звук выстрела из пистолета-огнемета. Повалил густой дым, и все населявшие джунгли насекомые-переростки застрекотали в безумной панике.

Свои действия я успел спланировать заранее. Нырнул вперед из-под игольника Гююра и, нанеся ему удар рукой промеж ног, вытолкнул вверх. В условиях пониженной гравитации Гююр имел примерно половину своего нормального веса, и хотя мне не удалось запустить его вверх свечой, от земли я его оторвал, поэтому его выстрел пришелся по Джейсинт Сьяни, заставив ее отлететь в сторону. Автомат выскочил у нее из рук и приземлился прямо внутрь цветка гигантского колокольчика с янтарными лепестками, прочерченными красными полосками.

Амара Гююр был слишком умен, чтобы выпускать игольник, но сейчас он судорожно пытался собраться. В этих гравитационных условиях быстрые рефлексы подвели его. Он шлепнулся на землю и тут же попытался волочить на ноги, но грохнулся снова, полностью потеряв равновесие и сделав в воздухе головокружительное сальто-мортале.

Вормирана, которого Гююр звал Каатом, нисколько не смутили акробатические прыжки хозяина, но когда он выхватил свой игольник, чтобы изготовиться к стрельбе, тоже доверился рефлексам, выработанным в условиях нормальной гравитации Асгарда. Выстрелы прошли высоко и далеко стороной.

Звездный капитан явно была натренирована к бою при малой силе тяжести. Я не заметил, откуда она вытащила свой огнемет, но вся верхняя часть туловища Каата вдруг превратилась в полыхающий факел.

Я прыгнул к цветку, где упал автомат, и не глядя, безошибочно схватил его рукой. Продолжая лететь, развернулся в воздухе вместе с ним. Гигантский цветок сложился под весом моего тела, как кусок липкой резины, но разворота не затормозил, поэтому, когда мои ноги вновь коснулись земли, я встал во весь рост, отбросив остатки деликатности и взведя автомат.

Встав на ноги, я увидел, что Амара Гююр вот-вот восстановит контроль над своим телом. Он прислонился к покатой стене и, опираясь на нее, разворачивал игольник, целясь мне в грудь.

Я выстрелил, утопив курок, чтобы выпустить три последние пули как можно быстрее. Первая попала ему прямо в область пупка, вторая — в грудину; третья разнесла голову.

Отдачей меня отбросило назад. Как только я приземлился, скопище гигантских тараканов прыснуло во все стороны с максимальной скоростью, на которую были способны их тощие ножки.

Когда я встал на ноги, капитан держала пистолет, направляя его на меня и прикрывая Джейсинт Сьяни, прижавшуюся к стене с широко расставленными руками и безумно напуганную. С одной стороны из кустов вылез Серн. С другой — Крусеро. Ни Хелеба, ни последнего вормирана видно не было, да я и не ожидал больше кого-нибудь из них увидеть.

Шум от насекомых начал стихать, и, когда мы собрались все вместе, появилась возможность быть услышанным.

— Отличный бросок, Руссо, — сказала капитан. — Возможно, в конце концов из тебя выйдет настоящий воин-звездолетчик.

— Я вырос в малой гравитации, — сказал я, объясняя свои действия. Никогда по-настоящему не дрался, но много играл в разные игры. Гююр прожил всю свою жизнь на планетах и допустил оплошность, рассказав мне об этом. Я понял, что он превратится в сидячую утку, если его выбить из равновесия.

Я посмотрел на разорванное тело Гююра. Кровь его ничем не отличалась от людской — даже запах был тот же.

— Я могла бы справиться со всеми тремя, — без тени сомнения произнесла капитан. — Но с учетом обстановки твоя помощь пришлась кстати. Однако полагаю, ты мне не поверил, когда я сказала, что он может забирать тебя себе.

— Я вычислил, что вы хотите расстрелять меня чуть меньше, чем он. Ведь вы всегда хотели его уничтожить, не так ли? А вся эта болтовня насчет сотрудничества велась лишь для того, чтобы выиграть время и позволить оставшимся двоим разделаться с Хелебом и вторым вормираном, ведь так?

— Так, — сказала она, уже поворачиваясь к Крусеро.

— Хищник — умный, — пробормотал я. — Хищник обманывает всех.

— Это еще что? — спросила она.

— Так, одно изречение, которое я недавно услыхал. Надеюсь, вы также блефовали, когда говорили об обвинении меня в трусости и дезертирстве?

— Такая мысль мне на ум приходила, — ответила она. — Но когда бедный Халли начал орать, все мы подумали, что нам крышка. Будем считать, ты искупил свою вину, поддержав меня в этой стычке, о'кей?

Не очень-то она была щедра, но я решил, что результат вполне приемлем.

— А с этой что делать? — спросил Крусеро, показав пистолетом на Джейсинт Сьяни.

— Убей ее, — посоветовал Серн. В этот момент он сильно напомнил мне Хелеба.

— Подождите, — вмешался я. — Она, вероятно, единственная оставшаяся в живых, кто может рассказать тетраксам всю правду, как меня подставили. Она мне нужна.

— О'кей, — сказала звездный капитан. — Теперь она безвредна и не доставит нам неприятностей. Или доставишь?

Джейсинт Сьяни энергично замотала головой.

— Тебе она нужна, — произнес Серн, — значит, сам за ней и смотри.

Он сунул мне в руки игольник, взятый у одного из убитых. Я его принял и посмотрел в ту часть леса, откуда он прибыл. Шум насекомых, казалось, снова нарастал. Тут я понял почему. В тот момент как до меня дошло, что происходит, сквозь буйство красок донесло вонь, резанувшую как ножом и заставившую сердце учащенно биться.

— О черт! — воскликнул я, но слишком тихо, чтобы быть услышанным.

По выражению моего лица они догадались, что что-то не так, и капитан быстро обернулась, чтобы узнать причину моей тревоги.

Клубы дыма уже яростно поднимались из леса, заполняя пространство между листвой и небом двадцати метровой высоты, затеняя яркие электрические лампочки и опуская над джунглями ночь, возможно, впервые за тысячи лет.

— Я же говорила тебе — аккуратнее! — упрекнула капитан.

— Я не мог подойти настолько близко, чтобы воспользоваться шнурком, оправдывался Серн. — Пришлось прикончить ублюдка огнем. — Будем надеяться, что у них есть пожарная команда, — сказал я.

Звездный капитан ждать прихода пожарных не захотела.

— Туда, — произнесла она, указывая на извилистую тропинку, тянущуюся по самому краю горящего леса.

Она побежала. Крусеро не колебался, и Серн тоже. Джейсинт Сьяни продолжала сидеть у стены, и, хотя глаза ее смотрели на поднимающийся из кустов дым, двигаться она, похоже, не собиралась.

Я схватил ее за руку, оторвал от стены и толкнул в направлении, куда скрылись остальные.

— Беги! — скомандовал я.

Наконец она побежала. Я бежал сзади большими скачками. Непривычная к такой гравитации, она три раза падала, но я продолжал ее поднимать и гнать дальше, вдоль закругляющейся однообразной стены. Мы оба еще не однажды о нее ударялись, потому что тропинка была очень узкой, а реакция в прыжке подводила даже меня.

Огонь распространялся не слишком быстро, и скоро мы выбежали из задымленной зоны, но я не мог не вспомнить, каким образом за мной закрыли дверь. Мы, насколько понимали, находились в наглухо закрытом цилиндре, и не было причин полагать, что люди, нас сюда поместившие, захотят нас отсюда выпустить. Они и пальцем не пошевелили, чтобы вмешаться, когда мы начали друг друга убивать, так надо ли им вмешиваться сейчас, чтобы спасти убийц от последствий собственной стрельбы? Я надеялся, что они хотя бы позаботятся о своей оранжерейной растительности и погасят огонь только для того, чтобы спасти лес.

Я настолько был занят подталкиванием Джейсинт Сьяни по узкой тропке, что даже не заметил, как капитан и ее бравые ребята остановились. И мне пришлось резко затормозить, когда передо мной вдруг возникла широкая спина Серна, но даже многолетний опыт пребывания в условиях низкой гравитации не позволил до конца справиться с проблемой. Я пролетел мимо и окончил свой бег, растянувшись во весь рост под очередным кустом сбоку от него.

Когда я выкарабкался, чувствуя себя так, словно все мое тело представляло теперь сплошные синяки, то увидел, что он принял боевую полусогнутую стойку, а в руках его опять появился пистолет. Крусеро уже исчез в кустах. Когда же я попытался встать, меня схватила за плечо капитан и прижала к земле, одновременно толкнув вбок, под укрытие какого-то широколистого растения.

— Что там? — спросил я, пытаясь перекрыть шум насекомых, но не сорваться в крик. — Еще один вормиран?

Но то был вовсе не вормиран. Она не ответила на мой вопрос, а я лежал достаточно близко, чтобы разглядеть кровожадный блеск в ее глазах. Мне стало ясно — она заметила Мирлина.

Едва она отпустила мое плечо, как я тут же схватил ее за руку, заставив взглянуть на мое разъяренное лицо. Когда она попыталась меня стряхнуть, ее губы раздвинулись, обнажая зубы в таком бешеном оскале, какой раньше мне ни когда не доводилось видеть у людей.

— Не делайте этого, — сказал я. — Он не представляет никакой опасности. Клянусь вам!

Она опять попыталась меня стряхнуть, но как только смысл сказанного мною до нее дошел, озлобленный оскал сразу исчез.

— Что, черт возьми, ты обо всем этом знаешь? — спросила она. Ее лицо было рядом с моим, иначе я бы не расслышал ее слов, которые она шептала почти через силу.

— Я был вместе с ним, — сказал я ей. — После того, как мы разошлись. Он все мне рассказал. Он не представляет никакой опасности!

— Это он тебе так сказал! — парировала она. Он мне сказал, и я ему поверил. Но когда я увидал покрытое каплями пота лицо Сюзармы Лир, ее растрепанные и перепутанные белокурые волосы и голубые глаза, холоднее которых мне видеть не доводилось, я понял, что нет такой силы ни на Земле, ни на Асгарде, ни в единой точке вселенной, какую ни назови, которая заставила бы ее поверить моим словам.

— Не убивайте его, — взмолился я. — Пожалуйста, не убивайте.

Руку ее я не отпускал. Точно не могу сказать, почему это так меня волновало. В конце концов, это были его слова против ее… или его слово против ее инстинктов. Что он сделал для меня за те несколько часов, что мы были вместе? Какой был смысл в моих попытках защитить его?

Но меня это волновало. Возможно, я просто достиг предела терпимости к смерти и разрушениям.

Она развернула пистолет и направила его мне в лицо.

— Если ты меня не отпустишь, — сказала она, — я разнесу ко всем чертям твою башку.

И уже готова была воплотить свои слова в действия — да и что ей терять!

Никаких сомнений здесь не возникало. Паранойя особого вида, владевшая ею, вырвалась наружу, и я ничего не мог сделать, чтобы загнать ее обратно.

Я отпустил ее руку.

Джейсинт Сьяни по-прежнему оставалась на открытом месте, сидя, скрючившись, посреди тропы. Никто не позаботился вытащить ее оттуда. Она выглядела очень жалко, вырванная из привычного для нее мира всеми падениями и столкновениями, которые выпали на нашу долю. Волосы ее превратились в спутанный ком, а на почти человеческом лице застыло выражение панического отчаяния. Она глядела вдоль загибающейся тропинки, и хотя я не видел того, на кого был устремлен ее взгляд, я знал — кто это.

Сюзарма Лир от меня отвернулась и тут же позабыла о моем существовании.

Думаю, в жизни каждого человека наступает такой момент, когда он делает совершеннейшую глупость без всяких на то причин.

Я вскочил на ноги и изо всей мочи заорал:

— Беги, ты, дурак, беги!

Стоя, я уже мог его видеть. Он находился в семи-восьми метрах посреди необычно широкой прогалины. Он смотрел на Джейсинт Сьяни широко открытыми, удивленными глазами. Когда я встал, он повернулся ко мне, но не подал виду, что расслышал мои слова, а шум от напуганных пожаром насекомых был столь велик, что он, вероятно, не мог даже говорить. Его внимание привлек лишь мой вид, и он смотрел на меня как на сумасшедшего. Оружия при нем не оказалось, а из одежды остались одни кальсоны. Несмотря на свой гигантский рост, выглядел он в высшей степени уязвимо — самая простая мишень в мире.

Сюзарма Лир встала передо мной, извергая непристойнейшую брань. Не колеблясь ни секунды, она вскинула пистолет и выстрелила. Огненные заряды зашипели, словно на них плеснули воды, как только ударили ему в грудь: один, второй, третий.

Он упал назад, корчась, едва раскаленные газы вскрыли грудную клетку, выжигая сердце и легкие.

Звездный капитан издала могучий победный клич, и тут небо тоже сошло с ума.

Все лампочки начали мигать, и я во второй раз почувствовал кошмарное ощущение, будто в голову мне налили кислоты. Потянулся руками прикрыть лицо, одновременно пытаясь зажмурить глаза, чтобы уберечь их от действия парализатора, но тщетно.

Последнее, что я увидел, прежде чем меня грубо выпихнули в бессознательное состояние, было искореженное тело Мирлина, лежавшее с распростертыми руками на прогалине голой земли.

Оно мерцало, как искаженная помехами видеокартинка, которая сейчас заморгает и уйдет в небытие. Но в небытие ушел я.

Глава 32

Когда я очнулся на этот раз, состояние мое было хуже некуда. Тошнило, голова кружилась, а во рту был омерзительный металлический привкус. Веки слипались, словно клеем намазанные, а мышцы ног болезненно ныли.

Тем не менее мне удалось принять сидячее положение, а через некоторое время открыть глаза, сильно моргая, чтобы восстановить способность видеть.

Находился я в том же самом месте. Небо перестало мигать и теперь излучало вполне приемлемую имитацию сумерек. Некоторые из светильников горели, но большинство погасло. Лес стоял не шелохнувшись, очень тихо. Все еще чувствовался запах дыма, но очень слабый, отдаленный.

Сюзарма Лир лежала распростершись на гигантском листе, а подушкой ей служил лиловый цветок. Она была без сознания и не отреагировала, когда я тронул ее за рукав. Тогда я глянул на прогалину, где должно было лежать тело Мирлина.

Его там не было. Не было и прогалины.

Несмотря на туман в голове, я вспомнил, как замерцало тело, и тогда же в мозгу моем зародилось подозрение, что все здесь обстоит совсем не так, как выглядит.

Я проверил Джейсинт Сьяни, которая отреагировала на мои не слишком усердные попытки пробудить ее точно так же, как звездный капитан. Еще я видел Серна, безучастного ко всему миру, но не убитого.

Несколько раз кашлянув, я попытался освободиться от ужасного привкуса во рту, затем прислонился к стене, стараясь набраться сил от ее прохладной твердости.

Мирлин вышел из кустов. Одет он был точно так же, как в момент расстрела, но большое волосатое тело нисколько не пострадало, хотя тусклый свет делал его чуть более серым, чем оно запечатлелось в моей памяти, и выглядел он куда здоровее, чем я.

Теперь я впервые получил возможность как следует рассмотреть его лицо, не закрытое визором. В чертах не было и тени суровости. Кожа на круглом лице выглядела очень мягкой. Он вообще был похож на ребенка страшно больших размеров. — Привет, мистер Руссо, — мягко произнес он.

— Так вот зачем нужен был тот чертов лев, — сказал я с некоторой досадой. — Вы не меня проверяли. Вы проверяли иллюзию.

— Они не вполне верили, что это сработает — сказал он. — Это новая штука, которую они придумали специально на этот случай. Ты обеспокоил меня, когда обнаружил, что к чему, но я подумал, уловка все же пройдет. Решил, что на звездного капитана она подействует. Она, должно быть, совершенно уверена, что убила меня. Душеочистительный эксперимент, это точно. Но она находилась под большим стрессом.

— Однако остальные — мертвы по-настоящему.

— О да, — мягко произнес он. — Амара Гююр и его люди действительно мертвы. Она знает, что они мертвы, и это поможет убедить ее и в моей смерти, если вдруг у нее возникнут сомнения. Я ничуть их не жалею — они замучили, Саула Линдрака до смерти. Они бы и меня убили, если бы транквилизаторы, которые мне кололи, оказались настолько эффективны, как они ожидали. В великанском сложении есть свои преимущества.

— Так всеми событиями руководил ты?

— По большей части. Но они вмешивались почти во все, что я предлагал.

— Они?

— Местные жители. Они, похоже, немного застенчивы — во плоти я их еще не встречал. Но у них очень сложные машины.

— Пожар потушен? — спросил я, намеренно выбирая наиболее нейтральный вопрос.

— Да. Большого ущерба он не причинил. Все можно восстановить.

— Для меня это большое облегчение.

Сарказм здесь был не слишком уместен, но, думаю, меня можно было извинить.

Наступила пауза, пока Мирлин смотрел на распростертого звездного капитана, у которой на лице сейчас было самое мирное выражение из всех, что мне доводилось раньше видеть.

— Я думаю, они мне всерьез не поверили, — произнес Мирлин.

— В чем не поверили? — заинтересовался я.

— Они не поверили, что все здесь начнут друг друга убивать. Сами они никого не убивают, — сказал он. — Подозреваю, что и мрут они не часто. Похоже, их мир и их жизни — все находится под строжайшим контролем.

— Честь им и хвала. Но ты-то как сумел организовать свой собственный расстрел?

— Я заключил с ними сделку.

— Я так и понял. Но почему не с капитаном? Или с Амарой Гююром? Или со мной?

— У меня с ними оказались общие интересы, — сказал он — Мне нужен дом… жизнь… свое место. Я с радостью согласился остаться здесь и помочь им выбраться.

— Помочь им выбраться? Каким образом? Их мир и их жизнь под контролем, ты это помнишь?

— Им нужно время все обдумать, мистер Руссо. Время, чтобы решить, как быть со вселенной.

— Со вселенной?

У меня складывалось ощущение, что я начинаю выходить за рамки собственных философских глубин Все становилось слишком сюрреалистичным.

— Они не знают о существовании вселенной, — сказал он — Они думали, Асгард — это все, что есть в этом мире… уровень за уровнем, до бесконечности. Теперь им надо… уяснить для себя, кто они, где находятся и почему.

— Значит, они не создатели? Не они создали Асгард и не знают, для чего он?

— Нет. Создатели не они. Им кое-что известно о нескольких сотнях уровней, но о том, что там, ближе к Центру, они знают не больше тебя. Сами они мало занимались исследованиями, но роботы у них точно есть. Однако по шахте Саула они никогда не поднимались. И что там, на третьем уровне, — понятия не имеют. Теперь им стало известно о холодных слоях… о галактическом сообществе… о тетраксах и вормиранах, о воине людей с саламандрами Но у меня сложилось впечатление, что это мало их волнует. Подозреваю, они не слишком агрессивны и считают все здесь происшедшее совершенно ужасным.

Я и сам считал все это ужасным, но говорить об этом не собирался. Вместо этого я сказал:

— Значит, ты собираешься остаться преподавать им строение вселенной?

Лицо мое осклабилось в сардонической улыбке. Он был новорожденным, и все знания о вселенной и человечестве были закачаны в него какой-то машиной. Он не был настоящим. Возможно, поэтому таинственные обитатели подземного мира так охотно пошли с ним на контакт.

— Тогда зачем ты спровоцировал кровопролитие? — спросил я его. — Не проще ли было попросить твоих друзей сунуть Амару Гююра вместе с его головорезами в холодильник? Они, должно быть, изучили нас вдоль и поперек за те двенадцать дней, что мы были в их руках. Им не обязательно было вообще кого-то из нас пробуждать. Они могли бы использовать нас как банки данных о вселенной, а затем выбросить нас на помойку.

— Я думал, ты хотел бы вернуться домой, мистер Руссо. Я хотел сделать тебе как лучше. Звездному капитану тоже, как ни противоестественно это может показаться. У меня действительно нет на нее зла, ты ведь понимаешь. Она может видеть вещи лишь такими, какими она их видит.

— Ты вывел меня прямо в лапы Амары Гююра, — заметил я. — Он мог прикончить меня в любой момент.

Мирлин что-то поднял с земли. Это был игольник, который вручил мне Серн, чтобы я мог грозить им Джейсинт Сьяни. Полагаю, один из тех, что имел при себе Гююр. Он направил его вверх и выстрелил. Ничего не произошло.

— Он не заряжен, — сказал я.

— Он заряжен, — возразил он. — Просто он не может стрелять.

Странно, ноя ощутил горечь разочарования. Еще совсем недавно я совершил единственный в своей жизни героический поступок. Я решился на настоящий бунт против одного из самых больших негодяев в известной вселенной. Но его оружие уже было обезврежено. Весь героизм тут же стал выглядеть глупо.

— Автомат, убивший Халекхана, не был обезврежен, — холодно заметил я.

— Халекхан — это случайность, — сказал он. — Как заметил Гююр, то была нелепая оплошность Хелеба. Я ничего против него не имел, но и плакать по поводу его смерти тоже не буду. Это была часть цены, которую необходимо уплатить, если хоть кто-нибудь из вас хочет выйти на поверхность. Ты единственный, кому я доверяю, мистер Руссо, но даже здесь я буду соблюдать осторожность. Кровопролитие не было чисто моей идеей; как я уже сказал, те, с кем я контактирую, не были полностью уверены, что вы за существа, несмотря на информацию, выделенную из вашей программы, пока вы спали. Теперь они знают. Но я действительно помогал им планировать это и был готов к тому, что люди погибнут. Я также был готов и к тому, чтобы поступить неспортивно, подсунув Амаре Гююру неработающий пистолет. Думаю, я не лучше вас всех — но вполне хорошая имитация человечества в целом, как считаешь?

— Слишком хорошая, — должен был признать я. — Но почему они согласились меня отпустить, если так обеспокоены? Они разрешили тебе сказать мне об этом?

— Они особо и не хотели задерживать вас. Они понимают, что секрет шахты невозможно хранить до бесконечности, особенно учитывая, что записную книжку ты оставил на поверхности. Разумеется, сюда, вниз, вы больше никогда дороги не отыщете. Проход они закроют навсегда. Тетраксы могут пользоваться всеми слоями до дна шахты Саула, но это будет нижний предел, пока они толком не выяснят, как работает местная техника.

Что касается этой нашей маленькой беседы, то я полагаю, ее можно рассматривать как мою поблажку самому себе. Но у нее есть и чисто утилитарный аспект. Ты понял, что я не убит. И ты был единственным человеком, способным понять это, а после эпизода со львом я уже знал наверняка, что ты догадаешься. Я и не думал, что тебе удастся переубедить капитана, — уж слишком сильно хотела она меня убить. Но я бы предпочел, чтобы ты даже не пытался сделать это. Желательно этот секрет оставить при себе, мистер Руссо. Хочу, чтобы ты был на моей стороне. Ты ведь и так на моей стороне, не правда ли, мистер Руссо?

Я устало посмотрел на него.

— Можешь звать меня Майк, — сказал я с легкой хрипотцой.

— Именно так я и думал, — произнес он. — А ты хочешь вернуться на поверхность, не так ли? И получить свой большой приз? И стать человеком, который нашел путь к более чем ста уровням?

Какое-то мгновение я колебался. Но затем кивнул.

— Да, — ответил я.

— Так я и думал. Очень жаль.

— Жаль?

— Жаль, что ты не можешь остаться. Думаю, меня здесь ожидают более крупные призы.

— Типа чего?

— Типа бессмертия, например… Как я уже сказал, хозяев во плоти мне еще встречать не доводилось, но, насколько я понял, они очень умные люди.

На это мне ответить было нечего.

Тут меня посетила еще одна мысль, но вслух я ее не высказал. Эти люди не знают, что лежит в центре, — о строителях Асгарда у них не больше сведений, чем у меня. Но если кто-то до этого докопается, то могут узнать. Нас они запугивали, чтобы тетраксы их не опередили, но теперь они сами узнали о вселенной, и это должно было возбудить их любопытство. Меня вернули на половине пути к центру, но Мирлин свой только начинает У него есть все шансы туда добраться, будь он бессмертен или нет.

Не взять ли мне назад свое решение вернуться, подумалось мне. И смогу ли я получить выгоду с этим безнадежно застенчивым, сказочно умным народцем. Но меня спросить они не удосужились. Что бы ни несли в себе пробы, взятые из моего оцепенелого мозга за те двенадцать дней, которые я провалялся на их анатомическом столе, это не возбудило у них желания войти со мной в контакт. Очевидно, они очень тщательно выбирают себе друзей. Вполне вероятно, они величайшие снобы со времен Творения.

— Почему в верхних слоях так плохо? — спросил я Мирлина, внезапно обеспокоившись, что беседа наша подойдет к концу, прежде чем я успею задать важные вопросы. — Почему они из них ушли? Почему этот, в который мы спустились, был оставлен на произвол судьбы? И почему дегенерировали населявшие его люди?

— Не знаю, — сказал он. — Честно — не знаю.

— Асгард прилетел из черной галактики? Он — крепость, ковчег или что-то еще?

— Не знаю, — настойчиво повторил он. — Я не могу ответить на эти вопросы, Майк. И думаю, что люди здесь никогда ими не задавались — до настоящего времени.

"Но ты-то сможешь найти ответы, — подумал я, — а я — никогда".

Я чувствовал себя как Адам перед выдворением из Эдема. Но что, черт возьми, я сделал не так? Какой грех я здесь совершил? У меня даже не было шанса продемонстрировать свою полезность. Единственным человеком из всех, заброшенных сюда злым роком и обследованных, у которого не найдено недостатков, оказался андроид. Он один, похоже, был свободен от первородного греха… нерожденный и непадший.

— Это все? — спросил я его, борясь с тошнотой и по-прежнему опираясь на невидимую стену. — Неужели больше нечего сказать?

— Да, — виновато произнес он. — Теперь все. Вы все проснетесь в термоскафандрах на третьем уровне. Резервов у вас будет достаточно, чтобы выбраться на поверхность, с небольшим запасом. Звездного капитана будет тешить мысль, что она выполнила-таки свою миссию; ты же сможешь продать за большие деньги все, что здесь узнал. Удачи тебе, Майк.

— И тебе тоже, — сказал я со всей тактичностью, которую удалось наскрести. — И…

Он уже начал поворачиваться, но опять обернулся ко мне, глядя вниз с высоты своего роста, до последнего дюйма похожий на полубога.

— Что? — спросил он.

— Я очень рад, что у нас состоялся этот маленький разговор.

— И я, — заверил он меня. — И я тоже.

Из его интонации я понял, что это было не "до свидания". Это было «прощай». Он думал, что больше никогда меня не увидит.

Небо опять как-то замерцало, и я снова провалился в глубокий обморочный колодец, сказав последнее «прости» всем своим мечтам.

Ну… почти всем. У меня на продажу был еще один секрет.

Глава 33

Нет смысла подробно описывать наше путешествие обратно к поверхности. По счастью, оно прошло без происшествий.

Звездный капитан и ее оставшиеся в живых сподручные были, по-моему, на удивление безразличны к тому, что произошло с ними внизу. Они считали, будто нас захватил некий инопланетный разум и, поиграв с нами, отпустил, и поразительно спокойно восприняли столь бесцеремонное обращение.

Они с огромным удовлетворением вспоминали, как им удалось расстрелять бедного Мирлина, и это сыграло главную роль в безучастном отношении к непочтительному с ними обхождению; по крайней мере капитан явно сбросила с себя страшное бремя и только поэтому испытывала благодарность за свое освобождение. Она даже одарила меня некоторой долей дружеского участия и больше не заводила речь о таких неприятных вещах, как обвинение в трусости и дезертирстве. Она была чрезвычайно рада порвать мои призывные документы после того, как Джейсинт Сьяни дала показания в тетронском суде, снявшие с меня всякое обвинение в убийстве слиса и восстановившие незапятнанной биографию.

Нечего и говорить, что в Небесную Переправу я вернулся куда более известным человеком, чем ее покинул. Я был обладателем заветной книжки, записи, которая могла бы указать дорогу К И Ц к шахте жизни.

Остальные, вернувшиеся вместе со мной, тоже были весьма популярны, за исключением того факта, что никто из них не вел собственных записей, которые могли бы провести к точке Х третью экспедицию. Звездного капитана это не интересовало, но Серн кусал локти, когда понял, что беспечно упустил свой шанс урвать кусок добычи.

В то время как звездные воины направлялись к переправе, чтобы отправиться на своем звездолете-истребителе в родную систему, где они, несомненно, огребут кучу медалей, я пошел навестить моего друга Александра Соворова, чтобы оговорить с ним мою сделку с КИЦ.

Я рассказал ему нашу историю. Правда, оставил некоторые ее части под покровом тайны, но привел несколько весьма сочных подробностей о цивилизации, с которой мы вошли в тесное соприкосновение глубоко в недрах планеты. Я испытал мстительную радость, глядя, как он мучается. Он смотрел на меня так, словно перед ним стояло какое-то мохнатое членистоногое с омерзительным запахом.

— Значит, у вас был контакт с продвинутой цивилизацией где-то за тысячи уровней от поверхности? — повторил он, дабы убедиться, что правильно меня понял.

— Именно так, — сказал я ему. — Должно быть, на полпути к центру.

— И когда они вас всех обнаружили, то твои армейские друзья и гангстеры Амары Гююра устроили эту кровавую оргию с убийствами, после которой они вас выкинули обратно на третий уровень и навсегда замуровались?

— Похоже, главная суть именно в этом, — подтвердил я, хотя не все здесь было до конца точно. — По-моему, они решили, что мы варвары. Возможно, они правы.

Он взревел. Он всегда немного переигрывал.

— Ты хоть понимаешь, что вы натворили? — спросил он. Стоило видеть выражение боли в его глазах.

— Если бы КИЦ не отверг мою заявку, — отметил я, — то ничего такого бы не произошло. Как ни крути, выходит — ошибочка ваша.

— Если бы КИЦ сделал то, что я предлагал, — взвился он, — то людей вашего типа не подпустили бы к подземельям и на пушечный выстрел.

— Если бы они это сделали, — возразил я, — то Саул Линдрак никогда бы не нашел свою шахту, это во-первых. А суперученые внизу до сих пор находились бы в счастливом неведении относительно существования вселенной. А ты не сидел бы сейчас здесь, покупая дорогу к сотням новых уровней — теплых уровней, где есть жизнь и вполне восстановимые технологические диковинки, на изучение которых уйдет еще несколько столетий.

— Ты эгоист и мерзавец, — прошипел он. — Ты разрушил все, ради чего был создан КИЦ. Ты отбросил человечество вниз. Как, по-твоему, нам теперь глядеть в глаза галактическому сообществу? Выходит, вселенная не смогла показать тем людям ничего лучше кучки озлобленных друг на друга дикарей. Тебе не доставило большой радости брать с собой вниз Военно-космические силы, разве не так? Тебе пришлось притащить за собой туда и вормиран со спиреллами, чтобы продемонстрировать им, какими мерзкими могут быть гуманоиды в, худшем своем проявлении.

— Амара Гююр сунулся туда по своей собственной инициативе, — пришлось заметить мне. — Если бы я знал, что в моей подошве спрятан жучок, я надел бы галоши. Да к тому же ты забываешь о пареньке, который всем нам указал туда путь. О саламандрском андроиде. Как ты думаешь, кто несет ответственность за то, что он оказался там?

— Саул Линдрак, — не задумываясь ответил он.

Я покачал головой.

Из стола я достал кусок бумаги и указал на именной штамп. Помимо символов, обозначавших Координационно-Исследовательский Центр на пароле, там стоял некий знак.

— Это что такое, Алекс? — спросил я. Пару секунд он просто излучал раздраженность и нетерпение, но потом понял, что я говорю серьезно.

— Это пиктограф на одном из тетронских наречий, — сказал он. — Это герб нашей организации, насколько тебе известно. Ну так что?

— Он стоит на всех ваших документах, как торговая марка.

— Да. Но что из этого?

— Именно этот символ Мирлин нарисовал мне в воздухе, когда рассказывал, как саламандры закупали технологии на Асгарде — технологии, при помощи которых создали его. Тетраксы и верхние пещерники одинаково помешаны на биотехнологиях, помнишь? Они выудили из того, что здесь нашли, чуть больше, чем позволили узнать таким мелким сошкам, как вы. И они кое-что из этого продавали одинаково с ними мыслящим варварам, чтобы те использовали это кое-что в ужасных войнах, которые тетраксы якобы осуждают. Если бы все пошло по плану, на ваш поганый КИЦ легла бы ответственность за истребление человечества как разумного вида. Твоего и моего вида, Алекс. Так кто, как ты говоришь, эгоист и мерзавец? Кто же теперь, выходит, варвары, Алекс?

— Ты лжешь, — с надеждой в голосе сказал он. Но он понимал, что это не так. Я покачал головой.

— Я не знал… — робко начал он.

— Я знаю, что ты не знал. Зато знаешь теперь.

Он с минуту обдумывал услышанное, а затем произнес:

— Это никак не влияет на мое отрицательное отношение к тому, что вы натворили. Ваше поведение перечеркивает все, во что я верил. То, что произошло на нижних уровнях… это катастрофа для гуманоидного сообщества и для человечества. И я не верю, что тетраксы были в курсе насчет торговли технологиями, а если и были, то я не верю, что они предназначали их для войны. В КИЦ существует куча фракций, и это могла быть любая из них.

— Вселенная полна варваров, Алекс, и в нижних слоях Асгарда я не заметил ничего, что могло бы убедить меня в ангельском характере тамошних жителей. Военно-космические силы вырезали громил Гююра, но подстроили все это именно пещерники, и именно пещерники сидели и, жуя свой поп-корн, с интересом наблюдали за происходящим. Возможно, нам следует только радоваться, что они решили себя замуровать. А если они действительно подумают-подумают, как им поступить со вселенной… да и решат, что весь космос следует стерилизовать?

— Это просто нелепо, — произнес он скорее эмоционально, чем с убеждением.

— Возможно, — согласился я. — Но ведь все здесь несколько гипотетично, не правда ли? А теперь почему бы нам не поговорить о более интересных вещах. О деньгах, например. Сколько предложит мне КИЦ за мою маленькую карту сокровищ?

На лице его отразилось некоторое удивление.

— После всего, что ты рассказал мне о продаже КИЦ технологий саламандрам, ты все еще хочешь продать нам координаты шахты Саула?

— Это плутовская игра, но в городе только в нее и играют.

— А ты не думаешь, что мне следует подать в отставку?

— Да нет же, черт возьми. Нам нужен по крайней мере один человек внутри этой системы, дабы иметь уверенность, что такое больше не повториться. Я буду работать с тобой, но организаций я терпеть не могу. Я ведь одиночка.

Мои откровения, очевидно, не сильно потрясли его, поскольку он изо всех сил старался выгадать даже минимальный барыш. Потребовалось очень много времени, чтобы сократить разрыв между гонораром, о котором я мечтал, и пределом его «щедрости».

В конце концов мы ударили по рукам и заключили сделку к обоюдному удовлетворению сторон.

Прежде чем военно-космический корабль покинул орбиту, чтобы ввинтиться в созданный им же самим шнековый канал, мне позвонила мой экс-командир. Ее изображение было на экране несколько размыто, но сейчас она выглядела прекрасно и счастливо.

— Я действительно могла бы сделать из тебя настоящего воина, — сказала она. — Ты отлично поработал над Амарой Гююром.

— Я обнаружил, что его пистолет выведен из строя.

— Когда? — спросила она.

— Да вот, попробовал, — уклончиво ответил я.

— Но когда ты его брал, ты ведь этого не знал, — продолжала давить она, не так ли?

Мне пришлось сознаться, что нет. Тогда она расплылась в волчьей улыбке, как будто довольная тем, что знала меня лучше, чем я сам. Она ошибалась.

— Какой из меня герой. Я убежал от гигантской амебы. Да и с Амарой Гююром я пошел только потому, что думал, вы меня пристрелите на месте, если я этого не сделаю.

— Здесь ты, возможно, прав, — произнесла она. — Вот я — настоящий герой, потому что стреляю, когда надо, независимо оттого, кто передо мной. Ты сам знаешь, от скольких неприятностей ты бы нас избавил, если бы приютил андроида, когда тебя попросила Иммиграционная Служба. Будь у тебя хоть атом социального сознания, ты бы сохранил его тепленьким в Небесной Переправе.

Что-то в ее манере говорить заставило меня подумать, что Сюзарма Лир в конце концов не очень хороший человек. Впрочем, настоящие герои, наверное, всегда такие.

— Здесь есть тысячи людей, которые отдали бы все, что у них есть, лишь бы повидать то, что видели мы с вами… и сходить туда, где побывали мы, — сказал я. — А вас это совершенно не трогает, не правда ли? Вам наплевать, что находится там, в центре. У вас узкое мышление, капитан Лир.

— Оно было достаточно широким, чтобы снять тебя с крючка, — ответила она. — Ты задолжал мне за хорошее с тобой обращение. Когда-нибудь я захочу получать должок.

Я совершенно не считал, что должен ей хоть что-то за хорошее обращение, даже если и утаил от нее кое-какие секреты.

— Думаю, вы меня простите, если я не буду заглядывать так далеко. Вы же понимаете, это не мое плохое отношение к женщинам в форме. Просто я люблю нормальную жизнь.

— Но в человеке, который стремится тратить свою жизнь, копаясь в замерзших останках исчезнувшего миллион лет назад мира, есть что-то ненормальное, сказала она. — Это свидетельствует о скудости желаний и ущербности души. Попробуй быть героем, Руссо, перешагнув через себя самого. Просто попробуй.

Раздача материнских советов не входила в число ее сильных качеств. И слова ее меня совершенно не тронули.

— Прощайте, — произнес я.

— О'ревуар, — ответила она по-французски. Когда она отключила связь, я еще раз повторил то, что сказал, но только про себя. «Прощайте». Надеюсь навсегда.

Затем я занялся довольно серьезным делом: стал выяснять, каково чувствовать себя умеренно богатым человеком.

Ощущение могло быть и лучше, если бы не насущные проблемы. Пережитое не нанесло большого вреда мне как личности, но посеяло в душе семена сомнений относительно видимости и реальности, правды и обмана, Я продолжал думать о Мирлине, одновременно и умершем и не мертвом, а также о том, есть ли здесь какое-нибудь различие.

Я не мог удержаться от того, чтобы не нагромоздить в голове кучу гипотетических сценариев и тут же отринуть их за громоздкость.

По первому сценарию саламандры довели до успешного завершения свой проекте генетической бомбой, но боялись, как бы все не открылось. Они прекрасно понимали: спрятать все концы в воду здесь не удастся, особенно с учетом того, что в деле замешан КИЦ. И они решили скрыть свой успех, гениально пустив преследователей по ложному следу… подсунув им подсадную утку. От Мирлина даже не требовалась сознательная ложь. В конце концов, он знал лишь то, что они в него заложили. Я не мог отделаться от мысли, не был ли Мирлин создан лишь для того, чтобы убедить Военно-космические силы, что с угрозой человечеству покончено.

Возможно, все это было лишь фарсом, отвлекающим маневром, чтобы увести внимание от главных событий. Возможно, человеческая раса и по сей день находится в смертельной опасности стать жертвой саламандрской мести, уготованной ему в неопределенном будущем.

Второй сценарий, частично навеянный первым, был более приближен к окружающей действительности. Я попробовал представить, что обитатели подземного мира имели больший контроль над видимыми предметами, чем могло показаться. Если принять во внимание, что воспоминания звездного капитана ложь, почему столь же фальшивыми не могут оказаться и мои? Возможно, они закачали их в меня тем же самым способом, каким закачали в Мирлина воспоминания о прожитой человеческой жизни. И не существовало способа проверить, не является ли фикцией все, что произошло после моего первого знакомства с действием парализатора. Все остальное вполне могло быть иллюзией. Действительно ли Амара Гююр был мертв? Действительно ли жив Мирлин? Не было способа убедиться ни в том, ни в другом. Возможно, я вообще никогда не был на нижних уровнях Асгарда или даже никогда не опускался ниже уровня дна шахты Саула.

Откуда мне знать?

Моему инстинкту оставалось только доверять сделанным мной умозаключениям тому, что проект саламандров провалился, — и поверить в то, что рассказанное Мирлином о мире, который он избрал себе для жительства, правда. Но я видел, как были убиты люди, которых здорово подвели их инстинктивные реакции только потому, что с ними было незнакомое окружение. Тогда как может человек полагаться на свои инстинкты?

Ничего нельзя было добиться прокручиванием загадок в голове, но, даже понимая это, я не мог остановиться.

Последними словами одной из моих любимейших книг был совет не тратить слишком много времени на неразрешимые вопросы. "Надо ухаживать за собственным садом", — говорит Вольтер, один из умнейших людей всех времен Мы должны ухаживать за своим садом. Мы должны отвечать за то, чем действительно можем управлять.

Возможно, мы никогда не докопаемся до истинной сути вещей, правда о которых старательно скрыта. Возможно, чистое, нефальсифицированное зерно Абсолютной Истины нельзя отыскать ни при каких обстоятельствах, независимо от того, насколько длительную и тяжелую одиссею вы проделаете в попытках его обрести.

Мое собственное путешествие еще не окончилось. Я даже толком не был уверен, что оно вообще начиналось.

Но я стал свыкаться с мыслью, что в конце пути придется заплатить за все, что вы сможете приобрести.

Реклама на сайте