«Гипноглиф»

Джарис держал предмет на ладони, поглаживая большим пальцем небольшую ложбинку на полированной грани.

— Вот, — произнес он, — жемчужина моей коллекции. Для нее нет классического определения, поэтому я назвал ее гипноглифом.

— Гипноглифом? — удивился Маддик, кладя на место превосходно обработанный опал с Венеры размером с гусиное яйцо. Джарис с улыбкой взглянул на молодого человека.

— Да, гипноглифом. Взгляните сами.

Маддик взял предмет в руку и осторожно большим пальцем провел по ложбинке.

— И это ваша жемчужина? — еще больше удивился он. — Да это же кусок дерева.

— Человека тоже можно было бы назвать куском мяса, если бы он не обладал необычными свойствами, — возразил Джарис.

Маддик, гладя ложбинку, обвел взглядом несметные богатства и восхищенно прошептал:

— Разумеется, разумеется… Тут столько всего… В жизни не видел ничего подобного!

Джарис, уловив нотки жадности в голосе молодого человека, мягко проговорил:

— Ну, вам еще жить да жить. Может и наберетесь ума-разума.

Маддик на мгновение покраснел, потом пожал плечами.

— Для чего он предназначается? — спросил он, держа предмет перед собой и наблюдая за тем, как пальцы начинают поглаживать дерево.

— Как раз для того, чем вы сейчас занимаетесь. От этой вещи невозможно оторваться. Берешь в руки, и большой палец сам начинает гладить вот эту ложбинку. Просто невозможно оторваться.

— Забавная безделушка, — согласился Маддик. — Но почему такое претенциозное название?

— Претенциозное? — Скорее познавательное. Вещица, в самом деле, гипнотизирует, — он улыбнулся, наблюдая, как пальцы Маддика играют с нею. Взять хотя бы Гейнздела, который забавлялся с подобными игрушками в конце двадцатого века. Он даже основал Такую школу ваяния — «Тропизм».

Маддик опять пожал плечами, увлеченный предметом, и ответил:

— В то время каждый встречный и поперечный основывал школу… все равно чего. Боюсь, я не слышал о такой.

— Он выдвинул любопытную теорию, — продолжал Джарис, — беря в руки космический кристалл с планеты Арктур и любуясь его игрой, — утверждая, как мне кажется, не без оснований, что поверхность любого организма соответствующим образом реагирует на прикосновение. Так, кошка любит, когда ее гладят. Цветок гелиотропа поворачивается к свету…

— …а язык любит, когда за него тянут, — съязвил Маддик. — В общем и целом, я понял, что представляет из себя тропизм. Ну и что из этого следует?

— Любопытна не сама теория, а ее приложение, — ответил Джарис, пропуская мимо ушей плоскую шутку. — Гейнздел пошел дальше других в понимании тропизма. По крайней мере, на Земле. Он доказал, что поверхность тела, любого тела, определенным образом реагирует на конфигурацию и фактуру предметов, и стал экспериментировать с малыми формами, которые, как он выразился, «призваны осчастливить многих». Таким образом, он вырезал формы для массирования шеи, лба… других частей тела. По его словам, они помогали избавиться даже от головной боли.

— Так это всего лишь древнее китайское средство, — заметил Маддик. — На прошлой неделе я как раз приобрел талисман восьмого века от ревматизма. Настоящий антиквариат.

— Гейнздел знал не только восточную глиптику, а проще говоря, — резьбу, согласился Джарис. — Он попытался представить ее в виде ряда принципов. Он взялся за возрождение нэцкэ — полированных статуэток, которые самураи носили на поясе. Потом перешел к разным формам человека. Даже пытался изготовить воздействующие на психику ювелирные украшения и придумал браслет, который невозможно было не носить на руке, а затем перешел на конструирование кресел, невообразимо приятных для сидения.

— Целое искусство… — отозвался Маддик, не переставая крутить в руке предмет и водить по ложбинке пальцем. — И он не стал возвращаться назад? Он улыбнулся, надеясь, что собеседник оценит его шутку, но тот никак не отреагировал.

— Это был настоящий мужчина, — серьезно произнес Джарис. — Пожалуй, именно кресла натолкнули его на хитроумные приспособления, повышающие потенцию. Правда, под давлением какой-то лиги он прекратил свои опыты, но, видите ли, у него появился младший ребенок, когда ему было уже 84 года.

— По крайней мере, практическое применение, — усмехнулся Маддик.

Джарис посмотрел на его ладонь, неотрывно гладящую гипноглиф. Казалось, что пальцы двигаются сами по себе.

— Далее, — продолжал он свой рассказ, не замечая ухмыляющегося взгляда Маддика, — настал черед спальных блоков — деревянных валиков, чем-то похожих на те, что японцы кладут под голову. По его утверждению они навевают приятные сны. Но больше всего он занимался предметами для рук, подобно тому, как японские резчики в конце концов остановились на нэцкэ. Это и понятно, ведь рука не только простой орган осязания, данный нам природой. Она еще передает множество самых приятных ощущений через фактуру и массу предметов.

Джарис положил на место космический кристалл и встал, продолжая наблюдать за Маддиком.

— Подобно тому, чем вы сейчас занимаетесь, Гейнздел стремился найти такую форму, перед которой не смогла бы устоять рука человека.

Маддик взглянул еще раз на предмет, лежащий у него на руке. Не останавливаясь ни на секунду и словно уже не подчиняясь мозгу, пальцы все гладили и гладили гипноглиф.

— Должен признаться, что мне приятно, хотя сказано слишком сильно. Вы же не будете утверждать, что удовольствие абсолютно не преодолимо. Не управляй мы нашими страстями и желаниями, сейчас вцепились бы друг другу в горло ради этой штуковины, а?

— Может быть, это потому, что он мне нужен меньше, чем вам, — тихо ответил Джарис.

Маддик медленно оглядел комнату, забитую сокровищами со всех уголков Галактики.

— Скорее, это потому, что вы, черт возьми, можете себе позволить такое, резко ответил он, но, почувствовав свою нетактичность, тут же переменил тему разговора.

— Как вышло, что вы стали коллекционировать только вещи внеземного происхождения?

— По странному совпадению, — ответил Джарис. — Вернее, по одному из странных совпадений. То, что у вас в руке, действительно внеземного происхождения.

Джарис закурил отвратительную манильскую сигару и, выпустив струйку дыма, сказал:

— Пожалуй, лучше всего начать с самого начала.

— Я так и знал, — улыбнулся Маддик. — Вы, коллекционеры, все одинаковы. Я не встречал еще такого, который бы не любил рассказывать байки. Может, этим объясняется страсть к коллекционированию?

— Профессиональное заболевание, — усмехнулся Джарис. — Мы коллекционируем, чтобы рассказывать байки, или рассказываем байки, чтобы коллекционировать? Вдруг вы заслушаетесь, и я приобщу вас к своей коллекции? Но, прошу, садитесь, я с удовольствием расскажу. Знаете, новые слушатели новые возможности.

Он жестом указал на кресло, украшенное искусной резьбой по кости, поставил перед Маддиком коробку с сигарами, нюхательный табак и графин дунайского коньяка, а сам уселся за письменный стол.

— Думаю, — начал он после традиционной паузы, без которой никогда не обходился ни один рассказчик, — эта вещь дорога мне тем, что я привез ее из последнего полета в глубины космоса. Нетрудно заметить, — беспечно добавил он, махнув рукой, — я сделал ошибку, вернувшись домой богатым. Я убил в себе жажду странствий, и вот теперь прикован к Земле собственной жадностью.

Маддик слушал, не переставая поглаживать гладкую ложбинку.

— Мне кажется, быть чудовищно богатым — не самая плохая участь, которую можно вообразить.

Но Джарис его уже не слышал, находясь во власти повествования. — Я искал космические кристаллы в районе звезды Денеб Кайтос и наткнулся на настоящее «золотое дно» — пояс астероидов, прямо-таки заваленный первоклассным материалом. Мы нагрузили наш корабль так, что могли бы купить две Земли, и хотели было лететь обратно, но обнаружили у Денеба Кайтос планетную систему. До нас в этом районе побывали и другие экспедиции, но ни одна не обнаружила эту систему. А мы только думали в том, чтобы набить кристаллами трюмы, и не очень-то глазели по сторонам. Потом, однако, я понял, что пояс астероидов никакой не пояс, а разрушенная на куски планета, вращающаяся вокруг Солнца. Да еще какие куски! На 8 % — чистые алмазы! Мы попали на основной пласт.

Быстро проведя топографическую съемку, мы решили высадиться на ДК-8, чтобы взять образцы пород и собрать данные о формах жизни. На ДК-6 имелись определенные признаки зарождения жизни — и только, тогда как на ДК-8 вероятность обнаружения жизни могла оказаться очень высокой. Настолько высокой, что мы могли бы претендовать на премию Федерации, хотя о какой премии может идти речь, если мы запаслись алмазами. Впрочем, дело не в кристаллах, а в том, что после нашего сообщения туда можно было бы отправить «Колумба». Короче говоря, мы очутились на ДК-8. Предмет, который вы держите, оттуда. Между прочим, он для охоты.

— Охоты? — удивился Маддик. — Своего рода камень для пращи, из которой Давид убил Голиафа?

— Нет. Это силок. Туземцы ими ловят животных.

Продолжая гладить безделушку, Маддик недоуменно уставился на него.

— Не может быть? То есть их оставляют и ждут, пока не облепят термиты, а потом поедают насекомых? Правильно?

— В космосе происходят странные вещи, — несколько жестко произнес Джарис. — Вы еще молоды. У вас все впереди. Взять к примеру эту игрушку. Вы не поверите — она основа целой культуры. Вы просто не сможете поверить.

Маддик улыбнулся, как бы говоря: «Кто поверит в такую ерунду». Вслух же он сказал:

— Рассказ есть рассказ. Выслушаю охотно.

— Да… — задумчиво протянул Джарис, — он кажется невероятным… В некотором роде в нем отразился весь космос: невероятное поджидает на каждом шагу, и ты потом забываешь, что такое норма. Вот тогда и становишься настоящим космонавтом.

На секунду он замолчал, любуясь переливающейся всеми цветами радуги коллекцией.

— Подавайте вернемся к ДК-8. Как только приборы указали, что на этой планете есть разумная жизнь, мы сразу представили себе подобных. Раньше было принято считать, что разум проявляется лишь у приматов и им подобных. Если у существ нет рук, приспособленных для хватания, и надбровных дуг, то разум не будет развиваться. Обезьяне нижние и верхние конечности потребовались для прыжков с ветки на ветку, а глаза — для измерения расстояния между ними; таким образом, она приспособилась к окружающей среде. Постепенно рука стала брать предметы, а глаз разглядывать их вблизи, потом обезьяна начала их хватать и рассматривать. Так у нее возникла мысль. На следующем этапе развития были применены орудия. Копытные не смогли ими воспользоваться в течение миллиарда лет, так как не могли это сделать. Отсюда, тем не менее, вытекает, что могли появиться разумные ящерицы, но не появились. Наверное, у них нервная система оказалась недостаточно развита.

Джарис остановился, чувствуя, что в пылу полемики отвлекся.

— Вот что значит долго не быть дома, — улыбаясь произнес он. — Именно такие дискуссии разгораются в космосе, — его голос вновь смягчился. — Да… так я говорил о том, что мы ожидали встретить себе подобных, раз появились такие данные…

— Странно, я никогда не слышал об этом, — перебил его Маддик. — Хотя внимательно слежу за периодикой. Такое событие я…

— Дело в том, — в свою очередь перебил собеседника Джарис, — что мы ничего не сообщали.

Маддик даже вскрикнул от удивления.

— Боже мой! И вы так спокойно говорите об этом? Да мне ничего не стоит сообщить о вашем поступке на космическую базу Федерации. Уж там вам прочистят мозги, — он еще раз окинул взглядом комнату, как бы прицениваясь к ее сокровищам, и поспешно добавил, — если, конечно, вам можно верить.

Джарис откинулся в кресле и долго так сидел, погрузившись в размышления. Наконец, он приглушенно произнес:

— Это уже не имеет значения. А потом, — он хитро сощурился, — вы же сами заявили, что не верите мне.

Маддик взглянул на свою руку, неустанно поглаживающую полированные грани гипноглифа. Большой палец, ни на секунду не останавливаясь, скользил взад-вперед по гладкой выемке — Исподлобья он посмотрел прямо в глаза Джарису.

— Разве? — спросил он, в который раз оглядывая богатую коллекцию и останавливаясь на стеллаже с кристаллами из далеких миров.

Джарис заметил это и улыбнулся.

— Я часто задумываюсь, почему меня никто не шантажирует. Для них — это прекрасная возможность.

Маддик быстро отвел взгляд в сторону.

— Не хотят, скорее всего, верить.

— О, эти вечные сомнения! — воскликнул Джарис. — А как вы отнесетесь к тому, если я сообщу, что сходство землян с жителями ДК-8 настолько велико, что они могут вступать в брак?

Маддик замолчал, не сводя глаз с пальцев, поглаживающих со всех сторон магический предмет. Потом тряхнул головой, стараясь отогнать какую-то навязчивую мысль, и ответил:

— Вот сейчас верю. Странно… но верю, хотя должен доказывать невозможность этого. Послушайте, — внезапно вспылил он, — к чему вся эта болтовня, — но тут же взял себя в руки и спокойно продолжал.

— Ну, хорошо… да, конечно… Я верю… Боже мой! Наверное, я схожу сума… но верю…

— Настолько, чтобы выдать меня полиции?

Маддик густо покраснел и промолчал.

— Учтите, там тоже заявят, что это невозможно. На этом все дело и закончится, — улыбнулся Джарис. — Жаль, правда? — устало спросил он. — Да… такая великолепная возможность для шантажа, — он замолчал, потом мягко добавил. — Впрочем, к тебе это не относится, сынок.

Совершенно спокойным и даже безразличным тоном Маддик спросил, привычно поглаживая гипноглиф:

— Вы угрожаете?

Джарис покачал головой.

— Сожалею, — он выпустил облачко дыма и энергично продолжал. — Потом еще учтите, аргументы против такой возможности слишком весомы. Формы жизни, относящиеся к расходящимся ветвям эволюции, могут скрещиваться только в том случае, если они располагают не слишком отдаленным предком. Лев и тигр, например, или лошадь и осел. Это условие не распространяется на конвергентные формы… Где-то в космосе могли появиться виды, напоминающие человека с совершенно другой физиологией и биохимией, но потом оказалось, что земляне могут вступать в брак с женщинами ДК-8. В это трудно поверить, сидя здесь, в этой комнате, но в глубоком космосе, повторяю, всякое возможно.

— Всякое возможно… — тихо повторил Маддик, продолжая плавно и с наслаждением поглаживать отполированный предмет.

Джарис понимающе кивнул.

— У вас все впереди. Если успеете прежде побывать… Но вернемся к нашей планете. В сущности, ее жители отличаются от землян только отсутствием волосяного покрова и особым строением кожи, поскольку там очень плотная и горячая атмосфера с высоким содержанием СО и вечными туманами, сквозь которые редко пробиваются солнечные лучи. В общем плане — сплошные тропики. Следовательно, фауне, из которой развились разумные существа, не требовались волосы. Они просто неизвестны там. Взамен у этих существ появилась кожа, чрезвычайно чувствительная даже к самым слабым лучам солнца. У них такая нежная и бледная кожа, что на Земле они погибли бы от ожогов через несколько минут.

Джарис сделал несколько затяжек и стал рассказывать дальше:

— Природа всегда стремится убить одним выстрелом сразу двух зайцев. К примеру, рука, приспособленная для хватания, может найти совершенно другое применение. Вот и чрезвычайно чувствительная кожа обитателей ДК-8 первоначально предназначалась для того, чтобы поглощать как можно больше света, но со временем у них выработалось исключительно обостренное чувство осязания. Это справедливо и в отношении животных. Их тропизм фантастическим образом доминирует над всеми остальными рефлексами. Начни какое-нибудь животное гладить одну вот такую безделушку, которая у вас в руке, и его уже не остановить.

Маддик улыбнулся, уставившись вдаль, мягко водя большим пальцем по выемке вверх-вниз, вверх-вниз.

— Можно сказать, — продолжал Джарис, — что туземцы развили науку осязания до невообразимых высот. Энергию, которую мы затратили на совершенствование орудий труда, они вложили в эту науку. По нашим меркам это довольно отсталое общество: косный племенной матриархат… всего несколько простейших орудий, пользоваться которыми могут только женщины, да и то лишь из особого клана. Остальные женщины отдыхают на искусно устроенных горных террасах, где они лежат, впитывая солнечную энергию, или изготавливают амулеты, предназначенные для гипноза и удовлетворения осязательных ощущений.

— От такой жизни, — голос Джариса звучал мягко, как бы издалека, — они делаются невероятно тучными. Сперва мы испытывали к ним отвращение, но потом поняли, что иначе там не выживешь. Таким образом, больше поглощается солнечной энергии. Они так умело регулируют процессы, происходящие в коже, что, как это ни покажется странным, сохраняют привлекательность.

Он откинулся назад и, прикрыв глаза, прошептал:

— Просто изумительно, — затем неожиданно усмехнулся, — вы спросите, каким образом практически голыми руками они обрабатывают такое твердое дерево. Если присмотреться, то можно обнаружить, что предмет совершенно лишен текстуры. Фактически это не дерево, а огромное семя, что-то вроде ореха авокадо. Как известно, сорванный авокадо мять так же легко, как глину, но когда он засохнет, становится чрезвычайно твердым. Чрезвычайно.

— … Чрезвычайно, — согласился Маддик.

— Как я говорил, женщины клана изготавливают эти предметы, а мужчины ставят в лесу. Конечно, сильный пол там весьма тщедушный, и погиб бы с голоду, если бы полагался во время охоты только на свои мускулы и отвагу, не будь этих хитроумных приспособлений. Животные, в которых очень сильно развита способность к осязанию, бродят по лесу, натыкаются на них, начинают гладить, и потом больше не могут остановиться. Мужчинам даже не надо их убивать. Этим занимается высшая каста женщин. Они просто ждут, когда животное дойдет до кондиции, а затем ведут на бойню, под гипнозом, конечно.

— Конечно, — отозвался Маддик, ритмично и плавно водя пальцем по граням и ложбинке.

— Вам следует знать, — заметил Джарис с оттенком триумфа в голосе, скрытого за безукоризненной вежливостью, — что на мужчин время от времени находят необъяснимые приступы непокорности. Вот почему их гипнотизируют почти с самого рождения. Эта традиция насчитывает много веков. К несчастью, природа и здесь сыграла злую шутку. Если биологический вид находится в состоянии бездеятельности слишком долго, он перестает развиваться. Гипноз на протяжении нескольких поколений почти вытравил у мужчин желание продолжения рода. Это подобно медленному исчезновению генов. Когда мы высадились на ДК-8, там едва хватало мужчин, чтобы расставлять силки.

Он наклонился вперед и, улыбнувшись, доверительно сообщил:

— Можете представить, каким бесценным подарком оказался наш экипаж для вождей племени, когда стало ясно, что мы можем скрещиваться с местными женщинами — новое начало… новая кровь…

Наступила небольшая пауза, потом Джарис продолжал ровным сухим голосом.

— Думаю, вы поймете, почему я вернулся один… единственный мужчина, который вырвался с ДК-8. Впрочем, — прибавил он, — в некотором роде и не вырвался.

— … и… не… вырвался… — выдавил из себя Маддик.

Джарис удовлетворенно кивнул, обогнул стол и. подойдя к Маддику, выпустил клубы дыма в его широко раскрытые глаза. Тот даже не шелохнулся, уставившись в одну точку. Лишь пальцы правой руки продолжали двигаться, любовно гладя полированный предмет, а большой палец плавно скользил по ложбинке.

Джарис выпрямился, с грустной улыбкой на губах достал из стола колокольчик и позвонил.

Через минуту дверь полутемного алькова отворилась, и в проеме возникло нечто огромное и бледное.

— Он готов, дорогая.