«Посмотри на побеждающего врага»

ПОСМОТРИ НА ПОБЕЖДАЮЩЕГО ВРАГА

Н’рхангла добрался до скал и упал в тень. Х’манки гнали его по соляной пустыне уже вторые сутки. Худшее невезение трудно было вообразить: да, он шел убивать х’манков! но как он был наивен, полагая, что в ответ х’манки убьют его. Охрана не подняла оружия; вместо солдат за ним бросились охотники.

Они не торопились, развлекались в свое удовольствие, - время от времени отставали, пропадали в песках, роняя Н’рхангле в душу гнилое зерно надежды, и снова врывались в почти успокоившийся мир, проходя на бреющем прямо над головой. Когда им казалось, что человек идет недостаточно быстро, они стреляли ему под ноги, не из резаков, конечно, иначе ему бы сразу пришел конец, из обычных пулеметов. Соляные кристаллы разлетались от пуль на сотни крохотных лезвий, которые впивались Н’рхангле в ноги.

Солнце било как молот.

Он втиснулся в иссеченный ветрами песчаник, слился с камнем, - так приказывал инстинкт, но это было бесполезно, он знал, что на экранах охотников все прекрасно видно, что х’манки смотрят, как он прижимается к валуну, обессиленный, в надежде скрыться от них. Н’рхангла тяжело, с хрипами, дышал, он почти ослеп от страшной жары и жгучего блеска соли под солнцем.

Скоро тело откажется ему служить.

“Они меня видят”.

Х’манки забавляются. Они смотрят, посмеиваясь, они сидят в мягких креслах, под тихое гудение автоматики, и едят лакомства, приготовленные во льду.

Это не только увлекательно, это еще и очень дорого – охота на человека. Снаряжение стоит больших денег. И не только на снаряжение они тратятся: чувствительные черви слишком любят комфорт. Они даже на собственной планете чувствуют себя неуютно, а мир людей для них враждебен. Н’рхангла глухо зарычал и подумал, что лучше бы ему не прятаться, а идти дальше, не показывая, как он устал. Человек решился встать, приказал себе встать, - и не смог принудить кричащие от боли мышцы. Когда вместо хорошей смерти пришлось уходить обратно, он бросил единственный лишний груз, бросил оружие, потому что охотники х’манков все равно не сражаются, и под огнем чужих менее чем за два дня прошел половину соляного плато, - но потерял все силы и остатка пути, отделяющего его от резервации, не одолеет.

И снова Н’рхангла знал, что когда х’манки отдохнут от азарта погони и разомнут затекшие от сидения зады, они ударят по скалам инфразвуком, чтобы заставить добычу снова бежать. Они выйдут из “крыс”, только загнав его так, что он не сможет стоять на ногах. Тогда им станет скучно.

Х’манки маленькие и слабые. Шкурка у них как будто состоит из сплошных нервных окончаний, она до того тонкая, что человек может прорвать ее, просто случайно коснувшись ногтем. Х’манки могут жить только в очень узком диапазоне температур и давления, кости у них хрупкие, а мышцы похожи на кисель. Самки х’манков до того нежные, что удивляешься, как они дышат воздухом, - он должен, кажется, изрезать и истереть их внутренности. Как они ухитряются рожать – вообще загадка природы.

Х’манки самая хитрая и подлая раса во Вселенной. Их трусость понятна ввиду их сложения, но вот агрессивность этих хлипких тварей необъяснима.

Н’рхангла выглянул из своего убежища. Он немного остыл, лежа в тени, и теперь видел лучше. Он впервые смог сосчитать охотников и покривился: х’манки отправили в погоню за безоружным человеком шесть полностью укомплектованных боевых “крыс”.

По чести, хватило бы двух.

Сейчас “крысы” стояли на полпути к горизонту, прямо под солнцем, почти невидимые в рушащихся на них лучах. Х’манки перегоняли температуру брони в энергию. Солнце убивало человека, вскармливая х’манков. Солнце-предатель.

Н’рхангла прикинул, сколько еще времени охотники позволят ему отдыхать. Твари, вроде бы, не торопились. Но даже если он пролежит здесь до вечера, все равно уйдет только самый верхний слой усталости: он неуклонно теряет воду и взяться ей неоткуда, еды тоже нет, и хотя Н’рхангла обычно с легкостью обходился несколько дней без еды, сейчас энергия истаивает с ужасающей скоростью. И многочисленные порезы на теле, изъязвленные мельчайшей соляной пылью, не заживут. Его, вероятно, можно уже найти без помощи сканеров, по одному кровавому следу. Н’рхангла вдруг подумал, что будь он так же чувствителен, как х’манки, он бы давно умер от боли и истощения.

“Будь проклят тот день, когда мы впервые ступили на Хманкан”, - когда-то очень давно сказал Р’харта, и Н’рхангла, юнец, еще посмеялся про себя над тем, как пафосно прозвучало это. Он и сам в свое время успел ступить на Хманкан, тогда ему подумалось, что место это скучное и разгуляться там негде. Никакого удовольствия, все равно что тараканов давить.

Х’манки тоже, как выяснилось, не любили давить тараканов. Им нравилось охотиться на людей.

Самая увлекательная часть охоты – когда х’манк выходит против человека, имея в качестве оружия лишь десяток биопластиковых лент, незащищенный, полагаясь только на верную руку и опыт своих товарищей по лову.

Увлекательна, разумеется, эта часть для х’манка.

Мимо лежащего Н’рханглы стремглав прошла “крыса”, оставляя раскаленный добела след. Соль под ней плавилась. Воина обдало жаром. Да, они знают, что он знает, что они его видят. Они не хотят его убивать и не хотят сражаться с ним. Они хотят гнать его как добычу, пока он не упадет, а потом отрезать себе что-нибудь на память. Если, конечно, это просто туристы. Если это сборщики ароматических веществ, то они сделают с ним то, о чем ему совсем не хочется думать, особенно сейчас.

Камень подле стопы Н’рханглы разбила очередь. Брызнули осколки.

Да, вонючки, да, он поднимется и пойдет дальше! И дойдет до резервации, грызи вас черви, и ваши лицевые перепонки скукожатся от злобы!

Разъяренный, воин вскочил и ринулся в пустыню, с каждым шагом удаляясь от блаженной тени. Поначалу ему удавалось бежать, но заряд энергии, подаренный гневом, быстро иссяк. Н’рхангла шел, сцепив зубы, шел по осыпающемуся пламени, а над головой у него шныряла “крыса”, весело постреливая там и тут.

Солнце начало путь к земле.

Температура достигла высшей точки.

Шаги кровавили едкий песок; Н’рхангла уже ничего не видел, только остатки чутья помогали ему двигаться в прежнем направлении, к резервации, а не завернуть кругом. В голове ровно шумело, иногда шум усиливался – это машина х’манков проходила рядом. Н’рхангла подумал, что к вечеру ослепнет совсем.

Когда он споткнулся обо что-то, то лишь удивился, что этого не случилось раньше. Ноги перестали держать. Он свалился в раскаленную соль и взвыл – ожоги пришлись на самые чувствительные места; невероятным усилием смог подняться, пошатнулся, переступил, и угодил следующим шагом на оплавленную корку. Белесая поверхность нагревалась меньше, чем более темный песок; Н’рхангла замер на четвереньках, каждый вдох с болью врывался в обожженные легкие. Над головой скользнула тень – “крыса” прошла медленнее, чем обычно. Должно быть, собиралась садиться.

“Они добыли меня”.

По звуку он определил, что “крыса” опустилась на землю и приподняла дверцу.

И Н’рхангла увидел своего врага.

Видел он не самого х’манка, а его фреонный костюм, защищавший червя от жары, и, судя по очертаниям, навстречу Н’рхангле вышел исполин среди х’манков, высокий и широкогрудый; силуэт его напоминал фигуру человеческого подростка. Х’манк стоял в подчеркнуто спокойной позе и медленно накручивал на локоть биопластиковую ленту.

Убить.

Исступленная злоба, охватившая Н’рханглу, была так сильна, что человек на какое-то время снова стал опасным противником.

Достать и убить.

Так просто.

Убить. Оружие не нужно. Слабый позвоночник треснет от удара. Осколки лицевых костей вонзятся в мозг. Легко и приятно размозжить внутренности в мягком брюхе.

Убить.

Добыча здесь – х’манк, а не человек. Так всегда было, так останется, ибо это естественное положение вещей.

Убить.

Убить.

Н’рхангла рванулся вперед.

Х’манк резко выпрямил руку. Лента бросилась в воздух.

Когда первая начинает тебя душить, ни в коем случае нельзя останавливаться и сдирать ее с шеи. Во-первых, никогда не сдерешь: биопластик всасывает твою мускульную энергию, ты слабеешь, а он давит все сильней и сильней. Во-вторых, так у тебя пропадет последняя возможность добраться до х’манка и разбить его тонкостенный череп.

Когда вторая лента опутывает твои ноги, не наклоняйся – ты просто упадешь, и на этом все кончится. Нужно прыгать. Если х’манк стоит близко, ты можешь достать его, и тогда тебя просто сразу убьют.

Когда третья лента подсекает колени – ползи. Тебе не нужно непременно убить х’манка, они очень пугливы и до истерики боятся вида собственной крови. Даже если ты слегка поранишь его, тебя сразу убьют.

Когда четвертая лента прижимает тебя к земле – постарайся швырнуть в него чем-нибудь. Если попадешь в голову, то есть шанс, что тебя убьют.

Когда пятая и шестая схватывают твои руки – всё.

Н’рхангла лежал на соляной корке, обездвиженный десятью лентами. Биопластик – самое мерзкое изобретение х’манков. Не вещество, не существо, странная субстанция, обладающая свойствами как живой, так и мертвой материи. У биопластика есть ДНК, которую х’манки модифицируют, он двигается автономно, если привести его в боевой режим мысленным приказом. Отдавать такие приказы способна только раса х’манков…

Х’манки, не желая жариться на солнце, пока будут возиться с добычей, сразу раскинули над ним большой тент и пригнали под тент “крысы”. Из отворенных дверей машин текла прохлада. Не зуди спина Н’рханглы от соли, было бы почти неплохо. Все равно ничего другого не оставалось.

Х’манки на редкость нелогичны. Только х’манк может, одолев с помощью целого комплекса гипертехнологий безоружного человека, ударить себя в грудь и объявить: “Я - сильный первобытный охотник!”.

- Вон какую гору мяса добыл! – продолжал недоумок.

- Вот ты и будешь им питаться, - мягко сообщил второй х’манк.

- Питаться вряд ли, - покладисто заметил первый, - а вот когти я ему сейчас выдерну.

- Зачем тебе его когти? – брезгливо спросил второй.

- А ты не знаешь? – многозначительно понизил голос недоумок. - Если их истолочь и нюхнуть, то тебя неслабо торкнет.

- Я ширяюсь по старинке, - хладнокровно ответил второй самец. – Пивом. Не трожь его. Не трожь, я сказал!

- Да ну тебя… - обиделся первый и забрался в “крысу”.

Н’рхангла подумал, что второй самец, должно быть, доминирующий. Вот еще доказательство противоестественности социальных отношений у х’манков: доминант группы меньше и слабее любого ее члена. И вряд ли его чтут за прошлые заслуги, на отошедшего от дел бойца он тоже не похож, - сутулый, узкоплечий, щуплый. Слабее него только единственная самка.

Самка, подошедшая к пленнику, еще побаивалась его, запах страха коснулся ноздрей Н’рханглы, и в груди у него зарокотало. Самка отшатнулась и спряталась за спиной самца. Пленник почувствовал себя жалким, - как будто он попытался укусить эту самку, крохотную и невозможно слабую. Х’манк-доминант засмеялся.

- Сядь на него, - сказал он.

- Что? – испугалась х’манка.

- Сядь, - самец дружелюбно подвинул ее к лежащему Н’рхангле. – Ощущения своеобразные. Тебе понравится, попробуй, сама увидишь.

- Но… - самка заколебалась, глядя на пристегнутого лентами к земле пленника. – А… на что?

За спиной самки кто-то жестами объяснил, на что ей сесть, и прочие скрючились от молчаливого хохота, зажимая рты. Первый х’манк, который собирался вырвать Н’рхангле ногти, показал кому-то кулак и подошел к самке.

- А ему не тяжело будет? – продолжала сомневаться та.

В этом все х’манки: добыть разумного как дичь и при этом заботиться о его удобстве.

- Да ты что?! – изумился доминант. – Ты глянь какая туша! Он твоего веса даже не почувствует. Да правда сядь, я не шучу…

Самка неуверенно шагнула к пленнику, потопталась и опустила маленький прохладный зад ему на грудь. Н’рхангла дернулся, инстинктивно пытаясь сбросить ее, но ленты держали крепко. Он зарычал, и х’манка заерзала на нем, излучая волны испуга и легкого злорадства.

- Что кривишься, морда? – улыбчиво спросил первый самец. – Завидуешь? Наши бабы – самые красивые бабы в Галактике!

“Наш биопластик – самый ядреный биопластик”, - мысленно продолжил пленник. Он не испытывал желания разговаривать с х’манками. Бессмысленно. – “А сами мы – самое вшивое дерьмо в исследованной части Млечного Пути”.

- Ва-ау! – в восторге выдохнула самка. – Это… это так заводит! – почуяв беспомощность человека, она мгновенно осмелела и разлеглась на Н’рхангле как на диване; хрупкий острый локоток врезался ему между плечом и грудью. – Он такой горячий! И хорошо пахнет. Ну надо же, такой грязный, а как пахнет! Милый, а почему от него так хорошо пахнет?

- Да я-то откуда знаю? – сказал ее милый. – Мы сейчас из него компоненты для духов добывать будем.

- Для каких духов? – тут же деловито спросила самка.

- Ну… - самец призадумался. – “Прикосновение Солнца”, “Измерение 28”, “Королева дальней планеты”… да не кисни ты! – засмеялся он. – Это они в столице за экстра-дорогие идут, я как поеду материал сдавать, литр тебе привезу каких захочешь.

- А какой материал? – спросила х’манка. – И как вы его собираетесь добывать?

- Секрет, - ответил самец. – Малышка, иди в машину, изжаришься ты тут. И вообще – не для женских глаз это.

- Не хочу-у, - тут же закапризничала х’манка. – Мне хорошо-о…

- Иди в машину, - сказал доминирующий самец, и х’манка тут же взлетела с груди Н’рханглы как ошпаренная. - Ну, ну, - уже мягче сказал доминант. - Поохотились и хватит. Забери Серого, ему поплохело, похоже, аллергия на что-то местное. Езжайте на базу. Тут уже ничего интересного не будет.

Х’манка дернула плечами и поплелась к ближайшей “крысе”, буркнув себе под нос, что вот сейчас-то и начнется самое интересное.

“Крыс” осталось пять.

Некоторая развязность в фигурах х’манков, вызванная присутствием соблазнительной самки, исчезла. Они перестали разговаривать и перешучиваться, оставили свои банки с холодными напитками. Доминант отдал несколько приказаний, которых пленник не понял.

С него срезали остатки одежды. Крупный х’манк присвистнул.

- Вот бы мне такое хозяйство! – произнес он голосом, ясно свидетельствовавшим, какую часть тела Н’рханглы он собрался отрезать на память.

- Тебе бы тогда ни одна шлюха не дала, - вполголоса заметил доминант. – И ты бы делал минет самому себе…

Х’манки вытащили из машины “доилку”. Для того, чтобы пристроить ее на место, им пришлось освободить ноги Н’рханглы, и один недоумок уполз, воя, с раздробленным голеностопом, но остальные быстро сделали свое дело. Доминант четкими механическими движениями вскрыл ампулу и наполнил шприц. Подобные вещества люди обычно глотали или вдыхали с дымом, но х’манки предпочитали колоть в вены – быстрее и крепче.

Главный х’манк встал над ним. Потеряв всякую надежду сопротивляться, Н’рхангла остро почувствовал свое унижение: он лежал беспомощный, голый, с “доилкой” между расставленных ног, и колени у него дрожали.

- Эй там! – позвал х’манк. – Дайте сюда воды.

- На кой? – отозвался кто-то. – И так не сдохнет. Ж-живуч, морда…

- Мы тут пытки изображаем или материал добываем? – уточнил доминант. – Говорю, дайте воды, качество лучше будет.

С ворчанием “как скажешь, ты тут специалист” воды ему принесли. Х’манк свернул крышку с бутылки, примерился, сощурив один глаз, и пробормотал:

- Ну, пить у меня из рук ты, положим, не станешь…

Статус Н’рханглы находился сейчас ниже уровня океана, поэтому х’манк, вполне возможно, был не прав. Но вот переубеждать его Н’рхангла точно не собирался.

Доминант плеснул водой ему в лицо, и пленник покорно стал облизывать капли. Потом ему плеснули еще и еще. Х’манки собрались кругом и любовались.

- Отойдите, - велел доминант. – Дышать нечем. Да подождите вы с “доилкой”, его не сразу проберет! На такую массу тела…

Укола иглы Н’рхангла не почувствовал. Его кожа далеко не везде имела нервные окончания. Х'манки знали, как причинять людям настоящую боль, но этот х’манк занимался другим...

Пленник закрыл глаза и снова открыл. Дурман бежал по сосудам, земля раскачивалась, х’манкова кровля опускалась все ниже и ниже, пока не превратилась в небо, и небо взяло его к себе.

- Имя?

- Н’рхангла.

- Красивое имя, - главнокомандующий обернулся и без паузы отметил, - красивый парень. Иди сюда.

Н’рхангла шагнул к столу.

- Глаза не прячь, - приказал вождь. Молодой воин быстро поднял взгляд.

Командующий некоторое время молча смотрел на него. Кровь в жилах Н’рханглы пульсировала все быстрее и быстрее. Не опускать глаз, не дышать слишком часто, не выдавать беспокойства…

- Хорош, - сказал, наконец, командующий. – Так тебя прислала моя сестра?

- Да, - повторил Н’рхангла, удивляясь, зачем спрашивать во второй раз. – Ее слова такие: “Пусть мой обильно проливающий кровь врагов брат, великий среди людей, простит мне слова, сказанные в злую минуту. Пусть будет мир в семье. Вот мой подарок”.

Вождь откинулся на спинку кресла, излучая смех и удовольствие.

- Славная девушка моя сестра, - проговорил он. – И вкус у нее хороший, а, Т’нерхма?

- Отменный, - согласился Т’нерхма, “второе лезвие” главнокомандующего, при этом почему-то уставившись на Н’рханглу.

- Так ты сын ее женщины для украшений? – снова как ни в чем не бывало переспросил вождь.

До этой минуты Н’рхангла безо всякой задней мысли полагал, что подарком проливающей кровь Цмайши, сестры главнокомандующего, было ее согласие примириться с братом.

- Да, - ответил он, посмотрев уже другим взглядом.

Рабочие экраны в покоях вождя закрывали щитки, на столе возвышались идолы доброй пищи, чаши и недоеденное жаркое, а “второе лезвие” вальяжно развалился за спиной вождя на лежанке. Н’рхангла сглотнул. Командующий был огромен ростом - Н’рхангла не видел никого выше, - с ошеломляющей мускулатурой. Он, наверное, мог забросить Н’рханглу на плечо, Т’нерхму на другое, и с таким грузом не потерять в маневренности.

- Я рад служить повелителю людей, - сказал молодой воин.

- Я рад принять твою службу, - ухмыльнулся вождь и поднял чашу. – Но я давно приказал тебе подойти, а ты все топчешься у дверей. Ну-ка, ближе!

Н’рхангла нервно встряхнулся и подошел почти вплотную. Еще шаг, и его колено могло бы коснуться колена сидящего вождя. Тот поднялся с кресла, огромный как гора, и взял Н’рханглу за подбородок.

- Кто я? – найдя его взгляд, внезапно потребовал вождь.

- Обильно проливающий кровь врагов, повелитель всех кланов, великий среди людей, победитель, стяжавший славу…

- Так говорят стоя, - согласился командующий. – А что будет говориться лежа?

Н’рхангла смотрел испуганно.

- Как меня зовут? - усмехнулся вождь.

- Рх… - с непривычки имя колом стало в горле, - Р’харта.

- Станешь называть меня так.

Н’рхангла послушно кивнул.

Повелитель одним движением смахнул на пол планшеты, идолов, посуду с объедками, - и швырнул его на стол.

Откидываясь на спину, Н’рхангла успел заметить, что Т’нерхма покривился. Это его удивило – с чего бы единственному и давнему партнеру вождя беспокоиться из-за минутного развлечения?

Он с готовностью раздвинул ноги и подался навстречу Р’харте. Тот вошел неожиданно бережно и мягко; сунул руки ему под согнутые колени, довольно рыкнул и начал мерно двигаться. Дрожь проходила по столу, такому же несокрушимому, как сам командующий.

Н’рхангла выгибался и сдавленно подвывал. В руках Р’харты ему было удобно и хорошо, повелителю людей не было нужды утверждать власть насилием, и он причинял боль, только когда Н’рхангле самому хотелось ее. Если юнцом ни разу не пользовались высшие по рангу, значит, с ним что-то не в порядке, но ублажить вождя – такая честь мало кому выпадала. Под конец он совершенно успокоился и перестал сдерживать себя – вцепился в Р’харту ногами и руками, отрывисто взревывая; удовольствие растекалось по внутренностям. Вождь в азарте оторвал его от стола и получал свое, держа Н’рханглу на весу; ему это ничего не стоило, так он был силен. Вождь не отпустил его, даже издавая последний торжествующий рык, и под конец они вцепились друг другу зубами в плечи.

Н’рхангла даже не удивился, когда его отнесли на лежанку, вместо того чтобы спровадить за дверь. Р’харта запустил пятерню в его волосы, щегольски заплетенные и украшенные серебряными кольцами, с силой провел рукой по горячей спине. Н’рхангла непритворно заурчал от удовольствия.

Т’нерхма, сидевший на дальнем краю лежанки, у стены, подвинулся к ним. Командующий выпустил Н’рханглу из рук, и тот подавил вздох сожаления. Т’нерхма притянул его к себе, сунул ладонь под живот; поставил Н’рханглу на четвереньки и торопливо вошел туда, где только что побывал вождь.

Н’рхангла не сопротивлялся. На секунду он ощутил обиду из-за того, что после самого Р’харты его имеет кто-то еще, но это чувство он отогнал - ранг “второго лезвия” был слишком высок сам по себе.

Вождь смотрел на них - не столько жадно, сколько изучающе. Н’рхангла встретил его взгляд и быстро опустил лицо на руки.

Р’харте нравилось, что юнец не возомнил невесть что, единожды подставившись главнокомандующему: помнит свое место. Нравилось, что ведет себя сдержанно, не строит шлюху, но и не мнется. Больше всего нравилось, что под ним, Р’хартой, откровенно получал удовольствие, а Т’нерхме дает лишь из-за места в иерархии… Когда партнер закончил, Р’харта оттолкнул его, снова бросил Н’рханглу на спину – кажется, так ему нравилось больше всего – и принялся за дело. Поначалу молодой воин только стискивал челюсти, но потом разогрелся…

Ленты вжимали его в соляную корку, подтаивавшую от его пота; одурманенному Н’рхангле казалось, что он задыхается под чудовищной тяжестью Р’харты. “Доилка” работала.

- Ты смотри, как подмахивает! – подивился х’манк. – Я бы сказал, профессионально!

- Он, небось, на ихний вкус красавчик, - протянул другой, и тут уж загоготали все, включая доминирующего самца.

Потом они все же выгнали его и остались друг с другом. Но Н’рхангла понравился вождю; его звали снова, теперь уже без обиняков. Вождь и его соратник, которые были “парными лезвиями” еще до рождения Н’рханглы, - они всегда пользовались им вдвоем, по очереди или одновременно, так что порой, отпущенный, он еле стоял на ногах. Но, как водилось, после нескольких вечеров развлечений он получил ранг и задание.

Тогда Н'рхангла впервые услышал слово “х’манки” с тем выражением, с каким оно всегда звучало впоследствии. Х’манки. Подлость и мощь. Х’манки. Гипертехнологии. Х’манки. Не благородный поединок сильных: уродливое столкновение двух стад.

Х’манки.

Война.

Молодой воин почти ничего не помнил из своего путешествия на Хманкан. Все вышло стремительно и до обидного просто. А теперь командующий говорил: “Нужно изучить их. Понять, где их слабые места”.

“Брюхо, горло и пах – вот их слабые места”, - подумал Н’рхангла, однако вслух ничего не сказал. Странное занятие – искать уязвимые точки расы, которая извека считалась заведомо слабой, и несмотря на это он намеревался добросовестно исполнить приказ.

С языком было трудно. Х’манки использовали невообразимое множество языков, один замысловатей другого, и человек сначала запутался в них, не зная, какой выбрать. Только некоторое время спустя он догадался, в чем соль, и стал учить тот, который они закладывали по умолчанию в интерфейс своих механизмов. Он усвоил несколько тысяч слов, их хватало, чтобы понимать х’манковское телевидение. Иногда Н’рхангла находил интересные сведения, иногда важные, но в прочем оно оказалось глупейшим зрелищем, действовавшим ему на нервы. Особенно реклама. Тупых и слабовольных х’манков можно было заставить купить ненужную вещь, просто повторив несколько раз, как она хороша. Но изредка и реклама скрывала важную информацию.

В одном из роликов рекламировались преданность и сила генетически измененных нукт, которых х’манки держали как домашних животных. Подлинные кадры с камер слежения в парке развлечений. Вот детеныш х’манка падает с огромной, поставленной набок карусели. Крупный нукта длинным прыжком взлетает на крышу ближайшей постройки, подбирается и бросает себя наперерез вектору падения. Фантастически извернувшись, он ухитряется схватить х’маненка зубами за одежду, приземляется на помост и несет детеныша, получившего только синяки, на землю. Потом уже на срежиссированных кадрах мать и детеныш в четыре руки благодарно тормошат нукту, который млеет, катается по земле, подставляя х’манкам живот и горло, и не знает, как еще выразить свою любовь. Лучший телохранитель, верный и ласковый друг ваших детей, почти разумный. Даже небольшой нукта способен уничтожить вооруженного агрессора. Дамы, он будет считать вас своей королевой. Низкие цены.

Удивительно, что опасных и агрессивных существ х’манки предпочитали не уничтожать, а приручать. И чем опаснее, тем лучше. Н’рхангла знал о странной особенности психики их самок – они могли ощутить материнские чувства к кому угодно, в том числе к зубастым и хвостатым тварям вроде нукт. Это походило на извращение инстинкта. Но самцы!

Даже если приручение не удавалось, х’манкам до визга нравилось гладить и щекотать связанного хищника.

В другом ролике молодая тощая х’манка, одетая в баснословно дорогой биопластиковый костюм, огромными прыжками неслась по холмам наперегонки с нуктой. Нукта догнал хозяйку, бережно повалил ее, хохочущую, наземь и обслюнявил от счастья.

А война шла все хуже и хуже. В зарождении своем она не вызывала особого беспокойства – люди имели стратегическое, численное и даже техническое превосходство. Но х’манки и не собирались сражаться, это не входило в их планы. Сначала они показали, что их невозможно догнать, потом – что их невозможно обнаружить, потом – что данные об их техническом развитии сильно занижены, а данные о существовании у них неких примитивных понятий о чести являются дезинформацией. Люди не могли постичь логику х’манков; не могли вжиться в их манеру мышления, стать ими, и потому, вооруженные, постоянно оказывались беззащитны.

Н’рхангла, командуя кораблем, постоянно гонялся за ними по Галактике и только единожды сумел вынудить х’манков на открытый бой. Когда он уже собирался изрешетить маленькое суденышко, черви отстрелили контейнер, который незамеченным продрейфовал к кораблю и прилип к обшивке. Скоро по коридорам помчались два десятка гигантских боевых нукт, и, пока люди решали эту проблему, х’манки спокойно и с достоинством удалились.

Экраны, идолы, полупрозрачный золотистый камень стен, искусно расписанный черной краской из крови хехрту. В доме матери Н’рханглы тоже все оставалось прежним, только сестры и племянницы его больше не играли и не наряжались. Р’харта сидел в своем кресле и пил, один, потому что “второе лезвие” Т’нерхма взорвался в корабле во время атаки на базу х’манков.

Н’рхангла отчитался перед не слушавшим его вождем и стоял молча, в ожидании приказа. Командующий был поистине великим воином. Как ни спорили старейшины в совете, они не могли найти ни ошибки в его действиях, ни более достойного среди командиров. То, что раса х’манков сейчас заносила копье, готовясь закончить свою охоту, было предопределено.

Вождь наконец отставил чашу и посмотрел на воина.

Н’рхангла, поняв беззвучно сказанное, шагнул ближе.

Р’харта посадил его на колени, стал гладить по волосам и спине и небольно кусать за уши. Н’рхангла с готовностью отзывался, - урчал, порыкивал и мотал головой, но чувствовал больше неловкость: он получал такую близость с вождем, на которую не имел права, она принадлежала Т’нерхме. Лучше бы Р’харта просто употребил его и выставил.

- Что жмешься? – спросил наконец вождь.

Н’рхангла буркнул что-то невнятное, отведя лицо.

- А зря, - сказал вождь. – Люди наслаждаются, пока не настанет ночь. Почему сейчас все с таким ужасом ждут ночи, я не понимаю. Это женщины заражают мужчин страхом.

“Нет, это инфразвуковые пушки”, - подумал Н’рхангла, но ничего не сказал. Р’харта знал лучше.

- Они могут проливать кровь, но они не воины, - продолжал вождь. - Х’манки будут атаковать, выпустят нукт. Хорошая смерть, что может быть лучше? Посмотри на побеждающего врага, Н’рхангла.

На канал связи командующего пришло сообщение от х’манков, в видимом формате. Даже ребенок знал, что показываться на глаза противнику – плохой знак, это допустимо лишь единожды, за миг до того, как отнимешь его жизнь. Видеосообщение казалось самоуверенной угрозой, но смысл в нем крылся иной.

Х’манка, наделенная властью, сидела в кресле, образованном живым телом огромного нукты: демонстрация силы. Нукта самки-политика был размером с человека: оскорбительный намек.

Самка встала. Уже старая, не способная к размножению, она была поджара и пышноволоса, как юница. Х’манка сделала шаг к камере, и кресло, развернувшись, скользнуло за ней с тихим шипением. Принюхивающаяся морда нукты поднялась над ее левым плечом, длинный хвост осторожно обнял правое.

- Мы требуем капитуляции, - сказала самка, глядя в камеру неподвижным взглядом. Даже ее нукта казался менее свирепым, чем она. – Нам известно, что ваш инстинкт самосохранения менее силен, чем наш, и что вы предпочли бы быть уничтоженными. Именно поэтому мы намерены добиться капитуляции.

Она улыбнулась и отступила.

- Потому что мы ценим все разнообразие разумных рас, - патетично сказала самка, положив ладонь на вытянутый череп нукты. – А также потому, что, по решению Объединенного Совета, положения Декларации не имеют ограничений. Право на жизнь неотъе…

Р’харта выключил запись.

- Мы с Т’нерхмой летим на Хманкан, - безмятежно сказал он. – Давить червей - не самое увлекательное занятие, но кто-то должен их давить.

Н’рхангла открыл глаза.

Наркотик истаивал в крови. Человек был вымотан до предела, выжат, как плод с хмельным соком, и х’манки давно уже выключили “доилку”. Они собирались обратно, довольные и забывшие о пленнике. Невидимый, где-то ругался доминант, заявляя, что Стая Х’манков не выделяет ему почестей и корма, соответствующих его заслугам.

Н’рхангла с облегчением почувствовал, что умирает.

Сознание медленно испарялось. Чтобы не мучиться тем, насколько позорная выпала ему смерть, человек думал о разных посторонних вещах. “Бессмысленно ждать благодарности от Стаи”, - пришла мысль. – “Это вечная иллюзия х’манков. В Стае можно только урвать свое…”

Из дальней “крысы” плавно выскользнул большой нукта.

- Вот холера! – сказал доминант. - Девка зверюку свою забыла.

Другой х’манк подозвал нукту свистом и стал чесать ему шею. Нукта помурлыкал для приличия, а потом жалобно, ищуще засвиристел.

- Ишь ты, - с нежностью сказал х’манк, – верный, пакость. Что ж ты проспал-то? Отвезем тебя к хозяйке, только разберемся тут...

- Вы как хотите, а меня тошнит, когда бабы с ними тетешкаются, - мрачно сказал доминант. – У меня дочь просит такого – ни за что не куплю. Из принципа. Собаку лучше куплю. Да хоть игуану, лишь бы с инопланетной мерзостью не возилась. Обслюнявит такой весь дом…

- Зато какой защитник! – не сдавался любитель нукт.

- Ага, защитничек, - скептически проговорил доминант. – Проспал хозяйку нахрен…

Нукта горестно заскулил, признавая вину, и заскреб лапами по соляной корке. Доминант покривился, глядя на борозды от чудовищных когтей.

- А давайте нукту на этого красавца натравим! – предложил кто-то. – Посмотрим, что получится.

- Сожрет его нукта, вот и все, - сказал доминант. – Не развлечетесь. Слушайте, надо же совесть хоть какую-то иметь… он все-таки разумный, а вы его ящерице собрались скормить.

- Какой разумный и какая ящерица! – возразили ему.

Доминант подошел к пленнику и пнул его ногой.

- Да сдох ваш бобик, - спокойно констатировал он. – Абзац. Слабый был, вон, гляньте, как отощал. Ну и хорошо. Неадаптированный элемент, агрессивный, таких все равно по закону отстреливать положено. Материалу по крайней мере добыли, развеялись…

Биопластиковые ленты выпустили глаза на стебельках. Превратившись в подобие змей, они оставили жертву и поползли по ноге х’манка наверх. На вытянутой руке доминанта ленты повисли кольцами и перешли в состояние коллапса.

- Дайте, я ему ложноножки отрежу! – загорелся здоровяк, который бросал ленты.

- Какие ложноножки, идиот?! – поразился доминант. – Где ты видишь ложноножки?

- Ну вот эту хрень с морды отрежу!

- Зачем тебе его хелицеры? В коллекцию, что ли?

- Много чести, в коллекцию, - отмахнулся х’манк. – Бусы я из клыков делаю. Как сильный первобытный человек.

Нукта подобрался к трупу, понюхал и издал жуткий, леденящий рев.

Aurenga

2005