«Планета Энунда»

Юрий БРАЙДЕР. Николай ЧАДОВИЧ ПЛАНЕТА ЭНУНДА

"…Историкам точно известно число людей, погибших и раненных во всех войнах, которые велись на протяжении последних двадцати веков. Но кто возьмётся подсчитать, сколько человеческих душ было искалечено за тот же срок? Когда гремят пушки, молчат не только Музы — молчит Добро. Кого убедит проповедь любви к ближнему, если жизнь человеческая не стоит и гроша? Зачем учить детей состраданию «и милосердию, когда враг топчет поля их отцов? Доблестный муж, сразивший на поле брани не один десяток противников, в гневе способен поднять меч и на друга. Ядовитая ехидна никогда не произведёт на свет кроткую голубку. Точно так же и насилие порождает одно только насилие».

Фиолетовые чернила, которыми кто-то подчеркнул этот абзац, давным-давно выцвели. Сергей захлопнул книгу и поставил её на полку в изголовье кровати. Отдых кончился, пора было идти в главный пункт управления. Всем своим телом он ощущал содрогания космического корабля, резавшего густую азотно-кислородную атмосферу, а в двухстах километрах ниже расстилалась поверхность планеты, на которой должен был жить многочисленный и трудолюбивый народ гуманоидного типа, создавший цветущую технологическую цивилизацию, сделавший первые шаги в освоении космоса и полвека назад установивший двухстороннюю гиперпространственную связь с Альфой Лиры и Гионой. Однако межзвёздный диалог неожиданно прервался, и с тех пор ни на одном из обитаемых миров Галактики ничего не было известно о судьбе планеты Энунды.

По просьбе правительства Восточной Гионы Сергей, летевший со специальным заданием в систему Угольника, изменил свой маршрут.

Приближался к концу двенадцатый орбитальный виток. На запросы автопилота о посадке по-прежнему никто не отвечал, хотя эфир был полон радиосигналов — непонятных, обрывочных, не поддающихся расшифровке. На прямых, как стрелы, автострадах не было заметно никакого движения, корабли не бороздили океаны, ночью в городах не зажигалось ни единого огонька.

Что-то недоброе случилось здесь совсем недавно — и Сергею предстояло выяснить, что же именно.

Хил проснулся среди холмов серого пепла, остывшего много лет тому назад. В радиусе нескольких километров вокруг него все было спокойно: не шуршал в траве осторожно подкрадывающийся к жертве бродяга, не слышно было неуклюжего топота подземников, а сытые после ночной охоты длиннохвосты ещё не покидали своих логовищ.

Где-то далеко журчал ручей, ветер шумел в кронах деревьев, но тонкий слух Хила почти не воспринимал эти привычные неопасные шумы.

Ему очень хотелось есть. Ночью, сквозь сон, он слышал, как на опушке леса упал большой древесный орех, и теперь от одной мысли о его содержимом пустой желудок Хила схватывал голодный спазм. Он разрыл пепел под собой, но не нашёл ничего, даже обгоревших костей. Затем тщательно уничтожил следы своей лёжки и, ориентируясь на шум ручья, пополз в сторону, противоположную восходу. В правой руке Хил, как всегда, сжимал ультразвуковой излучатель — лёгкий и почти не стеснявший движений. Сразить наповал человека или крупного зверя это оружие не могло, но того краткого мига, на который ультразвуковой импульс повергал в прострацию любой живой организм, должно было вполне хватить Хилу на то, чтобы выхватить из чехла лучевой пистолет или молекулярный дезинтегратор.

Спустя примерно час, обходя широкую, скорее всего, заминированную поляну, он наткнулся на вросшую в землю полуразрушенную бетонную коробку. Это сооружение могло прикрывать выход из подземного убежища, и Хил застыл на месте, прислушиваясь. Так прошло минут десять, на протяжении которых он ни разу не шевельнулся и не вздохнул. Пульс его замедлял частоту сокращений. Единственный участок на теле, который мог излучать инфракрасные лучи — своё лицо, — Хил прикрыл ладонью в перчатке. Лишь убедившись, что за чёрным провалом сорванных дверей все спокойно и ни шум, ни запах не выдают присутствия подземников, он снова двинулся в путь.

Солнце уже поднялось над верхушками деревьев, когда он достиг, наконец, ручья. Последний раз Хилу довелось напиться пять или шесть суток назад, и вода неудержимо влекла его к себе. Лучевой пистолет он положил рядом с собой "на землю так, чтобы его легко можно было схватить в случае необходимости, а затем осторожно наклонился к ручью.

Вода была чиста, прозрачна и искриста, и это сразу насторожило Хила. Не было заметно ни водорослей, ни всяких мелких тварей, которыми в эту пору года должны кишеть все ручьи и озера. Хил наклонился ещё ниже, почти коснувшись прозрачной струи лицом, втянул носом влажный воздух и тут же резко отпрянул назад.

Вода в ручье пахла земляникой. Запах был такой слабый, что его могли уловить, пожалуй, только мотыльки — если бы они, конечно, существовали сейчас — да люди, детство которых, подобно детству Хила, прошло вблизи огромных и пустых каменных городов, на улицах которых вокруг фонтанов, бассейнов и водоразборных колонок лежали тысячи истлевших тел, ещё пахнущих земляникой, горьким миндалём и фиалками.

В этот момент он услышал позади себя шорох…

Локаторы и телеобъективы непрерывно прощупывали поверхность Энунды. Лингвистический компьютер накапливал данные перехвата. По бумажным лентам бесшумно бегали самописцы спектрографов, радиометров и газоанализаторов. Обработанная информация поступала к Сергею, и скоро общее положение дел на планете стало понятно ему.

Уже не вызывало сомнения, что цивилизация Энунды почти полностью разрушена. Города лежали в развалинах, заводы бездействовали, поля и сады были заброшены, в портах ржавели полузатонувшие корабли. Функционировать продолжали лишь одиночные боевые машины, имевшие независимые силовые установки, — атомные или солнечные. В морских пучинах изредка мелькали тени подводных лодок, над стратегически важными районами рыскали беспилотные геликоптеры, лазеры противовоздушной обороны исправно палили по птичьим стаям и грозовым облакам. Перехваченные радиограммы были лишены всякого смысла — бред сошедших с ума роботов, бесконечно повторяемые шифровки давно погибших штабов, приказы несуществующих генералов.

Время от времени в развалинах городов, в лесных чащобах и в горных ущельях вспыхивали короткие жаркие схватки: роботы нападали на роботов и на людей. Люди уничтожали роботов и друг друга.

Похоже было на то, что этот мир сделал все, чтобы умертвить себя. Однако агония продолжалась, а значит, существовала надежда, что цивилизацию Энунды можно вернуть к жизни.

Сергей отдал приказ о посадке.

Хил успел выстрелить прежде, чем длиннохвост прыгнул. Тончайший невесомый смерч, быстрый, как свет, и горячий, как солнечная плазма, рассёк грудь зверя и унёсся в бесконечную даль, испепеляя на своём пути все встречные материальные предметы: дерево и камень, сталь и бетон, воздух и дождь.

Длиннохвост бился в конвульсиях, кусая окровавленный песок, а Хил уже полз вдоль ручья к краю леса — прочь от этого места. Выстрел неминуемо должен был привлечь внимание других голохвостов, и если они нападут стаей. Хила не спасут ни лучевой пистолет, ни самонаводящиеся гранаты, ни шок-ружьё. Говорят, когда-то это были мелкие шустрые твари, жившие вблизи человеческих жилищ и питавшиеся на помойках. После Судной Ночи они сначала исчезли, как исчезли кошки, собаки, воробьи, голуби и почти все насекомые, а потом снова появились, полезли из подземных убежищ, из тоннелей метро, из городских коллекторов — огромные, хитрые, кровожадные. Только по голым длиннющим хвостам можно было догадаться, что это потомки тех самых серых всеядных грызунов.

Сергей посадил корабль в пустынной лесистой местности, вдали от городов, отравленных радиацией, генетическими ядами и искусственно выведенными убийственными бактериями. Шесть разведчиков-биороботов, наделённых способностью к самозащите, отправились на сбор информации. Четверо из них бесследно исчезли, зато двое вернулись с богатой добычей — кипами обгоревших книг, пачками полуистлевших документов, магнитофонными кассетами. Управляемый по радио воздушный зонд сумел выследить и даже сфотографировать скрывающегося в соседнем лесу аборигена. Существо это внешне ничем не походило на тех жителей Энунды, изображения которых были помещены в Космической энциклопедии, а, скорее, напоминало змею или ящерицу.

Очевидно, это был новый биологический вид, сменивший на Энунде Человека Разумного, — Человек Ползающий.

Хил лежал на краю леса под огромным выворотнем и смотрел на ровную — без единого кустика, за которым можно укрыться, без единой канавы, в которой можно передохнуть, — поросшую невысокой густой травой пустошь. Даже если ему и удастся благополучно преодолеть это предательски голое дымчато-голубое пространство, он неминуемо окажется прекрасной мишенью, поднимаясь по крутому склону песчаной гряды, гребень которой кажется отсюда тёмной зубчатой полоской, потому что к самому его краю подступает ещё один лес.

Размышления Хила прервал далёкий, похожий на комариное гудение, звук. Хил мгновенно накинул на себя маскировочную сетку и забился глубоко под древесные корни. Звук все нарастал и нарастал, перейдя постепенно в звонкое тарахтенье, а потом и в громовой грохот. Стиснув зубы, Хил вжался в землю. В этот момент ему хотелось превратиться в камень, в трухлявое бревно, в кустик мха. Дурманящий, с детства памятный страх вновь овладел им. Что-то огромное и плоское, на секунду затмив солнце, быстро пронеслось над верхушками деревьев. Когда Хил, наконец, поднял голову, патрульный геликоптер был уже далеко.

Последний раз блеснув винтами, он скрылся за горизонтом, но удаляющийся звук его мотора ещё долго приковывал Хила к земле.

После некоторого раздумья Сергей принял решение встретиться с аборигеном. Беседа с ним могла дать больше, чем изучение целого архива. Рассчитывать на добрую волю осторожного и недоверчивого энундца не приходилось, поэтому после полудня отряд биороботов двинулся к лесу. При себе они имели аппаратуру для создания силовых ловушек — невидимых гравитационных сетей, способных остановить и обезвредить самое крупное и свирепое животное. Операцию по захвату аборигена было намечено провести в сумерках. До этого времени необходимо было обеспечить безопасность: в лесу рыскали хищники, в земле скрывались мины, ручьи и озера были отравлены мгновенно действующим ядом, в воздухе шныряли геликоптеры, вооружённые ракетами и крупнокалиберными пулемётами. Поэтому Сергей запустил автоматический зонд, снабжённый лазерной установкой, которая могла ослепить любого зверя или любую боевую машину.

Цепляясь руками за ветви деревьев, Хил с трудом встал на ноги. Последний раз ему приходилось бегать ещё в детстве. Конечно, ползать намного удобнее и безопаснее, но в этой ситуации Хилу не представлялось иного выхода, кроме как пойти на риск. Бег, даже самый плохой, все же в два раза быстрее ползанья. Геликоптер вернётся не ранее, чем через час, и за это время он надеялся пересечь пустошь в вертикальном положении.

Некоторое время Хил стоял, перенося центр тяжести с одной ноги на другую, словно примериваясь, потом, наконец, решился и неуклюже, враскорячку, побежал — сначала по сухому пружинящему мху, а потом по мягкой кочковатой земле. Он бежал изо всех сил, раскачиваясь на ходу, как впервые вставший на задние лапы цирковой медведь, бежал медленно, но упорно, и уже покрыл примерно половину расстояния, когда знакомый комариный гул раздался слева и сзади него, совсем не с той стороны, откуда он ожидал. Хил обернулся и увидел геликоптер, быстро и низко приближающийся к нему. Тогда он побежал зигзагами, резко бросаясь из стороны в сторону, и упал только тогда, когда услышал пронзительный свист ракеты.

Накрыв голову руками, он лежал в густой пахучей траве и слушал, как ракета свистит позади него, над ним и с грохотом, от которого закладывает уши, рвётся впереди. Взрывная волна отбросила Хила назад, и он успел увидеть, как две другие ракеты наискосок идут к земле, в то время, как над воронкой ещё клубится пламя, а сверху сыплются куски дёрна. Дождавшись, когда двойной удар потряс пустошь, он снова пополз вперёд, отплёвываясь от пыли и почти ничего не различая в едком ядовито-жёлтом дыму. Геликоптер промахнулся. Такого на памяти Хила ещё не случалось.

Едва только село солнце, как Сергей приказал роботам замкнуть кольцо окружения.

Хил спал, втиснувшись в щель между двумя огромными валунами, когда в пятистах метрах от него один из роботов неосторожно задел за ветку. Ночь была безлунная, туманная, и даже Хил, видевший в темноте почти как днём, не решился покинуть своё убежище в столь глухой и опасный час. Он быстро и бесшумно приготовил к бою оружие и стал ждать, что будет дальше.

Когда спустя полчаса слева от него раздался новый шорох, Хил уже знал, кто именно подкрадывается к нему. Это не мог быть ни длиннохвост, ни человек, ни камышовый удав, ни вообще кто-нибудь живой. Под сводами ночного леса двигались искусственные существа, синтеты — очень-очень осторожные, но все же синтеты. А ведь всем известно, что синтет глупее ребёнка. Хил не собирался поднимать лишнего шума и выбрал из своего арсенала только нож и молекулярный дезинтегратор. Первому из приблизившихся к нему синтетов он всадил остро отточенное лезвие туда, где у роботов обычно находится электронный разум. Двух следующих разнёс на части из дезинтегратора. Но врагов ещё оставалось слишком много, и с собой они тащили какие-то громоздкие приспособления, назначение которых не было понятно Хилу. Действия синтетов были планомерны, точны и согласованны. Чья-то сильная и гибкая воля направляла их — воля человека. Хил ощутил, что где-то за лесом, почти на пределе дальности действия его оружия, находится какое-то огромное металлическое сооружение размером куда больше танка или самоходки, и вот именно из этого стального купола и исходили приказы, направлявшие каждый шаг, каждое движение синтетов. Одну за другой Хил выпустил в том направлении все ракеты с газообразной взрывчаткой и, дождавшись, пока тяжёлое невидимое облако расползлось по земле, приготовил зажигательный патрон. Спустя секунду взрыв, куда более мощный, чем взрыв атомной бомбы того же веса, должен был пробить почву до скального основания, разметать в щепки несколько гектаров леса, обратить в вакуум порядочный кусок атмосферы и перемешать с пылью и прахом убежище, в котором скрывался враг.

Однако пальцы Хила почему-то отказывались повиноваться ему. На плечи навалилась странная тяжесть. Что-то сдавило грудь, спину, голову. Он не мог даже шевельнуться. Он был распластан, распят в пустоте. Какая-то неведомая сила приподняла его над землёй, проволокла метров пятьдесят по воздуху и швырнула прямо в лапы синтетов.

Они встретились утром в узком и длинном помещении столовой, перегороженной пополам силовым полем.

Ночью они оба не спали. Сергей обдумывал предстоящий разговор, Хил каждую минуту ожидал смерти.

Для Сергея психология гостя являлась совершенной загадкой. Судя по всему, энундец родился уже после того, как пожар войны превратил его планету в тлеющее пепелище. Он был свидетелем вырождения и гибели своего народа, ради того, чтобы выжить, ему пришлось научиться убивать, и сейчас невозможно было даже предположить, что является для него Добром, а что — Злом, знает ли он о любви и великодушии вообще, способен ли он к нормальному общению.

Хил, в свою очередь, ломал голову над странным и необъяснимым поведением напавших на него существ. Ни подземники, ни бродяги не брали пленных, за исключением тех редких случаев, когда колдунам из людских пещер нужны были для врачевания кровь и кожа. Правда, ходили смутные слухи о том, что где-то людей отлавливают для того, чтобы питаться ими в голодные зимние месяцы, однако это больше походило на вымысел: Хил знал, что человеческое мясо опаснее мяса длиннохвостов, и те, кто его пробовал, болеют и умирают. За свою собственную жизнь Хил почти не боялся, полагая, что дни его сочтены, но его мучило сознание вины перед теми, чьё существование зависело от него. Ночью Хил подсчитал, сколько суток миновало с тех пор, как он покинул дом. На одной его руке было шесть пальцев, на другой — семь. Три дня назад он загнул их все и начал счёт сначала. Всего, значит, шестнадцать суток. Пищи в пещере ещё на неделю — две. Когда она окончится, на поверхность придётся подняться матери. Хорошо ещё, если её убьёт первый попавшийся бродяга или прикончит длиннохвост. Хуже, если она тоже попадёт к колдунам.

Сергей, впервые увидев Хила, подумал: «Несчастный! Теперь понятно, почему он передвигается ползком».

Хил, увидев Сергея, подумал: «Урод. К тому же ещё и пятипалый. Такому не остаётся ничего другого, как прятаться в железном ящике».

Самым сложным Сергею казался первый вопрос, который, по его мысли, сразу должен был внушить доверие этому странному существу с гибким змеиным телом и коротенькими пастообразными конечностями. Перебрав по памяти все возможные варианты, Сергей выбрал безмолвный ритуал знакомства, принятый у некоторых первобытных народов.

Перед Сергеем и Хилом одновременно появилось по одинаковому подносу с пищей. Это был стандартный завтрак космонавта, только на этот раз кофе заменяла обыкновенная вода. Сергей молча начал есть, изредка поглядывая на Хила, все ещё отделённого от него стеной силового поля.

Хил задумался. Если его решили убить, то для этого есть много других, более простых способов. Хотя, "может быть, у колдунов принято давать пленникам отраву. Решив, что от судьбы все равно не уйдёшь, он выпил воду и, не дождавшись смерти, принялся за котлеты. Вкусом они напоминали ему содержимое консервных банок, вроде тех, что он иногда находил в заброшенных домах и которые считал чем-то вроде экзотических плодов с металлической скорлупой.

— Не бойся меня, — сказал Сергей, когда они закончили совместную трапезу. — Я не причиню тебе никакого вреда.

Сергей считал, что владеет энундским языком в достаточной мере. Однако Хил молчал, равнодушно глядя куда-то в пространство.

— Тебе не сделают ничего плохого, — повторил Сергей. — Почему ты молчишь? Ты понимаешь, что я говорю?

— Отпусти меня, — сказал Хил.

— Я отпущу тебя немного позже.

— Отпусти сейчас.

— Сначала мне нужно поговорить с тобой.

Это Хилу не понравилось. Здесь чувствовался какой-то подвох. Может быть, таким способом колдуны отнимают души у своих жертв. Однако, рассудив, что лучше потерять душу, чем голову, он сказал:

— Тогда говори.

— Что случилось на вашей планете?

— Где? Что такое — «планета»?

— Место, где вы живёте.

— Ничего не случилось.

— Но ведь ваши жилища разрушены, люди убиты, а те, которые остались, вымирают.

— Так было всегда.

— Ты хочешь сказать: так было всегда на твоей памяти?

— Да. Сколько я помню. Но раньше было лучше. Мёртвые лежали прямо на улицах, и у многих были сумки с едой. Теперь уже еду искать трудно. И ещё раньше не было длиннохвостов.

— Посмотри эти фотоснимки. Такими были ваши города, когда ты ещё не родился. Вот ваши праздники. Эти смеющиеся люди — твои соотечественники.

Хил глянул на картинки в руках у Сергея и они не заинтересовали его. Никогда раньше он не видел ни рисунков, ни фотографий. Изображения на глянцевых кусочках бумаги казались ему беспорядочным набором цветных пятен.

— С кем ты живёшь? — спросил Сергей.

— Со своими.

— Старики среди них есть?

— Откуда взяться старикам? Кто же их будет кормить? Я живу с матерью и братом.

— Значит, мать твоя жива?

— А как же. Я всегда делюсь с ней едой.

— Может, она рассказывала тебе о прошлом? О том, что было до твоего рождения?

— Рассказывала. Давно. Я плохо помню.

— Постарайся вспомнить. Может быть, она говорила что-нибудь о войне? Из-за чего все началось?

— Наше терпение иссякло. По врагу был нанесён упреждающий удар. Кажется, так.

— А потом?

— А потом враг нанёс ответный удар. Одни говорят — Судная Ночь. Другие говорят — Возмездие. Все горело, даже море. Городов не стало. Кто спасся — спрятался под землёй. Почти все, кто родился после этого, умерли. А из тех, кто выжил, получились самые лучшие люди. Бродяги. Такие, как я. Мы можем выходить на поверхность и отыскивать пищу. Подземники здесь не могут жить долго. Поэтому у них мало еды, и они отбирают её у бродяг. Ещё они воюют между собой.

— За что воют?

— За еду. За лучшую пещеру. Разве есть ещё что-нибудь, за что можно воевать?

— Есть. За свободу. За правду. За справедливость.

— Ты путаешь меня. Я не понимаю твоих слов. Если ты все спросил, отпусти. — Сказав так. Хил незаметно подвинулся вперёд и, словно случайно, взмахнул рукой. Пространство вокруг него сразу сжалось, затвердело и отбросило его на прежнее место.

— Объясни, куда ты направлялся? — спросил Сергей. Он как будто бы ничего не заметил.

— Еда кончилась, — ответил Хил. — Мать и брат хотели есть. Я искал еду.

— Что с ними будет, если ты не вернёшься?

— Тогда еду будет искать мать. Только у неё ничего не получится. Они все уроды — и мать, и брат. И отец такой же был. Похожий на тебя. Ноги такие длинные, что плохо ползать. Пальцев мало. Врага по запаху не учуют. Ничего не умеют. Когда брат родился, никто не сумел отнести его к норам длиннохвостов.

— Зачем?

— По-твоему, с голоду подохнуть лучше? Жить он остался, но из-за него умер отец. Таких прокормить очень трудно.

— Так, — сказал Сергей, — весёленькие делишки. И нравится вам такая жизнь?

— А какая жизнь должна нравиться?

— Действительно — какая? Чтобы знать вкус яблока, необходимо надкусить его. Что вы можете знать о другой жизни? И тем не менее, она существует. И вы могли бы жить так. Есть много миров, населённых людьми, похожими на вас. И один из них — моя родина. Планета Земля. Судная Ночь у нас не состоялась.

Сергей говорил медленно, подбирая самые простые слова, но вскоре увлёкся. Он рассказывал о мире, где люди живут не в пещерах, а в просторных домах с настежь распахнутыми окнами, о мире, в котором рождение ребёнка — великая радость, а не чёрная беда, где для того, чтобы добыть пищу, совсем не нужно убивать себе подобных, где нет радиоактивных пустынь, и где при встрече с незнакомым человеком принято улыбаться ему.

Скоро стол перед Хилом был завален фотографиями и альбомами. В углу комнаты сменяли друг друга голографические изображения земных пейзажей. Силовое поле, на которое он все время натыкался, мешало Сергею, и он отключил его. Ведь в конце концов, сила убеждения крепче цепей и верёвок. Вряд ли Хил воспринял хотя бы половину из обрушившегося на него потока информации, однако все же спросил:

— Где все это находится?

— Я тебе говорил. На Земле. На моей родной планете. Но так могло быть и у вас.

— Зачем говорить о том, что могло быть, да не было. Отпусти меня. И отдай оружие.

— Отпущу. Но ещё я хотел бы узнать…

Сергей машинально шагнул вперёд и оказался на расстоянии вытянутой руки от Хила. В следующее мгновение короткие цепкие пальцы впились в горло землянина. Оба упали и покатились по слегка наклонному полу столовой. Хил был неуклюж и сравнительно слаб, но он точно знал, чего хочет, и умел добиваться своих целей. Урча, как голодный длиннохвост, он все сильнее сжимал шею врага, а Сергей только вяло и неумело отпихивался. В его глазах уже потемнело, а он все ещё не мог до конца осознать, что же такое случилось. Сергей порывался что-то сказать, но из его глотки вырывался только булькающий хрип.

«Да он же меня сейчас убьёт, — дошло, наконец, до Сергея. — Погибнуть здесь от рук этого маньяка? Ну нет!» Он рванулся изо всей силы и ударил Хила кулаком в лицо. Хватка сразу ослабла, и Сергей, шатаясь, поднялся на ноги. Хил висел на нем, как бульдог. Новый удар отбросил его к стене. Под руку Сергею подвернулось что-то тяжёлое, кажется, топорик с пожарного щита, и он, замахиваясь, шагнул к распростёртому на полу телу. Хил жалобно застонал и обречённо закрыл глаза. Из носа его тонкой струйкой текла кровь. Вид этой крови и остановил Сергея в самый последний момент.

— Почему… Почему ты хотел убить меня? — спросил он сиплым, клокочущим голосом. Затем с отвращением посмотрел на топор, который все ещё сжимал в руке, и отшвырнул в сторону.

— Ты не хотел отпускать меня. У тебя много хорошей пищи. Я хотел забрать её и уйти, — ответил Хил, по-прежнему не открывая глаз.

— Ты же мог попросить.

— Разве ты дал бы?

— Убийца! Кровожадный хорёк! Убирайся! Чего ты ждёшь?

— Жду, когда ты меня убьёшь.

— Я убил бы тебя. Ты хуже любого зверя. Но ты не виноват, что стал таким. Убирайся! У меня нет времени болтать с тобой. Но запомни, мы ещё вернёмся сюда. Спасать то, что ещё можно спасти. Выгоним вас из пещер, заставим сеять хлеб, разбирать руины, очищать реки. Если не спасём тебя, то, может быть, спасём твоего брата. А теперь иди. Двери открыты.

По ярко освещённому коридору Хил побрёл туда, откуда тянуло запахом земли и деревьев. У входного люка его догнал Сергей и молча начал швырять наружу оружие: лучевой пистолет, дезинтегратор, гранатомёт, ружьё и ультразвуковой излучатель. Потом он протянул энундцу туго набитый брезентовый мешок.

— На, накорми брата и мать.

Подобрав свою амуницию. Хил поковылял к лесу. Ему очень хотелось упасть на траву и поползти, но он заставил себя до самой опушки двигаться в вертикальном положении.

Он шёл и каждую секунду ждал выстрела в спину.

В минуты тоски и душевной боли Сергей уже давно привык обращаться к книгам. Эти ветхие, истрёпанные томики — большая редкость во второй половине двадцать первого века, когда в кубике размером с напёрсток могла вместиться целая библиотека — странным образом успокаивали его. Вот сейчас он выбрал наугад одну из книг и стал рассеянно листать её. Как это часто бывает, вскоре он наткнулся на абзац, содержание которого соответствовало его собственным мыслям.

"Нашествия Чингисхана и Атиллы, немецкий фашизм, полпотовский режим не оставили после себя ничего, кроме памяти о грандиозном избиении людей и уничтожении культурных ценностей. Даже в двадцатом веке, когда на Земле уже закладывались основы новой жизни, цивилизованная Европа узнала ужас гитлеровских концлагерей. Мы видели их гигантские кладовые — отдельно женские волосы, отдельно детские горшочки, отдельно очки и протезы. А спустя тридцать лет была Кампучия, в которой планомерно уничтожались не только люди, книги, пагоды и деньги, но даже шоссейные дороги.

Однако проходило положенное время, и на полях, прежде усыпанных костями, вновь взрастали злаки, взлелеянные руками безвестных тружеников. И вновь Добро побеждало Зло, хотя ещё совсем недавно казалось, что Добра этого совсем не осталось на свете…"

До старта оставались считанные часы. Сергей встал и включил экраны панорамного обзора, чтобы в последний раз взглянуть на холмы пепла и щебня, бывшие некогда человеческими жилищами, на уродливые, кривые и низкорослые растения, бывшие некогда величественными деревьями, на потоки отравы, бывшие некогда реками.

Прямо напротив входного люка кто-то стоял. Это был Хил — ядовитая змея, бродячий хищник, который когда-то был человеком.

— Почему ты вернулся? — спросил Сергей через устройство внешней трансляции. — Что тебе надо? Мало пищи?

— Скажи, почему ты не убил меня? — спросил Хил.

— Не знаю. Наверное, потому, что не умею это делать.

— Если я не стану убивать, тогда убьют меня.

— Для тебя это не оправдание. Прежде чем выстрелить, ты даже не успевал заглянуть в глаза своих жертв. Может быть, кто-то шёл к тебе с миром.

— Хочешь, я покажу тебе свою пещеру? Я верю, что ты не причинишь нам вреда. Можешь даже взять с собой брата. Пускай он увидит то, о чем ты рассказывал.

— Он уже умеет убивать?

— Нет. Он совсем маленький. Но скоро я начну учить его.

— Не смей этого делать! Я скоро вернусь. Вернусь с помощью. И тогда от таких, как твой брат, будет зависеть, возвратится ли эта планета к жизни.

Оглавление