«Интеллигент-убийца»

Тюдор Элизабет Интеллигент-убийца

Чтобы проснувшись утром, вспомнить,

что нам снилось ночью, поймать обрывки

и остатки сна, плывя в темноте с закрытыми

глазами, и узнать, как живем мы во сне и что

спящее "я" сказало бы "я" проснувшемуся.

Ричард Бах

Эмма Смит была женщиной легкого поведения. Она была разведенной, но для того, чтобы вызывать у окружающих жалость, выдавала себя за несчастную вдову. От неудачного брака у нее было двое детей - мальчик и девочка. Однако они были ей в тягость и поэтому жили с отцом. Муж, с тех пор как они расстались, на протяжении одиннадцати лет, не выплатил ей ни пенни на содержание, и Эмма вынуждена была стать "швеей".

Эмме Смит было сорок пять. Она была высокого роста, крепкого сложения, темноволосой и кареглазой. Ее воинственный характер отразился не только в ее грубоватых чертах лица, но и в поведении. Очень часто она участвовала в пьяных передрягах в городских кабаках. Смит любила выпить, и редко когда ее можно было увидеть абсолютно трезвой.

В тот Пасхальный понедельник все было для нее обыденным. Она покинула свою квартиру, когда уже стемнело, и отправилась в знакомый ей трактир на Брик-лайн, где собирались все ее приятельницы. У трактира "Фраинг Пен" была нехорошая репутация. Сюда приходили люди среднего достатка: гвардейцы, моряки, мелкие фермеры и мастеровые, - в общем, те, кто искали развлечений в компании таких женщин, как Эмма Смит.

-- Смотри-ка, Эмма, похоже, тот симпатяга положил на тебя глаз, - толкнув подругу локтем, кивнула Мэри в сторону представительного мужчины, сидящего у самого дальнего столика.

Смит бросила взгляд и рассмеялась.

-- Да что ты, Мэри. Он не похож на тех, кто платит за особые услуги.

-- Деньжата у него уж точно водятся.

-- Не спорю, он выглядит обеспеченным, но это еще не значит, что он готов потратиться на меня.

-- Ты только подмигни ему и увидишь, на что он способен.

-- Ну, смотри, подружка.

Эмма посмотрела в сторону обсуждаемого субъекта, поймала его взгляд и кокетливо мигнула. Она обрадовалась, когда тот кивнул ей, подзывая к своему столику.

-- Вот видишь, душенька, я была права, - смеясь, бросила Мэри вслед отдаляющейся подруге.

Смит, улыбаясь, подошла к столику незнакомца и, усевшись напротив, попросила его угостить чем-нибудь. Мужчина оказался на удивление щедрым, и Эмма загорелась в предвкушении более крупного заработка. Однако время шло, а он все молчал - то ли не решался сказать, то ли ему и вовсе не хотелось интима. Эта неуверенность больше всего раздражала Эмму. Она хотела оставить его и искать другого клиента, как вдруг незнакомец поднялся из-за стола и протянул ей руку. Смит вся засияла от радости - наконец, она дождалась своего момента. Взяв мужчину под руку, она вышла с ним из трактира.

-- Я живу тут неподалеку. Пойдем ко мне или... - она вопросительно посмотрела на спутника.

Он, ничего не ответив, продолжал идти в известном ему направлении. Подумав, что у нового знакомого есть какое-то необыкновенное предложение, Смит молча следовала за ним. Ей было приятно идти по улице с видным мужчиной. Она довольно улыбалась прохожим, поглядывавшим на них, и чувствовала себя очень важной персоной.

Была уже полночь, а они все еще не достигли места назначения. Смит ни о чем не спрашивала незнакомца. Ей было все равно, куда они идут, главное, что ей было хорошо. Они свернули с Фаррант-стрит на Бурдетт-роад, и Смит заметила невдалеке свою соседку Маргарет Хэйс. Эмма гордой походкой прошла мимо соседки и на ее приветствие ответила легким кивком.

"А Мэг говорила, что мной не может заинтересоваться ни один приличный мужчина. Пускай сейчас кусает себе локти от зависти", - злорадно подумала Смит, и сердце ее преисполнилось чувством гордости.

Они прошлись до конца улицы, и неожиданно мужчина заявил, что тут им следует расстаться.

-- Что это значит? Я думала, что мы идем к тебе.

-- Я ничего такого не предлагал.

Эмма сильно рассердилась. Расстроенная из-за неудачной ночи, она в пылу гнева наговорила незнакомцу оскорбительных слов. Поток ее ругани был прерван пощечиной. Женщина вскрикнула от неожиданности и отпрянула от незнакомца. Застыла на мгновение в нерешительности и убежала прочь.

Эмма отправилась домой, зная, что после полуночи было сложно отыскать клиента. Всю дорогу она бранила и упрекала себя. Она была так занята самокритикой, что не заметила следовавших за ней трех парней. Их присутствие обнаружилось, когда один из них преградил ей путь на углу Брик-лайн и Уэнтворв-стрит.

-- Эй, дамочка, ты не оплатила свой должок.

-- Что ты сказал? - изумилась она.

Она обернулась и заметила еще двоих приставал.

-- Какой еще должок? - дерзко спросила Смит. - Я ничего тебе не должна!

-- Как же? Разве ты не знаешь, что всякий прохожий должен платить нам? Эта наша улица.

-- Ну, так берите деньги у тех, с кого можно что-нибудь взять. У меня нет ни шиллинга.

-- Правда, а откуда ты возвращаешься? Не поздновато ли для прогулки благородной дамочки? Ты мне зубы не заговаривай, гони деньжата! - он кивнул своим товарищам, и те схватили Эмми. Они держали женщину до тех пор, пока их дружок не обшарил все ее карманы. - Два шиллинга? - недовольно фыркнул парнишка. - Ах ты, жалкая потаскушка! Это все, что ты можешь предложить нам?

-- Она, наверное, спрятала деньги в потайных карманах, - предположил один из парней.

Бандит хотел обыскать Эмму как следует, но та, пнув его ногой в пах и вырвавшись от двух других, перебежала дорогу. Они бросились за ней и догнали у одного из переулков. Смит была мужественной и сильной. Она не стала просить пощады, а принялась отбиваться от нападавших, как могла. Эмма не раз попадала в пьяные драки в кабаках, и ей было не впервой. Но численный перевес, да и ожесточенность бандитов не предвещали ей ничего хорошего. Однако неожиданное появление мужчины в этом нелюдимом переулке решило судьбу ночной стычки. Бандиты, не распознав того в темноте, подумали, что это полицейский констебль, и пустились наутек.

Эмма, обрадованная благоприятному стечению обстоятельств, хотела уйти, как вдруг почувствовала чью-то руку на своем плече. Обернулась и изумилась, узнав в мужчине того самого человека из трактира "Фраинг Пен".

-- Не верила, что ты передумаешь. Ну, раз уж ты решился, тогда пойдем ко мне.

-- Нет, здесь, - приглушенным голосом велел мужчина.

-- Здесь? - оглядевшись по сторонам, изумилась Эмма.

В глухом переулке было темно и тихо. Поблизости не было ни души, и Смит отчего-то стало жутковато. Однако она не подала виду. Широко улыбнулась и попросила три шиллинга за услугу. Эмма изумилась, когда незнакомец протянул ей пятишиллинговую монету. За такую сумму она готова была выполнить все капризы клиента. Он отвел публичную женщину в самую глубь тупика и набросился на нее с животным инстинктом.

-- Эй, приятель, не так быстро, - задыхаясь в его объятиях, сказала Эмма.

Однако мужчина не слушал ее. Его грубость возмутила Смит и она начала сопротивляться. Она попыталась оттолкнуть его от себя, но не осилила. Начала колотить его в грудь, кричать и звать на помощь. Поняв, что никто не придет ей на выручку, она стала умолять насильника сжалиться и отпустить ее, но он оказался глух к ее мольбам...

Очнувшись после непродолжительного забытья, Смит нашла себя на тротуаре в луже крови. Голова ее трещала от боли, все тело знобило. Она приподнялась и с опаской осмотрелась по сторонам - незнакомца не было поблизости. Ей не сразу удалось собраться с силами и встать на ноги. Эмма понимала, что, оставшись там, обречет себя на медленную, мучительную смерть, поэтому приложила неимоверные усилия, чтобы добраться домой...

* * *

3 апреля 1888 года

"Жестокое убийство в Лондоне".

"В Лондонском госпитале окончила свои дни

жертва уайтчепелского убийцы".

"Ужасное убийство в Уайтчепеле".

-- Что это такое?! Все газеты пишут об одном и том же, - недовольно сказал Артур Джекобсон, обращаясь к своему давнему знакомому доктору Тимоти Роберту Киллену.

Каждое утро они встречались в кафетерии, расположенном поблизости от их дома и за завтраком говорили о насущных проблемах Лондона, обсуждали последние события и просто приятно проводили время в обществе друг друга.

Артуру Джекобсону было около сорока, но выглядел он моложе своих лет. Умеренный образ жизни и строгость по отношению к самому себе отразились не только на его внешности, но и на характере. Он был приятным собеседником, с утонченным вкусом и благородными манерами. Артур мог умело поддержать разговор и всегда слыл знатоком той темы, в дебаты которой вступал. Со своим глубокомыслием, политическими взглядами и безупречными манерами он легко нашел место в высшем обществе. Все отзывались о мистере Артуре Джекобсоне не только с почтением, но и с восхищением. В нем была словно сосредоточена мудрость древних философов и откровенность современных моралистов. Вместе с тем он был глубоко религиозным человеком и свято верил в существование Бога, сатаны и в день Страшного суда. Однако ж он интересовался не только философией и догмами Англиканской церкви, но также мог цитировать современных поэтов, писателей и политических деятелей. Одним словом, такие люди, как Артур Джекобсон, были редкостью, и потому лондонское общество высоко ценило этого всесторонне просвещенного человека.

Джекобсон отложил утреннюю газету "Morning Advertiser" в стопку уже перечитанных газет и пригубил кофе.

-- Что вас так беспокоит, мистер Джекобсон? - поинтересовался Киллен.

Роберт Киллен был хирургом, одним из немногих, кто являлся специалистом своего дела. У него не было таких всесторонних знаний, как у Джекобсона, и, общаясь с ним, Роберт каждый день открывал для себя что-то новое.

-- Меня тревожит то же, что и каждого лондонца - правосудие на улицах города.

-- Убита всего лишь уличная женщина.

-- Не имеет разницы, какое у нее было ремесло. Убийство - оно остается убийством. Вы только послушайте, что они пишут. И Джекобсон развернул "The Times", чтобы зачитать собеседнику статью под заголовком "Следствие":

"Мистер Винни Э. Бахтер, следователь из Западного Миддлекса, в субботу в Лондонском госпитале произвел допрос свидетелей по делу убитой Эммы Смит, сорокапятилетней вдовы, проживавшей на Джордж-стрит 18, Спиталфилдс. Миссис Мэри Расселл, хозяйка меблированных квартир, сообщила, что была знакома с покойной приблизительно два года. Накануне, в праздничный выходной, Смит покинула дом к семи вечера и вернулась только к 4-5 часам утра в ужасном состоянии. Ее лицо и голова были в порезах, а одно ухо и вовсе отрезано. Она сообщила, что была ограблена и изнасилована. Жаловалась на боли, и соседи отвезли ее в Лондонский госпиталь. Проезжая мимо Осборн-стрит, она указала место происшествия. Смит сообщила, что напавших на нее было трое, но она не может описать их. Мистер Джордж Хеслип, домашний хирург, заявил, что покойная была в нетрезвом состоянии. У пострадавшей кровоточили голова и ухо, имелись также и другие раны. Хирург обнаружил, что она страдала от разрыва брюшины, который был перфорирован тупым, прямолинейным предметом. Удар оказался сильным, да и жертва потеряла много крови. Пострадавшая неспособна была описать предмет, которым была ранена. Смерть Эммы Смит наступила в среду утром от перитонита..."

-- По-вашему, мистер Киллен, это не повод для беспокойства?

-- Она была вульгарной, порочной особой.

-- Отнимите вульгарность у порока - и порок лишится половины заложенного в нем зла.

-- Я не оправдываю ни в коем случае злодеяния бандитов. Но, поверьте, Эмма Смит не стоит ваших волнений. В одной из вчерашних газет была статья относительно жизни и смерти Смит. Она была дурной особой и заслуживает скорее порицания, чем сострадания.

-- Она была подданной королевы Великобритании, и законы должны бы охранять ее так же, как и нас с вами. Не зря Берк говорил: плохие законы - худший вид тирании.

-- Тише, друг мой. Вы же ни бунтарь. Объясните, что на вас нашло?

-- Признаюсь, я даже сам не понимаю, отчего жалею Эмму Смит. Какой бы не был человек, он не может быть абсолютно плохим. Я нисколько не осуждаю Смит. Ведь она выбрала это ремесло не из прихоти, а по нужде, а значит, и винить ее не в чем.

-- Хорошая женщина не станет бросать своего мужа и детей.

-- Это еще спорный вопрос, кто кого бросил. То, что пишут журналисты, не всегда соответствует действительности. Знаете, мистер Киллен, мне кажется, я где-то видел эту женщину. Нет-нет, не ухмыляйтесь, я не хожу в такие заведения, в которых бывала эта особа. Просто лицо ее чрезвычайно знакомо. Не подумайте обо мне плохо, но я, кажется, видел ее несколько дней назад во сне.

-- Мистер Джекобсон, только не говорите, что эта аморальная женщина была объектом ваших снов.

-- Нет, вы не понимаете, я не грезил ею, а видел все то зло, которое с ней произойдет.

-- Дар предвидения во сне?

-- Точно не знаю.

-- Будьте осторожны, воображение может сыграть с человеком злую шутку.

-- Ну, Бог с ней и с моим сном тоже. Вероятно, вы правы, и я просто расстроился сообщением об убийстве и начал придумывать себе всякие небылицы.

-- Мистер Джекобсон, я никогда прежде не интересовался вашей личной жизнью. Позвольте мне спросить, вы женаты?

-- Не имел несчастья.

-- О-о, в таком случае мне все ясно.

-- Ну, что вам ясно, мистер Киллен? Прекратите смотреть на меня как на зануду. Я не женился по двум простым причинам: не люблю слушать женские жалобы и исполнять их прихоти.

-- Будь вы женатым, мистер Джекобсон, то ваша дражайшая половина непременно завладела бы и вашими снами, тогда вам не снились бы всякие дамочки с парапета.

-- Покорнейше благодарю за совет. Однако вынужден отклонить его. Мне и так хорошо живется, и я не думал накинуть себе на шею эту петлю адского рая.

-- Смею заверить вас, что от этого никто не застрахован.

-- Мой разум подстрахует меня.

-- Он-то больше всего и страдает от женских прелестей.

-- Пусть меня утопят в Темзе, повесив камень на шею, но под венец я не поведу ни одну благоверную. Этому не быть! Никогда!

* * *

Жизнь Марты Уайт не сложилась. Она была дочерью кладовщика Чарльза Сэмюэла Уайта, третьим ребенком из пяти детей. Родители ее расстались, когда ей было шестнадцать лет. Детство Марты было трудным, но она не жаловалась. У нее был веселый нрав и неиссякаемая энергия. Она легко могла заразить веселостью окружающих, и, пожалуй, за эту черту ее полюбил упаковщик мебели Генри Табрам. Они обвенчались в самое Рождество, считая этот день благополучным для брачного союза. Сперва они жили на Плисант-плейс, затем переехали на Маршал-стрит. Жизнь их была вполне благоустроенной, вот только постоянные попойки жены сильно нервировали Табрама. Их младшему сыну было три года, когда отношения между супругами настолько обострились, что брак распался. Первый год Табрам выплачивал Марте алименты, ну а потом, узнав, что ее посещают другие мужчины, перестал оказывать ей всяческую финансовую поддержку.

К этому времени Марта уже встречалась с плотником по имени Генри Турнер. Это был молодой, низкорослый человек, неряшливый и нелицеприятный. Однако его внешность ничуть не интересовала Марту. Для нее главным был доход нового ухажера. Все заработанные деньги он отдавал своей сожительнице. Она растрачивала все на выпивку, и это становилось предметом их постоянных ссор. Они не раз переселялись с квартиры на квартиру, а однажды даже съехали, не заплатив ренты. Вскоре Турнер лишился постоянной работы и вынужден был продавать безделушки на улице. Сожители расстались, и Турнер поселился в "Доме для рабочих Виктории" на Коммерсиал-стрит, а Марта наняла комнату на Джордж-стрит, на одной из самых бедных улиц Лондона. Она изначально торговала всякими безделушками, иголками, нитками, лентами и булавками, однако все, что зарабатывала, тратила на алкоголь. В конце концов, случилось так, что Марта пропила все свои деньги и не могла возобновить торговлю. Тогда-то ей и пришла в голову мысль торговать своим телом. Девичья красота ее ушла с рождением детей, она пополнела в бедрах и стала пухлой женщиной. Однако, несмотря на изменения в облике, веселый нрав и шутливый говор Марты ничуть не изменился. Хохотушку-толстушку полюбили, у нее появились свои поклонники, специально искавшие ее общества.

Генри Турнер встретил Марту в начале августа и, узнав о ее положении, дал денег, чтобы она могла возобновить торговлю безделушками. Однако она не собиралась возвращаться к торгу и как всегда потратила деньги не по назначению.

Спустя два дня после этой встречи Марта вместе со своей подругой Мэри Энн Коннели, которая была известна как "Перли Полл", вышла на промысел. Они прошлись до знакомого трактира "Два пивовара" и зацепили там двух гвардейцев-гренадеров - рядового и капрала. Обошли с ними несколько трактиров, и последним оказался "Белый лебедь" на Уайтчепел-стрит. Время перевалило за полночь, когда подруги вышли из трактира в сопровождении гвардейцев и ушли в разных направлениях. Марта отправилась с рядовым на Джордж-стрит, а "Перли Полл" увлекла капрала в свою квартиру, расположенную на аллее Ангела.

Марта с гвардейцем спустилась вниз по Уайтчепел-роад и завернула на улицу Джордж-Ярд, где находился ее дом. Они дошли до здания и поднялись в квартиру.

Гвардеец был новичок в любовных делах. Он пошел в кабак с капралом только для того, чтобы выпить, и не знал, что проведет ночь в обществе женщины. Он был чересчур застенчивым. Однако хохотушка Марта своей веселостью и пылкостью разожгла в рядовом столь сильную страсть, что вечер для него стал незабываемым. Он не остался до утра, должен был вернуться в военную часть засветло. Они с капралом уговорились встретиться на Уэнтворв-стрит в северном конце Джордж-Ярд, однако он плохо знал здешние места и попросил Марту показать ему дорогу.

-- Не проблема, милок. Я провожу тебя!

Марта оделась и вышла на улицу под руку с дружком. До Уэнтворв-стрит было недалеко, и они добрались туда за несколько минут. Капрал уже ждал его. Рядовой попрощался со своей новой знакомой и поспешил в гарнизон. Марта отправилась домой. Настроение у нее было приподнятым. Она шла легкой походкой и что-то припевала себе под нос.

Марта прошла в подъезд, приблизилась к лестнице и вздрогнула, когда пред ней предстал мужчина. Он был среднего роста в черном пиджаке с поднятым воротником и широкополой шляпе, надвинутой на глаза. Было в его облике нечто пугающее и отталкивающее, и Марта, почувствовав это, хотела поскорее уйти оттуда. Но мужчина неожиданно заговорил с ней.

-- Приятный был вечер?

-- Да, сэр.

-- Может, и мне поднимешь настроение?

-- Не поняла.

Мужчина протянул ей серебряную монету.

-- Ну, так бы сразу и сказал, что ты из моих старых знакомых, - улыбнулась Марта, спрятав монету в карман. - Пойдем, поднимемся ко мне.

-- Нет, здесь.

-- Здесь? Не лучше ли будет...

Марта не договорила, как вдруг мужчина прильнул к ней. Действия его были стремительными и жесткими, и это не понравилось женщине.

-- Приятель, полегче, - негодующе повысила она голос. - Ты ведешь себя как зверь, сорвавшийся с цепи.

Ее замечание взбесило мужчину. Он сделал резкое движение, и Марта почувствовала на своей шее холодный металл. Она встрепенулась и испуганно посмотрела на незнакомца. Глаза его горели неестественным огоньком ненависти и злобы. Она хотела отстраниться от мужчины, но он схватил ее своей крепкой рукой и не позволил отдалиться. Ее сопротивление еще больше остервенило его. Он набросился на женщину со жгучим желанием выместить на ней всю злость, накопившуюся в нем.

В половине четвертого утра, Джордж Кроу - один из соседей Марты - вернулся домой. Войдя в подъезд, он увидел лежащего на полу человека. Подумав, что это кто-то из бездомных заночевал там, Кроу прошел мимо и поднялся в свою квартиру. Спустя час Джон Сондерс Ривз, портовый чернорабочий, отправляясь в поисках работы, увидел на лестничной площадке первого этажа тело женщины. Вокруг нее образовалась лужица крови. Ривз выбежал на улицу и тотчас привел констебля Томаса Барретта. Увидев тело покойницы, Барретт строго-настрого запретил Ривзу притрагиваться к чему-либо и решил вызвать доктора. Барретт знал одного квалифицированного врача, практикующего на Брик-лайн. Когда доктор Роберт Киллен прибыл на место происшествия, женщина была уже мертва. О случившемся сообщили Джорджу Коллиеру, заместителю коронера Юго-Восточного отделения Миддлекса. Коллиер, открыв дело об убийстве, приступил к осмотру места преступления.

"Место убийства - Джордж-Ярд. Предполагаемое время смерти - половина третьего утра, в ночь с шестого на седьмое августа. Пострадавшая - полная женщина, лет тридцати пяти - сорока, с прямыми темными волосами,  одутловатыми скулами, крупным носом, тонкими губами и большими глазами. На усопшей черная шляпа, длинный черный жакет, темная зелено-коричневая юбка, чулки и изношенные весенние ботинки. Жертва нападения обнаружена на лестничной площадке первого этажа. Женщина лежит на спине с раскинутыми по сторонам руками. Пальцы рук сжаты, но в них нет ни клочков волос убийцы, ни какого-либо другого инородного предмета. Тело расположено так, что свидетельствует об интимной близости".

На месте преступления не было найдено ни орудия смерти, ни следов обуви преступника. Окончив осмотр местности, Коллиер приступил к опросу свидетелей. Никто из соседей не знал жертву. Не сразу удалось найти человека, который смог опознать ее.

Как только все формальности были завершены, труп отвезли в Уайтчепелский морг.

Экспертизу поручили доктору Киллену. В ходе исследования трупа он обнаружил тридцать девять ножевых ранений. Центром ран были грудь, живот и область паха.

Вскоре дело передали на рассмотрение в отдел уголовного розыска инспектору Эдмунду Рейду. Инспектор Рейд первым делом переговорил с проводившим экспертизу доктором Килленом. Показания доктора были необходимы для определения физической силы и психического состояния преступника.

-- По характеру ран могу сказать, что мужчина был средних лет, невысокого роста, плотного сложения, психически неуравновешенным.

-- С чего вы решили, что он был психически неуравновешенным? - поинтересовался инспектор Рейд.

-- А вы сами посудите: смог ли нормальный человек с устойчивой психикой нанести тридцать девять ударов ножом, да еще и изнасиловать уже мертвую женщину?

-- Выходит, мы имеем дело с маньяком, - подытожил инспектор. - Каким орудием пользовался преступник?

-- Ранения нанесены обычным перочинным ножом, и только одна рана на грудине - кинжалом или штыком.

-- Нечто того, что носят моряки?

-- Возможно. Точно не могу этого утверждать. Хотя, по-моему, действовал не моряк, а субъект, хорошо знакомый с человеческой анатомией.

-- Что вас побуждает думать так, доктор?

-- Порезы были на всем теле. Однако удары, наносимые преступником, были точными. Из двадцати одного удара пять пришлись в левое легкое потерпевшей, два в правое легкое, шесть в живот, пять в печень, два в желудок и одно в сердце.

-- Так, - протянул задумчиво инспектор, - следовательно, мы имеем дело с психически неуравновешенным врачом.

-- Я не говорил, что он медик. Такого рода знаниями мог обладать любой начитанный человек.

Беседа с доктором Килленом расстроила ход мыслей инспектора. Он не принял на веру замечание относительно моряка. Ему казалось, что преступление мог совершить только военнообязанный. Этой версии Рейд и решил придерживаться.

В ходе расследования выяснилось, что накануне смерти Марта Турнер встречалась со своей подругой Мэри Энн Коннели, больше известной, как "Перли Полл". Инспектор Рейд решил, что эта особа сможет пролить свет на ход событий, предшествовавший гибели Турнер. Полл могла бы описать внешность человека, с которым была Марта в ночь убийства. Приступили к ее поискам и обнаружили, что в ту самую ночь "Перли Полл" исчезла. Это обстоятельство дало повод думать, что исчезновение ее было каким-то образом связано с убийством Марты Турнер. Появились какие-то свидетели, якобы видевшие, как "Перли Полл" покидала город. За последние дни в отделение уголовного розыска поступило много других абсурдных заявлений. Горожане требовали поймать убийцу, и по этому поводу писали даже письма в редакции газет.

Инспектор и не надеялся отыскать подругу Марты Турнер, как вдруг поступило сообщение от сержанта Коунтера - он обнаружил ее местонахождение. "Перли Полл" была со своей кузиной на Фуллер-коурт 4, Драру-лайн. После допроса было выявлено, что в тот вечер женщины были в компании гвардейцев. Вычислить убийцу стало легче - круг подозреваемых значительно сузился. Необходимо было только опознать его.

Для этого власти устроили парад шотландских гвардейцев в Тауэре. Они были уверены, что с такой свидетельницей смогут выявить преступника. Но "Перли Полл" оказалась не способна распознать среди гвардейцев тех, кого повстречала с подругой. Она сообщила, что те были из гвардейского полка "Goldstream".

Специально для Коннели устроили еще один парад, но уже в Веллингтонской казарме. На сей раз она указала на двух гвардейцев. Однако подозреваемые предоставили неопровержимые доказательства своей невиновности. У них были железные алиби и вскоре их отпустили. Этот инцидент опозорил Скотланд-Ярд - похоже, Коннели не собиралась сотрудничать и только морочила полицейским головы.

Пресса умело исполняла роль общественной насмешницы и порицала действия полиции. За ходом дела посредством печати следил также и мистер Артур Джекобсон. Он две недели перечитывал все лондонские газеты, и когда начали печатать обвинения в адрес инспектора Рейда, детектива Энрайта, сержанта Годбая и других офицеров, Джекобсон не выдержал и решил встретиться со своим товарищем - доктором Килленом. Из газет он знал, что тот провел экспертизу убитой и был непосредственно в этом деле.

В связи с расследованием доктор Киллен в последнее время редко появлялся в известном им кафетерии, и Артур отправил ему записку, предлагая встретиться. Однако тот не явился в указанное время в кафетерий, и Джекобсон прибег ко второму методу встречи с Килленом. Он послал своего слугу за доктором и велел передать, что Артур Джекобсон тяжело болен и нуждается в услугах врача. Роберт не смог отказать и явился так быстро, как только мог. Он был удивлен, найдя своего товарища в добром здравии.

-- Что еще за шутки, мистер Джекобсон?

-- Мой дорогой друг, это не шутка. Мне позарез нужно было вас видеть, и я не нашел иного пути, как притвориться больным. С нашей последней встречи столько всего произошло. Мне, признаюсь, не хватало наших бесед за чашкой кофе.

-- Мистер Джекобсон, вы наверняка в курсе убийства в Уайтчепеле. В связи с этим делом у меня не хватает времени не только на друзей, но и на моих пациентов.

-- Вот об этом деле я и хотел поговорить с вами. Понимаете ли, мистер Киллен, я живу один и мне, кроме как к самому себе, не к кому обратиться, не с кем перемолвиться. Есть, конечно же, знакомые, но они не поймут меня. Вы - человек начитанный и хорошо понимающий устроенность окружающего мира. В наше время найти кого-то, кто бы мог понять парадоксальные взгляды на будущее, - крайне редкое явление. И уж тем более сложно быть не осужденным за вольнодумство.

-- Мистер Джекобсон, я решительно не понимаю вас. Говорите, пожалуйста, конкретнее, что именно вас беспокоит?

-- Эти убийства... Сперва Эмма Смит, потом Марта Табрам, или Турнер, как ее иногда называют.

-- Ах да, конечно. Я и забыл, какая вы впечатлительная натура. Опять небось начитались газетных статей и замучили себя вопросами об убийце.

-- Совершенно верно, дорогой друг. Меня замучили эти глупые, я бы даже сказал, идиотские выходки служителей закона.

-- Вы о параде, полагаю?

-- Надо же было додуматься до такого. Опозориться перед начальством, перед лицом всей нации.

-- Вы заговорили как патриот.

-- Чтобы быть истинным патриотом, не следует забывать, что прежде всего мы джентльмены, а уж потом - патриоты, - цитировал Джекобсон одного из уважаемых им политических деятелей. - И как истинный джентльмен я не могу спокойно жить, когда женщины Лондона в опасности. Что если этот маньяк набросится на благородных дам, тогда это станет национальной трагедией. Вы понимаете меня, друг мой, - настоящей трагедией! Но, похоже, наши защитники порядка не принимают это всерьез. Неужели инспектор Рейд полагал, что эта дамочка Коннели станет выдавать своего поклонника? Да будь он даже трижды убийцей, она умолчит о нем. Долг перед благосостоянием значительно превыше долга перед отечеством. Подумайте, что она бы выиграла, уличив этих самых гвардейцев? Ей и спасибо-то никто бы не сказал. Нашлись бы люди, из родственников или друзей этих гренадеров, которые стали бы преследовать ее, и, возможно, она завершила бы свою нищенскую, убогую жизнь где-нибудь на тротуаре, точно так же, как ее подруга Марта Табрам. Ведь наше правосудие, как бы оно ни было идеализированным в глазах общества, не стало бы защищать свидетельницу от насильственной смерти по завершении судебного процесса. Почему вы думаете, Коннели вдруг исчезла и поселилась у кузины? Это же очевидно! Ей уже угрожали и она под страхом смерти не посмела бы выдать преступника. Но не в этом дело, - решительно произнес Джекобсон. - Я уверен, что эти гвардейцы тут ни при чем.

-- Вы что-то узнали конкретное или у вас появились только подозрения?

-- Я видел произошедшее с Мартой Табрам.

Киллен изумился заявлению собеседника.

-- Вы кого-то заподозрили?

-- Конкретного имени я не знаю, да и лица убийцы не разглядел как следует.

-- Мистер Джекобсон, вы были очевидцем преступления?

-- Похоже, что так, - усмехнулся задумчиво Артур. - Правда, только во сне, - добавил он, и доктор облегченно вздохнул.

-- Вас опять тревожат кошмарные сны? Не мудрено, вы столько думаете об этом деле, что и во сне вас преследуют дневные переживания. Я пропишу снотворное, и вам станет легче.

-- Нет, доктор, у меня превосходный, крепкий сон. Я не нуждаюсь в снадобьях. Да и сновидение об этом убийстве у меня было единожды... Дайте-ка погляжу... - Джекобсон прошел к бюро, достал из ящичка свой дневник, пролистал его и нашел нужную страничку. - Я видел этот сон в ночь с шестого на седьмое августа. Похоже, это та самая дата, когда произошло убийство Марты Табрам.

-- Мистер Джекобсон, вы записываете свои сны? - удивился Киллен.

-- Не все, только те, которые мне кажутся наиболее интересными.

-- И давно у вас появился талант предвидения во сне?

-- Нет, сравнительно недавно. К примеру, первый сон, такого содержания, мне приснился в ночь Рождества в прошлом году. Я видел, как молодую женщину убили по дороге домой из трактира. О ней тогда не написала ни одна газета, и я подумал, что это был всего лишь сон. Спустя два месяца мне приснилось аналогичное видение - о нападении некого субъекта на публичную женщину. И вот в газете "The Eastern Post" появилась заметка о нападении на Энни Миллвуд, тридцативосьмилетнюю вдову солдата Ричарда Миллвуда. Энни доставили в уайтчепелскую больницу исправительно-трудового лагеря с синяками на коленях и ножевыми ранениями. Она не видела лица напавшего на нее мужчины. Он набросился на нее с ножом в руке на Уайт-роу. Все произошло точно так же, как я видел это в своем сновидении. Женщина эта скончалась не в тот же день, а спустя почти месяц от кровоизлияния в легком.

-- Мистер Джекобсон, возможно, это только совпадения.

-- Я тоже так решил. И даже история Ады Уилсон мне показалась игрой воображения, хотя я отчетливо видел в своем сновидении, как грабитель дважды ударил ее ножом в горло и убежал, оставив ее умирать. Вы скажете, что это тоже совпадение? И я опять не соглашусь. Убийство Эммы Смит поставило точку в моих сомнениях. Я понял, что все это время видел события, действительно происходившие с этими уличными дамами.

-- Но почему именно убийства этих женщин? Почему вам не снится что-то другое? Ведь в Лондоне за день происходит не одно убийство.

-- Этого я сказать не могу, - отложив свой дневник, задумчиво отозвался Джекобсон. - Но, признаюсь, видеть подобного рода сны обременительно и даже опасно. Я не могу спокойно пройтись по улице - мне кажется, преступник кто-то из прохожих. И эта напряженность, поверьте, теребит мое сознание и мешает жить нормальной жизнью. Я даже не могу сосредоточиться на своей работе, до того довели меня эти переживания. Вот, взгляните, переводы этих манускриптов я должен был закончить еще месяц назад, - и он показал на пергаменты, лежащие на его столе.

-- Я посоветовал бы вам поменьше читать криминальных статей и отдохнуть от работы. Вы переутомились, мистер Джекобсон, - вот почему вас преследуют кошмары. Предоставьте заботы об убийцах властям. Поезжайте на какой-нибудь курорт и отдохните как следует. Вот увидите: вернетесь вы совершенно новым человеком.

-- Благодарю за совет, мой друг. Но, увы, при всем своем желании я не могу покинуть город. У меня работы по горло.

-- Ну, так возьмите свою работу с собой и чередуйте ее с отдыхом.

-- Что это будет за отдых, если я буду думать о своей работе? Нет-нет, это никуда не годится. На курорт едут отдыхать, подкрепить здоровье, завести новые знакомства. Я не смогу сосредоточиться на своей работе, когда все мои мысли будут об отдыхе, - Джекобсон тяжело вздохнул и присел в кресло, стоящее напротив бюро. - Эта рутина меня начала угнетать, - подавленно признался он.

-- А над чем вы работаете? - приблизился к бюро доктор Киллен.

-- Расшифровываю древние манускрипты. Их привез из Ост-Индии один мой знакомый, полковник Оттонбрайт. Он ценитель всяких мистерий, и эти иероглифы показались ему чем-то сакральным. Хотя, признаюсь, в этих манускриптах нет ничего мистического. Просто набор каких-то бессмысленных слов и беспорядочных мыслей какого-то священнослужителя Древней Индии.

-- Довольно интересная работа. Вы позволите взглянуть?

-- О да, конечно, - Джекобсон покопался в своих бумагах и передал собеседнику уже переведенный текст. - Это наиболее интересная часть текста. Я перевел его еще в прошлом году.

Доктор Киллен прочитал содержимое пергамента вслух:

-- Я прошу Тьму: дай мне силы, и я буду устами твоими, глазами твоими, а ты будешь разумом и дыханием моим, мыслями и деяниями моими. Сколько лжи я повидал в этой жизни, сколько правды я скрыл от людей. Я обманывал людей, заставлял их поверить в то, чего не было, искажал действительность и был доволен этим. Много событий пронеслось перед глазами моими, много правителей сменилось. Были среди них и поклоняющиеся Свету, и боготворящие Тьму. Те, кто избрал путь Света, намеревались уничтожить Тьму. Безумные! Они не понимали, что, уничтожая Тьму, уничтожали и самих себя, ибо не может Свет существовать без Тьмы, равно как и Тьма без Света. В истории Тьмы нет зла! Поклоняющиеся Свету совершили в жизни большие злодеяния. Во имя Света они проливали человеческую кровь, лишали людей свободы. Свобода - есть сущность Тьмы! Она дарует право мыслить и совершать действия по собственной воле. Почему же мне верить Свету, обманывающему и убивающему? Почему мне не поклоняться Тьме? Я готов следовать путем Тьмы, стереть все свои воспоминания, привлекать сторонников и жить, не боясь Великой Тьмы!

-- Впечатляюще, - признался доктор. - Откуда полковник Оттонбрайт нашел эти манускрипты?

-- Я точно не знаю, но полагаю, добыто это нечистым путем, так как язык оригинала - сензар - тайный язык жрецов Ост-Индии.

-- Мистер Джекобсон, я и не подозревал, что вы посвящены в таинства жрецов.

-- Никаких таинств я не знаю, - усмехнулся Артур. - Несколько лет назад я встретил одного помешанного ученого в Ост-Индии, он-то и научил меня этому языку.

-- Теперь мне понятны ваши переживания. Все дело в этих манускриптах. Вы слишком близко принимаете к сердцу эти записи. Оставьте все это.

-- Не могу, я обещал полковнику. Я и так оттягиваю эту работу, как могу, и мне совестливо совсем отказаться.

-- Ну, хотя бы на время, пока к вам не вернется душевный покой.

-- Мой душевный покой зависит полностью от хода следствия по делу об убитых несчастных женщинах. Я даже подумываю, не встретиться ли мне с этим самым инспектором Рейдом?

-- Я бы не советовал. Эдмунд Рейд из той категории людей, которые с подозрением относятся даже к собственной тени. Вы же не хотите потратить время отдыха на утомительные встречи? Или вам больше по душе общество надоедливого инспектора, чем новые интересные знакомые на курорте?

-- Любезный, вы вводите меня в искушение.

-- Поверьте, я желаю вам только добра.

Артуру Джекобсону пришлось уступить доктору, однако мысль о встрече с инспектором Рейдом вскоре вернулась к нему, и он, обдумав все хорошенько, отправился в отделение уголовного розыска.

-- Я хочу поговорить с инспектором Эдмундом Рейдом, - заявил Джекобсон человеку в приемной.

-- По какому делу? - спросил приземистый молодой сержант.

-- У меня есть важные сведения по делу Марты Табрам.

Работник отделения удивленно взглянул на заявителя. В последнее время с таким заявлением в уголовный розыск приходило много доброжелателей. Однако вид у тех был несолидным, да и психическое состояние некоторых ставилось под сомнение. Поэтому, увидев прилично одетого человека с благородными чертами лица, сотрудник отделения решил сообщить инспектору о заявителе.

Инспектор Рейд принял Джекобсона в своем кабинете. Артур совсем иначе представлял себе внешность Рейда. С виду ему было лет сорок. Он был высокого роста, хорошо сложенным брюнетом, с правильными чертами лица и серыми проницательными глазами. Одет инспектор был в модный темно-синий костюм, придающий ему строгий и деловитый вид.

Рейд предложил посетителю сесть и внимательно посмотрел на Джекобсона. Наружность Артура вызывала уважение, а его манеры, уверенная речь и приятный голос пробуждали симпатию в собеседнике. Инспектор понял, что перед ним настоящий джентльмен.

Джекобсон представился и тотчас приступил к наиболее волнующей его теме. Он рассказал все, что поведал своему другу доктору Киллену: о своих сновидениях, о том, как находил подтверждение своим снам в прессе, и главное, что он видел убийцу Марты Табрам.

-- Это невысокого роста мужчина, хорошо сложенный, одетый в черный пиджак и светлые брюки. На нем была фетровая шляпа, примерно такая, - показал он на свой головной убор. - Он поджидал свою жертву в подъезде. Когда она вошла, он пожелал воспользоваться теми услугами, которые предоставляла эта женщина. Ну, вы, наверное, понимаете, о чем я говорю?

-- Да-да, продолжайте.

-- И когда миссис Табрам согласилась, он хотел осуществить половой акт прямо там, на лестничной площадке. Дама и на это была согласна. Да вот только ожесточенность этого мужчины не пришлась ей по нраву, и она воспротивилась ему. И это, полагаю, было самой большой ошибкой. Он, как человек психически нездоровый, набросился на нее и нанес ей несколько десятков ножевых ранений, в результате чего она и скончалась. А уж потом он сделал то, за что заплатил миссис Табрам пятишиллинговую монетку.

-- Все это, конечно же, так, мистер Джекобсон. Да только сведения эти вы могли бы прочесть из газет.

-- Вы мне не верите?

-- Нам нужны доказательства, улики и конкретные подозреваемые.

-- Что ж, в таком случае я могу подтвердить свои слова. К примеру, мне известно, сколько ножевых ударов было сделано преступником, - Джекобсон перечислил их с точностью, но даже эти сведения не могли убедить инспектора о правдивости собеседника.

-- Не хочу показаться грубым, мистер Джекобсон, но это также могло бы стать известным общественности.

-- Вот как? Что же вы хотите услышать от меня?

-- Если бы вы знали имя убийцы, или же его координаты, я был бы вам признателен.

-- К сожалению, такими сведениями я не располагаю.

-- А черты лица? Вы можете описать его?

-- Увы, лицо его было скрыто воротником пиджака и полями шляпы. Я заметил только его усы.

-- Не много для выявления убийцы. Усы и бороду носит добрая половина англичан, да и одежда самая обыденная.

-- У меня создается такое впечатление, что вы просто не желаете принимать меня всерьез. Что бы я вам ни сообщил, все-то вы знаете. Зачем же в таком случае вы проводите парады и ревизию в казармах? Убийца - не гвардеец и не моряк! Это обычный человек, не бродяга, не нищий, а какой-то прилично одетый мужчина.

-- Приличные люди таких зверских убийств не совершают.

-- Вы заблуждаетесь, инспектор Рейд, и что еще хуже, не желаете прислушиваться к советам доброжелателей.

-- Мистер Джекобсон, если бы я слушал каждого доброжелателя, тогда расследование этого дела не продвинулось бы ни на йоту.

-- А, по-вашему, есть какое-то продвижение? Вам только кажется, что дела идут. На самом деле вы топчетесь на одном месте и позорите полицию.

-- Мистер Джекобсон! - рассердился инспектор упрекам собеседника, но быстро овладел собой. - Если вам больше нечего сообщить - честь имею, - он поднялся, дав понять, что разговор окончен.

-- Желаю здравствовать, инспектор Рейд, - дотронувшись пальцами до края шляпы, сердито произнес Джекобсон и покинул кабинет.

У самого входа в здание ему повстречался доктор Киллен.

-- Мистер Джекобсон, какими судьбами?

-- Если бы каждый был предан своему делу, как вы, доктор Киллен, тогда не было бы серийных убийц и нераскрытых дел.

-- Вы выглядите сердитым. Что-то произошло?

-- Да вот наведался к инспектору Рейду. Вы оказались правы, мой друг. Мне не следовало приходить сюда. Похоже, стражам порядка беспорядки нужны больше всего.

-- Я же говорил вам, мистер...

-- Да-да, знаю, - раздражительно перебил он медика. - Однако мне казалось, что ваша забота была излишней предосторожностью. Я и предположить не мог, что к моему заявлению отнесутся с безразличием и даже с юмором. Кто бы мог подумать, что этот инспектор Рейд такой легкомысленный человек?

-- Это не так, мистер Джекобсон. Инспектор замечательный человек и профессионал своего дела. Все дело в том, что в последнее время ему такого сумасбродства пришлось услышать от всех заявителей, что он вправе подозрительно относиться ко всему сказанному.

-- Так значит, все, что я вам рассказал, вы принимаете за сумасбродство? - обидчиво отозвался Артур.

-- Нет, вы неверно истолковали мои слова...

-- Что ж, доктор Киллен, наше знакомство было приятным, но, увы, непродолжительным.

-- Нет-нет, мистер Джекобсон, вы неправильно поняли меня.

-- Прощайте, мой дорогой друг.

Артур торопливо зашагал по улице, не обращая внимания на призывы Киллена. Он был глубоко уязвлен происшедшим. Сначала инспектор скептически отнесся к его словам, а потом и человек, которого он считал своим другом, выказал ему недоверие.

Джекобсон всю дорогу до самого дома анализировал случившееся. В мыслях у него возникла дилемма: он не хотел больше думать об этих убийствах, и в то же время, как честный, добропорядочный человек не мог спокойно закрывать глаза на кровавые преступления. Одно Артур знал наверняка - он потерял своего друга, своего самого лучшего собеседника, с которым ему всегда было интересно, которого он любил и уважал, и сейчас его опять ожидало холодное одиночество и тоска.

Киллен также был расстроен этой размолвкой. Он корил себя за непредусмотрительность и пообещал себе непременно помириться с Джекобсоном.

Доктор отправился на встречу, назначенную ему инспектором Рейдом, и нашел того в обществе детектива Энрайта. Рейд был хмурым, и доктор понял, что визит Джекобсона так повлиял на него. Киллену стало интересно, что думал инспектор о подозрениях и фантазиях Артура.

-- Похоже, сегодня у вас не самое лучшее утро, - поздоровавшись, обратился доктор к инспектору.

-- Порой, даже самые безобидные с виду люди могут принести глубокое разочарование и вывести человека из себя.

-- Вас так расстроил визит мистера Джекобсона?

-- Вы знакомы с ним? - изумился инспектор.

-- И уже не первый год. Это невероятный человек, талантливейший ученый, достойный почитания и похвалы.

-- Теперь понятно, откуда он сведущ обо всех подробностях убийства Марты Табрам, - вставил слово детектив Энрайт.

-- Я тут ни при чем. Он знал все до нашей беседы.

-- Пресса ставит нам палки в колеса.

-- Вы правы, инспектор, Артур буквально перечитывает все газеты. Он словно помешался от этих статей.

-- Однако есть в его словах и то, чего не было известно ни одному журналисту - пятишиллинговая монета. Ее нашли в кармане убитой. Вы случайно не проговорились об этом?

-- Нет, инспектор, я и сам этого не знал.

-- В таком случае его стоит проверить, - предложил Энрайт.

-- Он показался мне чрезмерно любопытным, - признался Рейд. - Я сразу приметил в нем скользкого типа. Надо взять его под наблюдение.

-- Нет-нет, вы неверно истолковали слова мистера Джекобсона. Признаюсь, он немного со странностями, но никого не убивал.

-- Доктор Киллен, прошу вас не вмешиваться в мои дела. Поговорим лучше о том, за чем я вас пригласил сюда.

* * *

Вот уже несколько дней велась слежка за Артуром Джекобсоном. Он в первый же день заметил следившего за ним типа в партикулярной одежде. Джекобсон и представить себе не мог, что его в чем-то подозревают, и думал, что это дело какого-то недоброжелателя. В какой-то миг ему стало страшно, и он хотел заявить в полицию, но потом передумал. После долгих размышлений Артур понял, что за ним следит кто-то из представителей власти. Это открытие успокоило его и в то же время насторожило. Он не мог уяснить себе, отчего за ним устроили слежку? Был возмущен несправедливым обращением к себе и решил непременно заявить протест инспектору Рейду. Джекобсон был отчего-то уверен, что приказ исходил от него. Однако прежде чем поехать в отделение уголовного розыска, Артур решил проучить человека, следившего за ним, да и преподать урок инспектору Рейду.

Джекобсон ухитрился покинуть дом незамеченным и отправился к своему кузену Ричарду Синклеру. Он хотел вызвать переполох среди служителей закона, и это ему удалось. Когда он вернулся домой поутру, обнаружил у себя на квартире представителей власти - у него производили обыск.

Джекобсона арестовали еще в подъезде и тотчас препроводили в отделение.

-- Я протестую, сэр! Что за беспардонное, грубое, я бы даже сказал, скотское обращение?! Я этого не потерплю!

-- Сядьте, мистер Джекобсон, и охладите свой пыл, - невозмутимо проговорил инспектор Рейд, указывая на стул.

Артур подчинился, но при этом не сводил с говорящего разгневанного взгляда. Инспектор всматривался в лицо задержанного, пытаясь предугадать ход его мыслей.

-- Что вы сегодня видели во сне, мистер Джекобсон?

Насмешливый тон инспектора задел ученого за живое.

-- Слава богу, что не вас, инспектор Рейд.

-- А зря, тогда, быть может, вы предугадали бы дальнейший ход событий.

-- Что за намеки, инспектор?

-- Я так понимаю, что вас сегодня мучила бессонница, и вы решили пройтись по улицам Лондона. Может, вы захотели развеять тоску в каком-нибудь трактире, к примеру, в "Фраинг Пен", и подыскали там себе подружку на ночь? Возможно, она вам понравилась, и вы покинули заведение вместе с ней, прошлись от Брик-лайна до Бакс-роу, и там расправились с ней.

-- Что за вздор! - Джекобсон вскочил со стула. Он был ошеломлен несправедливым обвинением.

-- Разве все было не так? - ровным голосом спросил инспектор.

-- Я не представляю, кого убили и как все это произошло.

-- Куда же делся ваш дар предвидения? А может, никакого дара и в помине не было, и вы просто описывали события очевидного? Таким образом вы хотели отвести от себя подозрения? Что ж, думаю, у вас ничего не вышло, мистер провидец.

Джекобсон был настолько поражен услышанным, что вынужден был присесть. Он не сразу обрел дар речи.

-- Я думал, что мои знания принесут пользу обществу, полагал, что могу помочь этим несчастным женщинам, лишенным нормальной жизни. Но, похоже, что добро в этом мире никому не нужно, - огорченно произнес Артур, поникнув плечами. - Если я в чем-нибудь и повинен, инспектор, то только лишь в благонамеренности.

-- Так значит, вы не признаете свою вину? Вы настаиваете на том, что не убивали Мэри Энн Николс?

-- Я в глаза не видел ее.

-- Где вы были в ночь с 30 на 31 августа?

-- Я был у своего кузена Ричарда Синклера, вы можете проверить.

-- Еще кто-нибудь может подтвердить ваше пребывание там?

-- Его слуга.

-- Этого недостаточно. То, что вы гостили у кузена, еще не значит, что во время убийства пребывали там же. И потому я вынужден задержать вас по подозрению в убийстве.

-- Дело ваше, инспектор Рейд, но вы совершаете большую ошибку. Вы арестовываете невинного, в то время как настоящий преступник разгуливает по городу, подыскивая себе очередную жертву.

-- Мистер Джекобсон, предоставьте мне решать это. Пока что вы будете под домашним арестом. Но если наши подозрения подтвердятся, вас ждут суд и вердикт присяжных.

Артура отвезли домой. Обыск уже закончился, и в квартире царил страшный беспорядок. Слугу мистера Джекобсона выпроводили, и с арестованным остался сержант Томсон.

Кавардак в его кабинете сильно расстроил ученого. Все его бумаги были перерыты, пропали кое-какие рукописи, а главное - исчез его личный дневник. Больше всего Джекобсона огорчило исчезновение бесценных манускриптов на сензаре. Остались только кое-какие наброски перевода.

Артур с болью в сердце подбирал бумаги с пола и думал, каким образом выбраться из этой ситуации. В жизни для него не было ничего ужаснее считаться виновным, в то время как он всегда стремился быть честным, справедливым и благодетельным. Чувство обиды душило его, но он искренне верил, что все происходящее с ним лишь один неприятный период жизни. Скоро все прояснится, и он сможет вернуться к прежнему образу жизни.

Ожидания Артура были недолгими. Спустя неделю в Лондоне произошло еще одно убийство. На сей раз жертвой стала сорокасемилетняя Энни Чепмен, убитая на Хэнбури-стрит 29. Экспертиза установила, что раны были нанесены не штырем и не кинжалом, а медицинским инструментом, используемым в хирургии. Тело Энни Чепмен было изуродовано, однако сделано это было с анатомическими знаниями, из чего следствие заключило, что убийца являлся хирургом.

До самых похорон Энни Чепмен Артура Джекобсона все так же держали под домашним арестом. Ему воспрещалось принимать посетителей, писать кому-нибудь письма и даже читать газеты. Домашнее заключение стало для ученого настоящим испытанием. Единственным утешением для него были перьевая ручка, бумага и череда хаотичных мыслей, рождающихся в изнуренном от одиночества разуме.

"Трагедия человеческой жизни, - писал Джекобсон, - заключается не в безызвестности или безденежье, а в великом одиночестве души. Сколько бы у нас ни было друзей и родственников, каким активным деятелем мы ни были бы в политике и какое высокое положение ни занимали бы в обществе - все это приходящие и уходящие блага. Единственная аксиома жизни - это пустота, всеобъемлющая, невосполнимая и страшная пустота в нашей душе. И сколько бы мы ни искали утешений, наслаждений и земных благ, ничто на этом свете не принесет удовлетворения нашей душе... Возможно, мы рождаемся для поисков, вероятно, и умираем для того, чтобы продолжить поиски... "

На исходе дня, 14 сентября, к Артуру Джекобсону приехал инспектор Рейд. Вид у него был виноватый. Он не стал распространяться о новом убийстве. Только принес свои извинения и сообщил, что освобождает Артура от домашнего ареста.

-- Что повлияло на ваше решение, инспектор?

-- Полагаю, вы все узнаете из газет, мистер Джекобсон. Сказать вам что-то конкретное я не вправе.

-- Что стало с манускриптами, которые я переводил? Надеюсь, их вернут?

-- Я распоряжусь об этом.

Инспектор сдержал свое слово, и вскоре все, что полицейские унесли из дома Джекобсона, было возвращено владельцу. Больше всего Артур обрадовался, обнаружив среди вещей свой личный дневник. Он заметно потрепался, было очевидно, что его не раз перечитывали. Артур, конечно же, поначалу рассердился, но потом успокоился, подумав, что дневник его могли бы и вовсе не вернуть.

Вскоре жизнь Джекобсона вернулась в прежнюю колею. Он стал посещать свой излюбленный кафетерий, общаться с приятелями, словом, вести тот активный образ жизни, к которому привык. Однако ж приподнятый дух в ученом не долго присутствовал. Его постигло очередное разочарование, когда он нашел газеты об убийстве Энни Чепмен. Только теперь он понял, почему ему вернули свободу. Подозрения в его причастности к смерти Мэри Энн Николс и других женщин отпали, когда произошло очередное убийство. Его спасла чья-то погубленная жизнь.

Информации об убийце Энни Чепмен было не так много, но Джекобсон усмотрел в убийстве Николс и Чепмен единый почерк убийцы. Только эти два преступления были сделаны профессионалом-анатомом. В отличие от других убийств, здесь отсутствовал акт изнасилования, следовательно, преступником двигали какие-то иные побуждения. Но рассказать об этом властям Артур не собирался. Он опасался, как бы вновь не засветиться и не сломать то хрупкое равновесие, которое достиг после освобождения.

Джекобсон промолчал, но укол совести постиг его, когда в ночь с 29 на 30 сентября на площади Митры было обнаружено тело сорокашестилетней Кэтрин Эддоус. Однако Артур и в этот раз не стал идти в полицию. Он подавил в себе желание поделиться своими догадками, даже когда на следующий день после убийства Кэтрин Эддоус, в Дадфилд-Ярде нашли труп сорокапятилетней Элизабет Страйд.

Со смерти Марты Табрам он не видел сны о кровавых расправах над жертвами. Однако в ночь со 2 на 3 октября кошмары его возобновились. Только утром из "Daily News" он узнал об убийстве на Паинчин-стрит. Тело убитой невозможно было опознать. Ей отсекли голову, руки и ноги. Туловище и ноги были найдены в подвале в Нью-Скотланд-Ярде, а руки обнаружили чуть позже в Темзе.

Об этом жестоком убийстве были статьи во всех газетах Британии.

"Череда серийных убийств потрясла Лондон!

По следам уайтчепелских убийств".

"Неуловимый борец за нравственность

лондонских трущоб".

"Ужасы Лондона. Еще одно убийство женщины".

" Улицы Лондона окутаны туманом преступности".

"Очередная жертва Сатаны".

Сообщение об этом зверском убийстве настолько всколыхнуло Джекобсона, что он решился, наконец, встретиться с инспектором Рейдом. Эдмунд был удивлен его приходом. Он полагал, что после случившегося тот не рискнет прийти в отделении.

-- Не могу сказать, что рад вас видеть, мистер Джекобсон. Похоже, каждый ваш визит доставляет мне немало хлопот.

-- Поверьте, мистер Рейд, ваше общество мне тоже неприятно и я мирюсь с ним только в силу обстоятельств.

-- Какие же это обстоятельства вынудили вас прийти сегодня? Вас опять замучили кошмары?

-- Инспектор Рейд, ваш юмор мне не по душе. Если бы вы более серьезно относились к своей работе, этот мясник сидел бы уже за решеткой.

-- Только без упреков, мистер Джекобсон. Я и так получаю тысячи писем с жалобами и не желаю выслушивать ваши обвинения.

-- Видимо, вас так расстроили эти три письма от убийцы, - надменно улыбнулся Джекобсон, прочитавший послания из газет. - Что ж, я понимаю вас. Получать письмо, полное усмешек в адрес полиции, неприятно.

-- Мистер Джекобсон, если вы пожаловали, чтобы высмеивать меня и моих коллег, убедительно прошу покинуть мой кабинет, в противном случае мне придется принять меры.

-- Я уйду, инспектор Рейд, хотя и пришел сказать вам нечто очевидное. Убийца не один - их двое! Вы можете легко это проверить, сопоставив факты убийств "Феи Фей", Эммы Смит и Марты Табрам с убийствами Николс, Чепмен, Эддоус и Страйд. Да и последнее убийство на Паинчин-стрит явно доказывает правоту моих слов. Вероятно, и письма убийц, написанные кровью, будут иметь разных отправителей. Вызовите опытного каллиграфа, пусть он сравнит почерки в письмах. Мне больше нечего добавить, инспектор Рейд. Желаю вам удачи!

Артур покинул кабинет инспектора и в коридоре встретился с доктором Килленом. Он больше не держал зла на своего давнего приятеля. Все неприятные слова, сказанные доктором, были позабыты Джекобсоном, и он, любезно поздоровавшись, заговорил с ним как ни в чем не бывало.

-- Рад видеть вас, мой друг.

-- Я тоже, мистер Джекобсон. Какими судьбами?

-- Да вот заглянул к "великому" инспектору Рейду, - с усмешкой сообщил Артур. - А вы что тут делаете? Снова вас привлекли в качестве эксперта? Хотя, признаюсь, я не видел вашего имени в последних новостях об убийствах.

-- Нет, я тут по другому вопросу, - сконфуженно заявил Киллен. - Мистер Джекобсон, я хотел бы извиниться за мое грубое обращение. Я был не прав.

-- Будет вам, друг мой. Не век же помнить нам обиды. Что же такого существенного произошло с вами, что вы признали свою вину?

-- Наверное, это общее напряженное положение в городе так воздействует на меня или же разрыв отношений с вами так потряс - одним словом, я тоже начал видеть эти кошмарные сны, которые преследовали вас.

-- Правда?! - воскликнул громко Джекобсон и осмотрелся с опаской по сторонам. Люди, собравшиеся в приемной, с недовольством и любопытством оглянулись на них. - Какого же рода ваши кошмары? - понизив голос, поинтересовался Артур.

-- Я отчетливо видел в своем сне убийства последних четырех жертв.

-- Пяти, - поправил его Джекобсон. - Ведь убийств, считая последнее, на Паинчин-стрит, было пять.

-- Нет-нет, сновидений было четыре. О последнем происшествии я узнал только сегодня из прессы.

-- Вам не кажется это странным, мой любезный друг?

-- Более чем странно. Но объяснений этому я не могу найти.

-- Пожалуй, у меня есть кое-какие догадки, но о них я бы хотел поговорить с вами где-нибудь в другом месте, - обнаружив на себе взгляд незнакомого подозрительного мужчины, решил Джекобсон. - Видите вон того человека в шляпе, он, похоже, следит за нами.

-- О ком это вы? - обернулся Киллен, и мужчина в шляпе поспешно отвел взгляд. - Ах, вы о нем? Это же Иосиф Лоенд, свидетель, видевший воочию лондонского Потрошителя.

-- Что-то многие тут косятся на нас с вами. Встретимся лучше завтра за чашечкой кофе на моей квартире, тогда и поговорим обо всем. Жду вас к пяти часам, мой друг.

-- С превеликим удовольствием, мистер Джекобсон.

Встреча с приятелем принесла огромное удовольствие Артуру. Он высоко ценил Киллена и когда узнал от него все подробности его сновидений и переживаний, полюбил еще больше, как своего сотоварища по несчастью. В заключение беседы доктор сообщил, что намеревается уехать куда-нибудь за границу, чтобы отдохнуть на водах и привести расшатавшиеся нервы в порядок, и предложил Джекобсону поехать вместе с ним.

-- Благодарю за заботу, доктор Киллен. Очень заманчивое предложение. Будет замечательно отдыхать вместе от лондонских тревог.

Друзья встречались почти каждый день в своем излюбленном кафетерии. Однако спустя месяц доктор Киллен внезапно уехал. Его отъезд совпал с убийством двадцатипятилетней Мэри Джейн Келли, найденной мертвой в арендуемой ею квартире на Майллерс-коут.

Тело этой женщины обнаружили в голом виде на кровати. Оно было страшно изуродовано. Вся кожа живота и бедер была удалена, брюшная впадина освобождена от внутренних органов. Груди были отрезаны, руки искалечены несколькими зубчатыми ранами, а лицо зарублено до неузнаваемости. Ткани шеи были разъединены и лежали вокруг плеч. Внутренние органы жертвы были найдены в различных частях кровати: матка и почки с одной грудью возле головы, другая грудь около правой ноги, печень у ступней, кишечники с правой стороны тела, а селезенка с левой. Кожа, удаленная с живота и бедер, находилась на столе.

Общественность была потрясена таким изуверским убийством. Люди требовали немедленно найти и судить преступника. Правоохранительные органы были в затруднительном положении. С одной стороны, полные издевки письма Джека Потрошителя (как он подписывал свои послания), с другой - недовольство общества.

Похороны Мэри Джейн Келли состоялись через десять дней, 19 ноября, но это была не последняя жертва уайтчепелского убийцы.

Спустя всего лишь два дня поступило сообщение, что на некую разведенную женщину Энни Фармер было сделано нападение на Джордж-стрит. Однако в этот раз убийца не смог исполнить свой замысел. Женщина закричала и отделалась всего лишь легким порезом у горла, нанесенным тупым ножом. Однако в историю Энни Фармер полиция не поверила. Насмотревшись жути с последнего убийства, служители закона подумали, что женщина всего лишь хотела привлечь к себе внимание. Но Фармер и много лет спустя утверждала, что напавший на нее мужчина был Потрошителем.

В рождественскую неделю, спустя месяц после истории Энни Фармер, было найдено тело Роуз Майлетт. Тело ее не было изуродовано. Она была задушена шнуром. Это убийство невозможно было сравнить с теми зверскими деяниями Джека Потрошителя. Тогда был использован специальный хирургический инструмент, а здесь виднелась рука дилетанта.

После смерти Роуз Майлетт наступило некоторое затишье. Пока в июне следующего 1889 года не были обнаружены останки расчлененного тела двадцатичетырехлетней Элизабет Джексон, вдовы Гарриета Дугласа. За этим последовала смерть Эллис Макензи, которая вызвала много шума в лондонском обществе. В газетах появились статьи:

"Джек Потрошитель вернулся"

"Лондонский мясник уведомлял полицию.

Он сдержал обещание и возобновил свои

дела в Уайтчепеле".

Однако в полиции мнения следователей и детективов разошлись. Одни считали это рядовым убийством, другие полагали, что это дело рук Потрошителя. Август 1889 года прошел без происшествий. Но уже в начале сентября, обнаружив расчлененный труп женщины под железнодорожной аркой на Паинчин-стрит, полиция поняла, что преступник не собирается прекращать свои злодеяния.

По этому делу было много подозреваемых. Все они были различных профессий и положений в обществе. В числе подозреваемых были: торговец хлопком, художник, иммигрант, вор, юрист, учитель, врач, знакомые убитых, а также внук королевы Виктории - принц Альберт Виктор. Однако следствие не располагало никакими вескими уликами, чтобы выдвинуть кому-нибудь из них обвинение.

Последующий 1890 год миновал без жертв Джека Потрошителя. Волна славы вокруг него приутихла, и полиция больше не надеялась услышать о нем, когда 13 февраля 1891 года в содеянном убийстве снова была замечена характерная манера Потрошителя.

* * *

Жизнь Франсис Коулс в ее ранние лета казалась весьма многообещающей. Она была младшей дочерью представительного сапожника Джеймса Уильяма Коулса. Сестра ее была независимой женщиной и жила отдельно, арендуя квартиру в Киндсланд-роуде. Франсис хотела быть такой же независимой, как ее сестра. Некоторое время она работала в оптовой химчистке в Майнории, получая за это всего-навсего семь шиллингов в неделю. Она часто жаловалась сестре, что от этой работы у нее болели суставы. В конце концов, Франсис оставила работу. Ей было восемнадцать, когда она начала регулярно выпивать и встала на путь проституции.

Франсис была невероятно красивой, и знакомые называли ее сияющим алмазом. Она работала в Уайтчепеле, Шордитче и Боу около восьми лет. Все, что с ней происходило, семья ее не знала. Франсис была слишком гордой, чтобы показать себя слабой и беззащитной. Сестра ее думала, что она жила с одной пожилой дамой на Ричард-стрит, и все так же работала в Майнории.

Томас Садлер, пятидесятитрехлетний моряк и пожарник на судне "Фес", уволенный с работы за непристойное поведение, отправился на Коммерсиал-стрит, чтобы в одном из трактиров утопить свое горе в бутылке. Там-то он и встретился с Франсис Коулс. Он показался ей выгодным клиентом, и она с легкостью завлекла его в свои сети. Они сняли комнату на Уайт-роу и провели вместе не только ночь, но и весь последующий день.

Было около семи часов вечера, когда Коулс, покинув Садлера, отправилась в магазин дамских шляп на Ноттингем-стрит и купила себе на заработанные деньги черную шляпку из крепа. Она вернулась на квартиру на Уайт-роу, и пока Садлера не было, начала бражничать. Томас возвратился с синяками и ушибами. Он сообщил Франсис, что был ограблен некими злоумышленниками, был сердитым и божился, что найдет и накажет их. Садлер не имел больше средств оплатить свое дальнейшее пребывание на этой квартире, поэтому покинул Коулс, когда она спала.

Франсис разбудил квартиросъемщик Сэмюэл Харрис, чтобы она оплатила проживание. Однако за неимением денег ей пришлось покинуть эту квартиру. Было около половины второго утра, когда Коулс, поужинав в столовой Шаттлворта, прошлась по Брик-лайн и достигла Коммерсиал-стрит, где встретила свою приятельницу Эллен Келледжер. Вскоре там появился и потенциальный клиент, мужчина в черном пальто и шляпе.

-- Кажется, мне повезет в эту ночь, - присматриваясь к незнакомцу, подмигнула Франсис подружке.

-- Не нравится он мне, Франс, не цепляйся к нему.

-- Ну что ты, милая Эллен? Куда подевалась твоя храбрость? Кто не рискует, тот подбирает объедки!

Коулс не стала слушать совета подруги и решительной походкой последовала за незнакомцем в направлении Майнории. Франсис долго преследовала мужчину, однако тот не проявлял к ней интереса. Она рассердилась, преградила ему путь и в пылу гнева наговорила ему оскорбительных слов. Она никак не ожидала от него агрессии и не предполагала, что он поднимет на нее руку. В исступленной ярости он толкнул ее и со злости несколько раз ударил по затылку тупым, твердым предметом. Франсис не успела опомниться, как почувствовала руку незнакомца на своем подбородке. Она вздрогнула и затаила дыхание, ощутив холодную сталь. Коулс не успела ни вскрикнуть, ни воспротивиться, как ощутила острую нестерпимую боль в области шеи. В следующий миг ей стало нечем дышать, она захрипела, затрепетала, забилась и притихла в безжизненной позе.

Артур Джекобсон видел в своем сне все страдания Франсис. Ему было искренне жаль эту молодую женщину. Убийство Коулс было последней каплей в чаше терпения ученого. После той трагической ночи Джекобсон принял окончательное решение уехать из Лондона. Он долго думал, куда ему податься и, наконец, выбрал Новый Свет.

Миновал февраль. Джекобсон переселился в Нью-Джерси. Здесь он приобрел небольшой домик и завел новые знакомства. Говоря о его знакомых, необходимо упомянуть и доктора Киллена. С того самого дня как он неожиданно покинул Англию, от него не было ни единого известия. Джекобсон, конечно же, переживал по поводу исчезновения своего товарища, но со временем чувство обиды на Киллена прошло. А после переезда в Америку он все реже и реже вспоминал своего лондонского друга.

Одним из новых знакомых Артура Джекобсона были его соседи - семейство Лессинг. Дэвид Лессинг был журналистом и работал в местной газете. У него было четверо детей - Диана, Аманда, Остин и Бертрам. Старшей дочери Диане было около двадцати двух лет. Она была милой девушкой, с романтическим воображением и веселым нравом. В ней не было фальши и лжи, мыслями и поступками ее целиком управляли эмоции. Диана, как и все приличные девушки высшего света, могла петь, играть на фортепьяно, исполнять романсы и вышивать. В ней не было ничего необычного, однако Артуру она приглянулась.

Джекобсон был противником брака и порицал мужчин, которые, женившись в пылу любви и страсти, впоследствии разводились и бросали жен на произвол судьбы. В его представлении бутон розы (с которым он сравнивал красивых женщин) бывает красивым только нетронутым. Но если сорвать цветок и поместить в вазу, он рано или поздно, несмотря на самый лучший уход, все равно раскроется и завянет. Более месяца Джекобсон ежедневно посещал дом своих соседей Лессинг. Родители обнаружили его нескрываемый интерес к дочери и стали видеть в нем претендента на руку Дианы. Похоже, что и девушка, заметив его особые знаки внимания, прониклась неуверенными девичьими чувствами к нему, которые согревали ей душу и заставляли сердце биться чаще при каждой встрече с Артуром.

* * *

Была последняя неделя апреля, когда Артур Джекобсон отправился в Нью-Йорк по важному делу. Он остановился в одной из гостиниц Манхэттена. Встретился с Дорсилендом, своим коллегой-ученым и получил от него известие - его готовы были принять на должность лектора в один из местных университетов.

-- Это и есть то важное известие, о котором вы не упомянули в своем письме?

-- Я думал оно обрадует вас.

-- Я рад, конечно же.

-- По вашему выражению лица и интонации я уверен в обратном. Что случилось с нашей последней встречи? Какие произошли перемены в вас? Вы же сами хотели это назначение, и я выхлопотал его для вас.

-- Я премного благодарен вам за все.

-- Вы сомневаетесь? Но в чем же дело? Объясните, наконец!

-- Я должен кое-что наладить в своей жизни и уж потом приступить к работе.

-- Что ж, решите ваши проблемы и потом приезжайте, - Дорсиленд добродушно улыбнулся, пожал коллеге руку, и они расстались.

Джекобсон долго обдумывал предложение Дорсиленда. Оно казалось ему не только респектабельным, но и перспективным. Об этом он мечтал всю свою жизнь, но, будучи достигнутой, эта мечта потеряла в его глазах прежний лоск. Единственное, что угнетало его, так это мысль о разлуке с Дианой. За минувший месяц он успел привыкнуть к Лессингам и не хотел потерять эту дружбу, ну и, конечно же, любовь. В глубине своей души он сознавал, что любит Диану Лессинг, но себе не раз повторял, что любить и любоваться красотой нужно только со стороны.

Артур был настолько изнурен дневными раздумьями и переживаниями, что рано лег спать. Он планировал поутру покинуть Нью-Йорк, однако проспал и вынужден был отложить отъезд до вечера.

Заказав завтрак в номер, он попросил клерка купить ему свежий выпуск какой-нибудь газеты. Чтение во время еды доставляло ему особое удовольствие.

Раскрыв субботний выпуск газеты "Brooklyn Daily Eagle", Джекобсон прочел заголовок на главной странице:

"Неужели Джек здесь?

Убийство схожее с одним из убийств Потрошителя".

Этот заглавие настолько ошеломило Джекобсона, что он даже выронил из рук чашку, и кофе, разлившись по столу, испачкал белую скатерть. Сегодня ему приснилось нечто страшное, но он не принял это во внимание.

-- Что за безумие?! - воскликнул Артур и стал бегло читать статью.

"Джек Потрошитель, или кто-то подражающий ему в скотобойне падших женщин, появился вчера в Нью-Йорке. Вчера, около одиннадцати вечера подвыпивший мужчина с женщиной лет тридцати девяти заняли комнату в гостинице "Ист Ривер" на Манхэттене. В учетной книге мужчина подписался как "Книклоу и его жена". Они прошли в комнату и не выходили до самого утра. Сегодня в десять часов утра клерк гостиницы постучал в двери комнаты, занятой парой, но не получил ответа. Клерк ворвался внутрь, и увиденное глубоко потрясло его. На кровати лежала мертвая женщина с выпотрошенными внутренностями... Тело принадлежало Кэрри Браун..."

Прочитанное настолько поразило Артура, что он не сразу пришел в себя.

"Неужели все начинается заново? - подумал он. - Как же такое может быть? Потрошитель здесь, в Америке?"

Глубокие сомнения начали одолевать Артура. Память, словно непрошеная гостья, явилась к нему в то утро и заставила припомнить все его сновидения об убитых женщинах, начиная с первой жертвы "Феи Фей" и заканчивая вчерашним убийством Кэрри Браун. В каждом из них он видел какую-то тонкую связующую нить, и прояснить ее могли только лишь заметки из его личного дневника.

Джекобсон как можно скорее вернулся к себе домой в Нью-Джерси. Несколько дней он не выходил из дома, ни с кем не встречался, и даже перестал общаться со своими соседями Лессингами. То, что угнетало его, было страшным открытием, он был на грани помешательства. В таком неприглядном состоянии его и нашел Дэвид Лессинг.

-- Мистер Джекобсон, а мы вас ждали к ужину. Почему же вы пообещали, но не заглянули к нам?

-- Я был занят, - несколько растерянно отозвался Артур.

-- Дети так хотели видеть вас, да и Диана была как на иголках. Весь вечер не отходила от окна, - с намеком проговорил Лессинг. - Вы бы заглянули к нам вечерком. Мэгги приготовит ваш любимый пудинг. Ну так ждать вас к вечеру или нет?

Джекобсон утвердительно кивнул, сердцем желая попасть в дом соседей, но разумом отказываясь от этого. Однако ж решение было принято, и Артур не смог бы отказать Лессингу, не нанеся ему оскорбления.

Никто из семейства Лессинг никогда не видел Артура в таком подавленном настроении. Он всячески пытался выглядеть заинтересованным в беседе и всеобщем веселье, но, несмотря на улыбающиеся губы, глаза его выражали глубокую душевную боль.

Утомившись разговорами, Артур вышел на террасу в доме Лессингов и оказался наедине с Дианой. Он вначале хотел вернуться в гостиную, но, подумав, что другого случая для объяснений может и не представиться, подошел к девушке. Укутавшись в теплую шаль, она сидела на скамеечке и созерцала звездную даль. Появление Артура было для нее неожиданным, но желанным.

-- Чудесная ночь, не так ли, мистер Джекобсон?

-- Да.

-- Вы только взгляните на эти восхитительные мириады звезд. Очаровательно, не правда ли?

-- Да, мисс Лессинг.

-- Но, похоже, вас не восхищает тьма?

Джекобсон невольно вздрогнул при этих словах. Тьма! Это слово как-то сильно подействовало на него. Столько месяцев кряду он выполнял перевод этого манускрипта древнеиндийских жрецов, что знал уже назубок весь текст. Но отчего-то именно сейчас это слово больше всего всколыхнуло в нем воспоминания. Почувствовав, что ему становится нехорошо, Артур присел возле девушки и обхватил голову руками.

-- Что с вами, мистер Джекобсон? Вам плохо? Позвать кого-нибудь? - она собралась идти в дом, но мужчина остановил ее.

-- Останьтесь, мисс Лессинг, я хотел поговорить с вами.

-- Вы хотели рассказать относительно вашей поездки в Нью-Йорк?

Джекобсон вопросительно взглянул на нее, не понимая, каким образом она догадалась об этом.

-- Да, эта поездка изменила всю мою жизнь. Отныне я не принадлежу самому себе.

-- В каком это смысле? Вы сделали кому-то предложение? - настороженно спросила Диана, а потом, опомнившись, пожалела о своем вопросе.

-- А разве для вас это так важно? - спросил Артур, но девушка, ничего не ответив, смущенно отвела взгляд. - Диана... Моя милая Ди, как жаль, что человек не способен определить свою судьбу.

-- Так значит это правда! Вы женитесь на другой... А я-то думала... - голос Лессинг дрогнул от волнения.

-- Если я избрал бы себе спутницу жизни, то ею непременно были бы вы, Диана.

-- Я ровным счетом ничего не понимаю, - развела руками девушка. - Что же такого страшного произошло с вами во время этой краткой поездки, что вы так резко изменились?

-- Страшное... - как зловещее эхо повторил Артур. - Вероятно, это страшное происходило со мной на протяжении последних трех с половиной лет. Я угодил в капкан Тьмы и нет больше для меня места в Свете.

-- Вы хорошо себя чувствуете, мистер Джекобсон? - не понимая его слов, поинтересовалась собеседница.

-- Диана, вы для меня прекрасная алая роза, - взяв ее за руку, горячо промолвил Артур. - Для меня нет и не будет большей радости в этой жизни, чем сознание, что вы были неравнодушны ко мне. Но, увы, я осужден Светом и обречен на Тьму.

-- Мистер Джекобсон, вы меня пугаете. Что за метафоры, что за темперамент. Возьмите себя в руки!

Лессинг высвободила свою руку, поднялась со скамеечки и покинула террасу, оставив Артура наедине со своим горем.

После этой беседы Джекобсон постарался как можно быстрее покинуть дом Лессингов. Он был сильно расстроен и, даже вернувшись домой долго не мог успокоиться...

Было около трех часов ночи, когда Диана, устав ворочаться в постели от бессонницы, накинула поверх ночной рубашки шерстяную шаль и вышла на террасу подышать воздухом. Ей казалось, что прогулка принесет желанный крепкий сон. Из головы никак не вылетали слова дорогого ее сердцу человека. Она была опечалена произошедшим и не представляла, каким образом сложатся их дальнейшие отношения. Простояв минут двадцать в задумчивом оцепенении, Диана решила вернуться домой.

-- Мистер Джекобсон! - вздрогнула она, встретив его на террасе.

Холодок пробежал по спине девушки, когда она призадумалась, каким образом он проник туда, а главное - для чего.

-- Что вы тут делаете?

Мужчина что-то пробормотал, но Диана не расслышала его. Хотела повторить свой вопрос, но не успела. Он так стремительно приблизился к ней, что она и пикнуть не успела, как очутилась в его объятиях. Девушка никак не ожидала такого от Джекобсона. Он всегда был вежливым и сдержанным джентльменом, и это проявление дикой страсти было как-то против его природы. Однако как бы глубоки ни были чувства Дианы к нему, она не могла позволить такого обращения с собой. Она набралась мужества и оттолкнула его от себя.

-- Мистер Джекобсон! Вы переходите всякие границы приличия! - возмущенно произнесла она.

Лессинг собиралась пройти в дом, но мужчина преградил ей путь. Он буквально рассвирепел. Набросившись на девушку, стал срывать с нее ночную рубашку. Все произошло настолько быстро, что Диана не успела отреагировать. Она вскрикнула, когда при лунном свете блеснул серебряный нож.

-- Опомнитесь, Артур, что вы делаете? - дрожа от страха и холода, взмолилась девушка.

Прикрывая обнаженные груди руками, она мелкой поступью отходила от него назад, пока не уперлась спиной в балюстраду. Последним для нее спасением осталось позвать на помощь. Пронзительный крик огласил всю округу, и это ее действие еще больше взбесило злодея. Он прильнул к ней и, приставив нож к горлу, хотел быстрее покончить со своей жертвой.

-- Нет, Артур, не делайте этого... - взмолилась она, изливаясь слезами. - Артур, остановитесь! Артур! Артур! - кричала она и зажмурилась, ожидая неминуемой мучительной смерти.

Призывы ее разбудили Джекобсона. Он отшатнулся, когда увидел пред собой Диану нагой, в слезах и в полуобморочном состоянии. Отпрянул назад и в растерянности осмотрелся по сторонам. Он пытался вспомнить, каким образом и когда он добрался до дома Лессингов. В памяти его были большие провалы - он ничего не помнил. Откуда-то вблизи послышались голоса людей, услышавших крик Дианы и вышедших во двор.

Джекобсон бросился бежать и благополучно добрался до своего дома. Произошедшее никак не укладывалось у него в голове. Он лег спать, а когда очнулся, то был за много метров от своего дома. Как такое могло произойти, объяснить Артур не мог. В кармане своем он нашел нож с тупым концом - и только сейчас вся череда событий как жемчуг нанизалась на единую нить в его сознании. Он был тем самым преступником, мучительно убивающим своих жертв - он и есть Джек Потрошитель!

Если смерть Кэрри Браун как-то приподняла ему завесу тайны, то сейчас все стало совершенно ясно. Он совершал все эти преступления во сне, а поутру, избавившись от всех улик, просыпался как ни в чем не бывало в своей постели. Это открытие чуть было не лишило его рассудка. Он - благонравный, богобоязненный человек, одаренный превосходным интеллектом, стал безжалостным и беспощадным убийцей, зверски прикончившим восемнадцать женщин!

-- Восемнадцать! - ошеломленно произнес Артур вслух. - Восемнадцать... - повторил он, чтобы понять, сколько боли и страданий он причинил этим женщинам, обиженным судьбой. - Как же я мог так обойтись с ними... Как? Я, вероятно, обезумел! Убивать во сне... это же абсурдно! Все, что я видел, было не сновидением, а эпизодами из реальной жизни, зафиксированными памятью в моменты помрачнения разума. Киллен был прав: пророческих снов не бывает... Киллен! Но ведь эти сны видел также и он!

Джекобсон торопливо направился в свой кабинет. Отыскал личный дневник, перелистал и нашел дату смерти Мэри Энн Николс - 31 августа 1888 года. В тот день он не видел во сне этого убийства, следовательно, не он прикончил Николс. Перелистал дневник на 8 сентября 1888 года - день смерти Энни Чепмен. Однако ж и тогда ему не снилось убийство этой женщины.

-- Выходит, убийц было двое, - проговорил Артур. - Я был прав! Характер ранений не соответствовал друг другу. Николс и других четверых женщин убил не я, а кто-то другой... человек, ловко орудующий медицинским инструментом... Киллен!!! - вскрикнул он, раздосадованный открытием. - Вот почему ему также начались сниться эти сны - он был таким же убийцей, как и я, стал им против своей воли и против сознания. Вот почему он внезапно пропал, - вспомнил Артур об исчезновении друга на следующий день после убийства Мэри Джейн Келли. - Какой же это недуг постиг нас обоих? Что стало причиной ожесточения и помрачнения разума?

Ответ сам попался ему на глаза - манускрипты древних жрецов Индии. В них было что-то сакральное и ужасающее. Их читал доктор Киллен, после чего и заразился манией убийства, - открытие это потрясло Джекобсона - он стал причиной недуга, а может, и смерти своего самого лучшего друга. Но как долгой была действенность этих магических слов жрецов? И как можно было устранить силу магии? Джекобсон никогда не верил во все эти сакральные, сектантские проповеди, но реальность происшествий опровергла его прежние убеждения. Слово за словом яд этот проникал в его душу и подкрадывался к сознанию, пока полностью не овладел им. Куда бы он ни уехал, в какую бы часть света ни подался, кудесник Тьмы везде и всегда будет преследовать его. Единственным избавлением для себя от Тьмы стало добровольное преклонение Свету!

"Эти руки никогда больше никого не убьют, никогда не причинят Диане боли, - подумал он, глядя на свои ухоженные белые руки. - Если ад зовет меня, то я унесу Тьму с собой!"

Обезумевший от отчаяния ученый закрыл двери своего кабинета, растопил камин и стал сжигать все, что касалось этих манускриптов - их перевод и все бумаги с набросками. Пламя жадно пожирало труд его многих лет, но Артур ни о чем не жалел. Он бросил в огонь и собственный дневник - теперь он был ему ни к чему.

-- Отныне Свет свободен от Тьмы и его приспешников... Больше не будет жертвоприношений во имя Тьмы... - приговаривал Джекобсон, сжигая все рукописи.

Он словно обезумел от горя и потери. В нем разбушевалась стихия огня. Он хотел сжечь все - все свои рукописи, книги, весь дом - и себя!

-- Огня! Огня! Побольше огня! - в исступленном состоянии он разбрасывал головешки по всей комнате. Вспыхнули занавеси и ковер. Все вокруг заполнилось ярким светом пламени. - Свет! Вот он, Свет! - кричал до хрипоты Артур.

Он подошел к столу и, пока все вокруг не окуталось дымом, достал оттуда свой револьвер и зарядил его. Сел в кресло и в последний раз оглядел кабинет. Огонь перепрыгнул на книжные полки и труды великих мудрецов истории объялись пламенем. Пожар сметал все на своем пути.

-- Вот он, истинный Свет, пред которым все бессильно, - произнес Джекобсон и приставил дуло револьвера к своему виску. - Встречай же меня, Светлый Ад!

1. Термин, используемый проститутками для самоописания.

2. Коронер - следователь, ведущий дела о насильственной или скоропостижной смерти.

3. Фея Фей - имя, данное погибшей женщине полицией, из-за отсутствия каких-либо сведений о ней.

Реклама на сайте