«Защита от дурака»

Влад Менбек Защита от дурака

(Устройство, препятствующее проникновению тела в опасную зону).

– Леди и джентльмены! – торжественно обратился оратор к многочисленной публике обширного зала. – Вы все, кроме приглашенных, знаете о причине нашей сегодняшней встречи. С любезнейшего согласия руководителей этого собрания возьму на себя смелость освежить в памяти причину, объединившую нас здесь, – выступающий раскачивался от волнения на ногах, нервно поправляя микрофончик в петлице пиджака, и эти действия отзывались в динамиках отвратительным скрежетом.

– Где они откопали этого неандертальца? – с неприязнью спросила невысокая черноволосая женщина с жестким взглядом у двух моложавых мужчин. Они стояли посреди зала, образовав обособленный треугольник в шевелящейся толпе и неторопливо попивая кофе из чашечек.

– Да ладно вам, Эмма, – благодушно сказал один из мужчин. – Все нормально.

– Откопали на границе между штатами и Россией, – с углубленно-задумчивым видом объяснил второй мужчина.

– Александр, вы свихнетесь на своих анекдотах про эскимосов, – сделала вывод Эмма.

– Про чукчей, Эмма-джан, – усмехнулся Александр.

Эмма чиркнула по нему глазами и отвернулась к оратору.

– Усилиями двенадцати стран, – надрывался тот, – спроектирован и создан на околоземной орбите космический корабль «Галактика», который через два дня стартует с тремя астронавтами на борту к Марсу.

Присутствующие, казалось, не обращали на него внимания. Они медленно прохаживались по залу, кто с чашечкой кофе, кто со стаканом пепси-колы, кто с бутербродом. Все это им предлагали ловкие накрахмаленные официанты, снующие по паркету.

Но угощение предлагали только в зале; галерка, забитая до отказа приглашенными, была лишена этого удовольствия. Свешиваясь с перил, каждое слово оратора ловили журналисты. В числе приглашенных были в основном они.

С балкона в зал были нацелены десятидюймовые стволы телекамер, выхватывающие для миллионов телезрителей оратора и людей в зале, каждый из которых был крупным ученым не только в масштабах своего государства.

– Давнишняя мечта человечества – полеты в космос – реализованная посещением Луны американскими астронавтами, становится как никогда реальной, – проявлял свое красноречие человек с микрофоном. – Отбор астронавтов производился по жестким критериям, и из трехсот кандидатов выбрали лучших. Это: американский астронавт, французский астронавт и русский космонавт. Их сегодня нет с нами, потому что они уже в своей «Галактике». Они осваивают свой корабль…

– Вы не знаете, надолго эта болтовня? – вновь обратилась Эмма к своим коллегам.

– Да успокойтесь, – махнул рукой Александр. – Как у нас говорил Горбачев: процесс уже пошел. Правильно я говорю, Курт? – Александр повернулся ко второму мужчине.

– Правильно, – кивнул головой Курт. – Не спешите, Эмма, мы уже все сделали.

– Вечно вы со своими шуточками, – Эмма отвернулась от Александра и задумчиво проговорила, ни к кому не обращаясь: – Нужно все учесть, чтобы при любом отклонении не было паники и аврала.

– Всего вы не учтете, Эмма, – заявил Курт. – Тем более, что процесс пошел.

– Курт, хоть вы и психолог, но не ученый! – резко бросила Эмма. – Сейчас на первом месте у вас не логика, а примитивная солидарность мужчины с мужчиной.

– Да ладно вам! – примиряюще сказал Александр. – Как встретитесь, так сразу ссориться. Посмотрите лучше туда, – он указал на импровизированную сцену. – Кажется, представление подходит к концу. И нас, статистов для массовки на этих подмостках, сейчас отпустят.

– У вас, у русских, видно, в крови опошлять любые мероприятия! – разозлилась Эмма.

– А разве я не прав? – Александр усмехнулся и показал головой на журналистов, толпящихся вверху. – Нас пригласили не для решения проблем, а для поднятия ажиотажа у народа.

Старт «Галактики» прошел успешно и в намеченный срок. Межгосударственный центр слежения и наблюдения за полетом работал круглосуточно. Его гигантские уши – радиотелескопы, разбросанные по всей поверхности Земли, – ежесекундно поддерживали связь с экипажем и не выпускали из сферы своего внимания сам корабль.

Первые дни эйфории прошли, и в центре началась будничная работа с использованием громадной компьютерной сети.

В первую неделю все телестудии Земли по несколько раз в день сообщали населению, как далеко улетела «Галактика», как чувствует себя экипаж и как работают бортовые приборы корабля. В течение второй недели пыл стал угасать, и о «Галактике» продолжали сообщать лишь государственные средства информации. На третью неделю марсианской экспедиции уделялось лишь несколько минут телеэфира и несколько строк в газетах. Четвертая неделя ознаменовалась всеобщим молчанием о космическом корабле на всех каналах распространения информации.

Но про него не забыли. Несколько журналистов, освещавших эту тему, созвонились с центром слежения и неожиданно получили отказ в предоставлении информации. Это был не Советский Союз, где можно было утаить хоть что или даже дать ложную информацию.

Работники центра не хотели терять лицо и поэтому не лгали, но и ничего не говорили.

Заволновавшиеся журналисты, заподозрив неладное, осадили центр и прорвались к руководству, которое свело их с австрийским психологом Эммой Хант.

– Я вам не могу сказать ничего, – заявила она журналистам, теснившимся в небольшом кабинете.

– Ничего или ничего хорошего? – сразу атаковал ее один из журналистов.

Эмма замялась, покрутилась в кресле и ответила:

– Ничего хорошего.

Все сразу зашумели, задав ей с десяток вопросов, которые она игнорировала.

– Давайте сделаем так! – остановила она галдеж: – Я расскажу вам, что есть, а вы постарайтесь не переврать мои слова.

Все согласились.

– По прошествии двадцати трех суток экипаж не вышел на регламентную связь.

Журналисты не пошевелились от этой новости: молча ждали продолжения. И Эмма продолжила:

– Телевизионная связь, как вы понимаете, на этом удалении невозможна. Бортовая компьютерная система связи регулярно сообщает, что все три астронавта живы, но прекратили проводить медосмотры и работать с приборами. На наше требование выйти на связь они не отвечают. Это все.

Журналисты, убедившись, что больше ничего не услышат, ринулись из кабинета к телефонам с сенсацией для своих редакций.

На следующий день волна интереса к «Галактике» вновь всколыхнула мир и, периодически подогреваемая агентствами информации, не угасала до возвращения марсианской экспедиции на орбиту Земли. Стоимость реклам при сообщении о «Галактике» выросла в десять-пятнадцать раз.

Затормозив у Марса и сделав вокруг него несколько оборотов, «Галактика», управляемая компьютерами, разогналась и направилась к Земле.

В конце второго месяца полета бортовые системы сообщили, что в корабле осталось два живых существа. Что стало с третьим, они не могли доложить.

В назначенный срок «Галактика» вышла на стационарную земную орбиту. К ее приходу было приготовлено три корабля, стартовавшие с Земли для стыковки с марсианским путешественником. Корабли укомплектовывались в основном космонавтами-медиками, но на один из них по настоянию общественности поместили телевизионщика с камерой, который уже дважды побывал в космосе.

Присосавшись магнитами к трем шлюзовым выходам Галактики, прибывшие космонавты вскрыли марсианский корабль.

То, что дал в прямой эфир оператор с орбиты, было неполной информацией о «Галактике». Его никто не отталкивал, он сам старался показывать открывшуюся картину лишь кусками. Но и она ввергла телезрителей в шок.

Два космонавта были живы, но худые, как велосипеды, и заросшие громадной гривой спутанных волос. Костюмов на них не было. По каютам «Галактики» плавали в невесомости ошметки от их одежды. Вновь прибывшие на корабль марсиан старались закрыть нос и рот тряпками, платками или просто рукавами. Кто-то из них обронил фразу, что вонь в корабле была невыносимая: запахи испражнения, мочи, грязи и разложения.

Самую страшную картину представляли двое путешественников, с безумными горящими глазами. Они попытались накинуться на вторгнувшихся, брызгая пеной и дико рыча, но были слишком слабы. Их мышцы почти полностью атрофировались в невесомости, а на тренажерах они, очевидно, не занимались.

Медики легко их скрутили, но путешественники продолжали сопротивляться и связанные: они кусались и царапались обгрызенными ногтями.

Спеленав и переправив сумасшедших в возвращаемый на Землю аппарат, вооружившись респираторами, разбрелись по отсекам в поисках третьего. Они нашли его. Вернее, не его, а обглоданный скелет. На костях скелета остались четкие следы зубов. Было ясно, что третьего съели двое выживших. И лишь обнаружив на скелете французские фирменные ботинки для космоса, определили, что в живых остались американец и русский: при первом осмотре невозможно было определить, кто есть кто. Они оба были похожи на заросших орангутангов.

Картина отвратительная, а ее сюжет – ужасен.

Путешественников поместили в специальный карантинный госпиталь, изолировав их из-за подозреваемой заразы. Целый месяц ученые всех профилей исследовали космонавтов, наблюдая, как они отъедаются, наращивая мышцы, заново учатся ходить. Их поведение не менялось. Они не выходили из состояния безумия.

В первую неделю их разделили, привязав к койкам в разных палатах. Пытались кормить с ложечки. Они хватали ложку зубами, вырывая ее из рук, агрессивно скалились, выли и рычали. Поэтому им стали давать твердую пищу: овощи, мясо. Ели они торопясь, а точнее, жрали, быстро перемалывали еду зубами и глотали. Насытившись, порыкивали даже на своих кормильцев, хотя уже привыкли к ним.

На вторую неделю их поместили в одну палату, и космонавты будто взбесились, пытаясь вырваться из ремней кровати и искусать друг друга. При этом они выли и рычали, как звери. Пришлось их опять разлучить.

Во время переодевания в чистые пижамы оба дико извивались, не давали себя одеть, а одетые, старались руками, ногами и зубами сорвать с себя одежду. Одеял они тоже не любили.

Журналистов не пускали в палаты, мотивируя это плохим состоянием больных. Прибывших родственников вывели из палат в полной прострации. Космонавты не узнали своих родных, но и родственники не смогли узнать в них своих сынов, мужей… Это был кошмар.

В мире вспыхнула волна протеста в отношении экспансии в космос. С одной стороны, давили экономисты с психологическим уклоном, доказывающие с цифрами в руках неразумность траты денег на освоение космоса и прямо называющие участников этого проекта идиотами. С другой стороны, наезжали хиппующие консерваторы: «Нам там нечего делать, – вещали они с телевизионных экранов. – На Земле места всем хватит».

Было видно, что народ струсил.

Но выступали и иные, приводившие цифры о стремительном росте населения земного шара. Они пугали, что через некоторое время придется запретить бесконтрольную рождаемость, а иначе просто не будет хватать для всех еды. Однако это не особенно останавливало противников космических полетов. Им казалось, что перенаселенность Земли еще за горизонтом, и на их век всего хватит, а после них – хоть потоп.

И все-таки через некоторое время стало заметно, что здравый смысл побеждает, что полеты в космос – необходимость. Однако, несмотря на такой страшный результат путешествия к Марсу, жизнь продолжалась, и многим околонаучным деятелям трехмесячная полемика сыграла на руку: они сумели защитить научные диссертации на модных отрицаниях.

Применяя все имеющиеся физиотерапевтические и медикаментозные средства, ученые не смогли в течение трех месяцев привести космонавтов в чувство – они оставались безумными. Пациенты бродили взад и вперед по своим палатам, стены которых были обиты мягкими матами, проявляя агрессивность по любому поводу, без раздумий пуская в ход зубы и ногти. Драться руками и ногами они разучились. Могли лишь укусить, смять, раздавить.

Прогулки в закрытом саду ничего не дали, – они выдирали и ломали растения, пробуя их на вкус. Если не нравилось, отбрасывали в сторону.

Медики сделали удручающий вывод: изменение психики космонавтов устойчивое и не поддается восстановлению. И в этом не была повинна их изоляция от общества на три месяца, так как до полета они по полгода провели в сурдокамерах без сильных изменений психики.

– Мы думаем, – устало сказала журналистам Эмма во время одного из интервью, – что где-то у орбиты Марса они попали в жесткое облучение, и это фундаментально повредило их психику.

– До марсианского полета я был в России, – начал один из журналистов, – и встретился там с интересным человеком, который сказал, что если его жена права, то космонавты потеряют разум, отлетев достаточно далеко от Земли.

– Я вас не поняла, – раздраженно бросила Эмма. – Причем здесь Россия, жена и русский?

– У этого русского есть своя теория в отношении полетов в космос, – пояснил журналист.

– Что за теория? – с неприязнью спросила Эмма.

– Я не знаю подробностей, – с неохотой ответил журналист, – но эта теория появилась у него после знакомства с эзотерикой, которой увлекается его жена. Он говорит, что не верит в эту мистику, да и в свою теорию не очень-то верит, хотя расписал поведение космонавтов один к одному. И это он рассказал еще до полета.

– Не говорите глупостей! – Эмма отвернулась от журналиста. Она не скрывала, что это ей надоело до чертиков. – Я не верю даже в то, что кто-то сумел догадаться об этом.

– Все это я слышал от него своими ушами!

– Чушь! Шито белыми нитками.

– А я и не настаиваю, – согласился журналист.

Интервью закончилось.

Прошел еще месяц. Состояние космонавтов не изменилось. Кроме воя, рыка и гортанных выкриков от них никто ничего не слышал. Дар речи и понимание человеческого мира они утратили полностью.

Постепенно гипотеза о неизвестном излучении около орбиты Марса стала таять, потому что гипотетическое излучение действовало уж очень избирательно. Химизм и физиология их организмов совершенно не изменились и соответствовали стандартным параметрам.

Пункция спинномозговой жидкости и рентгенограммы мозга не принесли ничего нового. Однако их психика не соответствовала человеческой. И пришлось с сожалением констатировать, что они отброшены от человеческого интеллекта в животный мир. Они были не люди, а животные глупее обезьян. И никакому обучению не поддавались.

Все возвратилось к начальной стадии: причина, в результате которой люди стали животными, была не просто неясной – ее не было.

Эмма измучила себя размышлениями, но ничего не могла придумать. Несколько раз в мыслях она возвращалась к рассказу журналиста о русском, но с неприязнью отбрасывала его. Эмма была чистым материалистом, и поэтому людей, занимающихся эзотерикой, считала неполноценными, попросту сумасшедшими.

Но проблема требовала решения. Она вспомнила слова журналиста о том, что русский не очень-то верил в свою теорию и в эзотерику, а занялся этим лишь под влиянием жены.

Провисев целый день на телефоне, она нашла журналиста в Москве. Договорившись, что он встретится с тем русским и потом позвонит ей, стала ждать.

Журналист позвонил через два дня и сообщил, что Юра не знает другого языка, кроме русского, поэтому предстоит сложный разговор с переводчиком. Эмма согласилась. Разговор состоялся.

Поздоровавшись, Эмма попросила:

– Расскажите, пожалуйста, о своих размышлениях про космонавтов, летавших к Марсу.

В переводе журналиста ответ Юрия звучал так:

– Если вы не знаете основ эзотерики, смысла в разговоре нет.

– Но можно же человеческим языком рассказать, что и как? – нервно настаивала Эмма.

– Я соглашусь с вами, – ответил Юрий, – если вы по телефону сможете мне рассказать, как пахнут ваши духи, но с условием: вы должны учесть, что у меня отсутствует обоняние. Эмма вышла из себя окончательно:

– Но это же невозможно!

– Вы сами ответили на заданный вами вопрос о моих соображениях, – сказал Юрий.

Эмма не знала, что ей делать: отказаться от дальнейшего разговора или каким-то образом его продолжить. Отказываться не было смысла, потому что все известные причины изменения психики космонавтов были проанализированы и отброшены. Оставалось – говорить. Но так как тема была не простая, придется идти на встречу.

– Вы согласны встретиться со мной? – после раздумий спросила Эмма.

– Да, это возможно. Но вам легче приехать в Москву, чем мне к вам.

– Договорились. Я постараюсь выехать как можно быстрее.

На этом они закончили разговор.

Через несколько дней Эмма приехала в Москву, встретилась с журналистом, который согласился выполнять обязанности переводчика, и они направились к Юрию на дом. Жена Юрия попросила разрешения принять участие в этой встрече со своей подругой. Они только слушали, ни разу не вмешавшись в разговор.

После взаимных приветствий Эмма откровенно сообщила, что их беседа неофициальна, потому что она штатный сотрудник космического центра, где господствует реальность, и оглашение ее интереса к эзотерике коллеги восприняли бы, мягко говоря, как ненормальность.

– Я понимаю ваше положение, – согласился Юрий, жестко добавив, – но не сочувствую вам. Дело в том, что я сам не очень верю в эзотерические учения и потому не очень доверяю своим соображениям. Очевидно, моя точка зрения – это результат социалистического воспитания, но это есть, сидит глубоко и избавиться от этого не помогла никакая перестройка. Однако против фактов не попрешь, даже если факты эмпирические и проистекают из эзотерических выводов. Мой Бог – логика, – заявил Юрий. – Но как ни крути – неверия в эзотерические учения, скорее всего, выявляют нашу однобокость и ограниченность, а не целостность. Дыма без огня не бывает, а мистические учения зародились в человеческой цивилизации гораздо раньше, нежели современное научное мировоззрение.

Эмма с некоторым удивлением посмотрела на Юрия и, подумав, согласилась:

– Должна признать, что мы нередко заметаем неугодные факты под ковер. Но логика вещь жестокая и сопротивляться ей можно лишь до какого-то предела.

– Я рад, что вы меня поняли, – холодно улыбнулся Юрий. – В связи с этим мне придется прочитать вам небольшую ознакомительную лекцию. Возможно, многое для вас не будет новостью, но выслушать придется.

– Согласна, – кивнула головой Эмма.

– Начну сначала, – усмехнулся Юрий, заметив заминку журналиста, желающего наиболее точно перевести для Эммы его словесный оборот. Жена Юрия с подругой сидели тихо, стараясь быть незаметными. Но их присутствие было необходимо не только из-за нескрываемого интереса к теме, без них у собеседников произошел бы рваный, непонятный диалог, они же создавали аудиторию, приводившую к объемной значимости разговора.

– Чем отличается материальность от нематериальности?

– Вы спрашиваете у меня? – удивилась Эмма.

– Нет. Я спрашиваю у себя, – серьезно ответил Юрий. – Я излагаю свою точку зрения на нашу Вселенную.

– Материя в нашей Вселенной разбита на фрагменты и разбросана в материальном пространстве в виде частиц, планет, звезд, галактик и так далее. Нематериальной субстанции в нашем мире будто бы не существует. Но она есть! Это то же самое пространство, заполняющее всю нашу Вселенную. Именно оно является и материальным, и нематериальным. Его нельзя выделить в чистом виде, без материальных тел. Оно является антисущностью материи. Или: пространство-материя, вывернутая наизнанку. Если материальные тела существуют в виде фрагментов, в волнах, частицах и телах, то пространство беспрерывно и всеобъемлюще.

Эмма покрутила головой:

– Любопытная точка зрения!

– И если пространство невозможно выделить в чистом виде, – монотонно продолжил Юрий, – то можно сделать вывод: пространство нематериально относительно материи, служит фоном для материи и одновременно является носителем материи. Однако, раз оно взаимодействует с материей, значит оно обладает дуализмом, что закономерно в нашем мире. Значит, оно наполовину материально, наполовину нематериально. Пространство является связующим между материальностью и нематериальностью. И если оно является носителем материальных сущностей, то, значит, в той же мере оно является носителем нематериальной сущности. Вам понятна такая позиция? – поинтересовался Юрий у Эммы.

Она кивнула головой:

– Ход ваших размышлений понятен, но я не улавливаю связи…

– Всему свое время, – спокойно заметил Юрий. – Поедем дальше. – Он на секунду задумался, но махнул рукой, как бы отстраняя ненужные сомнения. – Современная наука столкнулась с фактом следов, точнее, отпечатков одних веществ в других. Был произведен эксперимент по определению следов сильно разбавленного вещества в воде. И эти следы четко фиксировались, хотя, согласно расчетам, приборы не были уже в состоянии идентифицировать остатки этого вещества в воде.

– Я знаю про этот эксперимент, – терпеливо сообщила Эмма.

Юрий не обратил внимание на ее реплику:

– Есть основания предполагать, что закон отпечатка не только Земной, а Вселенский. Значит, любая материальная субстанция оставляет свой след в пространстве. Это похоже на понятие мониту индейцев. Я, откровенно говоря, не совсем понял, что это означает, но постарался найти аналоги видения мира индейцами в психике европейцев. Мониту – это не только отпечаток материального в нематериальном пространстве. Это то, что проявляется в нашем мире аномальными зонами, полтергейстом и другими чудесами.

У индейцев это, кажется, называется эманацией сущности в нашем мире. Вполне возможно, что я не совсем точно выражаю эти понятия, но по-другому я не могу.

– Я не понимаю, при чем в нашем деле вся эта мистика? – все-таки не выдержала Эмма.

– Если мы не поймем принцип действия колеса, мы не можем сделать повозку! – резко профессорским голосом остановил ее Юрий.

Однако эта жесткость Эмме понравилась. Она даже попыталась улыбнуться.

– Информация сама по себе нематериальна! – заявил Юрий и, заметив удивление Эммы, успокаивающе поднял ладонь. – Мысль материальна. Мысль является носителем информации, а не самой информацией. Не нужно путать автомобиль с его движением: эти два понятия – симбиоз, а не единое целое. Мысль формируется нематериальной информацией в зависимости от внутренних нематериальных и внешних материальных обстоятельств. Каждое тело нашего мира несет информацию о себе не только внутри себя, но и в своем отпечатке, который оно оставляет в пространстве. Наши чувства и мышление создают ауру эманации в окружающем пространстве вокруг организма. Они как бы оставляют свой отпечаток в окружающем организм пространстве.

Эмма облегченно вздохнула, ей стал ясен ход мыслей Юрия. Но она с интересом продолжала слушать.

– Человек мыслит и чувствует мир не только при помощи своего мозга и тела, но в этом процессе участвует его аура, – продолжил Юрий, ободренный начинающимся пониманием. – Аура у человека имеет не один слой. Эзотерики говорят о различных телах: эфирном, астральном и еще каких-то, я их не могу запомнить. Всего они насчитывают семь тел. И я не знаю, так ли обстоит дело. Аура уже была у самых первых живых существ на Земле у простейших бактерий.

Но их аура представляла собой всего лишь отпечаток метаболизма клетки. У многоклеточных существ появился новый слой ауры: это отпечаток в пространстве около организма взаимодействия клеток друг с другом. Можно говорить уже о двух эфемерных телах, которым эзотерики дали названия. У человека дело сложное.

После продолжительной эволюции у него появилось еще несколько тел в дополнение к первым телам, доставшимся им от примитивных бактерий и многоклеточных. Появились отпечатки рефлексов, чувств, сознания и мышления. Последнее эфемерное тело самое близкое к человеку, и оно имеется на Земле только у человека. Возможно, оно есть в зачаточном состоянии у высших животных, но все это под вопросом.

Люди на Земле объединяются не только материально в общества и в цивилизацию, но объединяются и их ауры, их эфемерные тела, создавая единую ауру цивилизации. Если следовать этой идее, то наша цивилизация тоже разумна благодаря человеку, и ее клетками являемся мы, люди. Ауры человека и цивилизации тесно связаны. Антропологи сделали не совсем корректный вывод, но близкий к истине.

Для появления «человека разумного» на Земле человеку действительно необходимо было обзавестись большим мозгом. То есть для зарождения разума в индивиде мозг должен иметь какую-то критическую массу.

Однако, мне кажется, что этот подход к проблеме разума однобокий. Для возникновения разума у индивида необходимо было, чтобы масса совместной ауры человека и цивилизации достигла своего критического объема. И только при взаимодействии материального мозга и материальной цивилизации со своими нематериальными эманациями в индивиде зарождается и сохраняется разум.

– Любопытно! – Эмма прищурилась и хитро посмотрела на Юрия. – Значит, вы считаете, что удаление человека в космическое пространство от цивилизации лишает его разума, который остается в ауре цивилизации? – Она остановила рукой пожелавшего ответить Юрия и продолжила: – А что вы скажете про современных Маугли, которых в наше время находили в лесу, которых воспитывали звери? Ведь они люди?! И они не удалялись от цивилизации! Они находились на Земле, но их разум не отличался от звериного. И они трудно поддаются обучению.

Юрий согласно кивнул головой и спокойно объяснил:

– Маугли не были оторваны от нематериальной ауры цивилизации, и поэтому они хоть понемногу, но учатся говорить в человеческом обществе, в отличие от ваших космонавтов. Но Маугли были оторваны от материальной цивилизации, от людского общества. И если вы все хорошо поняли, то можете прийти к выводу: связь с нематериальной цивилизацией – это всего лишь половина необходимого условия возникновения разума. Для разумности нужна полная связь. А они были оторваны от людского сообщества.

Но Эмма не унималась:

– Объясните мне тогда, почему американские астронавты, посетившие Луну, не потеряли разум?

Юрий холодно улыбнулся и продолжил менторским тоном:

– Ну, это просто. Очевидно, Луна находится в поле ауры цивилизации. Но, насколько мне известно, у американских астронавтов, посетивших Луну, не все в порядке. Хочу еще добавить, что аура человека и цивилизации не вморожены в пространство, они, как живое существо, растут, но очень медленно, в зависимости от уровня их разумности.

Эмма криво усмехнулась и покачала головой:

– Значит, Марс слишком далек для ауры разума цивилизации, – по ее поведению было видно, что каверзные вопросы она задавала лишь для проверки, а об ответах она догадывалась сама. – Почему же космонавты не обрели разум вновь, когда прилетели на Землю, в ауру цивилизации? – спросила она задумчиво.

– Аура цивилизации вычеркнула их из списков живых. Они для нее умерли.

– Да, да… – подтвердила Эмма, – реальной реанимации у нас пока нет, – она вновь задумалась. Пауза затянулась.

Все сидели молча, думая каждый о своем.

– Этими соображениями вы выбиваете почву из-под ног землян, – с какой-то горечью сказала Эмма. Журналист старательно переводил ее речь.

– Совсем нет, – заявил Юрий, чем удивил всех. – Полеты на дальние расстояния возможны.

– Вот этого я совсем не могу понять! – нервно отозвалась Эмма.

– Наверное, русские действительно сшиты не так, как мы, – ехидно сказал ей журналист и перевел свои слова Юрию.

Эмма неприязненно передернула плечами. Юрий не обратил никакого внимания на проявление психологом европейского шовинизма относительно азиатов. Казалось, что для Юрия не существовали чувства, он монотонно продолжил объяснение:

– При дальних полетах экипажу необходимо брать с собой частицу ауры цивилизации.

Эмма неодобрительно посмотрела на Юрия и невесело усмехнулась:

– Ну, это из заоблачной фантазии…

– Вовсе нет, – обескуражил ее Юрий.

Журналист постарался точно перевести выражения Юрия и уставился на Эмму шалыми глазами, наблюдая за ее растерянностью, готовый расхохотаться.

– Объясните! – не то попросила, не то потребовала Эмма, но ее вызов не произвел на Юрия никакого впечатления. Все тем же тоном он продолжил:

– Необходимо разобраться: из каких индивидов состоит наша цивилизация? Их немного, всего три: созидатели, разработчики и рабочие и тормоза, или критики. Я объясню, – он остановил протест психолога. – Созидатели – это генераторы идей, любых идей; разработчики проводят анализ этих идей, а рабочие претворяют их в жизнь; с критиками или опровергателями, по-моему, ясно?

Если экипаж набрать из многовариантных созидателей, разработчиков и рабочих широкого профиля и всеядных критиков, то их совместная аура будет представлять собой микроскопическую ауру цивилизации. Такая совместная аура поедет вместе с ними в дальнее космическое путешествие.

– До дикости просто! – резко сказала Эмма, шумно завозившись в кресле. – И почему-то я этому немного верю. Я не знаю, можно ли эти соображения опровергнуть, но я не вижу, каким образом, – она промолчала, что-то обдумывая. Через минуту, приняв решение, сообщила:

– Верю я в это или нет, не имеет значения. Пока что более ясного объяснения случаю с космонавтами я не слышала. Я не знаю, как меня воспримут коллеги, но я постараюсь по капле рассказать им о вашем мнении. Насколько я осведомлена, космические полеты отменять не собираются, значит, будет еще одна попытка полета к Марсу. И от психологов потребуют обезопасить космонавтов от потери разума. Тех, кто принимает решение о полете, не интересует, как мы это сделаем.

Добровольцы в экипаж найдутся, а предложат обеспечить… И, по-видимому, вам, Юрий, придется более подробно излагать ваш взгляд на эту проблему, если не найдут других причин казуса с космонавтами… У меня к вам просьба: поработайте над этим основательно.

– Хорошо, – согласился Юрий. – Но у меня может появиться и иная идея…

– Нам будет нужно все, – заверила его Эмма.

На этом они расстались.

Капельная подача идеи Юрия у Эммы не получилась. По каким-то каналам ее коллеги в космическом центре узнали о цели поездки психолога в Россию. И как-то плановое совещание научных работников центра было нарушено требованием Курта и Александра довести до всех результаты разговора в России.

Эмма сильно разозлилась на своих коллег, которые, по ее мнению, шпионили за ней. Однако уступила принуждению и рассказала о точке зрения Юрия на проблему потери разума космонавтами.

К ее удивлению сообщение приняли спокойно, но молча. Ей показалось, что она упала в глазах товарищей ниже уровня своей профессиональности. Но она ошиблась.

На следующий день выступил Александр, как ни странно, серьезно.

– Эта идея давно носится в воздухе, – высокопарно начал он. – Мы уже и так наломали немало дров, отмахиваясь от того, что не укладывается в рамки наших желаний. Может получится так, что, копаясь в своих проблемах старыми проверенными методами, мы прозеваем поезд нового, который проскочит мимо и уйдет, оставив нас на Богом забытом полустанке. И как это ни обидно, нам придется признать, хотя бы в своем кругу, что позиция страуса в данной ситуации не совсем верна. Нужно не только попытаться опровергнуть эту идею, нужно еще постараться поработать с ней, посмотреть доказанные факты, поставить новые эксперименты, подобрать статистические данные, сравнить их с такими же позициями в официальной науке. Например, я совсем не хочу остаться в стороне от нового течения, если его вдруг узаконят! – заключил Александр.

Присутствующие оживленно задвигались. Страшные слова были сказаны. У Эммы отлегло от сердца.

Но не все согласились с доводами Александра: лагерь единомышленников раскололся. В течение года все, кто не захотел связываться с мистикой, ушли из центра. А через год стали готовить новый корабль, и вновь для путешествия к Марсу. Потерявшие разум космонавты так и не пришли в себя. Это приводило к выводу, что для ауры цивилизации они действительно умерли. Иного объяснения, альтернативного соображениям Юрия, не нашлось. Для разработки состава экипажа Юрия пригласили в центр внеземелья. Новый корабль решили назвать «Внеземелье».

Еще через полтора года корабль был собран на орбите около Земли. Он был огромнее первого не только из-за технических новшеств и лучших энергоустановок – экипаж должен был состоять из двадцати восьми человек, а не из трех. Именно такую цифру дали расчеты и сотни обсуждений. Менее двадцати восьми очень разнообразных людей не в состоянии создать микроауру микроцивилизации. Правда, были небольшие разногласия о количественном соотношении мужчин и женщин, но и их преодолели.

Каждый член экипажа имел несколько разнообразных профессий и увлечений, так что можно было сказать, что к Марсу полетит не двадцать восемь человек, а в пять раз больше. В составе команды были ученые, педагоги, журналисты и даже один коллекционер-профессионал, который собирал все подряд – от спичечных этикеток, пивных бутылок, ржавых шестеренок до древних папирусов и редкостных марок. Разумеется, он смог взять с собой только микропленки с изображением интересующих его предметов.

Все они были увлеченными людьми, кроме двоих: один из них медик, который мог делать почти все в медицине, а ему могли ассистировать семь членов экипажа, второй – командир корабля, очень хладнокровный и волевой человек, который умел подчинять себе людей и чувствовал себя, как рыба в воде, в любой известной экстремальной ситуации.

Стартовали в намеченное время. Первый месяц полета прошел нормально. После преодоления большей части пути к Марсу с корабля пришло сообщение, что командир сошел с ума. Нет, он не стал животным, у него было примитивное буйное помешательство. Он стал крушить все вокруг себя, выкрикивая нечто нечленораздельное. Его скрутили и поместили в отдельную, обитую мягкими матами, каюту. Ему делали инъекции успокоительного, он затихал на время, но выбираться из своего состояния не желал.

После облета Марса с корабля сообщили, что все нормально, все сфотографировали и направляются к Земле. За неделю до прибытия на околоземную орбиту коллекционер, временно выбранный командиром корабля, сообщил, что уже нет смысла скрывать информацию о медике, который пристрастился к наркотикам и заболел клептоманией – ворует все подряд у членов экипажа и складирует украденное в шкафах для скафандров. За ним присматривали, но за неделю до прибытия решили тоже изолировать, как и бывшего командира.

А с остальными было все в порядке.

– В целом полет прошел успешно, – удовлетворенно сообщила на совещании Эмма и, повернувшись к молчаливому Юрию, съязвила: – Все-таки ваша идея дала осечку: двое не выдержали. Хотя они уже поправляются, но…

– Я думаю, наоборот, – угрюмо осадил психолога Юрий. – И это вынуждает меня начать верить в эзотерику.

Присутствующие в зале засмеялись, отчего Эмма поджала губы. Они уже убедились за два года совместной работы, что Эмма регулярно проигрывала поединки, которые она устраивала с Юрием.

– Не вижу никакого подтверждения, – упрямо сказала она.

Юрий вздохнул и неохотно объяснил:

– В составе экипажа до цельной микроауры микроцивилизации не хватало сумасшедшего, пьяницы или наркомана и жулика. Неужели этого не видно?