«Дикий Волк»

Гордон Диксон Дикий Волк

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Бык нападать не желал.

Джеймс Кейл выставил вперед ногу и закричал, но бык перед ним остался на месте, хотя должен был нападать. Вообще на этой стадии боя у быка должно было оставаться еще много сил. Ничего нельзя было поделать. Самые точные физические приборы не могли измерить невероятной выносливости и храбрости быка. Но этот – устал. Значит, Джиму надо заколоть его сейчас. Он двинулся к быку и вновь выставил ногу вперед и закричал, подбивая усталого зверя еще на одну атаку. Когда рог промелькнул мимо, скользнув по его бедру и талии, он быстро втянул живот, чувствуя невольный холодок, пробежавший по спине. Как и у быка, у него была своя программа; и пока оба они действовали строго в соответствии с этой программой, он находился в безопасности. Но он стал тореадором после шести месяцев усиленных тренировок. И у него была свободная воля – то, чего не было у быка – а свободная воля давала ему возможность нарушать программу и делать ошибки.

Если он сделает ошибку, этот бык все еще может убить его. И поэтому он был очень осторожен – даже сейчас.

Силы быка были почти на исходе. Джим сделал еще несколько осторожных пассов, вытащил шпагу и вонзил ее между рогов.

Бык опрокинулся, упал на колени и – когда он уже вытащил шпагу – свалился на бок.

Пока он смотрел на смерть животного с бесстрастным лицом, перед упавшим быком на песке внезапно появилась женщина.

Он повернулся к ней. Это была принцесса Афуан, тетушка Императора и глава делегации Высокородных, занимающих сейчас официальную ложу у арены; они были окружены местными жителями Альфы Центавра III. Афуан была высокого роста, одета была – если то, что она носила, можно было назвать одеждой – в какое-то подобие белого облака. Руки ее оставались обнаженными, но все тело от подмышек до пят было закрыто, и ноги ее обрисовывались только при ходьбе.

Над этим облаком одежды виднелась белая кожа, но отнюдь не такая «белая», как у землянина Джима.

Кожа Афуан была цвета белого оникса, и Джим мог ясно видеть синие вены, чуть пульсирующие на мраморной колонне шеи. У нее было узкое лицо и огромные глаза, неожиданно желто-лимонного цвета. И хотя в ней не было ничего восточного, разрез глаз чем-то напоминал кошачий: узкие, под длинными веками и ресницами по обе стороны ее длинного прямого носа. Как скульптура она была прекрасна, и ее рост ничуть не уступал росту Джима: шесть футов и шесть дюймов.

– Очень забавно, – сказала она, обращаясь к Джиму на языке Империи, говоря быстро с почти шипящим акцентом. – Да, мы конечно возьмем тебя с собой, ах… как твое имя в миру, Дикий Волк?

– Я – землянин, Высокородная, – ответил Джим.

– Да, да… приходи к нам на корабль, землянин. Тронный Мир будет рад твоему присутствию, – сказала она.

Она бросила мимо него взгляд на других членов куадрильи.

– Но не этих, твоих помощников, – ни к чему забивать корабль. Как только ты прибудешь в Тронный Мир, мы предоставим тебе все необходимое.

Она стала поворачиваться, чтобы уйти, но в этот момент Джим заговорил.

– Извини меня, Высокородная, – начал он. – Ты сможешь дать мне новых помощников, но ты не дашь мне новых боевых быков. Они были генетически отобраны в течение ряда поколений. В стойлах здесь осталось еще с полдюжины быков. Я хотел бы взять их с собой.

Она вновь повернулась и посмотрела на него. Лицо ее оставалось совершенно бесстрастным. На мгновение Джим не был уверен, не рассердил ли он ее своей речью настолько, что сейчас рухнет пятилетняя кропотливая работа, и она скажет, что не возьмет его с собой. Но потом она заговорила:

– Очень хорошо. Кто бы ни взял тебя на борт корабля, скажи ему, что надо погрузить этих животных, и что я сказала, что быть посему.

Она вновь повернулась, уже окончательно, и уставилась на мертвого быка. Как будто ее движение было сигналом, внезапно рядом возникли остальные члены ее свиты и тоже стали разглядывать тушу быка и даже костюмы и вооружение помощников куадрильи.

Рост женщин был не более чем на дюйм или два меньше Афуан. Рост высоких ловких мужчин с белой кожей варьировал от шести футов десяти дюймов до семи футов.

В отличие от Высокородных женщин, мужчины носили короткие юбки и некое подобие туник, более походившие на обычные одежды. Но почти во всех случаях цвет их одежды был белым, за исключением редких полосок, вышитых спереди или сзади туник.

Никто не выразил желания осмотреть Джима, как они рассматривали остальных членов куадрильи. Он повернулся и пошел прочь, пряча шпагу в ножны. Он прошел по песку арены мимо амфитеатра в широкий проход, стены которого светились сами собой – одна из роскошей Империи, которой пользовались гуманоиды, живущие на Альфе Центавра III, даже не понимая, как это происходит.

Он подошел к двери своей комнаты, открыл ее и вошел внутрь. В своей большой раздевалке без единого окна он охватил взглядом сразу два происшествия.

Первым происшествием был Макс Холланд, человек из специального Комитета при ООН. Другим происшествием были два его чемодана, которые он уложил еще заранее, в надежде, что его мечта о путешествии в Тронный Мир станет явью. Но сейчас эти чемоданы были раскрыты и их содержимое было разбросано по всей комнате.

– Что это значит? – спросил Джим, останавливаясь и глядя на маленького ооновца сверху вниз.

Лицо Холланда потемнело от ярости.

– Не думаешь ли… – начал он ломающимся от злости голосом, но быстро взял себя в руки.

Голос его отвердел.

– То, что Афуан согласилась взять тебя с собой, еще не значит, что ты возьмешь в Тронный Мир все эти вещи.

– Значит, ты уже знаешь, что я приглашен? – спросил Джим.

– Я хорошо умею читать по губам, – тяжеловесно ответил Макс, – и я смотрел на вас в бинокль с того самого момента, когда начался бой быков.

– И вы решили прийти сюда вперед меня и посмотреть мой багаж? – спросил Джим.

– Вот именно! – сказал Макс.

Он резко повернулся и схватил два предмета, лежащие на кровати. Одним из них была шотландская юбка, на которой в ножнах висел небольшой кинжал. Другим была рубашка, к которой была прикреплена подплечная кобура с револьвером сорок пятого калибра. Макс начал трясти этими вещами перед носом Джима.

– Вы отбываете на Тронный Мир человеческой Империи, насчитывающей за собой сотню тысяч лет цивилизации! Мир, в котором все это примитивное оружие применялось так давно, что о них, наверняка, ничего не помнят.

– Именно поэтому я и беру их с собой, – сказал Джим.

Он забрал юбку с кинжалом и рубашку с револьвером из рук Макса так быстро, что тот даже через секунду не сообразил, что этих вещей больше нет у него в руках.

Он отнес их обратно к чемоданам и положил на постель. Затем принялся вновь аккуратно укладываться.

– Зачем это? – взревел позади него Макс. – Джим, по-моему, ты иногда считаешь, что кроме тебя в проекте никого не существует! Разреши мне напомнить тебе – потребовалась работа тысяч специалистов, несколько биллионов долларов и разрешение ста шестидесяти двух правительств, чтобы подготовить тебя до такой степени, чтобы ты смог воображать из себя тореадора для ублажения Тронного Мира!

Не отвечая, Джим сложил юбку и положил ее в один из открытых чемоданов.

– Послушай же меня! – вскричал Макс за его спиной.

Маленький человек схватил Джима за руку, пытаясь повернуть его к себе. Джим обернулся.

– Говорю тебе: ты не возьмешь с собой эти вещи!

– Возьму, – спокойно сказал Джим.

– А я говорю, что нет! – заорал Макс. – Кого ты из себя воображаешь? Ты – всего-навсего человек, которого Земля избрала для того, чтобы он направился на Тронный Мир и наблюдал там. Понимаешь? Наблюдал! Не резал бы людей ножами или стрелял бы их из револьвера, или делал бы вещи, которые могли бы привлечь еще большее внимание Империи к Земле, чем это необходимо. Ты – антрополог, играющий роль тореадора, а не шпион с кинжалом в зубах.

– Я и то, и другое и третье, – сказал Джим кратко и немного отчужденно.

Краска мгновенно сбежала с лица Макса.

– Боже! – пробормотал маленький человечек.

Его рука упала с плеча Джима.

– Десять лет назад еще и не подозревали об их существовании – огромной Империи с тысячами обитаемых миров, начинающихся отсюда, от Альфы Центавра III, и распространяющихся до самого центра галактики. Пять лет назад ты был еще только именем в большом списке. Я мог бы вычеркнуть тебя карандашом, и тебя никогда бы не было здесь. Даже еще год назад я поднял было вопрос, тренируем ли мы нужного человека, но именно тогда ты показал себя с такой хорошей стороны, что никто бы меня не послушал. И сейчас оказывается, что я был прав. Империя тысяч миров и одна крохотная Земля. Они позабыли о нас однажды, и они могут позабыть о нас вновь. Но только в том случае, если человек, который отправится туда, будет не тобой. Ты решил поступать с Высокородными так, как ты считаешь…

Он поперхнулся и замолчал. Он часто задышал и выпрямился.

– Ладно, забудь это. Ты никуда не летишь, – сказал он. – Я отменил проект на свою собственную ответственность. Земля может сделать со мной что угодно – после того, как их корабли уже улетят.

– Макс, – почти нежно сказал Джим, – сейчас тебе уже слишком поздно останавливать меня. Я был приглашен принцессой Афуан. Ни тебе, ни Проекту, ни даже всей Земле не разрешат сейчас вмешиваться в это приглашение. Неужели ты думаешь, что она разрешит вам это?

Макс стоял, глядя на Джима, и глаза его наливались кровью. Он не ответил.

– Мне очень жаль, Макс, – сказал Джим, – но мы должны были прийти к этому рано или поздно. С этого момента мне нет ровным счетом ровно никакого дела до вашего проекта. С этих пор я буду руководствоваться только своими суждениями.

Он отвернулся и принялся вновь за упаковку вещей.

– Своими суждениями!

Вместе с этими словами холодное дыхание коснулось шеи Джима.

– Ты так уверен в правильности своих суждений? По сравнению с такими Высокородными, как Афуан, ты такой же невежественный, так же примитивен, так же дик, как и все остальные на Земле. Может быть, Земля является одной из их колоний, о которой они позабыли. Или, может быть, это просто совпадение, что мы принадлежим к той же самой расе – так же, как и эти люди, которых мы обнаружили на Альфе Центавра III? Кто знает? Я не знаю, ни один землянин не знает. И ты тоже не знаешь! Поэтому не говори мне о своих суждениях, Джим! Не тогда, когда все будущее Земли зависит от тебя и от того, что ты сделаешь, когда окажешься там, в Империи!

Джим пожал плечами. Он вновь принялся паковать вещи, но сразу же почувствовал, как его руку с силой схватили. Макс вновь попытался повернуть его к себе.

На этот раз Джим повернулся быстро и бесшумно. Он освободился от захвата Макса, слегка ударив ребром ладони правой руки, а затем положил ту же руку – казалось, спокойно, – Максу на плечо. Но его большой палец был отставлен от остальных четырех, держащих плечо, и упирался в шею чуть ниже подбородка. Холланд побледнел и судорожно стал глотать ртом воздух. Он коротко вздохнул и попытался отступить назад, но Джим легко удержал его на месте.

– Ты… ты – дурак! – прохрипел Макс. – Ты же убьешь меня!

– Если понадобится, – спокойно ответил Джим. – Это одна из причин, по которой именно я тот человек, который должен туда идти.

Он снял свою руку, повернулся, захлопнул чемодан, в который положил шотландскую юбку и рубашку с револьвером, и взял оба тяжелых чемодана в руки. Затем повернулся еще раз и вышел из комнаты, идя по коридору в противоположном направлении.

Он вышел на улицу прямо к автомобилю, поджидавшему его там. Еще приближаясь к выходу, он слышал, как Макс что-то кричит ему, но слова не долетали до него в длинном коридоре. Обернувшись, он увидел, как Макс вышел из раздевалки и смотрит ему вслед.

– Наблюдай за ними! – изо всех сил крикнул ему Макс. – Попробуй сделать хоть что-нибудь, Джим, чтобы у Земли были неприятности с Высокородными, и мы убьем тебя по возвращении, как дикую собаку!

Джим не ответил. Он вышел в яркий солнечный свет дня Альфы Центавра III и сел в открытый, похожий на земной джип, автомобиль, поджидавший его у входа вместе с шофером.

2

Шофер был членом земной торговой делегации. На Альфе Центавра III были еще две торговые делегации с других планет, которые собрались, чтобы показать что-либо Высокородным – каждая больше, чем другая. Но так как у Земли было намного больше шансов – будучи заново открытой частью Империи – привлечь к себе внимание, то было очевидным, что Высокородные предпочтут отвезти к себе в Империю такую новинку искусства, как бой с быком.

Шофер провез Джима и его багаж через весь город к открытому космодрому – бесконечной площадке из розового материала, напоминающего цемент. Примерно посреди этой площадки стоял яйцеобразный предмет, который и был кораблем Высокородных. Шофер подвез Джима к звездолету и остановил машину.

– Хотите, чтобы я подождал? – спросил шофер.

Джим отрицательно покачал головой. Он вынул из машины оба своих чемодана и подождал, пока шофер не развернул машину и не умчался в сторону города. Постепенно машина стала напоминать игрушечную и скоро исчезла из вида.

Джим поставил чемоданы и повернулся лицом к кораблю. Снаружи он казался абсолютно непонятным. Не было видно ни иллюминаторов, ни шлюзовых камер или каких-то ни было иных входов. Казалось даже, что никто на борту не обратил на присутствие Джима никакого внимания.

Он уселся на один из чемоданов и начал ждать.

Примерно в течение часа ничего не происходило. Затем, внезапно, тоже сидя на чемодане, он очутился уже не на бетонной площадке, а в комнате яйцеобразной формы с зелеными стенами, темно-зеленым ковром внизу и подушками всех цветов и размеров, от шести дюймов в диаметре до шести футов. Рядом с Джимом стоял второй его чемодан.

– Ты долго ждал, Дикий Волк? – спросил женский голос. – Прости. Я возилась с другими приемышами.

Он встал, повернулся – и тогда увидел ее. По стандартам Высокородных она была небольшого роста – вероятно, не более пяти футов десяти дюймов. Ее кожа хоть и напоминала белизну оникса, как у принцессы Афуан, была тем не менее с небольшим коричневым оттенком, примерно так же, как кожа индейца по сравнению с кожей белого человека. Этот коричневый оттенок распространялся и на глаза, темно золотые с красными искорками, а не с желто-лимонными, как у Афуан. Лицо ее тоже было не таким вытянутым как у принцессы, и подбородок был немного округл. Она улыбалась так, как никогда бы не позволила себе холодная Высокородная принцесса; и когда она улыбалась, маленькие лучики-морщинки появлялись на ее щеках и шли от линии носа. И, наконец, ее волосы, распущенные вниз по спине так же, как и у других Высокородных были с желтым оттенком, а не чисто белыми, и лежали они не прямо, а завивались и спускались густыми локонами.

Улыбка ее внезапно исчезла и лицо потемнело от прилившей к нему крови. Да она просто покраснела, и Джим изумленно наблюдал за одной из Высокородных.

– Смотри на меня сколько хочешь! – горячо сказала она. – Мне нечего стыдиться!

– Стыдиться? – спросил Джим. – Но чего?

– То есть как…

Внезапно она замолчала.

Краска отхлынула от ее щек, и она с раскаянием взглянула на него.

– Извини. Ну, конечно, ведь ты – Дикий Волк. Ты ведь не заметил разницы, правда?

– Очевидно, нет, – сказал Джим. – Но только потому, что я не понимаю, о чем ты говоришь.

Она засмеялась – слегка печально, как ему показалось, и неожиданно потрепала его по руке легким, почти незаметным прикосновением.

– Скоро ты узнаешь, – сказала она, – даже если ты и Дикий Волк. Видишь ли, я регрессивна. Какой-то из моих генов оказался атавистичным. О, мои отец и мать были такими же Высокородными, как и все, не считая королевской линии, а Афуан никогда не выгонит меня из своего окружения. Но, с другой стороны, она никогда почти не обращает на меня никакого внимания. Вот я и вожусь для нее со всякими приемышами, и сейчас привела на корабль вас.

Она вновь взглянула на его два чемодана.

– Здесь твоя одежда и снаряжение? – спросила она. – Я устрою их для тебя.

В ту же секунду оба чемодана исчезли.

– Одну секундочку, – сказал Джим.

– Ты не хочешь, чтобы их сейчас убрали? – спросила она несколько изумленно.

В ту же секунду оба чемодана вновь стояли у его ног.

– Да нет, – ответил Джим. – Просто я должен захватить с собой еще кое-что. Я сказал Афуан, вашей принцессе, что мне понадобятся быки – животные, с которыми я устраиваю представления. В городе, в стойлах, стоят шесть этих животных. Она сказала, что я могу взять их с собой, и велела мне передать тому, кто возьмет меня на борт корабля, что она дала мне на это свое разрешение.

– О! – задумчиво произнесла девушка. – Нет… Не надо рассказывать мне. Просто подумай, в каком месте города они находятся.

Джим вызвал в уме мысленную картину стойла, позади здания Земной Торговой делегации. Он почувствовал себя немного странно, как будто его мозг оголили и коснулись легким перышком. Тут же он обнаружил себя вместе с девушкой у самого стойла, перед шестью большими клетками, в каждой из которых покоилось замороженное тело быка.

– Да, – задумчиво сказала девушка.

В ту же секунду они оказались совершенно в другом месте.

Они стояли в большом помещении с металлическими стенами, на полу которого размещались на равном друг от друга расстоянии разнообразные ящики и аккуратно сложенные предметы. Джим нахмурился. Температура комнаты была довольно высокой, градусов двадцать.

– Эти животные заморожены, – сказал он девушке. – И они должны оставаться…

– О, не беспокойся об этом, – прервала она его. Затем она улыбнулась ему, отчасти извиняясь за то, что перебила его. – Ровным счетом ничего не случится. Я оставила задание механизмам корабля.

Ее улыбка стала еще шире.

– Подойди, – сказала она. – Протяни руку и убедись.

Джим протянул руку к ближайшей клетке. Никакого изменения температуры не было заметно до тех пор, пока он не прикоснулся к самой клетке; затем внезапно он почувствовал, как его руку пронзает холод. Этот холод, он знал, не мог исходить от клеток, так как они были великолепно изолированы. Он отдернул руку.

– Понятно, – сказал он девушке. – Хорошо. Я не буду беспокоиться о своих быках.

– Ладно, – ответила она.

В ту же секунду они оказались где-то еще.

Не в яйцеобразной комнате, а в другой, большой и просторной, одна сторона которой, казалось, была сделана из стекла, так что был виден пляж и прилив на океанском побережье, расстилавшемся до самого горизонта. Но вид океана на борту звездолета был не более ошеломляющим, чем зрелище остальных предметов в этой комнате со стеклянной стеной.

Здесь находились самые разнообразные создания – от маленькой рыжей белочки до неизвестного высокого и покрытого мехом зверя, явно более высокоразвитого, чем обезьяна, но все же еще не человека.

– Это остальные мои приемыши, – услышал он у своего локтя голос девушки, и посмотрел в ее улыбающееся лицо.

– То есть, конечно, они принадлежат Афуан. Те, за которыми я ухаживаю для нее. Вот это… – Она остановилась приласкать маленькую рыжую белочку, которая изогнулась под ее рукой, как довольная кошка. Ни она, да и ни одно из прочих животных здесь не было привязано или посажено на цепь. И тем не менее, держались они друг от друга на расстоянии.

– Вот это, – повторила девушка, – ифни…

Внезапно она замолчала и даже подскочила на месте.

– Извини, Дикий Волк, – сказала она, – у тебя ведь тоже должно быть имя. Как тебя зовут?

– Джеймс Кейл, – ответил он. – Зови меня Джим.

– Джим, – повторила она, склонив голову на бок и пытаясь правильно произнести его имя. На языке Империи звук «эм» звучал длинно, так что краткая форма от полного имени «Джеймс» получилась у нее более музыкально, чем если бы ее произнесли на английском.

– А как твое имя? – спросил у нее Джим.

Она вздрогнула и посмотрела на него с огромным удивлением.

– Ты должен называть меня Высокородной! – несколько натянуто заявила она.

В следующее мгновение эта натянутость исчезла, словно ее природная доброта взяла верх.

– У меня, конечно, есть имя. И даже не одно, а несколько дюжин имен. Но, как правило, у нас есть одно общепринятое имя. Обычно меня зовут Ро.

– Благодарю тебя, Высокородная, – сказал он.

– О, ты можешь называть меня Ро…

Она внезапно замолчала, как будто испугавшись того, что только что сказала.

– По крайней мере, пока мы наедине. В конце концов, ты же человек, Джим, хоть ты и Дикий Волк.

– Это тебе тоже придется объяснить мне, Ро, – сказал Джим. – Почему каждый из вас называет меня Диким Волком?

Некоторое время она смотрела на него с почти непонимающим взглядом.

– Но ведь ты… Ну, конечно, ты ведь единственный человек, который этого не понимает!

Она еще раз покраснела точно так же, как и в прошлый раз. По всей видимости, виноват в этом был коричневый оттенок ее кожи, легко вызывающий прилив крови к щекам, но для Джима было необычным наблюдать такую реакцию у взрослой женщины.

– Это… это не очень привлекательное для тебя имя. Оно значит… значит, что ты – человек, но тот, который затерялся в лесах и был воспитан зверьми, так что он не имеет никакого представления, что такое быть человеком.

Она опять начала медленно краснеть.

– Извини, – повторила она, вновь глядя в пол. – Мне не надо было самой назвать тебя так. Но я не подумала. С этих пор я буду всегда называть тебя Джимом.

Джим улыбнулся.

– Это не имеет никакого значения! – сказал он.

– Нет, имеет! – ожесточенно сказала она, резко поднимая голову и глядя на него. – Я знаю, что это такое, когда тебя обзывают. Я никогда не позволю называть никого из моих… Афуан… питомцев всякими именами!

– Ну, что ж, благодарю тебя, – нежно сказал Джим.

Она вновь мягко потрепала его руку.

– Пойдем, посмотришь на других моих питомцев, – сказала она, двигаясь вперед.

Джим пошел за ней. Все создания в комнате казались совершенно свободными двигаться куда им вздумается, и тем не менее, они не могли подойти ближе чем на пять-шесть футов друг к другу, окруженные невидимым барьером. Все они были животными. Любопытно, что каждое животное либо напоминало чем-то земное, живущее сейчас, либо улавливалось отдаленное сходство с давно вымершими зверьми, жившими в минувшие геологические эпохи. Это уже само по себе было интересно. Казалось, это подтверждало, что население Империи и люди Земли происходили от одного и того же корня, затерявшегося в дали веков и вновь найденного в таких далеких просторах, как Альфа Центавра III. Альтернатива, казалось, доказывала, что населенные разумными существами планеты эволюционно развивались почти параллельно.

И все же, такое вполне могло получиться… Параллелизм фауны в различных мирах еще не доказывал абсолютной наследственности во всем.

Джим заметил также нечто необычайно интересное и в самой Ро. Почти все животные счастливо откликались, когда та разговаривала с ним или ласкала их. Даже те – а она без колебаний подходила к самым свирепым – которые выглядели особо устрашающе. Правда, некоторые животные не обращали на эти ласки никакого внимания. Так, например, большое животное кошачьей породы, ростом с южноамериканского ягуара и чем-то напоминающее ягуара своей полосатой окраской, хотя тяжелая голова чем-то напоминала лошадиную. Эта кошка зевала и позволяла себя гладить, но не делала никаких попыток ответить на заботу Ро. Обезьяноподобное существо, покрытое черными волосами, наоборот, печально ластилось к ее руке, заглядывало ей в глаза, когда она говорила, и покачивала головой. Отходя от обезьяны, последней из ее питомцев, Ро повернулась к Джиму.

– Теперь ты видел, – сказала она. – Может быть, ты иногда будешь помогать мне ухаживать за ними. Им требуется уделять больше внимания, чем я способен. Афуан иногда месяцами не вспоминает о них… О, с тобой этого не случится… – Она внезапно прервала свою речь. – Ты понимаешь? Ты будешь давать представление самому Императору, когда мы вернемся обратно в Тронный Мир. И, как я уже сказала, ты – не животное.

– Спасибо, – неохотно процедил Джим.

Она удивленно посмотрела на него, а потом рассмеялась. Она потрепала его по руке жестом, который он стал уже находить привычным с ее стороны.

– А сейчас, – сказала она, – тебе надо посмотреть свою комнату.

В ту же секунду оба стояли уже в другой комнате, в которой до сих пор еще не были. Так же, как и в помещении, занимаемом питомцами, здесь была стеклянная стена, выходящая на берег моря; прибой колыхал его волны футах в тридцати от самой стеклянной стены – иллюзия это была или реальность?

– Здесь ты будешь жить, – сказала Ро.

Джим огляделся: ни на одной из стен не было заметно подобия дверей.

– Может быть, – произнес он, – тебе лучше сказать бедному дикому волку, как ему перебираться из комнаты в следующую комнату?

– В следующую? – переспросила она, удивленно нахмурясь, и внезапно он понял, что она восприняла его вопрос буквально. Он сразу понял, в чем заключается сложность.

– Прости, – сказал он. – Я хотел сказать, – из этой комнаты в любую другую комнату. Но, если уж на то пошло, что находится в следующей комнате, – за стеной?

Он указал на непрозрачную стену, находящуюся напротив стеклянной, выходившей на пляж.

Она уставилась на стену, вновь нахмурилась и, в конце концов, покачала головой.

– Но… я не знаю, – сказала она. – Какая разница? Ты можешь пойти, куда захочешь. И где расположены комнаты – действительно не имеет никакого значения.

Джим отметил это про себя на будущее.

– Но мне все-таки надо знать, как мне перемещаться из комнаты в комнату? – спросил он.

– О, – произнесла она. – Прости. Конечно же, ты не знаешь. Корабль делает все. Тебе надо наладить контакт с кораблем – тогда он сделает все, что ты пожелаешь.

Внезапно она просияла.

– Хочешь посмотреть, как выглядит остальной корабль? – спросила она. – Я покажу тебе. Почему бы тебе не освоиться в своей комнате, распаковаться, сделать все, что нужно – я вернусь через некоторое время, и мы пойдем. Когда мне вернуться?

Джим назвал ей время в единицах Империи, равнявшееся примерно пятнадцати земным минутам.

– Отлично, – сказала Ро, улыбаясь ему. – Я приду.

Затем она исчезла.

Оставшись один, Джим осмотрел комнату, в которой лежали ковры и подушки всех размеров, так же, как и в той комнате, в которой он очутился при своем первом свидании с Ро. Один довольно большой куб, примерно четырех футов толщины и восьми футов в диаметре, находящийся на одном конце комнаты, он принял за кровать. Вначале он никак не мог понять, где же находится ванная: по крайней мере, похожих на нее форм в комнате не было. Но стоило этой мысли прийти ему в голову, как одна из секций стены послушно отъехала в сторону и он увидел небольшую комнату, в которой он узнал туалет, плавательный бассейн и не понял назначения некоторых других предметов.

Он опять повернулся к другой стене, и краешком глаза заметил, что стена ванной закрылась. Он поднял два своих чемодана, положил их на куб, напоминающий постель, и открыл их. Тут же отъехала в сторону другая секция стены, и он увидел небольшое помещение, которое можно было бы вполне назвать стенным шкафом, если бы только в ней были вешалки или хотя бы какое-нибудь их подобие.

Он решил попробовать – к этому времени он уже почувствовал какую-то свою связь с кораблем – представить себе, что его вещи висят в шкафу.

Послушно его воле они внезапно очутились там – единственное непривычное заключалось в том, что они висели так, как он себе и представил, но безо всякой видимой поддержки, прямо в воздухе, на невидимой вешалке и невидимой палке.

Джим кивнул головой. Он уже совсем было решил закрыть шкаф, когда в голову ему пришла мысль, и он с невидимой вешалки снял свой шотландский костюм, с юбкой и кинжалом, и надел его, повесив на пустующее место свою старую одежду.

Шкаф закрылся, и Джим уже собирался отойти от него, когда в центре комнаты внезапно материализовался посетитель. Но это была не Ро. Вместо нее он увидел одного из мужчин-Высокородных, человека с кожей цвета белого оникса и по меньшей мере семи футов роста.

– Вот ты где, Дикий Волк, – сказал Высокородный. – Пойдем, Мекон хочет тебя видеть.

Внезапно они очутились в комнате, которую Джим до сих пор не видел. Она была прямоугольной и большой, и они стояли примерно в ее центре. Других людей в комнате не было. Но в дальнем конце на небольшом возвышении из подушек лежало животное кошачьей породы, в точности такое же, как и один из питомцев Ро. При их появлении в комнате оно подняло свою лошадиную голову и пристально посмотрело на Джима.

– Подожди здесь, – сказал Высокородный. – Мекон присоединится к тебе через минуту.

Он исчез. Джим остался наедине с огромной свирепой кошкой, которая сейчас лениво поднялась на ноги и пошла через всю комнату по направлению к нему.

Джим стоял абсолютно спокойно, глядя на нее.

Животное на удивление жалобно взвизгнуло – звук получился настолько тонкий, что его просто трудно было ожидать от такого физически мощного зверя. Толстый конец короткого хвоста поднялся вертикально и напрягся, тяжелая голова опустилась и нижняя челюсть почти коснулась пола, рот медленно открылся, обнажая огромные, острые клыки.

Продолжая тихонько повизгивать, кошка медленно двигалась вперед. Мягко, почти неслышно, она спустила сначала одну лапу с подушек, затем другую, такую же мощную лапу. Так же медленно она двинулась по направлению к нему, ползя на брюхе и не умолкая ни на секунду. Совершенно отчетливо были видны острые зубы, а визг постепенно становился все громче и громче, переходя в грозное пение.

Не двигаясь, Джим ждал.

Животное приближалось. Примерно в двенадцати ярдах оно остановилось и почти замерло. Хвост его напоминал метроном, а рев, вырывающийся из глотки, наполнил всю комнату.

Казалось, оно оставалось на месте очень долго: с отвалившейся нижней челюстью, воя. Затем без всякого предупреждения звук этот прекратился, и животное взвилось в воздух, прямо к горлу Джима.

3

Зверь мелькнул у самого его лица и… исчез.

Джим так и не пошевелился. На мгновение он остался один в большой прямоугольной комнате; затем внезапно рядом с ним очутились трое Высокородных, на тунике у одного из них красовался вышитый дракон. Это был тот самый, что привел сюда Джима.

Из двоих остальных один был почти коротышкой по стандартам Высокородных – едва ли на три дюйма выше Джима. Третий мужчина был самым высоким из всей группы – гибкий, с благородной осанкой, глядевший на него с неким подобием улыбки, которой Джим никогда раньше не замечал на этих бледных лицах.

– Говорил я тебе, что они храбры, эти Дикие Волки, – сказал этот последний член троицы. – Твой трюк не сработал, Мекон.

– Храбрость! – зло сказал человек, которого назвали Меконом. – Слишком все это прошло гладко, чтобы быть правдой. Он и мускулом даже не пошевельнул! Можно подумать, что его… – тут Мекон замолчал, поспешно взглянув на самого высокого из них, Словиэля, который весь напрягся.

– Продолжай, продолжай, Мекон, – процедил он со скрытой угрозой в голосе. – Ты собирался что-то сказать, может быть «предупредили»?

– Ну, конечно, Мекон вовсе не хотел сказать ничего подобного, – вмешался Трахи, буквально протискиваясь и вставая между двумя собеседниками, которые сейчас глядели друг на друга, не отрывая глаз.

– Я бы хотел услышать это от Мекона, – прошептал Словиэль.

– Я… ну, конечно, я вовсе не это имел в виду. Я даже не помню, что я собирался сказать, – прошептал Мекон.

– Значит, – произнес Словиэль, – я выиграл? Один Пункт Жизни в мою пользу?

– Один…

Признание буквально застряло в горле Мекона. Лицо его потемнело от прилива крови, похожего на тот, что так часто возникал у Ро.

– Один Пункт Жизни в твою пользу.

Словиэль рассмеялся.

– Не надо так переживать, старина, – сказал он. – У тебя еще есть шанс отыграться, если предложишь что-нибудь благородное для спора.

По Мекону было видно, что он опять разозлился.

– Ну, хорошо, – отрезал он. – Я проиграл Пункт, но мне все-таки хотелось бы знать, почему этот Дикий Волк не шелохнулся, когда зверь пошел на него. Здесь что-то неестественно.

– Я его и спрашиваю! – сказал Мекон, уставившись на Джима с горящим взором. – Говори, Дикий Волк! Почему ты даже никак не отреагировал?

– Принцесса Афуан взяла меня с собой в Тронный Мир, чтобы показать Императору, – спокойно ответил Джим. – Вряд ли можно было бы меня показать, если бы я был разорван этим зверем или даже убит. Следовательно, кто бы ни был ответственен за эту кошечку, должен был позаботиться о том, чтобы я остался в безопасности.

Словиэль откинул голову назад и громко расхохотался. Лицо Мекона, уже было приобретшее свой нормальный белый цвет, вновь покраснело от злости.

– Вот как! – воскликнул Мекон. – Так ты думаешь, что до тебя и дотронуться нельзя, Дикий Волк? Я покажу тебе…

Он замолчал, потому что внезапно рядом с ним в комнате возникла Ро, и сейчас она буквально втиснулась между Джимом и злым Высокородным.

– Что вы с ним делаете? – вскричала она. – Ему велено находиться со мной! Он вовсе не для того, чтобы остальные играли с ним и…

– И ты еще, грязнолицая! – взревел Мекон. Рука его потянулась к маленькой черной палочке, висящей между двумя петлями на поясе.

– Где моя трубка!

Он сжал рукой эту палочку, она тоже схватилась за нее, и через мгновение трубка была выдернута из-за пояса, и они вдвоем держались за нее.

– Пусти, ты, маленькая…

Мекон поднял руку, сжав пальцы в кулак, как бы пытаясь опустить его на Ро, и в ту же секунду Джим внезапно сделал шаг вперед.

Высокородный взвыл – это был почти рев – отпустил трубку и схватился своей левой рукой за правую. Начиная от предплечья, и, примерно, до локтя на его плече появилась тонкая красная линия, а Джим спокойно спрятал кинжал в ножны.

Немедленно в комнате наступила мертвая тишина. Трахи, великолепно владеющий собой Словиэль, даже Ро – стояли абсолютно беззвучно, уставившись на кровь, струящуюся по руке Мекона. Если бы стены корабля сейчас рухнули, они и то не выглядели бы более пораженными.

– Он… Дикий Волк ранил меня… – прошептал Мекон, глядя дикими глазами на свою кровоточащую руку. – Вы видели, что он сделал? – завизжал Мекон. – Дайте мне трубку! Перестаньте стоять! Дайте мне трубку!

Трахи сделал едва заметное движение, как будто хотел приблизиться к Ро, у которой в руках оставалась трубка Мекона, но Словиэль, внезапно сощурив глаза, поймал его за руку.

– Нет, нет, – прошептал Словиэль. – Наша маленькая игра перестала быть игрой. Если ему нужны трубки, так пусть возьмет их сам.

Трахи остановился. Ро внезапно исчезла.

– Разрази меня гром, Трахи! – вскричал Мекон. – Я припомню тебе это! Дай мне трубку, я сказал.

Трахи медленно покачал головой, хотя губы его стали почти бескровны.

– Трубку – нет. Нет, Мекон, – сказал он. – Словиэль прав. Ты должен это сделать сам.

– Тогда я так и сделаю! – проскрежетал Мекон и исчез.

– Я все-таки должен сказать, что ты храбрый человек, Дикий Волк, – сказал Джиму Словиэль. – Разреши мне дать тебе маленький совет. Если Мекон предложит тебе трубку – не бери ее.

Трахи издал губами какой-то звук, как человек, который решил что-то сказать, а затем передумал. Словиэль взглянул на него.

– Ты хотел что-то сказать, Трахи? – спросил он. – Может быть ты хотел возразить против того, что я советую Дикому Волку?

Трахи отрицательно покачал головой. Но он бросил на Джима неприязненный взгляд. Внезапно появился Мекон; рука его все еще кровоточила, но он держал в ней две черные трубки, точно такие же, как и та, которую Ро носила на своем поясе. Он вял одну из трубок здоровой рукой и протянул ее Джиму.

– Бери, Дикий Волк, – выкрикнул он.

Джим отрицательно покачал головой и вытащил из ножен свой маленький кинжал.

– Нет, благодарю, я обойдусь и этим, – сказал он.

Лицо Мекона покраснело от радости.

– Очень хорошо, – сказал он и бросил трубку, которую он предлагал Джиму, через всю комнату. – Для меня это не имеет никакого значения…

– Но это имеет значение для меня! – послышался новый голос.

Голос принадлежал женщине. Джим быстро обернулся и сделал шаг в сторону, так, чтобы видеть всех находившихся в комнате. Он увидел вновь появившуюся Ро и вместе с ней еще одну Высокородную, в которой, как ему показалось, он узнал Афуан. За обеими женщинами возвышался Высокородный, казавшийся еще выше Словиэля на дюйм или два.

– Ну? – продолжала Афуан, если это действительно была она. – Разве изменилось что-нибудь настолько, что ты решил, что в праве теперь уничтожить одного из моих питомцев, Мекон?

Мекон застыл на месте. Даже выражение его лица – нечто среднее между яростью и изумлением, – казалось, застыло в каком-то виде временного паралича.

Стоящий за двумя женщинами необычайно высокий мужчина медленно улыбнулся. Эта улыбка напомнила ленивую улыбка Словиэля, но в ней было больше могущества, и, возможно, больше жестокости.

– Боюсь, что ты оскорбил Ее Величество, Мекон, – сказал он. – Это может обойтись тебе немного дороже, чем потеря нескольких Пунктов Жизни. Люди изгонялись в колониальные миры и за меньшие проступки.

– Но, может быть, не в таком деле, как это, – сказал Словиэль. – Дикий Волк первым напал на Мекона. И, конечно, такой Высокородный, как Галиан, должен понять, как человек может реагировать на такой поступок.

Глаза Высокородного, которого звали Галианом, медленно встретились с глазами Словиэля. Они глядели друг на друга с некоторым изумлением, в которых проскальзывала неприязнь. Когда-нибудь, – казалось, говорили эти взгляды, – мы еще поборемся, но не сейчас. Принцесса Афуан заметила перемену в обстановке и немедленно повела дело так, чтобы все выглядело разумно.

– Глупости! – сказала она. – В конце концов, он всего лишь Дикий Волк! Ты что, хочешь выглядеть омерзительно, человек? – последняя фраза была обращена к Мекону. – Залечись!

Мекон внезапно пробудился от своего транса и поглядел на свою раненную руку. Джим так же посмотрел на нее, и на его глазах порез начал медленно затягиваться. Без всяких заметных признаков видимого лечения. Примерно через полторы секунды рана исчезла, и была видна только белая кожа, которая выглядела так, как будто на ней не было никаких порезов. На руке оставалась только спекшаяся кровь, но еще через секунду Мекон провел по ней своей здоровой рукой, и она тоже исчезла. Рука его стала не только залеченной, но и совершенно чистой, и Джим положил кинжал обратно в ножны на поясе.

– Вот так-то лучше, – сказала Афуан.

Она повернулась к высокому человеку, стоящему рядом с ней.

– Займись этим делом, Галиан. Пусть Мекон тоже понесет какое-нибудь наказание.

Она исчезла.

– Девушка, ты тоже можешь идти, – сказал Галиан, глядя на Ро. – Мне, к сожалению, не довелось видеть этого Дикого Волка на планете. После разговора с Меконом мне хотелось бы получше изучить его.

Ро заколебалась. Лицо у нее было несчастное.

– Иди, – мягко, но решительно приказал Галиан. – Я не собираюсь причинять твоему Дикому Волку никакого вреда! Он скоро к тебе вернется.

Ро поколебалась еще секунду, затем исчезла, напоследок бросив на Джима умоляющий взгляд, как бы предостерегая его от действий, которые могли бы привести к дальнейшим осложнениями.

– Пойдем со мной, Дикий Волк, – сказал Галиан.

Он исчез. Через секунду он появился вновь, понимающе улыбаясь Джиму.

– Так ты не знаешь, как передвигаться по кораблю? – сказал он. – Очень хорошо, Дикий Волк. Придется мне взять тебя с собой.

И тут же Джим очутился в большой овальной комнате с низким потолком и желтыми стенами, которая была больше похожа на кабинет или на рабочее место, чем все остальные комнаты, которые он уже видел. На досках, выглядевших как камень и висящих в воздухе, казалось, безо всякой опоры и служивших, по всей видимости, письменными столами, трое людей (не Высокородных) занимались какой-то работой.

Кожа их была коричневой – они напоминали очень хорошо загоревших белых людей на Земле. Они были не более пяти с половиной футов ростом. Один из них был дюймов на шесть выше и на сотню фунтов тяжелее, чем двое остальных. У этих двоих людей небольшого роста были прямые темные волосы, свисающие по спине сзади, совсем как у Высокородных женщин – белые. Третий человек был абсолютно лыс. Его череп с сероватой кожей был настолько велик, что глаза, нос и рот и даже большие уши казались маленькими по сравнению с ним. При появлении Галиана и Джима этот человек поднялся. Он был более полным не за счет жира, а из-за более широкой кости и развитой мускулатуры.

– Нет, нет, все в порядке, Реас, – сказал Галиан. – Занимайся своими делами.

Могучий человек без единого слова уселся и вернулся к изучению какой-то карты.

– Реас, – махнул в его сторону рукой Галиан, глядя на Джима, – нечто вроде моего телохранителя. Хотя мне совершенно не нужен телохранитель – не более, чем любому Высокородному. Это тебя удивляет?

– У меня слишком мало знаний, чтобы удивляться или не удивляться, – ответил Джим.

Галиан кивнул головой, к удивлению Джима, как бы соглашаясь с его словами.

– Ну, конечно же, – сказал он.

Затем он уселся на ближайшую подушку и протянул длинную руку.

– Покажи мне свое оружие, – сказал он. – То, которым ты ранил Мекона.

Джим вынул кинжал из ножен и протянул его рукояткой вперед. Галиан осторожно взял нож. Держа его большим и указательным пальцами левой руки. Затем он протянул кинжал обратно Джиму.

– Я думаю, таким оружием можно убить обычного человека, – сказал он.

– Да, – согласился Джим.

– Очень интересно, – заметил Галиан. С минуту он сидел, как бы погрузившись в свои мысли. Затем его взгляд опять сконцентрировался на Джиме. – Я надеюсь, ты понимаешь, что тебе не позволено ходить по кораблю и причинять вред Высокородным такими и подобными инструментами?

Джим промолчал. Видя его молчание, Галиан улыбнулся, почти так же, как он улыбался Словиэлю – немного безразлично, немного жестоко.

– Ты очень интересен, Дикий Волк, – медленно проговорил он. – Да, очень интересен. Ты, кажется, не понимаешь, что существуешь только как насекомое в ладони любого из Высокородных. Тому же Мекону достаточно было взять руку в кулак – и от тебя ничего не осталось бы. Кстати, именно это он и собирался сделать, когда Афуан и я остановили его. Но я не из тех Высокородных, к которым принадлежит Мекон. Говоря точнее, я вообще не похож ни на кого из Высокородных, которых ты можешь встретить, – за исключением Императора, а так как мы с ним братья, то это не удивительно, что я не собираюсь сжимать свою руку в кулак, Дикий Волк. Я собираюсь поговорить с тобой, как если бы ты был одним из Высокородных.

– Благодарю тебя, – сказал Джим.

– Тебе не надо благодарить меня, Дикий Волк, – мягко сказал Галиан. – Тебе не надо ни благодарить меня, ни проклинать, ни молить, ни восхвалять. Когда я говорю, тебе ничего не надо делать – только слушать. И отвечать, когда я тебя спрашиваю. А сейчас начнем. Как ты попал в эту комнату с Трахи, Меконом и Словиэлем?

И Джим рассказал ему все, кратко и бесстрастно.

– Понятно, – сказал Галиан.

Он обхватил своими длинными руками колено и чуть откинулся назад на подушки, глядя Джиму прямо в глаза.

– Значит, ты полностью полагался на тот факт, что принцесса решила показать тебя Императору, и что по этой причине никто больше не посмеет причинить тебе вреда. Даже если это и так, Дикий Волк, ты проявил удивительное самообладание, даже не пошевелившись, когда зверь прыгнул тебе в лицо.

Он замолчал, как бы предоставляя Джиму возможность что-то сказать. Когда Джим продолжал молча стоять, он прошептал почти неодобрительно:

– Я разрешаю тебе говорить!

– О чем ты хочешь услышать? – спросил Джим.

Лимонно-желтые глаза Галиана блеснули, почти как глаза кошки в темноте.

– Да-а, – прошептал он, немного растягивая букву «а» на конце, – ты очень необычен, даже для Дикого Волка. Хотя я и не так много встречал Диких Волков, чтобы считать себя справедливым судьей в этом вопросе. Ты очень высок и крепок, чтобы самому быть не Высокородным. Скажи, остальной твой народ такого же роста, как и ты?

– В среднем – нет, – ответил Джим.

– Значит, среди вас есть и более высокие мужчины?

– Да, – ответил Джим, не вдаваясь в подробности.

– Например, как Высокородные? – спросил Галиан. – Есть ли среди вас люди моего роста?

– Да, – сказал Джим.

– Но не много, – заметил Галиан.

Глаза его сверкнули.

– Ведь таких очень немного, это редкость или нет?

– Так, – согласился Джим.

– И, – продолжал Галиан, делая легкий массаж своему колену, – чтобы стать абсолютно откровенным, можно сказать, что они находятся у вас как бы среди отщепенцев общества. Так или нет?

– Приблизительно, – сказал Джим.

– Да, так я и думал, – сказал Галиан. – Видишь ли, Дикий Волк, мы, Высокородные, отнюдь не отщепенцы. Напротив, мы единственная аристократия среди самых различных рас. Мы превосходим их во всем: физически, умственно, эмоционально. Это факт, который ты еще, может быть, не осознал и, естественно, практика предоставила тебе случай убедиться в этом, причем не безболезненно для тебя. Однако я заинтересовался тобой…

Он повернулся к Реасу.

– Принеси мне пару трубок, – сказал он.

Мускулистый телохранитель поднялся от своей карты, пересек комнату и вернулся, неся в руках две черные трубки, точно такие же, какие Джим видел на поясе Ро и в свое время предложил ему Мекон, когда он предпочел драться кинжалом. И точно такая же трубка висела у Реаса на поясе – помимо тех двух, что он держал в руках.

– Спасибо, Реас, – сказал Галиан, принимая у него из рук трубки.

Он повернулся к Джиму.

– Я уже говорил тебе, что ты не найдешь второго такого Высокородного, как я. Я абсолютно свободен от всяких предрассудков по отношению к маленьким человеческим расам – но не потому, что я сентиментален, а потому, что я практичен. И мне хотелось бы показать тебе кое-что.

Он повернулся и сделал знак человеку с темными волосами, висящими ниже плеч. Человек немедленно поднялся и подошел, встав позади Реаса, и Галиан протянул ему одну из черных трубок, которые он сейчас держал в руках. Человек взял трубку и засунул ее себе за пояс.

– Реас, как я уже говорил, – обратился Галиан к Джиму, – не только специально подготовлен, он рожден быть телохранителем. А сейчас посмотри, как он управляется со своей трубкой по сравнению с этим своим противником.

Галиан повернулся к Реасу и второму человеку, которые сейчас стояли лицом друг к другу на расстоянии четырех шагов.

– Я дважды ударю в ладоши, – сказал им Галиан. – Первый хлопок послужит сигналом для нападения, но только Реас не имеет права дотрагиваться до своей трубки, пока не услышит второго хлопка. Смотри, Дикий Волк!

Галиан поднял руки и мягко хлопнул дважды в ладоши, с интервалом, примерно, в полсекунды. После первого хлопка маленький коричневый человек выхватил трубку из-за пояса и уже направлял ее конец на Реаса, когда раздался второй хлопок, и Реас неуловимо быстрым движением выхватил свою трубку. В этот момент нечто среднее между пламенем автогена и дугой статического электричества вырвалось из конца трубки, которую держал маленький человек. Она была нацелена прямо в грудь Реаса, но так и не достигла своей цели. Еще в то время, как человек стрелял, трубка Реаса приняла нужную позицию, и контр-разряд встретил и обезвредил разряд из трубки маленького человека, так что оба разряда поднялись в воздух.

– Очень хорошо, – сказал Галиан.

Огненное пламя утихло, и оба человека опустили свои трубки и повернулись лицом к Высокородному. Галиан протянул руку и забрал у маленького человека трубку, махнул ему рукой, приказывая вернуться на место и продолжать работу.

– А сейчас смотри внимательно, Дикий Волк, – сказал Галиан.

Он сунул черную трубку меж двух петель на своем черном поясе, и, как бы отвечая на невидимый сигнал, телохранитель Реас сделал то же самое.

– Сейчас – смотри, – мягко сказал Галиан. – Реасу разрешено стрелять в любое время, когда он захочет.

Реас сделал шаг вперед, пока не очутился буквально на расстоянии вытянутой руки от сидящего Высокородного. Какую-то секунду он стоял абсолютно неподвижно, затем он бросил взгляд в противоположный угол комнаты и в то же время его рука скользнула к поясу.

Раздался внезапный щелчок – «клик».

Рука Галиана оказалась вытянутой вперед, и трубка в его руке касалась трубки Реаса, еще и наполовину не вытянутой из петель пояса. Галиан коротко хохотнул и ослабил свое давление на трубку Реаса. Потом он протянул оба оружия ему обратно, и Реас отнес обе трубки в другой конец комнаты.

– Видишь? – сказал Галиан, поворачиваясь к Джиму. – У любого Высокородного намного более быстрые рефлексы, чем у любого человека любой расы. Не говоря уже о таких диких людях, к которым принадлежишь ты. Вот почему Мекон отправился за двумя трубками и намеревался заставить тебя с ним драться: у тебя не было ни одного шанса победить. Как я уже сказал, мы – единственная аристократия. Не только мои рефлексы быстрее, чем у Реаса, но и моя память лучше, мой ум – больше, мои чувства и эмоции намного острее, чем у любого из существующих людей… да, даже среди Высокородных. Но несмотря на это, в моем услужении намного больше низкородных, чем у любого из Высокородных. Они делают для меня очень много, и я все время заставляю их работать. Тебя не удивляет, зачем я делаю это, когда все, что угодно, я могу сделать и сам, намного лучше?

– Я считаю, – сказал Джим, – по той простой причине, что ты не можешь находиться в двух местах одновременно.

Глаза Галиана сверкнули как-то по-новому.

– Какой ты умный, Дикий Волк! – сказал он. – Другие люди мне полезны, хотя они и ниже меня во всех отношениях. И мне только сейчас пришло в голову, что, может, ты и твое маленькое оружие, которым ты поразил Мекона, тоже могут оказаться мне когда-нибудь полезны. Ты удивлен слышать это?

– Нет, – ответил Джим. – Ты потратил на меня слишком много времени, чтобы я удивлялся.

Галиан мягко откинулся на подушки, опять обхватив колено.

– Лучше и лучше, – прошептал он. – У этого Дикого Волка есть мозг – конечно, не более чем сырое серое вещество. Но, тем не менее, мозг. Я не ошибся. Да, ты можешь быть мне полезен, Дикий Волк, – и знаешь, почему ты можешь принести мне в нужное время пользу?

– Ты хочешь оплатить мои услуги – так или иначе, – сказал Джим.

– Точно, – подтвердил Галиан. – Мы, Высокородные, никогда не говорим о своем возрасте, поэтому я могу сказать тебе Дикий Волк, что я хоть и средних лет – как мы говорим, «жизни», – я уже совсем не молод. И я хорошо понимаю, как я могу заставить низших людей работать на себя. Я даю им то, чего им больше всего хочется – как награду или как оплату их труда.

Он замолчал, и Джим стоял, ожидая.

– Ну, что ж, Дикий Волк, – произнес Галиан через минуту, – скажи, чего ты хочешь больше всего? Если бы ты не был Диким, мне не надо было бы тебя спрашивать. Но я знаю диких волков недостаточно хорошо, чтобы знать их желания. Чего они хотят больше всего на свете?

– Свободы, – сказал Джим.

Галиан улыбнулся.

– Ну, конечно, – заметил он. – То, чего хотят все дикие звери, или, по крайней мере, думают, что хотят. Свобода. А в твоем случае свобода означает право приходить и уходить куда ты хочешь, ведь так?

– Это – основа, – сказал Джим.

– В особенности, уходить куда угодно, – прошептал Галиан. – Несомненно, ты никогда не задумывался над этим, Дикий Волк, но это самый обыденный факт, что уж если мы взяли тебя в Тронный Мир, ты уже никогда не будешь в состоянии вернуться домой?

Джим уставился на него.

– Нет, – сказал он. – В мои планы не входило то, что я никогда не вернусь домой.

– Что ж, положение именно таково, – сказал Галиан.

Он поднял свой тонкий мизинец.

– Если ты не будешь мне полезен. Если окажется, что ты можешь принести мне пользу, я самого сделать так, что ты вернешься домой.

Он отпустил колено и внезапно поднялся на ноги, возвышаясь над Джимом.

– Сейчас я отправлю тебя обратно к Ро, – сказал он. – Пусть та мысль, которую я вложил в твой мозг, останется с тобой. Твоя единственная надежда увидеть когда-нибудь свой мир – чтобы я остался тобой доволен.

Высокородный не сделал больше ни одного движения, но внезапно Джим обнаружил себя в комнате, где размещались питомцы принцессы.

Ро сидела в дальнем ее конце, плача над телом одного из созданий кошачьей породы. Это было не то же самое животное, которое находилось раньше среди ее питомцев, потому что ее питомец стоял сейчас, жалобно воя, не в силах дотянуться до плачущей девушки.

Животное, лежавшее рядом с ней, было явно мертвым, потому что выглядело так, как будто было разрезано почти надвое молнией.

4

Джим направился к девушке. Она даже не подозревала о его присутствии, пока он не подошел и не обнял ее. Она вздрогнула, напряглась, увидела, кто это, и прильнула к нему.

– С тобой все в порядке. Хоть с тобой все в порядке… – сквозь слезы говорила она.

– Откуда это? – спросил Джим, указывая на мертвую кошку.

Этот вопрос вызвал новый взрыв ее чувств. Но постепенно она рассказала ему все, что произошло. Она заботилась об этом животном так же, как и о большинстве своих питомцев. Эта большая кошка была отдана Мекону самой Афуан некоторое время тому назад, и Мекон научил ее нападать по приказанию.

– Но когда я видел ее в последний раз, с ней все было в порядке, – заметил Джим. – Как это случилось?

– Разве ты не слышал? – спросила она? – Афуан велела Галиану наказать Мекона за то, что он сделал. Галиан решил, что наказанием будет… – Она всхлипнула и не смогла продолжить свой рассказ дальше, просто указав на животное.

– Немного странное наказание, – сказал он.

– Странное?

Она в недоумении взглянула на него.

– Но от Галиана ничего иного и нельзя было ожидать! Он сам дьявол, Джим. Кто-нибудь другой, если бы ему приказала принцесса, мог бы наказать Мекона лишением любого из слуг или чем-нибудь еще, что для него ценно, но вместо этого Галиан выбрал несчастное животное, потому что, потеряв его, Мекон потеряет и Один Пункт. О, не Пункт Жизни, Галиан слишком умен, чтобы так сурово обойтись с этим человеком. Но это будет, по крайней мере, Годовой Пункт. А Мекон и так уже потерял достаточно Пунктов – и Жизни и других, – так что он может серьезно тревожиться, что когда-нибудь придет время для его изгнания.

– Изгнания? – переспросил Джим.

– Ну, конечно. Изгнание из Тронного Мира… – Внезапно она замолчала и вытерла мокрые от слез глаза. Она выпрямилась и взглянула на мертвое животное у своих ног. В ту же секунду оно исчезло. – Я все время забываю, что ты ничего не понимаешь, – сказала она, поворачиваясь к Джиму. – Мне еще надо будет очень многому научить тебя. Все Высокородные играют в Пункты. Это такая игра, которую не может запретить даже сам Император; и потеря слишком многих пунктов означает, что тебе придется покинуть Тронный Мир навсегда. Но все это я объясню тебе немного позже, сейчас же я лучше научу тебя, как перемещаться из комнаты в комнату…

Но слова Ро навели Джима совсем на другие мысли.

– Подожди секундочку, – сказал он. – Скажи мне, Ро, если бы я захотел отправиться в город по одному важному делу, смог бы я это сделать?

– О! – Она печально покачала головой. – Я думала, что это ты знаешь. Наш корабль уже улетел из захудалого мира, в котором мы были раньше. Мы будем в Тронном Мире через три дня по корабельному времени.

– Понятно, – угрюмо сказал Джим.

Ее лицо резко побледнело, и она схватила его за руки, не давая отойти назад.

– Не смотри так! – сказала она. – Что бы ни случилось, никогда не смотри так.

Джим с трудом заставил свое лицо принять прежнее выражение. Он запрятал внезапно вспыхнувшую в нем ярость в самые глубокие тайники своего мозга.

– Хорошо, – сказал он. – Обещаю тебе, что больше таким ты меня не увидишь.

Ро все еще держала его за руки.

– Ты такой странный, – сказала она, глядя на него. – Такой странный – во всем. Почему ты так посмотрел?

– Просто Галиан кое-что сказал мне, – ответил он, – вроде того, что я уже никогда не смогу вернуться назад, домой.

– Но… ты ведь и не собираешься обратно! – сказала Ро несколько удивленно. – Ты никогда не видел Тронный Мир, поэтому, конечно, ты не знаешь. Но еще никогда ни один человек не захотел покинуть его. И единственные, кто могут там жить – это Высокородные, не теряющие большого количества Пунктов в игре, и их слуги и вассалы. Даже Управляющие Колониальными Мирами не могут там жить, и если и прибывают туда, то на очень недолгий срок. Но Высокородные и такие люди, как ты или я – мы можем там остаться.

– Ясно, – сказал он.

Она нахмурилась, глядя на его руки, которые еще держала. Ее пальцы чувствовали их силу сквозь тонкую ткань рукава.

– Ты почти такой же мускулистый, как и Старкиен, – удивленно заметила она. – И ты слишком высок для не-Высокородного. Такой высокий рост естественен для твоего мира?

Джим засмеялся, немного горько.

– Я был такого роста в десять лет, – сказал он.

Немного недоуменный взгляд на ее лице заставил его добавить:

– Это детский возраст, примерно половина до начала зрелости.

– И тогда ты перестал расти? – спросила Ро.

– Мой рост остановили, – сказал он немного хмуро. – Наши врачи провели на мне множество опытов, потому что я сам был слишком велик для своего возраста. Они не нашли никаких отклонений от нормы, но дали мне питуктарный экстракт гланд, чтобы остановить мой рост. Это помогло. Я перестал расти – физически. В остальном я продолжал развиваться как нормальный ребенок… – Джим резко оборвал себя. – Все это неважно, – сказал он. – Ты собиралась показать мне, как передвигаться по кораблю, из комнаты в комнату.

– Это и… кое-что другое!

Она, казалось, стала внезапно даже выше ростом и в ее глазах появилось нечто похожее на льдинки в глазах Афуан.

– Они могут взять моих животных, забрать или убить их – но они не причинят тебе никакого вреда! Когда я всему обучу тебя, ты будешь знать вполне достаточно, чтобы выжить. Может быть, кожа моя и темновата, но я такая же Высокородная, как и все они. Сам Император не может выгнать меня из Тронного Мира без причины; и все, чем владеют Высокородные – мое по праву! Пойдем, я покажу тебе, что значит жить среди Высокородных и быть гражданином общества Тронного Мира!

Сначала она провела его в секцию корабля, в которой он до сих пор не был. Это была большая комната с высоким потолком и металлическими стенами, причем на одной стене играли мигающие лучи всевозможных оттенков. У этой стены стоял невысокий коричневокожий человек с длинными волосами, свисающими назад. Это, как потом узнал Джим, был единственный человек, из которого состояла команда корабля, да и то не совсем. В действительности, это был обычный инженер, в чьи обязанности входило только то, чтобы стоять и наблюдать; и если произойдет хоть малейшая неполадка, он будет обязан исправить ее.

Корабль, по существу, управлялся сам. Он обладал не только огромной скоростью, но и снабжал также людей мощностью, необходимой для перемещения из комнаты в комнату, да и всем остальным, что только могло понадобиться. Как огромная собака-робот, этот корабль реагировал и исполнял любой каприз принцессы Афуан и, в меньшей степени, готов был выполнять желания всех прочих людей на борту.

– А сейчас, – наставительно говорила Ро Джиму, – просто стой здесь и расслабься. Пусть между тобой и кораблем наладится контакт.

– Он наладит со мной контакт?.. – переспросил Джим.

Он решил, что Ро говорит о чем-то вроде телепатии и попытался сказать ей это, но не нашел такого слова в языке Империи. Ро, однако, поняла его, и к огромному удивлению Джима, пустилась в точные и подробные объяснения технического характера, как работает корабль. Короче, корабль изучал электрическую активность каждого индивидуума, и из этого исходил при исполнении желаний человека, когда тот начинал думать или делать что-нибудь, согласно электронному коду. Мысли, которые вызывают достаточно яркие образы, объясняла Ро, возбуждают моторную субактивность тела. Тело физически отвечает этим образам на определенном низком уровне воображения, как будто то, о чем человек подумал, свершилось на самом деле. Корабль сопоставляет желание человека с образом, возникшем в его мозгу, и перемещает человека на место, которое возникает в воображении. Примерно таким же был процесс, с помощью которого корабль покрывал многие световые годы в считанные дни – только для этого, естественно, требовалось намного больше энергии. Корабль, со всем своим содержимым, как бы разбирался на части и вновь собирался на протяжении всего пути. Был определенный предел тому расстоянию, которое корабль мог преодолеть за одно перемещение, но так как перемещений могло быть сколько угодно, это не играло большого значения.

– …В действительности же, – говорила Ро, – сам корабль вообще не движется. Он просто изменяет свои координаты…

И она перешла к узкоспециализированному уровню объяснений, в которых Джим ничего не понял.

И, тем не менее, после нескольких попыток перемещений с места на место у Джима возникло такое же чувство – легкое прикосновение перышка к обнаженному мозгу – как и тогда, когда Ро попросила его представить расположение стойл, в которых находились быки.

Первый раз, когда это произошло, он переместился из одного конца комнаты в другой конец. Но уже через несколько минут он почувствовал себя увереннее и спокойно перемещался из комнаты в комнату – но только в те, в которых он побывал уже раньше.

Ро пригласила его к себе, и начался социальный аспект обучения. Его успехи за те несколько дней, пока они летели к Тронному Миру, удивили их обоих. Джим был удивлен тем, что Ро, как и все Высокородные, обладала обширнейшими знаниями в научных и социальных достижениях, вплоть до мелочей обыденной жизни. Это было так же удивительно, как и ее знание корабля. Ей никогда не придется ей стоять у приборной доски и следить за неполадками. Но если бы это было необходимо, она смогла бы сама построить такой корабль, если только дать ей необходимые орудия и материалы.

Ро, в свою очередь, была поражена тем, что ей приходится объяснять Джиму все, что угодно, не более одного раза.

– …но ты уверен, что все запомнил? – прерывала она сама себя, обращаясь к Джиму. – Я никогда не слышала ни о ком, кроме Высокородных, которым не требовалось много работать, чтобы запомнить многие вещи.

В ответ Джим цитировал несколько параграфов из ее объяснений, слово в слово. Разуверенная, но все же не совсем убежденная, она продолжала свои объяснения дальше, вдаваясь во все большие и большие подробности, а Джим продолжал впитывать в себя знания о Тронном Мире, обществе Высокородных и Империи, которой правили Высокородные с Тронного Мира.

Постепенно перед его глазами начала вырисовываться ясная картина, – как иногда при решении кроссворда несколько известных слов дают возможность отгадать неизвестное. Любопытно было то, что Высокородные не являлись прямыми потомками людей, живших когда-то на Тронном Мире, а потом улетевших колонизировать другие миры Империи.

Те, кто сейчас теоретически являлись представителями Империи, добились этого положения, будучи скорее слабыми, нежели сильными.

Правда, в самом начале Тронный Мир пытался контролировать и управлять захваченными и колонизированными планетами. Но эта попытка вскоре провалилась, отчасти из-за того, что прошло слишком много времени, отчасти из-за развитых космических путешествий. Очень скоро новые миры стали автономными, и по прошествии нескольких тысячелетий Империя распространилась по всем направлениям, пока не дошла до мест, где обитаемых планет не было на таком огромном расстоянии, что даже их космические корабли не могли бы преодолеть его. Таким образом, Тронный Мир был совершенно позабыт, и если о нем вспоминали, то только как о колыбели человеческой экспансии к звездам.

Однако, еще до того, как эта экспансия достигла своего предела, ранее колонизированные миры начали понимать преимущества какого-нибудь центрального управления и общей организации. Нужна была одна планета с номинальной властью, которая служила бы для концентрации знаний, научных и прочих достижений, свершающихся на остальных мирах. Тем самым, Тронный Мир вновь приобрел большое значение и стал Вселенской Библиотекой и информационным центром. Все это – хотя тогда еще никто ни о чем не догадывался – дало начало Высокородным.

Тронный Мир в своей новой роли неизбежно отнимал у других колониальных миров лучшие умы науки и искусства. Здесь сосредоточилась интеллектуальная элита человеческой вселенной. Тем самым, здесь оказалось очень выгодно жить – не только с точки зрения политического вознаграждения за интеллектуальный труд, но так же из-за доступа к новой информации по любому вопросу.

В течение нескольких последующих тысячелетий иммиграция достигла такой высоты, что ее пришлось регулировать самому Тронному Миру. Тем временем Тронный Мир, будучи источником самых последних научных и технических достижений, стал неизмеримо богаче и могущественнее прочих колониальных миров. Его население сформировало интеллектуальную элиту, пополняемую только наиболее выдающимися умами других колониальных миров, которые были недостаточно квалифицированы, чтобы присоединиться к элите, но все же мечтали жить среди всего этого могущества.

В конце концов, за последние десять тысяч лет, в течение которых Империя не только оставалась статичной, но и слегка расширила свои границы, элита Тронного Мира действительно стала высокородной – специальный генетический отбор придал им физические признаки их аристократизма. Белая, как оникс, кожа, лимонно-желтые глаза, белые волосы и брови, ресницы – все это, как узнал Джим, было специально генетически подобрано только для того, чтобы показать превосходство жителей Тронного Мира, которые правили Империей. Они все еще выискивали гениев из необычайно способных людей, которых они называли низшими расами, но отбор этот был чрезвычайно строг, а сами отобранные не примыкали к элите, а могли только надеяться, что путем генетического отбора их внуки станут такими же Высокородными, белокожими и высокими государями Империи.

– …Видишь ли, – говорила Ро Джиму под самый конец, когда они уже достигли Тронного Мира и готовились выйти из корабля, – всегда есть шанс, даже для такого Дикого Волка, как ты. О, они, конечно, попытаются разорвать тебя на мелкие кусочки, все эти Высокородные, стоит им только заподозрить, что ты хочешь стать одним из них. Но если ты образован и ко всему готов, они не смогут этого сделать. И, с моей помощью, мы еще посмотрим, кто кого!

Ее глаза сверкнули торжеством. Джим улыбнулся ей и сменил тему разговора, интересуясь, что он увидит, когда оставит корабль.

Внезапно она показалась озадаченной.

– Не знаю, – сказала она. – Афуан ничего мне не сказала. Конечно, она захочет показать тебя Императору как можно скорее.

После такого ответа он был, по крайней мере, хоть частично подготовлен к тому, что произошло, когда корабль приземлился и, примерно через час после этой сцены, стены его комнаты исчезли, и он обнаружил, что находится на себя на арене. Чемоданы стояли у его ног, а перед ним стояла целая куадрилья – бандерильи, пикадоры, кони и все остальное – точный дубликат куадрильи, с которой он работал на Альфе Центавра III, за исключением того, что люди в костюмах все были небольшого роста, с коричневой кожей и волосами, свисающими назад.

– Эти звери – искусственные, – услышал он чей-то голос рядом с собой.

Он повернулся и увидел Афуан, стоящую в нескольких футах от него.

– Это включает также и быка, с которым ты будешь тренироваться. И искусственные звери, и люди предназначены для того, чтобы в точности воспроизвести ту программу, которую мы наблюдали раньше. Просто показывай им все, пока они не усвоят, что надо делать.

Принцесса исчезла. По-видимому, она решила, что сказала все, что нужно было сказать. Оставшись один с имитацией куадрильи и их механическими лошадьми, Джим оглянулся вокруг. Арена была точной копией той арены, на которой он победил двух быков на Альфе Центавра III – за исключением того, что она была чистой до изумления.

Амфитеатры арены, которые на Альфе Центавра III были сделаны из какого-то коричневого, похожего на бетон, материала, здесь же сверкали белизной мрамора. Все было белым – абсолютно все, даже песок на арене был бел, как снег.

Джим наклонился, открыл один из своих чемоданов и вытащил оттуда большой плащ, маленький плащ и шпагу. Он не одел своего боевого костюма. Он закрыл чемоданы и поставил их на один из барьеров. Внезапно зазвучала музыка, передаваемая неизвестно кем и откуда; это была именно та музыка, которая требовалась, и, двигаясь ей в такт, Джим пошел перед куадрильей и медленно направился к секции мест, обитых красным, вероятно Императорской ложе.

С точки зрения Джима, это было почти невероятно. Длинноволосые маленькие коричневые человечки двигались не только с профессиональной четкостью, но и точно повторяя движения тех, кто остался на Альфе Центавра III. Были скопированы даже небольшие бессмысленные детали. Очевидно, все это запомнила либо сама Афуан, либо один из Высокородных, и затем вложили эту программу, контролирующую людей в бое с быком.

Там, где человек прислонялся к барьеру, когда ему можно было отдохнуть, его дубликат здесь делал то же самое, точно на таком же барьере и буквально до дюйма в том же месте, куда оригинал клал свои локти. Но странность такой дубликации стала еще больше, когда Джим вышел, чтобы самому поработать с быком. Потому что дубликация здесь получилась двойной. В этом даже была своя ирония, подумал Джим. Высокородные предоставили ему искусственного быка, запрограммированного на точно такие же движения, которые они наблюдали с другим быком, но они не знали, что тот бык был также запрограммирован биологической наукой Земли на точно такие же движения.

Они продолжали работать до самого момента убийства. Когда шпага Джима вонзилась в быка, животное послушно свалилось в точности так же, как и то, на Альфе Центавра III. Джим оглянулся на своих учеников, думая, все это или не все, и не пора ли остановиться, но они, казалось, совершенно не устали и готовы были продолжать.

В течение этой второй пантомимы Джим не только работал с быком, сколько старался наблюдать за действиями людей, которых он обучал.

Впервые он заметил, что хоть они и двигались относительно уверенно, в их движениях была заметна некоторая неуклюжесть. Это была скованность не ума а, скорее, мускулов. Эти люди строго следовали программе и выполняли то, что им приказывали, причем добросовестно и хорошо. Но их мускулы еще не привыкли к такой нагрузке.

Джим отрепетировал все представление еще два раза с самого начала, прежде чем окончить сегодняшнюю тренировку. К этому времени, хоть его собственные рефлексы и стали автоматичны и не требовали большой затраты сил, он почувствовал себя значительно усталым. И тем не менее, все последующие четыре дня он повторял снова и снова до тех пор, пока его помощники окончательно не усвоили, что им надлежит делать, не столь благодаря заложенной в них программе, сколь в результате приобретенного опыта и естественных рефлексов.

В течение тренировок он открыл, что может сам варьировать действия быка, вызывая в своей голове нарочитые мысленные образы, совсем как учила его на корабле Ро. Где-то в Тронном Мире тоже был мощный источник, выполняющий для него те же функции, что и меньший источник на корабле. Итак, на шестой день, он продемонстрировал своей куадрилье совершенно новый вариант боя с быком. Дело в том, что каждый из шести быков, которых он привез с собой, были запрограммированы по-разному – просто на тот случай, если кто-нибудь заподозрит, что они запрограммированы.

Сам Джим знал о каждой из программ. И сейчас он заставлял своих помощников работать по программе быка в последней клетке намеренно, надеясь, что либо ему не придется с ним работать вовсе, либо куадрилья к тому времени позабудет то, что он им сейчас показывал.

За эти дни он обнаружил, что в его распоряжение предоставлено несколько комнат в каком-то нескончаемом одноэтажном доме. В отличие от корабля, эти комнаты имели двери и коридоры; более того, ему было позволено ходить, куда ему вздумается. Но хоть он и обошел несколько других комнат, двор и сады, он не нашел ни одного Высокородного и повстречал только несколько мужчин и женщин, совершенно очевидно, низших рас – по всей видимости, слуг.

Ро к нему не приходила. Афуан же, напротив, появлялась несколько раз, коротко спрашивая, как проходят тренировки, и вновь исчезала. Она не высказывала ни неудовольствия ни нетерпения, но когда, наконец, наступил день, когда он сообщил ей, что все готово, ясно было видно, что она осталась довольна.

– Великолепно! – сказала она. – Тогда ты выступишь перед Императором… на днях.

Она исчезла, но вернулась уже следующим утром и объявила, что бой начнется на арене – тут она назвала несколько Имперских единиц времени, но переводя на земные – через сорок минут.

– Я не могу так быстро извлечь и оживить одного из своих быков, – сказал Джим.

– Я об этом уже позаботились, – сказала Афуан и вновь исчезла. Джим торопливо принялся облачаться в свой боевой костюм. Теоретически, ему требовался ассистент, помогающий облачаться, но в данных условиях выбирать ему не приходилось. Ему удалось напялить на себя примерно половину костюма, когда юмор создавшегося положения дошел до него. Он громко рассмеялся.

– Почему тебя нет рядом, когда ты мне нужна, Ро? – с добродушным юмором спросил он у белых стен комнаты.

К его полному изумлению, Ро внезапно материализовалась перед ним, как джинн из бутылки.

– Что мне надо делать? – потребовала она.

Он уставился на нее и опять рассмеялся.

– Только не говори мне, что ты меня услышала, – сказал он ей.

– А как же, – ответила она, глядя на него несколько удивленно. – Я велела, чтобы мне дали знать, когда ты меня позовешь. Но ты ни разу этого не сделал.

Он опять рассмеялся.

– Я бы давно позвал тебя, – сказал он, – если бы знал, что мне больше ничего не потребуется, чтобы тебя вызвать.

Он уже привык к тому, что она неожиданно краснеет.

– Я хотела помочь тебе! – сказала она. – Но тебе, наверное, не нужна моя помощь.

При этих словах его шутливое настроение пропало.

– Боюсь, что просить о помощи не совсем в моих привычках, – сказал он.

– Ну, хорошо, сейчас это не имеет значения, – энергично сказала она. – Чем я могу тебе помочь?

– Одеться, – сказал он.

Неожиданно она хихикнула, и он с изумлением уставился на нее. – Нет, нет, все в порядке, – сказала она и пояснила, – просто это – обычная работа для слуг, людей низших рас, которые всегда прислуживают Высокородным. По-другому не бывает.

Она подняла его шляпу.

– Это куда?

– Пока что никуда, – ответил он. – Это – в последнюю очередь.

Она послушно положила шляпу и принялась помогать ему облачаться в костюм для боя. Когда он был полностью одет, она с интересом взглянула на него.

– Ты выглядишь странно, но хорошо, – заметила она.

– Разве ты не видела меня на арене Альфы Центавра III? – спросил он.

Она покачала головой.

– Я была занята на корабле, и к тому же не думала, что это будет интересно.

Она с довольно забавным выражением уставилась на него, когда он взял в руки плащи и шпагу.

– А это зачем?

– Эти большие куски материи, – сказал он, – должны привлечь внимание быка. Шпагой, – он немного вытащил ее из ножен и показал обнаженный клинок, – его убивают в самом конце.

Ее рука взметнулась ко рту. Она побледнела и отступила назад. Глаза ее стали огромными.

– В чем дело? – спросил он.

Она попыталась что-то сказать, но из ее горла вырвался только короткий вскрик, не похожий на слова. Она резко нахмурилась.

– В чем дело? – требовательно спросил он. – Что случилось?

– Ты мне не говорил… – она, наконец, справилась с охватившим ее волнением и заговорила, – …что ты собираешься убить его!

Она всхлипнула, повернулась и исчезла. Он стоял, уставившись на то место, где она только что была. Неожиданно позади него раздался женский голос.

– Да, – сказал голос.

Это была принцесса Афуан, и он резко повернулся и очутился с ней лицом к лицу.

– Оказывается, даже такие Дикие Волки, как ты, могут делать ошибки. Я думала, что ты к этому времени уже поймешь, что слабое место Ро – животные.

Он холодно взглянул на нее.

– Ты права, – бесстрастно сказал он. – Мне не следовало этого забывать.

– Разве что… – сказала она, затем немного помолчала, изучая его своими лимонно-желтыми глазами, – …у тебя было намеренное желание вывести ее из себя. Для Дикого Волка о тебе сложилось уж слишком хорошее мнение за такое короткое время. У тебя не только появился такой друг, как маленькая Ро, но и такой враг, как Мекон, и ты заинтересовал не только Словиэля, но и самого Галиана.

Она посмотрела на него таким взглядом, как будто за ним что-то скрывалось.

– Ты меня видишь?

– Конечно, – сказал он.

И затем он внутренне весь напрягся, хотя по его лицу и фигуре это было абсолютно не заметно.

Так как Афуан, находившаяся перед его глазами, внезапно вся изменилась. Это даже нельзя было назвать изменением, потому что в ней не изменилась ни одна мельчайшая черта. Даже выражение ее лица осталось прежним. Но внезапно она стала совсем иной.

Внезапно, эта высокая, белокожая, желтоглазая, беловолосая женщина стала привлекательной. Нет, не просто привлекательной – неотразимо желанной, так что стало почти невозможно себя сдержать. От нее исходила не просто чувственная привлекательность. Она требовала, чтобы ее желали, и это требование было почти гипнотическим.

Только долгие годы одиночества и полной изоляции помогли Джиму противиться тому восхищению, которое Афуан распространяла на него. Только осознание того, что она пытается найти средство заставить его предать все, что он нашел в своих одиноких скитаниях ума и души, где ум и душа человека никогда не бывали раньше, – только это дало ему силы стоять спокойно, бесстрастно, холодно и равнодушно.

И опять резко, без всякой видимой физической перемены, Афуан стала сама собой. Холодной и далекой, ошеломляющей, но не привлекательной по земным стандартам.

– Удивительно, – мягко сказала она, глядя на него своими глазами, которые хоть и были совершенно нормальными, но производили впечатления раскосых. – Просто невероятно, в особенности для Дикого Волка. Но думаю, что теперь понимаю тебя, дикий человек. Что-то в тебе когда-то давным-давно сделало тебя честолюбивым, причем честолюбие это больше самой Вселенной.

Через секунду Джим проделал умственное упражнение, которое перенесло его на арену.

Когда он появился там, трибуны были уже почти полны одетыми в белые одежды Высокородными. Даже за красной границей площадки, которая, очевидно, являлась Императорской ложей, находилось шестеро мужчин и четыре женщины.

Музыка уже началась, и Джим, ведя свою куадрилью, пошел по направлению к Императорской ложе. Когда он подошел поближе, он увидел в ней Афуан, располагавшуюся рядом с Галианом, сидящим в центре рядом с широкоплечим пожилым мужчиной со слегка желтоватыми бровями.

Когда Джим приблизился к ложе почти вплотную, он увидел, что ошибся, и что человек, сидящий в центре, только напоминал Галиана. Но сходство все же было поразительное, и внезапно Джим вспомнил, что Галиан – родной брат Императора. Значит, человек, на которого он сейчас смотрел, был самим Императором.

Он был еще выше Галиана. Он возвышался над остальными Высокородными, окружавшими его, и в его взгляде – что было необычно для Высокородных – проскальзывало нечто честное и открытое; в них был виден большой ум. Он улыбался Джиму, давая разрешение начинать бой. Глаза Афуан холодно уставились на него.

Джим обычно брал себе за правило посвящать убитого быка кому-нибудь из публики, то есть убивать его прямо перед этим человеком.

Он повернул куадрилью от Императорской ложи и повел ее в сражение. Его люди хорошо справлялись с быком, несмотря на то, что он вел себя совсем не так, как искусственный бык на тренировках. Вероятно, этого быка выбрала Афуан или кто-нибудь из ее свиты просто наугад. К счастью, каждый бык имел свои отличия, и Джим знал их все, так что он был в состоянии предвидеть все движения быка, начиная с той самой минуты, когда он вошел в круг.

И тем не менее, как раз здесь от него требовалось все его умение. Более того, его все еще тревожили последние слова Афуан о честолюбии. Очевидно, у принцессы был трезвый, здравый и убийственный ум.

Бой продолжался и близился к своему неизбежному концу. Этот бык не был похож на того, которого он убил на Альфе Центавра III, и он оставался в силе до предназначенного момента в его программе. Наконец, Джим вытащил свою шпагу и вонзил ее в быка точно напротив Императорской ложи. Затем, вытащив шпагу, он повернулся и сделал несколько шагов по направлению к Императору: частично из-за того, что ему было интересно посмотреть, как он отреагирует, частично потому, что, как сказала ему Ро еще на корабле, от него будут этого ждать. Он подошел к самому барьеру и посмотрел Императору прямо в лицо – в нескольких футах от него. Император улыбнулся ему с высоты своего места. Глаза его, казалось, сверкали необычайно ярко – хотя Джим внезапно заметил, что взгляд его ни на чем не был сконцентрирован.

Улыбка Императора стала еще шире. Из уголка рта потекла тонкая струйка слюны. Он приоткрыл губы и обратился к Джиму.

– Вау, – сказал он, улыбаясь еще шире и глядя сквозь Джима. – Вау…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Джим стоял, не шелохнувшись. По поведению окружающих он не мог понять, как ему надо реагировать. Высокородные в Императорской ложе – да и все остальные Высокородные, насколько хватало глаз, – казалось, намеренно не обращали внимания на тот припадок, или удар, который поразил их Императора. В конце концов, Джим решил, что от него ждут того же самого. Афуан и остальные Высокородные спокойно сидели в Императорской ложе, как будто Император и Джим вели какую-то приватную беседу. И настолько спокойной была эта реакция отсутствия реакции, что она производила почти то же гипнотическое воздействие, которое раньше проделала с ним Афуан, только в этом случае пытались убедить не только Джима, но и самих себя в том, что никакого происшествия с Императором нет, и все в порядке.

Затем, внезапно, все кончилось.

Слюна исчезла с челюсти Императора, как бы смытая невидимой рукой. Улыбка его стала тверже, взгляд сфокусировался.

– …Более того, нам очень интересно будет узнать о тебе побольше, – внезапно заговорил Император, как бы продолжая беседу, тянувшуюся уже некоторое время. – Ты первый Дикий Волк, которого мы видим за долгие годы здесь, при нашем дворе. Когда ты отдохнешь, приходи к нам, и мы побеседуем.

Улыбка Императора была открытой, искренней и располагающей. Голос его был дружелюбен, взгляд осмысленен.

– Благодарю тебя, Оран, – ответил Джим. Еще Ро рассказала ему, что в третьем лице при разговоре с другими следует говорить «Император», а при личном обращении его всегда называли по имени: «Оран».

– Буду очень рад тебя видеть, – сказал Оран, весело улыбаясь.

Он исчез, и через секунду с трибун исчезли все Высокородные.

Джим вызвал перед своим мысленным взором свою комнату и тут же очутился в ней. Задумчиво принялся высвобождаться из своего костюма. Он как раз пытался стащить тугой жакет, когда внезапно прочувствовал, что сзади ему кто-то помогает. Оглянувшись, он увидел Ро.

– Спасибо, – поблагодарил он и улыбнулся ей через плечо, когда жакет, наконец, был снят.

Она продолжала помогать ему, глаза были устремлены в пол, но лицо ее опять стало пунцовым.

– Я думаю, что это ужасно, – прошептала она в пол. – Но раньше я не понимала… – Внезапно она подняла к нему свое вновь побледневшее лицо. – Джим, этот зверь пытался убить тебя.

– Да, – согласился Джим, испытывая какое-то невольное чувство стыда при мысли о том, что бой был все-таки нечестным. – Так это и происходит.

– Как бы то ни было, – угрюмо, но решительно объявила Ро, – если нам повезет, тебе не придется больше этого делать. Это просто счастье, что Император сразу же заинтересовался тобой. И… ну-ка, догадайся, в чем дело?

Она перестала помогать ему, и он остановился, наполовину раздетый, непонимающе уставился на нее сверху вниз.

– В чем? – спросил он.

– Я нашла тебе поручителя! – взволнованно выпалила она. – Словиэля! Ты ему понравился еще тогда, когда… В общем, в первый раз, когда он тебя увидел. И он хочет иметь тебя в числе своих знакомых. Ты знаешь, что это значит?

Она замолчала и нетерпеливо начала ждать его ответа. Он покачал головой. То, о чем она сейчас говорила, они не проходили на «уроках» на корабле.

– Это значит, что с этих пор ты не относишься больше к классу слуг! – воскликнула она. – Я очень надеялась найти для тебя поручителя – но не так быстро. И я не хотела тебе говорить об этом, чтобы ты понапрасну не разочаровывался. Но Словиэль сам пришел ко мне!

– Да? – Джим внутренне нахмурился, хотя на его лице ничего не отразилось: он не хотел, чтобы Ро видела его беспокойство. Он думал, а не сделал ли это Словиэль из-за его визита к Афуан сегодня, и не был ли его приход связан с тем, что произошло между Галианом и Джимом на корабле. Ему очень хотелось задать этот вопрос Ро, но он не стал этого делать, чтобы, по крайней мере сейчас, не рассказывать о визите Афуан и реакции, которую она хотела в нем вызвать.

Он внезапно очнулся от своих мыслей и увидел, что Ро продолжает его раздевать, не придавая этому, по всей видимости, никакого значения. Он и сам не придавал этому большого значения. Но ему пришло в голову, что Ро относится к этому уж слишком безразлично: так богатый хозяин сам чистит свою лошадь, чтобы показать ее перед гостями во всем блеске. К тому же, Джиму нужна была помощь, а не уход и забота.

– Спасибо, – сказал он, чуть отстраняясь от нее. – Дальше я справлюсь и сам.

Он разделся, взял с подушки шотландскую юбку, куда он бросил ее перед боем, и одел ее вместе с зеленой рубашкой с короткими рукавами. Ро следила за ним с гордым обожанием.

– Расскажи мне больше об этом поручительстве, – попросил Джим. – Поручительство – для чего оно?

– Как – для чего? – сказала Ро, широко раскрыв глаза. – Конечно, для усыновления Тронным Миром. Разве ты не помнишь? Я ведь тебе говорила, что сейчас еще некоторым необычайно талантливым людям из колониальных миров разрешено оставаться в Тронном Мире и присоединяться к Высокородным. Самое большее, на что они могут при этом надеяться – что Высокородными станут их внуки или правнуки. Сами они не являются истинными Высокородными. Вот это и называется усыновлением Тронного Мира. И это усыновление начинается с того, что один из Высокородных пожелает стать поручителем человека, который хочет быть усыновленным.

– Ты хочешь, чтобы меня усыновили, как Высокородного?

– Ну конечно же! – Ро буквально подплясывала от радости. – А как только за тебя поручатся, можно считать, что процесс усыновления начался. И ты находишься под защитой Императора, как будущий Высокородный, до тех пор, пока Император не примет решения об усыновлении или не откажет тебе. И пока еще никому не отказывали, разве что человек сделал такое вопиющее нарушение, что просто не останется иного выхода, как изгнать его из Тронного Мира. Раз Словиэль поручился за тебя, ни один из Высокородных не сможет больше обращаться с тобой, как со слугой. Я хочу сказать, что жизнь твоя вне опасности. Ни один из Высокородных – даже Афуан или Галиан – не смогут просто взять и что-нибудь с тобой сделать. Им придется подать на тебя жалобу Императору, если они что-нибудь и задумают.

– Понятно, – задумчиво проговорил Джим. – Скажи, а мне надо говорить, что Словиэль за меня поручился, когда я буду разговаривать с Императором.

– Разговаривать с Императором? – Ро уставилась на него, потом она расхохоталась, но смех ее быстро оборвался, и она, как бы извиняясь, положила ему свою руку на плечо. – Извини, мне не следовало смеяться. Но дело в том, что ты можешь прожить здесь всю свою жизнь, и ни разу не поговорить с Императором.

– Значит, я должен буду сейчас умереть, – сказал Джим, – потому что после боя с быком Император сам попросил меня прийти к нему, как только я отдохну.

Ро уставилась на него, затем очень медленно покачала головой.

– Ты не понимаешь, Джим, – с симпатией сказала она. – Он сказал просто так. Никто не приходит к Императору. Его можно увидеть, если только тебя приведут к нему. Если Император действительно пожелает тебя видеть, то ты внезапно очутишься прямо перед ним. До этих пор тебе придется просто ждать.

Джим нахмурился.

– Извини, Джим, ты этого не знал, – сказала она, – но Император очень часто говорит подобные вещи. Но затем, внезапно, он начинает заниматься чем-нибудь другим, и обо всем забывает. Или он говорит это просто для того, чтобы что-нибудь сказать. Как комплимент.

Джим очень медленно улыбнулся, и лицо Ро опять побледнело.

– Не смотри так! – сказала она, вновь схватив его за руки. – Ни один человек не имеет права так дико смотреть.

– Не беспокойся, – ответил Джим. Он выдавил из себя улыбку. – Но боюсь, что ты ошибаешься. Я повидаю Императора. Где он находится сейчас?

Ро изумленно уставилась на него.

– Джим, ты действительно хочешь туда пойти! Как ты не понимаешь? Ты не можешь…

– Просто покажи мне, как туда пройти, – сказал Джим.

– Нет, – твердо сказала она. – Он прикажет Старкиенам убить тебя! Они могут убить тебя, даже не дожидаясь его приказа…

– О! А зачем это нашим Старкиенам убивать этого дикого человека? – неожиданно донесся голос Словиэля. Они обернулись и увидели высокого Высокородного, только что материализовавшегося перед ними в комнате. Ро обрушилась на него, как будто это он был причиной ее спора с Джимом.

– После боя Император сказал Джиму, чтобы тот отдохнул, а затем пришел повидать его! – сказала Ро. – А сейчас Джим хочет, чтобы я объяснила ему, как попасть к Императору! Я ему сказала, что никогда не сделаю этого!

Словиэль разразился хохотом.

– ПОЙТИ к Императору! – повторил он. – Ну и почему же ты не сказала ему? Если не сказала ты, то скажу я.

– Ты? – взъярилась Ро. – И ты еще сказал, что будешь его поручителем!

– Верно, – согласился Словиэль, – и я это сделаю, потому что я в восхищении от этого человека, и потому что я буду восхищаться выражением лица Галиана, когда он услышит об этом… Но если… как ты сказала, его зовут… Джим желает во что бы то ни стало быть убитым, пока еще поручительство не оформлено, – кто я такой, чтобы вмешиваться в его судьбу?

Он посмотрел на Джима через голову Ро, которая стояла между ними.

– Ты действительно хочешь пойти? – спросил Словиэль.

Джим вновь хмуро улыбнулся.

– Я – Дикий Волк, – сказал он, – и я не передумаю.

– Хорошо, – сказал Словиэль, не обращая внимания на бешеные попытки Ро заставить его замолчать. – Держись. Я пошлю тебя туда, а как проступят Вотан и Император, тебе придется увидеть самому.

В то же мгновение Джим оказался в совсем другой комнате. Это была большая круглая зала с прозрачными потолками, сквозь которые виднелись облака – или, может, это была просто иллюзия? У Джим не было времени разобраться, что это такое, потому что все его внимание было обращено на реакцию пяти-шести человек в комнате, которые только что увидели его.

Одним из этих шести человек был Император. Увидев появление Джима, он остановился на середине предложения и чуть отвернулся от пожилого широкоплечего человека, который сидел рядом с ним в ложе на арене. Недалеко от этих двоих, спиной к Джиму стоял неизвестный ему Высокородный, который сейчас изумленно провернулся, чтобы взглянуть, что заставило Императора замолчать. Остальные три человека в комнате были мускулистыми, с серой кожей и лысыми черепами люди, как и тот, которого Галиан представил, как своего телохранителя. На них были надеты кожаные набедренные повязки, на поясах висели черные трубки, а остальное их тело было покрыто чем-то, напоминающим металлические ленты, хотя они прилегали настолько плотно, что можно было принять их за эластичные ленты ткани, а не металл. При виде Джима они немедленно выхватили свои трубки и направили их на него, но одно резкое слово Императора остановило их.

– Нет! – сказал Император. – Это… – Он с минуту смотрел на Джима, похоже, не узнавая его, затем по его лицу расплылась широкая улыбка. – О, да это Дикий Волк!

– Вот именно! – сказал старый Высокородный. – И что ему здесь надо? Племянник, тебе лучше…

– О, – прервал его Император, направляясь к Джиму и продолжая широко улыбаться ему. – Я пригласил его сюда. Разве ты не помнишь, Вотан? Я пригласил его после того, как он убил быка.

Высокое тело Императора находилось сейчас между его телохранителями и Джимом. Он остановился на расстоянии одного своего большого шага, и так и остался стоять, продолжая улыбаться.

– Естественно, ты поспешил прийти к нам, ведь так, Дикий Волк? Ты не хотел заставлять нас ждать?

– Да, Оран, – ответил Джим.

К этому времени старик по имени Вотан, который, по всей видимости, был дядей Императора, подошел и встал рядом со своим племянником. Его желто-лимонные глаза засверкали на Джима из-под белых, но тоже с желтизной, бровей.

– Племянник, – проговорил он, – ты не можешь не наказать этого дикаря за его проступок. Нарушь правила хоть раз, и ты увидишь, как их начнут нарушать тысячами!

– Ну-ну, Вотан, – сказал Император, поворачиваясь и улыбаясь старому Высокородному. – Разве много у нас в Тронном Миру Диких Волков, которые знали бы все правила? Нет, я пригласил его сюда. Если мне не изменяет память, я даже сказал, что мне будет интересно поговорить с ним, и я думаю, что не ошибся.

– Садись, Дикий Волк, – продолжал он. – И ты, дядя, и ты, Лорава… – Он оглянулся на третьего Высокородного, который только что подошел. – Давайте все присядем и поговорим с нашим Диким Волком. Откуда ты пришел, Дикий Волк? Из отдаленного уголка галактики нашей Империи, верно?

– Да, Оран, – ответил Джим.

Он уже сел, и недовольный Вотан опустился на подушку возле Императора. Молодой Высокородный по имени Лорава торопливо подошел ближе и опустился на первую же попавшуюся подушку.

– Забытая колония, забытый мир, – пробормотал Император, как бы разговаривая с самим собой, – с дикими людьми и, несомненно, дикими зверьми?

– Да, – сказал Джим. – У нас еще много диких животных. Хотя их стало значительно меньше за последние несколько сот лет. Люди любят покорять животных.

– Люди любят покорять иногда даже людей, – сказал Император.

На его лицо скользнула тень, как будто он на мгновение вспомнил о какой-то печальной истории из собственной жизни. Джим осторожно, но с большим интересом наблюдал за ним. Трудно было поверить, что человек, разговаривающий сейчас с ним, на арене издавал какие-то нечленораздельные звуки.

– Но мужчины в твоем мире… и женщины – они похожи на тебя? – спросил Император, вновь глядя Джиму прямо в глаза.

– Все мы отличаемся друг от друга, Оран, – сказал Джим.

– Ну, конечно! – рассмеялся Император. – И, без сомнения, будучи здоровыми дикарями, вы отмечаете эту разницу, а не пытаетесь стричь всех под одну гребенку. Так же, как и мы, высшая нация, Высокородные Тронного Мира! – Внезапно ирония исчезла из его голоса. – Как получилось, что мы нашли ваш мир, после того, как потеряли его много веков или даже тысячелетий назад?

– Вы нас не нашли, – возразил Джим. – Это мы нашли один из дальних миров Империи.

Так же внезапно в комнате установилась гробовая тишина, и вдруг она была прервана коротким смешком юноши Лоравы.

– Он лжет! – вскричал Лорава. – Они нашли нас? Если они смогли найти нас, как получилось, что они вообще потерялись?

– Молчать! – взревел на Лораву Вотан. Он повернулся к Джиму. Его лицо, так же, как и лицо Императора, было серьезным.

– Ты хочешь сказать, что твой народ забыл об Империи все, вернулся в дикое состояние, а потом прошел путь цивилизации с самого начала – включая и космические путешествия?

– Да, – Джим был лаконичен.

Вотан тяжело уставился в глаза Джима, а потом повернулся к Императору.

– Это дело стоит того, чтобы его рассмотреть, племянник, – сказал он.

– Чтобы расследовать. Да… – прошептал Император, но мысли его были далеко. Он больше не смотрел на Джима, а уставился в дальний конец комнаты, и на его лице появилось выражение мягкой меланхолии. Вотан взглянул на него и поднялся на ноги, потом подошел к Джиму и положил ему на плечо мизинец, призывая подняться.

Джим встал позади сидящего, все так же смотрящего в никуда Императора. Лорава так же встал на ноги. Вотан довел их до другого конца комнаты и повернулся к Лораве.

– Я позову тебя позже, Лорава, – нетерпеливо сказал он.

Лорава кивнул головой и исчез.

– Словиэль обратился с поручительством для твоего усыновления, – коротко сказал Вотан. – К тому же, насколько мне известно, тебя привезла сюда принцесса Афуан и, как я понял, по пути ты имел беседу с Галианом. Это все правильно?

– Да, – подтвердил Джим.

– Понятно… – Вотан на секунду задумался. Затем его взгляд стал резким и пронзительным, сконцентрировавшись на Джиме. – Кто-нибудь из этих троих предложил тебе сейчас пойти к Императору?

– Нет, – ответил Джим. Он слегка улыбнулся старику, возвышавшемуся над ним. – Я решил прийти сюда сам – в ответ на предложение Императора. Я сказал об этом только двум людям: Словиэлю и Ро.

– Ро? – Вотан нахмурился. – А, эта маленькая девчонка, отщепенка, которую держит при себе Афуан. Ты уверен, что это не она предложила тебе идти сюда?

– Абсолютно уверен. Она даже пыталась не пустить меня, – сказал Джим. – Что же касается Словиэля, то когда я сказал ему, что собираюсь пойти к Императору, он рассмеялся.

– Рассмеялся? – повторил Вотан, потом хмыкнул. – Посмотри мне в глаза Дикий Волк!

Джим взглянул в два лимонно-желтых глаза под густыми желтоватыми бровями. Глаза эти, казалось, заблистали с необыкновенной яркостью и стали плыть перед ним на лице старика, пока чуть ли не слились в один огромный глаз.

– Сколько у меня глаз? – услышал он грохочущий голос Вотана.

Два глаза плыли друг к другу, как два желтых солнца, пылающих перед ним. Они стремились слиться. Джим ощутил на себе то же давление, как, и тогда, когда Афуан пыталась загипнотизировать его перед боем с быком. Джим весь внутренне напрягся, и глаза разошлись.

– Два, – сказал Джим.

– Ты ошибаешься, Дикий Волк – мягко возразил Вотан. – У меня один глаз, только один.

– Нет, – не согласился Джим. – Два глаза так и не слились в один. Я вижу два глаза.

Вотан опять хмыкнул. Взгляд его внезапно перестал жечь Джима, и гипнотическое давление ослабло.

– Что ж, значит, мне ничего не удастся выяснить, – сказал Вотан скорее себе, чем Джиму. Он вновь посмотрел на Джима резким, но уже не гипнотическим взглядом. – Но, я полагаю, ты отдаешь себе отчет в том, что я легко могу выяснить, говоришь ли ты правду…

– В этом я не сомневаюсь.

– Да, – Вотан опять задумался. – Тут кроется значительно большее, чем можно увидеть на поверхности… Конечно, Император может просто обращаться с тобой, как с человеком, за которого поручился Словиэль, но, мне кажется, что здесь надо сделать еще кое-что. Посмотрим… – Вотан резко повернул голову вправо и сказал в пустое пространство: – Лорава! – появился молодой Высокородный. – Император назначает этого Дикого Волка офицером Старкиенов. Проследи за его назначением на один из постов во дворце. И пришли ко мне Мелнеса.

Лорава вновь исчез. Примерно, секунды через три перед ними материализовался другой человек.

Это был худощавый мужчина в обычной белой тунике и юбке. У него были рыжие волосы, а кожа – почти такая же, как у Джима, но только с небольшим желтоватым оттенком. Голова его была небольшой, лицо с мелкими чертами, а зрачки глаз абсолютно черные. Он явно не был Высокородным, но от него исходила такая уверенность и власть, что они даже намного превосходили уверенность вооруженных телохранителей – Старкиенов.

– Мелнес, – сказал Вотан, – этот человек – Дикий Волк, тот самый, который несколько часов назад устроил представление на арене.

Мелнес кивнул головой. Взгляд его черных глаз метнулся к Джиму, затем он вновь перевел его на старого Высокородного.

– Император назначает его офицером Старкиенов из дворцовой охраны. Я уже приказал Лораве проследить за всеми формальностями, но хотел бы, чтобы ты объяснил ему обязанности, и чтобы эти обязанности были настолько малы, насколько это возможно.

– Да, Вотан, – ответил Мелнес. Голос у него был сильный. – Я позабочусь об… о нем.

Он исчез. Вотан еще раз взглянул на Джима.

– Мелнес – мажордом всего дворца, – пояснил он. – Практически он является начальником всех не-Высокородных Тронного Мира. Если у тебя возникнут какие-нибудь затруднения, обращайся к нему. А сейчас можешь вернуться к себе. И не приходи сюда до тех пор, пока тебя не позовут!

Джим представил себе комнату, в которой он оставил Ро и Словиэля. Он почувствовал, как к его мозгу легко прикоснулось перышко, и тут же он очутился там.

Оба они еще никуда не ушли. Ро, едва увидев его, бросилась к нему на шею. Словиэль рассмеялся.

– Итак, ты вернулся, – томно сказал Высокородный. – Я почему-то так и думал. И даже я предложил Ро поспорить на один пункт, но она не из спорщиков. Что там с тобой случилось?

– Меня назначили офицером Старкиенов, – спокойно сообщил Джим. Его глаза встретились со взглядом Словиэля. – И Вотан сказал мне, что Император согласился на твое предложение быть моим поручителем.

Ро вздрогнула и отступила назад, глядя на него с удивлением. Словиэль в не меньшем удивлении поднял вверх брови.

– Джим! – недоуменно спросила Ро. – Что… что там случилось?

Джим вкратце рассказал им. Когда он кончил, Словиэль восхищенно и весело присвистнул.

– Извини меня, – сказал он. – Но у меня появился отличный шанс выиграть несколько маленьких споров, прежде чем Тронный Мир узнает об этом.

Он исчез. Ро, однако, не двинулась. Глядя на нее сверху вниз, Джим заметил на ее лице беспокойство.

– Джим, – неуверенно начала она, – скажи, Вотан спросил обо мне именно такими словами? Не я ли предложила тебе нарушить правила и покой Императора? И он задал этот вопрос после того, как услышал, что я нахожусь при дворе Афуан?

– Да, – подтвердил Джим. Он улыбнулся несколько холодно. – Интересно, не правда ли?

Ро внезапно задрожала.

– Нет! – напряженно, но негромко сказала она. – Это пугающе! Я могла бы обучить тебя и помочь тебе выжить, если бы все было нормально. Но если в твою судьбу начали вмешиваться другие Высокородные…

Голос ее от волнения пресекся. Глаза потемнели. Джим в молчании смотрел на нее. Потом он заговорил.

– Ро, – медленно произнес он, – скажи мне, Император болен?

Она изумленно посмотрела на него.

– Болен? Ты имеешь в виду, нездоров? – произнесла она. И внезапно она рассмеялась. – Джим, ни один из Высокородных никогда не бывает болен, а тем более Император.

– С ним что-то не в порядке, – сказал Джим. – И не думаю, что это секрет для всех, если то, что произошло с ним на арене, происходит и в другое время. Ты видела, как он изменился, когда начал говорить со мной, после того, как был убит бык?

– Изменился? – Она оторопело уставилась на него. – Изменился? Но как?

Джим объяснил ей.

– …Разве ты не видела, как он выглядел, не слышала бессмысленных звуков, которые он произносил? – спросил Джим. – Хотя, если подумать, то, конечно, нет, ведь ты сидела от него достаточно далеко.

– Но, Джим!.. – привычным жестом она положила ему на плечо свою руку. – Любое место вокруг арены имеет свои фокусирующие установки. Когда ты бился с этим животным, – она задрожала, но справилась с собой и торопливо продолжала, – я видела тебя так близко, как хотела… как если б я стояла так близко, совсем рядом, как сейчас. Когда ты подошел к Императорской ложе, я тоже смотрела на тебя. Я видела, как Император говорит с тобой, и если бы что-то было не в порядке, я бы это заметила!

Он уставился на нее.

– Ты не видела того, что видел я? – спросил он после ее минутного молчания.

Она честно выдержала его взгляд, но внутри у нее что-то напряглось, и он чувствовал, что внутренне ей не хочется встречаться с ним взглядом, хотя сама она этого не сознает.

– Нет, – сказала она. – Я видела, как он говорит с тобой, я слышала, как он приглашает тебя к себе, после того, как ты отдохнешь. Вот и все.

Она продолжала стоять, глядя ему прямо в глаза с таким же честным выражением во взоре и внутренним сопротивлением, о котором она сама не подозревала, но которое четко ощущал Джим. Секунды тянулись, и внезапно он понял, что с ней происходит. Она не в состоянии нарушить молчание. Заговорить первым следовало ему, чтобы вывести ее из транса.

Он медленно отвернулся и увидел, как примерно в пяти футах от них внезапно появился серокожий бритоголовый Старкиен.

Джим весь напрягся и уставился на него.

– Кто ты? – резко спросил он.

– Меня зовут Адок I, – ответил прибывший. – Но я – это ты.

Джим, нахмурившись, посмотрел на этого человека, но тот никак не отреагировал на его явное недовольство.

– Ты – это я? – переспросил Джим. – Не понимаю.

– Ну же, Джим! – вмешалась Ро. – Он – твоя замена, конечно. Ведь ты сам не можешь по-настоящему быть Старкиеном. Посмотри на него. И посмотри на себя!

– Высокородная совершенно права, – заметил Адок I. У него был глубокий, ровный и равнодушный голос. – В тех случаях, когда офицером, в качестве награды, назначается человек, который не Старкиен по рождению и обучению, к нему всегда приставляется замена.

– Так он – мой заместитель, да? – спросил Джим. – В таком случае, кем он является официально?

– Официально, как я уже говорил, я – это ты, – ответил Адок I. – Официально мое имя – Джеймс Кейл. Я Дикий Волк с планеты, которая называется… – тут язык Старкиена стал несколько заплетаться, и он никак не мог выговорить нужного слова. – …Земля.

– Мне показалось, что ты назвал себя Адок I, – заметил Джим.

Старкиен был настолько серьезен, что Джиму хотелось улыбнуться, но инстинкт оставил его лицо таким же серьезным.

– Неофициально, для тебя, Джим, – сказал Старкиен, – я – Адок I. Твои знакомые, как, например, Высокородная леди, находящаяся здесь, могут называть меня по желанию или Адок I, или Джим Кейл – это не имеет никакого значения.

– Я буду называть тебя Адок I, – сказала Ро, – а ты можешь называть меня Ро.

– К исполнению, Ро, – сказал Адок I таким голосом, словно повторял приказ и выражал полную готовность и желание как можно скорее выполнить его.

Джим удивленно покачал головой и принялся прощупывать Старкиена разными вопросами. Этот человек, казалось, совершенно не владел чувством юмора, был до тупости послушен и готов пожертвовать своей жизнью, и наряду с этим фамильярно называл Джима по имени. Более того, Адок I по отношению к Джиму испытывал, казалось, чувства превосходства и неполноценности одновременно. Совершенно ясно было видно, что Старкиен ни на секунду не допускал и мысли о том, что Джим сможет выполнить то, что может выполнять он сам. С другой стороны, он считал себя полностью зависимым от воли Джима – и должен был явиться по его малейшему зову. Однако, подумал Джим, исследованием характера Адока можно будет заняться и позже. Сейчас ему надо было выполнить более важные дела.

– Ну, что ж, – сказал Джим, – теперь, когда тебя приставили ко мне, что мне с тобой прикажешь делать?

– Мы начнем с того, что будем делать все вместе, Джим, – сказал Адок I. Он взглянул на Ро. – Если Ро извинит меня, я немедленно начну инструктировать тебя об обязанностях офицера – тех, которые придется выполнять тебе, и тех, где я смогу заменить тебя.

– Мне в любом случае пора к моим питомцам, – сказала Ро. – Я приду к тебе позже, Джим.

Она слегка коснулась его плеча и исчезла.

– Ну, хорошо, Адок, – сказал Джим, вновь поворачиваясь к Старкиену. – С чего мы начнем?

– Мы начнем с того, что посетим квартиры твоих воинов, – сказал Адок. – Если ты позволишь указывать мне путь, Джим…

– Ну, давай, – сказал Джим и немедленно очутился вместе с Адоком в какой-то бесконечной комнате с высоченным потолком. Несмотря на огромное пространство, окружающее его, Джим чувствовал, что на него здесь как-то по-странному давит.

– Где мы? – спросил он Адока, так как это помещение было пусто, насколько хватало глаз, за исключением нескольких двигающихся в отдалении фигур.

– Мы в помещении, где проходят парады… – Голова Адока чуть дернулась, и Джим понял, что впервые Старкиен высказывает какое-то чувство. Неожиданно он понял, что чувством этим было изумление. – И к тому же находимся под землей. – Тут Адок назвал несколько единиц измерения, принятых в Империи и равнявшихся приблизительно полумиле в земном счислении. – Это не тревожит тебя? Это тревожит всех Высокородных, но слуги, как правило, ничего не замечают.

– Нет, меня это не тревожит, – сказал Джим. – Однако я что-то чувствую.

– Если тебя что-то тревожит, то ты должен сказать об этом мне, – произнес Адок. – Если ты когда-нибудь будешь бояться или что-то будет тревожить тебя, ты должен сказать мне, даже, если ты не скажешь об этом никому другому. Никому, кроме меня, об этом знать не обязательно. Но мне необходимо знать, когда ты эмоционально слабеешь, так, чтобы я мог принять соответствующие меры, чтобы защитить тебя от твоей слабости, а так же чтобы скрыть этот факт от других.

Джим хохотнул, и этот звук эхом разнесся по всему огромному плацу. Это было странное место и время для юмора, но Джиму очень нравился Адок I.

– Не тревожься, – сказал он Старкиену. – Как правило, я не чувствую себя эмоционально слабым. Но если когда-нибудь это произойдет, обещаю сказать тебе.

– Хорошо, – серьезно произнес Адок. – А сейчас я хочу сказать, что привел тебя сюда потому, что присутствовать в этом месте на параде я вместо тебя не могу. На некоторых парадах мы можем присутствовать вдвоем. Теперь, когда ты увидел это помещение, ты сможешь вернуться сюда в любое время, когда это необходимо. А сейчас пойдем в арсенал: нам надо выбрать для тебя оружие и ты должен запомнить, где он расположен.

Следующая комната, в которой они возникли, была освещена более ярко и была намного меньших размеров. Она выглядела узкой и длинной, по ее стенам располагались маленькие открытые кабинки, в которых висели кожаные повязки и серебристые ленты, такие же, какие покрывали тело Адока и телохранителей, которых Джим видел в покоях Императора. Адок провел Джима прямо к нескольким кабинкам и выбрал для него ассортимент кожаных повязок и серебристых лент. Однако он предложил Джиму не надевать их – пока. Вместо того Адок быстро транспортировал Джима в казармы солдат-Старкиенов, состоящие из квартир, похожих на ту, которую дали Джиму, но комнаты здесь были меньше и находились под землей.

Они посетили также классы для обучения, обеденный зал, нечто вроде подземного парка с травой и деревьями, растущими под искусственным солнцем и, наконец, к полному изумлению Джима, торговый центр, где множество Старкиенов находились вместе со своими слугами – людьми еще более низких рас.

И, наконец, они очутились в большой удобной комнате, чем-то напоминающей ту, в которой Джим встретил Императора и Вотана. На мгновение у Джима возникло какое-то чувство, противоположное тому, какое он испытал, очутившись на огромном плацу, и он понял, что сейчас они уже на земле, а не под землей.

– Кто… – начал он было говорить Адоку, а затем на его вопрос ответили, прежде чем он успел произнести его. Перед ним материализовался человек с оливковой кожей по имени Мелнес. Он посмотрел не на Джима, а на Адока. – Я показал ему все места, где придется нести службу, – сказал

Адок Главному Слуге Тронного Мира. – Теперь я привел его сюда по твоему приказу.

– Хорошо, – сказал Мелнес резким голосом. Его черные глаза сверкнули и уставились в лицо Джима. – Император принял поручительство для твоего дальнейшего усыновления.

– Спасибо за информацию, – сказал Джим.

– Я говорю это не для твоей пользы, – сказал Мелнес, – а потому, что мне необходимо, чтобы ты осознал свое положение. Как кандидат для усыновления, ты теоретически являешься вероятным Высокородным, то есть стоишь выше и меня, и всех прочих слуг. С другой стороны, как офицер Старкиенов меньшего ранга, чем командир десяти полков, и также потому, что ты был рожден в одной из низших рас, ты полностью находишься в моем распоряжении.

Джим кивнул:

– Я понимаю.

– Надеюсь! – резко сказал Мелнес. – Здесь существует противоречие, а такие противоречия разрешаются как бы раздвоением личности. То есть, в любых поступках, которые ты будешь совершать, ты выступаешь как вероятный Высокородный, и, следовательно, как человек, стоящий выше меня. С другой стороны, те действия, которые относятся к обязанностям офицера Старкиенов, затрагивают другую сторону твоей личности, в которой ты являешься слугой и полностью подчинен мне. И опять же, в делах, не затрагивающих обе эти твои сущности, то есть, в делах личных, ты можешь быть и слугой и господином – что захочешь выбрать. Хотя не думаю, что ты захочешь быть слугой.

– Я тоже не думаю, – согласился Джим, спокойно глядя на маленького человечка.

– Из-за такого конфликта личностей, – сказал Мелнес, вновь сверкнув глазами, – у меня нет над тобой физической власти. Но, если это будет необходимо, я могу освободить тебя от должности офицера Старкиенов и подать на тебя жалобу Императору. И не надо тешить себя надеждой, что Император не обратит внимания на любую жалобу, которую я подам ему.

– Я понимаю, – мягко сказал Джим.

Мелнес еще ненадолго задержал на нем свой взгляд.

– Джим, – сказал Адок, дотрагиваясь до его локтя. – Если хочешь, мы можем сейчас вернуться в казармы, и я покажу тебе, как пользоваться оружием.

– Хорошо, – согласился Джим.

Они вернулись в казармы. Там Адок надел на Джима все те ленты и пояса, которые захватил со склада.

– Существует два вида оружия, – сказал Адок, когда Джим оделся. – Вот это… – Тут он дотронулся до маленькой черной трубки, замкнутой между двумя петлями на поясе Джима, – …имеет свой собственный источник энергии и всегда используется охранниками на Тронном Мире. – Он помолчал, затем вытянул руку и мягко дотронулся до серебристой полосы, опоясывающей бицепс левой руки Джима. – А вот это, – продолжал Адок, – так сказать, оружие второго класса. Оно абсолютно бесполезно в настоящий момент, потому что его надо подключить к общему источнику энергии. И каждая из этих лент одновременно является и источником усиления, и оружием.

– Источником усиления? – переспросил Джим.

– Да, – подтвердил Адок. – Они усиливают твои рефлексы, заставляя реагировать на все с большей скоростью. Это особенно важно для Старкиенов и не-Высокородных, чьи рефлексы, по сравнению с Высокородными, конечно, очень медлительны. Позже мы еще поработаем с этим оружием второго класса. И со временем тебе разрешат отправиться на полигон, расположенный далеко под поверхностью Тронного Мира, и там испытать свое оружие.

– Ясно, – сказал Джим, исследуя серебряные полоски. – Значит это «вторичное» оружие делает человека еще более могучим?

– Обученный Старкиен, – сказал Адок, – при полном напряжении эффективного оружия второго класса является эквивалентным двум или даже трем частям армий колониальных миров.

– Значит, на колониальных мирах нет своих Старкиенов? – спросил Джим.

Во второй раз Адок проявил какие-то эмоции. На этот раз он был явно шокирован.

– Старкиены служат Императору – и только Императору! – сказал он.

– О? – сказал Джим. – На корабле, на котором я прилетел на Тронный Мир, я разговаривал с Высокородным по имени Галиан. И у Галиана был Старкиен – по крайней мере человек, поразительно напоминающий Старкиена, – который был его телохранителем.

– В этом нет ничего удивительного, Джим, – ответил Адок. – Император дает своих слуг-Старкиенов всем Высокородным, если они вдруг им потребуются. Но только дает их на время. Они все равно остаются слугами Императора, и в конечном итоге подчиняются только приказам Императора.

Джим кивнул. Слова Адока перекликались с тем, что совсем недавно высказал ему Мелнес.

– В подземных помещениях Тронного Мира живут только слуги – так, Адок?

– Да, Джим.

– Раз уж мне придется находиться на дежурствах под землей, я бы хотел знать об этих помещениях побольше, – сказал Джим. – Насколько велика эта площадь?

– Под землей столько же комнат, сколько и наверху, – сообщил Адок. – Вероятно, даже больше, потому что я всех не знаю.

– А кто знает? – спросил Джим.

На секунду ему показалось, что Адок сейчас пожмет плечами. Но Старкиен был, очевидно, слишком сдержан, чтобы так явно выражать свои мысли и чувства.

– Я не знаю, Джим, – сказал он. – Возможно… Мелнес.

– Да, – задумчиво произнес Джим. – Если кто и знает, так кто же, как не Мелнес.

В течение нескольких последующих недель Джим несколько раз принимал участие в подземных парадах. Его обязанности при этом заключались всего-навсего в том, чтобы стоять перед своей частью, состоящей из семидесяти восьми Старкиенов, при полном вооружении.

Но первый парад, в котором он участвовал, произвел на него неизгладимое впечатление. Все огромное подземное пространство было буквально забито проходящими полк за полком безразличными, наголо обритыми, небольшого роста мускулистыми Старкиенами.

Раньше Джим считал, что население Тронного Мира пропорционально, и что Старкиены составляют лишь незначительную его часть. Но пока он не увидел собственными глазами, он не сознавал, как много их было. Произведя впоследствии несложные вычисления с помощью Адока, он установил, что на этом параде присутствовало по меньшей мере двадцать тысяч вооруженных людей. Если то, что сказал Адок, было правдой, имея в виду, что каждый вооруженный Старкиен эквивалентен двум-трем частям армий колониальных миров, – то армия, которую он видел, была равна по своей силе по меньшей мере трем с четвертью миллионам человек. А Адок сказал ему, что это был всего лишь один из пятидесяти парадов, проводившихся под землей Тронного Мира.

Да, с такими силами Высокородные могли действительно не опасаться нападения со стороны колониальных миров, даже объединенных.

2

Как обнаружил Джим, кроме присутствия на парадах его обязанности включают в себя изучение и освоение оружия второго класса.

Эти серебристые полосы все еще не представлялись ему оружием – пока что Джим ни разу не видел их в действии. Но они действовали как усилители. Упражнения, которые давал Джиму Адок, состояли просто из бега, прыжков и подъемов на различные объекты с помощью этих усилителей. После первой серии упражнений, которой Адок не позволил длиться более двенадцати минут, Старкиен почти с нежностью перенес Джима в его казармы и заставил улечься на огромную подушку, которая служила здесь постелью. Затем Адок осторожно снял с Джима усилители.

– А сейчас, – сказал Адок, – ты должен отдыхать по крайней мере три часа.

– Зачем? – спросил Джим, с любопытством глядя на мускулистую фигуру, возвышающуюся над ним.

– Затем, что первичные эффекты от ношения усилителей не могут восприниматься телом немедленно, – наставительно сказал Адок. – Помни: твои мышцы были заставлены работать значительно быстрее, чем предназначены для этого природой. Сейчас ты можешь чувствовать всего лишь усталость, недомогание и неприятное ощущение. Но то, что ты чувствуешь сейчас, ничто по сравнению с тем, что ты будешь чувствовать через три часа. Лучший путь свести к минимуму чувство усталости и недомогания – это все три часа пролежать без движения, без всяческих физических усилий. Когда ты достаточно приспособишься к усилителям, твое тело уже привыкнет к тому, что его рефлексы ускорились и оно работает в ином ритме. Тебе уже не придется отдыхать и ты не будешь чувствовать никаких недомоганий, даже после очень большой физической нагрузки.

Лицо Джима осталось бесстрастным, и Адок исчез, приглушив в комнате свет перед уходом. Лежа в полумраке, Джим смотрел в белый потолок над собой.

Он не чувствовал ни недомогания, ни усталости в своих мускулах. Но как сказал Адок, максимальный эффект может не проявиться ранее трех часов. Поэтому он честно пролежал все эти три часа, даже не шелохнувшись.

Но и к концу этого времени он все же не почувствовал никаких перемен в своем организме. Он устал, но у него не возникло никаких недомоганий.

Он отметил эту особенность, как отмечал в уме все, что касалось Тронного Мира и его обитателей.

То, что он сейчас узнал, не совсем вписывалось в картину окружающего его мира, которая постепенно формировалась в его сознании. Но ему помогало то, что еще с детских лет, когда у него не было иного выбора, как проводить свой досуг в молчании и одиночестве, он привык к почти безграничному терпению. Картина, возникшая в его уме, еще не поддавалась расшифровке. Но когда-нибудь ему все станет ясным. А до тех пор… Адок сказал ему, что к концу трех часов усталость и недомогание достигнут своего апогея. Так как Джим никак не мог понять, находится ли он под наблюдением – причем не только со стороны Высокородных – он заставил себя остаться на месте.

Распростершись на ложе, Джим погрузился в сон.

Проснулся он от того, что его мягко трясла Ро. Она стояла в полумраке комнаты у его постели.

– Галиан хочет, чтобы ты встретился с одним человеком, – сказала она. – Он передал это через Афуан. Этот человек – губернатор колониальных миров на Альфе Центавра.

С минуту он смотрел на нее, сонно моргая. Затем он резко пробудился, как бы поняв всю важность ее слов.

– С какой стати мне встречаться с губернатором колониальных миров Альфы Центавра? – спросил он, резко садясь на подушку.

– Но ведь он – твой губернатор! – сказала Ро. – Разве тебе этого никто не говорил, Джим? Любой новый колониальный мир отдается под протекторат ближайшего губернаторства.

– Нет, – сказал Джим, поднимаясь на ноги. – Никто никогда не говорил мне ничего подобного. Значит ли это, что я должен выразить свое почтение губернатору?

– Видишь ли… – Ро заколебалась. – Теоретически он может забрать тебя из Тронного Мира прямо сейчас, так как ты его подчиненный. Но, с другой стороны, поручительство для усыновления было утверждено Императором. Когда он узнает это, вряд ли он захочет каких-нибудь неприятностей с будущим вероятным Высокородным. Не забывай: престиж его миров поднимется в несколько раз, если человек с одного из них останется на Тронном Мире и станет Высокородным. Другими словами, он не может причинить тебе никакого вреда, ты же можешь вежливо, но твердо, отказать ему в чем угодно, раз уж он здесь.

– Ясно, – хмуро сказал Джим. – Значит, они послали тебя за мной?

Ро кивнула. Она протянула руку, и он взял ее в свою. Это был самый легкий путь переместиться в то место, где они еще ни разу не были. Джиму говорили, что требуется большое умственное напряжение, чтобы отправить человека туда, где он еще ни разу не был, и что для этого сопровождающему, знающему место, необходим физический контакт. Адок, конечно, как раньше и Ро, вел себя в этом отношении исключительно корректно, лишь слегка касаясь плеча Джима. Но сейчас, когда им нужно было отправиться в какое-то незнакомое место, они просто взялись с Ро за руки.

В то же мгновение они оказались в относительно маленькой комнатке. Но она до странности напоминала рабочий кабинет Галиана на корабле.

В этой комнате за плавающими досками, находились уже знакомые ему люди, а рядом с ними все тот же Старкиен-телохранитель. Неподалеку стояли Галиан и человек, разодетый примерно как южно-американские индейцы – в национальной одежде Альфы Центавра III.

– Вот и ты, Джим, и ты, Ро, – медленно поворачиваясь к ним, произнес Галиан. – Джим, я думал, тебе будет приятно повидаться с твоим региональным начальником – Уик Беном с Альфы Центавра III. Уик Бен, это Джим Кейл, за которого было предложено поручительство на Тронном Мире.

– Хорошо, – согласился Уик Бен, быстро поворачиваясь к Джиму и улыбаясь.

В противоположность шипящему акценту Высокородных, который к тому времени Джим стал воспринимать почти как должное, губернатор с Альфы Центавра III несколько шепелявил, произнося слова.

– Я хотел тебя видеть, Джим, и пожелать тебе счастья. Твой мир только что вошел в наше правление… и я очень, очень горд!

Уик Бен счастливо улыбнулся Джиму. По всей видимости, он не замечал, что из трех людей, имеющих отношение к этой беседе, ни один не снизошел до проявления подобающих случаю чувств: на лице Ро было недовольство, в желто-лимонных глазах Галиана читалась ирония, а сам Джим оставался замкнут и бесстрастен.

– Да… так вот, я просто хотел сказать тебе это. Не буду больше отнимать твоего драгоценного времени, – бойко выпалил Уик Бен.

Джим взглянул на него. Этот человек был как марионетка, которую дергали за ниточки веселья и гордости, смешанной с той невинностью, с которой он представлял себе Тронный Мир в целом. Джим не мог понять, зачем Галиан хотел, чтобы он встретил этого человека. Но он отметил про себя, что Галиан хотел этого.

– Еще раз спасибо, – сказал Джим. – Сейчас же, к сожалению мне действительно надо идти и упражняться со Старкиеном, который является моим заместителем.

Он посмотрел на Ро.

– Ро?

– Рад видеть тебя снова, – сказал Галиан, причем его интонации удивительно напоминали Словиэля.

Было ясно, что чего бы он ни ожидал от встречи Джима с Уик Беном, он получил все, что хотел. Но сейчас ни к чему было выяснять отношения. Джим повернулся к Ро и протянул руку. Она взяла ее. И тут же они оказались в его комнате.

– Зачем все это понадобилось ему? – спросил Джим.

Ро в недоумении покачала головой. – Не знаю, – с сожалением сказала она. – Но когда на Тронном Мире случается что-то, чего ты не понимаешь, это – опасно. Я постараюсь все выяснить, Джим. До свидания. – И она поспешно исчезла.

Оставшись один, Джим восстановил в уме всю сцену свидания с Уик Беном. Его пугала скорость происходящих событий и то, что он может просто не успеть уследить за опасностью. Он громко сказал в окружающую его пустоту.

– Адок!

Прошло не более трех секунд, и перед ним возникла фигура Старкиена.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Адок. – Тебе нужно…

– Ничего, – резко прервал его Джим. – Адок, скажи, есть ли где-нибудь, там, где живут слуги, библиотека?

– Библиотека?.. О, ты, наверное, имеешь в виду учебный центр. Да, я могу переместить тебя туда, Джим. Правда, я сам там никогда не был, но знаю, где он находится.

Адок дотронулся до руки Джима, и они очутились в подземном парке, в котором уже когда-то были раньше. Адок заколебался, затем повернул налево и прошел по боковой улице.

– По-моему, это где-то здесь, – сказал он.

Джим последовал за ним, и они пошли по этой улице, пока не подошли к широким каменным ступеням, ведущим в открытый холл.

Сквозь этот холл, вверх и вниз по ступеням, сновали люди – почти все слуги, и очень мало Старкиенов. Джим стал наблюдать за слугами с величайшим вниманием и интересом. Внимательность его была скоро вознаграждена. Когда они с Адоком поднимались по ступеням, навстречу им шел черноглазый, желтокожий человек, похожий на Мелнеса. Спускаясь по ступенькам, он взглянул на одного из входящих слуг – человека с темными, свисающими назад волосами. Этот человек ленивым, казалось, жестом положил ладонь своей руки на талию, чуть выше пояса. В ответ, не останавливаясь, желтолицый человек дотронулся двумя пальцами левой руки до бицепса правой.

Без единого жеста, даже не глядя друг на друга, эти люди разошлись в разных направлениях.

– Ты видел? – спросил тихо Джим Адока, когда они вошли в холл. – Эти жесты… Что они могут значить?

Очень долгое время Адок не отвечал, так что Джим даже взглянул на него. Лицо Адока, насколько Джим успел разобраться в его мимике, было серьезным.

– Странно, – сказал Старкиен, словно говоря самому себе. – Это уже было раньше. – Он поднял взгляд на Джима. – Это их Немой Язык.

– В таком случае, что они сказали? – спросил Джим.

Адок покачал головой. – Я не знаю. Это – древний язык. Высокородные узнали о нем только во времена первого восстания слуг, тысячи лет назад. Слуги всегда пользовались им. Но нам, Старкиенам никогда ничего не говорили. Это потому, что мы всегда преданы Императору.

– Ясно, – сказал Джим.

И он глубоко задумался.

Они миновали холл и вошли в большую комнату, которая, казалось, была заполнена вращающимися световыми шарами, за движением которых было даже трудно уследить.

Адок остановился. Он указал на эти миниатюрные «солнца».

– Это – один из архивов, – сказал он. – Который – я не знаю, потому что все они сконструированы не для нас, а для учебных центров наверху, для молодых Высокородных. Но направо здесь есть комнаты, где ты сможешь получить нужную информацию.

Он провел Джима направо по коридору, и они вошли в одну из дверей.

Они вошли в маленькую комнатку – первую незанятую из всех, что они прошли, – в которой стоял стул и нечто среднее между партой и столом, с крышкой, наклоненной примерно под сорок пять градусов.

Джим уселся за этот стол, на поверхности которого, у самого края, находилось несколько черных ручек. Адок коснулся одной из них, и немедленно поверхность стола превратилась в белый экран, на котором на языке Империи было написано всего одно слово: «Готов».

– Говори прямо в экран, – сказал Адок.

– Мне надо просмотреть документы, – медленно сказал Джим в экран, – по всем прошлым экспедициям Империи к Альфе Центавра.

Слово «Готов» исчезло с белого экрана, и на нем возникли строчки, медленно ползущие слева направо.

Джим сидел, читая. Информация была не совсем той, которая ему требовалась, потому что она давала общее представление об экспедициях в этот район, а ему хотелось найти именно ту, которая направлялась в район Земли – если когда-либо такая экспедиция имела место. Для этого надо было просмотреть множество материалов, и это отняло бы у него несколько дней, или, возможно, недель.

– Скажи, а можно как-нибудь ускорить чтение? – спросил он у Адока.

Адок потянулся ко второй рукоятке и повернул ее. Строчки стали двигаться по экрану быстрее. Адок убрал свою руку, но Джим тогда сам потянулся к ней и начал поворачивать ее, пока она не остановилась, по всей видимости, достигнув ограничения. Адок слегка вскрикнул, как бы в огромном удивлении.

– Что случилось? – спросил Джим, не отрывая глаз от бегущих строчек.

– Ты читаешь, – произнес Адок, – почти с той же скоростью, что и Высокородные.

Джим ничего ему не ответил. Он неотрывно смотрел на экран, почти не сознавая течения времени, но когда кончилась одна кипа документов и наступил небольшой перерыв перед поступлением второй, он с удивлением убедился, что его мускулы затекли от неподвижного сидения на одном месте.

Он выпрямился, на минуту отключил машину и огляделся вокруг. Внезапно он увидел Адока, все еще стоящего перед ним. По всей видимости, Старкиен тоже простоял все это время, даже не шелохнувшись.

– Ты ждал меня все это время? – спросил Джим. – Долго я читал?

– Некоторое время, – сказал Адок. Он не выражал эмоций и назвал Джиму единицу Имперского времени, равную четырем земным часам.

Джим покачал головой и встал на ноги. Затем он вспомнил еще кое о чем, и уселся за экран, снова включив его. Он затребовал все сведения по Немому Языку.

На экране появилась информация не об одном, а о пятидесяти двух Немых Языках. По-видимому, и зарегистрировано было пятьдесят два восстания слуг.

Джим отметил в уме, что ему следует проглядеть все эти сведения по всем восстаниям, когда он придет сюда в следующий раз. Очевидно, после каждого восстания Высокородные проводили расследование и узнавали текущий Немой Язык, но к следующему разу все повторялось вновь, и знаки полностью менялись.

И это был не столько язык, сколько комплекс разнообразных сигналов, например, поглаживание подбородка или скрещивание пальцев. Дело было не в том, чтобы увидеть этот сигнал, а в том, чтобы понять его.

Джим выключил экран и поднялся на ноги.

Они с Адоком вышли из центра обучения и пошли по парку. Примерно с час они ходили по разным улицам, заходили в магазины и прочие общественные места, и все это время Джим наблюдал, не встретит ли он знаков Немого Языка.

Он видел их, но ни один не напоминал ему хотя бы версии одного из бывших пятидесяти двух языков. Тем не менее, он тщательно запоминал каждый сигнал и условия, при которых он делался. Через некоторое время он остановил Адока и вернулся к себе.

Он пробыл один не более пяти минут – появилась Ро в сопровождении Словиэля. Джим отметил про себя, что ему нужно будет спросить у Ро, как она узнала, что он вернулся к себе, и существует ли какая-нибудь сигнальная система, позволяющая вести такие наблюдения.

Но, поднимаясь приветствовать своих гостей, он отметил так же и то, что Ро была чем-то озабочена, а на лице Словиэля застыла хмурая усмешка.

– Что-нибудь случилось? – поинтересовался Джим. – Или я ошибаюсь?

– Нет, ты не ошибаешься, – ответил Словиэль. – Император утвердил меня твоим поручителем, и Галиан предложил мне по этому поводу устроить небольшой вечер, чтобы отпраздновать это событие. Я и не подозревал, что он твой друг. Как думаешь, почему он предложил сделать это?

– Если вы устроите этот вечер, – сказал Джим, – Император тоже будет присутствовать?

Словиэль нахмурился. Он был явно недоволен, хотя бы тем, что существо низшей расы задало вопрос, причину которого Высокородный не вполне понял.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что Мелнес очень умный человек, – ответил Джим.

Высокое и изящное тело Словиэля напряглось.

– Ну хорошо, Дикий Волк, – отрезал он. – Довольно! Мы уже достаточно наслушались этих игр в вопросы и ответы!

– Джим… – предупреждающе начала Ро.

– Мне очень жаль, – сказал Джим, твердо глядя в глаза Высокородного. – Объяснение касается не меня – оно касается Императора. Поэтому я не собираюсь ничего объяснять вам. И вы не заставите меня сделать это. Во-первых, вы просто не сможете это сделать. А во-вторых, это будет просто невежливо с вашей стороны, раз уж вы являетесь моим поручителем для усыновления.

Словиэль стоял, не двигаясь.

– Поверьте мне, – на этот раз настойчивее сказал Джим. – Если бы я был свободен дать вам ответ, я бы все сказал. Если к концу этого вечера, который вы устраиваете, вы не получите подтверждения от Императора или Вотана что у меня были веские причины не отвечать вам – тогда я отвечу на любой вопрос, который вы зададите мне. Договорились?

Еще некоторое время Словиэль находился в напряжении, глаза его ярко горели. Затем, внезапно, он как-то весь расслабился, и на губах его возникла знакомая ленивая улыбка.

– Знаешь, здесь-то ты и поймал меня, Джим, – протянул он. – Я ведь действительно не могу устроить допрос с пристрастием человеку, поручителем которого я являюсь, так? Тем более, что скрыть это все равно не удастся. Если тебя когда-нибудь усыновят, из тебя выйдет отличный спорщик, Джим, и ты будешь отчаянно спорить на Пункты. Ну, хорошо, храни свой секрет – пока что.

– Джим, – сказала Ро. – Я беспокоюсь о тебе.

Непонятно почему, но эти слова прозвучали серьезно и важно. Джим проницательно взглянул на нее, и понял, в чем дело. Ро глядела на него с участием, но это было не то участие, с которым она относилась к прочим своим питомцам, и, лишь недавно, к нему самому. И тон ее тоже изменился.

Он был неожиданно и глубоко тронут. Ни один человек, будь то мужчина или женщина, никогда не беспокоились о нем в течение многих лет.

– Но хотя бы мне ты можешь сказать, почему Галиан предложил устроить вечер только из-за того, что Мелнес – очень умный человек? – спросила Ро. – Похоже, ты намекаешь, что между Галианом и Мелнесом существует какая-то связь. Этого попросту не может быть – между Высокородным и одним из низших рас.

– Как между нами, – сказал Джим, вспоминая неожиданную нотку в ее голосе.

Она покраснела – но для нее, как он узнал позже, краска значила намного меньше, чем для любой другой женщины.

– Я – совсем другое дело! – сказала она. – Но Галиан – один из самых высокопоставленных Высокородных. Не только по рождению, но и по положению.

– Но он всегда говорит, что любит использовать людей низших рас.

– Это верно… – Она задумалась, потом опять взглянула на него. – Но ты все еще не объяснил…

– Здесь почти нечего объяснять, – сказал Джим, – кроме того, как я уже сказал, это касается Императора, а не меня. Я сказал о том, что Мелнес – очень умный человек, потому что люди делают ошибки не только по глупости, но и от чрезмерного ума. Они могут пытаться что-то скрывать. В случае с Мелнесом, когда Адок впервые привел меня к нему, Мелнес сделал все возможное, чтобы показать мне, как он негодует по поводу того, что я нахожусь под его ответственностью.

– Но зачем ему негодовать…

– Причины этому, конечно, могли быть, – сказал Джим. – Например – и это самый легкий ответ – тот факт, что такой Дикий Волк, как я, обрел поручителя для усыновления, в то время как такой человек, как он, не имеет шанса на усыновление, потому что он очень хороший слуга. Но, по тем же самым соображениям, Мелнес был бы достаточно умен, чтобы не показать мне своего негодования, в особенности если существовала возможность, что я буду одним из Высокородных и окажусь в положении, когда он окажется в моем полном подчинении.

– Тогда почему же он негодовал? – спросила Ро.

– Может быть, потому что он решил, что я – шпион, которого Высокородные послали обследовать мир слуг, – сказал Джим. – И он хотел показать мне, что он недоволен одним, чтобы я не заподозрил, что его неудовольствие кроется совсем в другом, и что он понял, что я шпион.

– Но зачем тебе шпионить за ним? – спросила Ро.

– Этого я пока и сам не знаю.

– Но ты думаешь, что тут замешаны Император и Галиан. Почему? – спросила Ро, и Джим улыбнулся.

– Ты хочешь знать слишком многое, и причем сразу, – сказал он. – Ты хочешь знать даже больше, чем знаю я. Теперь ты понимаешь, почему я не хотел отвечать на все эти вопросы, прока здесь был Словиэль?

Она медленно кивнула головой, затем опять сосредоточенно посмотрела на него.

– Джим, – неожиданно сказала она. – Чем ты занимался? Я имею в виду, кроме этих боев с быками, что ты делал там, на Земле, среди своего собственного народа?

– Я был антропологом, – сказал он. – Бою с быком я научился значительно позже.

Она недоуменно нахмурилась. Слова «антрополог», насколько он знал, не существовало в Имперском языке, поэтому он просто перевел на язык Империи два латинских корня – «человек» и «наука».

– Я изучал примитивное прошлое людей, – сказал Джим. – В частности, корни происхождения культуры – всех культур – на основе природы человечеств.

Он почти видел, как в ее мозгу идет напряженная работа в поисках нужных ей сведений.

– О, ты имеешь в виду антропологию? – Она назвала то слово на Имперском языке, которого он не знал. Затем ее лицо смягчилось, и она коснулась его руки. – Джим! Бедный Джим, не удивительно!

И опять – в который раз – он сдержался, чтобы не улыбнуться ей. За свою жизнь он думал о себе по-всякому. Но до сих пор он никогда не считал себя «бедным» – в любом смысле этого слова.

– Не удивительно? – повторил он.

– Я хочу сказать, неудивительно, что ты всегда такой холодный и держишься на расстоянии от Высокородных, – сказала она. – О, я не себя имею в виду. Я говорю о других. Но теперь я не удивляюсь, что ты такой. То, что ты встретил нас и прилетел в Империю, положило конец всему, что ты изучал, да? Ты убедился, что люди твоей расы ничем не отличаются от обезьян и недочеловеков? Это значило для тебя, что вся твоя работа, которую ты проделал, была напрасна?

– Не совсем так, – сказал Джим.

– Джим, разреши мне сказать кое-что, – сказала она. – То же самое когда-то случилось и с нами. Когда я говорю «с нами», я имею в виду Высокородных. Несколько тысячелетий назад первые Высокородные думали, что они развились из людей, живущих именно на этой планете, на Тронном мире. Но в конце концов они были вынуждены признать, что это не так. Животные формы были уж слишком похожи друг на друга на всех планетах, освоенных нашими людьми. В конце концов, даже нам пришлось признать тот факт, что эти миры были населены бывшими потомками настоящей флоры и фауны какими-то разумными существами, жившими задолго до нас. И есть почти неопровержимые доказательства, что эти разумные существа были сверхсуществами, превосходившими нас во всем, и давшие жизнь тысячам наших планет. Так что видишь – у нас тоже были свои разочарования.

На этот раз Джим позволил себе улыбнуться.

– Не беспокойся, – сказал он. – Какой бы шок я не получил, узнав о существовании Империи, он уже прошел.

Он решил, что разубедил ее.

3

Вечер празднования принятия поручительства Словиэля для усыновления должен был состояться через три недели. Это время Джим провел, изучая с помощью Адока способы ведения войны Старкиенами и их оружие, а так же подолгу пропадая в учебном центре, в который его первый раз привел Адок.

В промежутках между этими двумя занятиями он ходил среди слуг в подземном городе и запоминал все сигналы, какие только видел. В свободное же время он составлял каталог этих знаков и понемногу начал разбираться в них.

Ему помогали две вещи. Во-первых, будучи антропологом, он знал, что любой язык развивается на примитивной основе, которой является природа человека. Как ему как-то сказал один ученый, чтобы жить среди эскимосов совершенно необязательно изучать их язык. Он и так совершенно ясен. Угрожающий жест, зовущий жест, жест голодного, когда тот указывает сперва на рот, а потом гладит себя по животу – все эти жесты ясны и понимаемы.

Во-вторых, язык сигналов с помощью рук должен быть ограничен – просто по необходимости. Послания, передаваемые на таком языке, должны были бы заключать в себе несколько фраз на один жест, а следовательно, такие знаки должны были повторяться довольно часто, если наблюдать за ними долгое время.

И, в конце концов, Джим добился успеха. И двух недель не прошло, как он уже знал сигнал приветствия. Он состоял просто из движения большого пальца, трущего четвертый. И с этого момента он начал догадываться и узнавать другие сигналы. Поиски же в библиотечных архивах экспедиции, которая в незапамятные времена отправилась на Землю, не увенчались успехом.

Возможно, сведений о ней в архивах не было. Может быть, они и были. Все дело было в том, что метод исключения, которым приходилось пользоваться Джиму, затрагивал огромное количество материала. Практически, ему приходилось просматривать чуть ли не всю библиотеку.

– И, кроме того, – сказал Адок, когда Джим упомянул о своих неудачах, – тебе следует помнить, что ты можешь просмотреть все документы, которые тебе разрешено видеть, и даже не найти упоминания об этой экспедиции, даже если данные о ней есть в архиве.

Они гуляли по подземному парку. Джим резко остановился и уставился на Адока, который в ту же секунду повернулся к Джиму.

– То есть как это? – требовательно спросил Джим. – Ты, кажется, сказал, что мне разрешено просматривать только часть архива?

– Прости меня, Джим, – сказал Адок. – Я не знаю, являются ли данные экспедиции секретными. Но как ты можешь быть уверен, что это не так? И, более того, как можешь ты быть уверен, что данные, которые ты ищешь, находятся среди результатов экспедиции, если они секретны?

– Ты прав. Естественно, – сказал Джим, – меня беспокоит только то, что я никогда раньше не думал, что отдельные эпизоды из истории этой планеты могут быть секретными.

Они секунду помолчали.

– Ну, хорошо, а кому разрешен доступ ко всей секретной информации?

– Но как же, – сказал Адок с легкой ноткой удивления в голосе, что являлось для него высочайшей степенью реакции на происходящее, – всем Высокородным разрешен доступ к любой информации. Фактически, раз ты свободен двигаться не только под землей, но и наверху, ты можешь пойти в любой из учебных центров для детей Высокородных… Внезапно он замолчал. – Нет, – сказал он тише, – я все время забываю. Ты, конечно, можешь пойти в любой из учебных центров на верху, но это тебе ничего не даст.

– Ты хочешь сказать, что Высокородные не разрешат мне пользоваться этим центром обучения? – спросил Джим.

Он пристально следил за Адоком. Ни в чем нельзя быть уверенным здесь, на Тронном Мире, даже в неподкупной, как казалось Джиму, честности Адока. Если только Адок скажет, что ему запрещено использовать учебный центр Высокородных, это будет уже вторым запрещением, с которым Джим сталкивался, находясь на планете, где не существовало никаких запретов. Первый, с которым он столкнулся, был запрет на самовольные посещения резиденции Императора. Но Адок только покачал головой.

– Нет, – сказал Адок. – Не думаю, что кто-нибудь может тебе это запретить. Все дело в том, что ты просто не сможешь использовать экраны наземных центров. Видишь ли, они приспособлены для молодых Высокородных, а они читают слишком быстро для того, чтобы за ними мог угнаться простой человек.

– Ты видел, как я читаю, – сказал Джим. – Они читают быстрее?

– Гораздо быстрее, – подтвердил Адок. Он вновь покачал головой. – Намного, намного быстрее.

– Это пустяки, – сказал Джим. – Отведи меня в один из этих центров.

Адок не пожал плечами – да и трудно было сказать, способны ли его огромные мускулистые плечи на такой жест. Но в ту же секунду они очутились в огромном помещении, напоминающем лоджию, или даже греческую башню, состоящую из крыши, колонн и пола, но безо всяких следов стен.

Сквозь колонны виднелись зеленые лужайки, а наверху просвечивало синее небо.

Чуть возвышаясь над полом, через неравные промежутки сидели на подушках дети Высокородных всех возрастов. Каждый из них смотрел на экран, плавающий перед ним в воздухе под углом в сорок пять градусов и самостоятельно изменяющий положение, когда читающий менял позу.

Ни один из детей, даже те, кто заметил появление Джима и Адока, не проявил к ним ни малейшего интереса.

Джим остановился позади одного из них – мальчик был лет десяти-двенадцати, но ростом уже с Джима, хотя фигурой намного тоньше. Перед мальчиком на экране бежали те же строчки Имперского языка, к которым Джим уже привык. Строчки летели с невообразимой быстротой. Джим нахмурился, уставившись в экран и пытаясь разделить строки и выделить отдельные слова.

К своему изумлению, он не смог этого сделать.

Он почувствовал внезапный шок, очень прохожий на ярость. Ему не приходилось еще сталкиваться с тем, чего бы он не смог осилить из того, что делают Высокородные в силу своих физических возможностей. Более того, он был абсолютно уверен, что дело здесь не в его зрении. Его глаза были точно также способны различать слова в этих строчках, как и глаза любого Высокородного. Все дело было в его мозгу, который отказывался воспринимать читаемую информацию со скоростью, с которой она поступала на экран.

Джим сделал последнюю попытку. Вокруг него перестали существовать и колонны, и крыша, и пол, и даже мальчик у экрана. Джим полностью сконцентрировался на строчке – только на строчке. Голова у него разламывалась от напряжения. Давление на мозг возрастало все больше и больше.

И он почти добился своего. На секунду Джиму показалось, что строчка начинает разваливаться на различимые символы, и он понял, что в тексте идет речь об организации Старкиенов. Потом он расслабился – просто его мозг и тело не в состоянии были дольше выносить такого громадного напряжения. Джим чуть встряхнул головой, и вновь начал различать окружающее.

Внезапно он ощутил, что мальчик, сидящий на подушке, наконец заметил его. Высокородный ребенок прекратил чтение и уставился на Джима в полном изумлении.

– Кто ты?.. – удивленным голосом спросил мальчик. Но Джим, не отвечая, коснулся руки Адока и вместе с ним переместился в свою комнату.

В знакомой обстановке Джим несколько раз глубоко вздохнул, затем уселся на подушку. Он подал знак Адоку сесть рядом, и тот повиновался. Через минуту дыхание Джима стало ровнее, он легко улыбнулся, а затем взглянул на Адока.

– Почему ты не скажешь «Ведь я тебе говорил?» – спросил он.

Адок покачал головой, как бы давая понять, что говорить такие вещи не его дело.

– Что ж, ты был прав, – сказал Джим. Он задумался. – Но совсем не по тем причинам, о которых ты думаешь. Меня остановило то, что язык мне все-таки недостаточно хорошо знаком. Было бы это на моем родном языке – я бы все смог прочесть. – Он резко отвернулся от Адока и сказал в пространство: – Ро?

И он и Адок принялись ждать. Но ответа не последовало, и Ро не появилась перед ними. Это было не удивительно. Ро была Высокородной, и у нее были свои занятия и обязанности – совсем не те, что у Адока, чья единственная обязанность заключалась в том, чтобы ждать и приходить по малейшему желанию Джима.

Джим перенес себя в комнату Ро, никого не застал и оставил записку с просьбой прийти к нему, как только она освободится. Ро появилась перед ними только через два с половиной часа.

– Вечер будет обставлен очень торжественно, – сказала она безо всяких предисловий. – Там будут все. Придется использовать Большую Комнату Сборов. Должно быть кто-то прослышал, что это будет необычный вечер и… – Внезапно она замолчала. – Я совсем забыла. Ты хотел меня видеть, Джим?

– Ага, – сказал Джим. – Скажи, ты не можешь установить у себя на дому один из экранов обучения?

– Что… ну, конечно! – сказала Ро. – Тебе он нужен, Джим? Почему бы мне не попросить установить его здесь?

– Мне бы не хотелось, чтобы стало известно, что я им пользуюсь, – объяснил Джим. – Насколько я понимаю, это ведь самая обычная вещь, если ты попросишь установить его у себя?

– Совершенно обычная. Да… И, конечно, если тебе это надо, я все могу устроить без огласки. Но зачем?

Джим рассказал ей о своей попытке в учебном центре, когда он стоял и пытался читать с той же скоростью, что и молодой Высокородный.

– Ты думаешь, что обучение повысит твои способности быстро читать? – спросила Ро. Она нахмурилась. – Может быть, тебе не стоит на это слишком надеяться…

– Я и не надеюсь, – согласился Джим.

Примерно через несколько часов экран был установлен и плавал в одном из углов одной малоиспользуемой комнаты Ро в ее квартире. С этих пор то время, которое Джим прежде проводил в подземном учебном центре, он теперь проводил у Ро.

В течение следующей недели, однако, он не добился большого успеха. Потом Джим окончательно забросил эту свою попытку и последние несколько дней, оставшиеся до вечера, бродил между слуг вместе с Адоком, наблюдая за их немым языком. Он уже свободно понимал его. Но то, что на нем говорили, было, в основном, эквивалентно сплетням и слухам. Однако и слухи могут быть полезны, особенно, при правильной интерпретации.

Из последней такой экспедиции Джим вернулся примерно за час до начала вечера и увидел, что в комнате его ждет Лорава.

– Тебя хочет видеть Вотан, – резко сказал он при его появлении.

Без всякого предупреждения Джим внезапно очутился в его комнате, в которой ни разу до сих пор не был. Рядом с ним стоял Лорава, по другую сторону находился Адок – следовательно, это приглашение коснулось также и Старкиена.

Вотан сидел на подушке перед плавающим в воздухе экраном, на котором были расположены ручки разных цветов. Он поворачивал эти рукоятки с небрежностью, как бы играя, но его серьезное лицо говорило о том, что делом он занимается важным. И тем не менее, при виде возникшей перед ним группы, он прервал свое занятие, встал на ноги и направился к Джиму.

– Я позову тебя позже, Лорава, – сказал он, и молодой Высокородный исчез. Вотан нахмурил свои густые желтоватые брови. – Дикий Волк, на твоем вечере будет присутствовать сам Император.

– Я не верю, что этот вечер в мою честь, – сказал Джим. – Скорее это устраивается для Словиэля.

Вотан отмел это замечание в сторону одним взмахом своей длинной руки.

– Причиной являешься ты, – сказал он. – И ты – единственная причина, по которой там будет присутствовать Император. Он хочет опять поговорить с тобой.

– Естественно, – сказал Джим, – но для этого не надо устраивать никаких вечеров. Я могу прийти в любое время, когда Император пожелает меня видеть.

– Он блистательнее всего в обществе! – резко сказал Вотан. – Но это не важно. Важно то, что на вечере Император безусловно пожелает говорить с тобой. Он отзовет тебя в сторону и, разумеется, задаст множество вопросов.

Вотан поколебался.

– Я буду рад ответить на любой вопрос Императора, – сказал Джим.

– Да… Именно так, – угрюмо заметил тот. – Какой бы вопрос ни задал тебе Император, отвечай на него со всевозможной полнотой. Тебе понятно? Он – Император, и если даже он не будет обращать внимания на твои ответы, ты обязан говорить, пока он не прервет тебя. Тебе понятно?

– Полностью, – сказал Джим.

На секунду его глаза встретились с лимонно-желтыми глазами Высокородного.

– Да. Хорошо, – сказал Вотан, резко поворачиваясь и направляясь обратно к своему своеобразному пульту, и усаживаясь за него. – Это все. Теперь ты можешь вернуться к себе.

Его пальцы опять начали передвигать рукоятки. Джим дотронулся до руки Адока, и они опять оказались в его комнате.

– Какие ты делаешь отсюда выводы? – спросил он у Адока, как только они оказались у себя.

– Выводы? – переспросил Адок.

– Да. – Джим пытливо посмотрел на Старкиена. – Не кажется ли тебе, что его речь была немного странной?

Лицо Адока осталось бесстрастным.

– Все, что имеет отношение к Императору, не может быть странным. – Голос его был на удивление слабый. – Высокородный Вотан велел тебе отвечать полностью на вопросы Императора. Это все. Ничего другого он не имел в виду.

– Да, – сказал Джим. – Адок, тебя приставили ко мне, как заместителя. Но ты все еще продолжаешь принадлежать Императору?

– Как я тебе уже говорил, Джим, – сказал Адок тихим, бесцветным голосом, – все Старкиены принадлежат только Императору, вне зависимости от того, где и с кем они находятся.

– Я помню, – подтвердил Джим.

Он отошел в сторону и начал снимать с себя полосы оружия Старкиенов, одеваясь в белые одежды Высокородного, но без эмблемы, которую решил носить только в исключительных случаях.

Он едва успел одеться, как появилась Ро. И то, что она появилась, когда он все-таки успел одеться, вновь пробудило в нем подозрения, не находится ли он под наблюдением – не только Ро, но и других – еще более строгим, чем он предполагал. Но сейчас у него просто не было времени разбираться в этом.

– Вот, – сказала Ро, немного задыхаясь, – надень вот это.

Джим увидел, что она протягивает ему нечто, похожее на узкую белую сатиновую ленту. Когда он заколебался, Ро просто взяла его за руку и обернула ленту вокруг запястья, не дожидаясь согласия.

– Посмотри, – сказала она, – у меня то же самое.

Она протянула ему левую руку, и он увидел на ее запястье точно такую же полоску, чуть пульсирующую, словно живущую своей жизнью. Во всей остальной одежде Ро сохранила обычный стиль женщин Империи – те белые облака, которые он видел на Высокородных еще на Альфе Центавра III.

Она взяла Джима за запястье и положила его пальцы на свою руку.

– Что это? – спросил Джим.

– О… Ну, конечно, ты же не знаешь, – сказала она. – Когда устраиваются вечера, особенно такие большие, как этот, люди перемещаются так часто, что за ними просто невозможно уследить. Но теперь, когда мы сверили свои сенсоры, стоит тебе лишь представить меня, и ты очутишься рядом, в каком бы конце здания я не находилась. Вот увидишь… – Она рассмеялась. К его удивлению, она была очень возбуждена и глаза ее блестели. – На таких вечерах всегда все путается!

Когда примерно минут через сорок они вместе с Адоком переместились в Большую Комнату Сборов, Джим моментально понял, что она имела в виду. Комната эта с крышей и без стен напоминала центр обучения Высокородных, но только была она значительно больше. Ее блестящий пол был абсолютно черного цвета, на нем стояли белые колонны, и все это простиралось на несколько квадратных миль. По полу передвигались, стояли и беседовали группы Высокородных в своих обычных белых костюмах, а между ними сновали слуги, разносившие подносы с различными напитками и едой.

На первый взгляд – за исключением Высокородных и того простора, который перед ним открывался – Джиму этот вечер показался совершенно обычным. Но, вглядевшись пристальнее, Джим увидел, что не только Высокородные, но и слуги беспрестанно появляются и исчезают из этой комнаты. Их было так много, что на мгновение в глазах у Джима зарябило.

Затем он сделал то, что делал всегда, когда не мог уследить за всем происходящим сразу: он сконцентрировался на одном, а остальное временно запрятал в тайники своего мозга.

– Адок, – сказал он, поворачиваясь к Старкиену, – я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделал. Попытайся найти одного слугу. Я не знаю, как он выглядит, но он будет отличаться от остальных тем, что, во-первых, будет находиться в какой-то определенной позиции в этой комнате и не будет ее менять, что довольно необычно для слуги; а во-вторых, это будет такая позиция, что любой слуга из любого конца зала в состоянии будет увидеть его. За ним будет наблюдать один из слуг: они никогда не будут смотреть на него все вместе, а только по очереди, но на него всегда будет кто-то смотреть. Ты не мог бы заняться поисками этого человека прямо сейчас?

– Да, Джим, – сказал Адок и исчез.

– Зачем ты попросил его это сделать? – спросила Ро низким, удивленным голосом, теснее прижимаясь к Джиму.

– Я скажу тебе позже, – ответил Джим.

Он увидел в ее глазах жгучее желание задать ему еще несколько вопросов, несмотря на его уклончивый ответ. Она бы их и задала, не появись в этот момент Император и Вотан.

– А вот и он, мой Дикий Волк! – весело сказал Император. – Подойди и поговори со мной, Дикий Волк!

Немедленно после этих слов Ро исчезла. Начали исчезать и другие придворные, пока Джим, Вотан и Император не остались стоять в одиночестве в центре круга примерно пятидесяти футов в диаметре, так что они могли говорить спокойно, не опасаясь, что их услышат. Император повернулся и взглянул на старика Высокородного.

– Иди, – сказал он, – повеселись хоть раз, Вотан. Со мной все будет хорошо.

Вотан, секунду поколебавшись, исчез.

Император повернулся к Джиму.

– Ты мне нравишься… Как тебя зовут, Дикий Волк?

– Джим, Оран.

– Ты мне нравишься, Джим, – Император чуть наклонился, уменьшая свой более чем семифутовый рост, и положил длинную руку на плечо Джима, опираясь на него, как уставший путник. Медленно он принялся вышагивать взад и вперед. Джим, которого он держал за плечо, старался шагать с ним в ногу.

– Это действительно дикий мир, откуда ты пришел, Джим? – спросил Оран.

– Он был таким примерно до полувека назад, – сказал Джим. – Очень диким.

Они прошли в одну сторону примерно дюжину шагов. Потом Император повернулся, и они пошли назад. И за все время их беседы, они так и ходили вперед и назад – не более дюжины шагов в каждую сторону.

– Ты хочешь сказать, что вы покорили свой мир за последние пятьдесят лет? – спросил Император.

– Нет, Оран, – ответил Джим, – Мы покорили наш мир задолго до этого. Но только пятьдесят лет назад мы в конце концов научились покорять самих себя.

Оран кивнул, глядя не на Джима, а на пол, немного впереди себя, пока они шли.

– Да, человеческое – самое трудное, – сказал он как бы самому себе. – Ты знаешь, мой брат, Галиан, глядя на тебя, немедленно подумал бы: что за прекрасные слуги из них получатся. И, возможно, он прав… Возможно, он прав… но…

Они вновь повернули, зашагав в обратном направлении, и Император оторвал свой взгляд от пола, взглянув на Джима.

– …но я так не считаю. У нас слишком много слуг.

Его улыбка поблекла. Некоторое время они шагали в молчании.

– У вас есть свой собственный язык? – продолжал говорить Император Джиму на ухо, вновь глядя в пол. – Свое собственное искусство, история, легенды?

– Да, Оран, – ответил Джим.

– Тогда вы заслуживаете большего, чем быть просто слугами. По меньшей мере, – тут Император вновь послал Джиму одну из своих коротких ослепительных улыбок, прежде чем опять уставиться в пол, – я знаю, что ты, по крайней мере, заслуживаешь лучшего. Видишь ли, я не удивлюсь, если в один прекрасный день прикажу оформить твое усыновление, так что ты практически станешь одним из нас.

Джим промолчал. Через минуту, когда они опять повернули, Император искоса взглянул на него.

– Ты хочешь этого, Джим?

– Я еще не знаю, Оран.

– Честный ответ… – прошептал Император, – честный ответ… Ты знаешь, Джим, что теория параллельных пространств говорит нам, что все возможные события должны произойти рано или поздно?

– Параллельные пространства? – не понял Джим.

Но Император продолжал говорить, как будто ничего не слышал.

– Существует вероятность, что где-то есть мир, в котором Император – это ты, Джим, а Высокородные – это твой народ. А я – Дикий Волк, которого привезли сюда, чтобы показать мое варварское искусство тебе и твоим придворным…

Он сильнее сжал плечо Джима. Искоса взглянув на Императора, Джим заметил, что глаза монарха стали ничего не видящими и пустыми. Оран шел вперед, все тяжелее наваливаясь на плечо Джима; создавалось впечатление, что Император ослеп и движется за Джимом, как за поводырем.

– Ты когда-нибудь слышал о Голубом Звере, Джим? – прошептал он.

– Нет, Оран, – ответил Джим.

– Нет… – прошептал Император. – Нет. И я тоже не слышал. И я просмотрел записи всех легенд во всех мирах – и нигде я не нашел упоминания о Голубом Звере. Если никогда не было такого чудовища, как Голубой Зверь, то почему я его вижу, Джим?

Сейчас он сжимал плечо Джима, словно тисками. Но все же голос Императора оставался тихим и мягким, почти ленивым, словно он грезил вслух. Для любого Высокородного, наблюдавшего со стороны, их беседа должна была казаться вполне нормальной, только тихой.

– Я не знаю, Оран, – сказал Джим.

– И я не знаю, Джим. Вот это самое странное – я его видел уже три раза, и всякий раз он был в дверях передо мной, как будто заслонял мне дорогу… Знаешь, Джим… иногда я совсем как остальные Высокородные. Иногда мой ум ясен… и я все вижу и понимаю намного лучше, чем любой из них. Вот почему я знаю, что ты не такой, как другие, Джим. Когда я впервые увидел тебя после окончания боя с быком, я смотрел на тебя… и внезапно я увидел тебя словно в телескоп – ты был очень маленький, но я видел тебя очень резко. И я видел в тебе много маленьких и четких деталей, которые кроме меня не видел никто. Ты можешь быть Высокородным, а можешь и не быть им – как хочешь, Джим. Потому что это не имеет значения… Я видел это в тебе. Это не имеет значения.

Голос Императора прервался. Но он продолжал толкать Джима вперед, слепо идя рядом с ним.

– Вот так со мной всегда, Джим… – вновь заговорил он. – Иногда я вижу все очень хорошо и ясно. Тогда я понимаю, что я на шаг впереди всех Высокородных. И это странно – я представляю из себя именно то, к чему мы стремились целыми поколениями – быть на шаг впереди, но мы еще не в состоянии принять этот шаг… Джим, ты понимаешь меня?

– Да, Оран, – ответил Джим.

– Но иногда, – продолжал Император, причем Джим так и не понял, услышал тот его ответ или нет, – иногда, как только мне начинает становиться все ясно и четко, то стоит мне вглядеться пристальнее, так все расплывается перед моими глазами и словно все застилает туман. И я теряю чувство того острого внутреннего зрения, о котором я тебе говорил. И тогда я начинаю видеть всякие сны – и днем, и ночью. Например, я уже трижды видел Голубого Зверя…

Император вновь замолчал, и Джим подумал, что это очередная остановка перед продолжением беседы. Но внезапно рука Императора упала с его плеча. Джим видел, что Оран вновь смотрит на него ясными глазами, весело улыбаясь.

– Ну, что ж, я не должен задерживать тебя, Джим, – сказал Оран совершенно нормальным голосом. – Это твой первый вечер и, в конце концов, ты почетный гость. Почему бы тебе не повеселиться, не познакомиться с кем-нибудь? Мне надо найти Вотана. Он всегда очень беспокоится, когда я один.

Император исчез. Джим остался стоять на месте, и постепенно пустое пространство вокруг него начало заполняться людьми, не только присутствующими, но и вновь прибывшими. Он оглянулся в поисках Ро, но нигде не нашел ее.

– Адок! – тихо сказал он.

Старкиен возник рядом с ним.

– Прости меня, Джим, – сказал Адок. – Я не знал, что Император уже окончил беседу с тобой. Я нашел того слугу, которого ты приказал мне отыскать.

– Перемести меня туда, откуда я смогу увидеть его, а он не сможет видеть меня, – приказал Джим.

Внезапно они очутились в узком полусумрачном месте между двух колонн, лицом к открытому пространству между колоннами, где прямо в воздухе висело множество подносов со всевозможными яствами и напитками.

Среди этих подносов стоял низкорослый слуга, коричневокожий человек с темными, свисающими назад волосами. Джим и Адок стояли позади него, и, глядя мимо него, они могли видеть другого слугу, шедшего вперед с полным подносом яств.

– Хорошо, – сказал Джим.

Он запомнил расположение этого места, а затем перенес себя и Адока обратно, туда, где он в последний раз разговаривал с Императором.

– Адок, – мягко сказал он. – Я хочу попытаться быть все время на виду у Императора, то есть так, чтобы я мог его видеть. И я бы хотел, чтобы ты тоже не терял меня из виду. Когда я исчезну, ты должен подойти к Вотану, который будет рядом с Императором, и передать ему, что он мне нужен, как важный свидетель. Затем перемести его туда, где находится этот слуга. Ты понял?

– Да, Джим, – бесстрастно подтвердил Адок.

– А сейчас, – сказал Джим, – как мне найти Императора?

– Я могу перенести тебя туда, – сказал Адок. – Все Старкиены могут найти своего Императора в любое время. Это на тот случай, если мы понадобимся.

Внезапно они очутились еще в каком-то месте Большой Комнаты Сборов. Джим огляделся и увидел Императора всего в нескольких футах от себя – на сей раз он не был вовлечен в частную беседу, а разговаривал сразу с несколькими Высокородными и смеялся. Вотан, хмуря свои желтые брови, стоял возле его локтя.

Джим обернулся и увидел Адока, наблюдающего за ним на расстоянии примерно в двадцать футов. Джим кивнул ему и постарался двигаться с толпой так, чтобы находиться примерно на одном и том же расстоянии от Императора.

Дважды Император неожиданно менял свое местоположение. Дважды и Джим менял позицию, прибегая к услугам Адока. К его удивлению, ни один из Высокородных рядом с ним не обращал на него особенного внимания. Они, казалось, не желали замечать Дикого Волка, в честь которого был устроен вечер, и если их глаза все же останавливались на его фигуре, то только из-за необычно высокого для слуги роста Джима.

Время тянулось медленно. Прошел примерно час, и Джим начал сомневаться в своей прежней непоколебимой уверенности, когда внезапно он увидел то, что ожидал.

Император был повернут к нему в пол-оборота, и только чуть заметное напряжение фигуры отражало изменение его психического состояния. Он как бы затвердел и потерял способность двигаться.

Джим торопливо сделал два шага в сторону, чтобы увидеть его лицо. Оран смотрел мимо других Высокородных, с которыми он только что разговаривал. Взгляд его был четким и ясным, но застывшим; застывшей была и улыбка; и так же, как тогда, в ложе на арене, из уголка рта стекала струйка слюны.

Никто вокруг Императора, казалось, ничего не замечал. Но Джим не стал терять времени, разглядывая реакцию окружающих Высокородных. Вместо этого он повернулся, оглядывая слуг. Ему стоило только повернуть голову, и он увидел то, что искал: слугу с подносом, на котором лежало что-то, напоминающее маленькие пирожки.

Человек этот не двигался. Он стоял совершенно спокойно, в той же застывшей позе, что и Император.

Джим торопливо повернулся, и увидел еще трех таких слуг, застывших в недвижимости, как статуи. К этому моменту даже Высокородные, похоже, почувствовали, что не все в порядке. Но Джим не стал дожидаться, к какому мнению они придут. В ту же секунду он перебросил себя в сумеречное место, позади слуги с подносами – туда, где он прежде побывал с Адоком.

Человек с подносом стоял, вглядываясь в окружающее. Джим согнулся почти вдвое и приблизился к слуге с подносами. Он тут же схватил этого человека сзади обеими руками. Одну руку он положил тому на шею, у самой головы, второй он схватил за подмышку, упираясь большим пальцем в ключицу.

– Сделаешь хоть один жест, – тихо прошептал Джим, – и я сломаю тебе шею.

Человек напрягся, но не издал ни звука и не тронулся с места.

– А сейчас, – прошептал Джим, – делай то, что я тебе прикажу…

Он остановился, оглянувшись назад, и увидел в тени позади себя мускулистую фигуру Адока и возвышающегося рядом с ним Высокородного, который должен был быть Вотаном.

Джим вновь повернулся к слуге.

– Положи два первых пальца левой руки на бицепс правой, – прошептал ему Джим.

Человек не шелохнулся. Все еще согнутый в три погибели, прячась за спиной слуги с подносами, Джим начал давить тому на шею большим пальцем.

Человек сопротивлялся довольно долго. Затем резким, как у робота движением, он поднял левую руку и положил два пальца на бицепс правой руки.

Внезапно, ближайший к ним слуга начал двигаться, как будто ничего не произошло, а следом за ним ожили все остальные слуги и сам Император. Следом за Ораном шли заинтригованные и ничего не понимающие Высокородные. Джим быстро заткнул ладонью рот человека, которого держал и, чуть приподняв его в воздухе, оттащил в тень.

Вотан и Адок подошли к нему, разглядывая плененного.

– А сейчас, – хмуро сказал Вотан, – я…

Но в этот момент слуга издал какой-то странный тонкий звук и тяжело обмяк в руках Джима.

– Да, – сказал Вотан, пока Джим укладывал труп на пол, – кто бы ни планировал это, он не мог позволить, чтобы этот человек остался в живых и мы смогли бы его допросить. Без сомнения, разрушенной окажется вся структура его мозга.

Он поднял свой взгляд от мертвого тела на Джима. Мозг Высокородного уже понял многое из того, для чего Джим привел его сюда. Но, тем не менее, из глаз Вотана еще не исчез весь холод.

– Тебе известно, что кроется за всем этим? – строго спросил он Джима.

Джим покачал головой.

– Но ты, совершенно очевидно, ожидал, что это произойдет, – заметил Вотан. – Ты был так в этом уверен, что даже послал своего Старкиена, чтобы тот привел меня сюда. Почему меня?

– Потому что я решил, что ты единственный из всех Высокородных, кто понимает, что с умом Императора не совсем то, что должно быть… или, возможно, – сказал Джим, вспомнив свой разговор с Ораном, – ум его немногим больше того, каким он должен быть.

Казалось, в горле Вотана что-то щелкнуло. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он заговорил, но на другую тему.

– Как ты узнал об этом… этом… то, что замыслили слуги? – спросил Вотан.

– Не то чтобы узнал, и даже, в общем, я не мог быть абсолютно уверен, что это произойдет, – сказал Джим. – Но я выучил Немой Язык слуг под землей и понял, что они что-то затевают. Тогда я подумал о вечере и об… уме Императора, и я понял, что если что-либо произойдет, то только здесь. Поэтому, как только я прибыл сюда, я послал Адока искать то, что подтвердило бы мои подозрения, а когда он нашел это, я вел себя так, как ты уже видел.

При упоминании об «уме Императора» Вотан опять весь напрягся, но к концу речи Джима расслабился и кивнул ему.

– Ты проделал хорошую работу, Дикий Волк, – сказал он, и слова эти были достаточно приветливы, несмотря на то, что тон был недовольный. – С этого момента всем остальным займусь я. Но нам будет лучше убрать тебя ненадолго с Тронного Мира, поручились ли за твое усыновление или нет.

Вотан выпрямился и стоял секунду, о чем-то размышляя.

– Я думаю, Император повысит тебя в чине, – наконец произнес он. – Раз уж он сам подписал твое поручительство, и ты лично сможешь стать Высокородным, он повышает тебя до командира полка из десяти частей и посылает тебя на усмирение восстания одного из колониальных миров.

Он отвернулся от Джима, Адока и мертвого слуги, как бы намереваясь исчезнуть. Затем, он словно переменил решение и вновь повернулся, взглянув на Джима,

– Как твое имя? – резко спросил он.

– Джим, – ответил Джим.

– Джим… Ну, что ж, ты хорошо поработал, Джим, – хмуро сказал Вотан, – Император оценит это. И я тоже.

После этих слов он исчез.

4

Планета Атийя, на которую послали Джима с десятью частями Старкиенов, Адоком и Гарном II – действительным командиром полка, который сейчас являлся адъютантом Джима – была одним из многих миров, населенных маленькими коричневокожими людьми с длинными прямыми волосами, свисающими назад. Губернатор, волосатый коротышка, не говорил о восстании ни слова и настаивал, чтобы были проведены все церемонии приветствия, прежде чем он начнет отвечать на вопросы.

Однако не мог же он вечно увиливать от ответа. В конце концов Джим, Адок, Гарн II и губернатор очутились в столице Атийи, в конторе губернатора. Губернатор начал было распоряжаться, чтобы им принесли подушки поудобнее и освежающие напитки, но Джим оборвал его.

– Все это не имеет значения, – сказал Джим. – Нам не нужны яства и напитки. Нам надо знать все об этом восстании: где оно происходит, сколько людей принимают в нем участие, каким оружием они располагают.

Губернатор уселся на одну из подушек и неожиданно разразился слезами.

На мгновение Джим был ошеломлен. Он не мог вымолвить ни слова. Затем, вспомнив не только то, что узнал на Тронном мире, но и в бытность сою антропологом на Земле: мужчины всех обитаемых миров не рыдают на людях, тем более так громко, как это делал сейчас губернатор.

Джим дождался окончания этого взрыва эмоций, затем опять повторил свой вопрос. Шмыгая носом, губернатор оттер слезы и попытался ответить.

– Я никогда не думал, что они пришлют командиром отряда не-Высокородного, – хрипло пожаловался он Джиму. – Я хотел отдаться ему на милость… но ты не Высокородный. – Губернатор чуть было опять не расплакался, тем самым грозя прервать уже начатые объяснения, и Джим заговорил с ним более сурово, чтобы привести в чувство.

– Встать! – резко приказал Джим.

Губернатор рефлекторно вскочил.

– Да будет тебе известно, за мое усыновление поручились Высокородные. Но не в этом дело. Кого бы ни послал к вам Император – значит, положение того заслуживает.

– Но это не так! – Губернатор даже поперхнулся от раскаяния. – Я… я солгал. Это не просто восстание. Это революция. Все основные семьи планеты объединились вместе, даже мой брат Клуф с ними. Честно признаться, он и является главой этой революции. Они собрались вместе, чтобы убить меня и посадить его на мое место!

– То есть как? – требовательно спросил Джим.

Он уже знал, что колониальные миры скопировали с Тронного Мира организацию двора. Каждый такой двор состоял из благородных семейств колониальных миров, управляемых самим губернатором, который являлся маленьким местным Императором для своих подданных, и его семьей.

– Почему вы допустили, что все зашло так далеко? – спросил Гарн II. – Почему вы не использовали свои колониальные войска раньше и не пресекли мятеж в самом зародыше.

– Я… Я…

Губернатор взмахнул руками, по всей видимости, не в состоянии продолжать дальше.

Наблюдая за ним, у Джима исчезли последние сомнения в том, что произошло. Его занятия в течение нескольких последующих недель и под землей, и с экраном, установленном в комнате Ро, дали ему четкое представление не только об обществе Тронного Мира, но и о колониальных мирах. Несомненно, губернатор позволил этому делу зайти так далеко потому, что был уверен в своих собственных силах, способности все уладить и договориться с главарями восстания. По всей видимости, он несколько переоценил себя.

Затем, когда дело пошло из рук вон плохо, он побоялся сообщить об этом на Тронный Мир, и попросил значительно меньшее число Старкиенов, чем требовалось для урегулирования положения. Возможно, он просто решил, что может угрожать восстанию Старкиенами и, если те испугаются, заключить с ними какой-то договор.

Однако то, что он понял все это, мало могло помочь. Тронный мир обычно поддерживал губернаторов, которым давалась в руки полная власть на колониальных мирах.

– Сэр, – сказал Гарн II, касаясь локтя Джима.

Он сделал Джиму знак, и они отошли в другой конец комнаты, где их не могли услышать. Адок последовал за ними, оставив губернатора одного.

– Сэр, – сказал Гарн II, как только они отошли на достаточное расстояние и остановились, – я настоятельно советую ничего не предпринимать и обратиться за помощью в Тронный мир, чтобы нам прислали еще несколько полков Старкиенов. Если справедлива хотя бы половина того, что говорит этот человек, люди, восставшие против него, уже захватили контроль почти над всеми вооруженными силами. Десять частей Старкиенов могут сделать очень много, но нельзя требовать от них, чтобы они побеждали целые армии. Нет необходимости губить людей ради его глупости.

– Конечно, – сказал Джим. – Конечно, нет. Но с другой стороны, я бы хотел сначала получше разобраться в положении, прежде чем обращаться за помощью. Пока что мы знаем только то, что услышали от губернатора. Но все может оказаться совсем не так, как он считает, даже если его опасения и справедливы.

– Сэр, – сказал Гарн II, – я вынужден возражать. Каждый Старкиен – очень дорогой и ценный человек и по опыту, и по вооружению. Нельзя ими рисковать в безнадежном деле, и, как бывший командир, я хочу довести до вашего сведения, что нечестно и несправедливо так рисковать ими.

– Сэр, – с тех пор, как они покинули Тронный мир, Адок также обращался к нему, как этого требовал военный этикет. – Адъютант-Командир совершенно прав.

Джим по очереди взглянул на обоих Старкиенов. Их слова напомнили ему, что хотя он и был назначен командиром полка, настоящий военный опыт был у Гарна.

– Я ценю ваши возражения, адъютант, – медленно сказал Джим Гарну. – Но все-таки сначала я хочу все сам увидеть.

– Да, сэр, – сказал Гарн II.

Его лицо оставалось совершенно бесстрастным и на нем не было заметно ни малейшего признака чувства из-за того, что ему отказали. Был ли это самоконтроль, характерный для всех Старкиенов, или просто оценка положения и личные качества Гарна II, Джим сказать не мог. Поэтому он просто повернулся и направился обратно к губернатору, который беспомощно поднял голову при его приближении.

– Мне нужно задать вам много вопросов, – сказал Джим. – Но сначала скажите мне, что такое использовал ваш брат – или кто бы там ни был душой восстания – что люди пошли за ним?

Губернатор опять было собрался заплакать, но, встретившись взглядом с Джимом, моментально передумал.

– Я не знаю… Я не знаю! – простонал он. – Ходили слухи о каком-то покровителе… покровителе… – Губернатор запнулся и замолчал.

– Продолжайте, – сказал Джим. – Закончите то, что вы хотели сказать.

– Покровителе… с Тронного Мира, – озираясь, со страхом сказал губернатор.

– Покровителе – Высокородном? – требовательно спросил Джим.

– Я… никогда не слышал точно! – воскликнул побледневший губернатор. – Я вообще знаю только слухи.

– Не бойся. А сейчас послушай меня. У твоего брата и его приспешников, несомненно, имеются вооруженные силы. Где они расположены и сколько их?

Когда разговор перешел от Высокородных к делам его собственного народа, губернатор ожил, как увядший цветок в воде. Его узкие плечи выпрямились, голос стал тверже, и он повернулся, указывая на стену своего кабинета.

– К северу отсюда. – Он назвал расстояние в имперских единицах, что равнялось, примерно, шестидесяти земным милям. – Они стоят лагерем на равнине, окруженной холмами. На каждом холме выставлены посты, и часовыми стоят лучшие служащие нашей армии.

– Сколько их?

– Три… три… – запинаясь, произнес губернатор, – три четверти, возможно.

– Более девяноста восьми процентов всех вооруженных сил, – вставил Гарн II, глядя на губернатора, – если он говорит о трех четвертях.

– Почему они до сих пор не захватили ваши крупные города? – спросил Джим.

– Я… я сказал им, что вы должны прибыть, – жалким голосом пробормотал губернатор. – Я… я даже согласился начать с ними переговоры, если мне удастся убедить вас улететь отсюда.

– Единственно возможные переговоры и условия, – заметил Гарн, – будем диктовать мы. Сколько это примерно людей – девяносто восемь процентов от ваших вооруженных сил?

– Три дивизии, – пробормотал губернатор, – примерно, сорок тысяч вооруженных солдат…

– От шестидесяти до семидесяти тысяч, – сказал Гарн, глядя на Джима.

– Очень хорошо, – сказал Джим. Он выглянул в большое окно комнаты. – По местному времени сейчас уже почти заход солнца. У вас есть луна? – добавил он, обращаясь к губернатору.

– Целых две… – начал было губернатор, но Джим прервал его.

– Одной будет вполне достаточно, если только она будет светить нам, – сказал он. Затем повернулся к Гарну и Адоку. – Как только стемнеет, мы пойдем и посмотрим на их лагерь. – Он перевел свой взгляд на губернатора, который, улыбаясь, покачивал головой. – А вас мы прихватим с собой.

Улыбка с лица губернатора исчезла так же внезапно, как исчезает улыбка с восковой фигуры, когда скульптор счищает ее шпателем.

Четырьмя часами позже, когда первая луна только показала свой оранжевый круг, высветивший низкие холмы на горизонте, Джим, Гарн и Адок поднялись в небольшом летательном аппарате с одной из площадей столицы и полетели в черном небе, чуть ниже нависающих облаков в направлении, указанном губернатором. Примерно минут через пятнадцать они приблизились к холмам и снизились.

Они опустились на грунт у подножия холмов, покрытый трехфутовой травой и деревьями, спрятали там свой летательный аппарат и остальную часть пути прошли пешком. Впереди, примерно на расстоянии пятнадцати ярдов друг от друга, шли два Старкиена. Они двигались удивительно беззвучно, но и Джим шел точно также благодаря своему богатому опыту охотника на Земле. Но еще более удивительно было то, что так же бесшумно двигался и губернатор, который, казалось, чувствовал себя как дома.

Когда Джим убедился, что коротышка способен двигаться бесшумно, он отошел от него и стал держать такой же интервал, как Адок и Гарн.

Когда они взобрались уже почти на вершину холма, что позволяло им оглядеть равнину внизу, оба Старкиена внезапно упали на траву и распластались на животах. Джим и губернатор немедленно последовали их примеру.

Прошло несколько минут. Затем, внезапно, из травы совсем рядом поднялся Адок.

– Все в порядке, сэр, идемте, – сказал он. – Часовой спит.

Джим и губернатор поднялись на ноги и последовали за Старкиеном вверх по склону холма. Почти на самой вершине находилось находилось обнесенное проволокой пространство, в центре которого стояло нечто, напоминающее небольшой зонт, под которым, по всей видимости, должен был сидеть часовой. Но часового нигде не было видно.

– Вот и лагерь, – сказал Гарн, протягивая руку над проволокой и указывая на дальний холм. – Сейчас все в порядке. Вы можете пройти под проволокой, сэр. Нас не могут ни видеть, ни слышать.

Джим подошел к Гарну и взглянул вниз. То, что он увидел, скорее походило не на лагерь, а на небольшой городок или даже город из куполообразных зданий, разделенных улицами на квадраты.

– Подойдите сюда, – сказал Джим, оглядываясь на губернатора.

Губернатор послушно подошел к проволоке.

– Посмотрите, вы ничего необычного не находите в этом лагере?

Губернатор поглядел на лагерь долгим взглядом, и, в конце концов, покачал головой.

– Сэр, – сказал Гарн. – Этот лагерь устроен согласно обычным военным законам, когда каждый квартал, на который он разделен, охраняет определенная группа людей.

– Да, но они еще выстроили здание Совета! – сказал губернатор плачущим голосом. – Вы только посмотрите!

– Где? – спросил Джим.

Губернатор указал на самое большое куполообразное строение, справа от геометрического центра лагеря.

– Только губернатор имеет право созывать совет среди войск! – сказал он. – Но они поторопились. Как будто меня уже сместили или я уже умер!

Губернатор вздохнул.

– Что вы обнаружили, сэр? – спросил Гарн.

Адок подошел к ним ближе. Джим заметил это краешком глаза.

– Я не совсем уверен, – сказал Джим. – Адъютант, каким оружием владеют наши Старкиены из того, что у них нет?

– У нас великолепные индивидуальные защитные экраны, – ответил Гарн. – Кроме того, каждый наш воин обладает огневой мощью оружия, эквивалентной полной их батарее.

– Значит, у нас такое же оружие, как и у них, только намного лучше и эффективнее? – спросил Джим. – Так?

– Сэр, – сказал Гарн, – самое величайшее оружие Старкиена – это сам Старкиен. Он…

– Да, я это знаю, – немного резко прервал его Джим. – А как насчет – он попытался подобрать в уме и перевести с земного языка на язык Империи – …насчет больших орудий? Таких, например, как ядерные снаряды или что-то в этом роде?

– Ни одной колонии не разрешено держать ничего подобного ядерному оружию, – сказал Гарн. – Возможно, они построили нечто вроде сверхмощной пушки, но вряд ли. Что же касается антиматерии, то это абсолютно исключено…

– Одну секундочку, – прервал его Джим. – А Старкиенам доступны все эти вещи на Тронном Мире? Я имею в виду – как вы сказали, – антиматерию?

– Именно. Конечно, они не использовались на протяжении нескольких тысяч веков. В этом просто никогда не возникало необходимости, – сказал Гарн. – Вы хоть примерно представляете себе, что такое антиматерия, сэр?

– Только до такой степени, – хмуро заметил Джим, – что небольшая крупица антиматерии, вступая в контакт с материей, вызывает грандиозные разрушения.

Он с минуту стоял, не произнося вслух ни одного слова. Затем резко заговорил:

– Ну так вот, адъютант. После того, как ты увидел, как обстоят дела, ты все еще настаиваешь на том, чтобы обратиться за помощью к Тронному Миру?

– Нет, сэр, – просто ответил Гарн. – Если они выставили только одного часового, значит, они очень небогаты вооруженными силами. Их лагерь также расположен с большими удобствами для проживания, нежели для ведения обороны. Здесь стоял всего один часовой, но я не вижу патрулей на улицах, не вижу патрулей секторов и – что более всего удивительно, – никакой сигнальной системы. Эти люди, по-моему, еще только начинают понимать, что такое армия.

Гарн замолчал, как бы давая Джиму возможность сделать свои замечания.

– Продолжайте, адъютант, – сказал Джим.

– Сэр, – заключил Гарн. – соединяя то, о чем я вам только что говорил, с вновь открытым фактом, что все их лидеры сконцентрированы в одном здании, можно прийти к самому простейшему решению военной задачи. Я предлагаю, чтобы Адок был прямо сейчас послан за нашими силами, и, как только они подойдут сюда, устроить всего лишь один большой налет на это здание, чтобы не дать им возможности защищаться, а затем захватить всех их вожаков. Затем их можно будет отправить в столицу на суд.

– А что, если слухи, которые слышал губернатор, справедливы, и эти мятежники имеют друга среди Высокородных на Тронном Мире?

– Сэр? – спросил Гарн. Насколько это было возможно для Старкиена, голос его звучал удивленно. – Это, безусловно, невозможно для Высокородного – заключать какие бы то ни было сделки с революционерами колониального мира. Но если даже допустить, что такой друг существует, он никак не сможет остановить нас. И, более того, Старкиены отвечают только перед Императором.

– Да, – сказал Джим. – И все же, адъютант, я не намерен следовать вашему совету, как и тогда, когда вы предлагали послать на Тронный Мир за подкреплением.

Он отвернулся от Гарна и посмотрел на маленького губернатора.

– Ваши знатные семьи всегда соперничают друг с другом, не так ли?

– О!.. Они почти всегда интригуют против меня, все! – сказал маленький губернатор. Он неожиданно хихикнул. – О, я понимаю, что вы имеете в виду, командир. Да, они все время соперничают и дерутся друг с другом. Да и, честно говоря, если бы они этого не делали, мне было бы трудно управлять ими. О, да, они только тем и занимаются, что обвиняют друг друга во всех смертных грехах и вечно интригуют, чтобы захватить место получше.

– Естественно, – тихо произнес Джим, словно самому себе. – То, что французы называли «нойо».

– Сэр? – не поняв, переспросил Гарн, стоящий рядом с ним. Маленький губернатор тоже выглядел удивленно. Научный термин на языке Земли им явно ничего не говорил.

– Неважно, – буркнул Джим.

Он подошел к губернатору.

– Есть ли среди этих лидеров хоть один, с которым ваш брат никак не может ужиться?

– С кем Клуф не может… – Маленький губернатор задумался. Он так стоял примерно с минуту, глядя на посеребренную луной траву. – Нотрал!.. Да, если у него и возникают с кем-нибудь трения, так это с Нотралом! – Он обернулся и указал на лагерь. – Видите, люди Клуфа расположены вон там. А люди Нотрала почти прямо напротив. Чем дальше они друг от друга, тем больше им это по душе!

– Адъютант, Адок, – сказал Джим, поворачиваясь к двум Старкиенам. – У меня есть для вас особое задание. Сможете ли вы тихо спуститься вниз и привести с собой одного из охранников, но только живого и невредимого, с территории за площадью, занимаемой Нотралом?

– Конечно, сэр, – ответил Гарн.

– Прекрасно, – сказал Джим. – Обязательно завяжите ему глаза, когда вы поведете его обратно… А сейчас, – он обернулся к губернатору, – укажите еще раз расположение людей Нотрала.

Губернатор вытянул руку. Оба Старкиена в ту же секунду исчезли настолько стремительно, что это напомнило их перемещения на Тронном Мире. Прошло немногим более получаса по земному времени, прежде чем они появились вновь. Джим сидел на траве, губернатор стоял возле него, причем даже стоя он был едва ли выше сидящего Джима.

Адок прополз на пост часового и поднялся, а за ним поднялся маленький коричневый юноша, одетый в некое подобие упряжки, смутно напоминающей оружие второго класса Старкиенов. Молодой колониальный солдат был напуган до того, что мелко дрожал. За ним следовал Гарн.

– Подведите его сюда, – сказал Джим, подражая шипящему акценту Высокородных Тронного Мира. Он стоял спиной к заходящей луне, к которой, наконец, присоединилась и вторая. Их объединенный свет позволял разглядеть лицо молодого длинноволосого солдата, но оставлял лицо Джима в тени.

– Знаешь ли ты, кого я выбрал вашим последним и окончательным вождем? – спросил Джим жестким глубоким голосом, когда молодого солдата поднесли к нему на руках два Старкиена.

Зубы солдата стучали с такой силой, что тот не смог вымолвить ни слова в ответ, но изо всех сил стал трясти головой. Джим издал горлом звук презрения и злости.

– Ладно, неважно, – резко сказал он. – Ты знаешь, кто контролирует площадь за твоей секцией?

– Да…

Пленник с готовностью закивал головой.

– Пойдешь к нему, – приказал Джим. – Скажешь, что я переменил свои планы. Он должен взять в свои руки командование над всеми людьми, причем сейчас и без промедления.

Молодой солдат задрожал, но ничего не сказал.

– Ты меня понял? – рявкнул на него Джим. Пленник конвульсивно задергал головой вверх и вниз.

– Хорошо. Адок, проводи его. Мне нужно отдать приказ адъютанту, прежде чем ты уйдешь.

Адок отвел пленника за проволоку. Джим повернулся и знаком приказал Гарну и губернатору приблизиться. Он указал на лагерь внизу.

– А сейчас, – обратился он к губернатору, – покажи адъютанту территорию, которую контролирует твой брат Клуф.

Губернатор немного отодвинулся от Джима – будто испуг пленника передался и ему, – и вытянул дрожащий палец в нужном направлении, показывая Гарну требуемый район. Гарн задал ему несколько вопросов о положении границ и повернулся к Джиму.

– Вы хотите, чтобы я отвел нашего пленника туда, сэр?

– Да, адъютант.

– Есть, сэр, – сказал Гарн и исчез в ночи.

На этот раз они вернулись намного позже, примерно, через час по земному времени. Когда Гарн доложил, что отпущенного пленника сразу же окликнули и забрали воины Клуфа, Джим приказал всем быстро уходить с холма к летательному аппарату.

Все четверо бегом спустились вниз по склону. Но Джим успокоился окончательно только тогда, когда они взмыли в воздух, и он приказал Адоку, сидящему за пультом управления, отвести аппарат как можно выше и как можно дальше от лагеря, но так, чтобы за лагерем можно было наблюдать на экране. Адок повиновался. Через несколько минут их аппарат завис на высоте пятнадцати тысяч футов над лагерем и в десяти милях в стороне. Летательный аппарат замер в неподвижности, как облако в безветренный день, как змей на конце невидимой нити, привязанной к сонному лагерю.

Джим неподвижно сидел, глядя на экран ночного видения, расположенный за Адоком, на носу судна. Рядом с ним сидел Гарн, губернатор и сам Адок – и все они смотрели на этот экран, хотя ни один из них – за исключением Джима – не знал, зачем все это нужно.

Долгое время им казалось, что все это наблюдение бесполезно и бессмысленно. Иногда Джим протягивал руку к экрану и переводил обзор на отдельные улицы и кварталы. Большинство зданий были темными. И так продолжалось довольно долго.

Затем, внезапно, возникла яркая полоска света, не ярче вспышки фонаря, почти в самом центре – там, где было расположено здание совета.

– Я думаю… – начал было Джим, но в этот момент Гарн рванулся мимо него и буквально вырвал рычаги управления из рук Адока, посылая аппарат на предельной скорости прочь от того, что они сейчас наблюдали.

Адок, опытный солдат, только в первую секунду инстинктивно пытался удержать управление в своих руках, но почти сразу же сошел с места и уступил его Гарну.

Джим наклонился к Гарну и спросил его на ухо:

– Антиматерия?

Гарн кивнул.

Минутой позже их настигла ударная волна, и летательный аппарат закувыркался в ночном небе, как сорванный ветром лист.

Гарн, сидящий у рычагов управления, стиснув зубы, наконец выровнял корабль. Отделались они сравнительно легко: несколько маловажных деталей было разбито, а губернатор в бессознательном состоянии лежал на полу, и из носа у него шла кровь. Джим помог Адоку поднять маленького человечка и пристегнуть его ремнем к креслу. Как ни смешно, но почему-то ни один из них не догадался пристегнуться поясом, хотя они и ожидали ударной волны.

– Есть ли нам смысл возвращаться обратно? – спросил Джим у Гарна.

– Там не на что смотреть, – покачал головой адъютант. – Разве что на кратер.

– Как вы считаете, какое количество антиматерии было использовано? – спросил Джим.

Гарн опять покачал головой.

– Я не эксперт, сэр, – произнес он. – Общее количество примерно таково, что вы смогли бы удержать его в кулаке. Но это сравнение только для удобства. Эффективный элемент мог быть не более песчинки или зернышка… Сэр?

– Да? – сказал Джим.

– Если я могу спросить, сэр, – сказал Гарн, – почему вы предположили, что в этом лагере может быть антиматерия?

– Это была догадка, адъютант, – мрачно сказал Джим, – основанная на множестве фактов, как здесь, так и на Тронном Мире.

– Значит, это была ловушка, – произнес Гарн, абсолютно бесстрастным голосом. – Ловушка для моих… прошу прощения, сэр, – для ваших Старкиенов. Они хотели, чтобы мы вошли в открытую дверь – поэтому ими этот район перед зданием и не охранялся. Весь полк Старкиенов был бы сметен с лица земли.

Он замолчал.

– Но, сэр, – сказал Адок, глядя сначала на него, потом переведя свой взгляд на Джима, – ведь колониальные войска должны были знать, что они при этом тоже будут уничтожены?

– С чего ты это взял, Старкиен? – спросил Гарн. – Для того, кто их снабдил антиматерией, не было никаких причин оставлять их в живых, чтобы они потом смогли указать на него, как на своего сообщника.

Адок смолчал. Через несколько минут Гарн вновь заговорил с Джимом.

– Сэр, – сказал он, – могу ли я спросить командира, что такое «нойо»?

– Социальные группы, адъютант, – сказал Джим. – Семейные кланы, чьим главным занятием является грабеж, оскорбления и война с другими семейными кланами, – по любому поводу, к которому только можно придраться…

– Эти… – Гарн искоса метнул взгляд на губернатора, – составляют «нойо»?

– Только главные семьи, – сказал Джим. – Обычно они занимаются этим лишь ради того, чтобы чем-то заниматься, потому что подсознательно в них не возникает желания вредить друг другу, вне зависимости от того, насколько они убеждены, что должны отстаивать свои права до последнего. Но все дело в том, что «нойо» никогда не доверяют друг другу. Когда этот солдат, очутившийся на территории Клуфа, был захвачен и допрошен, Клуф немедленно пришел к выводу, что его предал кто-то на Тронном мире – тот самый человек, который снабжал его антиматерией. Он сделал попытку забрать все это обратно, вне зависимости от того, стояла там охрана или нет, и какая-то случайность привела к взрыву. Я надеялся вовсе не на это, а на то, что моя инсценировка приведет к расколу в лагере противника. Тогда мы смогли бы спокойно разбить Клуфа и отобрать у него эту антиматерию, которую он к тому времени, несомненно, хранил бы у себя.

– Понятно, сэр, – сказал Гарн. Потом он с секунду молчал. – А что сейчас, сэр?

– Сейчас, – хмуро сказал Джим. – Нам надо вернуться на Тронный Мир как можно быстрее.

– Сэр! – воскликнул Гарн.

После этого он не произнес ни одного слова. Джим с Адоком также сидели в молчании. В маленьком аэроплане наступила тишина, пока губернатор, придя в сознание, не начал оплакивать своего погибшего брата, шепча имя «Клуф» и жалобно всхлипывая.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Корабль, на котором Джим со Старкиенами прилетел сюда, был уменьшенной копией того, на котором они прилетели с Альфы Центавра III на Тронный Мир. Все же, он был достаточно большим, чтобы разместить полк солдат, а принцип его действия был достаточно простым и экономичным, как и все у Высокородных. Командир корабля просто представлял себе в уме место назначения, а все остальные расчеты, вплоть до самых сложных, проделывал сам корабль. Когда они снялись с Тронного Мира, корабль направлял Гарн II, так как Джим не знал места назначения. Но сейчас, когда они летели обратно, Джиму помощь была не нужна. Он мог просто представить в уме любое место на Тронном Мире – хоть свою собственную комнату – и корабль опустился бы точно там. В уме Джима возникла яркая картина, и корабль устремился в пространство.

Перед самым приземлением он отозвал адъютанта и Адока в сторону.

– Адъютант, – обратился он к Гарну, – я хочу, чтобы вы оставили своих людей на корабле, когда мы приземлимся. Вам не надо возвращаться в казармы и посылать рапорт о своем прибытии. Подождите в корабле, пока я не позову вас.

Гарн стоял неподвижно, долгое время не произнося ни слова.

– Это против обычных правил, – наконец произнес он. – Скажите, это приказ?

– Да, приказ, – подтвердил Джим.

– В таком случае, – продолжал Гарн, – единственное, что может служить причиной его невыполнения – другие приказы Императора, или предположение, что пребывание на корабле противоречит желанию Императора. После того, что с нами случилось, я не думаю, что этот ваш приказ может противоречить желаниям Императора.

– Можете мне верить, адъютант, – медленно проговорил Джим. – Я забочусь только о благополучии Императора. А этого можно достигнуть, только если вы со своими людьми останетесь на этом корабле, а не вернетесь в казармы.

– Сэр, – многозначительно сказал Гарн. – Вы возвращаетесь к себе?

– Да, – подтвердил Джим. – И беру с собой Адока.

Он коснулся руки последнего и переместил его в свою комнату. Его квартира была пуста. Джим немедленно отправился к Ро.

Ро была у себя и возилась с питомцами – своими и Афуан, – подрезала когти у какого-то обезьяноподобного создания. Но вид Джима вызвал у нее такой взрыв чувств, что она отбросила свои инструменты и буквально забыла о них.

– Джим! – вскричала она. – О, Джим!

Он на секунду прижал ее к себе, затем легонько оттолкнул назад. Наконец, нежно поглаживая ее по голове, освободился из ее объятий.

– Прости, – нежно сказал он, держа ее руки, – но мне надо спешить.

Она захихикала, почти зло, не обращая внимания на то, что он держит ее руки. Ее глаза окинули его фигуру.

– Это твоя Старкиенская форма? Какой ты в ней большой! Скажи, эти полосы, которые ты носишь, все еще заряжены?

– Да, – ответил Джим, не понимая, что вызвало у нее такую реакцию, и надеясь, что спокойный ответ успокоит ее.

– Да? – она опять захихикала. – Сокруши эту стену! Покажи мне!..

И она внезапно смолкла и разрыдалась.

– Нет, нет! Что я такое говорю! – Внезапно ее истерика прекратилась, и она храбро взглянула на него. – Что такое, Джим? Ты выглядишь обеспокоенным!

– Обеспокоенным? – Джим отпустил ее руки. – Не совсем так, но вполне возможно, что тут есть из-за чего беспокоиться. Скажи мне, Ро, что на Тронном Мире голубого цвета?

– Голубого? Ты имеешь в виду голубой цвет? – переспросила она.

Он кивнул головой.

– Но… мы обычно носим белые одежды. Ты это знаешь. Иногда немного красного. Не думаю, что сейчас ты найдешь на Тронном Мире что-нибудь голубое, разве что несколько сувениров, которые некоторые Высокородные привезли с собой из иных миров.

– Подумай, – сказал Джим. – Постарайся вспомнить.

– Но ведь действительно ничего… О! – остановила она сама себя, разве что ты хочешь, чтобы я перечислила тебе очевидные вещи. У нас голубое небо и голубая вода. Ох, да… – она улыбнулась. – У нас есть еще Голубой Зверь Императора, спрятанный где-то в дворцовых покоях, если тебе и это необходимо знать.

– Голубой Зверь?

Вопрос был задан так резко, что Ро побледнела.

– Ну да, Джим, – сказала она, уставившись на него, – но это ничего не значит. Это просто игрушка, которой он забавлялся еще ребенком. Только потом ему начали сниться кошмары о ней, и игрушку спрятали подальше. Я не знаю, кто ее спрятал и куда, и думаю, что сейчас этого никто не знает уже. Но дело дошло до того, что Императора раздражало абсолютно все, что имело голубую окраску. Поэтому, где бы ни был Император, он никогда не увидит ничего голубого – все вещи этого цвета убираются от него. Почему это так важно для тебя?

Он слышал в конце ее речи вопрос, но для него он прозвучал как слабый и очень далекий шум. Мозг его напряженно работал и Джим даже не потрудился ответить.

– Мне нужно немедленно видеть Вотана. Как мне найти его, Ро?

– Джим, что случилось? – Сейчас она по-настоящему встревожилась. – Вотан с Императором. Ты не можешь просто по своему желанию взять и пойти к ним. О, я знаю, тебе это удалось один раз. Но не стоит делать этого сейчас. Особенно сейчас.

– Почему «особенно»?

Она отступила от него чуть в сторону.

– Джим, – неуверенно произнесла она. – Не надо… Не смотри так…

Джим сделал над собой огромное усилие и придал своему лицу спокойное выражение.

– Ну, хорошо, – как можно спокойнее сказал он. – Теперь скажи мне, почему «особенно сейчас»?

– Просто именно сейчас начались все эти неприятности на колониальных мирах, – сказала Ро. – Вотан все время отсылает Старкиенов на помощь губернаторам низших рас, и сейчас на Тронном Мире почти не осталось солдат. У него нет ни одной свободной минуты… – Вдруг она замолчала и уставилась на Джима. – Джим, в чем дело?

Но вновь он едва услышал ее. Мозг его напряжено работал, до конца осмысливая все то, что он только что услышал от Ро. С минуту он смотрел сквозь прозрачное окно на песчаный берег. И здесь тоже песчаный берег и океан? Мысль о том, что Ро устроила для своих питомцев этот вид, потратив столько усилий, вернула его к реальности.

– Мне нужно видеть Словиэля, – сказал он, вновь глядя на Ро. – Затем мы вчетвером – ты, я, Словиэль и Адок – должны найти Вотана во что бы то ни стало – с Императором он или нет.

– Ты сошел с ума, Джим? – сказала она. – Ты не можешь пойти к Императору, имея на себе эти энергетические ленты! Ни один человек не имеет права носить при Императоре более сильного оружия, чем трубка. Его Старкиены убьют тебя в ту же секунду, чисто рефлекторно. Если ты собираешься заниматься такими дикими вещами, то сними по крайней мере свои энергетические ленты! И ты тоже, Адок!

Она посмотрела мимо него на Старкиена. Ее руки уже стягивали энергетические ленты с мускулов Джима. Она, несомненно, была права, и через секунду он стал помогать ей. Уже через минуту он остался безоружен, за исключением черной трубки, висевшей на поясе в двух петлях. Оглянувшись, он увидел, что Адок уже снял с себя энергетические ленты.

– А сейчас, – сказала Ро, – к Словиэлю.

Она дотронулась до руки Джима, и они втроем оказались совсем в другом помещении.

– Словиэль! – позвал Джим.

Ответа не последовало, хотя из комнаты, в которой они появились, вели три двери.

– Его здесь нет, – сказала Ро. – И нет никакого смысла бегать по всему Тронному Миру и искать его. Так мы никогда его не застанем. Я думаю, что самое лучшее – подождать его здесь.

– Подождать? – нахмурился Джим. – Ждать, – это именно та роскошь, которой мы не можем себе позволить. Возможно…

Он смолк, потому что именно в эту секунду перед ним появился Словиэль.

– Приветствую тебя, Джим, – сказал Словиэль. – Ты первый из наших победивших героев, возвратившихся домой. Я слышал, что твой корабль опустился, но когда я отправился к тебе домой, тебя там не было. Я заглянул к Ро и нашел там кипу энергетических лент. Вот я и вернулся назад в надежде, что получу от вас весточку – а вы уже здесь!

Он улыбнулся и галантно помахал Ро и Джиму, приглашая их усесться на подушки. На Адока он не обратил ни малейшего внимания.

– Присаживайтесь! Как насчет того, чтобы выпить и перекусить? Я могу предложить вам…

– Не сейчас! – оборвал его Джим. – Скажи, Словиэль, ты верен своему Императору?

Словиэль поднял брови.

– Мой дорогой экс-Дикий Волк, – протянул он. – ВСЕ Высокородные ВЕРНЫ Императору. В противном случае, мы изменили бы сами себе!

– Есть верность и верность, – резко ответил Джим. – Я не спрашивал, лоялен ли ты формально к Императорской власти. Я спросил тебя, верен ли ты, как верен Старкиен?

Тело Словиэля слегка напряглось, его белые брови сдвинулись вместе.

– Это что еще за катехизис, Джим?

Но тон его уже не был ленивым. Под маской безразличия скрывался сильный интерес.

– Ты мне не ответил, Словиэль, – напомнил Джим.

– А стоит ли мне отвечать? – сказал Словиэль тоном человека, не знающего, какой пирожок выбрать с подноса. – В конце концов, я – Высокородный, а он – всего-навсего бывший Дикий Волк, существо низшей расы… а, впрочем, я отвечу. Я верен, Джим.

Голос его внезапно стал жестким, в нем не осталось ничего от той ленивой бессмыслицы, которую он нес. – А сейчас, в чем дело? И мне нужен прямой, быстрый ответ!

– Десять частей Старкиенов на Атийе, – просто сказал Джим, – пытались заманить в ловушку, которая, естественно, не была бы ловушкой, если бы там не было антиматерии.

– Антиматерии?

Лицо Словиэля на секунду как бы окаменело в изумлении, затем он быстро расслабил мышцы, а его мозг, мозг Высокородного принял это невероятное утверждение и быстро начал исследовать всевозможные причины и следствия, из него вытекающие. Через несколько секунд он вновь взглянул на Джима.

– Да, ты прав, Джим, нам нужно повидать Вотана.

– Именно это я и собирался сделать, – с облегчением сказал Джим. – Я только ждал тебя, чтобы захватить с нами.

– С нами?

Словиэль взглянул на Ро и Адока.

– Да, – подтвердил Джим. – Адок мне нужен, как свидетель происшедшего, а Ро с нами пойдет, потому, что так безопаснее для нее.

– Безопаснее? – Словиэль бросил на Ро быстрый взгляд. – О!.. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Ее могут взять как заложницу и использовать против тебя, кто бы ни стоял за всем этим. Хорошо. Старкиен!

Адок подошел поближе, и они вчетвером отправились к месту своего назначения.

Они появились не в той комнате, где Джим видел Императора и Вотана прежде. Эта комната была больше – она напоминала зал с большой сценой на одном ее конце. Стены бледно-зеленого цвета поднимались к высоченному потолку. В центре зала на полу стоял странного вида прибор с вращающимся устройством, похожим на баскетбольный мяч. При его вращении на потолке загорались все цвета радуги, кроме голубого. Император полулежал на подушках, глядя на этот радужный концерт.

Рядом стояли три Старкиена, вооруженные трубками и энергетическими лентами. Вотан находился футах в двадцати от Императора за столом, поверхность которого была усеяна всевозможнейшими рукоятками.

Он проделывал точно то же, что Джиму уже довелось раз наблюдать, с той лишь разницей, что тогда Вотан не стоял, а сидел.

При появлении четырех людей, Старкиены автоматически выхватили свои трубки. Вотан резко вскинул руку, но, увидев Словиэля, жестом приказал Старкиенам убрать оружие. Он отвернулся от стола и гневно взглянул на непрошеных гостей, чуть дольше задержав глаза на Джиме.

– Я не знал, что твой полк вернулся в казармы, – сказал он Джиму. – Я мог бы использовать этих людей прямо сейчас.

– Именно поэтому я и приказал им не возвращаться в казармы, – ответил Джим.

Вотан нахмурился.

– Что ты имеешь в виду? И кто дал тебе право…

Он был прерван появлением слуги – человека, похожего на Мелнеса, – несущего в руках маленькую белую коробочку.

– Это только что было доставлено тебе, Вотан, – сказал слуга. – Это было послано Афуан через губернатора… – слуга назвал Имперское слово, означающее Альфу Центавра.

– Хорошо, – отрезал Вотан.

Слуга исчез. Вотан положил коробку на стол, помедлил секунду, затем снял с нее обертку. Его недовольство усилилось.

– Что это? – спросил он.

Он начал поворачиваться к посетителям, но в это время прозвучал новый голос.

– Что у тебя происходит, Вотан?

Император уже поднялся с подушек и подошел к столу, с интересом глядя на коробку. Он сунул в нее руку и вынул нечто, напоминающее кусок старого гранита, грубо отполированного, примерно трех дюймов в диаметре.

– И здесь записка… – Он вынул из коробки карточку и взглянул на нее. – Тут сказано: «По просьбе моего доброго друга Джима Кейла», – произнес Император, поворачиваясь к Вотану и группке людей. – «Посылаю этот образец скалы с его родной планеты, как сувенир для Высокородного Вотана».

Император, восхищенно улыбаясь, поднял свой взгляд на Вотана.

– Это – подарок тебе, Вотан, – весело сказал он, – от нашего бывшего Дикого Волка! Возьми!

Император кинул камень старому Высокородному, чьи руки автоматически поймали камень в полете.

Правая рука Вотана сжала камень – и в ту же секунду он весь засверкал блестящим голубым цветом, слепящим глаза, изменяющим линии его человеческой фигуры во что-то страшное, зловещее, звериное.

Император громко застонал, пятясь назад, и вытянул вперед свои длинные руки, прикрывая лицо.

– Племянник…

Это был голос Вотана, но тоже какой-то искаженный и необычайно громкий. Он поднял свои голубые, похожие на звериные руки и, как бы защищаясь, сделал шаг к Императору.

Император вновь застонал и бросился назад, почти упав на подушку, но все же удержавшись на ногах. Он вытянул руку, указывая пальцем на чудовище.

– Голубой Зверь! – проскрежетал он, бешено кивая головой своим Старкиенам. – Убейте его! УБЕЙТЕ ЕГО!

Если Старкиены и заколебались, то лишь на какую-то долю секунды. Одновременно были выхвачены три трубки, и ослепительно-голубая фигура Вотана, все еще идущая к Императору, окуталась белым пламенем. Фигура споткнулась. Голубое сияние исчезло. Небольшой кусочек красного гранита покатился по полу, покрытому ковром. На этот же ковер рухнул и Вотан: лицо его было нетронуто, но фигура изменена до неузнаваемости, обожженная белым огнем трубок.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Император стоял, глядя на Вотана. Он смотрел на тело очень долго, прежде чем выражение его лица начало меняться.

– Дядя? – произнес Оран дрожащим голосом. – Дядя? – Он медленно подошел к Вотану. И чем ближе он подходил, тем сильнее горбились его плечи, а лицо дергалось, как у человека, который переживает чудовищные душевные муки. Он медленно приблизился к Вотану и встал, возвышаясь над ним. Император глядел на нетронутое огнем лицо. Для такой чудовищной смерти лицо Вотана выглядело на удивление безмятежным. Глаза и рот его были закрыты, мышцы расслаблены, черты спокойны. От шеи и выше, Вотан выглядел, как человек, впавший в глубокое раздумье.

– Вотан… – начал было с тоской Император.

Но затем голос его затих, как затихает звонок заводной игрушки. Он замер, чуть склонившись над Вотаном, свесив над ним свои длинные руки, сгорбившись. На секунду Джиму показалось, что в такой позе невозможно сохранить равновесие. Но Император замер, как статуя на пьедестале.

Позади Джима Словиэль издал какой-то звук. Он сделал шаг вперед.

– Оран…

Внезапно в дальнем конце комнаты раздался изумленный смешок. Краем глаза Джим увидел, что Старкиены выхватили свои трубки.

Потом раздались подряд три странных кашляющих звука, и Джим едва успел повернуть голову, чтобы заметить, как Старкиены падают. Они лежали на полу, такие же спокойные и неподвижные, как Вотан.

Джим обернулся, глядя в дальний конец комнаты. Там, у зеленых портьер, стоял Галиан, держа в правой руке черную трубку, а в левой – странное, похожее на пистолет устройство с длинным закрученным стволом. За Галианом стояли Афуан и Мелнес. Когда Джим повернулся к ним, Галиан небрежно, почти презрительно, отбросил левой рукой пистолет, который пролетел по всему полу и остановился, ударившись о ногу мертвого Старкиена.

Галиан неспешно двинулся вперед, Афуан и Мелнес следовали за ним. Каблуки Высокородного громко стучали по полированному полу, не покрытому ковром. Он опять засмеялся, глядя на маленькую группу людей, стоящих перед ним.

– А ты, оказывается, крепкий орешек, Дикий Волк, – обратился он к Джиму. – Ты не только умудрился вернуться обратно живым, но своим возвращением заставил меня действовать, опережая график. Но все кончилось хорошо.

Галиан сделал последние шаги по полированному полу и ступил на ковер. Он остановился и перевел свой взгляд с Джима на Словиэля.

– Нет, Словиэль, – шутливо сказал он. – Не «Оран», а «Галиан». Нам следует научить тебя говорить «Галиан».

2

Слова Галиана, казалось, эхом отдались у них в головах. Глядя на Словиэля, Джим увидел, как этот Высокородный весь напрягся и начал выпрямляться. Галиан был самым высоким из Высокородных, которых Джим видел – за исключением самого Императора. Но Словиэль был почти так же высок.

А сейчас, когда он перестал нарочито сутулиться, можно было увидеть, насколько он высок на самом деле. Два человека, оба намного выше семи футов, смотрели друг на друга с расстояния не более десяти футов покрытого ковром пола.

– Тебе никогда не удавалось выучить меня чему-либо, Галиан, – сухим, жестким голосом проговорил Словиэль. – Если бы я был на твоем месте, я бы и сейчас не пытался этого сделать.

– Словиэль, не будь идиотом, – заговорила Афуан.

Но Галиан резко оборвал ее.

– Неважно! – быстро сказал он, не отрывая от Словиэля своих лимонно-желтых глаз. – Кто мы такие, чтобы говорить Словиэлю, что ему делать? Как он сказал, мы никогда не могли ничему его научить.

– Мы? – Словиэль горько улыбнулся. – Ты уже начал употреблять множественное число Императора, Галиан?

– Разве я сказал «мы»? – удивился Галиан. – Ну, это просто оговорка, Словиэль.

– Значит, ты не собираешься его убивать? – спросил Словиэль, кивком головы указывая на согбенную фигуру застывшего Императора.

– Убивать его? Ну, конечно, нет. Заботиться о нем – вот моя главная задача. Вотан никогда не мог по-настоящему ухаживать за ним. Он же немного нездоров, ты знаешь.

– А ты? – спросил Джим.

Глаза Галиана зло блеснули на Джима.

– Потерпи, мой маленький Дикий Волк, – прошептал он. – Твое время еще придет. Сейчас я забавляюсь со Словиэлем.

– Забавляешься? – сказал Словиэль с угрюмой иронией, которая была под стать жестокому юмору, проскальзывающему в голосе Галиана. – Ты лучше придумай объяснение тому, как погиб Вотан.

– Я? – ухмыльнулся Галиан. – Вотана убили Императорские Старкиены про Императорскому приказу. Ты же сам все видел.

– А кто убил Старкиенов? – не унимался Словиэль.

– Ты, конечно. Ты совершенно вышел из себя, когда увидел, что Вотана приказали убить безо всякой на то причины…

– Без причины? – отозвался Словиэль. – А как насчет искаженного света? Джим никогда не просил губернатора Альфы Центавра посылать этот камень. Это – твоих рук дело.

Галиан поднял палец. Мелнес торопливо отбежал в сторону и поднял кусок закатившегося гранита, положив его к себе в карман. Потом он опять встал за Галианом.

– О каком «искаженном свете» ты говоришь? – спросил Галиан.

– Понятно, – сказал Словиэль. Он глубоко вздохнул. – Но ведь я, конечно, не убивал этих Старкиенов.

– На твоем месте я не стал бы говорить об этом другим Высокородным. Теперь, когда умер Вотан, к Императору нужно приставить человека, который следил бы и ухаживал за ним, и этим человеком буду я. И если ты будешь рассказывать всякие сказки, Император вполне может решить выслать тебя в изгнание и изолировать – для твоего же собственного блага.

– Да? Но даже если я и промолчу, – протянул Словиэль, – сразу видно, что эти три Старкиена убиты тяжелым ручным интерспейсером. Другие Старкиены, вернувшись обратно, будут очень удивлены, как это я умудрился убить этих трех воинов с помощью трубки, когда на них были надеты энергетические ленты полной мощности. Я могу доказать, что не появлялся на складе интерспейсеров больше года.

– Без всякого сомнения, – сказал Галиан. – Но ты сказал: «другие Старкиены, вернувшись обратно…». Но они не вернутся.

Словиэль внезапно взглянул на Джима. Тот кивнул головой.

– Значит, наш Дикий Волк принес сюда известия об этих маленьких ловушках на колониальных мирах, вот как? – сказал Галиан. И Джим и Словиэль вновь посмотрели на него. – Тогда ты все знаешь, Словиэль. У меня есть идея создать новых Старкиенов – подчиненных скорее мне, нежели Императору. Во всяком случае – выбирай сам: или молчание, или до свидания.

Словиэль рассмеялся и, потянувшись, вынул из-за пояса Адока трубку.

Галиан тоже засмеялся, но в его голосе слышалось презрение.

– Ты действительно сошел с ума, Словиэль? Мы с тобой фехтовали еще мальчиками. У тебя хорошая реакция, но ты знаешь, что нет такого человека, у которого реакция была бы быстрее моей. Кроме…

Тут он кивнул головой на все еще застывшую фигуру Императора.

– Но мы с тех пор не практиковались, – сказал Словиэль. – Кроме того, я, признаться, устал от всех этих пустых слов и забав Тронного Мира. Я думаю, что мне просто очень хочется тебя убить.

Он шагнул вперед. Галиан поспешно отступил назад, на полированный пол и вынул трубку из петель своего пояса.

– Может быть, поспорим? Давай спорить на такое количество Пунктов Жизни, чтобы одного из нас можно было изгнать с Тронного Мира. Как насчет пятидесяти Пунктов? А, Словиэль? Кто бы ни проиграл столько, ему этого вполне хватит, чтобы отправиться в изгнание.

– Не говори мне об этих игрушках, – сказал Словиэль, медленно наступая вперед, шаг за шагом, в то время как Галиан также медленно отступал. – Мне кажется, я потерял всяческий интерес к спорам. Мне хочется чего-нибудь несколько более возбуждающего.

Сейчас они стояли почти в центре залы. Расстояние между ними осталось неизменным – все те же двенадцать футов – но из-за их высокого роста, широких плеч и вытянутых вперед трубок казалось, что они находятся друг от друга не более чем на расстоянии вытянутой руки.

Внезапно трубка в руках Словиэля полыхнула белой молнией. И в тот же момент он отклонился назад и в сторону, чтобы напасть на Галиана с фланга.

Галиан, однако, нырнул под белое пламя, ударившее в то место, где секунду назад была его голова, и повернулся на каблуках, все еще в немного согнутом положении, лицом к лицу со Словиэлем, с трубкой в руке, также извергнувшей пламя.

Чуть быстрее – и Галиану удалось бы направить линию огня мимо первого выстрела Словиэля и поразить его. Однако, в то время, которое занял у Галиана поворот, Словиэль опустил свое оружие чуть ниже, так что заряд, выпущенный Галианом, столкнулся с зарядом Словиэля. Две линии белого огня встретились и безо всякого ущерба для противников рассыпались искрами.

И с этого момента огонь из трубок извергался непрерывно.

За первым страшным обменом ударов – а Джим достаточно практиковался с Адоком в фехтовании на трубках, чтобы понять, насколько ожесточенной была борьба – оба Высокородных обменялись всего лишь обычным комплексом нападения и защиты. Как Джим уже понял, практикуясь с Адоком, фехтование на трубках было тем же самым, что и фехтование на шпагах, если принять во внимание, что длина такой шпаги может произвольно увеличиваться и уменьшаться. Линия огня могла варьироваться от шести дюймов до десяти футов, но не далее. Один заряд полностью уничтожался другим, а все остальное, в основном, зависело от ловкости и быстроты противников.

Словиэль и Галиан осторожно двигались по полированному полу, избегая быть припертыми к стене. Из дул трубок вырывалось пламя, неожиданно взрывающееся фонтаном искр и исчезающее. На лице Галиана застыла хмурая улыбка, губы были плотно сжаты, а лоб слегка нахмурен. Словиэль же, наоборот, после своей первой бешеной атаки полностью расслабился, и на лице его застыло мечтательное выражение, как будто это была не дуэль, когда речь шла о жизни и смерти, а какое-то незначительное спортивное состязание, в котором он, возможно, сделал несколько самых мелких ставок.

Но видимое безразличие Словиэля абсолютно не соответствовало развивающейся дуэли. Всего несколько недель назад Джим решил бы, что это просто какой-то показательный танец, когда два больших человека держат в руках что-то похожее на римские свечи – танец, который демонстрирует ритмику людей и красоту фейерверка. Сейчас же он хорошо знал, что это значит. Более того, это знание говорило ему, что дуэль может иметь только один конец. Как ни быстр и изящен Словиэль, Галиан уже несколько раз чуть было не опередил его своими зарядами. Рано или поздно, но все искусство Словиэля не поможет ему отразить огненный удар противника.

Галиан был быстрее. А в таких дуэлях это самое главное. И конец наступил быстро. Внезапно Галиан резко откинулся влево; высоко ударил язык пламени, нырнул под контрудар Словиэля, полыхнув пламенем по левому бедру и руке Высокородного.

Словиэль упал на полированный пол на правое колено, левая рука его безжизненно свисала вниз. Трубка выпала и покатилась по полу.

Он засмеялся прямо в лицо Галиану.

– Тебе так смешно? – прерывистым голосом спросил Галиан. – Я сотру эту улыбку с твоего лица!

И Галиан поднял руку, направив ее дуло на тонкие черты Словиэля.

– ГАЛИАН! – вскричал Джим и бросился вперед. Звук его голоса не остановил Галиана, но, услышав быстрый звук подошв Джима по полу, он, как кошка, повернулся. На бегу Джим выхватил из-за пояса свою трубку. У него только и оставалось время, чтобы вытащить ее и полыхнуть пламенем перед собой, когда заряд из трубки Галиана разрядил это пламя, полыхнувшее искрами.

Джим высоко поднял свою трубку, разряжая в воздухе белую молнию, и отступил назад.

Галиан рассмеялся.

– Дикий Волк, Дикий Волк… – сказал он, покачивая головой. – Ты так никогда по-настоящему и не успел понять, что такое Высокородный, не так ли? Кажется, мне придется дать тебе урок.

– Джим! – вскричал с пола Словиэль. – У тебя нет ни одного шанса! Не надо! Беги!

– Оба вы ошибаетесь, – сказал Джим.

Сейчас, когда он начал свою схватку с Галианом, ум его стал холоден, как лед, а спокойный голос выдал его бесстрастность.

Он схватился с Галианом, и они разрядили несколько обоюдных ударов. Брови Галиана взметнулись.

– Совсем неплохо, – сказал он. – Даже, я бы сказал, совсем неплохо для не-Высокородного и просто бесподобно для такого дикаря. Я буду очень огорчен, что мне придется потерять тебя, Дикий Волк.

Джим не ответил. Он продолжал драться – абсолютно хладнокровно – заботясь только о том, чтобы пламя из его трубки хоть на миг опережало разряд Галиана, и стараясь кружиться по залу так, чтобы не оказаться прижатым к стене. Если бы у него не было богатого опыта на Земле по сражениям на шпагах, саблях и эспадронах, он никогда бы не смог выучиться сражению на трубках за те две короткие недели, что он практиковался с Адоком. Но этот опыт, сложенный вместе с его природными способностями, сейчас сказывался. Мало-помалу в ходе дуэли его движения становились все более уверенными.

– Да и вообще – зачем мне терять тебя? – спросил Галиан, во время одного из их схождений, когда пламя рассыпалось искрами и они чуть было не столкнулись носами. Белая кожа на лице Высокородного блестела от пота. – Будь разумен, Дикий Волк, и не заставляй меня убивать тебя. Словиэлю все равно придется умереть – после того, что произошло. Но я строил для тебя великие планы – ты будешь главой моих новых Старкиенов.

Джим продолжал молчать. Но он увеличил напор своей атаки. Внезапно он услышал со стороны звук бегущих шагов и голос Ро, кричащей:

– НАЗАД!

Джим не посмел оглянуться, но через несколько секунд они поменялись с Галианом местами, и он краешком глаза заметил Ро, стоящую рядом с упавшим Словиэлем, и державшую в руке трубку, которую тот выронил. Трубка эта была направлена на принцессу Афуан. Мелнес лежал у ног Адока, и было похоже, что у господина над всеми слугами сломана шея. Только фигура Императора, склоненная над погибшим Вотаном, оставалась недвижимой.

– Кого ты из себя воображаешь? – сказал Галиан, разлепляя свои губы в почти механической усмешке. – Мне это надоело! Я играл с тобой, надеясь, что ты одумаешься. Сейчас с этим покончено. Я убью, тебя Дикий Волк!

Внезапно Высокородный атаковал, искры посыпались со всех сторон, и Джим понял, что ему приходится бороться за свою жизнь с максимальным напряжением сил. У Галиана были перед ним огромные преимущества – высокий рост, широкий шаг, более длинные руки – и он использовал эти преимущества полностью.

Продолжая быстро парировать его удары, Джим все же был вынужден отступать, а Галиан наступал, возвышаясь над ним, давя на него.

Джим попытался уйти вправо, но путь этот сразу же оказался отрезан ослепительными молниями оружия Галиана. Он попытался прорваться слева, но и тут Галиан опередил его. Уголком глаза Джим видел остальные три стены и, прикинув расстояние, понял, что находится недалеко от четвертой. Если Галиану удастся прижать его к стене, скованность движений Джима даст Высокородному все преимущества и дуэль быстро закончится.

Зубы Галиана были обнажены в застывшей улыбке, по подбородку стекали ручейки пота. Его длинные руки давали возможность ему мешать Джиму уйти вправо или влево. К тому же, скоро Джиму нельзя будет отступить назад – и он окажется окончательно припертым к стене.

Был только один путь из той огненной тюрьмы, в которую заключил его Галиан. То есть, ударить по самому сильному месту Галиана. Джим должен остановить атаку Высокородного своей контратакой, заставить его сначала остановиться, а потом – в свою очередь – отступить.

И при такой атаке только одним можно было ответить на преимущества Галиана – ему надо превзойти в скорости Высокородного.

Дальше колебаться не имело смысла. В очередной раз Джим отразил нападение Галиана и стремительно ринулся в атаку. При первых яростных выпадах Джима, Галиан отступил назад на три шага в полном изумлении, но быстро оправился и остановился.

Он рассмеялся раскатистым, коротким смехом. Казалось, Галиан хотел что-то сказать, но затем, вероятно, решил не тратить своего дыхания. И ему, и Джиму явно не хватало воздуха. Примерно в течение десяти атак и их отражений они стояли буквально нога к ноге, ни один из них не сдвинулся ни на дюйм. Скорость была убийственная. Такая, что ни один человек на свете не смог бы выдержать ее еще минуту, и при этом не упасть замертво на землю. Но Джим не уступал, и медленно глаза Галиана начали расширяться. Он уставился на Джима через полыхающий огонь и летящие дождем искры, отбрасывающие на пол тени.

– Ты… не… можешь… этого… не можешь, – выдохнул он.

– Могу! – так же выдохнул Джим.

Лицо Галиана неожиданно исказила дикая ярость. Он отразил очередную атаку Джима и немедленно провел огнем полный круг, – почти то же, что у фехтовальщиков Земли называется «мулине».

Это была обычная пустая попытка сбить пламя с самого конца дула трубки Джима. Если бы Галиану удалось это, у него в запасе оказалась бы целая лишняя секунда, чтобы отпрыгнуть в сторону и убить Джима. Пламя из трубки Галиана описала дугу и пошло вниз, и все это время пламя из трубки Джима следовало этому потоку. Несколько раз круги пламени бежали с бешеной скоростью, и ни один из противников не уступал, а затем настала очередь Джима перехватить ту же самую инициативу.

Он сам начал эту огненную дугу, потом сам нарушил ее точно за линией оружия противника и послал луч полной силы в незащищенную грудь Галиана.

Галиан споткнулся и упал, взмахнув руками с трубкой, которая полоснула огнем по правому боку Джима, прежде чем вывалиться из рук Высокородного. Внезапно, глубоко под ребрами, Джим почувствовал пустоту и холод, и Галиан распростерся у его ног.

Сквозь застланные потом глаза он увидел теперь, что Словиэль забрал у Ро трубку, которой она раньше целилась в Афуан. И не только это. Словиэль, как ни удивительно, уже стоял на ногах, хотя еще тяжело опирался на Ро. Как только к Джиму вернулось дыхание, он медленно отошел от распростертого тела Галиана и направился к Ро и Словиэлю.

– Джим, – сказал Словиэль, с удивлением глядя на него и медленно засовывая свою трубку за пояс. Сейчас, когда подошел Джим, он уже не обращал никакого внимания на Афуан. – Кто ты?

– Дикий Волк, – ответил Джим. – Зачем ты встал?

Словиэль невесело рассмеялся.

– Мы Высокородные, залечиваем свои раны быстро, – сказал он. – Как ты?

– Со мной все будет в порядке, – сказал Джим. – Но я оставил после себя еще один труп, так что придется тебе заняться всем этим. А мне, я думаю, пора отправляться домой.

– Домой? – переспросил Словиэль.

– На Землю – в мир, из которого я пришел, – сказал Джим. – Чем меньше будет шуму, тем лучше для Императора. Никто не обратит внимания на мое исчезновение, а ты сможешь сказать остальным Высокородным, что Галиан убил Вотана и Старкиенов в припадке безумия, а тебе, в свою очередь, пришлось убить его, чтобы защитить Императора. – Он взглянул на Афуан, которая стояла, как высокая белая статуя. – Все это, – добавил Джим, – если тебе удастся заставить принцессу молчать.

Словиэль едва взглянул на нее.

– Афуан не захочет меня огорчать, – сказал он. – Галиан предположил, что если я не соглашусь с ним, Император может найти необходимость отправить меня на дальнюю планету и изолировать меня в моих же интересах. То же самое будет относиться и к ней.

Он повернулся, отпустив плечо Ро, и пошел к неподвижной фигуре Императора, лишь слегка прихрамывая, но явно владея своим телом. Джим и Ро последовали за ним на ковер.

Словиэль легко дотронулся до руки Императора.

– Оран… – мягко позвал он.

Несколько мгновений Император оставался недвижим. Затем он медленно выпрямился и повернулся, тепло улыбаясь.

– Словиэль! – сказал он. – Как хорошо, что ты так быстро пришел. Ты знаешь, что я нигде не могу найти Вотана. Он был здесь всего несколько минут назад, и я мог бы поклясться, что он не покидал комнаты, но он вдруг куда-то исчез.

Император взглянул на полированный пол, драпированные стены, на сцену, на ковер и на игрища света на потолке – он осматривал все и заглядывал всюду, не замечая неподвижной фигуры, лежащей у его ног.

– Ты знаешь, я видел сон, Словиэль, – продолжал Император, с симпатией глядя на Высокородного. – Это было даже сегодня ночью, или может совсем недавно. Мне снилось, что Вотан – мертв, Галиан – мертв, и все мои Старкиены – мертвы. И тогда я пошел по дворцу и по всему Тронному Миру, чтобы сообщить об этом другим Высокородным, я никого не встретил – по крайней мере, их не было ни во дворце, ни во всем Мире. Я был совсем один. Как ты думаешь, ведь это нехорошо, что я оставался один, а, Словиэль?

– Пока я жив, я буду с тобой, Оран.

– Спасибо, Словиэль, – Император снова оглядел комнату, и голос его стал несколько тревожным. – Но я хотел бы знать, что случилось с Вотаном? Почему его нет?

– Ему пришлось ненадолго уйти, Оран, – сказал Словиэль. – Он велел мне оставаться с тобой пока не вернется обратно.

Лицо Императора посветлело и опять озарилось теплой улыбкой.

– Ну, тогда все в порядке! – счастливым голосом сказал он. Он обнял Словиэля за плечи и еще раз оглядел всю комнату. – О, да здесь маленькая Афуан… и маленькая Ро, и наш маленький Дикий Волк. Бывший Дикий Волк, я бы сказал.

Он взглянул на Джима, и его улыбка сменилась торжественным, немного грустным выражением.

– Ты ведь нас покидаешь, да, Джим?.. – спросил он, явно извлекая его имя из каких-то тайников своей памяти. – Мне показалось, что ты только что сказал нечто похожее.

– Да, Оран, – подтвердил Джим. – Мне надо сейчас идти.

Император кивнул головой, все с тем же грустно-торжественным выражением.

– Да, я действительно это слышал, – сказал он словно сам себе. Он в упор посмотрел на Джима. – Я ведь иногда слышу кое-что, даже когда не слушаю. И иногда я кое-что понимаю, намного лучше, чем любой из Высокородных. Это хорошо, что ты возвращаешься на свою родную планету, Джим.

Рука Императора соскользнула с плеча Словиэля. Он сделал шаг вперед и остановился, не переставая глядеть на Джима.

– Твой мир полон молодой энергии, Джим, – сказал он. – А мы здесь устали. Очень устали. С тобой и другими Дикими Волками будет хорошо, Джим. Я вижу это – ты же знаешь, что достаточно часто я могу видеть все довольно ясно…

Его лимонно-желтые глаза, казалось, заволоклись туманом, и он стал смотреть сквозь Джима.

– Я вижу, что с тобой все будет хорошо, Джим, – произнес он. – С тобой и другими Дикими Волками. А то, что хорошо для тебя, хорошо и для всех… всех нас.

Его глаза вновь сфокусировались на лице Джима.

– Что-то говорит мне, что ты оказал мне огромную услугу, Джим. Мне бы хотелось прежде, чем ты уйдешь, утвердить твое усыновление. Да, с этих пор я объявляю тебя Высокородным, Джим Кейл.

Он внезапно рассмеялся.

– Хотя я не даю тебе ничего такого, чем бы ты уже ни владел.

Он выпрямился и посмотрел на Словиэля.

– Что мне делать сейчас? – спросил он его.

– Я думаю, что сейчас нужно отослать Афуан обратно домой, – сказал Словиэль, – и сказать ей, чтобы она оставалась там, пока не услышит от тебя другого приказа.

– Да будет так.

Взгляд Императора пробежал по залу и уперся в Афуан, но она смотрела на него лишь секунду, а затем отвела свой взгляд на стоящих рядом Ро и Джима.

– Грязнолицая! Дикарь! – выкрикнула она. – Убирайтесь в свои кусты и размножайтесь там!

Джим весь напрягся, но Ро поймала его за руку.

– Ну! – сказала она почти с гордостью. – Разве ты не видишь? Она ревнует! Ревнует ко мне! – Все еще крепко держась за его руку, она взглянула прямо ему в лицо. – Я иду с тобой, Джим, – сказала она, – в твой мир.

– Да, – неожиданно прозвучал задумчивый голос Императора. – Это правильно. Так я все и видел. Да, маленькая Ро должна пойти с ним…

– Афуан! – резко сказал Словиэль.

Принцесса бросила на него исполненный ненависти взгляд, точно такой же, как до этого на Джима и Ро. Затем она исчезла.

Внезапно в голове у Джима все поплыло. Он изо всех сил напрягся и взял себя в руки, и комната перед ним приобрела нормальные очертания.

– Тогда нам надо быстрее отправляться, – сказал он. – Я пошлю к тебе Старкиенов со своего корабля, Словиэль. Тебе придется приставить их к охране Императора до тех пор, пока ты не сможешь вернуть с других Колониальных миров столько Старкиенов, сколько это будет возможно. Если ты поспешишь, ты еще многих успеешь спасти от этих ловушек с антиматерией Галиана.

– Я это сделаю. До свидания, Джим, – сказал Словиэль. – И спасибо.

– До свидания, Джим, – сказал Император. Он шагнул вперед и протянул руку.

Джим высвободил свою левую руку у Ро и неуклюже подал палец Императору.

– Адок, – сказал Император, не выпуская руки Джима и оглядываясь на Старкиена, – у тебя есть семья?

– Теперь уже нет, Оран, – ответил Адок своим обычным бесстрастным голосом. – Мой сын вырос, а моя жена вернулась обратно в женское поселение.

– Ты бы хотел пойти с Джимом? – спросил Император.

– Я… – За все время, которое Джим знал его, Старкиен, впервые, казалось, потерял дар речи. – Я не привык желать или не желать чего-то, Оран.

– Если я прикажу тебе отправиться с Джимом и Ро и оставаться с ними до конца жизни, – проговорил Император, – ты подчинишься с охотой?

– Да, Оран, – сказал Адок.

Император выпустил руку Джима.

– Тебе понадобится Адок, – сказал он ему.

– Спасибо, Оран.

Ро вновь схватила Джима за руку.

– До свидания, Оран. До свидания, Словиэль, – сказала Ро.

И в ту же секунду они оказались у взлетной площадки, на которой Джим оставил свой корабль с полком Старкиенов.

Когда они приблизились, то увидели, что у самого корабля, как часовой, стоит Гарн. Он быстро повернулся к Джиму.

– Рад вас видеть, сэр, – сказал он.

Внезапно Джим почувствовал, что все вновь начинает кружиться перед его глазами. Собрав всю свою волю, он заставил себя прийти в чувство и как раз услышал, как Адок говорит Гарну:

– Высокородный Вотан и принц Галиан мертвы, – кратко пересказывал события Адок. – Было также убито три Старкиена. Высокородный Словиэль занял место Вотана. Ты и твои люди должны явиться к Императору.

– Да, – вставил Джим.

– Сэр! – сказал Гарн и исчез.

Внезапно они очутились внутри корабля – Джим, Ро и Адок. И еще раз у Джима помутилось в голове, когда Ро бережно помогла ему улечься на подушках.

– Что это?.. Адок! – услышал он голос Ро, но прозвучал он как бы издалека, словно с другого конца длинного коридора, по которому он скользил все быстрее и быстрее, удаляясь от нее. Он сделал над собой огромное усилие, и вызвал в уме сначала картину космического порта на Альфе Центавра III, а затем путь от этого космического порта до Земли, с которой он пришел. Это было его последнее усилие – с этого момента корабль все сделает сам. Исходя из тех знаний, которые Джим почерпнул в учебном центре, он не сомневался, что они достигнут Земли, согласно тому изображению, которое он вызвал у себя в сознании.

На мгновение он перестал сопротивляться и стал скользить все дальше и дальше от Ро по этому огромному туннелю. Но ему надо было еще кое-что сделать. С трудом он боролся против наступающего беспамятства, пытаясь вернуться к Ро, хотя бы на секунду.

– Галиан перед смертью сжег мне бок, – прошептал он. – Сейчас я умираю. Поэтому ты должна будешь говорить вместо меня, Ро. Там, на Земле. Скажи им все…

– Но ты не умрешь! – Ро заплакала, с силой обхватив его руками. – Ты не умрешь… ты не…

Но даже несмотря на то, что она держала его, Джим стал скользить без всякой надежды на возвращение вниз по этому туннелю – все дальше и дальше, в полный мрак.

3

Когда, наконец, Джим открыл глаза и увидел свет после своего долгого блуждания во тьме, он с трудом узнал образы и очертания предметов вокруг себя. Он чувствовал себя так, словно был мертв в течение долгих лет. Постепенно, однако, он начал видеть лучше. Чувства возвращались к нему. Джим понял, что лежит на какой-то поверхности, намного тверже, чем подушки Высокородных, и что потолок, на который он смотрит, белого цвета, хотя с каким-то странным серым оттенком и очень низкий.

Сделав над собой усилие, он повернул голову и увидел рядом с собой небольшой столик, несколько стульев и белый экран, который обычно ставится в больницах. Кроме того, в эту единственную небольшую комнату через окно в дальнем ее конце проникал желтый солнечный свет, которого он раньше не замечал. Через это окно он мог видеть только небо – голубое небо с маленькими белыми облачками, разбросанными по нему. Джим лежал, глядя на это небо, и старался сообразить, что же случилось.

Совершенно очевидно, он находился на Земле. Это значило, что по меньшей мере пять дней он провел в бессознательном состоянии. Но если он был на Земле, почему он находился здесь? И где это – здесь? И где Ро и Адок, не говоря уже о корабле?

Джим лежал неподвижно и думал. Через некоторое время внезапно он вспомнил про правый бок, который сжег ему Галиан. Боли он не чувствовал. Заинтересованный, он откинул простыни, задрал голубую пижаму, которая была на нем, и исследовал свою кожу. Насколько он мог видеть, тело выглядело так, словно он никогда не был ранен.

Джим вновь одернул пижаму, натянул простыни и откинулся назад. Он чувствовал себя хорошо, только немного слабо, как после долгого сна. Он вновь повернул голову и взглянул на маленький столик у кровати. На его обычной пластиковой поверхности стоял стакан с остатками плавающего в нем льда и маленькая коробка с салфетками. Значит, он действительно находился в больнице. Это было не удивительно, если бы он был действительно тяжело ранен умирающим Галианом. Но раны не было.

Он продолжал свой осмотр. Под верхней поверхностью столика находилась еще полка – вертикальная доска, к которой был прикреплен телефон. Он поднял трубку и прислушался, но никаких гудков не услышал. На удачу, он попробовал набрать несколько цифр, но телефон оставался мертв. Он положил трубку на место и внезапно увидел рядом с аппаратом кнопку, на которой было написано «СЕСТРА».

Он нажал кнопку.

Ничего не произошло. Подождав минут пять, он снова нажал на кнопку, и еще раз.

Почти сразу же, через несколько секунд, дверь распахнулась, Но, однако, вошла не девушка в белом халате и шапочке, которую он ожидал увидеть, – в дверях появился молодой мускулистый человек, чуть пониже ростом самого Джима, с широченными плечами, одетый в белые слаксы и белый свитер.

Он подошел к кровати, посмотрел на Джима, не произнося ни одного слова, и склонился, взяв Джима за левое запястье. Подняв его кисть, он стал считать пульс, глядя на свои часы.

– Я вполне здоров, – сказал ему Джим, – Что это за больница?

Мужчина-санитар, кем он, казалось, был, издал горлом какой-то непонятный звук. Окончив считать, он уронил кисть Джима на кровать и повернулся к двери.

– Эй, подождите! – сказал Джим, внезапно садясь.

– Лежите на месте! – сказал человек глубоким, хриплым голосом. Он торопливо открыл дверь и выскользнул из палаты, захлопнув ее за собой.

Джим скинул простыни и соскочил с кровати одним быстрым, уверенным движением. Он сделал по направлению к двери три шага и схватился за ручку, но его пальцы лишь заскользили по гладкому, неподвижному металлу, когда он попытался повернуть ее. Дверь была заперта.

Он еще раз потряс ручку, затем отступил назад. Первым его импульсом, вызванным сразу же, как только его ум пробудился и начал работать в полную силу было стучать в эту дверь, пока кто-нибудь не придет. Но вместо этого он стоял и задумчиво смотрел на нее.

Палата, в которой он находился, стала все меньше походить на больничную и все больше на такое место, где держат буйных умалишенных. Он быстро повернулся и подошел к окну. То, что он увидел, только подтвердило его подозрения. Невидимая с постели, все окно покрывала толстая решетка, находящаяся дюймах в четырех от оконного стекла. Эта решетка выглядела относительно тонкой, но, несомненно, была достаточно прочной, чтобы обезопасить от исчезновения пациентов, если у них не было необходимых орудий.

Джим выглянул из окна вниз, но то, что он увидел, ничего ему не сказало: под окном простиралась зеленая лужайка, вокруг которой росли высокие сосны. Они были достаточно высокими, чтобы скрыть то, что находилось за ними.

Джим вновь повернулся и задумчиво подошел к своей постели. Через минуту он улегся и укрылся простыней.

С терпением, которое уже стало его вторым внутренним «я», он приготовился ждать.

Прошло, по меньшей мере, несколько часов. Затем, безо всякого предупреждения, дверь открылась и вошел тот же санитар, за которым следовал человек небольшого роста, лет около пятидесяти, с узким лицом и абсолютно лысый, в белом врачебном халате. Они вместе подошли к постели, и человек в халате посмотрел на Джима.

– Все в порядке, – сказал он, поворачиваясь к санитару. – Вы мне больше не понадобитесь.

Санитар вышел, захлопнув за собой дверь. Врач, так как ничем иным он быть не мог, взял Джима за руку и сосчитал его пульс.

– Да, – сказал он через минуту, как бы сам себе. Он отпустил руку Джима, откинул простыни, поднял вверх пижаму и осмотрел правый бок. Внезапно он начал ощупывать пальцами бок то там, то здесь, Джим весь напрягся.

– Больно? – спросил врач.

– Да, – бесстрастно сказал Джим.

– Гм… это интересно, – сказал доктор, – …если это правда.

– Доктор, – спокойно сказал Джим, – что-нибудь не в порядке со мной – или с вами?

– Нет, с вами все в порядке, – сказал врач, опять одергивая пижаму и накрывая его простыней, – но я – не верю в это. Единственное, во что я могу верить, это в то, что я видел собственными глазами, а именно, в большую перфорацию на вашем правом боку.

– Во что же тогда вы не верите? – спросил Джим.

– Я не верю, что на этом месте у вас была выжженная огнем рана двух дюймов в ширину и шести в длину, – пояснил врач. – Да, я видел по телевизору ваш корабль, и я знаю, что мне сказала девушка, но я в это не верю. Во-первых, с такой раной, которую она мне описала, вы были бы мертвы еще задолго до того, как прилетели сюда. А, во-вторых, я могу поверить только в небольшую ранку, которая заживает без всяких видимых шрамов. Но вы не убедите меня, что такое может получиться при большой ране.

– А разве необходимо вас убеждать? – мягко спросил Джим.

– Нет, – сказал врач. – А, следовательно, меня это не беспокоит. Я могу только дать свое заключение, что сейчас вы совершенно здоровы – и я им так и передам.

– «Им»? – спросил Джим.

Врач посмотрел на него.

– Доктор, – спокойно сказал Джим, – непонятно почему, но, по-моему, у вас обо мне сложилось плохое мнение. Это – ваше дело. Но я думаю, что отнюдь не ваше дело держать своего пациента в неведении относительно того, где он находится и кто в этом принимает участие. Вы говорили о девушке, которая рассказала вам обо мне? Скажите, она не ждет сейчас за дверью?

– Нет, – ответил врач. – Что же касается ваших вопросов, я могу сказать, что сюда вас поместили люди из Правительства Мира. Мне было сказано, чтобы я ни о чем не говорил с вами, если это не будет иметь отношения к лечению. Лечения моего вам больше не требуется, а, следовательно, мне не о чем с вами разговаривать.

Он повернулся и пошел к двери.

Взявшись за ручку, он, казалось, начал испытывать какие-то угрызения совести, потому что вновь повернулся к Джиму.

– Они пришлют к вам одного человека после того, как я доложу, что вы окончательно выздоровели, – сказал он. – Вы сможете задавать ему любые вопросы, какие сочтете нужным.

Он еще раз отвернулся от Джима, нажал на ручку и обнаружил, что дверь заперта. Он стал стучать по ней кулаком и кричать кому-то, по всей видимости человеку, находившемуся на другом конце коридора.

Через минуту дверь осторожно открыли. Врачу было разрешено выскользнуть в самое маленькое отверстие. Тут же дверь хлопнула и щелкнул замок.

На этот раз ждать ему пришлось недолго. Прошло не более двадцати минут, прежде чем дверь распахнулась еще раз – и тут же захлопнулась, пропустив человека, лет на десять моложе врача, с загорелым лицом и одетого в серый деловой костюм. Он вошел, без улыбки кивнув Джиму, и приставил один из стульев к его кровати. Джим уселся на ее краю.

– Я – Даниэль Уилкоксин, – сказал человек, – но если хотите, можете называть меня Дэном. Правительство собирает Комиссию по Расследованию, и я назначен вашим адвокатом.

– Что, если я не захочу вас? – мягко спросил Джим.

– Тогда, конечно, меня не будет, – сказал Уилкоксин. – Но расследование не будет иметь ничего общего с судебным процессом. Судебный процесс начнется позже, если так сочтет нужным Комиссия по Расследованию. Так что сейчас вам адвокат, по существу не нужен, и вас никто не может принудить иметь его. С другой стороны, если вы откажетесь от меня, вряд ли Комиссия предоставит вам другого адвоката, так как, согласно тому, что я уже говорил раньше, это не судебный процесс и формально адвокат вам не нужен.

– Ясно, – сказал Джим, – я бы хотел задать вам несколько вопросов.

– Ну, давайте, – сказал Уилкоксин, откидываясь на спинку стула и кладя руки на колени.

– Где я? – холодно спросил Джим.

– Этого, боюсь, я не могу вам сказать, – сказал Уилкоксин. – Это правительственная клиника, в которой лежат особые люди, если по какой-то причине их дела требуют большой секретности. Меня самого привезли сюда в закрытом автомобиле. Даже я не знаю, где нахожусь – кроме того, что мы не более чем в двадцати минутах езды от здания Правительства, где находится моя собственная контора.

– Где мой корабль? И где женщина и мужчина, с которыми я прилетел?

– Ваш корабль на правительственном космодроме, – сказал Уилкоксин. – Он окружен стражей, которые держат всех на расстоянии четверти мили от него. Два ваших товарища все еще на борту этого корабля, за что вы можете поблагодарить губернатора Альфы Центавра III. Он здесь, на Земле, и когда правительство решило попросить их сойти с корабля и поместить туда своих людей, губернатор отговорил их от этого. Кажется, та женщина, которая прилетела с вами – то, что они называют Высокородными, а губернатор прямо-таки дрожит перед каждым Высокородным. Мне кажется, я не могу его упрекнуть в…

Уилкоксин внезапно замолчал и с любопытством уставился на Джима.

– Насколько я понимаю, Высокородные правят всей Империей? – вырвалось у него.

– Да, – спокойно ответил Джим. – Зачем меня поместили сюда?

– Эта леди Высокородная…

– Ее зовут Ро, – хмуро прервал его Джим.

– Ро встретилась с представителями правительства, как только корабль приземлился и они пришли к ней. Насколько я понял, пришли встречать ее люди очень важные, так как губернатор Альфы Центавра III, гостивший на Земле, узнал этот корабль, как принадлежащий Высокородным. Как бы то ни было, Ро впустила их и рассказала им довольно-таки впечатляющую историю, включая и то, как вы были ранены на дуэли, убив при этом принца Империи. Она сказала, что вам уже намного лучше, но не возражала, когда правительство предложило ей поместить вас в одну из клиник. Очевидно, им удалось убедить ее, что несмотря на все ее познания в медицине, лекарства, к которым вы привыкли, вылечат вас значительно быстрее.

– Да, – прошептал Джим, – она очень доверчива…

– Очевидно, – сказал Уилкоксин. – Во всяком случае, она позволила забрать вас. И Комиссия решила начать расследование, как только вы поправитесь. Насколько я понял, доктор уже дал положительное заключение о вашем здоровье, так что предварительное расследование начнется завтра утром.

– Что это будет за расследование? – спросил Джим.

– Видите ли… – Уилкоксин наклонился вместе со стулом. – В том-то и дело. Как я уже сказал, расследование это не может иметь ничего общего с судебным процессом. Теоретически, оно создано только для того, чтобы правительство получило нужную информацию, из которой заключило бы, что им делать с вами, вашими друзьями и кораблем. В действительности же, и я думаю, вы уже поняли это, они просто хотят открыть судебное дело, обвинив вас в предательстве и измене.

Последние слова Уилкоксина как бы повисли в неподвижном воздухе палаты. Джим взглянул на него.

– Вы сказали: «как вы уже поняли», – повторил Джим спокойно. – Почему вы решили, что я должен ожидать нечто в этом роде по своем возвращении на Землю?

– Но… – Уилкоксин замолчал и быстро с проницательностью взглянул на него. – После того, как вы улетели с Альфы Центавра III вместе с остальными Высокородными, на Землю вернулся Максвелл Холланд, который доложил, что вы сказали, что вам наплевать на все их приказы, и что вы хотите действовать по своему усмотрению и поднять на Тронном Мире чуть ли не бунт. Естественно, Холланд приведет ваши слова дословно на завтрашнем заседании Комиссии. Вы хотите сказать, что вы никогда ему не говорили этого?

– Нет, – сказал Джим, – все, что я сказал ему, – что я буду руководствоваться только своими собственными суждениями.

– Для Комиссии это будет звучать точно так же, – заметил Уилкоксин.

– Похоже на то, – согласился Джим. – Эта ваша Комиссия уже признала меня виновным… в чем там?.. в предательстве?

– Я бы сказал, что да, – ответил Уилкоксин. – И поэтому я автоматически перехожу на вашу сторону, как ваш защитник. И я бы не сказал, что все это мне нравится. Вы были выбраны из многих людей, кандидатов на Тронный Мир, на вас затратили массу средств, многие были отстранены от работы для вашего обучения – и все это для того, чтобы вы смогли вести наблюдения, живя среди Высокородных. Правительству надо было решить, действительно ли мы часть Империи, о которой они забыли, или есть шанс, что мы развились самостоятельно – и просто совершенно другая раса, чем те, кто населяет Империю. Правильно?

– Да, это так, – сказал Джим.

– Значит, здесь вы согласны, – сказал Уилкоксин. – Очень хорошо. Но теперь, исходя из рассказа Ро, вместо того, чтобы вести наблюдение, вы начали драку с Высокородным еще будучи на корабле и ранили его ножом, затем, вместе со своим телохранителем, вы ввязались при дворе в какую-то интригу, в которой был убит дядя Императора и его брат, а также Имперская охрана. Это правда?

– Это целиком покрывает физический факт того, что произошло, – просто сказал Джим. – Но ситуацию трудно понять, судя по одним голым фактам, которые не дают полной картины.

– Вы хотите сказать, что эта девушка – Ро – лгала? – требовательно спросил Уилкоксин.

– Я хочу сказать, что она не могла сказать всего этого именно такими словами, – ответил Джим. – Скажите, вы слышали этот рассказ сами из ее уст, или это пересказ того, кто ее слышал?

Уилкоксин задумчиво потер подбородок и откинулся в кресле.

– Я слышал этот рассказ из вторых уст, – признался он. – Но если человек, который говорил мне это, так же убедительно выступит перед Комиссией по Расследованию, то для вас это будет выглядеть весьма неважно.

– Значит, эта комиссия очень предубеждена против меня, – сказал Джим.

– Возможно… – Уилкоксин опять задумчиво поскреб подбородок. Внезапно он вскочил на ноги и начал мерить комнату шагами. – Я совершенно честно признаюсь вам, – сказал он, останавливаясь перед Джимом, – я был не в восторге, когда меня назначили вашим защитником. Возможно, я и сам был немного предубежден… – Он сдержал себя. – …я говорю это не потому, что вы как-то переубедили меня, – торопливо сказал он. – Я говорю это просто потому, что вполне возможно – именно возможно – что все происходило совсем не так.

Он снова уселся в кресло у кровати Джима.

– Ну, что ж, – сказал он. – Теперь, давайте послушаем, что можете сказать вы. Что случилось после того, как вы покинули Альфу Центавра III и до этих самых пор, пока ваш корабль не приземлился здесь?

– Я отправился на Тронный Мир, – сказал Джим, глядя ему прямо в глаза, – чтобы выяснить, как вы сказали, населена ли Империя родственными нам людьми или же мы развились совершенно самостоятельно. Все что случилось там, было следствием моих поисков и наблюдений.

Уилкоксин продолжал молчать, как бы ожидая, что Джим продолжит свой рассказ.

– Это все, что вы собираетесь сказать? – спросил он после некоторого молчания.

– Пока что – да, – сказал Джим. – Более подробно я все расскажу этой Комиссии по расследованию, если они, конечно, захотят слушать.

– Тогда вы намеренно не говорите мне то, что можете сказать, – нахмурился Уилкоксин. – Разве вы не понимаете, что я не смогу быть вам ничем полезен, если вы не расскажете мне всего без утайки?

– Я понимаю это, – сказал Джим. – Но если говорить откровенно, я вам не доверяю. Я не то чтобы не доверяю вам, как человеку, хорошо ко мне относящемуся – не поймите меня превратно, – я просто не верю в ваши способности принять то, что я расскажу, так же, как и любому человеку, не побывавшему на Тронном Мире.

– Да, но ведь… – начал Уилкоксин, – …на Тронном Мире ведь не было ни одного землянина!

– Совершенно верно, – сказал Джим. – Я и не думаю, что хоть один человек может мне помочь. Не тогда, когда Макс Холланд собирается свидетельствовать против меня перед Комиссией, которая уже заранее решила, что меня надо предать суду за предательство!

– Но, в таком случае, я никак не смогу быть вам полезен! – Уилкоксин вскочил со стула и направился к двери.

– Подождите минутку, – сказал Джим. – Возможно, вы сможете мне быть полезны, но не как защитник, не более чем любой другой человек, но вы сможете помочь мне в другом.

– Как?

Уилкоксин обернулся к нему, когда одна рука была уже на ручке двери.

– Начнем с того, – спокойно начал Джим, – что вы хотя бы будете считать меня невиновным до тех пор, пока не будет доказано обратное.

Уилкоксин остался стоять у двери, затем рука его упала с ручки, он медленно пошел обратно и сел на стул.

– Извините, – сказал он, глядя на Джима. – Ну, хорошо. Скажите, что я могу для вас сделать?

– Видите ли, – сказал Джим, – с одной стороны, вы можете пойти со мной завтра на заседание комиссии, как мой адвокат. Но, с другой стороны, я буду рад, если вы ответите мне на несколько моих вопросов. Во-первых, почему эта Комиссия, Правительство и весь народ вообще так хотят признать меня виновным в предательстве, хотя все, что я сделал – это вернулся живым с Тронного Мира и привез с собой ценный космический корабль, а также двух людей Империи? Я просто не вижу, как это может сочетаться с тем, что я решил предать людей, когда находился на Тронном Мире. Конечно, существует еще Макс Холланд, который желает обвинить меня во всех смертных грехах, но, если у вас имеются только его показания, я думаю, беспокоиться не о чем.

– Как вы не понимаете? – прервал его нахмурившийся Уилкоксин. – Все эти разговоры о предательстве начались потому, что они боятся, что вы наделали на Тронном Мире такого, что Империя возжаждет мести, и неизвестно, что сделает с Землей.

– Почему? – спросил Джим. – Почему?..

Уилкоксин даже поперхнулся.

– Может быть потому, что дядя Императора и его брат мертвы. Разве не может Император захотеть, чтобы Земля заплатила за их смерть?

Джим ухмыльнулся. Брови Уилкоксина удивленно поднялись вверх.

– Вы думаете, это смешно? – спросил он.

– Нет, – сказал Джим. – Просто теперь я понял, почему меня решили обвинить в предательстве. Ведь, насколько я знаю, предательство карается смертной казнью?

– Иногда… – нерешительно сказал Уилкоксин. – Но причем здесь это?

– Боюсь, что не смогу вам объяснить. Скажите, вы не могли бы пойти и повидать Ро на борту корабля?

Уилкоксин покачал головой.

– Я пытался это сделать раньше, – сказал он. – Но власти не разрешили мне даже приблизиться к кораблю.

– А вы сможете передать ей записку? – спросил Джим.

– Думаю, да. – Уилкоксин нахмурился. – Хотя я не знаю, смогу ли я передать вам ее ответ.

– Это не обязательно. Ро отдала меня земным врачам безо всякого протеста. Следовательно, она доверяла им. А отсюда я делаю вывод, что она не знает, что собирается сделать завтра со мной эта Комиссия. Не сможете ли вы просто передать ей, какие цели преследует эта Комиссия и каково отношение ко мне этих людей.

– Думаю, что да, – сказал Уилкоксин. Потом он с бодростью добавил. – Да, конечно, я смогу! Если ничего больше не останется, я поговорю с ней завтра утром. Они вызывают ее, чтобы она повторила свой рассказ перед Комиссией. Она, несомненно, будет также присутствовать при расследовании.

– Если вы сможете передать ей это сегодня вечером, я буду вам еще более благодарен.

– Наверное, смогу. – Уилкоксин странно на него взглянул. – Но что вы от нее ожидаете? Она ведь теперь не сможет дать другие показания, чем в первый раз.

– Я от нее этого и не жду.

– Но ведь вы сказали, что ни один человек на Земле не в силах вам помочь. Значит, помочь вам смогут она и еще этот человек, который прилетел с вами с Тронного Мира. Разрешите мне предупредить вас, что они – главные свидетели обвинения против вас. Короче говоря, в вашу защиту не выступит ни один человек.

– Может быть, да, а, может, и нет. – Джим слегка улыбнулся. – Существует ведь еще и губернатор с Альфы Центавра III.

– Он! – Глаза Уилкоксина зажглись. – Я никогда о нем не думал! Это верно – он ведь хотел замолвить слово за Ро, когда она захотела остаться на корабле. Может быть, он и выступит завтра в вашу защиту. Хотите, чтобы я связался с ним?

Джим покачал головой.

– Нет. Предоставьте это мне.

– Не понимаю, – тоже покачал головой Уилкоксин. – Просто не понимаю. Но я – с вами. Что-нибудь еще?

Он взглянул на Джима.

– Нет. Просто передайте все Ро, если сможете.

– Хорошо, – Уилкоксин встал. – Я приду за полчаса до того, как вас отправят в Комиссию по расследованию, и я поеду с вами.

Он подошел к двери, подергал за ручку и постучал.

– Это Уилкоксин! Откройте!

4

Даниэль Уилкоксин зашел к Джиму следующим утром ровно в восемь пятнадцать, и сидел рядом с ним в закрытой машине, отвезшей их в зал заседаний Комиссии в одном из зданий Правительственного Центра. Расследование, как сказал Уилкоксин, должны начать ровно в девять.

Джим спросил только, удалось ли ему переговорить с Ро. Уилкоксин кивнул.

– Мне не разрешили подняться на корабль, – сказал он, – но мне удалось переговорить с ней по телефону, установленному на одном из пограничных постов по охране корабля. Я задал ей множество общих вопросов, ответы на которые мне якобы были нужны, чтобы защищать вас, и передал между строками то, что вы хотели ей сообщить.

– Хорошо, – сказал Джим.

И после этого, за все время, пока они ехали в машине до Правительственного Центра, Джим не произнес ни единого слова, и полностью игнорировал вопросы, которые пытался задавать ему Уилкоксин. Дошло до того, что адвокат был вынужден толкнуть его локтем, чтобы привлечь к себе внимание.

– Послушайте, ответьте мне в конце концов, – потребовал Уилкоксин. – Не забывайте, я должен защищать вас через полчаса. Вы должны мне ответить! Не забывайте, я связался для вас с Ро, а это было нелегко. Кроме этого полевого телефона, других связей с кораблем попросту не существует.

Джим посмотрел на него.

– Правительственный Центр менее чем в десяти милях от правительственного космодрома. Правильно?

– Но… да, – удивился Уилкоксин.

– Если бы я находился в здании Правительственного Центра, мне не понадобились бы ваши услуги, чтобы передать Ро все, что мне нужно, – сказал Джим. – На таком расстоянии я и сам смог бы спокойно разговаривать с кораблем.

Уилкоксин посмотрел на него не верящим и недоумевающим взглядом.

– Просто я говорю это к тому, – спокойно сказал Джим, – что мне нет никакого смысла терять драгоценное время, когда я могу все обдумать – ответы на ваши вопросы, которые вы все равно не поймете, даже если и поверите. То, что скажут Макс Холланд и другие свидетели обвинения, абсолютно не имеет для меня никакого значения. Все, о чем я вас попрошу, после того, как вы передали мое поручение Ро, – это просто сидеть рядом и не мешать мне.

Джим вновь погрузился в раздумье, и Уилкоксин уже не мешал ему.

Они подъехали к Правительственному Центру и к тому зданию, в котором должно было проходить расследование. Джима отвели в маленькую комнату, где он должен был находиться до тех пор, пока не соберутся члены Комиссии. Затем его и Уилкоксина отвели на их места в уже переполненный зал.

Их усадили за один из столов, находившийся прямо напротив чуть приподнятой сцены, на которой стоял длинный стол, где должны были разместиться шесть членов Комиссии. Когда Джим вошел, он увидел, что в первом ряду – чуть поодаль от толпы – сидели Макс Холланд, Старк Якобсон – глава Проекта, тренировавший его перед отправкой на Тронный Мир – и Ро. Неподалеку сидели также и некоторые другие люди, рангом поменьше, которых он знал по своей подготовке перед путешествием.

Ро поймала его взгляд. Она выглядела немного взволнованной и была бледнее обычного. Одета она была в простую белую тунику и юбку, не очень отличавшуюся от обычных нарядов, которые носят женщины Земли и которые можно было на них видеть в этом зале.

Но сам ее вид сильно отделял ее от окружающей толпы. Глаза Джима привыкли к высокому росту и классическим чертам Высокородных. Сейчас народ его собственного мира показался ему некрасивым и низкорослым. Ро, игнорируя всех остальных, смотрела на него. Вошло шесть человек – членов Комиссии, представители различных секторов Земли.

Все в зале поднялись, ожидая, пока рассядутся члены Комиссии; и тут же по аудитории побежал взволнованный шумок, так как в зал вместе с Комиссией вошел невысокий коричневокожий человек, который занял место рядом с Элвином Хейнманом, представителем могущественного Центрально-Европейского сектора. Джим взглянул на маленького человечка и слабо улыбнулся. Но тот просто посмотрел на Джима – печально и торжественно. Члены Комиссии расселись, и публике разрешили занимать свои места перед тем, как Комиссия начнет свое расследование.

– …и пусть в протоколе будет отмечено, – говорил Хейнман в микрофон, установленный перед ним на столе, – что губернатор Альфы Центавра любезно согласился неофициально присутствовать на заседании Комиссии, чтобы помочь следствию своим опытом и знанием фактического материала.

Хейнман постучал по столу председательским молотком и велел официальному представителю Правительства выступить и описать дело.

Представитель выступил. Он тщательно избегал слова «предательство», но ухитрился подать все в таком свете, что у публики не осталось сомнений не только в том, что Правительство возбудит против Джима судебное дело об измене, но и в том, что вряд ли настоящее расследование вообще необходимо. Затем представитель правительства сел, и вызвали Старка Якобсена.

Ему задавали вопросы о том, как Джима готовили к отправке на Тронный Мир, и почему именно его выбрали из многих кандидатов, мечтающих попасть туда.

– Джеймс Кейл, – сказал Якобсен, – был необычайно одарен во многих областях. Его физическое состояние было великолепным. То, что и требовалось, так как мы хотели послать туда человека, способного показать корриду. К тому же, в то время, когда мы обратили внимание на Джима, он не только имел научные степени историка и химика, как и антрополога, но и показал себя значительным авторитетом в областях культурных и социальных.

– Вы хотите сказать, – вмешался Хейнман, – что характером он значительно отличался от остальных?

– Он был ярким индивидуумом. Но, в конце концов, все они таковы, – сухо сказал Якобсен.

Он был довольно пожилым человеком лет шестидесяти, с копной седых волос, датчанин по национальности. Джим вспомнил, что с самого начала Якобсен был расположен к нему, в отличие от Макса Холланда.

– …это было одним из требований, которые мы предъявляли избраннику, – говорил Якобсен.

Далее он перечислил по списку остальные требования. Грубо говоря, они обуславливали хорошее физическое и умственное развитие, эмоциональное равновесие и широкий диапазон знаний.

– Как насчет эмоционального равновесия? – вновь вмешался Хейнман. – Не нашли ли вы его… скажем… несколько антисоциальным? то есть, я хочу спросить, не чурался ли он людей? Не пытался ли он все сделать в одиночку?

– Да, – подтвердил Якобсен. – И опять-таки, нам нужен был именно такой человек – ведь он должен был попасть в совершенно незнакомую обстановку, в чуждую культуру – намного более чуждую, чем где бы то ни было на Земле. Мы хотели, чтобы он был настолько замкнут в себе, насколько это возможно.

Якобсен не уступал ни на шаг. Хоть Хейнман и пытался задавать ему разные каверзные вопросы, седовласый человек держался крепко. Он продолжал утверждать, что Джим был не более и не менее, а как раз таким человеком, которого и требовалось послать по Проекту.

Речь Макса Холланда, выступавшего сразу же за Якобсеном, была абсолютно противоположна предыдущей.

– …остальные члены группы, включенные в Проект, – сказал Холланд, чуть подавшись вперед, с горящей между пальцами сигаретой, – никогда бы не допустили подобного риска – риска для всей Земли, я хочу сказать. Наш мир, по сравнению с Империей, все равно, что цыпленок рядом со слоном. Цыпленок настолько мал, что может считать себя в безопасности, покуда на него не обращают внимания, разве что случайно или по ошибке он попадет под ногу слона, и поэтому у него нет никакой надежды. Мне кажется, весь Проект в целом принес нам серьезную опасность попасть под одну из ног слона-Империи, или случайно, или по ошибке человека, которого мы послали наблюдать на Тронный Мир. И мне стало еще более не по себе из-за характера и привычек Джеймса Кейла.

Холланд, как и Якобсен, был допрошен Хейнманом и другими членами комиссии. Но Холланд, в противоположность Якобсену, с готовностью помогал им обрисовывать Джима черными красками.

Он утверждал, что Джим с самого начала показался ему полным антиобщественником, вплоть до паранойи, человеком эгоистичным и уверенным в своей непогрешимости. Затем, очень холодно, он пересказал содержание беседы, которую они вели в раздевалке под трибунами арены на Альфе Центавра III, в которой Джим сказал ему, что отныне он будет действовать самостоятельно.

– Тогда, по вашему мнению, – сказал Хейнман, – этот человек, даже еще до того, как достиг Тронного Мира, уже был твердо намерен игнорировать полученное им задание, независимо от последствий для людей Земли?

– Да, я так считаю, – подтвердил Холланд. После этого вопросов ему больше не задавали.

Следующей была вызвана Ро. Но ее попросили просто посидеть и прослушать магнитофонную запись ее собственного рассказа о том, что Джим сделал с того времени, как она впервые увидела его на борту корабля принцессы Афуан, и вплоть до того момента, когда корабль опустился на космодром Земли.

Когда запись кончилась, Хейнман откашлялся, прочищая горло, и наклонился, как бы собираясь заговорить с ней. Но губернатор Альфы Центавра, сидящий рядом, тоже наклонился и что-то прошептал председателю Комиссии на ухо. Хейнман внимательно выслушал его, затем откинулся в кресле. Ро была отпущена Комиссией безо всяких вопросов.

Сидящий рядом с Джимом Уилкоксин был до сих пор абсолютно спокоен. Но сейчас он наклонился и возбужденно зашептал на ухо Джиму:

– Послушайте! Мы, по крайней мере, должны использовать право перекрестного допроса и допросить ее. Этот губернатор Альфы Центавра допустил ошибку, когда посоветовал Хейнману отпустить ее просто так. Может быть, это было знаком проявления почтения к ней, но вам-то это никак не может помочь. Она хочет давать показания в вашу пользу. Я уверен, что начни мы ее допрашивать, – ее ответы произведут прекрасное впечатление!

Джим покачал головой. В любом случае, спорить уже не было времени, потому что сейчас отвечать на вопросы Комиссии вызвали его самого. Хейнман начал было с личных качеств Джима, по которым его выбрали посланцем на Тронный Мир, но он быстро окончил эту тему, обходя этот скользкий вопрос.

– Возникали ли у вас когда-нибудь сомнения в правильности Проекта? – спросил он Джима.

– Нет.

– Но перед вашим полетом на Тронный Мир, у вас, кажется, все же возникли такие сомнения? – Хейнман стал рыться в листках у себя на столе и в конце концов вытащил тот, который был ему нужен. – М-р Холланд докладывает о разговоре, происходившем между вами на Альфе Центавра, я цитирую: «…Макс, теперь тебе уже слишком поздно вмешиваться. С настоящего момента я все решаю сам». Это так?

– Нет, – невозмутимо ответил Джим.

– Нет?

Хейнман нахмурился, глядя на него поверх листков, которые держал в руке.

– Я сказал не так, – ответил Джим. – Мои слова в действительности были такими: «Мне очень жаль, Макс. Но это должно было случиться рано или поздно. С настоящего времени, Проект не является для меня руководством. Сейчас я буду следовать только своему собственному мнению».

Хейнман нахмурился еще сильнее.

– Не вижу никакой разницы.

– По всей видимости, ее не увидел и Макс Холланд. Но я вижу, иначе я не сказал бы это такими словами.

Джим почувствовал, как его изо всех сил дергают под столом за левый рукав.

– Полегче! – прошипел Уилкоксин. – Ради всего святого, полегче!

– Ах, значит, вы ее видите, – сказал Хейнман с легкой ноткой торжества в голосе. Он откинулся назад и посмотрел на других членов Комиссии, сидящих за столом. – И вы не отрицаете, что взяли с собой на Тронный Мир револьвер и нож, несмотря на возражения м-ра Холланда?

– Нет.

Хейнман сухо откашлялся, вынул свой белый платок и отер им рот. Затем вновь спрятал платок в карман и откинулся в кресле.

– Ну что ж, с этим, кажется, все.

Он вытащил из стола другой листок и сделал пометку карандашом.

– А сейчас, когда вы слышали рассказ о ваших действиях, начиная с того момента, как вы покинули Альфу Центавра и до того, как вы вернулись на Землю… то есть рассказ мисс… Высокородной Ро… можете вы добавить что-нибудь к этому рассказу?

– Нет, – спокойно ответил Джим.

И вновь он почувствовал, как Уилкоксин бешено задергал его за рукав. Но он не обратил на это внимания.

– Никаких замечаний, – сказал Хейнман, вновь откидываясь назад. – Должен ли я понимать это так, что вы не желаете объяснить все те странные действия, абсолютно противоречащие вашей программе, которые вы производили на Тронном Мире?

– Этого я не говорил, – сказал Джим. – Тот рассказ, который вы прослушали, абсолютно правилен. То, как вы его поняли, абсолютно неправильно. Так же неправильно, как и ваше глубокое убеждение, что мои действия на Тронном Мире идут вразрез с программой, с которой меня туда отправили.

– В таком случае, как я считаю, вам лучше объяснить ваши намерения, – как вы полагаете, м-р Кейл? – сказал Хейнман.

– Я все время пытаюсь это сделать.

Ответ этот вызвал легкую краску на серых щеках председателя, но он решил оставить этот вызов без ответа. Он махнул рукой, разрешая Джиму продолжать.

– Объяснение достаточно просто, – сказал Джим. – Высокородные Империи Тронного Мира (я уверен, что губернатор Альфы Центавра согласится со мной) высшие существа не только по отношению к тем, кого они называют низшими расами, их собственными колониальными мирами, людьми, как и сам губернатор, – тут Джим посмотрел на губернатора, но коротышка явно избегал его взгляда, – но и по отношению к таким людям, как мы, земляне. Соответственно этому, какие бы тщательные планы не подготавливались на Земле, они никак не могли направить меня в абсолютно чуждой культуре, в которой самый захудалый ее член был в сотни раз выше, чем самые гениальные люди нашей Земли. Поэтому еще в самом начале я столкнулся с тем фактом, что мне придется приспосабливаться к ситуации на Тронном Мире согласно обстановке, а, следовательно, самостоятельно принимая решения, вне зависимости от того, что решили люди Земли.

– Насколько я понимаю, вы не сказали об этом вашем решении в течение всего периода обучения, – сказал Хейнман, все еще сидящий, откинувшись на спинку кресла.

– Нет, – ответил Джим. – Если бы я сказал им об этом на ранних стадиях моего обучения, когда меня еще можно было заменить, меня безусловно заменили бы.

Слева от себя Джим услышал отчаянный шепот Уилкоксина.

– Ну, конечно, – очень вежливо сказал Хейнман, – продолжайте, м-р Кейл.

– Соответственно, – продолжал Джим, – когда я прибыл на Тронный Мир, я обнаружил, что отстаивать интересы Земли я смогу, если только сумею войти в окружение Императора. Император был сумасшедшим, и его брат Галиан долго интриговал, чтобы стать его советником, вместо другого человека, дяди Императора Вотана, который фактически правил Империей. План Галиана заключался в том, чтобы убить Вотана и Старкиенов, которые были преданы Императору. Затем Галиан без труда занял бы место Вотана и держал контроль над Тронным Миром и Империей, а затем создал бы новых Старкиенов, преданных не Императору, а ему самому. Ведь Старкиены, по существу, есть специально выведенные люди, созданные методами генного контроля и веками ограничения рождаемости. Но Галиан знал, что сможет вывести новую породу таких воинов и телохранителей в течение двух или трех поколений, при условии, что у него будет хороший сырьевой материал. А этот сырьевой материал он собирался брать отсюда – с Земли.

Он остановился и взглянул на членов Комиссии, сидящих за длинным столом.

5

Прошло несколько секунд, как Джим замолчал, прежде чем его последние слова дошли до сознания земной аудитории. А последовавшая затем реакция была похожа на эпизод театральной драмы. Председатель подскочил на кресле и выпрямился. Остальные члены Комиссии тоже повскакали со своих мест.

– Что это значит, м-р Кейл? – требовательно спросил Хейнман. – Вы обвиняете принца Галиана – ведь это тот, которого вы убили – в том, что он хотел нас генетически изменить в своих целях и превратить в своего рода тупых и примитивных телохранителей?

– Я его не обвиняю, – Джим был абсолютно спокоен. – Я просто констатирую факт – признанный факт намерений Галиана. Этот факт он сам высказал мне. Он планировал сделать именно то, что я сказал сейчас. Я не думаю, что вы все это поймете, – впервые за всю его речь в голосе Джима послышалась ирония, – но эта его мысль сама по себе не показалась бы такой ужасной остальным Высокородным Тронного мира. Ведь, в конце концов, низшие расы колониальных миров всегда были слугами Высокородных. А мы даже не так важны, как они. Мы – Дикие Волки для них, дикие мужчины и женщины, живущие за пределами их цивилизованной Империи.

Хейнман откинулся на спинку кресла и повернулся к губернатору Альфы Центавра, что-то шепча ему на ухо. Джим сидел молча, пока их беседа не кончилась. Затем Хейнман опять повернулся к Джиму и наклонился вперед.

– Немного раньше, – сказал Хейнман, – вы говорили нам, что Высокородные на Тронном мире – высшие существа. Как вы можете сочетать тот факт с этими нечеловеческими планами, которые вы приписываете принцу Галиану? Не говоря уже о том, что согласно вашему утверждению, он планировал убить своего дядю и властвовать вместо Императора? Если Высокородные именно такие люди, о которых вы нам говорите, – а в этом с вами согласен даже губернатор Альфы Центавра, – то принц Галиан человек слишком цивилизованный, чтобы строить такие варварские и убийственные планы.

Джим рассмеялся.

– Я все-таки не думаю, что вы и члены Комиссии понимаете социальные отношения между Высокородными и людьми на колониальных мирах – или нами, – сказал он. – План Галиана против Императора был вершиной преступления в глазах любого Высокородного, например Словиэля. Но его планы в отношении нас вовсе не были бесчеловечными – опять-таки с точки зрения Высокородного. Более того, любой Высокородный счел бы нас счастливыми, так как мы удосужились привлечь внимание Галиана. И сделав нас Старкиенами, они избавили бы нас от болезней, и мы стали бы более здоровой расой, счастливой и объединенной. Точно так же, как здоровы, счастливы и объединены Старкиены Императора. Несомненное благо для нас, по мнению Высокородных.

Хейнман вновь стал о чем-то шептаться с губернатором. Но на этот раз после окончания беседы оба они выглядели расстроенными и не вполне удовлетворенными.

– Не хотите ли вы сказать нам, м-р Кейл, – сказал Хейнман (и впервые за весь допрос тон его голоса явно давал понять, что он требует честного ответа, в котором он сам заинтересован), что все действия, произведенные вами на Тронном Мире, шли не только на благо Императора, но и на благо всем людям Земли?

– Да, – подтвердил Джим.

– Я бы хотел вам верить, – сказал Хейнман, и слова его звучали так, словно он говорил правду. – Но вы хотите, чтобы мы слишком многое приняли на веру. Например, как вы могли узнать о планах принца Галиана, если он, несомненно, держал их в строжайшем секрете?

– Он держал их в секрете. Отдельные губернаторы и дворяне колониальных миров, – тут взгляд Джима скользнул по губернатору Альфы Центавра, – должны были знать о его планах уничтожения старых Старкиенов. Принцесса Афуан и Мелнес, начальник дворцовых покоев, должны были знать остальные части этого плана. Но, насколько это было возможно, Галиан старался никому ничего не открывать.

– В таком случае, как вы узнали о его планах? – требовательно спросил один из членов Комиссии – низкорослый толстяк, которого Джим не узнал.

– Я – антрополог, – сухо произнес Джим. – Моя главная область интересов лежит в изучении человеческих культур, во всех их проявлениях и вариациях. И существует определенный предел этим вариациям для любой человеческой культуры с концентрированным населением, в зависимости от того, насколько она развита. Социальные отношения на Тронном Мире и социальные отношения знати на колониальных мирах, отражающих отношения на Тронном Мире, были на самом высоком культурном уровне, которого, как верили Высокородные, они достигли. Высокородные – и имитирующие их колониальные дворяне – были разделены на маленькие искусственные группы или клики, которые вели себя точно так же, как и «нойо».

Джим остановился и подождал, пока его спросят, что такое «нойо». Спросил его об этом Хейнман.

– Французский этнолог Жан-Жак Петтер назвал термином «нойо» общество, раздираемое внутренними противоречиями, – ответил Джим. – Роберт Ардли несколькими годами позже, охарактеризовал это понятие, как «соседство территориальных властителей, связанных вместе дружеско-вражеской зависимостью». Примером «нойо» в природе является обезьяна Каллицебус. Каждая семья Каллицебус проводит свое время, свободное ото сна и пожирания пищи, у границы территории другой семьи Каллицебус, крича и угрожая ей. Все это, за исключением того, что физическая территория была заменена «положением», а угрозы – интригой, заставляющей другого человека и людей упасть в глазах своих товарищей, – можно отнести и к обществу Тронного Мира. Единственным исключением из такого «нойо» были Высокородные вроде Ро, но и то, только потому, что она была атавизмом – тем типом, который Высокородные развили только в процессе своих умственных и физических достижений, а затем двинулись дальше, в то время как Высокородные, подобные Ро, остались на том же уровне физического развития.

Поэтому ее не считали компетентной. Хотя это и не так.

Джим опять замолчал. Некоторое время ни один из членов Комиссии не нарушал молчания. Затем заговорил Хейнман.

– Ранее вы изображали этих Высокородных сверхсуществами по сравнению с нами, людьми Земли. Сейчас – с обществом обезьян. Они не могут быть и тем и другим.

– О, нет, могут, – сказал Джим. – Ардли так же утверждал, что «нации дают героев, „нойо“ – гениев». В случае Тронного Мира, который стал прообразом колониальных губернаторств, процесс был обратным. Гении сделали «нойо». Обезьяны Каллицебус живут, так сказать, в утопии. На деревьях им хватает и пищи и питья. Так же и Высокородные Тронного Мира создали для себя утопию, в которой технология направлена на удовлетворение малейших их желаний и физиологических потребностей. Естественно, в таких утопических условиях они когда-нибудь ослабнут и станут легкой добычей для колониальных миров, у которых положение намного тяжелее. Это – исторический переворот общества, когда аристократия слабеет и становится зависимой от низших форм.

– Почему же этого до сих пор не случилось с Высокородными? – подал голос Хейнман.

– Потому что им удалось создать нечто уникальное – увековеченную аристократию. Империя начала с того, что собрала на одной планете лучшие умы. Эта планета впоследствии стала Тронным Миром. И когда она уже стала Тронным Миром, туда все еще продолжали прибывать самые талантливые люди с других миров. Это обеспечило почти бесконечное вливание свежей крови. И, кроме того, аристократия Тронного Мира, развившаяся в Высокородных, сделала то, чего прежние аристократы никогда не могли сделать. Она заставила каждого члена своего аристократического общества знать все о технологии Империи. Другими словами, Высокородные были не просто гениями, они были гениями высокообразованными. Высокородная Ро, сидящая сейчас позади меня – дайте ей только время, материалы и инструменты – сможет сделать из Земли точную копию Империи со всеми ее технологическими достижениями.

Хейнман нахмурился.

– Я не вижу здесь связи между гениальностью Высокородных и тем, что они «нойо».

– Бесконечно обновляющаяся, увековеченная аристократия, – продолжал Джим, – останавливает естественные процессы человеческой эволюции. В результате создаются искусственные ситуации, при которых происходит социальная, а следовательно, и индивидуальная эволюция. Такая аристократия – если она и не будет разрушена снаружи – просто обязана в конце концов разрушить самое себя. У Высокородных когда-нибудь обязательно наступит упадок. Они упадочны по своей природе.

Губернатор наклонился и что-то настойчиво зашептал в ухо Хейнману. Но Хейнман, почти со злостью, отстранил его рукой.

– Как только я понял, что они обречены, – говорил Джим, не отводя глаз от губернатора, – я понял и то, что зерна разрушения Империи уже посеяны. Свидетельством этому упадку служило «нойо», до которого деградировали их общественные отношения. Другими словами, через несколько сотен лет, самое большее, Империя начнет разваливаться – и тогда им будет уже не до Земли и ее обитателей. Можно было бы не беспокоиться, но… К сожалению, я узнал в это время о планах Галиана, который жаждал захватить власть в свои руки. Не все Высокородные были удовлетворены тем, что могли дать «нойо» их чувствам. Некоторые индивидуумы, вроде Галиана, Словиэля и Вотана, чувствовали потребность в настоящих действиях, а не в этой тени существования, которую им предлагали «нойо» и игра в Пункты. К тому же, Галиан был опасен, поскольку, как и Император, был сумасшедшим. Но, в противоположность своему брату, он действительно был сумасшедшим – человеком, который был в состоянии применить свое безумие на деле. И у Галиана были свои планы в отношении Земли. Он втянул бы нас в упадок своей Империи прежде, чем Империя свалилась под собственной тяжестью.

Джим замолчал. Внезапно ему захотелось оглянуться на Ро и посмотреть, какое впечатление произвели на нее эти слова. Но он не осмелился.

– Итак, – заключил он, – я поставил своей целью остановить и уничтожить Галиана. И я это сделал.

Члены Комиссии за столом, губернатор, люди, сидящие в зале продолжали сидеть бесшумно и не двигаясь, как бы ожидая, что он продолжит свою речь.

Наконец, слабое перешептывание между членами Комиссии подсказало им, что Джим кончил.

– Значит, таковы ваши объяснения, – сказал Хейнман, медленно наклоняясь вперед и уставившись прямо на Джима. – Вы сделали то, то вы сделали, чтобы спасти Землю от упадочного безумца. Но как вы могли знать, что вы правы?

– Я скажу вам, почему, – Джим несколько мрачно улыбнулся. – Потому, что я нашел в их архивах достаточно сведений о том, что Земля все-таки была колонизирована Империей. Среди колонистов было несколько Высокородных, тогда они только-только стали так называться. И… – Он заколебался, затем выговорил медленно и очень ясно: – Я САМ ЯВЛЯЮСЬ ОТЩЕПЕНЦЕМ ПО ОТНОШЕНИЮ К ТЕМ ВЫСОКОРОДНЫМ, КОТОРЫЕ ВЫСАДИЛИСЬ ТОГДА НА ЗЕМЛЕ, ТАК ЖЕ, КАК И РО ЯВЛЯЕТСЯ ОТЩЕПЕНКОЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К ВЫСОКОРОДНЫМ ТРОННОГО МИРА. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ Я НЕ СМОГ БЫ СДЕЛАТЬ ТОГО, ЧТО СДЕЛАЛ, СОСТЯЗАЯСЬ С ГАЛИАНОМ И ДРУГИМИ ВЫСОКОРОДНЫМИ. Я БЫЛ ОТЩЕПЕНЦЕМ БОЛЕЕ РАННЕЙ И БОЛЕЕ ЗДОРОВОЙ ИХ АРИСТОКРАТИИ, И Я БЫЛ БЫ СПОСОБЕН СДЕЛАТЬ И ДОСТИЧЬ ГОРАЗДО БОЛЬШЕГО, ЕСЛИ БЫ МОЙ РОСТ НЕ БЫЛ ОСТАНОВЛЕН ЗДЕСЬ, НА ЗЕМЛЕ, КОГДА МНЕ БЫЛО ВСЕГО ДЕСЯТЬ ЛЕТ ОТ РОДУ!

В гробовом молчании, последовавшем за его словами, Джим обернулся и взглянул на губернатора. Губернатор стоял как вкопанный, рот его был слегка приоткрыт, коричневые глаза не мигая смотрели на Джима. Совершенно неожиданно Джим ощутил симпатию и веру в себя не только аудитории – чего он и добивался своей речью – но и среди членов Комиссии; веру и симпатию, которая так же неожиданно исчезла, сменившись недоумением и недоверием.

– Высокородный? Вы? – сказал Хейнман низким голосом, оторопело глядя на Джима.

Было похоже, что председатель задает этот вопрос скорее себе, чем Джиму. Долго он продолжал смотреть на Джима, затем взял себя в руки, и лицо его приняло прежнее выражение. Хейнман вспомнил, кем он был, и каковы его обязанности.

– В это трудно поверить, – и в голосе его чувствовалась скрытая, едва уловимая ирония, которая проявлялась при первых вопросах к Джиму. – Чем вы можете подтвердить свои слова?

Джим спокойно кивнул в сторону губернатора Альфы Центавра.

– Вот губернатор знает Высокородных, – сказал Джим, не сводя глаз с маленького человечка. – Но не только это. Он видел меня среди Высокородных Тронного Мира, в гуще его знати. Он сможет сказать вам, являюсь ли я таковым, если вы поверите в его свидетельство.

– О, – сказал Хейнман, не только откидываясь назад, но и отодвигаясь вместе с креслом. Я думаю, мы можем поверить свидетельству губернатора.

Он повернулся к маленькой фигурке, сидящей рядом с ним, и спросил громким голосом, прокатившимся по всему залу:

– М-р Кейл, находящийся здесь, утверждает, что он один из Высокородных. Что вы думаете по этому поводу, губернатор?

Глаза губернатора неотрывно следили за Джимом. Он открыл было рот, заколебался, затем заговорил с сильным акцентом, произнося земные слова.

– Нет, нет, – сказал он. – Он не Высокородный. Он никак не может быть Высокородным. Нет… НЕТ!

Аудитория позади него разом вздохнула, раздалось нечто похожее на стон, как бы дань реакции. Джим медленно поднялся с кресла и скрестил руки на груди.

– Сядьте, м-р Кейл! – выкрикнул Хейнман.

Но Джим не обратил на его слова никакого внимания.

– Адок! – сказал он в пустое пространство.

И внезапно Адок появился перед ним, стоя впереди стола Джима на ничем не занятом пространстве между этим столом и сценой, на которой восседали члены Комиссии. Он стоял молча, его могучее тело слегка блестело в электрическом свете, белые полосы энергетических лент выделялись на его руках, теле и ногах.

Позади Джима аудитория разом выдохнула, на этот раз с трепетом. Затем – тишина.

– Адок, – сказал Джим, – это наружная стена. Я хочу, чтобы ты открыл ее. Никакого шума, никаких обломков, никакого повышения температуры. Я просто хочу, чтобы ты открыл ее.

Адок чуть повернулся к стене, на которую указал Джим. Казалось, Старкиен не сделал ни одного движения, но внезапно на секунду вспыхнул свет, который казалось, способен был ослепить всех, и какой-то непонятный звук, словно хлопнула пробка от шампанского, пронесся над залом.

Там, где была стена, образовалось отверстие правильной формы, десяти футов в высоту и пятидесяти в длину – с гладко закругленными краями, как будто камень был расплавлен.

Через это отверстие виднелись крыши прилегающих зданий, голубое небо и маленькие облачка на нем, бегущие в даль. Джим указал на небо.

– Это облака, Адок, – сказал он. – Убери их.

Раздалось пять или шесть коротких звуков, напоминающих свист, настолько коротких, что человеческое ухо не в состоянии было уловить их.

Небо очистилось.

Джим повернулся, глядя на немного приподнятую сцену. Медленно он поднял руку и указал на губернатора Альфы Центавра.

– Адок… – начал он.

Маленькая коричневая фигурка внезапно сорвалась со сцены и бросилась к Джиму, пытаясь схватить его за руку, и упала перед ним на колени.

– Нет, нет, Высокородный! – вскричал губернатор на языке Империи.

Затем, в отчаянии, он перешел на английский.

– Нет! – закричал он, чуть ли не выворачивая голову и глядя на членов Комиссии. Его голос с сильным акцентом дико звучал в гробовой тишине. – Я ошибался. Он – ВЫСОКОРОДНЫЙ. Говорю вам, он Высокородный!

Голос губернатора поднялся до визга. Хейнман и другие члены Комиссии уставились на него со смешанным чувством ужаса и неверия. Он повернулся, оставаясь стоять на коленях, и очутился лицом к Джиму.

– Нет, нет! – закричал он. – Я говорю вам так не потому, что он указал на меня. Нет! Это из-за Старкиена! Вы не понимаете! Старкиены не подчиняются никому, кроме Императора и тех Высокородных, которым Император велит подчиниться. Старкиены не могут так повиноваться никому, кроме Высокородного! Это правда! Он действительно Высокородный, и я был неправ! Я был неправ! Вы должны обращаться с ним, как с Высокородным! Потому, что он действительно Высокородный!

Истерически рыдая, губернатор повалился на пол. Джим почувствовал, как чья-то рука скользнула к нему в ладонь. И чуть повернув голову, он увидел, что Ро поднялась со своего места и сейчас стоит рядом с ним.

– Да, действительно, – медленно сказала Ро Хейнману на правильном, но неуклюжем английском языке. – Я – Высокородная, и я говорю вам, что Джим – тоже. Император усыновил его, это с одной стороны, но даже Император сказал, что не дает Джиму ничего, чем бы тот уже не владел. Джим рисковал своей жизнью за всех нас, и он привел с собой меня и Адока, чтобы мы помогли вашему народу когда-нибудь взять в свои руки наследство Империи. – Она указала на губернатора. – Этот человек, должно быть, из тех, кто участвовал в заговоре Галиана. Он послал с Земли камень от имени Джима. Только это был не камень, а устройство, проецирующее голубой свет на Вотана. И бедный Император решил, что он видит Голубого Зверя из своих кошмаров, и так напугался, что приказал убить Вотана, как раз так, как и планировал Галиан. Не этот ли человек предложил вам судить Джима за предательство?

– Я лгал. Я сказал им, что принцесса Афуан скоро сменит Высокородного Словиэля, и что тогда она будет мстить Земле за то, что сделал на Тронном Мире Высокородный Джим, – простонал губернатор, пряча лицо в ладонях. – Но я был неправ, неправ! Он – Высокородный! Не только из-за усыновления, но и по рождению! Я был неправ, неправ…

На лице Хейнмана происходила бурная смена чувств, но в конце концов одно победило все, и он стал похож на человека, который только что вышел из темного туннеля после долгих блужданий к дневному свету, настолько яркому, что его тяжело было выносить глазам.

Джим взглянул на него, затем кивнул на маленького губернатора, и вновь хмуро уставился на Хейнмана.

– Да, – сказал Джим. – Теперь вы понимаете. Теперь вы можете понять, почему Империю любой ценой нельзя было допустить к Земле.

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  1

  2

  3

  4

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  1

  2

  3

  4

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  1

  2

  3

  4

  5

Реклама на сайте