Брайан Олдисс Сразу же после убийства
Ощущения падения не было.
Она скользила вниз в прохладных воздушных струях, быстро приближаясь к сине-зеленой американской земле, меняя скорость падения легкими движениями рук, ног, головы. Внутри у нее все ликовало.
В эти мгновения исчезало все - ее тело, мысли и чувства, она вся, без остатка, растворялась в атмосфере, - лучше этих мгновений не было. Даже ее эгоизм, причинявший столько неудобств ей самой и окружающим, куда-то улетучивался.
Ей самой ее переменчивый характер, пожалуй, даже нравился. Конечно, он был непредсказуем, что создавало большие сложности. Она и к себе-то боялась приблизиться, а от мужа тем более держалась на почтительном расстоянии, которое все увеличивалось по мере того, как он продвигался по служебной лестнице. Сейчас ее муж, Рассел Кромптон, занимал пост Государственного Секретаря. После того как месяц назад был убит Президент, на мужа свалилось почти непосильное бремя государственных забот и на личные отношения у него просто не оставалось времени.
Она отодвинулась от него еще дальше и находилась вне поля его зрения, где-то далеко за горизонтом.
Каждое утро она садилась в его личный самолет, взмывала выше облаков… Начиналось падение - мгновения счастья, несравнимые ни с чем, пережитым на земле.
И вот уже земля совсем близко. Ее мысли снова вернулись на привычный круг, очерченный ее положением. В него входили личные переживания и, хочешь не хочешь, дела мужа. От обязанностей супруги Государственного Секретаря ее никто не освобождал.
Маленький аэродром находился за городом. Скоро взлетную полосу со всех сторон окружат корпуса современных зданий. Это район новостроек. С высоты легче было оценить всю грандиозность проекта, толчок которому дал еще Президент. И он много отдавал сил стройке века. Теперь кто-то другой должен подхватить эстафету и вложить столько энергии, сколько никогда не будет у человека заурядного. Ее муж считал, что он подходит для этой роли. И еще одну непростую задачу он должен был решить - и сделать это нужно было как можно скорей - поймать убийцу Президента. Почему-то все надежды возлагались на него.
Ей казалось всегда, что есть только одна незаурядная личность. Нет, не муж. У того человека был проницательный ум, а энергии, заключенной в его стареющем теле, могло бы с избытком хватить на десять молодых политиков. Провидец и шарлатан, супермен и герой комиксов, человек-ракета, быстро взлетевший наверх и так же быстро сгоревший… Его звали Джекоб Бернз.
Все… Пора дергать за кольцо - иначе парашют просто не успеет раскрыться, и этот прыжок станет последним. А ей хотелось бы еще попрыгать. Хлопок над головой - и она повисла на стропах под ярким, как тропический цветок, куполом. Она никогда не пользовалась спортивными парашютами, а только самыми обычными армейскими, и никому не давала уговорить себя воспользоваться более безопасным снаряжением - это был один из ее пунктиков. Она могла гордиться собой - еще один высотный затяжной прыжок в ее активе.
Недалеко от взлетной полосы она увидела черный лимузин, рядом с которым стоял Рассел Кромптон. Заслонившись рукой от солнца, он напряженно всматривался в небо. Заботливый муж - эту роль ему приходилось играть реже, чем роль государственного мужа, и она меньше ему удавалась. Он был талантливый актер и вроде бы все правильно делал, но ему порой не хватало вдохновения.
В исполнении Джекоба Бернза наверняка все выглядело бы естественней. Почему, когда она думает о своем муже, рядом с ним всегда возникает кряжистая фигура Джекоба? Для чего она их всегда сравнивает? Рассел Кромптон не только богаче - он надежнее, он долго шел к Олимпу, но зато и задержался там надолго. Все так. И как тут ни крути, сегодня первенство за Расселом. Но словно бы какие-то картинки из будущей жизни возникали у нее в мозгу, и во всех ракурсах вместо Кромптона - Бернз. И она не знала, насколько она может доверять своему мозгу: действительно ли он способен улавливать волны, идущие из будущего, или же чересчур богатое воображение зло шутит над ней. Во всех ее видениях Джекоб Бернз излучал импульсы, которые недвусмысленно говорили о силе чувства; с его лица не сходила счастливая улыбка. В действительности же во время редких и случайных встреч он был более чем холоден с ней, и она явно не была ему симпатична.
Приземлилась она не слишком удачно. Не сразу справилась со стропами, не загасила купол, и порывом ветра ее протащило по земле. Рассел подбежал к ней и помог встать на ноги. Она отстегнула стропы и посмотрела на него вопросительно - что он делает на аэродроме? Он сурово нахмурился. Кромптон не одобрял ее увлечения, и ему не нравилась ее одержимость. В редкие минуты их близости, отдыхая, он говорил ей, что ее прыжки хорошо объяснимы с позиций психоанализа. Это ищет выход ее неудовлетворенная сексуальность. «Когда-нибудь ты разобьешься насмерть», - предсказывал он. Она заставляла его постучать по дереву, и1 он, посмеиваясь, барабанил костяшками пальцев по спинке кровати.
- Я приехал за тобой, - объяснил он свое появление. - Скатаемся в одно местечко.
Речь его всегда была нарочито небрежной, он любил изображать из себя демократа.
Она сняла шлем и защитные очки и тряхнула головой, рассыпав по плечам роскошные светлые волосы; ветер тут же принялся играть ими. Она нравилась мужчинам и знала об этом. О ней говорили, что она прекрасна, как мечта, и недостижима, как мираж. Кромптон придерживался того же мнения, причем общая постель ничего не меняла.
- Душ можно принять в ангаре. Платье твое я захватил. Смотаемся в Гондвана Хилз. Не возражаешь? Ты нужна мне.
Он ждал, что она станет высмеивать его. Ждал, что она спросит ехидно: «Я должна буду защищать тебя от твоей старой страсти - Мириам Бернз? Хочешь использовать меня как прикрытие?» Но она промолчала на этот раз. На нее это было совсем не похоже. Молчаливая покорность - это было то, что он больше всего ценил в женщинах. Растворяться без остатка в мужчинах умела Мириам. Рода была лишена подобного таланта. С нею вообще все было очень сложно. В чем он не испытывал недостатка - это в головоломках. Жизнь подбрасывала все новые и новые задачки. Заниматься политикой стало теперь намного сложней, чем тогда, когда он начинал. И он предпочитал иметь дело с женщинами, которые снимали напряжение, а не прибавляли головной боли. Черт, мысленно выругался он. А вдруг эта чертова баба умеет читать мысли. У него неожиданно возникло ощущение, что она видит его насквозь. Что ж это он так раскрылся-то перед ней. Нельзя впускать посторонних в свой внутренний мир. Есть вещи, которые нельзя доверять и женам. И самая главная тайна - это то, каков ты есть на самом деле.
- Джекоб Бернз снова в фаворе? - спросила она, когда они вошли в пустой и гулкий ангар - самолет в него еще не закатили.
- Я думал, что он навсегда сошел со сцены. И вдруг все разом вспомнили о нем. Гальванизация трупа. Надеются, что старый попугай вытащит из мусора бумажку, на которой написано имя убийцы. Если бы нам удалось его найти… Все эти газетные писаки сразу бы заткнулись. Общественное мнение сейчас настроено против нас, а о том, что будет через месяц - подумать страшно… полетят головы, и моя - одной из первых… Мне сообщили, что вчера Джекобу Бернзу звонил вице-президент. Я не могу не нанести визит великому провидцу - это будет неверно истолковано.
Она вошла в душ, и он вместе с ней. Расстегнув молнию, она сняла с себя кожаный комбинезон, в котором обычно совершала прыжки, и все остальное, что было надето на ней. Повернула до отказа сразу оба крана-с горячей и холодной водой, встала под упругие водяные струи и повернулась к нему лицом - пусть смотрит, если ему очень этого хочется. Ей самой сейчас хотелось только одного - как можно скорей увидеть Джекоба Бернза.
Перестала стучать пишущая машинка - тянулась пауза. Прошло несколько минут, прежде чем Джекоб Бернз, бывший Государственный Секретарь, закончил начатую фразу. Он копался в памяти, подбирая убедительные примеры из прошлого и настоящего. «… итак, мы можем с уверенностью констатировать, что человечество стоит на пороге новой эпохи… Разорвав земные путы, мы вступаем в эру космической цивилизации…»
Упрямая память отсылала его не к мировой истории, а к его личному прошлому, богатому событиями и переживаниями. Его литературный труд и задумывался как мемуары, которые он начал писать, томясь от безделья после вынужденной отставки. Неожиданно для себя самого он по-настоящему увлекся этой работой, сменив мемуарный жанр на широкое историко-социальное исследование. Но память… память цеплялась за интимное, за пережитое. Он понимал, в чем тут дело. Он приблизился к тому пласту исследований, в который до него никто еще всерьез не вторгался, он нащупал узел сложнейших противоречии современности, и именно ему, вероятно, удастся его разрубить, по крайней мере найти теоретическое решение… Тяжелый ум медлит, хитрит, отсылая к памяти, которая бессильна чем-либо помочь…
- На чем я остановился, Григсон?
- На «цивилизации», сэр.
Его личный секретарь Григсон, расставшись со своей индивидуальностью, стал его тенью. Бернз умел приобретать собственность за свои доллары. Человек или вещь - это не так уж важно… Купленных им людей он превращал в предметы обстановки. Точно так же он поступил со своей женой Мириам.
«Новое понимание задач, поставленных самой жизнью, пришло не сразу… Различие подходов было обусловлено прежде всего различием общественно-политических систем… Психологическое сознание человечества, которое может рассматриваться как единый организм, реагировало прежде всего на отрицательные факторы… Рост напряженности…»
Прервав диктовку, он вышел на балкон. Он любил подолгу стоять здесь, покусывая сигару и разглядывая холмы, окружившие долину, свое ранчо, столь удачно вписавшееся в пейзаж, конюшни, поле для игры в гольф, теннисные корты, площадку для игры в сквош, изуродованную его сыном Марло… Плавательный бассейн и художественную галерею с открытыми террасами, на которых были выставлены скульптуры, прямо скажем, неплохое собрание… Не все ему тут нравилось, хотя он и повоевал с архитекторами и дизайнерами, отстаивая свою концепцию, не все получилось, как было задумано… Он снова перевел взгляд на холмы - вот тут все было в полном порядке, у Бога как у дизайнера был отменный вкус.
Все было мирно вокруг и дышало покоем, и только в бассейне бурлила вода - там плескалась его жена Мириам, похожая на золотую макрель.
- Привет! - крикнула она, увидев его на балконе, и он в ответ помахал ей рукой.
Она всегда купалась без одежды. Охранники, здоровущие парни, бродившие вокруг дома, пускали слюни, и, видя, какие взгляды они бросают на нее, он порой приходил в ярость, но тут же одергивал себя; это было не в его воле - как-то повлиять на нее, изменить ее саму или ее поведение, и десятилетний опыт супружества научил его подавлять свои эмоции… Мириам любила быть в центре внимания, но чем она могла к себе привлечь? Интеллектом? Развитым художественным вкусом? Добродетелью? Только телом. Горькое осознание своей неудачи пришло к нему не сразу, и он давно уже не длился на нее, а только жалел… Бедная несчастная женушка… Пусть себе развлекается, как ей хочется. В конце концов, она доставляет ему не так уж много хлопот.
У него были проблемы посерьезней, чем его жена. Это его сын. С его совершенно непостижимой внутренней жизнью и шизофреническими наклонностями. Вот и теперь - площадка для игры в сквош в мгновение ока превратилась в строительную площадку. Марло привез каких-то сумасшедших дизайнеров, и они установили макет странного сооружения, фантастического и реального одновременно. Неземного, это уж точно.
И он ни о чем не мог расспросить своего сына - это было бесполезно. Холодный слепок Алисы, первой жены Бернза. Его удивляло, что Мириам умела находить к нему какие-то подходы.
Непонятно, о чем только они могли разговаривать друг с другом?
Зазвонил телефон. Григсон снял трубку, выслушал и почтительно приблизился к хозяину.
- Рассел Кромптон, Государственный Секретарь, просит, чтобы вы его приняли. Его машина у ворот.
- Я приму его. Велите охране пропустить его.
- Да, сэр. - Эту фразу Григсон произносил гораздо чаще, чем другие.
Бернз удовлетворенно хмыкнул. Государственный Секретарь Кромптон просит у него аудиенции. Старый друг Рассел снова etпомнил о нем. Они там все ошалели после убийства Президента. Хватаются за любую соломинку. Тотальные проверки, прочесывание и выслеживание не дали никаких результатов. Ему уже много было звонков из Белого дома. Теперь сам Кромптон пожаловал к нему. Мотает, он думает, что Бернз прячет убийцу в платяном шкафу? Конечно, у него есть какие-то телепатические способности, немалый политический и жизненный опыт, чутье, а главное - философский подход к проблеме. Возможно, он в самом деле сможет дать полезный совет.
- На сегодня кончили, Григсон, - сказал он. - Диктовки больше не будет.
Григсон молча кивнул головой, сложил бумаги в свой чемоданчик и удалился.
Как ему следует держаться с Расселом? - спрашивал он себя. Изобразить из себя этакого мудреца, искушенного в политике. Блеснуть эрудицией, удивить юношеской свежестью восприятия. А может, не нужно ничего изображать?.. Рассел, несмотря на все его слабости и недостатки, всегда был простым и открытым парнем, и он к тому же его старый друг, черт побери. Для чего ломать перед ним комедию? Поболтать по-приятельски, вспомнить прошлое… А если Кромптон приехал с Родой? И перед ней он тоже должен будет распустить линялый павлиний хвост. Он вынужден будет развлекать ее. Кем это выдумано, что женщины должны всюду сопровождать высоких должностных лиц. Он слишком стар для того, чтобы очаровывать женщин, между делом решая государственные проблемы. Нужно показать ей, чего он стоит и что он сто очков даст вперед любому парню. Он не сможет быть естественным, хочешь не хочешь - ему придется нацепить маску. Джек расправил плечи, втянул живот, убрал со лба пару-тройку лишних морщин и неторопливой солидной походкой направился к лифту.
Он вышел на улицу. Солнце поднялось уже высоко над горизонтом. День обещал быть жарким. Он снял пиджак. Опять проблема - удобно ли встречать гостей с пистолетом, пристегнутым под мышкой? Еще подумают, что боится убийц, но он их действительно боялся и никогда не выходил из дому без оружия.
- Мириам! - крикнул он, проходя мимо бассейна.
- Привет, Папик! - помахала она ему загорелой рукой. - Решил искупаться?
- Когда ты перестанешь дурачиться? - сердито спросил он. - Вылезай быстро и одевайся. Приехал Государственный Секретарь Кромптон.
- Вот глупый мальчишка! Он думает, что мы прячем на ранчо убийцу? А вдруг он предложит тебе выставить свою кандидатуру на президентских выборах? Это было бы здорово. Рода тоже приехала с ним?
Ничего не ответив, он повернулся к ней спиной и прошел на террасу, построенную в итальянском стиле. Нижний цоколь террасы был облицован мраморными плитами, вывезенными из Италии. Колонны были увиты крымскими виноградными лозами. Здесь царил полумрак и было прохладно. Он кинул пиджак на плетеное кресло и, кряхтя, сделал несколько приседаний. Кровь прилила к лицу, ноги налились тяжестью. Да, немолод, немолод… А еще эта тянущая боль в боку, напоминающая о себе, как правило, в самый неподходящий момент. Он всегда был чувствителен к любой боли. Слаб и беззащитен перед наглой напористостью других, не мог защитить себя даже от наглости служащих в своей канцелярии, чужую боль ощущал как свою, и это делало его еще слабее и беззащитнее. Вовсе не выдающийся ум, но зато очень ранимый человек. Немногие, правда, догадывались о его внутренней уязвимости. Алиса, его первая жена, догадалась и сумела этим воспользоваться. И так мало было людей, которые понимали его. Общение с неумными, неинтересными людьми не доставляло ему никакой радости, его отношения с подавляющим большинством людей не выходили за рамки деловых и служебных интересов. У него совсем не осталось друзей. Правда, Кромптон когда-то называл его своим другом. Но дружбу съело соперничество, и он, увы, старел быстрей, чем Рассел, и главное, что теперь волновало его, - показать, что выглядит моложе своих пятидесяти девяти лет. Трудновато это будет сделать.
Он увидел, что к крыльцу подкатил черный «Крайслер», и поспешил навстречу гостям. Да, он не ошибся в своих предположениях. Рассел привез с собой Роду.
По дороге в бар он обменялся с Расселом несколькими банальными фразами. Бармен смешал им два бокала мартини, и Бернз отпустил его.
- Я рад видеть тебя, Рассел, - отпив глоток холодной жидкости, сказал Бернз. - Боюсь только, что твоя жена будет скучать здесь.
- Ты не меняешься, старик, - сказал Рассел. - Все такой же ворчун и меланхолик. За нее не переживай. У тебя есть отличные верховые лошади, а Рода прекрасная наездница. Она хотела повидаться с Мириам - я не стал ее отговаривать.
- Повидать Мириам? Рода?! Что у них может быть общего?! Скажи лучше, что боишься оставлять жену без присмотра. Так будет честней. - Он боялся, что наговорит сейчас резкостей. Ему был неинтересен Рассел и то, о чем он собирался с ним говорить. Современная политика, которая делалась без него, мало волновала его. Он жил своей жизнью и своими размышлениями о жизни и до поры до времени не собирался ни с кем делиться своими мыслями.
- Ты что-то имеешь против Роды? А она, по-моему, симпатизирует тебе.
Почему бы не высказать прямо в глаза этому самодовольному типу все, что он думает по этому поводу. Плевать, что он занимает такой высокий пост. Вот только услышит ли он его. У этих современных политиков уши слышат то, что хотят услышать, и глаза видят то, что хотят увидеть.
- Видишь ли какая штука, Рассел. Я легко прочитываю людей - для меня они как открытая книга. Мысли и намерения от меня утаивать бесполезно. Твоя жена приводит меня в замешательство. Ты когда-нибудь заглядывал ей в глаза? Они начистоту говорят обо всем, что ее волнует. А я ничего не хочу знать ни о ней, ни о себе самом. Зачем мне знать то, что будет с нами?
- А я бы много дал за то, чтобы узнать это. - Он почти наполовину осушил свой бокал, сделав один большой глоток. - Ради этого я сюда и приехал. Все так неожиданно свалилось на меня. Я совершенно запутался. Ты поможешь мне, Джекоб?
- Если смогу, - пожал он плечами.
- Видишь ли, какая штука, Джекоб… Мне кажется, существует какая-то связь между убийством и теми вещами, которыми Президент занимался в последнее время, включая и тот день, когда он был убит.
- Вещами?
- Точнее будет сказать, проектом… Если бы он был осуществлен, мир перевернулся бы… Мне не следовало бы обсуждать это с тобой, Джекоб… Извини, это не мой секрет… государственная тайна… Об этих разработках знало всего лишь несколько человек, а из команды Президента двое - я и вице-президент… Были приняты все меры предосторожности, но утечка произошла… Все последствия предусмотреть просто невозможно… У нас была монополия на совершенно новый вид знаний… О Вселенной… Это открывало фантастические возможности… А теперь…
Он тяжело вздохнул и допил свой мартини.
Бернз подумал, что рассказанное не является для него такой уж тайной. Он размышлял об этом сегодня утром. О человеке и о Вселенной. Пришло время новых подходов. И открытия будут совершены - так всегда бывает.
- Почему ты рассказал мне об этом? Не боишься, что я кому-нибудь разболтаю? Старики бывают ужасно болтливы.
- Не боюсь. И потом, у меня нет другого выхода. И разве не о том же самом ты пишешь свою книгу? Я не рассчитываю на то, что ты немедленно сможешь вычислить убийцу. Я хочу глубже вникнуть в саму проблему, и мне кажется, ты не сможешь остаться в стороне. Убит Президент. Исчез проект. Возник дисбаланс. Опасное нарушение равновесия. И мы испытываем дефицит - в этом мире мало осталось толковых парней. Мы вспомнили о тебе. Вот почему я нарушил твое затворничество. А еще я здесь из-за твоего бармена - второго такого мастера я пока не встречал.
Он попытался улыбнуться, но улыбка плохо вязалась с его озабоченным лицом.
- О'кей, - сказал Бернз. - Мы же друзья. Я сделаю все, что будет в моих силах.
- Душновато здесь, - сказал Рассел.
У него на лбу поблескивали бисеринки пота.
- Здесь душно? В доме? - изумился Бернз. - Где сейчас настоящее пекло - так это на улице.
- Мне бы хотелось выйти на воздух, если ты не возражаешь. Извини, клаустрофобия. Я столько времени провел в кабинетах, канцеляриях, приемных. Вся сознательная жизнь в них прошла.
Через широкие стеклянные двери, за которыми сверкало ослепительное солнце, они вышли на улицу. Там все плавилось в полуденном зное. Птицам, и тем было лень летать. Охранники, спрятавшись в тень, дремали, не обращая внимания на двух полноватых мужчин, прогуливавшихся по дорожке. Все было спокойно вокруг или казалось таким. Где-то в доме стучал молоток - отделочники заканчивали ремонт одной из комнат - и это был единственный громкий звук, нарушавший тишину. Сумасшедшие дизайнеры, привезенные Марло, продолжали уродовать площадку для игры в сквош, но вели себя достаточно тихо. Все было спокойно, но он знал, что это только видимость. Где-то рядом таилась опасность, и Джекоб непроизвольно потянулся рукой к пистолету. Рассел сделал вид, что не заметил неловкого движения руки.
- Прогуляемся до озера, - предложил Кромптон. - Ты не против? Тебя это не слишком утомит?
- Нет, не слишком, - усмехнулся Бернз. - Я чувствую себя здесь гораздо лучше, чем в Вашингтоне, - там я не умел обходиться без машины, а здесь привык ходить пешком. Полезней для здоровья.
Вдали, медленно удаляясь, проплыли в голубоватой* дымке две всадницы; одна из них - Мириам - была в бирюзовом купальном костюме, а у другой вместо головы копна желтовато-соломенных волос, словно еще одно маленькое солнце, скатившееся в долину с холмов.
Кромптон начал говорить, когда убедился, что нет никого рядом, кто мог бы их подслушать. Он говорил горячо, торопливо, не заботясь о красоте слога, ему было не до ораторских приемов сейчас. Бернз понял, что положение и впрямь серьезное. Дефицит мозгов. Дефицит власти. Вице-президент Строи, временно исполняющий обязанности Президента, был хорош на вторых ролях, но в первые же часы после убийства выказал свою неспособность управлять страной. Неожиданная смерть всех застала врасплох. Сразу засуетились военные. Эти ястребы всегда носятся с разными безумными идеями. Например, с «вирусной бомбой». Слыхал о такой? Существуют и другие проекты. И все они требуют финансирования, но государственная казна - не бездонная бочка, а налогоплательщики - не дойные коровы. Без сомнения, какие-то исследования нужно продолжать. Многообещающими выглядят работы по созданию антигравитационной станции на Луне. Но самый, самый удивительный проект - тот, который Президент курировал лично… Проект Ганвелла…
- Ну а поподробнее?
- Я и так уже рассказал больше, чем мог…
- Незачем тогда было приезжать сюда, - рассердился Джекоб.
- Ох, Джек… Ладно уж, слушай… Это открытие перевернет мир, но нельзя сейчас с уверенностью сказать, будет ли это новое знание использовано во благо или пойдет во вред… Палка о двух концах… Разумней, наверное, было бы не обнародовать пока этот проект, подождать поколения два… Мне кажется, мы просто не готовы…
- Нечто вроде новой атомной бомбы?
- Ничего общего. Бернз взорвался:
- Или ты немедленно перестанешь мычать и начнешь говорить… Или тебе лучше убраться отсюда… мне надоела игpa в «угадайку». Ты думаешь, наверное, что я сильно изменился с тех пор, как лишился должности и ушел в отставку. И патриотом я тоже не перестал быть. Какого ж тогда черта? Думать, думать за всех, кто не умеет этого делать, - это мое основное занятие сейчас. Не темни, если хочешь, чтобы я помог тебе, дай пищу моему мозгу или оставь меня в покое.
Кромптон искоса взглянул на него и, прищурив один глаз, сказал небрежно:
- Темперамент… Тебя всегда подводил твой темперамент… Я защищал тебя как мог… Такая голова… Но скверный характер всегда портил дело. Из-за него ты и ушел в отставку. - Он схватил и с силой сжал его руку. - Ты славный парень, Джек. Давай не будем ссориться. Есть вещи, которые не зависят от нас.
- Неправда. Чушь. Никогда больше не говори так. Все в нашей воле. И причина, и следствие - всегда сам человек. Бог дал только первоначальный толчок.
- Да-да, конечно… Но оставим пока эту тему… Есть еще одна головоломка… Непонятное заболевание… Умственное расстройство… Мне известно, что ты не психиатр, но психология всегда была твоим коньком… Кстати говоря, психиатры не нашли пока удовлетворительного объяснения, и мне интересно было бы выслушать твое мнение… Коллективное безумие - ни больше ни меньше… Коллектив, правда, небольшой - экипаж антигравитационной станции на Луне…
- Это как-то связано с теми исследованиями, которыми они занимались? С невесомостью.
- Трудно сказать… Их было там восемь человек, и они прожили на Луне полгода. Их сменили, и они вернулись на Землю где-то за неделю до убийства Президента.
Разговаривая, они вошли в небольшую бамбуковую рощицу, посаженную на берегу озера. Остановились у причала - Бернз любил тут иногда порыбачить - отличное местечко. Тут очень хорошо думалось. Бернз слушал Рассела не перебивая.
- Луна как-то странно на них повлияла… Они очень изменились…
- Ну а в смысле общения? Они что, совсем ненормальные?
- Общаться-то с ними можно, но что толку. Они дружно несут какую-то чушь. Утверждают, что живут в другом времени… Мы - здесь, а они уже там - в будущем…
Бернз хмыкнул недоверчиво:
- Сразу восемь Эйнштейнов - многовато для одной маленькой лунной станции.
- К черту Эйнштейнов! Я консультировался с физиками. Они говорят, что все это не противоречит теории относительности, что законы всеобщи. То, что годится для вселенной, подходит и для человека. Человек - это тоже вселенная. И при определенных условиях время может ускоряться или замедляться и для отдельного человека…
При определенных условиях… Что-то произошло там, на Луне, от чего эти восемь человек повернулись…
- Ты думаешь, они сошли с ума? Нет, Кромптон. Тут другое… Физики не шутили над тобой. Все это действительно согласуется с выводами современной науки о вселенной. Теоретически все давно доказано, и даже создана математическая модель машины времени. Но построить ее никому пока не удавалось. Тем интереснее то, что ты рассказываешь о лунной восьмерке. Я готов поставить сотню против доллара, что эти ребята не психи.
Бернз пристально посмотрел на человека, который когда-то в свое время сменил его на посту Государственного Секретаря. У молодого политика был гибкий ум и нетривиальное мышление. Боже, что с ним сделала канцелярская работа.
- Что еще наковыряли ученые? Представляю, с каким остервенением они набросились на этих парней. Пара десятков диссертаций на эту тему наверняка будет защищена.
- Тема закрытая. Но есть интересные гипотезы. У этой восьмерки один и тот же биоритм. И этот ритм ускорился. Произошел сдвиг по фазе. И ненормальность у них цикличная… В будущем они находятся, по их словам, не постоянно, а периодически и совсем недолго - минуты.
Теперь Бернз не сомневался, что он на правильном пути. Вот оно, недостающее звено в цепи упорных размышлений. Прорыв во вселенную, в будущие времена возможен для каждого индивидуума. Не только для гениев, как это было в прошлом.
Он услышал подозрительный шорох у себя за спиной, в бамбуковой рощице, и, не раздумывая, выхватил пистолет и выстрелил. Сразу же взвыла сирена. Не прошло и двух минут, как примчалась машина с охранниками и, взвизгнув тормозами, остановилась у причала. С трудом сдерживая гнев, но наружно спокойный, Бернз велел прочесать рощу и ближайшие окрестности.
- У тебя полно советников, Кромптон. Что бы ты хотел услышать от меня?
Он подумал, что даже себе он сейчас не в силах помочь.
- О каких советниках ты говоришь? Разве я могу кому-то доверять? Ученые никогда не заботятся о последствиях. Эти новые открытия… Как они скажутся на нас?
Он был сейчас как натянутая струна. Убийцы не пойманы, и снова звучат выстрелы… на этот раз стрелял друг, но в это время, возможно, его самого держали на прицеле… Идет охота. Когда же все это кончится?
- Ты читал интервью с доктором Фетести, опубликованное в «Тайме»? Биохимические методы воздействия на мозг, изменение естественных биоритмов… Понимаешь, к чему это может привести? К появлению нового вида наркотика. Проклятые репортеры уже что-то пронюхали. Ситуация может выйти из-под контроля. Я хотел бы созвать конференцию по этому вопросу в каком-нибудь тихом месте. Например, в Гондвана Хилз? Как бы ты к этому отнесся?
- Я буду рад помочь. Здесь для этого есть все условия.
Он понимал, к чему это все может привести. Возникнет новая эпидемия насилия. Грабежи, убийства… Бернз уже сталкивался с этим, когда вступил в должность. Наркотики уничтожили Африку. Америке пока удавалось справляться с этим страшным злом… Но теперь… Он слышал уже глухие подземные толчки… Начнется, как всегда, в больших городах, а потом докатится и до самых отдаленных уголков, включая Гондвана Хилз. Так уже бывало. То, что делается для будущего, часто разрушает его.
- Оргкомитет уже работает, - сказал Кромптон. - Я сообщу им, что ты согласен.
Он сказал все, что хотел сказать по данному вопросу, и замолчал, переключив мозг на решение мелких сиюминутных проблем… На его лицо набежали тени.
Они шли молча, и каждый думал о своем. Они как раз проходили в это время мимо площадки для игры в сквош, и Кромптон остановился, заинтересовавшись необычным сооружением, воздвигнутым ненормальными дизайнерами, нанятыми Марло. И мальчика они тоже увидели здесь. Кстати, сам Бернз не виделся с сыном уже несколько дней. Шестнадцатилетний подросток, тощий и бледный - к его синевато-белой коже не приставал загар, стоял в дальнем конце площадки, засунув руки в карманы линялых драных джинсов. Нахмурясь, он разглядывал отца и его гостя и решал непростой вопрос - подойти поздороваться или исчезнуть. Последнее было предпочтительней - не станут приставать с разговорами о здоровье и о том, что он тут выстроил.
Бернз снова подумал о том, что Мириам, мачеха, лучше понимает сына, чем родной отец. Но и от нее он частенько сбегал, надолго исчезая из дома. Брал лошадь в конюшне отца или садился в собственный спортивный автомобиль - недальние автомобильные поездки ему недавно разрешил совершать психиатр, но какие уж там недальние… Он глотал пыльное пространство - километр за километром, доводя до полного изнеможения себя, лошадь или автомобиль, мог пропасть на сутки или двое, но никому потом не рассказывал, где его носило…
- У Марло получше со здоровьем в последнее время? - спросил Кромптон и, не ожидая ответа, добавил: - Я знаю одного очень толкового психоаналитика. Может, подослать его как-нибудь сюда?
- Бесполезно, - махнул рукой Бернз, - кто только не лечил его. По-моему, не существует лекарственного препарата, который не испробовали бы на нем… Ничего не помогает.
- И все-таки я бы показал его Стейчеру, в Вашингтоне сейчас нет врача лучшего, чем он.
Кромптон понимал, какую душевную боль испытывает сейчас Бернз. Несчастье - иметь такого сына. Чего только он ни предпринимал, чтобы излечить рассудок Марло. Да уж, нахлебался он, в особенности допекли его всякого рода психоаналитики. Предпоследний, шарлатан из Нью-Йорка, прибыл на ранчо с двумя любовницами, сестрами-близняшками .
Постояв немного в нерешительности, Марло решил все-таки подойти к ним.
- Знаешь, смерть Президента очень глубоко задела его. Мне показалось, что он не просто возмущен этим убийством как гражданин. Преступление подействовало на его психику, он очень расстроился. Такое Личное отношение к государственной трагедии, сила человеческих чувств, выплеснувшихся в момент государственной скорби, слишком уж показушной и официальной, могли- бы служить примером и для других… Вот на таком фундаменте мы могли бы строить наше будущее… И построим, если справимся с некоторыми проблемами..: Если мальчик справится с ними…
- Стейчер мог бы ему помочь…
Толпы людей, появившихся на свет в результате демографического взрыва. Толпы людей, которые топчут и давят друг друга на чересчур маленькой Земле. Выжимают из себя и друг друга последние капли жизненного сока, но не могут решить возникших перед ними проблем. Толпы этих несчастных сдавливают бедный мозг мальчика, он почти оглох от их жалких воплей, и он хотел бы, но не знает, как им всем можно помочь. Самому ему не могли помочь даже пустынные гектары Гондваны, где почти невозможно было встретить человека, а толпа представлялась чем-то далеким и нереальным. Всем, кроме Марло. В его кошмарах постоянно присутствовали толпы, толпы, толпы людей.
- Сначала нужно догадаться о перспективах; обрести цель, прежде чем то, к чему мы станем стремиться, само начнет помогать нам. Я говорю о будущем.
Он всерьез опасался за будущность своего сына.
- Кстати, - вспомнил вдруг Кромптон. - Рода недавно мне говорила, что ей снился Марло.
- Вот как? - слегка удивился Бернз.
Он заставил себя улыбнуться, когда Марло приблизился к ним, и протянул мальчику руку, но тот сделал вид, что не заметил протянутой для пожатия руки.
- Ты уже слышал об этом, Джекоб? - спросил мальчик. Голос его слегка дрожал. - Они снова начали отстреливать китов. Как тебе это нравится? - На отца он не смотрел. Его взгляд всегда проходил насквозь, никто не мог занавесить душу и совесть от его всепроникающих глаз. - На всем белом свете скоро не останется ни одного голубого кита. Ни одного кита в морях, озерах, даже в нашем тихом озере. Умрет сама память о них.
- Что это ты построил на площадке для игры в сквош, Марло? - спросил Бернз.
Мальчик дернул плечом и, ничего не ответив, повернулся к отцу спиной, давая понять, что разговор окончен, но Бернз по-своему расценил этот жест. Как приглашение посетить экспозицию. Ему показалось, что Марло ничего не имеет против того, чтобы отец и его высокий гость ознакомились с тем, что он там напридумывал.
Площадка для игры в сквош была подарена мальчику к четырнадцатилетию. Сделано это было по совету психиатра, который лечил тогда ребенка. Но игра мальчику не понравилась. Раз или два он только и сыграл, при этом выражение скуки ни на минуту не оставило его бледное лицо. Площадка пустовала какое-то время, а затем Марло захотелось построить на ней какое-то диковинное сооружение, материальное воплощение его бредовых фантазий. Бернза все это жутко раздражало, но психиатры в один голос твердили, что есть только один путь, который может привести к выздоровлению: ни в чем не ограничивать ребенка, дать ему полную свободу. И действительно, в сооружениях, возводимых Марло, постепенно стала проявляться какая-то внутренняя логика… все это было за пределами понимания Джекоба Бернза, но он готов был согласиться с психиатрами - мальчику, похоже, его занятия шли на пользу.
В чем-то они оказались правы, психиатры, но Бернз перестал приглашать их и выплачивать чудовищные гонорары не из-за одной лишь экономии. Они в главном ошиблись. Он и раньше смутно подозревал, а теперь уже не сомневался больше. Мальчик не был душевнобольным. Он острее других чувствовал несправедливость, чужую боль воспринимал как свою. А еще в нем проснулся художник, и, как многие творцы, он шел впереди своего времени, он словно бы побывал в будущем и не мог не поделиться своими открытиями с людьми.
Вроде бы и до Кромптона что-то дошло. Он пристально всматривался в лунный ландшафт… Воронка кратера с неровными краями, коричневатая почва, изрытая метеоритами, яркие освещенные места и глубокая тень… безжизненная пустыня, овеществленный образ смерти.
Двое мужчин стояли молча у края лунного кратера. Пряча усмешки, за ними наблюдали дизайнеры, помогавшие Марло. Они устроили себе обеденный перерыв, укрывшись в прохладной тени галереи. Жевали бутерброды, запивая пивом. Кромптон тоже бы сейчас не отказался от пива или бокала охлажденного вина; он облизал пересохшие губы. Марло не было дела ни до кого из них, никто из этих людей не в состоянии был понять его. Воображение вело его вперед, он в одиночку протаптывал тропу, вскоре он исчез за горизонтом… бесполезно было теперь пускаться на его поиски, найти человека в космосе неизмеримо трудней, чем на земле.
- Что это все значит? - спросил Кромптон. - Почему вдруг луна? К чему все это?
- Мальчик начитался фантастики, - пожал плечами Бернз. - А ты разве не бредил космосом в его годы?
Они вернулись на аллею, которая вела к дому. Жены поджидали их на ступеньках у входа.
- Вы в порядке? - спросила Мириам. - Мы слышали выстрелы в роще. Это ты стрелял, Джекоб? Кого-нибудь подстрелил? Кто-то прятался в роще? Индейцы? Мы окружены?
Привстав на цыпочки - она была небольшого роста - Мириам чмокнула Бернза в глаз, затем, притянув за шею Кромптона, расцеловала его.
- О Рассел, я так рада, что вы навестили нас в нашей глуши. И хорошо, что додумались приехать вдвоем. Молодцы, ребята. Рода сказала мне, что Кромптон приехал решать с Джеком какие-то государственные проблемы, но я не поверила ей. Я думаю, что вы приехали сюда ради меня, одинокой, всеми покинутой женщины.
- Ты замечательно выглядишь, Мириам, - вполне искренне сказал Кромптон. - И тебе очень идет этот купальный костюм.
- Я тебе нравлюсь? Да, костюмчик недурен. Он стоил мне кучу денег. Джек, брюзга, утверждает, что я транжирка. Это действительно трудно понять, как два маленьких кусочка ткани могут стоить столько долларов.
Рода не проронила ни слова. Она терпеть не могла пустой болтовни. Но ей и не требовались слова, чтобы понять других или выразить свои чувства. Слова только затеняют внутреннюю суть, то, что живет в каждом из нас. От любого человека идут волны - холодные или теплые - и вовсе необязательно быть телепатом, чтобы уловить их. Волны, которые шли от самой Роды, обжигали Бернза. Она возбуждала его помимо его воли. Рода принадлежала к тому типу женщин, которые способны своим теплом растопить любой айсберг. Но с некоторых пор его перестали интересовать женщины. Да, она хороша, у нее атласная кожа, от нее пахнет полевыми цветами и свежими яблоками, у нее грудь той формы, которая всегда нравилась Джекобу… Ну и что с того?! Для него теперь в его затворничестве гораздо важней обладание истиной, а не женщиной. История, политика, философия волнуют его больше, чем женская грудь. И если думать о будущем, то нужно периодически одергивать, приструнивать себя, нужно вернуть стране пуританский дух, нация в последние десятилетия слишком уж распустилась… Все, вероятно, помнят, чем распущенность, лень и безволие обернулись для Рима… Что с того, что ему нравится эта женщина. Он должен скрывать свои чувства, хотя она наверняка о них догадывается… И в душе смеется, вероятно, над ним, над стариком… И он не имеет права снять маску, никто не должен видеть его настоящее лицо… И возраст, возраст - не просто помеха, а непреодолимая преграда… Впрочем, и в молодости он редко разрешал себе расслабиться, и в те далекие годы он почти никогда не снимал маску, но тогда его понуждало к этому совсем другое - он делал карьеру.
- Вы по-прежнему увлекаетесь прыжками? - напустив на лоб морщины, угрюмо спросил он.
- Ага, прыгаю. Муж считает меня чудачкой. А вы не кончили ваши мемуары?
- Да нет. Только-только расписался. Люди всегда смеются над чудаками. И на что еще можно потратить время в этой глуши? Я занялся этим от скуки. Вначале шло очень туго, но я втянулся постепенно. Работа захватила меня, и не я теперь управляю процессом, а он ведет меня. То же, наверное, с вашими прыжками. И я думаю, что получаю от своих изысканий удовлетворение не меньшее, чем вы от прыжков с парашютом.
- Ну вот, оказывается, и вам есть о чем поговорить друг с другом, - смеясь, сказала Мириам. - Одному нужен секс, другому прыжки, кому-то мемуары… Каждый ловит свой кайф… Джекоб, угости Роду коктейлем. Вы получите удовлетворение от общения друг с другом, я уверена. А я провожу Рассела на площадку для игры в сквош и покажу, чего там нагородил Марло.
- Я уже показывал ему, - сказал Бернз.
Он не мог требовать от жены больше того, что вложила в нее природа. Женщина всегда остается женщиной, такими их создал Бог, и бесполезно, да и незачем пытаться изменить их.
Рода направилась в сторону бара, Джекоб двинулся следом. Ему очень хотелось снять с себя маску. Момент был подходящий, и он мог бы это сделать, но приблизит ли его это к Роде? Вряд ли. Уж очень они разные. Если бы только в возрасте было дело. Они разные, разные во всем. У нее с его сыном Марло больше общего, чем. с ним. И он видел ее сейчас в двойном изображении, они оба были одинаково реальны. Рода, которая молча шла рядом с ним, и другая, парящая в воздухе, высоко над землей. Он ничего не мог с собой поделать, ему не удавалось стряхнуть с себя наваждение.
- Знаешь, он ненавидит меня, - сказала Мириам, приблизив свое лицо к лицу Кромптона. - Я мешаю ему. Мешаю писать его дурацкие мемуары, отвлекаю от работы, лезу к нему со своими женскими глупостями.
- Ну-ну, - сказал Кромптон, усмехнувшись одними углами губ. - Брак - это война. Но у Джекоба нет никаких шансов. Он - Плохой вояка.
- О Рассел, хоть бы ты был со мной понежней и не бросал бы меня так надолго. Я не видела тебя больше месяца. Ты не представляешь, что за жизнь я здесь веду. Жуткая тоска. Словом не с кем перемолвиться. И даже Марло теперь не хочет со мной разговаривать. У него новый приступ депрессии. Я знаю, что ты ужасно занят. На тебя столько дел свалилось после убийства Президента.
Тебе сейчас не до меня, - грустно закончила она перечисление своих бед.
Она все-таки повела его на площадку для игры в сквош. Бог знает чего наговорил ему Джек, а ей самой хотелось показать и обсудить с ним последнее увлечение Марло. Как, на его взгляд, он действительно безумен?
- Марло, мальчик мой, - позвала она, - выходи. Где ты Прячешься, мой дорогой? Мне нужно поговорить с тобой.
Марло высунул голову из-за ближайшего бугра, по всей видимости, он слышал весь их разговор.
- Вы очень рискуете, - зло сказал он. - Опасно гулять там, где гуляет смерть. Вы можете попасть в другое измерение, а можете и совсем пропасть, если не повезет. Здесь есть зоны с другими временными координатами. Я властен над временем, а вы нет. Я властен над смертью, а вы нет. Вы не владеете знанием, на вас нет специального снаряжения. Вы очень рискуете.
Мириам посмотрела на Кромптона. Его явно привели в замешательство слова мальчика.
- Создается впечатление, что ребенку известно все, - пробормотал Кромптон.
Он торопливо покинул площадку, оставив Мириам одну на Луне. Несколько раз он споткнулся, словно натыкался на невидимое препятствие. Мириам чуть ли не бегом должна была догонять его. Она повисла у него на руке.
- Спасаешься бегством… Видели бы тебя сейчас служащие твоей канцелярии… Государственный Секретарь, а ведешь себя как мальчишка… Ты от меня хотел удрать? Это же шутка. Ты что, не понял? У Марло юмор такой своеобразный. К нему нужно привыкнуть. Кстати, он тайно в меня влюблен.
- Ага, шутка. Со смертью не шутят… Мне кажется, он знает о том, что произошло на лунной станции.
Они прошли на кухню, из которой, увидев их, вышли две работницы, занимавшиеся уборкой. Мириам достала из холодильника банку пива и протянула Расселу. Он открыл и стал пить прямо из банки, маленькими глотками, наслаждаясь холодным напитком.
- Жалеешь, что приехал сюда? - спросила Мириам. - Тебе не нравится здесь? Ты думал, что тебе Джекоб поможет, этот старый пень? Даст хороший совет? Напрасно ты на него рассчитывал. Он ни черта ни в чем не смыслит. Может, я смогу быть тебе в чем-то полезной? Женская интуиция - великая вещь. Что тебя тревожит?
- Сумасшедший дом. Настоявши сумасшедший дом, - помотал головой Кромптон, управившись с пивом.
- Вот это ты точно подметил, - залилась она смехом. - Это и мое мнение. И я ни от кого его не скрываю. Я всем об этом говорю.
Она легонько провела кончиками пальцев по его шее, но он никак не отреагировал на ее прикосновение.
- Да уж, лучше мужчин не трогать, когда они по-настоящему чем-то озабочены. - В голосе ее звучала горечь. - Я что, в самом деле так постарела, Рассел? Что с вами, мужиками, делает работа, ничего-то вам не надо.
Он включил транзистор, оставленный, вероятно, одной из работниц на кухонном столе, и, полузакрыв глаза, слушая музыку и покачиваясь в такт, стал рассказывать:
- Сейчас у нас там страшная неразбериха в Вашингтоне. Все кинулись искать убийцу. Писаки газетные совсем оборзели. Винят во всем администрацию. Что-то произошло с нашими ребятами на Луне. Техническая сторона дела тебе вряд ли будет интересна… Вероятней всего, у них что-то с мозгами приключилось, какая-то неизвестная болезнь, одна и та же у всех восьмерых. Говорят что-то о переносе во времени, якобы они периодически попадают в будущее и снова возвращаются… Очень похоже на то, что говорил сегодня Марло, что меня и завело… Откуда он обо всем этом мог узнать? И эти его лунные кратеры… Информация, кстати, вся очень секретная, я никому не должен был об этом! рассказывать… Видишь, я доверяю тебе… Ну и еще одна штука… Именно в тот день, когда он был убит, Президент собирался подписать документ о финансировании проекта Гайвелла… Проект исчез, и никто не знает, когда и где он выплывет и какие беды принесет нашей несчастной стране…
- Бедный, бедный Рассел… Нелегко тебе приходится… Я вряд ли смогу тебе чем-нибудь помочь… Джекоб считает меня дурой - может, он и прав… Я всего лишь женщина, стареющая женщина… Но я тебя очень прошу, не отшвыривай меня, Рассел…
Она прижалась щекой к его плечу и преданно, как собака, заглянула ему в глаза.
- Знаешь, Джекоб не помог мне пока ничем, тут ты права… Но разговаривать с ним интересно… Он очень умен, и он слишком рано ушел в отставку… Старикан, конечно, не без сумасшедшинки, но он твердо уверен, что машина времени вот-вот будет создана… Пожалуй, когда я вернусь в Вашингтон, я вернусь к рассмотрению вопроса о финансировании проекта…
- Машина времени?! - Она изумленно посмотрела на него. - Мне всегда казалось, что это несерьезно… фантастика… Неужели есть люди, которым хотелось бы побывать в будущем? Мне страшно делается, когда я думаю об этом.
- И мне делается страшно. Но я не вижу другого выхода. История последнего столетия кажется мне одним сплошным кровавым кошмаром. Революции, войны, концлагеря… Сталин, Гитлер, атомная бомба, Хиросима… Трупы, горы трупов… Гибли на войне, гибли в лагерях, умирали от голода… Теперь душат экология и энергетика… И никто не видит выхода… Мы обязаны совершить прорыв в будущее…
- Только не я, - решительно заявила Мириам, - на меня не рассчитывайте… Меня оставьте здесь…
Он улыбнулся, и впервые за целый день в его улыбке не было сарказма. Он взял ее за руку.
- Ну, тебя пока никто не станет подключать к проекту. Я хочу попросить тебя о другом. Знаешь, я как крыса. У меня повышенное чувство опасности. Меня беспокоит Марло. Очень уж похожие симптомы. Присматривай за ним. Почаще бывай с ним рядом. Разговаривай с ним. Было бы совсем неплохо, если бы ты записала ваши беседы. О Луне. Особенно о Луне. И о будущем тоже, конечно. Как он туда попадает? Что он там видит? Может, это вовсе и не бред…
- Ну не знаю, сумею ли я справиться с твоим заданием… Мне он тоже теперь не очень-то доверяет, - вздохнула она.
- Звонить мне не нужно. Не дай Бог, кто-нибудь подслушает… Идеальным вариантом было бы, если бы ты смогла приехать ко мне в Вашингтон…
Она внимательно посмотрела на него.
- Кажется, ты еще не совсем разлюбил меня, Рассел. Я сделаю, разумеется, все, о чем ты просишь.
Он слез с табурета и направился к выходу.
- Спасибо за пиво, Мириам. Нам с Родой пора ехать. У меня сегодня важное совещание в восемь часов.
Ровным, почти бесстрастным голосом диктор телевидения читает сводку новостей.
«Продолжаются интенсивные поиски убийцы Президента, хотя следствие, похоже, зашло в тупик. Ни одна из версий не заслуживает серьезного внимания. По всей видимости, мы столкнулись с еще одной загадкой века. Кто и когда сумеет ее разгадать? Большинство высших должностных лиц страны осторожно высказываются в том духе, что убийца не будет пойман в ближайшее время, если он вообще когда-нибудь будет пойман… Вернемся еще раз к событиям того злосчастного дня. Что произошло в кабинете Президента вечером восемнадцатого августа, незадолго перед ужином? Как свидетельствуют сотрудники канцелярии, Президент сидел за письменным столом, изучая один секретнейший документ… Как нам стало известно, документ этот исчез… Президент был убит выстрелом из пистолета, почти в упор, но никто из охранников, находившихся в приемной, выстрела не услышал и ничего подозрительного не заметил… Охранники категорически утверждают, что никто в это время в кабинет не входил и оттуда не выходил… Осмотр места происшествия, произведенный впоследствии, также не дал никаких результатов…»
Не дослушав комментарий и сводку новостей, Джекоб Бернз вышел из комнаты, оставив Мириам сидящей на белом бархатном диване. Она глаз не отрывала от экрана телевизора, как будто не новости передавали, а транслировали шоу. Марло тоже крутился тут, хотя наверняка это нельзя было утверждать, с ним теперь постоянно так - ничего невозможно понять - присутствует он или отсутствует в том или ином месте в данное время… Скорей все-таки присутствовал, чем наоборот, вроде бы возился в дальнем углу комнаты, но, может быть, и нет.
- Ты здесь, Марло? - позвала Мириам. - Подойди ко мне. У меня кое-что есть для тебя. Ты умный ребенок, ты догадался, конечно, чем мамочка порадует тебя… Ну же, подойди поближе.
Он вышел из тени и остановился, не дойдя до мачехи четырех-пяти шагов. Он нетерпеливо пританцовывал на месте, взгляд его был прикован к ее руке, рывшейся в сумочке. Она достала бумажный пакетик и вынула из него кусочек сахара, влажный в центре и сухой по краям.
- Тебе не обязательно слушать сводку новостей… Ты получаешь информацию обо всем, что происходит в мире, своими способами. Может, расскажешь мне? Мне ведь тоже интересно. Ну как там дела у них в Европе? Впрочем, ну ее к черту, Европу. Пусть живут как хотят. Они сами по себе, мы сами по себе. Расскажи лучше о Луне… Тебе там нравится?
Он протянул руку, но она не спешила отдать то, в чем он так остро нуждался.
- Я не один там. Нас много. По крайней мере мне там не скучно.
- Там очень холодно?
- Когда как. Бывает холодно, бывает жарко… Там все иначе, не так, как здесь… Мне трудно объяснить это тебе.
- Ты меня разыгрываешь, что ли? Перестань говорить загадками. Что это значит - «там много людей»? Я не понимаю. Ты хочешь, чтобы мамочка отдала тебе лекарство? Тогда перестань шутить и говори серьезно.
«…в последнее время Президент испытывал сильное давление со стороны оппозиции…» - Голос у комментатора пресекся, он извинился перед телеаудиторией и отпил воды из стакана.
- Земля давно перенаселена. Ни войны, ни концлагеря не решают проблем. Слишком уж тут тесно. Не хватает жилья, не хватает больничных коек. Люди мешают жить друг другу. Должно же где-то существовать место, где бы могли найти себе пристанище лишние люди.
- Ну а Президент? Как он ко всему этому относился? Он нашел решение? - спросила она. Интуиция уже подсказывала ей ответы на волновавшие ее вопросы.
Марло отвел глаза в сторону.
- Да, он нашел решение. Но это был бы наихудший выход. Это вообще не выход. Переселить туда всех. Всех. О, он был великий демократ. Пока еще на Луне достаточно просторно, но благодаря его стараниям опять началась бы давка. Толпа снова топтала бы одиночек. Зачем нужна вторая Земля? Все повторилось бы сначала. Для чего повторять старые ошибки? Заселим Луну, а лишних людей, а гордых одиночек куда будем отправлять? Обратно на загаженную Землю?!
Она отдала ему сахар.
- Марло, мальчик мой… Ты болен, ты очень серьезно болен… Понимаешь ты это?.. И ничего нельзя изменить, ни в нас, ни вокруг, нечего и пытаться…
- Зря вы все считаете меня сумасшедшим… Я немного опередил свое время - только и всего… - Он с наслаждением рассасывал сахар. - Ну а вы? Вы-то не сумасшедшие? Такого высокого мнения о себе, а сами ничтожны… Видели бы вы себя со стороны - из другого времени… Ничтожнее лунной пыли…
Марло выбежал из комнаты. Оставив телевизор мерцать голубоватым светом в полутемной комнате, Мириам тоже вышла в коридор. Она немного переволновалась, разговаривая с мальчиком, но с помощью аутотренинга быстро восстановила душевное равновесие. Да, в жизни, конечно, немало мрачного, но жизнь-то нам дается не один раз. Мириам верила, что человек проходит длинную цепь перерождений. Посмотрим, что там будет при других воплощениях, посмотрим… Она дошла до кабинета Бернза и постучала в дверь.
Бернз курил сигару. Он вроде бы ничего не имел против ее прихода и кивнул ей, пожалуй, даже радушно.
- Я попросил Григсона отыскать в фильмохранилище с пяток разных старых кинолент. Хочешь посмотреть? Спускайся в кинозал. Я докурю сигару и тоже приду.
- Смешные?
- Я бы не сказал. Было время, когда зрители не могли смотреть их без слез, В основном хроника.
- Тебе нравится видеть меня плачущей, Джекоб?
Он не ответил ей и, стряхнув с сигары пепел в старинную бронзовую вазу, стал вносить какие-то поправки в текст своей рукописи.
- Ты так однообразно проводишь время, Джек. Месяцами не вылезаешь из этого пыльного, прокуренного кабинета. Совсем не бываешь на воздухе. Сходил бы, что ли, рыбу половить.
- Я ловил рыбу… недели две назад… клевало, правда, неважно…
- Это было в прошлом сезоне.
- В прошлом сезоне? Ты уверена, дорогая?
Он заметил на ее лице следы какого-то волнения и добавил уже мягче:
- Мне нужно закончить мою работу. Никто не сделает ее за меня. Я хочу попробовать к Рождеству сдать рукопись в издательство. Моя книга - на другое у меня просто нет сейчас времени.
- О время… Все только и делают, что пытаются поймать его за хвост… А Марло просто помешался на этом, он вступил в какие-то странные отношения со временем…
Бернз посмотрел на нее с отсутствующим видом и, обернувшись к секретарю, сидевшему за машинкой, спросил:
- Григсон, ты уже вставил эпизод, о котором я упоминал сегодня утром? Убийство Кирова в Ленинграде в тысяча девятьсот тридцать четвертом году.
- Нет, сэр.
- Ну так сделай это.
Она присела на краешек кресла для посетителей. Уходить ей пока не хотелось.
- Почему все так плохо стало в последнее время? Может, нам только кажется, что мир становится хуже? Может, мы просто старые ворчуны?
- Стареем помаленьку. Но то, о чем ты меня спросила, далеко не пустой вопрос. Не праздный, нет… В своей книге я как раз и пытаюсь ответить на этот вопрос - стал мир хуже или нет в последнее столетие… Тебя это действительно интересует? Ты серьезно?
- Разве я когда-то бываю серьезной? Ты ведь считаешь меня дурочкой.
Она встала с кресла, намереваясь уйти. Он схватил ее за руку.
- Постой. Я попробую тебе ответить. Как бы объяснить тебе все это попроще… Периодически это случалось и раньше. История цивилизации может дать нам немало примеров.
Вдруг все начинает гнить и киснуть. От некоторых эпох несет плесенью, как от стоячих болот. Но были и такие, когда народы словно бы несла вперед мощная, быстрая река. В разных странах и регионах, конечно, это происходило по-разному. Мы живем в больное время; Старый, испытанный веками метод лечения - пустить больному кровь. Но есть и другие методы. Психологическое самоисцеление. Нужны огромные усилия, сверхнапряжение всех сил, нужно знание о том, как это делается… Главное - все-таки знание… Нужно попробовать убедить себя, что хочешь и будешь жить, - это тоже очень важно… Нужны стимулы, наконец… Человек должен понимать, для чего он живет… В полной темноте вдруг вспыхивает искра - нельзя дать ей загаснуть… Нужно осветить людям дорогу… Стимулы… Будущее, например… Нужна вера в то, что будущее будет счастливым… Да, нужна вера… И не стоит пугать людей кошмарами. Я верю в будущее и хочу заставить верить других. Не заставить, конечно, нельзя заставить быть счастливыми, а убедить. Знаешь, некоторые изобретения ускоряют бег времени. Так было, например, когда были изобретены механические часы и порох. Ты только подумай. Время стало не просто делимым, его мог каждый сосчитать теперь в одиночку, как принадлежащие ему монеты, оно стало личным, его стали носить с собой в кармане сюртука… То же и с порохом… Но это в Европе. В Китае на часы и порох смотрели как на игрушки, на забаву, не более того… Сознание китайцев не было подготовлено ходом их истории к новому осмыслению таких архиважных вещей, как механические часы и порох… Вот и теперь мы стоим на пороге двух новых открытий, которые могли бы перевернуть нашу жизнь, но наше сознание не готово пока к правильному осмыслению всех последствий… Мне рассказывал о них Кромптон… Просто дух захватывает…
- Твой пафос заразителен, - сказала она, прервав его вдохновенную речь.
- Тебя он забавляет? Но я убежден, что людям нужна моя книга.
- Почему забавляет? Мне кажется все это очень интересным. Но наша внутренняя жизнь, по-моему, важней любых изобретений… И еще об одном я хочу сказать… Если можешь помочь человеку сейчас, сделай это, а не размышляй о том, как осчастливить человечество… Я живу сегодняшним днем, будущее меня не волнует…
- И меня интересует внутренний мир человека… Но мой подход принципиально отличается от твоего… Как изменить сознание? Как выйти на новый уровень понимания задач, стоящих перед человеком? Вот над какими вопросами я бьюсь.
- Бог тебе в помощь. Ты не самый глупый старикашка на свете, с этим не приходится спорить. Кромптон сказал мне на той неделе, что ты чертовски умен и слишком рано ушел в отставку. Между прочим, я хочу съездить завтра в Вашингтон и сделать кой-какие покупки.
- Вот почему ты так ласково мурлыкаешь здесь со мной. Ты доделал то, что я тебе велел, Григсон? Идем смотреть хронику.
- Да, сэр. Я готов.
- Ты идеальный секретарь, Григсон. Мириам, передай от меня привет Расселу Кромптону, если случайно повстречаешься с ним.
Рода выпрыгнула из самолета.
Страха не было, она и раньше не боялась прыгать с парашютом, ну может быть, чуть-чуть подсасывало под ложечкой, когда она приближалась к двери, вдруг открывавшейся в кабине самолета. За нею упругие воздушные струи, голубой туман, неизвестность, возможно, смерть… Страх пропадал, когда она выходила наружу, и начиналось падение, хотя ощущения падения не было. Было парение. Ну а теперь, когда она по совету знакомых парней из аэроклуба стала заглатывать перед прыжком хорошую дозу наркотика - его только недавно открыли, штука в самом деле бесподобная, - страху просто стало неоткуда взяться. Парни вообще летали где-то между планетами.. Она никогда не улетала дальше Луны, но и стратосфера, откуда с высоты двадцати тысяч футов она совершала затяжной прыжок, ее вполне устраивала. Она любила рассматривать сине-зеленую американскую землю, распростершуюся под ней. Любила, когда подлетала совсем близко, вдыхать ее нежные, теплые ароматы. Ее волновали проблемы людей, копошившихся внизу, она была с ними, с каждым из них. Она не понимала тех людей, которые считали, что жизнь бессмысленна, и тех, кто занят поисками смысла жизни. Сама жизнь, весь мир, земля и есть цель и смысл. И не нужно жалеть сил на то, чтобы привести в порядок весь этот хаос, чтобы наполнить смыслом мир… Это далеко не просто, но человек дьявольски изобретательное существо, и он должен верить, верить в себя… решение близко.
Эти несколько минут парения, вырванные из вечности, всегда были мгновениями экстаза, а наркотик во много раз усиливал все ощущения. Она парила как птица, свободно раскинув руки и ноги, не ощущая тела, а только острое возбуждение, сравнимое с сексуальным, но очищенное от земных страстей, от грязи, от греховного. Неземное наслаждение, накрывавшее ее то теплой, то холодной волной. Оно возникало между четвертым и пятым позвонками и от спины шло по бокам, к животу и внутренней поверхности бедер. Она не чувствовала не только веса тела, но и тяжести амуниции, сковывавшей ее и мешавшей свободе движений на земле. Ощущать полет не мешали кожаный комбинезон, два тяжелых армейских парашюта - основной и запасной, два кислородных баллона, маска, темные очки и защитная каска… Над землей свободно парила ее душа. И только здесь, на высоте, она чувствовала себя по-настоящему свободной.
Мысли ее, описав круг, вернулись к Джекобу Бернзу. Старый динозавр, мастодонт, человек из прошлого, пытающийся спасти будущее… Ей кажется, что она могла бы помочь ему, она так ясно представляет себе будущее, как если бы побывала в нем.. Он влюблен в нее, хотя и пытается это скрывать. Как он смешон со своей старческой любовью, стыдится ее, он совершит по-настоящему геройский поступок, признавшись в своем поражении. И он боится будущего, того будущего, которое соединит их.
Будущее уже настигло их. Этот старый чудак из Гондваны в самом деле оказался провидцем. Наше сознание может перемещаться не только в пространстве, но и во времени. Через несколько десятилетий во все школьные учебники войдет закон, который получит название «Закон Бернза-Фетести». Она увидела это совершенно четко, несколько строчек, напечатанных жирным типографским шрифтом, свободно вплыли в ее мозг… Она Дернула за кольцо парашюта, почувствовала толчок - текст из учебника рассыпался, но это ничего уже не меняло… Начиналась новая эпоха.
Две тысячи пятьсот футов. Земля стремительно приближалась. Она не взглянула на высотомер, когда дергала за кольцо парашюта, ей незачем было уточнять высоту. Две тысячи пятьсот и ни футом меньше, ощущение времени и пространства вошло ей в кровь и пульсировало по кровеносным сосудам. Она была готова к новой жизни. А другие?.. Она поймала себя на том, что с тревогой думает о Марло. Бедный мальчик… Ужас сковал ее, она вдруг почувствовала, что ей нечем дышать… Она едва не потеряла сознание в тот момент, когда ноги ее заскользили по зеленой траве аэродрома.
- Простите, сэр, - сказал Григсон. - Я не смогу больше быть вам полезен. Я хочу уволиться.
Бернз был застигнут врасплох.
- Что-нибудь не так, Григсон? Тебе не нравится у нас? Тебя раздражает эта работа?
- Нет, сэр. Отношение. Вы не любите меня. Я не смогу это больше выдерживать.
Бернз отвернулся, стыдясь посмотреть Григсону прямо в глаза. Да, он виноват. Он не делал различий между секретарем и пишущей машинкой. Человек или вещь - это ему всегда было безразлично. То и другое легко приобреталось за доллары. И вот оно взбунтовалось. Ему не нужны были другие личности в этом доме, а лишь механизмы. Он вытравливал из людей, обслуживавших его, все личное, и делал это с наслаждением. Он муштровал слуг, добиваясь не просто беспрекословного исполнения, а автоматизма. И вот финал. Скоро он останется один, в пустоте, не нужный даже собственной жене и сыну. Жена в это время, вероятней всего, делит постель с одним из тех, кто вытеснил его с политической арены. Заставил уйти в преждевременную отставку, в небытие, в пустынные пространства Гондваны…
Его сын… Еще одна его неудача. Ему внезапно захотелось увидеть своего ребенка, поговорить с ним, выяснить, что его беспокоит в этот момент. Неужели они никогда не смогут понять друг друга? И пути к пониманию и примирению нет? Ну что ж, в конце концов, он готов даже на унижения.
Он прошел в то крыло здания, в котором были апартаменты Марло. Он не был здесь уже года два. Он шел по коридору, в очередной раз удивляясь тому, какой безудержной фантазией природа оделила его сына. Здесь, как и на площадке для игры в сквош, тоже побывали сумасшедшие дизайнеры. Интерьер полностью преобразился. Коридор и небольшой холл перед спальней и кабинетом напоминали отсеки орбитальной станции, увиденной фантастом. Электронная аппаратура, звуковая и световая, кабели, светильники, схемы и рисунки на стенах, в основном пейзажи далеких планет… Странные надписи… Не только на стенах, но и на потолке… ХРАНИТЕЛЬ ЗНАНИЯ ХРАНИТ МОЛЧАНИЕ… ПРИРОДНАЯ ГЛУПОСТЬ ЛЬВА: ЖИЗНЬ ПОЖИРАЕТ ЖИЗНЬ…
Жизнь пожирает жизнь… Так оно и есть. Но посмотреть на это можно под разными углами - с позиций оптимизма или пессимизма… Он подошел к двери кабинета, приспособленного под игровую комнату… Постоял, не решаясь войти внутрь. На него вдруг повеяло холодом, враждебностью… За этой дверью не было будущего. Дело не только в том, что его снова вытесняли молодые… Да, он старый конченый человек, типичный неудачник. Потерпевший неудачу политик, историк, философ… муж, семьянин, отец… Долго можно перечислять… Для молодых он как бы уже умер, причем давно. Но за этими дверями не только его личная смерть, там таилась угроза для всего человечества, для уже живущих и тех, кто еще не родился, они и не родятся никогда, у них нет будущего. Бернза затошнило. Пересилив себя, он открыл дверь и вошел в кабинет.
Рассел Кромптон спрятал лицо между обнаженными женскими бедрами, с удовольствием вдыхая пряный, теплый запах женщины и касаясь губами складчатой плоти, благоухающей после ванны и чисто выбритой. Этого ему было вполне достаточно - нежность и покорность, ничего больше от Мириам и не требовалось, но он вынужден был еще выслушивать ее лепет.
- Охранники лгут. Это же ясно, как Божий день… Что это значит: «никто не входил и не выходил из кабинета»? Чушь несусветная… Конечно, они тоже замешаны в убийстве Президента.
Меньше всего Кромптону сейчас хотелось говорить об убийстве. Он произнес устало:
- Охранников допросили. У нас умеют это делать. Они непричастны. И кончим об этом.
- А что это был за документ, который исчез со стола Президента? В нем наверняка ключ к разгадке.
- Не строй из себя детектива. Документ этот назывался «Проект Ганвелла». Но это очень секретная информация. Ладно уж, скажу. Речь там шла об одном открытии - о наркотике. Если это будет внедрено, вся жизнь на шарике изменится. Структурная перестройка сознания. Но нужен строжайший контроль… Если это выплывет не там, где надо, - всему конец.
- Еще один наркотик?! - разочарованно протянула она.
«В постели все одинаковые, - подумала она, - выбалтывают любые секреты… Может, и не детектив, но что не дура - это уж точно».
Это был третий Государственный Секретарь, с которым она спала и могла их сравнивать, зная о них не понаслышке.
- Если бы ты знала, как тяжело мне сейчас приходится… Я буквально разрываюсь на части. Совещания, слушания, переговоры, согласования, голосования в Конгрессе и в Сенате. Мы скоро превратимся в машины для голосований… Принимаем решение за решением, а что проку?!
- Разговорами о политике я могу заниматься и дома, - сказала она, выскальзывая из-под него. - Ложись-ка на спину, лентяй… Расскажи мне лучше о «лунатиках», ну тех, что «повернулись», ты мне в прошлый раз рассказывал о парнях, которые прибыли с Луны… Они ведут себя по-прежнему? Знаешь, Марло совершенно зациклился на своей Луне… С ним очень трудно общаться теперь, ему не становится лучше, я очень боюсь за него…
- Напрасно ты приучила его к наркотикам…
- Это наши с ним дела… Я не собираюсь обсуждать это с тобой… Пойми, он очень болен, и без наркотиков ему бы пришлось совсем худо… Конечно, он к ним привык и теперь требует, чтобы я ему доставала все более сильные, и сейчас действительно появился какой-то новый, очень хороший, он от него в восторге… Ничего не поделаешь, я должна заботиться о нем, это ж мой родной мальчик, а я ему хоть и мачеха, но не злая… Вот так, мой дорогой, тут мы с тобой на разных позициях…
- Поступай как знаешь… А с «лунатиками» не все пока ясно, но сейчас с ними не только психиатры возятся, но и физики… Вроде бы они действительно в какие-то периоды становятся невидимыми, выпадают из времени, из нашего с тобой времени… Был поставлен эксперимент, который это доказал, они пропали на очень короткое время, как раз в полнолуние… Никто не знает, где они в это время находились, может, и в будущем, хотя нормальному человеку трудно не свихнуться при мысли об этом… слишком уж невероятно… Но может, парни эти и не врут, черт их знает, и твой Марло, возможно, тоже говорит правду…
- Становятся невидимыми?!
Она подпрыгнула на туго накачанном водяном матрасе и, позабыв о сексе, изумленно уставилась на него.
Такой оборот дела ему не понравился. Он считал, что начатое нужно всегда доводить до конца. Никогда нельзя останавливаться на полпути. В любом деле, будь то политика или постель, нужна тщательная подготовка, потная, длительная работа, изнурительная работа, работа на износ, которая непременно даст результат, и конец - делу венец, финал, апофеоз… А она все испортила, безусловно, в женщинах очень сильно деструктивное начало, они не способны созидать, а могут только разрушать… Это же самое относится и к семейной жизни… Кто разрушил их семью? Ну не он же, а его жена, которая в последнее время совсем отдалилась от него. Если бы можно было научиться совсем обходиться без женщин, но он слишком консервативен, и он не может, к великому сожалению, обходиться без женщин… Мириам все сломала, а терять время, валяясь в кровати без дела, он не мог… Каждая минута сейчас дорога. Столько неотложных дел, требующих его пристального внимания. Взять хотя бы «лунатиков», как она их называет… Если это не болезнь, не фокус, не иллюзион, а нечто реальное, некая аномалия, изучение которой, как считает Джекоб Бернз, может принести поразительные открытия, то его, Кромптона, причастность к этому делу сулит немалые выгоды лично ему… Он не имеет права упустить такой шанс… Но встать, одеться и уйти, не поболтав с Мириам хотя бы минут десять, не только неприлично, но и непредусмотрительно… она может обидеться, а ссориться с ней пока не входило в его планы…
- Джекоб убежден, что мы стоим на пороге новой эры. Машина времени скоро будет создана - и тогда… Мы не просто приблизим будущее… Ворвемся в него, оседлаем время… Сейчас нужно все просчитать, взвесить все «за» и «против», специальная комиссия уже работает… Я предложил Фетести выступить в Конгрессе, на закрытом заседании… Тут опять-таки не все ясно, но его новый наркотик дает иллюзию абсолютной свободы, ты неподвластен никому и ничему, даже времени… Не нужен тебе никакой самолет, чтобы слетать позагорать во Флориду… Проглотил таблетку - и ты там, и не во вторник, а в пятницу или в прошлый понедельник… Говорят, что он гений… нобелевский лауреат, венгр по происхождению… Кстати, Джеку я пока не могу рассказывать о том, чем мы тут занимаемся… О том, что я Фетести пригласил, он тоже не знает… Есть на то свои причины, и тебя я тоже прошу не информировать его… - Он надел носки и взялся за ботинки. - Ты в порядке?
- Ты просил держать тебя в курсе дела обо всем, что касается Марло. У тебя не пропал еще к этому интерес? Помнишь, я говорила тебе, что, по мнению Марло, Луна - это место, куда отправляются лишние люди…
- . Ты записала его слова? Я просил тебя записывать.
- Да, конечно… Но ты дослушай… Я понимаю, что у тебя нет времени. Еще две минуты. Луна-то, оказывается, тут ни при нем… Он имел в виду, что ему подвластно время и он живет сейчас не по земному, а по лунному календарю… Луна - условность… Но ой встречался с теми парнями, которые вернулись с Луны. Он, как и они, побывал в будущем, и ему хотелось обменяться с ними впечатлениями…
- Марло может перемещаться во времени?! - Теперь пришел его черед удивляться. - Слушай, - вдруг осенило его, - а он говорил что-нибудь о Президенте? Постарайся вспомнить - это очень важно.
- Говорил… Президент чуть не совершил ужасную ошибку, он хотел отправить в будущее всех без исключения… и снова толпы стали бы давить одиночек… Если в будущее ворветесь вы, такие, как вы есть, оно ничем не будет отличаться от настоящего… Вы отнимите у лишних людей, у тех, кого вы вытолкнули из жизни, то единственное место, где они могут спрятаться от вас… Рассел, ты думаешь, это сделал Марло?
Она схватила его за плечи, но он вывернулся и стал надевать пиджак.
- Эта безумная мысль могла родиться только в твоей голове. Марло - убийца?! Мне в голову никогда не могло бы прийти такое… Взвалить на меня свои комплексы. Это просто бессовестно с твоей стороны. У тебя комплекс вины перед Марло. Сама приучила мальчишку к наркотикам, а теперь ищешь виноватых, думаешь, что весь мир ополчился на вас. С чего ты взяла, что я хочу пришить парню убийство?! Я считал, что помощь психиатра нужна Марло, а теперь вижу, что и тебе тоже не мешало бы навестить врача. У меня есть на примете очень хороший психоаналитик, Стейчер… два-три сеанса, и все страхи и подозрения снимет как рукой…
Она опустила плечи, сгорбилась и, превратившись на глазах у Кромптона в старуху, вызвала не сочувствие, а раздражение.
- Ни дверь, запертая изнутри, ни охранники в приемной, ничто не смогло бы помешать ему пробраться в кабинет в тот момент, когда Президент сидел за столом, изучая документы… Марло мог прилететь туда из будущего… Президент в то время очень много работал, часто запирался в кабинете один, приезжал, уезжал почти без охраны, и об этом знали все… Даже в нашу глушь долетали слухи о «лунатиках» и новых проектах… кое-что просачивалось в прессу…
- Ну, допустим… - Он присел на краешек кровати и опустил тяжелую руку ей на плечо. - Он пробрался в кабинет и ускользнул потом… Допустим, он стрелял в него… Зачем? Почему он это сделал? Должны же быть причины.
Он вдруг вспомнил. Роде снился сон. Он всегда боялся вещих снов своей жены. Они принадлежали к отряду тех аномальных явлений, которые даже Стейчер не мог удовлетворительно объяснить. Роде приснился Марло, якобы по его настоянию в Гондвана Хилз был построен замок в чисто английском стиле. Марло поставил спектакль по пьесе Шекспира «Макбет» и пригласил на представление гостей. Мальчик сыграл главную роль, и к концу спектакля у него не только руки, но и вся одежда были в крови. Кроме того, он сыграл еще и роль ведьмы, чем ужасно развеселил своего отца, Джека
Бернза. Внутренне содрогаясь, Кромптон пересказал сон Мириам.
- Чепуха, - сказала она. - Сон - это всего лишь сон, а фактов, изобличающих Марло, нет. И при чем здесь Президент? Он тоже участвовал в том спектакле?
- Да, - коротко ответил Рассел. - Он всегда благоволил к мальчику и согласился сыграть роль Макдуфа.
- Но у Шекспира Макдуф убивает Макбета, - возразила она.
- В сне Роды все перепуталось… Макдуф погибает от руки Макбета. Но веселенький вечерок на этом не кончился. Вдруг разъярившись ни с того ни с сего, Джек убивает своего сына. Кстати, произошло это в бамбуковой роще.
- Ты думаешь, что это Марло убил Президента?
- Причины, как я вижу теперь, у него были. Проект Ганвелла… Он представлял угрозу для будущего, для тех гордых одиночек, к которым причислял себя Марло.
- Он бывал в Белом доме вместе с отцом, знал, где находится кабинет Президента и как туда можно попасть. Все Так. Но сон - это сон, а фактов нет, - упрямо повторила она.
- Когда я приезжал к вам на прошлой неделе, я разговаривал с мальчиком. Он говорил что-то о голубых китах, о том, как безжалостно их истребляют… Везде, даже на озере. И винил в этом, кажется, нас с Джекобом. Его жизнь - это нескончаемый сон.
- Послушай, Рассел, - побелев от страха, сказала она. - Ты думаешь, что теперь Джек убьет мальчика? Я не поеду туда. Я боюсь возвращаться на ранчо.
Застегнув все пуговицы на пиджаке и поправив галстук, он опять превратился в Государственного Секретаря.
- Оставайся здесь. Так будет лучше. А я немедленно выезжаю в Гондвану с полицейскими. Все это слишком серьезно, чтобы не считаться с этим. Сны снами, но символы становятся что-то очень уж зловещими.
- Вся Америка ждет, что ты поймаешь убийцу. Нация будет благодарна тебе, тебя будут превозносить до небес, тебя ждет слава, триумф… - Она закуталась в покрывало, ее всю трясло как в лихорадке. - Бедный мальчик.
Рассел, ты считаешь, что это я виновата? Я давала ему наркотики, но они были нужны ему… это было всего лишь лекарство… И я хотела отомстить Джеку… Но я не думала, что все так повернется…
Он подошел к телефону и стал набирать номер. Обернувшись к ней, он посмотрел на нее прищурясь и сказал:
- Я забыл сказать тебе одну вещь, дорогая. В том сне ты сыграла роль леди Макбет.
Комната была пуста, во всяком случае там не было Марло, хотя и это Бернз установил не сразу. Кабинет был так плотно забит разными предметами, принадлежащими сыну, что напоминал больше чулан, чем жилое помещение, тут негде было повернуться. Между какими-то коробками, ящиками, громоздившимися до потолка, Джекоб с трудом продрался к письменному столу и, почувствовав новый приступ тошноты, опустился в кресло. Мальчик болен, все-таки болен, весь этот хаос свидетельствует об этом, у него нет четкой жизненной цели, нет позиции, он никогда не сможет жить жизнью нормального человека, говорил себе Бернз… Но его болезнь не есть нечто противоположное здоровью, к ней нужно относиться спокойно, без паники, успокаивал он себя, его болезнь - это отклонение, аномалия… да, он не готов к жизни, он слишком слаб, он не может принимать жизнь такой, какая она есть, но его слабость еще не есть нездоровье, а лишь бегство от действительности, уклонение от моральной ответственности, которую возлагает на нас общество. Жаль, что рядом, нет Григсона, подумал он и, вспомнив о том, что он уволился, болезненно поморщился… У него созрел в голове план следующей главы. Психика нормального и ненормального человека - очень важная тема. Психическая болезнь - это тайна за семью печатями. Впрочем, как и здоровье. Кого можно считать совершенно здоровым и что есть отклонение от нормы? В конце концов, творчество - это тоже болезнь, но болезнь высокая. Книги, картины - очень часто плоды весьма болезненных фантазий. Писатели и художники - все они шизофреники и параноики, но их не изолируют от общества, по крайней мере не всех. А наши сны, перемешанные с реальностью… Ночные кошмары органично входят в нашу дневную жизнь, а ужасы повседневной жизни не дают сомкнуть глаз по ночам. Наш внутренний хаос является зеркальным отображением того беспорядка, в который мы ежечасно бываем погружены, в ту бессмыслицу, в абсурд, который для многих является синонимом жизни.
Его внимание привлекли вырезки из газет, которыми был усыпан стол. Они были сделаны недавно и не успели еще пожелтеть. Во всех статьях и заметках речь шла об убийстве Президента. Тема эта, по всей видимости, чрезвычайно занимала мальчика. Ничего ненормального в этом нет, решил Бернз. Интерес к подобной теме свидетельствует о том, что общественная проблематика не чужда ему, возможно, это зачатки гражданской позиции. Вон и флаг американский, очевидно, не случайно прикреплен * на стене, над столом. Он порадовался за сына. И тут его взгляд упал на уголок бумажного листа, который не был похож на газетную вырезку. Он поднес лист к глазам и, близоруко щурясь, принялся читать. Смысл прочитанного не сразу дошел до него, но сам бланк, на котором был отпечатан текст и гриф «секретно», заставил учащенно биться его сердце. Это был секретный меморандум, подготовленный для покойного Президента его советниками. «Проект Ганвелла» - так он назывался. Там говорилось о неком лекарственном препарате, который начала производить одна из фармацевтических фирм. Это было новое геронтологическое средство. Оно прошло тщательную трехгодичную проверку почти на всех видах животных и на людях, добровольно согласившихся участвовать в экспериментах. Результаты были поразительные. Ни в одном из опытов не было отмечено старение клеток.
Фирма гарантировала если и не бессмертие, то долголетие; причем производство препарата не было слишком сложным и дорогостоящим. Руководство фирмы запрашивало у Президента разрешение на рассекречивание и публикацию данных о лекарстве, рекламную кампанию, на массовые Проверки, а затем и на производство в больших количествах препарата. Один из советников Президента высказал письменно свое мнение: «Все дальнейшие исследования и испытания нужно прекратить, данные законсервировать… Гриф „секретно" ни в коем случае не снимать… Массовое производство препарата вызовет демографический взрыв. В условиях экономического, энергетического, экологического, продовольственного кризисов преступно продолжать подобные работы…» К меморандуму был приколот булавкой еще один небольшой листок, на котором рукой Президента - Бернз хорошо знал его почерк - было написано: «Это все устаревшие аргументы. Они не выдерживают никакой критики. То, что сегодня смогла произвести эта фирма, через пару лет повторит другая. Науку нельзя остановить - никакие барьеры тут не помогут. Нельзя бояться трудностей - нужно встречать их лицом к лицу. Проблемы нужно изучать и находить способы выходов из тупиков. Увеличение продолжительности жизни даст возможность довести до конца начатые работы многим выдающимся ученым. Мозги титанов мысли очень пригодятся нам. И я всегда был за то, чтобы продлевать жизнь, а не укорачивать ее. Жизнь - это высшая ценность». И подпись Президента, слегка размазанная на последнем завитке. Последняя подпись в его жизни. Убийца выстрелил в тот момент, когда Президент принял важное решение и поставил подпись.
Жизнь - это высшая ценность, повторил потрясенный Бернз. Жизнь - прекрасная штука. О бессмертии мечтали поколения людей. Под лаконичной резолюцией «Ознакомился» стояла подпись Кромптона и еще двоих. Теперь власть принадлежала им, и они вольны были принять любое решение. Бернзу понятны были теперь мотивы убийства. Сделать это мог только человек, который хотел остановить прогресс. Он выстрелил, а затем ушел, прихватив с собой меморандум.
Если бы проходил референдум по данному вопросу - продлевать жизнь или нет, - Марло наверняка ответил бы: нет. Это был бы ответ всего его поколения. Жизнь они ни во что не ставят. Сама его болезнь - это форма протеста против нормальной жизни. Больное поколение. Мы были совсем другими, подумал Бернз. По всей видимости, его сын прячет где-то убийцу Президента. Как он мог только решиться на такое! Измазать дерьмом дом своих родителей и свой собственный. Какая злая шутка судьбы.
Бернз смахнул с ресниц слезу и вытащил из кобуры пистолет. Гнев душил его. Никаких других чувств, кроме гнева, он сейчас не испытывал. Хорош сынок, нечего сказать, растили его, воспитывали… Бернз никогда не думал, что может подвергнуться подобному унижению… Его книга - все эти события и ее могли растоптать. Он может потерять уважение людей, кто станет читать его книгу… Будущее, ради которого он жил, умирало у него на глазах.
Прижав к груди меморандум и размахивая пистолетом, он стал пятиться к дверям.
- Выходите, вы, ублюдки! - выкрикнул он. Комната ответила молчанием. Чем еще могло ответить .
это логово преступников?! Все тут было враждебно ему. На Бернза набегали волны расслабленного мутного света…. Ему почему-то вспомнилось, что именно так была освещена сцена в том запавшем в душу спектакле… Он учился тогда в университете и случайно попал в театр - ставили Шекспира, «Макбет»… Как давно это было… Аналогия показалась ему надуманной, но он все-таки встревожился и заорал снова:
- Марло!
Марло появился перед ним. Вдруг возник - из ниоткуда, сгустилась черная тень, и вот он уже стоит перед отцом, засунув, по своему обыкновению, руки в карманы джинсов. Лицо болезненно-неосмысленное, как и всегда, но в глубине зрачков горит холодноватый огонек не свойственной ему решительности. Не обращая внимания на пистолет, он двинулся к отцу. Бернз выстрелил, но не в сына, а гораздо выше, у него над головой, для острастки и чтобы дать выход скопившемуся в нем слепому гневу. Марло вдруг прыгнул на отца и, дернув резко на себя, повалил на пол и, с неожиданной грубой силой сжав горло, принялся душить. В красноватом тумане вспыхнули звезды и поплыли перед глазами Бернза. Он попытался что-то сказать, но звуки, клокоча бессильно в его горле, не соединялись в слова. Он боролся из последних сил, продолжая сжимать в руке бесполезный револьвер и боясь причинить хоть какой-нибудь вред своему ребенку.
Сквозь пелену, застилавшую глаза - или ему это только снилось, как и то, что произошло перед этим, - он увидел Григсона, размахивавшего пухлым портфелем… Он был набит черновиками никому не нужной теперь книги. Всю тяжесть портфеля Григсон обрушил на голову Марло, и тот сразу же отпустил Бернза. Вид у Григсона был довольно глупый, он, как верный пес, пришел на помощь хозяину, но был явно сбит с толку и растерян, не понимая смысла сцены, разыгравшейся перед ним. Лежа на полу и постепенно приходя в себя, Бернз смотрел на Григсона снизу вверх. Было бы неверно утверждать, что в ту минуту он соображал намного лучше, чем Григсон. Секретарь сходил в ванную, принес воды в стакане и плеснул Бернзу в лицо. Он с трудом поднялся на ноги и обвел взглядом комнату, в дверях маячила фигура еще одного слуги, а Марло исчез. Никто из присутствовавших не мог ответить на вопрос, куда он делся.
- Я услышал шум, мне показалось, что вы звали на помощь, сэр.
- Благодарю, Григсон. Ты появился вовремя.
- Ваш сын исчез, сэр. Он не выходил из комнаты, но его нигде нет. Мы все обыскали.
- Ты вызвал охрану?
- Нет, сэр. Я думал…
- Ты уволен, Григсон.
- Но, сэр, я вам говорил уже утром… Вы разве не помните?
- Убирайся к черту.
Пошатываясь, он добрел до ванной, слуги поддерживали его под руки. Это была ванная комната Алисы, и с того самого дня, как его первая жена уехала, ванной никто не пользовался. Многое тут напоминало о ней, ее запах не выветрился до сих пор. Он умылся, стараясь не смотреть в зеркало. Кто-то прятался там, за темным, потрескавшимся стеклом. Незнакомое лицо, старый, насмерть перепуганный человек зачем-то подглядывал за ним. После отъезда Алисы в доме поселились призраки, но если раньше они вели себя мирно, то теперь стали угрожать его жизни. И это ее сын, сын Алисы напал на него… Возможно, он и не виноват ни в чем. Убийца, убийца Президента, который прячется в доме, сделал его своим безвольным орудием, загипнотизировав его.
Он нажал на красную кнопку у двери и усльппал с облегчением вой сирены, а вслед за ним и крики, и топот ног охранников, бежавших по лестнице и коридору. Он вызвал лифт, двери распахнулись, к нему навстречу поспешил взволнованный начальник охраны капитан Гаррис.
- На меня было совершено нападение, - стараясь говорить как можно спокойнее, сообщил Бернз. - Где вы были, капитан?
- Мы ничего не слышали. Когда это произошло?
- Только что… в западном крыле.
- Понятно, - сквозь зубы процедил Гаррис, - ваш ненормальный сынок.
- Он чуть не убил меня. Не дайте ему уйти. Но поаккуратней. Не сделайте ему больно. Я думаю, он скрывает убийцу Президента. А это уже не игрушки. В моем доме… Убийца. Переверните все, но найдите его. Вы все поняли? Одного человека оставьте со мной. Я не за себя боюсь, а за свою книгу.
Гаррис кивнул головой. На этого человека можно было положиться, Бернз полностью доверял ему и не сомневался, что он сумеет выполнить все наилучшим образом. Начальник охраны отдал несколько коротких приказов и через несколько минут доложил:
- Ставни на окнах закрыты, все двери заперты. Ни один человек не сможет покинуть дом без нашего ведома. Преступники не улизнут.
- Ладно, посмотрим, - немного смягчился Бернз. - Надеюсь, что так и будет. В доме душно. Я хочу подышать свежим воздухом. Выпустите меня.
Гаррис велел одному из охранников проводить Бернза до выхода и открыть секретный цифровой замок, на который была заперта бронированная дверь.
Он вышел на крыльцо и, прислушиваясь к глухим частым ударам сердца и опасаясь приступа, опустился на ступеньку. Болела шея, которую недавно сдавливал его сын. Бернз закрыл глаза, а когда открыл вновь, его со всех сторон окружала темнота. Солнце закатилось за холмы. День кончился, а вечер был окрашен в тревожные шекспировские тона. Край неба в той стороне, где были озеро и бамбуковая роща, был испачкан алой краской, стекавшей, будто кровь, за горизонт. Казалось, сама природа готовится к трагической развязке.
На наблюдательной вышке вспыхнул прожектор. Голубоватый луч заметался по взлетно-посадочной полосе аэродрома, пошарил в небе и, соскользнув вниз, неожиданно ослепил Бернза. Он заслонился рукой от яркого света и, сбежав по ступенькам крыльца, сделал попытку уйти от всевидящего глаза. Луч прожектора последовал за ним. Он чувствовал себя сейчас абсолютно незащищенным и сверхуязвимым.
Поборов в себе искушение немедленно кинуться к двери и забарабанить в нее кулаками, чтобы его впустили обратно, он медленно пошел к своему маленькому спортивному автомобилю, стоявшему возле дома.
Бормоча проклятия, он втиснулся в машину и поехал на аэродром. Луч прожектора не отставал. Вероятно, его приняли за кого-то другого. От наблюдательной вышки отделилась темная фигура и выскочила на дорогу. Узнав капитана Мак-Грегора, он притормозил и обрушил на охранника поток брани. Наконец-то нашли выход раздражение и злость, так долго копившиеся в нем.
- Весьма сожалею, сэр, - сказал Мак-Грегор, подбежав к нему. Но в голосе его не слышалось раскаяния. - Звонил капитан Гаррис, и мы подняли тревогу. Только что принята радиограмма от Государственного Секретаря Кромптона.
Дела, кажется, и впрямь принимали плохой оборот. Разве можно ждать что-то хорошее от людей, облаченных властью, от этих беспринципных карьеристов с липкими руками и лживыми глазами?
- Ну?!
- Вашему сыну предъявлено обвинение в убийстве, сэр, а вы обвиняетесь в соучастии.
- Это настоящее безумие… Ох, Рассел, Рассел… Еще один глупец, возомнивший себя Вашингтоном…
- Он уже давно вылетел из Вашингтона, сэр… С ним рота полицейских… Они летят на двух самолетах и скоро появятся здесь… Мне приказано арестовать вас и вашего сына, сэр…
- Капитан Мак-Грегор!
- Да, сэр…
- Я приказываю вам не допустить посадки этих самолетов. В крайнем случае открывайте по ним огонь.
- Это невозможно, сэр. Я не могу стрелять в Государственного Секретаря.
- Да поймите же вы. В ваших руках сейчас будущее, и не только мое, но и всей нации. Я приказываю вам.
- Я не могу выполнить ваш приказ, сэр. Но арестовывать вас я тоже не стану. У вас очень мало времени, но вы можете попытаться скрыться.
Итак, Мак-Грегор тоже считает его виновным. И нет в мире силы, которая могла бы защитить его.
- Ну что ж, спасибо тебе, Мак-Грегор. Наверное, ты прав. Я ни в чем не виню тебя.
Он вылез из машины и, не выключая двигатель, постоял рядом, раздумывая, как ему поступить дальше. Но ничего не придумав, побрел в сторону бамбуковой рощи. Итак, Рассел нашел выход из трудной ситуации. Старый приятель Бернз и его сын станут козлами отпущения. Блестящая идея, ничего не скажешь. Вместо того чтобы искать настоящего преступника, хотят сфабриковать липовое дело. Засадить за решетку невинных людей. Навесить на мыслителя и философа ярлык уголовника и опорочить в глазах всей нации. Ай да Кромптон, ай да умник! Вероятно, Мириам как-то узнала, что Марло укрывает убийцу, и проболталась Расселу. А он решил нажить себе на этом политический капитал. Ах, Рассел, Рассел…
Рода внезапно появилась перед ним и, взяв его за руку, сказала:
- Я здесь, Джек. Я с тобой. Не бойся.
- Рода?! Что ты здесь делаешь? Как ты очутилась в Гондване?
Ее лицо таинственно светилось в темноте, и в ореоле женственности и доброты, окружавшем ее, она казалась ему божественно прекрасной. Она стояла на том самом месте, где недавно во время прогулки с Кромптоном возник загадочный образ, расстрелянный Бернзом из пистолета. Неизвестно, что это было… фантом, рожденный бамбуковой рощей или его собственным мозгом… Рода, впрочем, не привиделась ему и была достаточно реальна, а все остальное, вероятно, было простым совпадением.
- Я с тобой, Джек. Я полностью на твоей стороне. Я не хочу потерять тебя. И если ты хочешь спасти себя и свою книгу, ты должен немедленно уехать. Сделай это во имя будущего, Джек. Я помогу тебе. Но у нас очень мало времени.
- Да, ты можешь мне помочь.
- «На отмели, в безбрежном море лет забрезжит нам грядущего рассвет». Шекспир. Боюсь, что я цитирую неточно.
- Рода, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос… Ты свободна?
- Да, Джек. Я освободилась от всего, что меня сковывало… Я прежде и к себе самой боялась приблизиться, не говоря о других… Но теперь я совершенно свободна.
- Рода, - нежно сказал он. - Такая тоска охватывала меня всегда, когда я думал о чем-то, что не было связано с тобой… Без тебя жизнь кажется холодной и унылой… Знаешь, Рассел собирается сделать из меня козла отпущения… Я стану самым знаменитым козлом в Америке.
Она кивнула головой, соглашаясь с ним:
- Знаю, конечно… Не сходи с ума раньше времени… И не думай, что он делает это из-за комплекса его вины перед тобой. То, что он спит с твоей женой, никак не связано со скрытыми мотивами его поведения. Основная побудительная причина - его гигантское честолюбие. Ему хочется стать национальным героем.
Они услышали шум моторов, и в темном небе появились размытые силуэты двух самолетов. Тревожно мигали бортовые огни, в салонах горел свет, и можно было даже разглядеть в овальных окошках головы людей, сидевших в креслах. Одна из этих голов принадлежала Кромптону, который нетерпеливо считал секунды, оставшиеся до приземления и встречи с Бернзом и Марло.
- Я должен идти к Марло. Он ненормальный. Я не могу допустить, чтобы ему причинили боль.
- Куда ты собрался? Почему ты не можешь посмотреть правде в глаза? Марло ведь исчез. Ты никак не хочешь осознать то, что произошло.
Он отвернулся, хотя она вряд ли могла увидеть в такой темноте слезы, заблестевшие у него на глазах.
- Ты хочешь сказать, что он… убийца?
Бамбук волновался и кипел, как море, заглушая слова:
- Старый милый дуралей… Я понимаю, как трудно иногда расставаться с иллюзиями… Конечно, ты можешь оправдаться в конце концов и доказать свою непричастность к убийству… Вряд ли им удастся засадить тебя за решетку, но сможешь ли ты пережить позор? Будет задета твоя репутация, тебя будут поливать грязью, и ты вдру^г окажешься человеком без будущего…
Описав круг, самолеты стали медленно снижаться, заходя на посадку.
Она продолжала кричать ему в ухо:
- Я ждала тебя здесь, чтобы предупредить о Марло. Он может появиться в любую минуту. Наверняка он захочет рассчитаться с Расселом. Без борьбы он не сдастся. Он на многое способен, но справиться с ним все-таки можно.
- Как я могу с ним справиться? Я не стану убивать своего сына.
Рода прижалась губами к его шее.
- Ты не можешь позволить ему убивать людей.
Самолеты приземлились почти одновременно и, постепенно теряя скорость, катились рядом по темно-зеленому ковру аэродрома.
- Капитан Гаррис опоздал, когда попытался захлопнуть мышеловку. Марло уже не было в тот момент в доме.
Не дослушав ее, Бернз кинулся бежать к своему автомобилю, за которым мелькнула какая-то фигура. Ему показалось, что это Марло. Тот человек вышел из тени и вступил в полосу света - прожектора сейчас были направлены на самолеты… Сомнений больше не было… Пригибаясь к земле, его сын пытался незаметно пробраться к трапу, по которому вот-вот должен был спуститься Рассел Кромптон. На парня никто не обратил внимания. Взоры охранников были прикованы к Государственному Секретарю Соединенных Штатов Америки, показавшемуся в дверном проеме.
Бернзу удалось настичь сына. Ему-то не нужно было прятаться, и он бежал быстрее. Он бежал и кричал, но Марло не слышал из-за ветра, дувшего навстречу. Догнав Марло, Бернз схватил его за плечо и отшатнулся, увидев нож, блеснувший в руке сына. Но страшнее ножа был невидящий взгляд пустых глаз.
Бернз держал пистолет наготове, но знал, что нет в мире такой силы, которая могла бы заставить его выстрелить в собственного ребенка. Он нажал на спусковой крючок и трижды стрелял в землю у ног мальчика, когда тот занес нож для удара. Выстрелы как будто бы удивили Марло, он замер на мгновение, но тут же шагнул вперед и воткнул нож отцу в бок. Собрав последние силы, Бернз ударил Марло кулаком в челюсть и сбил с ног. Все закружилось и поплыло у Бернза перед глазами, и он рухнул на землю рядом с мальчиком, пачкая кровью волнуемую ветром траву.
Рана оказалась не слишком опасной, нож не задел внутренних органов, а с кровотечением врачи справились быстро. Бернза отвезли в местную больницу, но он отказался оставаться там дольше двух суток. Его перебинтовали туго, помогли сесть в машину и отправили в Гондвану. Бернз считал, что дома выздоровление пойдет быстрее, а кроме того, интуиция подсказала ему, что там его ждет Рода.
Шофер вел машину очень осторожно, не забывая ни на минуту, что он везет больного. Бернз с мрачным видом всматривался в медленно проплывающий за окном однообразный пейзаж. Проехали мимо аэродрома. Один из двух самолетов, прилетевших арестовывать его, стоял по-прежнему на взлетно-посадочной полосе, а это означало, что .полицейские здесь, в Гондване, и перетряхивают дом. На лужайке, у главного входа, сгрудились автомобили - пять лимузинов, две полицейские машины и передвижная криминалистическая лаборатория. Одно только и порадовало его. На площадке для игры в сквош работы были прекращены, и сумасшедшие дизайнеры исчезли. Но тишины и покоя все равно не будет. Полицейские и журналисты не дадут ему поработать над книгой, и неизвестно, как долго все это продлится. Из последних сообщений по радио он узнал, что стал национальным героем, и хочешь не хочешь, он еще должен будет выступить главным свидетелем в суде. Он обязан сделать все от него зависящее, чтобы помочь сыну. Нужно будет также найти хорошего адвоката для Мириам, хотя вина ее огромна, и он никогда не сможет простить ей того, что она приучила мальчика к наркотикам. Проблемы, проблемы… Они навалились на него, стоило ему только появиться в Гондване. Пожалуй, не стоило спешить домой. Его ждут тяжелые времена, он надолго будет выключен из работы над книгой, и только близкое присутствие Роды могло бы как-то скрасить его жизнь.
На верхних ступеньках крыльца его встретил Григсон.
- Миссис Кромптон ждет вас в холле, сэр.
- Не надеялся вновь увидеть тебя, Григсон.
- Мне показалось, что вам может понадобиться моя помощь, особенно сейчас. Я решил не увольняться, пока все не уляжется…
Бернз похлопал секретаря по плечу.
- Ты нужен мне, Григсон. Поможешь мне обороняться от полицейских и журналистов. Твой тяжелый портфель может понадобиться в любую минуту.
Увидев направлявшуюся к ним Роду, Григсон пробормотал что-то нечленораздельное и, извинившись, исчез. Всего лишь полчаса назад Рода выпрыгнула из самолета с парашютом и приземлилась на лужайке возле дома на глазах у изумленных охранников и полицейских. Она успела уже принять душ и переодеться в зеленое вельветовое платье, которое очень шло к ее светлым волосам, но оставалась еще во власти полета, и небо синело в ее глазах. Бернз испытал какую-то неловкость, когда она, подойдя к нему, положила руки ему на плечи и притянула к себе.
- Ты не рад мне? Я думала, что ты нуждаешься во мне. Тебе не нужна моя помощь?
- Какими чуткими вдруг все стали, - пробурчал Бернз., - Всем почему-то кажется, что сам я не справлюсь со своими проблемами. Идем наверх, Рода. Сделаешь мне коктейль. В этой чертовой больнице не удалось раздобыть ни капли спиртного. Не понимают, что это лучшее лекарство, особенно сейчас. Мне нужно принять что-то успокоительное, прежде чем полицейско-журналистская свора набросится на меня.
- Как твоя рана?
- Ничего… побаливает немного… Но в общем ничего серьезного… Разве может меня свалить какой-то комариный укус?
Он задорно подмигнул ей, надеясь, что не выглядит чересчур уж усталым и старым.
- С Расселом все кончено, - ответила она на вопрос, который прочитала в его глазах. - Я оставила его, а он порвал с Мириам. Не знаю, что это у нас было такое - треугольник или какая-то другая фигура, но законы симметрии снова восторжествовали.
- Я искалечил жизнь Мириам. Она не смогла опереться на меня, хотя, мне кажется, я много для нее значил. Я не снимаю с себя ответственности и постараюсь ей помочь. Но с Марло все гораздо сложней, тут я почти бессилен… Как ты думаешь, пресса долго будет все это мусолить? Кем его выставят в глазах общественного мнения - законченным злодеем или душевнобольным?
Она тряхнула головой, перебрасывая тяжелую прядь волос с плеча на спину, и засмеялась.
- Я не способна сейчас предсказывать будущее - там темно. Кассандра из меня получилась плохая. Я была уверена, что ты убьешь Марло, - во сне я видела это достаточно отчетливо. Вы оба живы, к счастью.
Они прошли в кабинет Бернза. Он по-прежнему испытывал какую-то мальчишескую робость, не зная, как ему держаться с ней, и стесняясь спросить напрямую о том, какую роль она собирается играть в его жизни. В том фарсе, который сейчас разыгрывается, ему самому отведена роль национального героя, помешавшего своему сыну совершить еще одно убийство. Сблизившись с ним, Рода тоже окажется в свете рампы. Ей, как и ему, никогда не нравилось находиться в центре внимания. Правда, из нынешнего положения можно извлечь какие-то выгоды. Используя свою популярность, он может попробовать привлечь внимание к идеям, изложенным в его книге. Но Рода, как она воспримет все это?
- Послушай, Рода. У меня есть предложение. Ты могла бы остаться жить здесь… Как ты на это смотришь?
Она густо покраснела.
- Я не знаю, что сказать тебе на это, Джек. Мне бы очень хотелось ответить «да», но я не смогу принадлежать тебе полностью, без остатка… Ты готов делить меня с небом? Оно - моя первая любовь и всегда будет для меня на первом месте. Я отдалась ему, когда мне было восемнадцать, и, хотя я давно уже не девочка, я не могу жить без него. Да, Джек, мне уже тридцать восемь, а в голове все тот же зеленый ветер… Но я не могу всегда оставаться в небе, и на земле у меня должен быть дом. Я ничего не имею против того, чтобы поселиться у тебя.
Он опустился в кресло, а она подошла к бару, чтобы приготовить ему коктейль. Смешивая напитки и поглядывая искоса на его счастливое, помолодевшее лицо, она решала непростую задачку. Сделать ли ей еще одно трудное признание немедленно или отложить трудный разговор до лучших времен? Наконец она решилась.
- Есть еще одна вещь, о которой ты должен знать… Мне кажется, у нас не должно быть секретов друг от друга. Ты уже слышал от Кромптона о препарате, позволяющем избежать быстрого старения. Это фантастическое открытие. Я была одной из тех немногих, на ком был испробован этот препарат. Тот самый, о котором шла речь в меморандуме, украденном Марло со стола Президента. Я буду жить долго, оставаясь при этом молодой.
Она замолчала и подошла со стаканом к Бернзу. Казалось, он дремлет, опустив голову на грудь. Пауза длилась несколько минут. Наконец он произнес тихо, но отчетливо выговаривая слова:
- Такие, как ты, должны жить очень долго. Мне бы хотелось всю оставшуюся жизнь любоваться твоей красотой. Надеюсь, что я протяну еще лет двадцать…
- Нет, дорогой… Ты тоже мог бы продлить свою жизнь. Это вполне реально.
Он поднял вверх руку, энергичным жестом останавливая ее.
- Стоп. Я не стану принимать никаких препаратов. И не будем больше об этом. Неужели тебе всегда захочется видеть рядом с собой старого болтливого попугая? Уверен, что тебе это быстро надоест. Я прожил замечательную жизнь. У нее было интересное начало, и она должна иметь логическое завершение. Сроки отмерены нам на небесах, и человек не должен вмешиваться в дела Бога.
Ему вдруг стало страшно. Жизнь прожита?! Сколько было разочарований, унижений и сколько еще предстоит… Судебное разбирательство может растянуться на годы, которые быстро состарят его, и никакой радости впереди. Любимая женщина предлагает нечто не имеющее цены… счастливую и долгую совместную жизнь… а он?! Разглагольствует о высоких материях, но за всей этой болтовней - пустота…
- Кажется, я немного заврался… да? Рода, я не смогу отказаться от тебя. К черту теории. Я согласен на бессмертие, если ты будешь рядом.
- Не рассчитывай на то, что ты быстро сможешь избавиться от меня. Я теперь всегда буду рядом.
Она подала ему стакан с коктейлем и, наклонившись, поцеловала в лоб. Он поймал ее руку и сжал с силой.
- Рода… У меня такое чувство, будто на меня свалился крупный выигрыш. Знаешь, ради этого стоило жить.
Он задумался о том будущем, которое стояло на пороге и стучалось в двери. Да, опасения Марло имели под собой почву, и это приходится признать. В будущем сразу же окажутся толпы людей, и оно будет сильно перенаселено. Демографический взрыв неизбежен. И ведь всех этих людей, которые захотят обрести бессмертие, нужно будет чем-то кормить… Африка и сейчас уже голодает, а что будет потом? Вероятно, право на бессмертие должно быть все-таки даровано не всем, а только лучшим... Это относится и к отдельным индивидуумам, и к целым народам… Но кто будет решать все это за людей? Чиновник, такой, как Рассел Кромптон? И все ли согласятся со смертным приговором? А значит, снова неповиновение властям, бунты, революции, войны. Кому-то бессмертие, а кому-то страдание… Опять логический тупик. Но… «жизнь - это высшая ценность», и ради ее стоит поломать головы, а решение обязательно будет найдено… Вероятно, должен быть создан некий мировой стандарт, мерило жизни, которая обязательно будет продлеваться. Уже не в первый раз человечество оказывается перед трудной дилеммой, но то, что мир все еще существует, является главным доводом в пользу оптимизма. Впрочем, будущее покажет.
- Дорогой, тебе не нравится коктейль? Почему ты не пьешь? Я сделала что-нибудь не так?
- Все отлично. Но мне в голову пришли кое-какие мысли… Я должен срочно записать. Сходи поищи, пожалуйста, Григсона, и пусть он немедленно идет сюда. Я буду ему диктовать.
Он пересел в рабочее кресло, стоявшее у письменного стола, а она, вздохнув, направилась на поиски секретаря.
Комментарии к книге «Сразу же после убийства», Брайан Уилсон Олдисс
Всего 0 комментариев