«Станции Ангелов»

Гэри Гибсон Станции Ангелов

ПРОЛОГ

Рукав Стрелца, приблизительно 15 000 световых лет от Галактического ядра

Зонд возник всего в нескольких тысячах световых лет от Галактического ядра, на миг искривив пространство. Ткань вселенной распахнулась взрывом экзотических частиц, тут же аннигилировавших в крохотных вспышках энергии. Зонд был так мал, что поместился бы на кончике пальца одного из своих создателей, – компактная и мощная связка молекулярных схем хранила информацию на глубоком квантовом уровне, записывая и анализируя все, что видел или обнаруживал зонд.

Он раскрылся, как серебряный цветок, – пузырек паутинных лепестков, ловящий космический ветер. В его сердцевине ожила микроскопическая почка молекулярных схем, средоточие массы датчиков, и направила бездумное, но безграничное внимание своих датчиков на звезды Ядра.

До цели было не больше 0,23 световых года – ничто по галактическим меркам; на четырнадцать тысяч световых лет ближе к сердцу Млечного Пути, чем ближайшая из Станций Ангелов, и больше двадцати тысяч световых лет от Земли. На запуск этого зонда через половину галактики ушло меньше времени, чем нужно человеку, чтобы моргнуть, но затраченной энергии хватило бы на тысячи Хиросим.

Подобно цветку, поворачивающему головку к полуденному солнцу, фотогальванические лепестки миниатюрного зонда нацелились на Ядро.

Зонд наблюдал и ждал.

Есть. В сердце машины закрутились алгоритмизованные формулы, анализируя фоновый радиошум, красное и фиолетовое смещение ближайших звезд, сравнивая то, что видит зонд, со звездными картами в его необъятной памяти. Другие такие же зонды неслись по всей галактике, появляясь, потом снова исчезая, и все искали ключик, знак. Одну звезду, намного более тусклую, чем показывали старые записи.

Зонд обновил свою звездную карту, затем провел новые анализы, которые казались ему уместными, уже только в одном направлении, сосредоточившись на объекте, огромном по физическим размерам, но не оказывающем никакого воздействия на местные звездные системы – это позволяло предположить, что он не имеет гравитации. Он также не излучал видимого человеческим глазом света, но этот зонд был не простой машиной: он анализировал и соотносил данные по всему спектру, улавливая поток рентгеновских лучей, исходящий из того конкретного участка неба.

Зонд плавал в далекой от дома пустоте, как хищная птица, назойливо кружащая над огромным храпящим зверем.

ГЛАВА 1

Сэм Рой

Опять там этот мальчишка – смотрит, наблюдает издалека. Не обращая на него внимания, Сэм уперся ладонями в отполированную поверхность камня и толкнул его. Прокатившись вперед на несколько дюймов, камень остановился. Сэм замычал от натуги. Он все еще видел мальчишку, стоящего на вершине скалы. Парень был очень похож на своего отца. Сэм заметил испуганное выражение на его лице.

Он мысленно припомнил предстоящий разговор – парень до смерти боялся, что отец узнает, опасался сил, которыми обладает его отец. Скоро, несмотря на эти страхи, ему предстоит схватка с отцом. А сейчас мальчишка хочет знать, почему его отец так ненавидит Сэма, почему заставляет его терпеть это вечное наказание.

Но сначала они поговорят, Сэм и мальчик, о том, как все началось, но главным образом – о том, что будет дальше.

У Сэма на бедре снова открылась свежая рана – этой ночью его ударили длинным ножом. Она кровоточила несколько секунд, потом снова начала быстро затягиваться. Тело Сэма покрывала густая сетка колотых ран, бороздок от миллиона ударов плети. Цепи, которыми его приковали к камню, тянули руки, разрывали кожу. Казалось, он целую вечность не знал ничего другого.

Мальчишка оглянулся, потом посмотрел вниз, на Сэма. Он был юн, лет тринадцати. Холодный ветер дул над замерзшей местностью, устремляясь далеко вниз, к мирным долинам. Мальчишка стал спускаться по крутой тропинке, ведущей на вершину, к воде и пище. Сэм не ждал, когда мальчишка подойдет. Он уже много дней ничего не ел и не пил, и хотя он был сильнее почти любого из людей, даже его выносливости существовали пределы. Когда Сэм в следующий раз поднял глаза от своих тяжких трудов, парень стоял всего в нескольких футах от него, решительно сжав губы в тонкую линию.

– Нам нужно поговорить, – сказал Мэтью.

Элиас

Лишь под городской крышей пробиравший до костей холод слегка отпустил Элиаса. Здесь, внизу, было темно. Шагая по разбитым тротуарам, он различал в этом сером сумеречном мире какие-то фигуры, затерянные в темноте бывшего торгового центра, кипевшего когда-то жизнью. Попадая в лучи вечернего света, проникавшие через дыры потолка высоко-высоко вверху, фигуры на миг превращались в человеческие существа, у которых морщинами на лицах глубоко врезались страх и смирение полностью отчаявшихся людей.

Здесь, в Аркологиях, как и везде, существовали свои правила, пусть и не создающие человеческую цивилизацию в обычном понимании, но составляющие этикет жизни, пусть порой и смертоносный. Силы безопасности городских властей давно здесь не появлялись, и все держалось на соглашении между различными бандами, которые здесь, вдали от постоянно патрулируемых улиц самого Лондона, проворачивали свои дела.

Через час стемнеет – самое плохое время. Все ищут место для ночлега, а точнее – для укрытия на ночь.

Темноту ночи в Аркологиях не нарушал свет ни одного электрического фонаря, и по мостам тоньше паутины, перекрещивающим пустоту под растрескавшейся крышей, крались только члены банды Мала Пата и соперничающие с ними за территорию Риверы. С Риверами Элиас никаких дел не имел – он работал только с Миком. Мик состоял в Мала Пата с рождения, переданный банде еще до того, как он научился ходить, ибо Мала Пата никогда не брезговала похищениями и торговлей детьми, даже новорожденными.

Узнать членов Мала Пата было просто: у всех на лицах были шрамы от ран, полученных в ритуальных схватках. У Мика рваная рана пересекала всю щеку: начинаясь под левой ноздрей, она поднималась мимо уха к виску. Уродливая, вне всякого сомнения, но не слишком ужасная. Ее вполне можно было исправить дешевой медицинской пластикой, но если бы Мик пошел на это, он бы продемонстрировал серьезное отсутствие мужества, равносильное уходу из Мала Пата. А живые из Мала Пата не уходили.

– Эй! – донесся шепот из тени. Элиас поднял глаза и увидел в двадцати метрах над собой темный силуэт на мосту. – Поднимайся сюда, Элиас. Это я.

На следующий уровень вели два десятка эскалаторов, но они уже много лет не работали. Элиас подошел, поставил ногу на металлическую ступеньку и прислушался. Ступенька сдвинулась, зловеще заскрипев. Элиас убрал ногу и снова взглянул на мост. Мик замахал рукой, показывая в дальний конец ряда сломанных эскалаторов, на лестницу. Элиас пошел к лестнице и поднялся наверх.

– Это ты, Мюррей? – Мик сощурился, глядя на Элиаса, идущего по тонкому мосту. Элиас не любил эти мосты, потому что они выглядели такими непрочными. Но это была надежная конструкция, сделанная с использованием наноуглеродной технологии, – на такой мост можно уронить целый дом, и он выдержит. И все же Элиас держал одну руку на проволочных перилах и старался не смотреть вниз.

– Да, это я. Где она?

– Сейчас пойдем, сейчас пойдем, – протянул Мик. – Спешить-то некуда, верно? Вряд ли ей станет лучше. Они тебя ждут. Но я не люблю первым приходить на вечеринки. Лучше прогуляемся пока по окрестностям. – Мик быстро посмотрел в лицо Элиаса. – Ты нервничаешь?

Элиас окинул взглядом парня, стоящего на тонкой полоске материала в сорок футов длиной. Она висела в воздухе без всякой видимой опоры, кроме как в начале и в конце. Мику не больше тринадцати, но у него была вполне определенная репутация: он любил убивать.

– Я не нервничаю, – невозмутимо ответил Элиас. – Просто холодно.

Напоминая о зимней стуже, дул откуда-то сверху сильный северный ветер. Элиас посмотрел туда, где когда-то была крыша. Похоже, снаружи даже идет снег.

– Это хорошо, – хмыкнул Мик. – Не хотелось бы думать, что ты трусишь. Хотя я бы на твоем месте испугался. Ты точно не боишься?

Губы Элиаса сжались в тонкую линию. Мик его подначивал.

Оружие Мик носил на ремне через грудь, и надетая сверху дорогая кожаная куртка едва прикрывала тупое дуло. Акустический пистолет, подумал Элиас. Такая пушка превращает в почти однородную кашу любого, в кого стреляет, но обычно ее хватает лишь на один выстрел. После этого от нее толку примерно как от консервной банки причудливой формы.

Если бы Мика интересовал не внушительный вид оружия, а его полезность, он бы носил, скажем, маленький стреломет – крошечный, величиной с ладонь, который можно спрятать практически в любом тайнике на теле. Собственно говоря, что-то вроде пистолета, который был сейчас у Элиаса.

– Совершенно точно, Мик, – ответил он. – Может, нам пора идти?

Элиас постоянно сознавал пустоту под собой. И как это люди ходили по этим проклятым мостам, когда их только-только построили? Потом он вспомнил: раньше каждый мост окружала прозрачная труба, полностью закрытая. Дешевые пластиковые трубы рассыпались, но мосты остались.

– Ну, не знаю, – протянул Мик, словно читая его мысли. – Мне нравятся эти мосты. С ними можно по-настоящему повеселиться. – Мик начал прыгать вверх и вниз на середине, и, к ужасу Элиаса, мост завибрировал под ударами его ботинок. Элиас крепко схватился за узкие перила, стараясь, чтобы этот жест выглядел небрежным и неторопливым. Он всегда плохо переносил высоту. Элиас напомнил себе, что эти мосты гораздо крепче стали, практически неразбиваемы, но он готов был поклясться, что слышит зловещий скрип, хотя это мог быть просто ветер, свистящий в трещинах потолка высоко вверху.

– Один раз, Элиас, – продолжал Мик, прыгая на мосту как на батуте, – я видел придурка, который смеялся над Мала Пата. Он упал с моста, и – бум! У него башка лопнула, как большое красное тухлое яйцо! Ха-ха-ха!

Мик заржал с детским удовольствием.

Элиас просто стоял и ждал, нацепив на лицо бесстрастную маску. Идти, куда они направлялись, он не мог, пока Мик его не пропустит. С минуту в своем детском развлечении Мик действительно выглядел ребенком, а не кровожадным чудовищем, и почему-то от этого было еще страшнее.

Но Мик остановился, внезапно поскучнев.

– Ладно, теперь можно идти. – Он повернулся, посмотрел через плечо. – Ну, ты вообще… можно ли так бояться высоты?

Они пошли наверх, еще выше, пока Элиас не почувствовал на щеке холодок случайной снежинки. Не требовалось быть гением, чтобы понять: Мик нарочно ведет его длинным и извилистым путем. Чем выше они забирались, тем больше им приходилось одолевать паутинных мостов, достаточно высоких, чтобы у Элиаса закружилась голова, если он рискнет посмотреть вниз. Сначала Элиас подумал, что эта уловка призвана запутать его и осложнить ему поиски, если он снова захочет найти убежище. Но через некоторое время он понял, что его спутник только играет с ним, желая увидеть, как Элиас потеряет хладнокровие, как у него задрожат коленки или он застрянет от страха где-нибудь на самом верхнем мосту под потолком Аркологии.

Наконец, оставив эти чертовы мосты позади, они углубились во внутреннюю структуру Аркологии, удаляясь от высокого центрального атриума. Повсюду теперь красовались граффити Мала Пата, а на всех возникающих из тени лицах, мужских и женских, виднелись жестокие шрамы. Единственный свет шел от гирлянды цветных лампочек, прибитой под потолком вдоль стены длинного обшарпанного коридора. Из открытых дверей неслась музыка, включенная на полную громкость.

В этом оглушительном грохоте Элиасу почудился чей-то пронзительный крик – возможно, женский. Он не остановился – если вмешаться, его просто убьют.

Путь привел в длинную комнату с низким потолком, которая в другую эпоху могла служить помещением для корпоративных собраний. По одной стене, почти во всю ее длину, тянулся исцарапанный стол, а первоначальные обои скрывались под многолетними слоями граффити и потеков воды. В углу громоздились ящики с контрабандой, а у самого стола стояли двое высоких крупных мужчин. Они фасовали белый порошок из ящика, взвешивая его на весах, потом осторожно пересыпали в полиэтиленовые пакетики и ловко завязывали. У обоих на лицах были маски вроде хирургических, а чуть дальше на столе лежали две винтовки.

Затем Элиас увидел его: обыкновенный плоский чемоданчик, прислоненный к ножке у дальнего конца стола. Ладони Элиаса стали влажными и липкими. Цель достигнута. Ему даже не нужно вытаскивать отсюда этот кейс, это работа для настоящих профессионалов. Он просто должен подтвердить, что кейс здесь, и убраться отсюда.

К сожалению, предстояло уладить еще некоторые детали.

За те несколько секунд, которые потребовались Элиасу, чтобы оценить обстановку, Мик подошел к открытой двери в дальнем конце комнаты и мотнул головой, подзывая Элиаса. Потом шагнул во мрак за дверью, и Элиас пошел за ним.

Ее лицо было так изрезано, что Элиас не сразу понял, что это действительно она, Мия. Ее брат Джош занимал высокое положение в Мала Пата, верный солдат. Давнее воспоминание шевельнулось в памяти Элиаса, все еще удивительно острое: улыбка, легкое дыхание у мочки его уха, нежные руки, гладящие ему спину. Сколько ей было тогда, семнадцать? А теперь под тридцать. Хотя, возможно, все дело в этом полумраке тесной каморки, куда привел его Мик. Поначалу Элиас даже затруднялся сказать, принадлежит ли тело, на которое он смотрит, женщине. Она лежала нагая на простыне, расстеленной на голом матрасе, и когда глаза Элиаса привыкли к слабому освещению, он увидел, что у нее не только груди отрезаны, но и ее сердце наполовину вытащено из грудной клетки. Элиас непроизвольно отвернулся, почти благодарный, что ее лицо так страшно изуродовано и невозможно разглядеть, каким было последнее выражение на этих некогда красивых чертах.

– Это Риверы так шутят, – объяснил голос с другой стороны комнаты. Элиас был так потрясен состоянием тела Мии, что не заметил ее брата Джоша, сидящего в дальнем углу.

– Шутят? – переспросил Элиас, отступая от матраса. Вонь смерти в комнате была почти невыносимой.

– Считают себя остряками. – Джош встал и подошел к Элиасу. Ему было бы трудно затеряться в толпе, потому что ему срезали нос в особенно тяжелом бою несколько лет назад, и, подобно остальным членам Мала Пата, Джош отказался от косметической хирургии и носил это увечье как почетный знак.

Из всех членов Мала Пата, пожалуй, именно Джош – жестокий психопат Джош, который пытал свои жертвы раскаленной кочергой, а потом убивал, – больше всего внушал Элиасу страх.

– Схватить мою сестру, убить ее способом Мала. Большая шутка для Риверов. Понимаешь меня? – прорычал он.

– Понимаю, – ответил Элиас, испытывая почти разочарование: все шло именно так, как предсказывал Холлис. – Зачем тебе нужен я? – спросил он, уже зная ответ.

– Ты оказываешь услуги Мала. Сейчас ты окажешь услугу мне. Скажи, кто убил мою сестру. Я отрежу ему яйца, вырежу глаза и заставлю его мать съесть это на обед. Ты говоришь кто, я даю тебе награду. Ты будешь благодарен.

Элиас взглянул на Мика, который все еще болтался в комнате. На лице парня играла наглая ухмылка, хотя на Джоша он смотрел с откровенным восхищением. Ясно: наставник и его протеже.

– Это правда, что все говорят, Элиас? – спросил Мик. – Ты занимаешься колдовством, делаешь всякие штуки?

– Это не колдовство, – осторожно возразил Элиас. – Нечто другое. Мне трудно объяснить.

– Чушь. Если не колдовство, то что? – фыркнул Мик. – Я о тебе слышал. Ты колдуешь, люди говорят правду. Никто не смеет мне врать. Я слышал, ты только наполовину человек: помесь, состряпанная в лаборатории.

Голос Мика стал глумливым.

– Заткнись, Мик, – велел Джош, и, к облегчению Элиаса, парень заткнулся. – Мне плевать, что ты делаешь, лишь бы ты узнал, кто убил Мию. Потом получишь награду. Идет?

– Конечно, – ответил Элиас. – Дай мне пару минут. – Он лихорадочно соображал. Возможно, Мик просто так брякнул насчет лаборатории и случайно наткнулся на истину. Но почему-то Элиас так не думал. И если о нем начнут ходить такие слухи, будет все труднее и труднее избегать внимания официального правительства. И если до этого дойдет, возможно, ему лучше будет умереть.

Джош и Мик отступили в тень, оставляя Элиаса делать свое дело. Элиас заставил себя сесть у поруганного трупа Мии, дыша через рот, чтобы меньше чувствовать вонь. Он коснулся ее волос, мягких и темных, зная при этом, что отныне всякий раз, когда бы ни вернулись воспоминания о тех нескольких далеких днях, когда он знал Мию, они будут смешаны с воспоминаниями о том, как он стоит сейчас на коленях на окровавленном матрасе, изучая ее ритуально изуродованный труп.

Элиас позволил свету захватить себя. Он подумал о нем как о крошечной звезде, яркой и горячей, которая всегда была с ним, была частью его существа. Подобно звезде, свет мерцал в его подсознании слабо и бледно – для описания этого света ни сам Элиас, ни Тренчер так и не нашли подходящих слов. Как будто каждый из них мог открыть мысленный клапан и позволить свету вылиться во внешний мир. С этой мыслью Элиас почувствовал, как свет выходит из него, струясь через кончики пальцев, ища мерцающий след жизни, все еще застрявшей где-то в теле Мии. Джош и Мик тем временем стояли у стены, глядя во все глаза, но они были не способны видеть этот свет.

Элиас мысленно потянулся наружу, коснулся мерцающей остаточной жизни внутри Мии, уже глубоко ушедшей в ужасную бездну, к которой она стремилась и которой жаждала. Он представил себе, как его рука нащупывает тот последний фрагмент жизненной силы Мии, падающий в бездну, и схватил его, чувствуя как он корчится.

Глаза Мии быстро задергались, потом расширились. Рядом кто-то тихо застонал от ужаса, но Элиас не стал смотреть, Мик это был или Джош. Высокий звук, почти как свист, вырвался из горла Мии. Элиас не хотел знать, каково это: снова оказаться, пусть даже на короткое время, в том истерзанном теле.

– Скажи мне, кто это сделал, Мия. Скажи мне, и ты сможешь уйти. – Он глянул вверх. Джош стоял прямо над ними, сжимая и разжимая кулаки. Элиас снова опустил взгляд к лицу Мии. Мышцы дергались у нее под кожей, как змеи. Элиас спросил себя, чувствует ли она что-нибудь.

– Отпусти меня, – слабо прошептала Мия, частично в уме Элиаса, частично вслух. Казалось, она давится словами.

– Сначала скажи мне, – настаивал Элиас. – Скажи мне, кто сделал это с тобой, Мия. Скажи мне сейчас, или я не отпущу тебя, ты понимаешь?

– Макей, – ответила женщина, ее голос был так слаб и хрупок, что Элиас едва услышал его. Мерцающая жизнь внутри нее стала немного слабее. Элиас ущипнул тут и там, и спина Мии выгнулась, высокий тонкий звук сорвался с ее губ. – О черт, – прошептала она, полностью вернувшись в реальность. – Я не могу, я не могу…

Ее спина снова выгнулась, и кровь брызнула из открытого рта.

– Прекрати, – вмешался Джош. – Прекрати немедленно. Ты причиняешь ей боль.

– Я ничего не могу поделать, Джош. Она говорит, это сделал Макей. Что еще тебе нужно знать?

– Мне – ничего. Скажи ей, что я ее люблю, Мюррей. Просто скажи ей, что я ее люблю.

Элиас уставился на Джоша, не в силах представить себе, что этот бандит вообще способен на какие-то эмоцию, хоть отдаленно похожие на любовь. Но, возможно, он неправ. Возможно, люди действительно настолько непредсказуемы. Элиас снова повернулся к Мии, с облегчением позволяя жизни внутри нее ускользнуть. Ее тело повалилось на матрас, когда искорка света в последний раз оставила ее глаза.

– Ты ей сказал? – спросил Джош, кривя рот от отвращения.

– Конечно, Джош. Но я не могу гарантировать, что она меня услышала.

– Скажи мне, как ты это делаешь, – прошептал Мик из угла тихим, полным страха голосом. – Я, блин, королем тебя тогда сделаю.

Элиас не ответил, глядя только на Джоша.

– Макей. Тебе это имя о чем-то говорит?

– Говорит, – ответил Джош. – Ты хорошо поработал, Элиас. Ты заслужил награду. Мик, проводи его в соседнюю комнату. Проследи, чтобы он получил свою награду, понял?

– Конечно, – ответил Мик с широкой улыбкой, похожей на акулью. Он поманил Элиаса, направляясь обратно к двери, через которую они вошли, в ту большую комнату, где двое мужчин раскладывали по пакетам наркотики на длинном столе. Элиас встал и, прежде чем повернуться и медленно пойти за Миком, несколько мгновений изучал лицо Джоша. Что-то тут было не так, очень не так. Не столько в том, что сказал Джош… сколько в том, как он это сказал.

Те двое по-прежнему были в той большой комнате. Элиас откашлялся, наблюдая, как Мик подошел к столу и взял крошечный диск. Потом развязной походкой вернулся к Элиасу.

– Вот, – широко усмехаясь, сказал Мик. – Это то, что ты хотел?

Элиас взял диск и посмотрел на него. Такой крошечный, но он содержал тайну человеческой жизни.

Элиас кивнул и убрал диск в карман.

Кейс, остерегаться которого велел ему Холлис, все еще стоял без присмотра у ножки стола. Как будто он не имел никакого значения, совсем никакого. Казалось странным, что его просто оставили стоять вот так, на виду…

Если только они не знали?

Элиас небрежно посмотрел на Мика, но мальчишка, черт бы его побрал, только ухмыльнулся, словно играл в какую-то игру. Затем вернулся к столу, поднял кейс и прижал его к груди.

– ну? – Он встал перед Элиасом. – Может, ты это ищешь, Элиас?

Элиас услышал шорох за спиной и ощутил на затылке холодок стального дула – ни с чем не спутаешь.

– Элиас… – Ему не нужно было оборачиваться, чтобы узнать голос Джоша, Джоша, держащего пистолет у его затылка. – … Ты оказал мне сегодня огромную услугу, ну просто огромную услугу. Макей не переживет эту ночь. И умирать он будет долго и мучительно. Спасибо тебе.

Элиас откашлялся, готовясь заговорить, но тотчас остановился. Мик все еще стоял перед ним и ухмылялся, прижимая кейс к груди. Элиас не повернулся, не хотел уставиться прямо в дуло пистолета.

– Пожалуйста. Но ты выбрал… странный способ отблагодарить меня – если позволишь заметить.

– Ты врал Мала, Мюррей, ты здорово нас надул. Это плохо. Мала добры к своим людям, но очень злы, когда их накалывают. Не стоит обманывать Мала, нет, – изрек Джош, и Элиасу показалось, что его голос полон искренней скорби. Подобную жалость мог бы испытывать человек к раненому животному, найденному у обочины дороги, прямо перед тем, как сломать ему шею.

– Я не врал тебе, Джош. Я ваш друг. Я от Мала Пата ничего, кроме добра, не видел.

Удар оказался резким, неожиданным. Элиас грохнулся на пол, прямо между Миком и Джошем. Голова наполнилась болью, и сначала Элиас подумал, что Джош в него выстрелил. Затем понял, что Джош просто ударил его по затылку, вероятно, рукояткой.

Краем сознания он отметил тех двоих, все еще фасующих порошок в маленькие пакетики. Один из них взглянул в сторону Элиаса с выражением веселого презрения.

– Я все слышал, Мюррей. Ты встречаешься с полицией, передаешь информацию. Скверно, очень скверно. Ты рассказываешь полиции, Лондону все, что они хотят знать о Мала Пата, об Аркологиях. Что ты получаешь за это, Мюррей? Сколько они тебе платят, когда ты знаешь, что любой, обманувший Мала Пата, всегда оказывается мертвым? Поэтому не ври мне, Мюррей. Я все знаю.

В голове еще пульсировала боль, но, по крайней мере, Элиас снова мог думать. Он чуть повернулся на бок, стараясь не терять бдительности. Ему был виден кейс, все еще сжатый в потных ручонках Мика. Блайта в нем хватило бы, чтобы опустошить пол-Европы.

– С каких пор Мала Пата торгует биологическим оружием, Джош? – спросил Элиас, не делая попытки встать. – Ты должен знать, что в этом кейсе. Это называется Блайт.

– И лучше, чтобы он был в твоих руках? – насмешливо поинтересовался Джош. – Я обещал дать тебе информацию, которую ты ищешь. И ты ее получил, хотя теперь тебе от нее будет мало проку. Ты думаешь, что пусть лучше содержимое этого кейса будет в руках лондонских властей? Или в руках тех людей, у которых его взяли? Ты думаешь, они найдут ему лучшее применение? Ха! По крайней мере, если мы все умрем, то Мала Пата успеют получить свою маленькую награду. Это твоя награда, Элиас. Ты сказал мне, кто убил Мию, и я благодарен, правда. – До этого момента его пистолет был опущен, но теперь Джош направил его на голову Элиаса.

– Убить меня – не значит отблагодарить, – возразил Элиас. – Мое убийство ничего не исправит.

– Другая часть награды та, Мюррей, что ты умрешь быстро, а не долго и мучительно, как умер бы в противном случае. Мне надоело болтать. Что скажешь, если мы покончим с этим?

И тут Элиаса осенило. Если бы ему только хватило силы…

– Мия, – выдохнул Элиас, и Джош нахмурился.

– Что ты сказал? – спросил Джош, сердито уставясь на него. – Ты хочешь умереть медленно?

– Это Мия, – повторил Элиас.

Казалось, он сосредоточился на чем-то совсем другом. Он не знал, сможет ли это сделать, не знал, есть ли у него эта сила. Раньше Элиас всегда прикасался к ним, как делал Тренчер. Он клал на них руки и чувствовал, как выливается наружу свет. Но Мия находилась в другой комнате, и это значительно меняло дело. Однако, как оказалось, нацеленная тебе в голову пушка служит отличным стимулом.

Что-то сместилось и стукнуло в комнате, которую они покинули несколько минут назад, и, услышав это, все вокруг Элиаса застыли. Источником шума в той комнате могла быть только Мия – а Мия была очень, очень мертва.

Каково это – снова, во второй раз, входить в то ужасное место, находя эту тонкую, хрупкую нить, что ведет из этого мира в бездну по ту сторону жизни и все еще как-то связывает дух Мии с ее телом? Словно зарываться лицом во влажный, жирный компост и вдыхать его, подумал Элиас. Это был вкус и запах смерти, ощущение мертвой души, еще раз вытягиваемой от края обратно на свет.

«Какое счастье, что я не верю в Бога, – подумал Элиас, – не то гореть бы мне за это в аду».

Мик и Джош не сводили глаз с комнаты, в которой лежал труп Мии. Двое фасовщиков направились туда, прихватив лежавшие на столе винтовки. На несколько секунд все отвлеклись от Элиаса; Мик, будто к полу прирос, стоял прямо перед ним футах в четырех. Элиас прыгнул на него, небрежно опрокинул на спину и прижал коленями к полу, вдавив ему в грудь металлический кейс. У Мика глаза выпучились от удивления и испуга, и он не видел, что делают Джош и двое других.

То, что случилось дальше, заняло всего секунды. Вырываясь, Мик отпустил кейс. Элиас выхватил его и с силой швырнул за спину. Джош не успел ничего сказать, как кейс уже ударил его в лоб. Двое неизвестных вскинули винтовки, целясь прямо в голову Элиаса.

Потом они заметили на полу раскрывшийся кейс. Тонкая пыль оседала среди осколков разбитого стекла. На мгновение показалось, что весь мир остановился.

Стоя на коленях на полу, Элиас понял, что этой пылью, кружащейся в воздухе, может быть только Блайт: тот самый генетически измененный инопланетный фаг, который уже опустошил большой кусок Азии. Элиас повернулся и увидел, что Мик, рыча, идет на него.

Парень уже замахнулся для удара ногой, но Элиас одной рукой перехватил эту ногу, а другой схватился за акустический пистолет у Мика на груди, нащупал спусковой крючок и нажал.

Мальчишка рассыпался. Вернее, часть его туловища между плечами и бедрами превратилась в красный туман, раздулась облаком, заполняя половину комнаты и смешиваясь с мелким смертельным порошком Блайта.

Элиас понял, что в него самого выстрелили, только когда почувствовал, как пуля прошла через мышцу руки. Акустический пистолет оглушил его, мир вокруг стал сплошной тишиной и смертью. Нащупав стреломет, Элиас полуползком бросился под прикрытие длинного стола, быстро стреляя за спину, полубегом. Ему повезло: пуля не попала в правую руку, но это уже не имело значения.

Джош все еще стоял в центре комнаты, почти бессознательно растирая себе горло. Крошечные стрелки попали в цель, утыкав его плечи и грудь, но скоро стало ясно, что не только они убивали его. Блайт действовал и на самого Элиаса, он это чувствовал. Между тем Джош выронил пистолет, его рот безмолвно открывался и закрывался, глаза обессмыслились.

Двое вооруженных мужчин за спиной Джоша оседали на пол, выронив из рук винтовки. И на все это ушло лишь несколько секунд.

Элиас все еще был жив. Пока. Джош, шатаясь, двинулся вперед. Он шел сквозь туман, состоящий из крови и Блайта, изо рта его ниточкой повисла слюна. Элиас закашлялся, потом закашлялся еще раз, ощущая, как уходит сила из его собственных мышц.

Он заставил себя ползти к двери, ведущей наружу, прекрасно сознавая, что за ней его ждут другие бандиты Мала Пата. Он снова потянулся внутрь себя, пытаясь вызвать и силу, чтобы добраться до двери, и свой внутренний исцеляющий свет, чтобы заставить мышцы нести его к двери, к шансу на спасение, пусть и ничтожно малому.

Дверь открылась, и появилось покрытое татуировками лицо. Глядя поверх головы Элиаса, оно осмотрело кейс, Джоша, все еще стоящего с пустыми глазами в центре комнаты, куски тела Мика… все.

– Твою мать! – ахнул татуированный и убежал.

Элиас продолжал ползти – к двери, за дверь. Постепенно к нему возвращался слух. Он слышал крики и понимал, почему люди кричат. Блайт все еще действовал на него, разрывая его нервную систему, и все это время Элиас взывал к внутреннему свету – исцеляющему свету, который тек из его пальцев, к тому самому свету, который вернул назад Мию, – чтобы сопротивляться, чтобы выбраться отсюда, из Аркологии, подальше от Мала Пата.

Спустя некоторое время к нему снова пришел призрак.

У призрака были серебристые седые волосы, и он медленно шел рядом с Элиасом, ползущим через опустевшее убежище Мала Пата. Похоже, даже бандитам Мала Пата не хватило храбрости оставаться рядом с Блайтом.

– Отвали, – задыхаясь, проговорил Элиас, когда понял, что призрак здесь.

– Ну-ну, Элиас. – У призрака были морщины на лице, но благородные, как у пожилого государственного деятеля или кинозвезды, чья лучшая работа осталась позади. Его глаза, казалось, даже мигают. – Не нужно грубить. Ты ведь поступил не очень хорошо? – Эти слова были произнесены с намеком на улыбку, как будто только притворно строгие.

– Меня хотели убить, – огрызнулся Элиас. Он приближался к широкому атриуму, огромному открытому пространству в центре Аркологии.

– Я имел в виду Мию, которая когда-то была твоей подругой. Возвращать ее подобным образом, и не один раз, а дважды. Я представляю, какой невыразимой была ее боль.

Элиас знал, что на самом деле это не призрак, что его зовут Вон. Но об этом похожем на дух существе, которое появлялось и исчезало, трудно было думать как о чем-то похожем на человека, вопреки всему, чему учил его Тренчер. Вон подошел к перилам и посмотрел вниз, как король заброшенного замка, обозревающий свои былые владения.

Элиас ничего не ответил, потому что призрак – этот самый Вон – был прав. Поэтому он сменил тему.

– Почему ты не оставишь меня в покое? – прохрипел Элиас, подползая к перилам. Там ему удалось принять сидячее положение. – Я тебя не звал… а ты приходишь и приходишь.

– Тот порошок Блайта должен был быть чрезвычайно концентрированным, чтобы сделать то, что он сделал тем людям, – сказал призрак, словно не слыша Элиаса. – Обычно, чтобы убить людей, требуются дни или хотя бы часы. Но посмотри на себя: ты все еще жив, все еще двигаешься. Право, Элиас, ты чудо.

Вон произнес это без всякой иронии.

Городские власти скоро будут здесь, подумал Элиас, и встречаться с ними совсем ни к чему. Его кости горели словно в огне, Блайт распространялся по организму, но, несмотря на свою злость, Элиас знал, что призрак прав: он все еще жив, все еще двигается. Он оттолкнулся от пола и кое-как встал, держась за перила. Мир вокруг закачался, и Элиас на минуту глянул вниз, в головокружительные глубины, из-под самой крыши Аркологии. Он рыгнул, закашлялся, пошел. В отдалении звучали крики, и Элиас увидел бегущих людей. Все неслись вниз, прочь от убежища Мала Пата.

Хорошая мысль, решил Элиас и, добравшись до ближайшего моста, потащился через него.

Он не оглянулся посмотреть, здесь ли призрак, но тот молча следовал за ним. Далеко внизу гремели голоса, но слов было не разобрать.

– Тебя не погладят за это по головке, – сообщил Вон. – Ты выпустил Блайт. Представь, какой шум это вызовет.

– Я не нуждаюсь в твоих дурацких замечаниях! – просипел Элиас, заставляя себя повернуться. Но призрак – Вон – исчез, испарился. Как всегда.

ГЛАВА 2

У pcy

Это случилось на пятый день Выпускной Церемонии: Шекумпех «призвал» Урсу, и его среди ночи разбудил мастер Юфтиан. Урсу снились фруктовые сады за горами, хотя он никогда их не видел. Но его мать видела, еще до его рождения, и юноша удивился, как это ему снится что-то, чего – Урсу точно знал – он никогда раньше не видел. И какие они на самом деле, те фруктовые сады?

Судя по тому, как шли дела в последнее время, он вряд ли когда-нибудь это узнает.

Старость согнула спину мастера Юфтиана, но его глаза под седыми бровями смотрели ярко и пронзительно. Когда он растолкал Урсу, юноша проснулся и увидел глаза старого жреца, всматривающиеся в него. Даже в самые лучшие времена было трудно угадать, о чем думает старик, но в этот раз, когда Урсу сел на своем грубом каменном ложе, ему показалось, что в глазах Юфтиана проглядывает какое-то чувство, но какое – он так и не понял.

Единственное окно кельи закрывали расписные деревянные ставни, украшенные изречениями Говорящих. Потусклому свету, что сочился с неба, Урсу определил, что только-только рассвело.

Его первой реакцией на то, что его разбудили в такой странный час, был страх – страх, что захватчики пошли на штурм и теперь взбираются на стены города. Юноша усиленно прислушался – короткие треугольные уши подергивались по бокам удлиненного черепа, – но никакого шума не уловил. Значит, дело было в другом.

– Вставай, Урсу. Мы все это слышали, – поторопил Юфтиан с ноткой возбуждения. Обычно старый жрец старался не показывать никаких эмоций. Кажется, в молодости он был солдатом, но Юфтиан никогда не говорил о своей военной карьере. Ходили слухи, что он устал убивать, поэтому стал жрецом, чтобы как можно дальше отойти от своего прежнего образа жизни.

– Что слышали? – сонно спросил Урсу.

Юфтиан свирепо посмотрел на него, открыв рот, полный длинных, острых зубов.

– Голос Шекумпеха, – молвил он тоном едва сдерживаемого гнева. Имя, которое он произнес, было соединением слов старого языка – языка, на котором говорила первая раса строителей городов, давным-давно умерших среди снега и тьмы. Оно переводилось как «Тот-кто-говорит». Урсу тупо уставился на старого жреца, не очень понимая, о чем речь.

Потом он вспомнил.

Во сне он шел через фруктовый сад, о котором однажды рассказывала ему мать. Запах спелых фруктов наполнял его широкие ноздри, длинный узкий язык быстро облизывал морду. Это был знакомый сон, но в этот раз Урсу был не один: рядом с ним шел другой. Во сне ему так и не пришло в голову повернуться и увидеть лицо того спутника. Голос у другого был негромкий и приятный, почти мелодичный. Но Урсу, хоть убей, не мог вспомнить слова, которые он говорил.

Вспомнив об этом теперь, в эти первые сонные минуты после пробуждения, юноша понял: было что-то в том голосе… что-то, что испугало его сейчас.

Он поднял глаза на Юфтиана.

– Я не знаю. Я не думал, что…

– Ты думал, слова бога будут яснее? – спросил старик. – Как гром с неба?

Урсу кивнул:

– Да, именно так. – Возможно, он все же слышал голос Шекумпеха. Слышать голос бога, говорящего лично с тобой? Страшное возбуждение охватило Урсу, и юноша задрожал.

Шекумпех говорил с ним. И все это слышали.

В столь ранний час город был сравнительно тих. Дом Шекумпеха стоял прямо в центре Нубалы, чтобы бог пребывал в сердце всех вещей, имеющих самое важное значение в жизни его горожан. Так было всегда, даже в разгар Великого Холода.

Урсу подошел к узкому окну и посмотрел вниз, на пустую рыночную площадь. Он вспомнил, что прошел почти год с тех пор, как здесь проводилась последняя большая ярмарка, но это было до прихода великой армии Зана. Годовщины подходят, а праздновать нечего.

В животе Урсу заурчало, и он снова подумал о фруктовых садах из своих снов. Вероятно, эти же самые солдаты, вставшие лагерем за городскими стенами, давно раздавили их своими сапогами и колесами. И ничего там теперь не найдешь, кроме замерзших тел стариков, готовых к ритуалам внедрения.

Юфтиан раздраженно засопел, и Урсу отвернулся от окна.

– Простите, – извинился он. – Я просто задумался. Потом они спускались по холодной и влажной каменной лестнице, ежась от студеного ветра, задувавшего в оконные щели. Келья Урсу располагалась высоко в доме бога, и оттуда были даже видны лагеря за городскими стенами, едва различимые в туманном утреннем свете. По прошествии года война стала казаться почти нормальной частью жизни, вместе с голодом и бесконечным страхом.

Бог жил под главным зданием, в подвале, построенном специально для него (согласно священной книге Ордена) больше сорока пяти поколений назад, и за все это время гони разу не пал. В течение всего года послушникам, таким, как Урсу, разрешалось видеть бога только в трех случаях: в Праздник Мороза, Праздник Солнца и Праздник Отступления Ледника.

Немногим избранным, не состоящим в Ордене – нынешним правителям города, различным сановникам и дворянам, – позволялось принимать участие только в одном из них: в Празднике Солнца.

По главному холлу, примыкающему ко входу, гулял холодный утренний ветер, и вместе с ним в открытые деревянные двери проникал слабый свет. Вокруг сновали послушники и кое-кто из мастеров, торопливо направляясь из кухонь к хлевам, где помещались ледовики, и обратно. Несколько его товарищей-послушников остановились и пораженно смотрели, как Урсу спускается по грубой каменной лестнице в сопровождении мастера.

Самого Урсу отдали мастерам в очень юном возрасте, типичном для большинства послушников. Нубала имела строгие законы на этот счет: если семья произвела на свет троих детей, доживших до совершеннолетия, то любой дальнейший отпрыск должен быть предложен для рассмотрения мастерам. Урсу был четвертым в своей семье. Хотя один его старший брат умер от чумы через несколько лет после совершеннолетия, Урсу к тому времени слишком далеко продвинулся в своем обучении на жреца.

То, что бог города избирал кого-то для службы, – случай не редкий, но и не повседневное событие. Обычно это означало праздник для других обитателей Дома, даже день или два отдыха. Прошло четыре года или, может, пять с тех пор, как последний послушник – девушка по имени Юэнден, вспомнил Урсу – был призван служить богу Нубалы. Сам Урсу был тогда намного моложе, всего год как стал разумным, поэтому Юэнден осталась для него лишь смутным воспоминанием. Ее имя, однако, запомнилось, как имя той, что так трагически погибла, утонув в колодце за Домом. Быть призванным означало, что тебе уготовано будущее лучше, чем у других, что ты войдешь в элиту мастеров, руководящих всей религиозной жизнью в городе и – быть может, если только правильно разыграешь свои карты, – станешь членом самого правящего Совета.

И вот когда Урсу шел через огромный холл Дома, зевая и почесывая спутанный мех под рясой, он заметил, что обычное равнодушие, с которым к нему относились, сменилось почтительными взглядами. Несколько предразумных – кантров – пробежали мимо него на четвереньках, как-то ориентируясь внутри храма. Их глаза счастливо блестели, свободные от взрослого ума.

Урсу обменялся беглыми приветствиями с несколькими послушниками, их языки касались меха друг друга, пробуя его на вкус. Идущий позади Юфтиан показал когти, и другие послушники бросились с их пути врассыпную.

Чтобы быть послушником, особых умений не требовалось: нужно было выполнять черную или унизительную работу, которую мастера считали ниже своего достоинства.

Но теперь все изменилось: его «призвали». Его допустят к внушающему страх и благоговение Шекумпеху. И если тебя «призвали», ты становишься мастером-на-служении. Тебя переселяют в комнаты получше; тебе даже назначают послушника, чтобы был у тебя на посылках. Рука Юфтиана время от времени касалась плеча юноши, как бы направляя его, но Урсу мог бы сойти по этой крутой каменной лестнице, ведущей глубоко под землю, с завязанными глазами.

Он спускался в знакомую темноту, где аромат горящей душистой травы наполнял воздух благовонием. Это событие должно было стать торжественным, но до Урсу доносились приглушенные зевки и тихое бормотание около дюжины мастеров, ждущих в нижней комнате, что несколько портило ритуальную атмосферу. Вероятно, они сами не так давно встали. Длинными пальцами ног Урсу осторожно нащупывал край каждой ступеньки, не желая видеть реакцию мастеров, если он умудрится упасть и поставить себя в глупое положение.

Утренний холод, казалось, исчез, когда со скрипом закрылась огромная деревянная дверь, отделяющая Нижние Палаты от Главного зала. Света было мало, но когда глаза юноши привыкли к тусклым огонькам свечей на стенах, изукрашенных мозаиками настолько древними, что многие из них почти вросли в окружающий камень, он увидел мастеров, которым служил почти всю свою юную жизнь, ждущих там – ждущих его.

Урсу почувствовал с неудобством, что мочевой пузырь у него полон.

Юфтиан исчез, смешавшись с тенями, и Урсу остался один в центре круга наблюдателей. Он ощутил нервозность с примесью возбуждения и предвкушения новой жизни, ожидающей его теперь.

И прямо перед Урсу на своем троне из меди и золота сидел сам Шекумпех, бьющееся сердце Нубалы.

Бога города представляла глиняная фигура, вольно вылепленная по образу его народа, со спиральными надрезами, изображающими мех, с длинным языком, скользящим вниз по туловищу, с широко ухмыляющейся зубастой мордой, которую некоторые могли истолковать как угрожающую. Шекумпех был стар, как сам город, – по сути он был неотделим от города. По древней традиции Равнин каждый из Великих Городов имел своего собственного бога, и когда бог хотел, он говорил со своими горожанами. Урсу учили, что иногда эти боги говорят вещи, выходящие за рамки естественного, недоступные пониманию.

И внезапно дух Шекумпеха оказался внутри Урсу. Внимательные мастера тоже могли это почувствовать: сопутствующее ощущение, не совсем вкус или запах, но похожее на то, как пахнет воздух утром после грозы. Что-то чистое, и острое, и яркое.

Урсу не услышал ничего, что можно было бы описать как звук, ничего похожего на произносимые слова. Чувство было такое, как если бы вдруг раскрытые воспоминания, образы, ощущения хлынули в него потоком.

Урсу понял, что бог спрашивает его истинное имя.

– Я… – начал вслух юноша и тут же опомнился. Он был теперь один в центре комнаты. «Я Урсу», – мысленно ответил он и подумал, слышит ли его бог?

И тогда бог произнес его истинное имя, его личное имя, имя его души.

Когда Урсу было пять лет и его взрослый ум был так недавно внедрен в его тело кантра, что ему все еще казалось странным ходить на двух ногах, он прошел обряд, какой проходит каждый ребенок города, получая свое истинное имя в виде одного из многих сотен замысловато вырезанных кусочков дерева, выбранного наугад из огромной урны. Это имя должно было стать его внутренним именем, и Урсу торжественно предупредили, что демоны попытаются прокрасться в его сны и это имя выпытать. Ужас заключался в том, что они, узнав твое имя, овладевают твоей душой.

Единственные существа, кому следует знать твое имя – твое истинное имя, – это боги. И вот так Шекумпех заговорил с Урсу.

На юношу нахлынула новая волна звуков, запахов, ощущений. И в этот раз Урсу увидел образ маленького хилого жреца в не по росту большом плаще, крадущегося ночью по улицам Нубалы. И к спине его был привязан…

Юноша воззрился на сидящего перед ним идола Шекумпеха. Разве можно сомневаться в том, что хочет сообщить ему бог города? Урсу понял, что в видении бога по городу пробирался он сам, Урсу, а в мешке у него за спиной был вот этот сидящий перед ним идол.

Затем он снова очутился в видении, проскальзывая как бы невидимым между выстроившимися перед воротами шеренгами врага. Потом дальше, к фруктовым садам, и… еще дальше. Образы, текущие потоком в ум Урсу, поначалу ясные и отчетливые, начали противоречить друг другу, как если бы несколько отдельных видений показывались ему одновременно, каждое чуть отличное от другого.

А потом дальше, дальше в смятение и безумие, когда Урсу увидел огонь, сходящий с небес, и Великий Город Нубалу, горящий в невидимом пламени, и только смерть и руины повсюду.

Видение за видением накатывали на юношу, он забыл про подвальный храм, его ум напрягался, пытаясь постичь то, что Урсу мог лишь смутно, отдаленно понять. Но казалось, что это его собственная жизнь, развивающаяся по бесконечному множеству путей.

И только один образ оставался гореть яркой нитью, как звездный путь через бесконечное море ночи. Тот устойчивый образ Урсу-послушника, ныне мастера-на-служении, крадущегося с фигурой бога и уносящего его – каким-то чудом – за стены города и дальше.

Сэм Рой

– Где твой отец?

– В Цитадели. Там, внутри, он вряд ли представляет себе, что происходит здесь. Ты знаешь, как это бывает.

Сэм знал. Внутри Цитадели пространство и время вели себя совсем не так, как им положено. Существовали способы ориентироваться в ней, находить путь в ее спрятанные глубины и открывать лежащие там сокровища, но не без риска. Сейчас Мэтью был старше, разделенные на боковой пробор белокурые волосы спадали на лоб непокорной волной. Солнце стояло высоко.

Сэм слегка почесал стертые запястья под цепями, которыми был прикован к огромному валуну. Он уже знал, сколько времени у них будет. «Все время, сколько есть его в мире», – подумал он. Сейчас отец Мэтью узнавал то, что Сэму уже было известно: Цитадель – терпеливая хозяйка, и там всегда что-то ждет своего открытия.

– Сколько тебе сейчас, Мэтью?

– Пятнадцать.

– Напомни мне, почему ты так ненавидишь своего отца. Мэтью вытаращил глаза.

– Почему я – что? Ты тоже его ненавидишь. Посмотри, что он с тобой сделал. Ты не можешь не ненавидеть его!

– Он твой отец. С тобой он ничего не делал.

Мэтью уставился вдаль, на широкую горную страну. Сэм проследил за его взглядом, осматривая далекие пики, окутанные облаками, и близкую деревню, почти курорт в своей живописности, как уголок в Скалистых Горах с отелем и постелью на ночь. Но только здесь очень далеко от Скалистых Гор.

– Мой отец безумец, – объяснил наконец Мэтью. – Одна девочка в моем классе сошла с ума, начала кричать, что мой отец злой, что нас не должно быть здесь. – Мэтью облизал губы, затем повернулся к Сэму. – Ее увели, а через два дня отец велел оставить ее тело на площади, чтобы все видели. – Теперь мальчишка дрожал. – Он хочет, чтобы я был похож на него. Я никогда бы не смог… – Мэтью покачал головой, замолчав на полуслове.

– Из наших разговоров, Мэтью, я не всегда понимаю, что ты хочешь делать, когда – и если – победишь своего отца. Ты вспомни: я пытался, – Сэм поднял закованные руки, – и видишь, что со мной стало?

– Не понимаю, о чем ты.

– Допустим, все это оказалось в твоем распоряжении. – Сэм кивнул на деревню. – Что ты будешь делать?

Мэтью посмотрел вызывающе.

– Уеду домой. Прочь отсюда.

– Это и есть твой дом. Здесь ты родился. Противоречивые эмоции отразились на лице парня.

– Есть… есть столько всего другого там, во вселенной. Нас здесь вообще быть не должно! – Мальчишка даже топнул ногой. Сэм приподнял бровь и ждал. – Наше место там, где все человечество! Ты ведь тоже это знаешь? Вот почему ты сделал то, что сделал!

– Я это сделал потому, что твой отец хочет уничтожить планету, а я не мог этого допустить. Ни один человек в здравом уме такого не допустит.

– Вот и я хочу ему помешать. И остальные.

Сэм кивнул. Странно, что спустя столько времени отец Мэтью решил завести семью и воспитать сына. Наверное, отец Мэтью намерен основать династию.

– Тогда ладно. Нам следует разработать план, но ты должен понимать, что можешь погибнуть.

Мэтью сглотнул.

– Я это знаю.

Сэм пристально посмотрел на юношу. У Мэтью глаза широко открылись, с лица сбежала краска.

– Меня убьют? – спросил он, отступая на шаг.

Сэм ничего не ответил, и выражение его лица не изменилось.

– Скажи мне, – потребовал Мэтью. – Я должен знать. Он разоблачит нас, да? Мы должны остановиться.

– Нет, ты не погибнешь.

«Но погибнут другие», – подумал Сэм. Он знал кто, знал их лица и их имена. Они пришли в его видения, в такие сильные, яркие видения. Но говорить это мальчику Сэм не собирался.

– Ты вправе делать то, что ты делаешь, Мэтью, поэтому, быть может, тебя ждет победа там, где я потерпел поражение. Но риск велик: это борьба не на жизнь, а на смерть.

– Отец тебя не убил, – заметил Мэтью.

– Ты забыл? Он не может меня убить. А я не могу убить его. – Улыбка Сэма больше походила на гримасу. – Это наша награда, наше наказание – и будущее. – Сэм положил руку на валун, к которому он так долго был прикован. Его снова ждал путь наверх, и там, на вершине, вода и пища. – Кроме того – на случай, если ты не заметил, – ему доставляет гораздо больше удовольствия пытать меня, чем убивать.

Ким

Это снова был Фитц. Фитц, с копной ярко-рыжих волос, которые, словно бросая вызов тяготению, торчали вокруг его головы неровными прядями. За спиной Фитца вспыхивала аварийная лампа, и этот прерывистый свет на секунду обрисовывал черты его лица.

Фитц что-то говорил.

– Надо уходить. Пошли… – Он назвал имя, и это было чье-то чужое имя, не ее. – Надо уходить, сейчас же, – повторил Фитц, и в его голосе послышалось отчаяние.

– Нет, подожди, – возразил голос, звучащий подозрительно и неприятно похоже на ее собственный. Она отбивалась от того голоса, от имени, которое упомянул Фитц. Чужого голоса и имени.

– Фитц, сходи за Оделл. Еще можно успеть вытащить эти штуки.

Ее окружали огромные каменные плиты с вырезанными на неровных поверхностях непонятными символами и чужими письменами, которые ее опытный глаз отнес к Среднему Периоду Кораблестроителей. Коридор, по которому она шла, прямо впереди резко сворачивал. В ум просочилась слабая струйка воспоминаний о том, что там, за поворотом, и вдруг она поняла…

Ей снился сон, и за тем углом находился самый страшный ее кошмар. Худшее, что она могла себе представить, затаилось в нескольких футах от нее, в сооружении, брошенном расой, построившей его бесчисленные тысячелетия назад.

Ей снился сон, и с ужасной несомненностью Ким знала, что Фитц мертв. Но как бы она ни хотела, она не могла заплакать, не могла пролить слез, потому что это был всего лишь сон.

Где-то на периферии ее сознания происходило что-то важное. Ким знала, что ей нужно срочно проснуться.

Она должна проснуться.

И внезапно Ким снова очутилась в «Гоблине» – потрясающе внезапно. «О боже, – подумала она, – это было ужасно». Ким действительно забыла, насколько ужасно это может быть. Она должна найти Билла, и поскорее.

«Гоблин» – это был ее корабль. Ким купила его после той злосчастной экспедиции в Цитадель. Тогда она все еще находилась в системе Каспера, и у нее осталось достаточно денег, чтобы купить грузовой звездолет дальнего радиуса действия, а заодно и поисковый контракт. Это было больше двух лет назад, и с тех пор Ким превратилась в космическую отшельницу. Время от времени она приводила «Гоблина» обратно на Станцию Ангелов, на край Касперской системы, где Касперское солнце было всего лишь чуть более яркой точкой звездного света в глубокой черноте ночи.

Сейчас Ким возвращалась после исключительно бесплодного рейса и знала, что ее контракт будут пересматривать. От этого знания ее обычное душевное состояние стало хуже некуда.

Когда Ким впервые увидела «Гоблин» изнутри, она подумала, что сможет зарабатывать достаточно денег, выходя в рейсы на несколько дней, поскольку идея жить в нем неделями или месяцами казалась малопривлекательной. Но Ким знала, что люди это делают – живут в таких кораблях десятилетиями. Все же после первого месяца одиночного полета, путешествуя по Касперской системе в качестве капитана и единственного пассажира на борту переоборудованного «Гоблина», Ким ощутила твердое желание продолжать жить.

Отчасти за это желание следовало благодарить Билла. В некотором смысле Билл дал ей то, что Ким могла найти, даже не покидая Станцию Ангелов, если бы она только знала. Ирония ситуации заключалась в том, что ей пришлось провести некоторое время, тихо сходя с ума в летающей пещере отшельника, прежде чем до нее дошел этот факт.

Можно было бы сказать, что Ким заснула за штурвалом – если бы у «Гоблина» был штурвал. Она отключилась, погружаясь в один из тех частых дневных снов, которыми она давно страдала, типа рецидива воспоминаний, которые принесли ей Книги.

На главном экране и на двух вспомогательных появилась Станция Ангелов. Один из этих экранов – приютившийся прямо над ее левым коленом и ярко светящийся из своей ниши между креслами командира и второго пилота – показывал Станцию как компьютерную модель тора с полым центром. Другой экран, поменьше, расположенный на уровне головы, показывал звездную карту. Одна из тысяч представленных там точек светилась не тем цветом, что остальные. Это была Касперская Станция Ангелов, с которой Ким собиралась состыковаться. Другая ярко светящаяся точка обозначала Землю и родную планетную систему за несколько тысяч световых лет отсюда. Стрелка указывала в противоположную сторону, на центр галактики – который вполне мог оказаться следующей от этой системы остановкой, если бы кто-нибудь когда-нибудь нашел Станцию Ангелов, ведущую так далеко в Ядро.

Ким взглянула вверх. Прошло всего несколько секунд, и она все еще чувствовала слабость и спутанность мыслей. Но она уже подозревала, что день будет очень, очень неудачным.

Во-первых, Билл перестал отвечать на ее вызовы. В течение долгих недель своего приближения к Станции Ким пыталась с ним связаться – безрезультатно. Она переговорила с некоторыми знакомыми в населенной людьми части Станции, и они подтвердили, что видели его. Поэтому Ким знала, что Билл никуда не выписался и не улетел на попутном челноке через сингулярность Станции в какую-то другую систему… а тогда почему он не отвечает?

И все это время запасы воздуха и продовольствия продолжали убывать, и теперь, если она вернется, а Билла там нет… Ким не знала, что тогда делать.

А потом она заметила красный мигающий огонек. Ким никогда раньше не видела, чтобы он мигал красным. Впрочем, она никогда раньше не отключалась на векторе подхода. Дрожащей рукой женщина нажала кнопку. Поток диалога сочился так тихо, что воспринимался лишь на уровне подсознания. Нажатие кнопки увеличило громкость, и, холодея от ужаса, Ким спросила себя, как долго она неслась в пространстве все равно что мертвая с одним только автопилотом, сохраняющим ей жизнь.

– … Проклятие, «Гоблин 4РХ», ты меня слышишь? Я… – Голос на минуту стал слабее, его перебил другой голос. Ким не смогла разобрать, что они говорят, но она узнала тон: сердитый, обеспокоенный, кого-то из начальства. – Нет, у меня нет привычки взрывать всех подряд. Просто она летит на автопилоте, мы введем ее. Нет, опасности нет, я…

– Говорит «Гоблин 4РХ», – быстро сказала Ким, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. Глупая девчонка. Глупая, глупая девчонка! – Простите, у меня проблемы с системой связи. Я не знаю, что случилось. – Она сглотнула внезапно пересохшим горлом. – Я… я прошу прощения.

– Мы тебя слышим, но ты знаешь правила. Боюсь, нам придется настаивать, чтобы твой корабль прошел полный осмотр, прежде чем ты снова сможешь выйти. – Голос звучал укоризненно, но не слишком резко. Когда-то Ким встречалась с человеком, которому принадлежал этот голос. Это было вскоре после того, как она прибыла на Станцию. Ласковый медведь, который признался ей одной пьяной ночью, что ему осточертели цивилизация и жизнь в переполненных ульях, где инопланетные болезни уничтожают целые континенты. Вероятно, в этот раз он перешел на официальный тон, потому что рядом с ним кто-то был. Наверняка кто-то из военных.

Это называли комнатой для разбора полетов, но она больше смахивала на камеру.

– Дело в том, мисс Амото, что существуют правила и процедуры. – Сержант держал в руках планшетку, иногда опуская ее и похлопывая себя ею по бедру, поэтому Ким были видны два прикрепленных к ней пластиковых листка с очень неудачной ее фотографией. – И вы должны их знать.

– Я их знаю, сержант.

– Хм… – Он кивнул и посмотрел на Пирса, ее адвоката – адвоката всех на Касперской Станции Ангелов. Пирс также являлся послом Земли на Каспере, о чем каспериане, разумеется, не догадывались. Кроме того, он был, в силу странного пиаровского хода, мэром Станции. Видимо, кто-то решил, что невоенному персоналу Станции для развития настоящего чувства общности нужен свой мэр. По собственному признанию Пирса, это была исключительно дурацкая мысль. Ким знала, что он также неплохой повар, знаток мексиканской кухни, что пришлось весьма кстати, потому что делать ему здесь было особо нечего. Ким была пару раз на его барбекю. – Ну, рискуя сказать вам то, что вы уже знаете, эта Станция – собственно говоря, вся эта система – находится под военной юрисдикцией, пока не закончится проверка на наличие каких-либо возможных угроз. Диспетчер, работавший в зале управления стыковкой в момент вашего подхода, имел полное право открыть огонь по вашему кораблю, когда вы не назвали себя.

– Мой корабль летел на автопилоте, сержант. Я сама осмотрела судно и обнаружила неполадки в системе контроля атмосферы. Уровень кислорода был слишком низок, поэтому я потеряла сознание. Такое случается, особенно в долгом одиночном полете.

– Но вы выполнили ремонт прежде, чем официальная инспекционная группа смогла осмотреть ваш корабль.

– Да, в силу срочной необходимости.

Сержант поджал губы, что придало ему довольно надутый вид. У Ким возникло ощущение, что ему тоже нечем занять свои дни.

– Мисс Амото, в вашем контракте есть определенные пункты, согласованные с нашими правилами и процедурами. Существуют методы, помогающие справляться с такими ситуациями, как ваша, а вы не следовали им.

Пирс отвернулся от пустой стены, на которую уже несколько минут пялился.

– Контракт занимает тридцать страниц, сержант, и очень мелким шрифтом. В ситуации, представляющей потенциальную угрозу для жизни, нет времени читать тридцать страниц мелкого шрифта.

Ким очень старалась не покраснеть: врать она никогда не умела. Прежде чем состыковаться, Ким умышленно повредила маленький клапан в кормовой части судна, а потом отремонтировала его. Она сочинила историю и начала рассказывать ее Пирсу, как только его нашла. Мэр лишь смотрел на нее усталыми глазами: он не собирался на это покупаться.

– Говори, что хочешь, Ким, – вздохнул он тогда. – Только постарайся не забыть свою историю, когда будешь рассказывать.

Сержант взглянул на Пирса.

– Она была прямо возле Станции. Сколько времени потребовалось бы, чтобы подобрать ее с нашего военного корабля?

– Я не знаю, сержант. Сколько времени требуется человеку, чтобы задохнуться в корабле с нефункционирующей подачей кислорода? – сухо спросил Пирс. Он откинулся на спинку стула. – На самом деле, сержант, в этом нет никакой нужды. Единственная причина, по которой мы имеем эти процедуры, это то, что случилось – что бы там ни случилось – с первоначальными обитателями этой Станции. Но вы прекрасно знаете, что никакой непосредственной угрозы ни для кого здесь нет и не было в течение очень долгого времени. Если здесь вообще что-нибудь было, то та опасность исчезла. Один-единственный заснувший старатель – это еще не кризис.

– Мистер Пирс, я следую ряду процедур, установленных моими начальниками. В противном случае мне придется отвечать перед ними.

– Ага, и получается фарс, – устало бросил Пирс. – Потому что у вас нет полномочий принимать решения. Я предлагаю закрыть это разбирательство, пока командующий Станцией не сможет присутствовать лично.

Сержант уставился на Пирса, как будто хотел оторвать ему голову. Затем он посмотрел на Ким.

– Мисс Амото, я не уверен, что в данный момент вы в состоянии что-нибудь пилотировать. – У Ким пульс стучал в голове, словно ей иголки втыкали в глаза изнутри. – Я арестую ваш корабль до уплаты штрафа за то, что вы подвергли опасности живущих на Станции людей. – Сержант разглядывал ее с минуту, затем круто повернулся и вышел с выражением неловкости на лице.

– На, выпей, это тебе здорово поможет.

Ким взяла таблетки и проглотила их не запивая. Пирс попытался дать ей стакан воды, но женщина отмахнулась.

– Да я в порядке, правда. Вам не стоило беспокоиться.

– Мне показалось там, что ты снова потеряешь сознание. Видела бы ты лицо того сержанта. Он думает, что все здесь сумасшедшие.

– Мы все здесь сумасшедшие. Какой нормальный человек стал бы здесь торчать?

– Как? – улыбнулся Пирс, и на его щеках появились ямочки. – И отказаться от шанса изучать единственную цивилизацию, не считая человечества, существующую в известной вселенной?

Ким закатила глаза.

При любезном содействии Пирса ей выделили эту каюту, а «Гоблина» поставили в другой док до тех пор, пока Ким не сможет обжаловать штраф или заплатить его. Эта каюта представляла собой крошечный куб не больше двух метров от стены до стены, но после долгого полета в «Гоблине» она казалась роскошно просторной. Ким села на край узенькой откидной койки, кончиками пальцев потирая виски. Мэр Станции уселся на пол перед ней, скрестив ноги.

– Послушайте, Пирс… мне нужно кое-что сделать. Мне нужно решить кое-какие вопросы.

– Конечно, я знаю. Но насчет своей лицензии можешь не слишком беспокоиться. Честно говоря, тут мало кого волнует гибель каких-то старателей, улетевших черт знает куда. Ты облажалась прямо у них перед носом, это верно, но главное, отчего они так засуетились, – так это то, что на самом деле здесь никогда ничего не происходит – кроме обычных наблюдений жизни на Каспере.

Каспер, подумала Ким. Имя этой планете и всей системе дал один поляк из первой экспедиции, прошедшей через эту Станцию Ангелов. Он назвал ее в честь одного из трех волхвов, и, по-видимому, это имя означало что-то вроде «хранитель сокровищ». Возможно, он хотел намекнуть, что эта планета полна ценных вещей. И этот намек вызывал вопрос, придумал он это имя до или после того, как была осмотрена Цитадель.

– Да, только этот дубина-сержант явно думает, что что-то вот-вот грянет, – сказала Ким, глядя вниз на Пирса. Головная боль, кажется, утихала. – Но знаете, если мне скажут, что здесь мне больше изыскателем не работать, я – ну, не знаю – полечу еще куда-нибудь. Вселенная велика.

Где Билл? Он должен быть где-то здесь; Станция не настолько велика. Когда Ким найдет его, она сможет… как-то разобраться.

– Ким, карты на стол. У тебя биоимплантат наблюдателя? Женщина посмотрела на него настороженно.

– Да, конечно, – ответила она через минуту. – Вам это уже известно. А в чем дело?

Пирс покачал головой.

– Не волнуйся. Я спрашиваю не как официальное лицо. Этот биоимплантат – зарегистрированный или нет?

Ким сама удивилась своей честности, но, возможно, она слишком долго пробыла в космосе среди астероидов Касперской системы, где не с кем было поговорить.

– Незарегистрированный, – ответила она.

– Проблем нет? Ким прищурилась.

– Нет, а что?

– Я немного знаю о том, как ты оказалась на Касперской Станции Ангелов – и я знаю Билла. Не уверен, понимаешь ты это или нет, но твое поведение иногда бывает слегка…

– Ничего подобного, – перебила Ким. – Имплантат работает отлично. Это довольно простая хирургическая операция. Основную часть работы эта штука делает сама, когда попадает в череп. После этого – никаких проблем.

Ким заметила легкую гримасу, скривившую губы Пирса. Некоторым людям не нравится думать о том, что нечто чуждое и скользкое живет у них в черепе рядом с мозгом, проникает в плоть и неразрывно срастается с нейронами, в конце концов, сливаясь с их разумом в одно целое.

– Я делала это у опытного специалиста, но, да, без регистрации.

– Ты помнишь, почему ты это сделала?

– Почему? – Ким на мгновение заколебалась. – Ну… у меня были свои причины. – Она сердито посмотрела на мэра – Мне не нравится, что вы выпытываете, Пирс. Я не хочу об этом говорить. То, что случилось там, было несчастным случаем и не имеет никакого отношения к этому делу.

– Хорошо-хорошо. – Пирс успокаивающе поднял руки. – Я буду держать тебя в курсе того, что происходите «Гоблином». Подадим апелляцию, может, что и получится.

– Ладно, – согласилась Ким.

Элиас

Вернувшись в Лондон, Элиас бросил такси в глухом переулке, предварительно вскрыв ножом дешевую алюминиевую панель, за которой скрывался мозг машины, и вывел его из строя. Если удастся создать впечатление, что тут поработали вандалы, будет меньше вероятности, что кто-нибудь проанализирует журнал бортового компьютера и проследит его путь от Аркологий до этой части Лондона.

Элиас не мог представить себе, что такая боль способна усилиться, но она усилилась. Он прижал ладонь к лицу, потом заставил себя идти к первому попавшемуся подземному входу. Город простирался под землей так же далеко, как над землей, а Элиасу нужно было скрыться. Он знал эту часть города, но не мог вернуться в свою квартирку в Кемден-Мейз: слишком это опасно, пока он не понимает, что происходит.

Значит, оставался единственный путь – вниз.

Элиас нашел служебный вход, которым пользовался пару раз, когда надо было быстро исчезнуть, и вскоре затерялся в лабиринте коллекторов и служебных туннелей, пронизывающих инфраструктуру города. Там, внизу, были люди, люди-тени – такие же, как в Аркологиях за пределами города, и так же любыми средствами цепляющиеся за жизнь.

Элиас искал Дэнни и нашел его на заброшенной станции метро, давшей приют некоторым лондонским отверженным.

Дэнни с приятелями поднимали с треснувшего бетона чье-то тело. Услышав шаги, Дэнни повернулся, потом нахмурился, заметив кровь, и пошел навстречу Элиасу.

– Элиас, что это с тобой?

– Лучше не спрашивай. А что с тем твоим другом?

Дэнни снова нахмурился, потом оглянулся на людей, уносящих тело мертвого товарища. Когда они исчезли во мраке станции, Дэнни пожал плечами и покачал головой.

– Вероятно, умер от безысходности. Не рассказывай, если не хочешь, Элиас, но подлечить тебя нужно.

Дэнни повел Элиаса в свою больницу: длинный, низкий, роскошного размера передвижной дом, найденный на свалке, который теперь одновременно служил клиникой. Элиас позволил священнику вколоть ему что-то такое, отчего боль отступила. После того ужаса, который случился с ним в поясе астероидов, Дэнни обрел религию. Когда Элиас сообщил ему о Блайте, Дэнни уставился на него в ужасе.

– Ты должен был умереть, – в конце концов заметил Дэнни. – Ты вообще не должен быть живым.

– Блайт не всегда убивает, – возразил Элиас.

– Ты мне должен подробнее рассказать, что случилось.

– Не могу.

Дэнни посмотрел на него с гневом и разочарованием.

– Не могу, поверь мне, – сказал Элиас. Комната вокруг него на минуту закачалась, и он почувствовал твердую руку Дэнни у себя на плече. – Я просто пытался делать то, что было правильным.

– Правильным? – переспросил Дэнни, его губы сжались в тонкую линию. – Где-то я это уже слышал. Скажи мне, это не ты привез его сюда, в эту страну?

– Не я, – выдавил Элиас осипшим голосом. – Я пытался этому помешать. Но получилось не так, как я ожидал.

Дэнни невесело улыбнулся.

– Вот поразительная штука. Люди всегда так удивляются, когда все оборачивается не так, как они ожидают. Я вот всегда ожидаю худшего, потому и жив до сих пор. – Он глубоко задумался. – Рану твою я залатаю, но Блайт – дело другое. Тут я помочь не смогу. Никто не сможет. Но если тебя это утешит, то ты действительно должен быть мертв.

– Ну, спасибо. – Элиас закашлялся. – Мне сразу полегчало.

– Послушай меня, Элиас. То, что сделали с тобой и с другими, сделали и со мной, ты это знаешь. На меня это не подействовало, как и почти на всех нас, но то, чем обладаешь ты, бесценно. То, что ты способен делать, это… – Дэнни замолчал, посмотрел на свои руки. Они дрожали. Дэнни уставился на них, пока дрожь не унялась. – Если бы я не знал, то сказал бы, что это чудо. Ты мог бы помочь стольким людям.

– Если меня убьют, я не помогу никому. Тренчер попытался, и теперь его нет. Если городские власти меня схватят, меня тоже убьют.

Заверещал какой-то прибор; Дэнни отошел и постучал по бумажной клавиатуре, расстеленной поперек откидного стола.

– Это только что проведенный анализ твоей нервной системы. – Дэнни разглядывал Элиаса с тщательно нейтральным выражением. – Боюсь, хорошего мало. Твое тело сопротивляется Блайту, но он все еще наполняет твой организм. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что это Медленный Блайт.

Элиас почувствовал, как немеет тело.

– Ты ведь знаешь, что это такое? Он все еще внутри – его нельзя извлечь. Теперь он с тобой одно целое.

Элиас тупо посмотрел на Дэнни.

– Элиас, Блайт – в некотором роде биологическая машина. Это не просто какой-то случайный микроб. Он внедряется в нервную систему и перестраивает работу организма. Никто не знает, чего он добивается, но никто еще не прожил достаточно долго, чтобы это узнать.

– Я слышал о Медленном Блайте. Ему требуется около года, чтобы убить тебя?

– Хорошая новость та, что это неинфекционная форма Блайта. Но он ест тебя изнутри, начиная с нервной системы.

Сперва у тебя начнется тремор. Прости, что я говорю так прямо, Элиас, но ты должен знать. – Казалось, Дэнни трудно смотреть ему в глаза. – Не верь, когда тебе будут рассказывать, что он не распространился за пределы Индии, – продолжил Дэнни. – Я слышал другое.

Медленный Блайт? Это как-то не укладывалось в голове. Чего Дэнни не сказал – но Элиас и сам это знал, – это что лекарства от него не существует. «Теперь есть временной предел всему, что я делаю», – подумал Элиас.

Он будет умирать медленно. Его нервная система будет гнить изнутри.

ГЛАВА 3

Автономная община рудокопов «Эссекс-Таун» (Орбита Марс/Юпитер; астероид № 2152 NZ 20 по каталогу) Десятью годами раньше

Что-то случилось с Паченко. Элиас в бронированном скафандре и с винтовкой наготове продвинулся вперед, проверяя следующий изгиб коридора. Эти коридоры были вырезаны в голом камне; мигающие аварийные лампы заливали стены кроваво-красным светом.

– Паченко! – гаркнул Элиас в рацию. – Что там с тобой? Он оглянулся. Паченко шел замыкающим.

Рация принесла вой боли и отчаяния. Элиас повернул назад. Протолкнувшись мимо Фарелла и Эдуардеса, он направился обратно в сторону военного транспорта, который доставил их на этот герметизированный астероид. Паченко сидел у стены, съежившись.

– Они умрут, – пролепетал Паченко, когда Элиас нагнулся к нему. – Я это вижу, – добавил он. – Я это вижу.

– Что ты видишь?

– Кровь, боль и трупы, – завыл Паченко. – Я их вижу, Элиас. А ты не видишь?

– Нет, но я тебе верю.

По рации заговорил другой голос – Фарелл.

– Сэр? Все летит к черту, сэр. Между взводом А и рудокопами идет перестрелка. Я не могу связаться с командованием. Что нам делать?

«Быть где угодно, только не здесь», – подумал Элиас. Рудокопы выпустили воздух из половины астероида через считанные секунды после высадки войск. Все шло явно не так, как хотело командование. Элиас знал, что имеет в виду Паченко, что испытывает Паченко.

Эта рудная община разместилась в одной из разбросанных глыб пояса астероидов – на километровой длины плите никеля и железа где-то на пути между Землей и Оортовой Станцией Ангелов, заслужившей лишь порядкового номера в каталоге. Рудокопы зарабатывали на жизнь, поставляя сырье толстобрюхим грузовикам, курсирующим между Оортовой Станцией и Землей. Сама структура пояса, его различные общины, рассеянные по протяженным орбитам вокруг Солнца, делали безнадежной любую попытку установить контроль или порядок. Здешним образом жизни были коррупция и беззаконие. Однако политическая целесообразность требовала такой контроль установить.

– Паченко, Лиам, слушайте меня. Мне придется оставить вас здесь. Проберитесь обратно, если сможете… вы меня понимаете?

Паченко кивнул, его глаза все еще в ужасе смотрели на что-то, что Элиас не видел, не хотел видеть.

Паченко был гордостью ученых. «Мы сделаем из вас, парни, особых солдат, – сказали они, прежде чем начать процесс генных изменений. – Вы будете быстрее исцеляться, дольше жить». Они ни словом не обмолвились о других вещах: о способности видеть будущее, о кошмарных видениях, не дающих покоя. Масса подопытных сошли с ума всего за несколько дней. Тогда ученых сменили сладкоречивые люди в штатском, напоминая им об их долге и о подписанных ими условиях допуска.

Элиас отлично представлял себе, через что проходит Паченко и через что еще пройдет, медленно погружаясь в безумие. Он мог лишь молиться, чтобы самому не встать на тот же путь.

Командование описало им здешнюю ситуацию во время инструктажа: обособленная экономическая единица, полусоциалистический анклав Пионеров Бога вымогает деньги у соседних рудных общин, сам находясь на жалованье у некой корпорации, стремящейся к монополии на права по добыче полезных ископаемых.

Позже Элиас узнает, что командование ошиблось – катастрофически, ужасно ошиблось. Не было никакого вымогательства. Источники сведений были дезинформированы.

Они подошли к перекрестку, Фарелл и Эдуардес держались по бокам от Элиаса. Сверху, из темноты, что-то спустилось. Подняв голову, Элиас увидел девушку лет семнадцати – ее юное круглое лицо было едва различимо в шлеме залатанного скафандра. Девушка держала оружие. Она подняла его. Выстрелила. Элиас услышал крик Эдуардеса, и в тот самый момент они трое одновременно вскинули свои винтовки.

«Девочка, – подумал Элиас. – Маленькая девочка? » Он прицелился, но кто-то другой выстрелил первым. Девушка взорвалась.

Жар и пламя заполнили пещеру. Элиас и его бойцы отступили, укрываясь в том же коридоре, из которого только что вышли.

– О боже, что это было? – крикнул Фарелл.

– Взрывчатка, – оцепенело услышал Элиас свой собственный ответ. – Должно быть, они навьючили ее взрывчаткой.

Теперь он понимал, что имел в виду Паченко. Теперь он знал, что дальше будет хуже.

Другие рудокопы в скафандрах выползли из темноты, стреляя на ходу. Взвод Элиаса ответил огнем, бронированные скафандры защищали их, но их было всего трое, а рудокопов – десятки. Когда их разобьют – это был только вопрос времени. Элиас дал своим людям сигнал к отходу.

От командования поступили новые приказы. В шлеме Элиаса возникла трехмерная карта, показывая нужный маршрут. Он дал сигнал Эдуардесу и Фареллу, и они снова вошли в пещеру, из которой только что отступили, и встретились со взводом В, подошедшим с противоположной стороны. Его вел кореец по имени Ли Хуанг. Рудокопы исчезли в темноте.

– Наша взяла, – объявил Ли. – Они уходят, отступают.

Они не были готовы к такой атаке.

Элиас думал было что-то сказать, например: «Откуда мы вообще знаем, что они делают что-то незаконное?» Но он промолчал. Оба взвода пошли к тому месту, где, согласно карте командования, находился центральный спальный комплекс.

Он был открыт вакууму.

– Это не наша работа, – промолвил Эдуардес. – Кто это сделал?

Между командованием и тремя взводами, высадившимися на астероид, полетели сообщения. Что-то пошло не по плану. Взвод С находился в пути. Рудокопы просто отступили, прекратив сопротивление.

Так где же они?

Когда военные вошли в спальный комплекс, рудокопы были повсюду: их скорченные тела плавали в вакууме, лица были безжизненны. «Кровь, боль и трупы», – подумал Элиас. Все они были мертвы, а значит, Паченко был прав – хотя Элиас и до того в этом не сомневался. «Кровь, боль и трупы».

Они покончили с собой, все до единого – мужчины, женщины и дети. Элиас повернулся и увидел Ли, которого рвало внутри шлема.

После этого начали твориться очень странные вещи; воспоминания о последующих событиях были отрывочными. Одно воспоминание осталось сильным: они попытались спасти некоторых рудокопов. Похоже на попытку поправить непоправимое, мелькнула тогда мысль. Но одну вещь Элиас запомнил хорошо – лучше всего. И никогда не забудет.

Это был ребенок с синим от гипоксии лицом. Элиас смотрел, как девочку вырезали из скафандра и положили на каталку. Она лежала там в неподвижности смерти. Элиас уставился на девочку и нежно коснулся ее лица, чувство пустоты возникло глубоко внутри него, на месте чего-то, бывшего там когда-то и погибшего навеки. Он с невероятной силой захотел вернуть эту девочку, исправить все то, из-за чего она оказалась здесь, в этом месте, в это время.

Затем случилось чудо.

Чудо, решившее судьбу любого, кто вышел преображенным после генной терапии.

Особенно Элиаса.

Вернуться домой оказалось не так-то легко. Когда задание было выполнено, у Элиаса возникло инстинктивное чувство, что военные постараются удержать их навсегда, найдут способ. Они были слишком ценными или слишком опасными, чтобы их отпускать. Поэтому Элиас подкупил сержанта, и тот спрятал его в камере глубокого сна на борту автоматического грузового челнока, которому потребовался год, чтобы вернуться к Земле после долгой, медленной орбиты вокруг Солнца. Ну а после этого затеряться в Лондоне было просто – если знать как. Элиас знал.

Эксперименты изменили его, сделали его другим – и дело не только в кошмарах, которые будут вечно его преследовать.

И однажды, сидя в укромном уголке бара, почти невидимый в темноте, он слушал старика, рассказывающего легенду, давно уже не слышанную, и холодок пробежал у него по спине, когда он начал вникать в детали. Элиас смутно припомнил знакомые с раннего детства истории: их шепотом рассказывали на стальных и бетонных площадках для игр, которыми служили улицы. Это были рассказы о человеке, благословенном ясновидением, силой исцелять. Иногда в легендах возникали прималисты – и некий мессия, которого они ждали. Но всегда он в конце концов бросал прималистов вместо того, чтобы вести их в Обетованную землю – где бы та ни находилась.

Изучая любой конкретный вариант данной легенды, легко было поймать себя на запоздалом понимании, что ты следуешь не тем путем и истина где-то в другом месте. Некоторые версии легенды утверждали, что тот человек был солдатом, выполнявшим задания по возобновлению контакта с колониями, потерянными на два столетия из-за Разрыва. Он имел, утверждала дальше легенда, силу возвращать людей к жизни, которую он получил, когда встретил Ангела, последнего из их рода. Тем не менее, во всех этих версиях имелось нечто общее, что Элиас смог осознать лишь после событий в поясе астероидов.

Слушая рассказ старика, Элиас вспомнил скрюченные тела Пионеров Бога и вдруг почувствовал, что должен раскрыть истину, скрывающуюся за этой легендой.

И узнать, нет ли еще кого-нибудь, подобного ему.

Он начал рыскать по улицам Лондона, задействуя свои связи, чтобы получить информацию, пока не оказался перед входом в служебный туннель, идущий под одной из больших маглев-станций и обслуживающий нижние уровни Лондона. Ребенок, показавший Элиасу дорогу, провел его через разбитое вентиляционное отверстие, скрытое за брошенным техническим коридором, о котором знали всего несколько человек. Там внизу, прошептал ребенок, можно слышать идущих людей, людей со всего мира.

Именно тогда Элиас узнал имя, стоящее за всеми этими легендами.

Тренчер.

Тренчер сказал Элиасу, что помнит времена, когда еще не были прорыты эти огромные туннели, несущие маглев-поезда между континентами, но Элиас в этом сомневался. Туннели существовали больше ста лет, а Тренчер, хоть и был пожилым, не мог быть настолько старым. Элиас много раз возвращался в служебный туннель, и когда Тренчер стал достаточно ему доверять, Элиасу довелось увидеть чудотворца за работой. Простым прикосновением руки старик вылечил женщину от рака, и Элиас снова вспомнил чудо там, на астероидах.

Сколько бы он ни спрашивал Тренчера о его прошлом, старик уходил от ответов, но им обоим было ясно, что они наделены одним и тем же даром, больше похожим на проклятие. В свою очередь Элиас рассказал Тренчеру о своей военной жизни, об ужасных вещах, которые тогда случились.

Однажды Элиас наткнулся на Дэна Фарелла, который был с ним в поясе астероидов. Оказалось, что Дэнни сбежал вскоре после самого Элиаса, а позже стал священником. Элиас тоже стал частью его мира, и на некоторое время его жизнь обрела значение и глубину, которых ей раньше недоставало, хотя Элиас этого не понимал. Именно от Тренчера он впервые узнал о Воне и прималистах.

– Ты хочешь сказать, что этот Вон – призрак?

– Не призрак. – Тренчер закашлялся. Они находились высоко, возле изгиба купола. За открытым окном виднелась белесо-серая стена какой-то вертикальной трущобы. Дождь лился через трещину в фасаде города, падая с высоты в четверть мили на лежащие далеко внизу улицы. – Он человек. Во всяком случае, такой же человек, как ты или я. Просто он может быть одновременно в двух местах, что-то вроде астральной проекции.

Элиас склонил голову набок.

– Мы все такое умеем?

– Я знаю лишь двоих с такой способностью: Вона и еще одного человека. – Они пили мятный чай из жестяных кружек, принадлежащих пожилой женщине, знакомой Тренчера, которая фактически управляла зданием, где старик теперь укрывался. – Вон приходит ко мне иногда подобно призраку, но это потому, что на самом деле он далеко. Уговаривает меня вернуться к прималистам. – Тренчер засмеялся. – Представляешь? Я когда-нибудь рассказывал тебе о прималистах, Элиас?

– Нет, – ответил Элиас, соображая, говорить еще что-нибудь или ждать, что скажет дальше старик. Элиас уже несколько месяцев пытался что-нибудь узнать о прошлом Тренчера, но старик отмалчивался.

До сих пор.

– Тогда я тебе расскажу, – промолвил Тренчер. Прималисты появились в Японии, и случилось это очень давно, еще до открытия Станций и за века до рождения Элиаса. Тогда они назывались по-другому, и их философия сочетала элементы восточного мистицизма и западного милленаризма – настоящая идеология апокалипсиса, наступающего конца света. Когда были впервые обнаружены Станции Ангелов, прималисты решили, что они существуют ради единственной цели: вывезти немногих избранных в безопасное место среди звезд, где на этот раз Бог все устроит правильно.

К тому моменту прималисты приобрели могущество и влияние, распространились из Японии в Америку и Европу, используя объединенные средства и знания наиболее богатых своих приверженцев для инвестиций в высокодоходные отрасли промышленности. Особенно их интересовали те отрасли, где использовались инопланетные технологии, добытые в других звездных системах.

Оказалось, что Ангелы – или как там они на самом деле назывались – манипулировали с генами в невообразимом масштабе. Вся информация об этом оставалась открытой в течение столетий, что привело к воплощению в жизнь Ангельских технологий, таких, как биоимплантат для чтения и записи воспоминаний и впечатлений биохимическими средствами.

Любой из миров, где побывали Ангелы и где существовала жизнь, они в чем-то изменяли, путешествуя между теми мирами через огромные промежуточные станции, в мгновение ока переносящие их через межзвездные бездны: Станции Ангелов. Одинаковые цепочки явно «ненужных» ДНК были найдены у биологических видов на планетах, находящихся в световых годах друг от друга.

И в те времена, которые потом назвали Разрывом, когда Оортова Станция Ангелов была почти разрушена изучавшими ее учеными и контакт между неокрепшими колониями, разбросанными вокруг других звезд, был потерян почти на два века, исследования измененных Ангелами генных последовательностей продолжали идти полным ходом. Сделанные при этом открытия коренным образом изменили наши представления о человеческой ДНК, и не потребовалось много времени, чтобы проверить на людях некоторые из новых теорий. «Если бы я больше знал об этом раньше, – подумал Элиас, – возможно, все сложилось бы по-другому».

Он быстро понял, о чем говорит старик. Прималисты фактически создали Тренчера в генетической программе, которая должна была породить нового мессию – но мессию такого, который будет служить только нуждам религии прималистов.

Элиас в ужасе слушал Тренчера. В ужасе от того, что прималисты с ним сделали, в ужасе от того, что они преуспели в стольких отношениях.

– Я не захотел в этом участвовать, – говорил Тренчер. – И сказал им об этом. Они тоже не хотели меня отпускать, но они сделали нас слишком могущественными. Прималисты собирались убить всех нас, кроме одного, но мы восстали. Я восстал. Все это было очень давно, Элиас. Очень давно.

Больше трех веков назад, понял Элиас. Действительно, очень давно. Интересно, умрет старик когда-нибудь или так и будет существовать?

– Ты сказал «нас»?

– Конечно, нас, Элиас. Нас троих. Троих суперменов, и никого из нас прималисты не могли контролировать. – Весело поглядывая на Элиаса, старик снова отпил свой мятный чай, наслаждаясь смятением, ужасом на лице собеседника.

– Но меня они не выводили. Мы все были взрослые, все были солдаты, когда подверглись процедурам, которые сделали нас такими, какие мы есть.

– Это опасно, – заметил Тренчер. – Сколько вас сейчас осталось с этим даром? Говоришь, только ты? Жаль. Наверное, другие оказались недостаточно сильны телом или разумом, чтобы справиться с этим. Теперь прималисты охотятся и за тобой.

– Но они до сих пор тебя ищут?

– Конечно. Управлять мной они не могут, а для их планов я опасен.

– Что они планируют?

– Всякое. – Тренчер посмотрел на дождь, когда мимо порхнула птица, перелетая напоминающие пещеры промежутки между зданиями. – Посмотри на нее, Элиас. Ей-богу, прошли годы с тех пор, как я видел здесь, внизу, летящую птицу. Да и снаружи их осталось не так много. Портится среда.

– Что планируют прималисты? – настаивал Элиас.

– Узнаешь еще, Элиас. Лучше не мучай себя, пока не придет время. Мы все несем свою ношу, и твоя тяжелее, чем у многих.

Обеспокоенный Элиас отставил кружку в сторону.

– Ты говоришь о будущем?

Способность Тренчера к предвидению была необычайной, тогда как видения самого Элиаса были подобны выцветшим семейным фотографиям: блеклые образы такие расплывчатые, что они могли изображать почти что угодно. Тренчер видел гораздо больше. Старик точно знал, когда взглянуть в окно, понял Элиас: именно в тот момент, когда мимо полетит воробей, яростно молотя крошечными крыльями в неподвижном воздухе.

Затем Тренчер тяжело вздохнул.

– Я сказал тебе, что нас было трое. Вон был одним из двух других. Он придет к тебе скоро. Не слушай его, Элиас, что бы он ни говорил. Он могуществен и опасен. Он верит во все, чему его учили прималисты, и еще во многое.

Несколько минут старик молчал.

– Что-то плохое должно случиться, Элиас, – изрек он наконец. – Я скоро уйду, и мне нужно, чтобы ты сделал для меня кое-что. Ты согласен?

– Что-то плохое? Насколько плохое?

– Давай просто скажем, что меня не будет некоторое время. Я хочу, чтобы ты… я хочу, чтобы ты поступил как надо.

– Как?

– Как надо – когда придет время.

– Не понимаю.

– Когда придет время, – терпеливо повторил Тренчер, – ты поймешь, что делать.

Это была одна из их последних встреч. Однажды Элиас пришел и увидел, что половина квартала горит, внешняя стена обвалилась, открыв разрушенные квартиры.

Элиас вспомнил сейчас об этих событиях, подумал о них еще немного и пошел искать Холлиса.

Урсу

Утро выдалось недобрым.

Урсу проснулся от громового шума армии, расположившейся лагерем под городскими стенами. Несущихся оттуда криков и улюлюканья было достаточно, чтобы вселить страх в сердца всех горожан. Урсу являлся теперь мастером-на-служении, и вот уже три дня с тех пор, как бог заговорил с ним, юноша пытался отыскать какой-нибудь похожий случай в Книге Шекумпеха.

Он листал тяжелые, толстые страницы, изобилующие банальностями, но не нашел ничего хоть отдаленно похожего на ситуацию, в какой он сейчас оказался.

Книга Шекумпеха хранилась в подвале под хлевами, за ней смотрел пожилой секретарь по имени Турт. Урсу знал, что Турт ищет кого-то, кто захочет учиться искусствам, необходимым для изготовления новых экземпляров Книги, и, возможно, станет его преемником. Ибо во многих гражданских делах принимаемые решения основывались на изречениях, найденных в Книге Шекумпеха.

Урсу знал, что за пределами долины есть другие общины, также почитающие своих городских богов, и каждого бога так же ревностно, как Шекумпеха в Нубале. И что во многих из тех городов тоже хранятся свои Великие Книги. Но существовала только одна Книга Шекумпеха, так же как существовал только один город Нубала. Все мастера-на-служении были обязаны учить слова этой Книги наизусть, но чинить и заполнять нынешний экземпляр было делом Турта.

Страницы были тяжелые, переплет из тисненой кожи. Бумага изготавливалась вручную, лист за листом, самим Туртом. В основном Книга Шекумпеха состояла из рассказов о всех правителях Нубалы с момента основания города, то есть с начала Великого Холода, когда пришли льды. Но были также в ней повествования о великих героях Нубалы и о битвах, в которых они сражались. Басни, легенды и пророчества заполняли эти страницы.

Мысли Урсу постоянно возвращались к тому совершенно определенному знанию, которое дал ему бог. В тех странных полуобразах, как бы напоминающих слова, не было абсолютно никакой путаницы, никакого сомнения в том, что от него просят.

Но оставался вопрос, когда Урсу должен это сделать. Он ведь не мог просто скатиться по каменным ступеням, схватить идола и выскочить на свободу за городские стены. Отсутствие возможности объединилось с его собственным страхом, и юноша не мог не дрожать как в лихорадке, все время ожидая какого-то знака, хотя и не знал, будет ли когда-нибудь дан этот знак.

Итак, Урсу ждал, и чем дольше он ждал, тем труднее становилось ожидание. Но, несмотря ни на что, юноша по-прежнему мог рассуждать, мог использовать свой разум. Шекумпех показал ему мир, преданный огню и смерти, если Урсу не справится со своей задачей. Поэтому неудаче просто не было, не могло быть места. Юноша планировал свои действия, хотя очень сомневался в своей способности выполнить такую нереальную задачу.

Сквозь свист и улюлюканье врага послышались пронзительные крики, ближе к дому. Мех на спине и кончике морды Урсу встопорщился. Юноша сбежал по холодной каменной лестнице в Главный зал. Кругом царила суматоха. Снаружи, за распахнутыми настежь дверями, кричали и бегали мастера и послушники. Центром этой суматохи служил колодец прямо за входом. Вытаскивая ведра воды, все бежали с ними куда-то, словно пытались залить пламя. Урсу нерешительно пошел к дверям, чтобы помочь. Он по сей день помнил ту историю, что однажды рассказали старшие послушники, – о призраке девушки, Юэнден, который все еще обитает в колодце и утаскивает к себе неосторожных.

– Да тушите вы пожар! – закричал один из мастеров.

Тараторящие послушники пробежали мимо Урсу, и он стал озираться, пока не заметил охваченные огнем деревянные крыши стоящих напротив зданий.

Как ни быстро вытаскивали послушники ведра из колодца, было ясно, что никакой воды не хватит залить пламя и не дать пострадавшим зданиям сгореть дотла.

Нубалу построили во времена Ледяных Гигантов и хорошо подготовили к осаде. Но льды с тех пор отступили, и вместо них по долине потекла великая река, достаточно глубокая, чтобы армии завоевателей опасно близко подвозили по ней свое снаряжение.

Когда армия Зана еще только подходила, кто-то предупредил Городской Совет, поэтому хватило времени, чтобы запастись необходимыми припасами. Но эти огромные катапульты, которые швыряли пылающие снаряды через городские стены, были новшеством, которого древние зодчие Нубалы никак не могли предугадать.

– Иногда я думаю, что нам следует просто отдать им то, что они хотят, и плевать на традицию, – пробормотал голос возле Урсу. Юноша повернул голову и узнал длинное, печальное лицо Непунеха, до недавнего времени своего товарища-послушника. Урсу уставился на него, и вид у Непунеха стал виноватый.

– Я… прости. Я не то имел в виду, – поспешно залепетал он, в страхе прижимая уши. Непунех быстро убежал, и Урсу проводил его взглядом.

«Отдать им то, что они хотят», – размышлял юноша. Почему ему потребовалось столько времени, чтобы понять истинную цель Шекумпеха?

Зан хотел получить одно, и только одно: живое, бьющееся сердце Нубалы. А сущностью города, единственной вещью, удаление которой будет означать конец Нубалы, был сам Шекумпех.

– Хмм… – Турт почмокал длинными губами и одну за другой перевернул несколько огромных страниц Книги, ища самые последние записи. – Ага, вот. Армии Зана прибыли довольно мирно… ну, так мирно, как может прибыть любое войско потенциальных захватчиков. – Турт посмотрел на Урсу и черными когтями расчесал мех на своем удлиненном черепе.

Все тело Урсу ныло от бесконечного ношения воды, длившегося почти до заката. Конечно, этого не хватило, и все здания, стоящие напротив Дома Шекумпеха, сгорели дотла. Теперь были раненые, ждущие помощи Шекумпеха, а также умирающие. Было еще много погибших, чьи родственники захотят провести ритуал внедрения до наступления ночи.

– Ты все это уже знаешь, Урсу, – заметил Турт. – Почему сейчас решил освежить это в памяти?

– Это связано с тем, что сообщил мне Шекумпех, когда я стал мастером-на-служении, – ответил юноша, зная, что он может спрятаться за правдой, если будет правильно подбирать выражения. Турт снова почмокал губами и прекратил расспросы. Было бы очень невежливо и даже кощунственно допытываться о природе того глубоко личного разговора между богом и послушником.

– Что ж, как тут записано, генералы Зана отправили к нам парламентеров, якобы чтобы напомнить нам, что Зан – реинкарнация Фида, и потому Нубала является теперь частью империи Зана… везет же нам, – быстро бормотал Турт, водя пальцами по строчкам символов. – Естественно, будучи расой вонючих и ненасытных троглодитов, коими они являются, они сочли подобающим выдвинуть требования. Ну, чего еще ждать от этих ублюдков-южан. В общем, как все мы знаем, – при этом он поднял глаза, – они также потребовали, чтобы мы отдали им Шекумпеха, в соответствии с пророчествами Фида.

Пророчествами Фида? Фид был великим правителем до прихода снегов, одним из Первых Людей, кто стремился – и даже ненадолго преуспел в этом – объединить все города-народы, включая Нубалу. Незадолго до его смерти – в этом большинство Великих Книг разных городов были единодушны – коррупция и предательство разрушили его свободную империю изнутри. Большинство преданий также соглашались, что Фид предсказал на своем смертном одре, что он снова придет, дабы восстановить свою империю. Вдохновленный этим пророчеством, Зан повел успешную пока что кампанию по объединению раздробленных земель на противоположном берегу мира и недавно даже провозгласил себя реинкарнацией легендарного Фида. Если кто-нибудь в Нубале действительно верил ему, то немногие открыто признались бы в этом.

– Прелестно. – Турт покачал головой. – Однако прежде чем нас поймали в ловушку этой осадой, выяснилось, что армии Зана уже преуспели в краже богов других городов по всему известному миру. Возможно даже, что сейчас этот безумец планирует посягнуть на сам великий Бол.

– Но мы не отдадим Шекумпеха Зану? – спросил Урсу.

– Конечно, нет. Вдруг сюда снова вернется ледяная буря, а защитить нас будет некому? Мой дед частенько рассказывал мне, какой была жизнь в Нубале, когда он сам был мальчишкой. Он говорил, что, когда он ходил пописать, моча замерзала так быстро, что лед доходил до его деликатностей, едва он успевал начать.

Урсу улыбнулся. Турт всегда держался проще, чем другие старшие мастера.

– Но если им удастся войти в город и забрать Шекумпеха из…

– Следи за своей речью, юный мастер-на-служении! – перебил его Турт. – Шекумпех восторжествует, как всегда. Не так ли говорится в самой Великой Книге?

Урсу кивнул.

– Я надеюсь, у тебя нет сомнений, Урсу? – спросил старец. – Во времена войны и отчаяния это может быть простительно, но отнюдь не похвально.

Урсу постарался выглядеть уместно пристыженным. Турт вышел из-за низкого стола, на котором лежала Великая Книга, и положил руку ему на плечо.

– Все это дело с осадой довольно простое. Они хотят получить Шекумпеха, а мы не хотим его отдавать.

Урсу всмотрелся в широкие черные глаза старика.

– И все же, если они…

– Войдут в город? – Да.

– Тогда они…

– Все равно его заберут?

Урсу взглянул на вход в рабочую комнату Турта, освещенную бледным светом горящего сала. Там никого не было, но у юноши все равно осталось ощущение, будто каждое сказанное им слово как-то передается по всему Дому Шекумпеха.

– Возможно, – печально молвил Турт. – Быть может, даже неизбежно. – Он долгим взглядом посмотрел на Урсу. – И что же мы все станем делать тогда? – спросил старик.

– Я… не знаю, – осторожно ответил Урсу.

– Нет? – Уши Турта подергивались. – Жаль. Я-то надеялся, что тебе сообщили какие-нибудь идеи.

Ким

Ким вернулась к прежнему распорядку с гнетущей, как ей показалось, легкостью. Если бы не несколько новых – и по-настоящему горячих – ночных клубов, эта Станция Ангелов ничем не отличалась бы от ее родины за тысячи световых лет отсюда.

По конструкции Станция Ангелов представляла собой толстый тор с сингулярностью в центре кольца. Когда Ким только приобрела «Гоблина», ей пришлось заплатить наставнику за обучение пилотированию и потом – за удостоверение пилота. Наставница – женщина средних лет, в основное время работающая в одном из главных исследовательских отделов на этой Станции, – попыталась объяснить ей, как работают Ворота Ангелов. Единственным термином, прочно застрявшим в голове Ким, был фазовый переход – вроде того, когда вода при идеальных условиях внезапно становится льдом.

Та женщина сказала Ким, что сингулярность, насколько всем известно, работает по похожему принципу. Не черная дыра – черные дыры не имеют ни формы, подобной плоским дискам, ни отсутствия гравитации, – но у них есть некоторые общие свойства. Где-то внутри тора пространство и время вгоняют в управляемый фазовый переход, где законы физики работают по-иному, и это дает возможность перепрыгнуть с одного конца галактики на другой.

После этого возникало впечатление, что тебе нужно только знать, какие здесь бары получше, поскольку других развлечений, кроме выпивки, наркотиков и секса, практически не было.

Человеческая часть Станции Ангелов возводилась по окружности инопланетного тора, прикрепляясь к его внешней поверхности. В результате большая часть первоначальной Станции Ангелов была теперь скрыта сборными жилыми помещениями, лазаретами, переделанными топливными баками, где жили все, от экзобиологов до стриптизерш, а также стыковочными отсеками, военными казармами и герметизированными трубами, вьющимися через это все, как спагетти. А дальше маячили постоянные военные корабли, грузовые звездолеты дальнего действия с отполированными боками и тяжелой защитой вокруг корпуса и герметичные жилые помещения там, где раньше был только вакуум.

Сразу после разговора с Пирсом Ким направилась к Ступице. Долгое время назад эта часть Ступицы сама была тяжелым грузовым кораблем, но теперь он был постоянно приварен к тору Станции. Один перспективный антрепренер сообразил, что кто-то должен обеспечивать развлечения для нескольких тысяч человек, разбросанных по разным точкам Касперской системы. Когда расследование исчезновения первоначальной команды, проведенное по окончании Разрыва, завершилось пшиком, он выпотрошил весь этот грузовик и набил его барами, музыкой и кучей экзотических развлечений. Ким знала, что именно в Ступице у нее больше всего шансов найти Билла Линдона. Ее запас Книг был уже ниже того, с которым можно было чувствовать себя спокойно. Не просто каких-нибудь Книг, конечно, – особых Книг. Тех, которые трудно раздобыть.

Ким мельком увидела себя в зеркальной стене: губы гневно сжаты, в глазах застыло выражение, неприятно похожее на отчаяние.

Она заметила еще пару знакомых пилотов – таких же космических отшельников, как она сама. Почти наверняка торчат на Станции между контрактами. Они кивали Ким или перекидывались с ней парой слов.

Ким больше привыкла общаться с ними из своего «Гоблина», чем во плоти, и теперь казалось странным видеть их, бродящих по злачным местам Станции. Наверное, им тоже было странно ее здесь видеть.

И здесь она наконец нашла Билла Линдона.

Ростом выше шести футов, с густыми черными волосами и длинной бородой, лежащей на бочкообразной груди, – таким был этот человек. Он сидел один в маленькой нише возле бара, просматривая страницы на смартшите. На экране мелькали видеоклипы и фотографии обнаженных актрис. Ким проскользнула в ту же кабинку и стала ждать.

Билл таращился на нее несколько мгновений, прежде чем до него дошло.

– О, привет, Ким! – воскликнул он. – Я не знал, что ты возвращаешься.

Ким улыбнулась – более натянуто, чем хотела. За последние недели Билл должен был получить от нее не меньше дюжины голосовых, экранных и текстовых сообщений.

– Не возражаешь, если я с тобой сяду? – спросила Ким.

– Конечно-конечно, садись, – пригласил Билл, хотя она уже сидела. – Хочешь пива?

– Спасибо, не сейчас, – отказалась Ким. – Я уже давно пытаюсь с тобой связаться.

Билл вздохнул и ухмыльнулся во весь рот. Потом медленно, театрально покачал головой.

– Если бы ты знала, на что похожа моя жизнь.

– Билл, я хотела бы получить еще немного тех Книг, что заказывала у тебя в прошлый раз.

– Ну, с этим сейчас проблемы – после той большой находки и всего прочего. Ты знаешь, что повысили уровень безопасности для всей Станции?

– Большая находка? Что за большая находка? Билл посмотрел на нее внимательно.

– Ты не в курсе? Один из твоих друзей – космических отшельников – нашел что-то возле Дорана: какую-то штуку, похожую на настоящую старую технику Ангелов. – Он наклонился поближе к ней: – И еще кое-что… возможно, даже Книги Ангелов. Как тебе новость?

Ким уставилась на него.

– Книги Ангелов? Ты уверен?

Скорее всего это было что-то совсем другое. Настоящие Книги Ангелов до сих пор оставались фантастикой. Не требовалось большого воображения, чтобы представить себе, насколько прибыльной была бы подобная находка.

Доран был каменной глыбой неправильной формы, едва достойной называться планетой. На самом деле это был захваченный астероид, орбита которого пролегала далеко от жара звезды Каспера. Имевшиеся на нем месторождения полезных ископаемых не стоили разработки, поэтому он не вызвал большого интереса ни у властей Станции, ни у космических отшельников. И все равно Ким показалось странным, что первые экспедиции, направленные в эту систему, могли пропустить такую серьезную находку.

– Я ничего не слышала в Сети, – призналась Ким.

В долгие недели медленного приближения к Станции она была слишком поглощена своими мыслями и не прислушивалась к случайной информации, мелькающей в Сети. Может быть, надо было прислушиваться.

– Это потому, что все втихую спрятали у начальства, в командовании, – объяснил Билл, имея в виду лабиринт служебных отсеков и жилых помещений, в котором размещались чиновники и военные, управляющие жизнью на Станции. – Но чем бы оно ни было, оно сейчас здесь. Поэтому уровень безопасности повышается, пока начальники не выяснят, что им попало в руки. А в результате, – он поднял брови, – стало труднее доставать людям то, что они просят. Любой, проходящий через Ворота, попадает под усиленное внимание военных.

– Я только что видела людей, высадившихся с корабля, которые выглядели как ученые, не туристы. Их впустили.

– Так они же входили, а не выходили, – возразил Билл. – Понимаешь, эти меры безопасности таковы, что в ближайшие недели оттуда мало что будут выпускать. Очень мало.

Ким покачала головой.

– Ну и что? Мне нужны только Книги, а ты знаешь, что единственная установка для их перегонки находится в Командовании. Это просто Книги воспоминаний. Это не наркотик, они не вызывают привыкания.

Билл посмотрел на нее долгим, холодным взглядом, и от этого взгляда Ким невольно поежилась.

– Все вызывает привыкание, лапонька. Зависит от того, насколько сильно ты этого хочешь… или насколько оно тебе необходимо.

Затем наступило молчание; несколько долгих секунд только музыка лилась из скрытых динамиков. От взглядов и интонации Билла у Ким всегда возникало чувство, будто она делает что-то нехорошее. А ей просто были нужны Книги. Поскольку ее биоимплантат пришел через черный рынок, ей требовался Билл как посредник – официальные каналы дистилляции Книг были ей недоступны. Может, Билл этого не понимал.

Молчание затягивалось, становясь неловким. Ким уже открыла рот, чтобы заговорить, но Билл опередил ее:

– Знаешь, Ким, я зарабатываю кучу денег, просто сидя здесь, старея и толстея потихоньку. Но я не собираюсь жить так вечно, и хочешь – верь, а хочешь – не верь, но кое на кого из людей, которые ко мне обращаются, мне не плевать. Знаешь, что я тебе скажу?

Он посмотрел на нее так, будто ожидал ответа. Ким покачала головой.

– Тебя я не понимаю. Я слышал о людях вроде тебя, и то, что ты делаешь, ничьим законам не противоречит. Но это самоубийство, ясное и простое – самого худшего рода. Ты теряешь свои собственные воспоминания ради чьих-то чужих.

– Билл, – вспылила Ким, – не надо мне читать морали!

Тут у нее перед глазами внезапно возник образ: ухмыляющееся лицо с копной ярко-рыжих волос. Затем то же самое лицо, кричащее ей, чтобы выметалась вон, и Ким с усилием, с трудом затолкала его обратно.

– У меня еще остался дистиллят воспоминаний, которые мне нужны, – сказала она, мысленно представляя флаконы драгоценной жидкости, припрятанные у нее в каюте.

Технология перегонки позволяла перелить сырые воспоминания в жидкой форме из биоимплантата человека и превратить их в Книги – маленькие, легко усваиваемые таблетки. Любой другой человек с таким же биоимплантатом мог затем съесть эти таблетки и пережить воспоминания и опыт того, от кого был получен дистиллят.

Поставить биоимплантат, как обнаружила Ким, не составляло труда. Сделать из сырого дистиллята продукт, пригодный для реального использования, – это оказалось совсем другое дело. Перегонные установки стоили страшно дорого… и к ним было очень трудно получить доступ без полностью авторизованной документации. На Станции имелась одна установка в строго охраняемой зоне, к которой Ким, как обычный штатский, не имела доступа.

Конечно, существовали другие пути. Одним из них являлся Билл. У Ким дистиллята хватило бы надолго, но размеры взяток за переработку Книг в годную к употреблению форму были таковы, что она могла позволить себе заказывать лишь понемногу за раз.

– Пока те артефакты в командовании, они как ястребы будут следить за всеми, кто туда входит и оттуда выходит. Но, может быть, я смогу для тебя что-нибудь сделать… если ты сделаешь кое-что для меня. Можешь оказать мне услугу?

Ким насторожилась.

– Какую именно?

Билл полез в карман и вытащил крохотный пластмассовый пузырек.

– Я знал, что ты меня ищешь, и слышал, что ты вернулась. Дело вот какое. – Он понизил голос до полузаговорщицкого шепота, и Ким слегка наклонилась к нему. – Я не говорю тебе, чья это находка, потому что если это станет известно, то по обратной цепочке могут добраться и до меня. Скажем, некто, работающий в командовании, предлагает слегка неофициальную сделку. Если бы его снабдили крошечным количеством дистиллята памяти, человек, сделавший это открытие, получил бы маленькие наличные сверх и помимо того, что могли бы дать объединенные правительственные комитеты.

Ким кивнула. Она вполне представляла, сколько может стоить на черном рынке непроверенный – даже инопланетный – дистиллят памяти, особенно когда официальные каналы не в состоянии платить такую же цену.

– Так вот, тот человек поговорил с нашим космическим отшельником, затем тот же самый человек поговорил со мной, а затем нам перегнали пару капель того дистиллята в Книги. К сожалению, ты здесь единственный человек, у кого есть необходимый биоимплантат чтения/записи и кто может сказать нам, что в них, не поднимая крика. Так как ты насчет парочки этих Книг, чтобы снять твои затруднения?

Ким хотелось заплакать.

– Билл, это не то, что ты нюхаешь или колешь себе в руку. Бог свидетель, это химические Книги. Это воспоминания и опыт. Это не наркотик, они действуют совсем не так.

– Малышка, – улыбнулся Билл, – хоть так, хоть этак – это же все эскапизм…

Ким ничего не ответила, понимая, что Билл совершенно прав, он попал в самую точку. И то и другое – бегство от реальности, только средства разные. Но это понимание не играло никакой роли для ее собственной очень реальной нужды.

– Слушай, – заговорил Билл вкрадчивым, тихим голосом, – ты же знаешь, как оно там, когда прыгаешь от астероида к астероиду и нечего делать, кроме как болтать с кучкой других ненормальных пилотов «Гоблинов». Никаких секретов нет. И эти парни, – он осторожно кивнул на группу военных в дальнем конце бара, – не лучше. Информация продается и покупается здесь точно так же, как всюду. Итак, вот что я слышал: похоже, они думают, что этот найденный сырой дистиллят может быть реальной вещью, реальными воспоминаниями Ангелов. Не животных, не динозавров, не чего-то там еще, но настоящими воспоминаниями Ангелов. Подумай об этом, Ким. Я слышал, эту штуку нашли замерзшей в глыбе вроде янтаря, все еще жизнеспособную, спустя бог знает сколько миллионов лет. Может быть, включающую воспоминания о существах, которые построили вот это, – может быть. Вот о каких Книгах я говорю. Всегда есть люди из… – Билл поскреб щеку, очевидно, подыскивая правильные слова, – … частного сектора, кто хочет знать, что в них.

– Ты имеешь в виду преступников, – осторожно уточнила Ким.

Билл откинулся назад, изучая ее.

– Это то, что я могу дать тебе прямо сейчас. Другого придется ждать. – Он улыбнулся, пожал плечами. – Прости.

ГЛАВА 4

Роук

Была одна башня, куда Роук любил подниматься в такие утра, как это. Она стояла на восточной границе глубокой долины, где расположился город Тайб. Высокие стены долины к северу понижались и раздвигались, давая место сети широких рек, впадающих в Великое Северное море. Кораблям, идущим с севера, виден был Тайб, раскинувшийся между широкими округлыми холмами, которые за городом постепенно вырастали до гористой территории Южного Тисана. Но первой показывалась Императорская Скала, возвышающаяся почти в центре города: огромная базальтовая глыба, на которой с незапамятных времен стоял дворец – дом королей, деспотов и сумасшедших. Невозможно было ходить по улицам внизу и не вытягивать шею, чтобы поглазеть на дом императора, удерживающегося на острие словно по волшебству.

С белокаменной башни на высоком холме гряды, обнимавшей столицу как огромные руки, Роук хорошо видел Императорскую Скалу: она высилась чуть правее. На этой высоте Роук был почти – но не совсем – вровень с самим дворцом. А слева от Скалы скользили корабли, входящие в порт или уходящие в море. В основном это были военные корабли – даже торговые суда в эти дни возили военные припасы.

Этот вид ошеломил Роука, когда он увидел его в первый раз, больше полжизни назад. Тогда его привели сюда как пленника. Роук думал, что умрет ужасной смертью за сопротивление армиям Зана. И вот он здесь, один из самых доверенных советников императора.

И все же.

Сквозь облака, скатывающиеся с высоких гор на юге, пробился яркий солнечный свет и затопил Роука внезапным теплом. Но этого не хватило, чтобы поднять настроение мастера. На этот вечер, когда большинство горожан уже лягут спать, было назначено собрание. Шей приходил каждую ночь, и Зан общался с дьяволами из детских сказок или легенд из Великой Книги летописей какого-нибудь захудалого городка. И все равно Роук боялся Шей, боялся до мозга костей, ибо, хотя Шей не походил ни на что в этом мире, странный и чуждый, и Роуку казалось, что он чувствует за словами этого существа какую-то заднюю мысль, какие-то другие намерения.

Об этих опасениях Роук пытался рассказать императору, но Зан слушал невнимательно. Все-таки император Зан был завоевателем всего известного мира, реинкарнацией Фида. Роук, при всем его уважаемом статусе при дворе, в глубине души оставался беженцем из захваченного города, и много было в Тайбе тех, кто не хотел бы дать ему это забыть.

– Мастер Роук!

Роук напрягся, но не повернулся. Он не желал видеть фигуру, возникшую за его спиной. Мастер не знал имени этого существа, предпочитая думать о нем просто как о Чудовище. Роук скорее почувствовал, чем увидел его иссеченное лицо, смотрящее из теней у лестницы.

– Могу понять, почему тебе нравится здесь, наверху, – заговорило Чудовище. – Это немного напоминает мне место, которое я когда-то знал.

Роук посмотрел вниз, на склон холма под башней и на далекие улицы. Он с трудом мог представить себе, какой мир этот призрак мог бы называть родным.

– Здесь так мирно, – промолвил Роук.

– Ах! Мир. Все разумные существа ищут мира. Даже я.

Роук заставил себя повернуться и посмотреть на Чудовище.

– Люди императора ищут бога из города на краю мира и готовят штурм. Пока нет никаких признаков, что бога унесли из города втайне от нас. – Роук откашлялся. – Впрочем, ты предвидишь, что это случится, не правда ли?

– Предвижу, да. Поэтому я здесь, мастер Роук.

Голос Шей был похож на голос бога: тот же поток образов или намеков на стертые, полузабытые воспоминания, которые как-то переводились в понятные слова. Губы существа двигались, и Роук предположил, что оно говорит на языке Шей, хотя мастер не слышал звуков, слетающих с его губ.

Но не бог. Роук должен это помнить. Что-то совсем другое, что пришло сюда, в Тайб, преодолев невообразимое расстояние, которое ум Роука никак не мог постичь. Роук и Шей говорили уже несколько раз – здесь, в этой башне, где, мастер знал, им не помешают.

Роук не сразу поверил чудовищному Шей, утверждавшему, что он выступает против другого Шей, который появлялся перед императором Заном и его двором. Это чудовище доподлинно могло видеть будущее, и все, что оно предсказывало, сбывалось.

– Тогда говори, – велел Роук.

– Ваш император собирается послать тебя на северо-запад от гор Тейва, – сказал Шей.

– К северу от Нубалы. – У Роука вдруг пересохло в горле.

– Он хочет, чтобы ты поискал кое-что. Ты найдешь, но для Зана будет слишком поздно.

Роук кивнул. Несколько секунд он неотрывно смотрел на крыши Тайба.

– Напомни мне, почему я должен доверять тебе больше, чем другому Шей.

– Потому что я знаю, что у него на уме, – ответило Чудовище.

– Другой Шей принес в нашу Империю технику и науку. Он… он говорит, что Шей хотят помочь нам.

Существо оскалило зубы, черные и сломанные, – кошмарное зрелище, которое нервировало Роука.

– Брось, мастер Роук. Ты уже делился со мной своими опасениями насчет компании, с которой водится император.

– Но ты не говоришь мне, почему ты хочешь уничтожить этого Шей или любого другого, о которых ты мне рассказывал. Почему ты воюешь против собственного рода?

– Может быть, из-за того, что они сделали со мной, мастер Роук. Потому что я чую ложь в том, что они говорят. И запомни мои слова: если ты не сделаешь так, как я скажу, твой народ совершенно точно будет обречен. У Шей свои интересы, и до вас им дела нет. Ты это уже знаешь, даже если Зан не готов это признать.

– Так. – Роук помолчал, пытаясь собраться с мыслями. Сегодня вечером он пойдет на собрание Совета, наполненный ложью. Только бы Зан и Ферен – главный шпион императора – не смогли разглядеть ее сквозь его шкуру. – Говоришь, я поеду на север?

– Да. И когда ты туда доберешься, ты должен будешь кое-что сделать.

– Что?

И в ответ Шей рассказал ему больше, чем Роуку хотелось знать. Было ужасно и удручающе узнать истинную природу твоего мира. Та правда была не легкой ношей, но Роук был слеплен из крепкого теста. Он сражался в битвах с Заном, сначала как противник, а позже как союзник, когда Зан склонил его на свою сторону, и они стали друзьями. Он, Роук, победит. Так же, как Зан победит. Как, возможно, империя победит, несмотря на ее недавние потери. И он понял: Шей действительно был прав, когда сказал, что Роук узнает, что следует сделать.

И когда эта встреча закончилась, когда скрюченная фигура Шей с ее кривыми и сломанными зубами снова растаяла в тени лестницы как призрак из кошмара, исчезающий без следа, и Роук снова остался один, тогда он осознал, что настало время готовиться к вечеру.

Зан вызвал его – и разумно было предположить, что не только его, но и Утму, и остальных, – на встречу с Шей. Спускаясь по длинной винтовой каменной лестнице, Роук думал о том, что только что сказало Чудовище.

Элиас

Холлис вышел из здания и пошел к личной машине. Дорогой машине, отметил Элиас. Даже с ручным управлением, судя по рулю, видному через ветровое стекло. Холлис открыл дверцу, и Элиас вышел из тени, незаметно выдвигая пистолет из рукава и подтягивая пальцами, пока он прочно не лег в его ладонь. Не успел Холлис наклониться, садясь в машину, как Элиас прижал дуло к его шее. Холлис дернулся, но Элиас сжал его руку и шепотом велел садиться.

– Элиас?

– Залезай, Холлис. Тогда и поговорим.

Держа Холлиса на мушке, Элиас открыл заднюю дверцу, скользнул внутрь и сел позади водителя. Холлис застонал от страха и побелел, когда холодный металл коснулся его уха.

– Это ты меня подставил, Холлис? На сей раз ты действительно вляпался, причем здорово, понимаешь?

– Это было не то, что ты думаешь. Убери пушку, я объясню.

– Спасибо, но я оставлю ее здесь. Поэтому начинай объяснять или прощайся со своей головой.

Холлис дышал шумно, неровно.

– Я не единственный, чья шея на плахе, Элиас. Я тебе не враг. Без меня ты ни за что не выберешься из Лондона живым.

Из Лондона живым… вот, значит, до чего дошло? Этот город, расползающийся по всему юго-востоку Англии, сам по себе был целым миром; огромный, неумолимый. Но Элиас видел то, что было на диске, который дал ему Джош.

– Если бы не мое везение, Холлис, я был бы сейчас мертв твоими стараниями, так что не стоит мне угрожать. Мала Пата знали, что я на них доносил, и ты преподнес меня им на блюдечке. Поэтому вот мое предложение: ты говоришь мне, какого черта кто-то хочет увезти Тренчера с Земли, а я позволю тебе жить. И не думай, что сможешь от меня сбежать, потому что у меня полно друзей, которые мне крупно обязаны, друзей, по сравнению с которыми Мала Пата – это детские игры в песочнице.

Холлис сглотнул. В конце концов, он был полицейским и очень хорошо знал, что Элиас не лжет.

И как это Холлису удалось так долго его шантажировать? Вот что терзало Элиаса. «Делай, что я говорю, – сказал ему Холлис в самом начале, – или я сдам тебя городским властям». Но теперь-то Элиас знал, насколько продажен Холлис и как неосторожен. Та угроза почти наверняка была пустой. Если бы Холлис его сдал, то и сам никогда бы больше не увидел дневного света, стоило бы только Элиасу открыть рот.

– Сейчас мы немного покатаемся, – сказал он.

– А что потом?

– Узнаешь. Пока сними ее с ручного управления. – Элиас минуту подумал. – Веди ее к Кемден-Мейз.

Машина поехала.

– У тебя неприятности, верно? – поинтересовался Элиас.

– Да, у меня неприятности. – Элиаса удивила откровенность полицейского. – Крупные неприятности. Но ты вот что пойми, Элиас: влипли мы с тобой оба, нравится тебе это или нет. Они избавятся от тебя еще быстрее, чем сделают что-нибудь со мной. И у меня есть связи, которых нет у тебя.

– Джош явно знал все, все. И теперь Мала Пата и половина Лондона думают, что мне нельзя доверять. Единственный человек, от которого они могли что-нибудь узнать, это ты. – Это было скорее утверждение, чем вопрос. Но Холлис кивнул, и Элиас ощутил мрачное удовлетворение.

– Я думаю, дело было вот как, Холлис: ты много лет доил из меня денежки, просто чтобы городские власти меня не нашли. А потом, как я понимаю, ты испугался, что тебя поймают, и поэтому подставил меня. Неудачное решение, Холлис, очень неудачное. Потому что мне теперь нечего терять.

– Они о тебе не знают, – забормотал Холлис, – но если меня не будет рядом, чтобы тебе помочь, они узнают, кто ты, и вернут тебя военным. Я больше не смогу тебя защитить. Поэтому тебе нужно исчезнуть.

– Хорошо, что напомнил, – заметил Элиас. – Останови прямо здесь.

Когда машина сбавила ход, Элиас наклонился над плечом Холлиса и ввел ряд команд в пульт машины. Она медленно поехала, поворачивая за угол в тихий переулок у края Кемден-Мейз.

– Посмотри сюда. – Элиас вытащил смятый смартшит и бросил его на колени Холлиса, не отнимая пистолета от затылка полицейского.

– Что это? – дрожащим голосом спросил Холлис.

– Посмотри, увидишь. – Протянув руку над плечом Холлиса, Элиас коснулся смартшита, и по экрану побежала информация. Холлис шумно вдохнул воздух.

– Видишь? – спросил Элиас. – Это судовой манифест, декларация грузов. Я получил его от Джоша – прямо перед тем, как я его убил. Неофициальная декларация. Здесь подробно рассказано, где его держали, куда его перевозят.

На листке имелись и другие вещи. Пиксельное изображение человека, опутанного проводами и опускаемого в камеру глубокого сна. Тренчер.

– Я не знал об этом, Элиас. Правда, не знал. Ты должен мне верить.

– Я думал, Тренчер мертв. – Элиас заговорил громче, в голосе звучала угроза. – Все эти годы я думал, что он мертв. А теперь я обнаруживаю, что он все еще жив – если это можно назвать жизнью. – Он сильнее ткнул пистолетом в затылок полицейского, заставляя Холлиса наклониться вперед. – Только попробуй заикнуться, что ты об этом не знал, и это будет последнее, что ты скажешь. Тренчер понимает, где он… или что с ним происходит? – Элиас прижал свободную руку к виску. Было такое чувство, что у него болит голова. Нет… хуже. «Не сейчас, – подумал он. – Не здесь». Боль росла.

– Я не знаю. Он больше не у нас. Его передали частной исследовательской группе для хранения и изучения. Они сказали, что он умер во время опытов. Это все, что я знаю, Элиас, поверь мне.

– Не знаю, Холлис. Ты всегда был скользким малым, верно? Возможно, ты все еще врешь. Возможно, мне следует просто убить тебя.

– Нет! – Холлис плакал. Элиас нахмурился, чувствуя тошноту. Его палец коснулся спускового крючка, и он снова ткнул пистолетом в затылок Холлиса, вынуждая его еще ниже опустить голову. Боль наполнила половину черепа. Какие-то образы, мысли замерцали на краю сознания, непрошеные призраки людей и мест, которых Элиас никогда не видел и не должен был видеть, сбитые все вместе в бессмысленную кучу.

«Сделай это, – убеждал себе Элиас. – Он никчемный подонок. Мир станет лучше. Вспомни все эти угрозы, всю эту жизнь в страхе».

Элиас покачал головой, удивленно глядя на продажного полицейского.

– Честное слово, вы, люди, никогда не перестаете меня изумлять. – Он отвел пистолет и дважды сильно ударил Холлиса по затылку. Потеряв сознание, полицейский ткнулся лицом в пульт.

И тут она накатила: волна тошноты и боли, а следом – видения. Лишь малая доля силы предвидения, которой был благословен или проклят Тренчер, но переживание тем не менее, сокрушительное. Крошечный кусочек будущего выскочил из неба и упал между глаз Элиаса.

Ничего. Темнота. Отрицание бытия. Элиас завыл от боли и ужаса, когда его измененные клетки показали ему конец всего.

Винсент

– Эй, Винсент!

Эдди Габарра. Винсент Лани не видел Эдди уже несколько лет. Он невольно ухмыльнулся. Они вместе работали в Аресибо, правда недолго, прежде чем Габарру передвинули наверх – в буквальном смысле слова.

– Привет, Эдди. – Винсент прислонил велосипед к двери своего кабинета и пожал руку старому знакомому. – Давно не виделись. Я думал, ты… – Винсент показал рукой на потолок.

– Все еще в МЛРО? Да, я все еще там. Это мое первое возвращение за… где-то за два года.

Винсент так удивился, увидев в университете перед своим кабинетом поджидающего его Эдди, что не заметил костылей, на которые опирался приятель.

– А что это с тобой? Извини, задумался, не заметил…

– Все нормально, Винсент. Скоро пройдет, – ответил Эдди с серьезным видом комика.

Винсент на минуту задумался. При работе в условиях низкой гравитации происходят изменения в организме. Чем дольше приходится жить при низкой или нулевой гравитации, тем труднее адаптироваться к нормальной силе тяжести. Есть, конечно, современные способы справиться с этой проблемой: выращенные на заказ вирусы и медицинские процедуры, сравнительно безболезненно и без особых вредных последствий восстанавливающие скелет изнутри.

Но дорогие. Насколько Винсент знал, это лечение стоило примерно столько же, сколько доставка человека на МЛРО и содержание его там в течение пары лет. МЛРО – это Международная лунная радиоастрономическая обсерватория, комплекс на темной стороне Луны, который сам являлся частью Обсерватории наблюдения за глубоким космосом. Эдди был директором обсерватории, одна из самых приятных работ для астрофизика.

В столовой было светло и оживленно, в высокие угловые окна косо светило полярное солнце. Если встать у восточной стены, можно увидеть уходящие вдаль ряды ветряных турбин, словно армия великанов, вставшая на бивак, чтобы помучить какого-нибудь испанского рыцаря. Остальной вид заслоняла стена Аркологии, одной из семи, вмещавших трехмиллионное население Антарктика-Сити.

Пальмы внутри столовой прижимались листьями к толстому защитному стеклу, купаясь в солнечном свете. Винсент посадил Эдди за столик и принес кофе для них обоих.

– Давно ты вернулся? – спросил он, садясь напротив Эдди. – Прости, но ты свалился как снег на голову. И это твое внезапное появление кажется немного загадочным.

– Я предпочитаю быть… загадочным, – ответил Эдди притворно зловещим тоном. – Ну, понимаешь, я не хотел привлекать к себе слишком много внимания. Кроме того, я хотел поговорить с тобой.

– Гм… – Прихлебывая кофе, Винсент пару минут размышлял над этим ответом. – Итак, давай посмотрим. Ты проделал весь этот путь – с Луны, – потому что хотел поговорить со мной?

Эдди пожал плечами.

– А почему бы нет?

– Есть более легкие способы. Телефон, Сеть… Эдди смотрел на него спокойно и ждал.

– Ну, хорошо, так о чем ты хотел поговорить?

– Как ты знаешь, я руковожу МЛРО. Эта работа требует полной отдачи, слишком много на мой вкус приходится заниматься политикой и слишком мало – наукой. Насчет денег и положения – это просто слезы. Но иногда случаются события, от которых действительно крышу сносит. Я говорю о больших открытиях, Винсент. Сравнимых с находкой Станций Ангелов.

Винсент кивнул и откинулся на спинку стула. Оглядев кафетерий, где толпились студенты, он заметил в отдалении еще двух преподавателей, заправляющихся перед утренними лекциями. Любя заниматься наукой, Винсент любил и преподавать. Иногда во время лекции к нему приходило решение какой-нибудь задачи, зачастую лишь очень косвенно связанной с тем, о чем он в этот момент говорил.

А Эдди был из тех парней, которых приглашают на вечеринку, поскольку известно, что он знает тех, тех и этих и очень многое может решить неформальным способом; но при этом он был блестящим ученым, известным на Земле и за ее пределами. Винсент достаточно хорошо знал Эдди и понимал: говоря такие вещи, он не шутит.

– Ты уверен, что нужно говорить именно здесь? – спросил его Винсент. – Здесь как-то людно.

– Если бы кто-нибудь действительно хотел подслушать наш разговор, он бы поставил жучка к тебе в кабинет. Если жучок на тебе самом, мы уже, считай, спеклись. Зато здесь на наш разговор никто не обратит особого внимания.

Винсент кивнул, даже не задумываясь о том, что он прошел весь этот путь от приветствия старого друга до беспокойства о слежке быстрее, чем нужно времени, чтобы выпить чашку кофе.

– О'кей, – сказал он осторожно.

– О'кей, сначала о твоей работе. – «При чем здесь она? » – подумал Винсент. – Как она продвигается?

Винсент моргнул.

– Это сейчас важно?

Эдди посмотрел на него с очень терпеливым выражением.

– Да.

– Полагаю, отлично, – ответил Винсент, пожимая плечами. – В основном это работа как у библиотекаря: сбор данных, приходящих из других обсерваторий глубокого космоса, и сравнение их с другой информацией, собранной другими людьми за столетия с тех пор, как нашли первую пару Станций Ангелов.

– Обнаружил что-нибудь интересное?

– Массу, – тотчас сказал Винсент. – Самая важная находка касается флуктуации в уровнях гамма-излучения по всей галактике. Станции Ангелов расположены недостаточно равномерно, чтобы давать точную картину эволюции галактики за последние миллионов двести лет, но если использовать радиотелескопы здесь и на Луне вместе с радиотелескопами, которые сейчас заново открываются на других Станциях, получаются довольно удивительные результаты. Внезапные всплески гамма-излучения, разделенные огромными периодами времени. Более сильные, чем можно было бы объяснить обычной активностью звезд.

– Большие волны?

– Да, – осторожно подтвердил Винсент, не понимая, куда все это ведет. Эдди слушал очень внимательно, пока Винсент продолжал говорить. – Большие волны… больше похожие на взрывные. – Взрывные? Именно это слово он давно искал. – По сути, это они и есть. Возможно, от какого-то супервзрыва. Данные наводят на мысль, что в центральном районе галактики регулярно случаются вспышки смертельного гамма-излучения, потом они расходятся оттуда за период в тысячи лет.

– Смертельного?

– Почти наверняка, но точно сказать трудно. Мы нашли первую Станцию Ангелов в Облаке Оорта в конце двадцать первого века. Она позволила нам прыгать к другим Станциям Ангелов в различных точках по всей галактике. Одни ближе к Галактическому ядру, другие дальше. Станция в системе Каспера к Ядру ближе всего. Так что это дает нам несколько удобных позиций, с которых мы можем измерять эти флуктуации. – Винсент широко улыбнулся.

– Продолжай.

– О'кей, – сказал Винсент. Он чувствовал, что постепенно переходит на привычный лекторский тон. – Когда три века назад Оортова Станция Ангелов вышла из строя, мы на двести лет потеряли связь со всеми другими Станциями и их объединенными человеческими колониями.

– Разрыв. Винсент кивнул.

– Наблюдения с других Станций Ангелов возобновились сто лет назад, когда сингулярность Оортовой Станции удалось восстановить. Но Разрыв оставил большие пробелы в наших знаниях. Я сопоставляю данные, собранные до Разрыва, с данными, получаемыми с тех пор, как мы вновь установили контакт. Давно считается, что подобные волны или вспышки могли стать причиной массовых вымираний биологических видов здесь, на Земле. Геологические доказательства есть в горных породах. Это тоже часть моих исследований.

– И насколько ты в этом уверен?

– Совершенно уверен. Разумеется, я не могу это проверить экспериментально, но я бы сказал, что все данные говорят строго за.

– Я бы согласился. – Эдди кивнул. – У меня есть кое-что, на что тебе стоит взглянуть. Даже необходимо взглянуть. – Он полез во внутренний карман куртки, вытащил смартшит с ярко-красной каймой, свернул его и вложил в ладонь Винсента. – Я хочу, чтобы ты внимательно его посмотрел. Но, прежде всего я хочу попросить тебя никому его не показывать и никому о нем не рассказывать. Когда я говорю, что материалы на этом листке секретны, я говорю со всей серьезностью. А когда ты закончишь читать, уничтожь его. Тщательно. Винсент нервно засмеялся, но Эдди остался мрачен.

– Да ладно, Эдди, мне что – съесть его? Жареным или вареным?

При этом замечании по лицу Эдди скользнула усмешка и тотчас исчезла, но видно было, что напряжение слегка отпустило его. Все это было очень не похоже на прежнего Эдди, но Винсент подумал, что это он от своей нервной работы так переменился.

– Ты можешь хоть намекнуть, что там?

– Только намекнуть. Там информация, которая подтверждает твои теории – слишком хорошо подтверждает, на мой вкус. Недействительно важно, чтобы ты об этом не распространялся. Не заставляй меня то и дело это повторять.

Винсент успокаивающе поднял руки – дескать, понял. Эдди закатил глаза, покрутил в руках бумажный стаканчик с остатками кофе, потом снова поставил его на стол.

– Послушай, я прилетел всего на несколько дней. Официально меня даже в каком-то смысле здесь нет, поэтому мне придется вернуться. Мне надо будет пожать несколько рук, утрясти кое-какие политические вопросы, и я вернусь сюда через два дня. Тогда ты расскажешь мне, что ты думаешь об этом смартшите.

Урсу

Шли дни. Урсу ждал дальнейшего знака, но иногда сознавался самому себе в подозрениях, что его не будет.

Он больше времени проводил с Туртом, выполняя свои новые обязанности мастера-на-служении, но без особого рвения и удовольствия.

– Я тебе рассказывал, как я стал Хранителем Книги Шекумпеха? – начал однажды Турт, когда Урсу изучал кое-какие второстепенные тексты, хранящиеся на полках у Турта. Эти тексты в основном описывали события в других городах и других странах – сведения, полученные благодаря торговле или войне.

– Кажется, нет, – отозвался Урсу.

Перед этим он помогал мастеру толочь особую разновидность плотных грибов, похожих на оконную замазку. Они назывались ледянками и обильно вырастали под стрехами домов, особенно после дождя. Эти скользкие и вонючие грибы были необходимы для изготовления чернил.

По-прежнему ходили слухи, что армия за стенами готовится к решающему штурму и его следует ждать со дня на день. В последние два дня состоялся обмен посланиями, и Урсу был у ворот, когда представитель Нубалы вернулся в город. Юноша заметил искаженное лицо посланца и его плотно прижатые к затылку уши.

Хлева опустели: ледовиков наконец принесли в жертву людским нуждам. Как раз сейчас они жарились, а излишек мяса порезали на длинные полоски и засолили впрок. От лишений осады Турт болезненно исхудал, и Урсу беспокоился, что старый мастер слишком хрупок и долгой осады не переживет.

– Это случилось, когда я был молод, – продолжал Турт, наблюдая за работой своего ученика.

– Шекумпех показал вам Великую Книгу и сказал, что вы должны быть ее Хранителем? – Урсу заговорил резче, чем намеревался. – Вы так мне сказали.

– Я так сказал, – подтвердил Турт. – Но, знаешь, я солгал.

Урсу поднял голову.

– Вы? Турт кивнул.

– На самом деле Шекумпех показал мне нечто совсем другое. Но ты так и не поведал мне, что открыл Шекумпех тебе. Он тебя тоже просил охранять Великую Книгу?

Урсу моргнул и едва не выронил из рук чашу с полуразмятыми грибами.

– Турт! – вспыхнул он, забывая на миг, что пожилой ученый стоит намного выше его в Доме Шекумпеха. – Вы же знаете, я не могу об этом говорить! Это же…

– Священные узы между жрецом и богом, которому он служит? Фигня это все, мой мальчик. – Ошарашенный Урсу во все глаза уставился на старика. Турт продолжал: – Враг у ворот, и в ближайшие дни всем нам может прийти конец. В Совете говорят, что за слишком долгое ожидание нас могут наказать в назидание другим. Перебить всех.

Урсу шагнул к двери.

– Я не могу такое слушать! – пролепетал он в беспричинном страхе, как бы не подслушали.

– Не хочешь – не говори, – согласился Турт. – Если Шекумпех велел тебе стать моим преемником, отлично. Но если нет, то ты недостаточно честен со мной.

Юноша уставился на него.

– Простите, мастер Турт. У меня было столько всего в голове. Эта осада и вообще.

– Ты уйдешь из города?

Он знал! Наверняка знал. Иначе зачем ему задавать такой вопрос?

– Я верный гражданин, мастер Турт.

– Но ведь не солдат? Что пользы околачиваться здесь для кровавой бани? Ты молод, и несправедливо, чтобы ты горел с остальными, когда придет время возмездия. Кроме того, я подозреваю, что у Шекумпеха есть для тебя особый сюрприз.

Урсу молчал, ожидая, что еще скажет старик. Вот только уши юноши предательски прижались к голове – безошибочный признак, что его загнали в угол.

Мастер подошел к Урсу.

– Думаю, тебе можно доверять, – молвил он. – Ибо есть кое-что, что тебе следует увидеть. Но сначала позволь мне вот что сказать. Шекумпех давно никого не «призывал» – ты первый за много лет. И теперь почти очевидно, что осада достигнет решающей стадии через несколько дней – если не раньше. Если нужно принимать решения, то времени осталось совсем немного. Ты крадешься по Дому с прижатыми ушами с тех пор, как бог заговорил с тобой, поэтому не нужно быть гением, чтобы понять: что бы ни сказал тебе Шекумпех, слушать это было нелегко.

Турт шагнул назад и направился к потрепанной занавеске, отгораживающей угол мастерской, отдернул ее и прицепил к вбитому в стену крюку. Когда он поманил Урсу, юноша проскользнул между стеной и широкой платформой, на которой лежала нынешняя Великая Книга Шекумпеха, и шагнул в глубокую нишу с низким потолком, где Турт хранил свои рабочие принадлежности.

Юноша зажег свечу, а старый мастер встал на колени у самой нижней полки. В первый раз Урсу заметил в стене под полками дверку. Юноша удивился, почему он никогда раньше ее не замечал, потом вспомнил, что раньше перед ней всегда лежала груда свернутых манускриптов.

– Она маленькая, – пробормотал Турт, низко наклоняясь, чтобы нырнуть под притолоку крошечной двери, – но даже я могу протиснуться через нее без особого труда.

Урсу наблюдал, как Турт пролез в дверь, и, поколебавшись несколько мгновений, последовал за ним.

Стены за дверкой были холодные, осклизлые, грубо обтесанные. В мерцающем свете свечи окружающее пространство казалось первобытным и древним, как будто его не посещали тысячу лет. Урсу поежился; мех на его голове коснулся потолка. Тусклая свеча Турта осветила длинный низкий туннель.

– Этот туннель идет почти до нижнего храма, – объяснил Турт. – Смотри… видишь там? – Он остановился и поднял свечу, чтобы Урсу разглядел лестницу, уходящую в темноту прямо впереди. Юноша оглянулся назад: слабый далекий свет был единственным намеком, что крошечная дверь, ведущая в мастерскую Турта, все еще открыта.

– Турт, я не понимаю, где мы?

Мастер Турт прижал длинный палец к своим широким губам:

– Здесь, внизу, голоса разносятся очень далеко. Отвечаю на твой вопрос: мы на пороге глубоких катакомб под городом. Дальше есть другие пещеры. Идем.

Постепенно Урсу стал различать далекий рев, который поначалу казался просто вибрацией. Юноша всегда знал, что под городом существуют пещеры – все горожане знали, – но у него впервые появился шанс сюда спуститься.

Урсу заметил, что стало лучше видно – отчасти потому, что глаза привыкли к адской черноте туннелей. Но чем дальше они продвигались, тем очевиднее становилось слабое свечение. Уловив знакомый запах, юноша остановился. Он протянул руку, чтобы коснуться стены, и понял, что камень влажный.

Стены были испещрены ледянкой – тем самым скверно пахнущим грибом, который он всего несколько минут назад растирал для Турта. Здесь, в этих безбожных глубинах под городом, этот гриб был бесконечно красивее, чем та серая гниль, какой он выглядел при свете дня.

– Видишь, да? – спросил Турт. – Вот как делается, чтобы доспехи искрились в ночи. А теперь смотри вперед.

Старик махнул рукой. Света впереди как раз хватало, чтобы Урсу увидел поверхность естественной, необработанной скалы. Туннель вышел к чему-то вроде берега, усеянного скользкой галькой.

Подняв голову, Урсу увидел над собой голую скалу, изгибающуюся куполом, тоже испещренную той же самой тускло светящейся ледянкой. Вода стремительным потоком вливалась через огромную трещину в дальнем углу пещеры, чтобы вылиться через другую огромную трещину в полу и исчезнуть в какой-то непостижимой бездне. Темнота легко уступила его воображению.

– Что это? – спросил юноша.

– Один из притоков реки Тейв, – объяснил Турт. – Он течет с пиков Тейва, которые высятся за долиной Нубалы.

Урсу представил себе пики Тейва – огромные скалистые гиганты, окутанные голубой дымкой, на самом краю горизонта. Их было видно с городских стен.

Юноша обвел глазами пещеру, чувствуя неподдельное благоговение: волшебный город, в котором он вырос, все еще, даже спустя все эти годы, мог его удивлять. Темнота была обманчивой: если всмотреться, пещера была не такой уж огромной. Не больше, чем некоторые из комнат в Доме Шекумпеха прямо над ней. Однако Урсу не мог не спросить себя, сколько лет, сколько поколений потребовалось реке, чтобы прорезать этот глубокий желоб в полу пещеры.

– Течение здесь быстрое и сильное, и река выходит на поверхность далеко за стенами города, – сказал Турт откуда-то сзади. – Это плавание было бы опасным даже для такого молодого юноши, как ты.

– Вы поэтому привели меня сюда?

Урсу повернулся и уставился на старого жреца, едва различая его лицо в этом тусклом свете. Несмотря на очевидную опасность, он уже обдумывал предстоящее путешествие. Но сколько у него шансов выжить? Очень мало… а скорее всего их просто нет.

– Я ничего не предлагаю, – отозвался Турт. – Я просто говорю, что есть… альтернатива, которую стоит обдумать, если положение здесь станет намного хуже.

– Я не понимаю, почему Шекумпех не может нас защитить? – посетовал Урсу. – Почему он не прогонит захватчиков?

– Некоторые могли бы предположить, – мягко ответил Турт, – что причина в нас самих. Что мы не показали себя достойными Шекумпеха.

– Нет! – возразил Урсу. – Я хотел сказать… нет никакой разницы между нами и любым другим поколением нубаланцев, начиная с незапамятных времен. Мы хорошие люди. Мы этого не заслужили.

– Тогда рассмотри утверждение Зана, что он исполняет пророчество Фида. – Турт говорил по-прежнему спокойным и рассудительным тоном, и Урсу пришлось напрягаться, чтобы услышать его в грохоте падающей воды. Мелкий туман, висящий в воздухе, уже промочил их насквозь, и плащи отяжелели от влаги. – Зан проявил некоторые из главных свойств Фида, – продолжал Турт. – В частности, завоевал немалую часть известного мира. При таких обстоятельствах могло бы казаться резонным, что нам следует уступить ему бога Шекумпеха.

– Вы в это не верите, – заявил Урсу, поворачиваясь лицом к мастеру. Он был уверен, что так глубоко под землей никто посторонний его не услышит, кроме, возможно, самого Шекумпеха. И то, что Шекумпех попросил его сделать, было ересью против самого бога. Это было почти забавно, и Урсу почувствовал, что у него уши начинают подергиваться от смеха, но он быстро подавил эту реакцию, когда увидел досаду на лице Турта.

– Все еще остаются вопросы, которые нужно задать, – заметил старый мастер. – Не считая палат Городского Совета, это, я бы сказал, одно из немногих мест, где безопасно их обсуждать, где нет риска, что кто-нибудь подслушает и обвинит нас в измене.

– Они бы действительно это сделали? Отдали Шекумпеха Зану?

Турт запрядал ушами, размышляя.

– Возможно… если бы это означало выживание города. Однако я подозреваю, что многие члены Совета боятся того, что случилось бы с ними, если бы они это сделали. Многие из наших набожных горожан разорвали бы их на куски, посмей они отдать бьющуюся жизнь и душу нашего города каким-то грубым захватчикам. Пусть даже они переживут нашествие армии Зана – что будет, если погибнут те немногие посевы, что мы сумели посадить, или если наши охотники вернутся без дичи? Кто тогда будет виноват, кроме Совета, позволившего нашим врагам забрать у нас нашего бога?

«А мне тогда что делать? » – подумал Урсу.

Если он унесет Шекумпеха из Нубалы, не будет ли это означать, что он сознательно бросает свой народ на гибель от рук захватчиков – народ, больше не защищенный богом, которого Урсу у него украл?

Но ведь сам Шекумпех приказал ему унести идола за пределы города, а что бы Шекумпех ни приказал, любой послушник или мастер-на-служении спешил исполнить. Так Урсу всегда учили, и он в это верил. Но теперь юношу грызли сомнения.

И Турт – что побудило его привести Урсу сюда, в это место, и именно сейчас? Сердце Урсу сжималось от ужаса, что старик откуда-то знает, что попросил у него Шекумпех. Однако… Турт показывал ему безопасный выход.

– Но как же Шекумпех? – осторожно спросил юноша. – Шекумпех должен был об этом говорить, он должен был видеть, что это случится?

Все это время Турт неотрывно смотрел на пенящуюся воду. Теперь же он снова повернулся к Урсу, и лицо его казалось вдруг постаревшим.

– Да, я думаю, он должен был это предвидеть. И, возможно, он с кем-то говорил.

Урсу поймал себя на том, что дрожит, и не только от холода и сырости.

– Вы так думаете?

Турт внимательно изучал его.

– Всякий раз, когда в нашей истории случается кризис, бог с кем-то говорит… после чего приказание Шекумпеха исполняется.

– Потому что так было всегда, мастер Турт?

– Да, Урсу, всегда.

ГЛАВА 5

Ким

Ким смотрела на свою ладонь, где лежал крошечный пузырек с Книгами. Она знала, что поступила необдуманно, приняв предложение Билла. Просто он намекнул, что сумеет ей помочь, если Ким пойдет ему навстречу. Но эти Книги были неизвестными, возможно, даже опасными. «Я спятила. Лучше бы их вернуть».

Начало просыпаться чувство вины, и вместе с ним в памяти всплыла причина этой вины, всепоглощающей, почти невыносимой вины, и с нею вернулось все остальное – неудержимая волна мрачных воспоминаний и горя, грозившая затопить сознание. Ким остановилась, свернула в ближайший туалет, который, к счастью, оказался пустым; и прислонилась головой к стене.

– Меня зовут Ким Амото, – прошептала она. Прижав руки к прохладной переборке, Ким стала рассматривать свои запястья, поворачивая их так, чтобы видеть зажившие следы порезов – узкие белые полоски нечувствительной кожи. У нее была причина отказаться от операции и не удалять эти следы, но та причина затерялась в какой-то другой жизни. Та другая жизнь – та другая женщина – давно исчезла, мертвая и похороненная навсегда, вместе со всеми ее тогдашними достижениями и со всей этой виной, и болью, и ужасом, которые та самая женщина вынуждена была нести и которые даже сейчас, как бы Ким ни боролась с ними, вновь угрожали полностью завладеть ею, в первый раз за много месяцев.

Нет. Ким опустила руки и одернула длинные рукава, чтобы снова спрятать шрамы. У большинства ее собратьев – космических отшельников – тоже были свои секреты, гораздо худшие.

Женщина направилась обратно в Ступицу, но теперь шум и движение вокруг действовали на нее как невыносимое давление, как будто ей навязывали слишком много информации, и она тонула в ощущениях. Грудь сдавило, словно невидимый гигант обхватил грудную клетку громадной лапой и так нежно начал ее сжимать. Ощущая приступ паники, Ким подумала, что, наверное, она слишком долго пробыла в космосе, посреди пустоты, и разучилась жить с людьми. А здесь ее окружали сотни людей, и все толпились и толкались, пили, танцевали и веселились на всю катушку. Ким захотелось выскочить из Ступицы, но куда ей было податься, где гнетущие мысли и воспоминания не преследовали бы ее?

Поэтому она протиснулась к стойке бара и заказала текилу. А потом еще одну. Ким попыталась рассуждать. Билл не может быть единственным человеком на Станции, способным дать ей то, что она хочет… На этом идеи иссякли. Ким заказала еще одну текилу, на сей раз двойную. После этого бар начал уютно покачиваться. Так-то лучше, подумала женщина. Тревога отпустила, стало спокойнее. Но по-прежнему было трудно выносить множество людей и стоящий вокруг шум.

Ким оттолкнулась от стойки, думая, куда бы пойти. Должно же быть место получше? У нее мелькнула мысль как-нибудь взломать тройную защиту одного из переходных шлюзов, разбросанных по Станции, открыть его и кинуться в открытый космос. Но эту мысль Ким отвергла.

Существовали способы получше – менее болезненные.

Элиас

Спустя два дня Элиас навсегда покидал Лондон.

Он отвел машину Холлиса глубже в Кемден-Мейз – горизонтальную и вертикальную мешанину строительных элементов и осыпающихся мегабашен с дешевыми квартирами и магазинами, построенными на месте Старого Кемдена. Между Мейз и сравнительно незаселенными нижними уровнями имелось столько проходов, что исчезнуть здесь было проще простого. Элиас говорил правду, когда сказал Холлису, что у него есть друзья. Он мог рассчитывать на их помощь не только благодаря оказанным услугам – а таких должников у него набралось много, – но и благодаря деньгам, выплаченным ему за его работу. Деньгам, которые Элиас копил к тому неизбежному дню, когда придется бежать.

Он снял часть накопленных денег и заплатил, чтобы Холлиса заморозили по крайней мере на неделю – этого времени хватит для отлета. Среди его друзей были люди, умеющие прослеживать потоки данных в сложных компьютерных сетях городских властей, и они подтвердили то, что Элиас прочел на диске Джоша: Тренчер все еще жив, заморожен и уже отправлен с Земли.

Фактически Тренчер был на пути к Касперской системе – самой удаленной системе от Земли. Но если Тренчер летит туда, Элиас последует за ним. Он понятия не имел, зачем кому-то захотелось отвезти Тренчера в ту систему и для какой цели, но он в долгу у старика и обязан найти его и вернуть.

И вот сейчас Элиас оказался на посадочной площадке на одной из городских башен в окружении вертолетов и самолетов с вертикальным взлетом. Холодный февральский ветер бил в лицо, как замороженный клинок. Ощутив запах дыма, Элиас окинул взглядом огромные полупрозрачные панели, частично накрывающие улицы Лондона и разделенные тускло блестящими металлическими промежутками.

Над ним возвышались другие здания, в их окнах отражалось раннее утреннее солнце. Дым поднимался от костров между двумя огромными вытяжными башнями, где сгрудилась куча лачуг. Элиас знал об этих хибарах на крышах, но увидел их впервые. С ними город казался гораздо неприступнее, еще больше похожим на средневековую крепость, окруженную голодающими просителями, которым отказывают в крове.

По указателю Элиас нашел офис, где показал человеку в форме городской милиции смартшит со своими персональными данными. Элиас не знал, выдержат ли проверку его фальшивые документы, но все обошлось и его проводили к большому самолету – огромному черному воздушному такси с изгибающимся зеркальным передним стеклом, скрывающим кабину.

Из кормы самолета торчали короткие черные крылья, и фюзеляж расширялся в четырех точках, частично заслоненный огромными реактивными соплами, сейчас аккуратно сложенными, но все еще видимыми. Самолет стоял на четырех толстых колесах.

Войдя в салон, Элиас обнаружил там Вона. Призрак ждал его. Долгую минуту Элиас смотрел на него, потом сел напротив, не произнося ни слова. Вон тоже пока молчал и казался вполне довольным. Пилота отделяла от них глухая стена.

При подъеме самолет накренился, и Элиас увидел под собой уменьшающийся Лондон. Он уже смирился с тем, что его шансы когда-нибудь вновь увидеть этот город очень малы, но не ощутил той подавленности, какую ждал. Здесь Элиас прожил большую часть своей жизни, и когда он был моложе, этот город сам по себе казался целой вселенной. Сейчас же чем дальше, тем больше стирался Лондон в его памяти, уходя в прошлое.

Изогнутое наружное стекло изнутри было почти прозрачным, и всякий раз, когда судно кренилось в полете, Элиас ловил себя на том, что сжимает обивку кресла, как будто он мог выпасть.

Вон наблюдал за этой реакцией со снисходительной усмешкой.

– Не беспокойся, Элиас, я здесь только для того, чтобы дать тебе совет.

– Смотри ты, какая удача!

– Всегда ты ершишься.

Вместо ответа Элиас посмотрел в окно.

– Ты ничего не должен тем людям, – продолжил Вон, переходя на тот же самый легкий, непринужденный тон, как раньше. – Неизмененным, я имею в виду. Для них ты человек вне закона, преступник просто потому, что существуешь, – продукт опасной инопланетной биотехнологии.

Кровь бросилась Элиасу в лицо.

– Я не преступник. И я не просил делать меня таким.

– Неужели? Я думал, ты был добровольцем. В любом случае те люди, – он указал за плечо Элиаса, как бы назад на город Лондон, – видят в тебе предвестника чего-то, что они не способны предсказать. Блайта тоже никто не ожидал, а он возник почти как результат вмешательства в биотехнологию Ангелов. Вы, мистер Мюррей, результат биотехнологии Ангелов, и это делает вас опасным – по их мнению.

– Ну и черт с ними. Я улетаю. Ты тоже мог бы исчезнуть, Вон. Я сам решу, как мне жить.

К удивлению Элиаса, Вон рассмеялся.

– То, что случилось с тобой в Аркологии, не было случайностью. Случайностей не бывает. Все, что происходит, происходит потому, что предусмотрено некоторым планом, и ты в отличие от большинства людей наделен привилегией видеть мимолетные образы этого плана – маленькие, краткие фрагменты будущего. И ты все еще упрямо считаешь, будто можешь что-то изменить? Откуда такая настойчивость?

Элиас поджал губы, изучая взятые с собой смартшиты. Каспер – место назначения Тренчера – был седьмой солнечной системой, открытой людьми при исследовании сети Станций Ангелов, и единственная система, где существовала разумная жизнь. Саму планету Каспер объявили запретной зоной, чтобы – так гласила официальная линия – не мешать развитию культуры каспериан. Тем не менее, с тех пор их изучали или с орбитальных спутников, или через микроскопические камеры слежения, которые могли подглядывать за их повседневной жизнью.

Также было общеизвестно, что исследователи высаживаются в ненаселенных областях Каспера для сбора образцов флоры и фауны или поиска артефактов в брошенных зданиях и развалинах. Однако каспериане не догадывались, что они больше не одни во вселенной. Но эти исследования были прерваны Разрывом, пока кто-то не сумел разобраться в заумной инопланетной технологии Оортовой Станции и восстановить ее сингулярность.

Элиас взглянул в окно. Теперь внизу было видно лишь бесконечное серое море, прорезанное длинными розовыми полосками, которые блестели и рябили из-под воды.

– Подробностей ты в этих смартшитах не найдешь, – заявил Вон.

Элиас поднял глаза и обнаружил, что призрак все еще здесь.

– Подробностей чего? – спросил он, не уверенный, говорит ли Вон о розовых полосках, которые Элиас заметил внизу.

– Подробностей о Блайте. Он повсюду, Элиас. Это зашло слишком далеко. Загрязнение окружающей среды, экологические катастрофы, бедствие за бедствием, и теперь Блайт, распространяющийся по земному шару и либо трансформирующий, либо убивающий все, к чему он прикасается. Поворота назад нет – теперь нет. Прималисты давно это знают.

Элиас уставился на далекий Атлантический океан, не желая верить тому, что говорит Вон.

– Какое это имеет отношение к Тренчеру? – спросил он нерешительно.

– Ты беспокоишься о нем? Полагаю, Тренчер был тебе как отец.

– Он спас мне жизнь, – отрезал Элиас, – и не раз.

– Но ты позволил ему уйти, ты позволил его схватить. Не лучший способ проявить свою благодарность.

Элиас изо всех сил старался не показать Бону, как глубоко задели его эти слова. Больнее всего было думать о том, что в своем наркотическом состоянии Тренчер тоже считает, что Элиас его предал.

– Раз ты так много знаешь, то должен знать, что именно произошло.

– Тренчер – наша неудача. Он предал прималистов, и он предал себя. Психически неуравновешенный тип. Все, что он мог тебе рассказать, было самой гнусной чушью. – Вон наклонился вперед, как бы всматриваясь в душу Элиаса. – Ты все еще видишь проблески грядущего, Элиас? Расскажи мне, что ты видишь.

Ничто, холодное, темное ничто, абсолютное отрицание.

– Ничего, – осторожно ответил Элиас. Вероятно, это был самый правдивый ответ, какой он мог бы дать.

– Я тоже вижу будущее, – сказал Вон. – Иногда оно одно, иногда другое, только слегка отличное. Поэтому так трудно быть одним из избранных, одним из истинных детей Бога. Все, что ты видишь, – это проблески истины, великого Божьего замысла. Он позволяет нам увидеть это немногое. Иногда то, что ты видишь, больше озадачивает, чем информирует. Все мы лишь смертные, крошечные существа в глазах Бога.

– Я не прималист, – возразил Элиас. – Я не считаю, что Каспер – это новый Эдем. Я не считаю эту планету чем-то большим, чем она есть. – Он измученными глазами посмотрел на призрака. – Почему ты пристал ко мне, Вон? Или ты думаешь, меня что-нибудь остановит? Думаешь, я брошу искать Тренчера? Или ты просто не можешь развлекаться по-другому?

Вон откинулся назад и прежде, чем ответить, смерил его холодным взглядом.

– Потому что так было предсказано, Элиас. Так было предсказано. Бог нас избрал. Пусть ты безбожник, но, тем не менее, ты служишь Божьей цели, как и все мы. Помни это, когда придет время.

С этими словами Вон исчез, оставив Элиаса смотреть на пустое кресло.

Сэм Рой

Сэм облизал окровавленные губы. Его собственная сущность краснела на фоне абсолютной белизны там, где кровь обагрила снег и лед.

– Иди к черту, – пробормотал Сэм. Он лежал, распластанный, на валуне, который был его миром, его вселенной. Кровь из свежих ран стекала по спине, по телу. Сейчас Сэм миновал порог чувствительности, и Вон это знал. Он подождет некоторое время, пока не убедится, что Сэм снова в состоянии ощущать.

– Ты думаешь, я не знал? – прошипел Вон. – Ты думал, я ничего не узнаю? А я знал, – сказал он слабым голосом. – Я знаю больше, чем ты можешь себе представить.

Вон закашлялся от холодного горного воздуха. Он столкнул Сэма и валун с крутой тропинки, ведущей к вершине плато, и теперь Сэм лежал смятый, как тряпичная кукла.

Несколько минут Вон кашлял. Сэм ждал – этим искусством он давно овладел в совершенстве.

– Это все ты, – промолвил Вон уже спокойнее. – Ты их к этому подтолкнул, ты сбил их с пути, на котором следовало им стоять.

– Я не подталкивал, – возразил Сэм, как только почувствовал, что сила вернулась. Его кости начали срастаться с необычайной быстротой. Вокруг царило безмолвие, ночь стояла тихая, как смерть, и Сэму представилось, что он слышит, как скрипят его кости, словно дубы на сильном ветру, когда разбитые осколки находят друг друга и заново соединяются.

Повернувшись к Сэму, Вон каким-то удивительно птичьим движением наклонил голову набок.

– Я тут ни при чем, – продолжал Сэм, выдавливая из себя слова. – Я только дал им совет. Потому что знал, что я это сделаю. Я всегда это знал. Это был их порыв, их желание. Они бы в любом случае это сделали. – Он попытался откашляться, выплюнул кровь на девственно белый снег. – Или ты этого не предвидел? – спросил Сэм, не удержавшись от издевки.

Несколько заговорщиков были мертвы. Сэм слышал пронзительный крик, далеко разнесшийся в ночи и резко оборванный. Он сразу узнал голос Марджори, молодой жены Вона. Конечно, она примкнула к заговорщикам – ведь одним из них был ее собственный сын, Мэтью. Теперь же… она пребывала в том месте, достичь которого ни Вон, ни Сэм, казалось, неспособны. Сэм подумал о людях, создавших их, – Вона, Тренчера и его самого, – и удивился слепоте их фанатизма. Смерть Марджори от рук ее собственного мужа стала лишь еще одним поводом сильнее их ненавидеть.

Он взглянул на Вона и в глубине его глаз увидел вспышку неподдельного страха. Вон отвернулся и стал взбираться по тропинке обратно на плато, обратно к свету и теплу повседневной жизни, которой Сэм уже целую вечность не знал.

Роук

– Мастер Роук! – окликнул его Утма, устремляясь навстречу, когда Роук вошел во двор Императорского дворца и направился внутрь кольца зданий. Вокруг сновали челядь и кухонная прислуга. – Вы здоровы?

– Здоровее некуда, – хрипло ответил Роук. – Ты приглашен на собрание к Зану?

Утма моргнул, делая таинственное лицо.

– Мастер Роук, пожалуйста, тише! Мало ли кто услышит? – прошептал он на ухо мастеру, беря его под руку, и они быстро зашагали к Святая Святых Зана в сердце дворца.

– Никто не услышит, Утма, – устало ответил Роук. – И даже если услышит, я ничего не сказал о собрании. Зан проводит множество собраний, я мог бы тебе напомнить.

Но Утму его слова не успокоили – он продолжал тревожно озираться.

Стражники распахнули огромные двери Святая Святых, и они вступили в высокий зал. Поодаль от входа уже стояли другие мастера, пользующиеся благосклонностью при дворе. Из окон под самым потолком лился солнечный свет. Роук заметил Ферена, главного шпиона императора. Несколько мгновений Ферен пристально смотрел в их сторону, потом отвернулся.

– Скопище подлых душегубов, – пробормотал Утма. – Если бы я знал, когда мать отдавала меня жрецам, что придется якшаться с подобными типами, я бы сбежал к кочевникам.

Роук согласно кивнул. Настоящих друзей при дворе у него было мало, и одним из них был Утма.

Они подошли к остальным мастерам, тоже ждущим аудиенции Зана. Те вели светскую беседу, и Роук услышал новости об осаде северного города, Нубалы.

– Загаженная дыра, был там однажды, больше ни за что не поеду, – пробормотал Райтеян, Хранитель Великой Книги Тайба. – И к тому же холодно. Очень холодно. – Он поежился, как бы в пояснение.

– Я слышал, войскам пока не удалось найти бога города, – сдержанно вмешался Роук.

– Это временные трудности, – ответил подошедший Ферен и встал возле Райтеяна с холодным выражением на лице. – Я уверен, ничто не помешает императору завершить его Великий План. А ты что думаешь, Роук?

От внимания Роука не ускользнуло, как его собратья-мастера вдруг страшно заинтересовались далекими стенами и потолками.

– Я бы сказал, что никто не верит в План императора больше, чем я, – ответил Роук, – но мне бы не хотелось оскорбить других членов двора столь тщеславным самомнением. – Он улыбнулся, получая удовольствие от вспышки гнева в единственном здоровом глазу Ферена.

«Похоже, мне надоело жить, раз я задираю Ферена, – подумал Роук. – Или мне просто становится все равно».

– Райтеян, – вмешался Утма, – я мог бы тебе напомнить, что мастер Роук сам родом из одной такой загаженной северной дыры. А твоя же Великая Книга говорит нам, что здесь раньше было точно так же холодно, как там, и даже холоднее, всего несколько поколений назад.

– Довольно, господа, – устало молвил Роук, когда дворцовая стража открыла двери во внутренний двор. – Давайте на этом закончим.

Во дворе было достаточно темно, чтобы потусторонний свет, окружавший фигуру Белого Призрака – Шей, – сразу бросался в глаза. Розовое и безволосое, с пучками шерсти на тех местах, что не были скрыты одеянием, это существо имело голову, которой на первый взгляд не хватало ушей – пока не заметишь крошечные раковины по бокам черепа. Они выглядели странно, уродливо. Шей стоял рядом с огромной картой мира, разложенной на широком столе, занимавшем половину помещения.

Карта состояла из тщательно вырезанных изображений гор, долин и морей и была создана по приказу императора Зана несколько лет назад. Большую часть этой карты занимало Великое Северное море, южным портом которого был Тайб, а почти все остальное – массив Тисана на юге и горы Тейва на севере.

Сам император Зан стоял у противоположного края стола. Шей, называющий себя Боном, находился возле него. Роук сразу заметил, какой у императора болезненный вид.

– Роук! – Зан торопливо пошел вокруг стола.

Уже не так молод, как прежде, подумал Роук. Но он почувствовал искреннюю любовь к императору – и к тому, которого он знал теперь, и к тому, с которым впервые познакомился много лет назад. Мастер улыбнулся и пошел навстречу своему императору.

– Мой господин, – промолвил Роук, – я надеюсь, вы чувствуете себя лучше.

– Много лучше, спасибо. Вон дает мне новое лекарство. Его ученые считают, что они нашли средство от моего недуга.

Роук медленно кивнул, стараясь скрыть свои чувства. Но Зан стал правителем империи не благодаря отсутствию проницательности.

– Ах, Роук, забудь свои опасения. Я верю, что Вон сумеет помочь нам в розыске последней части Плана.

Следуя за императором вокруг огромного круглого стола, Роук взглянул на Вона и увидел, что Шей внимательно на него смотрит. У мастера возникло необъяснимое чувство, что это существо слышало каждое слово, только что сказанное между ним и Заном.

Неподалеку лежал сверток: под грубой тканью блестел металл. Роук уставился на него. Император тоже посмотрел на сверток.

– Что ты думаешь, Роук? – Зан подошел к свертку и откинул ткань. – Это дар великого знания Вона.

– Это самое малое, что мы можем сделать, – произнес Вон.

Точнее, голос шел из маленькой коробки в его руках. Поначалу Роук и Утма сочли, что это существо немое, совсем неспособное говорить. Затем Роук понял, что такого быть не может: он услышал, как это существо что-то бормочет в свой прибор на своем собственном диковинном языке. Скорее, как объяснил император, эти коробочки позволяли Шей общаться, преобразуя его слова в слова истинных людей. Результатом был омерзительный, лишенный интонаций, хоть и понятный шум.

Роук уставился на Вона, не зная, как реагировать. Существо смотрело на него, и мастер понимал, что император ждет от него ответа. Но как можно угадать, что думает это существо, когда у него такие невыразительные уши?

Зан достал из свертка длинную стальную трубку и призвал мастеров подойти. Они собрались возле императора, внимательные зрители, и с одной стороны от них лежала огромная карта. Рассматривая трубку, Роук увидел, что это не просто трубка: тщательно изготовленный предмет с расширением на одном конце, где была приделана особой формы деревяшка.

Имелись и другие выступы, аккуратно прикрепленные, но для какой цели, Роук не мог себе представить.

– Что это? – спросил один из мастеров. Хотя Ферен, заметил Роук, явно наслаждался их недоумением, из чего следовало, что он уже видел демонстрацию.

– Это называется «огнестрельное оружие», – сказал император, взглянув на стоящего рядом Шей. Тот согласно закивал головой. – Средство для осуществления нашего Великого Плана. Боюсь, я был не очень откровенен с вами в минувшем году, хотя я уверен, до вас доходили слухи.

Слухи действительно доходили. Роук поймал взгляд Утмы. Неизвестное оружие, применяемое на северных берегах, далеко от Тайба? Города империи гудели от толков об этой новой технологии.

– Вам следует продемонстрировать его для нас, мой господин. – Ферен так и лучился довольством.

– Что я и сделаю! – отозвался император. Подняв трубку к плечу, он потянул за металлический крючок, приделанный внизу. Внезапный свет вспыхнул перед глазами Роука, и кто-то тонко взвизгнул от испуга. Роук надеялся, что это был не он сам. Взрыв, произведенный этим устройством, был невозможно громкий, и Роук, посмотрев на мастеров, увидел, что все они прижали уши и озадаченно оглядываются по сторонам.

Уши императора дрожали от радости. Он размашисто подошел к дальней стене и махнул рукой, приглашая своих придворных следовать за ним. Среди собравшихся Роук заметил Сейферена, капитана стражи. Он держался неподалеку, и лицо его был мрачным.

– Вот, видите? – Император указывал на двухсотлетнюю статую какого-то почетного офицера стражи, которая внезапно и страшно лишилась одной руки. Роук и в самом деле был впечатлен. – Господа, наши специально обученные эскадроны, вооруженные этими устройствами, сеют панику в рядах врага. Но помните, за нашу победу вы должны благодарить Шей.

– Я уверен, император и сам внес немалую лепту в эти триумфы, – возразил Роук.

– Возможно, я внес свою лепту, мастер Роук, и я не склонен к ложной скромности, но великие перемены назревают в нашем мире. – Зан опустил оружие, небрежно поворачивая его стреляющий конец к мастерам. Кое-кто из собравшихся попятился.

– Мои дорогие друзья, не беспокойтесь. Я не настолько недоволен вами, чтобы использовать вас для учебной стрельбы. – Шей тем временем вышел вперед. – И, возможно, я старею, но поверьте мне, я в полном рассудке. – Зан обвел их взглядом. – Но я почувствовал, что пришло время для должной демонстрации тех выгод, какие могут принести Шей. Многим из вас как мастерам доверена забота о богах других общин, которые теперь находятся в этом городе. Шей по имени Вон, – император указал оружием на Шей, – общается с нашими богами. Я – ваш император; мои победы в воссоединении древней империи являются неопровержимым доказательством, что я – заново рожденный Фид. Но я подозреваю, что некоторые из вас не совсем верят этому. – Он поднял ружье и выстрелил прямо в Шей.

Шей остался невредим, нем и бесстрастен, только из оштукатуренной стены у него за спиной вырвалось облако пыли. Но ведь это оружие должно было оставить ужасную рану…

У Роука внутри все похолодело. «Демоны, призраки», – тотчас подумал он. Только мастер знал от чудовищного Шей, с которым встречался в башне, что они не призраки, а что-то совсем другое. Роук обвел взглядом остальных зрителей и не увидел ничего, кроме смешанных чувств благоговения и ужаса.

– Я нуждаюсь в вашей преданности, любезные мастера, а не в ваших сомнениях, – продолжил император, сделавшись вдруг серьезным. – Помните это в следующий раз, когда будете подстрекать к мятежу за моей спиной. Теперь вы все можете идти.

Мастера, собравшиеся вокруг Роука, еще несколько минут стояли неподвижно, потом, разбиваясь на группки, потянулись к огромным дверям. Роук заметил ужас на их лицах. Только Ферен казался безмятежным.

Поворачиваясь к выходу, Роук поймал взгляд Сейферена и пошел рядом с капитаном стражи, когда тот тоже направился к дверям.

– Ты об этом знал? – спросил Роук, и Сейферен жестко кивнул. – Но ты не одобряешь?

– Мастер Роук, я верный слуга императора. – Сейферен огляделся, остерегаясь подергивающихся ушей. – Но мне очень не по себе от этого нового оружия. Оно… недостойное.

– Времена меняются, капитан.

– Но в положенный срок, мастер. Только в положенный срок.

К Роуку подошел слуга и передал свернутую записку – император приглашал Роука на личную встречу в своей приемной. Мастер надеялся, что Шей присутствовать не будет.

Зан, увидел он с облегчением, сидел там один на каменной скамье.

– Роук, мой старый друг, садись со мной. Надеюсь, моя маленькая демонстрация силы тебя не встревожила?

– Возможно, немного. Но могу я говорить свободно? Зан посмотрел на него с удивлением.

– Ну, конечно. Только не жди, чтобы я внимал каждому твоему слову, – добавил он, добродушно проводя языком по носу. – Я никогда не возражал против откровенного разговора.

– Вы верно заметили, что некоторые из мастеров питают сомнения по поводу Шей. Я сам не могу понять, что этот Шей должен получить от нашего союза. Пока вы не сможете объяснить это другим мастерам, их едва ли можно будет винить за сомнения. Хотя я должен подчеркнуть: у меня нет никаких оснований считать, что кто-нибудь из них страдает недостатком верности.

– Ферен бы с тобой не согласился, – криво усмехнулся Зан.

– Ферен – мерзкий змееныш.

– Это верно, но он отлично знает свое дело. Что касается Шей, то я не так уверен, что он или другие создания, которых он, по его утверждению, представляет, являются подлинными Шей – не в сказочном смысле. Призраки и гоблины обычно не показывают тебе новые способы плавки металлов, или конструирования машин, или приготовления новых лекарств, не так ли? А по поводу того, что они получают от нас взамен, – ну, должен признаться, мой старый друг, я и сам точно не знаю.

У Роука чуть сердце не остановилось.

– Но они утверждают, что они – Шей, древние вестники богов.

– Которые были низвержены, когда боги предпочли нас, а не их, и оставили Шей вечно скитаться во льдах. Да, я не хуже тебя знаю легенды о Белых Призраках. Но мы живем в просвещенном веке и знаем, что это просто легенды. Я сам так считал, пока это существо не появилось здесь меньше года назад. И ты знаешь, сколько всего изменилось с тех пор.

– Мой господин, мне больно слышать, что вы так говорите.

– Моя кампания терпела неудачу, Роук, и ты это знаешь. Сейферен тоже это знает. Даже Ферен это знает. Я просчитался, вторгаясь на Северный континент. Мои генералы жаловались, что солдаты дезертируют толпами, бегут домой, не желая голодать и замерзать среди льдов. Мое здоровье… не то, что было раньше, а такие неудачи – ты себе представляешь, какой это козырь в руках тех, кто считает, будто я не Фид? Но затем пришел Шей.

– Оружие, которое он вам дает, безусловно, мощное, но как оно работает?

Зан вздохнул.

– Просто смесь порошков, воспламеняемых искрой от кремня. Она с такой силой выталкивает стальной шарик из ствола, что он разносит все на своем пути. Представь, Роук, что у каждого солдата в моей армии есть такое оружие – маленькое и достаточно удобное, чтобы носить за плечом. Ты бы смог отказаться от такой возможности?

– Все имеет свою цену, мой господин, но иная цена…

– Слишком высока? Я император, Роук. Меня провозглашают заново рожденным Фидом, объединителем народов. Я несу цивилизацию и порядок не только этой земле Тисана, но и многим территориям за ее пределами. Победа стоит любой цены, Роук, но я скажу тебе одну вещь. И скажу я ее потому, что ты – ценный друг, и мне печально, что я так долго скрывал от тебя это новое оружие. Я начну с вопроса: много ли ходит легенд о Шей, даже в Тайбе? Или о горах, в которых они обитают?

Роук пожал плечами.

– Судя по легендам, они населяют ледники и высокогорья. Думаю, истории о них в большом ходу на севере, потому что там холодно.

– Тогда давай уточним. В течение нескольких прошедших поколений именно в горах Тейва чаще всего встречали духов Шей – если верить рассказам. Ты, должно быть, слышал, что в тех горах есть районы, куда суеверные никогда не заходят? И где путешественники, как известно, исчезают?

– Эти рассказы ничем не подтверждаются, – ответил Роук.

– А вот тут ты не прав, – жарко возразил Зан. – И по этой причине из Ферена вышел такой хороший главный шпион. Я посылал своих картографов в горы Тейва по пятам наших армий, изучать тамошнюю географию. Но места, до которых они не могут добраться, – это те самые области, которые веками связывались с Шей. Вот почему, – добавил император, явно довольный, – я заключаю, что именно там прячутся эти странные существа.

– Вы не объяснили, зачем вы мне это говорите. Зан пристально посмотрел на Роука.

– Возможно, ты знаешь меня лучше, чем большинство других моих придворных. Я всегда слышу от тебя только правду и ценю то, что ты говоришь. Шей пришел ко мне из чистого альтруизма, якобы потому, что я – Фид. Но я не претендую на понимание истинных причин его желания мне помочь.

– Мой господин, неужели он больше ничего не сказал для объяснения своих действий?

– Только то, что он верит, что помощь мне в моей задаче принесет почти всеобщее состояние рая. Что, конечно, лестно, но мир сам по себе был бы вполне хорош. – Уши Зана весело задергались. – Однако я ему не доверяю и потому считаю, что нам было бы полезно точно узнать, где живут он и его собратья.

Когда Роук понял, что говорит ему император, он похолодел. Ему сразу вспомнились слова Чудовища.

– Вам нужно, чтобы я отправился туда?

– Мне нужно, чтобы ты возглавил экспедицию по оценке наших вновь завоеванных территорий. Это – официальная цель, – сказал Зан. – О настоящей цели твоего путешествия будем знать только ты, я и еще несколько доверенных лиц.

Роук кивнул.

– А если я их найду, что тогда?

– Мой дорогой Роук, я хочу знать, действительно ли они так нематериальны, каким кажется этот Шей.

ГЛАВА 6

Винсент

Боже, Винсент, ну и дерьмовый у тебя вид! – А-а, – протянул Винсент, – наконец-то это знаменитое остроумие Габарра. Как мне его не хватало. Честное слово, не хватало.

Эдди заглянул за плечо Винсента.

– Ты один?

Винсент хотел придумать что-то смешное в ответ, но в голову лезло только одно: «Сейчас три часа утра. Это не могло подождать? » Но понятно, что Эдди мог ждать не больше, чем мог бы на его месте Винсент… или хотел бы. Винсент устал, но как бы ему ни хотелось спать все эти дни, вздремнуть удавалось лишь урывками. Сон стал казаться эфемерным – преграда на пути к более глубокому пониманию. Казалось, вся жизнь сосредоточилась вокруг этого смартшита, который Эдди ему оставил.

– Прости?

Эдди уставился на него.

– Полагаю, ты один. Позволь мне войти, и я приготовлю тебе что-нибудь, чтобы ты проснулся. Потом сможем поговорить.

– Сейчас середина ночи, – возразил Винсент, когда Эдди прошмыгнул мимо него и отправился на кухню.

– Я должен вернуться на Луну не позже чем через трое суток, – откликнулся Эдди. – Это значит, что у меня максимум два часа. За это время мы должны серьезно поговорить. Потом ты сможешь подготовиться.

– Подготовиться к чему? – Винсент поплелся на кухню, где Эдди сунул ему в руку кружку, наполненную чем-то горячим и черным. Винсент сделал глоток и нахмурился, когда кофе обжег язык.

– К Луне, – ответил Эдди. – Туда ты летишь со мной, а потом полетишь дальше, в систему Каспера.

– Каспера? – Винсент вдумался и кивнул. Логично. Это ведь ближайшая звездная система к месту События.

Событие… Винсент размышлял над этим словом, пока шел обратно в свою гостиную, где Эдди уже стучал по цветным кнопкам смартшита. Вот как он стал думать об этом: это было Событие. Очень слабое слово для описания чего-то столь чудовищного и еще далекого.

– Что я буду делать, когда доберусь туда?

– Поддерживать связь, – объяснил Эдди. – Говорить с людьми, которые будут тебя там ждать. Ты будешь моим представителем, поскольку ты знаешь столько же, сколько и я – на самом деле больше, – о том, что должно случиться. Ты же понимаешь, насколько это важно?

Винсент глотнул еще кофе.

– – Да, конечно: событие галактического масштаба, которое угрожает всякой жизни. Как большой пистолет, стреляющий из сердца галактики гамма-пуля ми, несущимися со скоростью света. Стреляющий с регулярностью часового механизма каждые несколько сотен миллионов лет. Мы должны подготовиться к нему, найти способ блокировать излучение – возможно, некий экран, который спасет Землю. Но могло быть намного хуже, конечно.

– Намного хуже. – Эдди кивнул. – А чем?

Ответ на этот вопрос порождал у Винсента беспокойство. Но не столько из-за того, что Эдди подтвердил теорию, которая всего несколько дней была только умозрительной абстракцией, сколько из-за того, что Эдди знал вещи, которых Винсент мог бы никогда сам не узнать – по крайней мере до того, как они стали бы общеизвестны. В конце концов, единственный способ определить, что происходит в сердце галактики, это полететь туда – а это невозможно. Во всяком случае, так Винсент думал раньше.

Станции Ангелов действовали как мосты между широко разнесенными углами галактики, но Винсент узнал – всего несколько дней назад, – что они были единственным средством для человечества достичь далеких звездных систем за время, меньшее человеческой жизни. За каких-то несколько дней все представления Винсента об этом изменились.

На самом деле никакие наблюдения не показывают, что происходит в другой части галактики, потому что оптический или радиотелескоп показывают что-то уже давно мертвое, снимок галактики, какой она была десять, двадцать, тридцать тысяч лет назад. Знание о том, что происходит сейчас, полностью меняло ситуацию. Это стало возможным благодаря Станциям Ангелов, но лишь до определенной степени. Но радиотелескопов возле нескольких Станций Ангелов, распределенных в сфере примерно двадцать тысяч световых лет в диаметре, самих по себе хватало, чтобы вдохнуть историческую правду в теории Винсента.

Регулярные волны уничтожающего жизнь излучения создавались, когда звезды, рассыпанные по галактике, яростно взрывались почти одновременно, хотя что могло вызвать такой катаклизм, Винсент даже представить себе не мог. Казалось бы, ничто в природе не могло отвечать за такой феномен: это было похоже на включение огней на рождественской елке – достаточно большой, чтобы осветить вселенную.

Излучение, рожденное этим катастрофическим событием, неслось по галактике, неумолимо уничтожая высшие биологические виды, оставляя другие организмы подниматься вместо них на вершину пищевой цепи.

Теперь Винсент понимал, что как бы абстрактна ни была теория, но когда холодный суровый смысл открытия постучится в дверь, просыпается животный инстинкт, который велит бежать и спрятаться. Но даже это понимание бледнело по сравнению с тем, что знал теперь Винсент, и его охватывал то ужас, то благоговение, что это так долго происходило, а он – и почти никто другой – ни о чем не ведал.

– Могло быть намного хуже, Эдди, потому что мы в тысячах световых лет от ближайшей вспышки гамма-излучения – точнее, в десятках тысяч. Это означает, что у нас до этой катастрофы времени намного больше, чем все время существования цивилизации на Земле. Мы сможем подготовиться и… я не знаю, как-то предотвратить ее или еще что.

– О'кей. А каспериане?

Винсент, конечно, думал об этом, но только в абстрактном смысле, как об одном немаловажном факторе в несметной массе новых данных, которые ему нужно усвоить. Возможно, в слишком абстрактном.

– Каспериане? – Винсент пожал плечами. – Я не знаю, Эдди. Готов выслушать любые идеи. Я понимаю, что они гораздо ближе к волновому фронту.

– Винсент, у них осталось меньше года до прихода гамма-излучения, после чего единственная цивилизация – единственная, насколько нам известно, ныне существующая разумная жизнь, кроме людей, – просто перестанет существовать. Ты об этом подумал?

– Тут не знаешь, о чем думать. Слушай, а как же зонды? – Миниатюрные приборы, чудеса молекулярной технологии, созданные в глубокой тайне и запущенные через всю галактику. Все это было там, в смартшите Эдди, вместе с цифровыми снимками невообразимого блеска звезд Галактического ядра. – Я понятия не имел, Эдди. Все это время ни намека, что мы разгадали секрет сверхсветового двигателя Ангелов.

– Да, но это все еще тайна – во всяком случае, пока. И помни, это лишь несколько крошечных зондов, посланных нами к Галактическому ядру, – действительно крошечных. Ты понятия не имеешь, – Эдди повертел руками, – о стоимости этого проекта, и в деньгах, и в энергии.

Посмотрев на своего друга, Эдди увидел обиду на его лице.

– Пойми, Винсент, это тайна. И остается тайной, понимаешь? Ты видел пункт о секретности на первой странице.

– Да, да. Я прочел. – Стандартный набор юридических терминов, но Винсент уделил ему достаточно внимания, когда понял, какого рода информацию содержит этот смартшит. Принимая его от Эдди, он стал причастен к Большой Тайне. И если бы Винсент рассказал кому-нибудь об этой Большой Тайне, с непоколебимой ясностью предупреждал этот пункт, он оказался бы в Большой Беде. – Я понимаю, Эдди, честное слово, понимаю. Но это так грандиозно, что просто не укладывается в голове.

– Вот и отлично, Винсент. Однако у тебя впереди масса работы. У нас обоих.

– Так что мы собираемся делать сейчас? Спасать каспериан?

Винсенту вспомнился облик каспериан, достаточно известный: похожие на волков существа с острыми зубами, почти как говорящие животные из детских сказок. Но это были реальные живые существа, они сражались, мечтали и умирали на своей планете далеко-далеко от Земли. Винсент попытался представить себе, как они собираются в огромные очереди, уходящие к горизонту, тихо ступают на длинные платформы, чтобы подняться на борт огромных пещерообразных космических кораблей с гостеприимными людьми, стоящими у входов. Но эта мысль была абсурдна. Существовали большие космические корабли – почти все военные, – но сколько каспериан можно будет спасти за год, оставшийся до прихода излучения? Ничтожно мало.

– Может быть, если получится. Что ты думаешь? Блестящие круглые глаза Эдди внимательно смотрели на Винсента.

«Он действительно хочет знать, есть ли у меня какие-нибудь идеи», – сообразил Винсент. Но ничего не придумывалось – мозг был оглушен предстоящей трагедией.

– Мы ведь уже давно об этом знаем? – спросил Винсент, допивая кофе. Он плюхнулся на тахту и растянулся, свесив одну ногу на пол, другую уткнув в подушки. Снова возвращалась усталость, как бывало много раз за последние две ночи, пока новая мысль не приходила ему в голову, и он начинал сосредоточенно изучать смартшит, делая пометки и тихо бормоча себе под нос.

– Не так давно: меньше года, как у нас набралось достаточно данных. Не все зонды вернулись. Сверхсветовая технология еще очень молода, поэтому иногда приходилось руководствоваться догадками. – Эдди снова отправился на кухню, и последние его слова прозвучали приглушенно. Через минуту он вернулся, неся пустую мусорную корзину. – Далее, поскольку работа секретная, средства на создание зондов нельзя пускать по обычным гражданским каналам – там бы задавали слишком много вопросов. Итак, в основном это военные деньги. Наивысшая секретность на всех этапах. Очень дорого.

– Насколько дорого?

– Лучше даже не спрашивай. Достаточно, чтобы защитить такие смартшиты от попадания не в те руки.

– Ага. – Винсент снова потянулся к смартшиту, лежащему теперь на столе рядом с тахтой, но Эдди взял его и бросил в корзину. – Так что будет с касперианами? Ты действительно попытаешься их спасти?

– Нет.

Винсент был потрясен до глубины души.

– Но ты сказал…

– Я ничего не говорил, я просто спросил, какие у тебя идеи. Люди, посвященные в обстоятельства дела, уже давно обсуждают, что делать с касперианами, но это и все, что они делают, – обсуждают. Нашлись даже идиоты, заявившие, что нам не следует и пытаться что-то предпринять, что это было бы вмешательством в естественный ход вещей, естественную эволюцию планеты. Ты представляешь?

Винсент осторожно наблюдал за Эдди. Яркий блеск появился в его глазах – и что-то еще. Только потом Винсенту пришло в голову, что это «что-то» называется одержимостью.

– Понимаешь, это «нет» я говорю не от своего имени, – продолжал Эдди. – Вопрос о том, что делать, обсуждается так долго, что фактически уже слишком поздно. Каспериане – все высшие биологические виды, все разумные виды – обречены, это ясно. Но должен быть способ спасти хотя бы некоторых из них. Хотя бы столько, чтобы сохранить этот вид от вымирания. Этого нельзя допустить, Винсент, ты согласен? Эдди стоял теперь прямо над ним, и Винсент неловко подвинулся на тахте, чувствуя неуверенность и нервозность. Он никогда не видел Эдди таким, никогда: дикий блеск в глазах сменился чем-то похожим на гнев, праведный гнев.

– Значит, ты хочешь, чтобы я тебе помог? Помог тебе спасти некоторых каспериан?

– Да. Это именно то, что я от тебя хочу. На Касперской Станции Ангелов еще не знают, что происходит, но через несколько месяцев каждый из ее обитателей захочет знать и узнает – но слишком поздно для каспериан. Туда уже отправились группы ученых и наблюдателей, чтобы изучать гамма-волну, когда она ударит, и наблюдать возникшие эффекты. И еще некоторые люди. Сам я лететь не могу, поэтому придется тебе. Поговори с тамошними людьми, Винсент. Работать ты будешь непосредственно на меня. Станешь моим голосом. Поговори с кем нужно будет, но найди возможность спасти хоть сколько-нибудь каспериан.

Винсент заметил, что его друг уже нескольких секунд сжимает зажигалку. Потом Эдди будто спохватился, защелкал зажигалкой, подождал, чтобы она разгорелась ровным голубым пламенем, и бросил ее в корзину. Через несколько минут смартшит затлел и расплавился, наполнив квартиру едким запахом горящего пластика.

Урсу

Урсу разбудили далекие крики. Он вскочил, нашарил рясу, надел ее. «Штурм начался», – подумал он, еще не успев проснуться, потом нашарил на полу кувшин с водой и глотнул из него – смягчить пересохшее горло. Руки у него тряслись.

Он бросился к винтовой лестнице, со страхом думая о том, что творится внизу. Босые ноги его шлепали по голым каменным ступеням, и гулко гудело эхо, но потом Урсу начал различать другие шумы и далекие голоса, исполненные страха и гнева.

В Главном зале было пусто. За распахнутыми массивными дверями виднелись бегущие фигуры. Юноша направился к ним, но кто-то окликнул его сзади. Урсу повернулся и увидел Турта – мастер стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей в его мастерскую. Турт поманил его, и юноша остановился.

– Урсу, не выходи туда! Иди сюда! – Турт повернулся и пошел вниз.

Урсу не знал, что ему делать. В голове вертелась смутная идея о бегстве с Шекумпехом, но как ее осуществить? К своему стыду юноша понял, что так и не разработал никакого конкретного плана. Увы, времени для раздумий уже не осталось. Под доносящиеся снаружи крики и вопли он побежал туда, где только что стоял Турт, а потом вниз, в его подвальную мастерскую.

– Я был прав, да? – спросил старик напряженным высоким голосом, когда Урсу вбежал в тесное помещение. Юноша не хотел ничего говорить, все еще боясь последствий, но было уже поздно отпираться.

– Да, – ответил Урсу, прислушиваясь к своему срывающемуся голосу. – Да.

– Бог, Шекумпех… – Бессознательно вывалив язык, Турт взъерошил мех на своих щеках. – Ты забираешь его, да?

– Да, забираю, – признался Урсу, чувствуя себя странно сильнее от этого признания. Но теперь, когда он произнес это вслух, юноша понял, что это правда. Он уносит бога. Убегает, покидая Нубалу. – Шекумпех сам мне это приказал.

– Я знал, я знал, – кивнул Турт. – Ты был не первым, Урсу. Нет, не первым, кого об этом просили.

Юношу как громом поразило.

– А кого?.. – Но тут он заметил, что тяжелый рабочий стол Турта отодвинут в сторону. Шагнув вперед, юноша увидел, что дверца, ведущая в тайные пещеры, открыта. От страха и беспокойства Урсу не пришло в голову удивиться, как старик вроде Турта мог сдвинуть такой тяжеленный стол без посторонней помощи.

– Пошли со мной в пещеры, – поманил мастер. – Там есть выход. – С этими словами Турт встал на четвереньки и полез в зияющее отверстие. Урсу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

Сильные руки схватили его, когда он вылезал из крошечного проема. Урсу завизжал и стал вырываться. Но те же самые руки сильно ударили его сбоку по лицу. Голова онемела, к горлу подступила тошнота. Его куда-то понесли, но недолго, потом бросили на землю. Открыв глаза, Урсу понял по слабой фосфоресценции и шуму воды, что он снова в той пещере, которую Турт показал ему всего лишь день назад. Но теперь вместе с ними здесь были и другие. Глядя снизу вверх на их лица, Урсу узнал их всех.

– Встань, – жестко приказал Юфтиан, и Урсу вскочил. Их было четверо, все мастера, включая Турта и Юфтиана. Они смотрели на него с ненавистью и презрением. – Как ты смел подумать, – начал Юфтиан, – что мы приняли тебя в наше самое святое место, что мы кормили и воспитывали тебя, чтобы ты мог потом украсть у нас самую душу нашего города, ты, презренный…

– Откуда он мог знать! – закричал Турт на Юфтиана. – Ложные видения, – объяснил он, поворачиваясь к Урсу, – насланные вражескими армиями. То, что ты испытал, было не настоящим.

Урсу уставился на него.

– Но Шекумпех говорил со мной. Он рассказал мне, что случится. Наш город будет захвачен. Я должен унести Шекумпеха в безопасное место.

– Какое безопасное место? – закричал один из мастеров, коренастый жрец по имени Мелетер. – Нет никакого такого места, глупый ты мальчишка! Только Нубала.

Четвертый мастер, Ирубус, в чьи обязанности входило учить послушников Дома истории и догматам веры, энергично кивнул.

– Совершенно верно, – подтвердил он. – Тебе следовало знать, Урсу. Нубала стоит несокрушимо в течение бесчисленных поколений, защищаемая самим Шекумпехом. Ты подумал, что будет с нами, когда его унесут? Тебе не приходило в голову, что Зан попытается внушить ложные видения нашим жрецам и послушникам, чтобы они отдали захватчику именно то, что он хочет, – самого Шекумпеха?

– Сделайте это сейчас, – добавил Мелетер. – Сделайте это сейчас, пока Шекумпех все еще верит в нас, в нашу способность служить ему.

Сделайте что? Урсу внезапно похолодел до костей. Руки снова схватили его, поставили вертикально – руки, которые были сильнее, чем он мог бы подумать. От страха юношу охватила слабость, ноги стали будто ватные.

– Может быть… – голос Турта дрогнул, – может быть, нужно подумать над словами мальчика? Мы все присутствовали, когда Шекумпех говорил с Урсу. И даже если его ввели в заблуждение…

– Турт, ты болван! – взъярился Юфтиан. – Поздно обсуждать. Враг прорвался в стены города.

– Он прав! – выкрикнул Мелетер со стоном в голосе. – Убейте его сейчас! Покажите Шекумпеху, что мы по-прежнему верим в него.

– Нет, послушайте меня, – забормотал кто-то тихим голосом. Урсу вдруг понял, что это его собственный голос. – Бог говорил со мной, он действительно говорил. Я бы понял, если бы это был кто-то другой. Я…

Еще один удар, и Урсу обмяк. Сильные руки продолжали держать его за плечи, лишая подвижности. Юноша глядел в глаза Юфтиана – там кипела ненависть. Как бы то ни было, Урсу стало стыдно, ужасно стыдно за то, что он разочаровал старика.

Но бог говорил с ним. Говорил. Кто-то схватил юношу за мех на затылке и резко запрокинул ему голову. Урсу, слишком оцепеневший, не смог даже закричать от боли.

– Плыви, когда нужно будет, – прошептал голос. Поднялась внезапная суматоха, и Турта повалили на землю.

– Что ты там шептал, старый дурак? – закричал Юфтиан _ Может, нам и тебя бросить в колодец?

– Почему, Турт? Почему ты сейчас передумал? – вскричал Ирубус. – Мне казалось, мы все согласны. В прошлый раз ты не колебался!

В прошлый раз? Урсу напрягся, все еще крепко удерживаемый за плечи. В прошлый раз. Юэнден?

– Ты сказал, что были другие, – пробормотал Урсу. – Что я не первый, кому Шекумпех велел покинуть город?

Прижав уши, Турт встал, глядя на Урсу. Когда он стыдливо отвернулся, Урсу понял, что прав. Он был не первый. Шекумпех попросил эту девушку вынести его из города. Но когда? Должно быть, это случилось вскоре после того, как осаждающая армия подошла к городским воротам. Это могла быть только Юэнден. Никто больше не исчезал так внезапно, так бесследно. Презрение и гнев охватили Урсу, и он зарычал на мастеров. Всего лишь на мгновение хватка на его плечах чуть-чуть ослабла.

– Это только ради нашего города, мальчик, – сказал Юфтиан. – Наши враги хотят, чтобы Шекумпех исчез из города – и тогда город свалится к ним в руки.

– Город уже у них в руках! – просипел Урсу. Юфтиан посмотрел бешеным взглядом и набросился на юношу с кулаками.

– В воду – сейчас же! – крикнул чей-то голос, и Урсу почувствовал, что его поднимают. А дальше – удар о воду, леденящий поток, высасывающий остатки тепла, и нескончаемая холодная темнота. Вода залила нос, уши и рот, Урсу рванулся вверх, вынырнул и замолотил руками, чувствуя, как его тащит течением.

Он инстинктивно барахтался, хватая когтями воздух. Обуявший его первобытный ужас заставлял любой ценой тянуться к жизни. На какую-то долю мгновения юноша увидел стоящие на клочке берега силуэты, окруженные тусклым искрящимся светом фосфоресцирующего гриба. Застывшие фигуры своих убийц – это было последнее, что он увидел.

А затем он исчез, затянутый в черноту стремительного потока. Урсу закричал, барахтаясь, но вода хлынула в легкие, и тяжелая темнота, расходящаяся изнутри, сдавила саму его душу. В паническом ужасе юноша еще раз слепо рванулся вверх, отчаянно надеясь на самую слабую, самую крохотную возможность чуда, – не готовый сдаться, еще нет. Руки коснулись гладкого мокрого камня, скользили по стенам подземного туннеля, и вдруг – о чудо! – лицо ощутило воздух. Урсу из последних сил схватился за шероховатый выступ. Вода била и мотала тело, и Урсу рвало водой. Воздух, подумал он благодарно. Воздух. Голова все еще звенела от полученных ударов, мускулы горели, словно в огне. Потом Урсу заметил свет: знакомое тусклое свечение ледянки.

Он всплыл в крошечной скальной полости высотой в несколько футов, природном расширении туннеля, сужавшемся вверху до волосяной трещины в скале. Слыша собственный рвущийся из горла крик и шумное дыхание, Урсу отчаянно держался, упираясь ступнями в каменный выступ стены туннеля, сопротивляясь напору ледяной воды. Медленно, постепенно к юноше вернулось самообладание, но ужас никуда не делся, и лишь отчаянным усилием воли удавалось не впасть в слепую панику.

Даже если он не утонет здесь, холод быстро его прикончит. И воздуха хватит совсем ненадолго – на несколько минут, быть может. Возможно, это была жестокая шутка судьбы: в последний раз дать ощутить вкус жизни и тут же ввергнуть в безжалостную преисподнюю, где обречены томиться враги Нубалы и ее отступники.

А может быть, есть еще воздушные карманы, может быть, туннель не такой уж длинный? Длинный. Река вырывается из-под земли за много миль от города, и если воздушных карманов впереди нет…

Нет, об этом думать нельзя. Шекумпех не вверил бы себя Урсу, если бы считал его неспособным исполнить поручение. Думать иначе – значило оставаться здесь, пока воздух не станет спертым, пока сам он не замерзнет до смерти, пока не ослабеет настолько, что течение снова унесет его.

Урсу вспомнил детские рассказы, жуткие истории, ходившие среди самых юных послушников: кто-то слышал голос, взывающий из колодца перед Домом Шекумпеха в первые дни после исчезновения Юэнден – убитой Туртом и его сообщниками за то же самое видение, что было послано Урсу.

Как им удалось заставить ее исчезнуть так бесследно? Причем не вынося ее тело из Дома… ведь где бы они тогда избавились от трупа? В городе негде, а за стенами – вражеская армия. Значит, они поступили тем же образом: затащили испуганную девочку, виновную лишь в попытке служить своему богу, в ту подземную пещеру и швырнули в воду. Возможно, Юэнден тоже очутилась здесь, в этом же самом уменьшающемся пузыре воздуха, но, в конце концов, ее смыло течением.

Значит, она выжила – ненадолго. В колодце, конечно. Река явно бежит под колодцем и пополняет его.

Это было ужаснее детской истории о призраке. Юэнден действительно очутилась живой на дне колодца, слишком ослабевшая после этих побоев, чтобы долго звать на помощь. Наверное, какой-то юный послушник действительно услышал в ночи ее крики в первые дни после ее исчезновения. Наверное, он побежал к Турту, или Мелетеру, или Юфтиану, и рассказал им. Когда Урсу представил себе эту сцену, гнев вспыхнул в нем с такой силой, что почти заставил забыть ужасный холод, проникающий в каждую клеточку.

Урсу чувствовал, как тают силы с каждой проходящей секундой, но упрямо продолжал держаться, не желая возвращаться в черноту потока, пока сила ледяного течения не оторвет его от выступа. Но, в конце концов, Тейв все равно заявит на него свои права…

Юноша несколько раз глубоко вдохнул, наполняя легкие, чувствуя, как с каждым вдохом воздух становится плотнее и теплее. Затем он разжал пальцы и, ощущая странное спокойствие, сдался речным духам, которые то журчали, то ревели вокруг него, когда оторвали Урсу от этого крошечного пузыря жизни, так ненадолго давшего ему убежище.

Река вдруг резко устремилась вниз. Падая вместе с ней, юноша каким-то чудом удержал рот закрытым и поборол желание закричать.

А затем, точно так же внезапно, он снова ощутил воздух. Казалось, прошла вечность с тех пор, как его бросили в воду, но каким-то чудом он все еще был жив. Ноги коснулись песчано-галечного наноса, покрывающего дно колодца. Хватаясь за дыры от выпавших из старой кладки кирпичей, Урсу наполовину вылез из воды, пока его не смыло снова.

Сверху проникал свет. Задрав голову, Урсу увидел крошечный светлый диск. Хотя кое-где стены осыпались, лезть по гладкой кирпичной кладке было невозможно, но ведро висело совсем близко… нет, не достать.

Урсу несколько раз покричал, надеясь, что кто-нибудь услышит, но сверху никто не откликнулся, и никакой желанный силуэт не заглянул в колодезный круг. Юноша замолчал и еще несколько минут внимательно прислушивался, улавливая звуки, похожие на крики людей, и другие, которых он не разобрал. В глубине колодца по грудь в бурной воде невозможно было отгадать, что происходит наверху. Теперь Урсу даже мысли от себя гнал об этой девушке, Юэнден, которая попала здесь в западню и тщетно ждала помощи, пока не умерла. Он вытолкнул ее из своей памяти, думая только о том, как выжить.

Он сообразил, что ведро висит не так уж высоко. Обычно, набрав воды, его оставляли наверху, но сегодня почему-то оно висело почти над головой, но так, что не дотянуться. Он стал лихорадочно царапать когтями стены, ища опору, какой-то способ уцепиться за изогнутую кирпичную кладку и подняться вверх. Нужно добраться до ведра, а потом…

А что потом? Урсу не знал. Но сейчас он замерзал после своего купания, и все труднее становилось двигаться и даже думать. Вода тянула его за собой, как души мертвых, пытающиеся унести его в преисподнюю. Урсу знал, что времени у него не много, и его пальцы отчаянно искали щелку между кирпичами, где известковый раствор мог раскрошиться. Вдруг один из кирпичей выпал. Урсу вздрогнул от неожиданности, потом всунул руку в образовавшуюся дыру и обнаружил, что из нее получилась великолепная опора.

И снова его пальцы ощупывали кирпичи, пытаясь их вытащить.

Один чуть-чуть подался, и юноша начал выковыривать его своими твердыми, короткими когтями, раскачивая из стороны в сторону, пока кирпич не расшатался настолько, что стало можно ухватить его пальцами и медленно вытащить.

Теперь у него было две опоры, позволяющие подобраться к ведру достаточно близко, чтобы дотянуться до ободка. Отчаянно скользя длинными ногами по гладким кирпичам, Урсу полез вверх по стенке и сунул руку в одну из манящих дырок, затем потянулся к другой, чуть выше. Теперь, когда его пальцы с когтями были прочно вставлены в эти две опоры, ведро оказалось прямо над головой. Увы, юноша совсем не был уверен, что у него хватит сил добраться до ведра. Потом он подумал о ждущей внизу воде, готовой снова его засосать, и понял, что должен как-то найти эти силы. И сделать это нужно прямо сейчас.

Урсу подтянул ногу, уперся ступней в кирпичную кладку рядом с рукой и на мгновение повис боком поперек колодца, прямо над пенящейся водой. Затем он лихорадочно махнул той же ногой по дуге, чтобы задеть ведро. Ударившись о противоположную стену колодца, оно отскочило обратно к нему.

Он быстро вытащил руку из своей второй опоры и схватился за нижний край ведра, подтягивая его к себе так, чтобы можно было крепко ухватиться за ободок. Душа пела от радости, но это еще не было спасение.

Крепко сжимая пальцами верхний край ведра, он отпустил стену, на мгновение опасно повис на одной руке, но успел ухватиться и второй. Затем Урсу медленно подтянулся, и от этого болезненного усилия у него на глазах выступили слезы.

Ведро вдруг накренилось, и Урсу последним отчаянным усилием вскарабкался вверх, охватив, наконец, веревку руками и ногами. К счастью, ведро осталось выше коварной воды. Каким-то чудом, милосердной помощью Шекумпеха, Урсу все еще был жив.

Но надолго ли? Влезть по веревке наверх он не мог; не мог совершить невозможное. Надежда оставалась только на спасителя. Какое-то время Урсу отдыхал. Его промокшая одежда отяжелела, сковывала движения и высыхала очень медленно. Еще немного – и он замерзнет насмерть, не дождавшись спасения. Урсу била дрожь, и он думал: что сейчас творится высоко над головой, в городе, который его народ называет Нубала и который сдался армиям императора Зана?

Время шло.

Урсу снял веревку, которой подпоясывал рясу, крепко привязал один конец к изогнутой ручке ведра, а сам обмотался другим концом. Затем он обвил руками железную ручку ведра, и руки уже болели там, где прижимались к деревянному ободку.

Но Урсу уже мало что ощущал, даже пальцы потеряли чувствительность. Он забыл, что такое тепло, мех на нем высох толстыми, неприятными сосульками, которые страшно хотелось расчесать когтями. Мало-помалу холод проникал в мозг.

Иногда снаружи доносились звуки, но никто не пришел к колодцу за водой, и это был недобрый знак.

Время шло, наступила ночь. Урсу цеплялся за ведро, жадно поглядывая вверх. Потом оказалось, что он играет в детские игры с Юэнден. Сначала они играли в камешки, любимую игру Урсу, на посыпанной галькой площадке возле колодца. Время от времени Урсу смотрел на колодец. Затем он поворачивался обратно к Юэнден, покрытой мертвенно-бледной, гниющей кожей, в ушах и в шерсти у нее запутались водоросли, и спрашивал, не хочет ли она сыграть еще. Девушка тянулась к нему, чистила ему шерсть, вылизывая языком и расчесывая острыми, как у кантра, когтями.

Иногда Урсу снова оказывался в колодце и видел свои опухающие руки, сжимающие ободок ведра. Иногда он видел дым, плывущий над колодцем, затеняя отверстие. А иногда он видел сны.

Урсу приснилось, что его спасли. Это был утешительный сон; веревка дернулась, ведро закачалось. Медленно-медленно он поднялся, и это казалось таким идеальным, просто счастливым концом, которого Урсу так желал, но знал, что этого никогда не будет. Потом ему приснились сильные руки, перетаскивающие его через край колодца, и когда он закричал Юэнден, закричал Шекумпеху, в ответ на него зашикали, словно кто-нибудь мог услышать его внизу, на дне того глубокого, сырого колодца.

Урсу прислушался к окружающим голосам, ожидая, что сон закончится и надо будет дальше цепляться за ведро в глубине колодца.

– Но что он там делал, мастер Турт?

– Какая разница? Несите его, и все. Наверное, упал, черпая воду, когда тушили пожар. Заносите его внутрь.

Еще один голос:

– Но как вы узнали, что он там?

– Не будем тратить времени на праздные вопросы, – последовал рассерженный ответ. – И тише вы, во имя Нубалы! Хотите, чтобы солдаты нас услышали?

Урсу очнулся. Ноздри наполнились запахом чего-то горящего – таким густым и тяжелым, что его дважды стошнило. Его шумно рвало, и кто-то взял его за голову и направил его рот к ведру. Когда же голова откинулась обратно, боль вернулась с удвоенной силой. Теперь его со всех сторон окружали лица – расплывчатые пятна, которые никак не могли обрести четкость. Урсу увидел свои руки – толстые и уродливые. И не сразу понял, что они забинтованы.

Очнувшись в следующий раз, он уже смог кое-что разглядеть. Кирпичный узор стен и резьба на деревянной двери выглядели незнакомо, не похоже ни на что в Доме Шекумпеха. Вокруг не было ни огонька – только тусклый звездный свет в окне позволял хоть что-то разглядеть. Урсу повернул голову и увидел фигуру, наблюдающую за ним из угла. Турт.

– Очнулся, наконец.

Шерсть Урсу вздыбилась. Он лежал на куче тряпья, вокруг пахло навозом. Юноша понял, что он в хлеву, где раньше держали ледовиков, совсем недалеко от Дома Шекумпеха. Урсу попытался подняться, но в глазах потемнело, и он плюхнулся обратно.

– Не твоими стараниями.

– Я спас тебя из колодца.

– Но сначала ты меня туда бросил, – проскрипел Урсу. Ему было трудно даже говорить. – Ты пытался меня утопить.

Турт наклонился к нему из тени и поднял руку. Когда Урсу увидел его лицо, ему показалось, будто со времени их последнего разговора прошли годы, а не просто день и ночь. Кровь испачкала губы старого мастера, и он будто еще сильнее поседел, как если бы что-то жизненно важное было вытравлено из его души.

– Да, пытался, – согласился Турт. – И мы все наказаны за мои грехи.

– Захватчики…

– Повсюду, – перебил старик. – Шекумпех не защитил нас. – Турт подвинулся ближе, и стали яснее видны морщины боли на его лице. Урсу увидел, как мастер схватился за грудь, словно там была неисцелимая рана. «Это смерть», – подумал юноша. Турт умирал.

– Другие… где они?

– Юфтиан мертв, – ответил старик. – Убит солдатами Зана.

– Шекумпех… они не забрали бога? – Нет.

– Ты знаешь, где бог?

Турт улыбнулся бледной, слабой улыбкой.

– Да, знаю. Это была правда, не так ли? – Печальные серые глаза мастера уставились в глаза Урсу. – Шекумпех приказал тебе унести его в безопасное место за пределы города.

– То же самое он приказал Юэнден, а вы вознаградили ее за послушание смертью.

– Помоги мне встать, – попросил Турт вместо ответа. – Мне нужно подняться.

В голове Урсу немного прояснилось. Он вскочил с тряпья, на которое его положили, и посмотрел на свои руки, на поврежденные ладони. Потом неохотно помог встать старому жрецу и выглянул в окно. Снежинки падали через него на мех Урсу.

Окно выходило на боковую стену соседнего хлева. Справа был широкий проход, ведущий вдаль, к городской стене. Ближе в тусклом полумраке маячили фигуры в доспехах. Урсу разглядел у них в черных ушах тяжелые кольца с драгоценными камнями, какие носят наемники. Казалось, они просто стоят и болтают. Очевидно, часовые, но что они стерегут?

Других признаков жизни на улицах не было, что казалось очень необычным, и нигде не горели огни. Только созвездия светили на разоренный город, и ложились от домов едва заметные тени под наползающей ночью. Урсу посмотрел на звезды, рассыпанные поперек неба широкой блестящей лентой Короны Хеспера.

– Комендантский час? – прошептал Урсу, оглянувшись на Турта. Как странно, всего несколько дней назад Турт был олицетворением власти, а теперь от этой власти ничего не осталось.

– Не знаю, – ответил старик. – Меня спрятали здесь еще до того, как стемнело.

Урсу фыркнул от отвращения. Он имел полное право отомстить Турту. Вместо этого юноша поддержал мастера, выводя его из хлева в ночь.

– Будь осторожен. Было много смертей, Урсу. Слишком много смертей, – прошептал старик, чтобы не услышали часовые.

– Я забираю бога, – сказал Урсу. – Ты меня понимаешь? – Он схватил Турта под руку и повел по затемненным улицам, медленно и бесшумно. Трупов действительно было много: некоторые из них, ополченцы, так и остались лежать на холодной земле. Когда они с Туртом наткнулись на мертвого ребенка, сердце Урсу стало холоднее ледяной могилы. Кто же сотворил такое? Кто мог велеть войскам творить такие злодеяния?

Турт шел прихрамывая, ему приходилось часто останавливаться для отдыха, и Урсу боялся, что старый мастер вот-вот свалится. Но Турт держался, и, наконец, они добрались до Дома Шекумпеха – или того, что от него осталось.

Остались – выжженные руины, и снег шипел на дымящихся углях, перемешанных с рухнувшей каменной кладкой. На открытой площади перед главным фасадом белел тонкий слой снега, в котором отпечатались следы. Кто-то проходил здесь недавно.

– Что с тобой случилось, Турт? – прошептал Урсу, останавливаясь передохнуть на краю морозной площади. Он не слышал никаких звуков, только абсолютную тишину, словно все в мире умерли, кроме них двоих. На горизонте, заслоняя звезды, огромными черными столбами поднимался дым. Это конец истории народа, подумал Урсу. Конец Нубалы, конец всему.

– Как только пришли захватчики, я спрятал бога. Солдаты Зана напали на меня и других мастеров, когда мы пытались добраться до убежища, и я притворился мертвым, хотя меня лишь тяжело ранило. Но другие мастера… – Он указал на тени в дальнем углу площади, и Урсу понял, что ее более темный участок – на самом деле огромная лужа замерзшей крови и изувеченных тел.

Они прокрались к развалинам главного входа.

– Тут не войти, – запротестовал Урсу. – Он рухнет прямо на нас.

– И все же тебе придется попытаться – ради нашего бога, – ответил Турт. – Я расскажу тебе, где искать, так что слушай внимательно.

Конечно, существовал не один проход к лабиринту туннелей, изрезавших скалу под улицами Нубалы. Солдаты Зана проделали такой долгий путь, чтобы завладеть их богом, потратили столько времени и сил, но до сих пор не нашли его. Урсу не хотелось думать, какой может оказаться их месть, если их поиски останутся безуспешными. Ему не хотелось думать, что случится с уцелевшим населением Нубалы.

– Может, все-таки отдать им бога? – промолвил юноша. – Может, тогда они нас всех пощадят. Разве так будет не лучше для всех?

– Когда Шекумпех говорил с тобой, он должен был показать, что случится, если ты изберешь неверный путь. Так что ты видел, что открыл тебе бог? Что случится, если ты его подведешь?

– Тьму, – ответил Урсу, слишком живо вспоминая свои видения. – Как будто настал конец всего мира. – Он уставился в зияющую утробу разрушенного входа. – Спрячься, – пробормотал он Турту. Потом шагнул в темноту развалин, бывших когда-то Домом Шекумпеха.

Дело оказалось труднее, чем он ожидал: мощные каменные стены Дома когда-то поддерживали огромные деревянные стропила, сходящиеся высоко над головами послушников и мастеров. Но во время пожара стропила рухнули на пол, и мало было места, где можно пролезть через завалы. Тут и там на каменной кладке белел тонкий слой инея.

Великий Дом Шекумпеха был теперь подобен трупу, из которого ушел дух: пустой, но еще содержащий воспоминания о своей прежней жизни. Однако бог все еще был где-то здесь. Урсу опустился на корточки и пополз в узкий просвет между разбитыми каменными плитами пола и упавшим стропилом, напуганный его размерами и огромной тяжестью, будто давящей на спину. Вдруг что-то шевельнулось, и юноша застыл.

Поняв, что это просто соседняя балка сместилась под собственной тяжестью, он пополз дальше, протискиваясь в затененные развалины огромного зала. Время от времени его взгляд натыкался на трупы, кое-где обуглившиеся до костей.

Ага, здесь. Чуть дальше винтовой каменной лестницы, ведущей в мастерскую Турта. Здесь, за двустворчатой дверью, открывался проход, ведущий вниз, в ту палату, где бог говорил с Урсу. Сама дверь была разбита в щепки – очевидно, солдатами Зана. Зачем они сожгли Дом? Ведь они не нашли бога. Или пожар устроил кто-то другой, не солдаты? Возможно, это была попытка им помешать.

Урсу шагнул в кромешную тьму за проемом и остановился наверху, ожидая, чтобы глаза привыкли к мраку. Темнота напомнила ему реку – она, подобно той черной воде, ждала, готовясь поглотить его. Горло Урсу сжалось спазмом, юноша попятился. Подобрав тлеющую головешку (выругавшись, когда горячий пепел обжег длинные тонкие пальцы), он понес ее вниз, в черноту.

Мерцающее пламя головни освещало просторную палату. Теперь она казалась намного меньше – обыкновенная комната; но эта комната невероятно много значила для граждан Нубалы в течение множества поколений. Каменные плиты под ногами были отполированы до зеркального блеска бесконечными легионами послушников и мастеров, приходящих сюда молиться богу. Теперь Урсу был здесь совершенно один, и эта комната казалась просто комнатой.

Ну и где, сказал Турт?.. Ах да.

Раньше Шекумпех стоял на том широком каменном постаменте у дальней стены, но сейчас это место пустовало. Урсу прикоснулся рукой к стене и ощутил слабую-слабую вибрацию далекой воды, бегущей сквозь скалу.

Осторожно положив головню на пол, юноша осмотрел настенные драпировки и резьбу, украшающую стены: затейливая работа тысяч ремесленников, посвященная Шекумпеху. Неизмеримо долгое время ушло на нее.

Хватит вспоминать о прошлом, одернул он себя, и тут же сам отстраненно удивился: как можно быть таким равнодушным, даже безжалостным, к наследию своей родины?

Там. Широкая квадратная плита, установленная в стене, глубокие желобки вокруг ее четырех сторон – единственное, что отличало ее от окружающей кирпичной кладки. Сам Урсу никогда бы ее не заметил, если бы Турт не объяснил, куда смотреть. Юноша сильно нажал на плиту, пока не почувствовал, что она начала смешаться, словно вращаясь на скрытой оси. Плита медленно повернулась, и справа открылось крошечное пространство… крошечное, но вполне достаточное, чтобы вместить идола бога Шекумпеха.

Урсу сомкнул длинные пальцы на гладкой, лакированной коже бога и медленно вытащил его из тайника. Идол оказался тяжелее, чем казалось. Какая бы ни была у этого бога внутренняя сила, но резные глаза его невидяще глядели в пустоту. Почему-то он выглядел более хрупким, чем запомнилось Урсу.

Прижимая к себе бога обеими руками, он направился обратно к двери на лестницу. Оставленная на полу головешка бросала мерцающие отсветы на стены комнаты. Добравшись до темноты прохода, Урсу цепкими пальцами ног нащупал ступеньки и стал подниматься, переступая через расколотый камень и сгоревшие балки.

Голоса.

Урсу замер – только свет Короны Хеспера рассеивал ночную тьму за городскими стенами. Возможно, солдаты вернулись.

Спустя несколько минут юноша, протискиваясь в щели завалов рухнувшей кладки, пополз обратно – туда, где оставил Турта. Громоздкая статуя в его руках сильно затрудняла продвижение, и Урсу невольно подумал: жаль, что Шекумпеха не сделали… ну, полегче, что ли.

Уже у рухнувшего входа он вдруг с ужасом застыл на месте: на площади собралась небольшая группа солдат. Спрятавшись в глубокой тени, юноша наблюдал за ними, прикидывая, не броситься ли бежать, если они приблизятся к Дому. Перехватив бога поудобнее, он стал ждать.

Можно было затаиться, можно было попытаться ускользнуть – солдаты не особенно смотрели в его сторону, и облака понемногу закрывали тот скудный свет, что светил до сих пор. Разрушенный Дом бросал на площадь длинную тень, и Урсу, низко пригнувшись, стал пробираться от двери к ближнему углу соседнего здания.

От Турта не было и следа.

Урсу торопливо завернул за угол и поднял глаза. С другого конца улицы навстречу ему шли трое солдат. Один из них заметил его, а когда он увидел идола в руках Урсу, у него отвалилась челюсть.

Иди к колодцу, сказал голос Шекумпеха словами, похожими на тягучую жидкость. Ноги Урсу сами собой повернулись, и он побежал обратно на площадь.

Время замедлилось – почти остановилось. В какую-то долю секунды в голове Урсу пронеслась мысль: это не тот голос, что он слышал раньше, больше похожий на ветер, шелестящий в кронах деревьев, или дождь, постукивающий по булыжникам. Шекумпех снова говорил с ним. И с той же несомненностью, которую он ощутил в тот предыдущий раз, целую жизнь назад, в теплом и дымном подвале, Урсу понял, что бог велит ему прыгнуть в колодец.

«Нет! » – кричало его сознание.

Но ноги сами несли его к колодцу – ничего страшнее представить себе было нельзя. Там ждала смерть.

Стоящие на площади солдаты обернулись на крик, провожая Урсу затуманенными взглядами, а он бежал мимо них с крепко зажатым в руках идолом.

И когда солдаты кинулись к нему, ноги Урсу оторвались от земли, и он бросился вниз головой через край колодца, продолжая сжимать в руках бога Нубалы. Чьи-то пальцы цапнули за ногу, но Урсу уже падал во тьму.

Он камнем рухнул в черноту, чувствуя, как раскалываются кости от удара о дно. Течение подхватило его разбитое тело, ледяная вода наполнила легкие. На этот раз не было воздушных карманов, дающих краткую передышку. Густая чернота поглотила Урсу целиком, огромной черной змеей обвилась вокруг, выдавливая жизнь.

Руки, сжимающие бога, разжались, и безжизненное тело Урсу понесло к далекому морю.

ГЛАВА 7

Ким

Однажды днем, вскоре после того разговора с Биллом, Ким заметила призрака, смотрящего на нее издалека.

Одного взгляда на него хватило, чтобы Ким внезапно нахмурилась и нырнула в оживленный коридор – затеряться в толпе людей, толкающих ее со всех сторон. Книги в пластиковом пузырьке все еще лежали у нее в кармане.

Ким бросилась обратно в свою крошечную каюту, почти летя в ничтожном тяготении Станции. Она ни разу не оглянулась посмотреть, где призрак и не следует ли за ней. Оказавшись дома, Ким зацепилась ступней за стенной ремень, чтобы остановиться, и. вытащила пузырек с Книгами, полученными от Билла. Где-то с дюжину Книг: достаточно воспоминаний, чтобы в них утонуть.

Призрак, подумала Ким. Его имя всплыло из глубин ее памяти, но женщина толкнула его обратно. У нее еще оставалось немного других Книг: Книг Сьюзен. Ким нормировала их, как человек, заблудившийся в пустыне, нормирует драгоценные глотки воды из своих последних запасов. Пока не удастся уговорить кого-нибудь скопировать Книги Сьюзен на перегонной установке в Центральном Командовании, придется экономить.

Биоимплантат достался Ким недешево. При всех ужасах, случившихся в Цитадели, экспедиция оказалась прибыльной, и впоследствии Ким стала умеренно богатой. Большая часть денег за установку биоимплантата ушла на поиск специалистов, готовых поставить его в череп Ким без обычных юридических и медицинских разрешений.

О назначении биоимплантата Ангелов существовало множество разных теорий. Стандартные руководства утверждали, что биоимплантат предназначен для записи воспоминаний и опыта самого широкого разнообразия биологических видов. Вокруг биоимплантатов выросла целая ветвь человеческого эмпирического искусства и даже дипломатии: некоторые адепты этого искусства называли себя Наблюдателями – они ездили по разным местам и записывали то, что видят и чувствуют. Преимущество заключалось в том, что такую запись нельзя изменить, нельзя неверно истолковать, надо только принимать в расчет, что эмоциональные реакции любого Наблюдателя неизбежно связаны с его собственными, прочно укоренившимися склонностями и системой ценностей.

Ким встретилась… тут ее мысли застопорились. Женщина моргнула. Она была Наблюдателем, подготовленным на Земле. Воспоминания перенесли ее туда: вот детство и юность, проведенные под ясным голубым небом в Канаде (в тесном коридоре глубоко под поверхностью ледяной Луны), окончание университета (первый полет на Землю). Она…

(смятение)

Ким охватила руками голову, раздираемую противоречивыми воспоминаниями и мыслями Сьюзен. Она подумала об инопланетных Книгах у себя кармане, о том, что в них может быть. Еще один способ забыться. Ким сказала Биллу, что ее не интересуют никакие другие воспоминания, кроме воспоминаний Сьюзен.

Она вспомнила предостережение Билла. Не имея достаточно воли и решимости, можно потеряться в воспоминаниях других людей. Ким даже слышала, что есть такое официально признанное психическое состояние, обозначаемое длинной вереницей латинских букв.

Ким вздохнула.

Она могла прямо сейчас найти Билла, вернуть ему новые Книги и сказать, что сделка отменяется.

Вместо этого Ким села на край своей узкой койки, открыла пузырек, вытряхнула одну Книгу из нового запаса и положила ее в рот, думая, что вряд ли что-нибудь произойдет. Кто бы там ни снабдил Билла исходным дистиллятом, он, скорее всего, солгал или сам был введен в заблуждение.

Книга распалась на языке на сухие хлопья, быстро растворяясь, пока Ким ее жевала. Через секунды она уже была в кровотоке, устремляясь к мозгу и к биоимплантату, который интерпретирует ее, переведет в то, что ум Ким сможет понять и с чем сможет взаимодействовать. Сделает Книгу реальной.

Ким подплыла к откидному столику и постучала по кнопкам лежащего там смартшита, чтобы чем-то отвлечь себя, пока Книга полностью не усвоится.

Ей хватило одной минуты, чтобы понять: происходит что-то неладное.

То ли свет горит ярче? Ким подняла глаза. Так и есть. «Этого не должно быть, – сказала она себе с тревогой. – Как только эта Книга кончится, сразу найду Билла».

Усталость брала свое, и Ким на минуту отключилась. Второй раз за несколько дней. Ей придется быть осторожной. Выкинь она этот номер в следующий раз, когда будет выводить «Гоблина», даже Пирс не спасет ее шкуру. И вдруг вселенная лопнула.

Комнату, всю Станцию будто сорвали, как кожуру с плода. Ким падала в бездну и точно знала, что будет падать вечно, вечно и вечно. Черепашьим шагом прополз миллиард лет, а Ким все падала. И представляла себе вселенную, кувыркающуюся где-то далеко позади, навеки вне досягаемости.

Прошло еще несколько вечностей, и ее собственную жизнь, ее воспоминания тоже сняли с нее, как кожуру с яблока. Под ними был кто-то другой.

Ким все еще отдаленно сознавала, что ничто из этого не является реальным, и именно это знание позволило ей сохранить рассудок. Теперь в другом мире ее пальцы пошарили и отыскали, нащупали край стола. Разорвать чары Книг было нелегко, но все-таки возможно. Гораздо легче было полностью отдаться мыслям и действиям, записанным Книгой, что Ким обычно и проделывала с целеустремленным увлечением, граничащим с фанатизмом. Однако боль… боль могла разорвать чары.

А потом пришли они.

Они падали к ней, как звезды, светящиеся в вечной стигийской ночи, и Ким услышала в уме, как они мысленно зовут ее. Они распробовали ее мысли, ее чувства, воспоминания и эмоции, и Ким оказалась пассажиром в своей собственной жизни. Она вспомнила утробу матери, потом свое рождение и как лежала крошечным младенцем в детской кроватке, плача и срыгивая. Все это раскручивалось в реальном времени – бездонная тьма давно исчезла. Ким снова пережила те годы, когда росла в тесных, покрытых листвой коридорах Ледовой Станции Хеллас С. Запрокинув голову, она удивленно уставилась на полосатый диск газового гиганта, вокруг которого вращался ее дом, потом перевела взгляд на древние инопланетные развалины на горизонте. Ей было тринадцать стандартных солнечных лет, когда она впервые поднялась на тот самый холм. При здешней низкой гравитации тяжелый скафандр казался легче перышка.

Ким заново пережила годы учебы и первый полет через Хелласскую Станцию Ангелов на Землю для изучения ксеноархеологии. Она снова подошла к своему тридцатилетию, в первый раз, собственными глазами увидев голубое небо, и, глядя теперь на Луну, чувствовала, как сгибались под непривычной тяжестью Земного тяготения ее свежеукрепленные кости.

А потом ее первый полет на Касперскую Станцию Ангелов, работа среди брошенных развалин Ангелов в изолированных, необитаемых северных землях планеты Каспер. Ким попыталась закричать, разорвать хватку Книги, но это было не похоже ни на что, что Ким испытывала прежде. Ей предстояло пережить все это снова, до мельчайших подробностей.

Она опять была там, в туннеле, глубоко внутри Цитадели. Ким зарыдала, призрачной рукой нащупывая край стола в своей каюте, потом скользнула пальцами под столешницу, ища твердый стальной край кронштейна, на котором та поворачивалась. Изо всех сил Ким ударила по нему кулаком, пытаясь болью отрезать себя от этого потока.

Она ощутила боль, но лишь как что-то далекое. Ей удалось снова ударить по кронштейну, на этот раз сильнее, и что-то мокрое и теплое побежало по руке тонкой струйкой. Боль не помогла.

Сьюзен – чьи волосы пахли мятой. «Таким хорошим человеком, как она, мне никогда не стать», – подумала Ким. Как странно: у них одни и те же воспоминания, как если бы они были одной и той же личностью… почти.

Сьюзен.

Затем все вернулось стремительным потоком, воспоминание за воспоминанием. Ким заново переживала каждую минуту с этой добавленной пыткой предзнания – о том, что с ними со всеми случится и как ужасно погибнут некоторые из них.

Ким проснулась внезапно от нахлынувшего чувства глубокой тревоги, как будто на нее сейчас нападут, и окинула взглядом толстые пластиковые стены спального пузыря, который она делила со Сьюзен. Ким была начальником экспедиции, руководила тремя учеными: Сьюзен, Фитцем и Оделл. Сегодня Ким хотела встать пораньше – подготовить оптику к утренней работе.

Она неохотно вылезла из спального мешка. Это было одно из первых отличий, которые Ким заметила между собой и Сьюзен: та была жаворонком, Ким – точно нет. Утренние подъемы давались ей с трудом. Сейчас Ким спросила себя, что разбудило ее так внезапно, что вызвало такой испуг. Спросонья она не разобрала, но когда это повторилось через несколько минут, Ким поняла, что это.

Толчок – определенно толчок. Плохой знак. Он означал, что их экспедицию могут отозвать.

Ким возглавляет экспедицию, и это большая честь. Сьюзен в университете была ей равна по положению, и хотя дотошная Ким пыталась высмотреть у Сьюзен какие-нибудь проявления обиды на то, что ее обошли должностью, так ничего и не высмотрела. Наоборот, Сьюзен всячески показывала, что она довольна карьерным успехом своей любовницы, и эта безоговорочная радость за нее иногда вызывала у Ким раздражение.

– Конечно, я за тебя рада, – ответила Сьюзен, когда Ким однажды спросила напрямую.

– Как ученый ты сильнее меня, – заспорила тогда Ким, глядя на белокурую подругу сквозь челку своих темных волос. – Все это знают. И там, на Земле, это знали.

– Я хороший ученый, но прежде всего я Наблюдатель.

– Ага, как же.

Наблюдатель. На самом деле Ким встречала не так много Наблюдателей, но если бы не Сьюзен, у нее сложилось бы стойкое впечатление, что все они – напыщенные индюки и с юмором у них слабо. Сьюзен прошла все психотесты, собеседования, подготовку и, наконец, подверглась операции.

Ким не понравилась эта мысль: что-то чужеродное и склизкое сидит у тебя в голове как пассажир. Отвратительно. Однако Сьюзен изучала антропологию и знала о касперианах и их культуре больше, чем кто бы то ни был.

При первой встрече Ким отпустила неизбежную шутку о сексуальной жизни Наблюдателей – грубая попытка сломать лед. Сьюзен этой бестактности будто и не заметила.

– Да, конечно, это попадает в Книги, – сказала она как нечто само собой разумеющееся.

Ким невольно смутилась. Непривычно приземистая фигура Сьюзен была несомненно привлекательной – по контрасту с высокой и неуклюжей Ким, долговязого продукта среды с более низкой гравитацией.

Жизнь на ее родном Хелласе была консервативной, со старомодными идеями о приличии и общественном поведении, принесенными первыми поселенцами, в большинстве своем – квакерами. И хотя тогда Ким не захотела себе в этом признаться, но эта женщина смущала и возбуждала ее с первой встречи. А открытие, что Ким тоже кажется Сьюзен экзотической, чуждой, иной, быстро превратило любопытство в сильное взаимное влечение. Именно на той первой встрече – лишь позже Ким стала думать о ней, как об их первом свидании, – Сьюзен объяснила ей, что такое Книги.

– Это не просто находиться внутри чьей-то головы. Это значит стать тем человеком.

Ким покачала головой.

– Не понимаю.

– Все люди по-разному смотрят на мир, по-разному его толкуют. Если ты съешь достаточно Книг, которые несут мысли и воспоминания одного конкретного человека, то до некоторой степени ты как бы сама становишься тем человеком. – Взгляд у Сьюзен стал отсутствующим, и Ким видела, что она тщательно подбирает слова. – Ты начинаешь понимать других людей, учитывать их причины быть такими, какие они есть, потому что ты переживаешь их эмоциональные реакции на окружающий их мир. И ты можешь научиться хотя бы понимать, как у другого могли сложиться взгляды, отличные от твоих – даже радикально отличные.

Ким нахмурилась.

– Звучит ужасно. Я могу назвать людей, чью точку зрения я не хочу понимать. Убийцы, например. Я бы чувствовала себя – она повела рукой в воздухе – оскверненной. Грязной.

– Это не каждому дано, – ответила Сьюзен. – Требуются подготовка, масса психологии, прежде чем тебе позволят приобрести биоимплантат. Нужно быть очень дисциплинированным человеком.

«Надо было лучше ее слушать», – мелькнула мысль на краю сознания, помнящего, что все это сродни сну.

Откуда-то появилась уверенность, что она выдержит, благополучно через это пройдет. Рука уже перестала болеть – даже призрака этой боли не осталось. Ким почти целиком находилась во власти этой минуты, этой иллюзии. Все равно что быть похороненной заживо, но в своих собственных воспоминаниях, подумалось ей.

Самое интересное, что Сьюзен оказалась права. Глядя сейчас на себя, Ким впервые поняла, что ее мертвая любовница хотела сказать ей много лет назад. Она оказалась внутри своей собственной головы, переживала свои собственные полузабытые воспоминания, узнавала, что это значит – быть Ким. В сущности, она смотрела на себя, на свою жизнь со стороны, как бы наблюдая трагедию, развивающуюся к неизбежной и печальной кульминации. Могла быть своим собственным критиком с удивительной степенью беспристрастности анализа.

Цитадель расположилась за кольцом гор на северном полюсе Каспера. В настоящее время все сходились во мнении, что она не была когда-то построена касперианами: эту огромную, старую, как вечность, сеть камер и туннелей, уходящих глубоко под поверхность планеты, создали Ангелы. Все в ней, от расположения молекул в камне, из которого она построена, до явных нарушений законов пространства-времени, которые встречаются в лабиринте ее коридоров, безусловно, указывало на Ангелов. Не считая самих Станций, это было самое удивительное творение инженерного искусства, которое оставили после себя те, давно исчезнувшие инопланетяне.

Существовали правила о невмешательстве в культуру на Каспере, и это означало: никаких открытых полетов и почти никаких тайных визитов, если они не одобрены полудюжиной комитетов, каждый из которых мог наложить вето на решение всех остальных, если ему так захочется. Но Цитадель была исключением. География окружающей местности плюс студеный климат сделали ее совершенно недоступной для туземцев – все потому, что длинная цепь гор, протянувшаяся с востока на запад, служила вполне достаточной преградой. Впоследствии возле одного из входов в Цитадель построили маленькую исследовательскую станцию – полдюжины сборных модулей и небольшая сменная команда из полдюжины человек.

И теперь Ким оказалась там, глубоко внутри Цитадели, в самой первой своей экспедиции на поверхность Каспера. Лабиринты ее коридоров протянулись под замерзшей почвой на сотни километров. Было что-то в атомной структуре камня, из которого была создана Цитадель, что делало ее чрезвычайно стойкой к обрушению или гниению; но миллион лет – долгий срок. Возле базового лагеря экспедиции были найдены обвалившиеся коридоры, но ультразвуковое и инфракрасное оборудование показывало за этим завалом очертания каких-то предметов. Фитц страшно завелся, но у него это вообще было основное свойство – умение заводиться.

– Техника Ангелов, – с горящими глазами объявил он. Ким только что сообщила об их находках по кабелю, который соединялся с радиорубкой на исследовательской станции.

– Не спеши с выводами, – охладила его Сьюзен. Прошлой ночью, следуя старой хелласской традиции, они отпраздновали Первую Высадку, пили гидропонное вино, которое Ким везла с собой от самого дома для особого случая. Пили, пока от них не понесло перегаром. Ким боялась, что эта многовековая традиция покажется слишком провинциальной, но вроде бы Сьюзен и остальные праздновали с удовольствием. Впрочем, Сьюзен от всего получала удовольствие, даже от долгого и скучного пребывания в холодных пустых пещерах и коридорах с ледяной темнотой, таящейся всего в нескольких футах, за лампами и переносными обогревателями.

Мерцающие электрические лампочки, тихо раскачивающиеся в потоке воздуха, идущем от печек, вызывали в памяти старые детские страшилки: о Старике, таящемся в коридорах Хелласа С, готовом схватить и утащить неосторожных.

А теперь имелись все признаки, что они нашли новую главную ветвь, отходящую от запутанного лабиринта туннелей и камер на одном из самых нижних уровней Цитадели – почти в миле под поверхностью Каспера.

За последний миллион лет часть этого туннельного комплекса явно обрушилась. Этот регион не был сейсмически активен, но здесь явно случилось что-то катастрофическое. Сейсмографы, размещенные в Цитадели и вне ее, уловили подвижки, и предварительные исследования с помощью аппаратуры удаленного наблюдения показали, что новое обрушение на нижних уровнях здания открыло прежде недоступные области. Это послужило толчком для их экспедиции, и Ким упорно добивалась своего участия в ней, а потом точно так же упорно добивалась включения в нее нужных ей людей.

За обширным каменным завалом находились какие-то массивные сооружения. Согласно показаниям приборов, там что-то происходило: может быть, все еще работали какие-то машины. Раньше ничего подобного обнаружить не удавалось. Все собранные данные – полученные от видео– и аудионаблюдения плюс глубокое сканирование – были переданы с зашифрованными пакетами на Станцию Ангелов. Теперь нужно было ждать разрешения расчистить завал. Его получение требовало времени, массы бюрократических действий и долгих радиопереговоров с властями Станции.

Не все прошло гладко в праздновании Первой Высадки, потому что Ким опять спорила с Сьюзен. А когда они обе слишком опьянели, чтобы остановиться, то начали ссориться при остальных. Это было совсем не хорошо.

Даже работа не могла отвлечь их отличных проблем: хватало одного слова, даже взгляда, чтобы вызвать новую ссору.

Почему жизнь не может быть проще? Ким сотню раз спрашивала себя об этом, зная в глубине души, что проблемой была ее собственная зависть к Сьюзен. У Сьюзен было то, о чем Ким могла только мечтать: она умела общаться с людьми настолько легко и просто, что Ким не могла даже понять, как это получается, не то что подражать ей. Лежа ночью в спальном мешке, Ким спрашивала себя, почему Сьюзен все еще с ней. И как скоро Сьюзен ее бросит, если Ким первой ее не прогонит?

Зевающий и по-утреннему хмурый Фитц молча присел рядом с Ким, зажигающей печку. Остальные тоже начали вставать. Лагерь был построен из теплоотражающих многослойных пластиковых листов, покрывающих его пол и потолок, с воздушными шлюзами на обоих концах для сохранения внутри приемлемой температуры. Через полупрозрачные пластиковые стены лагеря пробивался яркий свет ламп, освещая разрушенные инопланетные коридоры.

Ким подошла к мониторам, где на экранах мерцали все те же картинки – что-то вроде стоящих рядами станков, – регулярно то тускнеющие, то светлеющие.

– У нас уже есть там действующая камера? – спросила Ким, опускаясь на пол рядом с Фитцем.

Фитц покачал головой:

– Я просунул еще одну прошлой ночью, во время своего дежурства, но она снова вышла из строя. Ничего не показала сверх того, что мы уже увидели в инфракрасном. И опять никаких свидетельств опасного излучения.

– А еще что-нибудь загадочное?

– Ты имеешь в виду скачки во времени, блуждающее пространство и тому подобное? Нет, ничего такого, что уже не было нанесено на карту предыдущими экспедициями. – Бывало, что время скакало вперед или назад на несколько минут. Бывало, что человек проходил несколько футов и оказывался на противоположном конце того же самого коридора, понятия не имея о том, что произошло в промежутке. Любому наблюдателю казалось, что человек просто на мгновение исчез. Ну и, конечно, были те, кто исчезал совсем. В некоторые части Цитадели все еще был запрещен доступ для всех, кроме автоматизированных роботов, и те по большей части тоже не возвращались. – Надо бы подключить специалистов по дистанционной картографии и посмотреть, что им удастся найти с помощью роботов.

Ким взглянула на Фитца.

– Мы могли бы и сами справиться.

– Шутишь? – Фитц усмехнулся. – Мы выполнили все необходимые сканирования. Если будут еще толчки, нас мигом вытащат отсюда, подошьют наши отчеты и предоставят местному Комитету по артефактам соображать, что делать дальше. – Он пожал плечами. – Кроме того…

– Что?

Фитц внимательно посмотрел на женщину.

– Ким, мы абсолютно не представляем, что там. Это может быть все что угодно. Это может быть опасно. Осторожность никогда не бывает лишней.

– Фитц, где твой суровый хелласский дух? – насмешливо поинтересовалась Ким. Фитц тоже был уроженцем Хелласа и вырос в коридоре не так далеко от нее. – Не говори мне, что ты спустился сюда только затем, чтобы сделать снимки и сбежать. Что бы сказали Семьи-Основатели?

– Семьи-Основатели состояли из махровых твердокаменных индивидуалистов, настолько фанатичных в своих религиозных и политических убеждениях, что жизнь на ледяной Луне в световых годах от родины показалась им хорошей идеей.

Ким вытаращила глаза.

– Слушай, – продолжил Фитц уже более рассудительным тоном, – я просто думаю, что нужна осторожность.

– Фитц, что бы там ни вызвало недавние обвалы, в ближайшее время это не повторится. Такие вещи случаются здесь раз в сто тысяч лет. Беспокоиться не о чем.

Фитц ничего не сказал. Если подключать сейчас картографов, те каждый шаг будут согласовывать с Комитетом по артефактам Касперской Станции Ангелов, а тот – с Центральным Командованием Станции, заменяющим здесь правительство. Ким и ее группа будут фактически отстранены от исследований, хотя номинально Ким осталась бы главой проекта. Но оказалась бы она снова в оживленных коридорах Станции, а не здесь, где идет реальная работа.

События будто снова перемотали вперед. Споры Ким и Сьюзен стали ожесточеннее. Между тем появились и другие поводы для беспокойства, вроде сейсмических показаний с аванпоста. Казалось, толчки концентрируются на их лагере.

Плохую новость сообщила Оделл – темноволосая девушка из Осло, планетолог экспедиции.

– Все время слушаем какой-то рокот. Вы знаете, что мы здесь внизу поставили новые сейсмографы – выяснить, насколько внутренне стабильна вся Цитадель в целом. И если верить их показаниям, Ким, выходит, что Цитадель совсем не так стабильна, как мы думали.

Ким нахмурилась.

– Она стоит здесь очень давно. Вряд ли она рухнет прямо сейчас.

– Я и не говорила, что она прямо сейчас рухнет. Ким остро ощущала, что Сьюзен сидит рядом.

В конце концов, голосованием решили, что утро вечера мудренее. Никакая явная опасность экспедиции не угрожала; не было никакой реальной причины – что бы там ни говорили сейсмографы – подозревать, что Цитадель вдруг станет нестабильной за одну ночь.

Тем не менее последовало еще несколько необъяснимых толчков, на этот раз более сильных. Ким вновь проснулась среди ночи, мгновенно встревоженная. Раздавался такой звук, будто… будто гвоздями скребут по твердой поверхности. Будто две горы трутся друг о друга. Ким напряженно подождала, и через несколько секунд звук прекратился.

Снаружи послышались голоса Оделл и Фитца. Ким оделась, пошла к ним.

Оделл выглядела бледной.

– Я не знаю, что вызывает эти толчки. – Она потерла ладони. – То есть не вижу ни одной сколько-нибудь разумной причины.

Взгляд Ким скользнул к забитому камнями коридору, за которым тихо продолжали работать инопланетные механизмы. Самые последние толчки сместили часть камней, открывая просвет, по которому можно пробраться – если только очень осторожно. И если Цитадель не рухнет им на голову. Может быть, можно.

Может быть, и нет.

– Слишком опасно. – Фитц покачал головой. – Не стоит рисковать. Мы здесь не для того, чтобы играть в супергероев.

– Ким – начальник экспедиции, – неожиданно сказала Сьюзен, даже не глядя на Ким. Тон у нее был деловой и бесстрастный. – Поэтому ей решать.

Ким удивленно уставилась на нее. Фитц пожал плечами:

– Конечно, ей решать, я другого и не говорил. Видит Бог, я хотел бы знать, что там. – Оделл рассеянно закивала. Они все хотели знать, что там. – Но у меня… инстинктивное предчувствие, если хотите. Толчки повторялись всю прошлую ночь. Происходит нечто совершенно беспрецедентное. И пусть мы даже что-то упустим, лучше наблюдать за развитием событий снаружи. Или со Станции Ангелов, в полной безопасности.

– Мы остаемся, – отрезала Ким. – Потому что если я сейчас отступлю и отдам честь открытия кому-то другому, я буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь… и, откровенно говоря, вы все тоже. Посмотрите мне в глаза и скажите, что я не права.

Она окинула взглядом их лица. Фитц быстро отвел глаза, Оделл смотрела неуверенно.

– Нам повезло оказаться здесь в это время, – продолжала Ким. – Кроме шанса открыть что-то, нетронутое в течение тысячелетий, мы заработаем кучу денег, если это открытие можно будет применить на практике. Если мы уйдем и позволим какому-то назначенному чиновнику управлять всем издалека, этого не случится. Все вы знаете, как работают законы по правам на найденные технологии.

Они проголосовали и решили остаться, хотя Сьюзен воздержалась. Когда Ким взглянула на нее, ей показалось, будто она смотрит в глаза незнакомого человека. Покраснев, Ким отвернулась.

События приближались к своему роковому финалу. «Скорей бы все закончилось», – подумала Ким. Часть ее сознания по-прежнему находилась в здесь-и-сейчас, тело забилось в угол ее крошечной каютки.

– Не уверен, – сказал Фитц, внимательно глядя в монитор, – но, похоже, что-то есть. Ты можешь еще немного ее продвинуть?

Оделл глубже подвинула камеру в длинную металлическую трубу, проложенную через завал. Толчки всю ночь были крайне незначительны, и это давало надежду, что худшее уже позади. Между тем крохотное сомнение закралось в голову Ким, но она отмела его как бредовое. Скорей их убьет пролетающий мимо астероид, чем Цитадель вдруг решит на них рухнуть. С чего бы?

В распоряжении экспедиции имелась проходческая техника с дистанционным управлением – ее и решили использовать и с безопасного расстояния раскопать эти туннели, прежде чем туда идти. Люди отошли далеко за пределы лагеря, на полмили протянув кабели управления, чтобы послать роботов в заваленный коридор. В нынешний век технологий, с сожалением подумала Ким, людям почти ничего не приходится делать самим.

Она спросила себя, что подумал бы обо всем этом Говард Картер, который почти голыми руками прорыл ход в гробницу мальчика-царя Тутанхамона. Пока что от камер наблюдения особого толку не было – что-то явно подавляло их сигнал, и Ким надеялась, что оно не помешает роботам. Ей это не казалось опасным – или она надеялась, что это не опасно. Просто что-то новое, непонятное пока людям – как, впрочем, и вся техника Ангелов.

Затем пошли воспоминания, которых Ким больше всего страшилась. Роботов послали расчистить путь через завал. В первый раз люди увидели голубое свечение за изгибом коридора и поняли, что что-то все еще там функционирует, даже спустя бесчисленные эры. Из безопасного далека люди наблюдали за мерцающими на экранах картинками, и длинные переплетения кабеля вились по полу коридора блестящими металлическими змеями.

– Уровень радиации не повышен, – сообщил Фитц, наблюдая за экранами вместе с остальными.

– А свет? – спросила Сьюзен. – Откуда он?

– Уж точно ничего естественного, – откликнулся Фитц. – Видите те символы на стенах? Это символы Ангелов. Очень похоже на известные образцы их языка.

На стене был изображен красноречивый символ, похожий на отпечаток, оставленный ребенком, лежащим на спине в нетронутом снегу и двигающим туда-сюда руками и ногами.

Снежный ангел – почему, собственно, их и назвали Ангелами.

Ким напряженно слушала, представляя себе, что скажут об их открытиях после обнародования. Будут, конечно, и отрицательные мнения, поскольку они нарушили некоторые правила. Но, в конечном счете, главное, что их имена будут жить вечно. Залог тому – то, что за этим изгибом коридора.

– Что там сейчас для нас опасного? – спросила она.

– Дистанционные датчики показывают резкое падение воздушного давления на протяжении двух футов в самом начале коридора, – ответил Фитц.

Ким рассеянно кивнула – ей уже кружил голову будущий успех. В Цитадели были области, где невидимые, необнаруженные барьеры сохраняли вакуум в отдельных секциях. Если повезет, то беспокоиться надо будет только о том, можно ли там дышать. Конечно, могли появиться и другие причины для беспокойства… в конце концов, Цитадель попирала все известные законы природы.

Предыдущие экспедиции сталкивались с похожими проблемами, поэтому теперь скафандры стали обязательным предметом экипировки. Ким посмотрела на остальных двух женщин, Оделл и Сьюзен. Ни та, ни другая как будто не возражали против того, чтобы войти в коридор. Выражение лица Сьюзен было тщательно бесстрастным, лишенным любых эмоций. «Возможно, нам еще удастся остаться друзьями», – подумала Ким, но тут же поняла, что ей никогда не будет этого достаточно. Она нуждалась в Сьюзен гораздо больше, чем Сьюзен нуждалась в ней. Это будет проблемой, но Ким с ней справится. Она пообещала себе, что справится.

Первый из новых толчков пришел, когда Ким, уже в скафандре, пошла к частично расчищенному коридору. Голубой свет был необычен, потому что шел одновременно со всех сторон. Не было вообще никаких теней, как если бы молекулы самого воздуха слегка светились. Кое-где плавно клубились аморфные участки более яркого свечения, похожие на дым, и продолжалось это даже тогда, когда люди прошли через барьер давления в почти вакуум.

Сьюзен была теперь рядом с Ким – ее лица почти не видно под шлемом скафандра. Фитц и Оделл остались сзади, чтобы контролировать их движение из-за дальнего изгиба коридора. Ким знала, что Сьюзен хочет Наблюдать все, чтобы передать последующим поколениям. Ким побледнела, подумав, как будущие Наблюдатели будут видеть ее саму в этот момент глазами Сьюзен. От этой мысли она показалась себе неуклюжей, нескладной. Тщательно выбирая слова, она сказала так:

– Мы пойдем мимо завала, продолжая следовать изгибу. Сделай несколько снимков, записей, ну, типа того. Попробуем понять, что мы здесь имеем.

Сьюзен повернула голову в шлеме, и Ким уловила намек на легкую улыбку, как будто Сьюзен что-то в ее словах показалось смешным. Ким и сама поняла, что говорит немного неестественно, переигрывает.

– Отлично, – ответила Сьюзен. Ким все еще смотрела в ее сторону, когда Сьюзен нахмурилась. – Эй, ты чувствуешь?..

Ким чувствовала. Она почувствовала это, когда Сьюзен еще говорила, и сначала приняла это за дрожь собственного тела, затем поняла, что это что-то внешнее: вибрация, нет – рев.

«Я была неправа, – подумала тогда Ким, – насчет звуков тех прежних толчков. Такой звук издают две горы, когда их трут друг о друга».

В эту кошмарную минуту Ким была уверена, что весь коридор рухнет прямо на них. Он не рухнул, но его стены – сверхпрочные стены, созданные инопланетной расой, чтобы стоять вечно, – прогнулись внутрь. «Отчего это? » – спросила себя Ким. Она взглянула на Сьюзен, которая тоже застыла, ожидая, что будет дальше.

Ким прислушалась. Больше ничего не было.

– Фитц? Оделл? Вы меня слышите?

– Говорит Оделл, – потрескивая, отозвалась шлемовая рация, – Дело плохо. Часть нашей техники пропала – был какой-то большой сдвиг. Ребята с исследовательской станции тоже уловили это сотрясение и хотят знать, заметили ли мы что-нибудь существенное.

«Заметили ли мы что-нибудь? » – подумала Ким. Смешно.

– Послушайте, – снова заговорила Оделл. – Я вижу показания датчиков. Вся эта секция Цитадели, она… я не знаю, она вроде как просела. Вам нужно уходить оттуда.

– Возможно, теперь она успокоилась, – возразила Ким. Прошли десятки тысяч лет с тех пор, как обвалился этот последний коридор. Почему именно сейчас, когда они приближались к тому конкретному изгибу коридора? Больше чем когда-либо Ким захотелось увидеть, что находится за углом. Возвращаться и посылать туда камеры будет недостаточно. Она хотела видеть.

– Может, успокоилась, а может, нет, – заявил по рации другой голос, на этот раз Фитца. – Уходите оттуда, возвращайтесь.

– Пока что я начальник этой экспедиции, Фитц.

– Прости, Ким, но я уже поговорил с Командованием Станции через транслятор на форпосте. Командование приказывает отступить оттуда и прекратить работы.

Ким задохнулась от гнева. Он действовал за ее спиной!

– Фитц, так нельзя! То, что там за коридором, – это же кардинальная перемена всей жизни! Это техника Ангелов!

– Мертвым – что нам от нее толку? – пришел ответ. – Послушай, мне очень жаль, но мы уже нарушили слишком много правил, а правила существуют не просто так.

Не было слов, чтобы описать эмоции, обуревавшие Ким. Это было предательство, страшное предательство. Она повернулась к Сьюзен.

– Я так понимаю, это ты его подучила? – поинтересовалась Ким. – Теперь ты довольна?

Сьюзен посмотрела на нее ясными, спокойными глазами.

– Ким, для меня это такая же новость, как для тебя. Поверь мне.

«Но я не хочу верить», – подумала Ким. Она понимала, что это погубит ее репутацию, а ведь она едва начала делать свою карьеру.

– Мы идем дальше, – отчеканила Ким.

Сьюзен хотела что-то сказать, но Ким отвернулась и пошла вперед.

– Фитц, если есть реальный шанс толчков, вызывающих обрушение, тем более важно, чтобы мы вытащили все, что можно, пока оно не пропало навеки. Ты понимаешь? – «Скажи „да“, гаденыш», – подумала она.

Но рация только затрещала, потом наступила тишина. Что бы там ни влияло раньше на камеры, теперь оно влияло и на рацию.

Они в молчании двинулись вперед, способные теперь общаться только жестами. Ким первая повернула за угол, моргая от дымки за шлемом. Воздух, казалось, светился сильнее. Впереди виднелись предметы, какие-то механизмы. У Ким стало покалывать кожу головы. Потом что-то шевельнулось. Что-то живое? Она попыталась всмотреться сквозь дымку. Было похоже, что кто-то взял сам воздух и скрутил его в кулаке, как кусок ткани, собранный между пальцами.

Воздух снова скрутился, и земля вздрогнула. Ким пошатнулась, хватаясь рукой в перчатке за стену. Голова внезапно закружилась, как если бы низ вдруг стал верхам. Рядом лежали какие-то предметы, светясь тем же самым таинственным светом. Ким наклонилась, схватила одну штуку. Затем посмотрела на Сьюзен, кивнула на предметы. Возьми несколько, жестом показала Ким. Потом огляделась, хватая что попало из беспорядочного, казалось бы, хлама, разбросанного вокруг.

Времени в обрез, подумала Ким. Сьюзен следовала ее примеру, подбирая все, что можно. Они понесли свою добычу обратно в коридор, из которого пришли. Зловещие толчки прокатились под ногами. Ким снова вспомнила о милях слоистого камня над головой и постаралась об этом не думать.

Когда они отошли достаточно далеко, Фитц вернулся на связь.

– … вы делись, черт возьми?

– Это коридор блокирует передачу, – быстро сказала Ким. Она потела в своем скафандре, но не только от физического усилия.

– Оделл в пути, – сообщил Фитц. – Она пригонит трактор.

– Спасибо, Фитц.

– Это вынужденно, Ким. Мы и так очень сильно рискуем.

Ким не ответила. Оделл появилась через несколько минут. Крошечный электрический трактор жужжал, съезжая по пологому скату, ведущему в коридор.

– Грузите все сюда, – услышала Ким по рации ее слова. – Еще есть?

– Целая куча, – ответила Ким. Оделл находилась достаточно близко, чтобы Ким увидела на лице планетолога неуверенность. Ким тоже было страшно, но они должны вытащить все.

– Фитц прав, – возразила Оделл. – Это слишком опасно. Лучше быть живой и бедной, чем богатой и мертвой.

– Просто отвези эти штуки к Фитцу. Мы идем обратно за следующей партией.

Сьюзен ничего не сказала, она просто смотрела, Наблюдая.

Они потопали обратно в коридор, снова выходя за пределы связи. На этот раз они нашли что-то, напоминавшее токарный станок. С виду он был большим, тяжелым, но когда женщины попытались его сдвинуть, он оказался легким как перышко. Они взялись за оба конца, и к тому времени, когда они вынесли его из коридора, Оделл вернулась; теперь ее губы были сжаты в твердую тонкую линию. Два сильных толчка прокатились по коридору один за другим.

Сьюзен продолжала вертеть головой, стараясь записать все, что видит. Одни ее воспоминания будут стоить целое состояние, когда они выйдут отсюда. «Токарный станок» они погрузили на трактор.

– Пошли, надо выбираться отсюда, – настаивала Оделл. Ее голос задрожал, когда земля под ногами снова сместилась.

– Еще одна ходка – и все, – сказала Ким.

– Оделл права, – вмешалась Сьюзен. – Пора уходить.

– Только одна ходка, я клянусь. Это займет всего пару минут. Поверьте, я не сумасшедшая, я реалистка. Может, мы найдем что-то такое, что продвинет науку вперед на век или больше. Эти коридоры не рухнут второй раз только потому, что мы появились.

– Ким, оглянись вокруг! – Сьюзен почти кричала в рацию – Здесь все просто разваливается. Надо убираться.

Ким отвернулась, двигаясь как можно быстрее в своем тяжелом скафандре.

– Ким! – крикнула ей вслед Сьюзен. – Ким…

Ее голос пропал в треске помех, когда Ким вошла в светящийся коридор. «Еще одна ходка. Принести оттуда еще одну вещь – и все». Быть может, секрет вечной жизни. Быть может, что-то вроде биоимплантата Наблюдателя или еще более поразительное. Еще одна вещь.

Ким что-то нашла и понесла к выходу. И когда повернулась, обнаружила к своему удивлению, что Сьюзен последовала за ней. Она увидела мельком лицо Сьюзен: маска бесстрастности слетела, и Ким почувствовала странное облегчение, увидев там гнев. Она поняла, что именно этого она давно пыталась добиться: прорваться через ту маску спокойствия. В полном молчании обе женщины вынесли то, что успели схватить.

– О'кей, вот так, – сказала Ким. – Теперь уходим отсюда. Я…

Мир рухнул. Ким в ужасе смотрела, как конец коридора, ближайший к разбросанным артефактам, сначала прогнулся, затем обвалился, потолок устремился навстречу полу.

– Поехали, скорее! – крикнула Ким, и они вскочили на трактор, Оделл уже гнала его вверх по длинному скату туда, где размещался Фитц. Грохот передавался через колеса, через скафандры, почти сотрясая мозги в черепах.

Фитц уже включил мотор другого трактора.

– Бросайте это барахло, все бросайте, – велел он. – Поехали. – На пустом темном экране позади него аварийно-красным цветом вспыхивал какой-то значок.

Ким взглянула на первую партию артефактов, привезенную Оделл из коридора. Она двинулась к ним, подняла одну штуку.

– Ким, отсюда надо немедленно уходить! – потребовал Фитц высоким, надтреснутым голосом.

– Нет, подожди. Нельзя все это здесь оставить. – Ким настороженно посмотрела на огромные каменные плиты стен и потолка, на их шершавые поверхности с вырезанными символами и инопланетными надписями. – Можно загрузить оба трактора.

Ким повернулась к Сьюзен и вспомнила… вспомнила, что на самом деле она не здесь. А следом пришло знание о том, что сейчас случится. Ким взглянула на высокий потолок и увидела, как он разваливается и начинает падать, и время, казалось, замедлилось до черепашьего темпа, и в подробностях было видно, как огромные каменные плиты обрушились на Оделл и Сьюзен. Приборы заискрили и погибли под сокрушительной тяжестью… и все погрузилось во тьму. Чья-то рука схватила Ким и дернула в сторону.

– Ким, давай руку! – Это был Фитц. Рушащаяся каменная кладка раздавила под собой и Оделл, и Сьюзен, и один из тракторов. Лампы закоротило, и Ким с Фитцем остались в полной темноте.

Ким вспомнила, что у нее на бедре пристегнут электрический фонарь. Она достала его, включила. Зрелище оказалось ужасным. Оделл раздавило огромной глыбой, и вокруг того темного пятна, что виднелось из-под камня, растекалась лужа крови. Сьюзен лежала под несколькими камнями поменьше, но лицевая пластина ее шлема разбилась, открытые глаза смотрели в пустоту. Ким шагнула к ней, еще слишком заторможенная, чтобы почувствовать настоящий ужас. Фитц попытался столкнуть камень, придавивший Сьюзен.

Ким бросилась на подмогу. «Слишком поздно», – подумала она, глядя на расколотую лицевую пластину. Мертвые глаза Сьюзен уставились на нее с упреком. Все же Ким принялась деловито помогать Фитцу. Медицинские технологии способны творить чудеса – нельзя терять надежды.

Она цеплялась за эту мысль, когда помогала Фитцу вытащить Сьюзен.

Фитц побежал к уцелевшему трактору и вытащил спасательный кокон – длинную трубу из гибкого пластика, которая могла также контролировать жизненные показатели. «Но защитит ли кокон от охлаждения? » – подумала Ким. Она не знала. Она помогла снять с Сьюзен скафандр, делая все, что было в ее силах.

«Мы кладем в эту штуку труп, – подумала она, запихивая тело Сьюзен в кокон. – Как будто ворочаешь мешок камней». Земля снова задрожала. Они погрузили Сьюзен и то, что удалось поместить на трактор, и рванули обратно вверх по длинному скату к ближайшему самому высокому уровню, к выходу.

«Это из-за нас», – внезапно подумала Ким, когда стены коридора скользили мимо. Предстояло проехать еще мили, но рев звучал далеко позади, хотя Ким могла поклясться, что он приближается. Она посмотрела на Фитца, сидящего на открытом водительском сиденье, – он был мрачен. Фитц взглянул на нее и снова отвернулся.

Ким опять подумала о Говарде Картере и о всех своих предшественниках. О мертвых фараонах, оставивших ловушки для воров и любопытных. «Это из-за нас, – подумала она снова. – Мы вызвали все это одним своим присутствием. Наверное, кто-то не хочет нас сюда пускать». Впоследствии она уже не была в этом так уверена, но иногда до сих пор так думала.

«Во всем виновата я», – подумала Ким и только теперь заметила у себя на руке уже частично подсохшую кровь – а она даже не поняла, что поранилась. Рука налилась тупой болью, голова закружилась. Оглядевшись, Ким увидела откидной столик и очертания крошечной каюты, в которой она жила, такой клаустрофобной и такой узкой.

Действие Книги еще не прошло, и Ким казалось, что она все еще мчится на полной скорости через затерянные коридоры Цитадели рядом с мертвой любовницей. «Кто я? » – спросила себя Ким и не могла точно ответить.

Элиас

Через три дня после прибытия на Станцию Ангелов Элиас нашел Эдуардеса.

Микрогравитационная среда пробудила неприятные воспоминания.

Элиас внимательно наблюдал за живущими здесь людьми. Казалось, они не столько ходят, сколько прыгают между стенами и потолком, передвигаясь по герметизированным зонам тора. Элиас последовал их примеру и вскоре освоился. Прямо как в старые времена.

Эдуардес перебивался случайными работами на Станции и вокруг нее. Несколько лет он провел космическим отшельником среди астероидов, затем вышел на местный черный рынок, поставляя наркотики и незаконную генную терапию сменяющимся солдатам. Станция давала великолепные возможности для нелегальных торговцев: каждые шесть месяцев прибывал новый контингент, которому негде было тратить свои деньги, кроме этой Станции Ангелов.

Как и Элиас, Эдуардес жил под дюжиной фальшивых имен, и за это время нашел свою нишу. Элиасу повезло, что Эдуардес оказался в той самой системе, куда он прилетел.

– Никогда не слышал об этом малом, – сказал Эдуардес, щелчком возвращая ему фотографию. – А что ты вообще здесь делаешь? Нелады с законом?

– Да, типа того.

Эдуардес посмотрел на него долгим, изучающим взглядом.

– Генная терапия на меня не подействовала, но для военных властей это не имеет значения. Ты – человек со сверхсилами. Ты и Паченко. Если с кем-нибудь договорился меня сдать, то у меня полно друзей, которые тебя прикончат в секунду – ты даже не успеешь понять, что превратился в фарш. Ты меня слышал, Элиас.

– Слышал. Я не собираюсь тебя сдавать – это правда. Эдуардес сверкнул глазами.

– Может, правда, а может, нет. На всякий случай запомни, что я сказал.

– Запомню.

– Вот и ладно. А кстати, о Паченко что-нибудь знаешь? Элиас ничего не слышал о Паченко с тех пор, как его нашли сжавшимся в комок там, где Элиас его оставил.

– Нет, не слышал.

– Сошел с ума после того, как мы все вернулись с астероидов, – это ты знаешь. Его заперли в камере, а однажды пришли – а его там нет. Никакого окна, никакого выхода, он просто исчез. Чертовски странно.

– Ты в этом уверен?

– Так же уверен, как в том, что нам не дали ни одного прямого ответа, когда мудрили с нашей ДНК. У меня есть знакомые, они рассказывали, что люди видели Паченко, безумного и все кричащего о трупах, и крови, и прочей чепухе. Видели, как он бродит вокруг, хотя они знали, что он все еще в своей камере.

– Не понимаю. Ты хочешь сказать, что он выбрался!

– Нет, Элиас, я хочу сказать, что он был одновременно в двух местах. Ты когда-нибудь слышал о чем-нибудь подобном?

Элиас подумал о Воне.

– Возможно. Точно не знаю. Послушай, я ищу того человека на фотографии. Он где-то здесь. – Элиас показал Эдуардесу смартшит, затем постучал по листку, прокручивая цифры и имена. – Это судовая декларация.

– «Джагер»? Да, знаю такой. Один из больших грузовых звездолетов. Он в экипаже?

– Не совсем. Он в холодильнике, где-то на борту. Мне нужна твоя помощь.

На лице Эдуардеса появилось некое выражение – не хитрое, нет, но расчетливое.

– Что угодно для старого друга, Элиас, но времена нынче трудные. Ты понимаешь?

– Я могу тебе заплатить. – К своему удивлению Элиас обнаружил, что богат: все платы от людей, от сделок за эти годы накапливались в ожидании именно такого дня.

– Послушай, я не жадный. Я просто говорю…

– Я же говорю, что могу заплатить. А теперь мне нужно знать, можешь ли ты – или кто-нибудь другой – провести меня на тот корабль?

– Конечно, – ответил Эдуардес. – Это без проблем.

Винсент

Когда Винсент добрался до Касперской Станции Ангелов, оказалось, что приходится то и дело ждать.

Сначала было медленное выползание с Луны к Оортовой Станции Ангелов, в широкое облако космических обломков, вращающееся вокруг Солнца далеко за краем Солнечной системы. Для этого пришлось сесть на челнок с Луны до скоростного грузовоза. Грузовоз полетел по широкой эллиптической орбите в идущем от Оортовой Станции потоке. На корабле Винсента погрузили в глубокий сон на весь остаток пути. Он не видел снов, что было хорошо, так как он заразился от Эдди нетерпением. Каждый день, ушедший на дорогу до Каспера, казался потраченным напрасно.

Теперь Винсент совершал обход Станции, ощущая типичный – как он сам считал – психологический шок от этого удивительного места, о котором только читал или видел на экране. Не потребовалось много времени, чтобы обойти все сооружение. Эта Станция была намного ближе к светилу Касперской системы, чем Оортова Станция к Солнцу. И вращалась она не вокруг самой звезды, а вокруг самой дальней планеты системы – это был просто холодный шар из железа и льда, а Касперская Станция Ангелов являлась его луной.

Это действительно Ким, решил Винсент, заметив ее вдалеке: лицо сердечком, обрамленное непослушными прядями темно-каштановых коротко подстриженных волос, и долговязая фигура. Ученый направился к ней.

Ким увидела его, и на лице ее выразился испуг. Их разделял битком набитый людьми коридор, и пока Винсент ломился сквозь толпу, Ким исчезла. Но она определенно была на этой Станции Ангелов.

– Мне нужно видеть командующего, – потребовал Винсент, явившись в офис, расположенный возле грузовых отсеков – это был переоборудованный топливный резервуар, выпирающий из оболочки Станции. По дороге сюда Винсенту пришлось пройти через как минимум три уровня безопасности – обязательные сканирования, охранники с едва прикрытым оружием и настороженными лицами.

– Командующий Холмс в данный момент занят, – сообщил человек за столом. Винсент уже знал, что военные используют этот офис как административный буфер между собой и штатским населением Станции Ангелов.

– Я понимаю, – сказал Винсент. – Он знает, почему я здесь.

– Вы можете изложить мне суть дела? – спросил человек за столом.

Ученый покачал головой:

– Информация закрытая.

Он протянул смартшит, который ждал его по прибытии. Быть может, Винсент надеялся, что при виде его здешние служащие возьмут под козырек и проведут его к начальству, извиняясь за задержку. Этого не случилось.

Человек за столом вежливо кивнул.

– Это нужно согласовать с канцелярией командующего Холмса. Возвращайтесь в семнадцать ноль-ноль. К тому времени мы должны получить какой-то ответ.

– Все уже было согласовано.

– Я сожалею, но такова процедура. Никаких других указаний по этому вопросу у меня нет. – Человек за столом пожал плечами и дружески улыбнулся. Винсент спросил себя, сколько народу работает за этим столом. Это был уже третий человек, которого Винсент обнаружил здесь за эти дни. – Без утверждения наверху мы ничего сделать не можем.

Винсент шкурой чуял, что они нарочно тянут резину. Но зачем?

Ответ пришел через сутки.

Винсент проснулся среди ночи и обнаружил, что на терминале его каюты мигает огонек почты. Еще сонный, ученый сел, отыскал нужную кнопку, и свежий смартшит выскользнул из принтера терминала. Это было письмо от Эдди.

Не просто очередное письмо, а файл, зашифрованный ключом, который Эдди передал Винсенту перед отлетом с Луны. Введя код, ученый обнаружил видеозапись максимального сжатия, в которой было видно лишь увеличенное изображение Земли над плечом Эдди. Должно быть, Эдди снимал это дома, подумал Винсент. Он понял, что со времени их последнего разговора прошли месяцы, хотя ему показалось – пара недель. Эдди заметно постарел и осунулся.

– Дела плохи, Винсент. Информация о гамма-вспышке сейчас уже наверняка вышла наружу. Конечно, были утечки и множество вопросов, но наверху никто выше определенного уровня ничего не говорит и никакой позиции не занимает.

Винсент подумал, что надо внимательней следить за новостями.

– До меня доходит масса слухов, – продолжал Эдди на видео. – Многие просто бред, но есть пара таких, которые нельзя сбрасывать со счетов. Одно и то же от разных источников. Ты уже знаешь о Блайте? Да, он распространяется. Может быть, уже даже вышел из-под контроля.

Блайт? Продукт технологии Ангелов, подумал Винсент. Разрушительный наноорганизм. Вирус, который съел Индию.

– … разговоры и разговоры, а речь идет о катастрофе, Винсент, глобальной катастрофе. Иначе не назовешь. – Винсент увидел бешеный взгляд Эдди, тот же самый взгляд, который он видел в тот раз, когда Эдди прилетел к нему в Антарктиду. – Куда нам деваться, если мы потеряем Землю? Куда мы пойдем, если умудримся опустошить свой собственный мир?

«Каспер, – тотчас подумал Винсент. – Куда нам еще податься? » Мир, разительно похожий на Землю. Даже ДНК у высших живых организмов Каспера не сильно разнилась с ДНК земных существ – почти наверняка благодаря инопланетянам, которых все называют Ангелами. Но, конечно, такая реакция глубоко параноидальна. Блайт уже десятилетия был проблемой, и вряд ли он скоро исчезнет, но не опустошит же он всю планету? Не может же быть все настолько плохо?

– Я знаю только одно: есть люди, ничего не имеющие против гибели каспериан. Когда излучение пройдет, оно оставит после себя мир, свободный от высших организмов, – продолжал Эдди. – А потому при угрозе глобальной катастрофы там, на Земле, никакие этические возражения против превращения Каспера в человеческую колонию не будут учитываться. Да, я знаю, – быстро заговорил пиксельный образ Эдди, поднимая руку, – как параноидально и нелепо это звучит. Но я должен рассмотреть все варианты. Все, что мы можем сделать здесь, – это нагнетать напряжение, заставить людей понять, что будет – если это произойдет. Предать все гласности. Но продолжай делать то, что можешь, Винсент. Ты нужен нам там. Делай, что можешь.

«Но как? » – подумал Винсент. Что он должен делать – встать посреди переполненного коридора и рассказывать всем подряд, что грядет конец света, как те сумасшедшие с безумными глазами и в рваных скафандрах, блуждающие по здешним коридорам?

«Я даже не могу добраться до людей, управляющих этой Станцией. И знаешь, я пытаюсь связаться с некоторыми из ученых, руководящих Касперской обсерваторией глубокого космоса, и оказывается, что вопрос целиком временно находится под военной юрисдикцией. Обращайтесь к Холмсу».

Тем не менее, Винсент поймал себя на том, что верит теориям Эдди. Единственное, чего он раньше не знал, – это насколько серьезен стал Блайт. Еще в Антарктике были разговоры о том, насколько широко он может распространиться. Насколько серьезным он может стать. Но из всей доступной информации следовало, что его можно сдержать в приемлемых параметрах. Могла та информация быть сфальсифицирована, искажена? Возможно, но такое предположение отдавало впадением в безумие и паранойю, когда в каждом видишь врага – или потенциального врага. Могла сама тревога об этом повлиять на рассудок Эдди?

Если да, то теперь она влияла и на Винсента.

Он решил проверить общедоступные информационные сайты. Набор сервисов у него в каюте был слишком ограничен, поэтому он пошел в кафе-бар и там подключился к терминалу, чувствуя усталость и отупение от недостатка сна.

Местная Сеть соединялась с Сетью на Земле плотными пакетными передачами, посылаемыми всякий раз, когда на сингулярность Станции подавалась энергия. Поскольку корабли приходили через сингулярность только пару раз в день, это означало, что Винсент отставал на несколько часов по самым последним событиям, получая из локальной сети информацию, обновляемую с каждой пакетной передачей.

Но этого было вполне достаточно. Он поискал информацию об Эдди. Сообщалось, что Эдди ушел со своего поста несколько дней назад. Причина не указывалась.

Ученый огляделся. Народу вокруг было мало, всего несколько человек. Он потряс свой смартшит, пока тот не стал жестким, затем положил его на колено и продолжил поиски.

«Я становлюсь параноиком», – подумал Винсент, изучая сидящих поблизости людей. Казалось, никто из них не обращает на него внимания. «Нет здесь никаких шпионов, – подумал он. – Никто за тобой не охотится».

Эдди отправляет мне письмо, после чего я узнаю, что он исчез. Ни на одном из основных информационных сайтов не было никаких сведений ни о Блайте, ни о Каспере, ни о волнах излучения, ни о чем вообще. Какую бы скандальную информацию Эдди ни пытался предать гласности, он, очевидно, потерпел неудачу.

Однако Винсент нашел родственный материал в других частях Сети. Некоторые ученые проявляли озабоченность, но имелись обычные люди, возвещающие конец света, как прималисты и сторонники еще двух десятков других чокнутых религий. Из-за этого было трудно отделить строгую науку от иррациональной проповеди. И разве прималисты не проповедовали, что Каспер – это новый Эдем?

Винсент призадумался. Возможно…

«Нет, – твердо сказал себе ученый. – Это действительно путь к безумию».

ГЛАВА 8

Роук

За откинутым пологом шатра Роук мельком увидел сгорбленную тень, бесшумно скользящую между свисающими до самой земли листьями высоких болотников. Корона Хеспера стояла низко на горизонте, сияя над далекими горными пиками юга. Роук вышел из шатра. У входа несли стражу двое солдат – характерные драгоценности в ушах выдавали в них уроженцев родного города Роука. Мастер спросил, не заметили ли они чего-нибудь, зная, что, если бы на краю лагеря рыскал какой-нибудь обычный зверь, они бы тоже его увидели.

Стражники ответили, что ничего не видели. Роук кивнул, потом сказал им, что покинет лагерь на несколько минут. Ему необходимо подумать, а для этого нужно уйти из лагеря.

Но Сехерен, более рослый из стражников, встревожился:

– Мастер Роук, император поручил нам охранять вас. Если с вами что-нибудь случится, вина падет на нас – и поделом.

– Но здесь командую я, и вы должны выполнять мои приказы, Сехерен. Не надо считать меня легкомысленным. И я отлучусь лишь на короткое время. Если меня не будет слишком долго, тогда, конечно, ищите. Но уверяю тебя, это не понадобится.

Экспедиция по необходимости была большой: солдаты, слуги, повара, даже кое-кто из жен и маленькое стадо ледовиков, которые могли пригодиться под седло, или в пищу, или даже на продажу, если потребуется. Роук вез бумаги, которые гарантировали им безопасный проезд через любые города, ныне вошедшие в империю Зана. Но позади уже был переход через Северное море, и двухдневное плавание на крошечных парусниках не доставило старому мастеру никакого удовольствия, а постоянная качка плохо сказалась на его здоровье. Мы созданы для суши, не для моря, размышлял Роук.

Здесь, вдали от Тайба, на дальних северных берегах, было уже значительно холоднее, чем в южных краях, к которым Роук давно привык. Хотя на этой земле прошли годы его взросления, возвращение не вызвало у мастера никакого ностальгического пыла. Напротив, здешний край показался ему суровым и негостеприимным.

Выйдя из лагеря, Роук направился к открытой поляне, окаймленной болотниками. За ним увязался маленький коричневый кантр, и мастер шикнул на него. Кантр выглядел достаточно взрослым и готовым к своему первому внедрению, но пока никакого проблеска ума в его глазах не было заметно. Вскоре кантр отстал и побрел обратно в лагерь.

Теперь мастер остался один – только далекие костры лагеря мерцали сквозь деревья. Он уставился вслед кантру. Когда-нибудь он, Роук, умрет, и его плоть будет скормлена другим таким же кантрам в ритуале, известном как ритуал внедрения. Ум Роука и его душа перейдут в их восприимчивую плоть, и они научатся ходить на двух ногах и говорить.

Через несколько минут из гущи болотников выскользнула сгорбленная тень. Ум светился в ее глазах, блестящих, словно от лихорадки. Чудовище ощерилось, опять показывая жалкие ряды маленьких, черных, разрушенных зубов.

– Если хочешь что-то сказать, Чудовище, говори быстрее, – рявкнул мастер. – Я должен вернуться в лагерь.

– Зови меня Сэм, – ответило Чудовище. – В конце концов, это мое имя. Ты помнишь, что я рассказал тебе об истинной природе ваших богов?

Роука зазнобило.

– Такого не забудешь.

– Что ты знаешь о городе Боле?

Старый мастер уставился на Чудовище. Оно казалось еще более бесплотным, еще менее реальным в этом месте холода и теней.

– Сказка, миф – затерянный город богов, где был сотворен этот мир. Это фантазия.

– Бол существует.

Чудовище продолжало говорить, а Роук внимательно слушал.

Урсу

Урсу вспомнил смерть: он вспомнил воду, затягивающую его в глубину. Он не знал, как его вынесло из подземных пещер на открытый воздух. Он понятия не имел, как долго тащила его река, пока не выбросила на берег.

Воспоминания были туманными. Юноша припомнил голос, зовущий его, заставляющий прыгнуть в колодец – безумный, самоубийственный поступок. Подобравшие его кочевники сказали Урсу, что он был мертв, но вернулся к жизни, воскрешенный богом, которого сжимал в руках, когда его нашли.

Его спасители принадлежали к одному из многих тысяч кочевых племен, чьи пути пролегали по ледяным пустыням между великими городами севера. Пути эти считались священными – ими шли мигрирующие ледовики задолго до эпохи городов. Ныне повсюду торчали огромные каменные столбы, обозначающие эти маршруты. Одним племенам горожане доверяли больше, другим меньше, но все они в той или иной степени промышляли торговлей, перевозя товары между городами. Древние торговые тракты вились по долинам и горным перевалам.

Очнувшись, Урсу не увидел идола Шекумпеха. Непослушными губами он пытался назвать имя бога ухаживающим за ним кочевникам, но ответа не получил. Они говорили только на своем языке, которого юноша не понимал.

Когда Урсу очнулся в первый раз, связанный, в полной темноте, он мог только высунуть язык. Нащупав языком сухую, грубую ткань, юноша понял, что его засунули в какой-то мешок. Его руки и ноги были туго стянуты веревками. Прошли долгие часы – куча времени для весьма пессимистических размышлений.

Лишь с наступлением ночи с него срезали путы. Освобожденный, Урсу зажмурился. Огромный жемчужный обруч Короны Хеспера, протянувшийся поперек горизонта, ослепил глаза своим холодным летним сиянием. Когда зрение вернулось, юноша увидел, что лежит в центре становища, окруженный шатрами, а между ними в полутьме горят костерки.

Я где-то далеко в тундре, решил Урсу. Он поднял глаза и увидел вдали уходящую к горизонту гряду низких холмов – странно знакомых. На переднем плане, рассыпанные по подножиям холмов, росли снежные яблони. Но росли довольно упорядоченно – свидетельство того, что некогда их посадили там длинными ровными рядами. Теперь их душил дикий плющ и омела пила их соки. Урсу понял, что это городской фруктовый сад.

Откуда-то появились несколько взрослых женщин со своими ковыляющими отпрысками – после недавнего внедрения они только учились непривычному искусству хождения на двух ногах. Невнедренные кантры носились тут и там на четвереньках, их длинные морды подрагивали на холодном воздухе. Отдаленный шум воды указывал на Тейв, питающий и этот фруктовый сад. Видимо, часть бесконечного пути этого племени пролегала вдоль реки. Женщины подошли к Урсу и обработали его раны – одни незначительные царапины да шишки. Они рассказали юноше историю о том, как его нашли.

Пока это происходило, двое взрослых мужчин сидели рядом, внимательно наблюдая за Урсу. В звездных сумерках поблескивали их глубоко посаженные темные глаза. Традиционные племенные ножи – короткие зазубренные лезвия с кожаными рукоятками, натертыми сушеной ледянкой, чтобы блестели в ночи, – лежали в пыли прямо перед ними.

– Где я? – просипел Урсу.

– Жрец? – спросил голос позади него.

Урсу повернулся и встретился взглядом с парой настороженных глаз. Молодая женщина, немногим старше его самого. Она указала на его грудь.

– Ты жрец?

– Да. Я не знаю. Нет. – Кто же он на самом деле? – Раньше был.

Один из мужчин, более молодой, что-то пролаял девушке на своем языке, и она что-то прошипела в ответ. Затем повернулась к Урсу.

– Он хочет знать, не тебя ли ищут солдаты.

Урсу поборол могучий инстинкт прижать уши к голове. Почувствовав, что они мелко дрожат, юноша резко насторожил их, пытаясь скрыть этот жест страха.

– Какие солдаты?

Девушка разглядывала его с недоверием.

– Ты из города, – твердо сказала она, – и у тебя было с собой кое-что. Я думаю, солдаты очень хотят это заполучить. Эйф тебя нашел у реки. – Она указала на молодого мужчину, который с ней говорил.

Эйф внимательно рассматривал пленника, и выражение его лица не было приятным.

Урсу спросил первое, что пришло на ум:

– Я могу уйти?

Казалось, молодую женщину это позабавило. Она повернулась к Эйфу и что-то пробормотала ему. Эйф уставился на жреца с презрением, но почему в его глазах мелькнул страх?

Урсу понял, что девушка расспрашивает его от лица всего племени, которое насчитывало, вероятно, чуть больше тридцати членов всех возрастов, от самого молодого до самого старого, не считая кантров.

– Но ты же наш гость, – заявила девушка и прыснула.

– Что вы хотите сделать со мной? – устало спросил Урсу. Ему вдруг стало все безразлично.

– По обстоятельствам, – ответила девушка. – Мой отец надеется продать тебя солдатам. Он бы уже сделал это, но рассчитывает поднять цену. Отец уверен, что вещь, которую ты нес, – это тот самый бог, которого ищут солдаты, и у них вполне хватит глупости заплатить за него кучу денег… и за тебя тоже.

Урсу заморгал. Шекумпех у них?

– Он все еще у вас?

– Да, твой глиняный божок у нас, – ответил старший из мужчин, его отличало обилие драгоценностей в ушах. Может, отец девушки? Стало быть, она не единственная, кто умеет говорить на цивилизованном языке.

– Вы… продадите его солдатам?

Пожилой мужчина придвинулся к нему быстрым ловким движением. От страха Урсу инстинктивно прижал уши, но заставил себя сохранять спокойствие. Это далось нелегко. Мужчина слегка кивнул, как бы одобряя.

– А ведь солдаты сняли шкуру с некоторых ваших жрецов, чтобы узнать, где он.

– Я не знаю, что там творится.

– Ты знал достаточно, чтобы сбежать с вашим богом. – Пожилой мужчина сел на корточки и поднес свой кинжал к уху Урсу. – Вот что мы сделаем. Ты знаешь, что будет означать, если я отрежу тебе одно ухо?

Урсу кивнул. Это был знак отверженного, преступника. Даже у других жрецов он никогда не сможет найти ни крова, ни помощи.

– Знаю, – ответил он.

На краю лагеря раздались громкие голоса, а вдали послышалось тяжелое пыхтенье приближающегося ледовика. Люди Зана, понял Урсу, увидев внезапный страх на лицах.

– Ри, Эйф! – пожилой мужчина сделал знак молодым. Ри? Вот, значит, как ее зовут. А пожилой мужчина не иначе как вождь племени.

Двое кочевников неожиданно бросились на Урсу и повалили его на циновку, на которой он сидел. Юноша пытался возразить, но один из кочевников зажал ему рот рукой. Снова связав пленника по рукам и ногам, они бесцеремонно засунули Урсу в тот же самый мешок, в котором он очнулся. Зато хотя бы его пока не собирались выдавать армии Зана.

Урсу заворочался в мешке, потом послышался новый голос, громкий и злой, говорящий на странном, нездешнем наречии. И сразу дополнительная тяжесть шлепнулась Урсу на спину, прижимая его морду к земле. Одеяло или ковер, понял юноша.

Он усиленно прислушивался, шерсть на его голове стояла дыбом. Повсюду среди фырканья, сопения и криков ледовиков непонятно щебетали голоса.

Спустя долгое время, уже после того, как незваные гости ушли, его снова выпустили из мешка. На сей раз Урсу заморгал от раннего утреннего света. Ри стояла возле него с ножом в руке. Эйф снова сидел у костра, на лице – все то же непроницаемое выражение.

Сильные руки схватили Урсу сзади за плечи и втолкнули в ближайший шатер. Когда он упал на грубые шкуры, все еще пропитанные слабым молочным запахом гниения, пожилой мужчина с драгоценностями в ушах нагнулся к нему, вертя в свободной руке нож.

– Ты правильно сделал, что не шумел. И ты правильно понял, что мы не желаем тебе зла. Но мы тебя не отпустим.

– Если солдаты заподозрят, что бог у вас, они вас всех перережут и все равно его заберут, – с неожиданной храбростью выпалил Урсу, когда вождь повернулся к выходу. Кочевник окинул его холодным взглядом и покачал головой.

– Жалкий вы народец, нубаланцы, – процедил он. – Это подумать только: поручить спасение бога такому, как ты. Ты хоть что-нибудь знаешь о том, как живут вне ваших стен? Попробуй только они – и каждое племя между льдами и морем окажется с ними во вражде. У них бы крали скот, разоряли обозы – и ни одного человека, ни одного племени они бы уже не увидели. Племена сильнее любой армии, что могут собрать горожане. Вот так и запомни.

И он ушел, оставив Урсу одного. Подождав несколько секунд, юноша подполз к выходу и выглянул наружу.

На него смотрели три пары настороженных глаз. Трое часовых сидели рядом с шатром, и в тусклом утреннем свете отчетливо виднелись их зловеще длинные ножи. Юноша медленно втянул голову обратно в шатер.

Вздрогнув, Урсу снова проснулся и прислушался к двум спорящим голосам. Один бормотал непонятные слова.

– Я ему не доверяю. И вообще, почему это должна быть ты?

– Заткнись, Эйф, и отстань от меня. – Это было сказано резким шепотом.

Значит, Эйф умеет говорить по-нубалански, отметил Урсу, хотя раньше делал вид, что не умеет.

– Я скажу Йе.

– Вали отсюда, – послышался ответ, и Урсу узнал голос Ри. Стало быть, Йе – это тот, с драгоценностями в ушах. Тень упала на полог шатра, и Урсу уронил голову, притворяясь спящим.

– Просыпайся!

Ри сильно пнула его в бок. Урсу откатился от нее на случай, если следующим будет нож. Но девушка только присела поставить тарелку сушеных фруктов.

– Я слышал, как ты спорила со своим дружком, – прохрипел Урсу.

Он с удовольствием заметил искру гнева в глазах Ри.

– Эйф – идиот, – бросила девушка. – Воняет хуже тебя и все норовит коснуться моего меха, когда никто не видит. Я сказала ему, что я его кастрирую, но он никак не оставит меня в покое. Только тебя это не касается. Тебя скоро продадут Зану. – Посмотрев на юношу бешеным взглядом, Ри выбежала из шатра.

Спустя некоторое время Урсу погрузился в сон, больше от скуки, чем от усталости. Он давно бросил следить за своими сторожами, чье внимание казалось непоколебимым.

Фруктовый сад смотрелся отдельными островками – темный, погибающий. Урсу тотчас понял, что рядом с ним – Шекумпех, и попытался повернуться, не зная, что он увидит. Ту же самую маленькую глиняную статую, сидящую в грязи? Почему-то эта мысль пугала.

– Повернись, – велел Шекумпех. – Повернись и посмотри мне в лицо. – Голос был как молочный запах рваных шкур под его щекой, как бледный свет Короны Хеспера, отражающийся от радужных оболочек глаз ледовика, как запах материнского меха, когда Урсу просыпался в ночи, – дар знания, сохранившегося в памяти, как вкус, оставшийся на языке.

«Нет. Я не могу».

– Повернись и посмотри мне в лицо.

Урсу повернулся, чтобы взглянуть в лицо Шекумпеха.

Перед ним мелькнуло что-то ужасное, чудовищное, иссохшее и обезображенное шрамами. Полный рот сломанных зубов, глаза, в которых светился громадный ум, и ни на что не похожее лицо.

А потом Урсу погрузился в плотный, искрящийся светом туман.

Не туман – звезды, сообразил он, не понимая, откуда пришло это знание. Какая-то невидимая сила тащила его на огромной скорости через звезды… через саму Корону Хеспера, объяснил голос на том же самом языке образов и ощущений.

«Я на небе? » – спросил себя Урсу. Ответа юноша не получил, но он никогда не видел такой красоты. Завихрения дымчатого газа и огромные колонны пыли, вздымающиеся вокруг, как горы, казалось, протянулись от одного конца вечности до другого, и глубоко внутри них пылали красным звезды.

Урсу попытался найти свои пальцы, но понял, что его тело просто исчезло, словно утренний туман. Он был лишь понимание и мысль, и летел куда-то, летел…

Образы стали сменяться быстрее, и Урсу откуда-то знал, что они означают, что именно ему показывают. Он увидел Нубалу, взирая на нее сверху, как будто он был птицей, парящей высоко в облаках. За какие-то секунды Нубала под ним уменьшилась, а мир превратился в огромный шар. Урсу увидел под собой моря, реки и великие горы – все так быстро, что он едва успел разглядеть. Затем и этот вид унесся вдаль.

Юноша увидел пылающее солнце и свой мир – теперь маленький шар, – летящий вокруг него. Потом и они отдалились, и Урсу вновь очутился среди света Короны Хеспера. На мгновение он увидел свой мир и звезду, вокруг которой тот вращался, как крошечные пылинки, даже меньше чем пылинки, плывущие в величии несметных звезд.

Затем перспектива сместилась, словно поворачиваясь, и Урсу почувствовал страх перед тем, что сейчас увидит. Но понимание пришло из ниоткуда – как будто он был пустым сосудом, а знание и понимание просто наливались в него.

За звездами Короны Хеспера – нет, в самой Короне – что-то было. Свет, ужасный свет, взрыв яростной, раскаленной энергии.

Вот крошечная пылинка на лике того света. Что-то маленькое и темное, парящее там в необозримости небесного свода.

Урсу приблизился к пылинке, глядя во все глаза…

– Вот откуда идет этот убийственный свет, – сообщил ему Шекумпех. – Его послали существа, подобные богам, но не боги. Все живое от края до края вселенной – их враг. Поэтому они стремятся уничтожить твой род и мой.

«Но что это? » – спросил Урсу, и хотя слова лишь наполовину оформились в его голове, ответ пришел.

– Думай об этом как о разведке. Ваши боги – или те, кто их создал, – заперли этих враждебных всему живому существ в глубине Короны Хеспера. Есть способы удержать их там, вдали от естественных форм жизни, в таком месте, где никакая истинная жизнь не могла бы существовать. Но теперь они используют звезды Короны Хеспера как оружие. Они умеют взрывать звезды, заставляя их излучать убийственный свет, который несется сейчас к вашему миру.

«А это существо, которое я увидел? – подумал Урсу. Теперь он снова реял над миром и далеко под собой видел Великое Северное море. – Ты Шекумпех? Это так ты выглядишь? »

– Я не Шекумпех. «Тогда кто ты? »

Урсу посмотрел вниз и увидел земли, лежащие за самыми северными горами Тейва. Что-то черное и массивное раскинулось там, как язва.

– Боги – не боги, – заявил голос. – Посмотри вниз. Ты видишь город за этими горами?

Язвоподобная масса стала теперь более отчетливой. Она совсем не походила на город.

– Это Бол.

«Бол – легенда, – подумал юноша. – Разве нет? »

– Нет, – ответил голос. – Он реален, и ты должен идти туда.

«Туда нельзя дойти», – возразил юноша мысленно. Никому не пройти за те горы.

– Тем не менее, ты должен, – заявил голос. – Ты должен идти в Бол.

Видения вдруг исчезли – вместе с голосом.

Еще не открыв глаза, Урсу почуял запах.

Шаман, хотя юноша не сразу это понял.

Кочевник был стар, мех у него местами вылез, уши были изуродованы плохо залеченными ранами. Но он был одет в яркие тряпки, и от Урсу не укрылся блеск безумия в глазах старика. Юноша замер на своих шкурах, следя за шаманом. А тот присел на корточки, пристально глядя на Урсу.

В руках старик держал бога, идола Шекумпеха. Но идол выглядел как-то иначе, и Урсу всмотрелся, пытаясь разобрать, в чем различие.

Трещина шла по телу идола, и в глубине ее что-то сверкало.

Шаман коротко что-то пролаял.

– Не понимаю, – ответил Урсу.

В ответ полились бессмысленные звуки – старик возбужденно залопотал. Урсу медленно встал, жалея, что здесь нет Ри или хотя бы Эйфа, чтобы перевести тарабарщину этого сумасшедшего старого дурака.

– Заставь его говорить! – пронзительно закричал старик – его слова вдруг стали понятны. – Заставь его говорить!

Урсу растерялся. А потом сообразил… что-то произошло с ним, пока он спал. Когда губы шамана двигались, слова, выходящие из его рта, были непонятной тарабарщиной его племени, языком, которого Урсу не знал. И все же он отлично понимал шамана.

– Я не знаю, как заставить его говорить, – осторожно ответил Урсу.

Опять последовали бессмысленные звуки, которые как-то переводились в ясную речь в уме Урсу. Но не сами слова, подумал он, а только их значение, смысл. Старик спрашивал Урсу, из Нубалы ли он, хотя это слово он произнес как чужеземец.

– Да, я из Нубалы.

Старик насторожил уши, прислушиваясь к Урсу. И тут юношу осенило: «Я понимаю, что он говорит, но он не понимает меня».

Шаман разразился новой тирадой, но Урсу все это надоело. Усталый, он просто уставился на старика. Тот запрядал ушами, оскалил зубы и вышел из шатра.

Спустя несколько часов за Урсу снова пришли.

Когда начали спускаться сумерки, он услышал снаружи перешептывания. Принесенной раньше еды не хватило, чтобы подкрепить юношу, и у него живот подвело от голода. Он услышал слово, похожее на их название Нубалы, и некоторые другие слова, сказанные приглушенным голосом. Хотя Урсу не мог разобрать все, что говорится, но два слова повторялись снова и снова. Шей. И снова Шей – это слово всегда произносилось резким шепотом. Другим словом был Фид.

Шей? В Нубале так называли мифических Белых Призраков, белых ледяных фантомов, которые скитались во льдах в сказках и легендах.

Вдруг послышались стремительные шаги обутых в кожу ног по обледенелой траве, и в шатер стремительно вошли те, кто сторожил снаружи. Двое схватили Урсу за руки, а третий зашел за спину, набросил Урсу на голову мешок и затянул, заглушая протесты. Урсу вытолкнули из шатра, холодный воздух задувал под мех. Юноша отчаянно вырывался, уверенный, что его хотят убить.

Он ударился о твердую землю и ощутил около лица жар. Тут же с него сорвали мешок, и глаза Урсу заслезились от густого ароматного дыма. Всмотревшись в полутьму, юноша понял, что находится в огромном шатре с дырой в крыше – туда уходил дым от разложенного в центре костра из сушеных трав. Чуть ли не все племя собралось вокруг Урсу. Стоя лицом к костру, кочевники разговаривали вполголоса, и только несколько, лежащих на шкурах, стонали от боли.

Племя оказалось более многочисленным, чем полагал Урсу. И он узнал запах черномордой лихорадки. Когда Урсу был совсем юным, его брат и двое его дядей умерли от этой чумы. Теперь ему страшно захотелось оказаться далеко от ее источника, и по коже у него поползли мурашки.

Йе нагнулся к Урсу, уставился ему прямо в глаза.

– Скажи мне, что ваш бог существует. – В голосе вождя звучала непонятная настойчивость.

– Наш бог? – переспросил юноша. – Шекумпех – душа Нубалы. – Он вспомнил самые последние видения, когда голос сказал, что он – не Шекумпех. Еще он сказал, что боги – это не боги. Но это бессмысленно; если боги – не боги… то кто они? И кто говорил с ним?

– Без него ты ничто, – перефразировал Йе священные строки. Урсу нервно облизал губы. Возможно, Йе все-таки не был глупым варваром. – Ты украл бога Нубалы, и твои собратья-горожане наверняка сказали бы нам спасибо, если бы мы за это содрали с тебя шкуру живьем.

– Все не так просто, – возразил Урсу.

– Я тебе не верю. Ты вор, подлейший из подлых, и тебе следует отрезать уши. Тебя следует выбросить на лед, на съедение Шей.

– Шекумпех существует, – настаивал Урсу. – Я же сказал вам: я бежал потому, что Шекумпех приказал мне отнести его в безопасное место.

– Сейчас ты для меня выполнишь Воскрешение. – В голосе Йе зазвучала новая властность, которая напомнила Урсу мастера Юфтиана.

– Почему я должен тебе помогать?

Йе бросил на него свирепый взгляд, и Урсу покосился на длинный ритуальный нож, зажатый в кулаке.

– Ты – городской жрец, не знающий лишений, не знающий ни ежедневной борьбы за жизнь, ни ответственности за все свое племя. Но у меня нет выбора. – Он понизил голос до полушепота, будто не хотел, чтобы другие услышали. – Моему племени нужна твоя помощь.

Урсу разглядывал его долгую минуту.

– Я не могу ни на что согласиться, если не буду знать, что ты позволишь мне отнести бога в безопасное место.

– Я не могу отдать тебе бога, – осторожно молвил Йе, – но я позволю тебе уйти. Клянусь. Но бога ты никогда не получишь.

– Ты меня отпустишь?

– Тебя да, но не бога. Теперь он принадлежит нам… или Зану, если переговоры пройдут удачно. Я верну его тебе только для обряда Воскрешения. – Йе положил руку на плечо Урсу. – Я прошу твоей помощи, мальчик. Ты жрец, и по священному обычаю ты обязан помогать любому, кто просит твоей помощи.

Увы, Йе был абсолютно прав. Урсу воспитывался на этих правилах, прочно укоренившихся в его голове, с самого первого дня, когда он ступил в Дом Шекумпеха почти неразумным послушником, еще не умеющим ходить на двух ногах. Но тот Дом был теперь далеко, и остались от него лишь дымящиеся развалины. Урсу подумал, что может оказаться единственным уцелевшим жрецом Дома Шекумпеха, и эта мысль не доставила ему радости.

«Я сам принес сюда Шекумпеха, – подумал он. – Если я не подчинюсь Правилу Помощи, зачем даже думать о том, чтобы нести его дальше? »

Но даже мысль помогать этим людям вызывала омерзение. Бросить бы их гнить с их отвратительными запахами и еще более отвратительными манерами.

– Послушай, – заговорил юноша. – Если я вылечу этих людей, – он указал на больных, лежащих в дымном шатре, – то это случится только силой Шекумпеха. Ты это понимаешь?

Йе кивнул.

– Шекумпех – наш бог, и он привел меня сюда по какой-то причине… возможно даже, чтобы помочь тебе. Но если Шекумпех исцелит этих людей, то сделает это потому, что он так захотел, не ты. И когда ты увидишь силу бога Нубалы, лучше послушайся моего совета: прояви смирение перед тем, кого ты похитил, ибо легенда предупреждает, что оскорбленный Шекумпех – это бог праведного гнева и возмездия.

Йе уставился на него.

– Ты хочешь сказать, что это Шекумпех наслал на нас чуму?

Об этом Урсу не подумал.

– Возможно. И, возможно, теперь он решил проявить милосердие, позволяя мне помочь вам. Но ты должен отдать мне его идола, если хочешь, чтобы я совершил Воскрешение.

Левое ухо Йе мелко задрожало. Урсу заподозрил, что вождь этого не заметил.

– Поговорим об этом позже, – сказал Йе. – Сначала помоги им.

Урсу вздохнул и шагнул к первому больному.

Ким

– Успокойся. Не надо нервничать.

– Я не сержусь на тебя, Билл, просто мне нужно больше узнать о тех Книгах. Ты должен мне рассказать.

– Брось, Ким, – возразил Билл. – Сама знаешь, не могу. Эти люди… те, от кого я это получаю, – это не разовые партнеры. Они много чего делают, а я держу рот на замке, чтобы они не потеряли работу. А некоторые из них… – Билл вздохнул. – Давай просто скажем, что они были бы крайне недовольны, если бы решили, что я их предал.

Ким посмотрела на него долгим взглядом, и Билл поежился. Она с любопытством наклонила голову набок:

– Что с тобой?

– Со мной – ничего. Просто…

– Что?

Билл пожал плечами, засмеялся.

– Я не знаю. Будто кто-то другой смотрел на меня из твоих глаз, представляешь? Чертовски странная штука. – Он опять пожал плечами и улыбнулся, храбрясь.

– Билл. Послушай внимательно. Ты внимательно слушаешь?

– Я слушаю, Ким.

– У тебя нет имплантата, поэтому ты не знаешь, что бывает, когда глотаешь Книгу. Это не просто счастливые воспоминания или трехмерные семейные фото. Это полное погружение в разум другого человека: все, что он чувствует, все, что он видит, как он на это реагирует.

– Я думал, ты можешь нормально двигаться и все такое – типа свобода воли остается. Но это больше, чем просто воспоминание, да?

Ким на минуту закрыла глаза, потом снова их открыла.

– Да, двигаться ты можешь. И какие-то действия выполнять, но очень ограниченно. Можешь изучать обстановку, но на самом деле при этом ты просто воспринимаешь чужие воспоминания. Правда, если ты будешь делать это слишком часто, часть этих воспоминаний будет исходить от тебя самого. Вот что бывает, Билл, – Ким подняла палец, как бы призывая к вниманию, – когда ешь Книгу, сделанную из человеческих воспоминаний.

– А-а… – Билл глубокомысленно кивнул. Он слышал о таких вещах, о воспоминаниях животных. – Вроде как бегать с волками. – Тут до него дошло. – Ты говоришь о тех Книгах, что я тебе дал. Так что случилось?

– Послушай, Билл. – Ким облизала губы. – Ты говорил, что привыкание вызывает все. – Билл медленно кивнул, и она продолжила: – Отчасти это так, но у меня нет этой потребности. У меня есть конкретная цель. Ты понимаешь, что я говорю? Наркоманы не продумывают наперед все детали и не становятся наркоманами намеренно. А я продумала. Я намеренно стала делать то, что делаю. Но когда я съела одну из твоих Книг, произошло нечто… я почти не могу подобрать слов, чтобы это описать. И мне нужно имя человека, который их нашел.

Билл медленно покачал головой.

– Ким, я уже сказал тебе, я не могу его назвать.

– Можешь, Билл, иначе я ничего не расскажу о том, что случилось. Тебе придется поискать кого-нибудь другого, если ты захочешь это выяснить.

Билл уставился на нее со страдальческим видом.

– О'кей, – вздохнул он. – Это был Паскуаль. Все равно слухи уже поползли.

Паскуаль. Он на своей одноместной скорлупке бороздил астероидные поля системы Каспера дольше всех, кого Ким знала. Она сочувствовала Паскуалю: он был уже стар, ему пора было уходить на покой. С такой большой находкой, какую описывал Билл, Паскуаль мог закончить свои дни в роскоши.

– Значит, так: я съела Книгу.

Билл кивнул, чтобы она продолжала.

– И оказалась в каком-то другом месте. Не в пространстве и времени, а в каком-то совсем другом. – Ким видела, что до Билла не доходит. Слова получались какими-то неправильными: языка не хватало, чтобы описать увиденное и пережитое. – У меня было такое чувство, будто я прожила миллиард лет и выпала за пределы вселенной. – Ким непроизвольно вздрогнула, стараясь не думать о той глубокой, ужасной бездне. – И после этого миллиарда лет кто-то пришел ко мне и заговорил со мной – но не словами. А потом я снова оказалась здесь.

Она была не готова рассказывать об ужасах Цитадели. Плечи Билла поднялись во вздохе. Он наклонился вперед и осторожно сжал ее руки в своих.

– Ким, серьезно, я думаю, ты слишком долго пробыла в космосе в своем «Гоблине», слишком долго была совсем одна.

Ким сердито хлопнула его по рукам.

– Я не сумасшедшая! Я не шучу, Билл. Я видела существ, которые как бы говорили со мной, которые обшарили мою память, которые были…

Инопланетянами?

Ким откинулась на спинку стула, замолчав на полуслове. У нее похолодело внутри.

– Паскуаль, – выговорила она внезапно севшим голосом. Ее взгляд на минуту устремился вдаль. – Ты сказал, он нашел Книги Ангелов. Верно?

– Верно.

– Ты был прав, Билл. Думаю, я побывала в голове Ангела – или что-то в этом роде.

Билл покачал головой.

– Я должен быть честен с тобой: я не думал, что в тех штуках вообще что-то есть. Но кое-кто хотел, чтобы я проверил – на случай, если это окажется прибыльным. Ты уверена, что видела всю эту чертовщину?

Ким смотрела на него несколько долгих секунд.

– Да, я уверена, – тихо ответила она. – Что еще нашел Паскуаль?

– Ты ничего не почувствовала?

Томасон взглянула на защитную дверь, потом на мониторы, которые показывали находящиеся за этой дверью предметы. Она думала об этих артефактах. За несколько недель их изучения Томасон и ее исследовательская группа пришли к двум выводам: голубое свечение артефактов является неизвестной формой излучения, и это есть побочный продукт некоего внутреннего источника энергии. Иными словами, они не узнали ничего.

Томасон посмотрела на свою коллегу. Линдси, глядя на нее, нахмурилась.

– Нет, ничего… Ой, да.

Был слабый толчок. Или нет?

– Это мог быть разрыв, – нервно предположила Линд– » си. Она закусила нижнюю губу.

Томасон покачала головой.

– Нет. Будь это разрыв, все сирены на Станции завыли бы.

– Но я это почувствовала. А ты?

– И я. – Она взглянула на крупномерный смартшит, висящий на стене.

Они убавили звук, оставив стандартные настройки. На экране мелькали картинки одного из информационных каналов, под ними шла бегущая строка с новостями Станции. Ничто не казалось необычным. С виду все нормально.

– Вероятно, ничего страшного. – Томасон оглянулась на стальную дверь. Может ли быть, что дело в этих предметах?

– Я быстренько взгляну.

Томасон пошла к стеллажу, где они держали защитные костюмы. Одевшись, она посмотрела на встревоженное лицо Линдси из-за пластикового окошка.

– Постой, – сказала Линдси. – Ты действительно думаешь, что это они вызвали толчки?

– Есть только один способ проверить.

Томасон просматривала старые отчеты о других главных технологических находках, ища подсказки, любую взаимосвязь. Она пришла в отчаяние от того, сколько еще информации засекречено, и уже подала документы на оформление допуска – работать-то как-то надо? – но ее предупредили, что эта процедура может затянуться на месяцы. К тому времени артефакты скорее всего перевезут через сингулярность куда-нибудь туда, где есть реальные возможности для их изучения.

Стальная дверь была просто входом в воздушный шлюз. За этим шлюзом находился спешно привинченный жилой блок, превращенный во временную лабораторию для изучения и хранения артефактов, найденных Паскуалем. Томасон оглянулась на обеспокоенное лицо коллеги и нажала кнопку, открывающую дверь. Через несколько секунд дверь открылась с глухим щелчком, и Томасон шагнула в шлюз. Она нажала кнопку с внутренней стороны, чтобы дверь за ней закрылась, затем повторила всю процедуру со второй дверью шлюза.

Сначала все выглядело как обычно.

Артефакты хранились на стальных полках, и полдюжины камер постоянно снимали их со всех возможных углов.

Имелись также приборы, регистрирующие вибрацию, температуру, звук и весь электромагнитный спектр. До сих пор артефакты не делали ничего, чтобы привлечь к себе внимание. Таким образом, Томасон со своими ограниченными ресурсами оказалась в роли простого смотрителя – а потом артефакты заберут.

Заметив, что одного из артефактов не хватает, женщина нахмурилась. Потом она увидела тень, порхнувшую по противоположной стене. Что-то прошмыгнуло там и скрылось из виду. Ледяной озноб пробежал у нее по спине.

Она поняла, что дальняя стена рябит, и нахмурилась, ожидая. Стальная стена лаборатории изгибалась волнами, как простыня на летнем ветерке. Томасон медленно попятилась, сообразив вдруг, что она понятия не имеет, будет ли ее защитный костюм сколько-нибудь полезен в вакууме, если стена внезапно лопнет. Вероятно, нет. Не глядя женщина ткнула пальцем в кнопку, открывающую дверь, и считала долгие секунды, пока не смогла проскользнуть обратно в шлюз.

ГЛАВА 9

Паскуаль

Паскуаль не мог спать. Когда он спал, ему снился голубой свет от артефактов – он будто просачивался через его тело и даже, чудилось Паскуалю, через его душу. Много поколений его предков были чилийскими католиками, и часто во время сна его рука рефлекторно тянулась к крошечному серебряному крестику на шее. Эта его персональная особенность умиляла его бывшую жену в течение бурных двух лет их брака. Вскоре после менее чем дружеского разрыва Паскуаль спустил все свои сбережения, но счастливая игорная полоса помогла ему начать жизнь среди звезд.

За четыре последующих года, проведенных в тесном подержанном «Гоблине» среди астероидных полей Касперской системы, Паскуалю часто приходило в голову, что стоило, быть может, остаться и продолжать работать в ночную смену там, в Чили: скучная работа телеоператора на одну компанию. Вся работа заключалась в том, чтобы смотреть в очки, пока телеуправляемый четырехколесный робот катится через опустошенные Блайтом индийские деревни и поселки, ища все, что может пригодиться. После трех месяцев в своем «Гоблине» Паскуаль с грустью допер, что единственное, зачем внутри «Гоблина» нужны живые люди, – это решать в случае неполадок, что и где испортилось. Если эти неполадки их не угробят, конечно.

Игорная полоса оказалась единственным случаем в его жизни, когда ему действительно повезло, и Паскуаль не ожидал, что это повторится.

Обучение пилотированию «Гоблина» заняло чуть меньше двух недель, и большая часть этого обучения касалась аварийных процедур: как дать сигнал Станции или ближайшему кораблю о неисправности на борту. Были совсем идиотские вещи, например: не открывать люк в глубоком космосе. Но, видимо, такое случалось, и Паскуаль подозревал, что не всегда нечаянно: среди других желающих стать пилотами «Гоблинов» ему все больше попадались психи или люди со странностями. Впрочем, были такие, которые просто хотели на время исчезнуть.

Но когда сенсоры «Гоблина» показали изнанку одного кратера крупным планом, какое-то шестое чувство сказало Паскуалю, что ему второй раз в жизни повезло.

Кратер находился на железистом астероиде, движущемся по сильно вытянутой, очень эксцентрической орбите. Как сказали астрономы, он целую вечность вращался вокруг солнца Каспера, пока не был захвачен полем тяготения Дорана – вполне вероятно, незадолго до прибытия сюда людей. Он проходил все ближе и ближе к поверхности планеты и через год-другой должен был столкнуться с ней. Самое странное, что этот астероид уже раньше осматривали и ничего не обнаружили.

Каждую неделю власти Станции передавали всем «Гоблинам» список астероидов, подходящих для исследования, – обычно это были крупные космические тела, которым, наконец, присвоили номер в каталоге или которые только что появились в поле зрения телескопов. После этого человек решал сам. Паскуаль случайно оказался всего в нескольких миллионах километров от этого конкретного астероида, а потому решил перенести открытие шлюза на другой день и провести беглый осмотр. Просто так.

Он действительно ничего не ожидал найти.

Поначалу казалось, что перед ним стандартный железистый астероид: обычные соотношения железа, никеля и кобальта. Паскуаль вводил эту информацию в оперативную базу данных, когда на приборной панели «Гоблина» замигал огонек. Вот это и называется повезло.

Его находка светилась странным светом. Сначала Паскуаль предположил, что она радиоактивна, но все приборы на борту «Гоблина» сказали, что нет. Поэтому он принес ее на борт и осмотрел. Механизм? Паскуаль не отличался богатым воображением и не ощутил большого трепета, оказавшись в другой звездной системе на другой стороне галактики. Но сейчас он в первый раз оживился после той счастливой игорной полосы.

Рядом с этим механизмом были и другие предметы, включая замершую глыбу чего-то, что привело ученых в экстаз. Паскуаля все это не слишком интересовало, но он знал, как много это стоит.

Паскуаль не мог уснуть, поэтому он встал. Подобно Ким и большинству людей, волею судьбы живущих на Станции Ангелов, старик снимал крохотную каюту, где едва хватало места, чтобы встать прямо и вытянуть руки. На Станции имелось и более дешевое жилье, буквально размером с гроб, куда можно было влезть только горизонтально, и некоторые вполне этим довольствовались. Но Паскуаль – который не однажды всерьез подумывал о жизни профессионального игрока в покер – надеялся на колоду карт. Она поможет оставаться на плаву, когда подведет все остальное.

Был Тихий Час. Условные сутки на Станции привычно делились на день и ночь, как на Земле, а это означало, что в каждом суточном цикле были периоды, когда людей в изогнутых коридорах становилось гораздо меньше. Паскуаль поплыл вниз, пока не добрался места – таких уже осталось немного, – где из-под добавленных человеком отсеков, покрывающих инопланетный тор высокотехнологичной плесенью, еще был виден натуральный строительный материал Станции. Паскуаль находил удовольствие в прикосновении к натуральной поверхности Станции, хотя не мог сказать почему. И если бы его спросили, он бы почувствовал себя неловко. Может, даже разозлился бы слегка.

Но в глубине души Паскуаль знал, что прикасается к чему-то старому, действительно старому. Когда-то этого касались другие руки или что-то вроде рук. Руки существ, которые никогда не видели голубого неба, и не пробовали вкус чилийских перцев, и не засматривались на сладкотелых проституток в безумные ночи в трущобах городских окраин.

Он протянул руку, чтобы коснуться инопланетного материала. Тот был теплым на ощупь.

Сзади что-то упало на пол. Паскуаль застыл, потом оглянулся. Там ничего не было, кроме непонятной вещицы, похожей на детскую игрушку.

Но это была не игрушка. Оно встало, махнуло на Паскуаля крошечными усиками и торопливо засеменило на металлических ножках к выставленному материалу Ангелов.

И погрузилось в этот материал целиком, как камень, упавший в грязь. Вещество Станции натекло сверху и поглотило этот предмет.

Паскуаль машинально схватился за крест на шее. Оглянувшись, он увидел еще больше этих штук – насекомых? машин? – падающих из щели в стене коридора, которой несколько минут назад там точно не было. Они тоже направлялись прямо к материалу Ангелов, не обращая на Паскуаля внимания.

Старик, ни разу не оглянувшись, побежал обратно на верхние уровни.

Если бы у него имелись слова, чтобы описать свои чувства в тот момент, он назвал бы чувство первобытного страха. Ему хотелось спрятаться в какой-нибудь пещере, и «Гоблин» вполне подойдет.

Ким

Ким застала Паскуаля за сборами. Судя по всему, он отправлялся в долгий рейс.

– Джозеф! – начала Ким, останавливаясь у открытой двери в его каюту. Старик вздрогнул, как будто призрак похлопал его по плечу. Он повернулся и уставился на Ким большими испуганными глазами. Потом усилием воли заставил себя успокоиться.

В остальном Паскуаль выглядел точно так же, как всегда, – постаревший раньше времени.

– Ким, рад тебя видеть. – Он затеребил крошечный крестик, висящий у него на груди. За его спиной тускло светили лампы, но в этой полутьме Ким разглядела целую кучу католических атрибутов: плачущий Иисус и открытки с изображением Папы в каком-то южноамериканском городе. – Как жизнь?

– Как обычно, – солгала Ким. – Я слышала, тебе повезло.

– Да, вот надеюсь, повезет и дальше. – На узкой койке у него за спиной лежали герметические чемоданы, из двух полуоткрытых вываливались пожитки. – Решил пока вернуться к астероидам.

– Я слышала, ты…

– Здесь много всякого болтают, – довольно резко перебил ее Паскуаль. Потом вздохнул. – Слушай, прости, но… ты не видела ничего странного на Станции в последнее время?

Ким казалась озадаченной:

– Вроде чего?

Паскуаль поднял один из чемоданов и двинулся к ней.

Женщина посторонилась и заметила багажную тележку в коридоре, с уже нагруженными на нее вещами. Старик подошел к тележке, положил чемодан наверх, затем повернулся.

– Вроде, вроде… жуков… ну, понимаешь? Ким уставилась на него.

– Нет, не понимаю. Ты говоришь о насекомых? Они сбежали из гидропонного отсека? Так это же часто бывает? – Явное беспокойство Паскуаля передалось ей.

– Нет, не то. Вроде… – Старик хлопнул себя ладонью по лбу. – Вроде маленьких серебряных жуков, вот это что. Они похожи на насекомых, пока ближе не посмотришь.

– Паскуаль, я понятия не имею, о чем ты говоришь. А на что они похожи вблизи?

– На твой самый жуткий кошмар, – выдохнул старик. – Я знаю, потому что я их видел. Я говорил о них людям, но мне не верят. Слушай, я только что встретил друга, он мотается в окрестностях Станции, скупает металлолом и перепродает его. Он механик. Он тоже их видел, на внешней стороне Станции Ангелов. Маленьких серебряных жуков.

– Никогда не замечала ничего подобного.

– Надеюсь, никогда и не заметишь. Слушай, если хочешь моего совета, наймись куда-нибудь и уноси отсюда ноги.

Ким покачала головой:

– У меня здесь дела. Я слышала, ты нашел что-то действительно особенное. Мне нужно поговорить с тобой об этом.

– Предметы Ангелов? – спросил Паскуаль. Ким кивнула.

– Если это действительно они, – сказал старик. – Я не знаю, я просто нашел какие-то предметы. Поэтому, возможно, я богатый человек, не знаю. – Он прошел мимо Ким, схватил еще один чемодан и поволок его к тележке. – Через сингулярность меня не выпустят «из соображений безопасности». – Он вложил в эти слова особый сарказм. – Так вот, оставаясь здесь в данный момент, я совсем не чувствую себя в безопасности. Поэтому остается только одно место, и это место там, – сказал он, тыча пальцем в потолок коридора.

– Тебя это действительно тревожит?

– Ким, когда я вижу вокруг серебряных букашек, которые даже не имеют права на существование, я начинаю очень тревожиться.

– А насчет безопасности – это мэр Пирс или командующий? Они, конечно?..

– Я все испробовал, но у них там какая-то чрезвычайная ситуация, и бьюсь об заклад, она связана с серебряными жуками. Сдается мне, они не хотят говорить ни со мной, ни с кем другим.

«Ладно, – подумала Ким, – кажется, я знаю, куда пойду дальше».

– Значит, ты просто снимаешься с места и летишь в систему?

Паскуаль подошел к ней вплотную и положил руку ей на плечо, чтобы посмотреть прямо в глаза.

– Ким, ты мне нравишься, правда. Я не сумасшедший, и я не думаю, что инопланетяне шлют сигналы мне в голову. Но в последние два дня здесь творится что-то очень странное. Так что послушай моего совета: будь умницей и беги отсюда, пока еще можешь.

– Кое-что странное со мной уже случилось, Паскуаль. Я думаю, это связано с твоими находками. Может быть. Я не уверена.

Старик лишь покачал головой:

– Мне уже нет дела до всего этого. Я все отдал ученым и просто жду, чтобы они положили на мой счет остальные деньги, которые мне обещали. А ты, – он пожал плечами, – береги себя, Ким. Но не говори, что я тебя не предупреждал.

Сэм Рой

Он не сразу узнал Мэтью, когда увидел его. Мальчик изменился в каком-то не поддающемся определению смысле. А потом Сэм понял: он принял Мэтью за его отца.

Всякий раз, когда Сэм взбирался по крутой тропинке на вершину утеса, он находил еду и воду, оставленные на полочке внутри каменной пирамиды, сложенной специально для этой цели. Зная, что времени будет мало, Сэм набросился на еду и стал оглядываться вокруг, поспешно жуя.

Плато протянулось на пару миль – высокий каменистый уступ с крутым обрывом. Из космоса горы Тейва выглядели как двойной ряд зубов: узкая долина, лежащая между этими двумя цепями, расширялась в трехстах километрах к востоку, затем резко понижалась и уходила в море, продолжаясь цепью островов.

На восточной стороне плато стоял Нью-Ковентри – такое название выбрал Вон для их поселения. Дюжина узких улиц да крошечная городская площадь, мощенная блоками темного мрамора. За городом плато обрывалось крутыми утесами. С другой стороны городка, под утесами, находились глубокие пещеры, в которых Вон собирался прятаться вместе с людьми, когда придет излучение.

– Кто нас стережет? – спросил Сэм, когда Мэтью подошел к нему. Лицо молодого человека было наполовину скрыто за меховой отделкой парки.

– Сегодня у меня дежурит свой человек, – ответил Мэтью. Прошло несколько лет с тех пор, как они в последний раз говорили друг с другом. Тот мальчик, которого помнил Сэм, исчез. На лице сменившего его мужчины отпечатались горечь и гнев, и узкий шрам тянулся по краю челюсти.

– Я не верю, что твой отец вдруг стал так беспечен, – указал Сэм. – Возможно, ты забыл, что случилось в прошлый раз?

– Я не забыл, – отрезал Мэтью. – Прости, – добавил он, смягчая тон. – Я слегка нервничаю.

– Если бы Вон узнал, что мы разговариваем друг с другом, он бы тебя убил. И мне бы уже не так везло.

– Он не узнает. Он занят приготовлениями к… к тому, что должно случиться. – Тень улыбки скользнула по лицу Мэтью и исчезла в темноте под капюшоном его парки. – Ты знаешь, как он это называет? Священный Свет Бога.

– Мэтью, если тебе нужно что-то сказать мне, говори быстрее и уходи отсюда ради тебя самого. Отец позволил тебе жить только в назидание. Помни это.

– Я помню. Не надо меня недооценивать, Сэм. Я знаю, что я делаю. Ничто так не стимулирует, как жажда мести.

«Как верно», – подумал Сэм. Как верно. Он взглянул за спину Мэтью.

– Ты приехал на трейлере. Отвезешь Меня обратно вниз? На сей раз Мэтью усмехнулся, и на краткий миг Сэм увидел тень того мальчишки, которого он помнил.

– Для тебя я сейчас Люк. – Люк был одним из самых доверенных солдат Вона. – Поэтому – да, я отвезу тебя вниз.

Сэм даже рот открыл от удивления.

– Что случилось с Люком? Мэтью усмехнулся еще шире.

– Давай просто скажем, что Люк оказался совсем не таким хорошим послушным прималистом, каким его считает Вон – Мэтью с любопытством взглянул на Сэма. – Ты хочешь сказать, что ты этого не предвидел? Я думал, ты можешь предвидеть все.

– События в целом – да, отдельные детали – не так часто, но иногда. Я знаю, как обернется большинство событий, но точный механизм не всегда ясен.

– Что ж, отныне Люк будет делать то, что я ему скажу, потому что, если папа когда-нибудь прознает, что он замышлял, Люк умрет.

– Так что я должен сказать в следующий раз, когда увижу его? Люка, я имею в виду.

Мэтью пожал плечами. Он указал на трейлер – большой сборный снегоход с открытым прицепом – и пошел к нему. На глазах у Сэма он залез в кабину снегохода и подогнал его задом к тому месту, где стоял Сэм с огромным каменным шаром.

– Дай я тебе помогу, – предложил Мэтью, откидывая задний борт прицепа. Он протянул руки к камню.

– Нет, не надо, – поспешно остановил его Сэм. Он ухватил камень, приподнял его и стал толкать, пока шар не вкатился по опущенному борту в прицеп. Мэтью отступил, глядя на Сэма с легким недоумением. – Просто это… личное дело, – добавил Сэм, толком не понимая, почему он почувствовал себя так неловко. – Я должен сам это делать. – «Потому что я забыл, что может быть по-другому? – спросил себя Сэм. – Странно».

Он сел на корточки рядом с камнем.

– Так что ты намерен теперь предпринять, Мэтью?

– Это ты мне скажи, Сэм. Ведь это ты способен видеть будущее. А ты, правда, можешь видеть гораздо больше, чем мой отец?

– Конечно, – подтвердил Сэм. – Поэтому он и убрал меня с дороги. Ему спокойнее, когда я далеко от вас.

Мэтью стоял у открытого прицепа, глубоко засунув руки в карманы парки от резкого, лютого холода.

– Но он тебя не убивает… и не отвозит куда-нибудь действительно далеко, где никто и никогда не смог бы тебя найти.

– Мы уже говорили об этом, Мэтью, давным-давно.

– Потому что ты внушаешь ему ужас. Потому что он не может тебя видеть…

– И убить меня он тоже не может.

– А бросить тебя в вулкан?

– Осторожней, Мэтью. Не стоит подавать ему идей. Он не бросает, потому что знает, что не бросит. Он это видит. Он видит меня там, в конце. Его самый большой талант в другом.

– Астральное перемещение.

– Да, он способен переноситься на огромные расстояния.

– Расскажи мне, что должно случиться. Сэм покачал головой:

– Нет, Мэтью. Поверь мне, есть некоторые вещи, о которых тебе лучше не знать заранее.

– Тогда нам нужно поговорить о Плане.

– Так ты мне поможешь? Поможешь его осуществить?

– Видит Бог, да! – с жаром откликнулся Мэтью. – Я так хочу отомстить ему, Сэм!

– Тогда отвези меня вниз. У нас останется время поговорить, когда мы будем там?

– Да, немного. Есть вещи, которые тебе следует знать. Отец что-то нашел в Цитадели… какую-то воспроизводящуюся машину. По-моему, он намерен использовать ее против Станции Ангелов.

– Технология Ангелов?

– Да. Иногда я слышу даже то, что отец не предназначил для моих ушей. Ты знаешь, что почти у всех челноков была неисправна система выхода на орбиты? Недавно отец один из них отремонтировал.

– Кто улетел с планеты?

– Я не уверен, что кто-нибудь улетел. Я думаю, им управляли дистанционно… отец просто хотел забросить что-то в космос.

Мэтью поднял задний борт и запер его. Сэм смотрел на облака, плывущие между далекими горными пиками, а Мэтью гнал снегоход вниз, к подножию утеса.

ГЛАВА 10

Винсент

Уже несколько лет Винсент не бывал в невесомости. Сейчас это тоже, строго говоря, нельзя было назвать невесомостью, так как экзотический материал Станции обладал слабым, почти неощутимым тяготением, но оно было близко к нулю. Винсент прилетел сюда с определенной целью, но он знал, что ему необходим союзник. Только когда Винсент встретил потенциальную союзницу, она убежала от него со всех ног.

На Станции жило несколько дюжин детей. Сначала ученый предположил, что все они здесь со своими семьями, но странно дикий вид у некоторых из них заставил его усомниться. Ловкость, с какой эти дети перемещались по туннелям, приводила на ум слова «животная грация». Они буквально неслись сквозь толпу взрослых, окружающих их со всех сторон. Винсент увидел, как одна девочка в облегающем комбинезоне прокладывает спиральную траекторию через почти круглый туннель со множеством скоб, развивая удивительную скорость. Она пронеслась мимо Винсента в мгновение ока.

Астрофизик внимательно наблюдал за детьми. Он всегда все быстро усваивал.

До сих пор Винсент не понимал, что значит чувствовать себя бессильным. Ему всего дважды удалось поговорить с командующим Холмсом, оба раза подкараулив его у офиса. Холмс терпеливо, но явно рассеянно слушал его несколько минут, после чего извинялся, говоря, что у них чрезвычайная ситуация. Сопровождавшие его вооруженные солдаты ясно давали понять, что несколько минут – это все, на что может рассчитывать Винсент. Холмс реагировал не так, как надеялся ученый.

Винсент, конечно, видел, что за последние двое суток вооруженных военных в коридорах стало больше. Что-то явно происходило. Беда в том, что всякий раз, когда он пытался с кем-то поговорить, не важно с кем, он выглядел полным психом. Грядет конец света!

Даже до работающих здесь ученых добраться оказалось на редкость трудно. А еще Винсент с гнетущей ясностью осознал, что Станция – своего рода пристанище сумасшедших, провидцев и пророков, и все они навязывают свои религиозные воззрения своим собратьям по Станции. Плохо, что Эдди здесь не было – Эдди имел влияние. Будь он здесь, от него не удалось бы отмахнуться – слишком много людей он знал и слишком много ниточек держал в руках, чтобы такое случилось.

Если бы только Эдди был здесь…

Так что Винсент наблюдал за детьми, проносящимися по коридорам как пули по ружейному стволу. Иногда их было сразу несколько, их тела исполняли своеобразный воздушный балет, пролетая мимо.

Прошло еще несколько дней, прежде чем он снова увидел Ким. На сей раз Винсент был настроен ее не упустить. Она снова была на другом конце переполненного коридора, у перехода из нескольких сваренных вместе пустых корпусов. Винсент немного поупражнялся в течение Тихого Часа, и теперь ученый подпрыгнул и обеими ногами оттолкнулся от мягкого выступа. Полетев вперед, он оттолкнулся от еще одной скобы, ускоряясь.

Винсент беспокоился, как бы не врезаться в людей, но боялся напрасно – они уходили с его пути, даже не посмотрев в его сторону. Ким подняла голову и заметила ученого, лицо ее стало встревоженным. «Прошли годы, а она по-прежнему красива», – подумал Винсент.

Ким не пыталась убежать. «Как мне теперь остановиться? » _ подумал он с тревогой. В Тихие Часы, когда в его распоряжении были почти пустые коридоры, это было легко. Кое-как Винсент замедлил скорость, тормозя ударами о стены, пока не удалось за что-то схватиться. «В этот раз она явно не собирается убегать, – понял он. – Женщина будто приросла к месту. Что будет, когда я до нее доберусь? »

Он узнал через несколько секунд, когда Ким быстро пригнула голову.

Винсент так ударился о стену позади нее, что в ушах слегка зазвенело, и, наконец, свалился нескладной кучей у ее ног. Обитатели Станции, казалось, имеют сверхъестественную способность избегать бестолковых астрофизиков. Толпа просто обтекала его, многие бросали веселые и слегка высокомерные взгляды. Ученый заморгал и подумал: «Надеюсь, я не слишком сильно ударился головой».

– Винсент! Ради бога, ты цел? Ким подняла его на ноги.

– Я думал, ты опять от меня убежишь, – объяснил ученый, слегка пошатываясь.

Ким отвернулась, но через минуту снова повернулась к нему, как раз когда Винсент уже открыл рот.

– Ничего не говори. Я знаю, – быстро сказала она. – Правда, знаю. Я просто испугалась, когда увидела тебя в первый раз.

– Должен признаться, я удивился, почему…

– У меня были трудности, – перебила женщина. – Я уверена, ты понимаешь.

Винсент понимал, очень хорошо понимал, и это нисколько не изменило его мнения о Ким. Ученый полностью осознавал, под каким прессом она жила.

– Ну, – протянула Ким, и ее легкомысленная интонация показалась Винсенту фальшивой, – что привело тебя в такую даль?

Наконец-то ему было с кем поговорить.

Элиас

С виду Станция Ангелов казалась идеальным воплощением разделения власти между различными политическими силами. Это давало гарантию, что ни одна нация не получит абсолютной власти ни над одной Станцией Ангелов и тем самым – потенциально неограниченного военного превосходства благодаря какой-либо открытой технологии Ангелов. По этой причине меры безопасности казались невероятно жесткими – настолько, что Элиас занервничал.

Но, исследовав ситуацию глубже, он успокоился, различив под отполированной, строго регламентированной поверхностью приличный уровень коррупции. Его знакомство с Биллом – через Эдуардеса – действительно оказалось только верхушкой айсберга.

Прошли годы с тех пор, как Элиас в последний раз надевал скафандр. У него в голове уже сложился план, и чем ближе Элиас подбирался к своей цели, тем сильнее становилось его волнение. Взглянув через изгибающееся стекло шлема, он глубоко задышал, успокаиваясь и сосредотачиваясь. Затем протянул руку и нажал кнопку. Прямо перед ним плавно открылась дверь. Откуда-то послышалось шипение, что-то вроде шепотка или резкого вдоха, и Элиас очутился в вакууме. Он подождал – на случай непредвиденных ситуаций, – но все было тихо. Выглянул в открытую дверь переходного шлюза и увидел только черноту.

Рация затрещала.

– Эй, Мюррей, слышишь? Это был Эдуардес.

Несколько дней назад Эдуардес показал ему снимок «Джагера». Фотография была расплывчатой, не в фокусе.

– А разве они не поймут сразу же, что кто-то летит к ним?

– Конечно, поймут, но смысл в том, чтобы они думали, что ты друг, а не враг, – объяснил Эдуардес. – У них сейчас весь корабль кишит ремонтниками. Режим безопасности пришлось ослабить.

– Я не хочу рисковать больше, чем это необходимо.

– Конечно, я понимаю. Все отлично. Мы с Биллом давние приятели. Я оказываю ему маленькие услуги: ты – мне, я – тебе, верно? Иначе тут жизнь была бы скучнее некуда. Посмотри на эту штучку, видишь? – Тонкий черный ящичек, небрежно спаянный. – Тут тот же софт, что управляет системой безопасности на «Джагере». Он идентифицирует тебя как члена ремонтной бригады, поэтому держи его на спине своего скафандра, и все будет отлично.

Элиас с подозрением посмотрел на черный ящичек.

– А если кто-нибудь спросит, что я там делаю? Эдуардес хихикнул.

– Да кто тебя будет спрашивать? Этот ящичек все за тебя сделает. Нет такого протокола безопасности на всей Станции или вокруг нее, который не был когда-нибудь взломан.

– А зачем вообще вся эта безопасность? Я думал, инопланетяне довольно примитивны.

– Те, что на Каспере, – да, но Станцию-то построили не они. И что значит – зачем безопасность? Ты что, не знаешь, что тут было?

Элиас нахмурился.

– Я читал какую-то ерунду про Станцию по пути сюда. Эдуардес уставился на него с неподдельным изумлением.

– Например, когда все исчезли? Элиас, вся команда, которая была здесь до Разрыва, просто собрала вещички и слиняла два века назад. Никто их так и не нашел. Нигде никаких следов.

Элиас смутился.

– Я думал, это вранье.

– Ты серьезно говоришь мне, что ты об этом не знал? Теперь-то вряд ли что случится, уж столько лет прошло, но из какой дыры ты вылез, Элиас?

Элиас шагнул вперед.

– Я тебе плачу не за оскорбления, понятно?

– О'кей, прости. – Эдуардес успокаивающе поднял руку, в то же самое время окидывая его с головы до ног оценивающим взглядом, словно пытался понять, вооружен ли он. У Элиаса было два керамических пистолета, спрятанных в спинке куртки, – того рода оружие, которое сканеры обычно не улавливают. Просто на всякий случай.

За два часа до того Эдуардес привел Элиаса в один из самых дальних уголков обитаемой части Станции – сложной решетчатой конструкции из труб и опорных стоек. В основном гидропоника, пояснил Эдуардес, пока вел Элиаса по длинным жарким коридорам, полным растительной жизни. Здесь был даже маленький зоопарк с парой собак и кошек. Песчанки парили в невесомости, как жирные меховые пчелы, крошечными глазками следя из-за проволочной сетки за проходящими людьми. Запах животных и растений просто бил в ноздри. К выходу из оранжерей Элиас весь вспотел от жары.

– Я одного не понимаю, – сказал Элиас. – Почему Станцию не вращают, чтобы получить искусственную гравитацию? Я бывал на больших военных кораблях, там это применяется. Почему здесь так не сделать?

– Шутишь? Может, именно это и взорвало тогда Оортову Станцию?

– Я думал, она взорвалась потому, что они ковырялись в схемах?

– Ну да, а еще они попытались закрутить эту штуку. Никто больше не станет вращать другие Станции для проверки, в этом ли дело. Поэтому невесомость есть и будет вечно, или пока кто-нибудь не сообразит, как нам создать свои собственные сингулярности. К тому же здесь хватает других проблем, с которыми надо разобраться в первую очередь. Эти оранжереи слегка уменьшают зависимость Станции от снабжения извне, но почти вся провизия и весь воздух до сих пор привозные. Утечки атмосферы здесь больше, чем ее расход на дыхание. Нам сюда.

Эдуардес первым вошел в следующий гидропонный отсек. Элиас смотрел, как он пытается подцепить крышку люка в настиле из листовой стали под рядами столов, покрытых биогенетически адаптированной растительностью. Воздух пах сладко и влажно. Наконец Эдуардес поднял крышку люка, и Элиас наклонился, чтобы помочь оттолкнуть ее в сторону. Эдуардес ввинтился в люк и исчез из виду. Поколебавшись пару мгновений, Элиас последовал за ним.

Внизу оказалось больше места, чем он ожидал. Вполне достаточно, чтобы выпрямиться в полный рост.

– Что это? – спросил Элиас, озирая похожую на склад каморку с некрашеными стенами. Здесь было темно – свет падал только сверху через люк. В одной стене Элиас заметил дверь, по виду – от переходного шлюза.

– Мой маленький тайник, – ответил Эдуардес. – Здесь я храню всякие вещи, когда не хочу, чтобы о них кто-нибудь знал.

Контрабанду, догадался Элиас.

Эдуардес пошел к ящикам и открыл один. Он был заполнен медицинскими пневмошприцами, которые впрыскивают лекарство без иглы – достаточно приставить шприц к руке. Эдуардес достал две штуки и повернулся к Элиасу, как гуляка, предлагающий другу стакан шерри.

– Хочешь укольчик?

– Нет, спасибо. Мне нужна ясная голова.

– Дело хозяйское. Не против, если я кольнусь? – Раздался легкий скрип – это Эдуардес прижал пневмошприц к руке и нажал на кнопку. Он помотал головой. – Уф. Как же мне это было нужно! Ты многое теряешь, знаешь ли.

– У нас есть работа, и я плачу тебе за нее. Это значит, что тебе тоже нужна ясная голова. – Элиас указал на ящик. – Еще раз тронешь ту штуку, прежде чем я перейду туда, клянусь, я тебя убью на месте.

Эдуардес покраснел и отвел глаза.

– Ладно-ладно, о Господи.

«Можно ли ему доверять? – спросил себя Элиас. – Но, кажется, у меня нет выбора».

– Давай повторим все еще раз, – сказал он, стараясь придать голосу непринужденный тон. Каждый инстинкт в его голове кричал: «Беги отсюда! Этому человеку нельзя доверять, ты ничего о нем не знаешь». Но Элиас продолжал говорить: – Значит, я перехожу во что-то вроде челнока?

– Это раздетый «Гоблин». Используется для ремонта корпусов, перевозки грузов между Станцией и соседними кораблями. Негерметизирован – вот почему тебе нужен скафандр. Запомни, все обычные коды и режимы безопасности на нем отключены, иначе его нельзя было подвести к другому кораблю: нас бы остановили автоматически. Ага, вот они.

Эдуардес открыл другой ящик и вытащил два скафандра, которые даже на непрофессиональный взгляд Элиаса выглядели так, будто видали лучшие дни.

Его сомнения не рассеялись. Элиас вышел из шлюза, стараясь вспомнить свою военную подготовку. «Гоблин» находился прямо перед ним, всего в нескольких футах. От судна осталась беспорядочная платформа с рядом грузовых тележек, расставленных вдоль кормовой дуги. В данный момент тележки пустовали, но Элиасу понадобится, по крайней мере, одна из них.

– Пристегнись, – велел голос Эдуардеса сквозь потрескивание рации. Элиас нашел пульт управления и кресло пилота. Прямо под ним находились ремни для ног.

Волна боли окатила его, и вселенная на мгновение завертелась. Во рту стало горько от желчи, и Элиас знал, что это его сгрызает Медленный Блайт.

– Помни, Мюррей, этой штукой можно управлять и дистанционно, ты меня понял?

Элиас кивнул.

– Эй, Элиас, проснись! Ты готов к полету или нет?

– Готов, – ответил Элиас, совсем не чувствуя себя готовым.

– Все, что тебе нужно, есть на том смартшите, – напомнил Эдуардес. – Делай, как я сказал, и ты запросто прилетишь и так же запросто улетишь. Никто даже не заметит разницу.

Элиас посмотрел на пульт управления «Гоблином», вспоминая, что ему говорили. «Забудь про пульт. Используй дистанционное управление, встроенное в скафандр». Все скафандры и транспортные средства, применяемые возле Касперской Станции, использовали одни и те же протоколы, предназначенные для людей с минимальными навыками или знаниями. «Просто скажи этому „Гоблину“, куда лететь, и он тебя отвезет».

Элиас заранее ввел координаты грузового звездолета в панель на рукаве скафандра. Теперь он вывел их на экран «Гоблина». Раскуроченный «Гоблин» рывком пришел в движение, совершая ряд сложных маневров с помощью крошечных реактивных двигателей, смонтированных по окружности корпуса. Вскоре на консольном экране появился грузовик.

«Джагер» принадлежал к тому же классу кораблей, что и звездолет, доставивший Элиаса в эту систему, и обычно был заполнен путешественниками в бесчувствии глубокого сна. Но, по крайней мере, один пассажир в официальной судовой декларации не значился.

Прошли минуты, и Станция позади Элиаса уменьшилась. Прошли еще минуты. «Джагер» приближался, становясь все больше, и больше, и больше, пока не стал похож на огромный серо-белый утес, занимающий все поле зрения. Казалось, вся вселенная наполнилась звуком дыхания Элиаса.

Перед ртом Элиаса располагался рычажок. Элиас высунул язык, и с одной стороны визора появилось крошечное трехмерное изображение выбранной секции корабля. Вход в грузовой отсек в боку «Джагера» был обведен красным, и «Гоблин» без лишней суеты направился к нему.

Теперь стали видны другие силуэты, снующие вокруг корпуса «Джагера» как рыбешки вокруг кита. Два других судна, походили на «Гоблина», который вез Элиаса. Внешняя обшивка звездолета кое-где была снята, скелет корабля частично обнажился. «Джагер» явно проходил капитальный ремонт.

Рация снова затрещала.

– О'кей, Мюррей, – произнес голос Эдуардеса. – Я отключаюсь. Ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь тебя услышал, когда ты так близко?

Элиас нашел выключатель рации и повернул его языком. «Как будто они бы ничего не поняли из того, что ты только что сказал, засранец», – подумал он. В молчании он подплыл к огромному кораблю, и внезапно перспектива сместилась – Элиасу показалось, будто он медленно падает на землю.

«Нам туда», – подумал Элиас. Теперь люк был виден невооруженным глазом.

Через пару минут Элиас остановил «Гоблина» в нескольких метрах от «Джагера», освободился от всех ремней и, легко оттолкнувшись, мягко опустился на корпус «Джагера» возле того самого люка, о котором говорил Эдуардес.

Из набедренного кармана скафандра Элиас вытащил инструменты. Один из них походил на гибрид гаечного ключа со шпателем: толстая металлическая рука, один конец которой слегка напоминал геометрически точный полумесяц. Он идеально вошел в прорезь люка, и, когда Элиас повернул металлическую руку против часовой стрелки, люк открылся. Струя воздуха вырвалась в бесконечность, окатив Элиаса, когда он падал внутрь.

Он оказался в коридоре, вокруг – никого. Эдуардес ввел его на корабль. Остальное за ним.

Тренчер был где-то здесь. За прошедшие несколько дней Элиас почувствовал, что прежнее мироощущение сошло с него как старая кожа: глубоко укоренившееся чувство серой безнадежности, которое характеризовало его жизнь в течение вот уже нескольких лет. Элиас понял, что долгое время просто существовал, выжидал. Никакая великая цель в жизни не открылась ему тогда. Теперь он ощутил новую уверенность и в первый раз в своей жизни понял, почему некоторые люди не боятся смерти. Пока ты борешься за то, что тебе действительно не безразлично, можно умереть без страха. Лишь бы только эта смелость не стала неосторожностью.

Пока не было никаких признаков, что на борту кто-то есть – по крайней мере кто-то бодрствующий. Если верить Эдуардесу, малочисленный экипаж работал где-то далеко на другой стороне корабля. Элиас вытащил смартшит, полученный от Эдуардеса. Он давал попалубный план корабля, добытый, по словам того же Эдуардеса, огромной ценой. Элиас быстро прощелкал схемы палуб, пока не нашел отсек, помеченный им ранее.

Туда.

Он поплыл в невесомости вдоль коридоров, часто тормозя руками в перчатках о стены, чтобы не налететь на кого-нибудь, кому присутствие Элиаса не понравится. Преимущество такого способа передвижения заключалось в том, что Элиас мог двигаться бесшумно. Он отключил код безопасности своего скафандра, снял шлем и убрал его в сумку за плечом.

Коридор разветвился на два. Элиас справился со смартшитом и выбрал тот, что справа. Этот коридор разделился на три. Снова смартшит. На сей раз Элиас выбрал средний. Впереди раздались голоса.

Нет смысла рисковать.

Элиас нашел открытую дверь, нырнул в нее, огляделся. Он оказался в туалете, приспособленном для невесомости: ряд огороженных серых кабинок. Элиас встал за дверью, прислушиваясь к приближающимся голосам: Он попытался разобрать, что они говорят, но голосов было несколько, и все говорили наперебой. Боясь, что эти люди идут отлить, Элиас нырнул в одну из кабинок и кое-что обнаружил.

Граффити?

Но не просто какие-то граффити.

Элиас изучал каракули на внутренней стороне двери, пока голоса не прошли мимо. В основном тут были просто имена: видимо, люди, работавшие на этом корабле, или пассажиры, вышедшие из глубокого сна. Маленький грубый рисунок налившегося кровью фаллоса и список действий, которые автор картинки хотел бы выполнить этим предметом над кем-то из начальников. И затем еще одна картинка, намалеванная каким-то бездарным художником: изображение огненного меча.

Эмблема прималистов.

От волнения волосы на затылке у Элиаса зашевелились. Но это было просто граффити, и то, что он увидел его здесь, могло быть просто совпадением.

«Вон, – подумал Элиас, – Вон как-то с этим связан». Вон остался верным прималистскому учению. Элиас сообразил, что он до сих пор не имеет понятия, сколько людей на «Джагере» отвечали за помещение сюда Тренчера.

Двое? Трое? Сто?

Когда голоса полностью затихли, Элиас выбрался из туалета и, убедившись, что коридор снова пуст, отправился дальше.

Планы его смартшита показывали ряд вентиляционных шахт, идущих параллельно через весь корабль: служебные шахты, которые обеспечивали доступ к датчикам и предметам, называемым узлами экранированной связи. Элиас добрался до люка одной из шахт – низкой серой дверцы по колено высотой с написанным на ней предупреждением: ОПАСНО. НЕСАНКЦИОНИРОВАННЫЙ ВХОДПОВЛЕЧЕТ ЗА СОБОЙ АВТОМАТИЧЕСКИЙ ШТРАФ И ВОЗМОЖНЫЙ ТЮРЕМНЫЙ СРОК. Эдуардес сказал ему, что эти шахты связывают разные части корабля. Элиас взялся за ручку, и крышка легко распахнулась. Элиас залез внутрь.

Внутри шахты были скобы, по которым можно было лезть. Если верить смартшиту, корабль был огромен. Проникнуть сюда оказалось легко, оставалось только надеяться, что будет так же легко вытащить отсюда Тренчера.

Толкнув другой люк, Элиас выглянул в коридор, более или менее похожий на тот, из которого он влез в шахту. Вокруг по-прежнему никого не было, но на противоположной стене имелся указатель: надпись «КРИОГЕНИКА» и стрелка направо. Элиас выбрался из люка. Слишком легко, подумал он. Где экипаж?

Он встал и прислушался. Тихо.

Ступая как можно тише, Элиас пошел по стрелке. Возможно, все действительно будет так легко.

Своего противника он услышал раньше, чем увидел.

Резко поворачиваясь кругом, Элиас двинул назад правым локтем, услышал, как локоть с приятным хрустом впечатался в чье-то лицо, хотя руку при этом прострелило болью. Человек с гладкой кожей и коротко подстриженными волосами отшатнулся от Элиаса – из разбитого носа хлестала кровь. К сожалению, он пришел не один, и Элиас, слишком поздно заметив занесенную над собой «булаву», не успевал уклониться от удара.

«Булава» была модификацией электрошокера, а назвали ее так из-за формы. От предшественницы ее отличал более мощный разряд. Противник номер два обрушил ее на голову Элиаса. Элиас заслонился другой рукой, и «булава» отскочила от нее, но самого Элиаса электрошоком отшвырнуло назад.

Он был без сознания всего несколько секунд, потом закашлялся, приходя в себя, и, ощутив вкус крови, понял, что прокусил язык. Что-то твердое заехало ему в лицо. Открыв глаза, Элиас увидел расплывчатый силуэт, замахивающийся кулаком для второго удара. Элиас изо всех сил врезал ему коленом в пах. Расплывчатый силуэт взвыл и рухнул.

– И тебя также, – прошепелявил Элиас, еле ворочая распухшим языком во рту, полном крови. В ушах звенело. Через несколько мгновений он ухитрился выпрямиться, схватился за поручень, выступающий из стены коридора, и ожесточенно пнул своего рухнувшего противника в живот, да так, что нападавший просто отлетел от него.

Но еще оставался другой.

Первый противник, которому Элиас сломал нос, уплывал по коридору, оставляя след из висящих в воздухе кровяных шариков. Элиас оттолкнулся ногами от стены и, поравнявшись с ним, схватил его за руку и несколько раз ударил кулаком по лицу, пока глаза на окровавленном лице не закатились.

Нетрудно было понять, что кто-то заранее знал о его приходе. Элиас подумал об Эдуардесе, но он также подумал и о «булаве». Он пошел обратно по коридору, волоча за собой своего пленника, у которого из носа лила кровь. Как потенциальные убийцы эти двое были не слишком хороши. Их в отличие от Элиаса не обучали бою в невесомости. И «булавы» – это того рода щадящее оружие, которое так любят пресс-службы полицейских сил: не смертельное, но отлично обездвиживающее. Значит, скорее всего, Элиас был нужен им живым…

Он прижал два пальца к шее пленника, обнаружил, что тот все еще дышит, затем обыскал его, нашел еще две «булавы» и более традиционный электрошокер, а также несколько пузырьков и иглы. Или он наркоман, или собирался вколоть что-то Элиасу. В последнем случае он точно хотел взять Элиаса живым.

Тот, которому Элиас врезал коленом в пах, что-то бормотал, глаза у него все еще были остекленевшими от боли. Теперь нужно решить, что с ними делать. Элиас подплыл ко второму противнику и снова сильно пнул его в живот.

Тут он заметил блестящий предмет, приколотый у этого человека на внутренней стороне лацкана: крошечный значок, размером с ноготь. Серебряный значок с изображением огненного меча.

Топот бегущих ног. Нет времени ничего придумывать. Бросив своих противников в коридоре, Элиас кинулся в криогенный отсек и закрылся там. Потом перетащил шкаф от стены и заблокировал дверь, наклонив шкаф так, чтобы его задняя стенка заклинила тяжелый засов. Это должно помочь, пока он не сообразит, что делать дальше. Элиас огляделся по сторонам.

Криогенный зал оказался громадным. Его потолок изгибался высоко над головой, следуя очертаниям корпуса. Со всех сторон высились огромные стеллажи с криогенными камерами. Элиас подошел к камере, расположенной на уровне глаз, и заглянул в круглое окошко. Как и ожидалось, камера была пуста. Какие бы пассажиры ни содержались в глубоком сне на борту звездолета, они высадились некоторое время назад, и эти камеры не заполнятся вновь, пока корабль не будет готов к обратному рейсу.

Кто-то заколотил в дверь. Трясущимися руками Элиас снова вытащил смартшит и стал его изучать. Голова все еще кружилась, перед глазами все плыло. Элиас постучал по панели масштаба, пока не появились та секция палубы, которую он раньше обвел кружком, и детальная планировка самого криогенного зала. Нарисованный кружок сместился, выделив часть зала, примыкающую к стене. Элиас смял смартшит в руке и побежал.

Наткнувшись на глухую стену, он, раздосадованный, снова уставился на смартшит, потом оглядел сложенные вокруг камеры. Если Тренчера держат в одной из них, потребуются часы, чтобы его найти, а часов у него в запасе не было. Шипение ацетиленовой горелки разнеслось по залу, отдаваясь от металлических стен. Элиас не знал, как скоро сюда ворвутся, но чувствовал, что много времени это не займет.

Он разгладил смартшит, двигая план зала из стороны в сторону, не обращая внимания на растущую в душе панику. Где он находится? И здесь ли вообще Тренчер? Для него эта карта не имела смысла, и Элиас пожалел, что не потратил времени на ее более тщательное изучение. Так глупо с его стороны. Он задал максимальное увеличение.

Когда он получил диск от Джоша, в нем содержалась точная информация о том, где на «Джагере» держат Тренчера. Так вот, согласно этой же самой информации, которую Элиас загрузил в смартшит, Тренчер был прямо здесь. Но здесь была глухая стена, секция переборки.

Внезапная мысль осенила его. Элиас подошел к стене, идущей возле одного из высоких стеллажей с криогенными камерами, и заметил несколько служебных люков. Снова появилась надежда.

Возможно, похитители не захотели рисковать, помещая Тренчера с обычными пассажирами. Предпочли более традиционные приемы перевозки контрабанды.

Металлический лязг прокатился по криогенному отсеку. Дверь вскрыли. Элиас услышал перекличку рассыпавшихся по залу преследователей. И первым делом они, конечно, направятся сюда.

Элиас наугад выбрал люк. Он открылся так же легко, как первый.

В нескольких футах впереди проходил параллельно стене трубопровод, соединяющий все служебные туннели. Элиас пополз по нему, надеясь, что предчувствие его не обмануло.

Он нашел панель, которая выглядела не совсем правильно – точнее говоря, кто-то наклеил пластиковую панель на стальной люк, но в явной спешке. Не составило труда оторвать один ее край и заглянуть в пространство за люком, где раньше наверняка стояла какая-то аппаратура.

Вместо нее там находилась криогенная камера, и сердце Элиаса радостно забилось. Гадая, сколько времени у него осталось, он пополз внутрь. Потом вспомнил про керамические пистолеты и потянулся за спину. К его облегчению, они по-прежнему лежали в рюкзаке за плечом, под снятым шлемом.

Глядя через крошечное окошко камеры, он узнал лицо человека, которого он бросил, сочтя мертвым, несколько лет назад.

Сзади открылся люк.

«Черт», – подумал Элиас и кинулся обратно.

Вокруг люка, через который он влезал, шевелились тени.

– Сюда! – крикнул кто-то. Затем голос затих, когда тот человек отступил от люка, чтобы поднять тревогу. Элиас вернулся в служебный проход и на четвереньках пополз дальше. Не было времени изучать смартшит и смотреть, куда этот проход ведет. Остается лезть вперед и надеяться, что они знают планировку корабля не лучше, чем он.

Как можно быстрее продвигаясь по туннелю, он через пятнадцать метров уперся в стену. Тупик.

«Черт, черт! » Элиасом овладело отчаяние. Единственный выход остался сзади, откуда он пришел и где его будут ждать. Он лег на пол туннеля, сунул руку за спину и вытащил оружие. Сжимая в обеих руках по пистолету, он пополз обратно к люкам, ведущим в криогенный отсек. Прислушался к голосам.

Тут он вспомнил, что он все еще в скафандре, а снятый шлем висит за спиной. Эдуардес предупредил его, что все протоколы безопасности на «Гоблине» отключены. Что еще это означало?

Пора узнать.

В одном из люков показалась голова, повернулась в его сторону и заметила приближающегося Элиаса. Следом просунулась рука, сжимая что-то блестящее. Элиас поднял пистолет и выстрелил. Человек со стоном исчез из поля зрения.

Элиас быстро перевернулся в тесном пространстве служебного коридора и щелкнул по панели управления на груди скафандра. Он попытался представить себе нынешнее положение «Гоблина», но понял, что это бесполезно, поскольку он прошел слишком много изгибающихся туннелей.

Не спуская глаз с открытого впереди люка, он полез в карман за смартшитом. Преследователи оттащили своего раненого товарища, и Элиас полагал, что у него есть всего пара минут, прежде чем они решат, что делать дальше. Элиас подозревал, что они всеми силами постараются его убить, несмотря на те приказы, что были им даны первоначально. И поскольку он здесь в ловушке, то они одержат верх, если Элиас что-нибудь не придумает, и быстро.

Держа один пистолет нацеленным на люк, свободной рукой Элиас быстро разгладил смартшит. И взглянул на него. Нет ли там чего-то?.. Ага, вот. Смартшит показывал ряд кнопок рядом со схематическим изображением грузового корабля. Элиас перебрал несколько опций, пока не нашел то, что искал.

Он совсем забыл, что может получать информацию о «Джагере» в режиме реального времени. Конечно, как любой стандартный смартшит, этот листок мог подключиться к местной Сети и автоматически обновляться.

Элиас включил нужный режим, и картинка на смартшите обновилась. Быстро прощелкав все палубы, Элиас добрался до общего плана. Этот план в реальном времени показывал крошечные точки, движущиеся вокруг корпуса звездолета.

Есть.

Элиас нашел идентификационный код своего «Гоблина» и заметил его координаты относительно «Джагера» из информации, бегущей столбцами рядом со схемой. Открыв панель дистанционного управления на скафандре, он ввел в нее данные. Иконка «Гоблина» на смартшите изменила положение, быстро переползая на другую сторону грузового звездолета.

Элиас уже обратил внимание, что криогенный зал, в котором он застрял, расположен у самой обшивки. Система реального времени – как весело хвастался ему Эдуардес – показывала, где ведутся ремонтные работы: внешние слои обшивки сняты, внутренние стены открыты в космос. Элиасу стало ясно, что секция внутреннего корпуса над этим грузовым отсеком сейчас на редкость уязвима.

Крошечная точка «Гоблина» находилась теперь прямо над криогенным залом. Элиас ввел новые команды, «Гоблин» снова изменил положение, на этот раз отодвигаясь от грузового корабля и поворачиваясь, пока его нос не оказался направленным на звездолет.

Еще одна голова осторожно просунулась в люк, Элиас прицелился и выстрелил, и голова исчезла. Элиас выругался: патроны кончились. Пистолеты были однозарядными – лучшее, что сумел достать ему Эдуардес за короткий срок. Судя по звукам, снаружи собралось несколько человек, и Элиас знал, что они могут взять его измором или просто откачать воздух из этого отсека.

Если он их не опередит.

Элиас остановил «Гоблина», когда тот отошел на полкилометра от корпуса грузового звездолета. Решив, что «Гоблин» находится на хорошем таранном расстоянии, Элиас дал на его двигатели максимальную тягу. Изображение «Гоблина» на его смартшите понеслось вперед, прямо к обнаженным внутренним стенам над криогенным залом.

Он тревожно ждал долгие, долгие секунды.

– Эй, Мюррей! – рявкнул чей-то голос из люка.

Сначала раздался звук, похожий на треск рвущейся бумаги, затем – на рев торнадо, разбушевавшегося внутри «Джагера». Из-за люка донеслись крики, внезапно ставшие далекими и слабыми. Защелкивая шлем, Элиас подумал о людях, которых только что убил. «Или они, или ты», – напомнил он себе, стараясь заглушить угрызения совести. Эти люди не были сотрудниками службы безопасности. Откуда они – черт их знает, но они ждали именно его.

Элиас вылез в криогенный зал и обнаружил, что все люди исчезли вместе со всем воздухом. Аварийный люк захлопнулся, изолируя зал корабля.

Несколько криогенных камер, сорванных мгновенным ураганом, медленно кружили по огромному внутреннему пространству, отскакивая от стен. Потолок над головой был разорван, открываясь в бесконечную ночь. В пробоине виднелись звезды. Весь отсек разгерметизировался секунд за пятнадцать.

Вспомнив про Тренчера, Элиас понял, что не успеет его вытащить, не в этот раз. Сейчас ему нужно убраться отсюда до прихода аварийных бригад. Элиас нажал кнопку возврата, и через пару секунд увидел, как «Гоблин» спускается к нему через безвоздушное внутреннее пространство огромного отсека. Кораблю досталось здорово.

Элиас забрался в кресло пилота, осмотрел повреждения. «Гоблин» выглядел плохо, но малыш оказался крепче, чем можно было подумать. Элиас осторожно повел его вверх, мимо зазубренных стальных копий, торчащих в дыре, которую «Гоблин» прорвал в боку звездолета. Пролетая мимо рваных краев раны «Джагера», Элиас увидел, как там что-то мелькнуло, и нахмурился за окошком своего шлема.

Он мог бы поклясться, что увидел жуков, роящихся вокруг бреши в корпусе.

Маленькие серебряные жуки?

– Я слова никому не сказал! Друг, клянусь тебе! Ради бога, выпусти меня отсюда к чертовой матери!

Элиасу потребовалась минута, чтобы найти кнопку переговорного устройства на состряпанной Эдуардесом панели управления переходного шлюза. Все кнопки были подписаны, под каждой была наклеена полоска с каракулями Эдуардеса, разобрать которые удалось не сразу. Время от времени Элиас поглядывал на двухсторонний экран, который позволял ему видеть Эдуардеса, съежившегося внутри шлюза, а Эдуардесу позволял видеть Элиаса, грозно стоящего снаружи.

– А что делает эта кнопка? – Элиас пощупал маленький выключатель так, чтобы Эдуардесу было видно.

Эдуардес закричал в переговорное устройство по-бабьи визгливым голосом:

– Нет! Нет! Не трогай ее! Я никому ничего не сказал! Пожалуйста…

– Не похоже, что это что-то важное, – продолжил Элиас, сохраняя безразличный тон. – А вот эта? Здесь, внизу? Под ней ничего не написано.

Раздался глухой стук. Элиас поднял глаза и увидел лицо. Эдуардеса, прижатое к линзам камеры. Кончики его пальцев, вдавленные в стекло, становились такими же белыми, как лицо.

– Послушай, – заговорил Эдуардес, его голос глухо звучал из переговорного устройства. – Послушай, я серьезно, я не хочу умирать. Вот почему я говорю тебе правду. О'кей? Я не знаю, какого черта случилось с тобой там, но я тут совершенно ни при чем. – Убедившись, что Эдуардес его видит, Элиас с сосредоточенным видом потянулся к этой неподписанной кнопке. – Стой, дурень, это кнопка блокировки автоматики! Христом Богом прошу, не трогай ее!

– Кнопка блокировки автоматики?

– Открывает внешнюю дверь! Нет – пожалуйста, не трогай ее!

– Верно, я об этом забыл, – солгал Элиас. – Но я не могу не спрашивать себя, с какой стати тебе захотелось бы открыть внешнюю дверь отсюда, с борта, – разглагольствовал он. – У тебя уже есть внутренняя кнопка для открывания внешней двери шлюза, так зачем тебе нужно две?

– Это блокировка автоматики, на чем ты держишь свою чертову руку! Будь очень, очень осторожен, ладно? Пожалуйста!

– Блокировка, хм? – Элиас пару минут размышлял. – Так, давай посмотрим. Если кто-то находится там, внутри, и, скажем, ты хочешь помочь ему быстрее выйти в вакуум, так на эту кнопку ты и нажмешь?

Эдуардес яростно кивнул. Теперь в его глазах стояли слезы.

«Ну и жук, – подумал Элиас. – Пожалуй, это доставит мне настоящее удовольствие». Эпоксидный клей, которым он недавно пользовался, кое-где пристал к рукам и слез вместе с кожей, когда Элиас попытался его удалить. Ободранные участки теперь страшно чесались.

– Ну точно, для этого она и нужна, – протянул Элиас. – Ты, значит, думал, что подставишь меня и будешь спокойно смотреть, что произойдет?

– Мюррей… Элиас, прошу тебя! Клянусь Богом, я ничего никому не сказал!

Возможно, Эдуардес говорит правду. Но уверенности не было, поэтому Элиас нажал на кнопку.

Эдуардес заорал, когда открылась внешняя дверь. Элиас с удовлетворением смотрел, как перепад давления вытолкнул пленника из шлюза.

Вопящий Эдуардес отскакивал от стенок большого мешка, который Элиас приклеил на выход шлюза час назад. Пришлось изрядно повозиться.

Но, похоже, дело того стоило.

– Можешь перестать кричать, – проворчал Элиас в переговорное устройство, – и не стоит барахтаться. Клей, на котором эта штука держится, довольно сильный, но я бы не стал рисковать.

Это был модифицированный спасательный мешок, герметичный шар, в который можно броситься, надеясь, что спасатели успеют раньше, чем закончится приложенный баллон воздуха.

Эдуардес все еще метался по мешку как сумасшедший. В критической ситуации он показал себя не лучшим образом.

– Послушай, Эдуардес, я предлагаю сделку. Расскажи мне всю правду, и тогда я не оставлю тебя в этой штуке ждать, пока клей не подастся.

Эдуардес вполз обратно в шлюзовую камеру.

– Я слышу, как выходит воздух! Я не шучу!

– Расскажи, Эдуардес.

– Да будь ты проклят! Я этого не делал! – закричал во всю глотку Эдуардес. Элиас, наконец, решил, что он говорит правду. Черт.

Сначала Элиас предположил, что Эдуардес связан с прималистами, но теперь это стало казаться маловероятным. А это означало, что у Элиаса кончились версии. Конечно, без Вона тут не обошлось; было очевидно, что он заранее, еще в Лондоне, знал, что Элиас прилетит сюда. И Тренчер был все еще там, на борту «Джагера». В новостях Станции уже говорили об аварии на звездолете, но судя по тому, что увидел Элиас, владельцы «Джагера» не слишком распространялись на эту тему. Было похоже, что весь этот инцидент замнут как несчастный случай. В итоге Элиас оказался там же, откуда начал.

Он открыл дверь шлюза и заглянул внутрь. Эдуардес уставился на него с опаской.

– Я сказал тебе правду, – заикаясь выдавил он.

– Мне не нравится вид той неподписанной кнопки, Эдуардес, – ответил Элиас. – Невозможно даже представить себе, какие мерзости можно творить с помощью такого устройства.

Эдуардес вышел из шлюза и смерил его спокойным взглядом.

– Нельзя так обращаться с человеком. Элиас улыбнулся.

– Я мог бы проявить меньше заботы. Ах да, видишь это? – Он показал на пневмошприц – один из тех, которыми пользовался Эдуардес. – Устроишь мне какую-нибудь гадость – и начальство на этой Станции узнает, что ты держишь на продажу большую кучу этих штук.

Паскуаль

В шестидесяти тысячах километров от Станции, медленно наращивая скорость, Паскуаль направил свой «Гоблин» к внутреннему поясу астероидов. На экране замигало сообщение – официальное предупреждение, напоминающее о запрете подходить к Касперу ближе определенного расстояния.

– Говнюки проклятые, щенки блохастые, – пробормотал Паскуаль себе под нос. Столько суеты из-за какого-то стада мохнатых троглодитов. Там, дома, такое творится, а тут целая планета пропадает зря. Среди предков Паскуаля были майя и его бабушка с материнской стороны клялась всем святым, что ее род восходит к древним царям. Паскуаль потрогал крестик у себя на шее. Брехня все это. Конкистадоры, может, и не стеснялись в средствах, но жизнь в целом стала гораздо лучше благодаря прогрессу и настоящей цивилизации.

Краем глаза он заметил какой-то блеск и испуганно огляделся.

«Мерещится теперь всякая чертовщина», – подумал старик. Он покинул Станцию всего несколько часов назад, и с тех пор его грызло беспокойство. Что, если дела на Станции станут совсем плохи и некуда будет вернуться?

«Да что ты психуешь?» – одернул себя Паскуаль.

Оттого и психует, что в космосе легко стать параноиком. Может, стоит войти в Касперскую Сеть и поговорить с другими «Гоблинами».

«Ну вот, опять», – подумал старик, вскакивая с кресла пилота. Держась одной рукой за потолочную скобу, он обернулся. Потом склонился над пультом управления, увеличил яркость ламп – Паскуаль предпочитал уютный полусвет, когда решал, что наступил вечер, – и направился в корму.

Жук.

«Один из тех серебряных жуков, – подумал старик, чувствуя пот, выступающий на лбу. – Но всего один. Сунь его в шлюзовую камеру и выброси наружу. Или пропусти через регенератор отходов и погляди, как ему это понравится. Всего один. Вон… там». Паскуаль увидел, как жук исчез за решеткой, закрывающей панель ручного управления подачи топлива.

Когда Паскуаль поднял решетку, тысяча пар блестящих металлических глаз уставились на него. «Гоблин» затрясся, как будто что-то в нем с цепи сорвалось.

– Ой, блин! – простонал старик.

ГЛАВА 11

Пирс

Сэр, они везде. Пирс только что вошел в офис командующего Холмса и наткнулся на стену военных. Их собралось не меньше дюжины, и в этом тесном пространстве они стояли почти плечом к плечу.

– Это не та новость, какую я хочу услышать, – произнес Холмс, лицо у него было серым. – Что там с конвоями? С военными кораблями?

– Два грузовых звездолета, кажется, заражены, сэр. Эсминец «Пхеньян» точно заражен.

– Извините, – бормотал Пирс, осторожно проталкиваясь среди одетых в форму плеч, – извините…

Человек в погонах армейского коммандера обернулся и смерил его свирепым взглядом.

– Кто этот человек? – резко спросил он, снова поворачиваясь к Холмсу.

– Это мэр Пирс, коммандер Джохоба. Не сомневаюсь, что вам хорошо известна его роль в жизни Станции.

– То, что мы здесь обсуждаем, – буркнул Джохоба, – штатских не касается.

Пирс, наконец, протолкался мимо Джохобы и увидел двух знакомых: Рейчел Томасон и Линдси Манселл, обе из ученых.

– Я бы так не сказал, – громко заявил Пирс. – Я тоже говорил с людьми. Этих жуков видят по всей Станции. Я бы сказал, что теперь это очень касается штатских.

Мэр чувствовал, что Джохоба мысленно мечет в него кинжалы.

– Я надеюсь, командующий рассматривает приказ об эвакуации, – вежливо продолжил Пирс.

Люди, втиснутые в эту комнатушку, сердито загомонили, а Холмс, пожалуй, еще немного посерел.

– Ситуация под контролем! – крикнул кто-то. – Не нужно никого эвакуировать.

Посмотрев, откуда идет голос, Пирс увидел азиата в морской форме. «Похоже, Холмс собрал здесь всех командиров кораблей в Касперской системе», – подумал мэр.

– Возможно, если профессор Томасон скажет нам пару слов, – заговорил Холмс, – ситуация станет яснее. – Мистер Пирс! – Он взглянул на мэра. – Прошу вас учесть, что, пока не приняты никакие официальные решения, все, что вы видите или слышите в этой комнате, строго конфиденциально.

Пирс кивнул.

Все глаза устремились на двух ученых.

– Как, гм, некоторые из вас знают, – откашливаясь, начала Томасон, – несколько месяцев назад были найдены определенные артефакты – несомненно, Ангельского происхождения, – которые с тех пор содержались в изолированном помещении в населенной людьми части этой Станции Ангелов. Эти артефакты пропали три дня назад, примерно в то же самое время, как появились первые сообщения об этих, гм, жуках.

Пропали? Пирс уставился на ученых. Томасон взглянула на Манселл, как бы ища поддержки. Манселл кивнула, и она продолжала говорить, но ее перебили.

– Их украли? – спросил командир азиатского эсминца.

– Нет, не украли. Мы точно не знаем, что произошло, но можем высказать некоторые предположения. Артефакты все время находились под визуальным наблюдением. Вы разрешите, командующий?

Холмс кивнул, и Линдси Манселл вышла вперед с жестким смартшитом. Поставив его на подставку, она пробежала пальцами по напечатанной на нем панельке. На экране возникло изображение какой-то комнаты лабораторного комплекса, в верхнем правом углу появилась дата. Были видны разные предметы, аккуратно сложенные на полках и на полу, закрепленные в условиях низкой гравитации клейкими лентами. Дата в углу показывала, что съемка велась три дня назад.

– Это запись с наших систем наблюдения. Здесь вы видите лабораторию, где хранились артефакты и проводились исследования, возможные в условиях ограниченных ресурсов Станции. Вскоре находки должны были быть перевезены в Солнечную систему для исследований более подробных. Но тут произошло неожиданное событие.

«Если она о жуках, то это преуменьшение века», – подумал Пирс. Манселл прокрутила запись немного вперед.

– Смотрите на трубу-контейнер в левом углу. Вот здесь. – Она указала. – Уже сейчас.

На глазах у Пирса и прочих зрителей труба начала дробиться, по ее гладкой металлически-голубой поверхности быстро побежали трещины. Она стала напоминать растрескавшийся ил высохшего речного русла, только исполненный в металле.

– Все происходит в реальном времени. Вся эта трансформация заняла около минуты.

Трещины углубились, цилиндр внезапно рассыпался на кусочки.

Пирс похолодел от ужаса. Кто-то рядом ахнул, кто-то шепотом выругался. Кусочки двигались. Двигались, как живые.

Пирс понял, что смотрит на металлических жуков, о которых все слышали – их видел кто-то из знакомых или знакомых этих знакомых. За какие-то несколько дней мэр услышал сотню историй, но сам жуков не видел. До сих пор.

– Мы не знаем, что послужило толчком к трансформации, – сказала Манселл, пожимая плечами. – Но, теоретически говоря, подобные прецеденты известны.

– Какие, например? – спросил Холмс, очень встревоженный.

– Я полагаю, то, что мы сейчас видим, – это вирусные машины, – ответила Томасон, вставая рядом с Манселл. К этому времени кусочки цилиндра на экране, двигаясь на крошечных металлических ножках, разбежались по углам лаборатории и исчезли из виду. – Самовоспроизводящиеся кибернетические организмы.

– О чем вы говорите, черт побери? – спросил один из командиров кораблей – коренастый мужчина, обливающийся потом. Это были профессионалы, привыкшие командовать тысячами, но сейчас они все растерялись. Пирс заметил, что некоторые обеспокоено поглядывают на пол и в углы комнаты. Мэру потребовалась секунда, чтобы понять почему. Они искали жуков, и от этой мысли его прохватил озноб. Он даже взглянул под ноги, спрашивая себя, не могло ли что-нибудь пробежать мимо незаметно для него.

– Машины, которые сами себя воспроизводят, – с усталым видом пояснила Томасон. – Эта идея веками витала в воздухе. Существует даже вероятность, что сами Станции копируют себя, хотя, конечно, никто этого не знает – не может знать пока еще. Мэр Пирс прав: этих жуков видят повсюду. Запись, которую вы только что смотрели, показывает не больше дюжины отдельных жуков. А сейчас, куда ни пойди, всюду говорят о них, и, судя по этим разговорам, их должно быть уже сотни, если не тысячи. И это всего за три дня.

– Командующий Холмс, я учитываю пределы моей власти на Станции, – вмешался Пирс, – но я должен настаивать, что сейчас нет другого выбора, кроме как покинуть Станцию Ангелов, хотя бы на время. Мы не знаем, представляют эти штуки угрозу или нет, намерены они повредить нам или нет. – С этими словами Пирс повернулся к Томасон и Манселл, как бы задавая женщинам вопрос.

– Профессор Томасон, эти штуки намерены причинить нам какой-нибудь вред? – спросил Холмс.

«Он выбит из колеи, – подумал Пирс. – Он никак не ожидал, что придется столкнуться с такой ситуацией. Но это проблема, не так ли? Мы стали беспечны. А ведь после Разрыва, когда мы вернулись, оказалось, что вся тогдашняя команда покинула Станцию Ангелов и бесследно исчезла. И вот теперь все повторяется».

– Сэр, я не знаю, – ответила Томасон. – Все это совершенно ново. Могу сказать одно: если эти машины копируют себя – а я полагаю, что так и есть, – то они должны где-то брать материал. Или из исходной Станции Ангелов, или из обитаемой ее части.

– Они едят Станцию? – спросил Джохоба. Томасон пожала плечами.

– Возможно. Я не знаю. У меня нет ресурсов для…

– Есть еще один момент, – перебил ее коммандер-азиат. – Возможно, что эвакуация Станции не является допустимым решением.

Холмс уставился на него.

– Вы можете пояснить свои слова?

– Могу. Мы – точнее, Станция плюс всего несколько, хотелось бы надеяться, кораблей, охраняющих Станцию, – заражены некоего рода чумой. Возможно, инопланетной, возможно, даже разумной. Это все, что нам известно, в остальном же мы пребываем в неведении. Для большинства людей, живущих и работающих на этой Станции, единственная альтернатива – это вернуться через сингулярность на предыдущую Станцию в цепочке, Станцию на Хелласе. Это почти наверняка означало бы заражение и той Станции и так далее, пока наконец эти создания не распространились бы до Солнечной системы. И если они окажутся недружелюбными, и если они как-то попадут на Землю…

После этих слов разразился пандемониум.

Все вокруг Пирса кричали, и мэр удивился своему спокойствию. Он спросил себя, почему он так спокоен, а потом понял. Потому что уже слишком поздно.

Пирс еще раз взглянул себе под ноги и заметил нечто, чего там раньше не было. В полу, прямо возле его туфли, появилась крошечная дырочка. Что-то маленькое и блестящее протискивалось через нее, и оно выглядело как насекомое. По крайней мере, на первый взгляд.

Было что-то почти умилительное в том, как оно зондировало путь и продвигалось вверх, его крошечные ножки – не меньше дюжины ножек – ощупывали воздух и скребли края дыры. Была там раньше эта дыра? Если только его нога не стояла на ней, то Пирс ее раньше не замечал. Существо полностью вылезло из дыры, затем, как бы пытаясь соориентироваться, повернулось кругом, шевеля перед собой чем-то вроде усиков.

Конечно, при внимательном осмотре было видно, что это не насекомое: скорее артефакт или насекомоподобная машина. Она выглядела странно незавершенной, как будто ее собрали небрежно, в спешке.

Еще одна насекомоподобная машина выползла из дыры. Как и первая, она огляделась вокруг себя. Потом они вместе побежали вдоль стены, куда – неизвестно.

«Где бы мне срочно раздобыть „Гоблина“? » – подумал Пирс.

Винсент

Они спустились в зал ожидания возле Ступицы Станции Ангелов. Судя по обстановке, этот отсек первоначально проектировался для торжественных церемоний, для прибытия сановников, политиков и прочих важных личностей. Здесь были кресла, привинченные к полу (эта область располагалась достаточно близко к центральному ядру Станции, чтобы ее любопытная псевдогравитация вызывала легкое, но не иллюзорное тяготение), и широкий экран, на котором можно было с комфортом обозревать путаницу отсеков, добавленных к Станции людьми. Они с Ким находились здесь одни, хотя Винсент постоянно ждал, что в любую секунду сюда кто-то войдет. Как всегда, не зная, как себя вести, он сложил руки на груди и положил ногу на ногу.

– Ну, и когда все это началось?

– А ты как думаешь? Сразу после… – Ким махнула рукой. Чтобы не смотреть на Винсента, она уставилась на экран. – У меня было тяжелое время. Действительно тяжелое время. Я думала, что не справлюсь. В общем-то и не справилась.

– Возможно, деньги бы помогли, – мягко заметил Винсент. – Я знаю, сколько вам причиталось после того, как ваши находки были каталогизированы и изучены. Ты бы изумилась, узнав, чего мы достигли. Только жаль, – добавил он с усмешкой, – что я не могу тебе об этом рассказать.

Нахмурившись, Ким повернулась к нему.

– Это секрет, – сказал он, вспоминая о крошечных звездолетах, порхающих по галактике без всякой помощи Станций Ангелов. «Теперь вселенная действительно наша, – наверное, в миллионный раз подумал он. – Можем летать куда захотим». – Я расскажу тебе, но только не сейчас. Когда все это закончится.

Он расскажет, потому что Ким это заслужила. Она должна знать.

– Спасибо.

Винсент уже сообщил ей все, что мог, об излучении, приближающемся к Станции. В свою очередь Ким передала ему слова Паскуаля, утверждавшего, что он видел какое-то искусственное насекомое. Теперь оказалось, что их уже много кто видел.

То, что ты делаешь, – это самоубийство, хотел сказать ей Винсент. Ким поведала ему о Книгах, о своих попытках изгнать мучительные воспоминания о смерти своей возлюбленной, становясь ею хотя бы на короткое время. Долгое, затяжное самоубийство ума.

Он помнил Сьюзен, ибо знал их обеих еще по университету, когда они учились в аспирантуре много лет назад. Это было интересное время, и периодически их пути пересекались на межфакультетских вечеринках и благодаря общим друзьям. Было…

Но все это давно осталось в прошлом. С тех пор их пути разошлись. Ким прилетела сюда с этой женщиной, ставшей ее любовницей, чтобы изучать развалины, которые притягивали ее с детства, и Винсент слышал о них только от коллег. А потом лишь из главных информационных сайтов Сети, когда ранний триумф быстро растворился в катастрофе.

Ты была любовью всей моей жизни, хотел сказать он Ким. И это была чистая правда. В то время Винсент не умел выразить свои чувства ни словом, ни поступком и заплатил свою цену, увы. А теперь они снова вместе, оба так далеко от дома.

– Насчет жуков, – заговорил он, чтобы отвлечься от своих мыслей. – Если они реальны, думаю, я знаю, кто мог бы иметь к ним какое-то отношение. – Ким уставилась на него. – Есть тут такая женщина по фамилии Томасон.

Ким кивнула, словно уже слышала эту фамилию:

– Она возглавляет научно-исследовательскую экзолабораторию на другой стороне Станции. Я встречалась с ней пару раз.

– Ну вот, я решил ее отыскать. Фамилия мне знакома по ее статьям в журналах. Я даже несколько раз просил у нее исследовательские материалы, пока еще был на Земле, поэтому она меня тоже знает. – Ким кивнула, слушая его с интересом. – Конечно, мы никогда не встречались, но у меня есть с собой все необходимые рекомендации.

– Которые тебе здесь никак не помогли, – напомнила Ким.

– Точно. Вот я и подумал: если есть кто-нибудь, с кем я могу об этом поговорить, это Томасон. Она занимает достаточно высокое положение, чтобы командующий к ней прислушивался. По крайней мере я на это надеялся.

– И что?

– И ничего. Они закрыли доступ в ту лабораторию, которую ты упомянула. – Он посмотрел на Ким значительным взглядом. – Ни сама Томасон, ни ведущие сотрудники ее группы в настоящее время недосягаемы, и единственное место, где они могли бы быть, это…

– Центральный Командный комплекс, – закончила за него Ким. – Здесь это центр всего. Это место, где принимаются все решения. Ты не пройдешь туда без пропуска.

– У меня нет пропуска, – вздохнул Винсент, – и вряд ли я его получу.

– Ты действительно думаешь, что каспериане обречены?

– По натуре я не пораженец, – ответил Винсент через несколько секунд, – но я не знаю, чем им можно помочь. Командование явно занято здешней чрезвычайной ситуацией. Возможно, это имеет какое-то отношение к тому, что случилось после Разрыва, когда эта Станция была покинута в первый раз.

– В первый раз? – спросила Ким, поднимая брови.

– Поскольку очень возможен второй. Что нам следует учесть в своих планах.

– Приказа об эвакуации еще нет. И сама я пока не видела ни одного жука, поэтому мне не очень-то верится, что они существуют. Я не могу отделаться от мысли, что эти жуки – продукт своего рода массовой истерии, или… ой!

Ким замолчала – Винсент осторожно взял ее за руку и подвел ближе к экрану, где в режиме реального времени показывались окрестности Станции. Далеко за границами Станции были видны три эсминца. Рядом с экраном имелись ручки настройки – чтобы смотреть различные секции Станции крупным планом. Ким только что заметила нечто похожее на ртуть, текущую по наружной поверхности жилого отсека – одного из больших отсеков, вмещающих часть Ступицы. Винсент повозился с ручками настройки, фокусируя изображение при максимальном увеличении.

– Я спускался сюда на днях, – объяснил он. – Сейчас мало кто заглядывает в эту часть Станции, и мне здесь хорошо думается. Я немного поиграл с настройками. Боюсь, они действительно повсюду.

Теперь Ким очень ясно видела их, ползущих по внешней поверхности Станции. Они были маленькие и блестящие, с неровно окрашенными щитками. В первый раз за очень долгое время Ким по-настоящему испугалась.

– Черт побери, откуда они взялись? – прошептала она.

– Ну, а в какие два места я не могу сейчас попасть?

– Центральное Командование и… да, верно. Лаборатория, куда доставили артефакты Ангелов. Замечательно. Откуда им еще взяться?

Или не так замечательно. «Я больше не знаю, кто я, – подумала она. – Я не готова быть Ким, и я не готова справиться с… тем, что произошло. Я хочу быть Сьюзен – сильной, талантливой Сьюзен». Но Книги… ее запас кончался. Даже думать о них было больно. С ними она снова могла становиться Сьюзен, могла чувствовать в себе ту силу, и ясность, и мужество.

Просто быть собой – этого ей сейчас было мало.

Ким подошла к мемориальной доске на дальней стене – огромной серебряной доске шесть футов высотой и десять шириной. На ней перечислялись имена всех исчезнувших: имена всей первоначальной команды этой Станции Ангелов. «Есть люди, которым пришлось гораздо хуже, чем мне», – подумалось Ким.

Должен был существовать план действия. Сначала, когда поползли слухи о насекомых, затем подтвержденные наблюдениями, Ким ожидала, что будет объявлен приказ об эвакуации. Как раз для такого случая имелись эсминцы, несущие постоянное патрулирование. Для них вывезти людей со Станции не потребовало бы титанических организационных усилий. Имелась также пара сотен «Гоблинов» – даже не считая тех, которые в данный момент находились в глубине Касперской системы и чьи пилоты надеялись стать следующим Паскуалем.

Винсент встал рядом с Ким и тоже рассматривал доску. Он уже несколько раз изучал ее в свои предыдущие визиты. Но почему-то в присутствии человека, которого он знал, она стала казаться более реальной.

– Странно думать, что это случилось на самом деле. Ким посмотрела на него непонимающе.

– В смысле одно дело знать, что здесь случилось, но знать абстрактно. И совсем другое – прийти сюда и стоять перед реальным, вещественным доказательством, что нечто такое странное действительно могло иметь место. Это не поддается воображению, ты понимаешь, что я имею в виду?

– Да, понимаю, – ответила Ким. Она вдруг подумала о звездах, скользящих мимо подобно облакам тумана, об огромной и вечной темноте, заглатывающей ее, пока она вечно падает. Действительно, не поддавалось воображению, что больше тысячи человек могли просто взять и исчезнуть, причем исчезнуть за какие-то несколько часов, породив загадку, которая может остаться неразгаданной до скончания времен.

– Я спрашиваю себя, каково было находиться здесь, когда Станция закрылась, но никто не мог вернуться домой. Должно быть, они подумали о полете на Каспер. Это было бы самое очевидное место.

Ким покачала головой.

– Знаешь, сюда чуть ли не каждый год прибывает очередная группа расследования и пытается раскопать что-то новое. И ничего нового не находят. На самом Каспере даже следа от людей нет.

Винсента она не убедила:

– Планета большая.

– Спутникам слежения это все равно, а у Центрального Командования они есть. Было бы известно. – Ким наклонилась ближе, чтобы изучить одну запись. – Ты представь себя на его месте. – Она указала на имя в начале списка, которое соответствовало его выдающемуся положению. – Командуешь такой станцией, и вдруг весь мир летит в тартарары.

Действительно, летит, подумал Винсент, наклоняясь ближе. Имя было выгравировано глубоко и тщательно.

Начертанные в серебре слова гласили: Командующий Эрнст Вон.

Вон

– Сэр?

Вон повернулся. Ветер в это время года резал как нож: холодный, порывистый, он несся через горное ущелье, протянувшееся под ногами Вона, подобно невидимой реке, устремляясь с высоких пиков к коричневато-желтым лугам далеко внизу. В полумиле от Вона на краю отвесного утеса возвышался генератор огромного экрана, закрывающего их от объективов и от глаз.

Странно, что Вон так и не привык к запаху здешнего воздуха, но остальные родились здесь и не знали ничего другого. Они были истинными наследниками Божьего замысла. «Все равно мне повезло больше, чем Моисею, – подумал Вон – я хотя бы увидел Землю Обетованную».

Он повернулся. Сзади на небольшом, но почтительном расстоянии стоял молодой человек лет двадцати пяти. За его спиной вилась тропинка, сбегающая к улицам Нью-Ковентри. Джонатан, вот как его зовут. А это не он должен был жениться на той девушке, Элизабет? Ах да, именно он. Странно, но Вон хорошо помнил время, когда он автоматически знал имя каждого человека в их маленькой колонии. Но времена изменились, Каспер менялся, ледники отступали, и долгие тысячелетия льда уже уходили в родовую историю коренных каспериан.

– Сэр, мы перехватываем сообщения со Станции Ангелов. Похоже, репликаторы самоактивировались.

– Подробности?

– Мы поймали несколько передач и на частотах «Гоблинов», и на закодированных военных. Кажется, сама Станция изрешечена ими, и военные каналы выдвигают массу предположений об оставленном оружии Ангелов. Они всерьез считают, что оно должно иметь отношение к Ангелам, сэр.

Интересно, подумал Вон. Теперь события и правда развивались хорошими темпами.

– Спасибо, Джонатан. Держи меня в курсе. И скажи Энн, что я спущусь через час лично руководить мониторингом. А до тех пор я не хочу, чтобы меня беспокоили, если не будет новостей равной важности. Все ясно?

– Да, сэр. – Молодой человек повернулся и стал спускаться по тропинке.

Все, что теперь нужно, – это установить местонахождение последнего бога. И тогда, и только тогда Вон сможет быть уверен в очищающем огне, который уничтожит туземцев и оставит новый Эдем чистым для детей Бога. Ибо Вон это предвидел, и этому суждено сбыться.

У pcy

Урсу доводилось присутствовать на Воскрешениях, но больше в качестве зрителя. Жрецы Дома Шекумпеха считали: пораньше показать, на что способен бог, – хороший способ завоевать сердце послушника. Существовали слова, которые следовало произносить, обряды, которые следовало исполнять, а затем, если бог смотрел в сердца и умы мертвых или умирающих и видел в них достаточно хорошего, он мог снизойти и вернуть их.

Урсу наклонился над одной из закутанных фигур, лежащих в огромном шатре, куда его привели, и увидел, что это только ребенок. Урсу не спросил, где его мать. «Мне нужен бог, – подумал он. – Я не могу это сделать без Шекумпеха». Что же ему сказать, чтобы эти кочевники поняли?

Народу в шатре прибавилось, и Урсу услышал сзади голоса. Затем вошедшие посторонились, пропуская шамана, несущего бога в руках, как ребенка. Старик шел с трудом – вероятно, чума сковывала его суставы.

Даже воздух в этом шатре пахнет болезнью, подумал Урсу. Но лучше было видеть Шекумпеха здесь, даже среди варваров и врагов, чем думать, что он лежит на дне какого-то омута. Шаман поднес бога к Урсу и благоговейно положил у ног последнего жреца Дома Шекумпеха.

Урсу неловко кивнул в знак благодарности. Все выжидательно наблюдали за ним. Юноша почувствовал себя актером перед выступлением. Что, если не получится?

Он поднял бога и изучил ту его сторону, где появилась трещина. Внутри снова что-то заблестело. Урсу побоялся смотреть слишком пристально, страшась того, что мог бы увидеть. Прежде ему никогда не приходило в голову, что внутри бога может что-то быть.

Затем он увидел нечто, чего не заметил в первый раз. Из трещины исходило голубое свечение, настолько слабое, что оно было почти незаметно. Урсу поднял голову и увидел глаза, глядящие на него с ожиданием и надеждой. Он повернулся к ребенку.

Поставив идола на землю, Урсу положил руку на голову бога и начал читать ритуальные слова, трижды повторяя каждый стих. Ко второму повтору он ощутил легкое головокружение. К третьему – его губы продолжали двигаться, но сами слова превратились во внутренние ощущения, почти такие же, какими бог говорил с Урсу. Дальше случилось то, о чем Урсу только слышал, но лично никогда не видел.

Ребенок закашлялся, его легкие заработали под рукой жреца тяжело и трудно. Урсу закрыл глаза, снова и снова декламируя стих Воскрешения. Кто-то – один из послушников, любящий шепотом побогохульствовать? – однажды сказал ему, что подслушал разговор двух пожилых жрецов, признающихся, что слова на самом деле ничего не значат, что их ритуал только призван создать впечатление, будто жрецы в этом участвуют, когда на самом деле они совершенно не нужны.

Однако Урсу услышал сейчас в уме, что эти слова переводятся на язык богов. Теперь у него было такое чувство, будто он может понять любые слова на любом языке.

Больной ребенок уже будто… Как выразить это словами? Будто восстановилась его связь с этим миром. Урсу надеялся, что это означает спасение от Черной Морды. Дух ребенка – если это был дух – трепетал перед мысленным взором Урсу, но уже с обновленной энергией. Ниже его лежало темное место, место, где…

Урсу отшатнулся, и физически, и мысленно, от той мельком увиденной огромной бездны, царства вечной тьмы, падающей в вечность. «Шекумпех, – спросил он, – это туда мы уходим, когда умираем? » Он бы предпочел прожить тысячу раз по тысяче лет, чем когда-нибудь посмотреть в лицо этой бездне.

Шаман кинулся к ним. Положив руку на плечо Урсу, старик потянулся к ребенку, чтобы пощупать его лоб. Потом уставился на Урсу, и его длинная морда мелко дрожала.

Подошел Йе, жестом веля шаману отодвинуться. Вождь бережно поднял ребенка.

– Ит? – позвал он. – Ит, ты меня слышишь?

Крошечные глазки открылись, уставились на широкое лицо Йе, потом снова закрылись. Ребенок заснул. Урсу заметил борьбу чувств на лице вождя.

«Позволь мне уйти», – хотел сказать Урсу, но лицо Йе потемнело, как будто он увидел эту просьбу, формирующуюся в голове Урсу. Он отвернулся, продолжая держать ребенка на руках.

Через несколько часов Урсу позволили вернуться в его шатер. Хоть он и спас жизнь нескольким членам племени, его продолжали держать под строгой охраной. Теперь он слишком ценен, чтобы отдавать его Зану, угрюмо подумал Урсу, чувствуя усталость и полную опустошенность. Он повалился на кисло пахнущие шкуры и заснул. Проснулся он незадолго до рассвета, уверенный, что кто-то зовет его по имени.

– Урсу? Жрец Урсу?

Знакомый голос. Это Ри, подумал юноша и, открыв глаза, увидел ее голову, просунутую в шатер. Урсу взглянул ей за спину, в серый сумрак наступающего дня, увидел, что сторожей нет, и сердце его возрадовалось.

Ри извлекла из просторной рубахи нож, и он заблестел в тусклом полумраке шатра. У юноши вдруг пересохло в горле.

Ри вползла в шатер и встала над Урсу.

– Скажи мне, как ты это сделал? Как заставил болезнь уйти?

Урсу облизал губы.

– Эта… сила – она в боге. Она исходит не от меня. Ри шагнула к нему с остекленевшим взглядом.

– Даже мой отец Йе не может такого, а говорят, что вожди наших племен подобны богам. – Она поморщилась. – Но чтобы какой-то грязный, блохастый горожанин был способен кого-то исцелить – это же не может быть правдой?

– Я же сказал тебе, я этого не делал, – запротестовал Урсу, чувствуя, что отчаяние прорывается в его голосе. Зачем ей этот нож, во имя Шекумпеха? – А где сторожа? – спросил он.

Девушка уставилась на него как на слабоумного.

– Все ушли, празднуют и пьют. Это потому, что ты исцелил всех больных. Они все выздоравливают. Даже мой отец напился допьяна.

Урсу не сводил глаз с Ри. Теперь только она стояла между ним и свободой.

Затем он вспомнил Шекумпеха. Ему еще придется найти бога.

– Ты меня боишься? – спросила девушка. – Ты знаешь, что у реки тебя нашли уже мертвым? Получается, что ты святой? – спросила она, держа нож перед собой.

На горизонте прогремел гром. Прокатившись над обледенелой тундрой, он затих. Что-то в нем было какое-то… неправильное.

Ри тоже услышала этот гром. Оглянувшись на полог шатра, она повернулась, роняя нож, и он упал между ними.

Урсу чуть-чуть подвинул руку в сторону оружия.

Ри завизжала и бросилась к ножу.

Урсу со всей силой ударил ее по голове ногой. Охнув, девушка упала. Урсу встал и побежал, пошатываясь, в ночь, а в спину ему неслись ее проклятия.

Оглядевшись, он обнаружил, что окружен шатрами. Горели лагерные костры, совсем рядом – голое пространство тундры. Но скоро рассветет, и его легко будет выследить. Это безнадежно, подумал Урсу. Ни одного шанса нет.

Раскатистый гром прогремел над равниной, заглушая звуки стихающей попойки.

– Ты!

Урсу резко обернулся и очутился лицом к лицу с одним из своих сторожей. Дикарь шел к Урсу, опасно качаясь – слишком сильное опьянение для слабенького дикарского винца.

– Им нужен ты! – проговорил сторож заплетающимся языком и рухнул лицом в снег.

Урсу смотрел на него, разинув рот. Он едва мог поверить, что недавно боялся этих людей.

Еще один удар грома… и тут Урсу понял, что не так.

Не было молнии.

Он взглянул вверх и увидел, что небо совершенно чистое, солнце вот-вот встанет и осветит мир.

Но откуда тогда этот гром?

Пальцы пьяного сторожа, лежащего ничком в снегу, судорожно подергивались. Снег вокруг него покраснел от крови, струящейся из воронкообразной раны в спине. Вдали послышались крики.

Урсу попятился, его сердце колотилось. Что, во имя Шекумпеха, здесь происходит? Потом он вспомнил бога. Все остальное не важно, главное – найти идола.

Юноша в последний раз взглянул на сторожа, дышащего неглубоко и часто, словно ему не хватало воздуха.

Над ледяной равниной вновь прогремел гром и раздались новые крики. Когда Урсу бежал между шатрами, мимо него промчались несколько кочевников, не обращая на юношу никакого внимания. Он успел заметить ужас в их глазах.

Наверняка это люди Зана. Слышался рев ледовиков. Урсу бежал к костру и вдруг понял, что это шатер полыхает ярким пламенем в предрассветной мгле. Наполовину вывалившийся из шатра, лежал чей-то труп.

Найти бога, потом можно уходить.

Урсу понесся дальше между шатрами. Мимо носились кочевники, не замечая его. Еще один треск, подобный грому, раздался где-то рядом. Может, это дело рук Шекумпеха? В своих поисках Урсу нырнул в какой-то шатер и увидел там группу детей, испуганно жмущихся друг к другу. В другом шатре кто-то ринулся на него с рычанием – Урсу взвизгнул и выскочил наружу.

В третьем шатре лежал меховой сверток. По узору юноша понял, что это брошенные меха Йе. Откинув их в сторону, он увидел лежащего на боку идола. С огромным облегчением Урсу взял бога на руки, снова выскочил наружу и при следующем ударе грома наконец увидел молнию. Только она совсем не походила на молнии, которые ему случалось видеть. В промежутке между двумя шатрами в ста шагах от него полыхнула яркая вспышка, обжигая глаза, и что-то горячее просвистело мимо уха. Урсу втянул голову в плечи и побежал, низко пригнувшись, неся идола в руках, как ребенка. Он обогнул последний шатер, направляясь к открытой тундре и – он горячо надеялся – к свободе.

Но бог был тяжел в его объятиях, и Урсу не заметил протянутой руки, схватившей его за ногу. Он попытался лягнуть ее другой ногой, но чужие пальцы только сильнее сжались. Урсу опустил голову и увидел обезумевшие глаза Йе.

Вождь племени полулежал у стенки шатра.

– Ты навлек их на нас, – истерически выкрикнул он. – Ты и твой проклятый бог, вы навлекли демонов на наши головы. Пусть тебя Шей сожрут!

Йе отпустил его ногу, и Урсу побежал, удирая из становища. Он бежал, пока усталость не заставила его замедлить шаг. Еще слышны были голоса, плывущие над полузамерзшей травой, и они казались ближе, чем были на самом деле. Не так далеко вставали холмы, и деревья на их вершинах отчетливо виднелись на фоне ночного неба.

Затем прозвучало знакомое шлеп-шлеп-шлеп ледовика – его ноги с подушечками тяжело ступали по грубой земле где-то справа от Урсу. Юноша метнулся влево, направляясь к деревьям у склона. Туда бежать было дольше, зато дальше от голосов.

Потом раздался топот когтистых ног, бегущих по земле и шлепающих по лужам ледяной воды. Ужас погнал Урсу быстрее, быстрее к линии деревьев. Сначала он не был уверен, что они гонятся за ним, но теперь уже не сомневался. До спасительных деревьев оставались всего секунды. Урсу услышал крики: солдаты звали друг друга. Юноша обругал себя за то, что остался в приметной рясе жреца – надо будет при первой возможности найти другую одежду.

От тяжести бога болели руки. Снова раздался тот странный гром, и что-то тяжелое бултыхнулось далеко справа от Урсу. Юноша заскулил от ужаса, но он был почти у склона.

Топот преследующих всадников звучал теперь ближе, но деревья уже были прямо перед ним. Они росли спутанной массой, их корни змеились через низкие гребни к лежащим внизу озеркам солоноватой воды. Снова что-то просвистело мимо головы Урсу, со всплеском уходя впереди в пропитанную водой почву.

Что сказал Йе? Пожелал, чтобы его сожрали Шей? Те Белые Призраки, что вечно блуждают во льдах в поисках несчастливых и заблудившихся. Но ведь это просто легенды, сказки…

Достигнув наконец, деревьев, Урсу был почти на пределе сил. Юноша не смел оглянуться и посмотреть, насколько близка погоня. Он мог лишь надеяться, что лес впереди слишком густой и непроходимый для верховых солдат. Только это даст ему шанс убежать. В голове Урсу глухо стучало, как если бы там работал молот, и руки, сжимающие бога, онемели.

Он стал карабкаться через путаницу древних корявых корней, едва удерживая бога одной рукой. Какой-то метательный снаряд расщепил древесину рядом с его пальцами. Урсу заскулил от страха, из последних сил пробираясь вверх. Непрерывный гром следовал за ним под все еще ясными небесами.

Здесь, наверху, он нашел руины – огромные груды давно обвалившегося камня и еще стоящие стены с зияющими дырами, но времени их разглядывать не было. Руины так густо заросли деревьями, кустарниками и травой, что Урсу с трудом продирался через их переплетение. Еще немного, думал он, и можно будет отдохнуть, еще совсем немножко. Здесь, в чаще, было темно, но крики людей и животных казались теперь более далекими. Возможно, они прекратили погоню.

Юноша рухнул возле полусгнившего ствола огромного дерева, поросшего грибами, и подождал, напряженно прислушиваясь. Солнце между тем медленно вставало над горизонтом.

Немного отдохнув, Урсу двинулся дальше.

Элиас

В коридорах Станции царило столпотворение. Суматоха, как на тонущем корабле, думал Элиас, с трудом прокладывая дорогу в толпе. Он знал имя и номер двери – но где она, эта дверь?

Расталкивая людей, Элиас свернул в узкий проход, отходящий от одной из главных артерий Ступицы. После разборки с Эдуардесом прошло несколько часов, а он уже видел пару потасовок. Люди впадали в панику, серебряные жуки были повсюду. Они наводнили Станцию и внутри, и снаружи. Элиас случайно отбросил одного ногой, когда тот внезапно выскочил перед ним, но жук снова поднялся и побежал дальше. Какая-то машина, понял Элиас. Похожая нате штуки, которые он видел во время бегства с «Джагера».

Он должен вернуться туда, спасти Тренчера, что бы с ним ни собирались сделать. Элиаса беспокоило, как бы старика не отправили обратно через сингулярность. Зачем его вообще сюда привезли – оставалось загадкой, но теперь, когда ситуация стала критической, единственным логичным решением для прималистов было бы увезти Тренчера, вернуть его на Землю или переправить дальше по космической цепочке последовательно соединенных Станций Ангелов. И если прималисты это сделают, шансы Элиаса когда-нибудь снова найти старика будут близки к нулю.

Этого он допустить не мог.

У него постоянно зудела кожа; иногда этот зуд перерастал в тупую боль. Левая рука начала подергиваться, и было ясно, что все это вызвано Медленным Блайтом.

Он нашел нужный номер двери и нажал клавишу в центре нее. Рядом с дверью зажглась тусклая лампочка, и Элиас понял, что его рассматривают изнутри.

– Мисс Амото? – Он подождал еще минуту. – Я хочу зафрахтовать ваш «Гоблин», мисс Амото.

Через несколько секунд раздался щелчок, и дверь открылась. За ней виднелись узкая койка, миниатюрные стул и стол, а за ними – бумажная ширма, скрывающая туалет или, возможно, кухню. Большую часть доступного пространства занимали чемоданы и разбросанные вещи. Ким Амото – если Элиас попал куда хотел – уставилась на него. Высокая, даже долговязая, какими бывают люди, рожденные в условиях низкой гравитации. Но при этом довольно хорошенькая. Она была одета в свободные мягкие штаны и практичного вида рубаху, все же не скрадывающие достоинства ее фигуры. Кроме хозяйки, в комнате находился мужчина лет тридцати с небольшим, опасно балансирующий на низком табурете.

Элиас покосился на мужчину, чей взгляд то и дело возвращался к Ким, когда тот думал, что она не смотрит. Больше, чем просто друзья, подумал Элиас. Нет, раньше были. Сейчас, наверное, уже не так близки.

Ким внимательно изучала гостя.

– Боюсь, что сейчас я не возьму фрахта. На случай, если вы не заметили: все удирают со Станции.

Саркастическая резкость в ее голосе почти заставила Элиаса улыбнуться.

– Я заметил, но я тоже спешу. Я готов хорошо заплатить. – Элиас вытащил кредитный чип и показал его женщине. Затем он постучал по голубому квадратику в углу карточки и повернул ее так, чтобы Ким могла видеть прокручивающиеся там цифры. – Вот сколько я готов внести на ваш счет, мисс Амото.

Глаза женщины округлились, но ее тон остался холодным.

– Сколько времени займет эта работа? И легальна ли она?

– Немного, всего несколько часов, не больше. И я действительно не знаю, легальна она или нет. Я подозреваю, это зависит от того, откуда вы родом.

Ким глянула на него. Мужчина – по виду ученый – с интересом следил за их разговором.

– Кто вас послал? – спросила женщина после паузы.

– Билл. – И это тоже обошлось Элиасу в кругленькую сумму. После сделки с Ким у него останется не так много денег. – Думаю, вы его знаете.

Женщина резко вздохнула.

– Да, знаю. Ну, хорошо. – Она высунула голову в коридор и посмотрела на спешащих мимо людей. Потом снова повернулась к Элиасу. – Винсент летит с нами, – она кивнула на мужчину на табурете, – или сделки не будет.

Элиас смерил его взглядом. Мужчина казался довольно безобидным.

– Как пожелаете.

– О'кей, поступим так. Сначала я хочу выпить в Ступице. Там мы сможем поговорить, и вы расскажете нам, за что платите.

Элиас взглянул на длинный коридор в сторону Ступицы.

– Те серебряные жуки сейчас повсюду. Говорят, что Станция протянет не больше двух дней.

– Прежде чем разгерметизируется? Я тоже слышала. Но я не расслышала вашего имени.

– Элиас Мюррей.

– О'кей, мистер Мюррей, я не знаю, когда теперь удастся достать приличную выпивку, поэтому я хочу выпить в последний раз – на тот случай, если к следующей неделе Ступицы больше не будет. Идет?

Элиас пожал плечами. Ему было все равно.

Большинство питейных заведений вдоль главного ствола Ступицы уже закрылись, а оставшиеся владельцы спешно распродавали все, что можно, прежде чем самим покинуть Станцию. Элиас, женщина и ее спутник молча двигались по коридору, отталкиваясь от стен. Искаженные паникой лица людей, внезапно нарушенный ход жизни говорили больше, чем могли бы выразить слова. Элиас почувствовал, что часть того же страха передалась ему. Окружающим стенам больше нельзя было доверять, нельзя было рассчитывать, что они защитят его или любого другого от холодного, безжалостного вакуума. Возможно, у них остались считанные минуты, и он умрет, так и не найдя Тренчера. Возможно…

Но чуть ли не каждый смартшит на Станции передавал экстренные выпуски с сообщениями об «инфекции», о том, что насекомые, кажется, не агрессивны по отношению к людям, но безопасность Станции под угрозой, и людям советовали найти способ улететь или же подчиниться строгой процедуре эвакуации, призванной обеспечить недопущение инфекции на еще не зараженные корабли.

Элиас не мог допустить, чтобы его забрали на военный транспорт, безоружного и незащищенного. Значит, надо потратить деньги, чтобы нанять себе корабль… и найти Тренчера, чего бы это ни стоило.

Элиас чувствовал себя неловко, сидя в почти пустом баре и наблюдая за жителями Станции, которые внезапно стали беженцами и сновали мимо него, улаживая свои последние дела. Останется ли что-нибудь от Станции и будет ли им куда вернуться?

Элиас заметил, что у него дрожат руки. Он велел им перестать, но дрожь всего лишь ослабла. Времени осталось немного, подумал Элиас, но если одну вещь сделать как надо, всего одну, он найдет Тренчера.

Элиас снова подумал о лице, увиденном мельком через толстый экранированный пластик, и поежился.

Взглянув на Винсента, Элиас понял, что этот человек все время не отрываясь на него смотрит. Не вызывающе, но… так, словно он знает больше, чем показывает. Может, они с Ким деловые партнеры?

– Странная ситуация, – сказал Винсент, продолжая смотреть на Элиаса.

Элиас кивнул, не зная, что ответить.

– Насчет работы, – напомнила Ким. – Что надо делать?

– Мне нужно забрать моего друга с одного из кораблей вблизи Станции. Он на борту грузового звездолета – вернее, был там, когда я видел его в последний раз. Меня нужно туда отвезти, а заберу его я сам.

– Подождите. – Ким подняла руку. – Возможно, вы не знаете о карантинных правилах, введенных с тех пор, как началась эта заваруха. – Элиас посмотрел за ее плечо и увидел, как из воздуховода протиснулась крошечная серебряная головка. Жук упал на пол и побежал прочь. За ним последовал еще один, потом еще. Элиас разжал челюсти и попытался заставить себя расслабиться. – Никакому кораблю нельзя приближаться к судну, еще не пораженному инфекцией. Нас взорвут, если мы подойдем.

– А «Джагер»? – спросил Элиас как бы в пояснение. – По-моему, он заразился довольно рано. Я сам видел кишащих там жуков.

– О'кей. – Женщина задумалась. – О'кей, если он уже заражен, этой проблемы у нас не будет. Следующий вопрос: почему ваш друг просто не сядет на один из регулярных челноков и не прилетит сюда сам?

– Его удерживают там насильно, – ответил Элиас. – Его хранят на льду в течение ряда лет, и хотя он без сознания, он все равно пленник. – Увидев на лице женщины недоверие, он поднял руки. – Это длинная история… действительно длинная.

– Меня беспокоит не правдивость вашей истории, – отрезала Ким. – Я сомневаюсь, что люди, которые насильно удерживают вашего… друга, так просто позволят вам его забрать. Мне не очень-то хочется оказаться в перестрелке.

– Вы не окажетесь, я обещаю. Послушайте, все, что мне действительно нужно, это транспорт: транспорт туда и обратно.

– Как такси? – спросила Ким.

– Точно. – Элиас кивнул.

– Только ехать на такси надо туда, где некие типы, с которыми мы предпочли бы не встречаться, могли бы запросто начать палить в нас, потому что они не хотят, чтобы ваш друг уехал с вами.

Элиас пожал плечами.

– В общем, да.

Ким вздохнула.

– Дайте мне минуту.

Она встала, хлопнув Винсента по руке, и они вместе пошли через главный коридор Ступицы на другую сторону, где продолжалась полоса баров. Большинство столиков на той стороне тоже пустовало. Элиас смотрел и ждал.

– Даже не знаю. А что, ты теперь занимаешься такими вещами? – с недоуменным видом спросил ее Винсент. Ким неожиданно вспомнила, как трудно бывало понять, когда он серьезен, а когда – нет.

– Нет. Нет, но… – Она вздохнула. – Винсент, в данный момент я даже не могу добраться до своего «Гоблина». Сначала я должна заплатить штраф. Не спрашивай, что я натворила. Просто облажалась по-глупому.

– Но ведь эти бюрократы не станут тебе мешать, если ты захочешь забрать свой корабль в такой чрезвычайной ситуации?

– Ага, держи карман шире, – горько сказала Ким, чувствуя, как щеки горят от гнева. – Я тоже так думала, когда пошла в Центральное Командование.

– И?.. – Винсент понял, что именно тогда он и заметил ее в толпе.

– Да если бы мне разрешили его забрать, меня бы уже не было на Станции. Знаешь, что мне там сказали? Сказали, что мне придется подождать до окончания чрезвычайного положения, и только потом я смогу получить его обратно. Я, конечно, спросила, как, черт возьми, я тогда улечу со Станции? – Ким в досаде развела руками. «Боже благослови Билла», – подумала она, зная, что Билл думал о ней, когда послал этого Мюррея с ней связаться. Билл знал, как сильно Ким нуждается в деньгах – и он был прав.

– И тебе посоветовали встать в очередь со всеми другими беженцами на какой-то из военных кораблей?

Она кивнула.

– И бросить свой корабль. Нет, Винсент, если я могу этого избежать, – Ким посмотрела туда, где все еще сидел Элиас, – ни за что.

– Ладно, – уступил Винсент. – Но есть еще одна вещь. Он упомянул «Джагер», а мы оба знаем, что пару дней назад там что-то случилось. Сообщали о несчастном случае.

– Да, и что?

– Может, он имел отношение к тому несчастному случаю? – предположил Винсент, тоже бросая взгляд на Элиаса. – И если имел, ты точно уверена, что хочешь взять его деньги?

Глядя, как они возвращаются к нему, Элиас уже знал, что женщина согласна, но это еще не гарантировало сделки. Ее партнер выглядел не слишком довольным. Оба сели напротив Элиаса.

– Я хочу кое-что разъяснить, – начала Ким. – Если мы полетим туда с вами – если полетим, – то мы ничего не знаем о том, что вы замышляете, во всяком случае официально.

Элиас кивнул.

– Мы отвезем вас туда, но на борт с вами не пойдем. Это ясно?

Элиас снова кивнул.

– Мы отвезем вас туда, мы привезем вас обратно, и если нам только покажется, что в нас будут стрелять, мы не готовы подвергать себя опасности, и мы по-прежнему ничего не знаем о ваших замыслах. Либо вы с этим согласны, либо можете оставить свои деньги себе.

Несколько секунд Элиас размышлял, но особого выбора у него не было. Собственно говоря, если бы эта женщина догадывалась, что для него это – последнее средство, она могла бы содрать с него и побольше. С другой стороны, она как будто с радостью приняла предложение Элиаса. Отсюда следовало, что она сама не в лучшем финансовом положении.

– Ну, хорошо, – медленно ответил Элиас. – Ваш друг не против указать свои персональные данные в качестве свидетеля? Тогда я могу перевести половину денег прямо сейчас.

– А другую половину после того, как работа будет сделана?

Элиас кивнул. Ким постаралась не выдать ликования. Она только что получила обратно свой «Гоблин».

ГЛАВА 12

У pcy

Спустя несколько часов Урсу понял, что заблудился окончательно.

Лес казался бесконечным, а в чаще юноша наткнулся на еще одни развалины. Листва была настолько густой, что свет проникал только сверху.

Унеся бога в лес, Урсу спрятался в укромном месте и пролежал там несколько часов, дрожа от холода и испуга. Лежать было неудобно, но он с интересом отметил, что совсем не так боится, как перед самым падением Нубалы. Как будто его способность пугаться ослабла от постоянных попыток избежать плена или, угодив в плен, совершить побег. Чувства его сильно притупились, он был занят одним – выжить.

Урсу прятался около часа, когда услышал погоню. Он стал продираться дальше сквозь подлесок, пока не нашел глубокую темную яму, оставленную упавшим деревом. Вскоре заморосил ледяной дождь. Забившись в укрытие под мощными древесными корнями, Урсу слышал перекликающиеся голоса – то ближе, то дальше, пока они не затихли вдали. Тогда он вылез и заставил себя идти глубже в лес.

Он брел через чащу, одинокий и испуганный, когда ощутил рядом присутствие Шекумпеха. Урсу поднял голову и среди резких ветров, свистящих в листве, услышал сказанные ему слова, подобные шороху легкого ветерка.

Посмотри на ту звезду, казалось, произнес голос. Но взглянув сквозь ветки на небо, Урсу мало что смог увидеть. Тогда он огляделся по сторонам и заметил неподалеку высокую скалу – ее плоская вершина слегка возвышалась над окружающими деревьями. Урсу пошел к скале напрямик, влез на крутой естественный склон накопившейся за ней земли и оказался на вершине, под широким куполом ничем не заслоненного ночного неба.

Посмотри на ту звезду, повторил голос. Урсу повертел головой и заметил ее. Она находилась гораздо южнее, далеко от Короны Хеспера, и в той стороне, откуда он пришел.

Урсу перевел взгляд на лес, раскинувшийся теперь под ним. Хотя стояла глубокая ночь, юноше почудилось, что он видит вдали вспышки света.

Держи эту звезду за спиной, казалось, велел ему голос. Так Урсу всегда будет идти в верном направлении. Ступай к воде.

Какой воде, удивился юноша. Но посмотрев еще раз, он понял, что вспыхивающий свет, замеченный им раньше, на самом деле звездный свет, отражающийся в воде. Должно быть, через лес бежала река.

Урсу опустился на колени возле идола и наклонил его, чтобы снова увидеть слабейшее голубое свечение из трещины у него в боку. Внутри определенно что-то было. Что случится, если он уронит бога и тот разобьется? Погибнет ли тогда Шекумпех? Чем больше юноша об этом думал, тем больше сомневался, что столь могущественное божество доверило бы свой дух комку высохшей глины. Там должно быть что-то еще.

Урсу снова прислушался к тихому шелесту ветра, ожидая громкого окрика, который предостережет его от задуманного. Но ветер остался только ветром.

Юноша всунул коготь в трещину и потянул за край, пока кусок глины не отвалился. Внезапно Урсу прошиб холодный пот, приглаживая мех под рясой. Внутри идола оказался гладкий на ощупь металл. Полный дурных предчувствий, юноша отломил всю глиняную оболочку бога и, наконец, увидел, что скрывалось под ней.

Высвобожденный предмет имел широкое, квадратное основание, из которого выступала короткая колонна, тоже квадратная в сечении, но чуть изогнутая. Она слегка сужалась у верхушки. Искусственный прибор? Страх Урсу начал уступать место гневу. Это вовсе не живое существо, подумал он.

– Это не настоящий бог, – молвил юноша, словно разбивая чары, всю жизнь державшие его в плену.

Но ведь кто-то говорил с ним?

– Я говорил с тобой, – произнес голос Шекумпеха. Урсу огляделся вокруг, но не заметил сгорбленной тени, которая наблюдала за ним из мрака под скалой.

– Покажись, – дрожа сказал Урсу. – Покажись мне, кто ты на самом деле.

– Все, что говорил тебе Шекумпех, – правда. Но я не Шекумпех.

– Тогда кто ты? Скажи мне правду! Шекумпех – бог?

– Нет. Шекумпех не бог.

Это было слишком для Урсу. Он упал на четвереньки и завыл на звезды как дикий зверь – или кантр.

Спустя некоторое время, чувствуя, что то таинственное существо исчезло, Урсу лег рядом с богом своего народа и изучил его новые контуры, проводя пальцем по гладкой металлической поверхности. Почему-то он никак не мог связать то подавляющее ощущение присутствия с этим предметом.

Юноша встал, спустился со скалы и бродил среди корней и стволов, пока снова не увидел в вышине ту звезду. Тогда он повернулся к ней спиной и пошел.

Через несколько часов Урсу вышел к брошенному лагерю, сразу за которым шумела река – вероятно, один из многих притоков Тейва, несущего свои воды на юг к Великому Северному морю. Земля стала более холмистой и каменистой, и время от времени Урсу мерещились на горизонте огромные темные силуэты. Южные горы Тейва? Если так, то, по крайней мере, он двигался прочь от Нубалы и армии Зана.

Сам лагерь выглядел давно покинутым, и покинутым в спешке. Осталось только несколько шатров, и почти все казались растоптанными каким-то диким зверем. У пепла давно выгоревшего костра валялся ржавый меч. Обследуя один из упавших шатров, Урсу обнаружил несколько заплечных кожаных мешков. В одном мешке оказались башмаки и одежда, и сердце его возликовало.

Посмотрев на потухшее кострище, он пошел и набрал хвороста. Затем поискал кремень и нашел и его, и огниво с клеймом Хеспера, соседнего города его родной Нубалы.

После нескольких бесплодных попыток Урсу все же удалось развести огонь. Он внимательно осмотрел котомку и обнаружил, что бог аккуратно умещается в нее. Подогнав ремни, юноша надел котомку на спину. Получилось довольно удобно. Тем временем от костра поднималось приятное тепло.

Затем ему в голову пришла мысль, и Урсу снова открыл котомку. Вынув бога, юноша поставил его на колени и осмотрел. Не бог, понял он, просто кусок металла, которому тщательно придали такую необычную форму. И в то же время, конечно, нечто большее, чем просто металл.

Пока его мысли блуждали, живот болел от голода. И тут его вдруг осенило. Теперь Урсу знал, как найти еду.

Отыскав подходящую палку, юноша заострил ее и направился к реке. Солнце как раз взошло над верхушками деревьев. Урсу чувствовал, что Шекумпех направляет его все дальше и дальше вдоль берега реки.

Он собрался повернуть назад, но ощутил внутренний неодолимый порыв двигаться дальше, хотя вокруг были только ил, да вода, да крутые скользкие берега. А затем он едва не споткнулся о деревянную лодку, наполовину вытащенную на берег и скрытую папоротником. Снова радостно забилось сердце, потому что лодка означала возможность движения. Она могла отнести его по этому притоку в великую реку, текущую на юг.

Урсу неуверенно посмотрел на бурную воду, потом решительно начал толкать лодку, раскачивая ее из стороны в сторону, пока освободил ее от окружающих зарослей.

И только тогда заметил труп с раной в боку.

Кем бы ни был этот человек, он принадлежал к армии Зана. Одежда отличалась добротностью – такую носят наемники и солдаты. Он, наверное, приплыл по реке сверху и здесь умер. Значит, ранили его выше по течению – возле Нубалы?

«Я должен совершить Внедрение», – подумал Урсу. Он сходил обратно в лагерь за острым ножом. – Я выполняю священный обряд».

Он начал читать литанию Внедрения, разрезая плоть мертвого воина.

«Вот так мы начинаемся», – подумал Урсу. Чтобы обрести разум, кантр должен съесть плоть умершего. Только потом он овладеет искусством прямохождения и общения с помощью речи. Съесть плоть умерших означало почтить их, а главное, сохранить их воспоминания и силу.

Усталость начала одолевать его, и Урсу понял, что должен поспать, прежде чем трогаться в путь. Но сначала предстояло завершить ритуал. Мертвых нужно почтить, как положено, ибо только тогда их будут помнить.

Произнеся заклинание, он вставил острый кончик ножа в заднюю стенку черепа. Дело оказалось трудным, поэтому, в конце концов, Урсу принес с берега камень и разбил им черепную кость, как однажды сделал на его глазах мастер. После чего юноша вырезал те части, в которых по преданию содержатся последние мысли и воспоминания умерших, и стал жевать их сырыми.

Наконец Урсу лег и закрыл глаза. Когда сон пришел к нему, пришли и воспоминания мертвого воина. Сначала он вспомнил события, предшествующие смерти, меч, ударивший его в бок, когда он вошел в город Нубалу со своими товарищами. Потом его куда-то унесли и бросили умирать. Он вспомнил, как пополз к реке, где строили лодки – доставлять припасы по реке.

Следом явились более давние воспоминания, краткие образы двора Зана. В первый раз Урсу увидел, как выглядит император Зан. Отрывочные видения сменяли друг друга, неся с собой знание и глубокий страх, когда Урсу понял, что император общается с демонами, с Шей, светящимися безволосыми существами. Они сразу напомнили ему ту мельком увиденную сгорбленную фигуру, настоящее порождение кошмара.

Мертвый воин явно занимал важный пост, входил в высшее командование войск, осаждающих Нубалу. И когда знание наполнило ум Урсу, вместе с ним пришел ужас.

Элиас

– Тесно, но это мой дом, – предупредила Ким, ныряя в крошечный переходный шлюз.

Элиас поджал губы. Было бы лучше, если бы их было только двое, подумал он, взглянув на Винсента. Даже снаружи было видно, что им втроем да с Тренчером в придачу там будет трудно поместиться.

Элиас оглядел стыковочный отсек, где одинаковые двери шлюзов различались только надписями, указывающими, есть ли с другой стороны шлюза какое-нибудь судно. Потом он смотрел, как Ким, виляя маленьким крепким задом, пробирается через соединительную трубу между Станцией и «Гоблином». Элиас снова посмотрел на Винсента, но ученый просто пожал плечами.

Ким повернулась и махнула рукой с другого конца трубы.

– Проходите, – позвала она.

Элиас залез в трубу и пополз по ней на четвереньках. Оказавшись внутри «Гоблина», он едва сумел выпрямиться.

– Снаружи эти корабли всегда кажутся больше, – заметил он.

– Вы уже бывали в «Гоблине»? – удивилась Ким. – По-моему, вы сказали, что прилетели прямо с Земли.

– Я был на военной службе, там учат многому – обычно посредством сжатого обучения. – Элиас постучал себя по голове. – Набивают под завязку.

– А-а… – Ким пожала плечами. – Что ж, большую часть «Гоблина» занимает двигатель, как вы, наверное, уже знаете. Ну и плюс, конечно, система жизнеобеспечения.

Элиас обвел глазами крошечную пилотскую кабину. Узкая переходная камера вела из нее в следующий отсек, где едва хватало места для единственной койки и кладовой. Он уже заметил грузовой отсек, прикрепленный к корме и соединенный с самим «Гоблином» герметичной трубой.

– Я думал, эти более новые модели вычерпывают кислород и азот из вакуума.

– Да, это рамскупы – плюс двигатель Ангелов для мощного ускорения. Но это требует экранирования для бортовой электроники, и оно занимает большую часть оставшегося пространства. Плюс аварийное дублирование на случай отказа основных систем и спасательная капсула на случай отказа аварийных.

– Послушайте, я не хочу показаться грубым, но зачем тащить его с собой? – спросил Элиас, тыкая большим пальцем на шлюзовую трубу, то есть на Винсента. – Пилот, конечно, вы. Или он ваш второй пилот?

– Нет, Винсент не второй пилот, он мой друг. Я просто хочу, чтобы он составил мне компанию, – холодно ответила женщина.

Элиас кивнул. Очевидно, Ким сомневалась в нем или просто ему не доверяла. Ничего, напомнил себе Элиас, эта морока ненадолго.

Он услышал царапанье в трубе и, повернувшись, увидел вылезающего ученого. В кабине определенно становилось тесно. Элиас не страдал клаустрофобией, но все равно его горло непроизвольно сжалось. К счастью, «Гоблин», хоть и одноместный, был оборудован креслом второго пилота. Элиас быстро сел в него, пока Винсент глазел по сторонам, старательно не глядя на клиента Ким. Ну, кругом сплошь доверие и дружба, подумал Элиас. Скорей бы покончить с этим делом.

Ким казалась взволнованной – наверное, не привыкла, что не одна на корабле. Вряд ли ей все это легко дается, подумал Элиас. Он поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, потом застегнул на груди привязные ремни. Ким села в соседнее кресло пилота, и Элиас покосился на Винсента.

Ким на несколько мгновений закрыла глаза, глубоко вдохнула и выдохнула. Перед ней и Элиасом были установлены экраны, куда поступали визуальные данные снаружи.

– О'кей. – Женщина принялась нажимать на кнопки. – Все включено, – пробормотала она, потом повернулась кругом. – Винсент, закрой шлюз и запри его, если не трудно.

Ким нажала еще несколько кнопок и откинулась назад, сдувая с лица упавшие прядки темных волос.

– О'кей, теперь мы ждем подтверждения для расстыковки. Это может занять несколько минут.

Винсент плавал у них за спиной, с любопытством рассматривая кабину – ему почти все было внове. Минуты тянулись очень медленно, и Элиас заметил облегчение на лице Ким, когда подтверждение, наконец, пришло.

Ким

Она направила «Гоблина» прочь от Станции Ангелов. Экраны показывали только звезды и черноту космоса, но на других дисплеях обозначалось положение каждого корабля в окрестностях Станции. Ким задала курс к «Джагеру».

Она не хотела знать, что собирается делать Мюррей, когда доберется до звездолета. Ким не поверила его истории, и с тех пор, как он появился, ее непрерывно терзали сомнения. «Зря я согласилась, – снова и снова думала она. – Сколько бы Мюррей мне ни платил, это не стоит новых проблем с законом».

С другой стороны, напомнила себе Ким, в настоящий момент у властей на Станции Ангелов и без нее хватало забот. Ким не позволила себе развивать эту мысль и думать о том, что это могло бы означать в конечном счете. Например, будет ли им куда вернуться. Если бы не внезапное появление Винсента, она бы уже давно направилась в глубь Касперской системы, пока все не утрясется.

А если не утрясется? Если со Станцией Ангелов случится что-то непоправимое? На этот случай есть другие корабли, способные долгое время поддерживать жизнь множества людей.

И на худой конец всегда оставался сам Каспер. Ким спросила себя, как отреагируют военные корабли в тех условиях – если контакт с Землей будет потерян? Взорвут любого, кто приблизится к запретной планете? При нормальных обстоятельствах военные имели на это законное право, но нынешние обстоятельства вряд ли назовешь нормальными.

Позже. Она подумает об этом позже.

Поднявшись с кресла, Ким извинилась и, оставляя Винсента наедине с Элиасом, прошла в следующий отсек, ставший для нее почти родным домом.

Когда она вернулась в кабину, Элиас по-прежнему сидел в кресле второго пилота, мирно беседуя с астрофизиком. Это была светская беседа, и в основном говорил Винсент, рассказывая об академической жизни на Земле. Ким спросила себя, упомянул ли он в разговоре с Мюрреем о своих страхах, о том, что может случиться с касперианами?

Она забралась в свое кресло и ввела незначительные поправки курса. Они были почти на месте. Ким нажала кнопку, и экран справа от нее и прямо надо лбом Элиаса ожил. На нем появилась серо-белая громадина, плывущая в море темноты. «Джагер».

Элиас напряженно глядел на экран. На его лице была написана… жажда, выражение такого жгучего желания, что оно вызвало у Ким болезненное любопытство. Элиас взглянул на нее, неловко улыбнулся, потом снова повернулся к экрану, и его лицо стало чуть более сдержанным.

Ким перевела взгляд на экраны, и в это самое мгновение «Джагер» взорвался.

Вернее, распался на части, словно разрываемый невидимой рукой. Грузовой звездолет просто рассыпался в облако серебристых обломков. Расширяясь, оно устремилось навстречу «Гоблину». Ким разинула рот, наблюдая за приближением облака на экране. Казалось, ее глаза отказываются воспринимать увиденное. Когда облако приблизилось, стало очевидно, что это не обломки. Ким потянулась через плечо Элиаса и коснулась экрана, чтобы прибавить увеличение.

Серебряные жуки – миллионы жуков – неслись прямо к «Гоблину». Ким зажала рот рукой.

«Боже мой! – подумала она. – А если на борту были люди? Что с ними случилось? »

Показались более крупные секции дробящегося «Джагера». Ким заметила оголенное ядро двигателя, и оно тоже распадалось на части. Она знала, как будет описывать эту сцену до конца своей жизни: как будто ребенок срывает с подарка блестящую фольгу, и обрывки этой фольги кружатся снежной метелью. Только это была не фольга, а грузовой звездолет, разваливающийся на части. У Ким все внутри похолодело. Она взглянула на сидящего справа Элиаса. Вид у него бы потрясенный и бледный, но он внимательно изучал экран.

Через несколько минут стало ясно, что компоненты расширяющегося облака несутся к Станции Ангелов. «Гоблин» лежал прямо между Станцией и местом, где был «Джагер».

– Мы можем уклониться от столкновения? – спросил Винсент из-за спины Ким.

Она собиралась ответить, но в этот самый момент «Гоблин» содрогнулся, как бы давая свой собственный ответ. С минуту раздавался звук, похожий на стук дождя по оконному стеклу.

– Они не останавливаются, – с облегчением выдохнул Винсент.

Следом за ним Ким посмотрела на экран заднего вида. Оставив «Гоблина» далеко позади, жуки теперь неслись к Станции.

Интересно, что будет, когда они туда доберутся, мелькнула у нее мысль.

ГЛАВА 13

Пирс

Когда Станция начала разваливаться, Пирс подумал: «Если я выживу, мне будет что рассказывать».

На Станции становилось тихо, непривычно тихо. Пирс заверял каждого встречного, что эта эвакуация – просто временная мера, что власти на Земле знают, что происходит. Новость о нашествии серебряных жуков стала, наконец, достоянием гласности по всей Сети, и сообщения о текущем состоянии передавались на все общедоступные сайты. На всех смартшитах сияли заголовки и видео – и у ожидающих спасения беженцев, с тревогой держащих их в руках, и на брошенных листках в покинутых коридорах Ступицы.

Появились и другие сообщения: о волне излучения, которая движется к Касперской системе и достигнет ее всего через несколько дней. Нетрудно было догадаться, что кто-то где-то скрывал информацию, почти наверняка кто-то из высших чинов Командования.

В данный момент Пирс находился в Центральном Командовании – связке жилых и офисных модулей – и наблюдал за координацией спасательных работ. Позже возникнет масса вопросов насчет проволочек с эвакуацией. Но пока ни один транспорт не направлялся ни в сингулярность, ни из нее. Вся Станция кишела жуками, и уклониться от них уже было невозможно. Они заполонили даже Центральное Командование.

Пирс услышал громкий лязг, и оперативная рубка затряслась. Завыла сирена, потом раздался хруст, словно огромная злобная рука в одно мгновение согнула пополам стальную балку.

Пирс давно отказался от идеи раздобыть «Гоблина» и сбежать в нем, обнаружив в себе порядочность, о существовании которой он даже не подозревал. Для людей, живущих на Станции Ангелов, он был мэром, что поначалу казалось просто шуткой. Однако в какой-то момент Пирс сам поверил в свою роль. Не было другого посредника между военной администрацией Станции и штатскими, которые составляли основную массу ее населения, поэтому Пирс решил остаться на Станции и помогать по мере возможности, а когда придет время, эвакуироваться вместе с военными.

И поскольку официально Пирс являлся служащим Центрального Командования – то, что он тоже штатский, как-то не имело значения, – он обязан был уходить последним. «Как капитан тонущего корабля», – подумал Пирс, но с меньшей горечью, чем ожидал.

Один из помощников Холмса вбежал в комнату.

– Это конец. Выходите все, немедленно! Мы теряем атмосферу. Спускайтесь к ангару «Зеленый-Семь».

Пирс наблюдал, как все военные встали из-за своих пультов. «Ну а ты чего ждешь? » – спросил он себя и кинулся к двери.

Серебряные жуки покрывали стены и потолок вдоль всего коридора. В переборках зияли огромные проеденные дыры. Во многих частях Станции работало аварийное освещение: в нескольких отсеках отключились связь и питание. Но, к счастью, большинство людей находились в безопасности. «Неужели нельзя вырубить эти чертовы сирены? » – мысленно выругался Пирс.

Плохо дело, подумал мэр, когда они добрались до коридора, соединяющего эту часть Центрального Командования с остальной Станцией. Путь преградил аварийный шлюз, опустившийся с потолка на огромной петле. Мэр и военные заглянули в крошечное окошко шлюза.

Видны были только звезды. От соединительного коридора не осталось и следа. Пирс спросил себя, не отсюда ли донесся тот громкий шум, который он слышал… который они все слышали. Значит, к ангару «Зеленый-Семь» не пройти.

Мэр посмотрел на окружающие его потные лица.

– Шестой? – предложил какой-то лейтенант. – Это сюда, – он указал на еще один проход, – и направо, через Ступицу. – Не дожидаясь ничьего согласия, лейтенант бросился бежать. Пирс побежал за лейтенантом. Все побежали.

Коридор, ведущий к Ступице и «Зеленому-Шесть», все еще был цел, но становилось трудно дышать.

– Давление падает, – услышал он чье-то объяснение. Пирс обернулся и узнал адъютанта Холмса – как его зовут, мэр не вспомнил. Переборки вокруг содрогнулись, Пирс оглянулся и увидел, что позади сминается весь коридор.

Последние попытки имитации порядка или военной дисциплины разлетелись в прах. По коридору к Ступице неслась неуправляемая толпа.

Ким

Ким прибавила увеличение на заднем обзорном экране, и Касперская Станция предстала во всей красе. Со Станцией тоже было что-то не так. Построенные людьми секции отделились, плавали возле устья сингулярности. Другие секции были скручены и погнуты.

– Знаете, – заговорил Винсент, – когда все это началось, я даже спросил себя, не разумны ли те жуки. – Ким и Элиас молча воззрились на него. – Очевидно, это артефакты. Машины. Значит, даже если они не живые существа как таковые, они, несомненно, запрограммированы выполнять определенные задачи. Вопрос в том, для чего именно их запрограммировал и.

– Вы думаете, их создали для разрушения? – спросил Элиас. – Это оружие?

– Я не знаю. Может быть. Но главный фактор, очевидный с самого начала: они поглощают металлы, чтобы размножаться – нет, дублировать себя. Наподобие машин фон Неймана.

«Как у него это получается? » – удивилась Ким. Винсент просто говорил обычным спокойным голосом, а напряженная атмосфера как-то разрядилась. Все по-прежнему были испуганы, не знали, что случится дальше, но теперь они думали и о других вещах, вроде «почему» и «как».

– Машины, создающие свои копии? – спросила Ким. Винсент пожал плечами:

– Это как раз очевидно. – Он поджал губы. – Знаете, есть одна вещь, о которой я давно себя спрашиваю. Я имею в виду Станцию Ангелов – ее ядро, которое не является человеческим. Кажется, жуки его не едят?

– Послушайте, о чем вы говорите? – Мюррей нахмурился. – Да вы посмотрите, вся эта штука распадается на части!

– Нет, распадается ее населенный людьми кусочек – секции, добавленные к первоначальной инопланетной Станции после того, как люди сюда прибыли. Первоначальную Станцию Ангелов – тор, который вокруг сингулярности, – жуки не трогают.

Ким будто громом поразило.

– Ты думаешь, они как-то связаны со Станцией, эти жуки?

Едва заметная улыбка тронула губы Винсента.

– Я не знаю – и никто не знает, – но у меня есть гипотеза. Что, если жуки – некоего рода защитный механизм?

Элиас и Ким уставились на него во все глаза.

– Вы подумайте, – настаивал ученый. – Мы не знаем, что случилось с первой человеческой командой Станции Ангелов, когда начался Разрыв. А ведь это могло быть нападение – нападение каких-то сил самой Станции.

Винсент казался довольным собой, но Ким заметила, что Мюррей погружен в себя и вид у него подавленный. Женщина вспомнила. Конечно.

– Ваш друг… мне очень жаль, – проговорила Ким, поворачиваясь к Элиасу, чтобы он мог ее видеть. – Думаете, он был на борту?

Мюррей посмотрел на нее.

– У меня нет оснований думать, что его там не было, – ответил он наконец, беспомощно сжимая кулаки. У него был вид человека, который только что узнал о смерти близкого друга.

Пирс

Станция дрожала и гудела. Что-то бабахнуло далеко за изгибом Ступицы, потом послышался стонущий звук, от которого у Пирса по спине пробежал ледяной озноб. Легкий ветерок взъерошил ему волосы, и тут же усилился, пытаясь сбить с ног. Стало трудно и дышать, и думать.

– Ступица пробита. «Зеленый-Шесть» здесь, – указал лейтенант.

Но все знали, где находится «Зеленый-Шесть», и уже бежали. Они были близко, очень близко. Пирс знал, что там пристыкованы военные челноки, приготовленные к отлету последней остающейся командой. Ветер стал ураганным.

Кто-то добежал до двери ангара и ввел код. Каждый удар пальца по стеклянному экрану казался бесконечно долгим. Затем дверь отъехала. Медленно.

У Пирса перед глазами поплыли черные пятна. Он страстно желал воздуха; все желали. Поддаваясь слепой панике, люди толпой бросились в дверь. Пирс обернулся и увидел сзади лейтенанта. Что-то случилось со Ступицей за спиной этого человека. Как будто полоска оторвалась от одной из переборок, и за ней Пирс увидел черноту. Затем что-то невидимое потянулось к лейтенанту и двум отставшим военным и потащило их по воздуху к той черноте. Дверь закрылась, отрезая их.

Мэр через армированное стекло еще смотрел туда, где исчезли эти трое.

– Пошли! – Кто-то дернул его за плечо.

Пирс никогда раньше не видел, как гибнут люди. Он обернулся – уцелевшие лезли в челнок. Оцепенелый, мэр последовал за ними.

Притиснутый к кормовой стенке кабины, Пирс видел, как распадается Станция снаружи. Когда челнок отошел от стыковочного узла, стала видна толстая тороидальная форма этого сооружения. Пристроенные людьми отсеки казались раскромсанными в клочья.

– Как это могло случиться всего за несколько часов? – прошептал кто-то.

Пирс знал, что он имеет в виду. Несколько часов назад еще можно было тешить себя надеждой, что жуки – это разрешимая проблема, что ответ все еще лежит где-то под рукой. Но жуки – чем бы они ни были – победили, в этом не было сомнения. Целые секции Ступицы и Центрального Командования оторвались от Станции и плыли теперь сами по себе. К своему удивлению, Пирс почувствовал, что уже тоскует по Станции.

Элиас

Элиас внимательно смотрел, как работает Ким за пультом «Гоблина». Казалось, этим кораблем легче управлять, чем любым другим «Гоблином», поэтому Элиас подумал, что у корабля меньше возможностей и больше ограничений по сравнению с однотипными. Сейчас Ким стояла, отвернувшись от него, и изучала данные, бегущие по экрану над пультом.

Элиас по-прежнему сидел в кресле второго пилота. Присмотревшись, он нашел систему управления экранами. Кое-что изменилось по сравнению с прошлым, но не слишком.

– Простите, – повернулся он к Ким, – вы тут не посмотрите одну вещь?

Ким покосилась на него:

– Какую?

– Прежде чем «Джагер»… – Элиас поискал правильное слово, но не нашел. – Прежде чем он взорвался, мы на одном из этих экранов наблюдали увеличенное изображение. Можно его воспроизвести?

Ким посмотрела на него недоуменно, пожала плечами.

– Конечно, вот. – Она наклонилась над Элиасом, коснулась нескольких кнопок на пульте. «Джагер» волшебным образом вновь появился на экране – целый и невредимый. На этот раз в нижнем правом углу появилось время записи. – Десять минут до распада. И что?

Элиас зачарованно уставился на экран.

– Можно прокрутить вперед, чуть-чуть?

Ким снова потянулась к пульту. Время на экране замелькало и остановилось всего в двух минутах до исчезновения корабля.

– Вот. – Элиас встал с кресла и пальцем коснулся экрана. – Видите это?

Ким скрестила руки, наблюдая. «Это» выглядело как челнок, покидающий «Джагер» за секунды до распада. Женщина удивленно хмыкнула:

– Вижу.

– Куда он полетел? – спросил Элиас.

Ким пожала плечами, будто говоря: «Откуда мне знать? » Затем она прибавила увеличение, чтобы разглядеть крошечное судно, быстро удаляющееся от «Джагера». Через несколько секунд грузовой корабль вновь распался на крутящиеся обломки.

– Кто бы ни сбежал в том челноке, он еле-еле унес ноги, – заметила Ким. – В последние минуты там, наверное, было очень скверно. – Она посмотрела на Мюррея. – Вы думаете, в том челноке мог быть ваш друг?

– Я в этом уверен, – ответил Элиас.

– Откуда такая уверенность? – вмешался Винсент. – Там мог быть кто угодно.

– Мне известны факты, – ответил Элиас, – которые не известны вам. Я сам был на «Джагере» и наткнулся там на людей, с которыми вы бы действительно не хотели встречаться.

«Я и так рассказал вам больше, чем нужно», – подумал он. Как-то слишком удобно все складывалось: сначала Тренчера привозят сюда, так далеко от дома; потом эти жуки, взрыв «Джагера».

– Как я уже сказала, меня не интересует, зачем вам понадобилось лезть на «Джагер», – отрезала Ким. Элиас заметил, что ее губы сжаты в тонкую линию.

– И что теперь? – спросил Винсент. – Все, кто находится на Станции Ангелов и на транспортных звездолетах, должны были видеть, что произошло с «Джагером». Мы возвращаемся на Станцию, если от нее что-нибудь осталось, или идем к одному из транспортов?

Лицо Ким было все таким же напряженным, и Элиас заметил, что она старательно отводит взгляд. «Она спрашивает себя, что я собираюсь делать», – подумал Элиас. И неожиданно понял, что ему нужно делать.

– Мистер Мюррей, я буду с вами откровенна. Единственная причина, по которой я согласилась на эту работу, – это штраф, который я должна была заплатить, чтобы получить обратно свой «Гоблин». Во что бы вы там ни ввязались, я в этом участвовать не хочу. И я не думаю, что вы достаточно нам рассказали, – заявила Ким. – Я выполнила половину сделки. Я доставила вас на место.

Она думает, что я каким-то образом вызвал эту катастрофу, догадался Элиас, видя выражение в ее глазах.

– Обратный полет бесплатно, – продолжала она. – Я верну ваши деньги, оставшиеся после вычета штрафа, когда мы снова будем под юрисдикцией Станции. Мне кажется, при данных обстоятельствах это справедливо.

Она боится влипнуть в неприятности, сообразил Элиас. Ему в голову пришла идея.

– Прежде чем мы что-либо решим, я хочу проследить траекторию того челнока, который мы только что видели.

– Прошу прощения?

– Челнок. Улетевший с «Джагера». Каждый корабль – даже такой маленький, как этот «Гоблин», – хранит в бортовом журнале траектории и расчетные точки отлета и прибытия каждого корабля, на который направлены его сенсоры.

Ким смущенно заморгала. Она этого не знала, понял Элиас. Как долго ее обучали, прежде чем разрешили пользоваться «Гоблином»? И как долго обучали любого другого старателя, скитающегося по этой системе?

– Вот. – Элиас наклонился к пульту и ввел код. На экранах возникли новые изображения, паутинки траекторий, тянущиеся от прежнего местоположения «Джагера». Одна паутинка протянулась к Станции, откуда прилетел этот грузовой звездолет. Другая описывала приближение их «Гоблина» к «Джагеру». Но еще одна линия-паутинка убегала прочь от «Джагера» – челнок, замеченный Элиасом.

И она вела не обратно к Станции или даже к сингулярности. Она уходила по отлогой дуге в совершенно другом направлении, куда-то в глубь Касперской системы. Элиас услышал, как Винсент тихо выругался у него за спиной.

– Это ничего не значит, – сконфуженно заявила Ким. – В этой системе полно независимых старателей, разрабатывающих два главных пояса астероидов.

– Челнок летит не туда, – осторожно возразил Элиас. – Такие челноки предназначены лишь для очень коротких перелетов. Если бы они хотели только спастись, они бы направились к транспортному кораблю. Никто по собственной доброй воле не отправится в длительный полет на судах ближнего действия.

– Если челнок не может лететь далеко, значит, он направляется куда-то по соседству.

Элиас усиленно думал.

– Возможно… если только он не беспилотный. Без команды и пассажиров, требующих жизнеобеспечения, он может улететь гораздо дальше. Просто задай ему нужное направление и уходи.

Ким и Винсент уставились на него как на сумасшедшего.

– Помните, что я вам сказал? Моего друга заморозили, он в камере глубокого сна. Послушайте, я предлагаю вам сделку: я заплачу в два раза больше, если вы отвезете меня в глубь этой системы. По той же самой траектории, по какой летит тот челнок.

Вместо ответа Ким скользнула в свое кресло и застучала по клавишам пульта. До сих пор «Гоблин» продолжал следовать курсом, который привел бы его к «Джагеру». Элиас видел, что женщина меняет курс «Гоблина». Но не для погони за челноком. Обратно к Станции.

– Вы сказали, что собираетесь лететь в систему, когда эта работа будет закончена, – напомнил Элиас.

– Но одна, – парировала Ким. – Мне не нужна компания. Я предпочитаю одиночество, мистер Мюррей. Я доставлю вас на какой-нибудь эсминец, и там о вас позаботятся.

Элиас вытащил свой кредитный чип и положил на пульт перед Ким. Чип немного съехал боком по гладкой поверхности пульта – в невесомости он двигался вязко, медленно. Перед глазами Ким замигали цифры.

– Ваш вариант неприемлем ни при каких обстоятельствах. – Элиас говорил спокойно, но внутренне весь напрягся.

Голос Ким задрожал:

– А если мы не хотим гнаться за вашим челноком?

– Это тоже неприемлемо.

Еще до того, как Винсент до него дотронулся, Элиас перехватил правой рукой его протянутую руку и дернул ученого в сторону. Одновременно Элиас повернулся – почти балетным движением в невесомости – и левым локтем резко ударил Винсента в нос. Винсент приглушенно вскрикнул и рухнул на спинку кресла второго пилота. В воздухе кабины закружились шарики крови.

Ким бросилась на Элиаса, норовя расцарапать лицо. Это у нее не получилось – Элиас перехватил ее за запястья и толкнул обратно в кресло. Ким замычала, сползая по пульту, пытаясь вырваться из его рук.

– Мне очень жаль, что пришлось так действовать, – серьезно промолвил Элиас. – Но я должен найти тот челнок. Вы не понимаете, как много поставлено на карту.

– Сволочь! – выпалила Ким. – Это мой корабль! На своем гоняйся за челноками!

Она изогнулась, попытавшись ударить его ногой.

– У меня его нет, – ответил Элиас, с легкостью уходя от удара. – Мне очень жаль, но я поступаю правильно.

«Я поступаю правильно», – мысленно повторил он. И все равно на душе у него было муторно.

Теперь Элиас сидел за пультом управления «Гоблина», изучая потоки данных, поступающие от ряда источников: от местной Сети, постоянно обновляемой пакетными данными через сингулярность; от самой Станции, где исследователи в скафандрах изучали обломки человеческих секций Станции; от военных кораблей – но от них шли сравнительно неинформативные и в основном краткие заявления, повторяющие то, что все уже знали.

Элиаса мучила совесть, что пришлось отнять у Ким ее корабль, но он не видел альтернативы. Особенно Элиасу не хотелось попасть в руки военных. Однако из уважения к владелице «Гоблина» он остался в кресле второго пилота.

Ким отвела травмированного Винсента в свою каюту. С тех пор они не появлялись, и Элиас предположил, что они обсуждают свои дальнейшие действия.

Он же тем временем занялся бортовым компьютером корабля. Мороз прошел у него по коже, когда компьютер рассчитал траекторию челнока: она вела прямо к Касперу. То судно имело час форы. Переориентируя «Гоблина», Элиас нацелил его в сердце Касперской системы. Экраны вокруг него рябили результатами расчетов, изображенными в виде диаграмм, и оценками расхода топлива двигателем Ангелов «Гоблина». Наконец Элиас откинулся в кресле. С этого момента «Гоблин» мог лететь сам. Только когда Элиас прибудет на место, ему снова придется принимать решения.

Ким

– Не отнимай марлю, пока кровь не остановится, – посоветовала Ким.

Винсент что-то пробормотал насчет того гада.

– Думаешь, он по-настоящему опасен? – спросила женщина.

Астрофизик уставился на нее, пока лицо Ким не начало краснеть.

– Он очень сильно чего-то хочет, вот что я думаю, – ответил Винсент. – Я не могу судить о его правдивости, но первое, что я заметил, – это как он нервничал.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. – Ким помолчала. – Но мне нужны были деньги.

– Насколько я помню, отправил его к тебе твой друг Билл. Разве мнению Билла все еще можно доверять?

Ким откинулась назад и уставилась в пространство.

– Не знаю. Вряд ли Билл так уж хорошо разбирается в людях, и он нередко заключает сделки с мерзавцами. Но он не послал бы к нам Мюррея, если бы заподозрил, что возможен такой вариант.

– Тогда следующий вопрос, – продолжил Винсент. – Что нам с ним делать?

Ким посмотрела ему в глаза.

– Если у тебя нет никаких блестящих идей, то мы мало что можем сделать. – Она увидела, что Винсент собрался возразить. – Давай просто подождем… и посмотрим, что будет, когда Мюррей найдет тот челнок.

– А если он убьет всех на его борту? И решит, что ему не нужны свидетели?

– Подумай, Вине, что случится, когда он догонит челнок? Ему придется покинуть «Гоблин». По крайней мере так мы можем безопасно дождаться удобного случая. Нас двое против одного, это чего-нибудь да стоит. – «Или мы оба просто погибнем», – мысленно добавила она.

Но «Гоблину» потребуется не один день, чтобы догнать челнок, куда бы то чертово суденышко ни направлялось. Это значит, что они покидают окрестности Станции Ангелов, углубляясь в систему Каспера.

– Ким, – заговорил Винсент откуда-то сзади, – ты не глянешь сюда? Пожалуйста.

Женщина повернулась кругом. Астрофизик не смотрел на нее – он уставился на что-то другое, для нее невидимое. Прошло два дня с тех пор, как Элиас захватил управление «Гоблином», и тяжесть ускорения за это время быстро возросла. Имея достаточно опыта, Ким могла сказать, что Элиас установил двигатель Ангелов на максимальную тягу. Так они покроют значительное расстояние за сравнительно короткое время.

Один раз она застала Элиаса спящим. Он все еще нелепо сидел в кресле второго пилота, а в руке, свободно лежащей на бедре, был зажат крошечный пистолет. Ким как можно тише вылезла из переходной камеры, намереваясь предупредить Мюррея, что при той скорости, с какой они летят, двигатель Ангелов сожжет все свое топливо за несколько часов. Это сделает обратное путешествие долгим и трудным, им придется тащиться как черепахам.

Ким разглядывала его долгую минуту. Затем один глаз открылся, наблюдая за ней, и через несколько мгновений снова закрылся. Лишенная решимости, Ким отступила обратно в переходную камеру, ничего ему не сказав.

Они с Винсентом договорились спать по очереди, поскольку ни ему, ни Ким не нравилась идея, что они оба будут спать, пока Элиас сидит за пультом управления. Тесное пространство, которое они делили, пробудило старые воспоминания, но воспоминания, несущие с собой боль – по крайней мере для Ким.

Сейчас она с трудом прогнала сонливость. Стресс последних дней давал себя знать.

Ким поднялась со своей койки и поискала глазами Винсента – он сидел на корточках спиной к Ким возле другой переходной камеры, ведущей мимо ядра двигателя к грузовому отсеку, немного большему, чем кабина. Винсент внимательно всматривался в камеру, и Ким подплыла к нему.

– В чем дело? – тихо прошептала она.

– Мне показалось, там что-то движется, – ответил ученый. Он ткнул пальцем, но поначалу Ким ничего не увидела.

Проход освещался крошечными панелями, расположенными через каждые несколько футов. Затем что-то пробежало перед одной из угловых лампочек, на мгновение отбросив тень.

«Только не это, – мысленно взмолилась Ким. – Пожалуйста, только не это».

Но она уже знала, что мольбы напрасны.

– Кажется, у нас на борту зайцы – ты понимаешь, о чем я, – пояснил Винсент без всякой необходимости.

Ким понаблюдала еще несколько минут, потом наклонилась, чтобы залезть внутрь. И заколебалась. «Они не опасны для людей, – напомнила она себе. – Для Станции – да, но людей они не едят. Не будем об этом забывать».

Ким поползла вперед и вылезла в кормовом грузовом отсеке. Жуки были везде, цеплялись к каждой поверхности. Ким даже не смогла найти поручень.

Несколько часов назад их тут не было. Ким осмотрелась – жуки не обращали на нее внимания. Потом она заметила то, что искала: крышка смотрового люка парила в невесомости, а на ее месте в переборке зияла дыра. Через нее лезли серебряные жуки. Ким оттолкнулась от переходной камеры и заглянула в люк. Там должны были находиться электронная схема и цифровой индикатор, дублирующий монитор для двигателя на случай общего отказа систем. А были там только скрученные обломки, изжеванные и порванные.

Откуда-то сзади раздавалось слабое шипение, и чуть заметный ветерок защекотал нос. Ким попыталась установить его источник, но из-за жуков, кишащих от переборки до переборки, ничего не смогла разглядеть.

– Нам придется повернуть назад, – сообщила она, вернувшись к Винсенту. – Я прямо сейчас пойду и поговорю с Мюрреем. Он повернет, когда поймет альтернативу.

Ученый кивнул.

– Скажи ему про излучение. Может, хоть это его убедит.

Когда Ким вползла в кабину, Элиас снова бодрствовал.

– Надеюсь, вы не лжете, – сказал он после того, как Ким описала ему ситуацию.

«А то что? Пристрелишь нас всех? »

Ким едва не сказала это вслух, но прикусила язык.

– Пойдите и посмотрите, – пожала она плечами. Элиас задумался, будто в нерешительности.

– Хорошо. Возвращайтесь в каюту.

Ким повернулась, протиснулась обратно через переходную камеру. Через несколько минут в каюту осторожно влез Элиас. Он снова держал в руке пистолетик.

– Я знаю, вы обо мне не очень высокого мнения, – неожиданно заявил Элиас. – Я хочу, чтобы вы поняли.

– Это значит, что ты вернешь мне мой корабль? – спросила Ким.

Мюррей просто отвернулся от нее. «Интересно, что происходит в его голове? » – подумала женщина. Он не был простым вором, что-то большее решалось здесь. Хотя доверие не стояло на повестке дня, Ким стремилась к пониманию.

Элиас встал на колени у переходной камеры, ведущей в грузовой отсек, и всмотрелся в узкий лаз.

Ким заранее подалась в верхний угол, как бы давая Элиасу место для прохода. Теперь, когда он отвлекся, она замахнулась ногой, целясь ему в затылок, и оттолкнулась от угла. Мгновения растянулись словно вечность. Элиас продолжал вглядываться в узкий тоннель, по-прежнему сжимая в руке оружие. Ким летела на него сзади, на его открытый затылок.

Мюррей тотчас дернулся назад, и Ким подумала: «Он знает, что я пытаюсь сделать». Ее ботинок сильно ударил его по затылку. Элиас удивленно охнул, но пистолет не выпустил. Свободной рукой он схватил Ким за лодыжку, сжимая ее словно стальными тисками.

Сообразив, что задумала Ким, Винсент схватил ботинок и огрел Элиаса по голове.

Мюррей продолжал держать ее ногу, когда ученый ударил его второй раз. Элиас направил пистолет прямо на Винсента, и у Ким душа ушла в пятки, но Мюррей не выстрелил – он побледнел, покрылся потом, руки у него задрожали. Ким решила, что это приступ какой-то болезни.

Винсент снова ударил, на сей раз кулаком, разбив Элиасу губы. Одна нога у Ким оставалась свободной, и женщина заколотила ею по затылку Элиаса, упираясь в переборку для опоры.

Внезапно Элиас обмяк, и Ким сначала подумала, что он без сознания. Ее нога выскользнула из его хватки.

– Винсент, хватай пистолет! – отчаянно крикнула Ким, потом увидела, что он уже схватил. Ученый держал его неловко – он явно не привык обращаться с оружием.

Мюррей легко мог убить его, подумала Ким, так почему не убил? Казалось, надо было радоваться этой маленькой победе. Но странно – Ким вовсе не чувствовала радости.

– Мы не лгали насчет жуков, – как бы в оправдание заявила она, отлетев от Элиаса на безопасное расстояние. Ким надеялась, что Винсент сможет применить оружие, если понадобится.

С минуту Элиас ничего не говорил. Затем приподнялся и посмотрел на нее.

– Кажется, у меня сломан зуб. Мне нужен доступ к медицинской программе.

– Отлично. Винсент, держи его на мушке.

– Куда мы его поместим? – спросил астрофизик.

– В грузовой отсек, я полагаю.

– Это безопасно? Я имею в виду, все эти жуки…

– Сколько их? – перебил Элиас.

Ким в упор посмотрела на него.

– Я бы предпочла, чтобы ты помалкивал.

– Вы же видели, что случилось с «Джагером», – возразил Элиас. – Как скоро этот корабль постигнет та же участь?

Ким открыла рот и снова его закрыла. К несчастью, Мюррей был прав.

– Мы всего несколько дней удаляемся от Станции. У нас еще есть время повернуть назад.

– Пока мы сбросим скорость, изменим курс и доберемся до того, что осталось от Станции, пройдет почти четырнадцать дней. Каспер намного ближе.

Ким уставилась на него в изумлении:

– Неужто ты всерьез предлагаешь…

– Альтернативы нет, если у нас на борту те жуки. И это то место, куда направляется челнок. На Каспере есть люди – хомо сапиенсы.

– Ты имеешь в виду Северный полюс? Исследовательскую станцию у Цитадели?

– Я имею в виду других людей. Прималистов, прячущихся где-то на поверхности планеты.

– Ты сумасшедший, – промолвила Ким, ошарашенная. – Да ведь всю планету все время снимают с воздуха и со спутников – ведется наблюдение за жизнью каспериан. Если бы там, внизу, были люди или если бы кто-то вмешивался в местную культуру, мы бы знали.

Это смешно, подумала Ким. Нужно найти какой-то способ изолировать этого ненормального, пока они не вернутся на Станцию.

Но тут Ким вспомнила крошечную утечку воздуха в грузовом отсеке. Да, может, Элиас прав насчет невозможности повернуть назад. Но в глаза она ему этого не скажет.

– Зачем-то ведь этот челнок туда летит.

– Ты даже не знаешь, куда он летит! – закричала Ким. – Ты сумасшедший! Я знаю одно: в постоянной памяти у этих челноков есть аварийные протоколы. Они сработали, и челнок покинул «Джагер». Вот и вся причина! И то, что он полетел сюда, могло быть просто случайностью. Это может быть ответом его бортового компьютера на распад «Джагера». Элиас на борту может никого не быть. Ты об этом подумал?

– Беспилотные челноки, летящие по случайным алгоритмам не корректируют курс, – спокойно возразил Элиас, – если их не запрограммировали на определенный пункт назначения. Каспер не является очевидным пунктом назначения для челнока ближнего радиуса действия. Возможно, вы также заметили, что челнок не подает сигналов бедствия. Летит молча.

Ким свирепо посмотрела на Элиаса:

– Вот что мы сделаем. Ты останешься здесь, а мы с Винсентом пойдем в кабину. Только попробуй сунуться к нам, и уж я позабочусь, чтобы хоть один из нас использовал пистолет по прямому назначению.

Элиас ничего больше не сказал, но Ким несколько смутило спокойное и безмятежное выражение его лица.

Вернувшись в кабину, она села за хорошо знакомый пульт.

Элиас вывел на половину экранов многочисленные потоки данных. Некоторые шли от островков человеческой жизни на Станции Ангелов, вопреки всему переживших нашествие. Похоже, жуки теперь оттуда почти исчезли. Чрезвычайную ситуацию, по крайней мере для Станции, можно было считать законченной.

– Держи пистолет нацеленным на переходную камеру, Винс, – предупредила Ким, когда ученый подошел и встал рядом. Наклонившись над креслом второго пилота, Винсент всмотрелся в экраны.

– Ты только глянь! – воскликнул он. – Это облако жуков, которое отделилось от «Джагера».

– И что с ним?

– Здесь говорится, что они продолжали лететь, пока не достигли сингулярности. Знаешь, что они сделали потом?

Ким застучала по клавишам. Что-то было не так, но она не могла понять что. Некоторые команды проходили легко, другие… их будто что-то отменяло. Ким попыталась получить доступ к навигационной системе, но все ее попытки блокировались.

– И что они сделали, Винсент? – прошипела в досаде Ким.

– Они пролетели прямо через нее. – Голос астрофизика был полон удивления. – Пролетели прямо через сингулярность, но не вышли на следующей Станции в цепочке. Мне чертовски интересно, куда они делись.

– Винсент, в данный момент у меня полно других проблем. Я не могу управлять «Гоблином». Не могу изменить наш курс!

Пистолет в руке был скользким. Ненадежное оружие – не только потому, что Ким никогда еще ни из чего не стреляла, но и потому, что при всей его простоте в обращении она не знала, хватит ли у нее духу спустить курок.

Она вошла в каюту. Элиас все так же сидел в углу возле прохода в грузовой отсек, аккуратно сложив руки.

– Говори, что ты сделал с моим кораблем, или, клянусь, я тебе башку прострелю ко всем чертям.

– Кое-какие штуки, которым я научился на военной службе. Блокировочные процедуры, не упомянутые в руководствах. В армии такие вещи хорошо разработаны.

– Говори, куда мы направляемся.

– На Каспер.

Ким уставилась на него.

– Да? И какого черта мы там будем делать? Элиас пожал плечами.

– Найдем челнок.

– Элиас, я даже не уверена, что этот корабль сможет сесть на поверхность планеты.

– Я тоже, но шанс есть. Все «Гоблины» сконструированы с учетом такой возможности.

– Да откуда ты знаешь?

– Во-первых, все подробности содержатся в аварийных протоколах, встроенных в консоль. Во-вторых, «Гоблины» построены на основе военного проекта. Некоторые их них – это вообще бывшие военные корабли, списанные по старости или за ненадобностью, и это одна из причин, почему люди вроде тебя могут позволить себе их купить. Они способны войти в атмосферу планеты при необходимости.

– Элиас! – возразила ему Ким с отчаянием. – На случай, если ты не заметил: форма у этого «Гоблина» очень далека от аэродинамической.

– Он может это сделать, – ответил Мюррей. – Все корабли этого типа имеют необходимое экранирование. Как я уже сказал тебе, я прилетел сюда в поисках своего друга, доставленного в эту систему против его воли. Поначалу я не мог понять, зачем похитителям это понадобилось, но теперь мне все ясно. Кому-то он очень нужен, и этот кто-то находится на Каспере. Это единственный логический вывод, единственный возможный вывод.

– Да? А может, ты сумасшедший и сам все это придумал? Элиас невесело улыбнулся.

– Можешь считать меня сумасшедшим, если тебе так удобнее.

– Говори, как получить доступ к навигационным системам «Гоблина»! – потребовала Ким, угрожающе поднимая пистолет.

– Мне очень жаль, но этого я не скажу.

– Послушай, я даже не могу передать сигнал бедствия. Мы погибнем, если не сможем…

Он спокойно смотрел на нее, и Ким заметила, что у нее дрожат руки.

– Элиас, послушай. – И она рассказала о том, что сообщил Винсент, об излучении, идущем откуда-то из центра галактики. Возможно, теперь Мюррей поймет, если, конечно, он ей поверил.

– Зайди в Сеть, посмотри последние новости, если мне не доверяешь, – добавила Ким. – Об этом уже говорят.

Элиас продолжал смотреть на нее, но потом его взгляд сместился, словно он уставился в какую-то немыслимую даль.

– Знаешь, теперь все начинает обретать смысл, – произнес он через несколько секунд.

– Так ты повернешь обратно?

– Я же тебе сказал. – Его голос казался странно спокойным. – Слишком поздно поворачивать. Мы бы ни за что не успели.

– Мы должны попытаться, – с растущим отчаянием возразила Ким. – Мы могли бы послать аварийный сигнал, и кто-нибудь встретил бы нас на полпути.

К ее ужасу Элиас отрицательно покачал головой.

– Теперь все обрело смысл, – повторил он. – Ким, я не пытаюсь никого из нас убить. У нас больше шансов выжить при сохранении нашего курса к Касперу. Даже если дойдет до самого худшего, мы найдем где-нибудь глубокую пещеру…

Непрошеная мысль явилась к Ким, заставляя ее вздрогнуть.

– Цитадель, – промолвила женщина. Элиас посмотрел на нее непонимающе.

– Цитадель, – снова сказала Ким.

Элиас покачал головой. Он явно не знал, о чем она говорит.

– Это место на Каспере, самый большой артефакт Ангелов из всех известных артефактов. Она уходит глубоко, Элиас. Очень глубоко.

ГЛАВА 14

Вон

Вон снял рубаху, открывая мускулистую грудь, перекрещенную давно зажившими мелкими шрамами, и бросил рубаху в корзину. В кабинет вошла девушка по имени Энн, передала Вону чашку с касперианским напитком, который в грубом переводе назывался зеленым древесным чаем, и вышла.

Через несколько минут в дверь постучал Мэтью. Кабинет у Вона был широкий, с низким потолком и окнами, выходящими на Северные пики Тейва. Каспериане редко отваживались заходить так далеко в горы, и даже решись они на такую попытку, существовали способы их отпугнуть. Далеко внизу лежали туманы, скрывая долины. Некоторые из кочевых племен все еще двигались на север, к подножию Северных пиков, но возможность, что они поднимутся на те высоты, Вона сейчас не беспокоила.

Дом Вона служил также и ратушей, и управление системами наблюдения велось из комнаты прямо под его кабинетом. Но в данный момент Вон занимался другими, резервными, системами. Они потребуются, когда придет огонь и этот мир будет создан заново. Те, другие системы, будут храниться в Убежище, как стали называться глубокие пещеры. Подготовка к катастрофе, которая уничтожит туземную цивилизацию, шла полным ходом, и если бы не верность и терпение окружающих его людей, Вон не представлял, как бы они справились.

– Здравствуй, отец, – поздоровался Мэтью и подошел к пылающему дровяному камину. Вон разжег его утром, вскоре после своей материализации перед императором в Тайбе. – Не знаю, как ты можешь пить эту дрянь. – Сын кивнул на зеленый древесный чай.

– Мне он нравится.

Мэтью скорчил забавную гримасу.

– Странно, – продолжил Вон, – что молодежь не пристрастится к таким вещам. Это чай Эдема, нового мира. Даже твоя мать, хоть была молодой… – Вон спохватился: не стоит ворошить старые воспоминания. Он улыбнулся, показывая зубы. – На самом деле этот чай не так плох, и туземцы его явно любят.

Вон надел чистую рубаху. «Уже недолго, – подумал он, – уже недолго». А потом можно будет навсегда покинуть это горное пристанище. Вон будет скучать по нему, но впереди их ждет столько всего другого, интересного. Он посмотрел на сына испытующе. Конечно, Вон выжег из него бунтарский дух. И все же…

– Мы провели анализ по наноцитам, – сказал Мэтью. – Я решил, что должен поставить тебя в известность. Основная их масса ушла через сингулярность. Включая облако, возникшее от разрушения того грузового звездолета.

Вон поднял голову. Этого он не предвидел. Однако древняя инопланетная технология и не может не быть непредсказуемой, хотя до сих пор она неплохо служила их целям.

– Что случилось, когда они вышли на следующей Станции? Мэтью поднял на него серьезный взгляд:

– В том-то и дело, отец. Они не вышли.

– Не вышли? Были уничтожены?

– Возможно. – Мэтью пожал плечами. – Или… – Он замялся, понимая, насколько серьезную вещь сейчас скажет: – Или появились где-то в другом месте.

– Нет такого места, где они могли бы появиться, – твердо ответил Вон. – Я ничего такого не видел.

«Хотя это так чертовски непредсказуемо, – подумал он. – Иногда видишь будущее, и оно представляется ясным как день. А в другой раз ты словно глядишь в пустоту и понятия не имеешь, как повернутся события».

Вот сейчас он потерял Элиаса. Этот человек находился как никогда близко, но Вону не удавалось обнаружить его присутствие ментально, и это раздражало и тревожило: Элиас был силой, с которой необходимо считаться, – как и Тренчер, только Тренчер понимал, насколько он серьезная сила. Ну, ладно, с Тренчером пока разобрались.

– Мэтью, эта информация пришла через обычные каналы?

– Стандартная расшифровка перехваченных военных и гражданских передач. В окрестностях Станции Ангелов это видели все.

Вон мотнул головой, будто пытаясь стряхнуть с себя тревоги. Они уже были так близко…

– У нас есть расчетное время прибытия?

– Еще сутки, – сообщил Мэтью, понимая, что он имеет в виду. – Через двадцать восемь часов плюс-минус пятнадцать минут. Рей и Томас говорят, что все работает нормально, все бортовые системы наведения в порядке. Посадка должна пройти без проблем.

– Ты превзошел себя, Мэтью. Передай Рею и Томасу мою благодарность. Мы все отлично поработали. Теперь оставь нас.

Мэтью ушел. Он хороший мальчик, подумал Вон, несмотря на его ранние ошибки, его прежнее отступление с пути света и знания. Выжечь из него это было необходимо, хоть очень тяжело и больно. Однако нужно было сокрушить его непокорность. Вон хорошо запомнил один ясный, погожий день, когда Мэтью узнал, что все его друзья умрут.

Вон лично проследил, чтобы Мэтью присутствовал при каждой казни.

Винсент

Скоро им придется достать скафандры.

Сон или просто отдых для любого из них становился невозможным, потому что машины-жуки расползлись по всему кораблю. Элиас больше не управлял «Гоблином» – его участие теперь не требовалось, и все попытки Ким вернуть себе управление оказались тщетными.

Винсент понимал, как тяжело переживает Ким невозможность управлять собственным кораблем. Пистолет пока оставался у него, но в сложившейся патовой ситуации придется пустить все на самотек, если они с Ким ничего не придумают.

Тем временем планета Каспер при нормальном увеличении из светящейся точки превратилась в широкий диск. Один из дисплеев показывал два огромных континента, занимающих северное полушарие. Их разделял океан, и только в паре мест они почти соприкасались.

И первое, что бросалось в глаза, – это огромные скалистые гребни горных цепей, особенно двойная цепь, протянувшаяся к самым северным точкам. При максимальном увеличении стала ясно видна Цитадель – темная клякса на северном полюсе планеты. Южнее до самого экватора тянулась полоса зеленой и голубой растительности, простирающаяся до экватора. Ледниковый период закончился, но большую часть планеты еще сковывали остатки льда.

– Сколько нам еще лететь?

Винсент пришел в кабину и встал позади Элиаса, снова занявшего кресло второго пилота. Ким разрешила ему, не без оговорок, вернуться в кабину, хотя Винсент возражал. Но Ким сочла, что худой мир лучше доброй ссоры, да и держать пленника было негде.

Элиас обернулся к нему.

– Челнок готовится войти в атмосферу. Он уже начинает торможение.

Серебряный жук упал из-за экрана и мягко приземлился на пульт перед Элиасом. На всех стенах виднелись царапины и другие следы повреждения. Винсент смотрел, как жук своими жвалами медленно выгрызает дыру в стальной обшивке рядом с консолью. Когда его челюсти впились в металл, ученый заметил слабую искорку света. Ужасающее зрелище, но при этом странно завораживающее. Казалось, для этих тварей даже самый твердый металл все равно что масло. Винсент присел и потянул жука за задние ноги. Жук не сделал никакой попытки защититься, а просто вернулся к своему разрушительному пиру. Тогда ученый поднял его, снова не пытающегося сопротивляться, и отбросил подальше от пульта.

– Элиас, этот корабль развалится раньше, чем мы сядем, ты это знаешь?

– Нет, не знаю. Нам осталось меньше дня пути, и мне нужно рассчитать посадочную траекторию. Если по какой-то причине мы не сможем сесть в пределах досягаемости того челнока, придется выбрать место подальше от населенных районов. Чтобы не было проблем с туземцами. И скрестите пальцы, чтобы челнок не решил сесть слишком далеко на севере или на юге, потому что там будет по-настоящему холодно.

– Элиас, Ким сейчас изолирует грузовой отсек, так как мы потеряли там большую часть воздуха. И я не знаю, как долго удержится воздух в этой части корабля.

Элиас слегка повернулся:

– Так скверно? Винсент осторожно кивнул:

– Если не хуже. Только время покажет.

Повисло неловкое молчание, и ученый ждал. Он знал, что если подождет достаточно долго, то Элиас почувствует себя вынужденным что-то сказать. Винсент был очень терпеливым человеком.

– Послушай, – начал Элиас, – насчет того, что случилось…

– Не о чем говорить, Мюррей. Ты захватил управление кораблем. Реальный вопрос – что будет дальше? Вот что меня беспокоит больше всего, а не то, разбил ты мне нос или нет. – Любопытно, но Винсент поймал себя на странном сочувствии к Элиасу. Был короткий прилив ненависти, питаемой тестостероном и гневом, но теперь та ненависть прошла. Это вернуло ученому ясность мыслей и помогло легче представить, что случится, когда они достигнут того места, куда летят.

– Ты знаешь, куда я нас везу. Мы с твоей подругой уже об этом говорили, – грубо ответил Элиас.

– Это не тот вопрос, который я хотел задать. Элиас демонстративно уставился на ученого.

– Допустим, мы останемся в живых, – начал Винсент. – Допустим, нас не зарежут туземцы, мы не замерзнем до смерти и не умрем с голоду, потому что не знаем, что там можно есть и что нельзя. А что дальше?

Элиас нахмурился, скрещивая руки в неуловимо оборонительном жесте.

– Что вы с Ким будете делать, решать вам, – произнес он наконец. – А я должен найти тот челнок.

– В одиночку? На планете, по которой ступало – если то, что ты говоришь, не окажется правдой – не больше нескольких десятков пар человеческих ног, и то лишь внутри ограниченной области, недоступной для туземцев? И что ты станешь делать совершенно один, если все же найдешь челнок?

Элиас сжал губы и отвернулся от Винсента, снова обращаясь к пульту и постоянно прокручивающимся потокам данных.

– Или ты сам не очень знаешь, что делаешь? Элиас не ответил.

– На всякий случай, чтобы тебе было известно, – сообщил ученый его спине, – в вопросах выживания природа почти всегда поступает правильно. А ключ к выживанию – взаимопомощь.

Винсент повернулся и полез обратно в каюту Ким.

Урсу

– Сюда его ведите.

Раненый купец умирал – слишком глубокой оказалась ножевая рана. Ярко-красный язык вывалился из пасти, полной тщательно заостренных зубов. Раненый лежал на циновке из зеленого речного тростника, в изобилии растущем на болотах, размывающих границу между сушей и этими самыми северными водами Великого Северного моря. Урсу оглянулся на Южные горы Тейва – их силуэты теперь едва виднелись вдали.

Деревня ютилась в развалинах древнего города, среди стен, разрушенных в какой-то давно уже забытой войне. Город, как и сама эта земля, назывался Ибэстрэзан. Иб-эстр-э-зан – что означает «страна тростника».

По реке, огибающей этот разрушенный город, приплыли откуда-то сверху большие корабли с черно-золотыми парусами на мачтах – цвета императора. Приплывшие солдаты разбили лагерь недалеко от селения, и закон здесь действовал только тот, что имперские солдаты привезли с собой.

– Некогда двигаться дальше, – заметила женщина, которая привела Урсу к купцу. – Надо помочь ему прямо здесь.

– Но не там, где нас могут увидеть солдаты, – возразил Урсу. – Отнесем его в тот дом.

Он указал на осыпающуюся виллу. Ее нижний этаж был открыт всем ветрам, на полу валялись солома и навоз. Урсу взялся за край циновки и вместе с женщиной перетащил раненого.

– Солдаты пришли за ним к нему домой, – сообщила женщина. – Ему удалось сбежать.

Урсу не стал спрашивать почему – он и так привлекал к себе слишком много внимания. Здесь чувствовался дух непокорства, которого в других местах за время своего путешествия юноша не встречал. Племена, живущие близ моря, были куда более свободолюбивыми – будто черпали поддержку от непокорности самого океана.

Появились еще два селянина. Урсу понимал, что скоро разойдется слух: на север идет некто, умеющий выполнять Воскрешение. Но он не мог свернуть в сторону: то, что лежало у него в котомке, было важнее любой империи. В ней лежало будущее всего, что когда-либо существовало.

Лодка, найденная в лесах – теперь уже много дней тому назад, – унесла его от непосредственной опасности, но несколько раз он едва избежал столкновения с военными кораблями снабжения. В конце концов, бросив ее, он пошел напрямик через крутые холмы к побережью, загибающемуся на север, к краю света, где моря покрывает сплошной лед.

Чем дальше шел Урсу, тем более далеким казалось ему его прошлое.

– Теперь мне нужно остаться одному. Вы все должны уйти, – сказал юноша, жестом отсылая поселян.

Он ощупал края раны своего пациента. Торговец слегка дернулся, когда в него полилась сила Воскрешения. Потом его дыхание стало ровнее.

Через несколько мгновений Урсу понял, что он не один.

Он почувствовал фигуру, сидящую на корточках позади него, но не повернулся, чтобы посмотреть. Не Шекумпех, а другой: Шей. Урсу не хотел снова увидеть те ужасные рваные раны на его неестественной розовой коже, те пристальные глаза на плоском лице.

– До солдат дошли слухи о тебе. Они свяжут их с исчезновением прибора, который ты несешь. Вождь Шей хочет помешать тебе достичь Бола, и ради этого он ни перед чем не остановится.

– В прошлый раз ты сказал, что он уничтожит мир. Урсу свел края раны купца, и они начали срастаться с поразительной быстротой.

Вдали внезапно послышались крики. Урсу подхватил котомку с Шекумпехом и натянул ремни на плечи.

– Да, – подтвердил Шей. – Или просто не станет этому препятствовать.

Урсу встал и заставил себя повернуться.

– У тебя нет никого, кто мог бы полечить твои раны?

– Я это могу сам. А тебе многое нужно узнать. Ответы лежат в Боле, в его глубоких пещерах.

– Там какая-то машина.

– Да, как я тебе и говорил.

Еще крики. Они стали ближе? Было еще так много вопросов, которые Урсу хотел задать Шей.

– Нам нужно поговорить – но не сейчас. Когда ты снова придешь?

– Скоро.

И существо опять растворилось в темноте, из которой вышло.

– Подожди! – в досаде крикнул Урсу. Теперь следующего разговора, быть может, придется ждать не один день.

Шей несколько раз приходил к нему в эти дни странствий, открывая тайны мира, помогая юноше понять показанные ему видения. Урсу даже увидел этот город Бол своим мысленным взором, как бы высоко сверху, и теперь знал, что он реален. Он также видел картины невероятных мест высоко в небе, мест, полных бесчисленными Шей.

Оказалось, не все Шей одинаковы.

Урсу хотелось бежать, спрятаться где-нибудь подальше от солдат. И когда он доберется до Бола, то, что бы там ни хотели от него судьба, или боги, или странные видения демонов, Урсу это сделает, а потом уйдет и будет идти, пока не окажется в совсем незнакомом месте, в земле, как можно более далекой от Нубалы, и там, быть может, обретет покой.

Ким

– Мы не сядем, Элиас.

– Сядем, – коротко ответил Мюррей. – Что там сзади?

– В грузовом отсеке вакуум. И нам пришлось чинить изоляцию на соединительной камере, потому что ее тоже начали проедать. Надо все, что можно, перетащить сюда и запечатать каюту.

Ким знала, как сказалось на них всех напряжение последних двух дней, и когда впереди показался огромный шар Каспера, она поняла, как слабы их шансы.

От такой близости к планете, заполняющей экраны, Ким стало слегка неуютно. Международные военные силы, охраняющие Касперскую Станцию Ангелов, были готовы на многое, чтобы сохранить запретную зону вокруг этого чужого мира. Но через несколько дней самой Станции и каждому судну в системе грозит атака неизвестного, неостановимого врага. Главным для Ким был вопрос – помимо того, переживут они или нет следующие несколько часов, – является ли все это просто совпадением.

Ничто как будто не связывало эти события, но Ким продолжала перебирать в уме все, что ей было известно, спрашивая себя, нет ли чего-нибудь среди доступных ей разнородных фактов, что указывало бы на некий элемент предопределения.

Элиас покачал головой:

– Брось, теперь уже все равно. У нас меньше часа до входа в атмосферу.

Меньше часа? Через час они могут погибнуть, а она так ничего и не узнает. Эта мысль Ким не понравилась.

– Элиас, ты ничего не рассказал нам о том человеке, которого ты ищешь.

Мюррей сгорбил плечи и молча уставился на экраны.

Дело в том, что у Ким появилось чувство, что они все-таки могут сесть. Хотя она больше не могла управлять «Гоблином», справочная информация, хранящаяся в его базах данных, оставалась доступной. Элиас оказался неприятно прав насчет множества вещей: «Гоблин» действительно был способен войти в плотные слои атмосферы – один раз. Но он должен входить в атмосферу под правильным углом, на правильной скорости, расходуя почти все имеющееся топливо на торможение.

Они сядут, но обратно им уже не взлететь.

– Его зовут Тренчер, – в конце концов сказал Элиас. Ким заморгала, не сразу сообразив, о чем это он.

– Кто он, этот Тренчер? Еще одна долгая пауза.

– Да, наверное, ты должна знать. Мы с ним познакомились, когда я уже отслужил. У нас было… много общего. Тогда я не понимал почему. Со мной кое-что случилось, – теперь он смотрел на Ким, – во время службы. Это имело отношение к технологии Ангелов. Я участвовал в секретной исследовательской программе: биогенные эксперименты, расширение возможностей организма.

«Я была права, – с тревогой подумала Ким. – Он сумасшедший. Нет никакого Тренчера».

Это чистой воды совпадение, что он прибыл на Станцию и сразу после этого столько всего случилось.

– Что с тобой сделали? – тихо спросила Ким, решив поддакивать.

– Точно не знаю. Я был не единственный. Нас хотели усилить с помощью генной инженерии, сделать из нас идеальных солдат. – Элиас скорбно улыбнулся. – Я был добровольцем – как и остальные. Это казалось… казалось правильным. – Он покачал головой, снова отвернулся.

– Это правда?

– Конечно, правда, – отрезал Элиас. – Ты же сама хотела знать.

– А этот Тренчер, он тоже участвовал в программе? Элиас покачал головой:

– Нет, он таким родился, но в основе был тот же подход: его сделали, создали. Мы нашли друг друга, потому что мне нужен был человек, который показал бы мне, как жить с тем, что я теперь имел и от чего не мог избавиться. – Он свирепо взглянул на Ким. – Ты мне не веришь?

– Ты ведь не рассказываешь мне всего, Элиас. Что с тобой сделали в этой программе?

– Если бы я тебе сказал, – осторожно ответил Элиас, – ты имела бы полное право считать, что я совершенно спятил, поэтому я промолчу, ладно? Но я скажу тебе другое: Тренчер знал, что что-то случится. Он не знал, где именно или когда, но знал, что произойдут определенные события. И когда они произойдут, он хотел, чтобы я что-то сделал для него.

– И что ты должен делать – следовать за ним сюда?

– Да. – Элиас внимательно посмотрел на Ким. – Ты все еще думаешь, что я сумасшедший? – Он слегка кивнул и снова уставился на экраны. – Я тебя не виню.

– Элиас, ты хоть представляешь, что за люди ошиваются на Станциях Ангелов? На каждого нормального там приходится по пятьдесят психов. Я не утверждаю, что ты псих, но…

– Я слышал о тех экспериментах, – перебил Винсент из-за ее спины. Ким вздрогнула и обернулась; ученый вошел в кабину совсем неслышно. – Я заново изолировал переходную камеру, но сомневаюсь, что у нас много времени.

Элиас посмотрел на Винсента.

– Что ты слышал?

– Никакие официальные документы на открытых сайтах не публиковались, но по Сети всегда ходили истории, касающиеся экспериментов с генными улучшениями по технологии Ангелов. Истории сумасшедшие, и ни одну не проверить. – Винсент пожал плечами. – Но я знаю, что такое случалось, причем не раз.

– С кем еще такое было? – спросил Элиас.

– Можешь назвать сам. Когда были выявлены изменения, внесенные Ангелами в человеческую ДНК, не потребовалось много средств или лабораторной техники, чтобы любой желающий мог начать подправлять соответствующие гены – просто ради эксперимента.

– Да брось ты! – простонала Ким. – Бредни все это, никто в такое не поверит.

Винсент прищурился, глядя на нее.

– Ты не помнишь большой скандал по поводу биотехнологий – пару лет назад?

– Я вообще не знаю, о чем ты говоришь. Я…

– Как выяснилось, одна южноамериканская биотехнологическая фирма с лабораториями в Северной Америке и Европе имела сильные финансовые связи с прималистами. Обнаружено было достаточно финансовых нарушений, чтобы власти внезапно проинспектировали пару лабораторий и выяснили, что там ведутся незаконные биотехнологические работы с использованием генных последовательностей Ангелов. Скандал был колоссальный – целую группу правительств поймали на очень черных биотехнологических исследованиях. Поэтому ни меня, ни кого-то другого не удивит, что того же Элиаса накачали таким дерьмом во время службы в армии. Теперь ты понимаешь, почему мне так интересно то, что он говорит?

Ким сконфуженно покачала головой.

– Я совсем отстала от жизни, Винс. – Она развела руками, признавая свое поражение. – Долго проторчала в космосе и не уделяла особого внимания новостям.

– Потому что ты продолжаешь казнить себя за то, что не было твоей виной.

– Давай не будем в это углубляться – здесь и сейчас. – Ким предостерегающе подняла руку.

– Гляньте сюда, – внезапно сказал Элиас. Он постучал по клавишам пульта, и они увидели яркую вспышку на краю атмосферы Каспера. – Челнок входит в атмосферу.

Винсент наклонился над его плечом.

– Куда он летит?

– Похоже, он направляется к той горной цепи, – ответил Элиас, – там, на краю континента. Большая цепь, вроде Альп или Анд.

В этот самый момент «Гоблин» тряхнуло, и раздался скрип металла. Корпус корабля слегка завибрировал, и в течение нескольких секунд вибрация нарастала. Схватившись за край кресла Элиаса, Винсент держался изо всех сил.

– Ни хрена себе, – пробормотала Ким, бледнея, и перелезла через кабину, хватаясь за скобы.

– Вот что я собираюсь сделать, – решительно заговорил Элиас. – Есть набор аварийных посадочных процедур, которым может следовать «Гоблин». Это означает, что корабль может сесть с минимальным вмешательством с нашей стороны или вообще без него. Однако те процедуры могут не принимать в расчет жуков.

– Да что ты говоришь? – фыркнула Ким.

– Сейчас я задаю кораблю программу спуска, – продолжал Элиас, стуча по клавишам. – Дело в том, что выбор места посадки мне неподконтролен.

– Как это? – удивился Винсент.

– Я всегда делал это только на учебном тренажере, – сказал Элиас. – «Гоблин» сам ведет этот расчет, отслеживая некоторые факторы: атмосферное давление, скорость ветра, рельеф местности и так далее. Если только мы не сядем посреди какого-нибудь города, то все будет в порядке… я надеюсь.

Корабль снова затрясся.

– Элиас, я надеюсь, что ты прав, и надеюсь, что мы скоро сядем, иначе эти мелкие твари вот-вот разорвут мой корабль в клочья, – процедила Ким.

Планета целиком заполнила экраны, и Ким почувствовала выступивший на ладонях липкий пот. Заныли крепко стиснутые зубы. Она с тоской подумала о последних Книгах Сьюзен, все еще лежащих в каюте.

Станция была почти уничтожена, и до Ким дошло, что единственная перегонная установка в этой системе почти наверняка погибла вместе со Станцией, и у нее не осталось дистиллята, кроме нескольких имеющихся Книг. Все, что осталось от Сьюзен, от ее ума, ее воспоминаний, содержалось в крошечном пластиковом цилиндре всего в несколько футах от Ким. Его нужно сохранить во что бы то ни стало, пока нельзя будет изготовить еще.

Тем временем она могла бы почерпнуть дополнительную силу, съев всего одну Книгу. Ким бы этого хватило, пока она не приобретет новые… если из этой передряги они выйдут живыми.

Ким взглянула на экран – облака уже заполнили все дисплеи. «Мы на границе атмосферы», – поняла она. Элиас начал пристегиваться в кресле.

– Экраны через несколько минут погаснут. Пристегнитесь, будет трясти.

Ким с трудом села в кресло пилота и посмотрела на Элиаса долгим, твердым взглядом.

– Если мы все-таки уцелеем, не жди, чтобы кто-то из нас двоих тебе помогал.

– Не буду.

«Я вернулась, – с содроганием поняла Ким. – Я годами избегала Цитадели, вспоминая только то, что хотела помнить. А теперь я вернулась». Она вспомнила воздух на северном полюсе Каспера, холодный, чистый и острый. Если они выживут, у них автоматически появятся обязанности, и первая из них – избегать контакта с касперианами. Вторая – верить, что в конце концов их спасут.

Возле Цитадели есть исследовательская станция, напомнила себе Ким. Если добраться туда, это даст шанс на спасение. «Во всяком случае, власти скоро узнают, что мы здесь». Вокруг Каспера кружат спутники наблюдения, которые без труда засекут их проход.

И если их спасут, будут следственные комиссии, сложные правовые споры по поводу вмешательства в культуру, объявленную неприкосновенной. Ким попыталась представить себе, как она будет выглядеть перед такой комиссией: напористая ученая дама, уже однажды погубившая людей из-за своей профессиональной некомпетентности.

Когда всплывет вопрос о том, как вместе с ними на борту «Гоблина» оказался Элиас, и вскроются точные обстоятельства их делового соглашения, они станут отличными кандидатами на роль козлов отпущения, что бы ни случилось с самим Элиасом. Надо постараться, чтобы их шансы выжить на Каспере без последующего уголовного наказания были как можно выше. А это означает – как можно дольше играть по правилам.

– О'кей, – напомнил Элиас, – пристегнитесь как следует.

– Ким! – спохватился Винсент. – Перед приземлением нам понадобятся укрепляющие инъекции – чтобы справиться с гравитацией. Для меня эта проблема не так остра, но ты долго пробыла в невесомости. Пойди-ка ты к медицинскому блоку.

– Иду, Винс. – Ким тоже беспокоилась об этом. Она регулярно проходила такие процедуры – на случай, если окажется в глубоком гравитационном колодце, и теперь была этому рада. Она встала. – Пойдемте сделаем, а потом все пристегнемся.

Они вернулись через пятнадцать минут, и как раз вовремя – экраны на миг вспыхнули красным и опустели. Все трое уставились друг на друга.

– Тут что-то не так, – пробормотал Элиас, изучая мигающие иконки. Ким пристегнулась в кресле, и Винсент сделал то же самое позади нее, застегиваясь в защитной сетке. Ким осмотрела пульт – и глаза у нее расширились в тревоге.

– Элиас! – Что?

– У нас нарушение целостности. Смотри!

– Что это значит? – спросил Винсент странно высоким голосом.

Вид на экранах начал меняться. Каспер заскользил в сторону, открывая все большую и большую область космоса и звезд. Корабль готовится войти в атмосферу, поняла Ким, дрожь возбуждения и ужаса пробежала по ее спине.

– Это значит, что что-то случилось с абляционным экраном, – объяснила Ким. – Элиас, мы не сможем сесть. Нужно придумать что-то другое.

– Ничего другого нет, – ответил Элиас. Его нарочито сдержанный и спокойный голос предательски дрогнул. Элиас уставился на пульт так, словно мог вернуть им надежду одной силой воли.

«Нам конец», – поняла Ким.

– О'кей, – вмешался Винсент, – послушай. Когда ты говоришь «нарушение целостности», ты что имеешь в виду? Что они проели экран?

– В грузовом отсеке есть абляционный теплозащитный экран, который надувается за кормой, – пояснила Ким. – Но его что-то повредило. Возможно, жуки.

– И как проверить, что это жуки?

Ким посмотрела на него с безнадежным видом.

– Никак. Только выйти наружу и посмотреть.

Винсент уже видел этих жуков, видел, как они расправляются с металлом. Если виновники – они, то им не потребуется много времени, чтобы нанести экрану непоправимый ущерб.

– Но они его еще не сгрызли. – Винсент уже выбрался из своей защитной паутины. – До тех пор его можно использовать, чтобы пройти через атмосферу?

– Да, – подтвердил Элиас, – но только если мы прямо сейчас придумаем какой-то способ их остановить. О Господи, я действительно надеюсь, у нас еще есть…

Винсент исчез. Элиас услышал, как он пробирается в каюту. Ким встревожено обернулась.

Она отстегнулась и полезла вслед за Винсентом, нервно разглядывая изоляцию, которую они положили поверх переходной камеры в грузовой отсек.

– Винсент, ты что делаешь?

Ученый снял широкую панель, установленную вровень с переборкой каюты. Потом выдернул единственный скафандр «Гоблина» и начал его надевать, подгоняя под свой рост.

– У нас еще двадцать минут до фактического входа в атмосферу?

– Да, – медленно ответила Ким. – Ты не пойдешь туда, Винсент. Это самоубийство.

– У тебя есть идея получше?

– Сначала объясни, что ты задумал.

– Ничего особенного. Никакая опасность мне не грозит. Жуки на меня не нападут. Я просто смахну их с экрана. Я буду прицеплен к корпусу. Потом я вернусь. Потом мы встретимся с инопланетянами. Потом нас спасут. Никаких проблем.

Ким не верила своим ушам. Она уже спрашивала себя, не сама ли она, каким-то подсознательным образом, все это вызвала – из-за того как она потеряла Сьюзен. Она каждый день жила с памятью о людях, погибших под ее началом.

Но сейчас все было по-другому. В этот раз не существовало простого выхода, не было очевидного пути к безопасности. Ким не могла придумать никакого иного решения.

– Пусть это сделает Элиас, – предложила она. – Он солдат. Он умеет справляться с такими вещами.

– Ким, заткнись к чертовой матери!

Женщина заморгала, глядя на Винсента испуганными глазами.

– Все очень серьезно. Если мы не сделаем что-то прямо сейчас, то погибнем все. Мы не будем тянуть жребий и не будем спорить. – Винсент уже влез в скафандр и стал надевать шлем, затем остановился. – Я не стремлюсь быть героем. Я просто пытаюсь выйти живым из этой передряги. Но ты вольна вносить альтернативные предложения.

Ким ничего не сказала, просто уставилась на него.

– Хорошо, – подытожил Винсент, застегивая шлем. Ким оцепенело повернула его кругом, проверила герметичность и получила «о'кей» от компьютерного экрана на заплечном мешке скафандра. Она не знала, включил ли ученый рацию, поэтому дважды быстро хлопнула его по плечу, говоря: «Теперь ты готов».

Винсент пополз на четвереньках обратно в пилотскую кабину. При его появлении Элиас вздрогнул от неожиданности, потом кивнул, сразу поняв ситуацию.

– Винсент, у тебя пятнадцать минут, – предупредил он. Ученый кивнул и отпер внутреннюю дверь шлюза. Ким пошла следом, чтобы закрыть за ним шлюз.

Винсент

Когда внутренний люк закрылся у него за спиной, Винсент, не давая себе времени на раздумья, нажал кнопку на внутренней панели управления и уставился в бесконечность, когда внешний люк распахнулся. «Я знаю, что делаю, – подумал ученый. – Некогда колебаться». Он прицепил страховочный трос к крюку в корпусе и вылез наружу.

Корабль в тот момент поворачивался. Винсент покачнулся, у него закружилась голова. Потом он вспомнил приемы, которым его научили, когда он в первый раз вышел в открытый космос. Это происходило на близкой к Земле орбите и поначалу казалось прогулкой – того рода экстрим, за который принимаешься после серфинга на Гавайях или восхождения на Анды.

Однажды Винсент действительно занимался серфингом, когда две недели жил на Мауна-Лоа. Он никогда не поднимался на Анды, хотя провел один уик-энд на курорте в предгорьях – ему тогда было чуть больше двадцати. После этого он прошел более серьезную низкоорбитальную подготовку в космосе, когда считал, что у него есть реальный шанс поработать в лунной радиообсерватории. Та возможность так и не осуществилась.

Винсент всегда хотел снова выйти в открытый космос, но никогда не думал, что это случится при таких обстоятельствах.

Кроме ограниченного времени, Винсент не предвидел никаких реальных проблем. Он просто сосредоточился на насущной задаче, лишь на миг позволив себе удивиться, на что способны люди в критическую минуту. Несколько недель назад он бы рассмеялся при мысли о такой дурацкой ситуации – как будто подобных вещей можно избежать. Но никто не мог предсказать такого хода событий. Когда возникает реальная проблема, решение ее ищешь не ради бравады или желания казаться храбрым – просто потому, что у тебя нет выбора, потому что кто-то должен это сделать, и этим кем-то оказался именно ты. Позволяя той простой истине занять его ум, Винсент постепенно продвигался вокруг выпуклости пилотской кабины «Гоблина».

«Гоблин» состоял из трех отдельных отсеков: пилотская кабина впереди, жилое помещение в середине, грузовой трюм и ядро двигателя сзади. Каждый отсек имел форму луковицы и был почти круглым. На корпусе судна были рядами закреплены скобы – очевидно, чтобы рудокопы в скафандрах могли добраться от шлюза до грузового отсека. Взявшись за одну из них, Винсент автоматически поискал глазами лежащую внизу планету. Увидев ее, ученый понял свою ошибку. Холодный ужас сковал его, когда перспектива внезапно сместилась. «Гоблин» сориентировался так, чтобы его нос указывал наружу, в противоположную сторону от планеты. Абляционный экран, уже надутый для входа в атмосферу, выступал из кормы грузового отсека.

Казалось, поверхность Каспера заполняет теперь половину вселенной. Винсент отчетливо видел под собой горные цепи и огромное море, разделяющее два массивных континента. Большая часть суши все еще была белой ото льда и снега.

Желудок свело судорогой, и Винсент застыл. Ему чудилось, что он падает, падает через океан воздуха. Или сидит на вершине башни высотой в тысячи миль.

В прошлый раз тоже так было, напомнил себе ученый, во время того первого выхода в открытый космос, когда он увидел Тихий океан, словно огромный голубой алмаз, лежащий далеко под его ногами.

«Давай работай», – приказал себе Винсент. Его горло было сухим, как пергамент. Медленно, кое-как, но он пробрался вдоль длины судна. Снова и снова ученый напоминал себе, что не упадет… по крайней мере не быстрее, чем этот «Гоблин». Пока что страх удавалось держать в узде.

Пока Винсент добирался до экрана, трос, прицепленный к крюку у шлюза, плыл позади него толстой серебряной нитью. Скобы кончились. Теперь нужно было переместиться под корабль и на сам абляционный экран.

Винсент заставил себя отпустить последнюю скобу и свободно поплыл. Это был самый трудный поступок в его жизни.

Мягко отталкиваясь, он продвигался вдоль кормы, пока не увидел жуков, около двух дюжин, едва приступивших к своей разрушительной работе на экране. Руками в перчатках Винсент прикоснулся к абляционному экрану, чтобы остановиться. Ему удалось смахнуть одного жука, и тот просто уплыл в космос, беспомощно махая крошечными металлическими ножками. Как у всех жуков, которых Винсент навидался за прошедшие несколько дней, у этого был неряшливый, самодельный вид, как будто его собрали из совершенно случайных кусочков лома, подвернувшегося под руку. Впрочем, подумал ученый, именно так они и размножаются.

Постепенно Винсент перемещался вокруг поверхности абляционного экрана. Он не заметил никаких явных следов повреждения, так что, возможно, им все-таки повезло. Имелись признаки разрушения на самом корпусе, особенно вокруг грузового отсека. Но пока абляционный экран держится, он должен защитить корабль.

Теперь Винсент плыл прямо под «Гоблином». Они были близко, так близко…

Потом внутри шлема, сбоку от рта отчаянно замигал красный огонек. Винсент смотрел на него несколько мгновений, затем отвернулся, чтобы смахнуть еще несколько жуков с металлического кольца, соединявшего основание экрана с корпусом. Поплыл дальше по окружности экрана, находя еще жуков, сбрасывая их. Лениво кружась, они уносились прочь, словно крошечные металлические танцоры в вальсе невесомости. Провожая их взглядом, ученый пытался не видеть под собой бескрайний, быстро надвигающийся пейзаж.

Убедившись, что ни одного жука не осталось, Винсент вспомнил про мигающий огонек, но отбросил мысль о нем, обеими руками ухватился за трос, пуповиной привязывающий его к «Гоблину», и потащился обратно вокруг экрана.

Когда ученый взглянул на Каспер, планета показалась ему намного ближе, чем несколько минут назад. Он увидел под собой огромные разбегающиеся реки и что-то еще – наверное, леса. Этот вид затянул его, пленил своей ужасной красотой, и на какое-то мгновение Винсент позабыл, где находится.

Он тронул языком выключатель возле рта, и красный огонек сменился зеленым. В шлеме зазвучал панический голос Ким:

– Что там у тебя? Ты должен вернуться, Винсент! Сейчас же!

Черт! Он взглянул на информацию, постоянно прокручивающуюся в правом нижнем углу визора его шлема. У него было около сорока пяти секунд, чтобы вернуться внутрь.

– Мы сядем, Ким! – крикнул он, отталкиваясь от абляционного экрана, чтобы схватиться за скобу на корпусе «Гоблина». – Все будет отлично.

– Ладно, Винсент. Только не теряй голову.

Инерция броска заставила его боком заскользить по корпусу, теряя несколько драгоценных секунд. Случайно взглянув вниз, Винсент увидел багровый оттенок на краю экрана и почувствовал, что скафандр нагревается – сразу стало тревожно тепло. Торопливо отталкиваясь, ученый стал подниматься вдоль «Гоблина» к переходному шлюзу.

«Я уже должен быть мертв», – подумал он. «Гоблин» входил в верхние границы атмосферы Каспера на громадной скорости, достаточной, чтобы Винсента сожгло атмосферным трением. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, почему он не сгорел. Когда абляционный экран раздулся, ею диаметр слегка превысил диаметр самого «Гоблина». И пока «Гоблин» камнем падал вниз, щит действовал как зонтик, укрывая Винсента от невообразимого жара, – пока ученый оставался не дальше нескольких дюймов от корпуса корабля.

Тем не менее температура внутри его скафандра продолжала тревожно, опасно расти. Шлемовый дисплей дал ему десять секунд, девять. Винсент уже лез по изгибу пилотской кабины, а корабль все падал кормой вперед на Каспер. Затем что-то случилось, любопытное ощущение тяжести потянуло его вниз…

Винсент влез на отсек кабины и огляделся. За те несколько драгоценных мгновений он увидел всю географию Каспера, раскинувшегося и под ним, и вокруг него, и абляционный экран «Гоблина», белый от жара.

Он быстро забрался в шлюз и нажал кнопку на панели управления, чувствуя каждую секунду, каждую долю секунды, которые тянулись медленно, слишком медленно…

Ощущение тяжести почти незаметно усилилось – медленно растущая тяга гравитационной массы. Дверь, в которую Винсент только что вошел, была уже не дверью, а потолочным люком. Он свалился на внутреннюю дверь шлюза, глядя, как закрывается внешний люк.

Внутренняя дверь открылась, и Винсент с криком провалился в кабину и ударился о противоположную стену.

Ким

Ким хотела расстегнуть ремни, но Элиас схватил ее за руку и удержал. Корабль затрясся, затрясся так, что застучали зубы. Чудовищный, басовый грохот заполнил уши. Кабина превратилась в вертикальную трубу, кресла оказались в ее высоком торце. Под собой Ким видела неподвижно лежащего Винсента. Его голова наклонилась в сторону под странным углом.

– Я должна ему помочь!

– Нет, – твердо возразил Элиас. – Я не знаю, как пойдет посадка.

«Гоблин» дрожал теперь особенно неистово. Сначала один экран, потом другой заполнились шипящими помехами.

– Оставайся в кресле. Если мы вообще выживем, то только потому, что Винсент вышел наружу.

Ким вырвала у него свою руку. Элиас потянулся к пульту и что-то нажал – помехи на экране сменились контурным изображением «Гоблина», раздутом на том конце, где был абляционный экран. Ким возненавидела Мюррея за то, что он об этом знал, а она – нет. От этого Ким чувствовала себя глупой, невежественной. Элиас украл ее корабль, но это не дает ему права делать из нее дуру. Линии контура показывали угол наклона «Гоблина», таранящего стратосферу Каспера.

«Что я знаю о Каспере? – спросила себя Ким. – Он похож на Землю. Жутко похож». Некоторые утверждали, что Ангелы, находя через сеть своих Станций обитаемые миры, переделывали их так, чтобы они были похожи друг на друга. Ученые были согласны в том, что когда-то в туманном прошлом Ангелы изменили ДНК человека, и то же самое произошло с биологическим видом Каспера. «Так что на каком-то уровне мы родственники».

«Гоблин» выбрал этот момент, чтобы затрястись особенно сильно, и Ким вскрикнула, повторяя про себя: «Вот оно, вот оно». Но они все еще были живы, все еще падали, и Ким подумала: «Когда это все закончится – а это закончится, – я больше не буду ничего бояться, потому что кончились у меня все запасы страха».

Что можно будет там есть? – спросила себя Ким. В прошлый раз на Каспере она со своей группой были далеко от любой флоры и фауны. Всю свою еду они привезли с собой. Да, на «Гоблине» тоже есть припасы, но надолго их не хватит.

Что будет ядовитым? Не убьют ли их местные болезни? И еще туземцы… они были везде. Не слишком развитое общество, но уже на пороге промышленной революции. Если бы Элиас посадил «Гоблина» на Землю шестнадцатого века, их бы сожгли на костре, не задавая вопросов, подумала Ким. К сожалению, она недостаточно знала о касперианском обществе…

Внезапно Ким поняла, кто знал, и надежда вспыхнула в ее душе – яркая, пылающая надежда, и не важно, что в это время они со свистом неслись вниз.

– Пора.

Ким посмотрела на Элиаса. Он что-то сказал? Она увидела его руку на пульте рядом с панелью управления. На маленьком мониторе между ними теперь светилась одна фраза: двигатели включены.

«Гоблин» подбросило – это отделился абляционный экран, и двигатели заработали на полную мощность, противодействуя быстрому спуску судна, не давая ему врезаться в землю на скорости несколько тысяч миль в час.

– Нам надо сесть у воды! – крикнула Ким, но Элиас не ответил. Он был чем-то занят.

Ким наклонилась вперед, насколько позволяли ремни, и поняла, что он пытается управлять снижением «Гоблина». Штрихи вектора указывали в сторону от водной массы, к горной цепи. Той же горной цепи, к которой направился челнок.

– Элиас, нет! Целься к воде!

– Какая разница – утонуть или разбиться? – крикнул он в ответ. – С тем же успехом можем попытаться сесть ближе к нашей цели.

«Твоей цели, – мысленно уточнила Ким. – Мы летим вслепую, а наш пилот сумасшедший». Все было бы иначе, не приди он к ней с деньгами, от которых сейчас не было ровно никакого толку. Она мрачно вцепилась в кресло и стала ждать.

«Гоблин» прорвался через стратосферу Каспера, оставляя за собой раскаленную полосу огня. Он автоматически изменил угол входа, чтобы войти в плотные слои атмосферы под наклоном. Поскольку «Гоблин» создавался без учета требований аэродинамики, то кроме алгоритмов аварийной посадки, предназначенных компенсировать этот недостаток, ему нужно было сжечь все свое топливо в одном затяжном взрыве, чтобы погасить скорость и приготовиться к своего рода посадке.

Разрабатывая протоколы «Гоблина», конструкторы предусмотрели программу аварийной посадки. После консультации с военными психологами и рекламными фирмами этот термин изменили на процедуру контролируемого входа в атмосферу.

И когда «Гоблин» падал и когда туземцы Каспера – и люди из затерянной человеческой колонии, спрятанной в высоких горах Тейва, – посмотрели в небо и увидели там второй след дыма и огня, они еще не знали, что их мир меняется бесповоротно, навсегда.

На пульте замигали аварийные сигналы – корабль испытывал слишком большие перегрузки. Ким постаралась не думать о Винсенте, неподвижно лежащем внизу. Возможно, он мертв, и не укладывалась в голове мысль, что он умер в двух шагах от Ким, пока они сидят пристегнутые в креслах и ждут.

– Мы только что потеряли два маршевых двигателя, – сообщил Элиас. – Боюсь, посадка будет жесткой.

ГЛАВА 15

Сэм Рой

Его кожа казалась более гладкой, шрамы от старых ран стали менее заметны. Такого не случалось больше ста лет. Эрнст уделял ему на редкость мало внимания, и Сэм мог это понять. Он не представлял себе, как живут все остальные люди, каково это – не знать, что случится в этот день, или в следующий, или неделю спустя. Для Сэма все это было заранее предрешено.

Он подождал еще несколько минут, чтобы Мэтью появился на верху тропинки. Парень с мрачным видом взглянул себе за спину. Сэм точно знал, что скажет Мэтью – как если бы он это уже сказал.

В некотором смысле так оно и было.

Сэм посмотрел на небо, надеясь увидеть вспышку снижающегося челнока. «Тренчер, мой старый друг, – подумал он, – как долго я тебя ждал. Может, лучше было бы не знать, когда и при каких именно обстоятельствах… »

Сэм опять был внизу, у подножия склона. Если он захочет есть или пить, ему снова придется толкать свой шар по тропинке, ведущей к воде и пище. Сэм заставил себя отдыхать, хотя болел живот и горло требовало влаги, пищи. В последние дни снега выпало немного, и этой малости Сэму не хватило бы для утоления его неодолимой жажды.

Что будет, если он просто втащит себя на край утеса и бросится вниз? Станет он, наконец, свободным, когда его голова расколется и мозги разлетятся по инопланетному горному склону?

К сожалению, он восстановится – как случилось в прошлый раз, когда Сэм это попробовал. Вон наказал его тогда – конечно, как только Сэм достаточно восстановился, чтобы ощутить наказание.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – предостерег Сэм, когда Мэтью приблизился. – Последнее время ты часто сюда спускался. Кто-нибудь мог заметить.

Мэтью выразительно покачал головой.

– Отец не узнает. Меня предупредят, как только он отклонится от своего графика.

– Я давно знаю твоего отца, Мэтью, – тебя тогда еще на свете не было. Он способен на многое. Чтобы сотворить все это, – взмахом закованной руки Сэм обвел долины на востоке, – нужно быть особенным человеком.

Мэтью уставился на него с выражением, граничащим с презрением.

– Иногда мне кажется, что ты им восхищаешься, и я не уверен, можем ли мы тебе доверять.

Сэм поднял брови.

– Присмотрись, малыш. Видишь эти наручники? Знаешь, как давно я заточен здесь, на этом горном склоне? Знаешь ту единственную вещь, что берегла мой рассудок все это время?

Мэтью нахмурился.

– Да-да, я знаю. Но иногда ты так говоришь о нем…

– В некоторых отношениях, Мэтью, твой отец – великий человек. Но история полным-полна великих людей, творящих плохие дела. Мы родились в прималистской религии – были созданы ею, – нравится нам это или нет. Попробуй представить себе, каково это, Мэтью, когда тебе говорят, что ты или один из твоих братьев был рожден специально, чтобы вести некую крошечную часть человечества к спасению. Когда у тебя есть силы, обычно приписываемые богам и легендарным героям. Когда тебе говорят, что ты и твои братья – родоначальники новой эры. – Сэм прислушался к себе, думая: «Каким же занудой ты раньше был, как обожал напыщенные речи и дешевую философию. И ты ведь так до конца и не избавился от этой привычки». – Твой отец всего лишь выполняет ожидания тех, кто привел его в этот мир. Но это не значит, черт побери, что мы не должны попытаться остановить его.

– Ты сказал, скоро произойдет что-то важное, – напомнил Мэтью. – Челнок уже в пути, все люди на месте. Сейчас не время играть в таинственность, нам нужно знать.

Сэм тихо засмеялся – он почти ощутил себя свободным, как если бы эти цепи были бумажными и о них можно легко забыть. Странно было думать, что его неволя почти закончилась. Этот горный склон был всем, что он знал за много своих жизней, и Сэм представить себе не мог, каково это – не жить в опаляющей боли каждую секунду каждого дня, не страдать от неутолимого голода без блаженного освобождения смерти.

– У меня не было абсолютной уверенности, что Элиас долетит сюда, и долетит не один, – сказал Сэм. – Это то, чего я ждал. Вероятность, что он выживет, была чрезвычайно высока, и тот факт, что я видел его прибытие в будущем, должен был склонить чашу весов. И все-таки я удивлен. Помни, Мэтью, некоторые из вещей, которые предвидит твой отец и предвижу я, все еще только вероятности, не неизбежности. Мы должны работать вместе, чтобы выбрать тот исход, какой мы хотим.

– Что нам делать с Тренчером? Сэм вздохнул.

– Делайте, что положено. Просто вытащите его оттуда и увезите подальше от Эрнста.

Мэтью впился в него взглядом, полным неуверенности и гнева. Мальчик становится похож на своего отца.

– Возможно, нам следует просто оставить тебя здесь, на этом склоне, когда все закончится, – процедил юноша. – Нам нужны гарантии, а не предположения. Нам нужно знать, что все получится.

Сэм сел на корточки в замерзшую грязь. Мэтью сказал именно то, что мог бы сказать Эрнст.

– Я, Тренчер и твой отец – вспомни, что я говорил о нас. У нас есть дар, который ДНК Ангелов вложила в нас до нашего рождения.

Раздраженный взгляд Мэтью показал, что он все это знает. Но было важно – и сейчас важнее, чем когда-либо, – это повторить. Снова и снова, если нужно. Сэм продолжал:

– Есть вопросы, которыми нам придется заняться вплотную, когда все это закончится. Ангелы были готовы принести во вселенную опасное предопределение, но ты когда-нибудь спрашивал себя зачем?

Мэтью склонил голову набок.

– И ты думаешь, что ты знаешь причину?

– Я не думаю, что знаю, – тихо ответил Сэм. – Я знаю.

Мэтью воззрился на него с ужасом и непониманием. Силы, произошедшие от генных изменений, не передавались последующим поколениям. И Сэму, и Тренчеру, и Вону их эмбриональные ДНК изменили в лаборатории, прежде чем имплантировать эмбрионы в матки трех верных прималисток, которых каждый из них научился называть матерью. Сэм спросил себя, намеренно ли Ангелы хотели не дать этим способностям передаваться по наследству. Кажется, он понимал почему.

– Волновой фронт взрыва достигнет этой системы через несколько часов, – напомнил Сэм. – Сейчас это все, что имеет значение. И когда твой отец откроет дверь того челнока, его будет ждать самый большой сюрприз в его жизни.

Ким

Ким смотрела, как падают запасы топлива, приближаясь к нулю. Они летели вслепую, поскольку при входе в атмосферу «Гоблин» потерял почти все внешние сенсоры и линии передачи данных. Элиас уже объяснил ей, что «Гоблин» летит по записанной в его память карте местности, составленной перед спуском и во время него.

У Ким руки чесались взять управление на себя, но у нее не было опыта полетов в атмосфере.

Дожидаясь конца, Ким смотрела, как топливо все убывает, уже так близко к нулю, что она удивилась, почему они все еще в воздухе?

– Мы вот-вот сядем, – напряженным голосом сообщил Элиас. – Осталось всего двести метров.

– Ты хоть представляешь, куда мы садимся?

– Нет. – Элиас выругался. – Но нам не хватит топлива, чтобы долететь до челнока, и это все, что я знаю.

«Да что ты говоришь? – мысленно проворчала Ким. – А я-то беспокоилась о том, как бы остаться в живых».

«Гоблин» опускался ниже, ниже. Потом он вздрогнул и опустился еще ниже.

– Все, топливо кончилось, – заметил Элиас.

Теперь «Гоблин» камнем падал вниз. Ким закричала, вдруг снова став невесомой.

Ей почудилось, что целый мир обрушился на нее, и сознание улетело, оставляя только черноту.

Роук

– Мастер Роук, мастер Роук!

Здесь было холодно, ужасно холодно. Роук повернулся. За открытым пологом шатра виднелись далеко на севере горы Тейва. В шатер вошел молодой стражник, и Роук положил свой письменный прибор.

– Мастер Роук, вам надобно выйти! Там пламя полыхает, высоко-высоко в небе!

Роук нахмурился. Потом он услышал какой-то шум, и его кольнул страх. Может, местные повстанцы решили напасть? Мастер быстро огляделся и успокоился, когда его взгляд упал на сундук, в котором хранились его доспехи.

Выйдя в тусклые сумерки, Роук взглянул на ленту звезд, недавно переименованную в Корону Зана. Ее прорезала полоса дыма. Роук огляделся по сторонам. В его экспедиции было триста воинов, плюс еще половина этого числа слуг, кузнецов и прочего бивачного народа.

Дымный след действительно был очень высоко, но зрение старого мастера, несмотря на возраст, оставалось ясным и острым. Он никогда не видел ничего подобного и даже ни о чем подобном не слышал.

Глаза Роука скользнули вдоль дымного следа. Он исчезал где-то далеко над морем, как если бы горящая стрела пролетела через горизонт далеко на запад, за ту границу, где Великое Северное море становится неизведанным океаном.

Противоположным концом стрела указывала на середину далеких гор Тейва. «На наш путь», – подумал Роук, глядя на членов своей экспедиции, собравшихся вокруг костров, разложенных в широких промежутках между шатрами.

Затем произошло второе чудо. Что-то новое пронеслось над лагерем, ревя, как вулкан западного Тисана с сонмом заточенных в нем сердитых богов. Волоча за собой дым и пламя, оно прошло всего в тысяче имперских мер над головой, направляясь к лесу у берегов Северных земель.

«Нас атакуют демоны», – подумал Роук. Огненный предмет пролетел мимо и упал в дальнем лесу, до которого было не больше полдня пути.

Ожидая, не случится ли еще что-нибудь, Роук заметил, что лагерь замолк. Даже буйная живая природа этой дикой северной местности притихла, словно сам мир и его боги затаили дыхание.

Люк

– Буря идет.

Люк поднял голову и увидел белые ватные облака, скатывающиеся с далекого пика. Он поправил капюшон термокостюма. Он и все его спутники были одеты в белое, сливались блестящим снежным пейзажем. Люк нервно осмотрел небо, ища челноки, любые признаки, что Вон уже напал на их след, предвидев заранее, что они будут делать.

Люк не сразу принял ересь Мэтью, но он был достаточно умен и знал, что семена бунта были посеяны, когда его шантажом заставили скрывать встречи Мэтью с Сэмом Роем. Поначалу это было очень тяжело: Мэтью узнал о романе Люка с Элизабет – девушкой, предназначенной для другого по сложной селекционной программе Вона. Теперь Люк был добровольным заговорщиком, но в последние дни он много раз просыпался среди ночи, громко стуча зубами: ему снились кошмары о том, что заговор раскрыт.

– Сколько у нас есть – минут десять – пятнадцать, пока она до нас доберется?

– Да, около того, – ответила Мишель.

Люк взглянул на девушку и увидел на ее лице тревогу. Он понимал, что она переживает: ее родители были глубоко верны Вону. И хотя Мишель не соглашалась с ними, доходя даже до предательства, Люк знал, что девушка нежно их любит. Но она была здесь, и они – как сказал Мэтью – делали то, что было правильно.

Они шагали втроем всю ночь, уходя в предгорья, лежащие далеко внизу под плато, где они провели почти всю свою жизнь. Они все хорошо знали эту территорию благодаря регулярным пешим обходам, когда занимались проверкой и ремонтом генераторов щита, рассыпанных по окрестным пикам. Кроме того, местность регулярно патрулировалась, чтобы никто из коренных каспериан не забредал слишком близко. На это можно будет сослаться, если спросят, что они тут делают.

Люк осмотрел небо над головой и ничего не увидел. Что-то пошло не по плану? Но все равно прошлая жизнь закончилась навсегда, домой им никогда не вернуться. Люк заставил себя думать о другом, вспоминать, как все должно произойти.

Траекторию полета для челнока с «Джагера» составили несколько прималистов, живущих не на Каспере, – из тех, кто все еще верит в изначальную божественность Вона. Очевидно, они поверили в это после того, как Вон явился им несколько раз. Мэтью, пользуясь своим сравнительно привилегированным положением в доме Вона, сумел дистанционно вставить в полетную программу челнока процедуру, которая заставит челнок перед встречей с Воном сперва сесть здесь. Этот обман займет самое большее несколько минут – с хитрым и сложным программированием нужной процедуры им помог Джейсон. Есть серьезный риск, что их обнаружат, и правильный расчет времени будет очень существенен.

Пусть Вон больше не доверяет своему сыну, но Люк, Мэтью и Джейсон разбирались в работе компьютерных систем лучше всех прочих.

Челнок с «Джагера» опустится на дно долины, где они ждут, и пробудет на земле 120 секунд. Это было рискованно, очень рискованно. Но как раз достаточно, чтобы подняться на борт, открыть камеру глубокого сна и вытащить на свободу Тренчера.

Люк посмотрел в небо, увидел в вышине вспышку, и его охватил восторг такой силы, что он даже сам удивился.

«Давай, Мэтью! – подумал Люк. – Улетай оттуда, сейчас же, пока он не пошел тебя искать». Если Вон еще не понял, что случилось, то скоро поймет, и к этому времени Мэтью нужно быть далеко.

Ким

Ким привиделось, что на нее навалилась огромная тяжесть.

Она очнулась, попробовала шевельнуться, и грудь пронзило острой болью. «Лучше навсегда остаться здесь, чем еще раз пережить такую посадку», – подумала Ким. Ей казалось, что тело у нее стало свинцовым или каменным – сила тяжести, близкая к земной, вдавливала в кресло. Жить в таких условиях можно, привыкнуть к ним – никогда.

Ким лежала в кресле пилота, пристегнутая. Ей казалось, что она лежит так уже целую вечность. «Гоблин» был неподвижен. Вокруг – тихо и темно.

«Но мы живы», – удивленно подумала Ким. Потом огляделась по сторонам и поняла, что ничего не видит. Неужели она ослепла? Похолодев до костей, женщина бешено завертела головой, пока что-то не блеснуло в темноте.

«Мы сели, но нет энергии».

Ким порадовалась, что Элиас не послушался ее и не направил корабль к воде. Как, черт возьми, они бы тогда спаслись? «Гоблин» камнем ушел бы на дно, и они все оказались бы в ловушке и медленно умерли бы от удушья.

В интерактивных играх ей всегда плохо давалась роль героини. Оказалось, что в реальной жизни эта роль тоже не очень ей удается. Элиас, даже при его склонности к пиратству, лучше подходит для ситуации такого рода. Эта мысль вызвала некоторую досаду.

Ким согнула руку. Ее снова прострелило болью, но на этот раз не так сильно. С трудом ворочая языком, Ким окликнула:

– Элиас? Ответа не было.

– Элиас? – «О боже, только бы не вышло так, что уцелела я одна. В одиночку мне не выжить».

Винсент?

Блин! Ким не могла понять, как это она чуть не забыла про Винсента.

Она знала, что расстегивать ремни надо осторожно: где бы ни приземлился «Гоблин», лежал он под углом. Ким и так уже наполовину свешивалась из своего кресла. Здоровой рукой она стащила с себя ремни.

И с криком вывалилась из кресла, скользя по задней переборке пилотской кабины. Тяжело дыша, с колотящимся в груди сердцем, Ким поводила рукой и коснулась края переходной камеры.

Через пару минут она смогла опустить голову и всмотреться через лаз туда, где была ее каюта. Там виднелся слабый дневной свет.

Ким снова оглядела пилотскую кабину – вокруг начали проступать неясные силуэты. Она осторожно подняла руку и пощупала макушку. В первый момент Ким забеспокоилась, что такая сильная боль указывает на повреждение шеи, но при сломанной шее она бы вообще ничего не почувствовала.

«Боль – это хорошо, – подумала Ким. – Значит, я еще жива». Элиас как будто исчез. «Исчез навсегда? » – спросила себя женщина.

Ее окатило волной отчаяния. Ким поняла, что выжить тут неделю – это будет невероятной удачей. Если никто не попытается ее сожрать, ей придется скрываться от каспериан. Но сейчас она не хотела об этом думать.

Ким снова заглянула в лаз. За переходной камерой по-прежнему виднелась ее каюта. По крайней мере, не вся эта конструкция разлетелась вдребезги.

Ким полезла туда, мыча от боли всякий раз, когда задевала левой рукой за стену. Постепенно ей удалось разглядеть, что одна стена треснула. Настоящий солнечный свет – прошли годы с тех пор, как Ким видела солнечный свет, – лился через огромную брешь в корпусе «Гоблина».

В трещине были видны растения, похожие на деревья. Снаружи доносились странные звуки. Животные? Птицы? Ким заметила за деревьями, высоко над головой, облака – и остановилась в нерешительности. До своего прилета на Землю она никогда не бывала под открытым небом, а долгие годы жизни в «Гоблине» помогли забыть, на что это похоже – находиться на поверхности планеты. Если бы не современная медицина, Ким едва могла бы здесь ползать, не говоря уже о том, чтобы ходить.

На шкафах в кладовой сломались запоры, содержимое шкафов вывалилось наружу. Где, черт их побери, Элиас и Винсент? Наверное, уже выбрались или… Нет, так думать нельзя.

Ким встала на колени и принялась шарить в обломках. Как у них с пищей? Им понадобится продовольственный запас – по крайней мере до тех пор, пока они не поймут, что безопасно есть из флоры и фауны планеты.

Но Ким почти наверняка знала способ это выяснить. Знания, нужные им для выживания, должны содержаться в оставшихся Книгах воспоминаний Сьюзен. Ким стала шарить по каюте, пока не отыскала их, и тогда громко, с облегчением вздохнула.

«Гоблин» казался совершенно разрушенным. Ким влезла на открытую дверь кладовой и потянулась к трещине в корпусе. Она увидела траву – или что-то вроде травы – и сощурилась, всматриваясь в нее. Она шевелится? Но ветра нет… и у Ким по коже побежали мурашки. Там, на севере, возле Цитадели, не было ничего живого. Как в Арктике. Здесь все было иначе.

А может быть, это все-таки ветер. Растущие рядом деревья напоминали клубки черных змей, собранных вместе и воткнутых в землю. У них были широкие, лопатообразные листья с толстыми жилками. Ким просунула голову в трещину, но под ногами что-то подалось. Она схватилась за кусок выгнутого металла, рассекая ладонь, как-то сумела перевалиться через край и с громким вскриком шлепнулась на землю.

Рука наливалась неистовой болью. Ким перекатилась к корням ближнего дерева и сквозь его ветки посмотрела на небо. Потом неуверенно встала, сперва неуклюже поднявшись на колени. «Гоблин» оставил в лесу широкую просеку, грузовой отсек откололся и разлетелся вдребезги. Центральный отсек сильно покоробился, но уцелел. Кабина каким-то чудом осталась почти невредима. Ким огляделась и заметила Мюррея. Он стоял на коленях на поляне справа от разбитого судна, солнце освещало его плечи и голову. Ким пошла к нему.

– Элиас?

Подойдя ближе, она увидела, что он стоит на коленях над лежащим навзничь Винсентом. Мюррей посмотрел на нее с испуганным видом и ничего не сказал.

– Элиас, что с Винсентом? Он выживет?

– Я этого не предвидел, – прошептал Мюррей, лицо его стало мертвенно-бледным.

– Ты этого – что?

Слева из леса донесся звук. Ким повернулась. Из-за деревьев на нее бросилось кошмарное существо с горящими глазами, с зубами, оскаленными в рычании. Что-то прилетело по воздуху прямо к ней, и второй раз за этот день Ким потеряла сознание.

Мэтью

Эти огромные пещеры начали рыть еще до рождения Мэтью.

Если встать у входа и посмотреть вверх, можно было увидеть высокий скальный потолок, напомнивший Мэтью фотографии кафедральных соборов. Эта пещера была лишь одной из целого ряда соединенных друг с другом камер, уходящих глубоко под горы. Пока Сэм Рой не открыл способ использовать технику Ангелов, найденную им в глубинах Цитадели, и создать щит, способный спрятать их от любых глаз, эта пещера служила для касперских прималистов укрытием.

Мэтью вспомнил, что Сэм рассказывал ему однажды о войне, случившейся среди ортодоксальных прималистов, когда те вдруг с ужасом обнаружили, что Сэм и два его брата, Вон и Тренчер, не до конца им подвластны. Вон и Сэм остались тогда верны основным прималистским эдиктам, но обвинили своих создателей в измене принципам религии. Сэм утверждал, что они уничтожили в кровавом путче половину прималистского руководства, а контролируемые прималистами корпорации с внеземными интересами заставили укомплектовать первый экипаж Касперской Станции прималистами, которые провозгласили свою верность Вону.

Оставшиеся в живых прималисты – идейные отцы создавшей их генетической программы – только обрадовались их отлету. И еще больше обрадовались, когда наступил Разрыв и отрезал их, казалось бы, навсегда.

Мэтью воспитали в вере, что его отец – Сын Божий, и теперь, повзрослев, он оценил иронию ситуации. Однако, что бы там ни высвободилось в генах Эрнста Вона, это свойство оказалось рецессивным. Сам Мэтью родился совершенно нормальным человеком, к разочарованию своего отца – а может быть, к облегчению.

Он прислушался к безмолвию пещеры. Как тихо. А когда-то здесь творилась история, происходили события, о которых ему лишь рассказывали в школе, а он был слишком юн, чтобы понять трудности тех ранних лет. Неподалеку, едва различимые в глубоком мраке пещеры, стояли временные сборные дома, в которых жили Первые Семьи, и транспортные челноки, по конструкции похожие на тот, что увез Тренчера с «Джагера».

План Вона был очевиден: когда придет гамма-излучение, снова уйти в пещеры. Но Мэтью не давали покоя давние слова Сэма, его дяди. Слова о том, что этот взрыв, возможно, не естественного происхождения.

Бывали времена, когда он сомневался в рассудке Сэма. Однако факт оставался фактом: когда Сэм объявлял, что что-то случится, это случалось. То, что произошло в то утро, стало для Мэтью первой реальной демонстрацией силы этого человека. Он тогда даже испугался – задумался, что должен испытывать человек, наделенный таким могуществом, и благодарил судьбу, что ему никогда не придется этого узнать.

Пещера, где держали несколько исправных челноков, находилась прямо впереди, и Мэтью быстро пошел через подземелья, жутко тихие, если не считать слабого эха его шагов. Внезапно он ощутил, как прямо за его плечом формируется сущность, и на краткий миг испугался, что это его отец. Холодный пот выступил у него на лбу – Мэтью готов был от ужаса потерять сознание. На этот раз Вон ни за что не оставит его в живых.

Но это был только Сэм в своей астральной проекции, и Мэтью едва не застонал от облегчения. Но фигура старика казалась искривленной, искаженной.

– Он знает, – промолвил Сэм. Его слова странно не совпадали с движением губ. – Улетай отсюда, Мэтью. Улетай немедленно.

– Уже лечу, – ответил Мэтью, пускаясь бегом. Ему уже видны были челноки – те самые, что в одну долгую ночь всего через несколько месяцев после начала Разрыва привезли сюда Вона и его спутников.

Мэтью бросился к кораблю, который давно готовил на этот случай. Нелегко было найти время и возможность регулярно прокрадываться сюда, но если Мэтью и унаследовал что-то от своего отца, то это его хитрость. Всего дюжина заговорщиков стояла между Воном и его планом, связанным с богами Каспера, но этого было достаточно. Все они были хорошо обучены каждый в своей профессии – из тех, что будут нужны в прекрасном новом мире Вона. И эти профессии они могли использовать против него. Пути назад теперь не было.

Мэтью забрался в челнок и еще минуту ждал, когда заработают двигатели, прежде чем челнок покачнулся и оторвался от пола пещеры. Мэтью повел его к выходу, к солнечному свету, и взлетел в ясное небо.

Элиас

Элиас немного удивился, поняв, что он все еще жив.

Существа – каспериане, так их следует называть? – во множестве высыпали из леса и столпились над распростертым телом Ким. Сначала Элиас подумал, что женщина мертва. Потом они бросились на него и туго связали чем-то похожим на бледно-голубой тростник. Элиаса прижимали к земле, и он постарался как можно шире расправить грудную клетку.

Перед самым нападением он поднял глаза от тела Винсента и заметил этих существ, наблюдающих за ним из леса. Странные глаза, которые казались любопытно пустыми, длинные волчьи морды и ноги, сгибающиеся не в ту сторону.

Несмотря на всю их чуждость, в руках они, несомненно, держали оружие. У одного за плечом висело ружье, до невозможности похожее на старинное кремневое. Одеты они были во что-то тяжелое, темно-коричневое с черным, и были на фоне земли и деревьев почти невидимы.

Элиас тогда повернулся, увидел пробирающуюся к нему Ким и попытался ей что-то сказать, но язык не слушался от потрясения, вызванного посадкой. В этот момент одно из этих существ бросилось к ним из леса, крутя над головой что-то вроде груза на веревке. Вырвавшись из руки этой твари, груз ударил Ким в затылок, и женщина рухнула как подкошенная.

Потом их всех троих уволокли с поляны и бросили в фургон. Сейчас их везли куда-то, колеса фургона прыгали и кренились на ухабах. Элиас заерзал, пытаясь сдвинуть тростниковые веревки, стягивающие руки и плечи. Это оказалось гораздо труднее, чем он ожидал, но, втягивая в себя воздух и извиваясь всем туловищем, Элиас сумел передвинуть их выше к плечам. На все ушло несколько минут.

Верх фургона был сколочен из грубых досок. Между досками зияли приличные щели, и по дну фургона и связанным людям ползли полосы света и тени. Запряженные в фургон громадные животные с широкими косолапыми ногами напомнили Элиасу бегемотов. Фургон сопровождало штук сорок каспериан. Большинство пешие, но некоторые ехали верхом, сидя по трое или четверо на спинах животных, везущих фургон.

Элиас встал на колени и потрогал голову Ким. Он уже попытался помочь Винсенту, но не был уверен, что получилось – каспериане слишком рано ему помешали. Даже в этом тусклом свете Элиас разглядел, как сильно она избита. Но Ким пошевелилась от его прикосновения, один глаз заморгал и открылся.

– Ким?

Она отозвалась стоном боли. Элиас помог женщине сесть, прислонил ее к стенке фургона. Его крыша была такой низкой, что Элиас не мог встать. Даже сидеть на корточках ему удавалось с трудом, а фургон все трясся и скрипел, катя по неровной дороге.

– Ким, очнись!

Глаза женщины снова открылись, но взгляд был мутным. Она фыркнула, слабо оттолкнула Элиаса, потом наклонилась вперед, и ее стошнило в угол фургона. Элиас поддерживал ее под руку, пока рвота не кончилась.

– Как меня зовут? – спросил он, когда Ким сумела выпрямиться.

– Что, забыл? – Он чувствовал, что женщина дрожит, и надеялся, что у нее не начался шок. – Тебя зовут Элиас.

– Мне просто нужно было проверить. Ты уже дважды теряла сознание от ударов по голове. Это могло вызвать серьезное повреждение мозга.

Ким внезапно содрогнулась.

– Та зверюга, что бросилась на меня…

– Это был касперианин.

– Боже, я видела снимки, но… – Женщина покачала головой.

– Да, я знаю. – Элиас помог ей выпутаться из веревок. Освободившись, Ким безуспешно попыталась найти более удобное положение внутри фургона.

– А Винсент? – спросила она. – Он?..

– Жив, – ответил Элиас. – Я пытался ему помочь, но ему нужна медицинская помощь посерьезнее, которую здесь вряд ли найдешь.

После этих слов Ким притихла.

– Послушай, – заговорил Элиас, – мы по-прежнему далеко от тех гор, куда направлялся челнок. Возможно, в сотнях километров? Я знаю, мы это раньше не обсуждали, но сейчас ты должна решить, что будешь делать. Винсенту потребуется время, чтобы прийти в себя, значит, до тех пор тебе придется решать и за него. Кажется, ты сказала, что в этой Цитадели можно будет отсидеться? Ужас отразился на лице Ким.

– Только в самом крайнем случае. Цитадель… это странное место. Я давно там была, проводила исследования и поиск артефактов. И кончилось все печально.

– Но как вариант она остается?

– Да, но… – Ким содрогнулась, – там опасно. – Чем?

– Трудно объяснить. Давай не будем беспокоиться об этом, пока не попадем туда. Если попадем.

Она наклонилась над Винсентом, слушая его дыхание.

– Я не врач, – проговорила Ким, – и не могу сказать, лучше ему становится или хуже. Я думаю, нам нужно найти какой-то способ общения с ними. Может, каспериане сумеют помочь нам с Винсентом.

– Эти существа не желают нам помогать. Поговори с ними, если хочешь, но я уже сказал тебе, куда я иду.

– Слушай, может, у тебя и есть шанс сбежать, – вспылила Ким, – но у Винсента нет. Я лучше останусь здесь, с ним. – Она испустила долгий тихий вздох. – Жаль, у меня нет аптечки с «Гоблина». – Ее глаза расширились. – Но у нас же есть смартшиты? – Радость осветила ее лицо. – Элиас, мы могли бы послать сигнал бедствия!

Он мрачно улыбнулся и показал тот смартшит, которым пользовался всего несколько дней назад, когда пробирался по «Джагеру».

– Я уже попытался. Базы данных местной Сети находятся на Станции. Нет Станции – нет Сети, во всяком случае, пока. Может пройти не один день, прежде чем вся эта штука снова включится.

Глаза Ким потухли.

– Все равно надо продолжать попытки. Это единственный выход.

– Да, надо, – согласился Элиас.

Он подвинулся ближе к согнутой фигуре Винсента. Что-то было не так. Растопырив пальцы одной руки, Элиас положил их на шею ученого. Ким с тревогой на лице подползла к нему.

– Что ты делаешь?

– Он угасает, – ответил Элиас. Он закрыл глаза, пытаясь увидеть то, что увидеть нельзя… но не было другого слова, чтобы это передать. Словно что-то, маячащее на краю памяти, словно намек на образ или мысль, вечно ускользающий от его умственного взора.

Винсент быстро угасал. Элиас точно не знал, что послужило причиной травмы: скорее всего долгое и мучительное падение через пилотскую кабину, когда они, ускоряясь, неслись к поверхности Каспера. Теперь судьба решила, что Винсент умрет из-за отсутствия медицинской помощи. Элиас мог бы что-то сделать для него, но результаты не гарантировались. Если бежать всем троим, то Винсента придется нести с собой, и это почти наверняка ухудшит его состояние, а скорее всего убьет.

С другой стороны… что, если он пойдет один? Он быстро взглянул на Ким, потом снова на Винсента. Это означало бы бросить их.

Но он дал обещание Тренчеру. Тренчеру, который всегда мог заглянуть гораздо дальше в будущее и увидеть гораздо больше, чем Элиас. Для Элиаса будущее обычно было только намеком, промельком чего-то, что иногда не открывало своего смысла или значения, пока оно действительно не случалось. Но если Тренчер говорил правду, то для него будущее являлось открытой книгой, небогатой на сюрпризы. Старик ясно дал понять Элиасу, что этот талант – сущее проклятие, а не благословение.

Но бросить Ким и Винсента?

Элиас отчаянно старался понять, что следует делать. Эти двое были посторонними, невинными жертвами в войне Тренчера и Элиаса с Воном.

Он прижимал руки к лицу и шее Винсента, пока кожу не защипало. Элиас закрыл глаза, представляя себе, что там, в темноте, что-то есть.

Что-то подалось, и тихий стон слетел с губ Винсента.

«Тренчер однажды сказал, что люди вроде нас с ним на самом деле уже не люди», – подумал Элиас. Иногда он спрашивал себя, сколько еще других разбросано по всем мирам, кого шантажом или уговорами, подкупом, избиениями или приказом заставили согласиться на генную терапию и кто вышел из нее с новыми возможностями, но уже не совсем человеком.

Люк

Погода стремительно портилась, видимость упала до нескольких метров. Давно уже было слышно далекое гудение двигателей челнока с «Джагера», но сам челнок все не показывался. Вдруг судно внезапно появилось прямо над ним, быстро снижаясь, и Люк выругался. Друзья бросились врассыпную, а челнок, поднимая облако перегретого пара, сел на древний лед. Ледяная крупа забарабанила по головам и спинам заговорщиков, бросившихся к челноку.

– Повезло нам со снежной бурей! – крикнула Мишель, вводя код для входа в челнок. – Если она вызвала помехи на радаре, то они могли вообще ничего не заметить. – Девушка говорила быстро, почти спотыкаясь о свои собственные слова. Люк мог понять, почему она нервничает.

Нет, не нервничает, она в ужасе. Люк спросил себя, справится ли Мишель с напряжением? В конце концов, они сильно рискуют. Сожаление о его собственной семье начало охватывать Люка, но Люк отбросил его, думая: «Мы поступаем правильно, мы должны это сделать». Если повезет, все остальные тоже это поймут… когда с Воном будет покончено.

Как только дверь шлюза открылась, Люк первым прыгнул внутрь и обернулся, глядя поверх голов своих товарищей. Что, если Мэтью не успел улететь? Что, если Вон остановил его? Что, если кто-то обнаружил, что они перепрограммировали траекторию полета? Люк тревожно прислушался, не слышно ли челнока Мэтью, но вой ветра в открытом шлюзе забивал все прочие звуки.

– Пошевеливайся! – крикнул сзади Джейсон. – У нас всего пара минут.

Люк толкнул внутреннюю дверь, и его спутники вскочили в шлюз вслед за ним. Челнок оказался меньше, намного меньше кораблей, доставивших их семьи на Каспер. Было ясно, что с него сняли и системы жизнеобеспечения, и многое другое. Люк подумал о том огромном звездолете, с которого прилетел челнок, и о людях, ходивших по его гулким коридорам.

Там было больше людей, чем он мог сосчитать или даже представить себе. Людей из мира за снежной пустыней, за огромной вращающейся Станцией – воротами ко всей вселенной. Этот мир был где-то там, реальный, но чертовски недосягаемый. И это было несправедливо. Они имеют право сами выбирать свою судьбу, а не жить так, как решил за них кто-то другой.

Они побежали дальше, к кладовой, и – вот она. Камера глубокого сна, и внутри нее человек из другого мира.

– Мишель, у тебя код доступа, – напомнил Люк. Девушка кивнула и подошла к камере. Джейсон взглянул на свой хронометр.

– Мы не укладываемся во время, – предупредил он. – Эта штука взлетит раньше, чем мы успеем его вытащить.

– Заткнись! – рявкнул на него Люк.

В этот момент на боку камеры мигнул огонек, и слабый щелчок сообщил, что запор открыт. Джейсон и Мишель вместе торопливо подняли крышку. Тренчер лежал внутри, едва видимый под проводами и трубками. Из камеры шел сильный запах антисептика. «Какая гнусность, – подумал Люк, – столько лет держать человека в таком состоянии».

Хотя Тренчер был стар, Люк сразу заметил его сходство с Воном – сходство, которое сильно его нервировало. Люк быстро шагнул к камере и помог извлечь тело.

– Черт, уходим отсюда, скорее, – заторопил он друзей.

Двигатели челнока уже завыли, пол вибрировал под ногами. Если они не поспешат, судно взлетит вместе с ними и Тренчером. Голое тело старика было скользким от химических препаратов, и потребовались усилия всех троих, чтобы вытащить его из челнока на лед. Тонкий вой двигателей усилился до рева, и едва Мишель выпрыгнула из шлюза, корабль начал подниматься. Джейсон схватил девушку за руку, чтобы она не упала, и они побежали, бесцеремонно волоча тело Тренчера по льду, а из-под брюха челнока снова вырывался перегретый пар. Судно на глазах людей взмыло в небо, дверь шлюза автоматически закрылась, и челнок, набирая высоту, вернулся к первоначальной траектории полета.

– Не забудьте, – напомнил Люк, – теперь мы храним строгое радиомолчание. Если дома кто-нибудь попытается связаться с нами и мы ответим, наши координаты вычислят. Это понятно?

Остальные кивнули. Надо одеть старика, не то он замерзнет до смерти за считанные секунды, подумал Люк, потом вспомнил: все они – и Сэм, и его братья – продукты генной инженерии. Они уже не люди, а что-то другое. Они не умирают.

Тренчер все еще был без сознания – яростный град хлестал по голому телу. Люк и Мишель приподняли его, а Джейсон бросил свой рюкзак на снег и достал спальный мешок и термопростыни. Пусть старик неуязвим, но зачем подвергать его лишним мучениям? Потом они стали ждать.

«Ну, давай же, давай», – подумал Люк. Текли минуты, долгие, напряженные, но ни у кого из друзей не было ни желания, ни сил что-нибудь говорить. Мэтью уже должен был прилететь. А в долине по-прежнему свистел ледяной ветер.

«Его нет». Люка начала захлестывать паника. Он постарался не выдать своего облегчения, когда через несколько минут еще один челнок упал с неба и сел в сотне метров от них. Невозможно было увидеть, кто им управляет, но это мог быть только Мэтью. Это должен быть Мэтью.

Они потащили вялое тело Тренчера к ждущему судну. Тем временем шлюз открылся, и Мэтью выпрыгнул на лед.

Внеся Тренчера внутрь, они положили старика на диагностическую кушетку, и вчетвером смотрели, как медицинский блок челнока взялся за дело. У него кожа как лед, подумал Люк, а ведь они пробыли на морозе всего две минуты. Обычный человек, лишенный защиты в такой среде, за это время погиб бы. Но грудь Тренчера уже поднималась и опускалась с большей регулярностью, веки начали подергиваться, губы зашевелились. Люк взглянул на своих друзей, чтобы увидеть выражение их лиц.

«Вот так-то, – подумал он. – Судя по их виду, они не меньше меня испугались».

ГЛАВА 16

Ким

Такого Ким никогда еще не видела. Она знала, что Винсент умер. Но то, что сделал Элиас для его оживления, не имело ничего общего с известной в галактике медициной. Это действо наполнило Ким странным, почти сверхъестественным страхом. Винсент действительно умер, умер на руках у Элиаса, предсмертный хрип вырвался из его горла, жизнь покинула его навсегда. Его лицо разгладилось, превращаясь в маску.

А потом он вернулся.

Ким была рационалисткой. Все должно иметь разумное объяснение. В крошечной Хелласской колонии, где она родилась, нередко случались разрывы и обрушения туннелей. Ким по собственному неприятному опыту знала, как выглядит труп. Когда видишь подобную трагедию, труп перестает быть тайной.

Возможно, существовали методы для оживления мертвых через секунды или даже минуты после видимой кончины, но Ким не верила, что эти методы могут обладать такой… галлюциногенностью. Что они способны вызывать то глубокое чувство страха, какое охватило ее, чувство почти инстинктивного ужаса из-за присутствия чего-то. Ким почти поверила, что видела силуэт, мерцающий в воздухе. У нее возникло жуткое ощущение, что она стоит на краю чего-то огромного, глубокого и непознаваемого, что можно было бы увидеть, если хорошенько прищуриться.

Веки Винсента затрепетали, показывая белки глаз. Его грудь снова задвигалась, неровно, в первый раз за много минут. К этому времени колонна, в которой ехал их фургон, давно миновала лесную опушку. Теперь они катили по широкой травянистой равнине.

Элиас посмотрел на Ким, пожал плечами.

– Ему становится лучше.

Женщина не смогла сдержать дрожь в голосе:

– Я знаю, когда человек мертв. Винсент был мертв.

– Значит, недостаточно мертв, – ответил Элиас с чуть заметной усмешкой. – Я же сказал тебе, что надо мной экспериментировали.

Ким сглотнула.

– А больше ты ничего не хочешь мне сообщить? Про общение с дьяволом, например?

– Ну, можно и так сказать.

Даже в полосатой темноте фургона Элиас почувствовал, что выражение ее лица стало ледяным.

Сэм Рой

– Это твоих рук дело?

Плеть рассекла спину Сэма, нанося свежие раны. Красная человеческая кровь заблестела под солнцем Каспера. Ледяной ветер дул с горных вершин, обжигая кровоточащие края новых ран.

– Я знал, что это случится, – выдавил Сэм. – А ты не знал? Он замычал, сжимая губы, когда снова опустилась боль.

Его пальцы царапали камень, и снег, и землю, сухожилия под ободранной кожей выпирали как стальные струны, почти лишенные плоти.

Тяжело дыша, Вон на минуту остановил наказание.

– Не думай, что мне не известны твои замыслы! – прорычал он. – Ты хочешь все погубить. Но цель, стоящая перед нами, – это цель самого Бога. – Вдруг интонация у него сменилась, стала почти умоляющей. – Сэм, зачем ты восстал против меня?

Сэм Рой что-то пробормотал, что само по себе было странно, ибо вот уже много десятилетий он ничего не отвечал Вону, чтобы не доставлять ему удовольствия. Сэм слышал, как Вон ходит где-то у него за спиной по краю утеса.

Вон снова приблизился.

– Еще не поздно. Скоро мир будет наш: свежий и чистый от грехов старого. Мир Бога. Я могу простить тебя, Сэм. Когда-то ты был моей правой рукой. Ты был моим братом.

Сэм как-то нашел в себе силы повернуться и затуманенным взором посмотреть на Вона, чья плеть в опущенной руке касалась разбитой земли.

– Все кончено, Эрнст. Ты не способен видеть то, что вижу я. Ты прав: нам следует работать вместе. Но… но не ради уничтожения целого мира. Это не план Бога, Вон. И это никогда не было моим планом. Речь идет о гораздо более важных вещах, Эрнст, поверь мне.

И Сэм едва не рассказал ему. Было так трудно не поделиться тем, что он знал и о чем лишь немногие могли бы догадаться. Все эти годы Сэм спрашивал себя, существует ли способ увеличить ту силу, что уже находилась в нем, и все это время этот способ был прямо здесь.

Боль.

Теперь Сэм Рой стал экспертом по боли, больше двух столетий не зная ничего другого. Если не считать погружения в ядро звезды, то мало что могло бы его убить. Вон, разумеется, это знал и использовал, чтобы бесконечно продлевать страдания Сэма. Боль сама по себе была источником силы, и когда Вон пришел наказать Сэма за то, что ему суждено было сделать, сама эта боль подняла Сэма на новые уровни способности предвидения. Когда его рассеченная плоть истекала кровью на морозе, ясность его видений возросла, и вместе с ней пришло понимание. Понимание, из которого Эрнст Вон, с его сравнительно ограниченным даром, всегда мог выхватывать лишь фрагменты.

Но того немногого, что знал Вон, по-прежнему хватало, чтобы он рвался убить целый мир.

– Я скажу тебе кое-что, чего ты не знаешь, – начал Сэм, осторожно поворачивая голову, чтобы посмотреть на Вона. – Ты хочешь это услышать?

Вон ничего не ответил. Он просто стоял, пристально глядя на Сэма.

– Говори, – проронил он наконец. Сэм заговорил с растущей уверенностью:

– Тебе не победить – и хочешь знать почему? Ты слышал такую расхожую фразу: каждый сам создает свое будущее? Только это мы всегда и делали, Эрнст. Будущее не становится реальным, пока мы не увидим его там, в будущем. Для нас – здесь, в настоящем – оно в тот момент превращается в прошлое, сразу становясь неизбежным, неизменяемым.

Вон нахмурился.

– Чушь. Это оскорбление божественного плана. Не мы создаем будущее, Бог создает. Ты много о себе мнишь, Сэм.

Но Сэм знал, что это правда, и готов был поклясться, что видит страх в глазах брата.

– Но суть в том, что это зависит от того, как хорошо ты можешь видеть, не так ли? А мы с Тренчером всегда могли видеть гораздо дальше, чем ты.

– Старая песня, Сэм. Ты ошибаешься, я все это уже слышал. Ты начинаешь повторяться. – Взгляд Вона был пустым, но убийственным.

– Когда я вижу будущее, я вижу гораздо больше – и в больших подробностях, чем ты когда-нибудь мог увидеть. Мы оба это знаем, как бы ты это ни отрицал. Я провел годы, изучая Цитадель, и она открыла мне свои секреты. Спасение всего этого мира находится там. Я предвижу каждую секунду того, что произойдет здесь в следующие несколько дней, все расписано, подобно шахматным ходам в учебнике. И чем яснее я вижу, тем реальнее становится то будущее, а твоя выдуманная победа так и останется плодом твоего поганого воображения.

Сжимая кулаки, Вон пошел к нему с рычанием, готовый дальше его истязать. Сэм быстро добавил:

– Все, что происходит здесь, происходит в основном потому, что я все это вижу. Но, думаю, мы оба знаем, кто видит больше нас обоих. – Вон зашел за огромный валун на краю утеса, к которому был прикован Сэм. Сэм продолжал говорить: – Тренчер всегда мог видеть гораздо яснее и дальше, чем ты, Вон. И я, конечно, тоже. Я знаю, что случится. Я знаю, где все для тебя пойдет прахом, но ты не узнаешь этого до самого конца.

Сэм и его камень находились возле тропинки. Сэм успел немного поесть до прихода брата. Он знал, что будет дальше, знал с тех самых пор, как Вон приковал его здесь. Сэм знал каждое слово, которое будет сказано, каждый шаг, который будет сделан, поэтому он исполнял свою роль как хороший актер – а может быть, у него просто не было выбора.

Но выход есть. Если бы только Сэм мог ухватить его, он мог бы бросить вызов вечности и несомненности своего предвидения. Этим выходом была тайна Ангелов – кто они и куда ушли.

– Теперь слишком поздно, Эрнст. Тебе следовало бросить меня в сердце звезды, пока у тебя был такой шанс. Возможно, это изменило бы ход событий, если бы ты сделал это достаточно рано – но не теперь. Не теперь.

Вон налег на камень Сэма, шевельнул валун. Сэм видел, каких усилий это требует от Вона, не имеющего его веков практики. Форма и поверхность этого камня были теперь для Сэма знакомы до мелочей, как кожа любовницы.

Сэма потащило вперед. Его истерзанное болью тело волочилось по земле, когда Вон покатил камень к краю утеса. Наручники вокруг исхудавших, костлявых запястий Сэма туго натянулись.

– Конечно, боишься ты вовсе не меня. Ты думал, что если привезешь его сюда, где он будет у тебя на виду, то сможешь сдерживать его, не дашь ему вмешаться. Грубая ошибка, Эрнст, честное слово. – Сэм царапал пальцами землю, когда огромный валун медленно катился все ближе и ближе к краю утеса. Падение будет долгим. Но Сэм не сопротивлялся этому, потому что это должно было случиться, случиться так же несомненно, как солнце заходит вечером и снова восходит утром.

Сэм предупредил Мэтью, сколько времени будет у него и у остальных, рассчитал его до последней секунды. «Тренчер – вот кто видит все, – подумал Сэм. – Вот для кого реальность смыкается вокруг любого пути, выбранного им в тумане квантовых вероятностей, где заключены все варианты нашего будущего. Вот чье око воистину подобно оку Бога. Невольный мессия. Кто всегда знал, что будет здесь, в это время, в этом месте, несмотря на всю свою изначальную божественность – несмотря на всю нашу изначальную божественность, – подумал Сэм, когда огромный каменный шар закачался на краю утеса, над заснеженными пустынями далеко внизу, – и кто так же пойман капканом своей судьбы, как любой из нас. Это знание всегда было нашим проклятием».

Огромный камень перевалился через край тропинки, вьющейся по склону утеса к далекому-далекому подножию. Он поволок за собой Сэма Роя, и когда кости Сэма вдребезги разбились и тело его разорвалось, Сэм закричал, но не столько от боли, сколько потому, что он всегда знал, что закричит, когда этот момент настанет.

Несколько часов назад Вон наблюдал за посадкой челнока с «Джагера». Пролетев низко над Южным хребтом Тейва, челнок опустился на прочное ледяное поле меньше чем в миле от поселения Нью-Ковентри. Поднятое им облако перегретого пара за одно мгновение сожгло тысячелетиями существовавшую вечную мерзлоту. Вон стоял на своем излюбленном месте – где любил стоять по утрам – и смотрел, пока мощный рев двигателей челнока не стих до громкого гудения.

Даже в этот век технологий казалось чудом, что можно дотянуться через полгалактики и привести в движение последовательность событий, которые доставят тебе кого-то без всяких хлопот.

Посмотреть на это явился весь город.

Чтобы челнок нашел сюда дорогу, пришлось отключить экран. Отключение длилось всего несколько минут, поэтому риск был приемлем. Военные власти на Касперской Станции Ангелов до сих пор пребывали в большом беспорядке, не зная ни цели, ни природы того, что на них напало. Хотя, конечно, имелись и неожиданные результаты.

В воздухе витало возбуждение – Вон ощущал его во всех своих людях. Приближался Конец Света, который освободит человечество от оков прошлого. Молодые люди, наследники мира, который станет их Эдемом и где они начнут все заново под взглядом Бога, вышли на ледяное поле. Одетые в форму ополченцев Ковентри, все они были горячо преданы делу прималистов. У них были с собой приборы, чтобы обезвредить любые наноциты, пережившие спуск в гравитационный колодец.

Было что-то торжественное в том, как они двинулись к челноку, потому что их научили понимать природу Врага. Их научили, что Тренчер – единственный, кому по силам расстроить план Бога. В частности, их учили и тому, что Сэм Рой помог Врагу и должен нести наказание за этот грех вечно… или пока не раскается и не встанет в грядущем мире в их ряды.

Перед приходом огня они отступят в глубокие пещеры под горами Тейва, а потом снова выйдут в уже обновленный мир. Для будущих поколений будут построены новые города, а космический огонь понесется дальше по галактике, уничтожая на своем пути всю низменную, нечестивую жизнь. Каспериане станут просто детской сказкой, чем-то полузабытым, недостойным, и Бог улыбнется праведным и благословит их всех. Они делают хорошее, святое дело.

Как только люк с шипением открылся, Вон направился к челноку. Но первыми на борт поднялись ополченцы.

Вон тотчас почувствовал что-то неладное.

Подбежав к кораблю, он уставился в темное пространство за шлюзом. Вон не мог подобрать слов, чтобы описать возникшее у него ощущение: холодное, гнетущее чувство потери и провала.

Прежде чем войти в челнок, он оглянулся и увидел море из сотен встревоженных лиц.

Вон снова подумал о прималистах там, на Земле, и о том, как они давным-давно попытались его выбраковать. И все они теперь гниют в своих кишащих червями могилах, спящие сном абсолютной смерти. Немногие поверили, что они могут обрести спасение, помогая Бону, и его чудесное явление перед теми немногими на родной планете обеспечило их верность. Вон не мог смириться с мыслью, что кто-то из них теперь предал его.

Челнок зазвенел от гулких шагов. Затем Вон увидел своих людей: они стояли втроем вокруг единственной камеры глубокого сна. Открытой и пустой.

Вон остановился, сжимая и разжимая кулаки. Он мысленно потянулся в пространство, отчаянно ища Тренчера, но ничего не вышло. Астральное перемещение было… трудным, временами непредсказуемым, особенно если Вон не мог мысленно представить нужное ему место. Сэм, будь он проклят, – вот кто обладал настоящим талантом к таким перемещениям. Это казалось несправедливым: Бог так много дал ему, а он так мало способен это использовать… Тихий стон слетел с губ Вона, когда он понял, что невозможное случилось.

Тренчер был на борту.

А теперь он исчез, исчез бесследно.

ГЛАВА 17

Элиас

Это обрушилось на Элиаса со всей силы, как буря или ураган. – Элиас, что с тобой?

– Это Тренчер. – Ощущение будущего хлынуло в его ум, но это был вихрь противоречивых образов. Элиас увидел одного из инопланетян, взвешивающего в своих лапах какого-то идола, кратко мелькнул образ Вона где-то высоко в горах, затем Элиас увидел… конец, пустоту; ту же самую, что он видел раньше, но на этот раз другую.

– Тренчер жив, – сказал Элиас. – Мне нужно его найти. Фургон тем временем остановился, и Элиас всмотрелся в щель между планками. Их привезли к какому-то большому лагерю. Или это один из касперианских городов? Но Элиас не заметил ничего похожего на солидные здания: все, на что падал его взгляд, имело временный вид.

Урсу

Он нашел укромное место и прятался там несколько дней, дожидаясь корабля, который отвезет его дальше на север. Урсу решил отправиться вверх по течению по великой реке, разливающейся почти так же широко, как южные моря. Он уже выяснил, что это один из самых лучших маршрутов на север: он означал, что Урсу, сойдя на берег, сможет сразу пойти на восток, избегая многих горных пиков, преграждающих ему путь по суше. Худшая часть путешествия, надеялся юноша, осталась позади.

Жители деревни мало чем отличались от кочевников, захвативших Урсу вскоре после бегства из Нубалы. Но, к счастью, у них был куда более мирный нрав.

Юноша думал, что так далеко на севере войска Зана его не достанут, но солдаты императора добрались даже до этой сумеречной земли. Сейчас-то Урсу понимал, зачем им так нужен Шекумпех – предмет, который он когда-то считал богом.

Урсу удивило, что местные словно не замечают военных, вторгающихся в их повседневную жизнь. Но со временем он понял, что в других отношениях их жизнь совсем не изменилась и останется такой и потом, когда он и солдаты уйдут. Подобно кочевникам, странствующим по льдам, эти люди не имели бога, ревниво охраняемого за городскими стенами.

Урсу нанялся на день к рыбакам, ловящим рыбу на реке, и заработал достаточно еды, чтобы усмирить голод на одну ночь. Он проснулся в темноте и услышал обращающегося к нему Шей.

Урсу не радовали знания, которые ему регулярно давались. Теперь он понимал, что это не Шекумпех говорил с ним тогда, в том подвале под Домом Шекумпеха, а этот уродливый Шей, говорящий через Шекумпеха. Каким-то образом бог усиливал мысли этого существа.

И задачей Урсу было отнести Шекумпеха обратно туда, откуда его забрали много-много веков назад, в глубокую пещеру внутри города Бола.

Когда Урсу поднимется вверх по реке, сказал ему Шей, ему надо будет пойти вдоль берега на запад, и там он найдет дорогу, которая приведет его к Болу.

Ким

Она наблюдала за Элиасом, скорчившимся в углу фургона, а тот смотрел в щель между досками, и в его глазах отражался звездный свет.

– Пожалуй, надо попытаться сбежать, – предложила Ким после долгого молчания. Винсент дышал теперь гораздо ровнее, но в сознание еще не пришел.

– Я наблюдал за ними, – тихо ответил Элиас. – Нас все время стерегут по крайней мере трое туземцев. Они вооружены.

– Тогда надо выяснить, что они собираются с нами делать, – заметила Ким. – Мы больше двенадцати часов ничего не ели. Если и дальше так пойдет, мы умрем с голоду. – Она показала ему свой драгоценный пузырек. – Это Книги воспоминаний.

– Но тебе нужен биоимплантат Наблюдателя, чтобы использовать те штуки? – Понимание вспыхнуло в глазах Элиаса. – Стало быть, – он заколебался, – ты Наблюдатель?

– Я поставила биоимплантат нелегально. Не спрашивай зачем. У меня были свои причины.

Элиас неуверенно покосился на пузырёк. Ким ясно было, о чем он думает: Книги выглядели не слишком внушительно.

– Здесь воспоминания человека, с которым я была очень близка. И так случилось, что он был экспертом по этому миру.

Элиас посмотрел на нее, удивленный, и в первый раз за долгое время Ким ощутила свое превосходство.

– Значит, ты говоришь, – осторожно уточнил Элиас, – что все, что нам нужно знать о выживании на Каспере, будет в этих штуках?

– Может, не все, но что-то там наверняка есть. – Видя скептицизм на его лице, Ким добавила: – Скажем так: если то, что нам нужно сейчас знать, случайно содержится в этих Книгах, то скоро мне понадобится это найти.

– Так ты собиралась сделать это прямо сейчас?

– Не знаю, стоит ли это делать, пока мы все еще здесь. Это может быть слишком опасно. Нужно выбрать правильное время, чтобы меня ничто не отвлекало. Иначе мне не удастся использовать их в полной мере.

Снаружи что-то происходило. Быстрый взгляд в щель подтвердил, что приближается не меньше дюжины туземцев, некоторые с горящими факелами. Ким похолодела. Уж не хотят ли они сжечь их троих живьем прямо в фургоне?

Но повозка затряслась, и один ее борт опустился.

Ким и Элиас медленно встали, глядя сверху вниз на группу тяжело вооруженных каспериан. Уши чужаков слегка подрагивали на покрытых мехом головах.

Фургон был запряжен тройкой чудовищных существ с широкими пастями и зубами, похожими на плиты. Их головы покачивались взад и вперед в ночном воздухе.

Несколько неловких минут люди и каспериане оценивали друг друга, затем поднялась суматоха, и появилась еще одна группа. Грубые лапы с острыми когтями стащили пленников на землю. Ким с тревогой смотрела, как несколько каспериан обнюхали и потыкали лежащего ничком Винсента, но к ее облегчению решили оставить его в фургоне. Ким заметила яркий блеск в глазах Элиаса.

Одежда вновь прибывшей группы каспериан казалась более яркой и богато расшитой узорами, и в ушах у некоторых были вставлены драгоценности.

Элиас взглянул на Ким.

– Не думаю, что ты говоришь на этом языке?

Ким вытаращилась на него, не сразу сообразив, что это была шутка.

– Мы не смогли бы говорить на их языке, даже если бы попытались. У нас по-разному устроен голосовой аппарат.

Касперианин с кольцами в ушах подошел ближе, издавая ряд звуков, похожих на быстрое щелканье и многотональный лай.

– Он пытается нам что-то сказать, – прошептала Ким. – И ждет, что мы ответим.

Элиас и Ким уставились друг на друга, затем Элиас повернулся обратно к инопланетянину.

– Привет, – сказал он на пробу.

Результатом стали лишь новые щелкающие звуки со всех сторон. Касперианский вожак сокрушенно покачал головой – совсем по-человечески. Столь знакомая реакция только подчеркнула полную нелепость ситуации.

Лапы с длинными черными когтями снова потащили их вперед.

Затем, грубо подталкивая, их провели между шатрами к открытому пространству. Вокруг него стояли шатры, украшенные странными узорами. В памяти Ким что-то щелкнуло, какое-то смутное воспоминание, которое даже не было ее воспоминанием, но касалось структуры власти на этой планете. Она подумала о пузырьке Книг в своем кармане и засунула туда руку, чтобы коснуться их для ободрения.

На открытой площадке лежала груда металлолома, который при осмотре оказался внутренностями «Гоблина». Касперианин с драгоценностями в ушах показал сначала на обломки, потом на Ким и Элиаса. Они понятия не имели, о чем он их спрашивает.

Элиас отвлекся – он уставился на далекий горизонт, спрашивая себя, что же случилось с Тренчером.

Урсу

– Эти существа, что живут в сердце звезды, – заговорил Урсу, – кто они?

– Не в сердце звезды, – ответил чудовищный Шей прямо у него в голове. – В галактике, в облаке звезд.

Урсу покачал головой. Он уже несколько дней двигался в глубь материка, удаляясь от реки. Всякий раз, устраиваясь спать, юноша плотно заворачивал прибор Ангелов в тряпку, иначе голубой потусторонний свет, излучаемый прибором, становился слишком видим в ночи.

«Когда все это закончится, – подумал Урсу, – я пойду домой. Посмотрю, осталось ли что-нибудь от города. Но на сей раз я не буду жрецом». Наверное, солдаты Зана уже убили всех жрецов Нубалы в своей отчаянной охоте за прибором-Шекумпехом. Может быть, это даже к лучшему, ибо Урсу не мог представить себе, чтобы Юфтиан или любой другой из мастеров приняли ту правду, какую знал теперь Урсу.

Он устало тащился своей дорогой, пытаясь представить себе галактику. Облако звезд, подумал юноша, но это превосходило его понимание. Урсу покачал головой, ощущая беспричинную злость.

– Ну, хорошо, они живут в сердце галактики. И ты рассказывал мне о них, но только то, что они выступают против этих существ, которых ты называешь…

– Ангелами, да. Ангелы заперли ту расу внутри сингулярности, лежащей в сердце галактики, которую мы населяем. – Когда это существо упомянуло сингулярность, это слово перевелось в уме Урсу во что-то близкое к понятной идее. Каменный шар, но размером с целый мир, сжимаемый громадными руками, пока его собственный внутренний жар не раскалил его в звезду, а потом сминаемый снова и снова до размеров горы, дома, пока, наконец, он не засосал в себя весь свой свет.

Затем Шей показал Урсу огромное облако звезд, которые быстро сближались друг с другом, пожираемые своим собственным теплом и плотностью, пока, сдавленные все вместе, они не превратились во что-то другое, жуткое и темное, что лежит за завесой звезд, которые Урсу видит по ночам в небе над собой…

Но думать об этом было слишком ужасно. Юноша покачал головой, чтобы выбросить из нее этот образ. Та чернота напомнила ему колодец, в котором он сидел, но колодец бездонный, в который можно падать вечно, и вечно, и вечно.

Урсу карабкался по крутому склону, взбираясь на холм, с которого открывался вид на далекий океан, теперь превратившийся в тонкую серебристую полоску на горизонте за спиной. Юноше показалось, что он может разглядеть корабли, держащие путь к далеким портам сквозь бушующие шторма. В Нубале было холодно, но здесь стояла такая стужа, что Урсу даже не знал, как ее описать – в его словарном запасе не нашлось таких слов.

Жители последнего городка были странным низкорослым народцем. Они отличались широкими плоскими ушами и говорили на диалекте, который Урсу едва понимал. Они направили юношу в глубь материка на восток, к Северным горам Тейва. Они подумали, что он сумасшедший, коль хочет один идти так далеко в такую враждебную землю. Это земля белой, ледяной смерти, предупредили они.

– Почему Ангелы воевали с этими другими существами? – допытывался Урсу у Шей.

– Философские разногласия. Они не пользовались устной речью, как вы. Они передавали друг другу свои идеи беззвучно, от ума к уму.

Урсу изо всех сил старался понять.

– Ты хочешь сказать, они читали мысли?

– Нет, не так примитивно. Они использовали технологические средства.

– Я все равно не понимаю. – Урсу смотрел, как его дыхание клубится в морозном утреннем воздухе. Когда он поднялся на гребень крутого холма, его взгляду впервые предстали Северные горы Тейва, те зубчатые кузены Южного хребта Тейва.

– Вспомни, как идол говорил с тобой, когда ты еще верил, что он бог. И как я говорю с тобой сейчас, заимствуя твои воспоминания и ощущения. Столько конфликтов в твоем мире и моем происходит от недоразумения: неправильно услышанного слова, неверно истолкованного действия. Непонимание может вести к войнам и несправедливости, потому что, несмотря на все наше искусство общения друг с другом, мы не всегда делаем это так хорошо, как следовало бы.

Так вот, Ангелы признали этот факт и нашли средства прямо передавать намерение таким образом, что получатель понимал не только смысл сообщения, но и его контекст из специфических эмоциональных или даже социальных обстоятельств своего собеседника. Урсу был поражен.

– Ты говоришь, что боги были созданы как посредники? Как способ избежать любой возможности недоразумения?

– Да, но у них есть и другое назначение. Они опекуны, хранители. Ангелы знали, что грядет нападение.

– Они видели будущее?

– Что-то в этом роде. Урсу немного подумал.

– Раньше ты сказал мне, что у них не было свободы воли.

– Когда будущее становится настоящим, в это самое мгновение, до того как стать прошлым, оно становится застывшим, нерушимым. Ничто не может изменить его тогда. Но если ты смотришь в будущее, то само это действие фиксирует будущее на определенном месте. В известном смысле будущее определяет тот, кто обладает самой большой способностью к его восприятию. Иногда простой акт видения чего-то может это что-то изменить.

– И ты можешь видеть будущее? – Да.

Юноша усиленно думал.

– И просто потому, что ты его видишь, оно должно стать тем, что ты видишь?

– Такова суть, да. Однако я не единственный наделен этой способностью, и это осложняет дело.

Лежащая впереди долина поросла редким лесом. Он казался темным, угрожающим, но Урсу придется его пройти, чтобы подобраться к горам.

– И что будет, когда все это закончится? – спросил юноша, осторожно спускаясь по более пологому склону холма. Вдали виднелись племенные тотемы – огромные каменные столбы, стоящие на равнине за лесом, почти такие же старые, как этот мир.

– Урсу, пока я и подобные мне люди существуют, ни в нашей жизни, ни в вашей свободы воли не будет. Полностью убрать нас из этого существования – единственный способ вернуть свободу воли. Шей хочет стать Богом. Но у меня иные планы, и ты должен спасти свой мир.

– И у меня получится?

На этот раз ответа не было.

Сэм Рой

Он открыл глаза. Видение бывшего касперианского жреца исчезло, сменяясь картиной укрытия, которое Сэм выкопал в снегу. Он ухитрился отползти от подножия утеса, с которого упал, но он все еще был очень далеко от того места, где Урсу брел на север к Цитадели.

Предав когда-то Эрнста, Сэм быстро уяснил, что высшее призвание его брата – быть средневековым палачом. Когда боль была не слишком опаляющей и позволяла думать, Сэм поражался диапазону тщательно обдуманной жестокости, на которую был способен Эрнст.

Когда Сэм скатился к подножию утеса, большинство костей в его теле были разбиты вдребезги. Однако он по-прежнему был жив. Ни он, ни Эрнст так и не узнали, что именно потребуется, чтобы их убить по-настоящему.

После столетий пытки Сэм был уверен, что его болевой порог достиг высшей точки в человеческой истории. К этому времени боль стала просто состоянием бытия.

По крайней мере, он больше не был прикован к каменному шару. Но хотя шар разбился во время долгого падения, тяжелые стальные цепи по-прежнему туго охватывали костлявые запястья Сэма. Превозмогая боль, старик собрал цепи в охапку.

Конечно, он заранее знал в течение всех этих десятилетий, что это в конце концов произойдет. Хуже того, Сэм знал, что придет в ужас и смятение от таких травм своего и без того истерзанного тела. И что это предзнание не сведет на нет страх и сомнения, которые он будет испытывать.

Случилось так, что его связь с касперианскими богами-машинами привела его к определенным выводам, объясняющим, почему Ангелы больше не присутствуют в этой вселенной. Вот только те же самые выводы породили новые вопросы: например, почему Ангелы намеренно поставили в человеческую ДНК мины-ловушки с ключом к изначальной божественности.

Сэм подозревал, что ответ связан с разумом, ныне запертым в сердце галактики. В своих астральных разговорах с разумными машинами Сэм попытался выяснить точную природу того разума, но касперианские боги отвечали туманно. Для себя Сэм сделал вывод, что ответ лежит в сказочном городе каспериан Боле.

Сэм не лгал юному касперианскому жрецу, но ужасная правда заключалась в том, что он действительно не знал, как все, в конце концов, обернется. Сэм никогда этого не знал, не мог узнать, как ни пытался зондировать будущее…

Он лежал, поскуливая, в своей глубокой снежной берлоге и ждал, пока срастутся кости. Его кожа посинела от холода, но роскошь смерти по-прежнему осталась недоступной. Через несколько часов Сэм снова разроет снег и выберется наружу… и затем неизбежно произойдут некоторые вещи. Но что случится в самом Боле – огромном артефакте, который люди окрестили Цитаделью, – Сэм не знал. Он мог лишь смутно прозревать события, подводящие к кризису.

А дальше Сэм видел только черноту, пустоту более страшную, более тревожащую душу, чем любое знание будущего.

Роук

Когда Шей впервые предстали его глазам, Роук пришел от них в ужас.

Общение с ними оказалось невозможным, поскольку у них не было такой металлической коробочки, какая имелась у Шей Вона, позволяющей ему отвечать на одном из касперианских языков. Когда мастер обратился к ним, они только растерялись.

Поэтому у Роука сложилось отчетливое впечатление, что эти трое Шей не связаны с Воном или, во всяком случае, совсем не так могущественны. Уж не из-за их ли театрального появления он так решил? Роук видел обломки судна, которое пронеслось, пылая, над головой, и ту полосу разрушения, которую оно оставило в лесу. Они от чего-то спасались? Мастер терялся в догадках. И неожиданно было, что они оказались вещественными, реальными на ощупь: существа из плоти и крови, не фантомы.

Роук бросил размышлять и решил лечь спать. Он уже приказал дюжине солдат сколотить клетку для этих созданий. Может быть, если как следует постараться, он все же сможет понять роль, которую эти трое должны сыграть в том, что планирует для них для всех Шей Сэм.

Ким

– По-моему, теперь самое время попробовать Книги, – сказал Элиас.

Винсент проявлял больше признаков жизни. Он пробормотал несколько слов и несколько секунд смотрел на Ким, прежде чем погрузиться в более естественный сон. Возможно, это был хороший знак, но опасность еще не миновала.

– Я думала об этом, – тихо отозвалась Ким. Она испытывала неловкость, даже странное смущение, когда стояла там, возвышаясь над касперианами, которые пытались с ними общаться. Привет, отведите меня к вашему вождю – так, наверное, можно было бы перевести те щелканья и тихий лай; но они с Элиасом стояли ошарашенные, неспособные ответить.

– Надеюсь, ты понимаешь, что гарантий нет, – добавила Ким. – Возможно, я не смогу ничего узнать. И если ночью случится что-нибудь неожиданное…

– Это вряд ли, – перебил ее Элиас. – Ночью они спят, точно так же, как мы. Вот почему нас посадили в эту… клетку. – Он с отвращением огляделся.

– Если бы мы только нашли способ объясняться с ними, быть может, они бы даже помогли нам.

Элиас посмотрел на нее недоверчиво.

– Господи Боже мой, думай, что говоришь. Представь, что вот такие приземлились в средневековой Европе. Долго бы мы стали колебаться, прежде чем сунули бы их в костер?

– Они пока не выказывали никаких враждебных намерений, – натянуто ответила Ким.

– Значит, они куда лучше нас – если только не планируют съесть нас в конце концов.

Ким бросила на него жесткий взгляд, и Элиас пожал плечами:

– Ну ладно, возможно, нас не съедят, но они примитивны, и об этом не стоит забывать.

Ким достала пузырек и вытряхнула на ладонь одну из последних драгоценных Книг.

Положив ее на кончик языка, она почувствовала, как Книга начала растворяться, вскоре наполнив рот хорошо знакомым кислым вкусом. Сглотнув, Ким заметила, что Элиас с любопытством на нее смотрит. Он быстро отвел взгляд и молча сел на голую землю в углу тесного деревянного ящика, где их заперли.

Ким закрыла глаза, погружаясь в другой мир… в мир другого человека, в другое время. Она видела мир глазами Сьюзен. Она снова была в Цитадели, далеко отсюда. Нет, сейчас уже не так далеко.

Ким упорнее сосредоточилась, стараясь увести воспоминания Сьюзен от того времени, того места.

Теперь она снова была на Земле; случайные образы, похожие на сновидения, пронеслись перед ее мысленным взором. Она снова ощутила себя Сьюзен, снова узнавала о том, как стать Наблюдателем, о технологии биоимплантатов. Она сидела в удобной комнате с дюжиной других слушателей, под рукой – записывающее устройство с мягким экраном.

– Скажем откровенно, – говорил преподаватель. – Есть масса способов описать тот процесс, когда Наблюдатель съедает Книгу, и его биоимплантат взаимодействует с ее сложными молекулами и закодированной в них информацией. Но если говорить честно…

Преподаватель – имя всплыло в ее памяти, но для Ким оно ничего не значило – обвел глазами сидящих перед ним людей.

– … то любая такая теория сводится к пустой болтовне, – продолжал он. – Но такова потребность человеческой природы: давать разумное объяснение даже непостижимому. Классифицируя явление, мы создаем иллюзию его соответствия некой области человеческого знания. Но никто на самом деле не знает, как работают эти имплантаты. И поскольку они не должны работать, теоретически, – сказал он с широкой усмешкой, – они невозможны.

Ким мысленно нахмурилась. Где бы ни находились нужные ей сведения, здесь их не было. Но вырваться из этой сцены оказалось чрезвычайно трудно. Преподаватель смотрел теперь прямо на нее.

– Реальная суть Ангелов и их биоимплантата как-то связана с секретом, почему вселенная кажется такой тихой, почему мы не слышим тех инопланетных радиосигналов, которые – как мы когда-то предположили – несутся между звездными системами.

Ким/Сьюзен встала и пошла к двери. Когда она оглянулась на преподавателя, ей показалось, что ему больно. Ким была уверена, что видит кровь, проступившую у него на рубашке и брюках, но другие слушатели как будто не замечали его страдания.

– Так откуда это великое молчание в течение тех долгих до-Ангельских лет, когда мы обыскивали небо в поисках внеземного разума – а он все это время был прямо там, за орбитами Плутона и Харона? Быть может, дело в том, что нам чужда была сама концепция инопланетян, их понимание общения. Ким?

Но прежде чем она успела среагировать на то, что преподаватель обратился к ней по имени, которого не должен был бы знать, она уже оказалась в другом месте. Она была на Земле, в квартире Сьюзен – месте, которое Ким вспомнила с нежностью потерянной любви, окрашенной сожалением.

Ким инстинктивно поняла, что теперь она находится в нужном месте. Она тотчас узнала все эти печатные книги, эту небрежную стопку смартшитов, заполненных информацией о Каспере: сведениями о его флоре и фауне; наблюдениями и размышлениями о цивилизации каспериан.

Настал решающий момент. Теперь она могла отведать того знания, позволяя ему течь из Книги в ее ум. Однако в подсознании Ким спросила себя о том, что случилось ранее: откуда взялась та иллюзия, будто что-то в самой Книге заговорило лично с ней…

Она подняла глаза и увидела себя/Сьюзен в зеркале. Губы Сьюзен шевелились, безмолвно говоря из отражения.

«Но здесь никого больше нет», – подумала Ким, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Она в панике огляделась, потом снова повернулась к зеркалу. К ее ужасу, в стекле теперь отражалась еще одна фигура. Тот же самый преподаватель таился в тени у нее за спиной, но теперь его тело было страшно искалечено, кожа стала синей и восковой, иссеченной шрамами, от зубов остались только почерневшие обломки. Ким почувствовала подкатившую к горлу тошноту.

– Что же это такое – настоящее общение? – продолжило изуродованное отражение, как будто все еще обращалось к своей группе. – Слов недостаточно, ибо, чтобы по-настоящему передавать идеи, необходимо сперва убрать барьер устной речи, барьер различного жизненного опыта. Для настоящего общения с другим человеком нужно стать им, чтобы понять его полностью. Без такого проникновения общение – как его понимали Ангелы – невозможно.

Ким пошла к двери. Ее охватил такой ужас, что она боялась оглянуться: а вдруг там действительно что-то есть? В последнее время она испытывала сильный стресс, и, возможно, галлюцинации и игра воображения вторгались в ее реальность. Ким вышла в оживленный коридор, чувствуя себя легче и сильнее, чем тогда, на своей прародине. Впрочем, Сьюзен, местная уроженка, земного тяготения не замечала.

Потом Ким заметила полный рот сломанных зубов, ухмыляющийся ей из коридора, и жуткая фигура преподавателя неуклюжими прыжками поволоклась к ней. Ким затошнило, и в реальном мире она уткнулась лицом в странно пахнущую касперскую землю. Краем сознания она отметила Элиаса – он напряженно наблюдал за ней, сжав губы.

Отвратительный образ преподавателя снова заполнил ее ум.

– Я теперь уже столетия изучаю то, что осталось в Цитадели, – продолжал он безостановочно, – и вот так я обнаружил трагедию. Для Ангелов те Книги были средством понимать друг друга – и другие биологические виды – с самых разных точек зрения. На самом деле эти препараты не содержат конкретных воспоминаний, они только выключатель, приводящий в действие… не мировое сознание, нет, не Бога – ничего столь конкретного, а нечто такое, для чего не существует слов.

Теперь Ким бежала под прозрачным куполом огромного, ярко освещенного атриума Аркологии. Сверху лился свет полярного солнца, блеском отражаясь от далеких снежных полей. Ким подавила в себе страх. «Это только Книга, – подумала она, – это не происходит со мной наяву».

Ким остановилась, повернулась. Говоривший подошел ближе. Ким почувствовала, что ее ужас сменился чем-то вроде жалости, смешанной с отвращением. Перед ней был человек, но так жутко израненный, что больше походил на компьютерного монстра.

Ким не дала себе впасть в панику.

– Кто ты?

– Меня зовут Сэмюэл Рой Вон. Я живу в горах на севере. И внезапно она тоже оказалась там, в собственных воспоминаниях этого человека, пилотирующего челнок от Станции в суматошные недели после начала Разрыва, и ее наполняло чувство священной цели, ясной судьбы.

– Мы прилетели сюда, потому что нас – нескольких человек – создали для того, чтобы предвидеть ход будущего.

Ким вдруг вспомнила детство, проведенное с братьями и сестрами, регулярные тесты и ощущение утраты, когда один из них провалил испытание и исчез на следующее утро из их солнечного дортуара. Больше его никто не видел.

– Как и Элиасу, мне изменили гены в экспериментах с биотехнологией Ангелов. Но я лучше всех остальных, кроме одного человека, вижу путь будущего. Пожалуйста, пойми.

И следом – отчаянный ужас, и кровь, хлынувшая в очередной попытке самоубийства. Но освобождение смерти так и не пришло. Чувствуя себя близкой к обмороку, Ким закачалась перед этой человеческой развалиной, сидящей на полу. Губы существа упорно оставались неподвижны, даже когда оно говорило внутри Ким. По ощущениям это было похоже на поглощение Книги, но в тысячу раз сильнее, насыщеннее ощущениями и информацией. Как могло столько информации содержаться в одной растворяющейся пачке молекул? И Ким вспомнила слова этого существа, сказанные, когда оно еще казалось человеком. Не могло, не содержится.

– Я, я не… – Ким запнулась. – Я не понимаю.

– Понимаешь. Прими эту информацию. Теперь ты знаешь. Прежде чем Книга растает, протянись в воспоминания Сьюзен. Вся она есть там. Иди к Цитадели.

«Я не могу, – подумала Ким. – Я не вернусь туда. Должны быть другие места, где можно укрыться от излучения. Все кошмары, которые мучают меня последние десять лет, все они там».

Книга действительно таяла. Ощущение грубой почвы под руками становилось более отчетливым, до ушей доносились повседневные звуки лагеря. Ким поперхнулась, когда в ее ум полился океан знания, такой обширный и такой глубокий, что она испугалась, как бы не утонуть в этом потоке воспоминаний и накопленных сведений.

Ким снова полностью вернулась в этот мир. Свет утренней зари перекрещивал внутренность их клетки пыльными яркими полосами. Ким потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что Элиаса тут нет – просто нет больше в этой клетке с ней. Она протянула руку, коснулась неподвижного тела Винсента и как-то сразу поняла, что он окончательно, бесповоротно мертв. Его холодная кожа казалась мраморной под кончиками ее пальцев.

Элиас оставил ей записку на сложенном смартшите, лежащем у плеча Винсента. Экран слабо поблескивал в утреннем свете. Ким отчаянно захотела, чтобы Винсент очнулся, но его голова безжизненно лежала у нее на руках.

Наконец она дала волю слезам, потому что здесь некому было услышать ее, она винила Элиаса в смерти Винсента и желала ему отмщения.

Спустя некоторое время Ким развернула смартшит и разгладила сгибы. На крошечном бумажном экране смартшита ярко засветились слова.

Винсент умер через час после того, как ты съела Книгу. Успел мне кое-что рассказать об излучении. Все сходится, или почти все. Сожалею насчет Винсента, хороший был парень. Если проживем еще неделю, узнаем, победили ли мы.

Элиас

Она уронила смартшит на землю. Последний раз, когда Ким видела Винсента, он был в коме. Значит, он очнулся? Как еще Винсент мог рассказать что-нибудь Элиасу? А потом он умер? Ужасная мысль, что Элиас ускорил его смерть, закралась ей в голову, и Ким осмотрела тело друга, ища любые признаки повреждений, которых раньше не заметила.

Ничего не найдя, она поняла, что Винсенту просто стало хуже и он умер. Теперь Ким разглядела, где Элиас вырыл подкоп: в углу клетки, копая твердую землю отломанным куском доски. И как он сделал все это, не привлекая к себе внимания? Холодный воздух за пределами клетки манил Ким к себе, ей хотелось выйти, сбежать от трупа Винсента, оказаться снаружи среди живых, кем бы они ни были. Но что она будет там делать? Последует за Элиасом, куда бы тот ни ушел? Ким не обманывалась насчет своей способности выжить в одиночку.

Она стерла с экрана сообщение Элиаса – на случай, если Сеть снова включилась. К своему облегчению, нажав на кнопку обновления, Ким получила пакет, который прибыл через сингулярность всего лишь несколько часов назад. За это время смартшит автоматически обновился, а они даже не заметили.

У нее начал складываться план, и, продумывая его, Ким заметила в углу смартшита новое сообщение.

Оно было адресовано Винсенту. Ким почему-то решила, что это смартшит Элиаса, но более внимательный осмотр показал, что этот листок хорошего качества, предназначенный не просто для того, чтобы попользоваться им пять минут и выбросить. Он принадлежал Винсенту.

Само сообщение пришло от некоего Эдди Габарра. Имя было знакомым – какой-то друг Винсента?

Ким прочла сообщение, изредка чертыхаясь от того, что в нем говорилось. Это был день откровений. Снаружи послышалось движение. Интересно, сколько времени потребуется тюремщикам, чтобы понять, что один из пленников сбежал? Ким решила не беспокоиться о том, как они отреагируют на это открытие. Два дня. Элиас был прав: у них осталось всего два дня, а потом половина существующих на Каспере биологических видов – включая тот, что построил эту клетку, – просто исчезнет.

Ким провела сетевой поиск нужной ей информации, извлекая адреса из воспоминаний Сьюзен. Обычно воспоминания, почерпнутые из Книг, стирались максимум через нескольких часов, но после этой одной Книги она испытывала небывалую ясность воспоминаний. Информация, которая там содержалась, сама собой занимала место в ее долговременной памяти. Из-за этого было трудно прогнать от себя диалог, который состоялся у нее с существом – кем бы оно там ни было, – которое называло себя Сэм Вон.

Документы и монографии, относящиеся к Касперу, информация, добытая в тайных поисках, предпринятых далеко от изолированных ледяных полей Цитадели, когда ученые и солдаты высаживались под покровом ночи в ненаселенных районах, чтобы собрать все, что можно, без опасности случайного вмешательства. И еще – образцы касперианской речи. Кое-что из этой массы знания, поняла Ким, пришло от самой Сьюзен.

Итак, вот они: образцы речи, географические названия – кладезь информации. Как же они называли свой затерянный город Севера? Бол. Никто точно не знал, не означает ли это слово «Цитадель», но такое казалось вполне возможным.

Затем Ким наткнулась на программу, которая переводила человеческий язык в знаки и символы касперианского языка, основываясь на найденных образцах и некоторой экстраполяции. Ким опять услышала движение, затем быстрое щебетание и щелканье прямо за клеткой. «Они нашли подкоп Элиаса, – подумала женщина. – Сейчас они войдут. И что тогда случится? »

Еще щебетания, и тени замелькали в полосах света, перекрещивающих клетку, – это каспериане забегали вокруг.

Ким была полностью готова, когда дверь рывком распахнулась и длинная, покрытая мехом морда просунулась внутрь и посмотрела на нее бледно-алыми глазами. Женщина встала, чувствуя слабость и дрожь в ногах, и подняла смартшит с его светящимся экраном лицом к касперианину. Единственное слово Бол горело на нем, написанное на трех основных касперианских языках.

Несколько долгих секунд туземец изучал смартшит, затем испустил длинную последовательность чирикающих звуков. Он посторонился, и Ким увидела того, кого Элиас счел их вожаком. Он стоял, глядя на нее большими пустыми глазами.

ГЛАВА 18

Сэм Рой

Подождав еще двадцать минут, Сэм выбрался из своей снежной кельи. Эрнст будет его искать. У него хватит техники и людей, чтобы прочесать горы, хотя на это потребуется время. Сэм был безоружен и пока что один.

Есть! Яркая серебряная вспышка между двумя огромными зубчатыми пиками. Она приблизилась, летя с противоположной стороны от Нью-Ковентри. Вскоре стало видно, что это челнок. Он с ревом опустился на снег, из шлюза выпрыгнул Мэтью, за ним – еще трое. Никого из этих троих Сэм не знал – он даже не знал имен большинства участников заговора Мэтью. Молодые люди уставились на него со смесью благоговения и ужаса. Все-таки он был братом Эрнста Вона, человека, который твердо правил их общиной задолго до рождения любого из них. К тому же, по догматам их воспитания, Сэм был Дьяволом во плоти.

Ему почудилось, что ум Тренчера засиял над этим ландшафтом как невидимое солнце – все еще бессознательный, но полный жизни.

– Люк, – заговорил Мэтью, нарушая краткое молчание. – Принеси Сэму одежду. Мы улетаем немедленно.

Люк кивнул, подошел к старику и взял его под руку, помогая доковылять до челнока. Сэм притворился, что не заметил отвращения на лице молодого человека.

Жара внутри челнока ударила Сэма, как волна огня. Он покачнулся и едва не упал, но Люк поддержал его.

– Что с вами? – спросил Люк, глядя с тревогой, пока остальные поднимались вслед за ними на борт.

– Слишком… слишком жарко, – прохрипел Сэм. Такой сухости в горле он еще не помнил. Он не мог постичь это свое ощущение: что ему не холодно. Его разрушенная кожа болезненно сжалась. Однако Сэм быстро исцелялся.

– Проводите его в грузовой отсек, – приказал Мэтью, когда дверь челнока защелкнулась. Сэм все еще покачивался от жары, но ему помогли дойти до кормовой части судна. Грузовой отсек челнока превратился во временный лазарет. К полу были привинчены две складные койки, и одна из них уже была занята. Молодые люди попытались уложить Сэма на свободную койку, но старик, не обращая на них внимания, из последних сил подковылял к хрупкой, худой фигуре, которая занимала другую койку.

Тренчер. Какая долгая была разлука… больше нескольких человеческих жизней. Сэм всмотрелся в лицо старика и увидел лицо, похожее на его собственное, морщинистое, но не обезображенное шрамами.

Глаза Тренчера открылись, и в их непостижимой глубине Сэму привиделись огромные водовороты звезд. «Где ты был на самом деле, – спросил себя Сэм, – пока был заперт в той камере? Ты жил одновременно в двух местах, как я? Или ты просто спал все эти годы в своем гробу из стали и пластика? »

– Нет, – ответил Тренчер слабым, тонким голосом. – Я тоже говорил с ними.

Всего несколько слов, но целая вселенная смысла была заключена в них.

– Сэм, – послышался голос Мэтью, – что теперь?

– То, что я тебе сказал. Ты должен лететь к Цитадели, но сначала нам нужно еще кое-что сделать.

Роук

Ночью один из пленников-Шей сбежал. Интересно, подумал мастер, знало ли Чудовище, что это случится? Другой пленник умер. Когда Роук посылал солдат в лес на разведку по следу горящего судна, он не мог предупредить их о возможной находке из страха попасть под подозрение за столь хорошую осведомленность о явно непредсказуемом. Роук должен был думать о своем будущем при дворе императора.

Он приказал разведчикам схватить и привести для допроса всех живых, кого они там найдут. Разведчики при этом выглядели неуверенно. Почему в лесу кто-то должен быть, даже после того, как тот огромный предмет с грохотом пронесся над ними и рухнул? Это место находится далеко от традиционных маршрутов северных племен, и обитают в нем только призраки да лесные звери.

Все это время Роук терзался сомнениями. Неспособный полностью доверять Чудовищу, он боялся, что связал свою судьбу с демонами, желающими зла императору. Возможно, ему следовало просто выполнить задание, которое дал ему Зан: осмотреть эту неизвестную территорию и вернуться с докладом. Но ведь зрелищное падение летающего корабля все равно не сохранить в секрете… Роук даже уши прижал к голове, раздраженный неопределенностью.

И сейчас среди его простых солдат слышалось ворчание из-за того, что Роук пытается общаться с чудовищами, которых они взяли в плен. А теперь одно из них скрылось в ночи, ухитрилось сбежать, не потревожив охрану. При мысли о том, что сейчас оно может мстительно красться по лесу, мастер похолодел до костей. Ему захотелось как можно скорее исчезнуть из этого края.

Но затем случилось нечто удивительное.

Этот последний оставшийся Шей не пытался говорить. Вместо этого он показал какой-то странный светящийся лист. И знакомое слово «Бол» сияло на его поверхности, начертанное буквами – ясными и четкими, но каким-то образом состоящими из света.

Приведенная в шатер Роука чужеземка разгладила светящийся лист на деревянном столе, затем направила длинные пальцы мастера к листку, так что один из его толстых черных когтей нажал на него. Как бы в ответ появились буквы на языке Роука.

Роук тотчас понял. Когда он прикоснулся к одной панели и затем к другой, появились другие буквы. Чужеземка направляла его руку, пока старый мастер не сообразил, как соединить буквы в последовательные слова. Когда он написал «Меня зовут Роук», рядом с его предложением на светящемся листе возникли другие, незнакомые символы. Должно быть, язык этого существа, догадался он.

Чужеземка повернула листок к себе. «Я – Ким, – написала она. – Один из нас умер», – вышло из-под ее быстро стучащих пальцев. Синтаксис был неправильный, порядок слов смущал, но Роук смог понять или сделать разумные предположения.

Он понял, что общается с существом из другого мира. И это ошеломляющее чувство рассеяло все его прежние сомнения.

«Вы все в ужасной опасности», – написало существо.

«Огонь с неба», – написал в ответ Роук. Существо вздрогнуло, как будто до сих пор не подозревало, что мастер знает.

Урсу

Сначала он опасался этого племени, памятуя о своем прошлом печальном опыте. Но вскоре юноша отбросил широкое одеяло своего инстинктивного предубеждения. Не все племена вели себя одинаково.

Это племя называлось дешуджеввит. Это название, как и все названия племен, было соединением имен духов, обитающих в огромных каменных знаках – вехах на извечном пути через северные пустоши. Племя вымирало, но не от болезни, голода или войны. Молодые люди уходили в порты и южные города, женились на горожанках, вступали в торговые племена новой формации, ведущие торговлю между городами-государствами новообразованной империи к югу от Великого Северного моря.

Поэтому, когда Урсу нашел их – вернее, они нашли его, съежившегося под огромным каменным столбом, заблудившегося в этой однообразной белой пустыне, где лишь по огромной горной цепи на севере можно было отличить, где небо и где земля, – они взяли его с собой и накормили.

В основном это были старики, их число явно сокращалось. Они казались вежливыми, но крайне суеверными, большую часть их времени между едой и сном заполняли ритуалы. Время словно растянулось в вечность среди этого глубокого белого холода, и Урсу хорошо понимал, как эти люди могут думать, что ничего другого в мире нет.

Горы впереди медленно приближались: огромные, неприступные утесы, вонзающиеся в бледное небо.

Не только дешуджеввиты подходили так близко к горам далекого севера. Суша здесь изгибалась, и несколько дней Урсу следовал вдоль береговой линии. В нескольких деревушках, встреченных по пути, живущих под угрозой наводнения в поселках, которые некогда стояли на высоких скалистых утесах, Урсу услышал много историй об исследователях и путешественниках, пытавшихся найти морской проход на север и встретивших в этих ледяных пустынях свою смерть, потому что такого прохода просто не было.

Но он слышал и другие истории, что где-то впереди теперь есть путь по суше, которого раньше не было: тающие льды открыли путь к самым дальним точкам севера.

Для самого племени не было конца знамениям, приметам и демонам, убеждавшим их, что вот-вот наступит конец света. Не знай Урсу того, что ему было известно, он мог бы присоединиться к ним в их молитвах. Только прошлой ночью он увидел, как что-то серебристо вспыхнуло в вышине, будто огромная птица со сверкающей, как вода, кожей свила гнездо в тех студеных горах.

Но слишком, слишком скоро придет огонь с неба.

На следующий день дорога дошла до последнего каменного столба перед огромными горными пиками севера. Племя держало совет; и было решено – поскольку племя верило, что у пришельца есть за горами некая великая цель, – отправить с ним несколько молодых охотников и разведать, свободен ли теперь путь на север.

Вон

Перейдя в астральную форму, Вон парил на краю неприступного для людей утеса и смотрел на северные пики.

Его можно было обмануть, но не победить. Такого просто не предусмотрено судьбой. Режущий ветер нечувствительно пронизывал астральное тело Вона, тогда как его реальная плоть подергивалась в кресле в нескольких милях отсюда. Провожая взглядом низко летящий челнок, Вон спросил себя, удалось ли властям Станции восстановить работу орбитальных спутников слежения. Вывести их из строя было достаточно трудной задачей. Попытка сделать это во второй раз привлечет слишком много ненужного внимания, и новую неудачу скрыть не получится.

Значит, велик шанс, что кто-нибудь из наблюдателей заметит челноки, внезапно появляющиеся в районе гор Тейва, когда они выскользнут из-под защитного одеяла генераторов щита. Однако этот риск был необходим, поскольку Вон должен определить местонахождение Мюррея или – что важнее – Тренчера. Вон спрашивал себя, бывал ли у других великих лидеров на всем протяжении земной истории такой же момент – когда случайное обстоятельство заставляет отклониться от первоначального плана, заменив его – к лучшему или худшему – каким-то другим.

Но, в конце концов, это был вопрос целесообразности, снижения потерь. Существовала возможность утратить анонимность, незаметность своего существования, но намного ускорить продвижение к абсолютной победе. Но вот – исчез его сын. «Не Бог ли испытывает меня? » – спросил себя Boн. Ужасная возможность, что Мэтью хватило безумия восстать против него во второй раз, казалась невероятной, но у кого еще хватило бы дерзости украсть Тренчера у него из-под носа? Гнев охватил Вона. Мэтью придется наказать.

Кто-то позвал его. Далекий утес померк, и Вон открыл глаза. Над ним стоял человек.

– Проснитесь, сэр, проснитесь! Мы сумели определить местонахождение одного из них. Это Мюррей.

Всего их было шестеро: две девушки и четверо парней, всем лет около двадцати, все надежные. Эрнст Вон был уверен, что эти люди не предадут. Снабдив их оружием и челноком, он отправил их на поиски Элиаса Мюррея.

Отыскать «Гоблин», доставивший Мюррея на Каспер, труда не составляло. Пришлось иногда пролетать над деревушками, населенными касперскими племенами, которые будут удивляться еще не один день, но это вряд ли имело значение. Все равно через несколько дней они все исчезнут, уйдут в историю по неумолимой воле Бога. Челнок летел своей дорогой.

За местом падения «Гоблина» на многие километры протянулся лес. Челнок пролетел высоко над касперианским военным лагерем, явно исследовавшим место крушения. Экипаж челнока сделал снимки лагеря и доложил о нем по радио. Еще на челноке включили бортовые системы обнаружения, улавливающие тепловое излучение тела.

Эти приборы можно было точно настроить, чтобы они видели разницу между людьми и касперианами из-за различной температуры тела. Почти сразу обнаружили один объект с нужными параметрами температуры телесной теплоты, быстро движущийся на север в нескольких десятках километров к северу от места крушения. Вскоре внутри лагеря туземцев обнаружили еще одного человека, неподвижного.

После доклада базе экипаж челнока получил приказ задержать или убить того, кто движется через лес, и лишь потом разбираться со статичным объектом в лагере. Пилот направил челнок к лесной поляне, и молодые воины с энтузиазмом готовили свое новехонькое оружие, проверяли его. Они были солдатами Нового Мира, их миссию благословил Бог.

Через несколько минут после посадки, когда они уже приготовились выйти, в челнок ударил камень. Командир группы, серьезная и благочестивая девушка по имени Кейти, объявила боевую тревогу и раздала боевые патроны. Джонс, оператор установок наблюдения, самый молодой из всех – всего девятнадцать лет, – доложил, что поймал тепловой след человеческого размера меньше чем в пятидесяти метрах от челнока.

Их цель была ясна: найти и уничтожить. Кейти застегнула шлемофон и бронежилет, прочитала быструю молитву и нажала на кнопку, открывающую наружный люк.

Перед глазами воинов предстала пустая лесная поляна.

Подавая сигналы жестами и сохраняя радиомолчание, они рассыпались веером, направляясь к ближайшим деревьям, вход челнока остался позади ярким световым прямоугольником.

Элиас наблюдал за маневром этих наивных юнцов из-за опоры шасси. Когда они отошли достаточно далеко, он выбежал из своего скромного укрытия и вскочил в шлюз. Раздавшиеся негодующие вопли отрезало захлопнутым люком. Единственным звуком теперь был слабый стук пуль, рикошетящих от корпуса.

Элиас прошел в пилотскую кабину и ввел с консоли команду, блокирующую внешний доступ к компьютеру корабля. Теперь шлюз снаружи не открыть.

К тому времени Элиас страшно проголодался, поэтому он отправился на поиски камбуза, втиснутого в узкое пространство между двумя переборками. Запасов еды там было на несколько дней. Наскоро соорудив себе сандвич, Элиас вернулся в кабину.

Ни на прыгающих и вопящих снаружи людей, ни на удары пуль, отскакивающих от внешней оболочки, он не обращал внимания. Челнок явно видал лучшие дни, но он был крепким и содержался в исправности.

Элиас запустил двигатели, глядя, как группа захвата бросилась врассыпную к деревьям, когда двигатели жалобно завыли, а потом взревели.

«Мы идем, Тренчер», – подумал он, взлетая над лесом. Повинуясь внезапной мысли, Элиас сначала повернул на юг.

Это не должно занять много времени, подумал он.

Урсу

Весь мир свелся к белизне, и Урсу время от времени думал, что здесь очень легко было бы спятить. Тысяча странных маленьких ритуалов этого племени – такие простые и грубые по сравнению с красотой и сложностью ритуалов Нубалы – теперь обрели для Урсу огромный смысл. Они возвращали людей племени в реальность, привязывали их к «здесь и сейчас», хотя эта культура, по всей видимости, избегала вопросов пространства и времени. Для этих людей пути духов преобладали надо всем, даже над идеей самого существования.

Теперь их было трое: сам Урсу, следопыт по имени Телидант и сын Телиданта по имени Дескер. После бегства из Нубалы Урсу много исходил дорог и кое-чему научился, но по сравнению с этим следопытом он был простым новичком. Мех Телиданта испестрила седина, черты лица огрубели от суровой жизни разведчика.

Дескер по возрасту был ближе к Урсу, даже моложе, пожалуй, но его смекалка и сноровка заставили Урсу почувствовать себя безнадежным горожанином, каким, он думал, он давно уже перестал быть.

Остальное племя дальше не пошло. Тот каменный столб обозначал конец их духовного пути – а для них он обозначал и конец мира. Но хорошо, что Телидант и его сын согласились проводить Урсу к горам. Впереди уже открылись взору предгорья вокруг могучих пиков, хотя вершины самих гор скрывались за несомыми ветром облаками. Приближаясь к хребту, Урсу подумал, что никогда не видел ничего столь невероятно красивого.

– Еще один, – сказал Телидант, останавливаясь, чтобы помочиться в снег. Последний столб давно исчез позади в белизне горизонта.

– Что? – Урсу тупо следовал за кочевниками, потерявшись мыслями в окружающем просторе. Но затем юноша увидел то, на что указывал Телидант: серебристую полоску, скользящую между вершинами огромной птицей. Она была не больше крапинки, отражающей солнечный свет, но вблизи, конечно, была бы огромной.

– Дурной знак, – пробормотал Телидант, поднимая свою котомку. – Мы проводим тебя до перевала, дальше один. Через несколько часов дойдем.

Он постоянно оглядывал местность, хотя Урсу не видел там ничего, что могло привлечь внимание. Телидант никогда не смотрел прямо на юношу хоть сколько-нибудь долгим взглядом и предпочитал обходиться всего одним-двумя словами там, где большинству не хватило бы дюжины.

Глядя вдаль, Телидант опять пустился в путь. Ноги Урсу постоянно болели, но он изо всех сил старался не отставать от своих провожатых.

– Этот перевал кто-нибудь проходил? – в конце концов спросил юноша.

Трудно было сказать, минуты или часы прошли с тех пор, как кто-нибудь из них в последний раз говорил. Они шли мимо огромных каменных возвышений, полускрытых снегом и льдом. Земля, казалось, слегка поднимается, постепенно меняя ландшафт.

Телидант просто фыркнул, поэтому ответил Дескер:

– Всякий, кто там пойдет, либо погибнет, либо скоро попадется Шей. Долгое время этот путь был зарыт снегом и льдом, но все меняется. – В голосе юноши явно слышалось сожаление. – Говорят, теперь там можно пройти, но мы, дешуджеввиты, не знаем, удалось ли это кому-нибудь. Если кто и прошел, назад не вернулся.

Ничего больше Урсу из них не вытянул.

Когда несколько часов спустя еще одна серебряная полоска пронеслась над далеким пейзажем, Урсу взглянул на своих провожатых и заметил, как помрачнели опущенные лица.

Наконец они подошли к предгорьям и остановились отдохнуть. Что-то есть по другую сторону этих гор, подумал Урсу. Что-то, что живет только как легенда, сказка. Пока его спутники разводили костер, Урсу задремал. Проснулся он от рева серебряной птицы, парящей высоко над головой.

Дескер и Телидант, гревшие руки над мерцающими языками пламени, замерли, следя за этим летящим над головой предметом. Телидант зашептал какую-то молитву, быстрые слоги сливались в неразборчивые слова. Его сын начал укладывать вещи.

– Дальше пойдешь сам, – объявил Дескер, когда его отец пошел обратно тем путем, каким они пришли. – Мы не можем идти дальше и не хотим знать, что здесь происходит.

Урсу попытался их остановить, но Дескер уже бежал догонять отца. Они ушли в снега, ничего больше не сказав, даже не попрощавшись.

Урсу стоял неподвижно, а высоко над ним кружила огромная серебряная птица.

«Я не могу повернуть назад, – подумал он. – И разве от такой штуки сбежишь? »

Через несколько минут серебряная птица вдруг упала, круто опускаясь в снег предгорий. До Урсу донесся странный высокий вой. Он стоял, приросший к месту, усиленно прислушиваясь и всматриваясь вдаль, но внезапно поднялся сильный ветер, туманя горизонт в неистовстве взметенным снегом. Серебряная птица исчезла из виду. Урсу подобрал свои пожитки и побрел к предгорьям.

Чуть погодя он явно что-то увидел: крошечную подвижную точку перед собой. Но она пропала, заслоненная завывающей вокруг пургой. Все силы, все внимание Урсу потребовалось, чтобы просто переставлять ноги одну за другой, пока в конце концов ветер не стих и над миром вновь засияло резкое, яркое солнце.

Та точка, которую он заметил раньше, выросла в какую-то фигуру, но эта фигура пробудила в душе Урсу смутное беспокойство. Юноша продолжал идти вперед, и фигура подходила все ближе.

С недоразвитыми ушами и неправильно сгибающимися ногами, она была запелената в незнакомую одежду. Вскоре Урсу уже слышал хруст снега под ее ногами, а на коротком расстоянии позади нее стояла серебряная птица, теперь достаточно близко, чтобы он увидел, что это что-то рукотворное.

Урсу остановился, глядя во все глаза на странное существо, приближающееся к нему. «Шей», – тотчас подумал он, хотя легенды, которые рассказывали ему в Доме Шекумпеха, описывали Шей совсем не так.

Но юноша узнал в нем то существо, которое всегда видел лишь маячащим на краю поля зрения или таящимся в тени, хотя сейчас оно не казалось таким искалеченным, как раньше. Оно остановилось прямо перед Урсу, окидывая любопытным взглядом последнего жреца Нубалы.

Урсу пристально смотрел на это существо, которое привело его сюда, так далеко от дома.

Роук

Сначала Роук услышал вой – казалось, его издает какой-то мифический зверь. Вой приближался, становясь громче и выше. Мастер быстро выглянул из своего шатра. Ужасный ветер налетел из ниоткуда, и в воздухе стояли испуганные крики ледовиков и солдат, бегущих за своим оружием.

Однако никакого врага Роук не увидел – пока не посмотрел вверх.

Ким встала рядом с ним и осторожно положила крошечные пальцы на его длинную руку, побуждая его посмотреть на свое странно безволосое лицо. Роук истолковал ее действие как слова: «Волноваться не о чем».

Роук вышел наружу. Заметив его, старший стражник, несмотря на очевидную растерянность и испуг, вытянулся в струнку. Тем временем огромное летающее судно – второе, увиденное Роуком за каких-то несколько дней, – опустилось на полузамерзший луг на краю лагеря, подавляя все окружающее своими размерами.

Роук почувствовал, что его ужас рассеивается, сменяясь интересом. Благодаря своим встречам с Чудовищем, он уже некоторое время знал, что его мир – это далеко не все, что существует во вселенной. Но теперь Роук ощутил это понимание глубоко в душе, теперь он увидел твердое и ясное доказательство, почему-то более убедительное, чем падение в лес того первого судна и захват этих инопланетных существ.

Он велел стражнику принять пока командование, построить людей, держать оружие наготове, но не атаковать. Когда с одной стороны судна появился свет, Шей шагнула к нему, затем остановилась, оглядываясь на Роука.

Касперианин неуверенно посмотрел на нее. Велико было искушение собрать своих подчиненных и скомандовать возвращаться в Тайб.

Ким позвала его каким-то бессмысленным шумом. Несколько секунд Роук усиленно размышлял, потом решил последовать за Шей. Она быстро пошла вперед и залезла в отверстие в боку судна.

Роук давно решил, что это будет его последнее приключение. Поэтому будет обидно не увидеть, как оно закончится. Роук шагнул вперед и вошел вслед за Ким.

Его люди казались слишком ошарашенными, чтобы что-нибудь предпринять, – они только смотрели, как Шей ведет их мастера внутрь машины. Роук оказался в мире, о существовании которого он никогда бы не догадался.

Вон

Кейти уже доложила об их затруднительном положении. Обнаружить его сына Мэтью все еще не удавалось, равно как и Тренчера. Группа наблюдателей, отправленная в очередной обход, тоже полностью исчезла. От всего этого Вон просто обезумел от гнева.

Конечно, гамма-фронт окажется здесь через считанные часы, проходя через внутреннюю область Касперской системы на скорости света. Всю общину лихорадило, пока делались последние приготовления. Половина населения была уже внизу, в Убежищах, и останется там в течение нескольких недель, пока излучение не пойдет на убыль. Потом люди выйдут в Новый Мир, готовый их принять.

Вон поспешил прочь из Центра, шагая мимо оставленных теперь домов своего народа – головы встречных склонялись в почтительном приветствии. По крутому земляному скату, ведущему к Убежищам Веши, спускали товары, машины, инструменты, провизию. Внешне это напоминало хаос, но на самом деле все шло по плану – насколько такое возможно.

Сэм тоже был где-то там, на свободе. Эрнст Вон понял ошибку, которую он совершил, играя на руку своему брату.

Где-то глубоко изнутри пыталась пробиться крошечная мысль о поражении – Вон твердо подавил ее. Неудача не рассматривалась как возможный исход и не могла им быть. Это перечеркнет многовековое планирование, проведенное им самим и прималистами там, на Земле. Допустить неудачу – значит отвергнуть Бога, а такой катастрофический кризис веры не допустим. «Я делаю лишь то, что есть добро, – подумал Вон. – Что свято и благословенно: полное очищение».

Эрнст Вон взглянул на винтовку у себя руках, как бы в первый раз ее заметив. Она блестела на солнце, свежеизготовленная для него автоматической линией. Винтовка удобно лежала в руках – совершенно не впечатляющая, подумал Вон, пока молчит.

Он подумал о боли, которую принесет ему убийство собственного сына – того, кого он хотел видеть рядом с собой в грядущем мире. Но теперь это не важно. Он окинул взглядом узкую улицу, которая пересекала плато, деля колонию пополам. За эти долгие годы у него были другие жены… и другие дети, но никто не предал его так, как Мэтью. Он увидел своих людей, ждущих его у челнока: несколько десятков человек с новеньким оружием, ярко блестящем на солнце.

«Значит, дошло до этого», – понял Вон. Но даже без дара предвидения он всегда знал, что так и будет.

ГЛАВА 19

Сэм Рой

Сэм с интересом наблюдал за реакцией молодых людей на касперианина.

Моргая, Урсу тихо стоял на борту челнока. Лица этих существ всегда казались лишенными выражения, но Сэм давно понял, что у них есть другие способы показывать свои эмоции, передавая их так наглядно, что им было трудно скрывать их от других представителей своего вида.

Легкое дрожание коротких треугольных ушей Урсу сообщало о его страхе и беспокойстве. Сэм привел его на камбуз, расположенный между пилотской кабиной и кормовыми каютами челнока. Мэтью и его друзья стояли вокруг, поджав губы. Им было явно неуютно от присутствия на борту касперианина.

Сэму было любопытно, что их беспокоит.

– Это же просто животное! – Мишель передернулась, смущенная своим ответом.

– Возможно, но это животное – представитель цивилизованного вида, – возразил Сэм. – С долгой и богатой историей – такой же богатой, как наша.

Мишель и парень по имени Джейсон переглянулись.

– Это не делает их по-настоящему разумными, – парировал Джейсон. – Посмотрите на те штуки, созданные некой инопланетной расой, которым они поклоняются. Ясно, что любые элементы цивилизации в их обществе насаждались извне.

Сэм понял, что он говорит о касперианских богах, Посредниках.

– Ну и что из того? Если на них повлияли Ангелы, то не более чем когда-то на нас.

Несмотря на их нынешний бунт, Сэм видел, что Эрнст Вон хорошо промыл им мозги. Они были как те ранние американцы, которые хотели свободы для рабов, лишь бы никто из них не пришел жить на их улицу или спать с их дочерьми.

Впрочем, напомнил себе Сэм, эти дети бунтуют не ради каспериан, а ради самих себя. Они просто хотят вернуться к человечеству. И пусть они сами узнают, насколько это может оказаться трудным.

Чувствуя покалывание в затылке, Сэм переместил свое внимание обратно на грузовой отсек. Тренчер проснулся и уже сидел. Он выглядел сильнее, быстро поправляясь.

– Ты можешь видеть, что случится в Цитадели? – спросил его Сэм.

– Отрывочные картинки, не более того.

Сэм нервно облизал губы, подошел ближе к Тренчеру.

– Мы победим? – спросил он так, чтобы остальные не слышали.

– Возможно. Кто знает?

Сэм кивнул. Это отсутствие предзнания странно бодрило его.

Ким

– Говорю тебе, Элиас, если ты прав насчет твоих прималистов, то нас не встретят в этих горах с распростертыми объятиями.

Касперский ландшафт расплывчатым пятном проносился под брюхом челнока.

– С этим я разберусь.

– Тренчер когда-нибудь упоминал человека по имени Сэм Рой?

Руки Элиаса перестали порхать по пульту. Он внимательно посмотрел на Ким.

– Что случилось после того, как я сбежал?

– После того как ты меня бросил? – поправила женщина.

– Прости. Я просто…

– Ты просто решил, что я стану обузой, – закончила Ким. Ее лицо вспыхнуло от гнева. Она повернулась к Роуку, который стоял, наблюдая за ними, и время от времени с любопытством оглядывал пилотскую кабину. Ким кольнуло сочувствие к касперианину.

– Откуда тебе известно это имя? – настаивал Элиас.

– Когда я съела одну из моих Книг, кое-что случилось, – ответила Ким. Ей было трудно сдержать волнение, вызванное тем, что она узнала. – Он как-то связан с Тренчером? Пока я была под воздействием Книги, Сэм нашел способ говорить со мной. Книги… ну, они предназначены не просто для записи людских воспоминаний и переживаний. Их назначение гораздо глубже, больше похоже на… на разделенный опыт, что-то вроде того.

Элиас отвернулся на несколько секунд, уходя глубоко в себя. Наконец он заговорил:

– Сэм и Тренчер – братья. Они выросли вместе с еще одним человеком по имени Эрнст – все продукты одной и той же генной терапии, но она подействовала на них по-разному. Они восстали. Люди, которые их создали, лишились власти над ними. Это то, что рассказал мне Тренчер. – Элиас посмотрел Ким в глаза. – Поэтому, если ты говоришь с Сэмом в своих снах, я тебе верю. Но сейчас я бы поверил почти чему угодно.

– Сэм сказал мне, что он изучал Цитадель после того, как начался Разрыв. Еще он сказал мне, что и ты, и Тренчер, и он – все связаны одним и тем же даром.

Элиас выставил ладонь:

– Ну, хорошо, хорошо. Но сейчас не время и не место. Лучше скажи мне, почему я не должен искать Тренчера.

– Как ты думаешь, почему Тренчер всегда хотел, чтобы ты прилетел сюда? – спросила Ким. – Только чтобы спасти его?

Элиас посмотрел на нее.

– Конечно. Я так думаю.

«Боже! – подумала Ким. – Как можно быть таким зашоренным? »

– Ты оставил мне записку рядом с Винсентом, – терпеливо продолжала она. «И нам придется вернуться и похоронить его, если мы еще сумеем его найти», – добавила она про себя. Ким не хотела думать о его теле, брошенном посреди дремучего инопланетного леса. – Сэм сказал мне, что вы все способны видеть будущее или хотя бы часть его. Тебе не кажется, что твой друг Тренчер мог все это увидеть! Тебе не кажется, что он хотел бы, чтобы ты как-то помог касперианам, когда это время придет? – Под ее пристальным взглядом Элиас отвел глаза. – При выборе между спасением твоего друга и спасением всего этого мира, тебе не кажется, что правильный выбор ясен? Послушай меня. Тренчер привел тебя сюда по некой причине, но это не та причина, про которую ты думаешь.

Лицо Элиаса сморщилось, как будто он вот-вот заплачет, но потом эта вспышка эмоций прошла, сменяясь нейтральной маской.

– Тренчер много значит для меня. Я долгое время находился в бегах, – произнес Элиас почти тоскливым тоном. – Я бы пропал, если бы не Тренчер… если бы он не объяснил мне, кто я, чем я стал… – Умолкнув, Элиас покачал головой и уставился на экраны, показывающие серое пятно скользящего внизу ландшафта.

– Элиас, я не знаю всех причин, по которым мы оба оказались здесь, – осторожно заговорила Ким. – Но я думаю, причины есть. Винсент прилетел сюда, потому что хотел найти способ, хоть какой-нибудь способ предотвратить то, что должно случиться. Но я не думаю, чтобы он всерьез считал, что такой способ существует. Сэм же думает, что способ есть. Не знаю, какой точно, но это как-то связано с Цитаделью. Сэм хочет, чтобы мы отправились туда.

– Сколько времени у нас осталось? Ким взглянула на табло.

– Несколько часов.

Сэм Рой

Сэм рассматривал свое обнаженное тело в туалетном зеркале. Незначительные шрамы стали теперь синевато-розовыми. Зубы все еще выглядели кошмарно, но в деснах ощущалось покалывание жизни. Сэм поднял руку и коснулся неровного остатка зуба. Пенек закачался под его пальцем и выпал без боли. Когда он со стуком упал на пол, Сэм запрокинул голову и в глубине оставленной пеньком впадины увидел крошечную почку белого фарфора.

Когда Сэм вернулся, Тренчер все так же по-турецки сидел на полу напротив касперианина, которого звали Урсу. Между ними стоял Посредник, артефакт Ангелов. Освобожденный от своей глиняной оболочки, он уже не оставлял сомнений в своем происхождении. Посредник слабо светился, окруженный голубым ореолом. Тренчер выглядел на удивление оживленным, если учесть, что его вытащили из камеры глубокого сна всего несколько часов назад.

Эти двое общаются друг с другом, понял Сэм. Используя Посредника, как делал он сам, когда разговаривал с Урсу. Сэм осторожно опустился на пол рядом с ними и внимательно осмотрел инопланетный прибор, который постоянно находился в фокусе их внимания. Краем уха он слышал споры другой группы, собравшейся в кабине. Молодые люди были явно выбиты из колеи этими странными стариками, с которыми они связали свою судьбу, а особенно этим существом, о котором они думали как об инопланетянине – хотя они родились и выросли на одной планете.

– Расскажи мне, что тебе известно, – попросил Тренчер, поворачиваясь к Сэму. Эти слова были выражены в виде идеи, в виде чего-то бесформенного, находящегося вне семантики. Выражены через Посредника, ставшего технологическим центром их трехстороннего разговора.

– Цитадель – это ключ, – ответил Сэм тем же способом.

Касперианин уже успокоился, хотя это странное окружение продолжало его тревожить. Помогло то, что благодаря Посреднику он мог участвовать в передаваемых ими мыслях и идеях. Однако было сомнительно, что этот туземец способен должным образом воспринять сообщаемую ему информацию. Но Сэму не требовался Посредник, чтобы сочувствовать тому, что проходило через ум касперианина.

– Зачем я здесь? – спросил Урсу. – Я принес вам Шекумпеха, как было велено. Теперь отпустите меня.

Сэму стало грустно. Как ни крути, понял он, а это будет предательство.

– Нам потребуется твое присутствие, когда мы пойдем в Бол. Это часть договора, заключенного много веков назад между вашим народом и расой, которую мы называем Ангелами. Мы не сможем это сделать без присутствия представителя твоей расы, – сказал он.

После этого Урсу замолчал.

Сэм поймал взгляд Тренчера и мотнул головой, показывая, что хочет поговорить с ним наедине. Тренчер встал и подошел к нему.

– Сэм, нам о многом нужно поговорить.

– Да, но…

– У нас нет времени, я знаю, знаю. Я вижу, ты отлично исцеляешься. Я знаю, как трудно тебе пришлось.

Сэм покачал головой.

– Ты бросил нас… меня. Я знал, что ты возвращаешься – Бог свидетель, мы оба это видели, даже Эрнст это видел, – но почему? Почему ты бросил нас тогда?

Тренчер слабо улыбнулся.

– По-моему, ты сам мог бы ответить на свой вопрос – потому что никто из нас не имеет большого выбора в том, что мы говорим или делаем, даже Вон. Он так же скован в своих действиях собственной способностью к предвидению, как и мы. Мы действительно хотим устроить философский спор прямо сейчас?

– До Цитадели еще лететь и лететь, и если все получится не так, как мы надеемся, я по меньшей мере хотел бы кое-что прояснить, прежде чем мы умрем. Я использовал касперианских богов, чтобы понять язык Ангелов. Когда я его понял, он привел меня к доказательству – там, в Цитадели.

Тренчер кивнул, предвосхищая слова Сэма.

– Если мы смотрим в будущее, то какое бы конкретное будущее мы ни увидели…

– … из широкого круга возможных будущих…

– … вероятности схлопываются, чтобы реализовать именно ту конкретную вероятность, – закончил Тренчер.

– Вряд ли все так просто, – заметил Сэм. – Нас всего несколько человек, наделенных этим искусством предвидения. Если мы все видим слегка разнящееся будущее, то направление, в котором схлопывается эта волновая функция, определяется тем, кто обладает самой большой способностью к предвидению.

– К счастью для нас, это наверняка не Эрнст. Но боюсь, меня это не очень успокаивает. Сэм кивнул:

– Ты мог бы вернуться до Разрыва и помочь мне остановить Вона, пока не стало слишком поздно. Вместо этого ты сбежал и спрятался на Земле.

– Потому что я уже увидел, что это случится? – Тренчер покачал головой. – Наверное, да. И наверное, потому, что я спросил себя: действительно ли все обернется так, как мы предвидели, или же мы все-таки ошиблись?

– Но мы не ошиблись. Что приводит нас к другому вопросу. Почему сейчас мы не видим, что будет дальше?

– Возможно, потому, что мы умрем, – ответил Тренчер.

– Или потому, что есть выход, – горячо возразил Сэм. – Ангелы тоже могли видеть будущее, да? И поэтому они ушли.

Сэм провел достаточно времени, изучая Цитадель, чтобы знать. Они ушли из этой вселенной, потому что стали чем-то вроде богов, со всем сопутствующим ужасом и бесконечной скукой абсолютного знания. Поэтому они ушли в какое-то другое место.

– То, что я собираюсь тебе рассказать, – продолжал Сэм, – оказалось для меня настоящим открытием. Не помню, чтобы я это предвидел. Не знаю, предвидел ли ты. Возможно, для тебя это тоже будет открытием.

Глаза Тренчера заблестели от удовольствия.

– Говори, – поторопил он.

– Волна излучения, направляющаяся к этому миру, не является природным феноменом.

Тренчер вытаращил глаза.

– Тогда кто?

Сэм рассказал о второй расе в сердце галактики.

– Сначала я подумал, что это фракция Ангелов, отколовшаяся то ли по политическим, то ли по религиозным, а скорее всего по каким-то другим, неведомым нам причинам. Но чем больше я узнавал о Цитадели, тем больше я понимал, что должен быть в галактике еще один биологический вид, по могуществу и знаниям сравнимый с Ангелами. Я думаю, между ними шла война.

– Это действительно открытие. И ты выяснил все это в Цитадели?

– На самых нижних уровнях Цитадели есть машины наподобие таких штук. – Сэм кивнул на Посредника.

Было настолько легче передавать сырую идею через Посредника. «Вот», – подумал Сэм, и поток знания вошел в ум Тренчера.

Возможно, Ангелы поделились своим знанием с этой таинственной другой расой; возможно, те приобрели его исключительно сами. Как бы то ни было, Сэм был уверен в одном: некогда случился конфликт, который, быть может, еще не закончился.

– Ангелы, конечно, победили, – продолжал рассуждать Сэм. – Они заперли своего врага – заключили? – в сердце нашей галактики, где нет ничего, кроме света и жара. Как их там удерживают, я не знаю.

Эта информация перешла к Тренчеру, как будто он пережил все это сам. Галактика раскинулась перед его мысленным взором, корабли, составленные из энергии и пространства, сплелись, в мгновение ока ныряя к самому ядру Млечного Пути.

– Вид, запертый Ангелами в Ядре, использует галактику как оружие, выстреливая невероятные взрывы уничтожающей жизнь энергии, – тихо прошептал Тренчер. – Ужасная вещь – и в то же время великолепная.

– Но мы можем что-то сделать против этого. Ангелы снабдили нас средствами.

– Конечно.

– А потом?

– После? Ну, мой дорогой брат, – сказал Сэм, – мы же разрушим это будущее?

Урсу

Урсу смотрел на двоих Шей – они продолжали разговор между собой, но к нему больше не обращались. Юноша с удивлением обнаружил, что все еще может общаться с Посредником, и не просто используя его как средство для бесед с Сэмом Роем, а отдельно с ним самим. Он спросил прибор, как они спасут их мир.

Слова-картинки-ощущения завалили Урсу ответами. Он узнал, что Посредники служат больше чем одной цели. Они также управляют – контролируют? – нет, следят за водоворотом звезд, известным как Корона Хеспера.

И когда огонь с этих звезд придет сжечь соплеменников Урсу, что-то спасет их. Некий механизм их защитит.

– Но только этот шит сейчас не работает.

В первый момент Урсу показалось, что эти слова пришли от самого Посредника. Но, ощутив рядом чье-то присутствие, он огляделся и увидел Шей Сэма, который буравил его своими маленькими напряженными глазами.

– Вот почему мы летим в Бол, – сказал он Урсу. – Нам нужен твой бог, чтобы оживить прибор, который спасет твой народ и твой мир.

Ким

Цитадель тянулась в Касперское небо невероятно высокими черными башнями. Ким провела Роука в пилотскую кабину челнока.

Она все еще была ошеломлена столь быстрым развитием событий, и особенно ее удивило внезапное появление Элиаса с украденным челноком.

Ким прошла полный круг и возвращалась наяву туда, куда много лет уже уходила в снах и кошмарах.

– Знаешь, я уже была здесь. Элиас не повернул головы.

– Да? Я думал, сюда никому не разрешают спускаться.

– Кроме исследовательских экспедиций. Раньше я работала в группе поиска, исследуя места пребывания Ангелов в поисках артефактов. В списке таких мест Цитадель всегда занимала первые строки – и до, и после Разрыва. Она достаточно далеко от цивилизации каспериан, чтобы нас не увидели, и мы не вмешались бы в их естественное развитие.

– Она кажется довольно недоступной. Возможно, намеренно недоступной?

– Разумное предположение.

Они были теперь за горами, последний из пиков исчезал за кормой. Впереди лежала только Цитадель.

– Раз ты здесь уже была, то должна знать, куда нам лететь.

– Я… не знаю точно, – замялась Ким. – Я знаю, где находятся главные входы, но все это сооружение такое огромное. Я…

Оба вдруг поняли, что на пульте мигает огонек сообщения. Они вопросительно переглянулись, потом снова посмотрели на огонек. Когда Элиас протянул руку и коснулся его, на экране появился текст, за ним последовал набор координат.

Это сообщение пришло от Тренчера.

Элиас уставился на него как громом пораженный. Возможно, оно было от Тренчера. Возможно, нет.

– Что это за координаты? – немного выждав, спросила Ким.

– Сейчас узнаю. – Элиас опустил глаза. – Так, это прямо впереди.

– Прямо впереди?

Это может быть ловушка…

«Какого черта! – подумал он. – Идти, так идти».

– Значит, ты думаешь, это действительно он? – спросила Ким.

Элиас уже изменил курс челнока в соответствии с присланными координатами. Судно накренилось, поворачивая к восточному краю Цитадели.

– Понятия не имею. Давай узнаем.

«Он ждет этого с нетерпением, – подумала Ким. – Ему все равно, убьют его или нет».

Из любопытства она вывела на экран увеличенное изображение той секции Цитадели, на которую они нацелились. Появилась огромная утроба входа, за которым начинался туннель, ведущий далеко под землю. Там было заметно движение.

– Ладно, дома кто-то есть, – изрек Элиас, внимательно наблюдая за изображением. – Какие-нибудь исследовательские группы еще должны быть там, внизу?

– Нет, вряд ли, – сказала Ким. – Я бы предположила, что их всех отозвали.

– Я бы тоже. У нас на борту есть оружие?

– Оружие? – Она уставилась на Элиаса.

– Я хочу остаться здесь и поглядеть. Вполне очевидно, что наше присутствие тут уже не секрет, иначе мы бы не смогли заполучить этот челнок. Выследившая меня команда была хорошо вооружена, но явно не очень опытна. Отсюда следует, что эти люди непривычны к боевым ситуациям, что дает мне некоторое преимущество. Но они могли держать на борту и другое оружие.

– Я никогда раньше не пользовалась оружием, – призналась Ким. «До того как нацелила на тебя тот пистолет», – мысленно уточнила она.

– Пару дней назад ты была не прочь им воспользоваться, но, вероятно, до этого не дойдет. Однако на всякий случай хорошо бы знать, что мы способны себя защитить. – Его рассудительный и успокаивающий тон встревожил Ким.

Элиас уже рассказал ей, как он захватил челнок. Одно это вызвало у Ким много вопросов, оставшихся без ответов. Вопросов, касающихся природы людей, нашедших сюда путь столько лет назад.

Ким оглянулась на грузовой отсек.

– Хочешь, чтобы я посмотрела? Элиас ободряюще улыбнулся ей.

– Это было бы весьма полезно.

Оружие там имелось. В основном стандартное огнестрельное с патронными обоймами, плюс несколько атмосферных шоковых пистолетов вроде тех, которые плохие парни используют в кино. И еще куча боеприпасов – недостаточно для армии, но достаточно для бойни.

Ким пошла обратно в нос, чтобы сообщить об этом Элиасу. Цитадель уже заполнила все небо.

– Отлично, – ответил Элиас. – Следи здесь, я сам схожу посмотрю.

Она кивнула, положив кончики пальцев на спинку кресла пилота. Челнок приближался к координатам, введенным Элиасом.

Как быстро все переменилось. Не так давно для нее это оружие было бы средством победить Элиаса. Ким точно не знала, когда она решила стать его союзницей. Возможно, когда Сэм заговорил с ней, пока она была в плену у Книги. Услышав шорох за спиной, Ким оглянулась и увидела Роука, все еще смирно сидящего в углу.

Острая жалость охватила ее. Несмотря на его пустые глаза, Ким показалось, что он чувствует себя потерянным, выбитым из колеи. Женщина вытащила смартшит и пошла к касперианину. Объяснить некоторые вещи будет нелегко, но он имеет право знать, что их ожидает.

ГЛАВА 20

Сэм Рой

Теперь события начнут развиваться быстро, подумал Сэм. Большинство решающих этапов в истории свершалось почти в мгновение ока, о чем большинство людей даже не подозревали. Потому что именно к этому все иногда сводится, в конце концов: к крови, смерти и боли… и, возможно, той огромной пустоте, заглянуть за которую ему еще ни разу не удалось. Возможно, смерть была единственной достойной наградой, на которую он мог надеяться.

Сэм, Урсу и Тренчер коротали время, просматривая, что случится, когда этот момент настанет. Ключом ко всему являлся Посредник: единственный Посредник, которому Эрнст Вон не помешал добраться до Цитадели – до места, откуда он был взят.

Сама Цитадель органически вырастала из материковой породы Каспера. По внешнему виду она напоминала пень от срубленного невысоко от земли дерева, искривленные корни которого тянулись во все стороны, вонзаясь в окружающий их лед и камень. Этот геоморфный клубок предоставлял возможность укрытий возле места приземления – старого базового лагеря на краю Цитадели.

К сожалению, Эрнст Вон и те силы, какие он смог собрать, будут иметь то же самое преимущество. Все они находились теперь глубоко в той абсолютной пустоте, заглянуть за которую никто из них не сумел, несмотря на все их силы предвидения. Сэм даже не был уверен, что Элиас получил их сообщение. Оставалось лишь надеяться на это.

Их уже ждали другие заговорщики – не больше дюжины человек, кому Мэтью доверял и кто воспользовался замешательством от исчезновения Тренчера, чтобы сбежать в другом челноке. Все они были молоды, все жаждали воссоединиться с человеческой расой – полететь на родную планету, которой они никогда не знали. Сэм чувствовал себя сильнее и здоровее, чем он когда-либо мог представить. Его тело все еще несло следы многолетних истязаний, но если только удастся сохранить свободу еще хотя бы несколько часов, это ощущение здоровья будет ему достаточной наградой.

Сэм знал, что Эрнст уже должен быть на пути сюда: существовало только одно место, куда мог отправиться последний Посредник. Выходя из челнока, Сэм наблюдал за всеми молодыми людьми, которые обнимались и щебетали вокруг него, явно изумленные, что они зашли так далеко и все еще живы. Некоторые из них, подозревал Сэм, вскоре вполне могут оказаться мертвыми.

Он задержал Мэтью для разговора.

– Тебе придется вооружить этих людей. Они к этому готовы?

– Конечно. – Мэтью кивнул. – Я сделал все, что ты сказал. У нас есть оружие и продовольствие, хотя я не уверен, что они…

– Если мы не справимся, и излучение ударит, Цитадель хотя бы сможет укрыть нас на несколько недель.

– До этого не дойдет, – уверенно заявил Мэтью, но Сэм видел, какой он бледный и изможденный. Юноша как будто усох внутри своей парки.

– Мэтью, что тебя гложет?

– Он мой отец, – тихо ответил Мэтью, – и я просто хочу, чтобы был какой-то способ решить все это по-другому. Заставить его понять, что это неправильно. Послушай, я понимаю, это кажется…

– Твой отец слишком долго находился в плену своих заблуждений, чтобы сейчас от них отказаться, – ответил Сэм. – Раньше я верил в то же самое, что и он. Но я изменился.

Можно ли избежать вооруженной борьбы? Сэм надеялся на это, надеялся, что будет такая возможность. Например, все будет просто: они войдут, активируют щит, и дело будет сделано. Или это займет намного больше времени – и Эрнст сделает все возможное, чтобы им помешать.

А затем, настолько внезапно, что это показалось неправильным, все началось. Сэм почувствовал, что его чуть ли не предали, как если бы все это было игрой, и кто-то нагло нарушил правила. Прозвучал выстрел. Люди закричали, кто-то завизжал, но большинство просто бросилось к укрытию. Еще один выстрел.

Мысленно чертыхаясь, Сэм вышел на открытое место, заслоняя глаза от резкого полярного солнца, чтобы попытаться определить, откуда идут выстрелы. Откуда-то сверху, предположил он. Кто-то закричал, чтобы он укрылся, но Сэм не отреагировал. Он услышал отчетливый свист пули, рикошетом отскакивающей от камня.

Тренчер вышел и оттащил его в сторону, под каменный выступ, где уже сидели несколько человек. Глядя вверх, Сэм увидел далекую фигуру, отступающую от удобной позиции на вершине холма возле ближайшего входа в Цитадель. Выстрелы прекратились.

– Что ж, это решает дело, – изрек Тренчер. – Эрнст не в настроении для дебатов.

– Двое наших пошли их оттуда согнать, – сообщила девушка по имени Мишель. – Но нам придется смотреть в оба. – Она выглядела бледной и потрясенной, как все они. Эти дети редко сталкивались с реальным насилием. Наверное, у них чувство, будто их предали – кто-то из их общины стреляет в них.

– Хорошо, – промолвил он. – Нам нужно двигаться. Мы должны отвести туда этого касперианина до того, как Эрнст соберет свои силы. – Возможно, с надеждой подумал он, Эрнст все еще в пути и выслал только маленький передовой отряд охранять Цитадель.

– А ведь это может быть риск, ты понимаешь? – Тренчер вторил мыслям Сэма. – То есть если ты не против рисковать этим золотым тельцом, – добавил он. Сэм знал, что он имеет в виду Посредника и касперианина, который его принес.

– Мы не будем рисковать без необходимости. – «Я узнал здесь много тайн, – подумал Сэм. – И теперь этот касперианин тоже их узнает».

Может, бедняге лучше не знать, что придумал для него Сэм.

Ким

Ким смотрела, как Элиас повел челнок на посадку рядом с Цитаделью. Вой двигателей быстро стих, когда судно опустилось на ровную каменную площадку рядом с еще двумя челноками, около которых стояли люди. Люди там, где людей быть не должно, размышляла Ким. Почему-то она была уверена, что никто из них не имеет никакого отношения к здешней исследовательской станции.

– Элиас, ты знаешь кого-нибудь из этих людей? Он резко вышел из своей задумчивости.

– Нет, не знаю. Но я знаю, что Тренчер здесь. Я это чувствую. – Элиас увидел тревогу на ее лице. – Они не собираются причинять нам вреда, если ты об этом думаешь, иначе они бы уже начали стрелять. – Он направился к шлюзу. – Нам нужно приготовить винтовки.

Ким посмотрела на него неуверенно.

– Ты действительно думаешь, что они нам понадобятся? Элиас пожал плечами.

– Береженого Бог бережет.

Элиас

Он увидел стоящего Тренчера, как только высадился, и выглядел Тренчер намного старше, чем запомнилось Элиасу.

Старик посмотрел мимо него на выходящих из челнока Ким и касперианина.

– Здесь есть некоторые вещи, которых я не видел в своих видениях, – заметил он другому старику с ужасными шрамами на лице, прикрытом капюшоном арктической одежды.

– Тренчер! – заговорил Элиас, выражение его лица неуловимо менялось. – Я… – Он запнулся, не зная, что сказать. Чувства боролись в его душе. – Я прилетел, – вымолвил он наконец.

– Ты молодец, Элиас, – ласково улыбнулся Тренчер. – Мы оба проделали долгий путь от улиц Лондона. Ну, ты понимаешь, что здесь происходит?

Элиас ответил не сразу:

– Мне известно только то, что ты мне рассказал, прежде… прежде чем исчез. Я знаю, что сюда тебя привез Эрнст Вон, – добавил он. – Но я до сих пор не знаю зачем. И я не знаю, кто все эти люди.

Тренчер вздохнул.

– Я хотел, чтобы ты последовал за мной не ради моего освобождения. Это именно то место, где я должен быть… где мне следует быть.

Элиас покачал головой, по-прежнему недоумевая. Тренчер мягко коснулся его руки.

– Помнишь, Элиас, что я сказал в одну из последних наших встреч? Я хотел, чтобы ты просто сделал то, что ты должен сделать… то, что ты все равно сделаешь. Пойдем со мной. Нам предстоит долгий, долгий разговор.

Сэм Рой

Ким стояла рядом с касперианином, Роуком. Сэм Рой увидел, как она взглянула в его сторону, ее глаза внезапно расширились от узнавания.

– Ты Сэм, – заявила женщина, подходя. – Я… ты выглядишь совсем не так.

– В последнее время я чувствую себя получше, – подтвердил Сэм с улыбкой. – Я очень быстро исцеляюсь.

– Значит, это правда? Внутри Цитадели есть что-то, что может нас защитить?

Старик кивнул:

– Но у нас есть противники. Люди, которые хотят нас остановить. Тебе следует знать это заранее.

– Да, я это уже поняла.

Сэм жестом пригласил ее следовать за ним и привести с собой Роука. Драгоценности в ушах старого мастера сверкали в прозрачном морозном воздухе; широкая парка, сшитая для людей, была ему велика и висела на нем мешком. Он настолько исцелился, понял Сэм, что Роук его не узнал.

Сэм видел Тренчера и Элиаса, разговаривающих в сторонке. Урсу с Посредником сидел возле него, глядя на другого касперианина как зачарованный. Мэтью ходил среди своих людей, сбившихся в кучки, объясняя, что их ждет впереди, уговаривая, ободряя.

Сэму показалось, что люди Мэтью, несмотря на всю их первоначальную храбрость, начинают колебаться. Сэм видел это у них в глазах. Они хотели иметь свое собственное будущее, но Сэм подозревал, что не все из них готовы заплатить ту цену, какую с них могут потребовать.

Элиас

Тренчер собрал всех их вместе: Сэма, Элиаса, Роука, Урсу и Ким.

– Хорошо. Так куда мы пойдем, когда окажемся внутри? – спросил Элиас.

– Внутри Цитадели? Сэм – вот кто знает ее лучше всего, Сэм и твоя подруга Ким, – ответил Тренчер, поглядев на них, стоящих рядом друг с другом. – У меня сложилось впечатление, что каждый из них мог бы найти там дорогу с завязанными глазами.

Он снова повернулся к Элиасу.

– Но это опасно, Элиас. Необходимо следовать точными маршрутами. Пространство и время… там они ведут себя не так, как должны.

– Я знаю только некоторые части Цитадели, – предупредила Ким.

– Но я хорошо знаю почти всю ее, – вмешался Сэм. – С этим проблем не будет.

– А затем?

– Элиас, мы все предвидим будущее – ты, я, Сэм, Эрнст. Оно не вполне точно, иногда оно обманчиво, но большую часть времени оно лежит на нас невыносимым грузом. Ты уже должен это знать. – Элиас мрачно кивнул. – Мы не знаем точно, что случится там, внутри, но мы знаем, что мы должны сделать.

Элиас в упор посмотрел на Сэма.

– С нами прилетел сюда еще один человек, но он не выжил. Он предупредил меня о приближающемся взрыве.

– Научный термин – вспышка гамма-излучения, но по сути верно. – Сэм рассказал о своем открытии, о войне между Ангелами и другой, неизвестной расой. – Есть все основания полагать, что вспышка создана этими существами, которые сражались против Ангелов и потерпели поражение.

Элиас покачал головой.

– Какой им прок убивать все, что находится в поле зрения? Как-то не верится.

Сэм кивнул на Цитадель.

– Это начинает иметь смысл, если знать, что создатели Цитадели – кем бы они ни были – предусмотрели средства, чтобы защитить ее и всю эту планету от гамма-излучения. Есть машины, называемые Посредниками, которые действуют как сторожевые псы над всем этим сооружением, и они достаточно разумны, чтобы обсуждать действия, которые следует предпринять в зависимости от конкретных обстоятельств. Посредников давным-давно унесли из Цитадели. Вероятно, это сделали далекие предки самих каспериан. Теперь нам нужно вернуть туда хотя бы одного из них – только одного, – иначе щит не будет активирован и через несколько недель все выше местного эквивалента улитки обратится в пепел.

Тренчер с удивительной силой сжал руку Элиаса.

– Вон украл годы моей жизни, Элиас, и теперь я действительно хочу заставить его страдать. Я по горло сыт его насмешками и его играми. Мы не позволим ему победить, ты меня понимаешь?

– Понимаю. Сколько у нас противников?

– Много, и командует ими Вон. Он здесь, Элиас, во плоти и крови.

Элиас взглянул на него с сомнением.

– Если Вон такой же, как ты, то его нельзя убить.

– Поживем – увидим, – ответил Тренчер. – Помни, что я сказал: Ким и Сэм знают дорогу. По крайней мере одному из этих туземцев необходимо пойти с ними. Обеспечь, чтобы он пошел, Элиас, и позаботься, чтобы он затем активировал тот щит. Поступи как надо, мой мальчик. Ты всегда так поступал.

Элиас окинул взглядом юношей и девушек, собравшихся поблизости.

– Они все со Станции?

– Это совсем другая история, – ответил Тренчер.

Рассмотрев поближе детей с ружьями, Элиас упал духом. Штатские. Хорошо вооруженные штатские, но как они поведут себя, когда окажутся лицом к лицу со своими прежними друзьями и соседями?

Лучшее решение – не доводить дело до кровопролития.

Элиас взобрался на опору шасси челнока и подождал, пока его увидят. Сэм громко потребовал внимания, и постепенно все замолчали.

– Привет, люди! – заговорил Элиас. – Все вы знаете, зачем вы здесь. Дело вот в чем: в следующие несколько часов масса народу – включая каспериан – должны будут умереть, когда ударит излучение. Присутствующий здесь Сэм ищет способ предотвратить беду. Это означает, что мы все идем в Цитадель. Там мы включим защитный экран, а потом снова выйдем наружу. Все мы.

После Элиаса вперед вышел Сэм и обратился к этой маленькой толпе:

– Эрнст Вон слишком долго вводил вас в заблуждение. Он поставил себя на место Бога и хотел стать разрушителем миров. Бог не потребовал бы такой жертвы как доказательство любви или преданности. Но Эрнст Вон требует, и потому истинный Враг – он. Те, кто нам противостоит, – это наши друзья и соседи. Но если придется, мы должны защитить себя не только ради нас самих, но ради этого мира, в котором вы все родились.

Казалось странным, что этот касперианин, захвативший в плен Элиаса и Ким, решил лететь с ними в это отдаленное, необитаемое место. Большую часть времени это существо тихо стояло рядом с другим касперианином, чуть меньше его ростом, оба наблюдали за людьми своими огромными нечитаемыми глазами.

Меньший был ключом, как сказали Элиасу и Сэм, и Тренчер. Элиас должен доставить его туда живым. Но старшего с драгоценностями в ушах тоже будет достаточно. Почему-то этот процесс не может включиться без касперианина.

Урсу

Урсу вступил в мир, который, он знал, ему никогда не понять. Из разговора с Роуком Урсу быстро понял, что этот касперианин – очень важная персона; императорский эмиссар, не меньше. И хотя они не были пленниками, перспектива сорок дней и ночей брести во льдах, в какую бы сторону ни пытайся бежать, держала не хуже любых решеток. Хотя Роук занимал высокий пост в империи Зана, здесь, в этом странном месте, на краю этого пустого черного города из эпохи легенд, их роли странно переменились. Это Урсу выбивался из сил, чтобы принести Посредника в это место, это Урсу успешно ускользнул от армий империи… правда, с некоторой помощью Шей.

Сейчас они двигались. Женщина Шей подошла к Урсу, произнося слова и непонятные, и чуждые. По привычке Урсу положил руку на Посредника и сразу понял, что она имеет в виду. Теперь они собирались войти в Бол и там сделать то, что нужно сделать. Роук наблюдал за ними обоими старыми, усталыми глазами.

Когда они отправились в путь, Урсу снова вернулся к старому мастеру. Отряд быстро поднимался по крутой тропе, бегущей вдоль периметра легендарного города. На горизонте громоздились горы, отделявшие Бол от остального мира, вонзаясь в небо невероятно высокими пиками. Становясь все круче, тропа вела через гребень длинного холма, отходящего от Цитадели подобно корню. Ниже начинались черные утесы, обрывистые и почти отвесные.

Если бы сейчас на них напали, они оказались бы в крайне уязвимом положении, но они шли дальше невредимые, невидимые… пока.

Элиас

Элиас шел впереди, и у него было такое чувство, будто он ведет отряд вооруженных детей. Дойдя до вершины тропы, он посмотрел на расположенный внизу вход в Цитадель. Один из нескольких входов, как объяснила Ким, но, по словам Сэма, этот вход давал самый быстрый доступ в нужное им место. И поскольку до прихода гамма-волны оставались считанные часы, время теперь было главнее всего.

Вдоль широкого каменного спуска, ведущего к самому входу, стояли несколько челноков. Элиас упал духом: Вон уже был здесь. Увидев внизу движущиеся фигуры, Элиас спросил себя, нет ли среди них самого Вона – его пальцы инстинктивно сжали ствол винтовки. Даже тех людей, что расхаживали на виду, хватало, чтобы и числом, и вооружением многократно превзойти отряд Элиаса.

Он поднял винтовку и всмотрелся через оптический прицел, пока не различил отдельные лица. Никого похожего на Вона. Черт, вероятно, он уже в Цитадели. Элиас осмотрел всю местность, особенно косогор на противоположной стороне спуска – на случай, если Вон разместил там снайперов.

Потом он изучил через прицел винтовки вход, похожий на пещеру. Здесь, на крайнем севере, солнце стояло низко над горизонтом, и через двадцать минут оно больше не будет освещать вход и эту ведущую внутрь дорогу.

Элиас опустил винтовку, отмечая, что челноки Вона стоят на некотором расстоянии от входа. Тропа, на которой находился Элиас, сбегала по опасно крутому склону к месту, не более чем на три метра отстоящему от самого входа.

Возвращаясь тем же путем, каким пришел, Элиас спустился с вершины и присоединился к ждущей колонне своих людей.

– У меня есть идея, – начал он.

Единственной проблемой был правильный расчет времени, поскольку его у них будет в обрез. Через час с небольшим смертельное излучение поползет по поверхности Каспера безмолвным, невидимым убийцей.

Ким, Роук и Сэм с Урсу, все еще держащим Посредника, должны идти дальше по тропе, стараясь не попасться на глаза противнику. Остальные, возглавляемые Элиасом и Тренчером, повернули обратно, делая широкий круг, который приведет их к булыжникам и валунам на противоположной стороне спуска, ведущего к входу.

Дойдя до массивных валунов, Элиас остановил юных прималистских повстанцев и объяснил им, что делать дальше.

Ким

Ким не понимала важности Посредника, пока Сэм ей не объяснил. И все равно ей было трудно в это поверить, пока она сама не заговорила с каждым из двоих каспериан. Поток визуальной информации и знания, который получила Ким, был похож на действие Книг. Затем исключением, что в этот раз информация хлынула через артефакт Ангелов, не через ее собственный биоимплантат. Ее понимание этих существ, того, почему они здесь, и той роли, которую каждый играл в их мире, за секунды выросло десятикратно. Абсолютное общение, подумала Ким. Не словесное, не чисто визуальное, но на каком-то более глубоком уровне. Она увидела вселенную глазами каспериан.

Дойдя до самой верхней точки тропы, откуда Элиас проводил разведку, они замолчали и стали изучать обстановку вокруг стоящих у входа челноков, но осторожно, со скрытой позиции. Ким рассматривала вход в Цитадель и нависающую над ним кручу. Размешенный наверху наблюдатель имел бы хороший обзор того, что происходит внизу. Она кинула взгляд на несметные валуны, разбросанные по склону, на другой стороне от входа, но не заметила никаких признаков группы Элиаса. Ким решила, что это хороший знак: ведь если она их не видит, то, быть может, не увидит и никто из противников.

Время быстро истекало. Удастся им активировать шит или нет, они должны быть внутри Цитадели, когда ударит гамма-волна.

– Теперь будем ждать, – твердо сказал Сэм.

Элиас

Даже самый маленький из окружающих валунов размером был почти в половину «Гоблина», поэтому укрытие здесь было даже лучше, чем ожидал Элиас. Он тихо поговорил с Тренчером, затем они оба осмотрелись, выбирая огневые позиции.

Неудивительно, что мало кто из примкнувших к ним прималистов горел желанием стрелять в людей, с которыми они выросли. Элиас смотрел, как Мэтью ходит среди них и убеждает, укрепляя их решимость.

Ким

– Вот он, – прошептала она.

Сэм быстро поднял голову, как и двое каспериан. Ким удалось различить лишь одинокую фигуру Элиаса, идущего из-за валунов к прималистам, все еще столпившимся вокруг своих челноков.

Элиас

Он медленно шел к прималистам, и вход в Цитадель зиял за ними как пасть ада.

– Эй, люди! – крикнул Элиас.

Кто-то что-то рявкнул, но Элиас не разобрал что. Он твердо продолжал идти вперед, видя нацеленное ему в грудь оружие.

– Меня зовут Элиас, – сообщил он, наконец останавливаясь.

Один из прималистов шагнул чуть ближе.

– Если у тебя есть оружие, – рявкнул он, – брось его сейчас же!

Ким

Любопытные прималисты всей толпой сместились на другую сторону челноков, глядя на Элиаса и повернувшись спинами ко входу в Цитадель.

Ким взглянула на своих спутников и поняла, что ей не нужно ничего говорить. Гуськом они стали быстро спускаться по крутой тропе к гигантскому входу.

Элиас

– Я не вооружен, – ответил Элиас. – Я хочу поговорить с тем, кто здесь командует.

– Кто тебя послал? Ты кто? – раздалось сразу несколько голосов.

Элиас с удовлетворением отметил, что все прималисты смотрят только на него. Стоящие челноки заслоняли обзор, поэтому Элиас еще не знал, спускается ли Ким и ее группа по склону.

«Не испорти все по глупости», – мысленно взмолился он, когда двое из людей Вона подошли и начали его обыскивать.

– Слушайте, я просто хочу поговорить с вашим командиром. Если это тот, о ком я думаю, то мы с ним давние знакомые.

– Вон? Ты хочешь поговорить с Воном? Здесь ты его не найдешь. Он внизу, в Цитадели.

– Заткнись, Стефан, – буркнул один из прималистов. – Здесь вопросы задаем мы.

«Вот именно, – подумал Элиас. – Хоть у одного из вас есть мозги».

Откуда-то донесся крик, и все повернули головы. К ним подбежала запыхавшаяся женщина.

– Там сбоку целая группа спускается ко входу. Это точно его люди! – Она ткнула пальцем в Элиаса.

Глаза Стефана расширились, и он замахнулся своей винтовкой как дубинкой, намереваясь размозжить Элиасу голову. Элиас перехватил за ствол и кулаком ударил своего противника под подбородок. Челюсть Стефана зловеще щелкнула, глаза закатились. Сразу несколько человек набросились на Элиаса, и он упал под градом ударов.

Избиваемый ногами, кулаками и прикладами, Элиас упорно пытался встать. «Черт, – подумал он, – дело дрянь».

В неподвижном воздухе щелкнул одиночный выстрел, потом еще один.

Элиас услышал, как пуля срикошетила где-то рядом.

Колошматившие его люди застыли как на картине. Посмотрев мимо них, Элиас увидел, что несколько людей Вона уже бегут ко входу в Цитадель.

«Бегите, – подумал он. – Бегите».

Ким

Черт побери, в них кто-то стреляет! Сэм заторопил свою группу.

– Входите, входите, – пробормотал он, намеренно держась между ними и далекими челноками.

После дневного света снаружи мрак внутри колоссального входа был поистине ужасным. Подгоняемые Сэмом, люди побежали все глубже и глубже в огромный туннель, ведущий вниз от входа. Они неслись в сгущающуюся черноту, пока прималисты, бывшие на их стороне, прикрывали их огнем из-за ближайших ко входу валунов.

Через несколько минут только неясная серость осталась сзади, напоминая, что здесь вообще есть выход. Ким забыла, что этот входной туннель слегка изгибается, по длинной пологой спирали уходя в сердце Цитадели.

Они остановились, чтобы перевести дух, прислушались и стали ждать. Сверху больше не доносилось ни звука, но Ким не позволила ложному ощущению безопасности убаюкать себя. Она поставила на землю рюкзак, порылась в нем и нашла один из фонарей, взятых с угнанного Элиасом челнока.

Сэм схватил ее за руку прежде, чем Ким успела включить фонарь.

– Не сейчас. Свет может привести их прямо к нам.

– Черт! – Ким выругалась от досады. – В темноте мы не найдем здесь дорогу.

– Это не проблема, – отмахнулся Сэм. – Положитесь на меня.

– Здесь опасно, – возразила Ким. – Здесь все не так, как должно быть.

– Я точно знаю, куда нам нужно, – заявил Сэм. – Поверь мне, я знаю, что я делаю.

Ким почувствовала, что он взял ее за руку, потом обратился к двум касперианам. Мохнатые лапы с твердыми когтями протянулись из темноты и удивительно легко схватили Ким под руки. От минутной паники у нее закружилась голова. Сэм повел их дальше через кромешную тьму. Ким была убеждена, что каждый шаг вперед может кончиться тем, что все они камнем полетят в какую-то скрытую пропасть. Каспериане разговаривали между собой щелканьем и свистом. Слушая их, Ким тотчас поняла, о чем они говорят. Она увидела город вокруг вулканической скалы. И затем тот же самый город – нет, каким-то образом поняла женщина, другой город – город осажденный. Она увидела меньшего из двоих инопланетян: он бежал из города, неся Посредника.

Ее втягивают во что-то, в чем ей будет сложно разобраться, подумала Ким. Потребуется слишком много времени, чтобы понять все сложные детали. Потом Сэм заговорил с ней, и когда он говорил, Ким видела его слова, переводимые в образы и понятия, которые, вероятно, имели некий смысл для двух каспериан.

– Здесь есть комната двумя уровнями ниже, – сказал Сэм, невидимый в темноте. – Я был там долгое время назад, но, думаю, я смогу привести нас туда без всяких проблем.

И Ким увидела эту комнату собственными глазами – так же ясно, как если бы это были ее личные воспоминания.

Должно быть, Посредник и Книжный биоимплантат подключаются к одной и той же штуке в мозгу, подумала она.

– Дай мне твой рюкзак, – велел Сэм несколько минут спустя, и Ким подчинилась. Сэм открыл его и вытащил два фонаря. Внезапный свет был таким ярким, что каспериане отшатнулись от него.

– Наконец-то нам позволено видеть, – пробормотала Ким. Они пришли к разветвлению туннеля. Внезапно в ее голове возник образ огромного огня, несущегося через галактику… ее освобожденное от телесной оболочки «я» на страшной скорости летело сквозь облака звезд к сердцу Млечного Пути.

– Это Посредник говорит сейчас, не они, – объяснил Сэм. Он направил свой фонарь в левый туннель и пошел туда.

– Ты хочешь сказать, что эта штука разумная? – спросила Ким, следуя за ним вместе с касперианами.

– Конечно. Живая ли она в том смысле, как мы это понимаем, – другой вопрос. Но Посредник, несомненно, способен размышлять и принимать решения в рамках вложенной в него задачи.

– Значит, то, что я только что видела, что все мы видели, было в нем запрограммировано?

– Что-то вроде того. А может быть, это воспоминания Ангелов, хранимые внутри него как справочный материал. Ты почувствовала умы, действующие за облаками звезд в сердце галактики?

– Да, почувствовала. Я что-то почувствовала.

Темнота за границами света от фонаря казалась сейчас менее гнетущей. Но Ким все еще чувствовала себя так, как если бы эта чернота была жидкостью, в которой можно утонуть. Это вернуло плохие воспоминания.

– Вперед, – поторопил их Сэм. – Я знаю, где мы сейчас. Ким огляделась по сторонам и поежилась.

– Я действительно надеюсь, что ты знаешь, куда мы идем, потому что иначе я не представляю себе, как мы найдем выход.

Сэм посмотрел назад. Они прошли совсем немного от развилки, но туннель выглядел… иначе.

– Типичная топологическая деформация для Цитадели, – заметил он. – Не о чем беспокоиться, пока знаешь, чего ожидать.

Ким уставилась на туннель и содрогнулась, слишком ясно вспоминая то, что случилось в прошлый раз, когда она была в Цитадели.

Урсу

Он почувствовал, что другой касперианин тронул его за руку, вынуждая замедлить шаг, пока двое Шей не ушли немного вперед, все еще поглощенные своим разговором.

– Мы должны убрать этих чужаков из нашего мира, – прошептал Роук с жаром, удивившим его спутника.

– Они ведь хотят нам помочь, – запротестовал Урсу.

– Но с какой целью, с какой целью? – пробормотал Роук. Шей по имени Сэм оглянулся через плечо, блеснув своими зубами.

– Он может слышать наши мысли так же, как мы можем слышать их, – предостерегающим тоном сказал Урсу. – Поговорим об этом позже.

Роук моргнул в знак согласия.

Ким

– Она пытается сбить нас с пути, – сказал Сэм, когда они продвигались по все более и более узкому проходу.

– Если мы не будем осторожны, пространственная топология Цитадели может завести нас в тупик, – предупредила Ким. Как венерина мухоловка, ловящая насекомых, которые забредают в ее зев. – Так что ты уж постарайся, чтобы ты знал, что делаешь.

Впереди ждали новые изгибы и повороты, коридоры чем дальше, тем становились уже. Но Сэм выбирал направление с видимой легкостью, ведя свою группу, которая послушно следовала сзади.

– Мы почти пришли, – вскоре объявил он. Потолок над головой был сейчас намного ниже. Вдруг где-то впереди раздался звук, похожий на скрип стула или шарканье ног по земле. Все четверо застыли и прислушались.

Сэм жестом велел им оставаться на месте и бесшумно двинулся вперед. Откуда-то спереди шел свет, достаточный, чтобы освещать дорогу, хотя Ким не могла определить его источник. Через несколько метров Сэм остановился и, прислушиваясь, повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую.

– Эрнст, – проронил он, внезапно исчезая за углом, которого, Ким могла бы поклясться, минуту назад не было.

Никакого звука, ничего. Впервые в жизни Ким поняла, что такое оглушительная тишина. Она осторожно пошла вперед, поманив за собой каспериан.

Ким огляделась. Она на миг отключилась? Шла она туда, где только что стоял Сэм… а теперь вдруг оказалась за углом. «Опять проделки Цитадели», – устало подумала женщина, слыша, как сзади подходят два касперианина. Меньший держал Посредника.

Ким посмотрела ему в глаза и заговорила медленно, как будто от этого касперианин мог лучше ее понять – хотя она знала, что Посредник точно переведет ее слова.

– Ты готов использовать эту штуку, когда нужно будет? – спросила она.

– Да, – ответил Урсу на своем языке, бросая взгляд на открывшуюся перед ними комнату. Она была освещена, но Ким по-прежнему не могла установить источник света. – Но я не знаю, что я должен делать.

«Я тоже», – подумала Ким, отворачиваясь. Комната была просторной, круглой, с низким потолком. В центре ее стояло круглое возвышение с двумя десятками мелких выемок по краю.

В каждой из выемок имелись крохотные пазы, и внезапно Ким поняла, что они должны поместить Посредника в один из этих пазов. «Откуда я это знаю? » – удивилась женщина, потом сообразила, что эта подсказка пришла от самого Посредника. Она повернулась и посмотрела на меньшего касперианина, прижимающего этот предмет к своей груди. Ким надеялась, что Посредник передал то же самое знание и ему.

Сэма нигде не было видно. Ким осторожно шагнула вперед и тотчас пожалела об этом.

Комната вдруг резко завертелась, и каспериане оказались на другом конце этого огромного круглого пространства. Ким замерла, каждый мускул в ее теле напрягся. Теперь она увидела Сэма неподалеку от себя на полу – раньше его не было видно, потому что его заслоняло возвышение.

– Я его не вижу, – сказал Сэм голосом тонким и слабым. Ким вдруг поняла, что старик лежит в луже крови, и направилась было к нему.

– Нет, не двигайся, – приказал Сэм. – Стой на месте. Возвышение светится?

Ким посмотрела на возвышение. Одну из его выемок окутало бледно-голубое свечение. – Да.

– Скажи касперианину, чтобы шел вперед, – велел Сэм. Держась за бок, он почти встал на ноги. Кровотечение как будто остановилось. Возможно, подумала Ким, это была только поверхностная рана. Она повернулась, замахала младшему касперианену и закричала, чтобы он шел по ее следам. Он на миг замялся в нерешительности.

Каким-то образом всего несколько коротких шагов перенесли касперианина через весь круглый зал – у Ким это в голове не укладывалось. «Не думай об этом», – сказала она себе. Дрожащий касперианин встал рядом с ней, от его меха пахло псиной. Второй касперианин остался у входа. Ким почти чувствовала Посредника, рвущегося из рук касперианина. Урсу шагнул вперед.

– Нет, – остановил его Сэм. – Иди налево, не к возвышению. Теперь повернись. – Прижимая уши, касперианин осторожно повернулся. – Вот так. Теперь вперед – осторожно.

Ким увидела, что теперь он стоит возле единственной светящейся выемки. Но ведь касперианин шел прочь от возвышения?

В этот самый момент кто-то, кого Ким никогда раньше не видела, словно выпал из некой дыры в реальности. Женщине показалось, что он вдруг просто оказался тут, выйдя из-за какого-то невозможного угла. «Как он это сделал? » – удивилась Ким, когда незнакомец прыгнул к ней. Она держала в руке винтовку и вдруг поняла, что ее нет – Ким даже не успела среагировать. Выбитое оружие поехало по каменному полу в какой-то непроницаемый темный угол.

У ее противника было свое оружие, заметила Ким: акустический пистолет. Мужчина ткнул им в спину касперианина; Ким увидела, как его пальцы нажимают на спусковой крючок.

Неожиданно Сэм оказался рядом с ней – движением таким сверхчеловечески быстрым, что глаза за ним не успевали. Мгновение – и старик уже пронесся мимо.

Ким увидела, как Сэм ударил по пистолету, отбросил оружие от спины касперианина. Рябь прорезала воздух до дальнего конца комнаты, швыряя второго касперианина на спину. Меньший касперианин остался невредим – Сэм только что спас ему жизнь. Насчет другого касперианина Ким не была так уверена.

Без винтовки она почувствовала себя слабой и беспомощной. Подняв фонарь, она осветила человека, с которым теперь сцепился Сэм. У незнакомца были седые волосы, сильно загорелое лицо и глаза, в которых пылали костры ада. Свет фонаря на миг ослепил его, затем он отскочил от Сэма и вновь появился рядом с меньшим касперианином.

Он попытался вырвать Посредника из лап этого существа, касперианин завизжал, но не отпускал. Не думая о том, что делает, Ким прыгнула вперед.

У нее возникло ощущение вечности, открывающейся под ней и вокруг нее, и на кратчайшее из мгновений ею овладел страх этой вечности, но тот час же исчез, и плечо Ким врезалось в бок седовласого. Он рухнул на возвышение, вскочил с рычанием и бросился на Ким, вцепляясь ей ногтями в лицо.

Его пальцы стали выдавливать ей глаза, она упала, завопив, и тут же рядом вновь появился Сэм, осыпая ее противника ударами. Вдвоем они откатились от Ким, яростно борясь.

Женщина не теряла времени.

– Ставь! – крикнула она касперианину – он стоял совсем рядом и дрожал.

Затаив дыхание, Ким смотрела, как это существо подняло Посредника и осторожно поместило в паз светящейся голубым выемки. Свечение тотчас погасло.

Ничего не произошло.

«Все кончено? » – подумала Ким. Казалось, мир ничуть не изменился.

Эрнст и Сэм стояли лицом друг к другу на расстоянии нескольких шагов, но у Ким сложилось впечатление, что из-за причудливой топографии Цитадели они с тем же успехом могли бы стоять на противоположных сторонах каньона. Оба тяжело дышали, и Эрнст выглядел заметно более усталым.

– Это еще не конец. – Сэм вдруг повернулся к ней. – Еще он должен занять свое место.

«Кто он и какое место? » – удивилась Ким, но точное значение его слов хлынуло в ее ум через Посредника. Теперь она увидела этот артефакт как центр обширной сети светящихся линий, пронизывающих кору планеты. Некоторые из этих линий были разорваны, разъединены. Требовался еще один элемент.

В самом центре возвышения что-то случилось. В нем открылось отверстие, глубокое и черное.

Через мгновение Ким поняла, что это возвышение предназначено вмещать не только Посредников, но и ум из плоти и крови. Любой из них – человек или касперианин – мог управлять Цитаделью с этого возвышения, которое было узловым центром обширной планетарной сети, где радиационный щит был лишь одним из элементов. Кто бы ни взаимодействовал с этим возвышением таким образом, он получил бы огромную власть. Женщина взглянула на Сэма, и его мысли хлынули в нее: даже если они победят в этой борьбе, ухудшающееся положение на Земле почти наверняка будет означать расторжение договора, который до сих пор держит Каспер в изоляции. В конце концов, этот мир будет завоеван. На краткий миг взгляд Сэма зафиксировался на Ким, его глаза сверкали. Если один из каспериан взойдет на это возвышение, такой исход можно будет предотвратить. Некоторая благодетельная диктатура…

– Нет!

Ким даже не поняла, чей это был крик протеста – ее или кого-то другого. Ей потребовалось еще несколько мгновений, чтобы сообразить, что на самом деле это кричал касперианин, стоящий ближе всего к ней.

– Я не могу это сделать! – передал он щелканьем и свистами. И Ким могла понять почему. Посредник показывал им сейчас разновидность живой смерти: могущественный, как бог, но одинокий, совершенно одинокий. Больше чем когда-либо Цитадель показалась местом смерти, огромной, колоссальной гробницей, внушающей благоговение, но никак не способствующей жизни. Сэм спланировал вид высочайшей жертвы. Жертвы, возможно, слишком великой для этого касперианина.

Осторожно пригнувшись, Эрнст и Сэм стояли лицом друг к другу, а между ними лежала вечность.

– Заставь его это сделать, Ким. Один из них должен! – крикнул Сэм.

Эхо голосов донеслось до женщины, и она взглянула на вход в эту огромную комнату. Замерцали лучи фонарей. Голоса приближались, среди них один был узнаваем.

Элиас.

– Не входи, – прошептала Ким, но он уже ступал в комнату. Внезапно Элиас оказался рядом с ней, всего в дюймах от нее. Там он застыл, сбитый с толку сложной топографией Цитадели.

– Просто стой, где стоишь, – прошипела женщина. Элиас медленно кивнул, стоя как вкопанный.

– Только не двигайся, – предупредила Ким. – Даже ни на дюйм.

Глядя на сцепившихся Сэма и Эрнста, Элиас шепотом выругался и поднял винтовку, целясь в Эрнста Вона. Но пуля будто и не покинула ствола.

– Я не понимаю…

– И не пытайся.

Сэм и Вон снова отскочили друг от друга; теперь Эрнст казался раненым. Когда Сэм медленно приблизился к тому месту, где – Ким чувствовала – лежал невидимый обрыв, она предостерегающе вскрикнула.

– Нам не убить друг друга, – громко сказал Сэм, глядя прямо на нее. – Есть только один способ закончить это сейчас.

Эрнст отступил, его лицо было малиновым от напряжения… и вновь появился прямо рядом с Сэмом. Ким услышала за спиной движение. Она протянула руку и схватила Элиаса за локоть.

– Не пытайся, – предупредила женщина. – Тебе туда не попасть.

Сэм потянулся к Эрнсту, почти обнимая его. Эрнст в отчаянии начал вырываться, когда Сэм сплел свои руки вокруг шеи противника. Это выглядело почти так, как если бы он обнимал давно потерянного возлюбленного. Когда Сэм отклонился назад, Ким непроизвольно двинулась вперед. Всего на чуть-чуть, но этого как раз хватило, чтобы она увидела край той пропасти, пространства между пространствами, зияющей прямо перед ней. Она заметила панику, растущую на лице Эрнста Вона, его почти комичную гримасу – как у клоуна, теряющего равновесие на натянутом канате.

Они упали вместе. Сэм продолжал сжимать Вона в крепких объятиях, инерция тащила их назад, пока они не провалились в никуда. В бездну размером с вечность…

Ким быстро попятилась, желая убраться как можно дальше от той ужасной пустоты. У нее подогнулись колени, но Элиас подхватил ее, когда она пошатнулась.

– Что с ними случилось? – недоуменно спросил Элиас.

– Они ушли, – ответила Ким. – Не думаю, что они вернутся.

У pcy

Урсу с облегчением обнаружил, что Роук все еще жив, хотя его ушибла некая непостижимая сила. Старый касперианин держался за живот, когда Урсу помогал ему вернуться ко входу в комнату с возвышением.

– Так вот он, легендарный город Бол, – прохрипел Роук. Вокруг заплясали лучи фонарей, и появились другие Шей, остановленные у входа одним из их соплеменников, чтобы их не постигла та же участь, что тех двоих исчезнувших. – Это место зла. Да будет оно навеки поглощено землей.

Роук запрядал ушами и продолжил:

– Я слышал, Шей объяснял, что в том возвышении находится абсолютная власть. Что любой из нас двоих мог бы… Урсу, ты понимаешь, что это значит?

– Пророчество Фида, – согласился Урсу. – Да, я понимаю. – Пророчество, что кто-то из их соплеменников будет править миром, став подобным богам. Вы думаете, это место предназначено императору Зану?

Роук помолчал, размышляя под оживленный стрекот Шей.

– Я не знаю, – признался он наконец.

Тренчер

В той узкой камере, где Дэвиду Тренчеру Вону снились забытые сны, ему пришло в голову, что жизнь – не больше чем прелюдия к одному последнему моменту существования, что только в ту последнюю секунду жизни можно точно оценить и понять значение и цель всего, что происходило раньше. Сам Тренчер находился в незавидном положении, ибо он всегда знал, что будет чувствовать в тот последний момент. Даже Сэм никогда не понимал, насколько полно видит Тренчер грядущие события.

«Вот я и здесь, – подумал Тренчер. – Я так долго знал об этой минуте, что теперь кажется, будто я всегда был здесь». Щит был теперь активирован, но сама Цитадель оставалась смертельным оружием. Тренчер вдруг осознал, что Цитадель всегда была с ним: сперва младенческими страхами, потом кошмарами о чем-то огромном и темном, полном тайн и загадок. Теперь он понял, что это означало. Находясь здесь, Тренчер понял, почему не видел дальше этой минуты.

В своих мыслях Тренчер всегда любил думать, что Ангелы были сострадательными существами, которых обогнала их собственная технология. Что-то ужасное было создано, когда они научились прикасаться к будущему: вид темпорального опустошения, которое действовало до сих пор, спустя бесчисленные эры после того, как не стало самих Ангелов.

Пора вернуть этой вселенной свободу воли, понял Тренчер.

Заметив Элиаса, старик подошел к нему. Тренчер видел, как дрожат руки Элиаса, как посерела его кожа. Медленный Блайт пожирал его, и если бы Тренчер был способен заглянуть за ту критическую точку времени, от которой его отделяли мгновения, он бы предположил, что Элиасу Мюррею недолго осталось жить.

– Элиас, послушай меня. Ты должен увести отсюда всех этих людей, и побыстрее. Ты меня понимаешь?

Элиас уставился на него, словно не узнавая.

– Я… нет, не понимаю. Где Сэм? Ты видел, что с ним случилось? Где Вон?

– Элиас, пожалуйста, сделай точно так, как я тебе говорю. Сэма и Эрнста Вона больше нет. Ты никогда их больше не увидишь. Но еще ничего не закончилось. Я должен разрушить эту секцию Цитадели.

Элиас вытаращил глаза.

– Разрушить? Как, черт возьми, ты это сделаешь?

– Уведи их отсюда, Элиас. Сэм слишком многого хотел от каспериан. Я могу дать тебе совсем немного времени.

Для него самого время будто замедлилось: поворачиваясь бежать в комнату с возвышением, Тренчер увидел, как медленно раскрывается рот Элиаса, готовясь задать вопрос.

Кроме Элиаса, у которого искусство предвидения было крайне слабо, этой способностью, так гибельно подаренной человеческой расе, обладал только он, Тренчер. Значит, сейчас он должен убрать себя из вселенной.

Тренчер побежал к возвышению, к пустоте, открывшейся в его центре.

Темнота блеснула за отверстием. Тайны скрывались там, тайны, превосходящие его воображение. Тренчер упал в него… и падал вечно.

Ким

Она видела, как Тренчер побежал в комнату с возвышением – так быстро, что не проследить взглядом, вскочил на возвышение – и исчез. Элиас растерянно заморгал – только что Тренчер был, в следующий момент он исчез. Видно было, как с губ Элиаса рвутся уже ненужные вопросы, как исказилось его лицо болью полной потери.

Земля под ногами. Ким посмотрела вверх – от внезапного дежа вю ее мгновенно прошиб холодный пот – и как раз успела увидеть, как Элиас двинулся к возвышению.

– Стой! – крикнула Ким и бросилась за ним, успевшим сделать всего несколько шагов. – Оттуда никто не вернется! Стой, я сказала!

Ким знала, что он легко мог бы стряхнуть ее с себя, но вместо этого Элиас остановился и посмотрел на нее.

– Мне нужно знать, куда он исчез, – объяснил он, и тут земля задрожала второй раз.

Ким ухитрилась вытащить его из этой огромной комнаты, назад, туда, где стояли прималистские повстанцы, нервно перешептываясь. Ким действительно не хотела думать о том, собирается ли история повториться, но если собирается, то на этот раз Ким твердо решила, что исход будет другим. Тайны, стоящие целой жизни – нет, тысячи лет изучения, – лежали в двух шагах от нее, но Ким знала сейчас, что ей нет до них дела.

Странный свет теперь исходил от всего возвышения. Даже смотреть на него было больно.

– Черт возьми, Элиас, мы должны убраться отсюда, быстро. Пожалуйста, скажи мне, что выходить наружу теперь безопасно.

– О чем ты говоришь? Я никуда не иду.

– Да поверь мне, – ее голос дрожал, – когда я говорю, что нам действительно надо убраться отсюда. Я слышала, о чем попросил тебя Тренчер, и ты даже не знаешь, что могло бы случиться теперь, когда Тренчер там, внутри.

– Он велел увести всех отсюда.

– Ну так уводи. Я… я немного представляю, что здесь происходит. Посредник все еще переводит, едва-едва, но мне кажется, я понимаю. Тренчер взял на себя управление Цитаделью, поэтому он может ее разрушить. А потом он хочет… хочет… – Ким застонала от душевной муки – она уже видела, куда Тренчер собирается уйти. Куда-то за пределы смерти, за пределы всего, что она могла понять.

Убрать себя из вселенной.

Подгоняя и поторапливая всех, Ким бежала впереди с фонариком, освещая дорогу. Почему-то найти обратный путь оказалось намного легче. Помогло то, что они направлялись обратно к свету. Еще несколько раз с тревожным грохотом вздрогнула земля под ногами, и хотя подъем не был крут, Ким чувствовала, как усталость болью терзает ноги. Только каспериане, казалось, способны поддерживать ровный темп. Как понять их мысли, ведь Посредник остался далеко позади? Но у нее в кармане сохранился смартшит.

А затем они оказались снаружи, в тусклых серых сумерках. Поблизости валялись трупы. Грохот за спиной усилился до ужасающего рева – будто рычал в клетке какой-то огромный зверь. Земля дрожала все сильнее – уже казалось, что вся планета разваливается на части. Огромные тучи пыли и дыма носились в воздухе, накрывая эту горстку людей, которые остановились, кашляя, на открытом воздухе.

ГЛАВА 21

Эдди

Вы хотите, чтобы я снова это просмотрел? – спросил Эдди, обводя взглядом сидящих в приемной. Он уже проглядел компьютерные записи. Собрание происходило на борту «Нам Чея» – военного фрегата, превращенного во временную штаб-квартиру для администрации, ранее помещавшейся на Станции Ангелов. «Нам Чей», как почти все корабли в Касперской системе, был выведен на стационарную орбиту вокруг некой достаточно большой массы, которая действовала как щит против гамма-излучения, все еще несущегося через эту систему ровной, но теперь убывающей волной. Еще неделя, подумал Эдди, и все, о чем любой человек в этой системе должен будет беспокоиться, это случайное удушье.

Несколько тысяч автоматизированных приборов слежения и наблюдения, чья цель и внимание были сфокусированы на единственной известной помимо человечества существующей цивилизации, наблюдали, как волна излучения несется к Касперу со скоростью света. Результат компьютерного моделирования, который Эдди только что просмотрел, показал, что нечто невидимое – силовое поле, за неимением лучшего термина, – направило излучение вокруг планеты, оставляя ее поверхность невредимой.

Неудивительно, что Каспер тут же привлек к себе внимание всех физиков в системе.

Эдди Габарра наблюдал за всем этим с растущим интересом.

– Похоже, командующий Холмс, вы вышли сухим из воды, – заметил он.

Созданные человеком конструкции на Станции были разрушены почти все – их придется восстанавливать с нуля. Конечно, цена будет огромна, но потенциальная компенсация от того, что увидели, что наблюдали дюжина разных независимых источников, оправдает такую цену с лихвой.

Компьютерная модель над плечом Эдди сменилась видом звездного неба, и Холмс перевел туда взгляд. «Хоть и напортачил ты тут изрядно, – подумал Габарра. – К сожалению, доказать это уже не удастся».

– Так на планете действительно есть люди? – спросил голос у него за спиной. Габарра повернулся и увидел Билла Линдона. Рядом с Линдоном в глубине приемной стояли мэр Пирс и женщина по имени Тереза Делинц, член следственной комиссии, созданной тем учреждением на Земле, перед которым отчитывались власти Станции.

– Да, Билл, там действительно есть люди.

Линдон согласился дать показания против ряда ключевых кадров Станции в обмен на прекращение судебного преследования за его собственную незаконную деятельность. И правда, во время дискуссий на прошлой неделе Линдон сумел так ловко перевоплотиться в честного и активного гражданина, что Габарре стало ясно: истинное призвание этого человека – политика.

Габарра был знаком с Делинц по другим заседаниям и другим случаям. У нее было худое морщинистое лицо, говорящее о нелегкой жизни. Нынешнее заседание закончилось; официальная формулировка была выбрана. Холмс хранил каменное молчание, но Делинц подошла к Габарре и отвела его в сторонку.

– Насколько я понимаю, вы полагаете, что ваш друг мог столкнуться с нелегальными колонистами, – тихо сказала Делинц.

– Винсент? Да, он прилетел сюда по моему поручению еще до атаки на Станцию. Бортовые журналы показывают, что он был на борту разбившегося при посадке «Гоблина», обнаруженного спутниками наблюдения.

– Вы думаете, он что-то знал? Габарра уклончиво пожал плечами.

– Возможно, но мне это не известно. Я видел спутниковые снимки обломков, но не знаю, какие у него были шансы выжить. Если Винсент что-то знал…

– Вам следует знать, – перебила Делинц, – что некоторые вопросы обсуждаются сейчас на более высоком уровне, неофициально.

– Какие же?

– Предать ли гласности факт обнаружения потомков первоначальной команды, – объяснила Делинц. – Это могло бы вызвать слишком много вопросов.

– Например, почему мы раньше не знали об их существовании, – подхватил Габарра. – А мы не знали?

Лицо Делинц осталось бесстрастным. «А ведь вы знали, – подумал Габарра. – Спорить могу, вы знали с самого начала».

Эдди Габарра был вынужден скрываться, пока добирался до Касперской системы. Самым неприятным было ложное известие о его смерти. Не то чтобы эту весть не пытались сделать правдивой: был тот случай на Оортовой Станции Ангелов, когда кто-то следовал за ним по затемненному коридору и пытался его убить… Весьма неприятное воспоминание, и Эдди знал, что ему очень повезло уйти живым.

– Мы знали? – повторил он. – Понимаете, я имею очень личный интерес к тому, что происходит.

Заговор молчания, простирающийся от Земли до Каспера? Чтобы хранить сведения об этой волне излучения, распространяющейся через галактику, от общественности, от любого, кому это нужно знать?

Габарра знал теперь, насколько плохо становится положение на Земле. И по мере того, как осознание грядущей катастрофы росло, значение Каспера все больше и больше выдвигалось на передний план – мир, который, если бы не коренные разумные существа, живущие там, был бы готовым для захвата, когда родная планета погибнет в экологической катастрофе. Теперь случилось еще кое-что, чему никто не мог найти объяснение, и раса, которая могла бы за несколько дней стать вымершей, все еще процветает, хотя и знать не знает об отведенной от нее опасности.

Может быть, есть другой способ спасения Земли? Может быть.

– Вы понимаете, что замалчивание таких вещей подразумевало бы определенную степень соучастия, – продолжила Делинц, будто не слыша вопроса Эдди.

Эдди натянуто улыбнулся.

– Мне случалось бывать жертвой подобного рода соучастия, – сказал он. – Поэтому вы понимаете, почему я не испытываю желания самому вступать в подобный заговор.

– Вы правы, мистер Габарра, называя произошедшее здесь заговором. Заговоры проваливаются, когда их раскрывают, и вы сыграли немалую роль в этом раскрытии. Но здесь происходит и многое другое.

– Я не совсем вас понимаю.

– Мы видели нечто, чего не можем объяснить, – сказала Делинц. – То защитное поле, которое появилось вокруг Каспера перед ударом излучения, – нельзя же всерьез утверждать, что это был природный феномен? – Делинц с любопытством посмотрела на Эдди. – Или можно? Мне было бы очень интересно ваше профессиональное мнение ученого.

Несколько секунд Эдди молчал, потом наконец заговорил:

– Нет, это был не природный феномен. Уже одно то, что оно появилось в… в нужное время в нужном месте, а потом снова начало исчезать. Самый очевидный кандидат на производство такого уровня препятствия для этого излучения – сама Цитадель. Даже сотая ее часть пока не исследована.

– Да, почти несомненно. И теперь, когда этот вопрос, кажется, выяснен, что дальше?

– Я не понимаю.

– Земля умирает, мистер Габарра. Я видела доклады, которых вы не видели. Ну, может быть, не умирает, но близка к тому, чтобы стать смертельно больной. Единственная альтернатива миллиардам смертей в ближайшие десятилетия – это только некая форма переселения. Эдди помолчал минуту.

– Мисс Делинц, я понимаю, что вы хотите сказать. Вероятно, каспериане все равно уже знают о нашем существовании. Разумно предположить, что и прималисты, покинувшие эту Станцию в самом начале Разрыва, могли за это время иметь контакты с туземцами. Челноки в атмосфере Каспера, которые мы видели на записях, плюс крушение «Гоблина» на поверхности планеты – все это указывает на такую степень человеческого вмешательства, что теперь оно может оказаться необратимым. Я знаю, некоторые потребуют колонизировать Каспер. Но есть и другие возможности. Слабые, конечно, но реальные.

– Например?

– Жуки, – пояснил Эдди. – Они ушли через сингулярность, но в известной Сети нигде не вышли. Это означает, что в цепочке Станций Ангелов есть узлы, еще не обнаруженные нами. Там тоже могут быть обитаемые миры. И еще есть зонды, которые мы отправили к Галактическому ядру.

– Я не знала, что вы имеете допуск к этого рода информации, – резко сказала Делинц.

– Имею, будьте уверены.

– Сверхсветовая технология, которая сделала возможной «Миссии к Ядру», позволяет транспортировать через галактику только самые крошечные зонды, – возразила Делинц. – Едва ли достаточные для перевозки людей.

– Вы забыли важное слово: пока. Мы пока не можем этого делать, но я думаю, что сможем.

– Но не к нужному времени.

– Может быть, да, может быть, нет. Вспомните, что обнаружили «Миссии к Ядру»: несколько артефактов звездных размеров вблизи центра галактики.

– Нет доказательств их искусственного происхождения.

– Я был бы готов ручаться за это своей профессиональной карьерой. Подозреваю, что эти объекты испускают сигналы, разговаривают друг с другом.

Эдди предполагал, что это звездолеты, но пока он не был готов произнести такую гипотезу вслух. Иными словами, что-то очень, очень передовое, возможно, происходящее из Галактического ядра. Возможно, что-то, что могло заставить тысячи звезд взорваться в пределах нескольких световых лет друг от друга. Они бы никогда не узнали, если бы одна экспедиция в Цитадель не открыла секрет сверхсветовой технологии.

Но что все это означает, у Эдди Габарра даже догадок не было.

Ким

Погибло человек десять с обеих сторон, стычка закончилась за несколько минут, крики о перемирии зазвучали между древними валунами. Элиас воспользовался этим, чтобы броситься за Тренчером в глубь Цитадели. Теперь Тренчер исчез, и Ким понимала: Элиас никак не возьмет в толк почему.

Когда стало ясно, что Вон действительно исчез, прималисты с обеих сторон затеяли спор. Элиас и Ким повели каспериан к захваченному Элиасом челноку. Ким спросила себя, что будет теперь с прималистами, но в данный момент ее больше волновали другие вопросы. К счастью, никто из прималистов не подумал требовать обратно украденный челнок.

Смартшит все еще был у Ким с собой. Она достала его и по дороге с его помощью обратилась к касперианам.

– Что ты им говоришь? – поинтересовался Элиас.

– Спрашиваю, куда бы они хотели сейчас полететь, – объяснила Ким.

– А-а…

Это имело смысл – не бросать же было туземцев здесь, в этой ледяной пустыне. Они вошли в челнок, теперь их было только четверо. Элиас сел за пульт управления и уставился на него так, будто никогда в жизни ничего подобного не видел.

– Вряд ли эта рухлядь сможет подняться на орбиту, – изрек Элиас. – Она слишком старая. Я бы не хотел рисковать. Есть другие идеи?

– Я уже послала сигнал бедствия через смартшит.

– Знаешь, нам придется давать массу объяснений тому, кто прилетит нас спасать. И ему, и властям Станции.

– Да ладно. Я только что поговорила с касперианами. Я не уверена, правильно ли я поняла место, но у нас достаточно топлива, чтобы доставить их туда, куда они хотят.

– И куда это?

– На юге, возле океана, у нижнего края этого континента.

– А потом?

– А потом у нас еще одно дело будет, Элиас.

Роук

Они полетели на юг, и через несколько часов челнок опустился на бесплодную ледяную равнину. Насколько они могли судить, их посадка прошла без свидетелей. Ким попрощалась – через смартшит – с касперианами, после чего эти двое существ отошли в сторону и проводили взглядами взлетающий челнок.

Урсу и Роук долго стояли, глядя в небо.

– Далеко нам сейчас идти? – спросил наконец Роук.

– Нам туда, – показал рукой Урсу. – Думаю, к закату доберемся. – Он с любопытством посмотрел на Роука. – Признаться, я удивлен, что вы решили идти со мной.

– Я бросил императорскую экспедицию ради удовлетворения своего любопытства, поэтому я думаю, что империя пока без меня обойдется. И кроме того, я предпочел бы тихую жизнь – хотя бы на недолгое время.

– В городе могут быть имперские солдаты.

– Которые понятия не будут иметь кто я, если я им не скажу – или ты. У тебя больше причин для беспокойства, Урсу.

– Что ж, тогда будь, что будет.

Возможно, когда они придут в Нубалу, подумал Роук, он расскажет Урсу об украденной им вещице. Роук наткнулся на еще один из тех светящихся листов, которыми пользуются Шей. Большой Шей отложил его вскоре после того, как они сели в летающее судно, и Роук сунул его в складки плаща, надеясь, что Шей слишком заняты другими делами и не заметят пропажу.

Вспоминая, как символы и формы их инопланетного языка струились по его поверхности, Роук спросил себя, удастся ли когда-нибудь понять, что именно говорит листок.

Они побрели дальше и наконец увидели на горизонте стены Нубалы. Они прибыли как раз вовремя, чтобы услышать вести с далекого юга. Император Зан был низложен и убит.

Ким

Снова найти лагерь каспериан оказалось труднее, чем ожидалось. Лес, который простирался сразу за северными льдами, был огромен, но в конце концов Элиас отыскал излучину реки и полетел вдоль нее, пока не заметил полосу сломанных деревьев, оставленную «Гоблином» в лесу.

Они несколько раз пролетели над этим районом, пока не убедились, что лагерь пуст. После посадки они нашли клетку, в которой их держали, но тела Винсента нигде не было. Элиас взял для защиты винтовку и некоторое время побродил вокруг, пока не удостоверился, что каспериане не прячутся поблизости. Вскоре начало смеркаться. Они сели, прислонившись к шасси челнока, и уставились на звезды.

Потом Ким заглянула в смартшит, светящийся под темнеющим небом. Пока что ей удалось получить ответ на сигнал бедствия от одного из эсминцев. «Мы здорово влипли, – подумала Ким. – От нас потребуют кучу объяснений». Объяснений? При этой мысли она улыбнулась. Да кто им поверит?

Ким не собиралась выполнять каких-нибудь ритуалов, но сейчас поняла, зачем они нужны людям.

Спустя некоторое время она встала, отыскала подходящие деревяшки и соорудила некоторое подобие креста. Элиас нашел маленький лазерный резак, чтобы выжечь на кресте имя Винсента. Потом он помог ей собрать камни, чтобы укрепить крест в центре поляны. Ким хотелось произнести что-то торжественное, но ничего не пришло на ум.

– Ты знаешь, – заговорил Элиас немного погодя, – мы действительно должны гордиться собой. Ведь мы только что спасли планету. – Он повернулся и в темноте посмотрел на Ким. – Не часто выпадает возможность такое сказать.

– Это точно. – Ким улыбнулась. – Что ты станешь делать, когда вернешься?

– Вернусь? Знаешь, на самом деле я никогда не думал о возвращении.

– Я не совсем тебя понимаю.

– Просто я не думал, что будет потом. – Элиас нахмурился. – И теперь, когда я об этом думаю… Я не уверен, что могу вернуться. Нигде я не чувствовал себя в безопасности, не было места, где меня оставили бы в покое – в том смысле, в каком я хотел. Я… даже не знаю, есть ли мне куда возвращаться.

– Элиас, ты мог бы полететь домой. – Он как-то рассказывал о своей жизни в Лондоне. – Прималистам был нужен только Тренчер, не ты.

Элиас покачал головой.

– Да нет. Посмотри, что случилось с ними: с Тренчером, Сэмом, даже Воном. Все они подверглись генной перестройке вроде моей. Она сделала их больше чем людьми и в то же время меньше. Теперь я понимаю: это было только бремя, и ничего больше. – Элиас вздохнул. – Правда, у меня эта способность не так сильна, как у них. Знаешь, что сказал мне Тренчер по пути к Цитадели? Что на самом деле я не видел будущего: я видел лишь отражения того, что видели они.

– Но ты подвергся той же самой перестройке?

– Нет. Тренчера и остальных изменили еще до рождения. Они такими родились. Я – нет. В этом разница.

– Так ты все еще можешь предвидеть будущее?

– Нет, не могу, и это колоссальное облегчение. У меня нет ни малейшего понятия, что случится дальше.

– Попробую угадать: следственные комиссии, скандал… что бы они ни собирались делать со всеми этими прималистами там, в горах.

– Я думал о другом, – проговорил Элиас. – Кое-кто однажды рассказал мне, как плохи становятся дела на Земле. Я на себе испытал, что может сотворить с человеком Медленный Блайт. – Он уставился на Ким. – Долго ли будут церемониться с касперианами, если масса людей там, дома, начнут умирать?

Ким взглянула на потемневший лес, и мысль о толпах других людей, заполоняющих этот пейзаж, показалась странно гнетущей.

– Хочу дать тебе совет, – опять заговорил Элиас. – Когда ты снова будешь на Станции – и будешь рассказывать им о том, что здесь случилось, – ты должна заявить, что я тебя похитил, что заставил лететь сюда против твоей воли.

Ким вытаращила глаза.

– Элиас, ты действительно меня похитил и заставил лететь сюда против моей воли.

– Но ты же все равно полетела бы, если бы знала, почему я это делаю?

Гнев вспыхнул в Ким, но почти тотчас же угас. Она решила ничего не говорить, но боялась, что Элиас может оказаться прав.

– Тогда почему ты сам им не скажешь?

– Потому что ты должна выйти из этого вся в белом. Сумасшедший похищает тебя и увозит на чужую планету. Сражается с другими сумасшедшими. Мир спасен. Им это понравится. Ты будешь героем. То есть героиней.

Ким невольно засмеялась.

– Да? А что будет с тобой?

– Полечу куда-нибудь, где меня доставать не будут.

– Куда?

Элиас покачал головой и уставился в небо.

Ким вдруг заметила, что на ее смартшите вспыхивает сообщение. Она коснулась листка. В ответ по поверхности побежали слова.

– Они уже в пути, – оповестила Ким. Элиас медленно встал на ноги. – Кто?

Ким покачала головой.

– Я не знаю. Эсминец, наверное. Это просто подтверждение, что наш сигнал получен.

– Сколько у нас времени?

– Трудно сказать. – Ким снова постучала по смартшиту. – Во всяком случае, не много. Часов двадцать?

Элиас мягко улыбнулся.

– Это хорошо. Хорошо для тебя.

– Хорошо для нас обоих, Элиас. – Ким заметила, что у него дрожат руки, а на лбу выступила испарина.

Ким проснулась, когда за иллюминатором челнока забрезжила холодная заря, и сразу поняла, что Элиаса нет. Ким давно знала, что он уйдет, только не желала себе в этом признаться. Странно было проснуться одной, в темноте, на планете так далеко от дома.

Ким вышла из челнока и в первый раз за очень долгое время почувствовала себя страшно, страшно одинокой. «Я опять пристрастилась к человеческому обществу, – поняла она. Затем подумала: – У меня еще есть последние Книги». Сьюзен все еще будет где-то там, как призрак, всегда парящий в глубине ее разума.

На земле серебрилась роса, а Элиас действительно исчез. В этот раз он не оставил записки. Может быть, он направился к морю или к горам. Почему-то Ким не думала, что Мюррей снова пойдет к Цитадели. А может, и пойдет: она не взялась бы угадывать ход его мыслей.

Ей о многом хотелось бы поговорить с Элиасом: о Сэме, и о Тренчере, и о том, куда они могли уйти. Или они все еще там, в Цитадели, в каком-то недоступном и недосягаемом месте? От этой мысли Ким стало не по себе.

Потом у нее возникла идея.

Она достала последние несколько Книг воспоминаний Сьюзен и, как обычно, положила одну на язык. Воспоминания о том времени, когда они были вместе, снова наполнили ее ум, счастливые воспоминания, хорошие воспоминания.

Когда эта прогулка в прошлое закончилась и солнце начало опускаться к лесу, Ким вернулась к клетке, в которой их держали, и выломала еще несколько досок. Отнеся их туда, где поставили памятный крест для Винсента, она тем же лазерным резаком написала имя Сьюзен. Выкопав широким ножом ямку, Ким похоронила там последние Книги Сьюзен.

Потом вернулась в челнок, в безопасное убежище. Посмотрев через некоторое время в иллюминатор, Ким увидела высоко в небе огненный след и отблеск солнца на металле.

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

Реклама на сайте