«Стрелы в полёте»

Алексей Яковлевич Корепанов Стрелы в полете

1 «Опять мне снится сон…»

Февральский вечер наполз на город – с неприятным сыроватым ветерком, с назойливым полуснегом-полудождем, так и норовящим залепить глаза пешеходам, стекла автомобилей и окна домов. Пешеходы осторожно семенили по бугристым тротуарам, покрытым не сколотым еще с декабря льдом, автомобили заносило на поворотах, а в окнах домов горел свет, бросая вызов сгущающейся темноте, и таких светящихся прямоугольников с каждой минутой становилось все больше и больше – люди, как обычно, с наступлением сумерек возвращались после трудов праведных в свои жилища.

Сергей Соколов тоже возвращался домой, в свой дальний микрорайон на городской окраине, возведенный на месте полей, прозрачных рощиц и пыльных проселочных дорог. Правда, день он провел не то чтобы в трудах праведных, но и не слонялся праздно по заснеженным улицам, ловя взгляды симпатичных девчонок: он побывал в нескольких местах в поисках работы по специальности, действуя не наобум, а по предварительной телефонной договоренности. – но ничего особенно обнадеживающего эти сегодняшние визиты не принесли. Беседы велись весьма неопределенные, заканчивались какими-то малообещающими многоточиями, и завтрашний день нужно было посвятить новым странствиям и визитам. Объявления на дверях бюро по трудоустройству населения приглашали на работу охранников на частные фирмы (рост от ста восьмидесяти плюс соответствующие навыки), водителей (со своими автомобилями), продавцов в коммерческие киоски (девушки до двадцати пяти лет), специалистов по компьютерам со стажем, высококвалифицированных токарей и электриков. Сергею ничего из этого списка не подходило. Или же он не подходил для таких работ.

Распрощавшись с хозяином очередного дорого и со вкусом обставленного офиса в центре города с непременным кофе и длинноногой секретаршей с кукольным и слегка блядским личиком, Сергей побрел к троллейбусной остановке, хмуро глядя себе под ноги. И внезапно услышал удивленно-радостный возглас: «Сокол? Ты? Ё-мое, сколько лет!..»

Он поднял голову – и не сразу узнал в преградившем ему дорогу круглолицем парне, добротно упакованном в норково-замшево-твидовое, Валерку Мартынова – давнего школьного друга и соратника по всяким отроческим похождениям-приключениям. Валерка раздался вширь, обрел лоск, весь его сияющий вид говорил о достатке и благополучии, и трудно было представить, что этот в высшей степени благообразный молодой человек десять лет назад со стоном блевал на кроссовки и поношенные джинсы, хватив вместе с дружком Серегой водки перед дискотекой в парке культуры; Сергею тогда тоже было не совсем хорошо, а точнее, совсем нехорошо, но он таки довел Мартына до речки, и они долго смачивали свои хмельные головы пахнущей тиной водой, а потом лежали в темноте на камнях, отдуваясь и потихоньку приходя в себя. Давно это было, в развеселые школьные годы…

Не прошло и четверти часа с момента их неожиданной встречи у троллейбусной остановки, а они уже сидели в роскошном, но уютном кафе и поднимали за встречу стопки с коньяком, заказанным состоятельным Мартыном.

Да, Валерка неплохо устроился в жизни. Он попал в удачную струю, и эта струя вынесла его в Большую Европу, где он в ранге представителя отечественной фирмы заключал контракты на закупку легковых автомобилей. Покупателей в отечестве, слава Богу, хватало, а Мартын получал солидные проценты от каждой сделки и жил вполне безбедно, не тревожась о завтрашнем дне; пища не только на день завтрашний, но и на послезавтрашний была ему обеспечена. Он заехал в родной город из столицы, в перерыве между своими гастролями по Европе, проведать родителей («подкинуть родокам на пропитание», – так он выразился) и немножко расслабиться, отдохнуть от холеных европ и тамошних мастеров большого бизнеса.

Повезло Мартыну, думал Сергей, попивая коньяк под лимончик и бутербродики с красной икрой и слушая путевые очерки школьного друга. Ухватил Валерка удачу за хвост, вцепился накрепко и не думал отпускать даже и в необозримом будущем. Было Мартыну чем похвастаться, а вот чем же мог похвастаться он, Сергей Соколов, чего добился он за четверть века своего земного существования?

Ну, школа, конечно же, не в счет, школа – это обязательная для всех глава в Книге Жизни, общая взлетная полоса… или же путь к обрыву. А после школы? Поступать в вуз в тот год так и не собрался, потому что никак не мог определиться с призванием, выяснить, к чему душа лежит – а она, собственно, ни к чему особенно и не лежала. Разве что к морским странствиям – открывать неведомые земли, бродить по чужим берегам… только где тот вуз, в котором учат на таких землепроходцев? И с неведомыми землями напряженка. Да и полученный накануне школьного выпускного вечера удар по голове в драке после дискотеки в парке отнюдь не способствовал подготовке к вступительным экзаменам. В общем, перекантовался до армии рекламным агентом по договору в не шибко крутой фирме, коих с десяток чуть ли не в каждой подворотне каждого квартала, ну, а потом вручили повестку – и приняли его с распростертыми объятиями славные Вооруженные Силы. Хорошо хоть, недалеко от дома служил. Вкушая все прелести службы в пехоте, всё чаще задумывался о дальнейшей жизни, и после дембеля поступил в университет на юридический. Спасибо маме, а еще более – дяде Паше, ее брату: платили за обучение – и он старался, дурака не валял, вгрызался в гранит науки, ваял из этого гранита образ собственного светлого будущего…

А что же получилось на деле? Оказалось, что его, в общем-то, никто нигде не ждет с цветами и шампанским, и свой кусок хлеба с маслом надо выцарапывать, вырывать из чужих рук, не слишком стесняясь в средствах… Постойте, а как же моральные принципы? А учение Сына Божьего? Да и много их было, свежеиспеченных юристов, слишком много для не такого уж и большого, вполне провинциального города, в котором безработных хватало. Пробовал крутить дела – и в компании таких же, как и он сам, вчерашних студентов, и самостоятельно, – а вышло так, что остался у разбитого корыта, и если бы не денежный дядя Паша из Твери…

Крепко расстроил Сергея размякший благодушный Мартын своими разговорами об удачном житье-бытье. Мартын с аппетитом хлебал коньяк, дымил дорогущими сигаретами, обещал замолвить за Сергея слово в своей конторе, но Сергей понимал, что все это не более чем «ля-ля», и никому он в столице не нужен – там и своих при желании найдется с избытком, с тем же юридическим образованием. И ничем-то он, Сергей, не лучше других, разве что умеет по стенам лазить – со школьных лет увлекался! – как тот странноватый профессор у братьев Стругацких; но вряд ли на фирме Мартына может востребоваться такое несколько экстравагантное умение.

И все-таки посидели они с Валеркой хорошо, вспомнили прелестные годы, и девчонок вспомнили, и разные совместные похождения, и еще много всякого интересного. После коньяка перешли на кофе, а потом запищал у Валерки в кармане пейджер и Валерка, прочитав сообщение, хлопнул себя по лбу и стал прощаться, записав домашний телефон Сергея и пообещав непременно позвонить.

Выйдя из кафе, Мартын погрузился в такси, предложив подбросить и Сергея, но Сергей отказался: гораздо полезнее было пройтись по воздуху, проветриться, поскольку завтра предстоял еще один визит к потенциальному работодателю и нужно было выглядеть бодрым, свежим и вполне респектабельным, то бишь мужем, внушающим уважение.

Они распрощались, и Сергей неторопливо направился через весь город на свою окраину, усердно вдыхая кислород, чтобы разогнать коньячный туман в голове. Пьяным он не был, но выпившим – несомненно, и длительная прогулка представлялась ему отменным средством для восстановления статус кво.

Размышляя о везунчике Мартыне, брел он по улицам, не очень уверенно ступая по ледяным наростам, лишь кое-где посыпанным песком, и в сумерках добрел до своих выселок – россыпи серых многоэтажек, расположенных вкривь и вкось, без намека на хоть какую-нибудь планировку, словно проектировал застройку некто с оч-чень хорошего бодуна. Оставалось пройти вдоль длинного забора автобусного парка и свернуть на тропинку, ведущую в дебри микрорайона. На месте тротуара тянулась здесь вырытая в незапамятные времена для каких-то надобностей канава, засыпанная снегом, и Сергею пришлось идти по обочине, все внимание сосредоточив на сохранении равновесия. Тротуар отсутствовал и по другую сторону дороги, где раскинулся обширный пустырь, по каким-то причинам не приглянувшийся славным градостроителям. Фонари, как всегда, не горели, светящиеся окна находились в отдалении, и единственными непостоянными источниками света на этом отрезке пути были только фары редких автомобилей. Прохожих вокруг не наблюдалось, потому что сюда, как правило, не добирались пешком, а приезжали на троллейбусах и маршрутных такси. Или на собственных авто.

Выпитый в компании Мартына коньяк, несмотря на хорошую закуску и кофе, все еще давал о себе знать, и Сергей все-таки наконец серьезно поскользнулся в своих «вездеходах» на толстой подошве, к сожалению, не снабженной шипами. Уже падая, он внезапно услышал за спиной быстро приближающийся шум мотора, возникший словно ниоткуда (просто не обращал он до этого внимания на всякие окружающие звуки), и почти инстинктивно, не раздумывая – сказалась армейская закваска! – откатился влево, от дороги, и съехал в канаву, в общество смятых пластиковых бутылок, легких одноразовых стаканчиков, старых автопокрышек и прочего хлама. Автомобиль, обдав Сергея шквалом мокрого снега, с грозным ревом пронесся мимо, в каком-нибудь полуметре от его головы, и, прибавив ходу, умчался прочь с такой прытью, словно перепутал дорогу на городской окраине с трассой гонок «Формулы 1».

Ошеломленный Сергей выбрался из канавы и посмотрел вслед лихачу. Неслись над дорогой, быстро удаляясь, две красные точки – и вот уже растворились в темноте…

В голове как-то сразу прояснилось. Сергей, машинально вытерев лицо рукавом, засунул руки в карманы куртки и, забыв отряхнуться, уставился на обочину. И тут его начал бить озноб. По влажному снегу, перекрыв следы его «вездеходов», тянулась дугообразная размытая колея – след умчавшегося обезумевшего пилота «Формулы 1». Не поскользнись он на этом месте, не откатись в канаву – его бы наверняка сбили и он все равно оказался бы в канаве, только с переломами, а то и…

Сергей передернул плечами и попятился подальше от дороги, увидев приближающуюся встречную машину. Когда легковушка проехала мимо, он присел на корточки над канавой и задумался.

Конечно, размышлял он, дорога скользкая и все такое, кто-то куда-то страшно торопился – может, не хотел пропускать начало какого-нибудь нового телесериала, – машину занесло, чуть не сбил человека, вот и поспешил удрать, не извинившись за доставленные переживания и первую прядь седых волос. Могло так быть? Могло… только все-таки никак не могло. Ведь он, Сергей, как человек бывалый и знакомый с правилами дорожного движения – не раз садился в Твери за руль дядиного «порше», – шел вдоль полосы ВСТРЕЧНОГО транспорта! Значит, нагнавший его автомобиль должен был выскочить на эту встречную полосу – а дорога здесь была широкой, – и значит, тот, кто управлял им, вполне умышленно метил в спину пешеходу, идущему по противоположной стороне улицы. По пьяни? Из каких-то хулиганских побуждений? – дай, мол, поддам под зад этому козлу, пусть не шляется где попало… А что, жизнь-то человеческая нынче ничего не стоит. Наглотавшись «колес»? Или перепутали с кем-то – и такое бывает, и не только в кино; на лекциях в универе примеры приводили. Взяли заказ, получили аванс – тогда спасибо, что не открыли на ходу беглый огонь из пистолета или какого-нибудь другого солидного оружия. И место выбрали удобное, безлюдное… Вот только кто мог «заказать» его, Сергея Соколова, свежеиспеченного нигде не работающего юриста? Не было у него врагов, никому он не успел насолить… разве что на третьем курсе набил морду одному гаду. Так ведь когда это было! «Во сне наяву»…

В общем, о мотивах этой неожиданной автомобильной атаки оставалось только гадать – и еще благодарить Бога за то, что все обошлось без больничной палаты или и того хуже.

Сергей посмотрел на темное слепое небо и перекрестился. В кои-то веки поперся домой пешком – и вот на тебе! Воистину, не знаешь, что тебя ждет за углом… «Может, это некий знак судьбы? – подумалось ему. – Предупреждение?»

Он поднялся, бросил последний взгляд на следы лихих колес и осторожно направился дальше, то и дело оглядываясь при звуке мотора за спиной. Хотелось верить, что второй попытки не будет.

Все еще испытывая потрясение от случившегося, он, теперь уже без приключений, проделал извилистый путь между домов и добрался до своего подъезда. Лампочка на площадке первого этажа как всегда не горела, лифт не работал – и Сергей привычно устремился вверх по лестнице на свой шестой этаж, перешагивая сразу через две ступени. Злоумышленников в подъезде не наблюдалось и здесь уже можно было не опасаться шальных автомобилей. Хотя кто его знает…

Даже после горячего душа и горячего чая его нет-нет да и пробирала дрожь. «Случись что – и так бы никто меня и не хватился, – думал он, с ногами забравшись в кресло перед телевизором и отрешенно глядя на экран. – Так и валялся бы среди невостребованных… до возвращения мамульки…»

Мама работала медсестрой в областной больнице, хотя и была по образованию химиком. Неделю назад ее отправили в отпуск – не сезон? зато на Гавайях в самый раз! – и она уехала погостить к брату Паше в Тверь. Звала с собой и сына, но сыну нужно было искать работу. Деньги-то имелись, спасибо тому же дяде Паше – не последнему человеку в тамошнем тверском бизнесе, – но нельзя же век ходить с протянутой рукой! А ведь и место предлагал дядя Паша, только не то это было место; не лежала у Сергея душа ко всем этим делам, не было то ли жилки необходимой, то ли хватки. Видать, наследственность досталась не та или же родители не так воспитали… Да и не занимались никогда его родители коммерцией – мама после окончания вуза два десятка лет отпахала в НИИ химволокна, пока не уволили по сокращению штатов, отец преподавал в педагогическом, читал географию, защитил диссертацию по малым рекам региона… и умер девять лет назад. Сердце. Прямо в троллейбусе.

А ведь неладно что-то было уже давненько, Сергей это помнил; помнил, как мама укоряла отца, просила лечь на обследование, а тот только слабо отмахивался, распростершись на диване, улыбался бледной улыбкой и поминал Нострадамуса: предсказал, мол, великий пророк конец света в девяносто девятом – так стоит ли дергаться, бегать по врачам? Все равно скоро все покинут этот мир, да и сам этот мир провалится в преисподнюю.

Трех лет не дожил отец до «конца света». И наступило лето девяносто девятого, и Сергей вместе с другими солдатиками, высыпавшими на плац, смотрел сквозь закопченное стеклышко на изменившийся солнечный диск – выедала его черная тень – и вспоминал отца… И если и наступил тогда конец света и мир очутился по другую сторону, за чертой, то никто, наверное, этого и не заметил.

Так и жил он уже девять лет без отца, вдвоем с мамой, и мама как-то раз – к слову пришлось – вроде как в шутку сказала, что не прочь бы уже и внучку понянчить; мол, когда-то мечтала о дочке, а получился сын – так хоть внучку… Он тоже ответил шуткой: жена нужна в старости, чтобы ухаживала за немощным, а сейчас не жена нужна, а девчонки, и чем больше, тем лучше. А сам подумал: какая там жена! Он и себя-то прокормить пока не может, не то что семью…

А девчонки были. Разные. Кое-кого и домой приводил, чаевничали вместе с мамой. Но девчонки приплывали и уплывали; или он приплывал и уплывал – это как посмотреть. Сейчас он дрейфовал в гордом одиночестве; мачты последней встреченной им каравеллы едва виднелись на горизонте рядом с мачтами увлекшего ее за собой брига, трюмы которого были полны чужеземными зелеными бумажками – главной ценностью в океане теперешней жизни. И отец, и мама говорили, что раньше было не так, но он, Сергей Соколов, родившийся в восьмидесятом, почти не жил в тех, других временах.

Да, много всякого было в его двадцатипятилетней жизни: и тонуть ему доводилось, и ломать ногу, и получить по затылку в той драке накануне выпускного увесистой металлической пряжкой ремня… но ни разу еще его не пытались сбить автомобилем.

Сергей тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли, и переключил телевизор на другой канал. Там шла информационная программа новостей.

Новости были вполне привычные. Беспрерывно кровоточил Кавказ. Заевшаяся Европа продолжала обсуждать высосанные из пальца проблемы типа того, с какого конца разбивать яйца и стоит ли их вообще разбивать или заглатывать целиком. Как каша на медленном огне, лениво пыхтел Ближний Восток; впрочем, эта каша в любой момент готова была превратиться в емкость с бензином или пластиковую взрывчатку. Падкая на сенсации Америка, оправившись от сентябрьской трагедии две тысячи первого и заставив притихнуть террористов (временно?), за неимением ничего лучшего жила очередным политическим скандалом. У марокканских берегов дал течь греческий танкер. Потеряна связь с еще одной автоматической станцией, направленной к Марсу, – ее, наверное, сожрали все те же космические Сцилла и Харибда или сдали на металлолом марсиане. «Милан» вколотил «Интеру» пять «сухих» мячей…

Сергей было задремал, но тут же, вздрогнув, очнулся с колотящимся сердцем. Самым правильным, пожалуй, было бы сейчас раздеться, открыть пошире форточку и лечь спать, а не пялиться в телевизор, где новости сменились давно набившим оскомину рекламным блоком. Только вот спалось ему уже несколько ночей подряд не совсем спокойно. Обрывки каких-то странных снов то и дело заставляли его ворочаться с боку на бок, сбрасывать одеяло, вздрагивать и стонать; он просыпался от собственного стона, переворачивал мокрую от пота подушку – и вновь проваливался в пропасть, со дна которой всплывали какие-то видения. Сны при пробуждении почти мгновенно улетучивались из памяти, оставляя едва различимые следы, скорее даже – следы следов. Они вовсе не были кошмарными или тревожными, от них не исходило никакой угрозы… просто у него наутро возникало ощущение какой-то необычности… немотивированности… неожиданности образов, порождаемых погруженной в сон частью его сознания. Сидя по утрам в туалете, он пытался сформулировать свое впечатление от этих ускользающих теней дневного бытия – и сформулировал таки, хотя подобная формулировка была для него самого не совсем вразумительной, если не сказать больше: его ночные видения вроде бы походили на клочки воспоминаний о раннем детстве, воспоминаний, которых не могло существовать, потому что его детство было совсем иным. И тем не менее…

В общем-то, он об этом особенно и не размышлял – днем хватало других забот, – но стоило только вечером погасить свет и устроиться на диване, как сердце начинало учащенно биться, и никак не удавалось заснуть… а потом все уплывало в темноту – и вновь и вновь низвергался словно ниоткуда водопад неуловимых, странно знакомых образов, которые никак не могли быть ему знакомы…

Так продолжалось уже пять или шесть ночей подряд.

«Может быть, тебе просто вредно спать одному? – спросил он себя. – Может быть, нужно спать с кем-то?..»

Он покосился на телефон, задумчиво побарабанил пальцами по подлокотникам кресла. Потом вяло мотнул головой – не до того ему было сейчас, – встал и направился на кухню глотнуть киселя, который мама наварила перед отъездом – целых две кастрюли!

На этот раз сердце быстро успокоилось, хотя, казалось бы, после коньяка, кофе и кувырков в канаву из-под колес механического зверя должна была наблюдаться совсем иная картина. Наверное, помог мамин кисель. Сергей подоткнул под себя одеяло, подтянул колени к животу и закрыл глаза. Не думать ни о чем – спать. «Я расслабляюсь, я погружаюсь в теплую воду… ухожу в тишину… забываю обо всем… Мне хорошо и спокойно… Мир прекрасен…»

Ему не снилось ничего необычного. Он просто шел по городу, даже не шел, а внезапно оказывался то на одной, то сразу же на другой улице и постоянно чувствовал, что его кто-то зовет. Он устремлялся навстречу этому зову, расталкивая безликих прохожих, преодолевая сопротивление вязкого воздуха – и вновь одна улица неуловимо быстро сменялась другой, и зов становился все отчетливее и громче. И в то же время он знал во сне, что зов совершенно беззвучен и не слышен никому, кроме него. И вот он уже стоит у подъезда. Там, за дверью, в одной из квартир, находится тот, кто непрерывно зовет его, Сергея Соколова. Невозможно не повиноваться этому зову! Отталкиваясь ладонями от воздуха и легко взмывая над ступенями, он подплывает к массивной железной серой двери с кругляшом «глазка». Это здесь, зов идет именно отсюда. Дверь медленно и беззвучно открывается. За дверью виднеется чья-то расплывчатая фигура.

Сергей проснулся словно от какого-то толчка. Подняв руку, провел по стене над головой в поисках шнура от закрепленной на полке шарнирной лампы, щелкнул выключателем. В комнате было довольно прохладно из-за распахнутой форточки, настенные часы показывали начало второго.

В отличие от предыдущих беспокойных ночей, этот сон был отчетливым и хорошо запомнился. Прокручивая его в памяти, Сергей понял, что ему приснился существующий в действительности дом в центре города, на улице Гоголя – обыкновенная пятиэтажка из красного кирпича, занимающая целый квартал. Помнил он и номер квартиры с серой дверью, начищенные до блеска цифры над «глазком» – «пять» и «три». Пятьдесят три. А вот человека, открывшего дверь, он разглядеть так и не успел. Фигура была какой-то размытой, нечеткой, и что-то там было еще, какая-то странность…

Сергей лежал, глядя в потолок и припоминая детали сна, и вдруг понял, что постоянно ощущает некоторое неудобство, непонятный дискомфорт, нечто сродни зуду или слабой, но неутихащей зубной боли. Он затаил дыхание, прислушиваясь к себе, пытаясь определить источник этого дискомфорта – и осознал, что точно такое же ощущение испытывал и в только что приснившемся сне. Это был все тот же неведомый зов.

«Пора идти к невропатологу, – расстроенно подумал он. – А то и к психиатру».

Он встал и, завернувшись в одеяло, подошел к окну. Захлопнул форточку и замер, глядя на небо. Плотный облачный покров исчез, словно стертый чьей-то гигантской рукой, и в небе холодным светом горели зимние звезды. А над крышей соседней многоэтажки круглым небесным глазом висел сияющий диск полной луны. Было в этом беззвучном ночном сиянии нечто таинственное и грозное, изливалась с черных небес сила гораздо более могущественная, чем сила человеческая, и невозможно было отвести взгляд от этого мощного потока, от этого распахнутого немигающего глаза, проникающего в самые глубины души. Сергею казалось, будто чьи-то бесплотные, но цепкие пальцы уверенно и быстро роются в его голове, что-то ловко делают там, перебирают какие-то струны, настраивают на нужный лад – и неведомый зов из зуда, из ноющей зубной боли превратился в тихий звенящий звук; этот звук нельзя было заглушить, от него нельзя было отмахнуться, он настойчиво звал к своему источнику, не оставляя места для раздумий и сомнений. Не подчиниться ему было просто невозможно, как невозможно не подчиниться желанию дышать.

«Полнолуние… – отрешенно подумал Сергей, как зачарованный глядя на торжественно сияющую пленницу земного притяжения (вот только кто у кого находился в плену?) – Лунный свет… Он действует, как катализатор…»

О врачах он больше не думал. Он знал, что утром отправится в тот дом на улице Гоголя, в квартиру номер пятьдесят три, – и почему-то ничуть не удивлялся такому своему решению.

2 Глаза в глаза

Сергея разбудил звонок телефона. Он, не соображая, где находится, встал с дивана и пошел на звук, в прихожую, по пути наткнувшись на дверной косяк.

– Слушаю, – хрипло сказал он в трубку.

– Наташа дома? – вкрадчиво осведомился незнакомый мужской голос.

– Наверное, – буркнул он и положил трубку. Затем вернулся в комнату и посмотрел на часы: было уже двадцать минут одиннадцатого. Он сел на диван и только сейчас окончательно пришел в себя – так крепко он не спал уже давненько. Телефон больше не звонил.

Вместе с осознанием окружащей реальности вернулась и память о прошедшей ночи. Сон не забылся, и что-то зудело внутри, в глубине, постоянно напоминая о себе, словно сигнал вызова, на который нельзя не откликнуться. Временами зуд сменялся тем самым тихим звенящим чистым звуком – внутренним звуком, – который возник ночью, когда Сергей стоял у окна. Сейчас за окном вновь было облачно и серо, как и вчера, но – удивительное дело! – Сергей явственно ощущал незримое присутствие луны, притаившейся на обратной стороне небес и продолжавшей влиять на него, подталкивая к действиям. Он ничего не знал, ни в чем не был уверен, но не мог отделаться от мысли, что приснившийся ему сон – не просто порождение его сознания, не отпечаток случившихся когда-то событий, не отражение его потаенных подавляемых желаний или страхов; нет, этот сон был сродни подсказке или компасу, показывающему направление движения. И нельзя было избавиться от непрерывного зова – Сергей не сомневался в том, что звали именно его.

На секунду он все-таки предположил, что у него просто что-то неладно с головой, но тут же отверг это предположение, уж слишком оно казалось неправдоподобным. «Псих ведь тоже не знает, что он псих, – попытался защититься он от самого себя, но в следующий момент резко поднялся с дивана, решив: – Будь что будет – надо идти! А то действительно свихнусь…»

По-армейски быстро умывшись и побрившись, Сергей натянул джинсы и свитер, выпил чашку киселя и, надев куртку, решительно вышел из квартиры. Занозой сидело в памяти вчерашнее уличное происшествие, и он призвал себя к предельной осторожности, хотя все-таки был склонен отнести это странное событие к разряду случайностей.

Но насколько случайна любая случайность? – вот в чем вопрос… Почему-то вспомнились рассуждения из какой-то давным-давно читанной книжки: можно ли десять раз подряд угодить точно в муху, стреляя по очень удаленной, почти невидимой мишени, на которой она сидит, греясь на солнышке? Скорее всего, нет – так подсказывал здравый смысл. А если огонь непрерывно ведут десять тысяч стрелков, не целясь специально, а просто наобум паля в сторону мишени? В таком случае попаданий в несчастную муху может быть и не десять, а гораздо больше. Не угодил ли и он, Сергей Соколов, под такой непрерывный шквальный огонь? Если это действительно так – бесполезно искать виновника. Правда, остается открытым вопрос о причинах этой стрельбы…

Подобные размышления могли завести Бог весть куда, и Сергей, отмахнувшись от них, быстрым шагом направился к троллейбусной остановке, поглядывая на всякий случай на пробирающиеся между многоэтажками редкие автомобили.

Всю дорогу до центральной части города, стоя у окна на задней площадке троллейбуса, который нехотя полз сквозь серое утро, он прислушивался к себе, вернее, к поселившемуся в нем неведомому зову. Зов не усиливался и не ослабевал, не то что во сне – там он постоянно нарастал и нарастал, – и Сергей вновь засомневался в том, что источник этого зова находится где-то извне, а не является порождением его собственной психики. Однако менять свое принятое еще ночью решение он не собирался; он знал, что не успокоится, пока не проверит, не убедится… да и холодный пристальный взгляд невидимой луны, взгляд, который он постоянно ощущал, не позволял ему свернуть с выбранного пути. «Кто выбрал для меня этот путь? – подумал он, и неприятный холодок пополз у него по спине. – Кто мне его подсказал?..»

Оставалось надеяться, что ответ на эти вопросы найдется там, на улице Гоголя, в квартире за серой железной дверью.

И еще он подумал о том, что не люди выбирают пути, а пути выбирают людей, и вспомнил древнюю идею насчет ограниченности свободы деяний человеческих: тому то ли греческому, то ли римскому мудрецу представлялось, что человек подобен собаке, привязанной к повозке и бегущей за ней. Главное – не сопротивляться, не бросаться в другую сторону, а неуклонно следовать за повозкой; она знает, куда ехать, где повернуть и когда остановиться.

Сергей рассчитывал и вовсе забраться в повозку, чтобы оттуда увидеть лежащий впереди путь…

Он вышел в центре, пересек сквер и, преодолев поступью канатоходца два квартала по скользкому тротуару, оказался на улице Гоголя. Наискосок от него, на другой стороне дороги, за голыми долговязыми тополями, стоял дом из его сновидения, с аптекой и почтой на первом этаже. Сергей вновь прислушался к себе – зов звучал на одной и той же непрерывной уверенной ноте – и, перейдя дорогу, с бьющимся неровно сердцем вошел в обычный двор с перекладинами для выбивания ковров, бельевыми веревками, мусорными контейнерами, покосившимися железными детскими горками и крышками погребов, почему-то всегда вызывающими у него неприятную ассоциацию со старыми надгробными плитами. Прикинув, в каком из подъездов должна находиться пятьдесят третья квартира, он направился к двери с криво выведенной белой краской цифрой «четыре». Худая рыжая кошка при его приближении испуганно метнулась с крыльца и юркнула в подвальное оконце – и во всем дворе не осталось больше никого. Это безлюдье вдруг встревожило Сергея и он резко остановился от внезапной догадки, вспыхнувшей в голове подобно осветительной ракете: вечерний лихач и странный зов как-то связаны между собой, это звенья одной цепи! Угрожающей цепи, готовой захлестнуть его горло и задушить…

Ему стало жарко, а ноги превратились в две оплывающих на солнце свечи. «Ловушка! Ловушка!» – торопливо застучало в мозгу.

Шум вползающего во двор мусоровоза привел его в чувство. Сергей в сердцах плюнул, выругал себя и решительно открыл заскрипевшую пружиной дверь подъезда.

В подъезде было тихо. Поднявшись на третий этаж, он сглотнул и привалился спиной к перилам. Серая железная дверь существовала не только в его сне. Серая одноглазая дверь с блестящими «пятеркой» и «тройкой», которые вдруг показались ему зловещими кабалистическими знаками.

Зов не умолкал.

Зачем-то оглянувшись, Сергей неуверенно подошел к двери, сделал глубокий вдох-выдох и нажал на кнопку звонка. Он не мог этого видеть, но знал, что холодный взгляд незримой луны на мгновение стал одобрительным – он поступил именно так, как и обязан был поступить.

За дверью довольно долго было тихо и Сергей поднял руку, чтобы позвонить еще раз, но так и не позвонил. Какое-то новое, прорезавшееся вдруг чутье подсказало ему, что его разглядывают в «глазок». В тот же момент щелкнул замок – раз, и еще раз – и дверь медленно приоткрылась. Сергея прошибла испарина и он отступил на шаг, приготовившись к любым неожиданностям.

В дверном проеме стоял плотный высокий парень в зеленом фирменном спортивном костюме. У парня было широкое скуластое лицо с коротким мясистым носом и рыжеватой щетиной на щеках и подбородке, крепкая шея и густые, слегка вьющиеся пегие волосы, к которым если и прикасалась расческа, то явно не сегодня, а еще вчера вечером, перед сном. Из-под широких бровей настороженно смотрели на Сергея темные глаза. Одной рукой парень держался за невидимую Сергею внутреннюю ручку двери, а другой опирался на черную отполированную трость. Скользнув взглядом вниз, к ногам хозяина квартиры номер пятьдесят три, Сергей понял, что вычурная трость – не какая-то причуда, и не средство самообороны, а печальная необходимость: под пестрым женским очень недешевым платком, обмотанным вокруг неестественно большой ступни парня, явно скрывался гипс. Кажется, это и была та странность, из того сна… Парень выглядел ровесником Сергея и был ему совершенно незнаком.

– Вы ко мне? – голос у парня оказался низким, басовитым, густым, как шоколадная масса из телерекламы. Смотрел он при этом куда-то зa спину Сергея, на пустую лестничную площадку, и стискивал свою массивную трость с таким видом, словно все-таки вот-вот собирался использовать ее именно в качестве дубинки.

Сергей смущенно пожал плечами, не зная, что ответить, – ситуация, действительно, складывалась преглупейшая. Не объяснять же этому травмированному, что увидел его дверь во сне… Он растерянно взглянул в глаза парню – и вдруг понял, что ничего больше не звучит в глубине его сознания. Зов умолк.

Наверное, что-то такое отразилось на его лице, потому что парень, опираясь на трость, сделал шаг назад, в глубь прихожей, и распахнул дверь пошире.

– Заходи. – И взгляд его сделался каким-то странным.

Сергей вошел в чужую прихожую и, быстро осмотревшись, понял, что живут здесь люди с достатком. Это со вкусом и размахом оборудованное просторное помещение с тремя, не считая входной, дверями с толстыми матовыми волнистыми стеклами наводило на мысль о «евроремонте» и не шло ни в какое сравнение с предбанником Сергеевой квартиры с вешалкой на обшарпанных обоях, встроенными в стену шкафами, дверцы которых не могли закрываться в принципе, старым трюмо и расшатанным табуретом.

Сзади дважды щелкнул замок. Сергей обернулся. Небритый хозяин квартиры пристально смотрел на него, навалившись на трость и держа на весу загипсованную ногу – утолщение угадывалось и под штаниной, доходя почти до колена. И новым своим чутьем Сергей понял, что между ними существует – несомненно существует! – какая-то пока еще непонятная таинственная связь. Нет, не случайно, никак не случайно приснился ему этот сон!..

– Раздевайся, – сказал хозяин.

Сергей снял куртку, повесил ее на вешалку рядом с одиноким элегантным темно-синим мужским плащом. Глянул в большое настенное зеркало в вычурной бронзовой оправе «под старину», провел рукой по волосам. Внутри у него, чуть не лопаясь, дрожали какие-то туго натянутые струны. Он надеялся, что разговор с хозяином квартиры снимет это напряжение и всё получит свое объяснение – ведь должно же быть какое-то объяснение…

– Пойдем, кофейку попьем, – парень заковылял к ближайшей двери, открыл ее; за ней обнаружился коридор, его стены были обтянуты приглушенно-зеленой, с легкими разводами тканью. – Ты ведь, по-моему, не от этих, – последняя фраза прозвучала скорее утвердительно, чем вопросительно.

– От каких «этих»? – не понял Сергей, и вид у него, вероятно, был настолько недоуменным, что хозяин удовлетворенно покивал и сказал:

– Вот-вот, я так и подумал. Ты явно не из тех.

– Кого вы имеете в виду?

– Давай на «ты», не люблю это «выканье». Я имею в виду тех, которые мне вот это сделали, – пояснил парень, кивая на загипсованную ногу. – Ты совсем по другому делу, верно?

– Да.

– Ну, пошли, разберемся.

Сергей почувствовал, что невидимый камень, удерживавший его у темного холодного дна, исчез, и можно без помех устремиться к поверхности, к воздуху и свету. Неведомые иероглифы вот-вот должны были превратиться в знакомые буквы, из которых сложатся слова, поясняющие суть происходящего.

Кухня оказалась под стать прихожей – просторная, светлая, с разными бытовыми прибамбасами от западных фирм, знакомыми по ежедневным рекламным роликам. Правда, в бледно-голубой раковине лежала немытая посуда, а на разделочном столе, прямо на расписной доске для резки хлеба, красовалась большая причудливая пепельница, ассоциирующаяся с работами Дали, полная смятых окурков. И хоть форточка и была распахнута, в воздухе витал запах табака, напомнивший Сергею о тех дорогих сигаретах, которые курил вчера в кафе школьный друг Валерка Мартынов.

Хозяин усадил Сергея на низкий диван у низкого же стола – диван дугообразно изгибался вдоль двух стен, за ним, в углу, стоял высокий, с лебединой шеей, торшер, – а сам занялся приготовлением кофе, наотрез отказавшись от предложения Сергея оказать посильную помощь в этом процессе.

– Ты гость, понял? – пробасил он, усевшись на табурете перед пепельницей боком к Сергею и придвигая к себе кофеварку. – Когда я к тебе в гости приду, – он сделал ударение на этом «я», – тоже буду сидеть и в потолок поплевывать в ожидании угощения. Таков порядок, старик, не нами придуман, не нам его и нарушать. А мне и полезно, а то торчу целый день один, в видик пялюсь – сдохнуть можно cо скуки. Жена на фирме, за двоих сейчас крутится – за себя и за меня, – а я тут, как в танке. В больнице, правда, тоже тоска, да еще храпят по ночам. Я, правда, тоже храплю, но себя-то ведь не слышишь! Вот так три дня промаялся и домой попросился – лежать-то и дома можно, согласен? Врач каждое утро приходит, перед своей работой. В семь ноль-ноль – как штык! А потом еще и днем проведывает. Сейчас за бабки врач к тебе хоть в Африку каждый день будет бегать, согласен? Хотел еще медсестру ко мне приставить, на целый день – но уж это слишком круто будет. Я себя и сам обслужу. А ее… обслужить… – парень коротко хохотнул, не прерывая процесс приготовления кофе. – У нас с женой насчет этого строго. Высокие договаривающиеся стороны подписали пакт о взаимном сохранении супружеской верности. В случае нарушения – расстрел на месте. – Парень глянул на Сергея и подмигнул ему. – Шучу, конечно.

– Я понял, – сказал Сергей.

– Да нет, не насчет расстрела. Насчет «обслужить» и вообще баб. Мы с Людмилкой живем дружно, душа в душу. Это я серьезно.

Сергей, подперев руками подбородок, слушал болтовню хозяина, который уже вытягивал из холодильника какие-то свертки и пакеты. Парень явно оттаял, но в его полушутливом тоне все-таки чувствовался оттенок наигранности. Кажется, его тоже что-то беспокоило. Что-то кроме загипсованной ноги и таинственных «этих». Впрочем, насчет «этих» как раз все было понятно: разборки бизнесменов. Наезд. «Крыша» слегка придавила непокорного. Это, конечно, их дела, и богатые тоже плачут, потому что проблем у них гора-аздо больше, чем у бедных…

– Ну вот, дело сделано, – парень разлил кофе по чашкам. – А теперь можешь и помочь. Перетаскивай все это на стол, а я сейчас колбаски накромсаю. Сыр у меня, правда, слегка подсох – ты уж извини.

– Да я вообще-то завтракал… – начал было Сергей, но хозяин тут же перебил его:

– А я с полвосьмого не хавал. Кисло как-то было. Так что поддержи компанию, старик.

У Сергея тоже стало кисло на душе: второй день подряд его кормили богатенькие и удачливые. Удачливые и богатенькие. А чем же он-то хуже? Ведь такой же человек и, вроде бы, не дурак. «Это тебе только кажется, что не дурак, – грустно усмехнулся он про себя. – Хватка не та…»

Наконец бутерброды были готовы, стол накрыт – и хозяин расположился на диване наискосок от Сергея, у другой стены.

– Кисловато как-то было, – еще раз сказал он, отхлебнул кофе и взглянул на гостя. – А теперь вот нормально. Здесь нормально. – Он постучал согнутым пальцем по виску и уточнил: – В коробочке.

У Сергея пропала последняя тень сомнения. Он пришел именно туда, куда должен был прийти.

– У меня тоже, – сказал он. – Когда вы… ты мне дверь открыл.

Парень осторожно поставил чашку на стол, отложил бутерброд. Лицо его было серьезным и чуть озадаченным.

– Пожалуй, у меня тогда же… – Он протянул Сергею руку. – Давай знакомиться. Я так и думал, что ты не зря пришел. Юрий.

Сергей пожал крепкую ладонь:

– Сергей.

– Серега, значит. А я вообще-то большевик.

– Ну и что? – Сергей пожал плечами. – А я беспартийный. Какая разница?

– Да нет, ты не понял. Фамилия моя Большевский, потому меня с детства

– «Большевиком». Их сейчас все кому не лень с дерьмом мешают, а мне по барабану. Я к тому, что прозвище мне нравится, тах что можешь так меня и называть: «Большевик». На «Юру» я не всегда и откликаюсь.

– Ну, а я постоянно был Серегой да Серым.

– Это ясно. Закон природы.

Они кружили возле главного, словно бы не решаясь начать.

Юра-Большевик взял свою чашку, задумчиво покрутил в руках и опять поставил. Поднял голову.

– Ну что, Серега, давай, рассказывай. Думаю, если бы не ты меня, то я бы тебя все равно нашел.

– Не знаю, с чего и начать, – неуверенно произнес Сергей. – Зыбко все как-то, непонятно, словно болото какое-то… В общем, уже с неделю, наверное, снится мне что-то такое…

Он, запинаясь и сбиваясь, рассказывал Юре-Большевику о своих снах, о том, как услышал зов и проделал во сне путь к железной двери, а потом решил найти эту дверь, из-за которой кто-то беззвучно звал его, Сергея Соколова. Большевик взял с подоконника пачку сигарет, закурил и внимательно слушал, пуская в потолок сизоватые струи дыма и то и дело крепко сжимая пальцами свой неказистый нос.

– Ясно, – сказал он, когда Сергей замолчал. Ткнул окурок в пепельницу и задумчиво захрустел печеньем. – Впрочем, ни хрена не ясно. – Он поставил вазочку с печеньем перед Сергеем. – Жуй. Когда жуешь, думается лучше, это я давно заметил. Закон природы. Понимаешь, старик, мне тоже что-то такое… Только я ведь на снотворном, она же болит, подлюка, – Большевик осторожно погладил себя по бедру. – Проваливаешься, как в шахту – «Мама, не бросай меня в шахту! …ахту! …ахту!..» – да? Просыпаешься, словно из-под земли выдираешься. И помнишь – что-то было, много всякого виделось, а что именно?.. Но вот ты сейчас сказал, как шел сюда во сне, – и у меня словно окошко в мозгах прочистилось. Знаешь, вроде как «дворниками» по грязному стеклу – хоп! И вновь видно дорогу. И там кто-то фарами тебе мигает и еще сигналит наподобие ментовской сирены, только потише. Вернее, сигналил, пока ты ко мне не пришел. Это я просто сейчас вспомнил. – Большевик отодвинул чашку и хлебницу, положил руки на стол и подался к Сергею. – Ты ведь не говорил мне, где живешь, согласен?

– Да вроде бы нет, – неуверенно ответил Сергей.

– Не «вроде бы», а точно не говорил, старик! А я вот сейчас сирену эту вспомнил – а дудело-то у меня внутри тоже уже где-то с недельку, только я все на нервы списывал… так вот, вспомнил я эту сирену – и картинка-то моя ночная и всплыла. За точность не ручаюсь, новостройки – они ведь везде одинаковы, согласен? – но, по-моему, виделась мне то ли Сосновка, там, за аэропортом, где новый микрорайон, то ли Южный, и, скорее, все-таки Южный. Ты ведь в Южном живешь, Серега?

– В Южном, – сдавленным голосом подтвердил Сергей.

– Та-ак… И что мы с этого имеем? – Большевик поскреб свою щетину, не глядя взял с тарелки кусок ветчины и принялся тщательно жевать, устремив взор куда-то вдаль. Прожевав, он вдумчиво сказал: – А ни шиша мы с этого не имеем. Мы, два незнакомых друг другу человека, зовем друг друга, причем делаем это совершенно бессознательно, да? – Большевик выжидающе посмотрел на Сергея и тот кивнул. – То есть даже не я тебя зову, а мой мозг или там что-то еще, не знаю, и у тебя то же самое… А встретились – и понятия не имеем, зачем друг друга звали. Как тебе это, старик?

Сергей пожал плечами. Ему было досадно и как-то не по себе. Он-то думал, что при встрече все прояснится, а выходило так, что Юра знает не больше него, то есть – тоже ничего. Абсолютно ничего…

– И вообще все это какой-то фантастикой отдает, – продолжал Большевик. – Какими-то видиками. Как наши мозги уловили друг друга? У нас там что – «жучки» какие-нибудь стоят? Кто же это их туда засунул? Или мы с тобой телепаты? У тебя как насчет экстрасенсорных способностей? Ну, там телепатия, ясновидение. Никогда за собой ничего такого не замечал?

Сергей честно подумал и отрицательно покачал головой:

– Нет, ничего. И в лотерее ни разу не угадывал.

– У меня тоже ничего, – задумчиво сказал Большевик. – Нет, тут что-то не так! – он хлопнул по столу ладонью и вытащил из пачки новую сигарету. – А ну-ка, давай поподробнее о себе: кто ты, что ты… А потом я. Может, найдем какие-то пересечения? Ведь неспроста же все это, согласен, старик?

– Да уж, на какую-то случайность непохоже, – согласился Сергей. – Меня сюда тянуло вполне определенно. Другое дело – зачем? А насчет того, кто я и что я – пожалуйста.

Он начал рассказывать о себе, а Юра слушал и курил, а докурив, вновь принялся хрустеть печеньем, активизируя свой мыслительный процесс.

– Понятно, старик, – произнес он, выслушав Сергея. – Значит, работу ищешь… Взял бы я тебя к себе, только мне юристы не нужны – не тот профиль. Вот дизайнер толковый мне нужен, это да, а то тут у меня один возомнил себя, блин, пупом земли и потихоньку спиваться стал. Думает, что незаменим. Видать, не знает высказывания товарища Сталина насчет незаменимых людей.

– Да я вроде бы и не набиваюсь, – мрачно заметил Сергей и принялся намазывать на хлеб печеночный паштет – толстым-толстым слоем.

– Ах, да, о чем это я! – спохватился Большевик. – Слушай теперь мою автобиографию. Родился в восьмидесятом и пошел в детский сад – в пятнадцатый, у ремзавода, знаешь? А оттуда прямиком в школу потопал, в четвертую…

Чем дольше Сергей слушал Большевика, тем больше убеждался, что пути их нигде раньше не пересекались: жили они в разных районах, и в школы ходили разные, и учились потом в разных вузах… Единственное, что было у них общего – это год рождения. Последние два года Большевик возглавлял частное предприятие, которое занималось изготовлением наружной рекламы – всяких вывесок, щитов, указателей и прочего, – и, судя по всему, на хлеб с маслом ему вполне хватало. И с паштетом тоже.

Но все эти сведения не давали ответов на вопросы: почему он подсознательно или бессознательно звал Сергея? почему слышал такой же зов Сергея? почему вообще с ними обоими происходило что-то непонятное?..

– В общем, в огороде бузина, – подытожил Юра, когда Сергей сказал, что не видит ни одной точки соприкосновения. – Может быть, какая-то информация содержится в наших снах, а, старик? Тех, что мы с тобой никак вспомнить не можем. А если под гипноз пойти? Под гипнозом все что хочешь вспоминается. Даже прошлые жизни. Журнальчик такой интересный есть у нас, «Порог» называется, так я там вычитал, что один инженер завыл по-волчьи прямо в зале, на сеансе – волком он был в прежней жизни. Или генетическая память сработала.

– Ну да, предки его волками были, – с иронией поддакнул Сергей. – Бредятина чистейшей воды.

– Может и бредятина, – согласился Большевик. – Редактора-то я немножко знаю. Вроде нормальный человек.

– Смотря что считать нормой, – меланхолично отозвался Сергей. – Гипноз… Гипноз… Я когда-то занимался этим, еще в школе. Книжки разные… Техника самогипноза, аутотренинг и всякое такое… Сосредоточьте взгляд на блестящем металлическом шарике… Сосредоточьте взгляд…

Что-то билось внутри, толкалось в преграждающую выход дверь, и дверь поддавалась этим усилиям, потому что вовсе не была заперта и только и ждала, когда же ее догадаются открыть.

– Посмотри мне в глаза, – сказал он Юре, подавшись вперед и крепко зажав ладони между коленей.

Юра медленно откинулся на спинку дивана и пробормотал:

– Ну конечно… Рано или поздно, но мы бы сообразили. Ты совершенно прав, Сережа… Именно!

Его темные глаза превратились в два туннеля, ведущих куда-то в неведомую глубину. Сергей сидел, упираясь коленями в низкий стол, застыв в каком-то оцепенении, и в то же время летел вперед по этим туннелям – по двум сразу! – и опять-таки в то же самое время чувствовал, как и в его сознание вторгается нечто извне, истекающее из глубины туннелей. Неведомо как, когда и где он обнаружил, что нечто, которое, кажется, и было им, Сергеем Соколовым, словно бы парит над двумя параллельными потоками, скользящими навстречу друг другу. Один поток казался ему бледновато-красным, почти розовым – и этот поток был как-то связан с ним, Сергеем Соколовым; другой, встречный, поток (поток неведомо какой субстанции – но только не воды, и не огня, и не воздуха…) представлялся зеленоватым, слабо светящимся – и принадлежал, несомненно, его визави, Юре-Большевику. В какой-то неуловимый миг оба потока слились воедино, словно бы даже с каким-то подобием короткого мелодичного звука – и исчезли, сменившись мельканием ярких, удивительно зримых картин – не картин даже, а кусочков забытой реальности, совершенно живой, с красками, запахами и звуками, – и пришло отчетливое ощущение собственного присутствия в этой реальности.

Картины были обрывочны, но отнюдь не казались обрывками сновидений – они, несомненно, представляли собой частицы яви, когда-то и навсегда запечатлевшиеся в памяти. Они всего лишь забылись, как забывается очень и очень многое, но никуда не исчезли – просто лежали в почти необъятном хранилище, заваленные грудой других, более поздних впечатлений…

…Шуршащая белая ткань, очень много шуршащей белой ткани… Где-то в вышине, далеко-далеко – необъятный белый свод, расчерченный ровными золотистыми линиями.

Нет, это уже нынешний Сергей, сидящий на диване, знал, что видит и осязает именно ткань, что над ним – белый с золотом потолок; тот, давний Сергей, еще не умел давать названия вещам и явлениям окружающего мира, еще не мог определить, что именно видит, слышит и ощущает…

Красивое женское лицо… Голубые глаза, гладко зачесанные светлые волосы… Ласковый голос… Золотая застежка на плече… Песня, тихая нежная песня, и все покачивается вокруг, теряет очертания, растворяется… «А-а-а… А-а-а…» – поет милая, родная, единственная… Мама?..

Где-то неподалеку играет флейта…

Он плывет сквозь теплую пустоту, кто-то бережно несет его – и выносит на свет, под небо и солнце. Голубизна, зелень, белые пятна – теперь, здесь, он понимает: он видит то, что представлялось ему когда-то хаосом разноцветных красок без форм и названия. Белые пятна – здания, окруженные деревьями, они спускаются к широкой желтой полосе песка, за которой колышется распростершееся до горизонта море… Берег перечеркивает длинная стена, сложенная из красных, черных и белых камней, она уходит вдаль, вздымаясь выше самых высоких деревьев…

И вновь – белый с золотом потолок, привычный потолок, привычные линии – и нежная песня, от которой веет покоем, и сами собой закрываются глаза…

Над ним – все то же женское лицо, милое знакомое лицо, и ласковый голос все говорит и говорит что-то…

Красивые бронзовые колокольчики на полке перед большим бронзовым зеркалом… Россыпь маленьких золотых безделушек на низком столе… Высокая треногая ваза, и на ее выпуклом гладком боку изображены два удивительных человека: один – с птичьей головой, а другой – с кошачьей…

Красные, желтые, зеленые шарики, нанизанные на веревочку – близко-близко. Если бить по ним руками, они начинают весело трещать. Погремушка…

Картины торопились, наскакивали одна на другую, картины все убыстрялись и убыстрялись, словно боясь, что тот, кому они являлись, вот-вот отмахнется от них.

А потом вдруг все смешалось, исчезло, и навалилась темнота, бесплотная и в то же время странно осязаемая темнота, и в этой темноте зазвучал чей-то голос. Голос что-то говорил и говорил, словно забивал невидимые гвозди, и голова просто раскалывалась от непрекращающегося грохота, похожего на барабанную дробь… Смысл слов ускользал, но слова все возвращались и возвращались, тяжелыми плитами ложились на дно, и было понятно, что от них никуда не деться, и они никуда не денутся – и так и будут лежать под заносами пепла времени. До поры.

Ничего уже нельзя было разобрать в стократных отголосках, что метались по бесконечным переходам бесконечного лабиринта, дробя и умножая самих себя, и каждый отголосок был еще одним острым гвоздем, впивающимся в мозг…

И вдруг грохот прекратился – и растеклась, расползлась тишина, заполнив все углы и закоулки, и пришло понимание, и все остальное сразу стало мелким и несущественным.

Поднялись тяжелые плиты, и взметнулся с них пепел времени, и черной тучей окутал весь лабиринт. Тьма достигла пределов беспредельного мира, мгновенно скомкала и уничтожила его. Мигнул огонек – и погас…

3 Из рода Посейдона

От резкого, пронзительного запаха, ворвавшегося в ноздри, невыносимо заломило в висках. Сергей дернул головой, ударился затылком обо что-то твердое, закашлялся и открыл глаза. Смахнув слезы, он увидел сидящего рядом Большевика с пузырьком в руке.

– Слава Богу, – пробасил Большевик. – Нашатырь – великое дело, да?

– Да уж, – механически отозвался Сергей.

Некоторое время он приходил в себя. Молча сидел, потирая затылок, и смотрел на вновь перебравшегося на свое место Большевика. Большевик тоже молчал, и вид у него был такой, словно он только что общался с инопланетянами.

Потом Большевик поставил пузырек на стол, в упор взглянул на Сергея ошалелыми глазами и тихо сказал:

– Аттала…

Сердце у Сергея на мгновение замерло, а потом заколотилось часто и неровно.

– …дита… – закончил он. – Атталадита.

Нет, они не сошли с ума, не отравились кофе или печеньем, не надышались газа. Посреди океана лежал окольцованный горами цветущий остров Атталадита, и они были оттуда родом.

«Этого не может быть, – сказал себе Сергей. – Этого не может быть, потому что я родился здесь, а не там. В роддоме на улице Пролетарской. Я не мог родиться там. Возможно, это действительно какая-нибудь память предков…»

– Атталадита… – пробормотал Большевик. – Дом над заливом… Свитки… Разноцветное окно, и на нем нарисован портрет кошачьего бога. Кошкочеловек… Знаешь, что такое Атталадита?

– Догадываюсь, – сказал Сергей. – Атлантида.

Большевик кивнул и обхватил ладонью подбородок:

– Вот именно. Кажется, мы с тобой – потомки атлантов. Вот это нас и объединяет.

– Только ничего не объясня… – начал было Сергей и осекся, пригнувшись к столу. Ему показалось, что кто-то внезапно ударил его по голове. Ослепительная вспышка высветила глубину, и в той глубине таилась скрижаль, на которой было начертано только одно слово:

«РИТУАЛ».

Губы его шевельнулись, и ему показалось, что он произнес это слово вслух. Но голос был не его. Это Большевик неуверенно и удивленно сказал:

– Ритуал…

Сказал, выбрался из-за стола, проковылял к холодильнику. Достал бутылку водки – толстого стекла, узорную, похожую на вазу разными нашлепками и завитушками. Со стуком водрузил на стол, извлек из настенного шкафчика рюмки. Отвинтил пробку, налил. Поднял рюмку и только тогда посмотрел на оцепеневшего Сергея:

– Давай, а то крыша сейчас поедет, – и залпом выпил. Сергей без колебаний последовал его примеру.

Водка была крепкой, но не противной; наоборот, даже с каким-то подобием аромата. Сергей мимоходом отметил это и тут же забыл, потому что сосредоточился совсем на другом. Теперь он знал свою самую важную, самую главную задачу – чьи-то слова-гвозди намертво вколотили эту задачу в его сознание. Он был обязан выполнить ее. Он не мог не выполнить ее.

Ритуал…

Ему, Сергею Соколову, поручили совершить Ритуал. Он был одним из восьми исполнителей. Ритуал требовал присутствия четырех человек, а еще четверо были как бы запасными, дублерами. Резервом. На случай, если что-то помешает первой четверке. Ритуал нужно было провести не позже, чем через семь раз по семь дней и три раза по три дня после дня зимнего солнцестояния. Ни в коем случае не позже, иначе он окажется бесполезным.

Проведение Ритуала казалось делом несложным. Как минимум четыре его участника должны были собраться вместе и найти какое-нибудь уединенное место вблизи водн – озера, пруда или реки. Ночью развести костер из ветвей любых деревьев, а четыре ветки дуба положить на землю так, чтобы они указывали на четыре стороны света и образовывали крест, центром которого был бы костер. Каждый из четырех участников Ритуала встанет у своей ветки, у ее удаленного от костра конца, и все вместе они произнесут то, что можно назвать заклинанием, – четыре раза, меняясь местами по ходу солнца.

В сознании Сергея материализовавшимся призраком проявился и текст заклинания – набор ничего не говорящих ему непонятных слов. В голове чуть-чуть зашумело от выпитой водки, но Сергей знал, что никакая водка не заставит его теперь забыть эти слова, бессмысленные, на первый взгляд, но, наверное, все-таки имеющие смысл…

Да, Ритуал представлялся несложным, совсем несложным. За городом полно уединенных мест, и речушек хватает, и прудов, да и дубы не такая уж редкость. И не прошло еще семь раз по семь дней и три раза по три дня после зимнего солнцестояния – точной даты солнцестояния Сергей не знал, но помнилось ему, что это где-то в двадцатых числах декабря. Оставалось пока неясным, где искать остальных участников Ритуала – кроме Большевика, разумеется, – хотя Сергей почему-то был уверен, что тут все скоро станет определенным.

В этой отчетливой картине-задании, всплывшей из Бог весть каких глубин, существовало, тем не менее, одно темное пятно: совершенно непонятной была цель Ритуала.

И еще: кто и когда дал такое задание?..

– Бред какой-то, – растерянно пробормотал Большевик, возвращая Сергея к действительности. – Абракадабра… «Аррелгеор муссуленур наррингонур беро…»

– Я где-то читал, что словами можно воздействовать на мир, – сказал Сергей. – Звуки могут быть ключом к тонкой структуре мира… что-то в этом роде. Как в сказке: волшебное слово. Возможно, в этом и суть Ритуала.

– Вот именно, что в сказке. – Большевик, хмуря густые брови, вновь наполнил рюмки и вдруг замер, держа бутылку на весу: – Так тебя тоже пробило? Насчет Ритуала. Костер, дубовые ветки…

– Крест, заклинание, – продолжил Сергей. – Мы с тобой из этой восьмерки.

Большевик поставил наконец бутылку на стол и с силой потер небритые щеки:

– Нас что, закодировали, что ли?

– Автоматы Странников, – помолчав, сказал Сергей.

Большевик, потянувшийся было за рюмкой, откинулся на спинку дивана и недоуменно посмотрел на него:

– Каких еще странников?

– Книга такая есть, – пояснил Сергей. – Человек живет себе, живет, и в какой-то момент в нем включается программа, которую в него заложили, когда он был еще не зародышем даже, а яйцеклеткой. Заложили не земляне, не люди, а какая-то космическая сверхцивилизация, Странники. И он эту программу не может не выполнить. Это фантастический роман. Братьев Стругацких.

– Ага, – сказал Большевик. – Значит, братьев Стругацких? – Он залпом осушил свою рюмку и потянулся за очередной сигаретой. – А у нас с тобой это откуда? Тоже из братьев Стругацких?

– Вот это я не знаю, – медленно ответил Сергей. – Возможно, наследственная память. Задание передавалось из поколения в поколение… И теперь наступил тот момент, когда оно проявилось.

– А зачем вообще такое задание? Думаешь, если мы совершим этот Ритуал, Атлантида поднимется из пучин морских?

– И это я тоже не знаю. Может и поднимется…

– Мда-а… – протянул Большевик и погрузился в молчание, невидящими глазами уставившись на стол и не замечая, как пепел с сигареты падает прямо в блюдце с паштетом.

Сергей пытался разобраться в своих беспорядочных мыслях, но у него ничего не получалось. Здравый смысл вкупе с двадцатипятилетним жизненным опытом – каким-никаким, но все-таки! – подсказывали ему, что на самом деле ничего такого просто не может быть; в конце концов, это ведь действительно не сочинение братьев Стругацких, не фантастический телесериал, а обычная жизнь – но присутствовало во всем происходящем нечто до жути реальное, нечто такое, с чем нужно смириться и принять как истину ради собственного же психического здоровья.

– Атлантида – это, конечно, хорошо, – сказал Большевик, удивленно разглядывая усеянный пеплом паштет. – Красиво и все такое. А что если все гораздо ближе и ни к какой такой Атлантиде не относится?

– Например?

– Да тот же гипноз! Внушение! – Большевик оживленно заерзал на своем диванчике. – Кодирование. Или таблетки какие-нибудь, сейчас их, сам знаешь, пруд пруди – для чего хочешь. Не то что потомком атлантов – марсианином сможешь себя представить. И щупальца появятся вместо рук, и хобот вырастет. Что, не так?

– Все может быть, – подумав, согласился Сергей. – А еще может быть какое-нибудь наведенное поле. Облучают какой-нибудь фигней. Предполагать-то можно что угодно, но главное не в этом, понимаешь?

– А в чем? – насторожился Большевик.

– Зачем нужен сам Ритуал – вот в чем вопрос. И почему именно мы нужны для его проведения?

– Ну, это из той же оперы, старик! Тут тоже можно чего угодно нафантаэировать. Я ведь тебя только что о том же спрашивал, и что ты мне ответил?

– А что я ответил?

Большевик посмотрел на Сергея долгим взглядом и покачал головой:

– Та-ак… Это уже симптомчики, как говорится. Ты сказал, что с помощью Ритуала можно поднять Атлантиду. А если они знали, что катастрофа неизбежна, и решили передать послание? Чтобы в нужный момент кто-то произнес нужные слова. «Аррелгеор муссуленур» и так далее. Вот он и наступает, нужный момент. Время «Ч». Когда зимнее солнцестояние? Где-то в конце декабря, да?

– Двадцать третьего или двадцать четвертого, – неуверенно сказал Сергей. – Можно где-нибудь в календаре посмотреть.

– Ну вот. А сейчас у нас начало февраля. Семью семь – сорок девять, да трижды три – девять. Значит, пятьдесят восемь. – Большевик поднял голову к потолку и зашевелил губами, подсчитывая. – В общем, срок – числа до двадцатого.

– Вот еще вопрос: а зачем ее поднимать? Что там осталось-то? Ты говоришь – знали, что катастрофа неизбежна…

– Это только одно из неизвестно скольких десятков предположений!

– Ну да, конечно. Но я сейчас именно об этом. А помнишь, что за катастрофа-то там произошла? Отчего она затонула?

Большевик вновь поскреб свою щетину:

– Ну-у… Землетрясение, что ли. Читал когда-то, в детстве… и фильм такой был, штатовский. Там они и под водой жили, уже в наше время. А в общем, хрен его знает, в школе это не проходили, а в универе у меня совсем другой профиль был – экономический. Да и кто знает, была ли она вообще, Атлантида? Может, точно так же, как какой-нибудь… ну… Изумрудный Город, что ли. Выдумки. Легенды…

– Надо полагать, была, – сказал Сергей. – А я читал, что метеоритом ее шарахнуло, почище Тунгусского. Тоже в детстве читал, книжка такая была – «Загадки планеты Земля». Что-то в этом роде.

– Какой-то крутой древний мудрец ее описывал, – подхватил Большевик.

– Только не помню кто. Я больше видиками интересовался, смотрел все подряд. Брюс Ли, Терминатор, Рэмбо… И музыкой клевой. А потом пошла компьютерная развлекаловка, из подвальчика не вылезал. Прямо у нас во дворе был, так там не протолкнешься – с утра до вечера на компьютерах игрушки гоняли.

– Вот-вот, – покивал Сергей. – Такая же история. Только я еще и в футбол играл.

– А меня батя в боксерскую секцию определил. Месяца три, помню, походил, а потом отмазался – не люблю, когда по лицу бьют. Да и дурные там все какие-то были.

– Платон, – сказал Сергей. – Вспомнил. Это Платон про Атлантиду писал, древнегреческий философ. «Платон мне друг, но истина дороже».

– Точно, Платон! Ему кто-то об этом рассказывал, были предания – Атлантида ведь не тогда исчезла, не при Платоне, а гораздо раньше. Или он тоже где-то читал. А жили там потомки Нептуна… нет, Посейдона. Морского бога. Что-то такое…

– В общем, знаем мы маловато, – подытожил Сергей. – Но то, что мне сейчас, у тебя, вспомнилось – дом, море, стена разноцветная – это не из фильмов, я таких фильмов не смотрел. Это во мне сидит, вот тут, – Сергей похлопал себя по лбу, – изначально сидит, с рождения.

– И во мне. В нас с тобой обоих сидит, старик. Давай-ка накатим еще по одной. – Большевик взялся за бутылку, но Сергей отрицательно покачал головой:

– Нет, я пропускаю. У меня и так голова кругом идет от всех этих… Пока ясно только одно: нас хотят использовать в каких-то целях. Кто – неизвестно. В каких целях – тоже неизвестно. Мы действительно чьи-то автоматы.

– Или взрывные устройства, – подняв палец, многозначительно заметил Большевик.

– И это тоже не исключено, – согласился Сергей. – Можем ли мы послать это дело куда подальше и отказаться от участия в проведении Ритуала?

– Нет, – сразу же твердо ответил Юра. – Не знаю, почему у меня такая уверенность, но я не смогу. Точно. Это все равно что литра три пива выпить, а потом попытаться терпеть. Хоть крепись, хоть веревкой завязывай – а давит. Как говорится, пиво подошло к концу… Терпи, молитвы читай – не поможет. Физиология. А что, у тебя не так?

– Да нет, то же самое. Именно как после пива. Вот это мне и не очень нравится. Выходит, мы не по своей воле будем действовать, а по приказу. Как зомби. Причем не имея понятия, к чему это приведет. А попробуешь упираться – мочевой пузырь лопнет. В смысле – и крыша поехать может, уверен.

Большевик покивал:

– Это точно. Но приказ приказу рознь. Почему обязательно – несущий зло? Может, как раз наоборот. Может, мы ускорим второе пришествие Христа. Помнишь, в позапрошлом году по телеку дудели, что мы вступили в новую эру?

– Да. В Эру Водолея. Эпоха Разума, новая светлая раса…

– Ну вот!

– А при чем здесь второе пришествие? Когда Христос родился, и когда Атлантида была? Не стыкуется.

– Да это я так, к примеру. К тому, что миссия у нас может быть очень даже положительной. Хотя, честно говоря, старик, не очень-то я верю во все эти дела. Магия, оккультизм… Просто мода такая поперла. Хотя что-то такое, наверное, все-таки есть… Порчу-то запросто можно напустить, если умеешь, согласен? И колдовство ведь тоже, наверное, настоящее бывает, только примазалось к этому много всяких – лишь бы бабки загрести. Ты говоришь, слово может быть ключом к структуре мира, да?

– А почему бы и нет? По Библии, Иисус Навин словом солнце остановил…

– Это я знаю. Как ни крути, Серега, а деваться нам некуда. А знаешь что? Давай-ка относиться к этому, как к игре. Иначе точно крыша поехать может. А я в дурдом не желаю – мне работать надо, и жить так, как хочу.

– Попробую, – с сомнением сказал Сергей. – Только не знаю, получится ли?

– Давай-давай! – оживился Юра-Большевик. – Так гораздо проще будет. Вся наша жизнь, как говорится, игра! – Глаза его возбужденно заблестели; видимо, водка делала свое дело. – Выбора-то у нас нет, от Ритуала нам никуда не деться. Мы должны, понимаешь? Тогда чем нам сейчас в первую очередь нужно заняться?

– Понятное дело – искать остальных.

– Именно! А когда соберемся вместе – возможно, узнаем и цель Ритуала. Мы же с тобой поодиночке ни хрена не могли сообразить, а встретились – и сообразили! И на двоих сообразили, – Большевик с улыбкой кивнул на бутылку, – и по делу. А если нас все восемь штук соберутся или хотя бы четверо?

– Пожалуй, логично. Как говаривал наш препод Губман, «ваше высказывание свидетельствует о том, что вы где-то близки к человеку разумному». Но как искать, где?

– Ты чувствовал меня, я чувствовал тебя. Не ты ко мне, так я к тебе приковылял бы, это сто процентов, я уже говорил. Теперь нас двое. Как существо, где-то близкое к человеку разумному, предлагаю: давай вновь попробуем – в глаза друг другу. Если, конечно, водка не помешает. Кто-то ведь еще должен к нам стучаться, и мы к кому-то. Может, не только во сне получится. Ничего не ощущаешь, не слышишь?

– Вроде бы нет…

– И я пока нет. Возможно, в нас с тобой первых эта штука заработала.

– Или только мы с тобой и остались, – заметил Сергей.

– Да вроде бы войны нет, мора и глада тоже… Хотя… всякое может быть, время не самое веселое, это точно. Так, ну давай, попробуем.

Большевик поставил локти на стол, подпирая ладонями подбородок, и принялся сверлить Сергея пристальным взглядом. Сергей, стараясь не моргать, тоже стал смотреть ему в глаза, хотя и сомневался в том, что у них что-нибудь получится.

Прошло некоторое время, и Сергей вдруг понял, что не видит уже лица хозяина квартиры. Это было похоже на полусон-полуявь, где маячили какие-то туманные фигуры – и в какой-то миг он вновь, как и в прошлый раз, воспарил над неким пространством, которое теперь было заполнено невнятным непрерывным движением бесформенных теней. Внезапно откуда-то сбоку вырвался дрожащий прерывистый синий луч, и тени словно по команде ускорили движение, сливаясь, перетекая одна в другую, чтобы оформиться, наконец, в бледную нечеткую картину, похожую на отражение в оконном стекле. Мгновением позже Сергей сообразил, что это все-таки не картина, и тут же словно издалека, словно из-за стены или плотно закрытой двери до него донесся сдавленный возглас Юры-Большевика.

То, что он видел или, скорее, представлял – он понимал, что глаза здесь ни при чем, – походило все-таки не на застывшую картину, а на что-то другое, чему он затруднялся подобрать название. Наверное, так мог бы выглядеть мир привидений – полупрозрачные расплывчатые предметы, сквозь которые виднеются другие предметы, смазанность форм, легкое беспорядочное подрагивание и почти непрерывно меняющееся освещение, будто попеременно вспыхивали и гасли то одни, то другие расположенные где попало тусклые невидимые лампы. Сергей ощутил все убыстряющееся неприятное покалывание в затылке, тряхнул головой – и тут же словно что-то сдвинулось и наконец-то встало на свое единственно правильное место… Он понял, что именно «видит» – так в какой-то момент беспорядочные потеки краски на стене превращаются в чье-то ухмыляющееся усатое лицо с длинным вздернутым носом…

Перед ним было окно; за окном, по влажному грязному снегу, бродили серые тени, похожие на людей. Была там еще какая-то оградка, нечеткие линии скелетоподобных деревьев, полоса кустарника. И была бурая стена какого-то здания казенного вида с большими окнами; двери здания то и дело открывались, впуская и выпуская тенеобразных людей с разной поклажей в руках и за плечами, с двухколесными тележками, к которым были приторочены всякие коробки, ящики и мешки. Над дверями висели на стене круглые часы с черными стрелками, вздернутыми наподобие усов улыбающегося Чеширского Кота, а еще выше из стены выступали рельефные белые буквы, складываясь в знакомое слово: «Озерское». Вновь что-то неуловимо переместилось в сознании – и Сергей понял, что перед ним обыкновенная железнодорожная платформа и здание вокзала, мимо которого он не раз проезжал, а «видит» он все это через окно вагона стоящей электрички.

Это был не пассажирский поезд, а именно электричка – такие же, как на перроне, серые люди по трое сидели лицом к лицу на жестких сиденьях. С ними резко контрастировала кажущаяся вполне реальной – как на киноэкране – девушка; она смотрела куда-то мимо Сергея, и над головой ее мерцало слабое, но вполне различимое синеватое облачко. Это, несомненно, была именно та, кого они с Большевиком искали – еще один человек из восьмерки исполнителей Ритуала. У нее были светлые волосы, падающие на воротник расстегнутой зимней куртки, и бледное миловидное лицо с тонкими чертами; в меру подкрашенные глаза как будто бы не скрывали никаких тайн, а резко очерченные крепко сжатые узкие губы вполне могли свидетельствовать о том, что характер у девушки не из самых покладистых.

Изображение внезапно дернулось, надпись «Озерское» за окном начала уплывать вправо, исчезая буква за буквой, а облачко над головой девушки, сгустившись, выстрелило в Сергея острым синим лучом, ощутимо кольнувшим прямо в мозг. Сергей непроизвольно мотнул головой, зажмурился, и тут же раздался голос Юры – теперь уже совсем рядом, а не из-за толстой стены:

– Ч-черт, теряю! Исчезает!..

Сергей открыл глаза. Большевик с досадливой гримасой шарил руками в воздухе над столом, и вид у него был настолько комичный, что Сергей невольно улыбнулся, хотя еще не совсем пришел в себя после «видения».

– Ничего, теперь не исчезнет, – успокаивающе сказал он и вдруг понял, что, кажется, начинает по-настоящему вживаться в ситуацию и больше уже не воспринимает ее как невозможную или бредовую. То, что происходило с ним – происходило в действительности, наяву, и с этим нужно было считаться, и это нужно было принимать.

Потому что не принимать реальность – просто глупо. А вот попытаться разобраться в ней – это уже кое-что.

– Теперь не исчезнет, – повторил он. – Заметил, где она сейчас находится?

Юра прекратил хватать руками воздух, встряхнулся, словно отгоняя невидимых мух, потер виски и кивнул:

– Угу, заметил. Озерское. Это часа полтора езды…

– На электричке, – уточнил Сергей.

– Ну да. Ты же видел, она электричкой едет. – Большевик посмотрел на часы. – Без пяти час, все правильно. Как и там. Видел там часы?

– Мы с тобой видели одно и то же, – сказал Сергей. – И это окончательно хоронит всякую мысль о галлюцинациях и белой горячке. Не можем мы вдвоем галлюцинировать одинаково или видеть одинаковый сон.

– Не можем, – согласился Большевик. – Значит, надо действовать. Будь добр, притащи мне мобильник. По-моему, я его в ванной оставил. Вон та дверь, слева.

Сергей выбрался из-за стола и, включив свет, заглянул в ванную, выложенную плиткой цвета морской волны. Плоский, благородно-сероватый мобильный телефон действительно лежал на круглом табурете под элегантной раковиной цвета той же морской волны. Невольно сравнив сей храм чистоты со своим домашним помещением для помывки тела и чистки зубов, Сергей взял телефон и вернулся на кухню.

– Так, сейчас узнаем, когда она будет в городе, – сказал Большевик, перебирая кнопки. – Алло! Девушка! Электричка, которая в двенадцать пятьдесят пять останавливается в Озерском, во сколько к нам приходит?

– Он помолчал в ожидании ответа, сосредоточенно приминая пальцами кончик носа. – Ага, понял. Спасибо. Значит так, старик, – обратился он к Сергею. – В четырнадцать двадцать три. Полтора часа, как я и говорил. Надо встретить, да? Чтоб не блуждала.

– Само собой, – кивнул Сергей. – Нашего полку прибывает. А почему же мы не слышали ее сигнала?

– Это вопрос без ответа, – развел руками Большевик. – Во всяком случае, пока. Мало ли что… Возможно, какой-то сбой. Главное – она услышала кого-то из нас. Или обоих. Ничего девчонка, симпатичная… А может потому не слышали, что мы с тобой близко, сигналим друг другу и заглушаем ее сигнал.

– Вряд ли расстояние здесь имеет значение. Скорее всего, совершенно не имеет. Я читал, телепаты общались, когда один был в Европе, а другой – в Америке. Тут же не обычная школьная физика, а что-то другое. Видел синий луч?

– Да. Разноцветная у нас компания получается: я – зелень чуть ли не баксовая, ты под какого-то розового косишь, а девочка – синенькая. С ума сойти! Нам на всех, когда соберемся, спектра не хватит. Так! – Большевик деловито хлопнул по столу. – В общем, она едет.

– Да, – сказал Сергей. – Двину встречать. Девочка симпатичная, ты прав.

– И сразу ко мне! Будем все вместе других вычислять. Ты уж извини, что я тебе компанию не составлю, но с этой костяной ногой… И доктор должен вот-вот. Поймать бы того козла недоделанного, я бы ему не то что одну, а обе ноги переломал, и хребет впридачу. Насмотрелись фильмов, сволочи!

– Конкуренты? – спросил Сергей, поднимаясь с дивана.

– Сиди! – махнул на него рукой Большевик. – Еще целый вагон времени. Я тебе такси вызову. И денег на мотор дам, не переживай – дело-то общее. Садись-садись. Послушай горькую мою историю, ты ведь ее еще не слышал – а я уже всем, кому мог, рассказал. Я буду рассказывать, а ты головой качай сочувственно – мне и легче будет. Я этой историей уже всех задолбал, сейчас и тебя задолбаю.

Сергей вновь опустился на диван: если ехать на вокзал на такси, то у него действительно было еще достаточно времени – это ведь не троллейбусом добираться.

– Давай, начинай долбать, – с улыбкой сказал он. – А головой я покачаю, не сомневайся. Это ведь легче, чем ноги ломать.

– Да уж, – вздохнул Большевик. – С-сучий потрох тот козел, и больше никто. Фредди Крюгер недоделанный. Ладно, слушай, учись быть всегда готовым.

Они сидели в прокуренной кухне, Большевик опять что-то жевал и рассказывал историю своей травмы, а Сергей слушал его, и на душе у него становилось все тревожнее от этого рассказа. И вовсе не потому, что «у тебя там не закрытый, а открытый перелом», как говорилось в старой веселой кинокомедии «Бриллиантовая рука». Хотя дело было именно в переломе.

Вот что приключилось с Большевиком. Несколько дней назад, возвращаясь вечером вместе с женой из офиса, он высадил ее из машины возле дома, а сам поехал на автостоянку, расположенную кварталом дальше, на углу Гоголя и Школьного переулка. Неподалеку от стоянки, на обочине, притулился возле кустов серый «пежо», на который Большевик не обратил особого внимания. Оставив свой «опель-кадет» на попечение охранников, он направился домой и, отойдя шагов на пятьдесят от ворот, услышал позади звук приближающегося автомобиля. Не предчувствуя беды, Большевик продолжал идти по тротуару и вдруг понял, что автомобиль рокочет совсем близко, и уже прямо у него за спиной, хотя следовало ему проехать мимо – по дороге, а не по тротуару! – и убраться с глаз долой. Большевик обернулся и в тусклом свете одинокого фонаря с ужасом увидел, что тот самый серый «пежо» несется с потушенными фарами прямо на него, грубейшим образом нарушая все правила дорожного движения. Он не успел еще ничего сообразить, как от сильного удара оказался лежащим на тротуаре лицом вниз. Автомобиль проехал по его ноге, словно это было какое-нибудь бревно, а не нога, и скрылся за углом. Свидетелей этого почти мгновенного происшествия не было, и номерного знака «пежо» Большевик не разглядел, как и того мерзавца, что сидел за рулем.

– Вообще-то я догадываюсь, чьих это рук дело, – со вздохом сказал Большевик, отпустив несколько крепких выражений в адрес водителя автомобиля-убийцы. – Перехватил я тут кое у кого из-под носа парочку хороших заказов. Так они, сволочи, решили припугнуть и проучить. Знают, что к ментам за помощью не побегу, да и где доказательства? Эти лохи со стоянки ничего не видели и не слышали. И обвинить напрямую никого не могу. Борьба, старик, борьба… По Дарвину. Хочешь жить – умей делиться. И ведь придется делиться, никуда не денешься. В следующий-то раз могут и по голове проехать, причем запросто…

– Н-не знаю… – пробормотал Сергей. – Возможно, ты и вправду у кого-то что-то перехватил. Но я-то – ни у кого ничего, я вообще безработный. А меня ведь вчера тоже чуть не сбили таким же образом. Похоже, товарищ Большевик, дело тут вовсе не в твоем бизнесе.

Большевик поперхнулся недоеденным куском, прокашлялся и вытаращился на Сергея:

– Тебя – тоже?! И тоже серый «пежик»?

– Не знаю, не заметил. Но сбить пытались – это точно. И о чем наши с тобой случаи говорят, как ты думаешь?

– Если только это не какое-то невероятнейшее совпадение, то… – начал Большевик севшим голосом и замолчал.

– Вот именно. Дело тут не в твоих конкурентах. Кто-то охотится именно за нами, потомками атлантов, родичами Посейдона. Кто-то еще, кроме нас, знает о Ритуале и пытается воспрепятствовать его проведению. – Сергей помолчал, размышляя, потом взглянул на обескураженного Большевика: – Заметь, кстати, он тебе все-таки только ногу переехал, а не голову.

– И на том спасибо! – буркнул Юра-Большевик и тут же вскинулся: – Ага! Ты хочешь сказать, что этот козел не намерен убивать до смерти, а только калечит?..

– Чтобы вывести нас из строя и не дать провести Ритуал в нужный срок. Значит, о сроке он тоже знает.

– Или они.

– Да, или они. Со мной у них вчера не вышло – значит возможна вторая попытка. И другие тоже могут пострадать, если уже… И наша синяя девочка тоже.

– Как они нас вычислили? – глухо произнес Большевик. – И кто они?

Сергей поежился. Дело принимало неожиданно опасный оборот. Перспектива оказаться в гипсе, если вообще не в реанимации, радовать никак не могла.

– А ты говоришь – принимай как игру, – с кривой усмешкой сказал он. – Хорошенькая игра! Членовредительства мне для полного счастья только и не хватало… Не пора ли обратиться за поддержкой к нашим доблестным ментам?

– И что же ты им скажешь?

– Ну… – Сергей сделал неопределенный жест.

Да, действительно, разговор с блюстителями порядка вряд ли бы получился. В лучшем случае таких заявителей послали бы подальше, в худшем – заподозрили бы в мании преследования и могли похлопотать насчет психбольницы…

Игра, при ближайшем рассмотрении, оказалась небезопасной… и азартной. И Сергей знал, что не может просто так вот бросить карты на стол, встать и покинуть казино. Его участие в игре было обязательным.

Он поднял голову и наткнулся взглядом на напряженный взгляд того, кто, как и он, должен был принять участие в Ритуале, призванном изменить что-то в этом мире. В лучшую ли, в худшую ли сторону, но – изменить.

Некоторое время они молча смотрели в глаза друг другу.

– Ладно, – сказал наконец Сергей. – Вызывай такси, пора ехать. Осмотрюсь, может и засеку кого-нибудь. Во всяком случае, серый «пежо» не пропущу.

Юра-Большевик шумно выдохнул и поднялся, опираясь на трость:

– Подожди, старик, я сейчас.

Он уковылял в прихожую, и стук его трости затих где-то в глубинах квартиры. Сергей отрешенно уставился в окно, за которым серело обычное февральское небо, просеиваясь сквозь голые ветви тополей. Где-то там, под этим небом, искали друг друга потомки жителей легендарного острова, погребенного в морских пучинах тысячи лет назад, и где-то там же разъезжал на сером «пежо» некто, знавший гораздо больше других…

Сергей понимал, что не может сделать выбор, потому что выбора у него просто не было.

Вновь раздался, теперь уже приближаясь, стук трости. Сергей повернул голову от окна.

– Вот, – Большевик положил на стол ключи с изящным костяным брелоком.

– Возьмешь на стоянке мой «опель» – это лучший вариант, на фиг нам такси. А я им сейчас туда позвоню, на стоянку, предупрежу. Мобильник тоже возьмешь, будешь звонить, если что… Номер я тебе запишу. Глотни-ка пару таблеток, – Большевик вынул из кармана пупырчатую аптечную упаковку и пояснил: – «Контралко», противоалкогольные. Это если дыхнуть попросят.

– Может, лучше все-таки на такси? – неуверенно сказал Сергей. – Остановят, а я… Чужая машина…

– Не лучше! – отрезал Большевик. – А если остановят – вот, держи. – Он вытянул из того же кармана несколько сложенных пополам бледно-зеленых купюр с портретом заокеанского президента, напомнив Сергею фокусника, раз за разом извлекающего из цилиндра всякую всячину. – Отмажешься. Но лучше, конечно, не попадайся. Да тут и делов-то – до вокзала и обратно. Едь аккуратненько – и никаких проблем. Водишь-то нормально?

– Водил дядин «порше» – вроде бы все о'кей. И в армии. Правда, практики маловато – я как-то, знаешь, все больше троллейбусом или пешком. Транспортом маргиналов.

– Хорошо, – сказал Большевик. – А вообще, оптимальный вариант, в случае, если менты тормознут – жми на газ. Я потом сам с ними договорюсь, есть у меня на них кое-какие выходы. Та-ак… – Большевик в упор посмотрел на Сергея. – Коль ты в армии служил, то и с этим проблем не будет. – Он, словно продолжая показывать фокусы, извлек из кармана спортивных брюк небольшой пистолет с ребристой рукояткой. – Вот, переделанный «газовик».

– Ты что? – отпрянул Сергей. – Ты соображаешь?

– Соображаю, – жестко сказал Большевик. – Бери. Сам ведь видишь, что дело серьезное. Если что – влепи по скатам этому козлу и ходу! Огородами, как говорится, ко мне вместе с синенькой – а здесь дальше думать будем.

Сергей покачал головой:

– Ox, вляпаюсь я со всеми этими делами…

– А ты не вляпывайся, – посоветовал Большевик. – Давай, забирай все – и на вокзал. И осторожнее, Серега!

– Да уж постараюсь. – Сергей повертел пистолет в руке и заткнул за пояс джинсов, под свитер. – Это, вроде бы, и в моих интересах. Надеюсь, гранат у тебя нет?

– Гранат нет, – серьезно ответил Большевик. – А может, они и не помешали бы, кто знает…

4 «Мой черный человек»

Сергей, напряженно вцепившись в руль, вел темно-синий «опель-кадет» Юры-Большевика в сторону вокзала, и чувствовал, что спина у него под свитером мокрая от пота, словно не автомобиль вез его, а он сам тащил автомобиль по покрытой мокрой снежной кашей дороге наподобие бурлака с известной картины типа «Бурлаки на «шевроле»… «Запорожцы» пишут письмо «мерседесу»… Навыков у него было все-таки маловато, погода и состояние дорожного покрытия отнюдь не благоприятствовали – и он сосредоточил все внимание на управлении автомобилем, не отвлекаясь мыслями ни на что другое. Это, в общем-то, было и хорошо, потому что начни он размышлять обо всем произошедшем за последние часы, прокручивать в памяти все случившееся… Мог ли он еще утром представить себе, что днем будет рулить на чужой машине к вокзалу, с пистолетом за пазухой, чтобы встретить некую наследницу древней расы полумифических атлантов, потомком которых, кажется, был и он, Сергей Соколов?.. Происходящее смахивало на один из тех странных снов, но Сергей знал, что это не сон, а самая что ни на есть реальная реальность.

Он держался рядом с бордюром, не очень разгоняясь – времени для того, чтобы доехать до вокзала раньше прибытия электрички было достаточно. Движение было довольно умеренным, стражей дорожного порядка пока не наблюдалось. Сергей аккуратно притормаживал на перекрестках, аккуратно обгонял троллейбусы с разводами грязи на украшенных рекламными надписями боках и, в свою очередь, беспрепятственно давал обгонять себя прытким маршруткам и более опытным, чем он сам, водителям разномастных легковушек и всяких фургонов-длинномеров.

Проехав кварталами центральной части города – средоточия магазинов, магазинчиков, кафе и прочих парикмахерских, – он пересек безжизненную промзону – мрачно-уныло-серые, с выбитыми стеклами заводские корпуса, подобные древним, давно разграбленным усыпальницам, миновал недостроенную бензозаправку и выехал к длинному мосту, распростершемуся над поймой неширокой речушки, заросшей камышом и осокой что называется по самые уши. Речушка была совсем никудышной, но пойму имела обширную, превращавшуюся летней порой в непролазное болото наподобие тех, по которым шастала когда-то ужасная собака Баскервилей, с редкими островками более-менее сухой земли. На другом берегу, на пригорке, в глубине сосновой рощицы, располагался единственный в городе мотель «Соловьиные трели» (хотя правильнее было бы назвать его «Лягушачьи трели»), а по другую сторону от дороги тянулись безликие склады с подъездными железнодорожными путями; еще дальше дорога превращалась в бульвар, обрамленный добротными, послевоенной постройки домами в «сталинском» стиле, выходящий на просторную привокзальную площадь.

Тротуары моста были покрыты давним слежавшимся снегом – народ здесь пешком не расхаживал, предпочитая пересекать эти угрюмые пространства на троллейбусах. В школьные годы Сергей с приятелями ходил сюда кататься на лодках, но с тех пор речушка обмелела и заросла, и лодочную станцию закрыли. Здесь, на просторах, транспорт ускорял ход и на дороге иэ-под снежной каши то тут, то там даже виднелся темный асфальт. Сергей вслед за обогнавшей его крутолобой маршруткой выскочил на мост и тоже прибавил скорость, с удовольствием отметив, что машина хорошо слушается его. Промчался мимо, за ограждением, укрытый снегом ледовый панцирь реки, усеянный закорючками птичьих следов, и дорога пошла под уклон, плавно изворачиваясь длинной дугой, устремленной к сосняку с соловьино-лягушачьим мотелем.

Припустившись вслед за маршруткой, Сергей вписался в поворот, поглядывая на встречные автомобили, и вдруг почувствовал, как по взмокшей спине пробежал озноб. Он еще раз посмотрел в зеркальце заднего вида – и нога его мигом перескочила на тормозную педаль. Его быстро догонял серый «пежо»!

Все дальнейшее произошло как в ускоренной съемке. «Пежо» надвинулся сбоку, раздался удар – и «опель-кадет» Сергея вынесло на занесенный слежавшимся снегом бордюр. Сергей продолжал отчаянно тормозить, вцепившись побелевшими пальцами в руль, но это все-таки не спасло его от столкновения с бетонной троллейбусной опорой, обклеенной обрывками каких-то вылинявших от снегов и дождей листовок. И хотя ему удалось кое-как осадить свое разогнавшееся авто, удар получился чувствительный.

Для «опеля», но не для Сергея. Потому что ремень безопасности слегка растянулся, рулевая колонка нырнула вниз, исторгнув из себя надувной аварийный пакет – и Сергей ткнулся лицом в прохладное и упругое, даже не успев как следует испугаться.

И все-таки он непроизвольно зажмурился, когда перед радиатором выросла эта проклятая троллейбусная опора, и только спустя несколько секунд после столкновения открыл глаза и поднял голову. И увидел, как быстро удаляющийся «пежо», обогнав маршрутку, промчался вдоль сосняка и скрылся за поворотом. Несомненно, это был тот самый «пежо"'! И так же, как и Юра-Большевик, Сергей не успел разглядеть сидящего за рулем.

Он отстегнул ремень и выбрался из машины. Осмотрелся, подошел к столбу и присел на корточки перед «опелем», оценивая повреждения. Мимо с гулом проносились автомобили; никто пока не останавливался и помощь свою не предлагал.

Все оказалось, в общем-то, не таким страшным, как представлялось, и Сергей облегченно вздохнул. Погнутый бампер и вмятина в радиаторе – не самое худшее, что могло произойти, если бы он не успел затормозить. Главное – машина оставалась на ходу.

Пускаться в погоню за «пежо» было бесполезно, но и торчать здесь, у столба, Сергей не собирался: во-первых, на поцеловавшийся со столбом «опель» могли обратить внимание из любой проезжающей мимо милицейской машины, а во-вторых… нет, скорее, именно это и было «во-первых»: его старались задержать, не дать возможности встретить партнершу по проведению Ритуала… Неведомый противник вполне мог покалечить ее прямо посреди привокзальной площади!

Сергей поспешно вернулся в машину, решив пока не звонить Большевику и не огорчать известием о происшествии и погнутом бампере. Он собрался уже дать задний ход, как вдруг ошеломленно замер. Только сейчас он сообразил, что с самого утра находится под наблюдением. За ним следили! Следили, когда он направлялся в дом на улице Гоголя, следили, когда он шел на автостоянку за «опелем»… и дождались таки удобного момента… От этой мысли ему стало настолько не по себе, что пистолет уже не казался таким уж излишеством.

Но кто этот таинственный враг, который тоже знает о Ритуале и действует довольно жестко и решительно, чтобы не допустить его проведения? Кто он такой, черт возьми!..

Немного утешало только одно: противник не прибегал к помощи оружия. Во всяком случае, пока…

Сергей повернул ключ зажигания и, убедившись, что сзади чисто, медленно отъехал от злополучной троллейбусной опоры, сползая с бордюра на дорогу. Пострадавший «опель» нормально слушался руля. Сергей посмотрел на часы, потом взглянул на себя в зеркальце заднего обзора и криво усмехнулся, увидев свое бледное лицо. И в этот момент из-за троллейбусной опоры вышел какой-то человек и направился к машине, выставив перед собой руку в черной перчатке, словно предлагая Сергею не торопиться уезжать. Возможно, он только что выбрался из проезжающей маршрутки, незамеченной Сергеем, возможно, все время стоял за столбом… хотя в таком случае его просто нельзя было бы не увидеть… Сергей, подобравшись, настороженно наблюдал за приближающимся незнакомцем.

Человек был высок и худощав, выглядел то ли на тридцать, то ли на все шестьдесят, и всю его характеристику можно было свести к одному слову: «черный». Черные угли глаз на смуглом лице; черная короткая слегка курчавая бородка, на вид жесткая, как проволока, и такие же жесткие густые усы; слегка вьющиеся длинные черные волосы, прикрытые сверху круглой черной шапочкой наподобие тех, что носят грузины; длинный просторный черный плащ из такого же, как головной убор, гладкого материала, доходящий чуть ли не до подошв тоже черных то ли ботинок, то ли сапог… Надень на такого вместо шапочки черную шляпу и дай в руки гитару – и получишь артиста Михаила Боярского, которого Сергей помнил по старым телефильмам. Хотя больше незнакомец все-таки походил на служителя культа. Только вот какого культа?..

Человек в черном остановился перед автомобилем и, видя, что Сергей застыл за рулем, поманил его рукой, приглашая выйти. Облик его показался Сергею скорее странным, чем не внушающим доверия. Сергей, конечно, мог проигнорировать жестикуляцию Черного и незамедлительно продолжить путь к вокзалу… но что-то подсказывало ему, что торопиться не следует.

И все-таки он не вышел из машины, а опустил стекло и, высунув голову, довольно резко спросил:

– Эй, уважаемый, в чем дело?

Черный человек плавно обогнул автомобиль и оказался возле дверцы, перед Сергеем; у Сергея создалось впечатление, что незнакомец не проделал этот короткий путь ногами, а словно перетек из одного места в другое.

– Хочешь увидеть того, кто это сделал? – спросил Черный, спрятав руки в карманы плаща. Голос у него был негромкий и чуть хрипловатый, с едва уловимыми странными интонациями, причудливой смесью мягкого и угловатого, встопорщенного, напоминающей, опять же, кавказский акцент.

Сергей почему-то сразу понял, чтО имеет в виду незнакомец. И еще он понял, что тот появился здесь неспроста. Тянулась цепочка – звено за звеном…

Подождав, пока мимо прогрохочет «КамАЗ», он, задыхаясь, срывающимся голосом ответил:

– Да… Хочу…

Он был уверен, что Черный знает, что говорит. И обращение незнакомца на «ты» казалось вполне естественным и уместным.

– Есть такое понятие: память Аэнно, – склонившись к окошку, произнес Черный и в упор взглянул на Сергея; в глазах незнакомца застыла густая тьма, но за тьмой, кажется, все-таки угадывался свет. – Это память Времени. Любой момент Времени в любой точке пространства сохраняет память о событиях, произошедших в этой точке ранее. Надо только уметь эту память пробудить.

«Ну да, – растерянно подумал Сергей. – Только и всего». Он слышал что-то такое о памяти воды, но память времени… Однако для удивления не было сил – слишком удивительным был весь этот день.

– И вы умеете, – полуутвердительно сказал он, продолжая смотреть в глубину черных глаз того, кто вполне мог быть одним из загадочных существ, которых американцы называют «люди в черном» и в которых видят пришельцев из космоса.

– Да. Я знаю Аэнно. Смотри. Будем видеть только ты и я.

Черный вынул руку из кармана и вонзил указательный палец в воздух перед собой, показывая на дорогу с редкими автомобилями. Натужно подвывая промчался мимо переполненный троллейбус, спеша к вокзалу, но Сергей даже не заметил его. Он во все глаза смотрел на проступившие в воздухе в двух метрах от него зыбкие контуры серого автомобиля с плавными обводами и узкими фарами, похожими на глаза хищного зверя. Серый «пежо» застыл на дороге, и автомобили беспрепятственно проезжали сквозь него, словно водители не замечали возникшую из ниоткуда призрачную преграду.

– Запомни его, – сказал Черный, продолжая протягивать руку в черной перчатке к автомобилю-фантому. – Хорошо запомни. Можешь выйти и рассмотреть получше. Только недолго – тебе нужно спешить.

Выходить из машины Сергей все-таки не стал. Он завороженно смотрел на человека, сидящего за рулем «пежо»… Вернее, на образ человека, находившегося в этом месте несколько минут назад. Это был парень в черной куртке; он отнюдь не выглядел здоровяком из фильмов про злодеев. У парня были коротко стриженные светлые волосы, прямой, почти римский нос, едва заметные на бледном лице, словно выцветшие брови и белесые ресницы, какие обычно бывают у рыжих-конопатых. Лицо было, в общем-то, вполне обычным и совершенно незнакомым Сергею. Даже если когда-нибудь раньше он и видел этого парня, то не обратил на него внимания. И этот незнакомый человек охотился на него, Сергея Соколова!..

– Запомнил? – спросил Черный.

– Запомнил… Кто это?

Черный медленно опустил руку и, повернувшись, вновь нагнулся к Сергею. Серый «пежо», словно нехотя, растворился в воздухе, не оставив никакого следа.

– Это Лондар. По сути своей – Лондар. Ядовитая змея в цветке муаби.

– Лондар… – пробормотал Сергей, испытывая нечто, похожее на головокружение. – Кто такой Лондар?

– Не сейчас, – сказал Черный и повторил: – Тебе нужно спешить. Вы не слабее Лондара, вы – такие же. И у тебя и у тех, других, – большие возможности, надо только научиться их использовать. Запомни и расскажи другим: чтобы Лондар не смог вас обнаружить, нужно представить, что голова находится внутри колпака из толстого, очень прочного стекла. Внешняя поверхность колпака – зеркальная, она все отражает, ничего не пропускает внутрь, но изнутри все видно. Твоя голова абсолютно защищена, это самое надежное убежище. Ты можешь мысленно поворачивать этот колпак. Если вдруг заметишь трещину или дыру – мысленно же нагрей это место и заплавь прореху. Проверяй хотя бы раз в сутки. Способ простой, надежный и проверенный. Лондар понял это раньше вас – и пользуется. И нашел он вас потому, что в нем раньше пробудилось знание.

– Кто он? – еще раз спросил Сергей.

– Враг, – коротко ответил Черный.

– А… вы? Откуда…

– Он и ваш, и мой враг, – перебил его незнакомец. – Сейчас не время для разговоров, ты должен спешить, чтобы помешать ему. Можешь называть меня Гостем.

«Враг моего врага – мой друг?..» – подумал Сергей.

– Понимаю, у тебя множество вопросов, – продолжал Гость. – Но не сейчас. Завтра, там, – он показал рукой на сосновую рощу. – С утра.

– В девять, – сказал Сергей. – Я буду в девять… Постараюсь.

Гость кивнул:

– Хорошо. И самое важное: внуши себе, что твой колпак не пропускает оранжевый цвет. Пропускает извне только лучи своих – а изнутри твои собственные. Понимаешь?

– Д-да… кажется… Синий, зеленый…

– Лондар – оранжевый. Оранжевый проникнуть не сможет, он просто отразится от твоего колпака. Сможете общаться друг с другом, со своими. Все, поезжай, Гортран. Будь очень внимателен и осторожен!

– Что значит – «Гортран»?

– Это твое имя. Твое первое имя. Поезжай! Все остальное – завтра.

Черный выпрямился и отошел-перетек на заснеженный тротуар. Совершенно потерявшему способность что-либо соображать Сергею показалось, что фигура Гостя слегка колеблется, словно находится за потоком горячего воздуха, поднимающимся над костром. Тряхнув головой, он завел мотор и, пропустив троллейбус, тронул автомобиль с места. Бросил взгляд в зеркальце – на мосту быдо пусто. Гость либо прыгнул вниз, на речной лед… либо просто исчез.

«Просто!.. Ничего себе – просто…»

Сергей поежился и переключил все внимание на дорогу. Голову он решил поберечь, не утруждать ее размышлениями, потому что чувствовал: голова его подобна воздушному шарику, готовому вот-вот лопнуть…

Когда он выехал на площадь, часы на вокзальной башне показывали десять минут третьего. До прибытия электрички оставалось еще тринадцать минут. У входа в просторное, со стеклянными стенами здание вокзала скопилось довольно много маршруток и легковушек-такси; стоянка возле камер хранения тоже была заполнена автомобилями, но серый «пежо» Сергей там не обнаружил. Оставив машину напротив троллейбусной остановки, он поспешил к пешеходному туннелю, ведущему к платформам пригородных поездов. Он не сомневался, что враг уже там.

На перроне было многолюдно – прибывающая электричка почти сразу направлялась отсюда в обратный путь. У входа в туннель со стороны перрона скопилось десятка два встречающих – это была самая удобная позиция, чтобы не пропустить нужного человека. Сергей отошел чуть в сторону, устроившись за спинами торговок пирожками, и почти сразу увидел в этой группе рослую фигуру того, кого таинственный Гость назвал Лондаром. Лондар, напряженно вытянув шею, смотрел туда, где горел у поворота красный глаз семафора и откуда вот-вот должна была появиться электричка. Сергей, стараясь остаться незамеченным, присел на скользкую перекладину ограждения и, осторожно выглядывая из-за спины толстой тетки, монотонно голосящей о своем товаре «с картошечкой, капусточкой и мясом», продолжал наблюдать за противником. Вглядываясь в это бледное лицо с белесыми ресницами, он окончательно убедился, что никогда раньше не видел Лондара.

Кто он, этот Лондар? Одиночка – или действует по чьему-то указанию? Или в нем тоже заложена программа, только прямо противоположная: помешать проведению Ритуала?..

Сергей был уверен, что здесь, среди бела дня, в гуще людей, Лондар не посмеет чинить какие-либо препятствия девушке. Скорее всего, он последует за ней, чтобы выбрать наиболее благоприятный момент для нападения. Для перехвата…

Сергей покосился на неспешно прошедшего мимо доморощенного «копа» в не по размеру длинной куртке, вооруженного рацией, и подумал, что можно попытаться сдать Лондара в руки милиции. Прямо сейчас. Заявить «копу», что опознал виновника наезда на того же Юру-Большевика. Пусть разбираются…

«Ну и чего ты этим добьешься? – возразил он себе. – А если Лондар не один, а если он действительно только чье-то орудие? Меня ведь тоже непременно задержат, а в это время девушкой займется кто-нибудь другой…»

Нет, не зная сил противника, рисковать не стоило. Слишком много было неясностей… собственно, одни сплошные неясности и были. Оставалось надеяться, что завтрашний разговор с Гостем хоть что-то прояснит.

Главное сейчас, сказал он себе – быстро разыскать девушку в толпе пассажиров, оградить ее от Лондара и оставить того с носом.

«В Лондаре раньше пробудилось знание, – вспомнил он слова Гостя. – Вы такие же, как он. У вас большие возможности, нужно только научиться их использовать…»

Сергей закрыл глаза и представил, как с серого неба опускается на него некий стеклянный колпак, покрытый зеркальной пленкой. Колпак был похож на шлем звездопроходцев из видиков, только поменьше – почти точь-в-точь по размеру головы. Сергей мысленно поднял руки, взял колпак и надел на голову – толстое стекло оказалось сантиметрах в трех от лица и сквозь него все было видно так же хорошо, как сквозь зеркальные стекла автомобилей. Сергей опять же мысленно провел пальцами по основанию своего защитного шлема и почувствовал, как стекло податливо прогибается, словно размягченный пластилин. Он плотно прижал низ колпака к своей шее, пригладил, как бы замазывая щели, и отнял руки. Он чувствовал, что стекло тотчас же затвердело, но ничуть не давило на шею и не мешало свободно дышать. И вообще, этот шлем был хотя и твердым, но совершенно невесомым. И сквозь него беспрепятственно проходила рука, и можно было при желании почесать нос или там потереть ухо… Это был воображаемый шлем, но Сергей почему-то нисколько не сомневался в том, что оранжевый ищущий луч Лондара не сможет теперь определить, где находится источник его, Сергея, розового луча и вообще засечь сам луч. Он чувствовал себя надежно экранированным.

Все эти мысленные манипуляции дались Сергею без особых усилий – судя по всему, Гость был прав, говоря о больших возможностях… А что если теперь попробовать самому, без помощи Юры-Большевика, нащупать синий луч девушки? Но как это сделать? Кому смотреть в глаза?

А нужно ли обязательно смотреть в глаза?..

Над перроном прокатился громкий, лишенный каких-либо интонаций, железный женский голос, извещающий о прибытии электрички. Длинная зеленая гусеница нехотя выползла из-за поворота и, миновав семафор, медленно приближалась к тупику, которым оканчивался рельсовый путь. Народ пришел в движение, засуетился, хватаясь за мешки, коробки и тележки, вокзальные торговки заголосили еще громче, стараясь перекричать друг друга. Лондар продолжал стоять возле стеклянных дверей, ведущих в подземный переход, сосредоточенно наблюдая за еле-еле ползущим электропоездом. Покидать свое место он, по-видимому, не собирался. Отвернувшись от него, Сергей поднял воротник куртки, прикрывая лицо, встал и прошел немного вперед, к ларьку с пепси-колой и шоколадными батончиками, пристроившемуся у столба напротив остановки первого вагона. Здесь, в толпе, Лондар уже не мог заметить его; впрочем, и Сергей потерял врага из виду.

Электричка остановилась, уткнувшись глазастой мордой в тупик. Двери вагонов с шипением открылись, выпуская пассажиров. Действовать нужно было быстро, используя свои неординарные возможности, и Сергей вновь закрыл глаза, пытаясь представить синий луч девушки. Мешали звуки шагов проходящих мимо людей и разговоры, но все же через несколько секунд возникла таки в темноте слабая голубоватая точка, возникла – и тут же исчезла. Времени на эксперименты уже не оставалось; нужно было просто не пропустить девушку в неторопливом людском потоке, а дальше… Сергей уже продумал, что будет делать дальше.

Пальто, куртки, плащи, спортивные шапочки, платки, сумки, пакеты и «дипломаты»… Сергей, приподнявшись на носки, то и дело прикипал взглядом к каждой светло-серой куртке… Вот!

Он сразу узнал девушку. Светлые волосы, узкие губы… Куртка с откинутым на спину капюшоном, темно-синие джинсы в обтяжку, в руке – большой, тоже темно-синий пакет с изображением разомкнутого белого круга – хорошо известного по телевизионной рекламе знака косметической фирмы «Орифлейм». Девушка шла, опустив голову, увлекаемая толпой к дверям, ведущим в туннель, где ее подкарауливал Лондар.

Сергей, оставив свой наблюдательный пункт, решительно ввинтился в этот поток. Расталкивая сумки и спотыкаясь о тележки, он добрался до девушки и взял ее сзади за локоть. Она резко обернулась, увидела его и, судя по выражению ее лица, готова была уже отшить незнакомого вокзального приставалу, но Сергей опередил ее.

– Я вас встречаю, – быстро сказал он. – Здравствуйте. Это я вас звал. Вы ведь чувствовали, что вас зовут сюда, потому и приехали, верно?

Девушка молча смотрела на него широко открытыми серо-зелеными глазами, и во взгляде ее сквозило сомнение… и облегчение. Сергея толкали сзади, но он твердо стоял на ногах, продолжая держать девушку за локоть.

– Вы чувствовали, что вас зовут? – повторил он. – Что-то видели во сне?

– Д-да… – не очень уверенно ответила девушка, все еще сомневаясь.

– У меня тоже было такое, я тоже пошел на зов – и отыскал. Теперь, с вами, нас уже трое. Но мы знаем, что должны быть еще. Восемь человек – включая нас.

– Кто это – «вы»?

– Я и еще один… тот, кого я нашел. Он тоже чувствовал зов, но просто не мог искать – у него нога сломана…

– Но что это? Я понять ничего не могу, я…

– Тут не совсем удобное место, – прервал девушку Сергей. – Как вас зовут?

– Вика.

– А я Сергей. Послушайте, Вика, нам нужно как можно быстрее отсюда уходить. Потом я вам объясню. Сейчас скажу только одно: нам хотят помешать.

К счастью, девушка оказалась не из тех, кто долго колеблется, прежде чем принять решение. Да и слова Сергея не могли ее не убедить – ну откуда бы случайный вокзальный приставала знал о зове, заставившем ее отправиться в путь? Она безропотно позволила Сергею забрать пакет и увлечь себя наперерез толпе к тому самому ларьку, который только что служил Сергею наблюдательным пунктом.

Здесь, у ларька, Сергей осуществил первое из того, что задумал. Он мысленно сотворил прозрачную полусферу, под которой, как под зонтом, укрыл себя вместе со своим «защитным шлемом» – и Вику. Потом затянул невидимые тесемки, продетые внизу, по окружности полусферы, и завязал их. И вновь получилось у него это быстро и легко, словно он всегда, в любой момент своей жизни, чуть ли не с самого рождения, мог бы проделывать такие штуки, если бы знал о них. Прав, несомненно, прав был Черный Гость…

Теперь, заэкранировавшись от Лондара, можно было приступать ко второй части плана.

– Сейчас у нас будет небольшой марш-бросок, – сказал Сергей. – Только накиньте капюшон, чтобы не узнали.

И вновь Вика не стала тратить время на расспросы. Бросив быстрый взгляд на Сергея, она надвинула капюшон на свои густые волосы и коротко вздохнула:

– Я готова. – Она выглядела сосредоточенной, но отнюдь не испуганной.

– Отлично, Вика! Теперь держитесь за мной и не отставайте.

Они пробрались к противоположному от электрички краю платформы, где было не так людно. Основная масса пассажиров скопилась в отдалении, у входа в туннель, и Лондар затерялся в этой массе, на что Сергей и рассчитывал.

– Нам туда, – он кивком указал на вздымающуюся впереди стеклянную громаду здания вокзала. – Вперед, только быстро!

Они устремились по краю платформы, обгоняя обремененных поклажей людей и лавируя между тележек грузчиков. Через здание вокзала тоже можно было попасть на площадь – и Сергей именно это и намеревался сделать.

Лондар поджидал Вику у дверей подземного перехода; Лондар был уверен, что приехавшая, вслед за другими, направится к туннелю – ведь именно там, над дверями, ясно и понятно было написано: «выход в город». Лондар не знал, что тот, кого он заставил врезаться в столб за мостом, все-таки успел на вокзал к приходу электрички, встретил Вику и уводит ее с перрона другим путем. Сергею хотелось верить, что все обстоит именно так, как он предполагает.

И кроме того, Лондар теперь не мог «запеленговать» их!

Открыв дверь, Сергей пропустил Вику вперед и, еще раз оглянувшись – не преследует ли их Лондар? – тоже вошел в здание вокзала. Они миновали билетные кассы и полупустой зал ожидания поездов дальнего следования, и через другие двери вышли на заметно заполнившуюся людьми привокзальную площадь.

– Еще немного, – подбодрил Сергей свою спутницу и, огибая занесенный грязным снегом газон, быстро направился к темно-синему «опель-кадету», ни за что ни про что получившему сегодня по челюсти. Девушка молча последовала за ним.

– И что дальше? – наконец-то спросила она, устроившись на сиденье рядом с Сергеем и откинув капюшон.

– Сейчас смотаемся отсюда, и я вам кое-что расскажу.

Сергей, рассудив, что осторожность не помешает, не собирался возвращаться в центр той же дорогой, которой приехал сюда. Он намеревался ехать в противоположном направлении, мимо садов, заборов и одноэтажных домиков частного сектора, и, выбравшись на окружную, вновь заехать в город с другой стороны, километров через пять-шесть. И ни в коем случае не засвечиваться у дома Юры-Большевика! Связаться с Юрой по телефону, все обсудить и выработать план дальнейших действий.

Теперь их было трое. Трое – но не четверо. Нужно было позаботиться о собственной безопасности, искать остальных и обеспечить и их безопасность. И избежать преследования Лондара.

«Перспектива устать от скуки мне в ближайшее время явно не грозит…»

– подумал Сергей.

Отъехав от площади в тихий безлюдный квартал, напоминающий пригородный поселок, и проверив, не маячит ли сзади серый «пежо», он взглянул на молчащую девушку:

– Вика, вы, конечно, знаете об Атлантиде?

– Знаю, – побледнев, не сразу ответила она. – Только не Атлантида.. Атталадита… Во сне…

5 Передислокация

Серый «пежо» нагонял его. Впереди был тупик. Он остановился и обернулся, вжимаясь спиной в стену, – и встретил беспощадный взгляд сидящего за рулем человека. Губы Лондара, как резиновые, растянулись в холодной усмешке. Автомобиль неумолимо приближался. Он выставил перед собой руки, хотя понимал, что это бесполезно, выбросил вперед ногу, пытаясь упереться в бампер надвигающегося механического зверя, отбросить его от себя – и проснулся от собственного резкого движения.

Вокруг было темно, откуда-то сбоку доносился негромкий, но сочный храп. Затылок и спина взмокли, словно он на самом деле только что во весь дух убегал от преследующего его «пежо». Сергей сел на кровати, нащупал скомканное, отброшенное в сторону одеяло, и наконец-то сообразил, где находится и кто это храпит в темноте.

Он пошарил рукой по стене и включил бра над изголовьем кровати. Потянулся к своим наручным часам, лежащим на тумбочке. Было двадцать минут седьмого. Плотно задернутые тяжелые шторы не пропускали света, да и откуда было взяться особому свету? – утро в феврале всегда имеет мрачный лик.

Обстановка спальни гостиничного номера была по-спартански скромной и вполне подходящей для какой-нибудь монашеской кельи: две кровати, две тумбочки, шкаф, два пустых графина да литография на стене, изображающая неведомую скалистую местность. В другой комнате этого полулюкса, расположенного на седьмом этаже двухзвездочной гостиницы «Турист», имелись диван, стол, стулья, пара кресел и телевизор.

Юра-Большевик продолжал аппетитно похрапывать, зарывшись носом в одеяло; его черная трость приткнулась в щели между кроватью и тумбочкой. Сергей перевернул влажную подушку на другую сторону и снова лег, заложив руки за голову. Спать ему не хотелось, и прошло уже время сна: в девять предстояла встреча с Гостем.

Большевик… Лондар… Гость… Вика… Ситуация весьма смахивала на рядовой фантастический фильм, но считать ее фильмом можно было если только рассматривать жизнь, как конгломерат различных телесериалов. И было одно очень существенное отличие от тех фильмов, что доводилось Сергею смотреть по своему телевизору: в этом фильме принимал участие он сам, не играл, а именно – принимал участие. Самое непосредственное. Он, Сергей. Гортран…

Накануне, промчавшись несколько километров по окружной дороге и убедившись в отсутствии погони, они вернулись в город. Оставив Вику в машине, Сергей обменял на отечественную валюту одну из заокеанских купюр Большевика и, отойдя в сторонку от обменного пункта, попробовал, сосредоточившись, мысленно связаться с напарником по Ритуалу.

После нескольких неудачных попыток, отозвавшихся ломотой в висках, ему удалось таки нащупать луч Большевика. Зеленый луч. Стиснув зубы и сконцентрировав всю свою волю, Сергей начал передавать мыслеобразы – атака Лондара, встреча с Гостем, бегство с вокзала вместе с Викой… «За нами следят, – мысленно твердил Сергей. – Твой дом знают. Нужно искать какое-то другое место… Слышишь, другое место!»

На какое-то мгновение мелькнул в его голове нечеткий образ знакомой уже кухни с торшером и пепельницей – и пропал. А потом вдруг представилось ему многоэтажное здание, вознесшееся над парком, с двумя блестящими металлическими, «под золото», звездами на плоской крыше – гостиница «Турист». И он понял, что парасвязь действительно возможна, нужно только как следует потренироваться, набить, так сказать, руку, то бишь мозг.

Однако, сейчас не время было для таких тренировок – Лондар мог уже предпринимать какие-то новые действия, направленные на срыв Ритуала, – и Сергей вернулся в машину, где терпеливо ждала его Вика, и связался с Юрой-Большевиком по мобильному телефону.

Большевик подтвердил, что принял информацию Сергея («Сначала чуть не обалдел, думал, что с ума схожу, а потом понял: это ты!»), и выслушал его рассказ, сопровождая слова Сергея невнятными междометиями. Вика тоже слушала Сергея, глядя на него с изумлением и любопытством, и Сергей еще раз отметил, что девушка вовсе не напугана происходящим. («А случись такое не сейчас и не с нами, – мимоходом подумал Сергей, – а веке этак в пятнадцатом, с какими-нибудь ремесленниками или крестьянами – как бы они реагировали? Небось, точно бы свихнулись… А у нас и психологическая устойчивость повыше, и мы несравненно более подготовлены к разным необычным ситуациям. Да и фильмам спасибо – помогли…»).

Выслушав Сергея, Большевик сказал, что сейчас позвонит в свою контору и попросит ребят оформить два номера в «Туристе» и отвезти его туда. «А жене скажу, что опять наезжают те уроды, что мне ногу сломали, потому и приходится временно лечь на дно. А для пущей достоверности к ней охранника приставлю, есть у меня один – куда там тем ниндзя…»

«Годится, – сказал Сергей. – Мы пока посидим где-нибудь за твои деньги, а потом я перезвоню, часика через полтора. А теперь слушай внимательно, и вы, Вика, тоже слушайте. Урок самообороны, полученный от Гостя».

И он изложил поведанный ему Гостем способ экранирования.

Потом он направил «опель» с городской окраины в глубь кварталов и припарковался возле одного из средней руки кафе, которых развелось в городе за последние годы огромное количество, так же, как и всяких банков, адвокатских контор, аптек и парикмахерских – видать, выгодные это были дела. Чем-то напоминало все это Сергею уездный город N из нетленного произведения классиков советской эпохи…

Кафе называлось «У Гарика», там было тепло и почти безлюдно – только за столиком у окна играли в карты несколько небритых и слегка опухших молодых людей «кавказской национальности». Сергей с Викой устроились в противоположном углу, Сергей заказал «горячих собак» и кофе, и они принялись знакомиться.

Ничего такого необыкновенного в биографии Виктории Шатко не было. Окончила школу и швейное профтехучилище. Побывала замужем и развелась. («Пить начал по-черному, и руки распускать», – лаконично пояснила Вика). Швейная фабрика работала от силы пять-шесть дней в месяц, что такое зарплата там давно забыли, и Вика, чтобы не сидеть на шее у родителей, решила поискать счастья в другом месте. Она устроилась агентом косметической фирмы «Орифлейм» и хоть и не купалась в роскоши, но все-таки на поверхности держалась. В общем, история была вполне типичной, в духе времени.

Они пили кофе и обсуждали свой неожиданный новый статус участников непонятного Ритуала, а потом Сергей вновь позвонил Юре. Тот уже все устроил и можно было направляться в гостиницу «Турист».

Было уже около пяти, и над городом начинали сгущаться сумерки, когда Сергей и Вика покинули кафе. Попетляв на всякий случай по улицам, Сергей подъехал к «Туристу» со стороны парка и поставил «опель» на стоянку. Зловещего «пежо» поблизости не наблюдалось, и у входа в гостиницу никого не было. Редкие прохожие шли по своим делам, не обращая внимания ни на Сергея, ни на Вику. Однако Сергей был вовсе не уверен в том, что за ними не наблюдают чьи-то недобрые глаза.

Большевик поджидал их в двухкомнатном полулюксе; за стеной находился одноместный номер Вики. В комнате было накурено, на столе устроились пивные бутылки – две из них уже опорожненные, – большое блюдо со всякой снедью и непочатая бутылка коньяка. Телевизор показывал что-то традиционно-американское, набившее оскомину – стрельба, перекошенные рожи нехороших парней и мужественный лик очередного героя-борца-со-злом…

Не тратя времени на расшаркивания и неторопливые светские беседы, они приступили к главному. Выключили телевизор, расположились за столом и, попеременно глядя в глаза друг другу, начали настраиваться, вживаться, нащупывать лучи друг друга.

Розовый… Зеленый… Синий… Розовый… Зеленый… Синий…

И вновь растворилось окружающее, и растаяло февральское похмельное небо за окном, и стихли голоса в коридоре – а вместо всего этого возникли картины давно сгинувшей Атлантиды, и чей-то неведомый голос из головокружительной дали веков повторял и повторял звучащие, как заклинание, слова Ритуала.

И вновь – не было понимания смысла этого таинственного действа. Даже собравшись втроем, объединив свои усилия, они так ничего и не узнали о цели Ритуала…

На этот раз и Сергей, и Юра сравнительно легко перенесли «погружение в винегрет» (по определению Большевика), а вот Вика, хотя и подготовленная рассказом Сергея, все-таки была потрясена – ведь одно дело слышать, а другое – почувствовать и испытать на себе. Она отдышалась и понемногу пришла в себя лишь после полстакана коньяка, налитого расторопным Юрой…

Да, их было уже трое, но это пока не прибавляло им знания. Оставалось надеяться на разъяснения Гостя – и нужно было искать остальных участников Ритуала.

Коньяк, кажется, пошел Вике на пользу. Она оживилась, раскраснелась, и с рвением подключилась к поиску новых сигналов. Сергей и Юра уже без всякого труда настраивались друг на друга, словно всю предыдущую жизнь только этим и занимались. Все то подспудное, чудесное, что таилось в них до поры, до неизвестно кем назначенного часа, проявилось, прорвалось и представлялось уже им обоим чуть ли не как само собой разумеющееся. Раскрепощенное коньяком сознание Вики тоже неплохо справлялось с этой новой неожиданной функцией.

Все так же сидя за столом, они «включились» друг в друга, и общее неведомое поле их мозга – или их душ? – превратилось в чувствительнейший приемник, в уникальнейшую антенну, предназначенную для приема и передачи особого сигнала – зова, заложенного в каждого из них, потомков атлантов, неведомо кем и когда.

Ни один из них не мог бы определить, сколько времени – пять минут? час? два? – понадобилось на то, чтобы это удивительное единение сознаний дало результат. Но в этот раз не было луча, не было четких образов. В какой-то момент перед мысленным взором двух парней и девушки возникла туманная фиолетовая точка, медленно выплывающая из темноты. Точка увеличивалась в размерах, словно приближалась, превращалась в зыбкий текучий фиолетовый шар, который, казалось, вот-вот распадется, расползется на множество бесформенных клочков… Затаив дыхание, сконцентрировав волю – словно кто-то подсказывал им, что именно и как нужно делать, – они старались удержать этот призрачный шар, не дать ему рассыпаться, превратиться в ничто. Шар дрожал, мелкая зыбь то и дело пробегала по его поверхности, шар излучал какую-то непонятную тоску и тревогу – но не пропадал; его цепко удерживали тиски объединенных волевых усилий трех человек, сидящих за столом. Из фиолетовой трепещущей мглы проступило что-то белое… и бледно-зеленое… – кусок стены? – подоконник… коричневый потертый линолеум пола… что-то еще…

Шар все-таки выскользнул из тисков и, медленно уменьшаясь, удалился назад, в извечную темноту, унеся с собой тоску и тревожное томление. А откуда-то сбоку приплыла вдруг серая дымка – серый занавес, неизвестно что скрывающий, – и сидящие за столом в гостиничном номере почему-то были абсолютно уверены в том, что это – еще один сигнал, подобный фиолетовому шару по своей сути, но исходящий от кого-то другого. От еще одного партнера по проведению Ритуала.

Чувствуя друг друга, ощущая друг друга какими-то неведомыми запредельными рецепторами, они мысленно раздвинули этот серый занавес – но за ним оказалась не ярко освещенная сцена с декорациями и актерами, а еще один занавес. Такой же серый, подобный дымке. Общими усилиями они попытались раздвинуть и его – но у них ничего не получилось. Безуспешной была и попытка проникнуть сквозь занавес. Серая дымка, такая эфемерная на вид, оказалась непроницаемой преградой.

Первой не выдержала Вика. Она, с силой прижимая ладони к вискам, откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Сергей и Юра еще некоторое время продолжали мысленный штурм, но все оставалось по-прежнему: неподвижно застыла серая дымка, и где-то в стороне угадывалось присутствие тоскливого фиолетового шара. И ничего другого больше не прощупывалось в этом неведомом поле, и ничье сознание не вступало в резонанс с их объединенным сознанием. Еще трое участников Ритуала почему-то не выходили на связь, словно канули в какое-то иное измерение.

В конце концов Сергей тоже не выдержал и, по примеру Вики закрыв глаза, опустил голову и уткнулся лицом в свои сложенные на столе руки. Голова у него слегка кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Впрочем, эти неприятные ощущения исчезли довольно быстро и Сергей не отказался от предложенного раздосадованным Юрой коньяка. Коньяк снял напряжение и сгладил жесткие грани ошеломительной в своей неожиданности ситуации, в которую Сергей попал, переступив казавшимся теперь таким далеким утром порог квартиры Юры-Большевика.

Они немного посидели в молчании, и когда Вика окончательно пришла в себя, наметили план дальнейших действий. Без особых споров было решено, что Юре с его «костяной ногой» следует сидеть здесь, в гостинице, и не высовываться, дабы не «засветиться», а Вике – охранять его и чуть что поднимать шум. И совместными с Юрой усилиями продолжать поиск сигналов от шестого, седьмого и восьмого участников Ритуала. А поиском четвертого и пятого участников, после встречи с Гостем, должен был заняться Сергей – единственная фигура в их бригаде, которой можно и нужно было передвигаться в любых направлениях, вне пределов гостиницы «Турист». Принимая все меры предосторожности, какие обычно принимают герои боевиков – с этой стороны даже самые тупые боевики были неплохим пособием для «чайников».

Итак, Сергей был волен в своих передвижениях, надежно экранированный от ищущего луча Лондара, – но Юрин «опель» для этой цели совершенно не подходил, поскольку тоже был «засвечен» неведомым противником. Нужно было искать другое авто, а «опель» оставить на стоянке у гостиницы и чем-нибудь накрыть. Большевик и здесь не сплоховал. Он моментально кому-то позвонил и договорился о машине.

«Подрули на Симеоновскую, к нотариусу, – давал он наставления своему телефонному собеседнику, – и оформи доверенность. Плати, сколько скажет, я тебе сегодня же компенсирую. – Он повернулся к Сергею: – Паспорт у тебя с собой?»

В последнее время паспорт у Сергея был постоянно с собой – как же без паспорта ходить устраиваться на работу?

«Записывай, Михалыч, – продолжал Большевик в трубку, раскрывая потрепанный документ, удостоверяющий личность Сергея. – Соколов Сергей Алексеевич, паспорт серии…»

В общем, Большевик все уладил, а на недоуменный вопрос Сергея относительно того, как можно оформить доверенность на вождение автомобиля без присутствия того, на кого она оформляется, веско ответил: «Помнится из учебника, во времена социалистической реконструкции народного хозяйства товарищ Сталин мудро заметил: «Кадры решают все». Сейчас другая эпоха, Серега, и другое тысячелетие, и строим мы уже не социализм, поэтому хочу не менее мудро заметить: «Бабки решают все!» Согласен? Так что не беспокойся, все будет оформлено в лучшем виде. Тачка, правда, не ахти, бэ-у, Михалыч ее только на шашлыки да на рыбалку, там где его «вольвуха» не пролезет; но для нас сойдет. Ведь еще неизвестно, в какие дебри тебе на ней пилить придется…»

И действительно, буквально через час-полтора Сергей, спустившись в холл гостиницы, получил от полноватого, пахнущего дорогим одеколоном гражданина в длинном пальто доверенность и ключи от неброского, цвета кофе с молоком, «жигуля», приткнувшегося у тротуара напротив стеклянных входных дверей. В свою очередь, Сергей передал «Михалычу» оговоренную сумму – из денег Большевика – и они без лишних слов расстались. Юрин приятель никаких вопросов не задавал. В той страте, к которой принадлежал Большевик и, судя по всему, «Михалыч», не принято было выказывать видимого любопытства к делам другого. «Ну конечно, один из краеугольных камней: «Меньше знаешь – крепче спишь!» – подумал Сергей и, криво усмехнувшись, направился к кофейной легковушке, чтобы отогнать ее на стоянку.

На стоянке он лишний раз убедился в справедливости озвученного Большевиком еще одного краеугольного камня-тезиса насчет решающих все «бабок», когда для «опеля» тут же нашелся подходящий чехол. Разумеется, за отдельную плату.

Часов в восемь они втроем совершили вылазку в расположенный двумя этажами ниже буфет, поужинали, а потом Вика ушла к себе, сославшись на усталость, а Сергей и Юра устроились в креслах перед телевизором и сидели, попивая пиво и глядя что-то очередное, то ли со стрельбой, то ли с ожившими злыми мертвецами. Говорить ни о чем не хотелось…

А когда они уже ложились спать, Большевик, вздохнув, негромко произнес:

– Дай-то Бог, чтобы все у нас обошлось. Как-то мне не по себе…

У Сергея тоже было тревожно на душе.

…И вот наступило утро, и нужно было вставать и ехать на встречу с Гостем. Сергей готовился задать Гостю множество вопросов и надеялся получить на них ответы. Его и привлекал, и страшил предстоящий разговор, в котором могли открыться какие-то мрачные истины.

Мысленно перекрестившись и пожелав себе удачи, Сергей выбрался из постели и, не одеваясь, направился в ванную. Там он обнаружил, что Юра обо всем позаботился: полочка над раковиной была буквально завалена всякими парфюмерно-косметически-гигиеническими причиндалами, включая две зубные щетки, бритвенные лезвия, кремы и дезодоранты.

Приняв душ, побрившись и умастив свою кожу благовониями, Сергей вернулся в спальню. Большевик уже полулежал на кровати под включенным бра, подложив под спину полушку, и курил, тонкими струями пуская дым в потолок.

– Привет брату по крови, – встретил он Сергея. – Готов?

– Угу, – кивнул Сергей, снимая со спинки стула джинсы. – Если бы еще знать, к чему. Что новенького он мне поведает, мой черный человек…

Большевик нахмурился:

– Ты мне это прекрати, Серега. Нам еще реквиемов не хватало! Значит, так: берешь мобильник, пистолет…

– Нет, – решительно отказался Сергей. – Пистолет не возьму, не хватало еще подзалететь. Шансов меня засечь у Лондара практически нет

– все-таки не в деревушке обитаем, населения триста с лишним тысяч, и у меня же экран. А что касается Черного… Мне почему-то думается, что против него, в случае чего, никакой пистолет не поможет. И даже гранатомет.

– Мне тоже так кажется, – признался Юра. – Ладно, действуй по обстоятельствам. А мы с Викторией попытаемся связь с тобой держать – парасвязь, так ты ее назвал? Но ты все равно после встречи позвони, мало ли что…

– Непременно, – пообещал Сергей, оправляя свитер. – А потом – на поиски Фиолетового и Серого.

– Хорошо. А мы с Викторией здесь попробуем, остальных будем выуживать. Ты иди в буфет, завтракай, а я еще немного поваляюсь. Айболиту своему звякну – пусть проведает. В общем, давай, Сережа. Ни пуха!

– К черту.

«А уж не к нему ли на встречу я и отправляюсь?» – мелькнула вдруг у Сергея совершенно дикая мысль.

Подкрепившись в буфете и захватив с собой пару бутербродов с ветчиной, он вышел из гостиницы и, обведя окрестности внимательным взглядом и чувствуя все-таки себя персонажем заурядного боевика, направился на автостоянку. «Жигуль» завелся почти сразу, добродушно зафырчал, словно выказывая свое к Сергею расположение, и медленно тронулся в путь, шурша шинами по подмерзшей за ночь снежной каше.

Утро было точно таким же серым, как и вчера, будто кто-то, не желающий особенно утруждать себя, просто шлепал ксерокопии в своей небесной канцелярии. Тянулись к центру города – этакому местному «сити» – рогачи-троллейбусы, автобусы и переполненные маршрутки, и никто из занятых своими каждодневными хлопотами людей даже и не подозревал, что тут, рядом с ними, в этом самом обычном городе, творится что-то необычное – и пока необъяснимое…

Сергей не торопился и всматривался во все идущие сзади и навстречу ему легковушки. Но серого «пежо» среди них не было. Перед тем, как выехать с автостоянки у гостиницы, он, сосредоточившись, проверил свой защитный экран и не сомневался в том, что Лондар не сможет «запеленговать» его. Однако, расслабляться он не собирался, потому что в случае чего неприятности могли грозить именно ему, Сергею Соколову, а не киногерою или лихому бойцу из компьютерной игры.

Было без пяти девять, когда он, миновав заснеженную пустошь – обиталище собаки Баскервилей, – свернул на дорогу, ныряющую в сосняк, к мотелю «Соловьиные трели».

Под обледеневшими соснами лежал нетронутый снег. Сергей тащился на самой малой скорости, внимательно глядя по сторонам, но Гостя нигде не было видно. За поворотом, в отдалении, показалось уже серое бетонное ограждение мотеля. Справа от дороги уходила к деревьям узкая, протоптанная в снегу тропинка, ведущая на утрамбованный пятачок, посредине которого находились сооруженные из обрубков стволов подобия двух скамеек, а между ними виднелись следы от костра. Разбросанные вокруг бутылки из-под водки и шампанского вперемежку с пластиковыми «кока-кольными» емкостями свидетельствовали о том, что эта полянка облюбована постояльцами мотеля для нехитрых развлечений на свежем воздухе. Сейчас полянка была безлюдной…

Сергей вздрогнул и затормозил. Только что возникшая легкая тень, которую можно было посчитать каким-нибудь обманом зрения, внезапно, словно скачком, материализовалась в отделившуюся от ствола сосны черную фигуру. Черный, высоко, как аист, поднимая ноги, выбрался из снега на пятачок и остановился возле кострища, лицом к дороге.

Сергей взглянул на часы: было ровно девять. Он съехал на обочину и, видя, что Гость не собирается идти к машине, выбрался из «жигуленка» и, оскальзываясь на заледеневшей тропинке, направился к пятачку.

Ничего в наружности Гостя не изменилось со вчерашнего дня, и теми же черными поблескивающими угольками казались его глубоко сидящие глаза, в которых не отражалось никаких эмоций.

– Доброе утро, – сказал Сергей, остановившись напротив Гостя и невольно напрягаясь всем телом; он чувствовал себя готовой вот-вот взорваться гранатой. Человек («Человек ли?» – внезапно мелькнула все та же дикая мысль), стоявший в двух шагах от него, был словно бы не от мира сего…

Гость коротко кивнул в ответ и, заложив руки за спину и в упор глядя на Сергея, произнес:

– Наша встреча не может быть долгой, Гортран. И ты поймешь, почему. Поэтому поступим так: я буду говорить, а ты будешь слушать. Чем дольше ты будешь слушать меня, тем меньше у тебя останется вопросов. Если все же после моего рассказа у тебя останутся вопросы, ты задашь их – и я отвечу. Если успею. Не если смогу – а именно если успею. Но главное ты узнаешь именно сейчас. Все остальное – в следующий раз. Постараюсь, чтобы такая встреча состоялась, хотя это уже зависит не только от меня, и в значительной степени – не от меня. Ты поймешь это, когда выслушаешь меня. Ты готов слушать, Гортран?

– Да, – хрипло ответил Сергей, внутренне поежившись от этой интродукции.

– Слушай и постигай. Знание даст вам уверенность и устойчивость, вы будете непоколебимы и сделаете свое дело. Невзирая на противодействие. Слушай, Гортран, а потом расскажешь другим. Вы должны отчетливо понимать свое предназначение, а не быть слепыми орудиями. Я убежден, что именно так изначально и следовало поступить, но не я все это начинал… Слушай о сути Аэнно, о твоей родине и о тебе.

Так они и стояли лицом к лицу обыкновенным невзрачным февральским утром, и Гость говорил, а Сергей внимательно слушал, и у него кружилась голова от этого нового знания, которое открывал ему неведомый пришелец. Это новое знание настолько ошеломило его, что он в конце концов опустился на неказистую скамью, а Черный продолжал говорить, не прерываясь ни на секунду, словно вот-вот должен был прозвенеть звонок, возвещающий об окончании лекции.

6 Посланники

На Земле сменили друг друга несколько человеческих рас – но ни одной из них не был ведом истинный Создатель (или Создатели) вселенных. Да, именно вселенных, потому что, по очень древним воззрениям, и до, и после, и рядом с нашим мирозданием были, есть и будут иные универсумы. Тот, кого послепотопное человечество считает Творцом, просто воплощает вселенные – «в начале было Слово», – то есть переводит их из виртуального состояния в реальное. Воплотившись, эти вселенные изначально несут в себе семена Зла, которое проявляется через возникающих в них разумных существ. Так было и с нашей Вселенной, в которой идет непрерывная борьба лежащего в ее основе Добра с проросшим изначальным Злом.

Из древней древности, от прежних, канувших в небытие рас, от тех, кто заселял когда-то исчезнувшие впоследствии территории, известные ныне под названиями Гондвана, Гиперборея и Лемурия, идет знание о том, что произошло после Проявления нашей Вселенной. Было запредельное, бесконечное, полностью недоступное для мысли, Эун Соаф, и было безразличное, Тартос – первотьма, хаос и мрак. И в этой первотьме свершился акт Шим Шуммо – оплодотворение хаоса. Во мраке возникла первоточка света – Хооукмаах. Это Творец сократился в самом себе, делая возможным существование чего-то, что не есть Эун Соаф и Тартос

– и освободилось пространство для творения.

И возникло Аэнно – дитя мрака и света, пронизывающая все и вся субстанция. Именно Аэнно, родившись, сотворило весь мир, Вселенную как таковую, как бы выделив ее из Эун Соаф и Тартоса. Аэнно непрерывно творит все более развивающийся через него и при его посредстве мир. Аэнно – Время – основа мира, его источник и постоянный двигатель.

Аэнно – Время, продолжал свой рассказ Гость, очень многолико. Оно может ветвиться, подобно дереву, и разные его ветви дают разные картины мира. Великий Потоп не везде был Великим Потопом, и не везде попала в объятия земного притяжения Луна. И не во всех ветвях Аэнно наступил ледниковый период, вызванный потрясшими всю Землю жестокими битвами гиперборейцев с лемурийцами.

Аэнно не только многолико, но и неоднородно. Свойства разных его частей – разные. Издавна известны «плохие» дни, говорил Гость: например, пятница, тринадцатое число – и это отнюдь не заблуждение и не суеверие…

Еще одно качество Аэнно – его многомерность. Аэнно – не просто поток, подобный реке, текущий из прошлого в будущее; у него, как минимум, шесть направлений – во всяком случае, по словам Гостя, именно столько знали посвященные Гипербореи и Лемурии и жрецы Атталадиты, в более поздние эпохи называемой Атлантидой, – огромного острова в Атлантическом океане, затонувшего одиннадцать с половиной тысяч лет тому назад от падения осколка столкнувшейся с Землей кометы. Те атланты, что находились в момент катаклизма за пределами острова, в дальнейшем пытались пробиться к источникам психической энергии Кун, скрывшимся в водах Атлантики вместе с островом, но безуспешно.

Итак, Аэнно многомерно, повторил Гость. Если кто-то сумеет перемещаться по другим его векторам, кроме того, что направлен из прошлого в будущее, то этот «кто-то» сможет попасть в иные миры: в другие ветви данного потока Аэнно – или вообще в иной поток, в мир, не имеющий никакого отношения к нашей Земле и даже, может быть, к нашей Вселенной. Потоки Аэнно разных вселенных, возможно, где-то как-то соприкасаются, пересекаются или даже сливаются, сотворяя удивительные гибриды разных миров. Именно там может случиться такое, что взяв одно яблоко и прибавив к нему второе, получишь в итоге не два яблока, а десять слонов. Или извержение вулкана…

Аэнно не только многомерно, но и многоцветно, каждый его период имеет как бы свой цвет, и цвета эти бывают и хорошие, и плохие. Хранители тайных знаний древних человеческих рас – от Гондваны до Атлантиды – обладали способностью видеть все шесть направлений Аэнно, умели распознавать его цвет в данный момент, определить, хорош он или плох, а также различить события, происходящие на иных направлениях Аэнно.

И наконец, сказал Гость, еще один лик Аэнно – это Ун-Аэнно; так, вслед за древними, называли этот образ Аэнно жрецы Атлантиды. Это Время, которое протекает вне нашего, земного, времени; его ткань состоит из частиц, не принадлежащих ни прошлому, ни настоящему, ни будущему. Вот это Время-вне-Времени – Ун-Аэнно – и является движущей силой перемещения как в нашем Времени – в будущее, так, возможно, и перпендикулярно нашему потоку – в иные миры.

Ун-Аэнно… Сила, способная соединять эпохи. Возможный путь в иные миры…

Атлантида была великим государством, продолжал Гость. Атланты достигли высокого уровня науки и культуры. Та человеческая раса, которая сейчас населяет Землю, – пятая раса – получает новые знания преимущественно посредством анализа, эксперимента, при помощи рассудка, обеспечивающего эмпирический, основанный на опыте, уровень знаний. Атланты же получали знания как бы «свыше», интуитивным путем. И наука у них была включена в единую систему духовности, составными частями которой являлись магия, религия и искусство.

Тем не менее, семена предвечного Зла проросли и в Атлантиде, проявившись в многовековом, то тайном, подспудном, то открытом противоборстве двух группировок посвященных, жрецов. Одна группировка

– это жрецы Первосвета – Хооукмаах, давшего возможность воплотиться Дневному Свету – Аатону. Жрецы Света. Другая группировка – приверженцы Тартоса – хаоса и первичного мрака. Жрецы Тьмы. И возводились в горах Атлантиды, окружавших обширную равнину, храмы Аатона. На востоке. И сооружались на западе подземные храмы Тартоса. Время кровопролитных побоищ в конце концов прошло, но вражда осталась

– скрытная, но непрекращающаяся вражда между служителями Аатона, несущего Свет, и адептами Тартоса, несущего Тьму… Отголоски этой борьбы можно найти в Библии, созданной гораздо позже эпохи атлантов человечеством пятой расы, в словах Христа, запечатленных в Евангелии от Матфея: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные: по плодам их узнаете их…» Это – о жрецах Тартоса.

Жрецы Света обладали не только умением видеть иные направления Аэнно. Они знали, как с помощью Ун-Аэнно – Времени-вне-Времени – попасть из прошлого в будущее и, возможно, в иные миры. Но подобные перемещения вовсе не так просты, как путешествия из Посейдониса – главного города Атлантиды – в египетские владения атлантов и обратно. Ун-Аэнно «ведет себя» почти непредсказуемо или же подчиняется законам, постижение которых не далось служителям Аатона. Оно может занести в участки с плохим цветом, откуда нет дороги обратно. Но и хороший цвет может внезапно поменяться на плохой – и путь назад будет закрыт. Кроме того, есть участки Аэнно, вообще недоступные для перемещений – в них просто нельзя попасть, хотя жрецы могли видеть их, выходя с помощью духовной энергии Кун в Ун-Аэнно…

В Аэнно имеется и много обширных пространств, представляющих собой как бы темные пятна – туда не мог проникнуть взор жрецов, и нельзя было увидеть происходящие там события.

Итак, Ун-Аэнно дает возможность перемещаться во Времени, продолжал Гость, неотрывно глядя на вконец ошалевшего Сергея. Но такие перемещения могут производиться, в основном, из прошлого в будущее. И только в особых случаях – против течения Аэнно. Да, жрецы Аатона умели видеть цвета и направления Времени, и события последующих, даже весьма отдаленных эпох, но это еще не значит, что каждый из них был способен совершить путешествие за пределы своего настоящего. Взрослые люди практически не имели шансов преодолеть просторы Аэнно.

Иное деле – младенцы… Да-да, младенцы, маленькие дети-первогодки. И, опять же, не каждый ребенок подходил для этой цели. Только врожденная аномалия мозга, определенная мутация вкупе с особой, очень тонкой, виртуозной хирургической операцией, которой подвергался этот уникальный мозг, давала возможность перенесения ребенка в будущее. Жрецы Аатона вели кропотливую и грандиозную по масштабам работу по поиску таких младенцев во всех городах и селениях Атлантиды и за ее пределами. На несколько тысяч новорожденных приходился только один подходящий ребенок, и только одна из сотен хирургических операций давала желаемый результат – и маленькое человеческое существо получало власть – пусть и ограниченную, но все же власть – над Временем.

Упреждая вопрос Сергея, Гость объяснил, зачем жрецам Аатона понадобились эти возможные посланники в будущее. Причем понадобились незамедлительно. Дело в том, что однажды исчезло «темное пятно» в Аэнно, скрывающее ближайшее будущее, и один из жрецов Аатона, при помощи духовной энергии Кун «вошедший» в Аэнно, увидел, какая страшная судьба ожидает Атлантиду. Времени до трагического конца оставалось совсем немного…

Все силы служителей храмов Аатона были брошены на поиски нужных младенцев. В течение нескольких лет, отделяющих остров от гибели, их, одного за другим, переправляли в будущее, за двадцать пять лет до Великой Даты, указанной еще в золотых пластинах-книгах лемурийцев, часть из которых сохранилась у жрецов Света. Младенцы несли в себе скрытую программу, которая должна была проявиться в определенный срок и побудить не младенцев уже, а вполне зрелых молодых людей к определенным действиям, названным жрецами Света Ритуалом Спасения.

Ритуал должен был спасти от гибели огромный остров в Атлантическом океане, спасти четвертую человеческую расу – расу атлантов, не дать ей рассеяться по Земле, затеряться и раствориться среди других народов, стоящих на более низких ступенях развития и ничего не ведающих о духовной энергии Кун и ее источниках, расположенных в глубоком горном ущелье на восточном побережье Атлантиды.

Жрецы Света умели хранить тайны. Но недооценили они коварства жрецов Тьмы. Неведомо какими путями служителям Тартоса удалось узнать о приготовлениях Светлых к грядущему катаклизму, и более того – они сумели подбросить жрецам Света «своего» младенца, запрограммированного на срыв Ритуала Спасения. Лондара.

Лондар – это персонаж древней гиперборейской легенды, пояснил Гость, имя нарицательное, ставшее символом двуликости, скрытой сущности; это маска невинности, надетая на лицо злодея, та же волчья натура под шкурой овцы. Младенца, ставшего инструментом Темных, звали вовсе не Лондаром, но он, ничего, конечно же, не зная о том, стал именно Лондаром.

Посланники в будущее должны были, по замыслу жрецов Аатона, сохранить расу атлантов и тем самым обеспечить дальнейшее духовное развитие человечества, его движение по пути Добра и процветания. Приверженцы Тартоса, даже ценой, казалось, своей собственной гибели, стремились добиться деградации человечества, его движения по ниспадающему пути Зла к самоуничтожению. Впрочем, они не собирались оставаться на острове до рокового мига уничтожения четвертой расы. Они начали покидать Атлантиду и рассеиваться по иным землям, дав начало многим зловещим кровавым культам последующих времен.

Им удалось подбросить Светлым только одного такого Лондара. Только одного. И они рассчитывали на то, что он не подведет и справится со своей задачей.

Темные жрецы поклонялись Тартосу, и символом мироздания считали круг

– мир должен был закончиться так же, как и начался, финалом его должны были стать хаос и мрак. В общем-то, говорил Гость, у них были основания для убежденности в истинности именно их воззрений. И вот почему.

Почти ничего неизвестно о первой земной цивилизации Гондваны, зародившейся у Северного полюса, в тогдашних тропических землях, бывших некогда идиллическим Эдемом, колыбелью рода людского. Люди второго цикла, жители приполярного континента Гиперборея – прекрасного края, над которым не заходило солнце, – были более развиты и умственно, и духовно, чем их предшественники, населявшие арктическую страну, называемую позднее, в легендах других народов, Землей богов или Белым островом – Света-двипой.

Третья человеческая раса обосновалась на континенте Лемурия, или Му, который простирался от Гималаев на севере до Антарктиды на юге; посредине материка раскинулось великое Азиатское море. Лемурийцы владели умением конденсировать в себе энергию Космоса, преобразуя ее в духовную энергию Кун.

Но уже четвертая возникшая на Земле раса – цивилизация Атлантиды – по степени своего духовного развития стояла ниже лемурийцев. Атланты утратили способность трансформации космических излучений, и их духовный уровень зависел от внешних источников энергии Кун. Однако же, некоторые представители высшего сословия общества атлантов, возомнив себя сверхлюдьми, чуть ли не богами, начали делать из себя кумиров и поклоняться самим себе. Все большее распространение стала приобретать черная магия…

Да, атланты уступали предыдущей расе – лемурийцам – по уровню духовности, и потому жрецы Тартоса считали, что мир вполне закономерно движется к упадку и последующей гибели, и нужно не мешать, а всячески способствовать этому процессу, являющемуся непреложным Законом Вселенной.

Жрецы же Аатона, повторил Гость, были уверены в том, что единственно верный путь – это путь к духовному расцвету. И обеспечить движение по этому пути должны были посланники в будущее. Суть Ритуала Спасения заключалась в том, чтобы при помощи произнесенного в нужном месте и в нужное время Слова изменить Мир. Отвести от Земли роковой для цивилизации Атлантиды удар кометы, изменить путь космической странницы – одной из тех светящихся небесных змей, что погубили когда-то жизнь на Марсе и на куски разнесли злополучную планету Малдек – Фаэтон, превратившуюся в Пояс астероидов… Да, да, подтвердил Гость, жизнь на Марсе была – и исчезла, хотя таинственное Лицо, или Марсианский Сфинкс – творение иных рук и более поздних времен.

Великое Аэнно безбрежно – и, как это ни парадоксально, все-таки простирается в будущее лишь до определенной Черты, названной лемурийцами Великой Датой; там, за этой Чертой – владение возможностей и вероятностей, которые могут так никогда и не воплотиться в действительность ни в одном из миров. Светлые жрецы Аатона видели эту Черту, выходя в Ун-Аэнно, а за Чертой была пустота, ничто, не складывающееся ни в какие образы. Жрецы Аатона знали, когда наступит конечный период данного Аэнно, упирающийся в Черту, и называли этот период Орх-Онти – Перепутье. Там кончалась Первая Космическая Эпоха, ведущая свой отсчет с первого мига Проявления Вселенной.

Орх-Онти. Перепутье. То, что потом, как пояснил Гость, стали называть «бифуркацией» – раздвоением линии судьбы. И речь шла не о судьбе отдельного человека, а о дальнейшей судьбе Вселенной. В «точке бифуркации», на Перепутье, там, где напряженность Аэнно достигает экстремальных величин, Вселенная как бы замирает, словно колеблется, какой путь избрать дальше. Именно в «точке бифуркации» некое направленное воздействие может как бы «подтолкнуть» Мироздание на один из возможных дальнейших путей. Достаточно одной, совсем небольшой гирьки, положенной на одну из чаш весов, чтобы эта чаша перевесила другую.

Такой гирькой, способной изменить данность нашего участка Универсума, должен был стать Ритуал Спасения. Слово действительно могло изменить реальность – если не в масштабах всей Вселенной, то, во всяком случае, в масштабах Земли. Ритуал Спасения, проведенный в «точке бифуркации», играл роль детонатора. В как бы взорванном потоке напряженного до предела Аэнно возникнет ударная волна, разбегающаяся по всем направлениям Аэнно, в том числе – и в прошлое. Распространяясь, все более затухая, в глубь столетий, она достигнет века Атлантиды и изменит реальность – и катастрофа не свершится. Изменится мир, изменится земная история. Четвертая человеческая раса – раса атлантов – достигнет расцвета, расселится по всей Земле и в конце концов придет к Орх-Онти, Перепутью – той дате, которая пока именуется две тысячи пятым годом от Рождества Христова – на вершине благоденствия. Орх-Онти будет пройдено – и наступит Вторая Космическая Эпоха, в течение которой землянам-атлантам, возможно, удастся дотянуться до звезд, ступить под небеса иных миров и стать хозяевами Вселенной.

Нынешний путь человечества – путь деградации, говорил Гость. Человечество же после проведения Ритуала будет совсем иным. И его судьба зависит от Посланников. От того, сумеют ли они выполнить ту миссию, ради которой и были одиннадцать с половиной тысяч лет тому назад посланы в будущее, к финалу Первой Космической Эпохи.

У вас будет возможность сделать выбор, продолжал Гость. Да, перемещения из будущего в прошлое почти неосуществимы. Почти. Кроме того случая, когда в прошлое движется ударная волна. Подхваченные ею, Посланники могут вернуться на родину, на сто пятнадцать столетий назад, вновь стать младенцами и прожить долгую и счастливую жизнь под безмятежными родными небесами. Но если кто-то пожелает остаться в том времени, в котором прошла вся его жизнь – во времени начала Второй Космической Эпохи на преобразившейся вследствие Ритуала Спасения Земле, – он может остаться. «Это право каждого из вас», – сказал Гость.

– Ищите остальных Посланников. Вы должны справиться с вашей задачей – и вы справитесь. А потом сможете поступать по собственному усмотрению. Если кто-то из вас захочет вернуться – я скажу, как это сделать. После совершения Ритуала.

Черный продолжал стоять, сверху вниз неотрывно глядя на сидящего на скамье Сергея, и Сергей, хотя и был оглушен всем услышанным до почти невменяемого состояния, все-таки заметил, что облик Гостя меняется.

Этого просто нельзя было не заметить.

Фигура Гостя все больше теряла четкость очертаний, становилась туманной и зыбкой; в этом тумане то и дело появлялись прорехи с расплывчатыми краями, сквозь которые можно было видеть находящиеся за спиной Черного сосны. Таинственный незнакомец прямо на глазах превращался в нечто призрачное, готовое в любое мгновение исчезнуть, не оставив после себя никакого следа. Глаза Гостя померкли, лицо превратилось в кривляющуюся маску… нет, во множество масок, сменяющих одна другую, непрестанно колеблющихся, словно не лицо это было, а отражение в воде, куда только что швырнули камень.

– А… а… – только и смог выдавить Сергей, невольно загораживаясь рукой от стоящего рядом создания, с которым происходили эти странные метаморфозы.

– Меня уносит отсюда, – слабеющим голосом сказал Гость, и улыбаясь, и хмурясь одновременно. – Ун-Аэнно втягивает обратно, в себя, во Вневременье. Но главное я успел сказать. Выбираться мне становится все труднее. Надеюсь, что у нас еще будут встречи… если получится. А теперь можешь спрашивать, я еще держусь. Отвечу, сколько успею.

После всего услышанного – ошеломительного, невероятного! – все заранее продуманные вопросы вылетели у Сергея из головы. Из той кипящей каши, которую кто-то, помешивая ложкой, варил в этой самой многострадальной голове, ему удалось выудить только нечто маловразумительное:

– Кто?.. Откуда?..

– Моим домом была Гиперборея, – ответил Гость. – Теперь я обречен скитаться по Вневременью.

– Откуда все эти сведения? Об Атлантиде, жрецах… О том, что Лондара подбросили… Почему вы заботитесь именно об Атлантиде, а не о своей Гиперборее? – Сергея вдруг словно прорвало, он видел, что фигура Гостя почти полностью потеряла очертания и вот-вот растворится в сыром воздухе. – Это что же, выходит, и я, и Юра, и Вика – атланты? Разве атланты такими были? Мы же славяне! Мы же здесь родились, у меня есть свидетельство о рождении! И родители, только отец уже умер… Лондар что – убивать не может? – вопросы сыпались без всякой системы, Сергей торопился и спрашивал о том, что первое пришло в голову, что удалось выхватить из этой кипящей каши. – Разве можно изменить прошлое? Это же чистейшая фантастика! Что прошло, то уже прошло, это же давным-давно научно доказано!

– Научно доказанным когда-то считалось и то, что Земля находится в центре мира, – возразил Гость… вернее, тень Гостя. – А моя встреча с тобой – это не фантастика? А твой зов? А твои воспоминания? И воспоминания других. Да, прошлое можно изменить, и вскоре ты сам сможешь убедиться в этом. Что касается Лондара, жрецы Тартоса не преминули бы заложить в него установку и на убийство, но, к счастью, далеко не все им под силу, и многое здесь зависит от особенностей психики воспринимающего индивидуума и от условий среды, в которой он воспитывался. Да, скорее всего, Лондар не способен на умышленное убийство – я так думаю, – но все равно нужно быть настороже…

Сергею все труднее было разбирать слова Гостя, хотя он и старался ничего не пропустить. Собственно, не было уже никакого Гостя – только серый сгусток воздуха над заснеженной поляной, из которого продолжали долетать затихающие звуки, словно произносящий их уходил все дальше и дальше или же погружался в неведомую нездешнюю глубину.

– …Аэнно… преображает… В Гиперборее… запрет… – легким шорохом струилось над поляной. – …изменять… прошлое… поэтому… Атлантида…

Дали и глубины сомкнулись. Стихли отголоски слов, исчезла серая тень. Сергей был один на поляне, в окружении сосен – свидетелей только что состоявшегося монолога Черного Гостя, бесследно растворившегося в воздухе…

А был ли Гость?.. А был ли монолог?..

Сергей наклонился, с усилием наскреб пригоршню слежавшегося снега, уткнулся в нее разгоряченным лбом.

Можно было сказать себе, что все это просто привиделось. Можно было сказать себе, что все это просто послышалось. Можно было даже, наверное, убедить себя в том, что он, Сергей Соколов, вовсе не сидит сейчас на поляне у мотеля «Соловьиные трели», а бредит на диване в собственной квартире, а то и вообще на больничной койке… Да, наверное, можно было наорать на себя и заставить – заставить! – принять все случившееся за бред, за отравление коньяком в компании Валерки Мартынова (или Валерка тоже только привиделся ему?..), можно было внушить себе все, что угодно…

Только он твердо знал, что никогда раньше нигде и ничего не слышал о светлых жрецах Аатона и служителях Тартоса, об острове Света-двипа и планете Малдек, о духовной энергии Кун и периоде Орх-Онти – времени Перепутья.

А вот просторная комната с белым высоким сводчатым потолком, расчерченным золотистыми линиями, проступала в памяти все более отчетливо. Там, в той комнате, прошли первые недели, а может быть и месяцы его жизни. Из той комнаты забрали его жрецы Света. И направили в будущее, к финалу Первой Космической Эпохи.

И какой будет прок, если даже он заставит себя не верить во все это? Тяга к проведению Ритуала неодолима. А Гость объяснил то, что не хотели (считали излишней информацией?) объяснить Светлые, не вложившие в память младенца Гортрана сведения о целях Ритуала. Ритуал будет проведен, и мир изменится – в лучшую сторону. Значит – нужно действовать, а не сидеть, зарываясь физиономией в тающий в ладонях снег.

И у него будет выбор – он сможет сам избрать время, в котором будет жить…

7 Фиолетовый и Серый

Шоссе рассекало заснеженные поля, то здесь, то там перечеркнутые узкими полосками лесопосадок с черными голыми деревьями. Время было уже не раннее, но небеса оставались такими же серыми, как и утром, ни единым намеком не выдавая, что где-то там, за плотными слоями облаков, светит над планетой солнце. Редкие встречные автомобили выныривали из туманной пелены, проносились мимо «жигуля» Сергея и вновь скрывались в тумане. Они двигались к городу, Сергей же, напротив, все больше удалялся от него.

На душе у Сергея было как-то муторно, и не хотелось ему никуда ехать, а хотелось бросить руль и съежиться где-нибудь на заднем сиденье. Ведь не каждый день доводится узнавать, что и батяня твой, и мама – не родные тебе, что ты – не их сын. Да, конечно, не та мать, что родила, а та, что воспитала… И все-таки…

Далеко позади осталась поляна, на которой пришелец из полумифической Гипербореи поведал ему, Сергею Соколову, удивительные истины. Поведал – и исчез в глубинах Аэнно, а он, Сергей Соколов, остался. Чтобы безропотно выполнить чужое задание, сделать то, что должен сделать. Для чего и появился здесь, в этом времени…

Еще там, у мотеля, он позвонил Юре и доложил обстановку. В подробности вдаваться не стал – слишком долго было бы все это рассказывать по телефону. Пообещал досконально изложить все детали встречи с Гостем по возвращении в гостиницу и попросил напарников по Ритуалу сконцентрироваться, чтобы определить направление поисков четвертого партнера.

Фиолетовая точка вновь вынырнула из черной глубины, превратилась в зыбкий шар – и вновь повеяло от этого шара тоской и каким-то болезненным смятением. Выяснив, кто как его воспринимает, сошлись во мнении, что искать надо где-то на северо-востоке. Четвертый мог находиться за сотни километров от города, но Сергей почти не сомневался в том, что еще один выходец из Атлантиды гораздо ближе. Он даже предполагал, где именно находится Фиолетовый.

Выехав за город, Сергей все-таки не выдержал. Он остановился и вновь взял Юрин мобильник. Не то чтобы он не верил Черному, но…

Он должен был проверить.

Он знал, что поступает глупо и даже жестоко по отношению к матери – но не мог удержаться.

Телефон в далекой Твери, в квартире дяди Паши, долго исходил гудками, но трубку никто не брал. Сергей, хмуро кусая губы, собрался уже отложить мобильник и ехать дальше – но тут услышал голос мамы…

Он слушал ее рассказ об отдыхе в Твери, и рассказывал о своих делах (не упоминая, конечно же, о последних событиях), и все никак не решался задать тот вопрос, ради которого, собственно, и позвонил.

И так и не задал этот вопрос. Даже если он был приемным сыном, чтО это меняло в его отношениях с мамой? Она ни разу, как и отец, не дала ему понять, что он не родной, не кровный… А разве его отношение к маме может измениться после того, что он узнал от Гостя?

Он вновь сел за руль, отбросил все эти раздумья, но все-таки чувствовал себя не в своей тарелке. Вспомнились слова мамы о том, что она хотела бы дочку. Хотела бы… Значит, не могла иметь своих детей?..

Чтобы отвлечься и переключиться, наконец, на другое, Сергей, сосредоточившись, попытался собственными силами отыскать фиолетовый шар – и тот послушно возник в его сознании, уже более четкий и почти неподвижный, подобный странной луне какого-то затерянного в космосе мира. Контакта не было, но в глубине шара вновь проступили контуры окна… очертания далеких построек… высокой трубы…

От надвигающегося сзади шума мотора наученный жизнью Сергей почти сразу вписался в реальность и попытался крутануть руль вправо. Руль не слушался его. Мимо, грохоча плохо закрепленными бортами, пронесся порожний «КамАЗ», и Сергей обнаружил, что его «жигуль» никуда не едет, а стоит на обочине, так что руль можно было и не крутить. Когда и как он съехал на обочину и остановился, Сергей не имел ни малейшего представления – видимо, сделал это механически, в тот момент, когда начал стыковаться с чужим сознанием.

Труба эта, «увиденная» им, подтвердила его предположение о возможном месте нахождения четвертого посланника. Проехав еще километров шесть, Сергей обнаружил ее воочию – выступивший из тумана и утыкающийся в низкое небо темный палец какого-то зарытого в полях великана. Это была труба литейного завода, впавшего в кому еще лет десять тому назад. Завод располагался на окраине поселка оставшихся без работы металлургов, ныне добывающих себе на пропитание огородами и челночными поездками в сопредельные края. Сергею доводилось бывать в этом поселке и он знал, что в низине, в чахлой рощице, располагаются обнесенные кирпичной стеной корпуса областной психбольницы – «психушки», «дурдома», «бурашевки» (поселок назывался Бурашево). Из окон «бурашевки» труба тоже была хорошо видна.

Конечно, Четвертый мог просто жить там, в поселке, но Сергей отчетливо вспомнил контур проступившего в сознании окна – с двойными рамами, без форточек и ручек. Именно такие окна и должны быть в палатах душевнобольных…

И это значило, что на четвертого посланника (посланницу?) жрецов Света не стоит рассчитывать. Вероятно, по каким-то причинам программа сработала раньше положенного срока. У Четвертого появились видения, зазвучали в голове непонятные слова Ритуала, возникла острая потребность что-то предпринять, а что – он и сам не знал… И психика просто не выдержала.

«Даже если он и был только слегка сдвинутым, то в дурдоме точно уже стал больным, – невесело подумал Сергей, продолжая вести автомобиль к поселку. – Там и здоровых-то запросто сделают больными…»

Можно было, конечно, попытаться разыскать Четвертого… но кого искать-то? Что о нем известно? Пожалуй, только возраст: двадцать пять лет. Ни имени, ни фамилии, ни пола, ни рода занятий. Перебрать всех больных «бурашевки»? Да кто же это даст ему, совершенно постороннему человеку, сведения о психических больных? Его, пожалуй, и на территорию психушки не пропустят. «Бабки решают все?» Да, возможно. Позолотить ручку санитарам или кому-нибудь еще из медперсонала, не постоять, так сказать, за ценой… Ну и что? Контакта нет, психика расстроена. Годен ли такой человек для участия в Ритуале? Если и доходит до него их зов, и порывается он броситься навстречу этому зову, то порывы эти, думается, быстро заглушаются и подавляются всякими медицинскими препаратами. В общем, угробить уйму времени – и вряд ли чего-нибудь добиться.

«Нет, – решил Сергей, – этого придется оставить на крайний случай. На самый крайний случай. Если других вариантов просто не будет. Если не отыщутся последние двое… Но-но! – тут же одернул он себя. – Не каркай! В запасе еще почти две недели. Мы еще во времени Перепутья. Надо продолжать поиски».

Действуя уже почти автоматически, он послал свой луч навстречу зеленому и синему лучам Юры и Вики. Контакт был налажен почти мгновенно, и Сергей, на всякий случай остановив машину, без помощи телефона «рассказал» о первом неутешительном результате своего вояжа. Затем они совместно определили направление движения к серому занавесу. Ехать теперь было нужно куда-то на север. И хорошо, если не на другой край страны.

«Будем надеяться на то, что нас направляли в одно и то же место, а не запускали в будущее наугад», – думал Сергей, жуя захваченный с собой бутерброд и пока не трогаясь в дальнейший путь.

Конечно, если бы посланники оказались один в Африке, другой в Америке, а третий где-нибудь в сибирской тайге, им гораздо труднее было бы встретиться друг с другом. И дело даже не столько в расстоянии, хотя и в нем тоже. А ну-ка, попробуй без визы и, главное, без достаточного количества денег добраться отсюда до Штатов или Бразилии! Жрецы Аатона не могли не учитывать это, даже если не знали о визах и стоимости билетов на самолет до Нью-Йорка. Исполнителей Ритуала направили в одно место, в одну географическую точку. Другое дело – почему они выбрали именно этот район? Ведь не просто же наобум ткнули пальцем в карту. Наверное, каким-то образом определили самую «эффективную» точку, где успех воздействия гарантирован? Может быть, Гость знает ответ на этот вопрос, только он, Сергей, не задал ему такой вопрос. Не сообразил. Не успел. Да разве только это не успел он спросить у Гостя? А Гостю, судя по всему, известно очень и очень много интересного, и все из серии «что и не снилось вашим мудрецам»,

– так, вроде бы, у Шекспира в «Гамлете»… Откуда ему столько всякого известно? Почему он покинул свою благодатную Гиперборею и так печется о реанимации чужой ему Атлантиды? Может быть, ударная волна Аэнно, порожденная Ритуалом, должна докатиться не только до Атлантиды, но и до его родной Гипербореи, и он сумеет вернуться назад, в свое время и на свой приполярный континент?..

Сергей управился с бутербродами и собрался двигаться дальше. Мысленно пожелал, чтобы следующий посланник жрецов Аатона оказался неподалеку, а не за лесами-горами, и тут же вспомнил то, что не успел додумать до конца, переключившись на рассуждения о Госте.

Вика. Она-то, подчинившись зову, приехала сюда из каких-то иных краев. Что это – промашка жрецов Аатона?

Ответ, в общем-то, напрашивался сам собой, но Сергей все-таки решил проверить. Чтобы вопросов стало хоть на один – но меньше. Он, как в электронной почте, «установил соединение» с Викой и задал свой вопрос. Вика ответила, что родилась именно здесь, в этом городе («То есть не родилась, а возникла из глубин Аэнно, направленная жрецами Атлантиды», – подкорректировал Сергей для себя ее ответ), но родители почти сразу переехали отсюда, забрав, естественно, ее с собой. Скорее всего, решил Сергей, Викины «родители» остерегались болтливых знакомых, которые могли бы по каким-то причинам когда-нибудь поведать ей, что она не родная, а приемная дочь – потому и сменили место жительства, уехав туда, где никто ничего о них не знал. Конечно, могли быть и иные причины, но все-таки, все-таки…

«А так ли уж праведны жрецы Аатона? – подумал Сергей. – Забрать младенцев у родителей, забросить неизвестно куда, во многом положившись на случай и не имея возможности контролировать их дальнейшую судьбу… нашу дальнейшую судьбу… Впрочем, другого-то выхода у них не было…»

Да, жрецы Света никак не могли влиять на дальнейшую судьбу посланников. А судьба эта могла не только сложиться по-разному, но и вовсе оборваться. Особенно в это время и в этой стране. Как во всяких-разных триллерах-боевиках: мчит шикарный «мерс» по тамошней шикарной авеню – и вдруг – трах! бах! – и только вспухающий шар огня, и только катится по асфальту одинокое шикарное колесо… Та троица богинь, что прядут нить жизни человеческой, в любой момент могла плюнуть на это свое занятие, чикнуть ножницами или там бритовкой и отправиться себе на вечеринку или выигрывать призы в каком-нибудь из многочисленных телешоу. Ведь до сих пор не удается же обнаружить еще двоих партнеров по Ритуалу, а тот, что выдает себя только серой дымкой… что значит эта серая дымка? Уж не та ли приключилась с ним история, что и с Фиолетовым? Или еще хуже? Сознание отключено… Почему отключено? Уж не усилиями ли Лондара? Передком серого «пежо» на пустынной провинциальной улице. Головой об асфальт. И лежит сейчас несчастный в глубокой отключке в какой-нибудь райбольнице, и никак не воспринимает окружающий мир… А если, дай Бог, оклемается, придет в себя – «внедренец» Лондар повторит и добавит!

«А ну-ка, брат, вперед!» – скомандовал сам себе Сергей и повернул ключ зажигания.

Бурашево он проехал без задержки, не сворачивая к «психушке» – зачем? Поселок казался безлюдным, только сидела у поворота нахохлившаяся торговка семечками, да на автозаправке заливал бензин в свой заляпанный грязью «москвич» какой-то одинокий ездок. За поселком была развилка, и одна дорога уходила на восток, к лесному массиву и дальше, к границе области, а другая тянулась, поднимаясь в гору, к ближайшему райцентру Большая Старица – до него было, судя по указателю, сорок шесть километров.

Это расстояние Сергей без всякого форсажа преодолел минут за сорок, и когда впереди показались первые окраинные домики райцентра – то ли большого села, то ли маленького городишка, – вновь остановил автомобиль, чтобы еще раз прощупать Серого.

И – расступилась серая дымка, подалась в стороны, и наметился в ней узкий проход, едва уловимая тропинка, уходящая в серую пустоту. Сергею, сосредоточенно закрывшему глаза в машине, представилось, что идет он по этой тропинке все дальше и дальше, не идет даже, а как бы плывет, не чувствуя под ногами опоры. Вот он как будто свернул направо, следуя за направлением тропинки, потом и вовсе поплыл какими-то зигзагами, словно огибая невидимые препятствия, таящиеся в серой пелене. Впереди замаячило что-то, какая-то темная преграда… Тропинка уперлась в нее и исчезла, и Сергей «внутренним зрением» «увидел», куда завел его слабый сигнал, посланный неизвестным партнером по Ритуалу.

Нет, теперь уже известным. «Прохоренко О. И.» – вот что было выведено черной краской на белой табличке, воткнутой в землю перед бурым могильным холмиком, прикрытым мокрыми разлезшимися венками с мокрыми же траурными лентами. И даты на табличке, которую к весне, возможно, заменят на могильный памятник: «21.03.80 – 28.01.05».

Чуть больше недели назад!

Сергей вздрогнул и открыл глаза. Ему стало неуютно в своем неспособном защитить от пуль «жигуленке», и он повертел головой, осматриваясь. На дороге не было ни одной машины, и райцентр Большая Старица казался отсюда таким же безлюдным, как и оставшийся позади поселок Бурашево. Сергей был почти уверен, что случившееся с О. И. Прохоренко (Олегом? Ольгой? Оксаной?) – дело рук Лондара. А значит Лондар все-таки способен на убийство! Вряд ли можно предполагать здесь простое совпадение…

Он передернул плечами и тронулся вперед, чтобы убедиться во всем собственными, «физическими», глазами. Ему было очень не по себе, потому что он не мог найти ответ на один вопрос: кто же тогда подавал сигнал? Похоронили заживо?..

Сергей нервно хмыкнул. Что за бред! Эдгар По… Ведь не вчера же это было, и не позавчера.

И все-таки…

По левую сторону уже потянулись одноэтажные хибарки и заборы, а справа надвинулись деревья, которые Сергей еще раньше, не доезжая до Большой Старицы, принял за рощу. Это, собственно, и была роща, и к ней вела отдельная аллея, в отдалении от шоссе перегороженная воротами с перекошенной оградой; а за этой перекошенной оградой виднелись другие ограды, могильные – темные и светлые, и тулились под деревьями кресты, и торчали из снега гранитные и мраморные памятники.

Сергей остановил автомобиль у ворот. Поежившись и подняв воротник куртки, он прошел через железную калитку на кладбище. Вспугнутые вороны, покружив с простуженными криками над крестами, вновь расселись по черным веткам. Еще раз поежившись то ли от сырости, то ли от нервного озноба, Сергей зачем-то внимательно огляделся и неуверенно направился в глубь поселения усопших, проваливаясь своими «вездеходами» в рыхлый, жестко шуршащий снег. «Одна из привилегий мертвых – их приносят сюда на руках», – подумалось ему.

Он пробирался среди недавно покрашенных и безнадежно ржавых оград, среди массивных плит и почти совсем сглаженных временем безымянных бугорков, припоминая только что проделанный мысленно путь в серой дымке, и постоянно ощущал на себе чьи-то взгляды; смотрели на него затаившиеся вороны, смотрели лица с фотографий и больших выгравированных портретов – и кто-то еще? Шорох снега только подчеркивал ту особенную тишину, поглощающую всякие звуки, какая обычно тяжело висит над кладбищами… Сама местная атмосфера подавляла, навевала уныние, и Сергею хотелось сейчас быть как можно дальше от этого тоскливого места. Но он продолжал, лавируя, идти вперед, разыскивая взглядов свежую могилу.

Все оказалось именно так, как в его «видении». Еще не просевший холмик ослизлой земли вперемешку со снегом, хвоя венков, расплывшиеся надписи на лентах, искусственные цветы и почерневшие «живые». Покрытая белой эмалью железная табличка: «Прохоренко О. Н.» И ниже: «21.03.80 – 28.01.05».

Он стоял у свежей могилы, на утоптанном промерзшем снегу, на котором отпечатались следы тех, кто сопроводил усопшего – убитого! – в последний земной путь. Потом закрыл глаза, вслушиваясь в себя, в свои недавно пробудившиеся благодаря искусству жрецов Аатона новые ощущения. И вновь «увидел»-почувствовал-осознал серую дымку, серый занавес, серый фон, имеющий отношение к тому, кто был уже мертв, чье тело лежало здесь, под небольшим слоем мерзло-влажной земли.

Олег?.. Ольга?.. Оксана?..

Он торопливо открыл глаза, потому что ему вдруг стало действительно жутко. Значит, и после смерти сохраняется что-то такое?..

«Двадцать восьмое января… Выходит, сегодня девятый день, – сообразил Сергей. – Девятины…»

Проблемы посмертного существования никогда его особенно не занимали – видимо, не пришло еще время об этом задумываться, – но все-таки он знал, что за усопших принято молиться Господу на третий, девятый и сороковой день после их смерти. И поминать ежегодно в день кончины. Сергей не мог сказать определенно, но помнилось ему – то ли со слов родителей, то ли из какой-то религиозной телепередачи или журнала, – что душа после смерти первые два дня ходит по земле, где она хочет, потом возносится для поклонения Богу… потом разглядывает небеса… спускается в ад… потом что-то еще… В общем, этот серый фон не был случайным. И вспомнились еще чьи-то слова о некой «серебряной нити», обрывающейся со смертью физического тела; душа теряла связь с телом и отделялась от него… Возможно, думал Сергей, стоя у могилы, во всех этих представлениях множество ошибочного, но в их основе все-таки лежит нечто истинное… Истинное – хотя и не вписывающееся в рамки обычных представлений.

Но последние события основательно расшатали стены его обычных представлений…

Уловив краем глаза какое-то движение, Сергей резко повернул голову. Оскальзываясь и хватаясь руками за ветки и ограды, к нему приближался какой-то мужик в грязно-серой мешковато сидящей длинной куртке и дырявой шляпе неопределенного темного цвета, натянутой на самые брови. Мужик мог, конечно, оказаться и восставшим из могилы покойником, только зачем покойник стал бы таскать на плече потрепанную сумку, в которой, судя по звяканью, лежали пустые бутылки? Приближающаяся персона была именно мужиком, а не мужчиной, и уж тем паче – не господином, и более всего смахивала на тех субъектов, плодящихся год от года, что отираются у забегаловок и тщательно исследуют содержимое урн и мусорных контейнеров. Таких людей принято было издавна именовать «бомжами», и они являлись обязательным элементом любого населенного пункта; откуда, из какого языка взялось это странное слово, Сергей не знал. Когда мужик подошел ближе, Сергей рассмотрел и другие предметы его экипировки: свободного покроя засаленные брюки, не доходящие до лодыжек, так что из-под их потрепанных старомодных штрипок виднелось подобие то ли спортивных штанов, то ли и вовсе женских колготок, и видавшие виды разношенные кроссовки, завязанные обрывками шнурков с множеством узлов. Бомжу было, наверное, за пятьдесят и он имел нездоровый цвет лица, приличную ссадину над бровью и трех-четырехдневной давности щетину. В общем, бомж был самый типичный, «бомжус вульгарис», и Сергей без труда мог предположить, на какую тему начнется сейчас разговор.

Он не ошибся. Остановившись в трех шагах от могилы посланника, наискосок от Сергея, бомж опустил на снег вновь зазвякавшую сумку и начал униженно-просительным тоном:

– Слышь, земляк, мелочишки не добавишь немного на хлебушек, а?

Сергей молча вынул бумажник, битком набитый Юриными деньгами, протянул мужику помятую купюру из тех, что утром дали ему на сдачу в гостиничном буфете. Мелочиться, а уж тем более отказывать просящему здесь, на кладбище, было бы неловко. Хотя Сергей вовсе не был уверен в том, что побирающийся потратит эти деньги именно на хлеб.

– Дай Бог тебе здоровья, земляк, – с чувством сказал мужик, проворно переместившись к Сергею и забрав деньги. – А то – поверишь, нет, – жизнь такая сволочная.

Сергей коротко кивнул и чуть отвернулся от мужика, надеясь, что тот, получив искомое, не будет набиваться на разговор, а заспешит за своим «хлебушком». Но то ли мужику было неудобно вот так вот сразу покидать благодетеля, то ли хотелось ему потолковать о своем «жутье-бытье», только он, спрятав купюру в карман куртки, извлек оттуда помятую пачку дешевых сигарет и спички и, закурив, мотнул головой в сторону могилы:

– Не успел, значит, на похорона. – Сказано это было утвердительно и явно относилось к Сергею. – А народу много понаехало, да… Серьезный парень был Олег, деловой. – Мужик, деликатно прикрывшись ладонью, сплюнул на снег, потом вновь мотнул головой на могильный холмик. – Я-то его с малолетства знал, да… Кто бы мог подумать… Вот так-то вот, бля…

Мужик замолчал. Он задумчиво дымил сигаретой, иногда простуженно покашливая, и Сергей, искоса взглянув на его обветренные, покрытые ссадинами руки с черными ногтями, решил, что есть смысл поддержать разговор.

– Послушайте, батя, – медленно начал он, обдумывая слова, – я, вообще-то, не в курсе… Позвонили: Олег умер, а что, как, почему – не сказали. Я ведь о нем почти ничего, ну, кто он, что он – было одно совместное дело, недавно – и все. Он что, здесь родился? Как все случилось-то, почему?

– Родился не родился, а рос здесь, – ответил мужик, продолжая дымить сигаретой. – В интернате. Здесь у нас интернат, вот он там и воспитывался. («Ага! – подумал Сергей. – Без родителей…»). А я шоферил тогда в интернате, ну, там, продукты возил, стройматериалы, то-се… Это я уже потом прав лишился и вообще… Есть тут одна… была, вернее… Все горести только через баб, земляк, только через них, потому как курвы они все… С самой первой, с Евы, бля! Со змеем снюхалась и своего же мужика под монастырь подвела. Курвы, они курвы и есть…

Разговор грозил свернуть в несколько иную плоскость, но Сергей не дал собеседнику углубиться в дебри.

– Ты не про женщин, батя, про Олега расскажи, – прервал он экс-шофера. – Ну, учился он тут в интернате. А дальше?

– А дальше как в сказке. – Мужик выпустил окурок из пальцев, сплюнул и тщательно втоптал его в снег. – Тут, значит, образование окончил и определили его в город, в профтехучилище, по слесарному делу. Я же туда и возил – восьмое училище, возле троллейбусного депо, знаешь? Что там дальше и как было – понятия не имею, земляк, врать не буду. Тут у меня свои проблемы пошли косяком – не успевал расхлебывать. В общем, позапрошлым летом… или весной, не помню… короче, вернулся Олег. И как вернулся! При костюме, на «вольве» такой серебристой – ну, как вон та ограда. Дом здесь купил, на Родниковой, жену потом перевез, дочку. Был я у него, узнал он меня, коньяк выставил… Да, попили мы с ним тогда коньячку! – Мужик прищурился, покачал головой, выудив, по-видимому, из памяти светлые картины былого. – Серьезный был парень, серьезный… В городе у него свое производство было, производство, а не торговля, ие скупка-перекупка. Денег, вон, на ремонт интерната дал, стройматериалы. Опять же, меня никогда не гнал, не обижал. Зайдешь, бывало, ну, после этого дела… а он: «На, дядь Слав»… Да-а… Понимал… – Мужик опять задумчиво покачал головой.

– Так что с ним случилось-то? – спросил Сергей, зная уже, какой ответ даст потрепанный жизнью местный житель.

– Сбила какая-то сволочь, вон там, – мужик махнул рукой, показывая направление. – Километра три отсюда будет. Ночью. Вообще, темная история, земляк. Менты копают-копают, а докопаться, как я понимаю, не могут.

Сергей слушал «дядю Славу», и для него все в этой «темной» истории было ясным. Олег поздно вечером ехал домой, но до Большой Старицы так и не доехал. Лондар следил за ним, каким-то образом выманил из машины

– а дальше сценарий был знакомым: открытый перелом, сотрясение мозга… Только вот развязка оказалась покруче, чем в происшествии с Большевиком: Олег пролежал в кювете без сознания всю ночь и умер от потери крови…

– И главное, – сокрушался мужик, – ведь проезжали же мимо наши, местные, видели «вольву» знакомую, но ни одна сволочь не остановилась, не поинтересовалась. А он в канаве, в хламе разном лежал, с дороги-то не видно. Вот, земляк, время-то какое страшное – каждый только о себе печется. Так вот глупо и пропал… Все мы, конечно, там будем, никуда не денемся, но чтобы вот так… Ну что за жизнь такая, земляк? Куда, бля, катимся?

«К Перепутью, – подумал Сергей. – К преобразованию… Дай Бог, чтобы мир действительно изменился в лучшую сторону…»

– Ладно, земляк, не буду мешать. – Мужик вновь водрузил на плечо свою страшненькую сумку. – За поддержку, значит, спасибо. Может, когда и поквитаемся – сегодня ты наверху, а завтра уже на дне, в дерьме по уши… И наоборот… Колесо-то крутится.

Мужик удалялся, продолжая что-то бормотать – сгорбленный, истоптанный жизнью; жизнь долго и тщательно вытирала об него ноги, оставляя на нем слои грязи, жизнь использовала его как туалетную бумагу – чтобы потом, подтеревшись, выбросить за ненадобностью… А сколько вот таких же подтирок бродит по серым пространствам отчизны… Сергею вспомнился предновогодний день, последний день прошлого года. Мусорные контейнеры напротив его дома и возле них, на грязном снегу – неподвижно лежащий опухший бомж в драном пальто. Безнадежно мертвый. Так и не доживший до Нового года. А дети-попрошайки с голодными глазами… А нищие, сидящие на тротуарах у магазинов… А гармонисты и скрипачи… А… А он сам, Сергей Соколов, дипломированный, блин, юрист! Безработный… Разве такой мир не нуждается в изменении?

Сергей скользнул взглядом по венкам и лентам, перечитал надпись на табличке.

Лондар не терял времени даром, Лондар упорно шел к своей цели. Вернее, к цели жрецов Тартоса. Их программа сработала раньше – и Лондар получил преимущество. И воспользовался этим преимуществом. Почему Светлые послали к Перепутью только восьмерых, а не в десять раз больше, чтобы получилось наверняка? Не смогли отыскать столько подходящих младенцев? Не успели? Этот участок Аэнно внезапно закрылся?

Впрочем, сейчас это было уже не важно. Важно – найти четвертого, необходимого для проведения Ритуала. Как его найти? Не опередил ли их Лондар?

«Внутреннее зрение» включилось без труда, словно Сергей просто открыл некий третий глаз. Струилось зеленое и синее, густое, насыщенное; мерцало фиолетовое; застыло серое… И больше ничего. Надежно был прикрыт защитным куполом оранжевый луч Лондара, и ничем, абсолютно ничем не проявляли себя еще двое.

И вдруг – колыхнулась серая дымка… Словно распахнулись невидимые врата – и хлынул откуда-то из запределья всепоглощающий небесно-голубой свет. Казалось, это изливается на землю само небо – или, наоборот, земная твердь стремительно возносится сквозь небеса – выше, выше – в нездешние невиданные просторы. Сергей не чувствовал собственного тела, он потерял ощущение времени и, не помня себя, устремлялся в беспредельные дали, где занималось, разрасталось золотистое зарево. Какой-то частью своего существа он все-таки понимал, что это не его влечет туда – он только видит картину, открывающуюся другому («Кому? Разве тот, другой, может хоть что-то видеть… там, в толще промерзшей земли?..»); однако чувство сопричастности было столь сильным, что этому чувству не могли противостоять никакие доводы рассудка. Он, Сергей Соколов, плыл в небеса.

«Девятый день… – металось где-то вдали, в закоулках сознания. – Девятый день… В девятый день душа возносится ангелами для поклонения Богу… Девятый день…»

А потом невидимые врата медленно закрылись, иссякла небесная голубизна – и запредельное сменилось привычной плотной тканью бытия, пронизанной пунктирами непрерывно исчезающих в прошлом мгновений. Сергей обнаружил, что стоит, согнувшись, упираясь руками в колени, и у него кружится голова, и слегка шумит в ушах… Нет, не шумит – шуршит, и шорох нарастает, приближаясь откуда-то из-за спины. Он понятия не имел, сколько времени находился во власти открывшегося чужого видения – минуту или десятилетие…

А шорох все приближался и Сергей, наконец, сообразил, что это чьи-то шаги. Он выпрямился, чуть пошатнулся и развернул свое неуклюжее тело, оказавшись теперь спиной к могиле того, чья душа устремилась созерцать нездешние небеса.

Пробираясь параллельными курсами вдоль оградок и памятников, к нему приближались двое крепких парней, одетых если и не в соответствии с последними европейскими или заокеанскими стандартами, то все же гораздо приличнее, чем давешний «дядя Слава». Лица парней сразу не понравились Сергею – такие лица доводилось ему видеть, когда их студенческую группу водили «на практику» на заседания облсуда, – а целеустремленность, с которой парни двигались в его сторону, просто не могла не настораживать.

Сергей окончательно пришел в себя и быстро огляделся – вокруг не было ни души. Только он – и эти двое широкоплечих, с длинными руками, надвигающиеся с неотвратимостью бульдозеров. Или танков. Два низколобых танка, прущие к цели – и негде взять связку гранат…

Подручные Лондара? Наемники? А кто сказал, что Лондар работает в одиночку? Лондар не мог засечь его, Сергея, «накрытого» защитным колпаком, но все-таки напал на след. Знал, что он, Сергей, обязательно доберется до этого кладбища. И не ошибся.

Или все-таки это просто местные любители легкой наживы?

В общем-то, это сейчас не имело для Сергея никакого значения. Он был один против двоих, отрезавших ему путь к автомобилю. Кричать, скорее всего, было бесполезно – живые не услышат, а мертвые если и услышат, то не помогут, потому что не их время… и не их дело, – и убежать тоже вряд ли удастся, не очень-то здесь разбегаешься.

Один из парней пер прямо на Сергея, и в руке у него что-то тускло поблескивало, другой заходил сбоку, на ходу засовывая руку за отворот куртки, во внутренний карман. И не то что связки гранат, не наблюдалось вокруг вообще ничего, чем можно было бы дать отпор – не отмахиваться же могильными венками… Да и разве отмахнешься от таких мордоворотов?..

Ноги Сергея словно приросли к утоптанному снегу, он оцепенело стоял и не знал, что делать. От мысли о том, что сейчас ему, возможно, будут ломать кости – или просто прирежут, – его бросило в жар.

«Должен же быть какой-то выход! Ты же атлант! Ты не такой, как все, у тебя необыкновенные способности!.. Ну же!..»

Он виден зловещие ухмылочки на совсем близких лицах двух наемников Лондара.

«Окружи себя зеркальным коконом, с ног до головы. – Это, кажется, была вовсе не его мысль. – Представь, что перед тобой прозрачная стена. Пройди сквозь нее. Ты сам станешь прозрачным, тебя невозможно будет увидеть».

Сергей не стал анализировать, откуда, от кого могла прийти эта неожиданная подсказка. Зажмурившись, он окутал свое тело толстым зеркальным слоем, представив, как отразились в нем удивленные рожи костоломов. Потом соорудил перед собой стеклянную стену – это была пустая витрина центрального универмага – и, открыв глаза, сделал шаг вперед, почувствовав, как подалось, пропуская его, мягкое стекло. Потом, затаив дыхание, сделал еще два осторожных шага – и остановился.

Парни сошлись метрах в трех перед ним и тупо уставились сквозь него на то место, где он только что стоял. Судя по выражению их лиц, они его не видели.

– Ни хера себе… – озадаченно сказал один из них.

Сергей не дал ему развить тему. Быстро шагнув вперед, он изо всех сил врезал парню ногой в пах. И пока тот сгибался пополам, скрючивался, ловя воздух перекошенным ртом, нанес еще один удар – теперь уже между ног второму.

Парни, подвывая, корчились на снегу, а Сергей быстро шел, почти бежал, к воротам, моля Бога о том, чтобы его «жигуль» оказался цел и невредим – с этих гадов сталось бы!

…И только отъехав от Большой Старицы километров на пять по все так же пустынному шоссе, он вспомнил то, на что не обратил внимания, впопыхах покидая кладбище. В стороне от извивающихся на снегу парней, за могилами, маячил отставной шофер дядя Слава.

Не он ли навел добрых молодцев, соблазнив их рассказом о толстом бумажнике «лоха» – посетителя кладбища и выговорив себе долю за удачную наводку? «Время-то какое страшное – каждый о себе только и печется…» Вот и решил тоже попечься о себе… Или ни при чем здесь бомжара с сумкой, а дело все же в Лондаре?

Но так или иначе – а времена, как ни крути, стояли действительно невеселые…

8 Три плюс один

Дорога от Большой Старицы до Бурашева напоминала застывшие волны: спуск – подъем, спуск – подъем. «Жигуль» только-только выбрался из очередной низины, одолев длиннющий тягун, когда из водительского «бардачка» подал голос мобильный телефон.

– Серега, мы засекли! – раздался в трубке взволнованный голос Большевика. – Я по телефону, чтоб наверняка. Давай быстро, подключайся, а то мы вдвоем тут пыхтим, а разобрать ничего не можем – клякса какая-то желтая, а что, кто – непонятно. Давай, Серега, в темпе!

– Понял, – сказал Сергей и облегченно добавил: – Слава Богу, прорвались!

Он съехал на обочину и закрыл глаза. Синий и зеленый лучи слились воедино, к ним устремился розовый – и вот уже переливающийся синим, зеленым и розовым поток помчался к тускло мерцающему в глубине желтоватому пятну, подобному одинокому фонарю, с трудом различимому сквозь туман. Поток достиг пятна, поглотил его, закружил в своих струях – и пятно превратилось в маленькое солнце, ярко осветившее все вокруг.

В просторном длинном коридоре с большими окнами кучками стояли парни и девчонки – кто в джинсах и свитерах, кто в платьях и пиджаках. Такие же молодые люди шли в разные стороны по коридору, кто-то входил и выходил из доброго десятка пронумерованных дверей. Даже если бы не висели на стенах доски объявлений с расписанием занятий, даже если бы не было на одной из дверей таблички с надписью «деканат» – все равно в этих ребятах и девушках без труда можно было распознать студентов, и только студентов, потому что студенты – это особое племя, и в любой стране они похожи друг на друга. В желтом луче шел по коридору мимо окон, за которыми подпирали небо прожекторные мачты городского стадиона «Спартак», долговязый худощавый парень в очках, аккуратно подстриженный, одетый в темно-серый костюм, при галстуке и с «дипломатом» в руке. По возрасту парень почти не отличался от окружающих, но что-то в нем – осанка? походка? сосредоточенное выражение лица? – выдавало не студента уже, а преподавателя, «препа», «препода» или, как минимум, ассистента; во всякое случае, Сергею сразу стало ясно, что парень, по виду его ровесник, уже покинул бесшабашные ряды студенческого братства. Желтый луч иногда как-то странно подергивался, и тогда лицо парня – а это был, без сомнения, Четвертый – словно расплывалось и пропадало в дымке.

Парень подошел к двери с табличкой «36», открыл ее – и Сергей следом за ним «очутился» в обычном, до боли знакомом помещении. Три ряда столов, стулья, большая настенная доска, кафедра… Университетская аудитория – они все, как и студенты, похожи одна на другую…

«Отключаемся, – прозвучало в голове. – Все понятно. Я знаю, где это. Это же мой родной универ. Главный корпус, третий этаж, левое крыло».

«Я тоже понял, хоть там и не учился, – отозвался Сергей. – Стадион через дорогу».

«Мальчики, – завибрировала синяя полоска Вики, – его надо предупредить. Внушить насчет колпака. Лондар же этот тоже сейчас его может обнаружить».

«Вряд ли с колпаком получится, – возразил Большевик. – Мне бы такое внушали – я подумал бы, что у меня с головой проблемы – и все. И никакую защиту не стал бы ставить. Давай, Серега, газуй – прямо в универ. Как минимум сорок пять минут у тебя есть. А если это только начало пары – то и все девяносто с лишним. Успеешь?»

«Постараюсь».

«Попробуй его с ходу убедить, чтоб не копались там, и не светились. В машину – объясни ему, как колпак создать, – покрутитесь по городу – и сюда. Как ты вообще, в порядке? Кладбище мы с Викой видели. Ясное дело, пролет».

«Голова кругом идет, – признался Сергей. – Целый ворох информации из рубрики «Это интересно». Но держусь. А чтобы не одному все это пережевывать, поделюсь: мы с вами, ребята, не потомки атлантов. Мы сами и есть атланты. В младенческом возрасте переправленные в будущее для совершения Ритуала. То есть в теперешнее настоящее. Вот так. Вы это дело пока между собой обсуждайте, а я помчался. А все подробности

– при встрече. Конец связи».

«Ну-у, старик…»

Это был Большевик. Вика же никак не отреагировала на сногсшибательное заявление Сергея. Вернее, ее «молчание» и было реакцией.

«Да, одной такой новости хватит, пожалуй, на всю жизнь, – подумал Сергей, вновь трогаясь в путь. – А если завтра еще окажется, что мы и вовсе инопланетяне, с Малдека-Фаэтона какого-нибудь?..»

Он мысленно прикрикнул на себя. Не рассуждать сейчас нужно было, а как можно быстрее добираться до наконец-то «проснувшегося» Четвертого. Успеть раньше Лондара или его подручных – если они у Лондара действительно были.

…До города Сергей, подразогнавшись, доехал за двадцать пять минут, но потом попал в пробку на перекрестке у центрального рынка – там не работали светофоры, автовладельцы вытворяли, что хотели, и чем больше они торопились, тем меньше, как водится, у них получалось. Потеряв терпение, Сергей, что называется, внаглую попер прямо по разделительной полосе и, чудом увернувшись от такой же наглой встречной иномарки, с матюками проскочил-таки злополучный перекресток и на всех парах ринулся по проспекту в сторону университета. В сорок пять минут он уже не укладывался.

В конце пути его подстерегало еще одно осложнение. Подъехать к главному корпусу было невозможно – улица была перекопана, ворочал зубастым ковшом трактор-экскаватор «Беларусь», стоял фургон аварийной «Водоканала» и сновали вокруг котлована работяги в спецовках. Картина была привычной – лопнула очередная труба. Пускаться в объезд вокруг стадиона было не с руки – слишком далеко, а все дело могли решить буквально минуты. Чертыхнувшись, Сергей выскочил из машины и торопливо зашагал в сторону высокого крыльца, ведущего к стеклянным университетским дверям.

Пройти ему нужно было метров сто через сквер с чахлыми кустами и искалеченными скамейками. Справа, эа сетчатым металлическим ограждением, располагалась автостоянка, прямо по курсу находился вход в главный университетский корпус, а наискосок от Сергея, по левую руку, возвышалась недостроенная белая кирпичная коробка нового корпуса, возводившаяся уже не один год. Пока Сергей приближался к крыльцу, входные двери открылись только раз, выпустив трех пареньков с сумками через плечо – а это значило, что массовый исход после окончания занятий уже прошел. Четвертый, конечно, мог еще оставаться на кафедре, но мог и уйти домой. Самым правильным было бы сейчас «включиться» в желтый луч Четвертого, дабы определить его местонахождение, и Сергей замедлил шаг, намереваясь присесть на ближайшую, вдрызг раздолбанную то ли буйными студентами, то ли какими-нибудь пьяными «варяжскими гостями» скамью. Но в это время дверь главного корпуса вновь открылась и на крыльцо вышел высокий человек в длинной серой куртке с поясом и осенне-зимней полукепке-полушапке с козырьком и опускающимися наушниками. Человек был в очках и с «дипломатом» в руке, и Сергей почти сразу узнал в нем Четвертого. Вокруг все было тихо и спокойно, не маячили никакие подозрительные личности – вообще никто не маячил, только в отдалении шли по улице обыкновенные прохожие, – и Сергей вздохнул с облегчением. Теперь нужно было буквально в двух словах убедить Четвертого в необходимости присоединиться к нему, Сергею, чтобы направиться во-он к тому «жигулю» цвета кофе с молоком, стоящему неподалеку от ямы с прохудившейся трубой.

Четвертый спустился с крыльца, глядя себе под ноги, и повернул к долгострою, направляясь, скорее всего, к троллейбусной остановке. Сергей чуть ли не бегом бросился за ним, на ходу обдумывая, какими словами его сразу же приворожить. Четвертый скрылся за углом, а на крыльцо «альма-матер» высыпала целая стайка парней и девчат, что-то возбужденно обсуждая.

«Так и скажу сразу, в лоб: у меня для вас, мол, есть очень интересная информация, – решил Сергей. – Относительно ваших странных снов. Только, мол, не здесь – здесь нам могут помешать. И паспорт ему свой покажу, чтоб не подумал чего».

Он дошел до угла нового корпуса, повернул – и остановился в недоумении. Длинный проход между корпусами вел на улицу и был совершенно безлюден. То есть нет, шли по нему, медленно удаляясь от Сергея, те три паренька с сумками через плечо, минуты две назад вышедшие из дверей главного корпуса, но больше там никого не было. Парень в очках и с «дипломатом» в руке словно исчез или же вознесся в небеса. Или, побив все мировые рекорды, уже успел добежать до улицы и запрыгнуть в уходящий троллейбус. Самым что ни на есть чудесным образом.

Чудесным образом? Сергей быстрым взглядом окинул недостроенное здание. Провалы окон первого этажа находились метрах в двух над землей – забраться туда, да еще с «дипломатом», было бы сложновато. Сергей прошел чуть вперед. «А что у нас там, за выступом?»

За выступом оказался дверной проем. Центральный вход, пока еще без крыльца, располагался со стороны скверика, а тут, очевидно, планировалась какая-то служебная дверь – для всяких хозяйственных нужд. Или просто запасной выход. Несомненно, Четвертый именно через этот проем только что зашел в недостроенный корпус. Зачем? Внезапно схватило живот? Хлебнуть из припасенной в «дипломате» бутылочки? Или у него там назначена какая-то романтическая встреча с очаровательной студенткой? Десяток жарких поцелуев – а может и не только поцелуев – в обмен на заветную оценку в зачетной книжке. Но какая уж там романтика – на стройке, в антисанитарных, так сказать, условиях…

Оживленно переговаривающаяся и похохатывающая стайка, дымя сигаретами, прошла мимо Сергея. Из проема никто не появлялся. Ощутив внезапный холодок в груди, Сергей сделал несколько осторожных шагов и буквально подкрался к проему. Вошел внутрь, окинул все вокруг быстрым взглядом – и почти мгновенно оценил обстановку.

Бетонная площадка была усеяна кусками засохшего раствора, окурками и битым бутылочным стеклом. Одна лестница, без перил, вела наверх, другая, такая же, но уже с перилами, вниз, очевидно, к подвальным помещениям. Спиной к Сергею на этой лестнице, нагнувшись, стоял какой-то человек в темной куртке. А у его ног, на животе, головой к нижней площадке, лежал Четвертый. Услышав шаги Сергея, незнакомец начал разгибаться, поворачиваясь назад, на звук, но Сергей не дал ему шансов предпринять какие-то активные действия. Он бросился вперед и с разбегу, в прыжке, впечатал подошву своего увесистого ботинка в спину незнакомца. Тот, коротко и всхлипывающе охнув, обрушился вниз по лестнице, на площадку, и угодил головой в коричневой вязаной шапочке в бок железной бочки с каким-то безнадежно засохшим компонентом строительных работ. Бочка отозвалась глухим негодующим звуком, но устояла. Из кармана незнакомца вылетела и со стуком упала на бетон телефонная трубка, а сам он застыл у бочки рядом с «дипломатом» и испачканной полукепкой-полушапкой Четвертого. Оставалось надеяться, что этот тип в шапочке – а это был парень лет двадцати-двадцати пяти, совсем не из мелких, а, скорее, наоборот – не свернул свою крепкую шею, а просто временно отключился, приложившись к бочке головой.

Хрустя битым стеклом, Сергей, перепрыгивая через ступени, сбежал вниз, торопливо подобрал мобильник, шапку и «дипломат» и подскочил к Четвертому. Судя по всему, того ударили сзади. Куда? Сергей быстро осмотрел его. Куртка на спине была цела, крови на затылке не было. Сергей осторожно приподнял голову Четвертого, повернул к себе. Глаза Четвертого были закрыты, лицо перемазано лестничной грязью, но он дышал. Ниже, на ступеньке, валялись его очки – на удивление, целые и невредимые. Скорее всего, сделал вывод Сергей, Четвертого ударили по затылку – но не ножом и не кастетом; возможно, просто хорошо приложились кулаком. А кулаки у нападавшего были не маленькие.

Бросив короткий взгляд на распластавшегося у бочки здоровяка, Сергей, поднатужившись, перевернул Четвертого на спину, положил его голову себе на колени и похлопал по щекам. Веки Четвертого затрепетали, он чуть слышно застонал. Воодушевленный Сергей повторил процедуру – и Четвертый, морщась, помотал головой. Это настолько окрылило Сергея, что он чуть ли не одним отчаянным рывком поднял Четвертого на ноги и прислонил к стене. Засунул себе в карман чужой мобильник, очки, нахлобучил на голову Четвертому шапку, взял «дипломат» и, просунув руку под мышку пострадавшему, потянул его вверх по лестнице.

– Давай! Давай! – командовал он, отдуваясь. – Поднимай ноги, здесь ступени.

Четвертый споткнулся, но все-таки неуверенно, покачиваясь, начал подниматься по лестнице, кажется, понемногу приходя в себя. Сергей тянул его изо всех сил, не сбавляя оборотов, и вытянул-таки на площадку с дверным проемом, где дела пошли быстрее. Сергея подгоняло крайнее нежелание иметь дело с очухавшимся здоровяком – головы у таких обычно бывают очень прочные, – а помогал ему не утраченный еще студенческий навык буксировать из разных питейных заведений перебравших приятелей. Всякое бывало в той, студенческой, жизни…

Тяжело дыша, он выволок Четвертого на дневной свет. Четвертый уже открыл глаза и, щурясь, пытался всмотреться в окружающее, но взгляд у него был туманный и он по-прежнему очень нетвердо держался на ногах. К ним приближалась группка студентов – два парня и две девушки; парни несли свои пакеты с учебниками и тетрадями и пакеты своих подруг. Проходя мимо Сергея и Четвертого, они насмешливо переглянулись и один из них достаточно громко пропел, обращаясь к своим:

– Водочку при каждом случае мы пьем – была бы водочка, а случай мы найдем!

– Не пили мы, не успели. – Сергею казалось, что от него валит пар. – Ребята, помогите!

Студенты заинтересованно остановились.

– Зашли, понимаешь, с товарищем, – продолжал Сергей, – а он поскользнулся и треснулся головой. Видите, едва на ногах держится.

– Поскользнулся, упал, очнулся – гипс! – отозвался классической фразой один из парней.

– Может, в «скорую» позвонить? – озабоченно сказала девчонка с длинными рыжими волосами, блестящими, как в рекламном ролике чудо-шампуня.

– Да зачем в «скорую»? Я сам на машине. Буду в травмопункте раньше любой «скорой». Мне бы его побыстрее до машины довести. Она там, за сквером.

– Мальчики, давайте, – распорядилась рыжеволосая. – Оставляйте торбы, мы вас здесь подождем.

Ребята безропотно подчинились, подхватили Четвертого с двух сторон, отстранив Сергея, продолжавшего держать «дипломат».

– Ой, это же, кажется, с истфака, – сказала вторая девушка, вглядываясь в перепачканное лицо Четвертого. – Препод с истфака, да?

– повернулась она к Сергею.

– С истфака, – подтвердил Сергей. – Только вы уж там, пожалуйста, никому…

– Мы ж не дятлы, не стучим, – обиженно сказал один из парней. – Ну, вперед, помчались. Может, у него череп треснул.

Они довольно быстро повели пошатывающегося Четвертого в сторону скверика, и Сергей последовал за ними.

Всю стометровку до автомобиля он оглядывался, но их никто не преследовал. Только девушки, поставив пакеты на снег, стояли у крыльца, и рыжеволосая казалась издалека этаким горящим факелом, символическим факелом знаний, средоточие которых являл университет. Здоровяку, судя по всему, досталось основательно.

«Ничего, тебе, гаду, за риск деньги платят, – со злостью подумал Сергей. – Работа у тебя такая…»

Лондар явно был не из бедных. Или же… – Сергей даже замедлил шаг, – или же Гость ошибся, и служителям Тартоса удалось «внедрить» не одного, а двух лондаров. Тот, что отдыхал у бочки – тоже мог быть атлантом. Тем самым, пропавшим, восьмым и последним из переброшенных для проведения Ритуала. И тоже заэкранированным – потому-то его и невозможно было отыскать…

Ребята усадили Четвертого в машину. Сергей бросил «дипломат» на заднее сиденье, протянул им деньги:

– Спасибо, хлопцы, за помощь. Это вам на пиво – с подружками посидеть.

– На пиво так на пиво, – деловито сказал один, принимая деньги. – Хотя мы и за так могли.

– Падайте еще на здоровье, мы дотащим, – с улыбкой добавил другой. – Шутка, конечно.

– Ну, шутки я еще понимаю, – Сергей сел за руль. – Если что, буду искать вас.

– Ага! Двадцать первая группа, экономический.

Бросив последний взгляд на пустынный сквер, Сергей сдал назад – экскаватор уже угомонился, но работяги по-прежнему бродили по-над ямой – и, развернувшись, поехал к ближайшей аптеке. Четвертый сидел тихо, прикрыв глаза, и, казалось, дремал. Буквально через квартал Сергей обнаружил аптечный киоск и, остановив машину, направился за нашатырем.

Засовывая пузырек в карман, он повернулся к своему «жигулю» и увидел, что передняя дверца приоткрыта, а Четвертый довольно быстро удаляется по тротуару, вновь держа в руке «дипломат». Сергей немедленно устремился за ним, по пути захлопнув дверцу автомобиля. Он понимал, что хватать Четвертого за руку нельзя – тот явно начнет шуметь, привлекая внимание прохожих, потому что, несомненно, считает, что именно он, Сергей, жахнул его по затылку и теперь куда-то увозит. Действовать нужно было с толком, учитывая психологическое состояние потерпевшего.

– Послушайте, – негромко сказал Сергей, догнав Четвертого, – во-первых, у меня ваши очки…

Четвертый вздрогнул и, не оборачиваясь, устремился к гастроному, где было довольно людно.

– Во-вторых, – торопливо продолжал Сергей, – по башке бил вас не я. Зато я вырубил того, кто вас ударил. Я вас спасал, потому что вы – наш. Мне тоже снились всякие странные сны – словно о другом мире. Знаете, что это за мир? Вы же историк, да? Это затонувшая Атлантида.

Сергей даже не ожидал, что так быстро добьется желаемого результата. Четвертый резко остановился и, близоруко прищурившись, уставился на Сергея.

– Атлантида? – отрывисто переспросил он. – Вы так думаете?

– Я не думаю, я знаю, – твердо ответил Сергей. – Мне сообщили достаточно много сведений.

– Стены Посейдониса… из красного, белого… и черного камня, – пробормотал Четвертый. – Камень они добывали в недрах срединного острова, и в недрах земляных колец. А стены из меди… из олова… а стену акрополя покрыли орихалком, испускавшим огнистое блистание… Да, да… Ты прав, старик Платон… Как же я… – Он подался к Сергею. – Кто вы? Кто сообщил вам сведения, какие?

– О, это долгий разговор, – с облегчением сказал Сергей. – Знаете, давайте вернемся в машину, и я обрисую вам все в общих чертах. Я, собственно, и остановился-то, чтобы нашатыря для вас купить – в чувство привести, а вы уже и так оклемались.

– Атлантида… – задумчиво протянул Четвертый. – Значит, не только у меня весь этот полубред – у вас тоже?

– И не только у меня, – заверил его Сергей.

– Но зачем же по голове-то бить? Кто это был?

– Давайте поговорим в машине, – вновь предложил Сергей. – Во-первых, здесь нас могут заметить и вновь попытаться дать по голове – и мне, и вам… – Четвертый при этих словах нервно дернулся и начал озираться,

– …а во-вторых, у вас лицо, как у трубочиста, люди оборачиваются. А в машине есть зеркальце.

– Так идемте же, – Четвертый зашагал к машине. – Господи, а я уже к психотерапевту собрался…

– У меня тоже была такая мысль, – сказал Сергей. – Но мы с вами не психи. Мы далеко-о не психи, даже наоборот. Вот, держите очки.

В машине Сергей убедил Четвертого в необходимости понюхать нашатырь – для «просветления мозгов». Потом Четвертый вытер носовым платком лицо, почистил рукавом шапку и приготовился слушать.

– Только сначала давайте сделаем две вещи, – предложил Сергей. – Я научу вас экранироваться и мы отсюда уедем. Покатаемся немного, потом остановимся в каком-нибудь закоулке, и я вам все расскажу.

Четвертый не стал возражать и задавать вопросы. Видимо, удар по голове оказался для него весомым аргументом – он понимал, что дело серьезное.

С экранированием никаких проблем не возникло. Выслушав Сергея, Четвертый, морщась и потирая голову, сказал:

– Ну, это же элементарно, для первоклассников. Я подобные дела уже давненько практикую.

Покружив по центральным улицам, Сергей припарковался в переулке возле банка «Аваль» – здесь, в ряду других автомобилей, «жигуль» не бросался в глаза.

– Одну минуту, – сказал он Четвертому и вошел в контакт с Большевиком.

«Все нормально. Четвертый со мной. Сейчас введу его в курс дела – и в гостиницу».

«Отлично, – отозвался Юра. – Ждем».

Внезапно раздался приглушенный писк мобильника и Сергей протянул руку к «бардачку», но тут же понял, что сигнал идет не оттуда, а из кармана его собственной куртки. Несколько секунд он соображал, откуда в его кармане могла появиться трубка – мобильников-то у него отродясь не бывало! – а потом сообразил и внутренне напрягся.

– По-моему, это звонит наш недоброжелатель, – сказал он Четвертому, вынимая из куртки мобильник, который он подобрал на стройке. – Это он тебе подлянку организовал. – Они с Четвертым были уже на «ты», то есть не с «Четвертым», а с Димой, Дмитрием Александровичем Вергуном, ассистентом кафедры всеобщей истории, историком-аналитиком, специалистом по сравнительному анализу древних культур.

Дима перестал потирать затылок, нервно поправил очки и придвинулся к Сергею, рассчитывая, что ему тоже будет слышно.

– Да? – сказал Сергей в трубку.

– Почему не звонишь? – раздался в ответ довольно резкий голос. – Он что, до сих пор не выходил? Он не проявляется, я его не вижу.

Теперь Сергей не сомневался, что это голос Лондара. Лондар думал, что разговаривает со своим подручным.

«Сейчас я тебя немножко разочарую», – злорадно подумал Сергей и, подмигнув Диме, ответил в трубку:

– Не видишь и не увидишь, казачок ты наш засланный. Рученьки у тебя коротки и помощнички неуклюжи. Понял?

Лондар молчал очень недолго.

– Кто это? – его тон изменился и говорил он теперь тише, хотя голос продолжал оставаться резким. – Сергей?

– Да, – Сергей кивнул, покосившись на Диму и отметив про себя осведомленность Лондара.

– Сергей, нам нужно встретиться и поговорить. Ты не понимаешь…

– Все я понимаю, – прервал его Сергей. – Встретиться – как же! Встречи с тобой и твоими подручными опасны для здоровья, хуже сигарет. И учти, дорогой: я в милицию уже заявил, и приметы твои расписал – так что побегай теперь от ментов вместо того, чтобы за нами охотиться. На тебе же убийство висит!

– Подожди, Сергей! – быстро сказал Лондар. – Давай встретимся, я тебе всё…

– Читал в детстве «Золотой ключик»? – вновь прервал его Сергей. – Помнишь фразочку: «Ищи дурака!»? Так что ищи. И про ментов имей в виду. Бай-бай, Казачок!

Сергей вышел из машины, шагнул к дороге и, дождавшись, забросил мобильный телефон в кузов проехавшего мимо грузовика.

«А ведь тот, на стройке, это не восьмой, – сообразил он, возвращаясь к автомобилю. – Ему бы телефон был не нужен, они с Лондаром и так могли бы включаться…»

Он вновь сел на место водителя. Дима молча смотрел на него.

– Болит? – спросил Сергей.

– Да не то, чтобы… Хотя, конечно, побаливает.

– Если что – покажем врачу. Признаки сотрясения мозга знаешь?

– В общих чертах. Головная боль, тошнота… Но тошноты нет.

– Значит, если что – сразу говори. Как это он тебя? Я ведь совсем чуть-чуть не успел.

Дима опять потер голову.

– Вышел из корпуса, иду себе к остановке, никого не трогаю, – Дима усмехнулся, – починяю примус… Вдруг он откуда-то сбоку, с нашего долгостроя, парень этот. Помоги, говорит, браток, у меня там багаж застрял. Ну, я и купился. На нем же не написано, что бандит. Я и не сообразил, какой багаж, где застрял? Пошел за ним, он говорит: вон там, внизу, видишь? Я туда шагнул – ну, и дальше – тишина… Дальнейшее – молчание…

– Дали Гамлету по черепу, – хмыкнул Сергей. – Даже не по Иорикову, а по его, Гамлета, собственному. Считай, легко отделался. Сейчас к нашим поедем – увидишь ногу переломанную. И меня только чудом не поломали. А еще один – уже на кладбище…

– Это все он, с которым ты сейчас?.. – Дима вновь нервно поправил очки. – Банда какая-то? «Казачок засланный» – это откуда? Что-то знакомое…

– Был такой старый детский боевик. «Неуловимые мстители».

– А! Вспомнил! – встрепенулся Дима. – «Куда вы Саню моего дели?»

– Вот-вот. Только не Саню, а Гриню.

– Что это за Казачок? И как все это связано с Атлантидой и с моими… картинками?

Сергей с силой провел ладонью по лицу, словно стараясь стереть обилие впечатлений этого дня. Искоса взглянул на замершего в ожидании ответа Диму:

– У тебя вообще-то как, нервы крепкие? Понимаешь, информации много, и она… м-м… не совсем обычная.

– Например? – слегка хрипловатым голосов спросил Дима; лицо его чуть побледнело.

– Ну, о себе узнаешь кое-что такое, о чем никогда бы не подумал… Что и не снилось вашим мудрецам.

– Что бы я ни узнал, – ответил Дима после паузы, – это лучше, чем считать себя не совсем психически нормальным. То есть если ты объяснишь мне причину моих… видений – это будет для меня большущим облегчением. Какая бы она ни была, эта причина. А если ты еще объяснишь, почему я чувствую себя марионеткой, и подскажешь, как от этого избавиться… Хотя теперь я понимаю – дело вот в этом, в Казачке. Дистанционное управление психикой или что-то в этом роде. Я ведь довольно плотно йогой занимался, вообще психотренингом. Релаксация, энергетическая подпитка, защита, все такое… Мне ведь все эти дни совсем невмоготу – только я сопротивлялся, как мог, защищался. До изнеможения. Чувствую – словно кто-то направляет, тянет куда-то… Ну, я блоки повыставляю, закроюсь, войду в противофазу – вроде отпускает. А потом опять. А сны так вообще неуправляемые. И так

– каждый день. Сил уже нет, жене сказал, она: к психотерапевту немедленно! Она у меня тоже кое-что соображает в этих делах, продвинутая, – Дима слабо улыбнулся. – Но если это надолго? Если серьезное лечение? Как же мои студиозусы без меня? И статью срочно надо на конкурс… – Дима протяжно вздохнул.

«Вот почему мы никак не могли его засечь, – подумал Сергей. – Он каждый день стены каменные возводил, отгораживался… Специалист, однако…»

– А сегодня с утра чувствую – конец! – продолжал Дима. – Ирка кричит: к психотерапевту, бегом! Ну, а я на медитацию, по полной программе – отпустило. А на работе вновь накатило. Вот тогда и решил: поддамся, пойду, куда тянет, поплыву по течению. Посмотрю. А там решу, что дальше делать… И была еще у меня такая мысль: это я перетрудился, укатали сивку крутые горки. Доанализировал до ручки. Ведь связь-то явная прослеживается. Тут, в видениях, не Фрейд и не Юнг – тут совсем другое маячит. Теперь-то я понимаю – Казачок этот что-то наводит. Но почему на меня? Что во мне такого необычного? Из-за йоги, что ли? Да таких тысячи. Ритуал? Да я же бесполезен для Ритуала, неужели он не понимает?

Сергей удивленно посмотрел на Диму:

– Так ты знаешь о Ритуале?

– Скажем так: имею какое-то представление. Подозреваю, что весьма фрагментарное. Тут-то как раз ничего оригинального. Возьмем известный трансгималайский эзотеризм – ту самую арио-архатскую систему. Все понятно: произнести слово, значит вызвать мысль и как бы овеществить ее. У каждого звука, созвучия свое значение. Подбирай соответствующую комбинацию – и получишь магическое воздействие. Да, конечно, мысль изреченная есть ложь, это понятно, но в данном случае изреченное слово силу имеет немалую. Но! – Дима поднял палец. – При условии, что исполнитель уверен в правильности и необходимости своих действий. А в моем случае это далеко не так. Отнюдь не так! И Ритуал обречен на неудачу, пешками здесь не обойтись. Здесь каждая фигура должна быть ферзем, иначе смысл теряется. Хотя отказаться от участия в его проведении я, скорее всего, не могу. Даже не зная его конкретного смысла и цели.

– Постой, Дмитрий! – Сергей чувствовал себя немного сбитым с толку. – Значит, ты убежден, что без уверенности в необходимости проведения Ритуала он своей цели не достигнет? Это ты так считаешь, или это система твоя эзотерическая так считает?

– В данное время она видится мне наиболее совершенной. Хотя, конечно же, не единственной.

– Ага, – сказал Сергей. – То есть, это просто твое личное мнение?

– Можно сказать: да, – кивнул Дима. – Но вообще-то я не склонен ничего возводить в абсолют. Мир идей – штука весьма текучая и переменчивая. По-моему, нюанс тут такой: вливаться в формы, но не застывать навеки в этих формах.

– Ага, – еще раз сказал Сергей. – Тут я с тобой совершенно согласен. Застывшие формы нам еще долго икаться будут. В общем, Дмитрий, дело тут такое: никакой Казачок, то бишь Лондар, на тебя никакого психовоздействия не оказывает. Вот физическое воздействие он не прочь оказать, но это у него, друга милого, не получится – надо только не забывать, так сказать, предохраняться: время от времени проверять свою скорлупку, свой колпак. А вот в другом ты прав: ни Фрейд, ни Юнг к твоей Атлантиде действительно никакого отношения не имеют. Психика у тебя тренированная, так что слушай. Я расскажу тебе о Времени и о жрецах Света и Тьмы – так, как я все это запомнил. А потом мы поедем в гостиницу и будет нас теперь три плюс один – четверо! Число необходимое и вполне достаточное.

9 Урок эзотерической истории

Когда они повернули к гостинице «Турист», Сергей уже закончил свой рассказ. Дима выслушал его внешне спокойно, не перебивая и не задавая вопросов. На лице его не отражалось каких-либо особенных эмоций. Он выглядел сосредоточенным и, как показалось Сергею, погрузился в глубокие размышления.

– Ты знаешь, – сказал он уже на автостоянке, – при всей невероятности твоей информации… я, собственно, просто в шоке… и тем не менее у меня словно гора с плеч свалилась. С головой-то, выходит, у меня все в порядке! А это самое главное, со всем остальным, при наличии нормально варящего котелка, можно, при желании, справиться.

Сергей искренне позавидовал ему. День был настолько насыщен событиями, что на длительные раздумья просто не оставалось времени, но он знал, что впереди его ждет не одна бессонная ночь – когда он полностью осознает новые, внезапной лавиной обрушившиеся на него истины.

Не забыв внимательно осмотреться и не заметив ничего подозрительного, Сергей, пропустив вперед задумчивого Диму, вошел в двери гостиницы.

Большевик и Вика были в номере, прокуренном еще пуще, чем накануне. Юра в своем зеленом спортивном костюме лежал на диване, а Вика, подобрав под себя ноги, курила в кресле перед телевизором, на экране которого, как обычно, кто-то в кого-то стрелял и спрашивал напарника: «Ю о`кэй?» Она тоже была в спортивных брюках и сером свитере с высоким, до подбородка, воротом – особой жары в полулюксе не чувствовалось. Сергей невольно отметил, что выглядит она очень привлекательно и внешностью ничуть не уступает белокурой юсовской героине вершащегося на экране теледейства.

– Слава Богу, Серега! – воскликнул Юра, поднимаясь. – Слава Богу! Хуже нет, чем самому ни черта не делать, а только ждать. Ты не представляешь, старик, как это утомляет.

Он, опираясь на трость, подошел к Сергею, ткнул его в плечо кулаком, протянул руку Диме:

– Давай знакомиться, неуловимый. Юрий. Второе имя – Большевик. Не из-за убеждений, а из-за фамилии.

– Вика, – махнула из кресла рукой девушка. – Демократка. Не по фамилии, а по положению в обществе. Представительница правящих кругов. У нас ведь власть народа, демократия, а я из народа. Значит правящая демократка.

– Очень приятно, – слегка озадаченно сказал Дима. – А я Вергун Дмитрий Александрович, то есть Дмитрий. Представитель яйцеголовых, наверное, так.

– «Яйце» – что? – переспросила Вика.

– Ученая элита, – пояснил Большевик. – Называется так потому, что у некоторых яйца вместо головы. Тебя, Дмитрий, в виду не имею. Просто хорошо знаю некоторых.

– А почему у вас дверь не заперта? – спросил Сергей. – А если бы это не мы, а…

– Ой! – сказала Вика. – Это я виновата. Выходила к себе и забыла.

– Спокойно! – Юра поднял руку. – Даже если бы наш приятель сюда и сунулся – получил бы в лоб, – он многозначительно посмотрел на Сергея. – Девять граммов наших инвестиций обеспечат вашу недвижимость. Полную.

– Лондар не один, – сказал Сергей.

Большевик нахмурился:

– Что ни день, то новости… То одно, то другое. Ладно, я обед в номер заказал. Звоню – пусть несут, согласны? За обедом потолкуем. Послушаем твой рассказ, старик, и разъяснения. Особенно насчет атлантов – озадачил, ничего не скажешь! Дима, сбрасывай куртку, располагайся – ты теперь с нами надолго.

– Он сегодня по голове получил, – сообщил Сергей. – По яйцеголовой. Помощник Лондара постарался.

– Та-ак, – протянул Большевик. – И тебя, значит, достал… Врача вызвать?

– Да нет, – сказал Дима. – Вроде нормально.

– Ну, если что – айболита тебе обеспечим, – заверил Юра. – Все, господа, раздевайтесь-умывайтесь, и приступим к обеду с Серегиным отчетом и обменом мнениями. Викуша, готовь посуду под коньяк.

За обедом ораторствовал Сергей. Большевик постоянно задавал вопросы, уточнял, требовал подробностей – и Сергей терпеливо описывал все случившееся с ним за этот день. Вика то и дело отрывалась от своей тарелки и смотрела на Сергея широко открытыми глазами, и взгляд ее был полон испуга и смятения. Дима сосредоточенно жевал, не поднимая головы, но Сергей видел, что слушает он очень внимательно. Юра не ограничился одной порцией коньяка и налил себе еще, а потом еще; Сергей остановился после двух заходов; Вика сделала всего пару маленьких глотков, а Дима и вовсе от спиртного отказался.

Все уже управились с едой, Большевик закурил, а Сергей все продолжал рассказывать. Наконец он замолчал, залпом випил свой чай – и в комнате наступила тишина.

Прошло две-три минуты, прежде чем Большевик, словно очнувшись, медленно произнес:

– Да, старик, грузанул ты нас под самую завязку… Переварить бы все это… вместе с обедом. – Он вновь потянулся было к бутылке, но тут же убрал руку и отрешенно посмотрел на Сергея. – Ты знаешь, а я всегда верил, что там, по ту сторону, что-то есть. Не может не быть. И слава Богу, что так оно и оказалось. Пусть там ему будет легко…

– И я верила, – тихо сказала Вика и обхватила себя руками за плечи. – Но… как-то жутковато… А насчет того, что мы из Атлантиды – просто не могу себе представить. Ну какая Атлантида! Какой-то фантастический сериал, и нас снимают скрытой камерой. Темные жрецы, Светлые жрецы… Вневременье, Перепутье… Не укладывается все это в голове!

– Такое сразу и не уложится, – заметил Большевик. – Давайте попробуем без эмоций. Вопрос стоит так: насколько это может соответствовать действительности и вообще может ли соответствовать?

– Не может, – тут же сказала Вика. – Сказке это соответствует, а не действительности. Разве мы похожи на атлантов?

– А где ты видела атлантов? – парировал Юра.

Дима наконец поднял голову:

– Можно мне сделать кое-какие замечания и комментарии?

– Конечно, старик, – Юра нещадно дымил сигаретой, откинувшись на спинку стула. – Излагай.

– Действительно, с внешним обликом какая-то нестыковка, – вдумчиво начал Дима, поставив локоть на стол и подперев щеку ладонью. – Хотя достоверно, конечно же, ничего не известно. По одним источникам, атланты – высокие, светловолосые, голубоглазые и белокожие. По буддистской литературе – они, в общем, были похожи на современных людей, но имели более длинный язык, сорок зубов, перепонки между пальцев и рост метра три-четыре, а то и все пять. Обнаружено изображение высеченного в камне лица атланта, в Тибете.

– Ну вот, – сказала Вика. – Язык у меня, конечно, длинный, но вот перепонок нет, – она растопырила пальцы с аккуратно покрытыми бледным лаком ногтями.

– И я ростом не дотягиваю, – согласился Юра.

– Но по сути, все, что рассказал Сергей со слов Гостя, вполне правдоподобно, – продолжал Дима. – Вернее, допустимо и из истории известно. Давайте пока оставим вопрос о внешности и разберемся с другими. Попутно спрошу, – Дима посмотрел на Сергея, – ты слышал что-нибудь об искусстве прозрачности?

– Н-нет, – пожал плечами Сергей. – Ты имеешь в виду, там, на кладбище?..

– Да. Та подсказка. Искусство прозрачности – один из элементов эзотерических учений. Это ведь не вы ему подсказывали? – Дима обвел взглядом Большевика и Вику.

– Я бы и рад подсказать, да не знаю такого, – отозвался Большевик. – Только сейчас и узнал.

– И я, – сказала Вика.

– Тогда кто же?

– Гость? – неуверенно предположил Сергей. – Больше некому. Значит, сумел прорваться.

– Выходит, Гость, – сказал Дима. – Впрочем, до него мы еще дойдем. Сейчас о соответствии и правдоподобии, исходя из наших знаний. Начнем с пяти человеческих рас. Истории как науке об этом ничего неизвестно, а вот в эзотерике такое понятие действительно есть: жители Гондваны – первая раса, затем идут гиперборейцы. Кстати, в легендах утверждается, что это космические пришельцы. Они колонизировали приполярную область – у Северного полюса, – там климат был похож на климат их планеты, и стали родоначальниками земной белой расы. Но, повторяю, это только легенды, и вообще в ээотерике подчас очень сложно отличить истину от вымысла. Впрочем, с историей дела сплошь и рядом обстоят не лучше. Ведь не зря же говорится: «история пишется победителями».

– Это как? – не понял Большевик.

– А вот так. Пришедший к власти представляет своих врагов и себя в выгодном ему свете, выпячивает или и вовсе искажает одни факты, уничтожает память о других. Строго говоря, история и не наука даже, а этакое хамелеонное собрание всяких сведений, сегодня одних, а завтра других, подчас прямо противоположных. Сейчас существует целое направление – «новая хронология истории», и там довольно убедительно доказывается, что древние цивилизации, о которых мы имеем исторические, а не эзотерические сведения, начинают складываться не в четвертом тысячелетии до нашей эры, как считается, а на пятьдесят веков позже! Да что там – еще в шестнадцатом веке высказывалось мнение, что вся древняя история – это сочинение средних веков. Выдумки! Фальсификация! А ты думаешь, летописи по сто раз не переписывались? Евангелия не переделывались? Вот, кстати, еще один интересный вопрос, – глаза у Димы заблестели и он, кажется, совершенно забыл о своей больной голове. – Что было бы, если бы толпа пред Понтием Пилатом потребовала помиловать не Варавву, а Иисуса? Не было бы распятия на Голгофе, исчезновения тела Учителя. Он продолжал бы проповедовать, и у него, конечно, были бы последователи, ученики – но стало бы тогда христианство мировой религией со всеми вытекающими последствиями? Мир был бы не таким, каков он сейчас. Конкретная история – это вереница случайностей. Общая тенденция, возможно, и прокладывает себе дорогу, но исторический фон, антураж, мог бы быть совсем другим. Умер еще в детстве от укуса змеи Александр, тогда еще и не Македонский – и нет великой державы. Отравился грибочками Наполеон – и другой стала карта Европы. Утонул малолетний Володя Ульянов, купаясь в Волге, – и в двадцатом веке демократическая Россия в союзе с Англией и Францией вмиг придушила бы Гитлера, если только он до этого не скончался от гриппа… А если еще возможно и воздействие из будущего на прошлое, то вообще получается песня! Кто знает, может быть история-то каждый лень меняется, только мы этого, естественно, не знаем, потому что тоже меняемся. Вчера мы, возможно, жили в какой-нибудь Великой Славянской Империи – от Сахалина до Адриатики – и были подданными монарха Гавриила Третьего Мудрейшего – а завтра с утра превратимся в свободных граждан свифтовского Бробдингнега. А видеть все эти ежедневные перемены в разных мирах можно только из Вневременья, которое, если я правильно понял из твоего пересказа, – Дима взглянул на Сергея, – ни к какому миру не относится. Возможно такое? Безусловно.

– Эй, яйцеголовый, кончай грузить, – слабым голосом сказал Большевик, оторопело глядя на разошедшегося историка-аналитика. – Так мы до утра не разберемся. Мы ж все-таки не твои студенты, старик.

– Ты же сам спросил, – пожал плечами Дима.

– Да я уже и не помню, о чем спрашивал. Ты же про расы начал говорить. Про инопланетян-гиперборейцев.

– Значит, Гость может оказаться инопланетянином? – спросил Сергей. – С этого Малдека-Фаэтона?

Дима опять пожал плечами:

– Легенда может основываться на каких-то реальных событиях, а может и оказаться чьей-то выдумкой. Или искаженным восприятием действительности, как Библия. Как бы воспринял какой-нибудь древний грек старт космического корабля? Как вознесение бога. А как мы воспримем вознесение бога? Как старт «шаттла». Ззотерика оперирует данными, которые мы проверить не в состоянии – это ведь тайное знание, предназначенное только для посвященных, оно передавалось из поколения в поколение, веками, и, по-моему, искажения тут просто неизбежны. Что-то отсеивается, что-то домысливается… Что такое Малдек-Фаэтон? Что мы о нем знаем? Есть греческий миф о сорванце Фаэтоне, не справившемся с солнечной колесницей, есть предание о взорвавшейся планете Малдек; все, что от нее осталось – это Пояс астероидов между орбитами Марса и Юпитера. Фактов – ноль, но предание есть. Как оно возникло – на пустом месте? Как ты считаешь?

Теперь уже пожал плечами Сергей. Большевик задумчиво плеснул себе еще коньяку. Вика зачарованно слушала, засунув скрещенные руки под мышки.

– Вообще-то Гость говорил, что Малдек был уничтожен кометой, – сказал Сергей.

– Может быть и так, – согласился Дима. – Он-то знает об этом гораздо больше нас.

– Нас! – фыркнул Юра. – Я так вообще об этом ничего не знаю. Знаю только, что «Фаэтон» – это бар такой есть за Первомайским кладбищем.

– Я имею в виду нас в общем – человечество, – пояснил Дима. – Теперь о лемурийцах. Опять же все сведения – из эзотерики, никаких материальных следов нет. Во всяком случае, до сих пор не обнаружено, хотя разные сенсационные сообщения и появлялись еще лет десять назад. Лемурией этот континент называют нынешние народы региона Индийского океана, а в Тихоокеанском регионе у него другое название – Му.

– Муму, – сказал Юра и сделал маленький глоток.

– Сам ты, братец, Муму, – сверкнул на него глаэами Дима. – Я ведь могу и не рассказывать.

– Да брось, старик, – махнул рукой Юра. – Это я шучу так. Не обращай внимания.

– Ох, попался бы ты мне на экзамене, я бы тебя точно утопил, как Муму, – зловеще посулил Дима. – Так вот, Лемурия. Ее первые народы – это, по преданию, гиганты-гермафродиты под четыре метра ростом. Потом, за миллионы лет, они эволюционировали в мужчин и женщин, стали в полтора раза ниже ростом. Обликом походили на индейцев, но с голубоватой кожей. Лоб выпуклый, на нем шишка наподобие грецкого ореха – это свидетельство высокоразвитой психической силы. Цивилизацию сгубило чрезмерное увлечение оккультизмом – вспыхнула война между черными и белыми магами, с применением какого-то разрушительного оружия, и они сами себя уничтожили, а впридачу и весь континент – он раскололся и затонул.

– Черные и белые, затонувший континент – это очень похоже на Атлантиду, – заметил Сергей.

– Несомненно. Возможно, предания смешивают Лемурию и Атлантиду. Но, опять же, по преданиям, Атлантида тогда только-только возникла из океана, и часть лемурийцев во главе с Ману, или Божественным проводником, добралась до нее, а другие расселились в Америке, Индии и Китае. Атланты же пошли тем же порочным путем лемурийцев. Черная магия, кровавые жертвоприношения, борьба светлых и темных сил. И – гибель в результате какого-то катаклизма: то ли землетрясения, то ли извержения подводных вулканов, то ли столкновения с астероидом. Гость говорил тебе о падении осколка кометы – по-моему, нет оснований ему не верить. Во всяком случае, такое предположение имеет не меньшее право на существование, чем другие. Опять же о роли случайности в истории: пролети этот осколок мимо Земли, на какую-нибудь сотню километров дальше – и Атлантида бы не погибла. Впрочем, как бы там ни было, а восточные колонии атлантов в Северной Африке уцелели. Сфинкс остался в Египте именно от атлантов, он гораздо старше пирамид. Но, потеряв свою родину, атланты исчезли как раса, выродились, смешались с другими народами. Кстати, попутно отмечу, что и сама раса атлантов включала в себя целый ряд народов. По преданиям, перед катастрофой – возможно, именно она под названием «потоп» описана в Библии, – так вот, перед катастрофой господствующее положение в Атлантиде занял народ тольтеков; его западные колонии находились в Центральной и Южной Америке. И там при участии спасшихся из Атлантиды тольтеков позже возникнут империи майя, инков и ацтеков. Я это специально отмечаю, – Дима поднял палец, – потому что о майя речь впереди и там мы уже будем иметь дело не только с эзотерикой, но и с реальными историческими фактами. Между прочим, ацтеки считали себя выходцами из страны Ацтлан, отсюда и их название. Ацтлан – это и есть Атлантида.

– Но ведь на самом-то деле – Атталадита, – сказал Сергей. – Разве у тебя такого не было?

– Именно такого – нет. Но я же сказал, атлантическая раса – это несколько народов, и у каждого – свой язык. Как русский скажет? Ровно. А украинец – Ривне.

– Харьков – Харкив, – подхватила Вика. – Кто на Харкив? Я нахаркал! Детский такой анекдот.

– Ну, это хоть похоже, – заметил Юра. – А Вена, столица австрийская, как по-украински будет? Видень! А Венгрия и вообще – Угорщина…

– Ну вот, – сказал Дима. – Атталадита, Ацтлан – это все о ней, об Атлантиде. Пойдем дальше по рассказу Гостя в изложении Сергея. Проявление Вселенной. Подобные воззрения, опять же, известны в эзотерике. И в мифологии тоже. Выделение первоточки, знака, преодоление сопротивления «беззначности». Та же самая идея лежит в основе космогонических представлений самых разных древних народов. Взять хотя бы японский миф о первых богах Идзанаки и Идзанами или аккадскую поэму «Энума элиш»… А ведь все это – отголоски еще более древних воззрений, возможно, идущих со времен Атлантиды или и того раньше. А вообще, космогоническая схема, которую тебе предложил Гость, – Дима посмотрел на Сергея, – практически полностью совпадает с учением Натана из Газы – был такой еврейский каббалист в семнадцатом веке. Создание мира из «Эн-Соф». Это такое понятие – буквально: «без конца», – обозначающее божество в его наиболее сккрытом и недоступном аспекте самобытия.

– Да, да, – пробормотал Сергей, потирая лоб. – Что-то такое Гость говорил… Только не «Эн-Соф», а «Эун-Соаф», кажется… Он и другие какие-то термины употреблял, только я кроме Аэнно ничего не запомнил. И еще Орх-Онти – Перепутье. Ну, и жрецы Аатона и Тартоса…

– А у древних египтян бог солнца – Атон, солнечный диск, – сказал Дима. – И название Тартар тебе ведь о чем-то говорит?

– Ну да, подземное царство.

– Тартарары, – вставил расслабленным голосом Большевик.

– Именно, – кивнул Дима. – Нижняя часть преисподней. А до Натана из Газы жил еще один еврейский каббалист, Рабби Ицхак Ашкенази Лурия. Он писал, что акт творения становится возможным посредством ухода Бога в Самого Себя. Бог как бы сокращается в Самом Себе и делает возможным существование чего-то, что не есть «Зн-Соф». Это акт «жимжум».

– И опять что-то похожее было, – встрепенулся Сергей. – И еще он о Добре и Зле говорил… В основе Вселенной лежит Добро, но изначально в ней присутствуют и семена Зла.

– Да, по учению Натана из Газы, корень Зла – в самом «Эн-Соф», в той его составляющей, которая пытается воспрепятствовать зарождению форм света, содержащего мысль. Но эта составляющая является злой не по своей природе, а просто желает, чтобы вне «Эн-Соф» ничего больше не существовало. То есть Зло – это как бы следствие взаимоотношений двух аспектов Света самого «Эн-Соф».

– Старик, а нельзя попроще? – взмолился Большевик. – Хрен с ним, с этим «Эн-Софом», это все голая теория. Понятно, что Гость ничего из пальца не высасывает, да и зачем бы ему выдумывать? Ясно, что он помогает. Я с Серегой согласен: Гость заинтересован в спасении Атлантиды, потому что ударная волна дойдет и до его Гипербореи. Кстати, а с ней-то что случилось?

– Гость говорил о битвах гиперборейцев с лемурийцами, – вспомнил Сергей. – Из-за этого наступил ледниковый период, но не везде, то есть не во всех ветвях Аэнно.

Дима кивнул:

– Да, согласно эзотерической истории, был какой-то колоссальный катаклизм, и Гиперборея оледенела, жить там стало невозможно. В легендах говорится, что Солнце изменило свой путь, а комета или упавшая Луна – у Земли в разные периоды якобы были разные луны – сместила земную ось. Из преданий майя и индусов можно предположить, что, действительно, разразилась война между магами Гипербореи и Лемурии, вызвавшая изменение климата. Так или иначе, а Гость вполне может быть заинтересован в изменении судьбы Гипербореи.

– Он ведь тоже какой-нибудь маг, – вдруг заявила Вика. – Я имею в виду, не из простых, не «челнок» какой-нибудь.

– Да уж наверное не «челнок», – усмехнулся Дима. – Вряд ли простые тамошние «челноки», если они там были, умели выходить в Аэнно. Это прерогатива узкого круга посвященных. Если уж мы заговорили о Госте, то вот вам еще кое-какие сведения – это ведь все моя тематика, я на ней целую свору собак съел.

– И куда смотрит общество защиты животных? – хохотнул Юра. – Собакоед!

– Да, можно сказать, «кинофаг», – согласился Дима. – Так вот, попадались мне в разной литературе кое-какие сведения, которые в общем можно охарактеризовать – да так их и называют – как миф о… – он сделал небольшую паузу и закончил: – …о Госте.

– Вот так! – сказал Большевик.

– Этот Гость регулярно появляется то тут, то там на протяжении по крайней мере десяти веков. И, следовательно, не зависит от Времени. По описаниям, это вполне обычный человек, он мало говорит и больше слушает. Кое-где во время семейных праздников ему даже оставляют место за столом! Это место называют «место пророка Илии». Предполагают, что это некий человек, владеющий тайной Времени. Вполне вероятно, что это и есть тот самый Гость, с которым ты, Сергей, общался. Я не имею в виду Агасфера или графа Калиостро, я говорю именно о Госте.

– А зачем ему бродить во Времени, если у него есть вполне конкретная цель, – возразил Сергей.

Дима развел руками:

– Это вопрос не ко мне, а к Гостю.

– Точнее, еще один из вопросов, – заметил Сергей. – Только где его искать?

– Так он же тебя предупредил, что сам объявится, – сказал Большевик, закуривая новую сигарету.

– Если у него получится, – ответил Сергей и вдруг хлопнул себя по лбу. – Он же мне говорил! Говорил, что обречен скитаться по Вневременью.

– Ну вот, – сказал Дима. – Вот тебе и ответ. Обречен скитаться, иногда все-таки появляясь во Времени. Другое дело, почему обречен?

– Да, это уже отдельный вопрос, – задумчиво покивал Сергей. – Тут фактов никаких нет… Кстати, о фактах. Насчет майя и ацтеков. – Он повернулся к Диме. – Ты говорил о реальных исторических фактах…

– Сейчас будут и факты, – заверил Дима. – Но начну опять-таки с преданий. Это предания народов Центральной Америке о белом боге Кецалькоатле или Виракоче, как его называли инки.

– О! Такого и я знаю, – оживился Юра. – Кецалькоатль – крылатый змей.

– Да, – подтвердил Дима. – Или «пернатый змей». Или «покрытая перьями змея». Иногда еще произносят: Кетцалькоатль – но это сути дела не меняет. Так вот, зто бог или человек, пришедший откуда-то с севера и принесший в Мексику цивилизацию – так говорят мифы. В преданиях тольтеков он описан как длинноволосый, светлокожий и румяный, в длинной одежде из черного полотна с глубоким вырезом на шее и короткими рукавами. В преданиях майя говорится, что он разрушил первую цивилизацию майя и создал другую. Через какое-то время он, якобы, решил уйти. Попрощался с народом и уплыл на плоту из змеев на восток, к некой земле Тлапаллан. Есть основание предполагать, что Кецалькоатль пришел из Атлантиды, хотя, по другой версии, он – космический пришелец. Другие индейцы – ольмеки – тоже утверждают, что они выходцы с большого восточного острова Ацтлан. Вспоминаете ацтеков с их страной Ацтлан? В общем это все – несомненные отголоски Атлантиды. Говорить на эту тему можно, в принципе, почти бесконечно, тут огромнейший массив информации – я только по самым верхам прошелся. Но ограничусь минимумом, поскольку у нас все-таки не лекция и Юрий может взбунтоваться.

– Вот именно, – сказал Большевик. – Конкретно, по нашему вопросу.

– А по нашему вопросу – некоторые сведения о майя. Чисто конспективно. Я ведь не просто так о Кецалькоатле говорил. После того, что я услышал от тебя, Сергей, я абсолютно уверен, что Кецалькоатль – это один из Светлых жрецов Аатона. Он принес с собой тайные знания, и майя ими воспользовались – не все, естественно, а только посвященные. Сохранились и частично расшифрованы древние манускрипты майя, записаны кое-какие сведения из их священных книг – Шилам Балам. Там есть много интересного, но самый главный манускрипт майя, в котором говорилось, – Дима вновь многозначительно поднял палец, – о тайнах Времени, был приговорен к сожжению на костре монахом-францисканцем Диего де Ланда. И его сожгли в Мехико где-то в середине шестнадцатого века, если я не ошибаюсь. Есть еще обрывки манускриптов майя в Германии, Испании и во Франции, в Париже. А еще имеются совершенно достоверные сведения о том, что около ста лет назад, в начале двадцатого века, на полуострове Юкатан в большом глиняном кувшине нашли еще один, четвертый, манускрипт майя. Но тут какая-то таинственная история: ни копию с него снять не успели, ни даже сфотографировать – некие неизвестные личности выкрали этот манускрипт и опять-таки сожгли.

– Во блин! – Большевик досадливо хлопнул ладонью по столу. – Проворонили!

– Проворонили, – согласился Дима. – Так вот, господа, достоверно нам известно следующее: во-первых, майя не считали Время однородным, то есть, у разных частей Времени, по их воззрениям, разные свойства. Сергею Гость сообщил то же самое. Правильно, Сергей?

Сергей молча кивнул.

– Далее, во-вторых: майя полагали, что у Времени не два вектора, прошлое и будущее, а шесть. Не восемь, не пятнадцать, не тридцать два, а именно шесть. И опять-таки Гость тоже говорил о шести направлениях Аэнно. Затем: они различали Время по цвету и считали, что есть хорошие и плохие цвета.

– Опять в «яблочко», – сказал Сергей.

– Это еще не все, – продолжал Дима. – В текстах майя утверждается, что, изучая Время, можно увидеть не только прошлое и будущее, но и другие четыре направления. В книгах Шилам Балам говорится, что жрецы майя предсказывали как нашествия врагов, так и разные природные катаклизмы. И заметьте, самих этих книг, написанных на языке майя, до сих пор не нашли – это все записанные на испанском устные предания. А сами эти книги, может быть, спрятаны в каком-нибудь затерянном городе

– там же таких городов, в джунглях, тьма-тьмущая; туда и пробраться-то невозможно, есть только фотоснимки со спутников. И наконец, доподлинно известно, что жрецы майя проводили операции на мозге. Своим же коллегам-жрецам. Обнаружены и инструменты для трепанации, и трепанированные черепа. После таких операций можно было выходить во Вневременье и видеть все направления Времени. Или даже перемещаться во Времени. Вообще, люди, попавшие в иную эпоху – это отдельная большая тема, я ее касаться не буду. Тот же Леонардо да Винчи… Или Майкл Скот, Хевисайд… Возможно, они родились в иных краях и в иные эпохи. Я сейчас о другом, – Дима поправил очки и оглядел слушателей. – В ненайденных пока книгах майя могут содержаться гораздо более подробные сведения, может описываться вся технология проникновения во Вневременье. И эти сведения жрецы майя получили от Кецалькоатля или других выходцев из погибшей Атлантиды. То, что Сергею рассказал Гость, подтверждается другими, абсолютно независимыми источниками. Получается, что Гость говорит правду, Гость заинтересован в том, чтобы Ритуал состоялся и Атлантида продолжала существовать. И Гиперборея тоже. А в том, что Ритуал способен воздействовать на нашу реальность и оказать влияние на прошлое, я нисколько не сомневаюсь. Слово – это сила великая, я Сергею уже говорил об арио-архатской системе. А значит, – Дима надавил ладонями на стол, – мы действительно родились когда-то в Атлантиде и были переправлены в будущее. Сюда. В это время. И предназначение у нас солидное: спасти целую человеческую расу и спасти Атлантиду.

– Да-а, – протянул Юра после всеобщего молчания. – Забота у нас простая, забота наша такая… Будем спасать страну родную. Но не знаю, как вы, а я на родину возвращаться не собираюсь, даже если это действительно будет возможно – как Сереге Гость говорил. Привык я уже как-то здесь за четверть века. Обжился, понимаешь.

– А я бы вернулась, – тихо сказала Вика. – Уж больно гнусная у нас жизнь сейчас идет. Чернота сплошная с серо-бурыми вкраплениями…

– Но ведь после проведения Ритуала мир должен измениться, – возразил Сергей.

Дима, навалившись грудью на стол, подался к нему и вкрадчиво спросил:

– А почему ты, собственно, считаешь, что он изменится в лучшую сторону?

Большевик громко крякнул и начал усиленно тереть пальцами набалдашник своего носа.

– Н-ну… – Сергей даже слегка растерялся. – А почему нет?

– Вот тут мы вступаем в область очень зыбких предположений, – сказал Дима, вновь выпрямляясь на стуле. – Мы не можем ничего знать наверняка. Вот ты мне все это рассказал там, в машине, и меня сразу как-то нехорошо насторожила эта изначальная наша запрограммированность. Мы должны – и точка.

– Вот-вот, – вставил Большевик. – Мы с Серегой тоже об этом говорили.

– Заметь, цель в программе не объяснена, – вновь обратился Дима к Сергею, – ее тебе объясняет Гость, некая загадочная личность, преследующая какие-то свои цели, заботящаяся о своих интересах. А они могут оказаться очень далекими от прокладывания путей к процветанию человечества. Может такое быть? Может. Запросто. Получается, что мы – роботы, куклы… стрелы, пущенные в цель, и цель эта – проведение Ритуала. Отклониться мы не можем – мы ведь орудия чужой воли, мы – стрелы…

– Разноцветные стрелы, – вновь подала голос Вика. – Я – синяя, Юра – зеленая…

– Разноцветные-то разноцветные, но летим одинаково, – веско сказал Дима. – Абсолютно одинаково. Прямиком к Ритуалу. С помощью ритуалов вызывают или, по крайней мере, пытаются вызвать какие-то не присущие данной реальности силы. И, как правило, темные, инфернальные. Гость по какой-то причине не может сделать это сам и намерен добиться желаемого результата с нашей помощью. Нашими руками. Например, впустить в мир каких-нибудь демонов из инореальности, дабы обеспечить перевес Зла.

Большевик вскинулся, вытаращил глаза:

– Что-что? Ты это серьезно?

– Я просто предполагаю, – ответил Дима. – Я же специально подчеркнул: мы вступаем в область зыбких предположений, которые невозможно ничем обосновать. Я буду бесконечно рад, если кто-то докажет мне – именно докажет! – что я ошибаюсь. И дай-то Бог, чтобы я ошибался. Это как раз тот случай, когда ошибаться – благо. Но я ведь исхожу из худшего… А если исходить из худшего, из самого худшего – то нам нужно попытаться отказаться от проведения Ритуала… хотя не знаю, совершенно не уверен, возможно ли это. Но хотя бы попытаться…

– Послушай, Дмитрий, – медленно начал Сергей. – Ты исходишь из худшего, так? А почему бы не исходить из лучшего? Гость, как ты полагаешь, намерен впустить в наш мир злых демонов? А почему – не вернуть Христа? Ты говоришь, Гость – загадочная личность, преследующая какие-то свои цели, а проведение Ритуала на руку темным силам. Значит, Гость – представитель темных сил. А кто же тогда Лондар? Выходит, представитель Света? Несущий свет и добро костолом и убийца! Так? Живая иллюстрация тезиса насчет того, что добро должно быть с кулаками?

– Я не знаю, – отделяя одно слово от другого, сказал Дима. – Может быть, я не прав. А может быть – прав на все сто процентов. Доказать тут ничего нельзя – мы не располагаем необходимой информацией.

– Вот ты говоришь: запрограммированность, марионеточность, – не унимался Сергей. – А ты попробуй поставить себя на место жрецов Аатона. Будь ты жрецом Аатона, как бы ты поступил?

– Заложил бы в программу информацию о цели действий, которые необходимо предпринять.

– Э-э, нет, – Сергей поводил пальцем из стороны в сторону. – Так поступил бы ты, – он сделал ударение на «ты», – Дмитрий Вергун, а не доисторический жрец. Психология у них была другая – я ведь тоже кое-чему учился. Нас иногда удивляют поступки древних, потому что мы судим о них с собственной, современной точки зрения. Жрецы Аатона готовили из нас ис-пол-ни-те-лей – и ничего более!

Дима некоторое время молчал, сосредоточенно хмуря брови. Затем поднял глаза на Сергея:

– Может быть, где-то ты и прав. Психологический фактор, действительно, необходимо учитывать. В разные времена – разные воззрения и подходы… Но почему же тогда Гость – тоже человек далекого прошлого – считает необходимым разъяснить нам цель Ритуала?

– Ты же сам только что сказал: разные времена – разные подходы. Гость ведь – не современник атлантов…

– Ладно, пусть будет так, – Дима опять надавил ладонями на столешницу. – Доказательств-то у нас все равно нет, а есть только эмоции и сугубо субъективные впечатления…

– И дискуссия наша в данном случае абсолютна бесполезна, – вмешался Большевик, – потому что отказаться от Ритуала мы не сможем, согласны? А посему предлагаю перейти к обсуждению наших конкретным действий. Между прочим, я знаю одно удобное местечко – и дубовая рощица там есть, и речка, и ближайшее село достаточно далеко – километров за пять. Бывал там на рыбалке, годика два назад.

– Эх, мальчики! – вздохнула Вика и мечтательно заложила руки за голову. – А что если я там, в Атлантиде, была дочерью каких-нибудь знатных и богатых людей? Ну, например, потомственных народных депутатов…

10 Уже был виден берег…

Сергей просыпался, и все никак не мог проснуться, вновь и вновь проваливаясь в холодную бездну, из глубины которой, перекатываясь и дробясь, доносился чей-то угрожающий голос. Там, внизу, мелькали какие-то неясные тени, и со всех сторон веял ледяной ветер, проникающий до костей, превращающий сердце в снежный комок, все слабее и слабее трепещущий в холодной окаменевшей груди…

Последним неимоверным усилием Сергей вырвался таки из мерзлых объятий сна и сел на постели, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, чтобы согреться, и все еще ничего не соображая. Так он сидел, постепенно осознавая свое положение в пространстве и времени, слушая раздающиеся в темноте однообразные звуки, и наконец в голове у него окончательно прояснилось. Была ночь, по соседству вновь размеренно похрапывал Большевик, и в комнате было холодно. Сергей приложил ладонь к закрывающей батарею декоративной плите – из проделанных в ней отверстий сочился едва уловимый намек на тепло.

«Балконная дверь!» – сообразил он, шепотом выругался, выбрался из постели и, выставив перед собой руки, медленным шагом начал пробираться в потемках в соседнюю комнату.

Перед тем, как устроится спать на диване в гостиной, Дима настежь распахнул дверь на балкон, занавесив проем шторой, потому что гостиничный номер был донельзя прокурен Большевиком. Ночью изрядно подморозило, и этот холод и разбудил Сергея.

Закрывая балконную дверь, Сергей бросил взгляд наружу и убедился, что в городе безраздельно господствует ночь – в домах лишь кое-где светились вытянувшиеся в столбики окна лестничных клеток, а пустынная улица едва обозначалась – только отдельные ее куски выхватывал из темноты слабый свет редких фонарей.

Он вновь задернул штору, прислушался – Дима, в отличие от Большевика, не храпел – и, обхватив себя руками за плечи, вернулся в комнату. Забрался в постель, подоткнул со всех сторон одеяло, свернулся калачиком, пытаясь согреться. И через некоторое время понял, что заснуть ему почему-то не удается. Что-то крутилось в голове, но никак не давало себя осознать. Сергей был почти уверен в том, что это «что-то» связано с предыдущим прерванным сном, но не мог уловить, в чем же тут дело.

Остаток вчерашнего дня прошел, в общем, спокойно. Было решено, что Большевик и Вита вновь останутся в гостинице («Как в тюрьме!» – пожаловалась девушка), а Сергей с Димой поедут в указанное Юрой место, дабы удостовериться, что там ничего не изменилось со времен Юриной рыбалки – например, не выросли среди дубов коттеджи новых «хозяев жизни».

Потом занялись устройством Димы. Сошлись на том, что домой ему лучше пока не возвращаться – береженого Бог бережет, – и Юра, представившись психотерапевтом, сообщил по телефону Диминой жене, что ее мужу необходимо пройти небольшой курс лечения. С заведующим кафедрой дело уладил сам Дима, попросив заменить две его завтрашние пары и обещав быть на работе в понедельник. Выходило, что для проведения Ритуала у них есть три дня: пятница, суббота и воскресенье.

Затем, все вместе, они попытались отыскать последнего, восьмого, посланника – и вновь эта попытка ничего не дала. Либо восьмой успешно экранировался, либо по какой-то причине уже покинул мир живых…

Вечером Большевик вызвал своего врача и тот явился так быстро, что было понятно: пациент щедро оплачивает медицинское обслуживание. Заодно врач осмотрел и Диму и не обнаружил каких-либо серьезных последствий встречи историка с подручным Казачка-Лондара.

Юра с присущей ему легкостью решил вопрос с поселением Димы в их полулюкс, и все они, вчетвером, устроились у телевизора. Шла какая-то обычная вечерняя мура, Сергей чувствовал себя подавленным – да и каким же еще можно себя почувствовать под грузом всего обрушившегося на совершенно неподготовленную голову за столь короткий срок, – у остальных (он это тоже чувствовал) было аналогичное настроение… Поэтому когда Большевик предложил развеяться и поужинать в гостиничном ресторане, все встретили это предложение если не воодушевленно, то с оживлением.

Однако в ресторане это оживление как-то само собой угасло. В полутемном холодном зале было почти пусто, раздражающе гремела разухабистая музыка и было ясно, что в это «место для увеселения» давно уж заросла народная тропа…

Просидев больше часа и все-таки дождавшись заказанного ужина, они вернулись на седьмой этаж, и Вика ушла к себе, а Сергей, Большевик и Дима еще немного помаялись у телевизора, и Большевик своими сигаретами довел атмосферу полулюкса до состояния смога.

Говорили мало, собственно, не говорили даже, а перебрасывались редкими фразами, не касаясь того дела, которое их всех объединяло. И только уже забравшись в постель, Большевик счел необходимым отдать распоряжение:

– Выезжайте пораньше. Может, завтра со всеми делами и управимся.

– Пораньше – это как, часов в семь? – спросил Сергей.

– Где-то так. Плюс-минус полчаса.

– Боюсь, просплю без будильника. У меня такое ощущение, что я весь день мешки с кирпичами таскал. Пирамиду Хеопса возводил…

– А ты звякни родичам в Тверь, пусть утром позвонят и разбудят, – усмехнувшись, посоветовал Большевик; Сергей ввел его в курс своих дел.

– Ага, щас! – Сергей погасил свет. – Надежный и дешевый будильник.

– А что, знаю я одну крутую бизнес-леди, да ты ее тоже должен знать, она часто по местному телевидению рисуется – директорша фирмы «Интерьер Б». Офис у нее рядом с «Проминвестбанком», на Тимирязева. Знаешь?

– Ну? – Сергей чувствовал, как тяжелеют его веки. – Много их развелось, бизнес-всяких-леди – всех не упомнишь…

– Так слушай, какой прикол – это мне ребята рассказывали. Самый натуральный факт. Поехала она в Арабские Эмираты – там у нее то ли отец, то ли мать работает – и звонит поздно вечером к себе на фирму из этих Эмиратов, охраннику. «Разбуди, – говорит, – завтра утром, в шесть часов, а то у меня здесь будильника нет, а мне, – говорит, – с утра на пляж надо». Из Эмиратов звонит, прикидываешь?

– Угу, – сонно отозвался Сергей.

– Чтобы охранник от нас, отсюда, – в Эмираты позвонил и разбудил ее. Вот это крутизна так крутизна! Из серии «Нарочно не придумаешь». Я бы до такого точно не додумался, хотя тоже крутоват. Вот уж действительно – дешевый будильник! Ближе найти ничего не могла! А знаешь, сколько тянут такие звоночки туда и обратно? Весьма нехило тянут. Но главное – каков, блин, полет мысли! Поэма! Гомер вместе с Пушкиным!

Большевик говорил что-то еще, Сергей слышал его голос, но смысл слов уже не воспринимал. Большевик бубнил и бубнил, и Сергею что-то снилось, и голос стал угрожающим, и мелькали где-то внизу, в ледяной пустоте, неясные тени…

И теперь Сергей ухватил, наконец, то ускользающее, что крутилось в его голове. Он вспомнил те слова, что чудились ему во сне. Тот голос, звучащий в его окутанном сном сознании, убеждал, настойчиво втолковывал, вдалбливал, объяснял, внушал, что ему, Сергею, необходимо отказаться от участия в Ритуале.

Кто это мог быть? Кто воздействовал на него, спящего, рассчитывая на то, что команда, полученная во сне, пересилит тягу к проведению Ритуала?

Лондар?

А кто ж еще? Может быть, защитный колпак во сне исчезает или же становится не таким прочным – и Лондар сумел пробиться, сумел нащупать его, Сергея, сознание, и начал посылать мощные мысленные импульсы, приказывая отказаться от Ритуала. И такие же приказы получают и Большевик, и Дима, и Вика… Но если так – почему Лондар не делал этого предыдущей ночью? Рассчитывал на иные – физические – методы воздействия, а теперь, услышав от него, Сергея, насчет милиции, заосторожничал и взялся за обработку мозгов?

Новая мысль заставила Сергея нервно откинуть одеяло. Если Лондар их засек – он вполне может послать сюда своих подручных! Невзирая на милицию – игра стоила свеч…

Сергей потянулся к шторам, раздвинул их и выглянул в окно. Вход в гостиницу был скрыт от него широким козырьком над дверями, но отрезок улицы перед зданием просматривался более-менее сносно, потому что на козырьке светились буквы, складываясь в слово «Турист». Ни машин, ни людей там не наблюдалось.

«Пусть только сунутся, – подумал Сергей. – Дверь заперта, нас трое, да еще с оружием. Такой шум поднимем! Они ведь не супермены из боевиков…»

Он опять лег, мысленно проверил защиту и, поколебавшись немного, решил разбудить Большевика; тот, возможно, продолжал подвергаться внушению.

– Юра! – негромко позвал Сергей. – Юра, проснись!

Ответом был все тот же ровный негромкий храп. Зато из соседней комнаты донеслось поскрипывание дивана – там заворочался Дима.

Этот скрип натолкнул Сергея на очередную мысль: а что если Лондар здесь ни при чем, а это «работает» именно Дима? Он ведь настроен против проведения Ритуала – вот и пользуется удобным моментом… Или же… – Сергея бросило в дрожь еще от одной мысли – или же Дима сообщник Лондара, посланник Темных! Потому-то его никак и не удавалось обнаружить. А все это рукоприкладство на стройке – просто фарс, инсценировка, рассчитанная на заинтересованного лопуха-наблюдателя и задуманная для успешного внедрения… Но тогда, если уж на то пошло, нет стопроцентной уверенности и в Вике… Не подкарауливал ее Лондар на вокзале, а встречал – так ведь в этом случае получается? Не доверять ни Диме, ни Вике? Предупредить Большевика, чтобы тот был начеку с Викой, а самому в поездке к дубовой рощице быть готовым отразить нападение Димы?.. Или уж заодно и Большевика заподозрить в двуличии? Нет там у него никакого гипса, и нога целехонькая… А еще принять во внимание – чтобы учесть все варианты, – что и сам он, Сергей Соколов, может оказаться из Темных, только пока не знает об этом. И Лондар об этом не знает. Программа включится в последний момент, когда они уже встанут друг напротив друга, образовав крест, – и вот тут-то он, Сергей, им весь кайф и обломает. Атлантиду, видите ли, им подавай! Нетушки, ребята, что упало – то пропало… Навсегда…

Сергей ворочался с боку на бок, и не знал, считать ли все свои рассуждения полнейшим бредом или же принимать их как рабочие гипотезы со всеми вытекающими… Что, собственно, подразумевалось под «всеми вытекающими», он сформулировать не мог, мысли его путались и в конце концов, сам себя сбив с толку и так ничего и не решив, он незаметно уснул, и ему опять стало сниться что-то неопределенное, но теперь уже не холодное и не угрожающее…

Разбудил его громкий голос Большевика:

– Серега, подъем! Елки-палки, уже девятый час!

Сергей вскочил, растолкал Диму, бросился в ванную. Умываясь, он вспомнил свои ночные страхи, и теперь они показались ему необоснованными – возможно, и не было никакого неизвестно чьего постороннего воздействия, а был всего лишь сон.

Тем не менее, когда Дима, собравшись, уже вышел в коридор, Сергей задержался в номере и сказал дымящему с утра сигаретой Большевику:

– Ты с Викой… поосторожнее… Не подпускай близко.

– Не понял, старик! – округлил глаза Юра. – Ты это в каком смысле?

– В прямом. А вдруг она второй «казачок»…

– Какой казачок? – еще больше удивился Большевик. – Может, казачка чернобровая?

– Я в смысле – такая же, как Лондар, – пояснил Сергей. – От Темных жрецов.

Юра насторожился:

– Ты что-то заметил?

– Да нет… На всякий случай, – Сергей все-таки решил не рассказывать про свой то ли сон, то ли не сон.

Юра легонько похлопал его по плечу:

– Старик, да она вчера мне тыщу раз могла голову пивной бутылкой проломить, если бы захотела. Это у тебя уже нервы-стервы.

– А не снилось тебе что-нибудь? – осторожно спросил Сергей.

– А как же, снилось! Людмилка моя снилась. Мы с ней… хм! В общем, гипс снимут – наверстаем! Не дергайся, Серега, нет среди нас никакой вражеской агентуры, я бы это дело сразу почувствовал – у меня по Пифагоровым таблицам три пятерки получаются, девчата наши подсчитывали: сильно развитая интуиция, почти ясновидение.

– To-то ты и в гипсе сейчас со своим ясновидением и Пифагоровыми таблицами, – заметил Сергей.

– И на старуху бывает проруха, сам знаешь…

Позавтракав в гостиничном буфете, Сергей и Дима сели в машину и пустились в путь. Дорогу Большевик объяснил, даже схему нарисовал, хотя и объяснять-то особенно было нечего: двадцать километров по шоссе, до автобусной остановки у санатория, а потом налево – и еще километров семь сквозь поля до речки со смешным названием Тьмака, а там опять налево – и упрешься в этот самый дубняк.

Дима казался задумчивым и погруженным в себя, Сергей к нему особенно не приставал, тоже занятый своими мыслями – а пищи для размышлений было больше чем достаточно, и так они и ехали, думая каждый о своем – возможно, об одном и том же, – под обычную болтовню ди-джеев в радиоприемнике, перемежаемую в меру глупыми песенками. Небо вновь было серым, ночной морозец сменился изморосью и казалось, что длинная и влажная эта горе-зима не кончится никогда, и никогда в этих унылых краях не зазеленеет трава, согретая ласковым солнцем. Не было ласкового солнца – и вот уже который год все тянулись и тянулись неласковые невеселые времена…

Сергей все-таки задал вопрос, который возник у него еще накануне, когда он слушал рассказ Димы о Лемурии, Гиперборее, Кецалькоатле и других историко-эзотерических премудростях, но так и остался невысказанным:

– Вот ты специалист, Дмитрий Саныч, историк-аналитик, да? Сам говоришь, десяток собак на этом съел. А как же ты не догадался, что твои видения – именно об Атлантиде? Ну, ладно, я не мог ничего понять, или Большевик… Но ты-то ведь мог сообразить?

– Очень даже может быть, – отозвался Дима. – Но дело в том, что я не собирался ничего анализировать, отметал с порога, отгораживался, как мог. И думать даже об этом не хотел. Понимаешь, Сергей, я считал, что это у меня просто сдвиг на профессиональной почве. Так что я только глаза закрывал и стены возводил. И довольно успешно.

– Понятно, – кивнул Сергей. – Тогда еще один вопросец. Ты меня вчера своими рассуждениями насчет истории весьма озадачил. Я раньше просто как-то не задумывался… Вся древняя история – выдумки… А чему же нас в школе учили? Древний Египет, Греция, Рим – не было их, что ли, на самом деле? А раскопки? А памятники разные исторические? А то же римское право, которым мне целый семестр голову морочили… Подделка? Так ведь по этой твоей теории получается?

– О, это очень долгий разговор – лучше его сейчас не заводить, – неохотно ответил Дима. – Нет настроения. Я сейчас о другом думаю. А вообще так называемая школа «новая хронология» проанализировала и обработала массу хронологических таблиц и первоисточников и выявила множество дубликатов исторических событий и династий. То есть практически все в них полностью совпадает. Не выдумывалась история, а дублировалась. Например, сравнили новозаветные тексты и династии Древнего Египта и получилось, что история египетских фараонов – это повторение, переписывание истории предков Христа. Или, скажем, взяли династии Римской империи и империи Карла Великого и выяснили, что на графике они зеркально отражаются, одна из династий – как бы призрак другой. И такого полным-полно. То есть, на деле-то это одна династия, а ее разнесли во времени, продублировали, и один, так сказать, экземпляр приписали к прошлому, а другой оставили на своем месте… И Библия в современном виде была закончена лишь в шестнадцатом веке… А, давай пока не будем об этом, у меня сейчас голова совсем другим занята. Меня беспокоит, что мы идем, как овцы на заклание… – Дима махнул рукой и замолчал.

Сергей не стал возражать – спор был бы абсолютно беспредметным. Дима исходил из худшего… но почему всегда нужно исходить именно из худшего?

– А вообще с полной уверенностью ничего утверждать нельзя, – вдруг снова заговорил Дима. – ЧтО было, как было… Знаешь такой стишок шуточный: «Что было, то было, ведь как-нибудь да было – никогда так не было, чтоб никак не было»… Вот если бы присутствовать там, в то время, и все видеть собственными глазами… Деревянного коня под стенами Трои… «И ты, Брут…» Поединок Пересвета с Челубеем, или Темир-мурзой… – Он повернул голову к Сергею. – Если после Ритуала действительно появится возможность вернуться в Атлантиду – интересно было бы вернуться… Ч-черт, Атлантида, праистория! Это же изумительно! Но будешь ли ты помнить о себе, теперешнем, о нынешних временах? Ведь вновь в младенца превратишься, ведь так Гость говорил? А если мир изменится и ты останешься здесь – опять же, будешь ли помнить, что было до Ритуала и как было до Ритуала? Вот ведь вопрос! Боюсь, ничегошеньки мы не вспомним – ни в том, ни в другом случае. Обидно…

– Может быть, Гость знает?

– Для Гостя главное – чтобы Ритуал обязательно состоялся. Ради этого он подтвердит любые предположения, которые нас устраивают.

– Ну почему ты считаешь, что он заведомо плох?

– Не знаю, – Дима вздохнул. – Просто чувствую. Он, может, и не плох, просто у него свои интересы. Я уже об этом говорил, и еще я говорил, что буду счастлив, если заблуждаюсь. Но ты знаешь, Сергей, я не вижу в истории подтверждения известного тезиса Вольтера насчет того, что все к лучшему в этом лучшем из миров. И готов оспорить поговорку: «все что ни делается – к лучшему». Никаких таких особенных высот мы не достигли, и зла сейчас в мире, как минимум, не меньше, чем тысячу лет назад. Идем мы куда-то не туда…

Сергей покосился на Диму, задумчиво глядящего на ныряющее под колеса дорожное полотно:

– А куда нам нужно идти?

– А это никому неведомо, кроме Бога – как сказал Сократ в изложении Платона. Об этом можно говорить и говорить. Слова, слова, слова…

– Все равно предпочитаю быть оптимистом, – заявил Сергей. – Иначе от тоски удавиться можно.

– Что ж, оптимизм – это хорошо, – уныло согласился Дима. – Господь ведь тоже, небось, был оптимистом, когда создавал этот лучший из миров… Хотя, возможно, создание нашего мира было для него наказанием.

Сергей лишь молча покачал головой. Историк-аналитик, судя по всему, в жизни был изрядным занудой. И как его студенты терпели?..

Доехав до автобусной остановки у санатория, они свернули с трассы и, миновав свежепостроенную автозаправочную станцию, направились по обледеневшей грунтовке вдоль заснеженных полей к виднеющемуся в низине селению. Пробежали мимо неказистые домики, летние кухни, сараи и огороды – и вновь потянулись с обеих сторон безжизненные поля. Сергей вдруг представил себе, как бы это выглядело с высоты – одинокая точка «жигуля», ползущая по серо-белым пустынным пространствам, подобным отражению такого же серо-белого неба, готового в любой момент обессиленно обрушиться с высот – и у него почему-то сжалось сердце.

Память не подвела Большевика – координаты он дал точные: очень скоро они выехали к высокому берегу поросшей камышом речушки Тьмаки и, свернув налево, по едва заметным обледеневшим колеям добрались до редкой дубравы. Черные дубы оккупировали пятачок над излучиной, толпясь над обрывом, словно когда-то приковыляли сюда с полей в надежде перебраться на противоположный пологий берег, да так и не решились, и пустили здесь корни, обосновались, казалось, на века, не ведая, что речка год за годом подтачивает грунт, и суждено им когда-нибудь сползти с высот в коварную воду.

Здесь, на берегу, снег был неглубоким; его сдувало с обрыва ветром, и то тут, то там даже виднелись пятачки прошлогодней жухлой травы. Сергей, тем не менее, остановил автомобиль поодаль от дубняка – местность здесь чуть понижалась и «жигуль» на обратном пути мог и не преодолеть подъем; во всяком случае, такую проблему нужно было учитывать и не рисковать без необходимости.

Выйдя из машины, он, продавливая подошвами ботинок громко хрустящий наст, подошел к краю обрыва. Противоположный берег, кое-где поросший редким черным кустарником, переходил в поля, которые, возносясь все выше, у горизонта, казалось, плавно перетекали в бледное небо. Внизу, под обрывом, высовывались из-подо льда гладкие спины прибрежных камней. Падать отсюда было достаточно высоко, и если Дима действовал заодно с Лондаром, ему представлялся очень удобный случай для вывода из строя еще одного противника.

Сергей бросил взгляд на стоящего рядом «яйцеголового». Тот, прищурившись, рассматривал покрытую льдом речку и, похоже, не собирался предпринимать никаких агрессивных действий.

«Америкосы в фильмах в подобных случаях говорят о паранойе, – подумал Сергей, делая все-таки шаг назад. – Димыч явно не тянет на профессора Мориарти, а я на Шерлока Холмса, и драться над обрывом мы, скорее всего, не будем».

Они прошли к деревьям, побродили по усыпанному засохшими скукоженными листьями снегу, и обнаружили пересекающую дубраву неглубокую канаву, промытую дождевыми и талыми водами. Нарушив почти отвесную кромку берега, канава выходила на лежащий ниже уступ – довольно просторную площадку, занесенную тонким слоем снега. Спустившись туда, Сергей с Димой увидели головешки и смерзшиеся черные холмики – следы летних костров. Место было уединенное, уютное, с обеих сторон закрытое каменистыми выступами берега – а сверху возвышались дубы, и летом их листва закрывала небо, давая тень и прохладу, – и тут, вероятно, не раз коротали ночи рыбаки и влюбленные, и наслаждались пейзажем любители природы – если такие не перевелись еще в этих краях.

– Как раз то, что нам надо, – сказал Сергей, устраиваясь на обрубке бревна у каменистой стенки выемки, куда не задувал ветер.

Дима потоптался, утрамбовывая снег, засунул руки в карманы куртки и задумчивым взглядом окинул поля за рекой.

– Ч-черт, сидишь в этом городе, а вокруг-то, оказывается, такая красотища… – Он зажмурился, втянул носом воздух. – Дыши, набирайся праны. Сливайся с биосферой. Кажется, я по-настоящему начинаю понимать Торо…

Сергей привалился спиной к камням, вольно разбросал ноги.

– Кто это – Торо? Йог?

– Нет. Просто был такой мудрый американец. Плюнул на цивилизацию и уединился в лесу на берегу пруда. И написал книгу «Уолден, или Жизнь в лесу».

– Я бы тоже хотел плюнуть на цивилизацию, – пробормотал Сергей. – Только не получается. А вот ей-то как раз плевать на меня… Не нужен цивилизации дипломированный юрист Соколов, даже если он атлант и зовут его Гортран. Хватает у нее юристов. Ты-то как в универ устроился – на кафедре оставили?

– Проректор с моим… – Дима на мгновение запнулся, – …отцом однокурсниками были. Отец ему здорово помог – подсказал, как сынка с иглы снять. Ну и, сам понимаешь: ты мне – я тебе. Очень старый принцип взаимоотношений в социуме. И, между прочим, не самый худший.

– Да-а… – протянул Сергей. – Мой батя тоже там преподавал. На естгеофаке. Тогда еще не универ был, а педин…

– А сейчас что, не преподает?

– Умер в девяносто шестом. Сердце… – Сергей вздохнул. – А я теперь безработный юрист. Правовед. – Он криво усмехнулся: – Который год все строим-недостроим правовое государство, и правоведов теперь навалом. Переизбыток. Кризис перепроизводства. А как ты думаешь, в Атлантиде вакансии такие имеются, юристов?

– Вакансии, может, и имеются, только право… – начал Дима, но тут же осекся и попятился к канаве, потому что воздух перед ним вдруг потемнел и словно бы сгустился, и возникло там какое-то невнятное движение.

– Гость!.. – вскочив с бревна, выдохнул Сергей.

Да, это действительно был Гость, в том же своем черном одеянии. Он как бы парил в воздухе, сантиметрах в двадцати над выемкой, и был подобен призраку, потому что, хотя и был черным, но все-таки просвечивал насквозь и фигура его не имела четких очертаний.

– Вы почти у цели, – сказал Гость. – Будьте предельно внимательны и осторожны. Я не ручаюсь за Лондара – боюсь, он способен переступить грань и пойти на все. Открою вам один из секретов Аэнно: ваши астральные тела – энергетические оболочки – содержат резервные запасы энергии. В критической ситуации вы сможете высвобождать эту энергию и деформировать вокруг себя время – замедлять его. Причем сами под замедление не попадаете. Смотрите на мою ладонь! – Гость поднял руку.

– У меня есть несколько вопросов, – подал голос пришедший в себя Дима. – Не могли бы вы объяснить…

– Нет! – отрезал Гость. – Этот участок может в любое мгновение поменять цвет и я в таком случае больше никогда сюда не попаду. А чтобы сейчас появиться здесь, мне потребовались большие усилия, поверьте. Очень большие усилия. Меня в каждый миг может затянуть обратно… Смотрите на ладонь!

Сергею показалось – или так и случилось на самом деле, – что полупрозрачная ладонь Гостя вдруг засветилась бледным светом. Свечение пошло концентрическими кругами, стянувшимися через несколько секунд в одну ослепительно вспыхнувшую точку, которая внезапно брызнула ему в лицо пучком колючих лучей. Он ощутил сильную резь в глазах, затем, почти сразу же – острую боль, словно между бровей с размаху вогнали ему раскаленную тонкую спицу, – и, сделав шаг назад, согнулся, закрывая руками лицо. Спица тут же исчезла, помрачившееся было сознание мгновенно прояснилось. Перед его мысленным взором парил, медленно вращаясь и чуть покачиваясь, плоский черный диск.

– Предельная концентрация внимания на оронде ведет к замедлению времени, – донесся до него слабеющий голос Гостя. – Но не вызывайте оронду без крайней необходимости, иначе это может привести к состоянию полней… – голос резко оборвался, словно обрезанный ножом.

Сергей открыл глаза, вытер вызванные резью слезы. Некоторое время рассмотреть окружающее не позволяли мириады мельтешащих черных точек, на которые рассыпался загадочный диск-оронда, потом они исчезли и зрение полностью восстановилось. Дима сидел на снегу, протирая глаза, Гость бесследно исчез, словно и на самом деле был всего лишь призраком.

– Вот это да! – сказал Дима, часто моргая и озираясь. – Крепко приложил, я и сообразить ничего не успел. Весьма похоже на аномальное явление.

– Я тоже сразу не врубился, – отозвался Сергей. – Все так быстро…

– Да, торопился он изрядно, – согласился Дима, задумчиво глядя перед собой. Затем встал, отряхнул куртку от снега и многозначительно посмотрел на Сергея: – И заметь, сразу пресек все мои вопросы. С ходу!

Сергей слабо отмахнулся:

– Ты все о своем… Он же, по-моему, достаточно внятно объяснил: не до вопросов сейчас. Ты прямо как тот деятель – не вложивши персты в раны, не поверишь.

– Персты в раны я бы, пожалуй, совать не стал, – возразил Дима, – но вопросов бы Учителю задал массу, это точно! Что ж, нас продолжают вооружать, о нас продолжают заботиться, и ясно, по-прежнему, только одно: Гость, кем бы он не был, крайне заинтересован в том, чтобы Ритуал непременно состоялся. И еще раз повторю, хочется тебе этого или нет: мне очень не нравится, что мы буквально обречены на его проведение.

– А вот я готов согласиться с Вольтером, – заявил Сергей. – Насчет того, что все к лучшему.

Дима окинул его долгим взглядом, но промолчал.

Известив Большевика и Вику о том, что поиски увенчались успехом, они отправились в обратный путь. На последнем совещании в гостинице должно было определиться время проведения Ритуала: ничто не мешало сделать это уже сегодня, в пятницу, седьмого февраля.

– Да, жаль, что не получилось задать ему вопросы, – сокрушенно сказал Дима, созерцая в окно автомобиля окрестные поля. – Знаешь, на какую еще мысль натолкнул меня Гость?

– Ну?

– На мысль о Трикстере.

– Опять что-то из истории?

– Разумеется. Точно утверждать, конечно, не берусь, но есть некоторые любопытные совпадения, как и в том мифе о Госте, о котором я вчера говорил. Трикстер обычно разыгрывает всякие шутки над людьми, но в то же время часто их чему-то учит. Дает какие-то новые знания.

– Кто такой Трикстер?

– Мифологическая фигура, общая для довольно многих культур. Трикстер

– то есть, по-английски, Обманщик. Считается, что это некое первоплодное существо, которое появилось на свет вскоре после сотворения мира. Американские индейцы называют его «Стариком», потому что считают существом без возраста, столь же старым, как и само Время… Он может менять свой внешний облик…

– Ну а наш Гость-то эдесь при чем?

– Трикстер – это обманщик, – выразительно повторил Дима. – Он постоянно лжет.

Сергей пожал плечами:

– Ты меня не убедил. По-моему, не вяжется…

– Да я и не собирался тебя убеждать. Просто пришло в голову… Этого Обманщика частенько считают ответственным за принесенные в мир смерть и боль, а то и вообще идентифицируют с дьяволом или видят в нем воплощение зла. Хотя, с другой стороны, его же рассматривают и как одного из богов, сброшенного с высот. Опять же, как не вспомнить о Падшем Ангеле… И ему же приписывают такое благодеяние, как дарение людям огня.

– Но огонь-то как будто бы Прометей подарил, а не Трикстер, – заметил Сергей. – И печенью своей за это поплатился.

– Прометей – это может быть одно из имен Трикстера. В общем, я ни в чем тебя не пытаюсь убедить, просто информирую. Много всяких вопросов я хотел ему задать… – Дима вздохнул. – А он, видишь… Возможно, действительно торопился? Но знанием, однако, успел поделиться. О замедлении времени волевым усилием я слыхал, но вот насчет оронды – впервые…

– Вот видишь, а ты говоришь: обманщик!

– Трикстер тоже учит…

– По-моему, ты зациклился, Дмитрий Саныч. Трикстер – это Трикстер, а Гость – это Гость. Атлантиду он спасает. И свою Гиперборею. Неужели не ясно?

– Мне пока много чего не ясно.

– А мне ясно, что мир наш хуже не будет. Хуже – некуда…

Дима ничего не ответил.

Вновь проехав через лежащее в низине село, они добрались до шоссе и Сергей повернул машину к городу. Он подъезжал к автозаправке, возле которой, на стоянке, отдыхали две иномарки, когда стеклянная дверь небольшого павильона распахнулась и оттуда выскочила коротко стриженная черноволосая девушка в джинсах и отороченной мехом коричневой куртке. Девушка отчаянно замахала рукой и побежала навстречу «жигулю».

– Надо подбросить, – сказал Дима. – Грех отказывать ближнему своему. А тем более – ближней.

– Мало тебя, видать, по голове били, – буркнул Сергей, но все-таки затормозил: ни автомата, ни гранатомета у девушки не наблюдалось и вряд ли она одна смогла бы справиться с двумя мужиками. Хотя если бы не Дима, Сергей не остановился бы – те же американские кинобоевики наглядно демонстрировали, что может сделать одна, хрупкая на вид, девушка с тройкой-пятеркой крутых парней. Но ведь не мог же Лондар наводнить всю округу своими подручными!

Он протянул руку за спину Димы, поднял блокиратор замка задней дверцы. Девушка заглянула в машину:

– Ребята, мне до города. Подвезете?

– Подвезем, – оборачиваясь, сказал Сергей. Девушка была как девушка – молодая, приукрашенная косметикой, с бойкими темными глазами.

Она, шурша курткой, устроилась на заднем сиденье, провела рукой по волосам. Сергей, посматривая на нее в зеркальце над лобовым стеклом, тронул автомобиль с места. Дима вновь отрешенно уставился на дорогу.

Они проехали с полкилометра – автозаправка уже скрылась за изгибом дороги, – когда попутчица вдруг вскрикнула:

– Ой! Ребята, я же там сумочку забыла! Деньги, документы… У сменщицы.

– Тьфу ты! – Сергей сбросил скорость.

– Бывает, – добродушно сказал Дима. – Я вот тоже в прошлом году…

Договорить он не успел. Возле уха Сергея раздалось какое-то шипение и в лицо ему ударила сладковато пахнущая плотная удушливая волна.

– Ып! – коротко всхлипнул рядом Дима, и это было последнее, что услышал Сергей. Волна подхватила его и понесла в глухую вязкую темноту.

11 Лондар

Черная безликая фигура склонилась над ним, положила тяжелую руку ему на лоб.

«Очнись. Время уходит, утекает. Оно может иссякнуть совсем, и тогда Вселенная застынет навсегда. Очнись, не заставляй меня ждать. Ты нужен мне».

«Кто ты?»

«Будущий властелин. Ты поможешь мне – и настанет мое Время. Оно потечет в этом мире не в будущее, а в Иное. Там, в этом Ином, я буду властителем душ. А ты будешь самой лучшей статуэткой моей коллекции. Очнись!»

«Не хочу… статуэткой…»

«А кто ты сейчас? Всего лишь жалкая щепка в потоке. А будешь – лучшей статуэткой. И главное – ты войдешь в Иное. Сольешься со мной. Очнись!»

Черная фигура наклонилась еще ниже, но он так и не смог разглядеть ее лицо – слилась с ним, растворилась в нем… Или он – в ней?

Сергей с трудом поднял тяжелые веки. В ушах шумело, окружающее виделось словно сквозь толщу непрерывно колышущейся мутноватой воды. Неужели они с Мартыном так перебрали коньяка в том уютном кафе?

Он попытался приподняться и вдруг обнаружил, что у него что-то неладное с руками. Была там какая-то помеха… Он поднял их, хотел разъединить, но у него ничего не получилось. Зрение немного прояснилось, откуда-то падал неяркий свет, и он увидел, что руки его скованы аккуратными, даже изящными, поблескивающими наручниками. Это настолько удивило его, что он рывком сел и начал озираться, лихорадочно стараясь вписаться в действительность.

Поначалу он предположил, что находится, вроде бы, не в собственной квартире. Потом, морщась от умственных усилий, вспомнил, что временно перебрался в гостиницу, и что Мартын с коньяком никак не может быть виновником тяжести и какой-то неприятной мути в голове. Мыслительный процесс давался ему с трудом, словно он брел по пояс в воде или и вообще в вязкой болотной жиже, но неуверенный прогресс хоть и со скрежетом, но все-таки происходил: через некоторое время Сергей понял, что сидит на диване в свитере и джинсах, и на ногах у него ботинки, а на руках действительно наручники, а вот куртки на нем нет. Еще он идентифицировал, наконец, окружающие предметы, узнал в лежащем на другом диване, у противоположной стены, человеке Диму и окончательно собрал воедино расколовшиеся было пространство и время. Память к нему вернулась.

«Нет, не гожусь я в герои боевика, – удрученно подумал он. – Любой желающий может меня запросто облапошить… Купился, как последний лопух… Чем это она меня? Слава Богу, что, вроде бы, не каким-нибудь нервно-паралитическим…»

В голове еще ворошились обрывки тумана, но окружающее больше не качалось и стало более-менее четким. Сергей отогнул подбородком рукав свитера, посмотрел на часы: двадцать пять минут четвертого.

«Ай да стопщица! – он покачал головой. – Вырубила надолго… Двух лопухов… А тот ли это день? А день ли – или это двадцать пять четвертого утра?»

В общем-то, комнату вполне можно было принять за гостиничный номер: два дивана, стол, шкаф, телевизор на тумбочке, несколько стульев, кашпо с какой-то вьющейся зеленью на стенах, ковровая дорожка на полу, люстры под потолком. Свет давала, впрочем, не она, а бра над телевизором. Шторы на окне были полураздвинуты, но от этого светлее в комнате не становилось, потому что окно за прозрачной тюлевой занавеской было плотно закрыто то ли ставнями, то ли каким-то щитом наподобие тех, которыми закрывают на ночь переднюю стеклянную стенку киосков. Дима в костюме, при галстуке и в зимних сапогах, и тоже без куртки, навзничь лежал на диване, без подушки, сложив скованные наручниками руки на животе. Глаза его были закрыты.

Продолжая осматриваться, Сергей все более склонялся к мысли о том, что это все-таки не гостиничный номер, а комната в квартире или же в чьем-то доме. И скорее всего, в этом доме жил Лондар. Они были у Лондара, но не в гостях – в заключении…

«Ну и стопщица! – вновь подумал Сергей. – Выходит, она там, на заправке, нас «пасла»… Еще одна сообщница Лондара. Целую сеть здесь сплел… Чем он их приманивает? Не за просто же так они на него работают… Просто так сейчас, как говорится, и мама папе… Откуда у него столько денег? Бизнесмен? Или «авторитет»? Или зомбировал их всех с помощью каких-нибудь штучек-дрючек черных магов Атлантиды?..»

Он поднес руки к лицу, осмотрел «браслеты». Освободиться от них казалось задачей неосуществимой. Это только в фильмах такие замки открывались с помощью обыкновенной скрепки. Впрочем, и скрепок-то никаких в комнате не наблюдалось.

Сергей поднялся, пересек комнату – его все еще слегка покачивало – и попытался выглянуть в окно. Из щелей между стеной и щитом – с обоих боков и снизу – сочился дневной свет, но больше ничего, кроме этих щелей, видно не было. Сергей в сердцах плюнул на один из кактусов, растопыривших иглы на подоконнике, подошел к двери и подергал за ручку, нисколько, однако, не надеясь на то, что дверь окажется не запертой. И не ошибся: дверь и не думала открываться. Да и где это видано, чтобы из тюремной камеры можно было свободно выйти!

Зато из-за двери раздался мужской голос:

– Очухались? Не ломитесь, сидите смирно, скоро хозяин придет.

Охрана, как и положено, не дремала.

«Если что-то и может хоть немного утешить в такой ситуации, – подумал Сергей, – то лишь одно: Лондар со товарищи не стал прибегать к членовредительству, и ноги у нас, слава Богу, целы. Пока целы…»

Скорее всего, решил Сергей, Казачок намерен держать их с Димой взаперти до девятнадцатого – до окончания времени Перепутья. А потом отпустит на все четыре стороны. Нет, не на все четыре: его с Димой дорога будет вести прямиком в поселок психов Бурашево – к тому времени они просто сойдут с ума, потому что их будет постоянно и неумолимо притягивать Ритуал… Если не смогут выбраться отсюда раньше.

Такие случаи сплошь и рядом бывали в кино; Сергей, однако, очень сомневался, что им удастся проделать это в реальной, а не киношной жизни.

Он несколько раз уныло смерил комнату шагами, размышляя о дальнейших невеселых перспективах, остановился перед телевизором и, глядя на узкие пластины комнатной антенны, наконец-то сообразил, что не мешало бы связаться с Большевиком. Пусть подключает милицию и пусть менты начинают поиски – речь-то ведь идет не о какой-то там недоступной милицейскому менталитету мифической Атлантиде, а o вполне реальном похищении двух граждан, каковое похищение является самым настоящим криминалом.

Сергей присел к столу, попытался настроиться на Большевика, но у него ничего не получилось. Он повторил попытку – все было тщетно. Не возникал в сознании и синий луч Вики Шатко. Наверное, если постараться, можно было придумать какие-то объяснения этой внезапной потере связи сразу с обоими остававшимися на свободе партнерами по Ритуалу, но Сергей даже не стал стараться: дело тут было явно не в Большевике и Вике, и не в нем, Сергее. Дело было в Лондаре, окружившем свое логово каким-то непроницаемым «пси-барьером» – если есть такой термин в экстрасенсорике. Впрочем, термины не играли сейчас никакой роли. Главное – связи не было. Оставалось уповать только на то, что Большевик быстро сообразит, что к чему и организует поиски. Вот только увенчаются ли они успехом?..

Сергей резко встал, чуть не уронив стул, подошел к неподвижно лежащему все в той же позе Диме, потряс его за плечо:

– Просыпайся! Слышишь? Просыпайся, Димитрий, конец света наступает!

Дима поморщился, пошевелил губами; видно было, как под веками у него, увеличенными очками, беспокойно дергаются глазные яблоки.

– Давай! Давай! – Сергей усилил натиск.

Дима попытался повернуться на бок, лицом к спинке дивана, но Сергей удержал историка, зажал ему нос, мешая дышать. Дима задергался, затряс головой, что-то промычал и наконец открыл туманные, разъезжающиеся в стороны от переносицы глаза. Сергей потянул его за плечо, усадил, громко пощелкал пальцами прямо перед его лицом.

– Перестань, Ирка, – слабым голосом, морщась, пролепетал Дима. – Сейчас ты у меня… заработаешь…

– Это ты сейчас у меня заработаешь! – Сергей вновь начал трясти его за плечо.

Через несколько минут Дима пришел в себя настолько, что узнал Сергея, вспомнил помощницу Лондара и почти сразу же осмыслил ситуацию.

– Попались на приманку Казачка, – сказал он, оглядев свои и Сергея наручники, комнату и задержав взгляд сначала на закрытом ставнями или щитом окне, а потом на двери. – Конечно же, заперта. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Разумеется, – кивнул Сергей.

Дима прижал руки ко лбу, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов.

– Ф-фу… Голова кружится… – Он поднял глаза на Сергея. – Что ж, может, это и к лучшему. Все к лучшему в этом лучшем… Ты ведь, насколько я помню, разделяешь этот тезис. Ну вот, придется нам просто подчиниться обстоятельствам, тем самым избавив себя от необходимости принимать решение. Очень даже удобно и спокойно. В данном случае Казачок является тем фактором, который формирует дальнейшую судьбу нашего участка пространственно-временного континуума, а нам, как положено, отводится роль наблюдателей. Мы же не в силах остановить землетрясение или воздействовать на солнечную бурю? Значит, придется просто наблюдать.

– Ага, наблюдать! – ядовито сказал Сергей, сжимая кулаки. – Ты мудр, как тридцать три змия. Будем наблюдать и сходить с ума. Бросаться на стены и грызть эти вот украшения, – он потряс наручниками. – Ты будешь Наполеоном, я Юлием Цезарем, и мы устроим Куликовскую битву.

– Да, это существенный нюанс, – задумчиво отозвался Дима. – Этакий нюансик. С мозгами набекрень я себе не нужен…

В комнате раздался какой-то звук – Сергей не сразу сообразил, что это негромко щелкает дверной замок. Дверь открылась и на пороге появился высокий крепкий парень в красно-синем спортивном костюме, перехваченном на поясе широким темно-коричневым ремнем с кобурой. Голова парня была обрита наголо. Сергей сразу узнал его – это был тот здоровяк, который не так давно отдыхал у бочки в подвале недостроенного университетского корпуса. Судя по его виду, парень давно оклемался и чувствовал себя вполне удовлетворительно.

– Значит так, пацаны, – сказал парень, поводя могучими плечами. – Сейчас с вами будет говорить хозяин – и попрошу не рыпаться. Если что

– яйца сразу напрочь отстрелю, – парень похлопал по кобуре. – Это не шутка, отвечаю. Сидите на месте и не дергайтесь. Я доходчиво объяснил?

– Доходчиво, – буркнул Сергей. Он сразу безоговорочно уверовал в то, что охранник действительно не шутит. И действительно отстрелит. В коридоре, за спиной бритоголового быка, двойником маячил еще один здоровяк с большими сплющенными ушами-оладьями – типичная шестерка босса, нерассуждающий исполнитель из криминальных сериалов.

– Вот и хорошо, – осклабился бритоголовый. – Я на тебя не в обиде, только чужое-то нехорошо забирать. Мобилка-то не моя – хозяина.

– Новую тебе купит, не обеднеет, – огрызнулся Сергей. – Та трубочка уже тю-тю!

– Ну-ну, – неопределенно отозвался бритоголовый бычара и перевел взгляд на Диму. – А ты как, все понял?

Дима зачем-то поправил галстук и деревянным голосом произнес:

– Во-первых, ты мне не тыкай. Во-вторых, ты говоришь, что не в обиде, а вот я на тебя в очень большой обиде. И в-третьих, шел бы ты отсюда, милейший. Пусть хозяин твой заходит, скажи ему, что мы не кусаемся.

– Пацаны, мое дело – предупредить, – вполне миролюбиво сказал бритоголовый, но глаза его сузились, а в голосе зазвучали жесткие нотки. – Чтобы потом никаких претензий не было насчет яиц. А то некоторые тоже обижались. Жизнь у них без яиц какая-то не такая стала.

– Хватит, Олег! А ну-ка, в сторону.

Бык поспешно освободил дверной проем, прижавшись спиной к косяку и втянув живот, и в комнату вошел светловолосый парень в черных, с искоркой, брюках и черном облегающем свитере, контрастирующем с бледным лицом, уже хорошо знакомом Сергею. Парень, уверенно ступая, подошел к столу, сел, сложил руки перед собой, как примерный ученик, и взглянул на Сергея и Диму, настороженно замерших на диване напротив.

– Здравствуйте, господа, – сказал он. – Я – Игорь. Ты Сергей, это я знаю…

– Какое счастье! – криво усмехнулся Сергей. – Я страшно польщен.

– А тебя как зовут? – невозмутимо моргнув белесыми ресницами, спросил Лондар-Казачок у Димы.

– Дмитрий Александрович, с вашего позволения, – выпятив подбородок, процедил Дима.

– Давайте на ты, парни, – предложил Лондар. – Мы ведь ровесники… и соотечественники. – Он повернулся к продолжавшему стоять в дверях быку: – Олег, сними с них браслеты.

Бык послушно двинулся к дивану, а Лондар пояснил, вновь обращаясь к Сергею и Диме:

– Это я так, для страховки, чтобы вы спросонья да с досады мне тут мебель не переломали. – Он выпрямился, откинулся на спинку стула, расправил плечи и добавил удовлетворенно: – Все-таки выловил я вас, ребята. Все-таки выловил!

Бык-Олег освободил пленников от наручников, взглянул на шефа, ожидая дальнейших указаний.

– Иди к Ралику, – Лондар качнул головой в сторону двери и вновь пояснил Сергею и Диме: – Они тут сидят, у вашей двери. Почетный, так сказать, караул.

Бык-Олег, выразительно глядя на пленников, молча похлопал сначала по кобуре, а потом по своим спортивные штанам в области паха, предупреждающе поднял палец и, развалисто прошагав по ковру, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Лондар опять положил руки на стол:

– Ну что, давайте немного побеседуем? Я объясню вам ситуацию.

– Ситуация и таж ясна, – хмуро отозвался Сергей, потирая запястья. – Хреновая получается ситуация, вот что я тебе…

– Стоп! – остановил его Дима и обратился к Лондару: – Я так понимаю э-э… Игорь, мы и вопросы можем задавать?

– Можете. Только я все-таки сначала скажу несколько слов – тогда кое-какие вопросы отпадут сами собой. Хоть Сергей и говорит, что ситуация ясная, но будет еще яснее. Начнем?

– Начнем, – кивнул Дима, а Сергей только неприязненно покосился на этого сидящего за столом коротко стриженного парня с римским носом, парня, который пытался покалечить его, Сергея Соколова, достать его – и который таки достал…

– Сначала о вашем местонахождении. Это, – Лондар обвел комнату рукой,

– мой собственный лом. Расположен он, скажем так, в загородной зоне и защищен от любого экстрасенсорного воздействия. Думаю, вы уже в этом убедились.

– Да? – Дима посмотрел на Сергея и Сергей угрюмо кивнул. – Что, и ясновидение не поможет? – обратился историк к Лондару.

– Не поможет. Принцип прост: все то же зеркало, двусторонний зеркальный кокон. Далее: охранники, причем вооруженные, если вы заметили. И стрелять, в случае чего, действительно будут – по ногам или туда, куда только что мой Олег говорил. К тому же во дворе, естественно, злая собака. Поэтому, как говаривал небезызвестный «абээсовский» кот Василий: «Не советую. Съедят». А мне бы не хотелось, парни, чтобы вас съели.

– Ой, какие мы гуманисты, – с издевкой протянул Сергей. – Будет тебе выламываться-то, Игорек! Ты лучше скажи, на какие капиталы так широко развернулся? Дом, охрана, сообщников целая кодла… Я вот живу на свете не меньше тебя, и вроде бы и не дурак, а никаких успехов не добился. Поделись опытом.

Лондар усмехнулся, отодвинулся от стола и положил ногу на ногу, сцепив руки на колене.

– У меня не только этот дом, но и очень даже неплохая квартира в городе имеется. О так называемом «философском камне» ты, надеюсь, знаешь? Известная штуковина.

– Понятно, – кивнул Сергей и обернулся к внимательно слушающему Диме.

– Вот повезло человеку – снабдили волшебным камешком. Розовая мечта!

– Снабдили не снабдили, но кое в чем помогли, – заметил Лондар, покачивая носком замшевого коричневого ботинка.

– Тогда все ясно, – сказал Сергей. – Златые горы и реки, полные вина. В таком вот аксепте, если уж ты кота Василия помянул.

Лондар отрицательно покачал головой:

– Отнюдь. Ни гор, ни рек. Все в пределах разумного и необходимого. Видите ли, я «очнулся», так сказать, раньше вас и постарался хорошенько подготовиться.. И в конечном итоге, все у меня получилось, хотя до сих пор не пойму, как тебе с девушкой удалось уйти от меня на вокзале. Как ты сообразил о защите?

– Но ты-то о своей защите сообразил, а я что – дурнее?

«Он не знает о Госте, – подумал Сергей. – Не знает, что Гость нас кое-чему научил. Прибегнуть к помощи оронды? Вырубить его, потом бычар-охранников и рвануть отсюда? Или пока не время? Если их там десяток – всех вырубить не успеем, а вот они нас подстрелить успеют… Или все-таки нужно использовать шанс?»

– Расслабься, Сергей, – словно издалека донесся до него холодный голос Лондара. – Будешь напрягаться – кликну Олега и он тебя свяжет. Я ведь все вижу.

Сергей исподлобья взглянул на него и разжал кулаки.

– Не тужься понапрасну, – посоветовал Лондар. – Вы для меня закрыты, но и я для вас закрыт. Давайте все-таки доведем беседу до конца. Бери пример с Дмитрия Александровича – он не дергается и поступает очень разумно.

– Меня интересует информация, – сказал Дима. – И чем больше, тем лучше.

– И опять же очень разумный подход, – согласно кивнул Лондар. – Сейчас я поясню, в чем разница между вами и мной, но сначала сообщу кое-что, чтобы ты, Сергей, больше не напрягался. Мы вот здесь с вами беседуем, а мои ребята подкарауливают в «Туристе» вашу девушку. И без нее оттуда не уйдут. Никудышные вы конспираторы, парни, хотя не ваша это вина: откуда ваш Юрий Николаевич Большевский, что проживает по Гоголя, двадцать восемь, квартира пятьдесят три, четвертый подъезд, мог знать, что я за ним слежу?.. Девушку мы отвезем в другое место, это уже для перестраховки, чтобы я был уверен не просто на все сто, а на сто тысяч процентов: Ритуал не состоится. И слава Богу. Потому что он совершенно не нужен.

«И тут он нас обыграл, – растерянно подумал Сергей. – Неужели Темные все-таки перехитрили Светлых?..»

– Это тебе Ритуал не нужен, – сказал он. – А нам нужен.

– А какая все-таки между нами разница? – с интересом спросил Дима, поправляя очки.

– Очень существенная. Вы, – палец Лондара показал на пленников, – простые инструменты, не в обиду вам будет сказано. Вас просто используют.

– А тебя что – нет? – Сергей фыркнул. – Тоже мне, сложный инструмент!

– В общем-то да, используют, – согласился Лондар, не обращая внимания на ироничный тон Сергея. – Но, в отличие от вас, я знаю цель и поступаю вполне осознанно. Я вполне осознанно стремлюсь не допустить проведения Ритуала, потому что имею ясное представление о возможных последствиях. А вы рветесь в бой только потому, что вам вбили в голову такую задачу. Вы должны – и все тут.

«Да, он не знает о Госте, – еще раз подумал Сергей. – Не знает, что Гость разъяснил положение дел».

– А какие же могут быть последствия в случае проведения Ритуала? – поинтересовался Дима.

Лондар скрестил руки на груди и некоторое время молчал, словно раздумывал, стоит ли распространяться на эту тему.

– Вряд ли уместно вдаваться в подробности, – наконец сказал он, – тем более, что это для вас ничего не меняет – вы все равно останетесь здесь до тех пор, пока не пройдут все сроки проведения Ритуала. Но дабы устранить или хотя бы смягчить ваш душевный дискомфорт, улучшить, так сказать, моральное и психическое ваше состояние – я имею в виду, в данный момент, потом проблема просто-напросто исчезнет, – так вот, для улучшения вашего настроения набросаю вам, парни, такую схематичную картинку. Цель Ритуала и мне, и вам понятна: предотвратить гибель нашей с вами родины. Кто-то хочет, чтобы родина наша осталась целой и невредимой, а кто-то – нет. Мы с вами, парни, принадлежим к разным группировкам. Жрецы Аатона и жрецы Тартоса. Вы направлены первыми, я – вторыми. И цели у нас противоположные.

Сергей выразительно посмотрел на Диму: Гость не был Трикстером, Гость говорил правду!.. Дима же подался вперед и не сводил взгляда с Лондара.

– Давайте посмотрим, что произойдет, если остров будет спасен, – продолжал посланник жрецов Тартоса. – Только не думайте, что я пытаюсь вас переубедить, дабы вы добровольно отказались от проведения Ритуала. Жрецы Аатона отнюдь не дилетанты и если уж вколотили что-то вам в голову – то прочно и основательно, в этом я абсолютно уверен.

– Это еще как сказать, – заметил Дима. – Лично мне роль покорного исполнителя очень даже претит.

Лондар развел руками:

– Тем не менее, Дмитрий э-э… Александрович, без моего вмешательства ты бы просто не смог не выполнить задание. Не от тебя это зависит.

– А с твоим вмешательством, значит, смогу? – заинтересованно спросил Дима.

– Да, – кивнул Лондар. – Безусловно.

– Вот так… – Дима в раздумье подпер попбородок руками. – Ну что ж, давай, обрисовывай последствия – будем анализировать.

– Итак, что произойдет, если остров уцелеет, – повторил Лондар. – При выдающихся парапсихологических способностях наших соотечественников-атлантов и наличии мощного централизованного государства с развитыми структурами эпоха колонизации будет продолжаться. Экспансия атлантов распространится на все континенты и в конечном итоге они завоюют весь мир. Представляете, великая империя, основанная на принудительном труде покоренных народов, рай земной для атлантов, в котором ничего не меняется… Сопротивление, мятежи практически невозможны, учитывая великолепную военную технику Атлантиды и, опять же, уникальные парапсихологические таланты. Попробуй-ка, посопротивляйся при таком раскладе! По сути, остров будет как бы расширен до пределов всей планеты – и наступит величайший застой. Атланты – господствующая раса – менять, естественно, ничего не будут: от добра, как говорится, добра не ищут, остальные же ничего изменить просто не смогут. Застой на тысячелетия, и что в итоге будет сейчас, в данное время, в котором мы с вами находимся? – Лондар обвел взглядом Диму и Сергея. – А то же самое, что было и век, и два, и десять, и пятьдесят веков назад. Великая Атлантида от полюса до полюса. Почему все упирается именно в этот остров? Потому что там находятся источники психической энергии, позволяющие атлантам быть на голову выше всех и держать в повиновении все другие народы. Великий застой, парни! Понимаете? Глобальное сонное болото. Нигде и ни в чем – никакого движения вперед и вверх. Никакого! Никогда! Согласны?

Сергей пожал плечами, а Дима сказал:

– Ты продолжай, продолжай. Рисуй теперь альтернативу. А я потом сделаю кое-какие замечания.

– Хорошо. Итак, есть две группировки – жрецы Тартоса и жрецы Аатона. У них разные представления о будущем. То, к чему стремятся жрецы Аатона, я уже изложил. Для этого им и нужен Ритуал. Теперь – точка зрения пославших меня жрецов Тартоса.

– Нетрудно догадаться, какие перспективы они видят, – сказал Дима. – Гибель Атлантиды послужит прогрессу человечества.

– Да! Именно! А что, разве не так? Пусть через кровь, раздоры, войны

– но именно развитие! Не топтание на месте. Не болото, а поток, перемены, движение.

– И что же дало нам это движение? – вмешался Сергей. – Что, построили рай земной? Если вот это все и называется раем – тогда увольте. Мне, безработному, здесь как-то неуютно. И не только мне, далеко не только. Лишний человек, прямо как у классиков.

– А что, ты бы себя лучше чувствовал, корячась сейчас на каких-нибудь серебряных рудниках? – возразил Лондар. – Уродись ты не атлантом – и всю жизнь тебе суждено горбатиться на них. А попробуешь выступать – вмиг получишь по голове.

– А если атлантом уродился?

– Значит, век маяться от скуки. Застой! Не скрою, жрецы Тартоса с гибелью Атлантиды намерены выйти на первые роли в колониях – в Египте, вообще в Средиземноморском бассейне. Но не будет этого кромешного панатлантизма, этой гегемонии атлантов во всем мире. Без источников психической энергии атланты будут просто одним из народов планеты Земля. Не более. Неужели непонятно?

– Почему же непонятно? – Дима поднял голову. – Вполне понятно. Дело в том, Игорь, что ты излагаешь воззрения одной группировки – жрецов Тартоса, их взгляды на исторический процесс. Они у тебя выступают чуть ли не как то самое пресловутое Белое Братство.

– А что такое Белое Братство? – спросил Лондар. – Какое именно Братство ты имеешь в виду?

– То самое, из области оккультизма. Согласно оккультной традиции, в мире противоборствуют две силы: Белое Братство, ставящее целью совершенствование рода человеческого, и Братство Черное, или Черная Ложа, которое преследует прямо противоположную цель. Но жрецы Тартоса, как и жрецы Аатона, по моему разумению, стремятся к более практическим вещам: выходу на первые позиции в обществе. Ты только что сам об этом говорил: после катастрофы жрецы Тартоса рассчитывают оказаться во главе управления колониями. Бывшими колониями. Жрецы же Аатона, предотвратив катаклизм и сохранив эти самые источники энергии, намерены сделать то же самое в самой Атлантиде.

Пойдем далее, – продолжал Дима уверенным тоном преподавателя, видящего сейчас в Лондаре просто одного из своих студентов. – Теория, согласно известному выражению, суха, а древо жизни вечно зеленеет. Мы не можем знать, как пойдет история, случись или не случись в определенное время определенное событие. Уцелей Атлантида – и все в мире будет по-другому? Придет господство вечного застоя, образуется этакое вечное сонное царство?

– Безусловно, – резко сказал Лонцар, хлопнув ладонью по краю стола.

Дима прищурился:

– Это еще как сказать. Есть два таких чисто умозрительных построения, их можно назвать «теорией брошенного в воду камня» и «теорией бабочки». Оба они из серии «что было бы, если бы». То есть что мы будем иметь сегодня, если вчера что-то произошло. Кстати, Атлантида – весьма удобный пример, потому что событие очень масштабное, почти глобальное. Итак, Атлантида уцелела. Что у нас будет сегодня с позиции «теории камня»? А ничего. Упал камень в воду, пошли круги – чем дальше от места падения, тем слабее – и вот и нет никаких кругов. Волна не дошла до берега – то бишь до нашего сегодня. Да, что-то в истории, безусловно, поменяется, возможно, по-другому будут называться страны и управлять ими будут люди с другими именами – но в целом историческая обстановка в нашем «сегодня» будет такой же, какой она была бы, если бы Атлантида ушла на дно морское. Какой застой, какое всемирное господство атлантов? Да, возможно – тысячу, две тысячи лет. А потом – ассимиляция, или раздоры среди самих атлантов, или какой-то третий, четвертый, десятый фактор – пример Древнего Рима мы уже имеем. И никакие суперспособности не помогут, и никакое оружие. Ведь была же Лемурия, была Гиперборея… И что? А ничего.

– Так-так, – с усмешкой сказал Лондар. – Полагаю, «теория бабочки» утверждает нечто противоположное?

– Именно, – кивнул Дима. – Любое изменение прошлого порождает последующие лавинообразные изменения, этакую цепную реакцию – и в итоге мир в будущем станет иным.

– А при чем тут бабочка? – полюбопытствовал Сергей.

– Есть такой фантастический рассказ, – пояснил Дима. – Человек попал в прошлое, нечаянно раздавил бабочку, а вернувшись, обнаружил, что изменились не только грамматические правила, но вместо демократа на выборах победил отъявленный реакционер. Старый рассказ.

– Ну вот, ты сам и сказал, – Лондар победоносно вскинул голову. – Уцелеет Атлантида – изменится наш мир. Именно так, как я только что расписывал: вместо развития – стагнация, застой. Планетарное болото.

– Э, нет, уважаемый, – покачал пальцем Дима. – Цивилизация не может находиться в ступоре в течение тысячелетий. Или какие-то процессы будут все-таки происходить, обеспечивая развитие, или же она просто тихо скончается, уступив место другой. И та, другая, просто обязана будет развиваться, иначе – смотри предыдущий пункт. Хотя вообще, конечно же, все эти наши построения просто некорректны, поскольку основаны на кофейной гуще. Вот если бы мы сейчас имели вторую историю – с наличием в ней государства атлантов, – тогда можно было бы сравнить и убедиться. А так у нас получается, как выразился один мой студент: «бабушка надвое вилами на воде написала». Ловля ветра, как сказал царь Соломон, и сотрясение воздухов. И мнение жрецов Тартоса,

– Дима взглянул на сдвинувшего брови Лондара, – здесь никак не может претендовать на роль истины в последней инстанции. Кто-то волен думать так, а кто-то – иначе.

– А сам-то ты как считаешь, Дмитрий Александрович? – после короткого молчания спросил Лондар. – Если Атлантида уцелеет, лучше будет сегодняшний мир или хуже?

– Н-ну, если тебя это действительно интересует… – взгляд Димы начал задумчиво блуждать по стенам. – Это опять же получится ни на чем не основанное предположение, не более. Просто один из вариантов.

– Пусть будет один из вариантов, – махнул рукой Лондар. – Излагай, тебя слушать интересно.

– Весьма польщен, – Дима насмешливо поклонился. – Пойдем от противного, в качестве одного из вариантов. Атлантида не погибла, атланты, как самая развитая цивилизация, действительно покорили весь мир. Уникальные способности, высококлассная техника, люди, развитые во всех отношениях. Смогут ли они сохранить свою кастовость? Вряд ли. Смешанные браки,, передача знаний и умений, власть над силами природы. Прекрасный мир, черт побери! Какое там болото – водоворот! Бурлящий поток! Новые открытия и свершения, огромные возможности… Человечество достигнет высот небывалых. Возможно, выйдет в космос, хотя это большой вопрос – зачем земному человечеству космос? Возможно, проникнет в какие-нибудь параллельные миры, установит контакт с миром эльфов и гоблинов, и тех же привидений, научится управлять временем и пространством. В общем, сплошное благорастворение воздухов, мир и процветание на объединенной Земле. Такая вот розовая утопия. А почему нет? Почему нет, Игорь?

Лондар повел плечом, но ничего не сказал.

– Во всяком случае, – продолжал Дима, – такой вариант гораздо более оптимистичен, чем твой, хотя является точно таким же карточным домиком. Но хоть на вкус приятен! А кровь – это кровь. Нужна ли человечеству непрерывно льющаяся кровь? Это я без всякого пафоса. Нужен ли именно кровавый прогресс, если, конечно, можно говорить о земной истории, как о прогрессе? Точнее, благо ли это – прогресс? Вся история человечества – это, по сути, почти непрерывная история войн, больших и малых. За все века можно насчитать не более десятка лет, когда кто-нибудь с кем-нибудь не воевал. Пусть даже это были мелкие, локальные войны, но кровь-то человеческая все-таки лилась, чьи-то же жизни постоянно обрывались! Хорошенькое получается развитие, веселое, ничего не скажешь. Ну и кто мы теперь? И где мы теперь? И что нас ждет дальше, в новом тысячелетии от Рождества Христова? Прогресс, вновь кровавый прогресс? Я не футуролог и делать какие-то обоснованные прогнозы относительно будущего не могу, но кое-что видно ну просто невооруженным глазом. А у меня, кстати, очки, так что не заметить отдельные тенденции просто невозможно.

– И какие же это тенденции? – лицо Лондара сделалось непроницаемым.

– Ну вот, навскидку, буквально несколько штрихов. Не в порядке возрастания или уменьшения удельного веса, а просто так, как на ум пришло. Исламская угроза, – Дима загнул палец. – Это страшная штука, тут никакие соглашения и договоры просто в принципе невозможны. Джихад, священная война до полного истребления неверных, то есть, в частности, и нас с вами – и все тут. Если этот поток прорвется в Европу – живые, действительно, будут завидовать мертвым. Далее. Рост пропасти между господствующими кланами и всеми остальными – низшими, райя. Вплоть до изменений на биологическом уровне. – Дима загнул второй палец. – О клонировании можно даже не упоминать – уже и дураку ясно, к чему это приведет. Следующее: демографическая ситуация. Взрыв продолжается. Слабые страны и народы, в конечном итоге, просто исчезнут. Это, кстати, вполне реально угрожает и нашей недоразвитой стране. Еще одно: деградация индивидуальности. Наконец, психотроника – санкционированное внедрение устраивающей верхи информации. И главное, наверное – всеобщая быдлизация социума. Хомо сапиенса уже не будет – останется просто хомо с простейшим набором инстинктов. Которому наплевать на звезды и глубины. Хватит, пожалуй, на первый раз – пальцы на руке кончились.

– Национальные распри тоже не стоит сбрасывать со счетов, – добавил Сергей. – Знаем мы все эти дела. И международный терроризм.

– Безусловно, – кивнул Дима. – С терроризмом, по-моему, настолько все ясно, что его и упоминать не стоит. Аксиома. – Он посмотрел на Лондара. – Вот такой вырисовывается будущий мир. Собственно, мы уже вступили во времена этого будущего мира. То есть мы имеем вот такой мир – без Атлантиды. По-моему, он не очень хорош. А теперь у нас есть шанс получить другой мир. С Атлантидой. Может быть, он будет лучше? Во всяком случае, я теперь склонен утверждать, что есть смысл попробовать. Черт возьми, неужели только в нашей телевизионной мути бывают хэппи энды!

Лондар задумчиво покачался вместе со стулом, неслышно отталкиваясь подошвами от ковровой дорожки. Перестал качаться, придавил ладонями столешницу, сказал, глядя поверх голов застывших в ожиданий Димы и Сергея:

– Возможно… Возможно, все действительно написано некоей бабушкой вилами по воде. Надвое. И о том, «что было бы, если бы», мы никогда не узнаем. Хуже ли, лучше ли… Все возможно, парни. Согласен. Фифти-фифти, да?

– Даже если и сто против одного – все равно заранее знать не дано, – отозвался Дима.

– Заранее знать не дано, – тут же эхом повторил Лондар. – А потому – лучше все оставить, как оно есть. Чтобы хуже не было, чтобы локти себе потом не кусать. И я так и оставлю – как оно есть. Собственно, затем я и здесь. А вы не волнуйтесь, ничего страшного с вами не случится. Пересидите здесь положенное время, а потом ступайте себе, как говорится, с Богом. Может, еще и друзьями будем.

– Это вряд ли, – мрачно сказал Сергей. – Мы же здесь за эти дни с катушек съедем полностью.

– Не съедете, – заверил Лондар. – Я же не садист, я просто стараюсь выполнить задачу. Поэтому учел такую возможную неприятность. Есть отличные медикаментозные средства, причем без всяких побочных эффектов и возникновения зависимости – у вас просто будет полный улет. Так что время Ритуала вы просто проспите крепким здоровым сном без сновидений – и вернетесь к нормальной жизни. А тебя, Сергей, готов и материально поддержать.

– Премного благодарен, – процедил Сергей. – Это что, в качестве компенсации за нанесение морального ущерба?

– Ну почему же – просто чтобы твое мнение об этом мире немного изменилось. И потом, земляки ведь должны помогать друг другу.

– Значит, мы просто проспим граничный срок Ритуала? – прищурившись, уточнил Дима. – Потому что ты так решил.

– Именно проспите безмятежным сном младенцев, – подтвердил Лондар. – И именно потому, что я так решил. Чтобы выполнить свою…

В дверь негромко постучали и Лондар, оборвав фразу, повернул голову:

– Да!

В комнату заглянул бритоголовый Олег:

– Малыш на связи.

– Давай его сюда, – встрепенулся Лондар. – Чует мое сердце, Малыш несет мне благую весть. Сейчас у нас наступит Благовещение.

Бык подошел к столу и, покосившись на пленников, протянул Лондару телефонную трубку.

– Давай, Малыш, – сказал Лондар. – Докладывай.

Он некоторое время молча слушал, коротко кивая, потом бросил: «сюда» – и вернул трубку охраннику.

Когда дверь за быком закрылась, Лондар с улыбкой посмотрел на Диму и Сергея:

– Все по плану, парни. Вашу девочку мы тоже взяли. Так что все вместе соберетесь вы только после восемнадцатого. И будете жить долго и счастливо. А вот в какой день умирать надумаете – это уже ваше дело. Вернее… – Лондар показал глазами на потолок. – Ладно, поеду в отведенную ей келью приносить заверения в совершеннейшем к ней почтении, а вас сейчас накормят-напоят – и можете хоть телевизор смотреть, хоть в карты играть. А если газеты захотите или еще чего – скажете Олегу, он распорядится. Приятно было пообщаться, земляки.

12 Шаг за черту

– Конечно, ничего ему менять не хочется – при такой-то жизни! – Сергей отодвинул пустую тарелку, в сердцах бросил на стол вилку и налил себе минеральной воды из большой пластиковой бутылки. – На хрена, спрашивается, ему что-то менять? Вот уж точно, как сыр в масле катается.

Дима не ответил. Он сосредоточенно расправлялся с куриной ножкой, с двух сторон придерживая ее бумажными салфетками. Провизии бритоголовый Олег принес вполне достаточно для того, чтобы утолить голод и вдвое большей компании, но насыщение ничуть не прибавило Сергею хорошего настроения.

– Нет, ты только посмотри! – раздраженно продолжал он, выпив стакан минералки. – Жратва приличная, машина, особняк – ну чем не жизнь? Хорошо устроился друг Лондар! Я бы на его месте тоже начал за нами гоняться, дабы сохранить все это великолепие. И откуда, спрашивается, только деньги берутся! Философский камень… Ага, как же! Просто хватка есть практическая у человека, конкретная такая хватка – а у меня вот нет. Или грабанул успешно. Удачно внедрился, агент атлантидский! И чего я так не внедрился? – Он налил себе еще стакан.

– Насчет философского камня – вполне может быть, – задумчиво сказал Дима, тщательно вытерев губы салфеткой. – Когда вы с ним об этом говорили, мне сразу пришла на ум одна довольно известная история, связанная с философским камнем. О случае с дедом Гельвеция не читал?

– Нет, – буркнул Сергей. – У меня несколько другой профиль был. Юридический. Гельвеция знаю – не лично, правда; философ такой, очередной мыслитель. А вот о деде его – ни слухом ни духом. У нас и философия шла с правоведческим уклоном.

Дима тоже потянулся за минеральной водой, сделал несколько медленных глотков.

– Существует записанное свидетельство деда Гельвеция, его тоже Гельвецием звали, – он поставил стакан и вновь аккуратно промокнул губы салфеткой. – О трансмутации, то бишь превращении обычного металла в золото.

– Ну-ну, – с иронией отозвался Сергей, выбирая из вазы яблоко покрупнее. – Исторические анекдоты – по-моему, так это у вас, историков, называется.

– Не скажи, – Дима покачал головой. – Один из таких экспериментов Гельвеций провел в присутствии самого принца Оранского и еще несколько раз осуществлял трансмутацию – так свидетельствуют источники. А началось с того – дело было в Голландии, в Гааге, в семнадцатом веке, – что как-то раз к нему явился некий господин, одетый как простой североголландский бюргер, достал из кармана ларец с кусками какого-то металла и заявил, что из них он запросто может сделать несколько тонн золота – тонн, не килограммов! Замечу попутно, что из картин живописцев той поры нам известно, как в семнадцатом веке одевались бюргеры в Северной Голландии, в Амстердаме. А одевались они, – Дима многозначительно взглянул на Сергея, – в черное!

– Да? – Сергей заерзал на стуле. – Ну-ка, давай дальше свою историю, ходячий кладезь знаний.

– Кладезь не кладезь, но кое-какую информацию поднакопил. Занимаюсь этим довольно давно и запоминаю крепко. Так вот, Гельвеций эти куски принялся внимательно рассматривать и незаметно соскоблил кусочек ногтем большого пальца. И говорит этому незнакомцу в черном: давай, превращай прямо здесь и сейчас. А тот в ответ: не позволено, мол, ему это делать. Забрал свой ларец с металлом и ушел. Тут, конечно, есть вопрос: зачем, собственно, тогда приходил? Но как было, так было.

– Если именно так было, – вставил Сергей. – И что там дальше случилось?

Дима тоже взял яблоко, с хрустом откусил:

– А дальше Гельвеций расплавил свинец в тигле и бросил туда соскобленный кусочек металла из ларца, то есть частичку философского камня.

– И?

– И облом-с. Ничего у него не получилось. Частичка просто испарилась, а свинец так и остался свинцом.

– Что и неудивительно.

– Нет, слушай дальше. Потом этот незнакомец вновь пришел к Гельвецию. Гельвеций ему опять: проводи трансмутацию. И тот согласился.

– Противоречиво все это как-то, – с сомнением заметил Сергей. – То «не позволено», а то – согласился.

Дима развел руками:

– Что да, то да. Но, скорее всего, никакого противоречия нет: мы просто не знаем целей этого «бюргера», вот нам и кажется его поведение непоследовательным и странным. Он пояснил Гельвецию, что философский камень очень летуч и чтобы избежать его испарения, нужно, прежде чем бросать его в расплавленный металл, закатать в шарик из воска. Они провели эксперимент – и действительно получилось. Потом Гельвеций сам проделывал трансмутацию и превращал металлы в золото. А потом порошок философского камня у него кончился – и финита.

– Тут и сказке конец, – сказал Сергей. – А незнакомец?

– Исчез без следа, и имени своего не сообщил. Я к чему все это говорю: Казачку нашему, Лондару, тоже, вполне возможно, кто-то помогает, и насчет философского камня он не лжет. Не один наш Гость может проникать во Вневременье, не одному ему удается бродить по разным временам. Другие тоже могут, скажем, такие же, как он, умельцы-гиперборейцы. Только Гость стремится помочь нам, а кто-то другой – Лондару, посланнику Темных. Если, конечно, считать их именно Темными – а это весьма относительно. Хотя именно такими они и остались в истории – отсюда, как уже говорилось, Тартар, преисподняя. А жрецы Аатона стали Светлыми, приверженцами божественного Солнца, Атона – так считали уже позже, в Древнем Египте. И нетрудно догадаться, почему так считали.

– Тебе, может, и нетрудно, а мне трудновато, – сказал Сергей. – Далек я от всех этих дел. Просвети, сделай милость.

– Запросто. После катаклизма аатоновцы потеряли все свое влияние. Источники психоэнергии они больше не контролировали – пропали источники! – и жрецы, скорее всего, просто растворились в массе беженцев-переселенцев. Но память о них осталась, передавалась из поколения в поколение: вот, мол, были когда-то хорошие люди – не чета плохим, жрецам Тартоса. Почему плохим? А потому что жрецы Тартоса действительно пробились в верхушку управления бывшими колониями, к административным, так сказать, верхам – а кто же, скажи мне, любит власть предержащих? Тем более, что они вряд ли являли собой образцы гуманизма, альтруизма и нестяжательства. Потому и превратились в общественном сознании в служителей Тартара, жрецов Смерти.

– Да-а, лихо ты все объясняешь, Димитрий Александрыч, – Сергей уважительно покивал. – Однако же, о другом сейчас нам думать надо. Или тебя ситуация вполне устраивает? Лондар все за тебя решил, ты благополучно проспишь время Ритуала – и пойдешь и дальше лекции студентам читать?

Дима снял очки, повертел их в руках, вновь надел. Сергей внимательно глядел на него и ждал ответа.

– Вообще-то, это был бы вполне приемлемый и не самый плохой выход, – наконец заявил Дима. – Но свою точку зрения я Лондару уже изложил, и ты ее слышал: мир, в котором будет существовать Атлантида, возможно, окажется лучше того, что мы имеем сейчас. Если, конечно, «теория брошенного камня» не соответствует действительности. А впрочем, дело даже не в этом – просто я страшно не люблю, когда мне что-то навязывают, а тем более – решают за меня. Моя… мама называла это во мне «духом противоречия». Какой-то клапан срабатывает. Принуждала меня программа принять участие в Ритуале – я сопротивлялся. Казачок запрещает – у меня вновь внутренний протест. Я люблю все решать сам. И вообще, правильно сказал какой-то поэт, Гете, кажется: «Дай людям солнце – захотят на полюс».

Сергей встрепенулся:

– Так в чем дело, Димитрий? Давай действовать, притом немедленно! Выбираться отсюда, дуть к Большевику и искать Вику. Хоть и через милицию. Я, собственно, думал, ты сам с этого начнешь, а ты пустился в рассуждения.

– Рассуждения – не самое последнее дело, – назидательно сказал Дима.

– Бывает полезно порассуждать, а не бросаться бесшабашно грудью на амбразуру. И поразмышлять заодно.

– И о чем же ты поразмышлял, яйцеголовый мой земляк?

– О Вике поразмышлял, – Дима словно не заметил иронии Сергея. – И думаю, нет нужды искать ее где-то там, в иных краях. Она здесь – или будет здесь в скором времени: все зависит от того, как далеко отсюда находится гостиница «Турист».

– Почему ты решил, что Вика здесь? – опешил Сергей. – Ведь Лондар, кажется, ясно сказал…

– А что он сказал своему Малышу? – прервал его Дима. – Он сказал: «Сюда».

– Но он говорил: «поеду», значит… – начал Сергей и осекся.

– Вот-вот, – кивнул Дима. – Элементарный блеф. Ему удобнее нас всех под рукой держать, а не распихивать по каким-то тайным квартирам. И не слышал я, чтобы машина отъезжала.

– Та-ак… – Сергей уставился на пустой стакан, прикидывая план дальнейших действий. – Сейчас я пойду на разведку, и в туалет, опять же, хочется. Посмотрю, что да как. Потом ты сходишь. А потом воспользуемся орондой, сделаем этих охранников и разыщем Вику. Пушки у них, думаю, настоящие – тем лучше: Лондара это должно впечатлить. А не впечатлит – отстрелю яйца, выражаясь слогом этого хмыря бритоголового, – Сергей кивнул на дверь. – Годится такая пропозиция?

– Годится, в принципе, – подумав, ответил Дима. – Во всяком случае, это лучше, чем сидеть здесь полторы недели.

– Отлично! – Сергей встал из-за стола, одернул свитер. – Приступаем.

Он подошел к двери и постучал.

– Чего? – раздался из коридора голос охранника.

– В туалет.

Щелкнул замок, дверь открылась. Бритоголовый Олег стоял напротив Сергея, угрожающе держа руку на расстегнутой кобуре. По обе стороны от двери располагались два стула. На одном обложкой вверх лежала раскрытая книжка, судя по рисунку – какой-то фантастический боевик («Он даже читать умеет?» – мимоходом удивился Сергей), на другом сидел обладатель больших ушей-оладьев Ралик, тоже в спортивном костюме-униформе, с кобурой на поясе. Ралик размеренно двигал челюстью, жуя жвачку – видимо, в такт музыке: к поясу вместе с кобурой был прицеплен плеер, а расплющенные уши слегка прикрывались наушниками. Слева от двери вниз вела лестница с широкими деревянными перилами, сворачивая под высоким узким окном с матовым стеклом, прямо от двери уходил застеленный ковровой дорожкой коридор, упирающийся в еще одну дверь. Площадку, на которой несли вахту охранники, ярко освещала подвешенная под высоким потолком роскошная люстра.

– Надеюсь, дергаться не будешь? – сказал Олег, барабаня пальцами по кобуре. – Давай, вперед. Прямо и направо.

Сергей вышел на площадку и двинулся было в указанном направлении, но Олег тут же остановил его:

– Стой, не так быстро.

Бычара заглянул в комнату, убедился, что Дима спокойно сидит за столом и жует яблоко, и запер дверь, оставив ключ в замочной скважине. Ушастый Ралик исподлобья, но вполне индифферентно смотрел на Сергея, продолжая слушать музыку и двигать челюстью.

Они направились в глубь коридора, Сергей впереди, а Олег сзади, и Олег продолжал говорить – видать, говорливый был парень.

– Бегать не советую, – говорил Олег, – да и не убежать отсюда, не тот случай. Да и чё вам бегать-то, пацаны? Бабки за вас дадут – хозяин вас и отпустит, чё вас здесь зря держать-то?

«А ты, парнишка, не в курсе дел Лондара, – подумал Сергей. – За обычный криминал все принимаешь. Взял, мол, хозяин двух лохов и трясет, рассчитывает срубить на этом капусты. Ну-ну…»

Он повернул за угол, миновал еще одну дверь – следующие две вели в туалет и ванную, о чем свидетельствовали традиционные изображения карапуза на горшке и душа с льющейся водой.

Сергей подумал, что оронда – дело новое, не опробованное, не отработанное… Получится ли у них с Димой с первого раза? Может, попробовать по-другому, а оронду оставить для второй попытки? Если к тому времени голову не пробьют…

– Давай, облегчайся, – сказал охранник. – Хорошо, едрена мать, с наслаждением поссать! А?

– Эт-точно, – с интонацией легендарного красноармейца товарища Сухова согласился Сергей и, щелкнув выключателем, вошел в туалет.

Туалет был вполне приличным: розоватый унитаз с мягкими обводами, облицованные дымчатым сиреневым кафелем стены, неяркий светильник на стене под высоким – как в коридоре – потолком, узкое маленькое оконце метрах в двух с половиной над застеленным пружинистым ковриком полом, в которое смогла бы пролезть разве что не слишком большой упитанности кошка – в общем, весьма удобное место для утренних философских раздумий, ну и для прочего…

Сергей с наслаждением опорожнил мочевой пузырь (вот уж точно: как мало, в принципе, нужно для счастья!) и вспомнил сразу два прикола соответствующей тематики: «Не все то, что желтое и пенится – пиво» и надпись в мужском туалете: «Твое будущее – в твоих руках!». Усмехнувшись, он поднял голову к потолку, смерил взглядом расстояние между боковыми стенами.

«В твоих руках… Твое будущее – в твоих руках. Твое будущее зависит от твоих дальнейших действий…»

Еще не так давно он умел лихо лазить по стенам. Рискнуть?..

Сергей спустил воду и, примеряясь, расставил руки, касаясь стен.

Через минуту Олег постучал в дверь.

– Эй, браток! Ты чё, уснул там, что ли?

Сергей промолчал. Он замер выше светильника, под самым потолком, руками и ногами упираясь в скользкий кафель.

– Эй, не балуйся! – угрожающе сказал Олег и рванул дверь, с мясом выдирая задвижку. Через мгновение охранник уже стоял в туалете, недоуменно обводя глазами нехитрый интерьер. Нахмурившись, он шагнул к окошку, одновременно вытаскивая из кобуры пистолет – и Сергей всеми своими семьюдесятью пятью килограммами обрушился на него сверху.

Правой ногой, в падении, он заехал охраннику в ухо и тот с размаху врезался головой в кафельную стену и упал, сваленный закончившим свой полет Сергеем. Сергей подобрал пистолет – оказалось, что это не какая-то газовая хлопушка, а действительно боевое оружие, причем заряженное, – поднялся с уткнувшегося головой в пластмассовое ведро Олега и хотел для верности добавить тому рукояткой по затылку – но понял, что не сможет это сделать. Охранник, судя по всему, был в глубокой отключке – и бить человека, находящегося в таком состоянии…

«Интеллигент дслбаный! – выругал себя Сергей. – Рука у него, видите ли, не поднимается. Размазня!»

Обыскав Олега, он не нашел наручников и тогда, сняв с охранника пояс, накрепко связал тому руки за спиной. Перешагнул через бритоголового, выбрался из туалета, закрыл дверь на задвижку и выключил свет. С пистолетом в руке бесшумно прокрался по ковровой дорожке к углу коридора и осторожно выглянул.

Лопоухий Ралик все так же сидел на стуле боком к нему, двигал челюстью и слегка притоптывал в такт слышной ему одному музыке. До него было метров семь. Ключ по-прежнему торчал в замочной скважине.

Сергей понятия не имел, кто еще находится в доме, и есть ли другие охранники, поэтому старался не шуметь. Набрав в грудь побольше воздуха, он выскочил из-за угла, в два прыжка оказался у площадки перед дверью в комнату и, не приближаясь более к Ралику, навел на него пистолет.

Ралик оказался смекалистым парнем. Уловив боковым зрением движение в коридоре, он успел повернуть голову и, оценив степень опасности, почти мгновенно застыл, даже не пытаясь достать оружие. Перед этим он все-таки дернулся, так что наушники слетели ему на колени, и, кажется, проглотил свою жвачку.

– Руки! – негромко, но впечатляющим тоном сказал Сергей, продолжая держать лопоухого под прицелом. – Руки! А не то не яйца – голову разнесу!

Ралик, видимо, прочитал все на лице Сергея и незамедлительно выполнил команду.

– Встать! Три шага вперед, лицом к стене. Руки за голову. Хоть одно слово – и я стреляю!

Охранник беспрекословно подчинился. Наушники болтались у него ниже коленей и оттуда доносилась едва слышная ритмичная музыка и речитатив

– похоже, это старалась группа «Говорящие попугаи». Сергей, не опуская пистолет, подошел к двери в комнату, повернул ключ и распахнул ее.

– Дима! Давай сюда.

Сидящий за столом Дима вскочил, отодвинув стул, и торопливо направился к Сергею, на ходу поправляя очки.

– Вынимай у него пистолет из кобуры. Не бойся, если дернется – я ему башку продырявлю. Один уже получил.

Дима, подобравшись, как перед прыжком, шагнул к охраннику, осторожно вытащил пистолет и, пятясь, отошел к Сергею.

– Хорошо, – подбодрил его Сергей. – Держи на мушке. А теперь слышишь, ты, бык, – обратился он к охраннику, – снимай пояс и бросай на пол, не оборачивайся.

Ралик поспешно сделал так, как было приказано, и осмелился все-таки подать голос:

– Пацаны, не стреляйте. Я чё – я охранник. За бабки стараюсь. Я же вас не трогал.

– Будешь хорошо себя вести, и мы не тронем, – пообещал Сергей и поднял с пола пояс. – Руки за спину. Дима, целься ему в голову и если дернется – жми на курок.

– Да не буду я дергаться, – плаксиво сказал Ралик. – Чё мне дергаться-то?

Сергей тщательно и надежно связал ему руки, ткнул дулом пистолета в спину:

– Теперь давай в комнату.

Сорвав с окна штору, Сергей обмотал ею усаженного на стул перепуганного Ралика и присел на край стола перед ним. Дима стоял рядом с пистолетом в руке и видно было, что в последний раз он держал подобные штуковины только в детстве, да и то – игрушечные. Сергей наставил ствол прямо в лицо побледневшему охраннику:

– В доме кто-то еще есть?

– Н-нет, никого… Ленка была, так уже уехала.

– Ленка-стопщица! – криво усмехнулся Сергей. – А Малыш? Приезжал ваш Малыш?

– Вроде… Я не видел, Олег вниз ходил…

– А где же хозяин? – присоединился к допросу Дима.

– Н-не знаю… Он мне не докладывает. Мое дело – сторожить.

– Хреновый из тебя сторож получился, – насмешливо сказал Сергей и повернулся к Диме: – Малыш приехал, значит Вика здесь. Хозяин в дом заходил? – вновь обратился он к охраннику, у которого на лбу выступила испарина.

– Нет… Там колокольчик, у входной двери. Не звонил.

– Так ты ж музыку слушал, меломан, – какой там колокольчик!

– Я колокольчик сквозь любую музыку услышу, хоть кто будет играть…

– Другие постройки тут есть у хозяина, кроме этого дома? – поинтересовался Дима.

– Есть. Домик для гостей во дворе, еще гараж…

– Домик для гостей! – встрепенулся Сергей. – А как насчет злой собаки?

– Какой собаки? – неподдельно удивился Ралик.

– Которая во дворе.

– Нет у хозяина никакой собаки. На фига ему собака, если забор в три метра, сигнализация и в доме всегда кто-то из наших есть.

– Это хорошо, – Сергей опустил пистолет. – И много вас у хозяина?

Ралик завел глаза под лоб, подсчитывая.

– Шестеро, если с Ленкой. – Он сглотнул и осторожно спросил: – А ты что, Олега – того?

– Ага. Башкой об стенку. Только башка у него крепкая – проверено. Так что оклемается.

– А-а… – Ралик вздохнул с облегчением. – А я думал…

– Так, ладно, некогда нам, – деловито сказал Сергей, обшаривая глазами комнату. – Где мы находимся? Что это – хутор? Село? Далеко от города?

– Какой хутор! Орловка это, город отсюда видно.

Когда-то отделенное от города полями село Орловка теперь фактически превратилось в пригород – новый жилой массив, возведенный в последние годы «застоя», подмял под себя поля, и там, где когда-то паслись коровы, теперь резались в домино и пили самогон в гаражах жильцы-переселенцы, и в Орловку ходили городские маршрутные такси. Сергей жил именно в этом массиве, и сейчас ему до дома было буквально рукой подать.

– Понятно, – Сергей наконец нашел то, что искал, и, подойдя к окну, бесцеремонно, как раньше штору, оборвал тюлевую занавеску. Придавил ее подошвой к полу, резко потянул – и в итоге получил длинную полосу ткани. Скрутив ее, он вернулся к настороженно следящему за ним вспотевшему Ралику. – Открывай рот, кляп тебе забью, чтобы не голосил.

– Да я и не собираюсь, – пробормотал охранник. – Гадом буду!

– Не знаю, кем ты там будешь, а с кляпом посидеть придется. Для верности. Не переживай, не отравлено. Сиди тихонько и телевизор смотри. Пошли, Димитрий.

Включив телевизор и заперев комнату на ключ, Сергей и историк, держа оружие наготове, начали было спускаться по лестнице, но Дима вдруг остановился:

– Между прочим, в туалет я так и не сходил, а надо бы.

– Валяй, – согласился Сергей. – Просто я план на ходу переменил. Только туалет занят – там тот бычара отдыхает, так ты уж давай в ванную, поливай прямо в раковину. Пойдем, покажу, а заодно и бычару проведаем. Один-один.

– Что «один-один»?

– Он тебя по голове, а я его, – пояснил Сергей.

– Талионное право. Око за око, зуб за зуб.

– Ага, – согласился Сергей. – Это мы тоже проходили. Весьма мудрая была концепция.

– Тут можно было бы и поспорить, – возразил Дима, – только как-то не к месту.

– Да уж, зто точно. Потом как-нибудь поспорим.

Сопроводив историка до ванной, Сергей, отодвинув задвижку, заглянул в туалет. Олег по-прежнему полулежал, скрючившись в тесном пространстве, привалившись плечом к стене. Глаза его были закрыты, но он дышал.

«Значит оклемается, – подумал Сергей. – Скорее всего, сотрясение мозга».

Еще он подумал, что надо будет все-таки вызвать врача. Чуть позже. Когда они вызволят Вику и скрутят Лондара. И позвонят в милицию – пусть разбираются с пистолетами и личностями этих охранничков. А они с Викой к тому времени уже уедут. И заберут Лондара. Посидит взаперти в квартире у него, Сергея, а они без помех проведут Ритуал…

– Ну, что тут? – Дима заглянул в туалет. – Живой? Может в больницу позвонить?

– Живой. В больницу – потом. Облегчился? Тогда пошли. Стрелять когда-нибудь приходилось?

– Нет.

– Тогда просто держи его на мушке, а я, если что, ногу ему запросто прострелю. Или обе. Его ногу за ногу Большевика. Талионное право.

Они вновь прошли мимо комнаты, недавно бывшей их тюремной камерой – там негромко бубнил телевизор, развлекая Ралика, – и спустились вниз, в просторный холл с креслами, диванами и большим камином. За окном был виден двор. У закрытых ворот гаража стоял «жигуль», на котором они совершали поездку, левее гаража красовался аккуратный домик из красного «новорусского» кирпича с деревянным крыльцом и резным навесом над лакированной желтой дверью. Окна домика были закрыты узорными, с завитушками, ставнями. За домиком ровной линией возвышались вдоль солидного забора деревья. Уже смеркалось, но было еще достаточно светло для того, чтобы убедиться: во дворе никого нет.

– Вперед, Димитрий, – негромко сказал Сергей, чувствуя себя командующим операцией. – Главное – внезапность и решительность. Тем более, если этот Малыш тоже там. Если что – не стесняйся, пали в потолок.

– Попробую. А насчет Малыша – сейчас посмотрим. – Дима пересек холл и выглянул в окно, выходящее не во двор, а на улицу. – Возле дома ничего, никаких машин.

– Лондар мог его и на своей привезти. Ладно, пошли. Разберемся и с Малышом. Не думаю, что он с пистолетом по городу мотается – он же не охранник. Так что у нас большое преимущество. В атаку, и да поможет нам Бог, как говорится.

Сергей направился к двери, поднял руку и прижал колокольчик. Приоткрыл дверь и поманил Диму:

– Проходи.

Пропустив Диму, вышел сам и осторожно закрыл дверь. Колокольчик тихо звякнул – и тут же умолк.

Они быстрым шагом прошли по расчищенной от снега дорожке к гостевому домику. Сергей осмотрел ставни – в них не было ни единой щели – и, не выпуская из рук пистолет, поднялся на крыльцо. Дима, взволнованно дыша, последовал за ним. Приложив ухо к двери, Сергей прислушался, но изнутри не доносилось ни звука. Он, выразительно посмотрев на Диму, поднес палец к губам, а потом начал очень медленно и осторожно, переложив пистолет в левую руку, правой нажимать на дверную ручку. Дверь с еле слышным шорохом подалась, стала открываться, щель между нею и дверным косяком делалась все шире и оттуда на крыльцо просочился неяркий свет. И за дверью пo-прежнему было тихо.

«Там должна быть прихожая, – подумал Сергей, облизывая пересохшие губы. – А уже дальше – комнаты. И в одной из иих – Вика и Лондар. Рассказывает ей то же самое, что и нам. Разъясняет ситуацию…»

Заглянув в образовавшийся проем, он заметил какое-то движение там, внутри, и едва удержался от необдуманных и преждевременных атакующих действий. В последний миг перед тем, как броситься вперед и, на манер спецназа, ломиться наугад во все двери, он успел сообразить, что просто увидел свое отражение в большом овальном зеркале, висящем на стене напротив входной двери. Его предположение оказалось правильным – за порогом действительно находилась небольшая прихожая с вешалкой, подставкой для обуви и холодильником. И тремя одинаковыми дверями. Не оборачиваясь, Сергей поманил рукой с пистолетом Диму – «следуй за мной!» – и протиснулся в прихожую. Сделал три неслышных шага по ковровому покрытию, остановился под небольшой люстрой с изящными розовыми лепестками и вновь прислушался, видя в зеркале отражение напарника, который тоже старался не шуметь.

Из-за левой от него двери доносился негромкий голос. Голос был мужской и, кажется, принадлежал Лондару, хотя слов Сергей разобрать не мог. Дверь неплотно примыкала к дверному косяку, а значит не была заперта на ключ или задвижку. Сделав Диме жест «стой на месте», Сергей шагнул к этой двери и, нагнувшись, заглянул в замочную скважину. И увидел большой вычурный вазон с чем-то типа пальмы или какого-то другого экзотического растения возле окна, часть кресла и на подлокотнике – руку, обтянутую знакомым серым свитером – в таком свитере сидела вчера в гостиничном номере Вика! Прижавшись к отверстию ухом, Сергей расслышал и слова. Да, вместе с девушкой в комнате находился именно Лондар.

– …и можно, и нужно считать безусловным прогрессом, – неторопливо и убедительно говорил он. – Если попробовать охватить одним взглядом всю историю человечества…

«Охмуряет, – подумал Сергей. – Убеждает. И ведь убедит: Вика же не Димитрий-историк».

Диспозиция представлялась ясной и можно было не мешкая начинать штурм.

«Стой здесь», – показал Сергей Диме место у двери в комнату и прошептал:

– Держи его на мушке, остальное я сам сделаю. Пошли!

Резким ударом ноги он распахнул дверь, ворвался в комнату, мгновенно сориентировался и заорал страшным голосом, наводя пистолет на Лондара:

– Не двигаться! Буду стрелять!

Вика сидела в кресле возле низкого журнального столика, на котором поблескивала ваза с фруктами; Лондар, закинув ногу на ногу, расположился в таком же раскидистом черном кожаном кресле по другую сторону столика. Обстановку комнаты Сергей изучать не стал, сосредоточив все внимание на замолчавшем на полуслове Лондаре. Вика еще не успела ничего сообразить, но дольку апельсина так до рта и не донесла.

– Вика, иди сюда, – сказал Сергей и, обращаясь к Лондару, добавил злым голосом: – И ты, дорогой, вставай. Поедешь с нами. И без выбрыков – пистолеты у нас настоящие, твоих же братков бритоголовых. Заряженные. Узнаёшь?

Лондар глядел на него и молчал. Потом медленно, словно нехотя, показал рукой на Вику, зачарованно уставившуюся на пистолет, и спокойно, хотя и чуть деревянным голосом, произнес:

– А вы, парни, у нее-то спросили, хочет ли она к вам идти или ей и здесь неплохо?

И еще одним медленным движением положил свою ладонь на руку девушки. Вика по-прежнему не шевелилась.

– Напел ей про ужасы глобального болота и прелести кровавого развития и постоянных перемен? – Сергей продолжал держать Лондара под прицелом. – Давай продолжим дискуссию в другом месте. И не цепляйся за Вику – не удержишь. Все-таки не получилось по-твоему, Казачок ты наш засланный!

– Что вы с моими помощниками сделали? – так же спокойно спросил Лондар, не снимая своей ладони с запястья девушки. – Надеюсь, не очень сильно покалечили?

– Потом поговорим! – резко ответил Сергей. – В другом месте. Вставай!

Лондар не сделал ни одного движения, но его бледное лицо вдруг начало краснеть, а глаза словно остекленели и заблестели в свете люстры. Грудь его под черным свитером заходила ходуном, будто ему не хватало воздуха.

– Одну минуту… парни… – задыхаясь, сдавленно произнес Лондар. – Одну… минуту…

«Припадок начинается, что ли? – слегка растерявшись, подумал Сергей.

– Или придуривается?»

Вика, похоже, наконец пришла в себя и с удивлением и беспокойством повернула голову к Лондару, пока не делая никаких попыток убрать его руку и встать. Дима молча сопел за плечом Сергея.

– Все-таки жрецы… Тартоса… более толковые… чем ваши… Вы ничего не знаете… о таком понятии… Ун-Аэнно… а я знаю… И умею…

Пока Сергей соображал, что имеет в виду посланник Темных, о чем говорит, вся фигура Лондара с ног до головы вдруг вспыхнула мелкими голубыми искрами, почти сразу же превратившимися в лихорадочную пляску огненных зигзагов, словно Лондара охватило невесть откуда взявшееся пламя. В следующее мгновение зигзаги по руке Лондара переметнулись на девушку и она тоже превратилась в молниеносно сменяющие друг друга мелькающие росчерки голубого огня. И вся эта метаморфоза происходила в полнейшей тишине.

«Что он сказал? Ун-Аэнно? Время-вне-Времени… Путь в иные миры!» – Сергей торопливо прицелился туда, где только что была нога Лондара, и нажал на курок. Грохнул выстрел, пуля вонзилась в толстое кожаное сиденье кресла… Опустевшего уже кресла. И Вики тоже не было, и не было больше огненных зигзагов… Только воздух там слегка дрожал, как над костром, искажая очертания оконной рамы.

– Это же переход, Сергей, это переход… – бормотал рядом Дима.

Злость взметнулась черной волной, захлестнула сознание, безжалостно подавляя и круша все мысли, чувства и ощущения. Черная волна превратилась в узкий, неудержимый в своем напоре, целенаправленный луч, сметающий все на своем пути и проникающий сквозь любые преграды. Мелькнул в глубине слабый синий отблеск («Вика!») и сразу же – оранжевый просверк («Лондар?!!») – и все вокруг заполнили мечущиеся голубые зигзаги, не горячие и не холодные, совершенно бесплотные…

– Сергей!.. – донесся, угасая, откуда-то издалека голос Димы.

И тело растворилось в лазурной беспредельности, мощными потоками хлынувшей со всех сторон…

13 За дверью

Вокруг пахло пылью, плесенью и прелостью, как в каком-нибудь заброшенном доме. Глаза привыкали к полумраку, сверху сочился свет, и он обернулся, чтобы увидеть дверь, через которую вошел сюда, но никакой двери не обнаружил. Сзади была покрытая пятнами сырости стена с обвалившейся штукатуркой, а дверь, точнее, дверной проем, находился слева от него и вел все в тот же полумрак. Справа в этом пустом помещении было заколоченное окно, пропускающее тонкие лучики света, и свет пробивался сквозь дыры в потолке, с которого свисал одинокий перекрученный электропровод. Покоробленные, покрытые плесенью доски пола были усеяны битым стеклом и обломками кирпичей. Это был действительно заброшенный дом: здесь, похоже, никто не жил уже давным-давно.

Он опустил голову и увидел, что продолжает держать в руке пистолет. В доме висела затхлая тишина, но за окном послышался нарастающий шум мотора – судя по тональности, это был грузовик. Шум надвинулся – и начал затихать в отдалении.

В совершенно пустой комнате было сыро, но не холодно, и зимнего пара от дыхания тоже не было. Сергей, еще раз оглянувшись, направился к выходу – под подошвами хрустело стекло, – и оказался в темном коридоре, ведущем в другие, такие же пустые комнаты. Дверь в конце коридора была приоткрыта. Сергей толкнул ее и вышел на полуобвалившееся кирпичное крыльцо. Вокруг буйно разрослись лопухи и крапива, почти впритык к крыльцу пышно цвела сирень, а за покосившимся забором с выломанными досками серело асфальтовое полотно дороги. По другую сторону тоже тянулись заборы, только целые, и виднелись сельские домики, утопающие в зелени садов. Вдоль кювета бродили куры, под скамейкой у чьих-то ворот лежала, уткнув морду в лапы, мохнатая собака, и над всем этим идиллическим пейзажем раскинулось синее небо, еще не выцветшее от летней жары, свежее чистое небо, каким оно бывает в мае.

Сергей оглядел свой теплый свитер, эимние ботинки и, спохватившись, засунул пистолет за пояс джинсов, под свитер. Солнце светило сквозь зеленые кроны высоких тополей, было не жарко и, в общем-то, безусловно, гораздо лучше попасть в майское тепло, чем в январский мороз – без куртки, оставшейся в доме Лондара.

Где он, этот дом Лондара? И где сейчас находится он, Сергей?..

Лазурная беспредельность, в которой он растворился, покинув свой мир, как-то сразу превратилась в ровную, совершенно плоскую поверхность, уходящую в серое марево. Он вновь начал ощущать собственное тело и растерянно осмотрелся. Ничего и никого – только серая дымка со всех сторон – то ли близко, то ли далеко, – только твердое стекловидное покрытие под ногами… а над головой? Он поднял голову – и увидел все ту же то ли близкую, то ли далекую серую дымку.

«Ун-Аэнно, – с каким-то благоговейным трепетом подумал он. – Время-вне-Времени… Но тут нет ни Лондара, ни Вики. Куда они делись?..»

Гость говорил, что из Вневременья древние посвященные могли видеть иные миры, события, происходящие в этих мирах. Так где же они, эти миры? И где его собственный мир? Может быть там, в этом сером тумане?

Ему вдруг представилось, как он будет бродить здесь, во Вневременье и Внемирье, бродить в полном одиночестве, бесконечно долго – хотя здесь и не может быть понятия «долго», – пока не сойдет с ума…

– ЭЙ! – севшим голосом попытался крикнуть он. – Э-эй!..

Крик получился каким-то глухим, словно прозвучал он в тесном чулане, доверху забитом старым тряпьем; его и криком-то нельзя было назвать.

– Эй! – набрав в грудь побольше воздуха (или это был не воздух?), сделал Сергей еще одну попытку. Она оказалась такой же безуспешной – Ун-Аэнно упорно гасило громкие звуки.

– Только без паники, дорогой, – процедил он, стискивая взмокшей ладонью скользкую рукоятку пистолета. – Лучше думай башкой своей, а не ори почем зря!

Лондар и Вика исчезли. Или Лондар утащил девушку в серый туман и скрывается где-то здесь, или же улизнул в иной мир – то есть проделал еще одну операцию перехода. Главное – вспомнить свои ощущения при переходе, превратить волну во всепроникающий луч – и вырваться из Вневременья.

Но куда?..

«Стоп-стоп-стоп! – сказал он себе. – А ну-ка, дружок, давай по порядку».

Он сосредоточился, «включаясь», пытаясь нащупать луч Вики – и у него ничего не получилось. Либо Вики не было здесь, либо серая туманообразная субстанция глушила передачу. Возможно, этот туман был как бы «изнанкой» обычного Времени.

Но существовал и еще один вариант: Лондар мог просто сразу же вернуться в свой дом, под дуло Диминого пистолета. Да что ему Димин пистолет! Наверняка Дима сейчас, скорее всего, обалдело стоит посреди внезапно опустевшей комнаты, и про пистолет свой забыл… Да и стрелок, наверное, из Димы что из задницы виолончель…

«У тебя получилось, – возникла в его голове какая-то странная мысль.

– Что же ты медлишь? Не упускай его, Гортран».

Это была не его мысль. Это была чужая мысль, мысль, пришедшая извне.

– Гость, это ты?! – воскликнул Сергей, озираясь.

Вокруг было так же пустынно.

«Не медли, следуй за Лондаром».

– Но куда? Куда следовать? Где он? – Звук по-прежнему был приглушенным, словно его поглощала толстая оболочка из ваты.

«Я думал, ты уже полностью овладел своими скрытыми способностями… Раэ тебе удалось прорваться в Ун-Аэнно… Постарайся представить себе двери. Обыкновенные двери».

– Любые?

«Любые. И ты увидишь эти двери. Одна из них будет приоткрыта. Туда и ушел Лондар. Не дай ему затеряться, Гортран!»

– Где ты, Гость?

«Потом, потом. Не отвлекайся от главного!»

И Сергей, сосредоточившись, воспроизвел в памяти те двери, которые видел каждый день – четыре двери на лестничной площадке шестого этажа. В то же мгновение они появились перед ним. Дверь его собственной квартиры, обитая коричневым дерматином в ромбиках золотистой проволоки, действительно была приоткрыта.

Он шагнул к ней, переступил порог – и оказался не в своей прихожей, а в старом заброшенном доме, находящемся в каком-то ином мире.

Пробравшись сквозь заросли гигантских лопухов, наводящих на мысли о каком-нибудь кайнозое или мезозое, Сергей по густой траве добрел до вот-вот, казалось, готового рухнуть ветхого забора и выбрался на дорогу, чуть не оставив на ржавом гвозде кусок джинсов. Вне всякого сомнения, он находился там же, откуда ушел из своего мира – в пригородной Орловке, потому что вдалеке, за низиной, на пологом склоне, громоздились среди уцелевших кое-где деревьев белые коробки недостроенных многоэтажных зданий, над которыми хищно нависали стрелы подъемных кранов. Все там было узнаваемым, знакомым, это был тот самый окраинный микрорайон, в котором он, Сергей, жил последние девять лет. Именно так он и выглядел году в девяносто пятом-девяносто шестом… нет, пожалуй, все-таки в девяносто пятом; потому что в девяносто шестом вон тот облицованный плиткой восьмиподъездный крайний дом уже был полностью заселен – провожали они с другом Мартыном туда девчонок после дискотеки. А вот дома Лондара, который должен стоять здесь, на месте этой заброшенной развалюхи, не было и в помине. И гаража не было, и красного домика для гостей с резным навесом.

Мир, сдвинутый во времени? Отстающий от его, Сергеева, мира на десяток лет?

Обстоятельно поразмышлять об этом было некогда – вдалеке, в сторону новостроек, шли по обочине двое – парень, одетый во все черное, и девушка в сером свитере и спортивных брюках. Лондар и Вика.

Лондар быстрым шагом шел впереди, Вика спешила за ним, и непохоже было, что Лондар тянет ее за собой на веревке. Вика, вроде бы, шла совершенно добровольно, и Сергей не сразу сообразил, в чем тут дело, но потом все-таки догадался: девушка понимала, что без Лондара ей отсюда не выбраться. Она ведь не знала, что ей на помощь уже явился защитник и избавитель. И Лондар этого тоже не знал.

Значит – не упускать их из виду и выжидать удобный момент!

Сергей нащупал под свитером пистолет и, держась поближе к кустам и деревьям, зашагал по безлюдному поселку вслед за черно-серой парой.

Мимо него в сторону города промчался желтый «жигуль» с затянутым брезентом прицепом. Лондар обернулся, поднял руку – и Сергей незамедлительно отскочил за дерево. «Жигуль» остановился, принимая пассажиров, и двинулся дальше, к недостроенным коробкам домов.

– А, ч-черт! – Сергей выбежал на обочину, отчаянно замахал рукой, чуть ли не бросаясь под колеса с визгом затормозившего порожнего «КамАЗа». Грузовик занесло, водитель – рыжеволосый здоровяк в вылинявщей футболке – высунулся в открытое окно кабины и обложил Сергея на удивление разнообразным матом.

– …твою мать! – последним отголоском разнеслось по всей округе.

Но Сергей пропустил мимо ушей эти словесные экзерсисы возмущенного шоферюги. Одним прыжком подскочив к грузовику, он рванул дверцу кабины и, плюхнувшись на сиденье, не допускающим возражений тоном приказал:

– А ну, живо шпарь за тем «жигулем»!

Рыжеволосый округлил глаза от такой наглости и открыл было рот, угрожающе придвигаясь, однако Сергей, удивляясь сам себе, и тут не сплоховал. Выхватив из-за пояса пистолет, он наставил его на здоровяка и повторил:

– Живо – за «жигулем»!

Водитель оказался человеком сообразительным и с хорошей реакцией. Отпрянув от Сергея, он моментально вцепился в баранку и рывком бросил грузовик вперед, вдогонку за «жигулями». Говорить он больше ничего не стал, и только косился на Сергея, и на загорелом его лбу выступили крупные капли пота. Желтое пятно «жигулей» маячило далеко впереди, взбираясь на холм.

– Ты не думай, браток, я сотрудник, – пояснил Сергей, не убирая пистолет. – Только без документов, так надо. А там – опасный преступник.

Рыжий молча сглотнул и прибавил ходу. Было непонятно, поверил он или нет.

– Ты мне только его достань, а дальше я уже сам, – продолжал импровизировать Сергей. – Там должны быть наши на перехвате. Жми, браток!

Здоровяк вновь промолчал, но как будто бы вздохнул с облегчением. «КамАЗ» понесся под уклон, в низину, и расстояние между ним и «жигулями» начало медленно сокращаться.

Сергей почти не сомневался в том, что Лондар намерен доставить Вику в свою городскую квартиру. Загородного дома у него здесь, в этом мире, еще нет, а вот квартира в городе есть. Там он и собирается оставить Вику на все десять дней, до девятнадцатого февраля – то есть до девятнадцатого февраля в том, другом мире, из которого они попали сюда, в этот май… А потом вернуть назад, когда время возможных перемен уже закончится. Только вот не знает Казачок, что не один он такой шустрый. Есть и кое-кто еще, тоже научившийся прыгать в другие миры. И хорошо представляющий себе механизм этих прыжков… вернее, механизм-то как раз и не представляющий, а вот что именно нужно сделать для перехода, как войти в соответствующее состояние – представляющий вполне.

За высокими гранитными столбами, увенчанными старыми еще звездами – въездом на территорию города, – «жигуль» сбавил скорость, и теперь его отделяло от разогнавшегося «КамАЗа» не более ста метров.

– Все нормально, браток, – ободряюще сказал Сергей и опустил руку с пистолетом на колено. – Теперь никуда не денется.

– Может, прижать его? – предложил здоровяк сиплым голосом. – В кювет вместе с прицепом?

– Не надо, – строгим тоном отозвался Сергей. – Он должен выйти. Вместе с сообщницей. А там уже дело техники.

– И баба при нем? – удивился рыжий, и покачал головой. – Целая банда. С огнестрельным?

– Нет, ножи. Не отвлекайся, виси на хвосте.

Проплыл мимо длинный, во весь квартал, дом с недостроенным универсамом.

«Универсам «Южный», – подумал Сергей, глядя на широкие проемы еще не застекленных витрин. – Да, это точно девяносто пятый. Вон и троллейбусные опоры уже стоят, все правильно…»

Выходило, что этот мир был тем самым «параллельным миром», каких тьма-тьмущая в фантастической литературе. Сдвинутый, так сказать, по фазе. В прошлое. На десять лет. Или все-таки есть отличия, только они пока не бросаются в глаза? Или он, Сергей, просто о них ничего не знает? Например, нет в этом мире какой-нибудь Финляндии, а находится на том месте какое-нибудь Гнилое море. И «Спартака» московского нет, а есть «Богатырь», едва трепыхающийся в десятой зоне пятнадцатой лиги… Отличий может быть два или три. А может – сотни.

Удивляться и мысленно ахать по этому поводу совершенно не хотелось. Эпоха удивлений и аханий давным-давно прошла… День или два назад…

– Так! – очень деловито сказал Сергей, подавшись вперед. – Виси, виси у него на хвосте, скоро они выйдут. А теперь мне нужна газета. Желательно, сегодняшняя или вчерашняя.

Рыжий оторопело взглянул на него, молча потянулся к водительскому «бардачку». Держа руль одной рукой, вытащил оттуда сверток, развернул, положил на колени два куска хлеба с салом. Посмотрев на число, протянул газету Сергею:

– Позавчерашняя устроит? Только с пятнами.

Сергей быстро кивнул, выхватил газету. Впился глазами в первую страницу. «Экспресс». 21 мая 1995 года. «Депутаты решают свои проблемы, а перебои с водой продолжаются». Знакомо…

– Ф-фу-у… – он расслабленно откинулся на спинку сиденья.

Здоровяк обеспокоенно взглянул на него:

– Что-то не так?

– Да нет, все в порядке. Сегодня, значит, двадцать третье…

– Ну да, с утра было. Пятница. Дням счет потерял, командир?

– Не в этом дело. Впрочем, это уже наше внутреннее… Кое-какие соображения.

Водитель молча покивал, оттопырив нижнюю губу, засунул бутерброды назад в «бардачок».

«Все то же самое, – подумал Сергей. – Все то же самое, что и в нашем мире десять лет назад, в девяносто пятом… Если история и делала здесь когда-то какой-то крюк, в конечном итоге все сгладилось – и значит правильна теория «брошенного камня». Круги на воде исчезают без следа. Те же перекопанные тротуары, те же роющиеся в помойках бомжи, те же пьяные рожи в пивбарах… Та же безысходность… Как и у нас…»

Внезапно его обожгла еще одна мысль:

«Погоди, погоди!!! Если это параллельный мир, отстающий от нашего на десять лет, значит тут есть свой Лондар… и я тоже есть… и мама. И… отец! Живой отец… Ему год до смерти…»

«КамАЗ» сбросил скорость на повороте и до Сергея донесся голос водителя:

– Что дальше делать, командир?

Сергей непонимающе взглянул на рыжего, не в силах оторваться от своих мыслей, потом перевел взгляд на дорогу и сразу все сообразил. «Жигули» стояли у тротуара и из открывшейся дверцы показался Лондар. Дальше ему с владельцем «жигулей» было не по пути.

– Проедь метров пятьдесят и тоже тормозни, – сказал Сергей и убрал пистолет под свитер. Улица, на которую свернул на перекрестке «жигуль», вела мимо парка в сторону окраинной промзоны, а Лондару, вероятно, было нужно куда-то в центр.

Обернувшись, Сергей увидел через заднее стекло кабины, что Лондар и Вика пересекли тротуар и по тропинке направились к деревьям – чуть дальше начиналась аллея, ведущая через весь парк к автовокзалу и рынку.

«КамАЗ» тоже остановился и рыжий здоровяк, вытерев широкой ладонью пот со лба, вопросительно взглянул на Сергея.

– Всё, приехали, – сказал Сергей. – Тут уже я от них не отстану. А наши поддержат. Спасибо, браток, выручил!

Он потянулся к ручке дверцы, но его остановил тусклый голос водителя.

– Спасибо в карман не положишь, – с многозначительным вздохом протянул водитель.

Сергей обернулся, прижал руку к сердцу:

– Я номера твои запишу, тебя потом вызовут, отблагодарят.

– Ага, – уныло сказал водитель. – Почетную грамоту дадут, на стенку. Как это теперь называется – благодарственное письмо? В общем, как говорил Остап Бендер в том фильме, «получишь у Мусина».

– Почему у Мусина? – машинально переспросил Сергей. – «Получишь у Пушкина». Кто такой Мусин?

– Великий русский поэт однако, мать твою ети! – раздраженно отозвался водитель. – «У лукоморья дуб зеленый». Или в вашей школе милицейской это не проходят? У вас там – «наша служба и опасна, и трудна» – такие песенки учите?

Ничего не соображающий Сергей выбрался из кабины и грузовик тут же рванул с места, раздраженно и обиженно взревев мотором. Рыжий водила уехал, унося в сердце обиду на козлов-ментов.

«Значит Мусин, – думал Сергей, направляясь к тропинке, ведущей в парк. – Мусин, а не Пушкин. Значит были, были кое-какие отклонения. И сейчас, наверное, есть. Этот мир все-таки не копия… Хотя, кажется, был у нас и какой-то Мусин-Пушкин. Только имел ли он отношение к Александру Сергеичу?»

Лондар и Вика шли впереди, держать их в поле зрения не составляло труда, и Сергей вновь погрузился в размышления, пытаясь привести свои впечатления в хоть какое-то подобие системы и навести порядок в хаотичных, ускользающих мыслях, выстроить их стройными рядами, а еще лучше – и вовсе в одну шеренгу, по ранжиру, и – шаго-ом марш!

Итак, отец… Нет, не отец, об отце потом. И о Мусине, который Пушкин, тоже потом. Лондар. Лондар заброшен из прошлого, и он, Сергей, заброшен из прошлого. И Вика. Значит, здесь, в этом мире, второго Лондара может и не быть. Никто никого никуда не забрасывал тысячи лет назад. Так… К чему, собственно, все эти рассуждения? Ага! К тому, что здесь у Лондара может и не быть никакой квартиры, потому что нет здесь никакого местного Лондара.

А если все-таки есть? Вот придет сейчас Лондар к местному Лондару – и как же они объяснятся? Девяносто ведь пятый год всего на дворе, у местного никакая память о прошлом еще не включилась. Ему всего пятнадцать лет! Значит, негде здесь жить Казачку, нет здесь у него никакой квартиры – а перекантоваться нужно не день и не два, а все десять! Денег у него, скорее всего, с собой нет – вряд ли он таскает бумажник в кармане брюк, ведь не готовился он к такому обороту… А есть-пить надо, и спать… Значит, придется ему вернуться туда, откуда он сюда пожаловал. Можно прямо тут, в парке, перенестись вместе с Викой, благо укромных уголков вокруг предостаточно. Так куда он в таком случае продолжает идти? Все-таки к своей городской квартире?

Сергей, проявив неплохую реакцию, успел прижать пистолет к животу, прежде чем тот вывалился на землю из-за пояса джинсов. Быстро оглядевшись – редкие прохожие не обращали на него никакого внимания,

– он вернул оружие на место, нашел взглядом две идущие впереди знакомые фигуры и вновь попытался разобраться с расползающими мыслями.

С пистолетом, вообще-то, нужно быть осторожнее, подумал он. Пистолет у гражданского в девяносто пятом гораздо более редкая штука, чем в две тысячи пятом с привычными уже бандитами и разборками, и если кто увидит… Не будешь же каждому вкручивать, что ты опер на задании. Рыжий водила, кстати, тоже вполне может стукнуть, что вез какого-то, не предъявившего документов, но с весьма внушительной пушкой…

Да, бродить в девяносто пятом с пушкой за пазухой – дело весьма рискованное. Правда, из любой тюремной камеры можно будет удрать в свой мир. Не этим ли объясняются и кое-какие загадочные исчезновения, известные из истории? Только в тех случаях люди давали деру в чужие миры. Тоже были посланниками атлантов или других прадавних цивилизаций – или у них пробуждалась память предков и сами собой появлялись соответствующие навыки?..

Мир, сдвинутый на десять лет в прошлое, и в нем он, Сергей Соколов, с очень хорошим оружием в руках. А если бы этот мир был сдвинут в прошлое не на десять, а на сто лет? на тысячу? на миллион? десять миллионов? Сергей Соколов с пистолетом в окружении своры свирепых кровожадных динозавров. Пулю промеж глаз первому… второму… третьему – и остальные набрасываются на трупы поверженных сородичей, забывая о крохотном двуногом с какой-то безделушкой в руке. А потом, через миллионы лет, ученые находят черепа динозавров с аккуратными круглыми отверстиями, и начинаются разговоры об инопланетных пришельцах, в стародавние времена посетивших Землю и устроивших охоту на динозавров. А это вовсе не пришельцы из космоса орудовали, а визитеры из других миров, с других планет Земля. Оттуда же и та золотая цепочка в куске каменного угля миллионолетней давности, о которой писали в газетах, и обломок металлического шурупа в камне, извлеченном из глубоких подземных слоев. Пришельцы из иных земных миров. А есть ли двери, ведущие не на все ту же Землю, а на какие-то иные планеты?.. Гость, кажется, говорил, что можно попасть в другие, неземные миры… Или что-то другое он говорил? Разве можно сразу полностью усвоить такой объем совершенно новой и неожиданной информации?..

Сергей тряхнул головой. Аллея все тянулась и тянулась мимо детских площадок с поломанными качелями и каруселями, мимо покосившихся столбов с баскетбольными щитами, но все-таки метров через сто пятьдесят – двести кончалась, и там, за дугой широкой дороги, по левую сторону от скверика с памятником героям Великой Отечественной, располагался автовокзал, а по правую – рыночные ряды. А планы Лондара были до сих пор все-таки непонятны.

Что бы он, Сергей, делал на месте Казачка-Лондара, зная, что дома, в Орловке, находящейся за Вневременьем, его, возможно, уже ждет Дима с пистолетом, а то и вызванная Димой милиция? А ну-ка, напряги мозги, докажи, что ты не просто гомо, а именно сапиенс!

«Так… Так… Вот!» – Сергей удовлетворенно хмыкнул и с размаху поддал носком ботинка подвернувшийся камешек.

И Казачок с Викой, и он, Сергей, появились в этом мире там же, откуда исчезли в своем: в Орловке, в загородном доме Лондара. Теперь Казачок направляется к своей городской квартире, чтобы оттуда – не обязательно из самой квартиры, можно и просто из подъезда – перенестись назад, в свой мир, и оказаться рядом со своей квартирой. Не топать же ему февральским вечером через весь город в одной рубашке

– лучше пройтись здесь, под майским солнышком. Там, в своем мире, он оставит Вику в квартире, где находятся его подручные, и будет держать до окончания срока бифуркации. Только и всего. Кто сможет отыскать эту квартиру с полонянкой-Викой? Большевик? Дима? Он, Сергей? Да никто!

План, конечно, хорош, но не все хорошие планы сбываются. На каждое действие есть, как известно, противодействие. Даже против лома найдется другой лом. Он, Сергей, вернется в свой мир вслед за Казачком – как это сделать он помнит, он способный (правильно Гость говорил!), у него есть пистолет – и Казачку с корешами непоздоровится…

Сергей, приободрившись, ускорил шаг, потому что Лондар с Викой уже дошли до конца аллеи и свернули налево, туда, где протянувшийся вдоль парка тротуар выходил к перекрестку, за которым в окружении разноцветных коммерческих ларьков возвышалось здание автовокзала.

Напротив парка над кустами сирени нависали серые гранитные фигуры воинов-освободителей на высоком постаменте, и Сергей мимоходом отметил, что не уворовано еще на металлолом чугунное ограждение и целы еще бронзовые буквы: «Памяти героев – поклонись, верности Отчизне – поклянись!», и не отбиты еще такие же бронзовые цифры «1941-1945» – в девяносто пятом мало кому приходило в голову, что на городских памятниках тоже можно заработать, как зарабатывали уже на крышках уличных люков, ограждениях набережных, проводах высоковольтных линий и кладбищенских оградах. Еще он обратил внимание на то, что даты Великой Отечественной в обоих мирах идентичны и на них никак не повлияла замена фамилии «Пушкин» фамилией «Мусин».

Вика с Лондаром все так же неторопливо шли вдоль парка в сторону центра и даже, кажется, о чем-то разговаривали, и Лондар за все время этой начавшейся на той стороне парка прогулки ни разу не оглянулся – а чего ему было оглядываться? Кто мог преследовать его в этом мире за Вневременьем? А ведь он что-то втолковывал Вике – продолжал убеждать, что мир без Атлантиды гораздо лучше?

Часы на здании автовокзала показывали двадцать минут седьмого, из-за деревьев доносилась усиленная динамиками музыка – стонали электрогитары и искусным дятлом стучал ударник – и Сергей невольно встрепенулся.

Дискотека! Там, совсем недалеко от тротуара, располагался на поляне большой бетонный пятак дискотеки «Зодиак», окруженный высокой оградой. В девяносто пятом они с Валеркой Мартыновым проводили там все майские вечера. Кроме понедельника, конечно, в понедельник «Зодиак» отдыхал.

Музыка была знакомой до боли, до сладостно-горького щемления сердца, от нее веяло таким родным, незабываемым и таким далеким уже прошлым…

Сергей невольно замедлил шаг, с головой накрытый невидимой теплой волной, и у него даже дыхание перехватило от нахлынувших воспоминаний. Он забыл о Лондаре и Вике и медленно шел мимо кустов и деревьев, за которыми билась, стонала, летела к небу знакомая музыка, а навстречу ему от троллейбусной остановки с разудалым гоготом и веселым визгом шли пацаны и девчонки с бутылками пива и пепси в ружах

– тогда, в те времена, было модно пить на ходу пиво и пепси и громко гоготать, – шли и сворачивали на дорожку, ведущую сквозь кусты к пятаку «Зодиака».

И шли навстречу Сергею два паренька лет пятнадцати, один повыше и поплотнее, а другой пониже, оба в потертых джинсах и футболках с иностранными надписями на груди, оба в кроссовках, в которых так классно отплясывать с девчонками, насосавшимися клевого темного пива «Афанасий». Невысокое уже солнце светило паренькам в спину, но Сергей все равно сразу узнал их. Узнал – и замер посреди тротуара, силясь втянуть воздух вмиг пересохшим ртом…

14 Прикосновение

Они стояли друг напротив друга, он – Сергей Соколов, и они – еще один Сергей Соколов из этого мира, пятнадцатилетний учащийся средней школы номер двенадцать, и Валерка Мартынов, его одноклассник. Судя по их слегка осоловевшим глазам, они уже явно треснули пивка или этой слабоалкогольной бурды типа «бренди-колы», и им совершенно по барабану был разговор с каким-то окликнувшим их парнем – их ждала дискотека.

– Ты меня не узнаешь? – спросил Сергей у стриженного под «ежик» паренька с чуточку оттопыренными ушами.

– Не-а, – ответил тот, жуя жевательную резинку. – Какие-то проблемы?

– Это явно была фразочка из американского фильма.

– Слушай, Сережа, я тоже Сергей Соколов, только из параллельного мира и на десять лет тебя старше. Ты же читаешь фантастику, можешь врубиться?

– Могу, – кивнул Сергей-второй, внешне не проявив никакого интереса к этой, мягко говоря, не совсем обычной информации. – А в чем фишка-то?

– В том, что я – это ты, только из параллельного мира. – У нас там сейчас две тысячи пятый.

– Ага. – Сергей-второй еще немного пожевал. – И как там у вас, в две тысячи пятом?

– Хреново.

– Вы сюда и явились, чтобы это нам сообщить? – Сергей-второй весело переглянулся с Мартыном. – Тогда зря. У нас будет лучше, отвечаю.

Мимо них то и дело проходили веселые тинейджеры, спешащие на дискотеку.

«Отражение в зеркале, даже если видеть его по сто раз в день, не дает истинного представления о внешнем облике, – подумал Сергей. – Потому что это всего лишь зеркальное отражение. Вот если бы он увидел себя со стороны, то понял бы, наверное, что очень похож на меня».

– А точно, похож! – словно услышав его мысли, вступил в разговор коренастый Валерка. – Сокол, может у тебя братья есть?

Сергей-второй пожал плечами:

– Это надо у предков спросить. Вроде нет.

Что ему посоветовать, от чего предостеречь? Не играй в футбол, сломаешь ногу? Не поступай на юридический? А куда? Учись обирать ближнего своего? Дуй за границу? Не послушается. Не поверит. Ни одному слову он не верит и не понимает, какого черта какой-то псих к нему пристал ни с того ни с сего.

А нужно ли что-то говорить, вещать, так сказать, из будущего? Здесь ведь, наверное, тоже все повторится, и через десять лет в жизни Сергея-второго появится Лондар, потому что в этом мире тоже наступит период Перепутья…

Предупредить… Рассказать… Но сейчас для этого просто нет времени

– Лондар с Викой затеряются в городе и попробуй найти потом ту квартиру… Вернуться сюда через день-два, изолировав Казачка? А если не найдет ту дверь? А если Время поменяет цвет, как говорил Гость, и дверь не откроется?..

Сергей всмотрелся в уходящую прямо к опускающемуся солнцу улицу – Лондар и Вика были уже очень далеко и в любой момент могли скрыться за любым поворотом.

– А ты Валерка Мартынов, – переводя взгляд на Мартына, сказал Сергей.

– В нашем мире ты тоже есть. Напрягите мозги, ребята, чего ради мне вас обманывать?

Мартын исподлобья взглянул на него:

– Вот именно, чего ради? Чего ради вы нам тут вкручиваете? Фантастика

– это фантастика, а жизнь – это жизнь, и нет никаких миров Отражений. Да я в пять лет уже не верил ни в какого деда Мороза.

– Ага, – поддакнул Сергей-второй. – Я тоже.

– А вот и неправда, – возразил Сергей, обращаясь к нему. – Эх, жалко, времени у меня сейчас нет совершенно… Помнишь, был Новый Год, и кто-то постучал в окно, а мама сказала, что это дед Мороз? Беги, говорит, на крыльцо, там подарок должен лежать, а если успеешь – увидишь, как дед Мороз на санях со двора уезжает. И ты бросился на крыльцо, и еще коленкой о стул ударился. Подарок нашел, а вот деда Мороза не застал – он уже уехал. Было ведь такое, Сережа?

В глазах Сергея-второго мелькнула растерянность и он перестал жевать свою резинку.

– Ну, вроде… – неуверенно сказал он.

– Не вроде, а было, потому что у меня такое тоже было. А помнишь, как в шесть лет маму в парке, вот в этом самом, потерял, возле эстрады – тогда День города был, в июле, и на сцене акробаты выступали? Помнишь? Мама была в зеленом платье с цветочками, а отец тогда на практику со студентами уехал. Помнишь?

Сергей-второй медленно кивнул. Мартын, приоткрыв рот, завороженно переводил глаза с одного на другого.

– Ну вот. Кто бы об этом знал кроме тебя? А я знаю. – Сергей подмигнул Сергею-второму. – И как мечтал за тетей Людой в ванной подглядеть. Все я знаю, Сережа, потому что я – это ты, только из другого мира, и старше на десять лет.

У Сергея-второго порозовели уши.

– А-а… – силился что-то сказать Валерка, но у него ничего не получалось.

Сергей бросил взгляд вдоль улицы и похолодел: Лондара с Викой нигде не было видно.

– Ладно, ребята, – торопливо сказал он. – Сейчас мне очень некогда. Но я попробую вернуться, если получится. А ты вот что, Сережа: перед выпускным сюда не ходи, сиди дома. Потому что проломят тебе голову пряжкой – Терминатор с Героев Сталинграда, вместе с братвой. А если через десять лет начнешь видеть странные сны и услышишь во сне какой-то зов – подчиняйся ему, не бойся; все нормально, ты не псих – так и должно быть, – Сергей частил, чуть не проглатывая слова. – У меня то же самое. Потом все поймешь. Если вернусь, расскажу. В общем, загрузил я вас, ребята. Да, Сережа, еще одно: скажи отцу, пусть немедленно ложится в больницу на обследование. Слышишь? Немедленно! У него сердце больное. Если не ляжет, то через год – всё! Умрет прямо в троллейбусе. Объясни ему про параллельный мир, убеди! А я постараюсь вернуться, только не от меня это зависит. Пока, ребята!

Прощально махнув рукой, Сергей оставил оторопевших пареньков у дорожки, ведущей к «Зодиаку», и со всех ног бросился вдогонку за скрывшимися из виду Лондаром и Викой, лавируя между высыпавшими из очередного троллейбуса ребятами и девчонками, которые из всех видов деятельности пока предпочитали незатейливую дискотеку. Музыка била ему в спину, знакомая, упоительная, хотя и чуть старомодная музыка ушедших лет…

Выбежав на перекресток, он отчаянно завертел головой, но тщетно: люди шли в магазин и из магазина, люди стояли в очереди у желтой бочки с квасом, люди покупали в ларьках сигареты и мороженое, толпились на остановке, курили на балконах, гуляли с собаками – но не было среди этих людей Лондара и Вики.

Сергей отошел к ограждению, уперся руками в нагретую солнцем металлическую трубу, полосато выкрашенную красной и желтой краской, и невидяще уставился на бегущие мимо автомобили. Казачок мог свернуть в любой двор и зайти в любой подъезд любого из домов – и исчезнуть вместе с Викой, чтобы появиться в ином мире рядом со своей городской квартирой. Это в том случае, если квартира здешнего Лондара находилась где-то здесь, в окрестностях парка. Казачок мог и пройти дальше по одной из улиц, уходящих от перекрестка, и свернуть на следующем перекрестке, направо или налево – как угадать?..

В общем, он, Сергей, упустил Казачка. И упустил свой шанс изменить мир в лучшую сторону. Променял этот шанс на беседу с самим собой, пятнадцатилетним… Время Перепутья канет в прошлое, и все останется по-прежнему… Все останется таким же мрачным и безысходным. Весь мир бордель, все люди…

Упустил свой шанс. И не только свой.

Сергей стиснул зубы, закрыл глаза и чуть не застонал. Ему было ясно, что Вику он, вернувшись в свой мир, конечно же, не найдет – Лондар будет держать ее в помещении, надежно экранированном от мысленных призывов. Как в Орловке.

Надежно экранированном…

Сергей хлопнул ладонью сначала по трубе ограждения, а потом по своему собственному лбу.

Здесь-то, в этом мире, нет никакого экрана и ничто не мешает ему прямо сейчас связаться с Викой!

Он торопливо огляделся и направился к кустам и деревьям, обрамляющим тротуар. Присел на корточки, прислонившись спиной к стволу березы, закрыл глаза и сосредоточился, отстраняясь от уличного шума.

«Вика, это я, Сергей. Я здесь, рядом. Я иду за вами. Не забывай о защитном колпаке, не подавай виду, что находишься на связи. Где вы сейчас? Покажи картину. Ты слышишь меня, Вика? Покажи картину!»

Он напряженно замер, не открывая глаз, распахивая свое сознание навстречу ответному сигналу. Прошло несколько томительных секунд – и знакомое синее сияние вспыхнуло в темной глубине, превратилось в луч и пропало, а на его месте возникло расплывчатое, подрагивающее, но вполне сносное изображение – футбольное поле с пацанами, гоняющими мяч, гаражи за оградой, знакомое типовое здание со стандартным лозунгом над стеклянными дверями «Добро пожаловать в Страну Знаний!», а дальше, напротив школьного двора, через дорогу, такая же знакомая вывеска над крыльцом типового же гастронома: «Юбилейный». Какой юбилей имелся в виду, Сергей не знал, да никогда и не интересовался, а вот район этот знал довольно хорошо, потому что в своем мире частенько пользовался этим путем, ведущим проходными дворами, кратчайшим путем к вещевому рынку, по диагонали пересекающим весь довольно обширный здешний микрорайон, почему-то называемый «Черемушками». Что такое «Черемушки», он тоже не знал. Наверное, когда-то была на этом месте какая-нибудь пущенная под снос деревня с таким названием. Это было совсем не важно. Главное – он теперь знал, где искать Вику, а Вика знала, что ее не бросили в беде.

«Есть картинка, все понял, – передал он. – Я иду следом за вами, только не оглядывайся, не давай Лондару повод что-то заподозрить. Он ведет тебя к своей квартире, там вы и вернетесь назад, в наш мир».

«Знаю, – почти сразу же отозвалась девушка. – Он мне все рассказал».

«Не волнуйся, я последую за вами и освобожу тебя».

«Я не волнуюсь, Сережа. Мне с ним интересно, он так много знает…»

Сергей скрипнул зубами. Если Лондару удастся убедить Вику в необходимости отказаться от проведения Ритуала…

«Вороне лисицу тоже было интересно слушать, – передал он. – Будь умницей, Вика! У Лондара вполне определенная задача – во что бы то ни стало сорвать Ритуал, вот он и старается. Вовсе не ради тебя. Не поддавайся, у нас совсем другие…»

– В чем дело, гражданин? С самочувствием не все в порядке или как?

Сергей вздрогнул и резко открыл глаза, прервав мысленную связь с Викой. Два милиционера, прищурившись, смотрели на него сверху вниз; у одного на плече висела рация, другой похлопывал себя по ладони резиновой дубинкой.

– С самочувствием все в порядке, – поднявшись, с вызовом ответил Сергей. – Здесь что, находиться запрещено? Приграничная зона?

В следующее мгновение его пробил озноб – он вспомнил о пистолете под свитером и машинально обхватил руками живот, словно у него и впрямь вдруг возникли проблемы со здоровьем.

– Я, вроде бы, ничего не нарушаю, – продолжал он уже другим тоном, этаким подобострастно-осторожно-извиняющимся, которым большинство граждан, чему он был неоднократным свидетелем, общаются с находящимися при исполнении представителями славных органов внутренних дел.

Патрульные и сами уже видели, что стоящий перед ними человек не находится даже в самой легкой стадии алкогольного опьянения и действительно ничего не нарушает, но уходить тем не менее не спешили. Как же это уйти просто так, не проведя хотя бы профилактической работы, а попросту – ни к чему не прицепившись?

– Нарушать-то не нарушаете, – медленно, словно сомневаясь в собственных словах, произнес патрульный с рацией, которая внезапно простуженно захрипела, и добавил назидательно: – А сидеть нужно на скамейке, а не тут, можно сказать, на газоне.

– Понял, товарищ сержант, – с должным почтением ответил Сергей, продолжая держать руки на животе. – Присел вот подумать, поразмышлять.

– Размышлять можно и дома, – веско заметил второй страж порядка, опустив свою, оказавшуюся, к его сожалению, не нужной в данной ситуации дубинку.

– Можно и дома, – с готовностью кивнул Сергей, чувствуя, как пистолет буквально обжигает ему живот, тяжелеет и вот-вот выпадет из-под свитера.

Сержант внимательным взглядом изучил зимние ботинки Сергея, столь неуместные в теплый майский вечер, нахмурился, силясь понять, почему гражданин нарушает общепринятую форму весенне-летней обуви, собрался, кажется, что-то сказать, но так и не сказал. Не кивнув, не откозыряв и не попрощавшись, милицейские работники удалились, оставив обливающегося холодным потом Сергея в покое.

Сергей, так и не отрывая рук от живота, направился к перекрестку, стараясь не спешить – чтобы не вызвать подозрений! – дождался зеленого света, перешел через дорогу и, не оглядываясь – опять таки дабы не вызвать подозрений, – свернул в проходной двор, выходящий к школьному футбольному полю, которое уже миновали Лондар и Вика. И только там, скрывшись из поля зрения стражей порядка, ускорил шаг, почти побежал, сопровождаемый взглядами пансионерок, судачащих о течении жизни на скамейках у подъездов.

Вновь Лондара и Вику он обнаружил уже за школой, на зеленой улице, ведущей к мосту. В этот вечерний час улица была не особенно людной, и Сергей отшагал по ней три квартала, держась на почтительном расстоянии от Казачка и его невольной спутницы. По пути он сделал очередное открытие, свидетельствующее о том, что мир, в котором он очутился, как минимум еще одной деталью (кроме Мусина – Пушкина) отличается от его родного мира. Там, где должно было находиться четырехэтажное здание общежития строителей, располагался скверик с потрескавшейся чашей заброшенного фонтана, давно уже, судя по всему, не фонтанирующего. Ошибиться Сергей не мог, потому что помнил это общежитие с вечно облупленным фасадом еще с ранних школьных лет. Если этот мир и был копией, то не весьма точной.

«Это как посмотреть, – мимоходом подумал Сергей. – Возможно, именно мой мир – не весьма точная копия, а здесь – оригинал. Хотя правомерно ли в данном случае говорить об оригинале и копиях?..»

Ближе к мосту вдоль берега речушки протянулось несколько кварталов однотипных двухэтажных домов послевоенной постройки, с обособленными двориками, поросшими кустами сирени. И эти места Сергей тоже хорошо знал – в одном из таких домов жил Генка Алешин, вместе с которым он когда-то занимался в футбольной секции. В домах этих были большие квартиры с просторными комнатами, всего по две на каждой лестничной площадке, и жили в них поначалу, надо полагать, не простые работяги или детсадовские воспитательницы, а какие-нибудь ответственные работники – созидатели светлого будущего, а уж потом, после развала Великой Советской Империи, многие из этих квартир прикупили представители новой, быстро множащейся прослойки… И Лондар с Викой свернули именно туда. В тех двориках стояли увитые плющом беседки, и, укрывшись от посторонних глаз в любой из них, можно было спокойно совершить процесс перехода и, сделав десяток-другой шагов по заснеженному двору – уже в его, Сергеевом, мире, – очутиться в подъезде.

Сергей, перейдя с шага на бег, достиг поворота, осторожно выглянул из-за угла. Под деревьями, на широких придорожных газонах, играла в свои игры детвора. Четверка крупногабаритных парней грузила в микроавтобус какие-то ящики. Вдали, на следующем перекрестке, беседовали две женщины, держа в каждой руке по объемистому полиэтиленовому пакету, в которых обычно носят провизию граждане бывшей Великой Советской. А вот Вики и Лондара на улице не наблюдалось.

«Вика, где вы? Номер дома! Сообщи номер дома!»

«Двадцать второй, – не сразу отозвалась Вика. – Тут такая беседка красивая…»

«Все понял, прекращаю контакт. Жди меня уже там, в нашем мире. В квартире Лондара. Я тебя оттуда вытащу».

В каждом доме этих прибрежных кварталов было по два подъезда. Восемь квартир. В какой же квартире их искать? Как определить, где квартира Лондара?

«Разберемся на месте! – сказал себе Сергей, отыскивая взглядом номера домов. – Двадцатый… Ага, вон тот – двадцать второй».

Выждав еще несколько минут, он попытался вновь связаться с Викой. И на этот раз ответа не получил. Значит, и она, и Казачок были уже не здесь.

Он пересек улицу и, пройдя вдоль высокого каменного забора, заглянул в приоткрытую калитку двора дома номер двадцать два. Взору его открылась типичная для этих мест картина: два подъезда, песочница, бельевые веревки с простынями и халатами, клумба, окаймленная кольцом из белых кирпичей, вкопанный в землю столик, за которым расположился квартет пенсионеров-доминошников, и – вот она! – аккуратная беседка с конической крышей и всякими резными штуковинами, кое-где виднеющимися из-под пышной растительности, подобно шторам занавесившей все проемы между деревянных опор. Беседка находилась поодаль от дома; от увлеченных забиванием «козла» пенсионеров ее закрывали сохнущие простыни. С того места, где стоял Сергей, виден был вход в беседку и часть пустующей лавки. Сергей не сомневался, что в беседке уже никого нет. Бросив быстрый взгляд на окна – почти все они были распахнуты настежь, – он обнаружил на втором этаже толстую даму послебальзаковских лет. Дама, упираясь животом в подоконник, наблюдала за сражением «козлятников».

Сергей знал, сколь ревностно любые жильцы-аборигены, так сказать, относятся к появлению в своем дворе посторонних лиц – это ведь не новый микрорайон, где и дворов-то в обычном смысле этого слова нет, а есть некие междудомные пространства, – но решил, что данное обстоятельство не помешает его замыслу, потому что дел у него было всего на несколько минут. Он проверил, надежно ли держится за поясом пистолет и уже намеревался шагнуть вперед, во двор, который стал бы для него дорогой в прежний мир, – но так и остался стоять на месте.

Отец… Как же уйти отсюда, не повидав отца? Убедить его в том, что перед ним действительно его сын из параллельного мира, и уговорить, упросить, умолить немедленно лечь в больницу на обследование… пока не поздно! Ведь он же не поверит тому, пятнадцатилетнему… Вновь увидеть отца – живым… Не сейчас? Сейчас есть дела поважней? Но что может быть важней этой встречи? Пусть отец останется жив – хотя бы в этом мире…

А вдруг Время внезапно поменяет цвет и он, Сергей, не сможет никогда вернуться назад, в свой мир? И упустит уникальнейшую возможность преобразовать свой мир в лучшую сторону… Так как же поступить? Сначала сделать то, что задумал сделать, – а потом вернуться сюда? Но если дверь сюда будет уже навеки заперта?..

Он переминался с ноги на ногу у этой проклятой калитки, его бросало то в жар, то в холод, и он проклинал и себя, и Гостя, и Темных и Светлых, проклинал придуманную кем-то Вселенную с ее причудливым многоликим Аэнно, и сердце его то колотилось, словно под ударами палочек обезумевшего вдруг барабанщика, то замирало, словно брошенный кем-то вверх камень, повисший над бездной в высшей точке полета.

Но все-таки это был не его мир. Это был иной мир, пусть и похожий, но

– иной…

Ненавидя себя, он заставил свое неуклюжее, вмиг обессилевшее тело протиснуться в калитку. Потускнели все краски и заглохли все звуки, когда он, спотыкаясь, побрел мимо клумбы к ненавистной беседке.

«Я вернусь… Я обязательно вернусь… – твердил он себе, проталкиваясь сквозь неподатливый сгустившийся воздух. – Обязательно вернусь… Прости, папа…»

Он не помнил, как добрался до беседки. И только очутившись внутри, в полумраке, созданном зеленой завесой, словно очнулся и обнаружил, что в беседке действительно никого нет, а из внешнего мира и вроде бы откуда-то сверху доносится визгливый женский голос, режущий слух:

– Петрович! Коля! Да оторвитесь вы от своих костяшек чертовых! По двору средь бела дня пьяницы разные шастают, а им хоть бы хны! Сначала девка с парнем, а теперь вон еще один прополз. Качается, бутылку, небось, притащил. Петрович! Ведь зассут же и засрут всю беседку! Гоните их оттуда, а будут выступать – я щас им милицию вызову!

– Ну чё раскричалась, мать? – отозвался недовольный мужской голос снизу, от доминошного стола. – Мы и сами дадим им прикурить, без милиции…

– А ножом пырнут? – обеспокоенно и несколько непоследовательно возразил тот же голос, принадлежащий, как сразу понял Сергей, той самой даме-наблюдательнице послебальзаковского возраста. – Вы же все дураки, когда пьяные!

– Не пырнут! – уверенно заявил другой доминошник. – Зови, Светлан-Санна, Сережку с Андреем. Пошли, мужики, будем разбираться.

Было ясно, что призванные бдительной дамой на защиту малой родины воинственные пенсионеры сейчас устроят в беседке форменный скандал и взашей вытолкают его, Сергея, за границы своей неприкосновенной территории. А окажет сопротивление – подоспевшие Сережка и Андрей сгоряча могут прибегнуть и к рукоприкладству, и доказывай потом, что ты не пьян, никакой бутылки у тебя нет и что не… кхм!.. по большой или малой нужде зашел ты в беседку, а просто посидеть, помечтать, уединиться, отрешиться от забот… А если в этой сваре вдруг выпадет из-под свитера пистолет?

В общем, у него было только два выхода: или сломя голову бежать прочь с негостеприимного двора и искать другое тихое место для перехода, теряя время, – или же именно не теряя времени сосредоточиться и немедленно совершить переход… и пусть потом та бдительная дама рассказывает разозленным «козлятникам», которых почем зря оторвала от игры, о своих зрительных галлюцинациях.

Сергей без раздумий выбрал второй вариант. Пока войско пенсионеров, переговариваясь и поджидая Сережку с Андреем, готовилось к штурму, он закрыл глаза и на полную мощность включил свою недавно обнаруженную очередную новую способность.

…И вновь он стоял посреди пустого пространства, которое, наверное, и вовсе не было пространством в обычном понимании этого слова; и вновь со всех сторон окружала его серая дымка Ун-Аэнно. На этот раз он более внимательно присмотрелся к стекловидному покрытию, на котором стоял, и у него почти не осталось сомнений в том, что это та же серая дымка, только уплотненная до твердого состояния.

Он звал Гостя и мысленно, и во весь голос, но тот не отзывался. Возможно, потому, что он, Сергей, и так делал все, как надо… вернее, как хотелось таинственному иеанакомцу, назвавшему себя жителем легендарной Гипербореи. А вот кем он был на самом деле? Добрым рыцарем Света? Или же служителем древних темных сил Зла, использующим его, Сергея, в качестве инструмента для достижения своих целей?..

На эту мрачную мысль-змею тут же отважным мангустом набросилась другая, совсем уже невероятная: Черный Гость – никакой не гипербореец! Гость – это он сам, Сергей Соколов, из какого-нибудь сто пятидесятого мира с такими отличиями в деталях, что внешний облик Сергея Соколова изменился, но сущность осталась. Или даже Гость – это уже успевший родиться и вырасти там, в сто пятидесятом мире, сын, желающий отвести какую-то беду от него, Сергея Соколова… Тот мир сдвинут в будущее, и сын знает то, чего не знает он, Сергей. Он ведь тоже хотел предупредить отца…

«Д`Артаньян чувствовал, что тупеет», – произнес про себя Сергей полюбившуюся с детства фразу и сосредоточился на образе дверей, выходящих на безлюдную лестничную площадку. Двери, как и в прошлый раз, незамедлительно материализовались, и вновь одна из них была приоткрыта.

И он с особенной остротой понял, что действительно превратился в очень и очень необычного человека. Человека, который может делать то, чего ни за что и никогда не смогут сделать остальные. Остальные шесть с лишним миллиардов. Мил-ли-ар-дов!

Почти без усилий он создал четыре двери в четыре мира. А если он представит себе столичный стадион с десятками выходов с трибун? А если, подхлестнув воображение, нафантазирует в несколько раз бОльшую чашу? Или такую же, но не с десятком, а с целой сотней выходов?

Это же сотня миров! Бродить из мира в мир, порождая легенды, и наконец найти такой, который будет отвечать твоим самым изысканным запросам, и поселиться в нем, и жить безбедно и бестревожно, жить как в сказке, долго и счастливо… Так, да?

Нет, это ведь будет все-таки не ЕГО мир. Прекрасный, но чужой. Лучше уж переделать свой и превратить его в эту самую сказку, где все будут

– долго и счастливо…

Или вернуться в тот, откуда только что пришел? Где жив отец, где есть и он, пятнадцатилетний Сережка Соколов, – и быть ему старшим братом. А как же мама? У той уже есть сын, а у этой – не будет? Если навсегда захлопнется дверь, и он бесследно исчезнет – как она это переживет? Она ведь останется совсем одна. Сначала потерять мужа, а потом и сына?..

Хватит! Довольно! Стоп!

Сергей глубоко вздохнул, поправил за поясом пистолет и решительно шагнул к приоткрытой двери.

15 Не такой

Он поскользнулся, упал, ударившись локтем, и зашипел от боли. Под щекой было что-то холодное и влажное. Воздух тоже был холодным и влажным, он резко отличался от воздуха майского вечера иномирья, и еще здесь было довольно темно, как поздним вечером или ночью.

«Где – здесь?» – спросил он себя, приподнял голову и огляделся.

Беседка. Беседка с ледяным дощатым полом, со сломанной лавкой, покрытой снегом. Никакой зеленой завесы здесь не было, и в пространстве между столбов виднелось темное беззвездное небо.

– С возвращением, – шепнул Сергей самому себе, поднявшись на ноги и вытирая ладони о джинсы.

Двор был, кажется, тот же самый, только заснеженный, и двухэтажный дом вроде бы ничем не отличался от своего собрата в мире, лежащем по ту сторону Ун-Аэнно. Почти во всех окнах горел свет, и Сергей все-таки обнаружил отличие: три крайних верхних окна в первом подъезде были явными детищами «евроремонта», изысканность очертаний их рам и подоконников просто бросалась в глаза. Во всех трех окнах горел свет, и тоже не обычный, а какой-то благородно-приглушенный. Возможно, именно там было городское гнездышко Лондара. Впрочем, почти такие же «европейские» окна украшали и стену первого этажа соседнего подъезда.

Монетки, чтобы решить проблему, у Сергея не было – бумажник остался в куртке, – и он решил поступить по-другому. Пробравшись по влажному снегу к дому, он вошел в ближний к улице подъезд и, приготовив на всякий случай пистолет и убрав руку за спину, позвонил в дверь квартиры справа, остановившись прямо напротив «глазка».

– Вам кого? – несколько мгновений спустя раздался из-за двери женский голос.

– Я к Игорю приехал, – пояснил Сергей. – Где-то в этом доме, мне сказали, Игорь живет. Светловолосый такой, моих лет, у него машина «пежо» серого цвета. Это ведь двадцать второй дом?

– Вам все правильно сказали, – отозвались из-за двери. – Третья квартира, на втором этаже.

– Спасибо, – поблагодарил Сергей и направился к лестнице.

На площадку второго этажа тоже выходило две двери. Одна – поскромнее, в обычной дерматиновой одежонке, а другая, слева, – деревянная, лакированная, палево-коричневая, с массивной, под бронзу, ручкой и массивной же готической цифрой «три» над «глазком», не дверь – парадные врата, безмолвно и в то же время красноречиво свидетельствующие о социальном статусе владельца квартиры. К такой двери неплохо подошла бы еще телекамера слежения и система звуковой сигнализации. Прорваться сквозь подобную преграду можно было разве что с помощью гранатомета или «стингера». На площадке было еще окно с широким низким подоконником. Сергей подошел к нему – за окном был точно такой же двор соседнего дома, – присел на подоконник и задумался.

Лондар не подозревает, что его гнездышко обнаружено и что за дверью находится вооруженный человек. Это, безусловно, плюс. Но дверь, конечно же, заперта, и как проникнуть в квартиру и застать его врасплох – неизвестно. И это, безусловно, такой же минус. Сложи равноценные плюс и минус – и получишь ноль. То есть ничего не получишь, никакого положительного результата. Умножь плюс на минус – и получишь минус, то есть опять же не положительный, а отрицательный результат. А вот как получить желаемый итог?.. Есть ли какое-то математическое действие, произведя которое можно добиться безоговорочного позитива?

Сергей повернулся и прижался лбом к холодному стеклу, рассеянно глядя на неяркие городские огни. Пистолет он положил рядом с собой на подоконник.

Возведение в степень… Извлечение корня… Извлечение Лондара…

Он резко отстранился от окна, словно его уколола невидимая игла.

Извлечение Лондара! Зачем ломать голову над тем, как пробраться в квартиру, как преодолеть дверную линию Маннергейма? Дверь должна открыться сама! Выпуская из квартиры Лондара или кого-то из его подручных.

Он почти не сомневался в том, что дверь вот-вот должна открыться. Потому что отсюда, со второго этажа, было хорошо видно то и дело мигающее красными огоньками табло, возвышающееся над автозаправкой фирмы «Конан» у моста (развелось этих автозаправок!), в двух-трех кварталах от дома номер двадцать два. Табло извещало об ассортименте автомобильного топлива, имеющегося в наличии на автозаправке, и ценах на него, а также давало информацию еще по трем параметрам.

«7.02» – сообщали всей округе красные огоньки. Седьмое, мол, февраля на дворе, а год вы и сами знаете.

«21.44» – добавляли они, на мгновение погаснув и перестроив свои ряды.

«-1 С» – через некоторое время загоралось в темноте, информируя всех любопытствующих о температуре окружающей среды.

Двадцать один сорок четыре. Десятый час вечера, все того же вечера седьмого февраля! Того самого вечера, когда он, Сергей, перенесся из дома Лондара в Орловке в заброшенное строение той же пригородной Орловки в параллельном мире, сдвинутом по оси времени на десяток лет назад. Время-Аэнно продолжало вытворять чудеса – потому что наручные часы Сергея показывали всего лишь двадцать пять минут восьмого. Ун-Аэнно – Время-вне-Времени незаметно отняло у него почти два с половиной часа. Но дело было даже не в этом, а именно в том, что продолжался все тот же вечер, и в загородном доме Лондара томились связанные охранники, и Лондар, конечно же, должен был побеспокоиться об их судьбе. Он мог отправиться туда сам, мог направить туда своих подручных – сколько их там еще оставалось, вместе с Малышом и Ленкой-стопщицей? – четверо? Да, четверо. Если они тут, в квартире, – они должны выйти из квартиры. Во всяком случае, кто-то из них…

А если нет?

Сергей с досадой ударил ладонью по подоконнику. Лондар мог просто позвонить отсюда любому из них и направить туда, в Орловку. И получить ответ тоже по телефону. Для этого ему вовсе необязательно покидать квартиру. Сядет рядом с Викой, будет угощать ее вином и разными вкусностями, и рассказывать ей чудесные сказки… А там и ночь настанет…

Сергей закусил губу и вновь уткнулся лбом в скользкое оконное стекло.

«Идиот! – дал он себе определение через несколько мгновений. – Он же не знает, что я за ним полез. Он же думает, что мы с Димычем остались там, в Орловке. Возможно, и милицию вызвали. Да он туда и сам носа теперь не сунет, и из своих никого не пошлет. А будет просто-напросто сторожить-караулить Вику – без нее-то мы что? Ноль мы без нее… Так что придется тебе, дорогой, сидеть здесь хоть и сутки кряду, хоть и двое суток, пока не вздумается ему пойти прогуляться, подышать свежим воздухом…»

Последние события, видимо, отрицательно повлияли на его способность здраво и трезво соображать – прошло минут десять, прежде чем он додумался, что можно связаться мыслепередачей с Юрой и Димой и попросить принести сюда чего-нибудь пожевать. И куртку. Было бы у Юры все в порядке с ногой, он бы и его сюда пригласил, чтобы вместе посидеть в засаде… а вот Дима здесь совсем не нужен, толку от него никакого, а делать все, как только откроется дверь квартиры номер три, нужно будет быстро, решительно и четко. Только вот еду и куртку придется сюда нести именно Диме: не Большевику же ковылять на одной ноге…

Можно было попытаться связаться и с Викой, хотя в успех такой попытки он абсолютно не верил. Тем не менее – а вдруг?..

Сергей начал настраиваться на контакт – но в это время внизу хлопнула дверь подъезда, раздались шаги и кто-то начал подниматься по лестнице. Сергей быстро убрал пистолет под свитер и постарался принять как можно более вольную позу – вот, мол, там, у них, веселье, а я утомился от веселья, потому и вышел, и сижу вот, отдыхаю. Правда, если это шел не один из жильцов соседней, четвертой, квартиры, а кто-то из прислужников Лондара, и этот прислужник знал его, Сергея, в лицо…

Тогда этот прислужник и будет ключом от квартиры… где Вика сидит!

Сергей внутренне подобрался, но свою расслабленную позу не сменил. Вошедший в подъезд поднялся на лестничную площадку второго этажа и Сергей смог хорошо рассмотреть его в свете заключенной в колпак лампочки под потолком. Это был здоровенный парень лет двадцати пяти-двадцати семи, в натянутой на уши традиционной вязаной шапочке, распахнутой темной кожаной куртке и джинсах, заправленных в низкие зимние сапоги на толстой подошве. У парня было широкое круглое лицо – типичное, не выражающее особых эмоций лицо кабацкого вышибалы или одного из тех деятелей, что вечно пасутся у пунктов обмена валюты. Парень курил сигарету с фильтром, и на пальцах его поблескивали изделия из благородного металла. Почти со стопроцентной уверенностью можно было предположить, что фрукт сей направляется именно в квартиру Лондара и кличут его если не Малыш, то еще какой-нибудь Домкрат или Вырубало.

Сергей продолжал сидеть, сложив руки на животе, на пистолете, стараясь придать лицу самое отрешенное выражение, хотя сердце его колотилось-таки изрядно. Парень сумрачно взглянул на него, щелчком отправил окурок на лестницу и, посапывая, враскачку зашагал к квартире Лондара. Это был тот самый шанс, которого так ждал Сергей, – и оставалось только умело воспользоваться им. Не сфальшивить, не смазать, не выдать себя…

Когда парень поднял руку, собираясь позвонить, – между ними было не более пяти метров, – Сергей отделился от подоконника и произнес просительным голосом, слегка запинаясь, изображая человека, принявшего рюмки три-четыре горячительного:

– Из-звините, у вас сигаретки не найдется? А то сидим там, понимаешь,

– он мотнул головой в сторону соседней квартиры, – а курева ни у кого нет. Все какие-то некурящие подобрались, а у меня кончились.

Амбал искоса посмотрел на него, чуть скривился и молча нажал на звонок. Сергей, не доходя до него нескольких шагов, остановился, чтобы не попасть в поле обзора из «глазка», и продолжал свой монолог в духе художественной самодеятельности:

– Я говорю, з-закурить у вас не будет?

– Я тебе не табачный ларек, понял? – сипло ответил кожаный под щелканье открывающегося замка. – Куришь – имей свои.

– Хорошо, учту, – миролюбиво сказал Сергей, запуская руку под свитер. Он был сосредоточен до предела и ощущал себя спринтером за мгновение до старта.

Дверь открылась, кожаный, не обращая больше внимания на попрошайку, шагнул внутрь – и Сергей одним бесшумным прыжком очутился у него за спиной и с силой вжал дуло пистолета в стриженый мясистый затылок.

– Стоять! – негромко сказал он и пояснил открывшему дверь белобрысому, тоже довольно крепкому парню в спортивной куртке, еще не успевшему ничего сообразить: – Будете шуметь – башку ему разнесу.

Кожаный дернулся было в сторону, но Сергей ткнул его дулом пистолета и со щелчком взвел курок. Белобрысый наконец разобрал, что в руке у Сергея именно пистолет, а не детская погремушка, и округлил глаза. Кожаный по этим глазам, кажется, понял, что его драгоценная жизнь действительно в опасности – и больше не дергался.

– К стене! – прошипел Сергей белобрысому. – Сюда, к вешалке! Пристрелю обоих! Лицом к стене!

У него не было времени разглядывать окружающее, но основные элементы интерьера он, тем не менее, успел для себя отметить. Просторная прихожая, чуть ли не зал, три или четыре двери, не считая входной, которую он на всякий случай оставил открытой настежь, встроенный в стену шкаф благородного неброского цвета, огромная ваза наподобие древнегреческих амфор на полу, из которой торчат зеленые копья каких-то нездешних представителей флоры, из-за одной двери доносится приглушенная медленная музыка, расслабляющая музыка, под которую так хорошо попивать легкое вино…

Белобрысый не заставил себя упрашивать. Он торопливо шагнул к вешалке и замер. Сергей подтолкнул туда же кожаного, тихо скомандовал:

– Руки за голову! Только пикнете – прибью, мне терять нечего!

Кожаный, сопя, занял место рядом с белобрысым. Теперь, пусть это и не совсем гуманно, а вернее совсем негуманно, придется врезать им рукоятью по головам, чтобы быть спокойным за тылы при пленении Лондара. Этих оставить здесь, а Лондара отвезти к себе в квартиру… или нет! Взять с собой, на место проведения Ритуала, – пусть посмотрит и покусает локти, Казачок засланный. И ничего-то он им уже не сможет сделать…

– Парни, дело очень серьезное, – тихо, но внушительно сказал Сергей.

– Очень серьезнее, вы даже себе не представляете! Вы мне не нужны, мне нужен ваш хозяин. Не шумите – и я вас не трону. Если поняли – кивните.

И белобрысый, и кожаный усердно закивали, и Сергей, чувствуя, что поступает совсем не по-джентльменски, уже поднял руку, чтобы врезать кожаному пистолетом по обтянутой шапочкой макушке – и в этот момент его сильно толкнули в спину. Не удержав равновесия, он, выставив руки перед собой, врезался в спину кожаного, и белобрысый тут же, выбросив вперед ногу, выбил у него пистолет. Его еще раз толкнули, теперь уже в плечо, стремясь повалить на пол, белобрысый, ощерившись, ударил его коленом в подбородок, и знакомый женский голос немного нервно произнес:

– А ты, Малыш, дай-ка ему промеж глаз!

Сергей, оглушенный первым ударом, едва держась на ногах, не успел даже поднять голову и хоть как-то среагировать, когда получил новый удар, еще более болезненный – снизу вверх, прямо в лицо.

– Ур-род рваный! – услышал он надсадный возглас Малыша и, хватая разбитым ртом воздух, почти мгновенно погрузился в кромешную глухую темноту.

…Он навзничь лежал посреди безжизненной равнины Ун-Аэнно, только здесь почему-то было небо, затянутое черными тучами небо, и с неба лил дождь. Холодные дождевые струи падали на лицо, и болела голова, и ныла челюсть, и кружили вокруг него хоровод бесчисленные одинаковые двери, деревянные лакированные двери с готической цифрой «три» – и из-за каждой двери выглядывал Лондар, улыбаясь высокомерно и торжествующе, и грозя ему пальцем…

Он собрал все силы, чтобы подняться, он напрягся – и ему удалось открыть глаза. Голова продолжала болеть, лицо – он чувствовал это – было мокрым, а на лбу лежало что-то холодное. Вверху был обклеенный красивыми обоями потолок с не менее красивым светильником на витом шнуре, сбоку склонилась над ним Вика, держа в руке белую емкость со льдом – непременную принадлежность любого холодильника. Сергей, превозмогая боль, скосил глаза в другую сторону – там стояли белобрысый, Малыш и Лондар. Лондар держал в руке тот самый пистолет, который совсем недавно был главным и единственным козырем Сергея. И еще там стояла девица в джинсах, в которой Сергей без труда узнал давешнюю попутчицу с автозаправки (ох и много же вокруг все-таки расплодилось автозаправок!). Ленка-стопщица, верный боец Игоря-Казачка-Лондара, боевая подруга. Это, несомненно, именно она, подкравшись сзади, сорвала столь блестяще начавшуюся операцию по вторжению в квартиру.

«Хреновый из меня супермен, – подумал Сергей, морщась от головной боли, и поймал себя на том, что подобное заключение он делает сегодня уже не в первый раз. – Не осмотрелся, не проверил… Опять она меня наколола, как пацана…»

Он осторожно пошевелил челюстью – челюсть болела, но вроде бы двигалась вполне нормально, а значит не была сломана – и собрался уже приподняться, но тут же мысленно посоветовал себе не спешить. Спешить и вправду было некуда.

– Приношу извинения за негостеприимное поведение Малыша и Славика, – начал Лондар, увидев, что Сергей очнулся, – но тут ты сам виноват. Тебя ведь, собственно, сюда не звали, верно? А незваный гость, сам знаешь… Ладно, будем считать инцидент исчерпанным. На ближайшее будущее планов особенных не строй – отдохнешь здесь вместе с Викторией. Ну, срок ты сам знаешь. – Лондар, уперев руки в колени, наклонился к Сергею. – Если не секрет, как ты разузнал об этих моих апартаментах? Я вроде бы ни в прессе местной не афишировал, ни по телевизору. Что, застращал моих ребят вот этим? – он кивнул на пистолет.

Сергей понял, что Казачок имеет в виду горе-охранников из Орловки.

– Поинтересовался в справочном бюро, – медленно ответил он, остерегаясь, что челюсть заболит еще сильнее; ей уже когда-то доставалось – чужим локтем, при игре в футбол. – Там только место рождения просили уточнить…

– Но-но! – Лондар распрямился, отдал оружие хмуро сопящему Малышу, который, судя по его взгляду, чувствовал себя смертельно оскорбленным. – Это здесь никого не интересует. Учти, Сергей, я все достаточно подробно рассказал Виктории, и она, в принципе, согласилась с моими доводами.

Сергей перевел глаза на Вику. Она как-то виновато потупилась и щеки ее, кажется, слегка порозовели.

«Такие, значит, дела, – стараясь не обращать внимания на боль, подумал Сергей. – Обещал помочь ей пережить критические, так сказать, дни, посулил прекрасное будущее… Может, и какой-никакой стартовый капиталец подкинуть обязался, для поддержки и открытия собственного дела…»

– Эх, Вика… – сказал он. – Сыр выпал – с ним была плутовка такова. Забыла дедушку Крылова…

– Я просто слушала, а поддакивать еще не значит – соглашаться, – быстро ответила Вика, не глядя ни на него, ни на Лондара. И, присев на корточки, перевернула на другую сторону мокрое полотенце, лежащее у Сергея на лбу.

– Ай-яй-яй, Виктория, – покачал головой Лондар. – А мне-то показалось, что в ходе нашей довольно длительной прогулки я сумел вас в чем-то убедить. Впрочем, это не так уж важно. Кто поймет женскую натуру, тот откроет главную тайну Вселенной. В любом случае вы остаетесь моей гостьей. Как и ты, Сергей. В общем, господа, давайте рассредоточиваться. Алена, собирайся – поедем, покатаемся. («Все-таки хочет разведать, что там, в Орловке», – подумал Сергей). Малыш, ключи.

Малыш, не сводя свирепых глаз с Сергея, сунул руку в карман куртки, достал ключи от машины и протянул Лондару.

– А ты со Славиком – в почетный караул, – продолжал Лондар. – Предельная корректность, господа караульщики, потому что врагов тут нет, а есть просто соперники, да и то заблуждающиеся – но и бдительность попрошу соблюдать надлежащую, и строгость.

«Его ни в коем случае нельзя упускать, – подумал Сергей. – У тебя есть еще один шанс, неумеха. Если снова напортачишь – значит идиот ты вовеки веков, аминь. Значит курица ты общипанная, фуфло паршивое, размазня, а не супер, единственный из шести миллиардов. Так докажи им всем, черт тебя побери, что ты действительно необычный, действительно

– не такой, что ты сильнее всех их вместе взятых!»

Он закрыл глаза, разметал по закоулкам головную боль и, сосредоточившись до предела, исторг из глубин своей новой сущности вращающийся плоский черный диск-оронду. Диск, с помощью которого он мог за счет своей собственной скрытой энергии замедлить время вокруг себя.

Черный диск, который Сергей видел мысленным своим зрением, вращался все быстрее и быстрее, всплывая над такой же черной поверхностью. Наступила какая-то невероятно глубокая тишина, и в этой тишине Сергей осторожно приоткрыл глаза.

Сначала ему показалось, что в прихожей ничего не изменилось, но, разглядывая других действующих лиц сцены в квартире номер три, он убедился в том, что оронда работает, что называется, на всю катушку. Потому что действующие лица стали лицами бездействующими, превратились в неподвижные манекены, застывшие в разных позах: Вика все никак не могла опустить на пол емкость со льдом; Лондар делал шаг к входной двери; ушлая стопщица Алена, полуотвернувшись, начинала разворот в сторону кухни – из прихожей виден был холодильник и край стола; белобрысый Славик стоял с закрытыми глазами, словно погрузившись в глубокий сон, а Малыш, наоборот, уставился на Сергея.

Сердце Сергея успело сделать не меньше двух десятков ударов, когда он обнаружил, что сцена не так статична, как показалось ему поначалу. Рука Вики чуть приблизилась к полу; Лондар продвинул ногу на пару сантиметров вперед; Алена продолжала чрезвычайно замедленный разворот, будто была огромным танкером, а не весьма субтильной девицей; Славик открыл глаза – оказывается, он просто моргал, и только в позе и лице Малыша не произошло никаких изменений. Оронда работала, замедляя течение времени вокруг Сергея, поглощая скрытую энергию его астрального тела, как говорил Гость, – для самого же Сергея ход времени оставался обычным. Неизвестно было, насколько хватит этой энергии, и что может случиться потом – Гость ведь собирался о чем-то предупредить, но не успел, – и нужно было немедленно действовать.

Сергей потратил на размышления всего несколько мгновений. Своих мгновений. Потом встал, огляделся, отыскал глазами дверь, которая должна была вести в ванную. Взял за руку Лондара, осторожно потянул за собой, опасаясь, как бы не оторвать его руку от туловища – ведь его действия, относительно временнОй зоны, в которой сейчас находился Лондар, были просто-таки молниеносными, происходящими вне пределов восприятия Казачка. Направляясь к ванной, Сергей подхватил под руку Алену и тоже повлек за собой. Открыл дверь, завел обоих в довольно просторное помещение – розовый кафель, зеркала, добрый десяток полотенец, больших и поменьше, разноцветные флаконы с шампунями и прочими благовониями – и вернулся в прихожую. Оронда продолжала быстро вращаться, и он почувствовал, как по телу начинает медленно разливаться слабость.

Емкость со льдом, отделившись от руки неподвижной Вики, успевшей только приподнять голову, зависла над бледно-желтым линолеумом пола. Славик наклонил корпус вперед, в сторону ванной, и делал движение ногой, собираясь направиться туда, а Малыш бесконечно долго вскидывал пистолет. Сергей осторожно, один за другим, разжал его мясистые пальцы и пистолет, отделившись от них, начал медленное, миллиметр за миллиметром, падение на пол.

Оба парня были также препровождены в ванную, где Лондар и Алена, с недоуменным выражением на лицах, уже успели добраться до двери. Все больше слабея, Сергей потеснил всю компанию к подобной распустившемуся лотосу раковине умывальника и, уже не затрудняя себя вынужденно плавными замедленными движениями, кинулся на кухню. Схватил стол, вытащил его в прихожую, развернул и приставил к закрытой двери ванной. Другой край стола, процарапав обои, уперся в противоположную стену коридорчика, ведущего на кухню, и дверь из ванной теперь невозможно было открыть ни снаружи, ни изнутри. Правда, отнюдь не хилые Славик и Малыш могли просто сорвать ее с петель, наклонить вперед, в сторону коридорчика, и все-таки выбраться из заточения. Чтобы не дать им такой возможности, Сергей пролез под столом и принес из кухни три стула. Взгромоздив их на стол, он получил отличную, надежную распорку – наискосок от двери к стене. Теперь из ванной можно было освободиться, только выломав изнутри верхнюю часть двери, а это явно превосходило возможности даже целой бригады записных атлетов. Во всяком случае, на это понадобилось бы немало времени.

Чувствуя, как силы буквально истекают из него, словно вода из дырявого ведра, Сергей вернулся в прихожую, где валялись на полу куски льда из упавшей наконец емкости и Вика уже успела подняться в полный рост, – и усилием воли начал замедлять вращение черного диска. Теперь уже он, как до этого Вика, опустился на корточки, прислонившись спиной к стене. Голова не только болела, но еще и кружилась, перед глазами повисла мутная пелена. Тело превратилось в выжатую досуха тряпку – такого с ним не бывало даже после самых изнурительных футбольных матчей, даже в армии после марш-броска с полной выкладкой по пересеченной – очень пересеченной! – местности. Хотелось упасть лицом вниз и больше никогда не подниматься…

Словно откуда-то издалека донесся до него беспорядочный стук – и он не сразу понял, что это пленники колотят в дверь ванной. Он даже не заметил, когда из сознания исчезла оронда – таинственное оружие, способное навредить не только тому, против кого оно направлено, но и тому, кто этим оружием пользуется.

– Сережа, тебе плохо? Как тебе удалось исчезнуть?

Рука девушки легла ему на лоб, и он словно сквозь толщу воды увидел ее расплывчатое озабоченное лицо, качающееся из стороны в сторону.

– Звони… в милицию… – еле ворочая языком, произнес он. – Скажи… вооруженное нападение… Васильевская, двадцать два… квартира три… И мотаем… отсюда…

«Ах, черт, ключи от машины остались у Лондара!» – сообразил он и от досады скрипнул зубами. От этого неосторожного движения скулу пронзила острая боль, и эта боль, на удивление, оказала положительное действие: в голове немного прояснилось.

– Сначала вызови такси… Сюда, прямо сейчас… Потом в милицию… А потом помоги мне добраться до улицы…

Вика бросилась в комнату, а Сергей, уже не в силах сидеть на корточках, просто съехал по стене и упал на бок. Стуки в дверь ванной продолжались, они стали более упорядоченными, и доносились оттуда какие-то невнятные восклицания.

«Вот тебе, Казачок! – подумал Сергей и закрыл глаза, чтобы не видеть раскачивающейся как корабль на волнах прихожей. – Все-таки не такая уж я общипанная курица…»

– Такси на Васильевскую, двадцать два, – раздался из комнаты голос Вики. – Да, прямо сейчас… Хорошо, через пять минут выходим. Куда ехать? – Она выглянула из комнаты. – Сережа, куда ехать?

– К гостинице… «Турист», – слабым голосом произнес он и окончательно отключился.

…Вновь пролились на его лицо холодные струи дождя, и он почувствовал, что его пытаются поднять с пола.

– Сережа, вставай! – умоляла Вика. – Они же нас теперь точно убьют!

Сергей разлепил глаза, встал на колени и при помощи девушки поднялся на ноги, держась за стену. Теперь уже прихожая не раскачивалась, зато качался он сам – словно после очень хорошей дозы водки вперемешку с пивом.

– В милицию еле дозвонилась, но сказали – выезжают! Держись за меня, пойдем.

Обхватив девушку за плечи, Сергей под аккомпанемент доносящегося из ванной стука доковылял до входной двери и выбрался на лестничную площадку.

– Дверь не захлопывай… – предупредил он Вику. – Пусть приоткрытой будет.

– Может, сначала в больницу? У тебя, наверное, сотрясение мозга.

– Нет… тут другое, – ответил Сергей, с помощью Вики добравшись до лестницы. – Просто… много энергии потратил… чтобы эту компанию… успокоить…

– Я ничего не поняла, – девушка, поддерживая его, начала спускаться по ступеням. – Ты лежал-лежал – и вдруг куда-то исчез. Только какая-то тень вроде бы мечется, и этих вдруг как задергало – раз-раз!

– и нет их. И стол вдруг с места сорвался, и стулья из кухни полетели. Прямо полтергейст какой-то! А потом ты опять появился… Это все оттуда, из Атлантиды?

– Секреты Гостя… Он нас с Дмитрием успел обучить… Давай я попробую побыстрее, а то сейчас менты… А на пистолете и мои… отпечатки остались… Мне бы до такси добраться… а там отдохну… А ты свяжись с Юрой… пусть собирается… И Дмитрия еще отыскать надо…

Тело продолжало оставаться вялым, и продолжала болеть голова, болеть

– но не кружиться, как раньше, и Сергей благополучно добрался до двери подъезда. Повиснув на тяжело дышащей Вике, он прошел через двор к ведущей на улицу калитке. Тускло светил только один фонарь, находящийся в отдалении, за перекрестком, небо было привычно затянуто плотным слоем облаков, но благодаря лежащему снегу вечер был не совсем уж темный, да и в окнах домов еще горел свет – шел всего лишь одиннадцатый час. Напротив калитки, у газона, стояла легковушка, а рядом еще одна – кажется, «жигули», – со светящейся желтой табличкой с надписью «taxi» на крыше.

Сергей, хоть и продолжал качаться, но чувствовал себя уже более уверенно. Если бы еще не челюсть, и не головная боль…

– А деньги? – спохватилась Вика. – У меня с собой ничего нет, только мелочь. Я за сигаретами в буфет вышла, а потом они меня схватили, дрянью какой-то в лицо прыснули…

– Понятно, знакомый номер… У меня тоже нет… Мои, то есть Большевика… в куртке остались. Ничего, доедем до гостиницы… я в заложниках в тачке посижу, а ты к Большевику поднимешься и возьмешь еще…

Они забрались на заднее сиденье и Вика сказала водителю – мужчине лет сорока с отрешенно-неподвижным ликом монумента:

– В гостиницу «Турист», пожалуйста.

– Набрался дружок-то? – неодобрительно спросил монумент. – Сидушку мне не запачкает?

Вика промолчала, а Сергей счел нужным пояснить:

– Я, дядя, не набрался… а наработался.

– Ну-ну, – покивал таксист. – Это смотря что считать работой.

Он включил фары и повел машину прочь от дома двадцать два на Васильевской улице.

– Давай, предупреждай Большевика, – тихо сказал Сергей девушке, прижавшейся на повороте к его плечу. – А я пока сил наберусь.

Вика внезапно обхватила его руками за шею и крепко поцеловала. В щеку.

– Спасибо тебе, Сережа, – прошептала она ему прямо в ухо, так что он почувствовал ее горячее дыхание. – Я ведь действительно чуть ему не поверила… ворона я глупая!

– Ты не ворона, ты… голубка… ласточка… – нежно сказал Сергей, чувствуя, как в груди становится горячо. – Сейчас мы обведем эту лисицу вокруг пальца… покажем ей…

«Уйти с ней в благословенную Атталадиту, – подумал он, под тихое урчание мотора проваливаясь в приятное забытье. – Уйти и жить… долго и счастливо… Счастливо…»

Приятная пелена обволокла его сознание, и шум мотора окончательно стих, и набегали на берег ласковые волны, и под ярким солнцем взбиралась в гору, от желтой полосы прибрежного песка, высокая длинная стена, выложенная из разноцветных камней…

«Атталадита…»

16 В новый мир

В свете фар убегало под колеса «опеля» серое шоссе. Вокруг, до самого горизонта, раскинулись покрытые снегом призрачные поля. Сергей вел машину на умеренной скорости, особенно не разгоняясь, потому что приступы слабости время от времени все еще накатывались на него. Сидящий на соседнем сиденье Большевик страховал Сергея и был готов в любой момент ударить здоровой ногой по педали тормоза. Вика и Дима молча сидели сзади. Шел второй час ночи, и на всем пути от города им повстречались только две-три машины, а сейчас ни впереди, ни позади вообще не было видно света чьих-либо фар.

Не прошло и трех часов с того момента, когда такси доставило Сергея и Вику в гостиницу «Турист». В номере их уже ждали осунувшийся от переживаний и истомившийся от вынужденного бездействия Юра-Большевик и Дима, все еще приходящий в себя после событий в загородном доме Лондара в Орловке. После исчезновения Лондара с Викой, а потом и Сергея, он, по его собственному признанию, «немного запаниковал», но все-таки сумел взять себя в руки и действовать вполне осмысленно. Оставив пистолет в домике для гостей, он вернулся в дом Лондара и забрал свою и Сергееву куртки и, дождавшись маршрутного такси, добрался до гостиницы, предварительно связавшись со сходящим с ума от полнейшего неведения Большевиком. Вместе они долго и безуспешно пытались добиться мысленного контакта с Викой и Сергеем, но у них, естественно, ничего не получалось, потому что и Вика, и Сергей находились на другом берегу Аэнно. А потом Вика обнаружилась, сначала как источник мыслепередачи из направляющегося к гостинице такси, а потом и вполне реально, зримо, так сказать, и осязаемо, войдя в гостиничный номер, где маялись Большевик и Дима. Потом Дима, расплатившись с таксистом деньгами все того же спонсора-Большевика, помог с трудом переставляющему ноги Сергею добраться до номера. Его уложили на диван, Вика скупила в аптечном киоске в вестибюле гостиницы чуть ли не все имеющиеся в наличии стимуляторы, и все это, несмотря на слабые протесты Сергея, было отправлено ему в рот. Поначалу его тошнило и чуть не вырвало, но чуть позже самочувствие действительно стало понемногу улучшаться; организм постепенно приходил в норму после урона, нанесенного ему коварной орондой – пожирательницей энергии. Приступы слабости становились все короче, а интервалы между ними увеличивались.

Закончив медицинские хлопоты, они стали держать совет. Собственно, это был даже не совет, потому что все тут же сошлись во мнении: Ритуал нужно проводить без промедления, этой же ночью, дабы оградить себя от возможных новых поползновений Лондара. Милиция милицией, но мало ли на что еще он способен? Задурит головы ментовской братии с помощью каких-нибудь секретных штучек Темных, заявится в гостиницу, с оружием – и если и не убьет, то покалечит наверняка, чтобы наконец-то избавиться от противодействия со стороны соотечественников-атлантов.

Челюсть у Сергея продолжала тупо ныть, зато головная боль почти исчезла, и он тоже смог принять посильное участие в разговоре. Вика коротко поведала о странствиях по иномирью, чем повергла Большевика в легкий шок (Дима принял это сообщение более хладнокровно), рассказала о последних событиях в доме на Васильевской улице, а затем они приступили к обсуждению деталей. До выбранного места проведения Ритуала можно было добраться на «опеле», ждущем на стоянке у гостиницы. Нужно было еще где-то раздобыть карманные фонарики, чтобы не собирать хворост для костра в потемках, а Дима очень своевременно вспомнил о том, что у них нет компаса – четыре конца креста из веток дуба должны были показывать на четыре стороны света. И если проблема с фонариками была вполне решаемой – и в центре, и у железнодорожного вокзала работали ночные универмаги, – то насчет компаса возникли сомнения: никто из них не мог припомнить, продается ли столь специфический товар в тех ночных универмагах. Возникшую было заминку разрешил Сергей: отец был географом, отец когда-то каждое лето уезжал со студентами на практику – изучали достопримечательности родного края, проводили какие-то исследования, что-то там описывали-измеряли-вычисляли… Не могли географы бродить по родному краю без компасов, значит, нужно порыться дома в ящиках отцовского стола, среди его вещей, которые, как это и положено многим вещам, пережили своего владельца… Порой то тут, то там, в разных местах квартиры, натыкался Сергей то на отцовскую зажигалку, то на ручку… испещренный записями блокнот… отполированный камешек-брелок… – и у него болезненно сжималось сердце…

Вообще, все говорили не очень много, и чувствовали себя словно бы не в своей тарелке. Дима начал было рассуждать об эзотерической сущности оронды в свете религиозно-философских учений Древнего Востока, но почти тут же сам себя и оборвал, и отошел к окну, что-то там высматривая в ночной темноте. Сергей, закрыв глаза, расслабленно лежал на диване, Вика сидела в кресле, задумчиво накручивая на палец волосы, Большевик, уставившись в стену, что-то жевал. Каждый из них делал для себя окончательный выбор.

Один только Большевик ничего не знал обо всех последствиях проведения Ритуала, потому что ему, в отличие от Сергея, Димы и Вики, не довелось вести разговоры с Лондаром. Большевик знал, что в том случае, если Ритуал будет проведен, на географической карте вновь появится Атлантида – но не знал, что изменится и окружающий мир. Ни Сергей, ни Дима, ни Вика ничего ему об этом не говорили.

Когда Сергей уже смог передвигаться по комнате без посторонней помощи, они, проверив на всякий случай невидимые защитные колпаки, покинули гостиницу и пустились в путь. Карманные фонарики и батарейки действительно оказались не проблемой – они были приобретены в практически безлюдном универмаге в нескольких кварталах от «Туриста», и Сергей повел «опель» к своему дому. Юра с Димой остались ждать в машине, а он, сопровождаемый Викой, поднялся на шестой этаж и открыл дверь своей квартиры. Компас и в самом деле нашелся в нижнем ящике стола, и теперь оставалось только добраться до нужного места, развести костер, разложить дубовые ветки и произнести слова заклинания. Слова, способные таинственным образом изменить мир…

Автомобиль миновал последнее селение на пути к речке Тьмаке и устремился к недалекой уже дубраве. Большевик почти непрерывно курил, пуская дым в приоткрытое окошко, с заднего сиденья не доносилось ни звука. Окружающий мир вдруг показался Сергею хрупким и нереальным – достаточно было всего нескольких сочетаний звуков, чтобы навсегда разрушить его. Что-то дрогнуло у него в душе, и возникло вдруг почти непреодолимое желание бросить руль, выпрыгнуть на ходу из машины и бежать, бежать со всех ног туда, к невидимой в темноте линии горизонта…

Он не сделал этого. Он стиснул зубы, опять ощутив утихшую было боль в челюсти, и еще крепче сжал пальцы на руле.

– Ребята, а может не нужно так спешить? – раздался вдруг позади него робкий голос Вики.

Большевик резко, всем корпусом, развернулся к ней, обхватив рукой спинку сиденья:

– А чего дожидаться-то? Когда этот деятель и вовсе всем нам головы поотрывает? Он же тут целую банду сколотил! Нет, милая, с этим тянуть не стоит, это как раз тот случай, когда промедление смерти подобно.

– Но ведь обратного-то пути не будет, – все так же робко отозвалась Вика. – Вернуть все, как было, уже не получится, даже если очень захотеть.

– А ты что, вновь Атлантиду хочешь потопить? – негодующе воскликнул Большевик. – Она тебе чем-то насолила?

– Вика говорит о необратимости наших действий, – вмешался Дима. – И просто призывает еще раз все хорошенько обдумать.

– Думано уже, передумано, – снизил тон Большевик. – Вроде бы всё уже давно решили. И вообще, стоит ли заниматься сотрясением воздуха, когда другого-то выхода нет?

И Сергей, и Дима, и Вика знали, что другой выход есть – предлагал им Лондар другой выход. Но вновь ни один из них не произнес ни слова.

В молчании они проехали еще с километр и теперь уже подал голос Дима.

– По-моему, это слова Франциска Ассизского, – негромко сказал он. – Люди рождаются на свет с определенной целью: либо воспеть Град Божий, либо попытаться разрушить его. Думается, мы с вами отнюдь не разрушители.

«Это как посмотреть, – Сергей вновь стиснул зубы. – Кто знает, к чему приведут наши действия… А вдруг мы не демонов, а самого дьявола вызовем этим своим заклинанием? Накличем Зверя…»

– А если – именно разрушители? – словно прочитав его мысли, спросила Вика.

– Нет, – отрезал Дима. – Скорее уж – созидатели.

– Как бы вы здесь философию не разводили, а факт в том, что мы уже почти на месте, – заявил Большевик, тяжело ворочаясь на сиденье. – И будем с Божьей помощью сотворять чудо – поднимать Атлантиду из глуби морской.

– Вряд ли чудеса совершаются с Божьей помощью, – заметил Дима. – Господь Наш мир сей давным-давно покинул, а чудеса – это что-то вроде остаточных явлений.

– Тьфу ты! – с досадой сказал Большевик. – Ну чего ты к словам цепляешься, Дмитрий? Что толку сейчас от твоей философии? Серега, между прочим, молчит – и правильно делает, согласен? Разговаривать потом будем, когда предназначение свое выполним. Если я не ошибаюсь, сейчас уже речка должна показаться. Да, Сергей?

– Угу, – не разжимая губ, ответил Сергей.

Ему почему-то стало не по себе от слов Большевика о предназначении. Их предназначение – проведение Ритуала, они заброшены сюда именно для того, чтобы выполнить свое предназначение… Сброшенная с самолета бомба падает на город и взрывается – в этом ее предназначение. И перестает существовать… Как там говорила Вика? Они, все четверо, – разноцветные стрелы, выпущенные в цель чьей-то рукой. А если не стрелы, а именно бомбы?.. Их предназначение – совершить Ритуал. Взрыв – свершилось! изменилось мироздание… – и четырех бомб больше нет, потому что в них уже нет необходимости… Что если было задумано именно так?

– Вот, я же говорил! – удовлетворенно произнес Большевик. – Вот она, речушка, никуда не делась. Все, теперь нам сам черт не страшен, согласны?

Сергей повернул руль и автомобиль медленно двинулся вдоль берега к чернеющей неподалеку дубраве. Небо по-прежнему было слепым, и даже самый пристальный взгляд не мог отыскать вокруг ни намека на чье-либо постороннее присутствие. Они были одни под этим погруженным в трясину сна небом, одни – против замершей в неустойчивом равновесии Вселенной.

– Приехали, – деловито сказал Большевик. -Берем фонари и вперед, за топливом.

– Куда тебе вперед с одной ногой! – возразил Дима. – Сиди здесь, мы и сами управимся.

– Тут ты прав, – согласился Большевик. – Ладно, ведите меня на ту костровую площадку, я там посижу.

– А я пока здесь останусь, – внезапно сказал Сергей. – Минут на пять. А потом тоже… за сучьями…

– Снова слабость? – обеспокоенно спросила Вика.

– Чуть-чуть… Сейчас пройдет.

Чувствуя, как тело в очередной раз превращается в кисель, Сергей откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Слегка закружилась голова и зашумело в ушах, но он был уверен, что это ненадолго.

– Вперед, господа, – сказал Большевик. – А ты сиди, Серега, не спеши, нас никто не подгоняет. Противника нашего сейчас менты по почкам бьют. Дима, прихвати канистру из багажника. Компас давай, Серега.

Сергей слышал, как они забрали канистру с бензином – чтобы не было проблем с разведением костра, – потом захрустел снег под их ногами. Хруст удалялся, становился все слабее – и наступила тишина. Он открыл глаза. Впереди чернели деревья, белел снег, и скользили по снегу световые пятна от карманных фонариков.

Слабость не проходила. Сергей сполз пониже, упершись коленями в приборную панель, стараясь поудобнее устроить отяжелевшую голову на спинке сиденья, и вновь опустил веки. Никакого удовлетворения от того, что они наконец-то вышли на финишную прямую, он не испытывал – напротив, его охватило чувство какой-то неустроенности, какой-то неловкости, словно он пустился в путь, а в ботинок попал камешек, и мешает беззаботно шагать, наслаждаясь красотами природы… Только сейчас такой вот камешек был не в ботинке – камень был у него на душе.

Правильный ли путь он выбрал? Единственно ли это возможный путь? Может быть не к созданию нового мира нужно стремиться – это ведь будет уже иной мир, не этот мир, – а попытаться сделать лучше именно этот? Но как?.. Намерения и действия – отнюдь не одно и то же… кроме того, сплошь и рядом задуманные намерения приводят к совершенно не соответствующим им действиям… а если даже намерения и действия все-таки совпадают, они дают подчас совсем иной результат, нежели задумывалось изначально. Крылатая и горько-справедливая фраза – символ нынешних смутных безвременных времен: «Хотели как лучше, а получилось – как всегда…»

А если сделать по-другому? Если бросить здесь и Большевика, и Вику, и Диму, врубить мотор и умчаться отсюда куда глаза глядят, как можно дальше, в другой город, чтобы никто не мог разыскать? Предать… да, предать! Залиться до беспамятства водкой, пригоршнями глотать снотворное – и проспать, провести, уткнувшись носом в собственную блевотину, все дни, оставшиеся до окончания Орх-Онти, Перепутья… А потом сделать новый мир для себя. Он же теперь не такой, как другие, у него открылись новые способности – так воспользуйся же ими, пробейся, черт побери, к удобному месту под солнцем – и устройся там!

Сергей вздохнул и положил руки на руль, чувствуя, как волнообразными приступами накатывается на него головокружение.

«Все мои терзания напрасны, – подумал он. – Если я откажусь от участия в Ритуале, то потом всю жизнь буду проклинать себя за то, что упустил такую невероятнейшую возможность…»

Внезапно он уловил краем глаза какое-то движение сбоку от автомобиля. Он повернул голову – и увидел парящую в воздухе над снегом темную, но почти прозрачную колеблющуюся фигуру. Гость улыбался и удовлетворенно кивал.

Сергей потянулся к дверце, чтобы открыть ее, – но смутное видение тут же пропало. Он тряхнул тяжелой головой, обвел взглядом окрестности – но Гость бесследно исчез. В отдалении по-прежнему чернела дубрава, и не видно там было никакого мелькания света.

Он нащупал фонарик во внутреннем кармане куртки и выбрался из машины. Еще раз осмотрелся и медленно направился к деревьям. Вокруг стояла глубокая тишина, и не нарушали ее ни голоса, ни треск веток. И по-прежнему не тревожил ночь ни единой проблеск света.

«Куда же они подевались? – с недоумением и каким-то тягостным волнением подумал он, пробираясь по следам тех, кто совсем недавно прошел здесь до него. – Неужели уже все подготовили? Нет, не может быть, вдвоем бы они так быстро не справились, даже днем. Куда же их занесло?..»

Сергей дошел до знакомого уступа, посмотрел вниз. Площадка была пуста. Ни собранных веток, ни Юры-Большевика. Он растерянно обвел взглядом черные онемевшие деревья, рупором приставил ладони ко рту, чувствуя, как тараном ломится в сердце тревога.

– Вика! Дима! Юра! Где вы? Э-эй!..

Разнеслось в ночи испуганное эхо – и стихло, запутавшись среди ветвей. И – ни звука в ответ. Словно разверзлась земля, отшатнулись деревья – и спутники его канули в нездешнюю бездну, не успев произнести ни слова.

– Эй!.. Эй!..

Тишина. Сгустилось пространство, и остановилось время, и он остался в одиночестве посреди окоченевшего навсегда мира.

И вдруг в этой окоченевшей тишине раздался словно ниоткуда гул мотора, и глазами нездешнего чудовища вспыхнули в ночи фары. Автомобиль резко затормозил, захлопали дверцы, и, зловеще хрустя снегом, направились к ошеломленному Сергею темные фигуры. Фары светили им в спины, и Сергей не мог разглядеть лица тех, кто быстрым шагом приближался к нему.

Шаги стихли, и зазвучал в ночи знакомый голос. Голос Лондара.

– Ты все-таки не отступился от своего. Не смог побороть себя. Ты так и остался всего лишь орудием. – Слова грохотали, слова были – как сваи, которые неумолимо забивали в его голову. – Ты совершенно не меняешься. И вновь, в который раз, намерен впустить в мир извечного врага. И вновь тебе это не удалось, Гортран! Не удалось!

Он попятился прочь от этого неумолимого жесткого голоса, лихорадочно шаря взглядом по темным неподвижным фигурам, и прохрипел, с трудом выталкивая из горла слова:

– Дай мне шанс… Еще одну попытку… Я постараюсь справиться…

– Тебе давали уже не один шанс. У тебя было достаточно попыток. Но итог всегда одинаков: вновь и вновь приходится останавливать тебя у самой черты.

– Еще раз… Я постараюсь… – вновь прохрипел он.

– Нет. Теперь твой путь – туда, – вытянутая рука показала на обрыв у него за спиной. – На этот раз – навсегда.

Темная фигура вплотную приблизилась к нему. Его тряхнули за плечо.

– Нет!.. Нет!.. – он дернулся, сбрасывая с плеча тяжелую руку. – Не-ет!..

– Сережа, это я… Успокойся, Сережа!

Он замер, услышав этот голос, потом судорожно вздохнул и медленно открыл глаза. Вика встревоженно смотрела на него.

– Тебе стало хуже, Сережа? Я тебя зову, а ты бормочешь что-то, стонешь…

Сергей сел повыше, в замешательстве осмотрелся. Он по-прежнему находился в машине, на водительском сиденье, и не было здесь никакого Лондара. Выходит, все эти темные фигуры просто привиделись ему в тяжелом забытье? И Лондар привиделся? А Гость? Был ли здесь Гость – или и это тоже не более чем причудливый выбрык его утомленного сознания?

– Кошмары какие-то навалились, – хрипло сказал Сергей. Хрипло – как в только что исчезнувшем видении.

– Тебе отдохнуть хорошенько нужно, Сережа, – Вика продолжала стоять, наклонившись к нему, возле открытой дверцы автомобиля, держа в руке фонарик. – А там уже все готово…

– Как? – поразился Сергей. – Когда это вы успели?

– Так где-то с полчаса возились. Я все думала, ты вот-вот придешь, а тебя нет и нет… Тогда я сама к тебе…

Полчаса! Оказывается, он целых полчаса пребывал где-то в мире видений… Значит, все это только привиделось ему… Но какое правдоподобное видение, как похоже оно на реальность! Может быть, это оронда так действует на психику? Может быть, ею нельзя было пользоваться больше одной-двух минут, иначе – сползание к помешательству?..

Очень похожая на реальность картина… Он помнил каждое слово состоявшегося в видении разговора, помнил каждую интонацию Лондара… А удовлетворенно улыбающийся Гость?..

«Вновь, в который раз, ты намерен впустить в мир извечного врага… И вновь приходится останавливать тебя у самой черты…»

То есть опять и опять он шагает по улицам города. Слышит Зов – и ищет других. Ускользает от Лондара. А тот каждый раз успевает остановить его на самом краю…

Причуды подсознания. Всего лишь причуды подсознания.

Совсем недавно пришла ему в голову какая-то мысль… О чем-то он таком подумал… о чем-то страшном… О чем?

«Накличем Зверя своим Ритуалом, своими заклинаниями… Впустим в мир Зверя… А что если именно Лондар – от Светлых, а все мы, все четверо, лишь орудия Темных Сил?.. Стрелы дьявола… И речка – Тьмака… От слова – «тьма»?..»

Он почувствовал озноб.

– Я боюсь, Сережа… – Вика подалась к нему и уткнулась головой в его куртку. – Мне почему-то страшно… Не знаю… Как-то нехорошо на душе…

Сергей осторожно погладил ее волосы – рука его дрожала.

– Серега! Вика! – донесся от берега зов Большевика. – Мы вас ждем!

Девушка вздрогнула и, отстранившись от Сергея, выпрямилась. Ее лицо казалось очень бледным.

– Все будет хорошо, – сказал Сергей и выбрался из машины. – Ведь должно же хоть когда-нибудь случиться так, что все хорошо…

– Хотелось бы верить, – вздохнула девушка.

Они молча, бок о бок, проделали путь к обрыву и направили свет своих фонарей на площадку. Темнела на утоптанном снегу куча хвороста, стояла рядом канистра с бензином. Четыре дубовых ветки, направленные на четыре стороны света, казались черными змеями, изготовившимися к нападению на тех, кто встанет возле каждой из них. Дима застыл у кромки, глядя вниз, на скованную льдом реку. Большевик, сгорбившись, сидел на обрубке бревна и курил – мерцал в ночи красный огонек его сигареты.

– Давайте сюда, – Большевик призывно махнул им рукой. – Становитесь по местам, будем начинать. Я встану с востока, не возражаете? Дмитрий, плесни-ка горючего, и пусть этот костер возродит Атлантиду. Лови зажигалку!

Вика повернула к Сергею бледное лицо. Ее широко раскрытые глаза были темными, как ночное небо.

– Спускайся, – сказал Сергей. – Все будет хорошо. И в любом случае должен явиться Гость и объяснить, как вернуться в Атлантиду. Если возникнет у кого-то из нас такое желание.

Девушка молча шагнула вперед, оглянулась – Сергей продолжал неподвижно стоять на месте.

– Я сейчас, – сказал он. – Спускайся.

«Господи, до чего же мы дожили! Как привыкли считать, что впереди – только плохое, только еще более худшее… Мы не верим, что будет лучше… Словно кто-то, шагающий впереди, рассыпает семена зла, а мы обречены их подбирать… Но неужели среди семян зла хоть раз не попадется что-то другое?!.»

Сергей стоял над местом, где вот-вот должно было свершиться странное действо, и ему вновь хотелось броситься прочь, через мертвые поля, к обманчивой линии горизонта… затеряться, раствориться в этих равнодушных пространствах, созданных кем-то или чем-то с неведомой целью… или и вовсе без цели…

Он сделал шаг назад – и наткнулся спиной на неподатливый ствол. Внизу вспыхнул огонь, и ему показалось, что холодное слепое небо стало еще темнее.

Продолжалась ночь…

Кировоград, 2000-2001.

Оглавление

1 . «Опять мне снится сон…»

2 . Глаза в глаза

3 . Из рода Посейдона

4 . «Мой черный человек»

5 . Передислокация

6 . Посланники

7 . Фиолетовый и Серый

8 . Три плюс один

9 . Урок эзотерической истории

10 . Уже был виден берег…

11 . Лондар

12 . Шаг за черту

13 . За дверью

14 . Прикосновение

15 . Не такой

16 . В новый мир

Реклама на сайте