«Небесное тяготение»

Сергей Герасимов Небесное тяготение

Автор определенно заявляет, что все персонажи данного рассказа выдуманы от начала до конца и всякое их сходство с людьми, реально живущими, является случайным.

* * *

Родион Попыкин был благодетелем человечества. Сам он об этом не знал, из скромности, но, конечно, догадывался. Всю жизнь ему хотелось сделать что-нибудь особенное, направленное на благо людей; иногда это желание становилось настолько сильным, что Родион Попыкин хватал первое попавшееся под руку и совершал благо.

Однажды майским багровым вечером он сидел на стуле у окна, качаясь и поскрипывая, изнывая от страсти к благому делу.

Тикал розовый будильник в форме закругленного квадрата, стрелка прыгала с секунды на секунду как блоха, и каждая секунда пропадала для человечества зря – потому что под рукою ничего не было, кроме пуговицы на собственной рубашке.

Оторвав пуговицу, Родион Попыкин поднес ее к глазам и присмотрелся: пуговица была маленькая, с полосатой перламутровостью, не имевшая ни какого значения для человечества. Из-под оторванной пуговицы выглянул освобожденный животик, будто бы спрашивая, нет ли чего-нибудь поесть? Готовить ужин Родиону было лень, поэтому он решил спать и заснул очень быстро.

Ему снились странные сны и, как человек интеллигентный, он, не просыпаясь, объяснял сам себе их тем, что заснул на стуле. Его голова кружилась во сне, но не в горизонтальной плоскости, как это обычно бывает, а вертикальной, поэтому Родион Попыкин всю ночь напролет испытывал довольно неприятное чувство переворачивания. Однажды он даже проснулся и, находясь в геометрическом центре ночи, увидел перед собой совсем черное небо с единственной звездой (Альфабараном, других названий он не знал отроду) и услышал неутомимое щелканье часовой блохи. Было необычное чувство легкости во всем теле и оттого хотелось сорвать с неба Альфабаран и подарить неблагодарному человечеству. Он пошевелил в воздухе руками как желто-яркий утенок шевелит крылышками и почувствовал, что летит. Правда летел он медленно, потому что Альфабаран не приближался, и снова захотелось спать. Уже на опушке утра он больно ударился головой о что-то, но не проснулся, потому что голову имел крепкую и твердую.

Проснулся он намного позже.

Было бело, холодно и твердо. У самого носа сидел паук, состоявший из восьминогой головы и хвостика. Поверхность была мелкобугристой и слегка знакомой. Где это я оказался? – подумал Родион Попыкин и встал на ноги. Паук, видимо испуганный движениями Родиона, сделал вещь совершенно недоступную для обыкновенных пауков: он начал подниматься на своей паутинке, которая торчала снизу как спица и остановился на уровне плечей Родиона. Попыкин нагнулся и взглянул на паутинку – на вид она была совсем обыкновенной, но, наверное, жесткой как стальная – паук спокойно уселся на ее верхушке.

Ну и ну! – подумал Родион и посмотрел по сторонам. Комната была чужой и плохо приспособленной для жилья: потолок был деревянным с прикрученным к нему пианино, столом и стулом.

Стол висел над самой головой, на нем лежала книга по социологии, не падая. Родион Попыкин поднял руку и взял книгу.

– Ага! – сказал он, наконец-то разобравшись в обстановке, – книга-то намагничена.

Он выпустил книгу из рук и она снова прилипла к столу. В этот момент он почувствовал странное движение в кармане – такое, будто там завелась живая мышь. Он сунул в карман руку, чтобы проверить на месте ли ключи. Ключи выпорхнули из кармана и прыгнули на потолок. Родион Попыкин обижено огляделся еще раз и узнал свою квартиру. Квартира была перевернута вверх тормашками.

Родион огорчился, взглянув на свои, еще вечером безукоризненно черные брюки. От лежания на потолке они покрылись белыми неравномерностями и потеряли парадный вид, положенный брюкам благодетеля человечества. Носки тоже стали белыми, но, так как и раньше были они укоризненной чистоты Родион оставил их без внимания. Как потомственного русского интеллигента его гораздо больше волновал вопрос "что делать?".

Для начала он посмотрел в окно и убедился, что перевернулась не только квартира, но и вся земля. Город, по крайней мере. Деревья были такими же как вчера, но росли все сверху вниз, будто сговорившись. Грязные тряпки висели на балконе и покачивались легким ветерком будто полевые цветы.

Родион Попыкин открыл форточку, которая находилась на уровне колен и, основательно нагнувшись, просунул в нее голову. За окном была голубая бездна. В бездне плавало мутное солнце, широко растопыривая желтые плавники. По спине пробежал холодок.

Объяснений произошедшему Родион Попыкин нашел два. Первое состояло в том, что он, Р. Попыкин, не изменив себе, остался тверд, а земля позорно перевернулась в течение ночи с ног на голову. Это объяснение было приятно и правдоподобно, ведь Родион никогда не изменял себе. Второе объяснение предполагало, что мир остался нормален, а перевернулся Родион.

– Почему? – спросил он сам себя и сам же себе ответил:

– Небесное тяготение.

Нет, не зря он всю жизнь, с детсадовского стульчика и по сей день тянулся к добру и к добрым делам. Он тянулся к небу, в то время как все остальные занимались своими мелкими земными делами, нисколько не думая о своих ближних. Вот настало утро, когда небесное тяготение победило земное.

Решив этот вопрос, Родион Попыкин снова вернулся к предыдущему, "что делать?". Для начала нужно было выйти из квартиры и осмотреться. Родион подошел к двери, оставляя следы на потолке, и попробовал открыть дверь. Замок расстегивался в противоположную сторону, что было неприятно – как будто надел на себя женскую рубашку.

Выйдя на лестничную площадку, он заметил до чего неудобно устроены дома: там и сям из потолков торчали балки, которые приходилось перешагивать. Перешагнув очередную балку, он поскользнулся и съехал вверх по наклонной плоскости белого цвета, усеянной черными пятнышками, из которых росли сгоревшие спички. Он ударился плечом и чуть было не выпал из окна.

Родион попробовал снова подняться к своей квартире, но это оказалось невозможным. Квартира оставалась незапертой и доступной для воров, поэтому нужно было думать быстро. Он переступил через порожек и съехал вверх, сидя на том месте, которое я стесняюсь назвать. Теперь он оказался на этаж выше и собирался, вызвав лифт, вернуться домой. Лифт, к сожалению, не работал. Родион сел и принялся размышлять.

Двери проскрипели и над головой появилась старушка с решительным выражением лица. Старушка шамкала нижней челюстью и вела красную овчарку на поводе. Овчарка подняла голову и радостно вспомнила о том, что она хищник. Родион Попыкин понял это по ее глазам.

Собака прыгнула и щелкнула зубами, выхватив кусок рубашки в районе выпуклого живота.

– Альфа, возьми его! – закричала старушка. Альфа попыталась взять, но не смогла. Тогда старушка вернулась в квартиру с явно недобрыми намерениями. Овчарка последовала за ней, гавкнув на прощание. Родион вскочил на ноги и бросился вниз, то есть, вверх. Проехав два лестничных пролета и едва не сорвавшись на железные зубья перил, он услышал за спиною шум погони. Преследователей было несколько, они кричали одновременно и этим несколько затрудняли себе выработку приемлемого решения. Наконец, кто-то заметил следы на потолке. К этому времени Родион Попыкин юркнул в чердачный люк.

Юркнув в люк, Родион Попыкин сразу же пожалел об этом. На расстоянии метра в два от его босых ног светилась солнечная бездна. Ему стало так страшно, что перо (т е. клавиатура IBM) бессильно описать это чувство. По спине побежали капли пота и впитались в поясок брюк. Шум погони приближался. Родион качнулся на руках и с остервенелой безнадежностью прыгнул. Он упал неудачно и услышал хруст в ноге. Часто-часто забилось сердце и к горлу подступила тошнота.

– Вон он лежит! – послышался крик. – Несите палку! Да не эту, длиннее!

Бездна была неравномерно сине-белой, вся в случайных облаках. Облака имели только нижние края, а верхними сливались с синевой. Мелкая птица проделывала вольные упражнения хвостом вверх. Родион Попыкин вспомнил свой детский страх перед зеркалами…

…Он положил зеркало на пол и осторожно подошел к нему.

Зеркало вырезало в полу большой прямоугольник, под которым была еще одна комната, перевернутая. Он лег на пол животом и, вытянув шею, заглянул в зеркало. С детства он боялся зеркал, положенных на пол – они слишком глубоки. Наверное, это было предчувствие. Он преодолевал себя: клал зеркало и переступал через него, закрыв глаза. Но теперь зеркало было таким большим, что его не переступишь. Из нижней комнаты на него смотрело его собственное лицо: острый носик, маленькие глазки, узкий рот с тонкими губами, волевой взгляд – настоящее лицо непризнанного вождя. Вдруг лицо высунулось из зеркала, клацнуло зубами и схватило Родиона за нос. Родион закричал, но лицо втягивало и втягивало его в зеркало. В то же время нижняя комната раздвигалась, потолок уходил вдаль со скоростью курьерского поезда, все вдруг наполнилось светом и он упал в пустоту. Помахав руками, он перевернулся и увидел крышу родного дома уже на порядочном отдалении. В ушах свистел воздух и заглушал его собственный крик. Город стал буро-зеленым пятном, похожим на фотографию из космоса.

Несколько раз блеснула ниточка реки, извиваясь. Небо потемнело и на нем зажегся Альфабаран, потому что других названий Родион Попыкин не знал.

– Пульс двести восемьдесят, – сказал голос, – еще немного и сердце не выдержит.

– Это агония, – отозвался другой голос, – если успеет умереть до двенадцати, поедем на пляж, хорошо?

– С тобой не поеду, – ответил женский голос.

Родион Попыкин открыл глаза.

– Смотри-ка, живой, – сказала перевернутая женщина.

– Да, я живой, – сказал Родион, – меня так легко не возьмешь.

Сердце стучало как дятел и зубы прыгали, ударяясь о зубы – еще бы, с такой высоты никто до сих пор не падал. Трудно представить что-нибудь страшнее.

– Поздравляю, – сказал перевернутый доктор, – у вас всего лишь перелом лодыжки и переносицы.

– А почему переносицы? – спросил Попыкин.

– В вас бросали камнями, чтобы снять с потолка.

Лодыжка заживала долго и мучительно, переносица тоже.

Попыкин лежал в отдельной палате, куда его перевели по его же просьбе. Палата была предназначена для буйных больных и имела зарешеченные окна. Родиона Попыкина это устраивало вполне – он бы не вынес кошмара чистого окна в обыкновенной палате.

Сон о падении в космос поначалу упорно преследовал его, но Попыкин начал принимать снотворное и стало легче. Он передвигался в палате, плавая в пространстве как космонавт: надевал специально сшитый пояс из свинцовых пластин и не снимал его весь день. Очень неудобно было есть – крошки постоянно падали в нос и там застревали. Пить вообще можно было только перевернувшись. Постоянно болели глаза, засоренные неожиданными кусочками побелки, взлетающими из-под ног.

Однажды он услышал шум за дверью.

Родион запер дверь изнутри (в его палате, в виде исключения был поставлен замок) и прижался к двери ухом.

– Мы хотим видеть его! – возмутился голос.

Еще несколько голосов возмутились смиренно и потому неразборчиво. Кто-то начал пререкаться с кем-то. Первый кто-то имел власть, а второй кто-то – наглость, поэтому из пререканий ничего не получилось.

– Спасите меня! – закричал Родион Попыкин и сам себе удивился.

В ответ раздались дружные возгласы и кто-то сильно ударил в дверь. Сразу зазвенело в прижатом ухе и Родион отплыл от двери. Голоса пошумели и стали удаляться, замолкая.

– Вот, видите что вы наделали, – сказал Главный Врач укоризненно, входя. На его шапочке было вышито красной нитью с золотым «Г7» – что бы это значило?

– Нет, нет, не спрашивайте, – продолжил Главный Врач. – больница у нас секретная, поэтому все засекречено. Даже я не знаю что такое Г7. А вы хотите, чтобы я вам рассказал.

Родион отплыл к окну с обиженным видом и взялся за решетку. Решетка была привинчена накрепко.

– Почему меня здесь держат? – спросил он.

– По вашей собственной просьбе.

– Я хочу выйти.

– Пожалуйста, – ответил Главный Врач.

Итак, настоящего разговора не получилось. Выйти Родион Попыкин не мог, потому что боялся высоты.

Этой ночью он спал чутко, несмотря на снотворное. Снова где-то тикали часы и время вытекало по каплям без всякой пользы для человечества. Послышался шорох за окном. Родион встал и подошел (он спал без свинца). За окном висело темное, но явно женское лицо. Лицо постучало пальчиком в стекло и Родион ответил. Потом лицо вытащило фонарик и осветило самое себя. Оно оказалось не только женским, но и молодым. На счет привлекательности судить было трудно, потому что лицо было освещено снизу и напоминало кинозвезду из фильма ужасов.

– Что-что? – переспросил он.

– Мы вас спасем, – пообещало лицо погромче.

– Ага, – сказал Родион Попыкин и стал ждать.

Лицо удобно устроилось на окне снаружи, вынуло из рюкзака инструменты, разложило их и принялось за работу. Работа спорилась. Часа эдак через пол лицо протиснулось между прутьями.

– Анастасия, – представилось оно.

Родион Попыкин начал было одевать спасательный жилет, но вовремя вспомнил о своем толстом животике и не стал снимать рубашку.

Анастасии было лет семнадцать. Она была худа, жилиста и похожа на мокрого воробушка, несчастного, но с наглым взглядом.

– Можно вас называть на ты? – спросила Анастасия.

– Да, пожалуйста, – пробормотал Попыкин.

– Я из общества создателей нового человечества им. Родиона Попыкина, – сказала Анастасия, – я пришла не языком болтать.

Родион скромно поинтересовался, для чего же именно она пришла, но Анастасия ходила по комнате, разглядывая предметы, и была погружена в свои мысли.

Было так радостно и так хорошо, что неблагодарное человечество наконец-то оценило его заслуги.

– Я всегда стремился к благу человечества, – сказал Попыкин.

– Понятно, – сказала Анастасия и начала раздеваться.

Раздеваясь, она разглядывала крючья, вмазанные в потолок, на которых Родион держал всякие личные предметы.

– Ну и обстановочка у тебя.

Она уже почти закончила раздеваться. Раздевалась она привычно, но без особого вкуса или понимания священности действия – как перед врачом. Видно не в первый раз.

Родион снял рубашку и начал облачаться в свинец.

– Нет, – сказала Анастасия, – только на потолке. А почему у тебя так жарко?

– Так топят, чтобы я не замерз. Мне ведь приходится спать без одеяла. А в одежде неудобно.

Анастасия подошла к стене и вскарабкалась на потолок по трубе центрального отопления. Потом она полезла на центр потолка по крючьям и добралась до Родиона. Попыкин погладил ее по животу, живот был напряжен.

– Не волнуйся, расслабься, все будет хорошо.

– Если я расслаблюсь, – сказала Анастасия, – то упаду; мне все же висеть приходится.

Она ловко перевернулась на руках и приняла приемлемое положение.

– Но почему же? – сказал Попыкин. – Чем я заслужил такую честь?

– Но ты же святой? – удивилась Анастасия. – Если я зачну от тебя ребенка, то стану матерью нового человечества. Мне выпала честь быть первой, я чемпионка страны по сложно-техническому восхождению среди юношей.

– Юношей?

– И девушек тоже. Но я такая же девушка, как и юноша, – сказала она и развратно засмеялась. Попыкину показалось, будто его облили помоями. Анастасия отпустила руки и стала раскачиваться, вися на ногах и похотливо двигая бедрами. Ее лицо оставалось бесстрастным. Родиону на мгновение показалось, что он вернулся в нормальную жизнь – вот она, человек неперевернутый, только короткие волосы торчат торчком. Он нагнулся и поцеловал соленые губы.

– Спасите меня отсюда, – прошептал он, – вы же общество моего имени.

– А в чем проблема?

– В поясе. Я боюсь, что он ненадежен. Если пояс разорвется, то я погибну и больше ничего не смогу совершить великого.

Анастасия задумалась.

– Действительно, – сказала она, – на свободе ты нам нужнее. Будет тебе пояс. Теперь давай займемся делом.

И Родион Попыкин занялся делом.

Анастасия появилась еще три раза с промежутками недели в две. В последнее свое посещение она принесла пояс.

– Поздравляю, – сказала она, – вы совершили еще один великий поступок. Теперь новое человечество воцарится на планете. Позвольте поцеловать вам ноги.

В этот раз она разговаривала вежливо и вела себя как подобает матери вселенной. Попыкин протянул ногу для поцелуя.

– Где вы взяли пояс? – спросил Г7 на следующее утро.

– Он был послан мне моими учениками, – ответил Попыкин.

– Создателями, что ли, человечества?

– Так вы в курсе?

– Конечно. В городе все только о вас и говорят. Появились секты, которые объявили вас своим вождем. Сначала создатели человечества. Потом церковь сосчитала ваше число и насчитала 666, и объявила вас антихристом, как конкурента. Потом появилась секта почитателей дьявола и тоже стала почитать вас. И так далее.

– Я всегда был благодетелем человечества, – ответил Родион.

Попыкин со скромным достоинством. – Когда вы мне позволите уйти?

– Хоть сейчас.

Родион надел новый пояс. Вещь была сработана на славу, сразу видно что крепко. Каждая свинцовая пластинка могла вдвигаться и выдвигаться. Был так же регулятор веса: дело в том, что сразу после еды Попыкина тянуло к земле, а позже, когда еда переваривалась и усваивалась тянуло снова к небу.

Поэтому вес приходилось регулировать – чтобы походка оставалась плавной и достойной великого вождя. Надо сказать, что несколько последних недель Попыкин тренировался ходить головой вниз, то есть по-человечески, и с каждым разом у него получалось лучше – кровь все меньше приливала к голове.

Он вышел на балкон летящей походкой и поднял руки в приветствии.

– Ура! – закричала толпа.

Он был так возбужден, что даже не испугался пропасти над головою.

– Приветствую моих учеников!

– Ура! – закричала толпа.

– Кто не с нами, тот против нас!

– Ура! – закричала толпа.

– Меня поили из стеклянного стакана!

– Позор! – закричала толпа.

– Это не должно повториться!

– Позор! – продолжала толпа, не зная что бы нового выкрикнуть.

– Все зависит от вас!

– От нас! – взорвалась толпа и бросилась штурмовать здание.

Как потом писали газеты, при штурме получили ранения четырнадцать человек, из них двое сотрудники больницы.

Родион Попыкин встал на перила и, пробалансировав для пущего эффекта, прыгнул вниз. Толпа ревела и протягивала жаждущие руки. Эффект был несколько смазан тем, что Родион не смог удержать равновесия и перевернулся, медленно пролетая мимо столовой на третьем этаже. При этом его костюм нескромно задрался. Его поймали и поставили в человеческую позу. Вокруг был множество калек. Калеки молили о чуде.

– Пусть исцелится тот, кто этого достоин, – мудро сказал Родион и протянул благословляющую длань. К длани сразу присосалось множество поцелуев. Родион взглянул на свою руку и увидел, что она стала чистой. Кто-то дернул его за одежду и оторвал клочок.

– Постойте! – взмолился Родион, но было поздно. Сотни рук тянулись к его одежде с желанием оторвать кусочек. Еще минута или две – и Родион остался совершенно гол, если не считать пояса. Его тело стали покрывать поцелуями, не всегда скромными и не всегда мягкими из-за неизбежных толчков.

– Помогите!

К этой минуте толпа стала по преимуществу женской. Женщины оттеснили вопящих калек и пытались получить что-нибудь для себя. К счастью, их было слишком много и они мешали друг другу. Начали появляться молодцы в черных кожанках с наклеенными буквами вдоль спины: ОСНЧИРП.

Общество создателей нового человечества им. Родиона Попыкина, – мгновенно расшифровал Родион и успокоился.

Общество доставило Родиона в свою штаб-квартиру. За время добровольного заточения в больнице он успел отвыкнуть от живой природы и теперь, проезжая по улицам, любовался зеленью деревьев, уже начинавшей пригасать в предчувствии осени, паркам с песочницами, грязными детьми, ползающими в песочницах без всякого присмотра родителей. Время от времени он посылал улицам воздушные поцелуи. Улицы не всегда понимали его правильно, видимо, не все знали его в лицо. С этого он решил и начать.

– Я заметил, – сказал он, – что еще не все сделано для подъема моей популярности на должный уровень.

Он расположился в очень удобном двухэтажном особняке рядом со штаб-квартирой. Особняк был полностью переделан, то есть перестроен вверх ногами. Посетителям приходилось держаться за поручни в потолке.

– Но что же делать? – сказала Анастасия, которая теперь не отлучалась от него, – нет больше денег.

– Но я заметил, – сказал Родион, – что есть много желающих стать матерями нового человечества. Что, если брать с них деньги? Лично мне ничего не нужно, но для дела.

Общество согласилось.

Он очень устал к вечеру этого дня. Так устал, что даже прогнал безропотную Анастасию. Кто-то ходил вокруг дома, заглядывал в окна первого этажа, но Родион не обращал внимания. Вдоль всего бульвара были расставлены молодцы в черных кожанках, поэтому он не опасался за себя. Он снова лежал на обычной постели, хотя и без одеяла, и смотрел в окно. Правда, за окном не было звезд, а были лишь кусты и деревья, растущие неправильно. Надо бы пересадить, подумал Родион и заснул.

Он проснулся от тихого свиста. Кто-то призывно свистел в окно. Потом бросили камешек и два раза мигнули фонариком. Он встал и отодвинул занавеску. Занавеска была закреплена сверху и снизу и натянута, как киноэкран. Фонарик мигнул еще раз.

Родион приоткрыл дверь балкона. Что-то хлопнуло и у виска посыпалась штукатурка. Родион понял только тогда, когда второй выстрел попал в руку чуть повыше локтя.

Он упал и откатился от окна. Где-то рядом, на крючке должен быть пояс. Он шарил в темноте, опасаясь включать свет.

Еще два выстрела. Где же эти спасатели человечества? На первом этаже выбили окно. Кто-то залазил по поручням, вбитым в стену. Родион привычным движением застегнул пояс и снова подплыл к окну. В кустах ощущалось оживленное движение. Вдруг зажглись фонари вдоль всего бульвара. Их свет был таким ярким, что домик Родиона казался театральной декорацией.

Убийц было несколько; они стояли и разговаривали, ни капли не спеша. Один из них был высокоросл и крепок телом – этот говорил с выражением начальника. Родион мог хорошо видеть его профиль: профиль был похож на ромб из учебника по геометрии – выступающие подбородок и макушка, вдавленный лоб.

Человек-ромб говорил, жевал и потирал губу одновременно.

Закончив речь, он надел темные очки, чтобы защититься от света фонарей. Две лампы взорвались невдалеке и стало чуть темнее. Второй убийца имел длинные темные волосы до плеч, которые сделали бы честь любой женщине, и небольшую бородку.

Он держался независимо и стоял в стороне. Третий был военный в форменной фуражке и с погонами. Сколько звездочек было на погонах Родион Попыкин разглядеть не мог. Военный тоже был в темных очках, поверх очков торчал козырек фуражки, лба совсем не было. Военный имел светлые усы. Четвертый выглядел довольно мирно, хотя имел огромную кобуру на поясе. К кобуре было приделано колечко, наверное, для красоты. Человек с кобурой был в темном комбинезоне со множеством карманов и пуговиц. Пуговицы зловеще блестели в свете ламп. Пятым был ребенок лет десяти, ходивший на костылях. Ребенок ходил кругами как велосипедист на треке и не обращал внимания на остальных. Наверное, его просто не с кем оставить дома, подумал Родион.

Человек-ромб договорил, выплюнул что-то, достал из-за пазухи пистолет и выстрелил воздух. Бог знает, зачем он это сделал, но Попыкину стало совсем страшно и он втиснулся за штору.

Кто-то вошел в комнату. Попыкин вынул одну из свинцовых пластин и сжал в руке. Правда, пластина была слишком тяжела для хорошего оружия; руку сразу потянуло к потолку.

– Эй, – прошептала Анастасия, – не бойтесь, это я.

– Что случилось?

– Нас предали.

– Кто?

– Все кроме меня, – сказала Анастасия и заглянула за штору. На ее лице светилась цветочковая тень занавески.

– Кто эти люди? – спросил Попыкин.

– Конкуренты. Тот волосатый считает себя благодетелем человечества, но летать не умеет. Он хочет вас убрать. Будем уходить через крышу.

– Но как?

– Вы же умеете летать, – сказала Анастасия.

Попыкин выбрался из-за шторы и вынул еще несколько свинцовых пластин из пояса. Анастасия обвила его рукой и ногами чтобы уравновесить силу тяжести. Второй рукой Анастасия держала букет из огромных роз. Таких больших цветов Попыкин никогда не видел. Они поплавали в пространстве, чтобы проверить маневренность и Попыкин сказал:

– Мне так неудобно, цепляйся за спину.

Анастасия переползла на спину. Теперь она стала удобным прикрытием от выстрелов сзади. Кое-как протискиваясь в отверстия, они выбрались на крышу. Анастасия все еще сжимала букет роз.

– Выбрось розы, – сказал Попыкин.

Анастасия не выбросила.

Попыкин оттолкнулся ногами и плавно перелетел на соседнюю крышу. Они летели чуть выше фонарей, поэтому были почти невидимы. Убийцы внизу продолжали разговаривать, но теперь говорил военный. Человек-ромб слушал, человек с кобурой сел на траву, а мальчик на костылях продолжал накручивать круги.

Попыкин уже взялся за жестяной ободок крыши, когда щелкнул выстрел, на этот раз стреляли без глушителя. Он почувствовал сильный толчок в спину и судороги Анастасии.

– Что там?

– Попали.

Одна из огромных роз выпала из ее руки и улетела вверх, на землю. Мальчик на костылях прекратил кружиться и поспешил к цветку.

– Только не отпускай меня, – взмолился Родион Попыкин, – у меня всего три пластины в поясе. Я не хочу падать в небо, не хочу!

– Пока держусь, – сказала Анастасия.

Они проплыли над крышей и прыгнули на следующую. Попыкин видел над головой мальчика с пистолетом. Мальчик целился, остальные объясняли ему как нужно стрелять. Военный направлял руку мальчика.

Мальчик выстрелил и попал. Анастасия снова задергалась и ее хватка ослабла. Еще одна роза выпорхнула и умчалась к земле.

– Попал? – спросил Попыкин.

– Попал. Но я еще могу держаться.

Попыкин подумал о том, как мудро он сделал, поместив Анастасию сзади. Он снова прыгнул и перелетел на крону высокого каштана. Ветви едва прогунлись под их тяжестью.

Попыкин расположился так, чтобы Анастасия прикрыла его от выстрелов.

– Зачем ты так? – спросила она, снова переходя на ты.

Совсем рядом с ними стоял столб с фонарем. Фонарь ослеплял и темнота казалась чернотой. В лампочке что-то булькало и прыгали искорки.

Порыв ветра сорвал их с кроны и они стали медленно опускаться.

– Почему мы падаем? – испугался Попыкин.

– Лишний вес, – сказала Анастасия совсем тихо, – во мне два лишних кусочка свинца.

Вдалеке щелкнул еще один выстрел и еще одна роза взлетела и упала в траву.

– А как же розы? Разве они не весят?

– Теперь три лишних кусочка.

Они лежали на траве, совсем рядом с последней розой.

Анастасия дышала с хрипом и розовой пеной на губах – прострелены легкие, подумал Попыкин, что же делать? Она не сможет держать меня долго!

– Зачем ты брала розы? – спросил он.

– Для равновесия, – ее губы почти не шевелились, – каждая роза весила девять грамм. Когда они попадали, я выбрасывала одну. У меня было всего три, больше трех пуль я бы не выдержала…

– Роза не может весит девять грамм! – почти закричал Попыкин.

Анастасия молчала, освещенная лампой как прожектором.

Попыкин впервые обратил внимание на ее лицо. Лицо как лицо.

Только сегодня волосы причесаны и заколоты. Впалые виски.

Бледная, почти болезненная худоба, как у балерины. Большие глаза неопределенного цвета, которые еще не закрылись. Уши торчат в стороны (необыкновенная лопоухость) и неправильно изогнуты, как будто были сломаны в детстве и не так срослись.

Брови дергаются и поднимаются, собирая в морщины кожу на лбу.

Такие морщины есть у всех очень худых женщин. Точка на коже лба – на том месте, где индианки рисуют красный кружочек.

Пальцы вцепились в его одежду и не отпускают.

– Роза не может весит девять грамм!

Убийцы появились в конце аллеи. Человек с пуговицами стал на одно колено и прицелился. Попыкин рванул Анастасию и закрылся ею. Раз, два, три – еще три толчка в умирающее тело.

Ее пальцы разжались и Попыкин ощутил необыкновенную тяжесть во всем теле. Его колени подогнулись и он упал на траву рядом с Анастасией. Вот роза – огромная, красная и с золотой вышивкой на лепестках. Как же он не догадался, что розы были не настоящими. Такими большими настоящие розы не бывают.

Он взял розу и покачал ее в руке. Роза была почти невесома, сделана из какого-то особенного материала. Он отстегнул свинцовый пояс, встал и спрятался за дерево.

Небесное тяготение больше не мешало, он стоял на своих собственных ногах. Преследователи не спешили; они снова остановились для совещания. Попыкин побежал по направлению к дому, едва переставляя отвыкшие от земной тяжести ноги.

…Он стоит среди восторженной толпы. Ближайшие склонились в почтении. Он вынимает пластинку из пояса и начинает подниматься. Вначале медленно, потом быстрее. Люди преклоняют колени в молитве. Он поднимается все выше – над городом, домами, облаками. Воздух синеет. Облака прилипают к земле и подметают ее своими тенями. Блестит, извиваясь, нить реки.

Река течет к морю. Море уже появилось из-за горизонта, изогнутое как чаша. В фиолетовом небе цвета ночи загорается звезда, это Альфабаран, других названий он не знает. Он срывает Альфабаран с неба и бросает его неблагодарному человечеству. Неблагодарное человечество ликует.

Таким было его любимое сновидение в течение последующих тридцати трех лет.

Оглавление