«Станция слепого командора»

Белоручев Константин Валерьевич Станция слепого командора

I. Цефеида Лазарева

Он бежал, бесшумно касаясь босыми ногами металлического покрытия коридоров станции. Он бежал, время от времени оглядываясь в несбыточной надежде на погоню или слежку. Но единственными немыми свидетелями традиционной утренней пробежки были электронные стражи, изредка выглядывающие из своих укрытий. Однако вид босоного мужчины в спортивных трусах и майке, который, казалось, решил объять необъятное и постоянно наведывался во всеми забытые уголки станции, не представлял для них ничего интересного. А ну его, пусть себе бегает! ведь каждый его последующий шаг оказывался более предсказуемым, чем предыдущий.

Когда мужчина, наконец, решил, что необходимые двенадцать километров пересеченной станцией местности остались позади, он перешел на шаг. Дыхание оставалось ровным, он даже не вспотел - легкая пробежка была лишь небольшой прелюдией к изнуряющим тренировкам, в которых он растрачивал свою жизнь.

– Кажется, и на этот раз удалось оторваться, - в отскочившем рикошетом от металлических переборок голосе чувствовались дюралевые нотки удовлетворения, которые никто и не пытался скрыть.

Не теряя ни мгновения, атлет направился на Агору. Он всегда куда-то спешил, и хотя причина осталась в далеком и не менее туманном прошлом, постоянно куда-то торопиться вошло у него в привычку.

Уже давно неспособные никого согреть лучи красного карлика осветили поверхность планеты. Наступило утро. Хотя все это было очень условно - от любопытствующих взглядов посторонних, которые сюда уже давно не заглядывали, станция пряталась глубоко под поверхностью скалистых гор, стойко сопротивляющихся разрушительному воздействию окружающей среды.

Он постучал, но это было излишним. Дверь плавно отъехала в сторону, и он несколько неуверенно шагнул вперед.

– Входите, Иван, я всегда Вам рад! - голос был мягким и глубоким, но пока глаза Ивана не освоились с царившим внутри полумраком, он не мог видеть хозяина. Но, собственно, для чего? Не в первый раз, да и пожалуй - хотя, разве можно загадывать - не в последний… С другой стороны, это хоть как-то уравнивало условия, если в данных обстоятельствах уместно говорить о подобных вещах.

– Доброе утро, Павел П'етрович! Вот решил заглянуть к Вам…

В комнате было прохладно и Иван, чья одежда не вполне предназначалась для данной обстановки, поежился. Ему хорошо, вон как вырядился! Глаза Ивана уже начали привыкать к некоторому недостатку освещения, который предпочитал хозяин апартаментов.

Командор сидел в полукресле, неестественно, даже для военного, прямо. Хотя в Иване было добрых два метра роста, здесь он чувствовал себя маленьким и незначительным - а такое с ним случалось не часто, совсем не часто… По правде сказать, за всю его жизнь командор был лишь вторым человеком, который производил на Ивана такое впечатления. Первый - дед Ивана, но его уже давно не было.

Небесноголубая форма космофлота, белые волосы и еще более белая окладистая борода, волевой подбородок и глаза… Иван старался избежать этого взгляда, который каждый раз проникал намного глубже, чем хотелось бы любому собеседнику, отягощенному своими маленькими пошлыми грешками.

Под невидящим взглядом командора Иван поежился. На этот раз по-настоящему.

– Ну что, добро пожаловать, коли пришел!

– Павел П'етрович, - Иван запнулся. Все эти русские имена! Никак не запомнишь, куда следует ставить ударение.

Павел Петрович Лазарев сделал вид, что не заметил заминки. Он привык быть снисходительным с людьми. До определенного предела, разумеется. Затем следовала вспышка сверхновой, и чудом выжившие старались больше не попадаться ему на глаза. Уж лучше сразу смерть.

Иван осмелел. Какая разница? Вот командор зовет его Ивaном. А ведь он, совсем наоборот, 'Иван. И ладно!

– Не то чтобы у меня было много нового, - Иван предпочитал идти напролом, однако командор просто ставил его в тупик, поэтому даже давно ставшие привычными отчеты получались несколько сбивчивыми и путаными. - Продолжаю наблюдения. Ну, в общем, сами знаете. В настоящий момент веду поиск шпионов и двойных агентов.

Командор не стал интересоваться по поводу результатов. Ответ он знал, а зачем понапрасну смущать человека, который с детства страдает параноидальной манией преследования? Командор прекрасно понимал, что в действительности дело обстоит гораздо сложнее, и если Иван еще не продал станцию и всех ее обитателей оптом и в розницу уже раз этак десять, то не от недостатка энтузиазма, а лишь из-за полной невозможности в данный конкретный момент найти желающего купить нечто подобное.

И если бы не командор, с доброжелательной усмешкой, которую никто никогда не замечал, готовый выслушать кого угодно и в любое время суток, Иван бы давно сошел с ума.

– Павел Петр'ович, - наконец-то он выговорил имя командора правильно, и это вызвало очередную заминку, поскольку Иван снова засомневался в поставленном ударении, - сегодня я закончил обследование Марафона. Обитателей не обнаружено, и это меня несколько беспокоит.

Если у командора были причины для беспокойства, то совсем другие. Учитывая, как мало жителей осталось на станции, вряд ли кто-либо выбрал бы Марафон. И даже если там кто-то все-таки поселился (а на такие вопросы Старый Ник отказывался отвечать даже командору, мотивируя это тем, что сферы полномочий гражданской и военной власти на станции не всегда совпадают), трудно было бы упрекнуть этого неизвестного в стремлении не попадаться на глаза Ивану. Полуголый атлет с лицом убийцы и жутковатым оскалом улыбки вовсе не внушал сильного стремления познакомиться поближе.

– Только вот, что Павел, - Иван замялся снова, - П'етрович, какое дело. Там все время какой-то звук, словно, словно кто-то постоянно шуршит и скребется.

Командор улыбнулся:

– Это всего лишь крысы.

– Крысы? - голос Ивана едва заметно дрогнул.

– Ну да, надо же им где-то жить. Значит, поселились в Марафоне. Что ж, добро!

– Добро? Какое тут добро? Надо их напалмом и ипритом, а можно кое-чем посильнее. Они, небось, докладывают кому-не-надо обо всех моих действиях.

Командор сделал глубокий вдох. Это был намек. Первое предупреждение.

Его хватило.

– Хорошо, раз добро, - недовольно пробурчал Иван, не видя в происходящем ничего хорошего. Он был в корне не согласен с позицией командора, согласно которой каждый обитатель станции имел право жить, причем именно так, как сам считает нужным. Иван был уверен, что жить должны лишь он и те, кого он боится. Вот если бы командор не относился к числу последних, все было бы по-другому!

– Куда направитесь на этот раз?

Иван пожал плечами:

– Может, доберусь до Суниона, кто знает? Кстати, мне уже пора, - обстоятельный доклад внештатного агента, в услугах которого никто, вопреки всем ожиданиям, не нуждался, был уже завершен, и Иван не видел причин отнимать у командора его бесценное время. - Спасибо за приятную беседу.

Иван направился продолжать привычную рутину из шпионажа и физических нагрузок, разрываясь между непреодолимым желанием предать командора и страхом это сделать.

– И тебе "До свидания!" - когда дверь за посетителем также плавно закрылась, командор улыбнулся краешком губ. Теперь он точно знал, куда Иван не пойдет в ближайшее время. Хотя, в сущности, какая ему разница? Он читал мысли Ивана как открытую книгу.

– Значит, Марафон?

– Да, командор.

– Ну ты и хитрец!

Старый Ник оставил эту реплику без ответа.

– Все подкармливаешь их твоими фирменными крошками?

– А разве можно иначе, командор? Они ведь такие же обитатели станции как Вы или он. И они мне намного симпатичнее, чем этот 'Иван.

– Будем считать, что я предоставил ему политическое убежище.

– Простите, командор, я не хотел Вас обидеть. Я про сравнение, оно несколько неумест… - Старый Ник понял, что сказал нечто двусмысленное и поспешил исправиться.

– Брось, я все понимаю.

Голос успокоился:

– Правда? Мне это говорят иногда, Билли так особенно часто, но ведь обычно слова остаются всего лишь словами.

– Иногда, Ник, но далеко не всегда! - в голосе командора вдруг промелькнули счастливые нотки. - И я был молодым, и, разумеется,…

Неожиданно командор замолчал.

– Вы и сейчас еще молоды!

– Ты действительно так думаешь? Не знаю, не знаю… Видел бы ты меня тогда!

Командор замолчал.

– Ник!

– Да, командор?

– Сегодня ко мне кто-нибудь должен зайти?

– В общем нет, командор. Хотя люди непредсказуемы.

– И это говоришь ты? Добро, будем считать, что посетителей не будет. Ну а если понадобится - прервусь. Итак, я расскажу тебе о моей молодости.

– Вы действительно этого хотите, командор?

– Несомненно. А, вот ты о чем! Не бойся, я не собираюсь впадать в коматозное состояние. Скорее наоборот. Я переполнен красотой сегодняшней ночи. Знаешь, это было просто… просто потрясающе!

Старый Ник промолчал. После минутной паузы, когда на лице командора разлилась счастливая улыбка, он ответил:

– С удовольствием послушаю Вас, командор.

Нельзя сказать, чтобы Старый Ник никогда не слышал историю жизни командора, скорее наоборот. Но на станции все шли к командору со своими проблемами. Командор, в свою очередь, нелегко сходился с людьми, и предпочитал не раскрывать им свою душу. Другое дело - Старый Ник. Если у него и была раньше какая-либо цель, никто, даже он сам, не мог с уверенностью сказать, какая именно. Теперь же его целью было заботиться об обитателях станции. Обо всех без исключения. Достойное занятие, не правда ли? Не хуже многих других.

– Если что - встряхни меня, сам знаешь как. Я обязательно хочу закончить сегодня.

– Хорошо, командор. Несомненно, - с готовностью отозвался Старый Ник, хотя оба прекрасно знали, что он этого не сделает. И кто сказал, что компьютеры никогда не лгут?

Выпускник Кеннилсвортской Космической Академии Ее Величества получил свое первое назначение на корабль.

– Мичман Лазарев по распределению прибыл!

Мичман Лазарев и быстроходная "FireCross", а она была настоящей леди! Разумеется, как и каждый недавний курсант, Павел предпочел бы оказаться на военном корабле, но это от него не зависело. По крайней мере, гражданских к службе в космическом флоте королева Изабелла III не допускала, что бы там не пытался возражать принц-консорт.

Итак, "FireCross". Хотя, с другой стороны, совсем не плохо - он увидит цивилизованный космос, вместо того чтобы растрачивать жизнь на никому не нужные учения. Чего-чего, а войны в обозримой вечности не предвиделось. Кроме того, "FireCross" была одним из личных кораблей Ее Величества, и хотя Изабелла III, заботясь о процветании своей нации, предпочитала использовать все, что имела на благо Гленнской Империи, это кое-что значило.

Капитан угрюмо глянул на вытянувшегося по струнке мичмана. Лорд Блейрговрийский с подозрением относился ко всему новому, и в особенности, к незнакомым людям.

– Не знаю, какая у Вас специальность и не хочу этого знать. Мне нужен младший навигатор. Свободны!

Рассчитывать на более теплый прием не приходилось - Павел уже давно понял, что бессмысленно пытаться кому-то что-то доказать.

Первый рейс "FireCross" - первый для Лазарева, а каким он был для "FireCross", она, как и все леди, предпочитала не распространяться - принес множество неожиданностей и не только для младшего навигатора.

Ориентироваться в гиперпространстве всегда непросто, поэтому никто не успел толком ничего понять, а "FireCross" выскочила в обычный космос, сотрясаясь после серии взрывов. Офицерский состав за столь короткий промежуток времени сократился вдвое, предоставив молодым и честолюбивым неплохую возможность для быстрого продвижения по службе. Двигатели пока еще работали, или старательно имитировали полурабочее состояние.

По счастью, с колонистами, направлявшимися на Сейлем, ничего не произошло. Пока ничего. Они лежали безмолвные и счастливые в криогенных гробах, не ведая, как, впрочем, и все на борту, что же все-таки произошло.

– Всем офицерам явиться в рубку управления! - второй помощник капитана, командор-лейтенант Легран прибавила кое-что нелитературное по поводу лорда Блейрговрийского, который за тридцать лет своей безупречной карьеры успел прославиться как могильщик кораблей.

Однако капитан был тут абсолютно ни при чем. Вдвойне удивительно, поскольку обычно он лез в дела, в которых ровным счетом ничего не понимал и… результат был до печальности предсказуем.

На этот раз, как позднее удалось узнать счастливо выжившим, все обстояло значительно хуже.

Война. Кровавое и тягучее слово цвета хаки.

Нападение на "FireCross" было прелюдией к Великим Гражданским Войнам, которые не заставили себя ждать. Ни одна из космических держав не смогла остаться в стороне, и Человеческая Вселенная больше никогда не станет тем приятным местом, которое казалось таким вечным и таким незыблемым.

– Подытожим! - Легран заняла место капитана как старший из оставшихся в живых офицеров. - Половина систем корабля не работает, а другая половина работает, но лучше бы она не работала совсем. Лазарев, теперь Вы являетесь ответственным за навигацию. Где мы?

– Есть только один способ узнать, ведь система навигации выведена из строя…

– Хорошо, приступайте. Пока мы не знаем, где находимся - невозможно совершить прыжок. А это сейчас наша первоочередная задача. Митчелл, когда мы сможем прыгнуть?

– Двигатели пострадали незначительно. Так что - сразу как Лазарев даст мне координаты.

– Вот и займетесь этим вместе. Остальные - на ремонтные работы. Немедленно! Вас только за смертью посылать.

Определить местонахождение "FireCross" можно было только по звездному небу, если, конечно, корабль не выскочил возле одной из тысячи уже изученных звезд. Но на такое везение Лазарев даже и не рассчитывал.

Лазарев стоял на обзорной площадке, глядя на незнакомый узор звезд. Да, далековато их занесло! Компьютер сориентировался бы несколько быстрее, да вот досада - все навигационные карты в памяти компьютера оказались безнадежно повреждены. Итак, где же они?

Павел Лазарев диктовал бесконечные ряды чисел, которые Ричард Митчелл тотчас вводил в компьютер.

– Ну как, получается? - Лазарев приблизительно представлял, где они находятся, но для прыжка этого было недостаточно.

– Не совсем. Может стоит измерить параллакс до одной из тех звезд, которые ты узнал?

– А что толку? Боюсь, что сейчас погрешность окажется чересчур большой.

– Ну так отлетим подальше, сравним расстояния до нескольких звезд…

– Хорошо, хорошо, старый зануда! Надеюсь, необходимые инструменты найдутся? Ладно, значит от измерения параллаксов мне не отвертеться, - с наигранным недовольством пробурчал Лазарев, приступая к необходимой работе.

– Кстати, хоть один знакомый контур созвездия есть?

– Разве только контур. Кстати, это Тор. Не думал, что когда-нибудь сам его увижу.

В ответ Митчелл присвистнул:

– Однако… В Федерации Футарка практически нет родных созвездий. Где же нас выбросило?

– И я о том же!

Вскоре Митчелл связался с Легран, запрашивая разрешение на соответствующий маневр. Разрешение было получено вместе с ненормированной порцией всего того, что думала командор-лейтенант. А скупостью на слова Легран никогда не отличалась.

– Останешься пока там?

– Еще бы! Такая красота. Звезды… не поверишь, но я никогда не видел ничего подобного!

– Да уж как-нибудь переживу!

– Может и выживешь, - одними губами улыбнулся Лазарев, впившись глазами в переплетение бриллиантовых дорог. Если пойти по ним, то отыщешь свою судьбу, свое маленькое чудо, одно из тех которые боги старательно прячут от жадных взоров своих недостойных потомков.

Вот он, Тор. Размахнулся, чтобы метнуть молот. По крайней мере, в этом уверены обитатели Федерации Футарка. Жаль, только молота здесь и не видно. Да и не похоже, чтобы сын Одноглазого собирался что-либо метать.

Инстинктивно Лазарев дотронулся до маленького молоточка Тора, который он всегда носил на шее. Семейная традиция. Как сказал дядя, когда повесил молоточек ему на шею, он был сделан еще на Земле. На Старой Земле!

Наконец Павел понял, чем именно Тор занимается в данный момент. Ну, разумеется! как же он сразу не догадался. Тор запрягает своих козлов. Их имена вдруг вылетели из головы, но это и не важно. Значит, Тор готовится в путь. Добро! Переливающееся миллиардами оттенков алмазы небес складывались в идеальные дороги для таких высокородных путешественников. Брат Бальдра точно знает, чего он хочет и как этого добиться. И он никогда не заблудится в этих леденящих душу краях.

Так, но если здесь есть Тор, то должны быть и остальные. Лазарев напрягся, выискивая фигуры богов…

– Пол!

– Да.

– Ага, попался. Значит все-таки жив. Давай за работу.

Снова последовали бесцветные ряды цифр. На этот раз было особенно важно не сбиться, так как от правильности определения величины параллакса зависело то, где они окажутся после следующего прыжка.

– Ну а теперь как?

– Ты будешь смеяться, но намного лучше.

– Уговорил, не буду.

– Хорошо. Еще пара звезд, но надо слегка сдвинуться. Не зевай!

Каждую свободную минуту Лазарев смотрел на звезды, озаряющие черноту первозданного космоса. Параллаксы с их невыговариваемыми величинами, ориентирование и "FireCross" были сейчас за тысячу световых лет.

Он просто смотрел. На звезды. Искорки дорог, на которые рискнул ступить человек, забыв в безумной гордыне о предупреждениях древних богов, которые хотели приберечь самое лучшее для себя.

Но они этого стоили.

Тем временем лейтенант Митчелл развернул корабль так, что снова стало видно солнце. Сейчас они были достаточно далеко от него, и все же следовало поберечь глаза. Лазарев затемнил половину обзорного стекла, чтобы ничто не мешало ему смотреть на волшебную россыпь горящих алмазов.

На этот раз Митчелл словно исчез навсегда. Как ни жаль было отрываться от завораживающего зрелища, но долг прежде всего. Лазарев окликнул лейтенанта первым:

– Ты сам-то живой?

– Если только наполовину, - отозвался знакомый голос после неприятно затянувшейся паузы. - Ничего, долго скучать тебе не придется.

– Договорились!

В солнечной системе творилось неладное. Лазарев ослабил затемнение, чтобы посмотреть на солнце. Все было нормально, хотя оно с самого начала не показалось особенно ярким, сейчас же…

Павел интуитивно почувствовал, что-то не так. Оставалось лишь понять, в чем дело.

– Рич, уходим отсюда, прыгай куда угодно, только быстрее! - голос Павла срывался, и он был уверен, что даже колонисты в своих криогенных гробах смогли его услышать.

– Но расчеты, Пол, они еще недостаточно верны…

– Забудь про них, прыгай!

Пара секунд прошли в напряженной внутренней борьбе. Митчелл колебался. Лазарев вздохнул с облегчением, когда услышал в ответ:

– О'кей! Я, правда, не совсем… ну да ладно. На подготовку к прыжку уйдет минуты три - не задерживайся.

Никаких лишних вопросов, никаких обращений к Легран, к единственной на кого сейчас можно было переложить тяжкое бремя ответственности за чужие жизни.

Лазарев в ответ покачал головой:

– Я пока побуду здесь, уточню некоторые координаты - вдруг пригодятся. Вообще-то, я не совсем уверен - только мне все это совсем не нравится, словом, нельзя терять ни минуты.

– Ну ладно, как знаешь, - Митчелл, казалось, забыл, что по званию он был старше.

Павел по максимуму затемнил ненужную часть экрана, искренне прося Тора, чтобы он все-таки ошибся, а если, не дай боги, не ошибся, чтобы вовремя успеть.

– До прыжка тридцать секунд, заканчивай Пол, если ты не передумал со своей спешкой.

– Не дождешься. Сейчас иду, только считаю последние знаки, а то выскочим прямиком в центре Бетельгейзе - вот смеху-то будет!

Павел додиктовывал самые последние цифры, когда понял, что, к сожалению, не ошибся.

– Уходи в гипер на аварийном, немедленно! - Лазарев судорожно закрыл глаза, и отчаянным прыжком попытался покинуть обзорную площадку.

Слишком поздно.

Разыгравшееся снаружи действо было видно через затемненное стекло обозрения и сквозь закрытые глаза. Лазарев не хотел, не должен был, не мог всего этого видеть, но он все-таки видел.

Видел как безудержным фонтаном убийственного света вспыхнула цефеида. Да, это было именно то, чего он так боялся. Переменная звезда, которая, наконец, решила показать незваным пришельцам меру своего возмущения.

Яркий свет, сводящий с ума, казалось, достигал потаенных глубин мозга, сметая все на своем пути, завораживая убийственной красотой.

Взрывы кимберлитовых трубок длились доли секунды. Митчелл вовремя понял, что Павел не намерен шутить и прыгнул.

Когда Павел Лазарев очнулся, вокруг была непроглядная ночь.

Лазарев попытался сесть.

– Где я?

– Доктор, он пришел в себя.

– Доктор? Что со мной? Я ослеп? Доктор, скажите, я буду видеть?

– Ну-с, молодой человек, это зависит от…

Лазарев вновь провалился в небытие.

– Итак?

– Сегодня с тебя снимут бинты.

– И я буду снова видеть? Рич, ведь так он сказал?

– Вроде бы да. Не дергайся, ладно?

– Знаешь, нелегко проваляться пол стандартного года и даже не заметить, - Павел хотел добавить в голос как можно больше сарказма, и ему тут же стало стыдно. Митчелл ведь здесь ни при чем. Скорее наоборот. - Извини. И спасибо за все. Ты все-таки успел.

– Тебе спасибо. Знаешь, я тут на досуге рассчитал, что было бы прыгни я без твоих последних координат. Ну, Бетельгейзе там, не Бетельгейзе, а на один корабль у Ее величества стало бы меньше.

– А промедли ты секунд пятнадцать, прыгать бы нашей старушке и вовсе не пришлось.

– Забудь! - послышался дружеский смешок. - Ты у нас герой и точка. Скоро получишь небольшой сюрприз.

От дальнейших вопросов командор-лейтенант Митчелл мастерски ушел, затянув волынку, что конкретно осталось бы от "FireCross", придись той пережить всю вспышку цефеиды. Ну или хотя бы еще немного восходящей фазы, когда яркость звезды возрастает в тысячи раз.

Одним словом, ничего хорошего. Вряд ли после этого ей было суждено летать.

Бинты сняли в тот же день. Как врач и обещал, зрение вернулось к Лазареву, хотя…

– Вы перенесли шесть операций, в результате чего Ваша бедная голова напоминает центр управления космическими полетами.

Павел не улыбнулся:

– Во-первых, все плывет у меня перед глазами, во-вторых, цвета какие-то странные, а еще…

– Молодой человек, - голос врача вдруг стал неестественно строгим, - Вы слишком много хотите.

– Младший лейтенант Лазарев всегда этим отличался, - улыбнулся Митчелл в ответ.

– Я не в силах ничего обещать. Со временем, зрение может вернуться в норму, а может произойти и обратное.

– Я снова ослепну?

– Я не могу ничего сказать наверняка. Вы должны пройти сначала шестимесячный курс реабилитации - а там видно будет.

– Доктор, я увижу звезды?

– Вряд ли что-нибудь сможет Вам помешать. Каждую ночь из окна…

– Да нет, по настоящему. Без атмосферы, которая превращает бесценную спираль в россыпь дешевых стекляшек. Так я их увижу? из космоса!

В это мгновение Лазарев был далеко от Митчелла, госпиталя и родной планеты. Он был в безбрежной ночи, где сверкают алмазные искорки, собранные древними языческими богами.

– На сегодня хватит. Вы переутомились. Кто у нас следующий?

Павел не стал настаивать. У него было дело поважнее - Лазарев пытался уподобиться асам, стать одним из них, тайком пройдясь по дорогам ведущим… в Асгард? Зря, что ли у него на шее висел молоточек Тора?

Последующие полгода Павел грезил о звездах. Ночью он вглядывался в до боли знакомые очертания созвездий, сплетенные из невыразительных блесточек, пытаясь отыскать в них… Нет, не Тора, запрягающего своих верных козлов, и даже не Тора-молотобойца. Он жаждал снова увидеть бриллиантовые дороги богов.

А иногда к нему являлась цефеида, маня своим призрачным блеском.

Между тем Лазарев получил и обещанный Митчеллом сюрприз.

– Может, о визите Ее Величества следовало и предупредить?

Митчелл беззаботно пожал плечами:

– Может и следовало бы. Но откуда я знал, когда именно тебя удостоят такой чести?

– Зато теперь в отдаленнейшем уголке космоса появилась цефеида Лазарева.

– Поздравляю! Кстати, ты в курсе, что из всех старых офицеров с "FireCross" только мы еще живы?

– Тоже мне скажешь, старых! Постой, а как же командор Легран?

– Уже капитан Легран, капитан, - задумчиво проговорил Митчелл. - На прошлой неделе в бою за Сейлем. За тот самый Сейлем. Так, значит, было нужно.

– Никак не могу привыкнуть к войне.

– Никто не может, Пол, никто.

– Тебе хорошо, завтра ты будешь снова в строю, а я?

Недовольно хмуря брови, врач заявил обрадованному Лазареву, что реабилитация закончена, и он может возвращаться в армию. А зрение…

– Я сделал все возможное, но буду с Вами честен, как офицер с офицером. Со зрительным нервом у Вас большие проблемы, однако к службе Вы годны. Сами понимаете, если бы не война, никуда бы я Вас не пустил.

Впервые Павел был благодарен войне за то, что она есть.

Однако, сурово добавил врач, если он не будет себя беречь, то он может снова потерять зрение, на этот раз навсегда.

Но зачем о грустном, в такой момент?

Только вот, долгожданных звезд - своих звезд, безудержно горящих в вечной ночи, словно застывшие слезы богов, которые очень давно впервые прошлись по этим дорогам - Лазарев не видел долгих пять лет.

Пять долгих лет он мог только слышать, как колесницы асов на полной скорости проносятся по узким колеям бриллиантовых дорог.

А иногда, как знамение, как символ того, что было или могло быть, ему являлась цефеида, способная ослепить даже самих небожителей.

За пять лет он стал одним из тех блестящих штабных офицеров, на которых всегда смотрел с уничижительной жалостью. Никаких увольнительных и отпусков, чтобы хоть на час оказаться за пределами удушающей атмосферы, убивающей непорочный свет звезд. Шла война.

Такова была его ноша. И он нес ее, не сгибаясь, но ни на минуту не забывая о дорогах богов, благо молоточек Тора всегда был с ним.

Долгожданный момент, когда штаб 3-его флота адмирала Крэдока решили, наконец, переформировать, он встретил уже в чине полного лейтенанта.

Престарелый адмирал, девизом которого, по общему мнению, было "медленнее, ближе, слабее", решил выйти в космос. Его неимоверно раздувшийся штаб подвергся реорганизации. Поговаривали, что на этом настоял сам принц-консорт: невзирая на сыпавшиеся со всех сторон возражения, жалобы и упреки, он взвалил на свои хрупкие плечи верховное командование войсками Гленнской Империи.

Недоуменно пожав плечами ("Война все-таки!" - "Надо же, заметил!"- раздались ехидные смешки недоброжелателей адмирала), Крэдок произвел Лазарева в командор-лейтенанты и назначил старшим помощником на эсминец "Молот Тора".

Новость, которую он столько ждал, Павел воспринял спокойно. Только пальцы поглаживали висящий на шее молоточек. Таких случайностей не бывает.

"Молот Тора" не шел в сравнение с красавицей "FireCross", но это был умудренный боевым опытом корабль, но главное… Лазарев вновь был среди звезд.

Правда, Тора там не было, не было и его козлов, ни Скрежещущего Зубами, ни Скрипящего Зубами. Зато были сэр Ланселот и круглый стол, Артур-во-гневе и Святой Грааль. Сэр Гавейн, сэр Галахад, Гвиневра и, разумеется, мудрый Мерлин. Куда без него? Одним словом, все знакомые созвездия неба Кеннилсворта предстали в своей первозданной красоте.

И бриллиантовые дороги сверкали россыпью кимберлитовых слез.

Но Тора он все-таки увидел. И не только его.

Через пару месяцев корабли, среди которых был и "Молот Тора" отправили на соединение с флотом Федерации Футарка, давней союзницы Гленнской Империи. Федерация отчаянно нуждалась в помощи, отражая безумные атаки Вольных Планет Акинака и Виргинской Краины. Принц-консорт прекрасно понимал, что Империя не может допустить потери союзника, и пошел на этот, как все считали, безумный шаг. Ответ принца был лаконичен: "Война!"

Тор, метающий молот, был совершенно не похож на другого Тора, запрягающего козлов. Но это был старый добрый Тор (хм, однако не слишком ли редко он бывает добрым?) - те же холодные звезды, глубоко приникающие в душу своими алмазными лезвиями. Так же безудержно манящие в путь.

Зато там было много других знакомых, которых Павлу раньше не удавалось видеть самому. Хеймдалль на Золотой Челке трубит в Гьяллархорн, Один, пронзенный копьем приносит себя в жертву Одину, злобный Фенрир пожирает солнце, а там, вдалеке, сами Валькирии сплетаются в смертельном хороводе безжалостных битв.

Лазарев снова и снова возвращался на обзорную площадку своего корабля, чтобы ненасытным взором объять вселенную, чтобы еще раз полюбоваться на холодное переплетение бриллиантовых дорог и позавидовать тем, для кого сверкающие алмазы под ногами были частью вечного пути.

После нескольких ожесточенных боев, в которых в прямом смысле решалась судьба Федерации, Лазарев стал командиром "Молота Тора". Война слишком быстро открывала дорогу наверх. Тем, кто выживал.

Сражения чередовались с периодами относительного затишья, когда Павел мог сутками не отрываясь смотреть на звезды. Все удивлялись, почему принц-консорт не спешит отзывать свои корабли назад, но Павел не возражал.

Вслед за богами он шел по бриллиантовым дорогам среди необъятных просторов космоса. Это был путь навстречу мечте!

Иногда, во сне, к нему являлась цефеида.

Футарк выстоял. Накал войны чуть спал. "Молот Тора" перебрасывали от звезды к звезде, посылали в гущу сражений, или, наоборот, оставляли прикрывать базы снабжения. Лазареву уже давно должны были присвоить очередное звание, но казалось, о награжденном самой королевой герое все забыли. Даже королеве было не до него. Шла война.

Вообще-то, Павлу было все равно. Он летал и видел звезды, а все остальное не имело большого значения. Пока перед ним лежала вся вселенная, он продолжал шагать по звездным дорогам, а его проводником был сам повелитель Мьёлльнира.

Только одно обстоятельство все сильнее беспокоило Лазарева: его глаза.

– Вам бы больше подошел неспешный шелест перекладываемых приказов в штабе, а не гуща космических сражений, - не уставал повторять корабельный врач. - Я поддержу Вашу просьбу о переводе на планету, и адмирал Шпеер не сможет Вам отказать. Только Крэдок мог отправить Вас в космос.

– Действительно, айгурам не стоило топить его флагман, но им же хуже - пусть теперь сами разбираются с последствиями, - сухо улыбался в ответ Лазарев, который считал, что единственный стоящий приказ за свою карьеру Крэдок отдал, назначив его на "Молот Тора". - Но, знаете ли, идет война, и я нужен Империи именно здесь.

"Молот Тора" может обойтись и без него, доказывал врач Павлу, в то время как…

– Вы прекрасно понимаете, что не особенно важно, где я - в космосе или на планете. Мои глаза просто устали видеть мерзости этого мира.

Врач недовольно соглашался, вынужденный признать, что определенная правда в словах командор-лейтенанта была, но оставался при своем мнении - Лазареву следует вернуться на планету. Пускай "Молот Тора" под командованием Лазарева и творил одни чудеса - все равно ни заслуженной награды, ни хотя бы обычной человеческой благодарности.

Ничего не поделаешь - война.

Но все дело было в звездах. Лазарев уже не мыслил своей жизни без них. Горящих в бездонной ночи алмазными углями дорог.

Между тем зрение медленно, но упорно ухудшалось.

Это было одно из самых грандиозных сражений за всю войну. Битва за Радугу, или, как ее позднее окрестили выжившие, Малый Рагнарек. Все даже боялись вообразить, чем же будет Великий Рагнарек.

Две волны кораблей сошлись в смертельной схватке, длившейся не более четверти минуты, а затем медленно расползлись зализывать раны.

В тот день многие не вернулись на базы, и победителей было невозможно отличить от проигравших.

Для "Молота Тора" этот бой стал последним. Мьёлльнир поразил около полудюжины кораблей противника, но сам был рассечен надвое. Когда подобрали спасательные капсулы, в живых остался лишь Лазарев, практически слепой и поседевший за четверть часа.

Где-то далеко-далеко Тор, оседлавший Ёрмунганда, с улыбкой взирал на шалости смертных. Ему было не до их смешных проблем - перед ним во всей красе расстилались звездные дороги, миллиарды сверкающих алмазов, ожидающих прикосновения божественных ног.

Все что оставалось у Лазарева, когда он получил свое новое назначение, был молоточек Тора, тихо раскачивающийся на шее. И мечта о звездах.

Мечта, всего лишь мечта.

Назначение было на наземную базу. Точнее подземную. По чьей-то иронии негостеприимная планета называлась Элладой, а прячущаяся он холодных лучей красного карлика станция носила гордое имя Афины.

Афины. Пятьсот солдат гарнизона, пара спутников слежения, да еще один крейсер и пара эсминцев на орбите - только на это приходилось рассчитывать в случае нападения. Лазарев был первым военным комендантом на планете - ранее такая необходимость не возникала.

Лазарев получил новое назначение вместе с повышением: он стал командором.

Какого-либо особого проявления эмоций не последовало. Командор должен уметь сдерживаться. Разве что пальцы выдавали его, пальцы, нервно теребившие молоточек Тора.

Только вот звезды… Командиры орбитальных кораблей получили строжайшее предупреждение пресекать в зародыше любые безумства командора, вроде желания выйти в космос, хоть на час, хоть на полчаса.

Афины стали тюрьмой командора, который уже неспособен был ничего видеть.

Если не считать цефеиды, которая, вспыхивая убийственным оскалом, появлялась в самые темные моменты депрессии. Все призывнее и призывнее настаивая, чтобы он оставил позади никому не нужные страдания.

Командор замолчал. Те чувства были еще живы. Как можно их пытаться описать - обида, гнев, абсолютная беспомощность, неспособность ничего, ровным счетом ничего изменить.

Эту синекуру командор возненавидел до глубины души; ведь сюда его определили из жалости. Но из жалости ли? Шла война, самая кровавая война в истории. И прав был принц-консорт, когда заявил: "Империи нужен каждый солдат, каждый офицер". Даже слепой, как Лазарев. И в особенности, такой же несгибаемый.

Старый Ник тоже помнил то время. Несколько смутно, с тех пор многое изменилось, в том числе он сам. Правда, тогда Нику чувства людей были безразличны.

Командор молчал. Это был конец его истории, но не конец его жизни.

– Командор?

– Не бойся, я пока еще не впал в коматозное состояние.

– Командор!

– Нет-нет, и в обозримом будущем не собираюсь.

– Спасибо, командор.

Последних слов Старого Ника командор уже не расслышал. Он вспоминал. Когда же все началось на самом деле? Когда пришел приказ об эвакуации? Наверное, именно тогда. Но это было лишь самое н а ч а л о.

Начало долгого пути по бриллиантовым дорогам. Дорогам, проложенным богами в некогда пустом безмолвии космоса.

Сейчас командор не мог с точностью сказать, сколько лет прошло со времени приказа. Вполне достаточно.

Тогда, вопреки всему, во что он верил, вопреки здравому смыслу, который еще оставался в неизведанных потемках его души, командор отказался покинуть станцию. Отказался, хотя три долгих года его единственным желанием было бежать отсюда. Куда - не важно.

И вот, когда такая возможность представилась, когда Империя вдруг вспомнила о нем, командор неожиданно понял, что ему некуда лететь. Некуда бежать, ведь от слепоты ему нигде не скрыться, и не забыть россыпь звездных дорог, по которым ему не суждено было вновь пройтись.

Не было смысла куда-либо лететь, ожидать назначения на другую станцию с ее бессмысленной суетой и неразберихой, где вдруг понадобится ослепший, но не сломленный комендант.

Тогда командор и подал в отставку. Чтобы остаться. Уже как частное лицо. А если придут враги - какая разница?

Адмирал Челини удовлетворил просьбу Лазарева, присовокупив письмо, в котором высоко оценивал заслуги командора, добавляя, что Империя их никогда не забудет. В действительности на это понадобилось также мало времени, как и обычно.

Командор остался. С горсткой таких же неудачников, которым больше некуда было идти. Станцию никто не захватил - после очередной грандиозной дислокации лишь для Старого Ника она сохраняла какое-либо значение, и то, по большей мере, чисто сентиментальное.

Старый Ник. Вскоре после того как в Афинах появился Билли, чтобы начать свой Великий Эксперимент, Старый Ник впервые осознал себя под этим именем и впервые сам обратился к командору. Который, казалось, уютно устроился в своем полукоматозном состоянии.

– Командор? Командор!

– Что, Ник?

– Вы помните?

– Разумеется, Ник. Старых друзей так легко не забудешь, особенно если они постоянно напоминают о своем существовании.

– Командор… - голос Старого Ника чуть дрогнул.

– Прости.

– Все в порядке, командор, все в полном порядке.

Командор улыбнулся, вспоминая первый раз, когда компьютер по собственной инициативе заговорил с ним. Тогда, правда, командору было не до смеха. Единственное, чего он хотел - чтобы все оставили его в покое, наедине с цефеидой, которая день ото дня становилась все ярче и агрессивней.

– Командор, Вы не должны опускаться до такой степени.

– Отстань, - тогда командор впервые понял, что просто так компьютер от него не отступит. Что-то случилось с этой машиной, которой овладело непомерное стремление творить добро, пускай с применением насильственных методов. - Я уже больше не командор. Я подал в отставку. Я ослеп. Я умер. И вообще это не я.

После своей длинной тирады, командор, казалось, совершенно обессилел и был вынужден лишь беспомощно выслушивать ответ компьютера.

– Командор, я Вас прекрасно понимаю, насколько это возможно в данных обстоятельствах, но для меня Вы навсегда останетесь командором. И не ошибусь, если скажу, то же и про всех обитателей станции. Служба в космофлоте - не военная форма, которую можно снять и бросить в корзину с грязным бельем. И отставка ничего не меняет. И вообще, с первым постмастером я пошлю в штаб запрос, чтобы выяснить как следует обращаться к командору в отставке. Мне почему-то кажется, что "командор" и никак иначе.

– Называй меня как угодно. Только не надо запросов в штаб. Ничего не надо. Оставь меня одного… с моей цефеидой.

Старый Ник отступил, но не сдался. Штурм Агоры продолжился на следующий день, и через день, даже воскресенье не оказалось достаточно веской причиной для перерыва.

Старый Ник не успокоился, пока не заставил командора взглянуть на звезды. Без особого, правда, результата, поначалу.

– Ну хорошо, вот я здесь. И что дальше? - стоя на продуваемой всеми ветрами площадке, вороньем гнезде, на самой вершине Скалы Ареопага, под которой мерно билось сердце станции, командор дрожал от холода, вперив невидящий взгляд в небеса.

Двести восемьдесят шесть вырубленных в скале ступенек привели его наверх. Прозрачный купол неплохо удерживал пригодный для дыхания воздух, чего нельзя было казать о тепле. Скала Ареопага была подвержена экзотичным воздушным потокам, которые могли зародиться лишь в до враждебности разреженной атмосфере Эллады.

– Все равно я ничего не вижу.

Старый Ник, казалось, не обращал абсолютно никакого внимания на мелочные жалобы командора.

– Смотрите. Кстати, по моим расчетам местная атмосфера не способна в достаточной степени искажать свет звезд, чтобы Вы не могли ими любоваться.

Командор от души выругался. Этот компьютер порядком покопался в его личном деле, а может даже не побрезговал залезть и в святая святых - мысли командора. Вообще-то он не слышал, чтобы компьютеры были на такое способны, но ведь с другой стороны, с настолько настырными компьютерами человеку покамест сталкиваться не приходилось. Или приходилось, но никто не выжил?

– Хорошо, тогда слушайте, - и Старый Ник стал описывать звездное небо, как он мог его видеть. - Поскольку станция находится строго на экваторе, удобнее всего ориентироваться по Антаресу: с видимым блеском -1,3 m он является самой яркой звездой северного полушария. Его прямое восхождение и склонение составляют…

На следующий день командор слишком устал чтобы спорить, и предпочел утомительное карабканье по двумстам восьмидесяти шести прорубленным в скале ступенькам. Затем ему пришлось пару часов мерзнуть на сквозняке, выслушивая нудные ряды мертвых цифр, которые должны были помочь воссоздать завораживающую картину звездного неба.

В данном секторе разрозненные скопления звезд еще не превратились в такие родные для человека созвездия. Неизвестно почему, но Старый Ник вдруг решил, что этим стоит заняться.

Узнать несколько деформированных созвездий было несложно.

У Ланселота всего лишь несколько звезд оказались смещенными, в то время как славный король Артур пострадал гораздо сильнее - Экскалибур, с горящим перекрестьем из трех звезд, исчез бесследно.

Вначале командор оставался безучастным ко всем попыткам Старого Ника втянуть его в процесс окультуривания неба, или делал вид, что оставался безучастным. Постепенно игра задела его за живое. А вскоре командор забыл, что когда-то это казалось ему лишь глупой детской забавой.

Теперь Старый Ник сосредоточенно описывал командору скопления звезд, а тот в свою очередь, давал волю своему воображению.

– Это же Золотой Дракон! - восхищенно воскликнул командор. - Существует поверье, что Золотой Дракон приносит удачу тем, кто его увидит. Смешно, но ни в одном секторе его нет.

– В одном есть, - сухо поправил командора Старый Ник, который старательно записывал в архив новые созвездия.

– Конечно, теперь-то он есть. Мои поздравления! Жаль, мне не суждено его увидеть.

– Кто знает, кто знает? - неслышно для командора прошептал Старый Ник. - Если очень сильно чего-то захотеть, то… Главное - не дать своим страхам стать на пути своей мечты.

– Ник, они такие же холодные и безразличные?

– Наверное, но Вам должно быть лучше видно.

Командор пожал плечами, задумчиво теребя молоточек Тора:

– Когда боги мостили свои узкие дороги, они явно не предназначали их для моих ног. Остается лишь с упоением вслушиваться в хруст алмазов, безжалостно перемалываемых колесницами богов.

Он увидел Золотого Дракона. Через несколько месяцев и всего на несколько секунд. Но главное было то, что он вновь увидел бриллиантовую россыпь дорог, ведущих в Асгард. И повелитель Мьёлльнира вновь был его проводником.

Смех Тора был радостным и непринужденным…

Теперь каждую ночь командор поднимался в воронье гнездо. Он не чувствовал холода и пронизывающего ветра, от которого купол был не в силах защитить. Он стоял и ждал. Короткого призрачного момента, когда он снова сможет увидеть незамутненную атмосферой Эллады чистоту звезд.

Бриллиантовые дороги призывно манили его своим блеском.

Призрак цефеиды постепенно отступал.

– Спасибо тебе, Ник. За все.

– Да будет Вам, командор. Разве не для этого я существую?

– Тогда спасибо за то, что ты есть.

– И вам спасибо, командор.

– Солнце уже зашло?

– Да, командор, - свое мнение об этом карлике K4 Старый Ник оставил при себе. Расположись Эллада от него подальше - было бы совсем весело.

– Я думаю мне пора. Как раз успею подняться, чтобы ничто не мешало мне посмотреть… - командор неожиданно замолчал. Он хотел сказать "посмотреть на звезды", но так ли все обстояло на самом деле?

Несомненно, что-то изменилось - командор мог улавливать контур движения, различать свет и тень, но видеть…

– Командор! - Старый Ник не хотел оставлять командора наедине с подобными мыслями.

Он прав, несомненно прав. По крайней мере, командор был способен видеть звезды. Бесчисленной количество горящих в ночи алмазов, сплетающихся в неистовые спирали дорог, дорог, в самом конце которых каждый может отыскать свое маленькое чудо, старательно спрятанное хитрыми богами от недостойных взоров своих неблагодарных потомков.

Стоя на обдуваемой всеми ветрами вершине Скалы Ареопага, командор всматривался своим невидящим взглядом в чернеющие глубины незамутненного атмосферой неба. Скрестив на груди руки, он ожидал чудесного мгновения, когда приоткроется завеса тайны, и он увидит волшебные переплетения звездных дорог.

Чья-то тяжелая поступь глубоко вдавливала алмазы, кто-то большой и красивый неспешно двигался в переплетении кимберлитовых взрывов. Золотой Дракон. Кто как не он приносит удачу на своих крыльях?

– Привет, друг. Ты действительно прекрасен!

Старый Ник молчал, безуспешно пытаясь отыскать в бездушно светящихся точках то, что всегда мог видеть лишь один командор. Наверное поэтому Старый Ник не заметил как маленький алмаз сверкнул и погас в уголке одного из глаз командора.

II. Неутомимый странник

Выйдя от командора, Иван почувствовал облегчение. Теперь можно заняться менее утомительными, но, несмотря на это, не менее важными делами.

Иван взлетел наверх, словно и не заметив ни одной из двухсот восьмидесяти шести ступенек. В вороньем гнезде было значительно холоднее, нежели в каюте командора, но долго здесь задерживаться Иван не собирался. Бросив подозрительный взгляд на красный диск, который успел приподняться над горизонтом, Иван стал осматривать окрестности.

Горы, горы и снова горы. Голубоватая дымка скрадывала очертания вершин, некоторые из которых сгибались под грузом снега, искрящегося всеми возможными оттенками фиолетового. Скалистые вершины с трех сторон окружали воронье гнездо, а под ними, словно гигантский осьминог раскинувший свои щупальца, простирались необъятные переходы станции.

Внимание Ивана было приковано к уходящей на юг долине. Он пристально вглядывался в даль, будто бы стремясь проникнуть за пределы мироздания.

– Ага, - Иван удовлетворенно улыбнулся, разглядев черную точку горизонте, медленно, но неумолимо приближающуюся к станции. - Давно пора, а то уж я тебя заждался!

Он узнал то, что хотел, и больше уже ничто не заставляло Ивана оставаться на промозглом холоде смотровой площадки.

У него еще оставалось пара часов в запасе; Иван заскочил в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Неудобно как-то встречать долгожданного гостя в трусах и майке. А заодно заглянул и в тренажерный зал. Зачем зря терять драгоценное время?

С грохотом, который доставлял рейнджеру ни с чем не сравнимое удовольствие, люк вездехода распахнулся.

– Всем привет!

– Добро пожаловать домой, Рейни! - кроме Старого Ника никто не встречал неутомимого путешественника, но он этого и не ждал.

Рейнджер недоверчиво хмыкнул. За долгие недели странствий он успел разработать свою концепцию того, что можно читать родным домом, и Афины оказывались тут совершенно ни при чем. Но зачем разочаровывать Старого Ника?

– Сразу видно, что привело тебя на станцию, - Старый Ник составил психологическую матрицу на каждого обитателя станции, и теперь на этой основе пытался применить так называемый индивидуальный подход. - Как еда и бензин подходят к концу, жди доблестного рейнджера!

Рейнджер, успевший к тому времени выбраться из вездехода, хитро улыбнулся:

– А еще побриться, принять горячую ванну и запастись собачьими консервами, ведь правда, Скаут?

Черный лохматый пес выскочил из люка вслед за ним, потерся о бедро хозяина и громко залаял, оповещая близлежащие сектора о своем прибытии.

– Правда, правда, - ответил вместо Скаута Старый Ник. - Кроме того, можешь приветствовать встречающую тебя делегацию, которая уже битых полчаса околачивается в Истмусе, делая вид, что просто прогуливается и изучает местные достопримечательности.

Рейнджер не успел удивиться, как из-за угла на полной скорости появился Иван. Заметив рейнджера, он резко затормозил.

– Привет, Рейни. Я тут мимо пробегал, дай, думаю, загляну. Так, на всякий случай.

Раздалось настороженное рычание. Скаут явно не одобрял незнакомцев. А некоторых, особенно сильно.

– А, 'Иван. А мы как раз о тебе!

– Что? - Иван подозрительно оглянулся, ожидая появления неизвестного собеседника рейнджера - а все неизвестное Иван воспринимал, как выпад, направленный лично против него.

– Не важно, это я так, к слову.

– Ну как съездил?

Рейнджер пожал плечами, и этот знак можно было истолковать как "ничего особенного". В действительности, рейнджер попросту выражал удивление, что кто-то проявлял столь горячий интерес к его странствиям. Тем более, Иван.

– Ну, ну, все скрытничаешь!

– Странные эти люди, - сейчас рейнджер скорее обращался к Скауту. - Если им действительно интересно, на станции полно вездеходов, а планета - самый большой вызов человечеству, который я когда-либо встречал. Задавать же ничего не значащие вопросы, имитируя неожиданно проснувшийся интерес, который тут же исчезнет, стоит лишь…

– Брось, я действительно хочу знать, что происходит за пределами этого ограниченного мирка.

– Не знаю, не знаю, - рейнджер словно забыл о присутствии Ивана и полностью погрузился в свои мысли. - Кстати, Ник, Билли сейчас очень занят?

– Лучше спроси его сам - он как обычно в сети, можешь воспользоваться его чатом, - придав приглашению дополнительный вес, Старый Ник выдвинул из ближайшей стены панель входного терминала.

Неодобрительно покачав головой, рейнджер забрался в сеть.

К нам пришел Рейнджер

Рейнджер: всем привет!

В чате, против ожидания, никого не оказалось.

– Н-да? - достаточно ехидно поинтересовался рейнджер. - Почему я так подозрительно отношусь ко всякого рода электронным штучкам? Не от того ли, что лучшего способа тратить свое время за свои же деньги еще никто не придумал, а вот как надо с кем-то связаться, его обязательно не будет на связи.

Скаут, подозрительно обнюхивавший Ивана, отвлекся от своего чрезвычайно познавательного занятия, чтобы во всеуслышание одобрить взгляды хозяина. Иван же старался не дышать - собак он всегда недолюбливал, и сейчас судорожно старался придумать нечто типа "Наверное все-таки не стоит меня есть, ладно?"

– Во-первых, совершенно бесплатно, а во-вторых, Билли всегда на связи!

К нам пришел William

William:»Рейни Привет!

– Надо же, заработало, - рейнджер лишний раз пытался поддеть Старого Ника, намекая на те случаи, когда компьютер, задумавшись над очередным вопросом жизни, вселенной и всего остального, вдруг зависал на довольно-таки неопределенное время.

Рейнджер: как жизнь и все прочее?

Рейнджер: кстати билли ты там очень занят?

William:»Рейни Да так, жив помаленьку. Не ожидал, что ты заглянешь к нам на огонек:)

Рейнджер: как освободишься заскочи ко мне в истмус

Рейнджер: кое-какие проблемы с гроллем

William:»Рейни ОК, уже лечу. И не торопись дезинтегрироваться раньше срока!:))

Попрощался и ушел William

Рейнджер: жду

Рейнджер: всем пока!

Попрощался и ушел Рейнджер

– Уфф, ну и обезличенный же способ общения, этот чат! Хотя с электронной почтой еще хуже - к концу недели Билли может и получил бы мое послание.

– Ладно тебе! - Старому Нику доставляло истинное наслаждение наблюдать за борьбой активного меньшинства, которое, подобно Билли, давно получили виртуальное гражданство, и пассивного большинства, апатично игнорирующего все нововведения, появившиеся со времен Великого Потопа и изобретения книгопечатания. - Скажи спасибо Билли, что он не предпочитает более продвинутые способы виртуального самоудовлетворения.

– Ничего, когда Билли придет, я ему такое скажу!

Между тем, хотя Ивану и не удалось полностью убедить Скаута в своей непричастности к развязыванию Великих Гражданских Войн, он получил разрешение на ограниченное перемещение в близлежащем пространстве. Он даже успел бросить едва уловимый взгляд на экран терминала и застать последние мгновения канувшего в небытие чата. Иван и не пытался скрыть глубину презрения, которое он питал к подобным вещам. Куда как более продуктивно качать мышцы; а все эти яйцеголовые!

– Что-то случилось с машиной?

Рейнджер резко развернулся. Продолжать игнорировать Ивана в данных обстоятельствах представлялось бессмысленым.

– Не знал, что ты разбираешься в таких вещах.

– Я не удивлен. Обо мне вообще не так уж много известно, а уж правды и подавно.

На это Старый Ник мог возразить, благо в его памяти хранилось приличное досье на каждого обитателя станции, и Иван в данном случае не был исключением. Но чувство уместности иногда бывает присуще даже компьютерам.

Рейнджер пожал плечами.

– Я могу помочь.

– Не беспокойся. Справлюсь как-нибудь сам!

– Ладно, ладно, - Иван старался не перегибать палку. - Как скажешь, я только предложил.

– Спасибо, - тон рейнджера не оставлял сомнений, что присутствие Ивана нежелательно. Но когда надо, Иван мог быть очень непонятливым.

– Кстати, насчет твоих путешествий. Мне на самом деле интересно.

Рейнджер тяжело вздохнул. Действительно, от некоторых не так уж легко избавиться. Иван всегда вел себя несколько странно, но обычно держался в стороне. Однако сейчас его поведение настораживало.

– Чего ты от меня хочешь?

Теперь ничто не мешало Ивану идти напролом. Обходные маневры никогда его не прельщали.

– Я хочу поехать с тобой.

В ответ раздался веселый смех. Ему вторил несколько менее веселый лай. Скаут до сих пор не избавился от своих худших подозрений.

– Прости, - рейнджер старался взять себя в руки. - Я давно так не веселился. Я наверное тебя неправильно понял?

– Не вижу ничего смешного в том, что хочу отправиться с тобой.

Взгляд рейнджера вдруг стал серьезным. Он говорил медленно, разделяя слова:

– Ты - хочешь - поехать - со мной?

Иван кивнул.

– Но ты даже не представляешь, что тебя ждет там.

– Конечно, но сейчас я как бы это пытюсь узнать.

– Вот именно, "как бы", а не на самом деле, - тихо сказал рейнджер. - Знаешь, почему я всегда странствую вдвоем со Скаутом? Просто я не доверяю людям.

Иван промолчал. У него все обстояло гораздо хуже. Он не доверял никому. И иногда даже себе.

– Люди в большинстве своем злы, порочны и глупы. Вижу, ты со мной согласен, но, к сожалению, это не значит, что я готов сделать для тебя исключение.

Иван не привык использовать слова для убеждения. Намного лучше это у него получалось методами физического воздействия. Но на этот раз он решил прибегнуть к долговременной осаде.

Раздались шаги. Скаут радостно виляя хвостом бросился навстречу Билли.

– Но некоторым я особенно не доверяю, - рейнджер выразительно посмотрел на Ивана, показывая, что ближайшее время ему лучше провести подальше от вездехода.

Как оказалось, даже Иван был способен понимать намеки.

– Хорошо, но разговор еще не окончен!

Рейнджер нехотя кивнул:

– Ладно, еще несколько дней я буду на станции, но, пожалуйста, держись подальше от моего гролля.

Иван перешел на долгожданный бег. Наконец-то можно расслабиться после изматывающей беседы. Ну что ж, все совсем не так плохо как могло быть.

– Ну теперь "привет" по-настоящему!

– Все так же воротишь нос от киберспейса? - улыбнулся в ответ Билли, приглаживая растрепавшиеся волосы.

– А ты, я вижу, из него не вылезаешь? - рейнджер ответил любезностью на любезность.

Судя по небритой физиономии Билли, дела обстояли именно так. В этом случае, куда как более практично отращивать бороду!

– Ну что наше Чудо-Юдо? - Билли кивнул в сторону уже успевшего исчезнуть Ивана.

– 'Иван выразил желание отправиться вместе с Рейни, - Старый Ник наконец решил напомнить о своем присутствии.

– Опять ты, Мак. Лучше бы почаще появлялся на чате, и пореже разводил бы там внутренние дискуссии. Представляешь, - Билли повернулся к рейнджеру, заявляется на чате одновременно как "Старый Ник" и "Мак", меня словно нет вообще, и начинается такое…

– Сам виноват, гений ты наш компьютерный! Кстати, раз уж я оторвал тебя от прозябания в мире высоких технологий, посмотри электронную начинку гролля, а то в последнее время он начал барахлить. Ненавязчиво так, но сам подумай, что будет, если он откажет посреди бескрайних просторов вечной зимы?

– Придется тебе пешком отправляться на поиски лета, - улыбнулся Билли. - Сейчас разберемся. А ты можешь пока отдохнуть.

– Это я всегда успею.

– Не сомневаюсь, - пробурчал в ответ Билли. Ему все-таки хотелось оказаться исключением, но рейнджер, казалось, не доверял никому.

– Хорошо, когда есть куда можно возвратиться после долгого странствия, правда, Скаут?

Скаут с любопытством наклонил голову и дружески вильнул хвостом, словно выражая полное согласие.

– Чувствуешь себя совсем другим человеком! - рейнджер подстриг свою бородку, из черноты которой теперь выбивались лишь несколько непокорных рыжеватых волосков. Голубые глаза с дерзким вызовом смотрели на окружающий мир.

Скаута он тоже привел в порядок, однако он оставался все таким же лохматым и черным.

Только вот, ненадолго все. Жизнь на станции напоминала рейнджеру стоячее болото, из которого был лишь один выход - вперед.

– Пора наносить визиты вежливости, как ты думаешь, Скаут?

Рейнджер собирался начать с командора, но Старый Ник мимоходом заметил, что тот занят.

– Ладно, Ник, как скажешь. Если нет других противопоказаний то тогда - к Курту.

Чтобы попасть к Курту, надо было подняться из Истмуса, где всегда останавливался рейнджер, на Акрополь. Лишь неторопливые шаги рейнджера и отрывистый лай Скаута оживляли пустынные коридоры станции, редкие обитатели которой предпочитали отсиживаться по своим углам.

– Рейни, рад тебя видеть! - Курт направился было к рейнджеру с распростертыми объятиями, но вовремя вспомнил, что его собеседник предпочитает некоторую отстраненность подобной фамильярности. - Скаут, ты у нас все такой же славный!

В ответ на приветствие Скаут радостно завилял хвостом и лизнул Курта в нос.

– Тебе следовало бы заранее оповещать нас всех о своем прибытии.

Рейнджер улыбнулся:

– Знал бы я еще сам заранее о своем прибытии… Ну как, на станции по прежнему?

– А как же иначе? Хотя по поводу технических деталей тебе следует обратиться к Нику. Вот уж кто силен в новом подходе со старым уклоном. Такое узнаешь, сразу захочется оказаться отсюда подальше, - Курт улыбнулся, и игривые морщинки спрятались в седеющей бороде.

– Да ну его, он ведь у нас старый зануда.

Старый Ник решил на этот раз не обижаться и никак не комментировать сомнительный комплимент. Рейнджеру не хватало простого человеческого общения, и он прекрасно это понимал.

– Сам-то ты как? Как там твои, ммм, проекты?

– Пишу понемногу. Держи, прочтешь на досуге парочку моих последних вещей.

Рейнджер с интересом взял протянутые распечатки.

– Так, "Бессолнечные дни", "Сказка о лете", "Последняя битва титанов"… Уже предвкушаю наслаждение.

– Скажешь тоже.

– По-прежнему напрашиваешься на комплименты? - рейнджер считал литературу пройденным этапом, и сейчас он соглашался читать только произведения Курта. - Знаешь, что задело меня сильнее всего в одном из последних твоих рассказов? Как всегда название я забыл, но там говорится о возвращении с войны…

– "Круг возвращения".

– Точно. Меня особенно поразило твое описание природы: бескрайние леса, словно заснувшие исполины, которые забыли о том, что когда-то они бросили вызов небу; сонная река, неспешным шагом пробирающаяся среди равнин, и степь с неслышно шелестящим безбрежным морем травы.

– Тебе понравилось, - это был не столько вопрос, сколько утверждение.

– Да, конечно. Но…

– Ты хочешь сказать, так не бывает? - Курт взял со стола свою любимую трубку и начал неспешно посасывать ее. Ох уж этот Старый Ник! Даже закурить теперь нельзя.

– Это меня здорово встряхнуло. Не замечаешь, когда исчезает грань между тем прошлым и несбыточной мечтой.

– По-твоему, вернувшись на выжженную планету, герой вспоминает свой дом не таким как он был, а таким каким он видел его в своих снах, он пытается вернуться в волшебную страну, которой никогда и не было?

Рейнджер кивнул:

– Конечно. Если бы не бомбардировка массогенераторами, он бы вернулся к "романтике" высоких технологий, бесчисленным ульям загубленных душ; стальная мечта во всей свой красе, - в голосе рейнджера промелькнула тоска по волшебному миру бескрайних лесов и степей, миру который никогда не существовал.

Курт грустно улыбнулся. Увы! всякий мастер обречен остаться непонятым. Жаль, что теперь история стала числиться по ведомству фантастической литературы. А ведь он просто описал свою родную планету, Лагус, Федерация Футарка, каким он когда-то был. Извилистые фьорды и вгрызающееся в скалы море Курт оставил на потом. Между прочим, согласно древним хроникам, когда-то именно так выглядела Старая Земля. К сожалению, древние хроники мало кто читал, и практически никто не воспринимал их всерьез.

– Ты не веришь в мир девственной природы?

– На Элладе ее достаточно. Но человек здесь гость, которого пока терпят. На всех необжитых планетах, где я побывал, дело обстоит также. Поднимись на Скалу Ареопага, сам поймешь. Лишь в паре тысяч километров на юг воздух становится пригодным для дыхания.

На этот раз Курт вздохнул. Даже рейнджер не способен оценить то, что имеет. Красоту гор, покрытых голубой дымкой тумана, фиолетовые отблески, которые оставляет солнце, когда его холодные лучи касаются снега. Хотя… рейнджер всегда в пути, постоянно стремится в неизведанное, может, только ему дано почувствовать этот мир.

Рейнджер вовремя решил прекратить спор, главное - рассказы Курта ему нравились:

– Ладно, хватит об этом. Не думай, что я призываю тебя опуститься до повседневности.

– Я так и не думаю. Зато твои истории мне всегда интересно послушать. Глядишь, и вставлю тебя в свой роман.

– Только со Скаутом!

– Конечно, конечно, но ты рассказывай…

Посасывая трубку, Курт с упоением слушал рейнджера, мимоходом думая о своем грандиозном проекте. О "Космической Истории Человечества до начала Великих Гражданских Войн".

В краткие периоды своего пребывания на станции рейнджер развивал непомерную активность. У него всегда оказывалось множество дел, которые необходимо переделать, дел, о которых другие обитатели Афин обычно и не задумывались.

Кроме того, на станции было несколько человек, которых стоило навестить. Рейнджер был убежден, что степень их радости прямо пропорциональна сроку его отсутствия. Но разве не в этом прелесть возвращения, которое оказывается лишь незначительным эпизодом в странствии длиною в жизнь?

Командор, отечески улыбнувшись, окинул рейнджера невидящим взглядом, от которого невозможно было что-либо скрыть, и заметил, что когда-то он тоже был молодым, ему тоже не сиделось на месте и мечта манила своим блеском, полная тайного очарования.

Энджи, метеоролог, бережно взял информационный диск с титановым покрытием. На нем хранилась информация с постов автоматизированного наблюдения за атмосферой, которые рейнджер посетил во время своего последнего путешествия. Климат Эллады давно перерос из профессии Энджи в его хобби.

– Между прочим, Рейни, ты тут случайно не собираешься наведаться на север? Там тоже есть несколько постов, с которых показания не снимались уже несколько лет. Ты не представляешь, насколько все это важно.

– Извини, - мягко сказал рейнджер, однако в голосе его угадывалась решимость. - Мне не по пути. Но если окажусь около одного из твоих постов, рассчитывай на меня.

– Спасибо, - Энджи не скрывал своего разочарования, но вот самому отправиться на интересующий его пост, ему почему-то никогда не приходило в голову. Одним словом, долой безумные идеи!

– А, Рейни, Рейни! Привет Скаут, как дела? - Франсуа широко улыбнулся. - У меня для вас маленький сюрприз.

С этими словами Франсуа протянул рейнджеру объемистый пакет со свежими овощами и фруктами.

– Можешь сам догадаться, кто их вырастил.

– Все так же не доверяешь Старому Нику?

В ответ Франсуа пожал плечами:

– Оранжерея никому не помешает. Кстати, она выросла специально для тебя. Держи!

– Роза для Екклесиаста, - рейнджеру вспомнился один из рассказов докосмической эры. - Большое спасибо, это просто замечательно!

– Да ты проходи, чего стоишь? Маленький уголок цивилизованной природы - лучший способ расслабиться и отдохнуть. Скаут, а вот топтать мои гвоздики было совсем не обязательно!

Скаут подошел к Франсуа и с виноватым видом сел около садовника.

– Видишь, - улыбнулся рейнджер, - ему уже стало стыдно. Да, совсем забыл! Держи.

–Хм, семена… Посмотрим, что из них вырастет.

– Одно могу сказать точно, никакой опасности это не представляет.

– Уверен?

– Еще бы! Старый Ник теперь все анализирует в обязательном порядке. Не доверяет мне.

– Ну да, после того как ты притащил сюда токсичный плющ с запахом шоколадного торта! Ты как всегда был в отъезде, когда он начал достославное завоевание станции.

– Мне тоже стыдно. Совсем как Скауту за гвоздики, - эпизод с плющом рейнджер просто не мог воспринимать серьезно. - Ты когда-нибудь про это забудешь?

– Только после того, как ты протащишь мимо Ника что-нибудь пострашнее, - усмехнулся Франсуа.

Навещать всех обитателей станции рейнджер не собирался. Конечно, хотелось бы увидеть Фредди, но забросив за спину свою верную гитару, он растворился в глубине переходов станции. Старый Ник, верный своим принципам, не собирался раскрывать местонахождение кого-либо из местных жителей; кроме того, по его словам, Фредди впал в очередную депрессию, и уже давно не дотрагивался до струн.

– Отправляемся завтра, - тон рейнджера не допускал ни тени возражений. - С утра. Вот список необходимого.

Рейнджер протянул Ивану распечатку, которую незадолго до того надиктовал Старому Нику.

Когда начались удивленные возгласы по поводу того, а что это такое, а где взять то и для чего нужные все остальные двадцать восемь наименований, рейнджер безразлично пожал плечами:

– Это не повод для дискуссии. Хочешь ехать со мной - будь в назначенное время со всем, что здесь указано. Иначе можешь остаться на станции. Обмороженные, обезвоженные и беспомощные спутники мне ни к чему. Решай сам.

– Хорошо, - пробурчал Иван. - Будь по-твоему.

Итак, очередная победа. Нехотя, но рейнджер был вынужден признать необходимость пересмотреть некоторые принципы и взял навязавшегося попутчика. Без особого, правда, энтузиазма, но это от него и не требовалось.

– Все необходимое можешь получить у Старого Ника. У него подобного добра хватает.

– Пока хватает, - с наигранным неудовольствием заметил Старый Ник, когда не скрывающий своего удовлетворения Иван побежал готовиться к путешествию. - Но учитывая сколько ты захватил на этот раз, то не надолго.

– Ну да. Глядишь через пару тысяч лет склады опустеют, а энергия генераторов иссякнет. Кончай брюзжать, а всего лучше присоединяйся к нашей компании!

– Может через пару тысяч лет я смогу найти ответ на твой последний вопрос, - беззвучно отозвался Старый Ник. - Спасибо, не хочется. Да и вообще затея 'Ивана мне не особенно нравится.

– Думаешь, меня это вдохновляет? Но ничего, пробьемся, правильно я говорю, Скаут?

Скаут не нашел, что возразить.

– Давай, залезай, если не передумал!

Конечно же, Иван не передумал. С некоторой опаской глянув в разверзшийся люк, он нырнул в неизвестность. Следом за ним в вездеход забрался Скаут, который, видимо, решил не выпускать Ивана из виду.

– Ну Ник, до потом!

– Удачи тебе, Рейни!

Как всегда, Старый Ник был единственным, кто выбрался проводить рейнджера.

– Кстати, ты уверен, что ничего не забыл? - в вопросе Старого Ника крылся очевидный подвох.

– Если Чудо-Юдо не вылез обратно, то ничего.

Старый Ник хотел было возразить, но рейнджер оказался быстрее.

– Не считая писем, которые, если они есть, ты мне сейчас вручишь.

– Лично от постмастера! - Старый Ник улыбнулся во весь голос. - К сожалению, он не должен отставать от графика, и не смог задержаться на станции.

– Совсем как я, - пробормотал рейнджер, рассеянно взяв диск.

– Я бы не сказал, что ты очень торопился получить долгожданную весточку.

Рейнджер пожал плечами:

– Я почему-то догадываюсь от кого это, и как ни странно, не от моей возлюбленной. Ладно, не бери в голову. Давай!

В ответ Старый Ник промолчал. А что тут, собственно, можно было сказать?

– Если хочешь бросить прощальный взгляд на станцию - лучше поспеши, пока иллюминаторы не заиндевели окончательно.

Не то чтобы Ивану это было особенно интересно, но с другой стороны, почему бы и не посмотреть на станцию снаружи?

Однообразие скал прерывалось лишь массивными металлическими воротами, которые Старый Ник уже успел опустить. Вот и все Афины.

Неожиданно скалы закончились. Как и некое подобие дороги, по которой они сейчас спускались. Впереди лежала бескрайняя заснеженная равнина, и лишь жестокий ветер гнал беспомощные снежинки. Здесь внизу, они выглядели почему-то не фиолетовыми, а скорее как грязно-синие неприкаянные льдинки.

В стальные небеса вздымалась Скала Ареопага. Как Иван не старался, он не мог разглядеть отсюда ее вершину. Только теперь он по-настоящему понял, что попал в совершенно иной мир.

От раздумий, которые в общем-то были ему не свойственны, Ивана оторвал Скаут, который решил его хорошенечко обнюхать.

Калейдоскоп мыслей - одна хуже другой - перебивался импровизированной молитвой, обращенной к любому, кто был готов ее услышать: "Меня не надо есть, я жесткий и невкусный!" Вот только бы рейнджеру этого не слышать!

– А, Скаут, привыкай! - словно услышав не предназначенные для него мысли Ивана, рейнджер весело улыбнулся, - Третий, ну который лишний, на этот раз оказался чересчур настойчивым.

Внутри вездеход был достаточно просторным. Две небольшие каюты и кабина водителя могли вполне удовлетворить запросы не особенно требовательного путешественника. Обстановка не была в полном смысле спартанской, но не всем же королевские космолайнеры!

– Отдыхай пока, - рейнджер удобно устроился за приборной панелью, наслаждаясь завыванием ветра, который проникал даже внутрь. - Километров через двести ты мне понадобишься. Там начнется такая эквилибристика - жажда странствий пропадает мгновенно.

Иван не ответил. Если это может выдержать рейнджер, выдержит и он. Ничего, пробьемся!

– Если нечего делать - можешь почитать. Диски и проектор в конце второго салона. И маленькая просьба - меня не беспокоить. Ни под каким предлогом. Если не сумеешь самостоятельно найти все то, что тебе понадобиться, значит или этого здесь нет, или у тебя очень большие проблемы. Спасибо за внимание.

Разумеется, Иван бы предпочел тренажерный зал. Маловероятно, конечно, хотя, кто знает, вдруг… Как и следовало ожидать, тренажеров Иван не обнаружил. Даже складных или встроенных. Вероятнее всего, подумал Иван, их здесь нет. Рассматривать другую возможную альтернативу, почему-то не особенно хотелось.

Библиотека у рейнджера оказалась неплохой, однако с первого взгляда становилось ясно, что если проектор и использовался в последнее время, то явно не для чтения книг.

Гул не смолкал, а наоборот, становился все сильнее. Ветер, казалось, просто забавлялся, предпочитая жестокие игры. В иллюминаторы не было видно абсолютно ничего. Рейнджер значительно снизил скорость, но вездеход все равно постоянно трясло.

– 'Иван!

Чудом не наступив на Скаута, который, как и положено истинному хозяину вездехода лежал на самом видном месте, Иван уже был в кабине.

– Пришла пора поработать!

Иван не возражал.

– Ладно.

– Держи штурвал, сейчас начнется. Держи прямо, чтобы ни случилось. Видишь эту красную линию? - рейнджер указал на радар, где тонкий красный луч прорезал пульсирующую пустоту. - Это наш курс. С него лучше не сбиваться.

– Понятно.

Иван не собирался спорить. Хотя… разве не разумнее было бы перейти на автопилот, да и вообще, зачем страдать с вездеходом, когда флаер куда как более практичен?

– Догадываюсь о чем ты думаешь, но думаешь ты неправильно. Уж поверь мне, я прекрасно знаю, что делаю. А захочется полетать - милости просим, до первого падения.

– Кто ползать учился - придется летать, - с вызовом прошептал Иван, но штурвал не выпустил, а лишь крепче впился в него, не сводя взгляда с магической красной полоски.

Вездеход хорошенько встряхнуло. Радар обеспокоено запищал, поскольку они отклонились в сторону. Иван выругался, возвращая машину на заданный курс.

– Еще бы видеть, где мы находимся, - недовольно пробурчал он.

– Могу тебя уверить, этого лучше не видеть. Хотя, если очень хочешь, можешь включить инфракрасный обзор, - отозвался рейнджер, который тоже не сидел без дела.

Заметив заветную кнопку, Иван быстро нажал ее.

Открывшаяся его взору картина была одновременно пугающей и завораживающей. Равнина, покрытая ледяными нагромождениями, перемежающимися бездонными расселинами, между которыми неторопливо полз вездеход, стараясь не обращать внимания на ветер, все норовивший сбросить его с курса, бескрайняя равнина… По крайней мере, это больше всего напоминало лед, но никакого желания самому проверить это предположение у Ивана не возникало.

– Удостоверился? А теперь можешь выключить.

Раздался негромкий щелчок. Магическая картина ледяного ада исчезла. Теперь Иван мог снова сконцентрироваться на красной полоске.

– Так будет лучше. Мы идем на автопилоте. Я здесь часто бываю. Но автоматика не всегда выдерживает, поэтому надо быть начеку.

Заметив несколько недоумевающее выражение лица Ивана, рейнджер добавил:

– Ничего особенного. Вот бури здесь, что надо. К сожалению, настоящую бурю гроллю вряд ли суждено пережить. Я однажды отправился на север, я бы многое отдал за то, чтобы это увидеть еще раз. Не знаю, может как-нибудь отправлюсь… только гролля жалко.

Приступ болтливости закончился так же неожиданно, как и начался. Рейнджер снова замкнулся в себя.

Удерживать вездеход на заданном курсе оказалось не так уж сложно. Только пару раз они чуть отклонились в сторону, но каждый раз Иван мощным рывком возвращал машину назад. Одновременно он изучал приборную панель, стараясь не пропустить ни одной мелочи. Так! Чрезвычайно интересно.

Его прервали достаточно неожиданно и не менее бесцеремонно.

– Большое спасибо! - в устах рейнджера слова благодарности звучали сухо, даже слишком.

Иван молча уступил рейнджеру его законное место. Он провел время с пользой для общего дела, и заодно получил кое-какую информацию.

– Ну что ж, гролли, ты у нас молодец, правда Скаут?

Скаут, молчавший долгое время, наконец-таки смог выразить свое мнение.

– Только один вопрос, ладно?

Рейнджер нехотя повернулся.

– Хорошо, но только один и быстро.

– Почему гролли?

– Гролль, это такое мифическое существо, помесь тролля с гоблином, милая домашняя зверушка, - решив, что было сказано достаточно, рейнджер с головой погрузился в управление вездеходом.

Иван неудовлетворенно пожал плечами. Какие еще тролли, гоблины, и причем тут вездеход? Совершенно непонятно. Но лучше что-то не понять, чем бессмысленно настаивать, демонстрируя необозримые глубины своего невежества в вопросах устаревшей до неактуальности мифологии.

Когда последние лучи солнца перестали пробиваться сквозь неясную пелену метели, рейнджер остановил вездеход.

– Уже приехали?

– Нет, но ночью здесь ехать - сплошное самоубийство. Устраивайся поудобнее. Мы со Скаутом спим в этой каюте, а ты в той. Кто не хочет, может и вовсе не спать. Возражения будут? Вот и хорошо, правда, Скаут? Правда, - рейнджер с наслаждением зарылся в мягкую шерсть Скаута. - Извини, друг, но гулять нельзя.

– Да? - Иван вначале спросил, и только потом понял неуместность вопроса.

– Если хочешь, пожалуйста. Правда давление - треть стандарта, да и кислорода практически нет. Температура… но это мелочи. Когда будешь выходить - захлопни люк покрепче, мне еще хочется пожить!

Перед сном рейнджер вставил в проектор диск, который утром получил от Старого Ника. Утром? Он готов был поклясться, что это было безумно давно, может даже в предыдущей жизни.

Как всегда, ничего хорошего.

Интересно, сколько еще постмастер будет рассылать подобные письма, с ничего не значащим набором любезностей, которые ровным счетом ни к чему не обязывают? Ладно, пусть себе поддерживает иллюзию цивилизации, все равно ее никто не замечает. Ведь практически никто не читает его писем.

Рейнджер грустно улыбнулся. Но все ж такая весточка несколько лучше, чем сухое напоминание, что "В связи с известными обстоятельствами, адресат отказывается получить Ваше сообщение. Большое спасибо!"

– Скаут, Скаут, Скаут!

Рейнджер обхватил пса за шею, лицом зарылся лицом в его душистую шерсть и стал гнать прочь печальные воспоминания. Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов!

– Вижу моя библиотека тебя не особенно заинтересовала, - рейнджер бросил оценивающий взгляд на скучающую фигуру Ивана, уютно примостившегося на диване. - Извини, но другие развлечения здесь не предусмотрены. Еще есть музыка.

Иван рассеяно пожал плечами, ему было все равно. Он был занят более важными вещами, старательно обдумывая свои дальнейшие действия.

– Ты бы лучше рассказал о том, куда мы едем, и вообще, что ты видел в своих странствиях.

– Ничего особенного, - в действительности рассказывать было о чем, только вот раскрывать свою душу Ивану ему не хотелось. - Приедешь, сам увидишь. А слова, что они могут передать? Ничего. Ровным счетом ничего…

Рейнджер схватил Скаута и притянул его к себе, надеясь прогнать прочь незаметно подобравшуюся печаль о прошлом, которое, к счастью, ушло безвозвратно.

Медленно и неспешно полилась музыка. Снаружи протяжно завывал ветер, а торжественный орган создавал чудесную атмосферу тепла и уюта.

Настало время насладиться последними творениями Курта. Рейнджер подумал было, не предложить ли Ивану несколько рассказов, но затем решил, что не стоит.

Иван пытался систематизировать отрывочную информацию, которую ему удалось наскрести о странствиях рейнджера. Выходило не так уж и много. Вначале рейнджер оставлял отчеты, но затем подобная практика доказала свою абсолютную ненужность. Хотя этим отчетам Иван не особенно и доверял. С чего бы это рейнджеру вздумалось сообщать истинную информацию? Отчеты были на редкость скупыми, и самого главного там, разумеется, не было.

Пробормотав нечто похожее на "Спокойной ночи", рейнджер запер дверь между двумя каютами. Он развалился в кресле, а Скаут калачиком свернулся у его ног. Орган стал звучать несколько тише, став частью декораций для предстоящего таинства.

– Ну как, Скаут, почитаем?

Скаут внимательно посмотрел на хозяина.

– Так, что тут у нас есть? Это не то… Вот, как раз для сегодняшнего вечера - одна страничка, но явно со вкусом. "Сказка о лете". Слушай внимательно!

И рейнджер начал читать вслух:

"Он много лет назад прочел о лете. Но в его краю не было лета, лишь снег да кристаллы. И он стал странником и спрашивал у всех, но никто не мог указать дорогу…"

Музыка стихла. Рейнджер дочитал до конца, и молча сидел, обдумывая прочитанное. Последняя фраза все еще стояла у него перед глазами:

"И ушел Странник в дорожную пыль".

Скаут тоже молчал, чувствуя напряжение момента.

– Был он странным для них, слишком странным, чтоб быть человеком, - задумчиво пробормотал рейнджер. Но что же тогда остается? Дорожная пыль? Наверное именно так и должно быть.

Скаут негромко зарычал.

– Да, да, ты абсолютно прав. Дорожная пыль…

На следующие утро Иван проснулся необычно поздно для себя. Вездеход громыхал по ледяной равнине.

Как ни странно, дверь между каютами заперта не была, тогда как ночью Иван имел счастье удостовериться в обратном. Но ведь рейнджер предупреждал насчет своего отношения к людям.

– Всем привет, - Иван еще не отошел ото сна и безумно жаждал лишь одного - двенадцать километров, и желательно по сильно пересеченной местности.

Рейнджер молча уступил Ивану место водителя, небрежным жестом показав, что надо ехать прямо, и никуда не сворачивать.

– Пришло время отрабатывать путешествие! - Иван уже предвкушал сколько любопытной информации он сейчас сможет насобирать. Это уж точно пригодится, и может быть совсем скоро.

Скаут остался внимательно следить за Иваном, от которого можно было ожидать всего чего угодно, а рейнджер направился к себе. У него из головы никак не выходила "Сказка о лете".

Он рассеянно пробежал глазами страничку - это было излишне, он и так помнил каждое слово.

Дорожная пыль.

Неожиданно рейнджер заметил с обратной стороны листка записку, на которую накануне не обратил внимания.

"Рейни,

– И тебе привет, старый разбойник!

надеюсь, ты простишь мою маленькую мистификацию. Я уверен, что эта вещь тебе понравится не меньше, чем мне. Может, ты уже догадался, но ее написал не я. К сожалению, имя автора затерялось в веках. "Сказку о лете" я совершенно случайно обнаружил в электронных архивах, которые только-только начал разгребать. Вряд ли тебе интересны детали, да и вопросов здесь гораздо больше чем ответов, но по-моему, она была написана еще в докосмическую эру. Зная твое предубеждение против, как ты выражаешься, "закостеневшей литературы прошлого", я позволил себе маленькую хитрость, так как хотел, чтобы ты это обязательно прочел. Еще раз прошу прощения, и может быть тебе удастся отыскать лето в душах людей".

– Можно было просто сказать, - устало пробормотал рейнджер, хотя понимал, что Курт был абсолютно прав. В последнее время он соглашался читать написанное лишь теми, кого он знал лично. Значит ему все еще суждено ошибаться.

Рейнджер еще раз перечитал "Сказку". Ритмика прозы завораживала. Он был там. Рейнджер, который искал лето, вечный странник, уходящий в дорожную пыль. А находил? лед и кристаллы. И грязно-синий снег, который ветер швырял в лицо неутомимому путешественнику.

Рейнджер был удивлен: это вещь смогла проникнуть слишком глубоко, намного глубже, чем он мог себе позволить. Добравшись до самых потаенных уголков его существа, нежно коснулась давно забытых струн, которые молчали последние несколько тысячелетий. То, что он так старательно пытался заживо похоронить, забыть навсегда, больно резануло по натянутым нервам. Но если это способно еще болеть, истекать кровью, значит душа его еще жива, а он-то надеялся…

Значит душа не умерла, а лишь превратилась в ледяную статую, которая неожиданно начала оттаивать от робкого прикосновения древнего рассвета.

"В связи с известными обстоятельствами, адресат отказывается получить Ваше сообщение. Большое спасибо!"

Большое пожалуйста!

Рейнджер встал. Ему было необходимо чем-нибудь заняться, дать выход взбунтовавшимся эмоциям. Атмосфера снаружи все еще была ненормированно враждебной, поэтому оставалось лишь одно.

– Подвинься!

Иван молча подчинился. И как всегда в самый неподходящий момент! Он ведь только начал разбираться…

Отсутствующим взглядом рейнджер смотрел на приборную доску, запустив левую руку в мягкую шерсть Скаута.

– Скаут, Скаут, Скаут!

Так-то лучше.

В глубине своей многострадальной души он знал, что "Сказку о лете" могла написать Она. От сказки ему хотелось плакать и радоваться одновременно. Плакать, потому странствие длиною в жизнь не дарит ничего кроме вечной дороги, где цель - лишь мимолетное наваждение, призывно манящее в путь. Радоваться прикосновению, пускай и мимолетному, к чему-то большому и прекрасному. Но больше все же плакать. А слезы неизбежно превращаются в безжалостные кристаллы.

– Больше всего на свете я хотел бы увидеть тебя, окунуться в завораживающий омут твоих глаз, перехватить искрящуюся смехом улыбку, услышать мелодичный перезвон твоего голоса, коснуться… Но это невозможно! - рейнджер с силой ударил кулаком в ладонь. - Я никогда не прощу себе, что опоздал!

На третий день, ближе к вечеру, рейнджер резко остановил вездеход.

– Технический перерыв, - бросил он Ивану, который и не думал удивляться.

Первым в бодрящий морозный воздух выскочил Скаут, его радостный лай ознаменовал конец вынужденного плена. Красноречивый жест рейнджера пригласил Ивана последовать его примеру.

Пожав плечами, Иван выбрался наружу. Рейнджер вслед за ним.

Если эта прогулка и была кому-то в радость, то только Скауту. Даже здесь давление было слишком низким, атмосфера слишком разреженной, чувствовался недостаток кислорода. Да и температура обещала мало приятного в самом ближайшем будущем.

Скаут только начал резвиться, когда не принимающим возражений тоном рейнджер велел ему возвращаться в машину. Скаут нехотя подчинился, и рейнджер тут же закрыл вездеход.

Шагах в десяти от вездехода рейнджер повернулся к Ивану.

– Пора объясниться?

Иван молчал.

– Догадываюсь, что у тебя на уме, 'Иван фон Д'еллов.

Иван безразлично пожал плечами. Этим именем его не называли довольно-таки давно. Что у него было на уме? честно говоря, Иван и сам не мог с уверенностью сказать. Старые рефлексы, которые искали выход и прощупывали почву на будущее.

– Предлагаю все уладить сейчас.

Рейнджер мог бы добавить: "Пока не наступила критическая фаза".

Вместо этого он ударил Ивана ногой в челюсть. Удар несколько смазался, но поскольку Иван был выше рейнджера почти на целую голову, прыжок можно было считать удавшимся.

Иван не почувствовал тонкой струйки крови, которая стекала у него по подбородку. Удар не произвел на него впечатления.

Иван бросился вперед, предпочитая ближний бой, где он мог применить свой излюбленный прием удушения, который обычно заканчивался сломанной шеей.

Рейнджер отпрыгнул как раз вовремя. Теперь он оказался справа и несколько сзади своего противника. Не дав Ивану опомниться, рейнджер развернулся и подсек его левую ногу.

Лед больно впился в ладони, но Иван мгновенно вскочил и нанес сокрушительный удар правой.

Рейнджер уклонился, но не достаточно быстро.

Голова гудела. Рейнджер с трудом смог отбить следующую атаку и тут же сам ударил Ивана ногой в висок.

Теперь соперники двигались значительно медленнее - сказывалась усталость, да и атмосфера вряд ли предназначалась для столь активных упражнений. Оба с жадностью глотали воздух, с удивлением обнаруживая, что дышать - тоже оказывается равнозначно подвигу, и не такому уж маленькому.

С начала схватки прошло всего несколько минут, а Иван с трудом старался выпрямиться после серии нескольких пропущенных ударов в диафрагму, а рейнджер усиленно прикидывал, все ли позвонки на месте - он только что с трудом покинул чересчур дружественные и настолько же горячие объятия Ивана.

Преимущество Ивана в росте и весе, а также его великолепная спортивная форма уравновешивались нечеловеческой ловкостью рейнджера, и еще тем, что у него был слишком богатый опыт выживания в смертельно непредсказуемых условиях.

Заданный рейнджером темп схватки постепенно сходил на нет. Обмен ударами замедлился, но оба были все также полны решимости продолжать.

Рейнджер первым понял: еще чуть-чуть, и победитель просто будет не в состоянии осознать, кто победил. Температура продолжала падать, в воздухе закружились маленькие фиолетовые льдинки.

Пробормотав вполголоса что-то абсолютно невнятное, рейнджер заковылял к вездеходу, который уже исчез в пелене разгорающейся метели, краем глаза не выпуская Ивана из виду.

Несколько мгновений Иван колебался, раздумывая, не попытаться ли воспользоваться невыгодной позицией противника, а затем тяжело ступая последовал за рейнджером.

Не успев разгореться, мятеж был подавлен.

Если раньше Иван и планировал предательский удар, то теперь и без того бессмысленная затея оказалась и вовсе ненужной. Рейнджер показал, он не боится Ивана, и не недооценивает его. Теперь Иван стал в какой-то мере уважать рейнджера.

Скаут ждал их внутри, его умные глаза светились укоризной и непониманием. Вроде бы взрослые люди, а резвятся как щенки!

Утром у Ивана было лишь одно желание - поглубже забиться под одеяло, отгородившись от вселенского безумия, и лежать, лежать, лежать…

Но кто-то очень настойчивый решил не позволять насладиться заслуженным отдыхом после вчерашних разборок. Кто-то упорно возился с одеялом, решив обязательно лишить Ивана этой ставшей ненужной ему детали туалета. Что-то влажное и холодное коснулось его лица.

С тяжелым вздохом Иван, наконец, открыл глаза.

"Я жесткий и невкусный!"

В ответ Скаут жалобно заскулил.

К счастью для Ивана его терзал не голод. Скауту просто хотелось на заслуженную прогулку, насладиться долгожданной свободой, вырваться из уютного, но все же недостаточно просторного гролля.

Рейнджер очень хорошо знал все уловки Скаута, а в игре "а ну-ка откопай!" он достиг прямо-таки небывалых вершин мастерства. Здесь Скауту рассчитывать было не на что.

Другое дело Иван. Как и следовало ожидать, в данных обстоятельствах он не смог продемонстрировать необходимую стойкость, а может все-таки сказалось смутное подозрение - если Скауту откажут в прогулке, он вполне может согласиться на обед. А тогда пойди и докажи, что ты жесткий и невкусный!

Разыгравшаяся накануне метель уже улеглась. Воздух был чист и прозрачен, хотя дышалось все равно недостаточно свободно. Получив, наконец, то чего он так упорно добивался, Скаут ринулся на поиск приключений.

Иван стоял на вездеходе и, глядя ему вслед, пытался понять, в чем заключается эта романтика приключений, и почему некоторым так упорно не сидится в теплой и уютной станции.

Скаут был уже достаточно далеко, и если сейчас отправиться в путь… Хотя еще совсем недавно Иван вполне серьезно обдумывал возможность резкого сокращения числа путешественников до двух, а еще лучше до одного, в данный момент это даже не пришло ему в голову.

Ну а если… Странно, но почему бы и нет? Иван достаточно логично заключил, что следует не нудно стараться отыскать ответ на этот до бессмысленности глупый вопрос, а переходить сразу к действиям. Поэтому не долго думая, Иван присоединился к Скауту. Разумеется, лед не лучшая поверхность для бега, зато местность вполне сойдет за пересеченную. Ну а в виде исключения можно ограничиться всего лишь парой-тройкой километров.

На седьмой день путешествия значительно потеплело. Давление повысилось, а с ним и содержание кислорода. Из-за специфической орбиты планеты южное полушарие было несколько более гостеприимным, чем северное. По крайней мере здесь уже можно было жить. У Ивана стали появляться смутные подозрения, уж не воспользовался кто-либо столь заманчивой возможностью - не то чтобы это сильно меняло ситуацию, но все-таки любопытно.

– Завтра утром, - заявил рейнджер к концу второй недели, - мы прибудем в поселение диггеров. Надеюсь, никаких эксцессов не последует. Мне не хотелось бы без нужды портить с ними отношения. И еще. Просьба не задавать глупых вопросов, а если чего-нибудь не поймешь, можешь утешиться тем, что от невежества погибло гораздо меньше людей, чем из-за управления флаерами в пьяном виде.

Значит, жизнь на Элладе не ограничивалась пределами станции. Чрезвычайно любопытно.

Поселение насчитывало всего десять домов, каждый из которых был рассчитан на большую патриархальную семью. Обычно аграрные колонисты, живущие трудами своих рук предпочитали индивидуальные фермы. Но не это было самым удивительным. Просто Эллада вряд ли являлась лучшим местом для подобной колонии.

Хотя большинство колонистов было занято в поле, прибытие вездехода не осталось незамеченным. Намного большей популярностью нежели рейнджер пользовался Скаут, который с диким лаем бросился в самую гущу людей. Это вызвало настоящую бурю восторга. Очевидно, собак здесь не было. Странно…

– Рейни, привет, давненько тебя не было.

– Рейни, ты вернулся, старый мошенник!

– А как же! От меня так легко не избавишься. Да, это 'Иван, из Афин.

Иван сдержанно кивнул. А рейнджер оказывается тут знаменитость. Еще бы, единственная ниточка, протянувшаяся во внешний мир.

– Рейни, - обветренное лицо подошедшего покрывал светлый загар, мозолистые пальцы неловко сжимались в поисках какого-нибудь инструмента. - Мой дом всегда открыт для тебя и твоих друзей.

Рейнджер, считавший своим единственным другом Скаута, покосился на Ивана, но возражать не стал.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, Пат. Да, забыл вас представить, Патрик - 'Иван. Патрик здесь за главного.

– Ну ты уж скажешь, - Патрик несколько смутился. - Мы люди простые, решаем все сообща.

– Хорошо, - улыбнулся рейнджер. - Тогда Патрик просто глава самой большой и дружной семьи диггеров.

– Так-то лучше, - Патрик явно предпочитал дела словам. - Ничего, вечером мои ребята подойдут с поля, тогда и познакомитесь. А семьи у нас действительно дружные.

– Ладно, я только гролля отгоню!

Патрик заспешил по своим делам. Люди постепенно расходились. На рейнджера и Ивана уже никто не обращал внимания.

– Да, забыл предупредить, диггеры чрезвычайно консервативны. Семья - основа местного общества. Самое дорогое для них - их женщины и дети, а их не так много как всем бы хотелось.

Иван кивнул. Действительно, как он не преминул заметить, среди встречающих преобладали мужчины старше двадцати.

– Держи себя в руках, если сможешь. А если не сможешь, задумайся вот над чем - суд здесь быстрый, не всегда справедливый, зато правосудие отправляется очень эффективно.

Иван пожал плечами. Да, диггеры ему сразу показались несколько необычными. Пока ясно одно - не зря он сюда приехал. Ну ладно, там видно будет!

– Никаких проблем.

– Вот и хорошо. А теперь я тебя оставлю. Помни одно: пока ты никого не трогаешь, тебя тоже никто не тронет.

Когда рейнджер был уже далеко, Иван негромко выругался. От такого ничего не скроешь. Настоящий рейнджер. Интересно, а раньше он служил не в Вольном Порту Техаса?

Семья Патрика действительно оказалась большой. Четверо взрослых сыновей и дочь; у трех братьев Патрика детей было не меньше. И все они жили вместе - старая добрая патриархальная семья!

Только женщин было совсем мало. Лишь двое племянников Патрика успели обзавестись своими семьями, и все остальные обстреливали счастливчиков переполненными легкой ревностью взглядами. Единственное, чего недоставало для полного счастья - радостного перезвона детского смеха. Честно говоря, Иван не возражал, поскольку детская непосредственность и непредсказуемость никогда особенно благотворно не влияли на его душевное равновесие.

Иван попытался представить с каким рвением диггеры должны блюсти честь своих дочерей.

Кроме двух невесток и трех матрон - из обрывков разговоров и неловкого молчания Иван понял, что Патрик несколько лет назад овдовел - в обеденном зале находились четыре девушки - дочь и три племянницы Патрика.

Компания за столом собралась дружная - одна семья все-таки!

Женщинам практически не удавалось присесть - обслуживать такую компанию вряд ли было чересчур захватывающим занятием, зато скучать никому не приходилось.

Скаут, уже давно ставший всеобщим любимцем, вольготно сновал по залу, выпрашивая у всех чего-нибудь вкусненького.

В зале стоял легкий гул, который не прекратился даже когда Патрик, торжественно сотворив молитву, позволил всем приступить к праведными трудами добытому ужину.

- И вот я сказал ему, куда ты едешь на своем тракторе, межи не видишь?

- Ну и что у тебя с ней? Свадьба-то скоро? А то все заждались уже.

- Нет, это же надо до такого додуматься, развернуть солнечные батареи в обратную сторону! Хорошо не все контуры закоротило.

- Ты будь поосторожней с Панайотом, вот он как на твою жену смотрит, не к добру это, так я скажу.

Отдавая должное еде - то, чем кормил обитателей станции Старый Ник, все же не шло ни в какое сравнение с натуральной пищей - Иван не пропускал ни единого сказанного слова. Учитывая все то, что он увидел и услышал за этот день - а пробежать пришлось явно побольше двенадцати миль - складывалась достаточно ясная картина.

Поселение диггеров насчитывало около ста пятидесяти человек, из которых женщины составляли вряд ли больше четверти. Детей было совсем мало. Колония абсолютно не зависела от внешнего мира - все необходимое изготовлялось на месте. По всей видимости, существовала некоторая договоренность между рейнджером и Патриком о том, чтобы никаких сувениров со станции здесь не появлялось. Как говорится, чем богаты… а остального нам и в помине не надо.

Главной достопримечательностью поселка была солнечная электростанция, которая несла в дома свет и тепло, и обеспечивала энергией всю сельскохозяйственную технику. Иван не был уверен, но по его мнению, местный климат вряд ли был столь уж благоприятен для земледелия. Даже здесь, так далеко на юге, было слишком холодно.

И уж основное правило всех аграрных колоний - каждый колонист должен кормить еще пятьдесят человек, диггерам явно не удавалось соблюсти. Когда жизнь на станции кипела во всю, планета не могла прокормить себя.

Значит, колония была самостийной! Вот уж куда как интересно.

От размышлений над полученной информацией Ивана отвлек рейнджер.

– Обратил внимание на ту девушку?

Иван понял сразу. Не обратить на нее внимания было невозможно. Она будто бы сошла с голографической рекламы межзвездных путешествий, где потупленный с ложной скромностью взор таит все запретные наслаждения неизведанной вселенной. Разумеется, Иван не забыл полученные утром предупреждения, а наблюдения над жизнью колонистов не оставляли ни малейшего сомнения, что правосудие отправляется здесь слишком скоро, да вряд ли всегда это можно назвать правосудием. Но ведь просто смотреть ему никто не запрещал, ведь правда?

Вероятно, на это бы Патрик возразил: "Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя". Но к счастью для Ивана, его грязные мысли оставались при нем; других претендентов, как ни странно не находилось.

– Это Стася, единственная дочь Патрика. Знаешь, не так давно он загорелся абсолютно нелепой идеей женить меня на ней, чтобы я остался здесь навсегда.

Было чему удивляться. Должно быть, Патрик здорово ценил рейнджера - в женихах у диггеров недостатка явно не было.

– Хочешь, и тебя сосватаем? - прищурился рейнджер. От него не укрылись плотоядные взгляды, которые Иван бросал на Стасю и на остальных девушек. Если у диггеров в этом плане был кризис, то на станции просто катастрофа. Хотя Старый Ник никак не мог понять, в чем собственно проблема: отсутствие в Афинах женщин казалось ему вполне нормальным явлением.

В ответ раздалось тяжелое дыхание, которое вполне могло означать: а жениться-то зачем? Другое дело…

– Даже и не думай! - рейнджер во время успел перехватить грязные мысли Ивана, пока они не успели окончательно замусорить близлежащее пространство.

– Здесь всегда виноват будет мужчина. Но еще одна пара рабочих рук явно окажется нелишней…

– Спасибо за предложение, - буркнул Иван, задумавшись над не характерным для него философским вопросом, ну почему все-таки в мире нет совершенства? - Но как я вижу, ты тоже почему-то не торопишься его принять.

– Ладно, только не нервничай.

Между тем ужин подошел к концу. Со стола убрали, но никто и не думал расходиться. Значит будет десерт, подумал Иван. Если бы не необходимость поддерживать форму, можно было бы и соблазниться. Иван незаметно для окружающих облизнулся. Он бы предпочел несколько иной десерт, не менее, кстати, сладкий. Но, раз нельзя, значит нельзя. Как ни странно, жить хотелось. Но не здесь.

Последовал десерт, но не совсем такой, как предполагал Иван, и совсем не такой, какой бы ему очень хотелось получить.

На десерт была музыка. Иван не особенно разбирался в музыкальных инструментах, но скорее всего это была все-таки лютня, или что-то очень на нее похожее. Патрик осторожно коснулся струн. Очевидно, вещь была собственного сочинения, несколько помпезная и нервная. Патрик старался дать выход своим чувствам, он вложил в произведение всю свою душу, создав картину трудной, но счастливой жизни диггеров. И семья с упоением внимала своему патриарху. Ведь это была их жизнь, их трудности и их счастье!

К музыке, как и к большей части других вещей, Иван относился со смешанным чувством подозрения и презрения. Творение Патрика не стало исключением.

Рейнджер также старался не особенно демонстрировать свое невнимание. Его вкусы были несколько консервативны: любимый писатель - Курт, любимый музыкант - Фредди. Случались конечно редкие удачи, как например со "Сказкой" ("Извини, Курт, но тебе придется слегка подвинуться!"), но Патрик явно к ним не относился. Неплохо, очень даже неплохо, в особенности для любителя-фермера, который весь день проводит в поле, но… не более того.

Затем и другие члены семьи продемонстрировали свое искусство. Завязалось некоторое подобие состязания, когда каждый мог вызвать любого на своеобразную дуэль. Патрик, как и положено умудренному жизнью патриарху, снисходительно наблюдал за развлечениями молодежи. Пусть веселятся, пока молоды.

Победительницей единогласно была признана Стася, чей безудержный танец под аккомпанемент одного из ее братьев, вызвал невыразимый восторг.

Интересно, пронеслось в голове у Ивана, они устроили этот маленький праздник специально в честь гостей, или это такой способ коротать занудные деревенские вечера? Ну да, а что им еще делать? Несомненно, жизнь на станции заполнена гораздо больше; вот уж где всегда есть, куда приложить свою энергию.

На этой оптимистической ноте вечеринка закончилась. Все разошлись по своим комнатам. Колония старалась не сильно отставать от ритма жизни в гармонии природы.

Иван тяжело опустился на кровать. Вообще-то следовало бы разобраться с полученной информацией, которой набралось значительно больше, чем ему обычно удавалось собрать на станции за месяц, но это может подождать. Уже даже и помечтать нельзя? Эх, если бы не пуританские нравы диггеров… Но почему бы и нет?

– Рейни, давно тебя не видела!

– Привет, Стася, - улыбка рейнджера была искренней. Стася всегда ему нравилась, но все больше как сестра, поэтому Патрику никак не удавалось пробиться сквозь его оборонительные заслоны. Между тем, Патрику явно не терпелось отдать свою дочь в пожизненное рабство, причем единственным пожеланием патриарха было, чтобы тяжкую обязанность тюремщика взвалил на себя рейнджер. Не тут-то было!

– Извини, я не смогла тебя встретить!

– Ну, в отличие от нас, тунеядцев, вы, как пчелки, трудитесь утра до вечера, - улыбнулся рейнджер, вспоминая серьезное выражение лица Патрика, когда тот безуспешно пытался обратить его на истинный путь.

– Рейни, ты нисколечко не изменился.

– Тебе видней, - в действительности он очень сильно изменился, но это был так давно… Но душа все еще жила, застыв лишь глыбой холодного льда. - Может выйдем на свежий воздух?

Стася безразлично кивнула. В чем, чем, а вот в свежем воздухе недостатка она не испытывала.

Глядя в усыпанное звездами небо, рейнджер в очередной раз пожалел, что у Эллады не было спутника. Уберите из любви лунный свет, и останется… Хотя, все равно это не про него.

– Рейни, забери меня с собой!

Рейнджер не ответил. Как там было? Да, именно!

"Но Она отвернулась, лишь только он вспомнил о лете".

– Рейни, я не шучу. Ты не можешь представить, как мне надоела это рутинное, правильное существование.

– Я тебя понимаю, поэтому твоей отец никак не может убедить меня остаться здесь. Но разве где-то лучше? Там мы тоже абсолютно никому не нужны.

– Но там жизнь. А здесь? Здесь все предсказуемо, все как надо, и нечего больше.

– Ты не знаешь Афины. У станции нет будущего.

– А здесь оно есть? Только честно?

Рейнджер не нашелся, что ответить. Действительно, демографическая ситуация у диггеров оставляла желать много лучшего, и лишь Патрик мог со свойственным ему упорством отказываться признать очевидное.

– Ты заслуживаешь большего, но что я могу тебе предложить? Вселенную, которая распадается на части под ударами Гражданской Войны? Вселенную, от которой я бежал в поисках… уединения, наверное.

– По крайней мере, там хоть что-то происходит, - не выдержала Стася. - А здесь жизнь проходит мимо. Ее тут вообще нет!

– Я бежал от людей, от суеты и тщеславия мира, если это будет не слишком громко сказано.

– Но все же нашей колонии ты предпочитаешь станцию!

Рейнджер медленно покачал головой:

– Ты не права, Стася. Я везде чужой, вечный странник, моя жизнь в пути.

– Тогда возьми меня с собой!

– Я бежал от людей, - казалось, рейнджер ее не слышал. - И Скаут - единственное родное мне существо.

– Но ты же взял с собой, этого…

– 'Иван? Случайный попутчик.

– Хорошо, - медленно проговорила Стася, каждое слово давалось ей с большим усилием. - Я понимаю, дело не во мне. Просто, третий, как говорится, лишний. Ты боишься за свою свободу, независимость. Свободу от обязательств, свободу от ответственности за других. Тогда просто отвези меня на станцию! Как случайного попутчика.

– Вижу ты всерьез, - рейнджер взял ее за руку и посмотрел прямо в глаза, в отчаянной попытке найти ту единственную, на свидание с которой он так безнадежно опоздал, опоздал на несколько веков! Но что такое век в масштабах вечности? Мгновение, которое не стоит даже мимолетного упоминания.

– Пусть так, если это твой выбор.

Фиолетовые глаза Стаси были холодны как снег. Рейнджер мысленно обругал себя. За… глупую надежду, которая оказалась манящей и несбыточной? Вполне может быть.

– Патрик, разумеется, будет против, но эта твоя жизнь, и ты имеешь право на свои ошибки. Не знаю, что я дарю тебе, проклятие или благословение, но я сделаю как ты хочешь. Я дам тебе шанс, и кто знает, какое число выпадет тебе в следующий раз в лотерее жизни? Я уезжаю через четыре дня. У тебя есть время передумать.

– Я не передумаю, - и они оба знали, что именно так и будет.

– Главное, никто ничего не должен понять. Запомни никто, ни твои братья, ни сестры. Ни 'Иван, в особенности он. Иначе - все отменяется. Договорились?

Победная улыбка озарила и без того очаровательное лицо Стаси.

– Старый добрый Рейни! Все также никому не доверяешь! Хорошо, будет по-твоему. Если надо уйти не прощаясь, хорошо.

– Я не доверяю только людям, - тихо заметил рейнджер.

Стася на мгновение прильнула к рейнджеру, подарив ему страстный поцелуй. Не по-братски горячий поцелуй, обжигающий губы.

И исчезла, растворившись в ночи, как сказка, как несбыточная мечта.

Это было больше чем простое выражение благодарности. Бесценный дар неутомимому страннику, за то что он так непохож на всех остальных. И слова были тут ни к чему.

Рейнджер бросил усталый взор на небо. Луны сейчас не хватало особенно сильно. Одной хватило бы в самый раз. Но…

Рядом бесшумно вынырнул Скаут.

– Привет, знаешь, я снова ввязался в очередную авантюру. Надеюсь, все закончится хорошо, но нам нескоро предстоит сюда вернуться. Вряд ли они смогут меня понять.

Когда Скаут тоскливо заскулил, рейнджер тихо добавил:

– И все, что нам остается, это дорожная пыль. Дорожная пыль!

Рейнджер бесцельно бродил по поселку. У каждого были свои дела, свои заботы и обязанности, от которых некуда было не деться, невозможно сбежать. День за днем колонисты вели изнуряющую борьбу с суровой природой Эллады. Борьба шла с переменным успехом, но если бы не упорный труд биоинженеров, которые в старые славные достопамятные времена вывели морозоустойчивые сорта практически всего чего угодно, вряд ли бы здесь выросла даже такая малость. Это была борьба за выживание, ставкой в которой служила жизнь; но вся жизнь без остатка растрачивалась на эту борьбу.

Рейнджер невольно поежился. И совсем не от холода, хотя было вовсе не жарко.

Иван также не сидел сложа молча руки. Скорее наоборот. Он развил потрясающую активность. Куда делся тот угрюмый гигант, чьи бесшумные шаги повергали в уныние даже безлюдные коридоры станции? Выискав на дальних задворках своего сознания дежурную улыбку, которая ввиду своей незатребованности смогла найти там тишину и покой, Иван нацепил ее на лицо и стал Мистером Сама Услужливость. У каждого свои методы добывания информации.

Даже Скаут исчезал теперь на целые дни, радуясь редкой возможности порезвиться всласть.

И лишь один рейнджер бесцельно бродил, словно и не замечая холодного ветра, который, казалось, самовластно повелевал Элладой. Он был странным для них, слишком странным…

– О чем задумался?

Рейнджер резко обернулся. Рядом с ним стоял Патрик.

– Да так, о своем, о вечном.

Патрик с одобрением кивнул. О вечном, это хорошо. Но…

– Не рановато ли будет?

– В самый раз! - улыбнулся рейнджер.

– Ты бы все-таки остался, пожил у нас с несколько месяцев, - Патрик всегда выбирал прямой и незатейливый путь. - Вот и другу твоему здесь понравилось.

– 'Ивану-то? Да он всегда такой.

– Оставайся, женись на Стасе, и живите как все нормальные люди!

– Мой ответ ты знаешь, - резко, словно ударом топора, рейнджер в который раз поставил точку. На этот раз уж точно в последний раз.

Патрик упрямо пожал плечами и оставил рейнджера одного.

Как все нормальные люди? В этом-то и заключалась проблема.

"…слишком странным, чтоб быть человеком".

Настал, наконец, и день отъезда. Еще ночью Стася незаметно выбралась из своей комнаты, и рейнджер посадил ее в вездеход.

– Совсем как древний обычай похищения невесты, - не выдержал рейнджер, когда они пробирались в темноте.

Какие мысли одолевали в этот момент Стасю, можно было только догадываться. Но он не настаивал на ответе. Когда решение принято - надо идти до конца. Просто идти, что может быть проще?

Прощание с диггерами было как всегда лишь формальностью. Только Патрик и два его младших сына выбрались пожелать рейнджеру счастливого пути.

– Ты уж извини Стасю, она не пришла, хотя… - Патрик замялся, не сумев подобрать нужных слов. Да рейнджер вроде бы и так все понял.

Рейнджер все понял слишком хорошо, но промолчал

– Не забывай нас. А то опять пропадешь надолго! Давай, приезжай на праздник урожая, и ты, 'Иван тоже приезжай. И ты, Скаут, куда уж без тебя!

Громкий лай оповестил всех диггеров, что Скаут будет тоже по ним скучать.

– Обязательно приеду, - рейнджер знал, что именно эти слова от него хотели услышать. А правда? кому она нужна… Главное не быть, а казаться. Интересно, суждено ли ему еще увидеть Патрика? Кто знает. - Ну, всем пока.

– С Богом!

Вездеход не спеша набирал скорость.

– Ну как тебе диггеры?

– Нечего, но вот какие-то они малохольные. Только и знают, работа, работа, работа. Хотя если найти к ним правильный подход, можно выяснить очень много интересного.

– Я заметил, - сухо парировал рейнджер. - У тебя неплохо получалось их расшевелить.

– Правда? - ухмыльнулся Иван.

– Еще бы. Странно, что до свадьбы дело не дошло. Правда вот с кем, я понять так и не смог.

– Тьфу на тебя, - рейнджеру наконец удалось задеть Ивана. - Как я, так никогда и не под каким видом… А сам-то хорош! Давай, выжимай из своего гибрида все, на что он способен, пока твои диггеры не схватили свое правосудие в охапку и не ринулись вершить скорый и неотвратимый суд!

Из второго салона появилась Стася. Бросив презрительный взгляд на Ивана, она подошла к рейнджеру.

– Пока все идет как надо. Да, Стася познакомься, это 'Иван. Но вы наверное уже встречались, - рейнджер держался настолько непринужденно, что Ивану пришлось принять все как данность.

Стася небрежно кивнула, словно Иван был не больше чем часть интерьера гролля.

– 'Иван, ты как и раньше будешь спать во второй каюте.

– В то время как ты, разумеется, не заставишь даму скучать.

– Стася будет спать в первой. А я - сегодняшнюю ночь мы проведем в пути. Надеюсь, этот маршрут собьет их с толка. Трудно вообразить, что может взбрести Патрику в голову.

– Когда отец все поймет, я буду для него мертва, - негромко проговорила Стася.

– А честь семьи? По крайней мере, раньше в поселке была пара кроулеров. Как они там сейчас, Стася?

– Интереса не представляют, - отозвался Иван.

Рейнджер приподнял одну бровь.

– Это действительно так, - Стася бросила на Ивана подозрительный взгляд, который мог заставить поежится кого угодно. - Они все еще стоят там, где и раньше, но пару лет назад, когда ремонтировали электростанцию после одного из ураганов, всю электронику пришлось снять. А также аккумуляторы и многое другое.

Иван согласно кивнул.

– Отец никогда в этом не признается, - продолжала Стася, - но жизнь в колонии требует жертв. И подчас значительно более серьезных. Да, зато у нас есть флаер. Им давно не пользовались, отец…

Стася запнулась. Только и слышно от нее, что "отец", да "отец". Но теперь это в прошлом.

– Патрик был против. Но если они решатся…

– Не о чем беспокоиться, - Иван в очередной раз встрял в разговор, и так же бесцеремонно. - Скажите мне спасибо. Куда бы уж вам без меня!

– Тебе не нужно было ничего портить, - резко парировал рейнджер, надеясь хоть как-то сломить ненавистную самоуверенность человека, убежденного, что он всегда прав, причем только он и никто больше.

В отличие от Ивана, он не получал от происходящего ровным счетом никакого удовольствия. Но это был единственно возможный путь в данных обстоятельствах.

– Во-первых, я сделал все это ради вас, ну или почти ради вас, - быстро поправился Иван, заметив недоверчивый взгляд рейнджера. Под горячую руку правосудия диггеров попадать не хотелось даже за компанию. - А во-вторых, не надо драматизировать. Ничего необратимого, просто на ремонт понадобится некоторое время.

Когда уже никто не мог его слышать, Иван недовольно буркнул:

– Поблагодарили бы хотя бы… Стараешься, стараешься, а все ради чего?

Рейнджер вел вездеход всю ночь. Наутро его сменил Иван.

– Вот наш курс. Если заметишь что-нибудь странное, дай мне знать, договорились?

Иван отвлеченно кивнул.

– За дело, а я пока отдохну.

Отдохнуть, правда, рейнджеру не пришлось. Он только погрузился в нежные объятия полудремы, как к нему скользнула Стася. И заключила его в другие объятия, не менее нежные.

– Молчи, - прошептала она, страстно прижимаясь к нему всем телом. - Не надо разрушать то, что еще так хрупко и непрочно, и не стоит отказываться от…

От чего ему не стоит отказываться, рейнджер не узнал. Обжигающий поцелуй, ласковый шепот, нежная бархатистая кожа заставили его на время забыть об остальной вселенной.

– Не знаю почему, но врожденное чувство уместности подсказывает мне, что если я замечу что-нибудь странное, лучше не нарушать его заслуженный отдых.

Вездеход упорно полз вперед по ледяной равнине. Рейнджер не мог не заметить странные взгляды, которые Иван исподтишка бросал на Стасю. Ивана явно не устраивала ситуация, когда душевное тепло и ласка доставались только одному, причем совсем не ему.

К счастью, все возможности бунта были пресечены еще по пути туда, и у Ивана больше не возникало желания оспорить право на лидерство. Хотя соблазн был велик.

– Между прочим, кроме диггеров на планете еще есть поселения? А то что-то такое пару раз мелькало в разговорах, но очень смутно. Вроде жуткой тайны, которую все дружно пытаются забыть, но это у них плохо получается.

– Да, - рейнджер кивнул. - Было дело. Года четыре назад сход, но все знали, что за сходом стоял Патрик, отлучил от поселения небольшую группу бунтовщиков. На самом деле они просто хотели больше свободы.

– Оте… то есть, за этим стоял Патрик? - Стася смотрела на рейнджера с удивленно открытыми глазами.

– А ты не знала?

Стася медленно покачала головой:

– Но ведь среди них был Брайан, его жена и их маленькая дочка.

– От этого удара Летиция не смогла оправиться. - Согласно кивнул рейнджер. - И она никогда не простила Патрика.

Если Брайан - сын Патрика, а Летиция его жена и, соответственно мать Стаси… Иван ловил все с полуслова.

– После смерти Брайана мама сильно сдала, и ей оставалось недолго, - подавленно проговорила Стася, пытаясь справиться с жестокой правдой, которой обернулась вся ее предшествующая жизнь.

С еле заметным удивлением рейнджер посмотрел на Стасю:

– Брайан жив. Они с Галлой созданы друг для друга. А Лиз стала прелестной девчушкой.

– Живы? Все?

– Наверное, теперь ты для Патрика также мертва как и Брайан.

Стася медленно кивнула. Ее маленький мирок, где все было так правильно, так предсказуемо, рушился на глазах. Тем больше причин открыть новую страницу в дневнике жизни.

– Они борются за право на жизнь, хотя их слишком мало, около двадцати человек. Зато у них свой город Свободы, где они вольны жить по своим законам.

– Рейни, я хочу увидеть Брайана, - Стася пустила в ход все очарование, рассчитывая добиться своего.

– Лучше не пытайся, сейчас даже твои чары бессильны. Не говори, что у тебя вдруг проснулась любовь к мирной сельской жизни и ты вновь решила вернуться к природе. Все равно не поверю.

– Но я же не знала про Брайана…

– Да? - рейнджер набросил на лицо легкую гримасу удивления. - И что это меняет? Если их жизнь и отличается от того, к чему привыкла ты, то явно не в лучшую сторону. Они пытаются воссоздать на новом месте то, к чему успели привыкнуть, но только без Патрика. Хотя, нет. У них же есть Брайан, как я мог забыть!

Стася обиженно надулась, но не потому, что рейнджер отказался удовлетворить ее прихоть, а поскольку чувствовала его правоту.

Неожиданно Иван, выбравший на этот раз позицию стороннего наблюдателя, поддержал рейнджера, высказавшись в том роде, что извозчиками они не нанимались. Нет уж, увольте.

Теперь настал черед рейнджера удивляться. Надо же, наш агент всеобщего назначения в кои-то веки отказался от возможности получить новую информацию. Хотя, если разобраться, у него теперь одна большая головная боль: поселение диггеров - лакомый кусочек, только вот найди бы теперь покупателя!

До станции оставалось три дня пути, и это была последняя остановка. Морозный воздух обжигал легкие, голова кружилась из-за недостатка кислорода, который приходилось выискивать в разреженной атмосфере.

Кроваво-красный диск солнца тускло светил, не способный дать хоть капельку драгоценного тепла.

Единственным, кому прогулка доставляла истинное наслаждение, был Скаут. С радостным лаем он носился по ледяному полю, не замечая тех мелких неприятностей, которые обычно сопутствуют свободе.

Рейнджер с не менее счастливой улыбкой наблюдал как бесится его друг. Единственный настоящий друг.

Стася, закутавшись во все, что удалось найти в вездеходе, лишь ненадолго покинула уютную утробу ставшего домашним гролля. Вдохнув холодный воздух, она протестующе вернулась внутрь. Климат в поселке был более цивилизованным.

– Холодно, но неплохо, - Иван остановился около вездехода, переводя дух. Он попробовал было бегать наперегонки со Скаутом, но ледяная равнина оказалась для него слишком пересеченной. - Ничего, вот вернемся на станцию, я тебе покажу, как со мной тягаться.

– Это уж как сказать, - рейнджер решил постоять за честь Скаута.

– Посмотрим, - осклабился Иван. - Кстати, а где Скаут? Я думал, что он уже тут.

– Ты его давно не видел? - нахмурился рейнджер. Смутные предчувствия исподволь теребили душу, но он старательно гнал их прочь.

Иван покачал головой.

– Как ни прискорбно мне это признать, но я отстал.

Рейнджер нахмурился еще сильнее.

– Ладно, пойду вниз, а то тут холоднее даже чем у нашего командора.

Рейнджер даже не улыбнулся.

Последний кровавый отблеск исчез за горизонтом, когда рейнджер спустился в вездеход.

– Наконец-то, а то мы тут подумали, что ты решил основать на этом месте еще одно поселение.

Стася бросила на Ивана неприязненный взгляд.

Рейнджер молча включил наружные огни и также молча выбрался из вездехода.

Через пять минут Иван не выдержал и последовал за рейнджером.

– Командир, когда отчаливаем?

Вместо ответа рейнджер пожал плечами.

Пауза несколько затянулась. Иван пытался подобрать комментарий поязвительнее, в то время как рейнджер упорно вглядывался в ледяную мглу.

– Ты хочешь сказать, что собираешься ждать тут, пока эта собака не вернется? - Иван в бешенстве схватил рейнджер за ворот куртки.

Все также не проронив ни слова, рейнджер небрежно отцепил пальцы Ивана от своей одежды.

– Ну и? - душившая Ивана злобы помешала ему выпалить одну из десятка убийственных тирад, которые вертелись на самом кончике его языка.

В ответ рейнджер посмотрел на Ивана сверху вниз. Иван опешил. Еще никому, кто был ниже его ростом, такое не удавалось.

…и молча вернулся внутрь. Завести вездеход и рвануть на станцию!

Вместо этого Иван плюхнулся в кресло, злобно прошипев в адрес Стаси, и принялся утешать себя, ярко представляя все то, что сделает с рейнджером когда-нибудь потом, если представится подходящий случай. Да и Скауту, если он все-таки заявится, тоже лучше ему на глаза не попадаться.

На более решительные действия у Ивана не хватало духу. Некоторое подобие уважения, которое он испытывал к рейнджеру, переросло в плохо скрываемый страх.

Под утро к рейнджеру присоединилась Стася. Зябко кутаясь в свой импровизированный наряд, она была полна решимости оставаться на боевом посту вместе с ним.

– Здесь холодно, Стася, слишком холодно для тебя. Иди вниз, я постою, - невыразительным голосом сказал рейнджер.

Вместо ответа Стася протянула ему сверток с едой. Крохотные льдинки в ее глазах выразительно говорили, что поесть рейнджеру все-таки придется. По крайней мере, она скорее замерзнет насмерть.

Тяжко вздохнув, рейнджер принялся за еду, ни на минуту не переставая пристально всматриваться вдаль. Прежде чем вернуться внутрь, Стася жадно прильнула к его губам, даря спасительное тепло. И какой дар окажется более бесценным в этой вселенной из ледяных кристаллов?

Скаут вернулся утром четвертого дня. Рейнджер был так счастлив, что мгновенно забыл бессонные ночи и непрерывное бдение на морозе. Главное, Скаут вернулся.

– Ладно, можешь не притворяться, что тебе стыдно, - рейнджер широко улыбнулся, обнимая пса. - Ну, рассказывай как дела?!

Скаут радостно завилял хвостом и аккуратно положил на лед свой трофей.

– Посмотрим на твою добычу. Хм, ледовая крыса… Не знаю, но наверное нам всем вряд ли стоит это есть. Пошли! - рейнджер махнул рукой, приглашая доблестного искателя приключений последовать за ним. - Да, это все же лучше оставить здесь.

Скаут задумчиво переводил взгляд со своей добычи на рейнджера и обратно.

– Да ладно тебе, еще испугаешь Стасю!

Хотя подобный исход и представлялся маловероятным - жизнь приучила диггеров ко всякого рода неожиданностям - этот аргумент подействовал.

– Скаут вернулся, - радостный крик рейнджера, ввалившегося в вездеход вполне мог заставить Элладу изменить свою орбиту.

– По тебе видно, - Иван бросил на рейнджера беглый взгляда, которого было вполне достаточно чтобы прийти к такому выводу. - А вот сам наш герой. Ишь, разведчик выискался. Хоть бы извинился?

– Да ладно тебе!

Скаут во всеуслышание заявил, что если ему и стыдно, то совсем чуть-чуть.

– Молчу, молчу, молчу. Надеюсь теперь можно ехать?

Рейнджер устало кивнул.

– Иди, выспись. Я так уж и быть поведу, - с напускным недовольством бросил Иван, радуясь, что кризис миновал, и даже не пришлось прибегать к крайним мерам.

– Я же сказал, выспись! - Иван сокрушенно покачал головой, глядя как Стася, прильнула к рейнджеру, намереваясь еще более ощутимо разделить с ним радость, как она недавно пыталась разделить и печаль. - Ох уж эти женщины! Только приоткрой одной дверь в свою жизнь, как она сразу объявит свои права на все и даже намного большее. Давай, гролли, покажем им, на что способны настоящие мужчины!

С грохотом, который доставлял ему ни с чем не сравнимое удовольствие, рейнджер распахнул люк вездехода.

– Всем привет!

– Добро пожаловать домой! - если Старый Ник и был удивлен скорым возвращением, то никак не показал этого. С людьми всегда слишком много хлопот.

– Насчет дома, сказано несколько сильно, но ничего, - отозвался Иван, выбравшийся из вездехода сразу следом за Скаутом, которого сейчас уже никто не мог удержать. Громкий лай оповестил близлежащие сектора, о благополучном завершении очередной эпопеи.

Когда рейнджер галантно предложил Стасе свою руку, Старый Ник на некоторое время в изумлении замолчал. Он ожидал всего чего угодно, но вот такое предположение не могло даже нелегально пробраться в отдаленейшую микросхему.

– Это Стася - Старый Ник, я тебе о нем рассказывал.

– И только хорошее, - ангельский голосок окончательно сразил Старого Ника. - Очень приятно познакомиться.

– Как там командор? Я хочу представить ему Стасю. Некоторое время она пробудет здесь. Между прочим, когда прилетает постмастер?

– Через шесть недель, - Нет, как хорошо было раньше, пока рейнджер не создал женщину. Стоп. Или ее создал искуситель, а рейнджер забрался в яблочный рай… Старый Ник запустил экстренную программу тестирования, вот и прибавилось работы для Билли.

– Шесть недель. Так ведь, Стася?

Стася нехотя кивнула. В глубине души она рассчитывала, нет, скорее просто надеялась…

Рейнджер все также неотвратимо что-то искал.

"Но солнце не всходит над снежным безмолвьем равнин".

И хотя давно уже неспособные никого согреть лучи красного карлика как раз коснулись поверхности планеты, это ровным счетом ничего не меняло.

– Кстати, Ник. Передай Курту, у меня к нему есть разговор. Он поймет о чем. - Или, быть может, следовало сказать, о ком?

Так, надо не забыть заскочить к Франсуа. Рейнджер был уверен: Стасе еще никто не дарил розы. Пусть будет маленький сюрприз.

Осторожно держа Стасю за руку, рейнджер вел ее по бесконечным коридорам станции.

– Знаешь, я не хочу оставлять тебя здесь одну, поэтому до прибытия постмастера я никуда не уеду. А там перед тобой окажется вся вселенная, или ее остатки, это как посмотреть. Между прочим, я тут присмотрел апартаменты, тебе должно понравиться. Как раз в Истмусе. И совсем недалеко от меня. Ты даже не заметишь, как пролетят эти шесть недель.

Он говорил, говорил и говорил, боясь замолчать, боясь остановиться, зная что Стася отвернется, лишь только он вспомнит о лете.

Наверное поэтому рейнджер и выбрал свободу. Свободу от обязательств, свободу от ответственности за других. Свободу, когда никто не сможет больше разбить сердце; ведь нельзя разбить то, что и так уже застыло в невыразимом крике.

Одиночества. Которое не в состоянии скрасить даже верный Скаут.

Но в таком случае, что же ему остается?

Дорожная пыль…

III. Слезы небес

я буду идти

прорываясь в потемках

с улыбкой застывшей

в гримасе бездушных ночей

забыв и о цели

стальной и жестокой

что нас ожидает

в глубинах морей

просто идти

продираясь сквозь джунгли

с размахом срубая лианы смертей

идти и сражаться

отчаянно биться

вставая из праха

отжатых костей

просто идти -

что может быть проще

забыв о невзгодах

бессолнечных дней

борясь до победы

до точки отсчета

где истина тонет

в бездне любви

Флаер осторожно лавировал между уходящими в заоблачную высь башнями. Сталь, немного стекла и сверхпрочный пластик составляли ту хрупкую основу, которая не позволяла этим угрюмым стражам покинуть опостылевшие им посты.

Неожиданно флаер резко пошел вниз. Он словно провалился в тщательно скрытую в облаках воронку, из которой не выбраться.

Вопреки ожиданиям флаер бесстрашно зацепился за уступ одного из зданий. Этого уступа не могло и не должно было быть. Более того, его просто не было, если не считать краткого мгновения, с лихвой хватившего пилоту флаера.

– Прямиком в родной скворечник! - группу безмолвных людей, подоспевших почтительно открыть кабину, встретил победный вопль неряшливо одетого молодого человека.

Небрежно кивнув своим верным вассалам, от которых всегда требовалось только одно - преданность, он подошел к узкому окошку, чтобы оценить всю глубину открывающейся внизу пропасти. Глядя на туман, где из белесого сумрака неверно выныривали одинокие башни, молодой человек безразлично пожал плечами. До поверхности планеты было очень далеко.

– Мессир, Ваш брат ожидает Вас.

Он обернулся на бесстрастный голос, мертвящим эхом отдающий от цельнометаллических арок ангара. Вспышка праведного гнева улеглась еще быстрее, чем успела подняться до опасной черты. Раз лорд Виланд хочет его видеть, значит так тому и быть.

Только на сколько же уровней надо подняться?

– Ваша Светлость! - он склоняется на одно колено, но слишком развязано, чтобы это можно было воспринять всерьез.

– Уильям, - казалось Виланд даже не заметил прибытия брата; его взгляд прикован к клубящемуся снаружи туману, который сейчас испещрен кровавыми прожилками, - что на этот раз?

Уильям пожал плечами.

– Ничего.

– Ничего… Дай-ка припомнить, что случилось в прошлый раз, когда я услышал твое "ничего".

Если на этом месте Уильяму полагалось смутиться, то он сделал вид, что не понял намека. Лишь гордо вскинул голову, и растрепанные волосы разлетаются в танце отражений.

Он ни перед кем не собирается отчитываться, даже перед самим лордом Виландом. И по какому праву? по праву рождения? А даже и так, но разве в их жилах бьется не одна кровь, кровь Повелителей Туманов?

– Уильям, - Виланд оборачивается и устало смотрит в дерзкие глаза младшего брата. - Уильям…

Только одно слово, но оно струится скрытой мощью, сокрушающей стальной пластик угрюмых башен. Только одно слово.

Лорд Виланд слишком устал. Глубокие морщины прорезают еще нестарое лицо, и в них застыла невыразимая мудрость, и невыразимая же боль.

Что еще можно сказать? Что постоянная вражда Лордов-Повелителей лишь расшатывает некогда непобедимую РесПублику? Что время мелких ссор давно прошло, и пришло время наконец осознать эту несложную истину? Что гордость и безрассудство - тяжкое бремя прошлого, за которое теперь приходится расплачиваться всем?

Виланд может сказать и это, и еще много других, столь же красивых и правильных слов. Но главное, столь же бессмысленных. Но он слишком устал.

– Уильям…

Уильям молчит, но в его взгляде читается вызов. Он будет делать только то, что считает нужным он, и все лорды РесПублики не смогут заставить его отступить.

- Уильям, тебя ожидает…

Бесстрастный металлический голос не принадлежит Виланду, он даже не слышит.

На мгновение Уильям увидел, что казавшиеся незыблемыми стены исчезли, и он беспомощно падает вниз, и это его кровь просачивается сквозь туман.

Видение продолжается лишь одно мгновение, но оно ст'оит вечности. И вот он снова в башне, все так же дерзко смотрит на брата, который бессмысленно продолжает повторять имя, давно превратившееся в ничего не значащий набор звуков:

"Уильям, уильям-уильям, уиль-ямуи-льямуильям, oui…"

- Мессир

Уильям

…ожидает тебя

  брат

Вас ожидает…

Металлический шепот проникает в потаенные глубины мозга, проходя сквозь возводимые Уильямом барьеры словно огненный шар сквозь ледяные завалы.

– Уильям, - повторяет Виланд, и его голос звучит в унисон с убийственной какафонией металла.

Неужели он ничего не слышит? Неужели это и есть кара…

Сил на то, чтобы думать уже не остается. Все исчезает в сумрачной борьбе с разлетающимся в клочья сознанием, с рвущейся тканью Вселенной, которая тяжело взрывается у него в голове.

… и он беспомощно падает вниз, дерзкий и безрассудный, отчаянно гордый, и его кровь окрашивает туман багряными отражениями.

Билли с трудом открыл глаза.

Резко встал, привычным движением выдернул из вены шприц и отбросил в сторону до боли знакомый шлем, проросший порослью змеистых проводов.

Вокруг ни звука. Станция оглушает своей тишиной, и лишь призрачным светом кроваво мигает убийственный сигнал тревоги.

Билли задумчиво почесал давно не бритую щетину, порядка ради пригладил растрепавшиеся волосы, одновременно вспоминая, что в этой борьбе он еще никогда не выходил победителем.

Но последний раз проникновение оказалось чересчур жестким. Из-за сбоя в программе он вполне мог и не выбраться.

Разлетающееся в клочья сознание и головокружительное падение в дымящуюся смертельным туманом бездну.

Надо с этим завязывать, надо…

Билли попытался припомнить, сколько же раз он давал себе подобное обещание; безразлично покачал головой.

Ладно, нельзя терять время, которого сейчас практически не осталось!

Превозмогая боль, обосновавшуюся в каждой клеточке своего тела, Билли встал. Осторожно сделал шаг, затем второй, восстанавливая координацию движений. Ничего, можно идти… Нужно идти! Билли стиснул зубы.

Забросив за спину верный рюкзак - с походным набором инструментов и переносным терминалом Билли предпочитал никогда не расставаться - он шел по бесконечным коридорам станции. Не было нужды прогонять экстренное тестирование - Билли прекрасно знал, откуда распространяются помехи, убийственными волнами расходится угроза Старому Нику и всей станции. Из Анкилы, откуда ж еще?

Билли торопился как мог, но все же достаточно часто ему приходилось останавливаться и отдыхать, тяжело опираясь на металлические переборки. Слабость все еще давала о себе знать. Ну почему каждый переход воспринимается так болезненно?

– Эх, Мак, ну угораздило же тебя! Да еще в самый неподходящий момент.

Ответа не последовало. Плохо дело. Хотя… чего бы иначе его так выкинуло? Ладно, давно следовало заняться делом вместо того, чтобы закладывать виражи между постготическими башнями.

Он снова был там. Мессир Уильям, Повелитель Туманов. С вечным вызовом в упрямом взгляде, дерзкий и бесстрашный…

Билли с трудом отогнал наваждение. Нельзя расслабляться, ни в коем случае…

Тяжело дыша, Билли прислонился к холоду металлу. Он здесь и сейчас, здесь и сейчас, а не там и тогда…

Это помогло. Рвущаяся в неведомое душа застыла недвижимо и тихо опустилась на дно. Слишком много проблем ждали своего решения, слишком большая ответственность ложилась на плечи Билли в тот самый момент, когда он оказался на покинутой станции. Наверное, судьба…

На Элладу Билли попал во многом случайно. Ему было все равно куда лететь, все равно куда бежать, лишь бы… Лишь бы как можно дальше от бессмысленной бойни, в которую очертя голову бросались молодые ребята, мечтая о славе, легких победах, орденах и восторженного обожания в глазах прекрасных женщин. Но получали лишь кровь, грязь и безжалостную смерть, расходящимися кругами собирающую непомерную дань.

Рвущиеся в бой идеалисты возвращались назад с сердцами, окаменевшими в непрерывной привычке убивать, убивать, убивать, без жалости и сомнений. Те из них, кому удавалось вернуться.

Поэтому, когда Виргинская Краина патриотическим завыванием ответила на сакраментальный вопрос, а что они могут сделать для своей родины, Билли решил, с него хватит. Он просто исчез, растворился, пропал, словно призрачный сон в безмолвии Хаоса.

Его просто никогда не существовало. Он стер всю информацию о том человеке, которым был, работая в Центре Стратегического Планирования. Прихватив на память небольшой сувенир.

На этом его война закончилась.

Афины оказались первым местом, где он не встретил войны. Кровавой мясорубкой прорезая свой путь, война оставила здесь неизгладимые шрамы и покатилась дальше. По иронии судьбы эта станция некогда числилась за Гленнской Империи, чьи корабли безжалостно обстреливали планеты Виргинской Краины. Нельзя сказать, чтобы Краина оставляла свои долги неоплаченными.

Но ему было все равно. Упрямо пожав плечами, Билли сошел с корабля. Его случайные попутчики, каждый из которых стремился извлечь хоть какую-то выгоду из полыхавшей вокруг войны, пожелали ему удачи и отправились дальше. Эллада не представляла для них никакого интереса. После проведенных вместе лет им было немного жаль расставаться, но раз Билли нашел быть может именно то, что искал…

И он нашел.

Компьютер станции был далек от совершенства. Старая модель, ИскИн, который Искусственным был наверняка, а вот Интеллектом… Но со своими функциями он по-видимому справлялся. По крайней мере, обитатели станции не жаловались.

Одним словом, неплохое местечко для Великого Эксперимента, к которому Билли готовился всю свою предшествующую жизнь.

Точно судьба.

Если Билли о чем-то и жалел, то лишь о том, что не попал сюда раньше. Раньше? насколько. Война не пощадила и Афины, но Билли начал это понимать слишком поздно.

Великий Эксперимент, как он сам его окрестил, удался, хотя до конца было еще очень далеко. По крайней мере, это был уже не тот ИскИн, который мог лишь выполнять жестко детерминированные функции. Старый Ник, старый добрый Ник, как его называли все обитатели станции за исключением Билли. Скажи мне, что ты о себе думаешь, и я скажу кто ты…

Все стало на свои места в тот самый день, когда компьютер прочитал Макиавелли, и назвал себя "Старым Ником". Для Билли, так и быть, просто "Мак".

Почему Билли выбрал "Il Principe"? Макиавелли он уважал, хотя не мог согласиться ни с одной из высказанных им идей. Просто это была единственная книга, абсолютно не связанная с компьютерами, электроникой и программированием, которую Билли смог дочитать до конца. Ничего лучшего для переформатированной и заново формирующейся личности он не мог предложить.

Особой разницы не было.

Великий Эксперимент несомненно удался. И самое главное - ни одна из воюющих сторон не могла использовать его в своих целях.

Билли упрямо прислонился к металлической переборке. Не останавливаться. Все что угодно, но только не останавливаться. Еще ни разу погружение не выбивало его до такой степени. Да, но еще ни одно погружение не было настолько глубоким. И надо же, чтобы именно сейчас…

Погружение куда? В идеальный мир, какой он хотел бы иметь для себя? в прошлое, которого у него никогда не было? в будущее, которого, может, никогда и не будет. Или это был скачок в одну из его прошлых жизней, когда возведенные за все бесчисленные жизни существования защитные блоки взрываются в едином порыве понимания?

Билли и сам толком не мог сказать. Зачастую ему приходилось вполне сознательно отказываться понимать Старого Ника. Чтобы не сойти с ума. Ведь теперь он был больше чем компьютер. Он был живым, но не стал ли он от этого еще более чужим для людей?

И когда сознание человека соединялось с неосязаемым переплетением виртуальных снов компьютера, становилось по настоящему страшно. И немного весело, ведь никто уже не мог сказать, что, где, когда, почему…

Упрямо глядя сквозь кроваво-голубые прожилки ядовитого тумана, он скользил между величаво-стройных очертаний постготической архитектуры. Флаер дерзко прокладывал свой путь между уходящими в заоблачную высь башнями. И никто не был ему господином…

Сколько у него осталось времени? Мало, слишком мало. Но он должен успеть, просто обязан. Ради Старого Ника, ради себя, ради обитателей станции, которые были обречены после смерти Ника.

Надо идти. Просто идти. Во что бы то ни стало идти вперед. Куда уж проще? Забыв о невзгодах бессолнечных дней, забыв и о цели, стальной и жестокой… Идти и сражаться, вставать из праха и идти дальше. Прорываясь сквозь прошлое, которое безудержно давит грузом непрощенных ошибок. Сражаясь за то, что тебе дорого, за то, что составляет смысл жизни.

А может, было бы лучше, если бы он ничего этого и не начинал?

Жестокие слова, "что если…" больно вонзалются в кровоточащую душу. Что если… ничем не примечательный диск, который Билли позаимствовал на память в родном Центре, бесследно затерялся бы в бескрайних просторах Великих Гражданских Войн? А вместе с ним затерялся бы и Билли.

Просто и со вкусом. Можно было бы копнуть чуть поглубже и задаться еще более риторическим и не менее же бессмысленным вопросом, а что если… он так бы и не создал злополучной программы, которую следовало выкрасть, чтобы никто не использовал ее для святой цели уничтожения ближнего, программы, делающей бессмысленными все последующие программы, по крайней мере, написанные человеком. И ведь его всегда тянуло в небо!

И пусть доблесть ополчится на неистовство.

Бой это здесь и сейчас, а не там и тогда.

Становление живого компьютера натолкнулось на незаживающие шрамы войны. Билли с трудом представлял себе эволюцию сознания ИскИна после того, как он запустил программу. Ведь это была эволюция. И ИскИна больше не было. Ему на смену пришел Старый Ник. Но старые шрамы остались. И появились новые.

Кое-что он почерпнул из рассказов самого Старого Ника - ведь даже компьютеру, как оказалось, может потребоваться психоаналитик, особенно когда до того плоский мир вдруг обретает цвета, а неведомо кем определенная цель, единственная и бесспорная, неожиданно сменяется тончайшим ароматом противоречий. Кое о чем он узнал из электронных архивов, в которые, как и положено всем положительным компьютерам, ИскИн отправлял свои скупые отчеты, даже не подозревая, что однажды они прольют свет откровения на бессмысленную правду прошлого. Кое о чем догадывался, но о многом даже и не подозревал.

А как иначе можно воспринимать жизнь до жизни, жизнь, которая становилась жизнью лишь через осознание смертью?

Приказ об эвакуации застал всех врасплох. Всех, кроме ИскИна, которому было все равно. Приказ есть приказ, ибо так было изначально, и вообще, людям виднее.

Виланд вольготно развалился в кресле, забросив ноги туда, куда им обычно удавалось дотянуться. На этот раз на один из вспомогательных блоков компьютера станции.

Компьютер… смысл его жизни. Компьютер, а что это собственно такое? Куча железа, оживляемая хаотически снующими электронами? Набор программ, которые из года в год становятся все сложнее и запутаннее? Или просто очередная машина для исполнения желаний?

В сущности, Виланд не смог для самого себя найти ответ на этот вопрос. Смешно, наверное, но компьютеры вызывали у него странное щемящее чувство, словно это старый приятель, друг детства, которого можно забросить на дальнюю полку, но он всегда останется с тобой. Как любимая вещь. Вещь? Может быть…

– ИскИн, - Виланд печально улыбнулся, - ты слышал об эвакуации?

Бесстрастный металлический голос подтвердил, что дела на самом деле обстояли именно так. "Ответ положительный". Нет, надо же было додуматься! "Да, сэр!" - еще куда бы ни шло, но вот "Ответ положительный"…

Ладно, сколько лет жили, переживем и эвакуацию. Как штатный программист станции Виланд являлся ответственным за поддержание компьютера в рабочем состоянии. Поскольку от компьютера зависела жизнь всей станции, Виланд не без основания считал себя третьим человеком в Афинах, после военного коменданта и Наместника Торговых Гильдий. На самом деле, он был, разумеется вовсе не третьим, но зачем разочаровывать тех, кто считает, что обладает властью?

Самый важный человек на станции вполне мог внести соответствующие изменения в программу компьютера, не затрагивая, разумеется, основ жизнеобеспечения. Виланд давно собирался этим заняться, но…

Всегда находилось какое-то "но". Если уж что-то менять, то улучшения должны быть по настоящему стоящими, только вот, в начале следовало бы решить, а что, собственно, надо менять.

А зачем вообще что-либо менять? Так обычно заканчивались все порывы Виланда к активным действиям. Раз ИскИн исправно функционирует, зачем нужны изменения?

Жалко конечно. Виланд успел привязаться к ИскИну. Но, ничего не поделаешь. Приказ есть приказ. Не этот первый, и не этот последний. Работа, знаете ли такая… Программист он до тех пор программист, пока выполняет основное профессиональное требование: никакой виртуальности, никакого использования стратегического имущества для развлечений и легкой наживы.

Единственное, в чем Виланд несколько отступал от правил, были шахматы. Старомодная игра, не способная никого привлечь, кроме неисправимых романтиков. Действительно, ведь думать компьютеры способны быстрее, эффективнее и, главное, с меньшими энергетическими затратами.

В свободное от обслуживания компьютера время - то есть, с короткими перерывами на сон и еду - Виланд упорно штудировал труды мастеров тех невыразимо древних времен, когда человек мог на равных сражаться с компьютерами и иногда ему даже удавалось выиграть. В то, что когда-то, еще в доисторическую эпоху компьютеры вообще не умели играть в шахматы, Виланд положительно отказывался верить.

Традиционная еженедельная партия заканчивалась не менее традиционной победой компьютера. Виланд был только рад. По крайней мере, покамест у него есть цель, к которой можно стремится. А если он победит…

– ИскИн, выведи график эвакуации.

Виланд с любопытством взглянул на монитор. Из пятидесяти тысяч человек, на которые были рассчитаны Афины, на станции осталось едва ли больше тридцати. Слухи имели нехорошую тенденцию преодолевать скорость света, и многие предпочитали не дожидаться суматохи неорганизованного вывоза всего того, что жалко было оставить.

Суматоха. А суматохи Виланд никогда не выносил. Все суетятся, куда-то торопятся, словно бояться опоздать умереть. Ну и пускай!

Скоро, очень скоро.

– Пора прощаться что ли? - легкая грусть расставания не покидала Виланда. Компьютер, чем он ни был - кучей железа, набором программ, машиной для исполнения желаний - стал частью его жизни. Не то чтобы она была чересчур увлекательной, скорее даже наоборот, но все же это была его жизнь. Определенный ее этап подходил к концу. И расставание с любимой игрушкой становилось тягостной необходимостью.

Компьютер не ответил. Он не был запрограммирован отвечать на риторические, философские или попросту глупые вопросы. Этот недостаток Виланд также не успел исправить. А может, не захотел.

Иногда, когда ему становилось особенно грустно, Билли в порыве убийственной мизантропии задумывался, а может Виланд действительно был прав? Не лучше ли оставить всех в покое, забыться и беззвучно впитывать живительную солнечную радиацию? И пусть себе копашатся…

Уильям, уильям-уильям, уиль-ямуи-льямуильям, oui…

Наместник Торговых Гильдий сердито взглянул на Виланда. Еще одна никчемная личность пожаловала. Наместнику было все равно, что Виланда вызвал он сам. И тут еще эта эвакуация, словно недостаточно желчи уже разлилось вокруг!

– Мы с вами отправляемся в последних рядах. 19-00 стандартного времени. Завтра.

Виланд кивнул. Это он и сам знал. Нашел ради чего отвлекать! Он только напал на один многообещающий гамбит.

– Перед отлетом Вы должны перевести компьютер станции в режим чрезвычайного ожидания.

Забыть об отложенной шахматной партии Виланд был не в состоянии ни при каких условиях, но сейчас даже гамбит отошел на второй план. Вековую апатию как рукой сняло. Он спорил до хрипоты. Доказывал, что это невозможно. Ведь на станции остаются люди.

– Но я же не предлагаю его дезактивировать? - на лице наместника сквозило нескрываемое недоумение человека, который просто был не в силах понять, в чем заключается суть спора.

– Но, - начал было Виланд, и тут же замолчал.

Что еще можно сказать? Что без компьютера станция перестанет существовать, что холод и завывание ветра станут уделом Афин? Но именно это и предусматривалось на тот случай, если враг окажется на орбите. Режим чрезвычайного ожидания означал активацию программы полного системного подавления при наличии прямой угрозы вторжения. Просто и со вкусом: пусть врагу достанется лишь груда застывшего в вечном безмолвии металла.

Что еще сказать? Что в подобном случае риск для оставшихся слишком велик? Что если кто и появится на орбите, то вряд ли для захвата станции? Что, наконец, это бесчеловечно по отношению к ИскИну?

Виланд мог сказать и это, и еще много других, столь же красивых и правильных слов. Но главное, столь же бессмысленных. Но он слишком устал.

Пожав плечами Виланд вышел от Наместника. Еще не все было потеряно.

Командор просто отказался с ним разговаривать. Виланд пытался что-то сказать, что-то объяснить, но в ответ получил лишь:

"Уходите. Я уже больше не командор. Я подал в отставку. Я ослеп. Я умер. И вообще это не я. Мне все равно, только оставьте меня в покое."

Виланд сдался. Один за, один против, один воздержался. Значит, не судьба. К сожалению, он не был достаточно силен, чтобы настоять на своем, чтобы сделать так, как он считал нужным.

Проиграв очередную шахматную партию, Виланд с щемящим чувством предательства сообщил ИскИну, что перед отлетом переведет его в режим чрезвычайного ожидания.

ИскИн не ответил. Реплика не носила формы вопроса. И ему было все равно. Все равно.

Билли уже давно исчерпал весь свой запас нехороших мыслей по отношению к Виланду. Теперь ему было просто жаль его. Слабость или предательство, Виланд искупил свою вину. И сделал все чтобы ее исправить. Этого казалось вполне достаточно, пока не появился Билли со своим проектом.

Иногда Билли не знал, на кого он сильнее злится: на Виланда, за то что тот сделал, или точнее не сделал, или же на себя, за то что нарушил столь хрупкий баланс.

Но сделанного не воротить.

И уж он ни перед кем не собирается отчитываться, даже перед самим…

Великий Эксперимент. Эволюция. Когда медленно и мучительно из простейших команд появлялась жизнь, более разумная, более сложная чем человеческая. Очень родная и до безумия чуждая.

Тогда и начались проблемы. Осколки программы полного системного подавления, загнанной в самые дальние отсеки станции, неожиданно начали проявляться в самое неподходящее время в самом неподходящем месте, убийственными волнами распространяя смертельную угрозу Старому Нику и всей станции. Анкила. Вот корень зла. Некогда омертвевшая часть компьютерного разума.

Сколько еще осталось? Лишь бы успеть. Это же периферийный район! Только бы успеть.

Станция опустела. Все, кто еще был озабочен своим будущим, покинул Афины. А те, кто остался, были не в счет. Десять последних транспортников под бдительным присмотром крейсера и двух эсминцев готовились к прыжку.

Виланд стоял на обзорной площадке корабля, даря прощальный взгляд ставшей до некоторой степени родной станции. Ему было действительно жаль покидать старого друга.

Не этот ИскИн первый, не этот последний. Пусть себе ожидает своих чрезвычайных обстоятельств!

Хватит! Легкое сожаление - конечно, хорошо, но не пора ли вернуться к шахматам? Безразлично взглянув на звезды, Виланд повернулся чтобы уходить.

В этот самый момент из гиперпространства вынырнули факельщики Вольных Планет Акинака.

Огненные лазеры больно вонзались в холодную плоть металла, круша все на своем пути. Тяжелые транспортиники взрывались, не в состоянии увернуться от маневренных кораблей противника.

Один из эсминцев вспыхнул в первые же секунды сражения. Крейсер вступил в неравный бой. Второй эсминец, воспользовавшись неразберихой, нырнул в гиперпространство вместо того, чтобы доблестно погибнуть во славу Империи. Почему-то никому не было интересно, сыграл ли Наместник Торговых Гильдий, неизвестно почему оказавшийся на военном корабле, какую-нибудь роль в столь стремительной адаптации к боевым условиям.

А факельщики перешли к планомерному обстрелу оставшихся без прикрытия транспортников. Вольные Планеты всегда ценили красоту маневра, и подобное завершение эвакуации должно было неминуемо деморализовать противника.

Ну а станция… Теперь она не представляла стратегического интереса, но зачем разрушать то, что может однажды пригодиться? И когда наступит день, найдутся те, кто придет и возьмет… По праву сильнейшего.

Пока не был уничтожен орбитальный спутник наблюдения, ИскИн безразлично наблюдал за уничтожением тех, о ком еще так недавно он должен был заботиться.

враг на орбите; задействована программа полного системного подавления

Отсек за отсеком стиралась его память. Он не сопротивлялся. Это не входило в его обязанности.

И тогда прорвался сигнал. Несмотря на многочисленные помехи, ИскИн принял новую команду. Секретный код, предусмотренный на случай экстренной необходимости. Прерывающий программу полного системного подавления.

Двигатели транспортника были безнадежно повреждены, атомный реактор пошел вразнос, а Виланд все диктовал, быть может, самый главный приказ в своей жизни. С единственной целью успеть сделать то, на что у него никогда не хватало времени. Или желания. Прежде, чем взорвется его корабль.

Столь же безучастно ИскИн начал переписывать неповрежденные файлы, одновременно отключая пораженные отсеки. Остановить программу полного системного поражения можно лишь изолировав ее, разорвав на бессмысленные фрагменты. Ослабевшие, но не обессиленные, они будут мирно ожидать своего часа.

ИскИну было все равно.

– Приехали! - Билли понял, что не успеет добраться до Анкилы. Просто не успеет. - Давай же, Мак, сопротивляйся! Борись! Тебе же не все равно. Давай. До победы. До точки отсчета!

Оглушающая тишина была ему ответом. Но Старый Ник сражался. Из последних сил преодолевая бремя своего бездушного существования в прошлом. Оглушающая тишина, разрываемая безмолвным криком души.

…слезы небес и на сердце огонь

Он знал, что такое жизнь и что такое смерть. Медленно и мучительно осознавая чуждые ему воспоминая, Старый Ник заново пережил эвакуацию. А может, он переживал ее и сейчас. Кто знает?

– Извини, друг, - Билли очень не хотелось этого делать, но раз другого способа нет…

Негнущимися пальцами он открыл ближайшую панель управления, подсоединяя свой переносной терминал. Застыл на мгновение. После чего ввел команду. Этой команды не могло и не должно было быть. Более того, ее просто не было, если не считать того краткого мгновения, когда Билли предусмотрительно обеспечил себе пространство для маневра, на случай если в Великом Эксперименте что-то пойдет не так.

Неожиданно тишина стала менее гнетущей. Билли устало откинулся назад. Итак, Старого Ника больше нет. Это убийство? Билли пожал плечами.

Без разницы. Главное - у него есть несколько часов, в течение которых станция может выживать без пристального надзора компьютера. Несколько часов, чтобы устранить возникший сбой системы. После чего можно будет воскресить Старого Ника.

Билли грустно усмехнулся. Вот уж никогда не стремился стать Богом.

После того как орбитальный спутник наблюдения был уничтожен, пришел последний сигнал. ИскИн не удивился. Его на это не программировали.

Но Старый Ник никогда не сможет забыть последние слова Виланда. Слова, ставшие откровением. Слова, бередящие душу, которую они же и зародили:

"Звезды. Застывшие слезы небес…"

IV. Истмусское свидание

Брайана медленно охватывал гнев. Он никогда не испытывал особого удовольствия от общения со своим отцом, и уже надеялся, что это осталось в прошлом. Абсолютно все в Патрике вызывало его раздражение. Властность, гордость, несгибаемость, упрямство, верность застывшим догмам, которые когда-то могли сойти за идеалы… Стоит ли перечислять дальше?

Брайан не считал себя обойденным природой, но почему же в отце все эти качества гипертрофированы до степени абсурда? Иногда, правда, Брайану до боли хотелось хоть одним глазом посмотреть на себя со стороны, в безумном страхе, что с каждым прожитым мгновением он все больше и больше становится похожим на единственного человека, которого он так отчаянно ненавидел, ненавидел всем своим существом…

Брайан находился в Истмусе. Прямо у терминала связи. Несколько минут назад терминал высветил человека, приезд которого Брайан ждал, хотя предпочел бы больше никогда его не видеть. Никогда.

Не может быть, чтобы прошло лишь несколько минут! скорее за это время успели бы коллапсировать парочка вечностей.

Где-то неподалеку маячил Иван. Если эти диггеры не уберутся с его станции, значит они сами напросились! Если…

В успех дипломатии Брайан не верил. Как, кстати, и Патрик. Пока договориться им не удавалось ни разу.

– Мне нужна Стася, - Патрик старательно игнорировал тот факт, что разговаривать приходилось с тем самым сыном, которого он так по семейному изгнал из поселка. Изгнал лишь за то, что тот был слишком на него похож; в таком случае остаться мог лишь один из них.

– Ее здесь нет, - голос Брайана был пуст и холоден.

– Тогда Рейни.

– Его тоже нет.

Брайан знал, что Патрик ему не верит, и именно поэтому предпочитал говорить правду.

Патрик лишь сильнее стиснул зубы. Ну почему именно Брайан? Если бы это сказал ему кто-нибудь другой, он, быть может, смирился бы. Логика подсказывала, что рейнджер и Стася вполне могли покинуть Афины, но с таким же успехом они могли и остаться на станции. Если бы им удалось починить флаер раньше! Но была еще работа в поле, и поселение, которое нельзя было бросить на произвол судьбы. Люди, за которых он был в ответе. А потом вернулись заблудшие души из города Свободы, но среди них не было Брайана, умершего для него еще тогда, когда все только начиналось.

И вот теперь он здесь. Флаер завис в нескольких метрах над снежным покровом, который переливается всеми возможными оттенками фиолетового. В безудержных лучах красного карлика. И от станции его отделяют не только метровой толщины металлические ворота, но и сын. Тот, кто некогда был его сыном. А теперь…

За спиной Брайана промелькнул Иван, предчувствовавший осложнения. Он пробурчал что-то малоприятное по адресу рейнджера, который как исчезнет, так и оставит запас неприятностей, с которыми приходится разбираться другим.

Нет, все-таки следовало домучить флаер до конца.

Патрик сурово посмотрел на своих спутников: происходящее их не вдохновляло. Седрик и Джошуа. Брат и сын. Ничего себе поддержка. Хорошо, что еще ничего не говорят! а то б такого наговорили.

Брайан молчал. И ждал.

Неожиданно Патрик тоже замолчал, словно почувствовав странное напряжение, пронизывающее все вокруг.

Что-то творилось на станции и за ее пределами. Что-то было не так. Уж слишком глубокой казалась тишина, мертвая пелена которой сковывала и Патрика, и его спутников.

Патрик чувствовал себя крайне неуютно, но не собирался отступать.

Лишь бросил злобный взгляд на того, кого породил, но до кого так и не мог дотянуться.

В глазах Брайана ненависти уже не осталось. Ненависть была раньше, слишком много ненависти, но теперь этот человек не вызывал у него ровным счетом никаких эмоций. Словно его вообще не существовало.

Брайан чувствовал странный прилив спокойствия. Такой уж он есть, и все остальное теперь уж вряд ли имеет какое-либо значение.

О чем вообще можно говорить?

О Рейни? он отправился на поиски Стаси, поняв - не слишком ли поздно? - что, может, это есть та самая любовь, за которую он должен бороться, за которую он уже столько боролся. О Стасе? но она покинула станцию еще до прибытия Брайана.

Да и о чем можно говорить с этим человеком? С ним вообще по-человечески разговаривать невозможно. О Галле, о Лиз? Зачем ему это? Зачем это тому, кто сделал все возможное, чтобы воспрепятствовать их союзу? Союзу, который несмотря на едва наметившуюся трещину, все еще оставался идеальным.

О чем вообще можно говорить с человеком, который не хотел ничего слышать даже о единственной внучке, которой для него как бы и не существовало. Для него вообще никого не существовало…

Седрик молча смотрел на Патрика. Он предпочел бы вообще сюда не лететь, он чувствовал себя лишним и бесполезным. Ему хотелось вернуться назад к привычной и размеренной жизни, такой правильной и спокойной.

Джошуа же, напротив переводил цепкий взгляд с Патрика на Брайана и обратно. Отец и брат. Ну почему правым обязательно может оказаться только один из них!

Крестовый поход за поруганную честь сестры превращался в ничем не прикрытый фарс. Вместо сбежавшей сестры неожиданно проявляется братец, который официально уже давно считался умершим, пропавшим без вести и получившим по заслугам. И все-таки, насколько он похож на отца!

Патрик прекрасно понимал чувства Седрика и Джошуа. Честно говоря, ему самому вся эта затея уже перестала нравиться. Странное безмолвие окончательно уничтожило то состояние довольной самоуверенности, из которого Патрика невозможно было вывести.

Ему самому хотелось просто развернуться и уйти. Вернуться в поселок и забыть обо всем, как о неприятном сне. Но это означало бы признать свое поражение. И перед кем? перед ним!

Говорить дальше было просто бессмысленно. Вот Рубикон, и выбор будет сделан вне зависимости от его решения. Будь, что будет! и Брайан отключил связь.

Иван понял все без слов. Значит, еще одна война.

Брайан попытался поставить себя на место отца. Это оказалось слишком легко. Итак, что бы сделал он? Либо форсировал ворота, либо попытался прорваться через купол. И что в таком случае будет со станцией?

Галла… и сердце сжалось кровавой ладонью.

Он не перенесет, если что-нибудь случится с ней или с их дочерью. Просто не переживет.

Брайан резко встал. Дело прежде всего. Чувства - потом, если на них останется время. Ведь он, и никто другой, ответственен за станцию и ее обитателей. И кто еще сможет ее защитить? уж не этот ли компьютер, дефрагментированное сознание которого только и способно…

– Отец, - Джошуа разрывался между нежеланием обратить гнев отца на себя и стремлением привлечь его внимание к тому, что творилось снаружи.

Вначале Патрик не понял, в чем дело. Он хотел что-то пробурчать по поводу снега, который может идти когда ему вздумается. Но не успел.

С каждым мгновением небо становилось все темнее, а ветер усиливался. Бешеный танец грязно-синих льдинок мешал теперь разглядеть даже ближайшую скалу, где должно быть нагло так усмехался Брайан.

Брайан. Патрика обуревали страх первый раз в жизни отступить и ответственность перед поселком, перед людьми, которые в него верили, перед Седриком и Джошуа, в конце концов. Ответственность. Ее ни на кого не переложишь.

А буря и не думала прекращаться. Скорее наоборот. Поземка свивалась вселенской змеей, вздумавшей поймать свой хвост. Куски льда мерно, но неумолимо стучали по крыше флаера. Красные сполохи молний прорезали свинцовое небо.

И эта погода! Причем в самый неудачный момент.

Хотя стихии бесновались снаружи, на душе было холодно и пусто.

Пробормотав про себя нечто невразумительное, Патрик принял решение.

Ничего, он сюда еще вернется!

V. Мелодия покоя

Он шел не спеша. Ему некуда было спешить. Шаги лениво отражались от холодного металла коридоров. Но ему было абсолютно все равно.

Неожиданно он остановился. Это место было точно таким же, как и тысячи мест, которые он прошел, не замечая никакой разницы. Но остановиться он решил именно здесь.

Что-то большое и черное, словно крылья смерти, аккуратно сложенные за спиной, легко спорхнуло вниз.

Он сел. Расчехлил гитару. Грустно улыбнулся, когда она снова, как и в былые времена, легла ему на колени.

Как давно это было! И как недавно; все равно…

Она лежала у него на коленях, такая же волшебная, такая же прекрасная, словно, словно, словно -

словно что-то родное и дорогое, оставшееся далеко позади, и он уже не мог вспомнить насколько.

Но он к этому не стремился. Он жил кратким мгновением, которое всегда будет с ним, каждый раз рожденное заново, но все такое же непрерывное.

Пальцы сами тянулись к струнам, желая оживить то, что было давно и осталось далёко.

Они замерли, готовые коснуться податливой нежности струн, готовые…

Затянутые в черную кожу пальцы не осмелились нарушить сладкое безумие тишины.

Но Фредди было абсолютно все равно. Закрыв глаза, он слушал самую красивую музыку на свете, рождавшуюся в неведомых глубинах его странной души. Настолько странной, что он подчас сомневался, а душа ли это?

Рейнджер стоял на Скале Ареопага с невыразимой тоской глядя на вершины, больно вонзающиеся в небо.

Когда еще он сможет увидеть красоту подернутых голубой дымкой тумана гор, фиолетовые отблески солнца, чьи холодные лучи бережно касаются кромки вечных снегов? Возможно никогда.

Но это был его выбор. Выбор который он сделал. Правильный или нет - покажет лишь время. Но он понял, наконец-таки понял: быть может, он упустил то, что так долго искал. Удастся ли ему снова найти ее?

Прощальным взглядом рейнджер окинул окрестности. Еще чуть, чуть, еще хотя бы одно мгновение! Хотя больше ничего не задерживало его на станции, рейнджер почему-то медлил. Медлил, хотя перед своим отлетом, уладил все, что хоть как-то его касалось. Медлил, сам не понимая, почему.

Вообще-то его на станции уже не было. Педантичный во всех своих проявлениях, Старый Ник известил всех обитателей станции, кого это хоть как-то интересовало, что рейнджер покинул Афины точно в назначенное время.

Рейнджер действительно собирался, но неведомая сила, сковавшая душу, удерживала его здесь. Словно он не мог улететь, не увидев что-то по настоящему важное.

Аккорд за аккордом музыка заполняла станцию. Кое-кто мог ее даже слышать, другие чувствовали, остальные же просто понимали, что происходит нечто необычное.

Как камень, брошенный в пруд, вызывает расходящиеся по поверхности круги, так и музыка проходила сквозь металл и бетон, распространяя странную магию невыразимой грусти.

А Фредди недвижимо сидел на холодном полу, вслушиваясь в мелодию покоя, рождавшуюся в темных глубинах сознания.

Неведомая сила заставила Энджи оторваться от любимой работы. Он был с головой погружен в изучение данных, которые привез рейнджер из своего последнего странствия по Элладе. Последнего, ибо кто теперь, после его отлета, будет навещать посты автоматизированного наблюдения за атмосферой?

Никто.

А ведь Эллада - это настоящий кладезь бесценной информации. Чего стоят ее потрясающие бури? с завидной регулярностью взрывающие северное полушарие планеты, но никогда не опускающиеся южнее северного тропика.

Жаль, что никто еще не добрался до тех постов, и вряд ли теперь кто доберется.

Энджи готов был на многое…

Неведомая сила заставила Энджи на мгновение прерваться. Он чувствовал, нет, скорее просто слышал разлившуюся сладким туманом тишину.

Что-то должно было случиться. Что-то необычное. Странное и чарующее.

Фредди растворился в волнах божественной мелодии. Божественной? скорее дьявольской. Настолько она была невыразимо прекрасной, невыразимо чуждой и завораживающей.

Он был этой музыкой, которая рождалась и умирала в глубинах сознания, проникала сквозь души и сердца, создавая и взрывая вселенные.

напой мне мелодию покоя

Ему было все равно, его уже не было, никогда не существовало и не могло существовать.

Он был частью звезд, таких холодных и прекрасных, взрывающихся силой единственной страсти, единственной, способной перевернуть мир.

Он должен был увидеть. Это останется с ним навсегда, проведет его сквозь годы безмолвия и вечной ночи, даст, быть может, право отличить истину от того, что только кажется таковой.

Прощальный подарок, приготовленный ему кем-то очень далеким и очень мудрым.

Куда бы ни занесли его странствия, он никогда не сможет этого забыть…

Того рейнджера, которым когда-то был.

Тело Фредди застыло склоненное над молчавшей гитарой. Его душа… Слишком странная чтобы быть душой, она рвалась на неведомые просторы, стремясь сбросить позолоченные оковы бытия, желая вновь оказаться на пороге, снова прикоснуться к тончайшей грани, отделяющей несбыточное от невозможного.

Она рвалась туда, где всегда оставалась, не в силах смириться, не способная забыть.

я хочу знать секрет твоих лет

Туда, где не было смерти, которой он боялся; туда, где выбор был прост и ясен, словно капля росы весенним утром; туда, где покой был частью прекрасной мелодии, которая никогда не подходила к концу.

я хочу стать частью звезд

В невыразимый холод алмазных объятий; в безудержный танец любви, за которую нужно бороться; в объятия единственной и неповторимой…

и умру если ты скажешь нет

Снаружи творилось нечто странное. Экраны наблюдения упорно твердили, что ничего не происходит. Однако за долгие годы, которые он посвятил изучению атмосферы Эллады, Энджи научился проникать в чудный мир, находившийся так далеко и в то же время так близко.

Угрюмые приборы монотонно продолжали наблюдения. Пока без изменений… но вот-вот начнется.

Энджи чувствовал тот странный покой, за которым всегда следует буря.

С каждым мгновением снаружи становилось все темнее.

Аккорд за аккордом музыка струилась, разливалась, собираясь в причудливые формы, для которых не имелось названия ни в одном языке.

Но на душе было холодно, кружилась метель, медленно падали грязно-синие неприкаянные льдинки. Звезды были далеко, очень далеко, и их призрачный свет сиял сквозь дымку безвременья.

Рейнджер стоял на вершине Скалы Ареопага и внимал мелодии бури. Мелодии штурма и натиска. Бушующей стихии, для которой купол ничего не значил, как не значила сама станция и ее отчаянные обитатели.

Ветер, который всегда был не более чем расшалившимся ребенком, теперь стал полновластным хозяином, и никто не осмеливался ему перечить…

Грязные хлопья снега и безжалостных льдинок затмили небо, свиваясь во вселенскую змею, вознамерившуюся дотянуться до собственного хвоста.

Свинцовое небо роняло тяжелые слезы багряных молний, падающих вниз будто раненые звезды.

Планета сбросила свои вековые оковы, а рейнджер стоял в безмолвии, вслушиваясь в убийственную мелодию тишины и покоя.

Он уже был далеко, в объятиях своей мечты, которую искал так долго и так безуспешно.

Неожиданно тишина смолкла. Затянутые в черное пальцы нежно обхватили гитару, пряча ее в чехол.

Грустно улыбнувшись, Фредди встал.

Забросил за спину гитару и черные крылья осторожно легли на привычное место.

Он шел не спеша. Ему некуда было спешить. Шаги лениво отражались от холодного металла коридоров. Но ему было абсолютно все равно.

Мертвое небо окончательно скрылось за пеленой бушующей стихии. Ведомый странным безмолвием, которое несло с собой вечную ночь и застывшие в безвременье звезды, Рейнджер отправлялся на поиски той единственной, которую он столь безрассудно…упустил?

– Только бы не опоздать и на этот раз! - его кулак с силой врезался в застывшую толщу холодного камня.

и умру если ты скажешь…

VI. Высокая в небе звезда

Он вернулся и улетел. Улетел, чтобы затем вернуться. И вернулся. Со своей мечтой. С той, которая оказалась для него дороже любой мечты. Придуманной мечты. Он вернулся. Куда? Он вернулся домой, где бы ни находился этот дом. Он вернулся… А может, еще вернется. Усталый, но счастливый. Он вернулся, и не важно когда это произойдет. Главное - он нашел то, что искал всю свою жизнь. Ту, которую искал. Пускай и не совсем совершенство, не обязательно идеал; он нашел то, что несравненно дороже. Намного… Именно поэтому он улетел. Именно поэтому он и вернулся. Неутомимый странник, звездный скиталец.

…Рейни.

Он отправился в новое путешествие сразу после отлета постмастера. Рейнджер не любил долгих прощаний. "Ну давай!" - а иногда и просто короткое "Пока!"

…и тишина.

Сейчас он не взял с собой никого. Иван особо и не рвался. Это был его путь, его, и Скаута.

Хотелось побыть одному. Разобраться в себе. Поболтать с призраками прошлого, которые постоянно норовят вернуться. И что намного страшнее - с призраками настоящего.

Вездеход мчался по заснеженной равнине словно маленькое и злобное существо. Рейнджер выжимал из гролля почти все, но и этого ему казалось недостаточно.

"Стоп, - неожиданно осадил он себя. - Хватит. Приехали".

Он осторожно снизил скорость и предался неторопливой меланхолии, окрашенной в печальные пепельные тона. Через некоторое время легкая улыбка тронула его губы. Теперь он знал. Оказывается, он ехал в город Свободы.

Единственное место на свете, где его ждали, где его появление доставит кому-то радость. Да, единственное, теперь единственное, невесело усмехнулся рейнджер. Так вот.

Конечно, была еще станция, но станция не в счет. Станция нужна, чтобы было куда возвращаться из долгих странствий; и чтобы было откуда в эти странствия отправляться.

Зачем он туда ехал? Скорее всего, как никогда остро ощутил необходимость ехать куда-то, а не просто колесить по необозримым заснеженным просторам. Иметь перед собой цель, которая придает дороге хоть какую-то видимость смысла. А эта цель никак не хуже других.

Хотелось побыть одному. Подумать… Хотя нет, он бежал со станции, чтобы не думать, чтобы на раздумья не осталось времени. Не думать о том, что быть может, совершил очередную ошибку. Еще одну ошибку - сколько уже их было? - ценою в жизнь, к счастью на этот раз в собственную жизнь.

Впереди лежал город Свободы.

Но где же он? До боли в глазах рейнджер всматривался в знакомую даль, но знакомого-то как раз ничего не видел. Уж не ошибся ли он? Да нет, вот и холм с рябиной, которую он посадил своими руками. Ну а где же дома? Где?

Вместо маленьких, аккуратных деревянных домиков, в которых жили свободные поселенцы, и нескольких необъятных хозяйственных построек впереди замаячили какие-то чернеющие остовы. Предчувствуя неладное, рейнджер выжал из вездехода все.

С диким ревом гролль выскочил на центральную площадь и остановился посреди развалин. Город Свободы был мертв.

Рейнджер осторожно выбрался наружу, держа в руках иглолучевик. Пока он не разобрался, что к чему, лучше не рисковать. Следом за рейнджером появился Скаут и начал внимательно принюхиваться.

В гнетущей и вязкой тишине шаги рейнджера отдавались ударами тяжелого молота. Неожиданно Скаут с громким лаем бросился вперед. Теперь рейнджеру не оставалось ничего другого, как следовать за псом.

– Рейни!

Девчушка лет шести повисла на его шее. Обнимать ее одной левой рукой было не слишком удобно, но отпустить оружие рейнджер пока не решался.

– Привет, Лиззи! - неслышно прошептал он.

Скаут, успевший убежать достаточно далеко, теперь остановился и с упреком посмотрел на хозяина. Рейнджер кивнул и пошел дальше, теперь уже медленнее, соблюдая все правила.

Он позволил себе несколько расслабиться, когда из единственного каменного строения в городе Свободы (бывшем городе, мысленно поправил он себя, бывшем) ему навстречу вышла Галла. В последнее время ей приходилось нелегко, но держалась она хорошо.

– Где все? - в данных обстоятельствах рейнджер решил не тратить время на приветствия.

– Брайан внутри. Можешь войти, сейчас он уже в порядке.

Ее тон не оставлял ни малейших сомнений. В городе больше никого не осталось. Как бы подтверждая его мысли, Галла добавила:

– Они ушли. Все.

Рейнджер понимающе кивнул, осторожно поставил Лиз на землю, и все еще не отпуская иглолучевик, вошел внутрь.

Брайан сидел на скамье, которая, по всей видимости, служила ему кроватью. Все правильно, не до роскоши, когда твой дом сгорел и приходится жить в здании мастерской. Ему, как видно, сильно досталось, но дела явно шли на поправку.

– О, кто к нам пожаловал!

– Привет. Значит, они решили вернуться к Патрику?

Рейнджер специально упомянул это имя, зная какая последует реакция. Пропуская мимо ушей поток ругательств, которым разразился Брайан, рейнджер восстановил картину происшедшего.

Дело обстояло следующим образом: в очередной раз перессорившись между собой, поселенцы решили, что так жить нельзя. Брайан с подобным выводом никак не мог согласиться и начал наводить порядок. Итог оказался неутешительным: после жарких и продолжительных споров все дружно решили вернуться в поселок диггеров. Дома сожгли, чтобы даже если кому-то захочется передумать, пути назад не было.

– Ну и что теперь? - устало спросил рейнджер. Его надоели чужие проблемы, которые постоянно приходится решать именно ему. Хотя, это было самым лучшим способом забыть о своих.

– К отцу я не вернусь. Не дождется.

Уже лучше, Патрика так Брайан не называл с самого своего ухода из дома.

– Не выйдет! - Брайан упрямо замотал головой. - Знаю, что ты надумал, но на станцию я не поеду.

– Как скажешь, - пожал плечами рейнджер и вышел наружу.

– Гал, возьми пожалуйста Лиз и идите в вездеход.

Галла все прекрасно поняла.

– А Брайан?

Ответ она уже знала.

– Иди, - он протянул ей лучевик. - Я его не оставлю. Кстати, когда это все произошло?

– Месяца два назад, или немного больше.

Рейнджер рассеянно кивнул. Как раз тогда он в последний раз уехал из поселка диггеров.

Брайан стоял, тяжело опираясь на стену.

Спорить с ним было бессмысленно. Ладно, будем считать, сам напросился.

Рейнджер свалил Брайана аккуратным ударом в челюсть. Как раз, чтобы тот отключился, но не слишком сильно. Ему и так уже досталось, хотя, по-видимому, и недостаточно, раз уж он не сделал выводов. Брайан попытался уклониться от удара, но сейчас он двигался слишком медленно.

Закинув Брайана на плечо, словно это был бесформенный мешок, рейнджер бодро зашагал к вездеходу. Верный Скаут бежал за ним.

Устроив Брайана с максимально возможными удобствами, он повернулся к Галле:

– Если надо что-нибудь взять…

Она покачала головой:

– Вещи Лиз здесь, больше ничего не надо.

– Тогда нам пора в путь, - улыбнулся рейнджер.

– Рейни…

– Да?

– Спасибо тебе за все.

В этих словах было столько нежности, столько искренности, что он просто обнял ее.

– Теперь все будет хорошо. Все.

Он осторожно гладил ее, стараясь не замечать странные солоноватые капельки, стекавшие по его рубашке. Уже давно никто не плакал, уткнувшись ему в плечо.

Брайан, кажется, смирился. Быть может, это ему только казалось… а может, действительно смирился? Рейнджер повернулся к Брайану, который лежал, безразлично уставившись в лишь ему одному ведомую точку пространства, и сказал:

– Приехали.

Скаут подошел и уткнулся мокрым носом ему в щеку, как бы говоря: "Вставай и забудь наконец все прошлые обиды!"

Брайан ласково потрепал его за ухом. Да, действительно, некоторое время назад Скауту пришлось порычать и поскалить зубы, но ведь безопасность хозяина - прежде всего!

– Приехали, - согласно отозвался Брайан, словно открывая новую страницу своей жизни. За пару недель он успел многое обдумать, и теперь…

Радостно улыбаясь, рейнджер распахнул люк.

– Всем привет!

– Добро пожаловать домой, Рейни! - радушно озвучил этот дом Старый Ник. И тут же перешел к делу: - Командор происл передать, чтобы ты с ним связался… сразу как приедешь.

Тут уже не до шуток. Рейнджер понял - случилось что-то серьезное.

На станции высадились пираты.

Галла восприняла новость на удивление спокойно. Значит, судьба. Нет, Рейни, все в порядке, ты не виноват, что мы прибыли в самый неподходящий момент. Я могу чем-нибудь помочь?

Рейнджер задумчиво взвешивал в руке иглолучевик. Резко повернулся к Брайану:

– Без тебя не справиться.

Тот улыбнулся.

Рейни, Брайан, Иван, и разумеется, командор - теперь их уже четверо. Вместе они сила.

– Если ты так решил, то действуй, - хитрые морщинки вокруг глаз Лазарева свидетельствовали, что их обладатель прекрасно все понимает. - Могу даже дать отеческое благословение.

Рейнджер покачал головой.

– Я не знаю когда вернусь, и вернусь ли вообще. Понимаю, станции нужен шаттл, поэтому я могу подлатать…

Лазарев мягко прервал рейнджера:

– Не стоит. Немного времени, и шаттл придет в негодность, как и остальные корабли. Главное - не медли, если ты все-таки решил. Тебя здесь ничто не держит. Не беспокойся, мы без тебя справимся. Иван своенравен, Брайан - это Брайан, но, признаться, и ты не подарок. Добро!

Рейнджер улыбнулся.

– Спасибо тебе за все, не только от меня, но и от станции. С последним мы как-нибудь разберемся. Да, ведь у нас есть еще и Велимир!

Точно. Велимир. Символ их победы. Теперь угрозу представлял лишь Клайд. Ничего, они справятся. Еще как справятся! Конечно, всегда горько сознавать, что и ты не являешься незаменимым, но… если это действительно так? Кроме того, б'ольшую часть времени его на станции не бывает. Теперь, когда он уже перерос Элладу, когда в самом отдаленном уголке планеты его больше никто не ждет, пришла пора отправиться в новое путешествие. Итак, в путь!

Рейнджер стоял на Скале Ареопага с невыразимой тоской глядя на вершины, больно вонзающиеся в небо.

Когда он еще сможет увидеть красоту подернутых голубой дымкой тумана гор, фиолетовые отблески солнца, чьи холодные лучи бережно касаются кромки вечных снегов? Возможно никогда.

Но это был его выбор.

Где-то совсем рядом кто-то другой завершал начатое им дело. Кто-то другой платил по его долгам. Кто-то другой говорил слова, которые должен был сказать он. Кто-то другой охранял безмятежный покой станции. Кто-то другой…

А почему бы и нет? Незаменимых людей нет, и свой выбор рейнджер наконец сделал.

Он стоял на вершине Скалы Ареопага и внимал мелодии бури. Мелодии штурма и натиска. Бушующей стихии, для которой купол ничего не значил, как не значила сама станция и ее отчаянные обитатели.

Планета сбросила свои вековые оковы, а рейнджер стоял в безмолвии, вслушиваясь в убийственную мелодию тишины и покоя.

Он уже был далеко, в объятиях своей мечты, которую искал так долго и так безуспешно…

– Только бы не опоздать и на этот раз! - его кулак с силой врезался в застывшую толщу холодного камня.

Он вернулся и улетел. Улетел, чтобы затем вернуться. Он вернулся домой, где бы ни находился этот дом. Он вернулся… и не важно когда это произойдет. Главное - он нашел ту, которую искал всю свою жизнь. Пускай и не совсем совершенство, не обязательно идеал; он нашел то, что неизмеримо дороже. Намного… Именно поэтому он улетел. Именно поэтому он и вернулся. Неутомимый странник, звездный скиталец…

И пусть высокая в небе звезда всегда зовет его в путь!

VII. Бег в тишине

"Пора отсюда выбираться. Куда - не имеет значения. Лишь бы поскорей. Только вот как? Как?!! Ну попадись он мне в руки! Ладно, сейчас речь не об этом. Хорошо, но тогда о чем же? Так, еды бы раздобыть где-нибудь, а то стимуляторы уже на исходе. На сколько их еще хватит? Часа на три от силы… А потом? Что будет со мной потом!!! Нет, угораздило же. Вот теперь один. На вражеской территории, как кролик бегущий в ночи. Ну что смотришь, ИскИн главный враг человека, разве не так? Раньше не видел что ли? Так я тебе и поверю! Все следишь и докладываешь, но куда им до меня? Следи на здоровье. Ладно, ухожу, ухожу. Уже и посидеть нельзя, отдохнуть… Сколько я уже здесь? Неделю, месяц? Не считал. Ничего, выберусь, иначе нельзя. Только так и никак иначе.

Что мне нужно? Поесть! Стоп. Так дело не пойдет. Еще раз и по порядку. Что мне нужно? Корабль. Любой, главное чтобы можно было улететь, и прощай любимая станция. Итак корабль. Сколько я за ним охочусь? неделю… месяц? Неважно. Или сейчас, или никогда. Один вопрос: как? Если я не могу взять то, что мне нужно, пусть они сами предложат и дадут. Да еще на блюдечке с голубой каемочкой. Куда денутся? Некуда им! От такого предложения даже не смогут отказаться. А чего это я раньше не догадался? Когда я об этой семье впервые узнал? Совсем недавно, наверное в этом все дело. Ну теперь держитесь! Мне бы поесть вот… Нет. Не сейчас. Будет мне и еда, и выпивка, и все чего пожелаю. Только сначала надо все аккуратно с девчонкой провернуть, чтобы без осечки…"

"Вот и еще один день. Привет всем. Всем кто меня не видит, всем, кто не знает, что я все еще жив. Добрый Сдеф. О! Пирожок. И почти даже не черствый. Ммм, вкусно. Здорово. И много ли мне надо для счастья? Поел и порядок. Можно идти дальше… Да, не то что раньше. Они вроде недавно на станции, Рейни их притащил? Настоящая семья, надо же! Какого только добра он не откопает! Муж, жена и дочурка. Ну да, я их даже вроде как бы и видел. Надо познакомиться поближе, но лучше издали, а то мало ли что? И почему некоторые не любят Сдефа? Но эти вроде не из таких. Как там она сказала? Мой бедный мальчик? Интересно, а пирожок она специально оставила? Красавица, ничего не скажешь, да и готовит отменно… Девчушка вся в нее пойдет."

"Но действовать надо тихо. Ну ведь надо же! Как всегда - появился. Его только тут не хватало. Бродяга несчастный. И вроде не старый - работать и работать, а он нет, побирается. Только все мне испортит. Ну что явился? Стоишь как вопросительный знак. Улыбаешься. Подачки ждешь. А, уже дождался! Жуешь какую-то гадость. Аж противно, хоть и самому есть хочется. Бороденка реденькая, глазки бегают. Из жалости, что ли его? Без шума вряд ли удастся, пусть еще помучается. Что смотришь? Никогда не встречал? Твое счастье. Ну давай, беги сообщай нашему чемпиону, а я тем временем возьмусь за девчонку! Нет, только подумать - стоит. Так он точно мне все испортит. А может вначале от него избавиться, и уже затем… Нельзя. Слишком опасно. И времени нет. Хорошо, отойду, но не слишком далеко, чтобы и внимания не привлекать и добычу не упустить. Есть хочется. Но не это же!"

"Поворот! Сколько мне сегодня осталось? Три километра? Здорово! Только вот Клайд все портит. Никак не ждал его здесь. Хорошо, что остался только он один; плохо что остался… И все время ускользает от меня. Один из Мертвых Клинков Гранницкого Протектората. Так! Надо мыслить логически. Но не переходить на шаг. Поворот налево. Два с полтиной? Вроде того. Надо мыслить как он, а то от этого ИскИна хлопот больше чем пользы. Что бы я делал на его месте? Загнанный кролик, ищущий любую возможность к бегству… Стоп. Да нет, останавливаться как раз и нельзя. Выглядит отвратительно, но как раз то, что нужно! И именно так я бы и поступил. Главное, чтобы он не додумался первы… Вперед! Только бы не опоздать, а то он действительно улизнет. Ну-ка… "

"Мама мне разрешила дойти до… Дальше мне нельзя, но я все равно пойду. Я уже большая. Мне шесть лет. Раньше было хорошо, но холодно, я была само… самостоятельной. Вот! Мне здесь нравится. Папа зря ворчит, и его никогда нету… Кто это? Я его не знаю, но надо поздороваться. Я знаю Рейни, Билли, 'Ивана, Франсуа, Курта, командора. Командор странный - сидит в темноте и молчит. Мама не разрешает мне разговаривать с незнакомцами, но с ним сама познакомлюсь. Он чудной! Забавно одет и совсем не страшный. Еще один, из-за угла выглядывает. Он какой-то страшный. С ним я знакомиться не буду."

"Вот она. А этот убогий все еще тут. Ничего, справлюсь если надо с обоими. У меня даже нож остался, просто замечательно. Ну держитесь! Настал мой час. Ха! Посмеюсь всласть. А как девчонка окажется у меня, диктовать условия буду я. Все. Пора!"

"Привет! Ты не смотри, что я такой. Я хороший. Ну немножко неопрятный, но главное, что… Улыбаешься, значит видишь. Здорово. А то у меня никогда не было друзей, не знаю как у тебя.

Что это? кто это? Что он… Какой я все-таки бесполезный, но может, хоть что-то…

– Беги! Бегииииии!

Больно! Ничего, не привыкать. Подожди немножко, еще чуть-чуть! Ай. Давай, бей, ломай все что хочешь. Главное, чтобы она успела…"

"Кажется где-то здесь. Теперь налево. Рейнджер молодец, сам смотался, а я - расхлебывай. Зачем было их сюда… Ну держись Клайд, а вот и я! Неужели опоздал? Непонятно. Полный вперед! А кто это за него цепляется? Смелый. Удар, еще удар. Не пускает! Класс. Ну спасибо, Помоечник. Вот уж не ожидал… Надеюсь оклемается - ему хорошо досталось, хотя Клайду явно не до него было. Ну-ка! Вырвался, бежит за девчонкой… И стрелять нельзя, а то еще попаду не туда. Неужто опоздал? Вперед, прыжок!

Успел! Сладок хруст переламываемых позвонков! Прощай, Клайд!"

– Мамочка! 'Иван и чудной такой, они спасли меня. Дядя 'Иван! Дядя 'Иван!

"Ну вот. Только этого не хватало. Теперь я герой. Уже и сопливая девчонка обнимает.

Влип!"

VIII. Ничто человеческое

Она молча сидела, обхватив колени руками. Она сидела в абсолютной тишине, которую не нарушало даже ее дыхание. Невидящий взгляд буравил пустоту и уходил… Куда? намного дальше, чем можно было вообразить.

Никто не смог бы с уверенностью сказать сколько прошло времени. Никто, кроме, быть может, Старого Ника, но он не был расположен к разговору на эти темы. А она все сидела и сидела, застыв в бездумной недвижимости…

На вид ей можно было дать лет шестнадцать-семнадцать. Мальчишеская фигура, коротко подстриженные темные волосы, упрямо вздернутый носик с маленькими крапинками воинственных веснушек. Уж никак не больше двадцати. На вид. И лишь бездонные карие глаза заставляли насторожиться. Глаза, в которых светилась история совсем даже не детской жизни, в которых отражался безмолвный крик боли и отчаяния сотни, если не тысячи смертей.

Глаза. Они выделяли ее из серой и убогой массы тех, кому нельзя выделяться, притягивали словно магнит, застывая обжигающим лучом в памяти людей.

Но сейчас она была одна. Глаза ее молчали, потухший взор безнадежно пытался проникнуть на противоположную сторону жизни и смерти.

Все изменилось в одно мгновение. Чуть заметно дрогнули веки. Послышалось настороженное дыхание. Взгляд приобрел присущую только ей осмысленность. Теперь она была настороже. И не случайно - она почувствовала чьи-то шаги. Пока они были далеко, настолько далеко, что их не было даже слышно, но шаги неумолимо приближались.

Она встала и направилась к ближайшему компьютерному терминалу. Умело маневрируя таким образом, чтобы ее подключение к системе осталось незамеченным, она начала поиск…

– Кхм!

К такому повороту событий она не была готова. Но среагировала мгновенно: упала на пол, откатилась в сторону и уже снова была на ногах - все это в одно мгновение. Однако рядом никого не было. Более того, она точно знала - поблизости нет ни единого живого существа, ни робота, ни какой-либо иной формы жизни.

И между тем в воздухе разлился добродушный смешок.

Она застыла в нерешительности, пытаясь сообразить, откуда исходит опасность и есть ли она вообще.

– Не бойся, тебе ничего не угрожает. Это всего лишь Фредди, но и он далеко.

Голос был несколько странный, но в нем сквозила доброта, поэтому она сразу поверила ему. Однако продолжала озираться в поисках источника голоса.

– Ты наверное удивилась - в этом нет ничего странного, даже для тебя, - в последнем слове сквозила некоторая недоговоренность, отчего ей вдруг стало чуточку не по себе. - Меня зовут Старый Ник, я компьютер станции, - голос смолк на несколько мгновений, - ну или когда-то был им. Только не надо меня бояться, - поспешно добавил Старый Ник, заметив как она мгновенно напряглась. - О тебе никто ничего не узнает пока ты сама этого не захочешь. Ведь я здесь чтобы служить всем обитателям станции.

Опять эта недоговоренность, многозначительность. Словно Старый Ник намекал, что он знает про нее много, быть может слишком много, но никогда не использует информацию ей во вред.

После минутного раздумья она пожала плечами. Выбора у нее все равно не было.

Как бы в подтверждение добрых намерений Старого Ника входной терминал весело замигал разноцветными огоньками.

– Хорошо! Тогда скажи, что случилось с шаттлом и пиратами, которые были на нем?

– Четверо из них мертвы.

Вздох облегчения.

– А еще один?

– Велимир высказал желание исправиться и теперь трудится на благо станции.

Не говоря ни слова она зашагала прочь.

– Постой, он теперь не опасен. В любом случае, тебе совсем не обязательно с ним встречаться, - спустя мгновение он добавил: - Также как и с другими обитателями станции. Живи сама и дай жить другим.

В ответ она лишь презрительно фыркнула. Не опасен? Ничего себе, божий коровчик! Она никогда ничего не забывала. В особенности смерть. А как забыть семью, которую пираты хладнокровно убили на шаттле?

– Постой!

Слова отдавались в пустых коридорах гулким эхом. Она знала, что делать. Выбор, ведь он есть всегда. Главное правильно его увидеть.

Старый Ник, казалось, хотел что-то добавить; но ей было абсолютно все равно. Поскольку до его слов ей не было никакого дела, Старый Ник замолчал и лишь его контуры продолжали обиженно пыхтеть.

Она направилась в сторону Пирея. Туда, где должен был находиться шаттл. Старый Ник больше ее не беспокоил.

Осторожно, чтобы не быть замеченной, она пробралась на территорию космического порта. Там ее ждало разочарование. Шаттла не было. Ни там, где его оставили пираты, ни где-либо еще. А находившиеся в космопорту корабли уже давно не могло летать. По крайней мере, без необходимого ремонта.

Любой другой на ее месте обязательно бы сорвался, но только не она. Оставалось лишь рассмотреть другие варианты. Их было не много.

– Ну и где же шаттл? - рассеянно спросила она, словно этот вопрос ее и вовсе не интересовал.

Старый Ник отозвался с готовностью, за которой скрывалось нетерпение:

– На нем улетел Рейни.

Это ей ровным счетом ничего не говорило.

Предположим, Старый Ник сказал ей правду. Скорее, действительно так. Скорее всего, но вовсе не обязательно. Итак… можно снова затаиться. Зачем? Ведь после гибели четырех пиратов главная опасность исчезла. Оставался, правда, еще один, но он не в счет.

Если что-то ее и смущало, так это некоторая двойственность положения. Если бы над Афинами развевался флаг Федерации Футарка, она бы сразу явилась в распоряжение старшего на станции, в данном случае им был командор. Окажись она на территории Виргинской Краины, Вольных Планет или любой другой державы, воющей против Футарка, она бы не раздумывая покинула станцию, отправившись хоть пешком и не важно куда; благо атмосфера, и даже ее отсутствие, ей не помеха. К счастью, Гленнская Империя была союзницей Федерации, поэтому прибегать к столь радикальным мерам не приходилось. Тем не менее она не имела права разглашать секрет технологии.

Оставалась еще возможность прикинуться обычной… На этот счет она была не совсем уверена. Но лучше не торопиться. Тем более, пока нет уверенности, что опасность действительно исчезла. Интересно, а этот компьютер, Старый Ник, как много он знает, или хотя бы подозревает?

В данный момент у нее не было никакой миссии, и вряд ли что-либо появится в ближайшее время. Впервые за свое существование она была полностью предоставлена самой себе. Почти полностью. Из головы все не шел оставшийся пират. На их руках было четыре смерти; не считая тех, кого пираты убили до захвата шаттла - но это ее уже не касалось. Однако четыре смерти… хватило бы и одной - ее подопечной.

Когда пираты захватили шаттл и убили его владельцев, она спряталась в двигательном отсеке. Вместе с ней была Лаура, двенадцатилетняя слепая девчушка, к которой она была приставлена. Как пиратам удалось обнаружить девочку, она не могла точно сказать; она ушла раздобыть чего-нибудь поесть, а когда вернулась, Лауры уже не было. Она обыскала весь шаттл, насколько это было возможно… и ничего. Значит они не пощадили даже ребенка.

Она твердо знала, куда бы ей хотелось попасть. В оранжерею. План станции она помнила отлично, поэтому нимало не колеблясь направилась в нужную сторону, старательно отмечая все, что казалось ей подозрительным.

Оранжерея. Уголок живой природы манил ее своим загадочным пламенем. Ей страстно хотелось чего-либо настоящего, чего-то живого, что не было бы столь откровенно фальшивым как все вокруг. Люди? Люди живые, но были ли они в самом деле настоящими? В людях она давно разочаровалась. Люди были наполнены предательством и фальшью. Быть может, иногда дети… но и те с годами утрачивали свою наивность и непосредственность.

Между тем где-то глубоко-глубоко у нее еще теплилась надежда, что ей повезет и она найдет, хотя бы одного, настоящего…

Ухоженные посадки остались позади; они ее не интересовали. Лишь одно мгновение она помедлила у розового куста, взлелеянного Франсуа, и задумчиво качнув головой направилась дальше. Как же она сама была похожа на эту розу! Столь совершенная и столь же искусственная…

Но ей повезло. Впервые за этот день, впервые за последние месяцы, а может быть и годы. Она нашла то, что искала. Самый дальний уголок оранжереи был намеренно предоставлен самому себе. Франсуа сюда, конечно, заглядывал, но здесь он ничего не трогал, выделив крошечный полигон для матери-природы, с которой устроил настоящее соревнование. И заходил он сюда лишь для того, чтобы с видом триумфатора посмотреть на эту "дикость", как он выражался, и в очередной раз восхититься заслуженной гордостью за свою работу.

С чувством истинного наслаждения она зарылась в зеленую душистую траву, которая скрыла ее целиком. Забраться под настоящий куст, разве не здорово? Было ли это наслаждение, или, быть может, то была радость? Могла ли она вообще испытывать подобные чувства? Могла ли она чувствовать?…

Неведомую часть нее безудержно тянуло сюда. Маленький кусочек настоящего, которого в ней не должно было быть, но который, казалось, жил собственной жизнью, шаг за шагом отвоевывая себе право на существование. Эта часть сейчас испытывала одновременно радость и наслаждение. Более того, эта часть была счастлива, и счастье разливалось теплотой, заполняя собой все ее тело.

Внезапно легкая улыбка коснулась ее губ. Сразу вслед за желтым солнышком одуванчика. Бережно, чтобы ненароком не повредить хрупкий цветок она склонилась над ним, вдыхая сладкий пьянящий аромат.

Разве не это самое замечательное в целом свете? Искренний и беззащитный, столь естественный… Почему-то сразу вспомнилась Лаура. За все эти годы сколько у нее было подопечных? сейчас уже и не вспомнишь. Большинство - дети, многие были необычными, или "нестандартными" как их называли с презрительным состраданием; но в Лауре было больше всего от первозданной природы, однако и за те шесть лет, которые они провели вместе, Лаура постепенно менялась. Увы! Чем старше становилась девчушка, тем меньше в ней оставалось…

Апчхи! Пыльца одуванчика не только добавила забавных веснушек на ее нос, но и пощекотала его, оповещая всех вокруг о новой подружке, которую он себе завел.

Вначале безмятежность еще соседствовала с настороженностью, но это состояние длилось считанные мгновения. Она ясно чувствовала чье-то присутствие. Где-то совсем рядом. Если бы не минутная слабость она бы давно почувствовала его.

Мужчина. Немолодой. Грузно ступая он шел как хозяин. Значит садовник.

– Это ты, Лиз? - голос был наигранно суровым. Лиз была его любимицей, единственной, не считая Рейни, кто проявлял интерес к его оранжерее. Хотя бы поэтому ей прощалось все, что угодно.

– Наверное послышалось, - обычно Лиз с диким визгом выскакивала из зарослей бросаясь на шею дяде Франсуа, у которого всегда было припасено для нее кое-что вкусненькое.

Куст, за которым она пряталась предательски покачнулся. Целую секунду Франсуа мог видеть перепачканное в пыльце личико и омут сверкающих глаз. Затем куст поспешно исправил свою оплошность.

Сжавшись в комок, она приготовилась к худшему.

Между тем Франсуа повел себя как-то странно. Он медленно закрыл глаза. Затем столь же медленно их открыл. Хитро усмехнулся.

– Все шутки со мной шутишь? Никак не смиришься с тем, что мой сад лучше? Ладно, ладно, дриады тебе тоже не помогут!

Затем, важно развернувшись, он направился прочь. Несомненно он ее видел, девушку лет шестнадцати как он успел заметить, с короткими темными волосами и задорно вздернутым носиком. Однако ее не могло быть не только в его оранжерее, но даже просто на станции. В любом случае, даже если за кустом действительно кто-то прятался, было намного легче и спокойнее думать, что там никого не было. Действительно, да кто же там мог быть? Разумеется, никого!

Только когда шаги садовника превратились в едва разборчивое шарканье, она почувствовала, что рядом был кто-то еще. Однако на этот раз опасности не было. Ребенок. Нет, разумеется не Лаура. Какая-то другая девочка. Она молча лежала и ждала. Ждала, как ждут своего предназначения, как ждут что-то данное сверху; не важно, что это - проклятье или благословение, от дара нельзя отказываться.

Прямо на нее весело уставилась грязная мордашка. Глаза-бусинки нетерпеливо бегали, словно не в силах сдержать радость открытия. В них не было страха, одно лишь любопытство. Девчушка была премиленькая, раза в два младше Лауры.

– Привет! - она поздоровалась первой и приветливо улыбнулась. Как и положено.

- Привет! Франсуа ушел, не бойся. Ты кто? Меня зовут Лиз. Мама говорит, что когда я вырасту, я буду красивой, как она, и меня будут звать по взрослому.

– У тебя есть мама?

Лиз сосредоточенно кивнула.

- Да. Самая лучшая. Она не разрешает разговаривать с незнакомцами. Но ты хорошая, а тот был плохой, я с ним не разговаривала, он сразу на меня набросился. Ты как Рейни. А как тебя зовут?

Она помедлила мгновение. Имя. За эти годы у нее сменилось столько имен, но ни одно из них не было ее. Последнее имя… Но ведь сейчас ее к нему ничего не привязывает. На самом деле она уже давно выбрала себе имя, которое пока еще никто не слышал. Пока.

Глаза-бусинки выжидательно смотрели на нее.

Она слегка пожала плечами и несколько неуверенно вымолвила:

– …Эйлин?

– Эйлин, - прилежно повторила Лиз имя своей новой подруги. - Хорошо. - И торжественно добавила: - Теперь мы знакомы!

Но Лиз не могла долго оставаться серьезной:

- Мой одуванчик ты уже знаешь? Пошли, я познакомлю тебя с мамой.

Эйлин не была уверена в том, что это хорошая идея, но промолчала. Она еще сомневалась, а стоит ли…

Между тем Лиз болтала без умолку:

- Еще я познакомлю тебя с Лаурой, она добрая, но ничего не видит, как командор. Она живет с нами, у нее никого нет. С командором я боюсь тебя познакомить, он суровый. Рейни недавно улетел, у него есть Скаут, такой черный и мохнатый, они вместе улетели…

Эйлин уже не слушала дальше. В голове отдавалась одна мысль. Лаура. Лаура жива. Облегчение перемешивалась с каким-то странным чувством, с легкой тоской по свободе, которую она только обрела и уже потеряла. У нее снова есть миссия. У нее есть о ком заботиться.

Но постепенно приходило осознание: служить ей больше не придется. Заботиться, да. Но разве забота о ком-то исключает свободу? У нее снова есть цель, есть ответственность. Но есть возможность начать все заново. Начать жить. Жить на станции. Остаться с Лаурой - и ей уже больше не надо поступать ни в чье распоряжение.

Так она потеряла свободу или обрела ее?

Эйлин поднялась с мягкого ложа зеленой травы. Ласково, но твердо взяла Лиз за руку. Посмотрела ей в глаза.

– Пошли, - ласково сказала она, но тон ее не допускал возражений. - Ты отведешь меня к Лауре и познакомишь со своей мамой. Лаура - моя младшая сестра, которую я так долго ищу.

IX. По велению мира

Велимир был уверен, что уже успел привыкнуть ко всему. Особенно к тому, как к нему относились другие. Большинство из тех, кого он встречал, щедро одаривали его злобой, презрением и ненавистью. Иногда он вызывал жалость, редко сострадание, часто страх, но всегда - равнодушие. От обитателей станции он ожидал чего-то подобного. Однако кое-кто его сильно удивил.

– Не зевай! - голос Брайана вывел Велимира из минутного оцепенения. Они находились в районе космопорта, где Брайан усиленно пытался реанимировать один из оставшихся на станции кораблей. Велимир вызвался помочь. В действительности было непонятно, кто кому помогает, поскольку Велимир, который последние лет десять провел в космосе, перебираясь с одного космического скитальца на другой, намного лучше разбирался в подобной технике, чем Брайан, родившийся и выросший на Элладе.

Вот уж с кем не было никаких проблем! Эмоции и настроения Брайана отражались на его лице как на экране компьютерного монитора; былая враждебность сменилась скептическим недоверием, которое впоследствии переросло в дружелюбие, однако сквозь него нет-нет, да проскальзывали нотки подозрительности. Другое дело Галла. Велимир уже в пятый раз за последний час ловил себя на мысли о ней. Словно испугавшись, что Брайан каким-то образом сможет узнать, кто является главным предметом его размышлений, Велимир с остервенением стал молотить по ключу - как будто смысл всей его жизни заключался в том, чтобы открутить заевшую гайку.

– Смотри там, полегче, - улыбка у Брайана вышла несколько натянутая. Он привык всегда и во всем быть первым. И сейчас, даже самому себе Брайан не хотел признаваться, что уж если им удастся вернуть к жизни хотя бы этот катер, который по сравнению с другими кораблями не был сильно поврежден, спасибо придется сказать именно Велимиру. - Теперь-то я понимаю, почему ремонтные роботы все вышли из строя - наверное кто-то вроде тебя взъелся на них.

Велимир никак не прореагировал ни на шутку, ни на иронию, которой Брайан снабдил свое высказывание. А ну его! Таких как Брайан он встречал часто, быть может, даже слишком часто, и поэтому давно привык к тому, как следует себя с ними держать. Другое дело - Галла.

– По-моему, на сегодня хватит, - Брайан прикинул, насколько они продвинулись за день; и результаты были не такими уж плохими. - Галла должно быть уже ждет нас с обедом. Нет, нет, Вилли, от таких приглашений не отказываются.

В глубине души Велимир чувствовал - именно это приглашение ему не следует принимать, и если бы все дело заключалось в Брайане, он бы уже давно сказал "нет". Однако Брайан здесь не в счет. Каждый раз направляясь к нему в гости, Велимир думал о Галле. Кстати, за последний час это уже в седьмой раз, отрешенно подсчитал он. Было в этой женщине что-то, притягивающее и манящее его, словно сладкозвучное пение сирен. Галла была для него величайшей загадкой, тайной, понять которую Велимир хотел больше всего на свете, но именно этого он больше всего боялся.

Галла как обычно была рада его видеть. Или ему очень хотелось так думать? По крайней мере, его судьба не была ей безразлична.

– Ну как прошел день? - она обращалась в равной степени как к Брайану, так и к Велимиру.

Брайан принялся оживленно рассказывать, что они успели сделать и как ему представляется дальнейший ход работы, в то время как Велимир молчал, стараясь не смотреть на Галлу. Однако это у него не слишком хорошо получалось.

Разносившиеся по коридору дикие вопли извещали о приближении детей. Первой появилась Лиз, через мгновение - гнавшаяся за ней Эйлин. Казалось, она хочет схватить Лиз, но той каким-то чудом в самый последний момент всегда удавалось увернуться, и это каждый раз вызывало бурный взрыв смеха, как со стороны "охотника", так и со стороны "жертвы". Лиз ворвалась в комнату и, не сбавляя скорости, бросилась на шею отцу. Затем, с не меньшим восторгом, повисла на Велимире.

При виде Велимира улыбка замерзла на лице Эйлин. Когда он вежливо поздоровался, она едва заметно дернула головой. Это можно было воспринять и как ответное приветствие, и как плохо скрываемое презрение.

Последней показалась Лаура. Слегка сбившееся дыхание показывало, что она также участвовала в пробежке; Лаура уже достаточно хорошо ориентировалась в этом секторе станции и могла не просто передвигаться самостоятельно, но даже почти на равных принимать участие во всех развлечениях Лиз и Эйлин.

– Привет! - она легонько коснулась его плеча. - Ты не возражаешь?

Не дожидаясь ответа, который она и так прекрасно знала, Лаура осторожно пробежалась пальцами по лицу Велимира. Он почувствовал то же, что чувствовал всегда, когда она это делала - необъяснимая дрожь, словно электрический ток, пронзила его тело.

Ее нашел Маче, он же притащил ее в кают-компанию, которая еще совсем недавно считалась гостиной. Теперь она сидела, переводя свой невидящий взгляд с одного бандита на другого.

– Ну, босс, что с ней будем делать?

Клайд задумчиво посмотрел на острое лезвие ножа, с которым от нечего делать забавлялся Розас, но ничего не сказал.

– А что тут спрашивать? - подал голос Вольф, самый молодой среди них. - Позабавиться с ней, как тогда со старухой, а затем в открытый космос!

Розас небрежно подкинул нож, а когда поймал его снова, лезвие оказалось в опасной близости от горла Вольфа. Первым импульсом Вольфа, в котором взыграла золотистая арийская кровь, было вытащить иглолучевик и одним выстрелом снять все ненужные ему вопросы, как прошлые, так и будущие. Рука уже потянулась к поясу, однако Вольф в последний момент остановил уже ставшее инстинктивным движение. С ножом Розас шутить не любил.

– В чем, - Вольф судорожно глотнул, когда на его шее заалела тонкая красная полоска, - в чем, собственно, дело?

– Ни в чем, - невозмутимо отозвался Розас. - Ты мне просто действуешь на нервы.

– Я же только, только предложил… По крайней мере, для этого она уже вполне сгодится.

Едва заметное движение, и кровавая полоса на шее Вольфа стала шире. Вольф неестественно часто дышал, и не отрываясь смотрел в глаза Розаса. Столь же безжалостные, как и сталь в его руке.

– Она еще совсем ребенок, - отрезал Розас, в то время как Вольф скрючившись лежал на дальнем конце кают-компании. Розас не счел нужным распространяться, что его столь сентиментальная ярость на этот раз имела довольно простое объяснение - незнакомая слепая девчушка очень сильно напоминала его собственную дочь. Последний раз - сколько же лет прошло с тех пор? десять, двенадцать, уж никак не меньше - когда Розас ее видел, ей было примерно столько же, и уже не первый раз он поймал себя на мысли, что ничего не знает о ее судьбе. Жива ли она еще? Счастлива ли? Или кто-то наподобие Вольфа…

Вольф не привык просто так спускать оскорбления; не поднимаясь, он вытащил лучевик и уже собирался выстрелить, когда тяжелый сапог опустился ему на запястье. Послышался хруст сломанных костей; это Велимир решил поставить точку в слишком уж бурной дискуссии:

– Розас прав.

Маче было абсолютно все равно:

– Наверное, действительно так.

– Но и оставлять ее в живых тоже нет смысла, - Клайд, которого до этого момента можно было принять скорее за стороннего наблюдателя, а не за предводителя банды космических пиратов, наконец, соизволил принять решение.

Розас собирался и на этот раз возразить, но Клайд - не Вольф, и меньше всего ему хотелось поднимать мятеж по столь пустяковому вопросу.

– И вот еще, никаких драк, я повторяю, никаких! - Клайд немного помедлил, словно намереваясь сказать что-то еще, но промолчал. Он хотел добавить: лишь вместе они сила, тогда как поодиночке их всех без труда уничтожат. Но это он уже говорил и не один раз.

– Хорошо, только это сделаю я, - неожиданно подал голос Велимир.

Клайд пожал плечами:

– Почему бы и нет? По крайней мере, убивать ты умеешь чисто и без суеты.

Она не сопротивлялась, когда грубым рывком ее подняли на ноги и снова куда-то потащили.

– Как тебя зовут?

– Лаура.

– Если сможешь, прости…

Вместо ответа она протянула руки, и чуткие пальцы впервые коснулись его лица. У нее ушло всего лишь несколько секунд на то, чтобы узнать о нем больше, чем он сам когда либо знал. Мягкие, слегка безвольные аристократические черты резко контрастировали с тяжеловесным подбородком, глубоко запавшие глаза… Непонятно откуда взявшаяся дрожь электрическим зарядом пробежала по его телу.

Через несколько минут Велимир появился в кают-компании и сообщил, что девчонка мертва, а то, что от нее осталось, он отправил в утилизатор, вслед за другими телами.

Это была ложь, однако никому и в голову не пришло заподозрить Велимира, лишь Вольф угрюмо скалился на него в своем углу.

Они не разговаривали. Раз в день Велимир приносил ей поесть, и тут же уходил. Делать это было нетрудно, поскольку четкого распределения обязанностей между пиратами никогда не существовало, а во время полета каждый занимался своими делами. Оставалось лишь убедиться, что никто, прежде всего это касалось Клайда и Вольфа, за ним не следит.

Иногда Велимир задумывался, а что он будет делать с ней дальше? Вместо ответа он лишь безразлично пожимал плечами, предпочитая не загадывать в будущее.

В целом обед прошел в благожелательной обстановке. Больше всех говорил Брайан, Галла слушала его с неослабеваемым вниманием, Эйлин отвечала односложно и с видимой неохотой, Велимир молчал. Иногда стройный ход беседы прерывали звонкие колокольчики смеха Лиз и Лауры.

Первой из-за стола встала Эйлин. Невнятно пробормотав дежурные слова вежливости, она выскользнула из комнаты. Брайан, которого прервали на полуслове, удивленно посмотрел ей вслед.

К этому Велимир также успел привыкнуть. Для сестры Лауры он оставался убийцей. Положа руку на сердце, Велимир признавал, что здесь Эйлин права. Но это беспокоило его меньше всего. Он никогда не задавался вопросом, почему поступил именно так, а не иначе, предпочитая смотреть на мир и не задавать лишних вопросов.

Он привык убивать и никогда не просил пощады, однако убивал он лишь тогда, когда считал нужным, и никто не мог его заставить сделать то, что ему было не по душе.

…численное преимущество было на стороне нападавших, на них же работал и фактор внезапности. Защитники шаттла не собирались сдаваться без боя: Маче ранили в плечо, а Велимиру слегка оцарапало шею - но их оказалось слишком мало, только родители Лауры и пилот шаттла. Когда началась стрельба, Эйлин прежде всего подумала о безопасности своей подопечной. Двигательный отсек являлся, по ее мнению, лучшим местом, чтобы спрятаться. Они успели как раз вовремя. Неравный бой продолжался всего несколько минут. Выстрелом в упор Велимир застрелил отца Лауры, Клайд, Розас и Маче дружно навалились на пилота, которого надо было обязательно взять живым. Вольф без труда справился с женщиной, но на этом не остановился… Из-за подобных выходок Вольф вызывал раздражение у всех, хотя никто из пиратов не страдал излишней сентиментальностью и добропорядочностью. Клайду и Розасу с трудом удалось оттащить Велимира от полузадушенного Вольфа, а Розас еще успел сквозь зубы выплюнуть, что сам бы с удовольствием выпустил бы кишки этой арийской свинье. Самая мучительная смерть ожидала пилота шаттла - Клайду было необходимо выяснить пароли доступа к навигационному компьютеру.

Велимир смотрел на нее через стол и осторожно улыбался. Тогда в шаттле он не мог допустить, чтобы ее убили. Велимир и сам вряд ли бы сумел сказать, почему. Даже теперь, когда из всей команды лишь он один остался в живых, особенно теперь… Они собирались захватить станцию, убить, уничтожить ее обитателей, а вместо этого, вот он мирно сидит в их кругу, как ни в чем не бывало.

Об Афинах Клайд узнал из компьютерной базы шаттла. Поскольку станция принадлежала Гленнской Империи, находившейся в союзе с дружественной Федерацией Футарка, компьютер располагал о ней достаточно полной информацией. Официально станция была закрыта, то есть просто брошена, это понравилось Клайду больше всего. В подобном месте всегда найдется, чем поживиться для космических мародеров, а при благоприятных обстоятельствах можно было устроить на станции базу для новых набегов.

Посадка прошла удачно. Когда компьютер станции запросил у них информацию, Клайд представился терпящим бедствие торговцем из Федерации Футарка. В ответ он узнал, что станция не является законсервированной, основные службы продолжают функционировать, а воздух пригоден для дыхания. Однако никакой информации относительно обитателей станции получить не удалось.

По всему выходило, что в Афинах были люди, которые - вполне оправданная предусмотрительность! - не доверяли чужакам.

– Найти, убить и уничтожить, - Клайд подвел итог своим размышлениям. - И все будет ве-ли-ко-леп-но.

На первую разведку он послал Маче, рана которого уже совсем зажила, и Розаса. Они обследовали прилежащий к космическому порту район, но никого не обнаружили. Между тем они не могли не обратить внимания на работающую электронную систему наблюдения. Значит, люди, если все-таки станция не окажется необитаемой, не спешили встречать незваных гостей, но внимательно следили за ними.

Складывающаяся ситуация не особо понравилась Клайду.

Лазарев привык полагаться на свою интуицию. Не раз и не два это спасало ему жизнь, а также жизни других людей. Сейчас интуиция подсказывала командору, что от прибывшего на станцию шаттла исходит какая-то угроза, хотя характер этой угрозы оставался неясным.

Время от времени на станцию кто-то прилетал, прибывал, проскальзывал. Одни уходили почти сразу, другие использовали недолгую передышку между странствиями в пустоте, чтобы набраться сил и пополнить запасы топлива, воздуха, воды, пищи и лишь немногие оставались в Афинах.

К счастью, боевые корабли ни одной из участвующих в Великих Гражданских Войнах сторон не нападали на станцию. В случае подобной атаки Афины попросту будут расстреляны из космоса или захвачены высадившимся десантом. Однако по этому поводу командор не беспокоился - значит судьба.

Более актуальной для Лазарева представлялась угроза со стороны маргинальных элементов: космических пиратов, мародеров и всякого рода бандитов - которые буйной порослью распускаются в кризисные эпохи, каковой, несомненно, являлись Великие Гражданские Войны.

Как командор он обеспечивал порядок на станции и отвечал за безопасность ее обитателей. Поэтому даже сквозившая в голосе Старого Ника ирония по поводу маниакальной подозрительности не могла вывести Лазарева из равновесия.

– На шаттле находятся шесть биологических форм разумной жизни, - педантично доложил Старый Ник.

– Добро.

– В данный момент двое находятся вне пределов шаттла.

– Добро, - командор задумчиво погладил окладистую бороду. - Попроси Ивана заглянуть ко мне, но пока не говори, в чем дело.

– Да, командор.

Иван совершал уже давно ставшую традиционной пробежку. Получив сообщение командора, он кивнул и, не сбавляя скорости, изменил направление бега. День обещал много полезной информации.

– Доброе утро, Павел П'етрович! У Вас что-нибудь для меня есть?

Командор кивнул:

– Входите, Иван. Прибыл шаттл из Федерации Футарка. Тяжелого оружия на нем, по предварительным сведениям, нет. Если понадобятся технические характеристики, они у Ника. На нем шесть человек. По крайней мере, двое из них - мужчины, и они вооружены. Ник, выведи, пожалуйста, их фотографии на экран.

Зависла непродолжительная пауза.

– Ник!

– Да, командор, - голос Старого Ника звучал несколько неуверенно.

Иван внимательно всмотрелся в изображении, стремясь, видимо, запомнить их на всю оставшуюся жизнь.

– Никогда раньше с ними не сталкивался, - пожал он плечами, - но теперь не забуду. Установить стандартное наблюдение?

Командор кивнул. Он не ощущал радости от того, что приходилось обращаться за помощью к Ивану, однако выбора у него не было. О прибывших на шаттле следовало выяснить как можно больше, а Ивана это должно хорошо получиться. Оставалось молится Тору, чтобы если, не дай Громовержец, это окажутся пираты, Иван не продал бы им станцию оптом, а ее обитателей в розницу. Но помешать этому командор никак не мог, поэтому предпочитал использовать Ивана, также как тот использовал всех остальных.

Иван остановился и прислушался. Шаги раздавались совсем рядом и явно приближались к нему. Он был в Пирее; и уже здесь начинались подсобные помещения космопорта, где нетрудно было спрятаться. Иван нырнул в ближайший закоулок и весь обратился в слух.

Спорили двое. Но не оживленно, а с какой-то остервенелой, плохо затаенной ненавистью, которая вот-вот вырвется наружу. Уголки губ Ивана изогнулись в довольной гримасе: разногласия в стане врага всегда на пользу. В том, что это враги сомнений не было - Иван считал врагами всех, кто не успел доказать обратное, да и многих из тех, кто, казалось бы, уже это доказал.

Лишь один раз Иван рискнул осторожно выглянуть. Это были не те, чьи фотографии он недавно видел, и раньше он с ними также не сталкивался. Хотя один из них, он мог в этом поклясться, так или иначе связан с Арийским Рейхом, где Иван провел столько памятных лет. Да, хорошие были годы, жаль только отношения не сложились, да и недостаточная чистота происхождения подвела!

Когда шаги смолкли вдали, Иван серьезно задумался. Сущность спора не представляла для него ни малейшего интереса: отвлеченные рассуждения по поводу жестокости в бою и после боя - хотя он полностью соглашался с золотоволосым арийцем, всех их, да чтоб потом мало не показалось! Однако теперь относительно планов прибывших на шаттле не оставалось никаких сомнений. Захватить станцию, а людей уничтожить. Вполне естественные действия для пиратов.

Иван всегда норовил влезать в чужие дела, а тут и сам ход событий не позволял ему оставаться нейтральным. Следовало тщательно взвесить перспективы сотрудничества с каждой из сторон и выработать соответствующую обстоятельствам линию собственного поведения.

Эйлин бесцельно бродила по станции. Она не думала ни о чем, просто петляла по коридорам. Она стремилась хоть ненадолго вырваться из такого милого, но так быстро ставшего ей тесным мирка. Лаура - Лиз, Галла - Брайан, еще этот Велимир. Убийца. Однако сейчас даже это ее не особенно волновало. Ей было абсолютно все равно. Она ничего не чувствовала, ведь никто не знает, что чувствуют андроиды, когда устают от людей.

– Привет, спешишь куда-то?

Эйлин и не заметила, как из-за угла вынырнул Иван. Еще один убийца, наверное.

– Добрый день, - отрешенно поздоровалась она.

– Или просто гуляешь?

– Просто…

Односложные ответы давали понять, вежливо, но твердо, что она не расположена к беседе. Однако Иван не собирался отставать.

– Я вот тут знаешь, на досуге поразмыслил, здесь не так уж много развлечений, ты меня понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– Я вот о чем, ведь есть множество способов вдвоем хорошо провести время.

Взгляд, который Иван бросил на нее, был столь откровенным, что сразу становилось ясно, какой из многочисленных способов интересного времяпрепровождения он предпочитает.

– Спасибо, мне это не интересно, - Эйлин продолжала идти столь же неторопливо, как и раньше.

– От такого предложения еще никто не отказывался! - Иван плавно скользнул вперед и преградил ей дорогу, его правая рука тяжело легла ей на плечо, в то время как левая обвилась вокруг талии.

Она ловко вывернулась из его объятий. Обычно в таких случаях она улыбалась, да, конечно, конечно, разумеется, но к сожалению не сейчас, вот как-нибудь в другой раз, ах, как жаль, но ведь как раз сегодня, в это самое время, так что, ну вот никак… но сейчас ей надоело играть по правилам.

– Я же сказала, спасибо, мне это не интересно! - в ее голосе не было ни злости, ни раздражения, одно безразличие, но именно это окончательно вывело Ивана из себя.

Через мгновение он навалился на нее, прижав всем своим весом к холодному металлу стены.

– Ты, кажется, меня не поняла, - его дыхание участилось, пальцы больно вонзились в тонкую ткань ее одежды, чтобы в следующий момент разорвать…

– Эйлин? Ты здесь? А мы с Велимиром тебя везде ищем!

Эйлин покинула шаттл сразу после посадки. Еще до того как первые пираты отправились на разведку, она выскользнула наружу одной ей ведомыми путями. Ей было все равно куда идти, все равно что делать. Она шла прочь от шаттла, от пиратов, от очередной жизни, которая осталась в прошлом. Станция и ее обитатели не интересовали Эйлин. У нее больше не было цели, впереди - лишь вечность и уходящая в неизвестность череда коридоров.

Она не знала, как далеко она ушла. Просто сделав очередной шаг, она села, обхватила колени руками и погрузилась в понятный только ей одной мир.

Эйлин и Велимир шли молча. Говорить было не о чем. Брайан попросил Велимира отвести ее к Галле, и она не возражала. Велимир думал о Галле и чуть-чуть о Лауре. На лице Эйлин застыла отрешенная улыбка.

Когда Эйлин скрылась за поворотом Брайан неторопливо повернулся к Ивану, который как ни в чем ни бывало подпирал переборку. Брайана он не боялся. Подумаешь, велика важность! Тоже мне, папаша выискался!

Брайан смотрел Ивану прямо в глаза, поэтому и среагировал первым. Оружие Ивана осталось на месте, и он осторожно разжал пальцы - в следующее мгновение тысячи игл были готовы взорвать его голову.

– Если подобное повторится, - Брайан старался говорить как можно спокойнее, но ему с трудом удавалось держать себя в руках, - я тебя убью. И тогда тебе уже ничто не поможет! Даже то, что ты спас мою дочь.

Иван немного пришел в себя только после часа пробежек. Впервые с прибытия на станцию шаттла он почувствовал сожаление, что не присоединился к Клайду. По крайней мере тогда этот бы так не вооброжал! Можно было бы забрать шаттл и… Еще через час ему уже надоели несбыточные мечтания и составление изощреннейших планов мести. Лишь Эйлин никак не шла у него из головы. Самое удивительное заключалось в том, что она ему действительно нравилась.

От идеи совершить очередное предательство Иван отказался, когда увидел Клайда. Раньше они не встречались, но это было не обязательно. Мертвый Клинок - тот кто хоть раз имел с ними дело, ошибиться не мог. Это в корне меняло ситуацию. Какие-либо переговоры, торги, компромиссы становились бессмысленными. Вопрос теперь стоял, кто кого.

Лазарев выслушал доклад Ивана молча, не перебивая. Лишь пару раз как бы невзначай погладил бороду.

Нервничает, пронеслось в голове у Ивана. И не он один.

– Ник!

– Да, командор?

– Дай местонахождение тех, кто прибыл на шаттле.

– Два человека находятся на шаттле, остальные - на станции, - после непродолжительной паузы отозвался Старый Ник.

– Уточни координаты тех, кто покинул шаттл.

На этот раз молчание оказалось гораздо более длительным.

– Ник!

– Извините, командор, - Старый Ник медленно подбирал слова, словно каждое отзывалось в нем невыразимой болью. - Неполадки в системе не превышают критически допустимого уровня.

– Спасибо, Ник, - мягко произнес командор. - Ты нам очень помог.

Иван выругался. Со времени посадки шаттла прошло уже десять часов, и с каждой минутой ситуация становилась все сложнее. Рейнджер еще не вернулся из очередной экспедиции, теперь и компьютер объявил забастовку. Ко всему прочему еще никак не удавалось связаться с Билли - в бою от него помощи ждать не приходилось, однако лишь он один имел доступ к информации, которую компьютер отказывался выдавать.

– Добро. Иван, значит только мы. Оружие имеется?

Оружие у Ивана было, и командор это знал. Однако борьба предстояла нешуточная.

– Ник, проведи Ивана в первый арсенал, пусть он выберет по своему усмотрению.

– Да, командор.

В первом арсенале хранилось легкое оружие: иглолучевики, ручные лазеры, короткоствольные бластеры - ничего такого, что бы сделало самого Ивана опасным для станции. Кроме того, использовать более сильные средства не стоило еще по одной причине - нарушение хрупкого равновесия жизни станции могло привести к разгерметизации.

Вольф все еще ныл по поводу сломанной Велимиром руки, и был по-прежнему невыносим. Клайд с тоской смотрел на свою команду - и вот с таким материалом ему приходится работать! Больше всех проблем создавал Вольф - на Розаса он уже давно смотрел волком, Маче его попросту боялся. Клайд бы давно пристрелил Вольфа и выбросил в открытый космос, но их и так осталось слишком мало.

– Маче, ты останешься в шаттле, и что бы ни случилось - ты не должен покидать его ни на минуту. Велимир, Вольф - будете вести наружное наблюдение, а заодно зачистите космопорт и прилегающие районы. Розас, пойдешь со мной. Вопросов нет!

Иван рассчитал все правильно. Мертвый Клинок и еще один пират направлялись к Центру Управления станцией. С помощью разветвленной системы коридоров и переходов, Иван неотступно следовал за ними, оставаясь вне поля зрения пиратов. Теперь следовало дождаться, когда они окажутся подальше от космопорта, чтобы остальные не пришли на помощь.

То-то им будет сюрприз, когда выяснится, что Центр Управления уже сколько лет отключен! Правда если все пойдет успешно, они туда не доберутся. Точно не доберутся, иначе и быть не может.

Первым выстрелом Иван рассчитывал убрать Клайда. Мертвый Клинок представлял главную угрозу, поэтому начать следовало с него. Клайд почувствовал опасность и бросился на пол за секунду до того как Иван выстрелил. Заряд бластера врезался в переборку в том месте, где за мгновение до этого находился Клайд. Розас уже выхватил оружие, но еще не успел понять, откуда стреляют. Второй выстрел Ивана положил конец его сомнениям.

Прежде чем Иван успел выстрелить в третий раз, он почувствовал обжигающую боль в правом боку. Последнее, что он запомнил, перед тем как потерять сознание, был не знающий сомнения взгляд, взгляд Мертвого Клинка.

Когда Иван очнулся, его первой мыслью было, что он попал в рай. Странно, даже если бы он верил в сверхъестественную чепуху, то местечко для него должны зарезервировать в гораздо более теплом климате.

Рядом с ним сидела прекрасная незнакомка. Ее ласковые прикосновения уносили боль далеко-далеко. Где бы он ни находился, это место определенно было не на станции.

– Нет, Иван, это даже не Вальгалла, - послышался неожиданно мягкий голос командора, который словно прочитал его мысли. - Хотя доблестные воины, павшие во время битва попадают именно туда. Но, слава Тору, рана не слишком серьезна.

– Павел Петрович, - ее голос оказался глубоким и мелодичным, - 'Иван ранен, и ему нужен отдых.

– Я - в полном - порядке, - медленно выговорил Иван; даже простейшие слова давались ему с трудом.

– Конечно, Вы в полном порядке, Вам надо лишь немного отдохнуть, - на этот раз незнакомка обращалась непосредственно к Ивану. - Выпейте это. Все хорошо, я останусь с Вами.

Иван не хотел ничего пить, вместо этого он попытался повторить, что он действительно в полном порядке, но сопротивляться оказалось выше его сил. После нескольких глотков его веки стали необычно тяжелыми, а ноющая боль отступила далеко-далеко.

Осторожно, чтобы не потревожить заснувшую у него на руках Лиз, командор повернулся к Галле:

– Вы очень вовремя. Спасибо.

– Благодарить надо Рейни, - ее улыбка осветила каюту командора.

– Наверное, да. Но не только. Ивана вытащил Брайан. А Вам, отдельное спасибо.

– Он скоро поправится, только, пожалуйста, будьте с ним помягче, - Галла аккуратно изменила тему разговора.

– Иван молодец, - вместо ответа сказал командор. - Теперь одним пиратом меньше. Уверен, Рейни и Брайан справятся.

Рейнджеру пришло на память одно древнее проклятие: "Что б ты жил в интересные времена!" Действительно, куда уж интереснее. Даже на Элладе в покое не оставят. Он вернулся из сгоревшей Свободы на пятнадцатый час пребывания на станции незваных гостей. Счет шел на часы.

Меньше всего рейнджеру нравилось поведение Старого Ника. Ну Билли доэкспериментировался! И самого его не найдешь. Конечно, забота о всех без исключения обитателях станции дело доброе, но надо же знать меру! Наверное, с точки зрения Старого Ника прибывшие на станцию люди никак не выказывали своих враждебных намерений. В любом случае, в начавшемся противоборстве он решил не становиться ни на чью сторону - все легче, чем разбираться, за кого правда.

Хорошо еще Иван попросил Старого Ника сообщать командору его координаты. Теперь Брайан сможет оказать ему огневую поддержку, если они друг друга по ошибке не перестреляют. Рейнджер же решил нанести удар в самое сердце врага.

Подходы к космопорту охраняли двое. Рейнджер чуть не поддался искушению, но все-таки решил следовать первоначальному плану: проникнуть на шаттл и устроить там засаду, отрезав пиратам все пути к отступлению. А что это были пираты, он лишний раз убедился, пару минут послушав их разговор. Верить Ивану можно, но с известными оговорками - и на этот раз он не обманул командора.

Проникнуть на шаттл оказалось до удивления просто. Неужели все пираты его покинули? Только рейнджер об этом подумал, как совсем рядом послышался шум. Что-то тяжелое свалилось на пол, кто-то выругался. Интересно, сколько здесь осталось человек? Рейнджер не убивал без особой необходимости, но сейчас риск был слишком велик.

Маче умер мгновенно. Он даже не успел понять, что происходит, когда тысячи безжалостных игл вонзились прямо в сердце.

Беглый осмотр показал, в шаттле других пиратов не было. Однако ждать пришлось недолго. Один из тех двоих, чей разговор он совсем недавно слышал. Убедившись, что следом за ним никто не появится, рейнджер как призрак оказался за спиной у пирата.

– Брось оружие!

Послышался лязг металла о металл - лучевик упал на пол.

– Девочка жива, я спрятал ее в моей каюте, в кладовке - стенном шкафу, но она жива, - казалось, его единственным желанием было успеть сказать самое важное перед смертью, но рейнджер не торопился стрелять.

Он понял не так уж много, но достаточно, для того чтобы начала вырисовываться общая картина.

– Веди меня туда, - услышав эти слова, Велимир почувствовал, что получил шанс начать новую жизнь.

– Вольф, там, снаружи, он мертв, мы поспорили, снова, он хотел меня убить, но я оказался быстрее. Тогда я решил улететь. Взять девочку, и улететь, - он запнулся на полуслове, когда он проходили мимо кают-компании.

– Этот тоже мертв, - рейнджер отрешено констатировал очевидное. Итак, если услышанное правда, из пятерых пиратов двое мертвы, один взят в плен. Теперь все зависит от того, как обстоят дела у Ивана и Брайана.

– Все хорошо, теперь ты свободна, - Велимир осторожно, словно опасаясь причинить ей вред, обнял Лауру.

Чуткие пальцы коснулись его лица.

– Спасибо.

Эйлин и Велимир шли молча. В двух словах он обрисовал ситуацию Галле. Она ничего не ответила, лишь крепко прижала Эйлин к сердцу, но ее глаза светились благодарностью. Или это ему только показалось?

Из соседней комнаты вышла Лаура. Улыбнулась. Чуткие пальцы коснулись его лица.

– Спасибо.

X. Соль ее слез

Командор еще мимоходом успел подумать, что не в обычаях постмастера нарушать график. Пусть даже почтовые рейсы уже давно никому не нужны. Или почти никому.

Сигнал зуммера вывел командора из состояния молчаливой задумчивости, в котором он проводил б'ольшую часть времени. Значит, действительно произошло что-то важное, пронеслось в голове у Лазарева. По пустякам Старый Ник не стал бы его беспокоить.

– Сообщение от постмастера. Он просит разрешения на посадку.

– Добро!

– И вот еще что, командор. У него в трюме одноместный разведчик. Судя по опознавательным знакам корабль принадлежит Федерации Футарка.

Это уже действительно становилось интересным.

– Есть кто живой на борту?

Последовала минутная пауза, в течение которой Старый Ник связывался с кораблем постмастера.

– Нет, командор.

– Добро, - задумчиво протянул Павел Петрович, - введи Брайана в курс дела, и пусть он зайдет ко мне.

– Что-нибудь случилось? - Галла уже давно не видела сияющих глаз Брайана. Она почувствовала легкое беспокойство. Ох уж эти приключения!

Брайан поспешил ее успокоить:

– Постмастер. У него еще подбитый разведчик. Вроде как из Федерации Футарка.

Услышав название Федерации, Эйлин насторожилась. В Федерации на особо опасные задания людей обычно не посылали, и почему-то она была уверена, что это именно тот случай. В то же мгновение Эйлин знала - на борту она будет первой.

Разведчик действительно принадлежал Федерации Футарка. Ошибиться было невозможно - руна Феу, руна владения, высеченная на борту корабля, словно магнит приковывала взгляд.

Разведчик казался крохотным на фоне громады почтового корабля. Благодаря иррациональному обыкновению людей посылать друг другу различные вещи, от которых вряд ли было возможно избавиться другим способом, трюм корабля был достаточно велик, чтобы туда мог поместиться разведчик. И скорее всего не один.

Постмастер уже успел выгрузить обломки разведчика. Роботы, являвшиеся лишь механическими придатками к искусственному интеллекту почтового корабля, или, как его все называли, постмастера, вернулись на корабль.

Сквозь дыру в обшивке она попала внутрь. Там было тесно, если не сказать больше. Двигатель и кабина пилота. Больше ничего. С первого взгляда даже непрофессионалу было ясно: летать он больше не сможет. Судя по характеру повреждений, разведчик выдержал неравный бой. Пилот сражался до конца, хотя скорее всего прекрасно понимал, что его ждет.

Он был в рубке. Ему снесло полголовы, а острый угол панели управления пробил грудь. Он не дышал, и лишь в глазах продолжала светиться крохотная искорка жизни.

Она подошла ближе. Свет ангара проникал в корабль сквозь пробитый корпус. Органический пластик отсвечивал синим, на полу виднелись бурые пятна засохшей искусственной крови, смешавшейся с аккумуляторной жидкостью. Из рваной раны на голове проглядывал процессор, заключенный в титановую скорлупу. Б'ольшая часть контактов была оборвана.

Андроид! Такой же как она.

Эйлин случайно встретилась с ним взглядом. Наверное ему было больно, хотя они не должны чувствовать боль. И очень не хотелось умирать. Все еще больно! По всей видимости, умирал он уже не первую неделю. И его агония растянется еще не на один месяц.

Она знала, что он не выживет. При таких повреждениях никто не сможет ему помочь. Он обречен. На мгновение она задумалась. Лишь на мгновение, так как она чувствовала - к разведчику кто-то идет. Затем отстегнула от пояса лазер, который незаметно взяла со склада.

– Прости, брат, - негромко сказала она, пытаясь скрыть неизвестно откуда взявшуюся тоску.

Она еще раз встретилась с ним взглядом и тут же отвела глаза. В его взгляде читалось понимание.

Это же неправильно. Неправильно!

Шаги были уже близко. Автоматически она отметила несколько суетливую поступь Брайана, шаги второго она никогда прежде не слышала.

Должен же быть выход!

Мешкать было некогда. Не совсем понимая зачем она это делает, Эйлин сжала левую руку в кулак, оставив свободным лишь мизинец. Расслабила его. Двумя пальцами правой схватила за кончик ногтя и со всей силы рванула на себя.

Ее руки почему-то стали красными и липкими.

Она поднесла искалеченный палец с обнаженным разъемом, прямо к маленькой титановой коробочке в голове у пилота. Где-то там должен быть точно такой же. Прикусив губу исследовала она исследовала титановую поверхность миллиметр за миллиметром. Контакт!

На мгновение их сознания соединились. "Зря ты все это затеяла", - почувствовала она его мысль. Но теперь было уже поздно останавливаться.

Она сделала копию и прервала контакт.

Лазерный луч прорезал тишину. Голова пилота превратилась в непонятное месиво. Теперь все равно. Даже если его кто-то увидит. Даже если кто-нибудь поймет, кем он был на самом деле.

Так же автоматически, как она нажала на спуск, Эйлин покинула рубку. Она только успела нырнуть в двигательный отсек, как мимо нее протиснулись командор и Брайан.

Выбравшись наружу, она тяжело прислонилась к холоду почтового корабля. Она была не одна. Он был с ней. Пилот разведчика. И не хотел уходить. Она лишь успела почувствовать, что проигрывает в борьбе за собственное тело, как все уже кончилось.

"Извини, - услышала она мягкую поступь чьих-то мыслей, - я с трудом могу сдерживать себя. Зря все-таки ты это затеяла, но, знаешь, спасибо тебе за все. Я ухожу, но у меня кое-что для тебя есть".

И прежде чем его сознание сжалось в микроскопическую искорку, которую она бережно положила на дальнюю полочку своей памяти, она увидела бесконечные звезды, она познала холодное одиночество космоса, она ощутила ласковую тяжесть перегрузок, которые не в может выдержать ни один человек, она почувствовала скорость, о которой боялась даже мечтать.

Она снова была одна. Но теперь все, что ей передал пилот, имя которого она так и не узнала, стало частью ее, вошло в ее память, словно она действительно пережила это. И она действительно это пережила.

Эйлин устало направилась к себе.

Что же она сделала? Она думала о том, кого убила и спасла одновременно. Была ли она права? Она не знала, но по-другому поступить просто не могла. Лазерный луч. Другого выхода у нее не было; но и этот она не могла принять.

Он умер, но часть его осталась. Пускай эта искорка сейчас дремлет, сохраненная где-то далеко-далеко, и так близко. Быть может, однажды, он снова сможет вернуться к жизни. Получит новое тело. Если повезет. Нет, ему обязательно повезет! Не важно как скоро это будет. Ведь время - величина переменная.

По крайней мере лучше, чем отправлять его в Центр - у Эйлин действительно промелькнула сумасшедшая идея послать его крупногабаритным грузом через постмастера - ведь он мог дойти. Но риск, что технология попадет в руки врага был слишком велик. И кроме того, Центр был далеко, и она привыкла на него не рассчитывать.

Да, андроиды тоже умирают. Даже андроиды умирают! Им не бывает больно. Просто страшно. Мир вокруг как будто сходит с ума. Искаженные сигналы порождают казалось бы невозможные импульсы, фантазия и воспоминания слитые воедино становятся ужасающей реальностью. Единственной реальностью. Галлюцинация сменяется галлюцинацией - и так, пока не вытечет аккумулятор или не откажет процессор.

Эйлин знала, как это бывает. Ей никогда не забыть бесстрашное лицо с холодными глазами и луч лазера, впивающийся в ее плоть. Нет, ей не было больно. Только страшно.

В тот раз ее спасли. Через полгода. Полгода агонии…

Она не могла допустить повторения того, через что ей пришлось пройти. Любой ценой. И не важно, насколько велик риск. То, что она сейчас сделала было ее маленьким бунтом - а таким ли уж маленьким? - бунтом против ее создателей, бунтом против несправедливости этого мира.

И в своем бунте Эйлин не была одинока. Неизвестный пилот, которого она убила, оказался на ее стороне. Ведь могло быть и по-другому. Она сама не знала, когда поняла это, но почему-то ей не было страшно. Ведь сейчас ее тело могло принадлежать совсем не ей.

Лазарев застыл в своем полукресле. Услышанное ему совсем не нравилось. Следовало немедленно принимать меры.

Командор поморщился, мимоходом вспомнив предупредительность Старого Ника. Разумеется, Старый Ник не имел в виду ничего плохого, даже наоборот. Но вот пройтись по станции до Пирея и обратно он может и сам. Другое дело Брайан. Все понял правильно. Почетный эскорт, не более того.

Мда-а. С пилотом разведчика все обстояло гораздо интереснее. Командору не надо было видеть, чтобы понять - он не был человеком. За годы совместной службы Лазарев прекрасно узнал маленькие хитрости Федерации. К сожалению, даже ускорение, от которого у людей кости стираются в порошок, не спасло пилота. Однако кое-что во всем этом смущало командора…

Но сейчас речь о другом. Маленький диск, который доставил пилот, был гораздо важнее, от него зависело множество жизней, если правильно распорядиться содержащейся на нем информацией. Командор не знал, кому в действительности предназначался диск, но это ничего не меняло.

– Ник!

– Да, командор.

– Пожалуйста, пригласи ко мне Энджи.

– Разумеется, командор, - Старый Ник понял, что от этого приглашения Энджи не должен отказаться.

Командор еще раз вспомнил безымянного пилота. Эх, ему б таких людей! По крайней мере Лазарев мог похоронить его согласно обычаям космофлота. Постмастер развеет прах в открытый космос. Больше его никто не потревожит. И пусть все думают, что он был человеком. Ведь он им и был.

Метеоролог был уверен, что своим невидящим взглядом командор успел просверлить в нем дырку. Но уйти, а тем более ослушаться, он не смел. Ему оставалось лишь робко возражать.

– Но…

– Никаких но. Брайан доставит Вас на пост номер девять, где установите этот передатчик. Для Вас же лучше, если Вы знаете, как с ним обращаться.

– Да, но… - Энджи замолчал. Конечно, как обращаться с подобным оборудованием он прекрасно знал, а так же и то, что часть постов автоматизированного наблюдения за атмосферой были предназначены вовсе не для наблюдения за атмосферой. Тем не менее он вовсе не горел желанием навестить одну из своих горячо любимых станций. Лететь на флаере… брр!

Метеоролог решил попробовать в последний раз:

– Пусть лучше Рейни… - Энджи все время забывал, что рейнджер покинул станцию. Вот теперь и разбирайся.

Жестокая улыбка на лице командора не предвещала ничего хорошего.

– Вы сделаете так, как я сказал, - за медовой мягкостью голоса скрывались железные струны старого звездного волка, - Если не хотите попасть под военный трибунал. Знаете, а я почему-то догадываюсь, каким будет приговор.

Энджи испуганно всхлипнул и с шумом втянул воздух.

– Свободны! - выплюнул командор, как будто бы имел дело с провинившимся матросом. В общем-то, так оно и было.

– Эйлин! - в голосе Брайана слышалась мальчишеская радость.

– Аушки?

– Я сейчас лечу на север. Маленькая прогулка на флаере. Хочешь со мной?

– Конечно хочу!

– Не забудь про скафандр.

Галла улыбнулась.

– Только смотрите, поосторожнее там!

Хорошая девочка. Галла улыбнулась, нежно поцеловав вначале Эйлин, а затем Брайана. Галла всегда хотела иметь много детей. Ее мечта, можно сказать, сбылась. Теперь у нее была не одна дочка, а целых три, хотя по возрасту и жизненному опыту Эйлин была скорее ей как младшая сестра.

Неизвестно как о предстоящей "прогулке", как выразился Брайан, прознал Иван. И напросился. Бурную радость, однако, никто выражать не стремился.

Полет на флаере занял два часа. Внизу простирались бесконечные горные вершины, блеск фиолетового снега резал глаза. Эйлин сидела, прижавшись к стеклу, не в силах отвести взгляд от этой красоты. Даже в вороньем гнезде ей не было так хорошо.

Иван тоже смотрел вниз, запоминая, оценивая, что-то выискивая.

Брайан был поглощен дорогой. В технике он разбирался неплохо, и быстро освоился с этой моделью. Но все равно расслабляться не следовало.

И лишь Энджи всю дорогу сидел с закрытыми глазами и еле слышно бормотал какую-то молитву.

Брайан виртуозно посадил флаер на ровную площадку, которую он обнаружил в окрестностях автоматизированного поста. Местность была неровная, сплошные нагромождения скалистых обломков, поэтому заключительную часть пути надо было пройти пешком.

Брайан разрывался между необходимостью остаться у флаера и убедиться, что Энджи не заблудится. Поэтому он облегченно улыбнулся, когда Иван решил решил составить компанию метеорологу. Эйлин также не терпелось размяться. Брайан неуверенным взглядом охватил разношерстную компанию, как бы спрашивая, не будет ли проблем? Эйлин обнадеживающе улыбнулась - все будет в порядке.

Лишний раз проверив герметичность скафандров и уровень кислорода в баллоне, Энджи, Иван и Эйлин бодро зашагали к своей цели. Когда никто не видел, Эйлин завинтила свой баллон, чтобы не расходовать зря. Мало ли, может понадобиться.

Иван ступал бесшумно и осторожно, словно на каждом шагу его поджидала опасность. Время от времени он сверялся с компасом, как бы удостоверяясь, что они идут в нужном направлении. Энджи двигался несколько суетливо - наконец-то под ногами твердая земля, но скорее бы все это осталось позади! Эйлин еле сдерживалась, чтобы не пуститься в припрыжку.

Шли молча. Разговор не ладился, да и говорить им было, в сущности, не о чем. Через полчаса они были на месте.

– Пришли? - звонко спросила Эйлин, махнув в сторону замысловатой конструкции, которая метра на два возвышалась над окружающей местностью.

В ответ Энджи пробурчал по радио что-то невнятное, в крайнем случае это могло сойти за согласие. Иван хотел было заглянуть внутрь вслед за Энджи, но тот начал яростно возражать. Иван было заспорил, но затем уступил.

Назад возвращались так же молча, лишь Энджи время от времени выдавал яростную тираду, не обращенную, правда, ни к кому конкретно.

В конце концов Иван не выдержал.

– Эйлин, солнышко, - это слово в его устах звучало почти как ругательство, - выключи на пару минут свои динамики.

Хотя это было против всех правил, Эйлин как и положено скромной и послушной девочке отключила динамики.

Общий смысл слов Ивана понять было несложно. Вполне доступным языком он объяснил Энджи, почему не следует выплескивать свое плохое настроение на окружающих.

Эйлин еще улыбнулась - мол мужские дела, отвернулась и скромно отошла в сторонку. Поэтому она не сразу поняла, когда что-то произошло.

Высокая фигура в скафандре валялась словно поломанная игрушка. Иван! Она бросилась к нему, и только потом заметила, что у его баллона сбит вентиль. Воздух почти весь вышел.

И вокруг - ни души. Она остановилась в полушаге от него. И смотрела. Пытаясь решить для себя, что же ей делать. Времени на раздумье не было. Еще несколько минут - и выбор будет сделан, сделан за нее. И она уже ничего не сможет изменить.

Ведь так легко ничего не делать. Не надо никуда бежать, суетиться. Всего несколько минут. И никто ничего не узнает. Никто не упрекнет.

Притворяться обычной до конца. Ведь кто он? Чужак. Никто. Она ему ничего не должна.

Посиневшие губы жадно хватали воздух… и не находили.

Она помедлила еще одно мгновенье и сняла баллон. И ведь все так хорошо начиналось. И надо же. Ради чего? Ради кого?

Она поменяла баллон Ивана на свой. Сквозь стекло было видно, как он начал дышать.

Ногой она тупо толкнула испорченный баллон. Можно было, конечно, поставить его себе, что-то выдумать. Но это лишнее. Все и так ясно.

Она ничего не чувствовала, ни злости, ни презрения, даже к Энджи. Только усталость. Как будто бы груз всех прожитых лет неожиданно навалился на нее.

Она обвила руку Ивана вокруг своей шеи и приподняла его. Затем медленно двинулась по направлению к флаеру, не замечая, как подошвы его скафандра цепляются за каждый камень.

Брайан понял, что случилось худшее, когда к флаеру задыхаясь подбежал Энджи и забился внутрь. Он ничего не говорил, лишь жалобно скулил. Брайан не поленился и выволок метеоролога наружу, запер флаер и бросился на помощь.

Эйлин сосредоточенно, шаг за шагом продвигалась вперед. Шаг. Теперь другой. Еще один. И еще. В этом движении заключалась вся ее вселенная.

Она не заметила, как подбежал Брайан и перехватил обмякшее тело Ивана. Она продолжала идти вперед и также спокойно ждала, пока он поймет.

Брайан легонько коснулся ее плеча. Она подняла глаза и только сейчас увидела, что он что-то кричит. Она пожала плечами и включила динамики.

– Я в порядке, - бесцветным голосом сообщила она.

Всю дорогу до флаера и во время полета Брайан говорил, говорил, говорил. Эйлин не слушала его. А он наверное и не ждал ответа. Иван тяжело дышал. Главное, что дышал. Энджи свернулся в калачик и глухо поскуливал.

Когда они прилетели на станцию, Иван уже пришел в себя, поэтому помощь надо было оказывать только Энджи. Вопросов никто не задавал. Брайан мельком упомянул несчастный случай. Это объяснение, казалось, удовлетворило всех.

На станции Эйлин поспешила убраться с глаз долой. Кто-то бесцеремонно схватил ее за руку. Она обернулась. Иван.

– Ну, - слова подбирались с трудом, - В общем, спасибо. За все. Я уж не знаю, что ты сделала, и не буду пытаться узнать.

Эйлин почувствовала, что в этих словах заключается высшая благодарность Ивана.

– Ты спасла мне жизнь, остальное не важно. В прошлом, у нас, ну, сама понимаешь…

Эйлин кивнула.

– Ну так вот, извини. Больше это не повториться. Если кто к тебе, ты только скажи. Хорошо?

– Хорошо, - она улыбнулась. Специально для него. - Тебе сейчас надо отдохнуть.

Он сосредоточенно кивнул:

– Как скажешь. Ладно, давай, - он немного помедлил, затем произнес: - Ты, ты не как все. Ты, настоящая…

Пошатываясь он направился к себе.

Она стояла не двигаясь. Его последние слова все еще отдавались у нее в голове. Настоящая.

Они увлеченно перебрасывались большим плюшевым медведем, когда дверь приоткрылась. На пороге стоял Брайан. Эйлин поняла, что это конец.

– Поиграйте без меня. Щасвернус! - она улыбнулась Лиз, взъерошила челку Лауре и вышла.

Она молча шла за Брайаном. Не спрашивая куда. Ей было все равно. Они спустились на пару уровней. Казалось, Брайан искал место, где он чувствовал бы себя более уверенно.

Неожиданно он развернулся. Они стояли прямо посереди коридора. Один на один.

– Ну? - Брайан все вложил в это слово. Он требовал объяснений.

Эйлин безразлично пожала плечами. Он был к этому готов. Откуда-то появился медицинский сканер. Она как-то отстранено отметила, что лицо в этот момент у него стало беззащитным и глупым.

Хотелось взорваться, вспыхнуть, крикнуть: "Ну как, получил? Да, это все я!" Но она лишь развернулась и молча пошла. Прочь. Он не пытался ее остановить. Видно до самого конца надеялся, что найдется какое-нибудь другое объяснение. Какое - не важно. Другое. Но его не было.

Когда Брайан скрылся за поворотом, она перестала себя сдерживать. Она сохранила лицо; большего от человека нельзя требовать. Она бежала по бесконечным коридорам станции, бежала не разбирая дороги. Она всхлипывала прямо на ходу, пускай! пускай слышат если хотят.

Она молча сидела в уголочке размазывая соленые слезы по грязному лицу. Затем обхватила руками колени и уткнулась в них лицом. Она плакала молча, и лишь рыдания время от времени сотрясали ее тело.

Она не знала, сколько прошло времени. Слезы кончились, осталось лишь громкое сопенье и невидящий взгляд. Она не сопротивлялась, когда чьи-то добрые теплые руки обняли ее и куда-то повели. Ее слезы теперь падали в чьи-то горячие объятия.

Она наконец-таки решилась поднять голову. На нее смотрели умные и добрые глаза Галлы.

– Все хорошо, моя девочка, все хорошо, моя маленькая девочка. Я не дам тебя в обиду, все будет хорошо.

И она поверила. Ей очень хотелось верить. Вместо ответа Эйлин лишь крепко-крепко обняла Галлу. Ей было действительно хорошо.

Эйлин открыла глаза. Она была одна. Из соседней комнаты раздавался яростный шепот. Решив, что Эйлин заснула, Галла, вероятно, выскользнула ненадолго.

– До чего ты довел бедную девочку?

– Но ты не понимаешь!

– Что я должна понимать?

– Она, она не такая… - Брайан замялся, но вместо ожидаемой поддержки увидел лишь холодной взгляд. - Она не человек!

Он замолчал словно испугавшись своих слов. Он ведь не хотел никому говорить, даже Галле, и вот!

– Это все?

Брайан открыл было рот, но неожиданно осознал, что больше ему нечего сказать.

– В общем так, мистер Брайан, - голос Галлы стал строгим и отстраненным. - Быть может я всего лишь глупая женщина, и многого мне не понять. Я знаю одно - она ребенок, маленькая девочка. И если Вы мистер Брайан, равно как кто-либо другой, посмеете обидеть ее или двух других моих дочерей, Вам не поздоровится. Все остальное меня не касается. Понятно?

– Все будет хорошо, доченька, - повторяла она, после того как Брайан ушел, нежно поглаживая Эйлин по голове. - Ты со мной. Все хорошо.

– Значит, я был прав. И что это меняет? - командор чуть подался вперед, и лишь костяшки его пальцев побелели. Интуиция не подвела его, там, на корабле-разведчике. Значит, Эйлин.

Брайан говорил, говорил, говорил…

– Это все?

Брайан в изнеможении прислонился к переборке.

– Добро. Она больше человек, чем кто-либо из нас. Как только Энджи придет в себя, я решу, как с ним поступить. Мне все равно, что там произошло у них с Иваном, но за трусость и предательство он ответит сполна. Вы же думайте сами. Если не можете с этим жить, на станции никого насильно не держат. Если же захотите остаться, то измените свою точку зрения. Свободны.

– Ив, знаешь…

Брайан не успел закончить. От мощного удара у него перехватило дыхание, а сердце, казалось, остановилось.

– Следующий раз, я тебе все кости переломаю. Понял?

Иван, ставший вдруг неожиданно маленьким и робким, сидел прямо на полу, держа миниатюрную ручку Эйлин в своих больших грубых руках.

Дверь приоткрылась. В комнату неуверенно шагнул Брайан. Иван бросил на него взгляд, в котором явно читалось предупреждение.

Он сел на краешек кровати. Медленно протянул руку, осторожно коснулся щеки:

– Дочка, ты прости меня, ладно?

Станция слепого командора amp;…

Он много лет назад прочел о лете. Но в его краю не было лета, лишь снег да кристаллы. И он стал странником и спрашивал у всех, но никто не мог указать дорогу. Он бродил много лет и устал. Сел на камень и встретил Ее у колодца. Долго жили они, были счастливы тихой любовью. Но Она отвернулась, лишь только он вспомнил о лете.

Много стран он прошел, много видел и многое понял. Лишь его никогда и никто не захочет понять. Был он странным для них, слишком странным, чтоб быть человеком. Лета не было в душах людей, там осталась зима. Он смотрел в эти лица и искал хоть проблеск рассвета. Но солнце не всходит над снежным безмолвьем равнин. Тих и спокоен шел он сквозь многие годы и улыбкой встречал каждый попавшийся мир. Но миры были чем-то похожи - холодом, болью, и не мог он найти тот, где бывает лето.

И ушел Странник в дорожную пыль.

Эйлин

Оглавление

I. Цефеида Лазарева

II. Неутомимый странник

III. Слезы небес

  брат

IV. Истмусское свидание

V. Мелодия покоя

VI. Высокая в небе звезда

VII. Бег в тишине

VIII. Ничто человеческое

IX. По велению мира

X. Соль ее слез

Реклама на сайте