«Диалоги с людьми»

Диалоги с людьми (fb2) - Диалоги с людьми 221K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Суслов

От автора

Каждую свою книгу считаю частью своей души. Это не избитая фраза, это констатация факта. Я живу книгами, я ими размножаюсь, я желаю через книги познать самого себя.

Выражаю сердечные благодарности Виктору Ивановичу Чопорову, моему крестному (недавно почившему), Александру Михайловичу Афонасьеву многим другим учителям, которую вдохнули в меня мудрость.

Диалог с повешенным

– …Был ли ты в ладах с своей совестью?

– Провидец, не все ли мы запачкали свои белые одежды в этом двойственном мире? Праведник делался убийцей; врач и целитель душ находил утешение в пьянстве и лени; мудрец, умевший разговаривать с животным миром, сгинул в похоти и сребролюбии… Я знал тысячи душ, переходящих от одной стороны на другую, не имевших сил идти только с добром....

– Ты испытывал к ним сочувствие?

– Они есть камень; только время способно низвергнуть его из тьмы к свету.

– Что есть свет?

– Он есть то, чем управляется время, мысль и сущее. Когда я был добр, ходил и собирал милостыню у церквей, я не знал что такое свет, но когда я украл сосуд молока у старухи, вроде бы бывшей незрячей, и был проведён на площадь, где меня удавили, а после спасли от летаргического сна, я узнал что такое свет. Та боль, через которую прошло моё тело, тот ужас, потрясший мой разум – всё это кричало во мне, этот дикий крик был подобен безумию, – и тогда родился во мне свет, говорящий иными языками, любящий всё и не жалеющий ничего, знающий все законы мироздания, испытывающий безмерную жажду творения.

– Была ли короткая смерть для тебя благом, ведь ты голодал и мучился в бедности и нищете?

– Благо есть знание. Я в земной жизни знал очень мало, я размышлял столь низко и недостойно, что слёзы были мои смешны, и смех был мой грустен. Петля ли может быть благом, если желудок был вечно пуст? Пусть благом будет книга, которую ты писал добром.

– Зачем ты вообще жил?

– Мать родила меня в поле во время грозы. Отец мой воевал полжизни, потерял руку, но мог пахать и кормить скот. Я рос хилым и много спал. Однажды, когда я пас коз, мне явился старец, худой, тихий голосом, но добрый, и свет так и лился от него. Он погладил меня по курчавой голове, погладил рану на коленке и что-то сказал. Я сжал крепко зубы, я хотел есть, а тут этот старик. Где моя мать, где тот хлеб, заработанный за день, кричало всё во мне. Старец протянул мне хлеб, но сколько я его не хватал, он мне не давался. Я бросил коз, убежал за реку в лес… Я жил, потому что хотел после сна поесть во всё пузо, снова спать, и снова поесть. Вот зачем я жил.

– Ты винишь во всём Бога?

– О, если бы я мог его винить! Я жил с петлёй голода, и умер в петле казни. Моя жизнь может быть лишь назиданием для ныне живущих.

– Если бы ты жил богачом, ты был бы счастлив?

– Я был бы счастлив, если бы кто-то продолжил мой род. Здесь, в потустороннем мире, мы относимся к богатым с некоторым недоразумением: ими столько упущено, ими столько забыто, а ведь они могли что-то делать, что-то менять. Но они были слепы. Отблеск золота ослепляет.

– Лучше быть бедняком?

– Лучше ходить по земле, спать под деревом, укрывшись небесами.

– Философы – счастливые люди?

– Они счастливы, если их философия сделала кого-то радостнее и мягче. Чем более разумнее твоя жертва, тем более разума от тебя отнимется.

– Ты видел Ницше?

– Ницше был отвратительно несчастным человеком, он постоянно ощущал себя неполноценным созданием. Его учение странным образом способно питать душу, но не способно сделать её цветущей.

– Что такое любовь?

– Как много о ней говориться! Никто до конца не может знать о любви всё. Пусть забота будет любовью, пусть милосердие будет любовью, но страсть – никогда!

– Значит, не надо иметь жены или мужа?

– Мне это неведомо.

– И Бог есть Любовь?

– Нам всем нужен идеал. Хорошо видеть любовь в этом идеале. Вне этого жизнь бессмысленна.

Диалог с монгольским ламой

– Дорогой учитель, что для вас есть ближний человек?

– Я для него существую, я вращаю вокруг него все свои мысли. Мне хочется быть с ним единым целым.

– Жизнь способствует этому?

– Она даёт ею распоряжаться настолько, насколько мы способны вместить в себе её в данный момент. Я жил в окрестностях Улан-Батора, любил наблюдать горизонт. Птицы украшают бытие, мы учимся летать как птицы, но только крылья то слишком больши, то меньше необходимого. Жизнь учит движению, росту, созидательности.

– Почему сердце и мозг – главные наши органы?

– Святая тройственность: сердце, лёгкие и мозг. Через них мы питаем собой весь Космос, и что-то получаем от него взамен. Вода питает землю, Солнце питает воду, а мы питаем то бескрайнее небесное пространство, от которого вышли сами. Взаимообмен.

– Что для вас есть женщина?

– Женщина прекрасна, и в этом её венец. В Тибете женщины с утра и до ночи возделывают землю, но она мало плодородна. Но они не уменьшают своих усилий. Женщина мало думает, но много делает. Красота её – в непрерывном труде по великим замыслам Высшего Сознания. Для Будды женское обличье было цветком лотоса: мудрость в женщине есть не то, что она говорит, а что она делает – рожает, поёт песни, танцует, убирает, воспитывает… Она делает миллион дел.

– Почему мужчина иногда хочет стать женщиной?

– Мы есть то, о чём думаем. Родители мечтали о девочке, но родился мальчик. Мысли питают собой всё вокруг. Мы думаем, а потом производим сгусток своих замыслов в творение. Поэтому, из мальчика, которого желали видеть другим, непременно возникает девочка. Это нужно для самого человека, так ему легче развиваться. Такое видоизменение нужно для общей картины мира.

– Значит, мысли материальны?

– Они есть одно – мысль и материя. Я состою из тела чтобы мыслить. Когда мысли переполняются, они покидают внешнюю оболочку, чтобы пополнить собой общий сосуд.

– В чём главное богатство книг?

– Всё вокруг есть как одна единая книга: деревья, небо, дети, вода… Нужно только научиться читать эти таинственные письмена.

– До скольки лет возможна жизнь человека?

– Мы живём слишком мало, чтобы совершить многое. Но есть реинкарнация. Всё, что должно осуществиться, возникнет. Душа больше тела, у неё есть крылья.

– Душа может ненавидеть?

– Разве птица на это способна?

– Чтобы вы сказали отцу, потерявшему своего малолетнего сына?

– Лучшее лекарство – молчание.

– Можно ли чем-то утихомирить боль?

– Чтобы выздороветь, нужно переболеть. Рано убранная боль возникнет вновь. Самый важный закон мироздания – абсолютная последовательность.

– В чём важность Монголии для мира?

– Наша самобытность – наше достоинство. Мир прекрасен в своём разнообразии. Однако, однажды он будет однолик. К добру или к худу – разве мне знать! Но это случиться непременно.

– Это станет концом мира?

– Это будет началом новой мысли. Но для этого нужна кровь, страдания и ужас. Страдания как всякая энергия питает всё вокруг. Но после чёрного наступает просвет. Пусть заря питает нас новым светом!

Диалог с архитектором

– Вы созидатель?

– Я антиразрушитель. Когда я был ребёнком, отец взял меня в горы, несмотря на кудахтанье моей матери. Мы поднимались три дня, затем разбили стоянку в ущелье, сутки спали, читали книги, любовались пейзажами. Отец тогда спросил меня, отчего я так не люблю мать. Я долго ворошил волосы, я хотел сказать что-то необыкновенное, что ещё никто до меня не говорил. И я сказал что мать – обыкновенная кукла, безумная скупательница всякого хлама, транжирящая деньги мужа-журналиста, пропадающего день и ночь на работе. Отец тихо произнёс, что спустя какое-то время я могу убить свою родительницу, раз у меня нет к ней привязанности. И тогда я воскликнул: я – антиразрушитель! Папа долго смеялся, звал мать, но она была далеко, в городе, до которого были сотни миль.

– Как вы стали архитектором?

– Я с пелёнок всё что-то переделывал, исправлял, выдумывал новые виды и формы. Отстрелив пару особо злобных врагов в Афганистане и Ираке, я поступил в Гарвардский университет, и с головой ушёл в бетон, металл, стекло, пластик… Было время убивать, так когда-то же должно наступить время исправлять свои ошибки. Моей первой командировкой как раз был Багдад.

– Вы боитесь смерти?

– Я радуюсь, что когда-нибудь наступит время вечного отдыха, но до этого события я перекопаю и переделаю всю Землю раз двадцать.

– Сын пойдёт по вашим стопам?

– Он безумно любит музыку, причём во всех её направлениях. Раз тридцать он бывал в Индии и Китае, всегда возвращался каким-то опустошённым. Музыка отнимает очень много сил, как и женщины. Чтобы посвятить себя музыке, нужно быть героем.

– Музыка как-то связана с архитектурой?

– Это небо и земля. Догадайтесь, где что.

– За какое время вы можете построить небоскрёб?

– Странный вопрос. Моё строительство начинается в моей голове. Я строю молниеносно. Перенося на бумагу чертежи, обозначения материалов и виды работ, я буквально выделяю энергию: люди, окружающие меня, нервно хихикают, кто-то даже падает в обморок. Это жестокий процесс рождения чего-то нового, это даётся в муках. Я странный человек, а все странные люди в большинстве своём созидатели, и только невнимательное общество может сделать из них разрушителей.

– Почему вы редко даёте интервью?

– Я люблю слово "я", но меня воротит, когда другие предпочитают его. Нынешние журналисты якают вдоль и поперёк, я покрываюсь испариной и меня начинает пучить. Я люблю одиночество, я наслаждаюсь самим собой. Мало кого это удовлетворяет как сам факт, меня начинают переделывать или предпринимают такие попытки. Но я остаюсь как сталь.

– Зачем вы посещали синагогу, если вы не иудей?

– К Богу ведёт множество троп, и очень часто они нехоженые. При посещении синагоги я почувствовал дыхание чего-то сверхъестественного, некоей жилки вечности. В католическом костёле я такого не ощущал, там прагматизм загубил все истины.

– Кто для вас есть Бог?

– Всевышнего начинаешь понимать только к старости. Мы всё ещё слабовидящие в разумении Божественности, нам мало даётся времени осознать всю важность этого вопроса. Посмотрим, что будет лет этак через двадцать-пятьдесят.

– Для чего рождается гений?

– Гений – это лестница для человечества в небо. Не всякий гений неспособен бояться высоты. У меня кружится голова, когда я хожу и по земле. Но, возможно, моя земля перевёрнута.

Диалог с масоном

– Для чего масон постигает мудрость?

– Чтобы через свою человечность черпать вечные начала.

– Вас много ранят, но вы не скорбите. В чём секрет вашей непотопляемости?

– В её разумности. Мы задумываемся над тем, что все знания скорбны, но чем ниже ты пал лицом, тем эти знания хуже тобой усваиваются. Это условия чистого разума.

– Вы жестоки к своим врагам?

– Они жестоки к нам, прямо беспощадны. Насколько мы человеколюбивы к ним, им не понять. Их глаза слепы и уши глухи.

– Вы родились масоном?

– Да, несомненно; и я  играю в масонские куклы до сих пор. Невозможно остановить любимое дело.

– Опишите ваши стимулы.

– Вера, чистолюбие, скромность, отзывчивость, храбрость, искренность, жизнелюбие, непредвзятость, чистоплотность, надежда, негадливость, любовь.

– У вас много стимулов, будто вы апостол.

– Все мы апостолы, но один у нас вектор конечного итога.  У нас один господь – смерть.

– Надеюсь, вы уже ознакомились с содержанием "Мыслей о смерти" А.С.?

– О, конечно! Я не спал трое ночей, читая этот опус. Небо смеялось, видя мою бессонницу.

– Вы любите спорт?

– Нет. Я не люблю всё бессмысленное и вялотекущее.

– Бог пришёл на землю, чтобы спасти всех нас?

– Это вопрос или утверждение? Я не присутствовал при его сошествии. Но я стараюсь это осознать. Осознать мою никчемность, если это было на самом деле.

– В чём эта никчемность?

– Если всё так велико и масштабно, почему мы так предельно пусты в своей природе мыслей и действий? Или мы есть многоточие – длинное, безумно длинное, или мы есть двоеточие, которое в будущем превратиться в философский восклицательный знак.

– У вас обширная библиотека?

– Для меня Конгресс – дом родной, а значит все его достоинства – мои. Я своя собака в его стенах. Здесь бы и президенту нашлось бы местечко. Представляю: мы пьём вино, рассуждаем об абортах, рыбалке и солдатских анекдотах… Но все страсти человеческие – бред, и потому у президента своя отдельная конура.

– Как вы относитесь к женщинам?

– Я боюсь слова "женщина". И если я всё буду говорить о девочках, меня обвинят в педофилии. Детство и юность – как они прекрасны, особенно для противоположного пола! И тут вы со своей зрелостью!....Этого быть не должно – все женщины – были и остались девчонками, никак по-другому!

– Вы опасаетесь старости, тлена и боли, что давит на ощущение вашей свободы…

– Моя свобода бесценна, как же я могу заменить её чем-то иным? Я свободен, и потому я масон.

Диалог с аббатисой Цюриха

– Матушка, вы хорошо спали?

– Я всю ночь молилась, а под утро уснула возле картины Страшного Суда, будто все мои годы идут к плавному завершению судьбы. Но если и тело моё в некоторой степени устало выполнять хозяйственные обязанности, душа моя только пробудилась от сумрака детства.

– Вам 72 года; вы в самом расцвете духовных сил. Были ли у вас когда-нибудь мысли отойти от веры, быть как все?

– Что значит "быть как все"?  Я с детства отгородилась от мира трудами Св. Отцов. Это живая вода, а не затхлый резервуар светской жизни, где все завидуют всем, где аборт идёт впереди ребёнка, где убийство исходит как норма, где поэт есть прелюбодей, где…

– Так ли плох мир?

– А вы этого не видите? Вас удовлетворяет неоперабельная ревность денег к деньгам в этом продажном мирке, заваленном низкопробными товарами? Вы хотите существовать на помойке идей, ибо всё своровано и украдено в зародыше мысли? Нет, я знаю…!

– Тогда зачем вообще жить?

– Чтобы бороться! Жизнь есть борьба – моя борьба против фанатиков греха и лизоблюдства. Бог не разрешает нам ненавидеть, но если быть откровенной, я часто допускаю некоторые послабления в том, когда выходят за рамки допустимого: так, вчера, сестра Мерседес захотела, несмотря на больное горло, холодного миндаля в сиропе. Я могла сослаться на рекомендации врача аббатства, запретить ей это лакомство. Но Господь заповедал "возлюби ближнего своего как самого себя". Я заменила себя ближним и взяла на себя его раны. Пусть это детское желание мой сестры во Христе будет ей напоминанием о моём добре.

– Вам сняться мужчины?

– Как и всякой женщине. Увы, это наша женская слабость – быть позади авангарда доброго гусара с пышными усами. Такие воспоминания выделяют мурашки на коже.

– Вы мечтали о детях?

– Я промолчу. Не вызывайте слёзы у раненой птицы.

– Мир катится в пропасть?

– Увы и ах, даже если ты не замечаешь этого падения. "Всё возвращается на круги своя", – сказал Екклесиаст. Мы производим больше камней, нежели золота. Эти камни нас и утопят.

– Как вы относитесь к Эмилю Золя?

– Пусть его романтизм бытия не раствориться в ямах Парижа.

– Что значит быть счастливым?

– Это значит быть любимцем Бога. Счастье не даётся с годами, с ним рождаются. Это всё равно как родится с третьим лёгким. Это крылья, которые никто не видит, но они есть.

– Самоубийство есть ли величайший грех?

– Аборт есть величайший грех.

– Вы приехали в Цюрих из Нанта. Как быть, если твой город стал твоим казематом?

– Брось всё и иди туда, куда тебя призывает Иисус. Ты больше нужен там, где нуждаются в тебе, чем там, где ты нуждаешься во всех. В монастыре жизнь теряет время, и это есть настоящая жизнь. А посмотрите на жизнь мира: бесконечные толкания и ходьба по головам, оторванные карманы и выдернутые усталостью волосы. Вот оно и есть самоубийство. От всего этого в общество вошли аборты, эвтаназия и нелюбовь. Человеческое сердце потеряло свою цену. Но у Бога мы все бесценны, и поэтому я не могу спать, когда спит мой монастырь. Пусть мои сёстры спят, все тяготы ихние я взвалю на свои плечи – я знаю, что эту ношу Господь облегчит в своё время.

Диалог с мистиком

– Ваша душа путешествует. Душа всегда в движении. Где вы черпаете силы быть всегда в поиске?

– Бабушка моя говорила: "У души всегда глаза открыты". Мои предки были веселы, пьяны, с сытым животом, но на низком духовном уровне. Много столетий наш род рос от низкого к высшему, и теперь, на мне – академике, докторе философских наук, мистике, чей взор внутреннего мира производит фурор в среде богатых и властвующих, этот рост прервёт своё движение вверх. Именно это даёт мне силы: я знаю, что после меня – конец, крах, тишина; тогда как же я могу бездействовать?

– Мир меняется в худшую или лучшую сторону?

– Смотря что вы читаете. Если вы уделяете внимание книгам пророчеств, вы начнёте вполне резонно утверждать, что гибель Земли стучится в нашу дверь.  Это как быть в болоте и говорить языком жаб. Чему учимся – то и говорим. А если вы всё время грезите финансами – ваш взор представляет миллиард тучных лет. Это то же болото, только ваш голос похож на звон монет.

– Какие книги вы читаете?

– Я без ума от старинных фолиантов, пахнущих хвоей и можжевельником. Без книг я бессилен сделать шаг. В нижних шкафах библиотеки у меня томятся томики эзотерики и магии. Всё это я прочту перед смертью, чтобы не отягощать душу тяжёлым грузом.

– Иосиф Флавий заслуживает высокой похвалы?

– Рим был всегда был тучен от мудрости. Пусть похвалы раздаёт Бог, а людская молва тянет на дно.

– Ваши дети отошли в сторону музыки и изобразительного искусства. Вы считаете это предательством своих интересов?

– Пусть они прочтут всего Шекспира и Гёте, а потом я начну их учить мудрости жизни.

– Ваша жена вкусно готовит. Вы считаете это достоинством супруги?

– Однажды моя душа парила над океаном. Гремели грозы и бешеный ветер будоражил небеса. Я устремился в свой дом, влетел как сто ветров, но внезапно замер у двери кухни. У моей благоверной горел пудинг. Вдруг я почувствовал, что что-то неведомо страшное разрывает мой дух изнутри. Моя душа, путешествовавшая вне тела, была на грани гибели. А Виктория в это время щебетала с подругой по телефону. Я вырвался из своего коттеджа, повис над необъятной пихтой – и время моё остановилось. На ужин был готов другой пудинг, но для меня от него разило всё тем же смрадом горения.

– Чтобы вы сказали при личной встрече Дэну Брауну?

– Что он классный чувак, но чересчур осторожный. Он боится ошибиться, боится огорчить читателя. Но тигр не может плестись позади зайца. Больше мыслей, больше движения! В конце концов – у вас не одноразовая душа.

– Кому следует заниматься мистикой?

– Только тем, кто храбр. Я ненавижу трусов, они бесполезны. Войны даются для того, чтобы разбудить трусливую нацию. Мир не может существовать без героев.

– Когда небо черно от туч, вам никогда не хотелось убежать на край света?

– Миллион раз. В эти часы я сажусь за фортепиано и начинаю играть Шопена. Музыка есть часть моей семьи. Дети в это время плачут, жена начинает творить макияж. Я давлю на клавиши, желаю их во что бы то ни стало сломать. Ужасно жуткая картина. Всё это пахнет пылью цивилизации. А должно пахнуть лесом, лугом и пашней.

Диалог с земледельцем

– Как всякий земледелец, вы особенный человек?

– Земля и труд на ней научает выделяться из толпы. Я более восприимчив к звукам, к тому как дышит пашня, как растения тянутся к солнцу как к матери и тому подобное. Садясь в трактор, словно уходишь в иной мир, разрываешь путы. Я особенный человек, я слышу более чем голоса земли.

– Вам желалось когда-либо написать об этом книгу?

– Времени мало. Я ещё рыбак и не мыслю себя без отдыха перед озёрной гладью. Смотрю как вьют гнёзда аисты, как мышата пищат в уютной норке под кочкой, как размерено пережёвывает травяную жвачку соседский конь… У меня неважное зрение, но я отказался от очков: я хочу всё это видеть своими глазами!

– С рождения ли появляется у человека любовь, тяга к земле?

– С рождения появляются только капризы и лень. Человека необходимо заинтересовать любить. Что такое земля? Это то, что с нами каждый миг, ежесекундно. Это обыденность, а её полюбить нелегко. Я говорю своим внукам и правнукам: любите родителей, уважайте землю, которые вас родили, и тогда будут уважать и вас. Не любящий землю человек – случайная птица в общем косяке.

– Что вы скажете об охоте?

– Охота учит дисциплине: это и забота о ружье, забота о собаке, забота о своём здоровье. У меня есть друг – профессор офтальмологии, особенный человек. Мы вместе ходили в школу, посещаем баню, пьём квас. Михаил расспрашивает меня о психологии моего поведения на охоте. Ему интересны мои поступки, мои мысли. Он спрашивал как-то меня: не жалко ли мне убивать дичь? Я долго думал, прятал взгляд, но не знал что и сказать. Ведь я не убиваю просто так, я регулирую процессы жизни в природе. Это что-то вроде миссии. Мне страшно нажимать на курок, но до меня это делали мои пращуры. Это уже в крови; это не игра.

– Всё это помогает вам растить пшеницу и овёс?

– Всё это – жизнь, а жизнь есть опыт, а где опыт – там меньше огрех в труде.

– Если бы вам сказали, что вы смертельно больны, дни ваши сочтены, вы бы изменились внутренне?

– Я не боюсь смерти, а боюсь безделья. Моей отец-блокадник не садился за стол без молитвы, без подсчёта присутствующих за обедом или ужином и наличия аппетита. У него был культ хлеба – он считал хлеб манной небесной, лекарством от всех болезней. Для него голодный человек – изрытая река, потерявшая свою полноводность.

– Все мы есть прах земной.

– Если мы верим Священному Писанию, то это так и есть. Но ведь мы верим в способность самолёта летать, круизного лайнера – пересекать все моря и океаны, даже если мы этого не видели. На вере всё держится, без веры человек – робот – умный, весёлый, работоспособный, но не живой. Отними веру у человека – первым, кого он погубит – будешь ты.

– Я однажды лёг на прогретую землю вблизи гречишного поля и уснул. Мне снились фантастические животные, небывалой красоты растения и птицы, вода была сверхъестественно притягательна. На ваш взгляд, земля хранит информацию всего живущего на ней?

– Это также из области веры. Мы можем много рассуждать о снах, но явь существует рядом с нами, мы анализируем её достоинства и недостатки. А время анализирует нас, живущих и творящих историю. В снах мы облекаемся в оболочку психологии, разоблачаемся от преград в виде социальных табу. Присниться может всё что угодно, ибо во снах мы как дети – беззащитны. Наш организм выполняет функции выброса всего ненужного, но ни что не стирается насовсем. Земля также хранит прах любого растения, будь ему хоть тысячи лет.

– Кто для вас величайший земледелец?

– Авель. Его труды были благовидны для самого Бога.

– Китайцы вас впечатляют?

– Ещё как! Их трудолюбие, азарт работы на земле – величайший пример возможностей человека. В их руках земля становится райской. Селекционерами Китая выведены тысячи сортов всевозможных растений и плодов. Это гигантский труд. Нам, русским, есть чему у них поучиться. Социализм очень благоприятен для земледельца. Землю способна удержать в руках только община. Это как держать флаг в кулаке, а не двумя пальцами.

Диалог с алкоголиком

– Вы ощущаете свою ущербность?

– А мне ощущать свою исключительность? Я прост как камень у подножия переката; я слишком прост для бурлящего потока.

– Зачем вы пили суррогат алкоголя, вместо того, чтобы класть кирпич, сгребать сено или доить коров? Ваша жизнь – не слишком ли она получилась простой как дешёвый номер иллюзиониста?!

– Кто вы такой, чтобы рассуждать о моей собственной жизни? Коммунисты, а до них Церковь – все они старались сделать из жизни проще некуда, некоторую модель человека-дурачка, которому кроме идей ничего не надо. Я прост в том смысле, в каком проста сама Вселенная – мне кроме идеи важна суть вещей, их смысл.

– Где вы набрались таких "простых" идей?

– В клинике для алкоголиков и наркоманов Новосибирска книг было навалом. Я прибавил -3 диоптрии, но зато смог бы соревноваться в мудрости с самим графом Монте-Кристо. (…Я стал наблюдать эру новых мудрых правителей, или я стал узкозорен и политически?)

– Мир глупеет на глазах. В московских ресторанах открыты места за столиками для кошек и собак.

– Ну и что. Может, и я ощущаю, что зарос шерстью как бродячий пёс? Мы потеряли совесть, раз не можем позволить другим то, что делаем сами.

– Совесть – это собака или кот, жующий котлету рядом с вашим столиком?

– Кто мы такие, чтобы загребать себе исключительные права?! Мы "баловались" инквизицией, мы били плетями женщин и детей, мы придумали СПИД. Это мы практиковали выучивание Библии, забывая об элементарном милосердии. Всё это – мы!!!

– Для вас во всё виновата религия?

– Мне тесно в каких то рамках. Водомерка или пиявка и те меняют водоёмы. Поп – понятие абсолютно сиюминутное: отнимите у нашего попа его приход, – и он как без креста. А ведь любая религия есть столп веры, обращённый к Богу, а мы написали ряд кодексов понимания веры и твердим их столетиями. Но где же непрерывный рост, где движение? Вселенная расширяется, а так называемое христианство окаменело! Глупость всё это.

– Христиане попросили бы вас покаяться.

– Да я лучше к Свидетелям Иеговы (запрещены в РФ – прим. ред) пойду, нежели склоню голову перед отцом Григорием, не просыхающим на городской скамеечке возле его "учреждения"! Уберите показуху, выйдите к тем оборванцам, ради которых придумана ваша вера, а не торгуйте свечками и дешёвыми картинами под видом икон. Мы приватизировали свою исключительность перед Богом, а пёс и кот в ресторане – это протест против всего этого.

– Вы испытали искры любви?

– Жаль, но я так и не разумел, что значит "любить". Можно ли любить оборванца или калеку и сродни эта любовь страсти к барышне из института? Может, любовь – это жертвенность, это волшебство, но тогда почему спустя сутки, в любовном угаре мы способны убить, причинить боль любимому объекту? Где та грань между любовью и ненавистью, что разделяет совесть и бессовестность? Мне не дано это понять.

– Чем вы заменили спиртные напитки?

– Безвременьем. Когда много свободного времени, мы становимся более восприимчивы к несуразностям и тяжким делам. У Иисуса Христа не было безделья, и он сделал так много для человечества. Мы же насилуем телевизор, бесконечно переливаем из пустого в порожнее, и жизнь наша становится чем-то вроде носового платка; мы превращаемся в микробов.

– Вы сильно изменились. Вам в пору учить других исправлять грехи молодости.

– Я займусь неблагополучными подростками: будем красить, белить, стелить, ставить. Мной интересовались правоохранительные органы, для них я вроде лакмусовой бумажки. Пусть изучают мой опыт, государству это пригодится. А я пригожусь тем, о ком и Бог забыл.

Диалог с русским философом

– Ваша слава затмевает все ожидания. Слава даётся за труды или это случайная вещь?

– Всё даётся как награда, которой никто недостоин. Случайных вещей нет. Я с уверенность могу уточнить, что слава моя – эпизод чего-то несущественного, о чём не стоит и говорить.

– Николай Бердяев в "Самопознании" описал себя как некую ехидну, мало пригодную к жизни. Что вы думаете на сей счёт?

– Слова как вода: они льются и оставляют след. Бердяев, как всякий философ, состоит из сов и значит, сова в его личности имеют первостепенное значение. То, что сказано – претворяется в саму жизнь и мы, творцы времени, начинаем обрастать мечтами, формулами, значениями. Это и есть продукт философии.

– Владимир Набоков вам близок как мыслитель?

– Тропка, ведущая набоковские ноги, покрыта сплошь цветами. Это тропа идеалиста. Мне присущ тернистый пусть, где цветут эдельвейсы. Такие тропы опасны для жизни, но они возвышают дух. В дали от Родины всегда не хватает кислорода. Я черпают этот воздух в поэзии и метафизике. Набоков добывал кислород в бабочках и шахматах.

– Россия когда-нибудь обретёт католическое крыло?

– Не тешьте себя иллюзиями – это невозможно. Но Россия становиться более урбанизированной, влияние западной культуры как никогда велико, и это наводит на размышления. Я думаю, то католичество, который мы наблюдаем, мало пригоден для русских равнин, он сугубо римский, а у нас свой Рим, тот, что построен нами самими, вопреки интервенциям и нашествиям врагов. Нам необходим не рационалистический ум, а что-то свободное, воздушное, божеское.

– Какому из русских царей вы симпатизируете?

– Александру Сергеевичу Пушкину! Царю поэзии. Для меня власть – мир тесных дверей, если говорить о власти честной и для народа. Таких властьимущих – искренних, добросердечных, ищущих правду – можно сразу причислять к лику святых. А так  власть питают войны и грабёж. Такую власть боготворят евреи, их она кормит, пестует, даёт развернуться. А мы ищем истину, мы идеализируем мир, а такие мы никому не нужны. Вот отчего всё больше рождается анархистов.

– Власть по сути своей антинародна?

– Если б я причислял себя к анархистам, думал бы именно так. У власти есть кнут и пряник, она ими жонглирует, дабы никто не разбежался по степям и лесным чащам. Бог держит такую власть ради удержания какой-то морали, для глубинных процессов консерватизма. Мы предоставляемся власти, чтобы мир не погрузился в хаос. "Мы" – это мыслители, художники, врачи, духовенство. Мы – цемент, а власть организует его бесперебойное производство.

– Церковь достойна места в этом цементе?

– Человек – вещь сугубо волнительное, требующая хоть какого-то постоянства. Догматы и каноны церковные не менялись тысячелетиями. Это один из видов консервации умов, удержании их на определённом уровне, их которого можно брать что нужно и идти далее. Церковь как банк хранилища – неоценимая закваска для будущего.

– Всё тот же Бердяев вызывал в духовных кругах настоящий чесоточный зуд.

– И тем не менее, всякий русский мыслитель черпал своё видение из источников церковной мудрости. Это мудрость особого рода: Христа ради юродивые мало рациональны, но они дают такие семена, что даже время не властно над ними. Юродивый, выставленный миру на смех и поругание, есть негасимая свеча во имя здравия этого самого мира. Такие свечи не затухают ни в какие бури.

– Григорий Распутин, эта свеча во имя русского царизма, почему был убит так подло, и был оболган как последний кабатчик, пропойца?

– Это рана наша. Мы слишком любим крайности. Элита уничтожает низшие слои, а те – элиту. Мы любим париться кровью, не брезгуем этакой "кровавой баней". Упаси Господь такое пережить! Каиться нужно, и каиться вовремя, пока Бог Саваоф не отвернул Свой Лик. Каиться за страну и своё сердце, переполненное гневом.

Диалог с мормоном

– Вы гордитесь тем, что вы мормон?

– Я частица Церкви Иисуса Христа Святых последних дней. А для вас я – осёл, которым все хотят понукать.

– Вы сразу с места в карьер. Мне представляется, что вы облеклись в одежды некоторых париев, которым все вредят. Но ведь Америка более чем благополучная страна, навязывающая свои идеи всему белому свету. Я вижу в вас своего брата, а вы видите во мне врага. Я вам враг?

– Истину никто не любит. У нас есть своя истина, а нам пытаются всучить что-то вроде фантика с красивой картинкой. Иисус Христос не любил красивых вещей, он был более чем строг к себе и своему окружению. Вам, католикам, дали сладкую кость, заражённую лестью и почтением. Мы вполне обходимся и песком человеческого осуждения.

– Песком невозможно насытиться!

– Из песка можно построить дом, которому не страшно время.

– Ваша философия примитивна.

– Пусть я мерзкий червь, пусть я бывший наркоман-токсикоман, об чьи ветхие одежды вытирали ноги судьи, адвокаты, охранники тюрьмы, собратья-заключённые. Я ходил в камере вечно немытый и голодный, ровно в пятницу меня выводили во двор и спускали на меня собак. Я пережил 3 черепно-мозговые травмы, все суставы мои переломаны как дворовый ковыль. Я плакал, когда лил дождь, я рыдал, когда сияло солнце, но наступил тот момент, те святые часы, когда братья-мормоны влили в моё сердце влагу Истины. Я обрёл славное торжество духа.

– Через тернии проходят все в этом мире. Когда я находился в психиатрической клинике, голод буквально душил меня. Так, в сопровождении санитара мы втроем пошли на кухню, на ужин была твороженная запеканка. Идя, я не выдержал и запустил пальцы в эту прекрасную снедь, я хотел съесть всё, обожраться как деревенская свинья. Санитар вовремя остановил движение моей руки. Его глаза понимали меня как человека, чей голод помрачил ум.

– Есть голод духовный. Душа выше тела. Мы не есть одинокие острова, мы есть части одного материка – Бога.

– Вы не боитесь ада?

– Я страдаю в страшные дни, когда небо разрывают грозы. Это жуткое время буйства природы. Я ужасно страшусь смерти, болезней, угасания. Но я верую в бессмертие души, в награду Божию. Часть награды уже видима – "Книга Мормона". Пусть всё человечество безумствует как грозы, я остаюсь выше всех этих страхов.

– "Книга Мормона" слишком человечна…

– Вы заблуждаетесь: она величественная как богемский хрусталь! Когда вы берёте в руки эту книгу, все чувства вашего тела собираются в области сердце, чтобы пить божественный нектар. Джозеф Смит своим смирением получил величайшее чудо на Земле – Книгу жизни.

– Как может американец учить тому, что до него было сказано иудеями самых древних времён?

– Истину открывают во все времена. Молитва и покаяние способны дать плоды настолько удивительные, что сам человек становится чем-то большим, чем просто тело и разум.

– Я могу взять на себя смелость основать Церковь Божию?

– У вас есть на это все права. Но Джозеф Смит Младший уже сделал это за вас.

– Как вы относитесь к плотской любви?

– Со всем здравым смыслом. Любовь – муравейник, в котором всегда всё в движении. Вы любите кого-то, милый россиянин?

– Я больше жизни люблю свою мать. Но для тела? Для тела я ищу Истину, способную заменить чувства.

– Вы её найдёте, я не сомневаюсь.

– Кто для вас истинный друг?

– Мой друг – душа моего брата или сестры во Христе. Пусть я беден домом, но я богат моим окружением. Я жил 12 лет в Канаде, валил лес, питался едва ли не желудями, но я как и вы иска Истину. Кто ищет, тот найдёт. Наша с вами встреча неслучайна. Молитесь, делайте милосердие, и для вас распустятся самые диковинные сады, полные благоухания. Я – мормон, я не могу лгать.

Дополнение

Диалог Христа и Иуды

 Христос-Иуде

"Так знай же, один из вас, грезящий предать Меня или вознести на трон, что Я Сам выбрал этот путь, и выбрал тебя на этом пути".

"Я несу бремя Своё, как если бы ты нёс бремя всего мира; Я люблю правду, и ты любишь зло".

"Для одних Я – солнце, для других Я – тьма. Один любит, другой лжёт".

"Зачем ты устремляешься в огненную реку, будто не брат Мой?"

"Ты как бешеный пёс распугал стадо, но Учитель более пастуха".

"Ты был пуст, и стал полон; от полноты твоей произошла пустота твоя".

                                          Иуда-Христу

"Если Учитель не мечтает взойти на ступени управления душами, которые ходят в телах, а не лежат в гробах, испустивши дух; если он глух к политическим вкусам (что есть сама жизнь), такой Учитель слеп и может властвовать лишь над самим собой".

"Кому открыть сердце, кому приоткрыть душу?  Я много учил наук, Истина ходила рядом, а я был ленив познать Её, восклицая: Я не весь Твой! Истина, Истина, как же ты далека от меня, и в эти мгновения, я, Иуда, плачу, потому что не познал Того, Кого так долго искал!"

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg