«Клуб негодяев»

Ирина Фельдман Клуб негодяев

Посеешь поступок — пожнёшь привычку, посеешь привычку — пожнёшь характер, посеешь характер — пожнёшь судьбу.

Английская пословица.

Глава 1 Проклятая латынь

Я никогда не забуду эту ночь.

Полумесяц, скрытый за тонкой пеленой облаков, равнодушно взирал на маленькую французскую деревушку Пти-Пошетт. В домах давно не горел свет, на тёмных улочках не было ни души. Было так тихо, что мне до ужаса хотелось услышать чью-нибудь пьяную песню или хотя бы собачий лай.

Чем ближе становилось кладбище, тем тяжелей мне казалась лопата. Я поневоле замедлил шаг.

Крадущийся за мной Жак негромко заговорил охрипшим от волнения голосом:

— Слушай-ка, давай назад повернём пока не поздно. Всё равно ты на эту мерзость не решишься. Пойдём же, пока никто нас не заметил.

Я остановился.

— Нет. Раз я решил, значит, я это сделаю. Может, я об этом когда-нибудь пожалею, но ещё сильней я буду жалеть, если сейчас не сделаю ничего. Ты можешь уйти, всё равно это касается только меня. И если меня поймают, то лучше одного, без сообщников.

На самом деле я ничуть не меньше Жака хотел развернуться и уйти. Я был готов в любую минуту разжать пальцы и бросить чёртову лопату, но меня останавливала мысль о том, что мне не хватит смелости второй раз отправиться ночью на кладбище.

— Нетушки, раз пошли вместе, значит, вместе и вернёмся.

— Я не намерен возвращаться с пустыми руками.

— Хватит, Роберт, не храбрись зря. Вижу же, что трусишь — дрожишь вон как осиновый лист.

— Это от холода. Ночь нынче прохладная, если ты ещё не заметил, — пробурчал я и ускоренными шагами направился к погосту.

Старая часовня, казавшаяся днём при солнечных лучах такой милой и приветливой, теперь выглядела зловещей, как замок злой колдуньи из старой сказки. Я словно почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, от которого по телу побежали мурашки. На меня как будто смотрели с немым укором, и я, чувствуя себя мелким и ничтожным, хотел навсегда расстаться со своей скверной идеей. С трудом пересиливая себя, я шёл вперёд к немым торчащим крестам и покосившимся надгробным камням.

— Говорят, мужик один из соседней деревни плюнул на могилу утопленника, а через три дня и сам утонул, — с благоговейным страхом прошептал Жак.

— Мой дед умер от старости, если тебя это хоть немного успокоит, — процедил я сквозь зубы.

Я часто слышал от друга истории о домовых и привидениях и искренне удивлялся, как он принимает всякие глупости за правду. Можно было, конечно списать это на происхождение Жака, но другие крестьяне в деревне относились к подобным вещам весьма скептически. А после прошлогодней неудачной охоты на домовых вовсе стали делать вид, что не верят в нечистую силу. Должно быть, им просто стыдно за то, что тогда вели себя, как дети.

Жак не унимался. Кладбище действовало на него, как гнилые яблоки на Шиллера.

— Ещё прабабка моего зятя видела, как ночью на этом самом кладбище ведьмы плясали с нечистыми мертвецами.

Я хмыкнул.

— Наверное, прабабка твоего зятя сама была ведьмой, раз стала свидетелем той гулянки. Приличные женщины не бродят здесь среди ночи.

«Да и мужчины тоже», — невесело подумалось мне.

— Погоди, а ты прав! — ахнул растерянный Жак. — Неспроста, значит, к ней в день похорон на могилу пришла чёрная собака…

— Жак, ты балбес! Я вовсе не это имел в виду!

В ответ парень обиженно засопел, потом выдал сдавленным голосом:

— Конечно, балбес. Читаю по складам и, в отличие от некоторых, наукам не обучался… Дурак дураком.

Я тут же пожалел, что сорвался и чуть ли не накричал на друга. Небольшое, но от того не менее горькое чувство вины на несколько мгновений вытеснило страх.

— Хватит тебе, — негромко сказал я, не найдя подходящих слов для извинений, — просто не верь в эту чушь. Колдовства и призраков не существует.

— Может, ты и в Бога не веришь? — наверное, я впервые услышал в голосе Жака неодобрение, смешанное с неприязнью. — Ты мой лучший друг, но то, что ты задумал…

— Жак, прошу тебя, не надо. И так тошно.

Ответа не последовало. Тем не менее, он не бросил меня, а всё так же плёлся позади. Мне оставалось только гадать, о чём сейчас думал Жак, если не о мертвецах.

Пройдя мимо первой могилы, меня охватил необъяснимый трепет. Я и днём некомфортно чувствую себя на кладбище, вид захоронений обычно наводит на меня тяжёлую, давящую тоску. А теперь при лёгком серебристом свете надгробия не вызывали у меня ни капли жалости к покойникам. Ночь словно преобразила всё кладбище, показало его истинную сущность. Если при дневном свете могилы были частью живого мира, то сейчас они выглядели полноправными хозяевами кладбища, кресты и надгробные камни горделиво возвышались над землёй. Я чувствовал себя незваным гостем, но упорно шёл дальше. Огня мы с Жаком с собой не взяли, чтобы не навлечь на себя беды, и это затрудняло движение. Основным ориентиром нам служил фамильный склеп дворян де Ришандруа, находившийся на противоположном конце погоста. Нужная могила была как раз рядом с этим помпезным строением, так не вписывающемуся в деревенский пейзаж. До меня чётко доносилось бормотание друга. Жак пытался читать молитвы, да ни одну так и не смог дочитать до конца. Что-то явно мешало ему сосредоточиться, и яснее всего у него получалось выводить только «О, господи… о, Боже мой…»

— Ох, бабуля, видишь, до чего я докатился… — вдруг горестно простонал Жак.

Я обернулся. Посторонних на кладбище не было. Доли секунды мне хватило для того, чтобы понять, что Жак, стоя в позе плохого актёра, изображающего скорбь, обратился к одному большому надгробному камню. Холодный свет звёзд позволял разглядеть на нём некоторые буквы, при желании можно было прочитать всю надпись.

— …могилы чужие раскапываю. Гордись внуком…

— Не бойся, она сейчас на небе занимается своими делами и на тебя не смотрит, — я попытался успокоить парня на его языке. Я хотел ещё добавить про то, что у надгробий нет глаз, но передумал.

— На небе? — изумился Жак. — Кто ж впустил бы туда старую жабу? Её и туда, — он направил указательный палец вниз, — неохотно, небось, взяли. До чего вредная была баба…

Я шумно вздохнул, но ничего не сказал.

— А т-тут ничего так. Почти не страшно, — продолжал бубнить мой спутник, прижимая к себе обеими руками лопату. — Может, сегодня никто и не появится…

* * * *

Мои злоключения начались шесть дней назад.

Не буду лукавить, я никогда не мечтал стать учителем, но в моём положении лучше работать в деревенской школе, чем вообще ничего не делать. К тому же эта работа не вызывала у меня должного отвращения. В силу характера я просто не умею быть слишком строгим, и, скорее всего поэтому, не стал для учеников ещё одним врагом. Можно сказать, дети меня по-своему любили, но не уважали, иначе всегда вели бы себя, как шёлковые.

Тот день начался, по моим меркам, спокойно, даже слишком. Дети почти не баловались, а двое наших общих неприятелей в лице мсье Марто и математика Пинса вообще не соизволили выйти на работу. Наверное, опять слишком много выпили вечером, пока ругали правительство, молодёжь и торговцев кислого вина. Когда я привычным путём возвращался в поместье, настроение у меня было до того прекрасное, что даже пасмурная погода и скучный весенний пейзаж не могли его испортить. Я долго не обращал внимания на приближающийся стук копыт, но, поравнявшись со мной, всадник остановился и спросил, ведёт ли эта дорога в поместье де Ришандруа. Выслушав положительный ответ, незнакомец в задумчивости сдвинул брови.

— Мсье Ресандер сейчас находится в поместье? — внезапно гаркнул он. — Никуда не выезжал?

— Э… Он вообще никуда не выезжает, — я с трудом разобрал в неправильном произношении собственную фамилию. Вопрос сбил меня с толку, и я даже начал сомневаться, что этот человек разыскивает именно меня. — А…

— Фух, ну слава Богу! — незнакомец с облегчением расправил плечи. На его плохо выбритом лице появилась довольная ухмылка. — Я уж боялся, не найду здесь этого хмыря.

Моё смущение резко перетекло в раздражение.

— Вы по какому делу его ищите? — мой голос прозвучал довольно холодно.

— Тебя это не каса…

— Нет уж, извольте ответить! — Я сам поразился собственной дерзости, но всё же продолжил в том же духе. — Кто вас послал к нему?

Всадник моментально напрягся. Как-то недобро глядя на меня, он чуть сгорбился и захрустел пальцами. Я воспринял это как предупреждение перед атакой и на мгновение оцепенел от страха: мысль о том, что мне предстоит драться с человеком, который старше и крупнее, едва не лишила меня сил. Осторожно сделав пару шагов назад, я уже был готов в любой момент кинуться прочь со всех ног, но вдруг заметил, что он отвернулся, а затем, как бы в нерешительности, снова посмотрел в мою сторону. Однако в его взгляде не было ожидаемой агрессии, наоборот. У него даже глаза забегали.

— Говорю же, не твоё дело, — почти не разжимая челюстей, выдавил из себя незнакомец и украдкой облизнул губы. — Спасибо за помощь.

Прежде чем он тронулся с места, я подскочил к нему и вцепился в поводья, но он тут же попытался отобрать их у меня. Ни в чём не повинная лошадь жалобно заржала.

— Постойте! Вы не ответили на мой вопрос!..

— Совсем, что ли, рехнулся! Отпусти, дурак ты этакий, или по морде получишь!

— Да пожалуйста! Только кому-то очень не понравится, что ты ударил Ресандера! — пропыхтел я, упираясь каблукам в землю. Мне было безумно стыдно за своё неадекватное поведение, но я ничего не мог с собой поделать.

— Что? — мужчина тут же ослабил хватку. — Ты… то есть, вы…

Я встал подальше, борясь с желанием растереть ладони.

— Что вам от меня нужно?

Всадник достал из-за пазухи чуть помятый конверт и неуверенно протянул его мне.

— Велели передать лично в руки… — я с усилием выдернул его из грубых пальцев. Бестолковый гонец как будто боялся совершить непростительную ошибку, и поэтому не хотел просто так расставаться с конвертом.

Происходящее всё больше напоминало абсурд или глупый розыгрыш. Я ни с кем не переписывался и вообще мало общался с людьми, живущими за пределами поместья де Ришандруа. Надуманная таинственность сильно портила впечатление об отправителе.

Я поднёс конверт поближе к глазам и прочёл вычурную надпись на английском языке: «мистеру Р. Сандерсу». Буквы были так щедро украшены завитушками, что можно было и вправду неправильно прочитать фамилию. Я перевернул конверт.

— Здесь нет адреса.

— Мне сказали, как вас найти.

— И от кого это?

Ответа не последовало.

— Кто дал вам… Эй! Стой!

К моему неудовольствию, всадник стремительно умчался в обратном направлении. В этот раз я даже не попытался его остановить: бежать за лошадью без толку, а из этого противного типа всё равно больше ничего своими силами не вытрясешь.

— Ну, и кто из нас хмырь…

Я опять повертел в руках конверт и решил внимательнее рассмотреть герб на восковой печати. Рисунок определённо показался мне необычным: сморщенная человеческая кисть, сжимающая, как факел, соцветие какого-то полевого растения. Осторожно надорвав уголок конверта, я стал рвать его по линии сгиба. Получилось в итоге не очень аккуратно, зато печать осталась целой. Как я ни старался держать себя в руках, я не мог справиться с нахлынувшим на меня возбуждением. Чувствуя, как от волнения перехватывает дыхание, я развернул сложенную вдвое плотную кремовую бумагу.

Дорогой Родерик…

Я запнулся на этом имени. Послание за одну секунду потеряло свой таинственный ореол. Адресовано оно было вовсе не мне, а моему деду, которого уже семнадцать лет как не было в живых. Отправителю откуда-то было известно, что Родерик Сандерс после своих многолетних странствий решил остановиться в поместье племянницы, графини де Ришандруа. Но кто бы ни прислал это письмо, он опоздал. Я разочарованно вздохнул и без особого интереса принялся читать дальше.

Дорогой Родерик,

Спешу уведомить Вас, что 10 июля нынешнего года (18..), в 10 часов вечера, в Праге состоится встреча членов клуба «Рука славы». Новый адрес будет указан ниже.

Род, если это письмо всё же дошло до тебя, значит, на встрече тебя можно не ждать. Сиди уж в этом дрянном поместье, старая ты развалина.

Дж. М. Квинси.

— Как мило, — я сложил письмо, так и не прочитав адрес в конце. — Хм, «Рука славы»! Причём здесь рука?.. А этот Квинси, похоже, просто грубиян.

Я снова посмотрел на восковую печать и вдруг ощутил невероятную тоску. Я рано лишился родителей, а с их родителями и вовсе был не знаком. Хотя… Я смутно помнил, что видел Родерика Сандерса один раз, когда мне было всего пять лет. В тот день я вместе с тётей Элен уезжал в гости к её родственникам, маркизам де Левен, а когда вернулся спустя несколько дней, деда уже не было. Намного позже я узнал, что Родерик умер вскоре после моего отъёзда. Каким человеком он был при жизни, чем занимался, почему так наплевательски относился к семье — на эти и многие другие вопросы я не знал ответов. Мадам де Ришандруа, то есть тётя Элен, может, что-то и знает, но не говорит. Я ей доверяю, как никому другому, но порой меня гложут сомнения, не обманывает ли она меня так же, как и супруга. Паскаль де Ришандруа до самой смерти даже не догадывался о том, что его секретарь — двоюродный брат его жены. О своей собственной биографии она также предпочитает особо не распространяться, поэтому для меня она настоящая женщина-тайна.

Мне нелегко жить в чужой стране, зная, что здесь я никому не нужен, а на родине меня никто не ждёт. Во Франции я чувствую себя неуютно, но желание уехать в Англию с каждым годом таяло, как туман над Темзой, которой я никогда не видел. На моей памяти родители несколько раз предпринимали попытки вернуться на родину, но каждый раз сталкивались с непреодолимыми проблемами. Отец был образованным и далеко не самым глупым человеком, и его неудачи можно объяснить лишь двумя словами — фатальное невезение. Перед каждым отъездом непременно что-то случалось: обычно серьёзно заболевал кто-нибудь из членов семьи, а в последний раз с банковского счёта отца вдруг исчезли все деньги. После смерти родителей я даже не пытался уехать. Я не могу без поддержки, и поэтому я заранее боялся неизвестной Англии, как ребёнок, который не хочет переселяться из спальни матери в собственную комнату. Меня всегда пугала неизвестность, и я предпочитаю стабильность, какой бы она ни была. Можно сказать, я живу одним днём, не заглядывая в будущее, так как думаю, что ничего хорошего меня всё равно не ждёт. Да и надеяться особо не на что, если нет перспектив, амбиций и по-настоящему сильного желания что-либо поменять в своей жизни.

Однако письмо выбило меня из привычной апатии.

Я никогда не любил читать дневник отца. Записей в нём немного и почти все они пронизаны чувством безвыходности, но в тот раз я заставил себя дочитать его до конца. Последние страницы меня просто поразили.

1 мая 18..

Ночь.

Не понимаю, что со мной происходит. Только что на моих глазах умер отец, но я совершенно не печалюсь об этом. Когда он в последний раз закрыл глаза, я испытал такое облегчение, словно избавился от слишком тяжёлой ноши. Я долго смотрел на его мёртвое лицо, и чувство радости приятным теплом разливалось по всему телу. Больше всего на свете я тогда боялся, что отец вдруг пошевелится и окажется живым — настолько я хотел верить в то, что он мёртв. Сейчас я презираю себя за охватившую меня эйфорию, стыд разъедает мою душу, когда вспоминаю о своих мыслях и эмоциях. Я, как и все люди, небезгрешен, но раньше я и не подозревал, что способен на такую чёрствость.

Мы с отцом почти не знали друг друга. Его никогда не было дома, а те короткие встречи почти не оставили следа в моём сердце. Мы были друг для друга чужыми людьми, уже будучи взрослым, я осознал, что он был ко мне равнодушен, да и к матери, думаю, тоже. Иначе он бы не бросил семью, оставив нас ни с чем.

Может, моё ликование было вызвано обидой? Нет, Господи, нет! Клянусь, никогда не желал ему зла!

Люси стучится в комнату, она обеспокоена моим состоянием. Я впущу её, но ничего не скажу о своих терзаниях. Не хочу причинять ей боль.

2 мая 18..

Ночь.

Гроза бушует уже целые сутки. Дождь льёт, почти не переставая, а ветер воет настолько зловеще, что у меня кровь стынет в жилах. Я содрогаюсь от каждого раската грома и боюсь выглянуть в окно, везде мне мерещатся потусторонние знаки. Как будто кто-то или что-то хочет довести меня до сумасшествия. Мой страх перерастает в настоящую панику, и я ничего не могу с этим поделать. Стыдно… стыдно…

Меня угнетает собственная беспомощность, я боюсь заразить своим настроением Люси, но, похоже, уже поздно. Как привидение, она бродит неслышными шагами по дому и так же, как я, не притрагивается к пище и почти ни с кем не разговаривает. Как только не стало отца, она плакала, долго и горько, словно потеряла дорогого ей человека. Бедная моя девочка! Это страшный удар для её доброго сердечка. Моя Люси — ангел в человеческом облике, она готова жалеть всех на свете и прощать любого грешника. Надеюсь, скоро нашим переживаниям придёт конец. Отца завтра похоронят, гроза пройдёт, и снова всё будет хорошо.

Люси спит в нашей комнате, а я сейчас нахожусь в кабинете де Ришандруа, надо разобрать отцовские вещи, благо их немного.

Позже.

Он вёл более странную и загадочную жизнь, чем я мог предполагать!.. У меня дрожат руки, но я должен писать, я не могу держать всё это в себе. Не хочу оставлять его вещи! Одежду я сожгу, это точно, но остальные вещи меня настолько пугают, что я боюсь сделать с ними то же самое. Я должен предать эту дрянь огню, а не могу. Это глупо, джентльмен не должен думать, как суеверный крестьянин, но я сейчас думаю только так! В его вещах есть жизнь! Адская, дьявольская!.. Я положил их обратно в его ларец. И дневник. Его дневник я тоже поместил туда, хотя всей душой желаю уничтожить эту мерзкую книжонку. Я прочёл всего несколько записей, но и этого мне хватило, чтобы понять, что он был настоящим чудовищем. Хвала небесам, Роберт никогда этого не узнает!

Под утро.

Господи, спасибо за то, что дал мне силы сделать это!

Я спустился вниз и положил ларец ему в гроб. Это его вещи, пусть у него и останутся, мне и, тем более, Роберту они не нужны. Когда я в последний раз взглянул на него, меня аж затрясло от негодования и омерзения. Он лежит в своей домовине с такой гадкой улыбкой, будто самая интересная часть бытия для него только начинается. Дьявол, точно дьявол. Даже вместо креста у него на шее висит какой-то языческий амулет. Надеюсь, мы больше нигде с ним не повстречаемся. Не хочу его больше видеть! И даже вспоминать о нём не желаю!

Устал. Жду не дождусь похорон.

Мне казалось, будто разоблачение близко, но я уже не мог остановиться. Пути назад не было. Чувство безысходности затупилось вполне реальным ощущением усталости. Мне было нестерпимо жарко, рубашка прилипла к телу, как в знойный летний день.

Исходящий из вскрытого гроба пряный запах тлена и пугал, и бодрил одновременно. Останки, на которые я поначалу так не хотел смотреть, не вызвали во мне ожидаемого отвращения, хотя, должен признать, я тогда не мог вспомнить более гадкого зрелища. Лунный свет мягко касался полуистлевшего покойника, словно щадя меня, а на то, что когда-то было лицом Родерика Сандерса, я предпочитал не смотреть. Хищный оскал черепа прочно вошёл в мою память и ещё долго стоял у меня перед глазами. Однако мертвец был, скорее, жалок, нежели страшен. Безобидный и беззащитный он лежал в, изуродованном червями и отчасти мной, гробу и безразлично смотрел в звёздное небо чёрными глазницами.

Чудовищем был вовсе не он, а я.

Ларец нашёлся в ногах покойника. Я уже было потянулся к нему, как вдруг моим вниманием завладел круглый, похоже, металлический предмет, тускло сверкнувший в полумраке. Пуговица? Я осторожно потрогал его, и он доверчиво скользнул мне в руку.

— Господи-Иисусе!

От вопля Жака я мгновенно выпрямился, так и не расставшись с находкой. Послышалось шуршание, и из шеи мертвеца, подобно змее, выползла цепочка. Что-то мерзко хрустнуло. Мой рот тут же наполнился обжигающей жидкостью. Я с усилием проглотил её и, чувствуя колющую горечь в горле, прислонился к стене ямы.

— Что случилось? — собственный голос показался мне чужим.

Я нисколько не сомневался, что мы попались.

— Да я… я просто… — замялся Жак. — Я посмотрел вниз. Господи, какой ужас! Фу, я ж теперь лет десять буду кошмары во сне видеть! Ну и пакость, Боже мой!

Я ничего не ответил. Борясь с внезапным приступом тошноты, я спрятал кулон в карман и взял ларец. Он был больше, чем я ожидал, но весил не очень много. Я отдал его Жаку и попытался сам выбраться наружу. Но, как это ни закономерно, попасть в могилу было легче, чем вылезти из неё.

— Жак.

— Чего?

— Дай руку, я не могу вылезти.

— Да я-то дам, но вряд ли тебя так просто вытащу. Только сам, небось, рухну. Ой-ой, что же делать! Ты ж как мыша в мышеловке!

От своей беспомощности я был готов лечь рядом с Родериком и покориться судьбе, однако внутренний голос, или что-то вроде этого, был со мной в корне не согласен. В конце концов, решив, что терять мне уже нечего, я встал на стенку гроба. Отчаянно кряхтя, Жак втянул меня наверх.

Разорённую могилу явно невозможно было восстановить за одно мгновение. Даже если сбросить крышку гроба обратно и засыпать это безобразие землёй, это не скроет следы преступления. Днём, при солнечном свете, и слепой заметит, что могила раскурочена. Мы с Жаком не могли сделать ничего лучшего, чем убраться восвояси.

Дома я наспех умылся, переоделся и без сил упал на кровать. Содеянное не доставляло мне радости. Я пытался утешить себя мыслями о том, что наконец хоть что-нибудь узнаю о своей родне, но совесть упорно твердила, что игра не стоила свеч. Но когда я смотрел на оставленный на столе ларец, совесть нехотя утихала.

«Немного отдохну и тогда открою его».

Однако это «немного» быстро превратилось в глубокий сон без сновидений.

Я проснулся от ноющей боли во всём теле. Всё ещё находясь на грани между сном и реальностью, я попытался перевернуться на спину. Моментально меня пронзили сотни невидимых игл, и я не удержался от стона. Долго гадать над таким бедственным положением не пришлось: это дала о себе знать ночь, проведённая с лопатой. Интересно, Жак тоже так мучается? Хотя ему, наверное, полегче, он же всё-таки привыкший к физическому труду.

Прошло немного времени. Болело почти всё, и мои мучения ни на секунду не прекращались. Из-за этого я даже никак не мог сосредоточиться на воспоминаниях о своём ужасном поступке. С одной стороны, это было не так уж и плохо, так как совесть наконец-то совсем замолкла. Мол, что взять с полуживого дурака? Я, нехотя, посмотрел на злополучный ларец. Он выглядел массивным коробом из тёмного дерева с тонко вырезанными узорами. Как же его содержимое могло напугать отца? Что в нём такого? Чтобы это узнать, мне пришлось отодраться от кровати и подойти к окну, благо комната у меня совсем маленькая. Испытывая зверскую боль в плечах, я раздвинул шторы. В следующих своих движениях я был более осторожен.

Ларец открылся легко. Дневник лежал на самом верху, и я немедленно взял его в руки. Эта книжица в потёртом чёрном переплёте должна была ответить на многие из моих вопросов, которые так давно терзали меня.

Когда я, затаив дыхание, открыл дневник, меня постигло страшное разочарование: все записи были на латыни. На языке, который мне в своё время покорить так и не удалось.

Глава 2 Странные вещи

Элен де Ришандруа относилась к ранним пташкам, поэтому я не удивился, когда встретил её на первом этаже особняка. Тётушка выглядела, как всегда, безупречно. Её белокурые волосы были аккуратно уложены в причёску, а лицо сияло свежестью, как у молоденькой девушки. Уверен, она почти не спит: с вечера и чуть ли не до полуночи она читает книги, а встаёт в самую рань, чтобы привести себя в порядок перед очередным насыщенным днём.

— Роберт, ты плохо выглядишь, — сказала Элен вместо приветствия.

Это прозвучало для меня как: «Я знаю, чем ты занимался этой ночью». Я крепче вцепился в ручку портфеля.

— Голова сильно болела.

На самом же деле голова была едва ли не единственной частью тела, которая меня не беспокоила после ночной вылазки.

В серых глазах Элен появилось сочувствие.

— Бедный мальчик. Опять мигрень?

Мигренью страдают гении, женщины и я.

Невнятно буркнув: «Да», я отвернулся, чтобы больше не встречаться с Элен взглядом. Мне было до противного стыдно за свою ложь.

Похоже, тётушка хотела что-то ещё спросить, но прежде чем она открыла рот, раздался звонкий крик:

— Госпожа, я сейчас вам такое расскажу! Такое!

Шарлотт самая несносная горничная, которую я когда-либо знал. Не имею ни малейшего понятия, как она справляется со своими прямыми обязанностями, только выдержать её присутствие способен не каждый. Шарлотт — отъявленная сплетница, может заболтать до полусмерти кого угодно. Если её пухлые губки сомкнуты, это ещё не значит, что она безобидна — она в это время смотрит, слушает и фантазирует. Девчонка сплетничает про всё и про всех, мне не раз самому «посчастливилось» стать героем её домыслов. Элен подобное не грозит, поэтому она любит слушать пустую болтовню служанки. Ей-богу, если бы Шарлотт умела грамотно писать, то наверняка смогла бы работать в какой-нибудь грязной газетёнке.

— Мсье Сандерс! — взвизгнула запыхавшаяся Шарлотт. Она хоть и смелая, но не называет меня по имени при своей госпоже. — Не уходите, тоже послушайте!

Если честно, в этот момент мне захотелось убежать и спрятаться. Я догадывался, о чём она может рассказать.

Элен доброжелательно улыбнулась девушке.

— Что ты принесла сегодня в клювике, моя маленькая сорока?

— Такая жуть приключилась! Такая жуть! — Шарлотт с трудом сдерживала рвущийся наружу детский восторг. — Ночью на кладбище могилу разорили! Родственника мсье Сандерса!

— Кристиана? — в ужасе прошептала Элен. До этого я никогда не видел её такой напуганной, и оттого почувствовал болезненный укол совести.

А негодница Шарлотт аж разрумянилась от удовольствия.

— Да его, наверное. Представляете, что нехристи делают? Как так вообще можно! Госпожа, можно я сбегаю хоть глазком гляну? Ну, пожалуйста!

Побледневшая Элен неопределенно махнула рукой.

Мне захотелось успокоить её, сказать, что осквернили не могилу моего отца, а другую, но я смог только тихо выговорить:

— Я пойду… В школу, а то мсье Марто убьёт меня за прогул.

— Да-да, идите, — Элен, похоже, нас обоих не слушала. Она резко развернулась и быстрыми шагами направилась, должно быть, к управляющему.

Шарлотт вдруг вцепилась мне в руку.

— Ты не пойдёшь на кладбище?

— Нет.

— Но почему?!

— Деньги нужны, — выкрутился я. — Мне прогулы вычитают из жалованья.

Шарлотт расширила и без того большие глаза.

— У тебя нет сердца! Кристиан же твой отец, да?

Я вырвался из её хватки и, не сказав больше ни слова, ушёл. Хотел вообще-то убежать, но ноги болели немилосердно.

Помимо бесполезного дневника, в ларце лежало что-то ещё, но прежде чем я успел вытащить нечто, укутанное в чёрную бархатную ткань, я внезапно вспомнил о суровой реальности и бросил взгляд на часы. Из-за своих ночных похождений я бесславно проспал! Так что пришлось закинуть ларец под кровать и в спешке собираться на работу.

Всю дорогу до школы я злился сам на себя. Я всё равно не успевал, и поэтому жалел о том, что воздержался даже от беглого просмотра вещей Родерика. И мало того, что моё любопытство не было удовлетворено, меня снова стала грызть совесть. Но в этот раз я больше думал об Элен, о том, как она переживает из-за моей эгоистичной выходки. Я должен был остаться с ней, а не пытаться где-то спрятаться как последний трус.

На первый урок я всё же опоздал. Дети так самозабвенно переговаривались между собой, что они не удостоили моё появление вниманием, даже когда я прошёл через всю классную комнату к учительскому столу. Слухи о разорении могилы на местном кладбище возбуждали их так, словно к нам приехал цирк-шапито, поэтому весёлый галдёж ни на секунду не прекращался. Честное слово, я не ожидал от них такого ажиотажа, ведь по дороге на работу я не заметил никаких изменений в деревне. И как только Шарлотт всё узнаёт? Хотя школа стоит на самом её краю, и если побродить по улочкам, то возможно всплывут какие-нибудь новости…

Когда мои шумные питомцы с явной неохотой сели за парты, я пересчитал их по головам. Так и знал, не хватает. Пригляделся. Ну точно: сорванцы Жак Пулен и Жак Лефюр, верно, решили, что ради исторического события можно пропустить урок истории. Я вдруг вспомнил своего Жака и, чтобы заткнуть рот совести, переключил внимание на детей.

— Где Пулен и Лефюр? — я три раза повторил вопрос, пока его всё же услышали.

— На кладбище! А можно и нам пойти? Когда ещё такое увидишь!

Следующие несколько минут я чувствовал себя охотником, еле сдерживающим собак, одуревших от запаха потенциальной дичи. Мне это быстро надоело, но дети всё равно упорно продолжали канючить. Успокоились они только тогда, когда я догадался напомнить им о мсье Марто, который мог вдруг явиться на шум.

— Мсье Сандерс, а можно задать вам вопрос? — спросил двенадцатилетний Пьер, когда в классной комнате стало более или менее тихо.

Пьер, сын местного мельника, всегда у меня был на хорошем счету, поэтому я благосклонно кивнул.

— Только по делу.

Окинув остальных самодовольным взглядом, мол, а вас, балбесов, учитель бы даже слушать не стал, мальчик поднялся с места. Он убрал с лица длинную чёлку, которая ему уже много дней мешала, и чётко произнёс:

— Того, кто надругался над могилой, повесят или ему отрубят голову?

Если бы я не сидел в тот момент за столом, я бы точно упал. И мало того, что меня словно обухом по голове огрели, так мне ещё не дали и рта раскрыть. Классная комната мгновенно наполнилась детскими голосами.

— Ты что, дурак?! Сейчас головы не рубят!

— Рубят! Ещё как рубят!

— А ты откуда знаешь? Самый умный?!

— Да его сначала мсье Сандерс убьет! Я бы так и сделал!

Все, даже девочки, одобрительно загудели. Вот не ожидал от них такой кровожадности!

— Стойте! Стойте! — закричал Пьер. — Так нельзя!

Я с облегчением вздохнул.

— Тогда же мсье Сандерса посадят в тюрьму за убийство! — закончил Пьер и снова убрал с лица чёлку.

Сначала все пристыжено притихли, потом разразились ещё более яростными криками. Я несколько одурел от царящего передо мной хаоса. С одной стороны, мне льстило то, что дети готовы безвозмездно покрыть убийство гробокопателя и помочь мне спрятать труп, с другой — мне было не по себе… Это я воспитал этих маленьких чудовищ? Я — никчёмный педагог! Немного придя в себя, я понял ещё одну вещь: по сути, мои ученики страстно желали расправиться со мной. Интересно, стали бы они меня оправдывать, если бы узнали правду?

Подрагивающими пальцами я взял со стола огрызок мела и поплёлся к доске. Всё тело по-прежнему болело, поэтому даже самые простые движения были для меня мукой. Наверное, со стороны я выглядел немного нелепо, но мне было всё равно.

Внезапно дверь в классную комнату с шумом распахнулась, и дети все как один замолчали. Так бесцеремонно врываться посреди урока может только мсье Марто, страх и ужас этой богадельни. Он преподаёт чтение и письмо, и на его уроках почти всегда идеальная дисциплина, потому что дети, мягко говоря, побаиваются его из-за тяжёлого характера. Чего уж греха таить, он и меня приводит в священный трепет. Его привычку отчитывать меня за любую ерунду в присутствии учеников я ненавижу до глубины души! Мне таких трудов стоит поддерживать свой хлипкий авторитет, а уже от одного взгляда мсье Марто я чувствую себя беспомощным ровесником своих питомцев. Однако в этот раз, к моему удивлению, на пороге стоял вовсе не он, а племянник Элен, сын маркиза де Левена.

Я выронил мел.

— Франсуа?!

Если моё появление в классе дети проигнорировали, то на высокого щеголеватого незнакомца они не смогли не обратить внимание. Мальчишки замолкли и заинтересованно уставились на гостя, а девочки с жаром зашептались.

— Роберт! — Франсуа в несколько широких шагов достиг меня и вцепился в мои несчастные плечи. — Роберт! — он с силой встряхнул меня. — Ты в порядке? Я приехал, Элен нет, мне про могилу рассказали… Это ужасно, это просто возмутительно! Бедный мой друг, тебе, наверное, сейчас очень больно!

Он даже представить себе не мог, насколько был близок к истине.

— У меня всё хорошо, — я попытался мягко отстранить Франсуа от себя.

Неожиданно он успокоился и медленно убрал руки.

— Ты ещё ничего не знаешь?

— Про могилу знаю. Извини, но у меня сейчас… — я хотел было продолжить: «…урок истории», но Франсуа не дал мне договорить.

— Я понимаю, тебе не хочется сейчас говорить на эту тему. Мне всегда нравился твой отец, он был достойным человеком. Представляю, как тебе больно и обидно.

Чувствуя себя потерянным, я стыдливо опустил голову. Теперь ещё один человек страдает из-за моей глупости. И если я скажу ему, что могила моего отца на самом деле в полном порядке, то навлеку на себя подозрения из-за излишней осведомлённости. Лучше б я жалел о том, что не смог вскрыть гроб Родерика, а не о том, что наделал бед. Временная страсть к тайнам моей семьи сыграла со мной поистине злую шутку.

— Это что ещё такое?!

Услышав въедливый, срывающийся на визг, голос, я вздрогнул, обернулся и встретился взглядом с мьсе Марто. Он стоял на пороге с перекошенным от внезапной вспышки гнева лицом. Его маленькие злобные глазки влажно поблёскивали из-под дряблых век, как слизняки в ракушках.

— Что за шум? Как прикажете понимать это праздное ничегонеделанье? И почему на уроке посторонний?!

— Простите, это…

Мсье Марто стремительно направился ко мне.

— Не смейте перебивать того, кто старше и мудрее вас! Что за молодёжь разнузданная пошла! Знайте, мсье, вы — хам! И я вам уже говорил, что с таким безалаберным отношением к работе вам делать здесь нечего! Уверен, на ваше место найдётся более надёжный человек. И не один! Сотни людей могли бы с радостью заменить вас! Да что ж вы смотрите на меня, как баран?!

Вот так всегда. Когда я молчу, я — баран, а когда пытаюсь хоть слово вставить — хам.

Я закусил губу и приготовился выслушивать очередную порцию оскорблений, как вдруг вмешался Франсуа.

— Вы правы, мсье, — с неправдоподобной покладистостью сказал он. — На место этого учителя придут другие, более порядочные. Такая толпа народа стремиться получить здесь работу, что мне пришлось потрудиться локтями, чтобы пройти сюда. У входа аншлаг.

Я на мгновение представил, будто это сказал я сам, и мне стало страшно. Вряд ли мсье Марто способен оценить чувство юмора Франсуа.

Несколько секунд мсье Марто растерянно молчал.

— Что? — наконец выдавил он из себя.

— Говорю, легко будет найти замену.

— Вы… издеваетесь?

— Да, — предельно честно ответил Франсуа. — Почему бы не поиздеваться над тем, кто издевается над другими? Или в этом мире люди делятся на тех, кто издевается, и на тех, над кем издеваются? По-моему, мсье, вы просто завидуете этому молодому человеку. Он начинает свою карьеру с деревенской школы, а вы, похоже, заканчиваете.

Я не заметил, как задержал дыхание от ужаса. Насколько мне известно, мсье Марто за профнепригодность с позором выгнали из одного парижского коллежа, а позже и из пары-тройки провинциальных. Ох, что сейчас будет…

Мсье Марто моментально стал похож на рассвирепевшего индюка.

— Вы меня за дурака, что ли, держите?! И с какой стати вы защищаете этого бездаря? От него школе один вред, он неоднократно нарушал учебный процесс! И именно из-за него у нас уже месяц некому преподавать Закон Божий! Знаете, что он сделал?

Дети несмело захихикали. Они, естественно, не забыли, о моём маленьком конфликте с кюре, который произошёл в прошлом месяце.

— Он заснул! — заверещал мсье Марто. — Он заснул, когда наш уважаемый отец Ив читал детям главу из Священного писания!

От стыда мне захотелось провалиться сквозь землю: мало того, что дети окончательно развеселились, так ещё и Франсуа не удержался от смеха. Да уж, похоже, тень оскорблённого старикашки будет меня преследовать вечно. После этого неприятного инцидента я пару раз подходил к отцу Иву, но, он вопреки своему статусу, ни в какую не желал меня прощать. С тех пор он не преступал порог школы.

Франсуа стоило больших усилий скрыть улыбку.

— Мсье, меня поражает ваша логика. Если урок такой нудный и неинтересный, что аж в сон вгоняет, то это вина учителя, в данном случае кюре, разве не так?

— Вы вообще кто такой будете? — изрядно побагровевший мсье Марто перешёл с визга на угрожающее шипение.

— Ах, прошу прощения, не было возможности представиться раньше. Я всего лишь скромный наследник маркиза де Левена. Не обижусь, если вы будете звать меня просто Франсуа и на «ты», всё-таки вы старше и мудрее. Я бы с превеликим удовольствием снял перед вами шляпу, но, увы, я её забыл у своей родственницы де Ришандруа.

На мой взгляд, Франсуа следовало представиться с самого начала, вместо того, чтобы дразнить моего озлобленного недруга. Мсье Марто терпеть не может большую часть населения планеты, а дворян и вообще всех тех, кто хоть немножечко стоит выше него на социальной лестнице он вдобавок боится. От его извиняющегося кваканья, меня вдруг замутило. Перед глазами поплыли рваные тёмные пятна, и пол качнулся, как будто был дном лодки.

— Когда придём домой, я обязательно его выпотрошу. Ну не верю я, что там не кирпичи!

Очередная попытка выпросить у Франсуа свой портфель ни к чему не привела. Раз он решил, что донесёт его до особняка Элен, значит, так и будет. Шутка про кирпичи не вызвала у меня должного раздражения, хоть и была откровенно неудачной: всё-таки Франсуа как мог пытался меня подбодрить. Из-за своих ночных похождений и, возможно, даже от голода, я едва не потерял сознание на глазах у всех присутствующих в классе, так что легенда о мигрени пришлась очень кстати.

— Ты совсем себя не бережёшь. Вот я бы на твоём месте не пошёл сегодня на работу. Здоровье важнее, чем вопли того брюзги, — Франсуа шёл так быстро, что я еле поспевал за ним. — Один раз их ещё можно послушать, так, разнообразия ради. Но если бы на меня так каждый день орали, я бы тоже маялся головной болью.

У меня совершенно не было настроения объяснять ему, что для обычных людей лишний выходной — непозволительная роскошь.

— Скоро лето, вот и отдохну, — без энтузиазма ответил я.

— И какие у тебя планы?

— Как будто ты меня не знаешь. Никакие.

— А мы с Ренаром собираемся в Прагу, и я…

Я встал как вкопанный.

— Шутишь?!

На мгновение мне показалось, что мне не следовало так реагировать на это совпадение. Прага. Ну и что, что Прага? Если там будет проходить встреча клуба, членом которого был Родерик Сандерс, меня это всё равно не касается.

Франсуа тоже остановился и обернулся. Ей-богу, он так глупо выглядел в дорогом костюме и с моим дешёвым портфелем!

— Ну ты даёшь, — негромко рассмеялся Франсуа. — Я ещё недоговорил, а ты уже обо всём догадался. Мне бы твою проницательность! Так ты согласен? Поедешь с нами?

— Но… Почему именно в Чехию? — я был совершенно сбит с толку.

— Граф де Сен-Клод каждое лето проводит с семьёй в Праге, а я не смог отказать ему в визите. Он забавный старикан, да и вообще у него все родственники весьма занятные личности. Я просто обязан тебя с ними познакомить! Они тебе понравятся, вот увидишь.

Я еле удержался от тягостного вздоха. Если Франсуа кто-то кажется забавным и занятным, то от таких людей лучше держаться подальше. Вот с его обожаемым Ренаром мы ладим как кошка с собакой, и мне уже заранее тошно от мысли, что придётся постоянно его терпеть.

Но, чёрт побери, каким заманчивым было это предложение! Поездка в Прагу могла бы стать достойной компенсацией за бесполезный дневник деда. Только…

— Я… я бы с удовольствием составил вам компанию, но… — я безбожно путался в мыслях и словах. — Но у меня нет денег.

Однако вместо того, чтобы спуститься с небес на землю, Франсуа демонстративно фыркнул.

— Глупости! У тебя есть я и Элен, так что даже не думай о деньгах. Не спорь, мы с тобой почти братья, и поэтому должны всем делиться!

Честно говоря, я не тешил себя особыми надеждами и ожидал услышать от Элен отказ. Сюрпризом для меня стало то, каким образом она это сделала. Я предполагал, что она начнёт нас деликатно отговаривать или предлагать альтернативу, но она просто, без объяснений сказала: «Нет». Я сразу сник, Франсуа же попытался спорить, но в конечном итоге даже такой настырный малый, как он, ничего не добился.

Я с нетерпением ждал, когда закончится этот, полный разочарований, день. Хотелось лечь спать с детской уверенностью, что завтра никто и не вспомнит о разорённой могиле, и жизнь вернётся в прежнее русло, но я понимал, что этого не будет. Даже если нас с Жаком и не вычислят, нам всё равно придётся изрядно понервничать.

Вечером приехал Этьен Ренар — камердинер Франсуа, весьма сердитый из-за того, что молодой господин никого не предупредил о том, что останется в поместье де Ришандруа на ночь. Франсуа, обеспокоенный моим удручённым состоянием, почти ни на минуту не отходил от меня, поэтому я был несказанно рад, что его внимание переключилось на кого-то другого, и я в кои-то веки был благодарен Ренару.

Стоило мне открыть дверь в свою комнату, как вдруг мне под ноги кинулась белая ангорская кошка. Я попытался её отогнать, но она, воспользовавшись моей медлительностью, юркнула внутрь. Похоже, насладиться одиночеством мне не удастся.

— Просто замечательно, — пробурчал я, заходя следом. — Мадемуазель Жужу, вы выбрали подходящее время, чтобы подрать мою кровать.

В ответ Жужу мурлыкнула и непонимающе уставилась на меня яркими глазами, — голубым и жёлтым, — похожими на бусинки с разных украшений. Элен приглянулась Жужу именно из-за этой особенности, а мне лично разноцветный взгляд кажется жутковатым, и я долго не мог к нему привыкнуть. Стараясь игнорировать требующую внимания кошку, я закрыл за собой дверь на ключ, зажёг свет и, постанывая от ноющей боли в мышцах, опустился на пол, чтобы достать из-под кровати злополучный ларец. Ничего ведь плохого не случится, если я осмотрю содержимое. Одним разочарованием больше, одним меньше — какая разница?

Дневник я сразу отложил в сторону. Внутри ларца большую часть пространства занимал продолговатый предмет, завёрнутый в плотную тёмно-синюю ткань. Я сразу вытащил его, чтобы разглядеть остальные, более мелкие вещи. Первым я взял в руки нож. Наверное, он был охотничьим, хотя не могу сказать точно, я плохо разбираюсь в оружии. От мутноватого лезвия шёл холод, и я не осмелился проверить его остроту. Далее меня заинтересовал старый оловянный солдатик. Я осторожно повертел перед глазами потускневшую игрушку и не менее бережно положил её обратно. Может, мой дед был не таким чудовищем, как описывал его отец? Зачем жестокосердному человеку иметь при себе игрушку, которая, возможно, напоминает ему о доме, о семье? В самом углу ларца я нашёл массивный золотой перстень с печаткой в виде руки с цветком и, недолго думая, надел его на большой палец. Лучше бы я этого не делал, потому что снять его оказалось непросто. Я и так и сяк вертел этот перстень, пока палец не покраснел, как помидор. К счастью, я быстро вспомнил, что Элен как-то раз обронила, что кольца можно снимать с мылом, так что мне удалось затоптать зарождающуюся панику. Немного успокоившись, я принялся разматывать ткань с самого большого предмета…

Я отвлёкся на дикое шипение: съёжившаяся Жужу щурилась и прижимала уши к голове, как будто перед ней вдруг возник волкодав.

— Брысь!

Я развернул свою находку до конца… и тут же отбросил её, заорав от ужаса. Жужу душераздирающе взвизгнула и запрыгнула мне на колени. Сквозь одежду я почувствовал её острые коготки.

На полу передо мной лежала тёмная, почти чёрная человеческая рука. Её сморщенные пальцы с длинными ногтями были слегка согнуты, словно собирались что-то схватить. Из-под кожи торчало что-то подозрительно похожее на обломок кости. Я уже был готов опять закричать, упасть в обморок или совершить что-нибудь ещё столь героическое, но я вновь отвлёкся на Жужу. Она жалась ко мне, как к единственному защитнику, и утробно рычала, не сводя глаз со страшной находки.

Тут и без дневника ясно, что мой дед был сумасшедшим! Я настолько разозлился на Родерика, что его игрушечный солдатик перестал меня умилять. Можно было просто поверить записям отца и ничего не трогать…

Но что случилось с кошкой? Почему она так испугалась этого мерзкого, но всё же безвредного обрубка? Она ведь даже не знает, что это!

— Всё, всё. Сейчас уберу, — отцепив от себя Жужу, я взял тот кусок ткани и склонился над рукой.

В дверь постучали.

— Роберт, ты в порядке? — раздался приглушённый голос Элен.

Я впустил её только после того, как затолкал нежеланное наследство обратно под кровать. Меньше всего мне в тот момент хотелось оставаться один на один с Элен, но я не осмелился даже намекнуть ей на это. Ни о чём не подозревая, она пришла, чтобы утешить меня, как обычно делала в самые тяжёлые для нашей семьи времена. Разорение могилы близкого родственника — как раз подходящий повод для беседы тет-а-тет.

Я стоял, скрестив руки на груди так, чтобы не было видно перстня Родерика, и время от времени пытался изобразить внимание. Сосредоточиться на словах Элен было трудно, так как мои мысли были заняты совершенно не сентиментальной стороной ночной выходки. Перед глазами то и дело всплывали образы освещённого луной кладбища, жалкого мертвеца, перепуганного Жака… Иногда даже чудился запах сырой земли.

— Я вижу, ты очень это переживаешь, — сказала Элен, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Знаешь, меня всегда поражало, как ты, такой чувствительный мальчик, можешь терпеть все невзгоды молча. Я не могу представить и десятой доли того, что ты чувствуешь. Да я бы всё отдала, чтобы узнать, что творится в твоей голове!

— Отец никогда ни на что не жаловался, — увернулся я от прямого ответа.

Элен беззвучно вздохнула. Уставшая, с выбившимися из причёски тонким прядками, она казалась такой несчастной, что мне стало стыдно за свою резкость.

— Да ещё эта идея Франсуа… Прости, Роберт, я никак не могу свыкнуться с мыслью, что ты уже взрослый, и не нуждаешься в чьей-либо опеке. Господи, я столько лет оберегала тебя от жестокого внешнего мира, держала на коротком поводке, как последняя эгоистка. Боялась, что с тобой тоже что-нибудь случится, если ты уедешь…

К горлу подступил горький ком. Родители, один за другим, погибли именно за пределами поместья.

— Одного бы я тебя ни за что не отпустила, но, надеюсь, с Франсуа и Ренаром ты будешь в безопасности. Так что езжай, посмотри мир, почувствуй, наконец, свободу.

От удивления я и не заметил как опустил руки, предательски выставив перстень напоказ. К счастью, Элен в это время заинтересовалась поведением Жужу. Та настороженно стояла напротив кровати и размахивала хвостом.

— Вы это серьёзно?

— Я так похожа на шутницу? — Элен подхватила кошку на руки и направилась к двери. — Франсуа скажу об этом утром, а то он тебе спать не даст. И вот ещё что. — Она обернулась на пороге. — Забудь про могилу Родерика, а лучше вообще никогда не вспоминай о нём. Он этого не достоин.

Глава 3 Опасные люди

Не знаю, то ли мне улыбнулась удача, то ли Бог решил меня наказать, но я всё-таки благополучно покинул Францию. Удивительно, что, в отличие от отца, у меня получилось это сделать с первого раза и без особых проблем. На протяжении всей подготовки к путешествию я постоянно ожидал любого подвоха, но всё шло как по маслу. Элен не изменила своего решения, а меня и Жака никто так и не заподозрил в расхищении могилы. Сам Жак, узнав о том, что я всё-таки уезжаю в Прагу, даже повеселел. Ещё бы, ведь наш труд оказался не напрасным, и, к тому же, я больше не буду угнетать его своим затравленным видом. Не скажу, что совесть совсем перестала меня мучить, однако, к моменту отъезда я почти не волновался из-за могилы и своего напарника. Гораздо больше меня занимали мысли о том, как мне придётся выслушивать бесконечные перебранки Франсуа и Ренара. Наверное, самый главный недостаток Франсуа — это его безудержная тяга к болтовне по делу и не по делу. Любое помещение, в котором он находится, всегда наполняется его громким голосом, от которого просто невозможно скрыться. Мне иногда кажется, что он упивается собственным голосом, а сам Франсуа не раз говорил, что он бы смог стать неплохим певцом, если бы имел музыкальный слух. Ему абсолютно не важно, кто его собеседник, он может заговорить с кем угодно. Разумеется, это нравится далеко не всем. Особенно от его болтливости страдают слуги, ведь одно дело выслушать избалованного дворянина, и совсем другое вступить с ним в диалог. Ренар слишком своенравен для обычного камердинера, и он никогда за словом в карман не лезет. Более того, в узком кругу он зовёт Франсуа на «ты» и не упускает возможность продемонстрировать своё превосходство. Не знаю, чья это была инициатива, но лично я не восторге от такой фамильярности. Но если Ренар на людях ведёт себя более или менее пристойно, как подобает слуге, то со мной он не церемонится вообще. Моё присутствие его всегда раздражает. А всё из-за старой истории, которую у меня до сих пор не хватает духу рассказать Франсуа. По крайней мере, и в этом есть свои плюсы. Когда Ренар в первый же день нашего путешествия поинтересовался, откуда у меня, «наглого дармоеда», взялись деньги, я намекнул на то, что и у него, наверняка, есть свои тайны. Тогда он закрыл рот и больше не поднимал этот вопрос.

Удивительно, но общество Франсуа и Ренара меня почти не напрягало, хотя, признаюсь, первое время было тяжело. Ренар часто ворчал из-за того, что ему не нравилось наше купе, потому что ему якобы было тесно, и вообще один человек лишний. Обычно, в очередной раз обругав купе, он начинал критиковать железные дороги и поезда, которые величал «консервными банками». По его мнению, путешествовать дилижансом куда проще и безопасней, а почему — знает только он сам. По крайней мере, ни одного аргумента я от него так и не услышал. А вот Франсуа восторгался всем. Его устраивало и наше просторное купе, и чудный вид из окна, и то, что компании лучше нашей не найти на всём белом свете. Ещё Франсуа любил насвистывать обрывки разных мелодий. Получалось у него, если честно, немного фальшиво, только я терпел его концерты, а Ренар чуть ли не угрозами заставлял своего господина прекратить «издевательство над ушами». Совместным, если можно так выразиться, развлечением у нас было чтение газет. Причём совместным оно стало, когда мы проезжали через Германию. Накупив на очередной станции газет, Франсуа бегло проглядывал содержание статей и потом читал их вслух уже на французском. Я был доволен этой идеей, так как немецкий язык знаю на очень примитивном уровне. Неприятно только было то, что Ренар перебивал Франсуа: язвительно комментировал все новости и ругал немцев за то, что они писать не умеют. Зачастую доставалось и переводчику. Относительная тишина обычно наступала, когда мы доставали шахматы или карты. Втроём не играли никогда, потому что Ренар ни в какую не хотел учиться играть в шахматы, а я, в свою очередь, косо смотрел на карты — мой отец говорил, что до добра они не доводят.

Я много раз представлял себе наш приезд в Прагу, но я и подумать не мог, что этот момент не принесёт много приятных впечатлений. На вокзал мы прибыли за полночь, и ещё много времени ушло на то, чтобы добраться до гостиницы. Останавливаться абы где Франсуа не пожелал, тем более, что гостиницу с труднопроизносимым названием ему посоветовал граф де Сен-Клод. Несмотря на поздний час, Франсуа был радостным и бодрым, и казалось, он может без устали проехать весь город вдоль и поперёк. Я же вовсю клевал носом и мечтал поскорей лечь спать. Едва очутившись в холле гостиницы, я сразу почувствовал себя неуютно. После тёмной улицы свет гигантской хрустальной люстры буквально слепил, отовсюду искрилась позолота, мраморный пол пестрел, как шахматная доска, и больно били по глазам кроваво-красные обивки диванов с тяжёлыми резными ножками. Ехидно улыбались дамы и кавалеры с полотен в массивных рамах и чересчур откормленными выглядели торчащие из каждого угла младенцы с крыльями и луками. В центре холла тихонько журчал настоящий фонтан. Я всю жизнь провёл в богатом поместье, не раз наведывался к де Левенам, но такой кричащей безвкусицы ещё не видел.

Из полудрёмы меня вырвал шум. Я обернулся.

На полу в хаотичном порядке валялись вещи, вывалившиеся из чемодана. Конечно, это не по-товарищески, но я порадовался, что с моим багажом всё в порядке: я бы не пережил, если бы на полу оказались предметы из могилы Родерика. Да, я не смог не взять их с собой.

— Да что же это такое! — Ренар присел на корточки и резким жестом отогнал смутившегося носильщика. — Почему это мне так повезло?!

— По-моему, всё вполне логично, — откликнулся Франсуа. — Я тебе говорил, чтобы ты купил себе новый чемодан, потому что у этого замок износился, а ты вечно отмахивался. Вот тебя высшие силы и покарали за скупость.

Я хотел помочь Ренару, но он и меня отогнал.

— Вот у кого денег куры не клюют, пусть и покупает себе новое, а я старое починю.

— Видать, хорошо починил, раз всё на пол падает, старый скряга.

— Мне сорока ещё нет, какой я старый? — возмутился Ренар, запихивая на место коробку с принадлежностями для бритья.

— А, действительно, — усмехнулся Франсуа. — Тебе же всего тридцать восемь, как я мог забыть.

Я огляделся. Немногочисленная прислуга смотрела на нас с трепетом и явно боялась подойти ближе. Ну вот. Ещё зарегистрироваться не успели, а уже цирк устроили.

— Будь я твоим отцом — снял бы штаны да ремнём по голому заду! — прошипел Ренар. — Мой только так меня и воспитывал.

— Я категорически против насилия. Меня никогда били. Поэтому я, в отличие от тебя, просвещённый и одухотворённый.

— Это кто тебе сказал?

— А почему мне об этом должен кто-то говорить?

Мне это надоело, однако я ничего не мог поделать. Если вмешаться, то представление только затянется.

В холл с улицы вошёл невысокий старик. Большой головой, дряблыми щеками и короткими ногами он напоминал бульдога. Но если у этих собак вид обычно печальный, даже хмурый, то старик был весел. Скорее всего, он был прилично пьян, иначе как объяснить то, что он свой цилиндр напялил на швейцара и отдал ему трость, без которой точно бы рухнул. Вероятно, он был постояльцем, раз его никто не поспешил вытолкать в шею. Он сделал несколько неуверенных шагов вперёд и остановился.

— Чёрт меня подери! — выдал он на английском звучным басом. — Глазам своим не верю, кого я вижу!

Мне даже стало любопытно, кого он там увидел. Я быстро огляделся, но кроме нас, не считая обслуживающего персонала гостиницы, в холле никого не было.

— Какой смешной тип, — улыбнулся Франсуа.

— Так ты его не… — я не успел договорить, потому что «смешной тип» с неподобающей прытью подбежал к нам и нечаянно выбил из рук Ренара чемодан.

— Боже мой, не ожидал, что мы когда-нибудь снова встретимся! — воскликнул старик. На разозлившегося Ренара он и внимания не обратил. Он таращился на меня с маниакальной радостью.

Уж его-то я точно не знал.

— Родди! — вдруг взвыл незнакомец.

Я попятился.

— Сожалею, но вы обознались… Ай, пустите! Больно!

Этот сумасшедший вцепился мне в волосы!

Франсуа поспешил мне на помощь, но, похоже, недавно выпитый алкоголь, придавал старику просто колоссальную силу.

— Шевелюра так и осталась тёмной, ни одного седого волоска! А усы зачем сбрил, подлец? Они тебе так шли! А ладно, ты и без них красавчик. Держу пари, женщины от тебя по-прежнему без ума. Эх, Родди, я всегда говорил, что ты везучий, не то что я…

Никогда не думал, что принимать похвалу иногда противно! Мне хотелось, чтобы град из комплиментов прекратился сию же минуту, но старик очень крепко держал меня за волосы, и вырваться было бесполезно. От него так несло табаком, спиртным и ещё какой-то дрянью, что я начинал медленно сходить с ума.

— Ренар, сделай что-нибудь, — попросил Франсуа.

В этот самый момент меня одарили смачными поцелуями в обе щеки. Это было выше моих сил!

Я задёргался ещё сильней и, чувствуя как тону в собственной беспомощности, жалобно крикнул:

— Да отпустите же меня!

Ренар накинулся сзади на моего обидчика и повалил его на пол. Я слишком сильно дёрнулся и, если бы не Франсуа, тоже бы не удержался на ногах. Оказавшись на свободе, я первым делом достал из кармана платок, чтобы убрать с лица следы лобызаний.

— Что здесь творится? — мы с Франсуа одновременно обернулись и увидели молодого человека во фраке. — Не трогайте его! Руки прочь! Эй, почему никто в этой чёртовой гостинице не может остановить драку?!

— Ещё одна английская рожа нарисовалась, — пробурчал Ренар.

Франсуа скривился.

— Фу, Ренар, нельзя быть таким грубым. И отпусти ты уже этого джентльмена.

— Сэмми, сынок, ты посмотри кого я встретил, — как ни в чём не бывало сказал старик. Его словно не смущало, что он сидит на полу холла. — Это же Родди Сандерс, мой старый добрый друг! Помнишь, сколько я тебе о нём рассказывал?

Я чуть было не лишился чувств, когда услышал свою фамилию. Родди Сандерс… Родерик Сандерс! Неужели я столкнулся с тем, кто знал моего деда?

Старик протянул сыну руку, чтобы тот помог ему встать. У меня захватило дыхание: на одном из его пальцев красовался перстень с затейливой печаткой, точь-в-точь такой же, как у Родерика. Значит, он тоже приехал сюда на собрание клуба.

— Не слишком ли вы молоды для того, чтобы дружить с моим отцом? — Сэмми с подозрением уставился на меня.

— Да, пожалуй. Просто ваш отец обознался, я не Родди Сандерс.

Его лицо исказила злобная гримаса.

— Приношу вам свои искренние извинения, — процедил он сквозь зубы. — Мой отец иногда чересчур увлекается излишествами.

— Мы извинения принимаем, только следите за ним получше, а то, видите, он на людей кидается, — оскорблённым тоном сказал Франсуа и посмотрел на меня.

Старик тяжело опёрся на плечо сына.

— Кого вы пытаетесь обмануть? Это же Родди… Мы раньше с ним вместе…

— Нет, — зашипел Сэмми, уводя его в сторону, — ты ошибся. А всё потому, что не слушаешься доктора и напиваешься всякий раз, стоит мне только отвернуться.

Франсуа проводил их взглядом и протяжно вздохнул.

— Ну и ну, что время делает с людьми. А ведь и мы когда-нибудь можем стать такими.

— Если ты в старости будешь таким, я тебя пристрелю, а лучше сам сдохну, — отозвался Ренар.

— Я бы предпочёл вариант, где мы оба остаёмся живы. Ну хватит, у нас есть проблемы поважнее далёкого будущего. Роберт, как ты смотришь на то, чтобы ещё раз оказаться в объятьях этого любителя полуночной выпивки?

Я в ужасе помотал головой.

— Да ни за что!

— Отлично, тогда… Нет-нет! — Франсуа отвлёкся на осмелевшего носильщика. — Поставьте. Мы здесь не останемся. Гостиница, в которой никто и пальцем не пошевелит, если постояльцев будут убивать, нас не устраивает. А уж про интерьер я промолчу. Страшно представить, как выглядят номера.

Мы с Ренаром были в шоке от каприза Франсуа, но поскольку он считался негласным лидером в нашей компании, пришлось подчиниться. Искать другую гостиницу ночью, в незнакомом городе — сомнительное удовольствие. Однако это оказалось не так-то и хлопотно. Швейцар за небольшое вознаграждение посоветовал нам аналогичное заведение на соседней улице. Гостиница, название которой означало «Старый дуб», приглянулась мне, как только мы переступили порог. Ничего общего с тем кошмаром, от которого мы отказались. Внешняя скромность компенсировалась уютом и приветливостью, с которой нас встретили. Меня даже не расстроило, что мой номер располагался этажом ниже, чем тот, куда заселились мои компаньоны. В какой-то мере, я даже обрадовался, тому, что у меня наконец-то будет возможность побыть наедине с собой.

Вот только кто бы дал мне выспаться! Ни свет ни заря меня разбудил Франсуа. Ему не терпелось поскорее разведать окрестности.

— Сколько можно мять подушки? Так ведь можно и всю жизнь проспать. Давай быстрей собирайся. Я уже отправил записку графу, и пока мы будем гулять, придёт ответ. Ну, Роберт, вставай! Нам надо столько всего увидеть!

Спорить с Франсуа занятие неблагодарное.

Город, который в моих фантазиях виделся мне мрачным, приятно поразил своей пестротой. Дома и прочие чудеса архитектуры гармонично соседствовали друг с другом, несмотря на разные стили и цвета. Здания средневековой постройки важно, но без лишней гордости, располагались в окружении более новых и элегантных, украшенных лепниной. Глядя на всё это, я чувствовал себя маленьким ребёнком, жаждущим познать, что скрывается в книге за красочными картинками. Очень не хватало проводника. Хочу справедливо заметить, что Париж, где я периодически бываю по делам Элен, не менее красивый город, производящий впечатление на всех приезжих. Однако там я часто вспоминаю о том, что родина моих предков вовсе не Франция, и нахожусь я в чужой стране чуть ли не на птичьих правах. Прага же встретила меня, как гостя, без претензий и обязательств. Забыв о своих проблемах, я смотрел по сторонам и болтал с Франсуа. Он бесстрашно ходил по совершенно незнакомым улицам, и спустя некоторое время я тоже расслабился и перестал стараться запомнить обратную дорогу.

На отдых мы расположились в небольшом ресторанчике. К счастью, не стали ничего заказывать из местной кухни: всё новое для меня, особенно в большом количестве — стресс. Франсуа также решил пока что воздержаться.

— Ренар, вот по глазам же вижу, — внезапно сказал Франсуа, размешивая сахар в чае, — страсть как курить хочешь. Только выйди, пожалуйста, на улицу. Ты же знаешь, что Роберт не выносит запаха табака. Да и я жду не дождусь, когда ты перейдёшь на более приличное курево.

То ли Ренар сообразил, что молодой господин собрался посекретничать, то ли и впрямь курить хотел, но он тут же ушёл.

Франсуа понизил голос.

— Извини. Не хочу портить тебе настроение. Но пора во всём разобраться.

Я обречённо кивнул.

— Тот случай до сих пор не даёт мне покоя, — мой друг отложил в сторону чайную ложечку. — Я понял, за кого тебя приняли. Да и ты, наверное, тоже. Элен говорила, что твой дед был… Как бы сказать помягче…

— Она мне то же самое говорила.

— Ну вот. Знаешь, когда мы с тобой обратно его закапывали…

Я еле удержался от ехидного комментария. На самом деле мы Родерика не сами закапывали. На следующий день после обнаружения разорённого захоронения мы вдвоём пришли на кладбище понаблюдать за тем, как могильщики будут возвращать на место уже приведённый в порядок гроб.

— …у меня тогда возникло ощущение, будто над ним надругался кто-то из его окружения. Посуди сам, остальные надгробия были в полном порядке, никто даже не полез в склеп де Ришандруа, хотя, насколько мне известно, там есть, чем поживиться. Я хотел ещё тогда поделиться с тобой этим предположением, но у тебя была такая кислая мина!

— У меня тоже возникали подобные мысли, — с усилием выдавил я из себя.

— Значит, ты меня поймёшь. Я бы не хотел, чтобы ты связывался с кем-нибудь из друзей твоего деда. Может, у меня просто фантазия разыгралась, но, по-моему, это опасные люди. А я поклялся Элен, что буду тебя оберегать.

— Спасибо тебе.

— Ты не сердишься?

— За что?

Франсуа медленно погладил пальцем край чашки.

— Да, глупость сказал. Просто я бы на твоём месте поступил бы совсем по-другому. Я бы не стал обходить стороной опасность и вцепился бы, как собака, в этого пьяного идиота, чтобы хоть что-нибудь узнать о Родерике. Да, я, наверное, рассуждаю с позиции избалованного аристократа, но думаю, что не смог бы жить в полном неведении. Я не виню тебя, ты просто более благоразумен.

— А ты более смелый.

— Может быть. Скажи, а тебе самому никогда не хотелось узнать о прошлом своей семьи?

По телу забегали мурашки. Дыхание перехватило.

Надо было всё сразу рассказать Франсуа.

Нет, я всё сделал правильно. Он бы не одобрил мою выходку.

— Да, — тихо сказал я, — мы с тобой действительно разные. Меня как-то больше настоящее интересует.

Франсуа поднял свою чашку.

— Слава Богу, что мы всё-таки вместе. За братскую дружбу.

— За братскую дружбу, — с улыбкой повторил я.

Фарфоровые чашки мелодично звякнули.

Ответная записка оказалась немного не такой, как мы ожидали. В ней говорилось, что граф де Сен-Клод с детьми находится в Крумлове, и будет в Праге только через пару дней, точнее, одиннадцатого июля. Франсуа отнёсся к этой новости весьма равнодушно, Ренар стал жаловаться на впустую потраченное время. А меня раздирали противоречивые чувства: у меня появилось больше шансов попасть на собрание клуба «Рука славы», но я, как назло, боялся этого. Желание забыть о делах Родерика упорно боролось с моим страхом. Конечно, куда проще было последовать совету Франсуа и ни во что не ввязываться. С другой стороны, я бы не простил себе, если бы бросил всё на полпути к цели.

Когда наступило злосчастное десятое июля, я просто не мог найти себе места от волнения. Как помешанный, я использовал любую возможность, чтобы взглянуть на циферблат часов. Я никак не мог решить, что мне делать, и из-за этого очень злился на себя. Время тянулось медленно, и это злило меня ещё больше. К счастью, Франсуа не замечал перемен в моём настроении. Даже когда мы оставались наедине, он больше не поднимал неудобные для меня темы.

Ближе к вечеру я совсем измучился. Оставалось придумать план «побега», а в голове у меня до сих пор не было ни одной более или менее подходящей идеи. Куда я теоретически мог пойти? В незнакомом городе? Один? Да никуда.

Идея появилась сама собой, когда Франсуа приспичило отправиться на поздний променад. Он звал меня с собой, но я отказывался, ссылаясь на усталость и нелюбовь к прогулкам по ночным улицам. Неожиданно мой друг проявил неслыханную тактичность, предложив остаться со мной в гостинице, чтобы мне не было скучно. Как же я ликовал, когда Ренар обозвал меня «великовозрастным обалдуем», которому не нужна «нянька»! Только тогда его господин согласился ненадолго со мной расстаться.

Добрался я до нужного места без приключений. Ни одно из моих опасений не сбылось: мало того, что я, нанимая экипаж, правильно объяснил, куда мне нужно ехать, так я ещё и не опоздал. Мне просто везло. Даже подозрительно везло.

Дом, в котором должно было проходить собрание клуба, выглядел довольно неприметно. Трёхэтажный, из тёмного камня, с минимумом украшательств. Обычный частный дом, с виду ничего особенного. На крыльце, заложив руки за спину, стоял высокий, до безобразия худой мужчина, выряженный как дворецкий. С высоты своего роста он придирчиво изучал чёрные ботинки, которые были на нём надеты. Он, словно от скуки, не мог придумать себе более достойного занятия. Я робел и не спешил подходить к нему, поэтому следующие несколько минут наблюдал за входом из-за угла. Надеюсь, неисправный фонарь и густые нестриженные кусты делали меня в каком-то смысле невидимкой. Единственным неудобством для меня были сверчки, пронзительно орущие и норовящие прыгнуть прямо в лицо.

На улице, бодро постукивая каблуками по мостовой, показался тип в вызывающе светлом костюме, из-за которого он отдалённо походил на привидение. Быстрыми шагами он приблизился к двери злополучного дома.

— Добрый вечер, — поприветствовал он дворецкого. — Чудесная нынче погода! С удовольствием прошвырнулся пешком.

Говорил он на английском, как пьяный, слегка растягивая гласные.

— Позвольте вашу руку, сэр, — глухо ответил дворецкий. Даже не поздоровался. Странно.

— Ах да, конечно. Вот, — гость протянул ему правую руку, и тот, наклонившись, поднёс её к своему лицу. Для поцелуя, что ли?

Дворецкий выпрямился.

— Вы хорошо знали покойного, сэр?

— А как же!

— Прошу, — дворецкий открыл дверь и жестом пригласил его внутрь.

Не успел я обдумать увиденное, как к дому подъехала карета. Кучер помог выбраться из неё миниатюрной даме. Она, как и предыдущий гость, уверенно направилась к двери. Руку в чёрной перчатке, на которой что-то блеснуло, она протянула дворецкому раньше, чем он произнёс…

— Позвольте вашу руку, сэр.

Сэр? Разве так к женщинам обращаются?

— Вы хорошо знали покойного, сэр?

— О боже, — в низком голосе незнакомки ясно слышалось раздражение, — неужели за столько лет нельзя было придумать что-нибудь более оригинальное? Да, хорошо знала, чёрт вас побери.

Спустя ещё пару визитёров я окончательно убедился в закономерности этого спектакля. Дворецкий подносит к глазам руку, чтобы убедиться в наличии золотого перстня, а пассаж про покойника — что-то вроде пароля, который точно собьет с толку случайного человека, даже если он раздобудет перстень или сделает копию. Хотя узнать пароль, в общем-то, не такая уж большая проблема, даже я справился с этой задачей. Как и все, я легко прошёл мимо цербера.

В длинном, оклеенном бордовыми обоями коридоре и прилегающей к нему крошечной гостиной собралось не менее десятка человек. Несмотря на тесноту, далеко не все были склонны к общению, и у многих был такой вид, будто они не знают никого из присутствующих или просто не хотят знать. Это мне было на руку. Небольшое оживление царило вокруг маленькой дамы. Она была единственной женщиной, и, похоже, ей льстило, что ей уделяют почти всё внимание. При более ярком освещении я заметил, что она, вероятно, ровесница Элен. Не хочу показаться грубым, но выглядела она гораздо хуже тётушки. Вульгарный макияж только подчёркивал нездоровый цвет лица и многочисленные тонкие морщины. Усугубляли её образ тяжёлый взгляд и снисходительная улыбка. Смуглый, похожий на цыгана, мужчина называл незнакомку «мадам Эмили», но она утверждала, что это имя ей больше не нравится, и она уже два года «мадам Анжела». Ко всему прочему, мадам Эмили-Анжела без стеснения курила сигару, а на мой взгляд, нет ничего хуже курящей женщины. Джентльмены не отставали от неё, поэтому помещение, как туманом, быстро наполнялось дымом.

Терпеть не могу, когда при мне курят. Я сразу вспоминаю мужа Элен, который незадолго до своей смерти дымил, как паровоз. К концу жизни у Паскаля де Ришандруа был ворох неприятных болезней, в том числе и связанных с лёгкими, но он упрямо не желал отказываться от вредной привычки. Когда он курил, он удушливо кашлял, сплёвывал и при этом виртуозно сквернословил. Короче, зрелище было отвратительное.

Несмотря на приставучего лакея, предлагавшего шампанское, виски и ликёр, пили с меньшей охотой, нежели курили.

Из-за внезапно появившегося знакомого «бульдога», у меня возникло постыдное желание спрятаться за занавеску. Однако он на меня не обратил ни малейшего внимания. Его привлекла мадам Эмили-Анжела и её собеседники.

Было уже почти десять часов вечера, когда явился дворецкий и сообщил, что господин председатель готов начать собрание. Нас проводили в большой зал, в центре которого располагался сервированный стол, накрытый белоснежной скатертью. В камине с узорчатой решёткой мягко потрескивал огонь. Все стены были увешаны охотничьими трофеями: от рогатых голов оленей, косуль и лосей просто рябило в глазах. Большинство чучел имело меланхоличный вид. Некоторые же словно застыли во времени, их морды выражали страх и отчаяние перед безжалостными охотниками. Был бы здесь Франсуа, он бы немедленно прочёл лекцию о том, что ради забавы животных убивают только варвары, и что зоонекрополис в комнате — верх безнравственности. Вот только его слова могла бы обесценить его неудержимая любовь к блюдами из мяса и кожаным вещам.

Председатель, седовласый человек с солидными бакенбардами, ждал нас, стоя под чучелом благородного оленя.

— Добро пожаловать, дорогие друзья, — он пытался придать своему тону официозность. — С прискорбием вынужден сообщить, что предыдущий председатель клуба, Джордж Квинси, на прошлой неделе отбыл в мир иной…

— Ну, наконец-то этот бред про покойника пришёлся кстати, — прохрипел кто-то позади меня.

Послышались тихие смешки.

— Поэтому по правилам клуба новым председателем являюсь я — его сын, Майкл Квинси, — председатель никак не отреагировал на колкость. — Ещё немного, и наше собрание начнётся. Попрошу проявить ещё чуть-чуть терпения.

Он плавно подошёл к камину и с непритворным усилием слегка отодвинул металлическую фигурку в виде стоящего на задних лапах медведя. Что-то загрохотало, пол завибрировал. В самом углу комнаты куда-то вглубь отъехала приличная часть стены. Из образовавшейся дыры виднелись уходящие вниз каменные ступени, скудно освещённые факелом.

Председатель указал на неё жестом дворецкого и так же сказал: «Прошу».

В этот момент мне стало страшно по-настоящему.

Деваться было некуда.

Глава 4 Перси Филдвик

Подвал я сразу окрестил «приютом сумасшедшего». Его стены были плотно завешены старинными, потрёпанными от времени картами, на которых до сих пор не была обозначена Америка, но зато в огромном количестве присутствовали разномастные чудища, якобы населяющие невиданные земли, и прочая ересь. Конкуренцию картам составляли средневековые гравюры, в основном на мистические сюжеты. Святой Георгий без устали боролся с драконом, инквизиторы жгли ведьм, звери терзали мучеников, крысы дожирали жадного епископа, бесстыдные суккубы и инкубы совращали христиан… Нарисованных скелетов с косами, без кос, без черепов, и черепов без скелетов было предостаточно. Помещение словно было наполнено всякими демонами и дьяволом во всех его ипостасях, однако я не увидел ничего на тему мук Ада, излюбленный сюжет отца Ива. Декоратор также обошёл стороной Страшный суд.

Майкл Квинси встал во главе длинного стола и пригласил всех сесть. Загромыхали массивные стулья.

Я с облегчением отметил, что среди моих соседей не оказалось «бульдога», а место напротив меня вообще никто не занял. Даже гравюра, на которую я был вынужден смотреть, была не самой мерзкой: рыцарь, стоя рядом с поверженным товарищем, защищался от волка. Я осторожно огляделся. Шесть мест никто не занимал, видимо, не все смогли приехать на собрание.

Председатель раскрыл фолиант, на обложке которого красовалось такое же изображение, что и на перстнях — рука, сжимающая стебель цветка. Зашуршал страницами.

— Прежде чем я объявлю собрание открытым, выясним состав присутствующих. Роджер Эпплби!

Никто ему не ответил.

Мистер Квинси невозмутимо сделал пометку в книге чёрным пером, предварительно обмакнув его в чернильницу.

— Дениэл Брук!

— Имею честь находиться здесь, сэр, — откликнулся кто-то в самом конце стола.

— Перси Филдвик!

Опять молчание.

Не успел председатель поднести к бумаге кончик пера, как вдруг непонятно откуда донёсся приятный звонкий голос:

— Я здесь, господа! От всего сердца прошу прощения за своё опоздание. Надеюсь, вы на меня не в обиде?

Все, как школьники, одновременно повернулись, чтобы увидеть опоздавшего. К столу неспешной походкой приближался изысканно одетый молодой человек. Высокий, широкоплечий, с идеально выбритым лицом он создавал впечатление открытого и уверенного в себе джентльмена, который привык быть в центре внимания. Его как будто нисколько не смущало, что остальные могли принять его непунктуальность за намеренный эпатаж. Из всех свободных мест он почему-то выбрал именно то, что было напротив меня. Он изящным движением снял шляпу и провёл рукой по длинным волнистым волосам, отливающим золотом при свете свеч. На пару мгновений он задержал взгляд на мне и почти доброжелательно улыбнулся. Я закусил губу. Бесспорно, этот человек был прекрасен, как статуя Аполлона, и наверняка художники готовы выстроиться в очередь, чтобы изобразить его на портрете, но я не собирался улыбаться ему в ответ. Мне нельзя было терять бдительности.

— Перси Филдвик? — недоверчиво переспросил мистер Квинси.

— Да, это моё имя, — ответил молодой человек без капли вызова. — Я понимаю ваше удивление. Вы ожидали увидеть моего дядю, в честь которого меня и назвали. Увы, дядя уже давно в земле, но перед кончиной он посвятил меня в дела клуба «Рука славы». Теперь я владелец его руки и перстня и, следовательно, я — полноправный член клуба. Я хорошо знаю правила. Вы могли бы увидеть меня ещё раньше, на прошлом собрании в Страсбурге, но мне тогда, к сожалению, было не по пути.

— И всё же, мистер Филдвик, — сказал председатель, так и не сделав ни единой пометки в книге. — Будьте любезны объяснить, как вы сюда попали.

— Вы имеете в виду, как я пробрался в этот тайный подвал, куда не может попасть непросвещенный смертный? Я вас умоляю, это головоломка для трёхлетнего младенца. Найти вещь, приводящую в действие механизм, было проще простого. Статуэтка на каминной полке настолько заметна, будто на ней есть табличка «Вход здесь». Лучше, конечно, было задействовать рога и канделябры, это безопасней, но тогда мне бы пришлось изрядно повозиться, чтобы найти нужное.

Повисла неловкая пауза.

— Продолжаем, — мистер Квинси сдвинул густые брови и что-то быстро подписал. — Чарльз Гарленд!..

Мистер Филдвик ни разу не повернул голову, чтобы взглянуть на людей из списка. Он всё время смотрел только на меня. Даже не просто смотрел, разглядывал. И это настораживало.

— Родерик Сандерс!

Меня словно окатили ледяным душем. Но я всё же взял себя в руки.

— Родерик Сандерс умер семнадцать лет назад, — сказал я весьма резким тоном. — Я — его наследник.

Неожиданно со всех сторон послышался невнятный шёпот. Мистер Филдвик даже не заинтересовался этим оживлением, он лишь снова загадочно улыбнулся.

— А как похож на Сандерса! — восхитился пожилой джентльмен с конца стола.

— Хм, а действительно похож, — томно произнесла мадам Эмили-Анжела. — Но я его встречала, когда ему было уже…

— Да вы что! — воскликнул «бульдог». — Разве этот молокосос похож на Сандерса? Не смешите меня!

Вот уж от кого, а от него я точно не ожидал подобной реакции. Да, чудеса алкоголя не знают границ.

«Бульдог» не унимался.

— Это же овца в волчьей шкуре! Кто был знаком с Сандерсом, тот должен помнить его глаза, глаза хищника! А это так, жалкое подобие.

Честно, я нисколько не обиделся. «Глаза хищника» для меня не лестный эпитет, а к «овцам» и «баранам» я привык. Да и не должно меня было радовать сходство с человеком, о котором мне даже вспоминать запретили.

Мистер Филдвик слегка, как бы одобрительно, кивнул. То ли согласился со словами «бульдога», то ли сам о чём-то подумал.

На лице мистера Квинси отобразилось страстное желание поубивать всех нарушающих порядок.

— Как бы то ни было, — он уже не пытался скрыть эмоции, — на собрании присутствует преемник Родерика Сандерса, и он так же, как и мы с вами, является членом клуба. Назовите ваше имя, сэр.

Я чувствовал, что мне здесь уже нечего делать, я и так понял, что Родерик был связан с компанией сомнительных личностей. Но уйти, не назвавшись, было бы чересчур нахально с моей стороны.

Я отодвинул тяжёлый стул и встал.

— Моё имя Роберт Сандерс. Только не спешите меня записывать. Мне не нужно членство вашего клуба, я прибыл сюда исключительно из любопытства. И я прошу прощения за то, что отнял у вас столько драгоценного времени.

Мистер Квинси смерил меня снисходительным взглядом.

— Вы не можете уйти просто так. По правилам клуба ваше место должен занять либо ваш наследник, либо посторонний человек, одобренный большинством членов клуба. Поэтому, хотите вы этого или нет, я запишу ваше имя в список. Уверяю вас, вы от этого ничего не потеряете. Ваш предшественник славился своей необязательностью. Разумеется, — он немного поддался вперёд, — вы оскорбляете присутствующих своим непочтением к клубу и его традициям, но, я уверен, многие простят вас, если учтут, что ваш предок был слишком эгоистичной и своевольной натурой. Так же я, как председатель клуба, поступлю великодушно, закрыв глаза на ваше поведение. В память о Родерике Сандерсе.

Отвратительное чувство унижения. Согласен, может, я сделал глупость, но я приехал сюда не за тем, чтобы меня отчитывали, как последнего дурака. Мне всего лишь нужна правда.

Сильно пахло жжёным воском. У меня начинала кружиться голова.

— Единственное, что вы должны сделать, мистер Сандерс, — мистер Квинси уже приближался к концу своей разгромной речи, — это поклясться, что ни одна живая душа не узнает от вас о клубе «Рука славы», ибо главное правило…

— И что же будет, если я нарушу ваше главное правило? Вы меня выследите и убьете? Да и как вы, сэр, поймёте, что я окажусь клятвопреступником, заглянете в свой хрустальный шар?

Сказать, что я был поражён собственной наглости — ничего не сказать. Откуда во мне вдруг взялось столько дерзости, если я обычно все удары принимаю с минимумом сопротивления? А этот бред про хрустальный шар?

В любом случае, эффект был впечатляющий. Мистер Квинси теперь смотрел на меня с таким испугом, будто я задел его за живое.

— И знаете, меня совершенно не прельщает быть частью шайки мелких жуликов, — я не мог остановиться. — Да, именно мелких, потому что никто из вас и рядом не стоял с Сандерсом, с Филдвиком… Среди вас нет по-настоящему достойных.

Господи, а фамилию Филдвика я почему упомянул? Только потому, что его родственник в тот момент находился у меня перед глазами?

Смуглый мужчина, тот самый, которого я принял за цыгана, резко встал из-за стола.

— Щенок! Ты хоть понимаешь, с кем имеешь дело!

— Ладно тебе, Эрни, пусть мальчик порезвиться. Сам ведь когда-то был таким же дурным, — лениво протянула мадам Эмили-Анжела и раскрыла веер. — Боже, как здесь душно…

Не успел я ничего сообразить, как Эрни направил на меня дуло револьвера. Неудивительно, что я тут же пожалел о своей браваде. Я хотел закрыть глаза, но вид оружия меня словно заворожил. Рука Эрни дрожала, с каждой секундой всё сильней. Он щурился, морщил лоб, что-то шептал.

Сердце моё билось так, что пульс неприятно давил на уши. Я ждал выстрела, но Эрни отчего-то медлил.

— Проклятье! — прорычал Эрни. Тяжело дыша, он опустил револьвер.

— Мой дед просто нажал бы на курок, и всё, — ко мне вдруг опять вернулось красноречие. — А всё что делаете вы — пустое позёрство. Конечно, можете попытаться убедить меня в обратном.

Тип в светлом костюме дурашливо зааплодировал, некий Гарленд присвистнул.

— Вот вам и овца в волчьей шкуре! — усмехнулся пожилой джентльмен, чьё имя я так и не узнал.

Председатель смотрел на меня, как Медуза Горгона на очередную жертву. Его некрасивое лицо от этого стало ещё более противным.

У меня не было слов. Уже не думая о том, как выгляжу в глазах этих людей, я просто развернулся и быстро направился к узкому коридору, откуда вела лестница наверх.

— Сандерс! По правилам клуба никто не должен выходить из зала до окончания собрания! Немедленно вернитесь! Филдвик, а вы куда?!

Я услышал, как кто-то отодвинул стул и побежал за мной.

Только этого мне не хватало!

— Не бойтесь, — прошептал молодой человек, когда мы оба оказались у подножия каменной лестницы. — Я не собираюсь вас здесь задерживать. К тому же я и сам искал повод уйти. Гадкие люди, не находите?

— С этим трудно поспорить, — я взглянул наверх. — Как же отсюда выйти?

— Сейчас узнаем.

Мистер Филдвик легонько постучал тростью по стене. Потом, ни секунды не сомневаясь, надавил рукой на один из кирпичей. Тот сразу поддался.

— Ну вот, — сказал мистер Филдвик, когда проход открылся. — Мало того, что все эти трюки стары как мир, так они ещё и примитивные. Старые авантюристы уже не в состоянии придумать что-нибудь новое, а молодёжь слишком ленива. Стыд и позор, на пороге двадцатый век, впереди ещё столько открытий! Только люди уже не те, и это печально. Идите быстрей, этот механизм такой древний, что может закрыться в любую минуту.

Мы поднялись в зал с чучелами. После мрачного подвала они уже больше не вызывали у меня отторжения.

— Так вы удовлетворили своё любопытство, мистер Сандерс?

— Отчасти. Я лишь убедился в том, что мой дед был ненормальным.

— Вы совсем его не знали?

— Мои близкие нелестно о нём отзывались. А так ничего конкретного я не знал. Думаю, у нас в семье вообще мало кто о нём что-то знал, по крайней мере, мне ничего не говорили.

Мистер Филдвик уверенно шёл к выходу, я не отставал. Мы беспрепятственно прошли мимо дремлющего на стуле в коридоре дворецкого.

— Как вы уже, наверное, поняли, — сказал мистер Филдвик, — здесь собрались порядочные негодяи. Следовательно, ваш дед и мой… хм, дядя также не отличались высокими моральными качествами. Вы же были готовы к этому?

— Да. Но в последнее время меня интересует, чем же именно занимался мой предок, раз заслужил такую славу.

— Как видите, ничем хорошим. Я с удовольствием расскажу вам о клубе, чтобы вас больше не мучили вопросы. Уверяю, это не займёт много времени.

На тёмной улице не было ни души. Меня расстроило, что попасть обратно в гостиницу будет затруднительно, но я попытался утешиться тем, что у меня появился информатор.

— Буду вам очень признателен.

Мистер Филдвик улыбнулся и неспешно направился вдоль улицы. И я с ним.

— Клуб «Рука славы» в начале века основали люди, которые мнили себя великими авантюристами. Им хотелось общаться с себеподобными, делиться идеями, обсуждать новости. В общем, клуб как клуб, только контингент специфический.

Поначалу в клуб входили действительно талантливые люди, непризнанные обществом гении, если можно так выразиться. В клубе собирались настоящие охотники за приключениями: мастера обмана, стремящиеся прожить красивую яркую жизнь, не лишённую притягательных опасностей. Согласитесь, ведь достойное приключение всегда связано с чем-то греховным? Можно солгать, присвоить себе чужое, убить, в конце концов.

— Как это низко.

— Поэтому в клубе никогда не было порядочных людей. Всё изначально основано на больной самовлюблённости и неуважении к чужим интересам. Я удивляюсь, почему клуб до сих пор существует, пусть и в таком жалком виде? Была бы возможность, эти негодяи давно бы друг друга сожрали с потрохами, извиняюсь за грубый оборот. Получить много и не дать взамен ничего — вот их главный принцип общения. Собрания последних лет — всего лишь дань традиции, бестолковое сборище тех, кто захотел похвастаться каким-нибудь своим достижением. О неудачах и раньше не любили говорить, а теперь это вроде как моветон. Да и, что уж скрывать, нынешние достижения это полная ерунда, по сравнению с тем, что творили их предшественники. Вы были правы, когда назвали их мелкими жуликами…

— Честное слово, понятия не имею, почему я так сказал! Как-то само с языка сорвалось.

— Не скромничайте, вы просто сразу поняли что к чему. И про хрустальный шар вы сказали очень кстати. Члены клуба обожают всё мистическое, ведь чем же можно легко задурить доверчивых жертв, если не мистикой? Сейчас, например, опять в моде проводить спиритические сеансы.

— Это когда духов вызывают?

— Абсолютно верно. За денежное вознаграждение особо ловкий проходимец вызовет вам с того света Энциклопедистов в полном составе да ещё и выведает у мёртвого родственника, где тот спрятал клад. Естественно, это всё обман, умелая иллюзия. Давайте продолжим наш путь в экипаже, всё-таки уже ночь.

— Не возражаю, — сказал я, не успев обдумать предложение.

— Вот и славно.

Не знаю, сколько мы ехали. Несколько минут, час… Не могу точно сказать. Я просто потерялся во времени. На часы я не смотрел. Во-первых, это было бы невежливо по отношению к моему попутчику, и во-вторых, меня гораздо больше занимали мысли о клубе, чем о времени.

Мистер Филдвик много чего рассказал мне о тех членах клуба, которые присутствовали на собрании. Угрожавший мне расправой Эрнест Кемп последние несколько лет путешествовал по Индии, якобы чтобы изучить местные яды. Мадам Эмили-Анжела, которая в далёкой юности носила имя Мери Смит, оказалась брачной аферисткой. Раньше она выходила замуж по три, а то и по четыре раза в год, а теперь, утратив былую привлекательность, довольствуется лишь подарками от нескольких преданных ухажёров. «Бульдог», Фредерик Спенсер, когда не пьёт, весьма удачно управляется с цифрами, и поэтому занимается не особо крупными, но регулярными финансовыми преступлениями.

— Вы совершенно не похожи ни на злодея, ни на никчёмного прожигателя жизни, — мистер Филдвик закинул одну ногу на другую. — Вам не место среди этих людей. Но уже поздно, отныне вы член клуба «Рука славы». Как же так получилось? Скажите, почему же вы зашли так далеко?

Я рассказал ему всё. О письме, о дневнике отца, о том, как собственноручно разрыл могилу и таким образом заполучил перстень. Говорил я с потрясающей лёгкостью и смелостью, которой мне так не хватало, чтобы поделиться своими переживаниями с близкими. Я не жалел о своих словах, мне было всё равно. Тем более, мистер Филдвик слушал меня с интересом и разорение могилы воспринял с восторгом, а не с осуждением.

— Можете сколько угодно это отрицать, но вам по наследству передалась страсть к приключениям. Кровь не вода, — усмехнулся мистер Филдвик.

— Не знаю… А вы можете что-нибудь рассказать о Родерике? Или хотя бы о своём дяде?

На миг мне показалось, что он нахмурился. На самом деле это был ничего не значащий прищур.

— У меня есть для вас одна история.

— С удовольствием послушаю.

— О, а мы уже приехали. Не волнуйтесь, я вас не брошу.

Я был не против пешей прогулки. Более того, я полностью доверял мистеру Филдвику. Безбоязненно я шёл рядом с ним по незнакомым улицам незнакомого города.

После небольшой паузы он вновь заговорил.

— Родерик Сандерс и Перси Филдвик дружили в молодости. Они многое делали вместе и были превосходными напарниками. Редко среди авантюристов можно было встретить такой тандем: Сандерс и Филдвик дополняли друг друга, как две половинки одного целого. Филдвик был основным источником идей, он всегда разрабатывал планы афер. А Сандерс занимался исполнением. Всё у них шло замечательно до тех пор, пока их дружбе не пришёл конец. И знаете, из-за чего?

— Из-за чего? — эхом повторил я.

— В один прекрасный день ваш предок решил, что Филдвик для него обуза, — он остановился и послал мне недобрый взгляд. — Сандерс не постеснялся сказать ему это прямо в лицо. Он его просто использовал. Сволочь. Ненавижу.

Такого поворота событий я не ожидал. Я не знал куда деться от стыда.

— Мне… Мне очень жаль, — с трудом выговорил я. — Я не буду оправдывать моего деда за то, что он сделал.

— Как мило — ему жаль. А мне вот жаль, что не я загнал Сандерса в гроб.

Мне было не по себе от такой резкой смены настроения мистера Филдвика. Я понимал, что даже если он успокоится, я всё равно не смогу с ним дальше общаться.

Я сделал шаг назад.

— Ну, ничего, — вкрадчиво сказал мистер Филдвик. — Хотя бы на его внуке отыграюсь.

Я сделал ещё шаг назад.

— Вы хотите отомстить? Но это же глупо! Я вам ничего не сделал.

— Сандерс сделал достаточно за вас обоих.

— Но вы его даже не знали!

Он подошёл ко мне вплотную.

Хочу убежать, но не могу. Трудно дышать.

— Знал. Ещё как знал, — он заглянул мне в глаза. — Я тот самый Перси Филдвик.

— Невозможно. Вы слишком…

Договорить я не смог, потому что он с силой схватил меня за горло.

Я слышал, что с сумасшедшими иметь дело опасно. Только и подумать не мог, что настолько опасно!

— Люди очень ограниченные существа, они не верят в то, что не могут объяснить научно, — прошептав это, он неожиданно отпустил меня.

Едва почувствовав свободу, я развернулся и уже хотел было бежать без оглядки, как вдруг застыл на месте, не сдержав крик.

Передо мной раскинулось кладбище. Даже в темноте надгробные камни нельзя было ни с чем спутать.

Как я здесь оказался? Как мог не заметить, куда меня привели? Господи, каким же надо было быть идиотом, чтобы позволить ему заманить меня в ловушку! Почему я побежал за ним, как крыса за дудочником? Я же был таким осторожным! Почему я раньше ничего не заподозрил? В клубе же нет ни одного порядочного человека! Как я мог довериться первому встречному? Что мне теперь делать?!

Мистер Филдвик появился передо мной так внезапно, что я снова вскрикнул.

— Надо же, сколько мыслей, — с притворным сочувствием вздохнул он. — Голова не треснет?

— Ничего не понимаю. Как вы…

— Я могу слышать чужие мысли. И даже управлять ими. Помнишь, что ты говорил на собрании? Это были мои слова. Я их всего лишь вложил в твои уста, как чревовещатель в куклу. Однако мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы заставить тебя пойти со мной. Твои истинные мысли мешали мне. Ты слишком много думаешь о своей безопасности и о каком-то Франсуа.

С одной стороны, это было логичное объяснение моего вызывающего поведения и потери ориентира, но с другой… Чёрт! Такого же не может быть!

— Понятия не имею, как вы это делаете, но я вас очень прошу, давайте разойдёмся с миром, — я чувствовал, что вот-вот растеряю остатки храбрости. — Мы друг другу ничего не должны.

Я больше не делал попыток убежать. Страх или ещё какая-то невиданная сила сковал меня не хуже цепей. Мне не удавалось даже пошевелиться.

Сбежать. Скрыться от него.

Но нет.

Почему?!

— Бедный мальчик, — мистер Филдвик коснулся моей щеки, но я даже не смог скинуть его руку. — Никак не может поверить в то, что с ним происходит что-то неестественное с научной точки зрения. Рациональный разум отвергает очевидное. И это тот, в чьих жилах течёт кровь Родерика Сандерса?

Его рука плавно скользнула мне на грудь.

— Как бьется твоё сердце. Такое глупое и наивное. Так и хочется его вырвать.

Я задыхался.

— Отпустите меня…

— Конечно, отпущу. Дам мышке побегать, прежде чем сгинуть в кошачьих лапах.

В этот момент моё тело вновь обрело гибкость. Я откинулся назад и тут же, обо что-то споткнувшись, позорно упал на траву.

Мистер Филдвик тихо рассмеялся, и от этого я почувствовал себя полным ничтожеством. Наверное, он и об этом узнал, раз его смех стал громче.

— Ты меня разочаровываешь. От наследника Сандерса я ожидал большего.

Я немного попятился и почти сразу упёрся спиной в плоское надгробие. Надо было срочно искать другие пути отступления, но я не мог оторвать взгляд от приближающегося ко мне мистера Филдвика, возомнившего себя ангелом возмездия.

— Забавно получается, правда? Твоё приключение началось на кладбище и там же закончится. Прошу прощения за то, что это не точная копия.

Он опустился передо мной на колени.

И я решил, что мне терять нечего.

— Да что тебе от меня нужно! — с вызовом воскликнул я.

— Сам же догадываешься — твоя жизнь.

— Зачем брать такой грех на душу?

— Зачем? — мистер Филдвик сделал вид, будто крепко задумался. — Ещё один маленький грешок мне не повредит. А чтобы ты в полной мере ощутил ужас неминуемой смерти, я раскрою тебе свой секрет. Знай же, я не какой-то там жалкий гипнотизёр.

От увиденного я сильней прижался к надгробному камню — его глаза засветились красным светом, как у ночного хищника, а зубы заострились! Я был готов к тому, что в следующую же секунду это чудовище вонзит в меня свои клыки, и я умру, мучаясь от невыносимой боли, однако всё произошло иначе. Мистер Филдвик принял свой обычный облик.

— Нет, это было бы слишком просто. Я не убью тебя прямо сейчас, — сказал он доброжелательным тоном. — У нас впереди целая ночь. Можешь начинать молить меня о пощаде, я заставлю тебя замолчать, когда мне надоест.

Я не хотел, чтобы эта ночь стала для меня последней, но ещё больше я не хотел напрасно унижаться. Если и стоит погибнуть, то пускай это будет более или менее достойно.

С ужасом я ждал худшего.

— Хм, и всё же у тебя есть гордость, — с этими словами мистер Филдвик жестом фокусника продемонстрировал мне небольшой нож. Его лезвие угрожающе блеснуло в звёздном свете. — Мне приходилось ломать по-настоящему гордых людей, а уж поставить на место мальчишку, который вздумал напоследок покуражиться, для меня сущий пустяк.

Не успел я и глазом моргнуть, как он вцепился мне в правую руку и одним движением разрезал рукав.

— Отныне ты моя собственность.

— Нет! — я попытался вырваться, но у меня ничего не вышло.

Мистер Филдвик сделал надрез на моём запястье. Я старался не закричать от боли, но так и не сдержал короткий стон. На руке, казавшейся в тусклом свете почти белой, стало расти чёрное пятно.

С удовлетворением взглянув на меня, мистер Филдвик поднял потемневший нож.

— Мне нравится такой расклад: Сандерс — мертвец, а я — продолжаю жить в обличье вампира. Жаль, он не видит, как я расправляюсь с его отродьем, — негодяй, подобно зверю, лизнул лезвие. — М-м-м… Какой приятный сюрприз. Твоя кровь гораздо вкуснее, чем я предполагал. Даже странно, что в таком гнилом человеке как Сандерс было хоть что-то хорошее.

— Лучше бы Кемп меня тогда застрелил.

— Чтобы я лишился этого удовольствия? А ты коварный. Но я не дал ему выстрелить, поэтому добыча досталась мне.

Он снова стал резать мне руку, в этот раз сильнее. Я уже не мог терпеть боль, и с каждой секундой мои стоны становились всё громче и громче. Меня безумно пугало, что до утра ещё долго, а фантазия мстительного Перси Филдвика может не ограничиться маленькими порезами. Я всей душой желал сбежать и больше никогда с ним не встречаться. Но как можно убежать от того, кто бесцеремонно читает твои мысли и держит тебя под строгим контролем?

Наконец пытка прекратилась. Мистер Филдвик поднялся с колен и немного отошёл назад.

— Давай поступим вот как, — сказал он. — Ты попробуешь ещё раз сбежать, а я, если хочешь, могу даже на минутку отвернуться.

— Это же издевательство, — прошептал я, пытаясь хоть как-то остановить кровотечение. От любого прикосновения к ране мне было ещё больней, поэтому здесь успехов я не достиг. Что уж говорить о побеге.

— Так что, не воспользуешься шансом?

— Ты ведь знаешь, что я не смогу.

— Знаю, но на твоём месте люди обычно любыми способами цепляются за жизнь. Или тебе сейчас смерть милей?

Он улыбнулся, обнажив длинные клыки.

Я опёрся на здоровую руку и, слегка пошатываясь, поднялся с земли.

Я выбираю жизнь, даже если смерть кажется неминуемой. Обидно только, что этот гад получит удовольствие от моих мучений.

Бежать по кладбищу было жутко неудобно. Скорее всего, до меня никто подобным не занимался, и слава Богу. Несколько раз я чуть было не врезался в надгробия, на которые смотрел с такой надеждой.

Я нигде не мог найти ни одного креста! Может, они и были где-то выдолблены, но в темноте их совершенно невозможно было разглядеть. А что же ещё спасает от вампиров? Да, я думал об этом, потому что я был не в том состоянии, чтобы отрицать существование всяких чудищ. Господи, ну почему я не прислушивался к байкам Жака? Он бы способов сто придумал, с его-то багажом знаний о призраках и демонах!

Как назло ни одна молитва не лезла в голову. Да и откуда ей там взяться, если все мысли были направлены на то, чтобы найти выход и нигде не навернуться. И ещё рука болела невыносимо.

— Бегай, бегай, маленький Сандерс, — услышал я совсем рядом, — всё равно ты мой.

Я чувствовал, что слабею, но продолжал бежать. Лишь бы не свалиться!

Кованые ворота были открыты. Я даже не поверил своему счастью, мне всюду мерещился подвох. Однако я не остановился.

Выбиваясь из сил, я выбежал на освещённую фонарями улицу.

Там меня и ждало большое разочарование.

Напротив меня, на небольшом отдалении, стоял Перси Филдвик. Со скучающим видом он вертел в руках трость.

Я не мог отдышаться. У меня кружилась голова. В глазах то и дело темнело.

— Хорошая была попытка, хвалю. Теперь мы с тобой вернёмся назад. Мне уже не терпится полакомиться твоей кровью. Люблю таких отчаянных…

Голос Филдвика потонул в диком шуме.

Я повернулся на звук и обомлел.

Прямо на нас неслась карета, запряжённая двойкой чёрных лошадей с длинными развивающимися на ветру гривами. Из-под копыт во все стороны летели искры. Не боясь быть задавленными, карету сопровождала свора чёрных, неистово лающих собак.

Последнее, что я увидел — жёлтый череп кучера со светящимися глазницами.

Глава 5 Цена доверия

Первые несколько секунд я не понимал, где нахожусь. Веки были настолько тяжёлыми, а сознание туманным, что хотелось опять провалиться в глубокий сон. Только чтобы там не было ни кладбищ, ни чудовищ, ни крови…

Боль меня отрезвила. С каждым мгновением я ощущал её всё сильней.

Голова немилосердно ныла, и что-то крайне скверное творилось с рукой.

Я наконец-то открыл глаза и с удивлением обнаружил, что каким-то образом попал обратно в свой номер. Эту уютную комнатку со светлыми обоями с незатейливым орнаментом я бы ни за что ни с чем не перепутал. Либо это очередная иллюзия, либо те ужасы, с которыми я столкнулся, были всего лишь ночным кошмаром.

Слегка приподнявшись на постели, я первым делом захотел взглянуть на мучившую меня руку, и вздрогнул от неожиданности.

Передо мной на скромном жёстком стуле сидела молодая женщина. Она аккуратно, стараясь меня не тревожить, разворачивала пропитанную кровью повязку.

Я не мог собрать мозаику в единое целое. Если я ранен, значит, Перси Филдвик мне не приснился. Но почему же тогда я до сих пор жив, и, судя по всему, мне больше ничего не угрожает?

Незнакомка возилась с последним слоем. Я поморщился, когда ткань стала отделяться от раны.

— Больно, — утвердительно сказала женщина.

Мне понравился её голос. Такой мягкий и приятный.

— Не смотри, — добавила она после паузы.

Но я специально не стал отворачиваться. Было стыдно оставлять её наедине с тем ужасом, который скрывался под повязкой. Рана хоть и была воспалена, но зато уже не кровоточила…

ПФ.

Это не было плодом моего воображения: у меня на запястье были отчётливо вырезаны большие буквы П и Ф.

Перси Филдвик!

Мне ничего не приснилось.

— Боже мой… — я откинулся на подушку и тихо застонал, почувствовав вспыхнувшую в голове боль. Плохо слушающимися пальцами нащупал приличного размера шишку. Интересно, я сначала ударился, а потом потерял сознание, или наоборот?

— Не двигайся, — попросила женщина.

Я послушно замер, пытаясь вспомнить, кто она такая. Не вспомнил.

Проделав все необходимые манипуляции с раной, она что-то зашептала. Я прислушался, но понял лишь то, что она говорит на чешском. Ни одно слово не вызвало у меня никаких языковых ассоциаций, поэтому её речь для меня была бессмысленным набором звуков.

— Как я здесь оказался? — спросил я, когда она закончила то ли ворчать, то ли причитать.

Женщина тихо вздохнула. Она выглядела такой уставшей, что мне было её жаль.

— Твои друзья тебя сюда принесли. Ты был без сознания, — сказала она с лёгким акцентом.

— А где Франсуа? — вырвалось у меня.

Я очень надеялся, что под «друзьями» она подразумевала его и Ренара.

Незнакомка встала и, подойдя к окну, раздвинула занавески. В комнате сразу стало светлее.

— Франсуа полночи от тебя не отходил, он очень беспокоился. Я его еле уговорила пойти спать, — она едва заметно улыбнулась. — Хорошие у тебя друзья. Второй, правда, ругался сильно, но от него было больше пользы. Это он тебе рану перевязал.

В этот момент я испытал двойственные чувства. Я был благодарен Ренару, однако меня волновало то, что он наверняка заметил вырезанные буквы.

Тем временем женщина взяла с прикроватной тумбочки посудину с использованными бинтами.

— Я зайду попозже, — бросила она на пути к выходу из комнаты.

Я хотел её остановить, но в этот момент на пороге возник Франсуа. Молча, что для него весьма странно, он пропустил женщину. Закрыв за ней дверь, он уставился на меня.

— Слава Богу! Слава Богу! — я был готов к тому, что он в порыве эмоций может запрыгнуть на кровать, но, к счастью, он устроился на стуле.

Вид у Франуса был, мягко говоря, неважный. Никогда прежде я не видел на нём такой мятой рубашки! Наверное, он лёг спать, не раздеваясь. И расчёску он точно пока не брал в руки: его русые волосы были взлохмачены и спутаны, как после урагана.

— Слава Богу, — уже тише повторил Франсуа. — Наконец-то эта ужасная ночь закончилась. Я чуть с ума не сошёл, когда ты пропал.

Я бы предпочёл, чтобы меня опять резали ножом и гоняли по кладбищу. Мне было так стыдно перед другом, что я заставлял себя смотреть ему в глаза.

— Франсуа, прости меня.

Он вдруг ссутулился и отвернулся.

— Нет! — прежде чем я успел опомниться, Франсуа вновь повернулся ко мне. — Это ты меня прости. Я не смог тебя защитить. Я только всё испортил. Чёрт бы побрал мой язык! — он вскочил на ноги, с грохотом повалив стул. Я аж зажмурился от испуга. — Ты же принял мои слова про Родерика за упрёк! Какой же я дурак! Думаю только о себе. Клянусь, я не хотел тебя обидеть и подтолкнуть к какой-нибудь глупости.

Я смутно догадывался о том, что он имел в виду, но у меня не было сил подумать как следует. Голова по-прежнему ныла, и поэтому я воспринимал экспрессию Франсуа в прямом смысле болезненно. Каждый его возглас, как гвоздь, вбивался в мозг.

— Успокойся, ты ни в чём не виноват…

— Да я ни за что не поверю, что ты сам решил отправиться на встречу с этим уродом!

Как он ошибался. Я же добровольно пошёл на целое собрание таких вот «уродов» как Фредерик Спенсер. У меня определённо есть талант обманщика. Возможно, он передался по наследству…

Но как же это всё гадко!

— Одного только не пойму, — сказал Франсуа и даже притих ненадолго. — Что вы там делали?

— Где?

— Ну как — где? В еврейском квартале. Ренар говорил, что ты всегда казался ему похожим на еврея, но, по-моему, это чушь.

Я как будто снова заснул, иначе я просто не мог объяснить тот бред, который нёс Франсуа.

— Мы нашли тебя прямо у ворот кладбища. Жуткая была картина! Как вспоминаю, так мороз по коже! Ворота нараспашку, ты лежишь в крови… А ещё у тебя на пальце был какой-то перстень с печаткой. Я так удивился: ты же никогда не носил колец!

Невзирая на боль, я тут же поднёс руки к лицу.

— А где же сейчас этот перстень?

Франсуа с хрустом потянулся.

— Я хотел его выкинуть, но Ренар не разрешил. Сказал, что нормальные люди золотом не разбрасываются. Пришлось оставить. Ты ничего не помнишь?

Перед глазами тут же пронеслись последние события. Я их представлял настолько чётко, как будто с тех пор прошло всего несколько минут.

Я бы и был рад теперь всё рассказать Франсуа, но вряд ли бы он мне поверил.

— Нет, — я отвёл взгляд. — Извини, я ничего не помню. Всё это очень странно… Давай не будем ничего говорить об этом Элен, хорошо?

— Обмануть Элен?!

— Придётся, — сказал я, чувствуя себя при этом последней сволочью. — Иначе она будет волноваться и больше никогда никуда меня с тобой не отпустит.

Франсуа молчал.

— Хорошо, — сказал он, когда я чуть было вероломно не задремал. — Никто ей ничего об этом не расскажет. Но как быть с нами? Давай договоримся не врать хотя бы друг другу. Пойми, я хочу тебе доверять. И хочу, чтобы ты доверял мне и больше ничего от меня не скрывал.

— Ты прав.

— Надеюсь, мы оба извлекли из этой истории урок. Господи, как же я рад, что всё стало на свои места! Роберт, ты точно родился под счастливой звездой! Если бы не Хедвика, мы бы с Ренаром ни за что тебя не нашли. Она единственная, кто согласился отправиться с нами на поиски. Не знаю, как она…

— Погоди. Кто такая Хедвика?

— Как это — кто? — Франсуа как будто по-настоящему оскорбился. — Хедвика — дочка Павла Дубека, хозяина гостиницы. Очень милая и отзывчивая особа. Да ты её видел, она же только что тебе повязку меняла.

Меня безгранично утомляло присутствие друга. Мало того, что меня грызла совесть, так ещё у меня больше не было сил поддерживать разговор. Но мне было неудобно гнать его из комнаты.

— Она просто прелесть, — с восторгом продолжал Франсуа. — И хорошенькая, и сердце у неё доброе. Я был так поражён, когда узнал, что они с Иваной сёстры! Ой, да ты же здесь никого не знаешь. Ну, ты давай лежи, отдыхай, а я буду тебя развлекать. Слушай…

Я закатил глаза. Мне сейчас для полного счастья только «развлечений» в духе Франсуа не хватало.

За следующие полчаса я узнал много нового, но вредного для уставшего человека с головной болью. Ивана — младшая сестра Хедвики. Она девушка симпатичная, с длинной чёрной косой и картинно очерченными полными губами (не знаю, почему именно эти вещи показались Франсуа особо важными), но характер у Иваны якобы не соответствует внешности. Причём выводы о её небогатом внутреннем мире Франсуа сделал, когда она пнула ногой кошку, которая вышла в общий зал. Собственно, из-за несправедливо обиженного животного мой друг и вступил в конфликт. Он в лицо бросил девушке обвинения в жестокости, недостойной представительницы нежного пола, и всё это произошло на виду у других постояльцев. Неудивительно, что Ивана, ранее стрелявшая глазками в импозантного француза, теперь обходит его стороной.

Его своенравный камердинер также не терял времени даром. Он поссорился то ли с поляком, то ли с русским, но Франсуа так и не понял из-за чего. Для него так и осталось загадкой, что же могли не поделить люди, которые друг друга почти не понимают из-за языкового барьера. А на все вопросы господина Ренар безыдейно отвечает: «Не твоё собачье дело!».

В общем, я, как всегда, пропустил много важного и интересного.

Ближе к полудню я нашёл в себе силы встать с постели. Как неприкаянный, я бродил по крошечной комнате и вспоминал, что со мной произошло в последнее время. Я видел перед собой образы членов клуба «Рука славы» и просто не мог поверить, что у меня хватило смелости явиться на собрание. Но ещё больше я не хотел верить в то, что чуть не стал жертвой кровожадного существа, скрывающегося под личиной человека. Метка, которую эта тварь оставила на моём теле, не давала мне усомниться в правдивости ночного приключения.

Я подолгу сидел у окна и смотрел на улицу, наблюдая за прохожими. Мне казалось, что среди них обязательно должен промелькнуть Перси Филдвик. Ведь он же не мог просто так исчезнуть! Вероятно, он ищет меня, чтобы закончить начатое. А вдруг он где-то совсем близко? Вдруг знает, о чём я думаю? Что я могу сделать, если он нападёт на меня или Франсуа? Эти мрачные мысли на долгие часы стали моими компаньонами.

Хедвика так и не пришла. Лекарство для меня она передала через Ренара. Поначалу я не расстроился из-за этого, так как хотел отблагодарить Ренара за своё спасение, но он устроил мне такую головомойку, напридумывал таких эпитетов в мой адрес, что от обиды «спасибо» просто застряло у меня в горле. Франсуа заглядывал ко мне на удивление редко. За ужином он, как обычно, разговорился и вывалил на меня гору информации, половину которой я точно пропустил мимо ушей. Невольно пришлось заострить внимание, когда он заговорил о графе де Сент-Клоде, точнее о его приглашении на завтрашний вечер. Франсуа почему-то не сомневался в том, что я непременно пойду с ним, и поэтому раз в сотый за всё время нашего путешествия пел дифирамбы гостеприимству графа. Также я узнал, что Ренар со своим то ли поляком, то ли русским, который на самом деле оказался хорватом, зарыли топор войны и решили раскурить трубку мира. Если отбросить словесные выкрутасы, они забыли о вражде, и хорват предложил в качестве примирения научить Ренара пить абсент по-чешски. Мне было абсолютно всё равно, чем слуга моего друга занимается на досуге, и я бы охотно забыл об этом. Но Франсуа посчитал, что было бы большим упущением приехать в Чехию и не увидеть, как пьют всякую отраву с местным колоритом. Тем более что до встречи с графом надо было себя как-то развлекать. Я догадывался, почему Франсуа так упорно звал меня на это «представление»: он явно не хотел, чтобы я опять куда-нибудь ушёл без его ведома. Конечно, меня задевало его недоверие, но винить в этом я мог только себя. К счастью, я сумел доходчиво растолковать ему, почему не собираюсь спускаться в общий зал и смотреть на это безобразие. Где пьют — спаивают, где спаивают — глумятся над теми, кто пьёт мало.

— Роберт, ты здесь?

Внезапно услышать в полутьме голос Франсуа — всё равно что получить обухом по голове.

— Куда я денусь, — откликнулся я и нехотя приподнялся на кровати.

— А что у тебя так темно? Ренар заразил тебя скупостью? Давай ещё пару свечей зажжём. Ох, что я тебе сейчас расскажу! Зря ты со мной не пошёл, было так весело!

Ни на секунду не замолкая, Франсуа суетливо расхаживал по комнате.

— Представляешь, эти двое чуть стол не спалили, когда жгли сахар. Так полыхнуло! Столешница обуглилась…

— Франсуа…

— …а сахару хоть бы что. Хорошо хоть успели на другое место перебежать, а то застукали бы нас за порчей имущества…

— Франсуа!

— …и выгнали бы нас…

— Здесь нет больше свечей, остановись!

Он встал как вкопанный.

— А что сразу не сказал?

Я обречённо вздохнул. Ну и как с ним можно разговаривать, если он никого, кроме себя, даже не слышит? Если он ещё и выпил хоть чуть-чуть, это катастрофа.

— Ну, ладно, — Франсуа достал что-то из кармана. — Смотри, это мне Ивана дала. Сказала, что это от сестры записка. Меня зовут в полночь на свидание, ну не наглость ли? Как считаешь?

— Не пойму, что тебя так возмущает. Тебе же нравятся дерзкие девушки. Да и о Хедвике ты хорошо отзывался.

Он покачал головой и без предупреждения сел на кровать.

— Готов поспорить, это не Хедвика писала. У Хедвики речь правильная, а в короткой записке почему-то несколько ошибок. Да это всё Ивана! Вот у неё французский просто ужасный.

— Господи, да зачем ей это?

— Это месть, — зловещим тоном произнёс Франсуа. — Полночь. Тёмный двор. И я стою, как дурак, чуда жду. Женщины бывают коварны, ещё как.

— Успокойся, вдруг ты заблуждаешься? Может, Хедвика…

— Это не Хедвика!

— Тогда не ходи никуда. Накажи злодейку своим равнодушием.

— Хм. Звучит мудро и справедливо. Но, знаешь, это скучно.

— Тогда делай что хочешь.

Я уткнулся лицом в подушку. Меня мучили более серьёзные неприятности, и на ерунду в духе оперетт у меня просто не хватало сил.

Для Франсуа же эта была проблема мирового масштаба.

— А может, ты и прав. Надо сначала проверить… Хотя, вдруг Ивана будет за мной следить? Ещё смеяться потом будет. Идея! Я выйду на улицу с тобой. Никто ведь не таскает с собой на свидания друзей.

У меня не было ни малейшего желания впадать в детство вместе с ним. Идти ночью на улицу из-за какой-то глупости — да это же может быть опасно! Ничего не стоит наткнуться на кровососущую тварь, уж я-то знаю. Научен горьким опытом.

— Извини, но в полночь я уже буду видеть седьмой сон, — сказал я.

— Роберт, ну почему ты так любишь спать?

Гениальный вопрос. Прежде чем я успел на него ответить, Франсуа понёсся дальше.

— Пойдёшь со мной, тебе всё равно нужно прогуляться. Весь день в четырёх стенах! Вставай, лежебока!

Он схватил меня за подтяжки и с силой потянул.

— Франсуа! — я тут же перевернулся на спину. — Что за ребячество?

— Пойдём со мной!

— Возьми с собой Ренара.

— Он менее сговорчивый, чем ты.

Я устало вздохнул и сел. Совесть подсказывала, что надо перестать огорчать друга и сделать хоть что-то для него приятное.

А предчувствие подсказывало совсем иное: не вестись ни у кого на поводу и остаться в номере. Несмотря на более привлекательную для меня позицию, я всё же сделал выбор в пользу дружбы.

Гостиница медленно погружалась в сон. Постояльцы разбрелись по номерам. Редко где горел свет, портье с кем-то играл в карты, чтобы скоротать время. Всё было настолько спокойно, что, казалось, ждать опасности было просто преступлением. Однако я постоянно напоминал себе о Перси Филдвике, и поэтому любой шорох, любая тень вызывали у меня страшные подозрения.

На заднем дворе одиноко стояла девушка. По силуэту я не опознал в ней Хедвику, моя спасительница была выше ростом. Франсуа довольно хмыкнул: значит, он не ошибся, когда решил, что Ивана что-то задумала. Знаками попросив меня оставаться на месте и не шуметь, он уверенно вышел на середину двора. Услышав шаги, неторопливо девушка развернулась к нему лицом.

— Что же вы, мадемуазель Ивана, думали, если поменяете имя, я буду к вам лучше относиться? — в развязной манере сказал Франсуа. — Что вам от меня нужно? Я же ясно дал понять, что не желаю с вами общаться. Может, вы хотите мне что-то сказать без свидетелей?

Ивана ответила не сразу, как будто французский язык и впрямь давался ей с трудом.

— Да. Я хочу вам кое-что сказать, — она отошла на пару шагов назад. — Хочу сказать, как сильно люблю животных.

В следующий момент Ивана выкрикнула непонятное слово и вскинула руку, как будто собиралась поразить врага невидимым оружием. У меня не было времени осмыслить, что это был за жест. Моим вниманием завладело нечто странное.

Воздух вокруг Франсуа заискрился и, густея с каждой секундой, окрасился в изумрудный цвет.

Что за фокусы?!

Я выбежал из укрытия.

— Эй! Что происходит?

Ивана вздрогнула. Пронзив меня убийственным взглядом, она что-то угрожающе прошипела на чешском.

Тело вдруг свело судорогой. Я и опомниться не успел, как оказался на земле.

— Ф… Фран…суа… — даже язык не собирался меня слушаться. Не знаю, что меня тогда больше пугало, паралич или молчание друга. Я попытался встать, но руки так плохо гнулись, словно не принадлежали мне.

Громко переругивались женщины. Где-то совсем рядом ржала лошадь.

Боже, как же мне в этой какофонии не хватало голоса Франсуа! Без него я чувствовал себя слепым, которого оставил поводырь.

Изо всех сил напрягая шею, я слегка приподнял голову. Рядом с Иваной стояла Хедвика. С распущенными волосами, в ночной сорочке, босиком. Не обращая на меня ни малейшего внимания, сёстры, как две гарпии, с упоением цапались друг с другом. Когда Ивана резко развернулась, чтобы уйти, Хедвика схватила её за плечо. Не тут-то было! Нахалка вырвалась и бросилась бежать. Старшая сестра попыталась догнать её, но погоня тут же прекратилась: кажется, Хедвика наступила на что-то острое. Чуть прихрамывая, она направилась в мою сторону.

— Встать не можешь?

Для меня это прозвучало как издёвка. Можно подумать, мне очень нравится лежать в пыли!

— Где Франсуа? — ответил я вопросом на вопрос.

— Здесь он.

Хедвика добавила ещё что-то на чешском и огляделась. Она была до такой степени раздражена, что я с трудом узнавал в ней добрую самаритянку.

Ко мне медленно возвращались силы. Я попробовал встать.

— А почему он?..

— Не знаю! — довольно жёстко сказала Хедвика. Наклонившись, она взяла меня за руки. — Давай помогу.

— Не надо.

— Тебе тяжело.

— Спасибо, я сам.

— Ты упадёшь.

— Нет! — в этот момент я пошатнулся и оказался в её объятьях. По-хорошему, мне следовало отстраниться, но я поступил некрасиво — крепко обхватил её за талию.

В тот момент я понимал только одно: если я что-нибудь не сделаю, то сгорю от стыда. Вдруг девушка оскорблена тем, что стоит передо мной в неглиже, а я…

— На ногах еле держишься, — с укором произнесла Хедвика. — Тебе ещё повезло, что Ивана плохо тебя обездвижила.

— А Франсуа? Что с ним?

— С ним всё в порядке.

Я ни на йоту не поверил. Если Франсуа де Левен долго молчит, значит, самое время бить тревогу.

Оглядевшись, я убедился, что беспокоюсь не зря. Мой друг словно испарился! На заднем дворе, кроме нас с Хедвикой, не было никого. Если не считать невесть откуда забредшего серого коня. Наверное, его просто плохо привязали.

— Ну? И долго мы так будем с тобой стоять? — мне показалось, что Хедвика снова вот-вот рассердится. — Давай уже, шевелись. Мне ещё с ним надо разобраться. Ты же не хочешь, чтобы он убежал?

Я нехотя отпустил её.

— Скажи, что…

— Тихо. Мне нужна твоя помощь, — она убрала за спину тёмные волнистые пряди и немного отошла в сторону. — Нельзя, чтобы ещё кто-нибудь узнал об этом.

— Послушай. Ивана…

— Ивана дура!

Мне пришлось замолкнуть. Хедвика теперь выглядела такой злой, что я, скорее, осмелился бы прыгнуть в костёр, чем заговорить с ней.

— С лошадьми умеешь обращаться?

Я на мгновение растерялся.

— Не очень.

— Плохо, — резюмировала Хедвика. Она оценивающе оглядела животное. — Должны управиться — он вроде смирный.

Но конь протестующее затряс головой и зафыркал, как только она протянула к нему руку.

— Осторожно, вдруг укусит.

— Лучше посоветуй, что с ним делать. Оставлять его здесь нельзя, его может кто-нибудь заметить.

Стараясь не выглядеть малодушным, я подошёл к коню и всё же с опаской коснулся его шеи. Я надеялся, что он, в лучшем случае, просто отойдёт от меня. Однако же конь повёл себя вполне дружелюбно и даже позволил себя погладить.

— Может, отвести его в конюшню? — предложил я, медленно водя ладонью по бархатной серебристой шкуре.

Хедвика посмотрела на меня, как на идиота.

— Нет, ну ты точно странный! Вот что ты ему скажешь, когда он придёт в себя? Как объяснишь, почему он очнулся не у себя в номере, а среди лошадей? Хороша парочка: один болтун, другой тугодум. Давно у нас не было столько проблем от постояльцев.

Я в ужасе замер. Похоже, Перси Филдвик был всего лишь моей первой крупной неприятностью…

— Как она превратила Франсуа в коня? — я даже не поверил, что сказал эту глупость вслух.

— Так же, как и обездвижила тебя, магией, — неожиданно охотно объяснила Хедвика. — Да ты не переживай, к утру он точно станет прежним. Ивана сказала, что хотела сделать его козлом, но не получилось. Потому что она дура.

Её чёрные брови снова угрожающе изогнулись.

Я с волнением смотрел то на неё, то на Франсуа. Честное слово, я как будто попал в кошмарный сон, где можно только плыть по течению, полностью покорившись немыслимым обстоятельствам.

— Ивана меня совсем не слушает, — продолжила Хедвика. — Пока мама была жива, ещё держала себя в руках, а сейчас… Её совершенно не волнует репутация гостиницы! Всё время норовит кого-нибудь заколдовать. Ты уж постарайся её не провоцировать, она на расправу скорая.

— Не планировал в ближайшее время пополнять список врагов.

— Это правильно. Я так поняла, у тебя и без неё хватает недоброжелателей.

Я смутился, вспомнив, что именно Хедвике многим обязан. И к тому же она была права: я совсем недавно приехал в Прагу, а уже успел побывать в серьёзных передрягах.

Франсуа напомнил о себе, толкнув меня мордой в плечо.

Господи, как же я быстро привык к мысли о том, что моего друга превратили в животное! Да что со мной происходит?

— Роберт…

Я едва не спросил у Хедвики, откуда она знает моё имя, но вовремя прикусил язык.

Она улыбнулась мне так же тепло, как тогда утром.

— Спасибо.

— За что? Я же ничего не сделал.

— Вот за это и спасибо. Многие на твоём месте начинают впадать в истерику, кричать, угрожать сжечь нас вместе с гостиницей. Один даже чуть не задушил эту дуру. А ты какой-то странный. Слишком спокойный.

— Наверное, это потому, что после вчерашней ночи меня трудно чем-нибудь напугать.

— Не обижайся, но я терпеть не могу таких храбрецов. Их непросто заставить молчать о случившемся.

Вот так всегда. Только почувствуешь себя смелым, а приходится возвращаться в привычное состояние, чтобы избежать новых неприятностей.

— Обещаю, я никому ничего не скажу.

— Даже Франсуа и вашему спутнику.

— Даже им, — подтвердил я, чувствуя, что это будет мне стоить огромных усилий. У меня и так накопилось чересчур много секретов, и каждый новый ложился на душу тяжким грузом.

Хедвика долго не отвечала. Она скрестила руки на груди, и от неё вновь повеяло холодом. Мне не нравилось находиться в плену её глаз, я чувствовал себя почти так же, как и прошлой ночью на кладбище. Таким же бестолковым и беспомощным.

Подул лёгкий, но противный ветер. Я хотел было предложить Хедвике свою куртку, чтобы хоть как-то нарушить молчание, однако она вдруг заговорила первой.

— Я тебя совсем не знаю, — её голос прозвучал настороженно, — поэтому я не могу поверить тебе на слово. Мне нужно что-нибудь взамен на мою тайну. Например, твоя.

— У меня нет тайн.

— А ты рассказал Франсуа, где был той ночью и кто тебя ранил? Он меня уверял, что даже представить себе не может, как такое вообще могло случиться.

Я еле сдержался, чтобы не чертыхнуться. И что мне делать? Соврать, что я ничего не скрываю от Франсуа?

— И что это были за буквы? — Хедвика снова нанесла мне болезненный удар.

— Я не хочу об этом говорить. Ни с кем, — отчеканил я.

— Учти, я колдую лучше сестры.

— Так преврати меня в козла, и будем квиты!

Разумеется, такой исход дела был мне не по душе, но я был не обязан откровенничать с первой попавшейся колдуньей. Я уже и так «мило» пообщался с вампиром, и ничего хорошего из этого не вышло. Пусть это не было моей виной, только я всё равно не мог простить себе, что поддался чарам и выболтал Филдвику почти всё что мог.

Хедвика многозначительно ухмыльнулась.

— Неужели тебе настолько дорога твоя тайна?

— Да.

Я не стал ей ничего объяснять. Не хотел.

Хедвика не успела мне ничего ответить. Она вдруг ахнула и кинулась к Франсуа. Я тут же повернулся к нему. К счастью, мои худшие ожидания не сбылись: к моему другу, слава Богу, вернулся прежний вид. У меня просто на сердце полегчало, когда я увидел, как он сидит на земле и, тихо постанывая, прячет лицо в ладонях.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила у него Хедвика на французском.

Франсуа потёр глаза.

— Я чувствую себя болваном. Не надо было пить этот абсент. На вкус дрянь, так ещё и в голову нехило ударил. А где это мы?

Я взял его под руку, чтобы помочь встать. Какой же он тяжёлый!

— На заднем дворе. Ивана тебе записку передала…

— Какую ещё записку?! — Франсуа так громко проорал это, что я захотел закрыть ему рот ладонью. — Эта нахалка ещё и писать умеет?.. А, да… Было что-то такое… Или нет?

Хедвика понизила голос до шёпота:

— Эй, потише. Люди спят, а ты шумишь. Хорошо, что моя комната на первом этаже, я прямо через окно к вам вышла.

— Роберт, я тебе не говорил, что она прелесть?

— Говорил, — вздохнул я. — Пойдём, хватит с нас полуночных прогулок.

— И мы не проводим даму до окна?!

Я не до конца понимал, что с ним творилось. То ли этот абсент и впрямь волшебный напиток, то ли это последствия колдовства. В любом случае ни одна из версий этой истории не должна дойти до Элен.

Раньше все разговоры о графе де Сент-Клоде меня немало напрягали. Мне было очень неловко от того, что Франсуа хочет познакомить меня с ним и его семьёй. Я же не аристократ и даже не выдающаяся личность. Одним словом, я не тот человек, которого многие сочтут за честь пригласить в гости. Теперь меня это не волновало. Наоборот, я уже сам хотел наконец-то провести время в компании приличных людей. Чтобы они не были преступниками, чудовищами или колдунами. Чтобы не проявляли ко мне излишнего внимания. Чтобы не лезли в мои дела.

Вода начинала остывать. Ничего, я больше люблю, когда она тёплая, а не горячая. Ванна была не такая удобная, как дома, но всё же меня вполне устраивали и такие условия. Мне было необходимо расслабиться и прийти в себя после очередной трудной ночи. После случившегося я долго не мог заснуть, в голову наперебой лезли неприятные мысли. Снова и снова вспоминая всё, что произошло со мной после получения злополучного письма, я промучился полночи.

Я пытался убедить себя в том, что это осталось позади. Стараясь меньше думать о своих проблемах, я предвкушал вечер у графа. Уж там всё точно будет нормально. Может, я буду стесняться, скучать, но, по крайней мере, это лучше, чем постоянно испытывать страх за себя и Франсуа.

Жаль, что плохо получалось думать о хорошем.

Я убрал с лица мокрые волосы и в который раз взглянул на красноватые отметины на руке. Рана заживала гораздо быстрее, чем я предполагал, но мне хотелось, чтобы она исчезла сию же минуту. Терпеть на себе инициалы Филдвика было невыносимо…

— Неплохо…

Я вздрогнул, услышав совсем рядом голос Хедвики.

— Скоро станут совсем незаметными.

Я хотел что-нибудь ответить, но задохнулся от испуга и смущения. До последнего надеясь, что мне послышалось, я поднял глаза.

Хедвика стояла всего в шаге от меня. В том же платье, что и вчера утром. Даже смотрела она на меня так же, как при первой нашей встрече, сдержанно, без эмоций.

Но чёрт побери! Лучше бы это был Филдвик!

Я просто оцепенел. Тело закололо от мурашек. С волос медленно стекали холодные капли, но я не убирал их.

— Для ведьм закрытые двери не помеха, — чуть надменно сказала Хедвика, хоть я даже не успел подумать о том, каким образом она оказалась рядом со мной в ванной комнате.

— Я вообще-то неодет, — процедил я сквозь зубы.

— А было бы лучше, если бы ты, как умалишённый, мылся в одежде?

Я бросил взгляд на спасительное полотенце. Оно было рядом, на маленькой тумбочке у стены, но я не мог просто так его достать. Для этого нужно было, как минимум, приподняться.

Только нельзя этого сделать при Хедвике!

— Буду очень благодарен, если ты уйдёшь.

— Нет, я останусь. А вот у тебя полная свобода действий. Можешь сам уйти.

— Отвернись хотя бы. Пожалуйста.

На лице Хедвики появилась игривая улыбка.

— Нет.

— Это подло!

— Подло — делать вид, будто ничего мне не должен. Я пришла за твоей тайной. И заметь, я тебя здесь насильно не держу, не угрожаю оружием, не применяю магию. Так что ты можешь меня и дальше игнорировать.

Самое обидное, что она была права. Меня сковывали только общепринятые понятия о приличиях. Больше ничего.

Я бы мог из вредности потянуть время, чтобы шантажистка не выдержала и ушла, вот только обстоятельства были не на моей стороне. Вода стремительно охлаждалась.

Ужасное чувство обречённости. В рукаве, как назло, не было никакого туза. Я не знал, как от неё отделаться.

— Ладно, я поделюсь с тобой своей тайной, — принуждённо сказал я. — Только у меня три условия. Первое: ты никому ничего не расскажешь.

Хедвика слегка прищурилась.

— Второе: ни слова от меня не дождёшься, пока я не приведу себя в порядок. И третье…

— Хватит, — взгляд ведьмы стал таким суровым, что я в испуге затаил дыхание. — Не вздумай обвести меня вокруг пальца, всё равно не получится.

Удивительно, я даже порадовался, что она меня перебила: третье условие я так и не смог придумать. Зато избежал позорной паузы.

— И в мыслях подобного не было. Просто мне уже холодно…

— А кто тебя заставляет сидеть в холодной воде?

— Ты! — огрызнулся я. — Представь себя на моём месте… Хотя вряд ли тебе знакомо чувство, от которого хочется провалиться сквозь землю.

Хедвика хмыкнула и покачала головой.

— Упрямый мальчишка, — она сказала это так, как будто была намного старше меня. — Упрямый и замёрзший. И к тому же неблагодарный. Я силы на него тратила, бегала тёмной ночью искала его. Сидела потом с ним до рассвета, рану ему заговорила, а он даже спасибо не сказал.

Пришлось самому себе признаться в том, что я редкостная свинья.

— Ты нашла меня с помощью магии? — немного невпопад спросил я.

— Это было не очень трудно. На ком-то из твоих близких родственников была сильная порча, и она оставила на тебе след. Не волнуйся, тебе это не повредит.

Замечательно, ещё и порча откуда-то взялась. Догадываюсь, кто из родни мог навлечь на себя такую беду.

В носу некстати закололо. Я не смог сдержать чих.

Прижав пальцы к губам, Хедвика захихикала, как легкомысленная девчонка вроде Шарлотт. Как же быстро у неё меняется настроение!

— Я всё ещё жду твою тайну. В твоих же интересах начать рассказ раньше и быстрей его закончить.

Да уж. Женщины куда страшней вампиров. Особенно, если они ведьмы.

Глава 6 В гостях

При виде чёрной кареты моё сердце тревожно забилось.

Убив панику в зародыше, я отвернулся и мысленно отругал себя за малодушие. Не стоит шарахаться от всех чёрных карет и лошадей тёмной масти. При свете дня они совершенно не представляют опасности.

Другое дело — призрачные кареты. Они появляются на улицах Праги не раньше сумерек и наводят ужас на всех, кто их видит. Появляются они якобы из самого ада, и управляют ими мёртвые грешники. Как правило, встреча с ними сулит несчастья, поэтому мало кто решается выйти на улицу, когда стемнеет. Стремясь к своей цели, они несутся по городу, сметая всё на своём пути. Куда они едут? Одни мертвецы по ночам навещают места своих преступлений, другие проверяют, на месте ли захороненные сокровища, мотивы третьих вовсе неизвестны. В своём рассказе Хедвика вскользь упомянула и о единственной, как она выразилась, «миролюбивой» карете. Она дико скрипит, от неё несёт тленом. Бряцая костями, везут её четыре дохлые лошади, одна страшней другой. На козлах — безголовый кучер, которому местные жители за кроткий нрав дали имя Мирек, что означает «миролюбивый». Мирек едет не спеша, не давит зазевавшихся прохожих, иногда даже останавливается и ходит вокруг кареты. Чтобы прекратить свои мучения на земле, ему нужно подвезти столько людей, сколько у него грехов. Но ему не везёт, ведь ночью улицы практически пусты, да и кто согласится поехать с мертвецом? Тем более что он может оказаться не Миреком, а похожей нечистью, желающей развлечься. До сих пор в разных частях Праги появляются легенды о смельчаках, рискнувших прокатиться. Естественно, их больше никто не видел. Но несмотря на все жуткие истории, есть от этих карет и своеобразная польза. Если им на пути встретится представитель нечистой силы, непременно заберут с собой в ад…

— И ведьм тоже?

С моей стороны это был лишний вопрос. Хедвика сердито промолчала. Когда я попытался извиниться за свою бестактность, она буркнула: «Идём быстрей» и ускорила шаг. За следующие несколько минут мы пересекли многолюдную площадь, так и не заговорив друг с другом.

Даже не знаю, как с ней общаться, она то ласковая, то когти выпускает. Вообще не понимаю, с чего Хедвика вздумала мне помогать. Возилась она тогда со мной ради репутации гостиницы своего отца, а сейчас-то зачем? С какой стати она решила помочь мне разобраться с наследством Родерика? Говорит, что так надо, но меня этот ответ не устраивает.

Впереди раскинулся большой каменный мост. До меня донёсся лёгкий запах речной воды. Не боясь споткнуться, я задрал голову, чтобы получше разглядеть величественную мостовую башню с острыми шпилями. Но из-за спешки пришлось снова забыть об эстетике.

Мне показалось, будто моя спутница обратилась к кому-то из прохожих. Она чуть повернулась и произнесла по-чешски несколько слов. Ей никто не ответил. Женщина с корзиной, почти такой же, как у Хедвики, прошла мимо, даже не удостоив нас взглядом.

— Эта старушка погибла под колёсами призрачной кареты. Я всегда с ней здороваюсь. Ей приятно любое внимание, — Хедвика снисходительно улыбнулась, явно заметив моё удивление. — Дневной свет мешает обычным людям видеть существ из потустороннего мира. Да и зачем им видеть то, во что они не верят?

Не знаю почему, но я обиделся. Нет, я никогда не мечтал встретить привидение или обладать сверхчеловеческими способностями. Думаю, меня больше всего задел высокомерный тон, напомнивший о Филдвике. Как итог, теперь я не хотел разговаривать с Хедвикой. Я бы с большей охотой пообщался с какой-нибудь из статуй, украшавших мост.

Скоро мы свернули на тихую улочку. Она была настолько узкой, что если бы здесь оказались две повозки, то они бы не разъехались. Резко вцепившись в мой рукав, Хедвика довольно грубо оттащила меня к стене светло-жёлтого дома.

А могла бы просто попросить подойти туда, куда ей было надо!

— Твой знакомый здесь живёт? — я с трудом скрывал раздражение.

— Молчи.

Хедвика протянула руку к моему лицу. Почуяв подвох, я схватил её за запястье.

— Ты что собираешься сделать?

— Дать тебе по голове и ограбить! Не трогай меня, постой спокойно.

Мне не нравилось идти у неё на поводу, но пришлось подчиниться.

Так ничего и не объяснив, Хедвика раскрыла ладонь и зашептала что-то, подозрительно смахивающее на заклинание.

Ну уж нет! Хватит с меня этих штучек!

— Прекрати!..

Мне в глаза словно попала горячая зола. Я зажмурился и отпрянул назад, но от этого стало только хуже. Почти сразу боль сменилась нестерпимым зудом.

— Ах ты… Что ты со мной сделала? — я беспомощно тёр начавшиеся слезиться глаза.

— Не паникуй.

— Тебе легко говорить!

Заметное облегчение. Я убрал руки от лица, поморгал… Всё такое серое, мутное, расплывающееся.

— Не поможет, — сказала Хедвика, когда я снова стал тереть глаза. — Я тебе ещё не до конца доверяю, поэтому пришлось тебя на время ослепить. Извини.

— «Извини»?! Вот так просто — «Извини»?! Я же ничего не вижу!

Она зашикала на меня, как на капризного ребёнка. В этот момент кто-то тяжёлой походкой прошёл мимо.

— Верни мне зрение, — я понизил голос.

— Когда придём.

— Нет, сейчас.

— Не торгуйся.

— Ты не имела права так со мной поступать!

— Имела.

— Нет!

— Может, ты ещё и немым хочешь стать?

Я был вынужден в очередной раз признать поражение. Вот какого чёрта я с ней связался?

Друг Хедвики должен быть, как минимум, серийным убийцей, который скрывается от правосудия, раз она не хочет, чтобы я знал, где его можно найти. Я благоразумно не делился с ней своими догадками, чтобы не спровоцировать на что-нибудь более неприятное, чем временная потеря зрения. Мне и так было несладко. Я не видел ничего, кроме смутных очертаний. Люди представлялись мне жутковатыми бесформенными тенями, скользящими вокруг нас. Всё было странным и туманным, только булыжная мостовая казалась реальной: я её чувствовал и слышал негромкие шаги. Хедвика не делала мне никаких поблажек. Держа меня под руку, она шла слишком быстро и почти не реагировала, когда я просил её идти помедленней. Пару раз мне даже почудилось, будто она пытается меня запутать, чтобы я не смог запомнить повороты. Оставалось лишь надеяться, что я не зря согласился принять её помощь.

Когда ведьма наконец сняла чары, я обнаружил, что мы с ней находимся в безлюдном переулке. Напротив располагался двухэтажный дом весьма отталкивающего вида. Он смотрел на мир сквозь закопчённые и местами битые стёкла окон. Крыльцо было завалено мусором. Из-под горы хлама высунулась крысиная мордочка.

Я не ожидал чего-то помпезного, но это было слишком.

— Это… его дом?

— Нет, здесь после пожара никто не живёт. Внутри почти всё выгорело, — неожиданно словоохотливо ответила Хедвика. — Нам сюда.

Соседний дом, на который она указала, был также не очень похож на жилой. Все окна на первом этаже были наглухо заколочены досками.

— А вдруг его нет дома? — я вслед за Хедвикой поднялся на крыльцо.

— Ты невнимательный. Смотри, из трубы идёт дым.

— У него нет прислуги?

— Какая тебе разница, — Хедвика толкнула дверь и беспрепятственно вошла внутрь.

Моему удивлению не было предела. В окно и муха не пролезет, а парадная дверь открыта для первого встречного?

В прихожей было темно. Пустая вешалка и пыльное зеркало вносили ноту уныния, но в целом атмосфера не вызвала у меня ощущения разрухи. Хозяин будто ненадолго уехал. Однако я не отрицал, что приличное освещение могло бы кардинально изменить моё впечатление об этом доме. Меня передёрнуло, когда я представил, сколько здесь может быть мышей и пауков.

Уверен, друг Хедвики — чокнутый старик, которому всё равно, в какой обстановке жить. А если учитывать, что он настоящий книжный червь, его не волнует, что творится в окружающем мире. Он плохо следит за собой или не следит вовсе. Забывает о бытовых мелочах, принимает пищу только после голодных обмороков. Следовательно, этот чудик должен выглядеть, как сумасшедший, которого лучше обходить стороной.

— Hedvika? — откуда-то из глубины дома донёсся совершенно нестарческий голос.

— Я не одна, и мой спутник не знает чешского, — откликнулась девушка.

Мы поднялись на второй этаж и приблизились к единственной открытой комнате. То, что я увидел внутри, поразило меня до глубины души. Всё было завалено книгами! Да-да, не заставлено, а именно завалено! Книги валялись на полу, на кушетке, на журнальном столике, на подоконнике. Здоровые фолианты и тонкие брошюры лежали вперемешку, некоторые издания были раскрыты посередине. У пылающего камина, на ковре, по-турецки сидел темноволосый мужчина. У него не было абсолютно ничего общего с тем образом, который я себе представлял раньше. Передо мной находился не уродливый старик, а статный человек, не похожий на существо, день и ночь чахнущее над книжными страницами. Узорчатый жилет и кокетливый шейный платок однозначно говорили о том, что их владелец неравнодушен к своей внешности.

Взгляд упал на весело потрескивающий огонь. В пламени мелькали обугливающиеся корешки.

— Вы сжигаете книги?! — вырвалось у меня вместо приветствия.

— Надо же как-то освобождать место для новых, — последовал бесхитростный ответ. — Книг много, и не все они достойны вечного хранения. Я бы с удовольствием продолжил беседу, но прежде стоит познакомиться. Так будет правильно, не так ли? Да вы не смущайтесь, молодой человек, я ничего против вас не имею. Друзья Хедвики — мои друзья, только она что-то в первый раз решила со мной ими поделиться.

Его улыбка была настолько искренней, что не хотелось осуждать его причуды.

Тем временем Хедвика по-хозяйски убрала с кушетки пару стопок книг, где и устроилась, положив свою корзину на колени.

— Это не мой друг. Он всего лишь постоялец «Старого дуба», — холодно сказала она. — Англичанин, путешествует с французами, а чего здесь хочет, понятия не имею. Знаю только, что он своими выходками хочет довести меня до белого каления. Ходячее несчастье какое-то.

— У ходячего несчастья есть имя? — пристально глядя на меня, книжный инквизитор поправил очки.

Я смутился.

— Есть. Меня зовут Роберт… Роберт Сандерс.

— Очень приятно. Я — Андрей Драгослав. Прошу прощения, но я принципиально не жму никому руки без перчаток. Пожалуйста, не обижайтесь, мы, доктора, люди со странностями.

— Хедвика не говорила, что вы доктор…

— Я давно не занимаюсь врачебной практикой. Меня сейчас больше привлекают исследования. Как видите, книг у меня предостаточно. Жаль, что во многих столько глупости и вреда, что даже отдавать их кому-то страшно. Вот, смотрите, — он поднял с пола книжку в коричневом переплёте. — В этой автор доказывает, что во всех болезнях люди виноваты сами. С теологической точки зрения! И как прикажете лечить тех, кого высшие силы покарали за грехи? Молитвами и ритуальными плясками? Таких безграмотных писак и близко нельзя подпускать к медицине, — книга была безжалостно отправлена в огонь. — А здесь сказано, что пиявки — панацея от всевозможных недугов. Я не отрицаю лечебные свойства пиявок, но если прикладывать их по любому поводу, можно больного запросто в гроб загнать. Эту книжонку опасно оставлять даже как памятник графоманской глупости.

— А как насчёт, допустим, трудов античных учёных? Многие из них ведь тоже не соответствуют истине.

Андрей Драгослав встал и кочергой помешал догорающие издания.

— Ну, знаете ли, молодой человек, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Выдающиеся личности, не только в сфере науки, те, чьи имена прошли сквозь века, становятся неприкосновенными. За попытку разобраться в тайнах мира им прощают все неудачные теории.

— То есть любая чушь может спустя годы быть оправдана?

— Нет, не любая. Вот голову даю на отсечение, что у этого пиявочника нет вообще никаких шансов увековечить своё имя.

— Вы так сурово судите, потому что он наш современник?

— Отчасти да. Однако чушь не перестанет быть чушью ни при каком раскладе. Да что же вы стоите, присядьте уж куда-нибудь. С книгами не церемоньтесь, их судьба уже решена. Я проглядываю только самые спорные.

Хедвика была мрачна, как туча, поэтому я не осмелился приблизиться к ней. Я выбрал нагромождённый стул. Большой ошибкой было попытаться разом снять всю гору «обречённых»: книги веером рассыпались по полу.

— Гёте? — я поднял том со знакомой фамилией. — Вы и беллетристику хотите уничтожить? Но это же выдуманные истории, какой от них может быть вред?

— Вы, наверное, мне не поверите, но я считаю, что от беллетристики всё же больше пользы. Писатели как могут развивают фантазию, делятся своим опытом и переживаниями. А главное — дарят мечты.

Меня тронул такой сентиментальный подход, но я вернул разговор в прежнее русло.

— Гёте же впал в немилость.

— Что у вас там?

— «Страдания юного Вертера». Слышал, якобы из-за этой книги люди убивали себя по примеру главного героя. Неужели роман заслуживает забвения? Так ведь можно уничтожить все книги, вызывающие хоть какие-то чувства у читателей. Оставить только словари да энциклопедии.

— К сожалению, этот роман пал жертвой моего вкуса. Можете забрать себе.

— Нет, спасибо.

— Эй ты! — воскликнула Хедвика, когда Вертер со своими страданиями полетел в камин. — Я тебя зачем сюда привела? Давай уже приступай к делу. Или хочешь, чтобы Франсуа вернулся раньше нас и обнаружил, что ты опять сбежал?

Я нехотя подошёл к ней и достал из корзины дневник Родерика, руку, замотанную в чёрный бархат, и кулон, который я нечаянно сорвал с мертвеца. Остальные вещи деда я оставил в номере. Ножом никого не удивишь, а оловянный солдатик, может быть, вообще попал в ларец по иронии судьбы.

Путано объясняя, что мне досталось необычное наследство, я разложил вещи на столике, прямо поверх книг.

— Э… Видите ли…

— Андрей. Называйте меня просто имени. И не заикайтесь.

— Хорошо, Андрей. Хедвика сказала, что вы разбираетесь в… сверхъестественных явлениях. Правда, я не знаю, стоит ли воспринимать это всерьёз. Может, это просто безделушки.

Андрей взял в руки дневник, но так и не раскрыл его. Его ноздри слегка расширились, словно он принюхивался. Выражение лица вдруг стало строгим.

— Где вы это взяли? — глухо спросил он.

Перед глазами появился гроб с телом Родерика. Я сглотнул.

— Так мне в наследство досталось.

— Где вы это взяли?

Я почувствовал себя загнанным в угол. Главное, не растеряться и что-нибудь соврать поубедительней.

— Уж поверьте, этот запах я ни с чем никогда не спутаю, — сказал Андрей. — Трупов я в своей жизни нанюхался. Лучше не начинать дружбу с вранья, договорились?

Как же мне не хватало вампирского гипноза! Где взять столько смелости? Не зная, как сгладить неприглядные моменты, я поведал свою историю.

— Ещё святошу из себя строит! — возмутилась Хедвика. — Все вокруг плохие, а он такой правильный! Почему сразу мне не сказал, что в могилу полез?

Я хотел сказать что-нибудь в своё оправдание, но Андрей положил руку мне на плечо.

— Ну что ты накинулась на бедного мальчика? У него не было другого выхода. Как бы он по-другому эти вещи достал? И кстати, он правильно сделал, что не стал тебе сразу всё выкладывать. Какой здравомыслящий гробокопатель будет кричать о своих подвигах на каждом углу? Это же опасно! Когда я учился, мне были нужны тела для анатомических исследований. Я сам боялся на кладбище лезть, поэтому всегда нанимал трупокрадов. Во всём себе отказывал, чтобы накопить денег на это удовольствие.

Я был в шоке.

— Медики воруют трупы? Никогда бы не подумал!

— Да, гордиться нечем, но что поделать? Студентов много, а легального материала для препаратов ничтожно мало. Договориться с родственниками умершего практически невозможно: все, даже те, кто еле скрывает радость от скорбного события, становятся вдруг богобоязненными и до смешного суеверными. Вот и приходится идти на крайние меры. Рискованное, скажу я вам, это дело! Я однажды остался и без денег, и без трупа. День ждал, два ждал. Уже начал думать, что меня обманули, а оказалось, что моих трупокрадов поймали и забили насмерть прямо на кладбище.

— Ничего себе!

— Вот поэтому эти подлецы без аванса не берутся за работу. Украсть свежее тело — задача не из лёгких. У моих знакомых несколько раз срывались сделки только из-за того, что могилы по ночам стерегли родственники покойников.

— Даже так! И как только терпения у людей хватает…

— Так ведь и не нужно вечно бдеть у надгробия. Только до тех пор, пока труп не станет непригодным. Только не нужно думать, что, кроме медиков, никто не тревожит мёртвых. Есть много фетишистов, желающих добыть голову врага или сердце любимого человека…

Тут Хедвика вновь потребовала, чтобы мы не отвлекались, и прозрачно намекнула на то, что мой рассказ незакончен. Спорить с ней никто не стал.

Андрей открыл дневник и с лёгким шорохом полистал его.

— Я не знаю латынь, — сказал я. — А моего отца очень напугали эти записи, поэтому дневник не даёт мне покоя.

— Вы не знаете латынь? — Андрей посмотрел на меня, как на пещерного человека.

— В детстве мама заставила несколько молитв выучить, но я их уже не помню…

— Где вы учились?

— Нигде. В смысле, дома. У родителей не было возможности дать мне нормальное образование.

— Вот как. А по жизни вы чем занимаетесь, кроме поиска сомнительных приключений?

— Я учитель в деревенской школе. Ещё служу секретарём у одного человека.

Мне не хотелось вдаваться в подробности. Нечего посторонним знать про Элен и наши с ней родственные отношения.

— Ты же сможешь сделать для него перевод? — нетерпеливо спросила Хедвика.

— Конечно, — Андрей отложил дневник в сторону и взял самую мерзкую часть моего наследства. — А это что?..

Я с трудом поборол соблазн отвернуться или хотя бы закрыть глаза.

— Похоже на руку славы, но только похоже, — усмехнулся Андрей, разглядывая обрубок. — Теперь ясно, почему так называется гадюшник, в который вы сунулись.

Вспомнились слова Филдвика. Он говорил, что ему перешло не только членство клуба, но и рука. Неужели у всех этих негодяев есть такой сувенир?

— Скверная вещь, — нахмурилась Хедвика.

Андрей стоял на своём.

— Не похожа на настоящую.

— Мне виднее.

— Может, объясните, какой толк от… этого? — вмешался я.

— Рука славы — это атрибут чёрной магии. В наше время редкий, — Андрей как ни в чём не бывало вертел «атрибут чёрной магии». — Я, наверное, вам уже надоел своими рассказами о трупах, но мне впервые стало известно об этом явлении именно во время учёбы. Нам давали работать с телами казнённых преступников, и у некоторых были посмертно отрезаны руки. Тогда я и узнал, что висельник — лакомый кусочек не только для ворон. Представляете, до сих пор есть ненормальные, которые верят в то, что из человеческих волос, кожи, ногтей и прочих частей тела можно делать лекарства.

— Какое-то средневековое мракобесие, — поёжился я.

— Верно. Только чёрную магию никто не отменял. Если правильно соблюдать все необходимые ритуалы, то из правой руки висельника получится рука славы. Весьма сильный магический атрибут, которым может пользоваться не только человек со сверхъестественными способностями.

Наконец я понял, что заставило Андрея усомниться в подлинности.

— Она ведь левая!.. А разве так не было бы логичней?

— Вас в детстве пугали сказками про дьявола-левшу, чтобы вы больше пользовались правой рукой? Вот это — истинное мракобесие. Запомните, почти все преступники правши.

Я воспринял его слова, как комплимент собственной леворукости.

— Настоящая рука славы способна на многое, — с вдохновением продолжал он. — Она открывает любые замки, наводит на людей сонные чары. А если в неё вложить свечу из человеческого жира, её можно использовать как смертельное оружие.

— Может, её следует уничтожить? — с надеждой предложил я. У меня не было желания владеть чьей-то отрезанной частью тела, и я бы не огорчился, если бы она, например, сгорела.

Но Андрей не согласился.

— Давайте для начала проведём эксперимент.

Он присел на корточки перед камином и осторожно поднёс уродливую чёрную руку к огню. Её очертания вдруг стали меняться. Корявые пальцы распрямлялись на глазах!

— Ага! — Андрей резко подскочил. — Вы только посмотрите! Какая красота! Чудесно! Впервые сталкиваюсь с подобным!

Мои представления о красоте оказались противоположными. Ну что может быть привлекательного в бесхозной руке, у которой на жёлтых кончиках ногтей качаются огоньки? Безобразие, конечно, притягивает, но зачем подменять понятия?

— Это плохо. От магии мёртвых лучше держаться подальше, — Хедвика не разделяла радость своего друга. В её взгляде легко читалось неодобрение.

— Мне не нужна рука славы, — на одном дыхании открестился я.

Если она так нравится Андрею, пусть оставляет себе!

Книги, смиренно ожидавшие своей участи, зашевелились. Одна за другой они взлетали в воздух, да так ловко, словно и были созданы для полётов. Очень быстро комната наполнялась парящими изданиями с шуршащими, как крылья насекомых, страницами. Чем больше в воздухе появлялось книг, тем менее грациозными они становились. Они суетливо кружились и сталкивались друг с другом.

— Андрей! — взвизгнула Хедвика, когда на неё упали две брошюры.

Я бесцеремонно сбросил на пол солидный том в потрёпанной обложке. Такой, если на голову свалится, за кирпич сойдёт.

— И всё-таки она настоящая, — Андрей был вне себя от восторга. — Наверное, ваш родственник, знал, что повешенный был левшой. Может, они даже были знакомы.

Из-за этого жуткого заявления я на секунду потерял бдительность и получил от книг поочерёдно два удара, в живот и в плечо. Я уже приготовился к новой атаке, но неуклюжим танцам книг пришёл конец.

Вот теперь в комнате воцарился настоящий хаос. В прежнем бардаке было хотя бы что-то вроде тайного смысла.

По-прежнему тихонько мерцали пять огоньков. Андрей рассматривал их с нескрываемым интересом.

— Полезная штука. Вам очень повезло с наследством.

— Устроить беспорядок большого ума не надо, — проворчал я.

— Ну зачем вы так? Уверен, вы забудете о скепсисе, когда узнаете все возможности…

— Я всё равно не буду этим пользоваться.

Пламя погасло, и пальцы вновь согнулись.

— Не могу понять. То ли вы боитесь, то ли вы упрямитесь, — сказал Андрей, заворачивая руку славы в чёрную ткань. — На вашем месте многие были бы счастливы обрести силу, недоступную для простых смертных. Разве не соблазнительна идея стать не таким, как все? Стать влиятельнее и сильнее.

— Звучит заманчиво, но мне не по душе истоки этой силы.

Хедвика потянулась к столику и за цепочку взяла кулон.

— А что скажешь по поводу этого? — она бросила на Андрея жёсткий взгляд. — Только давай без лишних рассуждений, нам уже пора идти.

— Хорошо. Будет тебе без лишних рассуждений. Я пока не знаю, что это, потому что это может быть чем угодно.

— Всегда бы так, — усмехнулась Хедвика, вставая.

— Виноват, не слежу за своим языком. А всё потому, что новые книги у меня в доме появляются чаще, чем гости, — ответил тот с наигранной обидой.

Честное слово, если бы мы не торопились вернуться в гостиницу, я бы остался ещё ненадолго. Трупы и чёрная магия, конечно, не лучшие темы для беседы, но всё же в Андрее Драгославе было что-то притягательное. Его дружелюбие, непосредственность, которой так не хватает серьёзным людям.

Я совершенно искренне улыбнулся.

— Чувствую, в ближайшее время я вам ещё успею надоесть.

— Вы? — он прищурился. — Никогда.

Глава 7 Страх

Приятно получать подарки. Особенно если это действительно нужные вещи, а не просто знак внимания. Не хочу показаться меркантильным, но в глубине души я очень радовался новым предметам гардероба. Мой лучший пиджак был безнадёжно испорчен после очередного кладбищенского приключения, да и бывшую на мне в ту ночь рубашку пришлось выбросить. Только мне было неудобно пользоваться щедростью друга, которого я успешно продолжал водить за нос. Франсуа старался выдать обновки за компенсацию. Мол, это по его недосмотру я остался без приличной одежды, а меня ещё следовало представить графу де Сен-Клоду. Если с этим я ещё мог условно согласиться, то из-за галстука у нас развернулась целая словесная баталия. Я чувствовал себя бессовестной скотиной, и поэтому не хотел принимать ещё один дар. Франсуа же не собирался оставлять его себе и с завидным упорством доказывал, что глубокий синий идеально подходит к моим глазам. Вероятно, я старомоден, потому что до сих пор не могу понять, почему синий цвет подходит к карим глазам больше, чем к голубым.

Во время обеда я следил за Ренаром. Всё ждал от него хоть какой-нибудь колкости. Повод-то у него был, да ещё какой — господин опять незаслуженно обласкал прихлебателя. Однако Ренара словно подменили. Он абсолютно не обращал на меня внимания и даже говорил предельно мало. Назвал раз кваклики (или как их там) несъедобными мочалками и успокоился. Было грех жаловаться на его поведение, всё-таки приятного мало, когда он обливает меня грязью в общественных местах.

А Франсуа был, как всегда, в ударе. Он в ресторан пришёл как будто не поесть, а поболтать. За несколько минут он пожурил меня за то, что не составил ему компанию на прогулке, пожаловался на Ренара, который отговаривал его от лишних покупок, рассказал ещё много всего пустячного, но к еде так и не притронулся.

— Боже, она такая милашка, могу любоваться ей вечно, — вдруг мечтательно выдал Франсуа, едва вонзив вилку в кусок варёного теста.

Я повернулся, но не заметил в зале Хедвику. Мягко ступая, к нам приближалась трёхцветная кошка. Она пару раз останавливалась и вертела головкой в поисках добрых людей, явно рассчитывая на подачку со стола.

— Обожаю кошек, — простонал Франсуа, — они грациозные и прекрасные. И так мурлыкают — просто чудо!

Я хмыкнул. Вот у Жака таких мурлык штук шесть не меньше, я никак не могу их сосчитать. Чёрные, белые, пятнистые, полосатые, они то и дело появляются у него во дворе с дохлой мышью в зубах.

Франсуа не собирался закрывать эту тему.

— А вот матушка их почему-то терпеть не может. Жужу она вообще считает демоном.

— У Жужу глаза разные, — напомнил я.

— Ну и что? По-моему, это красиво. Необычно.

Франсуа поковырял в тарелке.

— Действительно, эти кнедлики на мочалки похожи… Так о чём это я? Матушка ненавидит кошек лютой ненавистью. Ей кажется, что собаки гораздо лучше. Если бы она подразумевала пастушьих и охотничьих собак! Она называет «собаками» эти тявкающие комки шерсти, которые целыми днями валяются на подушках и кусают лакеев за пятки. А мне они всегда норовят пальцы откусить, гадкие твари.

— Закрой рот и ешь, — сказал Ренар.

Но Франсуа, видимо, решил, что с закрытым ртом есть будет неудобно.

— Правда же, отвратительные создания эти болонки! И что матушка в них нашла? Шумят, на людей бросаются. Она на них просто помешалась!..

Клянусь, мимо меня пролетел кнедлик!

За соседним столиком кто-то ахнул.

Оказалось, чёрная магия здесь ни при чём.

— Ренар с юности занимался фехтованием, поэтому у него движения натренированные, — Франсуа как будто не замечал текущей по его лицу мясной подливки. — А я фехтованием толком не занимался, поэтому у меня реакция плохая.

Ренар мученически уставился в потолок.

— Ради Бога, заткнись и ешь молча!

Я его понимал как никто другой. Бедолага, он полдня терпел Франсуа за двоих, за себя и за меня. Прогулку с вредной ведьмой он наверняка посчитал бы за счастье.

Франсуа вытирался салфеткой, Ренар мял хлеб, я краснел. Единственным, кто извлёк из вооружённого конфликта выгоду, была кошка: чавкая и урча, она расправлялась со «снарядом».

Трепет перед тёмным временем суток уже стал для меня привычным. Я никак не мог избавиться от навязчивого чувства незащищённости. Потусторонние существа мерещились на каждом шагу. Не передать словами, как я завидовал Франсуа — его превратили в лошадь, а он об этом даже не помнит. И что-то мне подсказывало, что он предпочёл бы знать правду вместо того, чтобы пребывать в блаженном неведении. Он бы отнёсся к этому, как к забавному приключению. Но я дал слово Хедвике, поэтому должен был держать язык за зубами.

Едва мы вышли из экипажа, я услышал громкий топот.

— Вот это да, — Франсуа повернулся на шум почти одновременно со мной.

На всех парах к нам бежал худенький мальчик лет пятнадцати со светлыми, мелко вьющимися волосами. Остановившись, он согнулся так, что я не мог разглядеть его лица.

— Боже мой, Флориан! Что случилось? — воскликнул Франсуа.

Так. Выходит, это сын графа. Один из Ангелочков.

Судорожно ловя ртом воздух, Флориан выпрямился. Он был ростом почти с меня.

— Фух… Я… думал, что вы приедете… с другой стороны улицы… ждал вас…

— Тебе не следовало… — начал было Франсуа, но тот его перебил.

— Подождите. Выслушайте меня. Прошу вас.

Немного отдышавшись, он заговорил гораздо уверенней.

— Пожалуйста, не подумай, что я не хочу видеть тебя и твоего друга, но вы не должны к нам приходить. Ни сегодня, ни завтра.

— Почему? Флориан, скажи, что у вас стряслось? Кто-то заболел? — Франсуа не на шутку забеспокоился.

Его волнение передалось и мне. Я не знал, что и думать в подобной ситуации. Что же могло произойти?

Мальчик растерянно смотрел на нас, как бы не зная, что ответить.

— Я мог бы заранее вас предупредить, но до последнего сомневался. А теперь я вижу, что всё серьёзно… Франсуа, я же не переживу, если с тобой что-нибудь случится! — он робко взглянул на меня. — И вас я бы тоже не хотел подвергать опасности. Я очень боюсь.

— Вот что, — сказал Франсуа. — Сейчас ты возьмёшь себя в руки и нормально объяснишь, в чём дело. Или это тайна за семью печатями?

— Я не могу…

— Можешь.

— Мне сложно…

— Ладно, — Франсуа хлопнул его по плечу. Пожалуй, слишком сильно для хрупкого подростка. — Не буду на тебя давить. Пускай нам всё расскажет твой отец. Нечего детям вмешиваться в проблемы взрослых.

В глазах Флориана отразился панический ужас.

— Нет! Так нельзя! Папа будет в ярости, если узнает, что я вас прогонял… Пожалуйста, вы должны уйти! Хотите, я на колени встану?

Если бы мы его не подхватили, мальчик бы рухнул на мостовую.

— Милый мой, да ты разума, что ли, лишился? Будущий граф не может так себя вести с теми, кто ниже его по статусу, — недоумевал Франсуа.

Я не отпускал Флориана. Его начало трясти, как при лихорадке.

— В любом случае надо отвести его домой, — я метнул взгляд в Франсуа.

— Конечно, мы его не бросим!

— Вы не понимаете… — плаксиво отозвался Флориан, пытаясь вырваться.

— Естественно. И не поймём, если не прекратишь истерику, — сказал я. — Поверь, лучше тебе сейчас нам всё объяснить. Всё равно мы просто так не уйдём.

Флориан заговорил только после напряжённой паузы.

— Я боюсь, что Катрин убьёт тебя, — он съёжился, глядя на Франсуа.

Несмотря на это страшное подозрение, тот лишь усмехнулся.

— Я надеюсь, вы с Робертом проследите, чтобы она не вонзила мне нож в спину.

— Не смейся, я серьёзно!

— Так и я тоже. Не стоит бояться беззубой змеи. Пошипит да и успокоится.

На меня также слова Флориана не произвели большого впечатления. Благодаря Франсуа я многое знал о графе де Сен-Клоде и его близких. Его старшая дочь Катрин — капризная девушка, которая любой ценой готова привлечь к себе внимание. Например, она несколько раз грозилась покончить с собой, но получив от напуганных родителей то, чего добивалась, забывала о смерти. А Ангелочки очень ранимые и впечатлительные. Тем более что совсем ещё дети.

Франсуа продолжил с легкомысленной улыбкой:

— Ну, а если я всё же погибну от рук твоей ехидной сестрицы, пусть на моей надгробной плите выбьют эпитафию: «Он ушёл из жизни, потому что отмахнулся от ангела-хранителя, как от назойливой мухи».

На Флориана было жалко смотреть. Он как будто был готов либо нагрубить в ответ, либо расплакаться. Мне даже стало неловко, когда я представил его обиду и отчаяние.

— Послушай, — я обратился к нему как можно дружелюбней. — Сегодня же у вас ещё будут гости, кроме нас, ведь так? Вряд ли Катрин осмелится совершить убийство при них.

Как ни странно, это подействовало. Неуклюже оправдываясь, Флориан повёл нас к дому графа. Все окна особняка ярко светились, делая его похожим на гигантскую рождественскую игрушку.

— Папа будет вас всячески уговаривать остаться у нас пожить, — промямлил он. — Ремонтом похвастается, новой мебелью… Но умоляю, не соглашайтесь.

К счастью, Франсуа обошёлся без жизнеутверждающих шуточек про эпитафии.

— В этом можешь на нас рассчитывать. Мы поселились в такой развесёлой гостинице, что даже не хочется оттуда никуда уезжать… Ох, как хорошо, что ты нас встретил! А то мы бы точно свернули куда-нибудь не туда.

Я был готов мужественно лицезреть бешеную эклектику, вроде той, что была в гостинице, из которой мы благополучно сбежали в первую же ночь в Праге. Однако моё чувство прекрасного не пострадало. Убранство особняка представляло собой образец классического стиля. Баснословно дорого и по-королевски вычурно для человека вроде меня, но идеально для дворянина.

Графа де Сен-Клода я узнал сразу. Франсуа описал мне его как нельзя точно: тучный, среднего роста, с вечно сердитым выражением лица, словно он недоволен всем и всеми. Когда он улыбался, его физиономия выглядела крайне нелепо. В отличие от сына, он встретил нас радушно и первым же делом предложил остаться хотя бы на несколько дней. Франсуа поступил благородно по отношению к Флориану и отказался, хотя граф был очень настойчив. Как змей-искуситель, он в красках рассказывал нам, какие для нас приготовлены комнаты, какой у него шикарный повар, но Франсуа с завидным упрямством стоял на своём. Будь я на месте графа, то вмиг бы помер от разрыва сердца. Ведь променять его только что отремонтированный особняк со сказочными удобствами на непримечательную гостиницу мог только идиот. Во всяком случае лично я ни о чём не жалел. Для меня и знакомство с графом было стрессом.

Флориан некоторое время крутился неподалеку. Он поглядывал на нас с немалым беспокойством, но из-за отца стеснялся подойти. Сколько я ни жалел мальчика, его поведение начинало действовать мне на нервы. Я сам в его возрасте себе места не находил от излишне обострённого восприятия действительности. Мне была понятна его чувствительность. Но он вёл себя, как избалованный малыш.

Второй Ангелочек полностью оправдывал свою домашнюю кличку. Амандин, сестра-близнец Флориана, совершенно не пыталась навязаться. Стройная, бледная, она с дрожью протягивала руку для поцелуя и всё время искала повод, чтобы отвести от нас взгляд. Она была одинаково застенчивой и с Франсуа, и со мной, как будто все посторонние мужчины представлялись ей невиданными чудищами. Однако чуть позже я отметил, что Амандин неуютно себя чувствовала и в дамской компании, где все умилялись её ангельским видом и кротостью. Бедняжка затравленно смотрела на взрослых большими лучистыми глазами, как щенок, не понимающий, почему все так и норовят его затискать.

Гостей собралось так много, что у меня голова шла кругом. Меня не интересовали эти люди, а я их и подавно, поэтому меня не покидало ощущение, что я зря не остался в «Старом дубе». Очень быстро меня утомила вся эта пестрота с бессмысленными знакомствами, ароматами чужой туалетной воды и бесконечным галдёжом на двух языках, французском и чешском. Франсуа был как рыба в воде. Он так ловко общался со всеми, как будто до этого неделю репетировал. Все его фразы и движения были мастерски отточены. С другой стороны, что можно было ещё от него ожидать? Это его стихия, а не моя. Когда к Элен приезжают гости, большую часть которых она на дух не переносит, я не высовываюсь и тихо радуюсь тому, что никто не знает о нашем родстве. Иначе мне пришлось бы часто подвергаться такой изощрённой пытке.

Оставив Франсуа наедине с очередным то ли старым, то ли новым знакомым, я направился на поиски безлюдного угла. Почти мгновенно мне улыбнулась удача, я устроился на диване с позолоченными ножками в виде львиных лап. Только эта удача оказалась ненадёжной. Рядом, на подставке, напоминающей античную колонну, располагалась ваза с пахучими цветами. Вдобавок моё одиночество закончилось, не успев начаться.

— Вы позволите? — спросил усатый мужчина средних лет.

Не дождавшись ответа, он присел возле меня.

Я до последнего надеялся, что ему тоже захотелось побыть в относительной тишине, и он не нуждается в собеседнике.

— А я вас узнал, — он приторно улыбнулся.

Мне это не понравилось. Я пригляделся получше, но не признал в нём знакомого. Взглянул на его пальцы: перстня с печаткой клуба «Рука славы» не обнаружил.

— Простите, я вас не припомню, — пробормотал я.

— Ничего. Главное, что я вас не забыл…

Я закусил губу. Только бы он не назвал меня Родди Сандерсом!

— Я видел вас у мадам де Ришандруа этой весной, — сказал он без лишних вступлений. — Вы — юноша из библиотеки. Вы ещё хотели уйти, чтобы не мешать мне изучать коллекцию книг Паскаля. Да-да, это точно вы! Вы и сейчас так же очаровательно смущаетесь.

Неужели мир настолько тесен? В чужой стране я встретил человека, которого до этого видел всего однажды, и забыл об этом. Хотя удивляться здесь в принципе нечему. Вполне возможно, что граф де Сен-Клод общается с теми же людьми, что и Элен.

— Весь стол был обложен книгами, и вы что-то сосредоточенно писали. А я имел наглость при этом спрашивать у вас, на каких полках искать труды Декарта и ещё нескольких учёных. Помните?

Ещё бы я его не помнил! Он пришёл в библиотеку, когда я писал конспекты уроков, и почти целый час отвлекал меня от работы. То о чём-то спрашивал, то болтал сам с собой, то пытался меня склонить к беседе. И никуда уходить я тогда не собирался, предложил уйти просто из вежливости.

— Да, это был я.

— Ну и ну! А скажите, пожалуйста…

«… что такой нищеброд, как вы, делает в пражской резиденции графа де Сен-Клода?» — достроил я в уме фразу.

— …как вы попали на вечер к графу?

В этом не было никакой тайны, поэтому я ответил:

— Я пришёл с Франсуа де Левеном.

— Вы больше не работаете на мадам де Ришандруа?

— Нет, вы не так поняли…

Но он меня как будто не слышал.

— Вам хорошо платят?

Я был уязвлен. С языка едва не слетела дерзость, но пришлось сдержаться: мало ли кто был передо мной. Навлечь на себя гнев титулованной особы — бросить тень на Франсуа.

— Достаточно, — отвернувшись, сказал я.

— Какой же вы скромный! — от его театрального умиления начинало подташнивать. — Другой бы на вашем месте не стал бы ничего скрывать, живо бы нажаловался. Знаете, наверное, судьба неслучайно нас сегодня свела здесь. Мне просто необходим личный секретарь. Обещаю со своей стороны достойное жалование и уважительное обращение.

— Извините, но я вынужден вам отказать.

Этот настырный тип наморщил лоб и заговорщически зашептал:

— Хм, простите, но то, что я вам сейчас скажу, может вас обидеть. Видите ли, ваш галстук… он вам не подходит. Как будто не ваш.

— Может, вы и правы, — отмахнулся я.

Встать и уйти у меня не получилось, потому что он схватил меня за локоть.

— Вы получили его в подарок? Правильно, что разонравилось господину, донашивает слуга.

Если бы не воспитание, я бы с удовольствием разбил вазу о его голову. Какое ему до меня дело?! Откуда такой нездоровый интерес к моей скромной персоне?!

К счастью, мне на помощь подоспел Франсуа.

— О, мсье Делакруа! — он быстро подошёл к нам. — Добрый вечер. Вижу, вы уже познакомились с…

Мсье Делакруа укоризненно поцокал языком.

— Что же вы творите, юный де Левен? Зачем похитили у тётки секретаря?

— Потому что своего не имею, а кто-то же должен записывать мои умные мысли во время путешествия, — отшутился Франсуа.

— Как любопытно! А можно ли будет взглянуть на эти записки?

— Увы, нет. Меня пока что не посещали по-настоящему умные мысли.

— Какая жалость. И всё же вы поступили жестоко, лишив старушку этого молодого человека.

Моему негодованию не было предела. Будь здесь Элен, она бы вмиг расквиталась за «старушку»!

Франсуа принуждённо рассмеялся:

— Сожалею, но мне придётся похитить моего друга и у вас.

Хоть на край света, лишь бы подальше от мсье Делакруа! У меня камень с души свалился, когда мы наконец отделались от него. Убедившись, что нас никто не слышит, Франсуа посоветовал больше не общаться с «чокнутым мещанином». А я и не возражал.

Благодарность к Франсуа быстро сменилась разочарованием. Я ему срочно понадобился не просто так.

Недалеко от огромного белоснежного камина стоял фотоаппарат. Этот массивный короб с линзой высился на длинных устойчивых ножках. Рядом суетился фотограф, маленький человек с большими залысинами.

Не люблю фотографироваться. Сначала морально готовишься, потом ещё с волнением наблюдаешь, как фотограф колдует над своим агрегатом. Сам процесс запечатления приводит меня в не меньшее уныние. Для меня настоящая мука долго смотреть в немигающее незрячее око, боясь не только моргнуть, а вообще хоть как-то пошевелиться. К готовым фотографиям я равнодушен. Не могу смотреть на собственные изображения дольше пары секунд. Не знаю, как объяснить эту причуду, вот в зеркало я гляжу абсолютно спокойно.

Фотографию в компании с хозяином дома и ещё небольшой группой гостей я воспринял как должное, фотографию с Франсуа — как неизбежное. Позировать в одиночку я не соглашался. Но кто бы меня послушал!

— Расслабьтесь. Думайте, что вы не один, — фотограф говорил по-французски с жутким акцентом и при этом активно жестикулировал.

— В самом деле, Роберт, расслабься, — вторил ему Франсуа. — А то мне хочется завязать тебе глаза и спросить о последнем желании. Не расстреливают же тебя!

Я отвёл взгляд от ненавистного фотоаппарата. Когда же это уже закончится?

Моим вниманием овладел один молодой человек. Точнее его спина. Точнее…

Что это? Не может быть!

Я так и обмер, затаив дыхание.

— Восхитительно! — за одобрительным возгласом фотографа последовала вспышка.

Но мне было всё равно. Я не мог оторвать глаз от высокого блондина. С замиранием сердца я ждал, когда он повернётся.

Я и не заметил, как возле меня оказался Франсуа.

— Эй, дышать уже можно, — усмехнулся он. — На кого смотришь? На самую некрасивую девушку в зале? Это та самая Катрин… Ах, ну вот. Помянешь чёрта — он тут как тут.

К нам приближалась девушка в бежевом платье с чёрными лентами. Не красавица, но и не дурнушка. Её невзрачная внешность удачно компенсировалась уверенной походкой и самодовольной улыбкой.

Меня больше интересовал тот, кто последовал за ней. Увидев его лицо после томительного ожидания, я подумал, что умру на месте.

Я снова встретился с Перси Филдвиком.

Он не выказал удивления. Даже не стал задерживать на мне взгляд.

Меня напрягало это показное равнодушие.

— Понимаешь, я не очень рада тебя видеть, — Катрин не стала лицемерить перед Франсуа. — Пусть отец думает, что я поддерживаю дружбу между нашими семьями.

— Как это великодушно с твоей стороны. Но не лучше ли сначала научиться поддерживать дружеские отношения внутри своей семьи? — ответил тот.

— Близнецы опять настраивают тебя против меня? Господи, как можно на полном серьёзе выслушивать их детский лепет? Они разбалованные подлизы. И давай закончим, не стоит обсуждать это в присутствии других людей.

Я стоял ни жив, ни мёртв. Следующие несколько мгновений пронеслись, как во сне. Нас с Филдвиком представили другу так, словно это была первая наша встреча. Как и многие гости, он смотрел на меня как на пустое место, с которым нужно всего лишь поздороваться. Ей-богу, я бы решил, что это двойник, если бы его не звали точно так же!

Как он здесь оказался? Что ему нужно?

Я же так рассчитывал на то, что тёмные силы забрали его в ад!

— Вам нравится вечер, мсье? — слова Катрин вернули меня в реальность.

На стандартный вопрос, который задают всем гостям без исключения, следует и отвечать стандартно. Даже к фантазии можно не обращаться.

— Да я уже раз сто пожалел, что не остался в гостинице.

Мне чуть плохо не стало от собственной наглости. Да, я действительно так думал, но я не хотел говорить это вслух! Что самое гадкое, я не мог остановиться:

— Как можно вообще любить такие мероприятия? Скучно — неимоверно.

Филдвик снова играл моим разумом, или это я сам так распоясался?!

— Полностью с вами согласен, — Филдвик неожиданно поддержал меня. — Сегодняшний вечер и на меня нагоняет тоску. Но поверьте, скоро станет веселее. Мадемуазель Катрин обещала сыграть для нас всех.

— Как кстати! Самое время немного вздремнуть. Музыка мадемуазель Катрин получше всякого снотворного, — съязвил Франсуа.

На лице Катрин не дрогнул ни единый мускул.

— Я рада, что и для тебя моя музыка бывает полезна, — спокойно сказала она. — Искусство — могущественная сила, воздействующая даже на таких невежественных шутов, как ты.

Франсуа изобразил изумление в высшей степени:

— Что я слышу? Разве ты не оскорблена? Где слёзы и истерики? Ведь раньше любую критику ты воспринимала как кровную обиду.

— Как видишь, с годами я стала избирательней. Я теперь не настолько мелочна, чтобы переживать из-за твоих нападок. А вот ты совсем не изменился. Как был скверным мальчишкой, так им и остался.

Похоже, я недооценивал Катрин. Не такой уж и страшной она оказалась. Всё-таки мне не следует слепо доверять субъективному мнению Франсуа.

Тем более что мой враг был настоящим, а не надуманным.

— Отец ничего не говорил тебе о спиритическом сеансе? — Катрин вдруг поменяла тему.

— Нет, а что?

— Значит, рассчитывал на то, что я тебя приглашу, — девушка немного нахмурилась.

— Приходите, вы не пожалеете, — вмешался Филдвик. — Послезавтра вечером я устрою такой спиритический сеанс, о котором вы будете вспоминать всю оставшуюся жизнь.

Я хотел сказать, что не верю в подобную чушь, но не смог и рта раскрыть.

— Вы умеете вызывать духов? — Франсуа спросил об этом так, словно тот похвастался умением играть гамму одним пальцем.

— Да. Могу вызвать, кого попросите.

— И Ришелье с Наполеоном?

— Кого угодно.

— А не может ли случиться так, что дух не явится, потому что его призовут другие праздные любопытные? — Франсуа начал над ним откровенно издеваться.

«Молчи, молчи, — отчаянно билось у меня в голове. — Не зли его, он опасен».

В этот момент Филдвик уставился на меня и негромко рассмеялся.

— Всякое может случиться. Духи такие непредсказуемые, — с этими словами он достал золотые часы на длинной цепочке. С мягким щелчком открыл крышку.

Гравировка «П.Ф.» больно ударила по глазам. Я почувствовал, как предательски заныло запястье.

— Мадемуазель, уже почти полночь, — Филдвик повернулся к Катрин. — Пожалуйста, не заставляйте меня больше ждать.

Катрин не стала жеманиться и намекать на то, что пойдёт к инструменту только после долгих просьб скучающих гостей. Всем своим видом она демонстрировала, что выше этого.

Он не даст мне просто так уйти. Он не допустит своего второго поражения. Более чем уверен, у него уже созрел план мести.

Исчезнуть. Чтобы он больше никогда меня не нашёл.

Я бы рискнул сбежать, но что делать с Франсуа? Он не торопился вернуться в гостиницу и просил меня потерпеть ещё час. От досады я злился на самого себя. Ну почему я не могу ничего придумать?! Под каким предлогом заставить его уйти? Соврать про плохое самочувствие — нельзя. Тогда граф точно вынудит нас остаться хотя бы на ночь.

У рояля собирались люди.

В детстве Катрин считали вундеркиндом. Несмотря на нежный возраст, она играла такие сложные вещи, за которые с трепетом берутся профессиональные музыканты. Но со временем она стала меньше заниматься музыкой и, по словам Франсуа, от её таланта мало что осталось. Я не собирался оценивать её возможности, момент для этого был крайне неподходящим.

Графа я заметил сразу, он стоял едва ли не ближе всех к инструменту и с жаром расхваливал способности дочери. А Ангелочков и след простыл. Странно. Куда они делись? Может, их отправили спать? Или они вправду чего-то боятся? Если это так, то чего? Слова Флориана об убийстве мне по-прежнему казались наивными, но у меня щемило сердце, когда я вспоминал, как он бросался нам под ноги. Однако меня не покидали двойственные чувства. Всё же это слишком экстравагантное поведение даже для избалованного подростка.

— Переживаешь из-за этого сопляка. Да, Сандерс?

Вкрадчивый голос Филдвика прозвучал так близко, что я вздрогнул. Огляделся.

Филдвик находился достаточно далеко от нас с Франсуа. Более того, его взор был устремлён на Катрин, словно до меня ему не было никакого дела.

— Меня забавляют твои мысли. Ты до смерти боишься меня, но при этом думаешь о других, — я всё ещё явственно слышал его голос.

Нет… Лучше бы это было галлюцинацией… Он опять проник в моё сознание!

«Вот как, Сандерс, недолго ты от меня бегал. Смирись, ты больше не принадлежишь себе. Ты мой. И те, кто тебе дорог, такие же безропотные марионетки, как ты. Угадай, кто не переживёт эту ночь?»

Я и не заметил, как Катрин начала играть. Её руки двигались по клавишам, как белые пауки, сплетая из нот невидимую музыкальную паутину. Ненавязчивая мелодия заполнила собой весь зал. Я пытался абстрагироваться, но невольно сам запутался в этих сетях.

Мне больно. Моё прошлое разбилось вдребезги, а будущего нет. Вместо него — лишь беспросветная мгла. Когда не стало папы, я поклялся защищать маму. Теперь мне некого защищать. Я не знаю, что мне делать. У меня даже больше нет сил плакать.

Не могу смотреть на Элен. Ненавижу её траурное платье. Ненавижу.

Чувствую на себе взгляд Франсуа. Счастливый. Но он не понимает этого.

Элен что-то говорит. Много. Про моих родителей. Я не вслушиваюсь.

Я стою на балконе и смотрю на увядающий осенний сад. Пейзаж прекрасен, но перед глазами всё равно стоит кладбище. Я снова вижу маму в гробу. Как до этого папу. Мне не хочется жить в этом мире без них. Я не смогу.

Проще ли умереть? Чтобы больше не страдать…

Третий этаж. Достаточно ли высоко? Надеюсь.

Я упираюсь ладонями в холодные перила…

— Ушам своим не верю. Это же сюжет, достойный романа! — восклицает Франсуа.

— Но это должно остаться только между нами, — строго одёргивает его Элен.

Франсуа подбегает ко мне и пытается обнять. Я разворачиваюсь, неуклюже отмахиваюсь, но быстро сдаюсь. Прижимаюсь щекой к его груди. Он такой высокий, а я такой маленький…

А Франсуа всё говорит и говорит:

— Знаешь, что я придумал? Я буду твоим братом. Старшим! Пускай не родным, какая разница? Быть тайными братьями тоже неплохо! Главное, что я буду тебя любить и оберегать. Господи, я всегда мечтал о брате!

Элен украдкой достаёт кружевной платок и уходит из комнаты.

Их жалость давит на меня. Не даёт спокойно дышать. Надо просто потерпеть.

Мне стыдно за недавние мысли о самоубийстве.

Аплодисменты и разноголосые крики «Браво!» грубо вырвали меня из пучин прошлого.

Мои руки подрагивали. В горле стоял ком.

Никогда ещё память не мучила меня такими яркими образами. С того дня прошло много лет, но я чувствовал всё до мельчайших подробностей. Я как будто вернулся в свои пятнадцать.

Филдвик зашёл слишком далеко. Как он посмел прикоснуться к моим воспоминаниям! Я бы убил его, если бы мог. Но он непобедим.

Вид у Франсуа был ошеломлённый, если не сказать несчастный. Честное слово, даже на похоронах родного дяди, Паскаля де Ришандруа, он выглядел гораздо бодрее. Тяжело вздохнув, Франсуа поднёс руку к лицу.

— Что с тобой? — забеспокоился я.

— Ресница в глаз попала, — он спешно отвернулся и задрал голову.

Ага, ну, конечно. А теперь он захотел посчитать свечи на люстре или разглядеть лепнину.

Вдруг Филдвик сейчас издевался и над ним? Вдруг Франсуа видел то же, что и я? От этой догадки мне стало не по себе.

Наверное, так и случилось. Не зря ведь Франсуа решил уйти, так и недослушав концерт.

Мы вышли на улицу, утопающую в мягком свете фонарей. Я ожидал услышать хоть что-нибудь от друга, но он как воды в рот набрал. Мне даже стало грустно. Я бы стерпел любую чушь, лишь бы он просто заговорил.

«Уже уходишь, Сандерс? — я вздрогнул от голоса Филдвика и замер на месте. — Может, оглянёшься на прощание?»

Словно находясь под чарами, я обернулся.

От увиденного земля чуть не ушла у меня из-под ног: сын графа недвусмысленно опёрся о перила балкона.

— Боже мой! — вырвалось у меня. — Флориан, не надо! Не делай этого!

Но мой вопль был для него всего лишь гласом вопиющего в пустыне. С ловкостью акробата мальчик встал на узкие перила и вытянулся во весь рост.

Глава 8 Теория и практика

— С ума сошёл?! Слезай немедленно! — заорал Франсуа.

В этот момент Флориан покачнулся и беспомощно вскинул руки. Каким-то чудом ему удалось удержать равновесие, однако я ни на секунду не расслабился: он замер в очень опасной позе. Ещё немного, и он полетит вниз с третьего этажа!

Франсуа выругался. Так грязно, что я такого даже от Ренара никогда не слышал.

Я ждал фатальную развязку как нечто неминуемое. У меня не было ни единого сомнения в том, что благополучно эта история не может закончиться. Мальчик либо спрыгнет добровольно, либо просто упадёт.

Но я не мог с этим смириться!

— Флориан, я понимаю, ты чем-то сильно расстроен… — я был в таком отчаянии, что с трудом подбирал слова. — Тебе кажется, что никто тебя не понимает. Может, ты на кого-то обижен… Слезь оттуда! Слезь, и мы с тобой поговорим!

Я не знал, что делать. Будь я на месте Флориана, то не слез бы даже при большом желании. Я бы свалился при малейшей попытке пошевелиться.

Флориан медленно пригнулся и, придерживаясь за перила, забрался обратно на балкон. Я хотел окликнуть его, но он зашёл в комнату.

— Вот паршивец, — выдохнул Франсуа. — Как будто не в первый раз так делает. Уж от кого, а от него я не ожидал подобного! Даже Катрин в своих суицидальных спектаклях так собой не рисковала. Она всегда ограничивалась слезами и прощальными записками в духе: «В моей смерти прошу винить злостного Франсуа де Левена, укравшего моё сердце».

— С ним надо поговорить.

— Думаешь, это будет педагогично?

— Я думаю только о том, что он сейчас в большой опасности.

— Чёрт! Тогда что мы стоим?!

Франсуа если что-то делает, то только с размахом! Он тут же рванул с места, и мне ничего не оставалось как последовать за ним.

Нам не стоило поступать так опрометчиво. Своей беготнёй по особняку мы могли запросто посеять панику среди гостей и прислуги. К счастью, мы напугали всего одного лакея, который не погнался за нами. Перепрыгивая через ступеньки, мы вбежали на третий этаж.

Я запыхался. В висках бил пульс.

— Он должен быть где-то здесь, — Франсуа уверенно направился в правое крыло.

«Твой друг идёт не туда. Скажешь ему об этом? Медлить нельзя, иначе будет поздно», — я услышал издевательский шёпот Филдвика.

У меня сердце сжалось от мысли, что мальчик уже лежит под чёртовым балконом.

Франсуа безуспешно звал Флориана, дёргал за ручки все попадающиеся на его пути двери, заглядывал в комнаты. Мне было больно на него смотреть.

— Его здесь нет, — сказал я.

Франсуа остановился.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил он.

Я пожал плечами. А что я мог ему ответить? Я ведь по сути понятия не имел, где искать мальчика.

Я попробовал обратиться к Филдвику.

«Что ты сделал с Флорианом? Где он?»

«А ты глупец. Вместо того чтобы сбежать, ты хочешь спасти мальчишку. К чему это геройство? Знай, вкус твоей крови мне нравится гораздо больше. Так просто ты от меня не отделаешься».

— Где он? — повторил я вслух.

«Поищи на втором этаже. Может, застанешь его живым».

Это могло быть чем угодно. Обманом. Ловушкой. Но было некогда размышлять.

Я побежал на лестницу.

— Роберт, ты куда? Что случилось? — крикнул мне вдогонку Франсуа.

Проигнорировав его, я спустился на второй этаж и тут же растерялся. Куда идти? В какое крыло? Дом графа очень большой, а Флориан может быть где угодно. Я прислушался, но без толку: снизу приглушённо доносилась легкомысленная мелодия.

Я наугад бросился в левое крыло.

«Ты совсем близко».

— Флориан, где ты? — я вцепился в холодную позолоченную ручку, но она не поддалась. Кинулся к следующей двери.

«Наивный. Думаешь, он отзовётся? Его дыхание такое слабое… Ты опоздаешь».

— Нет! — рявкнул я.

Шёпот Филдвика и музыка Катрин сводили меня с ума. А мне нужно было сосредоточиться и найти Флориана. Непременно живым.

Я открыл дверь и не без страха зашёл внутрь. Я был готов встретиться лицом к лицу с вампиром.

В комнате не горел свет. В полумраке я разглядел очертания книжного шкафа, большого глобуса и бюста на высокой подставке. Стоило мне подумать, что нужно продолжить поиски в другом месте, как вдруг я заметил Флориана. Он лежал на письменном столе, словно заснул. Я сам несколько раз дремал прямо за столом, но вряд ли Флориан переутомился от бумажной работы. Он же только что демонстрировал акробатические этюды на перилах балкона!

— Что с тобой? Ты жив? — я подскочил к столу и обомлел.

Под мальчиком темнело подозрительное пятно. Подбираясь к краю, оно неравномерно расползлось по столешнице.

Музыка стихла, и публика разразилась неистовыми аплодисментами. На душе стало мерзко от циничного контраста.

Я негромко выругался и взял Флориана за руку, чтобы прощупать пульс. Мою ладонь обожгла его кровь.

— Роберт! Роберт!

В кабинет вбежал Франсуа.

— Срочно нужен доктор! — воскликнул я. — Он весь в крови!

Франсуа ахнул.

— Господи! — он прижался спиной к дверному косяку. — Опять!

Я сразу понял, что он имел в виду. Всего пару дней назад на месте Флориана был я.

Отвратительное ощущение. Липкое, давящее. Я тщательно вымыл руки, но что-то мне подсказывало, что этого недостаточно. Вина лежала на мне. Из-за меня пострадал ни в чём неповинный человек. Я себя никогда не прощу, если Флориан умрёт.

Граф умолял нас ни коим образом не распространяться о случившемся. «Никто не должен знать, что мой сын самоубийца. Не позорьте мальчика».

Филдвик не приставал со злорадными репликами. Наверное, он решил, что с меня хватит и Франсуа.

— Ума не приложу, как он мог так поступить, — в который раз повторил мой друг. — Он же не стал тогда прыгать, скорее всего, испугался. Но зачем он взял нож? Вскрывать себе вены должно быть дьявольски больно. Оба запястья перерезал! А он, знаешь, какой неженка! В прошлом году он чуть в обморок не грохнулся, когда я при нём порезал палец вот таким же ножом для конвертов.

Я вытер руки полотенцем и чуть не чертыхнулся, заметив кровь на манжетах.

— Значит, на него напали, — вздохнул я.

— Я бы с удовольствием в это поверил, только Флориан ведь устроил сцену на балконе. Ты же сам видел! Ох, напрасно я тогда не поговорил с ним. Вдруг он на меня обиделся?

— Не вини себя.

— Но что-то же вынудило его…

— Да, «что-то», но не ты.

Я хотел смыть кровь с одежды, но вовремя одумался. Только бы рукава зря намочил.

Мы вышли в коридор.

— Ты не вспомнил, что было той ночью? — некстати спросил Франсуа. — На тебя, похоже, действительно напали.

— Нет, я ничего не помню.

— А ты мне случайно не врёшь?

— Мы обещали друг другу не врать, — выкрутился я.

— Прости, не хотел тебя обидеть.

Рядом приоткрылась дверь, и из-за неё выглянула заплаканная Амандин.

— Пожалуйста, не уходите, мне нужно вам кое-что… — звонкий голосок девочки заглушил пронзительный визг:

— Господи-Иисусе! Куда вы в таком виде, не пущу!

Амандин пискнула, как будто её кто-то схватил с намерением затащить обратно.

Пока я пытался разобраться в ситуации, Франсуа приступил к действиям. Он дёрнул на себя дверь, и мы увидели Амандин, одетую лишь в корсет и нижнюю юбку. Пожилая гувернантка нечленораздельно взвизгнула и отцепилась от подопечной.

— Как вам не стыдно, молодые люди, — зашипела прислуга, укутывая Амандин в свою шаль. — Врываться в покои невинной девушки! Я позову на помощь!

Я уже открыл рот, чтобы извиниться, но Франсуа меня опередил.

— Поверьте, у нас и в мыслях не было причинить вред этому прелестному созданию.

Но нас смерили таким взглядом, словно мы были похожи на бандитов с большой дороги.

— Мари, пожалуйста, принесите мне чай, — натянуто произнесла Амандин.

— Конечно, госпожа, — сказала Мари, — только сначала избавлю вас от общества…

— Мне нужно поговорить со своими друзьями. Наедине.

— Так нельзя! Что скажет ваша матушка?!

— Вы можете сколько угодно сомневаться в нашей порядочности, — встрял Франсуа, — однако же не забывайте о своих прямых обязанностях. Вас вежливо попросили принести чай, а вы до сих пор стоите на месте. И её матушка, если вы ещё не заметили, во Франции, за тысячи миль отсюда.

С явной неохотой Мари вышла из комнаты. Чувствую, если бы не её статус, она бы накинулась на нас с кулаками, чтобы мы не приближались к девочке.

— П-прошу вас, проходите, — Амандин стыдливо опустила глаза и мелкими шажками приблизилась к белому туалетному столику.

Я вошёл следом за Франсуа. Признаться честно, мне было почти так же неудобно, когда Хедвика появилась передо мной в ванной комнате. Даже несмотря на необходимость, мне было трудно оправдать вторжение в личное пространство маленькой женщины. Навязчивые цветочные узоры, бесчисленные статуэтки в виде ангелочков и пастушек с овечками и вечернее платье, брошенное на кровати, открыто говорили о том, что мужчинам здесь не рады.

Амандин села на пуф и поплотней закуталась в шаль.

— Пожалуйста, не подумайте, что я испорченная… — она вздохнула настолько глубоко, насколько ей позволял корсет. — Просто Флориан… Папа сказал, что это вы его нашли.

— Да, — кивнул Франсуа.

— Он не мог этого сделать.

— Конечно, не мог.

Амандин отреагировала на его ласковый тон неожиданно резко.

— Не нужно со мной разговаривать, как с младенцем! Ты говоришь: «конечно, не мог», а сам думаешь, что он… что он…

Задыхаясь, она повернулась к зеркалу в резной раме в виде венка из роз. Нервно пошарила рукой по столешнице.

Франсуа достал из кармана платок.

— Амандин, я не спешу с выводами. Мы с Робертом хотим понять, что произошло на самом деле.

Девочка нерешительно взяла у него платок, который тут же смяла, так и не поднеся к лицу.

— У вас же с Флорианом нет тайн друг от друга, — продолжал Франсуа. — Скажи, тебе известно, почему он верил, будто Катрин задумала меня убить?

— Потому что она способна на это. Я вас позвала к себе, чтобы рассказать кое о чём.

Мы с Франсуа переглянулись. Возможно, опасения близнецов не беспочвенны, но не Катрин же пыталась убить Флориана!

— Когда мы приехали в Прагу, дом ещё не был до конца приведён в порядок. Папа и не рассчитывал, что всё будет готово в срок, поэтому нам пришлось погостить у его друзей в Крумлове, — Амандин говорила немножко отрывисто, словно сдерживала слёзы. — Вот там всё и началось. Катрин всегда была себе на уме, но теперь она стала по-настоящему странной. Она вновь загорелась желанием играть! А ведь когда-то она велела избавиться от рояля, чтобы он не напоминал ей о былом успехе. Она считала, что больше никогда не будет играть так, как в детстве.

— Похоже на очередной её каприз, — хмыкнул Франсуа.

— Мы с Флорианом тоже сначала так подумали. Только она теперь и вправду играет так, что папа снова ей гордится. Он даже стал уделять ей больше внимания, чем обычно.

Амандин замолчала и промокнула глаза платком.

— Да, Катрин сегодня играла недурно, — с сожалением сказал Франсуа. — Но я не пойму, что в этом странного? Может, она просто прекратила упиваться своей гордыней и всерьёз занялась музыкой, как раньше. И почему вы с Флорианом решили, что она убийца?

— Потому что она на наших глазах убила человека.

Это прозвучало из её уст почти так же, как грубое ругательство. Возникла неловкая пауза.

— Убила? — переспросил я.

— То есть лишила жизни? — удивился Франсуа.

Бедняжка Амандин всхлипнула.

— Папа нам не поверил. Он сказал, что мы завидуем таланту Катрин, и поэтому пытаемся её очернить.

Не буду лукавить — я запутался. Я так сосредоточился на Филдвике, что мне было трудно представить кого-нибудь другого, способного на злодейство.

— Пожалуйста, успокойся и расскажи об этом поподробней, — мягко попросил Франсуа. — Я до сих пор ничего не понимаю.

Девочка кивнула.

— Перед отъездом из Крумлова Катрин приготовила сюрприз для папиных друзей и их гостей. Она сыграла собственную сонату, хотя до этого никогда ничего не сочиняла. Сказала, что её вдохновила безответная любовь…

Я ожидал услышать от Франсуа какую-нибудь колкость, но он благоразумно промолчал.

— Её соната оказалась чудесной. Все были в восхищении и не скрывали этого. Я даже не помню, чтобы меня раньше так трогала музыка, — Амандин сильней сжала измятый платок. — Но потом произошло ужасное. Когда Катрин доиграла до конца, один молодой человек вдруг потерял сознание и… и умер.

— Кошмар! Граф нам ничего такого не рассказывал! — ужаснулся Франсуа.

Я тоже был немало поражён услышанным, однако отнёсся к этому весьма скептически. Ангелочки действительно могли завидовать старшей сестре. Не зря же Амандин упомянула, что та вновь стала любимицей их отца. Бесспорно, Катрин очень талантлива, и это у многих вызывает искреннее восхищение. А в близнецах, по словам Франсуа, нет ничего особенного, кроме бескрайней наивности и доброты. И то Катрин считает, что они лицемерят. Мне же, как человеку постороннему, оставалось только гадать, подхалимы они или фантазёры?

— Возможно, это просто трагическое совпадение, — осторожно предположил я.

Франсуа посмотрел на меня как на последнего зануду.

— А вдруг этот несчастный и был её возлюбленным? Может, он просто не перенёс такого удара.

— Они не знали друг друга, — Амандин как бы приободрилась от его поддержки. Даже её голос перестал дрожать. — А вот англичанин ей как раз приглянулся. Да и он вроде к ней благосклонен…

— Ты имеешь в виду Филдвика? — перебил я её.

— Да. Вы с ним уже знакомы?

Франсуа нахмурился.

— Мне он сразу не понравился. Напыщенный шарлатан. Как он вообще оказался в вашем доме?

— Мы встретили его в Крумлове. Папа с ним быстро подружился и пригласил в гости. Мы с Флорианом надеялись, что он не воспользуется приглашением, только напрасно. Вчера вдруг объявился, хотя мы уже успели его забыть. Но не о нём речь, — Амандин дёрнула плечом, поправляя шаль. — Катрин до сих пор злится на тебя. Ты бы слышал, как она возмущалась, когда узнала, что ты с другом придёшь к нам на вечер!

У меня уже не было сил её слушать. Конечно, Амандин переживала из-за брата, и ей было необходимо выговориться. Но я не верил в то, что Катрин своей музыкой убила совершенно незнакомого парня. Вдобавок мне до безумия хотелось спать.

— И всё-таки есть в её музыке что-то такое… — прикрыв глаза, медленно произнёс Франсуа.

Я лишь вздохнул. Нет ничего сверхъестественного в музыке Катрин. Если что-то и задело тогда Франсуа, то только гипноз Филдвика.

Выслушав меня, Андрей приподнял очки и потёр переносицу. Наверное, он в тот момент думал о том, что зря со мной связался. Жил он себе спокойно, пока я не свалился ему на голову с кучей проблем. Сначала вынудил его разбираться со своими трофеями, а теперь ещё и жалуюсь на преследующего меня вампира.

— Я бы на вашем месте посмотрел на ситуацию с разных сторон, — сказал Андрей, — вы же зациклились на одной версии. А тот, кто не умеет широко мыслить, уязвим. Пока вы ожидаете удара спереди, к вам подкрадутся сзади. Понимаете?

— Понимаю. Но я не знаю, что мне делать. Даже и подумать боюсь, что для меня готовит Филдвик.

— Ваш Филдвик хоть и импровизатор, на самом деле не такой уж и непредсказуемый. Вампиры, которые любят играть с едой, в большинстве своём не отличаются особой изобретательностью. Вас пригласили на спиритический сеанс? Держу пари, он расправится с вами, свалив вину на агрессивного духа из потустороннего мира. Или сначала, для большего трагизма, его жертвами станут ваши друзья, а под конец и вы сами. Печальный исход, как ни крути.

По телу пробежал колючий холодок. За последнее время я уже несколько раз прощался с жизнью, но привыкнуть к мысли о скорой смерти всё равно было невозможно.

— Граф, наверное, кретин, раз не отменил этот сеанс, — подала голос Хедвика. Во время нашего с Андреем разговора она сидела на кушетке и не вмешивалась. — Его ребёнок чуть не умер, а у него развлечения на уме.

Андрей встал с горы книг, наваленных у стены.

— Вполне вероятно, что Филдвик и ему затуманил разум. Однако я не знаю графа лично, поэтому не могу однозначно что-либо утверждать, — он подошёл к пыльному угловому шкафу и с жутким скрипом открыл его. — Посмотрим, что у меня есть против вампиров. Я вообще-то никому не показываю свою скромную коллекцию, но ради такого случая… Да вы не стесняйтесь. Идите сюда.

И не подозревал, что у него там может лежать что-то ещё, кроме книг.

Я послушно заглянул в шкаф. Похоже, Андрей мало того, что никому не показывает его содержимое, так ещё и сам редко о нём вспоминает. От вида плотного слоя пыли у меня засвербело в носу.

Разорвав старую паутину, Андрей достал небольшой мешок. В нём что-то звонко постукивало.

— Угадайте, что внутри?

— Неужели кости вампира?! — опешил я.

Лучше бы я ответил, что понятия не имею, или бы просто промолчал. На необразованных дикарей смотрят с большей снисходительностью.

— И как Филдвик ещё от вас не свихнулся? Вам в голову порой приходят поразительно дурацкие мысли. Хотя я вас понимаю. Гораздо приятней думать о мёртвом враге, чем о способах его уничтожения. Ладно, не буду вас томить.

Андрей продемонстрировал обтёсанную деревяшку с тёмным заострённым концом.

— Осиновый кол, — сказал он с гордостью. — Видите, на нём ещё есть кровь.

— Им убили вампира?!

— Нет. Кровь человеческая. Да что вы так бледнеете? Кол вонзили в мертвеца, потому что его по ошибке приняли за вампира. Я в этом уверен, потому что кровь настоящих вампиров имеет свойство со временем испаряться.

— То есть эта штука бесполезна?

— Ну, почему же? Убить вампира осиновым колом вполне возможно. Главное, чтобы кол был действительно из осины… Ах, да, — Андрей вытащил из мешка небольшой, но с виду увесистый молот. — Кол лучше вбивать вот этим. И естественно, когда жертва спит и ни о чём не подозревает.

От его слов мне стало совсем тоскливо. Я всего лишь на секунду представил, как нависаю над Филдвиком с колом и молотом, но и этого хватило, чтобы убедиться в несостоятельности этой затеи. Чтобы ещё больше не расстраиваться, я не стал углубляться в детали.

— Да я ни за что не смогу так сделать, — в отчаянии сказал я. — Я же такой трус.

Андрей переменился в лице. Его как будто что-то разозлило.

— Никогда, запомните, никогда не принижайте себя, — он так пристально смотрел мне в глаза, что я боялся моргнуть. — Вы способны на многое, и вы уже это доказали делом. Разрыли могилу, уехали в другую страну, погнавшись за призрачной надеждой. Не ради низменных корыстных целей. Вами двигало желание узнать правду, пускай и горькую. Вы рискнули многим для того, чтобы понять, кто вы. После всего этого вы не имеете права называть себя трусом.

Я отвёл взгляд. Речь Андрея мне не воодушевила, наоборот. Я решил закрыть эту тему:

— Ясно.

— Нет, пока вам ничего не ясно. Вы должны это осознать, а не бездумно отмахиваться от моих нравоучений.

Хедвика вовремя пришла мне на помощь.

— Андрей, твои нравоучения его не спасут от гибели. Посоветовал бы что-нибудь действительно дельное. И лучше что-нибудь более компактное, чем эти деревяшки. Толку от храбрости, если ему сил не хватит, чтобы с ними управиться?

— Спорить не буду, ты всегда права, — Андрей отложил в сторону мешок. — У меня ещё есть экстракты чеснока и серебра. Для вампиров это смертельный яд, только вот его нельзя просто так подсунуть: они живо учуют отраву.

Я заприметил обшарпанную коробку с вырезанными на ней крестами.

— А как насчёт распятий?

— О, здесь тоже есть нюансы.

Андрей навесу открыл коробку. В ней по формочкам были разложены флаконы с мутным содержимым, бархатные мешочки и пара потемневших распятий. В центре располагалась Библия в ветхой обложке.

— Распятие может быть сильным оберегом, но рассчитывать только на него не стоит. Вампиров отпугивает не крест, а вера. Они не ходят в храмы, не из-за обилия религиозной атрибутики, а из-за того, что эти места намоленные.

Я не выдержал и, без спроса взяв один флакон, поднёс его к свету. В бесцветной жидкости плавал осадок.

— Это что — святая вода?!

— Сами же видите, что нет, — сердито ответил Андрей. — Вот жулики! Я ещё понимаю, когда вместо священной земли обычную насыпают, но подсунуть вместо святой воды содержимое ближайшей лужи… Никому верить нельзя. Не удивлюсь, если мои серебряные пули не из серебра.

— Как можно наживаться на таком…

— Если совести нет, можно на чём угодно наживаться. Ваш дед, кстати, сам промышлял подобными вещами. Притворялся охотником на нечисть и за деньги вбивал колы в трупы на радость мнительных невежд.

— Господи!

— Вот-вот. Очень жаль, что кроме «Pater noster» вы на латыни ничего не знаете. В дневнике много всего любопытного. Неприятно, что почерк неряшливый, местами откровенно неразборчивый. Прочитал я далеко не всё, но по диагонали проглядел…

— Ты что-то говорил про серебряные пули, — перебила его Хедвика.

— Да, они у меня есть. Только здесь получается как с колом.

— Вампир не даст в себя выстрелить? — уточнил я.

— Абсолютно верно, — Андрей положил коробку назад и стал протирать испачканные руки платком. — Неподготовленный человек практически не имеет шансов в одиночку расправиться с вампиром. Обычно действуют группами и всегда, когда вампир беззащитен, то есть пока он спит. Иначе охотник становится добычей. Причём растерзанной и съеденной.

Хедвика хмыкнула.

— Мда, ребята. Нам даже команду не из кого собирать. Роберт обязательно сделает что-нибудь не так, от тебя помощи не дождёшься, а одна я не пойду. Зачаровать вампира гораздо сложнее, чем человека.

Я даже не обиделся на её нахальное заявление. От меня толку точно не будет, а Андрей занял позицию созерцателя. Да и я бы ни за что не отпустил Хедвику одну.

— По-моему, всё это бесполезно, — нехотя предположил я.

Андрей послал мне ещё один укоризненный взгляд.

— Что за упаднические настроения? Ещё не всё потеряно. Начинайте уже мыслить широко! Если невозможно применить стандартные способы, нужно проявить немного смекалки.

Я ничего не ответил. Его советы, может быть, и ценные, но уж очень абстрактные. Хотя чего ожидать от человека, который теорию предпочитает практике?

Или я слишком многого хочу от других? Почему я должен перекладывать свои проблемы на чужие плечи? Надо же, в конце концов, самому что-нибудь придумать.

— У нас есть рука славы, — выдавил я из себя после напряжённой паузы.

Мне до сих пор было трудно свыкнуться с таким своеобразным наследством. Я еле скрывал отвращение.

Зато Андрей заметно повеселел.

— Очень хорошо, что мне не пришлось вам подсказывать! — с этими словами он снял с каминной полки тёмный свёрток. Быстро и аккуратно развернул ткань с корявой руки.

Его радостная улыбка казалась мне неуместной. Даже принуждённой, как будто он через силу пытался разрядить атмосферу.

Хедвика нетерпеливо подошла к нему и взяла коробок спичек.

— Один палец, — подсказал Андрей.

Как только Хедвика поднесла горящую спичку к коричневому мизинцу, рука славы вспыхнула. Все пальцы по очереди неторопливо распрямились.

Какая же она всё-таки гадкая. Как живая, зараза…

— Берите, — Андрей сунул мне её под нос, — сейчас не до брезгливости. Представьте, что если вы её не возьмёте, то очень скоро от вас и руки не останется.

После такого «обнадёживающего» совета пришлось сдаться.

На ощупь в руке славы не было ничего ужасного. Сухая, жёсткая, изборождённая морщинами. С закрытыми глазами её можно было легко принять за ветку старого дерева. Но мне было не по душе от того, что это часть человеческого тела, и к тому же атрибут чёрной магии.

Андрей словно не замечал моего замешательства.

— Надеюсь, вы к ней уже привыкли? Посмотрим. Откройте шкаф… Нет, не рукой. В смысле, рукой, но не своей… То есть она, конечно, ваша…Не вынуждайте меня ругаться при даме! А теперь что вы замерли, как изваяние?

— Я не умею этим пользоваться.

— Вы сказали «не умею», а подразумевали «не хочу». Рука славы быстро улавливает мысленные приказы. Вы не хотите открывать шкаф с помощью магии, поэтому он до сих пор закрыт.

С тихим стоном Хедвика прижала ладонь к лицу.

— Какой упрямый, — пробормотала она. — Он умрёт, а будет отстаивать свои принципы до последнего вздоха.

Одно слово — женщины! Почему они такие непостоянные?

— Ты же сама говорила, что этой штукой нельзя пользоваться, — огрызнулся я.

Хедвика не подхватила агрессивный тон. Она скрестила руки на груди и приблизилась ко мне на пару шагов.

— Да, с чёрной магией лучше не иметь дела. Она приносит боль и развращает души. Ты же хочешь не этого. Так что можно рискнуть победить зло его же оружием.

Не успел я что-либо ответить, как Андрей выхватил у меня руку славы. Если бы не моё положение будущей жертвы кровососущей твари, я бы запросто подарил ему эту дрянь. Радуется ей, как ребёнок.

Не говоря ни слова, он направил руку славы в сторону Хедвики. Девушка вдруг закрыла глаза, пошатнулась, запрокинув голову…

Если бы я её не подхватил, она бы упала на пол.

— Хедвика! — придерживая её, я опустился на колени.

Я был одновременно удивлён и напуган. Что случилось с Хедвикой? Почему Андрей так подло поступил?

— Зачем?.. — только и смог выговорить я.

— Так нужно, — его голос прозвучал не особо дружелюбно.

В его глазах не было ни капли растерянности или смущения. От него веяло таким ледяным равнодушием, что я просто не узнавал в нём эксцентричного книголюба. Передо мной стоял совсем другой человек.

Я не скрывал негодования.

— Это сонные чары? Снимите их немедленно!

— Ваше противостояние тёмным силам достойно уважения. Надеюсь, вы меня не разочаруете.

— Погодите, что это ещё за фарс?

— Обсудим всё после. Ваша очередь ненадолго отправиться в страну Морфея.

Он направил руку славы на меня.

Чёрт побери! Опять это ощущение ловушки. Я как будто снова бегаю по ночному кладбищу от Филдвика!

Мысли стали куда-то исчезать. С каждым мгновением было трудней балансировать на грани сна и реальности. Я осознавал, что уже лежу на полу, бесстыдно прижимая к себе Хедвику, но не мог сопротивляться.

«Чёртово колдовство».

Не знаю, успел ли я произнести это вслух.

Неаккуратные горы книг. Истрёпанные разваливающиеся тома с тупыми уголками соседствовали с новейшими изданиями, от которых доносился тонкий запах типографской краски. Они были везде, даже под ногами. Надо мной так же смыкались книги. Многие имена и названия были мне знакомы. Особенно часто мне на глаза попадались французские авторы. Дидро, Вольтер, Руссо…

Казалось, я плутал по этому странному лабиринту целую вечность. Спотыкался, пару раз едва не застрял.

— Андрей! Андрей! — от крика у меня саднило горло.

Я должен был его найти. Во что бы то ни стало.

— Андрей!!!

Я поскользнулся и упал, выставив руки перед собой. Так нелепо отбил ладони.

Внезапно книги превратились в туман.

Меня поглотила тьма.

Глава 9 Охотник

Мгла. Глубокая бархатная мгла и ничего более. Ни образов, ни звуков, ни запаха. Я не могу думать ни о чём, кроме этого бескрайнего чёрного полотна. Не могу вспомнить, кто я. Я забыл свой облик, своё имя. Но меня это не волнует. Я не чувствую страха и не страдаю от одиночества. Покой. Я ощущаю только его, и не желаю, чтобы ему наступил конец. Остальное мне безразлично.

Я проснулся.

Первое, что я увидел — потолок. Да, это в какой-то степени пошло и безыдейно, но это было лучше, чем находиться в плену тьмы. И как мне только могло понравиться такое застывшее состояние? Бред.

Было трудно пошевелиться.

Я обнаружил, что крепко связан ремнями. Проклятье! Что задумал Андрей?! Ясное дело, что он воспользовался рукой славы не для того, чтобы показать её возможности!

— Почти двадцать три минуты.

Я обернулся на голос. Андрей с невозмутимым видом стоял у стены с выцветшими обоями и играл цепочкой карманных часов. Цепочка тихонько звякала в его пальцах. Я хотел обратиться к нему, но на меня нахлынула такая волна слабости, что я лишь с трудом разомкнул сухие губы.

— У тебя много вопросов, — неожиданно мягко сказал Андрей. — Так и должно быть. Но не спеши их задавать. Я дам тебе ответы, просто подожди.

Он спрятал часы в карман и приблизился ко мне. Я бы вскочил с кушетки, если бы мог.

— Не бойся, — Андрей взял со стола не понятно, откуда взявшуюся тёмную бутылку. — Я больше не причиню тебе вреда. Конечно, тебе придётся заново научиться мне доверять.

Налив в бокал бордовое вино, он одной рукой, совсем не напрягаясь, приподнял меня.

— Что тебе нужно? — прошептал я, как только оказался в сидячем положении.

— Тихо, мальчик, ты ещё слаб.

Он поднёс бокал к моему рту. Аромата вина я не ощутил, в нос упорно лезло что-то постороннее. Знакомый запах…

Я с усилием сделал глоток холодной вязкой жидкости.

Мозг иглой пронзила догадка. Кровь!

Замычав, я протестующе откинулся назад. Андрей схватил меня за волосы и грубо запрокинул голову. Я не чувствовал боль. Только обиду и безграничное унижение.

— Надо до дна, — наставительно произнёс Андрей.

Почему надо?! Я не хочу! Это неправильно!

Против воли я пил кровь. Глаза щипало от слёз. Сорвавшаяся с губ холодная капля, медленно поползла по подбородку, грозясь добраться до шеи. Я просто чудом не захлебнулся.

Отвратительная экзекуция прекратилась так же внезапно, как и началась.

— Скоро тебе станет легче, — пообещал Андрей. — Да, противно. Остывшая кровь далеко не деликатес, но для первого раза вполне сойдёт. Ты привыкнешь.

Я проглотил отдающую металлом слюну и немного отдышался.

— Что всё это значит?

— Подумай, ты умный мальчик.

Меня это взбесило.

— Скажи, что ты со мной делаешь?! И развяжи меня!

— Вот, к тебе возвращаются силы…

— Ты что, хочешь сделать из меня вампира?!

— Ты уже вампир.

Невозможно. Это больше всего похоже на розыгрыш. Как я могу быть нечистью, я же человек! Самый обычный, заурядный, лишённый талантов и прочих выдающихся качеств. Вампиры — ходячие мертвецы, а я живой! И кровь такая невкусная, ей же нельзя питаться!

— Чушь! — я был вне себя от гнева и обиды. — Если ты меня связанного напоил кровью, это ещё не значит, что я вампир!

Во взгляде Андрея промелькнуло что-то вроде сочувствия.

— Я кое-что тебе покажу.

Чего я не ожидал увидеть, так это именно такую вещь… Он держал в руке медицинский шприц. Я насторожился: мало ли, зачем он его взял.

— Я вколол тебе в вену вампирский яд, — сказал он. — Он подействовал моментально. У тебя начались такие страшные судороги, что пришлось воспользоваться ремнями. Не с первой попытки удалось тебя утихомирить… Зрелище было не для слабонервных.

В голосе Андрея не слышалось ни торжества, ни огорчения. Он говорил так ровно, будто каждый день занимается подобными экспериментами.

В любом случае я ему не верил. Нет, возможно, он и вправду чуть меня не угробил, но от этого я не стал кровососом.

— Какой ещё вампирский яд? Очередное изобретение мошенников? — съехидничал я.

— Это настоящий яд. Он выделяется из клыков вампира.

— Ты думал, что и святая вода у тебя настоящая.

Андрей начал возиться ремнями. Я терпеливо ждал, когда он закончит.

— Ты, наверное, думаешь, что по мне плачет лечебница для душевнобольных? — он приступил к следующему ремню.

— Да!

— Пожалуйста, не дёргайся…

— Я двадцать три минуты был без сознания!

— Не двадцать три, больше. Я отсчитывал время с того момента, когда у тебя остановилось сердце… Осторожней!

Я неуклюже свалился на пол и стукнулся головой. При этом опутанные ремнями ноги остались на кушетке.

— Что ж ты скачешь, как пойманная рыба, — вздохнул Андрей.

С волнением я прижал руку к груди. Бешено колотящееся сердце могло запросто пробить рёбра.

— Зачем ты мне вколол эту дрянь? Вдруг я бы умер!

— От вампирского яда не умирают.

— Не верю я в этот яд, — избавившись от пут, я встал на ноги.

— А так?

Его зубы заострились, отросшие клыки чуть загнулись внутрь. Я не шелохнулся. Опять кошмар. Надо всего лишь проснуться. Проснуться по-настоящему.

— Нет, ты не можешь быть вампиром. Ты меня чем-то одурманил…

— Это правда.

— Нет! Зачем тебе тогда колы и серебряные пули?

— Люди зачастую держат в своих жилищах потенциально смертельные вещи. Оружие, ножи для бытовых нужд, отраву для вредителей, просто тяжёлые и острые предметы. Но тебя же это не удивляет?

Зубы хищника не мешали ему говорить свободно и чисто. Как будто они мне привиделись.

— И пусть тебя не смущает шприц, — продолжал он. — Естественно, обратить человека в вампира можно через укус, но, видишь ли, я не хотел вкусить твою кровь. Присядь, разговор будет долгим.

Я проигнорировал его. В голове творилась полная неразбериха. Андрей вампир. Я, кажется, тоже… Господи, почему так? Это несправедливо. Я не готов принять это.

И всё-таки Андрей был кое в чём прав. Из-за собственной невнимательности я не заметил новую опасность. Позволил обмануть себя тому, кому доверился. И в том, что Филдвик предсказуем, он тоже был прав. Сам он гораздо хитрее.

— Я не желаю тебе зла, — как бы в подтверждение его слов исчезли нечеловеческие клыки. — Я просто хочу тебе помочь.

— Ты это называешь помощью?!

Я замолчал, чтобы окончательно не потерять над собой контроль. Ещё хоть одно слово и я сорвусь. А мне только истерики для пущей драмы не хватает.

— Сядь и послушай меня.

— А меня ты разве слушал?! Спрашивал у меня разрешение?! Я тебе ясно дал понять, что я против чёрной магии, а ты всё равно сделал по-своему! Да так ловко всё провернул, как будто готовился к этому! Подкрался сзади!!! Превратил меня в чудовище!..

Он двинулся ко мне. Как ни странно вспышка гнева не придала мне уверенности. Я вздрогнул и зажмурился в ожидании пощёчины или чего похуже.

— Я не превращал тебя в чудовище. Ты им станешь, только если перестанешь бороться за свою сущность.

Андрей положил руки мне на плечи. Я не смог отстраниться: он держал меня деликатно, но при этом крепко.

— Зачем ты это сделал? Говори прямо, я устал от твоих недомолвок, — я старался вести себя достойно и не сорваться снова на крик.

— Это был единственный способ спасти твою жизнь. Ты бы ни за что на это не согласился, поэтому я не стал тебя предупреждать.

— Предупреждать?

— Да, спрашивать твоё мнение не было смысла.

— Вот как? С чего ты вообще решил, что вправе так менять мою жизнь?

— Это ты сейчас злишься на меня. Шок пройдёт, и твоё негодование сменится благодарностью.

— Хватит! — я так дёрнулся, что Андрей чуть не выпустил меня от неожиданности.

— Давай без глупостей, — устало сказал он. — Хотя лучше опять пустить в ход ремни. Не помешал бы и кляп, чтобы ты меня больше не перебивал.

Угроза была странной. С одной стороны, вряд ли Андрей обладает железным терпением, с другой, — он не злорадствовал. Я до сих пор не уловил в его голосе и мимике агрессии. Честное слово, лучше иметь дело с Филдвиком: его намерения предельно ясны.

Придётся хотя бы на время покориться обстоятельствам. Это я умею.

— Правильно, — вздохнув, Андрей убрал руки.

Я не решился в этот раз испытывать судьбу.

— Ты пока не осознаёшь, что с тобой произошло. Это нормально. Конечно, будет непросто привыкнуть к новой жизни, но в целом она почти такая же, как и человеческая.

Какая ещё новая жизнь? Разве я хотел этого?

Глаза жгло от постыдных слёз. Меня провёл как ребёнка тот, к кому я почти привязался. Как я снова смогу довериться предателю?

— В первый месяц новорождённые вампиры практически неуязвимы. Это из-за того, что яд сосредоточен на Защите. Когда процесс перерождения завершается ко второму месяцу, защита яда ослабевает, зато вампир к этому времени уже приобретает навыки для полноценной самостоятельной жизни. Филдвику будет нелегко с тобой справиться: сначала ему доставит проблем Защита, а потом на тебя будут действовать Законы. Убийство вампира собратом считается серьёзным преступлением. Ещё тебя должно порадовать, что Филдвик больше не залезет в твою голову. Общаться ментально, то есть обмениваться мыслями, можно только при обоюдном согласии.

— Хотелось бы мне залезть в твою голову.

На лице Андрея появилась растерянная улыбка.

— Я не разрешаю.

Прекрасно!

— Ты читал мои мысли, когда я был… до всего этого?

— Каюсь, немного. Ради твоего же блага. Но ты не бойся. Я помогу тебе разобраться с возможностями и ограничениями вампиров…

Это было выше моих сил!

— Мне не нужна твоя помощь! Ты говорил, что не стоит начинать дружбу с вранья, а сам взял и обманул меня!

Андрей не стал ни оправдываться, ни кидаться на меня с ремнями и кляпом. Он помолчал, словно собирался выслушать меня до конца. Убедившись, что я не нахожу слов, он достал из кармана сложенный в несколько раз желтоватый лист бумаги.

— Я это предвидел. Не хочешь меня слушать, возьми хотя бы записку. В ней я изложил самое главное, касательно уклада жизни вампиров.

Едва он передал мне записку, я, не раздумывая, порвал её на мелкие клочки. Пошёл он со своими советами!

Укоризненно покачав головой, Андрей вытащил на свет похожий лист бумаги.

— Я и это предвидел. Держи, только действуй, пожалуйста, с умом. Ещё одной запасной записки у меня нет, а то, что там написано, тебе очень пригодится.

Эмоциям пришлось уступить разуму. Я взял записку, не поблагодарив Андрея. В принципе, за что? За что я должен быть ему благодарен? За то, что он так бесцеремонно вмешался в мои дела? Вот ещё.

— Не разочаруй меня, мальчик. Не наделай ошибок.

— Наше знакомство уже было ошибкой, — огрызнулся я.

Вот уж действительно благими намерениями вымощена дорога в ад. Зря я тогда согласился пойти с ней…

— Где Хедвика? — вырвалось у меня.

Я не вынесу, если этот гад с ней что-то сделал.

А вдруг она всё знала и специально заманила меня в ловушку?

Противоречивые мысли раздирали мою душу.

Как только речь зашла о Хедвике, Андрей сразу помрачнел. У него был такой вид, будто бы он предпочёл получить осиновый кол в сердце, чем говорить о девушке.

— Она где-то поблизости, — глухо сказал он. — Я слышу её мысли.

Я развернулся и пошёл прочь. Он не окликнул меня, не попытался остановить. Однако я подозревал, что он так и не потерял ко мне интерес. Ну и пусть! Всё равно я больше в его дом ни ногой!

Хедвику я нашёл на лестнице. Съёжившись, она сидела на ступеньке, отчего казалась беспомощной девочкой, а не своенравной ведьмой. Услышав мои шаги, она со злостью уставилась на меня, но тут же расслабилась. Как будто ожидала увидеть кое-кого другого.

— Роберт, — хрипло произнесла Хедвика с чешским акцентом.

И дурак бы догадался, что до этого девушка долго плакала. Она вся раскраснелась, на чёрных ресницах поблескивали слезинки.

Я стоял перед ней в полнейшей растерянности. Что её так огорчило? Предательство Андрея? Моё перевоплощение? Что-то ещё или всё сразу?

Хедвика поднялась, нервным движением отряхнула юбку и приблизилась ко мне.

— И как я пойду с тобой по улице? — она старалась выглядеть не сильно расстроенной. — Такой чумазый и лохматый…

В следующее мгновение она прижалась ко мне и расплакалась, тоненько поскуливая. Она ничего не говорила, но до меня явственно доносился её голос.

«Андрей… Прости, я не думала, что он так поступит».

Когда мы добрались до «Старого дуба», городом завладели сумерки. Людей на темнеющих улицах стало меньше, зато по дороге я часто замечал странные тени. Готов поклясться, они не были плодом моего воображения. Серые, чёрные и даже молочно-белые они то и дело мелькали в разных углах. Лавировали между прохожими, проносились мимо или даже преследовали некоторых ни о чём не подозревающих людей. Раньше я подобного не замечал.

Со мной определённо творилось что-то неладное.

Я несколько раз собирался спросить Хедвику об этом явлении, но каждый раз сдерживал свой порыв. Она и так была не в настроении.

Уже в нескольких шагах от порога гостиницы мне под ноги кинулось что-то маленькое и серое. Покрутившись немного на месте, эта тень юркнула куда-то в сторону.

— Собака, — шепнула Хедвика, заметив, что я вздрогнул.

Как она в этом пятне разглядела собаку? По счастью, я вовремя прикусил язык, чтобы не раздражать девушку.

Внутри я, наконец, вздохнул с облегчением. В «Старом дубе» если и были тени, то только обычные. Едва поднявшись на второй этаж, я нос к носу столкнулся с Ренаром.

Чёрт! Я совсем забыл о нём с Франсуа! Только бы они не заинтересовались тем, куда я ходил без их ведома!

— Где шлялся? — суровый взгляд Ренара пригвоздил меня к месту.

Ну вот…

— Гулял. А что, нельзя?

«Что у тебя на уме, парень?»

Это было так необычно… Он ещё ничего не сказал, а я уже услышал его мысли! Я вовсе не собирался лезть в его голову, это само собой получилось. Надо как-то научиться себя контролировать, не дело уподобляться Филдвику и Андрею.

Я рассчитывал, что Ренар сейчас выскажет мне всё о моих прогулках, ране, перстне, но он ограничился лишь короткой фразой: «Чёрт с тобой» и прошёл мимо. Вот уж наглядный пример того, как человек говорит одно, а думает о другом. Даже жутко.

Франсуа неожиданно равнодушно отнёсся к моему отсутствию. Он почти весь день пробыл у графа де Сен-Клода, поэтому не удивился, что я не сидел всё это время в четырёх стенах: некому же было меня развлекать. К тому же теперь его больше заботил предстоящий спиритический сеанс.

— Неслыханный цинизм! — возмущался Франсуа, когда мы втроём ужинали. — Если бы Роберт вовремя не обнаружил Флориана, то нас бы точно позвали на похороны. В семье чуть несчастье не случилось, а граф идёт на поводу у своей любимой доченьки. «Ах, Катрин не хочет ничего отменять». Он просто спятил! Его сын, единственный наследник, лежит почти без движения, поминутно сознание теряет, не дай Бог, с ним ещё что-то случится… А все разговоры только о Катрин! Раньше граф хотя бы делал вид, что любит всех своих детей одинаково… Ох, не зря Ангелочки так её боялись… Проклятье! Я ничего не понимаю.

За всю тираду Ренар ни разу его не перебил и даже не уговаривал есть молча.

Я хоть по большей части помалкивал, тоже не мог сосредоточиться на еде. От мяса с грибами доносился дразнящий аромат, но на вкус блюдо было абсолютно пресным. Несмотря на качественные продукты и специи, во рту ощущался только слабый привкус чего-то съедобного. Наверное, если посолить башмак, то получится то же самое.

Я поглядывал на своих компаньонов. Франсуа ел вяло, без конца отвлекаясь на ворчание; его камердинер, большой критик всего и вся, расправлялся со своей порцией весьма успешно.

— А я всё равно приду, — воинственно произнёс Франсуа, накалывая гриб. — Испорчу этой гадине настроение. Если на меня её чары пока не распространяются, и граф меня не гонит в шею, значит, этим нужно непременно воспользоваться.

Я чуть не подавился. Чары! Может, в них всё и дело! Ну, конечно… всё сходится! Катрин и Филдвик познакомились в Крумлове, и тогда девушка стала не такой как раньше. Господи, лишь бы мои догадки не подтвердились. Если Филдвик обратил её, так же, как Андрей меня, то это плохо. Очень-очень плохо.

— Роберт, пойдёшь со мной?

— Пойду.

Я не мог ответить иначе. Нельзя отпускать Франсуа одного к двум вампирам. А остаться его ничего не заставит. Разве что ремни и кляп.

Раньше мне казалось, что мне не чуждо это чувство. Время от времени оно посещает всех без исключения. Людей, животных, птиц, рыб, от этого суть не меняется. Но… Я и представить себе не мог, что такое настоящий голод. Сначала я не обратил внимания на то, что безвкусный ужин меня не насытил, потом забеспокоился. Вскоре все внутренности словно вопили о моей безалаберности по отношению к собственному организму. Есть хотелось ужасно, я не мог ни о чём думать. Голод просто затмевал мне разум.

Я со стоном бросился на кровать прямо в одежде. У меня не было сил нормально подготовиться ко сну. Желудок продолжал бунтовать, прочие органы его поддерживали. Казалось, что голод разливается по телу, будто с каждым ударом сердца его гонит кровь.

Едва подумав о крови, я представил её солоноватый вкус и почувствовал такое возбуждение, какое не смог вызвать сегодняшний ужин. Во рту моментально пересохло, противно заныли зубы. Я провёл по ним языком — острые. Как у Филдвика. Как у Андрея.

Я сжал в кулаках одеяло, борясь со страстным желанием накрыться им с головой и спрятаться от обрушившихся на меня невзгод. Но я не маленький мальчик, и утром всё не изменится к лучшему, когда я проснусь. Всё станет только хуже. Я не выдержу и съем Франсуа, а затем Ренара. Или наоборот, без разницы.

Нет, я не согласен. Я сделаю всё, чтобы никто не пострадал от меня.

Невообразимый голод и сопутствующие мысли заглушили мою гордость. Я сел, сделал глубокий вдох и достал из кармана брюк записку Андрея. Подрагивающими от нетерпения пальцами развернул её.

Мой мальчик, тебе нужна помощь, раз ты всё же заглянул в записку. Не удивляйся, что в ней нет ничего полезного. На одном листке не уместилось бы всё, что я должен тебе объяснить. Приходи, я жду тебя. Андрей.

Мерзавец! Всё предусмотрел! Но я не куплюсь на этот гнусный шантаж, не дождётся.

Я опять коснулся языком зубов. Они по-прежнему были неестественно острыми, и мне стало страшно от того, что я не мог придать им прежний вид. Вампиры делали это играючи, я же…

Чёрт, что же я такое?!

Я сгорбился и запустил пальцы в волосы. Так есть хочется, и я не знаю, что мне делать. И пить хочется, как умирающему в пустыне. Надо что-то придумать. Или хотя бы что-то съесть. Нет, так нельзя, я же не безмозглый упырь. А есть всё равно хочется. И пить. Почему мне раньше кровь казалась гадостью?

Да что за?!..

Так, мне следует размышлять как цивилизованный человек. Первая проблема: надо как-то утолить голод. Вторая проблема: я хочу кровь и ничего больше. Третья проблема: не могу привести в порядок зубы. И как мне с этим справиться в одиночку?

Да никак. Я теперь сам — одна большая проблема.

Может, всё-таки наступить на горло своей гордыне и пойти к Андрею? Конечно, это не значит, что я вот так просто прощу его. Я чувствую как меняюсь, причём совсем не в лучшую сторону, и поэтому кто-то должен помочь мне сохранить человеческий облик. И неважно, друг это или предатель. Главное, что сейчас я опасен для окружающих.

На меня стали давить стены. Голод и жажда безжалостно терзали меня изнутри. С каждой секундой мои мучения становились всё более невыносимыми. Я подошёл к открытому окну и, ничего не соображая, сел на подоконник. В домах напротив уже не горел свет. Вся улица словно заснула в ожидании нового дня. Но я и думать не мог о сне. С азартом охотника я выглядывал случайных прохожих. Не передать словами, как мне хотелось, чтобы хоть кто-нибудь появился на пустынной улице! Кто-нибудь, чья кровь принесёт мне облегчение…

Нельзя! Нельзя даже думать об этом!

Но пока шла ожесточённая борьба с взбесившимся разумом, я и не заметил, как стал терять контроль над телом. Очнулся я, когда понял, что вылез из окна! Я чувствовал ладонями шершавую, остывшую за вечер стену и боялся пошевелиться.

Что это? Как я вообще держусь? Я же не какая-то муха! Даже любитель эпатажа Филдвик не демонстрировал подобный трюк.

Я прижался к стене, всей душой желая исчезнуть или на крайний случай превратиться в невидимку. Шансов мало, но вдруг меня всё же кто-нибудь увидит? Ещё не хватало навести панику среди местного населения.

Шло время, я не исчезал. Невидимкой мне, похоже, также не удалось стать. Но меня не отпускал страх сорваться вниз, поэтому я не двигался.

Долго это не могло продолжаться. Я обречённо вздохнул, позволив новоявленному инстинкту снова завладеть собой. И правда, стоило мне чуточку расслабиться, как я, едва касаясь стены пальцами, взлетел вверх.

Всё произошло так быстро и легко, что я пришёл в себя только на крыше.

— Ничего себе, — выдохнул я, садясь на жёсткую черепицу.

Теперь к вороху моих проблем прибавилась новая — каким-то образом вернуться назад.

Так, и какой урок я из всего этого извлёк? Проще без компромиссов смириться с новой сущностью, чем сопротивляться ей. В одночасье забыть всё, чему учили родители, наплевать на совесть, стать убийцей.

Я крепко обхватил себя руками, хотя совершенно не замёрз без куртки.

— Я не сдамся. Я слишком упрямый.

Моя дерзость как будто раздразнила притихшее чувство голода. Было трудно поверить в собственные слова. Какой от них толк, если я почти стал чудовищем!

Я взглянул на город. Несмотря на поздний час, где-то совсем рядом кипит жизнь. Кто-то развлекается после трудовых будней, кто-то работает. И неисчислимое множество людей спит, не заботясь о том, что стали беззащитны перед теми, кто хочет выпить их кровь…

Опять!

Я мысленно отругал себя и облизнул пересохшие губы. С таким настроем мне будет трудно дотянуть до утра. Если срочно что-нибудь не предпринять, к рассвету я буду абсолютно невменяемым. Или вменяемым, сытым… и это тоже нехорошо.

— Здравствуй, Роберт.

Завораживающий низкий голос подействовал на меня отрезвляюще. Я моментально отвлёкся от своих дум и, развернувшись, увидел незнакомца.

Красивым у него был только тембр голоса, внешность же не вызывала доверия. Широкое небритое лицо с горбатым носом. Длинные несвежие волосы падали на могучие плечи. Одет он был в потёртый чёрный плащ, перчатки и плотно надвинутую на лоб шляпу. Достойно завершала бандитский образ чёрная повязка на левом глазу. Такой увалень мать родную прирежет, про меня и говорить нечего.

— Откуда ты знаешь моё имя? Кто ты? — невежливо поинтересовался я.

Церемониться с тем, кто бесшумно подкрадывается к тебе ночью на крыше, по меньшей мере, глупо.

Он оценивающе осмотрел меня единственным глазом.

— И так сойдёт, — пробормотал он и запустил руку в карман плаща.

Я не стал дожидаться, когда он достанет оружие. Сомнительным разборкам я предпочёл бесславное бегство. Ноги сами несли меня вперёд, я и опомниться не успел, как оказался на самом краю.

— Стой, сукин сын!

Грозный окрик лишь подстегнул меня. Перемахнув приличное расстояние, я запрыгнул на крышу соседнего здания и поскользнулся на черепице. Чудом удержав равновесие, я обернулся. Неприятный незнакомец с грохотом подбежал к краю крыши гостиницы. И как я мог прозевать его появление, шумит же оглушительно!

— Поиграем в догонялки? — злобно выкрикнул он.

Я до конца не верил в то, что он может погнаться за мной, однако понимал, что недооценивать неприятеля опасно для жизни.

На всякий случай я сделал шаг назад. Под ногой зашевелилась плохо закреплённая черепица.

— Кто тебя подослал? Драгослав? Филдвик?

Разговор у нас явно не клеился с самого начала. Одноглазый бандит снова меня проигнорировал. Не сказав ни слова, он просто взял и растворился в воздухе, как туман.

— Проклятый вампир, — выплюнул я.

Совсем рядом раздался шорох. Я обернулся на звук.

Он стоял так близко, что мог при желании дотронуться до меня рукой!

От испуга я дёрнулся и чуть не навернулся: кусок черепицы, как мыло, выскользнул из-под ног.

— Может, поговорим? — уже более дружелюбным тоном предложил я, чувствуя, как теряю силы от хищного взгляда.

И так было ясно, что конструктивный диалог у нас не получится, но я как мог тянул время. Вдруг удастся сбежать.

Заговаривать ему зубы было без толку. В зажатом кулаке незнакомца что-то ярко заискрилось, озаряя его перчатку серебристым светом.

Одурев от страха, я бросился на крышу «Старого дуба». Без разбега получилось не очень удачно, был бы прыжок чуть послабее, я бы не долетел и рухнул вниз. Не оглядываясь, я бежал по покатой неровной поверхности. За спиной раздавались тяжёлые шаги и треск черепицы, то приближаясь, то отдаляясь от меня. Чёрт, этот тип всё же унизился до банальной погони! Я запрыгнул на следующий дом, оттуда — на другой, дальше — на третий. На четвёртом я уже стал выдыхаться, но я решил бороться до победного конца. Ветер свистел в ушах, как вой привидения, глаза с непривычки слезились, а я всё бежал и бежал.

Что-то ужалило меня в ногу. Вскрикнув от пронзившей всё тело боли, я упал и кубарем покатился к краю крыши. В последний момент мне улыбнулась капризница-удача, и я вцепился пальцами в водосток.

— Добегался, малыш? — прогудел надо мной чёртов преследователь.

Не дождавшись ответной реакции, он одной рукой схватил меня за воротник и поднял, как котёнка.

— Твоё счастье, что ты не сломал хребет и не разбил башку, — он слегка встряхнул меня как бы в воспитательных целях, — я бы тебе тогда устроил сладкую загробную жизнь.

— Так кто же ты? — просипел я, чувствуя себя Фаустом перед Мефистофелем.

Он действовал совсем не как Филдвик. Без театральных поз и напыщенных фраз. И вообще я уже не уверен в том, что он вампир. И в том, что смогу убежать, я тоже уже был не уверен.

Как бы то ни было, незнакомец не представился. Сердито хмыкнув, он закинул меня на крышу.

— И тебе повезло, что у меня сегодня настроение хорошее.

Я не осмелился спросить, что бы он со мной сделал, будь он не в духе.

Что же ему от меня нужно? Я не слышу его мыслей!

В любом случае он настроен весьма враждебно, так что нет резона надеяться на нечто благоприятное.

Рискуя испортить ему настроение, тем самым усугубив свою участь, я вскочил с места и рванул к соседней крыше. До неё всего ничего…

С необычайной ловкостью он обхватил меня своими лапищами, и мы оба грохнулись на самый край. Меня так сдавило, что я почти не мог дышать. Но несмотря на обстоятельства, я не собирался сдаваться без боя. Я отчаянно вырывался, пытаясь сбросить с себя неприятеля. Под нами с жалобным хрустом раскалывалась черепица.

Когда у меня в голове мелькнула мысль, что я проиграл эту битву, судьба подкинула мне ещё один сюрприз. Не отцепляясь друг от друга, мы перекатились и полетели вниз.

Это конец!

Тяжёлый удар.

С трудом веря в то, что остался жив, я чуть приподнялся, опершись на грудь менее везучего противника. Он лежал подо мной, как чучело. Не шевелясь. С закрытым глазом. Красноречиво о его состоянии говорила текущая из-под головы кровь. Она стремительно заполняла собой щели между булыжниками, превращая мостовую в узорчатый ковёр. Рядом валялась осиротевшая шляпа.

Я встал и, как преступник, оглядел проулок. Прислушался. Вроде никого.

От крови исходил затхлый запах. Такой острый, что я ощутил горечь во рту и вульгарный позыв облегчить желудок. Даже если бы погоня и драка не перебили мой голод, я бы точно побрезговал этим угощением.

Едва я перелез через подоконник в свой номер, на меня в буквальном смысле слова напала Хедвика. Вполголоса ругаясь на родном языке, она стала меня хаотично лупить. Я не чувствовал боли и прикрывался от неё руками в основном для порядка.

— Придурок! Ты придурок! — наконец перейдя на английский, она схватила меня за грудки. — Где ты был?

— Ну, в двух словах это не объяснить…

— А ты постарайся!

— Даже не знаю с чего начать, — я мягко взял её за запястья и попытался отстранить. — Мне захотелось крови.

Похоже, это было не самое удачное начало. Хедвика издала короткий рычащий звук и напряглась так, как будто хотела порвать мою рубашку.

— Так и знала. Я так и знала…

Её хватка заметно ослабла. В глазах заблестели слёзы.

Я очень захотел обнять её и хоть как-то утешить, но побоялся. Тепло и запах её тела возбуждали во мне неконтролируемый голод. А её шея выглядела такой незащищённой…

Я оттолкнул Хедвику и отошёл подальше. Может, со стороны это выглядело грубо, но лучше не испытывать судьбу.

Выслушав мой рассказ, Хедвика перестала кидаться на меня. Более того, она не стала ругаться из-за переполоха на крыше «Старого дуба» и даже не спросила об уроне.

— Я тебе принесла кое-что, — она подошла к столу и небрежным взмахом руки указала на закупоренную бутылку. — Свиная. Я подогрела её немного.

— Спасибо, Хедвика.

Надо же. Она так много для меня сделала, а я поблагодарил её только один раз. И это несправедливо. Надеюсь, когда-нибудь я смогу сделать для неё нечто больше, чем сказать безликое слово «спасибо».

Глава 10 Орлеанская дева

Франсуа восторгался погодой, словно перед ним было настоящее произведение искусства. Его, как ребёнка, радовали блики на окнах и безоблачное небо, голубое, как бирюза. Я соглашался с ним, еле скрывая раздражение. Солнце, которое Франсуа назвал «мягким и тёплым», беспощадно жарило всё, что попадалось под его лучи. Всё вокруг было такое яркое и аляповатое, как будто мы находились не в столице Чехии, а в подсознании любителя опиума. Готика, ренессанс, розовое, жёлтое, светлое, тёмное, — какого чёрта всё это делает в одном месте! Пиком варварской безвкусицы стали башенные часы на небольшом средневековом здании, которые на первый взгляд показывали что угодно, только не время. Мы с Хедвикой уже несколько раз проходили мимо этого шедевра местного зодчества, но мне так и не удавалось его как следует рассмотреть. Двойной циферблат с цифрами и знаками зодиака выглядел чудовищно. Вероятно, архитектор был то ещё чудик, раз этого ему показалось мало. И без того необычные часы уродовали раскрашенные статуи, стоящие по бокам на мизерных постаментах. Самой безобразной из них определённо был скелет в небрежно накинутой на плечо синей хламиде. Люди на площади выглядели не многим лучше цветных истуканов. Разоделись, как бродячие артисты, во всё пёстрое, аж смотреть невыносимо.

Глаза быстро устали от яркости и назойливой рези. Солнечные лучи тянулись ко мне, как раскалённые щипцы инквизитора. Жара была нестерпимой, но я как будто один от неё страдал: Франсуа на все лады твердил, что погода выдалась на редкость прекрасной.

Мне хотелось в тень. В темноту. В прохладу.

Удушающая жара действовала мне на нервы почти так же, как и болтовня друга. Я не мог сосредоточиться на важных вещах.

Стоит ли идти к Андрею? Ясное дело, он пытается мной манипулировать. Но зачем? Какая ему от этого выгода? Ну не верится мне, что он всего лишь так своеобразно решил меня спасти от другого вампира. Не хочу снова перед ним унижаться, но из-за моего упрямства могут пострадать невинные люди. Я же до сих пор не в состоянии понять, что со мной происходит, и что мне делать. И можно ли снова стать человеком? Я бы всё отдал, лишь бы больше не пить кровь, не прыгать по крышам и не прятаться от солнца. Хотя у меня ничего и нет ценного. Разве что рука славы, и то она уже у Андрея.

Не меньше меня беспокоило ночное происшествие. Кто и зачем напал на меня? Вряд ли этот тип был человеком. Он появлялся из воздуха, в его руке что-то сияло, а ещё у его крови был странный запах. И похоже, ему нужен был именно я, а не любой паренёк, любующийся перед сном на звёзды. Незнакомец назвал меня по имени. Робертом, а не Родериком или как-нибудь ещё. Собирался ли он меня убить? Скорее всего. Дружеская беседа за кружкой пива уж точно не входила в его планы. Только почему его так заботило, что я мог покалечиться? Наверное, его всё же кто-то послал за мной… Но кто?

Неудивительно, что Филдвик и Катрин теперь представлялись мне меньшим злом.

Как мне быть в такой запутанной ситуации?

Перед сном у меня не было времени над всем этим поразмыслить. Я думал, что промаюсь до утра, но провалился в чёрную бездну, едва лёг в постель. Меня даже кошмары не соизволили посетить, я не увидел ни одного сновидения. До самого пробуждения моё сознание застыло, словно муравей в янтаре. Вроде ничего особенного, а всё равно страшно спать как труп. Страшно терять то, что свойственно всем людям.

Как только мы с Франсуа подошли к готическому собору, я ощутил приступ паники. Каждая деталь фасада, будь то каменная резьба или окно-роза, как будто прожигала меня насквозь. Совесть вновь в красках напомнила все-все мои последние прегрешения, от осквернения могилы и лжи до чёрной магии и убийства одноглазого незнакомца. И так грехов накопилось целый мешок, так ещё Андрей говорил, что вампиры опасаются намоленных мест… Вдруг меня испепелит молния, если я подойду ко входу?!

Конечно, Франсуа не догадывался о моих страхах, поэтому без задней мысли предложил зайти внутрь. Я отказался, что-то наплёл про сильную головную боль и желание вернуться в гостиницу. Наверное, у меня и вправду был неважный вид, раз Франсуа без лишних слов повернул назад.

С наступлением вечера моё самочувствие заметно улучшилось. Затихающее солнце не тревожило меня, так что я наконец смог раздвинуть занавески. Меня напрягал не полумрак, а атмосфера затворничества. С открытым окном стало полегче. После пары глотков крови я и вовсе приободрился, и жизнь перестала мне казаться такой унылой. Филдвик не посмеет мне ничего сделать, а уж с Андреем я как-нибудь разберусь. Потом подумаю об этом, сейчас главное, проследить за тем, чтобы спиритический сеанс прошёл без неприятностей.

Я надёжно закупорил бутылку и спрятал её под кровать. Крови, которую для меня добыла Хедвика, оставалось не очень много, но я решил не экономить. Лучше насытиться, чем потом щеголять клыками, которые могут в любой момент вонзиться в чью-либо шею.

Сверившись с часами, я в приподнятом настроении подошёл к двери и взялся за ручку.

Дверь не поддалась.

Да уж, совсем без приключений обойтись нельзя.

Я пригнулся и заглянул в замочную скважину. Всё нормально. Когда я в номере, то не запираюсь, и в этот раз не изменил привычке. Препятствий для выхода быть не должно.

Где-то с минуту, а то и больше я возился с дверью. Вертел ключ, толкал, дёргал, но это не принесло результата. По неведомым причинам я оказался в ловушке, причём в самой дурацкой, которая только могла быть.

И что делать? Звать на помощь?

Я прислушался. Как назло, коридор был пуст. Орать: «Помогите!» на всю гостиницу не позволила некстати проснувшаяся гордость. Ренар бы долго потом мне это припоминал.

— Вот чёрт, — простонал я, прислонившись к двери. — Хоть в окно лезь…

Эту идею пришлось сразу отмести. Я не хотел пользоваться новыми навыками, да и чехи бы не обрадовались соседству с человеком, ползающим по стенам, как паук.

Внезапная мысль о руке славы тоже мне не понравилась. Может, эта штука смогла бы выпустить меня из заточения, только глупо пользоваться чёрной магией из-за такой ерунды. И вообще нечего о ней думать, если она в другом месте.

Услышав торопливые шаги, я вновь припал к замочной скважине.

— Франсуа!

Он тут же подскочил к двери.

Если бы я не увернулся, то получил бы по лбу.

— В чём дело? — Франсуа так расширил от испуга глаза, как будто у меня опять отросли клыки. — Почему ты кричал?

— Дверь не открывалась, — честно ответил я.

— Поэтому ты опаздываешь?

— Да, извини, — не совсем понимая, что произошло, я хотел выйти, но застыл на пороге.

Воздух был плотным, как невидимая стена.

Я отошёл чуть назад. Убедившись, что могу двигаться, пошёл вперёд.

Однако что-то не пропускало меня. Что-то неестественное.

— Что это ещё такое? — Франсуа зачем-то посмотрел себе под ноги.

Я последовал его примеру. Перед моим номером были рассыпаны маленькие жёлтые шарики, половину из которых мой друг уже успел растоптать, превратив в крошево. Я нисколько не усомнился в том, что это часть колдовского ритуала.

— Похоже на семена, — я хотел убрать их, но мне по-прежнему мешала незримая преграда.

— А я думаю, что хрустит? — хмыкнул Франсуа. — Наверное, кто-то рассыпал. Ладно, не наше дело. Роберт, выходи.

Я уже собирался что-нибудь придумать для более или менее логичного ответа, как вдруг мне удалось выйти в коридор. Теперь мелкие шарики были для меня всего лишь мусором. Но каким же образом колдовство исчезло?

Надо спешить, потом узнаю, что это было. В любом случае я догадывался, кто мог это сделать.

«Спасибо», Хедвика.

Разумеется, злиться на ведьму не было смысла. Она явно хотела защитить меня или хотя бы постояльцев. Находиться под одной крышей с вампиром — то ещё удовольствие.

Мы ехали к графу де Сен-Клоду в относительной тишине. Я почти не обращал внимания на шорох колёс и звонкий стук копыт. Гораздо больше меня волновал Франсуа. Он почти всю дорогу помалкивал, время от времени затевая разговор о всякой чепухе. То он якобы не мог вспомнить названия созвездия, то ему не нравился белый полумесяц, то пытался шутить по поводу и без повода. До меня постоянно доносились обрывки его мыслей, которые никак не были связаны с тем, что он говорил. Франсуа много думал о бедном Флориане, злился на бессердечную Катрин. Кое-что пару раз промелькнуло и про меня: он, оказывается, очень расстроился из-за моего сегодняшнего «недомогания». Мне было стыдно за проникновение в сознание друга, но я ничего не мог с этим поделать. Я пытался отгородиться от его мыслей, только это у меня получалось с переменным успехом. Поэтому приходилось следить, говорит ли он вслух, или же просто думает, чтобы не отвечать невпопад. Когда он начинал нести чушь про звёзды и при этом размышлять о мотивах поступка Флориана, я хотел выпрыгнуть их экипажа, лишь бы не слышать этой какофонии.

Чтобы хоть как-то отвлечься от Франсуа, я наблюдал за тенями. Днём я их не видел, теперь же они начинали потихоньку хозяйничать на улицах. Одна особо наглая особь залетела к нам, но видимо, сообразив, что места для третьего пассажира нет, устроилась рядом с кучером. Пристально разглядев эту серую тень, я заметил лёгкие очертания высокой фигуры в шляпе, смахивающей на цилиндр. Проехав приблизительно полквартала, она как ни в чём не бывало соскочила на мостовую и дальше пошла пешком. Интересно, это действительно духи?

Мысли графа де Сен-Клода прозвучали в моей голове раньше, чем он успел поприветствовать нас с Франсуа. И честно говоря, эти мысли меня немало насторожили. Граф знал, что Флориан очень хочет увидеться со мной, но когда я попросил разрешения навестить мальчика, он стал безбожно врать. Мол, его сын слишком слаб, не хочет ни с кем разговаривать и вообще уже спит. Я чувствовал, что граф разочарован в нём, и мне было горько от того, что я сам не могу сказать правду. У Флориана не было намерений расстроить родных, он не виноват, что стал игрушкой Филдвика. Но мне следовало молчать.

Я рассчитывал на то, что в спиритическом сеансе будет участвовать много народу. Однако мероприятие должно было получиться совсем камерным. Кроме нас с Франсуа, в небольшом зале на втором этаже собрались Филдвик, граф, Катрин, Амандин и… мсье Делакруа. Будь он трижды неладен!

— Что ж, дамы и господа, прошу занять места за «столом духов». Только, пожалуйста, пока ничего не трогайте, — доброжелательно улыбаясь, Филдвик указал на круглый деревянный стол, с разложенными на нём карточками с буквами и мерцающей свечой в высоком подсвечнике.

Всего на пару мгновений он остановил свой взгляд на мне. Больше он никак меня не выделил среди остальных. Интересно, он уже понял, что со мной произошло?

— Я сяду рядом с вами, вы не против? — кокетливо осведомилась Катрин у «медиума».

— Конечно, буду рад вашей компании.

— А с другой стороны я к вам подсяду, — сказал Франсуа. — Хочу посмотреть, как вы будете нас дурить. Давайте заключим пари. Если я поймаю вас за руку, вы мне будете должны десять крон.

Филдвика ничуть не напугало предстоящее разоблачение. Видимо, он нисколько не сомневался в своих способностях. Да и к чему ему вообще сомнения, он же вампир!

— Хорошо. А если всё пройдёт гладко, вы лишитесь двадцати крон.

— Идёт, — Франсуа легкомысленно кивнул. — А где блюдце, которое надо двигать?

— У меня своя методика. Такая, которую не под силам воспроизвести проходимцам.

Чувствуя, что вся эта затея мне с каждой секундой нравится всё меньше и меньше, я сел рядом с другом. Я надеялся, что по левую руку со мной будет Амандин, но мсье Делакруа опередил её.

— Думаете, это всего лишь совпадение? — он подмигнул и одарил меня плотоядной улыбкой.

Я думал, что это не совпадение, а катастрофа. Не люблю, когда навязываются. Особенно те, кто не вызывает у меня симпатии.

Набравшись наглости, я попытался прочитать его мысли.

«Дьявол, эти глаза! — мгновенно услышал я. — В них нет уже той ангельской невинности. Сколько порока в этом кошачьем прищуре…»

Я отвернулся от этого сумасшедшего. Что за бред? Хотя я, наверное, сам виноват. Надо было сделать лицо попроще.

Мне уже было всё равно, что у него там в голове. Нужно сосредоточиться на Филдвике, проследить, чтобы никто от него не пострадал.

Но я не мог остановить поток мыслей мсье Делакруа! Его жаркий шёпот заглушал лекцию Филдвика о духах. «Изящный профиль», «свежесть юности», «трепетные ресницы», «губы, не знающие поцелуев»… Бог мой, похоже, он заглядывается на одну из дочек графа!

— Я хочу Жанну д'Арк, — властно произнесла Катрин.

Франсуа нарочито громко усмехнулся:

— По-моему, здесь уместней будут смотреться рыцари круглого стола.

— Желание дамы закон, — Филдвик проигнорировал шутку. — А сейчас, будьте любезны, возьмитесь за руки.

«Какие пальцы! Так и хочется прижать их к губам!» — с новой силой восхитился мсье Делакруа, едва взяв мою ладонь в свою.

Ей-богу, гад! Я ведь до последнего надеялся, что он думает о Катрин, а не об Амандин. Бедная девочка, она и так некомфортно себя ощущает в полумраке, так ещё к ней прикасается мужчина с непристойными мыслями. Хорошо, что она об этом не знает.

Между тем мсье Делакруа уже вовсю фантазировал, как будет покрывать поцелуями не только пальцы… Фу, какая мерзость!

«Как представляю его в постели этого дворянского выскочки, так во мне закипает гнев униженного мавра…»

Я встряхнул головой.

Кто?

Что?!

Коротко вскрикнув, я подскочил на месте. Меня как будто помоями облили!

— Тише, ты рано испугался, — засмеялся Франсуа.

Ох, знал бы он о том, сколько гадости в голове мсье Делакруа, ему бы стало не до смеха. Спиритический сеанс превратился бы в боксёрский ринг.

Я с трудом сдерживался, чтобы просто сидеть рядом с извращенцем. Совсем некстати заострившиеся клыки впились в нижнюю губу.

— Попрошу тишины, — Филдвик взглянул на нас, как на расшалившихся школьников. — Дух Жанны д'Арк, — его голос стал более глубоким, — явись на мой зов. Покинь мир усопших и предстань перед смертными, осмелившимися потревожить твой покой.

Пламя свечи, стоявшей посередине стола, вдруг неистово заплясало.

— Дух Жанны д'Арк, — замогильно повторил Филдвик, — ты здесь?

Я ожидал услышать или увидеть хоть что-то, намекающее на присутствие гостя из загробного мира, но зря.

Граф и Амандин вдруг негромко ахнули. Мсье Делакруа фыркнул в усы.

— Как вы управляете тенью? — развязным тоном осведомился Франсуа.

Какой ещё тенью?

Я не читал мыслей друга, но сразу понял, что, несмотря на браваду, ему не по себе. Его рука моментально вспотела, и мне почудилось, будто я слышу, как быстро забилось его сердце.

— Сами же видите, что это не в моей власти, — беззлобно ответил Филдвик. — И пожалуйста, не оскорбляйте духа своим недоверием. Он может обидеться. Кто-нибудь уже готов задать первый вопрос?

В течение нескольких утомительных минут присутствующие задавали идиотские вопросы вроде «Что лежит в моём кармане?» и, что самое удивительное, получали на них ответы. Я не замечал абсолютно ничего сверхъестественного и сидел как немой на именинах. Однако вскоре всё стало на свои места. Никакого духа и не было: всем мерещилась ползающая по буквам тень от свечи из-за вмешательства вампира. Моё сознание было для него закрыто, поэтому прелесть этого балагана меня не коснулась.

Филдвик отпустил руки Катрин и Франсуа и откинулся на спинку стула.

— Никакого разнообразия. Каждый раз одно и то же, — он театрально зевнул, прикрыв рот ладонью.

Я оглядел остальных. Никто и внимания не обратил на хамское поведение «медиума». Все были по-прежнему увлечены несуществующей тенью.

— Сандерс, я знаю, что на тебя не действует иллюзия, — сказал Филдвик, — и мне это очень не нравится.

Я закусил губу от напряжения. Зубы к этому моменту пришли в норму, но мне было не до этого.

Филдвик встал из-за стола.

— Признаюсь, я тебя недооценил. Поверить не могу, ты можешь стать одним из нас.

— Ты не посмеешь причинить мне вред.

— Уверен? Я бы на твоём месте не обольщался. Ты не всесилен, и Законы пока не на твоей стороне.

На ходу пытаясь вспомнить всё, что мне говорил Андрей, я встал и приблизился к Филдвику. Мельком взглянул на Катрин. Похоже, она не вампир, раз тоже ведёт себя, как маленький ребёнок, занятый игрушками.

— Не трогай остальных.

— Рано или поздно я бы избавился от мальчишки. Его сгубило любопытство.

— Но он жив, — я не понимал, к чему он клонит.

— Мне ничего не мешает это исправить. Только в следующий раз тебя не будет рядом.

Меня бесили его самоуверенность и чувство безнаказанности. Хоть я и был в относительной безопасности, меня охватывал ужас от мысли, что я не смогу защитить других.

Опять эта снисходительная ухмылка.

— Ты так переживал за него, — глаза вампира недобро замерцали. — Как это нелепо смотрелось! Ты под балконом нёс всякую ерунду, лишь бы твой драгоценный Флориан не совершил главной в жизни ошибки.

Его мгновенно окутал плотный серый дым. Так же неожиданно дым рассеялся, и я не удержался от изумлённого возгласа.

Передо мной стоял сын графа де Сен-Клода!

Я был сбит с толку этим зрелищем.

— Я думал, что свалюсь вниз от смеха, — голос Флориана искажала издевательская интонация Филдвика.

Получается, нас с Франсуа обманули… Теперь ясно, откуда в мальчике было столько ловкости! Вот почему он не упал!

Но к чему опять этот маскарад? Он, что пытается меня запугать? Хочет удивить чем-то ещё, кроме управления чужим сознанием?

— Флориан тебе не соперник. Он же совсем ещё ребёнок, — я не мог скрыть своё отвращение. — Не приближайся больше к нему.

Его глумливое выражение лица так и напрашивалось на пощёчину.

— Иначе ты разозлишься и покараешь меня? — усмехнувшись, Филдвик подошёл поближе ко мне.

— Я устал от твоих игр.

— Да? Однако ты принял их правила. Более того, решил меня переиграть. Кто твой Хозяин?

Резкий переход с игривого тона на откровенно зловещий привёл меня в замешательство. Кто такой хозяин, и почему Филдвику он заранее не нравится?

— Ладно, неважно, — вампир не стал дожидаться ответа. — Я всё равно не собирался отдавать ему твои жалкие останки.

Он вновь скрылся в клубах дыма. Густой мрак пронзили два рубиновых огонька.

Не знаю, что меня тогда больше взволновало, светящиеся глаза или стремительно разрастающийся дым.

Существо, представшее передо мной, было похоже не на Филдвика, а, скорее, на горгулью собора Нотр-Дам де Пари. Это был могучий серый исполин с кожаными крыльями за спиной. Из его приоткрытой пасти торчали крупные клыки, на голове красовались рога, напоминающие бычьи. Красные глаза без зрачков безжалостно впивались в меня.

Едва увидев Филдвика в таком экстравагантном облике, я малодушно икнул и откинулся назад. С таким мне не справиться!

Господи, если ты ещё не отвернулся от меня, помоги!

Издав глухой утробный рык, чудовище опустилось на четвереньки и угрожающе взмахнуло тонким шипастым хвостом. В доказательство серьёзности своих намерений со скрежетом расцарапало пол когтями.

Я бросил неосторожный взгляд на круглый стол. Все как ни в чём не бывало с упоением играли в спиритический сеанс.

— Пускай дух на меня обижается сколько влезет, но я всё равно в него не верю, — стоял на своём Франсуа. — Чудес не бывает.

Если бы он сейчас увидел метаморфозу, произошедшую с «медиумом», то наверняка бы взял свои слова обратно.

Не успел я обернуться к Филдвику, как вдруг оказался прижатым к полу. По сравнению с хваткой чудовища, драка с одноглазым незнакомцем была просто дружеской вознёй. Сильные когтистые руки словно хотели порвать меня на части. Тупая боль разливалась по всему телу.

— Отпусти… — взмолился я.

Вообще-то я не рассчитывал на то, что он сжалиться надо мной. Это было бы чересчур наивно с моей стороны. Внезапно хватка ослабла, но не настолько, чтобы можно было вырваться. Филдвик поднял меня так, что я при всём своём желании не мог дотянуться ногами до пола. Честное слово, в тот момент я бы не побрезговал сменить человеческий облик на что-нибудь более мощное и устрашающее. Да хоть на огнедышащего дракона!

Но я всё равно оставался маленьким и беспомощным.

Филдвик отшвырнул меня в сторону. Я с воплем пролетел над «столом духов» и, врезавшись в стену, нелепо шлёпнулся на пол. Меня немного оглушило, но я почти сразу попытался подняться. Да, недовампиром быть тоже неплохо: если бы не Защита, я был бы без сознания и без целых костей.

— Мне уже скучно, — возвестил Франсуа.

Знал бы он, как мне зато «весело»!

Рассекая крыльями воздух, на меня неслось чудовище. Я запрыгнул на картину в массивной раме, и чёрные когти оставили след на стене. Но мой новый навык не очень мне помог, Филдвик быстро меня поймал. Я понадеялся, что он даст мне ещё побегать, но, похоже, и его терпению пришёл конец. Он зарычал и приложил меня головой о стену. После первого удара в затылке вспыхнула боль, после второго — в глазах заплясали искры. После третьего удара у меня уже не было сил сопротивляться, я лишь безвольно висел в лапах мучителя.

Ну всё. Он меня не выпустит, пока из разбитого черепа не потечёт мозг…

Я не хотел, чтобы моё предсказание сбылось, но тело меня не слушалось. Даже стонать было трудно.

Неожиданно Филдвик грубо бросил меня на пол. Я медленно приподнялся. Голова так кружилась, что я плохо соображал, что происходит. Опять выросли клыки, но от них не было никакого толку. Вампир кружил надо мной, недовольно рычал и скалился. Подняв на него глаза, я оскалился в ответ. Из горла вырвалось совершенно нечеловеческое шипение. Так мелкий зверёк протестует, когда его хочет съесть хищник покрупнее.

Филдвик сорвал с окна гардину и с ней накинулся на меня. Я не успел ничего сделать: в мгновение ока меня окутала тяжёлая ткань. Я барахтался, кричал, ругался, но всё это было бесполезно. С каждой секундой места в импровизированном мешке оставалось всё меньше и меньше. Было невыносимо тесно, я скрючился в позе зародыша.

Боже, он меня куда-то тащит! Наверное, собирается выбросить в окно.

Нет! Нет! Нет!!!

Бросок!

Я обо что-то сильно ударился и тут же ощутил нестерпимый жар.

Всё гораздо хуже, чем я предполагал… Камин! Этот негодяй хочет сжечь меня живьём!

Я взвыл от боли и задёргался. Куда там! У меня было шансов спастись не больше, чем у, обмотанной бинтами, египетской мумии. Пока ткань догорит, я к этому времени, как минимум, буду в глубоком обмороке. Дышать было нечем, остатки раскалённого воздуха резали лёгкие.

Я не ждал помощи. Филдвик ясно дал понять, что затягивать игру нет смысла. А Франсуа до сих пор находился во власти иллюзии.

Надо выбираться самому. Я не Жанна д'Арк и не позволю так просто себя сжечь!

В полном отчаянии я перекатился на другой бок. Проклятье — препятствие! Чёртова решётка! Снова дёрнулся. Теперь мне удалось разорвать обгоревший кокон. Не помня себя, я вцепился в горячую решётку и вырвался на свободу. От мощного рывка несколько раз неуклюже перекатился.

Всё тело немилосердно ныло. Голова кружилась. Обожженные руки болели так, словно к ним прилип раскалённый металл.

Слава Богу, опасность позади…

Что-то твёрдое коснулось моего горла.

— Живучий ублюдок, — прошипел Филдвик.

Я с трудом поднял отяжелевшие веки. Вампир стоял надо мной в своём обычном облике. Наподобие шпаги он наставил на меня узорчатую кочергу.

Перед глазами плавали неровные чёрные пятна. Пол подо мной качался. В ушах стоял гул. Единственное слово, которое так и вертелось на языке, было «отстань».

— Если бы не Защита, я бы с удовольствием проткнул тебя, как бабочку, — угрожающе произнёс Филдвик. — Придётся начать всё заново. Я не успокоюсь, пока не увижу, как от тебя останется один пепел!

Он замахнулся кочергой.

Чёрт, у меня уже нет сил сопротивляться…

— Мне надоел этот дух. Мистер Филдвик, давайте вызовем другого, — сказала Катрин.

Вместо того чтобы нанести мне очередной удар по голове, «медиум» коротко выругался и отбросил в сторону своё оружие.

— Я слишком много времени потратил на тебя.

Может, он говорил что-то ещё, но я его не услышал.

— Роберт. Роберт, ты что, опять заснул?

Я открыл глаза и обернулся на голос Франсуа. Мой друг сидел рядом и смотрел на меня с нескрываемым волнением.

— Нет, я просто задумался, — наугад ответил я.

Кажется, я всё же был в обмороке. Филдвик не мог проникнуть в моё сознание, да и снов я теперь не вижу. В подтверждение недавнего приключения ладони неприятно жгло.

Тяжело вздохнув, я откинулся на мягкую спинку стула.

— Бог мой, что здесь произошло! — граф вскочил с места.

Я сразу понял, что его напугала пропажа гардины. В окно светили звёзды и уличные фонари, помогая камину и свечке рассеивать мрак комнаты.

Раздался грохот, от которого дамы вскрикнули: картина, попавшаяся нам с Филдвиком на пути, всё же не выдержала и упала на пол. Богатая рама бесславно треснула.

— Ого! После нас хоть потоп, — рассмеялся Франсуа.

В первый раз во взгляде Филдвика появилось выражение уязвлённой гордости.

— Это всё ваши шуточки, любезный. Вы оскорбили духа.

— Так вызовите его обратно, и я принесу Орлеанской деве свои самые искренние извинения.

— Хватит, достаточно на сегодня духов, — рассердился граф де Сен-Клод. — Мне слишком дорого обошёлся этот особняк, чтобы я позволял его разносить. Воистину сомнительная забава! Может, кому-то и нравится, когда портят его имущество, но уж точно не мне.

Бедный граф. Его, наверное, удар, хватит, когда он при свете дня увидит на стенах и паркете длинные глубокие царапины.

— Так значит, вас зовут Роберт. Какое прелестное имя, — мсье Делакруа положил руку мне на плечо, когда я хотел подняться вслед за Франсуа.

Вот чёрт! Только его домогательств мне не хватало.

Я с удовлетворением провёл языком по заострившимся зубам.

— Да идите вы к чёрту, — прошептал я, обнажая клыки.

Мне было стыдно за это дурачество, но оно того стоило. Извращенец в ужасе отпрянул от меня.

— Что ты возишься? — поторопил меня Франсуа.

— Мсье Делакруа звал меня к себе на работу, а я отказался, — скороговоркой ответил я. — Так ведь, мсье?

Тот закивал и, чуть не свалив стул, ушёл прочь.

— Надо же было так испугаться каких-то там духов, которые и не духи вовсе, — презрительно хмыкнул Франсуа.

Выходя из комнаты, я оглянулся, чтобы взглянуть на Филдвика. Он стоял напротив стола, опустив руки на карточки с буквами и знаками. Я легко разглядел изображение на той, которую он мне продемонстрировал, взяв тремя пальцами.

Человеческий череп.

Что ж, весьма красноречивое прощание.

Глава 11 Старый знакомый

Настроение было паршивое. Я не мог не думать о Филдвике. Я боялся, что он, униженный новым поражением, расправится с графом и его детьми. Он это сделает либо как-нибудь извращённо, либо просто выпьет их кровь. Кровь, кстати, волновала меня не меньше. В бутылке, которую мне принесла Хедвика, оставалось всего ничего, к тому же эта холодная несвежая жидкость на вкус была так себе. Обычная человеческая еда была ещё хуже: она казалась мне более гадкой, безвкусной и слишком грубой. Я просто заставлял себя глотать. В придачу ко всем моим неприятностям обожжённые руки заживали слишком медленно. И это несмотря на то, что после того, что со мной делал Филдвик, на мне больше не осталось никаких повреждений. Ни синяков, ни шишек, ни царапин. Ладони же время от времени начинали противно зудеть, под розоватой кожей словно находились сотни иголочек. Почему так? Меня чуть на куски не разорвали, а о случившемся напоминают лишь руки. Получается, горячая металлическая решётка для меня сейчас опасней, чем опытный вампир? Ничего не понимаю.

Просто замечательно. Мне надо каким-то образом защитить невинных людей, а я даже не могу разобраться с тем, что происходит со мной.

Безусловно, Андрей мог бы всё объяснить. Возможно, ему известен способ, как предотвратить окончательное превращение… Хотя я зря тешу себя надеждой. Раз он тогда говорил про «новую жизнь», значит, такого способа нет.

Как бы то ни было, мне нужна помощь Андрея. Любая. Сам я не справлюсь, и Хедвика не может вечно меня нянчить. Вот уже второй день она ко мне не заходит, видно, надоел я ей со своими проблемами.

Я выглянул в окно и поморщился. Погода была не такой жаркой, как вчера, но я всё равно боялся выходить на улицу. Пока доберусь до моста, получу солнечный удар, если, конечно, до этого не изжарюсь. Что ж, лучше не рисковать понапрасну. Придётся дождаться вечера.

От этих мыслей я вновь почувствовал злость, смешанную с обидой. Какую бы цель ни преследовал Андрей, он всё равно повёл себя как последняя скотина. Я не хочу становиться ночной тварью, мне дорог дневной свет. Я не хочу так менять свою жизнь. Господи, как я его ненавижу!

Из-за Андрея Хедвика избегает встречи со мной. Его предательство стало для неё не меньшим ударом. А что если она считает себя виноватой в том, что со мной случилось? Ужасно! Я должен непременно найти её и сказать ей что-нибудь… Что-нибудь, чтобы она не чувствовала за собой вины. Или просто что-нибудь ободряющее. Хедвике ведь тоже сейчас нелегко.

В порыве рыцарского благородства я бросился к двери.

Опять не открывается!

Мне стало по-детски обидно: я хотел поговорить с Хедвикой, а она с помощью магии держит меня взаперти. Вот и доверяй кому попало. Связался на свою голову с ведьмой.

— Это уж слишком, — я пытался заглушить непреодолимое желание выбить дверь. — Может, я дурак и невежда, который на латыни знает только «Pater noster», но хватит так со мной обращаться! Мне и Филдвика хватало…

Пришлось обуздать вспыхнувшую ярость. Нет смысла разговаривать с дверью, она от этого не откроется и не посоветует, как быть с Андреем и Хедвикой.

Немного успокоившись, я сел на кровать и закрыл глаза. Ничего ведь плохого не случится, если я попробую мысленно обратиться к ведьме. Получится — хорошо, не получится — ну и не надо, не нужны мне вампирские способности. Я представлял образ девушки, твердил про себя её имя.

Но в голове творился бардак, и я не мог сосредоточиться. Немало меня отвлекал назойливый шорох, доносящийся откуда-то снизу.

— Прекрасно, у меня ещё и мышь в номере, — я глубоко вздохнул перед тем, как повторить попытку связаться с Хедвикой.

Главное, не обращать ни на что внимания. Закрою уши руками…

Шорох сменился стуком. Таким быстрым и нетерпеливым, что я волей-неволей поднялся с кровати. Не скрою, мышь, умеющая не только скрестись, но и стучать, вызвала у меня неподдельный интерес. Стук не прекращался ни на секунду, я почти не сомневался в том, что нахожусь не один в комнате. Я опустился на колени, пытаясь понять природу звука.

Неужели дух?

Выходит, я теперь этих существ не только вижу, но и слышу?

Я старался сдерживать воображение. Не стоит так легко поддаваться страху и пугаться собственной тени.

Частый стук сменился редким. Кто-то усердно отбивал нечёткий ритм.

Я открыл чемодан, и звук усилился.

— Господи, — только и смог выговорить я.

Нечто облюбовало место среди моих вещей, только это самое нечто по-прежнему было от меня скрыто. А может, это невидимка.

Так, хватит фантазировать. Тем более, уже ясно, что стук раздаётся из ларца Родерика.

Я взял ларец в руки и чуть встряхнул его. Внезапно стало тихо, потом стук возобновился с новой силой, ещё яростней, чем прежде. Кажется, я кого-то разозлил.

После недолгих раздумий я решил, что сойду с ума, если не узнаю, что за нечисть скрывается внутри.

— Хуже уже не будет. Хуже просто не может быть, — пробормотал я.

Повторив это как заклинание, я, не дыша, протянул руки к крышке. В конце концов, это не ящик Пандоры, из которого могут вылететь всевозможные несчастья и болезни. В случае опасности просто позволю себе побыть вампиром — отважно запрыгну на потолок.

Когда я заглянул внутрь, весь мой страх улетучился и сменился банальным удивлением. Рядом с ножом стоял солдатик. Несмотря на то, что он выглядел, как человек из плоти и крови, я сразу признал в нём старую игрушку. Солдатик посмотрел на меня без особого интереса, на его молодом безусом лице не отразилось ни единой эмоции. Даже не прищурился от света.

Да Родерик был ещё тот выдумщик!

— Так ты что, получается, живой? — дружелюбно обратился я к солдатику.

Не знаю почему, но он вызвал у меня симпатию. Такой маленький и безобидный — не какой-то там людоед.

Ответа не последовало. Солдатик поднял ружьё и попытался перелезть с ним через край своей темницы. Я поставил ларец на пол.

— Как тебя зовут?

Я чувствовал себя немного неловко. Даже в детстве с игрушками не разговаривал, а тут…

Перекувыркнувшись, солдатик шлёпнулся передо мной. На миг я испугался, что он мог ушибиться, однако его вообще ничего не волновало. Он беззвучно встал, подобрал ружьё и куда-то пошёл.

— Эй, — я преградил ему дорогу ладонью. — Куда собрался? Стой, да стой же.

Солдатик опять нагло меня проигнорировал. Я разлёгся на полу, чтобы у него было меньше путей к отступлению.

— Ты невоспитанный или просто говорить не умеешь?

Скорее всего, он и вправду некультурный молчун. К тому же до неприличия бесстрашный: вместо того, чтобы обойти меня, он стал карабкаться по моей руке.

— Я тебе не гора, — я бесцеремонно схватил его и приподнялся. — Не надо по мне ползать. Гулливер несчастный.

Разумеется, я в курсе, что герой Свифта обычный человек. Маленьким он был только для великанов, а Человеком-горой его прозвали лилипуты. Так что мы с солдатиком оба в равной степени могли претендовать на его место.

Мой пленник задёргался. Я одновременно боялся, что он убежит, и что я могу нечаянно его покалечить.

— Тихо ты. Будешь плохо себя вести, запихну обратно в ящик.

Никакой реакции. Он либо глухой, либо тупой.

— Будешь там сидеть до скончания веков, раз ты такой нахал.

Солдатик вдруг успокоился и послал мне более или менее осмысленный взгляд. В его больших голубых глазах легко читалась ненависть, тонкие губы были плотно сомкнуты.

Ну хоть не совсем бесчувственный. Не безмозглая игрушка, как я раньше подумал.

— Слушай, я не желаю тебе зла. Прости, если обидел. Я просто не понимаю, что ты за существо и что с тобой делать, — негромко сказал я.

Он по-прежнему смотрел на меня, как на врага, пытающегося выведать у него стратегию его армии.

— Ты и раньше оживал?

Нет ответа.

— Бедняжка, — я решил сменить тактику. — Почти двадцать лет провёл в этой ужасной коробке. В могиле с мертвецом. В полнейшей тьме.

Солдатик не изменился в лице.

Нет, всё-таки он тупое бесчувственное бревно.

— Я тебя отпущу, только не убегай.

Снова очутившись на свободе, солдатик не бросился от меня наутёк. Вряд ли он меня послушался. Вероятно, я для него был всего лишь бестолковой помехой, а не злодеем, способным его прикончить в любой момент.

— И зачем я с тобой разговариваю, ты же игрушка, — вздохнул я. — Потом Хедвике тебя покажу.

Только я протянул к нему руку, как он резким выпадом ткнул мне в палец штык.

— Зараза!

Было не больно, меня смутила его агрессия.

В солдатике, видимо, наконец проснулся инстинкт самосохранения, поэтому он не стал дожидаться ответного удара и рванул под кровать. Я полез за ним. Нечего с ним возиться, пусть в ларце сидит, гадкая малявка!

До моих ушей донёсся тихий, еле слышный, скрип двери. От неожиданности я подскочил и стукнулся головой.

— Я прошу прощения за своё вторжение к вам, — без капли стеснения сказал нежданный посетитель. — Надеюсь, вы проявите великодушие, не прогнав меня сию же минуту.

Не принято принимать гостей, пускай и незваных, лёжа на полу и наполовину высунувшись из-под кровати. Я вылез наружу и убрал с глаз волосы.

У меня скверная память на лица, но забыть того, кто угрожал мне смертью, я не смог. В моём номере находился Эрнест Кемп собственной персоной.

— Что вам от меня нужно? — агрессивно спросил я.

— Мда, нынешняя молодёжь — это потребители, приемлющие лишь рыночные отношения. Мне от вас не нужно ничего, так же, как и вам от меня. В материальном плане, конечно.

— Убирайтесь.

Кемп самодовольно ухмыльнулся и сел на стул, закинув ногу на ногу.

— Хорошие манеры приходят с возрастом.

Как же он меня раздражал. У меня и так серьёзные проблемы, и я не собираюсь тратить время на какого-то жулика.

— Не вам говорить о хороших манерах. Выследили меня, как зверя, и явились без приглашения. Наверняка подкупили портье. И даже в дверь ради приличия постучать забыли.

Он смахнул несуществующие пылинки со своей шляпы.

— Какой же вы всё-таки дерзкий и необузданный, — он укоризненно покачал головой. — Такой юный, а зубы уже острые.

Я на всякий случай проверил, что у меня творилось во рту. Как назло, мои зубы были в полном порядке.

— Меня не интересует ваше мнение обо мне. Уходите.

— Я к вам не с войной пришёл, а с миром. Мне бы хотелось извиниться за своё несдержанное поведение на собрании. Вы ещё слишком молоды, вам многое простительно, а я повёл себя не так, как следует солидному джентльмену. Поскольку мы с вами члены одного клуба, давайте забудем о нашем маленьком конфликте.

— Я вас прощаю. А теперь убирайтесь.

В душе нарастала тревога. В голове не укладывалось, что подлец, едва не пристреливший меня при первой встрече, — тонко чувствующая натура, сгорающая от стыда.

Кемп повернулся к приоткрытой двери и призывно махнул рукой. В комнату вошла пухленькая горничная с подносом.

— Нет, сэр, надо всё сделать как цивилизованные люди. Чтобы у нас друг о друге остались только самые приятные воспоминания, — Кемп сам расставил на столе бокалы и после того, как жестом отпустил горничную, принялся разливать вино.

— Да, пожалуй, так будет лучше, — сухо ответил я.

Ладно. Пусть думает, что глупый юнец оттаял при виде подношения. А я возьму себя в руки и спокойно почитаю его мысли. Ох, лишь бы у меня это получилось, я просто обязан узнать, что он задумал.

— Знаете, не выношу французов, но в напитках эти стервецы знают толк. А вы любите французские вина? — беседа вдруг приняла приторно-светский оттенок.

— Они лучшие, — я не стал говорить, что другие я не пробовал.

Чёрт, не надо ко мне обращаться. Он меня сбивает!

Я покосился на кровать. Если солдатик не вовремя высунет нос из своего убежища, это будет катастрофа. Я не сомневался, что вряд ли маленький человечек напугает обладателя руки славы, но осторожность в любом случае не помешает.

«Не доверяет, сопляк. Явно жалеет, что оружие так далеко».

Я обрадовался, что смог хоть что-то услышать, только Кемп опять меня сбил.

— Вы, наверное, сын Родерика Сандерса?

— Нет, внук.

— Подумать только… А так похожи! Мне не довелось лично с ним встречаться, но я видел его портрет. Потрясающее сходство.

— Все так говорят.

— Если вас это задевает, я закрою эту тему.

— Вы очень любезны.

— Что же вы стоите? Ах, здесь же всего один стул. Нет средств на более удобные апартаменты?

— Мне много не надо, — я взял бокал и сел на кровать.

«Ага, расслабился. Считает, что теперь он в безопасности. Интересно, что же у него под подушкой, пистолет или нож? Ну, ничего, это ему всё равно не поможет».

Боже, да что же ему от меня нужно?

— Ну и правильно, излишнее расточительство ни к чему хорошему не приводит, — Кемп пригубил вино. После паузы он возобновил разговор. — Я уж боялся, что не успею вас найти. Не думал, что вы задержитесь в Праге.

— Мне здесь нравится, — выпалил я на одном дыхании.

— А мне, если говорить откровенно, не по душе этот город. Меня вообще Чехия ничем удивить не может. После пяти лет, проведённых в Индии, трудно вновь полюбить европейскую культуру.

Я должен «потерять бдительность». Может, тогда мысли выдадут его.

— Пять лет в Индии? Как интересно, — я подтянул к себе подушку и опёрся на неё, как бы готовясь слушать байки отчаянного путешественника.

Вот. Теперь я наивный мальчик, который не прячет в постели ничего смертоносного. Хоть я не обладаю актёрским талантом, Кемп правильно расценил моё преображение: его поведение стало более непринуждённым, и пропали мешающие мне подозрения. Напряжение между нами как будто исчезло.

Но я опять ошибся. Вычленить мысли Кемпа теперь было ещё трудней. Я как мог пытался абстрагироваться от его слов, только это всё равно не помогало. Более того, у меня перед глазами, как вспышки фейерверка, мелькали разные образы.

Я чётко видел индийские пагоды, словно они были частью моей памяти. То и дело появлялись темнокожие люди в просторных светлых одеждах и жуткие до дрожи статуи с множеством рук. Каменные здания сменялись листвой джунглей, где затаились дикие животные. Как в калейдоскопе перед моими глазами полосатая шкура тигра превращалась в узорчатую кожу рептилии. Эти обрывочные образы были настолько яркими, что порой заглушали голос рассказчика.

Надо же, я ещё с чтением мыслей не разобрался, а у меня уже проявляется новая способность! Если бы я желал стать вампиром, то непременно бы этому обрадовался. Но для меня это был недобрый знак.

Неожиданно Кемп прервал своё повествование. Как мне показалось, с большой неохотой.

— Я могу ещё долго рассказывать об этой чудесной стране и приключениях, которые я там пережил…

Он мельком взглянул на свой перстень с крупным зелёным камнем.

«Подарок одного раджи», — услышал я.

— Но кажется, я вас уже утомил, — продолжил он с лукавой улыбкой и поднялся со стула. — Предлагаю тост за нашу зарождающуюся дружбу и, смею надеяться, когда-нибудь, может, даже очень скоро, мы вместе отправимся в джунгли на слонах и поохотимся на тигров. Да будет так!

Я без энтузиазма чокнулся с ним и сделал пару глотков. Вкуса я не почувствовал, не вино, а крашеная вода. Как же мне это надоело…

— Как говорят индусы, богатый человек это не тот, кто утопает в золоте, а тот, у кого много друзей.

— Мудрый народ, у них есть чему поучиться, — я из вежливости отпил ещё вина.

Доброжелательный вид Кемпа заметно изменился.

«Чёрт меня подери! У него ведь уже должны быть парализованы дыхательные мышцы! — со злостью подумал он. — Как такое может быть?!»

Я чуть не выронил бокал. Так он хотел меня отравить?!

Точно, Филдвик говорил, о том, что Кемп интересуется ядами…

Вот я дурак.

«В его бокале яда бы и на слона хватило! Он должен был уже умереть!!!»

Взбудораженный отравитель выглядел так, словно был готов собственноручно меня задушить. Сквозь загар проступал румянец.

Я не ощущал в себе ни малейших изменений. Я по-прежнему дышал свободно и умирать явно не собирался.

Что ж, стоит признать, Защита снова меня спасла. Обидно только, что не от чудовища, а от обычного человека.

И похоже, единственный способ избавиться от ушлого авантюриста — это «умереть». Нет смысла пугать его вампирскими клыками, ещё с осиновым колом вернётся.

Я пару раз кашлянул и закатил глаза. Не знаю, так ли выглядят отравившиеся люди?

— Ну, наконец-то, — Кемп выхватил у меня злосчастный бокал, когда я стал оседать на пол. — Думал, останешься безнаказанным? Никто не смеет дерзить мне… Сдохни уже, гадёныш! — он так пнул меня в бок, что я чуть не вскрикнул.

Да по сравнению с ним, Филдвик образцовый мститель. У этого любителя экзотики даже не было достойной причины, чтобы расквитаться со мной. Как это мелочно, потерять покой из-за того, что последнее слово было не за ним.

Я лежал, боясь пошевелиться. Хотелось дышать полной грудью, но я, как труп, не мог себе этого позволить. Вместо того чтобы уйти, убийца опустился рядом и грубыми пальцами коснулся моего горла. О, нет — он проверяет пульс! Я могу закрыть глаза, задержать дыхание, но не остановить сердце!

Кемп выругался. Я был с ним полностью солидарен.

На несколько мгновений в моём сознании возник образ свернувшейся змеи со сверкающими чёрными глазками.

«Яд королевской кобры ещё никогда меня не подводил», — негодяй пытался сам себя успокоить.

Боже мой, что же мне делать?

Кемп сдавленно вскрикнул и выругался злее, чем в прошлый раз. От любопытства я не выдержал и открыл глаза. К счастью, в тот момент он смотрел не на меня. Его вниманием завладел улепётывающий солдатик. Ну, только этого не хватало!

Труп из меня всё равно вышел неважный, поэтому я прекратил ломать комедию.

— Гулливер! — я кинулся вдогонку за маленьким безобразником.

Я поймал его, когда этот болван попытался спрятаться за ножкой стола. За спиной раздавался хриплый кашель Кемпа.

Солдатик скорчил недовольную рожу. Я показал ему кулак: пусть видит, что я не меньше него сердит.

— Простите, сэр, но сегодня не ваш день… — я развернулся лицом к Кемпу и тут же заткнулся. Мне совсем не понравилось, как он растянулся на полу. Особый ужас внушали его застывшие, как будто стеклянные, глаза.

Мёртв. По-настоящему.

Убедившись, что в игрушечном солдатике больше жизни, чем в моём несостоявшемся убийце, я растерялся. Я бросил взгляд на остатки вина. Не может же быть такого, чтобы Кемп и себя отравил, он не был похож на самоубийцу. Скорее всего, яд был только в одном бокале. Может, он просто ошибся? Нет, не может быть. Он ведь неплохо разбирался в этом деле и, судя по всему, не раз травил недругов.

Я закинул вырывающегося солдатика обратно в ларец.

— Сиди тихо!

Тот подхватил ружьё и погрозил мне им. Тёмный штык подозрительно блестел.

Так вот, почему Кемп кричал. Мелкий паршивец его уколол. А я и не подозревал, что эта штука такая острая.

Я спрятал ларец и вновь уставился на труп. Может быть, это странно, но мне хотелось, чтобы он ожил. Чтобы моргнул раз-другой, встал и что-нибудь сказал… Судорожно вздохнув, я отвернулся от неприятного зрелища, чтобы не расплакаться, как ребёнок. Мой отец тоже не успел закрыть глаза перед смертью, и он не ожил, хотя я просил его вернуться.

Из коридора послышались знакомые шаги. Два быстрых стука в дверь.

— Слушай, Роберт, давай-ка мы с тобой… — Франсуа замер на месте как громом поражённый.

Не знаю, что он собирался мне предложить, но в любом случае это уже не имело никакого значения.

Франсуа закрыл за собой дверь.

— Что это? — спросил он непривычно приглушённым голосом.

Его рука, указывающая на мертвеца, предательски подрагивала.

У меня язык словно прилип к нёбу.

— Только не ври мне, — не сводя с меня пристального взгляда, Франсуа присел на корточки перед Кемпом, — всё равно не умеешь.

— Я не знаю, как это случилось. Честно.

— Кто это?

Когда он занялся осмотром невезучего гостя, говорить, точнее, врать, стало значительно легче. Я, почти не напрягаясь, сказал, что не помню этого человека и что никак не мог его прогнать.

— Наверное, мы встречались с ним той ночью… Он уверял меня, что хочет извиниться за то, что тогда произошло, но я не ничего не помню… — я так заикался от волнения, что боялся, что Франсуа мне не поверит.

— Неужели он даже не делал никаких намёков?

— Да нет. Он только про свою жизнь в Индии рассказывал. Я его просто остановить не мог. А потом…

Я развёл руками. И без вранья моя история неубедительна. Я бы на месте Франсуа давно бы уже не вытерпел и устроил такому ненадёжному другу допрос с пытками.

Однако он, не смотря на остроту ситуации, не стал устраивать сцены и закатывать истерики.

— Идём, надо посоветоваться с Ренаром, — хладнокровно выдал он.

Как выразился Франсуа, план Ренара был одновременно гениален и прост. Для меня же в его идее не было ничего гениального и уж тем более простого.

— Спрячем труп и напьёмся, — именно эти слова стали руководством к действию.

Он объяснил свою позицию тем, что якобы поступить более культурно невозможно. Неясно, как хозяин гостиницы отреагирует на событие, порочащее репутацию его заведения. По-тихому нас отсюда вышвырнут или нет — без разницы. Мёртвое тело — это слишком большой риск. Ренар так долго убеждал нас в этом, что мы быстро сдались.

Над деталями мы думали до самого вечера, но безуспешно. Как ведь провернуть такое сомнительное дело в незнакомом городе? Разумеется, мне в голову не приходило ничего толкового. Франсуа также не мог ничего придумать. Его больше волновала причина смерти незнакомца, и он не ошибся, предположив, что меня хотели отравить. Однако как бы он ни старался, у него не вышло красиво распутать происшествие, как в детективном рассказе. Он путался, замолкал на полуслове, начинал сначала. Так это было на него не похоже.

Я несколько раз порывался рассказать всю правду, но меня всё время что-то сдерживало. Не только обещание, которое я дал Хедвике. Я боялся, что поведав о клубе «Рука славы», придётся заодно вплести в своё повествование Филдвика, которому я обязан незабываемой ночью на кладбище. А чтобы мне поверили, я должен буду признаться в том, что сам стал вампиром…

Нет, я не могу этого сделать!

Ренар тоже нервничал, но по-своему. В отличие от своего господина, он говорил мало, зато много курил и с подозрением поглядывал на меня. Сначала я не понимал, почему он не обвиняет меня в случившемся, но, едва услышав его мысли, мне всё стало ясно. Камердинер моего друга по-прежнему переживал, что я могу раскрыть его тайну, поэтому обходился лишь мелкими колкостями.

Когда на улице стемнело, мы с Франсуа вернулись в мой номер за несчастным Кемпом. Я мимоходом отметил, что под дверью не было новых шариков.

— Иногда я думаю, почему Бог, когда наказывает одних, при этом не заботится о том, что другим это доставит массу хлопот? — проворчал Франсуа.

— Мой отец говорил, что зло идёт от дьявола и его прислужников… Что ты делаешь?

— Закрываю ему глаза.

В этот момент я по-настоящему осознал, во что втянул его.

— Это мой труп!

— Тьфу ты! — Франсуа быстро перекрестился, чем до боли напомнил мне Жака. — Не смей так говорить, слышишь! Лучше помоги.

Мы вместе подняли неподвижное тело.

— А с виду тяжёлый, — в изумлении прошептал я.

— Просто мы с тобой сильные, — придерживая труп одной рукой, Франсуа напялил ему на голову шляпу. — Ну вот. Как живой, только мёртвый. Пошли.

Он издал неестественный смешок.

В столь неприятной компании мы беспрепятственно вышли в коридор и спустились на первый этаж. Меня не отпускало ощущение, будто между нами болтается нарядное пугало. Я был бы рад бросить эту ношу, но терпел.

Внезапно Франсуа притормозил.

— Дубек, — обречённо выдохнул он.

С портье о чём-то громко разговаривал пожилой мужчина, высокий, как Франсуа, и в ширину, как два Франсуа. Вот как мы могли наткнуться на владельца гостиницы! Если его дочери получили вредный характер и магическую силу от него, то скакать нам до конца жизни козлами.

Недоверчивый вид Дубека только подтвердил, что нашей затее конец.

— DobrЩ ve?er! — по-идиотски радостно воскликнул мой друг, отчего я вздрогнул.

Лицо хозяина гостиницы вмиг просветлело, как будто перед ним возник самый дорогой для него человек. Он широко улыбнулся и что-то пророкотал в ответ. Франсуа рассмеялся, да так звонко и беспечно, что и тот не удержался от смеха.

— Ты понял, что он сказал? — спросил я, когда мы с Дубеком мирно разошлись.

— Ни черта. Зато он теперь думает, что у нас всё замечательно. Мы пьяные и весёлые, провожаем своего друга, ясно?

Ренар ждал нас у нанятого экипажа недалеко от входа в гостиницу.

— Возвращайся назад, — он угрюмо покосился на меня. — Как и договаривались, я поеду.

Но я заупрямился.

— Нет, мы и без тебя справляемся.

— Да тебе нельзя ничего доверить, — зашипел Ренар.

— Можно. Всё, иди!

— У тебя мозгов нет, и руки к заднице пришиты!

— Да что это такое! — вмешался Франсуа. Я устыдился и поспешил помочь ему устроить нашу скорбную ношу на сидении. — Люди из низов, попав в благоприятную среду, становятся учёными, писателями, композиторами, а ты, Ренар, как был конюхом, так им и остался!

Не знаю, играл ли он на публику или злился по-настоящему, но я не решился заглянуть в его мысли. И так всё ему испортил.

Пока мы ехали, Франсуа молчал, изредка хрустел пальцами от напряжения. Я, чувствуя за собой вину, не пытался его расшевелить. Чтобы хоть как-то отвлечься от соблазна прочитать его мысли, я выглядывал духов, но они словно попрятались. Я видел одного, только он так быстро пронёсся мимо, что я не успел его разглядеть.

Вообще-то я плохо ориентируюсь на местности, но городской пейзаж оказался мне знаком.

— Где-то здесь живёт граф де Сен-Клод, — я повернулся к Франсуа.

Тот безразлично пожал плечами.

— Ты знаешь другие адреса?

Я оставил его без ответа.

Вскоре мы вышли из экипажа и понесли труп в тёмный проулок. Не могу сказать потащили, потому что мне было не тяжело, да и мой соучастник не жаловался. Я изо всех сил прислушивался, боясь встречи с нежелательными свидетелями.

— Никого, — шёпотом сообщил я.

Мы осторожно посадили останки Кемпа у стены.

— Это неправильно, — я с трудом различил эти слова Франсуа, — но лучше нельзя.

— Да, — я с тоской посмотрел на безропотное тело.

А что мы могли ещё сделать? Расчленить? Бросить в реку? Мало того, что это не по-человечески, так ещё и опасно. Сразу похоже на убийство. А так шёл человек, не самый молодой, стало плохо с сердцем или ещё что-то…

Не сговариваясь, мы пошли назад. Немного постояли на углу, пропуская карету и парочку прохожих. Я уже было хотел выйти, когда Франсуа схватил меня за плечо.

— Он исчез.

— Что? — я резко развернулся.

Кемп как сквозь землю провалился. Совершенно ничего не напоминало о его недавнем присутствии. Чёрт, он же не мог ожить и уйти!

— Как это? — вырвалось у меня.

Дурацкий вопрос, всё равно бы никто ничего не объяснил.

— Я слышал, что в Индии есть люди, которые спят на гвоздях, едят стекло и задерживают дыхание на минуты, — на полном серьёзе сказал Франсуа. — Может, это был фокус?

Глава 12 Отец и сын

У нас не хватило духу признаться Ренару в том, что мы потеряли труп. Не думаю, что этот малодушный поступок достоин порицания, ведь он бы ни за что не поверил нам. Да и что бы мы сказали? «Прости, но он сбежал»?

Отказавшись выполнять вторую часть гениального и простого плана, я помчался к себе. Я переживал за солдатика, боялся, что он мог задохнуться в ларце. Ещё одного мертвеца, пускай и размером с палец, мне не надо! Однако длительное заточение нисколько ему не повредило. Солдатик с завидной прытью старался проткнуть меня штыком. Мне было любопытно, почему он не стреляет из ружья, но я не задал этот вопрос вслух, чтобы не подать ему идеи. Я не хотел оставлять его без присмотра, поэтому решил взять с собой к Андрею. Я безжалостно отобрал у него оружие, а самого драчуна завернул в платок и положил в карман куртки. Надо будет как-нибудь потом с ним разобраться.

С наступлением ночи люди почти исчезли с улиц, духов же стало в разы больше, и некоторые из них мало чем отличались от обычных прохожих. Призрачные мужчины и женщины бродили по городу со своей призрачной целью. Их лица словно были воплощением вечной меланхолии. Я с ужасом вглядывался в них, ожидая встретить Кемпа или того одноглазого бандита. Мне всякий раз становилось не по себе, когда духи хотя бы на пару секунд задерживали на мне взгляды. Внутри всё как будто сжималось от их сиюминутного любопытства — мало ли что у них на уме. Я старался не обращать на них внимания, но всё равно не мог отвести глаз от очередного потустороннего гостя.

Передо мной в воздухе из ниоткуда появилась маленькая серая тень. Она моментально приняла очертания ребёнка и, кинувшись ко мне, обхватила за ноги. Хоть это не стало для меня помехой, я невольно остановился. Малыш посмотрел на меня и улыбнулся. Не задумываясь, я улыбнулся в ответ и провёл рукой по его взъёрошенным серым волосам. От них веяло прохладой, место ожога тут же закололо. Вдруг передо мной возник женский силуэт. Эта тень подхватила малыша и бесшумно понеслась над мостовой. Я наблюдал за ней до тех пор, пока она не исчезла, просочившись сквозь стену ближайшего здания.

Больше духи не проявляли ко мне интереса, и чем ближе я подходил к мосту, тем меньше они попадались мне на пути. Но от этого мне не стало спокойней. Мне не давали покоя воспоминания о погоне по крышам. Ведь я был кому-то нужен и, возможно, не только Филдвику или Андрею. Я боялся, что в любой момент на меня наброситься ещё один страшный громила. Второй раз мне может не повезти. Схватят меня и всё. Не меньше мучил меня и Кемп, точнее пропажа его тела. Вот куда оно делось? Кому могло понадобиться?

Шаги за спиной. Несуетливые, осторожные.

Кто-то преследовал меня.

Я оглянулся и увидел невысокого тощего парня с ножом. Он явно не ожидал, что я так скоро его замечу. На миг в его глазах отразился испуг, но он быстро пришёл в себя и атаковал меня. Я молниеносно выбил из его руки оружие и, схватив за грудки, оторвал от земли.

Не было времени удивляться своим способностям.

— Что тебе от меня надо? — прорычал я.

Парень открыл рот с кривыми зубами, но не произнёс ни звука.

— Говори! — я встряхнул его.

На его лице замерцали красные отблески. Он что-то жалобно проскулил по-чешски и зажмурился, явно готовясь к худшему.

Как неожиданно. Только что этот тип хотел меня зарезать, а теперь он умирает от страха в моих руках. Я могу сделать с ним всё что угодно. Убить, выпить его кровь…

Чувствуя себя последним мерзавцем, я отпустил его. Он всего лишь заурядный грабитель, и выбрал он меня своей жертвой случайно. Подумал, что у меня будет легко украсть кошелёк и часы. Остаётся надеяться, что после встречи со мной он всерьёз задумается о своём образе жизни.

Едва я подошёл к дому Андрея, как на меня снова нахлынуло ощущение опасности. Интуиция подсказывала мне, что здесь творилось что-то неладное, но я не мог понять, что. С виду всё было как обычно, и у меня не должно было возникнуть стоящей причины для беспокойства. Я вошёл внутрь и уже было хотел позвать вампира, как вдруг раздался протяжный металлический визг. Ему вторил похожий голос, такой пронзительный, как будто нечто терзало меня изнутри. Сквозь этот кошмар, я расслышал, как что-то в отчаянии прокричал Андрей. Я пробежал через коридор и малую гостиную и распахнул скрипучие двери, за которыми что-то неистово шумело.

Зрелище меня ошеломило. По просторной комнате, вереща и воя, летали призраки. С искажёнными от воплей лицами они носились всюду как бешеные. Их длинные волосы напоминали змей, а рваные одежды, которые раньше были то ли платьями, то ли саванами, зловеще развевались.

Андрей безучастно стоял в очерчённом на полу круге с непонятными знаками.

— Уходи отсюда! — крикнул он мне. — Беги!

— Что происходит? — я увернулся от одного духа, и в этот момент сквозь меня пролетел другой. От холода, пронзившего тело, у меня подкосились ноги.

— Беги! — повторил Андрей.

Я услышал как с грохотом захлопнулись двери. Таким образом духи говорили мне: «Останься!».

Да уж, Андрей попал в не лучшую компанию.

Выставив вперёд костлявые руки, на меня надвигалось страшилище с огромными чёрными глазницами. Я отскочил в сторону и, расставив конечности по-паучьи, удержался на стене. Не успел я опомниться, как мной заинтересовались ещё духи. Я быстро спрыгнул на пол, но завис в воздухе, так и не достигнув цели. Уродливые мертвецы так плотно окружили меня, что я не мог не только нормально двигаться, но и дышать. Они щипали меня, дёргали за волосы. Уже знакомый безглазый дух вцепился своими ледяными ногтями мне в лицо.

Внезапно несколько духов отлетели от меня: они отвлеклись на Андрея, вышедшего за пределы нарисованного круга. Я дёрнулся и упал на спину. Духи завизжали, явно расстроившись из-за того, что из-за недотёпистых товарищей упустили добычу.

— Скорее ко мне!

На свой страх и риск я пробежал сквозь парочку холодных призраков и встал рядом с Андреем.

— Здесь мы в безопасности, — негромко сказал он. — Не бойся.

Духи вновь стали беспорядочно носиться по помещению. Самые наглые особи то и дело подлетали к нам, тянули руки и скалились.

— Они… они не похожи на тех, кого я видел раньше, — пробормотал я.

— Естественно, духи же разные бывают. Безобидные и не очень.

— Эти откуда взялись? И чего они хотят от нас?

— Это озлобленные души, им не нравится то, что мы живы. Как видишь, они хотят восстановить справедливость, — Андрей сел на пол. — Но несмотря на ярость, они практически лишены разума. Страшно представить, что было бы, обладай они интеллектом.

Я последовал его примеру и тоже сел.

— Так откуда они здесь взялись?

— Эй, за ногами следи. Сотрёшь магический знак или нарушишь целостность круга — и нас порвут привидения. По крайней мере, меня.

Я нехотя прижал к груди согнутые в коленях ноги. Как тесно. Он что, не мог круг побольше нарисовать?

В мою сторону кинулся дух с безобразно опухшей, как у утопленника, рожей. Наткнувшись на невидимую стену, он громко клацнул зубами. Я ойкнул и откинулся назад. Нечаянно прижался к спине Андрея.

— Сиди смирно, они тебя не тронут, — откликнулся тот. — Так спрашиваешь, откуда они взялись? Я сам точно не знаю. Я не собирался их вызывать, мне нужен был только Родерик Сандерс. Увы, вчера твой дедушка почтил меня своим отсутствием. Предполагаю, что он был на вашем спиритическом сеансе, поэтому мне пришлось сегодня предпринять ещё одну попытку с ним пообщаться. Почерк у него далеко не каллиграфический, его дневник просто невозможно читать, я тебе уже говорил об этом. А у меня столько к нему вопросов! Так вы его не вызывали?

Нет, он точно сумасшедший. Додумался обращаться к покойнику из-за почерка!

— Сеанс был сплошным обманом. Ничего потустороннего, не считая гипноза Филдвика, — сердито ответил я.

— Возможно, это и к лучшему. Я вот теперь сам не рад… Так что Филдвик? Расскажи, я хочу послушать.

Я вкратце изложил ему события прошлого вечера.

— Да ты был на волосок от гибели! — я не видел лица Андрея, но мне казалось, будто он в тот момент довольно улыбался. — Единственное, с чем не справляется Защита, это огонь. Огонь — серьёзная опасность для всех вампиров без исключения. Если бы ты не выбрался из пламени, то всего за несколько минут от тебя бы остался пепел. А вампиры не фениксы, из пепла не возрождаются.

Я уже было хотел сказать ему, чтобы он не смел причислять меня к этим чудовищам, и задать мучающий меня вопрос, как он вдруг воскликнул:

— Эврика!

— А? — я ничего не понял.

— У меня появилась идея как прогнать этих инфернальных паразитов. Не знаю, поможет ли, но любая неиспользованная попытка заранее обречена на неудачу. Стоит попробовать.

— Что?

— У тебя уже улучшилось ночное зрение? Видишь зеркало?

— Над камином? Вижу.

— Не зря зеркала считаются проводниками между мирами. Духи появились именно оттуда.

Ситуация стала для меня более или менее ясная, но я всё равно никак не мог сообразить, что придумал Андрей.

— Надо их просто загнать назад, — торжественно возвестил он.

Логично, чёрт побери. Но надо же как-то это осуществить. Я неуверенно расправил плечи: похоже, нам ещё долго маяться в тесноте.

— Даже если среди них есть твой предок, то мы без сожаления от него избавимся. Мирно побеседовать с ним всё равно не удастся, — Андрей толкнул меня. — Прошу прощения. Так…

В зеркало влетел ботинок, оставив на нём узор из трещин. Духам это явно не понравилось. От их горестного верещания мне пришлось прикрыть уши руками. Терпеть призрачный хор было невыносимо. Меня словно разрывали на части.

— Ты уверен, что они уйдут? — прокричал я. — Вдруг ты лишишь их выхода?

— Когда ставишь эксперимент, ни в чём нельзя быть уверенным.

— Может, просто подождём?

— И ждать будем до второго пришествия? Окна заколочены, когда настанет утро, призраки не увидят дневного света. Эти условия для них идеальны!

— А если…

Недослушав меня, Андрей швырнул в зеркало второй ботинок. В этот раз попытка оказалась менее успешной. Духи сбили снаряд. Скорее всего, случайно, а не осознанно.

Я обречённо вздохнул и стал разуваться.

— Мой мальчик, что бы я без тебя делал, — Андрей выхватил у меня из рук ботинок. — Я сам, я приноровился.

Едва зеркало разбилось, комната наполнилась таким воем, что стены чудом уцелели. Первые несколько секунд духи бестолково кружили возле камина, потом с жалобным стоном, переходящим в писк, стали на глазах превращаться в тонкие струи дыма. Эти ужасные создания теперь напоминали цыплят, спасающихся от коршуна. Отталкивая друг друга, они спешили залезть в осколки и спрятаться в них.

Андрей вышел из круга.

— Моя теория верна. Хоть они не собирались отсюда так просто уходить, они испугались, что не смогут вернуться в родную стихию, где им комфортнее. Правда, не знаю, как это точно подействовало. Вероятно, это либо инстинкт, либо остатки прижизненного интеллекта. Вообще-то я склонен предполагать, что это банальный инстинкт, но в этом деле нельзя быть предвзятым, поэтому стоит держать в уме ещё варианты.

Он поднял с пола свой ботинок и потянулся за вторым.

Меня ни капли не интересовали его рассуждения. Я хотел только одного — узнать, как мне снова стать человеком.

— Андрей, у меня есть серьёзный вопрос…

— Всего лишь один? — он, не глядя на меня, обувался. — Я думал, их будет гораздо больше.

Клянусь, он наверняка понял, что я имел в виду. Он просто опять издевается надо мной.

Я набрался наглости и подошёл поближе к нему. Андрей медленно повернулся.

— А что это у тебя в кармане? Как будто что-то живое, — он поправил очки. Зачем они только ему нужны?

Я на миг растерялся.

— Боже, я совсем про него забыл! — я в спешке достал несчастную малявку.

Солдатик, насколько позволяли силы, боролся с платком. Если бы он умел говорить, то точно бы обругал меня последними словами. На секунду представив себя на его месте, мне стало стыдно.

Андрей уставился на живую игрушку с неподдельным любопытством в глазах.

— Почему ты не сказал мне, что он сохранился?

— Да я не знаю, что это. То есть он сначала был игрушкой и сегодня вдруг… Отдай! — я осторожно потянул на себя платок, но солдатик цепко держался за его кончик. — Отдай, он тебе не нужен.

Однако этот болван не хотел мне уступать. Скорчив сердитую рожицу, он тащил в свою сторону платок, из которого его только что выпутали.

— Забавный малый, — хмыкнул Андрей.

Наконец игра в перетягивание каната завершилась в пользу солдатика.

— Он туп, как пробка, — пожаловался я, — и совершенно не понимает, что ему говорят… Так ты знал о нём?

— Да. Страницы о создании голема в дневнике Родерика я прочитал легко. Заметно, что он писал аккуратно и вдумчиво, а не на ходу.

— О создании чего?

— Голема. Он у тебя в руке.

Я взглянул на деловито копошащегося солдатика, и мне тут же стал ясен его коварный план. Он пытался завернуть в платок мои пальцы. Маленького мстителя как будто не волновало, что я слишком большой для него, и такого мизерного кусочка ткани ему не хватит. Некстати вспомнилось, как Филдвик пленил меня с помощью занавески.

— Конечно, это далеко не идеальный экземпляр, но могло быть и хуже, — Андрей подхватил солдатика, тем самым отобрав у него надежду расквитаться со мной на месте. — Посмотри, он ведь как живой! Как человек, только крошечный. Неплохой результат, для того, кто не наделён магическим даром от рождения. Родерик определённо был талантлив.

— По-моему, оживить игрушку можно только от скуки.

— Чисто обывательское мнение. Големов нельзя недооценивать, их создают отнюдь не для развлечения. Нужны немалые знания чёрной магии и железное терпение, чтобы сотворить искусственную душу и поместить её в неживую оболочку. Для этого мало одной лишь скуки, не так ли? Големы — бесправные слуги своих создателей. Они делают всё, что им приказывают. Но бывают и случаи вроде этого.

Что верно, то верно. Солдатик не мог похвастаться примерным поведением и беспрекословным послушанием.

— Неужели ты не знаешь легенду о пражском големе? — с наигранным удивлением спросил Андрей.

Я покачал головой.

— Впервые об этом слышу.

— Какой кошмар. Когда ты молчишь, ты само очарование, а стоит тебе открыть рот, как тут же демонстрируешь пробелы в кругозоре. К счастью, у тебя есть я. Не буду вдаваться в подробности, потому что эта тема тянет как минимум на целый трактат. Известного пражского голема создал раввин Лев для защиты евреев от антисемитов. И вот однажды глиняный исполин вышел из-под контроля и стал бесчинствовать в еврейском квартале. Он убивал тех, кого должен был защищать. Естественно, раввин был вынужден уничтожить своё детище.

Тем временем я вытряхнул из своего ботинка мелкие осколки зеркала.

— Поучительная история. В лишний раз доказывает, что чёрная магия до добра не доводит, — пробурчал я. — Не пойму, зачем Родерику понадобился голем? Тем более такой маленький.

— Ну как зачем? Чтобы использовать его в своих целях. Представляешь, он научил солдатика колоть людей штыком, который предварительно смазывал ядом…

Я так и замер с натянутыми концами шнурка.

— Очень изобретательно, я бы лично до такого не додумался! — с жаром продолжал Андрей. — К сожалению, больше ничему не получилось научить голема, потому что он действительно туповат. Родерик в своих записях называл его бесполезной бестолочью.

Теперь я смотрел на живую игрушку совершенно другими глазами. В ней не осталось ничего умильного и забавного. Маленькое существо, созданное для того, чтобы творить зло, только выглядело безобидным.

— Если найдёшь штык, выкинь его от греха подальше. С ядами лучше не шутить, особенно с теми, что годами сохраняют свои свойства…

Если бы я был более вспыльчивым, солдатик был бы сию же минуту раздавлен.

— Господи, он же мог убить меня! — воскликнул я. — Я отобрал у него ружьё со штыком, потому что он без конца тыкал им в меня. Господи…

Я прижал ладонь ко рту.

Господи, это он убил Эрнеста Кемпа! Не просто слегка поцарапал, а убил! Яд королевской кобры был только в моём бокале… А если бы на месте Кемпа оказался Франсуа?!

— Возьми себя в руки, — потребовал Андрей. — Смотреть противно. Только что спокойно рассказывал о том, как его жгли в камине, а какая-то игрушка вызвала у него истерику.

Я промолчал. Нечего ему знать о Кемпе, не его дело.

Андрей строго смотрел на меня и тоже молчал. Тишина, повисшая в тёмной полупустой комнате, была такой неуютной, что я с нетерпением ждал, когда хоть что-то её нарушит. Солдатик беспокойно задёргался в руке вампира, как будто почуял неладное.

— Жаль, конечно, но я пойму, если ты захочешь его уничтожить, — негромко заговорил Андрей. — Или можешь просто спрятать его куда-нибудь подальше. В безлюдном месте, где он не услышит заклинание, которое его снова оживит.

— Но я не произносил ничего подобного!

— В любом случае наш голем услышал нужные слова. Не устаю поражаться дерзости твоего дедушки. Не всякий бы осмелился сделать заклинанием начало молитвы. Стоит рядом с солдатиком кому-нибудь сказать: «Pater noster», и он из оловянного истукана превратится в живого человечка. А вот второе заклинание…

Солдатик замер в испуге. Он что, понимает, о чём идёт речь?

— Amen, — прошептал Андрей.

В следующее мгновение он протянул мне твёрдую фигурку, мало похожую на задиристого голема. Со смешанными чувствами я положил её в карман. Гулливер-убийца, это ж надо было придумать. Хорошо, что мне такая дикая фантазия не перешла по наследству.

— Так зачем ты пришёл ко мне?

Странно. Я-то думал, что Андрей вновь намеренно отвлечётся на что-нибудь менее важное.

— Я не хочу быть вампиром, — когда я это сказал, то почувствовал себя просто глупо. Настолько беспомощно прозвучали мои слова. Так тихо и как будто неуверенно.

— И ты надеешься на то, что я скажу тебе, как снова стать прежним, — он отвернулся от меня и небрежно смахнул с камина несколько осколков. — Забудь об этом.

— Не знаешь или не хочешь говорить?

Он с лёгкостью разломил пальцами большой кусок стекла.

— Что тебя не устраивает? Ты сейчас жив только потому, что вампир.

Мне было больно от этого заявления. Да, он прав. Я не раз избежал смерти благодаря тому, что он со мной сделал, но… Но…

— Днём я сижу в четырёх стенах. Сплю без снов. Меня тошнит от всего, кроме крови!

Быстрый взгляд Андрея вынудил меня замолчать.

— Эта ерунда по сравнению с тем, что ты получил взамен, — сказал он. — Всего лишь малая жертва. Поверь, могло быть хуже.

— Вдруг я кого-нибудь убью!..

Андрей перебил меня:

— Ты справился с Первым голодом, значит, тебе хватит воли не кидаться на людей. Давай спокойно всё обсудим. Ты пока ничего не понимаешь.

— Это ты ничего не понимаешь. Я не хочу быть таким как ты.

— О, Боже, — Андрей трагически закатил глаза. — У тебя было столько времени осмыслить ситуацию, а ты по-прежнему упрямишься. Пора уже вести себя как взрослый.

— Так ты знаешь, как можно стать человеком, или нет?

— Единственное, чем я могу тебе помочь, это научить быть вампиром.

Считает, мной так просто манипулировать? Нет уж!

— В таком случае мне от тебя больше ничего не нужно, — не попрощавшись, я направился к дверям. С одной стороны, я осознавал, что поступаю неправильно, но с другой, мне не хотелось иметь с Андреем ничего общего. Его недомолвки пугали и злили меня ещё больше.

— Пожалуйста, не вынуждай меня действовать по-плохому, — со сдержанной угрозой сказал вампир.

Можно подумать, раньше он действовал исключительно по-хорошему!

Я проигнорировал его и взялся за дверные ручки.

— Прежде чем уйдёшь, станцуй для меня вальс.

Не успел я толком ничего сообразить, как вдруг отошёл от дверей и в следующее мгновение начал вальсировать с воображаемой партнёршей. Я пытался это остановить, но тело меня не слушалось.

— Какого чёрта!

— А я предупреждал, — Андрей скрестил руки на груди.

— Прекрати сейчас же!

— С какой стати?

— Я тебе не игрушка!

А танец всё продолжался. Я кружил по комнате, как юный аристократ, готовящийся к своему первому балу. Мои жалкие попытки хотя бы выбиться из такта ни к чему не привели.

— Но ты же не можешь управлять мной! — в отчаянии воскликнул я.

— Сознанием — не могу, а тобой — сколько угодно. Я твой Хозяин.

— Никакой ты мне не хозяин!

— Просто послушай. В первый месяц своего существования вампир полностью находится во власти своего создателя, то есть Хозяина. Он может делать с новеньким всё что угодно. Использовать, а потом безжалостно уничтожить, или воспитать как равного себе.

— Как здорово, я теперь ещё и твой раб.

— В вампирском обществе это называется не «раб», а «Тварь». По прошествии месяца Хозяин и Тварь получают иные статусы — Отец и Сын.

— Даже не знаю, что хуже… Хватит, я больше не могу!

— Ты должен понять, что нет пути назад. Как бы тебе ни хотелось отказываться от привычного образа жизни, придётся приспосабливаться к новому. Да, мой мальчик, рано или поздно приходится что-то менять. Можешь, конечно, твердить, что ты был доволен прежней жизнью, но это не так. Иначе ты не ввязался бы в эту авантюру.

— Не лезь не в своё дело!

Я не мог справиться с эмоциями. Самое обидное, что мне не было легче от того, что я в открытую грубил ему. Я боялся ответной реакции. И не зря.

— Мне больше нравится Венский вальс, — отчеканил он.

Меня закружило в ускоренном темпе. Я чуть не взвыл от жалости к себе.

— Ты боишься перемен, но они необходимы. Согласись, ты же не хочешь всю жизнь проторчать в деревеньке, где тебя никто по-настоящему не ценит. Не хочешь, чтобы чрезмерная опека Элен окончательно тебя погубила.

Я стиснул зубы и зажмурился. Да он основательно успел покопаться в моей голове!

— Ты для неё как комнатная собачка, которая никогда не вырастет, — жёстко сказал Андрей. — Не столько из-за смерти родителей, сколько из-за эгоизма Элен ты не получил всё, что должен был. Ни приличного воспитания, ни образования. Ты всё время был у неё на виду, лишь бы ей было спокойно.

Как он смеет так говорить о ней?!

— Ну а ты чувствуешь себя её вечным должником, и поэтому стараешься во всём ей угождать. Даже когда видишь, что она в корне не права.

В следующую секунду я рухнул на пол. Похоже, Андрею наскучили танцы, и он приготовил для меня что-то более унизительное…

— Хватит, — я осторожно приподнялся. — Хватит, я всё понял.

Мне действительно было нечего ему возразить.

Андрей загадочно промолчал.

— Мне до сих пор не верится, что это произошло со мной, — сказал я. — Можешь говорить что угодно, но я не готов в одночасье стать чудовищем. Ругай меня, читай морали, заставляй делать всякие глупости. Я всё равно не передумаю.

— Если бы ты хотел стать убийцей, я бы предпочёл, чтобы Филдвик с тобой расправился. Не в моих интересах плодить, как ты говоришь, чудовищ.

— Что это значит?

— Позволь мне рассказать тебе кое-что, — Андрей опустился передо мной на колени, и наши глаза оказались примерно на одном уровне. — Чтобы ты доверял мне, я впущу тебя в своё сознание.

— Ты разрешаешь мне читать свои мысли?

— Не совсем, — на его лице мелькнула смущённая улыбка. — Это больше, чем чтение мыслей. Только ты не должен закрываться от меня. Так ты согласен?

Я чуял подвох. Однако долго размышлять над его предложением мне не пришлось. Шанс частично расквитаться и узнать его мотивы был слишком заманчивым.

Я кивнул.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга в полнейшем молчании. Мне хотелось поскорей встать с грязного пола или хоть что-то сказать, но приходилось покорно ждать непонятно чего.

Внезапно вокруг меня стала быстро сгущаться тьма. Ко мне словно вернулось обычное зрение, я больше не мог разглядеть Андрея. Я ничего не чувствовал. Ни твёрдого пола под собой, ни запаха пыли.

Это не могло быть вампирским сном. Несмотря на то, что я растворился во тьме, у меня по-прежнему оставалась способность мыслить. При желании я мог бы вспомнить пару сонетов Шекспира и повторить таблицу умножения. Но меня волновали более важные вещи. Надо было как-то выяснить, что происходит.

— Всё в порядке, — голос Андрея доносился как будто издалека. — Ничего не бойся. Доверься мне.

Мягкий свет развеял мрак, и вскоре я обнаружил, что нахожусь в парке. В воздухе витал тонкий аромат дождя и сырой желтеющей листвы. Иногда он пропадал на мгновение, но снова появлялся. Картинка перед глазами была то смутной, как в тумане, то предельно ясной. Я бесцельно брёл по аллее, хотя что-то мне подсказывало, что не стоит ничего делать без Андрея в этом странном месте. А он всё не появлялся.

Его голос вновь прозвучал из ниоткуда.

— С этого момента прошло почти сорок лет. Тогда я жил в Пльзене. В городе, где я родился и хотел провести всю свою жизнь. Я не собирался ничего менять. Я работал в больнице, читал лекции в университете…

Да где же он? И куда я иду?

— По воскресеньям я всегда отправлялся на прогулку в парк, чтобы отвлечься от забот. Но даже в минуты отдыха я не преставал думать о работе. Я не мог снять с себя ответственность за жизнь и здоровье своих пациентов. Я самонадеянно считал, что создан только для того, чтобы спасать других. Более того, работа увлекала меня настолько, что она не была для меня чем-то тяжким и ненавистным. Можно сказать, я был по-своему счастлив.

Меня вдруг обогнал рыжий спаниель и стрелой помчался по усыпанной листьями дорожке. Я побежал за ним.

Что происходит? Какое мне дело до чьей-то собаки?

Я что-то кричал, но мой голос звучал необычно, почти как эхо. И тембр был не похож на мой…

Неужели я и есть Андрей? Тот, каким он был сорок лет назад? Боже, когда я уже перестану удивляться подобным штучкам!

Андрей игнорировал моё растерянное состояние.

Когда я поймал спаниеля за ошейник, он успел запачкать грязными лапами юбку молоденькой женщины. Она заслоняла собой двух хихикающих малышей, которых, похоже, не напугало нападение.

— Вот так я познакомился с Анной. Моя собака хотела поиграть с детьми, а она бросилась на защиту своих питомцев. Мелочь, но что поделать, если жизнь состоит из мелочей, которые поначалу кажутся незначительными?

Тем временем я что-то говорил и сдерживал скулящую от нетерпения собаку. Кто-то из детей протянул к ней руку, чтобы погладить её, но бдительная няня тут же это пресекла.

Туман потемнел и стал гуще. Я вновь погружался во тьму.

Наконец-то. Пора бы уже выбраться из чужой памяти. Не очень приятно, когда с тобой обращаются как с куклой.

Я опять гуляю по парку. О чём-то оживлённо беседую с Анной.

— Мы встречались с ней каждую неделю. Она была очень мила, начитана, и общение с ней доставляло мне истинное наслаждение. Всего несколько коротких встреч что-то изменили во мне. Я стал больше задумываться о таких человеческих вещах как семья. Честно говоря, совсем одиноким меня никак нельзя было назвать. Помимо родителей, у меня было множество родственников. Братья, сёстры, кузены, их дети… Но Анна, сама того не ведая, дала мне понять, как я нуждаюсь в собственной семье. Чтобы дома меня ждали не только горничная со старой кухаркой. И чтобы компанию мне составляла не только собака.

Деревья растаяли в тумане и почти мгновенно вновь материализовались. Коричнево-жёлтую листву сменил снег. Морозный ветерок навязчиво щипал щёки. Моё дыхание превращалось в клубящийся пар. Вокруг меня радостно носился спаниель и пытался ловить пастью редкие снежинки.

Что это, он мне всю жизнь свою будет пересказывать? Ради чего?

— Анна пропала неожиданно. Не могу описать словами, как я к ней привязался. Я был потрясён, когда увидел детей с другой няней, — продолжал Андрей. — Поначалу я огорчился, но позже решил, что так даже лучше. Анна появилась, как ангел, и исчезла, выполнив свою миссию: я одумался и сделал предложение девице, женитьбу с которой мне так долго навязывали родители. А после Рождества…

Да сколько можно, в этом воспоминании холодно!

Ко мне подошла румяная от мороза девушка в шубке из явно дорогого меха. Я даже не сразу понял, что передо мной та скромная няня.

Андрей усмехнулся.

— Я не сразу её узнал. К моей Золушке как будто заглянула в гости Крёстная фея. Она что-то рассказывала мне про наследство, но мне было всё равно, почему она исчезла. Главное, что она снова была со мной.

Уже привычная темнота и ощущение лёгкости. Надеюсь, это было последнее воспоминание.

— То, что произошло дальше, по-настоящему разрушило мой привычный мир, — мрачно сказал Андрей. — Я пригласил её к себе. На улице было холодно, и Анна ещё напомнила мне о моей библиотеке…

Меня резко выдернуло из уютной тьмы.

Прямо в объятья Анны.

Не трудно догадаться, почему девицам не разрешают ходить по чужим библиотекам.

Будь я собой, то умер бы от стыда сию же минуту!

Я не хотел быть рядом с обнажённой девушкой, не хотел трогать её, смотреть на неё… Делать с ней это… Даже не могу найти подходящие слова. Чёрт, не надо мне таких воспоминаний! Это слишком!

Андрей, прекрати! Ты вообще меня слышишь?! Ну хотя бы скажи что-нибудь!

Анна прижалась горячими губами к моей, то есть, к его шее. Я закрыл глаза. Или он. Какая разница, лишь бы это поскорее закончилось!

От острой боли меня на мгновение парализовало. Я застонал. В голове всё перемешалось. Кажется, я терял сознание, если это вообще возможно в моём положении.

Я с трудом расслышал голос Андрея.

— До сих пор не могу понять, в какой степени здесь был замешан гипноз. В любом случае это неважно. Анна добилась того, чего хотела. Сделала меня вампиром.

В этот момент я собрался с силами и открыл глаза. Что-то шепча, девушка склонилась надо мной и ласково провела рукой по моей щеке.

— Она тогда была слишком молода и наивна. Мою симпатию к ней Анна приняла за нечто большее. Поэтому, едва став вампиром, она нашла меня и обратила, чтобы мы больше никогда не расставались.

Всё, хватит. Я узнал даже больше, чем мне нужно. Так жарко. Тяжело дышать. Только не превращение. Не надо.

Спасительная тьма. Наверное, Андрей всё же сжалился надо мной и решил закончить нашу необычную экскурсию.

Как же я ошибался.

Тёмный коридор. Я сижу на полу, прислонившись спиной к стене. Явственно ощущаю во рту металлический вкус крови. На меня давит чувство вины и сожаления.

— Я не мог поверить в то, что произошло со мной до Первого голода. Долгие часы я терпел его, пока совсем не обезумел.

Жертва его безумия была неподалёку. Несчастный спаниель лежал на боку и не двигался. Его горло было разорвано. Из приоткрытой пасти вывалился язык.

Я всхлипнул и закрыл лицо липкими от крови руками. Меня трясло.

— Жаль, что так получилось, — тихо сказал Андрей. — Но было бы хуже, если бы я лишил жизни человека. Не волнуйся, мальчик. Главное, перетерпеть Первый голод, дальше будет гораздо легче себя контролировать.

«Надо же. Он помнит обо мне, а не просто сам с собой разговаривает», — я бы с удовольствием сказал это вслух от обиды, но лишь шмыгнул носом. Я всё ещё был Андреем, и его тело не подчинялось моему разуму. Да и что я мог сделать? Я, как скучный актёр, играл персонажа, не привнося в его образ ничего своего.

— Может, ты удивишься, но я никогда не пил человеческую кровь. Не в моих принципах питаться теми, кого я спасал.

Что?

— Человеческая кровь выгодна для вампиров тем, что она наделяет их многими сверхъестественными способностями. Например, такими как смена облика. По сравнению с Филдвиком, мои возможности просто смешны.

Не успел я обдумать его слова, как обстановка снова сменилась. Теперь я сидел в кресле у камина и смотрел на огонь. Высокий от напряжения голос Анны раздражал меня.

— Анна не желала меня понимать. А я не мог так просто уступить ей. Я её не узнавал. Она уже не была той милой девочкой, с которой я гулял в парке. Мой ангел превратился в демона.

Я резко встал и подошёл к вампирше. Её глаза воинственно замерцали алым цветом. Она хотела что-то сказать, но я прикрикнул на неё. В ответ получил звонкую пощёчину.

Слава Богу, Андрей тогда не опустился до того, чтобы ударить женщину.

— Она была моим Хозяином и могла делать со мной всё что угодно. Но были вещи, неподвластные ей. Она не могла заставить меня попробовать человеческую кровь и сравняться с ней по силе. Да, это серьёзный выбор, на который не может повлиять даже Хозяин.

Анна обвила меня руками за шею и страстно поцеловала в губы. Я не сопротивлялся. Более того, ласково прижал её к себе.

— Я говорил, что люблю её, когда она хотела этого. Делал всё, что бы она ни пожелала. Только ей было этого мало. Она хотела, чтобы я любил её по-настоящему, а не просто выполнял её приказы. Ужасно. Мне на неё даже смотреть было противно. Как можно полюбить чудовище в женском обличье? Анна упивалась своей новой сущностью, как будто это был подарок судьбы. Ей безумно нравилось ощущать своё превосходство над людьми. Иногда она походила на сумасшедшую, играющую со спичками.

Поздний вечер. Я стою на крыльце перед дверью.

— Я решил расторгнуть помолвку. Я понимал, что муж-вампир, преследуемый ревнивой вампиршей, мог бы стать страшным испытанием для любой женщины.

Я сорвался с места и в несколько мгновений обежал дом. Дверь, ведущая на кухню, была подозрительно приоткрыта. Едва я подошёл ближе, в нос ударил сильный запах крови. Я не ожидал увидеть внутри освежёванных поросят, но к такому зрелищу всё равно оказался не готов. Обезглавленное женское тело корчилось на полу, словно силясь подняться. Голова жертвы валялась неподалёку, к моему счастью, лицом вниз.

— Я опоздал.

— Miloslava!!! — я перепрыгнул труп, и в следующий момент картинка сменилась, как в калейдоскопе.

На персидском ковре передо мной лежит девушка. Её бледное лицо спокойно, русые волосы собраны в безукоризненную причёску. Я держу её холодную ладонь. Мои глаза застилают слёзы.

Бросаю короткий взгляд на её истерзанную грудь и тут же отворачиваюсь.

— Это чудовище вырвало сердце бедной Милославы, — глухо откликнулся Андрей. — Анна не пощадила никого в доме. Ни её родственников, ни слуг. Вампиры не могут приходить в жилище человека без приглашения, поэтому я был уверен, что эта семья в безопасности. Хитрая дрянь.

Я думал, что не выдержу. Мои эмоции тесно переплелись с чужими. Казалось, что слёзы Андрея и мои тоже.

Господи, зачем я согласился на эту пытку? Я же всего лишь хотел узнать, почему он сделал меня вампиром, и ничего больше. Как ему в голову пришла эта проклятая идея? Мне нужно знать правду. Я не успокоюсь, пока не докопаюсь до истины!

В моих руках вдруг оказался дневник Родерика. Я нетерпеливо листал исписанные желтоватые страницы.

— Я не знаю латынь. А моего отца очень напугали эти записи, поэтому дневник не даёт мне покоя.

Погодите, я сейчас не говорил это вслух!

Я поднял глаза и увидел перед собой… себя. Почти как в зеркале. Вид у меня был крайне растерянный, если не сказать виноватый. Как будто незнание латыни преступление, заслуживающее суровой казни.

День нашего знакомства.

— Вы не знаете латынь? — я сделал вид, будто удивлён.

Застенчивый парнишка интересует меня гораздо больше какого-то там дневника…

Меня оглушил громкий треск.

Я открыл глаза и, сделав жадный вдох, закашлялся от пыли. Андрей стоял надо мной и тяжело дышал.

— Глупый мальчик, — прошептал он.

Я малодушно съёжился, готовясь снести наказание за дерзость. Я снова боялся его.

Когда он прикоснулся к моим волосам, я в страхе зажмурился. Но он не сделал ничего плохого. Небрежно потрепал меня по голове.

Как мой отец.

Глава 13 Малиновка

Лестница, ведущая в мансарду, скрипела так жалобно, словно каждый наш шаг причинял ей боль. Между балясинами растянулись паучьи сети. Старая, пушистая от пыли, паутина мирно соседствовала со свежей, похожей на решётку с грубым узором.

Я не спрашивал Андрея, куда и зачем он меня ведёт. Просто послушно шёл за ним, стараясь меньше обращать внимания на лениво ползущих по перилам пауков. С каждой секундой у меня появлялось всё больше вопросов, но я молчал. Моё любопытство могло запросто вывести Андрея из себя.

— Ты боишься меня, — утвердительно сказал он.

— Немного.

— Это не тот ответ, который я хотел бы услышать, — Андрей открыл дверь и мы вошли в захламлённое помещение. Отдельные кучи вещей почти достигали потолка. — Мне жаль, что ты не оценил мою искренность. Я что, был недостаточно с тобой откровенен?

— Прости.

Как это нелепо. Я как будто пытался мелкой монетой расплатиться за дорогую покупку.

— Прости, — повторил я. — Просто всё это было для меня слишком… Я запутался. Испугался.

Андрей никак не отреагировал. Оно и понятно, мне самому был противен детский лепет, который я нёс.

Не глядя в мою сторону, он подошёл к вешалке, почти такой же, что стояла в прихожей, и аккуратно снял с куртки паука.

— Ты хотя бы понял главное? — он как будто обращался не ко мне, а к пауку на своей руке.

— Ты мне не враг.

Одобрительный кивок.

— И я должен смириться с тем, что ты сделал, — последние слова я произнёс, как заученный урок. Принуждённо, не от чистого сердца.

Как бы то ни было, это устроило Андрея. Он наконец посмотрел мне в глаза.

— Очень хорошо, мой мальчик, — в следующее мгновение он подхватил куртку и в мгновение ока оказался у небольшого окна в потрескавшейся раме. — Я провожу тебя до Карлова моста. Ночь небезопасное время даже для таких, как мы.

Лёгкой тенью он выскочил наружу. Не раздумывая, я последовал за ним. Мне не нравилось лазать по стенам, как проворное насекомое, но Андрей вряд ли придёт в восторг от моего очередного каприза. Почти привычным образом я очутился рядом с ним на крыше.

— Молодец. Очень хорошо, — вампир довольно улыбнулся.

Наверное, кошка испытывает такую же гордость, когда её котёнок притаскивает свою первую мышь.

На душе было гадко.

— Почему мы на крыше? — стараясь выглядеть равнодушным, поинтересовался я.

— Потому что сейчас не будут лишними любые меры предосторожности, — Андрей абсолютно бесшумно прошёлся по черепице. — Хм, а вот и живой пример опасности. Если, конечно, так можно говорить о мертвецах. Взгляни вон туда.

Несмотря на ужасы, преследующие меня чуть ли не на каждом шагу, я едва справился с эмоциями. Не так далеко от дома Андрея промчалась чёрная карета, запряжённая чётвёркой безголовых лошадей. Это уродство так ударило по глазам, что я отвернулся, не обратив внимания на кучера. Готов спорить на что угодно, он выглядел ничуть не лучше.

— Призрачная карета, — вырвалось у меня.

— Верно. Опытные вампиры ещё могут от них скрыться, а у молодняка нет шансов на спасение. Не сомневайся, это не пустая теория. Сам был свидетелем того, как такая карета забрала сразу двух Тварей. Неприятная была сцена, мягко говоря.

Да уж, мне как всегда «везёт». Внизу меня поджидают мертвецы, норовящие утащить в Преисподнюю, а на крышах могут притаиться одноглазые типы, которым вообще непонятно что от меня нужно. Однако как бы устрашающе ни выглядела призрачная карета, сумасшедшие прыжки с дома на дом меня не прельщали.

— Андрей…

— Общаться сейчас лучше ментально, поэтому, будь любезен, не прячь от меня свои мысли. Не отставай, — не дав мне опомниться, он развернулся и стремглав побежал прочь.

Грациозные движения вампира и его беззвучный шаг могли запросто заворожить неискушённого человека. Он словно летел, подхваченный ветром. Быстрый и невесомый. Ловкость сверхъестественного существа вызвала бы зависть и восхищение у многих… Глядя на него, лучшие танцоры почувствовали бы себя неуклюжими увальнями.

Время было неподходящим для рефлексии.

Поневоле пришлось напомнить себе о том, что теперь я существо такое же сверхъестественное.

Андрей ждал меня на крыше соседнего дома. Того самого, где когда-то бушевал пожар.

Мой скачок оказался не таким изящным, как у него, но, по крайней мере, я не свалился вниз.

«Неплохое начало», — ухмыльнулся Андрей.

Я не ответил на комплимент.

Новые ощущения меня совсем не радовали.

Да, эти ощущения, действительно были для меня в новинку. С той ночи во мне что-то изменилось. Я бежал гораздо быстрее, чем тогда, гораздо тише и легче. Меня не останавливали ни слишком крутые крыши, ни расстояния между зданиями. Казалось, что силы мои неиссякаемы.

Хотя это неудивительно. С каждым днём во мне оставалось всё меньше человеческого.

Неожиданно Андрей запрыгнул на край трубы и замер. Я встал рядом.

«Считай, что у тебя только одна попытка. Не промахнись», — последняя фраза донеслась до меня, когда мой спутник с короткого разбега перемахнул на крышу кареты.

Я покорно выполнил этот трюк и с волнением взглянул на кучера. Но тот даже не заметил двух лишних пассажиров.

«Мы для него просто не существуем. Представь, что мы играем в прятки».

Андрей, как неразумный ребёнок, лучился озорством. То ли его и вправду забавляло это циркачество, то ли он так демонстрировал мне преимущества вампиров.

Я сел, чтобы было легче терпеть качку.

«И что, мне теперь всю жизнь играть с людьми в прятки? Скользить за их спинами, как привидение. Скрываться в тени… Как можно к этому привыкнуть?»

«Не расстраивайся, мой мальчик, — Андрей неслышно опустился возле меня. — Ты же сам видел, вампиры могут появляться среди смертных и днём. Конечно, про солнечную погоду придётся забыть, но зато любая ночь — твоя. Несмотря на потери, возможностей взамен ты получаешь гораздо больше».

«У тебя нет семьи, и ты живёшь отшельником».

Я тут же пожалел об этой мысли, однако Андрей спокойно отнёсся к моему негодованию.

«Суета вокруг порой слишком назойлива и бессмысленна, так что иногда я нахожу в своём одиночестве определённую прелесть. У тебя ещё будет время убедиться, что чтение книг в заброшенном доме не весь мой досуг. А что касается семьи… Да, расставание с родными мне далось очень нелегко, и вампиры не смогли мне их заменить. Только так бывает и с обычными людьми. Разлад, взаимное недопонимание… Члены одной семьи не всегда объединены чем-то, кроме кровных уз. По-настоящему идеальные семьи встречаются только в сентиментальных романах».

Я припомнил обстановку в доме графа де Сен-Клода, поэтому не посмел возразить. Да и что я мог знать о нормальной большой семье? Родителей я потерял рано, Элен не афиширует наше с ней родство, и Родерика уж точно нельзя назвать образцовым семьянином.

«Тебе должно быть проще, — продолжил Андрей. — У тебя не такой широкий круг общения, какой был у меня».

«Но почему я должен рвать со всеми отношения?»

«Не сразу, но так придётся поступить, если ты не будешь пить человеческую кровь. Без способности менять облик тебе будет сложно находиться среди стареющих знакомых».

И он снова был прав. Мои ученики вырастут, заведут своих детей, те подарят им внуков, а я, как античный божок, буду по-прежнему молодым. Но если?..

«Ты готов настолько осквернить свою душу?» — в голосе Андрея я уловил что-то вроде тревоги.

Я покачал головой.

В этот момент к нашей компании надумала присоединиться маленькая, похожая на облачко, тень. Она уже почти было устроилась у меня в ногах, но Андрей взмахом руки прогнал её. Его глаза замерцали красным вампирским блеском, когда тень предприняла робкую попытку вернуться. Обиженная, она тоненько взвыла и взлетела в небо, как пробка из бутылки. Я с сожалением проводил малютку взглядом.

«Мне надо многое тебе объяснить. Ты должен быть со мной первое время. Хотя бы год».

«Нет! — я едва не закричал вслух. — Я так не могу. Мы с Франсуа скоро поедем домой…»

«Твой друг может уехать хоть на рассвете, а ты должен задержаться. Я говорю серьёзно. Если захочешь вернуться во Францию, то придётся подождать. Как минимум, мне надо будет представить тебя другим вампирам. Старейшины очень не любят Тварей, сбегающих от Хозяев. Попадёшься — неприятности гарантированы. Неблагодарные Сыновья у вампиров также не в почёте».

С каждым словом он всё крепче привязывал меня к себе, и от этого мне ещё больше хотелось скрыться от вампиров. Но я знал, что нет смысла сопротивляться. И мне было горько от того, что наши с Андреем отношения превратились в туго натянутый поводок. Он ведёт меня, а я не в силах сбежать.

Наверное, Андрей не расслышал эти мысли, раз не устроил мне новую головомойку.

«Вот мы и приехали!» — он нарочито радостно ухмыльнулся и соскочил на землю.

Я поспешил за ним и едва не выругался, сильно поскользнувшись на гладком булыжнике.

«Ничего, мой мальчик. Скоро ты всему научишься».

Слова утешения прозвучали для меня как издёвка. Я бы предпочёл на всю жизнь остаться таким же неповоротливым, каким был.

— Всё будет хорошо, — подбодрил меня Андрей.

От неожиданности я вздрогнул, как будто меня плетью стегнули.

— Ты ко всему привыкнешь.

Я отвернулся от него и промолчал.

— Жду тебя вечером, — мягко сказал он, выдержав томительную паузу. — До встречи.

Как только я осмелился повернуться в его сторону, вампира уже и след простыл. Совершенно ничего на улице не напоминало о том, что совсем недавно я был здесь не один. В воздухе даже не мелькали, почти ставшие родными, тени.

В полном одиночестве я направился к мосту. Ступив на него, я сделал несколько неуверенных шагов и огляделся. Мне теперь не нравились хозяева моста — старые статуи. Совсем не нравились. Особенно те, что смотрели на меня. Я осознавал, что они вряд ли оживут, как игрушечный солдатик, однако страх перед их каменными глазами тлетворно действовал на мой разум. Я не мог с ним совладать. В голове безудержным хороводом проносились последние события. Явственно вспомнились ледяные касания злых духов в доме Андрея и медвежья хватка одноглазого незнакомца.

Я бежал так быстро, как никогда раньше.

Бранный возглас обрушился на меня, подобно лавине.

Я чуть было не свалился со второго этажа на мостовую, едва добравшись до подоконника. В моём случае это было бы не смертельно, но всё равно неприятно.

— Твою ж мать, — тихо повторил Ренар, поднимаясь с моей кровати.

Затаив дыхание, я вцепился в оконную раму. От макушки до пят пробежался колючий холодок.

— Мать твою, что ты вытворяешь? — Ренар ожёг меня ещё одним неприязненным взглядом. — Ты что, обезьяна или летучая мышь? Твою мать…

Похоже, мы с ним были в равной мере шокированы столь неожиданной встречей. Я замер, точно горгулья, а его заклинило на одном ругательстве.

В комнате навязчиво пахло дешёвым табаком. На тумбочке тускло горела лампа, которую я раньше никогда здесь не видел. Вероятно, камердинер Франсуа не просто так зашёл в мой номер. Он явно ждал меня.

Ренар молчал. Он изучал меня как невиданного зверя и не решался подойти ближе. Я воспользовался его замешательством и медленно, стараясь не делать резких движений, спустил ноги на пол.

— По-твоему, это нормально? — спросил он вдруг.

— Не совсем понимаю…

— Конечно, не понимаешь. Ты же ненормальный!

Зачем же тогда разговаривать со мной?

Однако я оставил это язвительное замечание при себе.

— Только попробуй сейчас удрать, я тебя из-под земли достану, — пригрозил Ренар. — Знай, я больше не могу закрывать глаза на твои штучки. Сначала шлялся по злачным местам, теперь ещё и дружка какого-то своего прикончил и делает вид, будто не причём. Гад, сам опять куда-то усвистел, а мне нянчиться с сыном маркиза! Я его похмелья жду с ужасом. А ну выкладывай, в какое дерьмо влез. И давай по порядку.

Никогда не замечал за ним ораторских способностей, но стоит признать, что он предельно точно и ёмко описал мою ситуацию. Хоть и грубо.

— По порядку… — чуть ли не шёпотом откликнулся я, ошарашенный таким напором.

Разрытая могила. Письмо. Дневник отца. Нет, сначала письмо…

Ренар продемонстрировал золотой перстень Родерика и сжал его в кулаке, как только я сделал шаг вперёд и робко протянул к нему руку.

— Отдай. Прошу тебя.

— Нашёл дурака! Сначала байку твою послушаю, а потом подумаю, отдавать или нет.

Я вглядывался в его лицо и жалел о том, что он не мой враг. Да, мы никогда с ним не дружили, но он не был плохим человеком. Будь он негодяем вроде членов клуба «Рука славы», я бы без раздумий забрал у него перстень. Моя новая сила позволила бы сделать это за считанные секунды.

Но это было бы подло.

— Я не могу просто так всё рассказать. Пойми, я не хочу, чтобы вы с Франсуа пострадали.

— Поздно. Или ты думаешь, он в честь хорошего настроения напился?

— Я не буду говорить с тобой на эту тему.

Ренар с вызовом посмотрел мне в глаза.

— Я тебя заставлю.

— Не заставишь, — я уже начинал сердиться от отчаяния. — Ты от меня ничего не услышишь, пока я сам не сочту нужным всё рассказать. Не приставай ко мне больше с этими вопросами. Даже не думай об этом.

К моему удивлению, он ничего не ответил. Лишь по-прежнему смотрел мне в глаза, словно ожидал увидеть в них отражение моей души.

Я виновато вдохнул.

— Извини, просто это всё действительно нелегко объяснить. В этой истории слишком много странного.

Он не перебил меня. Более того, он абсолютно не двигался и не моргал. Даже его дыхание сделалось спокойным и почти незаметным.

Когда молчание между нами стало подозрительно затягиваться, я занервничал.

— Ренар…

Честное слово, до трупа было бы проще дозваться.

— Ренар! — я схватил его за руку, и с него тут же спало оцепенение.

— Что тебе? — он вмиг изменился в лице.

Я не знал, что и сказать, а тот не полез за словом в карман.

— Что пялишься на меня? — я аж вздрогнул. — Ложись спать, во сне от тебя вреда меньше.

— Ты… ты хотел спросить у меня кое о чём.

— Спросить? Да что ты можешь вообще знать, — хмыкнул Ренар и кинул мне перстень. Я поймал его налету. — Забирай. Давно хотел отдать, да недосуг было.

У меня появилось желание прислушаться к его мыслям, но меня остановила догадка. Кажется, я его немного загипнотизировал. Или не немного, не знаю.

Прихватив с собой лампу, Ренар ушёл как ни в чём не бывало. Оставил после себя лишь горький запах табака и смятую постель.

Утро я встретил с тяжёлым ощущением тревоги. Особую, депрессивную ноту, резко выделяющуюся на общем фоне, вносил голод. От него нужно было как можно скорее избавиться, но жалкие остатки крови со дна бутылки лишь распалили его. Я смотрел на опустевший сосуд и размышлял над тем, как быть дальше. От собственной беспомощности у меня щемило сердце: надо было как-то научиться добывать эту новую, ненавистную пищу. Причём самый лёгкий вариант мне не подходил, меня передёргивало лишь от одной мысли, что я смогу напасть на человека или под гипнозом вынудить его дать мне свою кровь.

Я давно не видел Хедвику, и идея пойти к ней за помощью казалась мне одновременно унизительной и оскорбительной. Она вовсе не обязана оберегать меня от всего. К тому же, я ей никто. Не брат, не жених. Даже не друг, а так, непонятно что.

Безуспешно борясь с противоречиями, я подошёл к окну и кончиками пальцев коснулся чуть тёплого стекла. Солнце не успело нагреть его. Погода вообще выдалась в тон моему настроению — вялой, серой. В выцветшем небе растянулись тонкие облака, яркие краски Праги поблёкли. Люди на улице, казалось, попали под влияние дурной погоды. Пожилой господин о чём-то яростно спорил с толстой торговкой и при этом размахивал кулаками, как персонаж кукольной комедии. Недалеко от этой парочки стоял молодой человек в весьма поношенном костюме и, не обращая ни на кого внимания, поглядывал на часы и обмахивался газетой, словно умирал от духоты. Дождавшись субъёкта, одетого ещё более неряшливо, он, судя по недовольной гримасе, встретил его неласково. В дополнение к нарастающему гаму из магазина готовой одежды выскочила очень расфуфыренная и при этом не менее злая дама. Она тащила за руку маленькую девочку лет пяти. Малышка так захлёбывалась в плаче, будто взяла на себя все горести горожан.

Я уже было хотел отвернуться от этого зрелища, как вдруг остановил взгляд на подкатившем к «Старому дубу» экипажу. Точнее, меня заинтересовал кучерявый подросток, который вышел из него. В раздумьях посмотрев на вывеску, он поднялся на крыльцо гостиницы.

Чёрт побери, что Флориан здесь делает?

На ходу застёгивая пуговицы жилета, я помчался ему на встречу. Подоспел вовремя — у Флориана назревал конфликт с портье.

— Да как так? Да что же это? Да вы… Да вы что, не понимаете? — возбуждённо восклицал мальчик. — Да вы знаете, кто…

— Доброе утро, Флориан, — я произнёс это твёрдо и медленно, чтобы привести его в чувство. К сожалению, мои слова были пропитаны ложью, утро никак нельзя было назвать добрым.

Тот вздрогнул, как застигнутый врасплох карманный воришка.

— А… А… Это вы! — вся спесь сына графа улетучилась, сменившись растерянностью. — Этот, представляете, этот не хочет меня к вам пускать.

Ещё бы. Видно, Ренар всё-таки дал портье понять, что нам больше не нужны посетители.

Вспомнив о фокусах Филдвика, я заставил себя послушать мысли Флориана. Сомнений быть не могло — в этот раз меня не пытались ввести в заблуждение.

«Боже, как же его звали? Умбер? Жильбер? Нет, у него попроще было имя… Альбер! Да, точно, Альбер! Боже-боже, фамилию совсем не помню!»

Конечно, я подозревал, что приближённые графа де Сен-Клода смотрят на меня лишь как на аксессуар Франсуа де Левена, но такая потрясающая забывчивость стала для меня сюрпризом.

— Ко мне можно обращаться по имени, — как бы между прочим сказал я. — Просто Роберт. Я англичанин, и не люблю, когда моё имя коверкают до неузнаваемости, — добавил я тут же.

— Вы говорите без акцента…

Не успел я придумать ответ, который прозвучал бы не хвастливо и не дерзко, как в гостиницу вошёл рослый небритый парень. Он сердито рявкнул на Флориана, отчего тот ещё больше стал похож на перепуганного воришку.

Прижав кулак к щеке, портье заинтересованно опёрся на стойку.

— Мсье… — мальчик бросил на меня полный мольбы взгляд.

— Ты забыл расплатиться с извозчиком, — утвердительно сказал я. — Не волнуйся, я заплачу.

Мирно разобравшись с инцидентом, я дал Флориану знак следовать за мной. Тот безропотно повиновался.

— Скажи честно, ты сбежал?

После короткого смущённого молчания я продолжил:

— Отец дал бы тебе денег на карманные расходы, если бы он знал, что тебе нужно отлучиться.

— От вас ничего не скроешь, — вздохнул Флориан. — Да, папа не знает, что я здесь. Но мне очень надо поговорить с Франсуа. И вас я тоже хотел увидеть, это же вы меня спасли.

— Мы с Франсуа просто оказались в нужное время в нужном месте.

— Если бы не вы, я бы погиб. Папа меня теперь постоянно попрекает тем, что произошло, только я толком ничего не помню. Не подумайте, что я оправдываюсь, просто я действительно ничего не понимаю… Вы меня презираете?

От этого невинного вопроса мне стало не по себе. Господи, как я мог его презирать? Сам неоднократно попадался в сети вампиров, знаю, каково быть их игрушкой.

— Не бери в голову, это могло произойти с каждым, — я ускорил шаг, чтобы быстрей добраться до своего номера. — Посидишь у меня, пока Франсуа не проснётся.

Тревожить друга я не собирался. Раз он не стал меня сегодня будить, значит, наступило долгожданное похмелье, и лучше его не трогать.

Флориан вошёл в комнату, осторожно ступая и чуть приподняв голову. Как кошка, исследующая новое место. Разве что не принюхивался.

— Мило тут у вас, — промямлил он.

«Ну и конура», — донеслись до меня его истинные мысли.

Я хмыкнул. В принципе, этого можно было ожидать от избалованного ребёнка. Для него всё, что по роскоши уступает владениям отца, недостойно визита титулованной особы.

— Рад, что тебе тут нравится. Присаживайся, — я нарочно не стал извиняться за скромность своего жилища. Всё-таки опрятный номер это не хлев.

С видом осуждённого на казнь Флориан опустился на стул. Чуть поёрзав, и как бы убедившись, что в сидении нет ничего острого, а ножки стула крепкие, он опять мученически вздохнул. Он был бледен. Веки с длинными ресницами были полуопущены, отчего его взгляд казался таинственным, как у фарфоровой куклы искусного мастера. Его тонкие пальцы подрагивали.

— Похоже, ты ещё не совсем здоров, — отметил я. — Может, приляжешь? Я принесу тебе вина. Или кофе. Что ты будешь?

На мгновение мальчик оживился.

— Нет-нет, спасибо. Мне сегодня гораздо лучше, — последние слова он сказал не мне, а своим коленям.

Отчего-то мне вспомнилась мать Жака, при каждой нашей встрече пытающаяся напоить меня молоком, от которого сногсшибательно несёт коровой. Бедная женщина никак не может понять, почему я отказываюсь от угощения, и, каждый раз прижимая меня на прощание к своей большой груди, причитает: «Батюшки, какой же ты тощий».

— Франсуа обычно рано встаёт, — вдруг пробормотал Флориан.

— Мы с ним ночью развлекались, — уклончиво ответил я.

— Я бы хотел поговорить с ним и вернуться домой, пока папа не заметил моего исчезновения. Он очень поздно вернулся из театра, и проспит, наверное, до полудня… Я так боюсь, что меня кто-нибудь выдаст! Амандин пообещала молчать, а Катрин только и ждёт как бы снова нас очернить перед папой.

— Вас с Амандин послушаешь, так Катрин страшный зверь какой-то.

— Вы просто её не знаете, — взгляд Флориана стал более жёстким. — Неужели Франсуа вам ничего о ней не рассказывал?

Тут я был вынужден признать поражение.

— Ничего хорошего о ней я от него не слышал.

— Вот! — торжествующе воскликнул мальчик. — У них и раньше отношения были странные. Мне кажется, Франсуа её просто терпел. А уж когда помолвку расторгли…

— Они были помолвлены? — я словно ослышался.

Флориан подозрительно прищурился.

— А вы не знали?

Да уж, умеет Франсуа удивлять! Обычно он выкладывает всё, вплоть до незначительных мелочей, не заботясь об уместности… Выходит, что он иногда всё же умеет затыкать свой фонтан красноречия.

— Наверное, он хочет забыть об этом, — выкрутился я. — Есть вещи, в которых стыдно признаться даже лучшим друзьям.

Я хотел, чтобы Флориан ввёл меня в курс дела, но он не стал развивать эту тему. Он прикрыл глаза и потёр висок.

— Голова кружится. Сегодня так душно.

Я открыл окно пошире. В воздухе пахло сыростью.

— Будет гроза, — я повернулся к мальчику. — Подожди, я схожу к Франсуа. Вдруг он уже…

Шорох за дверью вынудил меня замолчать. Я прислушался. Тот, кто топтался у входа, почему-то не спешил даже постучать.

Вряд ли это Франсуа или Ренар.

Я резко дёрнул дверную ручку и нос к носу столкнулся с Иваной. Вскрикнув от неожиданности, девушка чуть не выронила маленький шуршащий мешочек. Из её руки выпала пара жёлтых шариков.

— Не хочешь объясниться?

Ивана посчитала, что лучшим ответом на мой вопрос будет побег, но я с ней не согласился. Я схватил её и рывком затащил в комнату.

— Что ты там делала? — я совершенно не по-джентльменски встряхнул её.

Та коротко взвизгнула и съёжилась насколько смогла.

Флориан безрассудно попытался нас разнять. Я легко сбросил его с себя.

— За… зачем вы так с ней? — подал тот голос. — Она же совсем беззащитная!

В следующий момент «беззащитная» так метко плюнула мне в глаз, что я поневоле ослабил хватку. Однако я не дал ей уйти. Осмелевшая ведьма что-то злобно прошептала, и между нами в воздухе закружил знакомый зеленоватый дымок. Помня историю с Франсуа, я в страхе отскочил назад и уже было попрощался со своим обликом, как вдруг дым развеялся, не причинив мне вреда.

Права была Хедвика, когда говорила, что заколдовать вампира не так-то просто.

Ивана уставилась на меня в неподдельном изумлении.

— Давай поговорим. Я не хочу драться с женщиной, — я старался говорить в миролюбивом тоне, чтобы не провоцировать её.

Её мысли не дали мне ничего: я не понимаю по-чешски. Только бы она ничего не сделала Флориану, он, в отличие от меня, уязвим!

Какое-то шевеление в стороне.

Я обернулся, и тут же получил удар тумбочкой, настолько мощный, что меня отбросило к стене. Пришибленный с двух сторон, я первые секунды не соображал, в каком состоянии нахожусь. Я почти не чувствовал боли, но в голове звенел целый оркестр колоколов. В спешке ощупал лицо — вроде не разбито, и зубы все на месте… Более того, они моментально заострились.

— Вы в порядке? — прошептал Флориан.

Отличный вопрос для человека, в которого только что швырнули тяжеленную тумбочку.

Я поднял голову.

Флориан тихонько ахнул и прижался спиной к стене.

«Алые глаза! Опять они!» — беднягу парализовало от страха, но его мысли впивались в мой мозг, как нож в масло. — «Это… был… он…»

Ещё один тихий вздох, и мальчик начал медленно сползать на пол.

Я было кинулся к нему, однако мной тут же овладел инстинкт охотника. За долю секунды я поймал убегающую Ивану. Она вырывалась, и от этого мне ещё больше хотелось утихомирить её, подчинить её, чтобы она не смела сопротивляться. Желание разобраться с ведьмой мирным путём отошло на второй план. Меня уже не волновало, что я мог причинить ей боль. Её писк больше не вызывал ни капли жалости. Я бросил Ивану на кровать и закрыл ей рот ладонью, когда она чуть было не закричала.

— Успокойся же ты, — прошипел я. Мой голос стал настолько грозным, что мне самому стало не по себе. Наверное, из уст клыкастого красноглазого вампира эти невинные слова прозвучали для девушки как: «Ты сейчас умрёшь». Она сдавленно замычала и задёргалась ещё сильней. Её храбрость граничила с отчаянием.

От Иваны пахло сладкими духами и немножко потом. Обнажённая шея с маленькой родинкой у ключицы была слишком соблазнительной для укуса… Не в силах совладать с голодом, я наклонился к ней. Разум упорно кричал, что я не должен этого делать, но я уже не мог поладить с собственным телом. Меня манила кровь, и это было так же естественно, как растение, неосознанно тянущееся к солнцу.

Остановить меня могло только чудо.

Чудо буквально свалилось мне на голову.

Неожиданный удар по затылку слегка отрезвил меня. Слегка, потому что в воздухе разлился аромат крови. Я обернулся и увидел Хедвику. Она стояла передо мной, замерев и чуть дыша. Она крепко сжимала в кулаке горлышко зелёной бутылки, с острых краёв капала бордовая кровь.

— UpМr, — злобно сказала Хедвика.

Обломок бутылки был весьма недвусмысленно нацелен мне в лицо, поэтому я решил больше не испытывать на прочность вампирский организм. Забыв про Ивану, я вскочил на стену.

Какая нелепость! Я так долго хотел встретиться с Хедвикой, а теперь готов убежать от неё на край света. Спрятаться подальше, лишь бы не умирать от стыда под её суровым взглядом.

— Ты неправильно всё поняла…

— Неужели? — тон Хедвики был таким язвительным, что я на всякий случай приготовился взлететь на потолок. — Ты напал на мою сестру, это, по-твоему, пустяк?

Ивана что-то скороговоркой сказала на родном языке и встала за спиной своей защитницы. На меня она смотрела, как на побеждённого врага, и, судя по всему, ей стоило немалых усилий сдерживать торжество.

— Ты чуть не укусил её, — Хедвика как будто воспользовалась помощью суфлёра. — Чуть не убил её! Подлец, я же тебе доверяла… Не мог немного потерпеть?!

Девушка в гневе отшвырнула зубастое горлышко бутылки. Постель и пол у кровати были усеяны разномастными осколками и пятнами крови. Я чувствовал, как что-то липкое течёт мне за шиворот, и с горечью догадывался о том, что произошло. Хедвика, видимо, принесла мне крови, но ею пришлось пожертвовать.

Я отвёл взгляд. Моё внимание привлёк бедный Флориан, сидевший в углу, как брошенная марионетка. Его белокурая голова безвольно покоилась на груди.

Я тут же спрыгнул вниз.

— Флориан! Что с тобой? Ты слышишь меня?

Хедвика схватила меня за руку.

— Напугаешь его, и он опять в обморок хлопнется. Вид прими нормальный, — она произнесла это строго, но без прежней агрессии. — И прибраться надо, — добавила она со вздохом.

Пока ведьмы то ли бормоча заклинания, то ли переругиваясь, колдовали над комнатой, я, подобно Нарциссу, не расставался с зеркалом для бритья. Если хищные клыки пропали достаточно быстро, то глаза долго не желали становиться снова карими.

Интересно, я всё ещё вижу себя, потому что превращение ещё не завершилось? Или это всё чушь, будто вампиры не отражаются в зеркалах?

Я аккуратно провёл пальцами по щеке. Кстати, когда я в последний раз брился? Ни намёка на щетину…

Запах крови исчез, и радужки вдруг приобрели естественный цвет. Я услышал, как застонал Флориан.

— Где это я? — спросил он слабым, похожим на шелест ветра, голосом.

Я положил зеркало на незаметно вставшую на место тумбочку и подошёл к нему.

Убедить Флориана в том, что он всего лишь потерял сознание из-за духоты и своей болезни, оказалось нетрудно. Он соглашался с нами и не пытался спорить, однако в его мыслях всё же мелькали воспоминания о зелёном дыме, летающих тумбочках и светящихся красным светом глазах. Последнее было особенно для меня неприятно. Не хотелось бы, чтобы я ассоциировался у него с чудовищем. С тварью, которая совсем недавно едва не лишила его жизни ради забавы. Идею загипнотизировать его я отмёл сразу — с Ренаром всё тогда спонтанно вышло.

Ивана увела ничего не понимающего мальчика к Франсуа, и мы с Хедвикой наконец-то остались одни. В руках девушка мяла мешочек из грубой ткани, тот самый, что был у её сестры. Она заглянула внутрь.

— Семена горчицы. Интересно.

— Я раньше думал, что это ты и их рассыпаешь перед дверью, чтобы я не выходил из номера. Извини, я вовсе не думаю о тебе плохо…

— Забудь. Сейчас гораздо важнее другое. Ты хочешь быть человеком?

Такой простой вопрос вызвал во мне бурю эмоций. Как бы ни было жаль расставаться со сверхъестественными способностями, я упрямо желал вернуть себе нормальную жизнь. Только возможно ли это? Не мог же Андрей скрыть что-то от меня, вряд ли ему бы понравилось, если бы я прошёл через те же муки, что и он.

Не зная, что будет дальше, я уверенно сказал:

— Да.

Комната Хедвики и Иваны не могла конкурировать со спальней дочки графа де Сен-Клода в пышности и невинном легкомыслии. И всё же в ней было больше настоящей, не искусственной женственности. По сути небольшое пространство было грамотно обставлено, за счёт чего не возникало ощущения скученности. На подоконнике росли довольные жизнью цветы, обе кровати были застелены лоскутными пледами, явно сшитыми хозяйками. Одна стена пестрела рисунками, выполненными карандашом и акварелью. На самом большом бумажном листе художник изобразил рыбака у искрящегося озера и его приятеля, читающего книгу, удобно устроившись под могучим дубом. У этой же стены располагалась швейная машинка, рядом с ней стояла большая корзина с принадлежностями для рукоделия. На нескольких полках плотно теснились книги. Я мог лишь догадываться, были ли это пособия по домоводству с дамскими романам или что-то ещё. Маленький письменный стол у окна мог бы похвастаться аскетическим порядком, если бы не восседавшая в углу деревянная кукла. Она была не новой, с потрескавшейся краской, но в целом прилично сохранившейся. Должно быть, воспоминание о детстве.

Хедвика толком не сказала, зачем она меня сюда привела. Усадила на старинный сундук в изножье кровати и чуть ли не приказном тоне велела рассказать, чем я занимался в её отсутствие. Пока я в красках описывал спиритический сеанс, я вероломно пытался заглянуть в её мысли. Увы, я не услышал абсолютно ничего, даже визуальные образы не получилось вызвать. Разум девушки словно был под защитой семян горчицы. Спрашивать об этом явлении я постеснялся.

Оставив эти бесполезные попытки, я перешёл к рассказу о големе. Если честно, рассказ получился поразительно коротким: стоило мне оживить солдатика, как Хедвика потеряла ко мне всякий интерес. Маленький человечек вызвал в строптивой ведьме приступ детского умиления. Она так мило улыбалась и сюсюкала над ним, что у меня язык просто не поворачивался выдать в нём убийцу. Несмотря на угрызения совести, про труп Кемпа я также промолчал.

Некоторое время мой Гулливер рассматривал Хедвику, как полоумную, потом, явно заскучав, отправился в пешее путешествие по столу.

— Надеюсь, больше ты ничего не успел натворить? — девушка смерила меня любопытным взглядом.

— Ну, это как сказать… — краем глаза я заметил, что Гулливер павлином расхаживает перед деревянной барышней, в несколько раз превышающей его в размерах. — Ой, нет, она тебе не пара!

Хедвика прыснула в кулак.

Ну и как можно в такой обстановке говорить о важных вещах? Наскоро взвесив все за и против, я всё-таки решил пока умолчать о Кемпе: новость об убийстве в «Старом дубе» могла бы так разозлить Хедвику, что меня бы не спасла и вампирская шкура.

Когда я положил обездвиженного солдатика в карман, она снова стала серьёзной.

— Ты был у него?

Я сразу понял, о ком она.

— Я ходил к Андрею этой ночью. Он сказал, что нет пути назад… Но ты ведь что-то знаешь?

Хедвика продемонстрировала мне бежевую рубашку, какую-то странную: без воротника, манжет и пуговиц.

— Не уверена, что поможет, но нужно попробовать. Главное, основные правила соблюла. Ткань из волокна крапивы, рубашку сшила сама, заговорила её, с тобой до конца работы не виделась и не разговаривала…

— Ты хочешь меня расколдовать, как принца из сказки?

— Почти. Ты не лебедь и принцем ни за что не станешь, — Хедвика расправила поделку и встряхнула её. — Если тебя не привести в порядок в ближайшее время, ни одна ведьма не сделает тебя человеком. Так что постарайся… Не понимаешь? Ты должен по-настоящему хотеть сохранить свою сущность. Если же тебе нравится быть вампиром — пожалуйста! Это же такой соблазн, прокусывать девственницам шеи, а потом трусливо прятаться на потолке, — мне показалось, что она на всякий случай припасла для меня осиновый кол.

— Клянусь тебе, я не хочу быть вампиром. Не хочу быть злодеем, как Филдвик, или отшельником, как Андрей.

Хедвика многозначительно хмыкнула и практически приказала примерить «обновку». Я собрался уже уйти к себе в номер, но она меня остановила. Мол, колдовать лучше в жилище ведьмы, то есть в её комнате. Чувствуя себя беззащитным, я разделся до пояса — хоть не совсем голый, как тогда в ванной, и на том спасибо. Нехотя натянул волшебную рубашку. Наверное, я в ней, как чучело огородное…

На меня словно напала стая прожорливых пиявок. От жгучей боли потемнело в глазах. Крик застрял в горле. Сорвать чёртову рубашку не удалось, я настолько ослабел от шока, что не мог управлять собственным телом. Хрипя и задыхаясь, я повалился на пол. С каждым мгновением боль утихала, но вместе с ней меня покидало сознание. Надо мной бестолково суетилась Хедвика…

Как хорошо. Я готов вечно предаваться этой сладостной истоме. Это ведь истинное блаженство, чувствовать тепло огня, вдыхать душистый аромат сосновых дров, с потрескиванием догорающих в камине. Я лежу на кушетке и читаю. Не могу уловить мысль автора, снова и снова перечитывая страницы, нахожу на них новые слова и совершенно другие предложения. Однако это такая мелочь. Меня захватило ощущение бесконечной неги, и не хочется ни над чем думать.

— Читаешь, сынок?

— Читаю, — без сожаления отвлекаюсь от книги и вижу перед собой Андрея.

До слёз приятно, что рядом родной человек. Тот, кто вырастил меня и воспитал. Кто так заботился обо мне с самого рождения и дарил всю ласку.

Пронзительный писк разрушил моё хрупкое спокойствие.

Оглядываюсь и замечаю на подоконнике клетку. В ней возбужденно мечется круглая серая птичка. Малиновка. Её голосок и жалкие попытки выбраться на свободу рвут мне душу.

— Папа, её надо выпустить.

— Зачем? — Андрей кладёт руки мне на плечи. — Что плохого в клетке? Без неё глупая птица пропадёт. Она не понимает своего счастья.

— Но она не хочет…

— Она должна остаться здесь.

— Это неправильно!

— Ты ещё такой дурачок.

Малиновка выбивается из сил, её писк становится тише. Я смотрю на бедняжку…

Я вижу комнату её глазами. Вижу ненавистные прутья, бьюсь об них, падаю и снова бьюсь.

Глава 14 Преображение

Сколько себя помню, я никогда не боялся грозы. В детстве для меня не было ничего увлекательней, чем в непогоду стоять у окна и выжидать самую настоящую молнию. Со временем я стал равнодушен к этому природному явлению. Зато моя мать панически боялась грозы. Не знаю, считала ли она её наказанием Божьим, но факт остаётся фактом. С приходом непогоды она начинала сильно нервничать, и её всякий раз расстраивало, если она замечала меня или отца у окна в это страшное для неё время. Если гроза бушевала ночью, мать могла спокойно заснуть только при двух условиях: либо отец ей что-то негромко рассказывал, либо просто прижимал к себе. Меня всегда поражало, как ему хватало терпения возиться с женой, как с маленькой девочкой. Помню одну ночь, уже после его смерти. Я проснулся от того, что оглушительно гремел гром. При каждом его раскате мать тихонько всхлипывала, так тоненько и беспомощно, что снова заснуть мне мешали жалость и чувство долга. Недолго думая, я перебрался к ней в постель, осторожно взял её за руку. Она с готовностью сжала мои пальцы в ответ и сонно пробормотала: «Кристиан». Больше той ночью она не плакала.

Не самое приятное моё воспоминание, только тяжёлые тучи и густой влажный воздух не давали думать о чём-то менее печальном. А размышлять хоть о чём-то мне было просто необходимо.

И предположить не мог, что к обычному человеческому телу придётся привыкать. Вампирские способности во мне пробуждались постепенно, шаг за шагом, и, когда они в одночасье исчезли, я почувствовал себя… Стыдно признаться — убогим. Или, как бы выразиться помягче, больным. Глаза заметно утратили зоркость, слух и обоняние так же притупились. Не было уже той лёгкости в мышцах и уверенности, что можно, не напрягаясь, взобраться куда угодно и шутя преодолеть большие расстояния. Поначалу всё это приносило мне такой дискомфорт, что выручали лишь мысли о чём-то постороннем. К счастью, заметное облегчение принесла нормальная пища, по которой я успел порядком соскучиться. Спустя всего пару часов моё раздражение сошло на нет. А на исходе третьего часа я почти перестал жалеть об утраченной силе.

Немного не доезжая до дома Андрея, мы с Хедвикой вышли из экипажа и продолжили путь пешком. Сказать по правде, я опасался снова встретиться с ним. Мне становилось жутко всякий раз, когда я представлял его полный укора и безграничной печали взгляд. Намеренно или нет, Андрей хотел сделать из меня компаньона, и, несмотря на его жёсткий подход, мне было жаль рушить его надежды. Он ведь так долго мучился от одиночества. Столько лет противостоял искушению отведать человеческой крови и присоединиться к собратьям. Неудивительно, что Андрей не удержался, когда судьба подбросила ему меня — растерянного парнишку, которого другой вампир выбрал в качестве главного блюда.

Я бы отказался от встречи с ним, если бы не Хедвика. Не вняв моему слабому сопротивлению, она вознамерилась во что бы то ни стало вернуть мне вещи Родерика. Её не волновало, что атрибуты чёрной магии вряд ли мне пригодятся в повседневной жизни. Даже от Филдвика они меня не спасут: я просто не умею ими пользоваться.

По словам Хедвики, защитить своё жилище от вторжения вампиров довольно легко. Цветы чеснока или те же семена горчицы не дадут нечистой силе проникнуть внутрь. Вампир войдёт в дом, если его кто-то пригласит по неосторожности или же, пав жертвой гипноза. Должно быть, когда я впервые заметил семена перед своей дверью, именно Франсуа разрушил чары одним всего лишь словом «выходи». Самим вампирам, как ни странно, сложнее защититься от людей. При всём своём могуществе они не могут отгородиться от нас простенькими чарами.

Дверь была по-прежнему беспечно не заперта, а сам хозяин дома мирно спал на кушетке, подложив руку под голову. На журнальном столе, рядом со стопкой книг, покоились его очки. Андрей не услышал, как мы вошли, вообще не почувствовал нашего присутствия. Даже не пошевелился во сне, как это бывает с людьми в подобных ситуациях. Настоящая находка для охотника за вампирами.

Хедвика резко взмахнула рукой, и кушетка перевернулась. Я аж подскочил от неожиданности, а когда увидел, что стало с Андреем, и вовсе постыдно вскрикнул. Стряхнув с себя ложе, словно оно ничего не весило, вампир уставился на нас с хищным оскалом. Его глаза ярко мерцали красным светом, а напряжённая поза явно намекала на предстоящую атаку. В одну секунду всё переменилось. Андрей шумно вздохнул и, приняв приличный вид, запустил пальцы в волосы.

— Мы ненадолго, — тоном оскорблённой королевы выдала Хедвика. — Заберём кое-что и больше тебя не потревожим, — девушка выхватила у меня маленькую походную сумку из светлой кожи и открыла её. — Где вещи Родерика?

Я почувствовал болезненный укол совести.

— Ради Бога, не будь с ним такой жестокой. Он не хотел ничего плохого, ситуация была сложной… И он же твой друг, в конце-то концов.

Совсем несмело я взглянул на оправдываемого. Клянусь, Андрей выглядел поистине жалко. Растерянный, он стоял перед нами на коленях и даже не пытался встать. Просто перепуганный грабителями библиотекарь, а не своенравный вампир, способный дать жару непрошеным гостям. Он приоткрыл рот, но не произнёс ни звука.

Я без спроса взял со стола очки и, сделав пару робких шагов, протянул ему. Без них он как рыцарь без забрала.

— Прости её за грубость. Она сердится немножко.

— Я в ярости, — поправила меня Хедвика. — Он чуть из тебя кровопийцу не сделал. Хорошо, что ты, балбес упрямый, не захотел расставаться с человеческой сущностью. Другой, на твоём месте, живо бы смекнул, какое ему счастье привалило. Ведь будучи вампиром, можно жить вечно и безнаказанно манипулировать людьми.

— Он всего лишь хотел спасти меня от Филдвика.

В этот момент я вздрогнул — Андрей взял у меня очки. Какие у него холодные пальцы…

— Мальчик мой, — непривычно глухим голосом сказал он, — у тебя слишком доброе сердце для того, чтобы быть вампиром. Признаюсь, я немало удивлен, что вам с Хедвикой удалось справиться с магией такого рода. Однако этого следовало ожидать.

Его губы дрогнули, но так и не сложились в улыбку.

«Что ты наделал, — услышал я в своей голове, — мальчик, что же ты наделал».

— Что вы оба наделали, — сокрушённо пробормотал он, поднимаясь с пола и надевая очки. — Теперь Филдвик снова становится серьёзной угрозой. Уж он точно не упустит возможности расквитаться за всё. Что будете дальше делать?

Я почувствовал себя неподготовленным к уроку школьником.

— Не знаю.

— Вот и я не знаю, — безжалостно ответил Андрей. Он открыл угловой шкаф. — Можно, конечно, вновь попробовать воспользоваться твоим наследством. К счастью, помимо так тобой нелюбимой руки славы, Родерик оставил тебе кое-что ещё. Была у меня одна мысль…

Хедвика раздвинула шторы, впуская в тёмную комнату свет. Я думал, что Андрей рассердится, но он отнёсся к этому с равнодушием. Видимо, солнце, прикрытое многообещающими тучами, не представляло для него опасности.

Вампир бережно положил на стол всё, что по праву принадлежало мне.

— Попробуем разгадать загадку вместе? — передо мной как будто стоял прежний Андрей. Немного чокнутый доктор-книголюб, но уж никак не коварный демон.

Мне отчего-то стало спокойней на душе, когда он потянулся за книгой, лежащей на самом верху стопки. Неподходящее время для долгих лекций, однако обманчивое ощущение, будто между нами ничего не произошло, было мне приятно.

— Только не надо этих… — начала было Хедвика, но я её перебил:

— Нет. Пусть рассказывает, если что-то знает.

— Благодарю, — несмотря на скудное освещение, Андрей быстро нашёл нужную страницу. — Я переведу для тебя на английский. Можете оба присесть.

Хедвика тут же устроилась на сложенных у стены книгах, я, с сомнением взглянув на перевёрнутую кушетку, решил постоять. Тем временем комната наполнилась обволакивающим голосом чтеца.

— «Лорд Вульфрик и лорд Уилфред много лет враждовали между собой, и каждый из них искал случай досадить врагу. С чего началась такая неприязнь, никто и не помнит, но поговаривают, что началось всё из-за никчёмного пустяка, ибо серьёзный поступок остался бы в памяти их современников и потомков. У лорда Вульфрика был сын Александр, и он гордился им, как самой своей драгоценной вещью. Не было у его ненавистного соседа лорда Уилфреда наследника, это радовало лорда Вульфрика. Его душу всегда согревала тщеславная мысль о том, что враг ему отчаянно завидует, потому как сам произвёл на свет только дочерей. Александр рос сообразительным, любознательным и более ловким, чем многие его сверстники. Однако с каждым годом радость лорда Вульфрика таяла. Сначала он долго не мог понять, что так тревожит его, почему единственный сын, никогда ранее его не огорчавший, стал расстраивать его одним только своим видом. Когда Александру шёл семнадцатый год, лорд Вульфрик понял, что было причиной его беспокойства: сын внешностью, манерой говорить и походкой напоминал ему лорда Уилфреда. Взрослея, Александр всё более походил на ненавистного врага, и в душу лорда Вульфрика закралось сомнение о верности супруги. Но он не мог поверить в её предательство, ибо она редко покидала стены замка, а вне дома её всегда сопровождала охрана. Когда смотреть на сына ему стало совсем невмоготу, он пришёл в покои супруги и угрозами заставил её признаться в своём грехе. Горько заплакала она, ибо испугалась она гнева мужа. Страшась быть наказанной за ложь, она во всём призналась и рассказала, что с ней случилось много лет назад.

Однажды жена лорда Вульфрика, как обычно, вышивала в своих покоях. Когда она потянулась к корзине за принадлежностями для рукоделия, то заметила внутри мышь, вероломно грызущую серебряную нить. Напуганная и огорчённая женщина закричала, но на помощь к ней пришёл только кот, которого раньше она никогда в замке не видела. Он расправился с мышью и принял благодарность в виде поцелуя. С тех пор кот стал время от времени навещать супругу лорда Вульфрика. Ни подруг, ни детей, вообще ни одной родственной души у неё не было во всём большом холодном замке, и она находила утешение в общении со своим новым другом. Она играла с ним, гладила его холёную мягкую шубку и жаловалась ему на свою тоскливую судьбу. Когда она разговаривала с котом, он смотрел на неё не по-звериному умными глазами, а когда она пела, жмурился от удовольствия и мурлыкал. Как-то раз вечером лорд Вульфрик пировал с друзьями, празднуя удачную охоту. Его жена, как всегда, скучала одна в своих покоях, и появление кота её обрадовало. „Друг мой славный, — обратилась она к нему, — нет для меня никого на этом свете милее тебя. Как жаль, что я не кошка, а ты не человек. Я бы душу отдала за то, чтобы хоть немного вкусить вместе с тобой счастья“. В тот же миг случилось чудо: кот обернулся человеком, да таким красавцем, что женщина тут же забыла супруга своего. „Соблазнил меня нечистый, и понесла я от него дитя, которого ты воспитал в любви и ласке, как своего собственного. И не видела я больше злодея“.

Догадался лорд Вульфрик, кто был тот колдун, и ненависть вскипела в нём. Призвал он к себе Александра и велел тому убираться прочь, потому как тошно ему было терпеть в своих владениях выродка, в чьих жилах текла кровь ненавистного лорда Уилфреда. Юноша не стал молить его о милости и с чувством собственного достоинства покинул замок, унося в своём сердце чёрную обиду. Родной отец принял Александра с радостью, ибо наконец обрёл долгожданного наследника и вместе с тем снова досадил врагу. Очень быстро Александр понравился лорду Уилфреду своей похожестью на него и безупречным воспитанием. Едва завладев доверием отца, бастард попытался выведать у него, как тому удавалось оборачиваться котом, и можно ли этой науке выучиться. И раскрыл лорд Уилфред ему свой секрет. Был у него колдовской кулон, способный обратить человека в животное, близкое ему, сохраняя при этом человеческое зрение и разум. И так захотелось Александру завладеть этим волшебным предметом, что он не мог ждать, когда он перейдёт к нему по наследству. Тогда придумал юноша, как заполучить его и отомстить обоим лордам за небрежное с собой обращение.

Прошло немного времени, и явился Александр в свой бывший дом. Лорд Вульфрик разозлился и вознамерился прогнать его, но речь Александра усыпила его гнев. „Я знаю, милорд, что больше ты никогда не полюбишь меня, как сына, но любовь моя к тебе по-прежнему сильна, ибо никуда не делась моя благодарность к тебе за кров и знания, которыми я ныне владею. И поэтому явился я сюда, чтобы предупредить тебя и матушку о большой беде. Мой кровный родственник затеял напасть на твой замок и сжечь его дотла, когда все будут спать. Он гордится тем, что отнял у тебя сына, и теперь жаждет лишить тебя последнего, что ты имеешь“. Настолько были убедительны его лживые слова, что лорд Вульфрик нисколько в них не усомнился. Александр сказал ему, что враг его любит по утрам бродить в одиночестве в лесу на границе их владений. Поблагодарив юношу за помощь, лорд Вульфрик отпустил его с миром. Не жалея коня, Александр помчался в замок лорда Уилфреда и разыскал там отца. „Я явился к тебе с недоброй вестью, — говорил лжец. — Лорд Вульфрик, что прогнал меня, как собаку, хотя растил, как родного ребёнка, задумал отомстить тебе за то, что осквернил ты его ложе. Дошли до меня слухи, что хочет он похитить дочерей твоих и отдать их на поругания слугам, которые выполняют у него самую чёрную работу“. Взбесился лорд Уилфред, ибо поверил ему. Узнав от сына, что утром враг будет один бродить по лесу, лорд Уилфред успокоился немного и приказал наточить свой меч.

На следующее утро оба лорда встретились в лесу, и звон мечей заглушил пение ранних птиц. Бой шёл не на жизнь, а на смерть. В это время Александр наблюдал за ними, затаившись в кроне дерева. В душе он ликовал: волшебный кулон уже висел на его шее, а оба негодных отца должны были с минуты на минуту прикончить друг друга. Но удача внезапно отвернулась от Александра. Ветка под ним согнулась, хрустнула, и он позорно свалился вниз. Схватка тут же прекратилась, ибо поняли лорды, кто едва не погубил их. Тогда бросили они мечи и договорились они между собой забыть вражду, принесшую им ничего, кроме ненависти и горя, и решили они убить Александра. Но не успели они поднять с земли мечи свои, как вдруг он обернулся волком и загрыз едва помирившихся врагов. Скинув с себя волчий облик, Александр взглянул на дело рук своих, но не раскаялся. Он был настолько пьян от только что свершившейся мести, что не сразу заметил разъярённых и одновременно напуганных людей из охраны лорда Вульфрика. Слыша за спиной крики: „Оборотень! Оборотень!“, отцеубийца побежал прочь. Чтобы избежать гибели за колдовство, он больше никогда не возвращался в эти края.

Вот так остался злонравный Александр без отца и без титула, но со злосчастным волшебным кулоном».

Увлечённый историей, я и не заметил, как Хедвика подошла к столу и взяла в руки кулон Родерика.

— Так что, это он и есть? — удивился я.

Хедвика хмыкнула.

— Не будь таким наивным. Когда-то оборотневые артефакты не были среди колдунов большой редкостью. Из алхимических сплавов делали кольца, кулоны и эти… — впервые на моей памяти девушка столкнулась с языковой проблемой. — Женщины надевают в торжественных случаях, — она провела рукой по лбу.

— Диадемы.

— Да, наверное. Ну и ну. Похоже, твой предок действительно ухитрился достать оборотный артефакт.

— Полагаю, он настоящий, — наконец встрял Андрей. — Я обнаружил на нём две вдавленные кельтские руны: «человек» с одной стороны и «животное» с другой. И эта каплевидная форма…

— …символизирует переход из одного состояния в другое, — подхватила Хедвика, водя пальцами по гладкому кулону.

Надеюсь, это было что-то вроде негласного примирения. Не хотелось бы стать причиной их вражды.

— Андрей, ты его проверял? — спросил я, стараясь унять волнение.

Тот покачал головой.

— Огорчаешь меня своей невнимательностью. Я не человек, и на меня подобная магия не действует. Вот ты сам мог бы его проверить.

Это предложение не вызвало во мне должного энтузиазма. Я даже не сразу пришёл в себя. Надо же было с таким трудом снова стать человеком, для того чтобы обернуться бессловесным животным!

Хедвика что-то проворчала на чешском и повесила цепочку с кулоном себе на шею.

— Что бы ты делал без неё, — насмешливо произнёс Андрей.

Не успел я ему что-либо возразить, как вдруг на моих глазах девушка исчезла, и на её месте оказался довольно-таки крупный медведь. Зверь грузно опустился на передние лапы.

— Боже, медведь, — вырвалось у меня. Я уже не раз видел превращения, но такого быстрого, без дыма, искр и прочей мишуры, пока не встречал. Тем более, не ожидал, что Хедвика примет именно такой облик.

— Красавица, правда? — Андрей одарил меня дразнящей улыбкой. — Ну, а что из себя представляешь ты? Нет, смущаться и возражать нет смысла. Уверен, Филдвику может доставить немало хлопот твой животный образ.

— Что за глупости, — сказала Хедвика. Я вздрогнул — не заметил, как она превратилась обратно. — Роберт никакой не хищник, так что растерзать Филдвика у него не получится. Максимум на что он способен, это превратиться в черепаху и спрятаться в панцирь. Ему сказочно повезёт, если упырь умрёт от смеха.

Как бы ни жестоко прозвучали её слова, я с ними согласился. Вряд ли тот, кто добровольно отказался от вампирской жизни, таит в себе сущность с острыми клыками и когтями.

— Пожалуй, это так, — вздохнул я, и в моё плечо крепкой хваткой вцепился Андрей.

— Что я тебе говорил? Никогда не принижай себя!

— Но…

— Стоит хотя бы узнать твой образ, — Хедвика протянула мне кулон.

— Но…

Спорить с этими двумя невозможно!

Несколько неестественно долгих секунд я теребил цепочку, намереваясь сорвать её с шеи и сбежать из этого цирка. Останавливали меня только суровые выражения лиц моих мучителей.

— Расслабься. Ты останешься собой, просто в обличье, своего второго «я», о котором не знал. Выпусти его наружу, доверься себе, — неожиданно мягко посоветовала ведьма.

Легко ей говорить. Она медведь, а я черепаха. Или баран. Или таракан. Или какой-нибудь слизняк…

Андрей фыркнул. Наверное, опять залез в мои мысли.

— Не надо себя недооценивать. А вдруг ты тигр?

Всё-таки залез.

— Не нравится мне всё это, — я сжал в кулаке проклятый кулон. — Это же просто… Чёрт, это ненормально.

Жаль, что я вовремя не прикусил язык — меня тут же закидали упрёками. Да такими колкими, что вспоминать не хочется. Было противно от их уверенности, будто после всего пережитого я не имею права делить вещи на «нормальные» и «ненормальные», руководствуясь прежними критериями. И всё же, как бы я не культивировал своё непробиваемое упрямство, я понимал, что в сложившейся ситуации придётся выбраться за пределы собственно мирка. Научиться мыслить широко, как говорил Андрей.

Я глубоко вздохнул и закрыл глаза, покорившись магии. Давай, волшебный артефакт, делай со мной что угодно. Пора узнать, что я из себя представляю.

Меня оглушило ощущение падения. В одно мгновение я весь сжался и каким-то образом оказался на четвереньках. Было ни капли не больно, только жутко. Вид изрядно увеличенной комнаты меня ошеломил, а Хедвика с Андреем вообще почудились великанами.

Не успел я толком разобраться в своих изменениях, эти двое разразились таким смехом, что у меня душа ушла в пятки. Девушка заливисто смеялась, неловко пытаясь угомониться. Она прятала лицо в ладонях и тут же их убирала, не справившись с очередным приступом хохота. Андрей же не сдерживался, похоже, он был рад редкой возможности повеселиться.

Какой ужас! Наверное, я и вправду обернулся чем-то жалким. Я не страшный зверь, не гроза вампиров, меня можно за деньги на ярмарках показывать. Чувство стыда и отвращения к самому себе вмиг разлилось по всему телу, на которое теперь я так боялся взглянуть. Осторожно сделал пару шагов назад. Лапы гибкие, значит, точно не черепаха и не улитка. Крыса?

«Ну вас с вашей магией!» — эти слова прозвучали совсем не по-человечески. Какой позор, я пищу. Вроде не похоже на крысу…

Новый взрыв смеха.

Хедвика наклонилась и притянула меня к себе.

— Иди сюда, тигр.

Я протестующе мяукнул и спрыгнул с рук ведьмы, немного зацепившись когтями за её одежду. Сколько унижений за такое короткое время!

— Так, соблазнитель чужих жён, хватит уже дурачиться, — уже без намёка на улыбку сказал Андрей. — Ясно, что в таком виде невозможно ни от кого защититься. Даже от прелестной девушки с благими намерениями.

В придачу ко всем огорчениям на меня навалилось искреннее разочарование. Было бы неплохо хоть раз дать мощной когтистой лапой по смазливой физиономии Филдвика.

— И не забывай о том, что ты в первую очередь человек, иначе застрянешь в животном образе.

Только Андрей договорил, я вмиг растянулся на полу уже в человеческой ипостаси. Да уж, остаться на всю жизнь котом весьма сомнительная перспектива. Надо было сразу напомнить себе о том, кто я, а не паниковать впустую, быстрее бы расколдовался. Я неуклюже сел и снял кулон. Не пойму толком, как он работает. Убрать бы его от греха подальше. Не очень-то приятно внезапно уменьшаться и увеличиваться, как девочка из сказки «Приключения Алисы в Стране чудес». Бедный Франсуа, ему ещё повезло, что он не помнит своего превращения в коня.

Хедвика вновь накинула его на меня, и я получил ощутимый шлепок по руке, когда собрался его снять.

— Всё равно носи его. Волшебные вещи имеют свойство пригождаться, — ловко орудуя пальцами, ведьма спрятала оборотный кулон мне под рубашку.

Та ночь на кладбище.

Меня передёрнуло от непрошенных воспоминаний. Родерик не расстался с кулоном даже после смерти, а я, как последний мародёр, сорвал его с покойника. Ещё не хватало, чтобы и меня положили в могилу с этим украшением.

Андрей стоял со скрещёнными на груди руками и пристально смотрел на нас. В его взгляде читалась необъяснимая жёсткость, словно это не он только что так беззаботно смеялся. Отчего-то в комнате повеяло холодом.

Предчувствие меня не обмануло. Поскольку кулон не оправдал надежд, Андрей решил снова навязать мне руку славы. В этот раз он решил научить меня обездвиживать ею противника. Мерзкая штука превосходно справлялась и с этой задачей: под её воздействием я застывал, как статуя, едва дыша и не в силах моргнуть. А вот на Андрея эта дрянь почему-то не действовала, хоть он и уверял, что вампиры не могут противостоять чёрной магии. Живой мишенью он бродил по комнате и выжидательно поглядывал на меня.

Ну как я мог это сделать? Как бы я на него ни злился в глубине души, я давно его простил и не желал ему зла. Не получалось отбросить в сторону эмоции и хладнокровно заколдовать его.

Немало меня отвлекало и вторжение Андрея в моё сознание.

«Зачем ты отказался от защиты? Теперь Филдвик не успокоится, пока не отомстит за оба поражения. В третий раз он точно не будет с тобой церемониться. Я уже вижу его клыки, разрывающие твою плоть…»

Я хотел попросить его замолчать или хотя бы отвлечься на нравоучения Хедвики, но что-то меня сдерживало.

«Мальчик, я хотел тебя спасти. Почему же ты отверг мою помощь? — тон вампира стал гораздо мягче, в нём зазвучала жалость, которая едва ли не побудила меня изменить своё мнение. — Если бы ты остался вампиром, Филдвик бы не посмел тебя тронуть. А сколько перед тобой было возможностей! Я бы дал тебе образование, и не одно. Ты бы лучше узнал жизнь и нашёл в ней своё место. А теперь ты подписал себе смертный приговор».

Вспомнилась волшебная рубашка Хедвики. После ритуала она потемнела и местами покрылась неровными дырами, как будто их кто-то выжег. Стало стыдно за радость от того, что я убил в себе существо, дававшее мне столько преимуществ. Гадкое чувство вины вытесняло страх.

Передо мной возникла явственная картина. Ночная Прага, прекрасная и зловещая. На крыше стоит молодой человек. Ветер играет с его волосами, луна нежно оттеняет силуэт. Юношу как будто совершенно не смущает время и место для прогулки. Это настораживает и вызывает невольное восхищение. С несвойственной обычному человеку грацией он срывается с места, в несколько шагов достигает края крыши и перелетает на соседний дом. От его движений веет скрытой опасностью. Одновременно хочется любоваться этим созданием и бежать от него без оглядки. Это вампир. Это…

«Да, то был ты, — в голосе Андрея я расслышал гордость, смешанную с сожалением. — А теперь ты такой».

Картина изменилась. Полосатый кот нервно цепляется когтями за старый потёртый ковёр. Глаза широко раскрыты, уши прижаты к голове. Этот маленький серый комочек пятится и жалобно пищит.

Когда морок начал рассеиваться, я потёр глаза.

— Андрей, прекрати. Ты понимаешь, о чём я.

Не знаю, то ли он внял моей просьбе, то ли ему надоело читать морали.

— Я уже битый час так хожу, а всё никакого толку, — с долей наигранности воскликнул Андрей, запрыгивая на журнальный столик и так же легко с него спрыгивая на перевёрнутую кушетку и оттуда опять на пол. — Или ты хочешь, чтобы я ещё по потолку пробежался?

Я положил руку славы на стол и сел на пол между высокими стопками книг, прислонившись спиной к стене. Устало помассировал виски. Кажется, от этого безумия начинает болеть голова…

«Сандерс, что же ты раньше не говорил, что у тебя в друзьях вампир и ведьма? Я-то думал, тебя окружают одни идиоты вроде де Левена».

Ударь передо мной молния, я бы не так испугался. Сердце словно сдавили ледяные тиски. В лёгких не хватало воздуха.

«Тихо, тихо, не надо так нервничать, — прошептал Филдвик. На миг мне померещилось, что кто-то положил руки мне на плечи. — Раз пошёл по сложному пути, так пройди его с честью. Тебя никто не заставлял отказываться от дара. Право слово, ты куда чуднее Родерика».

«Почему бы тебе не забыть про меня? Не надоела эта бессмысленная игра?»

«Не будь дураком Сандерс. Разве я могу простить тебя за все неприятности, что ты мне учинил?»

Тем временем Андрей с Хедвикой с увлечением обсуждали, как спасти «упрямого недотёпу». Я собрался было намекнуть им на незримое присутствие Филдвика, но негодяй держал меня под контролем.

«Де Левен с мальчишкой сейчас пьёт чай в гостиной графа, — как ни в чём не бывало продолжал Филдвик. — Думаю, а может, он лучше станет не ужином, а Тварью? Хм, давно у меня не было Твари. Такой покорной и доверчивой. Последнюю я инициировал три года назад. Помню, она долго протянула, я прикончил её только через две недели».

До боли сжал кулаки. Не знаю, как смогу предотвратить это, но он не тронет Франсуа. Я готов на всё лишь бы Филдвик не заполучил новую игрушку!

«Я приготовил для тебя сюрприз. Может, теперь, как смертный, ты не оценишь его по достоинству, однако знай, я старался. Буду счастлив, если ты придёшь на него взглянуть. Жду тебя в шесть часов на мосту Чарльза. Смотри, не заблудись, местные называют его Karl?v most».

«Я приду».

Заметное облегчение. Убедившись, что в голове больше нет посторонних голосов, я почувствовал себя заключённым, оставшимся на время без надзора.

Даже не было сил ругать себя за легкомысленное обещание. Раз Филдвик жаждет встречи, она состоится и против моей воли. Я бросил взгляд на каминные часы, но их стрелки замерли приблизительно на половине десятого. Украдкой достал свои — уже без двадцати двух шесть, опаздываю!

— Эй, да что с тобой? — Хедвика присела напротив меня. — Ты как будто не здесь.

Я огляделся.

— Где Андрей?

— Пошёл за одной книжкой в другой конец дома. У него полно барахла, всё валяется в самых неожиданных местах… Я задам тебе вопрос, только ответь честно.

— Ну?..

Девушка придвинулась ближе и зашептала мне на ухо:

— Он говорил с тобой? Показывал видения? — её дыхание мягким теплом касалось моей кожи.

Кто — он? Филдвик? Андрей?

Я бездумно ответил: «Да».

Хедвика отцепила от платья булавку с овальной головкой.

— Камень аметист защищает разум от чужого вмешательства, сохраняет его ясным. Жаль, я вспомнила об этом только тогда, когда ты стал вампиром. Мне же нельзя было с тобой общаться, а ты меня звал, я слышала. К сожалению, это моё единственное украшение с аметистом. Не дёргайся, я приколю.

Что ж, хотя бы понятно, почему я не мог проникнуть в её мысли.

Поблагодарив Хедвику, я встал с пола. Ментальная защита это хорошо, но время… Время… Как же мне успеть?

— Что-то Андрея долго нет, — я отвернулся, якобы заинтересовавшись рукой славы. — Вдруг ему нужна помощь?

Хедвика не заподозрила подвоха. Более того, она велела мне не путаться под ногами. Пока всё складывалось удачно, даже слишком.

Как только стихли шаги девушки, я метнулся к сумке и забросил в неё руку славы, мерцающую пятью холодными огоньками, и дневник деда. После мимолётного раздумья подскочил к шкафу Андрея и взял пистолет. Заряжен. Господи, лишь бы хоть одна пуля была серебряной! Колы и несвятую святую воду проигнорировал.

— Какая же я скотина, — пробормотал я, закидывая пистолет в сумку. Андрей будет в бешенстве, если узнает.

Вооружившись по сути бесполезными вещами, я вышел в коридор, бесшумно спустился по лестнице и, скрипнув на прощание входной дверью, выбежал на улицу.

Сначала я думал, что меня вот-вот поймает Андрей, чуть позже страх притупился. Гораздо важнее было не опоздать на встречу с Филдвиком.

Чувства и переживания сплелись в тугой клубок. Слились в нечто единое, в то, чему я не мог дать названия. Я понимал, что бегу навстречу гибели, но вместо истерики мной овладело странное хладнокровие.

Надо было положить всему этому конец.

Тёмная улица казалась незнакомой. Ещё не выбившись из сил, пришлось замедлить шаг.

Да, я не узнавал эту местность. Прикинув в уме маршрут, я сделал вывод, от которого совсем упал духом: заблудился. Свернул где-то не туда.

Я откинул крышку часов и выругался, как Ренар. Не успеваю.

На циферблат упала прозрачная капелька.

Заморосил дождь. Редкие прохожие и так не отличались сочувствием к потерявшемуся иностранцу, а непогода вовсе превратила их в грубиянов. Не знаю, что они отвечали на мою просьбу о помощи на английском и французском. Если честно, и знать не хочу.

Люди попрятались от дождя. Я остался один.

После нескольких бесплодных минут я свернул в какой-то проулок и чуть было не кинулся в обратном направлении.

В чёрную карету была впряжена четвёрка лошадей. Их шкуры были сморщенными и на боках висели лохмотьями, оголяя мышцы и кости. Одна из передних лошадей выглядела гораздо хуже остальных, но как ни странно, вела себя живей. Она нетерпеливо потряхивала зубастым черепом и била копытом. От призраков доносился еле уловимый запах тлена, а не вонь падали, как можно было ожидать.

Я не мог оторвать взгляд. Зрелище было безобразным и притягательным.

Из-за кареты медленно вышел человек в длинном дырявом плаще. Какой ужас — у него не было головы! Заметив меня, он двинулся в мою сторону. Я попятился. Он остановился.

— Не хочу в ад, — на всякий случай сказал я.

Призрак не двигался. Я напряжённо вглядывался в пустоту над его воротником.

— Вы… Мурек… Марек… Мирек?

Тот не низко, но учтиво поклонился.

Неужели мне повезло, и это добрый дух, о котором мне рассказывала Хедвика? Или кто-то, кто пользуется его репутацией?

Так и быть, терять уже нечего.

Я снова напряг память.

— Karl?v most.

Призрак распахнул дверь ветхой кареты. С опаской приблизившись, я заглянул внутрь. Драные, когда-то роскошные, сидения покрывала плесень. По углам висела мохнатая паутина. Пол был покрыт сором неизвестного происхождения. Немало портил впечатление и запах сырой земли, усиленный дождём.

Гроб на колёсах. Не факт, что из него можно выбраться.

Что же делать?

Я отрицательно помотал головой и указал на козлы. Мол, поеду только снаружи, в карету не залезу ни за какие пироги. Мирек со второго раза захлопнул рассохшуюся дверь и устроился на месте кучера. Из дырки его башмака мелькнула кость.

— Как это понимать?

Мирек протянул мне руку в потёртой перчатке.

Было не до брезгливости.

Глава 15 Карлов мост

Звуки сплелись в дьявольскую симфонию. Копыта стучали о мостовую, скрипели колёса, на разные голоса гремел гром, шумел дождь. Карета неслась, словно преследуемая стаей кровожадной нечисти. На поворотах приходилось держаться ещё крепче, чтобы не вылететь на дорогу. А мертвец всё подстёгивал лошадей. Я был в эпицентре какого-то безумия.

Неожиданно карета плавно замедлила ход и вскоре остановилась. Лошади недовольно зафыркали. Я поначалу даже не понял, где нахожусь: голова кружилась, дождевые капли так и норовили попасть в глаза. Мирек похлопал меня по плечу, то ли подбадривая, то ли намекая на то, что моя поездка завершилась. Я спрыгнул на мостовую.

— Спасибо, — я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на безголового призрака в мокром плаще, но карета исчезла. Испарилась, словно была плодом моего воображения.

Огляделся. Мирек не обманул, он довёз меня прямо до моста, который я уже не раз переходил. Не затащил в ад, не выпил кровь… Удивительно. Я с грустью вздохнул и поправил ремень сумки.

Гроза быстро прогнала пражан с улиц, поэтому то, что я увидел, стало для меня неожиданностью. В проёме арки между двумя мостовыми башнями стояла женщина. Я бы принял её за очередного призрака, явившегося в непогоду, если бы не знал её лично.

Катрин медленно вертела в руках сложенный зонтик. Её взгляд выражал безмятежность.

Как в пасть чудовища, я зашёл в арку и убрал с лица мокрые волосы. Неважно, дочка ли это графа, или Филдвик, всё равно эта встреча ничего хорошего не сулит. Стала бы девушка из благородной семьи бродить по городу одна да ещё в такой дождь?

— Я не верила, что ты придёшь, — девичье лицо обезобразила плотоядная ухмылка. — По словам Перси, ты просто ничтожество.

Я огрызнулся:

— Что ж он так долго со мной возится, раз я ничтожество? Я сыт по горло его спектаклями. Что он на этот раз придумал?

— Я бы на твоём месте так не горячилась.

— Ты здесь не просто так. Какое ты имеешь отношение к этому?

Катрин мельком взглянула вниз, как бы опасаясь ступить в лужу.

— Хочешь знать, почему Перси доверил мне свой секрет? — высокомерно произнесла она. — Потому что я — особенная. Таким, как я, дозволено всё. Пусть никчёмные людишки думают, что хотят, я другая, не такая, как они. У меня дар.

Я ничего не понимал. То, что она говорила, больше походило на бред сумасшедшего, а не на речь благовоспитанной девицы. Она не вампир, у неё нет сверхчеловеческих способностей. Хотя, может, она имела в виду нечто более приземлённое?

— Талант к музыке это прекрасно, только он не даёт тебе право унижать тех, кто им обделён.

— Да ты понимаешь, что такое музыка?! — яростно парировала Катрин и, не дав мне ответить, продолжила. — Музыка — это шум. Бессмысленный шум, извлекаемый из инструментов. Это вой, визг и прочие мерзкие звуки, которые дураки так боготворят. Знаешь, как я люблю тишину? А никто не любит её так, как я.

Было противно слышать эти циничные слова из уст музыканта.

Катрин не успокаивалась.

— С детства я была рабыней чёртова рояля. Я проводила за ним почти весь день, занималась до дрожи в пальцах, терпела удары по рукам за каждую неверную ноту. Из-за этого я мало читала, и отец говорил, что это мне на пользу. Я не прикасалась к игрушкам, которые мне выписывали из-за границы — у меня не было ни сил, ни времени на игры. Много лет я терпела унижения и страдала от ужасного шума. Единственным утешением была моя слава. Взрослые, как идиоты, сходили с ума от моей игры, обо мне даже несколько раз писали в газетах. На каждом концерте я, причёсанная, в красивом платье, била по ненавистным клавишам, с трудом доставала до педалей, и при этом чувствовала обожание толпы. Скромная плата, но всё же лучше, чем ничего.

— Я был о тебе лучшего мнения. Жаль, что слова Франсуа и близнецов оказались правдой.

Это ещё больше распалило Катрин. Образ скупой на эмоции девушки почти исчез из моей памяти. Она сжала в руках зонтик так, словно хотела его сломать.

— Они — ничто. Они не имеют права судить обо мне. Они вообще не должны существовать!

— Они ничем не хуже тебя. Во многом даже лучше, — твёрдо произнёс я.

— Ты, как мои родители, живёшь в грёзах и не видишь реальности. Ангелочки… фу, слово-то какое тошнотворное… Брат с сестрой безмозглые создания, напрочь лишённые талантов, а все вокруг их боготворят. За светлые кудряшки, за голубые глаза, за то, как они трогательно держатся за ручки… Какая чушь! Чем они лучше меня, чем?! Почему мне приходится зарабатывать любовь, а им она даётся даром?!

Её присутствие было мне настолько неприятно, что хотелось развернуться и уйти, наплевав на обещание, данное Филдвику. Или это и есть сюрприз, который он для меня приготовил? Очень извращённая пытка, ничего не скажешь.

— Я ещё могу понять, почему так пекутся о Флориане. Он единственный сын, наследник рода. Но чем Амандин заслужила столько внимания? — Катрин задыхалась от негодования. — Почему столько мужчин просят у отца руку и сердце этой соплячки? Почему я обречена на жизнь приживалки в родительском доме?!

— Катрин, пожалуйста…

— Ты не представляешь, как я была счастлива, когда моим женихом был де Левен. Конечно, он мне никогда особо не нравился. Придурок, вечно несущий всякие глупости. И всё же это было лучше, чем остаться старой девой.

Я инстинктивно отошёл подальше.

— Как Франсуа только мог назвать тебя своей невестой…

Ещё одна агрессивная гримаса не добавила Катрин привлекательности.

— А он и не называл. Когда наши родители поставили его перед фактом, этот подлец настоял на расторжении помолвки!

Ничего себе «романтическая» история. В душе зашевелилось чувство злорадства и гордости за Франсуа. Слава Богу, не он выбирал себе суженую, а то я бы в нём разочаровался.

— Теперь всё изменится, — я с трудом расслышал голос Катрин за раскатом грома. — Я уже научилась пользоваться даром, и де Левена ждёт заслуженное возмездие. Пусть мучается сильнее меня. Я говорю это тебе только потому, что ты всё равно не успеешь ничего предпринять. Я убью тебя раньше.

Я крепко сжал ремень сумки. Будь она нечистью, я бы без колебаний вонзил кол ей в сердце. Зря я раньше не воспринимал Катрин всерьёз, в ней столько злобы, что её и без дружка-вампира стоит опасаться.

— Убьёшь? — я нервно усмехнулся. — А я-то думал, Филдвик позвал тебя сюда в качестве зрителя. Что-то слабо верится. У тебя нет причин убивать меня, мы едва знакомы.

Девушка напряглась, но так и не сдвинулась с места.

— Перси обещал спасти меня. До него, в Крумлове, я встретила демона, который продал мне дар управлять людьми с помощью музыки. Дар обошёлся мне слишком дорого, он стоил мне души. Да, меня изначально не устраивала цена, но соблазн был слишком велик. Перси сразу понял, что к чему при нашей первой встрече. Когда он обратит меня, я стану бессмертной, и моя душа не достанется тому гнусному демону.

Дело принимало неприятный оборот. Выходит, то, что на концерте я принял за вампирский гипноз, было проявлением демонического дара? Видение вызвала Катрин, а Филдвик всего лишь этим воспользовался для очередного своего трюка.

— Филдвик не спасёт твою душу. Он только больше её извратит.

— Дурак, — девушка посмотрела на меня с откровенной жалостью. — Неважно, какой станет душа. Главное, я буду сама себе госпожой.

Она могла до бесконечности изливать на меня всю свою обиду и злобу, если бы не появление нового действующего лица. Окутанный густым дымом, Филдвик материализовался из ниоткуда. Наверняка, и опоздал он для большего эффекта.

С момента нашего знакомства во мне что-то изменилось. Если раньше его ужимки навевали на меня панический ужас, теперь оставалось лишь чувство глубокого отвращения.

Вампир не удостоил ни меня, ни Катрин даже кратким приветствием.

— Какая прелесть, все уже в сборе, — он опёрся на зонт, как на трость, и с ленцой оглядел нас. — Нам предстоит занимательнейший вечер. Жаль, что для кое-кого он будет слишком коротким. — Филдвик многозначительно прищурился. — Я весь в предвкушении.

Он остановил взгляд на мне, такой пристальный, как будто пытался разглядеть меня насквозь. Его жеманность сменилась вполне естественным раздражением.

— Опять удивляешь, Сандерс. Ты снова смертный, но я не могу проникнуть в твой разум. Как ты это делаешь?

Я с благодарностью вспомнил о булавке Хедвики, спрятанной в складках шейного платка.

— Предпочту оставить это в секрете, — холодно ответил я.

— Ладно, мне это неинтересно, — Филдвик развернулся лицом к Катрин и взял её за руку. Девушка вмиг засветилась от счастья, ей явно льстило внимание загадочного ухажёра.

— Перси, милый, я больше не могу ждать, — сказала она полушёпотом. — Давай же, подари мне бессмертие, и я разделю с тобой вечность. Я буду нежна и послушна. Дай мне силу вампира, и я выпью кровь этого недоумка. Я прикончу его и других твоих врагов!

Неожиданно я почувствовал подозрительную вибрацию в воздухе и отпрянул. Но было поздно. Мои ноги опутала чёрная верёвка, и я моментально упал. Разрастаясь в клубах дыма, она расползлась по мне, как многоглавая змея. На любое моё движение, верёвка реагировала недружелюбно, сдавливая ещё сильнее.

Филдвик мог бы проще меня обездвижить. Перед дамой красуется, сволочь.

Вампир властно привлёк к себе девушку, отчего та не скрывала своего восторга. Такой обворожительной улыбки я у неё ещё никогда не видел… Впрочем, мне было не до этого. Верёвка угрожающе защекотала шею, я боялся быть задушенным.

— Я сделаю всё, что ты пожелаешь, любовь моя, — проворковал Филдвик.

— Катрин, не слушай его! Ты не понимаешь, на что идёшь! Это же… — верёвка заткнула мне рот и сжала голову так, что в ушах зазвенело.

Катрин с презрением смотрела на меня, пока вновь не отвлеклась на предмет своего обожания.

— Давай же, Перси.

Филдвик наклонился к ней, но не для укуса. Их губы слились в поцелуе. Девушка была не против, она обвила его руками за шею.

Я зажмурился, лишь бы не видеть этих позёров.

Вскрик. Нет, скорее, всхлип.

Что-то тяжёлое упало рядом.

Сломанной куклой передо мной лежала Катрин. От вида раны я в ужасе дёрнулся на радость чёрной верёвке: горло несчастной было рассечено до позвоночника. В том, что дочь графа де Сен-Клода была мертва, не было никаких сомнений. По коже пробежал дикий холод, перед глазами запрыгали тёмные пятна, сознание грозилось покинуть меня.

Филдвик облизал нож и, поморщившись, выразительно сплюнул.

— Какая гадость. Даже на еду это девчонка не годится.

Верёвка начала таять мягким дымом. Не дождавшись, когда она окончательно исчезнет, я отодвинулся подальше от трупа. Навалившаяся слабость не давала мне встать на ноги.

— Я хоть и не слышу твоих мыслей, всё равно знаю, о чём ты сейчас думаешь, — Филдвик протирал лезвие платком. — Хочешь узнать, почему я так поступил с мадемуазель де Сен-Клод. Она мне надоела, — он отбросил в сторону грязный платок. — Вообще-то я ценю редкости, но это особый случай. Несмотря та то, что эта смертная обладала даром демона, она была слишком скучной и предсказуемой. Она была для меня, как книга, которую уже когда-то приходилось читать. Обложка новая, а содержание — банальность от начала до конца. Я не стал ждать чуда на последней странице.

Я молчал. Боролся с дрожью и подступающей тошнотой.

— Теперь ты понимаешь, что мои угрозы не пустой звук. Как видишь, я могу не только запугивать. Сначала обратил де Левена, теперь прикончил её…

Его слова были хуже удара ножа.

— Нет! — воскликнул я. — Господи, Франсуа…

Мне не хватало воздуха. Я не смог уберечь своего друга… брата…

Филдвик рассмеялся.

— Я знал, что ты поверишь. Твой Франсуа пока цел и невредим, — издевательски усмехаясь, он обошёл тело Катрин и приблизился ко мне. — Я займусь им после того, как разделаюсь с тобой. Продлю послевкусие совершённой мести.

На миг мне стало легче, но только на миг. Франсуа в опасности, а я не в силах помешать злодею.

— Ты не сделаешь этого, — процедил я сквозь зубы.

— Почему же? — Филдвик скептически изогнул брови. — Ведьма и тот вампир обучили тебя тайным знаниям? Тебя теперь можно величать охотником на нечисть? Это даже не смешно. Однако…

Он прищурился. В глазах вспыхнули и погасли алые огоньки.

— Можешь продемонстрировать свои новые умения. Сейчас ты увидишь сюрприз, который я для тебя приготовил.

Я опешил. Так этот кошмар не был обещанным сюрпризом?!

— Ты когда-нибудь слышал о големах?

Намёк был слишком прозрачным, и от этого на душе стало ещё тревожней. На мосту десятка два статуй, если не больше. С виду они мирные, в основном святые и младенцы, но чёрная магия может запросто сделать из них чудовищ. Если оживёт хотя бы половина, нет, четверть…парочка… Я и с одним големом не справляюсь.

Я не удержался и бросил взгляд на тёмный от дождя мост. Пока ни одна статуя даже не пошевелилась.

— К чему столько возни с человеком? — я повернулся лицом к Филдвику. — Зачем использовать такую изощрённую магию?

— Я уже говорил, что сюрприз готовил для Сандерса-вампира, а не для Сандерса-человека. Конечно, обидно, что ты опять расстраиваешь мои планы, однако это всё же не повод дарить тебе лёгкую смерть.

За спиной послышалось странное постукивание. Я обернулся прежде, чем дал волю воображению.

Ко мне подкрадывался скелет. Желтоватые кости почти не скрывала мокрая накидка — единственное его одеяние. Череп блестел от влаги.

Какая мерзость, он оживил чьи-то останки… Нет, постойте!

— Это же статуя с башенных часов!

— Не просто статуя, а статуя, изображающая Смерть. Символично, правда? — Филдвик сказал это таким тоном, будто мы с ним разглядывали шедевр искусства в музее. — Все статуи на башне ратуши — готовые големы. Нужно только знать, как их пробудить. В них самих есть подсказки. Для опытного авантюриста не составит труда это сделать.

Смерть разжала челюсти и зашипела. Я не сразу понял, что это предупреждение перед атакой, поэтому еле отскочил, когда меня чуть не сцапали костлявые руки. Пришлось спасаться бегством. Я тотчас промок до нитки — дождь усилился.

Филдвик кричал мне вслед:

— Так нечестно, Сандерс! Я уже в курсе, что ты быстро бегаешь! Покажи что-нибудь новенькое!

Я нёсся со всех ног, задыхаясь на бегу. В голове как назло не было ни одной стоящей идеи. За мной гонится живой скелет — что я могу сделать?! Да он не успокоится, пока не сдерёт с меня шкуру!

На миг меня ослепили всполохи молний. В следующую секунду Смерть, заключив меня в свои объятья, сбила с ног. Я упал и сдавленно вскрикнул от боли. Сразу сбросить с себя голема не получилось, хоть он и выглядел лёгким, его силе мог позавидовать Геракл. На моём горле сомкнулись его пальцы.

«Будь я вампиром, я бы разобрал его по косточкам…»

Эта мысль могла бы стать последней в моей жизни, если бы мне не посчастливилось очутиться на свободе. Громкое бряцанье, — и скелет отпустил меня.

Вопреки ожиданиям, своему спасению я был обязан вовсе не Филдвику, решившему собственноручно меня прикончить. Выпутываясь из накидки, оскорблённый скелет шипел на какого-то человека. Тот стоял спиной ко мне и, судя по напряжённой позе, был готов снова наброситься на голема. Я приподнялся и потёр ушибленный локоть.

— Чёрт возьми, а вы ещё кто?

Незнакомец резко обернулся.

Я узнал его лицо даже в полутьме.

— Не нужно ведь представлять вас друг другу? — Филдвик появился как всегда внезапно. Он протянул мне руку, как бы желая помочь подняться, но я проигнорировал его жест.

— Кемп с тобой заодно…

Филдвик хмыкнул.

— Не валяй дурака, Сандерс. Мы с ним были лишь членами одного клуба. И с мертвецами я дружбу не вожу.

Тем временем скелет вновь кинулся в мою сторону, но тут же был схвачен Кемпом. Голем бился в его руках и отчаянно хрипел. Уж на кого, а на мертвеца мой давний знакомец не был похож.

В этой суматохе я пытался уловить мысль.

— Но как?.. Разве Кемп мёртв?

— Врать только не надо, — закатил глаза Филдвик. Я даже порадовался, что он неверно растолковал мои слова, значит, мой разум от него защищён надёжно. — Сам же привёз мне его труп. Щедрый подарок, надо сказать. Каким же образом ты его добыл?

Чёрт, так вот, кто помог трупу «уйти». Зря мы с Франсуа спрятали его недалеко от дома графа.

— Он отравился ядом королевской кобры, когда пытался угостить им меня, — с удовольствием солгал я, поднимаясь.

— Я так и думал.

— Что это за существо?

Вампир молчал, как бы наслаждаясь интригой. Я в напряжении ждал ответ, желая, чтобы хотя бы гром заглушил отвратительное кряхтение скелета.

— Твоё счастье, что Родерик на том свете и не ведает, какой у него глупый внук. Сходство у вас только внешнее, — после паузы сказал Филдвик. — Он всегда отличался любознательностью, у тебя же есть лишь пустое любопытство. А любопытство, как известно, сгубило кошку.

Меня затрясло от негодования. Мало того, что он не хочет прямо отвечать, так ещё некстати напомнил про мой образ. Если я сейчас превращусь в кота, это будет вообще караул.

Филдвик подошёл ещё ближе и раскрыл над нами зонт. По его лицу медленно стекали дождевые капли. Спокойный взгляд не внушал доверия.

— Мы с тобой создали вампира. Тот, кто раньше был Эрнестом Кемпом, теперь классический нечистый покойник. Нежить, лишённая человеческого разума, способная только подчиняться таким, как я, и охотиться. Видел бы ты, как он пьёт кровь своих жертв, он такой ненасытный. Приходится быть очень осторожным, чтобы его пасти. Что, не нравится? Да, именно ты помог мне сотворить чудовище. Бросил труп злодея на произвол судьбы, даже молитву никакую не удосужился над ним прочитать. Какая непростительная беспечность.

— Так уничтожь его!

— Чтобы сделать тебе приятное? Нет уж, сам виноват. Я бы и из тебя сделал такого слугу, но, боюсь, не получится. Одной насильственной смерти для этого мало.

— Оставь меня в покое, — голос позорно дрогнул.

— Что такое? Готов встать на колени и молить о пощаде? — Филдвик хотел было дотронуться до моего лица, но я отмахнулся от него. — А, гордость всё-таки побеждает страх. Какой же у тебя скверный характер — ничем не исправишь. Ни страданиями, ни болью. Как ни старайся… Уйдите прочь! — внезапно рявкнул он на своих прислужников. — Вы меня раздражаете ещё больше, чем этот мальчишка!

Те повиновались.

В тот момент стало по-настоящему страшно. Поняв, что дальше ломать комедию бессмысленно, вампир без лишних церемоний вонзит в меня зубы. Как актёр я для его спектаклей негодный, а как зритель — неблагодарный.

Неужели всё напрасно? Нет, всё не может так нелепо закончиться! Я столько всего не успел. Мне нужно наконец объясниться с Франсуа и Элен, отблагодарить Хедвику, поговорить с Андреем… И вернуть ему кое-что.

Взгляд упал на сумку. Это не ускользнуло от Филдвика.

— Не в первый раз замечаю, что ты смотришь на эту сумку, как будто там ключ к твоему спасению. Ну давай, показывай. Повесели меня напоследок. Держу пари, ты вооружился осиновым колом.

Проклятье! Получилось ещё унизительней, чем я думал. Лучше бы явился с пустыми руками.

— Пока я жив, ты не увидишь…

Мощный рывок — и моя последняя надежда оказалась у Филдвика.

— Грош цена твоим обещаниям, Сандерс, — сказал он с неестественной укоризной и, отбросив зонт, начал рыться в сумке.

Первым делом он извлёк руку славы. Несмотря на дождь, на кончиках чёрных пальцев пританцовывали огоньки.

— Помню это убожество. До сих пор не пойму как твоего предка приняли в клуб с неправильной рукой, — Филдвик кинул её нам под ноги. — А это уже интересно, — он достал пистолет и поднёс его к носу, — пахнет серебром.

Он кинул в меня сумку и, посмеиваясь, побрёл вдоль моста. Пистолет Андрея так и остался у него, и от нехорошего предчувствия на меня опять напал озноб.

Вампир сел на перила моста и прислонился к высокому постаменту святого, чьё имя я не разглядел в темноте. Он небрежно закинул одну ногу на другую.

— Просто смирись с тем, что судьба уготовила тебе нетривиальную смерть, — он сделал вид, что прицеливается.

Плохо соображая, я поднял руку славы.

Филдвик самодовольно улыбнулся.

— Хочешь воспользоваться чёрной магией? Ты не сделаешь этого, ты же хороший мальчик. Да, Роберт?

Клянусь, я бы стал плохим, если бы это спасло тех, кто мне дорог!

Раздался выстрел.

Филдвик коротко вскрикнул. На его груди появилось тёмное пятно. Он откинулся назад и свалился с перил.

Всё произошло так быстро, что я поначалу ничего не понял. В недоумении уставился на руку славы. Мигая огоньками, она лениво пошевелила пальцами.

Я подбежал к перилам и, вцепившись в них, посмотрел вниз. Пусть это хитроумная ловушка, любопытство всё равно берёт своё. От дождя поверхность реки была рябой, ничего не намекало на присутствие вампира. Может, он прячется под мостом?

Рука славы, зашевелившись сильней, захрустела суставами.

— Это всё ты, — пробормотал я.

Огоньки загорелись ярче.

Нехотя пришлось признать, что и от чёрной магии есть толк.

Как во сне я добрёл до сумки, закинул в неё послушно погасшую руку славы и, проигнорировав зонт Филдвика, пошёл в сторону площади. Я до конца не верил в произошедшее. Было трудно осознать, что мне и Франсуа больше ничего не угрожает. Теперь я никогда не забуду название реки, которое раньше казалось мне несуразным. Влтава. Не хочу знать, что оно означает.

Какое-то безрадостное облегчение. Я шёл и не оглядывался — не хотел снова увидеть тело Катрин, пускай и вдалеке.

Добрался я до «Старого дуба» с Божьей помощью, не иначе. Промокший, замёрзший, смертельно уставший. Не ожидая подвоха, вошёл в тёмный номер.

— Будь моя воля, я бы посадил тебя под замок.

Андрей встал со стула и пошёл мне на встречу. Я попятился.

Честное слово, он сделал то, чего не удалось Филдвику — без всяких трюков напугал меня до одури. Представляю, как он разозлился, когда я исчез. А если заметил ещё и пропажу пистолета, который теперь покоится на дне Влтавы…

Нежданный гость протянул руку.

— Дай булавку.

Деваться было некуда. Пришлось выполнить его просьбу, или даже приказ. Не получалось сказать ничего в своё оправдание, нужные слова не шли на ум. Сердце в панике колотилось, отдавая тяжёлым гулом в голове.

— Я думал, ты более благоразумен, — Андрей держал передо мной оберег, как будто нарочно издевался. — Наверное, можно не говорить о том, что ты заставил нас поволноваться, а Хедвика решила, что тебя похитили?

— Мне жаль.

— Это было неоправданное геройство.

— Знаю.

— Ты мог погибнуть.

— Но не погиб же.

— Замолчи.

В комнату ворвалась запыхавшаяся Хедвика. Наверное, ей кто-то сообщил, что я вернулся в гостиницу. Уверен, она бы растерзала меня на месте, если бы не мой жалкий вид. Девушка тут же велела мне переодеться в сухую одежду, а ещё лучше, забраться под одеяло, чтобы согреться.

— У неё столько вопросов к тебе, — как бы между прочим сказал Андрей, когда Хедвика ушла.

Стараясь не смотреть на него, я скинул куртку прямо на пол и достал из ящика полотенце.

— А ты и рад залезть кому-нибудь в голову.

— Это упрёк?

— Вроде того.

— А теперь, будь любезен, послушай меня, — Андрей вырвал у меня из рук коробок со спичками и сам стал зажигать свечи. — Ты не должен был так поступать. Хедвика так расстроилась, что не смогла сосредоточиться на колдовстве. Видел бы ты её, когда мы никого здесь не обнаружили, у неё чуть истерика не случилась. Где ты был? Нет, нет, даже не думай дерзить по поводу чтения мыслей, — после маленькой паузы он добавил: — Я чувствую, тебе необходимо выговорится, мой мальчик.

Он и вправду сменил гнев на милость, отчего мне стало неловко. Заново переживая последние события, я рассказал ему всё. Я старался не упустить ни единой важной детали, и всякий раз кожу покалывало от мурашек при самых тяжёлых воспоминаниях. Пару раз Андрей меня останавливал, когда говорить было невмоготу. «Я вижу, вижу», — пробормотал он, когда у меня перед глазами возникло перерезанное горло Катрин. Меня даже успокаивал его голос.

Я упорно не хотел ложиться в постель, однако едва голова коснулась подушки, я понял, как нуждаюсь в отдыхе. Все мышцы заныли, глаза стали слипаться, давала о себе знать неминуемая мигрень. Я уже успел провалиться в сон, когда дверь протяжно скрипнула. Хедвика принесла дымящуюся чашку.

— Какое-то зелье? — хрипло спросил я, приподнимаясь.

— Хватит с тебя магии на сегодня. Это всего лишь чай с травами, — Хедвика поставила чашку на прикроватную тумбочку и погладила меня по волосам. — Как бы не заболел, дурачок. Эх, всыпать бы тебе по-хорошему.

Андрей усмехнулся.

— Пусть поспит спокойно, заслужил. Он одолел Филдвика на Карловом мосту, и этот негодяй больше никогда его не потревожит. С серебряной-то пулей в сердце.

— Что?

— Потом узнаешь подробности. Пусть завтра придёт ко мне. Если забудет, напомнишь ему. А я пока проверю, на месте ли все големы Староместской ратуши.

— Какие ещё големы?..

Не вслушиваясь в их разговор, я отпил пару глотков душистого чая и с головой залез под одеяло. Действительно, хватит на сегодня магии.

Глава 16 Горькая правда

На следующий день я так и не встретился с Андреем. Мы уехали из Праги в спешке, сразу же после нехитрого завтрака. Весть о смерти Катрин дошла до её родных быстро, и Франсуа воспринял её болезненно. Он тут же решил вернуться домой. Не знаю, было ли это сиюминутным желанием, или он вправду так огорчился, я не стал мучить его расспросами. В какой-то момент я даже пожалел о том, что не читал его мысли, когда у меня была возможность. Ренар хоть никогда не любил капризы господина, однако в этот раз забыл про свой строптивый нрав. Едва поднялась тема отъезда, он без промедления принялся за сборы. Я был не в праве спорить с ними.

С Хедвикой я успел перекинуться буквально парой слов. Совсем не было времени, чтобы нормально попрощаться. Ту грустную улыбку ведьмы я запомнил на всю жизнь. Ей как будто не хотелось так просто отпускать меня. Естественно, я опрометчиво пообещал когда-нибудь приехать снова, и мне стало невыносимо больно от того, что это случится нескоро. А может, никогда.

До самого вокзала у Франсуа не закрывался рот. Нет, он не говорил о Катрин, как можно было ожидать. Он ворчал, как старик, или, ещё хуже, как Ренар. То он жаловался на пасмурную погоду, то на качку экипажа, то на грязь на ботинках. Поначалу его камердинер пытался проявлять тактичность, но вскоре не выдержал. Они стали кидаться друг в друга обидными словами, как пушечными ядрами, а я не знал, куда себя деть, чтобы не попасть под раздачу. Чудесным образом Франсуа преобразился в себя прежнего перед посадкой в поезд. Тогда Ренар чуть не сломал руку одному карманнику, и это привело его подопечного в полный восторг.

Чтобы загладить вину перед Андреем, я целый день урывками писал ему письмо. Закончив, я отправил его Хедвике в «Старый дуб» на ближайшей станции. Надеюсь, оно дойдёт. Было бы неплохо получить ответ, не зря же я оставил свой адрес.

— Мсье Сандерс, а где вы всё это время были? — полюбопытствовал Жак Пулен, присаживаясь рядом со мной на траву. Жак Бланш и Жак Лефюр его поддержали. Господи, о чём только думали родители, давая свои чадам имена? Деревня и так маленькая, все друг друга знают.

Я неопределённо ответил:

— Были дела.

— Угу… А, понятно… Ага… — ребятня, судя по всему, потеряла интерес к этому вопросу. Если взрослый говорит «дела», значит, он занимался чем-то скучным.

Да уж, скучать-то мне точно не приходилось.

Тем временем Мари и Луиза зашикали на мальчиков.

Я утихомирил их, всего лишь открыв книгу. Это всегда действовало на моих учеников гипнотически: если я читал вслух что-то интересное, они собирались вокруг, как кутята при виде миски с молоком. Вот если бы они на учебники так реагировали, цены бы им не было.

Несколько минут я упивался спокойствием. Родная деревушка Пти-Пошетт. Сижу под деревом, читаю сказку, светит солнце, негромко поют птицы. Никаких вампиров и чёрной магии. Одним словом, жизнь прекрасна…

— Мсье Сандерс, — вдруг сказал Пьер, — а какого роста был великан?

Я чуть не поперхнулся. Пьер слишком рассудительный для своего возраста, к чему такие наивные вопросы?

Как бы то ни было, нельзя было терять авторитет. Я махнул рукой в сторону.

— Да с мельницу, а то и больше.

Дети как по команде уставились на маячившую вдалеке ветряную мельницу. Наверное, чтобы лучше представить великана.

Пьер не унимался.

— А какого роста был Жак?

Ох, не Жак, а Джек… А?

— Ну… — замялся я. — Примерно, с меня, а тебе зачем?

— Вы сказали: «великан высыпал из мешка монеты и стал их пересчитывать», так? Как он их пересчитывал, они же для него всё равно что песчинки?

— Монеты могли быть огромными, как раз для великана.

— Допустим, — кивнул мальчик. — Тогда почему дальше Жак «взял мешок денег»? Вы бы ни одну великанскую монету не подняли, а тут целый мешок, уж извините.

Я чертыхнулся про себя. Интересно, кто выставил меня идиотом, составитель сборника или переводчик с английского?

— Это сказка. Из бобового зёрнышка не мог вырасти стебель до неба, но тебя это почему-то не смутило, — парировал я.

— Так то волшебство, а я вам говорю про очевидную чушь. Даже в сказке должен быть здравый смысл.

Всем явно пришлась не по душе неожиданная дискуссия. Лефюр пробурчал: «Ну, начина-а-ается» и со стоном потянулся. Луиза, раскладывавшая перед собой цветы для будущего венка, замерла, уставившись на меня. Мари нахмурилась, а мальчишки забросили дрессировку кузнечика.

И как быть? На правах взрослого отмахнуться от маленького зануды?

Вдруг меня осенило.

— Знаешь, Пьер, а ты прав. В книгах бывает чушь, порой крайне возмутительная. Но не всякая чушь вредна и опасна. Что плохого в том, что монеты в сказке непонятного размера? Да ничего, — победоносно возвестил я и продолжил чтение. — «Джек взял мешок денег и сунул его себе за пазуху». Боже, я сам запутался.

В воздухе зазвенел детский смех. Не удержавшись, я присоединился к всеобщему веселью. Пожалуй, и от глупости бывает польза.

Интересно, есть ли смысл читать сказку дальше?

— Эй, а это кто там? — Лефюр старательно вытянул шею. — Городские. Заблудились, что ли?

Со стороны дороги к нам шли трое чужаков. Двое были молодыми ребятами, может, не намного старше меня. С виду вполне обычные, где-нибудь в городе я бы прошёл мимо и не вспомнил о них. Один чихал на всю округу и почти не убирал от носа платок. Вероятно, его мучил насморк, хотя мне больше верилось в то, что он так среагировал на обилие трав и цветов. Второй выглядел здоровым, но его лицо с рассеянным взглядом не выдавало присутствия интеллекта. Сбоку ковылял невысокий бородатый мужчина лет сорока. На фоне своих спутников он выглядел совсем маленьким, и было нелепо наблюдать за тем, как он понукает молодых людей, точно пастушок сбежавших гусей.

— День добрый, господа и дамы, — подойдя ближе, коротышка приподнял шляпу и кивнул девочкам. «Дамы» недоверчиво наморщили носики.

Я захлопнул книгу. Что ж, будем надеяться, знакомство не затянется.

— Добрый день.

— Я инспектор Легран.

Ох, не понравилось мне слово «инспектор». Не выношу проверок. То есть, я бы к ним спокойней относился, если бы не мсье Марто, который в ожидании «гостей из столицы» ухитрялся поставить на уши не только школу, но и всю деревню. Этим-то что здесь понадобилось?

— Вам нужна помощь? Ищете кого-то? — спросил я.

— А что это вы сразу насторожились?

— Я всего лишь задал пару невинных вопросов.

— Вас выдала мимика, мой друг. По-моему, вы чего-то боитесь.

— Уверяю вас, вы заблуждаетесь.

— Я и заблуждение вещи несовместимые. А что касается вопросов, то я могу на них ответить.

Его приятели переглянулись между собой, зашептались. Больной смачно высморкался.

Я встал и отряхнул одежду. Не собираюсь смотреть на эту компанию снизу вверх.

— Хотя я привык, что это другие отвечают на мои вопросы. Я ищу некого Роберта Сандерса, — деловым тоном произнёс Легран и предъявил жетон.

Что там?.. Префектура полиции?!

Я чуть было не лишился чувств. Мной заинтересовались слуги закона — дело плохо! Как же они узнали про осквернение могилы, если местные не стали поднимать шумиху? Как вышли на мой след?

— И что-то мне подсказывает, что это вы, — холодно сказал Легран.

Должно быть, меня опять подвела мимика.

Чувствуя себя загнанным в ловушку, я отдал книгу Пьеру и попросил детей оставить меня наедине с гостями. Те послушались, но с явным нежеланием. Наверное, им было жаль покидать облюбованное место из-за взрослых узурпаторов.

Легран посмотрел им вслед.

— Стыдитесь, мсье? Правильно делаете. Вы арестованы по подозрению в убийстве дочери графа де Сен-Клода.

Час от часу нелегче. Я был в таком шоке, что позволил помощнику инспектора надеть на себя наручники. Немыслимо! Всё было замечательно, пока не появилась эта троица в штатском с необоснованными обвинениями!

— Подождите, это ошибка, — мне стоило нечеловеческих усилий сдерживать дрожь в голосе. — Я никого не убивал. Пустите, никуда я не пойду… Да послушайте, я не виноват!

Естественно, это нисколько не убедило полицейских. Да и как тут поверить, если они изо дня в день такое слышат. Чёрт, что же делать? Что делать?

Нет, паниковать не стоит. Надо успокоиться и что-нибудь придумать. Я практически в одиночку справился с вампиром, уж как-нибудь смогу и из этой ситуации выпутаться. Пока я всего лишь подозреваемый, возможно, кого-то ещё задержали или в скором времени задержат. В конце концов, вряд ли будет трудно доказать мою невиновность. Я никогда близко не общался с Катрин, и у меня просто не могло быть мотивов для убийства… А вдруг Франсуа тоже под подозрением?

Ну, «спасибо», Филдвик. Даже когда ты мёртв, от тебя одни неприятности.

На дороге нас ожидал потрёпанный жизнью кабриолет. Выглядел он не намного лучше кареты Мирека, и, к сожалению, в этот раз мне не пришлось выбирать место покомфортней. Едва кучер подстегнул лошадей, издалека послышались возбуждённые детские голоса. Я подскочил, как ужаленный, но меня грубо осадили. В окне промелькнула пара напуганных рожиц.

— Всё хорошо, я скоро вернусь! — прокричал я и получил ощутимый тычок в бок.

— Что ж вы детей обманываете, — пробормотал Легран. Он сидел напротив меня с видом скучающего человека, совершенно не заинтересованного в царящей кругом суете. Я не знал, как к нему относиться. Всё же это был не упивающийся своим могуществом злодей, а погрязший в рутине полицейский. Однако во мне пробуждалась злость.

— Как вы узнали, что я и есть Роберт Сандерс? — выпалил я.

— Вам даже представляться не нужно, у вас запоминающаяся внешность. Как будто сошли с фотокарточки.

Хм, я никакая не знаменитость, а на мою фотографию глазеет кто попало.

Фу, как же в этом катафалке пахнет плесенью, и ещё от моих церберов несёт крепким потом. Про качку я вообще молчу.

— Однако я подошёл к вам, просто чтобы узнать, как добраться до поместья де Ришандруа. Вы же там работаете. Или, вернее сказать, работали, — кому понравится иметь в доме убийцу? Встретить вас по пути было редкой удачей.

— Когда вы меня отпустите?

— Даже если вас оправдают, то на свободу выйдете нескоро. Доказательства против вас имеются, не сомневайтесь. А теперь, будьте любезны, помолчите. Займёмся вами в участке.

— Но могу ли я знать…

— Допросы осуществляются под протокол и уж точно не в трясущемся экипаже. Помолчите, я сказал.

Легран положил себе на колени шляпу и потёр переносицу. Вблизи ему можно было дать лет сорок пять, не меньше. Седина пощадила бороду, но не жёсткую шевелюру: мужчине как будто просыпали на голову муку. Длинные глубокие морщины избороздили лоб. В глазных яблоках полопались сосуды. Казалось, инспектор Легран ведёт борьбу со сном, потому что не доверяет своим коллегам. Попробуй усни, если перед носом опасный преступник, за которого ты в ответе.

Можно было бы попробовать поговорить с ним чисто по-человечески, однако я не осмелился испытывать его терпение. Ещё не хватало для полноты картины получить в зубы от его бравых помощников. Насколько это было возможно в тесноте, я откинулся на спинку сиденья и кое-как вытянул ноги. Рубашка предательски липла к телу, того и гляди, сам буду «благоухать» не лучше полицейских. И это я ещё легко одет, летом в деревне-то можно обойтись без излишеств.

Оптимизм покинул меня бесповоротно. Да, я не только не убивал Катрин, но и знал имя настоящего убийцы, однако это было бы не так-то просто объяснить. Если я якобы видел момент свершения злодеяния, то почему никому об этом не сообщил? Почему убийца не тронул меня, и вообще, с какой стати я оказался в компании людей из высшего общества? Без пояснений история выглядит неправдоподобной, а если поведать всё как было на самом деле, меня, в лучшем случае, упрячут в психбольницу. Жаль, я не в курсе, какие доказательства представлены против меня, чтобы сочинить что-то более или менее разумное. Сейчас мне никто об этом не скажет, а на допросе я уж точно не сумею выкрутиться. Экспромт и импровизация не мой конёк. Вру много, но врать не умею.

Придётся брать дело в свои руки, если я не хочу, чтобы сильные мира сего погубили мою жизнь.

— Мы можем остановиться ненадолго? Пожалуйста.

Мой голос без всякого притворства прозвучал жалобно.

— Сбежать хотите? — безразлично поинтересовался инспектор.

Стреляный воробей, догадался!

— Издеваетесь? Мне плохо, я еле дышу. Качает ужасно…

Поддержка пришла с неожиданной стороны.

— Да он аж позеленел, — шмыгнул носом тот, кто сидел справа от меня.

— Нет, побледнел, — пробасили слева.

Воодушевившись, я дёрнулся и прижал руки ко рту. «Рвотный спазм» получился таким натуральным, что даже Легран скривился.

— Инспектор, давайте остановимся, наблюёт же здесь, — чуть ли не в один голос взмолились его подчинённые.

Надо же, подействовало. А я себя недооценивал.

Наверное, помимо «невиновных», они навидались и симулянтов, поэтому один браслет наручников прицепили к одному из парней. Как на коротком поводке, честное слово.

Мы отошли буквально пару шагов от дороги, и я плюхнулся на траву. Мол, еле на ногах держусь, о побеге не помышляю.

— Чуть руку не оторвал, урод, — прошипел охранник.

Пусть ворчит сколько влезет, у меня проблемы посерьёзней. Если сейчас не получится воплотить в жизнь свой план, второго шанса у меня уже не будет.

У меня на шее висел оборотный кулон. Разумеется, я носил его не для подобных случаев, а как сувенир, но это дела не меняет: я был готов воспользоваться им по прямому назначению. От собственной дерзости захватывало дух.

Вот только не надо пялиться на меня!

Отлично, он отвернулся, решил перекинуться парой слов с остальными…

Я зажмурился и втянул голову в плечи. Чёрт, почему я не превращаюсь?!

Полёт в пропасть, за которым следует мягкий удар об землю. Я открыл глаза и то ли чихнул, то ли фыркнул.

Вымахавший с мельницу полицейский в недоумении уставился на опустевший браслет и грязно выругался. Из недр кабриолета раздался гневный возглас Леграна:

— Что такое?

Я очень боялся, что кто-то мог заметить моё превращение, но, к счастью, на меня обратили внимание весьма своеобразно. Огорчённый пропажей арестанта, охранник топнул на меня ногой.

— Брысь, скотина!

Упрашивать меня не пришлось. Я стрелой помчался в обратном направлении.

— Его нигде не видно. Бегом в лес, он за деревьями!

— Чего расселся?

— Дык я кучер.

— Сбежал опасный преступник, где твоя гражданская ответственность?!

— Заткнулись все! Ищите!

Крики постепенно утихали. Я бежал, не жалея ног… лап… конечностей. Трава хлестала меня, дорогу было не разобрать. Передышку сделал только тогда, когда окончательно выбился из сил. Я в изнеможении разлёгся на земле.

Ну, почему, почему любая моя инициатива всегда граничит с безумием? То в могилу полез, то уехал чёрт знает куда, с вампирами связался, а теперь ещё и это! Сбежал из-под стражи и скрываюсь в кошачьем облике. Вместо того чтобы решать свои проблемы, я от них прячусь. Господи, какой стыд…

А что было бы, если бы я просто покорился обстоятельствам?

Недельку-другую, а то и месяц, если не больше, пришлось бы проторчать в тюремной камере. Ничего приятного. А полностью довериться людскому суду равносильно самоубийству. Если меня с такой лёгкостью арестовали ни за что, вполне возможно, что так же лихо и засудят. Посадят лет на двадцать или вовсе повесят. Всё-таки жизнь аристократа в глазах правосудия ценней.

Задумавшись, я даже не сразу заметил, как свернулся клубочком.

Кошмар, и не знаешь, что хуже: быть свободным, но котом, или человеком, но за решёткой.

Так, хватит киснуть. Стоит вспомнить наставление Андрея: мыслить надо широко. Раз у меня пока есть иллюзия свободы, нужно этим воспользоваться.

Я встречусь с графом де Сен-Клодом и докажу ему, что Катрин убил Филдвик. Граф же не такой дурак, чтобы не заметить внезапное исчезновение «обаятельного шарлатана». Я докажу свою невиновность, пускай и придётся раскрыть тайну вампира.

Как бы то ни было, лучше вовлечь как можно меньше людей, чем распинаться перед общественностью, выставляя себя психом и волшебником. Сомнительная слава вкупе с сумасшедшим домом ещё не самое страшное. Вампиры мне за это спасибо не скажут. Более того, сделают всё, чтобы укоротить мне язык.

Детали можно обдумать потом. Сейчас необходимо вернуться в поместье…

Что это?

Из зарослей на меня осторожно поглядывала мышь с блестящими чёрными глазками. Это самая большая мышь, которую я когда-либо видел! Я подскочил от неожиданности и брезгливо поджал лапы. Неуверенно потоптавшись на месте, зверёк юркнул в траву. Где-то рядом беспечно шуршали и попискивали другие грызуны. Попадись им вместо меня настоящий кот, им бы не поздоровилось. А так пусть дальше резвятся, им сегодня повезло.

Прыг! Травинка у меня перед носом чуть согнулась под тяжестью глазастого кузнечика. Я их маленьких не переношу, а тут такой исполин! Ой, что это пробежало — муравей?!

Скорей бы перебраться в безопасное место и сменить облик. Проклиная всю мелкую живность, я вышел из травы на дорогу. К запаху растений примешалась пыль. Да уж, обоняние не хуже, чем у вампира. Как бы мне не повстречаться с кошачьей мятой.

Когда я уже решил рискнуть и превратиться обратно, мне ехидно улыбнулась удача. Проезжавший на телеге старик приостановил гнедую кобылку и шутки ради подозвал меня. Я много раз видел его раньше, но не смог вспомнить имени, он же, естественно, меня не узнал, принял за загулявшего котяру. «Котик, ты чей будешь?». Отлично, нашёл собеседника. Ладно, не суть. Я запрыгнул в пахнущую деревом, сеном и металлом телегу и, обернув хвостом лапы, сел возле накрытой грубой тканью коробки. Старик одобрительно рассмеялся.

Элен не любила изменять привычкам. Я нашёл её в гостиной, которую в поместье знали как Цветочную комнату из-за обилия соответствующих узоров на обивке и других предметах декора. Как обычно, после обеда, Элен уединилась, чтобы спокойно почитать журналы с газетами. Блаженно развалившись в изящном кресле, тётушка пила чай и перебирала издания, размышляя, какое в первую очередь достойно её внимания. Наконец она с деликатным звяканьем поставила чашку на блюдце и открыла журнал на первой странице.

Было бы кощунством нарушить её покой, но того требовали обстоятельства.

Надо собраться с духом и рассказать ей всё.

Страшно, чёрт побери, страшно. Как она это воспримет? Нет, тут даже гадать не нужно, всё и так предсказуемо. Напугаю её до смерти историями о своих похождениях… Как я ей в глаза буду смотреть?

Время пришло.

Пожалуй, я поторопился с решением. В ту же секунду я, приняв человеческий облик, кувырком брякнулся с подоконника. Ах ты ж!.. Я-то думал, что научился управлять кулоном!

С тихим вскриком Элен вскочила с кресла. Журнал шлёпнулся на пол у её ног.

— Пресвятая богородица! Роберт, что это было?

Речь, которую я так долго готовил, напрочь вылетела у меня из головы.

Я поднимался нарочито медленно. Наверное, в старые времена на эшафот шли бодрее.

— Роберт!

— Э… М… Смотря что вы имеете в виду.

— За дурочку меня держишь? — вспылила тётя — На моих глазах кошка превратилась в тебя, а ты с невинным видом валяешься на полу, как будто у нас так заведено. Встань, встань сейчас же!

Я и раньше видел Элен сердитой. Сколько раз слышал от неё нечто вроде: «Дени Мишель Анри Франсуа де Левен! Ещё раз увижу, что ты флиртуешь с Шарлотт, возьму вот этот подсвечник и дам им тебе по башке», но впервые её негодование было направлено на меня. Что ж, так мне и надо.

— Мадам, прошу вас…

— Да не бойся меня. Скажи, что с тобой случилось? Что это за колдовство? Ради Бога, Роберт!

— Я разрыл могилу Родерика.

Пощёчина была такой силы, что я чуть снова не оказался в горизонтальном положении. Звон от шлепка ещё пару мгновений стоял ушах, щека горела, как от раскалённого металла. Я до боли закусил губу, чтобы мужественно вытерпеть второй удар.

Элен ахнула и отпрянула. Будто это я только что поднял на неё руку.

Лучше бы я в тюрьме сдох.

— Больше я вас не побеспокою, — выдавил я, чувствуя тугой комок в груди.

Воспользовавшись паузой, я отвернулся и велел себе принять кошачий образ. Как только тело вновь стало маленьким и ловким, запрыгнул на подоконник. Создатель мудро поступил, не наделив животных способностью плакать. Убежать бы отсюда куда подальше.

— Подожди.

Я замер.

— Прости, я не имела права так с тобой поступать. Ты этого не заслужил.

Заслужил, ещё как заслужил.

— Я во всем виновата, — вполголоса произнесла Элен, — ты это сделал из-за меня. Пожалуйста, останься. Мы многое должны рассказать друг другу.

Предчувствуя длинный разговор, мы сели на диван. Я хотел снять кулон, чтобы больше не было соблазна укрыться от своих бед в кошачьей шкуре, однако сдержался.

— Просто выслушай меня, — Элен крепко сжимала мою ладонь, словно опасалась, что я убегу. — Если, узнав меня ближе, ты захочешь покинуть поместье, я пойму. Ты уже взрослый и можешь сам принимать решения. Я не могу вечно скрывать от тебя правду.

— Вы не могли поступить хуже, чем я.

— Ошибаешься, милый. Твоя тётка ужасная женщина. Нет-нет, не отрицай. Сам знаешь, я всегда делала всё, чтобы прошлое нашей семьи тебя не коснулось. Пожалуйста, не перебивай, мне и так тяжело.

Я была совсем ещё девчонкой, когда мы с родителями выбрались из сонного захолустья в Эйлсбери. Конечно, ни о какой Элен де Ришандруа не было и речи, тогда меня знали как маленькую Хелен Сандерс. Мой отец считал, что в большом городе будет проще жить, но его планы либо рушились, либо осуществлялись самым жалким образом. Дела у него шли паршиво, не было у него ни деловой хватки, ни сильного трудолюбия. Мы всегда были на грани нищеты. Не голодали только благодаря маминому умению экономить. Я была старшим ребёнком и, можно сказать, единственным. Братья и сёстры погибали во младенчестве. Я хорошо помню только Бетти, малышка умерла в пять лет от холеры. Мне давали всё что могли. К четырнадцати годам я могла вести хозяйство, умела читать и писать. Пожилая гувернантка, снимавшая комнату в том же доме, что и мы, кое-как обучила меня французскому языку по бульварным романам и элементарным навыкам игры на пианино. Когда отец от отчаяния потянулся к бутылке, я пошла работать. Многим, даже не особо богатым людям, требовались служанки, и я, не брезгуя трудом и скудным заработком, целыми днями мыла, стирала, шила… У меня были красивые белые руки, но от бесконечной работы они стали такими, что первое время я не могла смотреть на них без слёз: сухие, в трещинах, как у больной старухи. Теперь я понимаю, что было хуже всего — моя зависть. Я завидовала хозяйкам, которые дни напролёт занимались только собой. Зачем им было напрягаться, если в доме, как минимум, было несколько слуг? Ведь кухарка приготовит обед, а няня приглядит за детьми. Особенно мне казалось несправедливым, что их мужья незаслуженно одаривали лентяек платьями и прочей чепухой, к который мы, женщины, неравнодушны. Из-за этого я стала воровать.

Элен замолчала. Как бы ожидая упрёков с моей стороны, опустила глаза, затеребила бахрому на бархатной подушке с огромной вышитой розой.

— Сначала я брала мелочи. Приглянувшийся гребешок, колечко… Может, ты не поверишь, из-за первых украденных вещей я плакала. Я с вожделением смотрела на них и ненавидела себя за слабость. Потом привыкла, вошла во вкус. Пыталась внушить себе, что не делаю ничего плохого. Да и во многих случаях хозяйки не замечали пропаж. Уверенная в своей правоте, однажды я покусилась на шкатулку с драгоценностями. В этот раз я не собиралась ничего оставлять себе: лендлорд повысил плату за проживание, и единственный для меня выход был продать украденное. Так получилось, что, когда я выносила шкатулку из комнаты, меня заметил гость хозяев. Мало того, что он угадал, что я прячу в стопке белья, так ещё и сказал, что мне воровству ещё учиться и учиться. Так мягко, по-доброму. Его проницательность потрясла меня до глубины души, — на губах женщины появилась стыдливая улыбка. — Естественно, я влюбилась без памяти. Его звали Шарль, он был вдвое старше меня, и тогда он мне казался безумно красивым. Герой французского романа, о котором я столько мечтала. Ох, я была такой глупой, не хотела замечать очевидного. Шарль был тот ещё прохиндей.

Тут я еле удержался от комментария. Что ж женщин так тянет ко всяким негодяям?

— Он убедил меня сбежать из дома, чтобы быть с ним, — с горечью продолжила Элен. — Мы ездили по стране, заводили «друзей», которых обчищали при первом удобном случае. У меня впервые появились красивые наряды, я полюбила ходить в театр. Мне это очень нравилось. Спустя несколько месяцев такой жизни, Шарль вознамерился показать мне свою родину. К тому времени моя совесть давно была погребена под любовью и безграничным доверием, поэтому я с радостью приняла его предложение. Какой же я была дурой… — тётя остановилась, сделала глубокий вдох и заговорила быстрее. Не все воспоминания позволяли ей сохранять хладнокровие. — В порту нас встретила женщина. Шарль сказал, что это его мать, попросил её приглядеть за мной пару часов, а сам исчез. Навсегда. Впоследствии выяснилось, что я не первая девчонка, которую он соблазнил и продал мамаше Пикур в её злачное заведение.

Господи…

Я потянулся к воротнику. Верхняя пуговица была расстегнута, но я всё равно ощущал что-то вроде удушья. Мой жест не остался незамеченным.

— Не ожидал, что твоя тётя воровка и потаскуха? — поёжилась Элен.

— Не говорите так. Это была ошибка. Иногда ложные пути кажутся правильными.

Несмотря на поддержку, она стала ещё мрачней.

— Кристиан тоже меня не осуждал за прошлое. Мне продолжить?

Я кивнул.

— Помнишь, раньше ты хотел узнать, как я стала дворянкой? Эта история действительно невероятная. Дом мамаши Пикур часто навещали влиятельные люди, в том числе самых благородных кровей. И в один прекрасный день я встретила Фердинанда де ла Белль-Форе. Хорошо помню, старый граф расплакался, едва увидел меня. Он хватал меня за руки и спрашивал: «Дитя, как тебя зовут? Как тебя зовут?». Сначала я испугалась, подумала, что он перебрал вечером. На самом деле всё вышло менее прозаично. Когда-то молодая жена графа сбежала с любовником, с пройдохой вроде Шарля, и забрала с собой дочку — Элен. Старик так тосковал по девочке, что помешался на своей печали. У него весь особняк был в её детских портретах. Когда он забрал меня к себе, поначалу было жутко: ребёнок и вправду походил на меня. Конечно, приглядевшись, я заметила, что общие у нас только овал лица, цвет волос и глаз. Но это мелочи. Я не пыталась его разубедить. «Возвращение дочери» после стольких лет хоть и всколыхнуло общественность, не стало грандиозным скандалом, как побег жены. Первое время было трудно привыкнуть к такому повороту судьбы. Я боялась, что мой обман раскроется, или, что граф просто-напросто заменит меня другой сероглазой блондинкой. Однако мы с ним жили душа в душу, я даже успела искренне его полюбить. Каждый год я навещаю его могилу.

— Это он заставил вас выйти за де Ришандруа?

Женщина покачала головой.

— Фердинанд не причём. Я вышла замуж за Паскаля из корыстных побуждений. Сам видел, никакой любви между нами не было.

Это точно. Отношения между этими двумя, в лучшем случае, можно было назвать тихой ненавистью. Последние годы они даже жить предпочитали порознь.

— И это ещё не самые страшные мои поступки, — трагично возвестила Элен. Она выпрямилась и сцепила пальцы замком. — Как ты отнесёшься к тому, что я — убийца?

На ум пришло одно из любимых ругательств Ренара. Я им буквально подавился — ещё не хватало сквернословить при даме.

— Кхм! Ну… Я… Вы не похожи на убийцу. И на воровку тоже, и на… Я, наверное, неправильно выразился…

— Не надо, дорогой. Не старайся облечь эмоции в слова, всё равно приличных слов не найдёшь. Да, я убийца. Ты не всё знаешь о смерти Люси.

Я стиснул зубы и поморщился, как будто мне на открытую рану вылили спирт. Если Элен виновна в гибели мамы, я вряд ли смогу её простить. Точно не смогу.

Мать была компаньонкой Элен, и она обычно сопровождала её в поездках. В тот день они возвращались из Парижа от ювелира. Тётя обожает дорогие украшения, выполненные под заказ, и тогда она не захотела ждать курьера, поэтому лично отправилась за обновками. Где-то в глуши на них напали слуги: кучер и лакей прознали о драгоценностях и рискнули пойти на грабёж. В результате нападения выжила только Элен.

— Те олухи не поубивали друг друга от жадности. Одного я зарезала его же ножом, тем самым… Я попала в живот, он долго умирал… А второго задушила. Порой мне это снится, и, просыпаясь, я жалею не о своём грехе, а о том, что не сумела защитить твою мать.

Элен беззвучно расплакалась. Я взял её за руку и в следующую секунду неловко обнял. Никогда прежде она не была для меня такой родной.

Может, оно и к лучшему, что она мне ничего не рассказывала? После последних событий я стал смотреть на многое по-другому.

И вот настал мой черёд каяться.

Для Элен не стало новостью то, что Родерик был членом клуба авантюристов «Рука славы». Мало того, что она имела отдалённое, но всё же хоть какое-то представление о его жизни, так это благодаря ей до меня не доходили приглашения на собрания. Письма появлялись примерно раз в год, независимо от сезона, поэтому тётя ничего не заподозрила. Что ж, по крайней мере, мне теперь понятно, почему всю корреспонденцию сначала проглядывает дворецкий, а уже потом я.

Больше всего Элен потрясли истории о вампирах. Она не могла поверить, что я просто взял и отказался от сверхъестественных возможностей.

— Ты гораздо сильнее меня, Роберт. Я бы не устояла, тем более в твоём возрасте. Твои родители гордились бы тобой.

Это прозвучало так искренне. Аж на сердце полегчало. Такого светлого чувства я не испытывал даже после победы над Филдвиком.

Рано расслабляться.

Элен не захотела сидеть сложа руки и наблюдать за моими неуклюжими попытками спастись от тюрьмы. Она собралась помочь мне встретиться с графом де Сен-Клодом. Детали ещё стоило как следует обдумать, но времени было мало, — полиция могла нагрянуть в поместье в любую минуту. Прятаться в кошачьем образе я наотрез отказался, мало ли, что со мной случится. К новому телу я слишком быстро приспосабливаюсь, ещё забуду, каково быть человеком. Ведь не зря же Андрей предупреждал, что злоупотреблять этой магией не следует. Да и где гарантия, что меня не заметит никто из прислуги, если мне вдруг приспичит расколдоваться? Элен не растерялась и предложила укрытие в парижском особняке де Ришандруа.

— Не спорь, я даже знаю, кто тебе поможет до него добраться.

Авантюра явно шла тёте на пользу. Она отбросила грустные мысли и как будто вернулась в свои двадцать два года. В мой возраст.

Только…

— Разве не вы мне поможете? — изумился я. — Кому вы можете доверять больше, чем себе?

Гордо выпрямив спину, она прошествовала к зеркалу в стиле рококо и поправила причёску.

— Не догадался? А как же твой друг Жак? Преданный, смелый, неболтливый — в самый раз.

Видеть Жака в Цветочной комнате было, по меньшей мере, странно. Судя по затравленному взгляду, ему было неудобно находиться в непривычной для него среде. Его семье такая роскошь и не снилась. Он боялся пройтись по ковру, сказать лишнее слово. Невинное приглашение от Элен сесть на диван не принял, даже руками замахал. Как назло вместе с ним в комнату прошмыгнула Жужу, напугавшая его разноцветными глазами куда больше, чем мой арест.

— Так что… Мы, это… когда отправляемся? — парень сглотнул и зачем-то взлохматил свою и без того лохматую гриву.

— Чем скорее, тем лучше, — ответила Элен.

Я почесал кошку за ухом, и она, чавкнув, цапнула меня за палец. Зараза, позволяет себя ласкать только когда хочет.

Из коридора донеслись подозрительные звуки: возбуждённый топот и до дрожи знакомый голос.

Мне конец — это инспектор Легран!

— Мсье Эмиль, зачем вы их впустили! — возмущалась Шарлотт и, не обращая внимания на бубнёж дворецкого, воскликнула: — Не пущу! Госпожа сегодня никого не принимает! Нельзя!

Девушка вдруг взвизгнула, как от резкой боли. Я подскочил к двери, но Элен схватила меня за воротник и, притянув к себе, прошипела:

— Вам надо уходить.

Она метнулась к окну, приоткрыла занавеску и кратко выругалась сквозь зубы.

— Там садовники. Вас заметят.

На дверь обрушились удары.

— Полиция! Именем закона, откройте!

— Да хоть папа римский, я занята! — тётя хищно накинулась на Жака. — Снял рубашку, живо, — прошептала она. — А ты, — быстрый взгляд на меня, — превращайся.

— Мадам… — почти хором простонали мы с Жаком.

Бесполезно. Альтернативы-то нет.

Легран ворвался в комнату так стремительно, что едва не пришиб Элен дверью. Выпавший из её руки ключ с глухим стуком упал на пол.

Инспектор тяжело дышал, его щёки были красными, лоб блестел от пота.

— Как понимать ваше вторжение? — пронзительно ледяным тоном произнесла Элен.

— Здрасьте, — пролепетал Жак. Он засунул руки в карманы мятых брюк и, болезненно скривившись, уставился на свою рубашку, как флаг, висевшую на бронзовом торшере. Как он загорел, наверняка, всё лето на речке проторчал.

Чуть ли не заикаясь, Легран начал излагать цель своего визита. Ну и ну, похоже, тётин маленький спектакль его немало смутил. И не думал, что полицейский может быть таким щепетильным.

Я смотрел на них снизу вверх, малодушно выглядывая из-под дивана и всем сердцем желая не расколдоваться не вовремя.

Подошла Жужу и потёрлась об меня головой. Я отстранился, но кошка стояла на своём. Эта вредина приветливо мурлыкала и всячески добивалась моего расположения. Какие перемены… А кто меня раньше кусал? Кто дрался со мной за место на кровати? Кто однажды разлил чернила на моём столе? Ух, негодяйка.

Что — меня уже лижут?! Я дёрнулся.

Послышался сдавленный вопль, и в гостиную впорхнула Шарлотт. Кажется, боевая служанка всё-таки отомстила обидчику.

— Госпожа, я делала, что вы велели, а они…

— Не переживай, милая, ты не виновата, — неожиданно мягко сказала Элен. — Ты его укусила? Иди, прополощи рот. За риск получишь духи, которые тебе так нравились.

Расстались с Леграном полюбовно. Элен даже поклялась ему, что даст знать, если «паршивец Сандерс» осмелиться заявиться в её дом.

Снова оставшись втроём (не считая Жужу), я немедленно превратился обратно. Опять поторопился — меня зажало между деревянным каркасом и полом. Жак кинулся мне на выручку. Он приподнял диван, и я выполз на свободу. Жужу сердито заворчала, как собака.

— Мадам, вы были бесподобны, — выдохнул я.

Элен одарила меня надменной ухмылкой.

— А ты сомневался в своей тёте?

Бедняга Жак икнул, и, промахнувшись, не попал в рукав рубашки.

— Мама дорогая… Так вы это… То есть, Роберт ваш племянник? Ну и чудеса!

В этом весь Жак. Вскрывать могилы и превращаться в животное это ещё туда-сюда, а быть в родстве с графиней — чудо из чудес.

Глава 17 Роберт Сандерс

Рука славы не только сильный магический артефакт, но и замечательный источник света. В этом я убедился, когда мы с Жаком вторглись в особняк на рю де Ги Дюбуа. Скромный по меркам богачей дом за тихим Тисовым бульваром идеально подходил на роль временного убежища. Далеко от шумного центра, тут тебе ни соседей, ни вездесущих торговцев, ни полицейских. Можно спокойно дожидаться весточки от Элен.

С воротами и замком, висящим на двери чёрного входа, я справился играючи. Рука славы, почувствовав во мне хозяина, вела себя прилежно и без слов понимала, чего я от неё хочу. Отпереть дверь, добавить света — моментально. Я старался не думать о происхождении столь полезной вещицы, и это мне помогало с ней сладить. Жак поначалу всему удивлялся, ахал, охал, а потом перестал. То ли привык, то ли засыпал на ходу. Судя по напряжённой борьбе с зевками и ответам невпопад, скорее всего, второе. В какой-то момент я даже устыдился. Сам-то всю дорогу в поезде проспал, свернувшись клубком, на коленях у друга. Бедный, во что я его втянул…

Дом пустовал несколько лет. Раньше он считался негласной резиденцией графа де Ришандруа, в то время как Элен, его супруга, в своё удовольствие жила в поместье. Для них это был идеальный вариант, потому что друг друга они не выносили. Когда я был ребёнком, мне не верилось, что эти двое муж и жена, потому что у меня всегда перед глазами был пример порядочного брака. Мать с отцом при мне никогда не ругались и очень тосковали, если приходилось разлучиться всего на пару дней. Граф переселился в поместье за несколько месяцев до своей смерти, якобы по совету доктора. Мол, загородом дышится легче. С тех пор особняк стоял заброшенный, как храм забытого божества.

Мы вошли в первую попавшуюся комнату для прислуги и немедленно открыли окно. Воздух в пахнущей пылью комнате был таким плотным, что казалось, ещё чуть-чуть, и его можно будет резать ножом. Кровати, конечно же, были не застелены, но нас это не смутило. Жак скатал тонкий плед в валик и, соорудив из него что-то вроде подушки, устроился поближе к окну. Очень скоро он заснул, лёжа на спине. А вот ко мне сон не шёл. Я безуспешно ворочался на жёстком матрасе и корил себя за то, что позволил себе «немножко вздремнуть» в кошачьем облике. Бодрости теперь дня на два хватит.

Я заставлял себя думать о хорошем. О том, как избавлюсь от клейма подозреваемого в убийстве и вернусь к обычной жизни. Но сомнений было слишком много. Какие есть доказательства против меня? Что если граф де Сен-Клод не захочет меня слушать?

Какая несправедливость, почему вампиром быть проще? Дар внушения мне бы сейчас совсем не помешал…Да что это такое!

Отлежав руку, я перевернулся на другой бок.

А что же Франсуа? Его ведь тоже можно записать в подозреваемые. Как бы ни было гадко это признавать, при желании можно было бы подогнать под теорию мотивы предполагаемого убийцы. Франсуа и Катрин давно знали друг друга, и взаимных обид у них должно было накопиться немало.

Что-то скрипнуло. Я приподнялся на кровати и тут же успокоился. Всего лишь окно.

Господи, когда я перестану вздрагивать от каждого шороха?

К моему счастью, до рассвета оставалось совсем немного.

Никакого удовольствия жить в помпезном доме, где нет даже элементарных удобств. Светильники не горели без газа, а кран в ванной комнате с шипением плевался ржавой водой. Воздух стоял спёртый, а открывать повсюду окна было нельзя, чтобы не навлечь внимание особо бдительных прохожих. Про пыль и грязь я вообще молчу, этого добра было полно. Паутина с трупиками умерших голодной смертью пауков также не внушала оптимизма. Из съестного, кстати, у нас было только немного хлеба и сыра, да несколько мелких яблок, и Жак вызвался попозже сходить в булочную и в бакалейную лавку на Тисовом бульваре. Так что участь, постигшая несчастных насекомых, нам в ближайшее время не грозила.

Чтобы не сойти с ума от скуки, мы решили устроить что-то вроде экскурсии. Нечего торчать в подсобных помещениях, когда весь особняк в нашем распоряжении. Да и ходить можно, где вздумается, а не по чёрным лестницам.

Жак с явным неодобрением поглядывал на светящуюся руку славы и довольствовался найденной свечой. В первой же комнате, он её выронил, и она потухла.

— А если бы пожар устроил? — пожурил я его.

— Я просто испугался…

— Чего? Мы тут одни.

Жак ткнул пальцем куда-то в угол.

— Там крысиный король.

Больше всего на свете мне захотелось схватить его за грудки и встряхнуть. Да, магия существует, но это не повод видеть её на каждом шагу, особенно там, где её нет и не может быть.

— Тогда шкаф не открывай, там песочный человек притаился, — посоветовал я и развернулся, чтобы уйти. Всё равно здесь не было ничего интересного. Скорее всего, это комната для гостей.

— Как маленький себя ведёшь, — неожиданно с моей интонацией выдал Жак.

— Там нет ничего.

— Есть.

— Нет.

— Есть.

Я прошёл через всю комнату, посветил в угол между платяным шкафом и этажеркой… Такую пакость я видел впервые в жизни! На полу валялись тела грызунов. Да не просто безжизненные комки шерсти, а высохшие мумии, опутанные тонкими хвостами точно бечёвкой. В момент гибели крысы тесно жались друг к другу, да так и застыли навеки вечные.

— Ага, сам испугался, — позлорадствовал Жак. — Видел-видел, ты плечами передёрнул. Что пялишься? Крысиного короля, что ли, ни разу не видел? Да не бойся, они дохлые. Видать, замёрзли с голодухи.

«Замёрзли с голодухи», надо же было такой пассаж завернуть.

Несколько комнат подряд мы с ним не разговаривали. Просто ходили по дому, как праздные воры, приглядывающие что подороже. И чем дальше мы продвигались, тем сильней мне казалось, что до нас здесь кто-то побывал. Насколько мне известно, Элен не стала ничего отсюда забирать, она говорила, что вряд ли Паскаль де Ришандруа хранил в городе что-нибудь стоящее. Может, обстановка здесь всегда была близка к аскетичной, но это настораживало. Ни картин, ни ваз, ни скульптур… Не похоже на жилище аристократа.

В библиотеке книг было мало, многие полки заросли паутиной. Щели между томами навевали мысли о том, что когда-то они были заполнены. Куда делись книги? Граф не любил читать и вряд ли бы взял что-то с собой в поместье. Библиотека ему была нужна только для того, чтобы производить впечатление на гостей и небрежно говорить «Можете что-нибудь почитать перед сном». Щедростью он не отличался, и никогда никому не дарил ничего из своих вещей.

Какие культурные воры пошли.

Первые картины мы нашли в большой спальне. Одно полотно в узорчатой раме изображало молоденьких купальщиц, резвящихся у берега неизвестного водоёма. На втором, на цветочной поляне, танцевала другая группа девушек, также не считавшая нужным прикрывать наготу. Я спешно отвернулся от неприличного зрелища. Что удивительно, Жаку картины тоже не пришлись по душе.

— Тьфу! Костлявые.

Конечно, нехорошо говорить о женщинах, как о рыбах в тарелке, но я не стал его переубеждать.

Без сомнений то была спальня самого графа. Он ценил искусство лишь в подобном исполнении, а натюрморты и прочее покупал для того, чтобы быть, как все. Так где же всё остальное? Неужели здесь больше ничего и не было?

В ящиках мы обнаружили только несколько бутылок дорогого алкоголя. Я не разрешил его брать Жаку. У графа де Ришандруа, обладателя скверного характера, нашлись бы недоброжелатели, желающие угостить его ядом. Во всяком случае, осторожность никогда не бывает лишней.

Гостиная поразила меня. Если бы не мраморный камин и, заросшая пылью, хрустальная люстра, её можно было бы назвать пустынной. В грязное, ничем не прикрытое окно светило солнце. В воздухе мелкими звёздочками плясали пылинки. Оставляя на полу следы, я прошёл в центр комнаты. Я впервые был в особняке, однако теперь твёрдо уверился, что здесь что-то произошло.

— Итальянский гарнитур прошлого века, — пробормотал я, представляя вещи на местах, — клавесин…

— Что ты там говоришь? — Жак нехотя зашёл в гостиную.

— Здесь должно было быть много мебели. Мой отец лично занимался покупкой. Я помню, как он долго переписывался с продавцами, были какие-то проблемы… Отец видел эти вещи своими глазами, он приезжал сюда не раз. Где это всё? Элен ничего не забирала. Перетаскивать в другое место просто нет смысла, незаметно вынести из дома невозможно… А, понял.

Жак смотрел на меня с недоумением, но не перебивал.

— Тут, наверное, не столько воры постарались, сколько граф. Он любил азартные игры и всевозможные тотализаторы, — пояснил я. — Удача не была на его стороне, поэтому дом кажется таким пустым. Он всё это проиграл.

Ну вот, истина лежала на поверхности, а я её упорно не замечал. Однако как только появилась догадка, желание бродить по дому испарилось без следа. Уже неинтересно: смотреть не на что, да и размышлять не над чем. Разве что над своими проблемами, а это совсем невесело.

Оставшись один, я принялся за уборку. Нет, приводить в порядок весь дом Сизифов труд. А немного освежить комнату, где мы ночевали, не помешало бы. Предчувствие подсказывало, что придётся задержаться здесь на некоторое время, а дышать грязью я уже не мог. После набега на кладовку я с энтузиазмом принялся за дело. Подмёл пол, вытряхнул пледы, выгнал моль из комода, вытер пыль со старой мебели, об неё же занозил два пальца и кое-как застелил постели. Дышать легче не стало. Под конец уборки я до слёз кашлял и проклинал всё на свете.

Утешало то, что в тюрьме было бы ещё гаже.

Всё ещё кашляя, я спустился вниз, на кухню, где царила та же разруха, что и везде. Если мой друг не заблудился, он должен скоро вернуться. Надеюсь, не с пустыми руками, я голоден, как волк.

Дверь многообещающе закряхтела. На долю секунды в проёме мелькнул чей-то силуэт, и дверь захлопнулась.

Это не Жак.

Как бы то ни было, незваный гость даже порога не преступил. Доверившись первобытному инстинкту, я бросился в погоню. Он мог оказаться гораздо опасней заурядного грабителя, но я ни о чём не думал, просто знал, что просто так отпускать незнакомца нельзя. Беглец пересёк сад и почти достиг увитой плющом ограды, когда я нагнал его. Дёрнул его за куртку и, воспользовавшись тем, что парень покачнулся от рывка, повалил его на землю. Он выругался, неожиданно по-английски, и попытался сбросить меня, но не вышло. Наше противостояние даже дракой было трудно назвать, мы так и не нанесли друг другу ни одного удара, я сидел на противнике верхом, заломив ему руки за спину. Он так отчаянно сопротивлялся, что я был готов в любой момент оказаться на его месте.

— Хватит, — невнятно сказал он, отплёвываясь от травы, — отпусти.

— С какой стати?

— Я не убегу.

— Так я тебе и поверил. Кто ты?

— Пусти, больно.

Я слез с него, но не потому, что поддался на уговоры. Больше не было сил его сдерживать.

Чертыхаясь, парень перевернулся и, убрав с глаз чёлку, замер. Невольно затаил дыхание и я: на меня с удивлением смотрело моё отражение! Может, с отражением я преувеличил, но иначе объяснить, почему мы с ним так похожи, я не мог. Отличия были просто смехотворны. Незначительно разнилась длина волос (мои покороче) и… Разную одежду можно в таком случае считать отличием? Одет двойник, кстати, был дурно. Когда-то вполне приличные вещи выглядели прилично поношенными и вообще друг с другом не сочетались. Коричневая куртка была великовата, как будто с чужого плеча, шляпа, валяющаяся в траве, так же имела непритязательный вид.

Испуг в глазах двойника быстро исчез, на губах заиграла озорная улыбка.

— Вот так встреча.

Машинально отметив, что его голос ниже моего, я отодвинулся подальше.

— Что это за фокус? Проклятая магия…

— Хватит таращиться на меня, как на чёрта! Я тоже не ожидал такого, но не делаю же из этого трагедию. Если здесь и замешана магия, то разве что магия крови.

— Мы как две капли воды.

Он пожал плечами.

— Такое бывает с родственниками.

— С кем? — поперхнулся я.

— Ты всегда так медленно соображаешь? Меня зовут Роберт, — он протянул мне руку. — Роберт Сандерс.

Никогда особо не жаловался на свои умственные способности, однако в этот раз они напрочь отказали. Я бы охотней поверил, что некий злоумышленник с помощью колдовства принял мой облик, чем в то, что где-то по свету бродит мой брат-близнец.

Моё имя так же резануло слух Роберту. Он скривился, но не стал делиться мыслями по этому поводу.

— А зачем сбежать пытался, родственник? — ядовито поинтересовался я.

— Привычка.

«Хороша привычка», — подумал я, а вслух сказал:

— Идём в дом.

В полумраке кухни новоиспечённый родственник мне ещё больше не понравился. Без света вообще всё кажется менее дружелюбным, а свалившийся с неба двойник и тёзка в одном флаконе представлял собой поистине зловещее существо. Держался он уверенно, так, словно встреча произошла самым благоприятным образом. Закинув ногу на ногу, Роберт сидел на столе и рассматривал меня с нахальной улыбкой.

— Кто ты такой? — я скрестил руки на груди, стараясь не выдать волнения. — Почему у нас с тобой одно имя?

Роберт провёл рукой по столешнице и медленно растёр пальцами налипшую грязь.

— Будут ещё вопросы или это всё?

— Посмотрим.

Он протяжно хмыкнул, бегло взглянул на потолок, после чего устремил взор не на меня, а в сторону сложенной кухонной утвари. Очень похоже себя ведёт Жак Пулен, прежде чем сочинить оправдание очередной своей проделке.

— Наши отцы были единокровными братьями, так что, можно сказать, мы кузены. А почему имя одно на двоих… Слушай, а тебе не всё равно, почему? Совпало так. Судьба.

Какое изящное объяснение — судьба, надо взять на заметку. А рассказ всё равно подозрительный. Я-то рассчитывал услышать нечто менее замысловатое, например, историю про пропавшего в детстве близнеца.

— Допустим, мы с тобой кузены, — недоверчиво начал я, — тогда почему мы встретились именно здесь и сейчас? Тоже дело рук судьбы?

— Что ты привязался, я тебе не гадалка! Я знаю не больше тебя.

— Да неужели? Ты знал о моём существовании, а я о твоём — нет. И ты нашёл меня в чужой стране, в доме, где я ещё и дня не прожил.

— Можно подумать, это было легко. Даже твоё имя мне до сегодняшнего дня было неизвестно…

— Что бы ты ни говорил, я тебе не верю. Слишком много нестыковок.

— По-твоему, я лжец?

— Не знаю.

Между нами повисло напряжение, как перед дикими животными, готовыми вцепиться друг другу в глотку. Я почти не сомневался, что этот Роберт и впрямь может накинуться на меня. От страха снова перехватило дыхание. Кто он? Ещё один потомок моего злосчастного деда или самозванец? Честное слово, я бы не удивился, если бы он вдруг превратился в Филдвика.

— Теперь моя очередь задавать вопросы, братец, — вкрадчиво заговорил он, и при этом в его голосе почти ничего не осталось от моего тембра. — Для начала, как ты смотришь на то, чтобы поделиться наследством?

Вещи Родерика предстали перед глазами. Все до единой.

— У меня ничего нет, — горло словно сжимало тисками, — родители ничего мне не оставили, и даже если бы что-то было…

— Не прикидывайся, ты всё понимаешь. Твой отец хранил магические артефакты Родерика Сандерса, и сейчас они у тебя.

— Нет.

— Брешешь.

В этот момент дверь распахнулась нараспашку, и внутрь зашёл Жак.

— Вот ты где! — он швырнул в Роберта два свёртка. Один был благополучно пойман налету, второй с треском ударился о край стола и упал на пол. — Учти, это было в последний раз! Больше я никуда один не пойду. Пока лавки нужные искал, чуть не поседел, а как возвращался, так ещё сильней заплутал. Про лавку-то хоть у людей спросить можно, помогут, а тут как? Дом же у нас тайный…

Я так редко видел друга рассерженным, что не сразу осознал произошедшее.

— Жак, я здесь. У очага.

Наконец встретившись с ним глазами, я помахал в ироническом приветствии. Жак громко ахнул и вновь уставился на Роберта. Тот отсалютовал надкушенной булкой.

— Ты тоже его видишь?

— Конечно. Он же человек. Хотелось бы верить…

— Эй, тут не все такие учёные, можно говорить по-английски? — встрял Роберт, активно уминая сдобу. Половину слов я разобрал чисто интуитивно.

— Он не человек, а призрачный двойник! Он предвещает смерть, — на полном серьёзе сообщил Жак.

— Брат, что он там кудахчет?

— Его надо прогнать молитвой!

— Все французы такие истерики?

— Отче наш… Роберт, не стой столбом, за мной повторяй!

— Фу, у вас на пороге мышь дохлая валяется.

— Да что ты молчишь?!

— Скажи ему, чтоб заткнулся.

— Сгинь, ты его не получишь!..

От двойного напора аж голова шла кругом. Едва я открывал рот, чтобы успокоить одного, меня сбивал другой. Даже педагогический опыт не пришёл на помощь. В принципе, он никогда меня особо не выручал.

— Ничего себе! — Роберт слез со стола и, разглаживая на ходу газетную страницу, в которую только что были завёрнуты свечи, выбежал на свет. — Это что? Это ты?!

Как заворожённый, я приблизился к кузену, и мне чуть ли не в лицо уткнулась пропахшая бакалеей бумага. Напечатанная на ней статья была проиллюстрирована… моей фотографией. Голова чуть повёрнута в сторону, в глазах настороженность, губы, как у человека, который никогда не улыбается, от чего я не кажусь наивным юнцом, как обычно. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где был сделан снимок. На вечере графа де Сен-Клода в Праге. Результатом я целиком и полностью обязан Филдвику.

— Только не это, — вырвалось у меня.

Роберт мигом сориентировался:

— Что натворил?

— Неважно. Главное, что сейчас меня разыскивает полиция, — я взял газету и злорадно закончил: — Думаю, полицейские с удовольствием арестуют первого попавшегося Роберта Сандерса, выглядящего точь-в-точь как эта фотография.

Мои слова явно сбили его с толку. Он сразу сник.

— Да, ты не так прост, — поморщился Роберт. — А как насчёт наследства? Я не жадный, согласен на половину.

Прежде чем ответить, я велел Жаку замолчать и поставить кочергу на место.

— Уходи, я не намерен делиться.

— Уверен, братец?

Я скопировал его грозную гримасу и вытащил из-под рубашки кулон, предусмотрительно не сняв его.

— Знаешь, что это?

— Ты на что намекаешь?

— Знаешь?

— Допустим, оборотный кулон, — он поддался на провокацию. — И что с того?

— Надеюсь, тебе хватит мозгов, чтобы понять, что я не просто так его ношу. Я могу в любой момент им воспользоваться и растерзать тебя. Жак в курсе.

Мучительная пауза длилась недолго.

— Я пошёл, — сказал Роберт и, сунув в рот остатки булки, поспешил выйти на задний двор.

Я вызвался проводить его. Желание избавиться от непрошеного гостя было сильнее стыда за грубое обращение с тем, кто назвал себя моим родственником. В полном молчании мы прошли через запущенный сад до ограды. Роберт без проблем залез на неё.

— Ну и сволочь же ты, — прошипел он, обернувшись на прощание. — Совсем как твой отец.

Что? Что значит «как твой отец»?

Он спрыгнул на улицу. Я хотел догнать его расспросить, но, когда вскарабкался на ограду, было поздно. Его уже и след простыл.

Я долго не мог прийти в себя после этой встречи. В голове не укладывалось, что меня нашёл двоюродный брат. Тот, кто обладает той же внешностью и именем, что и я. Тот, кому известно о наследстве Родерика. Не слишком ли много совпадений? Да и мог ли обычный человек обнаружить меня в городе, даже не зная, как я выгляжу, и как меня зовут? Нет, конечно. Значит, это был не человек. Но тогда зачем этому существу вещи Родерика?

Чтобы ничего не упустить, я записал всё это в тезисах. Для этого пришлось перерыть всё содержимое стола в кабинете. В писчей бумаге не было недостатка, да и в ручках тоже, только чернила, как назло, засохли.

Дважды обвёл буквы карандашом. Понаставил вопросительных знаков. Прочитал вслух. Однако записанное всё равно не выстроилось в логическую цепочку.

Я закусил кончик карандаша, чего не делал с детства. Может, мне что-то мешает сосредоточиться? Например, всякие сентиментальные глупости. Несмотря ни на что, хотелось верить, что у меня есть кузен. Странный, но всё же не чужой человек. Возможно, он собирался обокрасть меня или всеми правдами и неправдами забрать всё, только что-то похожее на совесть нашёптывало мне иное. Я поступил несправедливо с этим юношей. Прогнал, как назойливого попрошайку.

Или стоит признаться себе, что ненависть к руке славы и прочим артефактам сменилась привязанностью? Ладно, не буду отрицать…

Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

Я всё сделал правильно. Их нельзя отдавать кому попало. Отец вовсе не оставил их себе…

Чёрт, так что же имел в виду Роберт?

Лишь бы он был не прав.

Я вновь склонился над столом, в конце списка написал «ПАПА» и жирно обвёл в кружок.

Где-то в половине девятого мы решили лечь спать. Жак по привычке купил самые дешёвые свечи, которые дымили и неприятно пахли топлёным жиром, поэтому я с радостью их погасил, оставив гореть одну. Никаких вестей от Элен не было, и мы банально измаялись от безделья. Шутка ли, весь день стены подпирать.

Я рассказал другу о Филдвике и показал еле заметные шрамы от его инициалов на запястье. Не забыл про Андрея и своё превращение в вампира. Могу с уверенностью сказать, что впечатлений Жаку надолго хватит, он слушал меня с жадным любопытством. А когда я предложил ему опробовать оборотный кулон, он неожиданно отказался.

— Не-не-не! И не уговаривай, — Жак отодвинулся от меня подальше, как будто я мог заколдовать его на расстоянии. — Не хочу быть лягушкой!

— Кто тебе сказал, что ты лягушка?

— Так я ж Гренуй.

Попытка объяснить ему, что фамилия, буквально означающая «лягушка», не гарантия перевоплощения именно в это животное, ни к чему не привела. В принципе, я не настаивал на «примерке», помню, как сам не хотел этого. Вот Франсуа без всякого предложения заинтересовался бы кулоном, и ещё Ренара заставил участвовать в столь сомнительной забаве.

Из глубины дома раздался приглушённый треск. Жак и ухом не повёл, он стоял у окна и, думая о чём-то своём, слушал пиликанье сверчков.

Мне почудился топот. Жак всё так же стоял, как статуя.

Я взял липкую свечу и подошёл к двери, попутно зацепившись болтающимися подтяжками за столбик кровати. Друг взглянул на меня с неодобрением.

— Скоро приду, — прошептал я, исчезая в коридоре.

Роберт обязан был вернуться. Хоть он не вызывал у меня доверия, тяга к семейным тайнам вновь одержала верх над разумом. Я ждал новой встречи. Жаждал её. Предстояло во много разобраться нам обоим.

Тишина стояла звенящая, душная. Я притаился у чёрной лестницы, прислушиваясь изо всех сил и сдерживая порыв позвать Роберта. Наконец снизу отчётливо донеслись неторопливые шаги. Коротко скрипнула первая ступенька. Затем вторая.

Лучше я застану врасплох ночного гостя, чем он меня.

Мы столкнулись между этажами. У этого рослого широкоплечего человека не было ничего общего с Робертом. Поля шляпы скрывали лицо, но я и так его узнал. Я остолбенел от страха.

— Давно не виделись, Роберт Сандерс, — глубоким голосом произнёс одноглазый. — Скучал по мне? Что, не очень?

Во рту мгновенно пересохло. Убежать в этот раз невозможно. Господи, лишь бы он не тронул Жака!

— А ты изменился, — он поднялся на ступеньку выше. — Причём не в лучшую сторону. Кто лишил тебя дара? Неужто сам отказался?

Я вцепился свободной рукой в бархатные от пыли перила.

— Ты вампир?

— Скажем так, я тот, кто хочет, чтобы ты валялся с переломанными костями в собственной крови и хотел сдохнуть, чтобы не чувствовать боль.

О, нет. Он пришёл мстить.

То ли свеча замигала, то ли у меня стало темнеть в глазах…

— И если бы не договор, я бы расквитался с тобой, гадёныш.

— Какой ещё?..

Он выбросил вперёд руку, и меня ослепил серебряный свет, исходящий из его ладони. Всё произошло так быстро, что я даже не успел вскрикнуть от обжигающего холода. Боль, пронзившая тело до кончиков пальцев, исчезла.

Дальше я помню, он склонился надо мной. Сорвал с лица черную кожаную повязку, и в меня впился жёлтый глаз с вертикальным зрачком.

Глава 18 Синий флакон

Кошмар. Всего лишь дурной сон, который забудется под утро. Ничего не было, я дома.

Лёжа в постели, я сквозь полумрак разглядывал свою комнату. Какой бардак на столе, я редко опускаюсь до подобного свинства. И одежда неаккуратно висит на стуле… Наверное, заработался и лёг поздно, бывает такое.

Краем глаза заметил белую кошку, жмущуюся к моему боку. Такая маленькая, а греет, как печка.

Это не могло быть правдой. Накануне я точно не работал. Меня подозревают в убийстве. Я вынужден скрываться, и не могу просто взять и вернуться в поместье тёти.

Тогда почему же всё перепуталось? Или произошло то, чего я не помню?

К чёрту приличия, надо сию же минуту пойти к Элен в спальню и всё разузнать. Конечно, нехорошо будить её, но я не могу со спокойным сердцем валяться в кровати, когда творится такая ерунда.

Чёрт, снова засыпаю и ничего не могу с этим поделать.

Солнечные лучи пытались пробиться через густые заросли винограда. На фоне резных листьев висели большие зелёные кисти, так и манившие к себе. Ягоды были крупные, сочные, но немного недозревшие. Упругая кожица скрывала под собой такую кислую мякоть, от которой пощипывало язык и губы. А мы с Франсуа ели этот виноград да ещё нахваливали его. Два придурка.

Не помню, сколько лет назад это было. Кажется, Франсуа тогда не справил совершеннолетие, а он старше меня. Я снова гулял с ним по винограднику его отца. Снова помогал ему вспомнить автора дурацких стихов и заодно сами стихи.

Мне не нравилось сновидение. Пускай оно безобидное, в нём что-то было не так. Я переживал те мгновения заново, точь-в-точь.

Сознание словно раздвоилось, я одновременно подбирал достойную рифму к слову «чаша» и думал о твари с разными глазами. Может, это он наслал на меня морок? Если да, то зачем? Ведь нет никакого смысла в том, что два подростка упражняются в рифмоплётстве.

— …и крылья чёрные распростёр… Опять не то, ритм пропал, — всё так же сокрушается Франсуа, на ходу сплёвывая косточки. — Крылья чёрные… чёрные… раскрыл. Точно, раскрыл! А кто, не помнишь? То ли ворон, то ли лебедь. Жаль, забыл совсем. Такая вещь…

Но хуже всего был виноград. Кислый-прекислый.

Все чувства вмиг испарились, когда меня вновь затянуло во тьму. Да что происходит? Неужели опять какой-то вампир играет с моим разумом? Хватит! С меня хватит!

— Кристиан! Кристиан!

Элен? Не до конца разобравшись в ощущениях, я слабо пошевелился. Как жарко, и почему-то знобит.

— Он упал, — в отчаянии сказала тётушка.

— Ушибся?

Господи, это папин голос! Я силился открыть глаза, но мне было очень плохо. Это неправильно, я должен его увидеть, надо о многом с ним поговорить!

— Кажется, обморок. Он такой горячий, по-моему, у него жар. Роберт, детка…

Так, я что, на руках у Элен? С ума сойти… Сколько же мне лет?

— Я заметил, что Роберт слишком тихий сегодня. Думал, он переживает из-за отъезда, — отец бережно взял меня у Элен. — Извини, нам придётся задержаться.

— Ради Бога, не извиняйся. Не стоит рисковать здоровьем ребёнка.

— И всё же…

— Ты же знаешь, я бы охотней избавилась от Паскаля, чем от вас. Послушай, я уже говорила, может, вам и не нужно уезжать, раз всё время что-то мешает. Вдруг это знак. Подумай над этим, Кристиан, не за чем испытывать судьбу.

Не могу управлять собой. Не могу ничего изменить. Я заперт в собственной памяти. Больше нет сил это терпеть.

Воспоминание без предупреждения сменилось другим. Надо мной навис взбешённый Ренар.

— Я тебе мозги вышибу, щенок, — он с размаху приложил меня о стену. От страха и боли я не сопротивлялся и позволял обидчику делать с собой, что угодно.

— Пожалуйста, не надо, — проскулил я.

— Знаешь, что с тобой будет, если ты всё расскажешь…

— Я ничего не видел!

— Заткнись, — он встряхнул меня. — Если ты всё расскажешь маркизу или Франсуа, ты труп.

А я и вправду ничего не видел. Только слышал, как Ренар заигрывает с маркизой и, судя по её довольному смешку, лезет к ней с объятьями и поцелуями. В ушах до сих пор звенел её помолодевший от кокетства голос: «Этьен, прекрати. Не здесь». Зря я тогда по просьбе Франсуа заглянул в библиотеку. Потом ещё врать пришлось, будто не нашёл нужную книгу…

— Я никому не скажу. Клянусь.

Поверить трудно. В тот момент, я боялся камердинера так, как будто он олицетворял всё зло в мире. Хотя что можно взять с подростка, который жизни толком не видел?

Насытившись моим жалким положением, Ренар убрал руки.

— По-твоему, я мерзавец, — это был не вопрос, а утверждение. — Предал господина и всё такое. Занимаюсь чёрт знает чем за его спиной. Эй, да не трясись, — он легонько щёлкнул меня по носу. — Всё поймёшь, когда вырастешь. Ещё и на мою сторону встанешь.

Из одной унизительной сцены я переместился в чуть менее унизительную. Шарлотт, тогда ещё новенькая горничная, с ужимками вертится передо мной и наотрез отказывается выполнить простую просьбу. Я мягко стараюсь поставить её на место, но девушка слишком нахальна. Она говорит, что пришьёт оторванную пуговицу, лишь за вознаграждение — за дружеский поцелуй в щёчку. Мне неприятно, что новая служанка откровенно вьёт из окружающих верёвки, но всё равно играю по её правилам. Наклоняюсь, и, чувствуя, как краснею, целую Шарлотт в левую щёку, а не в подставленную правую. За день до этого видел, как в правую её чмокнул лакей Поль. Уж за что, не в курсе.

Теперь я в школе. Сижу за обшарпанным учительским столом и мечтаю под него залезть. Виной тому мсье Марто, который с дотошностью фанатичного инквизитора хочет выведать у меня, что такого весёлого в Великой французской революции.

— Вы язык, что ли, проглотили?! Отвечайте немедленно! — он верещал и гримасничал, как бы пародируя призраков из дома Андрея.

Зрелище нелепое, но тогда я до смерти боялся этого человека.

— Они же дети… — робко начал я, и тут же был прерван.

— И что?! Вы когда-нибудь слышали, чтобы на моих уроках дети смеялись? Нет? Вот и я — нет! Вы — взрослый человек, а ничему научить их не можете! Вы хотите потерять работу?!

«Перестаньте на меня кричать, я не глухой», — так бы я ему сейчас сказал. Увы, раньше мне не хватало на это смелости, а как-то повлиять на прошлое невозможно.

Боже, как можно бояться того, кто даже вести себя достойно не умеет? Не буду доказывать, что во многом превосхожу мсье Марто, однако ничто не даёт ему права самоутверждаться за мой счёт. Ну и что, что он управляющий школы, меня он не уволит, несмотря на угрозы. Вот уйду я, а он останется с пьянчугой Пинсом и будет голову ломать над тем, как не прогневать очередную комиссию из города.

Путешествие от воспоминания к воспоминанию утомляло, и с каждым новым эпизодом из своей жизни я всё больше опасался остаться в таком состоянии навсегда. Ведь пока я в прошлом, мимо проходит настоящее. Я должен во что бы то ни стало проснуться!

Помещение было незнакомым. Небольшой, вполне опрятный подвал, заставленный стеллажами с различными колбами и пузырьками. Освещение в нём было хорошее, скорее всего, газовое или даже электрическое. Наверное, это очень важно для его владельца.

— Доброе утро, молодой человек.

Я обернулся на голос и увидел пожилого человека, вертящего в пухлых пальцах пенсне. Он смотрел на меня подозрительно ласково, почти с отеческой улыбкой, и словно ждал ответа.

— Что это за место? — я удивился тому, что снова могу себя контролировать. — Что вообще происходит?

Я неосторожно опустил взгляд и обомлел. Моё тело было прозрачным! Потеряв дар речи, я поднял перед собой серые ладони, сквозь которые просвечивался земляной пол. Нет, не может быть…

— Все поначалу пугаются, — заметил старик.

— Я… умер?

— Не знаю. Да и вам не всё равно?

— Что со мной произошло?

— Не знаю, — так же беспечно отмахнулся он. — Вас это не должно волновать. С этого дня для вас начинается совершенно новая жизнь. Прошлое теперь не имеет значения.

Я встал, чтобы подойти ближе к нему и наткнулся на невидимое препятствие, почти такое, какое использовала Ивана, когда я был вампиром. Под ногами ничего похожего на зёрна не оказалось. Я находился в круге с начерчённой по центру пятиконечной звездой.

— Выпустите меня.

— Даже не мечтайте, я за вас деньги заплатил, причём немалые.

— Кому? — от шока я не мог угнаться ни за одной мыслью.

Старик надел пенсне и стал медленно прохаживаться вокруг меня.

— Мда-а-а… Внешний вид неидеальный, но могло быть и хуже. Расслабьтесь. И не хмурьтесь, я хочу получше рассмотреть ваше лицо.

Да он сумасшедший!

— Я не товар!

— Дерзить не надо, я этого не люблю. Вы даже не представляете, какой вы счастливый, другим на вашем месте редко так везёт. Вы должны быть благодарны мне за то, что я выкупил вашу душу у демона.

— У какого ещё демона? — прошептал я, с ужасом вникая в каждое его слово.

— Эх, молодость. Душа бунтарская, а память короткая, — гадко хохотнул старик. — У того, кому вы её продали.

— Не было такого!

Он ухмыльнулся, покачал головой и взял с ближайшей полки синий гранёный флакон, безыдейно закупоренный пробкой.

— К чему эта бравада? Вы сейчас никто и ничто, всего лишь бесплотный дух. Если не хотите неприятностей, слушайте меня и перебивайте. Времени мало, а нас ждёт клиент. Всё, что от вас требуется — беспрекословное послушание. Повторяю — беспрекословное. Никаких споров и уж тем более вопросов не по делу. Вести вы себя должны гораздо прилежней, чем сейчас.

— Не то что?

Не запугает. Ситуация сложилась настолько плачевная, что усугубить её уже ничто не сможет.

— Думаете, что вам нечего терять? Напрасно, — этот тип показал рукой на полки, заставленные разноцветными флаконами. — Среди них есть и те, кто тоже решил показать характер. Вместо того чтобы оставаться среди людей, они бесконечно созерцают свою жизнь. Я человек милосердный и даю им второй шанс, однако его надо заслужить. Хотите ещё годик-другой провести в стекле?

Я невольно вздрогнул, представив, что недавно сам был помещён в столь крошечный сосуд.

— Хотите? — напирал старик.

— Нет.

— Вот и славненько. К сожалению, вам придётся ненадолго в него вернуться. До скорой встречи.

Не успел я и глазом моргнуть, как весь подвал сузился до одного синего флакона.

Как надоело быть беспомощным. Сколько можно позволять совершенно посторонним личностям глумиться над собой? За что мне всё это? Риторических вопросов у меня накопилось немало, и их было трудно отделить от более практичных мыслей. А они, как назло, не отличались оптимизмом. Господи, я же не мог умереть, я бы обязательно это заметил… Бред, какой бред. Даже думать об этом не хочу!

А думать мне некогда. Память любезно подкинула эпизод, в котором я без особой надежды на спасение бежал через еврейское кладбище в Праге. Даже зная, что в этой битве Филдвик потерпит поражение, было нелегче. Темно, везде надгробия, и чертовски болит изрезанная рука. Короче говоря, это не то, о чём приятно вспоминать и рассказывать друзьям.

С кладбища я переместился прямиком в поместье де Ришандруа. Здесь вроде всё тихо-спокойно. Никто не действует мне на нервы, как обычно. Только коридор слишком широкий, и картины отчего-то высоко висят… Обычное дело для памяти — вернуться в детство, когда мир кажется таким большим. Наверное, в тот день мужа Элен не было дома, иначе я не могу объяснить, почему осмелился устроить променад. Я бродил по коридору, как по картинной галерее, разглядывая, обрамлённые позолотой, полотна. Мне нравились те, что изображали животных, например, лошадей и собак на охоте, а портреты предков графа вызывали стойкую неприязнь. Не потому, что они состояли с ним в родстве, просто лица у них были слишком суровые и неприветливые. Злые, одним словом.

— Что… Что ты здесь делаешь?

Папа! Я кинулся на голос. Завернул за угол и встал у приоткрытой двери в кабинет. Да, у меня не получится с ним поговорить, но так хочется его увидеть.

— В чём дело, сын? Ты не рад меня видеть?

— Как ты проник сюда?

— Окно было открыто.

— Не паясничай, это второй этаж.

Заинтригованный, я затаил дыхание и припал к стене. Слава Богу, маленький Роберт тогда не прошёл мимо. Если меня не вынесет в другое воспоминание, я увижу главного виновника своих злоключений.

— Успокойся. Ты как будто дьявола увидел.

— Не сказал бы, что твоё общество приятнее.

Дети не умеют отличать мнимую опасность от настоящей, поэтому я зашёл внутрь. Вот и отец, жаль, что не вижу его лица.

Взгляд непроизвольно наткнулся на Родерика. Невысокий, абсолютно седой, он стоял напротив меня в расслабленной позе, опершись о стол. Только сейчас, будучи взрослым, я понимаю, как несолидно выглядел мой дед в почтенном возрасте. Странно наблюдать за старцем с юношескими повадками, даже дико.

Удивительно, я тогда не спрятался за отца, хотя с детства был стеснительным и не любил посторонних. Дети такие непредсказуемые…

— Кто этот юный джентльмен? — Родерик сделал шаг мне навстречу. — Познакомь нас.

— Роберт! — воскликнул отец. Вряд ли он горел желанием представить меня Родерику. Похожий по интонации возглас я спустя годы услышал от него, когда на прогулке ко мне подползла змея.

Проклятый демон! Проклятый старик с флаконами! Рядом со мной люди, с которыми мне надо столько всего обсудить, а я всего лишь наблюдаю за ними в теле неразумного ребёнка. Ужасная пытка. Врагу не пожелаешь.

Родерик протянул руку, чтобы прикоснуться ко мне, но отец схватил его за запястье.

Обрывки памяти без порядка сменяли друг друга, подавляя мою волю и заставляя переживать всё заново. Не знаю, сколько это продолжалось, по-моему, целую вечность. Может, это неправильно, но после такого истязания я даже порадовался, когда вновь увидел своё прозрачное тело. Пусть так, зато я выбрался из ловушки. Для начала было бы неплохо понять, куда я попал в этот раз.

Как на редкий экспонат в музее, на меня смотрели двое: уже знакомый старик из подвала и крепкий, но очень сутулый угрюмец в чёрном костюме. Где я, и что им от меня нужно? Помня наставления, я проглотил оба вопроса. Даже здороваться с этими гадами не буду.

— Сандерс?

— Катрин! — вырвалось у меня.

Девушка находилась рядом, по правую руку. Её вид был способен загнать в гроб любого впечатлительного обывателя. Лицо почти белое, платье какого-то грязно-серого оттенка, а с горла по груди струилось что-то черноё. Не все призрачные тени в Праге производили столь гнетущее впечатление.

Не может быть. Она же мертва, я собственными глазами видел её рану. Неужели это значит, что и я…

— Надо же! — восхитился гадкий старик. — Богом клянусь, и не подозревал, что они знают друг друга. Грех разлучать влюблённых, не желаете приобрести сразу пару? Я сделаю скидку.

Потенциальный клиент ещё сильнее сгорбился и, отвернувшись, погладил узор на лакированном бюро.

— Это всё, что вы можете мне предложить, — утвердительно пробормотал он.

— Я специально отобрал самых лучших. Вы же не себе берёте, а дочке, поэтому я взял на себя смелость предложить самых молодых и привлекательных.

— Хм.

— Поймите, сейчас не сезон, — залебезил продавец. — Да и вряд ли мадемуазель придутся по нраву призраки людей не её круга. К сожалению, плебеев всегда больше, а вида они, как правило, непотребного. Ума не приложу, чем вам не нравятся эти прекрасные создания? Вы только взгляните на это, — он указал на Катрин, — дева, принявшая мученическую смерть. При жизни принадлежала к знатному роду и великолепно играла на фортепьяно.

Несколько секунд покупатель, молча, оценивал Катрин.

— Рану бы прикрыть и кровь смыть, — резюмировал он.

И это всё, что он может сказать. Эти двое что, газет не читают?

— Увы, во внешнем облике невозможно ничего изменить, — с фальшивым огорчением откликнулся старик. — Тогда обратите внимание на юношу.

Я напрягся. Унизительно, когда тебя продают, как лошадь на ярмарке. Ох, лишь бы не нагрубить сгоряча, не хочу возвращаться в стеклянную тюрьму.

— Конечно, не принц благородных кровей, зато очень культурный и благовоспитанный. По профессии школьный учитель. Хорош собой…

— Неодет, — отрезал покупатель.

От возмущения я чуть было не начал спор. Да, я готовился ко сну. Снял жилет, спустил подтяжки — и всё. Больше я ничего не успел сделать, даже не разулся. Вид, конечно, не парадный, но это не повод для того, чтобы косо на меня смотреть.

— Согласен, — покладисто ответил старик, с трудом скрывая беспокойство.

— И я не хотел бы, чтобы возле моей дочери крутился посторонний мужчина.

— Понимаю. Так как насчёт девушки? На первой встрече вы говорили, что ваша дочь обожает готическую литературу. Да она придёт в восторг от призрака с кровавой раной. Тем более, смотрите, в ней нет ничего отталкивающего. И если призрак распустит волосы, рана не будет так бросаться глаза. Вы и не заметите, как привыкните.

Катрин всхлипнула не хуже привидения из готического романа.

— Это просто смешно, — давясь рыданиями, простонала она. — Вы знаете, кто я такая? Я — дочь графа де Сен-Клода. Меня нельзя продавать. Я не буду вещью в этом доме, ни за что!

Слёзы оставляли на её щеках длинные блестящие дорожки, но она словно не замечала этого.

Отчаяние Катрин вызвало во мне столько жалости, что я в порыве чувств был готов простить её за то, что она когда-то хотела убить меня, чтобы угодить Филдвику, и жестоко отомстить Франсуа. Как можно сердиться на бесплотную, трясущуюся от плача девушку?

Продавец же не разделял моего мнения. Его морщинистая физиономия стала похожа на злую маску.

— Катрин, успокойся, — прошептал я в ожидании надвигающейся угрозы.

— Нет, нет, — она уже переходила на крик. — Нет!

Её очертания в мгновение поблекли, и душа девушки струйкой дыма перенеслась во флакон из бордового стекла. Старик закрыл его пробкой и начал суетливо возиться с маленьким чемоданом. От волнения он никак не мог его открыть.

— Паршивый у вас товар, — клиент произнёс это таким тоном, будто был готов сию минуту выставить его за порог.

— Что вы! Что вы! — неудачливый продавец поместил флакон в чемодан и встал с колен. — Брак бывает у всех, так что не надо судить обо всём ассортименте только по одной вещи. Признаю, вероятно, вы ожидали большего, но поймите, я всё же не волшебник. Товар редкий, и поставщики не балуют меня по-настоящему ценными экземплярами. Конечно, вы можете обратиться к кому-нибудь другому, только где гарантия, что вас не обманут, подсунув вместо призрака неизвестно что? Мошенников на этой почве развелось хоть пруд пруди. Вы же не хотите потерять кучу денег и оставить дочку без подарка?

Любящий отец даже не удостоил меня взглядом. Мол, лучше без подарка обойтись.

Меня просто раздирало пополам. С одной стороны, я не желал становиться аксессуаром капризной девчонки, с другой — до ужаса боялся вновь застрять в собственных воспоминаниях. Чёрт, и я даже не в праве выбрать меньшее из двух зол.

— Так ты учитель.

От неожиданности я подумал, что ослышался. Странно, ко мне обратились лично, пускай и на «ты». Ладно, утешусь тем, что я уже не безмолвный предмет в глазах этого человека.

— Да, мсье.

— Будешь заниматься с моим сыном.

Я не ответил, лишь слабо кивнул. Разыгрывать покорного раба было невмоготу, в тот момент я ненавидел себя за беспомощность.

Довольно ухмыляясь, продавец снова потянулся к чемоданчику. К счастью, он извлёк из него не мой флакон, а исписанные листы бумаги с печатью. Погодите, я назвал флакон своим? Боже, что со мной творится!

— Вы не пожалеете, — вдохновенно заговорил старик, надевая пенсне и раскладывая на столе договор купли-продажи. — Прекрасный экземпляр, аж расставаться жалко. И видите, какой послушный, точно ягнёнок.

Я стиснул зубы, подавив возглас возмущения. Надо же было через столько всего пройти, чтобы меня снова сравнивали со скотом… Это нечестно!

Следующие полчаса я, будучи в самом что ни на есть подавленном состоянии, слушал лекцию на тему своего поведения. Почти каждый пункт начинался со слова «нельзя». Итак, мне было запрещено появляться в кабинете хозяина, в его спальне, в спальнях детей, в ванных комнатах и в столовой во время трапезы. Классная комната, коридоры, кухня и подсобные помещения были в моём распоряжении с условием, что я не должен пугать прислугу. Так же строжайше запрещено прикасаться к вещам (наверное, чтобы не сломал и не украл, не иначе). Нельзя выть, стонать, рыдать, смеяться, пока не прикажут. А приказать могут в случае прихода важных гостей. Разумеется, гости попроще будут обходиться без моего присутствия. Раскрыть тайну появления призрака, то есть рассказать о пошлой покупке — верный путь попасть обратно в синий флакон без шанса на дальнейшее помилование.

Помимо запретов, на меня налагались обязательства: составлять компанию дочери хозяина и проверять уроки его сына. При этом мне грозили всяческими карами, в случае если моё влияние дурно на них скажется.

Мне ничего не оставалось, как со всем соглашаться и кивать. Периодически моё негодование вытеснялось недоумением. Нормальный человек купил бы детям собаку или пони, но уж никак не привидение.

Привидение…

Я не верил, что всё закончилось вот так. Жалко и нелепо. Я только недавно разобрался в себе, понял, что способен на многое, увидел свой истинный характер… А теперь всё стало гораздо хуже, чем было до приглашения на собрание клуба. У меня снова нет будущего, и в этот раз меня это не печалит, как раньше, а по-настоящему пугает.

В отличие от Катрин, никаких сделок с демонами я не заключал. Да и, если рассуждать практично, как я мог обещать кому-то свою душу, если даже не получил ничего взамен? Ни умений, ни славы, ни богатства, или что там ещё можно выпросить у нечистой силы. Ничего. Одноглазый забрал душу в ущерб мечте размазать меня по мостовой.

Так получается, что Жак остался в особняке один с моим бездыханным телом. Наверное, он уже обнаружил меня на лестнице и места себе не находит от горя. Бедняга. Сколько прошло времени? Если больше, чем я думаю, то возможно, скорбная новость дошла и до Элен. Она этого не выдержит, ведь у неё больше почти нет родных. С яростью тигрицы она защищала меня от своего супруга, норовившего избавиться от ненужного сироты. Во флаконе я успел увидеть пару таких эпизодов, от которых тоскливо сжимается сердце и хочется закрыть уши руками, чтобы не слышать вопли в духе «Выгоню приблудыша к чёртовой матери!». Надеюсь, Франсуа будет достойным племянником, и никогда не огорчит Элен. Чёрт, Франсуа. Он же с ума сойдёт.

Мне надо быть рядом с ними. А для этого надо сначала вырваться из клетки.

Оставшись без присмотра, я вопреки запретам и угрозам бросился на улицу. Почти как вампир, бесшумный и невесомый, сбежал вниз по лестнице на первый этаж и кинулся в узкую прихожую. Не смогу открыть дверь, так пройду насквозь. К новым трюкам мне не привыкать, как-нибудь уж приспособлюсь.

Перед выходом воздух внезапно уплотнился и, едва я коснулся дверной ручки, как меня отшвырнуло назад. На зависть всем акробатам я сделал сальто до потолка и грузно приземлился, словно находился в привычном человеческом теле. Этот дьявольский коммерсант всё предусмотрел!

Опустошённый, я поднялся со свернувшейся ковровой дорожки.

Старик был прав. Я — никто. Ничто.

Я… Я…

Застыл бесцветной фотографией в этом мире.

Глава 19 Девушка и смерть

В поисках выхода я обошёл дом вдоль и поперёк. Разумеется, напрасно. Продавец душ был не настолько глуп, чтобы оставить хоть малейшую лазейку. При моём приближении двери и окна встречали меня грозной вибрацией в воздухе.

В сравнении с особняком де Ришандруа дом был небольшой, всего два этажа и мансарда. Без излишеств вроде курительной, бильярдной или бального зала. Мебель выглядела добротной, дорогой, но до такой степени скучной и банальной, будто мастеру слово «фантазия» было вовсе неизвестно, а уж его понятие тем более. Не было обожаемых Элен консолей и зеркал. Немногочисленные вещи находились строго на своих местах. Опять же, не было абсолютно ничего лишнего, даже на каминах, сборниках всевозможных безделушек, стояли только часы. Шарлотт бы почла за счастье работать здесь: смахивать пыль толком не с чего и не стоит волноваться за судьбу каждой хрупкой статуэтки.

Однако чувствовалось, что хозяин не бедствовал и не проигрывался в карты. Всё его имущество приобреталось исключительно с практической целью. Часы показывают время, в кресле можно сидеть. Зеркало в гостиной не нужно — в него никто не будет смотреться, и так далее. Поразительно, как такой экономный человек по собственной воле выложил круглую сумму за призрака. Это ж надо умом тронуться.

Из слуг я заметил только женщину непонятного возраста, на коленях мывшую пол в коридоре, и кухарку, с упоением разделывавшую птицу. Естественно, я не стал показываться им на глаза. Они, верно, не в курсе причуды своего хозяина. Ещё крик на весь дом поднимут, а виноват буду только я.

От отчаяния в голове вертелись самые смелые идеи. Например, подойти к покупателю и напрямую сказать ему, что я не намерен здесь оставаться, и что у меня есть покровители, готовые компенсировать материальный убыток. По теории всё получалось складно, но идеальной её нельзя было назвать. С какой стати мне, заурядному учителю, должны верить? Да и покупатель, чьё имя до сих пор было для меня загадкой, не отличался мягкосердечностью. Его даже слёзы Катрин не разжалобили, обо мне и говорить нечего. И выбирал он нас с неслыханной циничностью, разве что зубы не проверял. Другая идея была ещё более дерзкой. Рассказать, что меня подозревают в убийстве и предложить просмотреть газеты, если возникнут сомнения в моих словах. Такой подарок не нужен благовоспитанной девице, и от меня непременно захотят избавиться… Тогда придётся вернуться в злосчастный флакон до тех пор, пока меня по двойной цене не купит какой-нибудь любитель редкостей. Дрянной план, я только озолочу продавца душ.

Устав скользить по дому, как рыба в тесном аквариуме, я поднялся в мансарду. Без помех прошёл сквозь дверь и без интереса оглядел помещение. Я ожидал увидеть хоть в малейшей степени захламлённую комнату, но здесь было практически пусто. Основное пространство занимали верёвки, увешанные только что постиранным постельным бельём. Ни намёка на ненужное барахло. Похоже, хозяин не терпел старых вещей, которые обычно жалко выбросить, а хранить на виду уже неприлично. Страшно представить, что со мной будет, если я вдруг ему надоем… Хотя со мной и так случилось самое страшное, а снявши голову, по волосам не плачут.

Я от души пнул пустое ведро. Оно не отлетело в сторону, лишь чуточку покачнулось под аккомпанемент еле уловимого гула. Я пнул снова, и в этот раз ведро всё же свалилось, задев чугунную сидячую ванну. Надеюсь, никто не услышал грохота, иначе…

Из-за огромного пододеяльника вынырнул худенький мальчик лет восьми-девяти и замер, крепко вцепившись пальцами в своеобразный занавес.

Ну вот, сейчас будет визжать, не жалея лёгких и барабанных перепонок. Достанется же мне!

Мальчик напустил на себя серьёзный вид.

— Вы кто? — на удивление спокойно спросил он.

Коря себя за неловкость, я попятился.

— Никто.

— Ага, и фамилия у вас Никакая, — съехидничал ребёнок. — Нет, ну правда же, вы кто? Вы что, привидение? — он перестал судорожно сжимать влажную ткань. — Я сквозь вас стенку вижу. Это вы шумели? А я думал, Натали споткнулась. Вообще-то она тихо ходит, а взрослые топают и шаркают, — мальчик безбоязненно вышел из укрытия. — Меня зовут Рене.

— Очень приятно, — пробормотал я и неосознанно протянул руку для приветствия.

— Так как вас… О, здорово! У вас ладонь холодная, а совсем не противная. Как облачко.

Никто из моих учеников никогда не вызывал во мне подобных чувств. Я буквально заставлял себя ненавидеть ребёнка, получившего в дар экстраординарного питомца, но он меня даже не раздражал. Передо мной стоял обычный, в меру любопытный ребёнок, а не избалованное чудовище, которое я себе нафантазировал.

— Впервые встречаю взаправдашнее привидение, — с восхищением сказал Рене после того, как я представился. — А давно вы у нас живёте?

— Недавно.

— Только не уходите, пожалуйста, а то мне Натали не поверит. Да она сейчас сама сюда придёт, она везде смотрит.

Я растерянно огляделся.

— Что ты здесь делаешь?

Рене хихикнул и, поманив меня жестом, забежал за стену простыней. Я последовал за ним.

— Мы играем в прятки, — заговорщически зашептал мальчик. — Наклонитесь, вы высокий, вашу макушку будет видно. Слушайте, а вы можете сказать Натали, что меня здесь нет? Вот она удивится!

Я не успел спросить, чему именно должна удивиться девчонка, потому что он прижал палец к губам. Прислушавшись, и я заметил присутствие кого-то третьего.

— Рене! С кем ты там разговариваешь? — голосок был тихий, по-детски звонкий.

Меня словно обухом по голове огрели. Я-то думал, меня купили для великовозрастной девицы вроде Катрин, но уж никак не для маленькой девочки. Абсурд полнейший! За те же деньги можно было купить целую лавку с игрушками или приготовить завидное приданное.

За резко отдёрнутой простынёй оказалась вовсе не ровесница Рене. На вид девушке можно было дать не меньше семнадцати лет. Чёрное платье и длинные прямые волосы цвета льна делали её фигурку более хрупкой. Как истинная любительница готических романов, она тонко вскрикнула, развернулась, чтобы убежать, и, сорвав верёвку с бельём, упала на белую простыню.

Вместо злорадства, на меня нахлынула волна горького сожаления. Бедняжка по-настоящему испугалась и, похоже, ещё и ушиблась.

Дожил. От одного моего вида люди готовы удрать на край света.

— Рене! — девушка прижала к себе бросившегося ей на помощь братишку.

— Женщины, — философски изрёк тот, однако не стал вырываться из непрошеных объятий. — Перестань, Натали, всё в порядке. Это доброе привидение, оно нас не тронет.

Я не разглядел доверия в больших голубых глазах его сестры. В них не отражалось ничего, кроме смертельного страха.

— Прошу прощения. Мне, наверное, стоит уйти, — пробормотал я.

— Нет, нет! Не уходите, прошу вас, — запротестовал Рене. — Натали вас обязательно полюбит, честное слово.

Натали встрепенулась.

— Нельзя обращаться к призраку на «вы».

— Почему? — изумился я. — Если я просвечиваюсь, то уже не человек? Не имею права на вежливое обращение?

Девушка смущённо поджала тонкие губы и втянула голову в плечи.

— Ты его обидела, — прошипел Рене.

Надо держать себя в руках. Их отца непременно разозлит строптивость покупки.

— Извините. Обращайтесь ко мне как посчитаете нужным. Я просто не привык к тому, что я… что я… — слово «умер» застревало в горле. — …что меня называют призраком. Всё произошло слишком неожиданно. Я не был готов к этому.

Почти не робея, Натали приблизилась ко мне.

— Давай на «ты». Тебе сейчас нужен друг, а друзья не выкают. Хорошо?

Она протянула руку, чтобы коснуться меня, но после короткого замешательства затеребила крестик на бархотке. Не очень подходящее украшение для домашнего наряда юной особы. Неуместное и от чего-то тревожное.

К счастью, их отец отлучился по делам, поэтому наше «знакомство» отложили до вечера, и я с трудом скрывал радость от такого поворота событий. Едва представив его суровое лицо, меня начинало трясти от праведного гнева. Столько хотелось ему высказать! Начав с того, что держать меня в заточении, как минимум, безнравственно, и закончив тем, что детям рано задумываться о смерти. Культивирование макабрического интереса, как я успел заметить, занимало немаловажную роль в этой семье. Дело не ограничивалось чтением мрачной литературы и желанием своими глазами увидеть гостя из потустороннего мира. В доме все, вплоть до прислуги, носили чёрную одежду в знак траура по хозяйке. Как объяснила Натали, мать умерла спустя час после рождения Рене, то есть времени с тех пор прошло немало. При этом девушка искренне верила, что траур явление бессрочное, и понятия не имела о том, как можно жить иначе. Всё, что не касалось смерти, её мало интересовало. Неудивительно. Вместо жизнеутверждающих книг, она зачитывалась романами Энн Рэдклифф и её подражателей, а вместо прогулок по Елисейским полям, отец устраивал детям экскурсии по Пер-Лашез и кладбищу Монмартра. Стоит ли говорить, что из культурных мероприятий они посещали только похороны?

Естественно, им было интересней узнать о новом домочадце, чем рассказывать о себе. На все вопросы, а их было немало, я отвечал кратко, опасаясь сболтнуть лишнее. В основном приходилось говорить одно и то же. Почему умер? Не, знаю, так получилось. Почему оказался здесь? Не знаю, так получилось. Почему не покинул этот мир? Не знаю, так получилось… Некое разнообразие вносил Рене с вопросами вроде «Ты светишься в темноте?», пока Натали не напомнила ему о приходе учителя немецкого языка и с напутствием «Не говори никому про Роберта» не выставила его за дверь.

— Когда же он забудет дорогу в наш дом, — явно копируя кого-то из взрослых, проворчал мальчик и, подталкиваемый сестрой, выскочил из комнаты.

От удара на двери покосился белый листок бумаги. Каллиграфическим почерком на нём было выведено «1. Не читать за обедом; 2. Не распускать волосы; 3. Не петь громко; 4. Не прикармливать бродячих кошек». Там было ещё с десяток «не…», но за Натали я больше не разглядел.

— Что это за список на двери?

Не моё дело, конечно. Я всего лишь пытался отвлечься.

Натали выровняла листок и безрезультатно подёргала гвоздик за шляпку.

— Дурацкие правила мадам Ляру. Обычно я их срываю, но боюсь, когда-нибудь она мне их на лоб прибьёт. Такая вредная, не люблю её. А папа мне всё разрешает. Ему нравится, когда я нарушаю правила. Например, он говорит, что я с распущенными волосами на маму очень похожа.

Повеселевшая девушка взяла со стола пухлый альбом для рисования.

— За обедом, правда, не читаю, только за ужином, — она шустро переместилась в тёмно-коричневое кресло. — Роберт, садись на подлокотник, он меня выдерживает, тебя — тем более. Я тебе кое-что покажу.

В голове столкнулись две мысли. Первая касалась опасения просочиться сквозь тот самый подлокотник, вторая же была куда серьёзней: я вдруг вспомнил, что не имею права находиться в покоях Натали. Впрочем, я быстро унял беспокойство. Вряд ли мне грозит за это что-то серьёзнее флакона.

Знала бы Натали, как я ненавижу её отца, она бы не смотрела на меня с такой нежностью. Знал бы кто-нибудь, как мне тяжело снова врать…

Несмотря на неуютную комнату, и траурное платье, девушка лучилась жизнерадостностью. Она с удовольствием болтала о всякой чепухе, перескакивая с темы на тему. Ну, точь-в-точь мой Франсуа. А я так же участливо улыбался и вставлял незначительные реплики, как в разговоре с другом. Только не особо вслушивался в её речь. Вместо обычного умиротворения меня переполняло чувство непреодолимой горечи. Было непросто смириться с тем, что я больше никогда не увижу Франсуа и всех остальных.

Натали показывала свои рисунки, как готовые, так и наброски, возможно, навсегда оставшиеся незаконченными. Людей на портретах было немного, в основном отец, брат и женщина с большими печальными глазами. И без пояснений понятно, что это мать. На одном листе юная художница могла нарисовать несколько её маленьких портретов, как бы стремясь выудить из памяти все эмоции и позы. Несколько зарисовок объединяли всю семью, словно никакой трагедии и не было. Жаль, что невозможно ничего исправить. Мать никогда не обнимет сразу всех своих детей, не будет ласкать подросшего сына и причёсывать дочь перед первым выходом в свет.

Если эти фантазии Натали тронули меня, то другие — шокировали. На альбомных листах замелькали надгробия, от скромных плит и кельтских крестов, до сложных монументов со скорбящими ангелами. Появились вороны, кружащие над висельниками, выброшенные на берег утопленники, головы без тел и прочая подобная мерзость. Некоторые рисунки сопровождались надписями вроде «Ничто не вечно, кроме смерти», в одной я узнал цитату из «Баллады повешенных» Вийона. Заживо горящая на костре девушка вызвала уйму ассоциаций, среди которых особо выделялась одна.

Хедвика. Я больше никогда не приеду в «Старый дуб».

— Даже ведьмы такого ужаса не рисуют.

— Ведьмы? — Натали подняла на меня глаза. — Роберт, ты плачешь?

Я слез с кресла и отошёл к окну. Хотел положить руки на подоконник, но мне помешал густой желеобразный воздух, некстати напомнивший о роли пленника.

— Ты что-то помнишь, — неуверенно предположила Натали. — Что с тобой? Почему ты так расстроился?

— Ты слишком много думаешь о смерти. Поверь, это неправильно. Надо ценить жизнь, пока она у тебя есть. Потом будет поздно, понимаешь? Раньше мне казалось, что моя жизнь унылая, что в ней нет ничего, кроме потерь, обид и унижений. Теперь я понимаю, как ошибался. Хорошего всегда было больше, просто я этого не замечал, и вообще большинство своих проблем придумал сам. Долгие годы жил, опутанный сомнениями и страхами, пока не столкнулся с настоящей опасностью. И несмотря на все трудности, у меня всегда был выбор, даже тогда, когда думал, что его нет. Сейчас же от моих решений ничего не зависит. Да я бы всё отдал, лишь бы вернуть всё как было. У меня же остались друзья, ученики и тётя с братом. Я очень хочу быть с ними. Я люблю их.

Последние слова я произносил уже шёпотом.

— А почему ты не с ними?

— Потому что твой отец купил меня. Для тебя.

Спохватившись, я развернулся лицом к Натали. Она стояла, прижимая к груди альбом с плодами своего творчества.

— Пожалуйста, не говори ему, что всё знаешь, иначе меня жестоко накажут.

Девушка молчала и почти не моргала.

— Как… купил? — наконец спросила она.

— Чтобы порадовать тебя.

— И ты на это согласился?

— Меня никто не спрашивал.

Натали была ошарашена. Если честно, то и у меня до недавнего времени не укладывалось в голове, что купить настоящее привидение не такая уж большая проблема, были бы деньги. Более того, девушка, вероятно, чувствовала себя обманутой. Надо же было обнаружить дома призрака и узнать, что он — подарок от папы, а родитель в свою очередь делает вид, будто все дары дети получают исключительно от Рождественского деда. Я долго не мог успокоить Натали, потому что она всё порывалась выпросить у отца кое-какие поблажки для меня. Её доводы заключались в том, что «папа добрый и справедливый». У меня же не было ни малейших оснований в это верить, а выставлять его перед дочерью бессердечным чудовищем, как минимум, непедагогично. Помог обойти острые углы рассказ о заточении в собственной памяти. Я так расписал тот нескончаемый кошмар, что Натали в итоге сдалась, пообещав не выдавать меня.

Боюсь, я на верном пути к возвращению в синий флакон.

В отличие от возможностей, вопросов меньше не стало. Откуда взялся демон и почему он начал охоту на меня ещё в Чехии? С какой стати его заинтересовала моя душа, если мы с ним даже никакого контракта не заключали? Очень странно. С таким же успехом он мог напасть на первого встречного, а не гнаться за мной через пол-Европы. Или есть способ ещё проще — наловить призраков на улице, их в Праге немало. Страшно представить, сколько их здесь, в Париже, сколько их проходит мимо нас каждый день.

Другая странность. Старик говорил, что не просто так получил меня от демона, а именно выкупил. Причём не за символическую плату. За деньги. Так на кой чёрт они демону? Он же по сути — нечистая сила, с презрением относящаяся с к материальным благам и насмехающаяся над человеческими слабостями.

В любом случае получается, деньги для него не самоцель. Но они ему всё равно нужны. Честное слово, женщину легче понять, чем это существо.

Как выяснилось, с момента встречи с демоном прошли всего сутки. Из-за проклятого флакона я потерялся во времени и до последнего был уверен, что живу в качестве привидения, как минимум, неделю. Интересно, меня ещё не похоронили? Нет, чёрт, нет… Противно представлять себя в гробу, и ещё больней думать о тех, кто стоит возле него.

Я с радостью отвлёкся от мрачных мыслей на сердитое жужжание мухи. Суетливо попрыгав по окну, она разогналась и стукнулась об стекло. Потом ещё раз. И ещё. Так продолжалось до тех пор, пока насекомое не догадалось проскользнуть через щель.

Несправедливо. Какой-то глупой мухе везёт больше, чем мне. Пока семья мирно ужинала, я снова занимался поисками выхода и, как уже ясно, в этом не преуспел. Даже открытые окна препятствовали побегу. Один раз меня отшвырнуло так, что я умудрился опрокинуть стул, а потом долго не мог поставить его обратно, потому что он то и дело просачивался сквозь призрачные руки.

Боже, ещё чуть-чуть и я начну стонать и выть без разрешения.

— Это я, — тихо сказала Натали, прошмыгнув в комнату. Она села на заправленную серым клетчатым пледом кровать и возбуждённо затараторила. — Папа ничего не знает. То есть, про тебя он уже знает, но я не сказала, что знаю, что тебя купили. По-моему, это неправильно. Если ничего не скрывать, папа тебе поможет.

Не дожидаясь приглашения, я пристроился рядом.

— Мы уже это обсуждали. Твой отец заплатил за меня большие деньги, и ему будет неприятно, если я сбегу, оставив его ни с чем.

— А ты бы сбежал, будь у тебя такая возможность? — Натали потянулась к тумбочке за щёткой для волос.

— А ты как думаешь?

Девушка пожала плечами и, перекинув на грудь прядь, провела по ней щёткой. Наверное, мама не успела ей объяснить, что причёсываться на людях слишком фамильярно, а некая мадам Ляру в таких вопросах явно не авторитет.

— Но ты же не мошенник. Ты не обманешь.

— Натали, мне нельзя доверять.

Она вздрогнула.

Я поспешил исправиться:

— Пойми, мы знакомы всего несколько часов. Я со своей тётей жил сколько себя помню, и то мы друг о друге почти ничего не знали. Вы с Рене очень милые, но я всегда буду пытаться уйти от вас домой.

Словно заворожённая, Натали молчала, не прекращая водить щёткой по волосам.

— Я полдня думала, как тебе помочь и, кажется, придумала, — осторожно начала она. — Чтобы обмануть силу, удерживающую тебя здесь, нужно тело.

И как я сам до этого не додумался?

— Но у меня его нет, — сказал я, оставив сарказм при себе.

— Воспользуешься чужим. Так обычно поступают призраки, прикованные к проклятым местам, или души моряков, желающие попасть на сушу. Об этом много пишут. Вот в одном журнале…

— Это фантазии писателей.

Натали отложила щётку и взобралась на кровать с ногами. Вид у неё был нарочито сердитый и от того непередаваемо умильный. Это не Хедвика, от взгляда которой порой бегут мурашки.

— Слушай ты, фантазия, давай уже что-то делать. Толку ныть, если у нас появилась идея. Сначала её надо попробовать осуществить, а потом уже посмотрим, врут писатели или нет.

— Хорошо. Только где достать тело? Вряд ли твой отец захочет одолжить мне своё.

— Он — нет, а я — да.

Я не сразу нашёл нужные слова. Вернее сказать, вовсе не нашёл. Мне как будто предложили нечто соблазнительное и одновременно непристойное.

— Ну? Давай попробуем? — неожиданно робко спросила Натали.

— Подожди, это же будет подло с моей стороны.

— Брезгуешь, потому что я девочка.

— Не в этом дело. Нельзя же предлагать такое первому встречному призраку. Вдруг я только прикидываюсь паинькой? А вдруг не смогу покинуть твоё тело? Поверь, я не раз сталкивался со сверхъестественным и знаю, как опасно доверять тем, чьи истинные силы и мысли тебе неведомы.

— Я не боюсь.

Хоть этот аргумент был менее разумен, чем любой из моих, я устыдился. Я тем более не должен бояться и поддаваться сомнениям. Глупо упускать единственный шанс, когда он так близко, стоит только руку протянуть.

Натали легла на бок и закрыла глаза. Я погладил её по плечу. Она мелко задрожала. С каждой секундой эта затея нравилась мне всё меньше, однако я понимал, что если отступлюсь сейчас, второй попытки не будет.

С рукой славы и оборотным кулоном сладил, как-нибудь и с этим справлюсь. Надеюсь, настоящего желания хватит.

Отбросить эмоции. Мне нужно тело, и я получу его.

В глазах потемнело, как перед обмороком, и в следующий миг меня крепко-прекрепко сдавило. Я негромко вскрикнул, подивившись своему новому голосу, почти такому же тонкому, как кошачье мяуканье. Произнести что-то более или менее внятное не получилось. Меня словно поместили в тесный футляр, в котором совершенно невозможно двигаться и трудно дышать.

— …Натали! Дорогая, очнись, — кто-то ласково коснулся моей щеки.

Сквозь медленно таящую перед глазами дымку я разглядел отца Натали, уже не в ипостаси капризного покупателя, а обеспокоенного родителя.

Надо же, получилось…

— Что с тобой? Ты не заболела? Ты стонала.

— Кошмар приснился, — пролепетал я. Чуть приподнявшись, наступил локтем на волосы. Больно! Зачем такие отращивать?

— Это всё из-за призрака? Я найду способ от него избавиться, только скажи.

На меня нахлынула волна вполне оправданного страха. Если он каким-то образом меня узнает — добро пожаловать во флакон!

Продолжая ворчать на «незваного гостя», мужчина стал ходить по комнате. Один за другим он зажигал светильники, понемногу рассеивая полумрак. Я, молча, наблюдал за его неторопливыми действиями. Было непросто осознавать себя другим человеком, я стеснялся лишний раз пошевелиться, не то что слово сказать.

Ни с того ни с сего помутилось в голове. Не успел я отдаться панике, как сознание снова прояснилось.

— Так лучше? — спросил отец Натали, поправив лампу.

Я сдержанно кивнул.

Вместо того чтобы уйти, он подошёл ко мне и без предупреждения обнял. Я дёрнулся и тут же сообразил, что в нынешнем положении было бы неразумно выдавать себя. Хотя если он ждёт ответных объятий или, ещё хуже, поцелуев, то не дождётся. Была бы возможность, сделал бы ему какую-нибудь гадость исподтишка. Как бы то ни было, пришлось терпеть ласку двуличного вдовца, а не отпускал он меня долго. От запаха табака, исходящего от его одежды, покалывало в носу, я старался не вдыхать слишком глубоко, чтобы позорно не чихнуть.

«Натали! Натали!»

Я мысленно звал девушку, изо всех сил прислушивался, но напрасно. Она никак не давала о себе знать, и с каждым ударом сердца меня всё больше охватывала тревога. Что сейчас с Натали? Вот я идиот, поддался на уговоры романтичной девчонки… Господи, что же мы наделали, надо всё срочно исправить!

Её отец оказал огромную услугу, оставив нас наедине. Я уже было хотел покинуть тело девушки, как вдруг вспомнил, для чего была затеяна эта авантюра. Прежде всего, следовало проверить, смогу ли я выйти за пределы дома. Натали будет крайне недовольна, если я провалю наш эксперимент, поэтому волей-неволей придётся настроиться на оптимизм.

Я немного воодушевился. Резко спрыгнул с кровати и, запутавшись в юбках, грохнулся на пол… Чёрт! Забыл, что я — не я!

У окна я уже вёл себя осторожней. Сначала медленно поводил руками по воздуху. Тягучей вибрации словно и не было никогда, в этот раз ничего не мешало прикоснуться к прохладному стеклу.

Очередное головокружение застало меня врасплох. Плотная пелена ослепляла, ноги подкашивались. Плохо слушающимися руками я опёрся на подоконник. Маленькие ладони судорожно дёргались.

— Что случилось? Трудно справиться с чужой оболочкой? — участливо осведомился кто-то. — Такое бывает, когда в теле больше душ, чем требуется.

Меня больно схватили за шею и отшвырнули в сторону с такой силой, что я чудом не упал.

Вопреки ожиданиям, грубиян не обладал отталкивающей внешностью, как мой «одноглазый друг». С деланным презрением на меня смотрел молодой человек, весьма смело выряженный в костюм сапфирового цвета, некстати подчёркивающий его бледную кожу. Пепельные волосы, опускавшиеся ниже плеч, зрительно удлиняли его без того вытянутое лицо с длинным носом.

— У тебя два выхода, — промурлыкал он. — Первый, — он продемонстрировал кулак, затянутый в нежно-голубую перчатку, и оттопырил один палец, — ты добровольно оставляешь леди в покое, и я, так и быть, замолвлю там за тебя словечко. И второй, — выставил ещё палец, — я изгоняю тебя силой.

Интересно, почему в последнее время все, кто говорит на английском, не приносят мне ничего кроме неприятностей?

— Честно говоря, я не совсем понимаю, кто вы, и с какой стати вмешиваетесь не в своё дело, — неприветливо откликнулся я, при этом отчаянно стыдясь девичьего голоса.

В руке незнакомца, материализовалась, окутанная чёрным дымом, коса — ни чем не примечательный инструмент работяг. Не успел я что-либо сообразить, как лезвие оказалось в опасной близости от моего горла. Я пятился, пока не почувствовал лопатками стену.

— Не хотелось бы причинять вред этому замечательному созданию, но ты не оставляешь мне выбора. Её душа невинна и в любом случае попадёт на небеса, а ты хотя бы порадуешь меня агонией с кровавой рвотой. Приступим?

— Подожди, — прошептал я. — Не убивай её.

Маячившая коса не способствовала более развёрнутым речам, и я робко надеялся, что моего вяканья будет достаточно.

И предположить не мог, что всё так обернётся. Ладно бы, демон просто напал на меня, так он угрожает Натали! Я не имею права рисковать её телом. И жизнью.

Вспышка. Опять знакомое ощущение лёгкости.

Первое, что я увидел — как белобрысый галантно придерживал Натали, вялую, словно едва очнувшуюся после долго сна. Проклятая коса бесследно исчезла.

— Не беспокойтесь, моя прелесть, теперь вы в безопасности, — слащаво произнёс он. — Даю слово, что больше эта тварь к вам не притронется.

— Что? Роберт… Где Роберт?

Не обращая внимания на слабое сопротивление девушки, незнакомец бросил взгляд на меня.

— Ты, что ли, Роберт? — его губы искривила мерзейшая улыбка.

В этот момент Натали повернулась ко мне и слабо вскрикнула.

Демон вновь обратился к ней, но уже на французском:

— Понимаю, мадемуазель, смотрится жутковато, но ничего страшного. Не бойтесь, для вас это совершенно безвредно, — говорил он, манерно грассируя. — Зато ваш пакостник Роберт получил по заслугам.

— О чём ты?.. — я прервался, поняв, что напугало девушку. Голос по-прежнему был не моим. Как я убедился впоследствии, внешность — тоже.

Натали вырвалась из рук странного спасителя и метнулась ко мне, как будто вдвоём мы могли ему противостоять.

Тот ухмыльнулся.

— Юные духи, как воск. Легко перенимают форму нового тела, а вот принять прежний вид силёнок не хватает. Ну, что, парень, понравилось щеголять в дамском платье?

— Кто ты? — ответил я вопросом на вопрос.

— Не догадался ещё? Жнец.

— Страшный Жнец? То есть Смерть?

Он поморщился, точно ему в нос ударил неприятный запах.

— Не выношу штампы. Если Жнец, то почему сразу Страшный, Ужасный и далее по списку? К слову, я не Смерть, я всего лишь её скромный служитель.

Что верно, то верно. Невозможно представить саму Смерть в виде жеманного франта.

— Вы совсем не похожи на Жнеца. Почему вы не скелет? — встряла Натали. Английское произношение, кстати, было у неё лучше, чем у Жнеца французское.

— Душечка, а вам было бы приятно, если бы вас спас мертвец в дырявом балахоне? Скелет я только тогда, когда собираю души умерших, ибо так велит Кодекс, а появляться в таком виде перед живыми, значит спровоцировать разрыв сердца у особо впечатлительных. Если вас интересует моё мнение, то я вообще против всех этих первобытных традиций. Души не люди, что ли? Сегодня, например, собирали души горняков после взрыва в шахте, так они, бедные, разбегались от нас. Изловить не всех удалось, а это печально.

— Меня не нужно было ни от кого спасать, — заявила Натали. — Это я всё придумала. Я сама одолжила Роберту своё тело, он меня об этом не просил. Понимаете, папа купил мне привидение…

— Что?!

Жнец схватил меня за подбородок.

— Это, по-вашему, привидение? — прошипел он — Боже правый! — он отпустил меня и картинно приложил руку к виску. — Люди, почему вы такие безграмотные? Впору брошюры издавать на тему «Как отличить привидение от подделки». Запомните, истинное привидение должно быть тупым, ограниченным и не способным на нормальный контакт. Да невооружённым глазом видно, что эта душа ещё не опустилась до столь жалкой формы существования. Но когда-нибудь это случится, если я её не заберу. Назови имя!

— Чьё? — опешил я. Этот малый постепенно сводил меня с ума. До сих пор мерещилось прикосновение его пальцев на моём лице.

— Ты уже становишься привидением, — то ли в шутку, то ли всерьёз возвестил Жнец. — Имя того ублюд… Прошу прощения, мадемуазель! — он кивнул Натали и легонько шлёпнул себя по губам. — Имя человека, который тебя продал, как болонку.

— Он не представился.

— Великолепно. А контора его как называется, помнишь? По какому адресу находится?

— Да ты смеёшься! Меня таскали туда-сюда в стеклянной бутылке. Кто бы мне ещё договор дал почитать.

— Безнадёжно… — закатывая глаза, простонал Жнец.

Натали устало опустилась в кресло.

— Папа должен это знать, — сказала она.

— А толку? Продавцы душ не доверяют случайным людям, поэтому сами выбирают клиентов. Один из пунктов договора налагает запрет на раскрытие тайны сделки. Иными словами, покупкой можно хвастаться перед друзьями, однако им нельзя рассказывать, что призрак в доме завёлся не просто так. В случае нарушения договора клиент лишается и «привидения», и денег. Через суд…

— Роберт мне всё рассказал, — перебила его Натали.

— Так не он договор подписывал. Продавцы душ используют на удивление хитрые уловки, чтобы не попасться Жнецам и не потерять товар. Искать их — бесполезно. С помощью газетных объявлений можно только на мошенников наткнуться. Им-то нечего нас бояться.

— Неужели продажа призраков такое прибыльное дело? — не выдержал я. — Цена баснословная, согласен, но этого не достаточно. Меня, например, купили с большой неохотой. Сделка не сорвалась лишь благодаря настойчивости продавца.

Похоже, Жнецу не очень понравилось, что его вновь перебивают. Он мгновенно принял вид глубоко уязвлённого страдальца.

— Ох, люди, почему вы такие невежды? Сейчас многие заинтересованы в приобретении привидений, не только доморощённые романтики, желающие облагородить фамильное гнездо. Недавно в Ланкашире один оригинал купил нечто, называемое привидением, и поселил на фабрике своего конкурента. И что вы думаете? Не прошло и года, как фабрика благополучно закрылась из-за массовых увольнений рабочих. Ведь призрак их пугал и даже калечил. Так, что это я всё болтаю? Это вы виноваты! Я пришёл, чтобы разобраться с произведённым здесь актом одержимости. Роберт, или как там тебя, собирайся, мы уходим.

Этого я и боялся.

— Куда? — вместо «не пойду» выдохнул я.

— А куда хочешь? — игриво поинтересовался Жнец. — В Рай, в Ад? Ладно, расслабься, тебе всё равно выбирать не придётся. В Чистилище веришь?

Проклятье! Когда думаю, что худшее со мной уже случилось, происходит нечто более неприятное. Столько всего натворил… Вдруг мои грехи не дадут мне встретиться с родителями?

Неожиданно Натали встала между мной и Жнецом.

— Вы не можете его сейчас забрать, — воинственно заявила она. — Это жестоко! Он даже не навестил никого из родных. Пожалуйста, позвольте ему повидаться хоть с кем-нибудь, — голосок девушки дрогнул. — Я очень прошу…

Она взяла меня за руку. Я с благодарностью сжал её пальцы.

Недовольная мина Жнеца быстро сменилась многозначительной ухмылкой.

— Умненькая девочка. Немногие сейчас помнят Право одного визита. Так и быть, я окажу ему эту услугу, но мне нужно кое-что от тебя.

Подлец! Да как он смеет!

— Не слушай его, с такими, как он, нельзя заключать сделки!

— А я рискну, — заупрямилась Натали. — Чего вы хотите, Жнец?

Тот плотоядно оскалился, как вампир в предвкушении игры с жертвой.

— Я хочу, дорогуша, чтобы вы сняли это платье…

— Заткнись! — воскликнул я.

— Оно слишком мрачное для вас, — невозмутимо продолжил он. — Вряд ли человек, по которому вы так скорбите, оценит ваше одеяние. Радуйтесь жизни, радуйте близких, в том числе и тех, кто наблюдает за вами оттуда.

Всё же пришлось признать, что Жнец действительно не такой уж страшный. Более того, он сказал Натали то, что у меня постоянно вертелось на языке.

Как бы то ни было, мне теперь предстоит выбор, в котором не сможет помочь никто.

Всего лишь один человек…

Глава 20 Возвращение

— …и здесь неплохо бы смотрелся клавесин, — закончил свою тираду Жнец.

Клоун. У меня большие проблемы, а его волнует обустройство чужой гостиной. При Натали он казался более адекватным, теперь же, когда его не сковывают приличия, этот тип надо мной просто глумится.

Жнец чихнул и потянулся в карман за платком.

— Почему твой друг живёт в такой грязи? — прогундосил он сквозь ткань. — Он что, ненормальный? Здесь даже дышать нечем от пыли.

— Долгая история, — отмахнулся я. — Может, хватит отвлекаться? Ты обещал помочь мне вернуть прежний вид. Не могу же я вот так…

Я от отчаяния развёл руками. Жестоко так шокировать Жака. Да и, чего греха таить, самому неудобно. На женщин лучше любоваться со стороны.

Жнец нахмурился.

— Кривляться-то не надо. Так говоришь, будто твой истинный облик в разы лучше этого.

— Перестань. Я хочу быть собой, что в этом плохого?

Гаденько ухмыляясь, Жнец прошёл мимо меня к дверям и стал протирать позолоченные ручки платком.

— Вернуться в прежнее состояние легче простого. Тебе необходимо всего лишь пройти вверх по лестнице задом наперёд. Улавливаешь сакральный смысл?

Что, в этом есть ещё и смысл?

Чтобы не раззадоривать неприятного спутника, я с ним согласился.

— Вот и прекрасно, — Жнец распахнул двери и сделал галантный жест. — Только после дамы.

Сказать — проще, чем сделать. Подниматься по лестнице столь экстравагантным образом было невозможно. Уже с первой ступени я понял, что Жнец явно переоценил мои возможности. Начнём с того, что я боялся упасть. К обычному страху шлёпнуться и ушибиться, из-за которого я так и не научился кататься на коньках, примешалось постыдное опасение пролететь сквозь ступени. В не меньшее уныние меня вводили длинная юбка и полутьма в коридоре — свет не горел нигде.

Но постойте! Почему Жак до сих пор здесь? Я думал, после случившегося он должен был немедленно уехать обратно, в деревню. Или Жнец ошибся, когда перенёс нас сюда?

Я вздрогнул от пронзительного звука и, несмотря на запрет, схватился за перила.

Стоявший у подножия лестницы Жнец поднял на меня глаза.

— Ты так медленно поднимаешься, что я заскучал, — он приблизил к лицу небольшой продолговатый предмет.

— Гармоника?!

Инструмент крякнул, оборвав ноту.

— Если есть губы, почему бы не сыграть, — строптиво отозвался балагур. — Пошевеливайся. Ты же хочешь к Жану?

— К Жаку.

— Без разницы. И что ты в нём нашёл? Навестил бы матушку или свою девчонку.

Я поскользнулся и выставил руки, как канатоходец. Фух, ещё бы чуть-чуть…

— Он с самого начала верил в меня и не бросил в трудную минуту, хотя не был обязан мне помогать.

Я ожидал услышать в ответ что-нибудь язвительное, однако Жнец избрал иную тактику.

— Редко, кто способен на такой поступок. Друзей проще бросить, чем семью, особенно, если с ними связаны не самые лучшие воспоминания. Нет друга — не было проблемы. Немногие люди ценят благодарность.

Заслушавшись, я оступился, упал и проехался вниз. О, нет, придётся всё делать заново! А если он опять вздумает взбодрить нас игрой на губной гармошке, я выговорю ему всё, что накопилось меньше, чем за час знакомства.

— Ну всё, хватит, — он рывком поставил меня на ноги. — Нет сил больше на это смотреть. Сам всё сделаю, заслужил.

— Эй! А как же… — я осёкся.

Что это? Мой голос? Я — снова я?

Мурлыкая под нос какую-то легкомысленную песенку, Жнец проскочил мимо и понёсся на второй этаж. Обманул меня, скотина! Нечего было перед ним унижаться!

Наверху, в коридоре, он стал вести себя гораздо тише. Даже не убедившись, что я тоже поднялся, уверенно прошёл к кабинету. У пола желтела тонкая полоска света.

Значит, Жак там.

Главное, не напугать его.

Несколько мгновений я размышлял над тем, что же ему сказать, и в конце концов решив действовать по обстоятельствам, прошёл сквозь дверь.

В кабинете было светло. На столе, устало ссутулившись, сидел Роберт и внимательно изучал немного помятый лист бумаги. Главным источником света ему служила рука славы, лежащая рядом с чуть согнутыми пальцами.

Как только его впустил Жак? Они же друг друга невзлюбили с первого взгляда. И почему он в моей одежде, в той самой…

— Где Жак? — спросил я. — И что здесь происходит?

Двойник нехотя оторвался от своего занятия и посмотрел на меня с неприязнью.

— Какого чёрта ты здесь? — он нехорошо прищурился. Злобно, по-звериному.

До поездки в Чехию я бы в подобной ситуации засмущался, извинился за факт своего существования и немедленно ретировался. Но с какой стати я сейчас должен смиренно терпеть очередную подлость судьбы?!

— Вообще-то я первый начал задавать вопросы, — любезно напомнил ему я. — Мне не нравится, что некто занял моё место.

— Не завидное, скажу, у тебя место. Убийство графской дочки доставит мне немало хлопот. Что ж, будет мне урок — никогда больше не связываться с демонами.

Он нервно провёл рукой по волосам. Благодаря закатанным по локоть рукавам рубашки, я разглядел следы от шрамов на правой руке.

Не может быть… У него моё тело!

— Должен признать, ты совсем не похож на отца, — он показал мои записи. — Всего лишь это доказывает, что ты не такой простак. Узнал про ещё одного Роберта Сандерса и…

В комнату бесцеремонно ворвался Жнец.

— Прошу прощения, что без стука, но вы меня вынудили. Не наглейте, господа, время истекло. О… Кого я вижу! Узнаешь старину Оливера?

— Ты не изменился за столько лет, — самозванец попытался улыбнуться, что получилось у него весьма посредственно. — Всё такой же невоспитанный Нарцисс. А я так надеялся, что мне послышалась твоя проклятая гармоника.

Мне оставалось лишь в растерянности переводить взгляд от одного на другого. Я как будто опоздал на начало спектакля и не понимал завязки сюжета, не говоря уже про фабулу.

— А ты всё так же прекрасно выглядишь, даже помолодел, — холодно ответил Оливер и, развернувшись, подтолкнул меня поближе к канделябрам. — На этот раз ты зашёл слишком далеко, Родди. Представляешь, что там с тобой сделают? Поверь, ничего хорошего.

Ну, конечно!..

— Родерик, — уверенно произнёс я, глядя в своё же лицо, — я сыт по горло твоими авантюрами. Оставь меня в покое.

Негодяй слез со стола и приблизился вплотную ко мне.

— Боюсь, тебя огорчить, малыш, но у меня больше прав на это тело.

— Вовсе нет! — вспылил я.

Чёрт, только этого мне не хватало. Если я проиграю эту схватку, то мне ничего не поможет.

— Позвольте мне решить ваш спор, — с уже знакомой сладостью в голосе вмешался Жнец. — Родди, дружище, уступи мальчику. Ему жить надо, а ты пока ещё ни за один грех не расплатился.

Тот покачал головой.

— Другие планы. Проваливайте оба.

Оливер разочарованно поджал губы, словно не ожидал отказа. Недолго думая, он положил руку мне на плечо.

— Надеюсь, ты не сильно обидишься, если мне придётся разрубить эту сволочь косой? Я столько лет…

— Ещё чего! — я скинул его руку. — Ты ведь Жнец, забери его душу как положено.

— Вопреки предрассудкам мы души не срезаем, а подбираем. Коса нужна для другого. Остаётся тогда единственный способ.

В последний момент я заметил, как Родерик наставил на нас дуло невесть откуда взявшегося револьвера.

Выстрел застал Жнеца врасплох. Он беспомощно зажал ладонью рану на животе и прислонился боком к книжному шкафу. Из его рта с тихим всхлипом вырвалась струйка крови. Глаза расширились от боли. Прохрипев ругательство, которое я не осмелюсь повторить, он сполз на пол.

Рассказать кому — не поверят. Настоящий Страшный Жнец корчится в муках и истекает кровью как смертный человек!

— Не упусти его, — просипел он.

Это заставило меня отвернуться от раненого. И вовремя — к распахнутому окну летела небольшая сова.

Боже, он ещё и оборотным кулоном пользуется в моём теле?!

Я схватил руку славы и направил её в сторону беглеца. Хоть он успел вылететь наружу, магия всё равно его настигла. Я притянул Родерика обратно и, стараясь действовать как можно аккуратнее, направил его на пол. Лишь бы рука славы не просочилась сквозь пальцы!

— Ловко ты его, — похвалил Оливер.

Глаза Жнеца вдруг почернели, словно в глазницах всегда было пусто, нос заострился, а окровавленные губы утончились, обнажив пожелтевшие зубы и серые дёсны. В следующий миг его окутал плотный чёрный дым, который моментально развеялся, явив миру скелет, облачённый в тёмный балахон с капюшоном.

Птица отчаянно забила крыльями, когда мертвец поднялся на ноги.

— Не дури, Родди. Ты не можешь вечно скрываться от меня.

Родерик мгновенно принял человеческий облик, но рука славы всё ещё не позволяла ему полноценно двигаться, и это его злило. Не могу передать, как мне было противно на него смотреть. В голове просто не укладывалось, что моё тело занял давно умерший родственник, пускай и такой ушлый.

— И чего ты ждёшь? — со сдержанной ненавистью обратился Родерик к Оливеру. — Давай, убей меня. Ты же так давно мечтал заполучить мою душу. Или тебе жаль его?

Появившаяся в костлявой руке коса негласно сообщила, что Жнецу меня не жаль.

— Постой! — воскликнул я. — Не надо никого резать. Ты говорил, есть другой способ.

— Есть, но этот надёжней.

— Я не собираюсь умирать из-за того, что ты хочешь пойти лёгким путём. Скажи, что нужно делать.

— Как — что? Гнать его! Это твоё тело. Твоя жизнь, чёрт побери!

Несмотря на разумность предложения, я замешкался. Даже с Натали были проблемы, а тут стоит задача куда сложней: не только завладеть телом, но и избавиться от другой души. Наглой, дерзкой… жестокой.

Я опустился на колени и отложил в сторону руку славы.

— Только попробуй, — выплюнул Родерик.

— Попробую, не сомневайся.

Никто не заставит меня сдаться добровольно.

Господи, неужели опять…

Я оглядывался, пытаясь понять, куда попал. Пустынный берег с умиротворяющим шелестом омывали пенные волны. Пронзительно вереща, у скал носились редкие чайки. Под ботинками хрустела галька.

Это не моё воспоминание. Я никогда прежде не видел море.

Стоило подумать, что оказался в ловушке чужой памяти, как тогда у Андрея, так моё предположение тут же было опровергнуто. Я был собой, и ничего меня не сковывало. Безусловно, приятно вновь ощущать себя свободным человеком, но ни в коем случае нельзя поддаваться иллюзии. Даже такой правдоподобной.

Я подышал на ладони и, зябко ёжась от холода, немного прошёлся вдоль берега. Куда подевался Родерик?

— Эй, ты!

Мой зов беспощадно поглотило море.

Подлец. Конечно, я понимал, что от него не стоило ожидать ничего хорошего, но как так можно было поступить? Вернуться с того света, чтобы отнять жизнь у родного внука… Это ещё отвратительней, чем делать из мертвецов магические артефакты.

Воздух потеплел и из него вмиг испарился солоноватый запах. Земля выровнялась и покрылась деревянными досками, вокруг выросли стены.

Дикий берег превратился в дом. Людей вокруг было много, но никто даже не удивился моему появлению. Затравленно озираясь, я отошёл подальше от крепкого парня моего возраста, который при желании мог бы легко меня прибить. По счастью, его взор, как и всех присутствующих, был обращён к двери. Точнее, к разворачивающейся у неё сцене.

— Поцелуй мать, щенок, — грозно, едва не срываясь на крик, сказал немолодой мужчина.

Полноватая женщина с сединой в волосах подошла к угрюмому подростку, однако тот грубо от неё отмахнулся, за что незамедлительно получил подзатыльник. Молодёжь встретила этот жест задорным смехом.

— Ты как с родителями обращаешься?! — взбесился отец семейства. — Кормишь нахлебника, одеваешь, а он только издевается! Где твоя благодарность?!

Подросток гордо вскинул голову.

— Ты её не заслуживаешь.

Несчастная мать отвернулась и закрыла лицо руками. Я и сам был готов стать свидетелем избиения малолетнего нахала, однако отец сдержался. Он указал на валяющийся на полу вещевой мешок.

— Забирай, нам пора ехать.

— Я не передумал.

— Что?

— Я не поеду в семинарию.

— Ещё как поедешь! Ты будешь там учиться, даже если мне придётся тащить тебя туда за верёвку, как осла. Иначе плохо кончишь!

— Чёрта с два, — огрызнулся мальчишка. Увернувшись от отцовского кулака, он выбежал на улицу. Двое парней с улюлюканьем бросились за ним вдогонку.

— Сынок! — надрывно прокричала мать и, как бы теряя сознание, откинулась назад. Старуха в коричневой шали и бледная девчонка подхватили её под локти. — Родерик, сыночек…

Так вот, в чём дело. Священник поневоле никто иной как мой дед.

Зря медлил!

Похоже, страсть к побегам у нас семейная.

— Родерик! — я сорвался с места.

За дверью на меня обрушился мрак. Я налетел на какое-то препятствие и с грохотом упал. Попривыкнув к скудному освещению и доверившись осязанию, обнаружил, что лежу на грязном полу рядом с кривоногим табуретом. Впивающегося в пальцы песка было столько, словно по комнате прошлась рота солдат. И пахло здесь неприятно, потом, табаком, горячительными напитками и старыми вещами. Кажется, из дома Сандерсов я угодил в притон.

Родерик, теперь уже не мальчик, а юноша не старше двадцати лет, сидел на подоконнике и что-то сосредоточенно вырезал ножом по раме. При этом он курил трубку и не выпускал её изо рта ни на секунду.

Я позвал его, но он не откликнулся.

— До сих пор не верю, что всё прошло идеально. Да я с твоими способностями давно бы блистал в лучших театрах! — чей-то восторженный возглас заставил меня посмотреть в угол. Там, на продавленном диване расположился незнакомый молодой человек.

— Я тебе сто раз говорил, пустое кривляние не для меня, — Родерик нехотя отложил трубку. — Вот что толку проживать чужие судьбы на потеху скучающим обывателям? Оно мне надо? Стоять среди фальши декораций и изо дня в день произносить заученную чушь, в которую сам не веришь. Нет уж.

— Ой-ой-ой! И это мне ещё говорит лжец.

— Неужели ты не можешь понять очевидного? Ложь уникальна. В отличие от текста пьесы, ложь произносится единожды. Невозможно одно и то же сказать сразу всем, как толпе в зале. Кроме того, актёр ничто без чужих образов. Он никому не интересен, когда уходит за кулисы. Такой же обыватель, как и те тупицы, которые только что на него глазели, даже хуже. А лжец всегда остаётся собой и при этом манипулирует другими.

— Ох, Род, с твоей философией долго не проживёшь, — сокрушённо ответил его приятель и немного отпил из тёмной бутылки.

— Иди ты, — Родерик вдруг прекратил кромсать раму. — И хватит пить уже, Перси. Утром ты будешь как свинья.

Назвал бы он его Джоном или Диком, я бы и ухом не повёл!

Воспользовавшись тем, что моё присутствие по-прежнему оставалось незамеченным, я взял лампу и подошёл с ней к Перси. В пьяном молодом человеке смутно угадывались черты вампира Филдвика, и выглядел друг деда жалко, как карикатура на самого себя. Не было в нём ни завораживающей красоты, ни намёка на харизму. Действительно, актёр без грима и образа.

Отвратительно, что позже он изменился благодаря крови невинных жертв.

Я вновь попытался заговорить с Родериком, но безуспешно. Со стороны я, наверное, походил на сумасшедшего, попавшего в музей восковых фигур.

Хотя такими темпами не мудрено лишиться рассудка по-настоящему.

— Сколько это может продолжаться? — я в отчаянии смотрел на родственника. — Не знаю, как ты, а я не собираюсь торчать здесь вечно. И делить с тобой своё тело также не намерен. Убирайся! Слышишь, мне осточертело терпеть твои выходки! Как ты вообще додумался до такого?!

В ответ гнусная комната сменилась ярко освещённым факелами подземельем. Его неровные стены были увешаны оккультными изображениями, однако их было куда меньше, чем на последнем собрании клуба в Праге. За длинным столом практически никто не сидел, потому что большая часть присутствующих наблюдала за существом, мечущемуся в начерчённом на полу круге.

Сначала я решил, что эти уроды мучают тощую кошку, но подойдя ближе, я разглядел у твари длинные когтистые пальцы, вытянутую морду с зубастой пастью и бешено вращающиеся глаза. Гибрид кошки, обезьяны и крокодила, пища и шипя, метался из стороны в сторону, не вызывая у окружающих ни страха, ни сочувствия. На всякий случай я отошёл подальше.

— Видите, господа, я же говорил, что вызов демонов — это целая наука, — победоносно возвестил один из наблюдателей. — А подобную мелочь может призвать любой дурак.

— Теперь ясна связь между тобой и этой крысой, — съязвил Родерик. Он стоял ближе всех к кругу с демоном, зрелый мужчина, до боли похожий на меня, если не считать тонкие усы. Никогда не буду их отращивать.

— Дерзкий язык ещё не признак остроумия, Сандерс, — отмахнулся тот.

— Я не шутил, Квинси, — с улыбкой ответил Родерик. — Сделай одолжение, убери это с глаз долой. Никому, кроме тебя, такой демон не доставляет удовольствия.

Возможно, Квинси посчитал продолжение перепалки недостойным, поэтому без лишних слов раскрыл потрёпанную книжицу и что-то громко прочитал на незнакомом мне языке. Круг вспыхнул изнутри красным свечением, которое поглотило верещащего демона. На лицах некоторых членов клуба отразилось неподдельное облегчение.

Под ропот все вернулись на места. Я хотел занять одно, но в тот раз на собрании не было отсутствующих. Взгляд непроизвольно упал на Филдвика. Признаться, выглядел он ещё хуже. Осунувшийся, с подрагивающими пальцами.

— Не нужно сбрасывать со счетов демонов-полукровок, — сказал он, когда в подземелье стало тихо. — Да, они не всесильны, потому что им мешает врождённая человеческая сущность, но у них есть и преимущества. С ними гораздо проще договорится, и уж тем более от них не дождёшься подвоха. Они заинтересованы в том, чтобы условия контракта были максимально выгодны для человека.

— С какой стати нечисти заниматься благотворительностью? — удивился неприятный рыжий тип, вертящий в руках не раскуренную сигару.

— Никакая это не благотворительность. Во-первых, полукровка копит контракты, чтобы в итоге стать настоящим демоном, не обременённым человеческой плотью, и, во-вторых, он не ограничивается деньгами и может запросто потребовать взамен нечто более серьёзное, например, душу. И если уж говорить откровенно, много у этого существа не выпросишь. Сил у него мало, и ему приходится использовать достаточно сложные ритуалы для достижения цели.

— И что за сделка у вас там была? — недоверчиво выгнул бровь Родерик. — Давай, похвались.

Филдвик скривился так, словно с ним заговорил недавний кошкодемон.

— Меня не устроили условия полукровки, откликнувшегося на мой зо… — он закашлялся. На стол брызнули капельки крови. Сидевшие поблизости брезгливо отодвинулись.

— Проваливай, чахоточный, — «посоветовал» Родерик. Многие его поддержали.

Давясь от кашля и прижимая ко рту платок, Филдвик удалился. Даже председатель ничего не сделал, чтобы его остановить. Лишь сделал какую-то пометку в журнале клуба.

— И всё же от него была польза, — медленно проговорил Родерик. — Да, Роберт, я к тебе обращаюсь.

Я вздрогнул, как Шарлотт, когда однажды застал её за подглядыванием в замочную скважину.

— Быстро же ты сюда попал. Я даже не успел посмотреть в твоей памяти всё, что меня интересует, — не обращая внимания на продолжение собрания клуба, дед встал из-за стола. — Мне понадобилось много времени, чтобы подчинить себе это пространство, а ты бессовестно пользуешься плодами моего труда.

— А ничего, что ты решил воспользоваться моим телом?

— Оно никогда не было твоим.

Он хочет меня запутать. Ни в коем случае нельзя поддаваться.

— Я видел твои останки в гробу. Ты мёртв, — твёрдо произнёс я.

— Ты заблуждаешься. Я не умер, а всего лишь перенёс душу из негодного тела в новое, — цинично заявил он и тут же нахмурился. — Правда, для этого потребовалось гораздо больше времени, чем я предполагал. Пришлось целую вечность провести в стеклянном флаконе демона.

Сначала исчезли люди, затем нехитрая мебель, и под конец подземелье превратилось в зелёный холм с мелкими полевыми цветами.

— Я знал, на что иду, — продолжил Родерик, — и первая неудача не сломила меня. Я даже смог получить небольшую компенсацию… Так и быть, постараюсь объяснить, почему у тебя не может быть никаких притязаний на моё тело. Так будет легче от тебя избавиться.

— Говори что хочешь, мне всё равно. Я ни за что тебе не уступлю.

— Но ты же неглупый парень. Наверняка, тебя всю жизнь преследовали вопросы, на которые даже Элен не могла дать ответы. Хочешь отказаться от возможности узнать правду?

Вот гад. Быстро нашёл больное место! Интересно, что он всё-таки успел увидеть в моих воспоминаниях?

— Меня не интересует богатство и статус в обществе. Я люблю жизнь и, естественно, не хочу с ней расставаться. Воспользовавшись идеей Филдвика, я призвал демона-полукровку. Конечно, от него не стоило многого ожидать. Бессмертие в чистом виде он не мог мне дать, зато предложил альтернативу — заменить оболочку. Но и это оказалось делом непростым, ведь душе необходимы подходящие условия, чтобы её не отторгло новое тело. Идеал — прямой потомок, первенец, рождённый от благочестивой женщины и крещённый Правильным именем. К моему сожалению, на практике получилось сложнее, чем в теории.

Моё волнение разрасталось с каждой секундой. Стало трудно дышать.

— Поэтому у тебя, как минимум, два внука с именем Роберт, — я боролся с желанием облизнуть пересохшие губы. — Почему ты тогда не дал нам своё имя? Зачем было придумывать новое?

— Чтобы соблюсти главное правило ритуала. Новая жизнь. Новое тело. Новое имя. Видишь, как всё одновременно и просто и сложно. Представь себе мой гнев, когда я узнал, что твоего отца назвали не так, как я велел.

В его словах не чувствовалось ни горечи от неудач, ни торжества от долгожданного триумфа. Словно случилось что-то обыденное. Как будто он вправе видеть во мне не внука, а откормленного на заклание барашка.

Мне бы такое хладнокровие.

Родерик сорвал веточку голубых незабудок.

— Мне приходилось следить за тобой и твоими родителями, потому что демон поставил передо мной условие: либо он совершает обещанное во Франции, либо нашей сделке конец. С помощью чёрной магии я удерживал вашу семейку в доме Элен. Правда, для этого я обратился за помощью к одной ведьме, сам я не силён в наведении порчи.

А ещё мне бы такое терпение.

— Но демон почему-то не тронул меня тогда, — позлорадствовал я, — и ты провёл семнадцать лет в собственных воспоминаниях.

Дед злобно уставился на меня. Оторвал и смял один из цветков.

— Я не хотел быть сопливым ребёнком. Однако ты прав, демон меня подставил. Я-то рассчитывал поскорее выбраться из флакона. Несладко, знаешь ли, жить в прошлом. Что ж, а теперь пришла пора прощаться.

Разом лишившись сил, я упал на землю. Сквозь руки явственно просвечивалась трава.

Только не это, он изгоняет меня! Боже мой, нет, я не могу просто так исчезнуть!

Или всё же… Чёрт! Как я могу бороться с тем, кто взял под контроль пространство, в котором меня несло, как щепку в водовороте? Родерик не успокоится, пока не завершит задуманное, и мотивов для этого у него предостаточно.

— Не надо, — простонал я.

На что я надеюсь? Взывать к его совести — всё равно что молить о пощаде голодного вампира.

— Ты мне больше не нужен, — сказал Родерик. — Ты сделал даже больше, чем от тебя требовалось. Не только более или менее сохранил для меня тело, но и достал мои вещи из могилы. Я знал, что Кристиан спрячет их там, но не думал, что мне не придётся самому идти с лопатой на кладбище. Почему ты их забрал? Так хотелось овладеть артефактами или они сами тебя позвали, почувствовав в тебе хозяина? Вероятнее второе, тебе же противна чёрная магия.

Да что я за человек, мной даже бездушные вещи управляют!

Руки стали ещё прозрачней. Я беспомощно цеплялся за траву и пытался встать.

Всё. Больше не могу…

— Роберт, не сдавайся! — встревожено прокричал Жак.

Он-то здесь откуда?

— Жак? — выпалил я в недоумении, вскакивая на ноги.

И правда, рядом стоял мой друг. Перепуганный, взъерошенный, словно весь путь до меня проделал пешком. Если это дело рук Жнеца, я ему этого никогда не прощу.

— Как этот придурок здесь очутился? — Родерик растерял показное спокойствие.

Я проигнорировал его.

— Уходи, здесь опасно… — не успел я договорить, как запоздало заметил, что чары циничного родственника больше не действуют.

— Бросить тебя здесь наедине со злодеем? — из-за моей спины неспешно вышел Франсуа. — За кого ты нас держишь?

— Да вы что, совсем не понимаете, — я не знал, куда себя деть от отчаяния. — Вы не должны рисковать собой из-за меня. Вдруг с вами что-то случится? Поймите же, это моя битва, и никто, кроме…

Франсуа перебил меня с беспечной улыбкой:

— В каждом из нас часть тебя, так что не смей говорить, что это нас не касается.

— Точно, — поддакнул Жак.

Земля задрожала. Пасторальный ландшафт медленно умирал, растения на глазах ссыхались и клонились к земле. На их месте незамедлительно пробивались свежие ростки.

От нового пейзажа у меня захватило дух — эту старинную часовню на краю деревенского погоста я не спутаю ни с чем.

Как грибы после дождя, вокруг нас стали вырастать надгробия. В дневном свете они выглядели не страшней булыжников на морском побережье, но я не удержался и на шаг приблизился к Франсуа.

— Прекрати, — сурово произнёс Родерик, с неприязнью оглядываясь.

— Всё, кончено, дядюшка, — к нам вышла Элен в чересчур жизнерадостном для кладбища наряде.

А? Я что-то пропустил, и уже нахожусь в Чистилище? Это уже слишком!

Господи, я всего лишь хочу, чтобы он исчез из моей жизни. Хочу, чтобы мои близкие не страдали. Хватит больше неприятностей, хватит.

Родерик дёрнулся, как от сильной боли, и через секунду пред нами стоял старик, которого я видел, когда был ребёнком. Словно под тяжестью обрушившихся на него лет, он рухнул на колени. Слабый. Жалкий.

— Ты не избавишься от меня, — прохрипел он.

Я покачал головой.

— Прости, но я тоже не готов расстаться с жизнью. В отличие от твоей, в моей жизни есть люди, которых я люблю, и ради которых готов на всё, — я сделал глубокий вдох и заговорил уверенней. — Да, ты мой предок, но я не безмолвный голем, созданный из корыстных побуждений. Я человек. А ты — хуже любого зверя. Если раньше твоё имя вызывало у меня только любопытство, то сейчас, глядя на тебя, я испытываю боль. Мне горько от того, что родители погибли из-за тебя. Ни за что. С ними бы ничего не случилось, если бы они вернулись домой… Трудно представить, что целью всей твоей жизни была моя смерть. Это всё неправильно.

На меня уже смотрел безглазым взглядом полуразложившийся труп.

Меня начинало трясти. Я был готов позорно разреветься, лишь бы затупились чувства.

Кто-то ласково приобнял меня сзади.

— Ты справишься, — прошептала Хедвика и положила голову мне на плечо. — Он заслуживает жалости, но сейчас не думай об этом. Он не должен воспользоваться твоей слабостью.

Безобразный труп исчез. О его недавнем присутствии напоминала только примятая трава.

Как мне надоели все эти перемещения. Не очень приятно путешествовать по сомнительным местам, к тому же без возможности выбрать маршрут и сносных попутчиков.

Я уже хотел было встать с пола, как ко мне подбежал Жак.

— Господи, я так за тебя испугался! Ну, ничего мы с ним ещё разберёмся…

— Подожди, — я приподнялся на локте. — Где остальные? Где Родерик?

Но друг меня не слушал.

— А я с самого начала подозревал, что это не ты. Сердцем чуял! Он говорил не как ты… Не поверишь, он так удивился, когда я сказал, что по-английски не понимаю! А видел бы ты, как он курил, это вообще умора. Весь в слезах, соплях… Я-то подумал, ты от переживаний решил попробовать.

Я бегло оглядел кабинет и подобрал мерцающую руку славы. Она так и валялась на ковре, Жаку, видимо, не хватило смелости переложить её хотя бы на стол.

Неужели всё кончилось? Я по-настоящему вернулся?

— Жак, как вы все там оказались? И ты, и Франсуа…

— Где? Я всё время был здесь.

Смачное ругательство заставило нас обоих вздрогнуть. На окне, вытянувшись во весь рост, стоял Оливер в человеческом обличье. Как напоминание о «тёплой» встрече, на его пиджаке темнело пятно крови.

— Удрал! — это было первое приличное слово, которое он произнёс, угрожающе взмахнув косой. — Ну, ничего, придёт время, и я до него доберусь!

По спине пробежал колючий холодок. Если Родерик ускользнул от Жнеца, мне грозят новые неприятности.

Не скупясь на проклятья, Оливер прошёлся по комнате и внезапно наклонился.

— Люблю сувениры, — вздохнул он и положил пулю в карман. — А ты молодец, — он развернулся ко мне. — Я всё порывался помочь вам косой, да твой дружок не давал. Орал: «И меня тогда руби, изверг»!

Жаку явно не понравилось, что его передразнивают. Он обиженно фыркнул, но не стал вступать в перепалку.

К нашему облегчению, окутанная дымом коса пропала.

— Что ж, господа, пока утешимся мыслью, что без тела Родди придётся туго, — ухмыльнулся Жнец.

Я выронил руку славы.

Вспомнил о Роберте.

События последующих дней можно было бы назвать благоприятными, но я не опущусь до такого цинизма. Граф де Сен-Клод скоропостижно скончался. Если верить газетам, у него не выдержало сердце, и смерть настигла несчастного в тот момент, когда он что-то наигрывал на рояле Катрин. Возможно, всё произошло вполне обыденно, или граф вовсе наложил на себя руки, и некоторые издания не стеснялись подобных версий. Как следствие, полиция, лишившись давления с его стороны, стала более придирчиво выбирать подозреваемых. Что касается конкретно меня, Элен доходчиво объяснила, что её секретарь непричастен хотя бы потому, что никогда не выезжал из страны. Кто такой этот парень, чтобы проводить лето в Чехии в компании аристократов? Был арестован — когда? Кто это подтвердит? Сбежал из-под надзора, будучи прикованным наручниками к полицейскому? Это похоже на бред. Всякий раз вспоминая об этом, я мысленно извинялся перед инспектором Леграном и надеялся больше никогда с ним не встречаться.

И всё же смерть графа меня печалила. Неожиданно получив приглашение, я вместе с Элен и Франсуа приехал на похороны и почти всю церемонию прощания не спускал глаз с близнецов. Амандин ни на шаг не отходила от матери, которая была на грани обморока. Девочка держалась строго и на людях не проронила ни слезинки. Флориан выглядел немного растерянным. После того, как опустили гроб в свежевырытую могилу, он уверенно подошёл ко мне и пожал руку.

— Спасибо, что пришли, — наверное, он хотел ещё что-то сказать, но промолчал.

Я тоже ограничился примитивной для такого случая фразой, потому что, как и он, сдерживал эмоции.

Мальчик хоронил своё детство.

У семьи появился новый глава.

Дома жизнь постепенно входила в привычное русло. Элен, руководствуясь, как она выразилась, материнским долгом, забрала у меня вещи Родерика и где-то спрятала. До конфискации умыкнуть удалось только Гулливера. Сначала я пытался искать остальное, и поиски продолжались до тех пор, пока кто-то из прислуги меня не сдал, и рассерженная тётя устроила мне головомойку.

Я стараюсь не думать о своих приключениях, без остатка отдаюсь работе и прочим заботам. Но во снах часто вижу пианистку с перерезанным горлом и костлявого Жнеца, играющего на губной гармошке.

Оглавление

Глава 1 Проклятая латынь

Глава 2 Странные вещи

Глава 3 Опасные люди

Глава 4 Перси Филдвик

Глава 5 Цена доверия

Глава 6 В гостях

Глава 7 Страх

Глава 8 Теория и практика

Глава 9 Охотник

Глава 10 Орлеанская дева

Глава 11 Старый знакомый

Глава 12 Отец и сын

Глава 13 Малиновка

Глава 14 Преображение

Глава 15 Карлов мост

Глава 16 Горькая правда

Глава 17 Роберт Сандерс

Глава 18 Синий флакон

Глава 19 Девушка и смерть

Глава 20 Возвращение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg