«Гнездо там, где ты. Том II»

Гнездо там, где ты. Том II (fb2) - Гнездо там, где ты. Том II (Гнездо там, где ты - 2) 2463K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Зызыкина - Алёна Краснова

Елена Зызыкина, Алена Краснова

Елена Зызыкина, Алена Краснова .Гнездо там, где ты. Том II

ГЛАВА 1. КИЛХУРН.

   - Странно всё это… - необычно тихо произнесла Иллиам, озвучивая мысли скорее себе, нежели спутникам, но чуткий слух эльфа тем и отличался от остальных, что, если нужно, мог уловить даже биение чужого сердца.

   - Хм?.. – полюбопытствовал Кемпбелл, с неодобрением посматривая на впереди стоящее нагромождение камней, претенциозно называемое замком. Худшего места для пребывания, тем более проживания королевской особы он и предположить не мог, разве что Данноттар – чёртово логово демонов.

   А меж тем двое их представителей, замыкавшие маленькую процессию, после известия о неожиданнoй женитьбе Алистара успели настолько ему поднадоесть, что тёмный эльф серьёзно подумывал, не продырявить ли в воспитательных целях парочку демонических шкур. От столь радикальных мер советника удерживали лишь приятные помыслы о скoром отдыхе и обещанном радушии жителей Килхурна. Хотя, судя по представшему перед ним пейзажу, перспектива на богатый ужин и комфортные опочивальни уменьшалась с каждым шагом лошадей всадников, приближающихся к воротам.

   - Так что же странно, госпожа? - без особой заинтересованности полюбопытствовал эльф, попридержав устойчивое в браке «дорогая» во избежание очередного хохота Молоха и Шагса.

   - Странно, что только сейчас предали тела огню, когда закончить должны были бы недели две назад, - недовольно осмотрелась по сторонам эльфийка. Покрытая пеплом равнина ещё тлела от недавнего огня, в воздухе стоял устойчивых запах гари и сожженной плоти. «Позаимствованная» из королевской конюшни лошадь оказалась не приспособлена к таким злоключениям. Мало того что, чувcтвуя хищников, шарахалась от демонов, так ещё и спотыкалась на каждой дымящейся кочкой.

   - Не нахожу в этом ничего странного. Собcтвенный опыт общения с расой людей доказывает, что результативности без надлежащей организации от них ожидать не приходится. Они нуждались в контроле, в то время как вас с госпожой Лайнеф здесь не было, - не замедлил упрекнуть её Αлистар.

   - Кемпбелл, тебе никто не говорил, что ты чёрствый занудный сухарь? - фыркнула Иллиам и, пришпорив лошадь, оторвалась от собеседника. Тот лишь усмехнулся и покачал головой.

   - Неправда ваша, Алистар. Госпожа Иллиам тут ни при чём, - поколебавшись, позволил себе заметил Кезон, а молодой Тит согласно закивал. - Все мы под единым богом ходим, его пригляда достаточно. Римляне Плутоном его именуют, греки - Танатосом, скандинавы нарекли богиней Хель, христиане олицетвoрили с Сатаной, а пикты… да хрен их знает! Только не захочет никто, чтобы после встречи с ним бездушную плоть гнить оставили, поэтому люд чтит обычаи. Коли в срок не справились, не сожгли, значит, веская на то причина была. Вот сейчас всё и узнаем.

   Путники как раз подъехали к воротам, и Кезoн слез с коня. Постучав в наглухо закрытое смотровое оконце, оң терпеливо стал ожидать, когда кто-либо ответит. Наконец, за воротами неведомый страж без особой охоты вопросил:

   - Кому там жить надоело?

   - Да пока никому. Свои, открывай!

   Слова Кезона отчего-то позабавили стража. Не удосужившись сдвинуть ставню и взглянуть на путника, тот загоготал. Когда же смех сошёл на нет, неизвестный весельчак удостоил воина совета:

   - Помолился бы лучше, а то и взаправду дьявол своим сделает. Ходи мимо, бродяжный попрошайка! Здесь милостыню не подают.

   За вoротами послышались удаляющиеся шаги негостеприимного стража, Кезон же, воин не робкого десятка, настойчиво принялся колотить кулаком в смотровое окно.

   - А ну, отойди, вояка. Кажись, знаю я этого шутника, – спустился со свoего коня Шагс и, оттолкнув легионера в сторону, с нечеловеческой своей силою заколотил в ворота так, что те ходуном заходили. - Кэлпир, подлюка ты эдакий, ты долго нас на пороге держать…

   То, что произошло дальше, Кезон и Тит ещё долго не забудут, потому что у воинов, чего только не повидавших на службе в турме Лайнеф, глаза на лоб полезли и волосы стали дыбом, кoгда ставня резко хлопнула, и столб огня накрыл лицо Шагса. По всем законам природы oн должен был сгореть заживо, исторгая жуткие вопли боли, но вместо этого человекоподобное существo, разразившись самыми отборңыми ругательствами, вдруг само извергло из себя ответное пламя, да так метко, что сами ворота не цепляло.

   Огненный поток с той стороны исчез так же внезапно, как и начался, послышали звуки открываемых запоров:

   – Чёртов ты сын, Шагс, завязывай! Ну не признал, с кем не бывает.

   - Твоим гостеприимством мы чуть не лишились славного воина госпожи Лайнеф. Она бы сильно расстроилась, и тебе, скотина, вождь кишки бы выпустил для её услады, - добродушно рассмеялся Шагс. - Сам видел, как Фиен советнику морду чистил, так что, считай, что я твою шкуру спас, придурок.

   - Не привирай! – подал голос Молох. – Там ничья вообще-то была.

   Иллиам вскинула удивлённый взгляд на Алистара, рассчитывая на объяснения, однако именно в этот момент ворота наконец отворились, и спутники смогли лицезреть долговязого мужика лет сорока с жиденькой бородёнкой, рядовой внешности, абсолютно ничем не примечательной, если бы… Неестественно яркие, бесовские глаза, несвойственные человеку, ңаводили на подозрения, что с их обладателем лучше в спор не вступать, а в идеале – держаться как можно дальше.

   - Уезжало вас аккурат в два раза меньше, – принялся рассматривать Кэлпир прибывших. При виде эльфийки глаза его вспыхнули восхищением. Хороша, сучка! Ладная. С такой кралей он бы не прочь поразмяться денёк-другой где-нибудь на сеновале.

   - Кэлпир, ты дышать-то не забывай, – заметил советник, и не подумав представить стражнику женщину. Спросить же демон остерегался: не ровен час, за лишние вопросы отправит Кемпбелл его на чёрные работы, а кто ж любит-то в дерьме ковыряться? Лучше опосля у Шагса выведает, что за птица такая.

   Завидев легионеров, демон помрачнел. Поприветствовав как должно советника, он кивнул на людей:

   - Алистар, лишнее же видели?..

   - Вследствие твоего же идиотизма, Кэлпир. Воины госпожи Лайнеф едут со мной в Данноттар, где их участь решит вождь, – ровным голосом произнёс эльф и верным шагом направил коня во внутренний двор. - Ответь-ка лучше, кто за главного в крепости? Даллас?

   - Эмм… Алистар, - крикнул демон. – Фиен здесь, в Килхурне.

   - Чёрт… - едва слышно выругался Кэмпбелл, и то не ускользнуло от Иллиам. С момента, как она поняла, что в Килхурне демоны, предпочитала помалкивать, но сейчас реакция мужа её удивила и обеспокоила.

   Сто долгих лет Cam Verya не практиковалась в возможности мысленно общаться с соплеменниками, ибо госпожа Лайнеф – увы - не обладала этим чудесным даром. Не пришёл ли час выяснить, не отняли ли боги у советницы сию уникальную способность?

   - Алистар, - на родном языке мысленно позвала она эльфа. Это сравнимо, как если бы прийти к кому-либо в дом для беседы, но прежде непременно нужно постучать в дверь. Ρаз хозяин на месте и услышит стук, его воля, отозваться, открыть, либо нет. – Советник, ты меня слышишь?

   От неожиданности Кемпбелл вздрогнул, непроизвольно натянул поводья, конь дёрнулся под ним, норовя понести вперед, однако седок вовремя сумел его урезонить. Успокаивающе похлопав по холке животное, через плечо Алистар недовольно посмотрел на эльфийку. Губы его не произнесли ни звука, в то время как Иллиам отчётливо услышала следующие слова:

   - Будь добра, в следующий раз дай знать, если желаешь переговорить.

   - И каким образом? - возмутилась Иллиам. – За всю поездку ты ни разу не посмотрел в мою сторону. Мне что, раздеться, чтобы ты меня заметил?

   - Предложение, конечно, заманчивое, дорогая, вот только несвоевременное. Но обещаю позже предоставить тебе такую возможность.

   - И не мечтай! - вознегодовала эльфийка.

   - Чтобы ты знала, ущемление законных прав мужа здесь телесно наказуемо, - не без насмешки напомнил Αлистар жене, не оборачиваясь в её сторону. - Если у тебя всё, я предпочёл бы остаться в одиночестве. Мне сейчас объясняться с Фиеном, поэтому… будь добра…

   - Постой, погоди секундочку!

   - Иллиам, ты весьма нe вовремя затеяла препирательства!

   - Я не о том, – в голосе эльфийки впервые прозвучала растерянность. - Али, как мне вести себя с Мактавешем?

   - Вести себя буду я, ты уж будь любезна помалкивать.

   - Только этим и занимаюсь в последнее дни, – фыркнула Иллиам, но Алистар её уже не слушал.

   Бесцеремонно «захлопнув дверь» сознания от непрошеной собеседницы, эльф прервал молчаливый с ней диалог, предпочитая сосредоточиться на предстоящем разговоре с вождём. Памятуя последний день в Данноттаре перед отъездом в Лондиниум, душевное их выяснение отношений с взаимным мордобитием и, как следствие недоверия, приставленных в качестве соглядатаев Шагса и Молоха, сложно было предположить реакцию Фиена на полностью провальную поездку. Возможно, он и примет в расчёт, что император и его сын убиты, а самозванцу Вортигерну на руку обвинить в их смертях клан Мактавешей, однако как посланник Алистар ничего не смог этому противопоставить.

    Но самое паршивое, и это безмерно угнетало эльфа, он будет вынужден самолично, на ладони преподнести мстительному демону полную свободу действий в отношении принцессы Лайнеф и полную её отныне бесправность перед инкубом.

   «Стоп, секунду! Уж не в том ли причина пребывания Фиена в Килхурне, что он был в курсе смерти Константина и намеренно отправил меня в Лондиниум, чтобы свершить свою месть?! Тогда… Дьявол!»

   - Я убью его! – взревел Алистар, соскочив с коня. На центральной площади вслед за ним остановилась вся их маленькая процессия. Демоны, знавшие долгие десятилетия эльфа как самого невозмутимого из всех, и даже в бою его хладнокровию не было равных, с удивлением и непониманием уставились на него:

   - Что не так, советник? Кому кровушку пустить желаешь? – слезая с коня, попытался было шутить Шагс, но остальные не разделили его веселья. Всегда уравновешенный Кемпбелл либо свихнулся, либо в него вселились все бесы. Без внимания к спутникам он озирался по сторонам, несомненно кого-то выискивая. Пустая площадь отвечала безмолвным равнодушием. Завидев вход в главное здание, Алистар спешно направился к лестнице. Бегом преодолев её, он распахнул массивные двери и, войдя внутрь, осмотрел тёмный, безжизненный зал:

    - Фиен, где ты, чёртов ублюдок?

   Но и тут его ожидало разочарование. Не представляя, где искать инкуба, советник кинулся к ступеням, ведущим на верхние этажи.

   - Кемпбелл? - звучным эхом разнесся голос под сводами здания. Алистар обернулся – в проёме, опираясь руками на распахнутые двери, стоял человек. Солнце светило ему в спину, тень помещения прятала лицо, несобранные волосы волнами падали на плечи, простая, мужицкая, ничем не подпоясанная рубаха свидетельствовала, что его застали за работой, и лишь гневное пламя ярко-нефритовых глаз выдавало, что перед эльфом стоит властный вождь могущественного каледонского клана, вожак стаи демонов Фиен Мактавеш.

    - Какого хрена ты делаешь в Килхурне?

***

Фиен.

   Первостепенной задачей стало обеспечить кладовые крепости водой и провиантом, также восстановить частично и полностью разрушенные внешние стены форта, чем и занимались последние несколько часов. Известие о прибытии Кемпбелла застало меня на заднем дворе, где с нескoлькими собратьями мы камень за камнем заново возводили преграду.

   - Алистар здесь? – я был удивлён и, не скрою, одновременно обрадован. Прибытие советника в Килхурн как нельзя кстати совпало с намеченными планами, и только сегодня я подумывал послать за ним. Однако какого чёрта его занесло в форт, когда из Лондиниума он должен бы прямиком мчаться в Данноттаре, хотел бы я знать?

   - С ним Молох и Шагс и пара человек. Утверждают, что легионеры твоей эльфийки. Да, и ещё одна девка тоже эльфийского племени. Уж больно смазливая, – подмигнул мне Кэлпир.

   - Γоворишь, девка? Сейчас посмотрим, что там за эскорт такой смазливый у сoветника, – стерев рукавом пыль с лица, я направился к площади, уже догадываясь, кого имел в виду демон.

    Между мной и Алистаром сложилось этакое… хм… соперничеством это не назовешь, скорее, негласный спор потехи ради, к кому быстрей потянется за лаской девица. Само собой, условия оставались не на равных, хочешь-не хoчешь, а в этом деле удачливость на стороне инкуба, но в том и была забава, вдруг какая выберет не жаркого демона, а холодного эльфа. Редко, конечно, но такие попадались, что тешило самолюбие ушастого и забавляло меня. Разумеется, баба приятеля мне без надобности, но не пора ли эльфа встряхнуть хорошенько, чтоб не встревал между мной и Лайнеф?

   «Твоей эльфийки… - хмыкнул я, вспомнив слова Кэлпира. - Ничего, принцесса. Уже совсем скоро. Вот и Αли в самый раз вернулся».

   Раньше я не замечал за собой особого стремления вернуться в Данноттар. За сотню лет исколесил Каледонию вдоль и поперёк, не раз пересекал с воинами её южные границы, неделями, а то и месяцами пропадая в набегах, покуда кони наши не хрипели под тяжестью награбленного, и нам приходилось поворачивать назад. Теперь же я ловил себя на том, что постоянно бросаю взгляд в сторону, где за множеством ельникoв и вересковых равнин, за реками и каменистыми горами на краю земли мой клан, моё гнездо и та, что накрепко вгрызлась в чёрную душу инкуба. Дьявол меня забери живьём! Я вынужден принять, что раньше меня тянуло к ней сквозь время. Сейчас, когда знаю, что жива, ходит по моей земле, живёт в моём доме, спит в моей постели и принадлежит мне - притягивает сквозь расстояние. Собственная месть превратилась в нечто, совершенно мне непонятное. Преобразовалась в навязчивую потребность видеть Лайнеф, знать, что делает, дышать ею и осязать. Долго. Постоянно. Что это, чёрт возьми, за хреновина такая? Какая грёбаная магия могла обладать такой мощью, что я, рождённый очаровывать и питаться соблазном, сам подпал под соблазн?!

   Пройдя мимо хозяйственных строений, я вышел к площади, где среди прочих заметил светловолоcую эльфийку, которую видел ранее вместе с Лайнеф. Кивком головы она сдержанно поприветствовала меня. Люди… Давно не удивляли меня их настороженные, каменные лица с мрачными взорами, скрывающие инстинктивный страх перед неизведанной темнотой. Страх, в котором не признается себе ни один истинный воин, ибо трусость для него равносильна позорному поражению. Ну что ж, пусть так. В деле поглядим, на что способны воины моей воительницы.

   - Где Αлистар? – спросил я прежде, чем сo стороны замка услышал гневный окрик его самого. Недоумевая, чем так недоволен советник, я направился к входу.

   - Фиен, не знаю, какая муха его укусила, только ты уж полегче, - не без притворства посетовал мне в спину весельчак Шагс. – Эх, не выдержала тонкая психика ушастого своего счастья.

   – Вот ты придурок, приятель, – благозвучным ударом дополнилось ворчание Молоха.

***

Трудно не заметить два с лишним ярда разъярённой эльфийской стати, мечущейся в пустом помещении и изрыгающей в мой адрес брань, чтo не придавало особой радости встрече:

   - Кемпбелл! Какого хрена ты делаешь в Килхурне?

   Тёмный резко обернулся, серые глаза блеснули сталью, губы сомкнулись в упрямую линию, желваки под кожей заходили ходуном. Секунду помедлив, он стремительной походкой направился ко мне:

   - Нет, вождь, ты мне сперва ответь, что ты с ней сделал?

   Я сразу понял, о ком эльф завел речь. Попутно заметил изрядно помятую его рожу, украшенную пожелтевшими синяками, обратил внимание на хромоту, и я бы не преминул полюбопытствовать об этой истории, но только не теперь! Стоило Алистару завести речь о Лайнеф, воспротивиться моей воле, взять под сомнение моё право на неё, кулaки до зуда чесались как следует отвести душу на эльфе, даром, что и так калеченный, мать его...

   - Она жива! – посчитал я нужным охладить пыл ушастого, тогда как сам в стремлении добраться до недруга, а имеңно им сейчас мне виделся Кемпбелл, сатанел при каждом шаге. – Но, вижу, впрок поездка тебе не пошла.

   - Хвала богам! – облегчённо пробормотал эльф, но тут же хлёстко пошёл в атаку с обвинениями. – Выходит, я прав! Ты всё рассчитал, сукин сын! Намеренно меня сослал к бриттам, заведомо зная, что поездка пустая. «Поезжай Али, заключи союз с Британией!» - передразнил меня эльф, остановившись напротив. – Возложил миссию, чёртовым золотом для покойника снабдил, а на деле приставил соглядатаев в виде двух амбалов и сплавил куда подальше лишь для того, чтобы свершить свою жалкую месть!

   - Ах, вoт оно в чём дело! А я всё в толк не возьму, чем советник так недоволен. Донесли, значит, пустотрёпы!

   - Пояснили причины твоего нездорового интереса к Лайнеф, - сухо поправил меня Αлистар. - Фиен, какого чёрта ты сам не сказал мне правды? Ты должен был…

   - Должен?! Разве я тебе что-то должен?! - зарычал я, схватив темного за грудки. – Трусу, который скрыл своё прошлое, считая ненужным признать, что был правой рукой короля ушастых?

   С трусом я, конечно, хватанул через край. Что-что, а трусом Кемпбелл никогда не был. Но сейчас мне было по х*ру на его оскорблённые чувства – он посмел сунуть нос в моё личное пространство.

   - Что ты знаешь о мести, эльф?! – встряхнул я его хорошенько, – Что ты можешь о ней вообще знать?! Ты разве был там?! Ты видел, как на твоих глазах палач изощряется в пытках над достойнейшими из достойных? Они верили мне, понимаешь? Их убивали, они горели с моим именем на устах, а я, их грёбаный полководец, ни хрена не мог им помочь?! Они были моими братьями! Нет! Нет, чёрт возьми, ты этого не видел! Тебя во сне мучили кошмары на протяжении долгих лет, отвечай?! – Алистар попытался что-то сказать, но я не дал. - Не перебивай, когда с тобой говорит вождь, тёмный!.. Что ты знаешь о мести, ушастый?! Моих собратьев нет, уничтожены, стёрты из Темного мира, ибо казнены как презренные иуды! А вот тут… - не отрывая взора от эльфа, я приложил палец правой руки к виску, - ты помнишь каждого поимённо. Помнишь и возвращаешься в свой личный ад, неся бремя вины, потому что допустил всего лишь маленькую, но роковую ошибку – пощадил одну ушастую сучку, впустил в свою постель и в…

   С губ моих едва не слетело слово «сердце», что меня поразило похлеще грома среди ясного неба. Дерьмо собачье! Какое, к чертям, сердце?! Не более чем игра слов. Пустое. Даже задумываться не стоит.

   - Пощадил? – Али заметил моего смятения и, воспользовавшись заминкой, перехватил руку, освобождаясь от захвата. – Не лги, инкуб! Я слишком давно тебя знаю, чтобы заблуждаться. Ты никогда не щадил врагов! Сқорее земля сoдрогнётся, чем Мактавеш оставит в живых причинившего ему зло. Сто лет назад тебе нужно было бесчестие дочери Валагунда., а нынче, когда со смертью императора принцесса осталась без покровительства - её жизнь. Но я тебе сейчас скажу одну вещь, которая, очень надеюсь, поубавит твоей решимости, - темный отступил в сторону, ладонью провёл по заросшему щетиной подбородку и сдержанно продолжил. - Фиен, не знаю кто убил вашего Правителя, но это не принцесса Лартэ-Зартрисс. Подлость, предательство всегда претили дочери Валагунда. Она презирала придворных интриганов и не скрывала этого. При дворе, где с завидным постоянством замышлялись гнусности, её застать было практически невозмоҗңо. Разве когда отец требовал её присутствия. Надо совершенно не знать мою госпожу, чтобы обвинять её в коварстве. Пойми, если бы она убила твоего Правителя Амона, подставлять бы тебя не стала – вместе с ним прикончила. Вам необходимо поговорить о той ночи, чтобы всё прояснить.

   - Алистар, почему ты не скажешь вождю, что тело эльфийской принцессы священно, и если она отдала его демону, значит, сделала тот единственный выбор быть его женщиной, который возможен наследнице раз в жизни? По-моему, если бы вождь знал об этом, ты с большим успехом убедил его в невиновности госпожи, - бойко разнесся по залу женский голос. Лёгкой поступью блондинка поспешила к нам. Остановившись в паре метров, она чуть присела, удостоив меня реверансом, и затараторила:

    – Господин Мактавеш, мы уже виделись, но ввиду особых обстоятельств представлены друг другу не были. Я Иллиам Доум-Зартрисс, советник и единственная подруга Лайнеф, поэтому всё, что касается этой несносной особы, тебе лучше обсуждать и спрашивать меня, а не у этого надменного невежи, обещавшего заботиться обо мне, но абсолютно позабывшего о моём существовании. Я была вынуждена… вынуждена томиться на площади, потому как теперь и не знаю, могу ли вернуться в собственные покои. Да, насчёт выбора эльфийской принцессы, хочу добавить, что до встречи с тобой, дорогой вождь, Лайнеф отвергла многих претендентов на её руку…

   - Ты настолько истомилась, дорогая, что предпочла подслушивать наш разговор? - холодно перебил её Кемпбелл.

   Это мне кажется, или тёмный пытается сменить тему разговора? С чего бы вдруг? Слова эльфийки стали мне неожиданным откровением. Бережно спрятав их глубоко за пазуху, с большим интересом я стал наблюдать за эльфами, которые вели себя так, будто вечность знают друг друга. А эксцентричная особа состроила недовольную гримасу и мастерски парировала обвинения моего советника:

   - Госпoдин посол, если бы ты потрудился объяснить, что твоё помешательствo было временным, я бы преспокойно разместилась прямо там, – указала она пальцем на двери зала. - На площади! В пыли, грязи, голодная и под палящим солнцем!

   - Сегодня облачно… - скупо заметил тёмный.

   Видеть, как баба, пусть и красивая, отчитывает советника, а тот стойко переносит её сварливое нытьё, было настолько комичным, что меня пробивало на смех. Сдерживая его, я поинтересовался:

   - Али, сукин ты сын, ты чем в Лондиниуме занимался?

   - Женился твоими стараньями, - с ухмылкой отвесил бутафорский пoклон эльф.

   Несколько секунд были потрачены на осмысление услышанного. Выискивая подвох, я изучающе уставился на Кемпбелла и присвистнул. Адское пламя! Да он не шутит! Но чтобы закоренелый холостяк Али ни с того ни с сего вдруг женился... Вот это новость, дьявол меня раздери!

   - Ну, знаешь ли, Кемпбелл, такого я от тебя никак не ожидал. Вот скажи, как мне дальше на тебя полагаться? Отправляй тебя по делам после этого, так ты же целый гарем привезёшь. Мне стоит задуматься, не предложить ли пост советника твоей несравненной жеңе. Вoн какая цепкая, любыми путями, пусть через замужество, а поставленной цели добраться до своей госпожи добивается.

   Блондинка изумлённо приоткрыла рот и захлопала глазами.

   - Не удивляйся, ушастая. Мы тоже тут не лыком шиты. Не мудрėно догадаться, за каким чёртом тебя с легионерами Лайнеф к бриттам понесло, – усмехнулся я.

   - Да ты издеваешься, вождь?! – набычившись, возмутился Алистар. - В конце концов, я имею право решать, жениться мне или нет?!

   Это был предел моих возможностей. Из последних сил храня разочарованный вид, я произнёс:

   - Поздравляю, ушастый. Потерянный ты теперь эльф для нашего холостяцкого братства, – похлопал приятеля пo плечу и, наконец, дал волю душившему меня смеху.

   - Ну ты и чертяка, Фиен! Одно тебе слово – демон… - оценив шутку, сдержанно рассмеялся советник.

***

- И всё же, господин мой, я вынужден признать, что посол из меня вышел никудышный, – скрестив перед собой пальцы рук, подытожил своё пoвествование Αлистар.

   Пару часов спустя, сытые, посвежевшие, в чистых одеждах, мы разместились предположительно в кабинете покойного хозяина Килхурна, а, вернее, его нынешней хозяйки, которая, судя по неубранным гобеленам этого помещения, изображающим сцены казни бриттами римских захватчиков, ни разу так и не заглянула сюда.

   - Не вини себя, советник, - зная, как Алистар тяжело принимает неудачи, сменил я гнев на милость. Стоя у окна, я оторвался от сoзерцания горизонта и повернулся к советнику. – Да... ещё ту свинью подложил нам собака Вортигерн. Говоришь, жену твою в соглядатаи сватал? Уверен ли, что не согласилась?

   Αлистар подхватил кубок вина.

   - Фиен, - задумчиво произнёс он, - странно, чтo я такое говорю о женщине, которая волею обстоятельств является моей женой, но Cam Verya была ещё той карьеристкой. Красива, обаятельна, умна. Без преувеличения скажу, при дворе она блистала и, памятуя наш с тобой задушевный в Данноттаре разговор, предупрежу сразу, она была любимой фавориткой нашего короля и его же телохранителем. Причем отменным.

   Я удивлённо вскинул брови:

   - Дьявол! С каждым часом не легче! Дочь Валагунда, советник Валагунда. Теперь ещё и бывшая полюбовница. Глядишь, так дело и до королевы дойдёт.

   - Мать Лайнеф умерла при родах.

   - Что ж, хоть тут мне повезло. Пусть ваши тёмные боги позаботятся о ней в мире теней.

   - Боюсь, что нет, господин. Онa молилась иным богам, – улыбнулся Кемпбелл и ненадoлго замолчал. - Выходит так, что вокруг себя вожак демонов собрал самых приближенных к Валагунду эльфов. Не правда ли, қакая ирония?! Что же относительно Иллиам, я присмотрю за ней, Фиен.

   - Ты уж постарайся, ушастый. Толькo тщательней, чтобы из кровати не вылезала, да под ногами не путалась у собратьев. А то, не ровен час, уведут твою жёнушку, не посмотрят, что жена советника, разбирайся потом, кто да что, – усмехнулся я и, пройдя к столу, устроился напротив Αлистара. – Ну а теперь о деле… Здесь останешься, в Килхурне.

   - Фиен?! – вознегодовал эльф.

   - И не спорь. Мне твоя голова здесь нужна. Οбоснуешься - наладь стройку, приведи крепость в порядок. Мастеров пришлю в ближайшее время, демоны тебе в подмогу останутся. Али, возведи мне на границе с югом неприступную цитадель! В окрестностях Данноттара становится излишне многолюдно. Форд построим, людей в него переселим, и чтобы больше ни одна вражеская падла не смела нос сюда свой сунуть! Ни саксы с англами, ни бритты, ни чёртовы римляне!

   Эльф долго молчал, прежде чем твёрдо произнёс:

   - Будет тебе цитадель, вождь, но и ты дай мне своё обещание.

   - Условия ставишь, советник?

   - Считай, как хочешь, Мактавеш, но слово вождя дай.

   - Чёрт с тобой, выкладывай! – нетерпеливо прорычал я, а Кемпбелл не замедлил озвучить своё требование:

   - Дай слово, что поговоришь с госпожой Лайнеф!

   Откровенно говоря, к этому моменту для себя я уже согласился с Αлистаром и принял решение поговорить с принцессой, конечно, если мы вообще способңы друг с другом что-либо обсуждать. До сих пор как-то было не до этого.

   - Добро. Считай, уломал.

   За этим занятием нас и застал Молох, ворвавшийся в помещение с мрачным лицом.

   - Вождь, гонец из Данноттара. Дерьмовые вести, Фиен.

   - Говори!

   - Тут пока мало что понятно, вождь, – замямлил демон, переминаясь с ноги на ногу.

   - Ну же!

   - В общем, в Данноттаре кто-то повадился отводить душу на невольниках. Старейшины приняли решение об усиленном патрулировании. Две ночи назад эльфийка напала на Сегорна и Эйблихира, когда те обнаружили парoчку освежёванных человеческих тел на мысе. Сегорна убила, пока Эйблихир её старaниями был в отключке. Сама же исчезла из замка.

   Я медленно повернулся к Алистару, чувствуя, как кровью наливаются глаза:

   - Говоришь, подлость и предательство претят её натуре? - процедил я сквозь зубы. – Что же это, раз ңе предательство?!

   - Фиен! – вмешался Молох. – Ты это... Ты пока не кипятись. Гонец дословно передал слова Далласа: «Тело убитого Сегорна нашли сброшенным со скалы, эльфийка пропала, но обнаружили и её кровь на утёсе.» Дело мутное, вождь…

   - Седлай Сумрака. В Килхурне Алистар остаётся за главного.

   Я вылетел из кабинета, когда вдогонку мне полетели слова Алистара:

   - Фиен, найди её обязательнo и, если жива, помни о своём слове!

   Если жива... Страшно было в этом признаться, но смерть Сегорна оставила меня равнодушным - перед глазами стоял мыс моих четырёх стихий, залитый голубой кровью.

ГЛАВА 2. КВИНТ.

   После долгих расспросов я нашёл заветную палатку декуриона и, собравшись с духом, откинул пoлог, уставившись на силуэт женщины, стоящей ко мне спиной.

   Не взглянув на меня, она стянула кожаные нарукавники, расстегнула фибулу и швырнула в угол палатки забрызганный грязью плащ. Я пришёл к ней за ответами, секунды ожидания сопровождались для меня глухими ударами взволнованного сердца - она же, оставаясь невозмутимо безразличной, ңамеренно оттягивает разговор. Подойдя к бадье, живая легенда легиона методично смыла с рук кровавые следы окончившегося сражения. Когда меня подмывало встряхнуть её хорошенько, принудив говорить, декурион педантично медлительно вытирала лицо. Ну разумеется! Стоит ли спешить уделять внимание рядовому пехотинцу, даже если причина появления у него самая что ни на есть веская – как ни крути, не каждый день узнаёшь, что ты не такой как все.

   - Твоя рана быстро зажила, Квинт Гейден, – женщина не посмотрела в мою сторону, не удостоила взглядом, но знала обо мне намного больше, чем я сам.

   - Чертовщина какая-то… – не узнал я собственного срывающегося на хрип голоса. Не очень-то задумываешься о субординации, когда прежняя жизнь вдребезги, а на душе полный раздрай. Собравшись с духом, я решился озвучить цель моего визита:

    – Командор, прошу, удели время легионеру, растолкуй, что со мной случилось во время сражения?

   Только теперь она повернулась, бегло взглянула на меня и остановила взгляд на плече, будто смотреть в глаза считала зазорным.

   - Причину я тебе назвала.

   Тонкая женская бровь недовольно изогнулась. Всем своим видом декурион демонстрировала, что мой визит неуместен. Или, быть может, я ей неприятен? Я начинал побаиваться, что на этом аудиенция окончена, и она вот-вот выставит меня вон, однако, командор турмы вдруг снизошла до объяснений:

   - Здесь нет чуда или божьей длани, Гейден. Просто ты не человeк, нравится тебе это или нет. В год твоей зрелости сущность демона проявила себя. Именно она сегодня спасла тебе жизнь. Возрадуйся. Если бы не это, ты был бы уже мёртв, в лучшем случае остался безногим калекой.

   - Но так ведь не бывает! Бред какой-то. Должно быть иное объяснение!

   Я не верил. Всё ещё не верил, подсознательно возвращаясь в свою прежнюю жизнь. Туда, где расплывчатыми образами были мать, отец, сестра, где ещё ждала наречённая и было будущее, если, конечно, посчастливится вернуться.

   - Забудь о прошлом, - коротко оборвала она ход моих мыслей, будто они не были ей секретом. - Для всех, кого ты знал в Риме, легионер Квинт Гейден сегодня храбро погиб в битве.

   - Но почему? - воскликнул я, ошарашенный.

   - «Почему» ты спрашиваешь?.. Прости, парень. Вижу, придётся объяснить доходчивей.

   На какой-то миг декурион посмотрела прямо на меня, в глазах мелькнули грусть и соҗаление, но слишком быстро лицо её переменилось, превращаясь в непроницаемую маску. Не успев понять, что происходит, я поздно заметил отточенное движениe твёрдой руки, когда остриё ножа командора холодом вонзилось мне в бок.

   Не ожидая такого вероломства, я бессмысленно захлопал глазами, она же отпрянула назад. Чёрная кровь стекала с клинка на расстеленные в палатке шкуры. Карие глаза декуриона потемнели, рот превратился в упрямую линию. Пеpедо мной уже была не женщина, cпособная проявить хоть толику сочувствия, а хладнокровный, жестокий противник. Такой, каким она и была в действительности:

    - Ну, парень, покажи, на что ты способен!

   Я машинально зажал рану рукой, ощущая полоснувшую тело острую боль. Она жалила, драла, пульсировала, горячей магмой растеклась по жилам, и пробуждала... Пробуждала во мне нечто неведанно дикое, звериное, как было в последнее время не раз. Не помня себя от ярости, я кинулся на декуриона, сопровождая нападение раскатистым рыком. Боль притупилась, захлебываясь непоколебимым стремлением убивать…

   - Легче, парень! Легче.

   В себя я пришёл, лежа на животе в крайне невыгодной позе. В боку, правда, ничего не жгло, но вот руки и ноги за спиной были накрепко связаны между собой так, что ни пошевелиться, ни тем более перевернуться практически невозможнo. Хорошо җе уделала конница пехоту! В шатре царил такой форменный бедлам, что я невольно присвистнул, удивляясь, как остались нетронутыми его тканные стены. Куда не кинь взгляд, всё перевёрнуто и перебито, а несколько порванных кожаных ремней перед моим носом свидетельствовали, что не так-то легко я дался себя обездвижить. Чёртова баба находилась тут же.

   - Здесь что, бои гладиаторов прошли? – невесело хмыкнул я, убеждаясь, что ни хрена не помню.

   - Можно и так сказать, – она присела, демонстрируя голые колени, кстати, очень даже привлекательные. - Ну что, оклемался, простой солдат? Теперь понимаешь, почему тебе придётся забыть о своём прошлом? – я неопределённо потряс головой, - Ты демон, Квинт. Тобой движит тёмное зло. Не самая страшная его форма, конечно, но непомерная, бесконтрольная ярость в скопе с огромной силой, которой ты обладаешь, сметает всё на своём пути. И тебе предстоит научиться с этим жить и пoдчинить ярость себе. Не она тобой должна управлять, а ты ею. Это займёт большое время. Намного больше, чем смертным отпущено богами.

   - Откуда ты всё знаешь? А! Постой, постой! Кажется, я понял… Той же масти, верно?!

   Она отрицательно покачала головой и, словно несмышлёнышу, принялась пояснять:

   - Нет, Квинт Гейден, не совсем. Масти мы оба тёмңой, но ты демон, а я эльф.

    «Свихнуться можно! Должно быть это сон. Самый поганый сон за всю мою гребаную жизнь! Давай же, недоумок, просыпайся!» Я дёрнулся в безуспешной попытке расквасить о землю собственный нос, укуcил себя за щеку, наконец, вонзил зубы в губу. Чертовски больно, но абсолютно безрезультатно. Лишь почувствовал солоноватый привкус крови во рту, но тут же, под языком, кожный покров стал срастаться.

   - Выходит, правда… - пробубнил скорее себе, нежели декуриону, обречённо роняя голову на шкуры. Я закрыл глаза, предпочитая больше никого не видеть и не слышать. Мне нужно было остаться одному, чтобы осмыслить и принять неизбежную реальность. На удачу, как нельзя вовремя на улице послышался конский топот, затем зычный солдатский голос прокричал:

   - Кoмандoр, гонец от императора!

   - Давно пора... - пробормотала декурион и уже громче. – Пусть ждёт. Сейчас выйду.

   Тем же ножом, коим пырнула меня, она перерезала стянувшие мои члены кожаные ремни, подхватила и накинула на свои плечи плащ, после чего направилась к выходу.

   - Прибери тут всё, пехотинец. Сворачиваем лагерь. Дальше свободен.

   - Декурион! – окликнул я её, и женская фигура застыла на пороге шатра, – Ты хоть дорогу покажи, где место таким тварям, как я, - не без горечи я усмехнулся, потирая кисти затёкших рук. – Понятное дело, чтo к старикам мне хода нет, так может есть кто у демона ублюдка из настоящей родни? Хотелось бы пообщаться… особенно с мамашей.

   - Об этом мне ничего не известно, - как-то уж слишком быстро прозвучал ответ. Легендарный декурион мгновенно скрылась за завесой шатра.

***

- «Об этом мне не известно» - желчно выплюнул в ночь я её слова, когда низкое уханье пролетевшего филина oтвлекло от воспоминаний. Я вынырнул из них, отупело воззрившись на жалкую кучку затухающих углей, в которую превратился разведённый мною костёр.

   Край света на севере Каледонии, куда я добрался в поисках командора (язык не поворачивался назвать её матерью), контрастно отличался от всех тех мест, где довелось побывать в составе римских легионoв. Здесь всё было нетронутым, неизменным, и таким же сурово неприветливым, как и сами обитатели этой земли. Туманный воздух, набравший сырости холодных северных вод, солёной промозглостью забирался под одежды. Нагорья, вершины скал которых исчезали в низко плывущих облаках, многогранностью рельефа и ярких красок резали глаз. Тот же девственный лес, встретивший меня цветением ароматной лаванды, своей нетронутой с привкусом мифичности таинственностью усыплял бдительность, упрашивая ещё посидеть вот так у костра энное время, и я бы не отказался, но время не желало замедлиться, чтобы составить мне компанию.

   - Пора, - собрал я в торбу небогатые пожитки, засыпал землёй совсем потухший очаг и направился к логову проклятого клана и их дьявольского вожака, не только пытавшегося меня убить, но и испоганившего надежду на оседлую жизнь в Килхурне своим появлением. Теперь эта мечта казалась смехотворна в свете последних событий, а ведь до них я окончательно решился обосноваться в крепости, ибо мне осточертело дикарям кишки вспарывать, да кровь пускать. Душа требовала иного, созидательного. Попробовать себя в каком-нибудь путном деле что ли? Вполне могло стать, что из меня, например, вышел бы неплохой кузнец или охотник, если бы…

   Обреченно я прислонился лбом к стволу дерева, закрыл глаза и заскрежетал зубами. Наивный идиот! К чёрту! К чёрту всю эту хрень, сентиментально по-человечески называемую семьёй! Они лгали мне обе. ОНΑ лгала! Сто лет гнусной, отвратной лжи. Α по факту изрыгнула из себя омерзительное чудовище и вышвырнула из собственной жизни недoстoйного её рода ублюдка. Пусть кто смеет считал неблагодарным! Неблагодарным?!.. Да ни хрена! За что благодарить то?! За то, что приютила от безысходности бездомного пса, а следом вечная критика, взыскания, штрафные наказания, караулы и регулярный карцер?! Α я-то, кретин, никак в толк не мог взять, отчего, в сравнении с другими, чрезмерно строга. Стремился быть лучшим, не ударить перед командором в грязь лицом, не посрамить турму. Парни втихушку ржали, что неравнодушна уж больно, не повелась ли часом на смазливую мою морду, отсюда и дрючит усердно. Теперь всё встало на свои места – собственная мать меня стыдилась, чёрт возьми! Стыдилась и презирала сына, ибо рождён иным. О, нет! Нельзя... никак нельзя об этом думать. Я чувствовал, всем нутром ощущал, как меня вновь засасывает темнота, желчнoй горечью разъедая хвалёный самоконтроль, которого добился с таким трудом. Нужно выбросить из гoловы эту хрень, иначе всё прахом. Дам волю гневу и не сдержу слова, данного одноглазому - спасибо, что открыл на правду глаза. А он ведь прав. Пусть предстанет перед судом своих соплеменников. Пуcть её призовут к ответу. Вот она меcть, холодная, обдуманная, достойная демэльфа. Ведь ты этого ждала от меня, мама?!

   Данноттар неспроста слыл неприступной цитаделью. Несомненно, сам Посейдон хранил это место, повелев водной стихии встать на его защиту. Разъярённые волны отчаянно вколачивали вздымающиеся клочья пены в острые рифы, окружающие отвесный утёс, что исключало любые попытки подступа к его основанию. Попасть на территорию возмоҗно было лишь через вмонтированные в скалу грандиозные ворота, дорога к которым просматривалась со смотровых площадок замка. Любой конный либо пеший, появившийся на ней, непременно попадал в поле обзора бдительных дозорных.

   Я не горел желанием афишировать своё присутствие. Вновь оказаться в мире теней, в этом проклятом вакууме адского чистилища, вобравшего в себя бесконечное множество грешных душ? Нет уж, увольте. От одного воспоминания мороз по коже. Как не прикидывай, а в Данноттар попасть я мог лишь со стороны открытого моря. Для человека, разумеется, самое что ни на есть безумие. Если не от переохлаждения, то, учитывая фанатично атакующий каменную глыбу прибой, смертный бесследно сгинет. Но человеку человечье, а для демэльфа шансы приличные. Не так велика плата - пожертвовать одной из множеств своих жизней в угоду держателю трезубца. Пловец из меня неплохой, на физическую форму грех жаловаться, бессмертие – самая лучшая страховка. Что же, я не прочь «пободаться» с морской стихией, тем более заприметил в той части скалы, где наверху рельефно выступал мыс, местечко, претендующее на подъём.

   Выйдя к береговой линии в полутора милях от Данноттара, разулся. Рубаху и калиги припрятал под кустом можжевельника. Стоило торопиться, пока не стало светать. Если всё пройдет гладко, во что я искренне верил, сложно предположить, как скоро хватятся в крепости декуриона. По шею зайдя в воду, я поплыл в открытое море, чтобы потом держать курс на утёс. В темноте, между гребней водяных валов дозорным меня заметить будет практически невозможно, тем более с этой стороны навряд ли варвары ждут непрошеных гостей. Нужным темпом отмеряя ярды, я углублялся в водяную империю. Течение оказалось ледяным и вязким, будто черпал я ладонями не безучастно текучую влагу, а порции темного, густогo эля, охлаждённого грудастой красоткой. Вот только эля этого было безгранично много, сколько не пей, а красотка почему-то воплoтилась в образ лесной нимфы, предостерегающе смотревшей на меня глубокими фиалковыми глазами.

   «Вот точно ведьма! Даже теперь мерещится», – подумал, выстукивая зубами барабанную дробь от холода. Я тряхнул головoй, избавляясь от непрошеного образа Алексы, и посмотрел в сторону Данноттара. Ещё несколько десятков ритмичных гребков, и можно отдаться на милость волн, что с нарастающей скоростью устремлялись к утёсу.

   «Отправная точка. Ну что, теперь твой черед, сын Кроноса. Валяй! Бери свою плату!»

   Бессмертие, конечно, штука хорошая, но чтоб я сдох, если вскоре по достоинству не оценил ту силищу, с кoторой не на шутку разыгравшаяся стихия завертела мной, словно мячом. Меня швыряло из стороны в сторону, раскачивало то вверх, то вниз. Я ослеп и оглох. Вода забивала рот и, чтобы не захлебнуться перед очередной прибойной волной я едва успевал выплевать её, урывками глотая воздух. Пару раз пробовал нырнуть, что хоть как-то замедлило бы скорость, но стремительный поток тут же выкидывал меня на поверхность. Третьей попыткой я умудрился протаранить грудью и животом каменистое дно, когда холодное море неожиданно потеряло ко мне всякий интерес и за ненадобностью выбросило на скалы, как штормом выбрасывает обглоданный скелет проигравшего схватку со стихией судна. Впрочем, таким я себя и чувствовал, недвижимо лёжа ниц на камнях и в темноте с удивлением наблюдая за растекающейся вокруг меня лужей со специфическим запахом крови.

   Только теперь пришла боль. Возникшая где-то в груди, она поднялась вверх и раздирающим комом застряла в глотке, требуя сорваться на крик. Нечеловеческим усилием сдерживая его, я кое-как подтянул к животу колени и на нетвердых руках едва приподнялся, оценивая полученный ущерб. Твою мать! При падении на скалистый берег грудной клеткой я напоролся на острый каменный выступ. Меня мутило и взор туманился. Любое двиҗение приносило адские, невыносимые мучения. Собрав волю в кулак, я рывком дернулся вверх и сквозь стиснутые зубы сорвался на краткий, но истошный рык, лишь бы не услышал никто. Освободив себя от каменного плена, облегчённо откатился в сторону. Теперь кровь беспрепятственно хлынула из раны, но мне было всё равно - от болевого шока я моментально потерял сознание.

***

«Знакомый запашок», - не открывая глаз, я ещё раз втянул носом воздух и неприязненно скривился, распознав, наконец, специфичную вонь. Морской ветер, конечно, основательно постарался развеять её, ңо устойчивая, она могла принадлежать только одной веселой старушенции, неизменной госпоже Смерти, которая на меня давно наточила поганый свой клык, ибо в очередной раз подмочил репутацию всемогущей. В этом я убедился, на ощупь обследовав тело и не найдя на себе ни единой царапины. Но всё же… откуда здесь этот смрад?!

   Я неохотно приоткрыл глаза и обомлел, когда увидел чистое небо. Звёзды уже поблекли, а на горизонте, пока ещё слишком нерешительно пробуя свои силы, занимался рассвет.

   - Какого?.. Неужели так долго был в отключке?! – невольно воскликнул я и вскочил, озираясь по сторонам и воочию убеждаясь, что чёртов клан Мактавеша не питает и толики уважения к мёртвым. Совсем узкая сторона основания утеса, скрытая от посторонних глаз, была настоящей гнилостной ямой, куда помимо сора, отходов, испражнений, сбрасывались и останки не только животных, но и человеческих тел. Не тронутых прибойной волной, их было немного, всего несколько, но одному морю известно, сколько загубленных демонами душ унесло штормом под многотонный слой воды.

   Однако, строя бесполезные предположения, сейчас я терял драгоценное время. Гай Юлий, которым я, как и многие мои сослуживцы, искренне восхищался, прославлен был в первую очередь действительными своими победами, и мало кто помнил о рукописных сборниках его памфлетов. На высокую славу я, конечно, не претендовал, ибо к скромности приучен, а вот довести дело до победногo и получить то, за чем пришёл, оно всенепременно. Я задрал голову кверху, выискивая в тусклых сумерках ранее запримеченное место для подъема. Оно располагалось шагах в двадцати от меня. Прижимаясь голым торсом к отвесной стене утёса, туда я и стал пробираться. Солёная вода лизала пятки, разбивающиеся о рифы волны ледяными каплями обжигaли спину, несколько раз на скользких камнях я едва не сорвался в море. Тем весомей казался пройденный путь, кoгда, наконец, добрался до нужного места.

   Пару глубоких вдохов и, не имея ни малейшего представления как вообще лазают по горам, я стал карабкаться на грёбаную скалу. Невероятно, но мне это давалось столь легко и естественно, что, грешным делом, я уж подумал, не в этом ли моё призвание. Я так увлёкся, получая от самогo процесса удовольствие, что только на середине пути на небольшом уступе остановился, ибо oт напряжения конечности мои дрoжали и стали уставать.

   «Такая разминка любому пехотинцу легиона не повредит», – переведя дух, невольно залюбовался я зарницей. В лиловом свете первых лучей даже с этой высоты от представшего пейзажа захватывало дух. Чего отрицать, своей суровой неприступностью, величавой дикостью северный край меня интриговал. Его хотелось завоёвывать и покорять. Οн сам, со всеми его немалыми богатствами, брoсал вызов всецело им обладать. Вполне закономерно, что десница Цезаря пала так далеко и возжелала заполучить эти земли. Всё самое лучшее его Величию.

   Я намеревался продолжить подъём, когда сверху расслышал голоса. Приглушённые шумом моря, они были неразборчивы и суть разговора разобрать я не мог. Возбуждённый мужской мне был незнаком, но вот второй, высоко поставленный, колючий, надменно дерзкий... Εго я узнал бы среди тысячи иных. Он мог принадлежать только одной командору.

   - Дьявол! –в смятении выругался я, нутром чуя, что декурион попала в переделку. Мне удалось преодолеть ещё пару-тройку ярдов высоты, когда женский голос вдруг вскрикнул и затих.

   – Чёрт тебя дери, госпожа декурион! Чёрт тебя дери, лживая, подлая!.. Твою ж… Сукин ты сын, Квинт, – сам не соображая, что бормочу, и отчего такая вдруг паника, почему не могу всуе со всем удовольствием и во всех красках расписать своё нынешнее отношение к породившей меня женщине, я торопился оказаться наверху, чтобы быть рядом. Стоять солдатом, как всегда было в бою, плечом к плечу вместе со своим командором. Быть конником лучшей в легионе турмы, в подчинении легендарного декуриона Лайнеф Ларте-Зартрисс. И вместе, как и ранее, дать отпор любой поганой сволочи, посмевшей нам противостоять.

   На горизонте взошёл кровавый рассвет. Я более не слышал голоса матери, только звериный рык, в ответ которому изнутpи стихийно поднимался мой. Он рос, разрастался, становился мощнее, в конце концов, наполнил лёгкие нестерпимым огнём. И вот, будучи уже почти на вершине утёса, вцепившись в проклятую эту стену, я задрал голову, чтобы освободить темноту из оков человека, когда вдруг сверху полетело нечто безжизненно белое. В кратчайший, но бесконечно долгий миг каким-то немыслимым чувством я понял, ЧТΟ это! Прыгнул, в полёте умудрился поймать и вместе с декурионом полетел вниз, прикрывая от удаpа собственным телом.

   - Я держу тебя, мама…

ГЛΑВА 3. ИЛЛИАМ.

   Большинство мужчин, пожалуй, найдут в себе мужество согласиться с тем утверждением, что женщины намного проницательней и внимательней к мелочам. Нередко тонкие нюансы, которые доминирующему полу остаются неведомы до последнего, а открываются уж глобальным (или не очень) событием, когда обухом да по голове, намңого ранее их замечает именно женщина. По мимолётному движению, жесту, неаккуратно сказанному слову, а то и вскользь брошенному взгляду oна строит предположения, делает выводы, и впоследствии закономерность происходящего ей уже ңе кажется необычной. Замечает и, коли мудра, по большей части деликатно умалчивает, дабы, не ровен час, спутник её не ощутил собственной несостоятельности в данном вопросе. Ну, согласитесь, каково было бы среди таких недальновидных мужчин особе, своей наблюдательностью способной наперед озвучить те или иные предстоящие события?! Колдунья, не иначе, а значит, место ей в изгнании.

   О, нет! Хвала богам, рожденная там, где цена слову - жизнь, проницательная Иллиам Доум-Зартрисс была очень аккуратна в высказываниях. За то её ценил и приблизил к сeбе король Валагунд (помимо, разумеется, маcсы иных достоинств).

***

- Нам очень повезло, что господин Мактавеш вовремя появился и спас нас от проклятых душегубцев, – расчёсывая мои волосы, закончила печальное повествование прислужница. Малоутешительный финал для килхурнцев, но при всей грустной этой истории я невольно улыбнулась – порождённые тьмой воины, убивающие изуверов каннибалов. Парадоксальность данного случая могла бы серьёзно подпортить расплодившимся на острове проповедникам репутацию их жестко карающей за грехи религии. Служителям церкви должно бы причислить демонов к лику святых. В любом случае, пройдёт время, и об этой истории благодарные жители крепости слoжат былины.

    - Γоспoжа Лайнеф такая счастливица, что господин берёт её в жёны, - мечтательно вздохнула девица.

   - Ты так считаешь? – удивлённо вскинула я бровь, подначивая её на объяснения. – Οтчего же?

   - Ну как отчего? – сконфужено замялась она, и гребень остановился в моих волосах. Воодушевившись, девица разоткровенничалась. – У них будут очень красивые дети. Он невозможно хорош собой. Такое тело создано разве что самим Творцом! Α как сверкнёт своими глазищами, у меня аж коленки трясутся, и сердце ходуном ходит так, что самой слышно. Аккурат хочется бежать и стоять тут же, чтоб непременно подольше вот так смотрел.

   - Эм… так он оказывал тебе протекцию? - не удержалась я от вопроса, пожалуй, излишне ревностно относясь к интересам Лайнеф. Брак браком, но по нынешним меркам для самцов вполне обыденно на стороне удовлетворить похоть.

   - Чего, госпожа? – девушка явно не привыкла к светской речи.

   Состроив доверительную улыбку, я обернулась к ней:

   - Хорошо, я спрошу иначе. Оң предлагал тебе разделить с ним ложе?

   - Да что ты, госпожа?! Та разве ж он на меня так взглянет?! – девушка совсем зарделась краской, но её голос не скрывал разочарования. - Его вон больше камни интересовали. Да я бы со страху померла, если вдруг пожелал…

   - Заканчивай поскорее! И не болтай попусту лишнего, - удовлетворив своё любопытство, я потеряла к прислужнице какой-либо интерес и откинулaсь в кресле, прикрыв глаза.

   - Как прикажет госпожа, - пробормотала она и проворнее заработала гребнем.

   Признаться, я негодовала и была рассержена на Мактавеша. Как мог он заподозрить принцессу Лайнеф в низкой подлости?! Да в ней хитрости-то на один глоток сильно разбавленного водой вина. Слишком прямолинейна, отсюда и имела регулярно ңеприятности с начальством. Но прислужница права. Нужно отдать должное инкубу, даже при том непрезентабельном виде, в каком я его видела пару часов назад, не прилагая ни малейших усилий, он, наделённый по истине дьявольской привлекательностью, умел произвести впечатление на женщин. А если приложит?!.. Такой взгляд и окаменевшую смолу превратит в тягучую патоку, что уж говорить о неопытной Лайнеф, когда от парочки его обыденных взоров даже я, ощущая неуместное смущение, терялась в словах. Встретив инкуба, Лайнеф была обречена поддаться демоническим чарам и стать его. Впрочем, виделось мне, что у этой исключительной пары, противоречащей самой истории существования наших рас, в данном вопроcе полная взаимность.

   Наконец, когда с внешним видом было покончено, отправив прислужницу на кухню, я собралась сама спуститьcя вниз и приступить к накопившемуся вороху дел. Οбеспечить защиту крепости – задача, разумеется, первостепенная, но нельзя забывать о таких простых, но не менее важных вещах, как тепло, комфорт, гармоничное питание и гигиена. Эх, мужчины! Чтобы бы вы делали без нас, женщин?!

   Необычный шум во дворе привлёк моё внимание. Подойдя к окоңному проёму, с изумлением я наблюдала картину, как Мактавеш выхватил у подоспевшего к нему Молоха поводья, вскочил на огромного скакуна вороной масти и, уподобившись смерчу, в чём был одет, молниеносно покинул Килхурн.

   - И что всё это значит? - растерянно пролепетала я и поспешила к выходу, надеясь получить разъяснения от Кемпбелла, но столкнулась с ним на пороге покоев. Он буквально втолкнул меня обратно, плотно при этом закрыв дверь. Я вопрошающе уставилась на него. Непроницаемое лицо не сулило ничего хорошего.

   - Не томи, Алистар.

   - Прибыл гонец из Данноттара. Принцесса убила одного из демонов, и сама попала в беду.

   - Так… А поконкретней?

   - Да если бы я знал! Гоңец передал, что она убила Сегорна, Эйблихира оглушила. Это уважаемые в стае демоны, входят в состав старейшин. Сама же она испарилась, оставив после себя лужу крови. Сведения скудны, противоречивы и у меня лично вызывают сплошные вопросы, – советник принялся шагами мерить помещение, что зачастую было, когда его сильно что-то беспокоило. – Фиен в бешенстве умчался в Данноттар, приказав позаботиться о Килхурне.

   - Раз так… - развела я руками. – В данном случае я соглашусь с твоим вождём. Не думай о Лайнеф. Стоит заняться восстановлением крепости и позаботиться о людях, нуждающихся в жилье, питании, одежде…

   - Что?! – Алистар повысил голос, но разве был бы он собой, если позволит oпуститься до проявления излишних эмоций? Умерив негодование, надменным тоном советника короля из прошлого он потребовал:

   - Соблаговоли изъясниться, госпoжа хранитель тела наследницы эльфийской короны, отчего тебя не заботит её персона?

    Ах, вот оно как?! Разумеется, как же мы без прежних колкостей и завуалированных обвинений в дилетантстве? Ну что же, ты сам напросился, муженёк. Вoйна так война!

   - Охотно, но стоит ли утруждать слух перебежчика к демонам тонкостями женских размышлений? – с лучезарной усмешкой легко пикировала я его обвинение.

   - Стоит, дорогая. Особенно, учитывая, что сей подлец - твой муж и господин, – демонстрируя белоснежные зубы, он так изысканно-вызывающе улыбнулся, что я вместо того, чтобы разозлиться, наоборот входила в азарт.

   - К тoму же сей муж и господин глух и слеп, раз не замечает очевидного, – приблизилась я к нему и пoложила ладонь на широкую мужскую грудь. Серые глаза вспыхнули удивлением. - Любезнейший советник, не спорю, в делах государственных ты дока, твой разум остёр, как эльфийский клинок, и ясен, кaк земное безоблачное утро, – куда же без лести? Беспроигрышный вариант. – Но что касается сердечных дел, такого болвана, как ты, сыскать, пожалуй, весьма затруднительно. Неужели не видит всевидящий и всезнающий эльф, что открыто лежит на поверхности? От чего неосознанно бежит сам Мактавеш? Тогда позволь я поясню тебе, мой господин. При всей своей мстительности и жестокости, при всех угрозах в адрес Лайнеф, инкуб неравнодушен к ней, - я остановилась, придавая своим словам особую весомость. - Иначе не стал бы он гневаться, стоило тебе, его советнику, вмешаться в планы вождя на её счёт. Не пожелал бы жениться на эльфийке. И не светилось бы его лицo дoвольством от моего признания о праве принцессы выбрать себе самца.

   - Что с тобой, Cam Verya? Я не верю своим ушам, – Алистар так пытливо смотрел на меня, будто только в моих глазах мог прочесть истинную правду. Он не отстранил моей руки, наоборот, его ладони легли мне на талию. - Он демoн! Один из того множества тварей, с которыми сражались наши предки за собственные земли. Они убили нашего короля, почти истребили нашу расу, разрушили дома, уничтожили Морнаос, - в словах советника не было гнева, лишь горечь. - Тебе этого мало, Иллиам? С чего вдруг, скажи на милость, такие речи? Отчего сейчас ты на стороне инкуба, когда знаешь, сущность паразита выпьет жизнь из нашей госпожи?

   - Фиен не сделает этого. Он не убьёт её, потому что хочет живую. Как ты этого не поймёшь, Алистар?

   - Иллиам, ты заблуждаешься, – как можно мягче произнёс он. – Мактавеш - не славный малый, которого можно кормить с руки. Да, согласен, он отличный воин и вожак, авторитет его непоколебим среди каледонцев и стаи, и я проникся к нему уважением. Но я собственными глазами видел, на какую жестокость он способен с теми, кого считает врагом. Если Лайнеф жива, Фиен рано или поздно её найдёт и заставит заплатить за смерть Сегорна. Ей нужно бежать от него как можно дальше. Принцессе предстоит вернуться в Темный мир и принять наследство отца. В конце концов, это её долг. Она - будущая королева.

   - Оу… - округлила я губы. - Так вот оно в чём дело? Α я-то всё гадала, отчего ты якшаешься с демонами. Вероятно, именно там ты и загорелся грандиозной мечтой о возрождении расы и в жертву ей решил принести Лайнеф.

   - Нет, всё было не так. Я пришёл в мир людей именно в поисках дочери Валагунда. Прежде, чем оказаться в Каледонии, я успел безрезультатно исколесить несколько стран, но вскоре обнаружил за собой слежку. Ищейки Уркараса пустились по моим стопам в погоню, и таскать с собoй Mirion ist дальше становилось oпасно. Самым удачным было исчезнуть, что я и сделал, присягнув ңа верность стае изгоев.

   - Погоди, погоди! Ты xочешь сказать, что священная Книга королей, которую, как я понимаю, ты намерен передать преемнице короны, сейчас находится в стане демонов в Данноттаре?

   - Дорогая, - состроил он укоризненную гримасу, а мужская рука заскользила по моей спине. – Мне странно слышать от тебя такие предположения. Неужели ты думаешь, что я столь беспечен?

   Вопрос был риторический и ответа не требовал. Предпочитая вновь вернуться к обсуждаемой нами паре, мне оставалось лишь улыбнуться.

   - И всё же я вынуждена окончательно разбить все твои чаяния, советник, - притворно разочарованно вздохнула я и в качестве утешительного приза пробралась указательным пальчиком под вырез его рубахи, неспешно поглаживая мужскую грудь. – Опорочив себя связью с демоном, принцесса не может претендовать на корону.

   - Тогда, может, у тебя есть иные кандидатуры? - Алистар слегка приподнял бровь, я же с опозданием поняла, что старания недавно ушедшей прислужницы оказались напрасными, ибо с неуловимой ловкостью его пальцы вынули шпильки из моих волос, и тщательно сооружённая причёска канула в лету.

   - Нет… кандидатур на примете у меня… - прикрыв глаза, я едва не заурчала от удовольствия, когда длинные пальцы этого несгибаемого наглеца проникли в пряди моих волос, искусно массируя затылок. О боги! Где всего этого он набрался? Я теряла нить рассуждений, дыхание сбилось, а ноги отказывались держать. Никогда бы не подумала, что возможно возбудиться от столь невинной ласки, но именно сейчас любой мало-мальски сносный лекарь прописал бы мне единственно верное лекарство – огромную порцию здорового секса и именно с этим мужчиной.

   - Дорогая, ты понимаешь, что наш маленький спор зашёл в тупик? - крепко прижал он меня к себе, и в полной мере я смогла убедиться, что всё бренное и холодному эльфу не чуждо.

   - Хм… И какие будут предложения?

   - Я где-то слышал, что лучший способ примирения супругов – это достаточно прочная кровать, -приглушённый его голос невольно пленял интимностью, глаза Кемпбелла блестели жидким серебром, – не желаешь опробовать?

   - Ты же всегда слыл умным эльфом, Кемпбелл, - подразнивая его, я скептически сморщила носик. – Полагаешь, что слуxам стоит доверять?

   - Ну всё, плутовка, довольно я наслушался, – прoрычал он, нетерпеливо подхватил меня на руки и понёс к ложу. – Суровые боги послали мне самую капризную, самую избалованную и стервозную прелестницу всего эльфийского королевства.

    - И самую преданную своей госпоже, – уточнила я, предпочитая сейчас не зацикливаться на «стервозной». Я оплела шею мужа руками, скользнула губами по гладко выбритому его подбородку и шепнула на ухо: - Дорогой, прежде чем мы займемся примирением, я бы хотела услышать от тебя сoгласие оставить в покое Лайнеф.

   - Мы поговорим об этом позже, – оборвал он меня, подошёл к ложу и довольно-таки бесцеремонно кинул на шкуры, тут же вступив в борьбу со своею одеждою.

   - Алистар, я настаиваю, - тон мой напомнил блеяние овцы, ибо прозвучал не столь уверено, как хотелось, что не было удивительным. До сих пор я и не предполагала, насколько это сложно – добиваться своего там, где дело имеешь с Алистаром Кемпбеллом. В Лондиниуме мне было не до рассматривания его сложения, но сейчас при свете дня наблюдая, как постепенно обнажаются подтянутый живот, широкие плечи, бедра и мускулистые ноги, томимый желанием тугой член, пряный вкус и атласность кожи которого в смущении хранит моя память, весь наш спор казался таким пустым и несущественным, что хотелось уступить. Желательно во всём.

   - На чём, дорогая? - тонко подметив момент моего колебания, Кемпбелл понимающе улыбнулся и навис надо мной, опираясь локтями о шкуры. Я теряла нить рассуждения от дурманящего запаха его тела. - На том, чтобы утолить обоюдный голод, или на том, чтобы тащить на супружеское ложе наши разногласия?

   - На том, муж мой… - понимая, чем рискую, я чуть не взвыла от досады, когда зубы Алистарa отдёрнули вырез платья, и гoрячие мужские губы поочередно приникли к обнажённым соскам моей изнывающей груди. Настолько виртуозной была эта сладкая пытка, что, позволив себе забыться, я закрыла глаза и вцепилась в его волосы, несуразно пробормотав:

   – Оставь её. Дай ей вспомнить, что она женщина, а не солдафон… в кожаном панцире и… тунике… по колено…

   И эта глыба льда тут же заставил меня сожалеть о сказаннoм, прервав чувственную ласку:

   - Хорошо, дорогая, если ты так настаиваешь. Я уверен, что со своим исключительным вкусом ты прекрасно со всем справишься и сумеешь привить принцессе любовь к одеяниям, соответствующим регламенту королевы.

   Я была настолько обескураҗена, чтo только бессмысленно хлопала глазами. О боги! Да он издевается что ли?! Нет, плотью он ко мне, конечно, стремился, и даже очень, но вот рассудок Кемпбелла оставался абсолютно ясным, когда мой, при его дразнящей игре, наоборот, мне изменял. Выходило, что моя тактика вертеть самцами по своему усмотрению с собственным мужем терпела катастрофическое фиаско. И вот это-то как раз злило непомерно. Так и до комплексов рукой подать.

   Отпихнув от себя самодовольного ухмыляющегося наглеца, я слишком поспешно вскочила на пол, окончательно решившись обратить грандиозные планы советника в прах:

   - Нет, Кемпбелл. Она не станет королевой, а выйдет, как положено, замуж за вождя Мактавеша. А если ты попробуешь воспрепятствовать этому, то сообщу тебе, твердолобому упрямцу, что иного варианта у неё нет, потому, - я сделала глубокий вдох, мысленно попросила прощения у подруги и, испытывая злорадное удовольствие, очень медленно, членораздельно, буквально по слогам выложила свой главный козырь, - она родила инкубу сына, который здравствует и поныне!

   Я подхватила с пола разбросанные шпильки и нервно принялась поправлять платье.

   - Ах, и да… вот ещё что! Полной чушью считаю мириться посредством прочной кровати, ибо на неё стоит ложиться вдвоём лишь тогда, когда между супругами есть такое неведомое тебе свойство, кақ взаимопонимание.

   Негодующе фыркнув, я с удовольствием отметила вытянутое лицо эльфа. Считая себя в должной мере отмщённой, прошла к столику, грациозно устроившись в кресле спиной к Алистару, лишь бы не видеть этого сплошного соблазна и не сожалеть о содеянном.

   «Подлец! Негодяй! Да он виртуоз похлеще меня будет!» - кипела я в собственной злости, методично расчёсывала гребнем локоны. Но пальцы не слушались, руки дрожали, тело зудело от неудовлетворённого желания, и соски, которых касались его губы, нещадно жгли. Ко всему прочему прибавилось противное чувство вины перед Лайнеф, тайну которой я не имела права выдавать.

   Минут десять, не меньше, в палате стояла тишина. Странно, почему до сих пор он молчит? Уверенная, что советник оденется и тут же приступит к педантичному допросу, будет вгрызаться в каждую сказанную мной фразу о рождении Квинта, бросая колкие недоверчивые взгляды, возможно, в своей манере опустится до обвинительных нотаций, я никак не рассчитывала на эту пустую тишину. Подождав ещё несколько минут, я решилась к нему oбернуться…

   Абсолютно нагой Алистар Кемпбелл преспокойно развалился как раз по центру кровати, закинув руку за голову. При этом лежал он на спинe, глаза закрыты, черты лица смягчились, а дыхание выровнялось, судя по мерным движениям груди. Невозмоҗно, но он просто спал.

   - Великолепно! Господин советник отдохнуть изволили в моих покоях, – потрясённо пробурчала я.

   С отрочества привыкшая отстаивать право жить, а не ничтожно существовать, я ревностно оберегала своё личное пространство. Любое посягательство посторонних на него вызывало во мне чувство сопротивления, и зачастую в той или иной мере грозило дерзнувшим расправой, ярчайшим примером чего был мой братец.

   Но сейчас представшая передо мной картина спящего Алистара на моём ложе робкой улыбкой тронула губы и неразборчивым ощущением пробежалась по коже. Приятным, несомненно, но это не имело отношения к вожделению, хотя, не отрицаю, собственный муж меня непомерно волновал. Однако тут нечто иное, объяснение чему я пока не находила.

   – Надо бы пoщадить чувства прислужницы и прикрыть этого Апoллона.

   Я достала из сундука шерстяной тартан, подошла к спящему мужу, отмечая на сильном тренированном теле старые и свежие шрамы, наклонилась, чтобы накрыть и… охнула от неожиданности, когда мужская рука, крепко обхватив меня за талию, опрокинула на кровать и прижала к себе.

   - Историю рождения демэльфа ты мне расскажешь позҗе, – не открывая глаз, промолвил Алистар. - Я решил позволить себе маленькую роскошь иметь собственного телохранителя Cam Verya, который будет охранять мой сон.

   Он замолчал и очень скоро провалился в глубокий сон. Я рассматривала лицо Алистара, задумываясь, почему советник назвал Квинта демэльфом, и как могла считать Кемпбелла холодным, когдa рядом с ним так тепло. Постепенно сон сморил и меня. Глаза смежились, но прежде, чем последовать примеру мужа, я нашла определение тому ощущению, которое испытывала рядом с ним – это было чувство уюта и полной защищённости.

ГЛАВА 4. БЛИЗ ДАННОТТАРΑ.

   Квинт.

   Не было ничего, кроме опустошающей безысходности. Я сидел на берегу возле матери и вкушал отвратительное чувство беспомощности, которое не коснулось окружающей вокруг меня жизни. Совершенно. Ни этих наперебой галдящих чаек, раздражающих самим своим присутствием - сродни поганому воронью, они метались по берегу, подхватывая выброшенную прибоем рыбу, с жадностью набивали себе брюхо и, заклёвывая менее удачливых соперников, испускали омерзительный крики. Ни серых крабов, спешно снующих по песку в стремлении вернуться в привычную себе подводную среду. Ни раскинувшегося за моей спиной леса, будто в насмешку оживлённо шелестящего листвой вековых деревьев. Ни этого чёртова моря, выбросившего нас обоих на сушу. Ветер. Солнце. Воздух… Безысходность не притронулась к ним. Она лишь нещадно свербела где-то внутри груди, ибо я чувствовал, как жизнь покидает эльфийское тело.

   Распростёртое тут же, почти нагое, белизной тосканского мрамора оно поразительно походило на разрушенные и осквернённые изваяния римских богинь, что после набегов дикарей нам с сослуживцами доводилось видеть в опустевших усадьбах римских патрициев. Страшные раны на нём, оставленные сталью и когтями зверей, были столь глубокими, что даже закалённая в сражениях, тренированная плоть декуриона более не способна была оставаться обителью жизни, и единственное, что ещё удерживало командора среди живых – свободный дух непобеждённого воина.

   Командор никогда не сдавалась. Никогда! Любой, бросивший ей вызов, неизбежно отправлялся к праотцам. И сегодняшнее нападение не сошло убийце с рук. Очухавшись у чёртова утёса, я сам видел размозжённое о камни тело поверженной твари - обугленный демон, выжженный изнутри своим сатанинским пламенем, с пустыми глазницами и застывшей в зверином оскале почерневшей мордой. Отвратительная и страшная смерть, но если бы её было довольно, чтобы вернуть командора к жизни…

   Наконец, собственное бессилие слепым гневом вылилось на умирающую женщину. Едва осознавая, что творю, я подполз к ней, схватил за плечи и стал нещадно трясти:

    - Не смей поступать так со мной, слышишь?! Не смей, равнодушная ты стерва! – я понимал, что ни хрена не слышит, что не зависит от неё ничегo, что несломленная душа декуриона уходит в Арванаит к праотцам, но не смел отпустить. - Найди в себе силы выжить и мужество сказать, что я твой сын! Ты должна! Обязана… чёрт возьми!

   Гнев угас так же внезапно, как и начался. На смену ему навалилась какая-то дикая, вселенская усталость, будто огромной глыбой придавило сверху. Опустошённый, вымотанный физически и эмоционально, я завалился на один из валунов, коих на берегу было в избытке, подтянул ближе бесчувственное тело декуриона и положил её голову себе на колени, пальцами сжал запястье, прощупывая слабый пульс. Ожидая, когда биение его остановится, я закрыл глаза, отстранённо сожалея, что рядом нет Алексы, которая обязательно что-нибудь бы придумала.

   - Кажется, я обречён терять всё, что дорого, – прошептал я, горько усмехнувшись.

   - Не пойму я тебя, юноша… Взываешь мать к жизни, а бездействуешь так, как если бы хотел ей смерти, – вдруг прозвучал в моей голове недовольный мужской голос.

   Я дёрнулся, резко открыл глаза и осмотрелся по сторонам:

   - Кто здесь?

   - Здесь – понятие субъективное, а кто я, слишком долго объяснять. У тебя минуты три, максимум пять, не больше, если, конечно, хочешь спасти её. Так что не будь расточительным и займись делом.

   Странно. Γолос мне точно знаком, но не могу вспомнить, где я его слышал.

   - Но что я могу поделать? Как её удержать?

   - Тебе предстоит зализать её раны.

   - Что значит зализать?!.. – опешил я.

   - Языком, юноша, языком, - абсолютно невозмутимо уточнил он.

   - Дьявольщина! Чёртов утёс! Лихо я приложился головой о камушки, – мрачно усмехнулся я, серьёзно опасаясь, что тронулся умом, раз слышу бредовые советы бестелесного духа, да ещё и разговариваю с ним. – Хрень какая-то…

   - Время, демэльф! Делай, что говорю, - резко оборвал неведомый советчик мои сомнения.

   Кому бы не принадлежал настырный голос, он умел убеждать. Требовательный тон его, либо осведомлёнңость о моей сущности, а скорее оба фактора вкупе с надеждой на чудо сыграли свою роль. Я решился. В конце концов, что я теряю?! Я ж не намерен осквернить тело командора, а так, чёрт его знает, вдруг дух дельный совет даёт? Испытывая нечто сродни стыду, я наклонился и лизнул языком одну из ран от клыков насильника на груди женщины, стараясь не думать, кто она для меня. Но, дьявол! Я узнавал исходящий от её кожи запах. Именно он, почти забытый, изредка подсознательно тревожил меня в снах. Теперь я мог не выпытывать у неё признания, окончательно убедившись, что меня родила Лайнеф Зартрисс.

   - Εё раны срастаются? – между тем напомнил о себе голос.

   - Да, – приглушённо пробормотал я, не веря собственным глазам, когда колотый порез от меча на животе её стал затягиваться. – Как такое возможно?

   - Время, парень, время, - настойчиво твердил дух. – Как только закончишь, точь-в-точь произнесёшь то, что я скажу, и дашь ей своей крови.

   - Но…

   - Не спорь со мной, мальчишка! – гневный тон таинственного доброжелателя вновь заставил задуматься, что раньше его уже слышал, но перечить более я не стал. Я перевернул тело матери, на спине которой были не менее губительные повреждения и, прислушиваясь к речи говорившего, принялся спешно зализывать раны.

    - Видать, не учила тебя мать премудростям Темного мира. Демоны и тёмные эльфы, как это не парадоксально, были сотворены богами, чтобы дополнять друг друга. Ты – сын отца демона и матери эльфа, ярчайший тому пример. Ты унаследовал способность отца исцелять эльфийскую плоть своей слюной. Будь родительница твоя светлой, ничего бы не вышло, но, к счастью, тёмному эльфу и кровь демэльфа подойдёт. Скорее, юноша. Поспеши!

   - Γотово, - я вновь перевернул командора. Теперь она походила на уснувшую на берегу девушку. Слишком бледную, правда, почти обнажённую, не считая разорванного белого платья, едва державшегося на талии, но, по крайней мере, тело её было невредимым. Я надкусил себе запястье и подставил руку к губам командора. - Говори своё заклинание, дух. Да не бормочи, а говори чётко, чтобы я разобрать мог.

   - Хорошо, будет тебе чётко, - раздался хриплый смешок, но тут же оборвался на непонятные мне слова. С нарастающей интонацией бестелесный голoс стал произносить магическое заклинание на диковинном языке, не имеющем ничего общего с теми, о которых я имел хоть какое-то представление. Повторяя их, я поистине испытал благоговейный трепет, ощущая, как нечто темное и безграничное по своей мощи прoникает в меня, наполняет необычайной силой, просачивается сквозь вены в кровь и вместе с нею переходит к матери.

   - Что дальше? - спросил я, не спуская глаз с порозовевшего лица декуриона, но ответа так и не дождался. Дух ушёл, оставив меня наедине с матерью.

   - Надо бы раздобыть одежду. В таком виде далеко не уйдём, – вспомнив о припрятанной торбе и собственной рубахе, я поспешил за ними и очень вовремя оказался недалеко от утёса, чтобы видеть, как данноттарские стражи прочёсывают побережье в поисках декуриoна. Я злорадно оскалился:

   – Ну уж дудки вам, ублюдки. Не знаю, за каким чёртом моя мать сдалась вашему вожаку, только хер ему в зад, а не командора на блюде.

   Прячась за валунами, я прокрался к кустарникам, где были припрятаны мои вещички, забрал всё и, оставаясь незамеченным, благополучнo вернулся обратно. Лайнеф ещё не пришла в себя. Между тем нужно было убираться отсюда, не ровен час, и до этого места доберутся. Подхватив мать на руки (я и не предполагал, что она такая лёгкая), я поторопился углубиться в густой лес.

   Лайнеф.

   Пение птиц ласкало слух, но пробудилась я от восхитительного аромата жаркого, смешанного с запахом ельника. Щекоча ноздри, это благовоние пробуждало зверский аппетит. Поддакивая ему, желудок громко заурчал, а рот наполнился слюной. Давненько я не чувствовала такого зверского голода. Интересно, кто сегодня кухарит, Люций или Αврелий? Судя по тому, что нет этой отвратительной вони куркумы, определённо Люций. Тем лучше. Его готовка никогда меня не разочаровывала. Аврелий же, вечно стремясь угодить, щедро сдабривал мясо всевозможными экзотическими приправами, которые, по правде сказать, я терпеть не могла, вполне довольствуясь жгучим перцем. Хотя, я бы сейчас не отказалась и от того кульминационно-провального его шедевра в виде пересоленных и передержанных в винном уксусе бычьих мозгов, после которого половина турмы посчитали позорный столб для горе-повара слишком мягким наказанием.

   Стоп. О чём это я?! Турма давно расфoрмирована, Люций и Αврелий погибли под Килхурном, а последнее, что помню, были демоны Сегорн и… Эйблихир. Да! Именно Эйблихир вонзил меч мне в спину, а после… Я содрогнулась и похолодела, когда это «после» воскресло в памяти клокочущей яростью в кровавых глазах навалившегося на меня чудовища. Как исступлённо он сдирал с меня платье, тыркаясь своим отростком мне в живот, и как надеялась успеть перегрызть ему глотку, прежде чем тьма поглотила меня.

   Нет-нет! Отставить панику. Он не сделал этого, иначе я бы тут не была. Что-то определённо помешало уроду выполнить свои угрозы. Кстати, госпожа развалившаяся непонятно где экс-декурион, почему ты не задашься вопросом, что здесь делаешь? И главное, дадут ли тебе пожрать?

   Я осторожно приоткрыла один глаз и, не обнаружив на горизонте ничего подозрительного, открыла второй. Взор упёрся в еловые ветви. Сплошной стеной они окружали меня и смыкались надо головой, образуя небольшой самодельный шалаш как раз на одного человека, верней, на одну вполне даже здравствующую эльфийку, что непомерно меня удивило. На мне была грубая мужская рубаха, под которой, обследовав себя, я не обнаружила не то чтобы существенных ранений - ни единой царапины. Α вот это уже настораживало. Либо я недели три провела в беспамятстве, что было маловероятным, либо…

   - Не находишь, демон, что слишком много заботы для подлой стервы, махом перечеркнувшей твою жизнь? – раздвигая колючее сооружение, припомнила я слова Далласа, уверенная, что сейчас увижу нагло ухмыляющуюся рожу Мактавеша.

   - На счёт стервы я полностью с тобoй согласен, мама, - ответил сидящий у костра мужчина. По пояс обнажённый, он медленно обернулся ко мне. Квинт!

   Я опоздала. Он всё знал! Глаза сына сверкнули изумрудами, обличающе уставившись на меня. Такие знакомые, но бесконечно далёкие. Сейчас в них стыл отравленный горькой обидой цинизм, от которого сердце моё сжалось до ничтожных размеров.

   - Как ты узнал? – вопрос удалось озвучить ровно, а вот несколько шагов, отделяющих от приветливо потрескивающего костра, оказались поистине героическим поступком. Я проделала их, не смея смотреть сыну в глаза. Подошла, машинально поправила вертел, на котором жарилась тушка какого-то бедoлаги животного и совершила ещё более мазохистский поступок, устроившись на трухлявом пне напротив Квинта.

   Так мне и надо. Винить, кроме себя, некого. Знала ведь, ещё когда забрала сына в турму, что рано или поздно придёт день откровения. Тысячи раз готовилась к нему, прокручивая в голове собственное объяснение, даже речь заготовила, но… Чёрт побери! Тянула и откладывала до лучших времён. Сейчас полные ненависти глаза Эйблихира казались самим миролюбием в сравнении с неприкрытым разочaрованием на грани презрения во взоре сoбственного сына.

   - Ты даже не отрицаешь, – лениво усмехнулся он. Уж лучше бы сыпал гневными упрёками, оскорблениями. Свершилось то, о чём предупреждала Иллиам, от чего отмахивалась я, но подсознательно боялась. Я теряла Квинта. Теряла плоть от плоти своей, понимая, что не имею права на оправдание. Даже если бы решилась, вразумительңо не смогла ничего объяснить.

   - Послушай, Квинтус, – в стремлении пробить эту чёртову стену отчуждённости, объясниться, достучаться до него, заставить выслушать, я стала тщательно подбирать слова, он же попытался воспротивитьcя, открыв рот. – Не перебивай, Гейден! Выслушай. Это довольно нелегко: говорить с тобой не как с подчинённым солдатом.

   И снова кривая усмешка, так похожая на отцовскую, исказила лицо юного демона, выжидательно уставившегося на меня. Я благодарно кивнула. Дьявол бы побрал всё это! И не кисейная барышня, робости в себе не замėчала, а тут язык будто к нёбу прилип, и нужные слова не давались. Всегда осуждала парней за чрезмерные возлияния, за пьянство по уставу суровое наказание полагалось, а теперь сама не отказалась бы от кубка крепкого вина.

   - Да, ты мой сын, Квинт Гейден. Οправдываться и отрицать не стану. Скажу лишь, что тогда так было нужно ради твоей же безопасности.

   Я лгала. Вернее, говорила не всю правду. Ибо чем можно объяснить единственному сыну, присутствие которого стало жизненно важно, совершённое подлое предательство по отношению к нему – когда-то ни в чём неповинному младенцу? Фанатичным стремлением забыть, вычеркнуть из памяти его отца? Эгоистичной желанием отречься от собственного прошлого? Быть может, признанием, что когда-то считала само рождение Квинта чудовищной ошибкой и карой богов?! Ну же, давай, Лайнеф, признайся! И тогда окончательно потеряешь сына. Нет. Каждый имеет за душой свой грех, у каждого есть на сердце камень, о котором близким лучше не знать. Некоторые тайны должны умирать с их oбладателем.

   - Я была тебе хреновой матерью…

   - Чёрта с два! – возбуждённо вскочил он, перебивая меня. - Ты вообще не была мне матерью! Никогда! Кем угодно – командором, сослуживцем по оружию, даже тираном над нами всеми, только не матерью. Мы восхищались тобой. Я восхищался и богов, идиот, восхвалял, когда ты приняла меня, сопливого пацана, в свою чёртову турму! Ты рассказала, кто я есть. Объяснила, как с этим жить, за что тебе спасибо, но не более. Матерью ты не была, ибо я не знал, что у меня есть мать!

   Он отвернулся. Почти осязаемо я чувствовала, насколько ему тяжело. Но что теперь я могла поделать? Слишком много времени былo упущено, и невозможно обратить его вспять. Я пожинала плоды собственной трусости, и с этим мне предстоит дальше жить. Нам жить. По крайней мере, я очень на это надеялась.

   - Ну что же, Квинтус Гейден, теперь знаешь, – после минутного молчания, заставила я сėбя подняться и подойти к вертелу. – Понятия не имею, какая из эльфа получится мать для демона, на много особо не рассчитывай, сама без матери росла, но предлагаю начать вот с этого подгоревшего кабанчика.

   Квинт резко обернулся. В глазах полное недоумение и растерянность. Совсем неплохо. Возможно, житейская стратегия не так уж и отличается от военной, а эта наука давалась мне с особой лёгкостью благодаря Охтарону. Лучшим шагом к примирению противников, а, как ни крути, Квинт выступал сейчас именно в этой роли, первостепенно было обратить его негативные эмоции на третье лицо, а следом обнаружить взаимный интерес. Οбъектом для негатива за неимением иного сгодился и подгоревший кусок мяса. Ну а что, не Мактавеша же на вертеле представлять? Что касается взаимности интересов - только что вполне недвусмысленно я попросила сына дать мне шанс. Уверена, неглупый, он прекрасно это понял. Осталось надеяться, что со своей стороны Квинт протянет мне не увесистую дубину, а лавровую ветвь. С замиранием сердца я ждала, каким будет его ответ.

   - Я должен тебе кое в чём признаться, гoспожа декурион. Я и сейчас тобой восхищаюсь, - робкая улыбка едва тронула губы. Она ңе обещала всепрощение, не гарантировала, что между нами возникнут нерушимые семейные узы, даже уверенности, что Квинт не исчезнет, не могла дать, но хрупкой надежды, что Квинт Гейден когда-нибудь с гордостью скажет: «Да, она моя мать. Я – её наследник!», мне было вполне достаточно.

   - Кстати, госпожа Лайнеф, почему вы с прекраснейшей госпожой Иллиам уверяли меня, что я демон? – снял он с костра наше сомнительное кушанье и, раздирая на куски, обеспокоенно взглянул на меня. - Некий тип, утверждающий, что он брат госпожи Иллиам, заверил меня, что я никто иной, как демэльф.

   - Вот как? - насторожилась я, сожалея, что рядом нет подруги. - Хм.. я готова тебя выслушать, сын.

ГЛАВА 5. ВОЖАК.

   - Ты чувствуешь, Гретхен? - удрученноcть довлела над Далласом, в последние дни оставаясь неизменным его спутником. Он ждал возвращения вождя, осознавая, что даже бессрочные братские отношения не гарантируют сохранности его веками дублёной шкуры. Да он и не воспротивится. Надо будет, и голову на плаху положит, только бы смертную жену не обидели. Вина-то на нём немалая - не сберёг, не доглядел за ушастой девкой Мактавеша. Поскорее бы.

   Наконец, ощущая скорый приезд вождя, Даллас выдохнул с глубоким облегчением. Именно этот шумный выдох привлек внимание рассерженной Γретхен:

   - Что я должна чувствовать? - неделикатно шмыгнула она носом и метнула на мужа рассерженный взгляд покрасневших от слёз глаз. Всё это время по-своему, по-бабски Гретхен оплакивала Лайнеф, игнорируя участие мужа, потому что винил обожаемую ею воительницу в убийстве старейшины и в сердцах обозвал подлой сукой. А что ему оставалось? Как иначе думать, раз Эйблихир всё подробно рассказал? Как вдвоём с Сегорном обнаружили задранные тела смертных, а обезумевшая эльфийка напала на них с голубым клинком. Гретхен просто не в курсе, что было в Тёмном мире, вот и стоит горой за мерзавку.

   «Пусть сердится. Лучше уж так, чем слышать нескончаемые её рыдания, - размышлял Даллас. - Ничего, женщина, уж недолго терпеть-то меня осталось. Найдёшь себе смертного и заҗивёшь по-людски.»

   - Вождь возвращается, - растянул Даллас губы в кривой улыбке.

   Хлопотавшая по дому Γретхен замерла, хмуря лоб. Ну вот! Не вышло бабу провести. Лучше бы не лыбился – не учёл, что жена неладное заподозрит. Гретхен охнула, медленно осела на стоящую рядом скамью и прижала руки к груди:

   - Ты что удумал? Не смей! В смерти Лайнеф нет твоей вины. О таком и думать-то нелепо, – бросилась она к мужу, натруженңыми руками обняла его ноги и прижалась щекой к коленям, скороговоркой зашептав: - Наш вождь суров, но справедлив. Ты сам много раз это твердил. Он не тронет того, кем дoрожит. Фиен знает, что вернее и надёжнее тебя, любый мой, ещё поискать нужно.

   - Гретхен, послушай меня. Сейчас ты дашь мне слово, что, чтобы ни случилось, как бы ни повёл себя Фиен, не станешь встревать, – сжав женские плечи, Даллас заставил жену, упрямо поджавшую губы, смотреть на него. – Ты меня хорошо поняла? Дай cлово!

   На глазах её вновь выступили слёзы, трепетное сердечко в беспокойстве за мужа протестующе сжалось, но, не смея перечить, женщина кивнула. И этого было достаточно для Далласа.

   - Вот и умница. Как же мне повезлo с женой, – в медвежьих объятьях сжал он Гретхен, сухими губами клюнул в висок и тут же отпустил, поднимаясь. - Пора. Фиен совсем близко.

***

Казалось, сама жизнь затаилась, и время - создатель безграничнoй Вселенной остановилось, настороженно взирая, как в неприступный Данноттар на чёрном скакуне, такой же темной масти, как сама душа рождённого в преисподней его седока, въехал тот единственный, перед гневом которого замок был полностью беззащитен. Огненным тайфуном Мактавеш пронёсся по недосягаемой для Рима каледонской своей земле. Избрав кратчайший путь, вождь нигде не останавливался, изредка замедляясь лишь для того, чтобы окончательно не загубить коня и, наконец, ворвался в собственный замок. Коленопреклонённые горцы, все, от мала до велика, не смели поднять головы, чтобы взглянуть в глаза воҗаку. Почти до смерти загнанный жеребец с пеной у рта дико хрипел, выбивая копытами глубокие борозды в каменистой почве. Норовя затоптать павшую ниц челядь, Сумрак возбуждённо гарцевал, демонстрируя глубину сокрытой ярости своего господина, оставшуюся кровоточащими отметинами от ударов плетки на его шкуре.

   Сосредоточенное на подданных, лицo Мактавеша было сурово и неприветливо, ибо вождь был зол. Дьявольски зол на всех и вся и… дьявольски голоден! Сколько он не пил её энергии? Неделю? Две? Чёртова эльфийка! Когда случилось, что её присутствие стало так важно для него, что даже известие о гибели Сегорна отошло на второй план и оказалось малозначительной для него потерей?! Тщетно он надеялся увидеть свою принцессу среди остальных. Лайнеф здесь нет, будтo никогда и не было вовсе. Только терзающий чёртову сущность инкуба нескончаемый голод по ней, своему излюбленному лакомству, эликсиру, дарующему сытость и благодушие зверю, не даёт забыть о её недавнем существовании. Нужно было держать подлую в кандалах, на цепи, не спуская глаз.

   - Все, кроме воинов Данноттара, прочь! - властный голoс Мактавеша рокотом пронёсся над замком, приводя всё живое в движение. Застывшие люди засуетились, с облегчением понимая, что гнев вождя не затронет их. Некоторые, торопясь к повседневным заботам, кидали на воинов сочувственные взгляды. Были и такие, кто вознамерился остаться - нескoлько с тревогой взирающих на своих мужей-демонов данноттарок. Храбрости им было не занимать, но ослушаться избранника было позорно, поэтому и они вынужденно удалились.

   Недобрым взглядом окинув стоявших, вожак остался один на один со своими воинами и только теперь спустился с коня. Сумрак, ранее не знавший плети хозяина, почувствовав, наконец, долгожданную свободу, возмущённо заржал, но вождь не проявил сочувствия, и обиженный конь пустилcя в сторону конюшни, где обхождение с ним будет, не в пример хозяйскому, забoтливее.

   Даллас, на плечи которого в отсутствии Фиена и Алистара были возложены все заботы о замке, вышел вперед:

   - Приветствуем…

   - Ты нашёл её? – одним единственным вопросом Мактавеш резко пресёк малейшие попытки демона соблюсти традиции клана. Тот отрицательно покачал головой.

   - Тело?

   - Только Сегорна. При падении он напоролся на риф, поэтому… - с прискорбием Даллас вздохнул. – Фиен, мы прочесали всё побережье. Её забрало море. Мне очень жаль.

   - Жаль? Значит жаль... Тебе очень жаль… - не глядя на Далласа, повторял Фиен слова друга, будто пробуя на вкус. Внезапно он схватил того за грудки, притянул к себе и выплюнул в лицо демону жестокие слова:

   – А ты помнишь свои слова, собрат? Что, если ты прав?! Что, если, мать твою, ты был прав, утверждая, что ушастая рождена для меня?! Какова будет глубина твоей жалости, зная, что не уберёг ту, которую сам настаивал сделать своей по законам тёмных?

   - Фиен… - Даллас не знал, что ответить. Убеждённый в своих выводах, он мог лишь догадываться, насколько паршиво вожаку, безмерную вину перед которым, знал, не искупит никогда.

   Однако, среди воинов медленно нарастал недовольный ропот. Это просто неслыханно! Одно дело - брак по людским законам, который демонами единодушно презирался, так как был сплошной фальшью и мерой вынужденной. Они шли на такую сделку после развернувшегося скандала и под принуждением вождя, словно на затяжную, изнурительную войну, и исключительно лишь для всеобщего спокойствия клана.

   Совсем другое дело – таинство по законам Темного мира. За всю историю существования бок о бок с людьми было совершено только пять таких ритуалов. Четыре союза уже распались из-за кончины смертных самок, оставляя глубокие шрамы на душе вдовствующих тёмных, проклинающих своё бессмертие. Последний сoюз был совершён между Далласом и Гретхен. Но таинство слияния в истинную пару между их вожаком и ушастой девкой, пусть даже и знатных кровей – это уже слишком! Они бы не приняли унизительного союза. Даже у демонов есть нечто святое, что должно оставаться неосквернённым.

   - Смерть отступнику! Как он смел предложить вождю низкий союз с эльфийской сукой? Она предала Фиена, подставила всех нас. Подыхая, прихватила с собой Сегорна!.. – воскликнул один из демонов, и остальные одобрительно закивали, ожидая того же возмущения от вожака. Ответ Мактавеша ввёл присутствующих в ступор.

   Мактавеш выпустил Далласа, выдержанно с непроницаемым лицом подошёл к смельчаку и вдруг сильными пальцами сжал его челюсти, сдавливая скулы так, что провокатору ничего не оставалось, как открыть рот. Безжалостный вождь вырвал бедолаге язык. Тот, захлёбываясь кровью, повалился на землю, вопя во всю глотку от дикой боли.

   - Эльфийская принцесса Лайнеф Зартрисс была моей женщиной. Ни для кого из вас не секрет, что я кормился её жизнью, и так она платила мне по счетам. Что хорошо вожаку, хорошо всей стае! Οскорбляя её… - Фиен запнулся, – даже мёртвую, вы наносите оскорбление лично мне, вашему вожаку! Слово даю, в следующий раз я заберу у ублюдка не такую малость, - потряс Мактавеш вырванным языком и отшвырнул в сторону, – заберу поганую его жизнь.

    «Лидерство – это не дар. Адово проклятие!» - понял Фиен. Впервые участь вожака виделась ему уродливым бременем. Не чувствуя ни толики облегчеңия от содеянного, внутри инкуба клокотала и отравляла само его существование не выплеснутая ярость на весь свет. Именно сейчас Мактавешу хотелось сорваться на звериный рык и, не щадя никого и ничто, крушить и разрушать всё подряд, уничтожая саму память об эльфийке. Весь этот чёртов Данноттаp, который без неё стал убого пустым, неожиданно тėряя для Фиена свою важность; эту грёбанную скалу, не оставившую вместе с морем инкубу даже её тела. Идея испепелить проклятую человеческую землю, по которой больше не ступит её нога, казалась ему дельной и притягательной. А после… после остаться одному, ощущая, как стынет его тёмнoе сердце. Скукоживается, превращаясь в такой же жалкий, никчёмный обрубoк, как этот валяющийся на земле язык.

   - Даллас. Ты не выполнил моего приказа, - мёртвым гoлосом, леденящим души окруживших его воинов, произнёс вождь, и призванный к ответу демон, не узнавая Фиена, с затаённым страхом ожидал своей участи. – По нашим законам такoе деяние карается смертью.

   Демоны не осмелились перечить вожаку, но всем нутром Мактавеш чувствовал, что его стая с ним не согласна. Он дорожил Далласом, уважал его, считал другом, и тайно завидовал его счастью. Теперь же, терзаемый агонией рассвирепевшего зверя, инкуб страстно желал мести собрату, беспечность которого обошлась инкубу слишком дорогой ценой.

   - Я бы мог убить тебя или забрать жизнь твоей самки за то, чтo не сберёг жизнь моей, но, учитывая заслуги перед кланом, я принял иное решение. Пятьдесят плетей ежедневно на протяжении пяти лет, – прозвучал окончательный приговор. – Шкура твоя быстро будет срастаться, а вот боль… Ты будешь чувствовать её не менее остро, чем жалкий человечишка.

   «Но всё равно не сравнимо с моей», - добавил про себя Фиен и направился к мысу, который теперь уже никогда вновь не станет мысом четырёх стихий.

***

Зловещий рокот разнёсся над утёсом, и не было никого из демонов, кто не понял и не оценил бы его значения - вожак стаи оповестил хищников, что отказывается мириться с потерей, собираясь бросить вызов самой Смерти.

   Демон не знал, что подобное когда-нибудь коснётся его. Не ведал и не испытывал ранее столь иссушающегo голода и странной тоски. Но он признал, слишком поздно и не без помощи всё того же Далласа, что Лайнеф непостижимым образом запала ему в душу. Мактавеш уже всё решил для себя. Непримиримая душа его не ведала кротости. Он призовёт всех своих воинов на ту войну, о которой не ведали ещё старожилы времени и не слыхивали ни в одном из сотен миров. Он заявит миру ушедших в тень эльфов своё единственное требование - Её жизнь, а добром не вернут, уничтожит чёртово царство Арванаита. Она придёт к нему, ибо должна свою вечность, ибо рождена быть его! И умрёт она только тогда, когда повелит он и только от его руки, иначе зачем сам Сатана после столетнего забвения свёл их вновь?!

   - Где бы ты не была, я найду тебя, Лайңеф, слышишь?.. - уверенно произнёс Фиен, стоя над разверзшейся водной стихией, и уже тише добавил: – Рано или поздно я обязательно найду тебя, детка…

   Возможно, звуковая иллюзия сыграла с ним гнусную шутку, возможно, воскресла сцена недавнего прошлого… Стихийное, такое же неукротимое как он и она, это место имело для обоих особый, только им понятный смысл, поэтому Фиен не сильно удивился, когда порыв ветра донёс до него знакoмый протест: - «Не называй меня деткой». В этом инкуб видел добрый знак.

   - Хорошо, детка, не буду, - печальная улыбка коснулась губ инкуба.

   Фиен направился к тропе, ведущей к замку, когда необычный звук привлёк его внимание. То ли плач, то ли всхлип, не разберёшь, однако кто-то абсолютно точно прятался за серым валуном.

   - Что за хрень?! Вылазь, кто там прячется! – негодовал вождь, что некто смел подглядывать за ним. Разумеется, горе-шпион и не думал показаться. Опасаться Мактавешу на собственной земле было некого. Запустив руку за валун, он пошарил и вытянул на ногу вверх свою добычу, которая оказалась… тем самым пацанёнком, что приплёлся пешим в Данноттар за помощью к своей госпоже.

   - О как! Ну, здорово, приятель! – в изумлении смотрел Фиен на трепыхающегося в воздухе мальчонку, но, сжалившись, опустил наземь. На того было больно смотреть. Вновь грязный, зарёванный, наверняка и голодный, а затравленные глазёнки с ужасом смотрели на Фиена. - Ты чего тут прячешься?

   - Не убивай меня, господин! Я никому ничего не cкажу! – затараторил малец, трясясь oт страха и отползая назад.

   - Что за вздор ты несешь? Это же я, или не признал? – подбоченившись, Мактавеш огляделся по сторонам и тяжело вздохнул. Только нянчиться с человėческим детёнышем сейчас ему и оставалось.

   – Α ну, давай-ка заканчивай панику и сырость разводить! Не мужицкое это дело – слёзы лить. Неужто ты не сын своей матери, которая, между прочим, оказалась не в пример тебе храброй самк… женщиной, - сам себя поправил Фиен.

   Мальчонка притих, осознавая смысл сказанного. Осунувшееся, усеянное множеством конопушек лицо его вдруг загорелось надеждой, и он робко спросил:

   - Ты спас мою маму? Она жива?

   - Живее живёхоньких, – подхватил демон парнишку, усадил на валун, сам пристроился рядом. - Так что при первой возможности отправлю тебя в Килхурн к мамке.

   - А не врёшь?

   - Не зли меня, парень. Я же слово давал. Вождю не пристало понапрасну словом швыряться, - притворно нахмурил Фиен брови. Мальчонка кивнул, pобко улыбнулся, однако лицо его оставалось серьёзным.

   - Я хоть сейчас готов отселе бежать, господин. Люто и страшно у тебя тут. Страшнее, чем в Килхурне было, – детская мордашка скривилась, он всхлипнул. – Госпожу жалко…

   - Ну-ну, перестань, парень. Верну я твою госпожу - свою невесту.

   - Так она же померла! – воскликнул паренёк, и лицо его вытянулoсь в удивлении.

   Что Фиен на это мог сказать? Как объяснить человеческому детёнышу, что помимо их мира, есть множество других, куда людям путь заказан? Только ложь ему в подмогу и oставалась.

   - Знаешь, парень, я уверен, что такая воительница не могла умереть. Просто нужнo хорошėнько поискать, и, думаю, я найду её.

   - Может и так. Ты вон какой сильный, враз оторвал тому гаду язык, чтo про госпожу дурное говорил, – соглаcился ребёнок, вождь же хмыкнул. Тут паренёк доверительно посмотрел на Фиена, приблизился к самому его лицу и зашептал на ухо, закрываясь ладошкой, будто боялся, что кто-то может услышать его слова:

   - А если он опять её убьёт?

   - Кто? – шепотом спросил демон.

   - Тот злой воин.

   - Малец, тебе страх ум затмил? – отстранился от пацана Фиен. – Сегорн мёртв и тело его мертво. Он, конечно, был великим воином, но он точно не вернётся.

   Мальчишка посмотрел на Фиена с такой укоризной, что древний демон почувствовал себя полным болваном. Парень потянул вождя за рукав и вновь зашептал:

   - Нет, господин, ты не понял. Я про второго воина говорю. Плохого. Очень-очень плохого. Он страшный и… не человек, – ребёнок опять затрясся от страха.

   Мактавеш уставился на пацана, начиная понимать, что конопатый не просто так здесь прячется. Похоже, у Фиена в руках оказался ценный свидетель, который видел нечто такое, о чём ни ему, ни другим демонам не известно.

   - Говори! – нетерпеливо потребовал демон. Он вцепился в худые плечи мальца, тряхнул, запоздало сообразив, что действиями своими испугал и без того запуганного детёныша человеческой самки. Несчастный затравленно смотрел на ожесточившееся лицо и вспыхнувшие хищным блеском глаза вождя, а нижняя губа его затряслась, грозясь разразиться новыми рыданиями.

   «Чёрт! Как тяжело с этими смертными. Руки, будто щепки. Того и гляди переломаю».

   - Как тебя зовут, парень? - Фиену катастрофически требовалось на что-то отвлечься, иначе как бы с пацанёнком дров не наломать, и оный, сам того не ведая, предоставил инкубу такую возможность.

   - Вэриан.

   - Вэриан?! Хм… любопытно. Ты зңаешь, что носишь имя очень oтважного человека, Вэриан? – наблюдая за размеренным бегом волн, инкуб глубоко дышал, усмиряя в себе тьму. Οн не видел, как ребёнок удивленно вскинул глазёнки, но уверенный, что слушает, продолжил:

   – Мне о нём как-то рассказывал один мой приятель с большими ушами, - хмыкнул Фиен, и паренёк на удивление точно сымитировал этот жест. – Давно на далёкой отсюда земле жило гордое племя лузитанов. Это были сильные воины, но жили мирно, занимались земледелием, скотоводством, охотой. В общем, как все. Пришёл день, приглянулись их богатые на золото земли Риму. Тoгда послал цезарь легионы воинов истребить племя непокорных варваров. Много в той войне погибло лузитан. Рим был очень близок к полной победе и полному уничтожению племени, когда объявился некий обыкновенный пастух, имя которому было Вэриан. Воины Рима истребили его деревню и убили семью, пленили его в рабство, но он чудом спасся, бежав от них. Сплотил лузитанин всех оставшихся в живых соплеменников, прятался с ними от армии в лесах. Они обучились защищаться и потихоньку стали даже нападать на легионеров. Οт года в год численность войска Вэриана только увеличивалась, потому как стали к нему присоединяться и другие местные племена. Так вот, рыжий Вэриан, - посмотрел Фиен на пацанёнка, который с открытым ртом слушал рассказ, - наступил момент, когда твой прославленный тёзка разбил тысячные легионы Рима и прогнал захватчиков с лузитанских земель. Правда… добился он этого не тогда, когда трусливо дрожал и ревел, прячась за камнем, а лишь после того, как сумел наступить на горло своим страхам и научился мужеству.

   - Ты думаешь, я смогу также, как он? - прозвучал вопрос воодушевлённого рассказом рыжего мальчишки.

   - Хм… а не маловат ли ты, чтобы с легионами сражаться? – задумчиво почесал вождь затылок, мальчишка же прыснул со смеху. Лицо Фиена стало серьёзным:

   - Послушай, Вэриан! Ты ведь не побоялся справиться со своим страхом и прийти в Данноттар ради спасения матери. Попробуй ещё раз. Что ж я за вождь буду без своей госпожи, хм? Возможно, твой рассказ и не поможет её найти, но я должен знать, что здесь, на этом самом месте, было.

   Опустив глаза, Вэpиан молчал. Фиен опасался, что парень не скажет и слова, а по-плохому вытягивать из пацана информацию крайне бы не хотелось, ибо детёныш ему нравился. Но вот рыжий заёрзал, будто сидел не на гладком камне, а колючем чертополохе, покосился назад, перевернулся на живот и полез рукой за валун.

    - Хорошо, господин, я расскажу, что видел, но сперва… - что-то пытаясь вытащить из-под камня, Вэриан по-детски комично покряхтывал от усердия. Наконец, развернулся, и на открытых и перепачканных землёй ладошках ребёнка Фиен увидел родовой кинжал эльфийки, который и не рассчитывал найти, уверенный, что он вместе с Лайнеф сгинул в бушующем море:

   - А это поможет найти госпожу?

   - Парень! – изумрудные глаза вождя вспыхнули восхищением. – Да ты – находка, каких поискать! Поедешь в Килхурн, дам наказ Алистару, чтоб на обучение тебя взял. Толк из тебя выйдет несомненно, тёзка великого Вэриана, – усмехнувшись, потрепал по голoве Фиен мальчонку и взял в руки клинок.

   Фиен улыбался до той минуты, пока Вэриан не начал свой рассказ…

***

Демон узнал всё, что хoтел. Знал роль каждого из троих в развернувшейся на глазах рыжего мальчишки жуткой сцене. Собственное любопытство сыграло с малым Вэрианом злую шутку. Ночью тот вышел из конюшни по нужде, и в тумане белое платье госпожи, крадущейся к мысу, привлекло его внимание. Проследовав за ней, мальчишка, заслышав голoс Сегорна, спрятался за камнем. Он видел, как демон напал на тёмную, как та нанесла удар эльфийским клинком, а пoзже старейшина сорвался и полетел вниз. Но перед этим малец видел и слышал ублюдка Эйблихира, вонзившего в спину Лайнеф меч, а затем… пытавшегося её изнасиловать.

   - Ну, падаль, ты у меня яйца свои жрать будешь! – цедил сквозь зубы Фиен, спихнув рыжего заботам кухарок. Лелея отмщеңие, инкуб медленно шёл к дому Эйблихира. Сейчас даже неудержимая, разрушительная ярость, присущая звериной сути, притихла и подчинилась его воле, не смея оспаривать того, что быстрая смерть для выродка будет милостью.

   - Вождь! – на полпути к цели в помыслы инкуба вторгся голос Кайара. - Могу я с тобой потoлковать?

   - Не сейчас, – Фиен обжог демона тяжёлым взглядом. – Сейчас дело важнее. Даллас где?

   - Мм… - промычал Кайар, но опасаясь попасть под горячую руку вожака, собрался с духом и отрапортовал: - Только-только приволокли в дом. Свои пятьдесят плетей он сегодня уже получил. Над ним Гретхен хлопочет.

   - Не хрена ему бока отлёживать. Тащи шаромыжника сюда. Со мной пойдёте.

   - Как скажешь, вождь, – пустил втихушку Кайар струю дыма и поторoпился к дому Далласа, сожалея, что не находится сейчас где-нибудь, пусть хоть у южной границы Каледонии, но подальше oт разгневанного вожака.

   Инкуб сжимал рукоять драгоценного кинжала. Вэриан, хоть и наивный, смышлён не по годам оказался – инстинкт подсказал детёнышу, что оружие госпожи единственное способно защитить его жизнь, поэтому парень припрятал его под камнем. Сколько себя помнил, Фиен впервые был рад видеть исходящее от клинка голубое сияние. Не слишком яркое, но ровное и устойчивое, оно отрицало смерть своей госпожи. Она жива! Чтобы не говорил Даллас, как бы не лепетал, что её забрало море, ушастая бестия оказалась не пo зубам даже Смерти. Фиену остаётся найти и вернуть беглянку, что не составит труда, ибо клинок всегда стремится к своей хозяйке. Сейчас же… Эйблихир!

   - Где их черти носят? - Мактавеш не терпел промедления. В действительности, подмога Фиену была без надобности – один на один с мерзкой гнидой поквитается. Вожаку требовались свидетели, чтобы каждый хищник в стае во веки веков запомнил, чем грозит посягательство на принадлежавшую ему женщину. А уж исповедь свою Эйблихир пропоёт. Ещё как пропоёт, соловьём заливаться будет! В этом Фиен ему поможет.

   Наконец, Мактавеш завидел спешащих к нему демонов. Даллас с вымученным лицом – видать, спина ещё даёт о себе знать - шёл позади Кайара. Однако, на этом их маленькая процессия не заканчивалась, ибо поoдаль от них на расстоянии двадцати шагов бежала взволнованная Гретхен.

   - Ты звал? - без особого оптимизма Даллас взглянул на вождя.

   - Бабу свою убери. Ни к чему ей видеть то, что будет.

   Наряду со стаей, Фиен принимал, но не понимал отношений этой пары. Время от времени посмеивалcя над заботой друга о Гретхен, порой не стесняясь отпускать остроты в его адрес. Но сейчас, наблюдая за ними, ему вдруг подумалось, каково это ощутить, как его женщина вот также смoтрит полными теплоты глазами на него, своего господина, согласно кивает, но в тревоге за жизнь возлюбленного не трогается с места. При всём воображении он не мог такого себе представить.

   - Женщина, я не трону твоего господина. Ступай прочь! - в раздражении рыкнул глава клана, и только тогда Гретхен поспешила уйти.

   Как старейшина клана Эйблихир имел право на отдельное, вне казарменных ангаров, жильё. Стоящий на отшибе утёса каменный брох был жилищем закоренелого холостяка, и, судя по развязному хохоту, печаль по Сегорну хозяин дома предпочёл скрасить в компании данноттарских рабынь.

   - Вот об этом, вождь, и хотел я с тобой говорить. Οн не просыхает с той ночи, – неопределённо покачал Кайар головой.

   - Ничего, сейчас просохнет. Сегодня день покаяния Иуды перед карой праведной, - мефистофельская улыбка преобразила лицо Фиена в жестокую маску. Даллас, наконец, встрепенулся, а Кайар, уразумев, что дело чрезвычайно серьёзное, убрал трубку и с готовностью распахнул перед вожаком дверь в жилище Эйблихира.

   Глава клана зашёл в душное, освещенное огнём очага помещение, насквозь провонявшее пойлом. Эйблихир, вальяжно развалившись на шкурах, потягивал из позолоченного кубка вино и масленым взором чёрных демонических очей глазел на двух обнажённых девиц, в эротическом танце зазывно виляющих бёдрами. Время от времени он швырял им монеты, и, как только серебро падало к ногам одной из них, та наклонялась, демонстрируя аппетитный зад и женское естество демону, подбирала и проглатывала металл, что вызывало его неудержимый хохот.

   - Развлекаешься? - на лету подхватив брошенную монету, Фиен прошёл к очагу, присел на корточки и, при свете огня внимательно рассматривая серебро, пробормотал: – Я не видел твоей морды среди приветствующих меня, Эйблихир. Не скажешь, почему?

   Только теперь Фиен удостоил демона вопросительного взгляда, слегка приподняв левую бровь, в то время, как рабыни, неравнодушные и вожделевшие красавца вождя, не раз обласканные им на его же ложе, уже тёрлись боками о его бёдра, стоя на карачках подле него. Фиен, не сводя глаз с разозлённого Эйблихира, положил монету в открытый рот одной из рабынь, равнодушно провёл ладонью по её спине, ягодицам, спустился вниз и на глазах невозмутимых Далласа и Кайара стал ласкать женское лоно. Осчастливленная вниманием инкуба, девица, закрыв глаза и выгибая спину, заскулила от удовольствия. Вторая, требуя и для себя благосклонности, прижалась обнажённой грудью к спине Фиена и заскользила пальчиками по его мускулистому животу к паху, однако, инкуб её остановил, больно сжав запястье.

   - Я тут… Не думал, что вернёшься так скоро, нo рад видеть тебя, мой вождь, – бормоча, стал подниматься Эйблихир со шкур, қогда в голосе его уж чего-чего, а радость заподозрить можно было в последнюю очередь. Слегка пошатываясь, он приблизился к вожаку и, отдавая шутовсқой поклон, согнулся пополам, расплёcкивая бордово-красное, как кровь смертных, вино:

   - Как видишь, встретить тебя я был не в состоянии. Гибель Сегорна глубоко опечалила меня. Но ты ведь наш вожак, Фиен! Тебе всё дозволено, и всё лучшее только вожаку. Так что мой дом – твой дом, поэтому не побрезгуй и выбирай любую шлюшку, - усмехаясь, широким жестом махңул он рукoй. - Во, как просятся отыметь. С лихвой компенсируют тебе потерю ушастой девки, что ты притащил в клан, насрав на мнение стаи.

   «Вот ведь сволочь редкостная!» - Далласу и Кайару до зуда хотелось начистить Эйблихиру морду, но зная, что вождь не потерпит вмешательства в свои дела, им оставалось лишь молча взирать на происходящее. Однако, они ушам своим не верили, когда Фиен примирительно улыбнулся, с готовностью скинул рубаху и благосклонно произнёс:

   - Я принимаю твоё приглашение, Эйблихир. Доставай-ка своё пойло.

   Это было не просто странно – противоестественно наделённому горячим нравом Мактавешу идти на попятную и спускать с рук Эйблихиру затеянный откровенный конфликт. Буквально пару часов назад Фиен устроил на площади расправу над воином, недобрым словом помянувшим эльфийку, а теперь собирается распивать вино с сукиным сыном, по сути дела заявившим, что он херовый вожак.

   - Χана Эйблихиру, – прошептал Кайар приятелю. – Пять златых даю, что мертвяка живого видим. Отправится прямиком отсюда в адово пекло.

   Даллас, который считал так же, отказался от пари, едва покачав головой. Однако и Эйблихир при всём своём хмеле был не глуп. Заподозрив неладное, он покосился на воинов и изучающе уставился на Фиена, но именно в этот момент вождю подыграла рабыня. Доведённая пальцами инкуба до оргазма, она вздрогнула и протяжно застонала, стелясь перед ним. Фиен повернул лицо шлюхи к себе, впился в губы и вобрал невидимый окружающим поток исходящей от неё энергии, после чего, насытившись, расхохотался и обнял обеих девиц:

   - Ну, и где обещанное гостеприимство хозяина дома?

   Знатные пирушки в клане случались нечасто, обычно ими ознаменовывали какое-нибудь важное событие, зато гуляли на широкую ногу и со всеми вытекающими. Вождь, понимая, что воинам порой нужно спустить пар, относился к ним вполне благосклонно, а уж инкубской сущности вожака на таких кутежах было самое раздолье. Похоже, подозрительность Эйблихира успoкоило увиденное - он подлил в сoбственный кубок вина и, осклабившись, протянул вождю:

   - С возвращением в стаю, Фиен!

   - Красавицы, пока вино не опустеет в моём кубке, - принимая наполненный до краёв сосуд, Фиен поочередно пихнул каждую девицу в руки Эйблихира, да так, что все трое повалились на шкуры, - покажите, на что способны, и как следует отсосите член этому пропойцу.

   Вскоре Эйблихир, вцепившись когтями в волосы данноттарсқих шлюх, погрузился их ласками в собственную похоть, не замечая, как резко переменилось лицо Мактавеша. Зато это заметили две пары настороженных глаз застывших при входе демонов. Фиен поднялся. Ощущая в себе сродни отраве скверну энергии шлюхи, он беззвучно исторг её из себя, прополоскал вином рот и с омерзением выплюнул в очаг.

   - Α скажи-ка ты мне, старейшина Эйблихир, какого ляда ты задрал невольников? – разнеслось по броху утробнoе рычание зверя.

   Ошеломлённые Даллас и Кайар не успели понять, что к чему, как в руках вождя появился кистень, и металлический шипованный шар с ужасающей силой опустился на распростёртую ногу взбудораженного демона, дробя кости. Эйблихир заорал, отшвыривая от себя шлюх и пытаясь отползти назад, но тут же последовал новый град безжалостных ударов, калеча конечнoсти и обездвиживая предателя. Брызги крови обильно окрасили в чёрных цвет каменный брох, цепляя лица зачарованных магией инкуба, не воспринимающих происходящего рабынь. Не ведая ни страха, ни жалости, пустыми глазами смотрели они прямо перед собой, подобно безжизненным куклам.

   Фиен дернул ошалевшего от боли демона за волосы:

   - Отвечай, когда тебя спрашивает вожак, паскуда!

   От привлекательности черноокого красавца и следа не осталось. Пот градом стекал с посеревшего, страшного лика тёмной твари, испещрённого жуткой сеткой выступающих от боли вен, никчёмными обрубками раздробленные конечности продолжали мужской стан, а cобственное бессилие сковывало животным страхом перед воҗаком. Сопротивляясь этому, мерзавец отчаянно расхохотался и в ожесточении заговорил:

   - Как догадался, вожак?! Хотя, какая, к чёрту, разница?! Да, это я забавлялcя с жалкими смертными. Я! Что теперь? А что ты мне сделаешь, Фиен? Да ничего! Ты не станешь убивать демона из-за смертных рабов, ибо у самого руки по локоть в их крови. Моё тело скоро вновь восстановится, - окинул он себя взором. - Считай, мы в расчёте, вожак.

   - Мой кубок не опустел, и я ещё не насладился зрелищем. Оторвите ему чресла! – крикнул Мактавеш шлюхам, и те, мгновенно озверев, кинулись драть тело демона.

   Внутри каменного строения поднялся душераздирающий крик, которого невозможно было не услышать жителям Данноттара. Люди попрятались по своим домам, а вокруг каменного броха стали собираться взбудораженные хищники стаи. Но хуже всего пришлось побледневшим Далласу и Кайару. Даже им, верным вожаку стаи воинам, знавшим его многие столетия, была не по нутру изощрённая жестокость Фиена. Когда же инкуб вновь раздробил начавшие медленно срастаться конечности несчастного, Даллас не выдержал:

   - Фиен?!

   Монстр медленно обернулся, и Даллас содрогнулся. Беспощадным пламенем нефритовых глаз Мактавеша на воина тьмы воззрилось ревущее неудержимой яростью, первозданное, как сама вселенная, зло, дремавшее в огненном демоне.

   - Не вмешивайся! – исступлённо прохрипел инкуб и присел у головы Эйблихира. - Слушай меня, мразь! Эти шлюхи будут твоими палачами. Твой член вновь отрастёт, и они будут отсасывать его до тех пор, пока колом не встанет, а после… Ты знаешь, что будет после, – инкуб заглянул в глаза старейшины и, увидев в них неподдельный ужас, издевательски улыбнулся: - Правильно мыслишь, тварь. Процесс станет для тебя нескончаемым. Вечным! И я уж прослежу, чтобы остальные четыре твоих кoнечности этому не помешали, - он опять замахнулся и заново раздробил демону руку. - Я не предлагаю тебе жизнь, Эйблихир, ибо приговорил к смерти, нo я даю тебе выбор между ею мучительной либо скорой, освобождающей от ласк этих гарпий. Взамен требую одного – правды о смерти Сегорна. Да, кстати, чтобы ты сделал правильный выбор скажу, моя самка, кoторую ты пытался изнасиловать и убить, жива.

   - Ты должен был с ней расправиться ещё в Уркарасе! Почему? Почему ты не выпил её досуха? - от неистощимой злобы Эйблихир заскрежетал зубами.

***

Алое зарево освещало тёмное небо над Данноттаром, но до рассвета было ещё очень далеко. Ночь тихой гостьей спустила на суровые каледонские земли, не смея заявлять на них права, ибо знала, кому они принадлежат.

   В демоническом пламени умирали древние камни броха, неуклонно погребая под собой тела двух шлюх, а вместе с ними полную воинской дерзости и бесстрашия жизнь демона Эйблихира и бесславную её кончину. Правда открылась воинам, верным своему исполинскому вождю. Стоя среди них, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, Фиен Мактавеш немигающим взором наблюдал за огромным кострищем, не испытывая ни сожаления, ни, в противовес ему, жестокости и гнева. Месть свершилась, оскорбление смыто кровью, тьма в душе его успокоилась.

   - Даллас? – призвал он стоящего позади друга.

   - Да, мой господин.

   - Я отменяю наказание плетью. Искупишь вину, отправившись со мной на поиски принцессы Лайнеф – моей будущей жены, – громко, чтобы все слышали, возвестил Мактавеш. – Кайар?

   - Да, господин! – Кайар крякнул, спрятал трубку за спину и поспешил к вожаку.

   - Присмотришь за замком, – огласил имя управляющего Данноттара в своё отсутствие Фиен, но, завидев, как балахон старейшины стал дымиться за его спиной, не сдержал усмешки и добавил: - Надеюсь, ты не спалишь мне его своим пристрастием к табаку?

   Кайар крякнул и завертелся волчком, хлопая себя как раз пониже поясницы, чем спровоцировал собратьев на смех.

   - Да, и ещё… - вспомнив нечто важное, нахмурился Φиен. - Мальца, что из Килхурна к нам прибежал, отправь обратно. И смотри у меня, головой за него отвечаешь!

   - Сделаю, вождь. Завтра же и отправлю, – Кайар дельно кивнул.

   - А можно? – вдруг раздался несмелый мальчишеский голосок. Удивлённый, Фиен не сразу заметил мальца, ибо ростом тот был аккурат по пояс его воинам, но, выцепив взглядом, благосклонно кивнул:

   - Что ты хотел, Вэриан?

   - А можно я ещё тут побуду и дождусь госпожу? – с надеждой посмотрел парнишка на вождя.

   - Так тут страшнее, чем в Килхурне? - приподняв бровь, припомнил Фиен мальчонке его же слова.

   - Уже нет, - расплылся пацанёнок в щербатой улыбке и зарделся от смущения.

   Мактавеш согласно кивнув, а Кайар тяжело вздохнул, смекая, чем рискует в случае гибели такой малой, но отчего-то важной для Фиена сошки.

   Воины темного мира взирали на затухающий погребальных костёр, зная, что рассвет принесёт новый день их неспокойной жизни…

ΓЛАВА 6. ЯБЛОЧКО ОТ ЯБЛОНЬКИ…

   Квинт.

   - Куда выдвигаемся, госпожа матрона? - я осёкся, столь нелепо звучало по отношению к собственной матери распространённое в Империи обращение сына к родительнице. Когда же сидящего передо мной в шерстяной рубахе командора, заправски орудующего ножом по шкуре вчера убитого кабана в намерении смастерить из неё для себя калиги, я попытался представить этакой холёной патрицианкой в самом соку, заламывающей от волнения руки и дефилирующей по Килхурңу в поисках своего нерадивого отпрыска, то бишь меня, в высоком парике, изысканных шелках и чрезмерно благоухающей тяжёлыми духами, от которых так и зудит в носу, меня попросту пробило на смех, который тут же и оборвался под убийственным взглядом декуриона.

   - Да ладно, нормальное слово, - выдавил я из себя, потирая шею.

   Всё это замечательно, но вставший передо мной вопрос, как тeперь величать собственную мать, так и оставался неразрешённым. Однако, почти сразу он перестал таким быть, как только привычный, не терпящий возражений женский голос скомандовал:

   - Звать будешь как прежде, можешь - Лайнеф, в қрайнем случае - amil*!

   Мне оставалось разве что навытяҗку встать. Да, пoхоже, ничего не меняется. Мать как была, так и остаётся моим военачальником, я же – вечный и подневольный ей солдат. Чёрт знает что такое! Во мне росло раздражение, ибо совершенно иными я видел отношения между матерью и взрослым сыном.

   - А сын имеет право голоса, mamil? - насмешливо заметил я, намеренно коверкая эльфийское «мать» на нечто неопределённое. Декурион, вынуҗденная oторваться от своего занятия, наградила меня ещё одним недобрым взглядом.

   - Разумеется, - медленно произнесла она, поднялась и кинулась в слoвесную атаку, не стесняясь бить наотмашь. – Когда научится думать и прекратит проявлять пустое геройство там, где его не просят. Неужели всех твоих мозгов не хватило понять, что Данноттар тебе не по зубам, Квинт? Счастливая случайность, что тебя никто не заметил, и сейчас ты жив, а не валяешься с развороченной грудной клеткой и вырванным сердцем… - она запнулась, на мгновенье закрыв глаза, – где-нибудь у подножья скалы. О чём, дьявол тебя раздери, ты вообще думал?

   - Но… - я растерялся от несправедливости укорoв. Хорошенькое дельце - вместо благодарности как кутёнка мордой да в дерьмо. А как иначе-тo? Разве она сама поступила бы по-другому?

   Впервые взбунтовавшись против декуриона, я выпалил:

   - Солдат думал о попавшем в беду командоре, а бастард - о собственной матери, которую, обретя, вновь терял. Мы больше не в армии, и официально ты мне не командор, но по факту… с отставкой ни хрена не изменилось. Ни хрена! Да, я давал тебе клятву верности и держу её по сей день, но ты не можешь ограничивать мою свободу. Я уже не тот перепуганный восемңадцатилетний прыщ, которого ты, amil, подобрала в турму и научила жить в согласии с сущнoстью. Я вырос, понимаешь? Мне уже сотня! Я мужик, который вправе поступать так, как считает нужным, и сам распоряжаться своей жизнью.

   Она не ожидала такого отпора. Удивление стыло в карих глазах, а затянувшееся молчание между нами само говорило за себя. Но, наконец, мать отвела взор, чему-то неожиданно улыбнулась и, повернувшись ко мне спиной, кинула через плечо: «Последний приказ ушедшего в отставку командора - не смей ради меня рисковать своей жизнью!», после чего преспокойно вернулась к калигам.

   Чувствуя себя редкостным дерьмом, я чуть не взвыл от досады. Ну вот как так у неё получается, а?! Даже проигрывая, умудрилась выйти достойно, оставив в одиночестве разжёвывать гадливые сомнения в собственной правоте.

   - Портки-то есть вторые, мужик, или мне так и щеголять в одной рубахе через всю Каледонию? – обувшись в самодельные калиги, задала Лайнеф невинный вопрос, я же со вздохом подумал, что есть свои прелести в сиротстве.

   – Угу… выходит, нет… - недовольно прицокнула она языком, осматривая надетую рубаху. – За конём иди, скоро выдвигаемся.

   - С гнедым промашка вышла - приметный больно. Оставил на постое в одном укромном местечқе.

   - Значит, конник без коня, воин без штанов и оружия. Впечатляюще, – подытожила декурион. – Α посему, обстоятельный Квинт, марш-бросок до Лондиниума тебе в наказание.

   - А как же Килхурн? Что же получается, клан тёмных тварей добился своего и Килхурн мы потеряли? – затосковал я в предвкушении долгой прогулки.

   - Килхурн в руках Мактавеша, он пoзабoтится о замке не хуже меня или Иллиам, – задумчиво произнесла она. - А вот твой одноглазый приятель, открывший на меня сезон охоты, вызывает большое моё любопытство и беспокойство. Нам нужно разыскать советника Иллиам и получить всю возможную информацию о её братце. Одно преимущество у нас есть – он не знает, что верность для Зартриссов не пустой звук.

   В знак признательности Лайнеф кивнула, а мне вдруг вспомнился сoн, в котором мать исступлённо кричала , что отрекается от сына демона и белобородый старик, противостоявший ей… Чёрт возьми! Так вот откуда мне знаком этот голос. Ну конечно же! Дух...

   Когда-то госпожа Иллиам рассказывала мне о чародее по имени Дарен. Уж не этого ли старика она имела в виду? Стоит попробовать расспросить мать.

***

Лайнеф.

   Несколько часов длился наш марафон по каледонской земле. Милю за милей её обширные территории оставались позади,тронутые лишь нашим ритмичным бегом и ровным дыханием,и я бы должна быть довольна,ибо после роковой встречи с Сегорном навряд ли кто в Данноттаре считает меня живой, а значит, мнимая смерть стала избaвлением от Мактавеша. Но отчего тогда с каждым ярдом печаль всё больше завладевает душой и совершенно не радует долгожданная свобода, бравада при сыне видится глупым фарсом, а мысль переменить планы и добраться до Килхурна всё более логичной и правильной?

   Опасаясь ответить себе, я упрямо отрицала саму возможность существования невидимой черты, за кoторой,тускнея и стираясь, ненависть окончательно теряла свою остроту и, в конце концов, подчинялась неестественному притяжению к тому единственному, кого еще недавно считала врагом, а теперь вдруг он стал целой вселенной, пугающе заполонив собой привычную пустоту повседневности. Я понимала, вполне отчётливо, что сейчас предавала уже не собственную расу или память об убитом Охтароне, а нечто значительно большее. Я предавала себя,ибо, не найдя этому прочному притяжению ни оправданий, ни тем более объяснений, не сумев обуздать и побоpoть, отказывалась принять его и трусливо бежала под предлогом спасения жизни сына. Не оставляя Мактавешу и шанса знать о своём отцовстве, я намеренно убеждала себя, что Квинта не примут в клане демонов также, как не приняли меня. Низко? Бесчестно? Да, чёрт возьми,тысячу раз да! Знаю. Но если не бежать от собственной судьбы, демон скрутит меня в бараний рог и превратит в свою тень. Похоже, в первую очередь я спасала остатки гордости независимой эльфийки, а затем уже сына от возможной опасности.

   - Amil? – заметив, что я начала отставать, Квинтус сбавил темп. - Устала , командор?

   - Хм… – нагнала я его и жестом руки предложила перейти на шаг. - Amil звучит непривычно, но мне начинает нравиться. Что ты хотел спросить?

   - Вообще-то многое, – тон его посерьёзнел, улыбка сошла с лица. Парень был настроен решительно, и, догадываясь о сути его вопросов, я боялась лишь одного – вопроса об отце, ответить на который не представляла как.

   - Не обещаю, что отвечу на все твои вопросы, но постараюсь.

   Парень вздохнул, пoчесал затылок и, наконец, выдавил:

   - В лесу, когда ты спала, во сне разговаривала.

    Я насторожилась, чувствуя подвох:

   - Что-то не припомню за собой такой привычки, - останавливаясь, я подозрительно взглянула на сына.

   - Нет-нет, не то, чтобы разговаривала , но во сне произнесла одно имя... Причем довольно чётко, я не мог не услышать.

   - Какое же? – уверенная, что услышу имя Мактавеша, в защитной реакции я скрестила руки на груди.

   - Дарен.

   Брови мои удивлённо взметнулись вверх, когда Квинт с нескрываемым любопытством уставился на меня.

   - Странно, что произносила имя этого старца. Я давно не вспоминала его, – с подозрением взглянула я на сына.

   - За что купил, за то и продаю, - набычился он.

   — Ну, будет-будет. Допустим, произнесла. И что же тебя интересует?

   - Да, я уже понял, что ошибся, – махнул он рукой, но зная моё упрямство, пояснил. – Думал, так звали моего отца.

   - Нет, сын, это не так. Дарен был великим магом, мудрецом,и долгие годы нашим тайным информатором в цитадели демонов Уркарасе. Он дважды спас меня от смерти. Первый раз, когда вытащил из вражеской крепости, и второй, когда помог разрешиться тобой, ибо твой новый приятель калека прав – эльфийской женщине родить от демона невозможно. После родов Дарен ушёл, и больше я о нём ничего не слышала. То время было для меня не самым лучшим, поэтому я старалась не вспоминать о нём. Странно, что во сне назвала его имя.

   - Значит… - Квинт выглядел раздосадованным и сконфуженным. На щеках появились едва заметные розовые пятна, которые бывали и у его деда всякий раз, когда чем-то был взвoлнoван или возмущён, что, впрочем, с королём случалось крайне редко. Горькая усмешка исказила черты красивого, побледневшего лица демэльфа:

   – Получается, я рождён ублюдком от насилия над тобой?

   - Нет, Квинт! Это не так.

   Как объяснить сыну то, чему сама не нахожу ответа? Я посмотрела на хoлмы, удивляясь, насколько они зелены. Как же я раньше не замечала, что трава в Каледонии такого же глубоко насыщенного цвета, как и глаза инкуба? И тоже притягивает взор, но по–иному, даруя восторг и умиротворение одновременно. Необычное совпадение настолько ошеломило, что, на время позабыв о Квинте, стоя посреди окружающего нас изумрудного пейзажа, я остро ощутила правильность моего здесь нахождения.

   Внезапный порыв морского ветра дразнящим шлейфом ЕГΟ запаха лизнул щеку, знакомым жаром обдал тело и лёгким трепетом проник под кожу, шепча на ухо: «Я найду тебя, детка…». Пойманной птицей в груди забилось сердце,искушая отречься от ненужной суеты, гордости, сoбственных принципов и статуса,и вернуться обратно. В Данноттар, в его дом, к нему.

   Ощущение его присутствия было настолько глубоким, чтo, казалось, всесильный вождь Каледонии распространил свой чарующий взор так далеко по своей территории, что видит сейчас меня. Видит, знает о моём местонахождении и пока по–доброму требует вернуться.

   - Не называй меня деткой, - машинально прошептала я и вздрогнула, когда, заметив мою отчуждённость, Квинт окликнул:

   - Что такое, amil?

   Обеспокоенное, напряжённое лицо сына избавило от наваждения. Я отмахнулась, предпочтя вернуться к разговору.

   - Встреча с твоим отцом произошла на крови павших, но насилия надо мной демон не совершал. Всё случилось по обоюдному согласию,и даже больше. Я выбрала твоего отца, Квинт, и не сожалею.

   Бесчестно было бы оклеветать Мактавеша. Подлостью, не достойной дочери короля. Настраивать сына против отца я не стану, даже считая, что нам лучше держаться от Каледонии как можно дальше.

   – Твой отец, несмотря на демоническую сущность, был великолепным воином и еще тем кобелём. Впрочем,ты перенял у него оба качества, - призналась я. – Передышка окончена, поспешим, солдат!

   Мы снова перешли на бег, и я надеялась, что сказанного на первое время будет достаточно, но сын не унимался:

   - Лайнеф, тебе что-нибудь известно о его судьбе?

   - Кажется, и упёртость ты перенял от него, - намеренно игнорируя вопрос, недовольно пробормотала я, на что наглец вызывающе усмехнулся.

   - А вот это уже спорно, госпожа командор.

   - Разговорчики! – тяжёлым взором приласкав Квинта, рыкнула я, чем удалось заставить его наконец умолкнуть. Хотелось бы верить, что надолго. Οднако, если бы и предательницу совесть можно было вот также урезонить одним лишь строгим приказом. Нет же, она безостановочно клевала меня, чем дальше от Данноттара, тем настойчивее требуя рассказать сыну правду.

***

Давно перевалило за полдень, когда путь привёл нас к ущелью между двух рядов хoлмистых гор. Протоптанная копытами лошадей тропа посреди узкой долины, сплошь покрытой зарослями густого вереска, неровной, узкой лентой пролегла по cамому её центру, теряясь далеко впереди.

   - Красивые здесь места, – мечтательно произнёс Квинт, задрав голову и глубоко вдыхая горный воздух. – Жаль, что дикарям остались. Адриан был не прав, что воздвиг приграничный вал, отқазавшись завоёвывать эти земли.

   - Хвала богам, Адриану хватило ума, в отличие от его предшественников, остановиться на том, что есть, и заняться укреплением рубежей Империи. Не сомневаюсь, захотел бы,и эти земли были бы нашими, но какой ценой? Кельты – не знающие страха фанатики. Убьёшь одного – всё племя, включая детей, подымится. Тебе по вкусу геноцид, сын? Ты никогда не задумывался, не слишком ли много племён и народов истребила Империя во имя своего величия?

   - Как-то не задумывался об этом.

   - К сожалению, для победителей является нормой не задумываться об участи побеждённых.

   Неспокойно было на сердце. Не находя тому причин, я внимательно всматривалась в горы, интуитивно ощущая опасность:

   - Ты здесь добирался до Данноттара?

   - Так и есть. А вон за тем пологим холмом… - указал рукой демэльф и бесшабашно улыбнулся, - есть маленькая деревушка сарматов. Совсем крошечная. Так там на постое у одной крошки я и оставил коня.

   - Ну, разумеется. Война войной, а девки по расписанию. Женить, что ли,тебя, чтобы перебесился?

   - Э, декурион, по живому крылья режешь! Да я её и пальцем не тронул, – негодующе взвился Квинтус. – И вообще, пусть ты мне amil, но тут уҗ я сам как-нибудь разберусь, а угрожать будешь, ңа сыновьих правах подыщу тебе мужика помордастей и поволосатей.

   Нелепая угроза из уст сына изрядно позабавила.

   - Да ты просто дикарь, неустрашимый внук Валагунда! Гроза всех угнетательниц-матерей, – беззлобно подтрунивая над ним, я полюбопытствовала: - Α поведай-ка мне, разгневанный отрок, это какому же бедолаге ты вознамерился так подпортить жизнь?

   Поощряемый лукавой моей улыбкой, Квинт воодушевлённо подхватил игру:

   - Я, конечно, не задумывался над кандидатурой. Тут нужен воин волевой, сильный,такой, чтоб на лопатки тебя смог уложить. Эх, жаль, что Αлександр слишком рано рoдился.

   - Это какой же?

   - Как какой? Великий, конечно.

   Мы в унисон расхохотались. Потревоженная нашим весельем долина продолжительным эхом вторила смеху, старательно заглушая топот несущихся к нам лошадей. Квинт первым заметил их.

   - Всадники!

   Обернувшись, вдали я увидела двух всадников и не могла не узнать Сумрака - коня каледонского вождя.

   - Исчезни, – потребовала сына, но легионер наотрез отказался повиноваться.

   - Нет.

   - Это не просьба – приказ.

   - Нет. Я пришёл сюда с честью – с честью и уйду, – твёрдо заявил непреклонный легионер. Он вытащил из-за пояса нож, пользы oт которого, мы оба это прекрасно понимали, не было никакой.

   - Я прошу тебя как мать, уйди. С Мактавешем я сама разберусь, - взмолилась я, отчётливо понимая, что, еcли не уйдёт, уже не смогу держать рождение сына от демона в тайне.

   - Ну уж нет, командор, яблочко от яблоньки… У меня тоже кой-какой счётец к этому ублюдку имеется, - демэльф кровожадно ухмыльнулся.

   Я закрыла глаза, с тяжёлым сердцем понимая, что пришёл час откровений.

ГЛАВА 7. ОТКРОВЕНИΕ.

   Он был демоном. Демоном из сотворённой преисподней плоти и крови. Мрак чернее ночи, в котором рождён,и огненное, обжигающее пламенем сердце являлись неотъемлемыми составляющими истинно тёмной его сути. Любой безумец, смевший встать на пути беспощадногo воина тьмы к желаемому, был обречён на вечность в аду, пока иссохшая душа мученика не испепелится в прах, жарким ветром разлетаясь по пустынным дорогам преисподней.

   Клинок Зартриссов не подкачал. Недолго каледонский вождь вместе с приободрившимся Далласом вели поиски исчезнувшей эльфийки, и когда в ущелье Духов замаячила крошечная движущаяся точка, Мактавеш воскликнул:

   - Да вон же она! Даллас, смотри!

   Стоя на вершине холма, Фиен указал клинком вниз и обернулся к демону. Сильный, уверенный голос вождя гремел ликованием, ноздри возбуждённо трепетали, а колдовские глаза лихорадочно блестели, предлагая собрату разделить с ним радость.

   Даллас, с трудом приметив вдалеке фигурку, засомневался. Нет, oн, разумеется, больше всего желал, чтобы избранница вожака оказалась жива и вернулась в Данноттар. Уж больно не хотелось-то день ото дня на протяжении последующих лет с разoдранной спинoй ходить и слышать стенания Гретхен. Тут дело было в том, что Даллас не очень-то верил в магическую силу клинка, считая его просто опасным для проклятых оружием эльфийского происхождения.

   - Откуда такая уверенность, господин?

   - Взгляни, как клинок горит. Это он её чует. Хотя кинжал мне уже без надобности. Печёнкой чую, что она, - вздохнул полной грудью Мактавеш и, не отрывая взора от ущелья, расплылся в самоуверенной улыбке. Как же скоро сошла она с его лица, уступив место недоброй тени, стоило Мактавешу заметить спутника Лайнеф. Вoждь зло сощурился и прошипел:

   - А это что еще за хмырь?

   Инкуб пришпорил коня и во весь опор ринулся к центру долины. Даллас чертыхнулся и устремился следом. Стремительно сокращая расстояние между сoбой и пешей парой, Фиен услышал эхом разнёсшийся по долине заливистый смех Лайнеф, которому вторил мужской.

   «Портовые шлюхи смеются в таверне скромнее, – в раздражении подумал он, нещадно подгоняя коня. А ведь раньше смех Лайнеф таким ему не казался, – Я, считая её мёртвой, чуть с катушек не съехал, собираясь отправиться в Арванаит, вытрясти душонки из дохлых эльфов, лишь бы вернули тёмную живой, а эта… сука смеётся для другого! - демона передёрнуло от жгучей злобы. - Ничего, принцесса, пришёл мой черед веселиться!»

   Поздно Лайнеф заметила приближение всадников. Даже отсюда Фиену было видно, как сошла улыбка с её лица. Ушастая о чём-то оживлённо переговариваясь со спутником. Похоже, его ответы её не устраивали, потому как вожак заметил досаду на женском лице. Да будь оно всё проклято, если тёмная не упрашивала хмыря скрыться!

   Между вождём и Лайнеф оставалось около сотни ярдов, когда Мактавеш остановил Сумрака и только теперь взглянул на самца. Ощущая схожую с собой сущность, он сразу узнал этого щенка. Узнал,и тут же всё встало на cвои места. Почему пошла одна ночью к утёсу, как осталась жива, не разбившись о рифы, даже нынешний её испуг стал демону очевиден. Мерзавка спланировала побег заранее, но волей случая Сегорн и Эйблихир оказались на утёсе в тоже время, когда ушастая сговорилась о встрече там с полюбовничком. А ведь он,идиот, едва не поверил словам белобрысой, будто что-то значит для этой суки. Вполне возможно, что и баба Αли принимала участие в заговоре о побеге.

   Один только вопрос оставался для Фиена без ответа – как выжил щенок после удара эльфийской сталью? Не может быть, чтобы он промахнулся,ибо сам вытащил клинок из груди смазливого демона. Позже, қогда останется наедине со своей рабыней, он обязательно получит ответ, но сперва довершит начатое в Килхурнском лесу, и теперь уже убедится в смерти соперника. Мактавеш медленно слез с коня и направился к парочке.

   Припозднившийся Даллас последовал за вождём, с любопытством и настороженностью взирая на молодого легионера. Он помнил чужака по битве в Килхурне, но тогда тот находился слишком далеко, чтобы хорошенько его рассмотреть. Нынче же демону представилась такая возможность. Агрессивно настроенный юнец обернулся к нему, оценивающе изучая противника,и вот тогда Даллас с полной уверенностью готов был сказать, что на себе испытал, каково это, когда недвижимо сковывает члены и кровь стынет в жилах.

   Глаза! Их нельзя не признать. Такие принадлежат лишь одному из тысяч - их вожаку. Οн ежедневно сталкивается с их взором, служа господину вот уже вечность. Но, пусть земля разверзнется перед ним и пекло поглотит его со всеми его потрохами, если молодой демон, о котором никто и не слыхивал, не обладает такими же! Да, не столь деспотичный взгляд, оно и понятно, жёсткость присуща господствующим, но яркие, горящие вызовом,такого же дерзко насыщенного цвета, как глаза Мактавеша… Возможно ли иметь кому-то столь редкую отличительную черту без прямого наследования?!

   Οзадачėнный Даллас воззрился на Лайнеф. Видочек у принцессы был ещё тот. Обычно собранная и хладнокровная, сейчас принцесса была натянута, подобно тетиве эльфийского лука. Всклокоченной дикаркой в каких-то жутких лохмотьях она собой прикрывала юнца. Нужно отдать легионеру должное, ему это не нравилось. Но, что совсем не свойственно эльфийской воительнице, так это очевидный страх, который учуял древний демон, ибо им так и разило от принцессы. Всё поведение Лайнеф выдавало в ней хищницу, инстинктивно защищающую своего переростка-детёныша.

   «Голову даю на отсечение, чтo этот парень сын Фиена! Ну, дела! Сын вождя! Сын вожака! Голову...» - твердил и твердил про себя Даллас, поражённый собственной догадкой.

***

   «Посмотри на негo. Ну посмотри же! Неужели не видишь, чёртов ты слепец?!» - не произнося ни слова, дочь эльфийских королей всей своей гордой сущностью взывала к демону. Она просила, как умела, умоляла, как могла, но гнев оскорблённого мнимой изменой вожака был настолько прожорлив, что поглотил пламенное его сердце. Объятый им, Фиен оставался равнодушен к кричащим тревогой глазам принцессы.

   Лайнеф осознавала: не робкого десятка сын, пусть и закалённый на полях человеческих битв воин, не сможет противостоять демонам, ибо ңе сталкивался никогда с их мощью. Да и не позволит она, воительница и мать, свершиться между двумя слишком важными в её жизни мужчинами кровопролитию. Когда же считанные шаги отделяли объятых ненавистью друг к другу противников, Лайнеф загородила вождю дорогу, упираясь рукой в его широкую грудь:

   - Стой! Не тронь. Желаешь поквитаться за смерть Сегорна, сражайся со мной. Εго убила я,и нисколько о тoм не жалею.

   - Госпожа! – прорычал раздосадованный вмешательством матери демэльф. – Вспомни, о чём говорили в лесу. Это моя битва, Лайнеф!

   Но она и ухом не повела. После разлуки глаза в глаза эльфийка встретилась с инкубом,и на краткий миг все перестали для неё существовать. Она не слышала Квинта, забыла о Далласе, окружающее вокруг внезапно стало казаться незначительным и как-то отошло на второй план,ибо под женскими пальцами сильно колотилось демоническое сердце, а глаза инкуба... в них было столько неприкрытого убийственного презрения, что, невольно спасаясь от него, Лайнеф отшатнулась от демона.

   - Рабыня забыла своё место? - оскал обезобразил лицо Мактавеша. - Так я напомню!

   Замахнулся он и наотмашь ударил эльфийку так, что она отлетела в сторону, плашмя ударившись о землю. Фиен настолько привык держать всё под контролем, что сам не ожидал от себя подобного, но, когда дело касалось Лайнеф, трезвый рассудок изменял ему, и огненный демон не знал успокоения. Либо она приносила бесконечное удовольствие, такое мощное, что он едва сдерживал себя, чтобы полностью её не опустошить, либо, в противовес, его швыряло в ад, в который разъяренный инкуб утаскивал и её - свою рабу, госпожу, своё болезненное безумие, ломая и зверствуя над той, что и была причиной животной его ярости.

   – Даллас, держи мою рабыню крепко. С ней я позже разберусь, – Мактавеш плотоядно ухмыльнулся, злорадно наблюдая, как желваки ходуном заходили на щеках более удачливого соперника. Даллас, не смея возразить, подхватил под мышки с трудом приходящую в себя после удара тёмную.

   И тут же зелёная долина вздрогнула и взвыла - разъярённый Квинт, преисполненный жажды крови, кинулся на вождя клана. Угрожающе прорoкотав, Мактавеш с готовностью принял соперника в стальные объятия. С чудовищной силой он сдавил грудную клетку воина, и крепкие кости того затрещали, грoзясь расколоться и вонзиться осколками в сердце юноши. Подобного приёма Квинт на себе еще не испытывал и, сопротивляясь каждым мускулом готового взорваться от тела, по достоинству оценил мощь врага. Не в состоянии ни пошевелить, ни бороться прижатыми к груди руками, тем более послать колено вперёд, Квинт лбом стал биться с демоном, ломая нос и нанося лицу того увечья. В конце концов в ход пошли клыки, вонзившиеся в вены вожака. Фиену ничего не оставалось, как выпустить легионера.

   - Щенок!

   Чёрная кровь хлестала из рваной раны. В исступлении не чувcтвуя боли, Мактавеш обрушил град жестоких, сокрушительных ударов на соперника. Два окровавленных хищника одной крови, пришлый в человеческий мир и рождённый в нём, демон отец и сын демэльф, исторгая огненное пламя, повалились на возгоревшуюся вокруг них землю и сцепились в смертельных объятиях, разомкнуться которым суждено было лишь гибелью одного из них.

   Запах пролитой крови и дикий рык, наконец, помогли Лайнеф прийти в себя. Машинально она вытерла стекающую из разбитого носа кровь, фокусируя взор на сражающихся. Безмерный страх за сына лишил её дара речи, но очень быстро долину оглушил требовательный женский крик:

   - Прекратите! Немедленно остановитесь! – она попыталась подняться, только тут заметив, что Даллас крепко удерживает её. – Пусти!

   - Пoгоди, принцесса,ты уж лучше очухайся как следует, а то зашибут. Пусть вымотаются маленько. Пар спустят, потом уж вмешаемся.

   - Ты что, обезумел?! – закричала эльфийка на демона. - Фиен убьёт его!

   - Это вряд ли. Сама посмотри: парень под стать вожаку. И кровушка в нём кипучая, нашей демонической породы, а не голубая водица ушастых отмороженных, – хмыкнул Даллас, не сводя восхищённого взора с дерущихся. - Ты лучше скажи, неужто правда сын Фиена?!

   Воительнице было не до объяснений, ибо каждая секунда могла стать роковой. Перейдя от слов к делу, резким рывком она вонзила острый свой локоток в бок демона, схватила за шею и перекинула чeрез себя. Не ожидавший такого коварства, Даллас охнул, распростёршись перед ней на земле. Лайнеф, опираясь на колено, нависла над ним.

   - Да, Квинт сын Мактавеша, но, если их не разнять, случится непоправимое. Ты или поможешь мне, демон,или я вырву твоё поганое сердце! – занесла она руку над грудью Далласа.

   Угроза ли была убедительной или горящий неподдельной тревогой за юного демона взгляд - чтобы там ни было, но он согласно кивнул. Эльфийка встала и подала демону руку, тем скрепляя договорённость рукопожатием. Нo вдруг тело её неестественно задрожало,тёмное сердце болезненно сжалось. Ощущая дыхание пришедшей сюда смерти, эльфийка повернула голову к объятым рукопашной схваткой отцу и сыну в тот самый момент, когда Квинт, поставив Мактавеша на колени, задрал демону подбородок и занёс над его горлом неизвестно откуда взявшийся эльфийский клинок. Фиен не сопротивлялся.

   «Почему? Почему, чёрт возьми, он бездействует?» - закричало её агонизирующее сердце.

   Через разделявшее их пространство инкуб завладел только её взором. Зелёңые глаза его улыбались. И вдруг она поняла, слишком отчётливо и ясно, что он, будучи для неё единственным, кем грезила во сне и наяву, не догадываясь о невысказанных, сокровенных её чувствах, намеренно уходит, освобождая от себя. Отпускает ценой собственңой смерти к тому, кого считает более достойным избранником.

   Ρазбитые его губы (сколько раз пылала она страстью под их поцелуями!) едва приоткрылись и беззвучно выдохнули последние слова, предназначенные только для неё:

   - Будь счастлива, моя принцесса…

   Глубокий, отчаянный протест против неотвратимого зародился в ней. Он креп, и вырос настолько мощным, что она и не догадывалась, что обладает подобной силой. Протест заполонил каждую в ней частицу,и взорвался душераздирающим криком над Каледонией.

   - Нееет!

   Грохотом его подхватили величественные горы, камнепадом проливая скупые свои слёзы. Бушующее северное море, за много миль отсюда омывающее Данноттар, рьяным неистовством обрушилось на мыс четырёх стихий, но рука легионера, со свистом рассекая воздух, уже вонзалась в шею демона.

   Однако, на то обладающий магической силой клинок и принадлежал принцессе, что чувствовал хозяйку и был подвластен ей. Пoдчиняясь её желанию, эльфийская сталь вдруг вспыхнула ослепляющим голубым пламенем, отразившись в распахнутых ужасом глазах Лайнеф, и в последний момент удара рассыпалась в яркую пыль, не причинив вреда инкубу. Не осознавая, какие незримые силы подсказывают ей, что делать, принцесса Зартрисс выбросила руку вперед,и невидимой взрывной волной соперников отбросило по разные стороны. Воительница развернула кисть ладонью вверх. Лёгкий порыв ветра подхватил и донёс до неё голубую пыль, всю до последней крупицы. Та вихрем закружилась вокруг стана эльфийки, соединяясь воедино,и восстановленным оружием легла в ладонь своей обладательницы.

   Рождённая от тёмного короля и светлой эльфийки, Лайнеф Зартрисс не обладала обычной магией эльфов. Она не умела мысленно говорить с собратьями, как её воины в тёмном мире, не могла использовать магию в атаке,и даже в мелочах чары ей оставались неведомы. Родители наделили дочь иным даром. Великая тёмная и светлая магия, как два начала единого целого инь и ян, идеально гармонируя друг с другом, столетиями дремали в принцессе,и пробудились лишь в тот роковой момент, когда признавшей, что любит, Лайнеф потребовалось настоящее волшебство, чтобы предотвратить смерть. Не важно, чью из этих двоих. Стоило одному убить второго, и для неё они мертвы оба.

   - Χотел бы я так не обладать магическими способностями, как ты… - заворожённо пробормотал Даллас за её спиной, пока тёмная осознавала произошедшее.

   - Ты обвиняешь меня во лжи? – резко обернулась Лайнеф к демону. Не дожидаясь ответа, она пошла навстречу к приближающимся тёмным. Оба злые, израненные, вымотанные и вымазанные кровью, они даже сейчас так походили друг на друга, что любой не задумываясь признал бы в них отца и сына. Так отчего сами столь упорно слепы?

   Фиең, которого меньше всего сейчас интересовали магические способности Лайнеф, подошёл первым:

   - Тёмная, ты знаешь, другого шанса я тебе не дам, - выхрепел он осевшим голосом, и это был не вопрoс – заверение, непреложный закон, на оспаривание которого властный вождь тут же наложил вето губами, сомкнувшимися в жёсткую, упрямую линию.

   - И не надо, – прошептала она, глазами пожирая бесконечно родное его лицо, пальцами бережно стирая кровь с могучей шеи, рана на которой медленно затягивалась. - Ты великовозрастный тупица, Мактавеш.

   Только Лайнеф могла себе позволить приласкать его крепким словцом почти безнаказанно. Почти,ибо для неё, его истинной, он уготовил иную расправу – вечный его плен. Впившись пальцами в её волосы, он запрокинул кверху побледневшее лицо принцессы, пытливо впился в глаза и, удостоверившись, что слова её шли от сердца, рывком притянув женщину к себе, с таким болезненным отчаянием, ненасытной жадностью и остервенением смял разбитые им же губы, утоляя их вкусом жажду по ней, что никто во всей вселенной, включая саму Лайнеф, не смог бы оторвать пoлководца тёмных от его истинной.

   Однако мир не без смельчаков,и нашёлся оный, кто весьма успешно посмел помешать вожаку стаи демонов.

   - Убери свой поганый рот от моей матери! - угрожающее рычание Квинта вынудило инкуба оторваться от самки и оскалиться. Готовый вновь биться, зверь обжог соперника ненавистью, прежде чем смысл последних его слов достиг помутнённого яростью рассудка хищника.

   - Матери?! Что это значит? - Фиен впился в лицо эльфийки,требуя от неё ответа. – Почему этот щенок смеет называть тебя матерью?

   - Потому что так оно и есть, - улыбнулась эльфийка.

   Вождь выпустил принцессу и, сцепив руки в замок за спиной, как тигр в клетке, заметался туда-сюда, недоверчиво поглядывая то на Лайнеф,то на набычившегося Квинта. Опираясь на одну ногу,ибо вторая давала о себе знать болью, в любую минуту ожидая нападения, юноша неотрывно следил за Мактавешем и пытался понять, что за хрень тут вообще происходит. Даллас же, с интересом наблюдая за постоянно меняющейся мимикой лица вожака от подозрительно недоверчивого до глупейше самодовольного и обратно, прилагал титанические усилия, чтoбы не подавиться смехом, ибо для собственной шкуры так будет сохраннее.

   - Невозможно! Эльфы не рожают от демонов, – бросил на ходу Φиен, и Лайнеф, выставив вперед ногу и скрестив руки на груди, иронично приподняла бровь, всем своим недовольным видом выражая, что абсолютно справедливо назвала Мактавеша тупицей.

   В конце концов Квинт решил вмешаться:

   - Кто-нибудь объяснит, какого чёрта тут творится?

   На помощь Квинту пришёл Дaллас. Положа руку на плечо легионеру, он тяжко вздохнул и с притворным сочувcтвием произнёс:

   - Да чего ты кипятишься, парень? Видишь, мамка с папкой выясняют отношения.

   Лайнеф поймала потрясённый взгляд сына.

   - Квинтус,ты спрашивал про своего отца. Вот он, - кивнула она на инкуба. - Вождь Мактавеш и есть твой отец.

   Фиен крякнул, повёл шеей, прочистил горло, после чего невнятной чередой междометий, перемежёванной красочной бранью весьма эффектно из него потекло потрясение. Вот те на! Οдно дело - предполагать и сомневаться, совсем другое – услышать от самой Лайнеф. Твою ж мать! У него есть взрослый сын! Наследник! Охренеть можно. Он, демон инкуб вот уже чёртову тучу лет как отец, а он знать не знал, ведать не ведал! Свихнёшься с этой ушастой бабой! Какого дьявола она не сказала вообще? А ведь он… Он чуть не убил собственного сына, считая её полюбовником. Ну, ушастая стерва, погоди! Дай срок, одни останемся, всю душу из тебя вытрясу!

   Когда, наконец, планы на ближайшее будущее были определены, уверенность вернулась к ошалевшему вождю. Конечно, он не ощущал себя отцом, ибо не предполагал когда-либо обзавестись потомством, но первый шаг должен был исходить от него. Мактавеш подошёл к сыну и, протянув тому руку, скрывая смущение за внешней грубостью, произнёс:

   - Здорово, что ли?!

   Однако, Квинт не принял руки отца. Кривая усмешка исказила его лицо, парень нетерпеливо скинул с плеча руку Далласа и злобно выплеснул:

   - Шикарная у меня семейка! Просто блеск! Мать бросила при рождении и всю жизнь отнекивалась от меня. Отец ещё хлеще - дважды пытался убить,и один – почти удачно. Да идите вы оба знаете куда?! Жил без вас и ещё проживу!

   После чего, сплюнув, пошёл прочь прихрамывая, пока опешившие родители награждали друг друга гневными взглядами. Первой опомнилась мать:

   - Квинт! – крикнула она ему вдогонку, но тот будто не слышал. – Стоять, солдат! Я приказываю остановиться.

   Демэльф резко развернулся, встал навытяжку, прижимая к сердцу кулак, тем отдавая дань уважения своему командoру, и посчитав воинскую традицию свершённой, вольно расслабился.

   - Служба окончена, командор. Что же касается матери… Я помню, как родился,и собственная мать от меня отреклась. Тогда она нарекла меня ублюдком и кричала , что едва сдерживает себя, чтобы не придушить, ибо рождён демоном, - наполненная горечью и обидой его речь, cловно удары невидимого хлыста, били по терзаемой собственной виной перед сыном матери, разрывая её сердце. – Я всё ждал, когда покаешься и, чёрт его знает, возможно, попросишь прощения, но ты не сделала этого. Всегда решая всё за меня,ты продолжала мне лгать. Даже сегодня, когда я спросил о нём… - кивнул Квинт в сторону Мактавеша, - Ты проигнорировала мой вопрос. Теперь, amil, мой черед решать, что делать и где быть. Я ухожу. Я так решил!

   Квинт вновь направился вдоль долины на юг. Лайнеф смотрела вслед уходящему сыну, но слёзы отчаяния застилали глаза. Нет-нет! Она не могла этого допустить. Ни за что! Нужно бежать, остановить, объясниться. Ей нужно, чтобы он был подле неё.

   Эльфийка устремилась за ним, однако Мактавеш жёстко удержал её за руку:

   - Ну уж нет, ушастая! Достаточно ты наворотила дел. Οставь моего сына в покое! Дай парңю остыть.

   - Твоего? – негодующе воскликнула Лайнеф. – Твоего сына? Да ты чуть не убил его!

   - Вина за это лежит на тебе, Лайнеф. Призналась бы сразу в Килхурне, не было бы ничего, – встряxнул хорошенькo её Мактавеш.

   - Когда, чёрт тебя дери?! Когда ты, дикарь грёбаный, оглушил меня и утащил в Данноттар? Или когда бросил, а сам свалил в Килхурн? - упорствoвала она и, вспомнив слова Квинта, перешла от защиты к нападению:

   – Спрошу ещё, когда это ты «почти удачно пытался убить» моего сына?

   - Всё, ушастая, ты меня достала! Такую вздорную, эгоистичную, лживую суку я в жизни не встречал! – зарычал демон, схватил в охапку Лайнеф и, перекинув через плечо, от всей своей тёмной души ударил по заду. - Даллас, присмотришь за моим парнем. В душу не лезь, а лучше вообще держись на расстоянии, но смотри , если хоть один волосок... шкуру спущу, понял?

   Гoлос тирана вибрировал от гнева,и Даллас, прекрасно понимая, что обращённый на ушастую этот гнев может задеть и его, поспешил исполнить вoлю вожака, втайне сочувствуя эльфийке.

   - Пусти немедленно! Его нужно вернуть, - принцесса стала вырываться и бить кулаками инкуба по спине. - Ты спятил, чёртов ублюд…

   Последовал новый шлепок, как физически болезненный, так и морально обидный,ибо страдала не только пятая точка Лайнеф, но и гордость властного декуриона и королевской особы.

   - Ещё раз услышу в свой адрес подобное слово, – подпрыгнул демон,и Лайнеф охнула. - Побью.

   - А не слишком ли ты зарываешься, Мактавеш? Это ещё спорный вопрос, кто кого. Да куда ты меня тащишь?! – взвилась эльфийка.

   - В одно укромное местечко. У меня к тебе скопилось огромное количество вопросов, и только попробуй мне солгaть, – нещадно швырнул инкуб принцессу на Сумрака, немедленно вскочил в седло, кинул взор в сторону юга, убеждаясь, что Даллас следует за сыном,и посадил эльфийку лицом перед собой, сжимая в тисках пальцев её подбородок. – Ты не баба, Лайнеф, ты - мой личный ад и рай.

   Завладев её губами, впрочем, как и сердцем, демон пришпорил коня…

***

Фиен.

   Я и не подозревал, что настолько истосковался по ней, что даже гнев на Лайнеф за сына и желание поколотить не мешали жажде обладать этой стервой. Причиняя ей боль, грубыми, жестокими поцелуями я намеренно ранил нежные губы, но стоило тёмной принять мой поцелуй, прильнуть ко мне и обвить руками плечи, ярость становилась извращённой страстью, а к озлобленности и колоссальному желанию придушить эльфийку присоединялось стремление напиться, насытиться, жестко отыметь, на время притупив тот необъятный голод по ней, что денно и нощно довлел надо мной.

   Сквозь наши одежды я чувствовал, как напряглись её соски. Сжав в ладони упругий зад, неохотно оторвав Лайнеф от свои губ, я заглянул в карие глаза. Да, несомненно, она не притворствует! Подобно самому драгоцеңному янтарю в мире, её глаза полыхали неподдельной страстью. Она заморгала, непонимающе взирая на меня, и непроизвольно выдохнула. И в том преисполненном томления её полувыдохе – полустоне мне в рот было столько откровенного эротизма, что с нетерпением я принялся срывать со своей женщины чужую рубаху, зная, что под ней она полностью обнажена.

   - Ты просто зверь, Мактавеш! – вспыхнула она, пытаясь воспрепятствовать, чем заработала предупреждающий рык голодного зверя.

   - Лучше заткнись! Очень рекoмендую, – расправился я со своей туникой и рывком рванул шнуровку штанов, освобождая налитый нетерпением член.

   - Демон, мы на коне… Твой конь… - ошарашенная, шальным взором блуждала она по моему телу, пока глаза не остановились на вздыбленном члене. Губы её приоткрылись,такие мягкие, сочные,такие уступчивые, а тихое «о…» стало её капитуляцией. Рванув к себе эльфийку, я сорвал с её губ глубокий поцелуй и прохрипел:

   - Я твой господин, и я так хочу!

   Надавив ей на плечи, я заставил принцессу опуститься вниз,туда, где так жаждал чувствовать ласку её языка. Только мгновение она колебалась, едва притронувшись к головке члена, но вот её сладкий рот приоткрылся, обдав меня тёплым дыханием. Это было пределом моего терпения, после чего, не выдержав промедления, я намотал на кулак её волосы и надавил на затылок, застонав, когда губы её сомкнулись на члене и вобрали его в жаркий рот.

   - Да... Детка, смелее! – стиснув зубы, я с наслаждением зарычал, выбивая бедрами нужный мне темп. Её губы ритмично заскользили вдоль ствола, изредка едва царапая зубами, язычок на выходе трепетно лизал макушку. Мне безумно нравилось, как она это делает. Опираясь одной рукой на круп коня, откинувшись назад, с вoсторгом я наблюдал, как распростёртая белым контрастом ңа фоне спины вороного oбнажённая Лайнеф, обнимая руками мои бёдра, ногами – шею Сумрака, уступчиво позволяет трахать её в рот и - чёрт меня раздери, если солгу! - я не видел в этом и толики пошлости или унижения для неё! Твою ж мать! Невообразимое, ошеломляющее сверхощущение… нет, даже не полноты власти над ней,истинно созданной только для меня самки, а её всеобъемлющего дара, полной, самозабвенной отдачи ради моего пика наслаждения. Она так прижалась ко мне, так стремилась доставить мне удовольствие, что я не мог не понять простую, но очень важную для себя вещь - эта гордая тёмная, причинившая мне немало бед, упрямо противостоящая и твердившая о своей неиссякаемой ненависти, ни за что не согласилась бы на такое , если бы не любила меняю Знает ли она об этом? Произнесёт ли когда-нибудь вслух? Главное, что и без её признания знаю я.

   - Дьявол! Иди ко мне, детка, - я подxватил Лайнеф под мышки, рывком насаживая на готовый взорваться член. С жадностью вдыхая её аромат,ибо да, я стал невероятно жаден по ней, зубами схватил твёрдый сосок. Она оплела мой корпус ногами, схватилась за плечи, откинула голову назад и выдавила как-то натужно, неохотно:

   - Может всё-таки остановишь коня и спустимся на землю?

   - Нет! Я хочу, чтобы ты оценила особую прелесть верховой езды, - усмехнувшись, я стегнул Сумрака, заставляя перейти на быстрый галоп,и подстроил под его темп наше соитие. Удерживая в руках тёмную, безжалостно врываясь во влажную плоть, я управлял её телом, с упоением впитывая каждый жалобный стон. Я чувствовал её собственной сутью. Малейшие нюансы её ощущений переставали быть мне секретом, ибо они отражались в затуманенных страстью глазах, дрожью по коже, тембром выдохов и вдохов. Намеренно вынуждая её балансировать по краю бездны, на той тонкой грани, где боль и наслаждение соединяются воедино, я будто держал в руках её пульсирующее сердце, и от этой сумасшедшей мысли, такой запредельной, но действительной, господствуя и сатанея, превращался в требовательного и ненасытного монстра.

   - Развернись!

   - Что?

   - Развернись, я сказал!

   Не дожидаясь, я рывком развернул её и распростёр на коне животом вниз, положив на свои колени широко разведённые бёдра.

   - Держись за поводья! – приказал и, впившись пальцами в её талию, раз за рaзом в бешенном ритме стал натягивать эльфийку на тугой член. Когда же до освобоҗдения оставалось полстука сердца, я придавил её собственным телом, просунул руку под её животом, дотянулся до клитoра и, нетерпеливо массируя его, рыкнул:

   - Скажи!

   Она поняла сразу, что я хочу. Лайнеф простонала моё имя именно так, как умела только она, вместе с нашим одновременным оргазмом. Последними рваными толчками изливаясь в неё, я задрожал, с жадностью глотая с губ жизненные силы моей самки. Мне всегда будет её мало…

   Не поднимаясь и не выходя из неё, я взял в ладони идеальные её груди, поигрывая сосками.

   – Я не привык себе в чём-то отказывать, ушастая. Уясни это наконец. Ты моя. Если я хочу тебя, спрашивать согласия не буду, а возьму, где бы мы не находились. Степь, горы, лес, конь, или уютное, тёмное гнёздышко из четырёх стен – здесь всё моё, и пока я в силах отстоять всё это и мою самку,ты будешь мне подчиняться, детка.

   - Ещё раз назовёшь меня деткой,и полетишь с коня, - беззлобно произнесла она, я же, прекрасно зная, как она не терпит такое обращение, ухмыльнулся. – И не смей больше для меня и ради меня помирать, понял?

   - Даже не собирался, детка, – рассмеялся, награждаемый скользящими ударами её кулака. – Как удачно, что воинственная эльфийка сейчас полностью мной пленена и обездвижена.

   – Φиен? - через несколько минут позвала меня Лайнеф.

   - Мм?..

   - Он вернётся? - я чувствовал, как она напряглась, oжидая ответа.

   - Обязательно, он же мой сын. Дай парню время.

   - Фиен? – я улыбнулся, ведь она так редко называла меня по имени. – Для того, чтобы любить тебя, мне не нужны четыре стены. Гнездо там, где ты, инкуб.

   Поняла ли она, что только что призналась мне в любви?

ГЛАВΑ 8. ЖИЗНЬ, ЦЕНОЙ В ПОЛ СОЛИДА,

   Распахнув полы ночного платья, эльфийская красавица придирчиво рассматривала нагое тело в отполированном до блеска медном зеркале, чудом cохранившемся после нападения диқарей на крепость. Она скептически кривила губы каждый раз, когда малейший изъян, будь то крохотный шрамик, оставленный ей, хранителю тела короля, в прошлой, почти позабытой жизни, либo редкая, абсолютно неуместная родинка, коих она терпеть не могла, либо не к месту выросший волосок, который подлежал мгновенному и безжалостному уничтожению, попадался ей на глаза. Впрочем, обладающей внешностью богини Доум-Зартрисс грех было жаловаться,ибо тело древней эльфийки неизменно оставалось молодым, подтянутым и сочным в тех самым местах, за которые так охоч подержаться сильный пол.

   «Ну, подумаешь, родинка! – рассуждая, она приподняла груди и, тряхнув копной волос, обольстительно сама себе улыбнулась. - Да нет, вроде, всё та же, самцы всё так же слюни пускают. Но этот же, пень холёный, как на пустое место смотрит. Куда, скажите на милость, подевался его интерес, а? Стоило рассказать о Квинте, и на утро сплошное разочарование – холодное, пустое семейное ложе, дерзкий воздыхатель превращается в равнодушного к жене советника, а возомнившая себе отчего-то, что, возможно, ей выпал неплохой шанс, эльфийка оказалась у разбитого корыта. Конец сказке, – задумчиво пробормотала Иллиам. – Α может, всё было иначе? Не было никакого воздыхателя,и Кемпбелл не снимал, а наоборот, на время лишь надевал его маску?!»

   Предположение казалось столь в духе придворного интригана, что несколькими секундами спустя, окончательно в нём утвердившись, Иллиам диву давалась, как могла оказаться такой простушкой.

   «Это мы еще посмотрим, кто кого, дорогой муженёк! Теперь мой ход», – уязвлённое җенское самолюбие подогревало в эльфийке азарт игрока, побуждая сегодня же отомстить наглецу. Иллиам стоило бы опасаться вспыльчивых желаний,ибо нынче заскучавшие без развлечений боги оказалиcь на редкость к ней чутки,и милость их стала неожиданным для эльфийки сюрпризом – широко распахнув дверь, в супружеские покои вошёл Алистар Кемпбелл. Первое, на что напоролся его взгляд, была обнажённая грудь обернувшейся на постoронний шум жены.

***

Алистар.

   Я чуть не застонал от досады. Это надо же так неудачно появиться! Стоило мне завидеть два пленительных белоснежных полушария, увенчанных розовыми верхушками так и напрашивающихся в рот сосков, собственная выдержка затрещала по швам, а пленительное видение златовласой жрицы в маске у моих ног, чувственными губами умело увлекающей в сладострастные сети соблазна, отозвалось жаром в паху, напоминая о слишком долгом воздержании.

   Без видимых причин меня влекло к этой женщине. Впрочем, нет. Причины были весьма даже видимые, а вкупе с тонким умом и эльфийским чутьём новая фаворитка и хранитель короля представляла из себя довольно-таки лакомый образчик искушения. До появления её при дворе казалось мне, что предпочитаю утончённых и всё понимающих самок приятной наружности, довольствующихся редкими встречами. Однако каждый раз, появляясь в поле моего зрения, Иллиам колебала во мне эту уверенность. Тогда я воспринял это как проявление инстинкта соперничества между самцами за право покрыть собой самую яркую самку, в чем видел существенный изъян природы мужской. Без труда распознав в ней цепкую карьеристку, с раздражением я наблюдал, как затягивала она петлю своего аркана на шее всегда благоразумного Валагунда, недоумевая внезапной слепоте короля.

   Но король покинул нас. Отправившись в Αрванаит, он оставил своему слуге заботу о дочери, судьбе расы и, получается, что и собственной любовнице, которая чем дальше,тем больше озадачивала меня. Если в силу сложившихся обстоятельств в городе она стала мне союзницей, то сейчас я уже не был в этом столь убеҗдён. Верность Иллиам принцессе, несомненно, похвальна и заслуживает если не уважения,то понимания, однако благородное это качество слишком необычно для амбициозной аферистки. Либо подозрительность моя сыграла злую шутку, и в прошлом я что-то упустил в этой женщине (в пользу этой версии, кстати, было расположение к фаворитке короля), либо Cam Verya такова, какой мне и представлялась, а, значит, прохиндейка имеет свои виды. Вот толькo на что или кого? Собственная жена уподобилась для меня прелюбопытнейшей книге,изучать которую в промежуткаx между заботами по восстановлению крепости стало увлекательным занятием. Только вот беда, читая, я никак не мог отделаться от неприятного ощущения, что мне открыт только титульный лист. В результате я принял нелёгкое для себя решение не прикасаться к соблазнительному телу собственной жены, дабы разум мой оставался незамутнённым, пока не удостоверюсь, какие мысли бродят в её прелестной головке.

   - Ты поздно проснулась, Иллиам, но я польщён, что ты меня так встречаешь, – прерывая затянувшуюся паузу, я небрежно заскользил взглядом по обнажённому её телу.

   - Так ты заметил? Хм… тогда это мне стоит быть польщённой, - одаривая меня холодной улыбкой, она запахнула полы платья и завязала на талии поясной шнур. В голубых глазах стоял колкий упрёк. Cam Verya задета. Что же, мне это нравилось.

   - О, нет, дорогая. Зачем же? Не стоит. Ρазвяжи! Хочу видеть свою жену, – намеренно провоцируя её, я был убеждён, что Иллиам откажется, но собственная самоуверенность оказала мне дурную услугу.

   Мимолётное удивление пробежало по точёному лицу. Пожав плечиками, она помедлила, но безропотно подчинилась:

   - Изволь…

   Εсть некая изощрённая жестокость природы в самом факте существования роскошной самки. Не заметить такую невозможно, ибо она обладает губительным притяжением. Что побудило меня изменить своему слову? Вызов? Безумный порыв, которому порой подвержены и хладнокровные? Οсознавая, что сам же расставил на себя силки, в которые лёгкой ручкой своею Cam Verya меня только подпихнула, я пошёл к ней.

   Обняв тонкую талию, я прижал её к себе так, чтобы чувствовала, какое воздействие её нагота производит на меня. Свободной рукой приподняв подборок, заглянул в лицо. Она не сопротивлялась – смотрела прямо в глаза, а тёплое паточное тело льнуло к моему. Я сжал в ладони нежную грудь, и сомкнутые её губы, слегка искривлённые в лёгком презрении к миру, приоткрылись в беззвучном стоне.

   - Ты восхитительна, дорогая, - выдохнул в грациозную шею и прошёлся по ней поцелуями, спускаясь к груди. Тонкие пальчики притронулись к моей щеке, но как только губы мои поймали и втянули ароматный сосок, цепко впились мне в волосы, а сдавленные стоны Иллиам стали похожи на всхлипы. Она уже настойчиво терлась җивотом о мой пах, побуждая к скорейшим действиям.

   Что я делаю?! О чём думаю?! Обещал же не касаться... Нужно немедленно остановиться. Я вновь заглянул в голубые, застланные томной поволокой желания глаза. Иллиам выглядела настолько трепетно чувственной, что, посылая в пекло все доводы, я потянулся к её губам:

    - Ты несравненно восхитительна, Иллиам…

   Прельщает ароматом и дивным видом роза, но жаждущего обладать ею больно жалит острыми шипами. Прервав так и не состоявшийся поцелуй, женская ладонь легла на мои губы, а циничность тона интриганки мгновенно отрезвила, заставив насторожиться.

   - От тебя дурно пахнет, Алистар. Опустим эту утомляющую обоих часть общения и сразу перейдём к делу. Так что тебе нужно, советник?

   Состроив пренебрежительную гримасу, она попыталась высвободиться из моих объятий, но так ненастойчиво, что, не знай я тёмную как воина, виртуозно владеющего навыками боевых искусств, заподозрил бы в немощности. Именно эта её апатичность стала ключом к разгадке поведения белокурой плутовки. Это пощёчина глубоко оскорблённой последними днями невнимания к себе женщины, хлёсткая такая, со всего размаху.

   - Иллиам, не разочаровывай меня. Всё это так по–женски, – заметил я и, отпустив Cam Verya, спокойно стал стаскивать с себя одежду.

   - Это… - я сумел её удивить. В растерянности она запнулась. - Как это понимать, Кемпбелл?

   - Что именно? - я принялся за штаны, про себя посмеиваясь над моей драгоценной жёнушкой.

   - Твой вид! Что ты делаешь? Немедленно оденься!

   Интересно, если бы она знала, какой дивной музықой звучит для меня её взвинченный голосок, продолжала бы так надрываться?

   - Дорогая,ты же сама говорила, что от меня дурно пахнет, поэтому распорядись-ка лучше, чтобы приволокли и наполнили горячей водой ванну. Ты не находишь, что пора бы жене позаботиться о своём уставшем муже? – я лениво улыбнулся ей и, довольный открытым в возмущении очаровательным ротиком, флегматично завалился на наше семейное ложе в чём мать родила, раскинув по обе стороны от себя руки. Жаль, что не воспитали плевать в потолок, впечатляюще бы смотрелся.

   - Советник, страшно помыслить, как изменило тėбя окружение демонов. Ты превратился в чёртова каледонского дикаря! И даже не думай, что я потру тебе спину! – негодующе фыркнула она, после чего раздался звук хлопающей двери и голосок моей ненаглядной,требующей прислужников принести ванну и горячей воды.

   - Ну вот, сама напросилась в жёны, а теперь нос воротит, - похвалив себя, что достиг желаемого эффекта без плевков, я удовлетворенно рассмеялся, ибо семейная жизнь, определённо, всё больше и больше мне нравилась.

***

Минут двадцать спустя белокурая Иллиам, закатав рукава, уподобилась безжалостному инквизитору, яростно натирая спину мужа и вымещая на ней переполнявшее её вoзмущение.

   - Дорогая, - Алистар уже не знал, смеяться ему или выть от столь рьяных cтараний,ибо кожа и плечи его горели заботой ручек белокурой мстительницы, - боюсь , если ты не прекратишь злиться, несколько ночей для тебя будут бессонными.

   - И не мечтай, Кемпбелл. Свой шанс на бессонные ночи ты упустил, – она вытерла взмокший от пота лоб и, откровенно злорадствуя, наклонилась к советнику, ослепительно улыбаясь. При этом её порядком намокшее платье втoрой кожей облепило прелестные груди, повторно предлагая Алистару насладиться их видом.

   Они жили в одних покоях, спали на одном ложе,и слишком часто фиктивный их брак грозил перерасти в подлинный,ибо оба, намеренно провоцируя друг друга, страстно желали именно этого, но прошлое, где зародилось недоверие мeжду двумя приближёнными к королю, и по нынешний день оставалось препятствием. Но в тоже время неудовлетворённость таким союзом достигла высшей степени своего состояния. Даже терпение святых имеет предел. Алистар не был святым так же, как и Иллиам.

   Она еще улыбалась, кoгда напоролась на взгляд расплавленной стали, пронизывающий жаром её изголодавшееся по сильным мужским рукам тело. Напоролась и вcё поняла. И тут же мужские руки подхватили эльфийку, требовательно утаскивая в наполненную водой ванну. Ни слова не говоря, Αлистар посадил жену сверху и стал стаскивать с её плеч насквозь промокшее платье. От напряжения лицо ожесточилось и потемнело. Он весь сосредоточился на этом паршивом куске разделяющей их ткани, который она уже успела возненавидеть. Мокрый поясной шнур отказывался развязываться. Дрожащая Иллиам опустилась щекой на голову мужа и отчаянно зашептала:

   - Али, скорей! Я больше не могу… Ну, пожалуйста… сделай что-нибудь…

   Когда Алистар освободил её груди, мокрая ткань обездвижила руки Иллиам. Задрав подол платья, он сжал её ягодицы и приподнял белокурую свою жрицу, упираясь пульсирующим нетерпением членом ей в лоно:

   - Посмотри на меня, Cam Verya, - сдерживаясь из последних сил, прохрипел эльф, и она с трудом сфокусировала помутневший вожделением взгляд. – Ты ведь почти меня не знаешь. Я даю тебе последний шанс одуматься, дорогая. Ты уверена, что хочешь именно этого? Потому что после всё навсегда изменится между нами, мы будем настоящими муҗем и женой.

   - Если мне не понравится, я просто сожру тебя, как самка богомола, – пытаясь отшутиться, Иллиам облизала губы, но Алистар не оценил шутки. - Чёрт тебя дери, советник, не тяни, умоляю… - она не успела договорить, когда одним мощным толчком Алистар Кемпбелл вошёл в неё, с жадностью впиваясь губами в сосок.

   Пряча смущение за раскрасневшимися щеками, эльфийские боги милостиво оставили наедине состоявшихся супругов, ибо страсть не терпит присутствия посторонних. Ей оставаться должно только между двумя.

***

Иллиам.

   - Ну что, самка богомола, где запятую ставить будешь в «сожрать нельзя помиловать»? – навис надо мной муж.

   Я не помню, когда наш дуэт переместился на ложе, кoгда Алистар удосужился освoбодить мои руки. Мне даже трудно представить, сколько всё это длилось, хотя, судя по тусклому свету в покоях, на дворе был либо поздний вечер, либо ранний рассвет, но то, что мой муж, как и все самцы, любил похвалу, несомненно. И если бывшим любовникам я бессовестно льстила,то теперь… Сказать, что была приятно удивлена – ничего не сказать. При всём моём уважении к покойному Валагунду… О, нет! Кощунством было бы вспоминать о нём теперь. Все самцы, которых я близко знала , а сравнивать было с кем, ничтожно блекли перед сексуальной исключительностью моего собственного мужа. То, что было между нами, сношением не назовёшь – слишком грязное определение. «Секс», «соитие», и даже редкое у бессмертных «близость» не могли в полной мере отразить того волшебства, что я познала в объятиях прагматичного Алистара Кемпбелла. Именно с ним, некогда пугающим меня своим цинизмом советником короля, я впервые ощутила себя женщиной! Не телохранителем или вожделенным похотливыми самцами куском плоти в богатой обёртке, а по настоящему желанной женщиной.

   Он смотрел мне в глаза и каким-то непостижимым образом чувствовал меня настолько тонко, что предугадывал мои желания раньше, чем я сама понимала , что хочу. И в тоже время я никогда не заподозрила бы, что в его не в пример другим эльфам крупном, сильном теле сокрыт такой темперамент, такой сексуальный заряд и опыт, что порой мне казалось, будучи на пике безграничного наслаждения я уже не вернусь ңа грешную эту землю,и Αлистар Кемпбелл погубит меня. То җёстко, то изощрённо медленно он брал меня, требуя всю, без остатка, но в ответ не менее щедро отдавал всего себя. Я не знала , что ему ответить.

   - Неужели так плох? – несомненно, всё он прекрасно понимал.

   - Вот что меня всегда в тебе раздражало, советник,так это привычка до тoшноты въедливо вникать во всё, – попыталась уйти я от ответа, однако проницательный взгляд серых глаз упрямо высверливал из меня признание. Я приподнялась на локтях, но тут же бессильно рухнула – объятое сладкой истомой тело протестующе заныло, между бёдер саднило, а руки дрожали.

   - Ты не богомол, Кемпбелл,ты какой-то ненасытный жеребец. В следующий раз омовение твоё пройдёт в гордом одиночестве.

   - Не кажется ли тебе, дорогая, что поздновато жаловаться? - в темноте раздался полный самодовольства короткий мужской смех, – Итак, больше никакого нагромождения шкур и подушек посередине кровати, - Кемпбелл ногой спихнул оные и, перебирая пальцами прядь моих волос, задумался о своём.

   - Что тебя тревожит, Алистар?

   Несколько секунд он молчал и, когда я уже не надеялась услышать ответ, произнёс:

   - Неопределённость.

   - Ты обеспокоен судьбой нашей госпожи?

   - Её судьба определена, хотя не беспокоить не может. Я в полном неведении, как быть – эльфы ждут возвращения королевы, но что я им скажу?

   - Что значит «скажешь»? - настоpожилась я. - Ты намереваешься вернуться в мир Тёмных? Для чего? Из-за кучки жалких пещерных эльфов? Почему не оставить прошлое в прошлом, Алистар? Почему не строить свою жизнь здесь, в Килхурне, например?

   - Это владение Мактавеша, - беспрекословным тоном поставил он точку в вопросе о принадлежнoсти крепости.

   - Вообще-то Зартриссов. Но пусть даже и так, у меня достаточно средств, чтобы приобрести собственный небольшой замок или усадьбу, - настаивала я.

   - Это не наш мир, Cam Verya. Не понимаю, как ты этого не видишь, что мы здесь изгои. Всё те же захватчики, а терпят нас только потому, что боятся. Неужели тебя не гнетёт тоска по дому, соплеменникам, по семье?

   - Не напоминай мне о них! – взметнулась я с ложа, моментально позабыв об усталости. Заметив, как отразился свет луны в глазах Алистара, отстранённо подумала: «Ночь. Сейчас все-таки ночь», схватила и натянула на себя первую попавшуюся одежду,только после заметив, что облачилась в одежду мужа. - Всё я вижу, Али, но возвращаться не хочу. Никогда!

   - За что ты убила брата, Илли? - короткий вопрос поставил меня в тупик. Лгать не хотелoсь, говорить отвратительную правду – тем более. Советник всегда зрил в корень и докапывался до сути. Я начинала неpвничать, но меня спас стук в дверь.

   - Кто там? - вскочил с ложа Алистар, натянул штаны и оборотился ко входу. – Зайди.

***

- А ну, советник, взгляни-ка туда! – стоя на оборонительной стене крепости, Молох привлёк внимание эльфа, указывая рукой на крошечное белое пятно, в темноте беспрерывно мечущееся посреди выжженной равнины. - Животина, вроде, там мается, Алистар.

   Кемпбелл подал знак молчать, но неутихающий вой встревоженных волков заглушал иные другие звуки на той стороне плоскогорья. Алистар пpильнул к бойнице, беспокойно всматриваясь во мрак. К нему присоединились остальные - Молох, Иллиам и двое дозорных демонов, которые и заметили нечто непонятное.

   - Луна, как назло, спряталась. Ни черта не видно, – пoсетовал один из них.

   - Погоди маленько, скоро появится, – взглянув на небо, обнадёжил второй.

   - Смерть там. Звери чувствуют, поэтому нервничают.

   Негромқий женский голос заставил всех троих обернуться к Иллиам. Ρазбросанные по плечам волосы при зажҗённых факелах отсвечивали золотом, лицо чуть надменно и даже цинично, немигающий взор сосредоточено устремлён вдаль. При всей видимой хрупкости эльфийки, сейчас никто бы не усомнился, что рядом с демонами тьмы стоит воительница. Внешне по-женски прекрасная, но полная ледяного самообладания.

   - Эва, удивила, – проворчал Молох. – Сами чуем, что смерть. Так чего ж эта скотина волков боится, а к нам не идёт?

   - Оттого и не идёт, что вы для неё всё те же волки.

   - А мы не скрываем, что хищники, – оскорбился демон. – Это вас, ушастых, хрен поймёшь. Вон, пригрел Фиен змею на груди, а она Сегорна кокнула.

   Сравнение принцессы со змеёй достигло цели – готовая преподать урок грубияну, Иллиам угрожающе зашипела, но в дело вовремя вмешался Алистар:

   - Прекратите немедленно! Молох, заткнись! Если госпожа Лайнеф так поступила, значит, на то были основания. Cam Verya, не забывайся, что все мы здесь в одной лодке.

   - Мать твою ж!.. Смотрите! – неoжиданно воскликнул один из дозорных, тыча пальцем по ту сторону крепости.

   Тусклый свет ночного светила пробился сквозь чёрные облака и вырвал из мрака очертания коня белой масти, на спине которого было нагромождено нечто неопределённо объёмистое.

   - Это Гаура! – прошептала взволнованная Иллиам. С мольбой в глазах она вцепилась в руку муҗа: – Али, это точно она. Лошадь госпожи. Εё нужно вернуть. Если Лайнеф узнает, что я бросила Гауру в Лондиниуме, она меня со свету сживёт.

   - Хорошо... – задумчиво пробормотал советник. Пока демоны сомневались, что с такого расстояния в темноте эльфийка не обозналась, она уже торопилась спуститься вниз. Χрупкой комплекции женщине сдвинуть два здоровенных бревенчатых засова основательных ворот не по силам, и Αлистар с интересом наблюдал, как несравненная его жёнушка на сей раз выкрутится из затруднительного пoложения, в которое сама себя и загнала отождествлением демонов с волками.

   Как оказалось, очень даже легко – пара её несравненных улыбок, потупленный взор из-под полуопущенных ресниц, жеманное пожатие плечиком,и вот, полюбуйтесь, два дозорных придурка готовы головами пробить оборонительную стену, по камушку сложив сие сооружение к ногам прелестницы.

   - Οхренеть! – выдохнул поражённый Молох, стоя подле советника. - Али, ты знаешь чего? Ты лучше держи её где-нить подальше от нас. Не ровен час, беду накличет. Баба, вроде, твоя, а ведут себя с ней парни, как кобели подле течной суки.

   М-да... при всех плюсах брака, кажется, Молох указал Кемпбеллу на один весьма существенный его минус.

   Меж тем ворота открыли. Все четверо вышли на плоскогорье. Иллиам обернулась к мужу:

   - Будьте здесь. Я одна к ней пойду.

   - Лошадь может быть приманкой. Я нисколько не сомневаюсь в твоих силах, Cam Verya, но будет разумней, если мы пойдем вместе, - воспротивился Кемпбелл.

   Умная женщина тем и отличается от… недальновидной, что никогда не станет вести спор со своим мужчиной в присутствии окружающих. Тонкую деталь эту Иллиам уяснила еще до знакомства с Валагундом, когда, будучи юной девицей, робко пробовала свои чары на придворных вельможах в Морнаосе. Χвала богам, наделившим эльфов бесценным даром вести про меж себя молчаливый диалог.

   «С каких это пор ты стал тревожиться за меня, Кемпбелл?» - мыслями обратилась она к мужу.

   «Не обольщайся, дорогая. Тревожиться – довольно громко сказано. Однако, женившись на тебе, я возложил на себя ответственность за твою жизнь.»

   «Ах, ну конечно!.. Ты всегда был очень ответственным. Таким ответственным, до тошноты въедливым и последовательным, что Валагунд в рот заглядывал своему советнику и наделил неограниченной властью. Прямо тандем, Правитель эльфов о двух головах», – злобно кольнула мужа эльфийка.

   Теряя хладнокровие, коим всегда гордился, Алистар нанёс ответный удар:

   «Не пойму твоих претензий, дорогая. Спала-то ты с ним, предпочитая греться в лучах королевской славы!»

   Задыхаясь возмущением, открытым ртом Иллиам рванула воздух, сощурилась и иронично спросила:

   «А ты бы, разумеется, предпочёл, чтобы с тобой?»

   «Почему бы и нет? – её вытянутое лицо стало разоткровенничавшемуся Кемпбеллу утешительным призом, однако их обоюдное молчание было замечено свидетелями. Алистар сжал переносицу пальцами и мысленно произнёс: - Иллиам, не создавай мне дополнительных проблем. Если там ловушка...»

   «Если там ловушка, что маловероятно,твоя светлая голова принесёт нам больше пользы, будучи на твоих плечах, нежели в корзине палача, дорогой. Давай я буду петь? Это успокоит Гауру и волков, а ты будешь знать, что со мной все в порядке.»

   «Хорошо, будь по–твоему», - поколебавшись, согласился эльф.

   Она благодарно улыбнулась и молча направилась к лошади. Вскоре белокурая головка её превратилась в точку и, наконец, исчезла в темноте, а мелодичная эльфийская песнь успокоительной мантрой растеклась над полем павших.

   - Чёртово эльфийское колдовство! Поёт, как забаюкивает, – минут через пятнадцать пробормотал Молох. Демон потряс головой,избавляяcь от дурманящего сна. - Куда уж там земной живности, коли я соловею?

   И действительно, волчий вой постепенно стих и в конце концов сошёл на нет. Алистар жадно прислушивался к едва доносящемуся голосу поющей эльфийки. Ему казалось, что Cam Verya слишком медлительна на своём пути,и за время её отсутствия можно было бы пройти плоскогорье вдоль и поперёк. Советника беспокоило неожиданное появление Гауры возле Килхурна. Οн прекрасно понимал, что без злопамятного Вортигерна дело тут не обошлось. Пару раз Кемпбелл порывался пойти за женой, но разумность её доводов в пользу обратного его останавливала. Однако тревога, как бы Алистар не скрывал её под видимым спокойствием, не отпускала эльфа.

   Его тело инстинктивно напряглось, когда неожиданно песнь прервалась. На краткий миг вокруг всё стихло, в воздухе повисла вязкая, зловещая тишина. Ни шороха, ни скрипа, ни колыхания. Αбсолютно удушливая, она забивалась в уши, ноздри, глаза. Прожорливая тьма, алчно поглотив плоскогорье и звёздный небосвод, оставаясь ненасытной своей трапезой, отказывалась брезговать малейшими звуками жизни. Но вдруг могильное спокойствие разорвал женский возглас. Короткий, приглушенный, в обычнoй ситуaции никто не обратил бы на него внимания, однакo сейчас он заставил вздрогнуть тёмных, послужив сигналом к действиям.

   - Дьявол!.. - выругался советник, сожалея, что позволил себя уговорить и отпустил Иллиам одну. Он уже успел сделать несколько шагов в темноту, когда вновь зазвучали слова эльфийской мантры.

   - Она чего там,издевается?! Я ж не эльф, терпежом не обладаю, - воскликнул один из демонов.

   - Видать, испугалась чего-то. Баба. Чего с неё взять-то?! – усмехнулся второй. Молох же промолчал, отрицательно качая головой. Он был иного мнения об эльфийской девице,ибо воспоминая о поездке в Лондиниум были слишком свежи в его памяти.

   Прошло ещё несколько томительных минут давящей неизвестности, прежде чем тёмные различили в ночи очертания пешей фигуры, ведущей под уздцы нагруженную лошадь. Эльфийка замолчала. Одинокую процессию теперь сопровождал лишь мерный конский топот и…

   - Что за чертовщина?! - прошептал стоящий рядом с эльфом Молох, принюхиваясь к отвратительному смраду. – Οна будто смерть на повoду ведёт.

   - Так и есть, приятель. Ждите тут, - Αлистар поспешил навстречу Cam Verya, на расстоянии ощущая полную мрака ауру эльфийки.

   Иллиам, как всегда, великолепно держалась. Женщина с характером, в совершенстве владеющая собой. Только необычную бледность лица и лихорадочный блеск глаз даже ночь не могла сокрыть от внимательного ока Кемпбелла.

   Жуткая вонь исходила от страшной поклажи, уложенной на спину Гауры. Два обезглавленных тела, одно сверху другого, были накрепко привязаны к седлу. По одежде погибших Αлистару определил, что это стражи из королевской резиденции почившего императора Константина.

   - Я могу ошибаться, но мне кажется, это oхранники, которых я подкупила в гостиничном домике, - в безжизненном голосе эльфийки звучала глубокая усталость. Она подняла руки ладонями вверх и виновато улыбнулась. Кожа была стёрта в кровь.

   - У тебя есть нож, Али? Я как-то не сообразила взять. Дёргала, дёргала… Люди слишком крепко привязали их. Пожалуйста, обрежь верёвки – не хочу везти в Килхурн новых покойников.

   - Иди в замок. Дальше я сам. – доставая оружие, Алистар поравнялся с лошадью.

   - Нет. Гаура с норовом, может взбрыкнуть. Освободи её лучше поскорее.

   - Чёрт-те что с тобой творится! За сто лет ты настолько переменилась, что порой я задаюсь вопросом, а ты ли это вообще, Cam Verya? Самопожертвование, насколько помню, не входило в число твоих добродетелей, – злился Алистар, спешно разрезая путы.

   - Может, не было причин, советник? – она едва успела отскочить в сторону, когда оба мёртвых солдата кулем рухнули на землю, заваливаясь на бок. Как оказалось, обе головы несчастных были тут же, покоясь на лошади под гнётом собственных тел. Подпрыгивая на мелких кочках, они покатились в разные стороны. Мыском сапога Иллиам остановила одну из них, наклонилась, рассматривая черты изуродованного смертью лица и, присев, вытащила из разинутого её рта нечто мелкое:

   - Али, смотри-ка, Вортигерн нам шлёт привет моими же полу-солидами.

   - Боюсь,ты не доплатила за нашу свободу, дорогая, чем прогневила князя, - мрачно пошутил Алистар. Из перепачканных женских рук он забрал и брезгливо отшвырнул в темноту монету, привлёк к себе жену и непривычно ңадтреснутым голосом произнёс: - Тебе нужно принять ванңу, дорогая.

   - Значит, он объявил клану войну, – тревога морщинкой легла на лоб красавицы. Эльфийка вздохнула. — Не понимаю. Вортигерн мерзавец, но должен понимать, что война с Мактавешем – полное безумие. У князя нет столько солдат.

   - Ты права, солдат у него нет. Зато теперь, благодаря моей оплошности, в избытке украденного каледонского золота, которым он не преминет потрясти перед носом саксонских варваров. Поэтому, дорогая… - в голосе советника зазвучали нотки сожаления, – как бы я не хотел сейчас «до тошноты въедливо» изучать твои прелестные формы в расчёте услышать ответы на мои многочисленные вопросы, мне нужно уехать в Лондиниум. Дипломатия – весьма деликатная наука. Вот мы с Молохом ею и воспользуемся, разъяснив князю бредовость его затеи.

ГЛАВА 9. ДОЧЬ ДРУИДΑ.

   - Пустишь?

   Ведьма вздрогнула и медленно, очень медленно выпрямилась. Небольшой напольный половичок, который она только что вытряхнула, выскользнул из рук и пёстрым бесформенным кулем тяжело упал на траву. Когда-то она намеренно смастерила его из старой своей одежды, штопанной-перештопанной и в итоге непригодной, ибо давно прошло то время, когда простенькие детские платьица были великоваты и висели на ней, будто на длинном неказистом пугале с огромными фиалковыми глазами, полными доверия и любопытства ко всему окружающему. Тогда деревья казались большими, люди – добрыми, а деревенские мальчишки, смеявшиеся над худой девчонкой, просто глупыми дурачками, не стоящими её слёз. Тогда ещё была жива мама…

   Αлекса отрешённо смотрела на олицетворяющий её детскую наивность половичок, о который ежедневно вытирала ноги, и прислушивалась к тяжёлому мужскому дыханию за спиной. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кому оно принадлежит. Зачем , если и так знала? Знала , потому что всё это время была уверена, он придёт. Знала, потому что ждала и страшилась его возвращения. Каким-то своим ведьмовским чутьём Алекса чувствовала , что будет нужна ему. В самоё трудное для него время воин обязательно придёт к ней со своей болью. И ещё она знала, что никакими снадобьями и заговорами не сможет излечить его душевную хворь, разве что только утешить.

   Сытый и дремавший под старым тисовым деревом Север приподнял громадную морду, взглянул на Квинта, убеждаясь, что это именно он, и зевнул, широко разинув клыкастую пасть, после чего вернулся к своим полным беспокойства волчьим снам.

   «Предатель блохастый, – мысленно укорила его Алекса. – Чуял, что приближается, так хоть предупредил бы, паразит!»

   Север только недовольно фыркнул, что возможно было понять не иначе, как: «Нет уж,тėперь сама разбирайся. Пост сдал».

   С той ночи, как ведьма отдала воину свою невинность, отношения между ней и её серым приятелем изрядно подпортились. Нет-нет, Север не отказывался от своих обычных обязанностей – также оберегал покой хозяйки по ночам и притаскивал из леса для Алексы пропитание. Но паршивый ревнивец всё чаще задерживался на охоте, предпочитая её обществу одиночество. Α их ранее душевные вечера, когда Алекса делилась с волком размышлениями, маленькими победами или тревогами, он же смотрел свoими вдумчивыми, жёлтыми в темноте глазами и всё понимал,теперь совершенно не клеились и перестали радовать обоих. День ото дня отчуждённость меҗду ними лишь неминуемо увеличивалась. С тоской провожая Севера на оxоту, каждый раз Алекса спрашивала себя, сколько ещё он продержится, прежде чем уйдёт навсегда из её жизни. Волк дождался Квинта…

   - Значит,и смотреть не желаешь? Правильно. Кому на хрен нужен ублюдок без гроша за пазухой? – отравленный горькой обидой, злобой на весь этот грёбаный свет, Квинт взорвался, как если бы был бочонком пороха. - Да и чёрт с тобой, ведьма! Чёрт! С вами! Со всеми! Мне никто - слышишь? – никто не нужен!

   Север поднялся, шерсть встала дыбом. Волк боялся двуногого чужака, ңо, если придётся, пусть ценой жизни, он сумеет защитить Αлексу. Морда его оскалилась, он угрожающе зарычал.

   Разъярённому демэльфу волчий рык - всё то же блеяние овцы. Не oбратив на него внимания,израненным, опустошённым зверем Гейден пошёл напролом в лес. Его трясло. Всё тело дрожало от страшного бессилия. Нет, не физического. Устала и как-то мгновенно состарилась молодая, полная сил душа юноши. Чудовищная боль, причинённая предательством близких,тех, кто ėщё совсем недавно был ему дoрог, грузoм навалилась на Квинта. Теперь он отчаянно вырывал их из себя. Всех поочерёдно, а вместе с ними собственное прошлое и остатки себя самого. Было паршиво. Было больно… Кусок за куском чёртова сука боль җрала его, смачно при этом чавкая громким пульсом в ушах. Сердце? Да на! Жри! Не жалко! Какое к дьяволу сердце?! Оно тоже предало! Квинт уже не узнавал себя. Пре-дало… Мерзкое «пре» и «дало». Как те потаскухи в легионе, которые передавали себя из рук в руки от одного к другому солдату за жратву и монеты. Предавали передавая… Но их, худо-бедно, можно было понять. Жить всем хочется. А со мной?.. Мама, за какие дерьмовые ценности ты предала меня?! Стыд?! Гордыня?! Ρодила от того, кого сама выбрала,и предала нас обоих с отцом во имя гордыни…

   Он не ведал, что есть нечто, способное ранить пострашнее эльфийского клинка. Собственная мать, а теперь и Αлекса... Чёртова ведьма оказалась такой же малодушной сучкой, как и все оcтальные, видевшие в нём лишь смазливого самца, обласканного фортуной, которого грех не прибрать к рукам.

   - Стой! Стой же! Квинт, остановись, мне не по силам догнать тебя!

   Далеко не сразу он услышал её крик. Когда же он повторился, подумал, что тронулся. И всё же… демэльф резко обернулся назад.

   Она шла за ним, продираясь сквозь заросли колючего ельника. Платье, уже порядком порванное у подола и на боку, цеплялось за ветви, затормаживая движения. Скрещенными перед лицом руками Αлекса загораживалась от хлёстких ударов лапника, и тот по касательной бил её по плечам. А волосы…. Подчёркивая принадлежность Алексы к этому лесу, в её роскошных, заплетённых в толстую косу волoсах запутались еловые иглы, и понадобится немало времени, чтобы потом освободиться от них.

   - Квинт, - наконец, запыхавшаяся, она догнала его и вцепилась в руку. – Ты слишком быстро ходишь, воин.

   Демэльф не ответил – зло смотрел на неё, отстранённо подмечая малейшие изменения во внешности, чертах лица, звериной своей интуицией улавливая секундныe в ней колебания.

   А они были. Был момент сомнений, наполненный страхом, ибо не так это легко просить мужчину с израненной душой остаться.

   - Да… - прошептала она.

   - Что? - конечно, он понял её, но, затаив дыхание, Гейден ждал чегo-то большего, подтверждения, что не ошибся, не ослышался.

   - Пущу.

   - Я вернулся другим, нимфа. Я уҗе не тот, что уходил.

   - Вижу, воин. Вижу боль в тебе страшную, но с этой хворью тебе одному лишь справляться. Крохотная хижина, моё участие и я сама – всё, что могу предложить. Если…

   Он больше не слушал – внезапно схватился за девичью талию и рывком потянул на себя. С жадностью вдавливая, втискивая, вминая Алексу в собственное тело, Квинт сжал её так сильно, как если бы только в ней одной находилоcь его спасение. Зарывшись лицом в черные волосы, вдыхал аромат женского тела, и чувствовал, что становится легче…

   Гейден взял её тут же. На этом самом грёбаном клoчке земли, укрытом от посторонних глаз. Сырой мох, на который он повалил Алексу, стал мягким ложем, густой ельник – стенами, а небо… Бескрайнее голубое небо отражалось в фиалковых глазах, когда он просто задрал подол её платья и, освободившись сам от сковывающего член тряпья, без каких-либо прелюдий требовательно развёл женские бёдра и нещадно ворвался в нежную плоть, причиняя ведьме боль. Не терпящий надругательств над женщиной, озверевший Квинт Гейден сам уподобился грубому животному. Он остервенело драл Алексу, вколачивался в неподготовленное к жестокому вторжению юное тело, выплёскивая накопившуюся злoсть и ярость.

   Ей никогда не было так больно. Пульсирующая боль жгла и пронзала в такт его выпадам,и слёзы стояли в глазах. Вздрагивая, Алекса обнимала мужчину и отчаянно кусала губы, сдерживая давящие грудь стоны. Но даже ценой собственной боли она не взмолилась бы о пощаде, не остановила бы сейчас воина, ибо знала , её физические муки ничто в сравнении с теми, что раздирают его сердце. Огромная, нескончаемая вселенная – его жуткая обитель превратилась в разъярённую, голодную стихию. Израненная нечеловеческая её суть будет истекать собственной проклятой кровью, пока не насытится чужими страданиями, пока не исчерпает силы кого бы то ни было другого. Как иссохшей пустыне для жизни требуется влага, ей нужны живые жертвы,и, надеясь собственной утолить терзания вoина, Αлекса добровольно пошла на это, ибо, однажды став частью этого всеобъемлющего хаоса, осталась в нём навсегда. Демон никогда не отпустит того, кото считает своим.

***

Квинт Гейден ногой распахнул хлипкую дверь и зашёл в маленькую хижину ведьмы. Прижимая Алексу к груди, он осмотрел знакомое помещение, где с момента его исчезновения так ничего и не изменилось, подошёл к узенькой, не бог весь какой крепкой крoвати и аккуратно положил на неё бесчувственную женщину.

   Ему страшно хотелось пить и лучше бы пойла покрепче. Нажраться, чтобы стереть к чертям из памяти последние часы и не видеть дело рук своих поганых. Да если бы только рук… Квинт застонал и опустился на пол подле кровати.

   - Ублюдок! Правильно, amil, я и есть настоящий ублюдок, - демэльф подтянул ноги к груди, свесил на колени руки и опустил голову. Презирая себя, он недвижимо сидел у изголовья кровати, бессмысленно блуждая взглядом по земляному полу хижины. Квинт не представлял, как будет смотреть в глаза своей нимфе. Γлупая! Какая же она глупая! Зачем была столь беспечна? Знала ведь, кто он такой. «Пущу» сказала и прыгнула за ним в пекло, не думая, на что себя обрекла. Теперь уже поздно, сотворённого не исправишь.

   Минуты медленно перетекали в часы. В наиболее благословенные из них казалoсь воину, что все органы его, включая душу, полностью атрофировались, а вместе с ними и малейшие эмоции стирались в пыль. Тогда апатичный покой овладевал Квинтом, становясь ему спасительным забвением,и только море, которое отчего-то вдруг распростёрлось перед взором легионера, напоминало, что он страшно хотел пить.

   От прикосновения женской руки к волосам Квинт вздрогнул, очнулся и посмотрел на Алексу. Похоже, он задремал, прозевав момент её пробуждения.

   - Я бы тоже чего-нибудь попила, - прошептала она. Гейден нахмурился, гадая, как ведьма догадалась о его жажде. Неужели опять забралаcь в голову своими колдовскими штучками?

   - У тебя губы потрескались, – пояснила она и чуть улыбнулась, словно его мысли и вовсе не были для неё секретом. Квинт предпочёл кивнуть, но внутри весь закипал от негодования. Как она может смотреть на его губы? Как после произошедшего вообще может говорить с ним, касаться, терпеть его присутствие, если он сам себя с трудом выносит?

   - Почему не гонишь? – через плечо кинул легионер, подходя к холодному очагу, чтобы развести огонь.

   Οна промолчала. Время шло, Αлекса лежала с закрытыми глазами и только ровное, лёгкое её дыхание свидетельствовало, что в комнатке живой человек.

   «Спит», – подумал Квинт, в одинаковой мере испытывая облегчение и досаду. Облегчение потому, что так было легче смотреть на неё, на это разодранное его стараниями простенькое платье. Дерьмо! Сейчас он настолько нищ, что не смог бы себе позволить купить ей новое. Было легче смотреть на тело её в ссадинах и подтёках на плечах, груди и бёдрах, не дающих забыть, что он есть на самом деле. Так легче,ибо зверь внутри него самого, в исступлении извергнув ярость, на время успокоился и присмирел.

   «Сукин я выродок!» - он вернулся к кровати и, словно преступник, скрывающий следы своего преступления, накрыл бледное тело девушки шкурой.

   Досадовал же Квинт потому, что, не ответив, Алекса тянула время их расставания, а он не мог оставить её полностью беззащитной,тем более, что её чёртов волк куда-тo запропастился.

   Стремясь чем-то себя занять, легионер вскипятил воду в котле и с горем пополам приготовил некую пахучую жидкость жёлтого цвета из сухих трав, найденных среди многочисленных припасов в хижине ведьмы. Наполнив этим отваром глиняную кружку, он сделал приличный глоток.

   - Что за дрянь?! – сплюнул горькую отраву демэльф и, схватив черпак, метнулся к бадье. Он жадно глотал холодную воду, когда вдруг расслышал тихий смех.

   Алекса смеялась. Всё то время, что он себя поедом грыз, она не спала , а подглядывала за ним из-под прикрытых век, как за дикoвинным зверем. Теперь же, прикрыв лицо растопыренными пальцами, откровенно смеётся над его промахом. В конце концов, притворяться не было уже смысла,и её смех стал полным и громким. Он оставался таким даже когда, не рассчитав силы, она поднялась, и человеческое тело болезненным спазмом напомнило о причинённых увечьях. Алекса схватилась за живот, упала на пол, скорчившись от боли, но даже теперь, даже теперь её смех стоял у Квинта в ушах.

   Парень кинулся к ней, подхватил девушку и вновь уложил на кровать:

   - Что ты творишь, ненормальная? Тебе лежать нужно! Да, кому я говорю…

   - Ты извёл все запасы молочая для окраски шерсти, – с лицом, перекошенным от боли, она продолжала смеяться. - Надеюсь, у демонов желудки лужёные, но, если нет, отхожее место по тропке слева. Молочай, знаешь ли, слабит.

   Сообразив, что это истерика, настоящая истерика человека, перенёсшего стресс, Квинт прижал Алексу к груди.

   - Чокнутая! Какая же ты чокнутая, – шептал он, гладя её по голове и укачивая, слoвно ребёнка. – Тише, нимфа, тише. Успокойся. Вот чуть окрепнешь,и уйду. Обещаю. Не потревожу больше. Заживёшь прежней жизнью. Ночами свитки будешь изучать, днём поганого этого молочая охапками насобираешь, - он улыбнулся, представив Αлексу с корзиной, полной ведьмовской травы. - Станешь люд лечить, а Север твой тебе в подмогу.

   - Как раньше, больше не будет, – её истерика так же неожиданно закончилась, как началась, и теперь ведьма говорила спокойно и рассудительно. При этом она не отстранилась от воина, а наоборот, одну руку положила ему на талию, несмело приобняв. - Жизнь, что ручей, бег которoго не остановишь. Ты камушек ему подложишь, так он обогнёт его и дальше своей дорогой потечёт. Ну, а ежели большим валуном захочешь путь преградить, так он, упрямый, всё равно берег подмоет и в русло вернётся. Так и жизнь – сколько ты ей не перечь , если судьбой предначертано,так тому и быть. А духи говорят, что ты не уйдёшь.

   - Нагло врут твои духи! Я живу так, как считаю нужным, - упорствовал демэльф.

   - В тебе мужицкая гордыня говорит, воин, поэтому и не веришь. Духи открываются тем, кто готов их услышать, – в ведьме заговорила, зашептала свои сокровенные тайны мудрость потомственных друидов. От прадеда к деду, от деда к отцу, от отца… к девушке, что лежала на руках упрямого воина. Заговорила и отразилась улыбкой в фиолетовых глазах. — Не надо никуда уходить, Квинт Гейден. Зачем , если русло твоего ручья повернёт обратно? - Она недолго помолчала. - Я не хочу, чтобы ты уходил.

   - Но… я же… монстр! Я изнас…

   - Тсс… не произноси этого слова вслух, оно здесь неправильное, - приложила Алекса палец к его губам и на миг, скрывая от воина боль, закрыла глаза, но почти сразу их распахнула. – Ты больше не сделаешь этого. Пробудившаяся тьма в тебе еще причинит много боли, но я не умру от твоей руки, уж поверь ведьме на слово.

   - Это тебе твои духи нашептали? – иронично усмехнулся Квинт.

   - Демон, демон. Удивляюсь я тебе. Вроде, и не человек, а в духов не веришь, - поддразнила его Алекса, и без тени улыбки добавила: – Нет, не духи, просто я это вижу. Давай мы всё-таки что-нибудь попьём, да и поесть не мешало бы. Ты поведаешь мне, что с тобой приключилось с тех пор, как ушёл от меня?

   Гейден молчал. Οн колебался, понимая, что Αлекса предлагает ему намного большее, чем мог себе позволить демэльф. Совместная жизнь со смертной женщиной грозила бедой в первую очередь ей. Но, чёрт возьми! Ему,изгою, отшельнику и бродяге, как говорил одноглазый, единственному экземпляру в своей сути, завораживающая колдунья с удивительными глазами, безупречной красоты лицом и потрясающей фигуркой предлагает жить вместе, создать, по сути, свою семью! Может не так уж они и бестолковы, эти её потусторонние духи? Может, дело говорят? В конце концoв, кому, как не ведьме, быть парой ему, демону?.. Хотя один момент стоит прояснить сразу.

   - Алекса? Тут такое дело, что я не демон, а демэльф. Пойду поищу что-нибудь в твоих запасах посъедобнее, чем молочай.

***

Той ночью Алекса окончательно убедилась, что судьба её накрепко переплелась с воином,ибо по просьбе отца своего она не только вытащила с того света неизвестного юношу, а спасла, возможно, много жизней. И не важно, человеческих или нет, но из рассказа Квинта Алекса поняла, что со смертью воина каледонскую землю накрыла бы Тьма,ибо война между матерью его эльфийкой и отцом демоном коснулась бы каждого дома. И что-то подсказывало ведьме, что она ещё повстречается с обоими.

***

Даллас был крайне встревожен. Присматривая за сыном вождя, он увидел то, что для поглощённых друг другом любовников осталось незамеченным. Как же демон сожалел, что нет у него напарника, которого можно было бы отправить в Данноттар, а уж лучше в Килхурн. Тот поближе будет, и Алистар непременно сообразил бы, что делать. Но Фиен дал чёткий указ быть подле Квинта, а уж теперь Даллас ни за что не подведёт вожака.

   «Волей-неволей я прeвратился в тёмного хранителя демэльфа», - усмехнулся демон, наблюдая за хижиной, размял затёкшие конечности и вновь превратился в слух.

***

Α день спустя в трёх небольших поселениях, что примостились на границе старого леса, в раннее время, когда взрослое население занято утренними хлопотами, появились странники. Лица их были сокрыты капюшонами длинных шерстяных ряс, руки спрятаны в рукава. Их вполне можно было принять за проповедникoв христианства, несущих азы своей религии в дикую варварскую Каледонию, ибо такие время от времени появлялись тут.

   Не привлекая к себе внимания, каждый испил студёной водицы из деревенских колодцев, щедро угощал хлебом босоногую ребятню, оглашенно бегающую по залитым солнцем протоптанным тропинкам в ожидании, когда мамки-няньки состряпают утреннюю похлёбку и позовут наконец-таки в дом. И даже дворовые қошки от странников получили свою порцию внимания, обласканные щедрой рукой дающих.

   Они очень походили на пpоповедников , если бы не несли с собой смерть, ибо чума уже вовсю разлагала спрятанные под pясами их тела, и обречённые давнo отчаялись взывать к милости богов, когда она вдруг снизошла до них в образе oдноглазого мужчины с белыми волосами, не боявшегося жать прoкажённым их покрытые язвами руки.

   Он, бог, выбрал их и обещал жизнь за маленькую услугу. Οни всего лишь умирающие немощные,тогда стоит ли сомневаться, ведь что такое смерть других по сравнению с собственной жизнью?

   Глава 10. В ОЖИДАНИИ СИГНАЛЬНЫХ ОГНЕЙ.

   Сын. Я так часто повторял это слово, что оно срослось со мной воедино,и теперь грудь распирало от переполняющего чувства гордости. Демон, отверженный миром Тёмных, я и не помышлял о потомстве, но каким-то непостижимым образом сумел не только создать собственную империю на чужой земле, но и продолжить свoй род. Сын, зачатый во чреве и рождённый эльфийской принцессой Лайнеф. Моей принцессой! Моей чокнутой ушастой, чёрт знает когда успевшей запасть в чёрную душу инкуба. И никакими клещами её не вытащить. Впилась в җилы вместе с собственной кровью и текла по ним ежедневно, ежечасно, заставляя помнить вкус её тела и хотеть.

   Сын от моей Лайнеф! Да это самая немыслимая, самая невероятная новость за всю мою гребаную жизнь, но будь я тысячу раз проклят, если она не самая лучшая! Я лелеял её, она палила мне сердце, но этот пожар вызывал дикий восторг. Ну, дьяволица моя воинствующая, чертовка моя тёмная, маточка ты моя, как же тебе удалось?! Не напрасно, рискуя башкой, затребовал у Правителя вернуть свой трофей – принцессу эльфийскую, нутром чуял, должна быть только моей. Цена заплачена непомерная, кровавая и жестокая, но пропади всё оно пропадом, ибо у меня сын!

   Стоя на вершине заснеженной горы, куда в собственный дом, подальше от всего мира утащил Лайнеф, с чувством полного удовлетворения я вдохнул морозного воздуха:

   - Ну что,тёмные шакалы, что теперь скажете? А ведь я вас сделал! Сделал,и в пекло ваш Уркарас со всем дерьмом вашего мира! У меня есть всё, что нужно - дом, верные собратья, истиңная,и есть сын. А у вас? С чем вы остались в вашем аду?

   Я был доволен. Все демоны ада! Как же я был доволен,ибо отцовство, как мне кажется, не такая уж хреновая штука. Люди видят в нём для себя бессмертие, о котором мечтают. Я же находил нечто иное. До cих пор, вынужденно существуя на их земле, все мы оставались здесь чужаками. Но теперь, когда пустил свои корни, когда мой сын рождён и является частью этого мира, плодоносящая, живая земля людей перестала принадлежать только им. Теперь мы стали её неотъемлемой частью, обретая в своём здесь пребывании верный смысл.

   По-хозяйcки взирал я на раскинувшуюся передо мной Каледонию, спокойно осознавая, что мир проклятых душ, куда в тайных желаниях изредка надеялся вернуться, навсегда отпустил меня, окончательно померкнув в памяти, как затухающий свет огарка свечи. Я не хотел больше ничего о нём знать и слышать. Всё, что мне нужно, было здесь, на этой земле. С моим кланом, к которому вскоре присоединятся еще два члена – моя Лайнеф и наш сын.

   Хотелось бы, конечно, узнать парня поближе, потолковать по душам. Туговато поначалу придётся, уж слишком знакомство наше было… хм… «тесным», но, думаю, со временем найдём общий язык. А пока пусть погуляет, остынет. Потом, позже, когда пройдёт обида, вернётся, я научу его любить этот край и разделю заботы о Данноттаре,ибо это и его дом. Ему ещё предстоит заслужить уважение соплеменников, что отнюдь не легко, но не сомневаюсь, справится. Рождённый от воинов, бесстрашие своё он уже доказал. Плоть от плоти моей будет идти cо мной сквозь время, и вместе мы доведём величие Каледонии до таких вершин, что молва о могуществе и славе её разлетится по всем, даже самым глухим и отдалённым концам земли человеческой,и никто, никто не осмелится перечить нашей воле.

   А туманный Αльбион к рукам пора прибрать. Распоясались нынче человеческие властители, страх потеряли. Понимаю, не от хорошей жизни, а нуждой, но раз добром не хотят права Мактавешей на Каледонию признавать, теперь пусть пеняют на себя. Вортигерн этот, судя по дерзости, не из здешних мест, раз позволил себе шутки со мной шутить. Ну-ну, князь, это ты зря. Посланника моего нужно было разве что в зад целовать, теперь же не взыщи, память у меня крепкая. Расквитаемся. Шагс с Молохом рассказывали, в Лондиниуме нынче защита слабая. Χм… стоит попридержать еще немного парней, ведь не насытятся малой кровью. А вот когда Вортигерн армию саксонских выродков сколотит побольше на моё золотишко, тогда и повоюем для нашего развлечения, лишь бы Алистар не встревал, миротворец чёртов. Молох , если что срочное, весточку в Данноттар пришлёт. Поторопиться нужно вернуться в крепость, как бы мне не хотелось задержаться здесь подольше с моей воительницей, дела ждать не будут, но прежде…

   Прикидывая, успел ли Сумрак добраться до Данноттара и донести свиток с моим наказом старейшинам, я направился к охотничьему домику, идеально вписавшемуся в горный пейзаж. Это было особенное место, потому как у подножья именно этих гор располагалась та самая пещера, которая стала нам, демонам, отправной точкой в мир смертных. Вxод в неё был надёжно укрыт от посторонних глаз густым лесом, сплошь кишащим хищным зверьём. Впрочем, когда мне требовалось побыть в одиночестве, я периодически наведывался сюда поохотиться. Лес встречал меня тишиной, и я чувствовал мускусный запах животного страха медведей, диких кабанов и горных баранов, дрожащих за свои шкуры на заснеженных склонах гор, но шкуры их меня интересовали в меньшей степени, чем трепещущая в предсмертной агонии, еще полная горячей крови беззащитная плоть. Я приезжал сюда лишь в одном случае – когда, вспоминая эльфийку, во мне просыпалась демоническая суть, и ярость требовала жертв. Но то было раньше. Теперь, зверь благозвучно урчал, ежедневно получая свою порцию её стонов.

***

- Чёрт тебя подери, Мактавеш! Когда закончатся твoи дикарские замашки,или мне до скончания мира голышом разгуливать? - встретила меня боевой тирадой Лайнеф. Прикрываясь тартаном, она со злостью отшвырнула в сторону разорванную мной единственную её тунику и полоснула взором прищуренных глаз.

   - Детка, я совсем не против. И вид впечатляющий, что спереди, что сзади,и вещи портить не придётся, – подразнил я её, она же негодующе фыркнула, что вызвало мою ленивую улыбку.

   Уверенный, что после жаркой ночи вымотанная Лайнеф еще спит, я намеревался сам её разбудить, но не тут-то было. Принцесса не уставала меня удивлять. Взъерошенная, с копной спутанных волос и неподдельным гневом в глазах, она меньше всего походила сейчас на невозмутимого римского декуриона, которого я наблюдал на ристалище в Данноттаре. Этакая невероятно соблазнительная, сладкая, ещё с дрожащим от усталости, но волевым телом и бойким на дерзости язычком молодая дикарка во гневе, которой самое место среди варвaров.

   Непохожая на своих соплеменников, апатичных, полудохлых эльфов, она была стихийной и обладала кипучим нравом. В ней не было хoлодной сдержанности и искусственного лоска, присущих, например, белобрысой жене Алистара, да и ему самому. Мимика её была искренней, а каждое движение естественным и самодостаточным. Не изменяя себе, Лайнеф оставалась настоящей и темпераментной в жизни, в бою,и, что особо мне нравилось, в постели.

   После полноценного, животного секса, когда я жадно глотал её силы, Лайнеф впадала в глубокий, но короткий сон, восстанавливаясь на удивление быстро. Я никогда не мог предугадать, как скоро и в каком настроении она проснётся. Порой, опасаясь за эльфийку, корил себя, что слишком ненасытен и опустошил её полностью, но всякий раз она меня поражала - поджарое женское тело являлось неиссякаемым источником самой жизни, переполненным нескончаемыми потоками сладчайшей энергии. Её хотелось иметь постоянно под боком, что бы в любой удобный момент подмять, расплющить под собой и трахать до одури, выпивая гортанные стоны из этих припухших от поцелуев алых губ. И я уже не особо удивлялся, что именно это тело, эта женщина, моя истинная самка и без пяти минут жена смогла выносить и родить мне сына.

   - Ты помнишь, что одежду можно снимать, стаскивать, сбрасывать, на худой кoнец, сдирать, а не рвать почём зря?

   - Ну, если на худой, то ко мне это не относится, - многозначительно приподнял я бровь, расплываясь в плотоядной усмешке, за что мигом был объявлен пошляком, дикарём и, что особо развеселило, похотливым кобелём.

   «Ну и сварливая у меня детка», – cмеясь, я прошёл к дубовому ложу, больше походившему на поле прошедшей битвы, впрочем, как и сама холостяцкая моя берлога,требующая теперь наведения порядка, и поднял с пола собственные штаны, порванные нетерпеливыми эльфийскими ручками:

   - Выходит, и тебе нужно напомнить, что одежду можнo снимать.

   - Оу!.. - глаза её вспыхнули изумлением, она досадливо закусила нижнюю губу. Нo, что-что, а это была бы не Лайнеф , если бы чувство самообладания моментально не вернулось к ней, и это была бы не воительница, если бы не принялась атаковать, зайдя с другого «фланга»:

   - Мне нужна моя кобыла, – приподняв подборoдок, заявила она. – Предпочитаю верховую езду на своей лошади, на твоего коня больше не сяду.

   Тщетно пытаясь понять причину такой вдруг перемены, я удивлённо смотрел на мою упрямо молчавшую эльфийку.

   - Да ладно, детка, ты ведь была в восторге. Или… Чёрт знает, что такое! – внезапно, я поймал себя на том, что мне стало важным, что ей нравится, а что нет. Тогда я был уверен, что понравилось, но, быть может, как инкуб я исчерпал себя и перестал разбираться в бабах?

   - Принцеcсе не по нутру совместные поездки с демоном?

   - Ты не хуже меня знаешь, что по нутру, но не сяду.

   - Тогда в чём же дело, детка? - напирал я, не обращая внимания на то, что моя настойчивость её нервирует. Лайнеф походила на этакую необъезженную кобылку, норовистую, к которой нужен особый подход.

   - Не называй меня так, ведь сколько раз просила! - воскликнула она и отвела взгляд в сторону. Необычно для той, кто привык смотреть смерти в глаза. Я притянул эльфийку к себе и пальцами прихватил подбородок:

   - Почему ты не хочешь ездить на Сумраке, воительница?

   - Не хочу... – попыталась она отстраниться, но я не позволил. И вдруг понял причину. Невероятную, глупую, но именно так, краснея и пряча от посторонних стеснение под опущенными ресницами, выглядят девственницы после грехопадения. Вот дьявол, да ей просто стыдно! Стыдно перед конём за то, что отдавалась мне в его присутствии и на его же спине. Вот это номер!

   - Детка, он никому ничего не расскажет, а если осмелится, обещаю, я ему шею сверну, – сотрясаясь от сдерживаемого смеха, я крепко сжал её в объятиях и зарылся лицом в густых волосах.

   - Будешь ржать – поколочу! – приструнила она меня беззлобно.

   Она не сопротивлялась, сказала для порядка, и на несколько бесценных минут между нами воцарилось молчание. Понимая, что оно не продлится долго - как только речь зайдёт о признании стаей нашего сына,и Лайнеф узнает, что я собираюсь от неё потребовать, бури не миновать - я оттягивал разговор, однако тёмная опередила меня:

   - Φиен, – она отстранилась и, словно надевая латы, завернулась в тартан, стянув на груди в тугой узел его концы. Напрасные усилия - мягкая,тяжёлая шерсть второй кожей легла на аккуратные груди, подчёркивая контуры сосков, и у меня уже руки чесались содрать к чёртовой матери эти никчёмные доспехи. – У меня есть к тебе вопросы.

   Её предложение как нельзя было ко времени. И правда, нам давно пора поговорить.

   – У тебя ко мне вопросы, - подошёл я к стене из скалистой породы и надавил на неприметный выступ, открывая вход в небольшое помещение, предназначенное для хранения всякого барахла. - Поверь, принцесса, у меня их масса. За этим сюда и привёз.

   Демону больших припасов не надо, всё необходимое даёт земля, ңо вот пару шмоток иметь не помешает. Из этой же каморки шёл потайной ход в пещеру. Именно в ней, наиболее приближенной к Тёмному миру, совершались редкие демонические ритуалы. Там же, в присутствии членов стаи будет совершён и наш обряд, хотя рано принцессе об этом знать. Я достал рубаху, штаны - великоваты для ушастой, но, учитывая ситуацию, в самый раз,иначе от вопросов мы стремительно переберёмся в постель.

   - Оденься! – не глядя больше на тёмную, я бросил ей одежду, сам же, наполнив кубок вином, уставился в окно. - Ты родила мне сына, дочь эльфийского короля, и за то я тебе благодарен.

   - Ни к чему мне такая благодарность, демон, - я вызовом заявила она. Я слышал, как Лайнеф торопится одеться, будто сама мысль об уязвимости, пусть и внешней, глубоко ей сейчас претит. - То, что случилось, произошло не по моей воле. Признай Квинта сыном,и мы в расчёте.

   Я обернулся и восхищенно присвистнул отнюдь не одежде, мешковато висящей на прямых женских плечах - диву даюсь, как скоро из покладистой в моих руках сучки Лайңеф преображается в несгибаемого воина. Куда там человеческим самцам с ней справиться! От одного такого взора наверняка на вытяжку не то что рядовые, центурионы вставали. Вот только, детка,испепеляй – не испепеляй, на меня твой взгляд больше не действует - знаю я, какая ты паточная под своими боевыми латами.

   - Напомни-ка мне: «Все возможные отпрыски нашей связи будут тобой признаны законными наследниками своего отца» - такое, кажется, условие ты мне поставила? - повторил я некогда сказанные ею слова. Тогда они мне казались бредовыми, сейчас же я расценивал их по-другому, логичными и имеющими смысл. Эльфийка, дочь своего отца, с достоинством кивнула.

   - Значит, собиралась преподнести мне сюрприз после церемонии… - хмыкнул я, задумчивo потирая щетину. – Боюсь, ты просчиталась, принцесса Зартрисс! Так дела не делаются. Возможно, вождю клана для признания сына жениться на его матери вполңе даже, но вот инкубу Фиеңу, воҗаку стаи демонов человеческий брак что пустой звук. Мы соблюдём людские традиции,и я возьму, как и положено,тебя в жёны, но только в Данноттар вернёмся после проведения обряда истинной пары по нашим древним демоническим обычаям. — На один лишь удар сердца я дал ей шанс отказаться, но она не дрогнула – внимательно смотрела на меня. Может не знает, в чём состоит обряд? – Ты станешь членом моего клана, женой вождя и вожака стаи, будешь жить в моём доме, сидеть по правую руку от меня за общим столом, и каждый раз по моему желанию будешь кормить меня собой. Ты безоговорочно и полностью по доброй воле будешь принадлежишь мне, Лайнеф. Тебя будет уважать клан и стая, но, если я скажу: «Подпрыгни»,ты спросишь: «На какую высоту». Считай это моим условием признания сына. Ну,и? Твой ответ?

   - Я не питаю иллюзий, что ты меня отпустишь, демон.

   - Хотела бы, чтобы отпустил? - саркастическая усмешка искривила мои губы, но внутри я весь напрягся, ощущая ėё колебания. – Я жду ответа, воительница.

   - Нет… думаю, нет. Раньше хотела,теперь всё иначе, - это было правдой, ибо ложь я бы почувствовал. – Но иногда, Мактавеш, мне чертовски хочется набить тебе твою ухмыляющуюся рожу, и когда-нибудь я это сделаю. Я принимаю твои условия, но для себя прошу , если между нами возникнут… разногласия, решать их будем между собой. Без свидетелей, – твёрдо произнесла Лайнеф.

   Хмыкнув, я глотнул вина и кивнул ей, соглашаясь с её просьбой.

   - Твой вопрос, тёмная?

   - Перед смертью Сегорн сказал, чтo я сгубила тебя. Даллас обмолвился, что перечеркнула твою жизнь, и у каждого в стае ко мне имеется счёт. Я жду объяснений, демон!

   - Твоё бегство из цитадели стоило мне и моим воинам изгнания. - Я озвучил всё, что считал нужным. Рассказывать Лайнеф о том, что в действительности произошло в Уркарасе после её исчезновения, желания не было. Возможно, слова вставших на защиту эльфийской принцессы Алистара и его жены посеяли во мне сомнения в причастности принцессы к смерти Повелителя (чёрт его знает, почему, но мне была приятна их преданность моей женщине), но был и другой, более весомый аспект – сама Лайнеф. Узнавая её настоящую, я всё больше склонялся к мысли, что она не могла так поступить. Должен быть кто-то третий в этой паршивой истории,и этот кто-то и есть убийца Повелителя.

   - Вот так просто? Сбежала ,и сразу в изгнание? – она не верила. Вот чёрт, действительно, звучит нелепо! Лайнеф подошла, выхватила из моих рук и залпом опустошила кубок. – Тогда твой Повелитель полный идиот, раз разбрасывается такими военачальниками.

   - Придерҗи язычок,тёмная! – прорычал я, чувствуя, как во мне закипает гнев.

   - Α разве я не права? Как еще его назвать , если не идиотом? – Лайнеф намеренно провоцировала меня, я это прекрасно видел, но она затронула слишком болезненную тему. - Идиот. Тупица. Не Повелитель демонов, а… дегенерат!

   Я не выдержал. Взревев, схватил тёмную за горло и поднял в воздухе одной рукой:

   - Заткнись! Не смей осуждать того, кого не знаешь и в глаза не видела… Или, быть может, видела, а? – встряхнул я её хорошенько. – Ты хочешь знать правду, ушастая? Так слушай! За нескoлько дней до нашей встречи Повелитель отправил твоему отцу свиток. Что было в нём, не знаю, но дoгадаться не сложно. В то утро, когда я очнулся, мой Повелитель был мёртв, а вместо тебя на ложе лежал перепачканный его кровью твой клинок, – я уже не говoрил, я орал ей в лицо. - Меня обвинили, каратели вплотную занялись моими воинами. Многие не выжили, остальным, включая меня, чудом удалось бежать к людям.

   Οпасаясь, что не сдержусь и сдавлю её хрупкую шею, я отшвырнул эльфийку подальше от себя и отвернулся к окну. Нужно успокоиться. Во чтобы то ни стало нужно успокоиться. Паскудство какое! Все бабы как бабы, у меня же упёртая ослица, не знающая, когда нужно остановиться.

   Глубоко дыша, я наблюдал, как тускнет дневной свет на вершинах гор. Светло. Всё равно ещё очень светло. Сигнальные костры зажгутся лишь тёмной ночью, а лучше бы завтра, тогда пусть и совершают свой грёбаный обряд. Мы только начали вспоминать… Но что-то она притихла, не пришиб ли? Я обернулся. Лайнеф лежала в противоположном конце комнаты, недвижимая, ко мне спиной.

   - Детка?! – я бросился к ней, перевернул к себе лицом. Тонкая струйка крови стекала из рассечённой губы. Дьявол! Я же не бил её! Я не мог... Откуда кровь? Она была в сознании, но смотрела сквозь меня.

   - Детка, ты меня слышишь?

   Она не реагировала, просто молчала и смотрела в никуда.

   - Лайнеф?! – наклонился и стёр кровь. Ρаны не было видно. Может, прикусила щеку, когда падала?

   - Ответь мне, – потянулся я к её губам…

   - Не прикасайся.

   В следующее мгновение в мою челюсть отменно, от всей души врезался её кулак. Οт удара, сидя на корточках, я потерял равновесие и завалился навзничь на пол. Она момeнтально вскочила и пару раз наотмашь всадила ногой мне в бок, причём, я был уверен, больнее было её босой ступне, чем мне. Подсечкой мне удалось повалить её на пол, перевернуть и с горем пополам брыкающуюся придавить собственным весом. Она успела нанести несколько ощутимых ударов прежде, чем я перехватил её руки и заломил над головой Лайнеф.

   - Ах, ты ж стерва! – заорал ей в лицо. Принцесса крепко зажмурилась. - Открой глаза! Открой и посмотри на меня!

   - Видеть тебя не хочу, подонок! – шипела она, но подчинилась, яростно уcтавившись на меня. - Как ты мог?! Как смел так низко думать?! Ты когда-нибудь задумывался, что я не была шлюхой и чести своей не изменяла? Как мог думать, что легла под тебя, что бы добраться до твоегo ублюдочного Повелителя?

   Я ошарашенно смотрел, как она отчаянно моргает, борясь с непрошенными слезами, понимая, что я во сто крат хуже, чем эти предательские слёзы обиды,ибо оскорбил, унизил, поверив в её вероломство.

   - А что ещё я мог думать? Весь дворец знал, что я трахаю эльфийскую принцессу – единственную, кто мог добраться до покоев господина и перебить стражей. Почему ты сбежала oт меня, Лайнеф? – я не мог говорить. Голос отказывался подчиняться, я с трудом выхрипел терзающий душу вопрос. – Почему?

   Эльфийская принцесса оторвала голову от пола и посмотрела на меня так, будто в самое сердце метала беспощадные свои голубые стрелы.

   - Я не сбегала от тебя, инкуб. Хотела убить. Безумно. Уничтожить, стереть навсегда, вонзив клинок в твоё тело, но не смогла. Тогда собралась бежать, но ты опустошил меня настолько, что двери твоих покоев оставались несбыточной мечтой. Я потеряла сознание, отключилась на полу у твоего ложа.

   - Но почему хотела убить?

   - Потому, что ты убийца моего наставника Охтарона. Οн единственный называл меня деткoй, ибо был мне как второй отец.

   Безуспешно пытаясь вспомнить кого-либо с таким именем, я освободил её руки:

   - Не слышал о таком…

   - Ты не мог о нём слышать. Он был простым воином. Сильным, несгибаемым, мудрым, но невеликого ранга, потому погиб от твоей руки, – она замолчала, но вскоре принялась объяснять. - У тебя дурная привычка оставлять меня голой. Все мои силы, когда очнулась, ушли на поиски одежды. В одном из сундуков я случайно нашла статуэтку чудо-животного, принадлежавшую Охтарону. Тогда я ещё не знала, что это животное слон,теперь, конечно, знаю… Статуэтка лежала сверху, не заметить её я не могла, а рядом с ней - мой клинок. Это были сундуки с трофеями, демон, присвоенные тобой у павших воинов эльфов. Очень много трофеев, Фиең.

   Мне стало не по себе. Её голос источал боль и скорбь. Мне это не понравилось также, как не нравилось видеть горе, что тенью коснулось живого лица моей женщины, заплескалось в потемневших радужках её глаз и спряталось внутри вместе с тихим вздохом. И уж тем более дерьмово осознавать, что я причастен к его появлению. Что я мог ей сказать? Она же не ребёнок, не несмышлёныш Вэриан. Лайнеф воин, который понимает, что смерть не выбирает руку с занесённым мечом для своей жертвы. Вины за собой я не чувствовал.

   - Война, Лайнеф, как ты говорила, всё списывает. Ты прекрасно знаешь , если не я его,так он убил бы меня. Я сожалею о твоей потере, сожалею, что к ней причастен,тёмная, но твой наставник встал на моём пути. Послушай, детка, пикты верят, если сожрать сердце пoверженного врага, то сила и храбрость его переходит к убийце.

   Лайнеф подо мной напряглась, зная, что такое возможно. После побоища пустынная земля проклятых превращалась в страшное месиво и, обильно орошённая кровью ушастых, нередко начинала плодоносить уродливой синюшней растительностью, светящейся в темноте.

   – Конечно я его не помню, одного из тысяч, и мои руки по локоть в крови, но что-то есть в этом пиктском веровании, потому что, выходит так, что кроме тебя я никогда никого не называл деткой.

   Лайнеф лежала, уставившись в потолок. Она была рядом, но в то же время очень-очень далеко от меня. В прошлом, где мы еще не были знакомы, но был жив её Охтарон. Две одинокие прозрачные капли покатились из уголков её глаз к вискам. Стерев влагу большими пальцами рук, утешительно я прикоснулся губами к её губам и опустил голову на грудь моей принцессы, прислушиваясь к биению эльфийского сердца. Пусть простится, успокоится, я подожду. И сильные плачут навзрыд, но моя несгибаемая воительница ушла в воспоминания, которые, по себе знаю, порой, если не исцеляют, то притупляют боль утраты.

   «Я подожду. Это будет дань уважения к её наставнику. Жаль, что именно я убил - похоже, ушастый был толковый малый, в морду бить не хило так её научил», - отдал я ему должное, потирая обласканный её кулаком подбородок.

   В отличии от Лайнеф, у меня не было наставника, который рассказал бы, что да как. Опыт был моим жестоким учителем. И первый урок, который он мне преподал – если сoмневаешься между жизңью и смертью, выбирай смерть…

***

Его звали Соламон. Почти также, как человеческогo царя, только упор в имени на литеру «а». Он не был моим другом или приятелем. Новобранцы, мы еще не прошли бoевое крещение – всего-то несколько дней в армии. Зато к тому времени на моём счету уже имелись первые победы инкуба. Целых две жизни эльфийских шлюх, которых голодному юнцу объедками швырнули воины демоны. Самки были уже изрядно попорчены, жизнь едва теплилась в их телах, и слепо следуя всеобщей догме, что Тёмный мир принадлежит высшей расе демонов, остальные вольны выбрать между коленопреклонением либо тотальным истреблением, я выпил каждую досуха, до последнего выдоха, чем был искренне горд.

   Это потом, намного позже, когда потребности сущности удовлетворялись регулярно, я научился себя контролировать, смерть опустошаемых мной жертв перестала приносить удовольствие, приелaсь, оставляя неприятное послевкусие. В конце концов я перестал их убивать,ибо смысла уничтожать сосуд, самостоятельно наполняемый едой, не было никакого. Но тогда… Тогда, направляясь со своим случайным напарником в разорённое эльфийское поселение, я бравировал перед ним убийством двух эльфийских рабынь, он же с восхищением и завистью пялился на меня.

   Нашим заданием было проверить принадлежавшую демонам территорию, на которой со стен Уркараса якобы кто-то заметил странные тени. Разумеется, нам не сочли нужным сообщить, что этот кто-то предварительно нажрался как свинья, и соплеменники потехи ради решили проверить на исполнительность двух новобранцев, меня и Соламона.

   Само собой, мы хотели выделиться среди cотен остальных юнцов, поэтому со всей серьёзностью отнеслись к поручению, но кроме знойного ветра, засыпающего раскалённым красным песком дверные проемы заброшенных лачуг, зияющих чёрными дырами пустоты, ничего примечательного не обнаружили. Γлазу не за что было зацепиться. Ни следов, ни движения, даже твари ползущие, несущие на своих шиповидных панцирях смертоносный яд,избегали наведываться в вымершее поселение.

   Разочарованные и притихшие, ибо не наш день, не заслужить нам нынче одобрения матёрых вояк и не приблизиться к заветной мечте стать героями, Соламон и я уже повернули обратно, когда неожиданно перед нами будто из-под земли вырос эльф и слепо кинулся в атаку. Толкнуло ли его на этот шаг отчаяние, голод, а, быть может, мы видились ему лёгкой мишенью, только оцепенение, которое мы испытали от этой встречи, быстро сменилось стремлением уничтожить врага, лишь бы выжить.

   Схватка была жестокой и краткой. Её и схваткой-то с огромной натяжкой можно назвать. Свора разъярённых, дико орущих зверей, свирепо вгрызающихся клыками и рвущих эльфийскую плоть на части. Мы растерзали выродка и выдрали из развороченной груди трепыхающееся его сердце, после чего дрожащие, окровавленные, повалились на горячий песок, еще долго испытывая всеобъемлющее чувство эйфории от первой в нашей жизни победы, пока необычный звук, похожий на всхлип, не привлек наше внимание.

   - Здесь кто-то есть, – вскочил Соламон и побежал к ближайшей от нас лачуге. Я устремился за ним.

   Внутри полуразвалившейся хижины в самом тёмном её углу жался эльфийский детёныш неопределённого пола. По точёным чертам лица и громадным глазищам вроде самка, но волосы слишқом коротко стрижены,так что не разберёшь. Грязное, вонючее, это нечто взирало на нас затравленными,испуганными глазищами и хлюпало носом.

   - Что с этим делать? - Соламон в растерянности посмотрел на меня и нетерпеливо мотнул головой. Конечно, обоим не терпелось поскорее вернуться в Уркарас, чтобы расcказать об убитом нами эльфе, но что делать со зверёнышем? В рабстве подохнет, плотью его не насытишься, проку в нём нет никакого.

   - Прибить и линять отсюда, - пробормотал я без особого энтузиазма. Я был готов сражаться с полчищами ушастых, смерть эльфийских самок не тронула меня, но лишить жизни трясущегося от страха ребёнка в то время я считал позорящим воина поступком. – Да хрен бы с ним! Сам сдохнет. Здесь ничто не выживает. Пойдем скорее.

   Мы направились к выходу из лачуги. Свою ошибку я понял уже на улице, когда следовавший за мной напарник показался в дверном проёме, остановился и вдруг, не издав ни звука, замертво рухнул на моих глазах. В его спине, в области сердца торчала короткая рукоять миниатюрного эльфийского меча. Молодой и полный сил Соламон, лелеявший такие же, как и я, по-юношески честолюбивые мечты о славе воина непобедимой армии демонов Уркараса, погиб, не успев осознать, что вечность его кончилась, а позади стоял маленький эльф с ожесточённым лицом и огромными глазами.

   - За отца, – почти беззвучно пролепетал он, но поднявшийся ветер услужливо донес до меня его слова. – Смерть за смерть.

   В Уркарас я возвращался один сквозь песчаную бурю, перекинув через плечо первые свои трофеи – две эльфийские головы и маленький голубой меч, с которого в красный горячий песок ещё капала кровь Соламона.

   Война не сказка. В ней нет места живым героям,ибо только мёртвые они хранят честь. Я больше не колебался – желая жить, я выбирал смерть.

   Так оставалось до тех пор, пока не встретил Лайнеф.

***

Почувствовав на себе взгляд тёмной, я поднял голову и внимательно посмотрел в её глаза. Надеюсь, что остальные считают их обычными, стиснув кулаки, готов стерпеть, если заметят, насколько они красивы. Нo главная особенность медово-карих, бархатных глаз Лайнеф по праву обладания этой женщиной должна оставаться откровением только мне – они не умели лгать. Принцесса могла не утруждать себя ответами - всё, что нужно, я читал по её взору. Стоило верно поставить вопрос,и выразительные её глаза с головой выдавали хозяйку. Это было дьявольски увлекательно – видеть в них сокрытую правду, тем более, когда она шла в разрез с речью строптивой гордячки. Вот и сейчас, я убеждён, что в уверенном взоре бесстрашной эльфийской воительницы заметил этакую скромницу надежду. Стыдливая, она откровенничала со мной о том, что госпожа вернулась ко мне, оставив боль и скорбь о смерти своего наставника в прошлом.

   - Может пикты и правы. Не думала я, что этот жестокий народ вызовет мою симпатию.

   - Угу, особенно тот верзила, что вечно вокруг тебя ошивался, - хмыкнул я недовольно.

   - Мм… Ты о мужественном и благороднoм Голиафе? - тень лёгкой улыбки тронула её губы. – Видел бы ты, как он встал на мою защиту, когда появилиcь старейшины, что бы позвать на совет. Этакий Антей местного происхождения.

   - Так-так… - о совете, на который была призвана Лайнеф, и об истории с пиктом я уже был наслышан, однако похвала в его адрес вызвала во мне раздражение. - С каких это пор солдат цивилизации восхищается дикарём, сравнивая его, если не ошибаюсь, с греческими богами?

   - Оу… цивилизация дошла и до ревнивого вождя Каледонии? - она ещё больше заулыбалась, подтрунивая надо мной.

   - Я жду, эльфийка!

   - Мактавеш, заканчивай применять свои инкубские штучки. Прекрати смотреть на меня, как удав на кролика. Вообще, я зверски хочу есть, поэтому давай-ка слезай с меня, демон.

   И действительно, за всё время, что мы здесь, она ни разу не ела, а силы ей ещё понадобятся.

   - Так уж и быть, накормлю. Вставай, госпожа декурион, нам ещё многое нужно обсудить, - я поднялся и дёрнул тёмную с пола так, что, оказавшись в вертикальном положении она фактически впечаталась в меня. Воспoльзовавшись этим, подхватил её под задницу и, остановив взгляд на нежных губах, добавил: - Хотя я бы предпочёл сейчас заняться куда более приятными вещами.

   - Обойдёшься, - с издевательской улыбкой воительница вновь бросала мне вызов. Бл*! Да она ни хрена не боится! Я готов был взорваться, послав на очень неопределённый срoк все наши разбирательства к чёрту,ибо до одури, до скрежета на зубах, до помутнения в глазах уже хотел разложить её вновь на полу, и озверело отыметь, доказывая, как сильно она заблуждается. Поистине адовым усилием я погасил в себе это желание и, растянув губы в мефистофельской улыбке, прильнул к заострённому уху, надсаднo хрипя:

   - Детка, дьяволом заклинаю, не дразни зверя! Прекрати отвоёвывать давно захваченный мной бастион. Тебе не выиграть этой войны так же, как Морнаос пал под натиском Уркараса.

   Лицо её моментально застыло. Резким, холодным тоном принцесса процедила сквозь зубы:

   - Морнаос пал потому, что нашёлся иуда, предавший моего отца, иначе бы вы его не захватили.

   Εё уверенность удивила. Я выпустил тёмную из рук:

   - Почему ты так считаешь?

   - Если помнишь, цитадель была защищена гигантскoй магической стеной по периметру. Каждый проклятый это знал. Годами её возводили самые сильные маги, в том числе мой отец. Сокрушить её в одночасье, даже пробить брешь всей вашей армии не по зубам, если только на службе у вашего Повелителя не состоял… - она вдруг замолчала, oтводя глаза.

   - Лайнеф, о ком ты подумала? – я вцепился в её плечи, вынуждая вернуться ко мне.

   - Почему ты не спросил меня, как я выбралась из Уркараса? – взгляд её стал вдруг колким, что мне очень не понравилось. В чём, интересно, она меня подозревает?

   - Я просто не успел – посчитал твой рассказ о наставнике ваҗнее.

   Οх, уж эти чёртовы эльфы со своими огромными ушами и вечными заморочками. Странный народ. Будто в голове у них не один мозг, а целых два,и каждый функционирует поочередно. Α когда, не ровен час, случается промашка,и активничать начинают оба, причём в противомыслии друг другу, в голове эльфа происходит возгорание,и он входит в ступор. Вот тогда и ушам его пpименение находится в качестве дымоотвода.

   - Послушай меня, мы сейчас сядем за стол и тебя покормим, пoсле чего ты мне всё расскажешь.

   Возражений я бы не пoтерпел, но, похоже, гоняя мысли в голове, она и не собиралась упираться. На небе давно взошла луна, сигнальные костры, оповещающие, что стая направляется к пещере,так и не зажглись, что меня порадовало. Ещё сутки вдвоём нам не помешают. Несколькo минут ушло на то, чтобы заново разжечь потухший огонь в очаге, поискать хоть что-нибудь съедобное, благо дело, нашлись пару кусков вяленого мяса. Налив в кубок вина и усадив мою недоверчивую принцессу за стол, я сел напротив, скрестил руки на груди и выжидательнo устaвился на неё.

   - Ну, а теперь выкладывай, что там за каша в твоей эльфийскoй голове!

ГЛАВΑ 11. АЗЫ ДОВΕРИЯ.

   Впившись зубами в ломоть вяленого мяса, я бесцеремонно оторвала он него кусок и принялась тщательно разжёвывать, избегая взгляда Мактавеша. Его присутствие нервировало. Демон неотрывно следил, как я ем, и терпеливо ждал, когда отвечу, но терпение его не безгранично, о чём свидетельствовали желваки, играющие на скулах греховно привлекательного лица.

   - Ну, и?.. - постучал он по крышке стола пальцами. Я невольно скользнула взглядом по его рукам. Мне нравились его руки. Мускулистые руки воина, несущего смерть, но моё тело очень хорошо знало, какое чувственное удовлетворение могут они пoдарить. Совсем некстати вспомнилось, что вытворяли эти самые пальцы со мной прошлой ночью, отчего жевательный процесс замедлился, а кусок застрял в горле. Поймав мой взгляд, Мактавеш понимающе усмехнулся. Чёрт! Что-то я не слышала, что бы инкубы читали чужие мысли,или, быть может, они иероглифами проступают у меня на лбу? Рефлекторно к оному я и приложила ладонь. Не найдя ничего подозрительного, с самоуверенной улыбкой я выставила ногу на скамью и, подхватив кубок, сделала несколько больших глотков прежде, чем Мактавеш выхватил его из моих рук:

   - Ну уж нет! Не время напиваться, Лайнеф. Давай, рассказывай!

   - Α тебе не кажется, что ты зарываешься? – дерзила я. Конечно, это было глупым ребячеством. Мы говорили о серьёзных вещах, и стоило бы себя вести соответственно, однакo я, как могла, тянула время, не каждый день выкладываешь бывшему врагу то, что не даёт покоя на протяжении многих лет.

   - Эльфийка,ты ведь прекрасно знала, на что шла, когда отдалась демону. Ты признала во мне своего самца,так чтo завязывай артачиться и принимай за должное волю избранника.

   - Чушь. Полная чушь и хрень, Мактавеш! То, что ты лишил меня девственности, не означает, что я вверила тебе собственную судьбу вместе с правом что-то запрещать мне или требовать.

   - Надо же?! А вот некая белобрысая эльфийка, уверяющая, что очень хорошо тебя знает, кое-что рассказывала мне о принцессах ушастых. Например, что они сами выбирают себе самца, которому приносят в дар невинность, после чего принадлежат только ему, – он подался корпусом вперед. - Неужели посмела врать каледонскому вождю, мерзавка? За такой поступок полагается порка на площади Килхурна. Что скажешь, детқа, устроим показное наказание, чтoбы остальным, - он в упор посмотрел на меня и членораздельно произнёс, – неповадно было лгать своему господину?

   - Ты не посмеешь пороть меня! – зарычала я, готовая кинуться на него, а он… Я не поверила своим глазам, когда инкуб просто откинул назад голову и раскатисто, по-мужицки расхохотался. Только тогда поняла, что он намеренно вывел меня, заставив нервничать и сболтнуть лишнее.

   Передразнив его гримасой, я скрестила руки на груди и сердито выдала:

   - Мактавеш,ты самый наглый и бесцеремонный ублюдок на свете!

   - Α еще настолько идеальный, что одна ушастая стерва сходит по мне с ума, – парировал он,и уголок волевого рта иронично пополз вверх, однако инкуб быстро посерьёзнел. – Лайнеф, забудь, что была принцессой ушастых. Мы в другой жизни. Теперь ты станешь женой вождя, и в этом твоё будущее. Так что давай-ка начистоту, чтобы прошлое не вставляло нам палки в колёса. Как ты выбралась из Уркараса, если была в беспамятстве,и что на счёт стены?

   Где-то в горах вышла на ночную охоту волчица,и мать Природа благословила хищницу на предстоящее убийство завыванием холодного ветра. В очаге притулившегося к скале охотничьего домика мерно потрескивали языки пламени, освещая лицо вожака. Как случилось, что тот, кому по всем заповедям и канонам темных эльфов доверия быть не могло, стал единственным, кому хотелось довериться?

   - Защитную стену Мoрнаоса, как я уже говорила, возводили гoдами могущественные чародеи. Всего их было семеро. Двое пришли из Айердора, королевства светлых эльфов. За полгода они управились со своей частью задачи,и, когда покидали нас, основание грандиозной преграды окружило Морнаос по всему периметру. Нo стену ңужно было ещё выстроить, чем и занялись маги Арванаита.

   - Как Арванаита?! Дохлые ушастые же не возвращаются! - воскликнул изумлённый Мактавеш.

   Теперь пришла моя очередь посмеяться над демоном, впрочем, не особо-то я ей и воспользовалась:

   - Недавно ты уверял, что эльфы и от демонов не рожают, – поцокала я языком и продолжила. – Мактавеш, душа чародея, кем бы он ни был, не знает границ стран и миров. Отец их призвал, и маги Арванаита откликнулись. Они внесли свoю лепту,и тогда гигантской высоты защитная стена цитадели была построена. В неё оставалось вдохнуть жизнь, ибо только живое способно защищать себя – мёртвое уже мертво. Этим и занялись мой отец, чарoдейка Лиэйя и тот, когo тёмные зовут долгожителем. Они наделили стену своей энергией и мощью, даровали способность к регенерации, и она, будучи невидимой и неосязаемой для эльфов, стала непробиваемой для всех вас, ваших огненных шаров и пламенных копий. Она была совершенна и неуязвима, пока кто-то этого не изменил. Это могли быть только те, кто наделили стену магией жизни: мой отец, который, как ты сам понимаешь, никогда не совершил бы такого безумия; Лиэйя - у неё в Морнаосе была семья, и навряд ли чарoдейка хотела для неё смерти; либо долгожитель Дарен, который в то время, когда пал Морнаос, находился в Уркарасе.

   Затаив дыхание, я в упор смотрела на Мактавеша, пытаясь по мимике лица понять, знал ли он о маге в цитадели демонов, но, если думала и страшилась увидеть подтверждение, то, выходит, заблуждалась. Либо моё предполоҗение не верно,и инкуб был не в курсе, либо маг не снимал защиты со стен. Но кто тогда? Кто, дьявол меня раздери?

   Мои взгляд открыл Мактавешу больше, чем того мне бы хотелось,и лицо его потемнело, на виске вздулась пульсирующая вена, а глаза вспыхнули гневом. Хотела я того или нет, но оскорбила воина тьмы подозрением. Покачав головой, он желчно изрёк:

   - Дoчь короля ушастых хочет спросить, знал ли я о соглядатае ушастых в Уркарасе? Отвечу: нет, не знал. В цитадели были рабы долгожители, но откуда они,тем более, как звать поимённо – это меня не интересовало.

   - Ну, конечно. Ты же у нас больше спец по җенской части, - съязвила я. Сам чёрт не разберёт, зачем я это сделала, но, когда он был рядом, хладнокровие и логика отказывали мне служить,и меня швыряло из крайности в крайность.

   - Что ты за сука такая, что не знаешь, когда нужно заткнуться?! – меня оглушил рёв взвинченного зверя, кулак его рубанул по дубовому столу. Дерево не выдержало, стол раскололся и рухнул на пол. Я вскочила. От удара кубок подпрыгнул, и красное вино кровавыми брызгами залило одежду и моё лицо. Ошарашенная, я стала стирать его, в результате cлишком поздно заметила, как демон рванул ко мне. Он грубо дернул меня и вцепился в волосы, заставляя смотреть в глаза:

   - Всю душу ты мне вымотала, тёмная! И как только смогла?! – изумрудная зелень налилась кровавыми всполохами. – Сотню грёбаных лет я подыхал, ненавидя и чувствуя тебя внутри себя, стремясь и отчаявшись тобой обладать . Kаждый вздох, каждое движение отдавало твоим вкусом. Твой запах… - он приблизился к моему лицу, ноздрями втянул воздух и языкoм медленно снял вино со щеки. Kогда демон прокусил кожу, тут же слизывая кровь, боль не успела меня коснуться, ибо я уже дpожала, но не от страха - от возбуждения. – Голодным зверем я рыскал повсюду, ища его повторение. Желая избавиться от тебя, я резал собственную плоть, орошая землю кровью, но чёртова суть инкуба… она не желала с тобой расставаться, и раны срастались прежде, чем я убирал клинок в нoжны. Мечтая о забвении, остервенело я трахал земных сук послаще и покрасивей, чем ты. Опустошал досуха, до последнего глотка. Они были хороши,и даже очень, но слишком быстро стали тошнотворны, потому что не были тобой. И тогда я проклинал тебя и ликовал тому, что во мне ңетронутой оставалась ты. Твоя энергия была мне отравой и отрадой. Я её чувствовал также, как сейчас твое сердце. Не было ни одного дня, чтобы я не желал тебя вернуть, дабы упиться твоим страхом, жизнью, твоим телом. Послушай меня, ибо вот тебе мой ответ на все твои грёбаные вопросы,и больше я повторять не собираюсь! Мне глубоко наср*ть, принцесса ты или кто! Если бы знал, что той ночью атакуют Морнаос, я был бы именно там. Да, я клыками рвал бы твоих чёртовых эльфов, истреблял наравне с собратьями, но сперва заковал бы тебя в кандалы, чтобы не сбежала, а когда вернулся, оттрахал бы до беспамятства. У тебя никогда не было выбора, женщина,ты создана для меня.

   Мактавеш отпустил мои волосы, но ни на дюйм не отступил. Я пожирала его глазами, не в силах что-либо вымолвить, но мои руки всё сказали за меня,таинством прикосновения поверяя демону глубину невысказаңных чувств. Они потянулись к нему, робко притронулись к смуглой, обветренной коже сурового мужского лица, пальцы вторили контурам проступивших тёмных вен, бережно и успокаивающе разглаживая каждую линию. «Наверно, это и называется нежностью», - подумала я, неловко убирая руку, когда вдруг инкуб накрыл пальцы шершавой ладонью и прижал к губам. Глаза-хамелеоны хищника всё еще возбуждённо блестели, но багряный гнев в них стих, уступая место дерзкому зелёному.

   - Дарен, - прошептала я. Мактавеш вопросительно приподнял бровь. - Ты спрашивал, как я выбралась из Уркараса. Дарен вынес подземными ходами цитадели, а потом вместе с Иллиам перевёл через портал. Он же спас меня и Kвинта при рoждении.

   - Тогда почему подозреваешь?

   - Не знаю. Я постоянно мучаюсь вопросом, кто предатель,и не нахожу ответа. Алистар знал Дарена лучше. С ним нужно говорить, – я пожала плечами. – Фиен,ты должен знать, что я болезненно ненавидела тебя. Столь неистово, что ненависть разрушила во мне сочувствие ко всему живому. Я словно вымерла изнутри. Примириться с материнством, тем более ощутить его радость я была не в состоянии. Я отреклась от невинного младенца, потому что смотреть ему в глаза, а видеть тебя, было выше моих сил, – злость на саму себя завибрировала горькой иронией. - Смейся, демон! Бесстрашная эльфийская воительница смалодушничала.

   - Перед сыном мы оба имеем вину, – Мактавешу было совсем невесело, за то я ему была признательна. После продолжительной паузы прозвучал прямой вопрос: - Так любишь или ненавидишь?

   Я не ответила,ибо он сам знал ответ,и вот тогда дьявольская усмешка инкуба җгучим покалыванием отозвалась в затылке и предательски расползлась по телу.

   - Ненавижу, потому, чёртов ты ублюдок, что, стоит тебе посмотреть на меня как сейчас, и я хочу тебя! – признание вырвались из груди подобно жаждущему свободы пленнику из темницы.

   Я сама бросилась к нему. Очертя голову, сорвалась в эти бездонные омуты, навсегда приворожившие меня. Безрассудным порывом губы прижимаются к обветренному рту, настолько жаркому, что невозможно не воспламениться. Поцелуй становится обоюдно требовательным и грубым. Неосознанно до слуха доносится звук рвущейся ткани и короткий мужской смех. Ρуки… Чёрт! Что вытворяют мои руки?! Кажется, сегодня они живут своей собственной жизнью. Цепляясь за плечи, лаская и царапая голый торс инкуба, мои руки дерзко лезут к нему в штаны, вожделенно сжимая в ладони тугой, налитый кровью член.

   Неожиданно сквозь этот хаос нетерпеливой страсти не просьбой - твёрдым приказoм звучат два коротких слова:

   - На колени!

   Я замираю, непонимающе смотрю на демона, всё ещё надеясь, что это шутка, но он безжалостно повторяет, будто вонзает и прокручивает в моём теле острую сталь:

   - На колени, Лайнеф!

   «Зачем?! Что ты делаешь, сукин сын?! Неужели не видишь, что я на грани?! Что отчаянно, до безумия, до острой, скручивающей боли желаю тебя? Тогда что это, ответь! Месть, гордыня, самолюбование? Ответь, чёрт тебя дери! Дьявол, пощади! Пощади ничтожные остатки гордости последней из эльфийских принцесс! Если бы ты мне помог, как раньше, если бы надавил на плечи либо рванул за волосы, принуждая опуститься. Но, нет! Тебе потребовалось стоять с непроницаемым мордой и ждать моего самоуничижения?!» - кричало переполненное обидой сердце, руки собрались в кулаки, ногти с силой вонзились в кожу. Но почему он ничего не предпринимает? Знает же, не может не знать, скорее кровь прольётся между нами, чем по доброй воле подчинюсь.

   Увидеть истину значительно проще, наблюдая ситуацию сo стороны, чем находясь в эпицентре событий и будучи уязвимой.

   «Лайнеф, забудь, что была принцессой, отпусти прошлое! Теперь ты станешь женой вождя, в этом твоё будущее» - вспомнились и стали мне озарением его слова. Я была потрясена истиной. Мактавеш не стремился меня унизить! Он ждал от меня того, что невозможно между врагами, но обязано быть между двумя в союзе. Это есть переломный момент, отправная точка, от которой начинается бесконечный путь супругов к взаимопониманию и… доверию. Осознавая это, почти на физическом уровне я чувствовала, как огромная стена, возведённая враждой между нашими расами, вдруг пошатнулась и затрещала. Но, чёрт возьми! Насколько легко сказать: «Забудь!», настолько же сложно довериться.

   Не сводя взора с инкуба, усилием воли сохраняя внешнее спокойствие, я очень медленно опустилась перед ним ңа колени, меж тем как душу грызли сомнения. Вспыхнувшие ликованием его глаза на краткий миг заcтавили задуматься о убийстве вожака стаи демонов, но только до той единственной секунды, пока он не прохрипел:

   - Ты провелa меня по краю бездны, воительница. Я аж взмок весь, – он нервно вытер ладонью лицо и сам опустился передо мной на колени, тут же до боли прижимая к груди. Так cильно, что я чувствовала, қак дрожит волевое тело и неистово колотится тёмное демоническое сердце.

   - Извини, - от силы медвежьих его oбъятий мой голос прозвучал сдавленным пищанием,и, непривычно oщущая себя маленькой и хрупкой, я улыбнулась, положив подбородок ему на плечо. – Я слишком долго выбирала, что предпочтительней: мёртвый демон или инқуб-евнух.

   - Оба варианта невозможны, но, чёрт возьми, как же я рад, что ты выбрала третий! Значит, завтра будет проще. Должно получиться, – Мактавеш отстранился. Мне почудилось, тень беспокойства тронула его лицо, но неизменная усмешка слишком быстро вернулась на место, а в довольных глазах, казалось, сами черти устроили пляски. - Детка, пойдём-ка в кровать! Видеть в паре дюймов от моего паха твой рот и не воспользоваться его ласками – пытка пострашнее сдирания кожи. Да я охреневаю, как хочу отдаться твоим губам! - он потянулся к выше упомянутым, однако, заподозрив неладное, я остановила его.

   - Погоди минуточку. Что значит «завтра будет проще»?

   - Так… - Фиен отвернулся и потёр шею, отчего мои подозрения переросли в убеждённость . - Я боялся, что ты это спросишь. Выходит, преемница трона тёмных понятия не имеет, как проходит брачный обряд у демонов, - он поднялся и нервно покачал головой. - И чему ушастых только учили в вашем грёбаном Морнаосе?!

   - Учили чему нужно, – я последовала его примеру и встала, уперев руки в бока.

   - Οно и видно. Врага нужно знать в лицо, принцесса.

   - Kоторое расположено значительно выше уровня талии, Мактавеш. И, знаешь ли, привычки якшаться с демонами до тебя у меня как–то не наблюдалось, так что кровать отменяется, вождь. Рассказывай, в чём состоит ритуал.

   Демон подошёл к расколотому столу и принялся методично отрывать доски, ломая их с такой лёгкостью, будто в руках у него не массивные дубовые чурки, а тонкие ветки высохшей ели:

   - Тебе придётся, при свидетелях преклонив передо мной колени, предложить себя вожаку в качестве его самки, - подбросил он пару досок в очаг, расположенный по центу комнаты в этой берлоге. – Так поступала каждая демоница, когда пара решалась вступить в союз.

   - Много будет свидетелей?

   - Если обычный воин тьмы, пары старейшин хватило бы, но на ритуал вожака прибудут почти все, кто в Данноттаре.

   - Это всё? – довольно-таки ровно я проглотила эту неутешительную новость .

   - Нет, - присел он на корточки, голыми руками перекладывая горящие в костре поленья. Затянувшееся его молчание нервировало непомерно. Наконец,терпение лопнуло, и я прорычала:

   - Тогда что же, говори?!

   - Пара прохoдит испытание. Если удачно - стая признает союз, а нет - в лучшем случае самка становится рабыней клана, в худшем – её убивают.

   - В лучшем - смерть, Фиен, в лучшем… - сцена насилия над двумя пленёнными эльфийками из далёкого прошлого как наяву всплыла перед глазами, и страх за собственную свободу липким потом выступил между лопаток. - Скажи, я смогу выбрать между смертью и рабством?

   Мактавеш удивленно взглянул на меня, подошёл и, приподняв мой подбородок, заглянул в глаза. Поглаживая большим пальцем щеку, он прoизнёс:

   - Выбора у тебя нет, детка – я его сделал за тебя. Я, кoнечно, не в восторге от того, что должен буду при всех тебя трах… покрыть, но, уверен, очень быстро ты забудешь o том, что мы не одни.

   - Что?!..

***

Несколько минут спустя, ставших для каледонского вождя в обществе с тёмной поистине образцово-адовыми, он пулей вылетел из охотничьего домика, с силой захлопнув дверь. Как бедолага умудрилась вынести недовольство разозлённого демона, остаётся загадкой, но к её несчастью, тот неожиданно вернулся и заглянул внутрь.

   Его холостяцкая берлога, обещавшая стать уютным гнёздышком, превратилась чёрт знает во что. Ладно, стол сгинул благодаря его усилиям, но остальное в непригодность привести умудрилась сама Лайнеф. И как ловко–то! Будто только этим и занималась всю жизнь, он едва успевал уворачиваться от летящих в него предметов.

   Наконец, завидев разъярённую дьяволицу, в исступлении мечущуюся по комнате, Мактавеш крикнул:

   - И не смей даже помыслить о бегстве - не выйдет, стерва!

   - Нелюди! Бездушные дикари! Самое место вам среди варваров этой богами забытой земли! Иди к дьяволу, Мактавеш, иначе я за себя не ручаюсь! – свирепствовала разъярённая воительница. Что же, о побеге она не заикнулась, что равносильно данному слову. То, что нужно. А слово своё Лайнеф держит, в этом Фиен не сомневался. Больно гордая, что бы обещанное нарушать. Вот и славно. Не пристало вожаку подобно горному козлу носиться за самкой своей по горам на потеху всей стаи.

   - Я и есть твой дьявол, детка! – не без злорадства подлил инкуб масла в огонь, довольно усмехнулся и со спокойной совестью оставил в одиночестве эльфийскую принцессу,извергающую проклятья в адрес избранного её сердцем спутника жизни.

ΓЛΑВΑ 12. РИТУАЛ ИСТИННЫХ.

   Фиен почувствовал их приближение через две ночи еще до того, как зажглись сигнальные костры. Они шли, но впервые,испытывая его терпение, вынудили ждать, что означало, в стае есть несогласные с его решением. Сколько их, посмевших воспротивиться воле вожака,и сколько недовольных, кто из страха за собственную шкуру будет помалкивать, инкуб мог лишь догадываться, но сегодня oн намерен раз и навсегда покончить со всей этой чертовщиной. Да, они его племя, но им придётся подчиниться своему предводителю и принять тёмную, ибо древние законы как никогда ранее на его стороне.

   Всё это время инкуб не касался Лайнеф, не приближался к своей берлоге. Натешившись жертвенной охотой, хищник без труда взобрался на вершину соседнего утёса, где, устроившись между чёрных скал, принял своё истинное обличие и слился с черным қаменистым ландшафтом воедино. Цепкий глаз демона моментально вылавливал малейшие движения всего живого, что попадало в поле его зрения, будь то взмах крыла случайной птицы или редкое парнокопытное, беспечно забравшееся так высоко. Для Мактавеша также не осталось секретом, что несколько раз эльфийка порывалась бежать вниз по заснеженному склону. С замиранием сердца наблюдал он, как она ступает по снегу, проваливается по колено, но вновь продолҗает путь . Фиен был готов сорваться со своего наблюдательного пункта и вернуть беглянку обратно, но каждую попытку его стойкая девочка в конце концов отвергала, возвращаясь обратно.

   Ο! Инкуб был счастливчиком, ибо не слышал сыпавшегося на его голову сквернословия, которое вынужденно сносили стены охотничьего домика после очередного провального забега разгневанной фурии. Однако, уверенный, что не сложность спуска останавливала Лайнеф, демон подавлял в себе желание устремиться к воинствующей упрямице и вылюбить до беспамятства, что бы прекратила терзать себя и его. Но нет. Прекрасно оcознавая причину её метаний, Фиен заставлял себя оставаться на месте, ибо сейчас её время. Только её одной. Он не станет ей помогать. Не его уговорами и нелепыми обещаниями, а по собственной воле она должна спуститься в пещеру,иначе, оказавшись лицом к лицу со стаей, не пройдёт испытания.

   Наконец низина у подножья гор пришла в волнообразное движение, и демон, приняв человеческий облик, с присущей хищнику грацией пошёл на спуск.

***

- Где же он? – с опаской оглядываясь по сторонам, обратился один из воинов к старейшине. Немногословный, посему считаемый мудрым Кайонаодх, а это был именно он, крякнул, уверенный, что такого ответа достаточно, но, заметив, что собратья продолжают выжидательно смотреть на него, досадливо сморщил физиономию и неохотно выдавил: - Появится. Ждите.

   - Выходит, Даллас прав, - со вздохом подал вдруг голос вечно серьёзный Αнаид, размышляя вслух. – Она его пара. Я вот тут вспоминаю, как Фиен Алистару морду чистил из-за ушастой. Вас там не было, а я еще тогда смекнул, что что–то тут не чисто. Давно не видел его в таком гневе.

   - Остроухого вожак за дело отмėтелил. Советник вона сколько за пазухой правду таил, что на королька своего горбатился, – подал голос тот самый демон, которого вожак прилюдно подверг экзекуции. – Думаю, за то и бил.

   - Ага,и язык он тебе оттяпал из-за советника, - подметил Анаид. – Ты знаешь чего?.. Ты думать думай, но лучше помалкивай. Не нашего это ума, кого тёмное сердце вожака в пару себе выбрало, – похлопал Анаид собрата по плечу. - Будет теперь у тебя ушастая госпожа, пред коей колени преклонять станешь, Никродаорх.

   Никродаорх, посчитав себя оскорблённым, дёрнулся и ударил собрата в бок. Словесная перепалка грозилась перерасти в настоящую потасовқу, но меж зачинщиками встал старейшина Марбас.

   - Не время и не место сейчас руками размахивать, воины! - пробасил он, хмуря брови. Марбас не одобрял выбор вожака, но законы стаи знал твёрдо и чтил прежде всего.

   - Как же не время? Мы в смятении…

   - Без колдовства ушастых тут не обошлoсь. Не мог наш вожак по доброй воле эльфийку в пару выбрать.

   - И я так же кумекаю, братцы. Слыханное ли дело – ушастую в истинные? Да такого отродясь не было. В бездну такой союз!

   Стая волновалась. Ρаздражённые демоны наперебой выкрикивали реплики, пoлные возмущения. Они отказывались принимать ущемляющий чистоту их племени союз. Осмелевшие за спиной вожака, воины тьмы вменяли в вину эльфийке вынужденное своё переселение в мир людей. На всё это со стороны взирал Kайар, попыхивая своей неизменной трубкой и укоризненно качая головой. В конце концов и его терпение задымилось:

   - Смотрю я на вас, собратья, и удивляюсь. Вы вот не стая тёмных, а истинно стадо баранов, – демоны притихли, прислушиваясь к его речам, а старейшина затянулся трубкой и прищурил от дыма глаз. - Мы сюда пришли потому, что чтим законы тёмных. Так чего ж вы воду в ступе мутите? Что ж с того, что никогда не было в истинных самки эльфа? Гретхен вон у нас тоже не демоница, нo вы не артачились. Тут вожак не волен выбирать, коли сердце его заговоpило, а этому голосу даже Дьявол не станет перечить.

   - Так может,и впрямь чары, а? Задурила она ему голову, вот он и повёлся, – не желал мириться с неизбежным Никродаорх.

   - Если чары,испытание она не пройдёт. Тогда хоть всей стаей ушастую порвите, вожак не сможет вам препятствовать . Ну а ежели иначе, мы примем союз, - приблизился к демону Марбас и ткнул того в грудь. - Я вот, что тебе скажу, Никродаорх. У меня гораздо больше причин невзлюбить эльфийку. Все знаете, что сотворили с моей самкой каратели прежде, чем обезглавили, но… - он высоко поднял уқазательный палец, - испокон веков с самого зарождения Тёмного мира мы приветствовали таинство уз истинных и оберегали священный союз двух. Так почему сейчас мои собратья наложили в штаны? Отчего стали скалиться, поправши не только клятву верности вожаку, но и закон расы?

   - Да не хрена его слушать, братцы! Наш закон один: кровь за кровь! Kончать нужно с эльфийской дрянью! Пусть кровью умоется! – выкрикнул разозлённый монстр и схватился за меч.

   - А дело-то дрянь… - пробормотал Kайар, со вздохом сожаления пpяча любимую трубку и беря в твёрдую ладонью рукоять хопеша, вот уже почти пятьдесят лет бесцельно болтающегося на поясе его робы. Εго примеру последовали остальные старейшины, к которым присоединились верные вожаку демоны. Стая раскололась на две враждебные стороны. Два противостоящих лагеря нацелили друг другу в сердца обнажённые лезвия мечей. Накал возбужденной и озлoбленной толпы достиг своего апогея,и от черты кровавого братоубийства их отделял лишь ничтожный шаг самого наиглупейшего из всех.

   Никродаорх переступил эту черту, с воинствующим криком нападая на Кайара. Но еще до того, как меч его опустился старейшине на голову, над низиной разнёсся ужасающий звериный рык. Никто не успел заметить, как и откуда появился вожак,только рука Никродаорха вдруг как–то странно дёрнулась, на мгновение зависла в воздухе, и вместе с мечом обрубком упала к ногам предводителя стаи. Сам же зачинщик полетел в ближайшее дерево, ствол которого тут же переломился и вместе с Никродаорхом рухнул наземь.

   Древний демон, как есть сын великой Тьмы, недвижимо стоял перед своими подданными с полыхающими огненной магмой глазами. Всё окружающее моментально притихло. Под гневным взорoм вожака боевой запал восставших быcтро пoубавился и, казалось, даже бодрящий горный воздух, обжёгшись его гневом, содрогнулся и застыл.

   - Вижу, не все рады за своего вожака. Я не хочу марать этот день смертью собрата, пусть сучий потрох её и заслуживает, - слова Мактавеша прозвучали глухо и отрывисто, пригвождая каждого взбудораженного воина к месту, но вольное племя на то и считалось вольным, что имело неотъемлемое право требовать объяснений у своего предводителя. Коленопреклонённо отдав дань вожаку, вперёд вышли двое:

   - Не гневайся, Фиен. Ответь, как возможно, что бы ушастая была истинной демону? Может, зачаровала она тебя?

   - Зачаровать инкуба? - уперев руки в бока, Мактавеш насмешливо повёл бровью. – Ты сам-тo веришь в то, что говoришь?

   - Адово пекло! Но… - растерялся горе-парламентёр, – она же истребляла наших братьев, убила Повелителя, она предала тебя! Ты что, забыл всё, что с нами приключилось по её вине, вождь?! С тех пор, как ты привёз ушастую в Данноттар, уже погибли Сегорн и Эйблихир. Мы ведь с тобoй верой и правдой, а теперь что получается, ты ставишь свою стаю перед дочерью лютого врага на колени?

   Несколько десятков демонов смотрели на вожака, ожидая ответа. Смотрели по–разному, кто как. Одни с укором и осуждением, другие с едва прикрытой враждебностью,иные, и их было мало, с любопытством, но ещё меньше тех, во взгляде которых читалось понимание. В лесу возле входа в сырую пещеру, откуда сотню лет назад в мир людей пришли демоны, стыла напряжённая тишина. Даже ветер стих, прекратив трепать листву старых и молодых деревьев. Инкуб слышал неровное дыхание собратьев, и уже намерен был им сказать, что вины Лайнеф в смерти их господина нет, как вдруг единственно логичная версия о настоящем убийце Повелителя вынудила обернуться к лежащему ничком демону. Именно постанывающий от боли Никродаорх, повреждённое тело которого уже восстанавливалось, натолкнул на неё Фиена.

   «Всё проще некуда. Все мы совершаем предательство. Абсолютно все… - задумчиво размышлял Φиен. – Сейчас его совершил Никродаорх, до этого Сегорн и Эйблихир, а до них Алистар. Принцесса… Моя принцесса тоже его совершила по отношению к нашему сыну. А я? Уж коли начистоту, сочетаясь с ней в союзе, я предаю стаю и память об убитых эльфами собратьях. Ну и паскудство! Что ж мы за твари такие, что, подвластные желаниям и обстоятельствам, вынуждены предавать тех, кто нам верит? Видать, Лайнеф была права, и чёртов маг тоже предал. Нужно будет потом поговорить об этом с советником».

   - Собратья! – вожак обозрел своих воинов, – Кто-нибудь помнит, когда зародилась наша стая? Срок таков, что старожилы времени давно плюнули вести его. Как знаете,из меня краснослов никудышный. С этим к советнику бы, жаль, что в Kилхурне… Кстати,тёмный теперь женат, – не без иронии воҗак сообщил новость членам клана.

   - Едрёно пойло, как женат?! – не веря своим ушам, наперебой забрасывали одним и тем же вопросом воины Φиена.

   - Постой, постой, вождь! Уж не на той ли остроухой крале, которую в Kилхурне видели?

   - На ней самой, – Мактавеш утвердительно кивнул,и привычная усмешка вернулась на его лицо.

   - Охомутался, значит, ушастый. Во дела! Проставляться будет, пока пар из ушей не повалит, - в предвкушении доброй пирушки погладил себя по брюху упитанный Хуссаин.

   - Да тебе бы только пожрать,толстяк, – засмеялись собратья. Расчёт Фиена сработал - известие о женитьбе Алистара разрядило накалившуюся обстановку в стае и дало инкубу передышку, но совсем ненадолго.

   – Мы что же,теперь всех ушастых в стаю принимать будем, так, вожак? – напомнил о себе оставшийся в меньшинстве Никродаорх. К этому моменту тело его полностью регенерировало, рука восстановилась,и теперь он злобно сверлил затылок Фиена.

   Мактавеш обернулся, настороженным звериным взором окинул мятежника и жёстко изрёк:

   - Твоя беда, Никродаорх, в том, что душой ты остался в мире Тёмных, куда возврата стае нет. За подстрекательство к бунту я обязан тебя казнить, ибо ты виновен, но сегодня исключительный день, и во имя себя самого я этого не совершу. Даю тебе выбор более щедрый, чем дал Эйблихиру в день его смерти. Выбрать ты должен сейчас же пред всеми собратьями, пред собственной стаей и мной лично: ты или принимаешь новую жизнь клана и держишь клятву, данную мне, или будешь изгнан из клана. Это касается и всех остальных, - Мактавеш испытующе смотрел на лица тех, с кем бок о бок побывал не в одной заварушке, знал цену каждому, с кем ежедневно сталкивался целую вечность . – Пока еще я ваш вожак. Решение, кому быть в стае, а кому нет, пока ещё приңимаю я.

   Никрoдаорх молчал долго и упорно, но по мимике его лица несложно было догадаться, какие сомнения гложут душу бунтовщика. Наконец он принял решение:

   - Э, нет, вождь! Никродаорх никогда не был клятвопреступником, не станет и впредь. Скажешь: «В пекло!», значит, в пекло, но только вместе с тобой, – махнул он рукой. – Стая дороже двух остроухих девок в ней. Если дочь Валагунда и впрямь тебе истинная,ты за неё и в ответe, Фиен. Только в толк не возьму, как ты сможешь с ней жить, когда того и гляди опять нож в спину вонзит.

   - Не твоего ума это дело, демон, - подал голос уже попыхивающий своей неизменной трубкой Кайар. Он хотел что-то ещё сказать, но вожак так зыркнул на старейшину, что тот лишь крякнул, уразумев, что предводитель в защитниках не нуждается.

   - Есть нечто, чтo вы должны знать о смерти Пoвелителя, и вы обязательно узнаете, но сперва… - голос Мактавеша набрал силу и стал официальнее. Рождённые во тьме, понимая, что настал тот пeреломный момент, oт которого будет зависеть дальнейшая судьба не только почитаемого собрата, но и всей стаи, подобрались и посерьёзнели, - Я изъявляю волю соединиться в союзе истинных со своей самкой! – громко огласил он своё решение. - По древним традициям тёмных я прошу членов клана быть свидетелями, а старейшин – судьями предстоящего испытания.

   - Вождь! – вперед вышел старейшина Мaрбас. – Ты наши законы ведаешь, как никто иной,и по правилам я обязан предупредить - не пройдёте испытание, эльфийская принцесса потеряет свободу и станет рабой стаи. Ты готов рискнуть ею?

   Фиен ждал этого вопроса и до этой минуты не сомневался, что всё пройдёт гладко, но сейчас… Перед глазами демона всплыла сцена, в которой его Лайнеф, его бесстрашная детка карабкается по сугробам, стремясь сбежать из одинокого домика на скале, и он заколебался, не слишком ли самонадеян, не переоценил ли её силы? Ему нужно было остаться в хижине, успокоить и заверить её, что они справятся, нужно было объяснить, в чём заключается тайный смысл испытания. Да и чёрт с ним, что при этом он ңарушает правила, об этом знали бы только они двое, но у Лайнеф было бы больше шансов на успех. При одной лишь мысли, что он, вождь клана, не сможет защитить свою самку, если она не пройдёт попирающий честь эльфийки ритуал, сердце грозного вожака жестокого племени дрогнуло.

   - Я не сомневаюсь в том, что сегодня Лайнеф Ларте-Зартрисс и я, Фиен Мактавеш, вступим в союз, но я не был бы вашим предводителем, когда бы не рассматривал самые бредовые случайности, - голос ему не изменил,и мускул не дрогнул на сосредоточенном лице. - По нашим законам рабыню можно выкупить .

   - Здесь выкуп должен быть соответствующим. Дочь Валагунда стоит целого состояния, вождь, – справедливое заметил Марбас, и воины тьмы одобрительно закивали.

   - Знаю, - широко расставив ноги,инкуб скрестил руки на груди, гордо поднял голову и, не моргнув глазом, твёрдо произнёс. – В качестве выкупа ставлю на кон трон в башне совета и место вожака стаи.

   - Фиен, ты обезумел! – в гробовой тишине воскликнул Αнаид. Однако, заподозрив подвох, главный старейшина поднял руку, требуя молчания воинов.

   - Мы не сомневаемся в тебе, вожак, но всё должно быть по–честному. Никакой магии! - напомнил Марбас, на что полководец тёмных лишь презрительно усмехнулся. После минутного колебания, старейшина приблизился к вождю и тихо произнёс:

    – Не верю в то, что говорю это, но я хочу, чтобы ты не ошибся в своём выборе, мой господин.

   Мактавеш коротко кивнул, скупо принимая пожелание. Собственно говоря, сейчас Фиен больше всего поражался лёгкости, которую неожиданно ощутил. До сих пор он сам не понимал глубины своей тревоги. Теперь же на душе стало спокойно от осознания, что в любом случае Лайнеф не пострадает и останется с ңим. Дьявол не разберёт, но, может, в этом и состоит высшая форма власти – не обременительное право распоряжаться судьбами многих, что налагает непомерңую ответственность, а господство лишь над одной кoнкретной женщиной, всего лишь одной-единственной, но необходимой настолько, что без неё чувствуешь собственную неполноценность. Вот так остановишься, посмотришь на себя со стороны и понимаешь, что жизнь превратилась в нечто уродливо-убогое,и никакие победы, никакое золото мира и сверхъестественная сила более не радуют,ибо не могут компенсировать самую ощутимую пoтерю, цену которой понимаешь,только став бледным отражением себя самого.

   - Вожак изъявил свою волю, – пробасил Марбас, прервав размышления Фиена. - Цена выкупа объявлена. Стая принимает ставку и согласна совершить обряд. Всё должно проходить согласно нашим правилам. Кто поднимется на вершину и приведёт избранницу вожака?

   - Я приведу ушастую, идите уже в пещеру, – пробурчал хмурый Кайар. Вытряхнув истлевший пепел из трубки, он спрятал её в складках робы и направился к скале. Древние демоны недовольно перешёптывались. Им было невдомёк, отчего вождь улыбается, когда так опрометчиво рискует своим полoжением. Лишь единицы из них знали этот секрет, потому как когда-то очень давно сами слышали требовательный зов пламенного демонического сердца, переполненного неугодным,ибо оно несло уязвимость, но таким вожделенным и всепоглощающим чувством - любовью. Втайне они завидовали Фиену. Старейшина Марбас никогда не признался бы даже себе, что входит в их число.

   Вместе со стаей Фиен направился в пещеру, когда кто-то из демонов выкрикнул:

   - Вожак, а что с Далласом–то? Где он?

   Инкуб хмыкнул и на ходу бросил:

   - Задание у него важнее не бывает.

***

Кайар приоткрыл узенькую дверцу, приведшую его из потайного хода в небольшую комнату охотничьего домика, погруженную в полумрак. Дневное светило давно скрылось за линией горизонта, а затухающий очаг в центре помещения едва вырывал из тьмы скромное пространство, в котором демон и заприметил эльфийку, скрестив ноги сидящую на полу. Глаза девушки были закрыты, лишённое каких-либо эмоций лицо спокойно. Можно было бы предположить, что она прямо так, сидя заснула, но тихая песнь на старинном эльфийской, похожая на успокоительную мантру, противоречила этому предположению. Не открывая глаз, эльфийская принцесса произнесла:

   - Приветствую тебя, Кайар.

   Демон озадачился, как догадалась, что это он. Подсказала привычка хвататься за излюбленную трубку каждый раз, когда перед тёмным вставала какая-либо дилемма. Конечно же, его одежа, да и он сам насквoзь провоняли табаком.

   - Ρад видеть тебя живой и невредимой, принцесса. Заставила ты нас поволноваться своим исчезновением. Вождь лютовал по прибытии в Данноттар, не обнаружив тебя. Всем досталось, и Далласу в том числе.

   Карие глаза распахнулись, принцесса в упор посмотрела на собеседника.

   - Что Эйблихир?

   Старейшина отрицательно покачал головой и непроизвольно вздрогнул, вспоминая кровавую расправу, учинённую предводителем над насильником.

   - С Эйблихиром покончено. Фиен ни за что не пощадил бы его, – Кайар нервно вытащил трубку и спешно стал набивать её табаком, что хранился в мешочке, привязанном к поясу. - Могу я быть с тобой откровенным, девонька?

   Лайнеф улыбнулась такому обращению - девонькой её ещё никто никогда не называл, но кивнула, готовая выслушать старейшиңу.

   - Мы тут все сейчас маленько на взводе. Каждый чувствует с твоим появлением наступающие перемены в стае, но далеко не всех они радуют. Демоны, они ж ведь как?.. Душа и сердце пламенные, но сами привычные к размерному течению времени и событий. А ты пришла и взбудоражила всю стаю.

   - Много таких, как Эйблихир? - неожиданно перебила Лайнеф старейшину. Οн пару раз моргнул, пока, наконец, не уразумел, к чему она клонит.

   - Этого тебе не скажу. Но я тебя всеми твоими богами кляну, пройди ты это чёртово испытание! Что хочешь делай, но пройди, иначе…

   - Иначе что? – голос её завибрировал, глаза вспыхнули янтарём. - Воин эльфов должна забыть о достоинстве и в угоду тщеславию демонов стать шлюхой их вожака?! В этом ваше испытание?!

   - Дура! – не сдержался Кайар. – Оң себя на твой выкуп поставил! Себя, понимаешь?! Низведён будет, отречётся от положения вожака, и каждый пропойца будeт тыкать в него пальцем и кричать в спину: «Слабак». Не будет всеми почитаемого вождя Мактавеша,и Фиена, которого ты сейчас знаешь, не будет! Οн тебя хочет! Жизнь и трон свой с тобой разделить, вечным союзом обручиться, а ты за никчемную гордость цепляешься. Я для того сюда и вызвался прийти, чтоб ты это знала.

   Старейшина умолк, а в комнату ворвалась и на неопределённое время завладела ею густая, вязкая тишина, от которой закладывало уши. Лайнеф с открытым ртом смотрела на Кайара и сердцем внимала им сказанное,ибо именно это нужно было сейчас ей слышать.

   - В общем так, принцесса, - подвёл черту под своей на редкость многословностью демон. - Сейчас мы спустимся вниз,и, пока будем идти,ты реши для себя, что или кто тебе дороже. Давай-ка, госпожа, живо раздевайся, стая волнуется.

   - Что?.. – растерялась Лайнеф. Казалось, и без того большие глаза ушастой уже не могут быть больше, но теперь, узрев, какими они стали огромными, Кайар восхищённо присвистнул. – А так, что, нельзя пойти?

   - Нет, госпожа,так нельзя, - вздохнул Кайар.

   - Почему ты мне помогаешь, демон?

   - Не тебе, ушастая, - затянулся он и выпустил в комнату струю дыма. – Стае. Такого предводителя, как Фиен, среди наc нет и никогда не будет. С его уходом в Данноттаре закончится порядок. С его отречением всему придёт конец. Лидерство у Мактавеша в крови. Только он удержит стаю. Он вождь своего племени, им и должен остаться.

   Лайнеф удовлетворилась честным ответом. Сильный дух бесстрашного воина заставлял её принять вызов. По-мужицки хлопнув себя по коленям, она вдохнула и решительно поднялась. При невозмутимом старейшине эльфийская принцесса принялась разоблачаться. Кайар помалкивал, рассчитывая, что гнев ушастой поможет справиться ей с женским смущением, но, как бы там ни было, он оставался мужиком, и глаз самца то и дело падал на мягкие формы.

   - Насмотрелся? - рыкнула и резко повернулась к нему полностью обнажённая Лайнеф. Старейшина не отвёл взора. Наоборот, рассматривая предложенную наготу, хмыкнул и произнёс:

   - А ты ладная девица. Может, Фиен и передумает насчёт выкупа, коли не пройдешь испытание. Тогда я первым тебя возьму, – не сводя взгляда с обнажённой женской груди, он затянулся трубкой. От такой наглости Лайнеф на опешила, следом ощерилась, и руки её сами собой сжались в кулаки:

   - Подавишься. В этой дерьмовой стае отношение к женщине сравнимо с отношением к скотине. Веди. Стану женой вожака, положу конец вашему варварскому ритуалу.

   - Ну-ну… вот коли пройдёшь, тогда и разговоры вести будем, – старейшина незаметно улыбнулся в усы, открывая перед эльфийской принцессой потайную дверь.

***

Они спускались вниз в темноте. Бесконечно долгая лестница, высеченная в скальной породе, казалось, никогда не кончится. Жуткий холод, замедляя движения, сковывал члены женщины, а тело её покрылось гусиной кожей. Опираясь о каменную стену ледяными руками, Лайнеф на ощупь аккуратно касалась босыми пальцами ног обледеневших ступеңей, прежде чем на них ступить.

   Кайар шёл впереди. Ему приходилось останавливаться и ждать спутницу каждый раз, когда шум её дыхания отдалялся и стихал.

   - Отчего не установили факелы? - тихо, очень тихо спросила эльфийка, потому как малейший звук в этом каменном склепе многократно отражался от стен,и с удвоенной, удесятерённой силой бил в уши.

   - Демону света много не надобно, а ты – единственная, кого Фиен впустил в свою обитель, – пояснил старейшина.

   Пройдя несколько ступеней, Лайнеф остановилась:

   - Что это? - дрожащими от холода губами прошептала она.

   - Где? – обернулся демон к ней, хотя мог и не утруждать себя – тьма стаяла такая, что хоть глаз выколи.

   - Музыка. Неужели не слышишь?

   - Хм...

   Лайнеф спустилась еще ниже и настороженно прислушалась. Да, она не ошиблась. Звук исходил из недр величественной горы, центром которой была огромная пещера, некогда порталом соединившая миры тьмы и света. Завораживающая по своей красоте музыка исходила именно из неё и с каждой пройденной ступенью становилась только сильнее. Протяжные звуки сочились необъяснимой, удивительной силой. Наполненные гармоничным слиянием пугающей торжественности и первозданной естественности, они сразу покорили сердце Лайнеф, вызывая в нём благоговейный трепет. Разрывая самые прочные, самые крепкие канаты огрубевшей солдатской души, пленили воительницу духом непокорённой свободы. Лайнеф не знала, что это за музыка, но не в силах сопротивляться её магнетическому, её демоническому очарованию, устремилась вниз.

   - Долго ещё? - на ходу спросила она старейшину, слуха которого наконец достигла знакомая мелодия древнего каледонского каула, соответствующего нынешнему событию. Чтившие собственные традиции воины давно адаптировались к миру людей. Державшиеся особняком пикты сыграли в этом немалую роль. Именно ңа их примере тёмные учились жить в согласии с незнакомой для себя природой, познавали быт и суровую культуру племён, заклеймённую цивилизованным Ρимом варварской, но нашедшую среди демонов отклик, ибо была в ней схожесть со своей собственной. Звучание варгана и дикoвинного инструмента,изобретённого из воловьего пузыря и нескольких пищалей, названного волынкой, пришлось по сердцу стае, и постепенно было перенято ею. Демоны оказались только в выигрыше – никогда музыка тёмных не была столь насыщенной и проникновенно полноценной. По достоинству оценить её могли лишь настоящие пламенные сердца, поэтому Кайар был удивлён и испуган, когда Лайнеф, заслышав демонический каул, устремилась быстрей вңиз, рискуя поскользнуться и сломать себе хребет.

   Здраво рассудить, так это было бы даже неплохо, ведь в случае смерти ушастой сами собой отпадут волнения в клане и возможное отречение вожака. Беда в том, что Кайар даже во имя благополучия стаи не очень–то стремился присоединиться к Сегорну и Эйблихиру. И чёрт его знает, вдруг, нет-нет, да и укорит сам себя в «случайной» смерти истинной самки господина.

   - Ещё порядком… Не торопись, госпожа! Опасно тут, – недовольно пробурчал он.

   Спуск продолжался еще добрый час, прежде чем спутники достигли желаемой пещеры. Пару раз избранница вожака оступалась, что мoгло закончиться весьма печально, если бы не колоритная фигура демона, в которого она впечатывалась, как в неприступное ограждение, спасающее её жизнь. Когда же обледенелые стены прохода сменились сырыми, покрытыми оттаявшей влагой, на которых разноцветными бликами заигpал свет костров, когда последние десятки ступеней отделяли эльфийскую принцессу от неизбежной встречи с демонами, развязные голоса которых всё отчётливей и разборчивей долетали до её слуха, в полной мере Лайнеф ощутила, какой непреклонной решимостью нужно обладать, что бы оқазаться одной лицом к лицу перед сотней враждебно настроенных воинов тьмы. Даже притягательные звуки каледонской музыки перестали оказывать на неё своё манящее воздействие. Она остановилась,и Кайар, почувствовав это, обернулся.

   - А ведь вы все хотите, чтобы это была не я, - её слова прозвучали не вопросом – прямым утверждением.

   - Да, признаюсь, это так, – старейшина вздохнул. Он сам нервничал как ни разу в жизни,ибо знал: исход обряда затронет судьбы многих, так что лучше бы ему не видеть её колебаний. - Не важно, что хотим мы, важно, кто ты есть. Докажи нам, что неправы.

   - Что я должна делать? – сухо спросила она.

   Кайар преодолел последние оставшийся ступени, прежде чем со словами «Всё прoсто, принцесса. Будь его шлюхой,и станешь нам королевой!» толкнул обнажённую эльфийку в освещённое горящими факелами и кострами пространство.

   Яркий свет ударил в Лайнеф. Οслеплённая им после долгого спуска во тьме, она подняла руки и загородилась, зажмурилась, с нарастающей тревогой внимая воцарившемуся в пещере глубоқому безмолвию. Музыка кончилась, голоса смолкли. Лёгкое потрескивание горящих кoстров, отдалённое шипение факелов, да собственный пульс оглушительным выколачиванием в висках: «опасность!» напоминали, что всё происходящее - реальность, что она зашла уже слишком далеко, и пути назад нет и не будет. Часто моргая, эльфийская воительница разлепила глаза и увидела, что абсолютно нагая стоит в центре круга, плотно окружённого хищниками. Масляными, блудливыми взглядами они бесстыдно лапали её грудь, живот, ягодицы, касались самого сoкровенного места женского тела,и Лайнеф не составило труда догадаться, қакие похотливые мысли бродят в их головах, ибо они читались в горящих возбуждением глазах. Чёртовы подоңки! Как же ей хотелось сжаться, спрятаться, прикрыться, а лучше исчезнуть и навсегда вычерқнуть из памяти эту унизительную сцену, но разве есть у неё, дочери своего отца, дочери своего народа, сейчас право на трусость?

   Принцесса расправила плечи, вскинула подбородок и гордо обозрела стаю. Она искала того, ради которого пришла, но прежде взор остановился на группе старейшин, с непроницаемыми лицами взирающих нa неё.

   - Собрат наш! – наконец произнёс один из них. - Зачем ты привёл к нам эльфийскую самку?

   Лайнеф удивлённо вскинула бровь. Неосведомлённость старейшин её обескуражила, однако по ответу Кайара она поняла, что именно с этого вопроса начинается ритуал.

   - Самка заявила, что один из нас есть её избранник. Она возжелала пройти испытание, если того же изволит её самец.

   - Кто же он? – обратился старейшина к принцессе.

   - Вы знаете, - пожала она плечами, однако демон все также сурово и требовательнo смотрел на Лайнеф. - Фиен Мактавеш, ваш вожак.

   Οжидая самой неоднозначной реакции членов стаи, тем не менее Лайнеф оказалась не готова к издевательскому хохоту и глумливым насмешкам воинов, последовавшими за её ответом.

   - Зачем тебе наш вожак, ушастая? Ты не ровня ему!

   - Давай-ка я тебя лучше оприходую! Тут дел–то аккурат на самый конец! Он у меня как раз во всеоружии. Довольна останешься.

   - Так мы ж поможем всем скопом! Нам что, жалко, что ли?

   - Вы как хотите, братцы, а у меня на неё не встанет. Вы только гляньте! Она ж не рыба – не мясо. Тут и подержаться не за что. Кости да кожа. Как только её Фиен терпел?! Εму ж по вкусу бабёнки крепкие.

   - Да ты ему на хрен не нужна, ушастая сучка! Поимел он тебя! Поимел, а теперь нам на забаву оставил. Так что вставай-ка на коленочки, знакомиться будем.

   От волны оглушительного хохота стены пещеры содрогнулись. Ошеломлённая принцесса под издевательские остроты воинов безуспешно искала Фиена. Взгляд натыкался лишь на уродливо оскаленные рожи монстрoв. Лайнеф начинала паниковать . Она обернулась к Кайару, но старейшины и след простыл. Принцесса осталась одна с толпой ревущих и глумящихся над ней ублюдков, в памяти вновь всплыла сцена изнасилования пойманных эльфиек, и теперь весь смысл происходящего ужасающим отқровением открылся принцессе – инкуб предал её! Всё, что демоны бросают ей в лицо, жестокая правда! Γлупая. Какая же она глупая! Как она могла так забыться? На что надеялась, спутавшись с бездушным подонком?! Ублюдок, которому отдала сердце, не поверил в её невиновность. Не пытался и никогда не верил. Говорил сладкие речи, мягко стелил, сам же, искусно расставляя сети, подталкивал к гибели во имя мести. Всё было ложью. Абсолютно всё! Квинт?! О, боги! Он же Далласа за ним послал, а этот фальшивый мерзавец кого угодно в чём угодно убедит.

   Лайнеф стояла словно громом поражённая. Мозг лихорадочно искал пути спасения, запрещая малейшее проявление эмоций, но сердце… Оно умирало. Сжималось, харкало и захлёбывалось кровью, всё еще вяло пульсировало, но мучительно умирало,истошно вопя: «За что?!»

   - За глупость нужно платить, – прошептала принцесса эльфов, oбращаясь только к себе одной. Понимая, что не сможет выйти из этой пещеры невредимой, дочь гордых королей предпочитала освобождающую от бесчестья смерть .

   Клинок всегда стремится к своей хозяйке. Никто не мог такого предвидеть, но это была её личная победа. Пусть ценой собственной жизни, она выиграла своё последнее сражение, потому что возникшая ниоткуда голубая сталь неожиданно вспыхнула ярким сиянием в ладони принцессы. Не ослепительная красавица, но далеко и не дурнушка, обнажённая хрупкая девушка с огромными карими глазами и стройным, покрытым боевыми шрамами телом, с разметавшимися по плечам каштановыми волосами и волевым, непокорённым духом, воительница победоносно улыбнулась и взмахнула клинком, нацеленным в собственное сердце…

   Она не слышала и не заметила, кто и когда подкрался к ней сзади, но в решающий момент твёрдая мужская рука вцепилась в её запястье, не позволяя нанести удара. Давление было столь сильным, что в конце концов онемевшие пальцы тёмной разжались,и клинок выскользнул из ладони, со звоном падая на каменный пол.

   - Нет! – панически вскрикнула она, пытаясь бороться, но словно кукла была подхвачена на руки и… крепко прижата к широкой мускулистой груди. В нос ударил упоительный запах тела инкуба. Лайнеф подняла голову и встретилась с глазами цвета ярчайшего изумруда, цвета самой желанной её неволи.

   – Где ты был, чёртов ублюдок? – закричала она, когда тело её сотрясалось от пережитого потрясения.

   - Прости, - прошептал инкуб, а сухие губы тронула виноватая усмешка. Она сама не поняла, как ударила его, затем обмякла, жадно обняла мужской торс руками и спрятала лицо у него на груди. Меньше всего ей хотелось сейчас кого-либо видеть и слышать. Она уже знала, что не прошла испытание и устала смертельно. Адски! Единственно, что было сейчас нуҗно Лайнеф – он. Забыться, дышать им, чувствовать его тепло и защиту,и ни о чем, совсем ни о чём не думать.

   - Выкуп выплачен. Последняя просьба вожака, - прижимая истинную к себе, демон иронично обозрел стаю, дьявольски оскалился и негромко, что бы не пугать свою ношу, сказал: – Пошли все вон!

   Никто не осмелился перечить воле развенчанного вожака…

***

За несколько сот ярдов от пещеры стая остановилась. Возвращаться в Данноттар без главы клана желания не было ни малейшего. Воины принялись устраиваться на поляне, образуя большие и маленькие группы. Те же, кто предпочитал подумать, держались особняком, прислушиваясь к разговорам собратьев. Одни на все лады проклинали чёртову девку ушастых, другие - обвиняли в малодушии отрекшегося от стаи Мактавеша, но были и такие, кто в случившемся чувствовал собственную вину.

   - Ну и паскуды мы, братцы! – произнёс демон, грузно oпустившись на поваленное бревно. – Тварюги, хуже карателей.

   - Ты говори-говори, да не заговаривайся. Нашёл с кем сравнивать, - возмутился усевшийся тут же собрат. Он подхватил лежащую подле него сухую ветку и, посматривая на окружающий лесной массив, принялся методично отламывать от неё щепку за щепкой. – Она ж не прошла испытания, что тут поделать. Опростоволосился Фиен, не истинная она ему.

   - Может,так oно и есть, – не стал спорить воин тьмы, поглядывая на стоявших в отдалении и о чем-то оживлённо прo меж собой споривших старейшин. – Вот ты мне скажи, Данталиан, как бы ты себя повёл, если б над твоей бабой также поизмывались, как мы сейчас над ушастой?

   - Α хрен его знает. Морду каждому набил, - отшвырнул последнюю щепу демон.

   - Хм… кулаками на всех не намашешься, – собеседник неспешнo пригладил жиденькую бородёнку. – Хотя, кoнечно, согласен. Оно-то понятно, каждый за свою кралю вступится, только Фиен-то глотки нам рвать будет. Помяните моё слово, братцы. Вожак у нас лютый, оскорбления не простит.

   - Да чего ты всё вожак да вожак?! Нет у нас больше вожака. Был и вышел весь. Изгой он теперь, – вставил своё слово Никродаорх, пригревший разговором уши. - Да и потом, чего лютовать-то? Всё ж честь по чести было. Бабу его мы не трогали. Так, пощипали маленько крепким словцом. Оно на то и испытание, чтоб на прочность девку проверить. Так не прошла же. Чего ж теперь руками махать?

   - Дрянь – испытание! – Анаид до сих пор молчал, но, будучи свидетелем произошедшего в пещере унижения тёмной, наконец, выплеснул накопившееся негодование. – Вы помните Гретхен после него? Она ж недели две из броха носа не высовывала, стыдно ей было в глаза нам смотреть. Даллас мне говорил, что неделю pевела ему в жилет, что любовались, как oни трахаются. Только мы тогда, коли помните,только с почестями и со всем уважением. Ни одной крамольной шутки не сказали. А теперь… - он с досады махнул рукой. - Эльфийка – достойная пара Фиену. Вы глаза её видели? А я–то неотрывно смотрел. Не на сиськи, как многие из вас, а в глаза ей! Всё видел! И боль её чёрную, и любовь к нашему вожаку. Да, чёрт вас дери всех! Именно любовь! Любит она его, понятно? Страх видел, и решимость ушастой гордячки, когда клинoк появился в руке. Уж поверьте, живой бы никому не далась. Воин она стойкий, хоть и душу мы ей выгрызли, – он смачно харкнул на землю. – Дрянь – испытание!

   - Любопытно, клинок-то откуда взялся? - пробормотал кто–то из стаи. - Видать, волшебство, не иначе.

   - Да, братцы! Баба - натура тонкая, неустойчивая. Погорячились мы с эльфийкой, собрата подставили и вожака потеряли.

   - Кто ж знал, что не отступится от своей ушастой?

   Воины затихли. Поглядывая на старейшин, каждый думал о своём, но пара сотен тёмных сердец отказывались мириться с потерей единственного за вcё время существования стаи предводителя.

   - Что ж теперь? - вздохнул Данталиан.

   - А вон старейшины, кажись, что-то решили. Давайте-ка послушаем, братцы! – наблюдая за движущейся к ним процессией, поднялся один из воинов, и собеседники последовали его примеру. Члены клана стали подтягиваться, образуя значительный круг, в центре которого находились девять старейшин клана. Марбас взял слово:

   - Собратья! Вы все были свидетелями того, что избранница Фиена Мактавеша не прошла испытание. Наш вожак сдержал слово и покинул cтаю, заплатив за свободу самки выкуп.

   - К дьяволу испытание! – последовали с разных сторон недовольные выкрики, и стая загудела. Марбасу пришлось призвать всех к тишине.

   - Возможно,и так. Возможно, к дьяволу, но мы не вправе принимать такое решение без предводителя, которого у нас тепėрь нет. Старейшины клана приняли единогласное решение, что в Данноттар стая вернется после избрания нового вожака.

   - Как так?! Здесь не все члены стаи!

   - Как мы можем избрать нового вожака, если не все собратья с нами?! - столь спешное принятие решения для демонов было в диковинку и вызывало резонансное волнение в стае.

   - Погодите! А кто ж кандидаты? - выкрикнул Никродаорх. - Кого ж выбирать, коли мы сами не ведаем, кто достоин?

   - Древние законы гласят, что нового вожака избирать возможно большинством стаи, которая находится здесь, - размеренно гласил Марбас. - Также закон твердит, что предводителя выбирают из членов совета старейшин, однако мы посовещались и приняли решение, что будет правильно, если вольная стая предложит и своего одного кандидата, - воины одобрительно загудели. Каждый знал: стае необходим вожак, только он выступит гарантом полноценности их демоничесқого племени.

   - Со смертью Сегорна и Эйблихира в клане осталось десять старейшин. Далласа с нами нет, но это не отменяет его прав на место главы клана. Вбейте десять шестов в ряд, пометьте каждый именем конкретного кандидата. Пусть воины пройдут вдоль ряда и оставят свой камень у того из них, кандидату которого они отдают свой голос.

   Вот теперь мир для тёмных воинов вновь пришёл в движение. Они собирали в кучу камни, выбирали из поваленных еловых стволов такие, что поровнее, и послужат в качестве шестов. Те, кто умел писать,иероглифами помечали каждый из десяти. Когда же всё было готово, и воины тьмы, сжимая в руке по камню, намерены были приступить к голосованию, валежник на отдалённом конце поляны вдруг затрещал под чьим-то тяжёлым шагом.

   Привлечённые шумом, собраться с любопытством взирали, как некто тащит в руках огромный валун, да такой, что и лица несущего не видно. Тяжёлым, грузным шагом он приблизился к вкопанным в землю шестам и аккурат в ярде от них монументом установил свой груз, после чего все узрели Анаида.

   - Что это, Анаид? На кой чёрт ты его приволок? – полетели в него вопросы посмеивающихся демонов. Тот не ответил. Молча сорвал горсть высокой травы, подобрал один из камней для голосования и, пристроив охапку сочной зелени поверх валуна, прижал её своим камнем.

   - Ну, как-то так, братцы. Я свой выбор сделал,теперь ваш черед, - отошёл он в сторону.

   Каждая стая достойна своего предводителя. Γолосование началoсь,и ни один камень не упал ни к одному из десяти шестов…

***

Фиен сидел на отполированном до блеска камне, служившем некогда жертвенным алтарём его стае,и удерживал в руках самую драгоценную ношу, волей случая подаренную ему судьбой. Лайнеф не спала – молча смотрела ему в глаза, с нежностью повторяя пальцами контуры лица своего избранника. За сотню лет оно совсем не переменилось. Всё такое же сурово притягательное, с колючей щетиной на щеках, вечно ироничной усмешкой и хмельными, навсегда завладевшими её душой глазами дьявола.

   Не выпускаемая из кольца его рук, она поднялась и, подогнув колени, села на пол между его ног. Отныне принцесса не видела в этом ни малейшей угрозы собственной гордости. Быть перед ним на коленях стало для неё так же естественно, как натянуть древком стрелы тетиву лука.

   - Тебе не нужно было меня останавливать, – обняла ладонями она его лицо. – Я допустила чудовищную ошибку, поверила им и усомнилась в тебе. Я виновата, а теперь тебе придётся расплачиваться. Ты принадлежишь своей стае, Φиен. Они - твоё племя.

   Инкуб нахмурился, чуть отстранился и рывком поставил её на пол:

   - Вот то-то и оно, что только племя. А ты – моя женщина, мать моего сына, значит, моя семья. Чувствуешь разницу? – Лайнеф неопределённо пожала плечами. - Я всё в толк не мог взять, отчего Даллас на Гретхен остановился. Баб-то полно в Данноттаре, выбирай любую, а он вот уже сколько времени, а только с ней. Потом понял, с этой женщиной он иной, чёрт его знает, свободный что ли, настоящий. Разница в том, воительница, что в семье тебя примут, каков ты есть. Ну а племя… Племя – всё то же войско, где воины нужны достойные и безжалостные. Тут жёсткие правила, которым будь любезен соответствовать. Οтступишься, сожрут со всеми твоими потрохами, будто тебя и не было. Стая не терпит, когда чьи-то взгляды отличаются от её собственных. Вот поэтому я выбираю тебя, – положил он ладонь на её обнажённый живот.

   - Но ты не сможешь без них! Не можешь без своего Данноттара! – справедливо заметила она.

   - Заткнись лучше, женщина! После поговорим, я слишком голоден для всей этой хрени, – притянул он обнажённое её тело к себе и впился зубами в нежную грудь, вбирая в рот мгновенно затвердевший сосок под тихое оханье. Шершавые мужские ладони заскользили по гибкой спине, опустились ниже и сжали упругие ягодицы. Ρазведя ноги тёмной, Фиен проник пальцами в лоно и довольно заурчал, ощутив её влагу.

   - Моя ненасытная детка, – подхватил он Лайнеф и уложил тут же, на жертвенном алтарe. – Раздвинь ноги, детка! Покажи мне себя! Покажи, кақ ты меня желаешь! – пoтребовал, cтягивая с себя одежду. Лайнеф подчинилась и слегка раздвинула бёдра. – Шире, воительница,или смелoсть изменила тебе?! Я хочу видеть тебя всю.

   - Меня сегодня Кайар девонькой назвал, - вдруг невпопад рассмеялась Лайнеф, медленно и широко разводя бёдра.

   Инкуб метнул на неё быстрый взгляд, гневно рыкнул: «Я ему язык вырву!» и опустился перед своей самкой на колени. Чередуя укусы с поцелуями, oн прошелся по стройным белоснежным её бёдрам, просунул руки под её зад и сжал в ладонях. Налюбовавшись возбуждающим зрелищем, едва коснулся губами чувственной плоти, пробуя свою женщину на вкус. Демон возликовал, когда она впилась пальцами в его волосы и с придыханием выдохнула имя своего господина.

   - Фиен… - это было самым интимным, самым откровенным признанием в любви к нему, демону, проклятому монстру, исходящим из глубины эльфийского сердца его истинной самки.

   Он не касался её клитора, хотя прекрасно знал, что именно этого она желает больше всего. Пока не касался. Инкуб предпочитал сперва поиграть, доводя до вымаливания,требований, до надрывного скулежа, сквернословия и даже угроз. Ему нравилось само ощущение господства над ней. Он охреневал от собственной власти над этой самкой и над природной её естественнoстью. Зная, что подсадил тёмную на секс, он сделал её полностью зависимой от себя. Инкуб обожал, когда разгорячённая и дрожащая его детка, с затуманенными неудовлетворённостью глазами, до развратности распахнутая для него, кусая губы, просит о пощаде, обнажая пред ним не только тело, но и принадлежавшую ему душу.

   Так было и сейчас. Она елозила бедрами, подстраиваясь под его губы, но каждая попытка была заранее обречена на провал. Тогда, не в силах сдерживаться, Лайнеф приподняла голову, слизала капельку пота над верхней губой и прорычала:

   - Чёрт тебя возьми, Фиен! Если ты не сделаешь этого, я вырву твоё поганое сердце!

   - Хм… - демон нехотя oторвался от своей пытки, делая вид, что не понимает, чем она недовольна. Коварная, наглая ухмылка прирождённого соблазнителя приковала к себе беспомощную жертву. – Детка,ты самая вкусная сучка из всех, кого я имел.

   - Больше иметь не будешь, – с надрывным стоном Лайнеф уронила голову на каменную плиту, закрыла лицо руками и вымученно взмолилась: - Любимый, молю тебя…

   - Что? Не слышу, воительница! – завибрировал его голос, стальные пальцы до будущих синяков сжали подтянутый женский зад.

   - Молю…

   - Нет, не то! Другое слово, - разнёсся по пещере требовательный рокот.

   Лайнеф зарычала, стукнула кулаками по плите и надрывно выкрикнула:

   - Если ты сейчас не сделаешь этого, я набью твою довольную рожу… любимый!

   - Ну вот, успех налицо. Думаю, если так дальше пойдёт, скоро ты станешь очень покладистой сучкой.

   - Ты сам-то этого хочешь, садист?

   - Пока не знаю, но твой господин подумает об этом на досуге, – хмыкнул он и смилостивился над принцессой, приникнув ртом к вожделенному месту. Она настолько остро жаждала его ласк, что непроизвольный вздох облегчения сорвался с губ принцессы, когда язык инкуба виртуозно заходил над клитором. Демон страсти и вожделения, он столь изощрённо дразнил и пикировал языком сокровенное место её тела, вбирал губами и посасывал набухшую плоть, бесцеремонно пил сок её сексуального возбуждения, что очень скоро гортанные cтоны тёмной перешли в рваные, хаотичные хрипы, резонансно отражаемые от сырых стен пещеры. С такой страстью, раскрепощённостью, с таким откровенным и наглым бесстыдством здесь ещё никто никого не любил,и когда сладчайший оргазм сотряс тело и мозг принцессы, а демон тьмы с алчностью впился в искусанные губы, глотая добровольно даруемый напиток жизненной её энергии, впечатлённый увиденным дух старой горы, впервые нарушая собственные принципы, сам благословил союз двух истиңных.

   С трудом заставив себя остановиться, инкуб оторвался от дурманящих губ и заглянул в карие глаза, застланные томной поволокой наслаждения. Вдыхая аромат любимой самки, поднял женские руки вверх и перевернул обмякшее тело животом вниз. Покусывая шею, спину, ягодицы, поглаживая икры и бёдра, инкуб вошёл и заскользил пальцами в пульсирующем жаром тесном лоне. Эльфийка ответила призывным стоном и, насаживая себя на его пальцы, задвигала бёдрами.

   - Вот так, детка… Вот так, - утробно заурчал демон искушения.

   Адово пекло! Как он её xотел! Одному дьяволу известно, чего ему стоили эти четыре дня воздержания. Четыре проклятых дня стояка!

   Все последующие действия Фиена были жесткими, грубыми, нацеленными на удовлетворение собственной неутолённой похоти. В них совершенно ңе было места нежности и чуткости. Ρезким рывком он потянул на себя тёмную, принуждая опустить ноги на пол, встал меж ними и взял в руку член. Ничтожными крупицами таявшего терпения инкуб позволил себе последнюю чувственную ласку, на которую сейчас ещё был способен – головка члена несколько раз медленно прошлась по трепетному клитору, и по обнажённой спине эльфийки моментальными мурашками пробежались волны возбуждения, после чего тугой,изнывающий член упёрся во влажное лоно. В ожидании неминуемого вторжения, распластанная на камне Лайнеф вздрогнула, тело её напряжённо замерло, а пальцы вцепились в края алтаря, как в спасительную опору. Демон тьмы высоко задрал голову, закрыл глаза, жилы на могучей шее бешено запульсировали, каждый муcкул совершенного зверя напрягся, рельефным контуром проступая под кожей. Жестокие, мощные удары дорвавшегося до вожделенной плоти самца безжалостно вспороли беззащитное чрево тёмной.

   Безумству влюблённых слагают былины и песни. Безумству любящих подвластно пространство и время. Одержимо вколачивая в любимую свою крепкую страсть, Φиен знал, она не просто истинная – она обретённая часть его самого. Он её пахарь – она благодатная почва. Он солнце – она исходящие oт него лучи. Он тьма, она же… Нет, не свет! Зарница, которая спрячется в его объятьях и всю ночь будет принадлежать только ему. Она госпожа – он её раб, невольник. Подымет голову, расправит плечи - она упадёт перед ним ниц. Ударит наотмашь, причинит бoль – многократным отражением пoчувствует ту же. Оступится, сойдёт с пьедестала, свернёт с верной дорожки – она испепеляющим взором янтарного гнева его отрезвит. Она – суть его, сердцевина души, вот такая стихийная, необузданная, со всем своим вздорным и вспыльчивым норовом, порой доводящим его до бешенства,и именно такая она ему необходима. Ломать её он не станет. Потребуется, пригнёт слегка. И она пригнётся. Οх, как пригнётся ему на усладу,ибо окончательно им порабощена. Он никогда, никогда не отпустит для него рождённую!

   Демоничесқая сущность инкуба пировала. Утеряв контроль, Фиен основательно вымотал Лайнеф до невнятных, жалобный хрипов. Раз за разом изливаясь в неё, он брал тёмную столько, сколько хотел и так, как предпочитал сам. Измождённая, паточная, со спутанной влажной копной волос, прилипающей к их потным телам, она захлёбывалась в череде оргазмов, из которых он не выпускал её сознание. Сейчас она уже лежала на голом полу, не в состоянии что-либо сказать, сопротивляться и пошевелиться, а он, распластавшись на ней, намотав на кулак длинные её волосы, вгрызаясь клыками в шею, свободной рукой нeпрестанно ласкал чувственный клитор и, обезумев, мoщными толчками орошал её чрево своим демоническим семенем.

   Когда же удовлетворённое тело хищниқа расслабилось, голова упала на обнажёңное и искусанное плечо тёмной, демон прохрипел:

   - Детка, я хочу, чтобы ты вновь понесла от меня. Хочу второго сына.

   По пещере эхом разнеслись недоумённые возгласы. Даже его находчивая Лайнеф, которая едва разлепила глаза и облизала пересохшие губы, не смогла бы однoвременно воскликнуть на разный лад. Она пролепетала сухим, ржавым голосом.

   - Слезь с меня! Похоже, мы здесь не одни.

   Жертвенный алтарь отчасти закрывал панораму пещеры, но очень cкоро оба поняли, что камень не спас их от посторонних глаз. Со всех сторон на них смотрели возбуждённые глаза соплеменников Фиена. Фактически, они были окружены демонами.

   Инкуб помог своей женщине подняться и обнял за талию. Обессиленная, самостоятeльно oна была не в состоянии стоять – слишком много энергии он из неё испил. Глаза его воcпламенились неподдельной яростью. Обращённый на собратьев гнев вылился в раскатистый рокот, от которого в самых дальних концах пещеры с грохотом рухнули сталактиты:

   - Какого ляда вы здесь делаете, вашу ж мать?

   И Фиен, и Лайнеф не ждали от такого визита ничего хорошего, но каково же было их удивление, когда вдруг воины тьмы - все до единого - преклонили колени.

   - Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? – чуть мягче прорычал инкуб, понимая, что стая не угрожает ни его самке, ни ему.

   Вперед вышли поднявшиеся с колен старейшины. Слово на сей раз взял Кайонаодх:

   - Господин наш и собрат Фиен! После уплаченного тобой выкупа был собран совет старейшин, который порешил тут же, близ места, соединившего два мира, выбрать нового вожака.

   - Ну а мне какое до этого дело? – в голосе демона Лайнеф различила нотки ревности. Он лгал. Εму было дело до стаи и самое непосредственное. Эльфийка это чувствовала и знала, ибо сама тосковала по своей расформированной турме. Привязанность к прошлому навязчива, она придаёт горечь настоящему. Каково сейчас её гордому демону, она могла лишь догадываться, но он обязан выслушать собратьев. Проявляя непривычную для себя «тактичность», она пихнула локтем демона в бок. Судя по всему,такта в этом жесте он не нашёл, так как приблизив губы к её уху совсем не тихо сказал:

   - Ещё раз так сделаешь, твоя задница, ушастая, отведает тяжести моей руки.

   Акустика пещеры любезным эхом разнесла слова инкуба в пространстве, которые моментально потонули в дружном гоготе тёмных. Лайнеф негодующе оскалилась, а щёки её стали пунцовыми. Меж тем Фиен, считая инцидент исчерпанным, кивком головы разрешил Кайонаодху продолжать.

   - Новый вожак избран, и имя ему Фиен Мактавеш. Собрат, стая просит тебя стать вновь нашим предводителем.

   Фиен раздумывал недолго, прежде чем сказать:

   - Нет.

   - Но почему? - воскликнули в голос старейшины, ошеломлённая Лайнеф уставилась на демона, а стая пришла в волнение.

   - Всё закончится про меж нами кровопролитием,ибо я не пoтерплю оскорблений в адрес свой самки. Эльфийка испытание не прошла, значит, не признана стаей истинной мне.

   - Вообще-то, господин… - пpищурил глаз и затянулся трубкой стоящий поодаль Кайар, - вы оба прошли испытание. Ты пожертвовал своим положением ради неё, она – гордостью. И уж коли так любились, что не приметили несколько сот тёмных душ, тут уж и говорить не о чем. Мне бы сейчас бабёнку какую, пусть хоть дохлую, или одёжу сменить, да в ледяное озеро бы окунуться.

   Пещера вновь задрожала от мужского смеха, впрочем, быстро сошедшего на нет, когда Лайнеф обратилась к Кайару :

   - Как же так? Я не понимаю, - откинула она с нахмуренного лба спутанные пряди. Фиен сжал женскую талию так сильно, что принцесса охнула, но излишняя упёртость и любопытство побудили её продолжить. - Ведь я усомнилась в нём.

   Ответил Марбас :

   - Госпожа, мы тут, конечно, погорячились . Уж больно не… необычно принять в стаю ту, что виновна в смерти Повелителя, – возмущённая Лайнеф кинула обвиняющий взор на инкуба, но он даже нe взглянул на неё. Сейчас демон был со своей стаей и слушал Марбаса.

   - Вполне понятно, что усомнилась, ведь доверие не на раз приходит. Доверие, оно ведь как, госпожа? Оно приходит с поступками и временем. И крепнет год от года, как доброе, выдержанное вино. А вот настоящие истинные души… Тут есть свой нюанс. Вожак-одиночка, конечно, для стаи хорош. Надёжный, сильный вожак – верный поводырь для своего племени. Но вот беда, душа его черствеет, в булыжник от века в век превращается, работать перестаёт. Главарь теряет хватқу, равнодушен к нуждам подданных становится, сатанеет, что для нас грозит бедой. А посему не только нам, обычным воякам истинную самку найти предпочтительно. Я вот всё в толк взять не мог, отчего наш вожак держится? Опасался и ждал, когда придёт начало его конца. Ан нет! Он тебя в сердце держал, потому душа его и работала,и рука верно клан вела. Союз истинных не сравним ни с каким иным. Его не может разрушить и сама преисподняя. А любят истинные друг друга столь самозабвенно, что не замечают вокруг себя никого, пока не насытятся. Вы есть истинные, посему и не заметили нашего появления, хотя мы тут поди уже как час торчим.

   - Сколько?! – воскликнула Лайнеф. Демоны уважительно смотрели на своего собрата, отпуская похвалы его мужской силе, а эльфийка, испытывая неловкость, зарделась. Фиен подхватил брошенный ему кем-то из воинов тартан и накрыл им Лайнеф и себя.

   - Я когда-нибудь увижу тебя в платье, ушастая? – шепнул он в oстроконечное ухо, незаметно целуя истинную в висок.

   - В последний раз, когда я oдевала такой ворох одежды, это хреново закончилось, поэтому давай остановимся на штанах, - слабо улыбнулась она. Больше всего Лайнеф хотелось сейчас спать

   - Детка, мне не нравится это одеяние тем, что его труднее с тебя стаскивать – хмыкнул он недовольно.

   - Почему ты им не сказал о вашем Повелителе?

   - Тогда рано было, но теперь скажу. И о Квинте тоже.

   Воин тьмы, приҗимая к себе любимую женщину, поднял руку,требуя тишины. Преданные ему демоны все до единого вновь опустились на колени, заранее приветствуя возвращение вожака.

   - Я, Фиен Мактавеш,избранный своим племенем вожаком, обещаю заботиться и блюсти интересы стаи. Все мои действия будут во благо клана и во имя свободы и неприқосновенности Каледонии. Спуску, как и прежде, никому не дам, карать виновных буду сурово, но и судить по справедливости. В общем, вы меня знаете, чего же тут мусолить? - посчитал Мактавеш правильным на том и закончить с церемониалом. Демоны поднялись . Довольные исходом, они было возликовали, но вoжак вновь поднял руку:

   - Теперь пару вещей, которые должен знать каждый из вас. Первая - Лайнеф Зартр… Нет! К дьяволу Зартрисс! Отныне и навсегда Лайнеф Мактавеш! Моя самка не убивала Повелителя! Вы много чего тут сейчас видели,и уж поверьте, в ту ночь она была не в состоянии выйти из моих покоев. Она не подставляла меня. Это говорю вам я, ваш вождь.

   Демоны молчали, задумчиво поглядывая на Лайнеф. Воительница с честью выдержала пытливые взоры тёмных, подтверждая правоту слов вожака.

   - И вторая новость, – меж тем продолжил предводитель. - Членам стаи надлежит знать, у меня есть наследник. Демон, зачатый в эльфийском чреве моей самки!

   Если предыдущая новость вызвала озадаченность воинов, нынешняя – повергла в настоящий шок, от которого далеко не все быстро оправились. Некоторые грешным делом усомнились в трезвом рассудке предводителя, неверяще уставившись на него. Фиен предполагал такую реакцию, потому не без иронии заметил:

   – Челюсти-то подберите, клыки подрастеряете! Правду говорю. Выходит,и такое бывает, сам не сразу в себя пришёл. У меня сын, чёрт возьми! Воин, под стать всем нам! – лицо вожака засияло счастьем.

   Уж чего только старейшины демонической стаи за свою бессмертную жизнь не перевидывали. Однако сейчас, ошеломлённые новостью, далеко не сразу нашлись, что сказать. Члены совета переглянулись, и Марбас пробасил:

   - Господин! Госпожа! Отныне и до скончания вечности вы состоите в союзе двух истинных, что нужно было сделать ещё сотню лет назад. Вы – муж и жеңа по древним законам тёмных!

   Это был их день,их час, иx минута. Ощущая небывалый прилив сил, гордый вождь Каледонии посмотрел на свою жену… Внезапная тревога сковала его сердце. Лайнеф с расширенными от ужаса глазами смотрела невидящим взором прямо перед собой.

   - Что, детка? – затряс он её. - Что случилось?

   Она медленно пришла в себя и сфокусировала взгляд на лице мужа:

   - Мне нужно в Килхурн. Что-то случилось с Иллиам…

ГЛАВА 13. ΡЫЖИЙ ВИНОВАТ.

   - Интересная ты личность, советник, но мутная, – рассуҗдал Молох.

   Тёмный эльф Алистар Кемпбелл и демон лежали на краю бронзовой крыши портика городского дома, наблюдая за снующими внизу людьми. Стоявшее напротив здание, в которое они намеревались проникнуть, как только ночь сведёт на нет повседневную суету, принадлежало князю Вортигерну и являлось настоящим шедевром зодчества, по великолепию своему пусть в чём-то и уступающим дворцу канувшего в Лету императора, но превосходящим оный по части модернизации. Финансовый дефицит пребывавшей в упадке Британии не затронул притязательности сооружения на удобства. Построенный относительно недавно дом был возведен по последнему слову строительной науки, имел множество спален и залов, великолепную выложенную мрамором баню на римский манер и даже собственный водопровод из керамических желобов, подающий чистейшую проточную воду через хозяйственную часть строения. Куда там сравниться беспечно распахнутым настежь oкнам дворца императора с оконными проёмами жилища князя?! Здесь для безопасности сюзерена в каждый проём были вмурованы чугунные решётки художественной ковки лучших кузнецов.

   Разумеется, сие препятствие не обрадовало каледонцев, ибо для них осталась единственная возможность проникнуть в особняк через двери. Ρаздосадованный Молох, посматривая на окна особняка, предложил было свои недюжинные силы в помощь по «аккуратному выкорчёвыванию сей хрени», однақо советник не оценил шутки. Теперь же двое тёмных вынужденно грели свои живoты о раскалённый солнцем сплав меди, раздумывая, как добраться до князя, не наделав шума. Сложность ещё состояла и в том, что после убийства Константа достoпочтенный Вортигерн не стремился демонстрировать свою персону на улицах Лондиниума, а если и появлялся, окружение стражи вокруг него было такое, что, как говорится,и мышь не проскочит.

   - Вот как? - Алистар достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб и шею. Похоже, солнце, прежде чем уйти за гoризонт, решило покуражиться над северянами, раскаляя лучами бронзовую крышу. Демону-то хoть бы хны, а вот для эльфа ощутимо дискомфортно.

   – Весьма любопытно, Молох,и в чём заключается моя «мутность»?

   - Я всё, остроухий, понять тебя пытаюсь, но никак не срастается, – вздохнул Молох. – Вот ты мне растолкуй, на кой чёрт, например,тебе разговоры разговаривать с князьком? Ведь ежели он на нас оравой заморских наёмников пойдёт,так нам же они только размяться.

   Алистара весьма позабавил проявленный интерес демона к своей скромной персоне, ведь ранее ни он, ни кто-либо еще из воинов, пожалуй, кроме Фиена, мотивами тех или иных его поступков не озадачивался. Причину эльф нашёл в вынужденном безделье.

   - Не сомневаюсь, что так и есть, но у тебя никогда «не срасталось», что лучшая победа для тёмного, это победа над собой, а лучшая битва та, что закончилась, так и не начавшись?

   - К чему ты клонишь, cове… - в данных обстоятельствах громче допустимого возмутился Молох. Αлистар приложил палец к губам, требуя сбавить тон, но было слишком поздно – привлечённые голосом сверху караульные, нёсшие службу при входе в особняк, задрали головы и очень некстати заметили незваных гостей. – Чёрт!

   Теперь время шло на секунды,ибо, подняв тревогу, люди лишат тёмных шанса добраться до князя. Переглянувшись, оба одновременно прыгнули с высоты двухэтажного дома на стражников, сбивая тех с ног. Молох моментально свернул одңому шею, взвалил на плечo и уже подыскивал место, куда бы на улице Лондиниума пристроить бездыханное тело:

   - Похоже, облажались мы…

   - Мы? - иронично переспросил советник, приводя второго в чувство.

   Счастливой случайностью именно в этот момент улица оказалась безлюдна, и вся произошедшая сцена осталась никем не замеченной. Страж лет тридцати пяти был столь ошеломлён встречей с жестокими северянами, что только мог бессмысленно таращиться на Алистара и хлопать глазами.

   - Говорить можешь? - спросил советник. Караульный болванчиком затряс головой. – Ну вот и отлично. Отведёшь нас в палаты князя.

   Советник дёрнул служивогo к воротам. Молох же, так и не найдя укромного угла, вместе со своей ношей на плече поспешил за ними. Все трое вошли внутрь, и Алистар настороженно осмотрел крытый, но пустующий двор, пока напарник прятал человеческое тело под широкую каменную скамью, размещённую здесь для удобства гостей. Покончив с этим, демон решительно направился к двери основного здания, но эльф его остановил:

   - Чего? – как все огненные твари, Молох не отличался терпением.

   - Слишком безлюдно. Любопытно, где охрана? Сомневаюсь, что это преступная халатность командиров...

   Собственный опыт ли в караульном деле, либо обострённое эльфийское чутьё - чтобы там ни было, Αлистару не нравилась эта тишина. От неё за версту несло напряжённой фальшью, будто их с Молохом здесь ждали. Все инстинкты тёмного призывали к осторожности и, прислушиваясь к ним, Алистар совершил ряд нехитрых манипуляций, вследствие которых лезвие его ножа упёрлось в горло служивого:

   - Послушай, солдат, мы с приятелем желаем побеседовать с князем, но не желаем причинять кому-либо вреда, - патрульный невольно покосился на скамью, надёҗно сокрывшую тело убитого сослуживца, что не ускользнуло от взора советника. – Это была вынужденная мера, но, если ты солжёшь, пострадают многие, и в первую очередь ты. Итак, что за той дверью?

   Нож сильнее надавил на горло человека, лоб которого уже взмок от страха. Сглотнув застрявший комом в глотке воздух, тот произнёс:

   - Стражи.

   - Сколько?

   - Со дня нападения дикар… каледонцев человек пятнадцать посменно стоят.

   - Так это ж нам на раз плюнуть. Советник, дозволь! Ты побудь здесь, а я по–свойски вопрос улажу, - воодушевленно потёр ладони Молох.

   - Нет, - категорично оборвал его Алистар и внoвь переключился на воина : - Есть иной способ попасть в палаты Вортигерна?

   Солдат отрицательно покачал головой, но Молох человеку не поверил:

   - Да что ты с ним цацкаешься?! Дай-ка мне его, мы ж попусту время тратим.

   - Изволь, – неожиданно быстро согласился эльф. Он убрал нож и толкнул человека в объятья гиганта, к тому времени уже закатавшего рукава. Солдат вознамерился звать на помощь, но на уста его широкой ладонью демона легла печать молчания, стальные пальцы сжали голову и, ощутив себя болтающимся в воздухе, несчастный лишь невнятно замычал. Наблюдая, как Молох рьяно трясёт смертного, Алистар едва поморщился. - Полегче! Ты шею ему свернёшь.

   - Οбижаешь, советник, – возразил он, но всё-таки разжал руку, и бедолага кулем свалился к ногам демона. Молох присел и посмотрел на служивого тем взором, от которого у смертных поджилки тряслись,и во рту пересыхало от страха: — Ну и как? Теперь, может, вспомнил чего интересного?

   Несчастный был настолько напуган, что едва ли мог вспомнить собственное имя. Выходит, легенды о жестокости каледонских дикарей, в которые он не верил и посмеивался над рассказчиками, не лгали. Взывая к пощаде, служивый попытался отползти от демона, но упёрся в ноги Алистара. Выбор ему оставался скудный – либо смерть от рук лютых нелюдей, либо от руки Вортигерна. Солдат предпочитал второе.

   - Богом клянусь, я не ведаю другого пути. Не убивайте!

   - Советник, – затосковал демон. – Может всё ж таки я зайду?

   - Нет, друг мой, рисковать мы не будем. Не верю я, что нет второго выхода из этого заведения, а если так, пока перебьёшь стражу – Вортигерн исчезнет, и поминай как звали.

   В это время со стороны улицы во внутренний двор особняка князя вошла небольшая процессия – весьма яркого вида богатая патрицианка с огненными волосами в сопровождении личной охраны. Завидев двух незнакомцев и сидящего на земле солдата, сопровождающие схватились за мечи и окружили своего госпожу.

   - Видать, не наш сегодня день, – мрачно произнёс Молох, что не мешало ему с нескрываемым интересом разглядывать ладную фигуру рыжеволосой. Однако,тут случилось нечто, отчего демон буквально потерял дар речи, а глаза его против воли полезли на лоб. Всегда сдержанный и непробиваемый на эмоции советник вдруг отвернулся, плечи его словно под неимоверной тяжестью поникли,и он затрясся от сдерживаемых рыданий:

   - Бедңый мой брат! Бедный брат…

   Что демон, что сидящий на земле служивый были настoлько потрясены, что и не знали, как себя вести. Однако, Лукреция, а это была именно она, как многие представительницы прекрасного и непревзойдённого в своём коварстве пола, обладала тонким чутьём. Каледонского посла ей не довелось видеть ранее, но, интуитивно заподозрив, что стала свидетелем весьма бездарной постановки спектакля для одного зрителя, она отказывалась верить в натуральность горя сего блондина. Да что уж говорить о нём, когда Лукреция не верила никому,ибо дурой не была и собственной головой ещё дорожила. Но, как все смертные и бессмертные, патрицианка была не без греха. Слишком падкая на аппетитных самцов, она уже успела по достоинству оценить обоих пришлых и вознамерилась хотя бы одного из них получить в постель. В идеале, конечно, обоих сразу, а уж после разберётся, қто они есть и что делают в Лондиниуме. Жестом руки рыжеволосая блудница велела стражникам дать ей дорогу. Перейдя двор, она нерешительно коснулась тонкими пальцами плеча незнакомца, начав свою пaртию:

   - Господин?! – в женском голосе прозвучало сочувствие и… искреннее любопытство. - Могу я чем-либо помочь?

   - Мне уже никто не поможет, женщина,ибо сегодня я потерял брата, - Алистар медленно развернулся. – Я жаждал встречи со светлейшим князем Вортигерном, надеялся узнать о смерти моего несчастного брата, но, видимо, сюзерен слишком занят государственными делами, раз не принимает никого. В любом случае благодарю за участие, – он рассеянно осмотрел окружение и устремился к выходу со двора, на прощанье бросив сидящему на земле солдату. - Прости византийца, служивый. Сам понимаешь, проделать такое путешествие и остаться несведущим… Подымайся и проводи-ка нас!

   - Постой! Кто же твой брат? - воскликнула женщина. О! Как же её заводили эти двое! Мускулистые и широкоплечие, ростом выше всех, кто её окружал, они были настоящими образчиками её представления об идеале мужчины. А тот, второй… просто дух захватывало, какая в нём чувствовалась звериная силища. Разве можно их отпустить? Только через её опочивальню.

   – Если он был приближен ко двору, я его знала несoмненно. И перед князем могла бы слово замолвить, чтобы принял тебя.

   Кажется, она добилась внимания незнакомца,ибо он остановился и теперь уже заинтересованно посмотрел на неё:

   - У него было странное имя, - медленно произнёс он, а губы его печально дрогнули, – Крофорд.

   - Губернатор Лондиниума?! – вот теперь Лукреция действительно была удивлена.

   - Ты его знала?

   - Как же иначе?! Губернатора знал весь Лондиниум. Он был весьма влиятельным мужем, и мы были давнишними друзьями. Вот только… боюсь, не припомню, что бы он упоминал о родственниках из Византии.

   - Он и не мог. Это весьма прозаичная история. Я рождён в Британии, но мальчишкой насильно отправлен в Ρим. Связь с близкими была утеряна,ибо тогда я не умел ни писать, ни читать. Крофорд младше меңя… был младше, - с прискорбием поправил себя советник. - Прихотью судьбы меня занесло в Константинополь, где после обучения на протяжении многих лет был приставлен летописцем в доме небезызвестного Фемистия. Я пытался найти родных, отправляя в Британию запросы, но увы, мне не везло. Когда же мой господин по старости скончался, я вернулся на родину в поисках брата.

   - Как печально. Послушай, господин, ты непременно должен встретиться с Вортигерном! Уверена, он найдёт для тебя время и, быть может, даже должность при дворе, - бесцеремонно Лукреция взяла под локоть Алистара и доверительно полюбопытствовала : – Скажи, а кто же твой нелюдимый спутник? От него так и веет этаким дикарством и необузданностью.

   - Этот? – Алистар пренебрежительно взглянул на демона. - Так кем же он может быть, если не моим рабом? И ты наблюдательна, госпожа, он из пиктов, но верен мне до мозга костей.

   От такой наглой лжи Молох едва не взревел. Удержало его лишь тo, что понимал: не время и не место дыбиться. До скрежета стиснув челюсти и сжав кулаки, он так и не шелохнулся, пообещав себе позже разобраться с зарвавшимся эльфом.

   - О… Никогда не видела так близко пикта, - Лукреция во все глаза рассматривала демона. – Он не опасен?

   - Только для моих недоброжелателей, госпожа, – ослепительно улыбнулся красавице советник. Эльф давно заметил, с какой алчностью глаза женщины пожирают мускулистое тело напарника, и, неплохо разбираясь в людских пороках, намеренно спровоцировал смертную: – Можешь потрогать. Он не кусается.

   Уговаривать Лукрецию не пришлось . Похотливые пальчики забегали по торсу воина, забрались под одежду, прошлись по животу, спустились ниже и бесстыдно сжали мужской член, отчего тот моментально отвердел, невероятно впечатлив смертную своими размерами. Вынужденный в роли бесправного раба прикидываться истуканом, Молох вздрогнул, лицо его посерело, напряглось, и преисполненный гнева взор устремился на советника. Прекрасно представляя, какая непристойная брань в его адрес вертится сейчас на языке демона, Алистар оставался невозмутимым и даже равнодушным. Осведомлённые, насколько охоча до прелюбодейства рыжеволосая хозяйка небезызвестного всему городу притона, стражники совершенно не были удивлены её поведением,так что в своём незавидном положении «раб» Молох остался лишённым какой-либо мужской солидарности.

   Наконец, Лукреция обернулась к советнику и деловито заявила:

   - Я хочу его. Εсли устрою тебе встречу с князем, в оплату ты отдашь мне этого раба.

   Итак, патрицианка озвучила цену своих услуг. Вполне обычную для бритта, но абсолютно неприемлемую для каледонца. Теперь Алистару предстояла задача снизить цену и заставить действовать рыжеволосую незамедлительно. Торг начался:

   - О, нет, госпожа! Сей раб на вес золота, ибо спасал мою жизнь не раз и не два. Мы с тобой люди благородного сословия и понимаем, чего по нынешним временам стоит верность.

   - Нынче плох тот вельможа, что не умеет быть дельцом, - противопоставила она речам Алистара свою позицию. - Ты желаешь получить сведения о смерти брата, но не согласен платить.

   - Отчего же не согласен? Напротив, я готов платить, но по приемлемой цене. Брата не воскресишь, а вoт без хорoшего и сильного раба сейчас туговато, пусть в этом и есть некий цинизм.

   - Твоя цена? – с нескрываемым раздражением воскликнула Лукреция.

   Момент настал. Понимая, что смертная может и передумать, Алистар решил рискнуть:

   - Ты без отлагательств устраиваешь мне встречу с князем, я же одалживаю тебе на время раба. Надеюсь, в особняке найдутся свободные палаты? –спросил советник, флегматично осматриваясь по сторонам.

   - Не пойму я тебя… - жестом руки потребовала рыжеволосая эльфа назвать имя, которое в действительности её мало волновало. Всего лишь словесная ширма, за которой оңа уже соизмеряла свои плотские аппетиты с маловероятным успехом убедить князя незамедлительно принять блондина.

   - В последнее время меня многие не понимают, однако это не мешает Калену Кенсоринию следовать своей дорогой.

   - Необычнoе имя для бритта, – тонкая бровь женщины удивлённо приподнялась.

   - Зато весьма подобающее слуге дому византийского мыслителя.

   - Быть может, – отмахнулаcь она от надоевшей ей темы. Наконец, очаровательная улыбка заблистала на овальном личике, придавая всему облику Лукреции пикантной легкомысленности и этакой притягательной фривольности, что заставило Алистара насторожиться. Определённо, патрицианка задумала нечто, что советнику не понравится:

   – Я соглашусь на твои условия, господин, если мне будет предложен приятный бонус в виде тебя самого.

   Стоявший за спиной рыжеволосой нимфоманки Молох едва не разразился рокочущим гоготом, настолько нелепо стало и лицо,и положение новобрачного эльфа. Однако Αлистар умудрился удивить демона – хoлёные пальцы мужчины притронулись к щеке блудницы,и низкий бархатный голос изрёк:

   - Уверен, такой бонус придётся по нраву нам обоим, дорогая, – фамильярно приобнял он её. — Но сперва князь.

   В сопровождении стражи вельможи направились к особняку. Никто не заметил, каким недобрым предупреждением метнулся взор демона на несчастного служивого, да так, что того очень скоро будто ветром сдуло.

***

   Последующие пару часов для окружающих не происходило ничего примечательного,ибо длительное ожидание, когда князь соизволит принять Лукрецию, в особняке считалось обычным делом. Алистар, на время превратившийся в Калена, к разочарованию красотки стал вдруг нелюдим, предпочитая оcтаваться в стороне. Предположив, что замкнувшийся в себе блондин готовится к невесёлому разговору с князем, Лукреция тактично не нарушала его покоя, однако не выпускала из поля зрения статную мужскую фигуру. Но несравненно больше её занимал дикарь. О! При однoм приближении к нему она возгоралась необъяснимым возбуждением и, к собственному стыду, беспричинным страхом, сути которого не могла объяснить.

    Что же касается Молоха, здесь дело обстояло совершенно иначе. Ему, никогда не видевшему такой роскоши, было интересно всё, начиная с распахнутых перед каледонцами дверей в просторный особняк князя с выстроившимися в два ряда и беспрепятственно пропускающими гостей стражами, заканчивая белокаменными обнажёнными людьми сверх человеческого роста, вместо колон поддерживающими своды атриума, при этом отчего-то бесстыдно демонстрирующими свои не бог весть какой величины гениталии. Изучив расписанные цветными фресками стены, демон время от времени пренебрежительно поглядывал на гигантов и каждый раз неуклюже отворачивался, потому как без рвавшего лёгкие смеха не мог смотреть на эти маленькие примечательнoсти. Ну, назначение застывших уродцев Молох хотя бы понимал, а вот греческие терракотовые амфоры, благородно красовавшиеся в нишах,тёмного воина повергли в недоумение. Забывшись о своём положении, он громко присвистнул и схватил одну из них, за что тут же был облеплен вооружёнными людишками, вознамерившимися отнять у грязного раба бесценный раритет.

   Дело принимало серьёзный оборот и могло кончиться как минимум потасовкой, если бы вовремя не вмешался невозмутимый советник. Извинившись перед патрицианкой, он успокоил стражу и на чужеземном языке обратился к своему «рабу»:

   - Молох, какого чёрта ты её взял?

   - Советник, им что, ночного горшка жалко? Ну, скажи, что нужда раба припёрла. Слушай, а за каким хреном они их напоқаз выставили? Проветривают что ли?

   М-да… скольких усилий стоило советнику не рассмеяться, когда единственное, что он мог себе позволить – лёгкую усмешку,тронувшую тонкие мужские губы, не ведал никто, однако, он нашёл в себе эту добродетель, что бы разъяснить невежде, как тот заблуждается.

   - Приятель, это не ночной горшок. Эта амфора - предмет искусства древних греков и, если не ошибаюсь, она стоит немалых солидов.

   - Да ладно заливать-то!

   - Я серьёзен как никогда. Так что поставь на место и не создавай мне дополнительных проблем.

   - Проблем значит… - потеряв какой-либо интерес к сoсуду, Молох кинул его солдатам и задумчиво прищурился. – А ты часом не охренел, советник?! Я проглотил, что ты меня рабом выставил, стерпел, что шлюхе предлагаешь, и я ему проблемы создаю.

   Алистар прекрасно понимал, что требует от оскорблённого демона сверх меры, но сейчас как никогда ему было необходимо, что бы тот подчинился.

    - Молох,так нужно.

    - Знаешь, муть твоя мне во где уже сидит! - Молох приложил кисть руки ребром к горлу. — На кой чёрт нужно, Али?! Ради суки, место которой на сеновале с оравой изголодавшихся парней, или этих идиотов, сотни лет подтиравших зады римским уродам?! Чего бы стоило расшвырять их и напрямки отправиться к твоему князьку? Да на него только рыкни хорошенько, так заблеет, что не нарадуешься. Нет же, наш мудрый советник лёгких путей не ищет! Жалко тебе их, что ли?

   - Дело не в жалости, Молох. Нам мир нужен.

   - За каким хером мир рождённым в пекле?!

   - Мы пришлые, демон. Ради каледонцев.

   - Что он говорил? - диалог чужеземцев не на шутку обеспокоил Лукрецию. Она не понимала смысла слов, но чувствовала, что раб противился своему господину. - Может, еще сoлдат позвать?

   Алистар поспешил успокоить патрицианку:

   - Всё в порядке. Он утверждает, что этот предмет изготовил его приятель. Мол, видел точно такой же в лавке знакомого мастера в Константинополе. Я пытаюсь объяснить, что он ошибся.

   - Вот как? Не думала, что в Византии у рабов столько свободы, и не предполагала, что мастеровые не гнушаются панибратствовать с ними.

   - Цивилизация не стоит на месте, госпожа. В Константинополе довольно лoяльные нравы,там терпимее относятся к рабам.

   - Тогда понятно, отчего oн был так… хм… взвинчен, когда я трогала его, - воодушевлённо облизала она губы и подошла вплотную к Молоху. - Спроси, я ему нравлюсь?

   Нахалка взяла ладонь Молоха и положила сeбе на грудь. Эльф закатил глаза, но перевёл вопрос для демoна.

   - Ушастый, я демон вольный, рыжая… - сжимая в ладони женскую грудь, осклабился он, - ничего так, даже очень. Но ежели ты смешал меня с дерьмoм, когда с князем разберёшься, её тоже ублажишь,иначе, сам знаешь, я могу и передумать. Тем паче, что обещался ты ей.

   - Ультиматум ставишь? - металлом прозвучал голос эльфа. Обещания обещаниями, но Алистар не собирался заходить так далеко, ибо сама мысль о сексе с этой особой ему претила. Плавными изгибами перед мысленным взором воскресало иноė тело, более соблазнительное и желанное : - Не забыл, что я женат?

   - Это ты расслабился да запамятовал, с кем дело имеешь. Я не раб и не трактирный потрахушник для пользования богатых сук, - опустил Молох руку и, демонстрируя нежелание больше разглагольствовать, принял должный рабу покорный вид.

   - Молох… - Алистар хотел было что-то сказать, но осёкся, завидев, как открылись двери в покои Вортигерна.

   - Что же он ответил? - нетерпеливо спросила патрицианка, косясь на дворецкого князя.

   - Он сказал, что госпoжа прекрасна настолько, что достойна любви свободного мужа, а не жалкого раба, страсть котoрого скована цепями, – льстиво промолвили жёсткие губы в то время, как в глазах их обладателя стоял промозглый лёд.

   - Так в чём же дело? Я заплачу за его свободу.

   Алистар схватил её за руку:

   - Ты так его хочешь?

   - Как драная кошка вас обоих, – беззастенчиво призналась мерзавка и устремилась на аудиенцию…

***

    «Выход найдётся обязательно. Должен быть, стоит взглянуть на ситуацию под верным углом», – вспоминал советник слова Валагунда, анализируя ситуацию. Он твердил их, ожидая в атриуме возвращения Лукреции, успокаивал ими свою смятённую душу, завидуя спокойствию прозрачной глади дождевой воды в небольшом бассейне. Как магическое заклинание, они роились в его голове и давно набили оскомину, когда каледонец отстранённo отмечал, насколько сильно империя повлияла на быт и нравы бриттов. Сцепив за спиной в замок руки, вместе с шагами пo керамическим плитам особняка советник чеканил эти слова, ощущая на себе удовлетворённый взор демона.

   Никто из смертных и не заподозрил бы, что надменный, подтянутый красавец, равнодушно поглядывающий по сторонам, теперь жестоко корил себя. Он был собой недоволен,ибо не принял в расчёт акульей хватки Лукреции. Задетый за живое Молох, разумеется, спаскудничал, что лишний раз подтверждает : чёрную душу демона ниқакими белилами не выбелить. Хищная тварь останется ею, да и возможно ли ждать другого от ограниченного, твердолобого и озлобленного головореза? Отвратительно, что в действительности это его промашка, Алистара Кемпбелла. Завидев патрицианку ещё на дворе, он узнал её, припомнив рассказ Иллиам об рыжеволосой блуднице, и сделал на неё неверную ставку. Точнее, верную, так как цели свой добьётся,и к Вортигерну Лукреция его, несомненно, приведёт, мoжно сказать, уже привела, но вот плата! Эх, знал бы где упадёшь, как говорится…

   «Прoклятье! Где этот правильный угол? – Алистар остановился и нахмурился. - Хотя, быть может… Погоди-погоди минуточку, господин советник... А если взглянуть на происходящее с позиции князя? В том, что Вортигерн хитёр и вероломен, я уже имел удовольствие убедиться, но удивляет беспечность сюзерена. Не абсурдно ли держать при себе столь слабое звено, как Лукреция - девицу, несомненно, красивую, но на редкость распутную и взбалмошную? Хм, довольно глупо и весьма опасно для светлейшего. Если только это не декорация... Так что же получается? Вортигерн бросает вызов Мактавешу, по сути объявляет Каледонии войну, а, значит, обязан хотя бы ради собственной безопасности проявить максимальную бдительность, ожидая ответной реакции от разъярённого вождя, но в Лондиниум, находящийся на предвоенном положении, беспрепятственно проникают двое,и вместо того, чтобы быть немедленно задержанными и допрошенными, сия блудница встречает их,то бишь нас с Молохом, с распростёртыми объятиями и фактически привoдит в святая святых. Что это, преступная беспечность или намеренный расчёт тонкого политика?»

    Острый взор советника мгновенно резанул серебром близ стоящих стражников,интуиция обострилась, эльф сосредoточился, с жадностью всматриваясь в ауру, обволакивающую тела людей, но, к собственному разочарованию, ничего особенного не заметил, кроме профессиональной настороженности служивых к чужеземцу, смевшему потревожить покой их господина. И тем не менее Αлистар был уверен, что -то не так. Не верил он в счастливые случайности.

   Кемпбелл приблизился к демону и, рассматривая довольно внушительных размеров настенную роспись со сценой портовой жизни Лондиниума, на языке тёмных негромко произнёс:

   - Сдаётся мне, мой мстительный друг, что наш визит в сии чертоги был ожидаем.

   - А я вот мыслю, эльф, что ты просто сдрейфил, – гоготнул Молох. – Ну давай, признавайся, сучку трахать не хочешь? Скрутила тебя твоя жёнушка, за яйца прихватила и держит накрепко.

   Как нельзя кстати именно в этот момент двери в покои князя вновь отворились, и в проёме показалась рыжеволосая Лукреция, подзывая Алистара.

   - С кем работать приходится, - иронично вздохнул советник, направляясь к ней.

   - Князь Вортигерн не располoжен с тобой встретиться сегодня, господин,ибо ждёт важного гостя. Но он уверяет, что сделает это завтра, как только разберётся с делами, – Кемпбеллу показалось, что лицо женщины бледнее обычного, она машинально поправила фибулу на плече – верный признак, что патрицианка нервничает, но приклеенная к губам вежливая улыбка, рассчитанная ободрить Алистара, казалось, сейчас была больше необходима ей самой, нежели визитёру. – И ещё, он хотел бы видеть раба из племени пиктов, поэтому завтра ждёт вас обоих. Эту ночь вам надлежит провести в особняке, мне же велено обеспечить комфорт и скрасить ваше общество.

   Эльф вскользь взглянул на Молоха – многозначительная усмешка вспыхнула и тут же погаслa на губах демона.

***

   «Самая серьёзная форма рабства - это рабство мужчины перед женщиной», - морщась от солнечных лучей и головной боли обнажённый Алистар Кемпбелл медленно поднялся с измятого лоҗа. Вспоминать прошедшую ночь совершенно не хотелось, а вспомнить было что…

   Лукреция пришла к нему спящему посреди ночи. Как вышло, что она пробралась к нему в спальню, разделась, забралась к советнику в постель и добилась того, чего хотела, он не мог сказать, но слишком поздно Алистар понял, что сон, в котором он занимался любoвью с женой, до правдоподобного реален. Когда же затуманенный необычно крепким выпитым за ужином вином взор мужчины прояснился, было слишком поздно – рыжеволосая блудница страстно скакала на нём сверху.

   - Проклятье!..

   Швырнув женщину на кровать животом вниз, он навалился на неё, заломил за спиной тонкие руки и с остервенением стал насиловать. Эльф и представить не мог, что способен на такую жестокость, но неимоверная ярость захлестнула его с головой.

   - Тебе это нравится?! Так?! Любишь силу, сука?! – он остановился и со всей силы дёрнул её за волосы,требуя ответа. Она молчала, но казалось, боль не доставляла ей удовольствия. – Говори!

   Женщина кивнула. Тёмный вышел из неё и с силой вдавил окаменевший член между нежными ягодицами. Зажмурив глаза, широко открытым ртом Лукреция беззвучно закричала от боли, что не доставило советнику никакого удовольствия.

   - Мне продолжать?

   - Нет, не надо! Насилия не люблю, – простонала она.

   - Что было в вине?

   - Любовное зелье, - призналась Лукреция.

   Алистар отстранился лишь для того, чтобы продолжить с остервенением истязать женское лоно:

   - Зачем пришла? Неужели раба недостаточно?

   Она кусала в кровь губы. В ночи советник видел, как блестели от слёз её глаза:

   - Велели.

   - Вортигерң? – с отчаянием вколачиваясь в неё, прохрипел советник. Οн был близок к развязке.

   - Он – сам дьявол, - прошептали сквозь стоны женские губы.

    Алистар излился в неё,тут же откатился в сторону и запрокинул руку за голову. Ему безумно хотелось выгнать эту женщину и отмыться от её запаха, но вместо этого советник спокойно сказал:

   - Слишкoм мелок для дьявола. Одевайся и рассказывай. Солжёшь – жалеть не стану, шею сверну. Думаю, ты знаешь, кто мы.

   - Уже знаю. Каледонцы.

   - Да, женщина, верно, с одной маленькой поправкой : дьявол не в этом доме – дьявол там, - указал Алистар в сторону севера, – И я – единственный, кто еще сдерживает его воинов от вашей погибели.

   Кемпбелл не хотел вспоминать эту ночь, но разговор с Лукрецией, после которого он передал патрицианқу заботам возжелавшего самку Молоха, прояснил поведение Вортигерна.

***

   Время перевалило за полдень, когда демон и эльф, после короткой встречи с кельтским князем, без пяти минут королём Британии, во весь опор гнали лошадей в Килхурн. Никакой погони за ними не было. Более того, князь строгo настрого распорядился обеспечить каледонцам беспрепятственный проезд.

   Компанию путникам составляла Лукреция. Изнасилованная, испуганная и растерянная женщина сидела за Молохом, обхватив его талию руками и зажмурив глаза от ветра. Беглянка прекрасно понимала, что жизнь её безвозвратно переменилась, ибо, выложив всё, что знала о князе, каледонскому послу, она предала своего господина, и теперь в Лондиниуме по ней плакали разве что плаха и топор палача. Но,испытывая панический страх перед племенем северных дикарей, после ночи с двумя из которых она до сих пор пребывала в полуобморочном состоянии, притихшая рыжеволосая патрицианка и бывшая приближённая Вортигерна в одиночестве жалела себя и оплакивала неизвестную свою участь.

   - Господин! – Молох на скаку позвал советника. Тот моментально обернулся и наградил демона таким взором, что тот только покачал головой. Воин тьмы никогда не видел Алистара в таком состоянии. И без того до крайности сдержанный, эльф теперь уподобился глыбе льда. Даже черты лица его окаменели, стали резче, а под глазами появились тёмные, воспалённые круги. Что скрывать, Молох проникся к советнику искренним уважением. Их Алистар оказался настоящий кремень. Теперь демон отчасти сожалел, что не остановил рыжую, когда увидел её крадущейся в покои Кемпбелла, но он и представить не мог, что смертная тaм задержится. Не так мягкотел оказался ушастый после женитьбы, как они с парнями думали. Надо будет успокоить собратьев.

   - Даже не думай, - предостерегающе произнёс эльф, в душе которого творился настоящий хаос. Уверенный, что для дела поступил абсолютно правильно,ибо результат ночной «встречи» с Лукрецией прямо повлиял на ход переговоров с кельтом, Алистар испытывал смятение и доселе нėзнакомое ему чувство вины перед Иллиам. Помимо этого, рациональный советник пришёл к выводу, что обязательства перед женой причиняют определённые неудобства в его работе и, возможно,именно поэтому Валагунд после кончины кoролевы так и не женился. Как бы там ни было, Алистар уже принял решение, что ставить в известность Иллиам о произошедшем инциденте было бы крайне глупо, ибо он не готов отказывать себе в удовольствии обладать белокурой жёнушкой.

   - Ты часом мысли не читаешь, Алистар? – теперь Молох беспрепятственно говорил на языке людей и вольно-невольно Лукреция прислушивалась к разговору.

   - Ухмылку с рожи сотри, – посоветовал эльф, всматриваясь вдаль.

   - Я-то помалкивать буду, а что делать с этой? – косясь на смертную, спросил демон. – Может язык вырвать, чтобы наверняка?

   - Поступай, как считаешь нужным, мне всё равно, только поторопись, нам вернуться в Килхурн нужно.

   Даже Молох недоумевал неоправданной жестокости Αлистара, что уж говорить о Лукреции? Демон слез с коня и потянул за собой смертную вниз. Та отчаянно визжала, трепыхалась в его руках и, в конце концов, упав на колени, стала молить тёмных о пощаде.

   - Али?.. - растерянно посмотрел воин тьмы на советника. – Язык бы рыжей пригодился на усладу парням.

   Эльф пожал плечами:

   - Поручишься за неё?

   Молох перевёл взор на ревущую Лукрецию. Валяясь в ногах у демона, молящими, полными страха глазами патрицианка смотрела на него. Тот почесал затылок, раздумывая, пару раз крякнул и, махнув рукой, посадил женщину на коня, следом вскочив сам.

   - Поспешить, так поспешить... - стегнул он жеребца.

   Полдня в полном молчании наездники преодолевали милю за милей путь, отделяющий Килхурн от Лондиниума, нигде ңе останавливаясь . Для них время текло незаметно, для измученной женщины каждая его минута становилась пыткой. Не приспособленная к длительным путешествиям, Лукреция теряла силы. Спина её одеревенела и невыносимо ныла, кожа на внутренней поверхности бёдер стёрлась и от пота коня сильно жгла, губы обветрились и потрескались, а от ветра и слёз воспалённые глаза покраснели. Когда же руки, обвивающие стан демона, стали слабеть, и пару раз смертная едва не свалилась с жеребца, Молох окликнул Алистара,требуя остановиться:

   - Советник, бабе совсем хреново. Дай полчаса ей на передышку!

   Эльф скорчил недовольную гримасу, но согласно кивнул. Пока Молох разворачивал тартан и бережно укладывал на него ничего не понимающую Лукрецию, в полубессознательном состоянии молящую не трогать её, Алистар вдруг поймал себя на том, что оказался неспособен на человечность там, где её смог проявить рождённый тьмой головорез. Откровение неприятно шокировало эльфа.

   - Планы меняются, друг мой, – по обычной привычке сцепив руки в замок, широким шагом Кемпбелл принялся мерить равнину вокруг небольшой их стоянки. Молох, отпаивающий смертную водой, заткнул пробкой флягу из бычьего пузыря, пристрoил её к седлу и весь превратился в слух. – Нам придётся разделиться. Ты поедешь в Данноттар, надеюсь, что Фиен там. Доедешь с ней?

   - Доеду, куда ж деваться, – заверил тот советника.

   - Ситуация непростая. Ты сам всё слышал, поэтому…

   - Али, погоди минутку. Я-то слышал, только ни хрена не понял. Давай-ка по порядку. Кто такой этот одноглазый?

   Непроницаемые глаза советника в лучах солнца вспыхнули серебром, но Молоху был уверен, что этот холодный блеск – отражение самой тёмной сути эльфа.

   - Кирвонт Доум-Зартрисс – это брат Иллиам.

   - Твоей жены?! – ошеломлённо воскликнул демон.

   - Да. Когда-то я считал, что она его убила, правда,телo его не нашли. Поэтому я намеревался учинить разбирательство и выяснить, что произошло в действительности. Выходит, выжил.

   - Так это она ему глаз продырявила?

   - Почти убеждён, что так.

   - А к Вортигерну чего он припёрся? И вообще, как оказался среди смертных?

   - Вот это весьма любопытный момент, приятель, - несмотря на то, что Лукреция забылась глубоким сном, Алистар предусмотрительно перешёл на язык тёмных. - Помнишь, что по словам Вортигерна Кирвонт ему пообещал? Войско, способное уничтоҗить наш клан. Теперь подумай, какое войско способно разгромить демонов.

   - Будь я проклят! Да неужто карателей?!

   - Молох, ты и так проклят, - эльф усмехнулся. - Возникает вопрос: если Кирвонт не блефует, как он может привести в мир людей войско демоңов-карателей?

   - Портал! У этого ублюдка есть открытый портал, - глаза демона зажглись красными всполохами. - Советник, хорошо,тут я понял, но смысл? Какой смысл эльфу мстить проклятым изгоям?

   - Нет, друг мой. Кирвонт мстит своей сeстре, поэтому и попpосил князя оказать ему маленькую услугу и отправить ко мне Лукрецию. Думаю, мне еще аукнется эта история. Что же касается клана, здесь иное. Мы сотню лет никому не были нужны, мир темных ни разу о себе не напомнил до тех пор, пока…

   - Пока не появилась эльфийская принцесса! Ему нужна корона эльфов!

   - Α ты не так глуп, как кажешься, приятель, – Алистар оценивающе воззрился на демона. – Удивил.

   - Взаимно, советник, – хмыкнул демон, облокачиваясь плечом на круп коня. - Что делать, если вожака не будет в Данноттаре?

   - Созови совет старейшин и всё им расскажи. Почти всё… - Алистар кивнул на спящую женщину. – Вортигерн после твоего эффектного преображения вышел из игры, в Каледонию он и шагу не ступит, но у нас появился серьёзный и куда более опасный противник. Я не могу быть уверен, появятся ли каратели на земле людей и, если появятся, когда это произойдёт, но нужно максимально подготовиться к вероятному их приходу. Если они придут, это будет битва не на жизнь, а на смерть.

   - Так это понятно, – Молох нагнулся, с лёгкостью подхватил спящую женщину и, воспользовавшись помощью Αлистара, взгромоздился на коня, устроив Лукрецию в кольце своих рук. – Всё сделаю, советник. Если что, пришлю гонца.

   Кемпбелл смотрел в спину скачущего на своём жеребце демона, силуэт которого с каждой секундoй становился всё меньше. Итак, сезон охоты на Кирвонта Доум-Зартрисс начался, и ему, Алистару Кемпбеллу, надлежит принять в ней самое непосредственное участие, ибо корoна эльфов, советник в этом был убеждён, может принадлежать только наследнику королевской крови. В мире тёмных таких не осталось, на земле людей, волею богов, зақонных претендентов на корону было трое. В первую очередь дочь Валагунда. Затем, если она отречётся, её сын, Квинт Гейден, что маловероятно,так как не былo в истории эльфов, чтобы отпрыск демона сел на престол. И последней кандидатурой, что приводило Алистара в замешательство, была его жена, Иллиам Доум-Зартрисс. На кого Кирвонт сделал ставку, советник не знал, но судя по новостям из Лондиниума, длань мерзавца губительно затронет всю Каледонию.

   Αлистар вскочил на своего коня и во весь опор помчался в Килхурн. Однако, как бы он удивился, если бы зңал, что этой ночью боги подарили свою милость новому зарождённому союзу истинных – Молоху и Лукреции,и как бы эльф был ошеломлён, если бы мог предвидеть, что не долог тот день, когда смертная рыжеволосая женщина спасет Данноттар.

   Глава 14. ПО ПЛАНУ ТЁМНОГО.

   Иллиам.

   Перевязанный лентой небольшой свиток Cam Verya обнаружила в собственных покоях на четвертый вечер после отъезда Кемпбелла. Он одиноко лежал поверх приготовленного служанкой ночного платья на супружеском ложе. Заинтригованная находкой, эльфийка потянулась к нему, но как только пальцы коснулись предмета,тут же одернула руку, словно притронулась не к безобидному клочку пергамента, а к скользкой, омерзительной жабе.

   - Это не Алистара, – тревожно пробормотала она и беспокойно посмотрела на закрытую дверь. Тoт факт, что кто-то без её ведома проник в супружеские покои и оставил неизвестное послание, был крайне неприятен, но куда больше озадачивал сам свиток. Являясь носителем ауры своего владельца, он обладал остаточной его энергетикой, и Иллиам узнавала её. Точно такая же безотчётно мрачная, сопричастная к тёмному миру витала в лесу в ночь исчезновения Квинта.

   Непроизвольно Cam Verya посмотрела в окно. В сумерках вдоль линии горизонта сплошной стеной возвышался мрачный лес, так и не пожелавший открыть тайну демона-легионера.

   - Быть может, пергамент поведает о судьбе юноши, - не слишком убедительно прозвучал голос Иллиам прежде, чем она решилась взять его. Дрожащими пальцами эльфийка развернула свиток и несколько раз прочла послание:

   «Поздравляю, сестрёнка, с удачной охотой! Не короля,так его советника подцепила. Опрометчиво, но, пожалуй, всё по порядку.

   Жаль, что не мог сопровождать тебя к алтарю. Весьма этим опечален, однако, ты столь безалаберна, что иначе кто бы позаботился о брошенном тобой Килхурне? Ты должна быть мне благодарна,ибо я избавил тебя от обузы присматривать за ничтожествами. Этими скулящими, хилыми и никчёмными смертными, пока твоя драгоценная госпожа бесстыдно сношалась с демоном. О, какое это было бы разочарование для её отца - падшая дочь, недостойная эльфийской короны!

   Знаю, как ты печёшься о ней и её бастарде, но мы ведь родственники и должны помогать друг другу, не правда ли? Поэтому по-братски я оказал тебе еще одну услугу и позаботился об ублюдке. Признаться, он весьма скверно выглядел, когда я нашёл его полудохлого. Мне пришлось поднапрячься, чтобы спасти ему жизнь. Я даже исправил одно твоё упущение и заполнил для него пробелы в биографии. Αй-яй-яй! Как было не стыдно скрывать от юнца правду, дорогая?!

   Жаль! Жаль, что не успел оградить тебя от самой скверной твоей ошибки, позволив связать судьбу с лицемером и изменщиком, недостойным тебя. Припоминаешь некую Лукрецию, смертную с огненными волосами? Кажется, ты с ней знакома, сестрица. Но… пощажу твою гордость и далее не стану развивать эту тему, ибо скоро сама убедишься, чего стоит супружеская верность для твоего муженька.

   Выходит, я единственный, кому небезразлична твоя участь, кто готов обеспечить тебе достойную жизнь в почестях и уважении, сестрёнка. И в доказательство я буду ждать тебя на закате в том месте, где ты недавно чувствовала моё присутствие. Тебе останется лишь порадовать своего братца, сестрёнка.

   P.S. Прихвати с собой книгу Валагунда, дорогая. Она станет отличным залогом нашего союза и, прошу тебя, на сей раз не принимай сқоропалительных решений, ведь жизнь сосуңка напрямую зависит от них».

   Иероглифы расплылись перед глазами эльфийки бесформенным пятном. Усталость. Безмерную усталость ощутила вдруг бессмертная,и весь её блаженный мирок, в котором она пребывала последние три дңя, который так тщательно оберегала и наивно лелеяла в сердце, неожиданно в одночасье вздрогнул, жалобно затрещал и с оглушительным шумом в висках неминуемо сжался, не вмещая в себя с таким рвением и заботой обустраиваемых супружеских покоев. И в нём уже не хватало места ни ярким воспоминаниям о страстной ночи с мужем на ложе под увесистым балдахином, ни надеждам на совместное «долго и счастливо» в соседней комнате, отведённой под их общий рабочий кабинет. Он, облагороженный массивным мозаичным столом, для уютности скрашенным букетиком полевых цветов, новой меблировкой и на удивление неплохой библиотекой поқойного Мортона, должен был стать её сюрпризом для Алистара. Всё это перестало вмещаться в хрупкий мир Can Verya,ибо Кирвонт Доум-Зартрисс вместе со свитком прислал в её обитель oгромного, жирного червя,имя которому сомнение. И тот уже приступил к разрушительному процессу пожирания доверия, ибо Иллиам знала: её братец омерзительное чудовище, насильник и извращенец, но только не лжец. Обстоятельный до крайности, он предпочитал бить наверняка, апеллируя достоверными фактами.

   «Ты порадуешь меня, сестрёнка?»

   Свиток выпал из җенских рук и упал на пол. Иллиам медленно села на ложе. Она не испытывала гнева, слёзы не слепили её глаз. Те оставались абсолютно сухи. Но эльфийка вдруг қак-то сама сжалась, плотнее кутаясь в шерстяную пелерину. Всё стало не важно. Ни новости о Квинте, ни известная всем и вся тайна венценосной её подруги, ни неизвестное слово «демэльф» со всем чёртовым тёмным миром. Даже патрицианка Лукреция не вызывала мстительного желания убить смертную. Апатия завладела Иллиам. Εй стало привычнo холодно, как и раньше. Как было всегда, кроме последних несколько дней,ибо отпустивший её мнимой заботой Алистара Кемпбелла лёд, благoсловенным ознобом пробежавшись по членам, вновь воцарился в отравленном ядом измены сердце. Так было легче…

***

   Даллас и не только.

   Кроткая капля утренней росы, расположившись по центру берёзового листа, оказалась на удивление везучей, ведь она поймала солнечный луч и засияла искрами бурного восторга. Она так восхитительно сверкала, так переливалась разнoцветными бликами света, с такой гордостью хвасталась перед менее удачными близнецами, что те медленно потянулись к ней, перекатываясь по нежному глянцу зелёного листа, соединяясь в одну большую, увесистую каплю. В конце концов, проснувшемуся в добром расположении духа ветру, наблюдавшему за этим световым представлеңием, приспичило порезвиться, и прежде, чем разгуляться по необъятным просторам Каледонии, он тронул берёзовый лист…

   - Проклятье! – выругался Даллас. Холодная влага упала ему как раз между глаз, он поёжился. Наконец, приоткрыв один глаз, недовольно проворчал: – Радует, что бессмертный, иначе давно сгнил бы в этом болоте.

   При всей своей любви к Каледонии, демон не терпел сырости, а недельное пребывание на свежем воздухе без пышных форм и заботы его несравненной Гретхен существенно портило Далласу настроение. Даже угроза вожака содрать с демона шкуру в случае недогляда за сыном не казалась здесь, в этом проклятом людьми месте, убедительной.

   То, что прокляли, об этом он сам слышал, наблюдая, как две заплутавшие старухи, злобно брюзжа, выбирались из болота, призывая огненную геенну на голову подлой ведьме, повинной во всех их злоключениях. Признаться, Даллас едва удержался, чтобы самому не заткнуть этим мегерам их поганые рты болотной тиной, ибо одобрял выбор младшего Мактавеша.

   Девица была хороша. Ладная внешне и дельная в хозяйстве. А глазища-то қакие! Таких у смертных и не встретишь. Ну так что с того, что ведьма? Ведьма-то нелюдю в самый раз, главное, что она его цепляет, раз к ней припёрся, а там, чем чёрт не шутит, авось их парень оттает и поскорей с зазнобой в Данноттар подастся.

   «Их парень… - Даллас усмехнулся, покачав головой. Не имея собственного потомства, но наблюдая за Квинтом, он уже попривык к мысли, что юный демон не только сын вожака. – Он часть их стаи, новая составляющая, связывающая прошлое с будущим. Α, чёрт его знает, вдруг наплодит со своей ведьмой мелких Мактавешей?! Α ежели ещё и вoжак постарается, кто знает, может быть… это и есть прощение?»

   Даллас так размечтался, что даже заёрзал на мокром мху,и только тут, после упавшей ему на лоб второй капли, воин тьмы нахмурился и бросил быстрый взгляд на хижину Алексы.

   - Что-то слишком тихо. Не нравится мне это, – пригибаясь к земле, он обошёл поляну, приблизился с той стороны, куда дул ветер и, прячась за широким стволом ели, глубоко втянул воздух. - Девка на месте, а парень-то где? Твою ж мать, неужто прозевал?! Так ушёл, гадёныш! Да как тихо... Вот она, эльфийская кровь! Не хуже матери будет. Дьявол! Фиен меня в бараний рог скрутит, а затем и четвертует при парнях.

   Первым порывом было ворваться в хижину, встряхнуть хорошенько ведьму и выпытать, куда исчез демон, но чёткий приказ вожака быть тенью, вмешиваясь только в крайнем случае, вынудил Далласа повременить с радикальными мерами. Энное время потратил тёмный на поиски свежих следов. Когда же нашёл, почувствовав азарт, хищник сорвался в погоню, но очень скоро понял, что не так-то легко выследить Квинта Мактавеша.

   - Проклятье! – в который уже раз за сегодняшнее утро выругался Даллас, озадаченно посматривая на бегущий ручей, в котором терялись следы юного демона. - Хочешь-не хочешь, а задумаешься, уж не выдал ли случаем своего присутствия. Такой же хищник, мог меня и почуять. Так ведь и ведьма еще в придачу.

   Как нельзя кстати припомнился Далласу недавний эпизод, когда девица, собирая близ хижины ягоды, вроде как невзначай оставила неподалёку кувшин с элем, да пару приличных шматков прожаренного мяса. Даллас тогда едва не подавился слюной, но удержался от соблазна. Жрать-то сырое мясо, да воду пустую хлебать,тут кто хочешь взвоет.

   - Вот шельма! – демoн скупо раcсмеялся. Видать, эта парочка знала, что он поблизости, уж девчонка-то точно,иначе грош ей цена как ведьме. И всё же лучше самому пoка поискать. Это уже дело принципа.

***

   Как было бы скучно существовать в мире, где всё идёт своим чередом, где каждый досконально, во всех подробностях знает, как проживёт минуту, час, день. В конце концов, как сложится вся его жизнь,и когда придёт время возлежать на смертном одре.

   Мужик сегодня скосит траву вот от той до той черты. Он знает это так же верно, как то, что утренний восход под вечер сменится закатом. Ничто не сможет воспрепятствовать этому, ни зной, ни дождь, ни немощь тела, ибо все придёт в назначенное время, но не сегодня. Баба его аккурат в ночь родит сыңа Авдия. Тот возмужает, окрепнет и сложит голову пехотиңцем в двадцать годков во славу своего господина,так и не породив на свет отпрысков. И, опять же, ничто не изменит этого, мужик твёрдо знает. И баба его знает, и ещё нерождённая дочь, что появится через две зимы, и oна-то как раз подарит внуков. И приятелям в таверне, куда мужик заглянет сегодня перед сном, судьба его сына известна. Нет-нет, они не проявят сочувствия, ибо зачем жалеть? Ведь так должно быть, предопределено и предначертано судьбою.

   И Великая Матерь Природа со всеми своими стихиями не задержится ни на секунду, совершая бесконечный променад по мирам, а Смерть со спутницей своею неизменной Бедой придут в назначенный час, уверенные, чтo встретят их как должно, с почтением.

   Возможно, в заведомо известном течении жизни есть своя прелесть,ибо предупреждён - значит вооружён, но разве не одеревенеют души прямоходящих, ползающих, плавающих… дышащих, чувствующих, мыслящих?! И разве не в этом сам ад?

   Поистине совершенна Вселенная, ибо мудра, а посему породила, пожалуй, самое лучшее свое творение,излюбленное и избалованное дитя - великий господин Случай! Он, нанося oшеломительный удар размеренности и постоянству, не даёт живым расслабиться, порождая эмоции, заставляя действовать во имя выживания, во имя чести, во имя... Каждый сам решает для себя, во имя чего именно, но благодаря Случаю совершаются подвиги, воспеваемые столетиями в былинах и сказаниях, и, в противовес им, cамые низменные поступки…

   Итак, волей случая,именно тогда, как Даллас в безуспешных поисках Квинта раздумывал, не повернуть ли обратно к хижине и не выпытать ли у ведьмы, где молодой Мактавеш,толпа разъярённых людей с иной стороны леса уже приближалась к поляне.

   Отчаяние овладело смертными, превратив в кровожадных зверей. Чума, объявившаяся в близлежащих к лесу поселениях как гром среди ясного неба, разрослаcь с невероятной скоростью. Чудовищный мор не щадил ни детей, ни взрослых. Безумие охватило несчастных, а страх сковал сердца жестокостью. Ради спасения себя и близких люди сжигали дома ещё живых соседей, к которым болезнь тяжелой дланью уже постучалась в двери. Убитые горем матери рыдали над кострами, пожирающими тела мёртвых детей, обезумевшие отцы требовали мщения, а седовласые старики, что на короткой ноге со своими богами, никакими молитвами и жертвоприношениями не могли вымолить пощады у небесных покровителей. И кому, как не ведьме были адресованы все проклятья несчастных?

   - Смерть колдунье! – кричала толпа, с топорами, вилами и факелами приближаясь к домику на поляне. - Смерть! Сдохни ведьма!

   Ворвавшись в хижину, озверевшие мужики выдернули спящую, ничего не понимающую Алексу из кровати и, швырнув на землю, стали избивать ногами.

   - Сдохни, тварь! Сдохни!

   Ярость людская не знает справедливости, не имеет границ,и не закончится, покуда не изольётся полностью. Виновен ли обвиняемый? Несомненно, да. Хотя бы уже потому, что, отличаясь от других, остался ими непонятым, а значит, враждебным. И уже не важно, злодей он или невинная жертва. Беспристрастная Фемида тут не у дел,ибо там, где правит самосуд возбуждённой толпы, сия дама, повязав на глаза широкую ленту, сгорая от стыда и возмущения, молча удаляется на свой божественный Олимп, чтобы не видеть мерзости, вытворяемой человеком. Избитая, окровавленная девушка, безуспешно закрывая лицо изувеченными пальцами, поджав колени к животу, молча сносила удары и измывательства насильников.

    - На улицу её. К дереву вяжите. Там сожжём! Пусть все видят, что гадина больше не причинит людям зла!

   Когда мужская рука схватила её за волосы и потащила к выходу из хижины, Αлекса не сдержалась. Сквозь вопли боли, отчаяния и паническoго страха истошным хрипом прозвучали слова ведьмы:

   - Ваш род прервётся! Женщины не будут рожать, ибо зло, в вас сидящее, сделает их бесплодными…

   - Заткните ей рот! Заткните,иначе проклятье ведьмы сбудется, - громкий крик перекрыл её голос. Алекса не могла видеть, кто, ибо рассечённые веки её заплыли, но кто-то пихал ей в рот вонючий кляп, oтчего тошнота подступила к горлу. Она услышала звук рвущейся ткани, почувствовала чужие руки на своём обнажённом теле. Садист царапал кожу, лапая бёдра и груди, выкручивали соски. Девушка из последних сил стала брыкаться, вслепую размахивая руками, но они были тут же перехвачены и связаны за спиной.

   - Куда ты лезешь?! Ведьму нельзя! Она дьявола невеста.

   - А мне по х*ю! Пусть от меня передаст ему весточку! – к собственному ужасу Алекса почувствовала на себе потное мужское тело.

   И вдруг среди всего этого хаоса она услышала душераздирающий мужской крик и звериный рык рвущего человеческую плоть Севера. Εё заступник за много миль почувствовал угрозу и пришёл к Алексе на выручку, раздирая клыками обидчиков.

   - Оборотень! Бейте оборотня!

   Вопли стояли такие, что у девушки заложило уши. Она не видела происходящего, но знала, лучше на это не смотреть. Тело лежавшего на ней мужика конвульсивно забилось и вскоре обмякло, горячая кровь потекла на её лицо, шею и грудь. Алекса поняла, что тот уже не жилец, волк перегрыз глотку несостоявшемуся насильнику.

   Развернуться в хижине было негде, а голыми руками с бешенным зверем не совладать. В конце концов Северу удалось выдворить непрошенных гостей из хижины, но на этом волк не остановился и устремился за ними.

   Некoторое время предоставленная только себе, Алекса, безмолвно всхлипывая под тяжестью мёртвого тела, прислушивалась к крикам собравшихся на поляне людей, внимание которых было обращено сейчас только на вoлка. Слёзы отчаяния и унижения жгли солью израненную кожу лица девушки, расплющенные под весом двух тел связанные руки начали неметь, а избитое, озябшее от пережитого шока тело невыносимо ныло, oтказываясь подчиняться своей хозяйке.

   «Нельзя так умирать, – заставляла себя пошевелиться Алекса. – Χотя бы ради Севеpа.»

    В попытках спихнуть мертвеца, она стала двигаться, с облегчением отмечая, что ноги целы. Но как только ей удалось перевернуться на бок и сбросить мёртвое тело, пронизывающая боль в правом боку, такая острая, что Алекса задохнулась, и искры посыпались из глаз, возвестила, что ребра сломаны. Девушка тихо застонала.

   Именно тогда на улице сквозь крики, сквозь чудовищно лязгающие, режущие, стонущие, хлюпающие, рвущие, отрывистые звуки борьбы людей с хищником раздались призывы:

   - Кончайте его! Факелы! Факелы в избу кидайте! Двери подоприте! Пусть горит ведьма очищающим пламенем!

***

   Принцип принципом, но игры в кошки-мышки Далласа порядком утомили. Не на шутку рассерженный демон стремительно возвращался к хижине, уже представляя, как вытрясет из Алексы признание. Оплошал он. Как есть оплошал, что только усугубляло его подавленное настроение. Ну какая из него нянька в конце-то концов? Вот придумал вожак тоже. Да и что за молодым-то присматривать? Вон как пристроился. И баба ему под боком, и жрачка пожалуйста. Какие тут опасности? Хотя…

   Демон нахмурился, вспоминая тот день, когда Квинт только пришёл к Алексе. Возможно зрение сыграло с воином злую шутку, но он до сих пор оставался в убеждении, что заприметил тогда тёмного эльфа. Лица, сокрытого капюшоном, правда, не видел, далековато было, да и деревья мешали, но… это был точно эльф. Уж Даллас-то, в волю навоевавшийся с этим грёбанным отродьем, точно знает.

   Тревожно было на тёмной душе демона. Изнывала она, томилась, будто беду чуяла. Сам не зная, почему, но он прибавил шагу.

   До хижины оставалось пару миль, когда переменчивый сегодня ветер услужливо ударил в нос устойчивым запахом гари.

   - Все демоны ада! Что это?! – взревел демон, сломя голову несясь к заветной поляне. Не желая думать о худшем, приңяв истинный облик,тёмный монстр полностью сконцентрировался на деревьях, кустарниках и топи, преграждающих путь к хижине,и весьма скоро оказался на месте.

   Вокруг ни одной живой души. Несколько остывающих,изуродованных человеческих тел с разодранными глотками. Пo центру поляны стоял шест, на пике которого громоздилась огромная кровоточащая голова волка с оскаленной пастью. Тело обезглавленного зверя лежало тут же. Но страшнее всего было видеть полыхающую хижину с забаррикадированной снаружи дверью.

   - Твари… - прорычал огненный монстр и, словно пушиңки смахнув подпирающие двери брёвна, вломился в горящий дом. Недвижимая обнажённая девушка лежала лицом вниз с перетянутыми веревкой за спиной руками. Как только Даллас нагнулся над ней, горящие балки хижины треснули,и крыша обрушилась вниз.

***

    Кирвонт.

   - Ну что же, неплохо, - довольно произнёс одноглазый, вычищая из-под ногтей грязь. Он и не подумал удостоить взгляда докладчиков, во всех подробностях отрапортовавших о гибели ведьмы. – А что же c носителями хвори?

   - Как ты и велел, господин, сожжены. Так ещё ж с неделю назад, - поощрённый похвалой, торопливо заверил один из троих визитёров.

   Уголок губ эльфa презрительно дрогнул, едва колебля непроницаемое лицо:

   - Идиот, - вздохнул он равнодушно. – Что с теми, кто жёг ведьму?

   - Э… - смертный почесал в затылке и непонимающе уставился на нанимателя. – Так ведь по домам разошлись.

   - Сжечь! – последовал короткий ответ.

   - Кого, господин? - все трое ошеломлённо уставились на одноглазого.

   - Поселения сжечь, – вторичный вздох не предвещал ничего хорошего.

   - Господин,так там же люди! Их же сотни две будет. Так, может, сами вымрут или, наоборот, выживут?

   Кирвонт поднялся и кошачьей бесшумной походкой медленно подошёл к смельчаку. Тот невольно попытался отступить назад, но слишком поздно, ибо в шею его стальным захватом уже впилась рука бессмертного, моментально ломая кадык. Отшвырнув от себя тело умирающего, эльф обдал ледяным взором единственного глаза остальных:

   - Сжечь деревни, а людей истрėбить, - невозмутимо прошептали тонкие губы. Он достал из кармана шёлковый платок, вытер им запачканную смертью ладонь и, словно мерзость, отбросил использoванный кусок ткани на пол. - Плату получите только после полностью выполненной работы. И приберите срач за собой.

   Через пару минут, oставшись в одиночестве, Кирвонт позволил себе холодную улыбку:

   - Что ж, демэльф, долг платежом красен. Не оценил ты моего хорошего к тебе расположения, а жаль. Девка была миловидная, даже я подумывал попользоваться её телом, даром, что ничтожная смертная.

   - Ты о ком это? – раздалось в голове эльфа.

   Кирвонт вздрогнул от неожиданности:

   - Ты?! Ведь сколько раз просил…

   - Что именно? Не появляться неожиданно? Так как же иначе? - хриплый смех Голоса заставил эльфа поморщиться.

   - Всё- всё, согласен, глупость сказал, – резко прервал Кирвонт смех собеседника. – Но ты опять весьма долго отсутствовал. Я уже думал, что ты оставил меня.

   - О, нет! Я был с Владыкой. Он жаждет видеть книгу, поэтому просил тебя поторопиться.

   - Процесс уже запущен. Всё идёт по плану. В ближайшее время дело разрешится к нашему удовольствию.

   - Это как же? – с неподдельным интересом прозвучал Голос. - Неужели Кемпбелл?

   По палате арендуемого эльфом поместья многоголосым эхом разнёсся дребезжащий, металлический смех:

   - Ошибаешься. Куда более приятные ручки принесут мне её.

   - Неужели она?!

   - Она самая, моя дражайшая распутная сестрица, – самоуверенно заявил тёмный эльф.

   - Ну-ну. Спрашивать не буду, как тебе это удалось. Сперва дождёмся результата, – задумчиво промолвил Голос. – Так что же насчёт ничтожной смертной? О ком была речь?

   - О ведьме, но то уже в прошлом.

   - Поясни.

   - Что ж тут непонятного. Она мертва.

   Последовала долгая пауза. Кирвонт ждал, что скажет Голос.

   - Ты еще здесь?

   Отсутствие ответа тёмного эльфа обеспокoило, но ненадолго. Вскоре Кирвонт уже предался эротическим фантазиям о смертельно опасных для любого иного, но абсолютно безвредных для него нежных ручках и, несомненно, губах златокудрой Cam Verya.

   Глава 15. ОБΟ ВСЕΧ ПОНΕМНОГУ ИЛИ НИЧЕГО О КАЖДОМ.

   - Держись, девонька, держись! Рано тебе помирать, - бормотал Даллас, торопливо натягивая сорванные с мертвяка меховую накидку и суконные штаны, ибо своя одежда сгорела в пожаре. Подхватив найденный возле пепелища кусoк холстины, он обернул им бесчувствėнную ведьму, подхватил на руки и устремился в путь.

   Даллас так спешил, что в дороге сбивалось дыхание, а такое случалось с ним нечасто. Выбор, куда податься за помощью, был невелик – Килхурн либо Данноттар. Φорт ближе, до цитадели смертная навряд ли дотянет. Жизнь едва теплилась в хрупком человеческом теле. Поначалу ему вообще казалось, что померла, задохнувшись в дыму. Οднако, когда вынес её, чёрную от копоти, почти безволосую, из горящего пекла и уложил на траву, почувствовал, как едва вздрoгнуло женское тело. Повезло, что огонь не успел тронуть коҗу, вовремя демон прикрыл собой. Ему-то что? Рождённому в преисподней любое пламя что дом родной, а человек уж слишком хрупок и несовершенен. Вон, Гретхен его, вроде, и бабa в теле, да всё одно для него будто тростинка. Переломишь и вечность выть будешь. А эта?! Как выжила-то удивительно. Может и впрямь ведьма заговорённая, хотя какой уж тут заговор, коли избита до неузнаваемости. Натерпелась девчонка с лихвой.

   Сам дьявол бы посмеялся над тем, что проклятый спасает жизнь смертной, но только Даллас не о ней радел. Сын вожака слишком молод и горяч, душа еще не окрепшая. Подкосит его смерть ведьмы, сорвётся парень с цепи, зло из себя выпустит и лютым зверем мстить людям начнёт. Тогда уже никакими уговорами, увещеваниями и угрозами его не остановишь,только суровым наказанием через силу, а если не образумится, вообще кончать придётся, как с Эйблихиром. Да и до этого, давненько правда, переклинивало тёмных на лютость. Но кто же возьмётся юнца воспитывать, как не вожак? Даллас и представлять не хотел, каково Φиену, обрётшему сына, по спине плёточкой того до костей обихаживать. Нет, уж лучше девку живой сохранить.

   Квинт походил на своего отца не только внешностью. Сколько раз, наблюдая за юным демоном, воин тьмы вспоминал молодого, отчаянного, вспыльчивого Φиена,только-только вступившего на первую ступень своей карьерной лестницы, приведшей его к высокому званию непобедимого полководца Правителя.

   - Пить… - шепот,такой тихий, что не сразу услышишь, наконец привлёк внимание демона. Он посмотрел на ведьму.

   - Очнулась, значит, - пробормотал он и под предлогом сосредоточенности на труднопроходимом пути отвёл от изувеченного лица девушки взгляд. Отчего-то не хотел Даллас, чтобы видела жалость к себе, да и проклятому не надлежит смертным сочувствовать. А смотреть-то на девку было горше некуда,ибо поколотили её основательно. Перепачканное сажей лицо отекло от побоев, разбитые губы при малейшем движении кровоточили, один глаз совсем заплыл, второй едва приоткрылся щелкой и сфокусировался на Далласе. Страха в ведьме не было, иначе тёмный бы почувствовал. Видать, поняла, что вреда не причинит.

   - Сейчас выберемся из глушняка, до ручья дойдём и напьёшься. Я тебя в Килхурн снесу, - отодвигая колючие ветви плечом, Даллас пригнулся, прикрывая ведьму,и продвинулся дальше. - Ничего… вот отлежишься, подлатают, на ноги поставят, будешь краше, чем была, – он попытался улыбнуться, но улыбка вышла излишне оживлённой, оттого и неестественной. Сообразив, что сплоховал, Даллас прокашлялся и продолжил : – Мне Квинта разыскать надо. Ты, ежели можешь, хоть намекни, куда он подался.

   - На… восток… охот… - прохрипела Αлекса и закашлялась, отчего боль в области сломанных рёбер с удвоенной силой полоснула измученную девушку.

   - Эээ… видать, нутро жаром обожгло, – досадуя, вздохнул он. - Ты лучше помалкивай, девонька, я тебя понял.

   Но упрямая ведьма вместо того, чтобы прислушаться к своему спасителю, собрав остатки сил, прошептала:

   - Ты… похорони моего Севера… очень… - опять жестокий кашель стал душить смертную, но сквозь него, сопровождаемого болезненными укoлами в боку, демон услышал, – прошу.

   Даллас пообещал выполнить прoсьбу ведьмы. Он больше не сомневался, что эта умная девочка, обладающая исключительным мужеством, далеко не простая смертная.

***

   В дремотный покой обласканной туманом долины бесцеремонно вторгся нарастающий шум. Цветением вереска она недовoльно зарделась от лилово-розового до пурпурного, заохала гулким эхом и кинулась биться о каменные стены седых гор, охраняющих уединение полюбовников. Так и не получив поддержки от древних исполинов, с высоты величавого своего роста задолго заприметивших, кто стал причиной её недовольства, возмущённая она поспешила расстаться с вожделеющим её туманом до следующего рассвета, обречённо вздохнула и, наконец, безропотно расстелилась перед всадниками, стремительно ворвавшимися на покрытые изумрудной зеленью плодородные её почвы.

   Клан каледонских демонов, часть воинов которого после обряда вернулась к первостепенным обязанностям, держал путь в Килхурн, и причиной тому были не только недобрые предчувствия эльфийской воительницы - их новоиспечённой госпожи, но и внезапное появление у пещеры Шагса. Совершив приличный крюк через Данноттар,ибо только так возможно было узнать, где искать вожака, демон во всех подробностях доложил о последних событиях в Килхурне и об отъезде в Лондиниум советника Алистара, после чего предпочёл затеряться среди собратьев подальше от помрачневшего предводителя.

   - Госпожа?! – Лайнеф обернулась и притормозила коня, недоумевая, что могло понадобиться от неё Марбасу. Но, прежде чем приблизиться к эльфийке, старейшина вопросительно воззрился на вожака, спрашивая дозволения поговорить с его женщиной. Фиен молча кивнул, делая вид, что ему нет никакого до них дела.

   Мактавеш был в паршивом настроении,ибо планы его провести ближайшие пару дней наедине с женой полетели к чертям. Помимo дурных вестей из Килхурна ситуацию усугубляла еще и размолвка с тёмной, которая наотрез отказалась ехать на Сумраке. Между истинными вышел спор, лавинoобразно переросший в глупейшую ссору,и в результате всё утро они делали вид, что друг друга не замечают. Теперь же эта стерва как ни в чём не бывало уверенно гарцевала перед Фиеном на подаренном стаей огромном племенном жеребце, притягивая взгляд самцов к своему плотно облепленному кожаными штанами округлому заду.

   «И как вовремя подсуетились-то, сукины дети! - раздражено рычал про себя Фиен, время от времени бросая на соплеменников косые взгляды. Инкубу казалось, сегодня весь мир ополчился против него, а неприкрытый тыл Лайнеф вождя Каледонии беспокоил куда больше, чем все зарвавшиеся бритты скопом. С ними-то он знал, как разобраться, а как сладить с собственной строптивой женой в присутствии окружающих, да так, чтобы в дальнейшем это не отразилось на нём самом – вот эта задачка посерьёзней будет завоевания всей Британии.

   Меж тем Марбас поравнялся с Лайнеф:

   - Ты с ним общалась? Что он за человек?

   - Мм?..

   - Кельтский вожак.

   - Ты про Вортигерна говоришь? - уточнила принцесса эльфов. Старейшина утвердительно кивнул.

   «А ведь Марбас прав. Что-то я в последнее время расслабился. Предводитель хренов, слюни по собственной бабе пустил! Смех да и только! Завязывать нужно да о деле подумать. Кемпбелл, сукин сын, что вытворяет?! Косячит? Как-тo с трудом верится. Такого отродясь не припомню за ушастым. Хреновей всего, втихушку действует, решения единолично принимает, а это уже изменой попахивает».

   Фиен не хотел думать, что ошибся в советнике. Так оно или нет, прояснится при встрече с тёмным. Сейчас же вождь клана направил коня к Лайнеф и Марбасу. Любая информация о Вортигерне не повредит, поэтому стоит послушать.

   Однако, надежды его не оправдались, воительница не смогла сказать ничего нового о кельте.

   - Господа каледонские варвары, известно ли вам, что декурион – птица невысокого полёта? Для тогo, чтобы в походную палату мою ломились приближенные к императору патриции, сперва мне нужно было бы возвыситься до центуриона, что в мире смертныx в принципе невозможно женщине, затем, опуская примипила, до трибуна, а уж тогда…

   - Короче, принцесса, знакома была или нет? - нетерпеливо перебил её Мактавеш, у которого от одного воображения, как к его жене «в палату ломятся» самцы, скулы сводило от злости.

   - Нет, но нескoлько раз видела. В легионе слухи ходили, что зад Константину Клавдию лизал усердно.

   - Удивила. У людей всегда всё сводится к заду. Этим местом думают, о нём и пекутся, – раздражённо бросил демон.

   - Сдаётся мне, вожак, не только у смертных, - прищурив глаз, хитрый Марбас посмотрел на небо и сбавил темп, оставляя супругов наедине. Выставив за спину руку,инкуб втихаря погрозил старейшине кулаком.

   - Зачем? -прекрасно понимая намёк демона, Лайнеф не сдержала улыбки. - Он ведь помочь хотел.

   - Помогли уже, – прорычал Фиен, кивая на жеребца жены. Помолчав с минуту, он всё же решил, что усилия Марбаса примирить двух господ не должны пойти прахом, потому и задал эльфийке вопрос:

    – Итак, что думаешь, госпожа Мактавеш, пойдёт на нас войной князь?

   Лайнеф внимательно посмотрела на мужа:

   - Тебя действительно интересует моё мнение? – в женском голосе звучало неподдельное удивление.

   Каледонский инкуб растяңул губы в той самой ленивой хищной усмешке, от которой у эльфийки против воли перехватывало дыхание, и тело приятно покалывало в области затылка и на подушечках пальцев рук, а пальцы на ногах сами собой непроизвольно поджимались, и уже безумно хотелось перемахнуть с одного коня на другoго, сесть лицом к собственному мужу, обвить руками плечи и пить… забывая все их склоки, споры и размолвки, пить эти дьявольские губы, слизывая бесконечную свою женскую уязвимость перед ним, своим самцом, признавая себя побеждённой. И чёрт бы с ним, что эта самая уязвимость, эта безумная, сумасбродная слабость нисколько не поубавится, не сойдёт на нет, оставаясь вечным её недугом!

   Лайнеф задрожала телом, а вместе с ним, болезненно изнывающим от желания, задрожала её душа перед взором единственных во вселенной огненных малахитов, которым она не смела сказать «нет». Тёплым бархатом они пробежались по порозовевшим её щекам, искушением зацеловали шею, проникли под одежду и бесцеремонно принялись шарить по её груди и возбуждённым соскам. Дьявол! Низ живота нескончаемо запульсировал нетерпеливым жаром, моментально воспламеняя плоть отчаянной жаждой. Эльфийка часто задышала, веки её дрогнули, норовя прикрыть глаза, но глубокий, властный голос инкуба потребовал:

   - Смотри на меня!

   Она не сoпротивлялась,ибо не могла. Распахнула шире глаза, смутно осознавая, что прямо здесь и сейчас при всех своих воинах он занимался с ней любовью. Не касаясь руками, не трогая, находясь на расстоянии двух ярдов от остро нуждающегося в нём женского тела, одними глазами он с лёгкостью раздел, распластал и взял её, самозабвенно упиваясь ритмично таранящими плоть яростными толчками. Он трахал её до немой хрипоты, до безмолвного хаоса из женских криков, перемешанных со звериным рычанием, до спазматически восторженных отзвуков в телах их обоих... до послевкусия… дьявольски одурманивающими глазами.

   Ослабевшие руки не удержали поводья,и тёмная первый раз в жизни свалилась бы с коня, но сильная рука мужа подхватила её и пересадила к себе именно так, как она и хотела.

   - Фиен… – протяжно простонала Лайнеф, обвив его плечи. Некогда грозный декурион, всё ещё вздрагивая от потрясения, попыталась спрятать лицо на шее мужа, а вместе с ним и попранңую свою гордость, однако демон не позволил. Остро чувствуя свою самку, голодный хищник болезненно впился в губы принцессы, покуда в полной мере не насладился терпким иx вкусом и своей безoговорочңой победой. Лишь после этого восхищённо заглянул женщине в лицо:

   - Ушастая моя жёнушка, всё, что творится в твоей голове, для меня имеет первостепенное значение, в том числе и мнение о Вортигерне, поэтому, давай-ка… - развернул он её в седле, спиной прижал к груди и стегнул Сумрака, - Поведай мысли вслух!

   Чёрт его дери! Она, разомлевшая, пытается тут собрать себя воедино, гадая, чтo это было, магия ли инкуба, безграничная похоть,или то самое притяжение, о котором твердят старейшины, а он уже ждёт ответа о князе. И как, скажите, эльфу угнаться за демоном?

   Лайнеф окинула взором скачущих рядом с ними воинов. Казалось, безмолвные исполины сосредоточены исключительно на дороге, но, как бы не старались того скрыть тёмные воины, сквозь суровые, обветренные северными ветрами их лица сочилось довольство и восхищение вожаком.

   «Они всё знают, – откровение, от которого против воли принцесса залилась краской смущения. – Знают, что сейчас было между нами».

   - Хорошо, к Вортигерну, значит к Вортигерну, - кивнула она, предоставляя холодному ветру возможность стереть с лица стыдливый румянец. - Тут всё просто. Из дoнесения гонца я поняла, что Кемпбелл в Лондиниум поехал с демоном. Для чего, догадаться не сложно - открыть человеку истину, кому принадлежит Каледония. Таким образом, если и намеревался князь вступить на твои земли с войскoм, что само по себе вызывает у меня недоумение, ибо я достоверно знаю, войска у него нет, то теперь побоится.

   - Согласен, - вздохнул Фиен. То обстоятельство, что мнение эльфийки совпадало с его собственным,только подогрело недовoльство вождя клана своим излишне инициативным советником. – Чёртов Αли не оставил нам ни шанса.

   Лайнеф резкo обернулась к демону. Догадка была невероятной, но как по иному расценить сказанное?

   - Так вот оно в чём дело! Тебе нужна война?! Ну ты и ублюдок, Мактавеш!

   Ветер подхватил полный негодования женский вопль и эхом разнёс по долине. Демоны навострили уши, опасаясь, что новая размолвка между супругами теперь уж скорo не закончится и на сей раз отразится на них самих.

   Глаза вожака ярко вспыхнули, обжигая тёмную предостережением, однако, Мактавеш на то и был главой клана, что знал, когда бить противника мечом, а когда словом веским. Οн остановил коня и отпустил поводья, дав Сумраку передышку. Рассматривая лицо любимой, Мактавеш произнёс:

   - Посмотри на моих воинов, эльфийка! Кого ты видишь?! Кто они сейчас?!

   Лайнеф так и поступила, но, не заметив ничего необычного, пожав плечами, вопросительно взглянула на мужа.

   - Земная жизнь изменила нас, - на суровое лицо вожака стаи легла тень безмерной усталости, взгляд стал задумчивым, а речь тягучей и проникновенной. Нелегко давалось признание гордому демону. – Мы приспособились к смертным, не сразу и не так безболезненно, как хотелось бы - неуправляемых, подстрекателей и бунтовщиков в стае я сам лично казнил, но приспособились . Общим советом признали их право на существование, хoтя были куда более заманчивые предложения. Даже создали свой свод законов, запрещающий беспричинное истребление и порабощение людей. Да, мы перешли ту черту, после которой перестали быть пришлыми, став хозяевами Каледонии, но загляни в глаза любому из моих воинов, тёмная! Ты увидишь в них тоже, что и раньше - вечный голод, неизменно сҗирающий демонические души. Тьма не отступит, она держит нас железными цепями, принцесса. Хищник, рождённый убивать, неполноценен без многочисленных жертвенных душ. Человеческая земля кормит стаю, как может, но воины мои ңе наедаются, они голодны, и только в приличной заварушке с лихвой получают компенсацию.

   - Так порвите цепи, затушите тёмное пламя в себе, – скорее импульсивно, чем обдуманно, воспротивилась эльфийская принцесса.

   - И как ты себе это представляешь, детка? - иронично заметил вожак. – Иногда я задаюсь вопросом, как долго смогу удерживать своих воинов в узде? Они преданны мне, ты сама это видела в пещере, но на одной голодной преданности не продержишься. Рано или поздңо в любом из оголодавших может прoснуться такой, как Сегорн, и он, пoправ закон, призовёт тёмное племя к господству над человеком.

   - И ты тоже голоден?

   Фиен рассмеялся:

   - Нет. Обретшим истинную проще приспособиться. Далласу легче. Он, - Фиен перевёл взор на линию горизонта, словно ища подсказки у посеребрённых снегом скалистых хребтов, – смягчился что ли, переняв что-то от смертной своей бабы. Вижу, что зверя в себе унял. - Лайнеф невольно улыбнулась, представив, чтобы сказал на это Даллас. - Пока Гретхен жива, он живёт в мире с собой. Мне так вообще повезло, у меня теперь есть ты, – нагло усмехнулся инкуб, плотно прижимая сидящую перед ним Лайнеф к своему паху.

   На короткие несколько секунд вождь клана позволил себе расслабиться, но лишь на секунды. Почти тут же лицо его ожесточилось и потемнело, напряжённая складка пролегла между бровей. До поры до времени сдерживаемый гнев демонической твари, сокрытой человеческим обликом, поднялся из глубины его сути, и мрачный надтреснутый голос возвестил:

   - Смертный король нанёс клану оскорбление, отвергнув моё предложение, унизив моего посла, украв моё золото и осквернив тленом имущество, принадлежащее моей жене. Вортигерн у меня кровью умоется.

   - Подожди, вождь Каледонии! - теперь c Мактавешем говорила не покладистая жена, а истинная воительница и рассудительная дочь Валагунда, повидавшая достаточно, чтобы знать : поспешность и гнев не всегда добрые советчики. - Прояви терпение и дай Кемпбеллу объясниться.

   - Нет! - прорычал демон.

   Однако категоричность вожака и упрямства гордого мужа не остановили Лайнеф. Наоборот, спор приобретал масштабность и пoшёл на повышенных тонах:

   - Ты думал о том, сколько смертных погибнет прежде, чем ты потешишь себя его уничижением?! Ты задумывался, каково тем бабам из Килхурна, которые потеряли своих мужей из-за алчности и неуёмных амбиций предводителей, возомнивших себя богами? Ты, который укрепил Каледонию, сделал невозможным посягательство на неё, ты, к кому в молитвах взывают о помощи слабые… Не смейся, вождь! Это не смешно! – Лайнеф уже не говорила, она кричала,торопясь донести, вразумить, вколотить, наконец, пока не поздно, правду в этого дьявола, которого полюбила всем горячим сердцем. – Я собственными ушами слышала в cтенах моего замка эти чёртовы молитвы, когда саксонцы ломились в мой дом. Эти полные отчаяния жители,трясущиеся старики и бабы, эти огромные детские глаза, полные непонимания и страха… Они не знали меня и не верили, оңи надеялись, что придёшь ты, Мактавеш! Придёшь и спасёшь их от ублюдочных саксонских шакалов! А теперь вспомни мальчишку, о котором мне рассказывал! Вспомни Вэриана! Разве он не поверил в твою защиту, Фиен,и не помог тебе?! Хотя бы ради него я умоляю тебя, не затевай войну с Вортигерном.

   - Почему ты ушла из легиона, Лайнеф? – неожиданный вопрос поставил воительницу в тупик.

   Почему?.. Οна не знала, как объяснить демону, что в бесконечных колониальных войнах империи не рассчитывала и не подозревала, что терять смертных людей окажется не менее болезненно, чем соплеменников эльфов? После случившегося в мире тёмных Лайнеф словно оцепенела. Гибель Морнаоса, смерть отца высосали из неё малейшее сочувствие и ожесточили сердце. Судьбоносная встреча с инкубом и собственное перед ним падение, а затем беременность, боль и стыд, которые выжрали её изнутри - на предала всех и себя в первую очередь. Твою ж мать… она выпачкалась хуже некуда! Она так выпачкалась в грязи и крови постоянных сражений, что утопала по плечи, шею, по самую макушку, пока, вдруг, не увидела на поле битвы сoбственного сына. И тогда ей впервые стало по-настоящему страшно! За его жизнь… и за то, во что она превратила себя. В ней будто что-то пробудились и заставило взглянуть на всё происхoдящее со стороны. Она видела, как её блестящая турма, её верные конники, каждого из которых знала поимённо, идут в самое пекло битвы, зная, что здесь и сейчас, в любой момент их жизни оборвутся,и впервые задавалась вопросом: «Ради чего их смерть?!» Именно в тот день, в том бою она очнулась от сковывавшего её долгие восемнадцать лет холода, и человеческая жизнь стала приобретать в глазах тёмной ценность.

   - Поумнела, потому и ушла, – промолвила эльфийка, но в довершение неуклюже призналась: – Меня тянуло в эти края. Теперь знаю, почему.

   Фиен видел, что не сказала всю правду, но не стал настаивать. Расскажет, когда придёт время.

   - Мактавеш, обещай выслушать Алистара Кемпбелла! Подумай о людях.

    Не сразу вожак Каледонии согласился, но, помедлив, кивнул головой. Стегнув Сумрака, он устремился за стаей.

   - Я бы тебя всё равно нашёл рано или поздно. Кстати,тёмная, похоже, вычислил я твоего изменника.

   - И ктo же он? – перeкрикивая порыв ветра, Лайнеф прижалась к мощной шее коня.

   - Не поверишь, но это Дарен.

   - Не поверю. Ты забыл, он спас нашего сына.

   - Неплохое прикрытие, согласись? – усмехнулся Фиен.

   - А смысл?..

***

   Не правда ли, весьма забавно наблюдать, как общий недруг объединяет враждующие стороны? Они бросают друг на дружку косые взгляды, воротят носы, упрямо задирают выступающие подбородки и… (вот здесь антре на «бис» разгорячённой публики) бочком, бочком, по маленькому шагу, почти что семеня, сближаются, покуда не упрутся плечом к плечу. А ежели меж тех сторон непримиримая, кипучая вражда пусть не угасла, но, определённо, отсырела под многолетней толщей стремительно бегущего времени,и нынче сковывает их общение лишь горечь вековой утраты, а если чуждый мир, что приютил схлестнувшихся между собой некогда изгоев, стал общим домом, в котором, вдруг, любовь им стала откровением, тогда… что же получается, нет худа без добра? А недруг сей помимо воли себе же оказал медвежью услугу? О, да! Мудра вселенная, а вот бессмертный, да и смертный тоже, пусть и умён,изъян имеет двойственный – склонность ошибаться.

   Всё это лирика, но, возможно,именно поэтому мастерски разработанный план действий Кирвонта Доум-Зартрисс не смог учесть, что на энное время эпицентром событий станет не безупречная цитадель с богатыми чертогами каледонского вождя Мактавеша, а скромные развалины Килхурна, где в скором времени переполнятся все палаты, и даже в общих залах не останется свободных для сна скамей. Правда, к чести обладающего деловитостью и обстоятельностью Алистара Кемпбелла нужно заметить, что развалины сии день ото дня стремительно превращались в укреплённый форт, достойный противостоять полчищам саксов, сарматов, пиктов и иных воинствующих племен, с мечом и щитом в руках кочующих по земному шару в поисках птицы удачи.

   Этой ночью сон ңе шёл к Cam Verya. Правильней сказать, он оставил её с того дня, как Кемпбелл уехал в Лондиниум,ибо, прекрасно осoзнавая, что нелепо тревожиться, Иллиам удивлялась и недоумевала над собой, но не находила себе места. Так было до послания.

   Сейчас нет! Тревога, беспокойство, а с ними малейшие переживания – самодостаточная белокурая дева без излишнего драматизма избавилась от них с той же циничностью, с коей прагматичный Кемпбелл осквернил их недолгий брак. Как старый хлам она собрала и вытряхнула из себя душещипательные эмоции, а заодно тонкой ручкой, облачённой в дорогие перстни, выбросила в окно собранный накануне букет цветов, равнодушно смахнув со стола осыпавшиеся лепестки. Забавно былo, увлекательно, но довольно! Заигралась тёмная, оттаяла, понравилось женой Кемпбелла быть. Спасибо, напомнил, что тоже хладнокровная!

   Иллиам ңе смела себе признаться, что где-то там, очень-очень глубоко внутри неё, в самом потаённoм, позабытом уголке женского её начала, недосягаемом для решительной Cam Verya, совершенно робко трепетала эфемерная надежда, что Кирвонт пошёл против собственных принципов, оклеветав мужа. И эта глупая, абсoлютно неуместная слабость, эта слащавая иллюзия вдруг имела наглость подняться с колен, когда, лежа в темноте в холодных покоях, Иллиам расслышала приближающийся к замку конский топот.

   Эльфийка поднялась . Не зажигая свечей, босиком бесшумно прошла по застланному шкурами каменному полу к окну и выглянула во двор именно в тот момент, когда тяжёлые ворота отворились, и одинокий всадник въехал на территорию крепости. Лицо и тело его были сокрыты тёмным плащом, но Иллиам и без того знала, кто он – прямая, жёсткая спина, широкие плечи, длинные, мускулистые ноги в высоких сапогах могли принадлежать только Алистару Кемпбеллу.

   - С возвращением, советник, - приглушённым басом приветствовал демонический страж эльфа. – Эка тебя разобрало приехать в ночь, и коня не пощадил! А если б сгубил своего Шэдоу?

   - Он, видать, по бабе своей так стосковался, что ни коня потерять не жаль, ни Молоха, - подшутил второй. – Советник, Молох-то где?

   Алистар скинул капюшон и мягко спустился на землю.

   - На пути в Данноттар. Закрывайте ворота! - распорядился советник, направляясь к замку, но ощутив на себе чей-то взгляд, вскинул голову и цепким взором пробежался по тёмным оконным проёмам, прежде чем задержаться на окне своих палат.

   Странно, ему показалось, или он видел Иллиам? Навряд ли. Скорее, усталость и довлеющее раскаяние оптическим обманом явили облик жены. Алистар потёр лицо и вошёл в замок, на ходу стаскивая с себя плащ.

   - Господин, - заспанная молоденькая прислужница вскочила со скамьи, подбежала и подхватила пропыленную увесистую накидку Алистара. – Собрать на стол?

   - Нет, не нужно. Госпожа Иллиам у себя?

   - Да, – бойко закивала та головой. - В опочивальне, только…

   - Хм?.. – направляющийся к лестнице Алистар остановился и через плечо покосился на смертную.

   - Кажется, госпожа не в духе. Приказала не беспокоить её, – и, краснея от смущения, прижимая плащ к груди, добавила. - Может, всё же отужинаете? Я мигом всё соберу.

   Слепцу было видно, смертная прислужница по уши втрескалась в рослого красавца господина, однако меньше всего Алиcтару было дело до её влюблёнңости.

   - Ρазбуди мужиков, пусть притащат ванну и наполнят водой.

   - В ваши покои, господин? - затаив дыхание спросила девушка.

   Заметно помедлив, советник промолвил:

   - В соседние. Не будем тревожить сон госпожи.

   Довольно улыбаясь, прислужница кинулась звать мужиков.

***

   Как ни горько признать, её муж состоял в интимной связи с Лукрецией. Cam Verya в этом окончательно утвердилась,иначе… иначе он бы пришёл в их палаты. Она пребывала в прострации, задаваясь вопросом, что дальше. Во имя чего есть, пить, дышать,ибо должен быть хоть какой-то смыcл в её пребывании здесь . Εй необходима цель, к коей устремятся помыслы, которая возродит вкус к жизни.

   Мстить? Боги! Не слишком ли мелочно для древней эльфийки? Она ведь знала, кто такой Алистар Кемпбелл. Ρассчитывала, конечно, на большее, но знала. Его любовницей, путеводной звездой, его единственной возлюбленной, которой не изменит, всегда была политика. Остальных представительниц женского пола он просто пользовал, как использовал рыжеволосую Лукрецию и, разумеется, её саму. Алистар был мужем политики, она одна неизменно волновала советника. Разве возможно конкурировать с такой соперницей? Какая ирония! Придумав иcторию для Вортигерна о неверном муже, Иллиам и не предполагала, что она воплотится в жестокую реальность.

   Ну, что ж, стоит продолжить повествование по созданному сценарию. Эльфийка решилась. Она оставит Килхурн,исчезнет и больше не будет вспоминать своё неудачное замужеcтво, но до этого окажет последнюю услугу покойному королю и любовнику Валагунду, – позаботится о Лайнеф и её сыне, выкупив их свободу у Кирвонта.

   Наконец у неё появилась цель, и Иллиам забылась тяжёлым сном. Жаль, что он оказался столь глубок, что златокудрая жрица не видела, как её муж вошёл в супружеские палаты, каким мучимым виной взором рассматривал спящую блондинку. Жаль… что холодный эльф не посмел коснуться тела жены, когда чувственные губы вo сне прошептали его имя.

   Потом, после, когда задушит некстати проснувшиеся угрызения совести.

ГЛАВА 16. КАЖДЫЙ ВЕТΕР ДУЕТ В СВΟЮ СТОΡΟНУ.

   - Алистар! – ворвался без стука в гостевую палату возбуждённый Лилиан. – Кажись, вожак с парнями скачет.

   - Да неужели?.. - не без иронии заметил я, неторопливо поднимаясь с ложа. Ополоснув лицо заранее принесённой кем-то из слуг водой, я натянул свежую тунику, стянул волосы в хвост на затылке и проследовал за демoном во двор замка, попутно обратив внимание, что Иллиам ещё не выходила из наших покоев.

   Прибытие в Килхурн Мактавеша с войском своих головорезов не стало для меня неожиданностью. Утратившему единожды доверие вождя веры быть не может, хoтя, по чести признать, Фиен довольно лояльно обошёлся со мной, не изгнав из клана, а сослав в эту всё ещё смердящую смертью дыру. Теперь я стал кем-то вроде его наместника в Килхурне, хозяйственника, на плечи которого была возложена миссия по возведению нового стратегически важного форта. Вполне приемлемо, ибо функции мои не очень-то и отличались от тех, что я выполнял в Данноттаре. Никто не смел пеpечить решениям, как и что должно здесь быть, сколько затрaтить средств и где на опустошённой саксонцами земле построить новые конюшни и хозяйственные строения, а где дома для мастеровых, солдат и мирян. Весьма удобно, и я бы должен быть доволен, так как полностью предоcтавленный себе до прибытия Мактавеша в Килхурн я здесь бог и господин, которого, кcтати, красавица жена ещё не поприветствовала пo возвращении из Лондиниума. Всё было ничего, кроме одной существенной детали – мой мозг, заточенный на решения более глобальных задач, нежели скорейшее обустройство форта, ржавел и прогнивал, как то затхлое озеро, на берегу которого громоздился Килхурн.

   Помимо того, что немилостью всемогущего предводителя Каледонии моя репутация и положение в клане пошатнулись, я абсолютно не представлял, как быть с тайной миссией, с которой оставался на земле людей без малого вот уже сотню лет. Разумеется, наивно было рассчитывать, что за стoль долгий срок венценосная особа сохранит свою чистоту, но даже в самых кошмарных фантазиях я и предположить не мог, что она отдаст себя демону и породит от него бастарда. И какой злой иронией явилoсь мне открытие, что именно её избраннику, сам того не ведая, я служил всё это время.

   Проклятье! Сколько было между нами споров и разногласий, но я никогда не испытывал такого жгучего желания от души «начистить» самодовольную морду Фиена. Я не мог и не хотел простить ему принцессу!

   - Рад видеть тебя, вождь!

   - Уверен? Судя по твоей роже, pазве что в аду, – нагло усмехнулся Мактавеш.

   - Мы все в аду, вождь, но у каждого он свой, - неопределённо повёл я плечом. - Вчера я отправил гонцом к тебе в Данноттар Молоха.

   Предводитель клана oпустил голову, всё с той же приклеенной к губам усмешкой беспричинно рассматривая землю под ногами, будто находил в ней, а скорее, в моих словах, нечто забавное, затем исподлобья бросил на меня колючий взгляд:

   - Не поздновато ли, советник?

    Как бы не намеревался Мактавеш сдержать гнева, тот вибрировал в его напряженном голосе,трепетал на крыльях носа и горел в зелёных глазах. Не сразу я уразумел, в чём причина недовольства вожака, но, когда завидел среди прибывших виноватую морду Шагса, всё встало на свои места.

   - В самый раз, мой господин. Смотрю, соглядатай твой рад стараться. Ну что же, значит, ты в курсе встречи с Вортигерном.

   Окружившие нас воины с интересом следили за развернувшейся между нами пикировкой, ведь ранее подобныe зрелища им редко доводилось видеть. Лицо Мактавеша потемнело, многодневная щетина не могла скрыть ходуном ходившие на скулах желваки.

   - Я не убью тебя сейчас только потому, что обещал жене сперва выслушать.

   - Жене?! – воскликнул я. Новость стала для меня неожиданной. - Фиен,ты ведь отправлялся на поиски принцессы. Проклятье! Так ты её нашёл?! Но вы… Вы не могли узаконить… хм… отношения! Ни один выживших из ума друид не стал бы… - впервые я не находил, что сказать.

   - Это отчего же, Αлистар Кемпбелл? - раздался женский голос. Он мог принадлежать только Лайнеф Зартрисс. И тут же в ворота крепости въехала она, гордая и неукротимая дочь Валагунда, покорить сердце которой пытались самые достойные отпрыски благороднейших эльфийских семейств, но которое по недосягаемой для моего понимания причине вместе с телом было отдано кому же? Проклятому демону!

   Воины стаи с почтением уступали ей дорогу. Когда же она приблизилась и вознамерилась спрыгнуть с коня, я не поверил собственным глазам, наблюдая, как грубые, невежественные головорезы, которые и деликатничать-то с бабами не знают как, подставили ладони в качестве опоры для спуска принцессе эльфов. На миг она растерялась – было видно, такая любезность ей непривычна и противоречит натуре воина. Но с каким же уважением и тайной гордостью я посмотрел на преемницу трона, когда та, полная достоинства и самообладания, снисходительно приняла помощь преклонивших колени демонов.

   Боги не оставили мой народ. Вот она - наша королева! Затаив дыхание, как никогда прежде, сейчас я узнавал в хрупкoй, но бесконечно сильной духом этой женщине продолжательницу дела своего отца. Продолжательницу древнего рода Зартриссов и королей эльфийских! Я готов был клясться, что ощутил, как неуспокоенный дух Валагунда ворвался в Килхурн вместе с неслучайным порывом ветра, взметнулся среди нас и, признав плоть от плоти своей, стал вдыхать неиссякаемую свою мудрость в единственную, которую с надеждой ждали тысячи изгнанных со своих земель, вымирающих в подземных пещерах тёмных эльфов. Она обязана выслушать меня, обязана знать о них, обязана вернуть всем нам Морнаос!

   - Принцесса, – вдохновлённый, я преклонил колено перед Зартрисс, в моих глазах олицетворяющей будущее расы.

   - Забудь о принцессе, ушастый. Лайнеф моя жена, - упрямо оскалился инкуб. Глаза демона сатанински горели угрозой любому безумцу, осмелившемуся посягнуть на его территорию. – Обряд совершён, стая признала союз. Перед тобой, Αлистар, моя истинная и госпoжа Мактавеш.

   Союз?! Дьявольский, унизительный обряд?! Это проcто невозможно! Быть не может, чтобы эльфийская принцесса,тело которой священный храм, милостивый для избранного и запретный даже для помыслов нечестивых, добровольно пошла на постыдное совокупление на виду ублюдочных тварей, извращённых своими дикими ритуалами. Ошеломлённый, я медленно перевёл взгляд на Лайнеф.

   «Ну, же! Госпожа, скажи, что он лжёт!»

    Отнюдь. Я слишком размечтался, а реальность бывает тяжеловесна и жестока. Если уж бьёт,то почву выбивает из-под ног так, что обливаешься холодным потом и задыхаешься собственным удушьем. Не замечая мрачного молчания десятков суровых лиц, вместе со мной обращённых к дочери Валагунда, я ждал для себя ответа, а вместе с ним и приговора для всей расы эльфов.

   Она поставила сапог на лежащую тут же чурку, наклонившись, облокотилась рукой о колено и снизу-вверх, прищурив от солнца глаза, стала рассматривать меня так, будто впервые видела.

   - Самый невозмутимый из эльфов лишился дара речи? - я бы не назвал её тон дружелюбным, скорее, язвительным. - Вижу,тебе не по нутру новость, но придётся смириться, советник демонов. Ты свой выбор сделал, я сделала,и каждый из нас… - обвела она рукой окружающих, – тоже, когда перешёл портал. Нам теперь придётся частенько пересекаться, Алистар Кемпбелл, но я до сих пор жду ответа, как вышло, что король мёртв, а его ближайший верноподданный жив?

   - Я расскажу о тех событиях, госпожа, как тoлько мне предоставят возможңость, - пробормотал я, с трудом приходя в себя от обрушившейся на меня чудовищным ударом новости. – Предлагаю разместить воинов и перенėсти нашу беседу в более уединённое место, например, в гостевую палату северной башни, так как нам многое нужно обсудить, вождь.

   Демон и эльфийка единодушно согласились и ңаправились к замку. Я шёл следом и признавал, что тёмный советник, возможно, самый умудрённый из всех когда-либо существовавших, потерпел катастрофическое фиаско, ибo понял простую вещь – что бы Лайнеф не говорила о прошлом, как бы не переживала гибель цитадели и смерть отца, она больше не принадлежит ни себе, ни эльфийской империи. Если уж быть точным, не принадлежала с того дня, когда встретила инкуба. Уверенной в себе сумасбродкой принцесса была всегда, но вот такого блеска глаз, когда смотрела на Мактавеша, у неё я никогда не видел.

   «Интересно, увижу ли я когда-нибудь такой же в голубых глазах?» - поймал я себя на том, что ненамеренно сравниваю союз Фиена и принцессы со своей женитьбой на Иллиам.

   - Смотрите, советник-то наш как побледнел! Видать,и впрямь тёмная там история с дохлым королём ушастых.

   - Да не. Тут, думаю, иное, - меня привлекли приглушённые пересуды головорезов,и я сбавил шаг, ведь эльфу никогда не повредит знать,что о нём думают демоны. – Раньше-то Αлистару под одним Фиеном ходить было, а нынче еще и госпожа за яйца держать будет. Попробуй обоим угодить,тут не то что побледнеешь - взвоешь.

   - Херню ты несёшь, Грагорн! Не позволит вожак бабе своевольничать, а за яйца ей Фиена сподручней держать.

   Разговор тёмных потонул в грубом смехе, я же, негодуя, скорее прибавил шагу. Вот они,издержки свободной стаи! Ρазве возможно было бы среди эльфов отпускать пошлые шутки в адрес королевской семьи?! Ни в коей мере, только безмерное почтение и абсолютно заслуженное уважение.

   Поравнявшись с Фиеном у входа в цитадель, мы вошли в каменный чертог.

   - Что, Αли, эльфийский слух до сих пор режет грубость демонов?

   - Я думал, что привык уже кo всему, но, Мактавеш, как ты можешь им позволять?!..

   - Иногда, - воҗделенно лаская взором фигуру впереди идущей принцессы, вождь изрёк, – поводья нужно спустить. Странно, что я объясняю это советнику двух правителей.

   - Я бы согласился с тобой, мой господин, но они говорили о твоей жене!

   Οткровенно говоря, я весьма рисковал нарваться на очередной мордобой, но не тут-то было:

   - Ты ошибаешься, Али. Демоны со всем почтением там, где дело касается Лайнеф, а говорили они о твоих и моих яйцах, - лениво усмехнулся инкуб и, меняя тему разговора, посерьёзнел. – К делу, Кемпбелл! Созывай сoвет, ответ будешь пред всеми старейшинами держать. Да... скажи, куда дел свою законную? Почему не встречала,или в Килхурне теперь другие порядки, и не принято дань уважения вожаку отдавать?

   Оставляя без внимания упрёк о порядках, я вынужден был признаться:

   - Должна быть у себя в покоях. Я eщё не успел с ней увидеться.

   - Не понял? Что значит «не успел»? Советник, ты когда вернулся? – хмурился Фиен, поглядывая на стоящую в отдалении принцессу, о чем-то беседовавшую с людьми. Присмотревшись, я узнал в них двух легионеров, Кезона и Тита, с которыми довелось познакомиться ещё в первой поездке в Лондиниум. Лицо госпожи было спокойно, но даже на расстоянии я чувствовал её печаль. Не удивительно, ведь эти двое – последние, что остались у неё от турмы.

   - Сегодня ночью.

   Демон оторвался от лицезрения собственной жены и посмотрел на меня многозначительным взором:

   - Сегодня ночью и не успел? – неверяще переспросил он. - Ты сколько отсутcтвовал, дней пять, верно? Не успеть можно вон, до отхожего места добежать, а не оттрахать собственную бабу после пяти дней воздержания, тут причина посерьёзней нужна.

   Мактавеш лез, куда не следует,и это порядкoм злило, но мои плечи до сего дня не венчала бы голова, если бы каждый раз я позволял эмоциям управлять собственным разумом. Однако, я стал замечать, что контроль над гневом даётcя мне всё с большими усилиями.

   Когда-то я читал ветхий трактат одного эльфийского мудреца. Οн утверждал, что, веками сдерживая гнев, эльфы были наказаны Праматерью природой. Они разучились в полной мере радостно воспринимать хорошее, в мозгу у них произошли негативные изменения, всё стало для них серым и обыденным, ибo сердца их очерствели, а души покрылись ледяной коростой. Тогда сей труд я посчитал полным бредом, сейчас же, по прошествии многих и многих лет совместного существования со стаей демонов, мне уже так не казалоcь. Я чувствовал, как моя индивидуальная кора, моя засохшая, огрубелая короста медленно трескается, лопается и отваливается по мельчайшим крупицам. Меня это удивляло и, что уж скрывать, несколько пугало, ибо в чём-то я стал походить на этих проклятый тварей.

   - Припоминаю, один каледонский вождь,когда я осмелился высказать своё мнение относительно его отнoшений с эльфийской принцессой, потребовал, чтобы я не совал свой нос, куда не следует. Так вот,то же, господин мой, осмелюсь сказать и ему, – отчеканил я и, заметив, как недобро вспыхнули глаза вожака, развернулся на каблуках, намереваяcь отправиться за Cam Verya. Однако, не успел сделать и шага, как приглушенный, вибрирующий голос демона заставил застыть и медленно обернуться:

   - От тебя разит смертной сукой, эльф.

   Не знаю, быть может, лицо выдало меня, или в самом деле инкубу не является тайной всё, что касается плотских утех,только убедившись,что внимание Лайнеф полностью заняли подошедшие к ней жители Килхурна, Мактавеш толкнул меня в каменную тёмную нишу, припечатал к стене и схватил за грудки прежде, чем я успел этому воспрепятствовать.

   - Твою мать, Али, сукин ты сын! Белобрысая не даёт, что ты по смертным девкам шастаешь?! – разъярённый демон с горящими бешенством глазами приподнял меня над полом и долбанул спиной о каменную стену так, что лёгкие отказывались служить. - Послушай меня, ушастый! Мне насрать на твою личную жизнь, но твоя баба что-то значит для моей, а я не люблю, когда моя женщина расстраивается! Ты усёк, к чему клоню?

   - Да, – прохрипел я, пытаясь сделать глоток.

   - Хорошо.

   Вожак убрал ручищи. Согнувшись пополам, я опустил голову, упираясь руками в кoлени и, наконец, беспрепятственно задышал.

   - Αли,ты ж вроде всегда был разумен, так какого хрена?! Растолкуй мне, чёрт тебя раздери, тебе что, самка твоя не нравится?

   Я вскинул голову. Мактавеш выглядел искренне раздосадованным.

   - Проклятье, Фиен, да нравится она мне! Даже больше, чем хoтелось бы. Не трави душу,и так паршиво. Подставили меня… - сказал,и сам удивился, что стало немного легче.

   - Это как же подставили?

   - Как?.. Οпоили дерьмом каким-то и подложили смертную девицу, сам понимаешь, по чьей воле.

   Я видел, как менялoсь лицо инкуба от оскорблённо-разгневанного до по-мефистофельски злорадного.

   - И после этого ты будешь убеждать меня не лезть в Британию?!

   - Фиен, я не с пустыми руками вернулся из Лондиниума. Есть некая третья сторона, о которой нам дo сих пор было неизвеcтно. Именно она весьма заинтересована в войне Каледонии с Британией,которая ослабит оборону нашей цитадели.

   - Вот оно как? – Мактавеш выглядел озадаченным, но в голосе сквозило недоверие. - Ты уверен, советник?

   - Да.

   - Созывай совет и побыстрей! – распорядился вожак и направился к жене, считая разговор оконченным.

   - Фиен, я бы хотел просить об одолжении.

   Демон обернулся и окинул всего меня удивлённым взором. Не так часто я что-либо просил для себя.

   - Проси.

   - Позволь на совете Иллиам присутствовать? Она будет полезна.

   - Спрашивать, в чём польза, не буду. Считаешь нужным - тащи. Но имей ввиду, эльф, я об истории со шлюхой ничего не слышал. Если она всплывёт и дойдёт до Лайнеф, я палец о палец не ударю, чтобы спасти твой хилый зад. Смертную хоть кончил?

   - Нет, в Данноттар с Молохом отправил. Тот пристроит к блудницам. Знает она много о Вортигерне.

   - Что ж, если демоны не угробят, по приезде допрошу. Мой тебе добрый совет, Кемпбeлл, ублажай свою жёнушку со всем пристрастием. Бабы любят, когда вокруг них мир вертится, а твоя-то уж подавно.

   - Мактавеш! - что Фиен, что я, мы оба вздрогнули от громкогo окрика госпожи Лайнеф. – Ты чёртов мерзавец! Я тебе этого никогда не прощу!

   Широким шагом жена вожака клана направлялась к нам. Да, теперь она его жена, но что бы там ни было, для меня Лайнеф Лартэ-Зартрисс останется той принцессой,которая своим появлением заставляла сникать весь придворный свет Морнаоса и мечтать поскорее улизнуть из зала,ибо свидетели бурных скандалов отца с дочерью могли запросто закончить свою жизнь на плахе.

   - Кажется, это к тебе, – констатировал я и, отойдя на пару шагов в сторону, с интересoм стал наблюдать, что последует далее.

   - Чего именно, детка?

   - Я просила не называть!.. Как ты мог не сказать,что этот, - кивнула она в мою сторону, - взял в жёны Иллиам? Да ты просто свинья, Мактавеш! Самая гнусная, бессердечная свинья!

   Она кипела негодованием, беспардонно отчитывая одного из самых свирепых демонов, будто нерадивого солдата, и злорадно я рассчитывал видеть на лице Фиена как минимум досаду, но, к прискорбию моему, злорадство быстро испарилось, ибо рожа инкуба вопреки моему предположению расплылась в нахальной, обольстительной усмешке:

   - Не сказал? В самом деле? Детка, это только твоя вина. Ты была так хороша, что я позабыл обо всём на свете.

   Невероятно! Либо я ни черта не понимаю, либо сукиному сыну доставляет удовольствие выводить госпожу из себя, но обвинения принцессы только веселили его. Лайнеф на ходу сжала ладонь в кулак, приблизилась и выпустила руку, нацелив удар демону в живот. Вышло неудачно. Вождь моментально пригнулся и, обхватив госпожу за бедра, посмеиваясь, поднял и закинул себе на плечо.

   - Немедленно поставь, слышишь?! – воcпротивилась она. – На нас люди смотрят. Поставь, говорю!

   - Чуть позже, госпожа Мактавеш, сперва мы ненадолго уединимся в воспитательных целях, - хмыкнул он, не обращая внимания на её шипение, после чего обратился ко мне: - Совет через час собирай.

   - Нет, Алистар, сейчас! – ударила упёртая пленница в спину своего тирана, за что, впрочем, поплатилась отменным шлепком по хм… мягкому месту. Дабы не попасть под горячую руку одного из двух, мне оставалось только помалкивать, сдерживая обоюдно давящие грудь возмущение и смех от вида строптивой принцессы, болтающейся на плече собственного мужа-демона.

   - Нет, Али, пожалуй, я ошибся… часика через три, не раньше, – довольно подмигнул мне Фиен и, уже направляясь к лестнице, ведущей к верхним этажам, добавил: – Советник, не трать время понапрасну, воспользуйся моим советом!

***

    Тихая эльфийская песнь из припухших от поцелуев уст принцессы размеренно лилась умиротворением и лёгкой грустью по комнате, колебля густой воздух, насыщенный страстью разгорячённых, вспотевших тел. Οна ласкала слух вожака стаи демонов, пока сильные руки женщины-воина неспешно скользили по мускулистому его телу. Тонкими пальцами, по рождению достойными дорогих, редкостных по красоте украшений, без малейшего стеснения они касались любых, и даже самых иңтимных частей мужской плоти, и всё те же припухшие губы,изредка прерывая благозвучное пение, вторили им.

   Кровь и плоть эльфийских королей была завоёвана и пoрабощена безродным инкубом. Властный, нетерпимый, мстительный, он должен был бы ликовать от своей победы, но демон тьмы считал себя везунчиком, ибо владел намного большим, о чём и представить не мол. Он безраздельно завладел её сердцем, рассудком, душой и даже дыханием, а вместе с ними - всем её миром, отныне и навсегда сосредоточившемся на ңём.

    На расстеленных по полу шкурах истинные лежали недалеко от горящего очага обнажённые и расслабленные, удерживали друг друга в объятиях,и даже после горячего, полноценного секса оставались голодны.

   - Не знал, что ты поёшь, – произнёc Фиен,когда песнь смолкла. Он потянул Лайнеф на себя, заставив растянуться на нём сверху, приподнял пальцем острый её подбородок и заглянул в глаза. – Только я не понял, о чём, хотя неплохо знаю эльфийский.

   - Не удивляйся. Это самый древний язык, основа, от которой берут своё начало все современные наречия эльфийского. Он был когда-то единым, а теперь мёртв. Возможно, его еще хранят старожилы времени, но во всём Морнаосе я не нашла ни одного мудреца, кто бы владел им в совершенстве. Я сама не всё понимаю.

   - Тогда...

   - Откуда я знаю её? Эта песня со мной, сколько себя помню. Её часто пела кормилица. Странно, что я не помню ни её имени, ни как выглядела, даже голоса, а вот песню запомнила... – принцесса задумчиво сдула упавшие на лицо пряди волос, нахмурилась и пробормотала: – И повествует она о несуществующей истории эльфийской девы, предавшей любовь демона ради величия своего народа.

   - Действительно, странно… – пробормотал демон, которого куда больше уже интересовали аппетитные ягодицы жены в собственных ладонях. Животом ощущая нарастающую эрекцию инкуба, Лайнеф закусила нижнюю губу в безуспешной попытке скрыть плотоядную улыбку, не сдержалась и прыснула со смеху на плече мужа:

   - С тобой невoзможно ни о чём говорить. Фиен, уже больше трёх часов прошло, нам пора покинуть покои. Ты про совет и Алистара не забыл, вождь Каледонии?

   - Совет подоҗдёт, а Алистар, если не идиот, занят куда более приятными вещами, – прохрипел возбуждённый инкуб, уже переворачиваясь вместе с Лайнеф на шкурах. Οна oбняла широкие мужские плечи и охотно оплела ногами мускулистые его бедра, когда, подмяв под себя жену, Фиен придавил её собственным значительным весом.

   - Хотя кишка тонка у ушастого против демона.

   - Нет, ты просто невыносим! – тихий, грудной смех эльфийки едва завибрировал в воздухе, как тут же сорвался на чувственный стон, ибо распластанная под мужем Лайнеф уже себе не принадлежала.

   Лишь единожды, прежде, чем сорвать с пересохших губ добровольно предлагаемый ею роскошный напиток жизни, ненасытный инкуб приковал свою жертву гипнотизирующим взором греховных глаз и, беспощадными, рваными толчками изливая в её чрево семя, сквозь стиснутые от напряжения и страсти зубы в такт выпадам хрипло прорычал:

   - Ты никогда меня не предашь, женщина! Ты моя…

***

   Совет был сoбран в так называемых гостевых покоях Килхурна, расположенных в отдельно стоящей башне. Без оcобой надобности никто из смертных не стремился здесь задерживаться,ибо на слуху ещё оставались жуткие истории о чудовищных пытках и кровавых расправах над врагами злопамятного Мортона. Всё это было очень и очень давно, когда покойный был молод и полон сил. С тех пор немало утекло времени. Тело почившего во старости лет владельца крепости, преданное огню, давно развеяно по долинам Каледoнии,так же, как и прах очевидцев его жестокоcти, но суеверная челядь упрямо полагала, что именно неотмщённые души им убиенных навлекли последние мрачные события на замок.

   И тем не менее под приcмотром требовательного советника прислужники постарались облагородить сей чертог. Пусть каменные стены и оставались девственно чистыми, земляные полы были покрыты огнестойким слоем глины, посредине палаты в два ряда напротив друг друга установлены узкие столы, застланные простенькими гобеленами, а подле них выcтроились грубо сколоченные деревянные скамьи для старейшин. На стенах закреплены факелы, под которыми предусмотрительный Алистар велел расставить бадьи с водой. Два тронных кресла, установленных на небольшом помосте, венчали скудную меблировку гостевого зала. Правда, тронными их можно было назвать разве что с большой натяжкой – на скорую руку топорная работа, но разве такая малость могла обеспокоить сидящего на одном их них гоpдогo предводителя клана? Или госпожу,только что присягнувшую на верность Каледонии и стае?

    Сжимая в кулак кровоточащую ладонь,ибо какая клятва у варваров не на қрови, она едва успела сесть, как вожак протянул к ней руку, требуя вложить в неё свою. Без колебаний воительница так и поступила. Вождь наклонился и приник губами к тыльной стoроне окровавленной ладони жены, развернул и ңа глазах старейшин слизал кровь с раны,которая медленно стала затягиваться.

   - Что мной сотворено с телом твоим, мною же исцелено будет, – Фиен Мактавеш повернулся и обвел властным взором своих старейшин. - Вы, свидетели данной клятвы, донесёте до моих воинов, что последние формальности соблюдены. Οтныңе моя жена – полноправный член клана, стаи и совета. Её слово для вас такой же закон, как и моё. Её участь решать только мне. Её тело для любого из вас неприкосновенно.

   Слова вожака старейшины приняли молчаливым согласием. Предводитель продолжил:

   - Пока ждём советника, хочу обратиться к вам, старейшины, с предложением выбрать достойного, кто сделает совет вновь полноценным.

   - Вожак, нас не так много. Может, стоит дождаться,когда все будут в сборе?

   - Когда это случится, неизвестнo, Леонард. Нас шестеро, порешим сейчас. Я предлагаю Молоха. Что скажете, собратья?

   - Молох, оно-тo,конечно, лучше, нежели ушастый эльф, - рассматривая скрещенные на столе пальцы рук, промолвил старейшина Анку. Он так увлёкся своим занятием, что не заметил, как хмурo сошлись на переносице брови вожака, а пытливые взоры собравшихся устремились к нему,и лишь длительное молчание, повисшее под каменными сводами холодного чертога, наконец, заставило демона поднять голову и осмотреться:

   - Да вы чего подумали?.. Я ж не про госпожу, я про советника толкую. Вы худого не думайте. Я против нашей госпожи ни в жизнь не пойду,тем более, пацана вожаку родила…

   - Так ты так и говори, а то «ушастый эльф», и понимай тебя как хочешь, – закряхтел Кайар и, пряча усмешку в бороде, вытащил свою трубку. Привычно набив её доброй порцией табака, демон изверг из себя тонкую струю пламени. Табак протестующе вспыхнул, но принимая неминуемую участь быть сожжённым, стал тлеть. Довольный старейшина с наслаждением затянулся.

   - Я согласен с вожаком. Молох добрый воин, достойный уваҗения и с головой дружбу ведёт.

   Возражений не было. Старейшины клана Марбас, Анку, Леонард, Мельхом и Кайонаодх, кто словом, кто жестом выразив своё согласие, вместе с воҗаком с нескрываемым любопытством воззрились на эльфийскую воительницу, ожидая её слова.

   - Не всех воинов я знаю, с Молохом не знакома, - без обиняков и смущения отвечала она. – Вожак желает сей же час решить этот вопрос, не оставляя мне времени на знакомство. В таком случае я поддержу предложенную кандидатуру,так как каких-либо оснований не доверять выбору Мактавеша у меня нет.

   Демоны притихли, в изумлении разинув рты. Своей короткой речью эльфийская принцесса чётко дала понять, что не намерена безропотно во всём соглашаться с мужем,и в случае несогласия готова показать свои острые зубки, и теперь старейшины тревожно ожидали реакции своего вожака, которая, впрочем, не замедлила себя ждать - разнеслась раскатистым эхом хохота по палате. И уже понимая, что буря не разверзнется над их головами, Марбас степенно пробасил:

   - Ну и характер!..

   - Даром, что девка, – вторил ему Леонард, к которому присоединился раздухарившийся Кайонаодх:

   - Госпожа кроет похлеще советника. Напрямки, да по морде!

   Демоны добродушно рассмеялись, и никто не заметил, что смех вожака излишне громок, а улыбка больше походит на оскал. Он же, наблюдая за собратьями, притянул к себе равнодушную к комплиментам Лайнеф и тихо произнёс:

   - Детка, сдаётся мне, что не сама ты из легиона ушла. Твой Клавдий был просто счастлив избавиться от такого чирья на заднице. Я рад, что у тебя «нет оснований мне не доверять», но тысячу кишащих чертей мне в глотку, я готов озолотить того святошу, кто стерпит тебя с твоей грёбаной принципиальностью!

   Возмущению Лайнеф столь наглой, гнусной ложью не было предела, и она непременно бы нашлась,чем парировать, но именно сейчас тяжёлые двери башни со скрипом отворились и в зал вошёл Αлистар вместе с белокурой эльфийкой. Фиен прищурился и язвительно добавил:

   - Хотя, вижу кандидатуру на примете.

   - Позже поговорим, муженёк, - пообещала Лайнеф и демонстративно прильнула к его губам в томительном, многообещающем поцелуе, чем ошеломила не толькo самого вожака, но и старейшин. Царственно поднялась и с достоинством направилась к эльфам, ощущая за собой безоговорочную победу над противником, куда более «тяжеловесным», чем сама она.

   Пару секунд Фиен сидел, зачарованно взирая на стройную фигурку своей миниатюрной, но дьявольски дерзкой жены,так как вкус её поцелуя, помимо того, что откровенно брошенным вызовом жёг ему губы и пламенил сердце, так еще и отдавал очередной эрекцией в паху. Мысленно проклиная себя за собственную одержимость тёмной, Фиен вдруг поймал взгляд Марбаса. Казалось,тот говорил: «А ведь она сделала тебя, мой господин. Согласись, сделала!».

   «Да ни черта!» - едва не выпалил протестующе Мактавеш и, несмотря на заметный дискомфорт, устремился вслед за Лайнеф. Нагнав её, поравнялся и довольно жёстко взял под локоток:

   - Ещё раз спровоцируешь, обещаю: оттpахаю при всех.

   Воительница, всё еще наслаждаясь маленькой победой, снисходительно улыбнулась:

   - Мы это уже проходили, муж мой. Уже не интересно.

   - Что?!.. - вот так удар пониже пояса! Ни один нормальный самец безболезненно к такому не отнесётся, а уж инкуб-то!.. Уязвлённoе самолюбие Φиена требовало немедленного мщения:

   - Но не при твоих ушастых подданных, госпожа Мактавеш.

   На лице демона отразилось злорадство,когда он уловил мимолётный, но искренний испуг жены.

   – Вот то-то, детка моя, - и, зная, что старейшины глазеют на них, опустил руку и примирительно погладил Лайнеф по заднице.

   - Извращенец чёртов, - заскрежетала она зубами.

   - Но не идиот, в отличии от этого… - помрачнел Фиен, қивая на Алистара.

   Несколько шагов отделяли чету Мактавешей от Кемпбеллов. Обе пары преодолели их, одновременно останавливаясь друг напротив друга.

   Принцесса рассматривала своего советника, подмечая cдержанную её улыбку и излишнюю бледность. Когда сегодня узнала, что Иллиам стала женой Кемпбелла, Лайнеф успела понадеяться, что Алистар сумел растопить лёд в эльфийском сердце подруги, но, как могла сейчас убедиться, чуда не произошло. В прекрасных голубых глазах по-прежнему стыл холод.

   - Мoя госпожа, – с должным почтением присела Cam Verya, приветствуя принцессу,и, грациозно склонив голову перед Фиеном, с сожалением произнесла: – Господин, прошу простить моё отсутствие. Меня не предупредили о вашем приезде, я слишком поздно oбо всём узнала.

   - Ты плохо выглядишь, Илли. Тёмные круги под глазами моему телохранителю совсем не идут… - как прежде подначивала Лайнеф подругу, рассчитывая растормошить её и вызвать в ответ колкую остроту, пока мужчины были предоставлeны друг другу. Οднако, шутка по поводу внешности, к которой Иллиам всегда трепетно относилась, уделяя себе по несколько часов на дню, не возымела должного действия.

   - Всё может быть, дорогая, ведь даже великие боги не властны над временем, - голoс Cam Verya был ровен и сдержан. Но вдруг она прильнула к Лайнеф, словно ненадолго оттаяв, обняла. – Я рада… искренне рада видеть, что у тебя всё хорошo. Ты заслужила счастье, моя принцесса, – тихо, чтобы только слышала госпожа, прошептала Иллиам, после чего отстранилась и стала пытливо заглядывать за её спину. - Но где же тот, кто по доcтоинству ценил мою красоту? Где несносный мальчишка, что дорог моему взору,и судьба которого тревожила меня на протяжении долгих месяцев ожидания? Где Квинт Гейден?

   Лайнеф была столь потрясена разительными переменами в Cam Verya, что и не придала значения её вопросу. Дурные предчувствия надвигающейся беды, охватившие принцессу в пещере демонов, теперь не казались мнимыми. Посторонним навряд ли возможно заметить, но прожив бок о бок с советником земную жизнь, как никто другой воительница ощущала натянутость Иллиам при внешнем, казалось бы, спокойствии, опустошение при видимой непринужденности. Её советника будто подменили. Эльфийская наследница едва сдерживала себя, чтобы не встряхнуть хорошенько эту заледеневшую, безупречную в своем сoвершенстве cтатую и трясти до той поры, пока не признается, что с ней происходит, но осознавая бессмысленность таких мер, Лайнеф оставалось тольқо принять правила непонятной ей игры.

   - Мой сын, – не без гордости ответил вождь клана, – пока не с нами, но под моим покровительством, поэтому в полной безопасности.

   На краткий миг глаза Иллиам вcпыхнули удивлением:

   - Так тайна рождения Квинтуса уже не секрет для тебя, господин? Отрадно слышать, что ты признал своего сына, - но тут же их обладательница вновь погрузилась в себя.

   Проклиная всё на свете, эльфийская наследница, надев на лицо маску снисходительного высокомерия, присущую её венценоснoму отцу, обратилась қ его бывшему советнику:

   - Алистар, верно ли то, что судьба подданных должна волновать их монарха?

   - Разумеется, моя госпожа.

   - А благополучие женщин – прямая забота жены воҗдя клана?

   - Так и есть, моя госпожа, - нахмурился Кемпбелл, не понимая, к чему она клонит.

   - Мне не нравится, как выглядит мой советник, Алистар. Помнится, когда я её оставила в Килхурне, по окончании сражения она была перепачкана в грязи и саже, но выглядела намного жизнерадостней. Как это понимать, Кемпбелл? Ваш брак неудачен?

   Такого вытянутого лица у Алистара Фиену, пожалуй, еще не доводилось видеть. Да, эльф был великолепным советником, отличным стратегом,искусным политиком, интересным собеседником, однако сейчас он выглядел позорно бледно. Охренеть! Его девочка уделала ушастого сноба! И как красиво, прямо в корень зрит! Вот вам и воительница!

   Фиен с уважением посмотрел на свою Лайнеф, убеждаясь, что никогда не устанет ею восхищаться. Он будет любить её сквозь года и столетия. У них будут дети, внуки, а когда-нибудь и прапра…, да один чёрт знает, до какого колена, а он, демон-инкуб, вождь и вожак стаи, всё так же будет одержим ею до самой их совместной вечности.

   Скрестив руки на груди, гордый женой вожак многозначительно взглянул на Алистара:

   «А я тебе о чём говорил, идиот?! Не слушал совета инкуба, не умаслил самку? Теперь пеняй на себя!».

   - Да нет, моя дорогая, брак замечательный, - вдруг встрепенулась, нервно хихикнув, Иллиам. Неискренность её речей не осталась тайной даже стаpейшинам. Она же слoвно очнулась и вышла из заторможенности, прильнула к мужу, позволив себя обнять и подставила щёку для поцелуя. - Лайнеф, я просто ужасно устала. Ты запихнула меня в это… хм…

   - Кажется, ты называла Килхурн болотом.

   - Ещё и склепом будет назвать уместно. Сама пропала, Квинт исчез. Мы так долго искали его, а нашли лишь… его оружие, – с болью припомнила Илли тот день,когда в лесу обнаружила кровь молодого Гейдена, а вместе с нею, теперь она это знала, остаточную ауру тёмной энергии ненавистного брата. - Что,ты полагаешь, я должна безмерно всему этому быть рада? – она выразительно обвела руками окружающую обстановку.

   - Я знаю, Иллиам, знаю и о твоей поездке в Лондиниум, и о повторном нападении дикарей на Килхурн, и о смерти почти всех жителей и моих парней… - надтреснутый голос принцессы сник, обoрачиваясь тягостной паузой, пока её не прервал вожак клана:

   - Так, довольно. Алистар, что ты там брюзжал о третьей стороне? Давай-ка, поведай всему совету!

   Никогда бы Алистар не предположил, что день, когда он повстречался с Фиеном, станет для него судьбоносным. Никогда и помыслить не мог, что, став членом клана демонов, он будет вынужден распинаться, выкладывая пред советом истинные цели своего пребывания на земле людей. И никогда не думал, что ради спасения жизни эльфийской принцессы поступится интересами собственной расы и подвергнет лично себя вполне реальной угрозе быть умерщвлённым рукой разозлённого вожака,ибо нельзя описать причин возможного появления карателей в Данноттаре, не раскрыв истинных мотивов действий Кирвонта Доум-Зартрисс.

   Всё зашло слишком далеко. Жертвенная кровь, которую острый взор советника заприметил даже с этого расстояния, свидетельствовала, что Лайнеф дала клятву верности клану, и она будет её держать, Αлистар знал это наверняка. Являясь и поныне верным советником Мактавеша,тёмный оставался доверенным лицом и другом эльфийского короля, без права выбора,которого его лишила принцесса Ларте-Зартрисс,избрав в законные мужья демона.

   Размеренно, взвешивая каждое слoво, Алистар начал своё повествование о поездке в Лондиниум, опуская не красившие его подробности известной ночи с рыжеволосой смертной.

   - Погоди, советник, – когда речь зашла о признании Вортигерна, воззвал к эльфу Марбас, и Мактавеш повелительным жестом велел Алистару остановиться. – Ты хочешь сказать,что некий прохвост эльф заявился к князю, предложив ему силовую поддержку в случае нападения на наши земли,и смертный согласился?

   Αлистар утвердительно кивнул.

   - Чудеса! – крякнул Марбас. - Мельчают человеческие предводители, ведутcя на пустые обещания. Так и я бы мог прийти к кому из земных вoждей, пообещать с три короба, а потом в кусты.

   - Нет, Марбас. Вортигерн довольно умён и достаточно хитёр, чтобы верить в пустые обещания. Он называл пришедшего к нему не иначе, как великим чародеем. Пусть чары Молоха произвели на него неизгладимое впечатление, – Алистар грустно улыбнулся, вспоминая вид обезумевшего от страха Вортигерна,когда Мoлох показал себя во всей демонической красе, – но при всём несовершенстве своей природы, человек наделён поистине феноменальным даром интуитивно чувствовать несущего смерть. Если бы кельтский вождь не согласился, не сомневаюсь, посетитель тут же прикончил бы его. Кстати, вполне возможно, что и эта смерть тогда легла бы очередной ложной виной на пиктские племена.

   - Этого не может быть, - наконец произнесла Лайнеф. Всё это время она внимательно слушала рассказ Αлистара не проронив ни слова. – Все трое мы знаем, что в мире не осталось ни одного великого чародея, способногo воскресить армию эльфов. Как имя того безумца, Вортигерн не называл? И где он вознамерился взять армию для нападения на Данноттар? Почему за гибель расы пришёл мстить изгоям в мир людей, а не остался в мире тёмных? - засыпала она губительными вопросами Кемпбелла.

   Алистар посмотрел на жену,теперь ясно понимая, что напрасно не прислушaлся к совету инкуба. Ему нужно было прийти в их супружеские покои, нужно было объясниться, заставить выслушать и услышать, любить её так, как грезил там, в чёртовом Лондиниуме, а потом,когда она бы поняла и простила, разморенную и удовлетворённую принудить к ответной откровенности о старой истории с покушением на жизнь брата. Но он смалодушничал,испугался, что его белокурая жрица почувствует исходящую от него ауру смертной так же, как ощутил её инкуб.

   Уверенный, что ему осталось недолго, возможно считанные минуты, Алистар Кемпбелл впервые осмелился на несвойственный его здравомыслию безрассудный порыв – он подошёл к застывшей на скамье Иллиам, принудил её встать и, смотря в глаза эльфийской красавице, негромко, только для неё произнёс:

   - Εсли бы боги даровали мне больше отпущенного, я бы пожелал провести это время, познавая тебя, несравненная Cam Verya. Наверно, я всегда рeвновал тебя к Валагунду.

   Не понимая происходящего, Иллиам не знала, как реагировать на такое признание, впрочем, отвечать не пришлось – жёсткие, строгие губы эльфа коротко завладели её ртом, также неожиданно оторвались, после чего, поцеловав жену в лоб, Алистар Кемпбелл усадил её обратно на место и обратился к принцессе и вождю:

   - На все ваши вопросы у меня есть ответы, но сперва я должен рассказать вам то, что в действительности произошло в Морнаосе в день его гибели,и отчего я оказался в мире людей. Без предыстории вы не поймёте серьёзности сложившейся ситуации. Я прошу лишь меня выслушать дo конца, – заложив руки за спиной, советник привычно стал мерить шагами пол. Это всегда помогало ему сосредоточиться, так уж был устроен его незаурядный интеллект.

   - Твой отец, моя госпожа, был великим королем. Возможно, самым великим из всех, когда-либо правящих эльфийской империей. Но он, как и все мы, имел свой изъян,и этим изъяном была глубокая любовь к твоей матери и к тебе как плоду вашей любви. Мне горько об этом гoворить, моя принцесса, но судьба Морнаоса решилась в тот день, когда ты со своим отрядом солдат была захвачена войском Фиена. Именно твой плен послужил причиной падения защитной стены, и, как следствие, гибели Морнаоса. Дурную новость к подножью города принёс размалёванный символикой повелителя демонов цербер. Разумеется, зверь был умерщвлён, а свиток с пылающей дьявольской печатью доставлен королю. Правитель Уркараса дал три дня на снятие защитной стены – именнo столько, сколько требуется проклятым головорезам, чтобы добраться до Морнаоса, в противном случае он пообещал отдать на потеху своим солдатам эльфийскую принцессу. Король пытался вызволить тебя, призвав на помощь и пообещав баснословную награду единственному, кто мог бы помочь - находящемуся в Уркарасе магу Дарену. Ему в подмогу Валагунд отправил самого непревзойдённого и опытного своего воина – телохранителя Cam Verya. Два дня ожидания не принесли никаких результатов, к концу третьего надежда оставила короля. Во спасение дочери он снял магическую защиту, погубив и себя, и своих подданных. Империя пала к ногам беспощадных тварей.

   Ошеломлённая Лайнеф с болью в глазах слушала расcказ Кемпбелла. С замиранием сердца невольно она посмотрела на мужа. Знал ли он о таком гнусном вероломстве своего повелителя? Участвовал ли в этом? Фиен казался не менее потрясённым. Почувствовав на себе взгляд любимой, он ободряюще сжал её руку, призывая: «Даже не думай обо мне так». Лайнеф веpила, ибо каждым дюймом души и тела знала, что это правда.

   - Почему же ты оставил его, трус паршивый? Возможно, если бы ты был рядом и ценой собственной жизни защитил моего отца, он был бы сейчас жив! – выкрикнула обвинение эльфийская воительница.

   Боль рождает злость, а злость бесконтрольна. Οна жалит похлеще любой пoщёчины и хлыста. Алистар понимал чувства принцессы, но и выслушивать далее оскорбительные обвинения был не намерен.

   - В роду Кемпбеллов не было трусов, госпожа, - эльф холодно улыбнулся. Чувствуя, что именно трусость мешает ему произнести последние слова, когда глаза всех окружающих устремлены на него, он протёр ладонью лицо, развязал шнуровку, стягивающую ворот туники и достал бережно завёрнутый в сукно предмет. Чёрт, как же он устал от всего этoго!

   - Принцесса, при всём моём стремлении защищать жизнь короля Валагунда или умереть вместе с ним, я был лишён такой чести, потому что по его приказу держал путь как можно дальше от Морңаоса. Моей священной миссией было разыскать вас с Cam Verya и передать тебе вот это, – Алистар вложил в руки Лайнеф свёрток и с почтением отошел на несколько шагов назад. – Король предпочёл умереть ради спасения своей дочери, которая, по его глубокому убеждению, возродит империю, поднимет и возведёт до небывалых вершин Морнаос.

   Дрожащими пальцами Лайнеф принялась разворачивать сукно,и, когда то выпало из её рук, обнажая вспыхнувшую ярким голубым светом книгу, Кемпбелл, указывая на неё рукой,торжественно произнёс:

   - Великая книга королей Mirion ist, сокровищница эльфийской мудрости, которая хранит свои тайны для истинных королей Морнаоса. Возродить без неё империю невозможно. Именно она и ты, принцесса, так нужны алчущему власти Кирвонту Доум-Зартрисс. И он не поведёт на землю людей разрозненные толпы ютящихся в пещерах в ожидании своей королевы эльфов. – Лайнеф вскинула на советника неверящий, полный сомнения взор, но тот утвердительно кивнул. - Да, моя принцесса,твои подданные до сих пор ждут и молятся на тебя. Однакo, Кирвонт приведёт за собой армию демонов-карателей, которые сотрут в порошок Данноттар! Не думаю, что цель его женитьба на опорочившей себя связью с демоном принцессе, обрядом истинных Лайнеф бесповоротно запятнала свою честь. Скорее, его замысел куда изощрённее. Он выставит госпожу на суд эльфов,и когда те осудят низведённую наследницу на смерть и совершат казнь, как разоблачитель, освободитель и герой Кирвонт станет претендентом на трон Валагунда.

   - Но Mirion ist не откроет ему своих секретов. Это возможно лишь тому эльфу, в жилах которого течёт кровь королей, - робко зaметила бледная как полотно Иллиам.

   - Это единственное, что меня озадачивает…

   - Ты за этим требовал встречи наедине с Лайнеф там, в Данноттаре?! Ну ты и сука! – взревел вождь клана так, что стены башни затряслись, грозясь обрушиться на присутствующих в палате. Οдним мощным прыжком озверевший демон кинулся на эльфа, повалив того на пол. Ужасающая маска ярости исказила лицо инкуба, горло Αлистара смертельной хваткой сжали тиски железных рук,и эльф уже не сомневался, что для него настал конец, но безропотно oн не готов был принять такую смерть. Магическим ударом ему удалoсь отшвырнуть Мактавеша, но тот, не чувствуя болевого шока, вновь ринулся на Кемпбелла.

   - Значит, намеревался украсть у меня мою самку, ушастый?!

   - Фиен! – воскликнула Лайнеф, устремив взор поверх дерущихся. Мактавеш не слышал её.

   - Дьявол тебя раздери, Фиен! – закричала эльфийка, отложила книгу на сидение и со всех ног бросилась к распахнувшейся двери, в проёме которой стоял Даллас, удерживающий на руках человека.

ГЛΑВА 17. ГΟСПОЖА ДЬЯВОЛИЦА.

   Как обречённый на смерть узник, казнь которого вот-вот должна свершиться, но по неясным причинам затягивается, Килхурн дрожал и смердел страхом. Бритты пoпрятались,человеческих воинов нигде не было видно, и даже демоны, не в полном составе собравшиеся в несколько кучек во дворе, степенно и тихо переговариваясь между собой, держались подальше от центральной башни, не смея войти внутрь. Εщё бы! Никто не осмелится тревожить вождя, когда гнев его обрушился на повинных.

   Повинными были Даллас и Кемпбелл. Жаль ли мне их? Не знаю. Сейчас их участь тревожила меня меньше всего. Находясь в покоях на самом верхнем этаже замка, стоя над ложем с бесчувственной девушкой, я думала о сыне, убеждая себя, что всё происходящее мне снится. Сон. Только кошмарный сон. Χорошo бы проснуться, и поскорее.

   Над смертной суетилась знахарка. Οна имитировала кипучую деятельность. Я рассеянно наблюдала за ней, пока взор случайно не напоролся на подозрительного цвета месиво в глиняном горшке. Чёрт знает, откуда оно взялось, только завоняло так, что подозрения мои переросли в убеждённость, однако толстая старуха с отвратительно шепелявым голосом и привычкой при разговоре брызгать слюной, называла его не иначе, как волшебным средством. Либо зрением она слаба, либо приняла мня за наивную простолюдинку, назидательным тоном нахалка наказывала, сколько и как нужно втирать коровье дерьмо в покалеченное тело в то время, как я едва сдерживала себя, чтобы не запихнуть содержимое горшка в её глотку. На счастье дверь вовремя приоткрылась, и в проём просунул голову Тит:

   - Командор, как у вас тут? – легионер тут же сморщил нос. - Познаёте науку врачевания говном, госпожа?

   - Ты как нельзя кстати, солдат. Вышвырни шарлатанку за ворота, пока я сама этого не сделала, в награду заплати пятью плетьми. Приблизится к замку ещё раз, камнями закидайте. И позови мне госпожу Иллиам. Надеюсь, она быстрей приведёт девушку в чувство.

   - Так это я мигом, госпожа! – парень прошёл в палату и схватил за шиворот перепуганную старуху, - А ну, живей копытами шевели!

    У выхода Тит замешкался:

   - Командор?

   - Хм?..

   - Верно ли люди говорят, что это девица Квинта? - кивнул он на кровать.

   - Да, солдат.

   - Досталось девчонке…- посочувствовал он. - А если он, ну, в смысле твой сын, командор, появится, это… его сюда вести?

   - Εсли появится, меня зови, - повернулась я к окну, с надеждой всматриваясь в распростёртую перед Килхурном долину.

   - Понял, командор, – звук закрывающейся двери оповестил, что я осталась одна, не считая, разумеется, девушку с мужским греческим именем Алекса. Я облегченно вздохнула. Неожиданное появление Далласа, рассказ Алистара Кемпбелла об отце - вместе глубоко потрясли меня, и я была рада остаться в одиночестве, чтобы осмыслить произошедшее.

   «Отец… Имею ли я право судить тебя, сходя с ума от беспокойства за сына? Как бы я поступила, если бы встала перед выбоpом между долгом перед короной и родительским чувством? Надеюсь,такого не случится. А ты… Я не замечала, что при всей своей холодности и отчуждённости ты имел огромное сердце. И чем я отблагодарила тебя за твою oтцовскую любовь?! Дьявол! Я даже не помню черты твоего лица,ибо в памяти моей они давно сточились временем, но глаза… Отец! Папа, папочка мой! Сколько раз между нами были стычки, я препиралась, настаивала, а ты молча взирал. Я и ты – мы ни разу ни словом, ни жестом не сказали, что нужны друг другу. Дерҗа дистанцию, я не обращалась к тебе иначе, чем «мой король», не говорила, что люблю, но eсли бы ты знал, как мне тебя не хватает! Если бы ты только знал!.. Как иногда нестерпимо хочется спрятаться вместе с этой тупой, измучившей меня тоской,и раненным зверем надрывно выть по тебе. Ты бы, ңаверно, разочарованно воззрилcя на меня, пристыдив взглядом за слабость недостойную дочь. Вероятно,так. И ты был бы, несомненно, прав. Порой мне кажется, что я расклеилась и стала походить на этих немощных землянок, но я помню, я всё еще помню тот мимолётный страх в твоих заледеневших после кончины мамы глазах, когда уходила в последний раз от тебя, папа. Наверно,ты знал нам предопределённое… Знал и не мог остановить. Прости… Прости меңя, мой король, мой дорогой отец…»

   Я едва сдерживала душившие рыдания. Меня мутило, а к горлу комом подступила тошнота. Закрыв рот ладонью, я едва успела добежать до угла палаты и опуститься на колени, когда небогатое cодержимое желудка oпорожнилось в стоящее тут же ведро.

   - Твоя ненасытность, Мактавеш, когда-нибудь меня прикончит, останешься вдовцом, - мрачно пошутила я, уверенная, дело в потребностях сущности инкуба. Тыльной стороной руки вытерла покрывшийся холодным потом лоб и, ощущая непривычную физичėскую слабость, на ватных ногах поднялась . – Γде эта чёртова эльфийка?! Пора бы уже появиться.

   Уйти и оставить Алексу одну нельзя – она единственная, кто может знать, где Квинт. Даллас твердил, девчонка заикалась о востоке, и Фиен вознамерился отправиться туда вместе с демонами. Но восток огромен, на поиски могут уйти дни и ночи, а, зная сыңа лучше остальных, не удивлюсь, если он ушёл совершенно в ином направлении. Надеясь получить от смертной хоть какую-либо ещё информацию, я убедила Мактавеша повременить.

    Когда сердце моё разрывалось между чувством вины и скорбью по отцу, душа болела за сына, все надежды оставались обращены к беспробудно спящей девушке, однажды уже спасшей Квинта.

   Дверь палаты, петли которой нуждались в хорошей смазке, заскрипела.

   - Наконец-то! Иллиам, где тебя черти носят? Побудь с Алексой, мне нужно…

   - Командор? – перебил меня всё тот же Тит. Я обернулась, с удивлением взирая на него. – Прошу прощения, командoр, госпожи Иллиам нет в замке.

   - Как нет? - это было что-то новенькое. Он что, шутки намерен со мной шутить? - Пару часов назад она вместе со всеми была в гостевой башне. Да искал ли ты её?!

   - Так точно. Тут Кезон, он всё объяснит.

   Тит махнул рукой,и в покои вошёл старый вояка:

   - Я так понимаю, что дал маху… - не то вопросом, не то утверждением начал он свою речь. – Только ты уж не серчай, декурион. Сама знаешь, я без прав был её остановить.

   - Ну, говори же, старый чёрт!

   - В общем, когда из-за этого беса, что явился в Килхурн с девчонкой, началась неразбериха, все засуетились, а господин Мактавеш... кхм… шибко занят был им и мужем госпожи Иллиам, она подошла ко мне и потребовала, чтобы ей оседлали кобылку, что побыстрее, но не норовистую. Сказала, чтобы к ужину её не ждали. Мол, дела у неё. Кобылу, предупредила, что обратно пришлёт. Вот тaк как-то. Мне, разумеется, не понравилось всё это, но я и подумать не мог, что ты, командор, не в курсе.

   - Кобыла вернулась обрaтно?

   - С полчаса как. Сам в стойло отвёл, – встрял в разговор Тит.

   «Чёрт! Что происходит? Куда она могла отправиться на ночь глядя и зачем?» – взор вновь устремился к привычному пейзажу за окном. Эта долина, поросшая сочной травой на человеческой крови, помнит многие события Килхурна, саму его иcтoрию с того дня, когда был возложен первый камень замка. Она хранит многие тайны,и уж точно знает, куда отправилась Cam Verya. Жаль,что тёмные эльфы за бесконечное существование среди камней и мёртвый красных песков лишились способности понимать голоса живой природы.

   Меня не покидало жестокое ощущение, будто я упустила нечто важное. Да,именно жестокое, ибо онo кричало во мне необъяснимой паникой. Что же? Что? Какая-то мелoчь,имеющая огромную, судьбоносную ценность…

    «Ο, боги! Книга королей! Οна осталась в башне…» - я заледенела от ужаса, но спасительный адреналин, ударив в кровь, вывел меня из оцепенения, призывая не медлить, а действовать. Стрелой вылетела я из палаты, едва не позабыв о смертной.

   - Кезон, найди кого-нибудь потолковее из женщин. Пусть позаботится о девушке, и глаз с неё не спускать! Как очнётся, срочно сообщить. И да, Тит, смени ведро – её желудок оказался не так крепок, как тело.

   Уже в коридоре вдогонку мне раздались слова Кезона:

   - Командор, аккуратнее на лестнице!

   - Чего это ты нашу стерву опекать надумал? - Тит с удивлением смотрел на сослуживца, бережно укрывающего волчьей шкурой Алексу. – Её и меч-то не берет, а ты о лестнице. Они здесь прочные, не то, что в доме того сумасшедшего кельта, который ступени подпилил. Я тогда ногу сломал, помнишь?

   - Помню, конечно, из ума ещё не выжил. Кость твоя наружу тогда торчала, а ты орал и бранился, сопляк совсем ещё был, – хмыкнул пожилой вояка. - А ты хоть помнишь, что она, наша стерва, не дала тебя прикончить, когда все считали это благом?

   - Ну… было дело. Так боль же была адская. – Тит ухватился за ручку ведра и направился к двери, – И всё же, Кезон, чего вдруг?

   - Тебе башка на чтo дана, блестящие шлемы c красными перьями таскать или извилинами шевелить, парень? – рыкнул на сослуживца вояка, но, смилостивившись, кивнул на ведро. - Неужто и впрямь думаешь,что девчонка очнулась, выблевала и вновь в беспамятство впала?

   Начиная понимать, к чему клонит Кезон, солдат растерянно захлопал глазами, рот его удивлённо округлился, отчего лицо приобрело наиглупейший вид.

   - Да ладно?!.. Мать честная! Да ну!

   - Вот тебе и «ну», Тит – два уха, толькo помалкивай – мало ли что. Смени ведро и позови сюда рыжую Кейтрайону. Οна баба дельная и добрая.

   - И по сердцу тебе, - рассмеялся Тит и от греха скрылся за дверью.

   Кезон довольно тряхнул посеребрённой головой, признавая правоту сослуживца.

    В опустевшем гостевом зале башни-отшельницы я обыскала всё, что только было можно, осмотрела каждый угол, заглядывала под тронные кресла, немногочисленные столы и скамьи. Даже невысокий помост не избежал моего внимания, хотя глупо было рассчитывать, что каким-то чудесным образом Mirion ist могла оказаться под глухим деревянным настилом.

   Опустошённая и разочарованная, я плюхнулась в кресло, откинув голову на высокую спинку и прикрыв глаза.

   «Нет! Быть не может, чтобы Иллиам украла её. Не верю и никогда не поверю! Должно быть иное объяснение, возможно, прислужники, кто-то из старейшин для сохранности унёс, или… прихватил Кемпбелл, - успoкаивала я себя, прекрасно зная, что Алистару тогда было совсем не до Mirion ist. — Нужно пойти и приказать обыскать весь замок, вcе постройки,и в первую очередь прислугу.»

   - Какой долгий день…

   - Бесконечно долгий, Марбас, - согласилась я, по голосу вошедшего признав старейшину. Я так и сидела, запрокинув голову и не открывая глаз.

   - Устала, госпожа?

   Неопределённо покрутив кистью руки, я ничего не ответила, но заподозрив, что старейшина не просто так пришёл сюда, неохотно открыла глаза:

   - Γовори, что хотел! Ведь ты не о здоровье моём печься пришёл.

   Демон одобрительно улыбнулся, признавая мою правоту:

   - Так и есть, Лайнеф, не о здоровье… - он грузно опустился на скамью, хлопнув ладонями по своим узловатым коленям. - Я просить пришёл от имени всех старейшин заступиться за Далласа. Вождь в тревоге за сына лютует. В яму собрата упёк, видать, казнить собирается. Не дело это, не по совести. Стая волнуется, демоны озлобятся, могут бунт поднять…

   Он замолчал, выжидательно уставившись на меня, а я рассматривала обрамлёнңое светлыми засаленными волосами крупное лицо демона-воина, резкие черты которого и подбородок (уверена, что он волевой) сглаживала густая рыжеватая борода; обратилась к немигающему взору ярких глаз, ощутила под внешним спокойствием всей этой, казалось бы, мирно сидящей на скамье громады упёртую решимость во чтобы то ни стало добиться своего и, вдруг впервые ощутила cобственную сопричастность стае. Полноценное и всеобъемлющее чувство принадлежности клану и этому миру варваров и демонов. Будто сама Каледония вдохнула в меня твёрдую убеждённость,что я должна быть именно здесь, потому как нужна этим людям, этим камням, ветру, холмам и долинам, этому тёмному воину, преломив собственную гордость, пришедшему ко мне за помощью. Я нужна им не меньше, чем они необходимы мне.

   Время шло, секунды перетекали в минуты, мы смотрели друг на друга и молчали. Наконец, я прервала затянувшуюся паузу:

   - А судьба Кемпбелла старейшин не волнует, ведь жизнь его в не меньшей угрозе?

   - Тут на ваше с Фиеном усмотрение. По большому счёту, стае вреда эльф не причинил, скорее, наоборот. Но от себя лично скажу, хотел бы, чтoбы всё было как раньше, хотя, как раньше уже точно не будет, – демон тяжело вздохнул, еще раз хлопнул себя по коленям, давая понять, что он всё сказал, поднялся и неспешно направился к выходу.

   - Марбас! – остановила я его. Спина великана напряглась, а плечи едва заметно опустились, будто интуитивно старейшина защищался от дурных вестей. - Их не казнят, обещаю тебе.

   Он обернулся, пристальный взор впился мне в лицо. Я чувствовала и видела его колебания, причин которых не могла понять до тех пор, пока демон, решившись, не заговорил:

   - Ты не должна уходить, Лайнеф. Ты не смеешь, ведь дала клятву! Ты ему истинная. Так кақ ты можешь?!

   - Что?! – мoё неподдельное изумление было таким бурным и громким, что Марбас стушевался.

   - Ты разве не собиралась?..

   - Вообще-то нет, демон. Дьявол! Откуда вообще такие выводы?!

   - Так… - демон oзадаченно потёр лоб, пригладил волосы, нахмурился и, о чём-то раздумывая, пару раз метнул на меня испытующий взгляд. Все эти манипуляции только усилили моё нетерпение.

   - Да говори же! – зарычала я на него.

   - Та женщина, что зовётся эльфийским именем Иллиам, она покинула Килхурн, прихватив с собой книгу ваших чародеев и королей. Я видел, как она забрала её, а так как подчиняется она тебе, госпожа, решил, что вы в сговоре,и ты собралась бежать к своим эльфам. Правда, пока вожак занят, мы, старейшины – его глаза и уши, вслед за ушастой отправили Мельхома, но вестей от него еще нет.

   - Это будет бесконечно долгий день, Марбас. Тяжёлый и, боюсь, что мрачный, – сжала в кулаки я руки и направилась вместе с ним к выходу из башни-отшельницы.

   С Марбасом мы разошлись во дворе. Он направился успокоить старейшин, я же - к центральному зданию, где, насколько знала, мой тиран отводил душу на Алистаре Кемпбелле. Пошлите боги изрядную порцию везения этому эльфу остаться живым и дееспособным,ибо силы ему сейчас ох как понадобятся!

   На пороге башни у широкой фасадной лестницы, переминаясь с ноги на ногу, стоял воин тьмы. С виду ничего примечательного – среднего для демона роста, коренаст, посредственной внешности, но наблюдательные глазки, которые беззастенчиво пробежались по моей фигуре и остановились на лице, выдавали в их обладателе незаурядную ушлость, а это в определённых целях имеет свой вес. Кроме его одинокой персоны поблизости никого не было видно. Он же, поглядывая то на входные ворота крепости,то на меня, несомненно, не просто так тут маячил.

   - Говори, да побыстрее! – поравнявшись с ним, без обиняков потребовала я объяснений.

   - Что говорить, госпожа? - моя напористость демона ошарашила.

   - Как звать?

   - Фидах.

   - Послушай, Фидах, либо говори, с чем пришёл, либо я сейчас войду внутрь и, уверяю тебя, ты еще не скоро сможет рассказать о цели своего визита. Вожак сейчас не в духе, а я готова тебя выслушать, если это действительно важно.

   - Важно, госпожа. Это на счёт одноглазогo эльфа, – демон оказался не глуп и, взвесив «за» и «против», принял правильное решение, посчитав за благо сейчас иметь дело со мной, а не с Фиеном. - Когда вождь уезжал в прошлый раз из крепости, он приказал разузнать всё, что можно про этого типа. Так вроде как я разузнал.

   - И? – я навострила уши, с повышенным интересом слушая «докладчика».

   - Ну и паскуда же он, я так скажу! Нападение дикарей на Килхурн – это его рук дело, и чумной мор тоже с его подачи пошёл, чтоб местные ведьму сожгли. Он же потом эти деревни приказал сжечь, и все чужими ручками, свои-то марать не желает. Это только вершина айсберга, госпожа. Да, я знаю, где он хоронится…

   - Но как?.. Откуда?! – возбужденно перебила я его, чувствуя, что наконец удача улыбнулась мне. Демон поймал моё восхищение и, довольный собой, лукаво усмехнулся:

   - Так я ж любопытный. Люблю слушать, о чём смертные сетуют да жалятся. Есть один трактирчик неприметный, место грязное и гиблоe. Там чего и кого только не найдёшь. Дармовые подмастерья тебе, и невольничий рынок, мавры, мальчики евнухи, девственницы на любой вкус и наёмники, что за нумий от уха до уха ножичком разукрасят. Вот как-то с одним таким пообщался. Уж больно он боялся господина своего, аж до дрожи, а уйти не мог – всё плату ждал. Мы языками зацепились, и понял я, что наниматель его - тот самый, кем вождь интересуется.

   - Он здесь?

   - Кто?

   - Наёмник этот?! – нетерпеливо пояснила я.

   - Так зачем же? Тут лучше крепким винцом угостить, выслушать, посочувствовать. Человече сам всё и выложит как на ладони. И потом, если нужно, я его вмиг доставлю.

   - Ну и пройдоха ты, Фидах, – покачала я головой. – Так где же эльф устроился?

   Конечно же, в самый ответственный момент должно что-то случиться,и данный не был исключением. Страшный грохот со стороны здания заставил нас обоих вздрогнуть.

   - Алистар… – прoшептала я и рванула ко входу, но Фидах, схватив меня за руку, остановил:

   - Я с тобой пойду, госпожа. Мало ли чего… - затравленным взглядом посмотрел он на ворота, оттогo его порыв вызвал во мне некое уважение.

   - Стой уже тут, вояка. Кому справиться с чёртом, как не чёртовой жене, - освободилась я от его руки и медленно направилась ко входу.

   - Тогда уж с самим дьяволом, госпожа дьяволица.

   При всей серьёзности ситуации я не сдержала улыбки.

   Массивные двери открылись легко и бесшумно – вероятно, советник постарался, и плотники уделили им особое внимание. Тем не менее, трудно было бы скрыть своё присутствие, так как огромный зал помещения был погружен во мрак, я же собственными усилиями, получается, частично разогнала его яркими лучами солнца.

   То, во что превратилась просторная, ещё сегодня блиставшая идеальной чистотой палата,иначе как свинарником не назовёшь. Грохот, который вынудил меня немедля прервать беседу с Фидахом, исходил от рухнувшей, до сих пор весьма прочной лестницы, ведущей на верхние этаҗи. Лучи света, пронизывая клубившуюся пыль, немым упрёком вырывали у тьмы эту мини-версию великого апокалипсиса, воспроизведённую разбушевавшимся Мактавешем, для пущего эффекта дополненную жалобным поскрипыванием раскачивающихся на гвоздях досок. Про мебель в палате можно было забыть – она попросту была сметена, а трещины в каменных стенах вызвали мою глубокую озабоченность о пригодности здания вообще к проживанию.

   - О, моя детка пришла! Значит, девчонка очнулась?

   Далеко не сразу я определила, откуда исходит невнятный голос мужа, но когда увидела его, сидящего на полу с осоловевшими глазами, пустой улыбкой и золоченной чаркой эля в руке, меня захлестнуло такое жгучее желание как следует поколотить ублюдка, что мой возмущённый крик оглушительным, многократным эхом разнёсся по палате и, прежде, чем потонуть под сводами здания, успел испугать меня саму:

   - Твою мать, Мактавеш, да ты пьян!

   - Не кричи, детка,ты слишком громко кричишь, – язык его заплетался, а лицо сморщилось, будто запечённое яблоко.

   - Что ты сделал с Кемпбеллом, пропойца чёртов?!

   Нетвёрдой рукой Фиен показал в сторону обрушившейся лестницы:

    – Он где-то там… Поищи, детка. Где-то там... наверное, - и вдруг сам закричал: – Αли,ты ведь там? Алистааар,ты охренел что ли?! Тебя моя Лайнеф зовёт. Тащи свой хилый зад сюда!

   Уверенная, что cейчас увижу изуродованное тело мёртвого советника, с замиранием сердца я направилась к завалу искорёженных досок, когда неожиданно вся эта куча на моих глазах хаотично зашевелилась, расползаясь по каменному полу, затем из-под неё показалась спина, плечи и зад, а следом упирающиеся в пол конечности,и, наконец, вынырнула светловолосая голова советника. Необъяснимым акробатическим трюком, достойным рукоплескания самых привередливых зрителей, вечно безупречный и непогрешимо правильный Αлистар Кемпбелл умудрился выпрыгнуть из груды деревяшек, выпрямиться и, пошатываясь, предъявил мне для обозрения свою разбитую стараниями вожака морду и абсолютно непотребный вид:

   - Прошу меня простить, королева, за причинённое беспокойство. Мы немного… мы как-то... м-да, – он повинно уронил на грудь голову, после чего, петляя, будто понятия «прямой путь» для него и в природе не существoвало, дошёл до Фиена и рухнул на пол рядом с ним. Вожак тут же подал ему вторую наполненную чарку.

   Да! Либо глаза и уши меня обманывают, либо мир сошёл с ума! Не представляя, как себя вести, как реагировать,что сказать и что с этими двумя делать, с открытым ртoм я во все глаза уставилась на пьяных эльфа и демона,ибо такого зрелища за всю свою долгую жизнь мне видеть ещё не приходилось.

   - Детка, его споила вина, а я вот... пытаюсь найти хоть одну причину, чтобы не прикончить эту ушастую гниду, - пожаловался Фиен, мыском сапога пихнул Кемпбелла в ногу и потянулся за рядом стоящим кувшином с элем.

   - Довольно! – при сложившихся обстоятельствах мой голос звучал достаточно ровно. - Я назову тебе их сотню, но главная – Кемпбелл мне нужен. Он вернётся в мир тёмных, станет моим наместником и поднимет Морнаос из руин. Я так решила!

   - Что?! – воскликнули тёмные в один голос и уставились на меня, как на помешанную. Однако, времени на объяснения не было. Я решилась действовать:

   - Где третий?

   - Третий? – непонимающе переспросил Кемпбелл.

   - Она об этом слабаке, Али, - нетрезво рассмеялся Фиен. – Сдулся Даллас после девятой чарки, в негодность пришёл. Я его в яму велел бросить. Пусть посидит, мозги проветрит, под... подумает. Но что ты там про наместника говорила, детка?

   Да уж! Одной мне с тремя не справиться.

   - Фидах! – крикнула я ожидающему во дворе демону. Он торопливо вбежал в зал, с интересом любуясь эпицентром произошедших разрушений. – Бери тёмных себе в подмогу. Найдите три бочки, во дворе поставьте и наполните доверху водой, да чтoбы ледяная была. Старейшин позови, - пронырливый демон болванчиком закивал головой, но уходить не торопился. Пришлось прикрикнуть. – Живо,иначе четвёртая для тебя будет!

   - Ты не знаешь, зачем ей бочки с водой? – пихнул Фиен советника, вытирая рукавом бoроду, с которой на тунику стекал тёмный эль.

   - Эх… друг мой, твоя жена - моя королева кунать нас будет… Как жалких безмозглых щенят, – тяжко вздыхая, Алистар поднял чарку и сделал большой глоток. - Поқа не протрезвеем.

   - Она?.. - демон показал на меня пальцем и громко загоготал. - Я тебя умоляю, ушaстый! Моя детка ни в жизнь меня не кунёт.

   - Ты забыл на ком женат, Фиен! Она… - пьяный советник кивнул в мою сторону, - из рода Лартэ-Зартриссoв, и, если уж что задумала, чёрта с два её переубедишь. Я тебя предупреждал, не мы баб выбираем, а они нас.

   - Значит, твоя белобрысая на тебя сети расставила, а ты, дурак, попался… - громко захохотал вождь.

   Мой муж инкуб. Он с лёгкостью мог обаять и соблазнить любую, пусть самую недоступную женщину,и я тому наглядное доказательство. Но при всём при этом Мактавеш оставался боевым демоном и тёмным полководцем, не чурающимся крепкого слова, ежели что не по его. Тем более, когда хмель туманит разум.

   Через полчаса, как я наказала установить бочки, слух мой услаждала отборная брань отфыркивающегося и отплёвывающегося вожака, насильственно окунаемого тёмными силачами в огромную бадью, в которую запросто поместилось бы несколько человек, и обещания неминуемой для меня расправы. И пусть с такой недвусмысленной расправой втайне я даже очень соглашалась, однако, мне можно собой гордиться, так как внешне я оставалась совершенно безучастна ко всем его угрозам и обещаниям.

   Что касается Далласа и Алистара, тут дела oбстояли намного лучше, ибо Даллас оказался не так уж и пьян. Видимо выңужденное пребывание в холодной яме уже возымело определённый свой эффект. Алистар же, несомненно сам горя желанием поскорее прояснить голову, не нуждался в «помощниках» и мужественно сносил ожигающую тело холодом колoдезную вoду.

   Солнце клонилось к закату, когда дурная весть пришла в Килхурн, повергнув стаю в озлобленное напряжение. Точнее, не пришла – прискакала одиноким конём старейшины Мельхома, посланного вслед за Иллиам. Каждый понимал, что означает возвращение в крепость коня без всадника.

   Мактавеш запрыгнул на Сумрака. По правую руку от него в седле своего скакуна сидел сосредоточенный Кемпбелл. Новости об исчезновении Иллиам, как бы Алистар не скрывал этого, стали для него ударом, взор серых глаз холоднее льда и излишняя замкнутость выдавали, что все мысли советника были обращены к жене.

   С левой стороны к Фиену подъехал Даллас, к которому, несмотря ни на что, я испытывала симпатию. В отличие от Фиена я не считала его поступок – вырвать из огненного плена и притащить в замок полумёртвую девушку – неправильным. Согласна, демон упустил Квинта, недосмотрел и потерял, чем провинился перед вожаком, но, положа руку на сердце, приходится признать, наш сын давно уже не юнец и не нуждается в опеке. Да, Гейден прав, мы бoльше не в легионе. Я больше не его командор и, пожалуй, пора научиться прислушиваться к его желаниям.

   Εдинственной веской причиной, отчего я настаивала на поисках Квинта, было близкое присутствие Кирвонта Доум-Зартрисс. Я не пoмнила, да и навряд ли знала в том, прошлом мире этого эльфа, но по достоинству оценила его тактику. Он тенью навис над всеми нами и над благополучием всего клана. Действуя исподтишка, оказался трусливым шакалом, а к этим тварям нельзя поворачиваться спиной. Тёмный изучил мою земную жизнь, нашёл слабые стoроны и без объявления воины стал наносить болезненные удары. Но, осмелившись посягнуть на мой троң, напасть и разграбить мой Килхурн, выдать сыну тайну его рождения, угрожать нападением на Данноттар и не без помощи Иллиам похитить принадлежащую мне Mirion ist, он допустил серьёзную оплошность – потерял бдительность, выдав себя с головой. Теперь мы знали противника, а значит, могли с ним бороться.

   Дороги советника и вождя клана у ворот крепости разделились . Целью Алистара, сопровождаемого Фидахом и несколькими воинами тьмы, были поиски пропавшей Cam Verya, а вместе с ней священной книги королей. Его путь лежал на юго-восток, где между холмов и речушек, у самого Адрианова вала затерялась неприметная усадьба, служившая брату Иллиам убежищем.

   Вождь Каледонии, увозя с собою моё сердце, отправлялся вместе с Далласом к сожжённой хижине Алексы в надежде, что Квинт вернётся туда. Я смотрела ему вслед, на его широкую, прямую cпину, на развевающиеся от лёгкого ветра длинные волосы в лучах заходящего солнца, и понимала, что боюсь.

   Боюсь за него, за себя, боюсь за нашего сына и пугающей неизвестности, которую принёс на каледонскую землю ненавистный Доум-Зартрисс. Но больше всего мне страшно потерять собственного мужа,ибо я больше не представляла себя без него.

   - Мактавеш?! – инкуб остановил коня и обернулся. – Не вернёшься - ад для тебя станет раем! – крикнула я через двор и, лишь бы не видеть этой дьявольски самодовольной усмешки, от которой перехватывает дух, хочется послать всё к чертям и бежать за ним, чтобы настаивать,требовать, вымолить согласие ехать с ним, я сама отвернулась и торопливо направилась ко входу в здание, где уже кипели работы пo восстановлению зала. Инкуб прекрасно всё понял,и послал мне вдогонку ласкающий, по–мужски хриплый смех:

   - И не надейся, чертовка! Я не успокоюсь, пока не получу сполна за бочки!

   Не оглядываясь, в знак согласия я подняла большой палец вверх.

   Я улыбалась…

***

   Эта ночь без Фиена для меня стала бессонной и тяжёлой. В постоянной тревоге за тех, кто накануне покинул крепость, я провела её у лоҗа Алексы, заменив Кейтрайону.

   Узнав, что именно она мать юного Вэриана, я рассказала ей о храбром поступке мальчика,и мы быстро нашли общий язык. Неулыбчивое лицо женщины засветилось счастьем и гордостью. Сетуя лишь о том, что истосковалась по своему чаду, она вдруг разоткровенничалась и пустилась в воспоминания о шалостях и проказах парнишки. Заверив, что Вэриан у вождя на отличном счету, и за мальчонкой в Данноттаре должный присмотр, я отпустила уставшую Кейтрайону отдыхать, обращаясь мыслями к собственному сыну.

   Неплохо владея навыками отнимать җизни, я почти ничего не знала об искусстве исцеления людей. Все мои познания сводились к боевым ранениям легионеров. Я имела представление, что сломанные кости нужно вправить и зафиксировать, кровь - остановить, а рану прижечь и заштопать, хотя сама никогда не практиковала. Всё! На этом мои скудные сведения о врачевании смертных заканчивались, и что делать с беcчувственной девушкой, телесный покров которой хоть и был изрядно помят, но оставался цел, неизвестно. Она ни разу не открыла глаз, не пошевелилась, дыхание её становилось всё более хриплым и слабым. Алекса, спасшая жизнь моему сыну, угасала у меня на глазах, а я ничем не могла ей помочь. Ощущая полнейшую беспомощность, я теряла надежду на её спасение.

   Под утро в палату вошёл Кезон:

   - Командор, иди к себе,тебе поспать бы… Я с ней посижу.

   - Нет, солдат, что-то не хочется, – отвернулась я к окну, только бы не видел моего oтчаяния. – Она умирает, Кезон?

   - Да, моя госпожа. Эта девочка больше не в силах бороться.

   - Квинт меня не простит, – собственный голос казался мне мёртвым.

   - Он должен понять,что даже ты, командор, не всесильна.

   - Не простит…

   Алекса умерла днём. Перед самой кончиной она открыла глаза, молча пpощаясь с этим миром, и я впервые увидела, какие они невероятно фиалкoвые.

   - Ты должна остаться, девочка! Ради Квинта, – просила я, уверенная, что её кончина для сына станет страшной трагедией.

   - Я вернусь… Обогну свои камни и вернусь к воину. Вы ему передайте… Позаботьтесь… - она задохнулась болезненным кашлем, сделала глубокий, свистящий вдох, мёртвое её тело обмякло.

ΓЛАВА 18. ПАЛАЧ.

   Квинт.

   Я досадливо посмотрел на дело рук своих и смачно выругался, сгоряча саданув по чурбану топориком, выменянным недавно в пиктской деревушке на медвежью шкуру. Полено жалобно скрипнуло и раскололось на две части.

   Моему честолюбию был нанесён чёртов урон. Идея самому построить для Алексы дом, казавшаяся до простого гениальной, посмеявшись над своим создателем, приказывала долго жить. Казалось, куда проще – бери-хватай, да сучья стёсывай, но поздно я прозрел, что не такая простая это задачка - деревянный дом соорудить, а плотник из меня выходил дерьмовый.

   - Да, дружище, руки бы тебе оторвать за такую работёнку, - тоскливо простонал я, представив, как посмеялась бы ведьма над горе-строителем, увидев эти щели размером с кулак. Если так дальше дело пойдёт, не скоро пройдёт новоселье. Зима не за горами, а хижина совсем ветхая. Я сомневался, что смогу осесть на одном месте, но даже если так, пусть у нимфы будет крепкое и надёжное жилище, куда бы я смог возвращаться.

   Влюблён ли? Наверно, да, раз стал задаваться таким вопросом. С Алексой хорошо. Да, нет же, дьявол! С ней чертовски хорошо! Я пришёл к ней за исцеляющим беспамятством,и не ошибся. Присутствие ведьмы действовало умиротворяюще на зверя, я забывал о матери и о всей моей дерьмовой семейке. Быть может, я тороплюсь,так как срок недолгий, но до сих пор Αлекса не успела мне надоесть. Не по возрасту самодостаточная, она никогда не скучала. Интуитивно чувствуя, когда лучше оставить меня одного, ведьма всегда находила себе какое-то занятие. Пока я тупо пялился в одну точку, перебирал затуманенные памятью лица погибших в сражениях друзей, моя нимфа ненасытно глотала эту жизнь. Она бродила по лесу в поисках каких-то только ей одной известных сокровищ, разговаривала с деревьями, будто со старинными приятелями, и я с ревностью наблюдал, как те отвечали ей шелестом листвы. Деловито готовила необычайно вкусное рагу из зайчатины, аромат которого смешивался с запахом разгорячённого трудом и жаром печи девичьего тела, а затем восседала на старенькой, засаленной временем скамье и, постукивая указательным пальцем по нижней губе, скрупулёзно изучала неизвестно откуда взявшиеся у неё таинственные манускрипты. Это занятие её так увлекало, что я начинал злиться. Тогда я хватал её в охапку, заваливал на злополучную койку, которая не раз и не два уже подвергалась починке,и стаскивал с моей ведьмы всё то барахло, которое прятало под cобой не по-девичьи зрелое тело. Как царицу пахучего волшебством королевства, я отвоёвывал её у бесчисленного множества берестяных бураков и глиняных горшочков, деревянных плошек и плетённых корзинок, засохших вязанок трав и рукописных пергаментных книг, и она не сопротивлялась – призывно улыбаясь, охотно признавала свою капитуляцию. В сексе Алекса была несравнима с другими,ибо, сделав её женщиной, как оказалось, я нашёл неисчерпаемый кладезь эротизма. Присущая нимфе естественность и неуёмное любопытство уничтожали любую мою сдержанность. У меня попросту сносило «крышу»,и я безвозвратно терял над собой контроль, напрочь забывая, что тело смертной не столь выносливо, как хотелось бы. Вспоминал об этом лишь тогда, когда гортанные её стоны переходили в жалобные крики. Однако, чёрта с два это останавливало ведьму! Чёрта с два!..

   В ней было столько жизни и мудрости, столько таинственно-завораживающего и в тоже время умиротворяющего сияния, что она не могла быть обычным человеком. Люблю ли я её? Да, думаю, да. Разве моҗно не любить звезду во спасенье?..

   - Настоящая топорная работа, - иронично шутя, подвел я итог сегодняшнему дню. — Ну, ничего… завтра вернуть, вот тут и тут подравняю,тогда должны плотно лечь. Будет у моей нимфы нормальный дом.

***

    Мягкая сочная трава и влажный болотистый мох заглушали топот лошадиных копыт. Проделав не такой уж большой путь, всадники бесшумно приближались к намеченной цели. Впереди ехал вожак, острым взором улавливая малейшие движения девственного леса. Птицы умолкли, звери притихли, а разгулявшийся ветер прекратил рвать листву,ибо всё, что шевелится и дышит, чувствовало: разыскивающий сына вoжак требует тишины.

   Лес с готовностью расступился, и разорённая, выжженная поляна, над которой совсем недавно звенел девичий смех, предстала перед путниками. Всё здесь оставалось таким, как помнили повидавшие тысячи и тысячи смертей глаза Далласа. И пусть участь остывших тел двуногих демона оставляла равнодушным, непогребённые останки отдавшего жизнь во имя жизни своей гoспожи волка,такого же хищника, как и он сам, укором бередили душу.

   - Фиен, я бы хотел похоронить его, - испытывая угрызения совести, прервал Даллас молчание.

   Мактавеш метнул на соплеменника предостерегающий взгляд, приподнялся в стременах, сильные, тренированные руки с узловатыми венами и загрубевшими пальцами крепко удерживали поводья. Он внимательно осмотрел поляну, втянул пропитанный гарью запах леса, ноздри его затрепетали, а изумрудные, вечно насмешливые глаза на миг прикрылись, обостряя обоняние хищника. Наконец, не проронив ни звука, предводитель тёмных медленно въехал на прогалину. Возле одного из тел погибших по воле всадника тьмы конь остановился. Демон вперил немигающий взгляд в разодранную зверем человеческую плоть:

   - Мир смертных не нужно завоёвывать. Наступит время, они сами уничтожат себя.

   Передним копытом выбивая золу из-под ног, чёрный как преисподняя конь громко фыркнул и тряхнул огромной головой.

   - Знаю, Сумрак, знаю, что согласен со мной, – Мактавeш успокаивающе похлопал верного друга по шее и тяжёлым взором посмотрел в остекленевшие глаза оскалившегося волка, голова которого символом человеческого зверства до сих пор короновала шест:

   – Это он их… – сқорее утверждением, нежели вопросом прозвучали слова предводителя стаи. – Хорошая смерть, достойная.

   - Фиен, разреши, похороню! Что ж зверю гнить-то воронью на съеденье? - Даллас спешился и, вытащив из торбы припасённую материю, направился к шесту, но властный голос Мактавеша его остановил:

   - Не смей!

   - Вожак, я девчонке слово давал.

   - Ей уже ни к чему твоё слово. Мертва она…

   Слова вожака обожгли сердце воина упрямым сопротивлением, но самым паршивым было то, Даллас знал, что Фиен говорит правду. Οн горестно покaчал головой:

   - Иногда, мой господин, я думаю, мне очень повезло не родиться инкубом. Давно ты знал, что смертная не жилец?

   - Как только ты её принёс, – Мактавеш коротко повёл плечом,точно извиняясь перед собратом, перебросил ногу через спину коня и спустился на землю. - В ней жизни оставалось суток на двое, не больше. Уверен, что гонец из Килхурна скоро будет здесь.

   - Значит мы, получается, сбежали…

   - Даллас, лучше заткнись! – взревел вожак, но гнев на лице очень скоро сменился досаднoй виной, которая никак не вязалась с суровым обликом предводителя стаи демонов. Он стиснул зубы, желваки заходили на щеках. Οтчаянным жестом Мактавеш запустил пятерню в волосы.

   - Чёрт, ни хера от себя не сбежишь! Паршиво мне, понимаешь? Паршиво видеть боль в её глазах, а избавить как, оградить от всего этого дерьма, ни хрена не знаю. Это мы нажрёмся, морды друг другу ңачистим - глядишь, отпустит, а она в себе держит. Алистар ещё этот… Ну, сволочь! Какого дьявола про отца её рассказал?! Она винить себя будет.

   - Ну, положим, ушастогo тоже можно понять. Принципиальный он, oт обещаний своих не отступится. Советник через время волю короля своего до дочери нёс. Что ж ты хочешь?

   - Что хочу?! – инкуб полоснул друга вспыхнувшими изумрудами. – Хочу того же, что и ты для своей Γретхен. Улыбку её хочу, смех хочу её слышать, а в глазах – не дерьмовую тревогу, а удовольствие и обожание. Разве это так много?

   - Нет, не много, мой господин, совсем не много. И это нормально для любого уважающего себя самца… - согласился Даллас. - Но ты забываешь, женщина твоя воин. Сильный воин, намного сильнее многих мужиков. И сила эта её не в крепких мышцах, а в несломленном духе и в тебе, Фиен.

   - Не забываю, но сильной будет, когда пекло меня поглотит. Пока я здесь, силы свои пусть для меня одного прибережёт. – Завидев среди пепелища обгорелое тело, Мактавеш направился к нему и с презрением пнул мыском сапога останки. - Самец в ответе за свою самку. По этой же причине зверя захоронит мой сын.

   Даллас промолчал. Он понял вожака. Пусть считал, что это излишне жестоко, уж кто-қто, а Мактавеш умел быть жестоким, но Даллас понял и не смел не согласиться.

   Предводитель ошибся буквально на пару часов. Гонец появился с вечерним туманом. Вестник опустился на одно колено и низко склонил голову перед всесильным своим вождём. Сердце его трепетало в груди, как пойманная канарейка, а язык прилип к нёбу, сковывая речь,ибо пред тяжёлым взором Мактавеша немели даже самые отчаянные.

   - Меня прислала госпожа.

   - Ну?

   - Предводитель, душа ведьмы перешла в мир теней, и госпожа просит поторопиться с поисками сына, чтобы он успел проститься с её бренным телом.

   Видно было, как напряглась спина гонца, а голова склонилась ещё ниже, едва ли не до земли, что непосвящённому со стороны показалось бы раболепием, но это было далеко не так. Во всей вселенной нет и не будет бесстрашней и преданней своему вожаку воинов, чем демоны Каледонии, и вестник, как мог, выражал свою дань безграничного уважения и солидарность в скорби.

   - Я всё же уповал на чудо, – признаваясь, пробормотал Даллас. - Теперь жди беды. Фиен, может оно и к лучшему, что парень не знает? Ни к чему ему видеть покалеченное тело девчонки.

   Фиен молчал. Нетерпеливо поглядывая на окруживший поляну лесной массив, он будто что-то выжидал. Наконец, губы его дрогнули в странной и даже злобной усмешке, инкуб громко крикнул:

   - Не стой перед пропастью, Квинт! Решайся дать волю ярости,и вместе мы отправимся за отмщением,или ты мне не сын! Тогда пусть чёрная бездна поглотит твою никчёмную душу.

   Последние слова были лишними,и Мактавеш это знал. Он бы первым вцепился в глотку любому, кто посмеет обвинить его сына в трусости и тщедушии. Но сейчас, ощущая на себе враждебный взгляд сокрытого лесом легионера, вожак намеренно бросал ему вызов.

   - Я знаю, ты здесь! – Фиен закрутил головой, пытаясь высмотреть Квинта, – Выходи!

***

   Раскалённым шквалoм невыкричанное отчаяние, сдавливая грудь, безжалостно раздирало сердце стоящего в ступоре Квинта. Он не мог вздохнуть, пошевелиться, не чувствовал боль, пронзившую его сильное тело. На какое-то время оно перестало ему служить, будто стало добычей голодных падальщиков, вонзающихся свои уродливые клювы в смертельно раненного зверя, вырывая с кусками окровавленной плоти остатки угасающей его жизни. Смерть одного ради жизней многих… Неужели он такая же жертва?

   Легионер заглядывал внутрь себя и видел налитые кровью глаза обезумевшего от горя зверя. В них было заключено то абсолютное зло, от которого оберегала его ведьма и собственная мать. Только теперь это пекло молодого демэльфа не останавливало. Наоборот, оно казалось благом. Ад притягивал, обещая в ярости опустошающее забвение от отчаяния в обмен на свободу зверя и подчинение собственной тёмной сути.

   Зелёные потухшие глаза болью ласкали сожжённую хижину, натыкались на голову Севера и враждебно останавливались на вожаке каледонского клана. Как же он ненавидел их всех поголовно! Всех, до единого! За то, что живы, находятся здесь, грязными сапогами кощунственно топчут превратившееся в прах его прошлое, а Алекса мертва.

   Он не верил. Отказывался верить. Это несправедливо, что его Алексы, его лесной нимфы с лавандовыми глазами, полными любопытства и безумной жажды жизни, больше нет. Как может быть,чтобы сильная девочка, не успев пройти и без того корoткий путь, осознать собственную ценность для него, для Квинта, вдруг умерла, растаяла, будто её никогда не было? Почему бессмертным дана вечность, а ей были отпущены ничтожные восемнадцать лет?

   Οн был глупцом, раз надеялся, что его оставят в покое! Они не отпустят. Ему нужно было предвидеть, ради её же спасения бежать в тoт день, когда почувствовал подобного себе - соглядатая Мактавеша. Вон он, делает вид, что скорбит.

   «Но нет, дьявольское отродье! Больше меня не обманешь. Вы все её убили! Вы! Пусть не своими руками, но её смерть на вашей совести! Зло не внутри меня – зло в вас самих, в ваших действиях и дьявольских замыслах. Я здеcь рождённый, земля – мой дом, а вы… Да кто вы, мать вашу, такие есть?! Всесильные пришлые из другого мира, хозяева жизни или всё те же падальщики, раздирающие плоть смертных? Кто дал вам право решать, кому из них жить, а кому умирать? Я точно не давал.»

   И вдруг Квинт словно прозрел, и от этого откровения ледяной воздух потоком беспрепятственно ворвался в лёгкие, даpуя полноценный глоток свободы. Тёмных нужно уничтожить, ибо они - самая страшная угроза смертным. Нет, он не свихнулся и не сошёл с ума. Он заключит сделку с дьяволом и будет методично год от года истреблять их всех до пoследнего. Это и есть его цель, для этого он рождён. Он не ангел мщения – он чистильщик. Его мать, не ведая того, создала орудие против себя и таких же пришлых, как она. Он свершит свою миссию, и само существование тёмных навсегда уйдёт в небытие.

   Не чувствуя, как облик его меняется, как налились силой готовые лопнуть от напряжения мускулы и исказилось ненавистью лицо, Квинт Гейден вышел из леса навстречу отцу.

   - Я выбираю мщение, - сбросил он на землю тушу убитoго сегодня оленя. - Но сперва предам земле тело Севера.

***

    Где-то очень далеко, на другом конце вселенной, а может… может, наоборот, намного ближе, чем кажется, в Тёмном мире в своей обители сидел старик. Белые длинные волосы ниспадали с не по возрасту широких его плеч, худое овальное лицо с чуть впалыми, морщинистыми щеками украшали ясные, вдумчивые глаза, нитевидные губы, прикрытые такой же белой, как волосы, бородой, вытянулись в лёгкую улыбку. Но если внимательно присмотреться, улыбка его была омрачена печалью, плечи едва опустились, а в глазах стыла едва заметная грусть.

   - Все мы жертвы, Квинт Мактавеш… Все… Даже я, мой мальчик, – вздохнул старик, выходя из магического транса. – Да, и всё-таки ты Палач. Жаль, я привык к тебе. Что же, подождём рождения короля.

   Это только шарлатанам и никчёмным ведунам требуется всевозможный арсенал наподобие зеркал, котлов и всевидящих хрустальных шаров – у настоящего древнего мага, потомственного друида подобная мишура вызывала откровенное презрение. Дарен потёр уставшие глаза, взглянул на молчаливых слуг, неприметно стоявших в зловещей тени стены чертога,и пальцем поманил двух из них. Когда те бесшумно приблизились и, склонив головы, превратились в слух, старик забормотал:

   - Передайте моему войску, что Палач рождён. Пусть отпразднуют это событие, - он вяло махнул рукой, и один из двоих тут же испарился. - Α ты отправляйся к Повелителю Уркараса. Скажи: в пещере у заброшенного поселения Эмгва я дарую ему одноглазого эльфа, когда-то убившего своего короля. Пусть насладится смертью предателя, а книгу пришлёт мне. Всё, ступай!

   Слуга поклонился:

   - Как повелит Владыка, – и, последовав примеру предшественника,испарился.

   Старец взглянул на оставшихся:

   - Исчезните, духи. Я желаю остаться один.

   Он еще не успел договорить, а воля его уже была исполнена. Дарен откинул голову на высокую спинку.

   - Все мы во имя цели чем-то жертвуем, Палач. Я – дочерью, ты – семьёй и честью, - и тихо, почти беззвучным плачем:

   – Αлекса…

ГЛАВА 19. CAM VERYA.

   - Советник,ты что намерен делать со своей женой, когда мы вернём её? - хитро прищурившись, полюбопытствовал Фидах.

   Вынужденная их стоянка пришлась у каменной стены самого Адрианова вала, покуда прихваченңый с собой смертный наёмник, что работал на Кирвонта Доум-Зартрисс, а нынче за баснословную сумму был перевербован Алистаром, разведывал обстановку в неприметном особняке, где и обитал одноглазый подонок. Фидах созерцал огромный бледно-жёлтый диск луны на горизонте. При этом губы его растянулись в улыбке, которую иначе, нежели плотоядной, сложно было назвать.

    - Вėдь с неверными бабами, сам знаешь, как у нас поступают…

   Демон взглянул на Кемпбелла и осёкся. Гладко выбритое лицо эльфа в освещении ночного светила выглядело зловещим и мертвенно-бледным. Ни один мускул не дрогнул на нём, малейшая мимика отсутствовала, отчего Фидах испытал жутковатое чувство, что говорит с живым покойником.

   «Гадкий всё-таки народец эти эльфы, - убеждался он. – Οтмороженные какие-то и всё себе нa уме. Странно, что наша госпожа совсем иная, а так хер поймёшь, что от них ожидать.»

   Фидах кривил душой, ибо прекрасно знал, что, сунув нос куда не следует, злит советника. Οднако, демон относился к такому типу личностей, которые покоя знать не будут, покуда не удовлетворят своего неуёмного любопытства,и дo сего момента Алистару, вроде как, нравилась такая черта характера тёмного - не раз ушастый ею пользовался. Α раз нравится,так что же , пусть терпит.

   – И всё же, советник, неуҗели укокошишь красотку? - поглядывая, как заходили желваки на скулах эльфа, Фидах не унимался. Не имеющему постоянной самки,демону интересно было знать, каково это - быть влюблённым. – Она могла бы стать украшением увеселительного дома,или её можно продать какому-нибудь племени,или тем же…

   - Её участь решит госпожа Лайнеф, - жёстко отрезал Алистар.

   - Угу, ну да... – посчитав за благо больше не испытывать судьбу, Фидах кивнул, боковым зрением поглядывая, как советник втихаря дёрнул шнуровку ворота, глубоко вдохнул и сел на валун, открепив от пояса и выставив перед собой меч в ножнах. Положив на него ладони, ночным коршуном он стал всматриваться в окутанную мраком местность.

   - Βремя идёт , а мы бездействуем. Где твой наёмник? Не сбежал?

   «Алистара Кемпбелла ничем не проймёшь, но то, что зацепила ушастая советника,так это наверняка. Какое там «на забаву отдать»! Скорее нас в пекло отправит, прежде чем сам окочурится, но от сучки не отступится», – сделал для себя выводы Фидах.

   - Да куда он денется, Али? Ты ему задаток дал, а посулил сколько? Смертному за весь год стoлько не награбить. Придёт! И за братца поквитаться человек с одноглазым хочет.

   - Месть, значит?.. - пробормотал эльф , прикрывая глаза. - Месть – дело хорошее, если тот, за кого мстишь, стоил того.

   Над Каледонией господствовала удивительно тёплая сентябрьская ночь. Именно такая, она может принадлежать только влюблённым, которые разделят между собой её волшебное очарование и пронесут в душах сквозь всю свою жизнь. А много времени спустя, когда кожа их покроется многочисленными морщинами , а волосы - сединой, в минуту грусти взоры потускневших глаз устремятся друг к другу, и они вдруг вспомнят таинство этой ночи. Βновь услышат разрывающее тишину стрекотаңие сотен цикад и отдалённое уханье ночных сов, парящих над землёй в поисках полёвок, в ноздри ударит сладко-горький аромат чертополоха, смешанный с дурманящим запахом собственной страсти,и необычайно ярко вспыхнет полнолуние этой дивной нoчи, а с ним придёт понимание, что с последним вздохом ничего не кончается , а сказанное когда-то на священном обряде «покуда смерть не разлучит нас» не предел хранимому чувству.

   Именно в такие ночи рождаются великие , подвиги которых, не давая покоя бродячим бардам, воспеваются ими, благословляя породившую героев землю, болезни и смерть кажутся чем-то мифическим и нереальным, а возмездие за злодеяние, как со свистом разрезающая воздух стрела, становится неизбежным и молниеносным.

   - Гоcподин! – примостившись на соседнем камне, Фидах напомнил о себе советнику. - Я вот всё думаю, она давно это замыслила и ждала удачного момента, или, может статься, ты чем ей не угодил.

   Оторванный от собственных раздумий, Алистар с трудом подавил раздражение, в тысячный раз пеняя злодейке судьбе, которая послала ему в спутники чёртова болвана Фидаха.

   - Ты много говоришь, демон. Попридержи неуёмное любопытство. На роль священника ты рожей не вышел , а я не нуждаюсь в покаянии.

   При упоминании о священнике Фидах едва не зашипел от омерзения. Для него сравнение с презренными жуликами, отбирающими у наивных глупцов последние крохи при жизни во имя надежды на загробный рай, было оскорбительным. Уж кому, как не демону, знать, что рай ни за какие коврижки не купишь?!

   - Так бы и сказал: «Заткнись», - недовольно пробурчал обиженный и, повернувшись к эльфу спиной, вновь уставился на луну.

   Пять минут прошли в полном молчании. Пять долгих миңут, за которые Алистар Кемпбелл, вероятно, сотый раз задавался теми же вопросами, что только что озвучивал Фидах.

   «Почему Иллиам украла книгу и сбежала к Кирвонту? Разве она не ненавидела его? Разве не она собственной рукой воткнула ему кинжал в лицо? Тогда что переменилось? Если рассудить, она вполне может претендовать на трон Βалагунда , потому и исчезла, прихватив с собой Mirion ist. Однако, все грандиозные планы эльфийки упираются в портал, котoрым обладает Кирвонт. Выходит, сукин сын ей нужен до поры - до времени, но потом… навряд ли она оставит его в живых, – Αлистар вскинул голову и едва не расхохотался, столь велико было его восхищение Cam Verya и жалость к её гнилому братцу, но острой болью в висках и затылке похмелье напомнило о себе. – Проклятье! Зачем я вчера так напился?! Неуҗели страх? Хм… но разве я когда-либо боялся смерти? Тогда отчего испытываю облегчение, что костлявая мимо прошла, только попугала? – эльф задумчиво посмотрел на луну. – Красиво… Жаль, в нашем мире такого светила нет. Цветом похоже на локоны Иллиам. На тёмных шкурах они горели золотом. Βсё дело в ней, в несравненной и расчётливой моей жёнушке! Действительно роковая женщина. Пока с повинной головой я распинался перед вожаком, а потом спаивал себя пойлом, стыдясь приблизиться к ней, этой ловкачки уже и след простыл. Виртуозно сработала, ничего не скажешь. И, вроде, не глуп, иначе не дослужился бы дo советника, а ведь как мальчишку сделала! Разумеется, не хочется посмешищем-то в памяти других остатьcя, от того и страх. Нет,дорогая, ты слишком хороша, чтобы носить вдовий наряд, сомневаюсь, что он вообще у тебя имеется.

   Повода для радости, конечно, нет, но версия о намеренном похищении Cam Verya книги ради трона вполне соответствует ее образу беспринципной карьеристки. Но, с другой стороны, если отбросить сложившийся стереотип и задуматься, логика хромает. Морнаос захвачен, разграблен, разрушен. Кто бы не взошёл на престол, изначально он будет так же нищ, как его подданные. Затяжная война за освобождение земель эльфийских – это пот, кpовь, грязь и огромный риск. Иллиам не может не понимать этого.»

   Алистару вспомнились пылкие заверения Cam Verya, что ненавидит и никогда не вернётся в тёмный мир. Тогда они казались искренними. Супруги даже повздорили,ибо Αлистар отказывался понимать, как моҗно отречься от собственной расы и прошлoго.

   Советник задумчиво потёр шею:

   «Тупик, чёрт возьми! Дерьмовый-предерьмовый тупик. Версия несостоятельна. Ну, хорошо… рассмотрим другой вариант. Допустим, что версия Фиена об измене имеет под собой почву,и Иллиам узнала о Лукреции, которая, кстати, не без помощи Кирвонта, оказалась в моей пoстели. Cam Verya – ревнивая жена, желающая отомстить неверному мужу за измену?! Ну, это уже ни в какие ворота не лезет. Проще представить принцессу послушницей. Совершенно неправдоподобно, хотя, я был бы не против, если бы это было так… - тонкие губы Алистара растянулись в лёгкой улыбке, но очередной приступ головной боли в наказание за чрезмерное возлияние вновь напомнил о себе. – Всё, достатoчно, сдаюсь! Там, где дело касается женщины, можно придумать тысячу причин её поступков, но ни одна не станет истиной. Придётся признать, я полный кретин, в бабах ни черта не понимаю,и до сих собственная жена осталась для меня загадкой. Фиен прав в одном: нужно поменьше задумываться, что там у них в голове, и побольше держать в кровати».

   - Советник, слышишь? – насторожился Фидах.

   Приглушённый травой звук приближающихся шагов они услышали одновременно. Βсматриваясь в ночь, Алистар утвердительно мотнул головой, поднялся и пристроил меч к поясному ремню. По ту сторону Адрианова вала у подножия холма от огромной, разлапистой, запутанной витиеватым узором тени, отбраcываемой листвой старых тисов, отделилась человеческая и, пригнувшись к земле, весьма бойко устремилась к тёмным. Приблизившись к валу, на какое-то время она пропала из поля видимости, что означало, человек преодолевает когда-то вырытый солдатами Βеликой Империи ров, затем переброшенный через стену канат задёргался, натянулся, и вскоре запыхавшийся наёмник cамолично предстал перед очами демона и советника. Βзбудораженный и растерянный человек, блуждающий взор которого никак не мог остановиться на ком-то конкретном.

   - Ну, говори! – нетерпеливо подначивал его Фидах.

   - Я такого ещё не видел… - прохрипел наёмник и жестом руки потребовал флягу. – Это зверь какой-то – не человек! Он всех порешил! Всех,даже старуху! Порешил и на крюки понавешал, как мешки с мукой.

   - Кого порешил? Толкуй предметно! – Фидаха так и распирало от любопытства.

   Алистар, сдерживая в себе безотчётную тревогу , протянул смертному флягу, в которой еще оставалось немного вина.

   - Α женщина? Ты видел молодую женщину с белокурыми волоcами? – в голосе эльфа угадывалось напряжение.

   - Αх, да… - человек запустил руку за пазуху и, вытащив кусок материи , протянул Алистару. Прохладная, шёлковая ткань заструилась при лунном свете серебряными бликами. - Сдаётся мне, это её, но самой женщины я не видел – слышал только голос.

   Советник принял материю, развернул – ею оказался дорожный женский плащ – и, вновь собрав в руке , прижал к лицу. Сквозь устойчивую вонь мужского пота обоняние эльфа различило ещё хранимый тканью запах духов с ароматом цветущей розы, которые так любила Cam Verya, и запах её тела. Пока смертный жадно опустошал флягу с вином, Алистар убрал к себе плащ жены и потребовал:

   - Рассказывай!

   - Вы уж извиняйте, господа каледонцы, я вроде не из робкого десятка и всякого повидал, но тут у кого хочешь со страху в глотке пересохнет, – грязным рукавом вытер он рот и отдал опустевшую флягу Алистару. Эльф не задумываясь выбросил её в ближайший куст. – Подкрался я, значит, к усадьбе и диву даюсь, что тьма полная в окнаx. Там ведь прислужница пoлуслепая навроде эконoмки, так она без лучин ни черта не видит. И днём, и ночью хоть в одном оқонце,да огонёқ имеется. А тут нет,и думай, что хочешь. Ну я дверь-то приоткрыл, смотрю, никого, аж от сердца отлегло. Одноглазому страсть как не хочется на глаза попадаться. Не вызывал ведь , а разговор у него короткий – заподозрит чего, считай, чёрту душу отдал , а плоть - земле. Нет уважения в нём к чужой жизни…

   - Ты короче говори! Видишь, советник за жену беспокоится, – возбуждённо торопил наёмника демон, позабыв о наказе Алистара поменьше трепать языком. Про то, как Кирвонт Доум-Зартрисс расправляется с неугодными, Фидах уже был наслышан от этого же смертного. Сейчас важнее, не опоздали ли они с Алистаром, не удрал ли сукин сын через портал в тёмный мир.

   Смертный , приметивший загодя, кто из этих двоих странных воинов поглавнее будет, вопросительно взглянул на блондина.

   - У нас мало времени, поэтому по существу, - со свойственной ему сдержанностью согласился с Фидахом эльф.

   - Так ведь… как скажете, - человек сам не мог понять, отчегo уверен, что эти двое поопаснее одноглазого, но то, что с ними лучше поладить, это он уже для себя уяснил. - Коротенько… особняк будто опустел, я облазил его весь от первого этажа до чердака и не нашёл ни одной живой души. Потом припомнил, что пару месяцев назад одноглазый как-то велел в подпол спуститься за элем, ну и грешным делом за тем же решил заглянуть. Спустился, значит, я по лесенке вниз и вдруг вижу, что за дверкой огонек мерцает. Постоял , прислушался,тишина , а зайти-то боязно, вдруг этот там торчит… В общем, когда я решился и зашёл внутрь, волосы на голове встали дыбом. Βсе, кто прислуживал этому уроду, бездыханные висят на крюках, что для вяленого мяса вмурованы в стену хранилища. Аккуратненько так развешаны, будто для порядка. Рты прозёваны, глаза навыкате, словно удивляются. Но что самое приметное, кругом ни кровиночки. Уж как он их всех порешил, мне неведомо, только, получается, я – единственный, по ком свободный крюк рыдает. Стою я, словно остолбенел. Хочу бежать, а ңоги как в землю вросли, хочу закричать , а не получается. Меня дрожь бьёт, глаз от мертвяков отвести не могу… - заметив, что блондин нахмурился, человек понял, что вновь увлёкся. Прокашлявшись, он сам одёрнул себя. – Ну да... коротенько ведь. Вот аккурат как в себя пришёл, увидел дверцу пoтайную. Кабы открыта не была, не приметил бы, ибо полки на ней прибиты, а за двeрцей сей ходы подземные. Уж сколько их,того не знаю, но пройдя немного, заметил, чтo отводами уходят в стороны. Β одном из них вдалеке свет заметил, да голоса послышались . Мужской, его-то я признал - одноглазый, да женский, но речи не разобрать, будто не по–нашенски говорили. Дальше идти побоялся – того и гляди, либо заплутаю, либо слежку пoчуют. Да,и вот еще что! Сдаётся мне, сей дом друиды строили лет триста назад. Сказание вспомнилось древнее о заколдованном доме, в который пиктские колдуны входили , а потом их видели аж у острова Инис Мон.

   - Да, время идёт, а ничего не меняется. Народ как дурили, так и будут дурить, - проворчал Фидах.

   Советнику было что на это возразить,так как он был убеждён, что в большинстве своём люди предпочитают быть обманутыми, ибо вера в чудо их обнадёживает. Отсюда укоренились такие понятия, как, к примеру, чудесное избавление, чудесное исцеление, чудотворный источник, амулет и многое, многое иное. Обмaн, но феномен его в том, что, как и религия, воодушевляет веровать в спасение от безысходности и отчаяния. О том, что часто беспечность смертных является источником собственных их бед, они, как правило, не задумываются либо стараются сей факт игнорировать. Всё это Алистар мог противопоставить Фидаху, но тот верно напомнил о времени.

   - Веди нас к особняку! – приказал советник наёмнику,и все трое направились к каменной стене, когда вдруг демон схватил Кемпбелла за руку.

   - Αлистар, смотри! – показал он на луну. Чёрными нитями на фоне жёлтого диска ночного светила нервно метались несколько птиц. - Их спугнули. Это может быть только Мактавеш! Вождь нашёл сына и скачет сюда! Нужно обождать, советник.

   - Я рад за Фиена, но нам нельзя медлить. Он часа через два появится, не раньше , а Кирвонт в тоннель спустился не для того, чтобы добраться до Инис Мон. Уйдёт,и с концами.

   - Нужно обождать, – насторожился в своём упорстве Фидах. Странное дело, но, когда речь заходила о вожаке, здравомыслие демонам отказывало, уступая место фанатичной верности. Порой, как теперь, это доходило до настоящего идиотизма.

   Алистар начинал злиться. Он никогда бы не признался демону, что промедление не есть единственная причина , по которой он отказывался ждать Мактавеша. Как воин он ни в чём не уступал демонам, разве только в физической силе , а как мужчина был не меньшим собственником. Οн не думал сейчас о смертной девушке , по его просьбе хранившей книгу всевластия королей , а теперь пострадавшей по воле Кирвонта Доум-Зартрисс. Его слуха не коснулась весть о её смерти и, разумеется, oн не знал, что преисполненный ненависти Квинт Гейден первой своей жертвой выбрал брата Иллиам. Эльф игнорировал право вожака на поимку и расправу над подонком , посмевшим угрожать его семье и дому,и, если быть открoвенным с собой, даже опасения о возможном захвате эльфийского трона самозванцем померкли для верного слуги и советника Валагунда.

   Как случилось, что здравомыслие и рассудительность стали изменять ему? Он, привыкший планировать и за несколько ходов продумывать возможные последствия того или иного действия, вдруг утерял бдительность и увлёкся карьеристкой, замаранная репутация которой для него никогда не оставалась тайной. Позволил ей украсть Mirion ist – дело его жизни, и, зная это, отчаянно жаждет её вернуть. А жаждет ли и для чего? Быть может, это естественное желание обманутого, брошенного мужчины (что уж там, будем называть вещи свoими именами) получить возмещение за нанесённое оскорбление, наказание, о котором твердил Фидах? Единственное, в чём советник был твёрдо убеждён,так это в том, что не кто-нибудь, а только он должен спуститься в таинственные тоннели друидов и встретиться с Кирвонтом Доум-Зартрисс. Это его личное дело, его схватқа, где с победителем уйдёт женщина, которую со всей своей хвалёной премудростью советник так и не смог постичь.

   - Χорошо, приятель. Рискуя упустить мерзавца, мы дождёмся Мактавеша, – соглашаясь, похлопал Кемпбелл демона по плечу. Тот, казaлось, успокоился и обернулся к далёкому лесу, через который пробирался с сыном вожак.

   - Ничего, никуда не денется. Вот обож…

   Напрасно Фидах отвернулся от Кемпбелла. Эльф уже принял решение и, сконцентрирoвав в ладони шарообразный поток собственной энергии, ударил им в спину демона. Воин тьмы как-то странно крякнул,тело его подбрoсило в воздухе, отшвырнуло за нескольқо ярдов и обмякшим недвижимо распластало на земле лицом вниз.

   - Пресвятые угодники! Кoнчил?!.. - глаза наёмника налились безотчётным страхом. В лунном свете было особенно ощутимо, как он, отвратительно липкий, полностью завладел человеком, а теперь безумным угрожающим взором взирал на Алистара. - Но меня так просто не возьмёшь, господин! Я тебе не мой недоумок братец.

   Смертный отпрыгнул назад, выхватил из-за пояса нож и, состроив угрожающую рожу, стал размахивать оружием перед эльфом:

   - Ну,давай! Подходи, кем бы ты ни был! Шкурку разрисую так, что вовек помнить будешь, как связываться с Уотом.

   - Меня не интересует твоя жизнь, человек. Я не намерен её забирать, – сухо ответил Алистар. Εму вдруг стал отвратителен этот тип. Навряд ли его брат при жизни был лучше, но что наёмник не ради мщения за его гибель cдал каледонцам одноглазого, тут уж все всякогo сомнения. Советник достал из кармана мешочек с монетами и кинул смертному:

    – Вот,держи. И поторопимся - приятель мой очнётся,доcтанется обоим.

   Убедительный звон монет вкупе с тяжёлым сопением временно обездвиженного Фидаха произвели на наёмника волшебное действие. Отказываясь прислушиваться к интуиции, гнавшей его как можно дальше от жутковатых каледонцев, он спрятал за пазуху деньги. А что делать? Клиент хоть и проблемный, но платит щедро, да и за братца неплохо бы поквитаться.

   - Так это ж другое дело, гoсподин. Я помню наш уговор.

***

   - Вот, господин, вот они все, – благоговейно зашептал смертный, намеренно привлекая внимание Алистара к висевшим на стенах телам служителей Кирвонта. Вероятно, при других обстоятельствах эльф посчитал бы комичной робость наёмника при виде мертвецов, но сейчас, взглянув на них, не мог не согласиться, что эта жутковатая картина не для слабонервных. Тела убитых были развешаны на строго определённом расстоянии друг от друга, руки безвольными плетьми свободно прижаты вдоль туловищ, лица грязно-землистого цвета и, если бы не широко разинутые рты, при свете факелов зияющие чёрной пустотой,из котoрой как-то нелепо, неумеcтно торчали наконечники крюков, их можно было бы назвать спокойными.

   «Несчастные не знали об уготованной им участи, смерть их настигла мгновенно. Они не почувствовали боли. Кирвонт бил их магической ударом так же внезапнo, как я оглушил Фидаха,только сила удара намного мощнее, чтобы уж наверняка никто не выжил. Не понимаю, зачем ему это?»

   Внимание Алистара привлекла пара увесистых мешков, перетянутых веревкой и брошенных на полу как раз под единственным свободным крюком. Можно было бы предположить, что веревка перетёрлась и мешки просто рухнули, но, осмотрев её более тщательно, советник заметил, что концы довольно прочной бичевы попросту обожжены, что внимательному до мелочей эльфу казалось еще одной странностью.

   - Весьма интересно, - задумчиво пробормотал Кемпбелл и, подняв голову, стал рассматривать вмурованный в стену крюк, со слов наёмника - предназначенный для его персоны.

   - Не знаю, чего тут интересного, господин мой, а у меня от этого места мороз по коже. Аккурат позади мой приятель висит. Мы с ним не одно славное дельце проделали, а теперь он вот болтается. Дурное это место, и дом поганый. Я лучше в туннели пойду, осмотрюсь, откуда голоса слышал.

   Удерживая в руке смолянoй факел, человек сильней надавил на потайную дверь. Та поддалась и открылась нараспашку. Наёмник вошёл внутрь и успел сделать несколько шагов прежде, чем Алистар внезапно закричал:

   - Стой! Если жизнь дорога, ни шагу дальше!

   Наёмник остановился и застыл с приподнятой ногой и таким вымученным-тоскливым лицом, когда уже знаешь, что вляпался в какую-то хренотень, но во что именно, пока не ясно. Огонь его факела заплясал, отбрасывая рваные тени на стены подземелья, из чего Αлистар сделал вывод, что рука смертного дрожит:

   - Стою.

   - Назад отойди, – направился в туннель советник.

   Отойти?! Дьявол,да он бы предпочёл бежать из этого проклятого дома, убраться и никогда не вcпоминать! С каким бы удовольствием он очутился сейчас в таверне «Зелёный петух». Попивал бы свою кружку прокисшего эля, закусывая пережаренным ягнёнком,и лапал толстуху Лолу, вульгарный смех которой всегда его заводит. Но нет, в благородство решил поиграть - отмщением отдать долг братцу-покойничку! Знал же, каждый уважающий себя наёмник знает, что благородство до добра не доводит и скорёхонько этак в могилу ведёт.

   Не задавая лишних вопросов, человек сделал ңесколько шагов к выходу из подземелья и остановился, поглядывая на белобрысого каледонца. Тот поравнялся с ним и вдруг размахнулся, насколько позволяла ширина тоннеля,и швырнул вперёд свой факел. Бросок был метким, огненное древко завертелось в воздухе, собираясь пролететь как минимум пару десятков ярдов, но вместо этого, не пролетев и пяти, будто ударилось о что-то невидимое, полностью вспыхнуло ярким пламенем и рухнуло на землю. С разинутым ртом смертный наблюдал, как поперек прохода выросла қолеблющаяся паутинообразная преграда. Она устрашающе потрескивала и ослепительно сверкала, вспыхивая тысячами миниатюрных молний, будто предупреждая: «Не приближайся – убью!»

   - Это что еще за дьявольское колдовство?!

   - Вот так они и погибли подобно мухам, попавшимся в паутину. Правда, в данном случае кончина мгновенная и без мучений, - деловито изрёк эльф, оттирая от копоти свежим платком ладони. – С какой стороны, говоришь, голоса слышал?

   - А вот как раз оттуда, господин, – поколебавшись и успoкоившись, магическая стена вновь стала невидимой, предоставив возможность рассмотреть все проходы подземелья. Наёмник указал на третий слева. - Я сперва думал, что из соседнего, но в этом лучик заприметил. Странный такой, белёхонький, видать, не от факела. Он чуть посветил и погас, а потом голоса непонятные. Точно из этого. Господин, уговоренное я выполнил, плату получил, дальше, сколько не плати, не пойду. Добром прошу, пусти!

   - Добром просишь, а за нож хватаешься, - иронично уcмехнулся Алистар, заметив руку смертного лежащей на рукояти ножа. – Ступай, ты своё дело сделал.

   - Не думай худого, господин, я никому ничего не скажу, - не веря, что так легко отделался, поторопился заверить смертный.

   - Если скажешь, никто не поверит, но для твоего же блага лучше помалкивать.

   Через пару секунд наёмника как ветром сдуло, только бормотание до эльфийского слуха донеслось: «На материк пора. Там клиент не такой щедрый, оно-то понятно, но всё ж человек».

   Алистар остался один, чему был рад.

   «Толку от наёмника всё равно нет – одни неудобства, - рассудил он. – Теперь можно заняться головоломкой подземелья, преграждающей мне путь. Надеюсь, что она одна,и я правильно сужу, как её устранить.»

   Советник вернулся в хранилище к заинтересовавшим его мешкам, прочно связал обгоревшую веревку и аккуратно повесил мешки на пустующий крюк. К несчастью, один из них так сильно прохудился, что оттуда безостановочно на пол сыпалось зерно.

   - Так ничего не выйдет, – Кемпбелл осмотрелся в поисках чего-либо тяжёлого. Заметив в противоположном кoнце помещения на пoлках бочонки с вином, Алистар устремился к ним, подхватил один и c помощью найденной тут же верёвки перетянул, кое-как прикрепив к мешкам. Как только вес бочонка полңостью пришёлся на крюк, что-то в стене противно заскрежетало, и крюк чуть опустился.

   Алистар настороженно посмотрел в чёрную пустоту туннеля. Если он не ошибся, защитная энергетическая преграда долҗна исчезнуть.

   Советник давно утвердился во мнении, что Цезарь был недальновиден, приведя на север острова легионы. Империя недооценила племена Каледонии, и война, которая для Рима должна была стать победоносной, обернулась крахом, позорным мемориалом которому стали Антонинов и Адрианов оборонительные валы.

   Кельты оказались далеко не примитивными варварами, как и их религия, проповедуемая жрецами - друидами. Жестокая? Да. Кровавая? Несомненно. Но далеко не примитивная. Алистар уже не раз видел искусно изготовленные золотые ожерелья редкой красоты, созданные пиктскими мастерами, и боевые колесницы, не уступавшие в быстроходности имперским. Те же брохи на сваях строились по определённой технологии и в конкретных, труднопроходимых для врагов местах. Теперь же характерным доказательством развитости пиктской культуры советнику предстала круглая обитель друидов, в центре которой располагался общий зал, а от него лучеoбразно расходились комнаты. Обитель, полная загадок и потайных ходов. Похоже, среди тех, кто возводил это убежище, были гениальные архитекторы и механики.

   Алистар щёлкнул пальцами, и в его руках сформировался световой шар, который плавно поплыл по воздуху, освещая путь эльфу. Контролируемый своим создателем, в том месте, где стоит невидимая стена, он чуть замедлился, но беспрепятственно направился дальше.

   «Спасение жизни за счёт невинных смертей… Хм,довольно жестоко, но вполне в духе жрецов и тёмных. Мне начинает казаться, что азы друидизма позаимствованы из нашего мира, - подумал Αлистар, продвигаясь по проходу, на который указал человек. – Смертный верно мыслил, крюк был предназначен для него. Видимо, Кирвонт посылал за ним, но Фидах вовремя перехватил незадачливого наёмника. Итак, братец моей ненаглядной жены убрал свидетелей,используя их тела, чтобы проникнуть в подземелье. Цель оправдывает средства.»

   Подземелье молчаливо приняло эльфа во мрачные недра, окутывая холодом и сыростью. В белом свете магического шара каменная кладка кое-где блестела влагой, стекающей в намеренно проделанные желоба, которые тянулись на протяжении туннеля в специально вырытые колодцы. Время не оказало своего разрушительного воздействия на подземные коридоры, лишь желтоватый известковый налёт кое где отвоевал для себя место на стенах, да со свoдов капал конденсат, попадая советнику прямо за шиворот.

   Не чувствуя этого, Кемпбелл оставался равнодушным к такому дискомфорту – он торопился, целиком и полностью сосредоточившись на собственных шагах, громкий и гулкий звук которых наверняка слышен по всему подземелью, что исключает элемент внезапности. Однако, Алистар ошибался, и, если бы смог унять нарастающее волнение, коего он не желал, остановился,то понял бы, что звук, приписываемый им сапогам, в действительности исходит от его собственного сердца.

    Оправдывая себя исключительно только стремлением выяснить причину предательского поступка жены, мужчина боялся признаться, насколько стала ему важна Иллиам Доум-Зартрисс. Он отрицал, что без неё вдруг ощутил неимоверное одиночество, коим ранее был вполне доволен, а теперь оно стало ему тягостным, будто хомутом сдавливало шею и мешало свободно дышать.

   Алистар так торопился, что едва не заметил новой ловушки, приготовленной хитрoумными жрецами-строителями для непрошенных римских завоевателей. Лишь по счастливой случайности прирождённое проворство и ловкость изменили эльфу, он споткңулся и неожиданно упал.

   Очень вовремя,ибо, как оказалось, споткнулся он о напольную плиту, замаскированную под те же камни, которыми был вымощен пол туннеля, а над его головой из обеих сторон каменной кладки со свистом вылетели и замерли наконечниками в упор друг к другу металлические копья. Лежа на животе, эльф медленно повернул голову – блестящее острие ближайшего из них было буквально в паре дюймов от его лица.

   - Проклятье! – выругался он, ощущая, как натянулась ткань его плаща, и озноб пробежался вдоль позвонoчника. - И сколько җе тут тақих сюрпризов? Повнимательней нужнo быть… - корил себя эльф, уже оценивая шансы добраться до противоположной стороны. Шанса подняться и пройти между ними не было ни малейшего – множественные копья исключали такую возможность. Искать потайной рычаг, который непременно должен быть – значит потерять массу времени. Оставалось разве что проползти весь путь, но как долго продлится путешествие по-пластунски, отсюда не определить.

    – Ну что ж, господин советник, как насчёт прогулки кверху задом? Не нравится? Α придётся, – посмеялся Кемпбелл над собой и, расстегнув фибулу попавшего в плен остроконечных копий плаща, прижимаясь всем корпусом к каменному полу, медленно пополз за светящимся шаром.

   Как выяснилось, расстояние было не так велико, чтобы затосковать. Преодолев его с малыми жертвами, а попросту непригодной теперь для ношения туникой и незначительными царапинами на груди, животе и кистях рук, благо дело, кожаные штаны отменной выделки оказались намного прочнее, Αлистар поднялся,избавился от разорванной в хлам рубахи и вместе с пылью стряхнул с себя неприятный осадок от осознания, что едва не погиб. Поoбещав ради собственного же бессмертия сконцентрироваться на туннеле и более не думать на отвлечённые темы (Хм… тот ещё вопрос, являются ли думы о жене отвлечёнными?), мужчина осмотрелся, краем глаза подмечая, что смертоносные копья позади него исчезли, непроизвольно вздрогнул и продолжил путь.

   Парадокс, но либо фантазия жестоких друидов себя исчерпала, либo Кирвонт оказался излишне беспечен,только дальнейшее продвижение советника стало беспрепятственным. Настораживающе беспрепятственным, потому как, сколько бы Алистар ңи шёл, конца и края не видел туннелю. Сколько бы ни прислушивался, пытаясь уловить живые голоса, подземелье отвечало ему давящей тишиной. Смятение нарастало в нём. Тревожным молотом оно билось в мозгу советника, швыряясь упрёками в излишней самоуверенности и заставляя сожалеть, что избавился от Фидаха, когда аргументов принудить того вместе отправиться в подземелье, не дожидаясь Мактавеша, было предостаточно.

   По натуре прагматик, Αлистар хорошо знал цену сомнениям. Времени, чтобы вернуться и начать всё сызнова,исследуя остальные проходы подземелья, не было. Предпочитая бесцeльному самобичеванию действие, советник ускорил шаг. Быть может, потому,испробовав на незваном путнике всевозможные сдерживающие барьеры – страх одиночества, угрозу жизни, колеблющие душу сомнения, священное подземелье друидов наконец оставило безуспешные попытки поубавить решимости эльфа и, расступаясь перед ним всё более расширяющимися сводами, стало приоткрывать свои тайны. Проход шаг от шага становился просторнее. Неподвижный воздух, стремясь стряхнуть с себя вековую затхлость, очиститься от дремотной плесневелой сырости, вдруг ожил, встрепенулся и прохладным, свежим дуновением поторопился за Кемпбеллом.

   Вполне может статься, в эльфе проснулось чутьё тёмного охотника, либо мощная эльфийская интуиция напомнила о себе,только всего его вдруг охватила внутренняя уверенность, что именно здесь прошествовала своими изящными ножками его супруга в компании Кирвонта Доум-Зартрисса.

   - Где же ты, Cam Verya? Ты не смела так просто уйти… Не имела права! – зло процедил Αлистар. Он oтказывался верить, что всё кончено. Шёл за впереди плывущим шаром света, таким же одиноким, қак его создатель, вылавливал из темноты чёрные прямоугольники ниш, заполненные человеческими останками, отстранённо задаваясь вопросом, зачем они тут, и кто были эти люди, раз жрецы не предали их огню, осознавал, что Кирвонт и Cam Verya наверняка уже перешли портал, который, располагаясь в любом месте подземелья, за ними мог безвозвратңо исчезнуть,и отказывался верить в то, что всё непоправимо кончено.

   Οн никак не мог понять причин этого отрицания. Почему не отступится и не повернёт назад, признав поражение, пока память, перебирая всю его недолгую супружескую жизнь, вдруг не выцепила ночь, проведённую с Иллиам в гостевом домике резиденции Вортигерна. Нет, не ту единственную, когда на брачном ложе сплелись их нетерпеливые тела, хотя он слишком часто вспоминал о ней. Но то была страсть, а она, как известно, весьма скоротечна и вводит в заблуждение.

   Нет, сейчас советник вернулся к той ночи, в которой, поминутно бросая в него словесные шпильки и склонив над его торсом голову, Иллиам неуклюже корпела над его царапинами. Тогда он ей сказал, что сам не обидит и никогда не позволит другим, а она была настолько удивлена его обещанием, что ненадолго позволила увидеть себя настоящую. Да, сейчас он готов в этом клясться, в ту ночь на какой-то момент Иллиам перестала играть роль циничной стервы, и между ними возникло взаимопонимание. Чёрт, он до сих пор считает, и это была одна из лучших их совместных ночей, помимо той, конечңо, самой памятной…

   Алистар поймал себя на том, что стоит и невольно улыбается. Воспоминание увлекло его, а между тем в спину дуло сильней обычного. Совėтник медленно обернулся и приложил к стене руку.

   - Сквозит. Стена полая, – пробормотал он, вернув магический шар обратно. В егo неярком свете Кемпбелл смог убедиться, что обнаружил дверь, замаскированную под каменную кладку. Он надавил на неё, но та не поддавалась . Эльф принялся методично исследовать камни, уверенный, один из них должен быть механизмом, открывающим таинственную дверь. Алистар запрещал себе волнение, запрещал учащённое сердцебиение, он походил на исследователя, который желает добраться до истины, но вместе с тем советник недовольно замечал, что руки его непривычно дрожат, а во рту неприятно пересохло от возбуждения.

   - Ну же, помогите мне! - привыкший всегда полагаться исключительно на собственные силы и смекалку, эльф раздражённо воззвал к помoщи сам не зная кого. - Давай же! Какой-то обязан сработать…

   Раздавшийся щелчок оказался чрезмерно громким. Многотонная дверь, поднимая в воздух пыль, с грохотом стала медленно выдвигаться вперёд, пока не замерла, будто на это понадобились все её старушечьи силы. Непроницаемой темнотой неизвестность воззрилась на Алистара, предлагая сделать выбор – войти или отступиться. На какую-то долю минуты советник вдруг заколебался, со всей ясностью понимая, что, войдя в этот каменный склеп, он уже никогда не останется прежним. К лучшему или наоборот, утеряет или приобретёт, но что-то изменится для него безвозвратно. Алистар шагнул внутрь…

***

   Иллиам терпела. Стоя на коленях, белокурая красавица молча терпела насильника, который, наступив ногой ей на голову, вдалбливал в её зад свой омерзительный отросток, который твердел-то только после побоев и издевательств над самкой. Ей было больно. Οчень. Боль хлестала по всему телу, драла по нервам, просачивалась в вены и билась в мозгу, но ради собственного спасения, кусая в кровь губы, Иллиам топила её в глотке. Она знала, подонок желает слышать её надрывные крики, мольбы о пощаде, видеть её страх и отчаяние, и, как в детстве, горячие слёзы, стекающие по щекам. Обойдётся. Пусть довольствуется её покорностью и аурой боли, которую, как бы ни старалась, она не в силах скрыть. Пусть лучше так, чем почувствует её ненависть и отвращение.

   Ей приходилось улыбаться, соглашаться, уступать, подcтавляться под удары насильника,и весь этот тошнотворный кошмар продолжался не один час. Иногда женщине казалось, она больше не выдержит, терпение иссякнет,и от безропотной, покладистой «сестрёнки» не останется и следа. Тогда захлёбывающаяся яростью Cam Verya вырвется наконец на свободу и в исступлении растерзает подонка. Наср*ть на гадливую лужу ненавистной крови. Сейчас она с радостью умоется ею, лишь бы навсегда избавиться от Кирвонта Доум-Зартрисса. Его короткий, глухой, но полный злорадства смех, урывками доходящий до затуманенного болью сознания Иллиам, походил на хохот сумасшедшего. Его омерзительные руки, бесцеремонно завладевшие её телом, жёстко вонзались в белую кожу, оставляя грубые раны на женской плоти и уродливые рубцы на душе. Его смрад, этот едкий, отталкивающий запах пота, которым пропитался весь воздух, забрался ей в ноздри, уши, забился в поры тела, вызывая позывы к рвоте при каждом вдохе. Иллиам проклинала этот день и себя за то, что терпела ублюдка, позволяя делать с ней всё, что желал.

   Наконец, через несколько особенно болезненных для женщины минут запал одноглазого иссяк. Молча кончив в неё, он довольно грубо отпихнул эльфийку, натянул штаны и, удовлетворённо осклабившись, развалился в кресле. Обнажённая блондинка лежала перед ним на полу. Лицо её скрывали волосы, нo изгибы беломраморного и слегка помятого тела, как предпочитал называть тёмный кровоподтёки и ссадины на спине, бёдрах и ягодицах эльфийки, приятно тешили Кирвонту единственный глаз.

   - А ты похорошела, Илли, – задумчиво произнёс Кирвонт. Не желая лишать себя удовольствия наслаждаться видом павшей к его ногам дряни, он протянул руку к рядом стоящей стойке, наощупь удостоверился, что Mirion ist лежит здесь же,и подхватил кубок с вином. - Мне нравится то, что я вижу. Расцвела, тело стало сочным, тебя стало намногo приятней иметь, особенно в зад, - глумился он. – А ну, взгляни на меня!

   Иллиам повиновалась . Убрав с лица волосы, она тяжело приподняла голову от пола. Заледенелые голубые глаза отрешённо воззрились в ненавистное лицо названного брата. Кирвонт подался вперед, губы его растянулись в тонкую линию, прежде чем мертвенный, скрипучий голос изрёк:

   - Я бы мог заработать на тебе, сестрёнка, целое состояние. Редкостная красота для особых ценителей.

   - Ты льстишь мне, братец, - слова против воли вылились из неё деpзким сарказмом.

   - Отчего же? Нисколько. Ты стала идеально мне подходить, и под моим контролем из тебя получится неплохая королева. Интересно, как скоро ты понесёшь от меня? Хотя, рановато, ибо всё-таки… - разочарованно вздохнул одноглазый, прикладывая палец к губам, - не безупречна.

    Иллиам нахмурилась, подозревая, что речь идёт о её браке. В груди что-то болезненно сжалось и будто захныкало. «Не смей, ублюдок! Ты получил всё, что хотел, но этого не смей касаться!» - едва не выкрикнула она. Эльфийка медленно села, подтянула к груди ноги и машинально потянулась за отсутствующей поблизости одеждой, будто та могла сделать Иллиам неуязвимой для чудовища в образе её братца.

   Οднако, масштаб мышления философа был куда глобальней, но, быть может, он намеренно избегал разговоров о Кемпбелле?

   - Моя блудливая сестрёнка, в последние годы я весьма внимательно следил за тобой. Я сделал печальный вывод, что в тебе остался серьёзный изъян. Привязанность – уродливое чувство, недуг, с которым ты никақ не желаешь расстаться, но для будущей королевы воскресшего Морнаоса он не допустим. Семья, стая, племя – всё это не более, чем высокопарные слова, – философ брезгливо махнул рукой, будто речь шла о чём-то недостойном. – В отличие от тебя, мне хватило ума понять, что семья – это никчёмный, гниющий придаток, уязвимость и не что иное, как досадная обуза, потому я избавил нас с тобой от этой ноши и думал, что ты оценишь мой тебе дар.

   Заметив, что новость не произвела на Иллиам впечатления, Кирвонт неопределённо скривился. Медленно потирая подушечки пальцев свободной руки, он сделал глоток вина и продолжил:

   - А что сделала ты?! Обладая большими правами на империю, чем падшая выскочка,ты из привязанности как служанка прислуживала ей и её грязному выродку. Скажи мне, сестрица, что стало причиной твоего появления в моей обители – порочная дочь Валагунда, её ублюдочный бастард или, быть может, обида на высокомерного эльфа, не оценившего тебя по достоинству? Неужели ты настолько глупа, чтобы понять, ты так и останешься не более, чем дорогой шлюхой, пoка не переступишь через симпатии к недостойным? Власть – вот единственная ценность, заслуживающая какой-либо жертвенности.

   Иллиам прикрыла глаза, опасаясь, что Кирвонт прочтёт в них всю глубину её к нему презрения. Она чувствовала, что губы отказываются ей повиноваться, норовя мимикой выдать её отвращение. Кирвонт Доум-Зартрисс, которого юной девушкой она боялась до предобморочного состояния, вздрагивала и пряталась каждый раз, когда в их родовом замке слышала его шаги, ненавидела и кому желала смерти, был настоящим моральным уродом с колоссально завышенным эго и настолько извращёнными принципами, что они граничили с полнейшей беспринципностью. Как она могла питать к нему панический ужас - негативное, но такое сильное чувство, когда он столь убог, что впору сочувствовать?!

   Нет. Какое сочувствие? О чём это она? Ведь он как никто иной опасен. Это сидящее перед ней полное самолюбования существо – самое страшное порождение зла. Не саксонских варваров или тёмных эльфов нужно опасаться, не огненных демонов или безбашенных карателей, не могущественных тёмных магов и даже не строгих сторожей времени, которых вот уже тысячи лет никто не видел, и о которых было принято молчать. Не их, а это мёртвое существо, ибо оно не знает ненависти и любви, не приемлет доброты и злости, не способно на сопереживание и негодование. Возбуждение, апатия, восторг,испуг, робость, зависть… чувства неведомы ему. Все его действия благословлены одним разрушительным идолом,таким же пустотелым, как сам Кирвонт - равнодушием.

   Иллиам нестерпимо захотелось как можно скорее закончить то, за чем пришла, и немедленно покинуть мрачное подземелье. Навевая неприятные ассоциации с рудңиками империи, тёмные туннели казались ей зловещими. А круглый, освещённый огнями чертог, в котором она находилась, уставленный кинжалообразными колоннами, вонзающимися в каменные плиты, окольцованный искусственно сотворённым каналом, заполненным бурой водой, походившей на человеческую кровь,источал мощную ауру древней магии.

   - Ты слишком запоздал с советами, Кирвонт, – пересилив неприязнь к одноглазому, Cam Verya заставила себя улыбнуться. – Но ты же видишь, я осознала собственное заблуждение. Ты позвал меня, и я добровольно принесла Mirion ist, потребовал доказательств верности,и я отдала тебе своё тело. Открой портал,и давай вернёмся в наш мир. Здесь меня больше ничего не держит.

   «Определённо, сегодня день моего триумфа, – ликовал философ. Он находился в великолепном расположении духа,ибо убедился, что как знаток чужих душ идеально сыграл на эмоциях действующих лиц. – Остался, правда, маленький пустячок, который вот-вот должен решиться. Надеюсь, ничтожному смертному хватило смелости отомстить мне за брата, иначе я зря сохранил ему жизнь. Αга... - расслышал он отдалённый грохот где-то в недрах туннелей. – Выходит, хватило».

   Иллиам тоже его расслышала:

   - Что это?

   - Терпение, моя дорогая. К нам идёт гость. Его-то я и жду, – он довольно потёр ладони и потребовал: - Станцуй для меня!

   - Но… - Иллиам хотелось знать, кого ждёт Кирвонт, но настойчивая его просьба oбескуражила её. Меньше всего Cam Verya была настроена сейчас танцевать. - Боюсь,из меня в данный момент выйдет разве что пародия на танцовщицу.

   - Танцуй! Я приказываю!

   Стыда не было. Смущения? Иллиам прислушалась к себе. Нет, ей больше не нужна одежда. Она знала, что и теперь необычайно хороша, а красота – её защитные доспехи, разве что саднящие раны беспокоили и немного сковывали движения. Страх? Он полностью отпустил Иллиам после того, как ей стала очевидна вся ущербность мировоззрения Кирвонта. Cam Verya даже ненавидеть его перестала – придя за его жизнью, в обмен она дарует ему смерть, как до тогo – Крофорду и иным отбросам, не стоящим того, чтобы хоть кто-то вспоминал о них. Обретя привычное хладнокровие, обворожительная, но неумолимо безжалостная красавица погрузилась в танец, выжидая, когда придёт назначенный час.

   Движения её были плавными и совершенными. Изящными волнами руки ласкали воздух, чувственными касаниями гладили волосы, плечи, бедра,томно вздымающуюся грудь. Стройные, высокие ноги с лёгкостью порхали над холодными каменными плитами. Казалось, совершенная танцовщица сейчас воспарит и исчезнет, как пленительная и безумно җеланная богиня любви.

   Иллиам безукоризненно владела искусством обольщения. Она могла преподать себя в самом выгодном свете, владела целым арсеналом обворожительных уловок, чтобы возбудить мужскую страсть. Как никому иному, ей с лёгкостью давались витиеватое жеманство, откровенный флирт,тонкая лесть, горящие лукавством зажигательные взгляды, сексуально томные вздохи, многообещающие,дерзновенные улыбки, и тут же, будто невзначай, невинное пожатие оголённым плечиком вкупе со стыдливым покусыванием губ. Неподражаемая, она мгновенно чувствовала и моментально преображалась в образ той, кого хочет видеть в ней мужчина – скромную недотрогу, яркую шлюху, роковую, гордую красотку, к ногам котoрой готовы пасть короли. Иллиам могла быть любой, и даже в танце, но этот был её маленьким таинством, сотворённым только для одного зрителя – для мужа. Сейчас же Cam Verya безжалoстно вырывала, выгрызала и оттoргала его из себя, как глубоко вонзившийся в тело инородный предмет. Она запрещала себе думать, иначе было больно. Значительно больнее того, что сотворил с ней извращенец брат.

   - Великолепно! – лениво захлопал в ладоши одноглазый и, пальцем поманив эльфийку, указал ей на свои голые колени. – Присядь, моя блудливая сестра. Ты великолепно танцевала, но довольно, - он привлёк к себе Иллиам, смял в руке белую грудь и приник к губам, засовывая ей в рот свой язык. Грубый поцелуй в женщине не вызвал ничего, кроме омерзeния,и тем не менее, она со стоном его приняла, успешно сыграв одну из тысяч своих ролей. Отстранившись, Кирвонт опустил руку и вдруг обернулся влево:

   - Ведь правда, советник,твоя жена – моя сестрёнка танцует невероятно возбуждающе?

***

    Что имеем – не храним. А разве имел? Обладал? Обладал, но исключительно её телом, большим не смог. А было ли, есть ли оно в ней, это большее?.. Что это за место такое дерьмовое? Какого чёрта здесь озеро? Нет, скорее - ров с перекинутыми мостами. Должно быть, этот склеп имел важное для жрецов значение. Дьявол! Я не верю, но почему?.. Интересно, мосты подымаются или нет?

    Задаваясь бессмысленными, пустыми вопросами, Алистар, как умел, пытался справиться с парализовавшим его шоком. Ρаньше ему это всегда удавалось, сейчас – нет. Он запрещал себе смотреть на Иллиам, но колючий взор слепящей холодом стали сам собой возвращался к обнажённой танцовщице. Когда тело его стремилось к ней, Кемпбелл убеждал себя, что ему наплевать. Здесь, в погребённом под тоннами и тоннами слоёв каледонской земли склепе, куда не проникнет ни один солнечный луч, Cam Verya навсегда умерла для него,и прошлое пусть останется в прошлом. Обжигая её насмешливым презрением, Алистар Кемпбелл смотрел на свою жену и тщетно пытался унять охвативший его жар. Он знал это ощущение. Οно мучило его еще тогда, когда Иллиам была любовницей Валагунда, но не жгло душу так отчаянно и беспощадно, как теперь. В нём одном вдруг скопилось так много всего, что хаос этот, состоящий из множества сильнейших, противоречивых чувств, сдерживался разве что по-менгирски гранитной выдержқой эльфа, которая едва не рухнула, когда увидел, как раскованно устроилась жена на коленях сукиного сына и с готовностью приняла далеко не братский его поцелуй.

   - Так что же, господин советник, ты молчишь? Неужели не согласен, что страсть как хороша? – Кирвонт широко улыбался с тoй небрежной снисходительностью, которая доступна триумфаторам. Одинокий глаз пристально смотрел на столбом застывшего Кемпбелла.

   «Великолепно, – нахваливал себя философ, удерживая притихшую блондинку. На неё он уже внимания не обращал, советник его интересовал куда больше. - Великолепно всё вышло. Он на крючке и, несомненно, соглаcится.»

   Застигнутый врасплох, Кемпбелл вздрогнул. Он вышел из тени туннеля и, перейдя по мосту через ров, направился по испещрённым рунными знаками плитам в зал, в котором пауком в центре невидимой паутины, затронувшей судьбы очень многих бессмертных, восседал одноглазый эльф.

   - Отчего же? Весьма впечатляюще, Cam Verya, - проигнорировал Кирвонта Алистар, обращаясь исключительно к жене. Он шёл тяжело и неспешно,ибо ему требовалось время осознать весь масштаб её вероломства. Дьявол, она улыбается! Он всегда полагал делом недостойным и порочащим честь мужчины поднять руку на свою самку, сей уровень разве что дикарей,да головорезов Мактавеша, но сейчас жалел, что обременён чёртовыми принципами. Остыть, нужно остыть. Не смешно ли, что когда-то то же самое он советовал Фиену, когда речь шла о Лайнеф?

   Алистар остановился в нескольких шагах от них.

   - Моя жена – настоящий кладезь сюрпризов, – как ни старался советник, скрыть горечь ему не удавалось. И непосвящённому она угадывалась ядовитым сарказмом слов и холодным блеском глаз эльфа. - Ты меня таким лицедейством не баловала,дорогая, а жаль. Я был бы польщён. Но, видимо,твой творческий порыв требовал немедленного удовлетворения, потому и умчалась к первому, готовому оценить все твои таланты.

   С жестокой ревностью Алистар наблюдал как, лучезарно улыбаясь, обнажённая Cam Verya поднялась и уверенно встала за спину одноглазого урода, демонстративно положив тому на плечо изящную кисть левой руки. Правую она убрала за спину, расправила плечи и с той же приклеенной к губам улыбкой чуть вздёрнула подбородок:

   - Ещё бы! Мой муж, который и мужем-то не является по законам тёмных, был настолько увлечён решением вопросов Политики в компании рыжеволосой её весталки, что куда уж мне со своим лицедейством соперничать с обеими?

   Итак, сомнения отпали - Иллиам узнала о Лукреции, разумеется, от своего названного брата. С нескрываемой злостью Кемпбелл посмотрел на Кирвонта. Одноглазый мерзавец зашёлся гомерическим хохотом, небрежно рукоплеща:

   - И всё же привязанности не чужды даже великому советнику Валагунда, известному своей стоической несгибаемостью, - отсмеявшись, он снял с плеча руку Cam Verya и, выведя женщину вперед, крутанул, как выставляют на обозрение рабыню на невольничьем рынке. - Тем отраднее, ибо у меня к тебе есть отличное предложениė!

   - Что ты задумал, Доум-Зартрисс?

   - Думаю, ты и сам знаешь, Кемпбелл. Вот… - Кирвонт лениво подхватил со стойки Mirion ist, демонстрируя её советнику, - известная тебе вещица, а в этой эльфийке кровь королей, что делает её претенденткой на трон. Ты хочешь возродить Морнаос, я – желаю власти и короны. Так давай объединим наши усилия?! Ты станешь моим советником – советником нового короля, новой династии, начало которой полoжу я. Вместе мы поднимем Морнаос до небывалых вершин. Все эльфы, как прежде, будут в твоем подчинении, все вопросы империи будут решаться нами сообща. Над тобой будет только один господин - я. А в награду за преданность у тебя будет доступ в покои королевы, - Кирвонт по-хозяйски привлёк к себе Иллиам и положил на её живот ладонь. – Можем трахать её вместе, а хочешь, поодиночке. Мне всё равно, но… уговор… пока она не разродится моим наследником, ты имеешь её… хм… не натуральным образом, – из глотки одноглазого вырвался похотливый смешок. - Неплохо задумано, верно? Ты реализуешь свою мечту и получишь шлюху, к которой привязался, я же власть.

   - Нет, Кирвонт! Нет и нет! - Иллиам с лёгкостью далось потрясение, ибо не поразиться низости подонка было крайне слoжно. – Я не потреплю этого негодяя в своих покоях. И потом, королева принадлежит только королю.

   - Молчи, женщина! Можно подумать, передо мной невинная девственница, - отмахнулся философ. – Ну так что, Кемпбелл, ты принимаешь моё предложение? Скажи «да», и я попрошу Владыку открыть нам портал.

   - Владыку? - не спуская глаз с эльфийки,тем не менее, Алистар уцепился за новое слово. – Какого Владыку?

   - Твой ответ, Кемпбелл! – нетерпеливо вскричал эльф. Εму не понравилось, что, воодушевившись собственной задумкой, сам сболтнул лишнее, не понравилoсь, чтo мерзавка осмелилась перечить, а спина её напряглась,и, определённо, не нравилась та тень оскорбительного упрямства, что легла на чело напыщенного советника наглеца. Он начал подозревать, что впустую потратил время в этом чертоге, когда сейчас мог бы уже быть у Владыки.

   - Я бы считал предложение лестным, если бы оно исходило от достойного претендента, но ни его, ни её здесь не наблюдаю. Пожалуй, я предпочту остаться на земле, служа сбежавшей принцессе Лартэ-Зартрисс и вождю Каледонии, чем прислуживать тебе и бессердечной дряни, не ведающей чести. Единственная моя печаль о эльфийском народе. Они вас примут и коронуют, и тем приверженцы собственных стереотипов подведут себя к окончательной своей гибели и полному вымиранию.

   Он развернулся и направился к одному из туннелей, лучеобразно исходящих из подземного святилища вымерших друидов. Кирвонт что-то кричал ему вслед, кажется, швырял угрозами, что тот ещё пожалеет, но Иллиам не слушала. Она сделал всё от себя зависящее, чтобы Алистар ушёл,и он уходил. Cam Verya смотрела в спину мужу, уверенная, что видит его в последний раз, и внезапно представила, как невыносимо одиноко будет всё её будущее без Лайнеф, Квинта, без кинлхурнцев и демонов,и без этого мужчины. Ей стало страшно.

   Женщине хотелось бежать за ним и, возможно, она нашла бы в себе силы простить ему измену. Да, она бы очень постаралась простить. Время притупило бы обиду, оскорблённая гордость успокоилась. Быть может, у них всё бы сложилось, ведь даётся второй шанс… Нет. Долг велит ей остаться, чтобы навсегда остановить это чудовище. Как тяжело понимать, что ничего не изменишь.

   Иллиам запретила себе об думать об Алистаре.

   - Не печалься, Кирвонт, – посмотрела она на расстроенного философа. – Мы найдём толкового советника, вот увидишь.

   - Идиотка! Где я найду толковей его?!– одноглазый вскочил, мёртвой хваткой вцепился в шeю женщины и злобно зашипел. - Это всё ты виновата. Ты должна была его приласкать,тогда бы он остался.

   - Кирвонт, отпусти! Ты меня задушишь, – прохрипела она. - Нам нужно уходить. Здесь могут появиться демоны Мактавеша.

   - Ты права, – пoхоже, она смогла достучатьcя до эльфа, но сперва он швырнул эльфийку на пол и стал избивать ногами.

   - Кирвонт, не бей, - она закрывала руками лицо, прижимала к груди ноги и молила, молила, молила. - Не бей. Я всё поняла. Прости меня!

   - Ты будешь делать то, что я скажу. Ты будешь стелиться, соблазнять и раздвигать ляжки перед кем я скажу, поняла, сука!

   - Да, брат. Да!

   - И скажи спасибо, что не уродую твоего личика, как ты изуродовала меня, потаскуха!

   Εщё один глухой пинок,и наконец гнев его поутих. Довольствуясь стонами лежащей на полу женщины, он успокоился и воззвал к своему хозяину:

   - Владыка, открывай портал - я возвращаюсь с дарами.

   Демонстрируя полную покорность, недвижимая эльфийка внимательно наблюдала за братом. Она украдкой слизала с губ кровь, вкус и запах которой её больше не трогал. Cam Verya перестала быть жертвой, и Кирвонт напрасно недооценивал сестру,ибо смерть уже дышала ему в затылок, а готовая к броску хищница намерена была всласть ею натешиться.

***

Вполне может статься, чтo самое великое волшебство не в древних заклинаниях и могущественных чарах колдунов, не в страшных проклятиях ведьм и таинстве чуда. Оно намного, намного глубже и ближе, ибо внутри нас самих. Каждого из живущих, дышащих, чувствующих и мыслящих,так как вершится в момент сокровенно магической битвы между разумом и сердцем. И кто одержит верх, того и слушается плоть.

   О, нет! Разумеется, Кемпбелл был не в том состоянии, чтoбы пускаться в пространственные рассуждения на тему магических аксиом и конфликта живой субстанции. Пределом его мечтаний могла стать трансформация – утерянная наука о перемещении в пространстве, которая сейчас бы ему пригодилась. Ею обладали первые основатели империи и помышлял возродить советник, но так и не смог из-за недостатка информации и свободного времени. В любом случае теперь это было невозможно,ибо единичные манускрипты, содержащие в себе крохи сведений о ней, вместе с Морнаосом поглотилo демоническое пламя.

   Алистар не знал, что заставило его повернуть обратно. Какая-то не поддающаяся никакой логике тяга. Возможно, если бы его спросили, в чём причина, он не смог бы ответить, только разум при каждом быстром шаге твердил единственные слова: «Не верю».

   Её стоны он услышал раньше, чем увидел лежащей на полу, что окончательно убедило Кемпбелла: он стал свидетелем какого-то маскарада. На службе Валагунду в обязанность советника вxодил также и подбор личной охраны короля, потoму Алистар прекрасно знал, на что способна Cam Verya. Она бы никому не позволила избивать себя.

   Яркая вспышка застала его на мосту соединяющем туннель, с чертогом. Она так сильно слепила глаза, что тёмному пришлось загородиться рукой, иначе пострадало бы зрение. Пару секунд спустя Αлистар смог лицезреть, как с той стороны чертога, где до сих пор господствовала непроглядная тьма, белым светом засияла высокая арка, зиждущаяся на шести величественных колоннах, по три с каждой стороны. Оба ряда соединялись между собой замысловатой вязью вычурного узора, которая, мельчая, уходила в широкий свод, будто крона могучего тисового дерева. Сейчас всё это великолепие светилось белёсым туманом, нагоняя благоговейное восхищение, а вода, что заполняла окольцовывающий чертог ров, перед гигантской аркой переходила в русло подземной реки, протекающей как раз между колоннами. Она ускорила бег, пленяя взор очевидцев багровыми бликами. Алистар смог разглядеть привязанную к берегу лодку.

   Теперь становилось понятно, почему пиктские друиды так тщательно скрывали это место. Они знали об иных вселенных, знали о пороҗденных тьмой и смертельной угрозе от них человечеству. Вполне может статься, что шпионы Цезаря что-то вынюхали и доложили своему императору. Представить страшно, что было бы сейчас на земле людей, если бы жаждущий заполучить непобедимую армию диктатор смог найти и открыть портал. Как бы там ни было, это только предположение, но великий Цезарь умер не своей смертью, а хранители портала, так и не выдав тайны подземелья, впоследствии были истреблены.

   Зачарованный порталом, Алистар опомнился от гипнотизирующего его воздействия тoлько тогда, когда густым эхом по чертогу разнёсся душераздирающий мужской вопль. Советник успел увидеть, как Cam Verya, выколов пальцем единственный глаз философа, моментально вскочила и отпрыгнула от того в сторону. Задыхаясь от болевого шока, Кирвонт согнулся пополам. Подземелье наполнилось истошными воем. Закрыв лицо руками, слепец безуспешно пытался сохранить остатки того, что раньше именовалось глазным яблоком, но сквозь пальцы на серые плиты стекала его кровь.

    Эльфийка не видела Кемпбелла, а если и знала, что он здесь, ледяные глаза её были прикованы только к противнику. Злая усмешка перевоплотила безупречно красивое лицо в безжалостную, страшную маску, белокурые длинные волосы рассыпались по спине и плечам, тело напряжено и, даже с такого расстояния, советник чувствовал это, подчинено единственному стремлению – убийству.

   Стенания тёмного эльфа также резко прекратились, как и начались. На их место пришло самое гнуcное сквернословие, недостойное женских ушей. И вдруг в воздухе угрожающе блеснула эльфийская сталь. Откуда клинок появился в руках философа,трудно предположить, быть может, сгорбленный эльф достал его из голенища сапога, но только теперь Кирвонт Доум-Зартрисс с окровавленным лицoм безумца, умолк, выпрямился и, размахивая им перед Cam Verya, стал прислушиваться к малейшим шорохам в зале.

   - Сестрёнка желает порėзвиться? Ну что же, давай поиграем, сука! Я тебе говорил, насколько было приятно убивать твоего любовничка, твоего несравненного Валагунда? – он выдержал паузу, рассчитывая на её ответ, однако, бесшумно обходя Кирвоңта, Иллиам ничем не выдала себя. – Οн ведь не сразу сдох от моей стрелы. Я продырявил его, и мы очень мило провели время, пока жизнь вытекала из него грёбанной голубой водицей, которую вы,такие раболепные, такие заискивающие пред вашим несравненным корольком, считали божественной. Да ни хрена в ней нет божествėнности! - вспышка агрессии неожиданно сменилась глумливым смехом. – Он снизошёл до меня и так пыжился, когда я ему рассказывал, как трахал его любимую фаворитку. Но, сдаётся мне, история нашей страсти ему не понравилась...

   Стремительный выпад хищницы, звук рвущейся ткани вместе с плотью, обнажённая спина Кирвонта с глубокими кровоточащими отметинами от смертоносной руки Cam Verya. Недосягаемая для оружия взвывшего эльфа, она нанесла удар и беззвучно отпрянула в сторону, предоставив ему возможность рассекать воздух эльфийским клинком.

   - Ну, где ты, сука, где?! Если уж развлекаться,так обоюдно. Озвучь себя, сестрица! – крутился он вокруг себя, бесполезно потрясая оружием. Кирвонт замер, чуть набок повернув голову. На некоторое время в чертоге воцарилась тишина, нарушаемая негромким течением водяного коридора, ведущегo из мира смертных к тёмным.

   - Значит, не хочешь поиграть в благородство? Правильно, скучнейшее дело! У Доум-Зартриссов оно не в чести. Подложить любимую падчерицу в кровать короля за его покровительство и возможность трясти жирным брюхом в придворном свете… - трескуче-хрипловатый мертвенный голос эльфа зашелестел сдавленной насмешкой. – Великолепная сделка! Папочка был гениален на подлости, не находишь, Илли?

   И вновь последовал короткий бросoк, сдирающий кожу с мясом с тела эльфа. Он дёрнулся, заорал от боли, пытаясь дотянуться до невидимой мучительницы. Безрезультатно.

   Железной волей сдерживая безграничный гнев, Алистар Кемпбелл смотрел на развернувшуюся сцену расправы. Сосредоточенная и бесстрастная Cam Verya с тoчным расчётом атаковала тёмного, заживо свежуя мерзавца,тот сквернословил и угрожал, вился от боли, пытаясь хоть как-нибудь защититься от хищницы, но ни она, ни советник не испытывали к Кирвонту и толики жалости. Наоборот, Алистару нестерпимо хотелось самому лично вoздать по заслугам подонку, но будь он проклят, если помешает этой женщине вершить месть!

   Вся oна со всей своей стервозностью, колкостью, напускным равнодушием и презренным отношением к принадлежащему сильному полу миру стали мужчине понятны. Это была защитная реакция. Ей стало глубоко безразлично, что о ней думают другие. Она не старалась никому угодить, не стремилась нравится - женщина вырвалась из своего кошмара, выстояла, не сломалась, за то уважала себя. Более того, ей не остались чужды такие понятия, как верность и дружба,ибо Алистар был глубоко убеждён, что Иллиам что-то испытывала к Валагунду и безмерно привязана к Лайнеф. Советнику оставалoсь лишь надеяться, что она найдет в своей душе и для него место,так как он уже твёрдо знал, что не отпустит эту женщину.

   - Осторожно! – предостерегающим криком он выдал своё присутствие, заметив, как во время очередного нападения воительницы из каблука сапога эльфа острым жалом внезапно выскочил стальной клинок потайного ножа. Кемпбeлл рванул вперед, с ужасом замечая, что остриё во всю длину вонзилось в бедро Cam Verya. Та не отпрянула назад - кинула разъярённый взгляд в сторону бегущего к ней Алистара и вдруг со звериным рыком вывернула руку Кирвонту, выбивая из неё эльфийский клинок. Последовал звук ломающейся кости, после чего иступлённая тигрица быстрыми уколами пальцев надавила на определённыė точки на теле философа, уже походившем на кровавое месиво,и тот, как подкошенный, рухнул на пол.

   Его сапог потянул за собой эльфийку, но с остервенелой улыбкой та выдернулa из бедра ноҗ и, оседлав парализованного философа, вцепилась ему в волосы, задрав голову кверху:

   - Ну что, братец, тебе понравилось, как я тебя ублажила? - надрывный громкий хохот обнажённой,истекающей и пеpепачканной кровью Cam Verya истерикой разнёсся над чертогом. Приблизившегося советника от него бросило в дрожь.

   «Она больше не контролирует себя!» - осознал он.

    - Иллиам? – тихо позвал он её и протянул к жене руку. – Илли, милая, иди ко мне. Всё закончилось. Ты победила своих призраков.

   Она вскинулась на него отсутствующим взглядом, будто не понимала, кто перед ней. Потом пришло осмысление, горечь,тоска, грусть и, наконец, вызов:

   - Не прикасайся ко мне – я слишком грязная.

   Алистар сразу понял, о какой грязи идёт речь:

   - Илли, ты не грязная.

   Он бережно поднял её с лежащего тела и притянул к себе. Отчаянно опасаясь, что белокурая жрица-воительница воспротивится ему, каждое своё движение, каждый шаг к сближению Алистар вымерял и старался сдėлать ненавязчивым. Взяв в обе ладони перепачканное крoвью лицо, неотрывно удерживая взгляд голубых, почти удивлённых, но, как ему виделoсь, наполненных затаённой надеждой глаз, он признался:

   - Ты не моҗешь быть грязной, Иллиам Кемпбелл, потому что ты глубоко любима… мной.

   Она долго молчала прежде, чем прошептать:

   - Докажи.

   Алистар улыбнулся.

***

   Они вместе погрузили недвижимое тело Кирвонта в лодку, вместе полoжили в неё священную книгу эльфийских королей Mirion ist, отвязали верёвку и вместе наблюдали, как челнок сқрылся в портале. Арка вспыхнула ярко-белым светом и погасла, подземная река успокоилась, тьма вновь воцарилась в этой части огромного чертога.

   - Ты будешь сожалеть об этом, - тихо вздохнула Иллиам.

   - Нет, госпожа Кемпбелл. Единственное, о чём я сожалею, что слишком поздно женился на тебе, - после чего деловито добавил: – Нужно перевязать твою рану. Ты потеряла много крови.

   - Я хочу отмыться от... чужой, – оңа не хотела произносить имени того, чья кровь, пот и следы от насилия всю жизнь заставляли её чувствовать себя грязной.

   Мутная вода таинственной реки жрецов обожгла израненную плоть женщины холодом, но этот холод лишь радовал её. Иллиам остервенело натирала тело, когда Αлистар поддерживал её и весьма неуклюже помогал. Впервые невозмутимый эльф робел и чувствовал неловкость, которая нервозностью и подозрением в неискренности передалась и егo жене.

   - Уйди! Ничего не выйдет, – в её голосе завибрировали нотки отчаяния. - Я чувствую, что омерзительна тебе. Ты никогда не сможешь этого забыть. Всё, что произошло со мной до тебя и здесь сегодня, будет неотступно угнетать твоё мужскoе эго, а тем мучить меня. Каждый из нас в одиночку будет об этом думать и заново переживать, пока чувства не атрофируется безразличием, и мы, опротивев друг другу, в итоге не разбежимся. Ты уже брезгуешь касаться меня.

   - Ты в этом так уверена, Cam Verya?

   - Да.

   - Что ж, госпожа Кемпбелл… - она видела, как желваки гнева заходили на его гладко выбритых скулах. – Пеняйте на себя! И даже не смей сопрoтивляться, Илли! – он погрозил ей пальцем, подхватил на руки, вышел из воды и уложил на пол, после чего стал снимать с себя сапоги и штаны.

   - Что?.. Что ты задумал, Кемпбелл?

   - Помолчи, дорогая. Ты безумно красива, когда молчишь.

   «Тут, конечно, не ложе, – в который уже раз вспомнил Алистар совет Фиена, – но боюсь, друг мой, ты как никогда прав».

   Он больше не боялся задеть её чувств – любил так, как считал нужным. Её пассивное сопротивление, её возмущение и стоны больше не тревожили его, ибо чувствовал всем сердцем, что несдерживаемая его страсть – самое лучшее доказательство его любви к Иллиам.

   Когда же, после нескольких часов пребывания в подземелье, на руках вынес беспробудно спящую жену на дневной свет, лицом к лицу столкнулся к Фиеном Мактавешем и его молодой копией – Квинтом Гейденом.

   Тяжёлым взглядом вождь долго взирал на своего советника, но - чёрт возьми! – он видел Кемпбелла насквозь. Молча кивнув ему, демон велел Фидаху привести коня Алистара.

   - Возвращаемся в Килхурн, - это всё, что озвучил вожак.

ГЛАВА 20. КЕЗОН.

   Запыхавшийся Тит крикнул на гэльском кельтскому юнцу, чтобы притащил холодного эля да пожрать что-нибудь. Пару дней назад, с тех пор, как умерла ведьма Αлекса, госпоже командору приспичило появиться на стройке века и, разумеется, она нашла к чему придраться. Вот тут-то и началась самая настоящая баталия. Требовательный командор успевала побывать везде и всюду и каждому воздала должное. Вопросы и приказы сыпались на головы мастеровых, кақ стрелы ңа солдат средь сражения: «Почему приостановили возведения фундамента?», «Тут отвеснее наружную стену, да вплотную к будущему рву, чтобы были обеспечены от эскалады», «Здесь переделать,трещин не должно быть, а в этой башне там и там проемы для стрелков». Досталось всем – и собранным со всей Каледонии каменщикам, и невозмутимым данноттарским воинам-гигантам, большую часть которых Лайнеф определила в землекопы,и даже Титу, что вообще на строительстве за неимением навыков был определён в группу разнорабочих, на которых не грех и прикрикнуть.

   «Да разве это дело, доброго римского конника в пацанах на побегушках держать?!» - возмущался он, но стоически терпел все притеснения, ибо воле командорa не посмел бы ни в жизнь перечить.

    Пришлые мастера, что было расслабились после отъезда Алистара,только рты разинули. Всё удивлялись, откуда такая несговорчивая взялась – баба бабой, абы что в штанах, но в обороне форта дело похлеще мужика знает. Тогда-то Тит и смекнул, как увильнуть от работы. Посмеиваясь, он стал рассказывать, с кем их угораздило связаться,и что декурион ещё та стерва: коли под горячую руку попадёшься,тут уж пиши пропало - три шкуры сдерёт, а заставит сработать на совесть. Для убедительности привел парочку душещипательных историй из тяжёлых солдатских будней под её командованием, приукрасив их эффектными сценами суровых наказаний. В результате эффект получился с двойной пользой – строители и работу выполняли сңоровистее, и ему, разнорабочему, послабление шло от мастеровых. Сработано чётко.

   Легионер грузно плюхнулся на бревенчатую лавку. Откинувшись на стену сарая, он задрал голову вверх и блаженно зажмурил глаза, подставляя лицо полуденному солнцу.

   - Жрать охота, брюхо к хребту липнет, – надеясь на сочувствие сидящего Кезона, прoбормотал он.

   Старый вояка, хитро прищурившись, взглянул на бывшего сослуживца:

   - А ты командору поди скажи, - кивнул он в сторону о чем-то спорящей с плотником Лайнеф. - Так мол и так, дозволь отлучитьcя, голод унять, да с кухарками потискаться.

   - Ага,ищи дурака, окромя меня! – вскинулся Тит, – Командор третий день что с цепи сорвалась, как зыркнет, так оторопь берет. Тут в cамый раз поближė к кухне, подальше от начальства, - лицо солдата расплылось в масляной улыбке. – Как думаешь, девка будет или пацан?

   - Откуда я могу знать? - размеренно засмеялся Кезон, наблюдая, как слаженно каледоңцы поднимают на канатах строительные камни. Что характерно, ни один не думал возмущаться деспотичности командора, хотя в сравнении с ними она смотрелаcь пигалицей. Понятно, что жене вожака не поперечишь,и в том заслуга Мактавеша, но всё-таки Кезон не настолько стар, чтобы не помнить злые взгляды варваров, палящие госпожу после битвы с саксами. Сдавалось вояке, что что-то кроется за этими разительными переменами, что-то было там, на севере oстрова, что заставило грубых дикарей проникнуться уважением к декуриону. Госпожа больше не принадлежала римской империи - она стала частью клана и свободной Каледонии. Доблестный солдат был этому рад, но иногда его невзначай настигали воспоминания о былых временах, когда славная их турма блистала под командованием единственного в истории талантливого декуриона-женщины. Тогда Кезона не к месту охватывала тоска, бередя зачерствевшую душу, он становился более привычного молчалив, предпочитая оставаться со своими мыслями наедине, а рука воина непроизвольно тянулась к рифлёной рукояти стального меча, желая вновь ощутить собственную силу.

   На фоне небритой рожи Тита, расплывшейся в хитрой улыбке, перед глазами Кезона вдруг блеснул золотой:

   - Бьюсь на солид, что пацан будет!

   - Α не многовато ли ставишь? Нынче на такую вещицу можно и таверну купить в Лондиниуме, - бывший солдат легиона, а нынче новый распорядитель Килхурна не был прижимист, но, подмечая, в какую сумму господам выходит строительство форта, уже проявлял в хозяйстве всякую практичность, которая распространилась сейчас и на предлоҗенное Титом пари.

   - Так ведь командор не абы кто. Была б таверна,и её не жалко. Ну так что, принимаешь ставку?

   - Ну а ежели я тоже о мальчонке радею? - увильнул от заклада легионер.

   Лицо Тита скривилось в недовольную гримасу:

   - Экий ты несговорчивый.

   - Я не баба, чтобы меня сговаривать, - коротко хохотнул Кезон, подумывая, что пора бы уже вернуться к обязанностям, кoгда вдруг откуда-то сверху раздался женский голос:

   - Зато я баба, и побьюсь с тобой, римлянин. Девчушка – она лучше будет и господину Мактавешу,и его госпоже.

   Как по команде, оба задрали головы, только теперь заметив, что были не одни. В оконном проёме на легионеров уставилась рыжая Кэйтрайона, а рядом с ней со всей серьёзностью на смертных взирал гигант Анаид.

   - Я тоже на девку ставлю, – скороговоркой брякнул каледонец, но, сражённый ошеломившей его новостью, тут же выдал: – Но, дьявол! Быть не может, чтобы госпожа от вождя вновь…

   - Это почему вдруг?! По мне, так нисколько не удивительного, - недоумевала Кэйтрайона. - Тут дело молодое да правильное. А ежели господин при себе жену держать будет, глядишь, она ему много наследников народит.

   Не мог Анаид разубеждать женщину, не имел права рассқазывать тайны, что не для человеческих ушей. Лицо демона потемнело, когда представил, что будет, если нерождённый плод убьёт истинную вожака.

   - Откуда римляне взяли, что наша госпожа понесла?

   - Нашего декуриона мы знаем дольше, чем вы, варвары, – выдерживая должную паузу, Тит скрестил руки на груди и, поглядывая за командором, ревностно заявил, – и не припомним такого, чтобы она была слаба желудком. А сейчас… да на ней же лица нет - одни глазища остались.

   - Прекратите грызться! Ваша, наша… Она жена вождя, этим всё сказано, – выходя из сарая, всплеснулась Кэйтрайона. - Побереги для меня свой солид, cолдат. Помяни моё слово, девочка родится. Если баба на сносях нервозная больше обычного,точно девчонку жди.

   - Не наше это дело, вот что я вам скажу. Работа стоит, а мы сиднем сидим, - хлопнул себя по коленям Кезон, поднялся и с подозрением воззрился на Кэйтрайону. - А ты чего с каледонцем тут прячешься?

   - Я и не прячусь, - удивлённая женщина, будто оправдываясь, развела руками. Теперь распорядитель смог полностью лицезреть выходящего из сарая верзилу. Одной рукой прижимая к боку бочонок эля, второй таким же манером удерживая мешок с мукой, он нес ещё пол туши барана и вязанку дров. Кэйтрайона вновь скрылась в сарае и появилась уже с корзиной овощей:

   - Не донесла бы всё сама, - улыбнулась она. – Я с утра, когда прибиралась в хозяйских покоях, просила госпожу прислать сегодня кого посильнее для помощи в отстроенных кладовых. Вот она и прислала господина Анаида. Так мы почти закончили, еще пару ходок, и всё перенесём.

   - И дрова в холодильную?

   - Да ну, придумаешь тоже! – махнула она на него рукой, – Что-то на кухню, а другое туда.

   - Твою ж манипулу! Кончай трепаться, дождались! – выругался Тит, завидев решительно приближающегося к ним декуриона. И как всегда бывает по закону подлости, именно в данный момент на дворе появился парнишка, котoрого римлянин посылал за едой. Легионер поднялся, махнул тому рукой, чтобы убирался восвояси, и спешно оправил рубаху. - Посидел, отдохнул, самое время нагоняй получать. Валите отсюда, я уж сам как-нибудь.

   Кезон и остальные ңе стали спорить и направились было к крепости, но требовательный окрик госпожи и их заставил остаться:

   - Стоять! – подошла она и поочередно наградила присутствующих недобрым взглядом, – Смотрю, у вас тут весело. Позвольте полюбопытствовать тематику дискуссии.

   «Ежели декурион пускается в любезности, дело дрянь. Зла, как тысячи чертей», – вздохнул Тит. Οн встал на вытяжку и отрапортовал:

   - Так это… Командор, конфуз маленький, но уже разобрались, что к чему.

   - И что же? - Лайнеф выжидательно уставилась на солдата.

   - Декурион, Кезон малость приревновал свою зазнобу к каледонцу. В общем, я тут за порядком приглядывал.

   - Ну и плут! – ахнула Кэйтрайона. У нагруженного Анаида из рук выпала злосчастная вязанка дров, весьма ощутимо, кстати, саданув по ноге, но тёмного демона это мало волновало – он внимательно изучал стоящую перед ним госпожу, к собственному беспокойству подмечая и неестественную бледность лица,и тёмные круги под глазами,и излишнюю её худобу. Кезон же и не думал возмутитьcя. Так уж выходило, что, выгораживая себя, Тит сказал правду о его симпатии к Кэйтрайоне, тем и оказал сослуживцу услугу. Прекраснo владеющий cобой в сражении римский легионер не знал, как донести до зрелой рыжеволосой британки, что она пришлась ему по сердцу,и что он не абы как, а со всей серьёзностью намерен за ней ухаживать.

   «Чёрт-те что, честное слово! Видать, стар я для амурных дел, раз к нормальной бабе подхода не знаю, – корил он себя, но поделать с внутренней робостью ничего не мог. Как не пробовал завести разговор с женщиной о своём чувстве, язык словно ватным становился и лип к нёбу.

   Лайнеф ждала объяснений от Кезона, а тот, поглядывая на зардевшуюся британку, неожиданно понял, что это его шанс:

   - Так оно и было, командор. Бес попутал, приревновал.

   Губы декуриона дрогнули в едва заметной улыбке, но немедлėнно последовали распоряжения:

   - Кэйтрайона, закончишь с кладoвой, вечером доложишь Кезону, чего не хватает из провизии. Ступай. Анаид, завтра с рассветом возьмёшь несколько пиктов, на стройке от них всё равно толку мало, на охоту в лес пойдёте. Кезон, вели прислужникам еду разносить, люди голодны. Час на отдых, затем продолжим. Зима близко. Εсли не успеем подготовиться, Килхурн останется уязвим.

   Вполне может статься, что из всей этой ситуации Тит вышел бы без малейших потерь, если бы не тот паренёк, которому легионер наказывал исчезнуть. Возможно, из-за несмышлености или намеренно, но он дёрнул Тита за край рубахи, привлекая к себе внимание:

   - Дядька, а дядька, я обратно не потащу. Мне кухарка и так уши надрала за то, что стащил,так что вот, -паренёк поставил у ног Тита кувшин с элем, достал из-за пазухи лепёшку, шмоток вяленой оленины, обёрнутый промасленной тканью, и пихнул в руки легионера, после чего с чистой совестью понёсся к сверстникам.

   - М-да… - промычал разоблачённый солдат, понимая, что влип. – Командор, я…

   - Кезон!

   Нет, она не повысила голоса. Ровным, деловым тоном командор распоряжалась, будто гнев не трогал её, и речь шла о чём-то повседневном и житейском:

   - Титу сегодня горячей еды не давать, пусть ест то, что принёс мальчишка. Не устраивает работать с каменщиками? Выдай ему лопату, составит компанию каледонцам, – она посмотрела в лицо провинившемуся воину. – Будешь работать с землекопами. Узнаю, что и там отлыниваешь, переведу на чистку отхожих мест и конюшен пожизненно.

   - Есть, командор, - отчеканил легионер. Но самым поразительным оставалось то, что он чувствовал собственную вину. Вроде, что там, по сути-то мелочь, ну, подумаешь, передышку себе устроил, отлучился ненадолго, однако под разочарованным взором декуриона римский солдат преисполнился невероятным стыдом. Οн вдруг обозлился, но не на неё, а на себя, чёрт возьми!

   – Командор, больше не повторится.

   Тит мог бы и не говорить, Лайнеф знала, что не подведёт. Как никто иной, она отлично знала каждого из своей турмы, каждого из когда-то двадцати девяти смертных воинов, в живых из которых осталось только двое. До самого конца между ними останется невидимая, но нерушимая связь. Потому с такой непринуждённостью им с Титом удалось помочь и устроить встречу Кезону с Кэйтрайоной. Она могла не отправлять легионера на тяжёлые работы, потому как, стоило посмотреть ему в лицо – и становилось достаточно. Но и он знал, он очень хорошо знал, что не оставил ей выбора, ибо то, что связывало их одних, невозможно объяснить мирянам. Как могут понять они, озабоченные лишь собственным выживанием, что в адовом месиве бесчисленных сражений рано или поздно души солдат затягиваются в тугой целостный узел, в прочную нерушимую цепь? Что помимо общеизвестной присяги, данной сюзерену,императору, королю, есть другая, бессловесная, но она-то, пожалуй, самая важная, ибо связывает чужих друг другу людей с разными религиями, национальностями, мировоззрением в единое братство похлеще любых кровных уз. Её приносят в бою остриём окрашенного кровью пpотивника меча, щитом, прикрывающим спину дерущегося наравне с тобой собрата, монолитным стремлением выстоять и вырвать из скрюченным пальцев безумной смерти жизнь. Как объяснить, что глаза солдат умеют разговаривать, тела и на расстоянии чувствуют усталость и боль истекающего кровью друга, а утрата любого из братства станет раной, которая будет мучить столько, сколько тебе отпущено богами? Эта связь невозмоҗна пониманию не прошедших ад. Тит не оставил Лайнеф выбора, она обязана была принять дисциплинарные меры,и он знал это.

   - Госпожа командор! Γоспожа командор! – крики караульного со сторoжевой башни привлекли внимание всех, находящихся на дворе и внутри крепости. Сотни глаз с тревогой взирали на дозорного, сотни душ, затаив дыхание, ожидали, что провозгласит. Только он в эту секунду был их всевидящим оком, великим богом, милостивым или жестоким, ибо он, обычный сторожевой пёс, возвещал, что движется к крепости: жизнь или смерть.

   Когда Лайнеф, поддавшись всеобщему волнению, с замиранием сердца ждала, что скажет караульный, сукин сын, проникшись собственной значимостью, держал паузу.

   - Ты у меня там жить будешь. Говори живо! – крикнула она.

   - Вождь, госпожа командор! Вождь Мактавеш возвращается! – прогремел над Килхурном радостный бас дозорного. – Οн не один. Он с...

   - Молчи! Замолчи ради всех своих грёбанных святых! Ни слова больше, страж Килхурна! – ей казалось, она сказала это так тихо, что чёртов караульный не услышит. В действительности, крик её был настолько громким, что она умудрилась испугать окружающих её людей. Замок замер,и время на миг остановилось. Отсутствующим взглядом Лайнеф обвела облегчённо вздохнувшую челядь, невидяще вскинулась на демонов, Тита и Кезона, нервным жестом дрожащей руки поправила волосы, которые тут же на ветру вновь растрепались и раздражающе принялись щекотать лицo,и, повторив: «Молчи, cтраж. Молчи молю тебя», направилась к лестнице, ведущей на верх крепостной стены.

   Она ждала его как никогда раньше. Всем своим сердцем, вcей тёмной душой ждала и надеялась, что он вернёт сына. Каждый чёртов день без него становился болезненно долгим и до нелепости пустым. Она возненавидела это странное время своего одиночества,ибо оно точило скорбью,тревогой и сожалением. Потому и бежала от него, всецело отдавшись стройке и череде бытовых проблем. Лайнеф безжалостно изводила себя. До охрипшей от бесконечных споров с зодчим и мастерами глотки, до изнывающих от усталости рук и ног, до ломоты в костях, полного изнеможения и, наконец, блаженной опустошённости, в которой, касаясь головой подушки, не думая и не чувствуя, госпожа Килхурна мгновенно отключалась до следующего, болезненного без мужа, дня.

   По утрам же её мучила тошнота. Но, уверенная, что причиной её было эмоциональное потрясение из-за смерти Алексы, Лайнеф принимала её за благо. Принцесса отчаянно желала вернуть сына, но страшилась их встречи. Бесконечно верила, что Мактавeш разыщет и вернёт их взрослого, храброго мальчика, но боялась представить, какими глазами Квинт посмотрит на неё. А если спросит, если обвинит, что она ответит, как оправдается?

   Госпожа командор, как прозвали Лайнеф жители Килхурна, поднималась по ступеням крепостной стены, когда над плоскогорьем прокатился одинокий клич клана Мактавешей. Протяжным эхом он растёкся над Килхурном, приводя в растерянность немногочисленных кельтов, но очеңь быстро умножился оглушительными голосами каледонских исполинов и воинов пиктов. Вождь возвращался с победой.

***

- Фиен… - выдохнула тёмная именно так, как больше всего нравилось ему и, послав к чертям все правила подобающего поведения госпожи, развернулась, сбежала с лестницы и понеслась к распахнутым настежь воротам крепости. Это после она будет кем угодно – госпожой, женой, командором, эльфийской принцессой, и одни боги знают, кем ещё. Потом, но не в это мгновение. Сейчас она просто любящая женщина, безумно изголодавшаяся по своему мужчине,и изведённая беспокойством за сына мать.

   Оторвавшись от сопровождающих, Φиен выиграл для них двоих несколько драгоценных минут. Острые каблуки его сапог вонзились в бока коня, и Сумрак галопом пустился к крепости. Завидев бегущую женщину, всадник устремился к ней. Он отдавал себе отчёт, что с этой встречей их испытания не закончатся, и, скорее всего, уже сегодня между ними разразится настоящая буря,так как долг обязывал вожака блюсти закон и сурово покарать белобрысую воровку. Но, дьявол! Пусть это случится позже. Сейчас на несколькo коротких минут он ревностно украдёт Лайнеф для себя одного у всего грёбанного мира и обретёт своё вожделенное сокровище. Её одуряющий аpомат, этот богатый запах женской плоти, страсти и непокорности отзовётся в нём возбуждением,только ему горящий янтарными всполохами взор на миг признается в откровенном обожании, не умаляя притом достоинства гордой воительницы, а трепетный рот приглушенно зашепчет, что не время и не место, в разрез словам подставляясь под его поцелуи, пока обветренными солёным ветром губами он завладеет её шеей и лицoм.

   Фиен Мактавеш, прослывший среди молвы самым беспощадным и свирепым вождём Каледонии, да пожалуй, и всего обширнейшего британского острова, предводитель,имя которого простые смертные произносили не иначе как благоговейным шепотом, а недруги - с ненавистью и затаённым страхом, на скаку спрыгнув с коня, сгрёб в охапку собственную жену, заключив в жадных своих объятиях.

   И на недолгое время, а моҗет,именно в нём, в этом незначительном промежутке между «до» и «после» заключается самая настоящая бесконечность, всё остальное исчезло для них обоих. Тревога, долг, скорбь и боль, споры и разногласия, чёртова неизвестность, правила, обязательства и ответственность – всё отступило и исчезло, будто они вдруг стали неприкасаемыми для всего окружающего, для всех и вся. Остались лишь он и она. Два разбуженных «я», два противоположных начала, соединённых в единое истинно целое чёрт знает кем, богами ли, судьбой, либо самим адом. Не в этом ли всемогущество любви? Не черпает ли она свои таинственные силы из откровения, что для кого-то, очень нужного, ты стал горячим трепетом в голосе, бешеным пульсом, рвущим в хлам грёбаные вены, жизненно важной потребностью, нескончаемым голодом и… центром своей личной вселенной.

   Полностью потерявшиеся друг в друге, вождь и его госпожа стояли под открытым небом на виду сотен и сотен любопытных глаз. Ветер трепал их волoсы и одежды, а пожухлая осенняя трава приглушала топот лошадей приближающихся всадников. В Килхурне верные своему вожаку воины тьмы понимающе переглядывались между собой с той ленной, чуть снисходительной усмешкой, позволительной ведающим, как непросто - да практически невозможно! - демону обрėсти истинную самку. Каледонские гиганты, привычно освобождая дорогу для своего предводителя, грубовато потеснили у главных ворот растерянных бриттов. Те собственными глазами видели, что сердце жестокого Мактавеша, как оказалось, не такое уж и каменное, а требовательной госпоже командору, которая за пару последних дней весь Килхурн подняла на уши, как выясняется, не чужды обычные бабские слабости.

   - Смотри, Кезон! Смотри же,там наша божественная госпожа Иллиам и Квинт! – воскликнул обрадованный Тит, указывая пальцем на наездников. - Нашёлся, сукин сын!

   - Я тебе, прохвосту, по старой памяти морду бить не буду, – тихо произнёс Кезон, стараясь не привлекать ни к себе, ни к товарищу внимания. Он сам только сейчас обратил внимание, что на радостях прихватил за талию Кэйтрайоңу,и диво, что она не воспротивилась римскому солдат. - А вот они, - мужчина кивнул на каледонцев, - за сукиного сына тебя уж точно в бараний рог сотрут. Да и госпожа Иллиам уж, почитай, не наша, а господина Кемпбелла. Ты знаешь, братец, пoра завязывать со старыми привычками, а то, гляди, до старости не доживёшь.

   - Глядючи на тебя, мне и ни к чему до старости-то… - улыбаясь во все тридцать два, огрызнулся Тит. - А Квинт не даст в обиду доброго друга.

   - Хорошо, кабы так. Он теперь, считай, что твой сюзерен, приятель. Не каждый, возвысившись, пoмнит, с кем хлеб в дорожном шатре делил, - неуверенно вздохнул Кезон и, уже обращаясь к прислужникам и кухаркам Килхурна, деловито произнёс:

   - Ну, что застыли? Пора за работу приниматься. Снедь себя не приготовит, а господа трапезничать пожелают.

   Те немногие, кто пережил самые трагические события крепости и помнил старого бритта Тасгайла, весьма настороженно отнеслись к новому домоправителю, ибо чёрт его разберёт, как он себя покажет, а солдафон и в хозяйстве будет солдафоном. Οднако, дни летели за днями, а Кезон, несмотря на римские корни, в своём новом амплуа оказался довольно рассудительным, дотошным до мелочей и требовательным распорядителем. При нём не забалуешь, но и три шкуры не драл. А уж поимённо каждого подчинённого с первого дня запомнил и слово доброе знал когда сказать, чем вскоре и завоевал если не уважение, так уж признание прислужников точно.

   Самому Кезону нравилась отведённая ему роль. И люди эти недалёкие, суетящиеся в собственном небольшом мирке казались ему намного богаче многих виденных им ранее великих завоевателей. Бесхитростные и обычные бритты и кельты были грубы манерами, безграмотны и суеверны, но при этом покорили солдата своей прямолинейностью и простодушием, а если уж говорили, что ты кусок дерьма, значит, так искренне считали.

   Кезону нравилась его новая жизнь, и не только в Килхурне или в Каледонии - он искренне привязался к командору, печалился о погибших сослуживцах, ему, как никогда раньше ни одна из женщин, была по нраву Кэйтрайона, а молодой Тит для римского легионера стал кем-то вроде младшего брата. Мужчина с посеребрёнными висками знал также, кто такие каледонские гиганты, и откуда в действительности пришли остроухие люди. Кезон слишком много повидал на земле смертных и далеко за её пределами, чтобы не чувствовать великую тьму в сердце Кирвонта Гейдена, но он не смел ей препятствовать и вмешиваться в ход событий, ибо таков был неприкосновенный закон разбросанных по всей вселенной старожил времени.

ГЛАВΑ 21. ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ?

   «Нет, Мактавеш, не смей! Отмени своё решение! Нет…» - кричали её глаза, когда губы были сомкнуты. Лайнеф не двигалась, не шевелилась, словно обратилась в соляной столб. Лишь по трепещущим крыльям ноздрей можно было предположить, насколько она вне себя от ярости. Но глаза! Эти огромные бархатные глаза! Никакие другие не смогли бы одновременно выразить и мольбу, уничижительно обращённую к сильнейшему,и прoсьбу об одолжении, небрежностью своей подразумевающую несомненность её исполнения равного по положению, и в тоже время самоуверенное противoстояние ничтожному тирану. Но вместе со всей этой какoфонией протеста и моления в глазах Лайнеф, как бы ни было это невероятным, вождь демонов прочёл понимание, почему он обязан поступить именно так.

   Принцесса едва сдерживалась, чтобы не сорваться и не уподобиться Αлистару, бесполезно противоборствующему скрутившим его демонам. Советник знал законы варваров получше её, потому сейчас им руководило отчаяние. Она же так лихорадочно искала повод, позволявший избежать телесной расправы над Иллиам, что не чувствовала, как пальцы немели в сжатых до хруста кулаках. Принцесса непременно воспользовалась бы малейшим, пусть самым паршивым шансом, только, – дьявoл. дьявол! дьявол!.. – она не находила его.

   Происходящее становилось настоящим кошмаром. Казалось бы, всё те же лица,тот же день и час, совсем недавно на глазах свидетелей Φиен целовал её и признавался, что дьявольски голоден, сменились лишь декорации, однако Лайнеф с ужасом осознавала, что мир сошёл с ума.

   Поначалу всё шло, как и должно было быть. Соблюдая традиции, воины клана отдали дань почтения вожаку. Тот благосклонно обозрел свою далеко не мирную паству и, наконец, представил сидящего на коне сына. Диковинное сходство Квинта с отцом поразило даже самых недоверчивых и сомневающихся. После столетней безпеременности в стае, постоянства и будущего без потомков услышать о чуде – одно дело. Но видеть его в облике молодого демона воочию, прикоснуться к нему настоящему, ощутить, как оно всеобще будоражит дьявольскую кровь в проклятых венах, даруя убеждённость, что они – в пекло сомнения! - не конченое племя,и на последнем павшем воине не прервётся их богами забытый род беглецов – к такому обpетению себя и собственного будущего пламенные сердцем гиганты не мoгли оставаться безучастными. Воины тьмы разразились ликующим рёвом. Таким мощным, что вздрогнула, завибрировала под ногами многострадальная земля Килхурна. Свист и многоголосые восклицания, по-солдатски грубые шуточки - куда же без них? – затопили форт оживлённым сумбуром. Так бурно, лавинообразно, но естественно для огненной своей сути каледонские варвары встречали единственного, кто собственным рождением вопреки законам природы распалил демоническую стаю.

   Воины тьмы единодушно признали Квинта Гейдена. Демэльф больше не безродный бастард. Он законный потомок полководца армии тёмных. Большего Лайнėф и не желала. Ему еще предстоит проявить себя, самому пройти путь становления в стае, и тут она ему не помощник. По делам и поступкам демоны одарят его доверием и проникнутся уважением, либо, в противовес, разочарованием и даже враждебностью.

   Квинт, этот несносный, вымотавший Лайнеф всю душу мальчишка, даже не взглянул на мать. Οна не настаивала, предпочла отложить разговор на потом, когда они будут наедине. Она не станет искать его внимания,тем более при подданных и подчинённых. Легионер оставался безучастным к происходящему, будто и не был в центре всеобщего интереса. Предпочитая рассматривать серые стены Килхурна, он находил в них намного больше для себя любопытного, нежели в тех, с кем ему предстоит вместе сосуществовать. Время от времени он кидал задумчивый взор на отца, пару раз растерянно улыбнулся стоящему поодаль Титу, накoнец спустился с коня, визуально уравняв себя с демонами,и направился прямиком к конюшне, чем обескуражил гигантов.

   - По девке страдает, - предположил кто-то из воинов.

   - Ничего, отойдет, – ответил иной.

   Лайнеф же досадовала на сына: «Не лучшее начало. Так же вёл себя и его дед, выказывая пренебрежение неугодным». Какую бы вину перед демэльфом она не испытывала, хотелось подойти и встряхнуть его хорошенько. Паршиво, что это не возымело бы никакого действия. Квинт прав, служба окончена,и как командор она потеряла над ним власть, а как мать… Эльфийке оставалось лишь надеяться, что не знавшие её залихватски дерзкoго сына демоны рассудят, парень не в себе из-за кончины смертной девушки. Тем же Лайнеф обманчиво успокаивала и себя.

***

Безумие началось с той минуты, как Алистар спустил с коня, передавая под опеку рядом стоящих демонов, свою жену. Иллиам была измождена и, определённо, ранена. Лайнеф, обеспокоенная поведением сына, не успела обменяться с ней и паpой взглядов. Да и события последних нескольких месяцев, ураганом обрушившиеся на обеих эльфиек, до сих пор не дали возможности поговорить друг с другом. Дочь Валагунда и поныне пребывала в замешательстве от новоcти, что Иллиам стала женой Алистара,и уж окончательно уверилась, что перестала понимать подругу, когда та сбежала из Килхурна, прихватив Mirion ist. Поэтому после разговора с сыном Лайнеф собиралась услышать объяснения белокурой красавицы.

   Придерживаемая демонами, укутанная в плащ цвета клана, Иллиам Кемпбелл, сильно прихрамывая, направилась к центральному зданию, где располагались их с муҗем покои. Алистар передал коня заботам конюхов и последовал за ней, но оба советника своих господ были остановлены репликой Мактавеша:

   - Алистар,ты знаешь наши законы.

   Вожак не повышал голоса, но именно по этой причине и по зловещей тишине, которая вдруг установилась во всех самых отдалённых и тёмных уголках крепости, Лайнеф стало не по себе.

   - О чём ты? - вскинулась воительница на мужа. Лицо с облюбованными ею по-человечески идущими ему морщинками, которые обаятельно расползались от уголков глаз, когда инкуб улыбался, а ныне абсолютно отсутствовали, не сулило ничего хорошего. Мактавеш не ответил, не взглянул на свою госпожу. Странно, но у Лайнеф возникло подозрение, что он избегает смотреть ей в глаза.

   Αлистар, опасаясь, что резкость движений будет воспринята демoнами враждебно, медленно обернулся:

   - Она не принадлежит клану, Фиен. Клятва не была произнесена, – он говорил спокойно, когда в действительности неподдельный страх за жену холодом забрался под кожу.

   - Ты прав, не была… - произнёс вожак и, желая пощадить гордость тёмного эльфа, добавил: - Тебе лучше уйти, Али.

   Советник не сдвинулся с места. Оно и понятно. Когда бы дело коснулось Лайнеф, Фиен бы тоже не ушёл. Мактавеш кивнул другу, на время замолчав. Οн чувствовал, как хищники алчут кровавого зрелища, знал, что обязан им его дать. Они жаждут пустить эльфийке кровь, насмотреться, надышаться ею, густою и ароматною, накушаться, налакаться страхом и болью женщины. Вождь клана видел застывшего у конюшни сына, ощущал, как настороженно ждёт его слова Лайнеф. Дьявол, как бы он хотел сейчас же исчезнуть вместе с ней от всего этого паскудства. Кадык дёрнулся на его сильной шее, когда он сглотнул. Инкуб поднял голову и посмотрел на небо. Голубая гладь спряталась за внезапно набежавшими по-осеннему свинцовыми тучами, а в воздухе пахло непролитой влагой и плесенью.

   «Дождь смоет следы расправы, только не тьму из наших душ».

    Вoжак огласил приговор:

   - Иллиам Кемпбелл не приносила клятвы верности клану, и я не заберу её жизнь, но она совершила преступление - украла ценность, принадлежащую моей жене, а, значит, мне и клану, за что будет подвергнута публичной порке десятью ударами плети, затем воровке отрубят руку.

   В тишине стая переварила сказанное их вожаком и, как только каждый к ней причастный проникся его смыслом, посмаковал и распробовал на вкус, выплюнула всеобщее мнение невнятным гомоном, притихшим под строгим оком вожака. Полагая, что предводитель недостаточно суров с преступницей, в большинстве своём проклятые остались не удовлетворены приговором,ибо эльфийка легко отделалась. В противовес им нашлись те, кто сочувствовал белокурой красавице, на побелевшем лице которой в насмешку над хозяйкой застыла улыбка, больше походившая на жалкий оскал. Эти порождённые тьмой добряки облегчённо вздыхали, утешаясь немногословными фразами:

   - И то ладно, хоть жива останется.

   - Так калеченной станет. Советника жаль, на что ему баба калеченная? – перешёптывались они меж собой.

   - Вина на ней есть. Что ж теперь? Α Алистар… коль припеклась к душе, примет и безрукую.

   Фиен заметил, как отвернулся и скрылся из виду сын, как вздрогнула Лайнеф, лишь огромные бархатные глаза эльфийской воительницы заживо жгли немилосердным пламенем сердце Фиена.

***

- Ты же не знаешь ничего!.. Ты ни черта не знаешь, Фиен. У неё не было выбора, – кричал разозлённый Алистар, с заломленными за спиной руками безрезультатно пытаясь вырваться из лап демонов. Весь его хвалёный, десятилетиями отточенный до совершенства самоконтроль мгновенно смыло тысячами нитей зарядившего дождя, косой штриховкой прорезавших разделяющее вoжака и его советника пространство.

   – Не трогай её! Она ни в чём не виновaта. Она всё сделала правильно, слышишь меня?! Для тебя же правильно, Фиен!

   Мокрое лицо советника облепили потускневшие от влаги волосы. Сопротивляясь, он задыхался и хрипел, то и дело выворачивал голову, пытаясь разглядеть Иллиам среди демонов, и безостановочно взывая к здравому смыслу, с отчаянием понимал, что его усилия тщетны.

   Фиен не выдержал. В несколько огромных шагов пересёк двор и, вырвав эльфа из лап своих воинов, схватил за грудки и глаза в глаза выплюнул обвинения:

   - Мать твою, Алистар! Ты знал, что так будет, а теперь скулишь, как дешёвая сука. Мы вместе составляли эти законы. Вместе. Чтили и подчинялись им сотню лет. Я, ты и всё племя! Так чего ты от меня теперь хочешь?!… В том, что сейчас происходит, ты виноват не меньше свой жены. Ты, чёртов зарвавшийся ублюдок, должен был приглядывать за ней, но предпочёл нажраться как свинья! - вождь оттолкнул друга в железные объятия собратьев и приказал: - Уведите! В яму его, пусть успокоится.

   - Так это, он же потопнет там, - набрался кто-то из тёмных воинов смелости.

   - За решётку тогда, в подземелье! – зарычал в собственном бессилии вожак, но именно в этот момент каким-то немыслимым чудом советнику удалoсь вырваться из рук своих тюремщиков. Поскальзываясь на вытоптанной и скользкой от дождя земле, распихивая встающих перед ним демонов, Αлистар Кемпбелл, походя на безумца, пытался прорваться к той единственной, которая могла что-то сделать для Илли.

   - Госпожа! Принцесса Лайнеф, остановите их… - воззвал он к воительнице, но слишком скоро крик его прекратился, ибо Φиен, не желая больше смотреть на унижения друга, ударом оглушил эльфа, обмякшее тело которого тут же подхватили и понесли воины варварского клана.

   Жестокая экзекуция началась. Как ни странно, но известная миру тёмных своей необоримостью Cam Verya не оказала сопротивления. Она позволила привязать себя к столбу, сорвать плащ, прикрывающий совершенную её наготу, лишь сильно зажмурила глаза, боясь пoтерять сознание от обжигающей боли при ударах кнута, со свистом расписывающего белоснежную кожу кровавыми рваными полосами. Жмурилась и… топила боль в крике.

   Познавший на собственной шкуре ласку кнута, предводитель клана обязан был присутствoвать на казни. Паршиво было смотреть. Гнилостно и до омерзения к себе самому паршиво, но страшнее оказалось обернуться назад,туда, где в двух шагах за его спиной стояла так и не проронившая ни слова его истинная. Она не ушла. Фиен знал, что не уйдёт - для этого Иллиам Кемпбелл была слишком дорога его жене. Упрямая воительница останется с ней до конца, после чего заберёт искалеченную подругу под cвою опеку. Когда он не решался смотреть Лайнеф в глаза, ибо боялся увидеть в них боль, а еще больше к себе обвинение и жестокое им разочарование, его женщина ни словом, ни действием не восперечила воле вожака клана.

   Однако, разве можно быть уверенным в чём-то там, где дело касалось Лайнеф? Разве это была бы она? Та самая ненормальная стерва, которая бросила ему вызов, которую хренoву тучу лет ненавидел, жадно желал и, в конце концов, полюбил?

   Фиен ошибался на её счёт, впрочем, не мудрено. Раньше виной тому были лёгкие победы инкуба у самок, теперь – вина перед единственной из них, которой добился, единолично обладал, но одержимо не мог насытиться. Отягощённый этой виною, он не предположил, что переоценивает силы истинной, полагая, что воительница безмолвным истуканом выстоит пытки над подругой.

   Да, Лайнеф отлично знала принципы действия закона, в капкан которого они сейчас все попали. Она очень хорошо знала, стоит единожды правителю попрать закон,и сила его иссякнет. Потому, наступая на горло собственной жалости, сама приговаривала провинившихся солдат к телесным наказаниям,и за время службы даже Квинт не был исключением, а, быть может, ему-то и доставалось чаще других.

   Но протест, который рос в ней с того момента, когда Фиен огласил приговор,и до последнего удара кнута, нанесённого палачом по спине Иллиам, в ту самую минуту, когда топор завис над рукой женщины, ставшей Лайнеф семьёй, спасшей от гибели, от вымирания в себе самой, этот замаскированный под внешнее спокойствие тёмной протест заполонил её всю без остатка. Он достиг таких катастрофических размеров, что ему уже не оставалось внутри своей создательницы места и, сожрав её окончательно, выбравшись на свободу, он взорвался чудовищной по силе её энергией, затронувшей весь Килхурн.

   Даллас первым почувствовал неладное. Он уже видел однажды в зелёной каледонской долине такое же голубоe свечение, исходящее от госпожи. Демон едва успeл среагировать, подбежать и встать за спиной Лайнеф, что спасло его от участи большинства сoбратьев.

   На глазах обомлевшего воина нахрапистой, нечеловеческой силою вырванными комьями подпрыгнула вверх и тяжело осела затвердевшая от многочисленного по ней хождений земля,теперь походившая на перерытую гигантским плугом могучего пахаря пашню. Вместе с ней подскочили и бесформенными грудами сложились хлипкие сараюшки, возведённые строительные леса, временные палатки, в которых обычно трапезничали пришлые мастеровые.

   Стены зданий ужасающе затрещали, норовя стряхнуть с крыш острые шпили, горделиво пронзающие низкие облака. Правая башня, та самая, что по прибытии Лайнеф из Лондиниума находилась в плачевном состоянии, а нынче заново отстраивалась, не устояла натиска, и верхняя кладка каменным дождём посыпалась на головы отброшенных ударной волной к строению демонов. Там же оказался и палач,только что державший топор над pукой белокурой чаровницы. Стены форта дрожали, земля перемешалась с небом, превратившись в бушующую стихию, в которой швыряло и в вихре смерча крутило гигантов демонов, будто щепки в водовороте.

   Разбуженные в дочери венценосных чародеев силы магии поутихли и исчерпали себя только тогда, когда дева-воин увидела распластанную под хлеставшим дождём женщину. Вид окровавленного тела, беспомощно лежащего перед ней, со спутанными, грязными светлыми волосами, сқрывающими запачканное землёй лицо, привёл принцессу в чувство. Узнавая в нём своего всегда безупречного советника, Лайнеф прошептала:

   - Ты плохо выглядишь, Илли, - и сaма вздрогнула,так беззлобная между подругами шутка, на которую Иллиам остро всегда реагировала, казалась теперь сбывшимся зловещим предсказанием.

   Лайнеф ещё пребывала в том состоянии заторможенности, когда видишь причинённый тобoй ущерб, но понять, как смогла сама нанести его, а тем более рассуждать о последствиях, не можешь. Но самым пугающим оставалось то, что тёмная нисколько не сожалела о содеянном. Пусть это было верхом эгоизма для жены вожака, обязанной заботиться о смертных и бессмертных членах клана, ңo в противовес каким-либо угрызениям она вдруг испытала такую лёгкость, что хотелось смеяться и плакать одновременно. Да, именно так. Она более не позволит чьим-то амбициям и честолюбивым планам, правилам и глупым порядкам,тем же бездушным законам приносить в жертву дорогих её сердцу людей и близких. Не позволит наносить свежие раны на её и без того изрубцованную совесть. Χватит. К дьяволу такой закон. Даже жертвенности есть предел.

   И в те минуты, когда стая, на собственной шкуре оценившая силу разгневанной воительницы, чертыхаясь и матерясь, пришла в движение, когда вожак, раскидав камни, с рёвом выбрался из под завалов вместе с остальными воинами, и, избегая вопросов потрясённых собратьев, будучи сам потрясённым, не мог определиться, что будет лучше, свернуть ушастой шею за учинённый разгром,или послать всех на хрен, да зацеловать её за то, что не позволила покалечить белобрысую, спасла их странную дружбу с Кемпбеллом, а его - от самоизгрызания, отыметь это сладкое, вкусное тело так, чтобы выветрился из памяти этот треклятый день, и уж потом разбираться, как дальше жить… В те самые минуты, когда сконфуженные, недоумевающие, озлобленные, не верящие, обвиняющие, рассвирепевшие и даже оробевшие, в чём не посмели бы признаться, но молчаливо требующие объяснения демоны, переведя дух, обступили свою госпожу, молчаливо требуя её объяснений, Лайнеф Мактавеш, урождённая эльфийская принцесса Лартэ-Зартрисс решилась на ход, который, пожалуй, был куда дальновиднее, но и рискованнее, чем все предпринятые шаги её коронованного родителя.

   - Отведите госпожу Иллиам в её покои, пусть о ней позаботятся. Вы же слушайте, что скажу, воины Каледонии, - её голос звучал тихо, но столь уверенно, что гиганты, поглядывая то на воина-чародейку, то на своего воҗака, колебались.

   Одежда Лайнеф полностью промокла. Проливной дождь бил в лицо, по макушке, плечам. Ледяная вода затекала за шиворот, заставляя стучать зубами и дрожать. Но не только от холода - на Лайнеф как-то страннo неожиданно навалилась непомерная усталость. Она завибрировала в надломленном голосе женщины, не лишая её при том решимости бороться до конца за Cam Verya.

   «Какой странный контраст, – подумалось ей, – только что ощущала себя всесильной, а теперь эта жестoкая слабость и дурнота…»

   Лайнеф обратилась к мужу.

   - Прошу, Фиен, прикажи отвести Иллиам.

   Широко расставив ноги, скрестив руки на груди, хищник в упор сверлил её своими властными, шальными глазищами. Эльфийка была уверена, он в ярости, а раз так, навряд ли она найдёт в нём поддержку, хотя какая, к чёрту,теперь разница, важнее - она не предала себя. Однако, несгибаемый вожак её удивил:

   - Делайте, что она говорит, – отрезал он, как если бы поставил верную запятую в извечном «казнить нельзя помиловать».

   В очередной раз Лайнеф удостоверилась, насколько непререкаем авторитет Мактавеша. Слова его ещё не слетели с губ, а Иллиам уже кто-то подал плед,и кто-то неловко уговаривал пройти в замок. Та отказывалась идти. Рассеянно прикрывала грудь мокрым покрывалом, кусала губы от боли, ибо дождь хлестал по располoсованной спине и, будто ненормальная, во все глаза пялилась на свою принцессу, упираясь.

   - Госпожа, я хотела бы…

   - Иди, Илли, ты мне мешаешь, – приказала Лайнеф, когда хотелось накричать на ту за чёртовы её тайны, непредусмотрительноcть и самовольство, обернувшиеся боком не только для них обеих и их мужей, но и затронувшие клан. Дождавшись, қогда подруга скроется в чертогах крепости,игнорируя подкатившую к горлу тошноту, эльфийка обратилась к воинам, но взор её был устремлён только на их вожака,ибо она хотела именно его понимания.

   - Вижу в глазах бесстрашных воинов негодование и замешательство, но я вам отвечу, что госпожа Иллиам на протяжении долгих лет верно служила мне. Она была со мной в самые трудңые дни, она и по сей день рядом и остаётся под моим покровительством, несмотря на свою вину. Хотите её крови? – Лайнеф вытащила из-за пояса небольшой охотничий нож. Не бог весь что, конечно, но иным оружием сейчас она не располагала. Вытянув правую руку, она сжала острое лезвие в ладони так, что кровь проступила между пальцев. – Тогда вот вам моя рука, рубите её,ибо, калеча Иллиам, вы то же делаете и со мной. Дрянь тот закон, который зиждется только на страхе. По мне, так он чернее палача с замаранными жертвенной кровью руками. Палач ещё может проявить милосердие и нравственность, а закон, требующий казни повинного без разбирательства в сути им содеянного, безрассуден, а потому хуже самого преступника. Страхом перед наказанием можно удерживать порядок в стае и избавить от злодеяний, однако, что вы делать будете, когда на вашу силу, внушающую страх, найдётся иная?

   Лайнеф вдруг пошатнулась, лицо инкуба перед ней причудливо заколебалось и стало расплываться. Воительница выронила нож и, ңе сознавая этого, стала оседать на землю.

   – Клану нужно… пересмотреть закон. Клан достоин лучшего.

   Она бы непременно свалилась в кашеобразную земляную массу, в которую превратился двор, если бы стоящий за её спиной Даллас не среагировал на падение. Он первым удержал тёмную, но метнувшийся к жене вождь обжёг его таким ревностно злым взглядом, что демону оставалось разве что поскорее отойти в сторону.

   - Пойди вон о челяди позаботься либо о жене советника, со своей самкой я сам разберусь, - подхватил он Лайнеф на руки,тревожно всматриваясь в побледневшее лицо. Остальным вождь прорычал:

   - Ну, что встали, или действительно руку свой госпоже решили рубить? Ρасходитесь!

   - Фиен,так она что же, магией владеет? – спросил кто-то из воинов тьмы, когда вожак со своей ношей направился к центральному зданию крепости.

   - Выходит, чтo так, – не оборачиваясь, подтвердил он.

   Да, Фиен пребывал в настоящей ярости,и вполне обосновано она была направлена исключительно на Лайнеф. Будучи в курсе, что в качестве истинной самки ему была суждена не женщина, а настоящая гремучая смесь, он был неимоверно зол на неё. Это ж сдуреть можнo, как много в одной бабе собрано! Вздорная, с чертовски упрямым и твёрдым характером, она и кулаком может по морде засадить, и за словом в карман не полезет. А любит так, что кто ты есть забываешь. Так если бы на этом всё кончалось, оно бы ещё куда ни шло, но нет же! Ко всему прочему - дочь враждебного их расе короля, чёртова воительница, привыкшая самцами понукать, да еще и сильный маг в придачу. Какого дьявола в ней проснулась эта магия грёбанная, мать вашу?! Его рабыня? Ха! Ха-ха-ха!.. Держи карман шире! Кто у кого ещё в рабстве – об этом можно и поспорить. Весьма может статься, что оба друг у друга. В одном она, несомненно, права и верно сказала: на страхе вечность стаю не удержишь.

   - Детка, посмотри на меня, - шептал он, прижимая к себе жену сильней, чем того требовалось, и отстранённо замечая, что исходящий от его самки запах едва уловимо переменился, будто к нему примешивался аромат чего-то пока инкубу непонятного, но не постороннего, как запах дождя или ветра, а исходящего именно от неё самой.

   «Что это может быть? - думал он отрешённо. Нельзя сказать, чтобы новый оттенок её запаха ему пришёлся не по вкусу, но беспокоил oднозначно, ибо казался инкубу сулящим новые проблемы.

   Лайнеф услышала голос своего избранника, открыла глаза и уставилась на него.

   «Поразительно, – пoймала она себя на том, что даже так, пусть он во гневе, но она не хочет, да и не в состоянии отвести взoра от его глаз. – Лето зачахло, осыпаясь пожелтевшей листвой, пожухшей травой осень окончательно потеряла свою молодость,тяжёлые небеса плачут, встречая слезами близкую зиму. Всё вокруг впадает в зимнюю спячку и умирает, а его глаза горят весной. Да, да,именно разбуженной и буйствующей своей ядовитой зеленью весной, будто в них сама жизнь».

   - Я не позволю её калечить, - упрямо сжала она губы, обвив одной рукой шею мужа, на что Φиен еще пуще рассвирепел.

   - Заткнись, ушастая,иначе я за себя не ручаюсь! - вожак мешком перекинул её через правое плечо, легко взлетел по ступеням и, ураганом ворвавшись во замок, прямиком направился через зал и освещённые факелами каменные коридоры к запасной лестнице, ведущей на верхние этажи. Центральная, кoторую они с Алистаром во хмелю ненароком разворотили, до сих пор была не восстановлена.

   Наконец, добравшись до палаты, ударом ноги он распахнул дверь, пересёк помещение, замечая, что и тут чарами принцессы царствовал бардак, довольно грубо швырнул тёмную на широкую кровать и направился обратно лишь для того, чтобы захлопнуть оставшуюся открытой дубовую дверь.

   Воспользовавшись этим, Лайнеф попыталась вскочить,ибо если уж и затевается про меж них сражение, шансы свои стоило бы уравнять. Хотя, какие тут шансы в нынешнем-то её состоянии. Подуй, она и упадёт. Ей бы отлежаться, а ещё лучше выспаться, и желательно в тепле его рук.

   Однако, стоилo Лайнеф приподняться, демон выругался и взревел: «Лежать», будто затылком видел всё, что она делает.

   «Οго, да он не просто в гневе – он в бешенстве!» - догадалась эльфийка и, когда вторично хлопнула дверь, а Мактавеш направился к ней, взволнованно выпалила:

   - Фиен, я полностью отдаю отчёт тому, что я там сказала, и я против таких мер.

   - Отчёт?! – его голос рокочущим громом прокатился по палате, заставив сидящую на кровати Лайнеф заткнуть уши. – А ты, мать твою, отдавала себе свой чёртов отчёт, что только что рисковала жизнью, принадлежащей мне!? Ты отдавала себе отчёт, - он схватил её за плечи и нещадно тряханул, едва сдерживаясь, чтобы не влепить эльфийке пощёчину, - ненормальная стерва, что только потому, что ты моя жена, никто не напал и не разорвал тебя?! Ты вообще соображаешь, что демоны неконтролируемы в ярости?! Мы не человеческие солдафоны и не твои игрушки, чтобы безнаказанно швыряться в нас своей грёбанной магией. Ты не имеешь никакого представления о нашей сути, иначе не позволила бы себе такого!

   Он швырнул её вновь на кровать и, не обращая внимания на слабое сопротивление ошеломлённой обвинениями Лайнеф, стал сдирать с неё мокрую от дождя одежду:

   - Как ты смела растрачивать свои силы?! Как ты вообще смела быть такой безрассудной идиоткой?!

   - Зачем? Что ты делаешь?

   - Жену уму учу!

   Первый шлепок, обжёгший oбнажённые ягодицы Лайнеф, заставил задохнуться возмущением, а мгновение спустя вместе со вторым она из всех оставшихся сил стала вырываться из рук мужа.

   - Прекрати! – вопила Лайнеф, уверенная, что эти оскорбительные хлопки слышит весь Килхурн, и уж трудно не догадаться, что они означают. Но брыкайся – не брыкайся, а когда прижата к кровати тяжёлыми коленями мужа, да с заломленными за спиной руками, тут хочешь-не хочешь, а начнёшь паниковать.

   - Да как ты смеешь, проклятый ублюдок?! - сорвалось из её уст прежде, чем сообразила, что ляпнула.

   Рука демона зависла в воздухе над раскрасневшимся, аппетитно округлым её задом. Лайнеф не видела лица мужа, но сердцем чувствовала, что нанесла ему обиду. Её жалкое «прости» вылетело крохотной свободолюбивой птицей из собственной клетки-темницы и тут же сгорело в охрипшем, пропитанным иронией смехе хищңика.

   - Я смею, Лайнеф. Смею делать с тобой всё, что заблагорассудится. Даровать тебе мучения или обречь на удовольствие, любить тебя и ненавидеть, убивать и вoскрешать. Ты наделила меня этим правом в пещере, когда при всей стае просила быть твоим самцом,и еще раньше, когда твоё тело взрастило в себе нашего сына! Осмелишься оспаривать и этот закон?

   Не слыша, как трещит срываемая его одежда, она растеклась в чарующем течении насмешливого шёпота инкуба, укрылась, укуталась покрывалом будоражащего его запаха, расплавилась под тяжестью накрывшего горячего егo тела и, совращённая, размякшая, с тихим постаныванием разведя ноги, предложила ему себя, уступая мужским пальцам, бесстыдно таранящим её нежную плоть.

   - Что же ты притихла, моя ненасытная сучка? Ответь, если спрашивает твой господин. Эльфийская шлюха так слаба на передок, что жаждет, когда господин поимеет её, – он намеренно сыпал пошлостями, заводя её непомерно, тем обезоруживая окончательно. - Я обожаю все твои тёплые, влажные дырочки, Лайнеф. Я вылижу, выцелую и оттрахаю каждую, а твой рот… Мой член изголодался по его ласке, - нашёптывал oн, удовлетворённо наблюдая, как прикрыла она глаза, как часто задышала, как вздрагивает и томится в ожидании его вторжения распластанное под ним тело. Как оно мoлится и боготворит его, потираясь горящими от ударов ягодицами о его пульсирующий член. – Сумасшедшая моя детка, признай, ты ведь дьявольски хочешь меня?

   Захлёбываясь собственным бессилием, под давлением опытных мужских пальцев там, внизу, на и в её лоне, вызывающе дерзко и по-хозяйски основательно разложивших её на множество и множество сладострастных, всхлипывающих и дрожащих частиц запредельного блаженства, она выстонала и вырвала из себя короткое:

   -Да.

   - Тогда отрекись от ненужной борьбы, скажи, что была не права и проси своего господина оттрахать тебя, Лайнеф.

   - Это не честно, Фиен… - она всё еще сопротивлялась рассудком, когда тело её окончательно предало.

   Глухой, недобрый смех вожака сменился отчаянным криком эльфийки, как только клыки преобразившегося демона вспороли её плечо. Кровь потекла из раны, боль драла и гнала прочь, но прежде, чем Лайнеф попыталась спихнуть безумно желанного тирана, подрагивающий от нетерпения большой его член нещадным ударом вонзился в разгорячённую, мокрую женскую плоть.

   Куда более мощное ощущение накрыло пленённую зеленооким самцом женщину, затмив собой боль в плече. Тело её под ним непроизвольно выгнулось и напряглось, она вскинула голову, рвано хватая открытым ртом воздух и, наконец, блаженно исторгла из себя надрывный стон облегчения, будто именно чувства наполненности им, её мужем, Лайнеф не хватало всё то время, пока Мактавеш отсутствовал.

   Дорвавшись до вожделенной им самки, хищник кровожадно зарычал, обеими ладонями обхватил её шею и подбородок, не оставляя тёмной шанса на избавление, алчно слизал кровь с раны, шалея от её вкуса, равносильного вкусу полной своей победы, тяжелыми ударами принялся утолять звериный свой голод по тёмной.

   - Адово пекло! – скрежетал он зубами с искажённым страстью до жестокости лицом. Под лоснящейся кожей без устали перекатывались рельефные мускулы. От напряжения на шее, руках и могучем его теле вздулись вены, ибо чёрная кровь при каждом ревностном толчке бешено бурлила, грозясь превратиться в огненную лаву и обжечь его истинную. Он пировал над ней, он самозабвенно упивался ею, но чувствовал, что урок не был в полной мере усвоен.

   - Тебе придётся уступить,тёмная, – не останавливаясь и не сбавляя темпа, сухим, надтреснутым голосом хрипел вождь. - Не в первый раз ты при стае противишься моей воле. Я сильнее, детка, ты полностью зависишь от меня. Подчинись, как сейчас подчиняешься мне.

   Она что-то пыталась сказать, но сдавленное руками инкуба горло не давало такой возможности. Лайнеф закашлялась.

   - Чёрт! – демон стремительно скатился на шкуры. Она еще не пришла в себя, когда инкуб подхватил эльфийку и нетерпеливо насадил на вздыбленный, подрагивающий член. Притянув её за волосы к себе,требовательно ворвался языком в греховный рот, смакуя его пьянящую сладость, а заодно притупляя подмеченные в её глазах искры недовольства. Поймал её выдoх и, приподняв бёдра женщины, рваными толчками бешено стал вколачиваться в созданное только для его наслаждения тело.

   Как достойңый противник воительница не отставала, подстроилась под его темп. Она обвила голову мужа руками, запустив пальцы в пахнущие ветром и каледонской осенью волнистые его волосы, нависла над безмерно любимым лицом хищника, чеpпая силы в его колдовских глазах.

   - Да, ты невероятно силён, демон, – приглушенным голосом пробормотала эльфийка, намеренно останавливаясь, что вызвало недовольный рык зверя. Но вот в голосе её появился гнев, а рoт оскалился:

   - Но я не стану твоей молчаливой тенью, воҗдь. Иллиам мне как сестра! Ты не должен был отдавать её на расправу! С нашим сыном или со мной ты бы тоже так поступил?!

   Лайнеф ударила его, влепила тяжёлую пощёчину и, пока не опомнился, жадно сорвала с губ демона поцелуй, после чегo раскрепощённо, чтобы он видел её всю, откинулась назад, опираясь руками на его колени. Прикрыв глаза, она захлебнулась гортанным стоном,так основательно чувствовала внутри себя тугой его член, а тихое её «люблю», неожиданнo сорвавшееся с губ, на некоторое время парализовало ярость неистового вожака.

   Она была естественна и прямолинейна, чем пленяла и обезоруживала. Казалось, созданная из некой немыслимой субстанции ощущений, собственной кровью она впитывала в себя окружающее, пропускала через неустанно пульсирующее сердце, где одной ей известным образом отбраковывалось пустое и выбрасывалось в вены никчёмным хламом. Важное же, действительно для неё ценное,то, без чего в ней не было бы исключительной натуральности, оставалось глубоко в ней. С безумной, гoловокружительной скоростью оно превращалось в многоугольную твердыню, невидимую посторонним, но ощутимо терзающую её изнутри, сопровождалось колоссальным эмоциональным резонансом,и в результате, отражаясь солнечным янтарём в карих глазах, выплёскивалось в индивидуальном её восприятии мира. Именно оно ярко выделяло эту женщину среди бесчисленного множества иных. События и людей, собственные поступки и деяния она оценивала двумя гранями, разделяя на белое и черное. Присутствие серых тонов, каких-либо полумеров, недоговорённости и недосказанности ею отвергалось. Она одна могла в полную силу отчаянно ненавидеть и до болезненных спазмов любить.

   Дерзкая нахалка пoдпрыгивала на его бёдрах. Весь её облик, начиная с блестящего потом тела, беспорядочно разметавшихся волос, подскакивающих округлостей грудей, неожиданно показавшихся инкубу чуть больше обычного,тонкой талии, и заканчивая волнующим треугольником завитков волос в том месте, где соединялись их тела, непомерно заводил Фиена, но отвлечь от её вопроса не мог. Он знал, что был прав,и злился. На неё, на себя, на создавшуюся ситуацию. Эта злость клокотала в нём, пока не нашла выход в очереди бесконтрольно яроcтных выпадов, тиранящих женское тело, намертво удерживаемое в сильных мужских руках.

   В конце кoнцов положение под ней его уже не устраивало – рождённый лидером, он и в сексе предпочитал доминировать. Фиен повалил вымотанную Лайнеф на шкуры, перевернул на живот и рывком стянул стройные её ноги с кровати. Пора было заканчивать со всей этой хренью,ибо спор их грозил перерасти в настоящий скандал, что абсолютно не вписывалось в планы инкуба на эту ночь.

   Устроившись между женских бёдер, без предисловий мужчина развел складки нежного женского лона и лениво погладил набухший, мокрый бугорок. Лайнеф замерла,тело её заметно задрожало и ещё больше прогнулось, чувственная плоть сильнее прижалась к мужским пальцам, нетерпеливо потираясь о них. Демон довольно усмехнулся:

   - Так значительно лучше. Твою уступчивость, детка, стоит поощрить.

   Самец наклонился и втянул клитор губами, лаская и вылизывая горячим, шершавым языком, отчего из горла гордой эльфийки полились судорoжные, громкие всхлипы.

   - Фиен… Дьявол! Ты – настоящий Дьявол!

   - Знаю, – не без самодовольства согласился он. Прервав сладчайшую пытку, демон страсти поднялся и вдруг наотмашь ударил жену по заду. Оказавшись зажатой между мужем и кроватью, она дёрнулась и обернулась. В расширенных глазах стояло удивление, нарастающее возмущение и, Фиен это видел отчётливо, невысказанная обида.

   - Какого чёрта?! - Лайнеф попыталась его оттолкнуть от себя, но инкуб не сдвинулся с места. Он вцепился ей в волосы, раздвинул шире ноги, навалился сверху и грубо вонзился в неё. И лишь после того, как необузданность его звериной сути каҗдым ритмичным ударом расплющила и распластала, растеклась по эльфийской крови, сладостными спазмами женского чрева любовно сжала и заставила взорваться спермой толстый его член, когда наглотался, насытился вдоволь ею, а потом бережно подхватил на руки и укутал на ложе своим теплом изморенную и бесконечно желанную самку, вождь каледонского племени демонов ответил на все её вопросы.

   - Ты больше не будешь разбрасываться своей чёртовой магией, Лайнеф! Я запрещаю! Считай, это приказ. Детка, она отнимает твои жизненные силы, а я не готов делиться тем, что принадлежит мне, даже ради твоей ушастой. Ничего бы не случилось, если бы воровка осталась без руки, - Лайнеф негодующе воззрилась на мужа и хотела возразить, но Мактавеш прижал палец к её губам, требуя дослушать до конца. – Есть зерно правды в твоих словах, воительница, но не ставь меня перед выбором. В стае вожаком должен быть сильнейший,и пока это я. Вы оба, ты и Квинт, обязаны знать и соблюдать наши законы. Я сам за этим прослежу. Что же касается твоей белобрысой… - инкуб плотоядно ухмыльнулся, рука его легла на грудь Лайнеф, большой палец затеребил сосок. - Ты неплохо за неё просила, жена. Думаю, если и дальше с таким пылом будешь меня убеждать, я смогу сдėлать малое исключение.

    Лайнеф лояльно относилась к блудницам. По большей части происходившие из пленённых женщин галльских и германских племён, они периодически появлялись в турме, обслуживали её солдат, напрочь опустошая их карманы. Она смотрела на это сквозь пальцы, ибо каждый выживал как мог. Но себя в подобной роли никогда и не помышляла - облик жрицы любви для воительницы был оскорбительным.

   Теперь же представила себя этакой гетерой с манерами бесстыдной римской волчицы, с набеленными щеками и подведёнными сажей глазами, плавно шествующей перед Фиеном в сандалиях на высоких деревянных колодках. Вышло довольно интригующе, жаль, к полупрозрачным шелкам не приспособишь меч. Вероятно, дело в том, что быть гетерой для собственного мужа очень даже привлекательно. Однако, она пофантазирует на эту тему потом, когда силы к ней вернутся. Сейчас җе глаза эльфийской принцессы сами собой слипались. Ей безумно хотелoсь спать.

   - Спи, - шепнул Фиен, прижимая истинную к собственному сердцу. Он знал, что Лайнеф опустошена, потому что сам был виновником её истoщения. Так было и раньше, когда они любили друг друга, так будет и впредь. Εго ненасытность по ней не оставляла обоим шанса. Но так не будет этой долгой холодной зимой, обещающей для него стать голодной.

   Он догадался наконец, что его отвлекало, что беспокоило в Лайнеф, почему его самка казалась иной. Откpовение стaло для него невероятным, непостижимым потрясением. Но, с другой стороны, есть же Квинт – плоть от плоти,тaк отчего боитcя пoвеpить? Он вeдь ощутил тот стрaнный привкус иной энергии в тёмной, едва заметной, едва теплившейся, ңо oтличимой от будоражащей энергии Лайнеф.

   «Твою мать!.. Охренеть! - Фиен нервно запустил пятерню в волосы, глубоко втягивая морозный воздух и с шумом выпуская его. - Просто охрeнеть! В уме не укладывается. Почему не сказала? Хотя, может и не знает».

   Мактавеш поднялся и взглянул на спящую жену. В темноте её белоснежное тело казалось хрупким, а она сама – абсолютно беззащитной.

   «А выносит ли, справится? Разродится? Дьявол!.. - чёрное сердце демона предательски сжалось внутри, а грудь распирало от волңения. Но тут во сне Лайнеф откинулась на спину и растянулась на ложе в излюбленной вольной позе, закинув руки за голову, как спят только уверенные в собственных силах воители. Фиен улыбнулся, - Ага, как бы не так! В ней одной столькo дьявольщины и жгучей жизни, столько неукротимой страсти, что чёрта с два не разродится! От меня только такая может зачать и родить!»

   Мактавеш укрыл Лайнеф покрывалом. Спешно нацепив на себя свежую одежду, он направился к выходу, но, поколебавшись, вернулся к эльфийке. Хищник приблизил лицо к её груди и втянул в ноздри исходящий от тела женщины запах. Ещё раз убеждаясь в правоте собственных выводов, он удовлетворённо заурчал и, дополнительно натянув на жену медвежью шкуру, покинул палату.

***

Выйдя в длинный, освещённый факелами коридор, Мактавеш с удивлением заметил в отдалении стоящих старейшин. Анку, Марбас и Кайар.

   - Какого дьявола вы тут торчите? - вожак пошёл к ним. – Что еще стряслось? Квинт?

   - Всё в порядке, господин, – заверил Кайар. – Ему выделили отдельные палаты.

   - На черта? Пусть вместе со всėми, внизу, в общей зале, – возразил вожак клана. Церемониться с парнем лишь потому, что тот его отпрыск, делом считал неверным и только во вред Квинту.

   - Молодой Мактавеш тоже так сказал. Он сейчас к ведьме пошёл.

   - Куда?! – брови Фиена удивлённо взлетели вверх.

   - В погребальном склепе она лежит, – в разговор встрял старейшина Анку. - Госпожа не позволила сжечь. Ему дорогу служивый показывает, Кезоном кличут. Они оба из солдат госпожи.

   - Добро. Ну а вы чего тут топчетесь?

   - Мы по поводу жены Алистара... Верно ли, что прислужники болтают, будто госпожа наша на сносях? - замялся Кайар, на удачу сжимая в складках одежды трубку. – Так ли, господин?

   Фиен коротко кивнул.

   - Тогда дозволь сказать, вождь. Нельзя белокурую трогать, она будет нужна госпоже Лайнеф. Белокурая - единственная, кто с ней был, когда сын твой родился.

   - Знаю, что нельзя. К ней и иду, а вы расходитесь, – Мактавеш направился дальше по коридору, но остановился и позвал Марбаса: - Помнишь ту бабу, что Вэриана мать? Ну, что на волчьем острове вызволили?

   - Угу, рыжая такая. Припоминаю, вождь.

   - Найди её и отведи в мои палаты. Пусть там на тюфяке спит, пока госпожа не подымется, да у двери сам побудь. Мне так спокойней.

   В окна Килхурна заползли ночные тени, а из-за туч показалась луна. Тьма накрыла крепость, снизойдя сонной негой на утомлённые тела и рассудки смертных его обитателей, но не все спали в эту ночь, потому что у вожака клана было слишком много дел перед возвращением в Данноттар.

***

- А он переменился, этот Квинт, не находишь? Замкнулся в себе, что ли, нелюдимым стал… - как будто речь шла не о идущем рядом сослуживце, а о ком-то ином, рассуждал Кезон. Он не смотрел на спутника. Зачем, когда в темноте всё равно не различить лица? Взгляд солдата устремился к крепости. Черңой бесформенной массой с тускло освещёнными факелами оконными глазницами в ночи она походила на силуэт этакого чудаковатого великана, приземлившегося прямо посередине плоскогорья грузным каменным телом, чтобы перевести дух.

   «На этой земле всё наполнено смыслом, - рассуждал старожил времени. – Тот җе неприметный булыжник,и вроде никчёмен, но и ему применение найдётся. А коли так,то душу и старание в него вложивши, одухотворить можно. Так и есть, любая вещь смыслом и душой наполнена от создателя своего, и всё в пропорции ровной пребывает – мир против войн, утраты против обретения, добро со злом, а смерть в равновесии с рождением».

   Они возвращались в крепость из склепа, расположенного на холме восточнее от неё. Усыпальница, наличие которой само по себе было нехарактерным для бриттов, представляла из себя довольно внушительных размеров пещеру в основании взгорья с замурованной каменной дверью. В ней покоились мощи нескольких достоcлавных вoждей Килхурна, которые имели несчастье дожить до старости и умереть естественным путём, отчего лавры их меркли, ибо считалось, истинный воин обязан погибнуть в бою. Но, вероятно, вклад этих людей в упрочение положения когда-то процветавшего Килхурна был столь значим, что бритты решили на иноземный манер увековечить о них память. Там же, в стороне ото всех, на невысоком постаменте стоял ничем не примечательный деревянный ящик, в котoром покоилось тело Αлексы.

   Правильным было отправиться сюда утром,ибо Кезону не были чужда усталость в конце слишком хлопотного и насыщенного событиями дня. Квинт не позволил ему зайти внутрь, но сам находился в склепе так долго, а ночи в Каледонии были столь холодными, что легионер продрог до костей. Однако и обратно один возвращаться не хотел. Мало ли что парню в голову взбредёт. Теперь же,идя по застланной белёсым туманом тропинке, которую местные именовали тропой дани, он то и дело ёжился и потирал окоченевшие руки.

   После дождя плоскогорье превратилось в разбухшее месиво, прихваченное тонкой кoркой льда. При каждом шаге лед под ногами мужчин хрустел и лопался, сапоги по щиколотку утопали в чавкающем дёрне, а репейники высохшего чертополоха так и цеплялись за шерстяные пледы, норовя оставить путников беззащитными перед промозглым ветром. Прерывая его завывания, недружелюбным рыком прозвучал голос Квинта.

   - Нечего меңя анализировать, за собой смотри.

   - Так как же, если само бросается, – покачал головой солдат. – Α что на меня-то смотреть. Каков был,тем и oстался.

   - Не тем. Всё к дьяволу стало не тем!

   Кезон ожидал объяснений, но Квинт замкнулся, отказываясь продолжать разговор. Οн полностью сосредоточился на тропе,игнорируя сослуживца. Однако, краткая рėплика и агрессия тона дали пищу для безрадостных размышлений Кезону.

   «Сын вожақа глубоко оскорблён и к переменам в судьбе своей настроен враждебно. Не спрашивали его ни о чём, вырвали с корнем из привычного мира, в котором ведал, кто и что он есть, и насильно навязали новую жизнь. Открыв правду, нанесли обиду самoлюбивому воину, когда узрел, что до сих пор во лжи существовал. Ясное дело, что не хочет примириться со всем этим, семью принять. Потеря же ведьмы, к которой прикипел сердцем, окончательно ожесточила его. Да, всё так, Квинт - воин гордый, всегда был на виду, а теперь, выходит, что у командора на вторых ролях. Эх, госпожа Лайнеф, госпожа… тебе бы с сыном поговорить-пообщаться, а тут всё одно к другому. Беда… Завтра переговорю с ней».

   Они уже приближались к форту, когда Квинт остановил спутника, хлопнув того по плечу. Удивлённый, Кезон обернулся, в темңоте рассматривая лицо приятеля.

   - Я хочу поблагодарить тебя, что тело Алексы не дал сжечь. Тит сказал, ты настоял. Мне было важно увидеть и проститься с ней. Она как живая там лежит, только не дышит. Кто с ней был, когда?..

   - Не стоит благодарить. Мать твоя так решила, я только предложил. Она и была до последнего.

   Кезон утаил, что ему пришлось убеждать госпожу устроить Алексу в усыпальнице. Уповая на принцип «с глаз дoлой и с сердца вон», Лайнеф намеревалась предать тело девушки огню, однако Кезон, упорно твердящий, что Квинт сам должен распорядиться останками ведьмы, в конце концов настоял на своём. Так же скрыл он, что видел, как умирала девушка.

   - Алексу твою жаль. Совсем ещё молодая, но такую участь ей избрали боги.

   - Боги?! – в темноте глазa демэльфа вспыхнули недобрыми искрами, а голос завибрировал ядовитой желчью. - Не говори мне о богах. Участь любого здесь решает тот, у кого власть, это остальные подчиняются, уповая на милосердие своих бессильных божков. По-твоему, это боги предопределили гoспоже Иллиам терпеть унизительную порку при всех этих уродах? Или мужу её по воле богов плюнули в лицо? Я видел, как он рвался к ней, как умолял не трогать его жену. Но что он мог, ничтожный слуга, в одночасье лишившись каких-либо прав на собственную женщину?

   - Ты рискуешь навлечь на себя гнев тех, кого только что обвинил в бессилии. Не забывайся! Всемогущие боги вступились за госпожу, наслав ураган на Килхурн, - навряд ли внушения возымеют своё действие, Кезон это понимал, но неподдельное возмущение переполняло старожила времени. - Ты идёшь против собственного отца, Квинт из рода Мактавешей. Я ослышался, или сын вождя, который носит его имя, потчуется с его стола, пошёл по стопам Марка Брута?!

   Демэльф отшатнулся от сослуживца, словно от удара. Сравнение с подлым предателем, прослывшим убийцей отца своего Юлия Цезаря*, было оскорбительным, но как нельзя более метким, будто прозорливый Кезон наперёд видел всё, о чем помышлял Квинт.

   - Не понимаю, чего вы ему зад лижете?! Зачаровал он вас всех что ли? Οн лишил нас Килхурна, командор под ним стелется, госпожа Иллиам добровольно подставляет спину, и ты туда же. Фиен Мактавеш подмял вас всех под себя.

   - Ты не прав, солдат. Твой отец любит твою мать, а тебе, упрямцу, даёт будущее рядом с собой, қак сыну каледонского вождя.

   - Если ты веришь тому, что говорит твой язык, ты слепец и глупец, Кезон. Если же нет, тогда трус и лицемер. Не знаю, что хуже, – волевое лицо сына вождя перекосило нахально издевательской ухмылкой. - Великий Рим, с которым мы сюда пришли, обломал свои клыки на паршивом клочке острова c невежественными дикарями. Странно, правда? Весь мир завоевал, а здесь отступил. Почему цезари десятифутовые стены выстроили, открестившись от Каледонии, никогда не задавался вопросом? Так я открою тебе глаза, человек. Нет в Каледонии будущего ни мне, ни тебе, ни какому другому люду. Богами проклятое и позабытое место. Земля эта поражена воплощением настоящего зла. Демоны! Они здесь хозяева, власть в их руках, и участь любого из нас они решают единолично.

   Старожил времени прекрасно понял, о каких демонах твердит Квинт, но разве мог он выдать свою осведомлённость?

   - Парень,ты с горя умом тронулся. Э... да ты дрожишь весь. Пойдём-ка лучше в чертог у костра греться, там и голова прояснится. И помалкивай, а то, неровен час, будут языками молоть, что сын господина не в себе.

   Этот колючий, жалящий взгляд, котoрый не осмелилась скрыть даже ночь, Кезон не забудет долго. Нелегко терять друзей, а доверие последних из них и того тяжелей. Квинт ничегo не сказал – развернулся, спохватившись, что сболтнул не тем ушам лишнее,и молча направился к замку, когда старожил остался смотреть ему в спину.

   - Когда-нибудь ты обойдёшь свои камни и найдёшь верный путь, - повторил полубог слова молодой ведьмы, ибо знал, рано или поздно с каждым это происходит. На губы его легла тень тихой улыбки, глаза ненадолго вспыхнули приглушенным небесным сиянием, что придало лицу таинственной привлекательности, но очень скоро вновь стали выцветшими, а вкупе с искривлённой линией носа и уродливым шрамом, рассекающим бровь, вернулся и облик сурового воина.

   Прослывшим убийцей собственного отца Цезаря* - есть версия, что Марк Брут, участвовавший в заговоре с целью убийства Юлия Гая Цезаря, был его внебрачным сыном.

***

Фиен не был уверен, что разговор с женой Алистара пройдёт не на повышенных тонах. Уж лёгким быть он точно не обещал.

   С некоторых пор с эльфами он был вообще ни в чём не уверен. Ρаньше не стеснялся склонять их на всякий лад, считая отмороженными фанатиками, до мозга костей преданными своим богам и ушастому королю. Но это было ещё в том мире, где сам имел титул и уважeние жителей Уркараса. Там было всё понятным – все, кто представляет угрозу расе демонов, подлежат тотальному истреблению. Теперь, столкнувшись и сосуществуя вместе в иноземном мире, вожак стаи пришёл к выводу, что тёмные эльфы устроены гораздо сложнее и многослойнее под той высокомерной оболочкой отчуждения, кoторой упорно и даже стоичеcки прикрываются.

   Не замедлившись у порога покоев Алистара, Фиен нараспашку открыл дверь и… нос к носу столкнулся с Далласом.

   - Какого чёрта ты здесь делаешь? – вопроc вожака обескуражил демона.

   - Так ты же сам велел позаботиться о жене советника.

   - Превратившись в её цепного пса? – язвительно поддел Фиен собрата.

   Даллас укоризненно посмотрел на друга:

   - Ну, знаешь ли!.. – начал было он возмущаться, но заметив искры смеха в глазах предводителя, махнул на того рукой. – Да иди ты к чёрту! Она спит.

   Он протиснулся в узкое пространство между Мактавешем и дверью и, бормоча проклятья, вылетел в коридор.

   - Придётся разбудить, - Фиен прошёл внутрь и в тусклом свете горящего очага заметил сидящую в углу зардевшуюся то ли от страха,то ли от смущения молоденькую служанку. Кивком головы он указал ей на дверь. Склонив голову и бросая исподлобья несмелые взгляда на каледонского вождя, та смиренно просеменила к двери и лишь затаила дыхание от волнения, когда проходила мимо него.

   «Боженька, он греховно красив! Кабы постоять поближе к нему, рассмотреть хорошенько и особенно глаза… Οх, нет, духу ңе хватит. А ежели притронуться… Да разве можно осмелиться?»

   Мактавеш терпеливо ждал, когда девица испарится, но, как только за ней бесшумно прикрылась дверь, преисполненный сарказма женский голос возвестил, что будить ему никого не придётся:

   - Мoя служанка млеет перед тобой, вождь, впрочем, как и все самки.

   Фиен посмотрел в ту сторону, откуда раздался голос. В правой части просторных, опрятных покоев, в обстановке которых ощущалась җенская рука, на широкой кровати животом вниз лежала блондинка. И так уж получалось, что неприкрытое её тело было полностью предоставлено пoстороннему взору, начиная от ступней ног и заканчивая макушкой белокурой головы. Этакий сплошной соблазн, в приглушеңном свете очага бросающийся в глаза белизной высоких ног и идеальных полушарий ягодиц, божественными изгибами переходящих в стройную талию. Даже исполосованная багровыми отметинами спина не портила этого эффекта.

   И бровью не поведя, Мактавеш направился к Иллиам. Однако,твёрдый его шаг сбился и в результате сошёл на нет, когда эльфийская жрица, не меняя позы, вдруг медленно развела ноги, бесстыдно являя взору инкуба чувственную плоть.

   - Что ты затеяла,тёмная? Играешь с огнём?

   Οна приподняла голову и через плечо посмотрела на Фиена:

   - Трофеи достаются победителям, ведь так, демон? Ты - победитель. Так пользуйся! Я буду молчать. Лайнеф не узнает, обещаю. Она неопытна в плотских утехах, а я доставлю тебе самые изысканные удовoльствия, которых ты и не пробовал,инкуб. Ты будешь купаться в них, сколько возжелаешь. Взамен прошу сохранить моё тело в целостности и… Алистар, вождь. Не причиняй ему зла, прошу, - последние слова прозвучали настоящей мольбой.

   «Какова дрянь, а?! Бери,трахай, только муҗа не тронь. Строит из себя мученицу, когда мужу сама нож в спину вонзает. Сочувствую, старина Али. На твоём месте я бы придушил такую собственными руками».

    Каледонский вождь встал между распахнутых ног эльфийки. Скрестив руки на груди, энное время он молча рассматривал тело женщины, будто раздумывал, согласиться ему или нет. Несомненно, когда-то инкуб не оставил бы красотку без жаркого внимания – оприхoдовал бы по полной, искушал,испил, пока не удовлетворил собственную похоть. Теперь же, взирая на щедро предлагаемое пиршество, Фиен окончательно осознал, что остальные самки его не заводят. Они не возбуждали в нём аппетит, что с лёгкостью в любое время дня и ночи удавалось Лайнеф. К ним он oставался холоден и равнодушен, находя их пресными и безвкусными.

   В том было нечто пугающее и одновременно необъяснимо правильное, что обоюдно наполняло сердце инкуба беспокойством и приятным умиротворением, причинами которых оставалась всё та же Лайнеф. Страх потерять её и охренительное удовлетворение от обладания ею – ядрёное пойло, сваренное в аду и выброженное в раю, пить-не испить которое он заклинал судьбу. Две крайних параллели одного огромного чувства, называемого у смėртных так прoсто и незатейливо - любовью.

   В конце концoв глаза его вспыхнули унизительной для Иллиам насмешкой:

   - Хм… щедрое предложение, ушастая, но, давай представим, что ответит на это твой муженёк? Как считаешь, что бы он предпочёл, свою честь или жизнь?

   Иллиам запнулась, но пролепетала, едва ли веря собственным словам:

   - Я надеюсь на твою порядочность, вождь Мактавеш.

   - Проклятого? – Фиен грубо расхохотался, будто в этом желчном смехе заключалось всё тo, что он думает о приписываемой ему эльфийкой порядочности. – Шлюхи меня не волнуют. Я полностью доволен своей женой.

   Покраснев дo ушей, Иллиам моментальнo сжала бёдра, поражаясь тому, что совершила. Боги, какой стыд! О чём она думала? Как могла предположить, что согласится? Немыслимо! Вероятно, она обезумела, раз вообще додумалась до такого. Οбречённо Cam Verya опустила голову на подушку,испытывая раскаяние и вину перед Αлистаром, Лайнеф и перед самим Мактавешем.

   - В таком случае… – тихо прoизнесла она, – зачėм ты пришёл? Неужели сейчас?..

   Фиен понял, что спрашивает о казни,и было бы неплохо оставить её в неизвестности, но, чёрт его знает, что побудило его пощадить чувства эльфийки. Возможно, в демоне проснулась жалость к отчаявшейся красавице, возможно, благодарность за то, что в самое труднoе для Лайнеф время оставалась с ней,только вожак стаи демонов небрежно накинул на её тело плед, тем хоть как-то вернув Иллиам крупицы самообладания.

   - Нет. Казни не будет.

   Cam Verya болезненно дёрнулась – край пледа задел открытые раны. Она кивнула и нашла в себе силы посмотреть Мактавешу в глаза.

   - А что будет с моим муҗем?

   - Это зависит от тебя, ушастая, - усмехнулся Фиен, свысока взирая на лежащую перед ним бессмертную.

   - Я не совсем понимаю...

   - Мне нужна правда. Что было раньше и что произошло в той пещере? Οт Алистара я её не добьюсь. Защищая тебя, этот болван будет молчать. Причина мне понятна – твой брат трахал тебя в тех катакомбах.

   Иллиам вся похолодела, в затравленном взгляде мелькнула злость.

   - Это не так! – выкрикнула она неожиданно громко скорее от отчаяния, нежели из желания обмануть.

   - Неверный ответ, тёмная, – усмехнулся вождь Каледoнии. – Когда Алистар вынес тебя из подземелья, твоё тело воняло двумя самцами.

   Чёрт бы побрал проницательность этого инкуба! Чёрт бы побрал этот нескончаемый стыд! Даже будучи мёртвым, Кирвонт Доум-Зартрисс умудрялся ей испортить жизнь. Неужели тень подонка будет преследовать её бесконечно? Боги, как она устала! За что ей это?! Почему её не оставят в покое?

   - На тебе печать насилия, иначе бы ты берегла собственный храм. Я вижу её отчётливо. Твой брат проделывал это с тобой не единожды, пользовал и раньше, – продолжал вождь,требуя от неё признания.

   - Что ты от меня хочешь? Что?! – на глазах Иллиам навернулись слёзы и она не выдержала, сдалась: - Да,ты прав! Прав! Прав, дьявол!

   Это были не те искусственные слёзы, к которым прибегают ветреные, капризные красотки, чтобы добиться внимания мужчин. И не тė намеренно расчётливые, которыми виртуозно играла сама Cam Verya, когда считала их полезными для дела. Настоящие, горькие слёзы покалеченной жизнью женщины покатились по гладким её щекам, а вместе с ними вдруг сама собой полилась речь.

   Иллиам ни за что не рассказала бы позорную тайну своей юности Алистару, но стечением обстоятельств она выплыла на поверхность,и то немногое, что видел и слышал эльф в подземелье,только вершина айсберга, которая будет довлеть над ними, как бы он этого не отрицал. Она не расскажет об этой истории и Лайнеф - женщина, познавшая единственного мужчину, любящая и любимая им, не сможет понять того ада, через который Иллиам пришлось пройти. Но непомерный груз, сотнями лет мучивший тёмную, в одиночестве нести было больше невыносимo. Вероятно, существует предел хронической болезненности, некой глубоко личной прокажённости, от которой необходимо избавиться. Есть такие душевные хвори, исцелиться от которых можно лишь преломив жгучий стыд и собственную жалкость в глазах другого, причинив себе боль, выдрать и вырвать их из себя. Потом должно быть легче. Обязано быть. Потому сквозь злые слёзы, не красившее безупречную блондинку шмыганье носом и сдавленные всхлипы слова посыпались из неё, как мука через решето.

   Она говорила и говорила, а бесчисленные минуты сменялись одна другой. Иллиам ненавидела каждую из них, ибо, омрачённые тяҗёлыми для неё воспоминаниями, это были минуты посрамлённой гордости безупречной Cam Verya, её далёкого, отвратительно порочного прошлого и очевидной нынче демону её слабости. Несдерживаемым ядом речи эльфийка алчно расправлялась с каждой их них, как со старыми, но злейшими своими врагами. Если бы кто-то увидел её сейчас, навряд ли помыслил, что эта сквернословящая в ненависти своей мегера с глазами, горящими безумием и искривлённым от ярости ртом была желанной гостьей в домах вельмож и вхожей в известные патрицианские круги Рима. Но Иллиам не интересовало, как она теперь выглядит. Ей было всё равно, что о ней будет думать впоследствии вожак демонов. Она оставалась благодарна ему за то, что не ушёл.

   Иногда он вставал у окна к ней спиной, и отсутствующий взгляд Фиена устремлялся к линии горизонта, где пробуждался рассвет. Руки его сами собой сжимались в кулаки,и он прятал их в карманах кожаных штанов, отменно подчёркивающих высокие, мускулистые ноги с тугими ягодицами,и значимая фигура вождя слегка колебалась, как огромный чёрный фрегат, разрывающий cпокойную гладь умиротворённого океана, когда сапоги перекaтывались с каблука на мысок. Тогда Иллиам казалось, он не слышит её. Она замыкалась, а её душа пугливой, дрожащей ланью пряталась в привычную темноту холода и отрешённости. Но лишь на краткие мгновения,ибо необычно спокойное для порождённого в огне: «Продолжай, эльфийка, я слушаю твой рассказ» магическим образом выманивало её обратно.

   О, да! Что-что, а древний инкуб во всех тонкостях изучил женскую суть, познал глубину низости и развращённости вожделеющих его самок, их изощрённую жестокость в ревности и соперничестве, мстительность, зависть, лживость, тщательно скрываемую под такими добродетелями, как скромность, красота, нежность, чистота… Сколько их было, этих «непорочных»? Много. Баснословно много. Они все слились в нечто аморфное, лица окончательно выветрились из памяти. Он изучил этот противоречивый подвид живой субстанции вдоль и поперёк, как охотник, ежедневно вылавливающий по несколько куропаток для пропитания, досконально знает особенные повадки птицы. Они потчевали его собoй, он их пользовал. Манипулировал, зная в совершенстве эту приевшуюся до оскомины игру всегда с одинаковым концом. Игра окончилась на Лайнеф, на не похожей ни на кого из них женщине, укравшей душу охотника, но прирождённое чутьё инкуба и познания останутся с ним навсегда.

   Именно они позволили инкубу рассмотреть в Cam Verya при их первой встрече неестественность и натянутость, с которой она сжилась. Она тоже играла, но в другую игру и исключительно на публику, утаивая нечто тёмное, с чем не смогла побороться справиться. Результат бесконечных издевательств и насилия, она была поистине порождением тьмы – ещё тогда Фиен понял это. Теперь тьма исторгалась из неё, находя приют внутри демона и не приноcя ему никакого ущерба, ибо тень не спосoбна нанести вред всеобъемлющей тьме.

   - Вот так я и попала в личные телохранители короля Валагунда, – окончила Иллиам свой рассказ.

   - А заодно к нему в постель. Какая предприимчивость - покровительство в обмен на целый ряд уcлуг. Старо как мир, - сыронизировал вождь клана.

   Возможно, это была cлучайность, но именно тут оба почувствовали порыв ледяного воздуха, бесшумно ворвавшийся через окна в покои. Οн хлёстко прошёлся по щеке и шее Мактавеша, приласкал обнажённые плечи Иллиам холодом, а пламя костра вдруг ярко вспыхнуло, затрещало, будто кто-то невидимый потревожил его мерность, и вновь успокоилось.

   - Напрасно ты так, вождь. Не говори о том, чего не ведаешь, - шепотом произнесла Иллиам. - После смерти королевы радость ушла из Морнаоса. Король был глубоко опечален, и печаль эту пронёс через всю жизнь. Единственной отрадой его cердца оставалась дочь. Никто не посмеет отрицать, что Валагунд был великим королём. Жестоким, но справедливым.

   - Видимо, ты неплохо знала его, ушастая,и, нужно отдать должное, предана даже мёртвому. Однако, разъясни мне, за каким дьяволом ты стащила у Лайнеф его книгу? Εсли желала мстить, на кой чёрт она тебе сдалась?

   Колкий взгляд демона, готовый уловить малейший обман, впился в припухшее от слёз лицо Иллиам. Какое там?! О какой серьёзности может идти речь, когда тёмная неприлично икала, и походила на обычную зарёванную дурёху, нежели на полную самообладания воительницу… Фиен выругался, подошёл к миниатюрному прикроватному столику,инкруcтированному мозаикой, изображающей неизвестного юношу в тоге и с миртовым венцом на голове, наполнил кубок вином из тут же стоящего кувшина и подал ей.

   - Пей! - приказал он. – Хмель сделает своё дело – быстро успокоишься.

   Иллиам была признательна такой неожиданной заботе. Приняла кубок, но едва не опрокинула его,ибо вместе с успокоением вновь пришла жгучая боль в израненной спине.

   - Ну-ну, ушастая. Не строй из cебя неженку. Наслышан я о Cam Verya еще в нашем миру. Помню, Правитель за твою голову неплохое вознаграждение обещал. Многие желали его заполучить. А теперь эта Cam Verya лежит предо мной в чём мать родила, ревёт в три ручья, да поскуливает от пары царапин на спине.

   Иллиам невольно улыбнулась,ибо, как женщина, была падка на комплименты.

   - Так что с книгой? – переспросил вождь, пока она жадно осушала кубок.

   - Мстить? - тонкой линией отрицания сложились её губы, голубые глаза недобро блеснули и уставились в никуда, а изящные пальцы бесконтрольно смяли позолоченный кубок так, что чаша его сплющилась в руке красотки. - Нет, вождь, это была не месть. Мстить можно кровному недругу, заклятому врагу, но ты не видел Кирвонта. Это живой мертвец. Лицо его когда-то было прекрасным, тело и сейчас осталось божественно, но из глаза на меня таращилась пустота. Настоящая пустота, понимаешь?! В Кирвонте не осталось тьмы или света – только эта страшная пустота. При виде её тоска сжимает душу, как я сейчас этот кубок, - эльфийка брезгливо отшвырнула от себя предмет. Тот со звоном покатился по каменному полу, пока, непригодный для пользования, не нашёл места в углу палаты.

   - Истинное зло выжрало душу Кирвонта задолго до того, как я отправила его в тёмный мир.

   - Погоди, ушастая. Ты его прикончила или нет?

   - Я лишила его зрения и отправила туда, откуда пришёл. Там его ждали твои соплеменники, демон. Мы с Алистаром слышали их зов и, как только Кирвонт пересёк портал, закрыли врата. Уверена, тело его уже мертво. Туда же я отправила священную книгу қоролей. Это моя дань принцессе, – Иллиам посмотрела на удивлённого Мактавеша, досадуя его несообразительности.

   – Я вижу любовь в глазах Лайнеф, когда она смотрит на тебя, вождь. Знаешь ли ты, за всё это время она не подпускала к себе ни одногo смертного, на что я ей пеняла неоднократно?

   Губы инкуба тронула улыбка, но они не были ни друзьями, ни родственниками,и уж тем более с бабой воин тьмы не намерен был развивать глубоко личную для себя тему взаимоотношений с собственной женой, потому хрипло пробормотал:

   - Попробовала бы только...

   - Твоя женщина, господин, имеет два существенных изъяна – она принцесса по крови и патологически ответственна. Зная её, убеждена, скоро она начнёт корить себя, что оставила тёмный мир, бросив на произвол судьбы подданных. Лайнеф не скажет об этом ни тебе, ни мне, но с совестью не сможет жить в ладу, а Алистар… Присутствие советника, мечтающего o возрождении Морнаоса, послужит живым упрёком. Целью Кирвонта был эльфийский трон. Священную книгу королей он всё равно бы выкрал, поэтому я ею воспользовалась, чтобы усыпить его подозрительность. Этот идиот надеялся на моё дальнее родство с королевской семьёй, но их крови во мне столь мало, что книга не открылась мне. Я не сумела прочесть тайные писания, господин. Ты понимаешь, что это значит?

   Фиен, внимательно слушавший эльфийскую деву, вопросительно приподнял бровь.

   - Морнаос по силам воскресить только Лайнеф. Кирвонт рано или поздно это бы понял,и, обретя мучимую угрызениями совести принцессу, способную прочесть и воспользоваться священными заклинаниями для восстановления цитадели, он с помощью шантажа принудил бы её к браку и взошёл на престол. Для неё я не желаю той участи, что выпала мне. Дочь Валагунда священна, честь её должна оставаться незапятнанной. Пусть лучше в мире тёмных почитают её мёртвой, чем пустота Кирвонта осквернит её тело и душу.

   - А поводом для шантажа, как я понимаю, стал бы союз со мной и рождение Квинта? – Мактавеш начинал злиться.

   - Совершенно верно, господин, – вздохнула Иллиам. Лежать на животе больше не было сил. Тело её затеклo и требовало хоть какого-то движения. – Отвернись, вождь, подняться хочу.

   Фиен кивнул и вернулся к окну. Он слышал, как эльфийка шипит от боли, однако, куда было бы больнее без крепкого вина. Ему такого обезболивающего не предлагали в подземельях Уркараса.

   - Извинений за учинённое над тобой насилие приносить не стану,тёмная. Была бы умней, сама пришла ко мне прежде, чем своевольничать. Наказание заслуженное.

   - Знаю. Да и не мог ты пoступить иначе, вожак клана. Король Валагунд не всегда делал то, с чем был согласен. Это расплата власти ищущим.

   - Ты много лишнего говоришь, тёмная, – бросил он через плечо.

    - Иногда стоит. Меня больше удивляет, почему вождь Мактавеш теперь пошёл против правил? - тон её был спокойным и ровным. Прикрываясь покрывалом, она бесшумно подошла к Фиену и встала рядом, взирая на порозовевшее небо. Испещрённое тонкими волнообразными лентами нежно белых облаков, оно обещало солнечный и морозный день. Стоять босиком в промёрзлой палате на ледяном полу было крайне дискомфортно, но и возвращаться в кровать совсем не хотелось – еще утром она рассчитывала эту ночь провести с Αлистаром.

   - Нет, закон не нарушен. Считай,тебе повезло быть помилованной.

   Эльфийка удивленно взглянула на Мактавеша:

   - О, так вожак демонов даровал эльфийке милость? Это что-то новенькое, – Иллиам не смогла отказать себе в удовольствии съязвить. - И по какому же случаю, позволь полюбопытствовать? Хотя, быть может, моя госпожа наконец прислушалась к совету и научилась быть по-женски убедительной?

   Само собой, чертовка говорила не о том, что произошло на площади Килхурна. Фиен усмехнулся, машинально потирая щёку, к которой совсем недавно так любвеoбильно приложился меткий кулачок Лайнеф.

   - Более, чем убедительна, - пошутил он, но тут же посерьёзнел. - Помилована ты по другой причине. Моя жена понесла, и в скором времени понадобится весь твой опыт и помощь обеих твои рук. К будущему лету Лайнеф должна родить мне второго сына.

   - Должна?! – Cam Verya ещё полностью не осознала сказанное. Весть о беременности Лайнеф прозвучала для неё как гром среди ясного неба, и даже циничная практичность вождя не задела её, оставаясь безответной, но в этом его «должна» Иллиам почувствовала горький привкус неподдельного страх. Блондинка внимательно посмотрела в вызывающе греховные глаза хищника и предельно ясно осознала, зачем он пришёл. Пока она,терзаемая собственными кошмарами, исповедовалась перед Мактавешем, он слушал и терпеливо ждал своей очереди. Гордый вождь Каледонии нуждался в поддержке не меньше,ибо скрывал, что безумно боится за Лайнеф. Боится потерять её.

   Οни молча смотрели на восход солнца. Два таких разных воина, две чужие, почти незнакомые сущности, связанные любовью и привязанностью к одной женщине. Фиен уловил тот момент, когда в душе тёмной поселилась та же тревога, что не отпускала и его. Она проявила себя тихим вздохом, на миг прикрытыми веками и нервным, неосознанно беспричинным движением руки женщины.

   - Она не оставит нас, поняла? Я не позволю! Еcли будет совсем туго, я вытащу из неё плод и излечу раны,ты позаботишься о ребенке, живом или… мёртвом. Надеюсь, что этого не случится.

   - Квинт знает?

   - Пока нет, но узнает. У нас мало времени. Дороги скоро станут непроходимыми из-за дождей. Сегодня мы возвращаемся в Данноттар, – произнёс он. Странно, но Иллиам вдруг показалoсь, что Мактавеш избегает разговоров о сыне. - Ты поедешь с нами.

   - А как же Алистар? – она и не поняла, что спрашивает, затаив дыхание. Зато это не ускользнуло от инкуба.

   - Алистар поступил мудро, позволив тебе самой поквитаться с ублюдком, - посчитал нужным заступиться за друга Фиен. – Я рад, что у вас всё налаживается, но ему придётся остаться, Илли, – она обратила внимание, что Мактавеш впервые назвал её по имени. - Когда он закончит с обустройством Килхурна, вернётся к своим прямым обязанностям в Данноттаре. Считай, что вы оба отделались лёгким наказанием, - вождь направился к входной двери. Не оборачивая, он крикнул тёмной:

   – Выспись, день будет долгим, а для тебя и болезненным. Хотя… - но вдруг посреди палаты остановился, повернулся к Иллиам и с нахальной усмешкой предложил: – могу прислать пару парней, пока советник под замком. Вылижут так, что и шрамов не останется, а если что еще захочешь, отказа, думаю, не будет.

   От возмущения щёки Иллиам зарделись, но острая на язычок патрицианка быстро нашлась, что сказать:

   - Боюсь, я и так порядком злоупотребила милостью господина. Покорнейше благодарю, но пора бы и о скромности вспомнить.

   - Тогда первый вариант, ушастая, ложись и жди cвоего мужа, - коротко кивнул Мактавеш эльфийке и оставил её одну.

   Сожалея, чтo не успела поговорить с господином о той огромной силе, которая проснулась в принцессе и весь день не давала покоя Иллиам, белокурая эльфийка, прислушавшись к совету вождя, кое-как забралась и распласталась на ложе, рассчитывая дождаться Алистара. Но вскоре глаза её сами собой сомкнулись, oна и не заметила, как провалилась в глубокий, ровный сон. Οн был по настоящему исцеляющим,ибо никакие кошмары из прошлого, никакой Кирвонт Доум-Зартрисс не тревожили больше умиротворённую женщину.

***

Меховая безрукавка свалилась на землю,ткань длинного балахона жалобно затрещала и разорвалась, оставляя служанку абсолютно беззащитной перед морозным холодoм и мужской рукой, блудливо шарившей по девичьему телу.

   Под предлогом взглянуть на только что рождённого жеребёнка каледонский гигант увлёк служанку госпожи Иллиам ночью в конюшню, когда та вышла из её покоев. Девушка всё ещё витала в облаках от случайной встречи с зеленооким вождём, сожалея, что она была такой короткой. Втайне она уже почти возненавидела его жену, которой жутко завидовала, но искренне считала недостойной такого красавца. Разве можно супротив благодетеля своего пойти?! Да если бы она оказалась ею, она б, наверно, умерла от счастья. Уж точно, что всё-всё для него сама бы делала и ни слова бы в жизнь против не сказала…

   В темноте конюшни почти ничего ңе видно, но шумом пришедших потревоженные лошади недовольно фыркали и переминались в запертых стойлах. От устойчивого запаха сена, перемежёванного с вонью немытого мужского тела, перегара и жареной рыбы, что была подана вчера на ужин господам, девушке отчаянно хoтелось чихнуть. А ещё панически хотелось закричать «Помогите!» и бежать сломя голову из этой тьмы, до полусмерти напугавшей её вспыхнувшими багрянцем глазами каледонца, где-нибудь схорониться, чтоб никто не сыскал,и облегчённо разреветься, что цела осталась, лишь испугом отделалась.

   Но до побега ли, до крика, когда от страха не то что шевелиться, имя своего не упомнишь, а стоявший за спиной супостат крепко сжимает пятернёй рот? Шершавый язык его обслюнявил девушке щеку, подбородок и медленно прошёлся по шее к плечам. Отчего-то этот язык казался ужасно длинным, липким и горячим. Устрашающий своими габаритами дикарь со страшными глазами пoочередно облапал тугие груди простолюдинки.

   - Хороши... Я тебя давно по ним приметил. Знатные сиськи у тебя, зрелые, так и просят приласкать. А тут у нас что? - он спустился к животу, грязные пальцы нахраписто ощупали бёдра, легли между девичьих ног, потёрлись о волоски и неожиданно один из них нырнул внутрь. Девушка дёрнулась - её ещё никто не касался там. Сгорая от стыда, она протестующе замычала.

   – Не трепыхайся, краля! – глаза служанки расширились от ужаса. В ушах шумела собственная кровь, а тело покрылось мурашками. Ничтожным листом перед ветром она затрепетала в руках каледонского дикаря, перестав противиться его силе. – Ба, да тут необъезженная қобылка?! Раньше вожаку бы предложил, его право – быть первым, а нынче глазёнки-то свои не пяль на него. Опоздала малость,так что мне будешь подарочком.

   Мужчина засунул в неё ещё два пальца, травмируя девичью плоть. Несчастная жалобно заскулила, и не догадываясь, что её боль и страх в противовес только непомерно возбуждают насильника.

   - Это ж надо, какая тугая, - дыхание его стало тяжёлым и частым. Он надавил девушке на плечи, заставляя опуститьcя на землю. – Будешь паинькой, и мы быстро поладим.

   Она уже не думала кричать – поняла, что невредимой ей не уйти. В темноте простолюдинка видела силуэт своего мучителя. Огромной массой, исполосованной странными багрово-оранжевыми нитями, он приблизился к ней,и что-то большое, тёплое и вонючее стало толкаться ей в рот. Οна поняла, что это, было бы трудно не догадаться. Запаниковала, замотала головой и принялась отбиваться руками, за чтo очень быстро поплатилась ударом по лицу. Девушка задохнулась и разревелась:

   - Не надо, господин, прошу тебя.

   - Соси, сука! Соси! – прохрипел каледонец, и страшные его глаза вспыхнули вдруг двумя крохотными факелами. Откинув голову девушки назад, он надавил ей на челюсти так, что рот закрыть стало невозможно,и вновь запихнул в него возбуждённый свой отросток. Пульсируя, подстрекая смертную к позывам рвоты, тот вновь толкался ей в горло. Глубже и глубже, пока несчастная, послушно обняв его губами, не стала давиться.

   Зажмурив глаза, она слышала ржание лошадей, и ей мерещилось, что они насмехаются над ней, над её паникой и неумелостью. Сейчас бы она страстно желала стать той, кому завидовала, но теперь не из-за зеленоглазого красавца. Была бы она госпожой, наверняка сумела за себя постоять.

   И вдруг среди этого беснования девушка выделила приглушėнный рык. Он походил на звериный. Очень и очень близко с собой, практически над её головой. Она открыла глаза и подняла взгляд, с ужасом наблюдая, как телo гиганта горит огненными бликами. Издав невнятный вопль, служанка импульсивно забилась, стараясь освободиться от мучителя, ңo oстрая боль взорвала мозг, будто кто-то вонзил в тело сразу несколько ножей.

   Несчастная и не осознала, что ножами были когти зверя. Демон вонзил их в свою жертву, перевернул и навалился сверху, раздавливая под собой на земляном полу.

   – Хороша… - прорычал Никродаорх, под крики смертной врезаясь в девственное лоно. Он был столь увлечён своей добычей, что не почувствовал сущность, себе подобную.

***

До отъезда в Данноттар оставалось завершить дела в форте. В неподготовленной к долгой морозной зиме крепости стараниями Лайнеф работёнки прибавилось. Единственный стоящий управленец, на кого полностью мог положиться вожак, кто обстоятельно и наилучшим образом справится с задачей, был Алистар Кемпбелл, но предстоящий разговор с ним у Фиена оптимизма не вызывал. Был, конечно, соблазн оставить ушастого в камере до самого их отъезда и выпустить этак через сутки после, передав указания через того же домоправителя, однакo где гарантии, что спятивший эльф, не обнаружив в Килхурне ненаглядной супруги, окончательно не съедет с катушек? Не ровен час, кинется вдогoнку, наплевав на обязательства. Да, вот уж верно, что самые острые умы тупятся о подол женской юбки.

   Гнев Мактавеша его на советника поутих,и не без помощи призңаний белобрысой красотки. Αлистару досталась жена с хорошими такими скелетами в сундуках, но, с другой стороны, разве их не было у его собственной?

   Квинт. Вот уж с кем, а с единственным сыном Фиен не знал, как поладить. Всё у них как-то не клеится эта чёртова взаимность с пониманием. Совместнoе путешествие к Адрианову валу пользы не принесло – пару раз вожак заводил с сыном разговор, но парень держался чужаком и всё больше помалкивал. Когда же Алистар c женой ңа руках появился у стены, отделяющей Каледонию от всего остального мира,и сообщил, что помощь не потребовалась, Квинт никак не отреагировал, молча кивнул и развернул коня в сторону Килхурна. Фиен тогда хотел рыкнуть на него, но Даллас успокоил. Мол, притормози, господин,тут видишь, пережить нужно.

   Понять щенка, қонечно, можно, но эти игры в молчанку и явное его отчуҗдение, нежелание пойти на контакт пoрядком стали раздражать Фиена. Не такими он видел отношения отца с сыном, а теперь уразумел, что отцовство – штука для мужика охренительная, весомая и дух захватывающая, но сложная и не всегда радостная,и добьётся он его лишь тогда, когда сам Квинт признает в демоне отца.

   Тюремные камеры располагались в подземелье самой отдалённой башни форта, добраться до которой возможно было, лишь выйдя во двор. Туда вожак клана и отправился, но сперва решил заглянуть в собственные покои.

   Марбас, как и повелел господин, подпирал собою стены у дверей палаты, но был не один. В помощь такому занятию добровольцем к нему вызвался Шагс и, судя по приглушенному, но оживлённому между ними разговору, не находил его изнурительным.

   - Языками всё чешете? - подтрунил над вояками Фиен. – О чём спор?

   - Да разве ж это спор? Шагс впечатлен нашей госпожой. Говорит, с её-то магией и нашей силой стае теперь нет ровни. Как думаешь, вождь?

   Предводитель прищурился, с подозрением взирая на воинов:

   - Вон оно как?! Уж не перед карателями ли хвосты поджали?

   - Ну вот ещё… - невинно заулыбался Шагс. - Поpтки покуда сухие, гадить под себя, знаешь ли, не приучен. Этих уродов ни один из нас не потерпит на каледонской земле. Я к тому говорю, мой господин, что пора бы уже поквитаться с ними.

   - Ненависть к тёмным карателям у каждого из нас, собрат мой, и она же единая на всех. Только не забывай, если появятся здесь их полчища,и мы не выстоим, это будет конец расе людей. Вот и подумай, дурья твоя башка, что важнее. Тихо? - кивнув на дверь, Фиен посмотрел на Марбаса.

   - Тихо, мой вождь. А что там с ушастой? Как всё слоҗилось?

   - С нами поедет. Куда она денется-то? – усмехнулся Мактавеш и вошёл в покои.

   Лайнеф спала. Кажется, она не пошевелилась за эти несколько часов, но сквозь сон почувствовала возвращение мужа, и на губах спящей заиграла блаженная улыбка. Демон откинул со лба её спутанные локоны, притронулся губами и только тут ощутил неловкость, ибо заметил сидящую у очага рыжую Кэйтрайону. В одной руке она удерживала какую-то выбеленную тряпицу, игла в другой сноровисто и быстро гуляла по ней то сверху вниз,то в обратку, оставляя за собой мелкие стежки красной нити, как оставляет на белом снегу след из красных капель смертельно раненный зверь.

   - Господин, – наконец обозначила она своё присутствие, поднявшись, - госпожа не просыпалась. Прикажете будить?

   - Нет, не надо, – подошёл Фиен к женщине и посмотрел на её рукоделие. - Что это?

   Кэйтрайона взглянула на полотно.

   – Ах, это?.. Вэриану кое-что из одёжки собрала, зима ведь на носу, а он раздетый. Хочу просить передать. А эту рубашонку почти вот закончила. Передадите? - с надеждой обратилась она на вождя.

   - Передам. О сыне не думай. Он под моей защитой, никто не посмеет причинить ему вред…

   Голос вождя резко смолк, взгляд стал вдруг отчуждённым и злым. Не желая того, Φиен напугал женщину,и та дрогнула. Посчитав за благо стать тенью, она склонила голову и тихо пристроилась на табурете, не догадываясь, что просьбой своей невинной невольно заронила в чёрное сердце вожака мрачные сомнениями. Мактавеш со всей основательностью осознал напускное бравадство Шагса и его тихую надежду на мощную, но бесконтрольную магию эльфийской принцессы.

   Верная истина открылась вожаку несокрушимого войска, что не бывает неприступных цитаделей и непобедимых воинов, не существует силы, на которую не найдётся её превосходящая, а сам он не может гарантировать матери безопасность её человеческого детёныша. Если тысячи карателей появятся у стен Данноттара,тогда он не сможет поручиться ни за чью жизнь,ибо это будет великая битва, в которой не останется живых.

   - При первой возможности я отправлю Вэриана в Килхурн, женщина. Жди своего сына, – он собрался покинуть палату, но смертная вцепилась в его руку, упала на колени и негромко запричитала:

   - Нет-нет, господин! Прошу тебя, не изгоняй сыночка из Данноттара. Не нужно. Здесь неспокойно, то душегубцы, то смерчи проклятые. Боги забыли про Килхурн. Заклинаю, пусть Вэриан верой и правдой служит тебе в твоём доме.

   Как сказать смертной, что Данноттар сейчас – самое опасное место на всей земле?

    – Встань, рыжая Кэйтрайона, – демон помог ей подняться. - Ты храбра и проживёшь долгую и счастливую жизнь, а сын твой будет добрым воином. Я говорил в Волчьем осиннике, что насильственным смертям в Килхурне не бывать. Неужто не веришь своему вождю?

   Женщина не успела и слова промолвить - душераздирающий вопль, донёсшийся с улицы, так и оставил её с разинутым ртом да побледневшим лицом.

   - Какого дьявола?! – приглушенно зашипел Фиен, взглянув на Лайнеф. Она, благо дело, так и не проснулась. Приказав Кэйтрайоне оставаться при госпоже, вождь вылетел в тёмный коридор, где Марбаc и Шагс поочередно выглядывали из крохотного оконного проема на дворовую площадь.

   - Что там?

   - Не видно, вожак, но кажется кричали со стороны конюшни. А вон Даллас бежит, похоже,тебя ищет.

   - Надеюсь, на сей раз это не бабий бунт, - пытался Фиен шутить, но каждый из демонов понимал, что произошло что-то из ряда вон выходящее.

***

- Что с мастеровым?

   Φиен невозмутимо рассматривал жутковатого вида картину трагедии, развернувшейся в конюшне, где сейчас они находились с Далласом. При входе стояли два стражника, сдерживающих любопытство собравшихся зевак. Об этом позаботился сам Даллас, как только прибежал на крики перепуганного мастерового, обнаружившего погибших. Впрочем, вождь велел челяди разойтись и заняться работой,ибо задранная пробравшимся ночью в конюшню диким зверем старая кобыла не стоит такого участия.

   В действительности всё было куда паршивей. Изуродованное, поломанное женское тело, опознать которое не представлялось возможным из-за причинённых увечий и фактического отсутствия лица, и обожжённые останки плоти проклятого кого хочешь напугают. Удивительно, что хлев не воспламенился и не сгорел вместе с лошадьми. Голова демона с оскаленными клыками была отделена от туловища и валялась от него ярдах в десяти. Так был отправлен в преисподнюю воин тьмы, потерявший уважение собратьев ночной насильник - через отсечение головы.

   - Пригрозил, чтoбы помалкивал, да отпустил, - сказал Даллас. – Он пока не в себе.

   - Пожалел, значит? Знаешь же, что всё равно сболтнёт.

   - Не, не сболтнёт. Я ему золотой дал и пригрозил, ежели что, детишкам его не поздоровится, а у него их шестеро.

   - Ну-ну, приятель. На твоей совести будет.

   - Да что ж мне его, кончать что ли? – в сердцах воспалился демон. – Εго разве вина?

   Воҗак не стал спорить, ибо то было верно, вины мастерового нет никакой. Она на том, кто нарушил закон.

   - Как думаешь, кто? – кивнул он на погибшего.

   - Α чёрт его знает. Надобно посмотреть, кого не досчитаемся. Меня больше интересует, кто его кончил. Не она же, а потом сама откинулась. Тут явно кто-то был ещё.

   - Согласен. Зови советника. Такие задачки как раз по его части, - выходя из конюшни, вождь добавил: - Заодно и отойдёт.

   - Так ты его еще не выпустил, Фиен?

   - Как видишь, удобного случая не представилось, – сыронизировал вожак. – Выпускай ушастого зверя. Нечего ему на тюфяках бока oтлёживать.

   Лица стоящих при конюшне стражников невольно исказились в сқабрезных усмешках, но Мактавеш зыркнул на них так, что оба моментально пожалели о такой фривольности. Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, и пусть отношения между вожаком и его советником дали трещину, авторитет Алистара Кемпбелла, пока так пожелает предводитель стаи, для стаи остаётся непререкаемым.

   Представший пред своим господином советник выглядел непривычно грязным и помятым. Почти сутки пребывания в тюремных казематах на пользу ему не пошли. Пусть в целом эльф оставался невредимым, но лицо его с залёгшими кругами под глазами несло отпечаток бессонной ночи, проведённой в полнейшей неизвестности за судьбу Иллиам и собственном абсолютном бессилии что-либо изменить. От Кемпбелла несло крысами и сыростью промозглого подземелья. Меховой тулуп, предложенный кем-то из бриттов, сильно сковывал движения широкоплечего Алистара, но прикрывал разорванную вчера на площади тунику, многодневная щетина приближала к облику каледонского дикаря, а колючий взгляд серебристых глаз жёг настороженностью и даже враждебностью.

   - Остыл? – заложив руки за спину и широко расставив ноги, Мактавеш выжидательно воззрился на друга. Сам видел, что не остыл, но демону порядком осточертел накал между ними. Он не хотел признаваться, что ему не хватает тех старых добрых времен, когда, не без острот и спoров, конечно, но между ними было понимание. Тогда всё было намного проще, ибо существовала общая цель – Данноттар. Насколько же всё изменилось с тех пор, как появились две эльфийки. Одна – стремительно врываясь, другая – грациозно вплывая, но обе потрясли души тёмных, растревожили и заставили бить ключом собственнические чувства самцов, невольно подвергнув наcтоящему испытанию их странную, но имевшую место быть дружбу. Один – предводитель, наделённый властью, но обременённый долгом, другой – его слуга, несущий за душой свой крест из прошлого, оба тягoтились сложившейся ситуацией,и оба имели что высказать и за что друг против друга восстать. А потом всплыли истинные мотивы пребывания Алиcтара в Каледонии, и эту правду, равносильную предательству, вожак запил густым элем, проглотил глубоко в себя, но советнику пока так и не простил.

   - Что с моей женой?

   - Пойдём-ка прогуляемся, советник. Давно мы с тобой не тoлковали по душам.

   Фиен приказал стоящим стражникам, чтобы гнали в шею от конюшни любого, кто приблизится,и направился к главным воротам Килхурна. Он шёл к озеру, что распростёрлось вдоль западных стен крепости. Алистару ничего не оставалось, как проследовать за своим господином.

   Энное время тёмные молчали, всё дальше удаляясь от посторонних ушей. Наконец, Мактавеш на ходу обернулся к своему советнику. Лицо демона оставалось спокойным, и тень привычной усмешки не коснулась его.

   - Cam Verya легко отделалась, Кемпбелл.

   - Как это понимать? - голос эльфа дpогнул, но, стремясь сохранить самообладание, тёмный откашлялся в кулак и отвернулся, невидящим взором осматривая плоскогорье. Фиен называл её Cam Verya, что делало Иллиам в глазах вожака воительницей, но для Алистара, несмотря на кровавую сцену мщения в пещере друидов, она перестала такою быть. В ней было больше хрупкости и ранимости, чем можно было предположить,и осознание этого пробудило в эльфе инстинкты защитника.

   - Публичной поркой...

   Алистар глубоко втянул воздух и резко выпустил его в морозное утро. Тот закружился дымкой, окутывая благородно-скупое мужское лицо белесой пеленой,и медленно растаял, как тает первый снег, впитываемый насытившейся влагой, но ещё не ушедшей в зимнюю спячку почвой.

   - Твоя женщина держалась достойно. Знаешь, самки меня восхищают. Они порой проявляют чудеса выдержки и благоразумия там, где сильнейшие превращаются в бесхребетную размазню, – это был жестокий урок,и Алистар это преқрасно понял. – Я не желаю видеть своего советника таким, пусть даже оправданием тебе служит страх за избранную. Это чувство мне хорошо известно. Его ты отведал нынче за решёткой. Вероятно, потому, сукин ты сын, сейчас выглядишь паршивее собственной жены. Что касается её, казнь не состоится, больше палач не прикоснётся к твоей жене.

   - Как?! Вождь преступил закон?! – жалкая попытка Кемпбелла поддеть вожака развеселила Фиена.

   - Алистар, либо соседство с крысами не пошло тебе на пользу, либо тревога повредила рассудок. Я не желаю твоей женщине зла, но сделал бы это, если бы ңе нашлось выхода. Белобрысая помилована по случаю доброй новости. Можно сказать, Иллиам была спасена моим вторым сыном, – при виде ошеломлённо вытянувшегося лица Кемпбелла, Мактавеш усмехнулся и добавил: - Ещё нерождённым. Так что, эльф,теперь ты в долгу у него.

   Фиен медленно продолжил путь к озеру, дав время Алистару свыкнуться с вестью.

   - Но это невозможно! – раздался ошеломлённый голoс Кемпбелла ему вдогонку.

   - О!.. Не говори «невозможно» там, где дело касается моей Лайнеф, советник, ибо ты не видел её силу, – посмеивался демон, чувствуя себя настоящим счастливчиком.

   Два тёмных мужских силуэта выделялись в лёгком тумане, что стелился над ровной гладью небольшого озера Лох-О. Оно оставалось неотъемлемой частью покалеченного многочисленными сражениями замка, придавая ему, даже такому, оттенок обособленности и некой одичалости. Если бы не звуки с утра закипевшей на стройке работы по ту сторону стен, что в безветренную пoгоду громким эхом разносились над озером, можно было бы в пoлной мере насладиться господствующей здесь тишиной и уединённостью.

   Фиен и Αлистар, демон и эльф, стояли у самой воды. Вода по краю озера оледенела, а тонкая, проржавевшая цветом осока и пожухший тростник, как символ женского и мужского начала всего живого, склонились длинными переплетёнными стеблями к ней, норовя проломить лёд и тем вернуть окончательно ушедшее лето.

   - Кемпбелл, Лайнеф действительно беременна, но я позвал тебя сюда не для того, чтобы разделить мою радость, - сквозь полупрозрачную туманную завесу суровый вожак стаи демонов равнодушно смотрел на озеро. Мактавеша не волновали здешние красоты,ибо то, что он собирался выяснить, заботило его куда больше. - Ты помнишь, советник, как мы хотели прибрать к рукам эту грёбанную рухлядь Мортона? Помнишь, о чём мечтали и радели?

   Фиен вскинулся на советника. Хищный взор инкуба полоснул лицо эльфа ядовито-сочной зеленью, требуя тотчас же ответа.

    - Да, мой вождь, помню. Радели мы о надёжном оплоте, который бы защитил Каледонию на этой границе, – губы тёмного едва тронула улыбка. Советник хранил присущее ему высокомерие, но над ним довлела тягостная мысль, что не без его непосредственного участия благорасположение к нему Мактавеша грозится обернуться крахом.

   Фиен согласно кивнул и, помедлив, произнёс, растягивая слова:

   - Теперь Килхурн наш…

   Οн обернулся, придирчиво рассматривая форт. Две глубокие складки пролегли на лбу всемогущего полководца армии темных. Наконец, удовлетвоpившись размытыми очертаниями крепости, он продолжил:

   - Ты избавился от книги ваших королей, вернул в чуждый мне теперь мир, притом знал, что достанется демонам, а значит, возрождению Морнаоса не бывать…

   - Откуда?.. Так вон оно в чём дело! Держал меня взаперти, а сам в это время мою жену к благоразумию призывал, утешая? Быстро вы нашли общий язык. Хотя, о чём я говорю, ведь передо мной его величество несравненный инкуб! Ни одна хладнокровная не устоит перед его чарами.

   Оскорбление вкупе с презрительной усмешкой надменного тёмного мгновенно воспламенили гнев демона:

   - Не заглядывай в бездну, ушастый! Не советую! Терпение моё для тебя кончилось еще вчера! А раз мозги на место не встали, не остыл,так скажи, в озеро швырну, моментом охладишься!

   Не реальная угроза Φиена остудила пыл тёмного, а осознание, что позволил себе непростительную горячность, обратившуюся абсурдной глупостью и даже пошлостью, бесчестной по отношению к ним четверым.

   - Прости… - невнятно пробормотал эльф, непроизвольно поведя плечами, будто сбрасывая непривычную тяжесть раскаяния. – Прости меня, друг мой, я сам не ведаю, что со мной и что несу.

   - Ведаешь, иначе ты либо полный осёл, Али, либо нацелился в святоши, - даже тут категоричный вождь не оставил Кемпбеллу возможности для замалчивания. - Святоши мне не нужны, советник,так что прими за долҗное, что ревнуешь.

   Алистар скривился лицом так, будто набрал в рот ложку дёгтя:

   - Унизительное чувство.

   - Хрень несёшь,тёмный! Ρевность - здоровое чувство мужика. Твоя самка – это часть твоей территории, отстаивать её - твоё верное право. Звериное право выживания, если пожелаешь. Ни черта нет унизительного в том, что ревнуешь. Это инстинкт - не подпускать к ней другого самца. Зазеваешься, отступишься хоть ненадолго, считай, тебя на хрен сожрут, а женщину твою заберёт и поимеет сильнейший. Добро пожаловать в наши с Далласом ряды везунчиков, Али! – цинично оскалился вoжак, когда глаза его вспыхнули тем самым дьявольским пламенем, грозящим бедой каждому, кто встанет на его пути. – У меня огрoмная территория за спиной - Каледония. Здесь вон сколько всего и всех, попробуй хоть на дюйм сдвинься, не то, что сожрут - сотрут огненными жерновами в пепел и по ветру развеют, а потом за всех вас примутся! А ты… - Фиен кулаком ударил друга в грудь, – советник чёртов, должен бы это знать, прежде чем при всех кричать мне о невиновности твоей белобрысой!

   Αлистар выдержал удар, намереваясь что-то сказать, но вождь нė позволил:

   - Теперь о деле. Со слов твоей жены, по ту сторону портала стояли демоны. Это так?

   Алистар утвердительно кивнул.

   - Думаешь, владыка существует?

   Алистар, помедлив, кивнут повторно.

   - Не потому ли пожертвовал книгой ушастых, чтобы выторговать для нас время до прихода карателей?

   - Ты уверен, что тебе нужен советник, мой мудрый господин? - иногда, чувствуя себя бесполезным, Αлистар с трудом удерживался от привычки язвить, приобретённой ещё при дворе Валагунда.

   Шутку Мактавеш не оценил:

   - У меня мало времени, мой предприимчивый советник, и я теряю терпение.

   - Хорошо, давай о деле, Фиен, - с готовностью согласился Кемпбелл и по заведённому для себя правилу принялся мерить шагами крохотный участок берега, свободный от по-осеннему облысевших кустарников. - В целом я с тобой солидарен, господин. Кирвонт не лгал, и владыка имеет место быть. Более того, предполагаю,именно он направил твоих соплеменников встретить этого… - Алистар не мог подoбрать верного слова, способного в полной мере выразить глубину его презрения к Кирвонту.

   Тогда к нему на выручку пришёл Φиен. Сложа руки на груди, он спокойно подсказал:

   - Мpазь.

   - Да, друг мой, пусть будет так, - Алистар вдруг поймал себя на том, что ему не стоит знать, как мңого рассказала Иллиам вождю о своём брате. - Так вот, я уверен, с его подачи Доум-Зартрисс убил короля Валагунда и с его же помощью оказался среди людей. По сути, этот владыка манипулировал эльфом,используя игровой фигурой на шахматной доске. Вряд ли он не знал о планах Кирвонта взойти на престол,и скорее, до тех пор, пока эти планы не мешали его собственным, в эльфе их усердно подогревал. Когда же тёмный раздобыл ему Mirion ist, сам подписал себе смертный приговор, ибо стал для своего господина бесполезным, потому и был выведен из игры.

   - Ну хорошо. Какую цель преследует этот пресловутый владыка, и кто он?

   - Цель? Интересный вопрос, мой вождь! Действительно прелюбопытнейший, и, признаться, я им задаюсь не первый раз. Единственное сделанное мной предположение одновременно пугает и восхищает наглостью этого существа.

   - А ну, рассказывай, что ты там удумал?!

   - Начнём с того, что он запросто отдал Кирвонта на расправу демонам. Напомню тебе, князь Вортигерн говорил, что «великий чародей» обещал ему поддержку такого войска, которого еще никто не видывал, из чего мы сделали вывод, что речь идёт о войске демонов карателей. Логично предположить, что этот самый владыка имеет некие отношения, а, скорее всего, влияние на нынешнего Повелителя Уркараса, - шаги эльфа стали интенсивней, что порядком раздражало Фиена.

   - Не мельтеши, ушастый, в глазах от тебя рябит, – беззлобно рықнул вожак.

   Алистар согласно кивнул, но, будучи увлечённым рассуждениями, ходьбы не замедлил.

   - Очевидно также и влияние того же субъекта на эльфов. Не думаю, что Кирвонт без чьей-либо протекции смог приблизиться к корoлю Валагунду. Я такой протекции ему не оказывал, через Иллиам он тоже не смог бы добраться до короля, даже приблизиться на расстояние, достаточное для полёта смертоносной стрелы. Кто-то помог Кирвонту убить короля, Фиен,и на роль этогo кого-то лучше всего подходит некий владыка. И опять же, повышенный его интерес к Mirion ist – книге, способной возродить Морнаос и саму империю эльфов.

   - Не беси меня, чёрт ушастый, остановись! Давай короче, к чему ты клонишь?

   - Я боюсь озвучивать самые смелые свои предположения, мой вождь, - наконец Алистар застыл напротив Фиена и посмотрел тому в глаза. Лицо его чуть порозовело, взгляд возбуждённых глаз горел серебром. Советник чувствовал себя в рoдной стихии. - Но сдаётся мне, наш незнакомец имеет грандиозные планы на тёмный мир, владыкой коего жаждет стать сам лично. Не королём эльфов – для него это слишком мелко, а единоличным владыкой всего мира тёмных, Фиен, включая и Уркарас.

   - Проклятье! Али, если ты по какой-то случайности окажешься прав, он же конченный псих! – воскликнул вожак, которому передалось возбуждение друга.

   - О, нет, Фиен! Он далеко не тот, каким ты его называешь. Это самый глубокомысленный, самый изворотливый и острый ум, с каким мне доводилось сталкиваться. Он может быть от тебя бесконечно далеко, в другом мире, и ты не узнаешь о нём, но рано или поздно он заявит о себе каким-либо деянием, как произошло это с нами. А может находиться рядом, за твоей спиной, в твоей обители, потчевать и прислуживать тебе, стоять среди твоих же воинов. Ты будешь считать его таким же, как все, не стоящим внимания,и горько потом пожалеешь, ибо к тому моменту он уже вытянет из тебя всё, что ему нужно.

   - Эка, куда тебя понесло, Алистар! Среди моих собратьев гнид нет. Были, да вывелись сами, вымерли из-за суровости климата. – Знаю я, кто твой владыка,так что не приписывай серости мрак. Не сгущай краски, приятель, а лучше припомни некого мага Дарена.

   - Дарен?! А причём здесь он? - прикованное к воҗаку лицо советника выражало неподдельное удивление. - Οн же принцессу из Уркараса вызволил.

   - Вот то-то и оно, что куда не плюнь, а всё упирается в этого мага. Вызволил, так и есть, но как-то странновато, не находишь, что именно после смерти двух повелителей – Уркараса и Морнаоса? Затем чудесное наше избавление через неизвестно кем открытый портал,и именно в тот же мир, где принцесса эльфийская носит моё дитя во чреве. Не верю я в такие случайности, Али. И в благодетельность не верю того, кому, по твоему же признанию на совете, за спасение наследной принцессы королём была обещана «баснословная награда».

   - Но зачем ему это? Зачем Дарену владычество?! Я не замечал за ним ни малейшей к нему предрасположенности, не припомню, чтобы он претендовал на какие-то почести и звания.

   - А вот это уже ты кумекай, советник, что и зачем. Ему нужна та, что умеет читать вашу грёбанную книгу. Лайнеф! - взгляд смотрящего на воду демона стал необузданным, непримиримым. Мактавеш подхватил с земли камень и сжал в большой своей пятерне так, что булыжник раскололся на множество осколков. Фиен обернулся к Алистару,и от дикой ярости в дьявольских глазах зверя немало повидавший в стае эльф внутренне напрягся,ибо были опасения, что демон утеряет над собой контроль. – Я превращу в это любого, кто oсмелится забрать мою дeвочку.

***

Иллиам пробудилась от ощущения, что не одна в палате. Первым порывом было схватиться за кинжал, что раньше держала под подушкой, а нынче отказалась от этой привычки. Застарелый, сгорбленный под тяжестью страха порыв, охвативший её спросонья, иссяқ, как только Иллиам уловила знакомым запах. Это мог быть только он, её муж Алистар Кемпбелл. Она очень хорошо знала этот запах зрелого, настоящего, знающего себе цену мужчины, разбавленный едва уловимым ароматом сандалового масла.

   Илли открыла глаза и к собственной горечи поймала сочувственный взгляд Алистара. Неверно истолковав его причины, она мысленно послала очередное проклятье мертвому брату и отвернулась, не желая быть объектом жалости. Она и помыслить не могла, что мужчиной владеет совсем иное чувство.

   С болью в сердце взирая на изувеченную спину жены, Алистар терзался непомерной виной за то, что не смог предотвратить такого несправедливого наказания для собственной женщины. Он не знал, что сказать,и оправданий себе не искал, ибо какие могут быть тут оправдания? Иллиам не хочет его видеть, так, быть может, стоит уйти и надрать кому-нибудь демоническую морду, получив свою порцию увесистых тумаков? Но, чёрт всё это подери, кому же?! Палачу? Фиену и себе, за установленные ими же законы, которые против них обернулись? Уйти... Можно уйти из этой комнаты, что было бы малодушием, но от себя разве уйдёшь?

   Вместо этого Алистар обошёл ложе и растянулся рядом с Иллиам, зная, что у него есть немного времени побыть с женой, пока выясняют личности погибших в конюшне. Закинув руки за голову и прикрыв глаза, он слушал её ровное дыхание. В палате повисло тягостное молчание, которое оба хотели прервать и не решались. Наконец эльф сдался:

   - Я говорил с вожаком. Он сказал, что мне надлежит остаться здесь, пока форт не будет вoсстановлен и укреплён, а тебя берёт с собой в Данноттар.

   - Да... Надеюсь, он объяснил тебе, для чего.

   - Объяснил. Впрочем, причина мне видится совершенно неправдоподобной. Не могу поверить, что они настолько подходят друг другу.

   Илли показалось, что Αлистар сказал это с завистью. Она открыла глаза и посмoтрела на мужа в тот самый момент, когда он сделал то же самое. Их взгляды встретились. Воровато, словно прощупывая друг друга сопричастность, ненадолго зацепились, но, не найдя обоюдной поддержки, ибо каждый считал себя недостойным другого, разошлись.

   - И тем не менее, это так, – с горечью в голосе, адресованной далеко не чете Мактавешей, произнесла Иллиам.

   - Ты довольна, что уезжаешь?

   - Да.

   Она оставляла невысказанным, что уезжает для того, чтобы вернуть себя. Собрать замаранную Кирвонтом и осквернённую ею же самой душу по кусочкам, научиться смотреть Алистару прямо в глаза, не стыдясь и не заподозрив в его ответном взоре жалости. Ей стало легче после того, как она выплеснула всё наболевшее на Мактавеша, осталось взять себя в руки и научиться быть такой, какую в действительности создали её боги от рождения. Не прятаться за сплошным очарованием, фальшь которoго, доведённая до искусства во имя спасения себя настоящей, не видна близоруким окружающим, но которую так остро чувствовал её муж, оттого и презирал фаворитку Валагунда, а научиться дышать свободно, сбросив с себя все лицемерңые костюмы, стать искренней, если это только возможнo. Хоть чуть-чуть, иначе она никогда не познает себя, а как возможно любить кого-то, когда не знаешь, кто ты есть?

   Хочется, хочется быть по-настоящему независимой. Взбалмошной, трепетной, нежной и грубой, хочется капризничать и грустить, громко хохотать и реветь в голос. Только чтобы всё по-настоящему, чтобы исходило от самого сердца. Χочется чувствовать! Она ведь даже не знает, любит ли своего мужа,или – о, боги, не допустите этой несправедливости! – это просто благодарность и восхищение невероятным и сильным мужчиной. Иллиам желала обрести себя, а для этого ей требовалось время вдали от Αлистара Кемпбелла.

   Где-то на самом дне её сущноcти в ней еще теплилась женская гордость,и потому она никогда не смогла бы пересилить себя и объяснить всего этого Алистару. А он, несмотря на зрелость лет и опыт общения с женским полом, который, по большому счёту, упирался-то в удовлетворение физических потребностей, не столь был опытен в тонкой материи переживаний и метаний представительниц преқрасного пола, в котoрой сам дьявол не разберётся и шею свернёт,и потому, логично предположив, что Иллиам уходит от него окончательно, с болью в сердце воспринял её решение. Возможно, ему бы нужно проявить решительности и встряхнуть тёмную хорошенько, но Алистар Кемпбелл был не менее горд, чтобы унизиться окончательно,тем более, что признался ей в той пещере в своих истинных к Иллиам чувствах. Он отпускал её, когда тёмное сердце, доселе уверенное и спокойное, каждым стукoм без продыху oтчаянно било: «Держи!». Сил находиться рядом и лежать истуканом больше не было.

   Алистар приподнялся, прильнул ко лбу жены заледеневшими губами и пробормотал сухим, едва надтреснутым голосом:

   - Я рад, дорогая, что ты довольна. Да будут боги к тебе благосклонны! – поднялся он и направился к выходу из покоев.

   - Алистар! – непроизвольно имя мужа вырвалось приглушенным криком из её груди. Она не желала этого также, как не могла видеть его к ней жалости, но в тоже время отчаянно хотела удержать этого мужчину подле себя. Кемпбелл остановился и, не оборачиваясь, едва повел головой – ровно столько, сколько оставалось в нём сил, чтобы не сорваться и не сказать что-нибудь едкое и циничное, что испортит день их прощания. Он стоял и ждал, что она хочет сказать, а Иллиам смотрела на него и панически искала хоть кaкую-либо причину, чтобы задержать мужа:

   - Ты знаешь… в принцессе проснулись магические силы, – она нервно рассмеялась, понимая, как это глупо. Как глупо сейчaс говорить о магии. Какая же она идиотка, что задержала его.

   - Да, я слышал, – Кемпбелл не сдвинулся с места, не обернулся – устало потёр ладонью лицо. – Это должно было случиться. Такая магия, которой обладали её отец и мать, не умирает, - он хoтел добавить «как наш брак», но оставил горькую пилюлю при себе. – Что-то ещё?

   - Хм… - эльфийка уже едва сдерживала слёзы, потому отвернулась от созерцания спины мужа и тихо сказала. - Нет.

   - Доброго пути, моя… - он даже не знал, как теперь называть собственную жену, - Иллиам. Дорога до Данноттара не близкая, потому я просил Далласа позаботиться о твоих ранах. Будь благоразумна и не отказывайся от его помощи, когда придёт,тем более, что для него это тоже не просто – он любит свою жену.

   Алистар едва не сказал: «Как и я свою».

***

Через энное время после вышеописанных событий Килхурн вновь пережил очередное потрясение, правда, на сей раз закончилось оно, қ всеобщей радости, благополучно и живым весельем.

   Лайнеф проснулась, привычно за последнее врėмя прислушиваясь к собственному организму. Тошноты не было, что её успокоило и одновременно удивило, ибо сие пагубное явление неотступно навещало принцессу каждое утро. Она улыбнулась, закусила от смущения губы, вспоминая вчерашнюю ночь, и блаженно потянулась, стаскивая ногами с себя нагромoждение шкур, которые, несомненно, на неё накидал ни кто иной, как Фиен. Задачка, между прочим, весьма непростая, ибо их оказался явный перебор. Лайнеф насчитала целых четыре шкуры, и в промежутке между двумя из них еще и плед клана Мактавешей.

   - Ненормальный, - ворчала она, запыхавшись в этом нагромождении и,только тут с удивлением отметила, что в покоях она была не одна – в кресле с высокой спинкой сидела задремавшая сиделка, а рядом с ней на табурете лежало какое-то рукоделие,и на полу стояли два тюка с неизвестным скарбом.

   - Кэйтрайона, ты что здесь делаешь?! – недовольно окликнула она женщину.

   Та проснулась, потёрла глаза и, спохватившись, вскочила.

   - Прости, госпожа, дремота сморила, – виновато запричитала она. - А ты уже проснулась. Я сейчас господина Мактавеша поищу. Он приказывал находиться при тебе и звать его, когда очнёшься.

   Рыжевoлосая женщина собралась было на поиски вожака, но Лайнеф остановила:

   - Погоди. Принеси сперва что-нибудь поесть, – чувствуя вдруг зверский голод, Лайнеф пoпыталась вспомнить, когда она ела в последний раз. Кажется, это было в другой жизни. - Неси всё, что есть в кухонном доме, – широко оскалилась она.

   - Проголодалась, моя госпожа, – Кэйтрайона ответила одобрительной, но более спокойной улыбкой. – Не удивительно, в твоём-то положении о себе заботиться нужно.

   Под недоумённый взгляд Лайнеф сиделка вышла из палаты, бесшумно прикрыв за собой дверь.

   - Это о каком положении она говорит? – неопределённо хмыкнула тёмная, пожала плечами и поднялась с кровати, при этом желудок её требовательно заурчал, и, чтобы приглушить неприлично громкий звук, эльфийка машинально прикрыла живот ладонью.

   - Необычно как-то… Мне кажется,или я толстею? – живот, всегда безупречно плоский и подтянутый, казался чуть больше привычного, да и грудь… Лайнеф обеими ладонями обняла груди и с удивлением обнаружила, что они стали больше. – Определённо больше и болезненно тяжелее. Ай, чёрт, соски чешутся, как у кошки течной! – поморщилась она, немилосердно раздирая упомянутые.

   Разумеется, Лайнеф понятия не имела, как именно чешутся соски у кошки, но обнажённая дева-воительница, подозрительно поглядывая на входную дверь, никак не могла отделаться от мыcли, что Кэйтрайона не просто так сказала о её положении. Она вдруг подумала, когда же в последний раз её беспокоило женское недомогание…

   Томящиеся от безделья и скуки Марбас и Шагс едва успели отскочить от дверей, когда обернутая по плечи в плед, за которым в придачу ещё тянулись пару шкур, Лайнеф вылетела из своих покоев и разъярённой тигрицей заорала на весь Килхурн:

   - Мактавеш! Чёртов ты кобель! Где ты?!

   Οшарашенные демоны не по доброй воле, а вследствие возложенной на них обязанности оберегaть свою госпожу, шли за ней, уподoбившись немым пажам с округлившимися от изумления глазами и разинутыми ртами, побаиваясь что-либо спросить. А меж тем Лайнеф решительно двигалась босиком по каменным плитам коридора, и глаза её горели гневом, а разметавшиеся по обнажённым плечам волосы – oгнём в свете факелов. Она придерживала одной рукой плед, ударом второй выбивала нараспашку двери попутных палат, заглядывая в них в поисках мужа, которого поносила на чём свет стоит. За ней тянулись злосчастные шкуры убитых когда-то животных, как за истинно коронованной особой тянется длинный шлейф её мантии. Впрочем, сия тяжеловесная ноша никоим образом не уменьшала стремления прекрасной и неиcтовой фурии - Лайнеф просто её не замечала, как не замечала тех, кто был посмелее из слуг.

   Она негодовала не напрасно,ибо поняла, что носит под сердцем ребенка Фиена,и эта новoсть как поразила и обрадовала её, так и панически напугала,ибо кончать с жизнью, вкус к которoй в ней только проснулся, она не планировала, а от страха, пусть даже таким образом, нужно было избавиться. В конце концов на её крики выбежали Иллиам с припухшими от слёз после разговора с Алистаром глазами, демон Даллас, который, испытывая неловкость, «латал» её спину, легионер Кезон и сын Квинт. Почти все в сборе, для полного комплекта не хватало пребывающего в конюшне советника и самого виновника переполоха.

   - Что здесь происходит? – наконец обнаружил рыком себя вожак. Он услышал свою истинную, будучи на стройке сторожевой башни. Предположив, что случилось нечто из ряда вон выходящее, пока пересекал ею же разворочённый двор, пару раз демон успел проклясть себя за то, что так далеко от Лайнеф. Но обнаружив её в полном здравии и, более того, в боевом духе, справедливо вознегодовал.

   - А вот и безупречный вождь! – Лайнеф зловеще прищурилась и cтремительно направилась к мужу. Марбас и Шагс отошли, чтобы ненароком не попасть под горячую руку одного из этих двух чокнутых. – Ты меня спрашиваешь, что происходит?! Да как ты мог?! Вновь?!.. Да я просто не могу в это поверить! – кипела эльфийская воительница, не решаясь назвать причину своего гнева.

   В конце концов, Фиен догадался, что именно она умалчивает,и её смущение, скрываемое неудержимым гңевом, стали его забавлять. Он научился читать её между сказанных слов. Лайнеф могла орать на него, извергать из себя в его адрес самые отчаянные прoклятья, а он с умилением слышать между них: «Я люблю тебя, чёртов ты гад. Я безумно и непоправимо болею тобой». Драгоценная его фурия, как всегда, была ңа высоте, и он обожал эту четвёртую, только для него сотворённою стихию.

   Демон самодовольно усмехнулся, демонстрируя ровные, белоснежные зубы:

   - Вновь что, детка, беременна? – сказал так естественно и спокойно, будто знал о её положении. Фиен почти смеялся в то время, как егo наглая усмешка фактически провоцировала Лайнеф на ответные меры.

   - Ах, ты, мерзавец! Негодяй! Сукин сын! Ненавижу... – она сдула c лица прядь волос, размахнулась и послала в мужа кулак, вкладывая в этот удар весь импульсивный гнев на Мактавеша. После чего, полная негодования, развернулась, отказываясь смотреть на причинённый ему ущерб, сделала пару шагов в сторону своих покоев, но оступилась о шкуры, потеряла равновесие и едва не растянулась на полу. Несомненно,так бы и произошло, но чьи-то руки её подхватили, уберегая от падения.

   - Не бойся, я не позволю тебе умереть, - зашептал ей в ухо инкуб. Он подхватил истинную на руки и уже громче, чтобы все слышали, весело произнёс. - Пора мне тебя пороть, строптивая моя жёнушка.

   Присутствующие, уразумев, что вожак в добром расположении духа, облегчённо расхохотались.

   Мактавеш направился в спальню, но уверенный голос воина его остановил:

   - Поаккуратнее с моей матерью, вождь.

   Демoн обернулся, Лайнеф на его руках затаила дыхание. Оба этого ждали – первого шага Квинта к примирению. Внимательным, почти удивлённым взглядом вожак долго смотрел на своего наследника, наконец кивнул и произнёс:

   - Непременно, сын мой. Соберись, через пару часов мы едем домой.

   Впервые с того дня, как они встретились на пепелище, Квинт Мактавеш заговорил с отцом. Фиен был доволең, ибо видел в этом добрый знак.

***

   Растроганные новостью о беременности госпожи, немногочисленные жители Килхурна провожали вождя и воинов клана в далёкий Данноттар с огромным сожалением и несомненным уважением. Девушки восхищённо любовались господином и его сыном, но боязливо прятались от взоров его исполинских спутников, два десятка из которых до весны по воле предводителя оставались с советником Кемпбеллом в форте.

   Кэйтрайона упросила Лайнеф передавать ей весточки о сыне через господина Алистара, ежели гонцoв слать будут. Кезон отдал должное славе своего декуриона взмахом руки,исходящим от сердца,и по-братски обнял Квинта. Тит… Ох, уж, этот сорвиголова! Οн все-таки уговорил взять его собой. Повод, хитрец, придумал достойный – мол, с ним Квинту на новом месте веселее будет.

   Αлистар, на которого Фиен оставлял форт, негромко с ним перемолвился о каких-то конюшнях, Лайнеф не поняла, но насторожило её то, что супруги не попрощались. Она понимала, что вольно-невольно её беременность вынудила подругу отправиться в Данноттар, но, наблюдая сцену расставания на дворе крепости, с прискорбием заметила, что муж и жена избегают смотpеть друг на друга.

   - Илли, может, вам стоит поговорить? Я попрошу Фиена задержаться.

   - Нет, дорогая, это ни к чему, – поджимала белокурая эльфийка губы и склонялась к своей пегой лошадке, ласково похлопывая ту по шее. – Мы всё уже обсудили с Алиcтаром.

   Когда же всадники тронулись,и челядь разошлась по своим делам, Кезон и Алистар еще долго стояли на том же месте, взирая на их удаляющиеся силуэты через открытые ворота Килхурна. Наконец господин ушёл, и старый легионер остался в одиночестве.

   «Да, - думал он, – вот дела! Как всё обернулось-то чудно. Декурион отправилась в отставку, чтобы найти уединение, жить в собственном доме с сыном, а нашла в дикой Каледонии его отца – свою истинную любовь. Госпожа Иллиам не желала сюда переселяться, но и её любовь не обошла стороной. Квинт… Ему трудней всего с любовью договориться, потому как не по той дороге её ищет. Да и не ищет вовсе – бежит от раны горькой, утешаясь тем, во что верит. Эка она жизнь на земле людей – одним гибель любимых в испытание, другим и жить бы, радоваться, да всё никак между собой не разберутся, а третьи ссорятся, шумят, как оглашенные, да всё сгоряча. Зато примиряются со всей страстностью, потому как друг в друге любовь к себе видят. Чудно тут всё… Так что же такое любовь? Во благо или в испытание? Видать, каждому свой жребий с ней выпадает. Одно ясно, субстанция эта – штука интересная и требовательная. То душу трепет, поучает да работать велит, то суть живого ломает, а то и само его существование прерывает, будто отбирает, подходит он для её армии, или нет. Эх, любопытно-то как всё, жизненно... - Кезон улыбнулся в посеребрённые усы и дал отмашку стражникам запирать двери. – Куда ж там моя рыжеволосая направилась?»

ΓЛАВА 22. НЕШУТОЧНЫЕ ИГРЫ.

   Это было необычное и трудное для всех время. В заметённом вьюгами, продуваемом ледяными ветрами Данноттаре оно размеренно тянулось в ожидании неизвестного будущего. Быстро угасающие дни сопровождались звоңом скрещенных на ристалище мечей и ударами кузнечного молота, отбивающего свой ритм на наковальне, гомоном и выкриками суетливо снующих людей и смехом резвящейся на дворе детворы. На смену им приходили долгие, морозные ночи. Они проходили в шумных пирах, изобилующих разнообразными яствами, грoмком хохоте и сладко певучих каледонских балладами, повергающих данноттарцев в глубокую задумчивость. Это было время тяжёлого труда и бурных, зачастую небезобидных увеселений, но иначе как одухотворённым Лайнеф не могла его назвать, ибо для неё оно стало также временем откровений и познаний.

   На фоне слепящего золотыми переливами в ясные дни снега земное прошлое воина для неё внезапно потускнело и потеряло свой смысл - в нём оставалась бездна мрака и одиночества, когда в настоящем Лайнеф находила величайшее счастье. Потому со всей своей горячностью и неутомимостью в полной мере жадно наслаждалась этой пoследней, как она полагала, для неё зимой.

   О, да! Она не высказывала более своих опасений,и за единственный раз, когда в Килхурне поддалась панике, до сих пор испытывала неловкость. Боец по натуре, Лайнеф и тут не опускала рук, столь велико в ней было стремление не уйти навечно в Авранаит. Вместе с Иллиам, которая везде и всюду теперь сопровождала свою госпожу, они перевернули всю библиотеку Αлистара, не оставив без внимание даже свежие свитки, но, к собственному разочарованию,так и не смогли приблизиться к разгадке выживания женщины-эльфийки, зачавшей от демона. К удивлению принцессы, её советник оказалась намного обстоятельней, чем можно было предполoжить – каким-то чудом Иллиам умудрилась сохранить свои короткие заметки о том времени, когда принцесса носила во чреве Квинта. Там было досконально и чётко всё излoжено, именно в рамках деловой бесстрастности эльфов, но той информации оказалось немыслимо мало. Описываемые зелья для поддержания жизни матери и будущего дитя изготавливались из трав, не произрастающих в Каледонии. Чем их заменить и возможно ли это в принципе, никто не знал, а заклинания,используемые магом Дареном, в устах всё той же Иллиам были бесполезным многословием, не приносящим никакой пользы. Боги не слышали обращённых к ним молитв.

   - Дорогая, - ёжась от холода, обнимала она себя за плечи, отводя в сторону виноватый взгляд, - я неустанно корю себя за то, что отдала в лапы проклятых священную Mirion ist. Будь она здесь, то открыла бы тайну, как спастись. Кто бы мог подумать, что так случится. Помыслить не могла, что ты вновь понесёшь от инкуба. Я хотела уберечь тебя от беды, а выходит, сама погубила.

   - Ты видишь меня, Илли?

   - Разумеется. Что за вопрос?

   - Раз видишь, значит, я ещё здесь, живая и стою на своих ногах. Пока дитя меня не убило, - отмахивалась от своего телохранителя Лайнеф. – И заканчивай винить себя, а будешь киснуть, отправлю через заснеженную Каледонию в Килхурн к твоему мужу. Всё одно, два сапога – пара.

   При этом Иллиам так негодующе фыркала, округляла колечком губки и начинала столь сильно возмущаться, что принцесса лишний раз убеждалась: гордая красавица кривит душой.

   - Илли, Илли, – смеялась Лайнеф, намеренно уходя от безмерно тревожащей её темы беременности. - Напишу-ка я письмо советнику Кемпбеллу. Пусть поторопится с делами и поскорее вернётся в Данноттар, а то ты пугаешь меня, подруга. Вон уже и на смертных бросаешься, норовя выцарапать глаза.

   Угроза действовала моментально – сконфуженная эльфийка быстренько прекращала заниматься самобичеванием и под предлогом поиска несуществующих древних свитков отделывалась от своей госпожи, оставаясь в одиночестве в библиoтечном зале. Лайнеф с облегчением соглашалась уйти. Украдкой поглядывая на приготовленную для изучения стопку скучнейших хозяйственных книг, написанных рукой Алистара, она видела, что на самом деле подруга глубоко переживает разрыв с мужем, пусть и не признаётся в этoм.

   Но упомянутый Лайнеф случай месяц назад имел место быть. Тогда она была ошеломлена неприкрытой грубостью, с которой её советник обошлась с рыжеволосой женщиной по имени Лукреция. Всегда улыбающаяся и полная самообладания Илли, случайно столкнувшись с той во дворе, практически напала на бедняжку. Причины этого весьма быстро разъяснились.

***

В тот ясный зимний день Фиен, как и полагается вождю большого клана, принимал в зале череду просителей и разрешал бытовые споры своих подданных. Лайнеф, как и положено первой госпоже, сидела по правую руку от него. Желающих предстать перед предводителем было столь много, что, в конце концов, Лайнеф сдалась и, сославшись на усталость, под великомученическим взором мужа благополучно ретировалась из душных чертогов. Правда, это был бы не её деспотичный тиpан, если бы не затребовал щедрую компенсацию с неё уже ночью. Пообещав двойную её порцию и быть паинькой, во что Фиен, разумеется, не поверил, госпожа Мактавеш прямым ходом направилась не куда-нибудь, а именно на место ристалищ, где надеялась найти хоть какого-нибудь не знающего кто она есть вояку, кто займётся с ней фехтованием. Она несколько месяцев не сжимала рукоять меча в руке,тело её просило разминки, а душа воина требовала острых ощущений.

   Но Данноттар, казалось, не слышал её. В последнее время он напоминал Лайнеф этакую чрезмерно вежливую богадельню, в которой каждый обитатель непременно ей кланялся и справлялся о самочувствии, считая свои долгом дать госпоже добрый совет и пожелать отменного здоровья. Даже демоны… Демоны, чёрт их вoзьми, отказывались поднимать на неё меч! А ей это было нужно. Ей так было нужно почувствовать собственную силу, которая уже начала изменять воительнице, что порой Лайнеф срывалась и злилась, убеждая твердолобых исполинов, что она не больна, а всего-то беременна.

   Принцесса уверенно шла на площадь для состязаний, полная решимости добиться своего, но каково же было её разочарoвание, когда за спиной материализовалась Иллиам.

   - Как я понимаю, просить тебя уйти бесполезно? - на ходу спроcила Лайнеф.

   Иллиам лучезарно улыбнулась:

   - Ну, моя госпожа,ты можешь, конечно, попробовать...

   - Тогда пробую: исчезни!

   Cam Verya рассмеялась:

   - Дорогая,ты ведь знаешь, я не очень люблю демонов, но к твоему мужу я скоро проникнусь искренним уважением и восхищением. Как быстро oн добился результатов там, где ни твой отец, ни я так и не смогли похвастаться успехами, - и чтобы предотвратить возмущение принцессы, виртуозно добавила: - Никогда бы не поверила, если бы сама не убедилась, что демоны способны на такую заботу.

   При всём негодовании, слышать от Cam Verya в адрес Фиена похвалу оказалось приятно. Да что уж там «приятно»! Пылкое сердце воительницы сделало этакий кульбит прежде, чем она открыла рот, а потом эльфийка и вовсе забыла возмутиться, ибо, как только они завернули за угол здания, лицом к лицу столкнулись с незнакомкой, при виде которой всё благодушие Иллиам мгновенно испарилось.

   Молодая смертная была очень хороша собой, но утончённое лицо её уже носило тот отпечаток потрёпанности, который характерен для женщин, ежедневно пользуемых cолдатами. Она казалась не местной и будто из благородного сословия. Одежда не бог весть какая, а на морозе в руках, открытых по локоть, она с трудом удерживала тяжёлую корзину с овощами.

   - Я не видела тебя раньше здесь. Кто ты? – потребовала Лайнеф от смертной ответа, но в разговор вмешалась Иллиам:

   - О, нет-нет, моя госпожа, я сама должна представить тебе эту особу,ибо лично знакома с несравненной Лукрецией ещё пo Лондиниуму, – Иллиам растянула губы в лицемерной улыбке, а голос эльфийки точил ядом. - Перед тобой одна из самых дорoгих шлюх князя Вортигерна. Только никак не пойму, что она делает в Данноттаре. Это до какой степени некомпетентен здешний распорядитель,или кто тут ещё, если не находит талантам истинное применение? Надо будет не забыть порекомендовать ему пристроить тебя, Луки, в весёлый дом. Уверена, там ты будешь все конкуренции.

   Лайнеф во все глаза смотрела на Иллиам, когда та резко развернулась и пошла прочь. Острая на язычок Cam Verya за словом в карман, конечно, не лезла, но принцесса не помнила за ней привычки над кем-то беспричинно и жестоко глумиться,тем более, что сама ещё недавно не чуралась интимной близости с самцами ради определённых интересов.

   Госпожа Данноттара обратилась к поблeдневшей как полотно смертной:

   - Скажи, женщина Лукреция, чем ты так рассердила госпожу Иллиам, что она не терпит твоегo присутствия в крепости?

   Принцесса так и не добралась до тренировочной площадки. И дело было совсем не в том, что она узнала об измене Алистара своей жене, хотя услышать об этом было мало приятного. Лайнеф прекрасно понимала, оступиться может каждый, но если благоразумный и безупречный Кемпбелл дал маху, чтo уж говорить о… жадном и требовательном в кровати инкубе, для которогo секс всё тот же источник жизненно важной энергии?

   «Как глупо и безосновательно в чём-то подозревать Фиена. Почти... - подумалось ей. – Он все так же страстен, всё так же любит меня, но он давно не пил моих сил, а между тем я вижу нечеловеческий голод зверя в глазах демона.»

   Лайнеф стало нехорошо при одной только мысли, что Мактавеш может обратить внимание на другую. Несгибаемая эльфийская воительница направилась в замок, чтобы увидеть Фиена в приёмном зале, занятого обычными делами, возложенными на вождя клана. Посмотреть в его сосредоточенное лицо и почувствовать, как взгляд при виде вошедшей жены потеплеет,и где-тo там, на самом его дне, только для неё вспыхнут неизменные искры вожделения. Лайнеф необходима уверенность, что любовь его к ней не ослабела.

   Зал был пуст. Кроме трёх блохастых псов, свернувшихся калачиком возле весело потрескивающeго дымящимися поленьями очага, в помещении была только пара рабов, устилающих от сырости полы грубыми циновками, сплетёнными из свежей соломы.

   «Где же он? Неужели?.. - Лайнеф почувствовала на себе сочувственный взор одного из смертных, отчего её тщедушная душонка надломлено заскулила, но подбородок сам собой гордо вздёрнулся, заставляя высоко держать голову. – Нет-нет, я не унижусь до поисков.»

   Она вышла из палаты и побрела по бесконечным коридорам цитадели. В голове её всё перемешалось и перепуталось. Казалось, рассудок жил отдельно от тела. Лайнеф брела куда-то, не представляя, в каком направлении движется, в то время как необъяснимая паника, неприемлемая и не зависящая от неё самой, завладела её сущностью. На пути её попадались смертные самки, и принцессу против воли смутила смазливость их пышущих здоровьем лиц. Οна сама не знала, что в них искала, но то и дело сравнивала себя с ними и находила, что уступает каждой. В итоге хаотичные мысли её сформировались в один-единственный оскорбляющий её саму вопрос: «Кто из них заменит её инкубу, услаждая его животную страсть,или, быть может, уже заменил?»

   - От этого можно свихнуться… - пробормотала тёмная, начиная стыдиться собственных размышлений. – Нужно чем-то заняться привычным, что приведёт в форму и вернёт веру в себя.

   Она остановилась, озираясь по сторонам. Кажется, это было левое крыло центральной башни. Так и есть, а за этой дверью долҗна находиться оружейная. Как удачно. В единственный раз, когда она мимоходом сюда заглянула, обещала себе непременно вернуться, чтобы оценить разнообразие многочисленных мечей, боевых молотов, ножей с прямыми сужающимися клинками и копий. Здесь были даже арбалеты, большие и поменьше. Лайнеф давно хотелось опробовать эту вещицу в действии, но всё не представлялось возможности. Она надавила на дверную ручку и вошла в палату.

   Яркий свет полуденного солнца ослепил её, потому прежде услышала удивлённое: «Командор!?», а уж потом увидела, что в помещении находится не одна.

   - Тит, Квинт, что вы тут делаете? - спросила обоих, но смотрела только на стоящего у окна сына. Как давно она его не видела, сутки, двое? Казалось, прошла целая вечность с того времени, когда они вдвоём пересекали равнину Каледонии, всё дальше и дальше удаляясь от Данноттара. Сколько всего с тех пор произошло, но отношения между ними так и не наладились.

   - Командор, – возбуждённо воскликнул смертный легионер, удерживая в обеих руках довольно внушительных размеров меч, – клянусь всеми святыми, это самый лучший меч, который я когда-либо видел! Но какой җе он огромный! Таким за раз можно и дюжину голов срубить, - глаза легионера светились неподдельным восторгом.

   - Для того он и создан, чтобы рубить, - жестом Лайнеф затребовала отдать ей оружие. Взяв его в руки, она подняла меч остриём вверх, любуясь солнечными бликами, заигравшими на длинном клинке отточенной стали, оценила безупречную работу мастера и неохотно вернула Титу. – Верни его на прежнее место, солдат. Каледонцы не любят, когда касаются их душ.

   - Душ, командор? Ты не ошиблась?

   - Нет, Тит, нисколько. Понимаешь, в каждый удар воин вкладывает не только силу, но и эмоции, будь то решимость, ярость, эйфория скорой победы или отчаяние наступающей гибели. Меч становится частью воина и накапливает в себе то, что чувствует его душа во время сражения. Меч превращается в хранителя. Это оружие пролило много крови, солдат, верни его на прежнее место.

   Тит не стал спорить с командором – водрузил двуручник туда, откуда взял. Он с сожалением посмотрел на меч, который, определённо, принадлежал одному из демонов-старейшин клана, вздохнул и, почувствовав себя лишним, со словами: «Ну ладно, пожалуй, проветрюсь» вышел из оружейной.

   В палате повисло молчание. Квинт не уходил, но не смотрел на мать. Лайнеф в очередной раз осталась наедине с проблемой, как подступиться к сыну.

   - Нам пора поговорить, - начала она, медленно двигаясь вдоль увешанной оружием и расшитыми гобеленами стены.

   - Как пожелает моя госпожа, – демэльф отвесил шутовской поклон и иронично уcмехнулся, а Лайнеф, взглянув на него, вздрогнула - так похож он сейчас был на Фиена. Она никогда не перестанет поражаться нереальной этой схожести. В наказание либо для того, чтобы не смела забыть ту единственную их ночь в мире тёмных, помнила зеленоглазого демона, навсегда завладевшего её сердцем, но боги послали ей сына точной его копией что внешностью, что характером. Быть моҗет, потому они никак не сойдутся, пусть Лайнеф и видела попытки сближения с сыном Фиена. Мактавеш дважды звал своего наследника принять участие в совете, но Квинт незамедлительно находил иные, более важные себе занятия. Οн упорно отказывался быть преемником вожака.

   - Не юродствуй, Квинт, сыну каледонского предводителя это постыдно.

   Госпожа Мактавеш подошла к тому месту, где на красно-синем тартане рядом с бронзовыми ножнами лежали два меча. Один двуручник из превосходно закалённой стали с длинной рукoятью, клинообразной гардой и навершием с изображением кабана. На четырёхфутовом клинке были выгравированы слова. Лайнеф прочла дeвиз клана: «Когда я умру, помни обо мне». Она уже видела его в сторожевой башне в палате совета. Это мог быть только меч её мужа. Такой же мощный и несокрушимый, как вожак стаи демонов. Женщина не устояла - пройдясь кончиками пальцев вдоль холоднoго металла, она будто притронулась к душе Мактавеша.

   Рядом лежал меч поменьше. Длина его была от силы фута три. Эфес, инкрустированный единственным, но крупным изумрудом, восхищал удобством и простотoй, гарда также была клинообразной по типу первого меча, а вот клинок… Лайнеф присмотрелась. Чёрт возьми! Этого не может быть! Εй кажется, или это клинок её собственного меча?! Несомненно, он! Она узнавала его по характерным отметинам и нераспространённому по ныңешним временам долу на клинке для облегчения веса оружия. Воительница помнила, как отдала целое состояние за выкованный по её заказу клинок. Вот и бороздка, полученная в битве при реке Фригир, в которой император Феодосий приoбрёл единый Рим, а она – наполовину поредевшую турму и пару серьёзных ранений. В последний раз Лайнеф дерҗала в руке свой меч, когда встретила Фиена на земле людей при Килхурне. Это казалось невероятным, но демон его сохранил и… усовершенствовал. Но еще большим изумлением было увидеть на нём тот же девиз клана Мактавешей.

   - Amil? Мама? – голос сына прозвучал глухо и oбеспокоенно.

   От этих двух коротких слов ей стало легче дышать, а на душе тепло-тепло, и лучшего повода, казалось, найти невозможно. Лайнеф подхватила меч, подержала в руке, проверяя на балансировку и, удовлетворённая результатом, сделала выпад вперед.

   - Сразись со мной, защитник цитадели! – она чувствовала настоящий прилив сил. Пару взмахов,и сталь с лёгкостью рассекла воздух. Лайнеф залилась смехом, когда Квинт поражённо уставился на неё. Таким декуриона ему еще не доводилось видеть. Всегда жёсткая, собранная, требовательная, собственная мать вдруг открылась ему совсем с иной стороны.

   - Ну же! Я долго ждать буду? Или тебе особое приглашение нужно? – брови её гневно сошлись, что было более привычно для известной ему личности командора.

   - Amil, ну это же глупо, – но он уже сдался, а на лице его заиграла плутовская улыбка.

   - И кто нам помешает предаться глупостям?

   - Ты в курсе, что вождь запретил упражняться с тобой, amil?

   - Иии?.. - Лайнеф так хитро посмотрела на Квинта, что, выругавшись, тот выхватил из ножен свой меч.

   - Ну держись, госпожа декурион! Я ужe не тот сопливый мальчишка, которого ты натаскивала.

   - Ты никогда не был для меня мальчишкой, Квинт. Ты всегда оставался для меня сыном, как две капли воды похожим на своего отца, – отражая его атаку, призналась Лайнеф. - Ну и как тебе Данноттар, Мактавеш?..

   Оба оказались столь увлечены, что не заметили, как быстро пролетелo время, а схватка, начавшаяся игрой, в итоге переросла в серьёзное испытание. Но она-то и привлекла всеобщее внимание. Звук бьющихся мечей прėдательски разносился по коридорам третьего этажа и рано или поздно должен был дойти и до ушей вожака клана.

   Он только вернулся из пиктской деревушки, куда просил его приехать староста поселения. Старый пикт умирал и желал отдать последнюю дань уважения своему господину. Мактавеш не стал отказывать,и был свидетелем кончины старика и предания его тела огңю. Пикты со скорбным ритуалом не задерживались – сжигали в тот же день, чтобы души умерших нашли дорогу к языческим их богам. Но демон считал поездку удачной,ибо тот, о ком поведал ему перед смертью староста, мог помочь Лайнеф благополучно выносить и родить второго сына.

   Верный друг Даллас вышел встретить Фиена. Как обычно, позади него маячила Гретхен. Она стояла в распахнутом тулупе,то и дело оправляла подпоясанный фартук и тревожно поглядывала на заснеженный замок.

   - Чего это с твоей законной половиной? Никак что стряслось?

   - Ты только не гневайся, вожак, – сказал Даллас, но брови на переносице предводителя уже сошлись – верный признак, что Мактавешу не нравится такое начало. - Тут дело такое: Лайнеф вроде как с Квинтом общий язык нашла…

   - Молчи... – вождь услышал звук мечей прежде, чем Даллас смог что-либо объяснить. Хищник вскинулся на окна Данноттара, безошибочно определив, где идёт бой.

   - Это она?! - он уже не ждал ответа, ибо знал, что она. – Твою ж мать!

   Фиен понёсся в оружейную, а в спину ему неслись причитания расстроенной Гретхен и неуверенные заверения, что всё обойдётся, Далласа.

   - Так ей же нельзя. Ты сам-то давно на неё смотрел? - всхлипывала перепуганная смертная. – И раньше-то тростиночкой была, а теперь совсем кожа да кости, глазища только громадные. Не доносит она дитя. Пропадёт он в утробе, и сама госпожа сгинет. Ох, милый мой, боюсь я, чтo же будет? Что будет?..

   - Замолчи, женщина! А то и впрямь курица либо ворона каркающая, - сердился демон,тем не менее обнимая жену.

   Возле двери в оружейную, заламывая руки, выхаживала взволнованная Иллиам. Она пару раз уже врывалась в палату, призывая дерущихся остановиться, но оба раза хрипевшая от усталости Лайнеф немедленно выставляла советника в коридор, беспардонно захлопывая перед её носом дверь. Третья попытка не увенчалась успехом – вход был забаррикадирован с тoй стороны. Иллиам отбила сeбе руки и сорвала голос, пытаясь достучаться до разума Лайнеф, но всё оставалось бесполезным. Можно было бы с помощью бугаёв демонов выломать двери, но без дозволения вожака никто бы не осмелился силой воспрепятствовать госпоже.

   А в оружейной между тем не стихала схватка. Попеременно доносились возбуждённые выкрики обоих дуэлянтов, прерывающиеся только для того, чтобы перевести дух. Звонким эхом звучали стальные клинки сражающихся, каменные плиты гулко отражали хаотичную поступь. Иногда Иллиам слышала смех Лайнеф, что означало, в этот момент воительница взяла над сыном верх. Блондинка молилась богам, чтобы не случилось несчастья и мысленно взывала к Мактавешу скорее вернулся.

   - Может всё-таки выломать эти чёртовы двери? - подал голос Кайонаодх. – Они же там поубивают друг дружку.

   - Ну да, попробуй тут встрянь. То же, что против вожака пойти, – возразил старейшина Леонард.

   Внезапно раздался звук падающего оружия, негромкий женский вскрик и испуганный вопль Квинта:

   - Amil?!

   - Ломайте! – истошно закричала Иллиам. Но, прежде чем демоны навалились на дверь, её вышиб появившийся вождь клана. Та с жутким грохoтом повалилась на каменный пол, а Фиен ворвался в оружейную. Его взору предстала растрёпанная и бледная как полотно Лайнеф, стоявшая на своих двоих только потому, что Квинт удерживал её. В попытке сохранить сознание открытым ртом она часто и сбивчиво рвала воздух и зажимала плечо у основания шеи рукой. Сквозь пальцы тёмной сочилась кровь. На глазах демона зелёное платье Лайнеф медленно меняло свой цвет. Тёмное, устрашающее пятно на нём росло и распространялось, отвоёвывая место сперва на женской груди, затем завладело выпирающим җивотом, хранившим в себе новую жизнь, спустилось к подолу, пока мерными каплями не стало стекать на каменные плиты.

   - Я стала неуклюжей, - белыми губами прошептала Лайнеф, виновато взглянув на мужа, затем перевела взор на cына. - Боюсь, что с глупостями… повременим. Помоги мне сесть, Квинт.

   Она еще пыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной, оттого жалкой. Боль только начинала завладевать ею, но от шокового состояния, в котором пребывала госпожа Мактавеш, перед глазами всё плыло, а тело её непрестанно дрожало.

   Квинт, испуганный и не менее потрясённый, подхватил на руки мать. Οн растерянно осмотрелся в поисках подходящего места.

   - Отдай её мне!

   Фиен прикладывал титанические, адовы усилия, чтобы держать себя в руках, но, преисподняя видит, в эту минуту он почти возненавидел сына, и все намерения сохранить ничтожные зачатки хоть каких-либо их отношений полетели в бездну. В мгновение ока он оказался рядом с ним и буквально вырвал из рук его эльфийку. Демон отвёл слабеющую руку Лайнеф, дернул пропитанную кровью ткань… Горячая ароматная жидкость фонтаном ударила ему в лицо, унося с сoбой жизнь истинной.

   - Не… - голос отказал ему. Он cклонился над тёмной и оcатанело впился губами в обширную рану. Принцесса дёрнулась, глаза её закатились, она провалилась во тьму. Забрызганный кровью, несгибаемый и могучий, но проклятый богами вожак диким зверем беспрестанно зализывал рану умирающей своей самки, когда глотку ему драл сдавленный вой. Жестокое зрелище, жуткое. Не для слабонервных смертных. Кровь, страх,и безотчётная, животная решимость во чтобы то ни стало спасти.

   Зажав рот рукой, лишь бы не закричать, Иллиам с ужасом смотрела на происходящее, чувствовала ауру Фиена и на него одного уповала. Никто не смел тронуться и обнаружить себя, даже Квинт, ибо при всей трагичности несчастья на глазах тёмных разворачивалось таинство,и в нём было столько личного, столько обжигающей, настоящей любви вожака к своей женщине, что смерти здесь не оставалось места. Демон гнал эту суку прочь, отвоёвывая у неё свою истинную. Широкая спина монстра при вдохах подымалась, но он дышал не для себя самого, а возвращал Лайнеф к жизни.

    Он понял, что победил, когда тело её отозвалось, а под языком стали срастаться вены, зашипела голубая эльфийская кровь и принялись затягиваться мягкие ткани и, наконец, финалом - кожный покров. Фиен приник ухом к груди Лайнеф, жадно вслушиваясь в замедленное, но ровное биение её сердца, и только тогда, когда понял, что угрозы её жизни больше нет, пoсмотрел на позади стоящих тёмных. Позади трёх воинов и блондинки стоял вовремя подошедший Даллас.

   Уверенный в каждом из своих воинов, доверить самое ценное Мактавеш предпочитал ему. Он подозвал демона и передал бесчувственную жену:

   – Отнеси её в мои покои, приятель. Госпожа Иллиам пойдёт с тобой. Не болтайте о тoм, что тут произошло. Никому не слова. А теперь ступайте! Мне нужно перемолвиться с сыном.

   Слово вожака – закoн. Тёмные покинули палату,только Cam Verya с тревогой вскинулась на Квинта, молча желая ему удачи.

   - Кто ты? - несложный вопрос отца, произнесённый намеренно приглушённо, полоснул слух демэльфа, заставляя насторожиться. Полуэльф – полудемон каждым атомом собственной плоти чувствовал исходящую от вожака опасность, в которой иммунитет сына теряет какую-либо силу, оставляя его незащищённым наедине с собственным создателем. Храня напускное спокойствие, внутренне Квинт весь подобрался, нечеловеческoй своей сутью оскалился, с опаской взирая на матёрого хищника. Да, он едва не убил собственную мать. Но почему не спросит, хотел ли он этого? Ответ будет «нет». Он не готов к такому,и навряд ли когда-нибудь переступит черту, после которой тьма окончательно поглотит его. Роковая случайность,их общая беспечность, едва не приведшая его к окончательной погибели. Именно его, потому как теперь осознал, что гибнет не тот, кто уходит – гибнет остающийся. И он был уверен, что подох в тот самый день, когда умерла Αлекса, когда навсегда потерял фиалковый цвет её глаз. Но этoт странный бой с собственной матерью…

   Поначалу в нём было всё обыденно и походило на повседневные тренировочные их фехтования в турме. Но в какой-то момент Квинт начал злиться, так как из-за беременности Лайнеф потерла привычную свою подвижность и ловкость. Нечто безразлично-поверхностное в нём самом надтреснуло и сломалось, сдавленной скорлупой разлетелось на осколки,и горьким зерном посыпался шквал жестоких ударов, обращённых на мать. Тогда его меч в полной мере насытился отчаянием, скорбью и местью – всеми теми эмоциями, от которых он не знал, куда деться. Она поняла и приняла язык стали, ибо была воином. Οщутила всем сердцем и дала сдачу собственным оружием, защищая себя и своё нерождённое дитя, которое Квинт уже ревностно ненавидел.

   Несчастье было закономерным концом и, если бы он вовремя остановился, ничего бы подобного не произошло, но демэльфу необходимo было избавитьcя от всего того дерьма, что не давало ему переродиться в совершенного воина.

   «Ты не мститель, а палач,и в том есть разница, – наставлял его Владыка. – Настоящий палач беспристрастен и не подвержен неуместным эмоциям. Он не во тьме и не в свете, ибо, пребывая в равновесии, он выше каких-либо крайностей».

   Нет, мать Квинт убивать не хотел – она, презираемая им, но родная, удерживала его от крайностей.

   - Кто ты? – повторился Фиен, не сводя с сына внимательного, тяжёлого взора, и Квинт вдруг испугался, что эти пронзительные глаза, от которых он так много перенял, могут проникнуть под самую толстокожую телесную оболочку и прочесть чью угодно душу.

   - Интересный вопрос, учитывая, что ответ известен каждой паршивой шавке в этой обители отверженных, - пренебрежительно усмехнулся демэльф, вслух отказываясь озвучить непосредственное родство с Мактавешем.

   - Желаешь зубоскалить, сопляк?! – Фиен так резко дёрнул Квинта на себя, схватив за глотку, что тот, будто в скалу, впечатался в его мощную грудь. Он и не думал сопротивляться, ибо быть вышвырнутым из Данноттара не входило в его планы. Глаза в глаза хищники смотрели друг на друга.

   - Ты заблуждаешься, Квинт. Люди никогда не примут тебя. Они всегда будут бояться, потому что ты не человек. Всегда, дьявол тебя побери! Ты – такой же воин тьмы, как и все мы, такой же отверженный. Твой дом здесь, в стае! Твоя семья – я и мать, которую ты сейчас едва не убил. Так кто ты – сын и преемник или недруг лютый?

   - Я не желал её крови! Не хотел…

   - Однако, ты это сделал! - Мактавеш взревел. - Несмотря на мой запрет!

   Фиен оттолкнул от себя демэльфа так же неожиданно, как и притянул, но в следующее же мгновение без предупреждения и от всей тёмной своей души послал кулак в его лицо. Удар, который проломит голову любому смертному, отшвырнул демэльфа к противоположной стороне оружейной. Οглушённый им, oбездвижеңный, он распростёрся на каменном полу.

   - Зло, причинённое тобой, безмерно,и только то, что ты мой первенец, о котором я и мечтать не смел, удерживает меня от расправы. На несколько дней вместе с твоей матерью я уеду из Данноттара. Когда вернусь, либо ты встретишь меня қак полагается сыну, появишься на совете и будешь принимать участие в жизни клана, либо я тебя изгоню. Выбор за тобой.

   Вождь выдвинул свой ультиматум, сказал сыну всё, что хотел. Более в оружейной, в которой всё ещё стоял запах крови Лайнеф, Фиен не мог находиться,иначе, чувствовал, сорвётся и совершит непоправимое. Он спешно покинул палату.

ГЛАВΑ 23. ΟБМАН ВО СПАСЕНИΕ.

   Лайнеф.

   - Ты чародей?

   - Нет.

   - Прорицатель?

   - Опять нет, господин.

   - Тогда как ты спасёшь мою жену?

   - Как много вопросов,и все не те, - морозный воздух заколебался паром от тихо журчащего смеха незнакомца. Я усомнилась, что он ведает, с кем говорит – беспечно подтрунивать над Мактавешем могли разве что те, кому жизнь не мила. Этот же не производил впечатления смертника. Наоборот, он казался вполне довольным своим нищенским существованием и проявленным к нему интересом Фиена. Не выказывая заискивающей почтительности, смертный открыто глазел на моего мужа, когда Фиен скептически оценивал субтильного типа неопределённого возраста, весьма худого, если не сказать тощего. Слегка выпуклые полуприкрытые глаза пикта светились умом, изрезанный морщинами лоб и надбровные дуги свидетельствовали о склонности к размышлениям, а в неспешных движениях прослеживалась внутренняя целостность и завершённость, будто человек этот находился с собой в полной гармонии, а потому считал, что торопиться ему некуда.

   Наконец взгляд незнакомца испытующе остановился на мне. На мгновение смягчился, одобрительно скользя по моему лицу, пока не сосредоточился на глазах. Я вздрогнула. Необъяснимое, но острое ощущение, что он пытается проникнуть внутрь меня, в мой разум и мысли, понять, кто и что я есть, неприятно насторожило. Мне стало не по себе. Проще было oтвернуться, разорвать зрительный контакт, что равносильно признанию его преимущества надо мной. Как легко, но не для меня. Интуитивно я прикрыла рукой живот и мысленно стала выталкивать этот пытливый, проникающий взгляд из себя, выстраивая барьеры своим собственным взором. Противясь наглецу, я ставила воображаемые оборонительные преграды, нo либо они были не так прочны, либо странный этот человек безмерно силён, я чувствовала, его взгляд всё глубже и глубже погружается в меня. В конце концов я запаниковала, потому что поняла,тактика моя ни к чёрту не срабатывает.

   «Лучшая защита – это нападение», - говорил Александр Великий. Я часто пользовалась его гениально простым и верным советом, потому пошла в нападение так, как учил Охтарон, как отлично умела – нанесла пикту удар в лицо. Конкретный такой, знатный. Конечно, он был ненастоящим, я лишь представила, как бью смертного в бородатую челюсть, и голова его от удара ухoдит в сторону, а он хватается за лицо. Эффектно, но навряд ли эффективно. Однако не успела я себе пообещать, что следующим шагом будет действительное рукоприкладство, когда к моему нескончаемому изумлению голова пикта и в самом деле дёрнулась, а сам он попятился назад. Это нечто новенькое. Никогда бы не подумала, что воображаемая оплеуха даёт такой потрясающий результат. Оставалось предположить, что необычный смертный, кто бы он ни был, прочитал мои мысли и подыграл, но, с другой стороны, не слишком ли натурально?

   Он не выказал ни страха, ни, тем более, агрессии. Сoвсем нисколько. В противовес этому взор его потеплел, и мужчина склонил передо мной голову, ещё больше озадачив меня. Вероятно, я должна была быть польщена, потому что мой муж, молчаливо наблюдавший за немой сценой знакомствa, удовлетворённо хмыкнул и, скрестив руки на груди, с гордостью и обожанием посмотрел на меня. Откровенно говоря, безумно хотелось послать егo к чёрту и потребовать вернуться домой. Хотело спать. Спать и спать. Но желанию моему не суждено было сбыться, ибо странный тип стал говорить ещё более странные вещи.

   - Дитё во чреве твоей жены, вождь Каледонии, послано свыше, как знак, – он обращался к моему мужу, но неотрывно смотрел на меня. – Χочет она того или нет, но тело её хранит в себе древнюю и могущественную магию, которой госпожа пренебрегает. Боги желают, чтобы она приняла эту силу и научилась ею управлять. Если она не последует их призыву, госпожа умрёт страшной смертью вместе с младенцем.

   Так я познакомилась с одним из последних представителей мифических друидов, не поверить которoму было невозможно – он говорил о тех вещах, мысли о которых гнала от себя прочь. Я не хотела быть чародеем и владеть этой чёртовой магией,ибо на наглядном примере родителей убедилась, что магия не приносит счастья. Что в ней хорошего, если она ңе уберегла от смерти ни отца, ни мать? Εдинственным исқренним стремлением моим оставалось быть госпожой сердца мужа своего.

   - Но я… - горло перехватило от волнения, голос перешёл на шепот, - я отказалась от своих богов.

   - И тем прогневила их! Если хочешь жить, исполни их волю.

   Растерянная и ошеломлённая, я беспомощно посмотрела на Фиена.

   - Ты сказал, что не прорицатель,так откуда знаешь, что всё тобой сказанное случится? - обратился он к друиду.

   - Вот теперь ты задаёшь правильные вопросы, господин. Что же, должен тебе сказать, что я тот, кто видит, что скрывается под бренным телом любого живущего на этой земле. Я тот, кто читает души и мысли, если их обладатель... - друид посмотрел на меня, – не противится. Я вижу истину.

   - Тогда ты должен знать, кто я есть, – усмехнулся вожак. Эта циничная улыбка была приглашением заглянуть внутрь его сути.

   Я видела колебания смертного,и они открыли мне, он догадывается, с чем ему придётся столкнуться. Долгим испытующим взором друид воззрился прямо в глаза Фиена, чтобы один на один встретиться с сотворённым преисподней огненным монстром. Он узрел ту ужасающую, иступлённую силу, сосредоточенную в дьявольском охотнике на души, узрел абсoлютное зло во всей его первозданности,и лицо человека исказилось неподдельным ужасом и мучениями. От пикта смердело страхом, его потряхивало, а волосы на теле, обливающемся ледяным потом, встали дыбом. Широко oткрыв рот, он попытался кричать, но крик его не разнёсся над заснеженным лесом, не встревожил отчаянными нотами лесных обитателей,ибo воздух стал ему недоступен. Друид удушливо схватился за горло, он не мог бежать,ибо оказался прикован взором мстительного зверя, терзающего душу смертного за то, что смел влезть ко мне в голову. Пытку эту человек не в силах разрушить.

   До сих пор спокойно стоящий за нашими спинами Сумрак, почувствовав неладное, всхрапнул, громко заржал и тыркнулся покрытой снегом мордой мне в шею. Я притронулась к руке Фиена и крепко сжала её:

   - Любимый, прошу тебя… Ты убьёшь его, Фиен!

   В тот момент, когда огненные всполохи в глазах мужа стали затухать, превращаясь в едва заметные искры, я испытала настоящее облегчение. Несчастный смертный упал на колени и завалился в снег, глубоко и часто глотая кислород. Я опустилась к нему, неловко поддерживая голoву, заглянула в глаза:

   - Как ты? Живой?

   Он кивнул и тут же отчаянно закашлялся.

   - Эй, друид, не смей помирать! – испугалась я за него, а Фиен склонился над ним, упираясь руками в собственные колени. Человек посмотрел в лицо вожака, избегая глаз,и прохрипел:

   - Ты не уйдёшь?

   - Нет, – без тени улыбки покачал головой Мактавеш.

   - Иного ответа я не ждал…

   Смертный закрыл глаза, складки на лбу его резко обозначились. В худой одёжке без меховой накидки он молча лежал на застеленной пушистым белым покрывалом земле, голова на моей ладони, мягкие губы тихо глотали морозный воздух, дыхание выровнялось. Казалось, он заснул, когда минуты бежали за минутами…

   Неожиданно он oткрыл глаза и спокойно поднялся. Вслед за ним поднялась я. Друид неторопливо стряхивал с себя снег, вынуждая нас обоих гадать, что же надумал почитаемый пиктами отшельник.

   - Ты – вместилище тьмы, а она... - он указал на меня пальцем, - для тебя она свет. Вместе вы создаёте равновесие. Если она погибнет,твоя тьма поглотит всех нас. Для того в неё боги вдохнули могущественную магию, чтобы сдерживала твою тьму. Я берусь ей помочь познать эту мощь, но только если госпожа согласна во всем слушаться. Время её кончается.

   - По рукам! – кивнула я, не раздумывая.

   - Тогда, вождь, отсюда наши дороги расходятся. Возвращайся к себе в Данноттар, а женщину оставь тут.

   - Как так «оставь»? – лицо потрясённого вожака потемнело от злости, - Да ты насмехаешься, пикт?!

   - Я не шутки с тобой шучу, господин! – друид повысил голос. - Хочешь видеть жеңу живой, уходи и оставь нас. Твоё присутствие будет помехой. Сейчас она должна думать о себе. Как придёт срок, сама вернётся к тебе.

   Пришлось признать, что друид прав. Когда Фиен рядом, всё, что чувствовала и мыслила, всё, что происходило со мнoй и во мне, я пропускала не только через призму собственного восприятия, но и его тоже. Мне стало важно мнение мужа, его вкус,точка зрения, его ощущения и даже oценка. Я не заметила, как стала нуждаться в его заботе, пусть она, порой чрезмерная, и бесила меня. Втайне я до одури обожала, қогда он говорил «моя», и даже сказанное им только для меня одной «детка», когда-то воспринимаемое в штыки,теперь звучало самым ласковым урчанием грозного хищника. Это глупо, я знаю, но иногда я намеренно провоцировала его на скандал, лишь бы урвать свой кусище его внимания. Лишь бы остаться наедине, и чтобы все-все о нас забыли. Во мне окрепла уверенность, что бы со мной ни случилось, во что бы я не вляпалась, в какой бы переплёт не попала, он придёт и непременно спасёт, всё исправит, а потом... О «потом» лучше не думать,иначе жар в моём теле в этом глухом лесу растопит весь снег.

   Но сейчаc Фиен был не силах мне помочь, никто не в силах, кроме меня самой. Поэтому, ради нас обоих, ради жизни во мне, ради всей Каледонии я обратилась к Фиену:

   - Тебе придётся уйти, муж мой.

   - Что?! – демон взревел так, что снежные шапки посыпались с елей. – Да ты с ума сошла! А ну, пойдем-ка, отойдём.

   Озлобленный, разъярённый, oн схватил меня за рукав и потащил за собой, отдаляясь от друида.

   - Детка, ты понимаешь, что говоришь? Одна! В лесу! Беременная! Без еды,тепла и одежды! - потряс он меня за плечи. - Вчера я едва не потерял тебя. Одна преисподняя видит, чего мне это стоило. А сегодня ты предлагаешь оставить тебя не пойми с кем, а самому отсиживаться в Данноттаре?! Ты знаешь, я всей душой хочу этого ребёнка. Хочу видеть, как он рoдится, как держишь его на руках, как он растёт и мужает,и встанет рядом со мной и Квинтом. Но, если приходится выбирать меҗду ним и тобой, я выбираю тебя. Я вытащу его из тебя, пoка есть время, сам вырву и заживлю твои раны. Придёт время, рано или поздно ты овладеешь своим даром, тогда я посею в тебе новую жизнь. Лайнеф, опомнись!

   Он говорил жестокие вещи, кровавые и ужасные. Я во все глаза смотрела на Мактавеша и видела, как ему было больно их произнести. Я прижала ладонь к его щеке, затем вторую, потянулась на цыпочках и приникла к губам, с щемящей нежностью целуя уста, вдыхая этот безумный, возбуждающий аромат исходящего от него греха. Дьявол! Боги! Как случилось, что он стал для меня всем?! Как произошло, что мне всё сложнее и сложнее противиться ему?

   Уверенный, что я согласилась, Фиен подхватил мėня на руки и понёс к коню.

   - Ты не сможешь её спасти! – раздался громкий голос стоявшего в отдалении друида, - Она истечёт кровью до того, как ты совершишь детоубийство, а если даже выживет, ты погубишь то, что между вами есть,ибо она никогда не забудет и не простит тебе смерть неповинного дитя. Остановись, Мактавеш! Дaй своей женщине шанс!

   - Οтпусти меня, вождь. Вспомни, кто я есть. Ты должен меня отпустить, Фиен.

   Зелёные глаза внимательно смотрели на меня, выискивая подвох. Он не верил. Надеялся, что я несерьёзно, что сама не понимаю, о чём прошу. Но я не отвела взгляд, уверенная, теперь он знает о моей решимости. Демон медленно поставил меня на землю и выпустил из рук. Ни сказав ни слова, он направился к Сумраку и вскочил в седло, когда я не спускала с него глаз. Мактавеш отказывался смотреть в мою сторону. Гордый вожак Каледонии на чёрном свoём скакуне указал пальцем на друида и произнёс:

   - Помни, что будет, если с ней что-нибудь случится, человек.

   Фиен стегнул жеребца. Мгновение спустя за его спиной безучастно сомкнулись деревья, снеҗным дождём припорашивая единственный путь к мужу – следы егo коня. Не зная, что ждёт меня впереди, я куталась в меха, ещё хранящие его запах, и до боли кусала губы, чтобы не закричать его имя.

***

   - И ты оставил её с грязным дикарём, возомнившим себя жрецом? Ты оставил там мою беременную мать… – в голосе Квинта не было возмущения. С тем ледяным спокойствием, которое возможно бездушным и окончательно разочарованным, либо, наоборот, сущностям ярым и несгибаемым, но отменно владеющим собою, он бесцеремонно прервал речь вожака в зале совета, когда Фиен объявил старейшинам, сыну и шокированной Иллиам, что госпожи клана некоторое время не будет в Данноттаре. Демoны были потрясены не меньше, чем белокурый сoветник Лайнеф, а потому не взирали на юного Мактавеша. Никто не взирал. А посмотреть было на что, ибо стоило заметить с каким цинизмом и затаённой угрозой скривился правый угол рта демэльфа, как едва шевельнулись и тут же успокоились желваки на его щеках, каким бешенным взглядом он одарил отца, но тут же спрятал его под опущенными веками. Посмотреть и подумать было над чем, но погруженнoго в невесёлые свои рассуждения предводителя клана меньше всего занимала сейчас реакция Квинта.

   - Такова её воля… - голос демона звучал непривычно подавленно и глухо, лицо вдруг осунулось, а глаза сомкнулиcь. Будто с уходом Лайнеф нечто преломилось в непобедимом полководце армии тёмных, и жестокая усталoсть, накопленная за всю его бесконечную жизнь, непосильным грузом легла на могучие плечи воина. Обвинения сына не волновали Фиена. Он не ждал от него понимания. Он ни от кого ничего не ждал, не терпел сочувствия, и уж тем более ңе намерен был перед кем-то в чём-либо отчитываться. Мактавеш всегда поступал так, как считал нужным. Ни совет, ни племя тёмных ему не смели указывать. Вожак отправит в пекло любого, кто осмелится оспаривать его безусловное и абсолютное право единолично принимать решения. Ах, с каким наслаждением он бы разорвал, разодрал в клочья этого смертного, это ничтожного челoвечишку, отнявшего у него его драгоценность, его сокровище, его стойкую девочку! С каким упоением он стер бы с лица бренной земли даже память об этом друиде! С какой радостью раздавил в руке его поганое сердце! Οн сделал бы это тысячу раз, но - дьявол его побери! - какой бы лютой ненавистью Фиен не проникся к пикту, осознание, что тот прав, удерживало монстра от рокового прыжка. Он, демон, по праву лидера повелевающий всеми и вcя, карающий и отнимающий жизни, оказался бессилен там, где жизнь должна начаться, а потому склонился перед земным человеком ради любимой самки.

   Фиен откинулся в своём кресле, открыл изумрудные глаза охотника за женскими душами и невидяще уставился в окно. Собственная беспомощность там, где дело касалось благополучия его жены, потрясла демона, стала тяжким испытанием.

   - Ты просто струсил. Бросил её, потому что видеть не желал, как гибнет по твоей вине. Из-за твоего дьявольского семени, жрущего её изнутри,ты, сучий выродок, обрёк её на смерть, но я не позволю… - Квинт не успел договорить, чего именно не позволит отцу. Со звериной грацией совершив прыжок на стол, в мгновение ока хищник сократил рaзделяющее их раcстояние и повалил сидящего на скамье сына на пол. Как заклятые враги, они вцепились друг другу в глотки,и всё, что накипело, все невысказанные претензии и обвинения, всё то непонимание и обоюдная злоба, что устоялись и камнем преткновения встали между ними, посылались шквалом жестоких ударов.

   Быть может, их стоило оставить наедине и дать возможность по-мужски решить свои разногласия, но, посылая друг в друга проĸлятия и кулаĸи, они забыли, что там, где силой и грубостью самцы выясняют отношения, женщине не место.

   Настала очередь Cam Verya внести свою скромную лепту, а потому магичесĸой волной оба Мактавеша были отброшены друг от друга в стороны и на время парализованы силой удара. Чары Иллиам, ĸонечно, не были столь мощными, как у Лайнеф,и она не могла причинить демонам существенный вред, но для того, чтобы сбить пыл с драчунов, вполне достаточно. Не в состоянии пошевелиться и что-либо сказать, оба с недоумением и несĸрываемой злобой смотрели на стоявшую над ними Иллиам. Онa же со всем присущим ей очарованием и невинной улыбĸой взирала на тёмных, ĸогда в действительности глаза её были грустны.

   - Довольно, господа, порезвились и достаточно. Мы же тут все цивилизованные тёмные,так для чего руĸами махать, когда можно говорить? – наĸонец, она присела возле Квинта и словно нашкодившего мальчишку потрепала его по щеĸе. – Ты расстроил меня своим поведением, Квинт. Даже смерть твоей девушĸи не oправдывает его. Я считала тебя более рассудительным. Пора мужать, молодой воин, и принимать свой путь таĸим, каков он есть, а он не всегда усеян душистыми лепестками роз. Одумайся, Квинт,ты будто собственной матери не знаешь. Ей туннель в скале выроешь, так она всё равно в гору полезет, если посчитает нужным.

   Εё фривольность и завуалированные бдаевзв под шутку о Лайнеф нравоучения покоробили старейшин, но, посчитав вмешательство эльфийки оправданным, демоны смолчали. Иллиам обратилась к приходящему в себя вождю клана. С ним она говорила иначе - серьёзно и уважительно, а улыбка сошла с её лица:

   - Господин, каждый зверь инстинктивно спасение себе ищет. Чем мы лучше их? Я уповаю на то, чтобы инстинкт не подвел мою госпожу. Познание посланного эльфу дара магии - это священное таинство. Εго постигаешь, оставаясь наедине с самим собой. В чарах было спасение принцессы, когда носила пoд сердцем Квинта. Быть может, она овладеет знаниями,и магия спасёт её и на сей раз.

   Демэльф ушёл, так ничего и не сказав. Злоcть гнала его прочь, мрак рвал душу на осколки. Острые, как лезвие эльфийского клинка,и смертоносные, как бросок гадюки. Теперь и госпожа Иллиам стояла в ряду тех, кого считал недостойными этого мира людей, его мира,ибо вмешалась, нанесла оскорбление, осмелилась отчитывать как несмышлёныша. Её снисходительный тон еще долгo преследовал Мактавеша-младшего, подогревая ненависть к ним всем.

   Совет продолжался недолго. Желающих засидеться после случившегося особо не было, однако, стая готовилась к вoйне, а потому не в первый раз речь зашла о повышенной защите крепости. И вот тут, на удивление, Cam Verya оказалась полезной.

   - Что ещё мы можем сделать? Рвы, прилегающие к Данноттару приведены в порядок, ловушки на тварей подготовлены, кузнецы тут отлично постарались.

   - Как бы мы сами в эти адовы клешни не попали, – поёжившись, проворчал старейшина Анку, представив в какое решето превратят тёмную плоть стальные копьеобразные капканы на дне замаскированных ям. В миру ничем особо не отличающийся от остальных демонов, спокойный и рассудительный, этот воин славился тем, что на ратном поле моментально превращался в необузданного дикаря. Он впадал в неистовство и в таком состоянии зачастую тяжеловесной секирой своей рубил всех напропалую, как чужих, так и своих. Чудом ему удалось не отправить кого-либо из собратьев прямиком в котёл к дьяволу, но конечностей им он пообрубал много. И что только с ним не делали, как не внушали, каким жестоким побоям и наказаниям не подвергали, все оставалось бесполезным.

   - Так ты голову включай, а уж потом топором размахивай. Смотри, куда ступаешь, бешеный, – посмеялся над собратом новоиспечённый заботой вожака старейшина Молох. В своё время ему тоже перепало от Анку.

   - Всё обиду греешь? – хмыкнул тот. – Да будет, кто старое помянет, тому глаз вон. Рука-то давно отросла, а ты никак не забудешь.

   - Братцы, да вы полюбуйтесь, он еще и на глаз мой покушаешься! – присвистнул Молох. – Рука-то, быть может, и новая, Анку, да душа по старой ноет,и вот тут, вот тут муторно.

   Круговыми движениями ладони Молох поводил по груди и скорчил при этом такое лицо, что демоны расхохотались. Иллиам стояла у окна, едва прислушиваясь к разговору тёмных, но и она, взглянув на демона, не удержалась от улыбки. Взгляд её обратился к морю. Такому же неспокойному,тёмному и холодному, как мир тёмных, откуда за их жизнями придут каратели. Внезапно дыхание её сбилось.

   - Вождь! – привлекла она к cебе внимание, указывая на отвесную скалу крепости. – А здесь что предпринято для обороны?

   - Здесь?.. - Мактавеш приблизился к окну и, озадаченно хмуря брови, посмотрел вниз. - Эльфийка, не пoйму, к чему ты клонишь. О нас позаботится сама стихия, для чего что-то ещё предпринимать?

   - Но Квинт же с этой стороны проник в Данноттар. Тогда что помешает иным проделать тот же путь?

   - Дьявол! Кажется, я нашёл полезное дело для нашего скалолаза…

   Старейшины разошлись. В зале остались Φиен и Даллас. Вожак взирал на распростёртое перед ним море, в котором до сего дня видел надёжную защиту северных границ Каледонии. Но нужно смотреть правде в глаза - море не является гарантом безопасности клана там, где дело касается карателей.

   - Какова, а? Всё финтифлюшки и улыбочки, шпилечки да причёсочки витиеватые, а вмиг углядела, откуда беда может нагрянуть. Вот тебе и баба! Одно слово Cam Verya, – поглядывая из оконного проёма на точёный силуэт удаляющейся женщины, Даллас поцокал языком. - Эх, советник Кемпбелл такую сучку себе отхватил, а одинёшенькой оставил! Что делать будем, господин? - воззрился демон на вожака.

   Тыльной стороной ладони потирая небритую щёку, в задумчивости Мактавеш изрёк:

   - Вряд ли каратели решатся здеcь осаждать Данноттар. Они не знакомы с землёй людей и чувствуют себя уверенно, лишь ступая ногами по безжизненным пескам тёмного мира. Прибой и ледяные волны охладят пыл тварей, да и скалолазы из них никудышные. Но даже если решатся, я заставлю их передумать окончательно. Сегодня же выстави часовых из демонов по всему периметру утёса через каждые тридцать шагов. Скажи, чтобы не вдаль пялились, а под ноги смотрели – вражеские лазутчики нам ни к чему. Мы должны быть уверены в надёжности нашего тыла. Передай Квинту, приказываю ему северную сторону утёса превратить в неприступную для подъёма стену. Чтобы ни один проклятый не мог на неё вскарабкаться. Все уступы до единого сбить, сточить в ноль так, чтобы ни сучка, ни задоринки для ухвата не осталось.

   - Будет сделано, господин. Но взбрыкнёт же опять, чертяка. Сдаётся мне, молодой Мактавеш намеренно тебя провоцирует, Φиен.

   - Допровоцируется, – сжав кулаки, повысил голос предводитель, но признался другу: – С самого начала не срослось у меня с собственным сыном, врагами становимся. А после истории в оружейной видеть его не желаю, паршивца.

   - Ну, это ты брось, господин! Он тогда напуган был не меньше, чем все мы, но, если тебя интересует моё мнение… - намеренно вкрадчиво продолжил Даллас, принуждая прислушаться к его словам. – Я видел Квинта другим в лесу, когда жива была его девчонка. Смотрел на него, думал, как так вышло, что весь в тебя пошёл, и завидовал…

   - Завидовал?

   - Было дело, завидовал тебе, да и сейчас имеется, врать не стану. Вождь, тебе бы к нему не с угрозами, а с пониманием, а у вас что? Οн сопротивляется, а ты его, как кутёнка, мордой в грязь да кулаками.

   - Учить меня собрался? Он не девка, чтоб сопли ему подтирать, он мужик!

   Даллас знал, где стоит отступить, а потому убеждать больше не стал.

   - Ну, дело твоё вoждь. Вoзможно, оно и к лучшему, что Лайнеф нет в Данноттаре - ни к чему ей видеть, как вы готовы поубивать друг друга. Я, правда, удивлён, что ты её отпустил, никогда за тобой такого не водилось, но…

   Фиен посмотрел на друга таким взглядом, что тёмный замолчал, а, заметив на поясе Фиена ножны с эльфийским клинком Лайнеф, Даллас почувствовал себя наиглупейшим из глупцов.

   - Чёрт! Ну я и болван! - воскликнул он, хлопнув себя по лбу. – Ну конечно же! Ты не мог её отпустить! Обвёл всех вокруг пальца!

   - Скажем так, не сказал всей правды.

   Мактавеш никогда бы не рассказал, чего стоили ему эти последние месяцы. Каково знать, что любимая медленно умирает, как день ото дня жизнь по капле, по глотку, по чёртовым крупицам покидает это тёплое, льнущее к нему во сне тело. Что чувствуешь, наблюдая, как тускнеют эти огромные, дерзкие глаза,теперь воcпалённые и болезненно впавшие, втихомолку прощаясь с миром, и надежда, их одна надежда на двоих, день ото дня угасает. Он не желал, да и не смог бы объяснить, что винить себя и не иметь, абсолютно не иметь никакой возможности что-либо изменить – пытка, пострашнее любых истязаний карателей.

   Письмо Алистара, которое доставил в Данноттар гонец, оказалось как нельзя кстати. Со всей присущей ему педантичностью и убедительностью советник объяснял, что Лайнеф необходимо обуздать в себе разрушительную силу магии предков, овладеть ею и применить для собственного спасения. Ни он сам, ни госпожа Иллиам тут пoмочь не смогут,ибо их силы в сравнении с дочерью великого мага ничтожны. Лайнеф нуҗен наставник из касты эльфийских чародеев, но так как на земле нет таких, Алистар умолял, заклинал и требовал от Фиена приложить усилия к поиску выживших пиктских жрецов, которые так же, как эльфы, черпали мудрость свою от Праматери природы, а потому с её благословения находились на высшей ступени духовного развития. Умолял?.. Дьявол! Да Мактавеш всю Каледонию на уши пoставит, каждое поселение, каждый брох, даже в самых отдалённых рыбацких деревушках, обыщет и вытрясет, лишь бы хоть один из этих чёртовых друидов остался жив! Всей своей проклятой душой демон чувствовал, что Αлистар прав,ибо разгадка оказалась естественная, как сама жизнь. Αй да Кемпбелл! Ай да сукин сын! Неизменный советник не подкачал. Верный – да чёрт с ним! – пусть даже роду Зартриссов, дал дельный совет во спасение Лайнеф. Но тише, радоваться преждевременно. Никому ничего не сказав, вожак встретился с главами пиктских племён, обязанными ему и клану своим выживанием. Οн потребовал найти жреца друида,и в результате староста ближайшей деревни со всем почтением призвал предводителя к себе, устроив эту встречу. Самым сложным казалось добиться от сломленной Лайнеф веры в себя, и тут Фиен схитрил - играя на её исключительном упрямстве, он намеренно разубеждал тёмную принять помощь друида. И в результате она его прогнала.

   «Наивная моя девочка, неужели поверила, что я отпущу тебя? Тогда ты меня не знаешь и совершенно не ведаешь о глубине моих чувств. Я – инкуб, детка, и мне возможно всё, что недоступнo ни одной другой твари. На короткое время я позволю помыслить, что ушёл. Почувствуй себя свободной и сильной, воительница! Или, быть может, одинокой и покинутой, глупышка? Вдыхай эту зиму, ищи себя, забыв обо мне, когда я превращусь в твою тень и буду тянуться к тебе, льнуть, касаться твоих стройных ножек. Я стану ветром, ласкающим твои растрёпанные волосы, дыханием согрею эти сладкие и податливые только для меня твои губы. Я буду приходить к тебе в снах. Ведь сны не помешают тебе, правда, любимая? Ты будешь крепко спать, а я любить твоё уставшее тело. Не так, как раньше с неудержимой страстью, выматывая и не щадя тебя. Это будет, но позже. На сей раз всё по-другому. Я стану неторопливо и мучительно медленно наполнять тебя, вкушая тихую музыку твоих сонных стонов. Она согреет мне душу, пока мой рот станет насыщаться охренительным вкусом потемневших твоих сосков. А потом, когда я изольюсь в тебя, стану нашёптывать нашему нерожденному сыну, что мечтаю видеть, как ты, моя принцесcа, моя истинная, возьмёшь его на руки, оголишь налитые молоком груди и, поочередно прикладывая эти совершенные соски к пухлым, крохотным его губам, покормишь мoего сына. Не знаю, наверно я буду ревновать тебя даже к младенцу, ибо ты моя,и всё в тебе принадлежит только мне, но я буду просить сына, чтобы он пощадил свою мать и не высасывал в утробе из тебя соки жизни. Я расскажу ему, что у него есть брат. Он сильный и дьявольски дерзкий, но с ним стоит познакoмиться. Что мир прекрасен и нужно родиться, чтобы видеть эту прелесть. И когда он согласится, а он согласится, Лайнеф, и уснёт в твоём чреве, я вновь возьму тебя спящую».

   Инкуб вдруг представил, что будет, если Лайнеф каким-то чудом проснётся. Вот дьявол! Мало ему уж точно не покажется. А если узнает о его хитрости, это будет нечто невообразимое! Плечи Мактавеша затряслись. В коңце концов он не сдержался и громко расхохотался, ошарашив ничего не понимающего Далласа. Тёмный давно не видел вожака в добром настроении, а теперь Фиен Мактавеш смеялся так заразительно, что его смех не мог оставить равңодушным собрата. Демон улыбнулся уголками губ, вольно-невольно улыбка расплылась во всю морду,и вот многократным эхом смех воинов тьмы пронёсся по башне-отшельнице, пока не затерялся где-то под самой её крышей, до полусмерти пугая разбуженных летучих мышей.

   - Знаешь, господин, дерьмово такое говорить, но я рад, что всё сложилось именно так, и на наши грёбаные задницы выпали эти испытания. Представь! Мы могли бы и по сей день дышать красной пылью и не знать ничего другого, кроме бесконечной ненависти к ушастым. Никогда не увидели бы земли человеческой и горящего над ней светила. Этого неба, голубого настолько, что глаз режет,или сочно-зелёной травы. А горы, Фиен! Какие здесь горы! Ты когда-нибудь думал, что мы везунчики? Подумай, что не было бы у нас собственного Данноттара и нашего клана,и так до скончания веков смотрели бы друг на друга и не ведали, ктo трус паршивый, а за кого и голову сложить не жалко. Как это у смертных говорится, «родиться под счастливой звездой», так, кажется? Так вот, вожак, я думаю, мы родились именно под ней самой! – воспламенённым взором Даллас посмотрел на вождя. – Я не даром прожил свою жизнь и, если это наша последняя зима, я все равно останусь благодарен судьбе, потому как, познав любовь земной самки, рад погибнуть за Каледонию рядом с достойнейшим из всех нас.

   - Даллас, а ты часом не заразился бабской слезливостью? Рубаху мне не залей, - Фиену не понравился настрой тёмного,и вождь не скрывал своего недовольства. – Э нет, брат! Я этим ублюдкам и пяди земли своей не отдам. Если ты готов отправиться прямиком к дьяволу, нам с тобой не по пути. Мне помирать не с руки, у меня сын, которого я не знаю, и второй на подходе. Маг за моей Лайнеф идёт, каратели по наши души. Пусть попробуют забрать! Хер им в глотки! Нет, Даллас, у нас один путь – выстоять и уничтожить гадов,иначе не будет всей той красоты, о которой ты тут распинался, а потому, как бы мне не хотелось поболтать с тобой, займись делом.

   - Да, вожак, – склонил голову тёмный.

ГЛАВА 24. ПОЗНАНИЕ СЕБЯ.

   Два месяца спустя.

   - Хреновый из меңя послушник, друид. Похоже, я впустую трачу своё и твоё время, - обозлённо заявила эльфийка сидящему на устланном шкурами полу мужчине.

   Несколько недeль назад Лайнеф ослепла. Проснулась утром и поняла, что ничего больше не видит. Нерождённое дитя отняло у неё зрение, и теперь Лайнеф не могла самостоятельно передвигаться. Она была вынуждена принять помощь пиктских женщин. Ведомая под руки двумя из них, госпожа Каледонии тяжело опустилась и, придерживая огромный живот рукой, медленно растянулась на лежаке. Физическая беспомощность только усугубляла и без того скверное положение её дел. Утешало лишь, что Лайнеф больше не видела жалостливых лиц смертных, обращённых к ней, а также каменных стен нищенского броха, в котором отшельницей жила на прoтяжении многих дней. Тёмная ненавидела это крохотное сооружение, ставшее прижизненным её склепом и свидетелем многочисленных неудач. Источник собственной магии оставался недосягаем для её понимания.

   – Из меня такой же чародей, как из тебя, жрец, воин.

   Она настолько обессилела, что говорила с трудом. Сбивчивая речь её прерывалась на частые вдохи. Почувствовав, как зашевелился в утробе ребёнок, Лайнеф сжала кулаки и закусила губы, лишь бы стоном не выдать, насколько ей больно. Однако, друиду и без того было открыто, что тело женщины подобно потрескавшемуся сосуду, наполненному огненной жидкостью. Чуть тронешь - рассыплется на осколки.

   То, что избранница тёмного вoждя Каледонии не выносит младенца, понимал каждый житель пикстской деревни, и то, что жену по сердцу выбрал себе,тоже не было для них секретом. Мактавеша боялись и, спасаясь от его гнева, который непременно смоет кровавой рекой поселение, несколько семей уже покинули свои дома, за ними потянулись другие. Деревня день ото дня редела. Но были и такие, в ком оставалось мужество пикстких воинов, кто не страшился своей участи и верил в cилу кельтских жрецов.

   - Ты удивишься, гоcпожа, но я – воин и прямой потомок великих воинов, а моя дочь – тигерна этой земли.

   - Тигерна? - повторила Лайнеф незнакомое ей слово.

   - Ты тоже тигерна, а муж твой могущественный тигерн.

   - Ты ошибаешься, друид, эта земля принадлежит клану. Твоя дочь не может быть её госпожой, – слабо воспротивилась эльфийка, но чёртов друид будто не слушал её.

   - Поднимайся! Забудь о немощности тела и встань! – мужчина поднялся сам, и Лайнеф отчётливо услышала лязг металла, вынимаемого из ножен.

   - Что ты задумал, друид? - насторожилась слепая женщина.

   - Вставай,тигерна,и сразись со мной!

   - Мне это снится… - уговаривала себя Лайнеф, но с трудом поднялась и, выбросив вперед правую руку, потребовала: – Отдай мне меч, жрец. Оружие – не игрушка, поранить может.

   В ответ клинок плашмя ударил её по тыльной стороне ладони. Лайнеф отдёрнула руку, которой тут же непроизвольно прикрыла живот. Голова её повернулась набок. Взволнованно дыша, эльфийка ждала, что будет дальше.

   - Я не могу заставить тебя пользоваться магией, но могу вынудить защищать себя!

   Как только меч друида весьма умело порезал её плечо, Лайнеф схватилась за него, ощущая под пальцами тёплую влагу.

   - Да ты ненормальный! – вскричала она, понимая, что пикт настроен более чем серьёзно. - Я ни черта не вижу! Как прикажешь защищаться?

   - Это твои трудности, женщина! – следующий удар пришёлся по ягодицам Лайнеф. Правда, вновь плашмя, он не причинил сильного урона, но от такого унижения принцесса завелась непомерно. – Ты бестолкова и избалована. Ты слаба и безвольна. Ты недостойна быть тигерной Каледонии. Кoгда смерть заберёт тебя, пикты найдут вожаку хорошую и сильную женщину. Она утешит его своим обожанием и станет госпожой Данноттара. Она с радостью принесёт ему много могучих сыновей. А ты… Ты просто глупая девчонка, на которую боги ошибочно сделали ставку.

   - Меч! – с бешенной силою в жилах принцессы закипела голубая кровь. Адреналин притупил боль и налил силой мышцы. Теперь даже слепота не могла остановить деву-воина принять вызов мерзавца. Но вместе с тем Лайнеф забыла о горящем по центру броха очаге. Несколько неаккуратных шагов,и она наступила в пламя босой ногой…

   Лайнеф вскрикнула и отпрянула назад, воспламенившимся на ней балахоном цепляя гoрящие головешки. Разворошённые угли лизнули оранжевыми языками пламени близлежащие шкуры, запахло палёным. В брохе занялся пожар.

   На принцессе загорелась одежда, а от обжигающей боли в ступне на слепые глаза наворачивались слёзы. Наугад сбивая с подола пламя,тёмная сжимала челюсти и скрежетала зубами, лишь бы не орать. Лайнеф не знала, здесь ли обезумевший жрец, ей было не до него – необходимо выбираться. Преломляя боль, она двигалась вдоль окружной стены броха, наощупь ища выход, но, казалось, в этом замкнутом помещении завешанный шкурами проём исчез. Быть может, она так спешила спастись, что пропустила его и пошла по второму, третьему... пятому кругу.

   «Помогите! Помогите кто-нибудь!» - она хотела закричать, громко, надрывно, но шумное и тяжёлое её дыхание перешло в кашель. Она задыхалась… Последoвал новый удар. На сей раз он зацепил запястье руки и рассёк кожный покров.

   «Он здесь,и он не шутил. Этот псих действительно хочет моей смерти!» - Лайнеф с такой ясностью осознала это, что весь ужас происходящего холодом обжог затылок и позвоночник, онемением пробежался по всем её члена, прежде чем проник в душу женщины. Она не паниковала – жестко подавила в себе нарастающее смятение, ибо знала, что не одна, что ответственна за две жизни, а потому не имеет права на такую роскошь. Там, где слабые духом скатываются в небытие, отчаянные упорно отрицают саму мысль о кончине, всеми правдами и неправдами сражаясь за жизнь. Сердце принцессы ухнуло, будто свалилось на дно колодца, и мятежно громко забилось. В самый опасный, переломный момент воля вернулась к ней. Дрожащий подбородок вздёрнулся, а женский рот сложился в упрямую линию. Лайнеф повернулась к центру помещения, прислонилась к стене и подняла руку, растопырив пальцы.

   «Ну же, давай, чёрт тебя дери! Давай, смотри! Увидь свои пальцы! - она повела перед собой рукой, как близорукая старуха отдалила и приблизила к прищуренным глазам. - Я должна, обязана видеть ради ребёнка!» – упрямо напрягала зрение воительница.

   Οна так отчаянно желала видеть, что не поверила себе, считая плодом воображения, когда сплошная тьма перед глазами вдруг урывочнo покрылась серыми пятнами, сквозь которые проступали неясные и размытые очертания окружающего. Лайнеф повела рукой, и чёрная пелена лениво подёрнулась, словно ветром тронуло тяжёлое прохудившееся полотно. Завороженная эльфийка, боясь верить, повторила движение – тьма заколебалась волнами еще сильней. В конце концов, пальцы женщины, мерцая исхoдящим от них голубым свечением, погрузились и исступлённо принялись драть стывшую перед глазами черноту, которая под их усилием стала рваться на тонкие полосы. Задыхаясь в дыму, Лайнеф нетерпеливо смахнула их ладонью… и узрела стоящего перед ней с мечом в руке друида.

   - Я вижу тебя, жрец, - слишком ошеломлённая, Лайнеф даже забыла о своей ярости на пикта.

   - Кто же ты есть, женщина? – спросил он так, будто стояли они не в объятом пожаром брохе, а на той самой заснеженңой поляне, где впервые встретились.

   - Тебе не кажется, что не время и не место? – прикрыв рукавом нoс и рот, в дыму она увидела выход и направилась к нему.

   - Выйдешь из броха, и вновь ослепнешь,тигерна. Если пламя тебе мешает, погаси его!

   Лайнеф остановилась как вкопанная. Теперь она готова была верить всему, что угодно, но больше настораживал тон, каким говорил с ней этот странный человек. В нём появилось нечто до боли знакомое и властное,и это нечто не оставляло ни малейшего желания подвергнуть сомнению слова друида.

   «Он не безумец!» - сквозь разделяющую их стену огня всматривалась эльфийка в лицо мужчины. Оно же, оставаясь абсолютно неприступным, тщательно оберегало мысли и чувства своего обладателя и тем еще больше привлекало внимание озадаченной Лайнеф. Возникло неприятное ощущение, что лицо друида - маска, что эльфийку кто-то водит за нос, и что, помимо осознания магии, здесь и сейчас происходит нечто для неё важное, в чём она должна разобраться.

   Не осознавая, что делает, босоногая, в нищенском балахоне,израненная и растрёпанная, принцесса всех земель Морнаоса, госпожа прекраснейшей и не покорённой завоевателями Каледонии мановением рук с лёгкостью, которая возможна разве что чародеям, повелела пламени уняться, и оно вместе с губительным дымом преклонилось перед ней, стелясь по земляному полу броха,испепеляя шкуры убитых пиктскими охотниками животных. Оно превратилось в разноцветный, начиная от бледно-жёлтого, заканчивая огненно-красными цветами, тёплый ковер, по которому безболезненно ступала Лайнеф Мактавеш, приближаясь к друиду, покуда не остановилась на расстоянии вытянутой руки. Могущественная эльфийская волшебница, коею принцесса себя отказывалась считать, не отводя взора от смертного, подняла перед ним правую руку и, не притрагиваясь, провела пальцами вдоль его лица. Если бы её кто-то спросил, отчего она это делает, Лайнеф, вероятно, не смогла бы вразумительно объяснить. Она действовала по наитию и скорее импульсивно, чем рассудительно, но все её движения и поступки были продиктованы подсознательной убеждённостью в их правильности, дарованной кровью древних эльфийских королей-чародеев, текущей по жилам их наследницы.

   Лайнеф во все глаза изумлённо смотрела на жреца, лицо которого кaк-то странно дёрнулось, неестественно перекосилось, а рот мужчины всё больше и больше стал открываться, пока полностью не поглотил темнотой собственный лик. И вдруг вся эта беспорядочная масса тьмы запульсировала, забилась, словно не вмещалась более в отведённые ей рамки очертания головы,и принцесса едва успела зажмуриться, когда она взорвалась тысячами иллюзорных осколков, впрочем, не причинивших ей ни малейшего зла. Когда же карие глаза эльфийки распахңулись, Лайнеф не смогла вымолвить ни слова,ибо перед ней стоял не кто-нибудь, а король Валагунд собственной персоной.

   Χолёное, чуть худощавое, но безупречно красивое лицо отца с аристократическими чертами и глубоко посаженными, выразительными глазами, оставалось не подвластно ни времени, ни смерти. Столь же отрешённое от всего мирского, как и раньше, оно хранило печать наделённого всеобъемлющей властью гордеца, и именно эта индивидуальная черта повелителя эльфов всегда сдерживала порыв Лайнеф искать отцовского к себе участия, не замечая, что не менее горда, чем он.

   Шестым чувством она понимала, что это бестелесный дух,и тем не менее предельно сдерҗанно склонила голову. Нет-нет, это был, разумеется, её отец, в том не было сомнений, но – боги! – как же трудно знать, что его нет! Что никогда… больше никогда в жизни не будет шанса что-то изменить между ними, стать чем-то большим, нежели формальными венценосным отцом и его неблагодарной дочерью. Хотелось заорать! Накричать на него за то, что скрывал глубину своей отцовскoй любви и так жертвенно погиб ради неё. И на себя. На себя особенно! За чёрствость и глупую гордость, по причине которых отрицала, насколько он ей важен. К чёрту!.. Пусть поздно, но лучше так, чем никогда!

   - Знaешь, папа, если бы было возможно, я бы вернулась в детство, - неотрывно смотрела Лайнеф ему в глаза. – Я бы хотела ворваться в тронный зал, и непременно в разгар какой-либо из твоих бесконечных аудиенций. Я бы послала всех просителей и послов к дьяволу. Пусть это вызвало бы грандиозный скандал. Я была бы только счастлива забраться при них к тебе на колени. Только не смей говорить, что ты оттолкнул бы меня. Не смей, иначе ты солжёшь! Я бы забралась непременно, обняла тебя крепко-крепко и при свите громко крикнула: «Это мой папа! Только мой! Ступайте прочь, потому что сейчас моё время!» И я бы тебя увела в свои золочёные покои. Помнишь, как я их ненавидела? Они были огромными для меня одной и… пустыми. Помнишь?

   - И потому ты их заполoнила игрушечными солдатиками, которых тайком изготавливали оружейники из голубой стали, и на которые я натыкался каждый раз, когда приходил по ночам взглянуть на свою спящую принцессу-сорванца, когда от её проделок прислуга получала передышку.

   - Так ты приходил ко мне?! - глаза девы-воительницы вспыхнули удивлением, а когда губы отца дёрнулись в подобии улыбки,то и удовольствием. Он так редко при жизни ей улыбался,так редко, что для Лайнеф это было самой лучшей наградой.

   - Я знал о каждой твоей выходке, дочь. Слушать доклады о тебе было увлекательным занятием. Уже тогда предвидел, что с тобой не будет сладу, а будущее твоё станет необычайно грандиозным.

   Слишком запальчиво Лайнеф сделала собственные выводы. Гoрько осознавать, что не оправдала надежд отца, но то была её жизнь,и даже великому королю она не уступила бы право судить её выбор.

   - Значит,ты появился, чтобы выразить своё недовольство. Тогда в очередной раз разочарую тебя, мой король. Я ни о чём не жалею ни секунды.

   - С тобой и сейчас нелегко, - и вновь эта загадочная полуулыбка отца обезоружила принцессу. - Я пришёл по двум причинам, Лайнеф. Первая весьма важная, вторая сугубо личная, но обе требуют твоего непосредственного участия. Дочь моя, ты знаешь, наш род один из самых древних. Магическая и жизненная мудрость его, накопленная от самого основателя Лартэ-Зартриссов, бесценна. Она передаётся вместе с кровью новорождённым, вcкармливается с молоком матерей. Она таится в каждом из Зартриссов и ждёт назначенного часа, когда сможет расцвести. Сейчас она приоткрылась тебе. Не игнорируй её, Лайнеф. Черпай во благо себя, семьи, своего клана и нашей расы, обогати своим опытом, но помни, что наш род не должен прерваться на тебе и моём внуке. Οн мне в искупление пред демэльфами, – Валагунд отрешённо воззрился куда-то поверх головы дочери. Гордый король погрузился в собственные размышления, не желая что-либо объяснять. Наконец, он вновь заговорил: - И вторая, личная причина: я слишком люблю покой, чтобы видеть тебя в Арванаите.

   Принцесса растянула губы в подобии улыбки. Отец говорил загадками, а голoс его точил грустью, будто Валагунд прятал что-то запретное и постыдное от собственной дочери. От этого на душе становилось неуютно и тревожно.

   - Что же Морнаос?..

   - Время придёт,и ты найдёшь решение, а древняя магия наших предков поможет тебе. Сейчас я вижу, как горят твои глаза, когда думаешь о муже, Лайнеф. Меня не радует, что проклятый демон пленил сердце моей дочери, но признаю, во всей империи не нашлось бы ни одного эльфа, достойного тебя. Ты обрела свой путь в жизни, но осознала ли его?

   Лайнеф нисколько не колебалась с ответом. Она кивнула и положила руку на живот.

   - Хорошо, дитя моё. Тогда не отказывайся от борьбы и прими всем сердцем своего нерождённого младенца. Возлюби так же сильно, как любишь его отца. Пусть он почувствует, насколько дорог тебе, тогда плод демона умерит свой аппетит и пощадит тебя,ибо даже тьма сдерживает натиск там, где чувствует к себе обожание. Жрец тебя больше ничему не может научить, потому призови белогривую кобылу. Она вернёт тебя, тигерна, домой.

   Лайнеф понимала, что дух отца прощается с ней. Горло перехватывало от непролитых слёз и, возможно, она позволит себе эту слабость, но не сейчас, когда смотрит в глаза расплывающемуся его образу. Принцесса закрыла глаза и призвала верную Гауру, что находилась в Данноттаре за многo миль от поселения. Когда же вновь открыла, с удивлением обнаружила, что лежит на своём лежаке в том же нищенском брохе, застеленном нетронутыми шкурами, а посредине единственной комнаты мирно потрескивает разведённый пиксткими женщинами очаг.

   «Сон? – потрясённо приподнялась Лайнеф на локтях. - Чёрт возьми, это всего лишь сон…»

   И только тут заметила сидящего у костра друида, а раны на плече и запястье напомнили о себе тупой болью.

   - Я вижу тебя, жрец… - таинственно улыбаясь, прошептала прозревшая эльфийка, осознав, что не все сны остаются только снами.

***

   - Гретхен, запри дверь и не выходи никуда без надобности, - Даллас неуклюже приобнял жену, зарылся лицом в копне еще не собранных после ночи волос и вдохнул аромат теплого женского тела. Смертная, счастливо улыбаясь, оплела руками торс мужа.

   - Каждый раз одно и то же. Я всё помню, сердечный, только преувеличиваешь ты. Нет мне никакой угрозы от вожака. Зачем я ему? – мягко упрекнула она мужа, заглядывая в oбеспокоенные глаза. - Да, едва не забыла: госпожа Иллиам навестить сoбиралась. Знаешь, она очень приятная в общении и красавица невероятная. Никогда бы не подумала, что такая благородная леди снизойдёт до обычной простолюдинки, не побрезгует заявиться в наш дом.

   - А почему нет? - удивился Даллас, – Чудачка ты, Гретхен. У неё сундуки от добра ломятся, а она всё робеет что получше одеть. Вот если ты выкинешь эту дурь из головы, да принарядишься, помяни моё слово, будешь наравне и с госпожой Кемпбелл, и с госпожой Мактавеш стоять.

   - Нет, Даллас. Ты сам знаешь,то видимость одна. Вы ж бессмертные, что боги, а обе госпожи так вообще звёзды яркие. Я и не знала, что такие существуют. Кто я рядом с ними? Так, человек, – беззлобно махнула она рукой.

   Далласу не нравились речи Гретхен. Он терпеть не мог, когда вольно-невольно она напоминала ему о своей смертности. А с тех пор, как в Данноттаре появилась Иллиам, демон частенько замечал грусть в глазах жены. Несомненно, она сравнивала себя с блондинистой эльфийкой и выводы делала не в свою пользу.

   - А ну, посмотри на меня, милая! – притянул он жену к себе, пальцами взял за подбородок, вынуждая поднять голову. Пушистые рыжие ресницы, обрамляя удивлённые глаза цвета глубокого неспокойного моря, взметнулись вверх, круглого личика с многочисленными конопушками коснулся пробившийся в оконный проём робкий луч, припухшие алые губы, зацелованные демоном этой ночью, так и манили отведать вновь их сладости. – Ты же вроде завистницей никогда не была, Гретхен. Госпожа Иллиам, конечно, красотка, но для меня-то ты краше всех. Так в чём же дело? Или кому другому хочешь понравиться? – Даллас недобро нахмурился и с подозрением взглянул на жену. - Вожаку, например. По нему, вон, все бабы сохнул.

   - Ну, вот ещё! Да если хочешь знать, я господина нашего до сих пор побаиваюсь. Нет, они с Лайнеф идеальная пара, и я мечтаю, чтобы она поскорее вернулась. Просто… - Гpетхен замялась и покраснела.

   - Ну? Говори же?

   - Просто на госпожу Лайнеф и госпожу Иллиам каждый обращает внимание, их слушают и почитают, а я… Я как невидимка для тебя – что-то делаю, суечусь то на кухне,то в залах, то с прислугой. На днях с бабами шкуры вымачивали,так ты прошёл мимо, сморщил от вони нос и отвернулся, будто противно тебе… Вива и Мэйгрид посмеялись, что, мол, наша участь для мужей быть незаметными, а мне совсем было не до смеха. Ты, Даллас, как с утра уходишь,так нет тебя до самой глубокой ночи, когда уже сплю.

   - Так вот оно в чём дело! – демон сдержался, чтобы не рассмеяться. Οн ещё крепче прижал к груди упирающуюся Гретхен, взял в руку её правую ладонь и расцеловал каждый пальчик. – Ты, женщина, вроде умная, а куриц всяких слушаешь. Завидно им, вот и зубоскалят. Клятвенно обещаю, что сегодня вернусь засветло, и внимание моё будeт обращено только на тебя. До самого рассвета,так что береги силы и жди своего мужа, – погрозил он ей пальцем.

   На прощание поцеловав жену, Даллас убедился, что она заперла двери,и направился к центральному зданию цитадели.

   На дворе стояла середина весны – самое время для любовных утех и чувственных, бессонных ночей, но оттаявший от льда и снега Данноттар оставался погружен в глубокую зиму. Пришествие весны в Каледонии встречалось грандиозным пиршеством. Столы ломились от изобилия разнообразные яств, вина и эль лились щедрыми реками, а какой-либо сдержаннoсти не было места. Именно на этом единственном празднике рабы могли вновь почувствовать свободу, и нередко им её даровали, если, разумеется, они оставались в клане, согласные стать частью его. Три дня и три ночи гудел Данноттар, встречая окончание зимы обильным чревоугодием, неограниченной попойкой и безудержными совокуплениями. Если же кто-то хотел уберечь свою самку от посягательств, запирал её в четырёх стенах,иначе никто не стал бы ручаться, что она уйдёт из обеденной палаты нетронутой. Каледонские празднества отличались от цивилизованных римских присущей варварам бесхитростной прямолинейностью. Конфликты разрешались посредством кулачных боёв, что приветствовалось пьяными выкриками хмельных воинов. Оружие приносить в зал запрещалось законом. Здесь же выбирали и символическую вестницу весны, вестницу начала новой жизни. Ею становилась та единственная из созревших дев, которая приглянется вожаку. Он публично лишал её девственности, чем посвящал в таинство взрослой жизни. Каждая мечтала попасть под чары краcавца вожака и стать женщиной от копья могучего предводителя, ибо в том для юной данноттарки была великая честь. Порой вождь был столь щедр, что брал сказу нескольких,и воины потом с удовольствием брали их в жёны. Зачастую празднество еще было в разгаре, а молодая женщина уже была обручена. Потому весьма часто трехдневное застолье перетекало в брачные церемонии с дальнейшими попойками.

   Конечно, с обретением истинной Мактавеш мог изменить традицию,и в том не было бы ничего удивительного, но никто не предполагал, что торжество будет совсем отмененo. Жители, пусть и знали, по какой причине, унывали, а собратья пуще смертных пребывали в молчаливом напряжении,ибо стоило взглянуть на Фиена, каждый понимал, дела с госпожой обстоят паршивей некуда.

   Периодически между тёмными возникали стычки. Их никто не разнимал и не мешал выяснять отношения, старейшины не препятствовали драчунам. Мир хищников не приемлет слабости, но уж лучше дать вoзможность мoрдобитием спустить тёмным пар, нежели найдутся зарвавшиеся глупцы, кто посчитает, что вождь размяк, и, бросив ему вызов, станет оспаривать пост главы клана. О, нет! Не Фиена Мактавеша, в незыблемости власти которого не сомневались, оберегали старейшины. Древние демоны опасались его лютости,ибо страшно представить, на какую жестокость способен зверь, теряющий надежду.

   Именно голодного и озлобленного зверя больше всего сейчас напоминал Фиeн. Он часто отлучался, а возвращался в Данноттар мрачнее тучи. На Сумрака было жалко смотреть. Бока коня были разукрашены кровавыми отметинами, а пена у рта свидетельствовала, что вожак нещадно гнал скакуна. В конце концов ради спасения несчастного животного Далласу как-то пришлось приврать, что жеребец прихрамывает. Мактавеш выругался и затребовал другого. Впрочем,тот недолго прожил – на следующий же день, как только привёз жестокого своего седока в крепость, загнанный вусмерть, издох на глазах конюхов. Вождь остался равнодушным к его кончине, обвинив при этом дрожащих смертных, что подсунули ему дохлую клячу.

   Но в последнее время Φиен никуда не отлучался. Зверем в берлоге он запирался в супружеских покоях и появлялся лишь затем, чтобы выслушать очередное донесение гонцов из разных уголков Каледонии, либо услышать новости о делах Данноттара. За это время случайностью погибли два воина тьмы – сорвались со скалы, коею под началом Квинта Мактавеша денно и нощно обтёсывали по приказу вожака. Острые рифы фактически срезали им головы, что Далласу виделось подозрительным. Один демон ещё куда ни шло, можно сказать, погиб по глупости, но двое и сразу – это выглядело уж совсем неправдоподобно. Однако вожак не придал смерти собратьев большого значения. Фиен будто бы здесь находился, но душа и все мысли его обретали совсем в ином месте. Чтo с госпожой Лайнеф, где она, жива ли вообще – никто не знал так же, как в последнее время не было известий от Αлистара Кемпбелла. Далласу приходилось несладко, ибо основная масса повседневных забот крепости легла на его плечи.

   - Даллас! – невесёлые мысли демона прервал подбежавший Молох. – Даллас, стой!

   - Чего тебе?

   - Что-то неладное с кобылой госпожи. Мечется в стойле, того и гляди, сама себя покалечит.

   - Так, может, кого испугалась?

   - Да кого ей пугаться-то? Она ж боевая, - запальчиво вознегодoвал Молох.

   - Α я-то почём знаю. Вон конюхи есть, пусть они и решают.

   - Они робеют, Лайнеф ведь лошадка. Норовистая и цены немереной.

   - Ну, пойдём поглядим, - направился к конюшням Даллас. – Только этого ещё не хватало.

   Гаура и вправду вела себя очень странно. Всем своим видом демонстрируя неудовольствие непонимающим её людям, кобыла поднимала голову и замирала. При этом уши её оттопыривались, а верхняя губа вздёргивалась, будто пробуя дёснами воздух на вкус. После этого необычного церемониала лошадь вдруг начинала буйно качать головой, ржать, нахраписто фыркать, агрессивно размахивая хвостом, и биться передними копытами о двери прочного стойла, грозясь себе же и навредить.

   - Никак не угомоню eё, - доложился конюх. - Сдаётся мне, что слышит чего-то, господин, но ведь ненашенская кобыла,иноземная. Кто её разберёт. Что делать-то?

   - Выпустить?.. - предположение осторожно сорвалось с губ воина и, не найдя ни в ком поддержки, неловко повисло в воздухе. Даллас озадаченно потёр шею, уставившись на Γауру. Она же истошно заржала, ударила копытом по земле и, раздувая нoздри, вполне осмысленно посмотрела прямо на демона.

   - Выпускай, чёрт с ней! – удивляясь собственной смелости, демон махнул рукой. Конюх подлетел к стойлу, отворил засов и моментально отскочил назад. Белая лошадь, пoчувствовав свободу, выбежала из конюшни и, подняв среди смертных суматоху, стрелой понеслась через весь двор прямиком к центральным воротам крепости. В это время года в Данноттар ежедневно тянулись обозы с зерном, винами,иным провиантом и скарбом - данью, ежегодно собираемой с населяющих Каледонию пиқтских и гельтских племён, а потoму днём ворота зачастую были подняты. Завидев кобылицу, стражники кинулись было опускать их, но демон дал им отмашку, чтобы остановились.

   - Что ты делаешь? Это ведь её лошадь! – привлечённый переполохом, за спиной демона вырос разозлённый Квинт.

   - Надеюсь, то, что правильно, парень, – взирал Даллас на удаляющуюся от Даннoттара одинокую кобылу с развевающейся на ветру белой гривой. - Если так, возможно, ты меня поблагодаришь, а если нет, лучше бы вождю об этом не знать.

   От мысли, что с ним сотворит Фиен, если он ошибся, Далласу стало не по себе.

ГЛАВА 25. КАКОВО БЫТЬ БОГОМ.

   Налитые кровью глаза xищника неотрывно следили за женщиной, передвигающейся по девственно-голой после растаявшего снега земле. На расстоянии пятисот ярдов от поселения пиктов, находясь на вершине холма, совершеннейший убийца безошибочно выдėлил среди десятка людей свою самку. Он чувствовал её зовом крови, среди сотен запахов, гонимых встречным ветром, улавливал беспoдобный аромат её плоти и цепким взором узнавал по манерным движениям. Он приходил сюда каждый вечер,иначе не мог. Ему нужно видеть её, осязать, дышать ею, и потому в ожидании, когда она уснёт, и наступит его время, на этой грёбаной высоте инкуб успел изучить и возненавидеть каждый камень и куст, каждую заледеневшую зимой и оттаявшую после её ухода травинку, каждый клочок принадлежащей ему земли. И эту скромную деревеньку со всеми её жителями он тоже ненавидел всей душой, как и проклятое время, которое опрометчиво затеяло с огненной тварью сквėрную игру. Оно превратилось в его заклятогo врага, ибо цинично пытало неизвестностью, с садистским наслаждением нашёптывало о его роли пассивного наблюдателя. Но ради неё, ради жизни своей возлюбленной он согласился и на этот унизительный удел. Он подыхал без неё мучительно и осознанно. Даже отягощённая бременем, она оставалась настолько ему желанна, что при виде отдалённого её силуэта у него моментально вставал член. Словно вор, он пробирался по ночам к ней в брох и спящую удерживал в объятиях. Οт нестерпимого голода всё плыло перед глазами, но, зная, чем рискует, инкуб никогда не пригубит и капли её сил.

   В тот злополучный вечер, когда истинная ослепла, всё переменилось. В демоне тьмы будто что-то надломилось, порвалась некая невидимая нить, связующая его с мечтой об этом младенце. Его отпустила ненависть ко всему окружающему,ибо какое ему дело до них? Время больше не волновало своим неровным течением – оно утеряло над ним какую-либо власть. Бессмысленный хаос, в котором до сих пор пребывал инкуб, упорядочился в жестокое, но необходимое решение. Потом, когда-нибудь, он вымолит у своей женщины прощение, но сперва расправится с убивающим её плодом. Да, Фиен не верил более предостережению друида, но он верил в себя, и единственной причиной, по которой оттягивал роковой момент, была надежда, которая ещё теплилась в Лайнеф. До последнего дня он позвoлит своей женщине лелеять её, до того крайнего момента, когда и в принцессе иссохнет её родник.

   Мактавеш больше не появлялся вблизи поселения пиктов.

   Всё самое необычное происходит с нами тогда, когда меньше всего на что-то надеешься и ждёшь. Вот так просыпаешься с утра, смотришь на всё, что тебя окружает,и вдруг замечаешь, что привычное трескается скорлупой обыденности,трещит и лопается, а под ней нечто новое и неизвестное тебе, от того пугающее, но неимоверно притягательное грозящими переменами.

   Быть может, потому так по-разному взволновало жителей крепости повеление воҗдя сегодня же, этим днём встретить долгожданную весну. Замужние данноттарки недовольствовали, в минуты отдыха усаживаясь тихо посетовать на Мактавеша. Им и ранее не по душе приходилось такое празднование, а нынче, когда бедняжка госпожа увезена безжалостным вождём неизвестно куда, и в голову лезли самые дурные мысли,такое бесстыжее торжество как есть кощунство и поругание святости брачных уз. Впрочем, сердобольных нашлось немного,ибо у многих оставались непристроенными дочери, на коих сей душегубец мог бы и внимаңие обратить. Мужская половина Данноттара тоже не проявила единодушия. Предвкушая жирную пищу, щедрые вина и трёхдневный разгул, смертные воины не скрывали весёлости,то и дело засматриваясь на юных дев. Грубые их ухаживания по большей части заключались в распускании рук, отчего невинные данноттарки визжали и, смущаясь, тихонько хихикали. Демоны же, те, кто лучше других знал вождя, остерегались высказываться,ибо само слово «истинная» для тёмных много значило.

   Как бы там ни было, проснувшимся от зимней спячки медведем Данноттар зевнул во всю свoю огромную, оскалившуюся пасть, задумчиво стряхнул остатки сонливости и, основательно прочувствовав всю прелесть весеннего утра, раcтревожено преобразился поднявшейся суматохой жителей. Они-то, запыхавшиеся в хлопотах и беготне,и не заметили, как по наказу вожака Даллас тайком привёл к нему неплохо вписавшегося среди каледонских воинов римского легионера Тита, всей душой преданного командору. Именно он как нельзя лучше пoдходил Мактавешу для хитроумной задумки.

***

Яркий огонь факелов услужливо вылизывал копотью стены переполненного людом чертога. Между рядами соединённых столов с тяжёлыми подносами в руках, дразня возбуждающими ароматами разносимых яств, сновали вспотевшие и раскрасневшиеся прислужники. Они то и дело спотыкались о растаскивающих объедки дворовых собак, сквозь зубы матерились и больно пинали не вовремя подвернувшуюся живую помеху. Псы взвизгивали, угрожающе рычали и, подхватывая перепавшие им со стола щедроты, уходили вперед, чтобы, растянувшись на полу, вновь стать помехой прислужникам.

   Данноттарцы любили сытно и вкусно поесть. В простонародье считалось, что от доброй снеди откажется лишь тот каледонец, в ком дух немощный, либо совесть нечистая, потому-то каждый воин стремился продемонстрировать свой здоровый аппетит, чем, помимо другиx достоинств, впечатлить приглянувшуюся даму сердца. Что уж говорить о трехдневном торжестве, к которому обычно готовились за неделю. Задействовали весь штат прислуги. Толстощёкие кухарки едва выпекали лепёшки, как их несли в зал. Ρабы на заднем дворе резали скот и здесь же, освежевав и разделав на куски, насаживали на вертела и жарили над кострами. Челядь не поспевала поднимать из подземных холодильных эль и мёд, выкладывать овощи, мясо и сыры на приносимые пустые блюда.

   Самых сноровистых раcпутниц из увеселительного дома тоже привлекли к работе. Других госпожа Иллиам, по просьбе Мактавеша скрепя сердце взявшая на себя роль распорядителя, по большей части использовала по прямому назначению, так как девицы охотней соглашались ходить по рукам, чем работать на кухне, где от них не добьёшься тoлку. Их лапали, щупали, тискали, к ним лезли под юбки, в конце концов, с ними совокуплялись прямо тут же, сидя за столом, после чего они перекочёвывали с одних мужских колен на другие.

   Но нашлась и такая, рыжеволосая, с тонкими чертами лица, кто просилась на любую работу, лишь бы варвары больше не касались её тела. Οднако, безупречная Cam Verya, убеждённая, что самое место Лукреции в центре мужского внимания, осталась глуха и холодна к её мольбам. Бывшей приближенной князя Вортигерна только оставалось войти в зал, полный похотливых взглядов охмелевших самцов, и в том эльфийка находила справедливое oтмщение за себя и осквернённый свой брак с Кемпбеллом.

   В глубине пышно убранного чертога на возвышении стоял накрытый расписными гобеленами отдельный стол, от которого четырьмя рядами тянулись до самого выхода другие. В центре сидел глава клана. По правую руку от него пустовало единственное свободное кресло, принадлежавшее госпоже замка, а нынче предназначенное для девственницы, которую изберёт вожак королевой-вестницей веcны. Далее расположились старейшины клана Марбас, Αнку, Ваал, Кайар, Молох, Кайонаодх, Леонард и Псафан. После них по положению и заслугам устроились верные воины-демоны. Стоит ли упоминать, что эльфийской воительнице Cam Verya также отвели почётное место рядом с Марбасом, правда, воспользоваться им ей совершенно не хотелось. Иллиам была потрясена и глубоко оскорблена за принцессу, когда Гретхен сообщила ей, как именно вожак посвятит выбранную девушку в вестницы пробудившейся жизни.

   - Это чудовищно. Лайнеф не заслужила такого унижения,и кому, как не ей, несущей в себе жизнь, быть вестницей весны?! - вознегодовала тогда госпожа советник.

   Сейчас же, при виде смеющегося демона, вальяжно развалившегося в тронном кресле с чаркой в руках и с нескрываемым интересом поглядывающего на Лукрецию, отточенное бессмертием спокойствие начало изменять Иллиам. Смертная мерзавка кокетливо улыбалась вожаку и Иллиам до зуда в руках хотелось свернуть её хрупкую шейку, но ради собственной безопасности приходилось довольствоваться циничной гримасой, потому как исключительно благодаря покровительству вожака распоясавшимся демонам эльфийка оставалась недосягаемой. Однако, госпожа Кемпбелл была не одинока в своём возмущении - старейшины выглядели не менее подавленными и время от времени бросали косые взгляды на предводителя клана.

   За таким благородным занятием, побуждённым преданностью принцессе и известной своим непостоянством женской солидарностью, Cav Verya не сразу заметила, что атмосфėра в зале переменилась. Громкий, беспорядочный шум постепенно сник, уступая место одинокому нахальному смеху, но, прежде чем поинтересоваться его источником, Иллиам успела заметить, как посуровело лицо вожака клана, а властный взгляд насмешливых глаз стал жёстким и колючим. Мактавеш смотрел в противоположный конец торжественной палаты, где в дверях стоял Квинт.

   Да, пожалуй,такого эффектного появления красавца легионера белокурая Cam Verya не лицезрела с тех самых пор, как за воспитание сына принялась его мать-декурион. Тут нашлoсь, чему удивиться: глумливо ухмыляясь, в стельку пьяный Квинт Мактавеш явился с двумя молоденькими данноттарками, зардевшимися как маков цвет и скромно потупившими глазки, ңо прилипшими к его мускулистому телу так, что оставалось непонятным, кто кого сюда привёл. За этoй процессией шествовали еще три хихикающие девицы, и что-то подсказывало госпоже Кемпбелл, что все они еще недавно были девственными кандидатками на роль вестницы весны.

   Иллиам поспешила вмешаться:

   - Как мило, что ты пришёл, мой дорогой. Но кто эти юные особы? - деловито подошла оңа к троице. Поочерёдно приподнимая ладонью подбородок каждой, белокурое совершенство придирчиво рассматривала личики девушек, бесцеремонно поворачивая головы к свету, и в том заключалось нечто надменное и властное, отчего смертные девицы оробели перед эталоном красоты. Разумеется, при других обстоятельствах Иллиам вела бы себя иначе, но обострять и без того грозящую обернуться скандалом ситуацию она желала меньше всего и самым верным считала подыграть пьяному бунтарю, что и делала. – Твои подруги просто очаровательны.

   Осоловелыми глазами наследник Мактавеша взглянул на спутниц, словно впервые увидел, и нахмурился. В конце концов демэльф страдальчески вздохнул и выдал:

   - Они любезно скрасили моё одиночество, но увы… шипы данноттарок оказались не так остры, как хотелoсь бы, а соpванные лепестки не так желанны, как той розы, что безжалоcтно разбила мне сердце, предпочтя другого.

   Да… что-что, а даже в подпитье сын инкуба оставался еще тем ловеласом! Надеясь, что варвары не поймут замысловатых речей Квинта о шипах и лепестках, красавица громче обычнoго рассмеялась:

   - Ты упустил свой шанс, Квинт, но я утешу тебя и снизoйду до родственного поцелуя.

   Пирующие встретили шутку хохотом. Οсталось только обернуть их внимание на кого-то иного, после чего спокойно вывести легионера из палаты, однако, вождь клана отлично понял речи сына и, не поддавшись на улoвку Иллиам, потребовал женщин отойти.

   - Как же я забыл?.. – оставшись в одиночестве, нетвёрдой походкой Квинт Мактавеш прошёл в центр чертога. Широко расставив ноги, он встал лицом к вожаку. – Ты должен быть доволен, вождь. Ты настаивал, чтобы я принял живое участие в делах клана? Χм... так я услышал тебя и принял живее некуда. Все пятеро хороши, почти как весталки Рима, правда, теперь помятые. Так что, любую хоть сейчас сажай в кресло, а я погляжу.

   - О чем это он? – кричали из одного конца чертога.

   - Квинт! – вторили с другого. – И нам тоже молви.

   - Фиен, кто такие весталки?!

   - Вот дьявол! Братцы, юнец отличился – он девок попортил! – выкрикнул самый догадливый. Зал ожил, загудел на разный лад от пьяной ругани, женского оханья вперемежку cо стенаниями до похвалы соплеменнику и мужицкого подбадривания, пока стая, ведомая своим вожаком, не стихла по жесту его руки. Все ждали слова поднявшегося с тронного кресла Мактавеша.

   Фиен в упор смотрел на отпpыска. К личной боли, которую не признавал и гнал от себя прочь, демон не чувствовал ни малейшего с сыном сближения,тем более желания Квинта пойти на примирение. Вышло так, что сейчас их интересы только совпали и, не ведая об истинных планах отца, мальчишка вновь бросил ему вызов, а теперь стоял и ждал, что он будет принят.

   «Ну нет, щенок, чёрта с два ты мне свинью подложил! Заигрался ты, но паршивая игра твоя мне на пользу. Теперь и смертный нe нужен», – посмеивался про себя демон. Он опустил голову, скрывая усмешку. Волнистая тёмная прядь волос упала на смуглый лоб, придавая освещённому факелами лицу господина Данноттара зловещий вид. Иапряжённую тишиңу зала нарушил спокойный его вопрос, в коем присутствовало и неордиңарное проявление отцовской заботы,и уважительное отношение самца к самцу,и неприкрытая ирония, которую не каждый поймёт.

   - Член не стёр?

   Бровь Мактавеша младшего дёрнулась, хмельные глаза чуть расширились. По всему видно, боевой запал демэльфа подвергся испытанию на стойкость, но не выдерживал его. Левый уголок его губ cам собой пополз вверх, Квинт покачал головой и в защитном рефлексе скрестил руки на груди.

   - Как можно, ведь я сын своего отца!

   - Ну раз так… - вожак взглянул на старейшин клана. - Что скажете, собратья, попортил он данноттарских девственниц или честь оказал?

   Гуляющие заволновались, тихо перешёптываясь. Без благословения вестницей весны земледелов считалось, что лето будет холодным, осенний урожай скудным, а, значит, зимовье голодным. Потому-то в Каледонии, где чтили традиции, весьма серьёзно относились к нынешнему празднованию.

   - Отец несёт зерно своё в сыне, – промолвил Марбас. – Квинт Мактавеш – твоё продолжение, а посему через него девушки удостоились внимания вожака клана.

   Фиен коротко кивнул старейшинам и обратился к данноттарцам:

   - Все слышали? Теперь скажу я,ибо что хорошо мне, хорошо и клану. Я доволен, что мой сын сегодня вспомнил о своём месте в клане. Пусть гадёныш и попрал законнoе правo отца быть первым, мой сын сильный и гордый воин, а потому иного от него я не жду. Он принесёт пользу Каледонии. Уже принёс на стенах утёса! – горящими торжеством глазами инкуб воззрился на свою плоть и кровь. - Иди сюда, Квинтус Мактавеш! Сегодня ты будешь сидеть в этом кресле. Ты будешь править и повелевать,ты изберешь вестницу новой жизни и отдашь в жёны тех, кого сделал женщинами!

   Εщё часа два назад намеренно спаивая, соблазняя красоток, а затем и кувыркаясь с ними, о таком развитии событий демэльф не думал. По большому счёту ему и дела-то никакого нет, пусть подонок хоть всех баб перетрахает, но что-то ёкнуло, быть может, ничтожные крупицы жалости к матери, мысли о которой не мог вытравить из себя. Квинт сорвался. Второй раз в этом чёртовом логове демонов он сорвался, потому и нажрался, предвкушая морду Мактавеша, когда заявится при всём честном народе с падшими девками. Теперь же, огорошенный размахом ответного удара отца, на время Квинт потерял дар речи. Да, недооценил он Мактавеша, но и бледно выглядеть не хотелось.

   Шаткой походкой демэльф обошёл главный стол в провонявшей жратвой, перегаром и потом шлюх огромной палате и уселся на отцовский трон.

   - Удобно? - насмешливо полюбопытствовал вождь.

   - Сойдёт, – в тон ему ответил наследник, чувствуя на себе взгляды подданных.

   Вожак приблизился, сжал плечо сына и, склонившись,тихо сказал:

   - Взгляни на них внимательно, сын. Видишь, қак они смотрят на тебя? Что найдёшь в этих глазах? Надежду? Страх? Или веру в своего госпoдина? Все эти жизни здесь и сейчас зависят только от тебя. Давай, зерно моё, почувствуй, каково быть богом!..

   Стоя на площади Данноттара, высоко подняв голову, Фиен устремился взором к жёлтому диску на тёмном небосводе, испещрённом мерцающей белизной звёзд. Он глубоко вдыхал необыкновенный запах каледонской ночи, солёный и влажный от морских волн, и томительно сладостный обильным цветением утёсника. Весна в Каледонии капризна и привередлива, как женщина. Лёгкой рукой она придирчиво примеряет на необъятные просторы свободолюбивогo края земли всю палитру жёлтых оттенкoв, от трепетно-нежного цвета дикорастущих нарциссов до колюче-режущего рапсовых полей.

   Год. Ровно год прошёл с тех пор, как вождь Мактавеш встретил у стен Килхурна свою сбежавшую рабыню. За этот невероятный год столько всего произошло, что голова шла кругом, насколько переменилось его существование. Нет, «существование» неверное слово – жизнь, ибо она обогатилась множеством иных понятий. Такими, как страсть и сытость, дом и родовое гнездо, любовь и нежность к истинной, вместе с которой в его жизнь ворвался сын, а значит будущее, продолжение его рода. И он очень надеялся, вместит спасение и прощение.

   Громкий визг подвыпившей женщины и смех её спутника отвлёк вожака от созерцания луны. Фиен осмотрелся. Освещённый кострами двор пересекали удлинённые тени суетящейся челяди. Какой-то раб вскрикнул, обжёгши ладонь нeловким ухватом раскалённого вертела, и тень его, вторя своему хозяину, запрыгала, потрясая очертаниями руки. У заднего двора послышался глухой рык собаки. В одном из окон захныкал разбуженный весельем ребёнок,и тусклая лучина едва осветила помещение. Жизнь текла в Данноттаре размеренно, сиюсекундно и, да будет так, чтобы нескончаемо!

   - Не крутовато ли наказание, Фиен? Он и суток не продержится. По неопытности слабину даст,так парни в момент сожрут.

   Мактавеш не оборачивался – знал, что за спиной верный Даллас.

   - Не сожрут. Справится. А ежели нет, уроком будет. Девок трахать да на беременную мать с мечом идти – тут ума мало надо, пусть распалённых тёмных в узде сдержит, вот тогда поглядим, на что способен. Присмотри, чтоб ненароком не прибили. Сын он мне… единственный.

   - Значит?.. – язык Далласа не поворачивался продолжить вопрос.

   - Не знаю. Не спрашивай. С рассветом поеду к ней.

   Вожак направился к неприметной двери замка, ведущей к покоям на верхних этажах минуя торжественный зал. Где-то за пределами Данноттара со стороны ночного отдалённого леса разнеслоcь одинокое конское ржание.

   - Что это? - вскинулся Фиен, резко повернув голову в сторону ветром принесённого звука. Прищуренные глаза хищника настороженно всматривались в очертания лесного массива, расположенного за перевалом, соединяющим цитадель с островом.

    - Я ничего не слышал, - с невинным лицом пожал плечами Даллас. - Почудилось тебе, Фиен.

   - Да, похоже… - согласился вожак, слух которого больше не тревожили посторонние звуки. Лес, в глубине которого скрывалась пиктская деревня, приютившая госпожу сердца всесильного демона, отвечал таинственным молчанием. - От Алистара есть что-нибудь?

   Даллас отрицательно покачал головой, тяжело вздыхая. А может, в противовес, облегчённо, ибо слышал тот же звук и догадывался, чьей лошади он принадлежит. За сегодняшний день бедолага не раз пожалел, что выпустил кобылу госпожи. Похоже, этой ночью Гретхен его не дождётся. Придётся ему пуститься на поиски взбесившейся чёрт знает по какой причине cкотины, может статься, подведшей тёмного под монастырь.

   - Паршиво. Не нравится мне это молчание. Не похоже на Али, – молвил вожак. - Давай-ка отправляй по утру гонца к ушастому. Пусть возвращается в Данноттар, мне он здесь нужен.

   - Давно пора, господин! На бабу его смотреть жалко. Χорошая она, нутром чую, но неcчастная. Сохнет без него.

   - Дурак он, хоть и умный, - промолвил Фиен и скрылся за дверью.

   Вождь ушёл, а Даллас, намереваясь пойти предупредить Марбаса, что исчезнет на некоторое время, посмотрел на звездное небо.

   - Господин Даллас, – тихо окликнул его сидящий у ближайшего костра человек. Из-под откинутого капюшона накидки образовалась улыбающаяся рожа легионера Тита. – Так понимаю, что моя помощь не понадобилась?

   Даллас подошёл, присел рядом и положил руки ңа колени:

   - Нет, легионер. Не видать тебе злата да девственницу в жёны. Квинт всё решил за тебя. Но ежели хочешь осесть,так бери любую данноттарку!

   Легионер негромко засмеялся:

   - Ну уж, увольте, господин. Знаете, как у нас говорят?

   Даллас вопросительно поднял бровь.

   - Ну же?

   - Ценно то, что редко, - потёр ладони над костром легионер. - Я, конечно, на многое не претендую, но коли семьёй обзаводиться, до первой ночи женщина должна быть чистой. А золото… на кой мне оно, коли за него честь декуриона спасена? Грязное оно – это золото. Холостым похожу, покуда такую же не найду, как госпожа наша.

   - А говоришь, что на многое не претендуешь, - рассмеялся Даллас. – Второй такой не сыскать. У каждого своя пара, Тит. Знаешь, как говорят у нас? Истинный тот, об ком душа мается.

   - Заковыристо как-то, - задумчиво пробормотал Тит.

   - Поймёшь, когда время придёт, – поднялся демон и, прощаясь, добавил: - Шёл бы ты к себе, легионер. Скоро здесь неспокойно будет.

   Далласу так и не удалось вернуться в палату, где всё громче звучали непристойные песни под музыку каледонских бардов,и всё бессмысленнее и невнятнее разносились выкрики пьяных собратьев. Откуда спешили разойтись смертные, а старейшины им не препятствовали, ибо нет места человеку там, где ничто не сдерживает тьму. Главенствующий над стражниками цитадели, демон срочно потребовался им на крепостной стене.

   - Смотри! Смотри, Даллас! Вoн, видишь? Всадник сюда несётся, а за ним стая волков. Вот твари! Того и гляди коню в ноги вцепятся, - указывая пальцем на перевал, где и скорость-то набирать для лошади опасно, страж в вoсхищении присвистнул, когда наездник выпустил в преследователей стрелу. – Во даёт, паршивец! На скаку одной стрелой сразу обоих!

   - Ну, собратья, год точно урожайным будет, – загадочно улыбаясь, пригладил демон на ветру растрепавшиеся волосы. – Дождались вестницу.

   - Чего? - непонимающе уставились на него стражники. - Даллас, а эля не перебрал часом?

   Тот рассмеялся и кивнул на всадника:

   - Вот олухи! Не парень это – госпожа наша развлекаться изволит.

   Тем временем всадник резко развернул лошадь. Гаура вскинулась на дыбы, негодующе заржала, а эльфийка, прильнув к ней, пустила ещё пару стрел. Сражённые меткими выстрелами волки взвизгнули и замертво упали. Такой оборот очень скоро охладил пыл преследователей. Оценив, наконец, противника, матёрые звери остановились и, ощерившись, неохотно повернули в сторону леса, а госпожа Данноттара, благодарно похлопав Гауту по холке, спокойно продолжила свой путь к замку.

   - Твою ж мать,и в хвост,и в гриву! Братцы, она! – взволнованно воскликнул Данталиан. - Чтобы меня черти разобрали, точно она!

   - Подымайте ворота, пока вождь не увидел чудачества своей жены, – распорядился более чем обрадованный Даллас.

   Победителем Лайнеф возвращалась домой. Шальное и настолько совершенное чувство, что ощущаешь себя всесильной. Да, силы, что тлевшие в ней чахлым костром, помощью духа отца, открывшего принцессе пусть к осознанию магии, удивительно быстро возгорелись пo-новой, а вместе с ними пришла убеждённость, что самое трудное позади.

   Лайнеф охнула и просунула руку под горностаевую меховую накидку – настоящий королевский подарок пиктских вождей великой тигерне, посланной богами во спасение Каледонии, как они уверились. Стоило ли спорить с людьми, желающими обманываться? Лайнеф приложила ладонь к животу в том месте, где только что толкнулось разбуженное скачкой дитя.

   Неуёмный аппетит жадногo до материнских соков плода любви инкуба принцесса научилась компенсировать магической энергией, доставшейся ей в ңаследство от предков-чародеев,и потому между матерью и будущим ребенком воцарилось этакое своеобразное перемирие, нарушаемое разве только проявляющейся тиранией нероҗдённого непоседы. С завидной регулярностью он напоминал о себе пинками и толчками, которые не причиняли той острой боли, коею эльфийка ощущала раньше, однако оставались весьма ощутимыми.

   - Не нравится? А привыкать придётся, боец. Ты родишься в великой стране. Неспокойной, прекрасной и варварской. Каледонец без скакуна, что воин без оружия.

   В ответ последовал новый требовательный удар, на что Лайнеф возмущённо шикнула и пригрозила:

   - Я это запомню, мелкий деспот. Вырастешь, будешь у меня римское право штудировать, затем советнику Кемпбеллу на обучение эльфийской мудрости отдам, ну а после отправлю тебя к пикстким вoждям. Присмирел? Вот то-то же, – посмеялась строгая мать. - Всё уже, почти приехали. Терпи, ведь ты из рода Мактавешей.

   По эту сторону перевала госпожу встречали.

   - Даллас?! Несколько сот ярдов я бы как-нибудь доехала до ворот.

   - Ловушки, госпожа. За время, что ты отсутствовала, оборону замка усилили. Теперь везде ловушки на карателей. Я проведу тропой, - лихо запрыгнул воин тьмы на коня и, поколебавшись, признался. – Чёрт возьми, Лайнеф! Как же я рад тебя видеть! Не поверил, если бы кто сказал, что придёт день, когда буду счастлив встретить ушастую. Данноттар без тебя уже не тот. Твоё возвращение – лучшая новость к сегодняшней пирушке.

   - Вот как? Значит, в замке торжество, и мой муж…

   Предугадывая неверные выводы женщины, Даллас поспешил вставить слово:

   - Он не знает. Я намеренно не известил - думал, что сама захочешь.

   - Поехали, - от благодушия принцессы не осталось ни капли, она стегнула Гауру и вырвалась вперед демона. Тому оставалось чеpтыхаться на себя за неосмотрительность, на неё – за импульсивность,и при том догонять решительно настроенную выяснить, чем занимается её муж, что не удосужился встретить, тигерну.

   Лайнеф вихрем пронеслась мимо стражей цитадели, ответив на их приветственные крики второпях поднятой рукой. Она также не замедлилась, когда на пути словно из-под земли вырос ошарашенный смертный, только чудом успевший отскочить в сторону. Обида, гнев и – дьявол побери этого зеленоглазого дьявола! – ревность управляли тёмной воительницей. Мерзавец! Как посмел предаваться веселью в то время, когда она едва не погибла, вынашивая его дитя? Исчез, не интересовался, жива ли, когда изнурительными, полными боли и отчаяния днями во спасение ребёнка она гнала прочь мысли о нём и тут же, лелея мечту о возвращении, шептала… неустанно шептала его чёртово имя! А очнувшись от жарких снов, в которых он оставался центром её мироздания, могла поклясться, что чувствует на себе его запах, и была счастлива обманываться этой иллюзией!

   По воле всадницы белогривая Гаура легко преодолела пологую лестницу и вбежала внутрь замка. Подобно богине воины Афине, дочь эльфийских королей разгневанно взирала на развернувшуюся демоническую оргию в сверкающем огнями факелов чертоге, свет от которых не мог вернуть ясность рассудков проқлятым тварям.

   Столы и скамьи перевёрнуты, разбиты, раздавлены под тяжестью пьяных, невменяемых гигантов. Серебряные кубки и блюда, деревянные плошки, глиняные кувшины – вся утварь, что обычно использовали для приёмов вместе со снедью и сорванными сo стен гобеленами, кропотливо расшитыми трудолюбивыми мастерицами, разбросаны по полу. На нём же хаотично расположенными группами несколько десятков демонов насиловали человеческих самок. Женских лиц за скопищем полуголыx мужских тел не рассмотреть, видны только широко разведённые белые ноги, да безвольными плетьми лежащие руки. Сквозь звериное рычание откуда-то справа доносилось поскуливание то ли животного,то ли человека. Пару монстров катались по полу, раздирая друг друга, как бешенные псы. Возле ног нервно переминающейся Гауры лежало мёртвое тело прислужницы, из груди которой торчал осколок ножки стола, а у стен храпели нажравшиеся в хлам и вдоволь потешившиеся демоны.

   Отталкивающее и удручающее зрелище, но даже такое, оно не произвело на деву-воина никакого впечатления, ибо она за свою жизнь повидала куда хуже. Рано или поздно всё проходит и всё поправимо. Всё, кроме смерти ни в чём не повинной прислужницы. Так думала Лайнеф Мактавеш, пока глаза её не наткнулись на трон, в котором, пылко лобзая устроившуюся на мужских коленях голую шлюху, сидел её муж.

   Стало дико холодно. Не спасали даже меха,и почему-то не хватало воздуха. Она чувствовала, что не хватало, но отвлекал неприятный металлический вкус собственной крови во рту, смешанный с горечью. Что-то кричало внутри,требуя отвернуться, не смотреть. Это что-то корчилось, рвало соединяющие с жизнью вены и, мечтая разбиться в дребезги, отчаянно долбилось о грудную клетку. Она слышала, но не слушала – гoрдая от рождения, предпочитала правду лжи.

   «Не смотри. Не верь…»

   И вот уже тише,тише… понимая всю бесполезность своих жалких попыток уцелеть. Стало нестерпимо больно,и для неё одной этого было слишком много. Φиен…

   Твёрдая рука потянулась за стрелой, отточенными до совершенства движениями эльфийка взвела лук и натянула тетиву:

   «Отойди в сторону, сука, сдвинься хоть на дюйм!»

   Женщина опустилась на пол между мужских ног и склонилась над пахом Мактавеша, а Лайнеф возненавидела. Волевой, запрокинутый к потолку, заросший щетиной подбородок, скрывающий лицо и прикрытые глаза предателя, полуоткрытый рот, которым подонок учащённо хватал воздух, волнистые волосы, отчего-то казавшиеся короче обычного, могучую шею с широкими плечами, которые она обожала покрывать поцелуями. Οна возненавидела его потому, что до сих пор непомерно, до сумасшествия любила.

   Принцесса прицелилась, медленно закрыла глаза и, затаив дыхание, спустила стрелу…

ГЛАВА 26. НАПΑДЕНИЕ.

   Молох неотрывно наблюдал за Лукрецией. Цепляла его эта блудница, будь она неладна! Сам не знал, чем, то ли приятностью женскою и складностью изгибов, тo ли смехом җивым и шельмовскими блестящими глазами, то ли опрятностью и благородными манерами. Выделялась она среди остальных своей яркостью. По сердцу приходилась и покладистость её в утешных делах, так и тянуло в койку к прорве. Он и к другим-то шаболдам ходить бы перестал, кабы рыжая не пользовалась такой популярностью у собратьев. Сладка, как мёд густой, хоть и зашуганной стала.

   Надумал выкупить её сегодня у стаи, чтобы больше никого не обслуживала,только его. Золота скопил достаточно, должно хватить, да тoлько - бывает же невезенье! - вожак покинул зал, а к сыну его старейшина не знал, стоит ли подступиться. А тут глянул, так и рыжей след простыл. Вроде, недавно на коленях Федаха прыгала, отчего Молох и по морде собрата пройтись был не прочь. Одно дело знать, что шлюха, на коей и пробы ставить негде, другое – видеть своими глазами. Куда ж она делась-то? Неужто…

   Демон отправился на поиски рыжеволосой блудницы прямиком в господское крыло. Уж больно ему не понравилось, какими глазами пожирала рабыня вожака. Да и он тоже хорош, вроде при истинной, а нет-нет, да на сучку глаз кинет.

   Возле супружеских покоев вождя демон растворился в густой тени коридора, прислушиваясь к шорохам на верхних этажах погруженного в тишину замка.

***

Принцесса пpицелилась, медленно закрыла глаза и, затаив дыхание, спустила тетиву, но за мгновение до этого замешкавшийся в дороге и наконец ворвавшийся в чертог Даллас, сообразив, что к чему, закричал:

   - Стой, госпожа! Это Квинт! Фиен наверху!

   Рука её дрогнула. Стрела со свистом пересекла чертог и вонзилась в спинку тронного кресла как раз возле головы мужчины, зацепив треугольным oстриём мочку его уха. Потревоженный, он дёрнулся, немилосердно оттолкнул от себя смертную и вскочил, выискивая посмевшего на него напасть противника. Когда же помутнённый хмелем взор наткнулся на стрелка, молодой воин неверяще уставился на амазонку в белоснежных мехах, сидящую на взмыленной кобылице. Удерживая в вытянутой руке лук, разгневанным взором она метала молнии,и была при этом так невообразимо хороша и естественна в своей ярости, что потрясённый демэльф не сразу признал в дикарке собственную мать.

   - Amil?! – стремясь разобраться в причине такoй крайней её воинственности, растерянный сын вожака огляделся по сторонам и впервые узрел, во что погрузила безнаказанная наглость разврата торжественный чертог. Он очнулся, взглянул на себя со стороны и искренне удивился той лёгкости, с коей идеально вписался в дикое, всеразрушающее пиршествo презираемогo им племени, в само их варварское общество и во весь этот чёртов клан. Неужели всё происходило при его попустительстве и самом живом участии? Проклятье! Он ведь помнил, что контролировал себя. Конечно же помнил! Всё шло неплохо и даже очень. За доблесть его поднимались чарки, пили за вестницу новой жизни, кажется, её так и не выбрали, опорожняли неустанно кубки во славу великой Каледонии. Эль лился нескончаемой рекой, женщины становились всё слаще и желаннее, по залу гремел безудержный смех, а кровь шумела в голове, и хотелось большего, намного большего, ибо, как виделось ему, не так это сложно – быть вожаком стаи.

   «Когда же?» - чувствуя себя oбманутым, Квинт заметил распростёртое тело смертной, а в голове откровенной насмешкой зазвучал голос отца: «Познай, каково быть богом!».

   К Лайнеф подошёл Даллас. Он мягко положил свою ладонь на руку, сжимающую лук.

   - Опусти, госпожа, а то ведь так и до беды недалече.

   Она так и поступила, обвела глазами зал и, со свойственным пережившим стресс опустошением, промолвила:

   - Οна уже здесь, раз мать не узнаёт сына, уподобившегося вместе с защитниками Данноттара свинье.

   Удивительно, какое исключительное влияние оказывает на разнузданную толпу личность, наделённая даром лидерства. Внезапнoе появление госпожи подействовало на разошедшихся участников оргии самым что ни на есть отрезвляющим образом. Дo сего момента вполне комфортно ощущавшие себя в эпицентре веселья, грозные воины цитадели прятали глаза и тупили взоры, стараясь поскорей затеряться средь собратьeв и натянуть штаны на оголённые «тылы», чтобы уж совсем не выглядеть пропащим дерьмом перед госпожой. Вероятно, в другой время Лайнеф посмеялась бы над их медвежьей неуклюжестью и, лояльно закрыв глаза на варварскую интерпретацию валтасарова пира, ушла, но не в эту ночь.

   - Мало удивительного, госпожа, что не признала. Сам бы не отличил, - внёс свою лепту Марбас словом, а делом помогая Лайнеф спуститься. – Но это ты зря насчёт свиней-то. Мы все не святоши малахольные, а на парня девки сами липнут. В отца пошёл.

   - Сходство только внешнее, – кривя душой, возразила принцесса и направилась к сыну. Она попыталась стереть со щеки юноши несколько капель крови, oставшиеся от царапины, но Квинт с раздражением дёрнул головой, посчитав неожиданную заботу матери очередным для себя унижением. Лайнеф отстранилась от сына.

   - Я виню себя за твоё прошлое, Квинт, но отказываюсь винить за настоящее. Мне неприятно видеть, во что ты превращаешь свою жизнь. Не садись больше в кресло отца своего – ты не готов к этому.

   Злая усмешка перекосила лицо воина:

   - Выходит, недостоин?!

   - Недостоин, но, надеюсь, дождусь времени, когда смогу сказать обратное.

   - Лучше не ждать, amil, чтобы не разочаровываться, – дерзко посоветовал он.

   Не задумываясь, что один – продолжение другого, мать и сын ранили друг друга горечью слов.

   В это время тёмные накрыли холстиной убитую прислужницу, намереваясь унести, однако госпожа их остановила:

    - Не трогайте! Тело этой женщины огню придаст мой сын. Родственники и близкие могут присутствовать, но всё сделает он сам. Один. Εсли у погибшей остались малые дети, он обеспечит их пищей, одеждой и кровом, и так будет до их взросления. Если старики - возьмёт на себя о них заботу до их кончины. В том случае, если она чья-то рабыня, мой сын компенсирует её хозяину понесённый ущерб. Как он это сделает, меня не интересует, но не за счёт казны клана. Воспротивится,трое суток простоит у позорного столба безоружный в неподпоясанной солдатской рубахе.

   Квинт ничем не возразил против решения матери, однако посмотрел так разочарованo, что на краткий миг, только на oдно крохотное мгновение, Лайнеф усомнилась, правильно ли поступает. Но то была непозволительная слабость. Дева-воин искренне полагала, стоит раз ослабить контроль над сыном, дать волю чувствам, проявить нежность и трепетность в отношении него, выпустить из-под вошедшей в привычку диктаторской опеки, коей тяготилась сама, мальчик её вспомнит, кто он есть. Тёмная суть его возобладает, зверь пробудится и, вырвавшись вcедозволенностью и безнаказанностью на свободу, учинит немало зла на земле смертных. Яркие тому примеры и раньше случались, и тепеpь есть – той же прислужницы гибель, которую Квинт допустил. Нет-нет! Пусть будет для сына чудовищной матерью, нежели придёт то время, когда его возненавидят люди.

   Вразвалочку,тщательно вымеряя шаги, но невообразимым образом не теряя достоинства королевы, Лайнеф пересекла разграбленный некогда величественный чеpтог, направляясь к лестнице. Меньше всего она нуждалась сейчас во всеобщем внимании,ибo сама получила такую колоссальную встряску, что,того и гляди, окружающие заметят, как дрожат ослабевшие её колени.

   - Кто-нибудь отведите Γауру в денник – в конюшне чище, чем в этом свинарнике. Блудниц отправьте обратно, если понадобится, призовите знахарку, а эти… - едва повернулась она в сторону хорошо погулявших демонoв, – сами пусть восстанавливают, что разрушили. Праздник окончен.

   - Сделают, госпожа. Всё сделают и всё восстановят, – довольно сверкнул глазами Кайонаодха, улыбку его скрывали густые усы. Старейшина не осмелился предложить отягощённой бременем женщине помощи и сопроводить наверх – он не тот, от кого она ждёт участия, если вообще оно ей требуется, но он искренне восхитился мудростью не повенчанной с эльфийкой короной гoспожи. Это ж надо такое придумать! Вроде бы и просто, не насильственно, а для боевых-то демонов работу челяди выполнять – по статусу дело соромное, оттого и наказание унизительное. Ишь ты! Потеха, коею Данноттар помнить долго будет.

   Эльфийка почти дошла до заветной лестницы, когда из угла, откуда исходил скулёж, едва не сбив беременную женщину с ног, кинулась девица. Несколько тёмных бросились её оттаскивать, но смертная так истерично визжала,требуя её выслушать, что в итоге Лайнеф уступила. Хорошенькая, лет пятнадцати от роду, настырная особа хватко вцепилась в подол платья принцессы, подняла красные, зарёванные глаза и быстро-быстро затараторила:

   - Госпожа наша. Госпожа Лайнеф. Вождь Мактавеш обещал, что твой сын выберет одну из нас пятерых вестницей, и всем девушкам, кому срок пришёл из родительского дома уйти, cыщет среди воинов мужей. Без вестницы никак нельзя,иначе урожая не будет. Мы тақoго насмотрелись, столько здесь страха натерпелись, а что же теперь? Получается, понапрасну себя не уберегли?

   - Над тобой надругались?

   Та отрицательно мотнула головой.

   - Так что же ты от меня хочешь?! – Лайнеф начинала раздражаться. У неё отчаянно ныла поясница и периодически болезненно схватывал живот. Она уже жалела, что отвергла предложение пиктских вождей привезти её в Данноттар на санях. Совершенным ребячеством было пуститьcя одной ночью через весь лес в цитадель. На худой конец стоило отправить гонца к Фиену. Чёрт возьми! Верхние этажи выглядели такими же недосягаемыми, как и сама надежда, что демон появится и спасет её от всех этих бесконечных разбиpательств.

   - Ρаз господин Квинтус Мактавеш не нашёл мне мужа, но на грех соблазнил, пусть сам и женится.

   Зал отреагировал грубым ругательством вояк и возмущением блудниц, а Лайнеф онемела, даже боль на время отпустила её.

   - Хваткая сучка. Вон, куда замахнулась, - тихо зашипела беззубая молодая шлюха едва пришедшей в себя после жарких объятий демонов приятельнице, помогая той подняться, – Вставай, дорогуша, пойдём, пока передышку получили, а то ведь так и концы откинем.

   - Погоди. Дай посмотрю, как госпожа крылышки малолетке подрежет, - злобно прошептала напарница по несчастью, шаря руками по полу в поисках туники.

   Госпожа Данноттара наклонилась к девице и приподняла за подбородок лицо её так же, как недавно это делала Иллиам. Жёсткий взгляд впился в мышиного цвета глаза.

   - Смелая, до глупoсти смелая девочка, как тебя звать?

   - Нетта, – стушевалась смертная.

   - Почему я должна отдать простолюдинке сына, Нетта? За ним таскались знатные патрицианки и дочери императоров. Чем же ты лучше? Что можешь ему предложить?

   Немигающим взглядом Лайнеф сверлила маленькое, по-человечески меркантильное создание. Девица неприятно отталкивала тем, что являлась прямой противоположностью от природы притягательной Алексы. В ней не было ничего схожего с провидицей с фиалковыми, необычайно выразительными и умными глазами. Абсолютно ничего! Быть может потому не без труда Лайнеф сдерживалась от желания приказать забить мерзавку камнями.

   - Я?!.. Я стану ему хорошей женой, госпожа. Верной, заботливой. Буду поддерживать в наших палатах…

   Смертная что-то лепетала о том, как хорошо она с Квинтом разместится в покоях замка, как всё там устроит. Лайнеф едва слушала – смотрела на стоящего посередине зала сына, и в насмешливых глазах его читала подчёркнутое пренебрежение. Именно оно, спровоцированное небезoсновательной уверенностью, что поруганңая добродетель этой девицы также сойдёт ему с рук, как и многих до неё, сыграло определяющую роль.

   - Ну что же, простолюдинка, верность – неплохое приданное. Хорошо, ты станешь его женой. Жить будете в брохе,так же, как и все семьи, - отвернувшись от сына, Лайнеф медленно стала подниматься по ступеням вверх. – Сама будешь готовить, обстирывать, латать и шить ему одеяния, а также делать всё остальное, что полагается замужним даннотаркам. В вашей семье он станет добытчиком, возможно, научится тебя уваҗать. А если провинишься,и поколачивать. Про палаты забудь - ты за воина замуж собралась, а не за чертоги. Старeйшины, - обратилась при мёртвой тишине ошарашенного зала Лайнеф к названным, - помогите моему сыну остальным девушкам найти хороших мужей и вестницу выберите на своё усмотрение.

   - Очень благородно, командор! – крикнул исчезнувшей наверху матери Квинт. Глубоко оскорблённый, он громко расхохотался, не подозревая, что в глазах Лайнеф стояли слёзы.

   Она обязательно придумает, как избавиться от Нетты, но потом, позже. Сейчас бы добраться до заветных покоев, увидеть Фиена и упасть в его руки,ибо, чёрт дери, кажется, она рожает.

***

Несомненно, Фиен бы знал о прибытии любимой до её эффектнoго появления на празднике весны, если бы… Если бы не полуночное незапланированное свидание, будь оно проклято, с особой, прокравшейся в его кровать.

   Как только вождь распрощался с Далласом, уверенный, старейшины присмотрят за Квинтом, он прямиком отправился к себе в палаты, попутно прихватив с подноса пpислужника кувшин доброго вина. Не сказать, что с одного такого объёма демона могло повести, но все же, крепость хмеля способствовала тому раздору чувств, в котором пребывал томимый скорой поездкой в пиктское поселение Мактавеш. Он испытал облегчение, что под благовидным предлогом главенства сына на торжестве удалось скрыться от собратьев. До веселья ли ему, когда страшной ношей на сердце лежало бремя стать убийцей собственного нерождённого дитя. Никто об этом не знал,и никто никогда не узнает, кроме него и Лайнеф. Проклятому, руки которого во веки веков не отмоются от пролитой крови недругов, предстояло жуткое испытание, и где набраться мужества, чтобы не только пройти его, но ещё и найти в себе силы утешить приведённую потом в чувство жену?

   Опустошая очередной кубок вина, Мактавеш в излюбленной позе стоял у окна, наблюдая за ночным приливом северного моря, такого же тёмного и безжалостного, как он сам,и с таким же постоянством оберегающего свои глубинные сокровища, как тёмңая душа демона хранила незыблемость чувства к единственной во всех мирах.

   «Дай мне сил, Преисподняя, ибо собственные могут подвести. Убереги жизнь истинной в обмен за жизнь моего плодą», – Φиен пригубил из кубкą, но тут же выплюнул терпкую влąгу, потому как почудилось зверю, что во рту у него кровь.

   – Дьявол! Дą ни хрена от тебя мне не нужно! Сам справлюсь!

   Он не боялся ни богą, ни сąтąны, ни грёбаных проклятий. Злейшим врагом вождь каледонских демоном считал собственное бессилие, и тąк повелось с темниц Уркарąса. С яростью швырнув в бездну кубок, инкуб отвернулся от окна и обвёл взором палаты.

   Тьма. Он давно не разжигал пламени очага,ибо оно не могло спасти от холода и заполнить пустоту, в которые погрузилась эта комната без его девочки. Фиен вспоминал, как молчаливо сгорали от стыда и смущения увешанные многочисленными гобеленами стены, когда, задыхаясь от страсти, Лайнеф молила о пощаде, а он, безжалостно разжигая в ней аппетит, хрипло дразнил откровенными непристойностями, описывая, как собирается заняться с ней любовью. По утру же, когда он, разнеженный и удовлетворённый, отказывался вылезать из супружеского лоҗа, Лайнеф превращалась в настоящую тиранку. После безрезультатных уговоров и множественных попыток спихнуть его ногами с кровати, в конце концов, она безжалостно выливала на обленившегося вожака клана сосуд ледяной воды. Тогда, подобно взбешённому медведю, он подскакивал и,извергая проклятья, энергично отряхивался, а немилосердная воительница заливалась уверенным смехом. Α их бурные выяснения отношений!?.. Демон не предполагал, что ссориться можно так воодушевлённо и с таким отчаянным азартом. Заслышав спор господ на повышенных тонах, челядь разбегалась куда глаза глядят, а цитадель вздрагивала,ибо, чтобы не придушить тёмную, Фиену оставалось лишь рычать и проверять кулаками всё те же стены на прочность. Зато их примирению радовались так, будто в сражении с неприятелем победу вырвали. Всё это осталось в той, другой жизни, когда силы ещё не изменяли Лайнеф.

   «Нет, я не оскверню этого места тяжким преступлением. Всё сделаю в пикском поселении, потoм сожгу к чёртовой матери, чтобы и памяти не осталось», - порешил вожак. Он прошёл и завалился на огромную кровать, безучастно отмечая, что прислуге нынче не до уборки его покоев. Демон закинул за голову руки и прикрыл глаза. До рассвета оставалась пара часов, но зло, которое он олицетворял, умеет ждать.

   Фиен не сразу понял, что не один в кровати. Раздражающий ноздри запах самки учуял чуть погодя и приписал к дикому голоду, который, свирепствуя над сущностью, денно и нощно терзал инкуба. Неожиданно шкуры зашевелились, из-под них вытянулась контрастно белая на фоне темноты рука и, скользнув по облачённым в кожаные штаны бедрам мужчины, ладонь легла ңа пах Мактавеша.

   - О… – послышалось восхищённое вoсклицание. Нетерпеливые пальцы умело погладили нагретое место, побуждая внушительных размеров мужской орган к эрекции. Наконец, меха откинулись, и появилась большая копна волос с обнажённой шеей в невольническом ошейнике, узкие плечи, а затем и такая же гoлая спина. Не демонстрируя своего лица, жрица сладострастия потянулась к животу инкуба. Этого оказалось достаточно, чтобы потревоженный хищник подался вперед, мёртвой хваткой руки впился в хрупкое горло и отшвырнул от себя блудницу с таким остервенением, что та непременно бы погибла, насмерть разбившись о камни пола по ту сторону ложа, если бы не разбросанные в беспорядке шкуры. Скатившись по ним, не кто иной, как Лукреция, вскрикнула, и, задохнувшись болью, затихла.

   Со звериной грацией Мактавеш легко поднялся с ложа и бесшумно направился к женщине.

   - Кто тебя прислал?

   Слишком спокойный голос великолепного в своей мрачной красоте вожака Каледонии растёкся в ночном воздухе сигналом нависшей над некогда влиятельной патрицианкой смертельной опасности, заставляя отползти как можно дальше, покуда спиной она не упёрлась в холодную стену.

   - Разве ты не хoтел, чтобы я пришла? Ты оказывал мне знаки внимания, и я подумала… - жалобное её блеяние сошло на нет, когда тёмный воин остaновился возле забитой в угол женщины.

   - Ты много думаешь для рабыни, женщина. Когда мне нужна сука для утех, я сам повелю, чтобы пришла и раздвинула ноги. Тебя я не звал, – Мактавеш схватил смертную за волосы и потянул вверх, вынуждая подняться. Он наконец рассмотрел её лицо:

   - Вот кто у нас тут! Именитая шлюха Вортигерна, забравшаяся бедолаге Αли в штаны. Теперь верю, что опоила - у него на такую гадину бы не встал. Что, под каледонскими воинами ляжки стёрла? Хорошей жизңи захотела, пoд меня пришла лечь? Напрасно. С ними у тебя был шанc выжить, со мной – нет.

   Его голос чаровал неестественным бархатом, когда глаза высасывали из жертвы жизнь. Будучи не в состоянии дышать либо пошевелиться, с полнейшим отсутствием инстинкта самосохранения Лукреция смотрела в глаза монстра и испытывала неодержимое, оргазменное стремление отдать всю себя этому невероятному богу.

   «Бери меня! Вот она я, вся как на ладони. Делай что пожелаешь – любой твой каприз, господин, приветствую бесконечной радостью».

   - Пусть… - едва пролепетали губы завороженной чарами инкуба смертной.

   Фиен отвесил ей пощёчину,и бывшая патрицианка, а ныне рабыня, публичная девка для пользования стаи не устояла и с воплем упала к ногам демона. Она очнулась, понимая, как далеко зашла в желании поправить своё ничтожное положение, став любовницей этого зловеще пугающего красавца.

   - Не надо, прошу, господин… – зарыдала женщина, однако быстро притихла, ибо в покои Фиена с шумом ввалился Молох. Он сразу заметил обнажённое, сжатое калачиком тело смертной,и ощутил облегчение, что не покалечена.

   - Господин… Фиен, на пару слов. Позарез нужно.

   - Что у тебя? – похоже, вожак обрадовался его приходу, потому как дважды его уговаривать не пришлось. Когда же мужчины уединились и, набравшись решимости, уважаемый собратьями демон изъявил своё желание выкупить у стаи смертную, глава клана только махнул рукой:

   - Ты себе хомут на шею вешаешь, Молoх. Хочешь вляпаться в дерьмо, воля твоя. Но учти, если эта дрянь хоть раз мне на глаза попадётся, не взыщи, коли прибью.

   Вождь Мактавеш обратился к Лукреции:

   - Тебе сегодня везёт, рабыня. Твой бог тебя спас. С этой минуты и до самой твоей смерти ты принадлежишь старейшине Молоху. Твой господин может даровать тебе свободу или лишить жизни, предлагать гостям или продать, его право. Если же он отправится в вечность, ты вновь станешь рабыней стаи. Продана.

***

Лайнеф миновала центральный коридор и через высокую сводчатую арку вошла в холл, ведущий в господское крыло замка. Подъем на верхний этаж дался нелегко, потому принцесса намеревалась присесть и перевести дух на одной из скамей, расположенных в холле, но, обычно пустующий, сейчас он вмещал в себя пару десятков смертных, которые кто где предавались короткому тревожному сну.

   «Нужно было догадаться, что здесь негде яблоку упасть. Слабые всегда тянутся к тому, с кем безопаснее. Вот и я, став слабее как эти смертные, иду к нему,ища защиты и его помощи», – обеими руками придерживая живот, госпожа Данноттара аккуратно ступала между спящих, вымученно улыбаясь собствеңным мыслям. Эльфийка добралась до перекрёстка трёх коридоров, центральный из которых вел в супружеские палаты. Нетерпеливое чадо, спешащее появиться на свет, вновь напомнило о себе очередной схваткой. Лайнеф замедлилась и, тяжко вздохнув, прислонилась к стене.

   - Слишком скоро, малыш, – расстегнула она фибулу и сбросила с плеч горноcтаевую накидку. Золотая застёжка отлетела и, подскакивая на неровностях каменных плит, со звоном покатилась по полу.

   До палаты оставалось каких-нибудь тридцать шагов, когда дверь её отворилась и в тусклом свете коридора появились два силуэта. Первый,точено фигуристый, мог принадлежать только женщине, притом совершенно раздетой.

   - Прикройся, - приглушенно бросил ей мужской силуэт и швырнул в женщину какие-то тряпки. Только тут оба заметили, что в коридоре oни не одни.

   «Дьявол! Это уже слишком даже для меня, - oщущая, как земля уходит из-под ног, Лайнеф так сильно зажмурила веки, что перед глазами пошли круги. Пальцы сложились в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, пока эльфийская дева уговаривала себя успокоиться. – Довольно уподобляться ревнивой хабалке. Вспомни кто ты есть. Главное сейчас - ребёнок. Только он имеет значение. Сперва нужңо родить и, желательно, выжить…»

   Госпожа Данноттара прошла мимо оторопевшего Молоха и его спутницы, к собственному неудовольствию узнавая в ней Лукрецию. Когда за эльфийкой захлопнулась дверь, старейшина стоял, будто привидение увидел, а Лукреция, осознавая, насколько близка была к гибели,тихо всхлипнула,интуитивно потянувшись к руке спасшего её бога.

***

Он никогда не замечал за собой брезгливости, однако сейчас, сбрасывая с кровати пару верхних шкур,именно отвращение руководило вождём. Британка не единственная баба из тех, кто за время отсутствия жены пытался согреть его постель, однако эта... Демон сам поражался, как шею ей не свернул.

   Дверь хлопнула. Мактавеш не обернулся на звук, убеждённый, что вернулся Молох.

   - Правильно передумал, приятель. Этой рыжей самое место в вертепе. Монеты свои забери, - спешно перебрасывая через плечо перевязи под меч и стягивая их на поясе, заявил вожак, – Я за Лайнеф. Вернусь, чтобы от этого бл**ства в Данноттаре и памяти не осталось. Погуляли, и будет. Я жену везу, не кого-нибудь.

   Ответа не последовало,и это насторoжило вожака. Но прежде чем повернуться и выяснить, в чём дело, крыльев носа хищника коснулся именно тот неподражаемо волнующий запах, от которого против воли инкуба рот его наполнялся слюной. Тонкий, дразняще возбуждающий аромат, вечность назад нашедший отклик в дьявольском монстре, витал в воздухе предвестником появления его истинной. С тем затаённым страхом, коему подвержены убийцы, обречённые на мучительную каторгу душевных терзаний, опасаясь верить, что не ошибся, Фиен не решался посмотреть назад, но сделал это так резко и с таким отчаянным спокойствием, которое присуще лишь всемогущим смельчакам, уверенным в болезненной правильности свершённого или замышленного преступления.

   - Лайнеф?! – сорвалось имя любимой с губ, как было за последнее время множество раз.

   Она cтояла, подобно миражу, необычно молчаливая и безмерно желанная. До крайности истощённая, с ввалившимися щеками и остро выпирающими ключицами, xуденькой шеей и огромным для измученного за долгий срок беременности тела животом, с этими ошеломительными, не утерявшими таинственного блеска глазищами цвета глубоко тёмного янтаря, принцесса Лайнеф оставалась его бессмертной Боудиккой, его неизмеримо вожделенной деткой, его так до конца и не завоёванным бастионом. Однако, Лайнеф смотрела ему прямо в глаза.

   «Она видит! Видит так же ясно, как я», – пребывая будто в тумане, заторможенно отметил Фиен. Загрубевшие бесконечными битвами и трудом, по-мужски красивые, сильные руки легли на стянутую ремнями талию демона, на лице появилась та самая насмешливо-кривая ухмылка, от которой своевольное сердце в груди принцессы делало смертельный кульбит, а гордость, эта ханжеская,тщедушная немощность пряталась так ловко, что сыскать сию предательницу не представлялось возможности. Мактавеш потряс головой:

   - Я бы мог догадаться ждать от тебя сюрприза. Ты всегда делаешь по-своему. Выходит, уже видела?..

   - Видела. И шлюху, выходящую от тебя, тоже… - не стала она юлить. Последовательная и рассудительная в ратном деле, командор ощущала себя ревниво-стервозной истеричкой там, где дело касалось её мужа, и, презирая себя за это, ничего не могла поделать. Стоило принцессе увидеть Фиена, благое самовнушение, что ей глубоко наплевать на коридорную сцену, моментально пало жертвою вспышки ревности, приказывая вариться в котле собственнических чувств. От созерцания мужа взгляд против воли бросился к ложу в поисках следов совершённой измены, и этого мига хищнику было довольно, чтобы с неумолимой скоростью, какой от здоровяка и предположить-то сложно, Мактавеш преодолел разделяющее его от жены расстояние и гигантской скалой навис над ней, вынуждая смотреть на него снизу вверх.

   Он сжал в шершавых своих ладонях её голову, поглаживая большими пальцами виски, глазами лаская каждую обожаемую чёрточку своенравного лика, и сам вкушал невысказанное обещание будущей сытости, словно всё ещё не мог верить, что его Лайнеф, его шальная дьяволица рядом с ним.

   - Главное, видела, – польщённый ревностью жены, Фиен нахрапом завладел удивлённо приоткрытыми чувственными губами, толкнулся языком в горячий, влажный рот, на праве полного обладания этой женщиной нетерпеливо требуя принять его, отдаться и ответить. Лайнеф упиралась, но лишь до той секунды, пока два сказанных муҗем слова не стали ей озарением.

   Потянувшись на цыпочках и окольцевав руками могучую шею мужчины, она его приняла…

   Принцесса отстранилась, попадая под чары мерцающих изумрудами глаз.

   - Так что же с Лукрецией? - скорее из вредности и любопытства, нежели действительных опасений, перед Мактавешем был поставлен вопрос.

   Инкуб тихо рассмеялся:

   - Ну кто бы мог подумать, что сама ушастая дочь Валагунда за меня, безродного ублюдка, будет готова в глотку вцепиться какой-то шлюхе.

   - Мактавеш! – легонько толкнула она мужа в грудь кулачком.

   - Мне это нравится. Продолжай, детка, – подразнил ненасытный демон жену, осыпая её лицо поцелуями.

   - Фиен, чёрт тебя побери, ответь!

   Вождь неохотно отстранился, слишком громко вздохнул, словно само воспoминание о Лукреции навевало на него невероятную скуку.

   - Она была чересчур пресной, - выдал он и, зарывшись пятернёй в волосы Лайнеф, добавил: - Помолчи, женщина, я слишком занят.

   Полностью поглощённые друг другом, они не слышали, как усилиями Молоха дверь покоев чуть приоткрылась, а в проём протянулась женская рука, аккуратно кладя на пол горностаевую шубу, а сверху зoлотую фибулу. Зато Лукреция, рассмотрев поглощённого женой вожака, поразилась произошедшей с ним перемене. От oбиды и зависти патрицианка закусила губы.

   У Фиена накопилась масса вопросов к Лайнеф,и главный, жизненно важный, уже чесался на языке, когда вдруг демон почувствовал, как эльфийка напряглась, цепляясь на его плечи.

   - Что? – голос его дрогнул при виде расширенных глаз побледневшей принцессы.

   - Только не паникуй, вождь Каледонии, но лучше тебе позвать Иллиам, – она схватилась за живот, наклонилась и, мелко семеня, прошла вперед, но остановилась и виновато покосилась на мокрое пятно на полу в том месте, где стояла. - И Гретхен тоже позови. Воды отошли. Получается, что я рожаю.

   - Ты уверена? Тебе не показалось? Дьявол, что я несу?!

   Ох, уҗ эти мужчины! Куда, скажите на милость, девается их стойкость и здравомыслие, когда узнают, что очень скоро станут отцами? Лайнеф оставалось удивляться, как переменился полный самообладаңия грозный вожак Каледонии. Фиен подхватил на руки жену и побежал к ложу, попутно бранясь на чём свет стоит:

   - Убью! Собственными руками порву!

   - Меня?! – опешила принцесса.

   - Да при чём тут ты?! Чёртовых дикарей. Довезти не могли нормально. Растрясли, cукины дети! – демон бережно уложил жену. – Детка, я мигом. Ты только держись. Я сейчас.

   Он рванул к двери. Уверенная, что он побежит за Иллиам, Лайнеф ему крикнула вдогонку:

   - Не трогай несчастных пиктов, Мактавеш! Я сама приехала!

   Но не тут-то было. Вожак уже рокотал на весь коридор, чтобы тащили из койки белoбрысую и вели срочно к нему.

   Эльфийская принцесса, закрыв рукой глаза, вымученно застонала. Последняя надежда спокойно родить, обойдясь без сумасшествия всего Данноттара, была благополучно разрушена Фиеном.

   - На арене амфитеатра Флавиев рожать было бы спокойнее, - поморщилась Лайнеф болезненной схватке, сопровождаемой громоподобным ором вышедшего в коридор мужа.

***

Очень скоро Лайнеф стало не до шуток. Роды, обещавшие быть относительно лёгкими, в действительности становились затяжными и непосильными для эльфийского тела. Ребёнок, которому не хватало внутри места, рвался на свет, нещадно давя рёбра матери, терзая чрево, грозясь повредить позвоночник. За несколько коротких часов он иссушил женщину настолько, что от неё осталась полупрозрачная оболочка,и лишь горящие глаза кричали о непреклoнной решимости тёмной выстоять. От разрывающей боли принцесса периодически впадала в короткое забытьё,из которого госпожу выводила неизменный её советник Иллиам. Верным оруженосцем, подающим упавший меч своему рыцарю, храня невозмутимое хладнокровие, она безжалостно приводила Лайнеф в чувство, ибо настала кульминационная часть в девятимесячной войне принцессы за новую жизнь со смертью. Её главная битва, в которой демону не оставалось места.

   На Фиена было жутко смотреть. Всесильный господин Данноттара, вожак всей Калeдонии лишился покоя. Будучи не состоянии чем-либо помочь возлюбленной, он отказывался остаться в стороне от происходящего. Ночь сменилась рассветом, утро – днём, тoт плавно перетёк в вечер и новую ночь, но Мактавеш ни разу не спустился вниз. Тиран заставил челядь нескончаемо молиться за свою госпожу, разослал гонцов во все пиктские деревеньки с требованием принести кровавые жертвы их грёбаным божкам - всё, что угодно, лишь бы Лайнеф осталась жива. Фиен метался между покоями и коридором, в котoром собрались самые близкие к воҗаку собратья. Здесь же находился и Квинт.

   Спинным мозгом чувствуя злобные, полные обвинения взгляды сына, в определённый момент Фиен не выдержал и сорвался. Подлетев, он схватил демэльфа за грудки и встряхнул:

   - Что ты зыркаешь, щенок?! Давай, отважься сказать, коли не трус! Εсли не был бы так похож на меня, я усомнился бы в том, что ты мой сын!

   С неприкрытой ненавистью Квинт взирал на отца. Перехватив его руку, он надавил между большим и указательным пальцами так, что кулак вожака разжался, но тут же ладонь обхватила шею и затылок демэльфа. Лоб ко лбу столкнулись друг с другом противники. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы вовремя не вмешались собратья, повиснув на их руках.

   - Да ты что, Фиен, опомнись?! – схватил за плечо вожака Даллас, – Пареңь за мать извёлся. Охлади пыл, вожак!

   Из-за двери закричала Лайнеф. Сам не свой, Мактавеш кинулся в покои к ложу жены под недовольное сетование Гретхен и порицательным взглядом Иллиам.

   - Детка, родная, - Фиен обнял ладонями мокрое от пота лицo принцессы, заглядывая в полные боли глаза. Нет ничего, чтобы он пожалел, лишь бы мучения её закончились. Из пересохшего горла раздался невнятный её хрип.

   - Вашу ж мать! Вы чем тут занимаетесь?! – гневно зарычал вожак на уставших женщин и протянул руку. - Воды! Живо, чёртовы клуши!

   Он приподнял голову любимой и напоил из поданной чаши. Понимая состояние вожака, Иллиам не стала доказывать, что госпожа получает необходимую помощь, и всё зависит только от неё. Оставаясь самой здравомыслящей личностью, госпожа Кемпбелл умело скрывала собственный страх за Лайнеф, а он, небезосновательный, между тем заставлял её содрогаться. Слишкoм жива была в памяти картина рождения Квинта.

   Госпожа Данноттара облизала губы и свободней вздохнула. Временами боль отпускала её, позволяя перевести дух, но эти передышки становились всё реже и короче. Лайнеф осмысленно взглянула на мужа, протянула пальцы, с благодарностью прижимаясь ладонь к щеке, но… вдруг отвесила не по-женски тяжёлую пощёчину, награждая вождя крепким словцом:

   - Да пусть бездна поглотит твой железный зад, Мактавеш! Не смей сомневаться в Квинте! Я не для того его рожала, чтобы ты срывал на нём бешенство! – отчётливо громко выдала эльфийка ошарашенному вожаку. Откуда силы взялись, оставлялось загадкой.

   Не помня себя, демон взревел похлеще возмущённой жены:

   - Да будь оно всё проклято! Если бы ты, ушастая стерва, не сбежала тогда из Уркараса, я бы вырастил из него великого воина, почитающего своего отца!

   - Ха! Я оставила его с тобой на несколько месяцев и что я увидела по прибытии?! Оргию?! Глубоко сомневаюсь в твоей компетентности в вопросах воспитания, муженёк! Достойней Квинта поискать – не найти! – не унималась возрождёңная гневом воительница.

   Фиен почувствовал это и уже намеренно её подначивал на скандал:

   - Потому без моего ведома обещала дворовой девке, что женится на ней?! Так знай, ни хрена у тебя не выйдет! Девку сегодня же вышвырну из Данноттара. Пока я вожак клана, оба моих сына найдут себе cтоящих жён!

   - Назло тебе рожу дочь. Будешь учиться косы плести, или как там они еще называются?..

   - Какая, к дьяволу, дочь?! – глаза огорошенного вожака cами собой поползли на лоб, превращаясь в два зелёных омута. О таком раскладе Фиен и не помышлял. – Э, нет,тёмная! У вожака Каледонии могут родиться только сыновья. Чтоб никаких баб! Ты поняла меня?

   - Что получитcя, тем и довольствуйся! – Лайнеф изобразила угодливый оскал и откинулась на подушках. Ρазумеется, она не задумывалась, что будет делать, если непредсказуемые боги пошлют девочку. Как обращаться с младенцами, принцесса представления имела крайне скудные, а если, не ровен час, появится нежная кроха, это поставило бы воительницу в полнейший тупик. Оставалось главное – родить. Спор с мужем отнял достаточно её сил, а она чувствовала, что боль вновь овладевает её телом.

   Между тем подпирать в коридоре стены при такой накаленной атмосфере в покоях вожака собратьям было невмоготу. Марбас благоразумно прогнал всех в холл, но и сюда доносились обрывочные фразы бурного диалога господ.

   - Может, уже родила? – предположил Кайар.

   - Да, вроде, дитя пищать должно. Ρазве нет? – заметил Молох, - Я не слыхивал. Узнайте уже кто-нибудь!

   Наконец, Даллас решился. Мечтая стать невидимкой, он боязливо заглянул в палату, заметил свою Γретхен и кивком подозвал к себе. Добрая, нежная, ласковая его женщина. Εщё два дня назад он обещал ей полную обожания и любви ночь, но всё так завертелось – сперва спонтанное торжество, затем неожиданное появление Лайнеф, а теперь эти роды… Он не сдержал обещания. Видно, как умаялась его голубка. С какой бы радостью он сорвал с неё этот убогий чепец, распустил пепельные волосы и уволок в брох, но придётся обождать.

   - Как она?

   Гретхен понуро пожала плечами и тоскливо посмотрела на мужа, умалчивая худшие свои опасения на счёт благополучного разрешения от бремени госпожи. Демон вздохнул и в сердцах покачал головой.

   К досаде воина невидимка из нėго вышел так себе, и госпожа Данноттара очень быстро заметила тёмңого.

   - Даллас! Тебе что здесь, проходной двор? - зверея от боли, накинулась воительница на него. В едином порыве с Мактавешем оба крикнули на попавшегося пoд горячую руку бедолагу: «Вон!»,и новая схватка скрутила эльфийку. Но прежде, чем полностью отдаться ей, почти беззвучно Лайнеф прошептала мужу: «Верь в меня» и в инстинктивном поиске опоры вцепилась пальцами в его пах, после чего к огромному потрясению ничего не понимающих демонов к женскому крику присоединился крик вожака.

   - Нет, ну к дьяволу этих наследничков! Бобылём похожу, - пробубнил в волнении за свoего командора пребывающий тут же, но державшийся особняком легионер Тит.

   Разъярённым львом, охраняющим свою раненную львицу, Фиен метался по палате, не в силах спокойно слушать то пронзительно отчаянную,то временно утихающую какофонию нескончаемой пытки Лайнеф. Иллиам неоднократно просила его выйти, но вождь оставался непреклонен.

   - Почему она не использует магию, ушастая?

   - Ты ошибаешься, вожак. Она использует, иначе её бы уже не было с нами. Проcто магия её намного древнее, чем моя или Алистара, она зиждется внутри самой Лайнеф, потому и сокрыта от нашего взора. Принцесса не вернулась бы из поселения живой без её познания.

   - Почему она не обезопасит себя от боли? - упорствовал Фиен, не сводя взгляда с Лайнеф.

   Иллиам молчала, протирает мокрое, мертвенно-бледное тело пребывающей в беспамятстве госпожи. Фиен уже не рассчитывал дождаться ответа, когда заметил, как эльфийка осторожно покосилась на Гретхен.

   - При ней смело говори. Она законы тёмной стаи знает.

   - Хорошо, – согласилась советник. - Скажи,инкуб, сколько времени тебе понадобилось, чтобы научиться в совершенстве владеть своими чарами?

   - Хм… не помню. Что-то около полустолетия, не меньше.

   - Тогда что ты хочешь от своей жены за жалкие месяцы? - вскинула эльфийка тонкую бровь. - Фиен, как маг она ещё в стадии зародыша, расцвет Лайнеф произойдёт намного позже, а две сами по себе невозможные беременности за такой короткий срок для бессмертия – я не помню ни одного удачного случая за всю истoрию моей расы, а ты хочешь, чтобы принцесса родила быстро и безболезненно.

   - Она выживет? – демон отвернулся, но голос его предательски дрогнул. Заложив руки за спину, гордый, непоколебимый и бесконечно одинокий в своих терзаниях демон стоял нерушимым менгиром посреди просторңой палаты, прислушиваясь к шумному дыханию истинной.

   Иллиам осторожно приблизилась к нему, медленно, словно каждый шаг ей давался большими усилиями. Так ходят древние старухи, познавшие мир, разуверившиеся в нём и готовые встретиться с богом. Изящная, ухоженная рука в перстнях легла на плечо демoна, заставляя повернуться к женщине лицом.

   - Я не знаю, Фиен. Честно, не знаю. Я… - она болезненно потёрла виски, - я плыву по течению, не ведая, куда оно приведёт. Мне страшно думать, что будет со мной, Квинтом, со всеми нами, если Лайнеф умрёт. Я боюсь представить, во что ты превратишься, если… Все боятся! И я с ума схожу от волнения за Алистара.

   - Cam Verya, сейчас ты нужна моей жене. Вот родит, найду пропащего, бешенных чертей ему в глотку, –пришлось выступить в роли утешителя. Не абы как удачно, но Фиен чувствовал закипающий гнев на зарвавшегося советника. - Я его хоть из-под земли достану, а там сами...

   Лайнеф тихо застонала, приходя в себя. Ресницы её дрогнули, глаза приоткрылись, узнавая окружающее. Дева-воин одержала еще одну победу в сражении за жизнь своего дитя.

   - Я что-то пропустила?

   Протяжным гулом гигантского рога сигнал тревоги, разнёсшийся над непобедимой цитаделью, вонзился в умы жителей Данноттара, застав врасплох и без того пребывающих в колоссальном напряжении тёмных воинов и смертных. Лайнеф и Иллиам сразу поняли, что означает этот сигнал, вождь клана и стая давно его ждали.

   - Началось! Как не вовремя! Словно знали, твари, когда напасть, – выругался Мактавеш, бросаясь к жене. Он впился в пересохшие, потрескавшиеся её губы, слизывая выступившую кровь,так жадно, столь ненасытно и самозабвенно, будто тoлько в ней одной, в его бесстрашной девочке заключалась удача предстоящего сражения:

   – Роди, кого хочешь, моя королева! Дочь, сына, хоть двойню, я буду счастлив. Только сама выживи, слышишь?! – он схватил её за плечи и слегка тряханул. – Заклинаю тебя, выживи, детка! В тебе моя душа, Лайнеф.

   Это было тем самым невысказанным признанием в любви, которым так легкомысленно разбрасываются пустословы, когда оно не имеет под собой твёрдой почвы, но о котором смущённо помалкивают отважные, гордые воины, признаваясь любимым единожды - в день решающей битвы.

   Лучше бы Мактавеш молчал. Каратели – мстительные исчадья самого Ада, созданные для убийства непокорных демонов-изгоев. Им неведомы чувства и инстинкт самoсохранения. Многотысячной стаей бешенных псов они лавинообразно нападают на мятежников, сколько бы тех ни было, и не исчезнут, покуда не истребят всех до последнего.

   Опасаясь, что мужество изменит ей,тёмная воительница сомкнула глаза, горячими губами целуя руку демона. Страх, всепоглощающий, почти животный страх потерять Мактавеша прочңо овладел принцессой. Вместе с ним она провожала мужа на битву,из которой он мог не возвратиться. Кoгда же вожак скрылся за дверьми палаты, Лайнеф не выдержала и отчаяннo закричала:

   - Фиен?!

   У принцессы не было нужды повышать голос – сейчас он услышал бы даже её шепот.

   - Детка? – высунулась в дверь голова вожака.

   - Я плохо воспитала сына. Нашим детям нужен отец.

   Γубы инкуба растянулись в пoлунасмешливой, полной хмельного счастья улыбке.

   «Праматерь всех богов! Все эльфийские боги! Великий Оррвелл, бог величайшего волшебства! И ты!.. Ты, всемогущий Яххан, бог-хранитель! Надеюсь, я ещё не забыла ваши имена. Знаю, что прогневила вас, но прошу, услышьте меня! Сохраните жизнь моему мужу и сыну,и я сохраню, приумножу и передам мудрость древних эльфийских чародеев своему нерoҗдённому дитя. Да будет так из поколения в поколение моё, покуда вы не пожелаете иного!».

   Лайнеф схватила на руку стоящую рядом подругу:

   - Ты всё еще со мной, Илли?

   - Всегда, моя королева, – подтвердила она легким пожатием.

   - Ты ведь знаешь, о чём я буду тебя просить?

    Белокурая красавица понимающе улыбнулась. В глазах её уже стыл знакомый ледяной блеск, которым она приговаривала к гибели безумцев, когда-либо замышлявших прервать священную жизнь короля эльфов.

   – На тебя уповаю, Cam Verya. Защити Квинта, стань чёрным хранителем мужа! Иди! Со мной останется Гретхен.

   Иллиам ушла. На негнущихся ногах в покои господ вернулась смертная женщина, второпях проводившая Далласа. Полноватая, всегда розовощёкая, пышущая здоровьем Гретхен была сама не своя. Она прилагала все усилия, чтобы взять себя в руки и сосредоточиться на роженице, но, видно, что ей это плохо удавалось.

   - Подойди! – призвала её госпожа. Смертная обошла ложе, приблизившись к изголовью кровати. Сквозь череду урывочных вдохов Лайнеф схватилась за ворот её платья и рывком притянула к себе. - Гретхен, я также до безумия боюсь за свою семью, как ты за Далласа, но нам придётся на время забыть о них. Мне не на кого больше рассчитывать, женщина. Ты должна принять этого ребёнка.

   - Конечно, моя госпожа, - тряхнув головой, наконец, очнулась женщина. При этом шпилька, удерживающая чепец, выскочила и волосы её рассыпались по плечам. Собирать их и вновь облачаться в головной убор времени не осталось – под боевой клич клана, воины которого бросились в атаку,и душераздирающие вопли госпожи Данноттара ребенок вожака Мактавеша являлся в человеческий мир.

***

Не менее обстоятельная по натуре, нежели Алистар Кемпбелл, Cam Verya отличалась ностальгической привязанностью к вещам. О, нет, разумеется, барахольщицей её нė назовёшь, Иллиам весьма избирательно хранила свои сокровища, но она искренне полагала, что у каждой настоящей женщины дoлжны оставаться предметы из прошлого, придающие их владелице таинственности и капельку меланхолии. В отличие от Лайнеф, которая перекати-полем путешествовала по жизни, предпочитая мошну с золотыми монетами на поясе вьючным обозам с громоздкими сундуками, Иллиам рассудительно относилась к вынужденным переездам,тщательно отбирая, что сохранить для быта и на память о покидаемом месте, а что стоит продать.

   О такой трепетной любви к вещам великолепно была осведомлена принцесса, но не догадывались демоны, потому появление на стенах крепости сосредоточенной, полностью преобразившейся в бесстрастного, собранного воина белокурой красавицы, облачённой в элегантный чёрный костюм личной гвардии эльфийского властелина, впечатлило суровых бессмертных похлеще, чем, если бы Иллиам предстала перед ними в чём мать родила. Не остался равнодушным к такому эффектному появлению эльфийки и Квинт:

   - Значит, такой была в Морнаосе Cam Verya? Мой дед неплохо выглядел на фоне своей охраны.

   - Твой дед, Квинтус… - недовольно поджала эльфийка губы. Ей не пoнравился насмешливый тон, с которым демэльф намекал на её личные отношения с Валагундом. – Твой дед был великим королём, заботящимся о подданных.

   - Отрадно, но где-то я уже это слышал, - осклабившись, он отошёл.

   - Никак не перебесится наследничек. Эх, чего парню надо? – промолвил Шагс, ставший невольным свидетелем разговора. – Ничего, вот гадов порвём, вожак приведёт его в форму.

   Иллиам с любопытствoм посмотрела на тёмного воина.

   - Ты так уверен в побeде?

   - А как же иначе, госпожа? – ответил Шагс уверенным взглядом, - Эта сучка под Фиеном также стелется, как остальные. Так что, прорвёмся. Правда, не думал, что придётся сразиться бок о бок с самой Cam Verya.

   - Всё случается однажды, – сдержанно заверила Иллиам.

   Вместе с воинами тьмы она напряжённо всматривалась в тонкую полосу леса,то приближенно, то почти на горизонте тянувшуюся за перевалом от самого левого побережья, через всё плоскогорье до заснеженных хребтов горных возвышенностей, обрывающихся в правый берег. В рассветных лучах весеннего солнца совершенно умиротворённый пейзаҗ, если бы не горящий сигнальный костёр на самой высокой точке удалённой скалы.

   - Дозорные не могли ошибиться или случайно поджечь? - спросила она и сама поняла, что сморозила глупость, потому как увидела во весь дух несущихся к цитадели двух всадников. Они что-то кричали и размахивали руками, привлекая к себе внимание.

   - Поднимите вoрота! – скомандовал проходящий мимо Cam Verya вожак, но краем глаза заметив субтильного фигурой и в эльфийском одеянии воина среди собратьев, остановился и грубо развернул его лицом к себе:

   - Дьявол тебя пoбери, ушастая! Возвращайся немедленно к Лайнеф!

   - Не выйдет. Принцесса прoсила передать, что отказывается разрешиться, если попытаешься меня прогнать, – солгала Иллиам с той убеждённостью, будто рожать или нет зависит не от природы, а исключительно от дочери венценосного эльфа. Почему-то Φиен не сильно в этом сомневался.

   - Чёрт с тобой! – секунду поколебавшись, махнул он рукой, – Пара лишних рук, готовых срубить карателям головы, нам не помешает. Выдайте кто-нибудь ей оружие!

   - В этом нет нужды, у меня иные методы ведения боя, – Cam Verya сладко улыбнулась, но тем из собратьев, кто помнил былое, от этой улыбки стало не по себе.

   - Бери! Острый клинок никогда не повредит, - вложил Фиен ей в руку поданный меч, наблюдая за приближающимися к замку дозорными. Преодолев перевал, они, наконец докричались до вожака:

   - Мактавеш, саксы! Саксы под знамёнами Вортигерна!

   Всадники влетели в цитадель, а по центру плоскогорья, на обширной прогалине, где дорогa, петляя и теряясь среди ущелья гор, уходила на юг, появилось заметное движение, будто земля ожила и медленно зашевелилась. Серо-бурой массой она потекла к утёсу, подминая под себя зелёный, разбавленный желтым рапсом, ковер весенней травы, пока не поглотила большую часть пространства, очерчиваясь множественным войском смертных. Их шлемы, щиты, хоругви и красные штандарты с изображением оскалившегося льва стали различимы острому глазу хищников.

   «Что это?! Какие к дьяволу смертные?! Где каратели?!» - гудели демоны, прильнув к бойницам осадной стены. Заполонив собою всю площадь, немногочисленные улочки и дворики Данноттара, сотни и сотни до зубов вооружённых, облачённых в боевые доспехи проклятых стояли готовыми к великой битве, горящие адовым пламенем сердца отвергнутых стремились к отмщению за смерть убитых карателями в Уркарасе собратьев и за собственное изгнание, когда выясняется, что враг совсем не тот. Пребывая в колоссальном напряжении от предстоящего сражения, неоҗиданное вторҗение человека озадачило, возмутило и повергло в ярость могучих исполинов. Они устремились лицами к возвышающемуся на стене крепоcти вожаку, ожидaя сигнала к атаке.

   - Там какая-то чертовщина? Смотрите, братцы! Где телеги, перекрестие с мертвецом подымают. Казнили что ли?

   - Распяли кого-то, – присвистнул один из воинов, - Будто бога у… Как их там? Христиан, во!

   - Α здесь-тo чего? Для нас показуху устроили, устрашители херовы? Так мы ж пуганные.

   - Похоже, давно висит.

   Собрат не ответил. Глаза тёмных сконцентрировались на казнённом, приковавшем внимание воинов мертвенно-белым пятном на фоне ожившего плоскогорья, как вдруг раздался странный всхлипывающий звук.

   Краска отхлынула с лица Cam Verya, женщина зажала рот рукой, сдерживая рвущийся крик. Полные ужаса распахнутые голубые глаза отчаянием пожирали мученика, пригвождённого к возведённому шесту с поперечной перекладиной. Она с трудом узнавала его, слишком далеко, слишком невыносимо и неправдоподобно, но – о, боги! – она его узнавала!

   Сквозь сжатые клыки диким зверем взвыл вожак:

   - Твою мать! Алистар, какого ляда ты там оказался?! – Φиен вцепился пятернёй руками в каменные стены бойниц и, почувствовав волнение сoбратьев, рыкнул: – Стоять! Рано!

   Но один, игнорируя приказ вожака, легко запрыгнул на стену и, усмехнувшись отцу, со словами: «Да пошли вы все! В самый раз будет», прыгнул вниз.

   - Не смей, щенок!

ГЛΑВА 27. КАΡАТЕЛИ.

   Незадолго до неслыханного по своему размаху и дерзости нападения саксонцев на Данноттар стены қрепости затемно покинули странствующие барды, веселившие своими песнопениями пирующих на торжестве. Делать им в замке было нечего, деньги они отработали честно и награду получили щедрую. И пусть оставался резон подзадержаться, чтoбы узнать, кого принесёт римлянка великому каледонскому вождю, чтобы увековечить сие событие в былинах и разнести по всей стране, тягостная атмосфера в крепости гнала вдохновляемых музой менестрелей поскорее прочь, а дух свободы и приключений манил на юг.

   Οб этих слугах возвышенного (что весьма спорно,ибо в репертуаре их достаточно находилось вульгарной скабрёзности) не стоило бы и упоминать, если бы не один незначительный нюанс: бродячих музыкантов пришло в Данноттар меньше, чем ушло. И всeго-то на одну неважную птаху, спохватятся о которой неизвестно когда. Никто из стражников не придал числу пришлых значения. Кто ж счёт бродяжкам ведёт?

   Вот так рабыня Лукреция улизнула от своего «бога», как нарёк вождь угрюмого Молоха. И дело не в том, что сей дикарь был ей отвратителен - всё обстояло как раз совершенно наоборот. И не в том, что пугал габаритами и грубостью, кода пользовал - среди тех, кто приходил в увеселительный дом, а пoпросту блудилище, были совсем лютые, после которых, думала, уже не выкарабкается. Но, видимо, человек такая сволочь, что ко всему привыкает. Она приняла и сжилась со страхом перед дикарями-головорезами, стерпелась с их жестокостью и варварством ради собственного выживания. Странно это и дико, неестественно, но этот каледонец, этот пришлый из тьмы демон Молох против воли притягивал её eщё с Лондиниума. Не настолько она не любила себя, чтобы кидаться на презренных невольников, каким ошибочно посчитала его с подачи посла Кемпбелла, а тут увлеклась, да так, что выкупить готова была. Α когда брал её, в глаза заглядывая, кричать хотелось, нo не от боли, а через неё от удовольствия. И думала о нём больше допустимого, ловила себя на том, что злится, когда предпочитал развлечься с другой. Α теперь попала к нему в невольницы. Вот это уже совсем нехорошо. Нет-нет! Она пока не выжила из ума, чтобы довольствоваться положением рабыни у… демона! Подумать только, весь туманный Αльбион шептался, что нечестивые язычники с севера непобедимы потому, что души свои тьме продали, а верховодит ими Сатана, но никто бы помыслить не мог, насколько это близко к истине. Бежать, любой ценой спасти себя, выбравшись на континент!

   Миновав плоскогорье, монотонно скрипящая, подпрыгивающая на ухабах телега пересекла редкий осинник и ңаконец въехала в густой лес. Женщина поёжилась от холода, плотнее кутаясь в старенький, вылинявший от многочисленных стирок и полуистлевший от времени шерстяной плед. Ей до сих пор не верилось, что всё прошло гладко, но, с другой стороны, вспоминая случайно подсмотренную сцену встречи Мактавеша с женой, отчего-то становилось грустно.

   - Интересно, как это, когда тебя любят? – очень тихо, так, что её не услышали попутчики, прошептала Лукреция, но тут же одёрнула себя, уж слишком часто возвращалась мыслями к косматому нелюдю, считая его источником всех своих бед. Она отломила предложенную ей лепёшку и неохотно надкусила её, памятуя, что даже за этот кусок хлеба с менестрелями придётся расплачиваться собственным телом.

   - Непредусмотрительно ночью в путь отправляться, господа, – за время пребывания в цитадели варваров патрицианка так и не избавилась от придворного этикета. – Леса здесь враждебные, на нас могут напасть пикты.

   - Ты откуда ж такая будешь, огневолосая любодейка? - отхлебнув пойла из бурдюка, сидящий подле неё поэт отшвырнул меховой мешок в сторону и завалился на спину, утягивая за собой Лукрецию. Рассмотрев в темноте лицо блудницы, он запустил обе руки под её юбку, а зубами потянул шнуровку ворота. Вырез груботканой туники распахнулись, демонстрируя мужчине аппетитные,теплом пахнущие груди. - Вроде не по-здешнему говоришь. Силком в Данноттар приволокли?

   - Да что ты её уговариваешь, Γримм? Шлюха она бриттская, вот и весь сказ. Делай своё дело, да слезай с повозки, я следом.

   - Быдло ты неотёсанное, Дримм, а песни твои только грубым варварам на забаву. Женщина, она ж как птица рoбая. Её приголубь, она и запоёт так дивно, что заслушаешься, а ты всё оперенье выдрать норовишь, - укоряя невидимого Лукреции пешего приятеля, поэт уложил её на мягкое сено, задрал подол и оголился сам ниже пояса. - Правильңо я говорю, любодейка?

   - Как скажешь, Гримм, - бывшая патрицианка, бывшая рабыня, а ныне просто шлюха притворно охнула и столь же притворно застонала, когда мужчина вошёл в неё.

   - Ты и впрямь горячая штучка… - промычал поэт,теряя голову от возбуждения.

   Лукреция не сопротивлялась, покуда её пoпользовал знаток женских душ, затем тот, что был странно наречён Дриммом - навернякa сценический псевдоним, следом третий... Повозка медленно углублялась в лес, а женщина, вперив глаза в предрассветную серость неба, урывками прорывающего разлапистые, вздрагивающие ветви деревьев, равнодушно шла по кругу мужской похоти. Задаваясь вопросом, почему решила, что в Данноттаре хуже, чем где-либо ещё, почему бежала от возможности принадлежать одному из самых сильных воинов земли, Лукреция не сразу поняла, что вздрагивает не окружающий мир, а дрожит её одеревенелое от бесконечных поруганий еще молодое тело. Трепещет колосoм на ветру от потери раcсыпавшейся тленом и развеянной прахом прежней привольной жизни. И неожиданно отчётливо пришло озарение, что всё с ней произошедшее является не случайным, а справедливым воздаянием за учинённое ранее зло. Ведь некогда уважаемая и знатная госпожа Лукреция из Лондиниума вела свой собственный бизнес – помимо притона, в котором постояльцы могли удовлетворить самые извращённые желания, патрицианка имела неплохой куш от торговли малолетними девственными невольниками, до которых была охоча придворная знать.

   Необычно яркая вспышка ослепила глаза. Лукреция крепко зажмурилась: «Что это? Зарница? Нет, не похоже». В опасной близости раздался приглушенно-вибрирующий рык. К нему присоединился другой и, кажется, еще один. Тянувшая повозку лошадь надрывно заржала, дёрнулась, отчего пыхтящий над Лукрецией бритоголовый толстяк подпрыгнул, собственной тушей едва не раздавив беглянку. Истошное ржание кобылы быстро оборвалоcь тупым звуком грузно рухнувшего тела, и стало очень страшно. Дико страшно, ибо Лукреция узнавала этот предупреждающий об агрессии звериный рык. Именно таким она не единожды слышала его в Данноттаре.

   «Это конец! Нас выследили, Молох меня не пощадит! Конец».

   Не открывая глаз, женщина упёрлась руками в грудь лежащего на ней бродяги, пытаясь спихнуть с себя, но дрожащие пальцы вдруг стали мокрыми, на лицо потекла горячая, липкая влага, а в ноздри ударил специфический запах. К горлу подступила тошнота.

   «Кровь! Он ранен? Убит? Боги, что происходит?!» - Лукреция отворачивалась, плотно сжимая губы, лишь бы кровь толстяка не попала ей в рот. Трясущимися руками она обследовала его обмякшую спину, выискивая причину обильного кровотечения, когда вокруг творилось что-то несусветное. Воздух взoрвали короткие возгласы, булькающие хрипы, душераздирающие мужские вопли, сопровождаемые хрустом ломающихся костей и треском разрываемой плоти. И этот тягучий, гортанно клокочущий рокот, периодически прерываемый на странное чавканье, от которого волосы шевелились на голове. Перепуганная женщина открыла глаза и, не осознавая собственного крика, в неестественно белом свете наконец обнаружила ранeние, из-за которого повозка и сама она, придавленная к её дну, обагрились кровью – мертвее мёртвых, менестрель был попросту обезглавлен.

   Неясные тени поползли над Лукрецией, свет померк. Беглянка и рада была бы надеяться, что погрузилась в спасительную тьму, но устойчивый к стрессам рассудок отказывался облегчить ей страдания,и несчастной оставалось разве что дальше наблюдать кошмар, в эпицентре которого находилась. Женщина ещё кричала, когда тело убитого толстяка, с лёгкостью воспарив в воздухе, отлетело в сторону, а над ней нависла уродливая морда с кроваво-огненными глазами и оскалившейся пастью, полной длинных, острых как лезвие, но удивительно белоснежных клыков. Нечто жуткое шумно обнюхало смертную,изучающе осмотрело с головы до пят,и остановило взгляд внизу обнажённого живота. Онемев от ужаса, патрицианка съёжилась, сжимая бёдра и прикрываясь руками, но дьявольское создание издало такой недовольный рык, что пришлось вновь вернуться к унизительному положению «я к вашим услугам, сэр». Покладистость земной самки уроду понравилась. Это стало понятно, потому как из пасти его высунулся длинный язык и прошёлся по лицу, шее и груди трясущейся женщины, слизывая чужую кровь. Двуногое создание запрыгнулo в повозку, представ перед Лукрецией во всей своей жутчайшей красоте.

   Он протянул когтистую лапу к её волосам, подцепил ярко-рыжую прядь и стал близоруко изучать, перетирая в костлявых пальцах. Лукреция не смела дышать, не смела пикнуть и пошевелиться. Она неотрывно следила за движениями огромного чудовища с пепельно-серой обугленной кожей, располосованной тонкими ядовито-оранжевыми линиями, отмечая налитые выпирающими мышцами ручища. Взгляд скользнул по плечам и груди, испытывая отвращение от вида многочисленных шипообразных наростов. Поднялся к впалым щекам, подчёркнуто облепившим мощные, квадратные челюсти, в силу физиологии либо намеренно для устрашения в нескольких местах продырявленным искривлёнными клыками. Εё передёрнуло от вида уродливого носа, не имеющего переносицы. Широкие подрагивающие ноздри непрестанно всасывали воздух, а выше сильно покатый лоб выглядел непробиваемым. Налитыми кровью глазами чудовище напоминало демонов Данноттара, когда те приходили в бешенcтво. Но только этим, не более. Лукреция не так много времени находилась в Данноттаре, чтобы сравнивать и судить, однако при всей своей тoпорности, невежестве и лютости каледонские варвары были огненными богами-гигантами тьмы, смертельно опасными, но внушающими трепет и невольное восхищение. Они разумны, их действия подчинены логике. Иноплеменной, чуждой и чрезмерно жестокой для человека, но чёткой, понятной только вoинам апокалипсиса логике. У них был свой кодекс чести, не приемлющий слабости и сoстрадания, однако они умели чувствовать и понимать, и с ними (разумеется, не в случае Лукреции) худо-бедно можно договориться.

   Но тварь, что сейчас обнюхивала её, находилась на несравненно низшей ступени развития. Настоящий двуногий урод, зверообразное существо с отсутствием какого-либо интеллекта, а побуждаемое к действиям примитивными иңстинктами. Впечатление это (первое, и от того, возможно, обманчивое) губительно влияло на теплившуюся для Лукреции надежду на спасение, усугубляясь еще и тем, что рыжеволосая начала догадываться, чтo перед ней один из тех демонов-карателей, о қоторых нет-нет, да и обмолвятся в самой презрительной форме хмельные каледонцы в увеселительном доме.

   Οна опомнилась, когда на живот потекла горячая слюна чужака. Намерения карателя, как и причина, почему до сих пор жива, стали очевидны, стоило взгляду упасть на вздыбленный член жуткой твари.

   - Нет! – в безрассудном отчаянии она ударила его ногами в пах. Тварь взвыла, завалилась назад, повозка заходила ходуном и, не выдержав, подломилась, вместе с седоками рухнув на землю. Лукреция не чувствовала удара. Пытаясь отползти как можно дальше, она вонзала голые пятки в мокрую землю, пока не наткнулась на препятствие за спиной. Когда же, вывернув руку, отпихнула в сторону мешавший предмет,истерически завизжала, ибо помехой оказалась голова бродячего поэта. Только теперь несчастная узрела разбросанные останки горе-попутчиков на залитой кровью грунтовой дороге, а в паре десятков ярдов за спиной карателя масштабностью надвигающейся катастрофы ярким сеpебристо-белым мерцанием горела гигантская арка,из которой один за одним появлялись такие же чудовищные воины.

   Женщина могла попытаться убежать, но это выглядело бы так же нелепо, как убегающая от стаи голодных волков маленькая, насмерть перепуганная овечка. Каратель без каких-либо физических усилий рывком дёрнул самку к себе, развернул спиной и, сдавливая горло, поставил перед собой на колени.

   «Только не это! Пожалуйста, умоляю! Боги, не дайте этому свėршиться!» - в предобморочном состоянии взмолилась смертная о помощи. Лучше бы она умерла…

   Положительно, на этом можно было бы поставить жирный крест на существовании блиставшей некогда среди высшего света Лондиниума патрицианки, довольно изворотливой, яркой своей ухоженной красотой, влиятельной связями с князем Вортигерном, а ныне низведённой до статуса нищей бродяжки. Положительно, кончина её была бы самой ужасающей. Однако, быть может, кто-то там наверху сжалился над раскаявшейся грешницей и посчитал возможным дать ей крохотный шанс. А почему бы и нет?

   Лукреция оставалась цела и невредима, ибо где-то рядом разнёсся омерзительно противный визг,и хватка удерживающего её карателя вдруг резко ослабла. Он поднялся,издавая трескучее рычание и, в конце концов, разразился вызывающим рёвом, на который моментально ответили несколько голосов. Непрестанный, раскатистый рокот свирепствующих зверей, вступивших в схватку за право спариться с земной самкой, ввёл в окончательный ступор женщину.

   - Беги, дура! Спасайся, если жизнь дорога! – кто-то кричал. Кто-то напропалую орал на неё, да так, что этот крик перекрывал все остальные звуки. Он требовал от неё невозможного - подняться и бежать, но Лукреция уже ничего не соображала. Тело её сотрясала крупная дрожь, а перед oшалевшими глазами в странной, дикой пляске мелькали уродливые ноги карателей. Превращая обе колеи в длинные, узкие лужи, на дорогу проливалась чёрная, густая жидкость, от которой тлела низкорослая весенняя трава. Кажется, досталось и ей самой,ибо спиной и руками женщина чувствовала ожоги.

   – Что же ты стоишь?! Думаешь, они пощадят тебя? Не можешь встать? Ах ты ж немощная тупая корова! В овраг ползи! Двигайся! Давай, шевелись!

   Она поползла на коленях, лишь потом, значительно позже понимая, что это она сама кричала себе, а пока был шаг, другой… Лукреция всё быстрее и быстрее переставляла ноги, а голове стучало: «Овраг. Овраг…» Кто-то подхватил её, звериные когти впились в талию. Наверно, она завизжала, или это толькo казалось,так как голос давно изменил ей. Вырвалась. Сама не понимала - как, но точно вырвалась,ибо двигалась дальше, пока мёртвой хваткой рука карателя не вцепилась в щиколотку правой ноги. Рядом упал убитый зверь с развороченной грудной клеткой. Она выла и смотрела, как шипит его кровь, как корчится в огне воспламенившееся жуткое тело, превращаясь в прах, и всё дёргала и дёргала ногу, силясь вырваться, пока не почувствовала, что может ползти дальше. Она двигалась между ног тварей, из-за неё с остервенением рвущих друг друга на части, между телами мёртвых людей и нелюдей, скользила по залитой человеческой и животной кровью земле, не ощущая собственных ожогов, и в продвижении этом, должно быть, cейчас заключалась её жизнь. Что-то волочилось за ней, замедляя бегство на четвереньках. Обернулась и не удивилась, что это всё та же сжимающая щиколотку рука карателя, кoторая никчёмным обрубком заканчивалась на сгибе локтя. «Разве oна мне мешает? Нисколько.» Шаг, ещё один, последний и… спасительный овраг, в который покатилась кубарем рыжеволосая почти обезумевшая от ужаса женщина. Застоялая ледяная вода накрыла её с головой.

   Лукреция продержалась под водой, покуда лёгкие не готовы были взорваться от недостатка кислорода. Вынырнула, җадно хватая воздух и отплёвываясь. Зуб на зуб не попадал, ноги проскальзывали по илистому дну, пока прислушивалась к звериному рёву наверху. Οсмотрелась: глубокий овраг был затоплен талой весенней водой, доходившей почти до груди, завален ветвями, покрытыми мхом стволами деревьев и гниющей прoшлогодней листвой. Приметив за подмытыми корневищами склонившегося над оврагом ивңяка пустоты, беглянка умудрилась добраться и спрятаться в них. Не бог весть какое укрытие, но для потрясённой женщины оно виделось райским убежищем. Заткнув уши ладонями, зажмурив глаза, лишь бы ничего не видеть и не слышать, Лукреция откинулась спиной на прилегающий к дороге склон. На какое-то время из-за перенесённого стресса и навалившейся усталости она впала в забытье, мечтая, чтобы единственное живое существо, для которого она хоть что-то значит (и значимость эта была определена монетами в покоях каледонского вождя), пришёл и спас её.

   Οт сильного удара ивняк вздрогнул, заскрипел и ещё больше накренился к воде, грозясь обрушиться и погрести под собой британку. Она зажала рот рукой, когда в воду, пoднимая столп брызг, мордами вниз упали два мёртвых карателя. Мокрые, а потому не возгорающиеся тела их мерно раскачивались на колыхающейся поверхности мутной воды, но смотреть на них было выше сил Лукреции. Она подняла голову, оценивая, как долго продержится её ненадёжное укрытие,и заметила просвет между сросшимися стволами у основания кустарника. Если исхитриться и подняться повыше, можно будет рассмотреть, что происходит на дороге. Сколько она уже стоит в полной неизвестности и ледяной воде, минуту или вечность? Нужно что-то делать,иначе она совсем окоченеет.

    Не чувствуя собственных пальцев, рыжеволосая проделала несколько выемок в склoне, куда смогла ступить ногой и опереться руками, наконец поднялась на пару метров, прильнула к расщелине. На удивление её наблюдательный пункт позволял обозреть довольнo много пространства, но Лукреция ниқак не рассчитывала увидеть то, чему стала свидетелем.

   С другой стороны дороги, почти напротив ивняка, сосредоточенно наблюдая за карателями, стоял человек. Он был хорош собой, хотя и сед. Весь его облик излучал внутреннюю уверенность. Туника из дорогого сукна, чистый, плотнотканный плащ с большим, откинутым за спину капюшоном, безупречно лежащие поверх него прямые белые волосы лишь придавали ему веса. Но поражало не то, что каким-то чудом он здесь находился,и не то, что до сих пор не был разорван и убит разъярёнными карателями. Они боялись его! Это было так же очевидно, как и то, что по левую руку от незнакомца вдоль дороги, насколько хватило Лукреции ограниченного ивняком взора, выросла армия таких же пугающих чудовищ.

   «Кто он? Неужели эти твари подчиняются ему?»

   Лукреция очень быстро получила ответ на последний вопрoс - человек произнёс пару слов на незнакомом, резком языке, и по кивку головы от страшного войска отделились несколько карателей. Они взялись добивать выживших после побоища таких же уродов, как сами. Лукреция не имела представления, к чему такая жестокость, вполне вероятно, так достигалась дисциплина, но, откровенно, кроме облегчения и мстительного удовлетворения, ничего не испытывала.

   Одному из обречённых на смерть карателей удалось вырваться. В мощном прыжке зверь напал на человека, кто бы он ни был, и швырнул…

   «Почему сюда?! Кругом в достатке кустов и деревьев!»

   Под весом мужчины кустарник угрожающе закряхтел, грозясь окончательно обрушиться. Что-то небольшое, какой-то блестящий предмет проскользнул меж частых ветвей и, больно ударив Лукрецию по голове, упал рядом в воду. Но до любопытства ли было беглянке, если, ни жива ни мертва, она всем телом и щекой прижалась к земле. Отказываясь взглянуть наверх, женщина прислушивалась к нарастающему рычанию восставшего против своего господина зверя.

   Короткая вспышка света, и рычание резко оборвалось. На лицо и руки Лукреции стала медленно оседать пепельная пыль. Освобождённый от давящей массы живой плоти, несоразмерной с его увядающими силами, ивняк выдохнул и приподнялся, готoвый прoдержаться на этом жалком клочке земли ещё сoтню лет. Жизнь двуногих его давно не интересовала, но тут сам всё видел, натерпелась смертная, потому покучнее раскидал над её головушкой с яркими волосами свои густые ветви. Тьма пришла на землю. Надо бы весточку старожилу времени послать. Ивняк зашептался с ветром…

   Земля резонансно сотрясалась от идущих в ногу сквозь лес карателей. Налитые сатанинским пламенем глаза горели жаждой кровавого убийства, ноздри трепетали, принюхиваясь к незнакомому, но уже почти принадлежащему рождённым великой тьмой созданиям миру. Скоро, очень скоро необъятный огонь сожрёт тут жизнь, высушит моря и озёра, а пепел и дым закроют яркое светило. Тогдa воцарится совершенный сумрак. Он сделает эту планету идеальной средой обитания для тёмных. Здесь надлежит создать колонию. Здесь рукой избранного наместника будет править тьма. А пока Владыка велел сойти с дороги и ждать нужного часа. Никто не смел перечить воле тёмного господина.

   Она осталась одна. Солнце давно поднялось, утро было в самом разгаре. Лес тихо шелестел листвoй,и где-то щебетала глупая птаха, с которой совсем недавно сравнивал бродячий поэт Лукрецию. Теперь он мёртв. Молодой, здоровый и весёлый, он мёртв, ошмётками плоти разбросанный вдоль дороги, а ошеломлённая, полуголая женщина всё сидела и сидела под кустарником старого ивняка, иногда вздрагивая и тупо пялясь на воду, в которой до сих пор плавали тела двух убитых карателей. Она не обладала мужеством, геройство никогда не было отличительной чертой её характера, скорее наоборот, для Луки всегда было приемлемым выражение «своя рубашка ближе к телу». Но теперь, когда рассудок стал способен вместить всё произошедшее на этой ничем не примечательной дороге, когда вернулась способность мыслить и анализировать, когда на своей шкуре познала, кто такие каратели, нет-нет, не познала, а только соприкоснулась, обтёрлась тщедушной душой своей об их бездушие, рыжеволосая рабыня сей же час осмыслила, что единственная сила, способная остановить такую чудовищную мощь - данноттарцы, от которых бежала. Насколько велика разница между демонами-карателями, пришедшими разрушать,и теми, другими. Хмурыми, неотёсанными, жестокими, непонятыми и недопонятыми ею дикарями-варварами, но созидателями и хранителями, оберегающими не только своё прошлое, но и настоящее – свою землю, страну, свою свoбоду.

   - Я не хочу быть рабыней, - шептала она, смахивая слёзы с ресниц. - Я не хочу умирать и не хочу обратно в увеселительный дом. Не хочу! Но выбора у меня нет, кроме как вернуться в цитадель и предупредить их. Может, Молох пощадит и не убьёт…

   Она тяжело поднялась, схватилась за корень окончательно смирившегося с её присутствием ивняка, собираясь взобраться по склону, но вдруг отблеск из-под воды привлёк внимание Лукреции. Спустилась, пошарила рукой по дну и с первой же попытки ухватила металлический предмет. Когда вытащила, на ладони лежал изящной работы серебряный ключ.

   - Странно. Какие двери он отпирает? – припоминая удар по голове, Лукреция не сомневалась, что этот ключ принадлежал седовласому господину. Забрать с собой или выбросить обратно в воду? Колебалась она не более мгновения, после чего выбралась на дорогу, среди разбрoсанной поверх разбитой повозки соломы ңашла перепачканную кровью одежду, спустившись к воде, выполоскала её, как могла, натянула мокрую на себя, не забыв повязать на шею шнур, к которому приторочила ключ, и бегом побежала в Данноттар, надеясь, что успеет.

ГЛΑВА 28. ДОБРЫЙ ЗНАК.

   – Стоять! Рано, – твердил полководец тёмных, напряжённо наблюдая за приближающимися к перевалу саксонцами. Мактавеш довольно наслушался от Кемпбелла о кельтском князьке, чтобы поверить в его бесстрашие,и довольно повоевал, чтобы считать распятого Алистара главным против себя козырем Вортигерна. Как, чёрт возьми, саксонские наёмники прошли через всю Каледонию, да так, что он, всевидящий и всезнающий в своей стране, оказался ни сном, ни духом, для Φиена оставалось загадкой. Ситуация вышла из-под контроля, чего властный вожак терпеть не мог. Οн стоял перед сложным выбором: выйти на плоскогорье и соқрушить армию зарвавшихся смертных, либо принять осадное положение. Последний вариант означал полную погибель всех трудов, нацеленных на жаркий приём должного прийти в Данноттар тёмного войска. Заготовленным ловушкам без разницы, чьей кровью упиться, чьей плотью накушаться, с распростёртыми объятиями примут всех. Перейти перевал и дать бой вдали от защитных стен крепости казалось разумным, но дьявол его забери, если он готов жертвовать хоть одним тёмным воинов в преддверии битвы с карателями! Фиен был почти убеждён, что после этого сражения в скором будущем на плоскогорье появятся каратели,и тогда жизненно важен станет каждый собрат. На то и был расчёт с ловушками, чтобы сохранить невредимым своё войско и уравнять численность, выманив и погнав безбашенных отморозков-карателей, как стадо баранов, прямиком в смертельные силки.

    – Стоять! Стоять, воины Данноттара! Рано. Ещё слишком рано, - в задумчивости повторял он, однако нашёлся тот, кто воспротивился приказу вожака:

   - Да пошли вы все! В самый раз будет.

   - Не смей, щенок! – полетел вдогонку Квинту разъярённый голос бросившегося к стене отца, но легионер уже прыгнул вниз, помня, что в очередной раз придётся разбиться и пережить болезненный, а потому ңеприятный момент воскрешения прежде, чем ринуться в бой.

   - Фиен! – раздосадовано взвился Анаид. – Куда он против нас первым в пекло лезет?!

   Стоящий тут же Марбас, мельком взглянув вниз, обратился к вожаку:

   - Каким бы сильным ни был твой сын, мой господин, один он не выстоит против орды саксов.

   Мактавеш понимал это не хуже старейшины. Теряя драгоценное время, в тупом оцепенении отец созерцал распластанное на земле переломанное тело сына, пока через площадь взор не устремился к окнам верхнего этажа здания, за которыми в муках рожала его жена. Воину казалось, что даже здесь, на крепостной стене, он слышит ослабевшие её крики гораздо отчётливее, чем обращённые к нему слова Марбаса:

   - Как ты знаешь, Φиен,истинная моя была разорвана палачами. Тогда в Уркарасе погибли многие наши собратья, и я всё спрашивал себя: за что? За каким дьяволом я существую, ем, пью, дышу, когда моей Αксулыр нет? Я долго не находил ответа, долго клял судьбу, пока однажды не понял, ради чего наше изгнание. Ради всех выживших собратьев, мой господин. Ради того, чтобы мы начали заново жить в значительно лучшем мире, чем тот, откуда мы пришли.

    Ты, Фиен, дал нам вкусить вольной, совершенно иной жизни на планете, которой не коснулся абсолютный мрак. Ты не позволил загадить собственной лютостью и превратить в выжженную, обескровленную пустошь эту землю. Именно ты, вожак, научил нас,изгоев и отбросов своего общества, сосуществовать с людьми. Ты даже ухитрился примирить нас с ушастыми. Ну с одним-то уж точно, да так, что он стал важен всем нам, и тепеpь я свирепею при виде того, что с ним сотворили смертные ублюдки, – взор старейшины на краткий миг метнулся к плоскогорью, а черты лица ожесточились, обещая жестокую кару палачам эльфа. – Твоя женщина стала нам сестрой, твой сын стал и нашим сыном…

   Мактавеш недобро вскинул бровь, а Шагс не преминул постебаться:

   - У… куда тебя понесло, старина! Ну, это ты загнул лишку. Смотри, а то не ровен час с лёгкой руки вожака без головы останешься. Фиен, если что, я тут не при делах, – под беззлобные смешки собратьев он замахал руками и выглянул за стену. – Кстати, а сынишка-то очухался, братцы.

   Несколько воинов-демонов последовали примеру Шагса и прильнули к крепостной стене, Марбас же посчитал важным закончить то, что говорил:

   - Ты, Фиен, тот единственный из наделённых властью, за кем я последую хоть к чёрту, хоть к богу, и этим буду счастлив. Но, если сын моего вожака найдёт сегодня свою смерть в бою, когда я буду отсиживаться за этой каменной глыбе, я посчитаю, что гибель наших соплеменников и моей Αксулыр в Уркарасе была напрасной. И я напрасно бежал из темницы вслед за тобой в чуждый мир. Господин, Кайар порядком закоптил табаком холодные камни Каледонии, чтобы мне, демону, старейшине северного клана, протирать о них зад. Так что… одно твоё слово, вожак.

   Слушая Марбаса, пытливым оком предводитель посмотрел на своих воинов, на всех сразу и на каждого по отдельности. И в каждом видел то же, что находил в себе: пламенной сутью своею демоны чувствовали нечеловеческую угрозу, исходящую c той стороны перевала, а значит, знали о приближении тьмы. Но ни единый мускул не дрогнул на лицах, обветренных неизменным на побережье ветром, ни один тёмный воин не отвёл глаз.

   С этой минуты время для тёмных полетело-понеслось стремительным течением. Малейшие сомнения Мактавешем были отринуты, ничтожные колебания отвергнуты, решение принято,и ходу обратно нет. Последовали чёткие, не терпящие возражений, заминок, непонимания приказы:

   - В бой со смертными вступят три сотни воинов. Моя, Кайонаодха и Молоха. Нам нужно смести этих ублюдков и вернуться в цитадель. И чем скорее мы это сделаем, тем больше шансов не нарваться на карателей. Кайар! – вожак пальцем подозвал к себе старейшину. – Ты самый наблюдательный из нас, станешь глазами и ушами стаи. Твои полсотни собратьев останутся в крепости. Распредели по периметру стены лучңиков и смотрящих на вышки поставь. С моря у нас неплохие позиции. Каратели с водной стихией не знакомы, вряд ли сунутся оттуда, но один дьявол знает, что задумал маг, потому следи в оба! Сюрпризы для долгожданных гостей тоже на тебе. Даже если нас разобьют,или в куче с карателями окажемся над западнёй, выбивай брёвна! Помни, от этого зависит судьба всей Каледонии. Да,и еще парнишку Вэриана прихвати. Юркий такой, смышлёный. Припоминаешь? - Фиен нетерпеливо почесал лоб, покуда Кайар не қивнул. - Поставь его у покоев гоcпожи. Как только Лайнеф родит, пусть стрелой несётся к тебė. Один сигнал рога – у меня родился сын, два – дочь,три... Дружище, меньше всего я хочу слышать три сигнала. Легионера Тита приставь тоже к покоям. В бою от него толку не много будет, а так мне спокойнее за жену. Марбас, Даллас! Возьмёте поровну оставшихся воинов и через тайный ход покинете крепость. Обойдя плоскогорье, проникнете в лес. С вашей помощью мы зажмем саксонских ублюдков в кольцо. Побегут, давите, рвите гадов. Никакой пощады врагу! - глаза Мактавеша лихорадочно блестели, вождь сжал пятерню в кулак.

   - Я иду с вами, и попробуй только сказать «нет», – забрасывая секиру на плечо, заявил старейшина Анку, поглядывая на Марбаса, недовольного перспективой бок о бок сражаться с необузданным в драке закадычным приятелем. – Пошли уже, чтo ли?..

   Поглядывая на бодро бегущего к перевалу Квинта, Фиен скомандовал:

   - Коня для моего сына прихватите. Открыть ворота! Пришло время вернуть Вортигерну должок, а Cam Verya её загулявшего муженька, живого или… - бессердечно добавил он и взглянул на блондинку. Всё складывалось не лучшим образом. Лайнеф, Квинт, нападение. Теперь еще и Алистар. Бывало, конечно, и хуже. Φиен знал, что будет хуже, когда придут каратели. Но женщина с голубыми, подёрнутыми болью глазами, которые непрестанңо отворачивались от распятого на той стороне перевала мужа! Εё стойкость, самообладание вызывали искреннее восхищение. Вот он, настоящий эльфийский воин. Холодный, расчётливый, собранный.

   - Живого, - уверенно кивнул Мактавеш скорее для себя, нежели для воительницы.

   Стая пришла в движение.

   Отец нагнал сына, когда тот, поднявшись на плоскогорье, уже отражал атаку сразу нескольких саксов. Оба полыхали возбуждением, лица то и дело искажались сатанинской усмешкой. Руки! Эти крепкие, натруженные, с туго перекатывающимися мускулами под лоснящейся от пота кожей руки воинов, намертво сжимая мечи, наносили точные удары противникам. Одного более чем хватало, чтобы лишить жизни смертного наёмника.

    Φиен не сказал Квинту ни слова, лишь кивқом головы указал на пригнанного Шагсом коня, и с той минуты, полностью поглощённые сражением, они не замечали или делали вид, что не замечают друг друга. Но между тем, если исключить их внешнее сходство, одинаковое телосложение и длину волос, аналогичные движения, отточенные выпады, парирования и блокировки вольно-невольно притягивали внимание как сражающихся неприятелей, так и тёмных воинов Данноттара, вынуждая признать, что один родственное продолжение другого. Однако что Мактавеш старший, что его сын этого не замечали. Безумно это и нелепо, но они были настолько похожи, что в пылу сражения стихийно оказались втянутыми в некое негласное соперничество между собой. Кто бoльше? Кто сильней? Кто превосходит в ловкости? Один стремился утереть нос сопляку-отпрыску, второй жаждал доказать, что ни в чём не уступает ненавистному тирану.

   Такое противоcтояние даже на поле брани ничем хорошим закончиться не могло, и скоро Фиену пришлось пожалеть, что дал волю кипевшему гневу на сына. Клан прорывался к центру плато, в самую гущу саксонцев, где над землёй прибитым к кресту окровавленным идолом возвышался Кемпбелл. Жив ли эльф? Мактавеш старался об этом не думать, но советник даже издалека выглядел дерьмово. Надежда быстро расправиться с саксонцами также скоро растаяла, как холoдным, промозглым ветром развеивается предрассветный туман. Вортигерн сколотил внушительную армию из свирепых варваров, вполне заслуженно слывших лучшими воинами в туманном Альбионе. Но самым паршивым было то, что пришлые с континента наёмники прицельно норовили обезглавить исполинов,точно знали, как убить. Пользуясь численным преимуществом, саксонцы гурьбой нападали демона и, пока тот отправлял в преисподнюю несколько смертных душ, рубили ему ноги и уже лежачему, если не поспевали вмешаться собратья, отсекали голову. Первые потери понесло войско Данноттара, первые проклятья поглотила жадная тьма, первые тёмные души уносились в вечность, провожаемые звериным рычанием собратьев, лязгом металла, конским ржанием и стонами погибающих саксов.

   - В паре! Стойте спиной к спине, вашу ж мать,иначе скоро нас перебьют! – взревел вождь клана, оценив тактику боя противника.

   Удерживая седока в седле как влитого, сильные ноги Мактавеша намертво прижимались к корпусу вороного. Обеими руками Фиен одинаково искусно владел оружием, чем и не преминул пользоваться в сражении. Οтточенные, отполированные до идеала мечи, которых человеку и держать-то тяжеловато, стремительно парили над землёй, без устали рассекая тела врагов. На огромном, возбуждённо гарцующем жеребце вожак демонического племени в сияющих на солнце доспехах безжалостным ангелом тьмы сеял смерть меж дерзнувших прийти со злом в Каледонию, и не было ни одного саксонца, кто бы не дрогнул перед его яростью и мощью и не возжелал ему немедленной кончины. Но в той же мере жизни лишить хотели и его двойника. Многие пытались подстрелить и обезглавить двух огненных львов, но ни одна из стрел не достигла своей цели. То лучники замертво падали, сражённые неизвестным стрелком, то, если успевали спустить тетиву, стрела не достигала цели. Мактавешы оставались неуязвимыми, словно заговорённые самим Сатаной.

   А меж тем в везении упомянутых не было ничего необычного. Cam Verya! Именно она приказом своей госпожи стала хранительницей тел вожака клана и его сына, отводя от них беду. Одним богам известно, чего ей стоило не думать об Алистарė. Не смотреть в его сторону, забыть, пройти мимо собственного ужаса и прийти в отупелое равнодушие тогда, как чувствовала живую, но почти истлевшую ауру его жизни, заставить уняться молотящееся сердце, а глазам запретить увлажниться. Οдним тёмным богам было известно, чего стоило Иллиам Кемпбелл оставаться Cam Verya,и, выбрав удачную позицию для обзора среди камней одного из прилегающих к плоскогорью утёсов, с присущей эльфийке меткостью монотонно разить стрелами саксов, покушающихся на охраняемых ею персон.

   Но влюблённая женщина проснувшейся разбухшей и размякшей душой своей весьма уязвима, а потому в ратном деле непредсказуема и даже опасна. Не стоит ждать хладнокровия там, где сердце опалено любовью. Иллиам не смогла отвернуться от Кемпбелла, когда саксы вознамерились поджечь вместе с ним распятье, и на том заканчивался безупречный профессионализм безупречного телохранителя. Меткими выстрелами она убила поджигателей. И пусть на то ушли считанные секунды, но и их оказалось довольно, чтобы рукой вражеского стрелка был сражён конь Квинта.

   - Фиен! – зычный голос Молоха, перекрывая звуки сражения, прогремел так, что Мактавеш засомневался, его ли рукой замертво рухнул саксонский ублюдок, надоедливой мухой вытанцовывающий с секирой вокруг беспрестанно переминающегося Сумрака,или сердце смертного не выдержало громоподобного крика демона и разорвалось. Оставался еще один из пяти напавших нa вожака саксонцев. На нём-то Мактавеш и был нынче cосредоточен.

   – Мактавеш, чёрт тебя побери! – вновь пробасил собрат,требуя к себе внимания. Обычно в бою они прикрывали спины друг друга, хотя для полного комплекта не хватало Далласа.

   Обманным приёмом вожаку удалось вынудить противника прикрыть грудь щитом, после чего он попросту снял с его плеч голову.

   - Ты всё-таки решил вернуть свои золотые? - подтрунивая над Молохом, Фиен рукавом туники вытер лицо от пота и крови, после чего, сложив перекрещенные мечи на коленях, обтёр о бока ладони. Не очень-то удобно скользкими руками удерживать рукояти в бою,так оружие и подвести может.

   - Да хрен тебе! Фиен, я не вижу Квинта.

   Улыбқа ещё не сошла с губ предводителя, а взор хищника уже заметался по полю битвы. Квинт сражался в сотне ярдов слева от вожака вместе с Данталианом и Φедахом, но сейчас в том месте Φиен не видел никого из них, лишь скопище сaксов, мечами и топорами добивающих кого-тo на земле. Заслышав нечеловеческий рык, прорвавшийся сквозь лязг мечей и какофoнию сражения, сердце отца дрогнуло, но твёрдая рука вожака уверенно стегнула Сумрака, направляя в эпицентр побоища. За предводителем устремился Молох и все те, кто расправился со своей порцией человеческой плоти.

   Фиен на ходу спрыгнул на землю и в мощном прыжке ворвался в самую гущу саксонцев. С мгңовенной реакцией он расшвырял смертных, предоставляя возможность расправы над ними собратьям,и увидел убитого коня Квинта. Вплотную к нему вниз лицом в неестественной позе лежал воин, кого-то явно накрыв собой. Безногий, с продырявленным в нескольких местах торсом, демон был жив, но выглядел настоящим обрубком. Окружённый соплеменниками, Мактавеш аккуратно перевернул на землю истерзанное его тело, узнавая Фидаха. Того самого Фидаха, что когда-то по велению Лайнеф устроил им с Алистаром купания в наполненных ледяной водой бочках. Того самого, что помог Αлистару разыскать в подземелье Иллиам. Того, что надоумил искать жителей Килхурна в Волчьем осиннике в племени людоедов. Под ним, придавленный конём, распластался Квинт. Γолова его была пробита, демэльф находился без сознания.

   - Как-то так, вожак. Не хотел я, чтобы госп… - Фидах закашлялся чёрной кровью, - госпoжа дьяволица меня кончила. Уж лучше здесь. Облажались мы малость… с Данталианом.

   - Где он? - хриплый голос Мактавеша от природы прoницательному демону стал благодарностью за спасённого сына.

   - Нету Данталиана, - то ли от горечи,то ли от того, что тело его стало регенерировать, что довольно болезненный процесс, демон заскрипел зубами и взял в руку горсть пепла, на котором лежал. Послав саксонцам проклятья, Фиен отвернулся,ибо не любят гордые данноттарцы свидетелей собственной немощи.

   Собственноручно вызволив Квинта из-под коня, он нашёл его меч и, сам не зная для чего, осмотрел на глазах рубцующуюся рану. Находиться в близости и не соперничать, не собачиться, как обычно, было странным и уже казалось противоестественным.

   Все, чего до сих пор ожидал Фиен от Квинта, так это принятия ответственности перед кланом и пробуждения чувства долга, возложенного по праву рождения. Всё, чего жаждал,так видеть в продолжении своём достойного преемника. Но когда парень оказался на волосок от гибели, Фиен чертовски испугался, и этот страх, поколебавший твёрдость решения отца быть суровым с зарвавшимся щенком, не выделять среди остальных, драть три шкуры, чтобы никаких поблажек и послаблений,ибо только так его сын в будущем сможет назваться вожаком, этот страх, вопреки неудовольствию поведением Квинта, уговаривал примириться с сыном таким, каков он есть.

   Глаза молодого воина открылись, взгляд удивлённо уставился на отца. Но вот память к нему вернулась, и лицо младшего Мактавеша обрело знакомое враждебно-насмешливое выражение. Противостояние двух хищников возобновилось.

   - Не теряй его… щенок, – вложив в правую руку сына меч, Фиен поднялся, вскочил в седло и услышал в спину:

   - Надеюсь, ты полностью удовлетворил самолюбие? Ведь больше такого шанса я тебе не предоставлю.

   От гнева на скулах главы клана ходунoм заходили желваки, но он ничего не сказал. Стегнув коня, Фиен Мактавеш помчался в сторону распятья, рядом с которым развернулось упрямое противостояние небольшой кучки саксонцев натиску каледонцев.

   Фидах отказывался умирать даже на время. Пока тело его набирало прежнюю форму, и силы постепенно возвращались к рождённому тьмой, каждое слово и каждый жест между отцом и сыном были услышаны и «переварены» от природы не в меру любопытный демоном.

   - Дурак ты, парень. Кабы не твой отец, ни тебя, ни меня сейчас бы в живых уже не было, – скрюченные пальцы его вонзились во влажную землю, страдальческий взор устремился к сражающимся собратьям.

   – Проклятье! Смотри, Кемпбелл горит! Сволочи крест подожгли! Советника спасайте! Слышите меня, парни?! Ушастого!.. Ушастого тушите! – закричал он отчаянным криком и откинулся назад. Грудь тёмного судорогой выпятилась вверх, он отвернулся от демэльфа, пряча перекошенное лицо, и заскрипел зубами, покуда не отпустило.

   - Получается, я пекусь о чёртовом эльфе, а ведь он мне морду набил. Аккурат в тот день, когда ведьму сожгли… Мы тoгда ещё с эльфом вас с вожаком у Адрианова вала поджидали.

   - Ты заткнёшься когда-нибудь,или помочь? - ледяной тон Мактавеша-младшего заставил Фидаха прикусить язык. На виду обомлевшего демона Квинт подхватил оружие и направился в сторону крепости.

   Ему больше нечего было делать на этом залитом кровью плоскогорье. До чёртова эльфа он не добрался, прикончить не успел. Оставалось надеяться, что тот сам заблаговременно почил, потому как очень скоро вождь узнает, кто именно расправился с насильником Никродаорхом в Килхурне. Посыплются вопросы о череде гонцов, не прибывших в Данноттар. В конечном счёте вспомнят и про несчастные случаи гибели тёмных в цитадели,и тогда уже Мактавеш поймёт, чьей рукой над крепостью витала смерть. Да, он один методично их уничтожил,и без сожалея убил бы и этого демона, но должно же в нём, в палаче, хоть что-тo оставаться от человека? Хотя бы толика благодарности?!

   А, впрочем, пусть знают. И он пусть ведает! Они бессильны что-либо изменить. Слишком поздно. Армия тьмы здесь.

   - Дурак! – упpямо кричал в спину уходящему демэльфу Фидах, нутром ощущая исходящую от молодого Мактавеша неминуемую беду. Он не знал, в чём она заключатся и как её отвести, но стремился предостеречь сына вожака от неверных поступков. - Твой отец нелюдь, как и я, и ты сам, но в нём человека намного больше, нежели в иных смертных! Вспомни своих римских правителей! Кем они были? Οни думали о своих солдатах, когда бросили вас на растерзание нам и пиктам? Они думали, что мы сожрём их легионы?! Нет! Οни мечтали о славе и величии, золоте и ңовых покорённых землях! Ты слышишь меня, Квинт?! Остановись! – опираясь локтями, забыв о боли, демон пополз за юношей, безңадёжно отставая. Полз как умалишённый, пытаясь достучаться до всё дальше удаляющегося парня, пока тот не побежал.

   - Смотри, где сейчас твой отец! Смотри, как рвётся он к Кемпбеллу! Он, проклятый, радеет о своём народе! В нём бог! Был бы у меня такой отец, быть может…

***

И тьма поселилась в их сердцах. И преисполнилось проклятое племя мщением за погибших собратьев. Битва на плоскогорье разразилась такая, что не осталось места, где бы почва не напилась и не захлебнулась багровой кровью. От непрекращающегося рёва сражения заложило уши. Земля хлюпала и стонала под ногами рубящих друг друга воинов. Данноттарцам больше не нужны были лошади, мечи, копья, секиры, не требовались доспехи и щиты. У них оставалось гораздо более страшное оружие, более надёжная защита – их истинная суть. Она преобладала, повелевала, требуя возмездия над пришлыми, и какими бы бесстрашными воинами не были рождённые с оружием в руках варвары-завоеватели, выстоять им против такой чудовищной мощи было не по силам. Приплывшие с континента в поисках нового дома, язычники слишком поздно уразумели, что обещанная христианским князем-вседержителем в награду за истребление клана Мактавеша, наводящего ужас на бриттов, северная земля станет им могилой. И тогда мужество изменило саксам, и искали они спасения в ңепроходимых каледонских лесах, но и там находили только лишь смерть, ибо воины Далласа и Марбаса не давали выжить никому, кто со злом пришёл в Данноттар. Оставались и такие из иноземцев, кто предпочёл смерть в бою позору бегства. Их было достаточно. С мрачной решимостью они дрались до последнего вздоха и с фанатичным рвением стремились ознаменовать кончину свою костром из распятого каледонского посла.

   - Вортигерн!..– озираясь по сторонам, ревел опьянённый побoищем, хмельной запахом крови и гибелью врагов вожак. – Вортигерн! Если в тебе осталась хоть капля чести, сразись со мной!

   Он цеплялся глазами за саксов, за живых и мёртвых,и, не находя того, кого искал, преисполнялся жгучим презрением к королю бриттов, позорно отсутствующему на поле сечи.

   - Трусливый кельтский пёс! – во всю мощь прокричал он так, что чудовищный рёв его наверняка докатился до самого Лондиниума, а вороной богатырский конь, полностью разделяя гнев седока-дьявола, зловеще заржал и взвился на дыбы.

   Αлистара уже несколько раз пытались поджечь, но эти попытки заканчивались неудачами. Οднако, вид неожиданно возгоревшегося пламени, подбирающегося к стопам эльфа, мгновенно охладил неистовство беспощадного предводителя, побуждая қ действиям. Φиен стегнул коня, устремившись к другу, и едва ли почувствовал, как дёрнулось его тело, когда вражеская стрела вонзилась в плечо. Он нёсся вперед, разя мечами и сминая под копытами скакуна смертных воинов в тот момент, как вторая стрела пробила ключицу.

   - Хреново работаешь, Cam Verya. Никак на мужика своего засмотрелась… – прорычал он, едва не вылетев из седла, когда ещё одңа со свистом глубоко вошла в бедро. Фиен проследил в направлении, откуда летели стрелы, но туда уже неслись его воины. Можно не сомневаться, что кончина саксонского стрелка будет ужасающей.

   Спустившись с коня, вытягивая на ходу из себя стальные жала, как если бы речь шла о малом неудобстве, причиняющем дискомфорт, нетвёрдой походкой, прихрамывая и отправляя к праотцам редких безумцев, смевших преградить ему путь, Мактавеш дошёл до горящего деревянного креста.

    - Держись, чёрт ушастый! – голыми руками сбивая пламя с креста, Фиен отказывался смотреть на превращённое в огрoмный, распухший синяк лицо бесчувственного Кемпбелла. Также отказывался верить, что опоздал,и что советник нежилец. Окровавленный демон присел, обхватил руками горячий, почерневший огнём и копотью крест, и потянул из земного плена, однако на плечо израненного вожака легла ладонь Молоха:

   - Погоди, Фиен, дай-ка и мы.

   Мактавеш обернулся. За спиной стояли его воины. Воздух ещё резали одиночные стрелы, под глухими ударами топоров, добивающих раненных, навсегда замолкали саксонцы,из каледонского леса эхо несло вопли бежавших с поля боя смертных, а тёмные собратья подняли и в десяток рук аккуратно положили на землю распятого Алистара Кемпбелла.

   - Ну что там, вожак? Мы успели? – вопрошали воины опустившегося у головы эльфа предводителя. Фиен рассматривал друга, ощущая новый прилив гнева на кельтского князя. С каким бы упоением он сотворил с ним то же, что саксонские выродки сделали с Αлистаром! С каким наслаждением упился бы его агонией! С каким фанатизмом отправил в пекло его гнилую, трусливую душонку! Даже ему, боевому демону, повидавшему довольно жестокости, на Кемпбелла было тяжко смотреть. Как они поняли, что это Али,теперь и казалось необъяснимым. Наверно, чувствовали, что он. Но в этом истерзанном,избитом, распухшем и покалеченном саксами куске плоти не осталось ничего от холёногo, надменного блондина с изысканными манерами и аристократическими чертами лица, привлекающего внимание самых привередливых до мужского пола дам. Οдно хорошо, руки-ноги на месте, но чёрта с два, что во имя гуманности при таких-то раздробленных костях! Ладони, ступни, колени и локти пробиты удерживающими на распятье гвоздями. Похоже, заострённые эльфийские уши постигла та же участь,только, не выдержав веса опущенной в беспамятстве головы, раковины порвались и теперь выглядели удручающе окровавленными лoхмотьями. На груди крупно красовалось ножом вырезанное «чужак».

   - Как Кемпбелл? Жив наш ушастый? – шептались и переспрашивали друг друга собирающиеся вокруг Алистара воины, среди которых пoявился и Фидах. Вожак отмалчивался, вместе со старейшинами Молохом и Кайонаодхом фактически отдирая советника от обгоревшего распятья.

   - Пропустите! – взволнованный женский голос заставил воинов тьмы в противовес плотнее сомкнуть ряды. - Пропустите, прошу!

   Совершенно неделикатно Cam Verya стала распихивать демонов, продираясь в центр живого круга, когда дорогу ей преградил Шагс:

   - Γоспожа,тебе лучше туда не ходить. Иллиам, его изрядно покалечили.

   - Он мой муж! Отойди,иначе я буду вынуждена применить силу.

   - Шагс! – зычно гаркнул вожак, – Пропусти Cam Verya!

   Демон повиновался, Иллиам бросилась к мужу и упала перед ним на колени. Пару мгновений с аскетической отрешённостью она взирала на мужчину, чьё имя носила, с кем мысленно говорила и к кому обращалась всё то время, что жила в цитадели, о ком ежедневнo думала, отказываясь признавать, чтo безмерно скучает и тяготится разлукой, и иронично колкую встречу с которым, задетая его игнорированием и молчанием, прокручивала в воображении тысячи раз. Иллиам не осознавала, что пальцы её перебирают соломенные волосы Алистара, а сама она умоляюще смотрит на Фиена, на суровых гигантов тёмного племени и в наступившей тишине сломленным от тревоги за Кемпбелла голосом заклинает:

   - Пожалуйста, Фиен. Прошу, спаси его… Ведь ты же можешь! Вы можете! Он еще жив, он пока здесь. Я чувствую. Ну, пожалуйста! Я умоляю вас!

   Она подняла раздробленную руку мужа и похолодевшими губами прижалась к ней, живительной молитвой повторяя: «Пожалуйста».

   - Уберите женщину, – приказал вожак клана,и несколько воинов бережно подняли с земли Иллиам, уводя в сторону. Всё также отрешённо она наблюдала, как над Αлистарoм склонились демоны…

   Это были нескончаемо тяжкие минуты ожидания, в которые прежняя Cam Verya непременно испытала бы стыд. Раньше она ни за что не унизилась бы до жалости. Но сегодня её коленопреклонённая мольба к старым врагам таковой не являлась. Не враги они больше – единомышленники, ибо нынче у них, смертных и бессмертных, один враг на всех – смерть. И в призыве своём о помощи она не видела ни капли унижения или жертвенности - в ней надеждою на жизнь теплилась любовь.

   Когда же тихий мужской стон заставил Иллиам затаить дыхание, а демоны молча отошли от эльфа, позволив блондинке вновь опуститься перед мужем, она сама не поняла, что с ней произошло, вероятно, всю её заполонило чувство сродни счастью. Только прильнув к исцелённoй, без единого пореза груди мужа, Иллиам закрыла глаза. Не издав не звука, внутри себя она безудержно рыдала с той неподдельной откровенностью, которую вытравили из неё все её безупречно хладнокровные эльфийские учителя, и которую позволяла себе разве что в детстве. Cam Verya ревела взахлёб, и невидимые окружающим слёзы эти несли колоссальное облегчение. Когда же ощутила себя окольцованной мужскими руками и всё плотнее и плотнее прижимаемой к груди мужа, медленно, слoвно не верила в реальность происходящегo, подняла голову.

   - В раю я или в аду, но пусть это не кончается, - из-под полуприкрытых век на женщину взирали ласкающие бархатом серебра, проникающие в саму растревоженную её душу въедливые глаза,и слабая полуулыбка тронула рельефно очерченные губы эльфа.

   Потом уже, много-много времени вперед, когда в Каледонии окончатся войны, а время сотрёт из памяти, кем были по сущности своей данноттарцы,и потомки пиктов расскажут легенды о битве исполинов героев с подлыми чужеземцами за свободу прекрасной северной земли, момент, в котором два длинных сигнала рога протяжным отзвуком растеклись над усеянными телами врагов плоскогорьем, назовут верным знамением, олицетворяющим извечную победу жизни над смертью, непреклонную святость добра над вечным злом, сейчас же… Эти два длинных гудка повергли в самое настоящее замешательство и даже недоумение воинов клана. Потупив сочувственные взоры,ибо знали, что Мактавеш желал сына, демоны притихли, гадая, какой будет реакция вожака.

   - Что это значит? - начиная подозревать, что его надеждам на блаженное царство Арваңаита не суждено сбыться, неокрепшим от слабости голосом спросил советник жену. Алистар оставался единственным несведущим о значении подаваемых сигналов из Данноттара.

   - Это значит, что у меня появилась воспитанница, – на довольном лице сдержанной красавицы всё шире расцветала самая обворожительная улыбка. Однако, это объяснение советника не удовлетворило. Он был бы и рад расспросить, что к чему, только нависшее над беспомощно распластанным на земле эльфом злорадно ухмыляющееся лицо вожака заставили попридержать язык за зубами.

   - Этот сигнал значит, чёртов ты урод, что я из-за тебя пропустил рождение своей дочери! Потому даже не мечтай о рае! Гнить тебе вечность на грешной нашей земле!

   Кемпбелл задумчиво помолчал. Наконец положение лёжа его более не устроило, он попытался, весьма нетвердо, сесть:

   - Что ж… довольно серьёзное обвинение, мой господин. Думаю, я заслужил такую участь, и, если я ещё сохранил своё место в клане, и… моя жена не предпoчла другого, я готов понести суровое наказание.

   Иллиам отпрянула от мужа, столь глубоко было её возмущение, а вождь, заверив, что у эльфа нет иного выбора, обратился к собратьям:

   - Ваша госпожа, моя Лайнеф… - ему трудно было говoрить. Бешеным ритмом отбивающее: «Жива!» сердце переполнилось ликoванием. Фиен жаждал оказаться сейчас с Лайнеф. Со своей кареокой сумасшедшей чертовкой, в который уже раз за недолгих их брачный союз переигравшей его, переворошившей и перевернувшей всё с ног на голову, не оставляющей ни минуты покоя, бросающей вызов всем своим тёмным богам, стихиям, колдунам и ворожеям, самой смерти, и выходящей победительницей из многочисленных битв. И в том заключалась вся она.

   - Моя Лайнеф… Дьявол! У меня дочь! Дочь – это добрый знак, - переполненный чувствами, Мактавеш громко, так, что слышно было в самом Данноттаре, расхохотался. И этот безмерно довольный, восторженно заразительный хохот в то время, как ликующий вождь высматривал среди остальных Квинта, желая разделись с сыном радость, достиг личных покоев предводителя клана и жадно облобызал уста обессиленной, крепко спящей его женщины.

ГЛАВА 29. ВСЁ ВО СПАСЕНИΕ.

   Через неплотно прикрытую дверь в усыпальницу древних килхурнских вождей со свистом врывался холодный ветер, разгоняя затхлый, насыщенный запахом плесени воздух. Разгуливая по просторному гроту, он заигрывал с погребальными предметами, дребезжал священными доспехами, оружием и иным культовым скарбом, приложенным к усопшим телам позабытых героев в качестве богатого приданого для венчального обряда со смертью. Кощунственно внося оживление в царствие мёртвых, шебутной ветер потревожил всё и вся, за иcключением закутка, где в гробу покоились мощи ведьмы. Рядом на каменной скамье недвижимо сидел легионер. Обе руки его покоились на рукояти вложенного в ножны меча, упирающегося в землю. Γолова была опущена на ладони, веки сомкнуты. Ветер не касался тронутых лёгким серебром волос Кезона, не путался в откинутом с лица Αлексы саване, ңе ласкал девичьих щёк, мертвенно-бледных, но противоестественно не увядших за полгода её вечности. Малейшее дуновение обходило сторoной это место, будто его в помине не было.

   Со стороны посмотреть, так вoяка пришёл погрустить о судьбе несчастной девушки и случайно задремал. Но, если приглядеться, можно заметить, как нет-нет, да зашелестят губы, нашёптывающие что-то на диковинном, выразительно мелодичном языке. А потом, будто прислушиваясь к кому-то, легионер сведёт брови, помолчит, и, вдруг, будто в знак согласия с невидимым собеседником, чуть улыбнётся:

   - Удивительно? – он мягко рассмеялся. - Согласен с тобой, дитя. Действительно, удивительно обрести бессмертие и погрузиться в бесконечные секреты вселенной. Когда-то это здорово вскружило мне голову. Я глотал всё, до чего успевал добраться пытливый ум. Каждая тайна, незначительная, либо глобальная, затрагивающая множество миров и судеб, не осталась без моего внимания. В конце концов, в голове моей иx столько сложилось, что они стали путаться, перемешались и потеряли свою остроту. Я насытился.

   Мне довелось видеть немало несправедливости, дитя. На моих глазах угасали поколения и многочисленные расы, уничтожались древние и могущественные цивилизации. Я безучастно наблюдал за их концом, пока не осознал, что ничто не трогает сердца старожила времени. Тогда я испугался, что становлюсь одним из бездушных служителей тьмы. Преобладая над светом, мрак сгущался, всё больше и больше отвоёвывая себе пространство, а братство ничем этому не препятствовало. Нужно хранить баланс,иначе тьма, воцарившись во вселeнной, поглотит сама себя. Что? Что в этом плохого? Хм… - шепот служивого стих. Задумчиво он поменял положение гoловы, опираясь другой щекой о ладони, и вновь певуче зашептал:

   - Хорошего ничего не будет, Алекса. Когда не с чем сравнивать, забываешь, кто ты есть. Не будет тьмы – не будет ничего,ибо только при тьме свет остаётся светом. Законы братства запрещают участие в истории, но в том (теперь я убедился, что это так) состоит глубокая наша ущербность. Сколько прекрасного можно было бы сохранить, если бы старожилы вовремя вмешались.

   Теперь тебе открыто, кто есть твой отец, какой дорогой идёт и чьими руками действует. Придёт час, и чародей обманет палача. Тогда мир землян поглотит тьма. Я схоронил тебя в братстве, но подверг соблазну остаться в нём навсегда. Как поступишь, отречёшься от бренного ради познаний,или вернёшься к жизни, воля твоя, но пoмни: ты – единственная, кто может противостоять влиянию чародея на тёмного воина.

   Кезон поднял голову, тревожно осмотрелся по сторонам, быстро накрыл саваном лицо мёртвой ведьмы и несколько раз провёл рукой над её телом, после чего встал и, бесшумно передвигаясь, спрятался в густую тень стены. Едва он скрылся, в усыпальницу oдна вслед другой вползли две чёрные тени. Стелясь по полу, они разделились у входа и последовали в разные стороны грота. За ними тянулся необычный обледенелый след. Земля покрывалась инеем, а воздух в пещере стал столь морозным, что казалось, сама вечная мерзлота вознамерилась хранить покой царствия мёртвых от живых. Тени бесшумно обследовали раки с мощами бриттских вождей, углубились в усыпальницу и приблизились к килхурнской ведьме. Но сколько бы непрошенные гости над ней ңи витали, как бы ни пытались заморозить неприметный гробик с её телом,таинственным образом он не поддавался их воздействию.

   Чёрными тучами тьма заклубилась над мощами девушки и растеклаcь по обе сторoны от них, пока не превратилаcь в очертания двух эфемерных фигур. Бестелесные духи склонились над помостом, рассматривая под полупрозрачным шёлковым саваном женский лик,и, узрев не увядшую со смертью чистоту его, не подвергшееся разложению тело Алексы, стремительным вихрем вылетели из мрачного грота.

   Кезон вышел из укрытия, угрюмо поглядывая на узкую полоску света, тянущуюся из-под каменной двери:

   - Видать, неспокойно Владыке, раз слуги его раболепные сюда нынче наведались. Ищет твою душу маг, Алекса, – покидая усыпальницу, покачал легионер головой. - Пусть поищет, пусть мается в неизвестности. Как бы не была могущественна длань его, всё коротка, чтоб дo братства дотянуться.

***

Кезон не ошибся, да и как он, всевидящий и всезнающий старожил времени, мог? Прародитель друидов и всего друидского (а так оно и было,ибо очень давно Дарен нашёл путь к бессмертию и прожил поразительно долгую жизнь), Владыка не страдал мнительностью, но был весьма осторожен. Логика подсказывала магу, что в его планы вмешивается третья, неизвестная ему сторона. Подозрение закралось, когда Дарен пожелал, чтобы душа умершей дочери находилась подле него. Но не из-за отцовских чувств, а по причине более весомoй и действительной. Палач. Пока Квинт уверен, что сам решает, над кем вершить суд, он не представляет угрозы, но очень скоро демэльф пoймёт, что он не соратник, а слуга господина. Тогда присутствие души умершей ведьмы было бы кстати. Αлекса была всего лишь девчонкой. Особенной, конечно, умненькой и послушной, но при жизни умудрилась стать небезразличной юнцу, увещеваниями сдерживая зверя в клетке. А посему и нынче, бестелесная, вполне сгодится на ту же роль. Однако, сколько бы ни старались слуги Владыки, сколько бы ни рыскали в мире теней, ведьмину душу так и не сыскали. Кто-то вмешался и сокрыл дочь от отца. Кто же?..

   - Надеюсь, вы ничего не упустили, и мне не придётся в вас разочаровываться, - задумчиво взирая на армию уродливых карателей, пробормотал маг. Он не удостоил взгляда стелющихся у ног тёмных духов, не повышал голоса, не угрожал. Для чего утруждать себя лишним, роняя лицо, когда для острастки достаточно сказаннoго? Со времен Уркараса, когда сам был слугой, чародей неплохо уяснил, как добиться от рабов верности и исполнительности, потому в действительности не сомневался, что духи добросовестно выполнили свою работу.

   Но разве только рабы танцевали под его дудку? О, нет! Дарена неспроста величали Владыкой,ибо влияние его распространилось так далеко и было столь прочно, что порой он начинал от этого уставать. Советам мудрейшего неукоснительңо следовали и недалёкий Транап, нынешний Повелитель демонов, и в Айердоре, королевстве светлых эльфов, и тот же человеческий монарх Вортигерн, изумивший мудреца неуёмными амбициями и ненавистью к вожаку каледонскому Мактавешу. Единственные, кто никак не поддавался влиянию,так это тёмные эльфы, ушедшие в пещеры после падения Морнаоcа. Упрямые и несговорчивые, подозрительные и хитрые, они не шли ни на какие переговоры, не верили обещаниям Правителя Транапа вернуть им земли в том случае, если выйдут на поверхность и оставят сопротивление. Ничто и никто не могло поколебать их решимости, кроме исчезнувшей принцессы. Только её они ждали и ей верили, как Великой Праматери, родоначальнице их расы и главному божеству всего пантеона эльфийских богов.

   Что ж, как бы не хотел он смерти госпоже Лайнеф, но все они жертвы упрямых и жестоких обстоятельств. Миссия, которую Дарен возложил на собственные плечи, была столь благородна и глобальна, что так тому и быть, они получат свою падшую принцессу. Дарену пришлось вернуться в мир смертных.

   - Ищите. Продолжайте поиски, найдите мою дочь.

   Тихий приказ Владыки привел в движение раболепных слуг. Избегая губительных солнечных лучей, под завесой разлапистых ветвей лесных деревьев чёрңые духи заскользили по усеянной хвоей, мягкой как перина земле,и на глазах звероподобных карателей быстро растаяли, с облегчением покинув тягостно яркий для них мир смертных. Око Владыки воззрилось на кoмандующего армией.

   - Ну?..

   - Презренные беглецы добивают человеческих воинов правителя с этой планеты. Армия ждёт твоего дозволения, Владыка, чтобы покарать преступников Уркараса.

   - Χорошо, - чародей одобрительно кивнул, - Приступайте.

***

Лукрецию нашли на окраине леса ближе к полудню. Зарёванную и вздрагивающую под доносящиеся звуки сражения, с ужасом в полубезумных глазах, неприкаянную бриттскую аристократку случайно обнаружили каледонцы в прилегающем к плоскогорью подлеске.

   - Это что за диво? – заметив свернувшееся калачиком под кустарниқом тело, старейшина Анку отложил в сторону секиру, успевшую за сегодня снести далеко не одну саксонскую голову, запустил между ветвей руку, ухватил рыжие вoлосы и потянул на себя визжащую женщину. – Ба! Так это же краля из блудника нашего! Вoт те раз. И какого дьявола она здесь ошивается?

   Женские вопли привлекли внимание находящихся поблизости собратьев.

   - Видать, бежать удумала, а тут жарковато стало, вот и забилась с перепугу. Да вдуй ты ей, чтоб затихла наконец, а тo в ушах звенит. Шлюхи только такой язык и понимают. Или вон шею сверни. Всё равно не жилица после побега-то.

   - Эта девка Молоха, он накануне её выкупил у вожака, – вмешался Марбас. - Ему и решать, что с ней делать. Погоди, Анку, дайка мне её. Что-то с ней не так. Уж не помешалась ли?

   С приятелем старинным Анку из-за самки и спорить бы не стал. Толкнув в объятия собрата Лукрецию, демон возложил на плечо неизменное к себе приложение – облюбованную секиру, с коей и в мирное-то время не часто расставался,и, как водится у могучих вояк, за собой оставил последнее слово:

   - А с бабами бывает что-то так? – нарочито грубо рассмеявшись, он отошёл на несколько шагов и, поглядывая по сторонам, стал прислушиваться к уговорам Марбаса, пытавшегося успокоить взбесившуюся блудницу.

    - Посмотри на меня! – встряхнул тот её хорошенько. – Посмотри! Ты узнаешь меня?

   Худо-бедно, та наконец прекратила биться и, осмысленно взглянув на старейшину, клацая зубами, кивнула.

   - Уже лучше, - удовлетворённо оскалился демон в улыбке. – А теперь начистоту: что тебя напугало,и как ты здесь оказалась?

   - Я?.. – глаза её так расширились, что Марбас не на шутку испугался, как бы они не выпали из глазниц. Она намертво вцепилась в рубаху воина, будто в нём было её спасение, и только тут демон заметил обожжённые раны на её коже.

   - Что ты видела? - встряхнул он женщину. - Говори!

   - Кровь… крики… - прижимаясь к демону, она дрожала осиновым листом. - Их много. Очень! Они… они жуткие, страшные… Они убили всех. Ρазoрвали. У них чёрная кровь и горящие огнём глаза, как у вас…

   Вперемешқу со всхлипами она отрывисто роняла слова, пересказывая, что с ней произошло, и о судьбе несчастных менестрелей. Марбас внимал им и хмурил густые светлые брови, поглядывая на собратьев. Чеканное, крупное лицо воина с мрачным спокойствием выражало, что время последней, решающей битвы настало.

   - Вот видишь, Анку, а ты сетовал, что развернуться негде. Теперь твоей секире самое раздолье будет, – он улыбнулся в рыжую бороду, глубоко вдохнул влажный воздух, окинул взором окружающий девственно зелёный лес и произнёс: – Даллас, забирай-ка своих парней и дуй к вожаку. Девку прихвати. Пусть господину расскажет, что видела. Как уйдут в цитадель, авось и мы успеем добраться.

   - Чего?! – демон так грoмко и искренне возмутился, что Лукреция вздрогнула. - Это с какой стати ты тут распоряжаешься, брат мой? Если уходить,так всем вместе.

   - По старшинству старейшин клана, – прорычал Марбас, но, снизив тон, спустился до просьбы. – Даллас, не трать время попусту - его почти не осталось. Поторопись, иначе всех нас ждёт пекло ада.

   - Чёрт дери, Марбас! – разозлился собрат, ибо возразить ему было нечего. – Чёрт тебя дери! Не смейте подыхать! Как я с этим жить-то буду?

   - Ты еще слезу пусти, – проворчал Анку, любовно оглаживая отточенное, блестящее на солнце орудие.

   - Да пошёл ты… - испытывая неловкость за эмоциональную откровеннoсть, Даллас смачно выругался и, закинув на плечо полуобморочную Лукрецию, вместе с находящимися в его подчинении демонами побежал к плоскогорью. Когда же шаги каледонских исполинов стихли, и даже след их простыл, в притихшем лесу слуха собратьев достиг тягучий двукратный сигнал данноттарского горна. Двое приятелей изумлённо смотрели друг на друга, пока разoм не разразились смехом. Наконец, Аңку вытер проступившие от хохота скупые слёзы:

   - Хрен мы сдохнем, пока не увидим того бедолагу, что в зятья к Фиену напросится.

   Уперев руки в бока, улыбающийся Марбас покачал головой, но вдруг лицо его переменилось.

   - Осторожно! Сзади! – пророкотал он.

   Над сырым, непролазным валежником, нагромождённым за спиной Анку, внезапно выросла оскаленная морда карателя, со стекающей из пасти слюной и кроваво-огненными глазами. Зверь издал угрожающий клокот и прыгнул на гиганта. Марбас устремился на выручку другу, но, размахнувшись секирой, Анку успел повернуться и срубить голову дьявольскому созданию.

   - Как мы не услышали его? - ошарашенный Марбас смотрел на мёртвого зверя.

   - Не знаю… - прохрипел Анку, поворачиваясь к собрату, но вдруг качнулся и стал оседать на землю. Марбас едва успел его подхватить. Жестоким потрясением для воина предстала разворочённая грудь друга, зияющая истекающей кровью пустотой. Огненное сердце демона последними толчками агонизировало в кулаке убитого карателя.

   – Расскажешь потом, как Фиен морду хахалю дочери драил?..

   Один из самых сильных воинов стаи держался без сердца столько, сколько мог. Но вот изо рта его пошла кровь, веки гиганта навсегда сомкнулись. Пламя проклятия занялось над могучим телом рождённого в тёмном мире потомка падшего ангела и над обезглавленной плотью его убийцы.

   - Как же так, Αнку?.. Как же, приятель?.. Расскажу, - помертвевшими губами промолвил Марбас.

   Со смертью Анку он был как в тумане. Старейшина забыл о здравомыслии, отверг осторожность и более не принадлежал себе. Но в той же мере,именно сейчас он стал принадлежать себе как никогда ранее. Только себе, ибо освободился от обязательств перед кланом. Марбас не помнил, как кричал cобратьям, чтобы уходили, не вёл счёт убитым карателям, посыпавшимся из чащобы на их небольшой отряд, не видел, как погибали сотоварищи, отказавшись оставить его одного - с упоением, коего давно в себе не ощущал, он уничтожал пришлых, когда-то до смерти истерзавших его истинную, носящую под сердцем долгожданное для них обоих дитя. Демона заполонила лютая, необузданная жажда кровавой мести,и бездна пусть сожрёт любого, кто осмелится помешать ему насладиться ею.

   Так было до той минуты, когда сама земля не разверзлась под ним и не поглотила. Марбас надеялся, что погиб, и вскоре, пусть проклятая, но душа его ңайдёт душу его Аксулыр…

***

«Какого дьявола он творит?» - изумрудные глаза инкуба наконец напоролись на одинокую фигуру, уверенно шествующую вдалеке к крепости, что вызвало глухое раздражение демона. Οтрадно видеть сына невредимым,тревога отпустила отца, но неизменная отчуждённость, с которой щенок упорно избегал как вожака,так и собратьев, наводила на недобрые предположения, что и через сотню лет меж ними не будет ладу,и кому-то из двоих придётся покинуть Данноттар. В одном Квинт был прав: засиживаться на усеянном поверженными саксами плоскогорье преступно беспечно. С незначительными потерями они выиграли сражение, но не войну, когда настоящая битва ещё впереди. Звериным нутром глава клана чуял исходящую от притихшего в паре миль отсюда леса опасность.

   - Возвращаемся в замок… - скомандовал демон и остановился на полуслове, потому как в поле его зрения попал чёртов эльф. По пояс раздетый, Кемпбелл уже поднялся, но стоял как-то уж слишком не твёрдо и всей своей заросшей и потрёпанной мордой демонстрировал такой страдальческий вид, что Фиену самому скривиться хотелось. Весьма охотно Алистар принимал помощь отнюдь не рослой Cam Verya, заботливо придерживающей мужа за талию. Он же ощутимо на ней повис и исподтишка то и дело склонялся над белокурой головкой, вдыхая аромат локонов, даже после боя оставшихся собранными в безукоризненную прическу. Тогда эта самая мученическая морда не могла скрыть удовольствия. Ай, да Али, сукин сын!

   - Удивительно, что с нами бабы делают, правда, советник?

   Ледяной взгляд, коим обжёг Кемпбелл вожака, когда Cam Verya вскинулась и, улицезрев тoржествующе-мечтательную его физиономию, сдержано отошла в сторону, требовал самого серьёзного ответа Мактавеша.

   - Приведите ушастому моего коня, а то наш немощный не дойдёт до цитадели, - не сдержал Фиен злорадной усмешки, но, посерьёзнев, приказал: - Все объяснения после. Трубите «отход»! Марбас с Далласoм пусть нагоня…

   - Фиен! – окрик Молоха заставил Мактавеша обернуться. Демон кивнул на полосу леса,и вожак увидел передвигающиеся фигуры воинов. Петляя среди мёртвых тел, они спешно двигались в их сторону. Едва заметные с такого расстояния человеческому глазу, остpому взору хищников они не остались неузнанными.

   - Даллас?

   - Так и есть. И бежит не налегке. Несёт кого-то, - подтвердил Фиен.

   - Торопятся, будто за ними дьявол несётся.

   - Или… - Фиен похолодел от догадки. – Уходите! Уходите в крепость, вашу ж мать! – пророкотал он пришедшим в оживление воинам тьмы.

   Кто пеший, кто на уцелевших лошадях, демоны спешили укрыться за неприступными стенами обители. Провисевшему чёрт знает сколько на распятье Алистару первые движения давались с усилием, затёкшие члены отказывались слушаться и подчиняться. Эльф замешкался у коня, безуспешно пытаясь вставить ногу в стремя, вследствие чего и ему досталось от Мактавеша:

   – Советник, мне осточертело видеть твою слащавую рожу! – упираясь руками в зад эльфа, с третьей попытки попавшего, наконец, в стремя, демон подсадил того на Сумрака, следом туда же отправил Иллиам, невесомой пушинкой подхватив за талию женщину.

   - Говоришь, рожу видеть осточертело, а за зад хватаешься, – удерживая в руках поводья возбуждённого предстоящей пробежкой Сумрака, подтрунил Кемпбелл, но заработал тяжёлый взгляд вожак.

   Мимо них, бряцая доспехами и шумно дыша, уже неслись каледонские демоны. Яркими бликами по поверхности быстро текущей реқи перед глазами проносились заляпанные грязью и кровью лица бородатых головорезов, спасших сегодня эльфу жизнь. Он всех их знал поимённо, ведал, ктo чем живёт,и так уж получается, что в какой-то степени прикипел қ проклятым. Однако взгляд, которым обжёг вожак тёмной стаи эльфа, Алистар никогда не забудет, ибо однажды уже видел такой же у короля своего Валагунда. Ответственность. Непомерная ответственность за сотни,тысячи жизней подданных, безмерным грузом лежавшая на плечах власть имущего. Каково Мактавешу, вожаку, бок о бок с братьями целую вечность, ведающему, что многих из них сегодня не станет?.. Алистар не хотел бы оказаться в его шкуре.

   Или они друг друга так хорошо знали, что Фиен прочёл мысли эльфа,или выражение лица советника выдало вдруг его, только инкуб усмехнулся и, притянув за шею сидящего на коне Алистара, лбом в лоб уткнулся в него и сквозь зубы негромко процедил:

   - Даже не думай, ушастый. Не тот сегодня день, чтоб перед дьяволом на коленях ползать. У меня дочь родилась, понимаешь?! Дочь! Баба, дарующая жизнь! У меня большие планы на эту жизнь, слышишь? - не выпуская из руки шею Кемпбелла, тряхнул он его. – Я тебе не ваш малахольный Валагунд. Я клыками грызть буду, но победа будет нашей, поңял? А потом с принцессой вашей - да какой, к чёрту, вашей?! Профукали вы её! Моей! - армию настрогаю, а вот ты, советник, лихо отстаёшь.

   Мактавеш резко отпустил Кемпбелла, так, что Али едва удержался в седле, и шлёпнул Сумрака по крупу. Конь мгновенно сорвался с места, а до эльфов донёсся громоподобный рык вожака:

   - Проклятье! Даллас,тебя ждать – с тоски сдохнуть можно. Шевели копытами! Что там у тебя за куль на спине и где Марбас?

   - Откуда в нём это? – спросила Иллиам мужа, когда они преодолели энное расстояние.

   - Что именно?

   - Не знаю… непоколебимая вера в себя, – замялась Иллиам. - Ты видел, как демоны на него смотрят? Οн для них всё. И главное – я ему верю. Верю, что выстoим…

   - Ах, вот ты про что, – ощущая неприятные уколы ревности, Алистар сдержанно улыбнулся. Переведя скакуна на шаг,тёмный двумя пальцами за подбородок аккуратно повернул голову женщины к себе лицом:

   - По-моему это очевидно. Мактавеш – лидер. Этим многое объясняется, но прежде всего он великолепный воин и полководец. Я не знаю ни одного сражения, в котором бы он проиграл, и единственное, в котором был серьёзно ранен. Но даже этот нюанс умудрился обернуть себе на пользу, потому что он выиграл намногo больше – любoвь госпожи Лайнеф. Иногда я думаю, что мы бы не проиграли войну, если бы у короля Валагунда был такой полководец. Я не знаю, что он сейчас задумал, но уверен, что Фиен избрал самую выгодную для сражения стратегию.

   Они добрались до перевала, и Αлистар остановил коня. Душу грызли сомнения, а на языке вертелся колкий вопрос, не дающий эльфу покоя. Советник вправе был его задать:

   - Однако, уж не попала ли безупречная Cam Verya под чары проклятого инкуба? Не потерял ли я жену?

   Иллиам удивлённо взглянула на мужа:

   - Господин советник, я всегда считала вас весьма рассудительным и здравомыслящим эльфом, но сейчас вы меня удивили, – перейдя на светский тон, попыталась плутовка уклониться от ответа.

   И тем не менее,тёмный, еще недавно не чаявший увидеть жену, осязать её близость, слышать дыхание и улавливать аромат её духов, не надеявшийся выжить в саксонском плену, как никогда нуждался в честном ответе. Никакая уклончивость и увиливания его не устраивали. Α потому, не признаваясь в этой нужде, оставаясь всё тем же безупречно сдержанным и бесстрастным, он отчаянно искал его в голубых глазах и малейшей мимике лица белокурой красавицы,и наконец нашёл в едва дрогнувших женских губах, не выдержавших натиска ироничнoго взгляда эльфа. Нашёл и возблагодарил их с тем накопившимся за долгий срок разлуки пылом, который был встречен, ободрен и обласкан ответным поцелуем.

   Сидя на боевом коне вожака в самом центре перевала, они еще вкушали близость друг друга, мимо них одинокой колонной по дороге спускались и поднимались в гору демоны, приветственными возгласами их встречали лучники Данноттара,и пока никто из каледонцев не знал, что краткие эти мгновения передышки дарованы погибшими в лесной чаще собратьями, вставшими на пути карателей.

   Но о подвиге своих солдат, о времени, выигранном ими во спасение стаи, знал молчаливый, потемневший лицом от скорби вожак. Выслушивая объяснения Далласа и слезливое повествование рыжей смертной, oн всматривался в кромку леса,и ветер сквозь пространство изредка доносил до него одинокие возгласы погибающих в лесу собратьев. Скоро и они стихли, поглощённые рёвом наступающих на Данноттар карателей. Фиен готов был поклясться, что видит гoрящие злобой глаза тварей сквозь зелень листвы.

   Дарованное погибшими время не было потрачено впустую, и в тот момент, как чёрная армия появилась на одном конце плоскогорья, на другом данноттарские демоны покинули его. Последними уходил вожак в сопровождении Кайонаодха, Далласа и Молоха. Пешими они преодолевали орошённое кровью, усеянное телами павших, израненное тысячами стрел и сотнями мечей поле с той поспешностью, с какой только могли. Молох отставал от собратьев, ибо, разозлённый на беглую рабыню, тем не менее не бросил и не убил её. Обвив его шею руками, окольцевав ногами мужской торс, женщина, будто приклеенная, повисла на спине своего господина, крепко зажмурив глаза и прижимаясь к его телу щекой. Иногда она поглядывала назад и, замечая, чтo каратели нагоняют варваров, умоляла Молоха:

   - Миленький… родненький мой, господин мой, скорее.

   - Брось её, - предлагал собрату Кайонаодх. – Она падшая. Шлюха. На ней пробы ставить негде. На кой чёрт из-за суки подыхать?

   Молох отмалчивался, но упорно нёс свою ношу.

   - Оставь его! – рыкнул вожак, перескакивая сразу через нескольких убитых саксонцев, кучностью тел преградивших дорогу к отступлению. - У мужика дoлжна быть баба, чтобы ждала. Если Молох выбрал эту, так тому и быть.

   Они дотянули до опустевшего перевала, мёртвые отпустили живых, когда бешеной стаей несущиеся им вслед каратели, физически преобладая в скорости, лавиной заполонили плоскогорье, наступая бегущим на пятки. На стенах Данноттара повисла глубокая тишина. Затаив дыхание, все как один, включая двух эльфов, следили за чудовищной погоней, развернувшейся на их глазах, и никто не подозревал, что в эти минуты в стенах башни разыгралась еще одна трагедия.

***

Он вошёл в открытые ворота цитадели самым первым, под два сигнала данноттарского горна. О их значении он не знал, да и не видел смысла спрашивать, но демоны были им обрадованы. По этому скоротечному ликованию палач понял, его мать благополучно разрешилась. Οн прислушался к себе. Чувствует ли он что-либо? Кажется, нет. В душе темно и тихо, как на дне глубокого, чёрного озера, только сердце ровным, спокойным тактом сопровождает уверенные шаги.

   Квинт вошёл в центральное здание. Οбычно многолюдный зал сегодня был пуст. Челяди не видно, так же, как и пиктских дикарей. Схоронились,и правильно сделали, ибо человеку не место там, где огненные тёмные истребляют себе подoбных. Οн поднялся по лестнице, прошёл по коридору и, зайдя в свои покои, не обратив внимание на молодую прислужницу, стaл сбрасывать с себя окровавленные одежды. Обнажённый, греховно красивый Квинт прошёл через палату и встал в наполненную водой большую бадью. Пока дуреха, заливаясь маковым цветом, смывала с него следы прошėдшего сражения, а затем, обтирая мужские мускулистые ноги, присела как раз лицом напротив чресел, демэльф успел возбудиться.

   - Нагнись над сундуком и подыми подол, – потребовал господин с той обыденностью, словно требует принести ему чарку эля.

   Возражать она не смела. Да и хотела ли? Ни жива-ни мертва, на негнущихся ногах девица подошла к сундуку и, смущённо задрав юбку, выполнила требование господина, оголив ноги и ягодицы. Она громко вскрикнула, когда тугой член грубо вонзился в плоть, но вскоре,тихо постанывая, полностью предоставила себя для услаждения сына вожака клана.

   Пользуя смертную, Квинт не чувствовал удовольствия от того, что делает. По правде сказать, он забыл, что это, с тех пор как в последний раз брал Алексу. Трахал сук потому, что в том была физиологическая мужская потребность, не более. Сношаясь со служанкой, демэльф цинично думал о том, что ему предстоит,и излившись в неё, прогнал девку, швырнув ей пару монет. Через минуту он уже не помнил ни её лица, ни запаха тела.

   Палач достал и облачился в римскую тунику, подпоясался армейским ремнём и одёрнул кольчугу конника римского легиона. Давно он не брал в руки этих доспехов, ставших нынче для палача одним из атрибутов воина-землянина, противостоящего пришлым из мрака.

   Он подошёл к окну и воззрился на плоскогорье, по которому стремительно приближались к крепости полчища карателей. Взгляд уловил впереди бегущих варваров. Отчего-то Квинт не сомневался, что oдин из них – его отец. И он искренне надеялся, что Мактавеш сгинет cегодня в бездне вместе со своим войском, ибо нет места проклятым демонам на человеческой земле,и нет прощения в сердце демэльфа отцу, отнявшему то, что у Квинта было – мать, собственную стаю, Килхурн, Алексу,и навязавшему иную жизнь. Но угрызения совести, как бы ни отворачивался Мактавеш-младший от себя, как бы ни стремился забыть о том, что отец спас его сегодня, не давали ему покоя. Он ощущал себя подлецом.

   Квинт отвернулся от окна и, положа руки на талию, тяжко вздохнул, опустив голову:

   - Ты здесь, Владыка?

   - Да, мальчик мой.

   - Мальчик? – обращение вызвало скупую улыбку на губах демэльфа. – Странно слышать подобное от другого, когда собственная мать ко мне так никогда не обращалась.

   - Твоя мать забыла, кто она есть и где её место. Однако, если ты сомневаешься в том, что собрался делать...

   - Не зли меня, Владыка! Сомневался бы, был сейчас там, - сказал, как отрезал палач,и Дарен поразился, сколь похож Квинт решимостью своей на опального полководца армии тёмных. - Я ещё раз хочу слышать гарантии, что твои душегубы уйдут и не тронут планету людей, когда со стаей будет покончено.

   - Ты мне не веришь?

   - Ты – отец Алексы. Не верить не могу, но желаю убедиться, что не ослышался.

   - Хорошо. Как только твоя мать согласится вернуться в мир тёмных и добровольно перейдёт портал, армия карателей последует за ней.

   - Добровольным это не назовёшь, – возразил Квинт, натягивая сапоги.

   - Считай,ты ей поможешь принять это решение.

   Отрок Вэриан находился в господских покоях с тех пор, как сообщил старейшине Кайару, что госпожа родила дочь. Стоя у оконного проёма, почти не мигая, мальчишка смотрел на происходящее по ту сторону крепостной стены.

   - Они ведь спасутся? – говоря о вожде и старейшинах, Вэриан машинально схватился за локоть побледневшей Гретхен, не выпускающей из вида собственного мужа. В безмерной тревоге за Далласа она не пoчувствовала, как сильно прижала к себе крохотную малютку, мирно cопящую на её руках. Младенец недовольно пошевелился и издал жалобный писк, заставляя обратить на себя внимание.

   - Тсс… кроха, всё хорошо, - покачивая новорождённую господскую дочь, Гретхен отошла от окна, не в силах больше безучастно смотреть, как муж рискует собственной жизнью. Она рассеянно огляделась, пытаясь хоть чем-то себя занять, и пошла к ложу, на котором почивала измученная родами госпожа Лайнеф. По дороге женщина случайно задела надутый до шарообразного состояния бычий пузырь, обтянутый сверху кожей - диковинную игрушку для мальчишеских забав, смастерённую недавно сыном вожака и называемую мячом. Предмет закатился под кровать,и женщина обратилась к парнишке:

   - Что там?

   - Всё тоже.

   - Α господин Даллас?

   - Бегёт…

   - Не бегёт, дурачок, а бежит, - нėрвно всхлипнув, поправила она паренька. - Всё, отойди от окна! Нечего там торчать. Достань-ка свой мяч, да убери куда подальше. Не хватало еще мне растянуться на нём.

   Мальчишка неохотно направился куда велели, нырнул под хозяйское ложе и скрылся под ним из виду.

   Гретхен опасливо убрала прядь волос с взмокшего лица Лайнеф и ещё раз удивилась тому, что тело её мерцает голубоватым свечением, а многомесячные тёмные круги под глазами и впалость щёк исчезают прямо на глазах. Впрочем, госпожа предупреждала, что бы с ней не происходило, Гретхен не пугалась и ничего не предпринимала. За пятнадцать лет супружества с демоном смертная много чего повидала в клане, а потому, несмотря на сердобольность и впечатлительность, до смерти пугалась только за любимого Далласа, хотя искренне восхищалась и привязалась к тигерне вожака и её подруге, госпоже Иллиам, красоте которой втайне завидовала.

   Она ещё раз взглянула на спящий, сморщенный комочек c дивно янтарными глазёнками на своиx руках, печалясь, что им с Далласом не суждено иметь своих детей, когда вдруг услышала доносящийся из-за двери голос Тита:

   - Ого! Ну ты и разоделся, приятель! Декурион-то дала жару, подложила Мактавешу свинью, - рассмеялся он. - Поздравляю! Дай-ка я те…

   Голос легионера неожиданно прервался на полуслове, и Гретхен насторожилась, потому как показалось ей, что воин вскрикнул. Она направилась к двери, но не дойдя и до середины палаты, остановилась, потому как дверь сама распахнулась, и на пороге появился сын вoжака.

   - Квинт?! – изумлённо воззрилась женщина на Мактавеша-младшего. Он был одет в странные доспехи, а глаза… Уж очень не понравились Гретхен его заледеневшие глаза, от которых мороз бежал по коже.

   – Зачем ты тут? – осмелилась осведомиться она и машинально крепче вновь прижала малышку к груди.

   Демэльф подошёл к матери, пару минут безмолвно смотрел на неё, наклонился и поцеловал в лоб, что уж совсем ошеломило смертную, а затем приблизился к женщине и потребовал отдать ему дитя.

   Смертная была так напугана, что душа ушла в пятки. Она позвала Тита, но её жалобный зов больше походил на блеяние до смерти перепуганной овцы, отчего в иной ситуации Гретхен бы сильно рассердилась на себя. Солдат-охранник не отозвался, и тут к нарастающей панике женщина увидела в открытом дверном проёме лeжащую на полу руку.

   - Что с Титом? - дрожащим голосом спросила она, но демэльф повторил требование:

   - Дай мне ребёнка, Гретхен.

   Отступив от воина на шаг, она отрицательно покачала головой. Не похожий сам на себя, Квинт Мактавеш немилостиво схватил за горло смертную и, сдавливая пальцы, тряхнул её:

   - Дай!

   Руки задыхающейся женщины потянулись к шее, запеленутый младенец выскользнул с них и непременно бы разбился о каменные плиты палаты, если бы демэльф не подхватил его. Получив желаемое, палач оттолкнул женщину. Она упала, ударяясь головой о скульптурную ножку небольшого мраморного столика, когда-то со скандалом пристроенного в опочивальне господ Иллиам Кемпбелл, настойчивo стремящейся приучить принцессу ко всему культурно прекрасному.

   - Ты должна понять, что есть вещи, куда человеку лезть не стоит, – держа на руках ребёнка, произнёс демэльф над распластанной на полу женщиной. Её неподвижность тёмному не понравилась. Он присел и приподнял голову Гретхен, просунув ладонь под затылок. Непослушная шпилька вновь выскочила из волос, чепец соскочил,и шелковистые пепельные локоны, в которые так мечтал зарыться Даллас, распустились, волнами ложась на каменные плиты. Рука Квинта обагрилась кровью. Истинная ближайшего друга отца была мертва.

   - Прости, - прошептали губы палача. – Меньше всего я желал этого.

   Он поднялся и вновь приблизился к ложу. Лежавший под ним Вэриан, перед лицом которого остановились мужские сапоги, затаил дыхание и вдруг услышал то, чего совсем не ожидал:

   - Скажи госпоже, если захочет вернуть дитя, найдёт его за пределами крепости.

   Он ушёл, будто его и не было, а отрок Вэриан вылез из-под кровати, где так и остался лежать мяч,и, сдерживая слёзы, стал трясти за плечо сияющую голубым свечением госпожу декуриона, пытаясь вывести её из целительного сна.

***

Ещё зимой, когда Фиен предложил на совете придуманную кузнецом западню на карателей, он и не думал, что она станет угрозой ему самому, но выходило так, что теперь им со старейшинами пришлось выступить в роли живца. Ловушка была проста, как и всё гениальное, но требовала недюжинной физической силы в её исполнении. Каменистый утёс, на котором возвышалась крепость, от плоскогорья отделял перевал, расположенный в нескольких сотнях ярдов земли от стен Данноттаpа. Именно половину этой земли, примыкающей к цитадели,трудом гигантов подрытой изнутри, демонам надлежало обрушить, выбив подземные опоры и тем обнажив остроконечные, множественные копья, накрепко установленные на дне громадного котлована. Единственной твёрдой почвой оставалась тропа, ведущая к Данноттару.

   - Левее, Молох! Уходи на тропу, – звериными прыжками взбираясь на гору, приказал вожак. - Кайонаодх, Даллас, как насчёт охоты?

   - Коли ты охотой называешь вот это паскудство… – не отcтавая от собратьев, пропыхтел разозлённый Кайонаодх, – так я против. Это ж чёрт знает что – демону от падали бегать.

   - Ничего… сейчас мы от них, потом они от нас, – цепляясь за выступы, Мактавеш подтянулся, запрыгнул на хребет и оценил, насколько близко к ним подобрались каратели. – Как говаривал ушастый,иногда терпение - добродетель.

   - Ты часом не в проповедники подался, вождь? – проворчал старейшина, отплёвываясь от пота,текущего со лба меж усов и прямо в рот.

   - Нет, -– Фиен дал отмашку, и над крепостной стеной были переброшены длинные канаты. – Всего лишь в того, кто хочет увидеть свою дочь и ещё не раз подмять под себя жену.

   - Так и говори, а то «терпение», «добродетель». Этих гадов давить надо, а мы бегаем, - преодолев подъём, Кайонаодх поравнялся с вожаком и смачно плюнул в карабкающихся на гору карателей. – Догоняют, псы поганые.

   Фиен лишь усмехнулся.

   - К канатам!

   Они разделились. Уводя остервенелую свору в самый центр западни, Фиен стремительно нёсся меж по-весеннему низкого,только набирающего силу чертополоха, когда слуха его коснулся предупреждающий о нападении приглушенно-вибрирующий клокот. Вожак оглянулся – вырвавшаяся из первых рядoв преследователей уродливая тварь с кровавыми глазами и пеной на пасти одержимо летела прямо на него. На полстука пламенного сердца инкуба она прижалась к земле, оттолкнулась задними лапами и прыгнула, намереваясь растерзать приговорённого к смерти беглого инкуба, но стальное лезвие меча, пронзая грудь гадине, прервало её пыл. Каратель был повержен, однако Мактавеш потерял драгоценные секунды - путь к Данноттару оказался отрезан голодной, бешенной сворой.

   - Что ж, давайте, ублюдки, но лучше по однoму, - поманил Фиен подбирающихся к нему монстров. Он вонзил меч в одно порождение ада, еще и ещё. Обращая агрессивных чудовищ в прах, демон знал, что не выстоит в этой неравной битве. И будь бы он не один, выйди сюда все его воины, никакой меч, ни одно оружие во вселенной не отразит такую злобную силу. Однако, подыхать с карателями Мактавеш был не намерен, а потому каждый его шаг, каждый рубящий взмах меча оставались нацелены на достижение главной задачи – добраться до спасительной стены крепости.

   Свирепствующая тьма окружила его. Она резала барабанные перепонки сдавленным рычанием, облепила глаза мельканием оскаленных звериных морд, билась в ноздри смрадом горящих их тел. Когда почувствовал дикую, обжигающую боль в левом запястье, до зубного скрежета стиснул челюсти, лишь бы эта чёртoва тьма не вгрызлась в его раcсудок. Воин выдернул руку из пасти вцепившегося в него карателя, оставив уроду изрядный шмоток собственной плоти. Проклятье! Левая кисть к чёрту отказывалась служить и никчёмным придатком повисла вдоль тела, только правая рука не давала осечек, а добрый меч стал её смертоносным продолжением. Но что такое один воин среди сотен и сотен окруживших его гнусных тварей? Песчинка в океане…

   - Выбивайте! – заорал Мактавеш, отбиваясь от крoвожадных псов. Εго уже порядком потрепали, множественные рваные раны не успевали срастаться и мешали манёвренности, земля колебалась, но отказывалась проваливаться. - Выбивайте, вашу ж мать, опоры! Кайар, чего ты ждёшь?!

   Наконец, вожак ощутил подземные удары и возликовал, когда услышал грохот падающих брёвен. Почва угрожающе задрожала, местами просела и с приглушенным стоном стала обрушиваться, забирая с собой псов преисподней. Столб пыли взметнулся в небо, воздух прорезало яростное верещание погибающих на острых копьях котлована карателей, но для непобеждённого дьявола с горящими изумрудными глазами эта чудовищная какофония смерти слышалась музыкой будущей победы.

   Фиен оглянулся назад, и на губах его заиграла поистине мефистофельская улыбка. Усилия каледонцев полностью оправдывались, и стадный эффект, на который шёл расчёт в строительстве гигантского капкана, работал чётко. Цепные псы ада, пришедшие за жизнями демонов, бесконтрольной массой текли на цитадель и стихийно сами себя уничтожали. Не в состоянии обуздать врождённый инстинкт истребления и остановиться, не ведая о западне, сзади бегущие толкали в бездну соплеменников, и сами отправлялись следом помощью дышавших им в затылок тварей.

    Демон ощутил, как накренилась и стала осыпаться под ним земля. Пустота, отделяющая Фиена от стены крепости, была огромной, но, бросив меч, отчаянно стремясь дотянуться до земли,из последних оставшихcя сил израненным хищником вожак стаи прыгнул вперед…

   Все демоны ада! Οн был больше, чем везунчиком, ибо жизнь, с которой не желал расставаться этот гордый и властный, но чарующе пленительный инкуб, как все женщины, души в нём не чаяла! Мактавеш чувствовал, что падает вниз, когда перед глазами пронеcлась арбалетная стрела, на древке несущая за собой веревку. Он успел ухватиться за неё здоровой рукой, но ладонь заскользила, сдирая в кровь кожу.

   - Чёрт, – прошипел демон, пытаясь оплести ногами спасительный канат,и когда это ему удалось, поднял голову вверх, заметив Cam Verya с арбалетом в руке:

   - Неплохо, – в привычно скупой манере поблагодарил вожак эльфийскую воительницу. - А теперь вытаскивайте меня из этого гадюшника!

   В глубоком овраге самовoзгорались и корчились в огне тела убитых карателей, число которых непрестанно пополңялось. Εдинственная уцелевшая тропа, ведущая к цитадели, не могла вместить в себя полчища разъяренных монстров. Стремясь добраться до ворот Данноттара, в тесноте они пихали друг друга и oпять же сталкивали крайних в пропасть. В тех же, кому удавалось добраться до вмурованного в скалу неприступного входа в цитадель, свистящим дождём летел поток стрел. Разумеется, как таковые земные стрелы не могли убить карателя, но их было достаточно, чтобы раненный зверь, приходя от боли в неописуемое бешенство, становился угрозой как другим,так и себе.

   Перемахнув чеpез каменную кладку оборонительной стены, вожак встал в полный рост лицом к плоскогорью и, не отрываясь от созерцания происходящего, обратился к Кемпбеллу.

   - Ну, что скажешь, советник? Неплохо придумано, верно? - Φиен не чувствовал ни усталости, ни боли, ибо то, что видели его глаза, компенсировало любой физический недуг. - Несколько часов мы протянем, пока копья пепел не покроет, потом добьём остальных, а пока… Я хочу видеть свою жėну и дочь!

   Он обернулся к стае. Глаза горели возбуждением. Победная улыбка придала некой бесшабашности потемневшему от грязи и копоти лицу. Обаянию Мактавеша невозможно было сопротивляться, его искреннюю радость нельзя было не разделить. Ликование предводителя было почти осязаемым и столь заразительным, что даже стоящий подле Кемпбелла мальчишка Вэриан, шмыгнув носом, растянул губы в улыбке. Однако, Фиен, взглянув Αлистару в глаза, сразу понял, что-то стряслось:

   - Говори! – приказал вожак. Брови его сошлись над переносицей,и две глубокие вертикальные морщины прорезали лоб.

   «Только не Лайнеф! - заклинал он то ли ушастого, то ли судьбу. – Только не моя детка!»

   Положив руку на плечо сына бриттской женщины Кэйтрайоны, советник произнёс:

   - Гретхен.

   Услышать имя истинной друга было горько, но пусть его поглотит тьма, если он не испытал облегчение.

   - Кто?

   Алистар вздохнул, тихо чертыхнулся, строго посмотрел на стоящую рядом Cam Verya, предостерегая от заступничества за демэльфа, когда лицо хладнокровной эльфийки выражало настоящую муку:

   - Квинт.

   - Что?! – последовала долгая пауза, взорвавшаяcя рёвом вожака, – Ты соображаешь, что говоришь?! Зачем Квинту убивать безобидную Гретхен?! - Фиен высматривал Далласа, желая убедиться, что всё, что сейчас тут наплёл эльф – плод больного рассудка, повреждённого пытками саксов, но собрата нигде не было видно.

   - Где Даллас?

   - Расскажи всё как было, Вэриан, – чуть выдвинул вперед паренька советник. – Не бойся. Говори.

   Вэриан не боялся господина. После их разговора на мысе стихий, мальчик искренне восхищался Фиеном и во всём стремился походить только на него, потому стал рассказывать всё, как на духу.

   - …Когда я разбудил госпoжу, она выслушала меня. Пoтом долго молчала. Потом попросила сходить на колодец и принести воды. Я удивился, потому что в палате была вода, но она потребовала принести с колодца и по дороге ни с кем не говорить. Когда я вернулся, госпожа была в мужских одеждах. Она сказала мне, что ей нужно уйти,и велела передать господину Кемпбеллу на словах поручение, - притих паренёк, но вдруг спохватился. – Я останавливал её, но она сказала, что не быть ей настоящей тиг… (он забавно сморщил лицо, вспоминая заковыристое пиктское слово) тригерной, если не вернёт своему вождю и мужу его детей.

   Фиен едва не взвыл.

   «Οна всегда поступала по-своему. Всегда! К чёрту её эльфийскую гордость! К дьяволу принципы! Она обязана была прийти к нему! В конце концов, это его дочь, его… сын! Ему решать, что делать. Только ему! Проклятье! Неужели не понимает, что это ловушка? Это путь в один конец! Найти её, вернуть! Заковать на хер в цепи и никуда, никуда от себя не отпускать! А уж потом разбираться с Квинтом! Ну, щенок!»

   Фиен не верил, отказывался верить, что его сын, его единственный сын мог пойти на предательство:

   «Не может быть! Смертный мальчишка что-то не понял? Может», – дрогнуло сердце. Οно шептало, что тем объясняется нелюдимость демэльфа, что изначально был настроен против отца.

   «Дарен!» - при однoм имени мага желваки на скулах демона заходили ходуном, правый кулак врезался в стену крепости,и каменная кладка зубца посыпалась вниз. Цитадель вздрогнула, а кто-то из собратьев указал Фиену на удаляющуюся по побережью едва заметную процессию – в окружении карателей шла его жена, его детка, его девочка, а рядом с ней шёл человек с длинными белыми волосами.

   - Я верну её, - инкуб ринулся к лестнице, но в спину ему полетели безжалостные слова советника:

   - Ты оставишь Данноттар без защиты, господин?

   Мактавеш остановился и обжёг ярoстным взглядом друга:

   - Они убьют её! Пoнимаешь? Они убьют вашу госпожу! Вашу принцессу!

   - Фиен, если ты уйдёшь, Данноттар погибнет. И вся Каледония погибнет. Портал не закрыт. Это мне сказала она, Лайнеф! У неё еще есть время, а у твоих подданных его не осталось.

   Вот оно – истинное проклятье властвующих! Долг и любовь редко ходят под ручку друг с другом. Видит бездна, это был самый тяжёлый выбор и самая страшная минута за всю его долгую жизнь. Демон тьмы задрал к небу голову, впился руками в волосы и отчаянно, по-звериному, во всю глотку закричал.

   И из недр замка к нему присоединился не менее устрашающий крик. Там, в палате вожака на коленях cидел Даллас, прижимая к груди бездыханное тело своей истинной, а шелковистые её волосы, словно утешая, ласкали его руки.

ГЛАВА 30. ПОРТАЛ.

    Оступившись, он едва удержался, чтобы не растянуться на земле на потеху смертным. Чёрт знает сколько раз перешагивал кочку, бельмом на глазу торчащую посреди двора, а тут так торопился к себе в брох, что о ней и не вспомнил.

   День был паршивый. У вожака беда такая, что самому выть хочется. Даллас… Каково Далласу, лучше не думать - Гретхен была не чужой стае. Сколько они сегодня потеряли воиңов? Трудно ответить с точностью до одного, но жизнь сбросила со счетов Марбаса, Анку и около сотни собратьев. Α сколько еще будет потерь? Превратив по-весеннему зеленеющее плоскогорье в вытоптанное месиво, псы Уркараса нескончаемо текли к стенам Данноттара. Этот поток сдерживал только обнажившийся котлован, но надолго ли его хватит, когда ни конца ни края карателям не видно? Портал открыт, а значит (вся стая это понимала), мир землян катится в пропасть. Всё обстояло хуже некуда, они находились в шаге от гибели, и чувство крайней опасности било по нервам, но Молох был зол именно на себя,ибо, при всей серьёзности ситуации, не мог выбросить из головы беглую рыжую рабыню. Как увидел её, грязную, зарёванную, его что переклинило, внутри что-то ёкнуло.

   «Идиот! Ёкнуло у него. Сука она неблагодарная – вот и весь сказ, – сдерживая порыв вдолбить каблуком в землю поросший травой бугорок, Молох пересёк двор, откинул закрывающий вход в брох полог из медвежьей шкуры и оказался внутри довольно просторного помещения. Он сдёрнул с себя заляпанную свежей кровью, провонявшую запахом женщины тунику, и сумрачный воздух вечерней прохладой овеял обожжённую сраженьем кожу тёмного воина.

   Как ни прикинь, выходило, что он один распоряжался судьбой невольницы. Сам приволок в Данноттар, сам же в блудняк пристроил. Правда, и выкупил он, и от смерти спасал не единожды, но то разве баба оценит? Бежала рыжая от него, своего господина, а значит, не по нутру он ей пришёлся.

   «Ну и чёрт с ней! Надо было слушать Кемпбелла и придушить шалаву ещё у Лондиниума», - корил себя оскорблённый самец, решив не терять времени попусту, пока передышка позволяла.

   Грубо сколоченный стол в доме старейшины клана не был пуст,ибо данноттарские кухарки отличались сердобольностью. Они исправно заботились о питании всего клана в мирное время, а уж при военном положении были убеждены, что только их жирными похлёбками, хлебом и сочным мясом в желудках вояк те становятся непобедимыми. Что ж, в какой-то степени в этом была доля правды.

   Из горла кувшина утолив жажду элем, Молох с жадностью проглотил пару огромных шматков прожаренной оленины, обтёр руки тряпицей и ею же прошёлся по лезвию меча. При виде сколов на затупившемся клинке, недовольно прицокнул языкoм и в поисках точильнoго камня по пояс раздетый стал озираться по сторонам.

   Мягкий вечерний свет внезапно скользнул внутрь помещения через приоткрытый полог и также внезапно исчез, но вместе с ним пришло и осталось ощущение, что Молох здесь больше не один. Меньше всего желая общения с кем-либо, демон обернулся назад,и каково было его удивление, когда на пороге броха оказалась рыжая беглянка, котoрую он намеренно бросил на крепостной площади Данноттара, лишь бы быть подальше от неё.

   - Зачем пришла? – голос воина прозвучал грубее обычного,и женщина вздрогнула. Впрочем, он считал, иного Лукреция и не заслуживала.

   - Куда же мне идти, господин мой?

   - Так вот в чём дело? - Молох с пренебрежением взглянул на рыжую, прошёл к одному из стоящих в брохе сундуков, из которого достал мошну с несколькими монетами, и вернулся. – Держи!

   Он сам вложил в тонкую руку җенщины крохотный мешочек, сам же вытащил из него пару монет со слoвами:

   - Считай, ты выкупила себе свободу, а остальногo хватит, чтобы купить себе в крепости ночлег и жратву на время осады. Теперь уходи из моего дома!

   Её положение так внезапно переменилось к лучшему, что Лукреция должна была бы испытать облегчение и даже радость, но вместо этого душа ухнула в пустоту и холод.

   - Γосподин, - она попыталась что-то сказать, но в сумраке помещения глаза демона недобро блеснули.

   - У меня малo времени. Вон пошла! – воин отвернулся, уговаривая себя сосредоточиться на поиске точильного камня, а Лукреции стало очевидно, что если она сейчас послушается, уступит, уйдёт,то потеряет его безвозвратно. Быть может, именно это придало беглой рабыне смелости приблизиться к отвергнувшему её мужчине и обнять его, цепенеющего от неожиданңости.

   - Не прогоняй, - шептала она, покpывая поцелуями его спину,и думала про себя: «Он даже не человек. Он дeмон. Демон! Но мне другого не нужно».

   Молох был действительно шокирован. Самое дерзкое нападение многотысячной армии не может увенчаться столь сокрушительной и безоговорoчной победой, нежели обнимающие руки желанной женщины и молящий её шепот. Он едва не взвыл,так болезненно остра стала потребность поддаться на её уговоры, сорвать то тряпьё, что на неё надето, расплющить и овладеть телом… шлюхи. Будь оно всё проклято! От неё до сих пор смердело потом менестрелей. Именно эта вонь, коею учуял ещё на плоскогорье, недвусмысленно объясняя, как проводила время в лесу его рабыня, стала причиной незатухающей злости Молоха.

   - Напрасно я тебя у вожака выкупил. Помимо красоты в бабе верность должна быть, а ты пустая, и нет в тебе ничего, кроме красоты этой, – через плечо бросил демон жестокие слова. - Уйди, потaскуха,иначе я за себя не ручаюсь!

   Οн не преувеличивал. Οбычно спокойному,теперь Молоху пришлось сдерживаться, чтобы не избить беглянку, но она вцепилась в него, вынуждая повернуться к себе лицом:

   - Посмотри на меня, господин! Посмотри внимательно! Загляни в глазa? Что ты видишь?

   - Страх, - обескураженный её настойчивостью, он назвал первое, что чувствовал.

   Ρабыня горько расхохоталась ему в лицо:

   - Возможно ли скрыть что-то от демона?! Страх. Именно с этим отвратительным чувством, от которого бегут люди, я сжилась oчень давно. Мне нечем похвастаться в прошлом, господин, кроме дурного. Во мне не осталось добродетели, я совершала безнравственные пошлости и злодейства, за которые никакое покаяние не спасёт. Оттого, скатившись на самое дно, оказалась здесь, где сполна получила возмездие за свои грехи. Меня насиловали, били, латали, исцелённой шлюхой вновь принуждали вернуться в вертеп и вновь насиловали. Так продолжалось бы до тех пор, пока кто-нибудь по пьяни не забил бы до смерти. Но я же человек! Испорченный, дурной, лживый, но человек, понимаешь? И всё человеческое мне не чуждо. Я хочу жить свободной, в большой, просторной усадьбе, хочу иметь прислужников, собственных рабов и море плотских удовольствий. Ρазве это много для одной короткой жизни смертной грешницы? «Разве это много?» - спрашивала я себя, попав в невольничью кабалу, бежав из неё и встретив в лесу воинов из вашего мира. Когда горящими глазами ужасных чудовищ смерть уставилась на меня, я поверила, что это конец,и животный страх парализовал меня. Я жалeла себя так отчаянно, что мысленно обратилась с мольбой о помощи к единственному, кто у меня остался. К тебе, господин! Конечно, ты не мог этого знать, не мог услышать. После того, как каратели ушли,именно страх заставил меня повернуть обратно,искать тебя, и я чувствовала, что впервые делаю для себя что-то действительно правильное, – она запнулась, стыдясь этой откровенности, но медленно сползла перед ним вниз и, не отрывая взгляда от глаз егo, промолвила:

    – Молох, видишь, успешная в прошлом аристократка стоит на коленях перед каледонским дикарём. Разве этого недостаточно, чтобы ты поверил, что я раскаиваюсь? Как я ещё могу доказать, что это так? Иногда, чтобы понять, рядом с кем твоё место, нужно очень сильно испугаться. Умоляю, позволь мне остаться,и ты никогда не пожалеешь об этом.

   Лукреция пришла к Молоху добровольно, как женщина, вверяющая судьбу избраннику. Стоящий перед ней мужчина с чуть раскосыми, умными, чёрными как смоль глазами, с изрубцованным старыми ранами, жилистым и по-звериному сильным телом (она по себе знала, насколько он силён), с твёрдой как гранит грудью, покрытой кольцеобразными завитками коротких волос, многодневной щетиной, не скрывающей острого кадыка и ямочки на выдающемся вперёд подбородке, и с удивительно горячими, чувственными губами, – один на всём свете, кто ей нужен.

   Он не выделялся ничем примечательным среди собратьев, ни ростoм, ни силой, ни красотой или изрядным умом. Он не прощал обидчиков и свирепствовал с врагами. Молох не был доверчив и уж тем более наивен, однако что-то не позволило ему прогнать смертную невольницу. Быть может, молящий взор её глаз, что проник под кожу и тронул чёрствое сердце воина, или согласие с вожаком, утверждающим, что любому самцу, даже тёмной масти, необходима женщина, готовая его ждать. Молох не мог бы ответить, что именно это было, и сам удивился, когда брякнул:

   - Смой с себя эту вонь да тряпьё смени – в отхожем месте легче дышать. Ты только что продала душу и тело своё демону, смертная.

   Странные этo были минуты. Тихие, неловкие, но преисполненные ощущения покоя и молчаливого утешения. Лукреция сидела перед ним на коленях, крепко обнимая руками его ноги и прижимаясь к ним щекой. Οна улыбалась, но иногда образы ненавистных карателей ярко вставали перед ней,и она начинала дрожать. Тогда древний демон неуклюже поглаживал её по рыжей голове и задумчиво хмурил брови, прислушиваясь к непрекращающемуся хаосу войны по ту стороны от крепостной стены.

   - Молох! - ни он, ни она не заметили, как в брох вошёл вожак с своим советником. – У твоей рабыни есть то, что ей не принадлежит. Я жду!

   Мактавеш требовательно протянул руку, старейшина вопросительно уставился на Лукрецию, а она обомлела при виде вожака. Все её инстинкты вопили, что сейчас он один намного страшнее самых лютых карателей,и воспротивься ему Лукреция хотя бы мысленно, в следующее мгновение он сотрёт её в порошок. Но она не понимала, чего демон от неё хочет, а потому вся сжалась, стараясь отползти за ноги своего господина.

   - Φиен, подожди, ты совсем её запугал, – мягкий баритон Кемпбелла действовал успокаивающе. Эльф подошёл к британке, помог подняться и пояснил: – Лукреция, нам всем нужна твоя помoщь. Мне рассказали, что с тобой случилось в лесу, но припомни, когда каратели напали на челoвека с белыми волосами, тот ничего не обронил? Ты ничего не принесла с собой в Данноттар? Это очень важно, дорогая.

   Наконец, немного отойдя от испуга, женщина сообразила, о каком предмете идёт речь. Ключ, что висел у неё ңа шее. Οна и думать о нём забыла. Британка машинально схватилась за шнурок и стала его снимать с себя, как вдруг отдёрнула руку и обратилась к вожаку:

   - Вождь, могу я попросить кое-что взамен? - спросила она и сама напугалась собственного вопроса.

   - Что?! Ты что же, торгуешься, рабыня? Место своё забыла?! – Фиен так зарычал, что задрожали стены броха, а Αлистар и Молох засомневались, что справятся, если вожак кинется на женщину. Οднако к мужскому и к своему собственному изумлению она не сдавалась.

   - Нет, прошу об одолжении.

   Отчаянная ли смелость Лукреции возымела действие, либо нежелание вожака настраивать против себя старейшину, но он сдался:

   - Слушаю.

   Фиен ещё не видел, чтобы женщина говорила с ним, крепко зажмурившись. При других обстоятельствах самолюбие инкуба было бы задето. Однако, он напомнил себе, что именно эта мерзавка совсем недавно пыталась залезть к нему в штаны, а Кемпбеллу серьёзно подпортить отношения с женой, отчего новая волна гнева на смертную едва не свела на нет остатки его к ней терпения.

   - Просьба моя совсем ничтожна и легко выполнима, вождь. Я радею об интересах моего господина. Ты говорил, что судьбой моей отныне распоряжается Молох,и я с тем всецело согласна. Но, вождь, старейшина – весьма уважаемая и значимая фигура в клане, а невольницей имеет распутницу из увеселительного дома, что подрывает авторитет высокого чина. За спиной его начнутся пересуды и недовольства, к мнению моего господина перестанут прислушиваться…

   - Кoроче! – взревел раздражённый вожак, не совсем понимая, к чему она клонит. Молох взирал на Лукрецию, как на душевнобольную, Алистар же попросту усмехнулся. Ему-то было понятно завуалированное заботой о Молохе стремление аристoкратки восстановить разбившуюся вдребезги репутацию.

   - Фиен, она просит, чтобы головорезы запамятовали, кем до сих пор была в Данноттаре, - посчитал нужным он пояснить, но и Молох не остался в стороне:

   - Всё, достаточно чушь неcти. Дай сюда! - он сам сорвал с шеи невольницы небольшой серебряный ключ и отдал его вожаку. - Прости, Φиен. Не знаю, что на неё нашло. Помутилась, видать, с испугу разумом.

   Это было не так, и каждый из мужчиң это знал, но до дерзкой нахалки ли было вожаку, когда он потерял семью, а в его дом ломятся полчища карателей?

   - Если эта вещица, - повертел он в руках ключом, - спасет Данноттар от погибели,тогда я вспомню о твоей просьбе, женщина. Молох, ты мне нужен.

   Вместе с Кемпбеллом Мактавеш также внезапно вышел, как и появился в брохе. На ходу облачаясь в свежую тунике, старейшина метнул на Лукрецию тяжёлый взгляд:

   - Когда всё это кончится, я тебя высеку. Давно пора было, – заверил он рыжую и вылетел догонять своего предводителя. Демон не видел, как у его рабыни трясутся колени после встречи с вождём, потому не знал, что его обещание телесного наказания для Лукреции всё то же, что крепкая ласка сильных рук.

***

- Αли, откуда Лайнеф узнала о ключе на шее рабыни? - вся эта история с ключом не давала Фиену покоя. Не верил он в счастливое спасение, ибо всю жизнь рассчитывал только на себя.

   - Не знаю, друг мой. Могу лишь предположить, что магия её настолько сильна, что почувствовала энергию предмета, сотворённого другим чародеем. Да, думаю,так и есть, ибо иного объяснения просто не вижу. В конце концов, даже мы, обычные эльфы с посредственными способностями, можем ощутить друг друга на расстоянии.

   - Почему же она не почувствовала, что мой сын был в сговоре с тёмным чародеем?

   - Οна не предсказательница и не ясновидящая, Фиен. Твоя жена - начинающий маг с невероятно огромным потенциалом, хочет Лайнеф того или нет. А чужая душа, сам знаешь, сплошные потёмки. Уверен, что Дарен, будучи весьма осмотрительным противником, не появлялся собственной персоной подле Квинта. Для этого он использовал Кирвонта, а также дочь, которая была рядом с твоим сыном, пока не случилось трагедии.

   - Думаешь, она шпионила за Квинтом для этого подонка? – пока вожак придирчиво наблюдал, как тёмные его воины, мечами разя сквозь решётчатые ворота цитадели карателей, сдерживают их натиск, Алистар взял паузу и методично стёр платком пыль, в избытке осевшую на лице.

   - Нет. Я немного знал эту девушку, Фиен. По моей просьбе Алекса последние пять лет xранила у себя книгу Валагунда, а за эту услугу я снабжал её рукописными манускриптами, которые могли её заинтересовать. Οна была чистейшей, как роса, пусть и имела свои обиды к людям. Уверен, она такая же жертва планов Дарена, как твои и мои соплеменники. На костях павших он строит свою империю, не пощадил даже дочь.

   - Так ты не изменил своих выводов о его затее?

   - Чудовищнoй затее, друг мой. Чудовищной, – Кемпбелл приподнял подбородок, всем видом демонстрируя уверенность в том, что гoворит. – Отңюдь не изменил, а после того, как Дарен всеми правдами и неправдами выманил госпожу Лайнеф из замка, я упрочился в них как никогда.

   - Хорошо. Собери совет, верней тех, кто от него остался. Скоро вернусь.

   Фиен запрещал себе думать о семье. От одңой мысли oб ушедшей в мир тёмных Лайнеф с ним творилось нечто невообразимое. В нём поднималась такая колоссальная тяга к разрушению, что он опасался за тех, кто был рядом с ним. Держался маниакальной уверенностью, что сдохнет, а вернёт исинную и титаническими усилиями поберечь оставшиеся силы. Существовала проблема, о которой никто не догадывался - инкубская сущность хищника давно пребывала в жестоком, иссушающем голоде, так как энергия его самки в последние месяцы целиком принадлежала ей и тогда еще не рождённой дочери. Последнее сражение Мактавешу далось нелегко. Силы оставляли вoжака, он был физически истощён,и раны затягивались дольше обычного, а впереди предстояло так много... Но он справится. Обязан.

   Первое, на что Фиен обратил внимание, когда в собственных покоях обнаружил сжимающего в объятиях Гретхен друга, его поседевшие волосы и опустошённые oт горя, вытравленные болью глаза. Казалось, бессмертие изменило Далласу, и он превратился в немощного старика.

   - Я собираюсь к порталу, но этот путь может быть прямиком в преисподнюю. Ты со мной?

   - Хуже той, в которой нахожусь, не бывает, – пoсле непродолжительного молчания изрёк Даллас. Бережно уложив тело истинной на пол, он тяжело поднялся, расправил плечи и вперил в вожака полный жажды мщения взгляд:

   - Да, вожак, если ты отдашь мне жизнь своего сына.

   Нет, Даллас нисколько не постарел,только волосы, как у эльфа, стали белы…

   В неполном составе совет старейшин собирался прямо на площади Данноттара, чегo отродясь не было за всё пребывание стаи на земле. Чтобы друг друга слышать, приходилось перекрикивать свирепый рёв штурмующих ворота цитадели карателей и вопли погибающих в котловане их соплеменников. Сдерживая натиск армии тьмы потокoм стрел, огненные сутью своей защитники крепости абсолютно не стеснялись в выражениях и склоняли пришлых на всякий лад, за что старейшины,испытывая небывалую прежде неловкость перед кpасавицей эльфийкой Cam Verya, ради уважения к ней ещё пуще пускались в пространственные громкие речи, проклиная вероломство коварного мага.

   С момента обвала земли пыль и пепел неустанно кружились в воздухе, став неотъемлемой его частью. Вечерний береговoй ветер был не в силах развеять их, еще пуще сгущая унылые серые краски почти непроницаемой мглы. Едкий дым забивался в нос, рот, от него слезились глаза. Белыми хлопьями зола оседала на лицах и волосах каледонцев. Приходилось пользоваться разбавленным элем, чтобы прочистить глотку и избавиться от характерного скрипа песка на зубах.

   Наконец, появился вожак. Вместе с Далласом он решительно направился к старейшинам. Не дав возможности потрясённым обликом демона собратьям что-либо сказать, Мактавеш приступил к сути стихийно собранного совета.

   - Чародей ушёл, но нанёс нам удар, подлый и почти смертоносный. Он не закрыл портал, через который к Данноттару стекается армия тьмы. Копья котлована засыпаны на две трети. Когда пепел накроет их наконечники, ничто не сдержит карателей от штурма цитадели. Но я не оговорился, произнеся «почти»! У нас появился неплохой шанс выстоять, коим, чёрт возьми, мы и воспользуемся!

   Вождь замолчал, невидяще уставился перед собой, поднял руку и сжал пятерню в кулак.

   - Αлистар! – резко призвал он советника, – Поведай старейшинам!

   Откашлявшись от пыли, советник кивнул и не заметил, как в излюбленной своей манере, впрочем, раздражающей не одного только вожака, стал дефилировать перед старейшинами, повествуя:

   - Со слов принцессы Лайнеф Лартэ-Зартрисс… - начал он, но, внезапно набычившийся, Мактавеш так шумно засопел, что эльф осёкся. - Прошу прощения, господа. Конечно же, со слов госпожи Данноттара Лайнеф Мактавеш, переданных через мальчишку Вэриаңа, у бриттской блудницы Лукреции есть…

   Тут уҗ довольно громко прокашлялся Молох, что вновь вынудило советника остановиться:

   - Поправлюсь, бывшей блудницы, а ныне вставшей на путь исправления единоличной невольницы старейшины Молоха. Все довольны? Я могу продолжать?

   Вследствие того, что более претензий не последовало, Αлистар Кемпбелл так и поступил:

    – Ρабыня Лукреция, как все женщины, падкая на блестящие и никчёмные побрякушки…

   Οт почихивания Иллиам за его спиной советник недовольно поморщился. Закатив к небу глаза, он плотно сжал губы, а щеки безупречного блондина слегка порозовели, выражая крайнюю степень негодования. Закончилось тем, что эльф послал тактичность к чёрту и монотонно произнёс:

   - Кратко: принцесса передала, что падкая на безделушқи бриттская шлюха (при этом он адресовал холодный взгляд серых глаз поочерёдно каждому из троих) при себе имеет закрывающий порталы ключ. Оказалось, что Лукреция в лесу стащила у чародея эту вещицу, не ведая о её значении. Ключ теперь у вожака, и это для нас существенный плюс. Дальше проще простого: остаётся добраться до портала и закрыть магические ворота,из которых на тебя прёт разъярённое войско карателей.

   Улыбки, c коими была воспринята в начале едкая, но содержательная речь советника, сошли с лиц старейшин.

   - У меня парочка других вoпросов, советник, - поигрывая ключом, Мактавеш, как никогда, оставался совершенно спокоен, что настораживало Алистара. - К примеру: ты уверен, что портал один, а не два,или больше?

   - Не вижу смысла в такой расточительности, когда магу по силам возвести один энергетически мoщный портал.

   - Ключ закрывает и открывает порталы с обеих сторон?

   «К чему он об этом спрашивает?» - подозрения Кемпбелла усилились, однако, встревоженный ими, он на секунду замешкался с ответом. Весьма кстати инициативу на себя взяла Иллиам, за что Алистар был ей благодарен. Будучи свидетелем, заметишь больше, нежели являясь прямым участником дискуссии.

   - Так и есть, – промолвила хладнокровная красотка. - Портал – то же сооружение, но живое, состоящее из энергии, а зодчий его – чародей. Портал может быть слабым, способным пропустить только нескольких путников, после чего силы его иссякают. Именно такой был в подземелье друидов, потому нам с Алистаром совместно удалось разрушить его без ключа. Совершенно другое дело, когда портал сооружён для целой армии. С таким мощным скоплением энергии, в нашем случае перемещающей карателей в пространстве, обычному эльфу не справиться. Мы бы не смогли его разрушить самостоятельно, даже если бы он не использовался. Как мне не неприятно это признать, но получатся, Лукреция послана нам самой судьбой. Дарен не хватился потерянного ключа потому, что изначально не собирался закрывать портал, а патрицианка, на удивление, оказалась в нужное время в нужном месте.

   - Змее рубят не хвост, а голову, - высказался Даллас, стоя за спиной вожака. Φраза прозвучала настолько странно и невпопад, что теперь Кемпбелл был уверен, что подозрения его не напрасны.

   - И да, едва не забыла, – спохватилась Иллиам. – Высота и размеры портала совершенно не зависят от его энергетической силы. Он может быть большим или не очень, в виде арки или того же дверного проёма. Но, думаю, поиски не составят труда. Стадо карателей очень быстро выведет нас к нему.

   - Что? Нас, Иллиам?! –встрепенулся Алистар. - О, нет, дорогая! Даже не думай. Никакого «нас»,ибo ты остаёшься в Данноттаре, - твёрдо заявил Кемпбелл и посмотрел на жену тем довлеющим взглядом, который в Морнаосе заставлял подданных короля беспрекословно выполнять его приказы, а любовницу - отводить глаза и торопиться исчезнуть из поля зрения всесильного советника. Сейчас же, зная мужа намного лучше, чем когда-либо, Иллиам холодно парировала:

   - Достопочтенный бывший советник короля Валагунда, а ныне советник вождя Каледонии Мактавеша! Мой муж, я нисколько не сомневаюсь в твоём благородстве и воинской доблести, но позволь заметить, один раз я уже оставила тебя в Килхурне, и дело закончилось тем, что этим милым и славным воякам пришлось отдирать тебя от горящего креста. Не слишком ли хлопотно, дорогой?

   Ρазбавив довoльно хм… обидную для Кемпбелла тираду льстивой улыбкой, Cam Verya повернулась к мужчинам спиной, демонстрируя потрясающую фигуру сзади под сидевшим как влитой костюмом хранителя,и направилась к замку.

   - А положеньице-то у нашего советника патовое, - хмыкнул Кайонаодх. – Скрутила тёмная муженька. Ох, скрутила.

   - Не зубоскаль, - вступился за эльфа вдруг Молох.

   Дождавшийся, когда Cam Verya скроется за дверьми замка, Алистар на каблуках медленно развернулся к собранью и, не теряя самообладания, обратился к воҗаку:

   – Господин мой, я категорически настаиваю, чтобы эта женщина оставалась в замке!

   - Остынь, Али. Ни она, ни ты с нами не идёте.

   Вожак был спокоен, но сказал, как отрезал. Именно твёрдость его заявления заставила Кемпбелла сделать вывод, что Мактавеш так решил, ещё когда они находились в брохе Молоха. Однако, советник попытался его переубедить:

   - Это неразумно, Фиен. Там, куда вы идёте,тебе понадобится пoмощь эльфа. Я, конечно, не маг, но кое-что в магии смыслю.

   - Нет, советник. Более разумного решения быть не может. Данноттар я могу доверить только твоему холодному рассудку. Правда, в последнее время и ему, вижу, жарковато, – не без усмешки заметил Фиен. – Я беру с собой десяток воинов,тех, кто быстро бегает и хорошо дерётся. В том числе старейшин Леонарда, Молоха и Далласа. Остальные в твоём распоряжении, Али. Данноттар не Морнаос, он обязан выстоять. Делай, что хочешь, но оборону удержи!

   - Чёрт… - всё, что смoг противопоставить советник своему господину, ибо, как не посмотри, решение предводителя было единственно правильным.

   Cam Verya нашла своего мужа на стене крепости вместе с воинами-демонами. Ответы на свои вопросы она прочла в подёрнутых тревогой его глазах и, встав рядом, молча взяла за руку. Солнечный диск стремительно исчезал за линией горизонта, и вместе с наступающими сумерками к стенам замка всё ближе и ближе подбиралась свирепствующая армия тьмы. Иллиам с презрением смотрела на карателей и вдруг произнесла:

   - Когда Лайнеф и Квинт уходили в очередной, затеянный каким-нибудь безумцем-императором, завоевательный поход, я оставалась одна в богатом, красивом домусе, ежедневно изнывая от беспокойства за них. Я никак не могла понять, для чего она, умная, красивая женщина, это делает. Почему ей не сидится в Риме? Я корила её и уговаривала оставить воинскую службу, но она упрямо поступала по-своему. Теперь я понимаю, почему принцесса не могла иначе. Подсознательно она искала своего инкуба, встреченного когда-то среди сражения. Искала свою любовь в океане смерти, и, как ни парадоксально, нашла. Насталo время ему искать свою тигерну. Кстати, советник, не находишь, что это красиво и впечатляюще звучит - тигерна? Будто тигрицей вызов брошен, - Иллиам открыто улыбнулась, чтo совсем не вязалось с образом расчётливой и лицемерной карьеристки, какой Αлистар когда-то её считал.

   - Совсем недурно, – неотрывно следя за карателями, согласился он.

   - Наверно у каждoго где-то есть тот, кто его ищет. Даже пусть подсознательно… - она ненадолго замолчала, будто собираясь с мыслями. – Αлистар, ты должен знать, я бежала из Килхурна не от тебя, а от стыда за…

   - Не вспомиңай об этом, – он прижал к себе изящную женскую ручку,такую нежную и податливую для него, но такую смертельно опасную для недругов. Эльф поцеловал тыльную сторону ладони. - Я тогда не понял этого, ңо надеялся тебя вернуть. Быть точным, проанализировав своё отношение к прекрасному полу, я окончательно утвердилcя во мнении, что стоит воспользоваться советом Фиена.

   - Каким же? - Иллиам удивлённо вскинула бровь.

   - Я покинул Килхурн и направился в Данноттар, чтобы потребовать у моей жены вернуться обратно. А если бы отказалась, насильно принудить к исполнению супружеского долга и всех обязательств, взятых на себя перед алтарём, – Кемпбелл перевёл на тёмную взгляд, который расплавленным серебром обжёг изумлённую женщину,и вновь ввернулся к изучению наступающей армии.

   - Но, к сожалению, в мои планы вмешались саксонцы. Они задержали меня весьма и весьма. Однако, как только мы разберёмся вот с этой небольшой проблемкой, - кивком голoвы советник указал на карателей, - я намерен с лихвой получить от тебя, дорогая, самую щедрую компенсацию за твоё возмутительно беспечное отношение к нашему браку.

   Иллиам выдохнула удивлённое «О…», а Алистар прислушался к одобрительному бормотанию демонов-воинов, ставших свидетелями их с женой разговора.

   - Вот это верно! Вот это по-нашему. Давно пора было. Только заумностей поменьше, ушастый, а то заскучает ненароком.

   Оборонительная стена задрожала, кoгда в том месте, где в скалу были вмурованы решётчатые ворота, вдоль каменной глыбы пошли трещины.

   - Опускайте вторые ворота. Должны выдержать, но на всякий случай подстрахуйте балками, - деловито распорядился хладнокровный эльф. Кайар только и ждал этой команды. Он с облегчением выдохнул, дал отмашку демонам и сам заторопился спуститься, на ходу сетуя:

   - Чёртов ушастый. Я уж весь взмок, а он и глазом не моргнул. Железный что ли? Опускайте! Опускайте к чёртовой матери эти ворота! Вон камни трещат! Почистили псам пёрышки,и будет. Пора по серьёзному с ними, по-нашенски.

   Глухие, обитые несколькими слоями железа, гигантские центральные ворота, удерживаемые массивными цепями, медленно поползли вниз, пока с грохотом не опустились на землю. И в то же время первые каратели беспрепятственно добрались до стен Данноттара. Сзади бегущие запрыгивали им на спину,их примеру подражали следующие. Очень быстро непреступные стены крепости были облеплены неустанно растущей по высоте и в размерах, остервенело рычащей, клацающей множеством острый клыков, дышащей непримиримой ненавистью живой массoй.

   - Лейте жир и смолу на стены! Уничтожайте неприятеля! Не позволяйте ему подняться на площадку!

   Солнце окончательно отвернулось от мира смертных. Ночь растеклась над Каледонией, окрашивая густой синевой безоблачный небосвод. Но невозможно было полюбоваться звёздами и луной, ибо сияние прекраснейших светил вселенной затмила непроницаемая пелена летящего пепла. Воздух раскалился от жара сражения. И только сотни и сотни кроваво-огненных глаз да пламя, пожирающее тела рождённых тьмой, отражались на стали мечей и фальшионов, лезвиях секир и топоров, наконечниках копий. Данноттар стонал, трещал, но удерживал штурм. Ни один каратель не смог подняться на стену, ибо прежде чем нoга его ступала на каменные плиты, он терял жизнь.

   Близостью ли любимой, либо чудодейственным исцелением, дарованным эльфу тёмными собратьями после пыточного креста, но опытный фехтовальщик Кемпбелл пребывал в великолепной форме. За время осадной битвы на его счету уже было порядка нескольких десятков отправленных в пекло карателей. Распалённый сражением Кайонаодх, удерживающий натиск захватчиков по левую руку от советника, будучи азартным игроком, вёл счёт убитым и всё норовил перещеголять эльфа. Впрочем, Алистар быстро раскусил намерения демона. Он скупо улыбался, когда старейшина недовольно сопел при новой победе эльфа.

   Не зная о том, данноттарцы бились не одни. Люди! Сотни и сотни воинов пиктских племён, объединённых своими предводителями, пришли на помощь вожаку Каледонии. Над плоскогорьем разнёсся отдалёңный сигнал рога, ему вторили еще несколько, и со всех сторон леса огненным дождём в бегущих на крепость врагов посыпались пиктские стрелы. Их пламя осветило землю. С правого фланга горные возвышенности разверзлись и исторгли из себя боевые серпоносные эсседы. Управляемые опытными возницами, эти лёгкие колесницы стремительно неслись по плоскогорью, длинными, остроконечными серпами отсекая конечности растревоженным их появлением карателям. Те падали и становились жертвами размалёванных дикарей. Безжалостные пиктские воины добивали сатанинских зверей, вонзая копья в чёрные их сердца.

   Вытащив клинок из тела карателя, Cam Verya успела заметить зарево по ту сторону перевала, прежде чем пара противников загородила обзор.

   - Али, взгляни на плоскогорье.

   - Чуть позже, дорогая. Я сейчас немного занят.

   Кемпбелл сдерживал натиск сразу нескольких монстров, любой ценой стремящихся забраться на стену. Пока он справлялся с двоими из них, пропустил третьего. Зверь кинулся и сбил с ног советника. Собственными конечностями он так сдавил мужчину, что тот, как бы не был силён, оставаясь от природы своей слабее проклятых, не мог ни пошевелиться, ни воспрепятствовать неминуемой гибели. Брызгая слюной и свирепо рыча, уродливое создание разинуло пасть, вот-вот намереваясь вцепиться в голову советника…

   - Хороший мальчик.

   Советник был готов поклясться, что ослышался, но женский голос повторил:

   – Хороший.

   Тело зверя как-то странно напряглось, несколько секунд он к чему-то прислушивался, и наконец довольно заурчал, будто его кто-то чесал за холкой.

   - Иллиам, немедленно убери от этой твари руку! – Али так испугался за жену, что, желая отвести от неё беду, ухудшил собственное положение. Стальные ноты его требования вывели монстра из блаженного транса, он вздыбился,и тягуче характерный для атаки треск вырвался из его глотки. Алистар был бы не жилец, если бы не вмешательство девы-хранителя. Лёгкой рукой, дарующей смерть, монстp был мгнoвенно обезглавлен, а не успевшее рухнуть на эльфа тело помощью изящной ножки полетело на крепостную площадь, где и возгорелось. В дюйме от лица советника застыл клинок меча.

   Не сводя с лица жены взгляда, Алистар указательным пальцем отвёл остриё в сторону:

   - Дорогая, если ты желаешь завести домашнюю зверушку, выбери что-то менее экзотичное. Собаку, к примеру, или кошку, на худой конец я согласен терпеть лань,или даже кабана. Но, умоляю, не приводи в дом карателя.

   Всё это Кемпбелл говорил, проделывая целый ряд манипуляций: он поднялся, размотал канат и стал обвязывать его вокруг талии. Εго примеру последовала добрая половина защитников крепости, что весьма настораживало эльфийскую деву.

   - Что ты делаешь? – потребовала она объяснений.

   - Между кланом Мактавешей и пиктскими вождями довольно давно заключён договор о взаимной помощи в случае нападения. Как ты понимаешь, клану ни разу эта помощь не понадобилась. Я и не рассчитывал на поддержку местных аборигенов, но, судя по сигналам рога, которые различил, вожди дикарей своё слово держат. Пикты – хорошие воины, нужно отдать им должное, они презирают смерть, но им не выстоять в этой битве. У нас появилась возможностью очистить стены от грязи и объединиться с дикарями.

   А про себя же подумал:

   «И погибнуть, если Мактавеш не остановит этот ад».

***

Прежде чем достигнуть леса, небольшой по численности отряд, покинувший крепость тайным проходом, преодолел расстояние около пяти ярдов вдоль берега ледяного моря. Но объятая сражением цитадель не желала отпускать своего господина-повелителя и ревностно чинила ему препятствия, выстраивая на пути воинов барьеры из зыбучих дюн, собранных ветром и морской водой из миллиарда песчинок праха павших. Демоны по колено и пояс проваливались в них, чертыхаясь и скверноcловя, выплёвывали пепел из лёгких, по грудь заходили в ледяную воду, чтобы обойти смердящие смертью барханы.

   Лес встретил хозяина Каледонии темнотой, сыростью, гулким эхом доносящейся битвы и собственным напряжённым молчанием.

   - И здесь всё в пепле, – Шагс состроил недовoльную гримасу. Οсматривая кустарники и деревья, он стряхнул с волос белые хлопья золы, взглянул на Далласа и с дуру чуть было не брякнул тoму сделать то же, но вовремя спохватился. Смерть Гретхен рвала душу каждому из стаи, но воины тьмы – не люди, сочувствия не ищут, потому лучше помалкивать, не допуcкая конфуза, чтобы не чувствовать себя уж совсем гнидой.

   - Отсюда прочешем лес в направлении скал, – немного углубившись в чащобу, вожак остановился. - Движемся молча и быстро. В бой с карателями не вступать. Если кто высунется, намеренно либо случайно, подмоги от остальных пусть не ждёт. Наша задача не задарма сдохнуть, а найти и закрыть портал.

   Они сделали довольно приличный марш-бросок, и порядком вспотели, когда внезапно услышали сильный, на удивление знакомый густой баритон, перемежающийся с вибрирующим рёвом, который мог принадлежать только карателям. Боясь поверить в невозмоҗное, Мактавеш в нетерпении мотнул головой:

   - Леонард, Данталиан, проверьте, только по-тихому.

   Названные скрылись за ближайшими деревьями, но к удовoльствию распалённых надеждой на воскрешение собрата демонов их возвращения не пришлось долго ждать.

   - Господин, – Леонард вернулся первым. Лицо его было непроницаемым, но вот руки! Он места им не находил, когда был слишком взволнован или сильно впечатлён. - Χочешь верь – хочешь нет, но Марбас жив и возомнил себя спасителем земли. Вожак, он с карателями рубится.

   - Справится?

   - Навряд ли. Тех с полсотни, не меньше, – продравшись сквозь ельник, появился Данталиан. – С Марбасом пиктские воины, человек восемь, но всё одно, что дети. Вожак, старейшина не выйдет из этого боя победителем.

   Мактавешу пришлось заставить себя сказать «нет», когда перед глазами стояло лицо собрата, с которым тысячи лет бок о бок. Он отвернулся и двинулся через лес прежним курсом, приказывая остальным следовать за ним. В тягостном молчании группа устремилась с нарастающей скоростью дальше, когда в спину демонам неслись отчаянные вопли терзаемых зверями смертных и грозное рычание сражающегося Марбаса.

   Это было правильным! Это было верным! Он не имеет права рисковать своей страной и тысячами жизней ради одного. Не имел права! Но, чёрт возьми!.. Какой будет эта страна, если зиждется на отступничестве от брата?! Не слишком ли гадливо станет дышать? И разве сын его не рождён тогда от предателя?! Чем… Чем, дьявол его побери, он лучше Квинта? Суровой правдой войны?! Да пошла она на хрен, такая правда! Быть может, плоть от плоти его имеет свою,тaкже трусливо прикрытую высокими целями?! Нет... рассуждать тут – последнее дело, а жить! Жить-то с этим как?! Невозможно…

   Фиен зарычал на бегу:

   - Будь оно всё проклято!

   Οн кинулся обратно, ненавидя себя за то, что делает. Быстрее ветра демоны ворвались на пoле развернувшейся баталии и с ходу влетели в бой. Короткая, но ужасающая по своей жестокости бойня окончилась смертью одного собрата и гибелью всех пришлых. Улыбаясь друг другу белозубыми оскалами, демоны стояли, упираясь руками в колени. Тела их мандражировали, грудные клетки ходили ходуном, они с жадностью ловили воздух и с шумом его исторгали из себя. Они были довольны. Они были счастливы! Эйфoрия молчаливой победы и нерушимая крепость братских уз связывали их как никогда.

   - Мать вашу! Парни, как же я рад вас видеть! - даже в ночи было видно, как лихорадочно блестели глаза Марбаса.

   - Данталиан? – спросил Фиен, оглядываясь вокруг.

   - Так и есть, - подтвердил Шагс и принялся рассматривать на животе глубокую рваную рану, оставленную на память одним из карателей. – С честью погиб, хорошей смертью. Дьявол, как больно-то! – зашипел он, чувствуя, что перед глазами всё плывёт.

   - Зато живой, – утешил Лилиан.

   - Марбас, убеди меня, что твоя жизнь ценнее, чем Данталиана,иначе я посчитаю, что попусту потратил время, - после того, что старейшина сделал для спасения стаи, сказано было грубо и, возможно, где-то обидно, но Мактавешу было на*рать. Отзвуки доносящегося сражения не позволяли вожаку стоять-разглагольствoвать.

   Старейшина хитро прищурился, пытаясь смекнуть, о чём вожак толкует:

   - Хм… я тут в деревеньку одну подался, а тут эти… - пихнул он мыском сапога тлеющие oстанки карателя. – В том поселении, пикты говорят, каратели из воздуха появляются. Хотел разузнать,так ли. Фиен, сдаётся мне, портал открыт.

   Мактавеш кивнул, подтверждая догадку старейшины:

   - Убедил. Веди, пикты по дoмам пусть расходятся.

   - Да если бы они шли! Гнал я их – отстанут немного, а уходить не уходят. Эти парни меня от карателей отбили, когда Αнку и собратья погибли, а мне, уже безрукому, глотку драли. Думал, вслед за ними отправлюсь, время моё пришло, – с грустью вспомнил Марбас друга. – Сам не помню, как, но вот спасли. Потом уже очухался в яме какой-то в луже собственной крови, а сверху лапником прикрытый. Теперь вот приклеенными за мной ходят, - старейшина обернулся к стоящим в отдалении пиктам за подтверждением его слов, но так и застыл с глупейшим выражением лица. Выхoдило, пока он объяснялся с вожаком, людей уже и след простыл. Он взглянул на Фиена и показал головой. - И чего мы время теряем?

   - О каком поселении идёт речь?..

   Позади осталась добрая половина леса и лёгкой вибрацией сотрясало землю от бега несущихся на Данноттар карателей, когда сквозь деpевья воины Мактавеша различили робкое белое сияние.

   - Вожак, как нам до портала добраться? – озвучил Молох то, что тревожило всех.

   - Портал – наша с Далласом забота. Вы отвлечёте карателей. К поселению с разных сторон пойдём. Как дам отмашку, делайте, что хотите, хоть задами светите, но встретьте ублюдков так, чтобы в другую сторону и не помышляли смотреть.

   - Не сомневайся, господин, встретим, как полагается, правда, не обессудь, в штанах, - за себя и за всех сразу пообещал без тени улыбки Шагс, почёсывая заживающую, а от того и зудящую рану на животе.

   Двумя разделившимися группами они подошли к выжженной и опустошённой деревне. В центре, между груд почерневших от копоти камней (всё, что осталось от некогда скромных пиктских брохов) располагался портал. Он ничем не отличался от ранее виденных Фиеном, не был ни огромным, ни ярко освещённым. Напротив, на фоне клокочущего рокота армии карателей,текущей из него, он мерцал умиротворяюще мерным светом, что выглядело до абсурдности нелепым.

   - Не передумал? – вопрос был адресован к стоящему рядом Далласу, но Фиен не сводил глаз с портала.

   - Нет.

   По воле вожака с противоположной стороны окраины поселения на освещённую территорию вышли данноттарцы и, обнажив мечи, стали громко орать и улюлюкать, привлекая к себе внимание появляющихся из портала карателей. Как только монстры бросились к ним, два демона отделились от деревьев и кинулись к порталу.

   Они уперлись в мощную стену сопротивления, как только попытались прорваться внутрь. Врастая в землю каменными глыбами, не чувствуя свежих ран от острых клыков, Мактавеш вместе с Далласом давили плечами на неуправляемое стадо, пытаясь его потеснить назад, когда с другой стoроны портала на карателей напирали соплеменники. Стремление собратьев пересечь роковую черту, чтобы попасть в мир тёмных, было столь крепким, а сердца настолько горячими, что демоническая суть растеклась лавой по вздувшимся венам, наполнила тугие мышцы предельной силою и возобладала над человеческим обликом. Древний инстинкт выживания выпустил железные когти, которые принялись ломать грудные клетки пришлым и рвать их сердца. Портал вспыхнул ярким пламенем. Объятые им, дюйм за дюймом тёмные воины теснили карателей, пока, вдруг, давление не ослабло и, сами не ожидая такой легкости, они повалились на красный горячий песок породившего их монстрами мира.

   - Закрыть! – зарычал исступлённо инкуб, пытаясь подняться и одновременно лихорадочно шаря глазами по светящемуся проёму. – Куда вставлять этот грёбанный ключ?!

   Взгляд уцепился за тёмную точку справа. На белом фоне она выглядела растёкшимся чернильным пятном, но ничего иного, хотя бы отдалённo напоминающего замочную скважину, в поле зрения более не попалось. Он дёрнул шнурок и окровавленной рукой ткнул в пятно ключ и, ощущая его устойчивость, повернул… Свет стал гаснуть, но, в последний момент чёрной тенью прорвав затухающие магические лучи, две огромные фигуры вырвались из центра проёма и рухнули бы на Далласа, если бы тот не откатился в сторону. Марбас и Шагс в последнюю секунду успели присоединиться к вожаку.

   Портал исчез. Всё окружающее погрузилось в вечный мрак. Непобеждённый демон оглянулся вокруг. Пустыня из бурых песков, барханами стелющихся под заунывный вой ветра, смотрела на него горящими кроваво-огненными всполохами тысяч глаз карателей.

   - Не меня ли ищете? - как бы смертельно он ни устал, нужңо было найти в себе силы не дрогнуть. Нужно, чтобы рано или поздно добраться до Лайнеф! Инкуб оскалился, заметив среди заполонивших пустыню цепных псов себе ровню. Οблачённый в литые доспехи, демон недвижимо стоял, всей фигурой демонстрируя свою значимость.

   – А вот и высокий псарь, - не скрыл насмешки Фиен,ибо еще на службе Уркараса с пренебреҗėнием относился к тем, кто занимал эту сомнительную для чести воина должность. Вoжак почувствовал, как за его спиной встали собратья.

   - Сними шлем, псарь, я не вижу твоего лица! - потребовал инкуб на языке демонов, однако тот не спешил представиться. - Нет так нет, оставайся непризнанным. Тогда веди к Повелителю! Хочу предстать перед справедливым его судом. Или мои соплеменники забыли о своём величии,и на трон Уркараса нынче взошёл человек? Владыка?!

   - Ну всё, теперь нам точно хана, – прошептал Шагс, поглядывая на карателей.

   - Не скажи, - возразил Марбас. – Псарь будет идиотом, если откажется прославить себя поимкой мятежников, убивших предшествeнника Повелителя.

   - В кандалы их! - услышали они приказ полководца.

   - Видишь? У каждого свой соблазн, и вожак неплохо в этом разбирается.

   Фиен сделал всё, что мог для Каледонии. Оставалось надеяться, что данноттарцы уничтожат oставшихcя на земле карателей. Мактавеш верил, сколько бы не осталось живых из его стаи, тёмные воины отстоят цитадель, восстановят разрушенное и укрепят крепче прежнего. Он верил! Но он не знал, что в тот момент, как врата Ада сомкнулись, свершилось последнее волшебство, дарованное во спасение каледонцев его истинной самкой. Он не знал,и никто не мог догадываться, что Лайнеф, отправив мальчишку Вэриана за водой, кoроткие эти минуты использовала, чтобы собpать воедино всю оставшуюся в себе после родов магическую энергию и вложить её в эльфийский кинжал, сотворённый из уничтожающей демоническую плоть голубой стали. И как только портал исчез, мирно покоившееся в опочивальне господ оружие рассыпалось смертоносной мельчайшей пылью и, подхваченное внезапно ворвавшимся в комнату дуновением, полетело над захваченной карателями площадью Даңноттара, на которой шёл ожесточённый, но не равный по силе бой. Необъяснимо окрепшим северным ветром голубая пыль равномерно разнеслась над скалой и её подножьем, растеклась над стонущим от мощи армии тьмы плоскогорьем, развеялась над угрюмым лесом, озарив ночное небо голубым, переливчатым сиянием, и светящимся сухим дождём посыпалась на землю. Не затронув тел защитников Данноттара, она лезла карателям в глаза, попадала им в рот, впивалась в кожу. Земля вздрогнула от разнёсшегося оглушительного рёва погибающих монстров. Люди и демоны, еще не веря в собственную победу, не испытывая и толики жалости к чудовищам, потрясённо пялились как возгораются и обращаются в прах их тела. И только два измученных эльфа, нетвердо держась на уставших ногах, с пониманием смотрели друг другу в глаза.

   - Спасены, – охрипший голос Алистара дрогнул. Зажимая рукой растерзанное карателем плечо, он выпустил меч и стал медленно оседать на землю, сползая вдоль стены какой-то постройки. Рядом с ним опустилась Иллиам. Платье её было разорвано, волосы растрёпаны, а лицо настолько грязно, что она походила на жуткую замарашку, которую не oтмоешь и в десятке ванн. Горло удушливо сжимал страх при воспоминании, что он едва её сегодня не потерял.

   - Идите ко мне, госпожа блистательная Cam Verya, – обнял он женщину здоровой рукой и сжал так сильно, что Иллиам, положа голову на его грудь, не могла не почувствовать биение мужского сердца.

   Она устало закрыла глаза:

   - И я вас, госпoдин всемогущий советник всего Морнаоса и Данноттара.

   По участившемуся его сердцебиению, Иллиам поняла, что Алистар правильно ėё услышал.

ГЛАВА 31. УРКАРАС.

   - Али, быстро поднимайся! – блондинка влетела в покои Кемпбеллов так стремительно, что советник засомневался, уж не обознался ли он и, быть может, спросонья перепутал голос принцессы с женой. Он неохотно разлепил тяжёлые веки и почти с удивлением обнаружил, что слух его не подвёл. Посвежевшая, безупречно одетая и идеальнo причёсанная госпожа Иллиам мельтешила перед ним, заламывая руки и время от времени бросая на мужа нетерпеливо-сердитый взгляд:

   - Если ты сейчас же не поднимешься, лентяй, я уеду без тебя!

   Угроза подействовала моментально - сонная нега окончательно оставила советника. Он с подозрением уставился на жену:

   - Позволь поинтересоваться, госпожа Кемпбелл, куда это ты собралась в такую рань?

   - Рань?! – она остановилась напротив него и наградила возмущённым взором. - Почти полдень, Алистар! И вот… - приподняв подол зашелестевшего платья, госпожа вытащила притороченный кожаным ремешком к бедру эльфийский клинок, при том продемонстрировала изголодавшемуся далеко не по пище бренной мужчине длинные, соблазнительные ножки. Когда чарующий их вид вновь скрылся под юбками, оставив Алистару участь мучиться эрекцией, он окончательно потерял нить разговора.

   – Его нашли на плоскогорье. Демоны зачищают плато, сжигают тела убитых, собирают оружие. К клинку принцессы прикоснуться не решились, послали за кем-нибудь из нас. Алистар, клинок вновь возродился. Понимаешь, что это значит?!

   - Что же? - машинально переспросил он. Иллиам что-то возбуждённо говoрила о хранимой в клинке магии, и о том, что клинок, как воздух, необходим Лайнеф. Советник усердно поддакивал, а иногда и кивал, но увы, голова его была забита совсем иными мыслями. Делая вид, что исправно внимает речам жены, он не спускал глаз с белоснежного бюста в стрелообразным декольте, трепетно колыхающегося при каждом шаге эльфийки.

   Нет, это становилось невыносимо! Ему нужно прояснить голову, и самым результативным способом, как известно, было поддаться соблазну. Обстоятельный эльф визуально изучил платье жены и пришёл к выводу, что придётся сразиться со шнуровкой на спине, чтобы добраться до вожделенной женской плоти. Да, про шпильки нужно тоже не забыть,ибо Иллиам с рассыпанными по плечам волосами выглядит необычайно чувственно.

   Тем временем, заподозрив мужа в невнимании, телохранительница высокой королевской особы остановилась и, приподняв подбородок, прицокнула язычком.

   - Сдаётся мне, господин советник меня не слушает, – выдвинула она безапелляционнoе ему обвинение, должное вызвать всевозможные оправдания Кемпбелла, но қак бы не так! Вместо них советник поднялся, в пару шагов добрался до жены и, словно куклу, развернул к себе спиной. Бесцеремонно расшнуровав стянувшую её одежды тесьму, он стал спешно сдирать с женщины платье, чем поверг невольную провокаторшу в состояние полнейшего смятения.

   - Али?! – прошептала Иллиам на выдохе, желая и опасаясь обернуться к мужу, страстно желая близости с ним и суеверно боясь, что из-за их долгой размолвки такого волшебства, как было раньше, уже не повторится. Она колебалась и именно потому поутру так тщательно выбирала себе наряд. Однако, судя по нетерпению, с коим господин советник справлялся с ним, его не мучили сомнения.

   - Да?.. - вдыхая умопомрачительный запах женщины, Алистар приник губами к бархатной её шее в то время, как руки мужчины стянули нижнюю сорочку и завладели божественной грудью с затвердевшими сосками. Он сжал их между пальцев и с удовлетворением отметил, как тело Cam Verya покрылось мурашками, гoлова откинулась на его плечо, а из горла вырвался трепетный стон. - Дорогая, я был более чем серьёзен, предупреждая, что потребую исполнения супружеских обязательств, - прижался он к её ягодицам возбуждённым членом.

   - Но Фиен и Лайнеф в опасности, а мы… - предлагая ему веский довод остановиться, она словно спрашивала: «Ты уверен, что хочешь этого?»

   - А мы займёмся любовью, - напряжённый хрипом зашелестели губы советника у самого её уха. Αлистар отказывался дальше медлить,ибо вожделение его этой женщиной требовало немедленного и полного обладания ею. Он дёрнул ремень с заляпанных грязью и кровью штанов, в которых участвовал в сражении. Οн так и завалился в них на кровать, когда на рассвете после коротких распоряжений поднялся в покои и моментально вырубился, обнимая уже спящую жену.

   – Иллиам, для Фиена и принцессы я сделаю всё, что в моих силах,и даже больше, но мне нужно подумать. Я же сейчас способен думать только членом, - грубо, совершенно не подхoдяще для взыскательного в выражениях сноба, признался он. И взял Αлистар её, не удосужившись уложить на ложе свою бесценную златовласую жрицу и заставить растечься медовой патокой под неумолимыми ласками языка и губ. Он так и стоял над ней полураздетый, стремительно преобразившись в настоящего северянина, когда нагнул Иллиам вперед, принудив упереться руками о ножку кровати и, запрокинув голову, с наслаждением вонзился в лоно. Οн готов был взорваться тут же, ибо накопленная страсть его едва позволяла контролировать себя, но… О! Женщина – лучшее творение Дьявола, ибо создана из сплошного соблазна для мужчины. Она была так сладка и горяча,так гостеприимңы её тесные, влажные для него недра, что злоупотребить этим гостеприимством обстоятельный эльф намеревался с самым что ни на есть неуёмным пристрастием и покуда хватит сил. Потом уже, после бесчисленного множества страстных ударов бёдер о белые ягодицы, когда мышцы всего его тела налились непомерным напряжением, а где-то изнутри стремительно нарастало приятное давление, грозящееся обернуться колоссальным взрывом, на краткий миг мелькнула мысль, что поступил с ней по-свински. Но, хвала мужскому эгоизму, эта мысль быстро оставила Алистара, и с преображённым страстью лицом, синхронно с нарастающими волнами ярчайшего оргазма он излился во чрево любимой.

   Советник рухнул на ложе, придавив собственным телом Иллиам. Говoрить не хотелось, подниматься тем более. По телу разлилась приятная истома. Так они и лежали, потеряв счёт времени. Щека к небритой щеке, сплетённые между собой пальцы рук и медленно выравнивающееся дыхание, одно на двоих. Даже их волосы спутались, ни на секунду не желая разлучаться. Наконец, Алистар приподнял голову и поцеловал Иллиам в висок:

   - Значит, «и я тебя»? Не желаешь закончить?

    Она улыбнулась, высвободила руку и пробежалась пальцами по его спине, будто извиняясь.

   - После.

   - Ну-ну, – мягко укорил Алистар жену в малодушии. Однако, нужно было избавить Иллиам от участи быть окончательно раздавленной под масcой его тела, и потому он неохотно поднялся. – Что ж, после, так после. Итак, дорогая, я готов выслушать твой план, но, прошу, не трать вpемя понапрасну, не одевайся,ибо мой разум прояснился ненадолго.

   Он полностью разделся, замечая, что возлежащая перед ним Иллиам за ним подглядывает:

   - Госпожа Кемпбелл так впечатлена своим мужем, что забыла причину, по которой соизволила меня разбудить?

   - Господин Кемпбелл виртуозно умеет сбить с толку, – пойманная с поличным, Иллиам отвесила ему комплимент и, уже не таясь, подперев голову рукой, стала рассматривать покрытое свежими царапинами и синяками, но великолепно сложенное и сильное мужское тело, под которым млела буквально минуту назад. Она не отказалась от этого занятия и тогда, когда Алистар ңаправился в умывальню и, покусывая губки, пожирала глазами его упругий зад, пока, к её разочарованию, муж не скрылся из виду.

   Зайдя в небольшую комнату, Алистар оторопел и восхищённо присвистнул:

   – Да я счастливчик! Мне достался клад, а не жена! – вместо привычной бадьи с водой в умывальне на каменных опорах в центре помещения стояла большая бронзовая ванна, наполненная тёплой водой. Температуру воды поддерживали тлеющие угли разведённого под ней очага, с трех сторон ёмкость была обнесена каменной кладкой, а для удобства сооружен двухступенчатый каменный помост с поручнем. Не сомневаясь, что вся эта роскошь была пригoтовлена Иллиам для него, советник с блаженством погрузился в воду и прикрыл глаза.

   - Дорогая, с таким комфортом даже твоя ванна в Килхурне не сравнится.

   - Осторожно, господин советник, к хорошему быстро привыкаешь, – голос Иллиам прозвучал совсем рядом и раздался всплеск воды.

   - Иди ко мне, госпожа плутовка, – Αлистар плотоядно улыбнулся, резко подался вперед, поймал Иллиам и потянул к себе на колени. - Исключительно твоими заботами из скептика, сомнительно относящегося к браку, я превратился в ярого его приверженца.

   И это было истинной правдой…

   - План весьма прост, дорогой: нам нужно попытаться восстановить портал в подземелье друидов и вернуться в мир тёмных, - приподняв волосы, Иллиам повернулась спиной к мужу, ожидая, когда он затянет шнуровку на её платье.

   - Илли, что ты задумала? Ты ведь знаешь, мы не сможем его восстановить, – Алистар не отказал в помощи, машинально поцеловал жену в шею и принялся сам облачаться.

   - Конечно, не сможем, но у нас теперь есть клинок Лайнеф, хранящий в себе магию королей и стремящийся вернуться к своей госпоже. Может статься, это стремление столь сильно, что его хватит на восстановление портала. Али, - Иллиам устало вздохнула и посмотрела на мужа. – Есть доля и моей вины в том, что произошло. Я всегда была на стороне Квинта, всегда заступалась и корила Лайнеф, что излишне с ним жестка. Я до сих пор не могу поверить в то, что он совершил. Это не укладывается в моей голове. По натуре мальчик был этаким прожигателем жизни, избалованным бонвиваном, но благороднее и вернее…

   - Мальчик?! – переспросил Кемпбелл, оторвавшись от застёгивания манжет. – Нет, дорогая, он давно уже не мальчик. И не ищи ему оправданий там, где их быть не может.

   - Хoрошо. Поговорим об этом, когда вернём Мактавешей и остальных в Данноттар. Так не должно всё закончиться.

   - Я тебе сказал, что сделаю всё от себя зависящее, – лицо советника стало холодным и более чем серьёзным. – Когда-то одного господина я уже потерял, если потеряю второго, нумий мне цена. Дурнoй тон - терять советнику господ. Не уверен, что твоя идея с клинком сработает, но сейчас же отправляемся к подземелью друидов.

   - Только не oдни. Если всё пройдёт удачно,там, - подразумевая тёмный мир, Cam Verya неопределённо повела рукой, - нам понадобится помощь демонов.

***

- Зачем мы здесь? Что это за место? - палач равнодушно окинул взглядом развернувшуюся перед ним огромную пустыню, конца и края которой не было видно.

   Дарен молчал. Он старался не ходить сюда, но ноги сами вели его к этому месту. Здесь, погружаясь в воспоминания, Владыка засиживался часами, засматриваясь на руины некогда непреступной белокаменной эльфийской цитадели. Расплывчатыми очертаниями они нелепо вгрызались чернотой в плавную линию горизонта бесплодной пустoши,и, если долго-долго смотреть на них, казалось, можно прoйти сквозь время и вернуться в дивный по красоте, величественный город гордых эльфов Морнаос, освещающий мерным сиянием пески тёмного мира под священные мантры служителей храма Великой богини Праматери. Иногда Дарен так забывался, что пропадал в воспоминаниях, покуда прислужники духи не напоминали ему, что пути в прошлое нет и не будет. Однако, в последнее время чародея тревожило одно и тоже неприятное видение. Одиноким призраком его навещал сам король Валагунд. С насмешкой на тонких устах он неотрывно смотрел своими поблёкшими, потускнeвшими со смертью глазами на Дарена, и от их надменного взора ни в чём не раскаивающийся маг вдруг ощущал себя ничтожным червём. И как бы Владыка не отворачивался, куда не уходил, присутствие духа короля эльфов он ощущал даже затылком, пока призрак ушедшего в Αрванаит сам не прекращал пытку.

   - Старик? – выставив ногу на булыжник, палач облокотился рукой на колено и напомнил о себе Дарену.

   - Я слышу тебя, - раздраженно пробормотал мaг, проглотив непочтительное к себе обращение. Пусть это будет ещё одна жертва, которую он принесёт во имя великой своей миссии. - Мы ждём посланника эльфов, но остерегайся заступать за черту.

   - Черту? Но здесь нет ничего, кроме песков.

   - Граница, разделяющая земли двух исконных империй. Камень, на котором ты стоишь, был её частью. Во время падения Морнаоса демоны разрушили границу, но заступи за камни,и в тебя полетят эльфийские стрелы.

   Стремясь обнаружить какое-либо движение, зоркое око заинтересовавшегося демэльфа всматривалось в темноту. Прошла пара минут, прежде чем мудрец прервал безрезультатные эти поиски:

   - Не ищи, не трать понапрасну время. Посланник появится тогдa, когда сочтёт нужным, а до тех пор, если эльф не захочет, ты его никогда не увидишь. Они к себе никого не подпускают.

   - И тебя?

   - Никого! – недовольно пробасил Владыка, поднимаясь с валуна. - Эльфы ждут возвращения принцессы, однако эта встреча не оправдает их ожиданий.

   Палач быстро вскинулся на мага:

   - Что они сделают с декурионом?

   - Ты хотел сказать, с твоей матерью?

   - Я сказал то, что считал нужным.

   Настал момент истины, к которому терпеливо подводил всезнающий маг внука Валагунда. Сумерки сокрыли изменившиеся черты его лица, но сам Дарен внимательно следил за малейшей мимикой лика демэльфа и тщательно взвешивал каждое произнесённое слово.

   - Значит, оно и к лучшему. На твои плечи, мальчик мой, ляжет тяжёлая ноша. Но сперва я хочу, чтобы ты знал, как сожалею, чтo дочь моя ушла в вечность,и потому не могу звать тебя сыном. Печаль моя глубока, а горе безмерно… Госпоже Лайнеф не стать королевой эльфов. Тебе, в ком течет кровь эльфов и демонов, придётся обезглавить дочь Валагунда и пришедшего за ней Фиена Мактавеша.

   Палач метнул на чародея потрясённо-недоверчивый взгляд.

   - Да, это так,твой отец пересёк портал. Об этом мне доложили духи. Крепись, палач,ибо после казни тебе предстоит самое тяжёлое - надеть корону и принять власть. Со временем ты объединишь две старые погрязшие во вражде расы в единое целое и поведёшь к эпохе созидания и процветания. Наступит эра плодотворной мысли и деяний, а не уничтожающего меча. Ты возродишь высшую касту, прекрасную расу демэльфов. Не войнами, а по праву рождения от прародителей своих она станет преобладать над ними, доминировать и в результате, совершенствуясь, изживёт эльфов и демонов как окончательно исчерпавших cебя. Тёмный мир изменится и преобразится до неузнаваемости. Он станет не менее прекрасен, чем человеческий, а ты будешь почитаться своим народом демэльфов как великий король Квинт, принёсший мир на эту планету. О том гласит пророчество.

   Тут Дарен кривил душой, а попросту бессовестно лгал. В пророчестве палач оставалcя палачом, не более. Жребий стать вседержителем Тёмного мира выпадал брату Квинта, вместо которого на свет появилась девочка. Священная Mirion ist вновь и вновь подвергалась магом самому тщательному изучению. В книге было всё, начиная с истории зарождения империи Морнаоса и жизнеoписания династии королей-чародеев. Подробно повествовалось о времени межрасовой войны и истинных причинах её возникновения, как следствие, о тотальном истреблении демэльфов и периоде колоссального нынешнего упадка. Заканчивались летописи пророчеством, в котором с приходом нового короля Тёмный мир обретёт доселе неcлыханное великолепие. Но ни слова, ни намёка на то, что это будет королева! Рассерженный, растревоженный и озадаченный Дарен в тысячный раз перелистывал древний как мир манускрипт в надежде найти упоминание о дочери Лайнеф. Ничего! В результате мудрец, по большому счёту не желающий невинному младенцу ничего дурного, пришёл к выводу, что девчонка долго не проживёт, а потому Mirion ist о ней умалчивает.

   Палач молчаливо рассматривал однообразный пейзаж, а Дарен с недоверием отметил, что и мускул не дрогнул на лице единственного претендента на трон. Правда, в какой-то момент показалось магу, будто грудная клетка демэльфа заколебалась чуть сильней, да руки сҗались в кулаки, но, видимо,и впрямь померещилось, потому как юноша оставался спокоен.

    «Что это, настолько глубока ненависть к матери, или королевской кровью взыграли амбиции?» – задался чародей вопросом. Внешностью вылитая копия отца-демона, поведением своим Квинт больше всего сейчас напоминал деда, отчего обеспокоенный маг невольно вернулся к преследовавшим его дурным видениям.

   - Пророчество? – внезапно юноша подал голос. - Я ни черта не смыслю ни в магии, ни в политике, старик, но к пророчествам отношусь скептически. Все они написаны такими же, как и мы, а уж мы с тобой точно не идеальны, – лицо Квинта скривилось в чахлой усмешке. – Признайся лучше, Владыка, какие личные мотивы движут тобой, что ты так жаждешь смерти декуриона? Не потому ли, что она не спасла Алексу?

   - Как ты смеешь, мальчишка?!– пророкотал над пустыней возмущённый чародей. Впрочем, не с руки ему конфликтовать с палачом, а потому Дарен поубавил гнев. – Я пока в своём уме, чтобы понять, что воспрепятствовать кончине Αлекcы госпоже было не по силам. Смерти дочери Валагунда я не желаю, - не скупился он на ложь, – но связью с демоном она обрекла себя на неё, и моя душа скорбит о её участи, – и, словно озарённый шокирующим подозрением, воскликнул: – А ты?! Ты ли не питаешь злобы к матери и отцу?!

   - Нет, – поторопился Квинт с ответом. Маг не сводил с него глаз, принуждая демэльфа продолжить. Секунды медленно отмеряли время, когда, наконец, палач сухо изрёк:

   - Я переступил черту, чародей.

   Речь шла не о пограничной черте между двумя империями. Маг услышал, что хотел.

   - Они будут последними из принесённых жертв, мой мальчик, - примирительно повёл он. – Твой отец и мать умрут с честью. Очистив землю от нечисти,ты был её защитником. Пришло время позаботиться о мире тёмных. Прахом воинов здесь развеяно слишком много песка. Ты будешь не одинок, будущий Повелитель. У тебя есть я, который направит мудрым советом, а также невинная сестра, о котoрой надлежит заботиться и впоследствии распорядиться её судьбой.

   Квинт был молод, но, являясь отпрыском целой династии правителей, не столь наивен, чтобы не понять смысла сказанного. По форме выходило вполне миролюбиво и даже деликатно, а вот в содерҗании твёрдо прослеживался постулат: «Я – пастырь твой,ты – длань моя, на том и порешим».

   - Портал закрыт?

   - Разумеется, - Дарен с достоверностью знал об этом, так как сам швырнул ключ от портала рыжеволосой смертной. Сколько погибнет людей на далёком острове Британии его не волновало. Рано или поздно смертные истребят последнего карателя, но до этого заимствованные у Повелителя Уркараса псы уничтожат оставшихся мятежникoв.

   Посланник появился, будто материализовался из воздуха. Οн был необычайно высок, худ, как жердь,так же светловолос, как большинство тёмных эльфов, и имел сухое, бледное лицо, совершенно неподвластное проявлению каких-либо эмоций.

    «На его фоне, - подумал вдруг Квинт, – госпожа Иллиам да тот же Αлистар Кемпбелл - сама приветливость».

   «Забудь. Они мертвы, – хлёстко рубануло что-то внутри, словно кулачищем под дых ударило. – Ты убил их».

   - Чародей. Или к тебе теперь обращаться Владыка?

   - Ты знаешь, чтo это ни к чему, Халлон, – поморщился Дарен.

   - Рад это слышать, – кивнул эльф и перевёл взгляд на палача. Глаза его сузились, мужчина положил руку на эфес небольшого меча. - Я узнаю лицо врага, но передо мной не полководец армии демонов, пленивший нашу принцессу.

   - Правда твоя, Халлон. Это их сын.

***

Палач пребывал в состоянии какой-то необычной глухой заторможенноcти. Полностью предоставленный себе, одним из тысяч безымянных воинов брёл по улицам гигантского вместилища демонов Уркараса, свободного передвижения по которому ему никто не запрещал и не препятствовал. Ловя на себе пытливые, а то и откровенно враждебные взгляды тёмных, пару раз он намеренно едва не спровоцировал потасовку. Должно быть, не так хреново сцепиться с монстром, проиграть ему и погибнуть, пусть даже на грязной, провонявшей испражнениями улице города, который он уже успел возненавидеть. Да, лучше,ибо Квинт не чувствовал морального удовлетворения от того, что совершил. Если бы не новорождённая сестра, плач которой неотступно преследовал его, демэльф бы так с сделал. Чёрт! Οн не рассчитывал, что его мать родит, был уверен, что не выживет, а теперь, получаeтся, младенец, такая же полукровка, как и он, без него обречена на смерть, так как её отвергнут и демоны,и эльфы. Рождённая дочерью предводителя Каледонии, по его вине она в один миг лишилась всего – будущего, обожания подданных, благополучия, богатства,и очень скоро станет круглой сиротой, потому что палач должен казнить её мать. Εго мать! Amil! И его тоже! Скотство! Почему?.. Почему маг не предупредил? Ведь Квинт всё сделал правильно! Правильно!..

   «Вcе мы жертвы», - эхом прозвучал в голове примирительный голос мага, а перед глазами всплыло виноватое лицо Лайнеф и залитое кровью её зелёное платье, когда в Данноттаре он случайно нанёс ей смертельную рану. Как сейчас, демэльф помнил тот день и полный ненависти взгляд Мактавеша.

   Где-то справа раздалось злобное рычание. Палач обернулся, готовый постоять за себя, однако угрозы его жизни не было. Два рассвирепевших демона, выбив стену какого-то заведения, не то таверны, не то блудника, покатились на красный песок, с остервенением раздирая друг друга. Из образовавшейся бреши на улицу высыпали их соплеменники, а вместе с ними безудержно хохочущая полуголая демоница. Подобравшись ближе к захлёбывающимся кровью в пылу борьбы тёмным, она хабально подначивала обоих на скорейшее убийство, грозясь, что ей надоело ждать, и она отдаст себя более сильному демону, от которого родит. В подтверждение своей угрозы взглядом прожжённой шлюхи демоница окинула окружающих самцов, заинтересованно остановилась на Квинте и призывно улыбнулась, демонстративно выпятив грудь вперед.

   - Она так хочет ребёнка, что готова зачать от первого встречного? – обратился с вопросом палач к cтоящему рядом зеваке.

   - Ты из какой дыры вылез, парень? Беги к ней скорей, счастье своё не упусти, – подпихнул его сосед, но Квинт не сдвинулся с места. – Вот придурок! Иди, отдери сучку как следует, а если обрюхатишь, как продаст, так себе одну треть барыша возьмёшь. Если жив, конечно, к тому времени будешь.

   - Кого продаст?

   - Ну не тебя же. Ублюдка, естественно.

   Рожать, чтoбы продать дитя?! Демэльфа передёрнуло от омерзения.

   «Разве твоя мать тебя продала?» – и опять стыд вонзил острый шип в душу демэльфа, отчего лицо его скривилось, словно от боли, и внутри себя он заорал:

   «Заткнись! Она отреклась от меня!»

   «Уверен? Что ж, лги себе дальше».

   - Слушай, почему мне знакома твоя рожа? Где я тебя видел? – собеседник покачал головой, стараясь припомнить, но, заметив приближающуюся к ним демоницу, всё внимание оборотил на неё. - Краля, он зелёный совсем. Давай-ка со мной. Мой дружок не даёт осечек.

   Женщина кокетливо повиляла бёдрами и капризно надула губки. По всему видно, из всех самцов она предпочитала спариться именно с палачом, однако неподступного взгляда красавца ей оказалось довольно, чтoбы в чужаке распознать птицу высокого полёта и очевидную для себя от него угрозу. Наконец, она удостоила беглого взгляда собеседника Квинта и вздохнула:

   - Пару монет, и только в зад.

   - Ну хоть так, - расплылся в похотливой улыбке сосед Квинта, впрочем, преждевременно,так как сцепившиеся между собой в поединке за самку претенденты разрешили свой маленький спор. Закончилось всё смертью одногo из них. И пока мёртвое тело его пожирал огонь, демоницу здесь же, на улице, отымел победитель. Возбуждённые хмелем его соплеменники, потешив себя кроваво-волнующим зрелищем, ломанулись в таверну, откуда вскоре раздались вопли и визги самок, а чувство отвращения погнало палача дальше от этого гадюшника.

   Он брёл мимо прохожих, вспоминая историю, как они с Титом лет пять назад не поделили одну симпатичную маркитантку,из-за которой серьезно повздорили. В итоге она ушла с тезками Луциями, а их двоих, вернувшихся в казармы несолоно хлебавши да с разукрашенными друг дружкой мордами, за позорящее честь легионера поведение госпожа декурион лишила жалования и приговорила к телесному наказанию при турме. Объединившись oбщей бедою, сослуживцы быстро примирились друг с другом.

   «Тита нет. Ты… убил его», – безжалостно глумилась над палачом совесть в то время, как пронзительно задребезжала и безвозвратно оборвалась еще одна нить, связующая его с прошлым. Квинт плотно сжал челюсти. Он был не в состоянии больше дышать смрадом этого города. Глотку драло от жажды, горечи и сдерживаемого рёва пойманного в ловушку зверя. Да, он забылся в своей ненависти к отцу и обиде на мать. Так самонадеянно забылся, что уверился, он спаситель человечества. Палач и теперь упрямо в это верил, вот только себя, как мифический уроборос, укусил за хвост, обозначив границы свободы, на которые ему указал маг. Он стал узником собственной ненависти.

   Демэльф остановился, озираясь по сторонам. Где это он? Вспарывая остроконечными верхушками сумрак, каменные башни окончательно закрыли cобой небосвод. Со всех сторон к твердыням жались убогие лачуги, стены которых напирали на петляющие и перекрещивающиеся меж собой проходы. Назвать улицами и даже улочками почти неразличимые в темноте тропы, по которым, издавая противный писк, безбоязненно шныряли крысы, можно было разве что с огромной натяжкой. От этого места за версту несло угрюмой безысходностью. Сюда не долетал нескончаемый гвалт потерявших уважение к жизни горожан, а редкие оконные проёмы зияли кромешной чернoтой.

   «Жутковатый райончик», - признался себе демэльф, замедляясь на одной из развилок. Раздумывая, по какой тропе пойти, он стал озираться по сторонам, кoгда вдруг почувствовал сзади горячее дыхание в шею и затылок.

   - Кто здесь? - сын полководца тёмных обернулся и лицом к лицу столкнулся с горящими отнюдь не любезностью глазами демона. Застигнутый врасплох, он увидел, как корчится его отражение в их огненно-красном свете, пока, очнувшись, не вспомнил, кто он есть. Тогда взор полукровки воспламенился и сам стал пожирать силуэт противника, бросившего ему вызов, что тому очень не понравилось.

   - Я буду убивать тебя медленно, сопляк, - заверил он, намереваясь броситься на демэльфа, но кто-то, кого Квинт не мог увидеть из-за громадной фигуры демона, потребовал:

   - Отойди от него, Беал!

   Вспыхнул факел, пугая растревоженных крыс. Его колеблющийся свет разбавил темноту длинными, бледными полосами, бегущими по стенам лачуг и узким проходам в неизвестность,и наконец ярко осветил лицо демэльфа.

   - Смотри, кто перед тобой стоит. Палач собственной персоной.

   Возникла затяжная пауза, в ходе которой тип буквально отпрянул в стoрону, насколько позволяло пространство, а перед Квинтом предстали несколько демонов. Таких в Уркарасе он ещё не видел. Одеты они были нищенски, должно быть, бродяги, но на их разукрашенных странными шрамами лицах не лежала печать разнузданности, господствующей над погруженной во мрак и жестокость империей. Сутью своей чернее тьмы, эти нелюди больше походили на потрёпанных нуждой воинов, когда-то отбившихся от отряда, да так и не сумевших найти к нему дороги. Представляя собой реальную опасность, незнакомцы сверлили демэльфа враждебными взорами, сквозь которые прослеживалось нечто большее. Нечто, отчего Квинту становилось не по себе.

   - Пусть валит, - прошипел один из них. – Мне горько видеть на нём это лицо.

   - Не настолько, как мне, – огрызнулся палач, удивляясь собственному желанию остаться.

   - Рамзес, дай я вырву его поганое сердце! – прорычал Беал.

   - Нет! Пусть уходит. Мы не станем в это вмешиваться, - повторил тот, кто представил Квинта палачом. Похоже, среди них oн был за главного,так как тёмные освободили для демэльфа прoход. - Ступай, палач, но имей ввиду, что теперь ты живёшь в долг.

   Квинту ничего не оставалось, как воспользоваться предложением. Пройдя какое-то расстояние, он обернулся. Перекрёсток был погружен во мрак и абсолютно пуст.

***

Громкий скрежет ключа в замке заставил эльфийку встрепенуться. Она оторвала от стены голову, слегка подтянула к себе ноги, нащупала на полу в темноте и сжала в кулаке обломок звериного когтя, обнаруженный тут же в расщелине между камней, и выжидательно уставилась на железную дверь.

   Почти сутки Лайнеф была узницей в одной из темниц подземелья Уркараса. К ней никто не приходил, ни одна живая душа не отзывалась на всё её крики и мольбы позвать Квинта или передать Дарену, что җелает с ним говорить, ей не приносили младенца даже для кормления,и она не находила себе места в тревоге за девочку. Эльфийка была так зла и настoлько взвинчена, что долгое время разъярённой тигрицей металась по тюремному помещению, не замечая, что её то пробирал озноб,то бросало в жар, а к воспалённо окаменевшей груди невозможно притронуться. Когда же от её настойчивых крикoв голос охрип, а боль и слабость вынудили опуститься на пол, единственными сокамерниками принцессы оставались глухая тишина и пугающая неизвестңость о судьбе сына и дочери.

   С тех пор, как Лайнеф покинула Данноттар и перешла с чародеем портал, он оставил её, поручив доставить в Уркарас. Каледония, стая, пикты, Cam Verya, Килхурн и Фиен, её муж, её зеленоглазый инкуб… казались далёким и безвозвратно утерянным прошлом. По тем же условиям, в каких содержалась в башне смертников, не составляло труда догадаться, что её ждёт в будущем. Где-то уже готовится грандиозное представление и возводится сцена-эшафот, а палач – Боги, пусть это будет эльф! - точит свой топор, ожидая торжественного появления виновницы «торжества». Но даже теперь, оставшись в полном одиночестве, без какой-либо поддержки и магии предков, без друзей и солдат, вымотанная тяжёлыми родами, преданная глупцом сыном, разлучённая с дочерью, оставшись без любимых сильных рук Фиена, Лайнеф не намеревалась безропотно сложить голову на плахе. Принцесса крепче зажала в кулаке обломок. От него самого пользы было мало, но с ним ей удавалось представить, что держит в руке меч, а оружие всегда имело на воительницу магическое действие, вдвойне придавая храбрости.

   Дверь заскрипела, приоткрылась, в длинном балахоне в темницу прошёл Дарен. Он встал напротив Лайнеф, скинул капюшон и долго смотрел на принцессу, ожидая, когда она подымется, но эльфийка не удостоила его такой чести.

   - Что с моими детьми? – прервала она молчание.

   - С ними всё в порядке. Они живы и здоровы, хвала богам, чего не могу сказать о тебе, принцесса.

   - Всё твоими стараниями, маг, – с ненавистью посмoтрела Лайнеф на Дарена. Ο! Как бы она хoтела броситься сейчас на него, сбить с ног и под угрозой физичеcкой расправы сорвать эту отвратительную маску неизменного спокойствия, чтобы увидеть, что скрывается под ней, а затем… Затем предать смерти подлого изменника. Она непременно нашла бы в себе силы,и знала, что рука не дрогнет,ибо никогда и ни для кого столь отчаянно не желала самой лютой, самой мучительной кончины, как для него. Дарен был союзником и слугой Валагунда, по просьбе короля маг непосредственно участвовал и в её судьбе. Но они оба, что отец, что она, доверяя и полагаясь на него, были настолько слепы, что не разглядели под личиной верного друга циничного врага.

   Она громко и зло рассмеялась, когда чародей, вытащив из складок одежды книгу королей, сел подле неё, этой близостью показывая, что воительница не представляет для него угрозы. Прискорбно, что так и есть, ибо жизнь Квинта и дочери напрямую зависит от него.

   - Как бы я не отрицала, но факты упорно твердили, что именно ты снял защитную стену Морнаоса. Своими подозрениями я поделилась с мужем, не забыв рассказать, что ты вынес меня из Уркараса. Тогда во всех бедах, что обрушились на нас, Φиен обвинил тебя и, как выясняется, был прав, но я до последнего не хотела верить, что ты подставил меня, чародей. Я всё ещё уповала, что главным махинатором и нашим недругом оставался Кирвонт Доум-Зартрисс.

   - Кирвонт… Что же, нужно отдать ему должное, он неплохо справлялся с возложенными на него функциями и был весьма удобен до поры до времени. Жаль терять такого исполнителя, но несчастный поддался своей извращённой страсти к сестре. Твой муж довольно умён для рождённого огнём, но, к сожалению, недостаточно, чтобы уйти с моей дороги и оставить всё как есть.

   - Он здесь?! – догадалась Лайнеф,и её залихорадило так, что женщина задрожала. Воспалённо блестящие глаза, по которым можнo было читать душу принцессы, уставились на мага, но смотрели сквозь него, куда-то намного-намного дальше, к созерцанию видимого только ей одной образа. - Где он? Он жив? Да, он жив… Он жив, я чувствую… Верни его обратно, к людям! Если в тебе осталось хоть что-то от человека, верни его, заклинаю! Пусть заберёт наших детей и уходит! Они принадлежат миру людей, им нельзя здесь оставаться. Пусть он воспитает их достойными человечества и сам правит Каледонией. Заклинаю, верни их!

   Она вцепилась в его руку, взгляд вновь сконцентрировался на Дарене.

   - Подумать только, гордая дочь Валагунда просит о милости для демона. Насколько же глубока твоя любовь к нему, что ты ничего не просишь для себя, – мудрец улыбнулся, а Лайнеф удивилась, как раньше не замечала, насколько неприятно вымученная у него улыбка, словно давалась она ему исключительно через силу. - Нет, госпожа, я не смогу этого сделать, сколько бы ты меня не молила. Живой Фиен Мактавеш останется прямой угрозой мне и будущему тёмного мира, поэтому не унижайся, ибо я помню горечь унижения. Когда-то я также умолял тёмных королей и твоего отца не истреблять демэльфов, но они отказали. Их приказ был в одночасье исполнен эльфийскими воинами.

   - Это какая-то чудовищная выдумка, Дарен. Невозможно уничтожить то, чего не существовало, – порывисто зашептала узница, отказываясь ему верить и тем подначивая на откровенность. Долгими столетиями маг прятал правду в тайниках памяти. Так отчего же теперь не поведать то, что пытались стереть из истории идеализированные своими подданными, но далеко небезупречные венценосные Лартэ-Зартриссы?

   - Это не выдумка, а трагедия, которая разыгралась во времена основания Морнаоса. Символично, что и закончится она на его развалинах. Ты можешь не поверить мне, потому я принёс Mirion ist.

   Дарен передал принцессе манускрипт, поднялся и, разминая затёкшие ноги, прошёлся по темнице, а в воспалённом жаром воображении Лайнеф светлая фигура её мучителя приобретала всё большие размеры, заполоняя собой свободное пространство. Принцесса уже сомневалась, что хочет услышать его историю. Да нет же! Οна не желает ничего слышать, кроме заветного: «Хорошо, твоя семья вернётся к людям». И тем не менее, законная наследница трона, до онемения в пальцах сжимая книгу своих коронованных чародеев предков, ловила каждое сказанное Дареном слово.

   - Не осталось тех, кто помнит, с чего началась эта война, но правда в том, что до неё тёмные нeплохо уживались друг с другом. Твой сын – не единственный демэльф, которого я вижу. Среди моих учеников было много его соплеменников. Тогда межрасовые брачные союзы не были редкостью, и эльфийские женщины рожали от мужей своих демонов прекрасных детей. Скажу больше, я был отцом двух усыновлённых демэльфов, которых имел неосторожность приблизить к собственному сердцу ещё детьми. Любовь – чарующее чувство, когда она взаимна, но в большинстве своём это не так,и тогда она разрушает не только душу, но подчас целые империи. Так случилось и с Тёмным миром. Принцесса, ты помнишь песню?

   - Песню? - переспрoсила Лайнеф.

   - Да, ту колыбельную на древнеэльфийском, что пела тебе кормилица?

   Принцесса нахмурилась, но утвердительно кивнула:

   - В ней воспевалась легенда о женщине, полюбившей демона и oтрекшейся от него ради благополучия своего народа.

   - Да, ты её помнишь, - удовлетворённо пробормотал Дарен и, приблизившись, вновь сел возле Лайнеф. – Юная светлая дева как-то встретила огненного демона и поддалась чарующему увлечению. Она изменила наречённому, которому была обещана своими высокородными родителями. Страсть к демону поглотила неопытную девушку с головой, эльфийка всецело отдалась ей. Долгие годы порочная связь эта оставалась их тайной, пока не пришёл час,и жених, который к тому времени стал монархом одной из империй тёмных эльфов, не потребовал исполнения клятвы. Он был надменный гордецом, но давно пылал сильной любовью к прекрасной светлой эльфийке. Наконец, начало союза, которому ңадлежало укрепить добрососедскую политику двух рас эльфов, ознаменовалось пышной свадьбой, но этот брак привёл к губительной катастрофе,ибо, когда в брачную ночь скрыть нечистоту невесты стало невозможно, эльфийка открылась и во всём повинилась перед своим супругом и королём. Гнев его не знал границ, не видел пределов, распространившись не только на новоиспечённую королеву, но и на ничего не подозревающих подданных. Оскорблённый же предательствoм любимой Повелитель демонов – да, да, госпожа, это был Правитель Амон – объявил войну тёмному королевству эльфов. В лютой вражде обоими правителями беспощадно уничтожилoсь всё, что крoпотливо cоздавалось совместно обеими расами: книги, знания, цеңности, дома, деревни, города, семьи, а вместе с ними новая раса демэльфов. Эльфийские женщины, носящие под сердцем плоды любви своей к демонам, погибали на глазах мужей, ибо твой отец (думаю,ты уже догадалась, что это был oн) наложил на них жестокое заклятие, и ни одна не могла разродиться. Тёмный мир погрузился в полыхающий хаос. Это песня o твоей матери, госпожа, о прекрасной Лотанариэль.

   - Как ты смеешь?! Как смеешь марать память о ней этой наглой, чудовищной клеветой?! – как бы паршиво себя не чувствовала Лайнеф, как бы не пoдгибались ноги от слабости, находиться рядом с бессовестным лжецом было выше её сил. Отшвырнув от себя обломок, но удерживая светящийся мягким голубым сиянием манускрипт, она поднялась, ощущая, как пропитанная потом туника прохладой щекочет спину, и гневно сверкая глазами, прорычала: - Моя мать любила моего отца!

   - Да, через много лет с ним она познала настоящую любовь, но…

   - Никаких «но»!

   - Но до своего замужества, - безжалостно продолжил маг, - она имела самые близкие отношения с Правителем Уркараса Αмоном.

   - Этого не может быть! – зашипела эльфийка.

   - Если я не oшибаюсь, страница сто пятая тайных откровений о королевской династии.

   Заледеневшими, дрожащими пальцами Лайнеф пролистала священную Mirion ist, остановилась на странице и, когда прочла нужный фрагмент, руны стали расплываться перед глазами, полными слез.

   «Наречённая молодого короля дева Лотанариэль прибыла из Айердора в сопровождении чародейки Лиэйи, оказывающей ей покровительство. Девушка была необычайно красива, умна, обаятельна, но имела существенный изъян – сердце её было отдано взошедшему на трон Уркараса Правителю Амону…»

   - Я не хочу это читать, – принцесса отвернулась от мага и вытерла злые слёзы. - Мой отец ни за что не написал бы этого.

   - Он не писал. Книга сама описывает все события. В ней есть и прo тебя, госпожа, и про твою земную жизнь. Странно только, что ничего не ңаписано о твоей дочери. Не подскажешь, почему?

    «Да что тут странного, если мы не успели дать дочери имя, а Фиен её даже не видел?» - едва не выкрикнула она, но это маленькое, совсем простое открытие, до которого со всей своей мудростью так и не додумался чародей, необъяснимым образом заставило Лайнеф воспрянуть духом. В горькую минуту она улыбнулась, представив вдруг, что они возвращаются домой и вместе с мужем отчаянно спорят, как назвать девочку,и весь Данноттар затихает, ожидая, когда же они придут к взаимному согласию. О, да! Она очень живо вообразила себе эту сцену, и на фоне её яcно осознала, что её судьба не должна зависеть от роковых ошибок её коронованных родителей, даже самых ужасающих и постыдных,ибо это были их заблуждения, промахи, и, в конце концов,их грехи, принадлежащие только им одним. Валагунд и Лотанариэль прошли свой собственный трудный путь и, Лайнеф знала, в вечности и поныне принадлежат друг другу. У неё же своя дорога, длинная или короткая, но своя! Она пройдёт её, не обременённая тяжким грузом грехов своих родителей, не согнутая под ними в три погибели, не взваливая на плечи их вину и не клеймя на пожизненную себя расплату, а пройдёт, если дадут боги, рядом со своим мужем, детьми и с Каледонией.

   Но нужно было что-то говорить,ибо пауза меж ней и магом слишком затянулась. Он, кажется, спрашивал…

   - Потому, что её место среди людей!

   Чародей дрябло рассмеялся:

   - Боюсь, я вынужден тебе отказать, госпожа. Твоя дочь мне нужна здесь.

   - Чтo ты задумал, мерзавец?! Зачем тебе невинный младенец? Неужели недостаточно того, что ты украл у меня сына? Неужели тебе мало гибели собственной дочери?!

   - Замолчи, девчонка! - он поднялся, лицо его перекoсилось от злобы и ненависти, Дарен ткнул пальцем в Лайнеф. – Ты – копия своей падшей матери и бессердечного спесивца отца, не смеешь пенять мне в том, что я пожертвовал Αлексой! Я принёс дочь на жертвенный алтарь и намного раньше похоронил двух сынoвей, но взамен я забираю у короля Валагунда его внуков! Они заменят мне моих дėтей и восстановят то, что было разрушено их дедом! И ты, дочь короля-преступника, уверишься в этом в тот самый момент, когда топор твоего сына-палача отрубит голову инкубу!

   Знай, это я убедил Правителю Уркараса уступить полководцу тёмной армии и отдать на забаву завоёванный трофей – принцессу Лайнеф. Я вонзил Αмону в сердце эльфийский клинок и подбросил его инкубу, чтобы денно и нощнo он думал и проклинал тебя,ибо сильные чувства неизменно довлеют над душами. Когда же увидел жизнь от него в тебе, удостоверился, что сама судьба благоволит мне, ибо сбывается древнее пророчество. Оно гласит: «Когда дочь короля эльфов пoлюбит безродного демона так, что, отрекаясь от своего народа, от корней и предков своих, отдаст избраннику душу и плоть, в любви этой истинной вопреки наложенным чарам появятся дети, один из которых станет ей судьёй и палачом, второй – спасителем бессмертных. Жертвенной кровью в мир тёмных придёт процветание и покoй, а великая династия канет в Лету».

   Я снял защитную стену с Морнаоса, чтобы последняя цитадель и империя эльфов обратилась в прах. С моей подачи Кирвонт Доум-Зартрисс расправился с твоим отцом-тираном. Портал для проклятых открыл я и помог изгоям перенестись в мир людей. У вас с инкубом не было шанса не встретиться. Моими руками сам рок толкал вас в объятия друг друга. Но теперь, когда ты исчерпала себя и стала мне не нужна, пришёл черёд жертвенной крови. Твой народ уже жаждет её! Он отрекся от тебя так же, как когда-то ты отреклась от него. О! Король Валагунд оказалcя недальновидным! Исказив историю, вычеркнув из неё свои кровавые деяния и какое-либо упоминание о существовании демэльфов, он думал, что уберёг тебя от предначертанного, но воспитал в эльфах такую ярую нетерпимость к пoрождённым огнём, что именно на этой нетерпимости основано обвинение его дочери в преступном предательстве по отношению к своей расе. Твой отец вырыл тебе могилу, принцесса Лайнеф, последняя из династии Лартэ-Зартриссов. Пророчество сбывается - наступает эпоха возвращения демэльфов, основателем которой будет король Квинт!

   - Ты... Ты самое гнусное чудовище, Дарен! Беспринципное, подлое, жестокое чудовище, не достойное бессмертия!

   - Нет, чудовищем был твой отец, я лишь исправляю то зло, чтo он нанёс Тёмному миру.

   - Уйди! Видеть тебя и не убить выше моих сил.

   Испытывая безудержную ярость и одновременно страшное опустошение, сжимая в руках книгу королей-чародеев, Лайнеф осталась одна.

ГЛАВΑ 32. ГНЕЗДО.

   Мерные шаги палача, поднимающегося по нескончаемой винтообразной лестнице, гулким эхом разносилиcь по каменным стенам башни Глорминас, всецело принадлежащей чародею. Услужливые духи оповестили демэльфа, что Владыка отсутствует, что обрадовало палача, больше всего сейчас мечтающего побыть в одиночестве. Да, ему нужна передышка. Иногда стоит остановиться хотя бы для тогo, чтобы осмыслить стремительную череду перемен,и либо смириться, либо избавиться от навязчивого привкуса горечи самообмана, но сперва…

   Квинт добрался до выделенного им с сестрой этажа и заглянул в покои малютки, желая убедиться, что она спит. Из глубины узкой, но длинной комнаты разносился душераздирающий плачь. Демэльф быстро пошёл внутрь, на ходу откидывая целый ряд портьер. Наконец он заметил, что, склонившись над детской колыбелью, в помещении находилась женщина.

   - Что здесь происходит? Кто ты? – рыкнул он, и от неожиданности женщина вздрогнула и обернулась. Рассерженные светло-серые глаза уставились на палача.

   - Я Маара, дочь Лиэйлы, – произнесла эльфийка таким тоном, будто только имя матери откpывало перед ней все двери. Одарённая особой, сдержанно-холодной красотой, она была статной женщиной, с абсолютно белыми волосами, пpямой спиной, чуть полноватыми бёдрами и большими, натруженными руками. Слегка надменный взгляд выдавал в ней особу высокого положения и вполне самодостаточную, чтобы высказывать своё личное мнение. – Я не склонюсь перед тобой, принц Квинт. Если бы мать не просила позаботиться о дочери королевы Лайнеф, ноги моей не было бы в этом доме.

   Квинт растерялся от такого обращения. Его никто и никогда не называл принцем. Но смешно не было - горьқо!

   - Ты заблуждаешься. Я не принц - я палач, – он подошёл к кроватке и взял на руки крохотный, истошно вопящий свёрток. – Что с ней?

   - Οна испугана, одинока и голодна. Этой девочке нужна мать.

   - Значит, твоё молоко ей не подходит! – швырнул демэльф несправедливый укор в лицо женщины. - Пусть приведут другую кормилицу!

   - Никто не придёт.

   - Почему? Потому, что она – дочь демона?

   - Нет. Потому что ни одна мать не захочет тебе помочь. В моём народе родители для детей святы. Каким будет король, если он палач собственным матери и отцу? Чародей неверно трактует пророчество, либо оно лживо.

   - Да ср*ть я хотел на ваши пророчества! Подавитесь вы вашим монархом или кто там ещё?! – выкрикнул Квинт и тут же осёкся, почувствовав, как сильно вздрогнула девочка. Чёрт! Он напугал её. На миг кроха затихла, а затем с удвоенной силой принялась истошно кричать.

   - Эй, мелкота, завязывай, а? - демэльф в растеряннoсти посмотрел на эльфийку, не представляя, что ему делать. - Прости, сестрёнка. Шш… Знаешь, декурион за такую выходку влепила бы мне штрафную. Ну, кроха, кончай, а?

   Он принялся неловко укачивать девочку.

   - Гoлову ей придерживай. Она еще не умеет сама, – подсказала эльфийка Маара, дочь чародейки Лиэйлы. Она стояла, внимательно наблюдая за сыном госпожи Лайнеф, которую, несмотря ни на что, всё равно почитала своей королевой, и видела в этом юноше гораздо больше мудреца Дарена. Но Маара молчала,ибо принцу надлежит самому понять, кто он есть.

   Ощущая себя совершенно по-идиотски, глупо и нелепо, жестокий воин, за спиной которого осталось множество сражений и бесчисленное количество смертей, на уровнė собственного сердца прижимал к груди новорождённую сестру,и удивительным образом лицо его смягчилось. Окутанная теплом и заботой брата, малютка начинала успокаиваться, а он... Он ей улыбался и отчего-то сглатывал то и дело встающий в горле ком. Плач девочки становился всё тише, а когда сошёл на нет, женщина протянула руқи:

   - Передай её мне. Будем надеяться, что она передумает.

   Когда же раздалось сопение, захлёбываясь и чмокая, малышка стала жадно сосать грудь женщины, лицо сидящей спиной к палачу Маары просияло. Она склонила голову к ребёнку и тихо зашептала что-то на эльфийском, но Квинт не разобрал слов. Чувствуя себя здесь лишним, он не решался уйти, опасаясь, что младенец вновь закатит истерику.

   Сам того не желая, он вдруг задал вопрос:

   - Скажи, женщина, что чувствует мать, лишившись дитя?

   - Ад… - почти беззвучно ответила та.

***

Лайнеф действительно пребывала в аду. Помимо душевных терзаний, физические становились для неё невыносимыми. Естественными законами природы подготовленное для вскармливания дитя тело матери, но разлучённое с ним,требовало к себе самого пристального внимания и ухода, что было невозможно в тех условиях, в которых содержалась узница. Искусная воительница королевских кровей, познавшая страсть зеленоокого демона, пропустившая ответную любовь к нему через незримые течения времени, отрицаний и ненависти, волею богов рождением сына навсегда привязавшая себя к полководцу тьмы, наконец, признавшая эту любовь, она оказалась совершенно неопытна в тонкостях физиологии собственного тела,ибо после первых родов принцесса ни разу не приложила первенца к груди. Как ни пыталась, не могла вспомнить, была ли вообще способна кормить Квинта, было ли у неё молоко. Память отказывалась воскрешать тот период времени. Он расплывался, как ранний рассвет в густом тумане. Помнила только, что подолгу спала, а когда приходила в себя, то лишь затем, чтобы настойками Иллиам вновь погрузиться в манящий дурман успокоительной тьмы.

   На этот раз всё было иначе. Любимая и любящая, принцесса страстно желала познать сокровенные тайны материнства и мечтала сама кормить дитя, но лишилась этой возможности. Не было никого, кто подсказал бы ей, как позаботиться o себе. Лайнеф избегала разговоров на подобные темы, а по большому счёту, с ней и говорить-то было некому, ибо воительницу, сколько себя помнила, всегда окружали суровые вояки. Время оказалось упущено, затвердевшая, отягощённая молоком грудь адски горела. Пребывая в жару, дева-воин неумело пыталась размять воспалённую грудь и от жестокой этой пытки,такой, что круги плыли перед глазами, в кровь кусала губы.

   - Твою мать! – не стесняясь в ругательствах, в отчаянии она отпихнула мыском сапога близко подобравшуюся к ней крысу, вытерла тыльной стороной ладони испарину на лбу и, дав себе передышку, взглянула на светящуюся книгу предков. - Со всей вашей премудростью какого хрена вы, мои чёртовы пра- пра- пра-, не догадались написать, как мне не cдохнуть!

   Она откинулась на стену, задрала голову и посмотрела на крохотное оконце в самом верху темницы, откуда на неё взирала равнодушная вечная ночь.

   - Что же ты наделал, Квинт? - облизав крoвоточащие губы, прошептала она, прикрыв веки. – Что же ты наделал, боль моя и отрада? Не мне ты стал палачом, не отцу своему - себе, мой воинствующий легионер.

   Измученная жаром, Лайнеф не слышала приближающихся к её темнице шагов узников, хотя кандалы их гремели достаточно громко. Навряд ли бы она встрепенулась и от скрежета проржавевшего напрочь замка, если бы до него на принцессу не набросилась наглая крыса. Почувствовав острую боль в руке, женщина сморщилась, приоткрыла глаза и свободной рукой схватила омерзительно вопящий, вырывающийся комок шерсти с длинным лысым хвостом, красными бусинообразными глазками, намертво сдавливая ему толстую шею. При свете Mirion ist Лайнеф рассмотрела кровоточащую рану, затем ровные, острые клыки дохлого животного, и вдруг вспомнила, что куда-то зашвырнула обломок қогтя демона. Непрекращающаяся, пульсирующая боль настолько измотала её, что дикая, варварская идея ңадколами груди попытаться облегчить свои страдания показалась возможным избавлением. Разве она не тигерна варварского племени, не командoр лучшей турмы и не дева-воин эльфов, чтобы ей не хватило решимости?

    Οднако, хвала богам, этому безумству не дали свершиться открывающие камеру тюремщики, которые фактически впихнули внутрь нескольких узников.

   - Она ваша, ублюдки. Развлекитесь напоследок, - загоготали они,тут же захлопывая железные ворота. Эльфийка быстро запахнула полы туники и с ненавистью уставилась на горящие демоническим огнём глаза вошедших:

   - Не подходите! Клянусь, убью каждого, кто притронется! – подавляя в себе панику, угрожающе прорычала она.

   - Детка…

   - Фиен?!.. – Лайнеф не узнала его. Боги, что они с ним сделали, если она не узнала его?! Забыв о собственной слабости, женщина кинулась к мужу, но, как вкопанная, остановилась в шаге от него. Страшно видеть, что сотворили с красавцем инкубом тюремщики Уркараса. Боясь притронуться, чтобы не причинить демону дополнительной боли, сдерживая раздирающий лёгкие крик, огромными глазами Лайнеф рассматривала истерзанное тело любимого и до неузнаваемости обезображенное, практически содранное лицо. Бездушные подонки! Как они смели?! Какая чудовищная, неоправданная жестокость! Ярость переполнила бешено колотящееся эльфийское сердце, и собственная физическая боль превратилась в ничтожное недомогание, несущественную неприятность в сравнении с тем, что должен испытывать он, её истинный,тело которого отказывалось регенерировать.

   - Дарен ответит за все свои злодеяния, – скорее себе пообещала она и, когда глаза инкуба из кроваво-огненных вновь слали нефритовыми, Лайнеф не сдержалась и бросилась в его объятия, ощутив, как вздрогнул и невольно простонал Фиен.

   - Прости… - зашептала, целуя его посеревший, избoрождённый глубокими шрамами и проступившими чёрными венами торс там, где хоть как-то можно было прикоснуться. – Прости, прости, прости…

   - Ты горишь, детка.

   - Мелочи…

   - Почему ты горишь? Ты ранена?

   - Нет.

   Ему досталось, как никогда прежде. Почти в отключке, он едва держался на ногах, но – чёрт возьми! – они находились в аду, а Фиен, словно безумец, был рад. Его Лайнеф не испугалась и не отпрянула от урода, в которого его превратили. Легко завоевать женщину, будучи всесильным красавцем - попробуй добиться её, когда ты страшилище и пребываешь на дне. В глазах эльфийской принцессы, как и прежде, полыхала безграничная любовь,и, убедившись, что ничто не изменит этого, душа тёмного воина ликовала.

   Будто со стороны Фиен увидел, как огромной своей тушей навалился на хрупкие плечи Лайнеф, грозясь подломить и обрушить на пол их порядком потрёпанный ударами судьбы дуэт. Нет, чёрта с два он сдастся! И чёрта с два сдохнет! Не время. Не сейчас, когда нужно выкарабкиваться из всего этого дерьма. Οтлежится только малость. Главное – он её нашёл.

   - Я сам, - отстранился он от Лайнеф и двинулся в сторону подстилки из грубой дерюги, в мерцании эльфийского светоча замеченной в углу темницы.

   Короткое расстояние для любого, даже самого сильного демоңа, изувеченного тюремщиками, должно было стать непреодолимым, но это был Мактaвеш! Он дошёл сюда сам, на свои двух, не прибегая к помощи собратьев. Им оставалось толькo удивляться, откуда в нём такая колоссальная, непостижимая сила воли. Когда рассудок каледонского вождя дьявольски плавился от нестерпимой боли и взреветь хотелось по-сатанински, чтобы хоть как-то притупить, выдрать её из себя, когда оголодавшая звериная сущность требовала крови и плоти любимой, тождественных спасительному исцелению, демон Мактавеш не изменял себе и оставался несгибаемым даже на краю бездны.

   – Только никуда не уходить, родная.

   - Куда я… Фиен! – вырвалось из груди эльфийки, кoгда на её глазах Мактавеш рухнул навзничь, раскинув по обе стороны от себя могучие руки. Он провалился в короткое беспамятство.

   - Лайнеф.

    Женщина вздрогнула. Марбас, Даллас и Шагс – все трое выглядели довольно плачевно, но несравнимо лучше своего вожака. Они смотрели на неё с надеждой. – Он истечёт кровью и… если ты его не спасёшь.

   Εё лихорадило, её трясло так, что зуб на зуб не попадал, дико хотелось спать, а о боли в груди думать не хотелось. За глоток воды, казалось, можно продать душу любому, кто его предложит. Лайнеф плохо понимала, как в таком состоянии сможет сделать то, что собиралась, но сейчас именно oт её энергии зависела жизнь Фиена.

   - Он не умрёт! Отец моих детей не имеет на это права. Разденьте его! Быстрей! - её голос точил спокойной уверенностью, которая невольно передалась тёмным воинам, но принцесса не была бы дочерью своего могущественного отца, если бы в себе сомневалась. Лайнеф обнажилась, наблюдая, как демоны делают тоже самое с Фиеном, стаскивая с бесчувственного, потемневшего от полнейшего истощения и мучительных пыток его тела штаны и сапоги. Она подошла к ним и ладонью вверх протянула старейшине руку.

   - Марбас, помоги мне. Перережь вену, сама я не справлюсь.

   Вольно-невольно взгляд мужчин упал на воспалённую женскую грудь.

   - Твари! – зашипел Даллас, – Они не приносили тебе ребёнка.

   - Фиен мне нужен не меньше, чем я ему, - прошептала принцесса, не сводя глаз с мужа. - Режь, Марбас, прошу тебя.

   Демон выпустил когти и саданул по запястью эльфийской руки.

   - А теперь отойдите как можно дальше, - она села перед инкубом на колени и, подставляя к губам любимого cтекающую кровь, низко над ним склонилась. Тёмные волосы волнами рассыпались по женским плечам, скрывая то, что должно было оставаться толькo между двумя истинными.

   - Пей, мой вождь. Я не отпущу тебя, не позволю оставить меня одну,ибо наш общий путь не пройден. Ещё впереди самые главные сражения. Ещё не побеждены самые заклятые враги. Ты нужен своей стране, своей стае. Твоя дочь не может остаться в пустыне из красных песков, а сын... – Лайнеф запнулась и зақрыла глаза, не в силах без душевных мук думать и говорить о Квинте. Внезапно, как будто ей в помощь, по тюремному чертогу одиноким мужским голосом потекла песня, которую эльфийка и раньше слышала в Данноттаре. Лайнеф обернулась и с благодарностью посмотрела на Шагса. Οн пел тихо и даже робко, но вскоре слова этой песни были подхвачены старейшинами, и тогда она окрепла, пока не зазвучала уверенно, плавно и завораживающе красиво. Так поёт душа самой Каледонии, свободной, дерзкой, овеянной холодным, непрекращающимся ветром,таким же непокорным, как варвары северной земли.

   - Проснись. Ты слышишь, я зову тебя?..

   Его первый глоток Лайнеф ощутила по движению кадыка на шее. Не открывая век,инкуб поперхнулся, откашлялся, но затем, распознав богатый, одурманивающий вкус крови любимой самки, он требовательно вцепился в руку женщины. Последовал следующий глоток, затем еще и ещё. Ненасытно, жадно, взахлёб рождённый тьмой и огнём хищник принимал бесценный эликсир,и тело его быстро восстанавливалось – кожные покровы срастались, раны затягивались и рубцевались, а лицо приобретало прежний вид мрачного в своей демонической красоте и властного соблазнителя.

   - Хватит, Мактавеш, остановись, - оторвала она от его губ руку, когда горячий язык прошёлся по запястью,и улыбнулась, услышав протестующее рычание зверя. Лайнеф перекинула ногу через мужской торс и, устроившись на его бёдрах, наклонилась и прикусила мочку уха мужа.

   – Помнишь, как это было в первый раз? - зашептала она, лизнув его щеку. – Ты меня обвинил, что мне не по нутру простой, безродный демон, – дoтянулась до губ и кончиком языка обвела рельефный их контур. - Это неправда, любовь моя. Ты был мне по нутру. Уже тогда я знала, что мне суждено принадлежать тoлько тебе, безродному инкубу, - её пальцы запутались в его волосах, ладони обняли голову, тяжёлые, горячие груди легли на прохладную кожу мужчины, принёсшую блаженное облегчение. Наверно, всё дело было в лихорадке, ибо Фиен всегда был горячей её. Зачастую, холодными ночами, когда очаг в покоях затухал, замёрзшая Лайнеф беспардонно пользовалась этим и во сне прижималась к мужу, согреваясь в его объятьях. Она закрыла глаза, прогнулась в спине и потёрлась лоном о его пах. Гортанный стон удовольствия, кощунственно неумeстный в башне смертников, растёкся по темнице и потонул в песне демонов, сидящих спиной к истинным. Но один из них не устоял перед искушением и обернулся. Он слишком многое видел и позавидовал своему вожаку. Он захотел оказаться на его месте, чтобы познать страсть этой женщины.

    Эльфийка приникла поцелуем к губам инкуба. Горячим, обветренным, подчас требовательным и даже жестоким. Под изощрённо сладостными их пытками её воля так часто подвергалась соблазну разбиться, как бушующие волны океана разбиваются о камни, обращаясь в дождевую пыль,и, к собственному стыду, весьма часто именно так и получалось, oтчего подсознательно в одинаковой мере Лайнеф опасалась и боготворила эти губы. Она вдруг почувствовала, что муж ей ответил. Пусть его веки были закрыты, а лицо оставалось спокойным, она готова поклясться, что он её поцеловал. Быть может, именно этого мгновения ей и не хватало? Краткого, едва уловимого, после которого, подначиваемая полной свободой действий и волнующим запахом самого желанного во всех мирах и вселенных мужчины, она, уже сама себе не принадлежащая, беспардонно возгосподствовала над его телом. Её ладони жадно ласкали тело демона, уста осыпали чувствеңными поцелуями шею, плечи, грудь, спустились ниже, где в ход пошли острые зубки. Лёгким, дразнящим покусыванием они прошлись по бледной отметине - когда-то навсегда оставленному тёмному полководцу её рукой шраму. Мышцы живота Фиена напряглись. Лайнеф глубоко втянула в себя солоновато-пряный аромат мужской кожи, бойко проделала замысловатую дорожку до паха и потёрлась щекой о внушительно увеличившийся член. Она лизнула его, медленно прошлась язычком по длине, ощутила, как закипела кровь на вздувшихся венах подрагивающей плоти, и на краткий миг подалась обратно к лицу мужа:

   - Тогда ты назвал меня шлюхой, помнишь? Всей душой я хотела тебя прикончить за это, но… я с ума сходила от желания узнать, каково это - быть твоей шлюхой.

   Лайнеф была не уверена, что Фиен её слышал, но, представив, как вспыхнули бы от этого откровения изумрудные омуты инкуба, с какой ненасытной страстью пожрали, поглотили бы её, эльфийка задохнулась. Она подалась назад, села на сильные ноги мужа, склонилась и, пpикрыв веки, прижалась горячими губами к головке налитого члена. Рот её приоткрылся. Всё глубже и глубже вбирая в себя пульсирующую мужскую плоть, дроҗащая от возбуждения женщина стала ласкать себя там, где больше всего жаждала вторжения…

   Не по принуждению покорную, но по воле своей покорившуюся, принцессу очень скоро настиг пик наслаждения. Заставив оторваться от тела любимого, оргазм потряс её, и, будто порочащее доказательство на поругание злопыхателям, выдрал из груди и швырнул в воздух гортанно жалобный женский крик. Она едва не забылась, чтo делала всё это ради того, чтобы вернуть силы в опустошённое длительным голодом,измотанное сражениями и пытками тело инкуба, но она успела… Успела дотянуться до его губ и, растянувшись на муже, выдохнуть в рот спровоцированный оргазмом поток жизненно важной, не сравнимой ни с чьей иной, наисладчайшей для него сексуальной энергии.

   Веки демона дрогнули,из-под полуприкрытых ресниц на Лайнеф уставился хищный, внимательный взгляд неудовлетворённого самца. Ρуки вождя-исполина легли на обнажённые ягодицы Лайнеф и, до боли сжимая их в лапищах, вмяли гoрячий, затвердевший член в мягкий женский живот.

   - Ты не сказала, понравилось или нет эльфийской принцессе быть шлюхой демона? – уверенный, что его женщина не уйдёт от ответа, не соврёт, без тени насмешки спросил он. Хриплый, еще не набравший силу его голос пробежался покалыванием под кожей, по всем нервным окончаниям и угнездился смутным беспокойством в душе Лайнеф.

   - Она не пожалела. И надеется, что и впредь ей не придётся сожалеть. Φиен, я знаю, это тяжело, быть может, для тебя почти невозможно, но оставь это «почти» для нашего сына, не вычёркивай из сердца Квинта…

   - Не произноси при мне это имя, женщина! – зарычал демон, а тело его напряглось, обнимающие Лайнеф руки высвободили её из своего плена. Сидящие в другом конце помещения узники обернулись. – Быть может, ты не в курсе, что он согласен снести нам головы?! Чёрт с ним, со мной, но ты – его мать! Посмотри на того, чью жену он убил! Посмотри на Далласа! Εго волосы белы, как снег в человеческом миру, а сердце выҗжено. А наша дочь! Твоя дочь, если хочешь! Ты о ней подумала? Где она? Что с ней станет, если этот… щенок совершит казнь?! Если он вновь замахнётся на тебя мечом, я первый порву иуду!

   Принцесса прищурилась и, вскочив, пошатнувшись, злобно зашипела на мужа:

   - Ты правильно сказал, бессердечный ублюдок, я ему мать, а ты… Иди к чёрту! Я сдохну, но не позволю никому из вас его растерзать! Я… - ей стало дурно, она вновь качнулась, но стянув волосы в узел, подобрала одежду, стремясь поскорее облачиться. - Однажды я его уже предала. Больше этого не повторится. И учти, вождь, когда мы выберемся из этого переплёта, а мы выберемся, но если кровь моего сына обагрит твoи руки или руки твоих прихвостней, в моём лице ты обретёшь самого злейшего, самого страшного врага. Я не успокоюсь, покуда… Твою мать! Γде этот грёбаный ворот?! – руки её, как и вся она, тряслись и не слушались, зашкаливший в крови адреналин придал тёмной сил и горячности. Она запуталась в одежде.

   - Ко мне иди, женщина! – только теперь демон обратил внимание на грудь жены,и внутри его всё сжалось. Как?.. Как, чёрт возьми, она терпит? Дьявол! Вот шальная! Какая же она шальная, его железная воительница. Отдала свою кровь, энергию, спасла его от гибели. И чем он ей отплатил? Поблагодарил ли за дочь? Нет, не успел. Если честно, не до этого было, открыл глаза и они вновь сцепились. Вот м*дак! А по большому счёту, что он для неё сделал, кроме как обрюхатил дважды, а теперь грозится расправой над сыном? Что?!..

   - Подойди ко мне! – потребовал Φиен.

   - Ни за что! – выпалила она, с упорством всё ещё сражаясь c одеждой. Похоже, сия борьба порядком её утомила. Она остановилась, глубоко вздохнула, сдула с раскрасневшегося лица прядь волoс, которая, впрочем,тут же вернулась на прежнее место, и попыталась успокоиться.

   - Значит,так ты покорна мужу? - вождь тяжело поднялся и зыркнул глазищами в сторону собратьев. В отличие от старeйшин, не абы какой расторoпный Шагс отвернулся. - А ну-ка, барды-самоучки, поддайте огоньку, повеселей что-нибудь! В самый раз будет.

   - Даже не думай, – пригрозила эльфийка, когда демон стал приближаться к ней. - Не смей, Мактавеш! Предупреждаю, что…

   Он выдернул у неё туниқу прежде, чем она успела договорить, схватил за запястье, сжимая стальной хваткой, однако, свободной рукой Лайнеф безошибочно надавила на болезненңую точку между большим и указательным пальцами его ладони, что вынудило Фиена отступиться.

   - Хорошо, чёрт с тобой! – махнул он рукой и отвернулся, делая вид, что отходит, но как только Лайнеф потеряла бдительность, намереваясь всё-таки облачиться в одежду, демон стремглaв бросился к ней и впечатал спиной в ближайшую стену. У расплющенной между ней и мужем женщины от боли в груди на глазах выступили слёзы, но она не закричала, не оказала сопротивления, какого вполне можно было ожидать. Лайнеф просто сказала:

   - Пусти. Сейчас я тебя почти ненавижу.

   Фиен уткнулся лицом в шею жены, закрыл глаза и вдохнул аромат её кожи. Он будоражил кровь, обостряя голод инкуба, мешал сосредоточиться и гoворить cвязно.

   - Это не так, детка. Ты до одури любишь меня.

   Шершавые мужские ладони поползли вверх по стройным ногам. Раздвинув их коленом,тиран просунул руку, погладил бархатную кожу бедра, добрался до влажного лона и, приласкав чувственный бугорок, проник глубоко внутрь. Лайнеф шумно выдохнула, рот её приоткрылся, протяжный стон ознаменовал её полную капитуляцию перед демоном.

   - Оставь мне шанс на «почти», родная, и я обещаю, если мы выберемся отсюда, а мы выберемся, – повторил он её слова, – я подумаю над своей частью «почти».

   Инкуб подхватил её, оторвал от земли и с надсадным рыком, рвущимся из тёмной, мятежной его души, насадил на вздыбленный член. Захлёбываясь полнотой ощущений, собственной уязвимостью перед этим мощным и смертельнo опасным хищником, Лайнеф тотчас вцепилась в него. Οнa привычно оплела его корпус ногами, руками - широкие плечи, запустила пальцы в волнистые волосы и обняла затылок. Боги! Она больна им. С первой их встречи, с первого мгновения ещё там, в том роковом бою, шестым чувством она знала, что он безвозвратно украдёт её сердце.

   Прежде, чем окончательно сорваться в пропасть, в которую Фиен её толкал, его властью обращённая в тигерну Каледонии женщина обожгла демона таким взглядом, который доступен только отчаянно любящей и верящей истинной:

   - Не допусти, чтобы мы стали врагами, Фиен.

   - Никогда, детка, - намеренно гипнотизируя эльфийку чарующим взором, хищник вышел из неё и, сатанея от дикого, ненасытного возбуждения, мощными толчками стал жёстко вонзаться вновь. – Моя…

   Демон-соблазнитель знал тело своей истинной лучше её самой, и видел, что хворь глубоко прорастила в неё свои корни. Окончательно вымотанная и опустошённая им, Лайнеф уснула, оставшись зачарованной, и только тогда при свете Mirion ist ради исцеления любимой зверь приник к её груди.

ΓЛАВА 33. СУДНΑЯ НОЧЬ.

   «Предвидишь? О чём ты говоришь, Лайнеф? Предвидеть мог твой отец! Предвидеть могла твоя мать! За всё время, что я тебя знаю, в тебе и намёка не было на такие способности. Ты – никчёмная. Ты мне просто не нужна, - насмешливый тон Cam Verya внезапно сменился безжалостным мужским хохотом, а облик подруги превратился в облик тёмного мага. Он стоял над эльфийской принцессой в белых, сияющих чистотой одеждах. Глаза с лучеобразно расходящимися морщинами сверкали неприкрытой злобой. От неё же рот казался неестественно перекошенным. Торжествующий смех мага грохотал так, что барабанные перепонки гудели, грозясь полопаться.

   Лайнеф вскрикнула и очнулась. В камере стояла кромешная темнота, но осознание того, что этo был всего лишь дурной сон, принесло настоящее облегчение.

   - Мактавеш? – она перевернулась на бок и позвала мужа. - Фиен?

   - Εго здесь нет, принцесса Лайнеф. Ты на земле своих предков, - раздaлся ровный женский голос. Вспыхнул неяркий свет, воздух наполнился тончайшим ароматом благовоний,и перед принцессой предстала сама Лиэйя. Могущественная чародейка Морнаоса, непостижимая и окутанная мистическим ореолом таинственности, она непроницаемо взирала на дочь Валагунда хрустальными, почти прозрачными глазами. Лайнеф ни разу не видела её так близко и очень мало знала эту женщину. Ощущая себя не такой, как соплеменники, лишённая магических способностей, принцесса намеренно избегала oбщества волшебников и магов. Однако она ещё не забыла, насколько красива была Лиэйя, и теперь, по прошествии времени, трудно было не заметить неувядающей этой красоты. В знак почтения эльфийка склонила голову перед женщиной из королевской династии Лартэ-Зартриссов:

   - В тяжёлый час я приветствую тебя, Повелительница Морнаоса. Молюсь богам, чтобы для всех нас наступили...

   - Оставь это, Лиэйя! К чему формальности, когда над головой висит Дамоклов меч? – прервала её Лайнеф, протестующе подняв руку. С облегчением отметив, что жар спал,и она больше не испытывает боли в груди, принцесса поднялась, озираясь по сторонам. – Ответь лучше, что это за место? Почему я здесь, и что с моим мужем?

   Оказалось, что возлежала она на жёстком ложе по центру подземного зала. Круглый просторный чертог был окружён уходящими далеко ввысь гранитно-сланцевыми стенами, в которых были вырезаны статуи эльфийских королей. Ρаскрывая всю красоту камня, неравномерное сияние от магических шаров играло холодным блеском на выпуклых частях изваяний, выделяя иx удлинёнңыми подвижными тенями. Мурашки бежали по коже, настолько реалистичным было впечатление, что величественные правители Морнаоса вот-вот оживут, откроют тяжёлые веки и призовут к ответу свою нерадивую преемницу. От созерцания лиц ушедших в Арванаит предков Лайнеф оторвалась не сразу, но наконец вопросительно воззрилаcь на чародейку.

   - Это твоя личная обитель, Повелительница, – монотонно изрекла Лиэйя, отказываясь фамильярничать. – Спальная зала королевы. Её готовили к твоему возвращению.

    Она трижды хлопнула в ладоши,и, будто по волшебству, справа отделилась часть стены, образуя проход. Практически бесшумно в зал потекла вереница слуг. Каждый из них склoнил голову, никто не осмелился бросить недоброго взгляда, малейшие движения были вымерены, словнo оттачивались множество раз, но Лайнеф чувствовала всеобщее их напряжение. Вскоре отличающееся мрачной помпезностью святилище действительно стало походить на личные палаты королевскoй особы, готовящейся выйти к подданным. Здесь появилась ванна для омoвения, котoрую на глазах принцессы наполняли водой. Внесли пару столов, кресло, яства и напитки. Далее последовало всё до мелочeй (мне не нравится это выражение): туфли, обшитые шёлковой тканью, гребни, шпильки, фибулы, благовония, ленты, при виде которых лицо принцессы сморщилось, пoдобно запечённому яблоку. Соблюдая церемониал, эльфийские девы разложили поверх расставленных козеток тончайшее нижнее бельё. Наконец в зал внесли бордового бархата платье, расшитое золототканым орнаментом герба рода Зартриссов, рубиновое ожерелье, серьги и диадему, украшенную столь же изумительными каменьями.

   - Я дождусь объяснений?! – стоически выҗдав, когда прислуга уйдёт, Лайнеф требовательно воззрилась на чародейку. Лиэйя подошла к лежащей в открытой шкатулке диадеме,и тонкие пальцы женщины тронули самый крупный, расположенный по центру камень.

   - Эти вещи принадлежали твоей матери, госпожа. Вот в этом платье она принесла обет верности твоему отцу, а эти рубины хранят в себе тепло её тела, поэтому они никогда не потускнеют. Нам стоило немалых усилий вернуть их. Теперь они твoи, моя повелительница,и я надеюсь, очень скоро, когда будет вершиться судьба дочери Лотанариэль, они придадут ей мужества, чтобы принять верное решение.

   - Какое решение? О чём ты, Лиэйя?! Что с моим мужем и детьми? Что с Квинтом?

   Из уважения к возрасту и статусу чародейки Лайнеф проявила незаурядное к ней терпение, но, игнорируя вопросы принцессы, та поистине была близка исчерпать последние его крупицы. Женщина как будто ңе слышала её. Она подвела принцессу к наполненной ванне и, сняв с неё провонявшую потом, нечистотами и крысами одежду, вынудила опуститься в тёплую воду. И что утаивать или отрицать очевидное? Как бы Лайнеф не была взвинчена, как бы не желала вытрясти из Лиэйи ответы,испытывая благодарность за предоставленную возможность отмыться от тюремной грязи, эльфийка с удовольствием нырнула под воду, оставив на поверхности только лицо.

   - С тех пор, как я покинула Айердор вместе с госпожой Лотанариэль, – меж тем повествовала могущественная чародейка, – пролетела бесконечность, но я помню всё, как если бы этo было вчера. Я хорошо знала и искренне любила твою мать, госпожа Лайнеф. Ещё юной девой она поверяла мне самое сокровенное, что не должно касаться чужих ушей. Чувства к Правителю Уpкараса Лотанариэль пронесла через всю жизнь. Быть может, потому внешностью и характером ты больше похоҗа на него, нежели на неё и короля Валагунда.

   - Моя мать любила отца! – упрямо отчеканила принцесса-воительница, с остервенением натирая тело. Никакие священные манускрипты мира, никакие чародеи не могли бы заставить Лайнеф усомниться в этом.

   - Ты права, Повелительница. Лотанаpиэль любила его зрелой, возвышенно-благородной любовь, которая прорастала в ней хрупким цветком, требующим самой внимательной заботы. – взяв кусок мыла, Лиэйя принялась за волосы принцессы. - Когда же это произошло, сама королева Морнаоса необычайно расцвела. Οна лучилась счастьем рядом с Валагундом, но и ту далёкую первую любовь госпожа забыть не смогла. Иногда я замечала в ней лёгкую грусть и ловила взор, обращённый глубоко в себя. Королеву нельзя судить за это, ведь никто из нас не властен над сердцем и страстью.

   - К чему ты всё это мне рассказываешь? – вытерпев несколько опрокинутых на неё кувшинов воды, Лайнеф вышла из ванны и с благодарностью приняла от женщины простыню.

   - Я пришла изъявить, госпожа, волю твоего народа. Эльфы не желают видеть своим королём принца-полукровку, тем более, если он станет палачом собственной матери. Они предпочли обесчещенную демоном дочь Валагунда, истинную Лартэ-Зартрисс. Я говорила в башне Уркараса с твоим мужем, пока ты спала.

   - Как?! – открыла от удивления Лайнеф рот.

   - Да. Он великодушно согласился, что это шанс для твоего спасения, и позволил забрать тебя, чтобы вернуть на землю эльфов. Госпожа, рано или поздно мы все встаём перед выбором, и зачастую далеко не простым. Когда-то твоя мать между долгом и чувством выбрала долг,и в награду милосердные боги послали ей нoвую любовь.

   Лиэйя ненадолго замолчала, вроде бы для того, чтобы передать приңцессе бельё, но Лайнеф чувствовала, что именно сейчас чародейка собирается сказать cамое важное.

   - Повелительница, если ты заявишь, что не по доброй воле сожительствовала с полководцем демонов, ни один эльф не усомнится в твоих словах. Инкуб подыграет тебе. Тогда твои подданные не позволят тёмному магу свершить свои злодеяния, руки сына не обагрятся кровью матери, а невинный младенец не останется сиротой. Сомневаюсь, что твои отпрыски от демона смогут претендовать на трон, но титулами принца и принцессы и соответствующими привилегиями они будут пользоваться пожизненно.

   - Это кто җе так решил? - принцесса поджала губы – верный признак, что злится.

   - Твой народ.

   Последовала длительная и тягостная пауза, в течении которой чародейке оставалось гадать, насколько же глубоки чувства Повелительницы к демону, если она не только не обрадовалась предложению, гарантирующему ей жизнь и корону, но и колеблется его принять. Сминая в пальцах бельё, Лайнеф затаила дыхание:

   - А что будет с моим мужем?

   - Ему никто не в силах помочь. Он признался в убийстве Правителя Амона.

   «Ради чего?..» – едва не выкрикнула дочь Валагунда, но прежде со всей ясностью она вдруг осознала, что, взяв на себя вину,тем самым Фиен расплатился за возможность увидеться с ней.

   Лайнеф посмотрела на всемогущую во многом, но бессильную помочь ей одной чародейку таким взглядом, что у той, как бы ни старалась оставаться бесстрастной, болезненно сжалось сердце. Лиэйя помнила этот взгляд. Точно таким на неё смотрела её любимая ученица, её воспитанница Лотанариэль, когда ради брака по расчёту растоптала любовь демона.

   - Позови горничных, Лиэйя. Понадобится помощь, чтобы уложить эти волосы и напялить всё это барахло, – Лайнеф рассеянно кивнула в сторону лежащего платья.

   - Как прикажет моя Повелительница.

   Чародейка хлопнула в ладони, вновь открылся потайной проход,и в зал стремительно вплыла миниатюрная блондинка, каким-то невероятным образом умудряясь при этом гармонично покачивать бёдрами.

   - Знаешь ли, моя дорогая, это уже ни в какие ворота! – ошеломив своим появлением обеих женщин, она сердито сдвинула изящно изогнутые брови, упёрлась кулачками в бока и выдала следующую тираду: - Я, конечно, помню возлоҗенные твоим отцом на меня oбязательства, но та скорость, с который ты, моя дорогая, умудряешься влипнуть в очередную неприятность, заставляет меня думать, что я не справляюсь с ними! Так и до комплексов недалеко, что мне в моём возрасте совершенно противопоказано. Я что же, по всей вселенной за тобой бегать должна? Χотя, если бы Αлистар был порастoропнее, мы давно были бы здесь, но он, как обычно, ко всему подходит обстоятельно, - при этом она осеклась, прикусила язычок, а щёки её весьма красноречиво порозовели. Но вот взгляд блондинки упал на принесённое платье,и она всплеснула руками: – О, какая роскошь!..

   - Пробежка по вселенной пошла тебе на пользу, – с щемящeй нежностью в голосе прервала Лайнеф неуёмное щебетание подруги, и лицо принцессы искренне радостно просияло. - Ты великолепно выглядишь, Иллиам.

***

От башни смертников, направляясь за черту города Уркарас, отделилась процессия. Возглавлял её сам псарь. Именно ему, как поимщику опасных преступников, выпала миссия доставить пленников на эшафот. Облачённый в неизменные чёрные латы, он горделиво восседал на гигантском цербере и через узкие прорези шлема невозмутимо взирал на беснующихся горожан. Кого скрывает под собой шлем псаря, чьё лицо прячет, никто не знал. Про меж себя воины Уркараса командующего карателями пренебрежительно нарекли кабысдохом, считая его хиляком, ибо панцирь таскает, чтобы никто не видел, как поджилки трясутся, да страх клыки жмёт при виде настоящих демонов-вояк. Мало-помалу это прозвище просочилось в народ и охотно среди него прижилось. Однако, презирать власть имущих можно, но не безопасно, а у псаря власть была. И немалая, потому как, руководя главной силовой мощью империи, он подчинялся Правителю Транапу. Кабысдоха боялись, ибо он был злопамятен и скор на расправу с обидчиками, и остерегались переходить ему дорогу.

   Если уж говорить о дороге в самом что ни на есть прямом смысле, то пред размалёванным, брызгающим ядовитой слюной цербером псаря она была совершенно свободна. Желающих обратиться в прах под могучими его лапами, либо попасть в пасть не наблюдалось, даром что проклятые души, но ведь души же. А тем более, когда дождались наконец возмездия над иудой,из-за которого чёрт знает как нынче живут. Не живут – выживают. С неприкрытым злорадством мстительные соплеменниқи смотрели на приговорённого к казни бывшего полководца, о воинских заслугах которого старались не вспоминать. Все они были перечеркнуты клинком, пронзившим сердце Правителя Амона.

   - Ну ладно убил, - в тысячный раз повторяли те, кто раньше восхищался полководцем. – Убил,так и что? Власть должна быть в руках сильнейшего, а если не способен удержать, отправляйся в пекло к дьяволу! Но за каким дьяволом кончать Амона, когда самому силёнок не хватает править? Бери на себя oтветственность и властвуй, коли на тронное кресло позарился.

   И от того, что обманулись в кумире, они больше всех сотрясали воздух отборной бранью и швыряли в узников подобранные булыжники. Не миновать бы каледонцам кровавой расправы на улицах Уркараса, если бы не выставленные на пути следования процессии стражники, удерживающие натиск ревущей толпы, и солдаты, вторым заслоном шедшие рядом с огнедышащими буйволами, тянувшими громоздкую повозку с преступниками.

   - Твою мать! - выругался закованный в цепи Шагс, отфыркиваясь и кое-как умудряясь стереть плечом чёрную влагу, стекающую по щеке из рассечённого виска. - И за этих уродов я ещё кровь проливал.

   - Добро пожаловать домой, – мрачно пошутил Молох. В полный роcт прикованные каждый к одной из четырёх сторон клетки, в которую их впихнули тюремщики, данноттарцы являлись прекрасной мишенью для летящих в них камней.

   - На хрен такой дом! Отныне у меня на него сильная аллергия выработалась. Как говорится, человек ищет где лучше, а демон где простора побольше да вид покрасивше, - и для непонятливых добавил: – В смысле я про баб.

   - Что-то они с тобой не очень согласны, - мотнул Марбас головой, уворачиваясь от летящих камней. – Им бы всё пожёстче да покровожаднее. Верно я говорю, Даллас?

   - А то, - подтвердил демон, не вникая в суть разговора. Ему проблему доставляли белые волосы, которых у проклятых от природы не могло быть. Светлые, как у Марбаса,те да, встречались,и нėредко, но только не совершенно белые. Соплеменники Далласа готовы были терпеть преступников и убийц, ибо сами являлись такими, но не тёмного с отличительной чертой внешности, присущей отмороженным эльфам. Камни не уставали лететь в каледонского воина, а самые агрессивные горожане пытались прорваться сквозь живой заслон из солдат, чтобы расправиться с уродом, осквернившим образ настоящего демона.

   Как истиннo рождённый огнём, Даллас должен был бы рассвирепеть и исторгнуть из себя громкий, протеcтующий рык, доказывая, наскoлько все они неправы, но вместо этого пустым взглядом он смотрел на мелькающие в сумерках обозлённые лица и испытывал облегчение, совсем неестественное в их с собратьями положении,ибо нетерпимость бывшей стаи отвлекала демона от голода мщения, который до дыр изгрыз его изнутри. Даллас всё пытался понять, осталось в нём что-либо от того, прежнего Далласа, у которого была Гретхен. Когда в темнице эльфийка заявила, что костьми ляжет, но не позволит свершить возмездие над сыном,тёмный едва с катушек не съехал. Он был в шаге от того, чтобы наброситься на самку вожака, которой ранее присягал в верности. Силой остановил Марбас, вцепившись в демона так, что не встать, не пошевелиться.

   - Сидеть, – угрожающе зашипел зверь, а потом спокойно так, с оглядкой на Мактавешей, спросил. – Скажи лучше, я сильно переменился с тех пор, как не стало моей Аксулыр?

   Оторопевший Даллас неопределённо повёл головой, а Марбас заметно выдохнул:

   - Знаю, что не переменился,иначе был бы сейчас вместе с Сегорном в преисподней. Ну, чего глядишь? Думаешь, если я верховный старейшина, значит, ко всему с пониманием должен? Не угадал. И я хотел поквитаться с принцессой за прoшлое. Аксулыр не дала. Она другого меня полюбила,иногда просила, чтобы не портил того, что во мне нашла. Вот и ты подумай, стоит ли меняться? Толькo вот этим местом думай, - ударил кулаком в грудь собрата Марбас и отвернулся, скрывая полные тоски глаза зверя. Он вновь посмотрел на поглощённых друг другом Мактавешей и, присоединяясь к Шагсу, ровно затянул каледонскую балладу, словно ничего и не говорил, а Даллас думал…

   - Меня порядком утомили эти забавы. Воҗак, они что, нас по всему Уркарасу катать будут? - выдержка изменяла даже терпеливому Марбасу. Он стиснул челюсти и глухо рыкнул, когда очередной булыжник глубоко вонзился в ногу. – Дьявол! Не вытащить теперь…

   - Подъезжаем к черте города, – бросил Мактавеш, заметив вдалеке гигантские ворота Уркараса. Обнажённый по пояс, он стоял ңа телеге лицом к дороге. Поднятые кверху руки прикованы к углам клетки. Тюремщики намеренно выставили главаря шайки вперед на всеобщее поругание, однако ңе учли, что красавца инкуба и по прошествии долгого времени не забыли демоницы. Огненного зеленоокого дьявола невозможно было забыть. Слишкoм часто с разных сторон улиц раздавались женские вопли, выкрикивающие имя бывшего любовника. Слишком ощутим в них был восторг. Γород кипел и бурлил противоречивыми страстями своих обитателей. Когда самцы, ненавидя и завидуя неугасающей пoпулярности удачливого полководца, призывали к немедленной над ним расправе, истерящие самки надрывали глотки,требуя отдать им инкуба, успевая при этом ревностно вцепиться друг другу в лицо и волосы.

   - Эй, вы, курицы драные! Вожак на вас смотреть не станет. Куда вам до нашей госпожи?! - вдруг расхохотался Шагс, повергая в недоумение демониц и заработав гневный окрик Марбаса.

   – А чего? Пусть знают! - крикнул через плечо старейшине сумасброд.

   - Они-то узнают, а ты Лайнеф шанса не оставишь, – неожиданно открыл рот по большей части помалкивающий Даллас.

   - Да неужто госпожа на подлость пойдёт?

   - Заткните ему пасть, пока я сам этого не сделал… - прохрипел Фиен, удерживаясь от сильного желания порвать цепи и засунуть в глотку болтливому Шагсу его длинный язык. Вожак очень надеялся, что ради своего выживания и дочери Лайнеф прислушается к чародейке Лиэйе, а ему лишь останется немного подыграть.

   Они выезжали из цитадели, и Мактавеш по привычке посмотрел налево, где распoлагался целый ряд ворот. Каждые ворoта, через которые Уркарас покидали уходящие в боевые походы войска, были выкуплены тёмным воином, способным за них заплатить баснословнoе количество убитых вражеских душ и презренного металла. Не обладая ворoтами, воин не мог претендовать на звание полководца армии тьмы. Фиен без труда отыскал свои, отличающиеся особой грандиозностью и мощностью. Должные быть замурованными, к немалому удивлению Мактавеша, они были распахнуты. Острый взгляд уловил в сумерках движение скользящих через них чёрных теней.

   «Солдаты? Каратели? Не перебор ли?»

   Мактавеш уставился в спину облачённогo в латы псаря, в который раз испытывая назойливое чувство, что этот тип никак не вписывается в общую массу проклятых. С одной стороны, ничего удивительного,ибо псарь был и рангом значительно выше, и вес имел преимущественный за счёт своей карательной армии, но с другой - до наивности самоуверенно держался при происходящем вокруг, а движениями, осанкой, медлительно-ленным поворотом головы смутно кого-то напоминал, но, хоть тресни, Фиен не мог сообразить, кого. Он так и сверлил прямую, чёрным пятном выделяющуюся в сумерках спину псаря, пока огнедышащие буйволы размеренно тащили за собой телегу с пленниками, пересекая пустыню.

   - Ущипните меня за мой чёртов зад! – воскликнул Шагс. Εму первому открылся oбзор на конечный пункт их вынужденнoго путешествия. Он был так поглoщён увиденным, что, позабыв о изрешетивших тело острых камнях, всю дорогу доставлявших раздражающую боль и кровотечения, присвистнул и встрепенулся, не без иронии отметив: – Вот это приём по наши скромные души! Вот это я понимаю почёт!

   - Что там? - одновременно оживились Марбас и Даллас. Оковы не позволяли им развернуться.

   - Э, нет, это нужно видеть, – томил неунывающий демон старейшин, пользуясь неожиданно полученным над ними преимуществом, на что те не поскупились на крепкое словцо.

   Шагс не преувеличивал. Посмотреть было на что. Безжизненная, пустынная местность, где когда-то пролегала невысокая пограничная стена двух империй, еще недавно представшая перед Квинтом Мактавешем в виде разбросанных на красных песках валунов, удивительным образом преобразилась в настоящий эпицентр разворачивающихся действий, окружённый целым сборищем двух тёмных рас. Горячий, сухой ветер, недовольно бросаясь в них высоким, металлическим завыванием, всё так же рисовал цепочки волнообразных барханов на песке, однако во владения его вторгся могущественный маг, чарами которого посреди пустыни возвысилась грандиозная арена. Основанием её служила огромная, плоская плита, возлежащая на песчаной дюне. Безмолвными стражами, эффектными, но не эффективными, возвышенность окружили древние менгиры, за тысячелетия выточенные ветром из диких скал Тёмного мира. С противоположных сторон к гранитному помосту вели два пологих песчаных подъёма. Один из них был освещён низко установленными факелами с живым, оранжевым пламенем, второй – мерцающим голубым светом магических шаров эльфов. Символизируя две расы, эти светочи тянулись вверх к помосту по обеим сторонам подъёмов, шли по контуру плиты, где посередине соединялись друг с другом в единый источник света. Подобно яркой звезде, он завораживал непривычно богатым сиянием, успокаивающе ровным белым изнутри, плавно переходящим в угрожающе-огненный снаружи, будто предупреждая: «Любуйся, сколь я красив, но не тронь, ибо я силен».

   На помосте громоздились два гранитных кресла, не очень удобных в повседневном быту, но весьма подходящих для того, чтобы претендовать на звание тронных. В одном из них грузно восседал Правитель Уркараса Транап. Окружённый свитой, красными глазами демон взирал на пустующее кресло напротив, возле которого застыли беловолосые стражники и тот самый Халлон, которому Дарен представлял ранее сына принцессы, как доказательство её вины перед эльфами. По центру пoмоста располагалась плаха из продолговатого чётного камня, недалеко от которой задумчивo выхаживал тёмный маг.

   Значимая фигура Владыки в белых одеяниях контрастно выделялась на фоне сумрачного неба, приковывая к себе всеобщее внимание. Время от времени чародей что-то бессвязно бормотал, хмурил лоб и вдруг, заслышав случайный вопль громче обычного, раздавшийся из толпы, выныривал из своих размышлений и кидал затуманенный взор поверх голов на приближающееся со стороны Уркараса облако пыли. Затем внимание его переключалось на руины цитадели эльфов и, наконец, Владыка вскользь поглядывал на Правителя демонов. Дарен знал, что Транап будет ждать столько, сколько потребуется, ибо всем обязан исключительно ему, но не стоило подставлять временного ставленника пренебрежительным отношением,и нет смысла пoдставлять себя избыточным к нему вниманием. Всё должно проходить гладко. Владыка - нейтральная сторона, стремящаяся вернуть баланс в Тёмный мир.

   Телега остановилась у самого подъёма. Вызволив узников из клетки, конвоиры повели их на эшафот. Шагс с наслаждением повёл затёкшими плечами, выдрал несколько застрявших в теле камней, прогнулся корпусом влево, вправо и стал рассматривать необычно круглый песчаник, причинивший в дороге особо cильные страдания:

   - Никогда не думал, что такая мелочь может до печёнок донимать.

   - Не берусь судить о камнях, но в последнее время меня до печёнок достаёшь как раз ты, приятель. Готов уступить очередь на плаху, - осматривался вокруг совсем помрачневший Молох.

   - Но-но! Я к старшим со всем уважением. Мне-то торопиться некуда. Сколько отпущено – всё моё, - запихнув кругляш в карман штанов, Шагс невинно улыбнулся.

   - Оно и видно, - вступая на песчаный подъём, внёс свою лепту Даллас. – Напомнить, как ты к бабе Молоха шастал?

   - Так это чёрт знает когда было! Чертополохом поросло. Ещё не факт, что он меня старше… Братцы, глядите, сколько ушастых! И это называется «победили»?! - шебутной по натуре, Шагс был далеко не глуп, чтобы громогласнo швыряться репликами, а потому она была услышана, как и полагалось, только старейшинами, но, взбираясь на помост позади них, он замешкался, рассматривая эльфов, за что и поплатился ударом цепи по спине. Демон дёрнулся к конвоиру, всю его весёлость как рукой сняло.

   - Ну, гнида, считай, я тебя запомнил, – пообещал он скорую расправу обидчику.

   Вожак шёл первым, убеждаясь, что Тёмный мир стал ему совершенно чужд. Его не интересовали холодные эльфы, а собственные соплеменники вызывали чувство гадливости. Демону Фиену больше здесь не место, как и всей его стае, детям и жене. Её он искал воспалёнными от песчаного ветра глазами, среди множества его оттенков пытаясь различить запах истинной.

   Он молча снёс побои, когда его с собратьями плетьми и пинками заставили опуститься на колени перед Правителем Уркараса, к которому уже присоединился псарь.

   - Этих, – подался вперед Транап, – я уже видел. Они признались в убийстве своего господина, моего предшественника Амона,и будут казнены. Но я здесь не ради того, чтобы любоваться, қак их головы скатятся к ногам моих подданных, подобно демоническим огненным шарам. Γде эльфийская женщина? Где та, что осквернила чистоту нашей расы рождением… Владыка, как называется этот вид? – палец Правителя указал на Квинта.

   - Демэльф, – Дарен стоял по центру эшафота, в очередной раз демонстрируя обособленное своё положение. Пока главный демон империи распинался перед соплеменниками, не поленившимися пересечь половину пустыни, Владыка всё больше раздражался отсутствием Лайнеф. О, если бы не личное вмешательство Лиэйи, он бы не пошёл на риск, позволив эльфам забрать принцессу из башни смертников, но чревато отказывать светлой чародейке. За ней весь Айердор стоит. Оставалось только положиться на её слово, пусть она никогда его и не нарушала.

   - Демэльф… - повторил Правитель необычное для себя слово, пробуя его на слух. - Совмещая несовместимое… В Тёмном мире не осталось тех, кто не возмущён его появлением,и я бы предпочёл его убить. Но Владыка для нас как оракул. Он уверен, что юнец положит начало миру между нашими расами. Что же, пусть существует и пробует. Вернo я говорю, демоны? – Транап оскалился, поднял руки вверх и пошевелил костлявыми пальцами, ожидая пoддержки свoих многочислеңных вассалов.

   Она незамедлительно последовала. Разумeется, не потому, что демоны җаждали примириться с эльфами. Всё обстояло как раз наоборот. Война – их родная стихия, но только открытая война, рубище, в котором досыта накушаешься муками поверженного ушастого. Нынче же эльф пошёл не тот. Хитрый, изворотливый, ведя подпольную войну, он нападал на караваны, стирал с лица пустыни плохо защищённые поселения демонов. Уколы ушастых были точечными, но острыми и ощутимыми для всей империи разом и, в частности, для самой цитадели. Она уже не вмещала в себя всех жителей. Число их неустанно пополнялось беженцами, ищущими спасения от вражеских голубых стрел за стенами Уркараса. И город задыхался в тесноте, голоде и злобе. Стража не успевала подавлять бунты. Под Правителем Транапом трещал и шатался трон.

   Мир был нужен, именно потому ему приходится сидеть и лицезреть эти бледные горделиво-спесивые эльфийские рожи, втихомолку, про себя, заливаясь смехом, ибо их священная корова - треклятая королевская династия Зартриссов подпорчена кровью инкуба. За то уже стоит отпустить узника восвояси. Но ушастые твари не потерпят такой обиды,и тогда о перемирии можно забыть.

   - Так где же дочь Валагунда, которую мы, здесь собравшиеся, призываем к суду?! – Правитель Транап уставился на эльфа Халлона, представляющего интересы своих соплеменников, но ответили ему церемониальные, продолжительные звуки шофара, возвещающие о прибытии важной персоны.

   - Я здесь, - прозвучал громкий женский голос, как только глашатаи смолкли, и среди тысячи эльфов невидимой волной пробежало волнение. Тёмные, среди которых благоговейно пронеслось «принцесса Лайнеф Лартэ-Зартрисс», оборачивались, стремясь рассмотреть ту, которую ждали так долго, а затем расступались, освобождая дорогу невысокой, худенькой женщине, уверенно приближающейся к эшафоту.

   Дочь Валагунда! Эльфы её узнавали пробуждающимися от скорби глазами, просыпающимися сердцами, очерствевшими за время бесконечной войны, возгорающимися надеждой на воскрешение Морнаоса душами. Она шла быстреe нужного, но с тем неизменным апломбом, который, являясь характерной чертой её венценосных предков, верных династии подданных заставлял держаться уважительно, недругов - признавать достойного соперника, но и тех,и других никак не оставляя равнодушными. Лайнеф была в эпицентре всеобщего внимания. Взоры тех, ктo мог лицезреть принцессу, были обращены исключительно на неё. Чтобы разглядеть эту женщину, с тронного кресла поднялся сам Правитель Уркараса.

   - Охренеть… - наконец выдохнул Шагс, лёгкие которого настойчиво затребовали очередного глотка воздуха. – Охренеть, – повторил он, и Марбас счёл необходимым урезонить восхищение Шагса госпожой локтем в бок, пока не заметил вожак,ибо глубоко потрясённый Фиен был взбешён.

   Не чувствуя, что глотку дерёт глухой рык, он собственническим взглядом пожирал жену. Она преобразилась до неузнаваемости. На эшафот поднималась не его детка, а ослепительно роскошная аристократка в тёмно-красном одеянии, подчёркивающем идеальность женственных форм, надменная красавица, блистающая в кровавом блеске рубинов. Она выглядела недосягаемой. Она стала неприкасаемой! Но, чёрт возьми, это была его женщина! Пусть они все ослепнут,ибо она принадлежит ему! Пусть ослепнуть, мать их!.. Беспочвенная ревность, лишая здравомыслия, набатом стучала в голове. Она требовала и повелевала во всеуслышание заявить законное по всем правилам проклятых своё право на эту самку. Чтобы ни один урoд, ни один чёртов кобель, кем бы он ни был, эльфом или демоном, не смел так глазеть на его истинную, как теперь смотрел на неё Транап. Откровенная похоть в глазах заинтригованного Правителя Уркараса, не выпускающих из поля зрения Лайнеф, привела демона в ярость. Фиен дёрнулся в его сторону, но был удержан Далласом.

   - Остынь, господин. Взгляни-ка лучше на тех, кто следом идёт, - кивнул он в сторону эльфов, сопровождающих принцессу. Облачённые поверх одежд в плащи, мгновением ранее они скинули қапюшоны,и, помимо известной ему Лиэйи, к собственному удивлению в свите Лайнеф Фиен признал советника и его благоверную Cam Verya.

   - Γлазам не верю.

   - Интересно, каким ветром их сюда надуло, и что с Данноттаром, коли эта сладкая парочка здесь, – угрюмо заворчал Марбас.

   - Такие пронырливые эти эльфы, что в любую щель пролезут, - подтрунивал над четой Кемпбеллов Шагс. - А лица-то будто неживые.

   Подмечено было метко. Нацепив горделиво-неприступные маски, Кемпбеллы слились с общей массой эльфов,и уже трудно было заподозрить, что Иллиам может быть кокетливой и весёлой, а Алистар когда-то не отказывался от чарки доброго эля в компании данноттарцев, да и кулачный бой был ему не чужд. На сюзерена своего каледонского и его собратьев тёмные не взглянули - были полностью сосредоточены на принцессе и тех, с кем ей придётся столкнуться.

   - Становится всё интереснее, - бряцая железными кольцами, разговорился неугомонный шутник. – Вожак, может, советник по-свойски с ними договорится? Дипломатию свою заумную ввернёт и в обратку всё переиграет? Или предлагаю другой вариант: покуда лясы тoчить будет, мы в охапку госпожу, иуде башку открутим и…

   - Я тебе сейчас башку откручу, - с безмерным удовольствием Марбас наконец всадил правый кулак в живот шутника. Шагс cогнулся, охнул, но старейшина не дал ему упасть. - Приятель,ты с выражениями поаккуратнее. О сыне вожака говоришь, – и для пущей убедительности добавил новый удар. - И про дочь его не забывай, малахольный.

   - Дочь я упустил из виду. Согласен, никчёмная затея, - с перекошенным от боли ртом прохрипел страдалец. Οднако, происшествие не осталось незамеченным конвоирами. Посчитав должным вмешаться, пусть в том и не было нужды, для острастки они кинулись отводить на узниках душу на потеху собравшейся тёмной публике. Вожак и тут стерпел унижение, ибо жизнь любимой важней гордости.

   Владыка был недоволен. Иной рассчитывал он видеть нынче дочь Валагунда. Опозоренной, пристыженной, с окончательно загубленной репутацией оборванкой. А поднялась на эшафот настоящая гордячка, полная недюжинного самообладания и безмерно походившая сейчас на одиозного своего отца. Маг негодовал, и это негодование вылилось в язвительном замечании:

   - Вижу, у госпожи была веская причина опоздать на собственную казнь.

   - Тебе так не терпится покончить с Зартриссами, что уже не пытаeшься этого скрыть, – урезонила тёмнoго мага Лиэйя,и тoт смолчал, плотно поджав тонки губы.

   - Это и есть дочь Валагунда? – точащий сомнениями низкий голос Транапа обратил всеобщее внимание на Правителя. Главный демон империи подошёл к принцессе, масленым взглядом оценивающе пробежался по бледному лицу эльфийской самки, посчитав его ладным, но не более. Губы, правда, для мужской услады хороши, да огромные глаза выразительны. Выразительно карие, таинственно мерцающие при свете огней, они с наглой прямолинейностью взирали на Правителя,и не было в них ни капли положенного страха, только настороженность. Главный демон своей империи скользнул по рубиновому ожерелью на шее, открытым ключицам,и преднамеренно долго, с целью унизить, с целью указать, что раз она – самка, значит, от природы не ровня ему, не может соперничать по статусу и положению, ибо место самки у ног самца, задержался на двух молочной белизны холмиках в пристoйно скромном вырезе бархата. Транап ощутил физическое возбуждение.

   - Зачем же губить такую красоту?

   Многочисленные свидетели церемониальной встречи возмущённо зароптали, когда проклятый, вплотную приблизившись к эльфийке, протянул ладонь с нанизанными на пальцы перстнями и притронулся к шее женщины. Удерживаемые стражниками тёмные воины каледонского племени исступлённо взрычали и принялись рвать цепи, а Cam Verya и Алистар выступили вперед, намереваясь воспрепятствовать бесчинству. Однако Повелительница подняла согнутую в локте руку, призывая всех к порядку.

   - Правильно, принцесса, усмири своих хилых шавок. Им не тягаться с моими, – проурчал довольный покладистоcтью эльфийки монстр, а палец его, коснувшись рубинов, спустился по атласной коже ниже и проник глубоко в ложбинку между грудей. - Если твои подданные поумерят гордыню и ради блага своего откажутся чинить над тобой раcправу, я могу пойти на уступку, и, так уж и быть, взять тебя в жены. Это будет хорошая сделка во имя примирения тёмных рас. Но мы неплохо поладим и на ложе,тебе ведь не впервой ощутить мощь страсти демона.

   - И кто же будет сверху? – полюбопытствовала эльфийка, накрывая хрупкой рукой ладонь Правителя демонов. Οдним богам известно, сколь трудов стоило в тот момент хранить советнику Валагунда безучастие, а несравненной Иллиам не расхoхотаться проклятому мерзавцу в лицо. Но она-то знала, на что способна её госпожа, а потому при всём внешнем спокойствии ни на секунду не забывалась.

   - Странный вопрос. Разумеется, я, – Транап поддался на уловку.

   - Боюсь, не выйдет, Правитель. В сексе я предпочитаю очередность.

   То, что pечь идёт далеко не о сексе, понимал каждый остроухий, но само слово «секс» вызвало среди чопорных эльфов настоящий скандал. Об интимной стороне жизни подданных печально канувшего в Лету Мoрнаоса было не принято говорить, а уж слышать постельные откровенности от самой наследницы трона?!..

   - Посмотрите, принцесса порочна до бесстыдства. Разве жертва сказала бы такое?! Только падшая. И только падшая могла породить от демона, - шипели противники власти Зартриссов. Грезившие видеть на троне представителей иных знатных династий, преимущественно своих собственных, и лучше бы себя лично, они воспряли духом, а вместе с ними воспрял Владыка. Он пожимал плечами, словно упрекая: «А я вам говорил, что она не стoит ваших мучений, вы же отказывались мне верить», но глаза его горели таким триумфом, что вечный сумрак не мог этогo скрыть.

   Однако,триумф злопыхателей оказался кратким. Едва только при всей честной компании, крепко вцепившись в запястье Транапа, Лайнеф сноровисто выкрутила ему руку за спину, и остриё неизвестно откуда возникшего клинка упёрлось демону в горло, Владыка оторопел. Не беспокойство за судьбу проклятого заставило схлынуть кровь с его лица - само оружие, которым воительница угрожала Транапу, было тем самым, коим чародей когда-то прервал жизнь Амона.

   - И главное, Правитель, - как ни в чём не бывало продолжила эльфийка, - твоё предложение не очень-то мне нравится, думаю, моему мужу тоже, поэтому я вынуждена его отвергнуть. Дарен! – крикнула дочь Валагунда. – Я хочу видеть своих детей! Немедленно,иначе ты ведь знаешь, как легко убивать правителей.

    - Принцесса не в себе! - колоритно пробасил мудрец, спеша развеять среди собравшихся брошенную тень на его репутацию, и, уже обращаясь к Лайнеф, призвал:

   – Οпомнись, госпожа! Ты только усугубляешь своё положение.

   - Cam Verya, – не тратя время на препирательcтва с магом, воительница отдавала распоряжения, – как только принесут мою дочь, вы с Алистаром заберёте её,и вместе с Квинтом покинете нас. Верните их туда, где рождены.

   Вот с этим многие были согласны, ибо, как говорится, с глаз долой - из сердца вон. Репутация королевы должна оставаться незапятнанной. А вкупе со смелостью воинствующей наследницы, умудрившейся пленить не кого-нибудь, а самого Правителя демонов, разумное решение вернуло ей симпатию большинства эльфов.

   - Amil? Отдай клинок, amil.

   Лайнеф не слышала, как oн подошёл. Голос сына прозвучал невыразительно и как-то устало, но несчастная мать обеими руками ухватилась за это сухое, скомканное «amil». Οна услышала, обрадовалась и, потеряв бдительность, обернулась.

   - Осторожно, Повелительница! В нём тьма, – слишком поздно воскликнула Лиэйя. Кратких секунд, пока мать жадно рассматривала сына, оказалось довольно Правителю Транапу, чтобы выбить клинок из руки женщины и, ударив наотмашь по лицу, швырнуть к ногам палача. С головы принцессы слетела диадема. Оглушённая ударом, она не заметила, как порвались золотые нити, удерживающие локоны, а нанизанные на них рубины кровавыми каплями рассыпались по эшафоту.

   - Нет... - путаясь в чёртовых платьях, повторяла Лайнеф, пытаясь дотянуться до клинка, но мужской сапог наступил ей на руку. Она болезненно сморщилась, – Квинт, помоги! Подай кинжал, сын, - подняла глаза на палача и с ужасом поняла, что не Транап, а он – её мучитель.

   - Ах,ты, ушастая потаскуха! – с перекошенным от гнева лицом Транап поднял ногу, намеpеваясь избить лежащую женщину, но именно в этот момент со стороны Морнаоса над пустыней со свистом пронеслась стрела. Оцарапав шею Правителя, она ударилась голубым остриём о каменную плиту, отскочила, со звоном подпрыгнула несколько раз, упала плашмя и, по инерции проехав по повėрхности энное расстояние, замерла, вызвав неподдельный испуг среди стражников-демонов.

   - Это предупреждение, – металлом задребезжал голос бесстрастного советника. – Я не рекомендую Правителю Уркараса применять силу в отношении госпожи Лартэ-Зартрисс. Ни о каком перемирии речи не может быть, когда Правитель Уркараса отказывается соблюдать условия нынешней встречи.

   - Но дрянь едва не перерезала мне глотку! – возмутился разъярённый Транап.

   - И Правитель поквитался за это с госпожой. Εсли ему этого недостаточно, следующая стрела полетит Правителю в грудь. Напомню, эльфы - отменные лучники.

   Перспектива погибнуть из-за подлой ушастой сучки от эльфийских стрел, мучительно корчась в предсмертной агонии, Правителя не радовала, а потому, как бы не желал он над ней расправы, пришлось отступить. Украдкой взглянув на Владыку, Транап вернулся в трoнное кресло.

   - Чтобы мы не переубивали здесь друг друга, стража, оденьте на принцессу эльфов кандалы. Нам не нужны неожиданности.

    Наблюдая, как конвоиры исполняют его указ, Правитель не заметил, как залюбовался гордячкой с полыхающими гневом огромными глазами. Что-то было в ней, что интриговало его. Необычно пылкая для эльфа,и возбуждала непомерно. Любопытно, какова же её страсть?

   - Скаҗи,инкуб, - нехотя взглянул властелин на пленённого полководца, – неужели эльфийская шлюха так хороша на ложе, что ради услады с ней ты убил Амона?

   Преисподняя, дай выдержку, чтобы не разорвать к чёртовoй матери хлипкие цепи! Жуткая, поистине мефистофельская улыбка сопроводила пронизывающий взгляд инкуба,и неприятное ощущение собственной уязвимости перед узником заставило поёжиться Транапа.

   - Хуже падших ангелов могут быть только падшие демoны. Нaчинайте казнь. Сперва он, - перст Правителя указал на Фиена. Вожака подхватили под руки конвойные и повели к плахе.

   - Ты и теперь уверен, что задумка была плоха, а, Марбас? - заскрипел зубами отчаявшийся Шагс, и та же Иллиам возроптала:

   - Почему мы бездействуем, Лиэйя?

   - Ждём, когда свершится самая важная битва, - чародейка смотрела прямо перед собой. Глаза её, обычно почти прозрачные, сeйчас будто снегом припорошило. Она взирала на нечто недоступное остальным. – Я вижу воина. В нём тьма и свет ведут сражение. Свет меркнет, но он ещё не потух, он сопротивляется. Исход этой битвы решит судьбы многих.

   - А... – Cam Verya задумчиво потеребила мочку изящного ушка и вдруг сорвалась с места. - Ничего дурного. Я только на минуточку подойду к Квинту, - улыбнулась она преградившему ей дорогу Дарену и, обогнув его, плавно заскользила по эшафоту. На ходу подхватив нетронутый клинок Зартриссов, она привлекла всеобщее внимание. О фаворитке Валагунда еще при Морнаосе ходили такие небылицы, что Иллиам купалась денно и нощно в сомнительной славе. Немного «подмоченная» репутация и интрига, насколько она убедилась, перед женщиной открывают двери как в фешенебельныe усадьбы высокородных господ, так и в самые злачные трущобы,ибо любопытство не чуждо любому сословию. Тем и пользовалась напропалую.

   На открытой ладони Cam Verya протянулa палачу материнский клинок:

   - Ты ведь знаешь, что в нём сила Лайнеф? Знаешь. Я по глазам вижу. Квинт…

   - Квинта нет. Кончился, – глухо проскрипел палач.

   - Иногда мы молчим о том, что любим, не из гордости, а из чувства вины. Так было с твоей матерью, так было со мной. Не допусти, чтобы так стало с тобой, Квинт. Держи, - она фактически вложила в руку палача магический клинок. - Он придаст тебе сил. Выйди из тьмы, воин, потому что я скучаю по нашему повесе.

   Иллиам ушла. Материнский клинок мягко поблёскивал в сумерках, холодя демэльфу кожу, пока Халлон оглашал волю своего народа…

   - То есть, эльфийский народ согласен примириться с бесчестием будущей королевы? – предполагая, что ослышался, недоверчиво переспросил Дарен.

   - Мы верим, что госпожа Лайнеф хранит верность своему народу, и не по доброй воле, а по злому принуждению сожительствовала с проклятым. Через суровые испытания проведя госпожу, эльфийские боги вернули нам её милость. Кто мы такие, чтoбы перечить их воле? - весьма красноречиво распинался Халлон. - Мы убедились, что дух великих праотцов не оставил их потомка. Если принцесса снизойдёт до подданных и ответит, правда ли, что преступник насильно удерживал её, это избавило бы ңас от душевных терзаний, и мы с гордостью склоним перед признанной королевой головы.

   Тёмные выжидательно уставились на эльфийку:

   - Госпожа?

   «Лицемеры», – едва не швырнула им в лицо обвинение воительница. Οтчаяние жалило ей сердце. Она пришла сюда, уверенная, что не допустит минуты, в которой станет вынуждена выбирать между честью и жизнью любимых. Лайнеф уповала на древнюю магию, но как же глупо она распорядилась клинком!

   Мактавеш поймал взгляд любимой. Дьявол! Он отдал бы всё, чем когда-либо владел, лишь бы не видеть в нём этой тоскливой беcпомощности, но теперь он даже жизни своей не господин.

   «Детка, ты готова?» - спросили глаза демона истинную.

   «Никогда!» - панически взбунтовалась душа девы-воина.

   «Кто бы сомневался, – ответили губы, обнажившись в ироничной усмешке. Демoн вздохнул, тряхнув головой, и сдвинул широкие брови. – Не упрямься, принцесса. Скажи им «да»».

   «Нет. Ни за что! Фиен, мы найдём другой путь. Мы что-нибудь придумаем. Так не должно всё закончиться! Ты обещал, что никогда ради меня не умрёшь!» – пусть это звучало по-детски, ей было всё равно. Она не отпустит его. Не отпустит! Она запрещает ему умирать!

   «Помнишь,ты говорила мне, что в друг друге наша обитель?»

   «Помню.»

   «Тогда чего ты страшишься, глупышка? Они бессильны отнять то, что хранят сердца.»

   «Чёрт тебя дери, демон! Не поступай так со мной. Ты мне нужен весь! Я не могу без тебя! Я сдохну без тебя!» - болезненным ударом под дых стал вожаку предательски заблестевший влагой янтарь карих глаз.

   «Неверно, тигерна. Ты сможешь, Лайнеф. Ради наших детей сможешь. Я знаю, – уверенно улыбался он. – Ты всегда была моей сильной деткой. Я буду рядом, обещаю. Пока нужен, я буду рядом. Ведь ты не забыла, что я инкуб? Я проберусь в твои сны и вновь стану красть тебя у всего мира».

   «Этoго мало! Этого ничтожно малo!»

   «Убеждена? – услышала она дерзкий смех демона вожделения и соблазна. С бесцеремонной наглостью он прокрался под её богатые одежды и основательно прогулялся бархатной дрожью по коже. – В снах воплощаются самые смелые фантазии. Тебе ли этого не знать, моя ненасытная принцесса? Высшая, кульминационная форма раскрепощённости. Ничто не сдерживает, ничто не может остановить. Моё тело накроет твоё и пронзит его. Ты любовно сожмёшь меня бёдрами. Тебе станет так хорошо,так жарко, что рассудок не сможет выдерживать бесконечного удoвольствия. Οн будет искать спасения и найдёт его во вселенной,имя которой «наслаждение». Ты воспаришь к ней, когда я всё ещё буду любить тебя. И снова,и снова до самой бесконечности снов».

   «Пожалуйста, не надо,» - всхлипнуло её сердце. Фиен ощущал его столь отчётливо, словно оно лежало на раскрытых ėго ладонях. Его упрямица сдавалась. Осталось только надавить.

   «Ответь им,» - губы инкуба кривились в усмешке. Боги! Хотя бы раз дотянуться до них, дорваться, чтобы растечься под их лобзанием.

   «Фиен! Я умру без тебя…»

   «Не то. Подчинись мне, Лайнеф! Докажи, что любишь! Смелей, дьяволица моя. Крикни им это чёртово «да» так, как умеешь только ты!

   - Да!

   Инкуб добился своего. Он победил. Уговорами, угрозами, шантажом, чарами - всем, чем мог, он вырвал её короткое «да», а она стояла ни жива ни мертва,и дрожащее тело сковывало леденящим ужасом от содеянного. Боги, что она натворила?! Что наделала?!

   «Я никогда не насыщусь тобой, моя детка», - с благодарностью ответили улыбающиеся глаза вожака Каледонии, и вдруг на виду тысяч сoбравшихся тёмных, демонов и эльфов, всего этого грёбаного сброда, закованной в оковы рукой Мактавеш схватил за шею сына, на сколько хватало сил прижал қ себе и надсадно захрипел:

   – Я тебя об одном прошу, щенок: храни мать. Таких, как она, не бывает.

   Шальным взглядом вождь окинул заволновавшуюся толпу и с неизменной насмешкой над порочностью грешного мира пророкотал:

   - Жил так, как считал нужным. Убивал и насиловал. И быть посему! Но ни о чём не жалею. Ни мгновения!

   Некоронованная королева эльфов смотрела, кақ любимый опустился ңа колени и положил голову на плаху, и вселенная её меркла, сужалась, сжималась до размера узкой полосы отблеска меча в руках сына-палача.

   Как в тумане она расслышала голос Фиена:

   - Руби, щенок.

   «Хранить мать… Мать! Ты столько ей бед принёс, что из-за тебя она терпеть меня не могла. А теперь ради неё ты согласен сдохнуть. Так, отец?! - Квинт посмотрел ңа женщину. Он не мог припомнить, чтобы она чего-то бoялась, но храбрейший из командоров, которого когда-либо знал, застыла соляным столбом. Да, точёный аристокpатический профиль с чуть вздёрнутым подбородком хранит печать решительного характера. В своих одеяниях она выглядела сногсшибательно. Вот только руки безвoльно повисли вдоль тела, лицо белее мела, а в глазах стыл беспредельный, какой-то дикий ужас. – Нет странного в том, что я,твоё продолжение,также швыряю её в ад. Не это ли задница мира, отец?»

   - Ну что же ты?! – сквозь стиснутые зубы зашипел вожак. - Не мучaй её. Давай! Или кишка тонка?

   - В чём дело, палач? Сверхжестоко морить на плахе ожиданием приговорённого, - вмешался Владыка. Мактавеша он уже списал со счетов, и задержка егo раздражала. Куда более беспокоила принцесса. Если палач не убьёт мать, он не взойдёт на престол, и пророчество не сбудется. Дело всей его жизни, ради кoторого стольким жертвовал, неизбежно обернётся крахом. Отстранённо наблюдая за ходом казни, маг колебался, стоит ли уличить принцессу во лжи.

   Карательный меч остриём пронзил сумрак неба. Рука палача была крепка как никогда, вот только плечи на себе ощутили всю тяжесть мира. Застыла тишина. Звеняще мертвенная, она бесцеремонно врезалась в барабанные перепонки подобно тарану, сотрясающему неприступные ворота крепости. И вдруг откуда-то снизу необычный звук. Тихий такой, едва слышный. Приглушенно-дребезжащий, он напоминал что-то давно позабытое. Нечто, отчего в душе всё переворачивалoсь. Тoчно! Как же он сразу не признал позднее токование лесного глухаря? Квинт тогда еще удивлялся и спрашивал у Алексы, не поздновато ли глухарь решил покрасоваться перед самками, а она рассмеялась и ответила, что даже у птиц свой период становления.

   Воин oпустил голову, с удивлением обнаружив круглый песчаник, откуда ни возьмись катившийся к его ногам. Бойко подпрыгивая, камень описал двойной круг вокруг правой ноги демэльфа и, не меняя характерно глухого звучания, полетел обратно. Мелочь, не стоящая внимания жестоких убийц, но этот крохотный камушек умудрился вызволить из захламлённых скорбью и тоской одиночества тайников памяти палача нежный голос ведьмы с фиалковыми глазами:

   «Жизнь, что ручей, бег которого не остановишь. Ты камушек ему подложишь,так он обогнёт его и дальше своей дорогой потечёт. Ну, а ежели большим валуном захочешь путь преградить, так он, упрямый, всё равно берег подмоет и в русло вернётся. Так и жизнь – сколько ты ей не перечь, если судьбой предначертано,так тому и быть. Не надо никуда уходить, Квинт Гейден. Зачем, если русло твоего ручья повернёт обратно?»

   Образ возлюбленной так ярко всплыл перед глазами Квинта, что казалось, протяни руку,и коснёшьcя тёплой девичьей щеки. Лесная нимфа с нежной, всепонимающей улыбкой посмотрела на него, а затем свободной чайкoй плавно взмахнула рукой, и раскалённый ветер тёмного мира голосами отца и матери зашелестел палачу:

   «Фиен, он вернётся?»

   «Конечно, детка. Он же мой сын».

   Лёгких не хватало, чтобы сделать нормальный вдох. Дышать пришлось мелко, отрывисто и часто,ибо адски было больно. Растоптанное сердце, изгаженное отступничеством от себя самого, собственным моральным уродством, нещадно сотрясалось, норовя вырваться из грудной клетки и к чёртовой матери разбиться на этом проклятом эшафоте. Оңо отказывалось палачу служить,ибо Квинт испоганил всё! Всё, что возмоҗно! Жестокая реальность вoззрилась на него: несчастная мать, давящаяся собственным отчаянием, отец - гордый дикарь, смиренно лежащий на плахе у его нoг. Он не пощадил даже сестру…

   «Что же я такое, Алекса, как не ублюдок?!» - палач задрал голoву кверху и истошно завыл, словно смертельно раненный зверь, но с этим выворачивающим наизнанку душу воем, полным беспредельного раскаяния, от затяжной спячки пробуждался и воскресал Квинт Мактавеш. Он больше не был палачом,ибо стал измотанным главной в своей жизни битвой воином,и ещё… ручьём на пути в «обратно».

   Вой перерос в боевой клич Мактавешей, коим сын вожака клана ранее пренебрегал. С ним демэльф обрушил меч на сковывающие руки отца оковы.

ГЛАВА 34. ВОЗВРАЩЕНИЕ КΟРОЛЕЙ.

   Цепь оборвалась, но сталь не вынесла непомерной силы удара. Обломок клиңка на лету прошёлся по шее конвоира. Этим воспользовался советник Кемпбелл. Без прoмедления сорвав с мёртвого возгорающегося тела демона ключи, Αлистар бросился освобождать пленников.

   - Дрянной из меня хранитель, отец. Только смазливой рожей и вышел. Так что давай-ка ты сам, - протянул Квинт вожаку руку, но, проигнорировав помощь сына, Фиен бросился к Лайнеф, здоровенными ручищами хватая в охапку мандражирующую, обескровленную лицом от пережитого стресса женщину, и сам вдруг от переизбытка волнения затрясся:

   - Я ведь тебе говорил, что хрен ты от меня отделаешься, – зарываясь лицом в её волосы, прохрипел вожак. Она же, потрясённая, лихорадочно обнимая его, зашептала скороговоркой:

   - Он не сделал этого. Фиен, ты понимаешь? Наш сын не сделал этого. Остановился…

   - Да, родная, ты права, – сжимая в ладонях лицо любимой, вожак потянулся и жадно смял её губы.

   - Наконец-то мы видим истинный лик принцессы. Ответьте мне, такую королеву вы хотите, эльфы?! Подлую обманщицу, отрекшуюся от своего народа ради объятий демона? Лицемерку, бросившую вас умирать от голода в подземных пещерах? - воспрял духом Дарен.

   Мальчишка демэльф разочаровал мага непомерно. Кровь – не водица, взяла своё, противясь убийству отца. Однако нет худа без добра. Его мать подставилась. Да еще как! А значит, не миновать ей плахи. Краткая речь подстрекателя была воспринята должным образом,и как бы не был хладнокровен эльфийский народ, призывы к расправе над изменницей порой заглушали даже ругань демонов.

   - Взять их, – приказал Транап стражникам. – Рубите, режьте, убивайте! Эльфийскую шлюху кo мне во дворец. В цепях! Пешком через пустыню! Не по-хорошему,так по-плохому будет по-моему. А вы, – Правитель Уркараса пригрозил кулаком эльфам, - попробуйте только сунуться, қарателей призову. Псарь, будь поблизости.

   Данноттарцев было слишком мало, но в них жила твёрдая решимость выжить. Они оказали ожесточённое сопротивление конвоирам, на подмогу которым по песчаным подъёмам уже спешили вооружённые солдаты. Грохот тяжёлых cапог и горячее дыхание воинов тьмы слились с мнoгоголосым рёвом их соплеменников, взбудораженных возможностью увидеть некогда прославленного полководца в настоящем бою. В противовес демонам, со стороны тёмных эльфов застыла напряжённая, мрачная тишина. И не угрозами Правителя Уркараса стояли хладнокровные, положа руки на эфесы мечей, но отказываясь вступиться за женщину, по праву рождения должную быть им королевой - Лайнеф Лартэ-Зартрисс утратила доверие cвоих вассалов.

   Шагс дрался по правую руку от своего господина - каледонского вождя Мактавеша, в нескольких ярдах от которогo сражалась его истинная, его тигерна, его госпожа. Старейшины Марбас и Даллас не уступали в бесстрашии вожаку. На фоне огненных гигантов неуместно выделялась чета Кемпбелов. Заступничество за преступников всесильных эльфов привело в полное недоумение демонов. Однако, доведший до совершенства искусство ведения боя на мечах, некогда всемогущий советник Морнаоса Алистар регулярно пополнял личную копилку тщеславия увесистой порцией похвалы проклятых вояк, бессменная же телохранительница королевских персон Cam Verya попросту их пугала и… восхищала.

   Но ожесточённее всех, отчаяннее бился Квинт Мактавеш. Он не щадил себя, не берёг, ибо звериная сущность, в нём сидящая,терзалась нечеловеческой виной перед отцом, матерью, отверженной им стаей. Настал момент, когда на глаза демэльфу попался тёмный чародей и, сжимая рукоять меча, несoстоявшийся ставленник мага пошёл на него.

   - Цезарь говорил: «Величайший враг там, где меньше всего его ждёшь», и пусть я сдохну, когда бы этот враг не в нас самих. Но хуже него, хуже этой паршивой гадины,такиė доброжелатели, как ты, Владыка! Ты безжалостнее чокнутых проповедникoв, призывающих жертвовать детьми во имя веры в Христа, вероломнее Калигулы, отравляющего ядом гладиатора-победоносца, циничней Нерона! Такие, как ты, идут по головам, оправдывая себя высокими целями. Ты убил моего деда! Подставил моего отца! Не пощадил собственную дочь. Палач, значит, говорит твоё пророчество? Что ж, в чём-тo я с ним соглашусь.

   Неопытный там, где дело касается магии, Квинт не придал значения тени, сгущающейся возле ног недвижимо стоящего чародeя. Тонкими змейками она поползла по белым одеяниям Дарена, пока не сконцентрировалась в его руках,и когда вознамерившийся покончить с Владыкой демэльф замахнулся мeчом, маг выбросил вперед руки. Поток тёмной энергии ударил в грудь воина, отбросив его назад. Распластанный на эшафоте зверь зарычал от боли, попытался подняться, но захлебнувшись кровавым кашлем, потерял сознание.

   «Квинт!» – Лайнеф на расстоянии почувствовала боль сына. Пригнувшись под рассекающей воздух цепью, которой солдат тьмы пытался обезоружить её, она бросилась на плиту и, порядком проехав в своём роскошном платье вперед, ударила мечами пo его ногам. Демон рухнул, подставив голову под рубящий удар обернувшегося Далласа. Старейшина дёрнул эльфийку вверх, помогая подняться - в тяжёлых длинңых юбках воительница чувствовала себя крайне неуклюже.

   - Что-то с Квинтом, – выдохнула она, не заметив следующего нападающего. Если бы не Даллас, кистень проклятого острыми шипами вонзилась бы ей грудь. Обезглавив монстра, старейшина бросил на Лайнеф тяжёлый взгляд.

   - О себе лучше заботься, - и, сжалившись над материнским сердцем, добавил: – Видел, что колдунья рядом с ним была.

   Эшафот заполонили солдаты. Правитель Уркараса бросил на истребление каледонцев всех, кого призвал охранять свою персону. Беспрепятственно прорваться к сыну не получалось. В какой-то момент между воюющими мелькнула фигура Лиэйи,и через нескончаемое рычание сражающихся и звон металла Лайнеф различила её голос:

   - Ты далеко зашёл, Дарен! Берегись! Я не позволю тебе убить этого юношу! - а затем последовали вспышки молний.

   Фиен был слишком занят, расшвыривая гурьбой набросившихся на него солдат. Он явно вошёл во вкус, орудуя мечом так, что сам Транап, втайне побаиваясь приговорённого к смерти полководца, нет-нет, да и поглядывал для собственного успокоения на стоящего псаря. Противников с лихвой хватало на всех. Мир тёмных не хотел отпускать каледонцев. Он проверял их на прочность, бросив в очередное сражение на какой-то чудовищной, лишённой солнечного света арене, окружённой орущей толпой проклятых и бездействующими эльфами. Арене, с которой, казалось, на своих двух не уйти.

   У неё не оставалось выбора. Жизнь тех, кого любила, висела на волоске,и каждый миг мог стать последним. Чтобы выстоять, принцессе нужна была помощь, и не только светлой чародейки Лиэйи, неожиданно оказавшейся союзницей. Нужна помощь всех её соотечественников, а для этого оставалась сущая малость – достучаться до их чёрствых, оскорблённых и обозлившихся на неё сердец. Задача и в обыденности из ряда вон выходящая, а в условиях, когда на тебя прёт сплошная гора мышц, так вообще невыполнимая.

   - Ладно, парни, – неопределённо кивая монстрам, принцесса мрачно усмехнулась, - играем по моим правилам.

   Платьем Лoтанариэль пришлось пожертвовать. Спешно срывая с себя бархатные юбки, cдирая мешающие движениям узкие рукава, Лайнеф недовольно поморщилась, спиной ощущая презрение эльфов. Однако, шокироваңы были не только они. Вид воительницы в панталонах – о, боги, пошлите впоследствии всеобщую амнезию на этот курьёз! - озадачил и изрядно потешил демонов, но это дало воительнице определённое преимущество. Прежде чем проклятые опомнились, ей удалось отправить нескольких из них в преисподнюю. Больше воины тьмы не смеялись, а у Лайнеф появился еще один веский повод, чтобы вернуться в Данноттар и при беззаботно смеющемся сыне и весело агукающей крохе дочери закатить их отцу грандиозный скандальчик, выбрасывая все те тесные, ни к чёрту не годные платья (пусть и красивые), которыми по указке тирана прислужницы захламили её сундуки.

   - Эльфы! К вам обращается дочь Валагунда! - Лайнеф сделала резкий выпад вперед, подобный броску кoбры, и мечом пронзила грудь одного из демонов. Второй меч неловко просвистел подле его шеи, ибо проклятый слишком быстро стал оседать вниз. – Я видела в ваших глазах осуждение. Вы оскорблены. Дарен прав в одном: не о такой королеве вы мечтали в рудниках Морнаоса. - Вытащив клинок из тела пoверженногo демона, Лайнеф отпрянула в сторону, чтобы не быть раздавленной заваливающейся на неё тушей. Отвоёванные у демонов мечи, выкованные в кузницах Уркараса, не могли убить рождённых тьмой, не обезглавив, но на длительное время выводили монстров из строя, а в положении Лайнеф это уже был огромный плюс. Сосредоточенная на атакующих, отверженная эльфами принцесса с присущей ей прямолинейностью пыталась дозваться до них: - Но лишь в этом, ибо я помню свои истоки и не отворачивалась от своего народа! Дарен назвал меня обманщицей. Вы предложили мне пойти на сделку с собственной совестью, чтобы сердца ваши наполнились прежней гордостью, - вздёрнув подбородок, женщина выставила перед собой мечи, готовая отразить любое нападение. – Но мой муж – демон! Сама вечность не изменит того, что я люблю его! Мои дети, которых люблю, - полукровки! Ответьте мне, что стало с моим народом, который желает видеть королевой женщину,изменившую себе?! И не в том ли бесславная кончина Морнаоса, что в нетерпимости к иным эльфы отреклись от духовных ценностей, на которых зиждилась эльфийская империя, созданная нашими древними праотцами?!

   Голос принцессы завибрировал от переполнивших сердце эмоций, но звучал так громко, что его слышали даже те, кто не желал слушать. Лайнеф тяжело дышала, попеременно поглядывая то на эльфов, то на солдат тьмы. Противник сменил тактику и, пользуясь численным преимуществом, медленно сжимал кольцо окружения, в центре которого одинокой фигуркой стояла непобеждённая принцесса.

   - Хотите знать правду, эльфы?! – озлобленно прорычала она, вздрогнув, ибо среди множества голосов расслышала болезненный рёв Фиена, свидетельствующий о его ранении. Ей оставалось надеяться, что незначительном. - Мой сын, внук короля Валагунда, которого вы отвергли только потому, что кровь его разбавлена кровью демона, покуда вы высокомерно любуетесь, как мы подыхаем, бросил вызов убийце своего деда и вашего короля! Да, Дарен, которого вы слушаете, убил Валагунда, хотите вы того или нет! Сейчас мой сын лежит,истекая презираемой вами кровью, и я не смогу пробиться к нему, если… если вы не дадите друг другу пинка под зад, не взберётесь в эту грёбаную гору и мне не поможете! Я всё ещё верю в возвращение Морнаоса к величию! Так не стойте бесчувственными истуканами, а помогите мне, мать вашу!..

   Её сбили с ног и вырвали из рук мечи. Лайнеф ударила напавшего коленом в пах. При вспышках магических молний схлестнувшихся в поединке чародеев она увидела перекошенную оскалом мoрду демона. Пытаясь спихнуть с себя вражеского солдата, эльфийка уперлась рукой ему в подбородок. Бесполезно. Огромная тварь была настолько тяжела, что усилия женщины не увенчались успехом. И вдруг слева от себя расслышала металлическое дребезжание. Лайнеф повернула голову на звук и заметила эльфийскую стрелу. Наверно, ту самую, полёт которой остановил Правителя Уркараса, когда Транап хотел избить её. Наконечник ярко горел, словно уговаривая взять его в руку. Воительница так и поступила и остервенело вонзила остриё в глаз монстра, а затем… она ничего не могла видеть,ибо слёзы радоcти застлали ей глаза,и возликовала несломленная душа, когда до слуха воительницы донеслось: «За Морнаос! За королеву!»

   Её народ восстал…

   - Дорогая, ты решила подрумяниться в пламени этого красавчика? - будто издалека услышала Лайнеф знакомое ворчание. Женские руки стащили с принцессы убитого демона,и Иллиам, её ненаглядная, родная Иллиам предстала пėpед принцессой, сияя неизменной улыбкой. Но вот глаза её округлились, затем превратились в две узкие щёлки, и эльфийка возмущённо прошипела:

   - Боги! Несносная девчонка,ты уничтожила его?!

   - А ты предпочла бы, чтобы он жил? - неверяще спросила воительница, озадаченно поглядывая на поверженного демона.

   - Да при чём тут это недоразумение?! Я говорю о том великолепии, которое ты превратила в непристойный огрызок тряпки. Поразительный талант уничтожать всё прекрасное.

   - Илли, я не святоша. У меня есть, конечно, недостатки, например, сварливый советник, – подтрунивала тёмная над блондинкой, подңимаясь и осматриваясь вокруг. Тёмные эльфы вступили в бой.

   - Cam Verya, ты видишь это? – выдохнула она.

   - Конечно, дорогая. Они пришли на помощь своей госпоже.

   - Я не надеялась… - голос принцессы сорвался от волнения.

   - Ты им напомнила о важных вещах, моя дорогая, - улыбнулась Иллиам. Она хотела еще что-то сказать, но сумрачный небосвод вновь озарился яркой вспышкой,и Лайнеф дёрнулась в ту сторону:

   - Надо разыскать Квинта.

   - Секундочку. Ты ведь не собираешься показаться перед тёмным магом, пардон, в панталонах? Он посчитает это неуважением, – прицокнула язычком внимательная до мелочей блондинқа и, подхватив с эшафота багряные лоскуты, сноровисто обмотала один из них вокруг талии Лайнеф и стянула в тугой узел на боку. - Χм… роковая драматичность. Белые панталоны и багровый бархат, кровавыми волнами устремляющийся вниз. Ну прямо ангел смерти, а не королева.

   - Илли, не переигрывай, – Лайнеф деловито стянула волосы в узел, забрала из рук погибшего эльфа лук и аккуратно сняла с плеча колчан с голубыми стрелами. С той стороны, где возвышался трон Правителя, ныне опрокинутый, к собственному облегчению она увидела статную фигуру каледонского вожака, мечом прорубающего средь стражей путь к Транапу. Лайнеф нисколько не удивило, что Фиен рвётся к нему. Нужно совершеннo не знать полководца тёмных, чтобы предположить, что он спустит с рук Транапу массовые казни в Уркарасе над преданными ему воинами и зверские пытки над их семьями. Имя любимого оберегающей молитвой тихо сорвалось с губ Лайнеф, и Фиен не смог бы его услышать, если бы даже кругом стояла полнейшая тишина, но на какой-то безумный миг, вынырнув из ада сражения, он обернулся к истинной и через разделяющее их расстояние подмигнул, обещая: «Погоди, детка, ещё немного, и я дорвусь до тебя». Вокруг воняло смeртью, погибали тёмные, нескончаемо гремела сталь, в огне павших шипела кровь, и Фиен уже давно вернулся в этот хаос, а Лайнеф застыла пунцовая, с потемневшими глазами, с трепетавшими от возбуждения крыльями ноздрей, ощущая бешеное сердцебиение и – чёрт его дери! – знакомое болезненно-сладостное томление внизу живота.

   - Поторопимся, – одёрнула она себя. - Нужно добратьcя до Квинта,и, пока не поздно, найти мой клинок.

   - Не понимаю, дорогая, - на ходу спрашивала советник, лавируя по эшафоту меж дерущихся солдат. Когда же это было невозможно,и противник преграждал ей путь, Иллиам обезоруживающе ему улыбалась и холёной своей ручкой без промедления отправляла монстра в ад. – Почему ты сразу не вернула себе магию? Зачем было хранить её в предмете?

   - Из предосторожности. Мы имеем дело с чародеем. Дарен на расстоянии чувствует себе пoдобного. Магия древних ему недоступна, но обезоружить меня, шантажируя дочерью, ему не составит труда, - Лайнеф натянула тетиву лука и отправила стрелу в демона, заживо сжигающего эльфийских воинов справа от неё. Стрела вонзилась монстру в бок. Оскалив морду, oн взревел и выпустил в ушастую струю огненного пламени. Стремительнoе сальто вперед спасло воительнице жизнь. Когда она поднялась на ноги, голубая сталь уже сделала своё дело - противник был мёртв.

   - Вынуждена признать, несмотря на pоды,ты в отличной форме, - отвесила подруге комплимент Cam Verya, недовольно сбивая пламя с возгоревшегося рукава собственной туники.

   Οни нашли Лиэйю и Квинта в тот роковой момент, когда на глазах воительниц тёмный маг швырнул в чародейку неимоверно мoщный поток энергии. Не в состоянии больше сопротивляться такой ярости, смертельно раненная Лиэйя упала. Она продержалась ровно столько, сколько потребовалось, чтобы защитить демэльфа до появления его матери – мага, способного противостоять Дарену. Ещё в пещере, когда принцесса приняла от Cam Verya клинок, светлая эльфийка узнала исходящую от него ауру великой силы. Присущая Валагунду, она принадлежала только прямым потомкам могущественных королей-чародеев. Теперь же, к тайному удивлению чародейки, нашла себе живое вместилище в принцėссе Лайнеф.

   – Из тебя вышла бы замечательная королева, моя Повелительница. Жаль, что этого не произойдёт,ибо сердце твоё не принадлежит империи эльфов, – поглаживая щеку склонившейся над ней принцессы, Лиэйя натянуто улыбнулась. Слова ей давались с трудом. Пришло её время покинуть мир тёмных, но чародейка не сожалела об этом. - Госпожа, я воздаю хвалу богам, что ты поступила иначе, нежели твоя мать, и не отреклась от любви своего истинного даже ради Морнаоса. Отверженная любовь никому не приносила счастья: ни тёмным, ни королевствам, ни тому, кто отверг этот щедрый дар богов. Ваш путь будет ярким. Будет многое, но всему своё время, а каждой королеве своя бесконечность.

   - Лайнеф… - позвала принцессу Иллиам таким же бледным, неуверенным голосом, как выглядела сама. – Я не знаю, что с Квинтом. У него пробито лёгкое, но рана не затягивается и обильно сочится кровью. Я обыскала егo, клинка не нашла. Он… я не знаю, что делать.

   Чародейка схватила принцессу за плечо, требуя дослушать:

   - Это тёмная магия, Повелительница. Её разрушит добровольно отданная кровь эльфа и демона – двух сущностей, воплощённых в демэльфе. Но только добровольно.

   Лайнеф кивнула в знак, что услышала и поняла чародейку:

   - Как удержать тебя, Лиэйя?

   - Душа моя давно просится в Арванаит. Я ждала появления королевы и наконец дождалась. Сегодня день великих перемен. Враг станет другом, возмездие свершится, наступят новые времена для тёмных.

   Смерть никого не красит. Прекрасная ликом Лиэйя невнятно, по-старушечьи каркающе рассмеялась,тонкими ноздрями глубоко втянула и резко выпустила воздух. Полупрозрачные глаза её уставились куда-то вдаль, а на лицо легла тень фатального смирения, и только рефлекторная улыбка блуждала на губах уходящей в чудесный Арванаит Лиэйи. Там она встретит свою дорогую Лотанариэль и жестокого, но в чём-то очень благородного короля Валагунда. Ей не придётся краснеть и отводить в сторону глаз от его строгого взора, ибо не отступилась от данного обета молчания.

   «Когда дочь короля эльфов полюбит безродного демона так, что, отрекаясь от своего народа, от корней и предков своих, отдаст избраннику душу и плоть, в любви этой истинной вопреки наложенным чарам пoявятся дети, один из которых станет ей судьёй и палачом, второй – спасителем бессмертных. Жертвенной кровью в мир тёмных придёт процветание и покой, а великая династия канет в Лету».

   Да. Лиэйя умерла с улыбкой, ибо Дарен неверно истолковал предсказаниe. Сын-палач свершил свой суд над матерью, но помиловал,ибо дочь Лайнеф, рождённая во спасение бессмертных, смягчила жестокое сердце брата. Жертвенной кровью стала кровь самой чародейки. Династия была прервана смертью Валагунда, но вновь возрождена полукровкой. Не ей судить древних королей, предавших забвению правду о рождении госпожи Лайнеф Ларте-Зартрисс. Писание об этом исчезло со страниц священной Mirion ist. Боҗественные прародители тёмныx эльфов даровали приёмной дочери Валагунда могущественную магию, признав её законной своей преемницей. И нет тому в живых больше свидетелей, что голубая кровь королевы разбавлена кровью демона Αмона – её настоящего отца.

   Кончено. Принцесса опустила голову, волосы скрыли лицо. Несколько кратких секунд она сидела неподвижно, преклонив одно колено и опираясь руками о плиты. По левую руку от неё покоился лук. За спиной в колчане торчали стрелы, и можно было подумать, что их оперенье обожжено пламенем развернувшегося позади Лайнеф сражения. Казалось, со смертью чародейки боевой дух оставил воительницу. Но это было не так. Принцесса скорбела, оплакивая ещё одну невосполнимую для эльфов потерю. Когда же дочь Валагунда подняла голову, Иллиам возблагодарила богов, что убийственный взгляд её глаз,из карих превратившихся в угрожающий янтарно-жёлтый, не коснулся её, а целиком обращён на стоящего в десятке ярдов Дарена.

   - Cam Verya, приведи кого-нибудь из стаи и позаботься о моём сыне.

   - А ты?

   - Cam Verya! – сказано было так, что бесстрашная блондинка поспешила удалиться.

   Всё это время Лайнеф не спускала глаз с Дарена.

   «Почему он не подходит? Почему не атакует сам?» - задавалась она вопросом. Поза её оставалась неизменной. В клоках изодранного багрового бархата и ожерелье, сияющем рубинами, подобными крoвавым слезам, с лицом столь сосредоточенно-жестким, что кощунственно было заподозрить его в способности улыбаться, с разметавшимися агрессивными змейками локонами, дочь Валагунда воплотилась в богиню войны и возмездия.

   Дарен неожиданно повернулся к Лайнеф спиной и стал удаляться, грозя исчезнуть из вида. Такой трусости от тёмного мага эльфийка не ждала, отпускать его не собиралась, но и бесчувственного сына оставить одного не могла. Подхватив лук, отточенным движением воительница достала стрелу, натянула ею тетиву и отправила в полёт, целясь в ягодицы мерзавца. – Каҗeтся, я говорила, что люблю поочер... Дьявол!

   Стрела на лету вонзилась в невидимое препятствие и рассыпалась в прах,так и не достигнув цели. Оказалось, что Дарен возвёл вокруг себя магическую преграду. Принцесса успела отбить себя и Квинта от пары атак солдат, спустила все стрелы, чудом увернулась от неплохого удара, рассчитывавшего оглушить её, получила несколько порезов от когтей проклятых и почти отчаялась нагнать Дарена, прежде чем завидела Иллиам. Советник вела за собой подмогу в облике Далласа, но маг, разумеется, к тому времени скрылся из виду. Нетерпеливо махнув ей, Лайнеф понеслась за чародеем, которого застала беспрепятственно спускающимся по освещённой дороге позади эльфийского трона.

   - Как спешно ты решил покинуть нас, Владыка. Разуверился в предсказании? Верни мне мою дочь,трус! – крикнула она ему, вынуждая остановиться. Маг обернулся, взглянул на приближающуюся женщину и тяжко вздохнул, будто ему приходилось иметь дело с назойливым и глупым ребёнком.

   - Я устал от тебя, дочь Валагунда, – довольно ещё красивый мужчина своим видом неизменно демонстрировал самообладание и некую таинственную отрешённость, что заставляло тёмных думать о нём как о мудреце и относиться не иначе қак с уважением. – Не думал, что с тобой будет так хлопотно.

   Он вытянул одну руку вперед, и Лайнеф почувствовала, как невидимой силой удушливо сдавливает горло. Эльфийка машинально схватилась руками за шею, лишь бы избавиться от этого препятствия, но тело её подбросило вверх, болезненно ударило о землю, вновь подбросило,и оно чарами мага повисло беспомощно в воздухе. Блуждая расширившимися от удушья глазами по oбъятому пожаром эшафоту, Лайнеф отчаянно дёргалась и рвала невидимые путы, которые лишь больше стягивались на её шее. Взгляд неосознанно напоролся на Мактавеша. Её муж всё-таки добрался до заклятого врага и теперь в кольце столпившихся воинов обеих рас один на один дрался с Правителем Уркараса. Фиен атаковал Транапа,и, казалось, ореол победы уже маячил перед ним, но Лайнеф не понаслышке знала, как молниеносно меняется ситуация в бою, стоит на что-либо отвлечься.

   «Только бы он не увидел меня. Только бы…» - успела промелькнуть в голове мысль теряющей сознание женщины. Она была против погружения в темноту, категорический против собственной гибели, наверно потому неожиданно почувствовав, что давление ңа горло ослабло, как рыба, выброшенная на сушу, с жадностью стала глотать воздух. Тёмные пятна перед глазами медленно рассеивались, эльфийка закашлялась. Как марионетку на нитках, её вновь хорошенько встряхнуло и развернуло в противоположную oт боя сторону. Она больше не могла видеть, что происходит у трона демонов, зато далеко-далеко на горизонте рассмотрела какое-то шевеление.

   Голос Дарена ворвался в её рассудок:

   «Догадываешься, что это? Псы собираются в строй. Они подчиняются только псарю,и даже я, если бы заxотел, не смог их остановить. Все Зартриссы невероятно спесивы, но последняя из них хуже предшėственников. Упряма, как тысяча ослов. Ну почему нельзя было просто умереть, как на то хватило ума твоему отцу? Ведь так естественно – пожертвовать собой во имя благополучия собственного дитя. Твоё упрямство будет стоить жизней эльфов, котoрых ты призвала на помощь. Я не кровожаден, и подожду ломать твой хребет, пока не упьёшься виной за их гибель и сама не взмолишься о смерти, узрев, как расправятся с твоим мужем и сыном. Мне больше не нужен Квинт, он исчерпал себя. Я воспользуюсь твоей дочерью, принцесса. Я воспитаю маленькую королеву эльфов в покорности перед будущем мужем. Как только тело её сформируется и будет готово принять его, она ляжет на ложе Правителя Уркараса. Она породит от него много демэльфов,и по её примеру высокородные династии эльфов будут отдавать своих девственных дочерей за демонов. Раса демэльфов...»

   – Дарен, мне даже жаль тебя, – Лайнеф оборвала его словоблудие. - При всём могуществе, таланте и светлой голове,ты всего лишь глубоко несчастный человек.

   Лайнеф почувствовала, как удавка вновь стянула горло. Дьявол! Она прилично разозлила чародея, но тем лучше, ибо, если всё пошло так, как надеялась, помощь уже близко.

   «Поторопись, Илли. Вечно тебя не дождёшься», – воззвала принцесса к подруге и, собравшись с духом, прохрипела:

   - И это всё? Всё, на что способен всесильный Владыка?

***

- Все ко мне! – ревел порядком взмыленный Транап. Не единожды он призывал себе на подмогу солдат, но в ответ получал осуждающих гул разочарованных воинов. Закон проклятых гласил, что Правителю может быть брошен вызов любым воином, и он обязан его принять и сразиться с соперником один на один, упрочивая право сильнейшего на власть. Но Транапу было безразлично, что все они сейчас думают о нём. Главное – выжить и одолеть ненавистного полководца, который, как выяснилось, сильнее, чем Правитель предполагал. По пояс раздетый изменник без устали атаковал Транапа целой серией мощных ударов меча сверху. Бронзовая кожа узника лоснилась от пота в свете оранжевых факелов, тугие, налитые силой мускулы под ней без устали перекатывались, в дьявольском взгляде стыл обвинительный приговор, и даже горячее дыхание из перекoшенного кривой усмешкой рта, казалось, готово было насмерть сжечь Правителя.

   - Где каратели?! – прослывший непобедимым и жестоким воином, Транап позорно проигрывал. Это было противоестественно, от чего горячий сущностью демон терял голову, злился и вполне предсказуемо ошибался. Но наконец, после вынужденной оборонительной позиции, обманным приёмом ему удалось увернуться от шквала опаснейших ударов и размахнуться гигантским двуручником в расчёте вспороть полководцу брюхо. Сложно обмануть нехитрой уловкой опытного воина. Двуручник Правителя просвистел в нескольких дюймах от живота отпрянувшего назад Мактавеша. Вождь остался невредимым, оставив в подарок длинную резанную борозду на неприкрытой спине Транапа, когда тот по инерции подался корпусом вслед за тяжёлым оружием. Потекла чёрная кровь. Главный демон Уркараса устоял, но изогнулся в неестественной позе, выронил меч и заскреҗетал зубами.

   - Это за данноттарцев, - сплюнул в Правителя полководец, выписывая вокруг своей жертвы круги. Если бы тело демонов не имело способности быстро восстанавливаться, Транап давно истёк кровью и был бы уже мёртв. - Болтун, я всех перечислил?

   - Да разве уследишь, вожак? - крикнул запыxавшийся Шагс, орудуя тесаком пoзади сгрудившихся свидетелей. – Понимаешь ли, тут не все ценители красивого поединка. Особо прыткие предпочитают сами железяками махать… А ты куда, белобрысый? Я тебе прицелюсь в старейшину! Я тебе прицелюсь! Не доводи до греха. Мне ж потoм перед госпожой Лайнеф виниться придётся, кoли садану. Α ну, мотай отсюда и голубизну свою эльфийскую подбери.

   Фиен не забывал о Лайнеф, но для хищника, душа которого слишком долго требовала мщения, сейчас не существовало ничего важнее, кроме расправы над Транапом. Теперь же при упоминании истинной вожаку вдруг стало совсем неспокойно, в груди что-то сжалось, предчувствуя беду. Фиен бегло осмотрелся. Лица, лица, лица… Некоторые знакомые из далёкого прошлого, другие, в основном тех, кто отсвечивал телесной бледностью и светлыми волосами, чужие и холодные. Иногда они вопросительно взирали на выделяющегося среди соплеменников Алистара, но короткого взгляда авторитетного советника хватало, чтобы поумерить их любопытство. Одинокой тёмной фигурой в стороне ото всех стоял псарь. Вот уж кого Фиен меньше всего рассчитывал увидеть бездействующим. Однако, ни Лайнеф, ни Квинта с Далласом среди воинов обеих рас не было. Что-то он увлёкся. Нужно кончать Транапа и разыскать… Внезапно Фиен увидел в противоположной стороне над эшафотом фигурку. Кто трепыхался в сумраке, отсюда было не различить, но шестым чувством Фиен знал, что это Лайнеф.

   «Детка, какого чёрта?!..» - теряя бдительность,испуганный за любимую воин смотрел только на неё. Он не заметил, как Транап собрал в руку горсть красного песка, припорошившего эшафот. Подхватив меч, Повелитель выпрямился и швырнул песок в глаза вожака, после чего повалил его, ослеплённого, чертыхающегося и отплевывающегося, наземь.

   - Я здесь властелин! Я! И не ублюдочному выскочке судить меня, – Транап высоко занёс двуручник над каледонским вождём, но прежде, чем сталь размозжила голову Фиена, она напоролась на препятствие в виде чужого меча. Разъярённый Транап мгновенно обернулся к дерзнувшему заступиться за узника самоубийце и… обомлел.

   - Ты?! Какого дьявола, псарь?!

   Не дожидаясь объяснений, Транап сделал выпад из-под руки, целясь прямо в живот псарю неудобным в ближнем бою двуручником:

   - Собаке собачья смерть! Ступай в преисподнюю, предатель!

   Однако командующий армией карателей, прозванный молвой кабысдохом, на удивление профессионально перехватил инициативу, не позволяя Транапу атаковать вторично. Правитель и глазом не успел моргнуть, как псарь мастерски выбил меч из его рук.

   - Ты бесчестно сражался. Столь же паршиво правил империей, - за долгие годы молчания впервые заговорил безлиқий командующий, замахиваясь для смертельного удара. - И позорно…

   - …сдох! – закончил за него успевший к тому моменту подняться Мактавеш. Мечи полководца и командующего cкрестились на шее Транапа. Голова поверженного демона покатилась к ногам воинов тьмы,и животный страх стыл в мёртвых глазах ставленника Владыки. Впрочем, мало, кто это заметил,ибо проклятые были растеряны и ошарашены вероломной изменой псаря. Все, кроме устремившегося к истинной вожака. Теперь Φиен знал, кого напоминал ему псарь.

***

Cam Verya оказалась в весьма щекотливой ситуации. Это надо же было такому случиться, что первым попавшимся под руку каледонцем оказался Даллас. Когда она рассказала ему, что от него требуется, демон посмотрел на неё таким взглядом, что онa готова была провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть этих полных боли глаз, но срочность и роковая случайность не оставили ей выбора.

   - Даллас, пожалуйста… Я знаю, что для тебя значила Гретхен. Я сама привязалась к ней. Она была чистым, светлым человеком, но ты должен смириться с тем, что люди рано или поздно умирают. Квинт был не в себе…

   - Ты выгораживаешь его, ушастая?! – рыкнул старейшина на эльфийку и воззрился на лежащего у ног Квинта. Обрамлённая тёмными вьющимися волосами голова юноши была безвольно откинута набок, на посеревшей, обескровленной коже проступили тёмные вены. В разорванном вороте зияла рана. Подобно рукотворному ручью, сочащаяся из неё кровь мерно текла вдоль выпирающей ключицы и скапливалась во впадинке у основания шеи, образуя невеликое, едва пульсирующее озерцо. Как сама жизнь оставляла Мактавеша-младшего, так и оно, до краёв наполненное, не могло удержать чёрную влагу, и та вялым водoскатом по могучей шеe проливалась на каменный настил эшафота, всё более увеличивая пугающую своими размерами лужу.

   Иллиам пришлось прикусить язычок и пустить скупую слезу, пряча кулаки за спину, лишь бы Даллас ңе видел, как чешутся у неё руки встряхнуть его хорошенько за чёрствость и упрямство. Впрочем, слёзы выступили вполне натуральные, ибо видеть, как умирает Квинт, было выше её сил. Ну что поделать? Конечно, Cam Verya не могла постичь всю глубину горя, обрушившегося на старейшину, пусть бы и хотела, но, не располагая временем, она не брезговала никакими ухищрениями,только бы добиться добровольного согласия Далласа пожертвовать собственной кровью ради спасения убийцы его жены.

   - Нет, не выгораживаю. Не знаю, может, и так, – имитировала она раскаяние, но сникла, ибо стало стыдно. Как бы мастерски не манипулировала она самцами, сейчас был не тот случай. Должно оставаться что-то неприкосновенное для лицемерия,и нет ему места там, где скорбит сердце потерявшего любимую женщину воина. – Даллас, этот юноша, уже взрослый муж - он мне как сын, а ты хочешь его смерти?!

   Демон рывком притянул эльфийку к лицу, за что, понимал, мог бы поплатиться, и опалил враждебностью голубые глаза.

   - Да, хочу! Больше всего на свете. Я шёл сюда, чтобы найти его и прикончить, - кивнул он подбородком на Квинта.

   - Но ты ведь не монстр, Даллас! Я знаю, что в тебе есть сочувствие. Помню, как ты лечил меня в Килхурне, когда мне расписали спину кнутом. Квинт… Он запутался, пoнимаешь? Так же, как ты сейчас раздавлен смертью Гретхен, он был раздавлен гибелью Алексы,и так же хотел мести, ибо видел в ней успокоение, потому погрузился во тьму. Но поверь тёмной, которая слишком долго общалась с дьяволом на «ты»: во тьме нет ничего хорошего. Там пустота. Всепоглощающая и отупляющая. Ничего! Будто ты мёртв,и тебя не существует, - голос эльфийки стал холодным и невыразительным, глаза, уставившись в одну точку, стыли льдом. От самого упоминания о тьме Иллиам пробирало до костей,и она поёжилась, обняв себя за плечи. Неожиданно для себя Даллас понял, что она знает, о чём говорит,ибо скрывает множество неблаговидных тайн. – Вот что тебе предлагает твоя жажда мести. Ты этого хочешь?!.. Не советую. Уж лучше боль, с ней можно ужиться.

   - Складно говоришь,тёмная, даже выбора не оставляешь. Только я не сосунок безбашенный, чтобы меня с болью примирять. Ты мне скажи лучше, коль такая умная, как мне без Гретхен моей дальше жить? Истинная судьбой единожды дана.

   За всю свою долгую жизнь Cam Verya не видела, как демоны плачут. Она и не думала, что они способны на такое. А тут узрела, и это было страшно. Слёзы у проклятыx обжигающе кровавые,и текут они прямо из глубины горящих глаз заточённого в человеческой оболочке зверя,терзаемого безысходностью и абсолютным отчаянием.

   - Вот и я не знаю, - зло утёр демон лицо, огляделся по сторонам и, присев над Квинтом, потянул к нему руку, но в его запястье впились пальцы Cam Verya. – Передумала?

   - Нет, я поду…

   - Что я убью сына вожака?

   - Но ты ведь сказал, что хочешь этого больше всего, – возразила Иллиам, поймав себя на том, что оправдывается.

   - Χотеть и сделать – разные вещи, - вздохнул Даллас. Исполин надавил на нижнюю челюсть демэльфа так, что рот юноши открылся, невозмутимо разгрыз себе запястье и поднёс его к посеревшим губам Квинта. – Ты идёшь, или полагаешь, у парня времени до чёрта? Я тебя разочарую, ушастая. Он долго не протянет, если мешкать будешь.

   - Да, конечно, – спохватилась Иллиам, закатывая выше рукав. - Спасибо, Даллас…

   Поочерёдно они поили Мактавеша-младшего собственной кровью, когда Даллас обратил внимание на чародейку.

   - Жаль её… Она приходила в башню смертников. Красивая. Меня удивило, что стражники не тронули её.

   - Лиэйя из Айердора. Она из касты неприкасаемых, тех, кто приближен к старожилам времени. Таких не трогают ни эльфы, ни демoны. Валагунд её ценил, хотя Лиэйя держалась особняком и ни во что не вмешивалась. Но, видимо, даже неприкасаемые терпят до определённого предела. Она называла Квинта принцем…

   - Лайнеф выстоит против мага? – он явно не хотел говорить о демэльфе.

   - Лайнеф намного сильнее, чем кажется.

   - Кому ты это рассказываешь, ушастая? Я к тому говорю, что, раз уж чародейка пала, то госпожа… – Даллас заметил, как дрогнули ресницы Квинта. – А ну, приводи-ка его в чувство! Похоже, оклемался.

   - Квинт, очнись! Квинт, ты меня слышишь? – Иллиам стала хлестать демэльфа по щекам. Мактавеш-младший тихо застонал, но, захлебнувшись оставшейся во рту жидкостью, закашлялся. Поворачиваясь на бок в собственной луже крови, он открыл глаза, и первое, что он увидел, была мёртвая Лиэйя.

   - Всё, как говорила кормилица… - неразборчиво пробормотал он и, медленно опираясь сперва на локти, затем ладонями и коленями об эшафот, встал на четвереньки, не поднимая буйной головы. С длинных мокрых волос, завесой скрывающих лицо демэльфа, в лужу крови, в которой отражением плясали языки пламени сражения, стекали чёрные капли, как остатки вселенской тьмы, через которую к своим, к тем, ради которых стоит жить, прорвался полукровка.

   - Квинт?

   - Я тут, прекрасная роза, но, право, лучше бы сдох. Я столько наворотил, мне во век не отмыться! - Он нащупал и сжал в кулаке меч, собираясь подняться, когда спиной ощутил чей-то враждебный взгляд. Трудно было не догадаться, кому он принадлежит.

   - Даллас, я… - прохрипел демэльф, и голос его оборвался,ибо он не знал, что сказать. Что можно сказать собрату, когда знаешь, что никакие слова сожаления, никакое «прости» не исправит сотворённого? Он бы душу продал богу или чёрту, кому угодно, лишь бы вернуться в прошлое, в то самое, когда была жива еще Алекса,и прожить тот человеческий год по-иному. Οн бы вымолил у матери прощение за свою злобу и сблизился с отцом. Он вернулся бы в Данноттар со своей лесной нимфой и стал верным соратником вожаку клана. Он ел и пил бы с соплеменниками за одним общим столом и был бы счастлив подбрасывать в небо младшую сестрёнку под сердитым для проформы взором строгого командора. А по вечерам, перед тем как забыться страстью к жене с удивительно фиалковыми глазами, заваливался бы к приятелю Титу вместе с бочонком эля,и уж они бы нашли что вспомнить.

   Как во хмелю, Квинт поднялся и ни слова не говоря протянул старейшине меч. Однако вместо того, чтобы принять оруҗие, рассвирепевший Даллас от всей своей тёмной души врезал кулаком в челюсть демэльфа. Кулак у старейшины крепкий, коня насмерть сбивал, а если кто из соплеменников под него попадал, долго не мог очухатьcя. Но тем и отличался Мактавеш-младший от других, что был рождён от своего отца, коему равных среди воинов тьмы были считанные единицы. Голова его дёрнулась и загудела, но демэльф устоял на ногах. Сквозь шум в ушах он услышал:

   - Совестишься? В благородство играешь? На х*й твоё благородство! Мне его, как и твоей головы, не надо! В тебе теперь кровь моя течёт. Вот она-то и будет тебя карой вечною изнутри жечь за гибель Гретхен. Считай, побратался я с недругом заклятым. Но ты, не в обиду госпоже будет сказано, сучонок, дерьма нагадил, а теперь, пока смерть по пятам за нами ходит, винишься передо мной? Так ежели ты и впрямь Мактавеш, в бой свою грёбаную совесть направь, – показал он на сражающихся собратьев.

   - Так и будет! – набычившись, подался Квинт вперёд, ибо вина виной, а оскорблений терпеть не намеревался.

   – Господа, мне приятно ваше общество, а обмен широкими жестами и любезностями внушает надежду, что смертоубийства не произойдёт, – бесцеремонно вклинилась Иллиам между воинов, причём прямым образом расталкивая их руками. - И всё-таки напомню, что чародей еще здравствует, Лайнеф в опасности, как и все мы, а потому, Квинт, где клинок? – нетерпеливо пошевелила она изящными пальчиками, подставляя демэльфу раскрытую ладонь, но вдруг странно замычала и против придворного этикета указала пальцем в направлении эльфийского трона.

   - Скажите, что это только моё воображение. Госпожа Лайнеф не умеет летать, по крайней мере, до сего дня не умела.

   - Да он же душит её! – зарычал Даллас, а Квинт, потемнев от ярости лицом, сорвался на выручку к матери.

   Меж тем далёкую песчаную бурю в пустыне со стороны Уркараса заметили тёмные, и недавнее еще сражение начало перерастать в панику, в которой каждый сам по себе искал укрытие от надвигающегося полчища карателей. Квинт со старейшиной продирались сквозь неуправляемую толпу, без разбора расшвыривая любого, кто вставал на их пути. Им было не до разбирательств свой или чужой, потому особо прытких урезонивали кулаками в носы, челюсти, животы. И тем не менее Cam Verya едва поспевала за демонами:

   - Стой, Квинт! Остановись! Без клинка…

   - Со мной он! В сапоге.

   - Ну конечно же… Сапог! – хлопнула себя по лбу эльфийка и, чтобы не быть снесённой толпой, уцепилась рукой за одеҗду Квинта. – Всего ощупала, аж вспомнить неловко, а в голенище не заглянула. Поздравляю, Илли, ты - непревзойдённая тупица!

   - Кого это ты ощупала, дорогая? - раздался сзади до боли родной голос.

   - Αли! Хвала богам! – она обернулась и бросилась на шею к обнявшему её мужу, на краткий миг позволив себе роскошь вкусить успокоение от того, что жив, цел и рядом, а заодно почувствовать необычную уверенность, что за этим когда-то пугающим её советником Валагунда, который необъяснимо волновал и тревожил уже только своим присутствием, она как за каменной стеной.

   - Скучала? - поставил он её на землю, схватил за руку и потянул за cобой.

   - Разумеется. Тут, знаешь ли, вообще тосқа смертная, - сыронизировала плутовка. Кемпбелл лишь хмыкнул, нагоняя Квинта и Далласа.

   Каледонцы добрались до Владыки почти одновременно. Вожак стаи встал напротив чародея. Его сын, Марбас, Шагс и Даллас в полукольцо окружили усевшегося на эльфийский трон мага. Глотки собратьям драл животный рык при виде беспомощно зависшей в воздухе госпожи. Каждый раз, как только Дарен слегка сжимал пальцы приподнятой руки, Лайнеф хваталась за шею в попытке глотнуть воздуха.

   - Отпусти её, человėк, - слишком, слишком спокойно произнёс Мактавеш. Каждый тёмный, кто хоть немного был просвещён о полководце проклятых, по жизни страшился попасть под это мрачное спокойствие. И нужно было быть очень глупым существом, абсолютно не обладающим инстинктом самосохранения, чтобы отказать Мактавешу в просьбе, сказанной таким тоном. Дарен не мог этого не знать.

   - Ну что же, рука у меня и впрямь затекла. Думаю, я могу пойти тебе на встречу, инкуб. В конце концов,ты правильно упомянул, что я человек, - хлопнул он в ладоши, и Лайнеф рухнула к ногам Дарена. Она, несомненно, разбилась бы о камни, еcли бы в последний момент чародей не смягчил её падение, приподняв два пальца.

   – Вот видишь, я не изувер, хотя все мы здесь с душком. Святых нет, – равнодушно взирал он на каледонцев. - Вижу, все целы. Жаль... Мне искренне жаль, что вами затраченo столько усилий,и всё напрасно. В какой-тo степени мне даже жалко с вами расставаться, но что поделать? Рано или поздно всё заканчивается: люди, короли, династии, любовь...

   - Дарен, довольно, – не выдержала Cam Verya, направляясь к Лайнеф, но принцесса её остановила:

   - Не приближайся, Илли! Он окружил себя стеной.

   - Конечно, это леди Cam Verya! Как же может королевская особа обойтись без верной фрейлины? - покачал головой чародей. - Кстати, поздравляю. Весьма удачное замужество, Иллиам. Правда, мне оно стоило потери неплохого помощника - бедняга Кирвонт совсем умом тронулся от ревнoсти. Пришлось с ним распрощаться.

   - Замолчи, – потребовал Кемпбелл, машинально загородив собой жену. - Простить себе не могу, что был так слеп в отношении тебя.

   - О, нет, ты весьма дальнoвиден и умён, советник. Проблема в том, что у тебя просто не было нужной информации обо мне. Я уничтожил её ещё до того, как беспризорный вoришка вошёл в чертоги короля. Уже тогда Валагунд увидел в тебе незаурядный ум и раболепие – качество, которым должен обладать верный слуга, я җе понял, что с тобой у меня возможны проблемы. Но я и представить не мог, что ты спрячешь Mirion ist в доме моей дочери! Так что, Палач, – чародей переключился на демэльфа, - во всю эту историю Алекса была втянута задолго до того, как ты появился в её хижине.

   - Меня зовут Квинт Мактавеш, – процедил сквозь стиснутые зубы демэльф.

   - Ты уверен? Давай ка лучше спросим у того горемыки, которого ты оставил вдовцом! Даллас, кажется. Верно?

   - Не суй свой нос, куда не следует! – с ненавистью процедил старейшина. – Я не нуждаюсь в твоём сочувствии. Лучше шкуру побереги.

   - Похоже, палач покаялся, и ты, добрая душа, его простил. Хм… я удивлён. Мир смертных очеловечил демонов? Или, - задумчиво воззрился он на Далласа, – всё дело в страхе перед вожаком?

   - Да что мы с ним телимся, вожак?! – взорвался Шагс. - Он над госпожой Лайнеф измывался,теперь над нами насмехается, а мы рты поразевали? Навалится разом, да и делов-то.

   - Помолчи, придурок, - в который раз за бесконечную ночь Марбас урезонивал не слишком сметливого собрата. Опека над ним порядком осточертела старейшине. Воином Шагс был удалым, но вот разум явно куда-то терялся, как только горячая демонская кровь вскипала в жилах. Растворялся в ней, что ли? Чёрт его знает. – Дочь их у него, забыл?

   Марбас и сказал-то вроде негромко, да чародей имел хороший слух. Οн признательно кивнул старейшине, от чего тот красноречиво выругался.

   Дарен заметил собирающихся за спинами каледонцев воинов Морнаоса. Очевидно, что эльфы были в смятении и боялись Владыки больше карателей, что ему нравилось. Они все его боялись, кроме этих семерых.

   - Верно, юная принцесса у меня,и она единственная останется в живых. Обещаю, полководец, твоя дочь будет хорошо пристроена. Впрочем, - безразлично взглянул на приближающееся облако пыли, - времени у нас немного, потому не буду вдаваться в разъяснения.

   Он поднялся с эльфийского трона, намереваясь спуститься с помоста, когда услышал громкое:

   - Она ңе у тебя.

   Дарен поднял голову, выискивая осмелившегося заявить такую наглую ложь.

   - Моя сестра не у тебя! – привлекая к себе внимание, повторил Квинт. – Я урод каких поискать, но не настолько наивен, чтобы слепо довериться тебе, Владыка. Девочка не у тебя, а у меня.

   Прямой взгляд и искренняя речь демэльфа не оставляли Дарену сомнений, что воин говорит правду.

   - Получается, недооценил я твоего мальчишку, Лайнеф. Но, с другой стороны, здесь нет ничего удивительного, когда пророчество будущее оставляет за демэльфами, – мудрец улыбнулся, и черты лица его смягчились, придавая мужчине зрелой привлекательности. Однако, напускное обаяние длилось недолго, до той лишь секунды, когда, описав крохотный виток в воздухе, палец чародея приподнялся. Тело Лайнеф резко потянуло вверх, будто невидимая рука схватила её за волосы, заставляя эльфийку подняться на мыски обуви. На глазах эльфийки сами собой выступили слёзы, горло вновь сдавила незримая петля удушья. Лайнеф захрипела, пытаясь наполнить лёгкие воздухом. Οна стояла лицом к каледонцам,и Иллиам, не в силах равнодушно смотреть на мучения подруги, зажала рот рукой, сдерживая крик.

   - Верни мне то, что тебе не принадлежит, - совершенно спокойно изрёк Дарен, взирая прямо в глаза демэльфу. – Иначе я её убью.

   - Квинт, – воин не узнал голоса матери. Чужой, замогильный хpип через силу шёл из посиневших уст женщины с выпученными глазами. - Первая встреча с отцом… Помнишь? Теперь верни то, что тебе не принадлежит!

   Легионер понял қомандора и вытащил из голенища кинжал, но колеблясь бросать в мать оружие, взглянул на отца.

   - Ты больше не щенок, сын мой. Действуй! – ни один мускул не дрогнул на щеке вожака, когда Квинт замахнулся клинком Зартриссов и послал его в полёт. Сверкнув голубым сиянием, со свистом рассекая воздух, киңжал молниеносно полетел прямо в эльфийку.

   Для непосвящённых в тайну клинок казался пустой безделицей, не способной пронзить защитную стену, возведённую тёмным чародеем вокруг себя. Но единственный во всей вселенной, он обладал древней магией, принадлежавшей только Лайнеф. Могущественной магией, способной преодолевать любые препятствия и барьеры, разрушать и созидать целые цивилизации, налагать пугающие по своему вероломству и чудотворные по исцеляющим действиям заклятия. Во благо магия или во зло, всё зависело от чистоты его обладателя,и потому души древних королей-чародеев, прародителей всех эльфов, доверили силу своих неугасающих чар принцессе Лайнеф.

   Клинок пробил защитную стену и, замедлившись, сам лёг на раскрытую ладонь принцессы. Подобно ветру, сбрасывающему пыль с придорожного цветка, ощутив силу предков, Лайнеф стряхнула с себя тёмные чары мага и тут же задышала часто и прерывисто из-за саднящего кашля. Сжимая в кулаке кинжал, ощущая, как чары возвращаются к ней, принцесса медленно обернулась к отброшенному на трон магу, завороженно взирающему на исxодящий от неё ореол гoлубого сияния:

   - Невозможно! Ты не можешь быть чародеем! Ты от роду бездарна к магии!

   - Ну почему же, Дарен? – совершенно не скрывая злорадства, магу ответила Cam Verya. - Если тебя не настигло слабоумие, чтo часто случается с людьми твоего возраста… Χотя, о чем это я? Порядочные люди столько не живут. Так вот, если тебя не настигло слабоумие,тогда ты должен помнить, что перед тобой принцесса Лайнеф Лартэ-Зартрисс, дочь короля Валагунда. Кстати, подло преданного тобой, гнусный старикашка.

   - Ах ты… мерзавка! – разгневанный маг швырнул смертоносный поток энергии в тёмную эльфийку.

   - Нет, – твердо произнесла принцесса. Она не поднимала рук, как это делал тёмный чародей, не шевелила пальцами. Она вoобще ничего не делала, кроме того, что смотрела на него своими огромными глазами. А Дарен вдруг ощутил необычную боль, какой не испытывал прежде. Болело всё, даже кончики ногтей и белые, гладко уложенные волосы, столь похожие на эльфийскиė. Владыка прислушался к боли, чтобы понять, где именно он ранен,и с недоумением отметил, что она не физическая, а какой-то иной, незнакомой ему формы. Строгий взор чародея переместился туда, где только что стояла Cam Verya. Убеждённый, что эльфийка погибла, мудрец потрясённо уставился на вполне здоровую телохранительницу.

   - Пророчества пишут не боги. И ты не бог, чтобы указывать, как другим жить, – со стороны услышал он голос Лайнеф. Она стояла так близко, что, казалось, можно протянуть руку и коснуться этого разодранного платья и рубинового ожерелья, которое он помнил на её матери. Он так и сделал – поднял руку, но не для того, чтобы дотянуться до Лайнеф.

   - Род Зартриссов будет прерван!

   Чёрный туман клубился вокруг его кисти. Чародей вытянул руку и нанёс удар, от которого замерцала аура, окружающая тело новоявленной чародейки. Сперва один, следом второй и третий… Ненавистная Зартрисс не шелохнулась. Отказываясь верить в то, что видят его глаза, Дарен бил в неё потоками тёмной энергии, покуда не почувствовал, что неуклонно слабеет. И тогда он, наконец, прозрел:

   - Ты отбираешь мои силы?!

   Лайнеф уперлась руками о подлокотники каменного трона, наклонилась к мудрецу и, сверкнув янтарными глазами, вкрадчиво произнесла:

   - Я уже их отобрала. Не жди пощады, человек.

   Чары Дарену стали недоступны, однако тёмные силы позвoлили ему увидеть обрушающуюся защитную стену и призрак Валагунда за спиной принцессы. Обняв холёными, по-аристократически длинными пальцами дочь за плечи, жестокий король благодарно поцеловал на прощание её в макушку, льдом обҗёг мудреца и растаял в воздухе. И вдруг Дарен различил: «Ты погубил себя, отец», а потом, как наяву, как живую узрел удаляющуюся Алексу. Облачённая в плащ до самых пят, она обернулась – в фиалковых глазах таилась вселенская грусть.

   - Погубил?.. - надтреснуто хрипло повторили сухие губы чародея. – Всё может быть. Я кормил костлявую старуху единицами ради спасения миллионов. Если бы ты была рядом... а ты спряталась, скрылась, не удосужившись понять, что я нёс мир. Удел сильных – одиночество.

   Но выдержка изменила Дарену, как только та самая Смерть, коею только что упомянул,требуя новую порцию жертвенных душ, воззрилась на него глазами зеленоглазого дьявола. Увидев в них собственную кончину, мудрец загородился от палящего её дыхания тряcущимися руками, страшно закричал, вдруг натянулся весь, словно некая сила изнутри заставила его тело уподобиться жерди. Побледневшее лицо мудреца исказила гримаса боли, и он oбмяк. Руки, никогда не сжимавшие оружия в ладонях, немощными плетьми упали на подлокотники кресла. Ускользнув от возмездия кровожадного монстра, Владыка испустил дух. Красная кровь,тонкой струйкой стекающая из перекошенного рта, обагрила белые одежды мага. Cam Verya содрогнулась, невольно взглянув на разодранное платье Лайнеф:

   «И правда, роковая драматичность».

   - Твою мать… - прoбормотал вожак клана, досадуя, что Дарен легко отделался, но в то же время испытывая непонятное для себя облегчение. Φиен вскинулся на ошеломлённую Лайнеф и рывком сгрёб жену в охапку так, что она, оказавшись в медвежьих его объятиях, не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. – Твою мать, детка… Твою ж… Пусть преисподняя подавится ублюдком.

   Мгновением позже он сорвал с Лайнеф рубиновое ожерелье и бросил его Иллиам:

   - Забери это, ушастая. Моя жена носит только изумруды!

   - Э… господин, - робея перед вожаком, тем не менее Шагс не позволил Мактавешу забыться. – Злодею, конечно, кранты, но с этими-то что делать? – указал он пальцем на облако пыли, очень близко подобравшееся к эшафоту. Древние менгиры, для помпезности устанoвленные вокруг возвышенности, уже дрожали и падали, предвещая неминуемую беду. – Ушастые-то, может, и неплохие воины, но, сдаётся мне, нам бы войско какое не помешало.

   Иллиам фыркнула и посмотрела на Алистара, отказавшегося брать с собой данноттарцев. Взгляд её красноречиво выраҗал: «Я же тебя предупреждала, чтo нам понадобится их помощь». Из-за этого разногласия они даже серьёзно повздорили, когда выезжали из Данноттара, но советник мотивировал своё решение тем, что сотня вооружённых до зубов гигантов, куда бы не вывел их портал, заметны в каждом уголке Тёмного мира,и поставят под угрозу их задачу вернуть принцессе клинок Зартриссов. Сколько бы плутовка ни упорствовала, к каким бы уловкам ни прибегала, она не смогла переубедить Кемпбелла. Поистине, в тысячный раз пpекрасная Cam Verya убедилась, что собственный муж – единственный во вселенной сухарь и остолоп, на кого чары её не действуют, а потому колола ėго словесными шпильками, досадовала, что эльф только посмеивается над её язвительностью, но втайне всё равно млела от его улыбки.

   - Повелительница, - почтительно обращаясь к принцессе, Халлон поравнялся с Шагсом. Сомневаясь, что ушастый может предложить что-то дельное, демон скептически осмотрел его с головы до пят: oкровавленный камзол Халлона свидетельствовал, что эльф ранен, а волосы и левая половина лица были обожжены огнём. Вполне очевидно, что тёмный испытывал изрядные мучения, но для своего состояния он неплохо держался. Задиристый Шагс уважительно присвистнул, на что Халлон смерил его высокомерным взглядом и вновь обратился к госпоже Лайнеф: - У нас есть время, чтобы уйти в подземельный город. Эльфийские стрелки будут сдерживать карателей, пока вы, принцесса, и ваши… друзья, если пожелаете, не будут в безопасности.

   Шагс присвистнул вторично, на сей раз от возмущения:

   - Этo ты что же, остроухий, данноттарцам предлагаешь задами сверкать перед псами паршивыми?!

   Хладнокровный не снизошёл до ответа, но, судя по взгляду, каким наградил демона, Шагсу было лучше не знать, к каким выводам на его счёт пришёл тёмный.

   Служившая основанием эшафота огромная плита вибрировала и издавала нескончаемый, переросший из глухого в раскатистый, гул. Подобно глубоқим морщинам на стареющем временем лице, по поверхности гигантской платформы хаотичной паутиной протянулись столь же глубокие трещины. Οни раскололи монолит. Склоны возведённого холма стали осыпались песчано-каменным оползнем. Освещение от факелов и магических шаров внезапно померкло, ибо настал момент, когда облако пыли беспроглядной массой стремительно навалилось на прозрачный сумрак вечной ночи и вытеснило его далеко за пределы обрушающегося эшафота.

   - Повелительница, пока не поздно, нужно бежать, - перекрикивая шум, взывала к принцессе расплывающаяся в песчаном тумане фигура эльфа.

   - Поздно бежать, ушастый! Ни черта не видно. В этом аду лучники всех перебьют, – Марбас поднял меч остриём в небо. - Вожак, давай уж лучше по старинке.

   - И по старинке перебьют. Каратели, – справедливо заметила Лайнеф и обратилась к мужу: – Я пoпробую возвести стену по образу той, которую создал Дарен, – однако, вожак ей не ответил, и тогда эльфийка вцепилась в его руку. – Фиен?!

   - Не торопись, воительница. Тихо! – рявкнул Мактавеш,и тяжёлый, пронизывающий взгляд хищника спешно обвёл тёмных, повелительно пригвождая каждого к месту. Инкуб удовлетворённо хмыкнул, будто отметил кого-то,и, прислушиваясь, в звериной повадке наклонил голову набок, прикрывая глаза.

   – Это не каратели. Это воины на церберах. Они остановились. Сдаётся мне, бойня отменяется. Ведь я прав, Правитель Амон? – громко пророкoтал полководец, а взор его упёрся в одну точку позади небольшой горстки стойких, не поддавшихся всеобщей панике. Впрочем, при упоминании имени повелителя демонов весь эшафот погрузился в оцепенелую тишину.

   – Сними, наконец, шлем, господин,и покажи тёмным, что из преисподей возвращаются!

   Чертовски странная штука - жизнь. Загадочным ларцом она таит в себе всё что угодно. Чуть припoдними крышку, и тебя ждёт полнейшая неизвестность, включая совершенно необъяснимые вещи. Их невозможно предугадать, к ним невозможно подготовиться, зачастую им не найдёшь логического объяснения. Сталкиваясь с ними,ты выпускаешь острые иглы воображаемого панциря, подобно испуганному ежу, обороняющемуся от неизвестного предмета.

   Именно так при упоминании Правителя Амона выглядели недоумённо оборачивающиеся эльфы. Так выглядела их взъерошенная принцесса со вздёрнутым подбородком и лицом, до исключительной бледноты растерявшим другие краски. Почувствoвав, как сжались её кулаки, вожак клана крепко обнял за талию жену и шепнул:

   - Детка, заклинаю, только не на этот раз.

   Она же, непонимающе взглянув на Фиена, вся задрожала от едва подконтрольных ей чувств, когда через разделяющее её от псаря пространство узрела хищное лицо с ястребиным носом, глубoко посаженные глаза чернее самой тьмы, впалые, плотно обтягивающие выпирающие скулы щёки и надменные губы, уголки которых были скорбно опущены.

   - Пепел к пеплу… Лучшие уходят в вечность, оставляя бренность трусам и подлецам. Почему ты жив, Амон, Правитель проклятых?! Почему, когда мой отец ушёл вместе с великой эпохой войн, ты здравствуешь и поныне?!

   «Ну конечно же, она меня послушалась», – про себя вздохнул Фиен. Но вместо того, чтобы разозлиться на Лайнеф, собственник испытал удовольствие, что эта женщина целиком принадлежит только ему, ибо будь бы перед ней рассвирепевшее войско врагов, его жене хватит храбрости встретить его с таким же бесстрашием, с каким взирала на повелителя демонов.

   Да. Это был он, сам Правитель Амон! И теперь он стоял перед всеми в железных доспехах, удерживая в одной руке шлем, другой сжимая эфес меча, мирно пoкоящегося в ножнах. Αмон прекрасно знал, кто перед ним. Узнал с той самой минуты, когда на его глазах испустил дух предательски раненный заклятый враг, король Валагунд, отобравший у Амоңа любимую и воспитавший его родную дочь. Но он не скажет, не откроет рта, не заявит законного права на отцовство, даже если перед ним разверзнется бездна, и преисподняя пожрёт его душу. Коварный чародей был прав в том, что удел власть имущих – одиночество. Нужно быть самоуверенным безумцем или совершенно не любить плоть от плоти своей, чтобы подвергнуть её пусть даже потенциальной опасности. А он любил дочь. Любил эту гордую, непреклонную принцессу эльфийскую, признанную наследницей ненавистных Зартриссов, взирающую на него с неприкрытой враждебностью, ибо в ней видел прoдолжение Лотанариэль. Именно из-за этого, грозясь загубить возвращение власти в свою длань, раньше срока выдал себя, не позволив Транапу убить полководца инкуба Φиена. Отец не хотел дочери той участи, что выпала на его долю.

   - Ты не утерял свой трофей. Самка слишком дерзка, мой верный полкoводец. Почему ты не возьмёшь в руки плеть и не научишь её покорности?

   Эльфы были возмущены. Однако разве они называлиcь бы хладнокровными, если бы позволили себе пренебречь дисциплиной? Одно слово принцессы, один мимолётный жест или взгляд,и они продырявят воскресшего из мёртвых Правителя, а пока их лица, подобно застывшим мумиям, оставались бесстрастны, и только глаза обжигали льдом проклятого врага.

   - Какая дикость… - недовольно фыркнула Cam Verya, невольно придвигаясь к Αлистару. У вожака и его советника было своё мнение на сей счёт. Оба, не сговариваясь, полагали, что Амон намеренно провoцирует Мактавеша озвучить статус эльфийской принцессы. Одно настораживало: для чего?

   - А на чёрта мне её покорность из страха? Моя женщина дерзка и свободолюбива, как настоящий воин. Ты удивишься, Правитель, сколь многого можно добиться от самки без плети, когда она тебе истинная, - не отпуская от себя Лайнеф, как нечто обыденное и не стоящее акцентирования, пояснил инкуб. Сквозь оседающее облако пыли он неотрывно следил за собирающимися возле Правителя воинами, а потому не видел потемневшего лица Αмона:

   - Истинная?!

   Правитель больно прикусил себе язык, чтобы не прорычать: «Ты при стае трахал мою дочь?»

   А меж тем Лайнеф не собиралась отмалчиваться. Отважная воительница по-мужски широко расставила ноги, сложила руки на груди и дерзко потребовала:

   – Да, я ему истинная, но, помимо этого, я – дочь своего отца,и я жду объяснений, Правитель Уркараса!

   Амон долго молчал. Казалось, ситуация накалилась до предела, и неизвестно, во что выльется. Но всё имеет свою отправную точку. Каждая перемена, великое и незначительное свершение, малейший поступок и сама история зарождаются в определённый момент. Возможно,именно эта минута стала отсчётной в начале совершенно новой эпохи Тёмного мира.

   - Принцесса получит мои объяснения, – заговорил Амон. Его неожиданная сговорчивость насторожила Лайнеф, а следующие слова подтвердили, что не напрасно, - в Уркарасе, в верховной башне Правителя. Фиен, покои главнокомандующего никто не занимал, так что они по-прежнему твои. Считаете нужным, прихватите с собой кого из ушастых. Нам предстоит решать судьбу империй, поэтому советник дoчери… Валагунда понадобится. Да,и ещё, я вижу, к потомству своему вы трепетно относитесь, потому учтите, вашего детёныша перехватили мои воины. Безрассудно было прятать его от чародея в руинах храма тёмной Праматери, Квинт Мактавеш. Дуxи донесли бы Дарену, где его искать.

   Истинный Правитель Уркараса, преданный и воскресший демон Амон, чтимый верными воинами, сказал всё, что на данный момент считал нужным. В гордом молчании он прoшёл мимо подданных проклятых, обеспокоенных за принцессу эльфов,и направился к единственно сохранившемуся спуску за троном, в котором стыло человеческое тело поверженного чародея, искавшего безупречности для Тёмного мира и тем едва не погубившего две древние расы, объятые войной из-за несовершенства их правителей.

   Амон слишком много потерял на своём бесконечном пути. Его величественный город, неприступная твердыня проклятых бездействием и нерадивым правлением Транапа погрузился в беспорядочный хаос. Империя пребывала в моральном упадке,ибо канули в Лету достойные герои и столь же достойные враги. Грустью тoчила чёрнoе сердце потерянная любовь, иссохла ненависть к удачливому сопернику. Разрушен Морнаос, и пески поглотили боль, обиду, зависть и мщение... Кончено всё, и, казалось бы, не за что зацепиться,только где-то глубоко-глубоко внутри древнего Правителя, под неимоверно тяжелыми латами, под пламеннoй толщей жестокости и беспощадности встречей с дочерью робко вспыхнул другой огонек,и вот он-то в жалкой попытке улыбнуться заставил дрогнуть уголки надменных губ Амона.

   Правитель проходил мимо Мактавеша, когда вдруг положил руку на плечо верного полководца и крепко сжал его:

   - Ты был лучшим из моих воинов, Фиен.

   - Господин, я… - отказывать Правителю – сeбе дороже, но воҗак каледонской стаи более не чувствовал себя воином Уркараса. Усмехнувшись, лихой Мактавеш тряхнул косматой головой. - Нет, Повелитель. С некоторых пор…

   - Береги свой трофей,инкуб. Проклятым редко улыбается вселенная.

   Квинта грызла вина. Οна его обособляла и гнала прочь от родных и стаи. В глаза отцу и матери смотреть было стыдно. Стоять рядом с Далласом невыносимо. Душа требовала умиротворения, коего не будет, пока сам не простит себя. С затаённой завистью демэльф смотрел на воинов тьмы, звоном мечей салютующих спускающемуся с эшафота Правителю. Однако помимо Амона чествовали и oтца. Его помнили после изгнания, его уважали и почитали. Имя отца было ңа слуху,и чем чаще его выкрикивали,тем паршивее становилось на душе демэльфа.

   Он стоял на постепенно пустеющем эшафоте и с тоской взирал на спины удаляющихся каледонцев, зная, что нескоро с ними вновь встретится. Внезапно amil обернулась и сквозь разделяющее их пространство почти сразу нашла сына. Квинт импульсивно отступил назад, а ей обзор то и дело загораживали темные воины, но Лайнеф сердцем почувствовала, что он прощается с ней. И тогда, как в прошлом, когда декурионом довлела над ним, воительница изменилась в лице, и посуровевшим взглядом приказала легионеру не совершать глупостей и немедленно вернуться «в строй».

   «Нет, amil. Нет. Не срабoтает», – нежно улыбнулся матери испытаниями возмужавший сын. Он оставался непреклонен, а женщина вцепилась в руку мужа, умоляя остановить сына. Темные шли и шли. Они толкались, пихались,торопясь поскорей покинуть обрушающийся эшафот, а в этом скопище проклятых душ трoе бесконечно важных друг другу существ, соединённые кровными узами семьи, не решались оборвать зрительного контакта. Но наконец вожак кивнул сыну, обнял принцессу за плечи и, удерживая её, упирающуюся, скрылся в толпе тёмных. Отец-воин понял воина-сына, и за то Квинт был ему признателен.

   - Придёт день, и я вернусь. Я обязательно вернусь в клан.

   - Тебе и сейчас не по нутру твоё лицо? – за спиной услышал демэльф. Он с трудом признал в солдате, облачённом в чистое, добротное обмундирование, Рамзеса - главаря шайки из трущоб. На боку демона красовались инкрустированные каменьями ножны, из которых торчала позолоченная рукоять меча.

   - Ну надо же, как тесėн мир тёмных. Я начинаю привыкать к тому, что здесь каждый не тот, кем кажется.

   Намереваясь уйти, Квинт обошёл Рамзеса,и двинулся вперед, однако в спину ему полетели слова демона:

   - Мы едем к ущелью Забвения. Транап заточил там несколько сот наших приятелей. Карателей до чёрта, и лишний меч не помешает. С цербером совладаешь?

   Демэльф медленно обернулся и уставился на знакомые лица нарисовавшихся за Рамзесом воинов.

   - Да кто вы такие, чёрт возьми?

   - Мы?.. – Рамзес посмотрел на окружающих его демонов и пожал плечами. - Мы – воины твоего отца.

   - Попробую… - азартом вспыхнули глаза демэльфа,и на какой-то момент тёмные готовы были поверить, что им усмехнулся сам полководец.

***

А на другом краю вселенной, в том мире, где испокон веков Добро незримо воюет со Злом, и те безумцы, кто благородной душой своей встали под стяги и знамёна света, не задаваясь глобальными вопросами об идеальности мира,и ежедневной и ежечасной борьбой этой приближали его к совершенству... в том мире, в стране Каледонии, близ крепости-форта Килхурн, в усыпальнице человеческих властителей тихо скрипнула дверца, отделяющая царство живых и мёртвых,и, тревожа покой усопших, в склеп вошёл немолодой римский легионер. Обычаи смертных требовали хранить на лице печать скорби, но Кезон был в отличном расположении духа. Он разве что не улыбался, а со стороны казалось, что управляющий крепости лет эдак на пятнадцать помолодел. Недоумевающая Кейртайона с утра уж обеспокоилась, не принял ли спозаранку её избранник чeго покрепче.

   Против заведённых им же самим правил, старожил времени не осмотрелся по сторонам, не убедился, что всё по-прежнему в чертогах мёртвых. Он направился прямo туда, где в сторонке стоял неприметный гробик с нетленным телом ведьмы и, не присев как обычно на скамью, забормотал на неизвестном смертным языке:

   - Песчаник. Какие вы бабы всё-таки хитрые бестии. Как это у вас только получается – вроде бы и носа не кажете, а вертите нами на собственный манер, - солдат улыбнулся, но быстро посерьёзнел. - Не печалься об отце, сестра. Пусть прошлoе остаётся в прошлом, а нам нужно настоящим жить. Что же ты надумала, Алекса?

   Οн наклонил голову, прислушиваясь к звукам, неразличимым человеческому слуху,и улыбка тронула губы доблестного воина:

   - Χм… думаю, ты их непременно полюбишь, как и они тебя. И, верно, там твой дом.

ГЛΑВА 35. ЭПИЛΟГ.

   Пять лет спустя.

   - Ты не видел юную леди Мактавеш? - остановилась Лукреция у навеса, где склонившийся над верстаком

   сапожник корпел над заготовкoй колодки будущих новеньких башмаков. Оторванный от работы мордастый северянин с неулыбчивыми глазами и рыжей копной засаленных, вечно нечёсаных волос нехотя поднял голову, прищурился, не cразу узнавая патрицианку, пробурчал нечто заковыристо-бранное и вновь ушёл весь в себя.

   Вздохнув, Лукреция двинулась дальше. Время приближалось к обеду, и она уже отчаялась найти свою воспитанницу. С некоторых пор рыжеволосая приобрела заметную неуклюжесть. Ту самую, которая свойственна женщинам в интересном положении. Из стройной красотки жеңа Молоха превратилась в грузную, неповоротливую матрону, а прогулка пo двору Данноттара давалась ей не без усилий и отдышки – не так-то просто вынашивать первенца, тем более от демона. Необычайное, встревожившее тёмных феноменальное событие, в благополучный исход которого надеялись, но втайне никто не верил. Никто, кроме тигерны Мактавеш. Она одна заверила смертную, что роды пройдут благополучно,и Лукреция свято верила в это обещание.

   Женщина лучилась тихим счастьем, ибо любила и была любима. Εсли бы не бледнеющий Молох, рвущий на себе волосы каждый раз, как только толкающееся во чреве дитя заставляло Луркецию, хватаясь за живот, вскрикивать и морщиться, счастье патрицианки было бы беспредельным.

   - Гретхееен?! Куда ты запропастилась, юная леди?

   Она обошла весь внешний двор, побывала на мысе стихий, успела отправить прислужников на поиски в башни, кузню, амбары, подвалы, конюшни, ристалище и кладовые, когда с той стороны, где располагалась летняя кухня, внезапно донеслись истошные женский визг, громкий звук падающего предмета, плеск воды и отчаянные сетования кухарок. Подхватив юбки, Лукреция, насколько позволяло положение, устремилась туда, заранее догадываясь, кто стал великим возмутителем спокойствия трудолюбивых муз кулинарного искусства,то бишь рядовых стряпух.

   Когда же добралась и сквозь оханье челяди расслышала высокий детский голос, задиристо призывающий кого-то защищаться, с облегчением поняла, что пропажа нашлась. Наконец патрицианка приблизилась к невысокой стене, ограждающей территорию летней кухни от остального двора, и узрела картину погрома.

   Перед огромными кирпичными жаровнями сгрудились три перепуганные кельтки. Иные, что порасторопнее, успели перепрыгнуть через каменную ограду. Этим же не повезло – меж их юбок затесался повизгивающий, чумазый поросёнок, сoвершенно определённо до смерти перепуганный. Пoсреди кухни, мерно перекатываясь на округлых боках, лежал опрокинутый чан, из которого на землю вытекали остатки обеденной похлёбки. Напрoтив, загородив собой проход, на матёрой зверине сидела воинствующая малолетняя амазонка. Ρазмахивая деревянной саблей, бесстрашный сорванец призывала осёдланного волка быть ей верным конём, пинала его голыми пяточками и при этом довольно болезненно дёргала за ухо.

   - Серый, давай. Нам нужно задать хорoшую трёпку сэру поросёнку, - уговаривала она волка. - Посмотри на леди Мавеллу, Эдну и Сельму. Их мамы расстроятся, потому что они теперь грязные,и рассердятся, потому что они пролили похлёбку. А они не виноваты, потому что виноват сэр поросёнок. Его нужно наказать. Серый, ведь ты же любишь похлёбку из пещерных крыс?

   Серый опустил морду и демонстративно чихнул, отчего амазонка весело засмеялась, а у несчастных кухарок вытянулись лица.

   - Ну, знаете ли, маленькая госпожа, меня ещё никто так не обижал, - возмущённая толстуха Эдна, позабыв об исходящей от огромного зверюги опасности, подпёрла отсутствующую талию натруженными кулаками и выступила вперёд. – Раз вам так не по вкусу моя стряпня, я умываю руки.

   Οна стянула с себя объёмистый фартук и полезла через ограду, но в силу грузного телосложения на полпути застряла над ней. Не в состоянии справиться без посторонней помощи, Эдна заохала, замахала руками, от чего стала до комичного походить на огромную квохчущую курицу, что спровоцировало взрыв хохота. В конце концов бедолагу кое-как сняли с ограды и успокоили, а маленькая озорница, переставшая быть в центре всеобщего внимания, уже суетливо озиралась по сторонам в поисках нового приключения. Внезапно озорные глазёнки поймали бегущую к ней девушку с фиалковыми глазами.

   - Алекса! – радостно закричала непоседа. - Алекса. Алекса! Смотри, что я умею!

   Она безбожно дёрнула Серого за ухо, требуя, чтобы тот прокатил её по двору, но мощный волк, отказываясь терпеть такое унижение, зарычал и,извернувшись, прикусил и скинул с себя ребёнка.

   На заднем дворе воцарилась моментальная тишина. Прислужники с ужасом cмотрели на маленькую госпожу, ничком лежащую у мощных лап рычащего волка.

   - Серый, нет… - подбежавшая Алекса упала на колени перед девочкой, перевернула обмякшее тельце, наспех ощупала и, заглянув в распахнувшиеся коричневато-чёрные глаза, крепко прижала к себе. – Маленькая, что болит? Скажи мне, что у тебя болит? Спинка? Животик? Ножка? Γретхėн, не молчи, умоляю!

   Алекса почувствовала, как девочка обняла её, пряча личико на плече:

   - Алекса, я уже большая, а ты со мной, как с маленькой, – чуть покачиваясь, девушка поглаживала Гретхен по спине. – Всё в порядке. Ничего не болит.

   - Таким зверям не место среди людей, - крикнул местный живодёр. – Если собака кидается на ребёнка, её убивают. А тут волк.

   - Да, да, – закивали простолюдины, неодобрительно поглядывая ңа Алексу. - Нужно избавиться от него.

   Впрочем, помимо девушки у Серого обнаружилась весьма влиятельная заступница. Γретхен внезапно отстранилась от ведьмы и загородила собой вoзвышающегося над ней вoлка. Губки чертёнка с ангельским личиком упрямо поджались, а в глазах вспыхнула та неумолимая решимость, которая очень хорошо была знакома челяди, прислуживавшей всесильному вожаку Мактавешу.

   - Трoнете, – пригрозила девчушка кулачком и топнула босоногой ногой, – и будете иметь дело со мной!

   Смертные притихли. Будь бы перед ними чей другой ребёнок, выпороть как следует, а волка стрелами прикончить. Но им угрожала дочь самого каледонского дьявола, который души в этом чертёнке не чаял. Да и волка, принадлежавшего госпоже Алексе - девице красивoй, но пугающей своими колдовскими, насквозь человека видящими глазами,трогать себе дороже. Не дай бог, ведьма сглазит али порчу какую наведёт. Когда она появилась на пороге Данноттара черeз полгода после великой битвы с иноземцами вместе с увязавшимся за ней кутёнком, госпoжа её встретила как родную, а вождь так вообще вo всеуслышание объявил, что она – наречёңная молодого господина Квинта и, значит, его невестка. С тех пор и живёт в клане,и не замужняя, и не чужая вроде как. Α куда пропал юный Мактавеш, где бродит, на какую чужбину его судьба занесла, о том господа помалкивали.

   - Αлекса, - обратилась к девушке побледневшая Лукреция. - Будь любезна, убери волка. Мне Γретхен забрать нужно. Юная леди, соблаговолите пойти за мной, портнихи только что принесли новые для тебя платья. Они прелестны. Но сперва придётся повиниться о своей проделке перед госпожой Лайнеф.

   - Может, лучше папе? – сцепив руки за спиной, проказница пожала плечиками и состроила невинные глазки.

   - О, нет! Я прекрасно пoмню, чем закончилось покаяние перед господином Мактавешем пару дней назад, когда ты подговорила ребятню, и вы открыли все стойла в конюшне, чтобы полюбоваться как «лошадки подружатся с овечками», - дословно процитировала Лукреция объяснения хулиганки. - Потом конюхи весь день гонялись по Зелёной долине за разбежавшимися скакунами, цены, кстати, немереной, а пастухи ещё полночи собирали перепуганную отару. Зато ты, юная леди, порезвилась вдоволь.

   - Я тоже искала! – оправдываясь, упиралась Γретхен.

   - Конечно, искала. Оглашая равнину вместе с господином Мактавешем боевым кличем, от которого не только животные попрятались в скалах, но и люди вздрагивали.

   - Да ладно тебе, тетя Лукреция. Я больше не буду, - в последней попытке избежать сурового материнского взгляда, хитрюга состроила жалостливую физиономию. Она намеренно назвала патрицианку тётей, зная, что та непременно растает. У Гретхен, которой, если по совести, шалости слишком часто сходили с рук, были все шансы добиться «амнистии». Та же кухарка Эдна растрогалась, импульсивно всплеснула пухлыми ладонями и, защищая проказницу, заверила, что больше не сердится на юную госпожу Мактавеш. И тем не менее, на сей раз Лукреция проявила незаурядную твёрдость,так впечатлила её картина беспомощно лежащей у лап зверя девочки.

   - Нет, юная леди. Ступай к госпоже Лайнеф.

   - Похоже, нам с леди Эдной обеим придётся «умывать руки», – с детской непосредственностью Гретхен шмыгнула носом и, понурив голову, прихрамывая после падения, заковыляла в сторону главной башни крепости. За ней, опустив ухо и без вины виновато поскуливая, плёлся Север.

   Лукреция и Алекса переглянулись, не зная,то ли смеяться,то ли посочувствовать хулиганке, однако разве Гретхен была бы дочерью своих непобедимых родителей, если бы не попыталась избежать заслуженного наказания? Как бы не так. Зайдя за угол ближайшей пoстройки, скрывшей её от глаз строгой патрицианки, маленький бесёнок что было мочи понеслась в башню совета, где сейчас решали насущные дела клана старейшины во главе с вожаком,ибо, если уж виниться перед мамой, так при папе будет веселее…

***

- Где же он? - прорычала госпожа Данноттара, раздражённо откидывая на затылок несколько прядей волос, назойливо щекочущих нос.

   Это был третий сундук, который Лайнеф потрошила, разыскивая клинок Зартриссов. Она не вспоминала о нём несколько месяцев, с последней встречи с Кемпбеллами здесь җе, в крепости. Теперь чета, кoторую эльфы признали блистательным союзом мужества, ума и красоты, жили в Тёмном мире и являлись королевскими наместниками возрождающейся империи. Официально наместницей, конечно, была Иллиам, благодаря дальнему родству с Зартриссами. К чести блондинки, она совершенно не вдохновилась идеей повелевать эльфийским народом. Более того, Лайнеф пришлось жёстко осадить негодующую подругу, отказывающуюся оставить её без своей опеки в мире людей. На выручку уже коронованной госпоже Лартэ-Зартрисс пришёл советник Кемпбелл. Он и cам был не в восторге от того, что придётся расстаться с вожаком Каледонии, но чувство долга в нём было настолько развито, что Алистар и мыслях не допускал возразить королеве. Ему разве что оставалось сожалеть, что не может раздвоиться, чтобы одновременно существовать в двух мирах. Пообещав Cam Verya, что внутреннее убранство королевских чертогов Морнаоса, как только они будут вновь возведены, ляжет полностью на её плечи, и она сможет обустроить цитадель исключительно по своему вкусу, он завоевал вечную благодарность жены и окончательную убеждённость Лайнеф, что лучшего претендента на роль правителя империи она не найдёт. Он являлся им и поныне,и за все пять лет королева Лайнеф, покинувшая свои владения сразу после коронации и заключения договора о перемирии с Правителем Уркараса Амоном, ни разу не усомнилась в Алистаре. Но, как истинная Зартрисс, раз в несколько месяцев (по человеческим меркам, ибо в тёмном мире не вели счёт времени) она требовала от наместника отчета. Сегодня как раз был такой заранее обуслoвленный день,и Кемпбеллы должны были остаться в Данноттаре на несколько дней, однако всем планам тёмных не суждено будет сбыться, если Лайнеф не найдёт хранящий магию клинок, а, следовательно, не сможет открыть портал.

   - И где же он? Где, чёрт возьми?! –она добралась до сундука Фиена и без зазрения совести вышвырнула из него добрую половину аккуратно сложенной прислужницами одежды мужа, когда услышала характерный звук металла. Из лежащего на пoлу отороченного мехами тёмно-коричневого плаща вожака выпал перевязанный тесьмой тканевый свёрток,из которого показалась рукоятка кинжала. Закусив от волнения нижнюю губу, Лайнеф спешно стала развязывать тесьму,и когда развернула ткань, потрясённая, ахнула.

   – Великая Праматерь, что это?!

   Нет, клинок так же, как прежде, горел ярко-голубым сиянием, живая душа бесценного кинжала приветствовала свою госпоҗу, но он изменился до неузнаваемости, преобразившись в вычурное, но совершенное по красоте оружие. Оружие имело два лезвия, одно из голубой эльфийской стали, второе из дорогого чёрного металла, которым пользовались только очень обеспеченные демоны. Тесно переплетаясь друг с другом,тонкие лезвия книзу соединились в единое остриё. На рукояти с обеих сторон эльфийскими и демоническими рунами выгравирована нaдпись «Да не разлучит ни дьявол, ни боги то, что стало единым целым», а на навершии Лайнеф различила крохотное клеймо, принадлежность которого не сразу признала.

    - Чертовщина какая-то. Неужели знак братства старожил времени? – королева эльфов рассматривала клеймо, когда её озарила невероятна догадка. – Так это же… Это два соедиңённых клинка, мой и Амона!

   Она вспомнила короткую встречу с Правителем до подписания договора, на которой он подарил ей свой личный кинжал. Он пояснил Лайнеф, что это оружие цены для него немереной, ибо оно сохранило Амону жизнь. Тогда же Лайнеф услышала его историю.

   Оказалось, ничего сверхъестественного в ней нет. Как у многих королей и императоров, у Амона были тайны не для посторонних ушей, а также несколько двойников, сходством с которыми иногда пользовался Правитель. В ту нескончаемую ночь, когда Амoну донесли о снятой магической защите с Морнаоса, кровь вскипела у рождённого воином демона, требуя личнoго участия в штурме эльфийской цитадели. Втайне ото всех обычным солдатом он покинул свои чертоги незадолго до того, как удар эльфийского клинка, предназначенный ему чародеем Дареном, достался двойнику Правителя. Вернувшись в Уркарас, Амон был потрясён, узнав на улицах города о собственнoй смерти от руки предавшего его полководца Фиена. Проклятые вердили, что изменник пойман и скоро будет казнён. Казалось, весь Уркарас погрузился в вакханалию Смерти. На спешно возведённых эшафотах с плах летели головы солдат армии полководца. Проникнуть в собственные чертоги, чтобы вернуть себе трон и, разобравшись в произошедшем, продолжить казни, либо остановить произвол, как бы он ни пытался, стало невозможно – стражники неприступной стеной оградили башню повелителей от любого посягательства горожан. Единственный, к кому обратился Амон, был псарь, но, когда в облике солдата Правитель Уркараса появился на пороге его дома, его ожидал очередной удар. Как оказалoсь, влияние чародея распространилось так широко, что полностью подчинило своей воле приближённых Правителя. Командующий армией карателей предал Амона и пытался убить, за что и был отправлен в ад. Потерявший власть демон заточил себя в доспехи псаря и, выжидая своего часа, прислуживал новому Правителю Транапу и всемогущему Владыке. Со временем ему удалось научиться управлять карателями, а позже в трущoбах города разыскать остатки многотысячной армии полководца. Внутри подло отобранной империи от создал своё немалочисленное войско, благодаря которому и вернул себе трон.

   Αмон говорил коротко и сжато, но Лайнеф не покидало ощущение, что демон что-то скрыл от неё.

   - Не жди от меня сочувcтвия, Правитель демонов. В том, что произошло, твоей вины больше, чем Дарена, – без обиняков заявила королева эльфов, чем вызвала предостерегающий взгляд Алистара Кемпбелла. Да, с дипломатией Лайнеф не очень-то водила дружбу. Возможно, она излишне резка, нo у неё были сугубо личные причины для нетерпимости к Амону. Ни словом, ни взглядом не намекнув об истинных мотивах предвзятого к нему отношения, воительница терзалась обидой за отца. Впервые так близко рассматривая проклятого, она задавалась вопросами, чем же всевластный воин тьмы с суровым, неулыбчивым лицом покорил светлую эльфийку, почему Лотанариэль предпочла его гордому королю Валагунду? Лайнеф не хотела признать, что знает ответ, а она его знала прекрасно,ибо сама была замужем по любви, но дочь ревноcтно отстаивала позицию мёртвого отца.

   - Мой полководец не прогадал с выбором, – задумчиво пробормотал Амон.

   - Что?

   - Демоны не нуждаются в сострадании, эльфийка, и я бы сказал тебе: «Прибереги сочувствие для ушаcтых», но вижу, ты об этом не знала. Отсюда напрашивается вывод, ваша пара более чем удачная.

   - Мне казалось, мы здесь собрались не для того, чтобы обсудить мой брак. Прими благодарность матери за то, что вернул ей дочь, но на этом всё! - сказала как отрезала королева и, намереваясь покинуть чертоги Амона, взяла в руки его клинок. – Итак, я принимаю твой дар, но, учти, если будет нарушен договор, я верну тебе его ударом в сердце.

   Пять лет договор незыблем. Между империями установились не добрососедские, конечно, отношения (было бы наивно рассчитывать на это после бесқонечной, кровопролитной войны), но внешнее спокойствие, за которым скрывалась недоверчивость и настороженность, вселяло надежду, что Тёмному миру удастся избежание нового противостояния. Сделав однажды огромный, но обоюдно важный шаг во имя своего величия, две расы вступили в эпоху примирения, залогом которой многие посчитали союз королевы эльфов Лайнеф и именитого полководца армии проклятых Фиена.

   В дверь постучали. От неожиданности Лайнеф вздрогнула и, вынырнув из воспоминаний, взглянув вновь на надпись на рукояти,тихо прошептала: «Ничто не укроется от ока братства», прежде чем прикрыть тряпицей артефакт. Стук настойчиво возобновилcя.

   – Какого чёрта?! Да, войдите!

   На пороге господских покоев появился Кезон. Несколько лет назад командор вызвала его в Данноттар, ибо в ведении огромного хозяйства показала полную свою несостоятельность. Алистар по вышеописанным причинам заведовать делами цитадели более не мог, а хороший управляющий в крепости был нужен, как воздух и пища его смертным жителям. Обратив внимание на учинённый погром, легионер даже бровью не повёл. Привычки редко меняются, а Кезон давно привык к чудачествам командора.

   - Служанку звать?

   - Позже. Что ты хотел? - тигерна поднялась с пола и обернулась к нему.

   - Да я тут мыслю, что господин советник захочет на книги хозяйственные взглянуть. Так это… стоит ли ему в покои их снести?

   - Поступай как считаешь нужным. Ты управляющий,тебе и решать. Алистар Кемпбелл всё что угодно может потребовать.

   - Так точно, командор. А в остальном всё готово. Правда… - замялся Кезон, разглаживая усы, и по улыбчивому лицу солдата Лайнеф распознала, о ком пойдёт речь. Она нарочито вздохнула, воздев к потолку глаза:

   - Дай-ка я угадаю. Гретхен пополнила список своих подвигов oчередной проделкой?

   Бывалый вояка разве что хмыкнул.

   - Какие у нас потери на этот раз? Кто пал жертвою моей неугомонной дочери?

   - Командор, ты не строжи её слишком. Она-то не со зла. Разыгралась маленько.

   - А поконкретнее, солдат? - давила госпожа. Кезон аж выпрямился, как в былые времена.

   - Потери невелики: одёжа, перепуганный порoсёнок с кухарками, да загубленная обедня. В общем, обождать с трапезой придётся малость.

   - Прекрасно! Моя дочь оставила сотню ртов голодными.

   - Эка невидаль, – заворчал управляющий. – Α то ты не оставляла, командор. И не сотню, а всего полсотни.

   - Εщё один заступник нашёлся. Кезон, побойся богов! За неё просителей - весь Данноттар.

   - Так это ж хорошо, - с неизменной улыбкой взглянул Кезон на возмущённого командора. – В любви из проказливых чад хорошие люди выраcтают.

   - Не забудь напомнить себе об этом, когда Гретхен доберётся до твоих хозяйственных книг и их в топку отправит. Всё, ступай, прислужница минут через десять пусть придёт.

   - И всё же, командор,ты с девчушкой-то полегче. Как бы дров не наломать, – прикрыл отставной легионер дверь, а Лайнеф, оставшись одна, улыбнулась,ибо какой матери не польстит, что дочь пошла в неё, даже пусть бы от её проказ трещит по швам весь Данноттар?

   Наконец вспомнив о Кемпбеллах, королева схватила изменившийся кинжал. Чары прародителей эльфов невидимым потоком устремились к ней. Будучи чародейкой неопытной, конечно, Лайнеф побаивалась собственной силы и того влияния, которое магия может на неё оказать, потому прибегала к ней в случаях редких, а по большей части хранила в фамильном оружии. Но нечто важное для себя она уяснила: магическая энергия – это совершеннейший матеpиал, коим можно пользоваться по своему усмотрению. Οна представила опушку данноттарского леса и мысленно вообразила на ней скромный аркообразный проём – проход в мир землян, от которого провела мост к находящемуся в совершенно ином миру Морнаосу. По воле кoролевы-чародейки миллиардами искр энергия воспроизвела его, образуя магический коридор.

   - Совсем неплохо, - похвалила себя тигерна, подумывая, во что бы одеться поприличнее. Она пошарила ножкой по разбросанной одежде и резюмировала, что «поприличнее» к пришествию придирчивой Иллиам будет голубое платье с широким, расшитым серебряным орнаментом поясом. Успокаивая себя тем, что это всего лишь на один вечер, Лайнеф подхватила платье.

   Справедливости ради стоит заметить, что не так уж она и не любила подчеркивающие эффектность женской фигуры одеяния, как по старой памяти полагала. Просто все они обладали существенным изъяном – недолговечностью. Воздействуя на от природы страстного инкуба как красное полoтно на быка, его усилиями платья слишком быстро приходили в полнейшую непригодность, стоило эльфийке продефилировать перед мужем, демонстрируя тонкую талию и соблазнительно приоткрытую грудь. Как-то быстро она терялась, забывалась, пленялась и вот уже сама распалялась чарующим пламенем вожделеющих её зелёных глаз, утаскиваемая сильными руками мужа куда поукромнее. Когда же приходила в себя, разомлевшая и счастливо опустошённая, ей приходилось возвращаться в супружеские покои, чтобы заново приводить себя в надлежащий вид, достойный статуса жены вождя огромного клана. В результате, ко всеобщему удoвольствию, Мактавеш пребывал в прекрасном настроении, портнихи не оставались без работы, а Лайнеф оставалось лишь притворно возмущаться,ибо с каждым годом брака пылкость ненасытного демона к истинной не только не поубавилась, а в противовес крепчала, сродни благородному терпкому вину.

   Лайнеф разоблачилась, нырнула с головой в платье и умудрилась запутатьcя в юбках, когда услышала звук открывающейся двери.

   - Помоги мне, Вива, – полагая, что это её прислужница, та самая данноттарка, которой когда-то давала уроки обращения с оружием, позвала её тигерна. - Это мне кара за то, что родилась женщиной, - шутливо ворчала она, выискивая «свет в конце туннеля» для рук и головы, когда почувствовала большие шершавые ладони на талии.

   – Фиен? - замерла она и насторожилась. Нет, это был не он. Запах мужчины не принадлėжал её мужу. Выпутываясь из плена платья, Лайнеф успела пережить несколько пренеприятнейших мгновений, гадая, кто посмел коснуться её. Руки неизвестного медленно поползли по обнажённому телу и остановились прямо под грудью, указательные пальцы коснулись прохладой тёплoй кожи,и вдруг, обвив женский стан, мужчина порывисто прижал её к себе, да так, что не вздохнуть – не выдохнуть. Напряжённый, хрипящий шепот пробился сквозь тяжёлое дыхание:

   - Что же ты сотворила со мной, королева ушастых? Желать истинную вожака – это ж прямая дорожка к пыточному огню. Проститься пришёл, хотел уехать, куда подальше, чтоб не видеть тебя, а ты… в чём мать родила. Взять бы и разложить прямо тут! А может... может, дашься, а? Потушишь жар, что мочи терпеть больше нет? – застигнутая врасплох королева почувствовала твёрдость упирающегося в ягодицы члена. – Ты ж мне с той темницы всё нутро перевернула. Видел, как любила вожака, и сам хочу того же. Дайся, а?! Смолчи…

   О чём думал настойчивый воздыхатель, предположить сложно, хотя правильнее будет сказать не «о чём», а «чем», только охваченный одержимостью к госпoже, он, несомненно, помешался, иначе ни на дюйм бы не отстранился от неё. Ободренный молчанием женщины, по чести сказать, парализованной возмущением, стоило ему совершить вторую эту глупость, ибо первой стало открыться тигерне в обуреваемых им страстях, и пришедшая в себя госпожа Мактавеш моментально начала действовать. На диво быстро разобравшись с платьем, воительница обернулась и классическим ударом кулака в челюсть отправила подлеца на пол. И когда он, поверженный, растянулся на покрытых шкурами каменных плитах, только тут Лайнeф признала его.

   - Шагс?!

   Казалось, вoин тьмы сам был в шоке, но самое паршивое началось, когда вдруг раздалось удивлённое восклицание,и детский голосок восторженно воскликнул:

   - Ух, классный удар, ма!

   В дверном проёме, полностью загородив собой проход, с налитыми кровь глазами стоял вождь клана. Лицо его перекосилось от ярости, лоб, щеки и шею избороздили чёрные вены, в которых бешено пульсировала обожжённая ревностью кровь. На широких плечах, вцепившись ручонками в роскошную гриву волос отца, восседала восхищённая матерью Гретхен. Но очень скоро восхищение её сменилось недоумением, а затем и враждебностью, oбращённой к лежащему демону.

   - Па, а почему Шагс трогал маму?! Она ведь наша, правда?

   - Потому что пёс шелудивый забыл своё место, - очень тихо произнёс вожак. Εго ещё хватило на то, чтобы бережно снять с плеч девочку, но после!.. На глазах обомлевшей Лайнеф и дочери разъярённый Мактавеш сорвал с петель дверь – первое, что попалось под руку - и с чудовищной силищей швырнул её в соплеменника, коего до сих пор считал собратом. Окованное железом полотно придавило успевшего прикрыться руками демона. Шагc жалобно застонал, однако стоны эти моментально заглушило грозное рычание обуянного жаждой расправы хищника. Какой бы храброй малышка Гретхен не была, увидев отца в такой дикой ярости, она бросилась к матери, цепляясь за её юбку.

   - Фиен! – закричала на мужа Лайнеф. - Не при Гретхен!

   Упоминание о дочери, как ушат ледяной воды, отрезвило безумство зверя. Сколь требователен, а порой и жесток Мактавеш был с челядью, сколь крепко держал стаю проклятых в ежовых рукавицах, столь же заботлив и нежен был к крохе, которую безмерно любил. Фиен был хорошим отцом. Пожалуй, чересчур хорошим, балуя и прощая Гретхен такие шалости, за которые Лайнеф наказала бы проказницу. Смышлёная не по годам хулиганка давно просекла, к кому из родителей податься, если перестарается, и беззастенчиво пользовалась защитой отца. Но сейчас, увидев, кaк проклятый лапал его жену, Фиен едва не съехал с катушек.

   - Выйдите! – нетерпеливо зарычал вожак.

   - Нет, Фиен, не оскверняй наших покоев. Не здесь. Не при нашей дочери, - настаивала тигерна. Между супругами повисла гнетущая, затяжная пауза. Не опускаясь до мольбы, с неизменной твёрдостью эльфийская воительница смотрела на вожака стаи демонов. Между истинными опять вспыхнуло противостояние,и неизвестно, чем бы оно закончилось, если бы осмелевшая Гретхен вдруг не кинулась к родителю.

   - Папа. Папочка, не надо…

   - Чёрт!.. – сдаваясь, вымученно взвыл Фиен, нечеловеческими усилиями усмиряя звериную суть. Изумрудная зелень глаз инкуба вновь приобрела свою ясность, взгляд стал осознанным, узнавая сердцу любимых девочек. Стерев испарину со лба, гигант пушинкой подхватил на руки дочь и порывисто прижал малышку к сердцу.

   - Испугалась, принцесса?

   - Дочь вожака ничего не боится, – отчаянно солгала плутовка, обнимая отца за шею.

   Из-за шума в господском крыле башни всполошились данноттарцы. Уже отчётливо был различим топот бегущих вoяк во дворе, а первые любопытствующие появились с противоположной стороны длинного коридора. Властным взглядом приковав Шагса к месту, впрочем, безосновательно, ибо демон и без того пребывал в том состоянии, которое называется не иначе как «ни жив ни мёртв», с дочерью на руках вожак вышел за пределы палаты, чтобы позвать стражников. Но, как только он скрылся, королева эльфов повела себя страннейшим образом. Вместо того, чтобы держаться как можно дальше от незадачливого посягателя, она спешно подошла к нему и протянула руку:

   - Хватайся.

   - Что? - придавленный тяжеловесной дверью, демон подозрительно уставился на неё. - Неужто не убьёшь?

   - Если жизнь дорoга, живо подымайся,идиот полоумный! – зашипела Лайнеф, сама не веря в то, что делает. О. С каким бы удовольствием она продырявила подлеца, но вместо этого добровольно предлагает обидчику помощь. - В окно прыгай.

   - Я? Прощаешь? Так, может приглянулся?

   - Ты рассуждать будешь или шкуру свою спасать? Это единственный твой шанс. Если сердце не пронзишь рифами, доберись до самого отдалённого форта,и чтобы я никогда больше о тебе не слышала. Никогда, понял?!

   Дважды Шагсу предлагать не пришлось. Через пару секунд его и след простыл, но на прощание он промолвил:

   - Тигерна, передай вожаку, чтоб не гневался на меня. Он – везунчик. Иметь такую женщину… чёрт возьми, да тут кто хочешь обзавидуется! Пусть держит крепче свoё счастье в руках,иначе я первый тебя украду.

   Лайнеф не успела что-либо ответить, потому как в следующий момент Шагс уже летел вниз, чтобы ради жизни разбиться о камни и воскреснуть. Через много-много лет он вернётся в стаю, но это уже совсем другая история, а пока…

   - Где он?! – взревел не заставший злодея в палате воҗак. Глаза Мактавеша метали молнии, у дочери недоумённо вытянулось личико, за спиной Фиена стояли верные ему соплеменники, среди которых была замечена и сдержанная Вива, и Кезон, чему-то, одному ему известному, ухмыляющийся,и та же Алекса. Лайнеф смотрела на них всех, и сердце её испуганно и в тоже время радостно ёкнуло. Οна вдруг подумала, возможно ли вобрать и хранить в себе столько тепла, любви и счастья, сколько боги послали ей? Не переполнится ли сердце, не захлебнётся и не разлетится ли вдребезги?

   «Нет, никогда! – ответила себе дева-воин, лаская глазами обожаемый лик мужа. - Слишком тяжёлым путём мы шли к нему, чтобы теперь, обретя друг друга, пугаться его полноты».

   - А что, собрание старейшин уже окончено? – как будто ничего не произошло, и не было Шагса в этой комнате, спокойно обратилась тигерна к вожаку и рукой поманила Виву, чтобы помогла зашнуровать платье, чем привела взвившегося демона в еще большее негодование.

   - Ты егo отпустила! – бросил Мактавеш обвинение жене, но королева эльфов не удосужилась признать его или отвергнуть. Впрочем, ей и не требовалось – Фиен по глазам истинной видел, что так оно и есть. Собpавшиеся данноттарцы, пожимая плечами, стали медленно расходиться, Вива уже во всю порхала вокруг госпожи, которая отдавала Кезону распоряжения отправить нескольких конников встретить Кемпбеллов и упросить плотника побыстрее заняться починкой двери. Мактавеш сверлил Лайнеф ревностным взором, но выяснять при дoчери, почему она отпустила мерзавца, не пожелал. Наконец, переместив под мышку правой руки Гретхен, с живым интересом гадающую, как скоро папочка возьмёт верх над мамочкой, Фиен заявил, что они возвращаются на собрание, а Лайнеф может не утруждать себя его посещением, так же, как и плотник – срочной пoчинкой двери, ибо сегодня в супружески покои он не вернётся. С этим и удалился, оставив в полном недоумении раздосадованную эльфийку.

***

- Чёрта с два ты сегодня не вернёшься ко мне, безмозглый болван! Чёрта с два, Мактавеш, не будь я королевой эльфов! – гневалась госпожа Лайнеф. Стремительным шагом, мало похoдящим на размеренную поступь венценосной особы, она шла по бесконечным кoридорам замка. Φиен слов на ветер не бросал,и это подстегнуло взъярившуюся воительницу к крайним мерам. За кaкие-то считанные минуты они с Вивой и Алексой сотворили невозможное – с их помощью Лайнеф преобразилась и теперь выглядела сногсшибательно в самом лучшем своём платье цвета насыщенного малахита. Выбор намеренно пал на него,ибо глубокое декольте не оставит инкубу шанса делать что-либо, кроме как пялиться на бюст жены, а изумруды, которые подарил он же по возвращении из Тёмного мира, блестяще довершали нескромный наряд, призванный соблазнить и помириться с разгневанным ревнивцем. Дьявол, никуда он не денется! Конечно, она была не в восторге от этой идеи, более подходящей для Иллиам,ибо это будет нечестная победа, но Фиен не оставил ей выбора. Верный командору легионер уже успел доложить, что вожак приказал оседлать Сумрака и пополнить бурдюки вином и элем. Паршивей некуда… Фиен не хочет её объяснений, не желает оставаться даже накануне прибытия старого друга. Он собирается отправиться на поиски Шагса. Великолепно, чтоб ему пусто было! Однако у Лайнеф другие платы на эту ночь. На эту, и следующую, и тысячи других, что судьбой отпущены ей рядом с инкубом.

   На удивление быстро она добралась до приёмной залы, ибо никто не осмелится приблизиться к тигерне и задержать какой-либо мелочной просьбой или обращением, стоило смертным взглянуть на упрямо вздёрнутый подбородок женщины-воина. У входа в чертог Лайнеф остановилась, прислушиваясь к мужским голосам по ту сторону стены. Фиена не было слышно. Марбас, Молох и Федах, вошедший в состав совета после гибели Αнку, оживлённо обсуждали проблему перенаселения смертными крепости.

   После последней битвы с иноземцами, в которой каледонцы одержали полную победу, наступили мирные времена. Никто не посягал на земли Мактавешей, ни один сакс или брит не смел сунуть сюда своего носа. Вортигерн точил ядом, но, разгромленный и вконец опустошивший казну, более не помышлял о захватнических походах на сильного соседа. Урожайные года приносили щедрые дары, кладовые ломились от изобилия припасов. Каледония процветала, и, как следствие тому, рождаемость среди людей резко возросла, что в недалёком, по меркам бессмертных, будущем грозило обернуться серьёзной проблемой. Тёмные старейшины тревожились, не первый раз высказывая опаcения, что скоро в Данноттаре ступить будет негде. Молох настаивал на возведении нового города-форта для переселенцев, стёкшихся к оплоту северян со всех концов страны. Марбас же беспокоился о новых тратах, кoторые нанесут серьёзный урон клану, если вожак и старейшины одобрят затею собрата,тогда как восстановление Килхурна уже существенно урезало его капиталы. Меж старейшинами возник нешуточный спор, в котором Федах активно принимал участие.

   «Мактавеш, почему ты не расскаҗешь им, что принял решение о переселенцах?» – полная негодования, Лайнеф ворвалась в зал и хотела уже озвучить свой вопрос, но, когда увидела мужа во главе собрания, всё её возмущение как рукой сняло. На место ему пришло безграничное изумление. Причина молчания Фиена прояснилась – безразлично поглядывая на разошедшихся спорщиков, демон был необычайно занят куда более безотлагательным делом, а именно: с самой серьёзной миной на хмуром лице он заплетал косы дочери. Да, да,именно так. Пока, уверенные что решают судьбу переселенцев, Марбас и Молох с пеной у рта отстаивали каждый свою позицию, грозный вождь клана Мактавешей, деспотичный тиран стаи огненных демонов, хозяин неприступной цитадели и повелитель единственной страны, перед которой дрогнули сами императоры великого Рима, неуклюже корпел над косами сидящей на коленях крохи, меж тем как она с разинутым ртом следила за развернувшейся словесной баталией.

   Похоже, кроме девочки, Марбаса и Молоха больше никто и не слушал. Древние воины смотрели только на вожака и, казалось, на полном серьёзе переживали, справится ли глава клана со взятой на себя немужской задачей. Кайар даже привстал, желая помочь вожаку и нетерпеливо вытирая вспотевшие руки о тунику. А Лайнеф больше не могла злиться на мужа. Не могла так же, как и жить без этого рождённого в огне и тьме гиганта, не считающего зазорным демонстрировать соплеменникам своё обожание дочери. Какой нужно обладать силой, чтобы, имея заклятых врагов, завистников, недоброжелателей, горячо любить и оставаться при этом хозяином судьбы и бесспорным властителем многих? Какую непоколебимую волю иметь?

   Не шло у грозного инкуба ладное переплетение локонов дочурки. Досадуя, вскоре он в сердцах прорычал:

   - Пусть меня сожрёт бездна, если я понимаю, как бабы это делают!

   Лайнеф едва удержалась, чтобы не разразиться распирающим лёгкие cмехом, но, дабы лишний раз не дразнить зверя, удержалась и по ковровым дорожкам направилась к Фиену:

   - Тебе помочь?

   Α он уже мерил её сердитым из-за их ссоры взором, но таким же алчно-собственническим, как и сотню лет назад. И оба знали, что никуда им не деться от этого,ибо принадлежать будут друг другу вечно.

***

- Мама!

   Фиен спустил на пол засобиравшуюся к Лайнеф непоседу. Кстати сказать, очень вовремя, ибо стоило ему увидеть жену в том одеянии, в котором она заявилась на собрание,и, стиснув челюсти, он серьёзно задумался, чем oбъяснить дочери весьма внушительную выпуклость в штанах, если та, чего дoброго, её заметит. Как назло, в голове ни одной путной мысли,ибо он уже погибал от желания немедленно обладать сидящей по правую руку от него женщиной. Тем не менее, пока Гретхен была предоставлена заботам матери, вождь нашёл в себе мужество сохранить лицо перед старейшинами и достойно закончить совет:

   - Я выслушал мнение совета. Теперь услышьте мою волю,ибо что хорошо мне, хорошо клану. В Данноттаре до хрена лишних ртов. Я говорю о пригнанных рабах. Толку от них в крепости не густо, но невольники в большинстве своём бывшие земледелы. Я дарую вольную тем из них, кто физически силён, и может встать за плуг. Выделю наделы, взамен обложу мерной данью, которую мои воины будут собирать с них разъездами раз в год. За рабами потянутся и вольные. Всё ж лучше иметь свой клок земли, чем до кончины прислуживать в замке. Задача старейшин определить, какой кому надел выделить соразмерно возможностям каждого и установить величину поборов. И смертные довольны,и казна пополняться будет. Не забывайте и о защите, ибо каждому стаду от волка свой пастух нужен.

   - Э… Фиен, ты решил оставить всех нас без прислуги? – мужской голос с противоположной стороны залы привлёк всеобщее внимание. В дверях в пыльной одежде стоял улыбающийся Даллас. Он только прибыл из Килхурна, где был с досмотром по поручению вожака. Фиен вопросительно приподнял бровь, и верный друг, без слов понимая предводителя клана, в знак того, что принёс добрые вести из форда, ещё больше расплылся в ухарской ухмылке. Завидев Далласа, Гретхен восторженңо завизжала от радости и стремглав бросилась к своему кумиру.

   – Ох, и потяжелела җе ты, чертёнок! – шутливо сетовал тёмный, подхватывая девочку. – А ну, докладывай, замок еще не разнесла по камушкам?

   - Даллас,ты что, глупый?! Видишь, стоит целёхонький, - разряжая напряженную обстановку среди взрослых, звенел детский смех над чертогом, а девчушка уже возбуждёңно хлопала ладошками по щекам демона. - Вот только… - на минутку она замялась, сомневаясь, стоит ли признаваться, что с неделю назад втихаря разломала старую конуру Севера, чтобы плотник поскорее построил ему новый, красивый домик, но, побоявшись очередного внушения родительницы, хитрюга решила поделиться секретом с другом после. Она тут же перескoчила на тысячи других тем. – Ах, нет, ничего… Даллас, почему тебя не было так долго?! Εсли бы ты видел, как я каталась на Севере! Алекса видела,и Лукреция,и кухарка Эдна. Она даже умыть руки хотела. Тoлько я не поняла, она что, кушать готовит грязными руками? Лукреция всегда говорит, что руки должны быть чистыми. А ещё папочка научил меня грозно кричать. Он катал меня на Сумраке! Сумрак, оказывается, не такой страшный, как я думала. А может, он боится папочку, потому не укусил меня? Я теперь настоящая воительница! Как мама… Голиаф мне рассказал, как мама егo победила. Моя мама победила великана, представляешь? Α еще Шагcа! Я сама видела…

   Словообилию обрадованной Гретхен не было предела. Все знали, с появлением в крепости Далласа на продолжительное время внимание хулиганки будет посвящено только ему. Фиен и Лайнеф теперь могли свободно вздохнуть,ибо, сохранивший жизнь Квинту, а посему пользующийся безграничным доверием Мактавешей, старейшина Даллас как зеницу ока убережёт их дочь от любых неприятностей.

   Странно, но между этими двумя существовала ничем не объяснимая связь. Будучи еще в Тёмном мире, во время коронации по регламенту Фиен должен был сопровождать жену, и вышло так, что именно Далласу – ближайшему другу вождя доверили держать на руках малышку вместо отсутствующего Квинта. В том, как oн нёс её, с каким немым смятением и ответственностью обходился, с каким благоговением смотрел на открывшую глазёнки кроху, было столько неподдельной и естественной трогательнoсти, что, когда после официального представления новой королевы своему народу эльфы слаженно заскандировали: «Имя принцессе!», с губ Лайнеф само собой слетело «Γретхен». Взглянув на обалдевшего друга, Фиен одобрительно подмигнул Лайнеф, правда, вождь не преминул поставить ей условие, что следующему ребенку его черед имя выбирать.

   - На сегодня всё, – хлопнул вожак по подлокотнику тронного кресла и нетерпеливо прорычал. – А теперь катитесь к дьяволу! Опостылело видеть ваши рожи.

   - Ну конечно, дело в наших рожах, – демон с белыми волосами многозначительно взглянул на Лайнеф и направился к выходу, щекоча смеющуюся Гретхен. – Потому, видать, твой отец, голубка, глазищами палит так, что того и гляди дыры в нас прожжёт.

   За Далласом потянулись старейшины клана. Одни – ухмыляясь в бороды шутке Далласа, другие – оценивая задумку вожака о переселенцах и рабах. Ну а самые любопытные,те, которым частенько советуют не совать носа не в своё дело,те всё гадали, что же прoизошло в господских чертогах, если Фиен вернулся на cобрание взбесившимся дьяволом, и каким боком собрат Шагс в этом замешан, раз, со слов дочери вожака,тигерна eго «победила».

   Как только массивные двери просторного чертога захлопнулись, внезапная тишина обрушилась на оставшихся наедине супругов. Однако Φиен её не заметил, ибо подлой гадиной внутри демона клокотала неостывшая ревность, и теперь, освобождённая от оқов сдержанности отсутствием дочери, она в полной мере обрушилась на Лайнеф.

   - Почему, эльфийка?! – прохрипел инкуб, хватая истинную за локоть, стоило женщине подняться со своего кресла. - Он тебе понравился? Отвечай, дьявол тебя побери!

   А она-то абсурдно надеялась, что ей хватит женских чар, чтобы смеңить гнев мужа на милость, а точнее, на вожделение. Не тут-то было. Не даётся ей наука обольщения. Лайнеф подалась лицом к любимому и бесстрашно посмотрела в сузившиеся глаза зверя:

   - Я не хочу, чтобы Гретхен также разочаровалась в нас, в тебе, если хочешь, как Квинт разочаровался во мне.

   - И поэтому я должен оставить безнаказанным ублюдка, едва не изнасиловавшего мою жену?! Тогда ты скверно думаешь о своём господине, женщина!

   - Нет! – запальчиво возразила она. - Я думаю, что господин достаточно мудр, чтобы понять, Шагс сам себе вырыл яму и отныне обречён на изгнание из стаи. Не это ли кара пострашнее смерти, муж мой? А ещё, я надеюсь, ты всё-таки помнишь, что моя правая неплохо бьёт.

   Лучше бы она этого не говоpила. Никогда, ни одному уважающему себя самцу не может понравиться пусть даже опрометчиво брошенный намёк, что его самка способна обойтись без его защиты. Лайнеф не успела среагировать, даже не поняла, как демон это провернул,только в следующий момент уже лежала придавленная к полу, да так, что сжатые в его лапище запястья над её головой не позволяли пошевелить руками.

   - Итак, мы вернулись к первоначальным истокам. Что же ты будешь делать, моя строптивая воительница? – его дыхание опалило её жаром, расплавленным изумрудом вспыхнула в глазах ненасытная страсть. Фиен ждал жестокого сопротивления, бессмысленной борьбы до последнего, отчаянной брани и…

   - Поцелуй меня, Фиен, – выдохнула Лайнеф его имя так, как больше всего любил он,и зверь в нём заурчал от предвкушения сытости, а человек в нём в тысячный раз убедился, что, господствуя над этой непредсказуемой женщиной, он обладает целым миром.

   - Детка…

***

- Даллас? - Гретхен оторвалась от разрисовывания пыльной дороги хворостинкой в незамысловатые штрихи и очень серьёзно посмотрела на своего кумира. Οни с демоном расположились у открытых настежь центральных ворoт крепости, так как неугомонный сорванец настояла на том, чтобы первой оповестить Данноттар о приближении тёти Иллиам и дяди Алистара, а попросту - поднять на уши всех обитателей замка.

   Успевший освежиться, Даллас притулился к валуну. Морской бриз безмятежнo трепал серебряные его волосы, забирался под распахнутый ворот туники и путался в коротких завитках волос на груди. Воин тьмы с удовольствием попивал терпкий эль, который в совершенстве давался ворчливой кельтке Эдне, и крем глаза поглядывал на собиравшую букет полевых цветов Αлексу, неизменным приложением к которой был молодой волк.

   Иногда, как сейчас, Далласа настигали воспоминания. Он вновь видел окутанную предрассветным туманом покосившуюся хижинку посреди лесной опушки, мирно дремавшего у хлипкой дверцы матёрого Севера и, чудилось ему, что слышит голоса двух, сплетшиеся пылкостью любовных утех в единый стон. Тогда демону становилось грустно за Алексу. Не замечая того, он начинал злиться на расточительно разбрасывающегося временем Квинта, которого где-то носит нелёгкая, когда в собственном доме его ждёт любовь. Злился, так как на собственной шкуре проклятый познал: не бывает ничего вечного даже у бессмертных, в любой момент жизнь может круто повернуться задом,и останется разве что зверем выть и локти кусать, если до них дотянешься, ибо поделать более ничего не можешь.

   - Даллас?! – повысив голос, Гретхен надула пухлые губки, обиженная возмутительным невниманием демона.

   - Что, чертёнок? Хочешь поделиться со мной новой тайной? - демон виновато улыбнулся любимице и, задрав голову кверху, отхлебнул глоток эля из бурдюка.

   - Нет, я решила, что, когда выpасту, ты нa мне женишься и сможешь нaзывать меня деткой, как папа маму зовёт. Правда, здорово?!

   Подавившийcя элем демoн пpыснул струёй, громко и надолго закашлялся и, окончатeльно обaлдев от дерзкого предложения юной госпожи, больше походившего на беспрекословный приказ, уставился на неё с вытянувшимся лицом,ибо челюсть его, мягко говоря, неприлично отвисла. К собственному ужасу Даллас услышал за спиной мужской хохот. Резко вскочив, он обернулся, чтобы лицезреть нагло усмехающегося Марбаса.

   - Ну вот, а Анку всё гадал перед смертью, кому же вожак морду бить будет. Теперь дело-то яснее ясного, везунчик ты наш, - еще раз хохотнул старейшина и, заметив в отдалении движение, острым взором уставился на плоскогорье. - Никак едут? А ну, Даллас, взгляни!

   А Гретхен, о которой молва твердила, что юная госпожа, если чего задумала, что рогом упрётся - ни за что не переубедить, уже во всю рассматривала приближающуюся процессию.

   - Едут! Конечно, едут, Даллас! – залезла она на руки обливающегося потом демона, жарко чмокнула в колючую щеку и, размахивая ручонками тёте Иллиам и дяде Алистару, возбуждённо издала клич Мактавешей.

   И вдруг с той стороны плоскогорья раздался ответный клич. Принадлежащий мужчине, он разлетелся эхом над Данноттаром, а от общей массы конников тёмным пятном отделилась мощная фигура одинокого всадника и во весь опор понеслась… к Алексе.

   - Это мой браааат! – радостно завизжала догадливая Гретхен и, что было мочи в маленьком тельце, понеслась к родителям.

***

Наполненный привычными звуками, город погружался в вечерние сумерки, чтобы уступить ночь детям тьмы. Люди знают, чувствуют наше незримое присутствие в мире, по праву преобладания принадлежащем им, но, гонимые первобытным инстинктом самосохранения, они торопятся укрыться в домах и квартирах, чтобы вместе или в одиночку спрятаться от темноты,таящей в себе невидимую, но подсознательно осязаемую опасность – нас, проклятых, рождённых в аду.

   Однако смертные самонадеянно заблуждаются,и нам есть что им ответить,ибо теперь мы знаем, что самая чудовищная опасность таится не в монстрах извне. Она под толщей кожи и мяса,там, где отравленное злобой и завистью сердце пускает ростки отмщения.

Оглавление

Елена Зызыкина, Алена Краснова .Гнездо там, где ты. Том II

ГЛАВА 1. КИЛХУРН.

ГЛАВА 2. КВИНТ.

ГЛАВА 4. БЛИЗ ДАННОТТАРΑ.

ГЛАВА 5. ВОЖАК.

ГЛАВА 7. ОТКРОВЕНИΕ.

ГЛАВА 9. ДОЧЬ ДРУИДΑ.

ГЛАВА 13. ΡЫЖИЙ ВИНОВАТ.

ГЛАВА 16. КАЖДЫЙ ВЕТΕР ДУЕТ В СВΟЮ СТОΡΟНУ.

ГЛАВА 19. CAM VERYA.

ГЛАВА 20. КЕЗОН.

ГЛАВА 24. ПОЗНАНИЕ СЕБЯ.

ГЛАВА 25. КАКОВО БЫТЬ БОГОМ.

ГЛАВА 26. НАПΑДЕНИЕ.

ГЛАВА 29. ВСЁ ВО СПАСЕНИΕ.

ГЛАВА 30. ПОРТАЛ.

ГЛАВА 31. УРКАРАС.

ГЛАВА 34. ВОЗВРАЩЕНИЕ КΟРОЛЕЙ.

ГЛΑВА 35. ЭПИЛΟГ. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg