«Берег тысячи звезд»

Берег тысячи звезд (fb2) - Берег тысячи звезд (Девушка без имени - 2) 727K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лариса Петровичева (Анна Мирович)

Девушка без имени. Берег тысячи звезд

Глава 1. Охотница за артефактами

- Почему она носит маску? - этот вопрос принц Хашиван повторял уже в десятый раз за утро. - Либо она невероятно очаровательна, либо столь же невероятно безобразна.

Этель Куатто-Лефевр, стоявшая рядом с принцем на пристани, нарочито завела глаза. С того момента, как Безликая, величайшая охотница за артефактами, приняла приглашение его высочества Хашивана приехать в Амрут, принц успел измучить всех и каждого разговорами о том, почему Безликая никогда не поднимает вуали. Даже на докладе в Сузианской академии наук и на вручении государственных наград она так и не открыла ни своего лица, ни своего имени. Этот тонкий момент интересовал принца даже больше того, что Безликая нашла три артефакта, считавшихся безвозвратно утерянными несколько столетий назад.

- Ваше высочество, вы так влюбитесь в нее еще до первой встречи, - заметила Этель. - А мне придется отпаивать вас лекарствами от нервов.

Этель жила в Авруте уже три года: после того, как Хашиван пригласил сузианских врачей поработать в его стране с благотворительной миссией, Этель решила, что приключение - как раз то, что ей нужно. Загадочный Юго-Восток, наполненный легендами, драгоценными камнями и сотнями неизлечимых болезней, подходил для перемены мест как нельзя кстати. Тем более, если сердце разбито неудачным романом с однокашником, а семья…

- Она… - принц задумчиво переплел усыпанные перстнями пальцы, подбирая слова. - Она немыслимая женщина.

«С этим не поспоришь», - подумала Этель, поправляя шаль. Утренний ветер, скользивший над сонными серыми водами великой Дахавы, был прохладным, а традиционный для профессии Этель сальвар-камиз - слишком легким для раннего утра. Ветер забирался под шелковую тунику цвета индиго, заставляя Этель ежиться, и свободно играл складками оранжевых шаровар. Сейчас, когда рассвет едва окрашивал столичную набережную золотой и розовой пудрой, Этель почти не верила, что уже в полдень тут будет царить влажная липкая жара, и город погрузится в сонное оцепенение, над которым будут порхать переливчатые звуки ситара.

Нет, если ты не родился в Амруте, то не сможешь привыкнуть к нему и стать для него своим. Этель любила здешнюю архитектуру - амрутские дома и храмы были похожи на изящное золотистое кружево, небрежно сброшенное откуда-то с неба и застывшее причудливыми складками. Ей нравились обитатели этих мест - открытые и доброжелательные, всем сердцем полюбившие экзотическую белокожую и светловолосую иностранку. Принц Хашиван, при дворе которого Этель занимала должность лейб-медика, был, конечно, излишне эмоционален, но это был самый большой его грех. Со временем Этель смогла привыкнуть даже к вегетарианской еде с огромным количеством специй - но Амрут все равно оставался чужим, и Этель знала, что, как только закончится срок ее контракта, она отправится обратно в Сузу.

- Взгляните! - воскликнул Хашиван. Сонная свита, толпившаяся за спиной его высочества, дружно уставилась на реку, туда, где плыла крошечная круглая лодчонка развозчика фруктов. В ней было нечто намного интереснее ярко-желтых бананов, корзинок с волосатым рамбутаном, звездочек карамболы и шипастых бомб дуриана. Принц приставил ко лбу ладонь, закрывая глаза от лучей восходящего солнца, и, всмотревшись в пассажира, растерянно произнес:

- Великие боги, это она… Это Безликая.

По свите прокатился легкий шепот недоумения. Для торжественной встречи сузианской гостьи был отправлен целый корабль. Хашиван обернулся к Этель и изумленно спросил:

- Что это значит?

Этель пожала плечами.

- Откуда мне знать, ваше высочество? - ответила она более резко, чем позволял дворцовый этикет. Лодка развозчика фруктов уже подплывала к мраморным ступеням набережной, и пассажирка, молодая рыжеволосая женщина в скромном сузианском платье и маленькой шляпке с вуалью, что-то искала в небольшом пузатом саквояже. Хашиван одарил Этель колючим обиженным взглядом, и она сочла нужным добавить: - Сейчас они причалят, и мы все узнаем. Давайте лучше пойдем и встретим нашу гостью.

Багаж Безликой был невелик - всего один саквояж, и Арношт, телохранитель принца, подхватил его как раз в тот момент, когда гостья ступила на причал. Торжественная встреча получилась какой-то скомканной, однако Этель решила, что это к лучшему - судя по тому, что Безликая вздохнула с явным облегчением, когда Хашиван растерялся и пожал ей руку на сузианский манер вместо традиционного амрутского поклона, она была не большой охотницей до церемоний.

- Я счастлив приветствовать вас в Амруте, - принц улыбался настолько радостно и искренне, что Этель испытывала самое настоящее умиление при виде его непосредственности. - Меня зовут Хашиван, мы с вами вели переписку.

Вуаль была слишком густой, чтобы разглядеть лицо дамы, но когда она заговорила, стало ясно, что Безликая улыбается.

- И я рада наконец-то встретить вас, ваше высочество, - ответила она.

- Но почему вы приехали на этой лодчонке? - поинтересовался принц. Торговец фруктами уже вытаскивал на пристань корзины со своим лакомым товаром, нисколько не стесняясь ни государя, ни его свиты. Этель до сих пор не могла привыкнуть к подобной простоте нравов.

- Потому что вряд ли лодочники вашего высочества испытывают нужду в деньгах, - с достоинством ответила Безликая. - А бедняку всегда надо помочь заработать на хлеб.

- Как это благородно, - промолвил принц, и свита утвердительно затрясла головами, соглашаясь с владыкой. - Я надеюсь, вы не слишком устали? Во дворце нас ждет завтрак.

- Замечательно, - голос Безликой снова выдал улыбку, и, предложив руку гостье, принц повел ее в сторону личных носилок. Сонные носильщики, до этого щелкавшие бодрящие орешки кола, встрепенулись и откинули тяжелый, расшитый золотом полог. Когда Хашиван, Безликая и Этель устроились в носилках, принц произнес:

- Это ваша соотечественница, Этель Куатто-Лефевр, - Этель с достоинством поклонилась, и Хашиван продолжал: - При моем дворе она занимает должность лейб-медика, но на время вашего пребывания в Амруте станет вашей фрейлиной и помощницей.

Этель вдруг поежилась. Ей показалось, что Безликая смотрит на нее слишком пристально и пронизывающе, словно пытается увидеть нечто очень важное. Внезапно нахлынувшая неловкость заставила Этель нервно заерзать на подушках. Наконец, внутреннее неудобство покинуло ее - Безликая отвела взгляд.

- Рада познакомиться, госпожа Этель, - в голосе охотницы за артефактами не было ничего, кроме спокойной доброжелательности. - Уверена, что наше общение доставит нам удовольствие.

***

Продолговатый ларец красного дерева, инкрустированный серебром и перламутром, таил удивительные сокровища в своих недрах, обитых алым шелком. Этель нажала на рычаг, и крышка поднялась, открывая три дюжины удивительных по красоте браслетов: золото, слоновая кость, драгоценные камни таинственно сверкнули в томном сумраке гостевых покоев.

- Что это? - поинтересовалась Безликая.

Разумеется, важную гостью сперва проводили в отведенные для нее комнаты, чтобы дать возможность отдохнуть, переодеться и освежиться после долгой дороги. Этель, сопровождавшая Безликую, по-прежнему чувствовала себя не в своей тарелке, хотя та не сказала и не сделала ничего предосудительного.

- Это подарок его высочества Хашивана, - объяснила Этель. - Видите ли, в Амруте все женщины носят браслеты. Такова традиция, - она повела свободной рукой, демонстрируя собственные браслеты, и добавила: - Их отсутствие - знак позора. Принц просит принять этот скромный набор.

- Интересные представления о скромности, - усмехнулась Безликая, принимая ларец. Этель показалось, что подарок оставил гостью равнодушной. А ведь любая сузианская дворянка просто визжала бы от восторга, если бы ей презентовали эти браслеты…

- Его высочество также посылает вам традиционную амрутскую одежду, - Этель взяла с туалетного столика сверток с сари и передала Безликой. Нежно-голубое, из тончайшего южного шелка, богато вышитое золотыми нитями, оно наверняка было бы к лицу рыжеволосой даме. Этель мысленно усмехнулась: к лицу Безликой. Каламбур вполне в духе ее папаши.

Господин Куатто, узнавший, что дочь отправляется работать с южными варварами, от всей души пожелал ей провалиться сквозь землю и никогда больше не появляться в родительском доме. «Если бы ты не была такой бунтаркой, Этель, то батюшка простил бы тебя, - написала мать через год. - Но ты опозорила нашу семью, дочка. Сперва это безрассудное, совершенно неуместное желание стать врачом. Порядочные женщины не занимаются такими глупостями. Порядочные женщины видят смысл своей жизни в семье, доме и детях. Потом этот странный брак с милордом Лефевром. Право, разговоров и сплетен нам до сих пор хватает! Но это сумасбродство еще можно было простить. Однако ты, судя по всему, решила покрыть нашу семью позором, поехала в края дикарей! Одним словом, Этель, занимайся, чем хочешь. Но не рассчитывай на то, что мы с отцом будем тебе помогать».

Встрепенувшись, Этель поняла, что утонула в воспоминаниях, а Безликая задала какой-то вопрос и ждет ответа.

- Вы поможете мне надеть ее? - повторила гостья. - Принц, полагаю, будет рад, если его подарки пойдут в ход.

- Конечно, - кивнула Этель. Сто бесов пекла, она до сих пор не могла сориентироваться и решить, как все-таки следует себя вести с этой дамой! - Здесь еще нижняя юбка и блузка. И небольшая сеточка, чтобы скрыть лицо.

Безликая развернула присланный наряд и одобрительно кивнула: этот подарок пришелся ей по душе. Помедлив, Этель добавила:

- Разумеется, его высочество не смеет настаивать. Но все-таки он был бы счастлив, если бы вы открыли свое лицо, миледи. Не подумайте, что Хашиван хочет подкупить вас подарками или как-то вынудить. Решать вам. Но…

Безликая подняла руки к голове и осторожно вытянула из прически длинные шпильки, надежно закреплявшие на своем месте шляпку с вуалью. Когда лицо женщины открылось, Этель ахнула от ужаса и тотчас же зажала рот ладонями. Надо было взять себя в руки, она не имела права вести себя, как напуганная деревенщина, но видит Господь, Этель ничего не могла поделать. Растерянность и страх, нахлынувшие на нее, едва позволяли дышать.

- Ваше высочество? - прошептала Этель. - Вы живы?

Алита Росса, баронесса Ковенская, принцесса Сузианская и Гилимерская, которую вся Суза считала трагически погибшей и которую собирались причислить к лику святых мучеников за множество добрых дел при жизни, тяжело вздохнула и бросила уже ненужную шляпку с вуалью на прикроватный столик.

- Да, я жива, - устало откликнулась она. - Откровенно говоря, мне ужасно надоела эта шляпка и эта вуаль.

Этель опустилась на маленькую банкетку - ноги не держали.

- Вы живы… - повторила она. - Но… как, ваше высочество?

Принцессу Алиту убил собственный муж, одержимый демоном - убил и развеял в прах. Во всяком случае, именно такой была официальная версия. Алита улыбнулась и села рядом со своей назначенной фрейлиной.

- Долгая история, - сказала она. - Пообещайте, что будете молчать о том, кто я на самом деле, и вечером я расскажу вам, как все произошло. Договорились?

Этель кивнула, постепенно овладевая собой. Несмотря на свои неполные двадцать лет, она успела узнать на собственном опыте, что в политике случаются самые неожиданные повороты.

- Ваша фамилия, - продолжала Алита, и в ее взгляде мелькнула странная тень, которой Этель не поняла. - Вы состоите в родстве с Огюстом-Эженом Лефевром, бывшим министром инквизиционного департамента Сузы?

- Состояла, - призналась Этель. - Я была за ним замужем ровно час. Потом он выдал мне достаточную сумму для того, чтобы начать учебу, и мы развелись. Понимаю, звучит странно, но это было несколько лет назад…

Алита горько усмехнулась, и Этель вдруг поняла, что принцесса готова разрыдаться - все ее нарочитое спокойствие и ровный тон голоса были призваны скрыть наползающие слезы. Похоже, каплями от нервов придется отпаивать не только эмоционального принца Хашивана.

- Он умер, - голос Алиты дрогнул, срываясь, и она закончила фразу свистящим шепотом: - Три года назад. На моих глазах.

***

Завтрак, накрытый в маленькой столовой на одном из бесчисленных балконов дворца, был самым скромным и, по меркам Амрута, практически семейным: за столом собралось всего пять человек. Хариндер, самый авторитетный и уважаемый артефактор при дворе его высочества, разумеется, был в числе приглашенных. Когда Этель и Безликая - с открытым лицом, без шляпки и вуали - появились на балконе, то Хашиван медленно поднялся со стула и, как завороженный, произнес на высоком амрутском наречии:

- Все-таки прекрасна. Я знал.

- Он говорит, что вы прекрасны, - перевела Этель, и Безликая смущенно отвела взгляд. Заняв отведенное ей место напротив принца, она сказала:

- Благодарю вас за щедрые дары, ваше высочество.

Безликая действительно была прекрасна. Огненно-рыжие волосы, светлая кожа, едва тронутая загаром, глаза совершенно удивительного орехового оттенка и изящные черты лица - роковое сочетание, способное моментально свести с ума любого южанина. Хариндер решил, что в ношении маски наверняка был свой смысл.

- Пустяки, - отмахнулся Хашиван. Слуги принялись бесшумно разливать по бокалам разноцветные соки со льдом и раскладывать рис с овощами и морепродуктами по серебряным блюдам. Хариндер подумал, что лейб-медику стоило бы предложить Безликой пару шариков спрессованной смеси угля и кокосового порошка: амрутскую еду с безумным количеством специй выдержит не каждый желудок, особенно северный. Однако гостья принялась за рис с таким знанием дела, что Этель только плечами пожала. Похоже, она тоже подумала про уголь.

- Познакомьтесь, дорогая и уважаемая гостья, - продолжал принц и плавным жестом указал на Хариндера. - Господин Хариндер Шьям Фракаш, ведущий артефактор, исследователь и ученый при моем дворе. Вы наверняка не слышали, но…

Взгляд карих глаз Безликой на мгновение обжег Хариндера: девушка посмотрела на него чересчур пристально и оценивающе, словно сомневалась в том, что он был профессионалом своего ремесла. «Конечно, - мысленно усмехнулся Хариндер, - она мировое светило артефакторики, а я всего лишь забавный южный варвар».

- Я наслышана о вашей работе, милорд, - кивнув с искренним уважением, Безликая продолжала. - Ваш труд об изначальной природе магии и артефактов, на мой взгляд, значительно опережает время.

Принц вопросительно поднял бровь. Он и в самом деле был удивлен. Хариндер поймал себя на мысли о том, что у него сейчас такое же лицо, как и у Хашивана: растерянное и смущенное.

- Тогда, миледи, вы понимаете, насколько опасны такие далеко идущие прыжки, - выдавил Хариндер. - И в прикладных сферах, и в артефакторике. Большая наука давно забыла эту работу.

- Вы с гарантией попадете в университетский курс, - твердо сказала Безликая. Слуги заменили опустевшие тарелки и принесли блюда с фруктами. «А ведь светило артефакторики приехало в Амрут именно в лодчонке фруктовника», - ни с того ни с сего подумал Хариндер и сказал:

- Если пожелаете, то после завтрака добро пожаловать в мою лабораторию. А пока давайте отдадим должное поварам его высочества.

На Хашивана было жалко смотреть. Он настолько смутился от непривычного, слишком свободного для этих мест поведения дамы и ее неожиданно открытого очаровательного лица, что не знал, куда девать руки. В довершение всего принц слишком сильно сжал пупырчатые красные бока лича, и спелый фруктовый шарик вырвался из шкурки на свободу и проскакал по столу. Безликая ловко подхватила его и отправила на блюдце перед собой.

- Меня зовут Алита, - сказала она, глядя в глаза Хашивана. - И я привезла вашему высочеству несколько любопытных артефактов.

- Тех самых, о которых мы вели речь в переписке? - Хашиван сразу же воспрял духом, а Хариндер, наоборот, заерзал на стуле, внезапно обнаружив в нем какие-то неровности. Ранее было объявлено, что Безликая приедет в Амрут с дружественным визитом, совершенно частным образом, а теперь выясняется, что речь идет об артефактах. Хариндеру это не понравилось. Очень сильно не понравилось.

- Именно, - кивнула Алита и одарила принца какой-то свойской, лукавой улыбкой. - Думаю, они придутся вам по душе.

После завтрака Хариндер раскланялся с гостьей и отправился в свою лабораторию. Надо было понять, что именно собирается делать прекрасная безликая Алита и какие именно артефакты она привезла принцу. Отправив немногочисленный персонал отдыхать до завтра, Хариндер забрался по шаткой лесенке к самой верхней полке книжного шкафа и извлек оттуда толстый том в потертом кожаном переплете. Спустившись, он долго рассматривал вытисненное золотом название «Ползучие и Злонамеренные Артефакты Сузианского государства», вспоминая, с каким трудом раздобыл эту книгу во время учебы в сузианской столице. Целая детективная история вышла! Книга была известным раритетом, и узнай кто, что Хариндер практически украл ее из хранилища государя Ахонсо, то он закончил бы свои дни на виселице. Устроившись за рабочим столом возле окна - вид на реку и храмовый комплекс отсюда был просто невероятно завораживающим - Хариндер погрузился в чтение.

Принц Хашиван мог казаться легкомысленным дурачком, но он им не был. За маской добродушного жизнелюба скрывалось очень хитрое и изворотливое животное, похожее на змеедава с герба - змеедавы притворяются ласковыми и ручными, но в следующий миг вгрызаются в жертву так, что оторвать невозможно. Хариндер не собирался подставлять шею венценосному змеедаву, но понимал, что Хашиван способен перегрызть ему позвоночник, и не собирался давать принцу такой возможности.

- Милорд Хариндер?

Он оторвался от книги и увидел, что в дверях стоит Алита. Сопровождающих с нею не было. Девушка улыбнулась и, пройдя в лабораторию, сказала:

- Я решила воспользоваться вашим приглашением.

Хариндер закрыл книгу и встал. Алита сделала еще несколько шагов и замерла, рассматривая его с мягким внимательным любопытством. Голубое сари удивительно шло к ее светлой коже и огненным волосам; мысленно одернув себя, Хариндер приблизился к охотнице за артефактами и произнес:

- Добро пожаловать, миледи Алита.

В ту же минуту он щелчком отправил заклинание в сторону двери - когда замок щелкнул, надежно закрываясь, Хариндер спросил:

- Так какие же артефакты вы привезли принцу?

Спокойная доброжелательность во взгляде Алиты моментально растаяла. Гостья повела плечами, словно готовилась к броску, и, сместив взгляд, Хариндер увидел, как в золотистом тумане, который окутывал ее фигурку, вспыхнули алые искры. Да, гостья его высочества была очень и очень непростой. С ней следовало держать ухо востро.

- Опасные, милорд, - ответила Алита. - Очень опасные. Скажем так, мне пришлось похитить их в хранилище его величества Ахонсо.

Хариндер усмехнулся. Вопросительно изогнул бровь.

- Верите ли, несколько минут назад я вспоминал одну забавную историю, связанную с этим хранилищем, - сказал он и без перехода поинтересовался: - Вы ведьма?

Алита кивнула и улыбнулась так, словно правда была для нее неприятной, но эту правду следовало признать.

- Да. Я злонамеренная ведьма. В сузианской классификации и вы были бы злонамеренным ведьмаком.

На какое-то мгновение Хариндер уловил легкую ленточку аромата ее духов, холодных и свежих, таких, какими не пользуются в Амруте. Здешние дамы предпочитают чрезмерно сладкие, тяжелые ароматы.

- Когда я учился в Сузе, то был зарегистрирован в инквизиции именно таким образом, - сказал Хариндер. Признание за признание, это было бы честным. - Так что же за артефакты, миледи?

Губы Алиты снова дрогнули в улыбке, но Хариндер вдруг понял, что девушке хочется не улыбаться, а плакать.

- Подвеска царицы Суаш, - сказала она. - Позволяет своему владельцу читать мысли. Не дословно, разумеется, в общих чертах. Зеркало, которое увеличивает в десять раз силу Брызги. Слышали о таком заклинании?

- Великие боги! - Хариндер схватился за голову. - Зачем?

Алита отвела взгляд и некоторое время стояла молча.

- Такова была просьба принца, - наконец, сказала она. - Амрут все-таки достаточно закрытая страна, и я бы вряд ли свободно приехала сюда с частным визитом. Тем более, к вам.

Хариндер окончательно растерялся.

- Ко мне? - переспросил он, понимая, что сейчас выглядит невероятно глупо. - Вы - и вдруг ко мне?

Девушка кивнула. Алые искры в золотом облаке исчезли, сменившись проблесками голубого - печаль. Старая и глубокая.

- Ваш труд по теории магии. Глава об источнике силы всех артефактов, - сказала Алита и извлекла из складок сари продолговатый серебряный контейнер, в каких хранят особо опасные сузианские артефакты. - Мне нужно, чтобы вы оживили это Перо. Вы ведь сможете, правда?

- Покажите, - произнес Хариндер. Давний азарт исследователя, который, собственно, и привел его из лачуг Нижнего города во дворец принца Хашивана, ожил, и Хариндер почувствовал, как энергично и нервно забилось сердце.

Артефакт, лежавший в контейнере, действительно был весьма потертым пером в корпусе красного дерева и с металлическим наконечником. Хариндер осторожно извлек его из контейнера и несколько минут проверял, буквально бомбардируя личными заклинаниями. Перо не откликалось. Это, без всякого сомнения, был артефакт - но он не подавал признаков жизни.

- Давно он умер? - осведомился Хариндер, подходя к рабочему столу. Несколько капель броннской смеси не оказали на перо никакого воздействия. Оно действительно было мертво.

- Три года назад, - промолвила Алита. - Я не знаю, как это получилось. Видите ли… дело в том, что этот артефакт разумен. И на его долю выпало немало испытаний.

- Я вижу, - кивнул Хариндер. Бесполезная броннская смесь была отставлена на край стола, а из особого ящика артефактор извлек тончайшее лезвие, вспыхнувшее на свету нестерпимым сиреневым сиянием. - Корпус весьма потерт.

Алита утвердительно качнула головой.

- Вы верите во множественность обитаемых миров, милорд Хариндер?

Он неопределенно пожал плечами. Прикосновение лезвия никак не повлияло на артефакт. Перо умерло.

- В принципе, наука этого не отрицает, - сказал Хариндер. - Что вы имеете в виду? Этот артефакт побывал за пределами нашего мира?

Некоторое время Алита молчала. Хариндер убрал лезвие обратно в ящик, обернулся к ней и замер, пораженный тем, насколько усталой и опустошенной она сейчас выглядела. На мгновение ему показалось, что девушка сейчас лишится чувств.

- Миледи, что с вами?

Лицо Алиты дрогнуло.

- Хариндер, выслушайте меня, - промолвила она и вдруг заговорила быстро и отчетливо, так, словно опасалась, что ее перебьют и не позволят закончить. - Умирая, Перо уничтожило человека, которого я люблю больше жизни. Я стала артефактором только для того, чтобы найти возможность воскресить его. Перо умеет переписывать судьбу, оно смогло бы вернуть Огюста-Эжена. Но если вы не сможете оживить Перо, то…

Она все-таки не договорила - бессильно опустилась на стул и закрыла лицо ладонями. Помедлив, Хариндер отправился к холодильному шкафчику в углу и, вынув графин воды со льдом и лепестками жасмина, налил немного в стакан. Простые движения всегда помогали ему сосредоточиться и смотреть на события без эмоциональной оценки.

Переписать судьбу? Невероятно. Эта женщина бредит. Возможно, любимый бросил ее или умер, и она свихнулась на этой почве. Хариндер накапал в стакан дюжину маслянистых капель успокоительного и подошел к Алите.

- Вот, выпейте, - мягко сказал он, присев рядом с ней на корточки. Девушка не шевельнулась - тогда Хариндер осторожно взял ее руку и вложил в нее стакан. - В конце концов, мы пока слишком мало знаем об окружающем мире, чтобы отрицать существование параллельных реальностей. И возможность переписывать судьбу… Выпейте, выпейте. Вам станет легче.

Алита послушно осушила стакан и спросила:

- Вы мне верите?

Хариндер только руками развел.

- У меня нет оснований вам не верить. Есть Ползучие артефакты, есть магия, почему бы не быть другим обитаемым мирам? Хотя, если говорить откровенно, то я не совсем понимаю…

- Вы мне поможете? - перебила его Алита.

И Хариндеру потребовалась вся его сила воли, чтобы ответить:

- Я не знаю.

***

Жаркий день постепенно утекал прочь, сменяясь приятной вечерней прохладой. Белизна раскаленных под солнцем улиц медленно раскрашивалась во все оттенки синего, розового и золотого, а острая резкость дневных красок сменялась легкой туманной дымкой. Стоя на балкончике дворца, Этель смотрела, как по улицам идут гуляющие люди, осторожно двигаются всадники и повозки, как на первых этажах домов загораются теплые звездочки вывесок, и воздух наполняется ароматным сизоватым чадом от шашлычен.

- А ведь он не просто так сахар покупает, - сказали откуда-то снизу. - Он, собака, делает из него домашнее вино! И нет бы делал просто так, для себя, потихоньку, так он еще и продает его соседям! Не только грешит, но и других вводит во грех.

Этель усмехнулась. Вечер переставал быть томным: к телохранителям принца, отдыхавшим внизу, на веранде, наведался отец Шанкар, местный проповедник, и с ходу принялся клеймить пороки горожан. Сиатинский вариант местной религии был наполнен всяческими ограничениями плоти и духа - они, вкупе с фанатичной нетерпимостью, частенько приводили к тому, что в принципе миролюбивые и спокойные жители Амрута частенько вступали в драку за убеждения.

- Живи и жить давай другим, - подал голос Амиран, которого принц назначил телохранителем Этель в первый же день ее появления во дворце. - Так говорил Господь Хамин, и такова моя вера. Вот что бы вам, святой отец, не пойти прогуляться по набережной, не поужинать в хорошем спокойном месте? Посмотрите, какой прекрасный вечер, зачем его портить вашими занудными проповедями?

Отец Шанкар фыркнул так громко, что из цветущих ветвей каолы вылетела испуганная птичка.

- Занудными проповедями? - воскликнул он. - Вино ведет к греху и укоренению пороков! А вы, слуги государя, вместо того, чтобы вести себя, как подобает благородным господам, сидите тут и пьянствуете!

- Ну уж прямо, пьянствуем, - миролюбиво сказал кто-то из телохранителей. - Так, присели пропустить по рюмочке рома. Тем более, что господин наш отпустил нас отдыхать.

- А если вино - враг истинно верующих, - поддержал его Амиран, - то наша прямая обязанность этого врага уничтожить. Не так ли, отец Шанкар? Да вы бы присели с нами, скрутили бы голову этому змею-искусителю. Дело бы и пошло на лад.

Этель усмехнулась. Похоже, святой отец проиграл теологический диспут. Она заглянула вниз и сказала:

- Амиран, можно вас на минуту?

Телохранитель появился на балконе так быстро, словно воспользовался артефактом, а не боковой лестницей. На его бледном скуластом лице не было и следа ожидаемой хмельной расслабленности: как всегда спокоен, тверд и готов к работе. Этель подошла поближе и подумала, что никак не может привыкнуть к тому, что ей приходится запрокидывать голову, чтобы смотреть на Амирана. Долговязый и сухощавый, он словно бы состоял в родстве с мифическими великанами.

- Я хотела выйти в город, - сказала Этель. Амиран скривился.

- Вечер уже, - коротко ответил он. - Благородной даме нечего делать в городе вечером. Сами знаете.

«Иногда чрезмерная забота досаждает», - подумала Этель. К тому, что Амиран смотрел за ней хлеще всех мамок и нянек в родительском доме, она тоже не могла привыкнуть.

- Я же буду с вами, - сухо сказала Этель. Амиран вздохнул, поправил темно-вишневую чалму и опустил руку на эфес сабли.

- Большой сад, - произнес он. - Большой сад, Файшан, и недолго.

Файшан, то есть «веточкой», Амиран стал называть Этель где-то через пару месяцев после того, как принц отрядил его в телохранители нового лейб-медика. Когда он случайно проговорился, Этель потребовала объяснить, что значит это прозвище, и Амиран неохотно рассказал, что его коллеги весьма нелестно оценили внешние данные иноземной гостьи, назвав Этель тощей, как сухая ветка. На что Амиран ответил, что миледи Этель не «фаше» - ветка, а «файшан» - веточка, и в этом было нечто настолько трогательное и не вязавшееся с суровым обликом телохранителя, что Этель почувствовала искреннее смущение.

Этель частенько вспоминала, как они с Амираном пошли на прогулку в первый раз. Тогда она упросила телохранителя все-таки устроить ей экскурсию по столице, и Амиран, поупиравшись, сдался - они покинули дворец и тотчас же, выйдя за ворота, утонули в какофонии запахов и звуков. Этель сразу же потеряла ориентацию, словно контуженная, схватила телохранителя за руку и просто позволила вести туда, куда ему захочется. Реши Амиран сдать ее в лоток шашлычника на мясо или продать в публичный дом, она бы, наверно, и не сопротивлялась. Но потом Этель расслабилась, перестала сходить с ума от шума и бьющих в лицо запахов и вздрагивать при виде людей, блаженно спящих на кучах мусора - и вот тогда город повернулся к ней другой стороной, моментально став веселым и дружелюбным.

Они гуляли до вечера. Амиран прекрасно ориентировался в этом безумном столпотворении и выводил Этель то в крошечную забегаловку, где готовили самые вкусные в городе лепешки чарати с овощной и фруктовой начинкой, то к магазинам, похожим на сказочные пещеры, доверху набитые сокровищами, то к огромному храму, покрытому резными изображениями богов и чудовищ. Этель видела, как давят гранатовый сок на каменном прессе, как портные крутят ручки допотопных швейных машин, как ювелиры прямо посреди улицы гранят драгоценные камни, а потом Амиран вывел ее на лестницу, что привела их на грязную крышу какой-то лавки со специями, и Этель увидела бурлящий человеческий муравейник и море крыш…

Большим садом в столице называли огромный полудикий парк - если в начале посетителей встречали ухоженные дорожки, аккуратно подстриженные кустарники и множество лавочек и изящных фонарей, то потом дорожки постепенно исчезали, кустарники топорщились лохматыми буйными ветвями, и парк превращался в настоящий тропический лес. Разумеется, Амиран сказал, что дальше главной аллеи они не пойдут, и Этель это вполне устроило.

- Я спасла вас от общества отца Шанкара, - улыбнулась Этель, когда они сели на одну из скамеечек. Парк был полон народу. Стайки девушек в разноцветных сари сидели на скамьях и лакомились фруктами, в самом деле напоминая экзотических птичек. Важно прогуливались господа военные в белых мундирах и зеленых чалмах. Дородные матери семейств чинно вышагивали по дорожкам, а дети, кудрявые и веселые, так и норовили убежать от них к фонтанам, где резвились утки.

Амиран сдержанно усмехнулся.

- Ему бы женщину хорошую, - заметил он. - Мигом бы забыл все свои глупости.

- Живи и жить давай другим, - повторила Этель. Амиран пожал плечами и ни с того ни с сего заметил:

- Вы совсем молодая девушка. Вам скучно тут.

В начале весны Амирану исполнилось тридцать два, и за эти годы он, должно быть, ни разу не скучал. Уроженец сузианского севера, он сбежал из дому в ранней юности и с тех пор умудрился побывать и пиратом, и кадровым военным, и золотоискателем, и даже артефактором. Превратности судьбы в итоге занесли его в Амрут, где принц Хашиван высоко оценил его разнообразные навыки и принял на службу. С тех пор прошло пять лет, и Амиран вроде бы остепенился, но иногда в его взгляде появлялась неопределенная тоска.

- Если бы я осталась в Сузе, то сейчас была бы толстой матроной с кучей детей, - заметила Этель, кивнув в сторону проходящей по дорожке мамаши с близнецами. Третий ребенок был примотан к ее груди пестрой шалью. - Кстати, что вы думаете о нашей сузианской гостье?

Амиран с прежней неопределенностью пожал плечами, но взгляд светло-зеленых глаз неожиданно стал горячим и хищным.

- Я думаю, скоро начнется большая война, миледи, - сказал он. - И то, что госпожа Алита привезла из Сузы злонамеренные артефакты, заставляет меня волноваться.

- Война? - переспросила Этель. В приятном теплом воздухе вечера будто бы пронесся запах гари. - Вы уверены?

- А зачем еще Хашивану эти артефакты и специалист, который умеет с ними работать? Она сегодня весь день провела в лаборатории Хариндера. Наверняка обучала его.

Этель поежилась. Хариндер, главный придворный артефактор, производил на нее странное впечатление. Он мог быть очень доброжелательным, милым и сердечным, чтобы в следующую минуту стать угрюмым кабинетным ученым, гениальным знатоком своего дела, который не видит жизни дальше книг. В нем таилось нечто одновременно притягательное и очень жуткое - Хариндер хранил какую-то тайну, и Этель при всем своем любопытстве понимала, что туда не следует совать носа.

- Не нравится мне все это, - призналась Этель. Амиран понимающе кивнул.

- Мне тоже. Так что будьте осторожны, миледи, - он усмехнулся и добавил: - Когда меня нет рядом.

Этель еще не знала, что осторожность понадобится ей буквально через несколько часов.

Глава 2. Изначальный источник

Когда на рассвете по дворцу прокатилась нервная дрожь, словно огромное здание ожило и попыталось стряхнуть с себя прилипшего паразита, Этель испуганно села на кровати, пытаясь понять, что происходит. Серебряная чашка плясала на прикроватном столике, шаль медленно стекала разноцветным ручейком с качающегося стула. Небо за окном едва серело - стоял тот самый глухой и дикий час, когда утро только начинает вступать в свои права, а все живое погружено в крепкий беспробудный сон.

Дрожь усилилась. «Землетрясение», - отстраненно подумала Этель и сама удивилась тому, с каким спокойствием поднялась с кровати и, подняв с пола шаль, направилась к выходу. В коридоре спокойствие ее покинуло, и Этель со всех ног бросилась к покоям Алиты - принцессу надо было выводить из здания, пока дворец не начал рушиться.

Потом она так и не смогла объяснить, почему решила спасать Безликую, а не спасаться самой. Но Этель так и не успела добежать до дверей в комнаты Алиты: ее ударили в спину и уронили на дрожащий пол.

- Тихо, тихо, - шепнул Амиран ей в самое ухо и навалился сверху. - Тихо, Файшан. Не шевелись.

Этель хотела было спросить, что, Пекло разбери, происходит, но не могла и пошевелиться. А потом со всех сторон засвистело, завыло, заревело, воздух наполнился тошнотворной вонью бесчисленного количества работающих артефактов, и Этель уже не стала спрашивать, от кого или от чего Амиран заслоняет ее своим телом. Какофония казалась бесконечной - где-то визжали люди, и Этель казалось, что они горят заживо, где-то с грохотом падали камни, свист и вой нарастали, и, когда Этель подумала, что сейчас оглохнет, вдруг стало тихо.

Амиран, закрывавший ее, шевельнулся. Полоска темно-красной ткани с его размотавшейся чалмы мягко прикоснулась к лицу Этель и исчезла.

- Вставай, - прикосновение широких мужских ладоней заставило Этель вздрогнуть. Амиран осторожно поставил ее на ноги и каким-то совершенно несвойственным ему жестом погладил девушку по растрепанным светлым волосам.

В ушах звенело. Этель беспомощно смотрела по сторонам и не понимала, где находится. Вроде бы только что она выскочила в знакомый коридор - а теперь коридора не было, и они стояли среди развалин, и прохладный утренний ветер беззастенчиво забирался под тонкую ночную сорочку, а отовсюду пахло гарью и кровью… Этель покачнулась и обмякла в руках телохранителя, уткнувшись лицом в его плечо. Откуда-то издалека донесся знакомый женский голос - Алита была жива и настойчиво о чем-то спрашивала, но Этель не могла разобрать ни слова. Наконец, сквозь пелену, накрывшую разум, все-таки пробилось:

- …найти Хариндера.

- Миледи, нам нужно уходить, - услышала Этель уже более отчетливо. Амиран говорил с нажимом, словно его раздражала настойчивость заморской гостьи. Только теперь Этель поняла, что они говорили на высоком валеатском наречии, ее родном языке.

- В лаборатории я видела несколько ящиков с разрыв-камнем, - в голосе Алиты тоже хватало упрямства. - Он открывает норы в пространстве, и мы сможем уйти хоть в Сузу. Пойдемте уже, медлить нельзя.

Амиран, не обинуясь, подхватил Этель, словно куль, забросил на плечо и почти бегом направился за Алитой. Острое чувство стыда - сорочка бессовестно задралась, и Амиран крепко держал свою подопечную за обнаженные ноги - было настолько отрезвляющим, что контузия мигом убралась куда подальше. Этель дернулась и негромко, но отчетливо попросила:

- Амиран, поставьте меня. Я пойду сама.

Видимо, в ее голосе было что-то, от чего телохранитель решил воздержаться от споров. Почувствовав под ногами плиты пола, Этель вздохнула с облегчением, на ходу поправила сорочку и спросила:

- Что происходит?

- Это заклинание называется Брызга, - бросила через плечо Алита. Часть коридора, по которой они сейчас спешили, почти не тронуло разрушением, и иллюзия мирной жизни была слишком отчетливой и жестокой. - Маг бросает сгусток энергии и произносит заклинание. И сгусток, поражая цель, делится на два. А они - еще на два.

- Тут, похоже, делили на десять, - произнес Амиран. Выбежав на лестницу, они быстро спустились на первый этаж и бросились в сторону лаборатории. Живых здесь не было. Двое караульных лежали на своем посту, и вместо голов у них было кровавое месиво. Этель на мгновение забыла, как дышать. Ужас, обнявший ее, был настолько глубоким и острым, что она почувствовала себя выбитой из жизни. Одно дело видеть трупы в морге и совсем другое - смотреть на людей, которые несколько минут назад были живы, а потом даже не успели понять, что умирают.

Пол предательски заскользил куда-то в сторону. Амиран среагировал мгновенно, подхватив Этель под руку. С трудом подавив стон, Этель мысленно поблагодарила его за эту поддержку.

Лаборатория Хариндера осталась нетронутой - должно быть, исключительно благодаря тому, что вход в нее закрывала светло-серая пелена. Утренний ветер, проникая в пролом в соседней стене, вольно колыхал ее, но Этель отчего-то показалось, что завеса намного плотнее, чем кажется. Алита, которая, несмотря на внезапную атаку, успела схватить свой саквояж, запустила руку в его недра - Этель показалось, что рука ушла внутрь чуть ли не по плечо - и извлекла крошечный серебряный гвоздик. А затем - Этель ахнула от изумления - Алита с усилием прижала острие гвоздя к собственному виску и проговорила:

- Милорд Хариндер, если вы там, откройте.

Некоторое время ничего не происходило. Алита не опускала руку, продолжая давить гвоздем на висок, и Этель искренне удивлялась тому, что при такой силе нажатия до сих пор не показалась кровь. Но потом серая пелена покачнулась и растаяла, а дверь в лабораторию, усиленная не только металлическими перекладинами, но и заклинаниями, медленно отворилась, словно приглашала войти.

К удивлению Этель, в лаборатории кипела жизнь. Подчиненные Хариндера были заняты делом: одни паковали артефакты, вторые, наоборот, разбирали какие-то коробки, извлекая тяжелые куски каких-то грязных камней. Сам Хариндер, бледный, растрепанный, в темном халате поверх пижамы, стоял возле стола, глядя на развернутую карту Амирана, и мелкими нервными жестами расшвыривал по ней золотистые искры. Там, где искры падали на бумагу, мгновенно вспыхивали тонкие ленты ослепительно белого огня.

- Что происходит? - спросила Алита, подойдя к столу. Ноздри Хариндера дрогнули, словно он с трудом сдерживал гнев.

- Нас предали, миледи, - промолвил он. - О привезенных вами артефактах вчера сообщили принцу Казефу, и он решил сыграть на опережение.

Амиран понимающе кивнул, словно ожидал именно этого. Принц Казеф из соседней Беалии давно зарился на земли и сокровища Амрута, но до сих пор не решался нанести удар. Хашиван, который, в принципе, лелеял те же мысли по поводу соседских земель и богатств, надеялся одним ударом сокрушить Беалию, но…

- Хашиван мертв? - спросила Алита. Рука Хариндера дрогнула, и лицо артефактора скривилось от боли. Алита мягко взяла его за запястье и осторожно направила рассыпанные искры туда, куда было нужно.

- Мертв, - кивнул Хариндер. Внезапно лаборатория содрогнулась так, словно рука великана схватила ее и встряхнула, намереваясь высыпать ее содержимое. Кто-то из сотрудников испуганно ахнул, и Хариндер тотчас же воскликнул: - Это Брызга, но я пока все держу! Работаем по протоколу, эвакуация охраняемых персон - в первую очередь!

Он сгреб со стола карту и, выйдя в центр лаборатории, расстелил ее на полу. Ленты белого огня налились зеленым, и грязные камни откликнулись: по ним пробежали изумрудные искры, и Этель услышала нежный мелодичный гул. Почти сразу его сменили хлопки и запах гари: людей Хариндера, державших в руках коробки с камнями, озарило ярким светом, и они растаяли. Когда свет угас, Этель увидела, что лаборатория опустела. Хариндер издал вздох облегчения и опустился на ближайший стул - похоже, работа окончательно лишила его сил.

- Вы руководили эвакуацией? - спросила Этель и уточнила: - Верхняя Вольта, правильно?

Алита посмотрела на нее, вопросительно изогнув бровь.

- Да, Верхняя Вольта, - откликнулся Хариндер и объяснил: - Элитный район столицы, там живут сливки общества. Наследник престола сегодня остался там с матерью. У нас есть надежда.

Алита только рукой махнула - сейчас ей меньше всего хотелось разбираться в особенностях местной социальной лестницы.

- А вы? - спросила она. Хариндер одарил ее очаровательной улыбкой, в это время и в этом месте казавшейся странной и дикой, и указал на свой стол: там наливался зеленью еще один разрыв-камень.

- Берите и уходите, - произнес он. - И не медлите. Меня приказано брать живым, а с вами церемониться не станут.

Откуда-то издали послышался хлопок - под напором чужой магии растаяла завеса, закрывавшая лабораторию. В дверь сразу же ударили Брызгой, едва не сорвав ее с петель. Вздохнув, Алита прошла к столу артефактора и осторожно взяла разрыв-камень. Этель подумала, что он, должно быть, очень горячий, и ладони принцессы нестерпимо жжет.

- Уйдем все, - сказала Алита. - Становитесь ближе.

***

Если утро было серым и тоскливым, то день выдался свежим, солнечным и легким - таким, каким и положено быть дню на юге. Здесь, под тенью широких пальмовых листьев, было удивительно хорошо: жара не донимала, ветер ласково прикасался к коже, и Этель подумала, что жизнь в целом все-таки неплохая штука. Сиди себе под пальмой, вытянув исцарапанные ноги, наслаждайся прозрачно-белой мякотью спелого рамбутана и старайся не думать о том, что тебя выбросило неведомо куда в одной ночной рубашке.

Вряд ли она могла подумать, что долгая дорога из родительского дома приведет ее именно сюда.

- Пижамная вечеринка, - прокомментировала Алита, разглядывая их компанию. Этель не очень поняла, что именно она имеет в виду, но выглядели они, конечно, оригинально. Хотя в чем еще сидеть на пляже, как не в исподнем?

- Зато живы, - откликнулся Амиран и протянул Этель еще один лохматый шар рамбутана. - Есть еда, вода и ваша уцелевшая сумка. Чего еще желать?

Алита усмехнулась и сказала:

- Жила на свете женщина, которая сослала своего мужа-истязателя на необитаемый остров. А через несколько лет ее постигла та же участь, - она задумчиво провела ладонями по лицу и добавила: - Разрыв-камня у меня, к сожалению, не завалялось. Но думаю, мы что-нибудь решим.

Этель и Амиран обменялись усталыми взглядами: если бы у Алиты был какой-то вариант, она наверняка бы уже его воплотила в жизнь. Вздохнув, Амиран вытянулся на траве под пальмой и закрыл глаза. Весь его вид так и говорил: просто оставьте меня в покое. Охотница за артефактами тем временем поднялась с выпиравшего из-под земли корня, послужившего ей импровизированным стулом, и подошла к Хариндеру, который сидел на песке поодаль. Он смотрел куда-то вдаль, туда, где глубокая синева моря сливалась с небом, и одного взгляда на него хватило бы, чтобы понять: артефактор совершенно утратил силу духа.

- Это вы предали принца? - негромко спросила Алита, присев рядом. - Допустим, подумали, что у соседнего государя условия работы послаще и решили уволиться таким манером? Ведь вряд ли Хашиван отпустил бы вас просто так.

Хариндер даже в лице не изменился.

- Я не предавал его, - еле слышно откликнулся он. - Но с вашей легкой руки, миледи, все так и будут думать. Впрочем, это уже неважно.

Алита вздохнула и погладила его по плечу. Вот теперь Хариндер непонимающе нахмурился и посмотрел на нее так, словно она сделала нечто из ряда вон выходящее.

- На какое место был настроен ваш разрыв-камень? - мягко спросила Алита. Хариндер устало усмехнулся.

- На полуостров Сахсавати. Там у меня дом. Но перегрузка забросила всех нас куда-то намного южнее.

- Помогите мне оживить мое Перо, - Алита говорила спокойно и ровно, однако твердость в ее голосе давала понять, что она готова настаивать на своем и отрицательных ответов не потерпит. - Считайте, что я наняла вас на работу. И заплачу не хуже покойного Хашивана.

Несколько долгих минут Хариндер по-прежнему смотрел на горизонт, словно ожидал увидеть там спасительный корабль. Алита не торопила его с ответом. Наконец, он произнес:

- Похоже, у меня нет выбора, миледи. Но я не умею оживлять артефакты. Моя работа… - он устало зажмурился, сжал пальцами переносицу. - Моя работа носит сугубо теоретический характер.

- Вы это уже говорили, - напомнила Алита. Хариндер кивнул.

- Предмет становится артефактом только после того, как получает прикосновение изначальной магической силы, - промолвил он. - Но до сих пор ни один исследователь не смог найти ни источника этой силы, ни как-то зафиксировать момент появления артефакта.

Алита задумчиво провела босой ногой по песку. Пляж был идеальным: чистейший белый песок без камней, ракушек и водорослей, лазурные прозрачные волны, ровное морское дно без ям и медуз… Отдыхай, пока от скуки не завоешь. Впрочем, многим такое времяпрепровождение даже нравится.

- Но вы сформулировали механизм создания артефакта. Потому что одной изначальной силы недостаточно, - сказала Алита. Солнце, еще недавно такое ласковое, теперь начинало обжигать, и надо было перебираться под деревья. Хариндер посмотрел на нее с суеверным ужасом, и Алита продолжала: - Разумеется, в вашей работе об этом нет ни слова. Только рассуждения об изначальной магической силе на основе древних амрутских летописей. И вы пока не проверяли свою теорию… почему?

- Откуда вы знаете? - Алите показалось, что Хариндер готов броситься на нее и, например, задушить голыми руками - потому что она знала о том, что он скрывал от всех. - Как вы..?

Алита вытянула из-под воротника сорочки тонкую серебряную цепочку и продемонстрировала артефактору изящный аметист, окруженный бриллиантами.

- Подвеска царицы Суаш, - сказала она. - Позволяет читать мысли. Я так и не отдала ее Хашивану.

Бледное лицо Хариндера на какое-то мгновение стало непроницаемым, неживым: он боролся с собой, видимо, пытаясь скрыть охвативший его водоворот мыслей. Потом он резким движением выбросил руку в сторону Алиты, сорвал подвеску и зашвырнул ее в море.

Алита встала и с легкой печалью посмотрела туда, куда улетел аметист. Но, похоже, его внезапная утрата нисколько не расстроила охотницу за артефактами. Хариндер поднялся тоже - помедлив несколько секунд, он взял Алиту за плечи и встряхнул, словно хотел привести ее в чувство.

- Никогда, - процедил артефактор. - Никогда больше не смейте копаться в моей голове. Это понятно?

Алита даже в лице не изменилась. Мягко взяв Хариндера под руки - теперь они напоминали пару, которая собирается танцевать - она откликнулась:

- Разумеется. Хотите проверить свою теорию на практике, Хариндер? Хотите стать создателем артефактов? Вам ведь только это и нужно на самом деле?

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, а потом, словно по сигналу, разжали руки. На всякий случай Алита сделала шаг назад.

- Вы безумны, - с усталой опустошенностью промолвил Хариндер. - Ваша любовь и потеря лишили вас разума.

Алита усмехнулась.

- Возможно. Но деньги, которые я вам заплачу, чеканили не в сумасшедшем доме.

***

- Мужика бы ей хорошего, - произнес Амиран. Этель отмахнулась.

- Я смотрю, у вас на все один ответ, Амиран.

Они сидели под пальмами, и сил сейчас хватало только на то, чтобы привалиться к теплым гладким стволам и не шевелиться. Даже чистка и поедание рамбутанов были непосильной задачей. Вся их компания потратила полтора часа на то, чтобы под руководством Алиты выстроить нечто, похожее на октагон для боя гладиаторов - конечно, если сеть, которая огораживает поле, сплетена из голубых энергетических нитей. Ни у Этель, ни у Амирана не было опыта работы с артефактами, и труд выпил из них все силы.

- Вот увидите, у миледи Алиты характер станет лучше, - проговорил Амиран и потянулся-таки за рамбутаном. - Причем сразу же. А то какая-то она дерганая.

- У нее уже был, как вы изволите выражаться, хороший мужик, - сказала Этель. Ей не хотелось вдаваться в подробности, но она все-таки уточнила: - Он умер несколько лет назад, и теперь вся эта возня с артефактами - ради того, чтобы его вернуть.

Очистив плод, телохранитель протянул его девушке, но та отрицательно помотала головой. Амиран пожал плечами, откусил полупрозрачный сладкий кусок рамбутана и осведомился:

- Откуда вы знаете, что хороший?

- Дело в том, - с определенным холодом в голосе сообщила Этель, - что в свое время я была за ним замужем.

Алита и Хариндер, которые стояли внутри октагона и уже четверть часа держали друг друга за руки, наконец-то отошли в разные углы - насколько понимала Этель, работа с артефактами и магическими полями была чрезвычайно трудной даже для специалистов. Она вдруг заметила, что теперь Амиран смотрит на нее иначе, с некой личной оценкой. Не телохранитель на объект работы, а мужчина смотрел на женщину - и почему-то Этель внутренне напряглась.

- Вы не рассказывали, что были замужем, - сказал Амиран и отправил в рот остатки рамбутана. Этель только руками развела.

- Не думала, что обязана изложить вам все этапы моей биографии.

Амиран грустно усмехнулся.

- Не поймите меня превратно… - помолчав, он добавил: - По большому счету, моя работа с вами закончена. Они, - телохранитель кивнул в сторону октагона, - вернут нас к цивилизации, и вы отправитесь домой.

Этель кивнула. Судя по всему, ее контракт прервался по форс-мажорным обстоятельствам. Конечно, она сможет открыть частную практику в столице - опыт и пройденная экстерном учеба помогут лечить богатых дамочек от мигрени и колик - но почему-то теперь, думая об этом, Этель не чувствовала ничего, кроме тоски.

Вряд ли она сможет устроиться в столице так, чтобы не испытывать неудобств. Этель понимала, что слишком привыкла к определенной независимости в словах и поведении. Чопорные сузианские кавалеры вряд ли будут ломиться гуртом, чтобы сделать ей предложение - и вряд ли помянутые дамочки поспешат лечиться у экзотического доктора, которая жила с южными варварами и наверняка нахваталась от них всяческих вольностей.

- Да, пожалуй, в Сузе мне телохранитель не понадобится, - сказала Этель. Амиран вытер пальцы о ненужную уже чалму, лежавшую рядом, и спросил:

- А помните, как мы с вами ездили на мангровые болота?

Этель рассмеялась - это путешествие она не забыла бы никогда. Узнав о том, что буквально в часе езды от дворца принца Хашивана есть эти заболоченные заросли причудливых деревьев, Этель загорелась желанием непременно побывать там. Разумеется, и принц, и Амиран воспротивились: девушке нечего делать на болотах, и точка. В итоге Этель все-таки сумела настоять на своем, они с Амираном побывали на болотах - разумеется, не углубляясь - и потом Этель все-таки пожалела о своей несговорчивости. Болота оказались действительно пугающим местом. Несмотря на обилие птиц, животных и змей, они казались необитаемыми, и корни деревьев, торчащие над грязью, живо напомнили девушке скрюченные пальцы мертвецов, лишенных жизни каким-то изуверским способом. Конечно, она вела себя так, как подобает леди, и не вскрикнула даже тогда, когда из расступившейся прямо перед ними грязи поднялась маслянисто блестевшая спина какого-то животного и, помедлив несколько мгновений, снова ушла в грязь. Но мангровые болота до сих пор иногда преследовали ее во снах.

- Еще бы, - сказала Этель. - Помню, конечно. Жуткое местечко, правда?

Она вдруг подумала, что теперь вся дальнейшая жизнь будет мангровыми болотами. Вместо яркого буйства красок - ровные спокойные тона, вместо веселых праздников - воскресные службы, а еще корсеты, строжайшие нормы этикета и укоризненные взгляды соседей и пациентов: она ведь наверняка что-нибудь скажет или сделает не так.

- Чем займетесь потом? - спросила Этель просто ради того, чтобы сменить неприятную тему. Амиран заложил руки за голову и мечтательно улыбнулся.

- Сяду писать мемуары. Всегда, знаете ли, мечтал узнать, как живут господа сочинители.

Этель невольно рассмеялась.

- Вот никогда бы не подумала, - сказала она. - Вы меньше всего похожи на писателя.

- А чем еще заняться обеспеченному джентльмену в отставке? - улыбка не покидала лица Амирана, но глаза оставались серьезными, словно он думал совсем не о том, о чем говорил.

Этель не успела ответить: Алита и Хариндер наконец-то завершили приготовления, и охотница за артефактами помахала сидящим под пальмой. Этель поднялась, невольно чувствуя, как в животе собирается прохладный ком страха. Амиран доброжелательно, но твердо приобнял ее за плечи и сказал:

- Я пока еще ваш телохранитель, миледи. А в моей компании если кого и бояться, то только меня.

Нельзя сказать, что это сильно успокоило Этель. Когда они вошли в сияющий октагон, она едва сдерживала дрожь страха.

- Становитесь здесь и здесь, - Алита указала на углы, которые следовало занять, и объяснила: - Наш октагон - это труба в пространстве. Действует по схожим принципам с разрыв-камнем. Я надеюсь, что он сможет выбросить нас прямо в гостиную моего сузианского дома.

Амиран усмехнулся и покачал головой, а Этель спросила:

- А если не выбросит?

Хариндер пожал плечами и невозмутимо ответил:

- Тогда придумаем что-нибудь еще.

***

Этель была в этом доме всего один раз больше четырех лет назад, но сразу же узнала эту гостиную с дорогой темной мебелью, серебряные подсвечники на каминной полке и широкую лестницу на второй этаж. Но если тогда, в прошлом, дом Огюста-Эжена Лефевра встретил ее напряженной тишиной и ощущением какого-то запустения, то теперь это было вполне доброжелательное место. В камине весело потрескивали дрова, распространяя по гостиной свежий сосновый дух, повар на кухне гремел посудой, и откуда-то сверху доносились голоса.

- Миледи?

Молодой человек в темно-синем сюртуке склонился над ней и с профессиональной доброжелательностью осведомился:

- Миледи, вы слышите меня?

Этель обнаружила, что полулежит на диване, а вместо истрепанной сорочки на ней надет вполне цивильный домашний халат по сузианской моде. Стоило пошевелиться, как в горле зацарапалась отвратительная сухая тошнота; Этель прижала руку к губам, едва сдерживая рвоту. Незнакомец в темно-синем мгновенно поднес к ее носу платок, смоченный нашатырным спиртом, и сказал:

- Дышите, миледи Этель, дышите. Сейчас вам станет легче.

Сознание действительно прояснилось, и Этель отстранила руку с платком.

- Кто вы?

Молодой человек уважительно поклонился.

- Макс, дворецкий госпожи Безликой.

Этель села, нашарила на полу маленькие тапочки с круглыми носами. На мгновение гостиная начала медленное вращение перед глазами, но Макс вновь поднес платок, и вещи замерли на своих местах.

- Где остальные?

- В столовой, - ответил дворецкий. - Вам стало дурно, и милорд Амиран перенес вас сюда.

Некоторое время Этель молчала, собираясь с силами. Когда-то давно она читала о том, что перемещения в пространстве при помощи разрыв-камня вызывают амнезию. Наверно, система, выстроенная Алитой и Хариндером, имела те же побочные эффекты. Что ж, пожалуй, это и к лучшему: почему-то ей не хотелось вспоминать о том, как налившийся нестерпимым свечением октагон отправил их в полет через дыру в пространстве.

Дворецкий помог ей подняться и со всей возможной осторожностью проводил в столовую. Когда Этель появилась на пороге, Амиран тотчас же поднялся и помог ей устроиться на неудобном стуле с высокой деревянной спинкой. Этель неожиданно поймала себя на двух совершенно непохожих мыслях: «Такие же стулья были в столовой родительского дома» и «Амиран ведь больше не мой телохранитель…».

Алита успела переодеться в самое обычное домашнее платье по моде прошлой Империи - с пояском под грудью и широкими складками, спадающими до пола. Рыжие волосы она собрала в высокую прическу, а лицо закрыла маленькой белой полумаской. Хариндер и Амиран пока не переменили костюма. Этель осторожно придвинула к себе свой бокал красного вина и поинтересовалась:

- Вы ведь обещали рассказать мне всю историю.

Амиран кивнул и воззрился на Безликую с самым невинным видом.

- Мы тоже послушаем, - сообщил он и повернулся к Хариндеру, словно призывал его на помощь. Некоторое время Алита задумчиво рассматривала вязь узора на своей тарелке с отбивной, а затем промолвила:

- С какого места начать?

- Начните сначала, - сказала Этель. Глоток вина взбодрил ее, и она ощутила, как на щеках начинает загораться румянец. - А там посмотрим.

Алита вздохнула. Хариндер, который с достаточно отстраненным выражением лица нарезал отбивную на тонкие полоски, внезапно бросил на хозяйку дома острый пронизывающий взгляд.

- Мы с ним так и не успели пожениться, - глухо промолвила Алита. - Перо убило его ровно за три дня до окончания его ссылки. Я не сразу поняла, что это агония артефакта… его следовало бы просто оставить на месте. А так Перо вспыхнуло у него в руках, а когда свет погас, то я уже была одна. От него осталась только горстка пепла. Перо, я помню, лежало рядом.

Она говорила очень спокойно, словно взвешивала каждое слово, но Этель чувствовала, какая сильная боль сейчас разрывает Алиту - настолько сильная, что не позволяла назвать Лефевра по имени. Хариндер неожиданно протянул руку и мягко дотронулся до запястья охотницы за артефактами.

- Если не хотите, можете не продолжать, - сказал он настолько душевно и ласково, что Амиран и Этель изумленно посмотрели друг на друга: за артефактором сроду не водилось таких интонаций. Алита криво усмехнулась и деликатно, но твердо отвела руку.

- Перо умеет открывать ворота между мирами и переписывать человеческие судьбы, - продолжала Алита с прежним спокойствием. - Раз оно умерло, то я решила искать другие артефакты, которые потенциально способны на то же самое. Выкупила на торгах этот дом и устроила тут лабораторию. За три года собрала впечатляющую коллекцию артефактов. А потом совершенно случайно наткнулась на вашу работу, Хариндер, - она дотронулась до маски, словно хотела стереть невидимую слезинку, и, будто опомнившись, опустила руку. - Если артефакт можно оживить, то я готова на все, чтобы сделать это. Если можно создать другой с теми же возможностями - я готова. Я просто хочу вернуть человека, которого люблю. Вот и вся история…

За столом воцарилось неловкое молчание. Поджав губы, Хариндер продолжал резать отбивную, словно это простое движение помогало ему держать себя в руках. Наконец, Этель подала голос:

- Я вам помогу, Алита. Во всем, - сидевшие за столом изумленно взглянули в ее сторону, и Этель решила объяснить: - Я уважаю и ценю Огюста-Эжена сильнее всех, кого знаю. Он сделал меня такой, какая я есть. И если я смогу оказаться полезной в ваших поисках, то для меня это будет честью.

С минуту Алита молчала, а затем посмотрела на Этель, и теперь в ее взгляде была искренняя благодарность и признательность.

- Могу гарантировать, что это будет опасное приключение, - промолвила Алита. Этель улыбнулась и ответила:

- С недавних пор я не имею ничего против.

Глава 3. Московская зима

Зима в этом году заявилась в ноябре, закутала всех в снежную шубу и заявила, что останется надолго, и да, ей все равно, что вы об этом думаете. Хельга, которая добралась до столицы автостопом, успела за десять часов пути замерзнуть, проголодаться и добрую сотню раз проклясть погоду. Свободных денег осталось ровно десять рублей юбилейной монеткой - монетка была талисманом, и Хельга никогда бы не потратила ее, тем более, что сейчас на червонец ничего и не купить. Водитель, высадивший ее возле хостела на южной окраине столицы, сокрушенно покачал головой, но ничего не сказал.

Хельга была ему благодарна за это молчание. За время своих путешествий автостопом она успела наслушаться всякого о безалаберных и бестолковых хиппи, которым не сидится дома, как всем нормальным людям. Но простите, о какой обывательской нормальности может идти речь, когда мама Хельги была костюмером в театре, а отец - художником? Хельга никогда бы не стала жить той жизнью, которую большинство считало правильной и приличной. Стихи на салфетках, песни под старую гитару, встречи рассветов с друзьями и путешествия автостопом - это ей нравилось. Это было по-Хельгиному, и другого она не хотела.

Хостел назывался «Пара тапок» и был довольно приличным и уютным. Узнав, что Хельга собирается посмотреть столицу, отец дал ей немного денег и поставил условие не селиться в совсем уж задрипанную общагу с чурками и тараканами. Хельга пожала плечами и предложила ему выбрать место лично. Отец посидел в интернете и забронировал для Хельги койку на целый месяц. Чего ж еще? Хельга попрощалась с родителями и отправилась ловить машину.

Несмотря на довольно позднее время, в хостеле кипела жизнь. В просторной зоне отдыха сидел народ со смартфонами, откуда-то пахло свежим кофе, и из динамиков звучала негромкая и очень приятная этническая музыка. Возле стойки регистрации заселялся высокий человек в темном пальто, и администратор, маленькая темноглазая брюнетка, смотрела на него настолько томно, что путалась, вводя в компьютер его данные. Хельга поставила рюкзак на пол и полезла во внутренний карман куртки за паспортом.

- Добро пожаловать в «Пару тапок», Евгений Андреевич, - сказала брюнетка, возвращая гостю документы. - Ресепшн работает круглосуточно, кухня направо. Завтрак с восьми до десяти. Если захотите кофе, - добавила она, кокетливо стрельнув глазками из-под пушистых ресниц, - то у меня всегда есть.

- Спасибо. Не откажусь, - кивнул гость и обернулся на Хельгу, которая, должно быть, задела его локтем.

- Извините, - пролепетала Хельга. Она каким-то краем сознания понимала, что у нее сейчас в точности такое же выражение лица, как и у администратора - понимала и ничего не могла с этим поделать. Гость был цивильным до мозга костей, и Хельге такие мужчины - в хороших костюмах, ботинках, начищенных до блеска в любую погоду, с дорогими смартфонами в руках - никогда не нравились, но сейчас она смотрела в его светло-серые холодные глаза и понимала, что у нее живот сводит от желания.

Видимо, это и было то, что называют мужской харизмой. Этот Евгений был настолько выразительным и незаурядным, от него веяло такой сногсшибательной силой и уверенностью, что Хельга смотрела на него и таяла, как кусочек сливочного масла на сковородке.

- Ничего страшного, - сказал он и, забрав со стойки ключ, направился в сторону своего номера. Хельга и администратор проводили его одинаковыми взглядами, затем девушка за стойкой профессионально взяла себя в руки и сказала:

- Вы заселяться? Паспорт, пожалуйста.

Хельга протянула документы. Некоторое время администратор стучала по клавишам, разыскивая койку, забронированную на имя Хельги, а потом изумленно воскликнула:

- Девушка, так сегодня же пятнадцатое ноября. А у вас заезд с двадцатого.

Хельга ахнула. Видимо, отец витал в облаках, подбирая для нее хостел.

- Я же на пятнадцатое бронировала… - проговорила она. Реальность рухнула на нее тяжелым ледяным сугробом. Десять вечера, ни копейки в кармане и никого знакомого в столице. И она слишком устала, чтобы снова выходить на улицу и стопить машины.

Администратор с непробиваемым равнодушием пожала плечами.

- У меня тут точно двадцатое. Забронировано, а потом оплачено на месяц.

- А пораньше вы меня можете заселить? - растерянно пролепетала Хельга. Брюнетка за стойкой отрицательно покачала головой.

- Мест нет, извините.

Парни с разноцветными дредами, лениво сидевшие с ноутбуками на диванчике в зоне отдыха, смерили Хельгу равнодушными взглядами. Она подумала, что отец оказался в своем репертуаре - как обычно. И теперь придется выходить на улицу, брести вдоль дороги в надежде на то, что ее подвезут… а куда? И денег ни копейки - перевод за игрушки, мастеря которые Хельга немного зарабатывала на жизнь, придет только завтра. А на улице тьма и снег, и Хельга, по большому счету, просто дура набитая. Надеялась на доброту незнакомцев, а в итоге…

Где-то хлопнула дверь, и Хельга увидела, что в коридор вышел давешний харизматичный Евгений - уже практически по-домашнему, в тонком свитере и легких брюках, с чашкой в руке. Приблизившись к стойке, он улыбнулся администратору и напомнил:

- Вы что-то говорили про кофе.

- А, конечно! - брюнетка нырнула под стойку и вытащила банку растворимого кофе. Поставив ее перед гостем, она бросила через плечо:

- Извините, девушка, ничем не могу помочь.

Хельга шмыгнула носом и поняла, что сейчас расплачется. Евгений смерил ее спокойным изучающим взглядом и осведомился:

- Проблемы?

- Девушка дату заезда перепутала, - объяснила администратор. Она смотрела на Евгения так, словно хотела схватить его за воротник, утащить в ближайший угол и отдаться с таким пылом и страстью, что всех порнозвезд разорвало бы от зависти. А он рассматривал Хельгу, и Хельге хотелось наконец-то снять обувь и куртку, залезть в душ, а потом свернуться калачиком в кровати и уснуть.

Даже у хиппи бывают трудные времена.

- И когда ее дата заезда?

- Двадцатого, - в голосе администратора появились отчетливые нервные нотки, словно Хельга теперь ужасно мешала ей одним своим присутствием в этом мире. - Через пять дней.

- Ну не на улицу же ее выгонять, - с какой-то отстраненной усталостью произнес Евгений. - Заселяйте ко мне, что ли. В номере есть диван.

Администратор пожала плечами.

- Даже не знаю… - сказала она. Хельга, у которой наконец-то появилась надежда, снова придвинула к брюнетке свой паспорт.

- А тут либо заселять, либо возвращать ей деньги, - проронил Евгений, и Хельга едва не хлопнула себя по лбу: как же она сама до этого не додумалась! - И наверняка с неустойкой, которую вычтут именно с вас.

Администратор устало вздохнула и принялась вбивать в файл данные из Хельгиного паспорта. Весь ее вид так и говорил: как же вы все меня достали. К Хельге окончательно вернулось привычное легкое расположение духа, и она снова стала думать, что жизнь замечательная штука, и ей сегодня снова невероятно повезло. Она приехала в Москву, скоро у нее будут деньги на простенькие обеды, а еще ей удалось заселиться в один номер с самым невероятным человеком на свете.

- Евгений Андреевич Лефевр, - представился ее новый сосед. - А вас как зовут, милая барышня?

- Хельга Болотникова, - промолвила Хельга. Недавний трепет вновь охватил ее, и Хельга, которая никогда не лезла за словом в карман и умела найти общий язык с абсолютно любым человеком, вдруг обнаружила, что совершенно растерялась и не знает, что говорить и как себя вести. - Я вас точно не стесню?

Сосед улыбнулся, но взгляд остался прежним - усталым и пронизывающим. Так могла бы смотреть смерть в ноябре.

- Ни в коем случае, - ответил он. - Заселяйтесь.

***

Алита приснилась ему как обычно, под утро. Лефевр увидел ее настолько отчетливо, что на какое-то мгновение решил, что это не сон, и она действительно стоит рядом, протягивая ему открытый контейнер с артефактом.

- Огюст-Эжен, посмотри, - встревоженно сказала Алита. - Что это?

Старое перо, которое обладало властью открывать врата между мирами, сейчас наливалось пульсирующим тревожным светом. Через равные промежутки времени свет темнел, чтобы потом вспыхнуть снова, и Лефевр всей шкурой ощутил боль и страх живого существа на пороге смерти.

- Отойди, - сказал он Алите, забирая контейнер. - Кажется, оно умирает.

- О Боже, - прошептала Алита по-русски и тотчас же закрыла рот ладонью. А потом свет внезапно вспыхнул ярче тысячи солнц, и в мире не было ничего, кроме этого света.

Лефевр открыл глаза и несколько минут лежал неподвижно, глядя в темноту. До утра было еще очень далеко, но хостел, похоже, никогда не спал. На кухне негромко звенела посуда, в общей душевой шумела вода, и где-то едва слышно разговаривали мужчина и женщина. Протянув руку к прикроватной тумбочке, Лефевр взял смартфон - половина пятого. Спать бы еще и спать.

Но ему не спалось.

После того, как Перо погибло, и последняя вспышка энергии выбросила Лефевра в другой мир, он почти перестал спать.

Где-то хлопнула дверь, и в коридоре послышались шаги. Лефевр вздохнул и вытянулся на кровати, чувствуя, как устало гудят мышцы. На него неотвратимо наваливался очередной день безумия.

Лефевру несказанно повезло. После того, как свет, излучаемый артефактом, погас, он обнаружил, что сидит на берегу огромной, тревожно-серой реки, и вид, открывавшийся перед ним, был одновременно великолепным и ужасным. Лефевра выбросило в Ленинград, родной город его матери - он видел эти здания только на картинках, которые она рисовала, но сразу же понял, где находится, и осознал, что стал таким же скитальцем между мирами, как и мать.

Это было действительно страшно. Понимание потрясало и калечило душу - Лефевру понадобилось около часа, чтобы взять себя в руки, подняться и пойти куда-то вперед. Он не знал, куда направляется, он ничего не знал, кроме того, что утратил свою жизнь и должен вернуть ее как можно скорее.

Теперь, спустя три года, Лефевр мог с уверенностью сказать, что так ничего и не вернул - но пока ему было достаточно того, что он смирился со своей потерей до такой степени, чтобы продолжать жить и не прекращать поиск.

Одним из самых пугающих открытий оказалось то, что на Земле не было магии. Во всяком случае, все волшебство, которое видел Лефевр, порождалось им самим. Злонамеренный ведьмак, он мог читать мысли окружающих и немного управлять ими, к удивлению своему умел применять какие-то сузианские заклинания, но вся магия заканчивалась тогда, когда он переставал действовать. Этот мир был отчаянно пуст и не осознавал своей пустоты.

Лефевра это пугало до дрожи.

Он знал, что его собственных сил никогда не хватит, чтобы вернуться домой. Артефактов на Земле не существовало. Оставалось только одно - продолжать поиск, надеяться, что однажды он все-таки сумеет найти то, что поможет открыть врата между мирами, и верить, что Алита ждет и дождется.

Алита была его главной болью.

Лефевр хотел верить, что она ждет. Эта вера была особенно крепка в солнечные дни - тогда он почти знал, что все будет хорошо, пусть это всего лишь слова. Он не сомневался, что сможет вернуться. Но потом солнце уходило за облака, и Лефевр понимал, что тешит себя напрасными надеждами. Прошло три года. Практически вечность. Он может вернуться и увидеть, что Алита стала женой какого-нибудь в высшей степени замечательного человека.

Если сперва эта мысль казалась ему нелепой, то со временем Лефевр стал признавать ее разумную реалистичность. Он ни в коем случае не мог винить Алиту за ее возможное решение оплакать потерю, принять ее и продолжать жить дальше. Но, когда Лефевр начинал думать о том, что Алита его все-таки не дождалась, то отчаяние и желание продолжать поиск становились почти фанатичными.

Говорят, у каждого человека есть своя тень - та часть, в которую прячутся все дурные мысли, наклонности и желания. Порой Лефевр думал, что эта тень заняла всю его жизнь. Он осознавал, что постепенно превращается в такого человека, каким никогда не хотел быть - осознавал, боялся и ничего не мог поделать.

- Не спится? - подала голос девушка с дивана. Несколько минут назад ее глубокое и размеренное дыхание стало быстрее, а потом она едва слышно шевельнулась, просыпаясь. Должно быть, Лефевр разбудил ее, когда потянулся за смартфоном.

- Я мало сплю, - негромко сказал Лефевр. Хельга перевернулась на живот и приподнялась на локтях, глядя в его сторону.

- А что так?

- Не знаю.

Хельга почти ничем не отличалась от бродяг в его мире. Лефевр предложил ей кров только потому, что на какое-то мгновение увидел в ее ауре таинственный темно-синий отблеск.

Магия. Это была самая настоящая магия. Лефевр невероятным усилием воли сдержал все порывы души, чтобы не спугнуть это легкое, загадочное сверкание. Тощая низкорослая девчонка с каштановой косой и бесчисленным количеством бисерных браслетов на запястьях хранила в себе чудо и не знала об этом.

- Хотите чаю? - спросила Хельга. - У меня есть классный сбор из трав. Я сама собирала на Ольхоне.

Лефевр подумал, что чаек может оказаться чересчур забористым.

- Хочу, - сказал он. - Пойдемте на кухню.

***

Кухня была пуста и тиха. Здесь горела всего одна маленькая лампа возле окна, и Лефевр не стал включать верхний свет. Пусть останется так, с легким налетом романтической мистики. Набрав воды из-под крана, Хельга поставила чайник и положила на стол небольшую жестяную коробку. Лефевр осторожно откинул крышку и втянул носом легкий терпкий аромат сухих трав.

- В самом деле бодрит, - заметил он. - Откуда вы в Москву?

Ему казалось, что на самом деле эта девица далеко не робкого десятка - однако сейчас Хельга выглядела смущенной и слегка взволнованной, словно девушка, которая в первый раз выходит в свет. Она присела на табурет и, бросив на Лефевра застенчивый взгляд, ответила:

- Из Турьевска. А вы?

Лефевр усмехнулся. Подумал, не сказать ли правду.

- Из Питера, - ответил он, в конце концов. Хельга уважительно кивнула.

- Круто. Я там была два раза, - чайник щелкнул, выключаясь, и Хельга, насыпав в чашки по щепотке своего сбора и налив кипятка, поинтересовалась: - А почему вы в хостеле остановились?

Лефевр вопросительно посмотрел на нее, и Хельга объяснила:

- Ну, вы очень солидно выглядите. Такие люди по общагам не живут.

Лефевр пожал плечами. Сухие травинки набухали в кипятке, медленно плыли в воде, окрашивая ее в бледно-зеленый цвет воспоминаний о далеком лете, солнце и чудесах. Запах становился все сильнее, толкался в ноздри. Аура Хельги была похожа на кусок дыни, который облепили темно-синие бабочки.

Впервые за очень долгое время Лефевр почувствовал облегчение. Надежда, которую он старательно пестовал и выхаживал все эти годы, словно больного ребенка, наконец-то встрепенулась и расправила крылышки.

- Я довольствуюсь малым, - улыбнулся он. - У нас вполне уютный номер, не правда ли?

Хельга поежилась. Должно быть, представила, как шла бы по улице ноябрьской ночью в напрасных поисках нового жилища.

- Правда. Спасибо вам еще раз, - промолвила она и опустила взгляд к чашке. Лефевр подумал, что девушка отчаянно стесняется его - и в то же время всеми силами старается не выдать своего стеснения.

Интересно, что все-таки потребуется для того, чтобы врата между мирами открылись? Лефевр прищурился, мысленно задавая себе вопрос - на что он готов пойти ради возвращения домой? Если, допустим, понадобится перерезать глотку этой девушке, чтобы магия, собранная ею на обочинах бесчисленных дорог, выплеснулась на землю вместе с кровью?

- Не за что, - произнес Лефевр и похвалил: - Хороший чай. Интересный.

На бледных щеках Хельги вспыхнули розовые пятна румянца. Лефевр подумал, что, пожалуй, перерезал бы - а потом смотрел, как льется кровь, как тело дрожит в агонии, как пальцы с коротко подстриженными ногтями и бесчисленным количеством дешевых колечек скребутся по земле… Если бы это помогло ему снова увидеть Алиту, то видит Господь, он пошел бы до конца.

Смог бы он потом смотреть в глаза Алите - уже другой вопрос. И Лефевр не хотел его задавать.

- Чем займетесь в Москве? - спросила Хельга. Лефевр отпил из своей чашки - напиток царапнул рот непередаваемой горечью, но в то же время взбодрил.

- Погуляю, - неопределенно ответил он. - Музеи, дворцы… Вообще я ищу магию. Может быть, найду.

Хельга посмотрела на него с таким ошарашенным видом, словно он при всем честном народе снял штаны на Красной площади.

- Магию? - переспросила она. - Вот никогда бы не подумала, что вы верите в магию.

- Почему же? - поинтересовался Лефевр. Делать второй глоток он не торопился.

- Ну просто вы… - Хельга развела руками. - Такие, как вы, не верят в магию. Такие, как вы, верят в деньги и власть, - выпалив это, она вдруг окончательно стушевалась и добавила: - Наверно.

Лефевр усмехнулся и протянул ей руку ладонью вверх.

- Смотрите, - сказал он и, сосредоточившись, мысленно оживил личное заклинание. Над раскрытой ладонью вспыхнул огненный иероглиф, словно маленький дракон раскинул острые кожистые крылышки. Запахло паленым - золотисто-оранжевый пульсирующий сгусток заклинания обжег кожу.

- Господи..! - прошептала Хельга. Ее карие глаза раскрылись так широко, что в целом непривлекательная девушка на мгновение стала признанной красавицей и добавила: - Твою же мать…

- Так-то, - многозначительно произнес Лефевр и сжал руку в кулак. Заклинание погасло. Некоторое время Хельга сидела неподвижно, глядя туда, где совсем недавно пламенел иероглиф, а потом подняла глаза на Лефевра и спросила:

- А как это?

- Магия существует, - улыбнулся Лефевр и все-таки отпил чая еще раз.

***

Десять тяжелых золотых монет лежали в прозрачном стеклянном контейнере в самом центре массивного стола. Каждую монету украшало маленькое отверстие чуть выше гордого профиля неизвестного венценосца. На другой стороне красовалась пучеглазая сова, раскинувшая крылья.

Вадим подумал, что до сих пор так и не знает, где у этих монет аверс, а где реверс. Но ему было известно точно, что ни в одной стране мира за всю историю планеты таких монет не было.

Две их сестры лежали чуть поодаль, на аккуратно расстеленном носовом платке с вензелем.

- Итак? - подал голос хозяин кабинета. Он стоял у окна, спиной к Вадиму. Курил. Вадим был очень признателен, что Всеволод Ильич Знаменский сейчас не смотрит в его сторону.

- Извлекли их в одном ломбарде на окраине Москвы, - начал Вадим. - Отвратительное место. Скупка краденого, одним словом. Монеты сдал какой-то очень цивильный мужик, причем не торговался, цену не набивал. Просто по весу. Пятьдесят тысяч рублей за обе. Сегодня утром. Паспорт он предъявил, приемщик все данные вбил в базу, но когда я начал проверять, то ничего не обнаружил. Файл полностью удален.

- Запись с видеокамеры сняли?

- Там нет видеокамер, - сказал Вадим. Во рту и глотке пересохло так, словно он несколько дней провел в пустыне без капли воды. Знаменский всегда так влиял на подчиненных.

- Словесный портрет?

Вадим развел руками.

- Приемщик говорит, что очень возможный тип. Хорошо прикинутый, морда стремная, но холеная. Такие бабам нравятся, - Знаменский обернулся, и Вадим поспешил добавить: - Конец цитаты. Я, конечно, попробовал поработать с его памятью, но там все очень основательно поправлено.

Знаменский вопросительно изогнул левую бровь, и Вадим, зная характер шефа, понял, что тот крайне удивлен. Настолько, что даже переспросил:

- Как это понимать - «поправлено»?

- Просто размытый силуэт. Без деталей. Да, человек приходил, но внешность в памяти не отложилась. От слова «совсем».

Знаменский прошел к столу, опустился в кресло и устало придвинул к себе платок с монетами. Вадим терпеливо ждал, глядя на узел галстука шефа. Наконец Знаменский со вздохом произнес:

- Очень плохо, Вадим, это все очень плохо.

Интонации были какими-то старческими и сварливыми. Но для Вадима это был знак того, что официальная часть доклада закончена, и теперь можно сесть и вздохнуть с облегчением.

Он так и сделал.

- Мне эти монеты сразу не понравились, - признался Знаменский. Вадим не мог с ним не согласиться: от тяжелых золотых кружков так и веяло чем-то страшным, диким. Он и сам не понимал, почему монеты вызывают у него такое брезгливое отторжение, почти тошноту. Хотя вроде бы ничего особенного - деньги как деньги. Мужской профиль самый заурядный, прямо скажем. И сова обычная, как в зоопарке. Вадим никогда не считал себя тонкой натурой, но эти монеты внушали ему какой-то неприятный душевный трепет.

- Мне тоже, Всеволод Ильич, - честно сказал он. - По идее, ничего особенного. Ну мало ли? Сувенирка для какого-нибудь богача-оригинала.

Знаменский усмехнулся. Он, самый уважаемый и сильный маг в этой части света, не слыхал о таких богачах, которые заказывают для себя такие монетки. А уж о верхушке общества он знал все.

Тем более, как такие сувенирчики могли зазвенеть в ломбарде?

- Можно еще раз проверить приемщика, - предложил Вадим. Знаменский только рукой махнул.

- Не стоит, я тебе верю. Лучше проверить видеокамеры на соседних домах. На магазинах, у метро… Он мог обнулить память приемщика, но не всю технику в районе.

Почему-то Вадим подумал, что Знаменский и сам в это не верит.

- Сделаем, Всеволод Ильич, - сказал он. Знаменский кивнул.

- От этих монет так и разит магией, - устало сказал он. - Хлеще любой радиации. И это очень плохая магия, Вадим. Скверная.

Вадим утвердительно качнул головой. Он был полностью согласен с шефом. Скверная, да. Именно это слово.

- Это не наша магия, - продолжал Знаменский. Вынув из кармана четки с шариками из темного сердолика, он задумчиво принялся перекатывать их в пальцах. От прикосновения в глубине шариков вспыхивало и гасло насыщенно красное зарево. - И меня очень пугает то, что у меня под носом сейчас бродит очень могущественный незарегистрированный маг. Чего он хочет, Вадим? Что ему нужно?

Вадим развел руками. На ум пришел старый совет о том, что подчиненный перед лицом начальства должен иметь вид лихой и придурковатый, и Вадим подумал, что, пожалуй, пора напустить на себя лихость и придурь. Уж чего-чего, а этого добра у него всегда было в избытке.

- Найдем да и спросим, - сказал он и поднялся. - Разрешите выполнять?

***

Спустя два с половиной часа Вадим набрал номер Знаменского и возбужденно прокричал в трубку:

- Шеф, есть! Есть! Мы его выцепили!

Знаменский вздохнул с таким облегчением, словно с его плеч свалился, по меньшей мере, пик Коммунизма.

- Где он?

Вадим позволил себе ухмылку свысока. Маленький человек, ассистент великого мага, он снова обошел на повороте своих хозяев. Это не могло не радовать. Вадим подумал, что вечером на радостях позволит себе что-нибудь из маленьких приятных излишеств.

- Я поехал к тому ломбарду и запустил ежа по следам, - гордо сообщил Вадим. Ежом называлось мелкое поисковое заклинание, и более опытные коллеги Вадима по магическому ремеслу отзывались о нем с искренним презрением: еж часто путался и довольно редко находил искомое. А тут повезло. Очень повезло. - Короче, он снимает комнату в общаге на юго-западе.

- Ты его видел? - в голосе Знаменского прозвенели отчетливые металлические нотки, и Вадим сразу же задвинул свое веселье куда подальше.

- Так точно, - ответил он. - Серьезный тип, Всеволод Ильич. Аура так и брызжет.

- Это человек? - уточнил Знаменский. - Не демон, не двоедушник, не перевертыш?

- Человек, - сказал Вадим, и Знаменский снова вздохнул с облегчением. Вадим его прекрасно понимал: связываться с демоном - приятного мало. Он помнил, как два года назад шеф лично работал с кем-то из низших бесов, и впечатления остались весьма и весьма яркими и запоминающимися.

- Тогда даю знак группе захвата, - произнес Знаменский и добавил: - И разрешаю полную зачистку территории.

Вадим мечтательно прикрыл глаза и почувствовал, как на губах расцветает нежная, почти девическая улыбка. Это было очень хорошо, это было просто замечательно. О большем он и мечтать не мог. Отключив телефон, Вадим убрал его во внутренний карман куртки и вынул помятую пачку сигарет. До прибытия группы захвата оставалось три минуты - он успеет покурить.

Лефевр, который в это время стоял возле окна на кухне, не обратил внимания на молодого мужчину, сидевшего на корточках возле входа в хостел. Сидит и пусть сидит. Дождавшись, когда закипит чайник, Лефевр плеснул кипятка в кружку с растворимым кофе и отправился в свой номер. Хельга никуда не пошла - умудрилась простудиться в дороге, и всех ее сил хватило только для того, чтобы добраться до аптеки на первом этаже и купить пакетик с жаропонижающим порошком.

- А вы простуду лечить умеете? - поинтересовалась она, когда Лефевр вошел в номер. Вид у девушки был очень несчастный. Конечно, вот так приедешь в столицу из глуши, а вместо развлечений и веселья будешь сидеть в четырех стенах с больным горлом и красным заложенным носом. Лефевр отпил кофе и ответил:

- Увы. Могу только купить тебе еще этой дряни, - он задумчиво посмотрел на белый пакетик с броской алой надписью «Антифлю» и спросил: - Надо?

Хельга скорчила гримаску и откинулась на спинку дивана.

- Ну вот что за жизнь? Хотела сегодня на выставку кукол пойти… - впрочем, легкий характер не позволил ей раскисать, и Хельга с бодрым любопытством осведомилась: - А вы чем займетесь? Как ваши поиски магии?

После того, как Лефевр продемонстрировал ей личное заклинание, Хельга сперва донимала его просьбами объяснить, как именно это работает - она решила, что Лефевр показал какой-то фокус. Убедившись, что тут нет ни ловкости рук, ни скрытых манипуляций, она многозначительно посмотрела на Лефевра и сказала, что всегда знала о том, что волшебство существует.

«Причем оно есть в тебе», - подумал Лефевр. Оставалось только решить, как теперь быть с этим.

- Пока не нашел, - вздохнул он. На первый взгляд Москва, как и Петербург, была полностью лишена магии. Люди наделяли эти города несуществующими чарами, но оба мегаполиса были пусты. Что, если вся магия Земли заключена в простуженной девчонке, которая сидит на диване, кутается в плед и двумя руками держит кружку с растворимым лекарством…

Лефевру стало жутко от этой мысли. Страшнее, чем было раньше, когда он искал и не находил.

А потом он услышал короткий хлопок в коридоре, почувствовал тонкий, едва уловимый запах гари и как-то вдруг понял, что это конец. Перед глазами мелькнул грязный серый занавес обморока, и, теряя сознание, Лефевр равнодушно подумал: «Магия. Это боевая магия» - но уже ничего не успел сделать.

Группа захвата выбила дверь в номер через полторы минуты, когда бросок заклинания обездвижил всех обитателей хостела. Вадим прошел в комнату, задумчиво посмотрел сперва на продавца монет, а затем на его соседку, и приказал:

- Кантуйте родимых.

Мужчину и девушку резво подхватили и поволокли к выходу. Убрав руки в карманы, Вадим некоторое время стоял, покачиваясь с носков на пятки и собираясь с мыслями. В коридоре хлопали двери - группа захвата открывала комнаты, и Вадим подумал, что у него не так уж и много времени.

В конце концов, Знаменский может и передумать по поводу полной зачистки.

Он вздохнул и вышел из номера. Хостел «Пара тапок» через несколько минут закроется навсегда.

Пройдя по коридору, Вадим заглянул в пару номеров и никого не обнаружил. Их обитатели ушли с утра пораньше. И то верно: какой смысл приезжать в столицу и сидеть в общаге? В одном из зеркал отразился человек, и Вадим не сразу узнал в нем себя. Простое, не запоминающееся лицо - с таким можно лузгать семки, сидя на кортах и сдвинув шапку на макушку, а можно и где-нибудь по ковровой дорожке вышагивать. Вадим усмехнулся. Ему было весело.

В третьем номере на полу лежал парень с разноцветными дредами. Несколько мгновений Вадим смотрел на него, а потом вынул из кармана пистолет и нажал на курок. Серебристая аура парня налилась зловещим красным свечением угасающей жизни - и Вадим выхлебал это сияние с жадностью наркомана, наконец-то получившего дозу. Когда аура погасла, и парень стал неинтересным куском мертвого мяса, Вадим улыбнулся и покинул номер.

Он чувствовал возбуждение. Казалось, джинсы вот-вот лопнут в паху.

Стрелять пришлось еще четыре раза. Когда с обитателями хостела было покончено, Вадим вышел к стойке регистрации. Его покачивало от хмельной тяжелой сытости. Он задумчиво склонился над хорошенькой брюнеткой в белой блузке - брюнетка обмякла на стуле, но ее веки дрожали: девушка постепенно приходила в себя. На бейджике на высокой девичьей груди было написано имя - Азиза Гуркаева.

- Вы уволены, Азиза, - с какой-то бархатной интонацией драматического актера промолвил Вадим и выстрелил. Осушив девушку, он задумчиво провел ладонями по лицу и швырнул за плечо маленький шарик заклинания.

Когда Вадим спустился на улицу и подошел к простенькому седану, застывшему на тротуаре в почтительном ожидании, в хостеле прогремел взрыв.

- Всего доброго, - вздохнул Вадим и сел в машину.

***

Продавец монет действительно оказался интересным типом - пришел в себя раньше, чем ожидал Знаменский, и даже бровью не повел, когда обнаружил, что сидит в центре огромного пустого зала, запястья сцеплены наручниками, а бойцы группы захвата держат его на прицеле. Пройдя к заботливо поставленному для него стулу и столику с кофейником и чашками, Знаменский сел и некоторое время рассматривал пленника.

Вадим стоял чуть поодаль. Почему-то ему было неприятно, словно он смотрел на огромное насекомое. Вадим испытывал к ним искреннюю брезгливость и неприязнь, и сейчас ему казалось, что под светлой кожей продавца монет скрывается хитиновый панцирь, а в целом довольно интересная внешность - приемщик ломбарда был прав, бабы на таких западают - таит под собой фасеточные глаза, нервно дрожащие многосуставчатые лапки и истекающие слизью жвалы. Человек в наручниках был чужеродным, как и его монеты.

- Значит, Евгений Андреевич Лефевр, - отчетливо, с расстановкой произнес Знаменский. Если он и опасался мужчины на стуле, опутанного добрым десятком сдерживающих заклинаний, то не подавал виду. - Как вас зовут на самом деле?

Губы Лефевра дрогнули в улыбке. Глаза остались равнодушными и холодными.

- Огюст-Эжен, - представился он. - Фамилия та же. А вы кто?

Знаменский подал знак Вадиму, и тот осторожно налил в чашку кофе. Лефевр посмотрел на него по-прежнему безучастно и отвел взгляд.

- Называйте меня Всеволод Ильич, - сказал Знаменский. Отпив кофе, он поинтересовался: - Откуда вы?

Лефевр устало прикрыл глаза и ответил:

- Издалека. Вы даже не представляете, из какого далека.

Похоже, кофе пришелся шефу не по вкусу: он поморщился, отставил чашку и осведомился:

- И что вам нужно?

Вадим почему-то поймал себя на мысли о том, что боится. Просто-напросто трясется от страха. Он не испытывал ничего подобного, когда выслеживал и захватывал этого Лефевра, но сейчас его охватила стылая жуть, словно смерть вдруг подошла, заглянула в глаза и взяла под руку.

- Я должен вернуться, - с прежним равнодушием признался Лефевр. Вадим вдруг подумал, что это пугающее нечто в человеческом облике совершенно не волнует его судьба. Ему все равно, что с ним сделает Знаменский сотоварищи. - Я должен вернуться домой, только и всего.

Лицо Знаменского озарило какой-то неожиданной мыслью - он снова взял чашку и посмотрел на Лефевра так, словно оценил его до конца и понял все мотивы.

- Садитесь на поезд, - улыбнулся он. - Садитесь и проваливайте к черту.

Лефевр зыркнул на него так, что Вадим приложил определенные усилия, чтобы не задать стрекача.

- В другие миры поезда не ходят, - проговорил он и закрыл глаза, словно хотел хоть как-то отстраниться от Знаменского, холодного зала и автоматчиков. Знаменский понимающе покачал головой.

- У вас там женщина?

Пленник и бровью не повел. Знаменский довольно кивнул.

- Значит, женщина. Почему вы не видите моей магии, Огюст-Эжен?

А вот теперь Лефевр встрепенулся. Дернулся всем телом, словно собака, взявшая след. Вадим среагировал моментально, выбросив вперед правую руку в жесте Хеот - заклинании, парализующем любое живое существо. Впрочем, Лефевр не обратил на него никакого внимания. Даже бровью не повел, хотя Вадим прекрасно видел, как тонкая сеть сорвалась с его пальцев и опустилась на пленника. Она и сейчас лежала на его плечах, словно серебристая шаль, но Лефевр упрямо не замечал ее.

- Вы владеете магией? - глухо спросил он, и Вадим, к своему искреннему удовольствию, услышал в его голосе самое настоящее замешательство. Знаменский удовлетворенно кивнул.

- Как и вы. Вы очень сильный маг. Ходячая атомная бомба.

Лицо Лефевра дрогнуло, и на какое-то мгновение он стал растерянным и несчастным - потом он все-таки взял себя в руки и произнес:

- Я не вижу в вас магии. В моей соседке она есть… а в вас я ее не вижу.

Знаменский сыто улыбнулся. Вадим понял, что внутренне шеф празднует победу. Лефевр был сломлен и уничтожен, хотя старался не показывать этого. Вадим ощутил легкое прикосновение радости и одновременно облегчение, какое бывает, когда раздавишь таракана.

- Конечно, вы не видите, - каким-то отеческим, успокаивающим тоном проговорил Знаменский. - Вы чужеродный элемент, Огюст-Эжен. Вы рыба, которая на своей глубине не знает о том, что есть воздух и птицы. Вадим, сними наручники с нашего гостя.

Пришлось подчиниться. Лефевр потер запястье, на котором остался едва заметный красный след от заговоренного металла и, когда Вадим сделал шаг назад, повторил:

- Мне нужно вернуться домой. Вы умеете открывать ворота между мирами?

Он выглядел несчастным и полностью сломленным. Кажется, Вадим понимал, в чем причина - понимал и испытывал внутреннее торжество. Ему нравилось смотреть, как могучий соперник терпит поражение, пусть и не от его руки.

- Дорогой друг, - Знаменский поднялся и одарил Лефевра неприятной хищной улыбкой. - Это зависит от того, насколько вы будете сговорчивы.

Глава 4. Правила поединка

- Значит, вы готовы на все? И это не фигура речи?

Компания, сидевшая за столиком небольшого, но очень уютного ресторанчика с заоблачными ценами в меню, выглядела практически по-родственному. Знаменский, допустим, сошел бы за благородного отца семейства. Лефевр был бы дядей, а Хельга, с ее видавшей виды футболкой, феньками и браслетами - кем-то вроде блудной дочери. Место Вадима в семейной иерархии пока оставалось неясным. Ладно, пусть тоже будет дядей. Приличное семейство, приличное место… Хельгу тяготили только полупрозрачные магические оковы на ногах и руках, надетые Знаменским. Никто из окружающих - администратор, официанты, люди за соседними столиками - не видел их, но они, давая возможность для определенного маневра, оттягивали запястья и щиколотки и не позволяли даже помыслить о побеге и сопротивлении.

Хельга и не думала. Угрюмо разламывала вилкой душистые розовые ломтики лососины и возила ими по ароматной лужице соуса.

- Да, на все, - с непроницаемым спокойствием откликнулся Лефевр. Свет маленькой лампы отбрасывал медовые отблески на его скуластое лицо, превращая Лефевра в усталого хищника, который готов к броску, несмотря на усталость.

- Даже, например, зарезать нашу дорогую Хельгу? - осведомился Знаменский, с трудом сдерживая улыбку.

Небольшой нож, которым Лефевр разделывал стейк, вдруг мелькнул в его пальцах настолько быстро и затейливо, что Хельга сжалась в комочек, почти ощутив боль. Охватившее ее отчаяние было всепроникающим и жестоким.

- Сейчас? - спросил Лефевр. Знаменский откинулся на спинку стула и, должно быть, сам не заметил, что его пальцы нервно забарабанили по скатерти. Вадим подобрался, почуяв неладное.

- Что?

- Зарезать ее, - равнодушно сказал Лефевр. - Сейчас?

Знаменский прикрыл глаза.

- Бог с вами, голубчик, положите нож. Я пошутил.

«Ничего себе шуточки», - подумала Хельга. Жуть, наполнявшая ее, никуда не уходила. Она казалась самой себе крошечной птичкой, которую кот придавил лапой - и пока не убивает, играет, но эта игра, лишенная всякой надежды на спасение, намного страшнее смерти.

Лефевр опустил нож на салфетку. Ужас начал медленно отступать.

- А если ваша женщина уже с другим? - подал голос Вадим. - Три года прошло.

Тени на лице Лефевра сгустились в маску скорби. Должно быть, он не сомневался в подобном исходе - и в то же время старательно гнал от себя такие мысли. Хельга подумала, что, наверно, смогла бы ждать его и три года и больше, если бы он не взялся за нож.

- Тогда я удостоверюсь, что у нее все хорошо, и уйду из ее жизни, - откликнулся Лефевр. - В конце концов, там мой дом. Найду, чем заняться.

Знаменский понимающе качнул головой. Подошедший официант бесшумно забрал у него опустевшую тарелку.

- Вы вернетесь, - уверенно сказал Знаменский и посмотрел на Хельгу настолько пристально, что она с трудом подавила желание спрятаться под стол. - Сделаете для меня одно небольшое, но очень важное дело и вернетесь.

Лефевр равнодушно посмотрел на него и сказал:

- Убивать я все-таки не буду.

Знаменский рассмеялся - было в этом смехе что-то такое, от чего дама за соседним столиком вздрогнула и поежилась, словно ее смуглые обнаженные плечи лизнуло студеным ветром.

- Убивать и не потребуется, - заверил он. - Поверьте, Огюст-Эжен, для этого у меня есть люди на зарплате. Все очень просто. Дорогая Хельга у меня уже есть. Приведите мне еще двоих таких, людей, наделенных магией другого мира, и я открою вам врата.

Губы Лефевра дрогнули в ухмылке. Хельга решительно отодвинула тарелку с измочаленным куском рыбы и спросила:

- Зачем я вам?

Знаменский посмотрел в сторону Вадима, который до сих пор сидел настолько тихо и незаметно, что практически сливался с обстановкой. Вадим с достоинством кивнул шефу - практически отдал поклон - и произнес:

- Затем, что ты уникум. Ты родилась и выросла в нашем мире, ты имеешь определенные зачатки нашей магии, но в то же время в твоей ауре я вижу чужеродный отпечаток. Это значит, что если развивать твои способности, то ты станешь очень сильным магом.

Оттарабанив это, он откинулся на спинку стула и снова слился с окружающей обстановкой. Хельга подумала, что уже ничему не удивляется. Еще вчера она и слыхом не слыхивала ни о каких магах, а теперь вот выяснила, что и сама принадлежит к их числу. И, похоже, ничего хорошего это ей не сулило.

- Похоже, у меня нет выбора, - пробормотала Хельга. Так страшно ей было только один раз в жизни: когда она остановила машину где-то под Рязанью, а водитель завез ее куда-то в совершенно дикие и непролазные заросли и, щелкнув ножиком-выкидухой, велел выходить. Потом Хельга стояла на коленях в грязи, зажмурившись и молясь, чтоб ее не вырвало от резких возвратно-поступательных движений и направляющей чужой руки на затылке. А потом, когда водитель застегнул ширинку, и машина уехала, Хельга пробралась через заросли камыша к ручейку и долго умывалась, полоскала рот и рыдала без слез и криков. И сейчас она испытывала примерно то же самое чувство глухой безысходности.

- Если вы это понимаете, - вальяжно проговорил Знаменский и впервые за все время посмотрел Хельге в глаза, - то я полагаю, что у вас впереди самое прекрасное будущее.

***

- Ты бы действительно меня зарезал?

Хельга и сама не заметила, как перешла с Лефевром на «ты». После ужина Вадим отвез их куда-то на окраины Москвы, в старый, но вполне уютный дом, и разместил в небольшой двухкомнатной квартире, которая, по всей видимости, служила чем-то вроде гостиницы и перевалочного пункта для людей Знаменского. К удивлению Хельги, в маленькой комнате стояла клетчатая сумка, набитая ее вещами из хостела. Разложив все по полкам узкого стеллажа, Хельга вышла из комнаты и отправилась на кухню, надеясь, что хозяева квартиры позаботились о чайнике и заварке.

Ее заветная коробочка с байкальским чаем погибла в «Паре тапок». Хельга почему-то невероятно грустила из-за этого.

Лефевр стоял у плиты и задумчиво варил кофе в исцарапанной джезве. Запах был непередаваемо прекрасным, и Хельга, которая, в принципе, нечасто пила кофе, решила, что обязательно попросит соседа сварить порцию и для нее. Раз уж в их ситуации можно получать удовольствие хоть от чего-то, то Хельга не собиралась упускать возможности.

- Я похож на идиота? - ответил Лефевр вопросом на вопрос. Хельга вдруг поняла, что ледяная броня равнодушия, закрывавшая ее соседа все это время, куда-то исчезла. Человек, стоявший у плиты, был живым, чувствующим, настоящим.

Почему-то это тоже пугало.

- Нет, - откликнулась Хельга. - Не похож.

Лефевр вынул из шкафчика фарфоровые чашки с позолотой и цветочным узором и разлил кофе.

- В своем мире я был инквизитором, - признался он, поставив джезву в раковину. Хельга невольно поежилась. - Причем в очень высоком чине. А инквизиция это, скажем так, своеобразное место. Люди там работают, конечно, очень разные, я бы даже сказал, специфические, но клинических дебилов там никогда не было и не будет.

Он сел на табурет, отпил из своей чашки и продолжал:

- Этот Знаменский очень сильно ошибается, если думает, что я стану играть по его правилам. Но какое-то время мне нужно поддерживать его уверенность. И если хочешь жить, то просто делай то, что я говорю. И очень прошу - без самодеятельности. С этой компанией лучше не шутить.

Кофе действительно был очень вкусным и - Хельга внутренне замялась, подбирая слово - гармоничным. Сладость и горечь переплелись в нем так тонко, что на какой-то миг утратились вовсе, и вместо вкуса осталось впечатление и бодрая легкость.

- Нас вообще-то записывают, - сказала Хельга и ткнула пальцем в шишку камеры видеонаблюдения на потолке. Лефевр посмотрел на нее так, что Хельге захотелось спрятаться куда-нибудь от собственной глупости.

- Да, я обратил внимание, - с чопорной вальяжностью откликнулся он. - И наложил маленькое заклинание. Можем говорить, о чем угодно.

Хельга невольно вздохнула с облегчением. Что ж, если Бог всех дорог и тропинки судьбы привели ее именно в эту квартиру, на эту кухню, и к этому человеку, то значит, так надо. Так будет лучше. Эта легкая философия срабатывала почти всегда.

- И что же делать? - спросила Хельга. Лефевр допил кофе и задумчиво произнес:

- Наш все-таки более ароматный… Да пока ничего. Я буду думать о том, как увидеть и понять здешнюю магию. А ты… - некоторое время Лефевр молчал, изучая рисунок на фарфоровых стенках чашки. Потом он снова вздохнул и сказал: - Ты будешь мне рассказывать о том, где была и что видела. Я должен понять, где ты нахваталась нашей магии.

Хельга не удержалась и растерянно хохотнула. Рассказывать о ее путешествиях? О тысячах дорог, о запахе их пыли утром и вечером, о зимах и веснах, горах и болотах? О стихах, которые она писала на клетчатых страницах крошечного блокнота, а страницы так и норовили сорваться с пружинки и улететь за листопадом? О рассветах и закатах, машинах, разговорах?

О человеке, который увез ее в бучило и надругался, приставив нож к шее?

О том, как один из знакомых автостопщиков уверял, что Хельга сама была в этом виновата? Что эта мелкая неприятность просто жила в ее голове и поэтому отразилась на окружающем мире?

Казалось бы, несколько лет прошло, и Хельга научилась убирать болезненное воспоминание на задворки памяти. А сегодня оно вылезло уже второй раз, и Хельга невероятно отчетливо вспомнила прохладный ветер, поющий в камышах, надрывный хор лягушек, прикосновение металла к коже…

- Это получится очень долгий рассказ, - негромко промолвила Хельга. Неожиданно Лефевр протянул руку и провел по ее щеке кончиками пальцев. Хельга вздрогнула и вдруг поняла, что заплакала, а он стер слезы. И почему-то этот жест был очень естественным - просто сочувствие и понимание, без примесей.

- Каких-то моментов можно избежать, - произнес Лефевр. - Самых неприятных.

Хельга громко шмыгнула носом и невольно почувствовала стыд. Отец всегда говорил, что только быдло шмыгает и вытирает сопли рукавом.

- Знаешь, - сказала она, - у меня в жизни был такой момент… В общем, я думала, что мне никто и никогда больше не понравится. А сейчас мы тут сидим, и мне спокойно. И легко, - Хельга заглянула в свою давно опустевшую чашку и добавила: - Хотя, казалось бы, ситуация должна пугать.

Лефевр усмехнулся и взял ее под локоть, заставляя встать.

- Пойдем в комнату, - произнес он. - Проверим кое-что.

***

Похоже, стыд становился для Хельги нормальным состоянием. Сперва расплакалась, словно какая-нибудь цивильная барышня, потом вдруг взяла и почти призналась в том, что Лефевр ей нравится - определенно, ей есть, чего стыдиться. Поэтому, когда они вышли в центр гостиной и встали лицом к лицу, держась за руки, Хельга чувствовала себя не в своей тарелке.

Ей казалось, что со всеми этими приключениями она превращается в этакую девочку-припевочку, которая наивно хлопает глазками и боится сломать ноготок, а вместо футболки и старых джинсов, разрисованных маркерами, носит какую-нибудь розовую майку, юбочку, чулки и балетки. Б-р-р! - Хельгу так и передернуло. Не дай Бог, конечно.

- У меня дома использовалось одно заклинание, - сказал Лефевр. - Проникновение разумов. Я еще не проверял, как оно действует здесь, и хочу посмотреть, сработает ли оно.

Хельга почувствовала, как по спине пробежал холодок, и попробовала отнять руку. Конечно, Лефевр ей нравился, но она ни за что не разрешила бы ему копаться в своей голове.

- Лучше не надо, - мрачно промолвила Хельга и сделала шаг назад. Нерасцепленные руки натянуло, словно канаты на ринге.

- Больно не будет, - пообещал Лефевр. - И я не стану рыться у тебя в голове. Просто представь какое-нибудь место, которое тебе нравится больше всего. И я попробую его считать. Согласна?

«А если не согласна, то что? - подумала Хельга. - Достанешь нож и велишь встать на колени?»

Она не могла понять, почему именно сегодня ее настолько зациклило на том эпизоде. Хельге хотелось вырваться из этого кольца, но что-то подсказывало, что ей все-таки придется пройти до конца тот путь, который должен был закончиться в камышах.

- Больше ничего? Только место?

- Больше ничего, - кивнул Лефевр. - Я тоже представлю. Все должно быть взаимно.

- Ладно, - вздохнула Хельга. - Уже представила.

Лефевр медленно поднял левую руку - с заметным усилием, словно она налилась невидимой, но ощутимой тяжестью - и протянул ее к виску Хельги. На кончиках его пальцев появилось легкое золотистое свечение: Хельга и ахнуть не успела, как оно соткалось в толстую растрепанную нить, плавно скользнувшую к ее виску. В воздухе запахло озоном. Хельга как-то вдруг поняла, что сейчас лучше не делать лишних движений, и застыла, почти окаменев. Нить прильнула к коже, и картинка перед глазами дрогнула и потекла прочь, размазываясь пестрыми пятнами.

- Что за черт… - прошептала Хыельга и вдруг увидела, что квомната пропала. Она увидела, что сцтоит на балконе и смотрит на бескрайнее море, тжревожное и дикое. Все кругом заливал жаркий белый свет полуденного солнца, где-то скандально кричали чайки, и запах водорослей, рыбы, теплой воды на мгновение оглушил и смял ее. Хельга шагнула вперед, пальцы наткнулись на шершавый камень ограды. Это не было чужим воспоминанием, она действительно попала в другой мир, и все здесь - море, чайки, солнце - все-таки было иным, чужим, не таким, как дома.

Это был взгляд в грязное зеркало, которое искажает черты смотрящего.

Хельга подумала, что ей следует испугаться этой чужеродности - но страха не было. Она заглянула вниз и увидела песчаный берег, горы, поросшие сосновым лесом и похожие на лохматые пальцы, которые пытаются заграбастать кусок пляжа. Откуда-то доносился тонкий запах цветов.

- Всегда хотела жить в таком месте, - услышала Хельга приятный женский голос. Обернувшись, она увидела рыжеволосую девушку, одетую так, как могли бы одеваться герои какой-нибудь «Анны Карениной». - Тихо, спокойно… Может, не будем возвращаться в столицу, Огюст-Эжен?

- Тебе же надо хранить инкогнито, - ответила Хельга голосом Лефевра. - Как захочешь, так и будет. Мне здесь тоже нравится…

А потом море, белый балкон и девушка соскользнули куда-то в сторону, и на мгновение Хельгу накрыла тьма. Когда пелена перед глазами развеялась, то Хельга увидела, что стоит в центре комнаты, и Лефевр поддерживает ее, не позволяя упасть. Несколько минут Хельга могла только хлопать глазами, пытаясь сориентироваться и осознать-таки, что запах моря стерт запахом нежилого помещения и московской зимы.

- Что там случилось, на том болоте?

- Это и есть твоя женщина?

Они задали вопросы одновременно. Хельга повела плечом, высвобождая локоть, и на всякий случай сделала несколько шагов назад, к балкону.

- Да, - ответил Лефевр и устало опустился на диван. - Да, это и есть моя женщина. Соня Тимофеева, в наших краях известная как Алита Росса. Так что же случилось на том болоте?

Хельге захотелось провалиться сквозь землю. Она старалась представить Ясную Поляну, в которой побывала давным-давно, когда только начинала путешествовать автостопом. А память взяла да и подсунула Лефевру картинку камышей и бучила…

- Там была очень неприятная штука, - медленно, отчеканивая каждое слово, проговорила Хельга. - Человек, в чью машину я села, надругался надо мной. Если ты не против, я опущу подробности.

Она отвернулась к окну и уставилась на огни в соседних домах. Люди там вели свою жизнь, спокойную и размеренную, и Хельге впервые захотелось домашнего покоя и тепла, чтобы никуда не уезжать, не искать неизвестного и не натыкаться на зло. Когда Лефевр приблизился и осторожно опустил ладонь ей на плечо, Хельга вдруг поняла, что не вздрогнула от неожиданности, и это прикосновение ей приятно.

Оно внушало надежду.

- Ты не виновата в том, что случилось, - негромко промолвил Лефевр. - Виноват тот, кто делает, а не тот, кто оказывается жертвой.

Хельга вдруг увидела его отражение в стекле перед собой - и оно почему-то не было чужеродным, хотя она и пыталась найти в нем что-то запредельное.

- И мы установим свои правила игры, Хельга, - твердо сказал Лефевр. - Надо лишь немного подождать.

Глава 5. Бал

Этель ждала приключений, а в итоге столкнулась с банальной рутиной.

Она не стала злоупотреблять гостеприимством Алиты и покинула ее дом на следующее утро, испытав мгновенное и очень острое облегчение, когда дворецкий закрыл за ней и Амираном створки ворот. В следующий миг Этель ощутила стыд, но не могла понять, чего именно стыдится.

Теперь уже бывший телохранитель проводил Этель до дверей родительского дома и, церемонно поцеловав на прощание руку, спросил:

- Вы справитесь?

Этель не знала, что на это можно ответить. Уже несколько лет она пребывала в полном расплеве с родителями, но пока ей все равно было некуда пойти. Она старательно отметала варианты гостиницы и съемных апартаментов - должно быть, потому, что все-таки хотела помириться с отцом и матерью, и ей не хотелось думать о том, что они могут ее прогнать.

- Справлюсь, - сказала Этель и добавила: - Спасибо вам за все, Амиран.

Бывший телохранитель одарил ее белозубой улыбкой и произнес:

- Если понадоблюсь, ищи меня в «Трех коронах» по вторникам, после ужина. Удачи, Файшан.

Он спустился с крыльца и пошел в сторону рынка. Этель смотрела ему в спину с неожиданной для себя грустью и думала о том, что больше никто не назовет ее Веточкой. Когда Амиран окончательно растворился в толпе, Этель протянула руку и, помедлив, надавила на пуговку звонка.

Мелодичный перезвон, раздавшийся за дверью, был в точности таким же, как раньше. И дом не изменился, и кариатиды у входа остались прежними. Этель надеялась, что и люди, которые жили здесь, все-таки примут ее.

Гуар, старый дворецкий, открывший дверь, воззрился на Этель с изумлением и откровенной неприязнью. Он стоял, не давая ей пройти, и Этель вдруг подумала, что в отчий дом придется прорываться с боем.

- Добрый день, Гуар, - сказала она и отважно шагнула вперед. Дворецкий был вынужден отступить. Видимо, задерживать дочь хозяев силой в его обязанности все-таки не входило. Этель решительно направилась в гостиную, дворецкий, совладав с изумлением, пошел за ней, говоря что-то вроде «Милорд и миледи Куатто не принимают» и делая какие-то слабые попытки остановить вторжение. Но Этель уже ворвалась в просторный зал, озаренный ярким зимним солнцем, увидела мать, по своему обыкновению сидевшую за пианино и разбиравшую ноты, и промолвила:

- Мама!

Госпожа Куатто оторвалась от нот, и на ее лице Этель увидела откровенный ужас. Это выражение было ей знакомо: оно возникало на лице матери тогда, когда она боялась неминуемого позора в свете. И Этель словно наткнулась на это исказившееся лицо, на потемневший взгляд и робко повторила:

- Здравствуй, мама…

- А, вот, наконец! - Этель не сразу заметила отца, который расположился в кресле со свежим выпуском «Ежедневного зеркала». Медленно сняв очки, он несколько мгновений смотрел куда-то в сторону, а затем произнес:

- Гуар, проводите госпожу Лефевр. Она уходит.

Это было как пощечина, после которой накатывает звенящая обморочная тишина. На миг Этель разучилась дышать. Она стояла, безвольно опустив руки, и растерянно переводила взгляд то на мать, то на отца. Звон в ушах нарастал, и Этель не могла поверить, что все это происходит с ней, что родители ее не простили, и она действительно не нужна единственным родным людям. И, когда сквозь этот звон пробились слова отца - резкие, злобные, грубые - Этель поняла, что все кончено.

- Ты осрамила нас, дрянь! И у тебя еще хватает наглости являться сюда? После того, как ты блудила с дикарями, ты осмелилась прийти в порядочный дом? Пошла отсюда вон, пока я не вызвал полицию!

Упоминание о полиции отрезвило Этель окончательно. Она ощутила неожиданную легкость и пустоту.

- Попробуй, - сказала она. - Попробуй. Насколько я помню, этот дом записан на мое имя. Ты боялся личной ревизии его величества и переписал дом на меня. Не так ли?

Мать натурально раскрыла рот от изумления. Краем глаза Этель видела эту испуганную красную «О».

- Мой муж оказался достойным человеком, - продолжала Этель. Она знала, что сейчас, после упоминания о доме, отец ее выслушает - и это понимание давало ей сил, позволяя держаться на ногах и не свалиться на паркет от раздирающей внутренней боли. - Он не стал пользоваться моим положением и неопытностью. А вам было все равно. Я всегда была для вас разменной монетой. «Ах, что скажут в свете!» Кому вы хотели меня продать под видом брака? Какому негодяю со средствами и связями?

Слова внезапно иссякли. Этель прикрыла глаза, понимая, что ей больше нечего сказать этим людям. Все действительно кончено. Похоже, отец тоже это понял, потому что снова надел очки, развернул газету и сказал:

- Гуар, проводите миледи Лефевр.

Этель не помнила, как покинула дом, когда-то бывший для нее родным. Она брела по проспекту, а в голове крутилась мысль, что, возможно, на втором этаже до сих пор сохранилась ее девичья горница с куклами в шкафу. Она и сама была такой куклой - в платьице, пошитом из дорогих тканей, с драгоценностями в волосах и на шее…

Все было кончено.

Она сняла небольшую, но очень уютную квартиру в одном из респектабельных районов столицы, получила патент на медицинскую деятельность и заказала объявления в газетах о том, что доктор Этель Куатто-Лефевр ведет прием женщин всех сословий. Но работа не задалась. Должно быть, женский пол доктора отпугивал страждущих, предпочитающих по старинке показывать на кукле, где у них болит. От Алиты и Хариндера пока не было вестей, и Этель невольно принялась скучать и впадать в меланхолию. Она мечтала работать врачом, эта мечта рассорила ее с семьей и увела на край света, и в итоге оказалась лопнувшим мыльным пузырем.

Этель хотелось плакать.

Хозяин квартиры Бертольф, купец первой гильдии, пробившийся в дворянство благодаря браку с какой-то старой девой, невольно жалел ее. Приходя по пятницам и забирая плату за жилье, он сочувственно говорил, что народ, несмотря на все просвещение, дирижабли и синема, по-прежнему дик и глуп, и если доктор носит юбку, а не портки, то самое большое быть ему повивальной бабкой в какой-нибудь глухой деревне. Как правило, разговор заканчивался тем, что купец совершенно искренне сожалел о том, что у всей его семьи богатырское здоровье, а то бы они только у миледи и лечились.

Однажды, вьюжным холодным вечером, Бертольф пришел за платой и между делом поинтересовался:

- А что ж вы, молодая женщина, все одна сидите?

- А что же мне делать? - вопросом на вопрос ответила Этель. - Сижу вот. Лечиться ко мне не идут.

- А сходили бы на бал в дворянское собрание, - сказал купец и вынул из кармана шубы приглашение. - К нам теща приехала, так что супруга не пойдет. А вы бы развеялись, отдохнули, глядишь, и какие связи наладятся.

Этель приняла приглашение и несколько мгновений изумленно рассматривала сложенный вдвое лист плотной белой бумаги с золотыми росчерками слов. Должно быть, она выглядела растерянной: Этель успела забыть, что такое настоящий званый бал, с приглашениями, высокими прическами и книжкой танцев. При дворе покойного Хашивана балов не было.

- Я вам про наше купеческое дело скажу, - продолжал Бертольф. - Если хочешь, чтоб жизнь на лад пошла, надо поближе к людям быть. Тут, там, сюда, туда - везде заглядывать и ничего не чураться. Никогда не знаешь, где тебя доходы поджидают. Мне батюшка всегда говорил: Берт - ну, это он звал меня Бертом - Господь и святая Агнес помогают тем, кто помогает себе сам. Так что мой вам искренний совет: сходите. А если хотите, я вас и подвезу, экипаж у подъезда.

Этель улыбнулась. И почему ей до сих пор не приходило в голову пойти на какой-нибудь праздник?

- У вас же теща гостит? - уточнила она, на что купец только отмахнулся.

- Глаза б мои ее не видали.

Сборы Этель заняли всего четверть часа - просто рекорд для благородной дамы. За это время она успела надеть одно из новых платьев, специально купленных для важных случаев, припудрить лицо, слишком загорелое для родных краев, и уложить косы в корону вокруг головы. Увидев ее, купец прищурился и одобрительно кивнул, продемонстрировав Этель большой и указательный палец, сцепленные в кольцо - знак высшей оценки чего-либо.

Этель не ожидала, что бал во дворце, расположенном в достаточном отдалении от центра, привлечет столько гостей. Улицы были перекрыты для движения общественного транспорта: к дворцу могли подъехать только экипажи с приглашенными. Дворецкий в вестибюле проверил листок с золотыми росчерками, который предъявила Этель, второй с легким изяществом снял с девушки шубку и вручил маленькую полумаску с перьями - праздник, как оказалось, был костюмированным.

Этель слишком давно не была на таких вечерах и неожиданно поймала себя на мысли, что с совершенно детским восторгом разглядывает сверкающий бальный зал, веселых улыбающихся гостей, драгоценности и наряды дам. Она словно вернулась в прошлое, в свои первые балы, когда все казалось прекрасным и удивительным, мир был сказкой, а мама постоянно одергивала ее: Этель, нельзя так широко улыбаться, Этель, порядочные девушки не смеются так громко… Будучи дамой без кавалера и спутников, Этель предпочла взять бокал игристого вина и отойти в сторонку, чтобы без помех рассматривать гостей и слушать разговоры. В конце концов, если ты одна, то скамеечки для пожилых дам и старых дев не такое уж плохое место - особенно с учетом того, что почти все они страдают мигренями и меланхолией. Этель планировала воспользоваться практическим советом купца.

Впрочем, разговоры в дамском кругу велись вовсе не о болезнях. На балу ждали человека, который недавно произвел настоящий фурор в свете.

- Да-да! - со знанием дела сказала леди настолько старая, что наверняка танцевала еще с дедушкой государя Ахонсо. - Он вернулся в столицу месяц назад. Мой супруг говорил, что его величество подписал этому бродяге отставку: дескать, ты слишком долго жил среди этих дикарей, пора и честь знать.

- Неужели принц Этьен все-таки приехал? - в глазах одной из девиц сверкнул алчный огонек: она готова была схватить этого принца и утащить неведомо куда. - Госпожа Алисия, правда ли, что он работал в разведке?

- Боже, как интересно! - защебетали остальные девицы и дамы. Госпожа Алисия важно кивнула.

- Мой супруг говорит, что принц много лет был главой южной резидентуры. Только вообразите: жил среди этих дикарей, они считали его за своего, а он работал на благо родины! И представьте, каково государю. Потерял троих сыновей, и четвертый бродит на краю погибели. Вообще-то, - госпожа Алисия понизила голос, придавая своим словам важности, - принц Этьен должен был вернуться еще три года назад. Но там произошло что-то чрезвычайно серьезное, и ему пришлось задержаться. Так сказал мой супруг.

- Он наверняка хорош собой, - мечтательно промолвила длинноносая девушка. Некрасивое лицо компенсировали бриллианты чистейшей воды: невеста была богатой, и приданое наверняка давали очень и очень солидное. Впрочем, танцевальная книжка девушки до сих пор была пуста.

- Неважно, хорош или нет, - весомо заметила одна из дам, до сих пор сохранявшая молчание. - Он принц, и этим все сказано…

Она на мгновение умолкла, глядя в сторону входа, а затем воскликнула:

- Господи, это он! Это точно он!

Все взгляды восторженно обратились к вошедшему мужчине - он был одет в парадный мундир с небольшой орденской планкой, его лицо было полностью скрыто маской, но то, как вокруг гостя увивался хозяин дома, говорило о том, что это и есть тот самый сын государя Ахонсо. Этель окинула скептическим взглядом его стройную фигуру с военной выправкой и подумала, что, пожалуй, позволит себе еще один бокал вина. Высокий гость не произвел на нее никакого впечатления. Замуж она не собиралась, кавалера не искала, а любви…

Любви она боялась. Боялась и не хотела снова встретить на своем пути.

Но старая пословица, гласившая, что чем быстрее убегаешь от судьбы, тем скорей она тебя догонит, в очередной раз оказалась права. Принц Этьен некоторое время побыл в кругу особо важных гостей - военных и банкиров, потом провел тур вальса с хозяйкой дома и ее дочерью, а затем, решив, что официальная часть визита закончена, скользнул оценивающим взглядом по дамам и уверенным шагом направился прямиком к Этель.

- Миледи, - он отдал девушке короткий поклон и протянул руку. - Позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас на танец?

Бальный этикет гласил, что даме следует вести себя приятно, мило и доброжелательно, и Этель подумала, что нарушает все правила, глядя на принца настолько хмуро. Впрочем, принц тоже не думал о бальных приличиях, приглашая незнакомую даму, не будучи ей представленным, а раз уж все правила нарушены, то придется просто плыть по течению. Этель кивнула и поднялась со скамеечки.

- Я давно не танцевала, ваше высочество, - негромко призналась она, когда принц вывел ее в самый центр зала. Этель чувствовала, что все взгляды прикованы к ней, что ей сейчас отчаянно завидуют и столь же отчаянно сплетничают, и даже не заметила, как давно заученным движением опустила руку чуть ниже плеча принца, а он слегка приобнял ее.

- Не бойтесь, - искаженный маской голос показался Этель смутно знакомым, но в это время с оркестрового балкона грянула музыка, и девушку закружило в танце.

Это было нечто невыразимое - сильнее любой магии и любых чувств. Этель казалось, что она не чувствует своего тела, что покорно растворяется в музыке, ритме, чужих объятиях. Это было движение самой жизни, и, отдавшись ему, Этель наконец-то поняла, что счастлива и что заслужила, выстрадала это счастье. Сейчас, когда принц Этьен кружил ее по залу, Этель знала, что летит в его руках куда-то в будущее, где обязательно будет счастье. И, когда танец закончился, а иллюзия развеялась, печаль кольнула в сердце острой заржавленной иглой.

- Благодарю вас, - едва слышно промолвила Этель, отступая от кавалера. Она не видела лица принца, но ей почему-то показалось, что он улыбается.

- Не убегайте, - мягко попросил он и деликатно, однако достаточно твердо взял ее под локоть. - Составьте мне компанию.

Откуда-то сбоку вынырнул официант с подносом, и принц, подхватив бокал, мягко повлек Этель в сторону закрытого балкона, отделенного от зала шелковой завесой. Как правило, в таких местах решали личные вопросы, беседовали в стороне от всех и признавались в любви, так что Этель подумала, что вечер перестает быть томным.

- Итак, ваше высочество, - сказала она, когда Этьен опустил за собой жемчужно-серую завесу. - Чем вас так заинтересовала моя скромная персона? Клянусь, все девицы и дамы затаят на меня злобу, решат, что я вас украла у прекрасного общества.

Принц отмахнулся.

- Ваше общество - самое прекрасное, миледи, - сказал он и осторожно поставил бокал на декоративные перильца балкона. - Могу я попросить вас снять маску?

Этель пожала плечами и сняла маску. В конце концов, почему бы и нет? Этьен медленно поднял руку и осторожно прочертил полоску по скуле девушки. Этель как-то вдруг поняла, что они стоят почти вплотную, и бежать ей некуда. Да и закричи она - никто не услышит, музыка гремела так, что заглушила бы любой вопль.

- Вы прекрасны, Этель, - промолвил принц. «Откуда он знает мое имя?» - растерянно подумала она, и в этот миг Этьен сдвинул свою маску на затылок и буквально впился в губы Этель решительным поцелуем.

На мгновение у нее перехватило дыхание от неожиданности, но уже в следующую минуту Этель отпрянула и от души закатила принцу пощечину, крепкую и звонкую, совершенно простонародную. Тот схватился за пострадавшую щеку, и маска окончательно съехала на затылок.

- Да как вы сме… - начала было Этель и тотчас же осеклась: - Амиран? Это вы?!

Действительно перед ней стоял ее бывший телохранитель, но теперь в Амиране не было ни следа той молодецкой удали, которая пугала самых отъявленных и дерзких. Сейчас перед Этель был настоящий принц: благородный наследник императорского дома, так и излучающий спокойное достоинство и уверенность в каждом своем жесте.

- Как… - прошептала Этель и практически рухнула на банкетку: удивление было настолько глубоким, что ноги не держали. - Амиран, но как это возможно? Вы… вы сын государя Ахонсо?

Амиран опустился перед ней на колени, встав в традиционную позу рыцаря перед дамой, и, помедлив, взял девушку за руки.

- Вы так этим поражены? - спросил он. Этель кивнула, не сводя с него изумленного взгляда, и Амиран продолжал: - Да, я действительно сын его величества. Этьен Амиран бин Альбоа, бывший глава сузианской резидентуры на юго-востоке.

Этель смотрела на Амирана и не знала, что сказать и сделать, и имеют ли вообще хоть какой-то смысл любые слова и дела.

- Говорят, вы хотели вернуться три года назад… - промолвила она просто потому, что сохранять молчание уже становилось неприличным. Амиран кивнул.

- Да. Но в Амрут приехала сузианская девушка, которая отчаянно боялась и так же отчаянно старалась скрыть свой страх, - сказал он. - И я понял, что не оставлю ее одну.

Взгляд Амирана неожиданно стал отчаянным и несчастным, совсем ему несвойственным, и Этель ощутила внезапный страх.

- Окажите мне честь, миледи Этель, - произнес принц. - Будьте моей женой.

Этель не могла понять, что чувствует. Ей одновременно хотелось и плакать, и смеяться, и, когда по щеке пробежала слезинка, Этель вдруг вспомнила старый совет своей матушки: в трудной ситуации сделайся как бы без чувств, выгадаешь время.

Как жаль, что она так и не стала отчаянной кокеткой.

- Нет, Амиран, - откликнулась Этель. Прозвучавшие слова придали ей твердости духа, и она повторила: - Нет.

Ноздри ее бывшего телохранителя слегка дрогнули: это было единственным, что как-то выразило его эмоции. Амиран прекрасно владел собой.

- Но почему? - спросил он, и в его голосе отчетливо прозвучала внутренняя дрожь. - Почему, Файшан?

- Потому что вы принц. А я никто, - Этель освободила руки из ладоней Амирана и продолжала: - Мои родители официально отреклись от меня. Мой бывший муж совершил преступление против короны. Если бы вы остались тем, кем были раньше… - Этель по-простецки шмыгнула носом и поднялась с банкетки: объяснение затянулось, и надо было закончить с этим и постараться забыть, - …то я бы ответила вам «да». Простите меня, ваше высочество, и прощайте.

Амиран встал с пола, понимающе кивнул, и в его прищуренных глазах внезапно вспыхнул хитрый желтый огонек. На мгновение Этель показалось, что они снова попали в Амрут, и пропасть между ними не настолько велика.

- Не думайте, что я откажусь, - уверенно сообщил Амиран и с невероятным достоинством поклонился. - Вы еще ответите мне «да», Файшан.

Этель вздохнула.

- Нет, Амиран. Этого не будет. Простите, но мне пора.

Когда она отодвинула завесу и почти вышла с балкона, принц произнес:

- Кстати, изыскания госпожи Алиты вышли на новый уровень, - Этель испуганно обернулась, и Амиран сказал: - Будьте осторожны, Файшан. Мне не нравится, что она задумала.

***

Как и Этель, Алита провела этот вечер в высшем свете, хотя собрание было лишено музыки, веселья и танцев. Пятничная игра в карты у милорда Келевана, бывшего министра иностранных дел, собирала тех, кто действительно оказывал влияние на жизнь страны: министров, банкиров, военных и артефакторов. Иногда в особняк министра в Болотном переулке захаживали руководители инквизиционных департаментов, пропускали партию-другую в вист. Сейчас, сидя напротив Гербренда Гуле, который с недавних пор метил в министры, делая в буквальном смысле слова стремительную карьеру, Алита внимательно смотрела в пришедший ей карточный расклад и понимала, что проиграет эту партию.

- Никогда не думал, что буду играть в карты с настолько интересной ведьмой, - сообщил Гуле таким тоном, что сказанное вполне можно было принять за комплимент. - Обычно инквизиторы проводят с ними время иначе.

- Я в курсе, - промолвила Алита и выложила на стол десятку кубков, для затравки. Гуле зашел с мелких мечей и успешно отбил ее атаку.

- Почему вы все-таки носите маску? - поинтересовался он.

- Вы две тысячи семьсот пятнадцатый спрашиваете об этом, - Алита выложила осторожную восьмерку мечей. Гуле пожал плечами и забрал карту, признавая поражение на этом этапе. Алита подумала, что когда-то этот энергичный карьерист был лучшим другом Огюста-Эжена.

- Грешно лишать женщину возможности кокетства, - заметил Гуле. Алита кивнула и атаковала его карты.

- Лучше расскажите мне какую-нибудь интересную историю, - попросила она и одарила инквизитора очаровательной улыбкой: разумеется, Гуле не увидел ее под вуалью, но по голосу понял, что соперница улыбается. Игроки за соседним столом смешали карты: ситуация оказалась патовой, и решено было начать все сначала. Слуги принесли вина.

- Куда уж мне, - усмехнулся Гуле и пошел с козырей. - Вы организовали переворот в Амруте, привезли в Сузу одного из сильнейших артефакторов и вернули принца Этьена. Все мои истории блекнут рядом с вашей реальностью.

Алита опустила глаза к картам. Частная встреча с его величеством Ахонсо до сих пор не выходила у нее из головы. Алита с каким-то внутренним ужасом понимала, что государь, который обладал практически сверхъестественной проницательностью, догадался, кто она такая. И предложил невероятную авантюру с возвращением принца Этьена просто ради того, чтобы спровадить бывшую народную принцессу как можно дальше от Сузы.

В конце концов, не так уж плохо было Амирану в Амруте! Он вел ленивую спокойную жизнь, а добываемая им информация не оказывала никакого влияния ни на политику, ни на экономику Сузы. Его высочеству просто нравилось вести опасные игры. А Алите нужен был Хариндер, только и всего. Каждый получил свое: Ахонсо - сына, она - артефактора, а принц Казеф из Беалии - земли и сокровища.

- Миледи? - подчеркнуто деликатно окликнул Гуле. - Вернитесь ко мне, играть одному скучно.

Алита встрепенулась и увидела, что все ее карты убиты. Что ж, именно этого она и ожидала. Гуле пристально посмотрел на нее, и в его глазах мелькнуло что-то непонятное. Уже позже Алита поняла, что так смотрят на жертву перед тем, как спустить курок.

- Похоже, я проиграла, - кивнула Алита и придвинула к инквизитору фарфоровое блюдце с золотыми монетами, поставленными на кон. Тот забрал выигрыш и произнес так, что стало ясно: он не задает вопрос, а оповещает о своих намерениях и не потерпит отказа.

- Тогда, миледи, как насчет легкого ужина в хорошем заведении и в моей компании?

Хорошее заведение оказалось фешенебельным ресторанчиком на соседней улице - разумеется, в пятничный вечер здесь было не протолкнуться, но стоило Гуле и Алите появиться в дверях, как администратор мигом выскочил из-за стойки и повлек их куда-то в сторону от основного зала сего шумом и дымом коромыслом, увиваясь и приговаривая что-то про отдельный кабинет и нежнейшую лососину, час назад доставленную с обозом. Алита прекрасно понимала, что вечер перестал быть томным, но пока не знала, чего именно ожидать от Гуле. «Что ж, - сказала она себе, - посмотрим. Будем действовать по обстоятельствам».

Лососина с южными травами действительно оказалась на удивление хороша, а вино, принесенное в ведерке со льдом, могло посрамить запасы погребов его величества. Гуле не торопился раскрывать карты, вечер постепенно свелся к обычной застольной беседе, и, когда Алита вздохнула с облегчением и наконец-то расслабилась, инквизитор вдруг произнес:

- Сними эту дрянь, Алита. Довольно ломать комедию.

Это было похоже на удар. Некоторое время Алита смотрела на Гуле, пытаясь совладать с собой и понимая, что у нее ничего не получается, а затем все-таки подняла руки к волосам и сняла вуалетку. Гуле довольно кивнул. Он был полностью удовлетворен тем, что увидел.

- Давно ты догадался? - спросила Алита и удивилась тому, насколько безжизненно прозвучал ее голос. Гуле одарил ее очаровательной улыбкой и налил вина.

- Да. Видишь ли, Огюст-Эжен написал мне, что ты вернулась. А потом, когда появилась Безликая, я просто сложил два и два.

Алита почувствовала, что у нее немеют губы, а пол ускользает из-под подошв сапожек. Ей казалось, что сейчас она потеряет сознание - и в то же время Алита впервые за много лет ощутила себя живой, словно Гуле вдруг снял с нее оковы.

- Что ты собираешься делать? - осведомилась она и не узнала своего голоса. Гуле снова улыбнулся и мягко похлопал ее по руке.

- Не стоит так трястить, - сказал он. - Если у тебя тут есть друзья, то я один из них. И сейчас хочу узнать, что именно ты задумала, почему столько времени и сил посвятила артефактам и зачем тебе Хариндер Фракаш.

Он потянул за шелковый шнурок на стене, и где-то в глубине ресторана зазвенел колокольчик, вызывающий официанта. Пока сухощавый молодой человек в форменной желто-зеленой рубашке заведения убирал со стола опустевшие тарелки и выставлял на лед пару новых бутылок, Алита хранила молчание, пытаясь собраться с мыслями. Официант покосился в ее сторону и равнодушно отвел глаза. «Не узнал», - подумала Алита, и в этом понимании было какое-то странное облегчение. Когда гарсон покинул кабинет, Алита осушила свой бокал и рассказала Гуле все, что до этого узнали ее друзья: и о трагической смерти Огюста-Эжена, и о ее желании воскресить артефакт и вернуть его. Услышав о том, что намеревается сделать Алита, Гуле нервно отодвинул бокал и произнес:

- Нет. Это совершенно невозможно.

- Но почему? - Алита понимала, что он примерно так и ответит, но все равно оказалась не готова к такому ответу.

- Потому что это будет уже не Огюст-Эжен, - с искренней горечью произнес Гуле. - Пойми меня правильно, Алита. Ты потеряла любимого. А я потерял лучшего друга, и моя потеря не меньше. Но ты даешь себе отчет в том, кто откликнется на твой зов? Голем, демон, призрак, любое другое порождение магии - кто угодно, но это будет не твой любимый и не мой друг.

Алита смотрела на него, видела усталое лицо Гуле - темноглазое, смуглое, с модными усами и бородкой, наполненное каким-то знойным очарованием - и в то же время не могла понять, кто перед ней, где она находится, что вообще происходит. Кажется, комната качнулась и поплыла по часовой стрелке. Алита вдруг подумала, что все ее чувства высохли и выветрились. Тогда ее потеря была настолько неожиданной и страшной, что она просто застыла и усилием воли отключила душу, чтоб не сойти с ума…

- Надо было тебе прийти ко мне, - сказал Гуле. - А так… ты была одна, надо было что-то делать, а тебе хотелось просто лечь и умереть.

- Да, - глухо откликнулась Алита. Она хотела заплакать, надеясь, что слезы принесут ей хоть какое-то облегчение, но глаза были сухими и злыми. То, ради чего она жила эти три года, рухнуло в один миг - Алита смотрела на пыль и черепки и не знала, что делать дальше.

Гуле был прав. Но от его правоты хотелось повеситься.

- Давай выпьем, - предложил Гуле и обновил бокалы. - Я тогда, помню, две недели не просыхал. Ведь готовился вас встречать, дом привел в порядок, слуг нанял… Эх! - он махнул рукой и вдруг на какое-то мгновение замер, а потом поставил бокал и посмотрел на Алиту совсем по-другому, так, словно его неожиданно озарило невероятной идеей.

- Что? - спросила Алита.

- А что, если эта вспышка не убила его? - медленно промолвил Гуле. - Что, если она выбросила Огюста-Эжена за пределы мира?

Алита замерла и несколько невероятно долгих минут смотрела на Гуле - понимание того, что он в принципе может быть прав, уверенно пробивалось сквозь корку льда, покрывшую ее сердце. Оно давало надежду.

- Ведь может быть и так? - спросил Гуле, задумчиво рассматривая вино в своем бокале. - Ты же не видела его труп?

- Не видела, - глухо откликнулась Алита. - Но, Гербренд, это ничего не меняет. Перо умело открывать врата между мирами, и Перо умерло. Его надо воскресить.

За стеной что-то грохнуло, и неслаженные пьяные голоса затянули песню, в которой цензурными были только предлоги. С улицы послышалась нервная трель полицейского свистка. «Вот тебе и приличное место», - устало подумала Алита.

- Знаешь, есть одна легенда… - начал Гуле. - Даже не легенда. Засекреченная оперативная разработка инквизиции. В общем, двести лет назад в столице жил Бьорк Бьолла, алхимик и злонамеренный маг. Что-то вроде твоего Хариндера. С инквизицией у него до поры до времени не было никаких проблем, но однажды он вдруг заявил о том, что кроме нашего мира есть еще сотни миров, населенных разумными созданиями.

Гуле допил вино и потянулся к вазочке с фруктами. Алита взяла маленький рыжий апельсин и медленно стала его чистить: просто ради того, чтобы занять руки.

- Все эти миры нанизаны на нить, как елочные игрушки, - продолжал Гуле, - и никак не соприкасаются. Но в нашем мире все-таки существует некая точка взаимного проникновения. Бьолла назвал ее очень поэтично - Берег тысячи звезд. По каким законам он действует, Бьолла так и не сказал. Но суть в том, что когда человек, чистый душой и помыслами, найдет это место, то врата между мирами раскроются, и все потерянные странники вернутся домой.

- Бред, - прошептала Алита. Но черт возьми, она готова была отправляться на поиски прямо сейчас.

- Бред, - согласился Гуле. - Но тогдашний министр инквизиционного департамента увидел в этом не только ересь. А Бьолла очень уж настырно всем толковал про множественность обитаемых миров, про открытые врата… И решено было провести ряд изысканий на эту тему. В конце концов, этого требует безопасность государства.

- Нашли что-нибудь? - Алита обнаружила, что ее голос дрожит.

- Нет, - припечатал Гуле. - Ничего не нашли, все документы засекретили, а Бьорка Бьоллу предали забвению. Я узнал эту легенду только потому, что был в архивах на отработках за прогулы учебы… Алита, а что, если попробовать поискать этот берег снова? В конце концов, ты ничего не теряешь.

В ушах шумело. Алита и сама не поняла, как кивнула. Гуле понимающе улыбнулся и сказал:

- А знаешь, что самое интересное? - Алита вопросительно посмотрела на него - кажется, она сейчас и слова не могла выдавить - и Гуле произнес:

- Все бумаги по делу Бьорка Бьоллы лежат в хранилище государя. Так что принц Этьен Амиран пригодится тебе больше артефактора.

Глава 6. На ринге

Алита вернулась домой поздним вечером, когда слуги уже потушили все огни и отправились спать. Дом встретил ее спокойной тишиной, запахом пирога с персиком и корицей и приоткрытой дверью библиотеки, из которой вырывалась теплая полоса приглушенного света. Хариндер, как всегда, сидел за книгами - лучше всего ему работалось по ночам. Алита сняла шубку, сменила сапожки на удобные домашние туфли из кожи козленка и направилась в библиотеку.

Как она и предполагала, Хариндер сидел на своем привычном месте, за столом у окна и делал какие-то пометки в блокноте, заглядывая то в толстенный справочник по артефакторике, то в сборник научных статей. Почти на краю стола стоял серебряный поднос с кофейником и половиной пирога. Некоторое время Алита наблюдала за тем, как работает Хариндер, а потом деликатно постучала и промолвила:

- К вам можно?

Хариндер встрепенулся и, оторвавшись от работы, несколько мгновений смотрел на Алиту так, словно не понимал, где находится.

- Заработался, - смущенно признался он, когда Алита вошла в кабинет, и торопливо заговорил, словно ему не терпелось поделиться своей находкой: - Знаете, Алита, я окончательно сформулировал и рассчитал механизм формирования артефакта. Но для окончательного результата нужна определенная географическая точка, и я пока не знаю, где ее искать. Мои расчеты показывают, что она подвижна. Перемещается в пространстве по каким-то собственным законам.

Алита понимающе кивнула и, подойдя к столу, осторожно отрезала себе кусочек пирога. Запах был просто божественным, кухарка снова оказалась на высоте.

- Я знаю, что это за точка, - сказала Алита. Хариндер посмотрел на нее с изумлением и страхом. Алита внезапно подумала, что артефактор - весьма и весьма привлекательный мужчина. Интересный. Притягивающий взгляд.

Эта мысль была настолько неожиданной и дикой, что Алита ощутила озноб. Она три года не воспринимала мужчин как мужчин, для нее все они были лишены всех примет своего пола - и вот теперь Хариндер смотрел ей в глаза, и Алита понимала, что ей нравится рассматривать его бледное лицо с правильными чертами…

Это было ужасно. Она сама не ожидала от себя такого.

- Так что же это за точка? - глухо спросил Хариндер. Кажется, он ощутил странное неудобство, сковавшее Алиту. Взяв блюдце с куском пирога, Алита опустилась на диван, медленно ковырнула ложечкой бисквит и задумчиво произнесла:

- Дайте слово, что никому не расскажете.

- Клянусь своим честным именем, - произнес Хариндер. Он пошевелился, меняя позу, и Алита вдруг с ужасом подумала, что артефактор может встать из-за стола и сесть рядом с ней на диване. В конце концов, в этом не было ничего предосудительного и странного, за минувшие недели они частенько сидели рядом, разбирая записи в старинных свитках, но сейчас сама возможность оказаться бок о бок с Хариндером пугала Алиту до дрожи.

- Я провела нынешний вечер за очень познавательной беседой, - вымолвила она, - с будущим министром инквизиционного департамента. И господин Гуле рассказал мне одну очень любопытную вещь…

И она практически дословно изложила артефактору легенду о Бьорке Бьолле и Береге тысячи звезд. Хариндер внимательно слушал, кивая каким-то своим догадкам, и, когда Алита умолкла и снова принялась разминать в крошку пирог, произнес:

- Да. Это именно то, что я и имел в виду, говоря о точке создания артефакта. Так что неважно, умер ли ваш друг или действительно выброшен из нашего мира. Нам надо попасть на этот берег. И все станет ясно.

Он все-таки вышел из-за стола и направился к дивану. Алита вдруг вспомнила, как давным-давно, еще на Земле, смотрела какую-то передачу про животных - и белый медведь с таким же спокойствием двигался в сторону затаившейся жертвы. «Не надо, - обреченно подумала Алита. - Пожалуйста, не надо…», но Хариндер, разумеется, не услышал ее внутренней мольбы и сел рядом. Алита впервые обнаружила, что воспринимает его запах - легкий холодный аромат одеколона и теплую, практически неуловимую нотку человеческого тела под ним.

Это было возбуждающе. Да, именно так - Алита дала название невнятному чувству, охватившему ее тогда, когда она вошла в библиотеку, и ощутила смущение и стыд.

- Что нам нужно для поисков? - спросил Хариндер. Алита пожала плечами.

- Для начала все архивные документы по делу Бьорка Бьоллы. Но они находятся в хранилище артефактов государя Ахонсо, - Алита грустно усмехнулась и добавила: - И вряд ли мы с вами сможем снова пролезть туда втихаря. Придется задействовать принца Амирана.

Хариндер скептически хмыкнул.

- Знаете, до сих пор не верю в то, что он принц. Видывал его, прямо скажем, не в самых благородных обстоятельствах.

Алита понимающе кивнула, чувствуя, как щеки заливает горячим румянцем, а веки начинает жечь. Ей еще ни разу не было настолько стыдно за себя и свои мысли - даже обрывки мыслей, неясные, смутные образы, которые словно бы вкладывались незримым некто в ее голову.

- Что с вами? - спросил Хариндер, и в его голосе прозвучала такая искренняя забота, что Алита не знала, что ответить и куда девать руки.

- Не знаю, - призналась она. - Должно быть, простудилась. Простите, Хариндер, мне в самом деле не по себе.

Артефактор осторожно извлек блюдце с пирогом из ее судорожно стиснутых пальцев и отставил его в сторону. Быстрое прикосновение отдалось легким ударом тока - хотя, возможно, Алите это просто показалось.

- Давайте посмотрю, - мягко сказал Хариндер. Алита попыталась было отказаться, но артефактор с нажимом произнес: - Я взгляну. Не нравится мне этот ваш румянец.

Жалобно улыбнувшись, Алита подумала, что ей тоже не нравится это пламя, охватившее щеки. Хариндер аккуратно взял ее за запястье - так на юге маги считывали информацию о пациенте - и спустя несколько мгновений проговорил:

- Этого я и боялся…

- Что..? - начала было Алита и осеклась: она подумала, что это волнение и странное нарастающее тепло в низу живота могут иметь обычную медицинскую природу. Хариндер вздохнул и ответил:

- Это Паукка. Вы инфицированы Пауккой, Алита.

Некоторое время Алита молчала, пытаясь собраться с мыслями. Она что-то слышала о Паукке, полуразумном магическом вирусе, но сейчас ничего не могла вспомнить, кроме того, что это какая-то жутко прилипчивая дрянь. Потом Алита обнаружила, что Хариндер до сих пор держит ее за запястье, и хотела было отнять руку, но почему-то все-таки не сделала этого. Прикосновение было приятным. Перед внутренним взглядом сама по себе возникла картинка…

Алита мотнула головой, и наваждение отступило.

- Напомните, что это, - сказала она и все-таки отвела руку.

- Это одно из порождений зла с Юга, - серьезно ответил Хариндер. Было ясно, что судьба Алиты волнует его не на шутку. - Много лет назад, когда Амрут воевал со всеми соседями, Паукки расплодились так, что понадобилось приглашать ведьмаков с островов, чтоб справиться с ними. Эта мерзость подселяется к женщинам, чьи мужья надолго покинули свои дома, - он сделал паузу, словно пытался максимально правильно подобрать слова, и продолжал: - Паукка насылает тоску и томление плоти. Это его пища. Со временем такое состояние становится настолько мучительным, что жертва умирает. Как правило, в течение недели.

Алита слушала про Паукку, и в голове крутилась одна-единственная мысль: «Я скоро умру, и мы встретимся». На какой-то миг ей стало легко и очень радостно, но потом она подумала, что Гуле может быть прав, и Огюст-Эжен жив. И тогда она должна бороться до конца.

- Как его уничтожить? - спросила Алита и удивилась, услышав в голосе грубо звякнувшие металлические нотки. - Я не собираюсь умирать из-за этой дряни. Есть ли какой-то способ?

Хариндер смущенно опустил глаза и ответил:

- Только один, и, пожалуй, вам это не понравится, - Алита посмотрела на него сурово и непонимающе, и артефактор поспешил объяснить: - Паукка слабел и постепенно умирал, когда к женщине возвращался ее муж. Или она заводила любовника. Другого средства, к сожалению, нет.

Алита неожиданно рассмеялась. Смех получился дрожащим и нервным. Да, чего-то в этом роде и следовало ожидать, южная магия буквально замешана на сексе. Хочешь остаться в живых - ложись в постель с тем, кто подвернется под руку, и не думай о том, что изменяешь любимому человеку.

Смех закончился слезами. Алита закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Пожалуй, это было достойной вершиной в ее карьере неудачницы: потерять самую большую любовь в своей жизни и упасть в объятия к другому просто ради того, чтобы выжить. Что бы сказала умудренная жизненным опытом мадам Бьотта, старая приятельница, хозяйка лучшего публичного дома в столице? Что-нибудь о том, что цель оправдывает средства?

Хариндер помедлил - похоже, у него не было опыта утешения плачущих женщин - но потом все же обнял Алиту и стал негромко говорить что-то невнятное, но успокаивающее. Алита не могла разобрать его слов за своими всхлипываниями. Так они и сидели до тех пор, пока слезы не иссякли, и Алита не приказала себе вставать и принимать решение.

- Значит, неделя? - уточнила она, смахивая слезы. На пальцах остались черные потеки туши, и Алита мельком подумала, что похожа на панду.

Хариндер кивнул.

- Максимум восемь дней. Мы не успеем найти Берег.

Алита помедлила, окончательно собираясь с силами, и сказала:

- Дайте слово, что об этом никто не узнает. И… и помогите мне.

***

В спальне царила непроницаемая густая тьма. Сперва Алита погасила ночник, потом подошла к окну и задернула плотные зимние шторы. Снежная ночь - светлая, пронизанная лучами фонарей - осталась снаружи. Кругом был мрак. Алита осторожно, стараясь ни за что не зацепиться, дошла по кровати и, опустившись на прохладную гладкую простыню, подумала, что ужасно устала.

- Это невыносимо, - призналась она. - Я не смогу.

Когда ладонь Хариндера мягко легла на плечо, Алита с трудом удержала дрожь. Это было неожиданно и приятно, прикосновение наполняло томным вязким волнением и невероятным жгучим стыдом.

- Тогда тебе придется умереть через неделю, - негромко сказал Хариндер. - Знаешь, в Амруте есть фанатики, которые отказываются лечиться из соображений веры… Дескать, если боги послали болезнь, то негоже противиться их воле.

Алита рассмеялась и тотчас же зажала рот ладонью.

- А я не хочу, чтобы ты умирала, - продолжал артефактор. Он придвинулся ближе, и Алита почувствовала его дыхание на своей шее. Прикосновение губ было легким, почти незаметным.

- А если я… сама? - спросила Алита. Голос жалобно дрогнул. Хариндер горько усмехнулся.

- Тогда у тебя будет только три дня. Это усиливает Паукку, а не ослабляет.

- Я его люблю, - еле слышно сказала Алита, и Паукка, стиснувший ее душу в тонких многосуставчатых пальцах, тотчас же откликнулся: нет. Ты любишь только свои воспоминания, в которых давным-давно не осталось реального человека. Голос, запах, движения, улыбка - ничего этого нет. Ты гонишься за тенью и бежишь по кругу.

- Я знаю, - отозвался Хариндер и осторожно стянул вниз тонкие лямки сорочки. Алита замерла. Под ребрами нарастал тяжелый простудный жар, медленно разливался по телу.

«Ну ты же не руку наотруб отдаешь, - у внутреннего голоса были интонации мадам Бьотта. - В конце концов, ты молодая здоровая женщина. И тут нет ничего такого, чего стоит стыдиться. И не трепи себе нервы, а просто признай, что ты хочешь этого мужчину. Почему нет?»

Паукка омерзительно хихикал. Ему нравилось внутреннее сопротивление Алиты.

Алите казалось, что она сходит с ума. Что тьма прорывается в нее и наполняет черной студеной водой.

Прикосновения Хариндера были бережными и очень деликатными. Сейчас он действительно был врачом, проводящим осмотр, а не любовником. Алита старалась наблюдать за ним со стороны: вот теплые, чуть шершавые пальцы скользят по ее ключицам, вот они осторожно движутся ниже и прикасаются к соскам с такой трепетной лаской, что с губ Алиты невольно срывается вздох. Помедлив, Хариндер продолжает изучать ее тело на ощупь, и Алита вдруг понимает, что спасение от внутренней стужи можно найти только в живом человеческом тепле.

Алита и сама не поняла, как оказалась на спине, с закинутыми за голову руками - Хариндер крепко сжал ее запястья, а потом, словно тоже преодолевая что-то в себе, осторожно поцеловал: сперва легко, едва касаясь губами ее губ, а потом сильнее и напористей. От недавнего смущения и стыда не осталось и следа, и Паукка вдруг содрогнулся, понимая, что его лишают добычи - Алита откликнулась на поцелуй и сама удивилась тому, с какой жадной тоской перехватила инициативу.

Ей казалось, что она балансирует на тонкой, пружинящей под ногами нити, протянутой между реальностью и каким-то другим, незнакомым миром. И это было жутко и сладко. С каждым прикосновением Хариндера это захватывающее ощущение возможного падения становилось все сильнее, пока не Алита поняла, что уже не падает - летит куда-то вверх, словно душа покинула тело.

- Не останавливайся… - то ли прошептала, то ли просто подумала она, и Хариндер, услышав этот сдавленный шепот, наконец вошел в нее мягким, но в то же время решительным толчком. Проникновение отозвалось слабой болью, которая растаяла почти сразу же, как только они начали двигаться в едином ритме, и постепенно Алита перестала ощущать что-то кроме медленно нарастающей волны наслаждения: томительного, плотского, почти животного. С ней никогда не случалось ничего похожего на это удовольствие, замешанное на стыде и страхе. Сейчас Алита не замечала, как выгибается под любовником, хрипло выстанывая его имя, как ускоряется темп, делая любовь похожей на отчаянное сражение, как ее ногти безжалостно впиваются в чужие плечи, как…

Она не поняла, как все закончилось. Упоительный туман морока растаял, волна удовольствия, помрачающего разум, схлынула, и Алита обнаружила, что тихо лежит в объятиях артефактора, что опухшие от поцелуев губы горят, а тело не чувствует ничего, кроме приятной усталости. Хариндер поцеловал ее в висок, погладил место поцелуя согнутым указательным пальцем и спросил:

- Легче?

Алита повела плечами, занимая позу поудобнее, и откликнулась:

- Да. Легче.

Паукка не ушел до конца, она по-прежнему чувствовала его возню за грудиной, но его пребывание больше не было настолько терзающим и мучительным.

- Ну и хорошо, - произнес артефактор и добавил: - Я тебя люблю. Спи.

Некоторое время Алита действительно провела в расслабленной тихой дреме, а потом смысл сказанного Хариндером прояснился, и она отпрянула от него и переместилась на другой конец кровати с такой скоростью, словно артефактор превратился в огромного скорпиона.

- Что ты сказал? - испуганно переспросила Алита. Метнув заклинание в сторону ночника, она зажгла огонь, и Хариндер несколько мгновений подслеповато щурился от света.

- Что я тебя люблю, - спокойно повторил он, сел и посмотрел Алите в глаза. - Это правда. Давай спать, ночь на дворе.

Алита смотрела на него и чувствовала, что ее начинает знобить. Улыбка Хариндера стала смущенной и какой-то несчастной, что ли; натянув легкое покрывало повыше и прикрыв огромный уродливый след от ожога на левой стороне груди, он вздохнул и добавил:

- Это тебя ни к чему не обязывает.

В носу предательски защипало. Алита вспомнила, как они провели этот месяц: рядом, не расставаясь, зарывшись в книги и артефакты и делая общее дело - а еще были разговоры, долгие часы разговоров не только о работе, но и обо всем на свете, и впервые за три года своего одиночества она постепенно стала чувствовать себя защищенной. Хариндер незаметно, исподволь, сделался для нее щитом, закрывающим от внешнего мира - и внезапно этого щита не стало. Алите казалось, что ее вывели на площадь, поставили перед толпой и сорвали одежду.

«Как ты мог», - едва не слетело с языка, но вместо этого Алита спросила:

- Откуда такой шрам?

Губы Хариндера дрогнули в улыбке.

- Я горел, - просто объяснил он. - Теперь приходится заниматься любовью в темноте.

- Не хочу, - Алита готова была расплакаться. Это было несправедливо. В их отношениях не должны были появиться чувства. Хариндер вздохнул и придвинулся ближе - и, к своему удивлению, Алита не стала отстраняться от него.

- Я не прошу взаимности, - сказал артефактор. - Мы начали общее дело и доведем его до конца. И знаешь… я буду счастлив, если у нас все получится.

Алите было страшно посмотреть на него - и в то же время она хотела посмотреть и прикоснуться. Кажется, происки Паукки сейчас были не при чем - это было ее собственное желание.

- А если не получится? - спросила Алита. - Если мы так и не найдем Берег… или если найдем, но… - она не смогла закончить фразу. Хариндер улыбнулся, помедлил и обнял ее, и в этом объятии не было ничего от страсти и любви, только дружеское тепло и искреннее участие.

- Тогда все будет так, как ты решишь, - сказал он. Огонек ночника затрещал и угас; тьма нахлынула так внезапно и неудержимо, что Алите показалось, будто она ослепла. - И я приму любое твое решение. А теперь спи. У нас завтра много дел.

***

Его высочество Этьен Амиран бин Альбоа Сузианский и Гилимерский был, во-первых, пьян, как сапожник, а во-вторых, победил уже в четвертом бою на импровизированном ринге. Здесь, в грязном бойцовском клубе на окраине столицы, никому не было дела до его происхождения, и принц, который ринулся в загул сразу же после бала, с удовольствием бросился в кулачное сражение. Извозчики, плотники, бандиты и рабочие, собравшиеся вокруг ринга, поддерживали его торжествующими криками, букмекеры, деловито сновавшие в толпе, довольно подсчитывали барыш, а доступные девушки весело строили глазки лихому бойцу. Дым дешевого курева лежал плотными пластами и разъедал непривычные глаза, запах крепкого спиртного, грязных людских тел и крови буквально вгрызался в обоняние, и Алита невольно закрыла нос платком, а другой рукой вцепилась в локоть Хариндера.

Когда они пробились к рингу сквозь толпу, Амиран как раз успел завершить пятый бой победным нокаутом, и зрители радостно взревели, а к его высочеству побежал местный гарсон с грязным полотенцем через руку: на подносе он тащил бутылку вина, к которой Амиран незамедлительно присосался. Хариндер покачал головой, толкнул дверцу в ограде и вышел на ринг. Помощники, убиравшие нокаутированного бойца, равнодушно посмотрели на него.

- А, дорогой друг! - Амиран поставил бутылку на ограду и заключил артефактора в крепкие объятия, остро пахнущие потом и кровью. - А пойдемте… а пойдемте выпьем?

- Пойдемте, - согласился Хариндер, подхватил принца, который с трудом держался на ногах, и повел к выходу с ринга. Алита смотрела на пьяного и полностью довольного жизнью Амирана и думала, что государю Ахонсо очень трудно живется на свете. Трое сыновей погибли, а четвертый гуляет по каким-то притонам. Неудивительно, что его величество хотел в свое время сделать Алиту наследницей престола…

В экипаже Амиран вел себя довольно спокойно - в изгвазданном парадном мундире, небрежно наброшенном на голое тело, распространяя вокруг себя такие волны перегара, что невольно хотелось закусить, он энергично рассказывал о том, как едва не пропустил очень грамотную двоечку. Алита вздохнула с облегчением: во всяком случае, принц не лез в драку, и его не укачивало. Это не могло не радовать.

- А поедемте… а поедемте лучше к моей невесте? - предложил Амиран. Его осунувшееся грязное лицо моментально стало печальным. - Вы знаете, что Этель мне отказала?

Хариндер и Алита обменялись понимающими взглядами.

- Да, сказала, что если бы я… - Амиран икнул и продолжал: - Если бы я остался телохранителем, она бы согласилась. А так… - он провел ладонями по лицу и сказал: - Но я не отступлю. Поедемте к Этель?

Алита вздохнула.

- Вы собираетесь ехать к даме в таком виде?

Амиран осмотрел свой мундир, доведенный до свинского состояния, разорванные на колене брюки из дорогой тонкой ткани и грязные остроносые башмаки и произнес:

- Вчера вечером я был при полном параде - и получил от ворот поворот.

Алита только руками развела. Весь вид его высочества говорил, что с ним лучше не спорить.

Горничная Этель, открывшая на стук, осмотрела всю компанию - Амиран к тому времени практически лишился чувств и висел на плече Хариндера - и позвала:

- Миледи Этель, пациент! - после чего сделала шаг в сторону, пропуская пришедших в квартиру. Этель, которая, судя по легкому халату поверх простого домашнего платья, уже готовилась отправляться спать, выскользнула из комнаты и, всмотревшись в незваных гостей, ахнула:

- Это вы? Господи, что с ним?

Услышав ее голос, Амиран встрепенулся и воскликнул:

- Любовь моя, и вы здесь!

Встревоженное выражение на лице Этель мигом сменилось плохо сдерживаемой брезгливостью. За ней проглядывало какое-то другое чувство: Алита не смогла распознать его.

- Пьян, как бес, - вздохнула Этель и обернулась к Хариндеру: - Будьте добры, отведите его в уборную. Сейчас принесу отрезвляющую смесь.

Горничная приняла шубку, и Алита прошла в гостиную. Здесь было тихо и уютно, в камине потрескивали дрова, наполняя воздух сосновым ароматом, а возле окна стояла маленькая елка, украшенная алыми и золотыми шарами - хозяйка дома уже приготовилась к новому году. Под елкой сидела кукла: простенькая, лупоглазая, едва ли не самодельная. Алита улыбнулась и подумала, что Этель, несмотря на всю свою тягу к приключениям, пока еще, по большому счету, просто добрый ребенок, который бунтует против родителей. На столе лежали стопки книг по анатомии и лекарскому делу - среди них Алита заметила сборник сузианских легенд и мифов.

- Знаете, однажды в Амруте был праздник бога Ларьякашми, - услышала она и обернулась: в гостиную вошла Этель. - Это бог молодого вина, и в его праздник принято упиваться… ну просто до безобразного состояния. Вы присаживайтесь, сейчас принесут кофе.

Алита послушно опустилась на диван. Этель взяла из-под елки куклу, села рядом с гостьей и положила игрушку на колени, задумчиво поглаживая тряпичное тельце.

- Короче, я испугалась, - продолжала она и призналась: - Я боюсь пьяных. Закрылась в своей комнате и притворилась, что выпила слишком много и уснула. А потом пришел Амиран. Конечно, я заперла дверь, но у него, как оказалось, был ключ.

Алита почувствовала, как сердце тревожно сжалось. На мгновение ей стало не по себе от этого ровного голоса хозяйки квартиры, от равнодушного отстраненного взгляда.

- Он едва держался на ногах от выпитого, - сказала Этель. - Закрыл дверь, подошел к моей кровати и долго смотрел на меня. Я думаю, он знал, что я не сплю. Там, в Амруте, к женщинам весьма неприглядное отношение. Особенно если мужчина пьян. Вы не представляете, насколько мне стало страшно.

- Представляю, - промолвила Алита. Видит бог, она сейчас чувствовала почти такой же страх, который тогда охватил Этель.

- Потом Амиран накрыл меня своим плащом, сел на пол у кровати и просидел так до рассвета, - Этель вздохнула и отложила куклу обратно под елку. - Я не помню, как он ушел… И не знаю, зачем вам сейчас об этом рассказываю.

В коридоре послышались шаги, и в гостиную вошли артефактор и принц. Амиран был бледен до мертвенной синевы, но лекарство, судя по всему, пошло ему на пользу, во всяком случае, взгляд его высочества был ясным и ироничным. Увидев, что места рядом с Этель нет, Амиран вздохнул и сел в ближайшее кресло.

- Вам лучше? - поинтересовалась Этель, старательно избегая смотреть в его сторону.

- О, гораздо, - ответил Амиран. - Ваше зелье творит чудеса. Я вполне готов отправляться в путь, - он повернулся к Алите и спросил: - Куда едем?

- В хранилище артефактов его величества. Там есть специальный отсек, посвященный работам Бьорка Бьоллы, - сказала Алита. - Мне он нужен полностью. Весь.

Амиран некоторое время пристально смотрел на нее, словно не понимал, что ей нужно, а потом от души рассмеялся и произнес:

- Это невозможно, дорогая миледи, - все присутствующие вопросительно посмотрели на него, и Амиран объяснил: - Вынести целый отсек без прямого распоряжения его величества не сможет никто. Войти туда - да, я могу. Раздобыть вам какую-нибудь мелочь - тоже могу. Но груду документов и артефактов… нет.

- Скопировать и вынести копии? У меня есть одна разработка… - предложил Хариндер. Алита поймала себя на мысли о том, что испытывает к нему молчаливую благодарность - за то, что он делает вид, будто минувшей ночью ничего не случилось. Можно было верить, что все по-прежнему.

- Я подумал об этом, - признался Амиран и машинально прикоснулся к свежей ссадине на носу. - Но заклинания хранилища блокируют любую магию. Так что увы. Конечно, я могу прочесть эти бумаги и пересказать своими словами, но полагаю, это вас не устроит.

Некоторое время все смущенно молчали. Служанка бесшумно внесла поднос с кофе и блюдом легкой выпечки, но к еде никто не притронулся. Наконец, Этель подала голос:

- Принесите их, Амиран. Бумаги и артефакты Бьорка Бьоллы. И я обещаю, что подумаю над тем, что вы мне сказали вчера на балу.

И, кажется, впервые с момента появления Амирана в квартире она посмотрела ему в глаза. Принц задумчиво улыбнулся и проговорил:

- Что ж, Файшан… Это меняет дело.

Глава 7. Зеркало

- То есть ваш хозяин настолько сильный маг, что умеет открывать ворота между мирами. Но при этом у него не хватает возможностей отследить таких, как я и Хельга. Я правильно понимаю?

Неожиданный вопрос поставил Вадима в тупик, и Лефевр обрадовался этому сильнее, чем ожидал. Соглядатай, присланный Знаменским, появился в квартире ранним утром, когда Хельга еще спала, а Лефевр пролистывал новостные сайты в смартфоне. Вадим привез пакет с продуктами и принялся заполнять и без того набитый холодильник. Сейчас же они сидели за кухонным столом, доедали довольно вкусный омлет с ветчиной и овощами, состряпанный Вадимом, и говорили о каких-то пустяках - ровно до того момента, когда Лефевр нанес удар.

- Банальная полицейская розыскная метода, - лениво продолжал Лефевр, размеренно помешивая чай. Хельга смотрела на него с нескрываемым удовольствием: ей очень нравилось наблюдать, как опускают прислужника Знаменского. - Я бы состряпал простенькое заклинание, вроде Колобка, и отпустил его кататься по белу свету. Наткнется на нужный объект - подаст сигнал. Останется прийти и забрать.

Вадим исподлобья взглянул на Лефевра и переспросил:

- Колобка?

Лефевр одарил его самой очаровательной улыбкой, на которую был способен.

- Булочка такая. Из сказки.

Вадим промолчал. Отхлебнул чая.

- Одним словом, простейшая вещь, которую ваш хозяин по какой-то причине не может сделать, - припечатал Лефевр. - Силенок не хватает. И я почему-то должен верить, что он откроет мне врата?

Вадим поджал губы. То ли он был туповат, то ли не имел внятных инструкций на этот счет.

- Я думаю, что вы собираетесь меня обмануть, - произнес Лефевр. - Один раз вы застали меня врасплох и просто сбили массой. Но уверяю, снова так поступить не получится, и ваш хозяин прекрасно это понимает. А раз так, то сейчас мы допиваем чай, искренне благодарим вас и господина Знаменского за стол и квартиру и прощаемся. Раз уж он не способен создать отслеживающее устройство, то меня тем более не остановит.

В глазах Вадима мелькнул отчетливый красный огонек. Лефевру это не понравилось. Он почувствовал, как шевельнулись волосы на затылке и дрогнули пальцы, готовые к броску заклинания, если Вадиму вдруг вздумается напасть.

- Знаменский, ах, Знаменский… - промолвил Вадим с какой-то голодной тоской. - Вы видите, кто я, Огюст-Эжен?

Лефевр только руками развел. У него были подозрения насчет холуя Знаменского, но пока он предпочел их не озвучивать. Иногда лучше слушать и делать выводы.

- Я умер почти сразу же после того, как вернулся из Чечни, - сказал Вадим. - Девяносто четвертый год. Вам рассказать в деталях о том, что там со мной делали?

Глаза Хельги испуганно округлились, и она прижала ладонь ко рту, словно пыталась удержать возглас ужаса. Лефевр равнодушно пожал плечами.

- Я-то человек привычный, но девичьи уши лучше пощадить, - сказал он. - Были в плену?

Вадим отвел взгляд, и мазки красного свечения медленно угасли. Должно быть, воспоминание о пытках, землянке, в которой его держали вместе с товарищами, голоде и вшах, отступило и больше не причиняло страданий.

- Был, - негромко произнес он. - Мать квартиру продала, чтобы меня выкупить. А я все равно потом сдох… Здоровья не хватило. А потом пришел Знаменский, и вот я сижу тут с вами.

Лефевр понимающе кивнул.

- Лучше, чем в яме. Где сейчас ваша мать?

Вадим протянул руку и взял из вазочки печенье, но есть не стал - задумчиво разломил на две части, выковырнул изюминку из большего кусочка и равнодушно произнес:

- Умерла в прошлом году. Инсульт. Знаменский хотел ее поднять, я отказался, - Вадим сделал паузу и сказал: - Он умеет поднимать мертвых. Открыть эти ваши ворота для него - тьфу и под столом растереть. Но я не знаю, почему он не хочет искать таких, как вы, собственноручно. Мне он не отчитывается. Я ответил на ваш вопрос?

Лефевр доброжелательно улыбнулся и кивнул. То, что обычно молчаливый Вадим так разговорился, было маленькой победой.

- Да, - промолвил он. - Да, ответили. Знаменский сделал вас упырем, правильно?

Губы Вадима дрогнули, сжимаясь в тонкую нить, и тотчас же расслабились. Похоже, Лефевр задал ему некорректный вопрос, и Вадим несколько мгновений размышлял, нанести ли наглецу удар или оставить так.

- Упырей не бывает, Огюст-Эжен, - голос Вадима прозвучал натянуто, словно тот врал и отчаянно пытался скрыть, что врет. - Моя пища не кровь, а посмертный выброс энергии. Много не надо.

- Упырь и есть, - не выдержала Хельга. Вадим безразлично посмотрел в ее сторону и никак не прокомментировал эмоциональное восклицание девушки. Лефевр вздохнул и отодвинул чашку.

- Что ж, полагаю, лирическое отступление закончено. Знаменский прислал вас контролировать или помогать?

Вадим улыбнулся, и улыбка вышла легкой и обаятельной. Эта двойственность была неприятной. Несколько мгновений назад за столом сидел угрюмый молодой мужик, стопроцентный бандит, а сейчас это был весельчак, рубаха-парень с легким налетом интеллигентности и хорошего образования, любимец женщин и детей.

- И то, и другое, - признался он. - Вы уже подумали, как именно будете выполнять просьбу Всеволода Ильича.

Вопрос был задан с практически утвердительной интонацией. Лефевр заметил, что Хельга рассматривает Вадима с нескрываемой неприязнью.

- Да, подумали, - сказал Лефевр. - Принесите мне карту России, Вадим. Да побольше.

Вадим вопросительно изогнул левую бровь: вот сейчас он был действительно удивлен - впервые за весь их утренний разговор, чье течение он более-менее просчитал заранее.

- Зачем? - спросил он.

- Не знаю, что вы подумали, Вадим, - с нарочито серьезным видом произнес Лефевр, - но я не пошутил про Колобка.

***

Создание нового заклинания - дело весьма муторное, особенно если приходится сочетать в нем фрагменты из разных магических практик. Это было похоже на операцию без наркоза. Лефевр, погруженный в состояние подобное трансу, мысленно расчленил два заклинания и соединил их в одно - его творение действительно было похоже на Колобка, в рыхлом животе которого было заключено некое подобие магнита. Незримый Колобок катился по земле, не разбирая дороги, а притягивала его та магия, которая была в Лефевре и Хельге.

Заклинания не поддавались, Лефевр рвал их по-живому и мысленно просил прощения за грубость и неизбежную жестокость. Будь у него с собой хоть один артефакт из его родного мира, процесс прошел бы намного легче…

Пришлось откромсать клочок от собственной ауры и швырнуть Колобку: так собаке дают понюхать вещь, чтобы она взяла след. Это было больно. На какое-то мгновение Лефевр испугался, что потеряет сознание и не успеет завершить ритуал так, как подобает - но у него все получилось, и Колобок, проскакав по карте, расстеленной на полу зала, выпрыгнул в окно. Какое-то время оставленный им золотистый след тускло дымился в воздухе, но потом растаял.

Вадим почтительно поддержал Лефевра под локоть, а затем помог подняться с пола и усадил в кресло. Было видно, что залетный маг поднялся в глазах упыря до недосягаемых вершин. Хельга расторопно поднесла чашку с кофе - Лефевр сделал глоток и не почувствовал вкуса.

- Я закольцевал заклинание на Знаменского, - хрипло произнес он, когда чашка опустела. - Когда оно найдет мага, то сразу же известит об этом. Пожалуй, все. Я сделал все, что должен был.

Вадим понимающе кивнул.

- Теперь очередь за нами, - сказал он. - Знаменский получит магов - и вы отправитесь домой.

- А что со мной будет? - подала голос Хельга. Вадим неопределенно пожал плечами, и девушка побледнела. Должно быть, окончательно поняла, что ее дальнейшая судьба будет незавидной. Кто знает, какие планы строит на нее Знаменский…

Лефевр подумал, что этих магов ищут только для того, чтобы уничтожить. Зачем великому и ужасному Знаменскому те, с кем он не сможет совладать?

- Не знаю, - искренне промолвил Вадим. - Не знаю, Хельга. Всеволод Ильич передо мной не отчитывается. Но думаю, пока у вас есть несколько свободных дней, можете заняться тем, для чего приехали в Москву.

На лице Хельги появилось ядовито-презрительное предложение, и она сделала насмешливый реверанс: дескать, благодарим покорно, барин, за вашу доброту. Вадим одарил ее очаровательной улыбкой и сказал:

- Что ж, мне пора. Загляну к вам вечером. Кстати… - он сделал паузу и добавил уже гораздо жестче: - Не советую пытаться уехать из города. Я не запугиваю, я просто предупреждаю.

Теперь Хельга смотрела на него с нескрываемым страхом. Когда за Вадимом захлопнулась дверь, девушка опустилась на диван и растерянно сказала:

- Кажется, мы с тобой очень серьезно вляпались…

Лефевр вдруг подумал, что Хельга очень похожа на его покойную сестру Бригитту. Не внешностью - какими-то едва уловимыми повадками, которые делают человека уникальным. Например, манерой задумчиво наматывать на палец растрепанный хвостик длинной косы. И смотреть, словно он, Лефевр, способен сделать так, что все проблемы окажутся смешными мелкими недоразумениями.

- Посмотрим, - Лефевр попробовал улыбнуться, но улыбка вышла натянутой: он слишком устал, создавая Колобка. - Я им так просто не дамся. И тебя в обиду не дам.

Хельга посмотрела на него с благодарностью. Кажется, в эту минуту она наконец-то перестала бояться.

Как в комнате появился Знаменский, они так и не поняли. Только что не было - и вот стоит в дверях, держит в левой руке незажженную трубку и смотрит пристально и испытывающе. Лефевр подумал, что он здорово блефовал перед Вадимом, когда говорил, что уйдет в любую минуту, и Знаменский с ним не совладает. Этот человек с совершенно мирной внешностью бюргера средних лет обладал невероятной по величине властью, и, чтобы это понять, не надо было видеть в нем магию.

Хельга ойкнула и отступила, спрятавшись за Лефевра.

- Доброе утро, друзья, - проговорил Знаменский. Лефевр ощутил, как от вкрадчивого дружелюбия в его голосе по спине побежали мурашки. - Как переночевали?

Он прошел в комнату и, опустившись в кресло, предложил:

- Вы присаживайтесь, в ногах правды нет.

Предложение было похоже на приказ, и Лефевру не хотелось проверять, что последует за отказом. Когда они с Хельгой устроились на диване возле окна, Лефевр произнес:

- Не ожидал увидеть вас в такую рань.

Знаменский только рукой махнул.

- Мне в последнее время не спится. Возраст, видите ли. А у вас интересная магия, Огюст-Эжен. Расскажите, как вы смогли вывести из строя видеокамеры?

Лефевр неопределенно пожал плечами.

- Не люблю, когда за мной шпионят. Направленный бросок личного заклинания.

Знаменский прикрыл глаза. Понимающе качнул головой.

- Благодарю вас за работу с картой, дорогой друг. Уверен, что у этого шарика все получится. Кстати, у меня есть для вас подарок. Скажем так, знак серьезности моих намерений.

Почему-то Лефевр подумал, что Знаменский собирается его убить. Бросить какую-нибудь заковыристую местную дрянь и смотреть, как она выжирает внутренности жертвы. Пожалуй, такие, как Знаменский, не брезгуют смотреть на пытки и казни… Должно быть, выражение лица Лефевра было очень красноречивым, потому что губы Знаменского дрогнули в какой-то извиняющейся улыбке, и он поспешил объяснить:

- Давеча в беседе с моим помощником вы усомнились в том, что я смогу открыть ворота между мирами. Открывать их сейчас я не стану. Но вы сможете увидеть то, что в эту минуту происходит у вас дома, - он указал на зеркало, висящее напротив дивана, и сказал: - Просто подойдите и подумайте о человеке, которого хотите увидеть.

Зеркало было очень старым. На многочисленных финтифлюшках, покрывавших раму, давным-давно облезла позолота, но прозрачная глубина была невероятно четкой, и даже мелкие темные пятнышки не портили отражения. Лефевр поднялся и послушно приблизился к зеркалу. Хельга в отражении смотрела с таким ужасом, словно оттуда должно было выскочить чудовище. Знаменский улыбался, но Лефевр заметил, что на высоком лбу мага выступили капли пота.

- Смотрите, - властно проронил он. - Смотрите и вспоминайте.

Комната в отражении качнулась и мягко поплыла куда-то в сторону. «Алита», - мысленно произнес Лефевр, стараясь взять себя в руки и не думать о том, что он может увидеть что-то страшное. «Алита», - повторил он и вспомнил: рыжие кудрявые волосы, карие глаза, россыпь веснушек на скулах…

Какая она теперь?

- Смотрите… - донеслось откуда-то из невообразимого далека, и Лефевр увидел, что в отражении теперь совсем другая комната. Кажется, он ахнул, узнав ее - это были гостевые покои его столичного дома, за три года обстановка совсем не изменилась, вот только…

- Мать вашу так… - не выдержала Хельга и воскликнула: - Не смотри, Женька! Не надо!

Но Лефевр смотрел - двое в отражении занимались любовью, крошечный шарик зачарованного светлячка, паривший под потолком, отбрасывал медовые мазки света на сплетенные тела. Рыжие волосы Алиты разметались по подушке, тонкие пальцы судорожно впились в плечо темноволосого красавца, любившего ее с такой яростной страстью, словно…

Она была рядом. Лефевр мог протянуть руку и прикоснуться кончиками пальцев к светлой коже, покрытой веснушками, дотронуться до пушистых кудрявых локонов - она ведь была здесь, рядом. Пусть даже в миллиардах световых лет от него - и все равно рядом…

Лефевр отвернулся и сел обратно на диван. Отражение помутнело и растаяло: теперь в зеркале отражалась комната в двушке на московской окраине.

Кажется, Лефевр забыл, как дышать. Ком в груди разросся так сильно, что пришло отстраненное равнодушное понимание: это сердечный приступ, сейчас он сделает свое дело, и все наконец-то закончится. Впрочем, это мучительное состояние продлилось недолго: Лефевр смог взять себя в руки и произнес:

- Да, ваши возможности поражают.

Его голос прозвучал на удивление спокойно. Он и сам такого не ожидал. Знаменский вопросительно изогнул левую бровь.

- Это и есть ваша леди? - осведомился он.

Ком в груди медленно таял - на его место пришел противный холодок, похожий на неотвратимо наползающую тошноту. Лефевр кивнул.

- Да, это она, если вам настолько интересно.

Выражение сочувствия на лице Знаменского было настолько искренним, что в него невольно хотелось поверить. Но Лефевр не верил. Все это было игрой, манипуляцией - на месте Знаменского он вел бы себя точно так же. Просто потому, что иногда отчаяние заставляет противника сдаться.

- Мне жаль, Огюст-Эжен, - Знаменский покачал головой и поднялся. - Мне действительно жаль.

Хельга одарила его воистину испепеляющим взглядом. Знаменский сделал вид, что не заметил.

- Что ж, друзья, вынужден вас покинуть, - сказал он и неторопливо направился к выходу. - Провожать меня не надо.

Никто и не собирался.

Когда в прихожей хлопнула дверь, Хельга немедленно обняла Лефевра - и вот в ее сочувствие и понимание он верил. Эта некрасивая девчонка была искренней, как крик боли. Лефевр не мог разобрать тех негромких успокаивающих слов, которые она шептала - гул в ушах, появившийся после ухода Знаменского, забивал даже мысли.

Ведь Алита была счастлива. Она… она была лишена страданий, горя, мук, ей было хорошо с любимым человеком. Разве не этого Лефевр всегда добивался - счастья для тех, кого любит? Разве что-то еще имеет смысл?

Отражение в зеркале было ударом под дых, выбивающим из реальности. Именно этого Знаменский и добивался. Что ж, во многом он был прав, вот только…

Лефевр вздохнул и, осторожно освободившись из объятий Хельги, поднялся с дивана. Лицо было влажным - он удивленно обнаружил, что все-таки не смог сдержать слез. Почему-то от этого ему стало страшно неловко, словно он совершил какой-то нелепый и неприличный поступок.

- Огюст-Эжен… Женька… - испуганно окликнула Хельга. Лефевр приблизился к зеркалу и опустил руку на его прохладную гладь. Прикосновение отдалось легким уколом в подушечки пальцев: зеркало вышло на контакт. Оно не было артефактом в сузианском понимании, но в нем была магия. Личная, лежащая вне воли Знаменского.

- Я подумал, что наш хозяин - мастер иллюзий, - негромко сказал Лефевр. Собственное отражение сейчас было действительно пугающим: ему пришло в голову, что именно так выглядят приговоренные к казни. - Потому что всегда выгодно морально раздавить противника. А теперь…

Он осторожно прочертил линию по стеклу, и зеркало словно вспыхнуло изнутри: картинка рассыпалась бойкими рисунками детского калейдоскопа - с той разницей, что в цветовой гамме преобладали все оттенки синего. Несколько минут Лефевр вглядывался в них, и Хельга в конце концов не вытерпела.

- Что там? Это неправда, так?

Лефевр усмехнулся и отвел руку. Зеркало погасло - наверняка вздохнуло бы с облегчением, если бы умело вздыхать.

- Это, к сожалению, правда, - сказал он. На мгновение вернулось ощущение комка в груди. - Но знаешь… там сейчас слишком много магии. Причем плохой.

Кажется, Хельга ахнула. Лицо Алиты, наполненное каким-то беспримесным, отстраненным счастьем, до сих пор стояло перед глазами Лефевра.

- Я должен вернуться, - произнес Лефевр. - Она в беде.

***

Жизнь и посмертие приучили Вадима к тому, что неприятности ждут повсюду, и расслабляться никогда нельзя. Он накрепко вызубрил эти несложные уроки и теперь был уверен, что никто не застанет его врасплох - но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Заклинание, отправившее его в нокаут, оказалось простеньким - это было еще обиднее. Впрочем, его простоту Вадим понял уже постфактум.

Он пришел в себя в каком-то сарае - едва приоткрыв глаза, Вадим увидел серую стену с грязными потеками, а потом пришла боль в вывернутых суставах и понимание того, что дела его плохи. Мысленно просканировав собственное тело, Вадим обнаружил, что его подвесили на крюк за сцепленные и вывернутые большие пальцы. Система веревок, державших его тело, была настолько заковыристой, что Вадим сразу понял: без Лефевра тут не обошлось.

- Кажется, он пришел в себя, - голос девочки-хиппушки был особенным, с твердой звонкостью маленького колокольчика в глубине. Вадим узнал бы его из тысячи.

- Ну и хорошо, - Вадим решил, что можно открывать глаза, и увидел Лефевра, стоящего справа. Почему-то Вадиму стало страшно. По-настоящему, впервые за многие годы. Может быть, потому, что Лефевр умело орудовал ножом, срезая…

А что именно он срезал?

- Кусочки вашей ауры, - равнодушно ответил Лефевр на незаданный вопрос. - Раз уж наши заклинания действуют у вас, то грех не попробовать одно из них.

Вадима бросило в жар и тотчас же охватило холодом, словно его выставили голяком на мороз. По затылку что-то струилось, и Вадим, поняв, что это его кровь, дернулся всем телом, пытаясь освободиться. Не вышло - веревки затянулись еще туже

- Лучше не дергайтесь, - с прежним равнодушием посоветовал Лефевр и вдруг признался: - Вадим, я гораздо хуже всех тех, с кем вы имели дело раньше. Так что не злите меня.

Вадим с удовольствием провалился бы сквозь землю, лишь бы оказаться подальше от этого урода. «Аура, - нервно стучало в голове, - аура, он срезает мою ауру». Это было дико, это было жестоко, и впервые за посмертие Вадим проклял Знаменского, который когда-то влез не в свое дело и оживил его.

Ему хотелось завизжать от страха.

Он сумел сдержаться. Это стоило огромного напряжения сил. Кровь полилась быстрее, а окружающий мир подернуло серой обморочной пеленой. Девочка-хиппушка подошла почти вплотную и спросила:

- Жень, чем помочь?

Лефевр ухмыльнулся. «Почему она не боится? - подумал Вадим. - Почему ей не страшно? Такая же гадина, как он?»

- Не надо, я почти закончил, - затылок на мгновение пронзило непередаваемой болью, но она отступила почти сразу, и Вадим почувствовал невероятную легкость во всем теле. - Посмотри-ка. Похож?

Хиппушка удовлетворенно кивнула и показала большой палец.

- Просто одно лицо.

- Вот и хорошо, - Лефевр вышел и, взглянув на него, Вадим все-таки не сдержал вскрика. Он смотрел на самого себя - такого же, каким видел в зеркале по утрам, отличий не было. Губы двойника дрогнули в улыбке, и Вадима накрыло какой-то совершенно детской обидой. Чудовище отняло у него все - внешность, походку, запах, даже улыбку.

Вадим почти не запомнил, как его сняли с импровизированной дыбы и устроили на куче тряпья в углу. Ему было все равно. Он смотрел, как двигается двойник, укравший его тело, и думал, что снова попал в плен - вот только теперь у него не было близких людей, готовых прийти на помощь. Он остался один.

- Я не держу на вас зла, - сообщил Лефевр. Хиппушка согласно кивнула: она, дескать, тоже не держит. - Побудьте здесь. Вечером я вас заберу.

У Вадима хватило сил на то, чтобы изогнуть губы в презрительной ухмылке.

- Уверены, что сможете? - спросил он. Лефевр кивнул.

- Даже не сомневаюсь.

Вадим откинулся на сырые тряпки, воняющие мертвечиной, и закрыл глаза. Похоже, Знаменский впервые в жизни откусил кусок не по зубам.

А Хельга и Лефевр вышли на улицу, долго брели тонкими кривыми тропками среди сугробов, гаражей и заброшенных складов, пока не вышли на обитаемые окраины города, глядя на которые трудно было поверить, что находишься в столице. Когда унылые заснеженные дворы, хмурые хрущевки и грязные проулки остались позади, Хельга призналась:

- Я в разных местах была, Жень. Но тут что-то страшно.

Лефевр понимающе качнул головой.

- Кого тебе бояться в моей компании?

Возле остановки стояла старенькая «девятка» с шашечками такси. Когда они устроились на заднем сиденье, и машина под разудалые песни о мусорах и лагерях поехала в сторону центра, Хельге показалось, что «девятка» готова развалиться на первой же колдобине.

Не развалилась.

Контора Знаменского располагалась в уютном особняке под старину - проходя мимо, Хельга предположила бы, что в этом двухэтажном доме находится какой-нибудь музей, библиотека или что-то в таком духе. Но воспоминания Вадима, которые Лефевр позаимствовал вместе с аурой, были совершенно однозначными, и окно на втором этаже с изящной статуэткой на подоконнике принадлежало кабинету хозяина дома. Отпустив такси, Лефевр некоторое время переминался с ноги на ногу, окончательно осваиваясь в новом виде, а затем произнес:

- Надеюсь, через полчаса выйду.

- Нас наверняка заметили, - Хельга хмуро указала на видеокамеры. Лефевр только рукой махнул.

- Я их чуть-чуть подправил. Тебя не видно.

Хельга ободряюще пожала его руку на прощание и села на скамейку. День выдался довольно прохладным, но девушка давно привыкла игнорировать подобные мелочи.

Лефевр вошел в здание, вежливо кивнул вахтеру - тот пристально посмотрел на него, но ничего не сказал - и прошел к лестнице. Сегодня здание пустовало, однако Знаменский был на месте: порывшись в воспоминаниях Вадима, Лефевр нашел ерническую мысль о том, что Всеволоду Ильичу нечем дома заниматься, вот он и торчит в конторе. Секретарши в приемной не было - видимо, отбежала в кафе за булочками с кремом. Лефевр задумчиво смерил взглядом ее стол, заваленный бумагами, компьютер с тропическим островом на заставке и подумал, что вся эта обстановка похожа на тщательную маскировку. Постучав, он приоткрыл дверь и, просунув голову внутрь, спросил:

- Всеволод Ильич, можно?

Знаменский, сидевший за ноутбуком и сосредоточенно стучавший по клавишам, даже не взглянул в его сторону.

- Да, Вадим, заходи. Что-то серьезное?

Лефевр закрыл дверь и, пройдя к столу, сказал:

- Всеволод Ильич, я, кажется, гнию.

На сей раз Знаменский оторвался от работы, и вид у него был весьма изумленным. Лефевр сбросил куртку на ближайший стул и, засучив рукав темного свитера, продемонстрировал хозяину кабинета темное пятно на руке от запястья до локтя. Когда-то давно, в Сузе, Лефевра ударил злонамеренный артефакт и оставил этот след, но Знаменский об этом, разумеется, не знал.

- Что за чертовщина… - он выбрался из-за стола и, взяв Лефевра за руку, развернул ее к свету, чтобы как следует рассмотреть пятно.

Этого оказалось достаточным, чтобы Лефевр сумел активизировать заклинание, соединившее их разумы.

Конечно, Знаменский ни при каких обстоятельствах не позволил бы магу из иного мира прикоснуться к себе. Сейчас, когда он увидел, кто именно скрывается под личиной старого помощника, ему, должно быть, впервые в жизни стало по-настоящему страшно. Знаменский попробовал отпрянуть в сторону - Лефевр не позволил, обхватив свободной рукой шею хозяина кабинета и усилив действие заклинания.

Кажется, Знаменский издал тонкий хрип.

На какое-то время они действительно стали одним целым. То ли сузианское заклинание усилилось на Земле, то ли дело было в том, что Знаменский был очень могущественным магом, но Лефевр понял, что никогда раньше не испытывал ничего похожего при работе с чарами. Их разумы полностью переплелись, открывшись друг другу до конца, и Лефевр смотрел, жадно впитывая все, что открывалось его взгляду: тайны земли и темных вод, древние механизмы работы стихий, переплетения заклинаний и заговоров…

И он понял, что Знаменский не знает, как открыть врата. Просто потому, что никто и никогда не делал ничего подобного. Способа проникнуть из одного мира в другой не существовало. Заглянуть, используя сложную систему зеркал - можно, но вот пройти…

Отчаяние, охватившее Лефевра, было острым и бесконечным. Он попытался разорвать цепи заклинаний, соединявшие его со Знаменским - ведь узнал все, что хотел - но у него ничего не вышло. Их общая переплетенная аура потемнела, в ней проступили темно-зеленые пятна с серой бахромой по бокам, знак смерти и разложения.

Знаменский умирал.

Массивная золотая корона, очертания которой проступили на его голове, медленно распадалась на части. Пятна расползались, становясь больше, источая запах разложения и болота. Лефевр подумал, что сейчас тоже умрет, и эта мысль не вызвала ни горечи, ни страха. Пусть Алита будет счастлива и окончательно забудет о нем.

Хельгу только жалко.

Осколки короны поднялись над головой Знаменского и поплыли в сторону Лефевра. Кожа на лбу Знаменского почернела, стала расползаться уродливыми лохмотьями - он давным-давно был мертв, и вся магия только удерживала разложение. Когда тяжелый золотой обруч опустился на голову Лефевра и стиснул виски, над костюмом Знаменского уже парил череп.

Владыка умер, уступив место своему невольному убийце.

Кажется, Лефевр вскрикнул. Кажется, на этот сдавленный возглас боли откликнулись тысячи других голосов - все маги, бывшие в подчинении у Знаменского, признали над собой нового государя.

Последним, что запомнил Лефевр, был мелодичный перезвон серебряного колокольчика.

Глава 8. Король Севера

- Дело в том, что тот, кто убьет владыку, вынужден занять его место.

Голос Вадима был глухим и тяжелым, слова падали, будто огромные булыжники. По темной глади вод, окутавшей Лефевра, проплыла исполинская тень.

- Не верю. Зачем Женьке его убивать? - это уже говорила Хельга, и ее тень была крошечной, испещренной голубыми искрами. Она плавала в воде, словно яркая тропическая рыбка.

- Не знаю. Может, нечаянно? Впрочем, уже неважно. Подержи вот тут.

Лефевр вынырнул из обморока, как утопающий, который последним отчаянным усилием выталкивает себя на поверхность. Хельга, державшая его за правое запястье, ойкнула от неожиданности. Вадим понимающе кивнул и отложил опустевший шприц в кувезу. Лефевр неизвестно почему отметил, что упырь замечательно выглядит: улыбается, на щеках играет румянец.

- Привет, - Хельга казалась невероятно счастливой. - Привет, Жень. Ты как?

- Нормально, - откликнулся Лефевр. Он лежал на широченной кровати в незнакомой, очень дорого обставленной комнате. «Должно быть, прежние апартаменты Знаменского», - подумал он и поинтересовался: - Сколько времени прошло?

- Трое суток, - почтительно откликнулся Вадим и поспешил добавить: - Все маги уже успели подтвердить признание вашей коронации.

Лефевр болезненно скривился. Не собирался он быть королем здешней магической братии. Ему просто хотелось вернуться домой.

А теперь стало ясно, что возвращения не будет. Никакого, никогда.

Ему захотелось закричать - чтобы боль, засевшая за грудиной, вырвалась наружу. Должно быть, он изменился в лице, потому что Хельга испуганно взяла Лефевра за руку.

- Что дальше? - спросил он. Вадим отошел к столику, на котором красовалась целая коллекция разноцветных бутылочек, баночек и стаканов и, выбрав темно-зеленый пузырек, протянул его Лефевру.

- Если хотите, я… - он замялся и произнес: - Помогу вам разобраться с делами. Как помогал Всеволоду Ильичу.

Содержимое пузырька пахло клубникой, но на вкус оказалось похоже на тухлые яйца. Когда дрожь после приема лекарства прошла, Лефевр ощутил, как туман в голове медленно рассеивается. Сознание прояснилось окончательно, и Лефевр понял, что все знания и способности покойного владыки теперь принадлежат ему. Это было прекрасно и жутко. До дрожи, до ломоты в висках.

- Я не хотел его убивать, - признался Лефевр. - Я просто хотел узнать, как открыть эти чертовы врата. А оказалось, что нет такого способа. Что здесь нет прохода между мирами. Вот и все.

В горле запершило.

- Мне жаль, - понимающе промолвил Вадим. - Мне в самом деле жаль.

Лефевр усмехнулся.

- Хотите, чтоб я убрался как можно дальше?

Вадим не стал отрицать очевидного.

- Хочу, - честно сказал он. - Но раз это невозможно, то я хочу жить с вами в мире. И оказать всю необходимую помощь.

Лефевр угрюмо покачал головой.

- Разумно, - произнес он. - Но пока оставьте меня одного. Хельга, позвони родителям. Скажи, что нашла работу в Москве.

Девушка понимающе кивнула. В ауре над ее головой появились светло-зеленые брызги радости. Лефевр не стал вглядываться.

Когда Вадим и Хельга вышли из комнаты, он с трудом поднялся с кровати и прошел к небольшому комоду возле окна. За окном, к удивлению Лефевра, обнаружился заснеженный сад, медленно сбегавший с холма к просторным лугам, тянувшимся до самого горизонта. Лефевр почему-то этому обрадовался. За городом, вдали от людей, домов, машин и вечного шума, он чувствовал себя настоящим.

На комоде стояло небольшое зеркало - должно быть, Знаменский смотрелся в него по утрам. Или использовал для приватного общения с близкими людьми. Впрочем, теперь это не имело значения. Металл оправы был прохладным, но Лефевр ощутил прикосновение как ожог.

- Алита, - негромко произнес он. - Соня Тимофеева.

На мгновение лицо свело судорогой. Когда она прошла, Лефевр увидел в зеркале ресторан из приличных. Алита сидела за столиком в компании своего давешнего любовника, смутно знакомого Лефевру типа в щегольском сюртуке и со знатным фонарем под глазом и - он всмотрелся и не сдержал радостной улыбки - Этель Куатто. Вот, значит, как. Выходит, Этель вернулась в Сузу и, судя по всему, вполне довольна жизнью. Лефевр невольно продолжал улыбаться: он до сих пор испытывал к Этель те чувства, которые можно было назвать родственными, и иногда искренне переживал за ее возможную судьбу.

Битый франт таращился на Этель как кот на сало. Всмотревшись, Лефевр вспомнил его - это же один из принцев, который подвизался в разведке. Выходит, батюшка все-таки вытащил его с югов… Все-таки жаль государя. Не задалось у него с нормальными сыновьями.

На шее Алиты был простенький серебряный медальон - Лефевр подарил его незадолго до своего исчезновения. Порой она машинально прикасалась к нему, проводила кончиками пальцев по переплетению серебряных цветов и листьев. Лефевр почувствовал, как тоскливо сжимается сердце. Значит, она все-таки не забыла…

«Или же это просто привычка», - он устало одернул себя и перевернул зеркало, уложив его на комод вниз стеклом. На улице скапливались сумерки. Снежинки медленно вились возле окна, танцевали что-то неторопливое, но Лефевр знал, что через несколько часов начнется метель, долгая и безжалостная, и в белом мареве утонут холмы, дороги, воспоминания…

- Вадим рассказал мне жуткую сказку.

Хельга вошла в комнату совершенно бесшумно. Обернувшись, Лефевр подумал, что она, должно быть, уже давно стоит у двери, наблюдая за ним.

- Ты позвонила? - спросил он и добавил: - Скоро связь прервется.

- Позвонила, - кивнула девушка. Лефевр только сейчас заметил, что на одном из ее бесчисленных браслетов висит колокольчик: старый, темный, погнутый. - Это легенда о Короле севера.

- И что за легенда? - откровенно говоря, Лефевру меньше всего хотелось слушать страшные сказки. Он присел на край кровати и поманил Хельгу к себе.

- Что есть такой великий колдун, - сказала Хельга, опустившись рядом. - Что он заступает на трон в начале зимы, и зима длится очень долго. Что ночи становятся холодными, темными и снежными, а Король севера в такие ночи ездит над миром в белых санях, запряженных скелетами оленей и нечистых покойников. И везде, где он проезжает… - она шмыгнула носом и призналась: - Жень, мне страшно. Честно. Получается, ты теперь и есть этот Король… Им был Знаменский, а ты его убил.

Лефевр усмехнулся. Да уж, похоже, ему удалось неплохо устроиться. Если уж суждено остаться до конца своих дней в чужом мире, то лучше уж быть королем. Где там сани с оленями?

- Что нам теперь делать? - спросила Хельга. Конечно, она любила приключения, но не настолько жуткие. Лефевру снова стало жаль ее. Поехала девочка посмотреть столицу…

- Я продолжу искать способ, - признался Лефевр. - Возможно, это будет новое заклинание, не знаю… Но я его найду.

Хельга смотрела на него с ужасом и надеждой, и он впервые ощутил легкое жжение на голове, там, где лежал невидимый обруч короны.

***

Одной из самых интересных вещей в особняке Знаменского оказалась комната для тренировок. Попав сюда впервые, Лефевр решил, что это зал для медитаций - картины с видами природы во всю стену и подушки на ковре говорили о том, что бывший хозяин этого дома приходил сюда для отдыха после трудов праведных. Впрочем, заглянув за удивительный по красоте вид на осенний лес и озеро, Лефевр обнаружил горелые пятна на обоях. От пятен шел едва ощутимый кислый запах, верный признак магии - должно быть, Знаменский тренировался бросать огненные шары.

В комнате было спокойно. Внешний мир с его проблемами, властью и дрязгами оставался за дверью и не мог проникнуть внутрь. Лефевр опустился на одну из подушек и некоторое время сидел просто так, ни о чем не думая, максимально освободив сознание от сутолоки мыслей.

Что ему на самом деле нужно? Теперь, когда он стал тем, кого Хельга называет Королем Севера? Теперь, когда Алита нашла новую любовь и запуталась в сетях странной магии?

Лодочка, нарисованная на озерных волнах, медленно плыла к берегу. Рыбак, сидевший в ней, забросил удочку, и поплавок закачался на воде.

Артефакты из его родного мира умели открывать врата. Находясь на Земле, Перо делало это не единожды. Но - в очередной раз обшарив воспоминания Знаменского, которые теперь хранились в его разуме, словно на книжной полке - Лефевр с горечью убедился, что здесь артефактов не существует. В комнате становилось все темнее, сумерки смелели, набирали силу, выползали из углов, и, когда Лефевру пришла на ум отчаянная мысль попробовать создать артефакт самому, комнату затопила тьма.

Он поднялся - затекшие ноги почти не слушались - и пошел к выходу. Вадим и Хельга обнаружились в библиотеке: играли в шахматы. Небольшой телевизор неспешно перелистывал кадры какой-то мелодрамы. Лефевр невольно усмехнулся: Вадим и Хельга терпеть друг друга не могли, но в последнее время всюду ходили вместе. Должно быть, из-за взаимного недоверия.

- Монеты, - ответил Лефевр на вопросительный взгляд упыря. - Где они?

Вадим быстро выбрался из-за стола и метнулся к одной из книжных полок. Вытащив прозрачный стеклянный контейнер, в котором тускло блеснуло золото, он едва ли не с поклоном протянул его Лефевру. Под пальцами едва слышно щелкнул замок, бесшумно откинулась крышка, и Лефевр подумал, что в этих золотых кругляшах с профилем государя Ахонсо сейчас заключена вся его надежда. Он аккуратно вынул одну из монет, задумчиво взвесил ее на ладони и произнес:

- Хельга, составь мне компанию.

Вадим посмотрел чуть ли не обиженно, но Лефевр предпочел проигнорировать этот взгляд исподлобья. Когда они с Хельгой вышли из библиотеки, упырь пренебрежительно фыркнул - Лефевр различил этот звук даже за закрытыми дверями.

- Это предметы из моего мира, - сказал он. - Если уж и пытаться создать артефакты, то на их базе.

Глаза Хельги изумленно округлились.

- Ты хочешь создать артефакт? - уточнила она. - Но как?

Лефевр только плечами пожал. Он пока и сам не знал, как собирается работать. В комнате для тренировок уже горел свет: должно быть, небольшая лампа включалась автоматически, по часам - Лефевр пропустил Хельгу внутрь и, заперев дверь, спросил:

- Как ты переносишь физическую боль?

Хельга посмотрела на него так, словно Лефевр со всей силы ударил ее под дых. Причем с ноги. Он поежился: ощущение было таким, будто ударили его самого - и объяснил:

- Я должен срезать кусок твоей ауры. Понимаешь, - слова были тяжелыми и неловкими, они никак не хотели звучать, и Лефевру приходилось выталкивать их наружу, выдирать с мясом. - Один человек не может быть одновременно донором и творящим заклинание. Я бы не просил тебя, если бы… - он окончательно стушевался и умолк.

Теплая улыбка на мгновение сделала Хельгу очаровательной, самой настоящей феей из западных лесов. Она погладила Лефевра по руке и ободряюще сказала:

- Ничего, Жень, все нормально. Давай попробуем?

Лефевр вздохнул с облегчением.

Он всегда удивлялся, насколько удобно ложилась в руку деревянная рукоятка простенького ножа, купленного когда-то давным-давно на блошином рынке. Лезвие было острым и чистым, и Лефевру оставалось надеяться, что Хельге не будет больно. Казалось бы, странно: испытывать физические мучения, когда от ауры отделяют кусок - однако, у Вадима даже кровотечение открылось. «Все слишком туго переплетено», - подумал Лефевр, примерился и быстрым движением срезал темно-синий клок.

Хельга взвизгнула и схватилась за затылок. Лефевр выронил нож, каким-то чудом умудрился не потерять отрезанный кусочек ауры и, неловко обняв Хельгу, попытался укутать ее тонким флером обезболивающего заклинания. Девушка дрожала в его руках, словно рыба, выброшенная на берег.

- Больно? - спросил Лефевр, понимая, что задает глупый вопрос. Конечно, ей было больно, дурья твоя башка, иначе она бы сейчас не плакала.

Кажется, ему никогда еще не было так стыдно.

- Ничего, Жень. Уже почти не болит, - всхлипнула Хельга. Она смущенно высвободилась из его рук и, смахнув слезы, спросила: - Получилось?

Лефевр продемонстрировал ей дымящийся лоскуток цвета индиго, прилепившийся к запястью, и только потом понял, что вряд ли девушка сможет его увидеть. Однако Хельга заинтересованно прикоснулась к полупрозрачному краю лоскутка и сказала:

- Ну надо же! Получилось.

Улыбка на ее губах была радостной и немного смущенной, словно она сказала что-то, чего не должна была говорить. Лефевр вопросительно посмотрел на нее.

- И давно ты видишь ауру?

Хельга неопределенно пожала плечами. Улыбка стала хитрой - так, со спокойным лукавством, могла бы улыбаться лиса.

- Не знаю. Пару дней, не больше. Похоже, ты плохо на меня влияешь.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и Лефевр вдруг обнаружил, что у Хельги удивительного цвета глаза: хамелеоны, которые на свету становились ярко-зелеными, а сейчас, в сумраке комнаты, были темно-карими, почти черными. Он помотал головой, сбрасывая неловкое оцепенение, и смущенно сказал:

- Ну ладно… давай попробуем.

- Я так понимаю, нам надо сделать обычный предмет магическим? - когда Лефевр сел на подушку, Хельга склонилась над его плечом и стала смотреть, как клочок ауры парит над золотом, будто примеривается к чему-то.

- Совершенно верно, - вздохнул Лефевр и признался: - Правда, я понятия не имею, как это должно произойти. Понимаешь, моя теория… - он взял кусочек ауры покрепче: тот вздрогнул и попытался отплыть в сторону, но, разумеется, не смог. Зато обжег пальцы Лефевра - должно быть, в качестве мелкой мести. - Моя теория такова, что артефактом можно сделать предмет из моего мира, соединив его с магией моего мира.

Хельга скептически хмыкнула. Лефевр обернулся к ней и спросил:

- Глупо, да?

Девушка неопределенно пожала плечами.

- Жень, ты забыл, - сказала она. - Я не разбираюсь в магии.

Лефевр вздохнул и решил, что пора прекратить болтать и начать работать.

Неудивительно, что сузианское золото так не нравилось Вадиму: монеты были в определенном смысле разумными. Во время чеканки в них закладывалось столько заклинаний, защищающих от подделки, что их нельзя было не заметить. Лефевр невольно порадовался тому, что у него были эти монеты в достаточном количестве - это оставляло простор для эксперимента.

Он до боли стиснул пальцы с зажатым кусочком ауры и буквально ввинтил его в розовый туман, покрывавший золотой кругляш. Разумеется, ничего не произошло: индиго растворилось в мареве, которое приобрело цвет фуксии - тогда Лефевр сосредоточился настолько, что окружающий мир растворился, оставив его наедине с монетой, и ударил в золотой профиль государя личным заклинанием.

Сперва ничего не произошло, и Лефевр успел отчаяться - а потом его ударило отдачей, да так сильно, что отшвырнуло в угол комнаты. Монета вырвалась из ладони и покатилась к соседней стене: судя по всему, заклинание наделило ее личной волей. Хельга среагировала сразу же, сбив монету прицельным ударом почти по-балетному вытянутого носка, а затем поймала и сжала в руке.

- Есть! - довольно воскликнула девушка. - Женька, вставай, я ее поймала!

Лефевр поднялся с пола и подошел к ней: радостно улыбаясь, Хельга протянула к нему сжатый кулак и медленно раскрыла его. Монета вдавилась в кожу острыми гранями на гурте, Хельга по-прежнему улыбалась, и Лефевр еще не успел понять, что что-то не так.

- Получилось, да? - спросила она. От нее так и брызгало испугом и восторгом. - Это теперь артефакт?

Лефевру показалось, что надвигается гроза - вернее, что он сам становится грозой и бурей, неотвратимой, завораживающей и смертельно опасной. Жуткой. Он накрыл своей ладонью монету, сжал руку, и золото ощутимо кольнуло его кожу.

Гроза была все ближе.

Кажется, Хельга поняла. Кажется, она рванулась в сторону, пытаясь освободиться, выдернуть руку - и у нее почти получилось, вот только было поздно.

Лефевр и сам не понял, как это произошло. Вроде бы только что они стояли в центре комнаты для тренировок - и вот уже нет ни комнаты, ни дома, кругом расстилается бескрайняя тьма, и по ее черному бархату рассыпаны мелкие бриллианты звезд. Внизу тоже была тьма - снежная, зимняя, непроглядная, внизу был стон и вой, словно тысячи душ отторгались от тел и летели вверх лохмотьями пепла.

Хельга кричала. Орала так громко и таким забористым матом, что заледеневшие губы Лефевра дрогнули в улыбке. Он посмотрел направо: Хельга обеими руками вцепилась в его запястье, длинные волосы, растрепанные ветром, вздыбились причудливой короной, на щеках, словно причудливое украшение, лежал иней. Лефевр вдруг подумал, что она умирает - и эта мысль заставила его встрепенуться и прийти в себя.

Рассказывая о санях, влекомых мертвецами, Вадим был почти прав. Может быть, он и сам когда-то был запряжен в эти легкие белые сани, слепленные из болотных туманов. К своему счастью, Лефевр не мог разглядеть, кто именно тащит их с Хельгой вперед, к россыпи золотых огней огромного города - облучок растворялся в дымной пелене, она складывалась в мутную стрелу, и в ней Лефевр видел лишь неверные очертания: он и сам не мог сказать, на что они похожи.

Он и сам сейчас был таким: сгустком белого тумана, из которого проступали тяжелые черты - крылья снежного плаща, окутавшего тело, некрасивое посеревшее лицо, золотой обруч короны на голове. Король Севера летел в своих санях, страшные сказки стали былью, Хельга захлебывалась в криках и слезах.

«Но ведь это не я, - мысль была внезапной и горячей, словно вспыхнувший огонек свечи. - Эта власть не моя, и она не нужна мне».

Лефевр перехватил Хельгу поудобнее - она так и норовила вывалиться из саней - прижал к себе и свободной рукой швырнул пылающий сгусток личного заклинания вниз, в самый центр снежного урагана. И страшные сани, повинуясь его движению, двинулись следом за заклинанием, туда, где темнела знакомая крыша дома Знаменского.

Потом он так и не смог вспомнить, как они вернулись в комнату для тренировок: когда память вернулась, Лефевр увидел, что валяется на ковре беспомощной тряпичной куклой, Хельга лежит рядом и по-прежнему держит его за руку, и ее растрепанный локон щекочет его щеку. Это легкое, почти незаметное прикосновение заставило Лефевра встрепенуться и сесть.

Хельга смотрела куда-то в потолок. В ее широко распахнутых глазах клубились туманные снежные вихри. Осторожно высвободив руку, Лефевр похлопал девушку по щекам, окончательно приводя в сознание. Когда она посмотрела на него сперва испуганно, словно на его месте по-прежнему был Король Севера, а затем уже осмысленно и спокойно, Лефевр сказал:

- Похоже, у нас получилось.

Хельга резко села, словно очнулась от кошмара, и спросила:

- Артефакт? Это он сделал тебя… таким?

- Ты кричала, - собственный голос показался Лефевру чужим. Хельга кивнула и отвела взгляд, словно боялась смотреть. Он почти чувствовал исходящее от нее напряжение - дрожащее, болезненное, мучительное.

- Да, - кивнула она и добавила, обхватив плечи руками: - Мне холодно, Жень. Прости.

Лефевр помог ей подняться и довел до комнаты на втором этаже, бывшей гостевой. За несколько дней Хельга успела полностью переделать ее по своему вкусу: на стенах появились картинки в японском стиле, какие-то рисунки, пришпиленные к обоям фотографии, на подоконнике громоздилась куча самиздатовских книг со стихами, а в углу стояла гитара. Хельга опустилась на кровать и еле слышно попросила:

- Там в шкафу плед. Принеси, а?

Лефевр послушно накрыл ее пледом и на всякий случай бросил сверху Огонек, крохотное заклинание, не дававшее замерзнуть даже в самый лютый мороз. Постепенно Хельга согрелась, жуткие воспоминания о полете сгладились, и на ее губах проступила тихая улыбка.

- Я кричала, да? - спросила девушка. Тонкая рука вынырнула из-под пледа, нащупала пальцы Лефевра, сжала.

- В основном, матом, - сказал Лефевр и добавил: - У нас получился артефакт, Хель. Но он не открывает врата. Он увеличивает силы мага.

Прикосновение сбивало его с толку.

Хельга понимающе кивнула и закрыла глаза.

Глава 9. Человек из прошлого

Амиран справился с поставленной задачей намного быстрее, чем обещал. Он просил неделю, но уже через три дня назначил своим товарищам встречу в одном из столичных ресторанчиков и бодро отрапортовал о том, что вынес из хранилища все бумаги и артефакты Бьорка Бьоллы.

При себе у него ничего не было. На всякий случай Алита заглянула под стол, надеясь увидеть сумку или коробку. Ничего.

- Он пуст, - сказал Хариндер, по старой привычке нарезая еду на своей тарелке на тоненькие ломтики. - В гардеробе только его пальто и шляпа.

- Простите, но где же бумаги? - нахмурилась Алита. Эта ситуация начинала ее нервировать.

Эти три дня ожидания стоили ей значительного напряжения сил. Стараясь отвлечься, она гуляла по городу, проводила много времени в библиотеках, а вчера в компании Хариндера выбралась в театр на премьеру скандальной драмы. Самым скандальным в представлении была обнаженная грудь героини, но полиция, оцепившая театр от пуритан-фанатиков, яростно протестовавших по поводу такой похабной дерзости, была уверена, что на сцене творят как минимум свальный грех.

К тому же по вечерам оживал Паукка. Он слабел, но его сил пока хватало на то, чтобы терзать Алиту, снова и снова отправляя ее в объятия артефактора. Днем Хариндер старательно делал вид, что между ним и Алитой существуют только ровные дружеские отношения, и она была благодарна за это. А ночью занимались любовью, и это приносило пусть крошечное, но облегчение.

- Я их припрятал в надежное место, - признался Амиран. - Поймите меня правильно, Алита. Я не хочу, чтобы миледи Этель оставила меня на бобах. Поэтому предлагаю сейчас отужинать и отправиться в муниципалитет. Отделение регистрации брака работает круглосуточно.

Этель выронила вилку. Похоже, к такому резкому повороту событий она не была готова. Хариндер усмехнулся.

- Я буду вашим шафером, Амиран, а миледи Алита - подружкой невесты, - сказал он. - Мы к вашим услугам.

- Нет! - сдавленно воскликнула Этель и закрыла лицо ладонями. - Я обещала, что подумаю, но не обещала, что дам положительный ответ.

Амиран устало вздохнул.

- Тогда я отнесу бумаги обратно в хранилище.

Этель отвела руки от покрасневших щек и наградила принца яростным испепеляющим взглядом.

- Шантажист и вымогатель! - воскликнула она. Амиран обернулся к Алите в поисках поддержки, но та лишь руками развела.

- Я не собираюсь принуждать Этель к браку, - сказала она. - Что вы хотите за бумаги, Амиран?

Принц вздохнул и задумчиво подпер щеку ладонью.

- Хочу, чтобы моя любимая девушка стала моей любимой женой. Неужели я хочу слишком много?

Этель провела по щеке салфеткой и угрюмо отвернулась. За соседним столиком хлопнула пробка - открыли шипучее игристое.

- В конце концов, вы обещали подумать, - сказал Амиран и сделал знак официанту: через несколько мгновений тот уже нес десерт. - А сами, похоже, не собираетесь этого делать. Но при этом главный негодяй здесь - это получаюсь я.

- Вы шантажом вынуждаете девушку выйти за вас замуж, - Алита отодвинула вазочку с желе - она не очень любила медовые груши - и положила салфетку с колен на стол, в знак того, что трапеза окончена. - Бог с вами, ваше высочество, мы найдем какой-нибудь другой способ.

Хариндер согласно кивнул.

- В конце концов, возвращение Огюста-Эжена это только мое дело, - продолжала Алита. - Друзья могут мне помочь при желании, но заставлять их? Увольте.

- Хорошо, - негромко промолвила Этель и взглянула на Амирана: ее глаза были полны слез. - Ладно, хорошо, я согласна. Если такова цена, чтобы вернуть человека, которого я уважаю всей душой… Да, я готова ее заплатить. Едем.

В глазах Амирана мелькнули золотистые лукавые искры. Алите подумалось, что всем им приходится платить - и хорошо, что Этель действительно любит своего принца-телохранителя, а не ложится с ним в постель просто потому, что не хочет умирать. Она вдруг поймала доброжелательный взгляд Хариндера и ощутила, как в груди что-то дрогнуло. Это не имело никакого отношения к Паукке - так сквозь усталость и равнодушие медленно, но верно пробиваются острые ростки взаимного чувства.

«Что же я, влюбляюсь?» - подумала Алита. Вопреки ее ожиданиям, она не испытала ни страха, ни паники, когда совершенно честно ответила: «Да. Влюбляюсь».

Отделение регистрации брака действительно работало круглосуточно: во время предновогоднего поста предписывалось создавать новую семью исключительно после заката. Дремлющий сотрудник муниципалитета быстро составил свидетельство по шаблону, не оживившись даже тогда, когда Амиран назвал свое полное имя. В экипаже Этель смогла успокоиться и взять себя в руки и теперь смотрела на своего неожиданного жениха со спокойствием человека, который полностью подчинился воле судьбы. После того, как они поставили подписи и забрали документы, девушка вздохнула и сказала:

- Похоже, у меня такая судьба: выходить замуж без красивого платья…

Алита вздохнула. Огюст-Эжен как-то рассказал ей, как увез юную миледи Куатто из родительского дома в шубке поверх ночной сорочки. Амиран, довольный донельзя, приобнял Этель и промолвил:

- Дорогая моя, для красивых платьев у нас вся жизнь впереди.

Когда вся компания вышла на улицу и несколько минут провела на ступенях муниципалитета в ожидании экипажа, Амиран вынул из внутреннего кармана пальто тонкий конверт из грязно-желтой бумаги и протянул Алите.

- Это все, что было в хранилище.

Алита и Этель уставились на него с одинаковым выражением лица - как у ребенка, которого обманули взрослые, выманили что-то очень важное и наслаждаются своей победой. По пальцам на левой руке Хариндера пробежали бледно-голубые искры: артефактор был разъярен. Похоже, он ожидал, чего угодно, только не этого хлипкого конвертика.

- Это в самом деле все, - искренне сказал Амиран. - Я не стал бы вас обманывать, Алита.

Алита взяла конверт и рванула грубую бумагу, почему-то не чувствуя пальцев. Руки онемели - то ли от страха, то ли от осознания того, что сейчас она прикасается к тайне. В конверте был небольшой лист - развернув его, Алита увидела рисунок.

Изображение впечатляло. Этель, заглянувшая в рисунок из-за плеча Алиты, испуганно ахнула. Чудовище, набросанное быстрыми решительными штрихами, было похоже на огромную рыбину - конечно, если у рыб бывают уродливые спины, покрытые иззубренными шипами, и когтистые лапы, загребающие воду.

- Я вам верю, Амиран, - негромко промолвила Алита. Экипаж давным-давно подъехал к ступеням, но пока Алита была не в силах двинуться с места. Неожиданно ей все стало ясно. - Взгляните, Хариндер. Это он и есть. Наш Берег тысячи звезд. Огромная точка в пространстве, которая не имеет постоянных координат потому, что все время перемещается. Это исполинская рыба…

- Такая громадная, что на ее спине вырос лес, - внезапно подхватила Этель. Ее покрасневшие от холода пальцы вдруг сжали руку Амирана. - Жители Брекутты думали, что это остров. Они добрались до него на лодках, срубили деревья и построили хижины. Но, когда они развели костры, рыбе стало жарко, и она поплыла прочь от Брекутты в прохладные моря…

На Земле тоже была такая сказка. Чудо-Юдо-Рыба-Кит, который плыл по морям с городом на спине. Плыл через все миры, соединяя их и оставляя за спиной. На мгновение Алите стало очень легко и спокойно.

- Значит, будем читать сказки в поисках зацепок, - улыбнулся Амиран и добавил: - Но уже завтра. Сегодня нас с миледи Этель ждут другие дела.

С этими словами он подхватил новоиспеченную супругу и двинулся к экипажу. Алита и Хариндер смотрели им вслед с одинаковым выражением на лицах.

***

Служанка уже легла спать, и Этель открыла дверь своим ключом. Квартира встретила их уютной тишиной с запахом хвои, булочек с корицей и недорогих сладковатых духов. Амиран привычным жестом снял с Этель шубку, нанизал ее на крючок и принялся расстегивать пальто.

Этель не чувствовала ничего, кроме наползающей томной жути. Пол уходил из-под ног. Должно быть, такой приторно-сладкий страх охватывает всех невинных девушек в первую брачную ночь. Амиран, пожалуй, будет удивлен - он-то явно не считает Этель невинной девушкой.

- Хочешь кофе? - негромко спросила она. - На кухне есть.

- Не хочу, - глухо откликнулся Амиран. Дотронулся до светлой пряди, выпавшей из прически, и отвел руку. - Обойдемся без кофе, Файшан.

Этель кивнула. Он был прав, не было смысла откладывать неминуемое. Как там говорила мать? «Леди всегда остается леди, не выказывает неудовольствия, равно как и радости, лежит спокойно и думает о том, что это неотвратимое зло стоит перетерпеть». Этель нервно усмехнулась. Должно быть, поэтому все женатые мужчины ходят в бордели…

Она неслышно скользнула в сторону спальни. Амиран подался за ней, но Этель остановила его на пороге:

- Подожди тут. Я сейчас.

Спальня, к которой она давно привыкла, сейчас казалась чужой. Вещи, озаренные мягким золотым светом ночника, могли принадлежать кому угодно, только не ей. Этель быстро разделась, убрала платье в шкаф и, сменив сорочку на ночную рубашку, помедлила и все-таки сняла панталоны. Чем меньше Амиран будет возиться, тем лучше. Этель мельком взглянула на себя в зеркало, смахнула набежавшую слезинку и приоткрыла дверь, приглашая мужа - да, теперь уже мужа - входить. Когда Амиран вошел в спальню, Этель метнулась к кровати и юркнула под одеяло. Отступивший было страх нахлынул снова, и, стоило Амирану сесть на край кровати, Этель еле слышно ахнула.

- Я тебе настолько противен? - задумчиво спросил принц, мягко погладив Этель по колену, скрытому одеялом. - Тебе так страшно?

- Нет, - откликнулась девушка и быстро добавила: - Нет, не противен…

Амиран расстегнул жилет и бросил его на прикроватный пуфик. Галстук отправился следом. Этель смотрела на мужа с зачарованным испугом. Так амрутская кобра смотрит на укротителя, околдованная хриплым звуком его флейты.

- На мангровых болотах мы были намного ближе, чем сейчас, - с искренней грустью сказал Амиран. - Ты ведь мне сразу понравилась, Файшан. Сразу, как только спустилась с корабля на пристань и сломала каблук.

Этель невольно рассмеялась, вспомнив свое прибытие в Амрут. Тогда она действительно едва не полетела с пристани в грязную воду: каблучок угодил в щель между булыжниками и хрупнул, лишив хозяйку равновесия. Помнится, Амиран - тогда она, конечно, не знала его имени - подхватил ее, не давая упасть…

- У меня все всегда не слава богу, - призналась Этель и вдруг горячо попросила: - Амиран, пожалуйста. Не делай мне больно.

Амиран посмотрел на нее с искренним удивлением. Этель почувствовала, как горят щеки от неловкости и стыда.

- Что ты имеешь в виду? - удивленно спросил он, и Этель, понимая, что надо идти до конца, еле слышно проговорила:

- Я… в общем, у меня это будет первый раз.

В носу защипало, а к глазам снова подкатили слезы. Этель подумала, что готова сквозь землю провалиться от смущения. Амиран смотрел на нее с искренним изумлением: новость действительно привела его в состояние легкого шока.

- Ты же была замужем? - уточнил он, вынимая запонки из манжет.

- Так получилось… - Этель снова шмыгнула носом: маменька за такие манеры наверняка оттаскала бы ее за косы. Известное дело, леди так себя не ведут. Особенно перед супругом. Порядочная девушка должна вытянуться под одеялом и позволить мужу сделать свое дело. Это все, что от нее требуется. И уж конечно порядочная девушка не должна хныкать и хлюпать.

Амиран улыбнулся каким-то своим мыслям и, помедлив, осторожно опустился на кровать рядом с Этель, не делая попыток поднять одеяло.

- Ты, наверно, не помнишь, - сказал он. - Праздник бога Ларьякашми, тебе хватило двух рюмок рисовой водки, чтоб уснуть. Принц Хашиван тогда сказал, что ему всегда было интересно узнать, отличаются ли сузианские женщины от амрутских.

Этель лежала ни жива, ни мертва, застыв, словно мышь под лапой кота. Она прекрасно помнила этот день, вот только и представить не могла, что тогда задумал Хашиван.

- Он заявил, что непременно это проверит, - продолжал Амиран. - Потому что грешно упускать такой случай. Мы все тогда напились, как свиньи… и я пошел в твою комнату. Ты спала, я накрыл тебя плащом и сел рядом. Если бы Хашиван вошел, я бы отрубил ему голову. Но он выпил столько, что забыл обо всем. А наутро мы с тобой отправились на болота - надо было, чтобы он окончательно выбросил из головы свою идею.

- Я все помню, - тихо сказала Этель. - Я помню… Ты действительно отрубил бы ему голову?

Амиран коротко рассмеялся и осторожно поцеловал Этель в щеку.

- Конечно, - твердо произнес он. - А как иначе?

Этель пожала плечами. Почему-то мягкие объятия, в которые Амиран ненавязчиво заключил ее, оказались очень уютными, дарящими тепло, покой и понимание, что все идет правильно.

- Не знаю, - промолвила она. - Получается, я ничего не знаю о жизни…

Амиран усмехнулся.

- Никто ничего о ней не знает. Спи, Файшан. Чувствую, завтра нас ждут опасные приключения.

Чувство облегчения почему-то оказалось щедро приправлено досадой.

- А как же… - начала было Этель. Амиран легонько стукнул ее по носу.

- Я, конечно, шантажист и вымогатель, Файшан. Но я не насильник. Спи. Все будет тогда, когда ты сама этого захочешь.

«Тогда зачем надо было так внезапно заключать брак?» - подумала Этель, но не стала спрашивать. Пожалуй, Амиран все равно не сказал бы ей правды.

Ей казалось, что она не сможет уснуть - настолько сильным было нервное напряжение. Но она смогла.

***

Когда они встретились в полдень на центральном вокзале, Алита подумала, что их разношерстная компания действительно похожа на группу искателей приключений, какими их изображают в бумажных романах. Взбалмошная, но очень милая наследница благородного семейства, которая с детства мечтала о путешествиях и авантюрах - в наличии. Блудный принц, не охочий до престола, зато великий поклонник выпивки, кулачного боя и рискованных авантюр - тоже есть. Сумрачный амрутский гений артефакторики, всегда застегнутый на все пуговицы и не видящий дальше книг - вот, стоит рядом, и из всех пожитков у него лишь небольшая сумка. Алита вспомнила, чем именно они занимались с сумрачным гением каких-то три часа назад, и почувствовала, как на щеках проступает стыдливый румянец.

Даже вот так, мельком вспомнить об этом, было настолько сладко, что ноги становились ватными.

- Итак? - Амиран был бодр, весел и энергичен. Чего еще ожидать от человека после первой ночи с любимой супругой? - Куда отправляемся?

- Мы летим на Фалернские острова, - сказала Алита и, бросив взгляд на круглые часы под потолком, добавила: - Дирижабль отправляется через полтора часа, билеты я уже взяла.

- Фалернские острова? - переспросила Этель. Почему-то она выглядела бледной и усталой. - Не рекомендую. Я слышала, что там начинается эпидемия гриппа.

Алита только руками развела.

- А что поделать? Там огромное скопление островов и островков, половина не нанесена на карты. Плюс теплый климат и много еды. Наша Царь-рыба вполне может прятаться там.

Этель пожала плечами.

- Логично. Но все-таки предлагаю сдать билеты. Я сделаю всем нам прививки, и мы спокойно отправимся послезавтра.

Откуда-то сзади донесся хриплый свисток, и далекая туша дирижабля, пришвартованного к перрону, с медленной величавостью стала подниматься в небо. Алита вздохнула и сказала:

- Сегодня уходит последний. В ближайшие три месяца новых рейсов не будет. Только поездом, с пересадками. Пять дней в пути против десяти часов на дирижабле.

Этель скривилась. Перспектива провести столько времени в грохочущей железной коробке ее не прельщала. Хариндер понимающе кивнул и сказал:

- Не волнуйтесь, миледи. У меня есть все необходимые артефакты, чтобы остановить развитие заразы.

Бледное лицо Этель скривилось в гримасе.

- Не доверяю я вашей магии, милорд Хариндер, уж простите. Ладно, - вздохнула она. - Признаю вашу правоту, Алита.

Если бы Алита знала, чем в дальнейшем обернется решение отправиться на острова настолько поспешно, она не стала бы торопиться. Но она не знала.

Пассажирский отсек дирижабля практически ничем не отличался от светского салона в каком-нибудь благородном доме: вдоль одной из стен располагались уютные кожаные кресла, чтобы путешественники могли наслаждаться видами во время полета, а в центре стояли изящные столики на четверых, и вокруг них сновали официанты, готовя все, что необходимо для первого завтрака в полете. Сверившись с номерами в билетах, стюард проводил всю компанию практически в конец салона - Этель было поморщилась, она не любила путешествовать в хвосте, но Амиран тотчас же произнес:

- При крушении выживают, в основном, пассажиры из хвостовой части.

Стюард со знанием дела кивнул.

- Это так, миледи. Но уверяю, крушения не будет. Дирижабль пилотируется самыми опытными летчиками, а наши системы безопасности - лучшие в мире.

Этель посмотрела на него исподлобья и молчала до самого взлета. Забившись в свое кресло, она вынула из сумки какой-то медицинский журнал и погрузилась в чтение: весь ее вид говорил, что девушку лучше не трогать. Алита невольно подумала о том, что супружеская ночь оказалась для Этель событием не из приятных.

Она ощутила жалость и стыд. На мгновение Алите захотелось сказать: «Друзья, простите, мы расходимся. Я не могу продолжать поиски. Если Огюст-Эжен вернется, то я потеряю человека, чьими чувствами бессовестно пользовалась все это время. И не смогу жить, понимая, что больше не люблю». Она почти подняла руку, привлекая внимание своих спутников, но в это время дирижабль едва заметно качнулся, и Хариндер мягко накрыл похолодевшие пальцы Алиты своей ладонью.

- Боюсь летать, - признался артефактор. В его негромком голосе была какая-то завораживающая, убийственная нежность. - Начало полета переношу хуже всего, потом осваиваюсь.

- Сказал бы сразу, - так же негромко откликнулась Алита, сжимая его руку. Ей казалось, что сейчас она захлебнется словами. - Я тоже боюсь.

Этель точно так же держала за руку Амирана. Он тихонько приговаривал ей что-то успокаивающее и не смотрел в сторону своих спутников. Дирижабль неспешно поднимался в небо. Пальцы Хариндера так крепко и бережно охватывали руку Алиты, что ей хотелось вырваться - и в то же время никогда не разрывать это прикосновение.

Паукка больше не имел к этому отношения. Она сама разрывалась и сгорала от боли и страсти.

- Пойдем, - шепнул Хариндер и, поднявшись с кресла, потянул Алиту за собой. Амиран хотел было окликнуть их, но не успел: щелкнул замок, открытый заклинанием, хлопнула дверь, и Алита увидела, что артефактор вывел ее на прогулочную палубу, закрытую в это время года - туда, куда она в жизни не отважилась бы пойти сама.

Город за стеклами панорамных окон медленно опускался куда-то вниз, в зимние снежные сумерки, которые не рассеиваются даже днем. На палубе было холодно: в отличие от пассажирского салона, она не отапливалась, и Алите вдруг почудилось, что дирижабля нет, и она плывет над городом, задевая головой облака. Хариндер накрыл ее затылок обжигающей тяжелой ладонью, сжал пальцы почти до боли, привлек к себе - откликаясь на его жадный, почти жестокий поцелуй, Алита почти физически чувствовала, что тонет в омерзительном и прекрасном чувстве, которому не могла дать названия.

В низу живота разливалось томное тепло, и вот его Алита совершенно уверенно назвала предательством. Это было именно оно. Не стремление спасти свою жизнь от магического паразита - а желание принадлежать другому без остатка, выбросив из головы любимого человека. Алита отшатнулась и почти вырвалась из чужих рук; артефактор не выпустил, плотнее прижал к себе, и она практически уткнулась носом в его шею.

- Алита, - она не поняла, что это было, слово или пойманная мысль. Собственное имя казалось чужим, наводило какой-то сладкий ужас.

- Это неправильно, - Алите казалось, что она сейчас расплачется. Дыхание Хариндера щекотало затылок.

- Я знаю, - откликнулся он.

- Это… Это…

- Пусть.

Город остался позади. Дирижабль летел сквозь туман и облака, и Алита не знала, где земля, а где небо, не знала, где она и что с ней будет. Томное тепло превращалось в болезненный жар; Хариндер прижал ее к тонкой перегородке, разделявшей пассажирский отсек и прогулочную палубу, и шепнул на ухо:

- Может, это в последний раз…

Алита хотела было что-то ответить, но Хариндер закинул ее левую ногу себе за бедро, и Алита ощутила, как на мгновение холодный ветер нырнул в разрез в ее панталонах. Она не успела сказать, что их могут увидеть -артефактор закрыл ей рот поцелуем и почти сразу же вошел в нее, резко, отчаянно, почти грубо.

Это было восхитительно и ужасно. Ни разу за время их тайных свиданий Хариндер не был таким: алчным почти до жестокости и в то же время бесконечно открытым - бери и делай, что захочешь, сейчас он полностью принадлежал Алите, и она поняла, что не сможет с ним расстаться. У нее не хватит ни сил, ни воли. Кажется, палуба качнулась, и ее затопило туманом, каждое движение Хариндера было непередаваемо мучительным и сладким, и, когда развязка нахлынула и затопила их обоих теплой соленой волной, Алите вдруг почудилось, что она летит невесомым перышком по ветру.

Уже потом Алита поняла, что действительно полетела - Хариндер толкнул ее и повалил на пол, закрывая собой.

А потом пришел звук взрыва и отвратительная вонь сгоревшего артефакта.

***

Этель не ожидала, что настолько боится полетов. Она путешествовала на дирижабле всего один раз, четыре года назад, и, когда огромная туша воздушного корабля стала медленно подниматься вверх, почувствовала такой острый страх, что вцепилась в руку Амирана и зажмурилась.

Страх был иррациональным. Этель и сама не могла объяснить, чего именно так боится. Она вдруг ощутила себя невероятно беззащитной, открытой холоду и всем ветрам - это состояние заставляло все сильнее стискивать пальцы Амирана. Хорошо, что он был тут, с ней, негромко говорил что-то успокаивающее на ухо…

- Может быть, стакан воды? - предложил стюард. Он-то нисколько не боялся летать: порхал по салону, словно легкая стрекоза, и ни о чем не беспокоился. Этель невольно позавидовала этому рыжему парню в форменном белом сюртуке.

Амиран отрицательно покачал головой.

- Благодарю, не стоит, - когда стюард отошел, он потянулся к оставленной в кресле сумке артефактора. - Я видел у Хариндера флягу с коньяком. Коньяк отбивает любой страх.

- А куда они ушли? - осведомилась Этель. Жуть, охватившая все тело, сделала ее слабой, мягкой и податливой, словно во время болезни. Амиран пожал плечами. Замки сумки не поддавались, и он хмурился.

- Может, на прогулочную палубу? Или в соседний отсек? - замки наконец-то щелкнули, и он торжествующе улыбнулся. - Готово!

Этель неодобрительно посмотрела на него.

- Ты всегда с такой легкостью шаришь по чужим вещам? - поинтересовалась она. Амиран только руками развел.

- Я не шарю. Я ищу флягу, к которой ее хозяин не раз меня приглашал, - сказал он и наконец-то обнаружил искомое и вытянул из сумки. К серебряному боку фляги прилип небольшой, кругом исписанный листок. Амиран машинально отлепил его, бросил взгляд вскользь, но потом всмотрелся и изменился в лице.

- А что, так можно было? - задумчиво спросил он и протянул листок Этель.

Буквы были ей незнакомы. Ломкие, тонкие, написанные словно бы пьяной рукой, они ничем не напоминали ни амрутскую вязь, ни сузианский полуунциал. А вот рисунок, вокруг которого толпились буквы, Этель встречала не раз и не два.

- Это схема основных энергетических узлов, - объяснила она в ответ на удивленный взгляд Амирана и вопросительно заломленную левую бровь. - Наложенная на человеческую ЦНС.

- Что такое ЦНС? - осведомился Амиран. Хмурая складка между его бровей становилась все глубже.

- Центральная нервная система, - растолковала Этель. - По этой схеме первый курс учат различать, где работа врача, а где мага. Понимаешь, если есть магическое повреждение, то мы его не лечим. Больной передается магам, они справятся лучше. А что тут написано?

Амиран не успел ответить. Раздался хлопок, и Этель изумленно увидела, как давешний рыжий стюард медленно падает на паркет, удивленно глядя на кровавую дыру на белом сюртуке. Он так и умер с этим ошарашенным выражением лица. Где-то зазвенела, разбиваясь, посуда, где-то несколько раз хлопнули выстрелы - Этель смотрела и понимала, что время стало двигаться намного медленнее. Она отчетливо увидела, как в пассажирский отсек неторопливо вплывают люди в одинаковых черных костюмах, как предметы в их руках, похожие на револьверы, выплевывают мелкие огненные сгустки, как падают люди…

Потом Этель обнаружила, что лежит на полу, Амиран закрывает ее своим телом - спокойно и профессионально, как делал это во дворце Хашивана в момент переворота - а по отсеку, среди какой-то вязкой оглушающей тишины, плывет человеческий визг. Визжала немолодая женщина в дорогом платье и с бриллиантами на шее: ее спутник с простреленной головой распластался в кресле. Один из нападавших подошел и закатил ей оплеуху.

- Заткнись! - рявкнул он. - Завали пасть, тварь!

Женщина захлебнулась криком и сползла на пол, глядя обезумевшими от боли и страха глазами, как в пассажирский отсек входит еще один человек: высокий, тощий, бритоголовый, одетый в такой же черный костюм, как и его спутники.

- Дамы и господа! - громко и отчетливо произнес он. - Ваш дирижабль летит в другом направлении!

Кто-то вскрикнул и тотчас же умолк. Бритоголовый осклабился, обнажив уродливые зубы, обточенные в виде острых клыков.

- В Пекло, если вы не будете благоразумны, - добавил он уже тише.

«Ограбление», - подумала Этель. В следующий миг пинок одного из грабителей сбросил с нее Амирана, и чужая рука грубо вздернула Этель вверх, поставив на ноги.

- Цацки, - приказал грабитель. Стараясь не смотреть ему в лицо, Этель вынула из ушей маленькие золотые сережки с голубыми топазами и бросила в подставленный мешок. Грабитель заглянул внутрь, оценивая добычу, и недоверчиво ухмыльнулся. Его приятель тем временем оттаскивал Амирана в сторону - всех мужчин сгоняли в центр отсека.

- Маловато, - произнес грабитель, встряхнув мешок. Этель вдруг поняла, что он ниже ее ростом, светловолос и голубоглаз, над верхней губой топорщатся жиденькие усики, а в негромкой спокойной речи звучит отчетливый зандалийский говор. - Бывает, бабы в поездках золотишко себе в щелки запихивают. Сама отдашь или обшмонать?

Этель улыбнулась ему настолько обворожительно, насколько смогла. Ноги дрожали, и она понимала, что вот-вот упадет.

- Как на юге говорят? - сказала она по-зандалийски. - Что ты сможешь сделать через рубашку?

В программу обучения девушек из благородных семейств обязательно входило изучение нескольких иностранных языков. Этель никогда не думала, что будет настолько благодарна господину Фуше, своему педагогу, который едва ли не с розгами вбил в нее безукоризненные знания.

Грабитель усмехнулся. Покачал головой.

- Откуда сама будешь? - осведомился он.

- Из Каталии. Есть такой городишко на побережье, - Этель отчаянно надеялась, что не путается в безумной системе зандалийских падежей. Грабитель мягко похлопал ее по щеке и сказал:

- Ладно, землячка. Отдыхай.

Когда он отошел, Этель практически без чувств рухнула в кресло. Открылась дверь, ведущая на прогулочную палубу, и двое бандитов втолкнули в пассажирский отсек Хариндера и Алиту.

- Вот еще парочка! - гаркнул один и продемонстрировал командиру изъятую пачку крупных купюр. - Жирненькие пташки!

Бритоголовый добычу не оценил. Словно завороженный, он медленно двинулся к Алите, алчно вглядываясь в его лицо. Алита всмотрелась в него и коротко вскрикнула, тотчас же зажав рот ладонями. Этель никогда не видела, чтобы человек испытывал настолько сильный, всепроникающий ужас - Алита покачнулась и непременно упала бы, но бритоголовый подхватил ее под руки и произнес:

- А волосы ты покрасила… Ну здравствуй, Сонечка.

Должно быть, это было настоящее имя Алиты: услышав его, она вздрогнула и рванулась в сторону в напрасной попытке освободиться. Бритоголовый смотрел на нее со странной смесью ласки и ненависти. Этель, зачарованная этой сценой, не сразу поняла, что Хариндер, которого нападавшие оттолкнули к остальным мужчинам, старательно подает ей какие-то знаки.

- Здравствуй, Никита, - промолвила Алита. Кажется, язык ее не слушался. - Ты жив?

Бритоголовый томно прикрыл глаза.

- Жив. Не ожидала, да? На острове действительно не было источников питьевой воды. Но мне повезло. Прошел дождь, я умудрился собрать достаточно…

Он говорил негромко и вкрадчиво. Голос завораживал. Хариндер уже в открытую на что-то указывал, и Этель поняла, что он имеет в виду - свою сумку, выпотрошенную грабителями, и теперь лежавшую на полу возле кресла Этель.

Опустив руку, она подхватила сумку за лямку и подтянула к себе. Хариндер довольно кивнул и отчетливо прошептал, так, чтоб Этель смогла прочитать по губам:

- Боковой карман.

Этель осторожно запустила туда пальцы и извлекла крошечный шарик, покрытый какими-то некрасивыми разноцветными наростами. Шарик казался живым.

- Винокуров умер под вечер, - продолжал Никита, и по тому, как изменилось лицо Алиты, было ясно, что она отлично понимает, о чем он говорит. - Сердце не выдержало. Я провел неделю на этих камнях. Сама понимаешь, мне надо было что-то есть.

Этель передернуло от омерзения. Получается, бритоголовый сожрал того, умершего? Алита понимающе кивнула.

- Я знала, что вы сожрете друг друга, - промолвила она. - А потом тебя подобрал пиратский корабль, и вот ты здесь.

Никита кивнул. Ласково погладил ее по щеке. Не сводя взгляда с Этель, Хариндер опустил руку и развернул ее ладонью к девушке.

- Бросай, - так же отчетливо проговорил он, и Этель легонько кинула шарик в сторону артефактора. Шарик радостно вырвался из ее руки и понесся к Хариндеру. В следующее мгновение артефактор подхватил его и, помедлив, швырнул в пол. Пассажирский отсек наполнил режущий уши визг и тошнотворная вонь - четверо из семи нападавших рухнули на пол, и Этель заметила небольшие черные отверстия, возникшие в их лбах. Должно быть, артефакт взорвался и направленными ударами уничтожил нападавших.

Впрочем, грабители оказались видавшими всякие виды. Хариндер тотчас же получил удар прикладом и свалился на паркет, а в пассажирский отсек вошли еще трое здоровяков в черном. Никита поступил умно, оставив часть товарищей снаружи - должно быть, именно для такого случая. Увидев, что сделали с Хариндером, Алита с жалобным вздохом рванулась было к нему, и Никита торжествующе ухмыльнулся.

- Вот оно как, дорогая… - он освободил ее руки и холодно приказал: - За борт обоих.

Глава 10. Дом на краю света

В воздухе витал просто упоительный запах цветущих абрикосов. Алита дышала им и не могла надышаться. Тихий ровный гул пчел, слетевшихся к цветкам, успокаивал и погружал в сон.

«Постойте-ка, - поскреблась в висок испуганная мысль. - Какие пчелы, какие абрикосы? Вас же…»

А действительно, откуда взялся этот запах? Алита открыла глаза и увидела, что лежит на узкой кровати, похожей на койку в корабельной каюте. В маленькой комнате не было ничего, кроме этого аскетического ложа, застеленного белой легкой простыней, зеркала на стене и кресла под кружевным сиреневым покрывалом. Дверь, ведущая на балкон - отсюда Алита видела его узорные перильца - была распахнута настежь, и тонкая полупрозрачная штора едва заметно колыхалась под ветром. Должно быть, там, снаружи, и цвел сад, залитый ярким солнцем, и жужжали пчелы.

Но сначала их с Хариндером выволокли на прогулочную палубу и под дружное гоготание прицепили друг к другу полицейскими наручниками, а потом открыли один из аварийных люков. Кажется, Хариндер заметил, как Никитос смотрит на Алиту - ненависть в его взгляде могла бы заморозить пустыню Бера-ар - и еле слышно шепнул: «Не смотри. И не бойся».

Алита опустила голову обратно на подушку - вспоминать не хотелось. Но память, как нарочно, подсунула ей картинку стремительно удаляющегося дирижабля, мир, завертевшийся пестрым куполом ярмарочной карусели, и горящие человеческие фигурки, которые посыпались с дирижабля. Они-то откуда взялись?

«Мне же ясно сказали: не смотри», - подумала Алита и подняла правое запястье к глазам. Металлического кольца наручников больше не было - о нем напоминала лишь тонкая красная полоска, но Алита знала, что она скоро исчезнет.

Что же это за место?

Как только она задала себе этот вопрос, дверь в комнату неслышно приоткрылась, пропуская немолодую даму в традиционном белом одеянии амрутской прислуги. Дама внесла с собой поднос, на котором красовалась низенькая расписная пиала - от пиалы поднимался невероятно горький запах, у Алиты даже слезы на глазах выступили.

- Ну-ка, - негромко сказала дама, осторожно помогая Алите усесться на кровати. - Ну-ка, давай выпьем вот это.

- Что это? - спросила Алита. Вонь от прозрачной бесцветной жидкости в пиале вызывала тошноту: дама погрозила Алите пухлой ручкой, расписанной мехенди.

- Надо сохранить все в себе. Давай-ка пей! Раз, два!

Она крепко сжала ноздри Алиты и подтолкнула к ней пиалу, вынуждая сделать глоток. Вопреки опасениям, жидкость оказалась безвкусной, Алита проглотила содержимое пиалы, и дама мягко толкнула ее в плечо, принуждая лечь.

- Вот, хорошо. Теперь отдыхай.

Дама поднялась с кровати и пошла к двери: увидев ее затылок, Алита едва сдержала возглас ужаса. Затылка как такового не было: его закрывала металлическая сверкающая пластина, из которой свисали какие-то полупрозрачные трубки, наполненные разноцветными пузырящимися жидкостями.

Зрелище действительно вызывало тошноту. Алита сделала несколько глубоких вдохов и равномерных выдохов, и тошнота отступила. Подумаешь, механический человек. По легенде у короля Рудольфа, прапрадеда государя Ахонсо, был искусственный секретарь, который весьма недурно справлялся со своими обязанностями… Но почему-то сам вид этой дамы вызывал ужас. Она была противоестественной и какой-то омерзительной, словно огромное насекомое.

Поежившись, Алита встала с кровати, обнаружила, что из одежды на ней только тонкая сорочка и панталоны и, стянув с кресла покрывало, закуталась в него и открыла дверь. Маленький коридор перед ней был пуст. Он кончался лестницей, и Алита побрела туда, искренне надеясь, что больше не встретит механическую даму.

У нее ведь были теплые пальцы, едва заметно пахнущие хной. Самые обычные человеческие пальцы. Это больше всего сбивало с толку.

Лестница привела Алиту в просторный зал, до самого потолка набитый книгами, бутылками с заспиртованными существами, разноцветными колбами. Были тут и старинные карты в рамах, были и цветные холсты, свернутые в трубки, были и черепа неизвестных зверей и птиц - Алита удивленно застыла, с любопытным восторгом рассматривая это хранилище сокровищ. Взгляд выхватывал то прозрачный лоток с коллекцией драгоценных камней, то тонкие стебли засушенных цветов в стеклянных рамах, то перья экзотических птиц.

- Нравится? - доброжелательно осведомился Хариндер откуда-то сзади. Алита обернулась и увидела, что артефактор стоит на лесенке возле шкафа и осторожно ставит на полку запечатанный сосуд, в котором клубится что-то черное. Изредка из этой черноты проглядывала уродливая лапа и взмаргивал то желтый, то черный глаз.

- Что это? - спросила Алита. Живая чернота пугала. Хариндер усмехнулся и начал спускаться.

- Твой Паукка, - ответил он. - Красавец, правда? Я никогда не видел их вот так, живьем… - артефактор бросил торжествующий взгляд на полку и добавил: - Вернее, теперь уже не живьем. Сейчас раствор схватится и все.

Алита смотрела на него с ужасом. Она даже не чувствовала облегчения от того, что живая тьма теперь не гнездится в ее груди.

- Ты достал его? - еле слышно спросила она и, подойдя к артефактору вплотную, осторожно взяла его за руку и сказала: - Хариндер, пожалуйста… Скажи мне правду.

- Что именно ты хочешь узнать? - его голос звучал с прежней мягкостью, но в глубине глаз вспыхнул неприятный злой огонек. Алита пожала плечами.

- Где мы? И этот Паукка… что с ним за история на самом деле?

Губы артефактора дрогнули в улыбке, но Алите вдруг стало ясно, что он сейчас способен свернуть ей шею - а потом засунуть в такую же склянку, как и Паукку. Или срезать половину головы и превратить в товарку механической служанки.

- Это полуостров Сахсавати, - ответил Хариндер. - И мой настоящий дом. Когда нас с тобой выбросили с дирижабля, я включил разрыв-камень, настроенный на это место.

Алита кивнула: примерно так она и подумала. Мраморные плиты пола леденили босые ступни. «Да здесь же холодно, как в могиле», - вдруг поняла Алита и спросила:

- А горящие люди с дирижабля?

- Ты тоже их заметила? - Хариндер пожал плечами. - Не знаю, кто они.

Алита подумала, что у нее еще есть шанс - не спасти свою жизнь, а вернуть все, как было. Для этого следовало не спрашивать больше про Паукку, а предложить переместиться куда-нибудь, где не так холодно. Однако она все-таки спросила:

- А Паукка?

Хариндер вздохнул.

- Ты думаешь, что я специально подселил его к тебе? - он замялся, но все же продолжил: - Что просто захотел тебя сделать своей любовницей так, чтобы у тебя не было выбора?

Алите потребовались все ее силы, чтобы едва слышно промолвить «Да». Хариндер усмехнулся и выпустил ее руку.

- Ты приехала в Амрут уже будучи инфицированной, - сказал он. - Наверняка делала остановку на островах Геликаш?

Алита кивнула. Да, на Геликаш она провела два дня в ожидании своего багажа - банальная задержка в пути.

- Я заметил нечто подозрительное в твоей ауре, когда ты в первый раз пришла в мою лабораторию, - продолжал артефактор, - но не понял, что это за пятно. В конце концов, о Паукках уже давно ничего не слышно. А потом получилось то, что получилось. Сама подумай, - Хариндер вдруг стал растерянным и каким-то жалким, что ли, словно едва высказанные подозрения Алиты не просто задели его, а глубоко ранили. - Если бы я подсадил тебе эту тварь, какой мне смысл ее вынимать? Пусть себе сидит. Она гарантирует, что любимая женщина будет со мной.

- Не надо, - промолвила Алита. - Не надо, не говори ничего. Прости меня.

Она хотела было отступить к лестнице, но Хариндер не позволил: поймал за левое запястье и мягко привлек к себе. В этом объятии не было ничего от любви. Так могла бы обнять подруга или сестра.

- Для меня главное - счастье любимого человека, - негромко сказал Хариндер. «У меня ведь был шанс оставить все, как раньше, - с горечью подумала Алита. - А теперь все кончено». - Я хочу, чтоб ты была счастлива. И неважно, со мной, без меня… - он стушевался окончательно и умолк.

- Прости, - выдохнула Алита, прекрасно понимая, что ей хочется сказать совсем другие, невозможные слова. Хариндер усмехнулся и подтолкнул ее к лестнице.

- Пустяки, - сказал он. - Пойдем обедать.

***

Механическая дама бесшумно накрыла на стол, низко поклонилась Хариндеру и Алите, вошедшим в столовую, и удалилась. Стараясь не смотреть на трубки в ее затылке, Алита села на высокий стул и, придвинув к себе столовые приборы, поинтересовалась:

- Кто это?

- Что это, - уточнил Хариндер, наливая ей ароматного фруктового шербета. - Моя домоправительница.

Несмотря на упоительный аромат, который источал цыпленок с травами, Алите почему-то расхотелось есть. Она задумчиво ковырнула пирамидку золотистого риса на своей тарелке и спросила:

- Она когда-нибудь была живой?

Хариндер прикрыл глаза и мечтательно улыбнулся.

- Да, была. Потом произошел несчастный случай, и теперь она ведет вот такую жизнь.

- Твой научный триумф, которого никто никогда не увидит, - задумчиво сказала Алита. Если раньше артефактор создавал впечатление открытого, в чем-то даже беззащитного и мечтательного человека, то теперь ей стало по-настоящему жутко.

- Если бы об этом узнал покойный Хашиван, то заставил бы меня создать бессмертную и непобедимую армию, - ровным тоном проговорил Хариндер. - Но война мне претит. Мои куклы ведут исключительно мирную жизнь.

- Куклы?

- Да. Мадам Сафрани и Райзан. Он работает в саду.

Некоторое время они молчали. Алита всей шкурой чувствовала, как все, что соединяло их, неотвратимо утекает в какое-то незнакомое, пугающее русло. Умершие люди, оживленные искусством артефактора, таинственное хранилище жутковатых чудес, мертвый Паукка в сосуде - ситуация все больше и больше казалась Алите какой-то неправильной, словно Хариндер использовал ее вслепую и что-то не договаривал. Похоже, выражение ее лица выдало мысли, потому что артефактор отложил вилку и сказал:

- Я понимаю, что вся эта ситуация кажется тебе неприятной и двусмысленной. Да, я действительно тебя люблю, Алита, - она хотела было что-то сказать, но Хариндер предупреждающе вскинул руку. - И поверь мне: в том зале хранятся такие артефакты, какие заставили бы тебя забыть твоего Огюста-Эжена. Сразу и навсегда, словно его и не было.

Он говорил спокойно и доброжелательно, и Алита понимала, что Хариндер откровенен. Магический фон его хранилища действительно зашкаливал.

- Но… - он замялся, подбирая слова, будто ему было неприятно и больно говорить. - Но я не приемлю насилия. Ни физического, ни морального. Особенно над той, которую люблю. Понимаешь, мне очень важно, чтобы ты доверяла.

Алите показалось, что она готова расплакаться. Иногда имеет значение не то, как говорят, а то, что именно говорят. Сейчас Хариндер говорил чистую правду. Здесь, в его доме, Алита окончательно поняла, насколько велика его сила и власть. При желании он мог бы поймать рыбу Бьорка Бьоллы за хвост и зашвырнуть на луну.

И он не лгал, когда говорил, что любит ее. Не надо было носить на шее подвеску царицы Суаш, чтобы понять правдивость его слов. И это было хуже всего. Хариндер не лгал, когда говорил о любви, он не использовал Паукку, чтобы приворожить Алиту, и теперь у нее не было даже формального повода, чтобы отказаться от его чувств - и от своих. Потому что бесконечные поиски человека, от которого остались только воспоминания - да и те тускнеют с каждым днем - это, наверно, действительно глупо.

- Я не знаю, что мне теперь делать, - призналась Алита и отложила вилку на скатерть. - Иногда я думаю, что еще немного - и я его верну. А иногда - что незачем гоняться за призраками из прошлого, когда я…

Она встала из-за стола и подошла к окну. Абрикосовый сад, не огороженный ни забором, ни сетью, тянулся далеко-далеко, туда, где зеленая весенняя земля врезалась в синеву неба, где шипели волны, набегая на скалы, и чайки горланили с веселой тоской о том, что впереди лето. А она, Алита, будто бы так и жила в вечной зиме, которая никак не желала проходить.

- Что - ты? - она не услышала, как Хариндер подошел, и неожиданное появление заставило ее вздрогнуть.

- Что я начинаю любить другого человека, - промолвила Алита, и слова, которые так долго копились в ее душе, произнеслись очень легко. Хариндер прикоснулся было к ее плечу и тотчас же убрал руку.

- Знаешь, я думаю, тебе все-таки следует завершить начатое, - сказал он. - Понимаешь, я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Но если ты прекратишь поиск сейчас, то это будет мучить тебя до конца жизни.

Алита прекрасно понимала его правоту. Пока светит солнце, и цветут абрикосы, никто не вспоминает о прошлом. Но весна не будет длиться вечно. Начнутся дожди, которые смоют с листвы зеленую краску, дни станут короткими, а вечера и ночи - бесконечными, и тогда ничто не поможет избавиться от мысли «А если бы я все-таки…»

- Ты прав, - откликнулась Алита. Обернувшись к Хариндеру, она некоторое время молча смотрела ему в глаза, а потом молниеносным движением выбросила руку вперед и ткнула пальцами в его висок, создавая нить, соединяющую их разумы.

Артефактор дернулся, пытаясь освободиться, и не смог. На мгновение Алите показалось, что светло-зеленая радужка в его глазах полностью исчезла, настолько расширились зрачки. Он дернулся снова, но так и не сумел разорвать нить. Алита довольно кивнула, и, когда артефактор со вздохом рухнул на пол, помедлила и присела рядом.

Она давно перестала быть легковерной девчонкой, которую муж-психопат доводил до истерики. Иногда Алите казалось, что она становится животным, очень хитрым и очень опасным - иногда это был единственный способ выжить. Хариндер казался вполне искренним, но Алита все равно чувствовала какой-то подвох.

Закрыв глаза, она сосредоточилась на золотой нити, соединяющей их виски, и скользнула в сознание артефактора, в надежде увидеть и прочесть его мысли.

Ее встретила тьма. Непроницаемая, бесконечная, слежавшаяся пыльными пластами. Тьма, возникшая еще до начала времен. На миг Алите показалось, что она задыхается: тьма была чем-то, что не имеет никакого отношения к миру людей, и это было самым жутким.

Алита с трудом подавила в себе желание вырваться на поверхность, разорвать связь с Хариндером и спасаться - в последний момент она поняла, что тьма все-таки не была пустой. В ней таились какие-то бесформенные образы, и, сфокусировав взгляд на одном из них, Алита вдруг рухнула куда-то вниз, в воспоминание.

- Ты не человек, мой мальчик.

Говоривший, высокий мужчина средних лет, облаченный в темно-красный шервани, какие носят амрутские чиновники, сидел за длинным столом, заставленным колбами и пузырьками с разноцветным содержимым. За его спиной висело зеркало: в отражении Алита увидела Хариндера - юного и испуганного.

- Кто же я, господин Ларикеш? - его голос жалобно дрогнул. Ларикеш усмехнулся и покачал головой.

- Ты Паукка, Хариндер. Носитель тьмы, - он сунул руку под стол и извлек короткий изогнутый меч. Рукоятка была обильно украшена золотой вязью и драгоценными камнями. - Скорее всего, ты был инфицирован еще в утробе матери. По закону я обязан вспороть тебе живот прямо сейчас. Так с подобными тебе поступают испокон веков.

Похоже, артефактор быстро взял себя в руки. Если хотят убить, то убивают, а не вступают в диалог.

- Но вы этого не сделаете, господин Ларикеш, - твердо сказал он. - Почему?

Ларикеш положил меч на стол и задумчиво провел пальцами по лезвию.

- Мне претит убийство, мой мальчик, - признался он. - Тем более, для тебя есть менее жуткий способ.

- Какой же? - торопливо спросил Хариндер. Ларикеш смерил его тяжелым пронизывающим взглядом и сказал:

- Ты будешь жить без опасности для себя и окружающих ровно до той поры, пока не встретишь любовь, - должно быть, Хариндер изменился в лице, потому что в глазах Ларикеша мелькнуло сытое удовлетворение. - Никогда никого не люби, юный Шьям Фракаш. В противном случае… - он задумчиво посмотрел на лезвие меча и припечатал: - вспоротый живот покажется тебе сказкой. Равно как и той, которую ты полюбишь.

Тьма взметнулась вокруг Алиты чернильным облаком и повлекла дальше, дальше - чтобы выбросить в крошечную комнату, всю обстановку которой составляла койка, небрежно прикрытая рваным одеялом, и грязное зеркало на стене. Обнаженный по пояс Хариндер стоял рядом с ним, устало смотрел на себя и подбрасывал на ладони небольшой огненный шар. Алита знала это боевое заклинание: огонь не причиняет вреда ладони, которая его держит, но охватывает противника сразу же, как только прикоснется к нему.

- Никого никогда не любить, - еле слышно произнес Хариндер, и Алита увидела, как в его ауре, в области сердца, скапливается чернота. Хариндер зажмурился и резким движением вдавил огненный сгусток в эту тьму.

А потом чернильное облако вынесло Алиту в тот самый зал с диковинами и чудесами, в который она пришла час назад. Хариндер стоял возле письменного стола, держал в руке стопку исписанных листков, и вид у него был ошарашенный.

- Это может сработать, - с надеждой прошептал он. - Если использовать цепные артефакты и позволить вирусу окончательно внедриться и развиться, то… То тогда Паукки, вызрев, выберутся и уничтожат друг друга, - Хариндер умолк, вглядываясь во мрак за окном, и каким-то мертвым голосом промолвил: - Господи, помоги мне.

В следующее мгновение Алита увидела себя, стоящую на пороге кабинета артефактора во дворце принца Хашивана. Это было странно: видеть себя одновременно своими и чужими глазами - и эти чужие глаза видели, что она прекрасна, и что Хариндер больше не сможет бороться - да это уже и не нужно. Он смотрел, и темное пятнышко в ауре Алиты испуганно ерзало под его пристальным взглядом, чуя соплеменника.

А потом пришел удар - неожиданный и тяжелый, он вышвырнул Алиту в реальность из чужих воспоминаний. Хариндер все-таки сумел разорвать нить, соединяющую их разумы, и сейчас смотрел на Алиту с такой искренней болью и обидой, что она невольно почувствовала стыд.

Значит, у него все-таки получилось уничтожить обоих Паукк. Значит, он теперь был свободен. Алите хотелось обнять его и сказать, что он достоин самого большого счастья, что у него все будет хорошо - но она прекрасно понимала, что никакие слова не помогут его ране затянуться.

- Ну что? - устало произнес Хариндер, потирая висок. Нить оставила едва заметное пятно на коже. - Ты довольна тем, что увидела? Теперь ты убедилась, что…

Он замолчал, устало махнул рукой и поднялся с пола. Алита смотрела на него и понимала, что артефактор все-таки использовал ее вслепую - но она испытывала к нему только искреннее сочувствие и понимание.

Хотя бы потому, что Хариндер действительно любил ее. С самого начала и до этой минуты.

- Почему ты не сказал сразу? - спросила Алита и тотчас же одернула себя: вопрос звучал как обвинение. Хариндер вздохнул.

- А ты бы мне поверила?

Алита пожала плечами. Хариндер понимающе кивнул.

- Вот именно.

Несколько минут они молчали, глядя друг на друга и прекрасно понимая, что никакие слова уже ничего не исправят. Затем Хариндер протянул руку, помог Алите подняться и сказал:

- Тебе лучше уйти в свою комнату. Нам надо… побыть одним.

***

День медленно склонился к тихому вечеру, пронизанному закатным солнцем. От деревьев протянулись длинные темно-зеленые тени, гудение пчел стало тише, а запах абрикосов - насыщенней и глубже. Алита сидела в своей комнатушке и впервые за очень долгое время действительно не знала, что ей делать. Если раньше у нее был хоть какой-то план и порядок действий, пусть и весьма неприятных, то теперь их сменила пустота.

Забравшись в голову Хариндера, Алита узнала правду и потеряла одного из немногих близких людей. Ей не хотелось так думать, но она была почти уверена в том, что артефактор потерян для нее навсегда. И это было горько и больно.

Когда солнце скрылось, и сад погрузился в густые сиреневые сумерки, в дверь деликатно постучали. Алита вздрогнула и обернулась, ожидая увидеть на пороге Хариндера, но в комнату вошла механическая мадам Сафрани с подносом. Поклонившись Алите, она опустила поднос на кровать и сказала, указывая на большой бумажный сверток:

- Милорд Хариндер уехал час назад. Он просил передать вам вот это.

- Что это? - осведомилась Алита. Сейчас, в сумерках, мадам Сафрани казалась живой - живой и печальной.

- Не знаю, миледи, - откликнулась она. - Прикажете зажечь лампу?

- Да… - неожиданно замялась Алита. - Да, пожалуй…

Мадам Сафрани вышла и вскоре вернулась с изящным светильником. Снова поклонившись, она поинтересовалась, не нужно ли миледи чего-то еще, и, получив отрицательный ответ, покинула комнату. Когда в коридоре стихли шаги, Алита взяла сверток и, разорвав бумагу, увидела уродливую глыбу разрыв-камня и сложенный вчетверо лист бумаги, исписанный длинными ломкими буквами.

«Дорогая Алита!» - прочла она и вдруг опустила письмо. На миг Алите стало страшно, но она довольно быстро совладала с собой и стала читать дальше.

«Дорогая Алита!

Разрыв-камень, который я тебе передаю, необычен. Он отправит тебя туда, где в данный момент находятся наши друзья - Этель и Амиран. Я искренне надеюсь, что они живы, и вы сможете продолжить поиски.

Честное слово, я не знаю, что еще сказать. Может быть, все дело в том, что у любви нет слов - есть только клыки и когти, которыми она наносит раны, и никакие слова, даже самые правильные, не заставят эти раны затянуться. А мы сейчас ранены оба. И я жалею только о том, что не смог сделать тебя счастливой и не смогу отблагодарить за то, что ты вытащила из меня тьму.

Найди своего любимого. Я думаю, это единственное, что принесет тебе успокоение. Не стану говорить, что все будет хорошо. Стану просто в это верить.

Прощай».

Алита уронила руки на колени и несколько минут сидела просто так, без единой мысли в голове. Потом она бережно сложила письмо и взяла разрыв-камень, готовясь активировать его - но в это время чей-то взгляд, живой, горячий и заинтересованный, хлестнул ее по затылку.

Обернувшись, Алита вполне предсказуемо увидела пустую комнату. Подняв светильник, она подошла к зеркалу - в отражении не было ничего необычного, но чувство, что за ней пристально наблюдают, никак не хотело уходить. Алита всматривалась в свое побледневшее лицо, надеясь, что за ним вдруг проступят какие-то другие черты, но ничего не происходило, и отражение не менялось. Зачарованная им, Алита негромко сказала:

- Кто там?

Никто не ответил. Снаружи доносился едва слышный шелест волн - море облизывало бока полуострова - но в доме царила тишина.

- Огюст-Эжен, - внезапно промолвила Алита. - Это ты?

Никто не ответил. Минуты тягучего ожидания тянулись и тянулись, Алита всматривалась в свое отражение, пытаясь увидеть за ним другое лицо, но ничего не менялось. И лишь потом, когда она медленно подняла руку и прикоснулась к стеклу, зеркало высветилось изнутри золотистым брызжущим пламенем, на долю секунды явив очертания земного мегаполиса и человека, чье лицо осталось скрытым в тени. От его силуэта веяло зимней, пронизывающей до костей стужей, тяжелый зубастый обруч короны сверкнул тусклым золотом, и Алита ощутила такой бесконечный, всепоглощающий ужас, что отшатнулась в сторону и швырнула в зеркало светильник.

Зеркало рассыпалось ливнем пылающих осколков, и Алита рухнула на пол, закрывая голову от огненных брызг. Коронованная тень почти шагнула в комнату - и иссякла, растаяла, погасив огонь. Алита лежала на полу, молилась, одновременно плюясь самой грязной бранью на всех, известных ей, языках и хотела только одного: пусть все закончится.

Когда треск угасающего пламени смолк, Алита поднялась с пола и подошла к пустой раме. Почерневшее дерево источало вполне отчетливый запах сгоревшего артефакта.

Что - или кто? - пыталось пройти сквозь него? В свое время Алита перелопатила множество книг по магии и артефакторике, от новейших до самых древних, но нигде не говорилось, что зеркала могут быть артефактами или иметь самостоятельную магическую силу. Несколько минут Алита стояла молча, задумчиво водя пальцами по раме, а затем, убедившись, что остатки зеркала не откроют ей ничего нового, взяла разрыв-камень.

Как там говорил Хариндер? Мы оба ранены любовью?

Вздохнув, Алита помедлила, собираясь с духом, а затем активировала разрыв-камень, надеясь, что он не выплюнет ее к свежим могилам.

***

- Ну что, юная леди. Рассказывайте, как же вас угораздило выйти замуж за моего сына.

Стоя в отдельном кабинете дворцовой библиотеки, Этель подумала, что, должно быть, впервые в жизни испытывает такой всепоглощающий трепет. Государь Ахонсо, сидевший за письменным столом, задумчиво смотрел на передовицу «Ежедневного зеркала», небрежно брошенного поверх книг. Передовица была, как обычно, крикливой. «Принц Этьен спасает захваченный дирижабль!»

- Батюшка, послушайте… - начал было Амиран, который стоял рядом с супругой, но государь нахмурился и вскинул руку, одарив сына суровым взглядом из-под седых кустистых бровей: дескать, тебе слова не давали.

- Помолчи, Этьен, - холодно сказал он. - Я задал вопрос твоей жене. Этель, вы с первого взгляда производите впечатление порядочной и разумной девушки. Я могу предположить только одно: этот разгильдяй просто вскружил вам голову.

- Нет, ваше величество, - едва слышно сказала Этель. Потом она все-таки справилась с волнением и промолвила уже громче: - Нет, государь, мы в самом деле любим друг друга. Мы вместе работали в Амруте и…

Она смутилась окончательно, умолкла и опустила голову: стыд, охвативший ее, был горячим и острым. Этель понимала, что этим все и кончится. Прямо сейчас. Принцы не женятся на таких, как она: безрассудных и дерзких авантюристках, порвавших со своим семейством и бросающих вызов обществу беспардонным поведением. Государь прав. Однако Ахонсо поразил ее до глубины души, сказав:

- У меня, к сожалению, глупые сыновья, - Амиран хотел было протестовать, но жест отца снова заставил его умолкнуть. - Но им прямо-таки сверхъестественно везет на умных жен. Вы ведь были замужем за милордом Лефевром, покойным министром инквизиционного департамента?

Этель кивнула и неожиданно для себя выпалила:

- Возможно, он жив.

Государь вопросительно посмотрел на нее. Он действительно был удивлен.

- Почему вы так решили, Этель?

- Батюшка, послушайте, тут… - начал было Амиран, но Ахонсо посмотрел на него так, что тот счел за лучшее замолчать. Этель в очередной раз выругала себя за несдержанность и сказала:

- Миледи Безликая считает, что взрыв артефакта не убил его, а выбросил в один из параллельных миров. И она сейчас ищет возможность отыскать место, в котором существует физический проход из нашего мира в другой. Мы с Амираном - в ее команде, - Этель посмотрела на Ахонсо и проговорила с несвойственной для себя робостью: - Вы, должно быть, считаете меня сумасшедшей.

Ахонсо усмехнулся в усы, и выражения его лица Этель не поняла. Государь выглядел так, словно прекрасно понимал, о чем она ведет речь, и не сомневался в правдивости ее слов.

- В статье написано, - он поправил очки в тонкой золотой оправе и пристально посмотрел на передовицу, - что бандиты выбросили ее за борт. Вместе с амрутским артефактором. Этьен, тебе следовало включить твою машину на четверть часа ранее.

Этель не знала, что Амиран припрятал во внутреннем кармане сюртука крошечный прибор - новую разработку сузианских ученых, соединение науки и артефакторики. Когда Алиту и Хашивана поволокли на прогулочную палубу, принц воспользовался суматохой и смог его активировать. Прибор работал по принципу цепи: если его направляли на человека, артефакт проводил анализ и уничтожал всех, кто был с этим человеком связан. Площадь, конечно, была небольшой, всего десять метров, но этого хватило, чтобы все нападавшие вспыхнули огненными факелами. Из бандитов уцелели только двое, державшие на прицеле пилотов дирижабля. Сейчас их допрашивала полиция.

- Я видела вспышку разрыв-камня, - сказала Этель. - Есть вероятность, что они живы.

Ахонсо понимающе покачал головой. Потянулся к маленькой пилюльнице.

- Этель, если вы действительно любите этого балбеса, то я счастлив назвать вас своей невесткой, - сказал он, задумчиво рассматривая горсть разноцветных таблеток. - И предлагаю организовать нормальную свадьбу, а не как у собак под кустом.

Этель почувствовала, как горят уши. Интересно, что сделают ее родители, когда узнают, что блудная дочь выходит замуж за принца? Быстро ли прибегут с таким видом, словно их ссоры никогда и не было? Быстро ли поспешат выдать нужду за добродетель и станут рассказывать, что Этель умная девочка, специально поехала в Амрут, чтобы порисоваться перед принцем?

- Простите меня, государь, - промолвила она, - но я уже жена Амирана. И никакое пышное венчание не сделает меня большей женой, чем я уже есть. Вы признали наш брак, закон тоже. А остальное уже от лукавого.

В прищуренных глазах Ахонсо мелькнули лукавые искорки. Возможно, Этель показалось, но она вдруг подумала, что государь очень доволен ее словами.

- Я не ошибся, дорогая, - уважительно произнес Ахонсо. - Вы действительно умница. Поэтому…

Он не договорил - не успел. Библиотеку залило мертвенным сиреневым светом и настолько резкой вонью, что глаза слезились. Этель зажмурилась, зажала ладонью рот и нос, понимая, что еще немного, и ее вырвет прямо на роскошный восточный ковер на полу. Впрочем, свет быстро угас, и в самом центре библиотеки возникла женская фигурка в знакомой одежде для путешествий.

Алита, живая и здоровая, удивленно озиралась по сторонам, пытаясь понять, куда же она попала. Наконец, она увидела государя и сдавленно ахнула: теперь ее инкогнито рухнуло окончательно, и она стоит лицом к лицу с одним из самых важных людей из ее прошлого. Ахонсо смотрел так, словно Алита была его маленькой нашкодившей внучкой.

- Ну вот, дорогая Алита, - произнес он. - Вот мы и встретились. Ты не представляешь, как я счастлив.

Глава 11. То, что позволено королю

Лефевр неторопливо брел по одной из центральных московских улиц, чье название скользнуло в памяти и не отложилось в ней - брел и думал, что в такой прогулке без сопровождающих есть совершенно определенное очарование и какая-то беззаботная легкость.

Он был королем, а у короля была свита. Вадим в последнее время таскался за ним чуть ли не в уборную: то ли пытался заслужить расположение, то ли боялся, что Лефевр отнимет у него ту смрадную иллюзию, которую Вадим считал жизнью. Все прочие холуи покойного Знаменского тоже были тут как тут, и иногда Лефевр испытывал искреннее и пылкое желание испепелить их всех к чертям собачьим, чтобы с ним осталась только Хельга - единственный человек, которому можно было безоговорочно доверять.

Город искрился и сверкал, переливаясь пригоршнями разноцветных огней. Город был сказочными чертогами мифических государей - набитый бесценными сокровищами, он зачаровывал и притягивал взгляд то к сияющим витринам, то к летящей неоновой тройке с лихим кучером, то к окутанным искрящейся паутинкой деревьям, то к яблокам новогодних шаров над входами в магазины.

Перед витриной одного из таких магазинов Лефевр и остановился: за прозрачным стеклом была елка, ее пышные искусственные ветви были унизаны золотым кружевом изящных игрушек - звезды, шарики, шишки, ангелы… Они были праздничными, но не аляповато-пошлыми. Почти такими же, какие отец однажды принес для юной Бригитты.

Тогда она плакала несколько дней подряд - родители ее лучшей подруги Ютты запретили той общаться с уродкой, и Бригитта, которая всегда очень горячо и болезненно переживала собственную некрасивость, заперлась в комнате, и ни мама, ни брат не могли ее утешить. А отец смог. Он купил на рынке небольшую пушистую сосенку, принес домой и украсил игрушками, сделанными под заказ у государевых мастеров.

Бригитта не хотела идти смотреть на сосенку, и тогда Лефевр сгреб сестру в охапку и вынес в гостиную - а там Бригитта замерла, глядя на маленькие огни свечек и сияние позолоченного стекла, и по ее щекам по-прежнему струились слезы. Но теперь она плакала от счастья.

Интересно, впишутся ли в картину мира Хельги такие елочные игрушки? Или же она скажет, что это слишком пошло и буржуазно?

Лефевр купил огромную коробку елочных игрушек по безобразно высокой цене. Продавщица, худенькая, стильная и без единой мысли в голове, что-то говорила про уникальную ручную работу и единичный экземпляр, и в ее голосе было четкое осознание собственной принадлежности к сверкающему миру богатых и достойных. Расплатившись карточкой Знаменского, Лефевр заметил, что девушка с брезгливостью посмотрела в сторону парочки, рассматривавшей новогодние подарки со скидкой, и произнес:

- Танечка, ты снимаешь комнату в Химках и каждый день мотаешься туда-сюда. Твой айфон куплен в кредит, а желудок болит из-за плохой еды. Ты все надеешься, что на твое декольте клюнет олигарх, а он никак не клюет. И этот браслет, который тебе подарил арт-директор, не золотой. Не стоит так его демонстрировать.

Напарница Танечки замерла возле прилавка-как и сама Танечка. Они смотрели на Лефевра с одинаково ошарашенным выражением. Лефевр одарил их очаровательной улыбкой и сказал:

- Так что напрасно ты относишься к другим с таким высокомерием. Ты ничуть не лучше и не выше.

Еще мгновение он наслаждался покрасневшим личиком Танечки, на котором сейчас отражалась целая палитра самых невероятных чувств, а затем взял коробку и вышел. Уже в спину ему понеслась эмоциональная и грубая ругань вперемешку со слезами; Лефевр усмехнулся, покачал головой и вдруг замер, узнав среди гуляющих горожан того самого человека, которого видел в воспоминаниях Хельги.

В нем не было ничего необычного. Абсолютно ничего. Молодой мужчина в зимней куртке, с несколькими подарочными пакетами в руках, должно быть, вышел на предпраздничный поход по магазинам. Наверняка у него много близких людей, которых ему хочется порадовать. Глядя на него, нельзя было и подумать, что он подбирает девушек, путешествующих автостопом, а потом насилует их на болотах.

Сперва Лефевр подумал, что ошибся. Некоторое время он незаметно следовал за мужчиной в куртке, пока не сумел наладить контакт с его сознанием и выцепить имя «Борис». Дальше уже было проще. Борис оказался весьма успешным торговым представителем крупного холдинга - благодаря этому он имел разъездную работу и возможность для маленьких приятных развлечений. Лефевру пришлось покопаться в его памяти, чтобы дорыться до того момента, когда на обочине дороги Борис увидел Хельгу - юную путешественницу, которая еще не знала, что ее ждет через четверть часа.

Уже потом, анализируя события этого вечера, Лефевр понял, что действовал не сам - это Король Севера, живший в нем, поднял его руку и метнул в голову Бориса одно из местных боевых заклинаний. Кажется, оно называлось Хаармин, Лефевр не запомнил в точности - важнее было то, что заклинание вызывало кровоизлияние в мозг и быструю смерть. Борис рухнул на тротуар, выронив пакеты с подарками и еще не понимая, что умирает, а Лефевр обошел его и, встав поодаль, возле очередной сияющей витрины, стал смотреть, как вокруг Бориса суетятся зеваки. Кто-то кричал, что человеку плохо и требовал вызвать скорую, кто-то снимал происходящее на телефон, а Лефевр, который по сути своей был весьма миролюбивым человеком и не убивал без серьезной причины, понял, что полностью слился с Королем Севера, иррациональной и жестокой силой природы.

И это ему нравилось.

В витрине Лефевр видел свое отражение - туманный силуэт с темными провалами на месте глаз и с золотым обручем на голове. А потом - он и сам не понял, как это получилось - витрина превратилась в зеркало. Старое зеркало в потемневшей раме с россыпью темных пятнышек в правой нижней части стекла.

В зеркале отражалась крошечная комната с аскетической, почти убогой меблировкой и - на миг Лефевр перестал дышать - Алита. Печальная, уставшая, она сидела на полу возле кровати, держала в руках глыбу разрыв-камня и сложенный вчетверо лист бумаги. Должно быть, письмо.

Лефевр смотрел на нее, не в силах оторвать взгляд. Он бы все отдал, лишь бы дотронуться. Прикоснуться к этим рассыпавшимся каштановым прядям, веснушкам на скулах, тонким белым пальцам.

Он бы и себя отдал - да некому было.

Но Алита, должно быть, почувствовала его взгляд. Поднявшись с пола и взяв светильник, она медленно подошла к зеркалу, и Лефевр замер, боясь спугнуть, разрушить возникшую связь неосторожным движением. Несколько минут Алита всматривалась в свое отражение и постепенно надежда на ее лице сменилась разочарованием.

- Кто там? - он не услышал, прочел по губам. - Огюст-Эжен, это ты?

На мгновение Лефевр окаменел, застыл, лишившись способности и двигаться, и думать - а потом Алита подняла руку и прикоснулась к зеркалу, и вот тогда он рванулся к ней, прорубаясь сквозь колючие пласты пространства и не понимая, что делает.

Лефевр пришел в себя в тот момент, когда витрина, возле которой он стоял, взорвалась и рассыпалась по тротуару звенящим золотым ливнем. Опомнившись, Лефевр отступил назад, со странной отстраненностью глядя, как скачут по мостовой стеклянные брызги, как визжит миловидная барышня, прижимая к лицу окровавленные ладони, как испуганные продавщицы выглядывают из магазина, не понимая, что произошло. Кто-то среди прохожих упомянул теракт.

Вздохнув, Лефевр медленно отошел в сторону и опустился на скамью. Тихонько, сама по себе, пришла мысль о смартфоне во внутреннем кармане пальто, о том, что надо позвонить Хельге.

Она сняла трубку сразу, словно ждала звонка. На заднем плане играла этническая музыка - наверняка Хельга сидела в каком-нибудь антикафе, пила кроваво-красный каркаде и писала стихи на салфетках. Или заваривала кофе по невероятно сложному рецепту.

- Привет, - сказал Лефевр. - Где ты?

- На Нижней Первомайской, - ответила Хельга и встревоженно спросила: - Жень, что случилось?

- Скинь мне точный адрес, - попросил Лефевр. Только сейчас он понял, насколько устал. - Я приеду.

***

В ожидании Лефевра Хельга успела несколько раз заварить себе прекрасного чаю на кухне антикафе и употребить его с шоколадным печеньем, посмотреть веселые авторские мультфильмы о приключениях забавного бегемота и поиграть в настольный хоккей с долговязым пареньком по прозвищу Джекоб. Он был не против продолжить общение, но тут в антикафе появился Лефевр, и Джекоб дал задний ход, не желая впрягаться в конкурентную борьбу. Хельга ничуть об этом не пожалела: парень показался ей вялым и не слишком инициативным.

Игрушки привели ее в полный восторг. Хельга подумывала притащить в свою комнату маленькую елку, но теперь ей пришла в голову совершенно потрясающая идея нарядить одну из сосен на участке перед особняком Знаменского и каждый вечер зажигать на ней гирлянду.

- Будет здорово, - согласился Лефевр. Хельга все больше напоминала ему Бригитту - сестра умела искренне радоваться мелочам и находила что-то особенное даже в самых привычных вещах и делах. - Знаешь, я тут… - он помедлил, а потом все-таки сказал: - встретил того типа, который тогда увез тебя в камыши.

Хельга не изменилась в лице - просто изящная звезда с витыми лучами запрыгала в ее пальцах.

- И что ты с ним сделал? - еле слышно спросила она. Лефевр откинулся на спинку дивана, вытянул ноги и закрыл глаза. Усталость буквально вибрировала в каждой клетке его тела.

- Ничего, - ответил он. - Ровным счетом ничего. А Король Севера убил его.

Кажется, Хельга ахнула - звук, сорвавшийся с ее губ, оказался настолько тихим, что Лефевр не был уверен, что слышал его вообще. Некоторое время он сидел молча и неподвижно, а потом закрыл глаза и посмотрел на Хельгу. Она по-прежнему крутила в пальцах игрушку, но теперь по ее щекам медленно стекали слезы - те самые, тяжелые, которые никогда не приносят облегчения.

- Жень, мне страшно, - промолвила Хельга. - Мне за тебя страшно. Потому что тот парень… ну, он заслужил. Понимаешь, я всегда подозревала, что не меня одну он вот так… уж очень все отлаженно у него вышло. Как конвейер. То есть… - она шмыгнула носом и жестко добавила: - Туда ему и дорога. Но вот ты…

- Что «я»?

- Ты убил человека, Жень. Ты меняешься, - Хельга подняла голову и посмотрела на Лефевра с такой искренней горечью, что у него заныл висок. - И ты меняешься далеко не в лучшую сторону.

- Мне приходилось убивать раньше, - сказал Лефевр, и ему показалось, что он извиняется. Он смутился, и чувство неловкости усилилось. - Причем неоднократно.

- Я не знаю, как было раньше, - хмуро откликнулась Хельга. - Но Знаменского ты убил случайно. Ты не хотел его смерти, так вышло.

Лефевр кивнул.

- А смерти этого Бориса я хотел, да, - признался он. - Король Севера это очень большая и в целом иррациональная сила. Но ты права, не все следует валить на него. Потому что я не оставлю в живых ту сволочь, которая ранит моих близких. Я, Огюст-Эжен Лефевр. Не он.

Некоторое время Хельга молчала, а потом смахнула слезы и спросила:

- Хочешь чаю, Жень? Тут клевый чай.

Лефевр кивнул и, когда Хельга положила игрушки в коробку и отправилась на кухню, подумал, что он от всей души признателен ей за такую смену темы.

Чай действительно оказался вкусным - сделав несколько глотков, Лефевр почувствовал, как вся тяжесть вечера медленно утекает прочь. Хельга задумчиво рассматривала узор на коробке с игрушками (Танечка уверяла, что это причудливое переплетение снежинок собственноручно нарисовал какой-то модный московский художник), а потом сказала:

- Знаешь, я часто думала о том, что буду делать, если снова его встречу, - Лефевр прекрасно понял о ком идет речь, кивнул, и Хельга продолжала: - И в итоге поняла, что сама не справлюсь. Ни за что. То есть, я представляла, что задушу его. Например. И в ту же минуту боялась - понимаешь, боялась даже мыслей.

- Теперь нечего бояться, - произнес Лефевр. - Все кончено.

Хельга помолчала, перекатывая в ладонях кружку с чаем, и еле слышно промолвила:

- Спасибо.

Некоторое время они сидели, не говоря ни слова. В соседнем зале мягко играла этническая музыка. Долговязый паренек, расположившийся в дальнем углу и лениво игравший в какую-то игрушку в своем смартфоне, периодически бросал на Хельгу странные взгляды. То ли равнодушие, то ли все-таки глухой интерес, подумал Лефевр и признался:

- Мне не нравится то, кем я становлюсь. Это в самом деле жутко.

Хельга поежилась, повела плечами так, словно спину лизнул ледяной ветер.

- Еще бы, Жень. Как вспомню тот полет, так душа в пятки.

Помедлив, Лефевр рассказал Хельге о том, как увидел Алиту, и как рухнула витрина - все это произошло почти сразу же после убийства, когда Король Севера практически полностью занимал его разум. Хельга внимательно слушала, напряженно постукивая пальцами по кружке, и колокольчик на одном из ее бесчисленных браслетов нервно позвякивал, словно ему не нравились ни слова Лефевра, ни он сам. Лефевр мог его понять: в этот миг он и сам себя не любил.

- Одним словом, получается, что Король Севера, вошедший в полную силу, способен пройти между мирами, - завершил он свой рассказ. - Недаром же Знаменский обещал открыть мне врата, помнишь? Он не знал, как это делается, я имею в виду, детально. Но подозревал, что такая возможность есть. Умел же открывать зеркала… - Хельга едва заметно качнула головой, и Лефевр сказал: - Но получается, для этого мне надо стать окончательным и бесповоротным мерзавцем. И я уже стою на этом пути.

- Ты говорил, что готов на все, чтобы вернуться домой, - спокойно сказала Хельга, но по сусальному золоту ее ауры поплыли голубые волны тревоги. Она вспомнила ужин со Знаменским и то, с каким равнодушием Лефевр тогда взял в руки нож. - Жень, в конце концов, ты уже здесь главный. И если у тебя есть шанс…

Она осторожно поставила опустевшую кружку на пол рядом с диваном и провела по лицу ладонями, словно пыталась стереть какую-то раздражающую паутинку.

- Если тебе нужен мой совет, то я его не дам, - промолвила Хельга. - Просто потому, что не знаю. Но я помогу тебе, что бы ты ни решил делать.

Лефевр благодарно улыбнулся и погладил ее по запястью. Колокольчик снова звякнул, но уже не сварливо, а дружелюбно.

- Именно это мне и нужно, - сказал Лефевр и сжал руку Хельги. - Спасибо.

Когда администратор вошла в зал, чтобы сказать девушке-хиппи о том, что оплаченное время закончилось, то увидела, что диванчик, облюбованный гостьей и ее спутником, пуст. Одна из кружек стояла на полу, вторая была брошена и сейчас разливала остатки чая на дорогое покрывало золотистого цвета. Выругавшись сквозь зубы - покрывало придется нести в химчистку, а деньги, разумеется, вычтут из ее зарплаты - девушка не сразу поняла, что в зале холодно. Сейчас здесь царил не тот бодрящий легкий морозец, который врывается в теплую комнату, стоит открыть форточку - зал был полон той мертвящей стужей, которая навевает тоскливые мысли о дальних безжизненных краях, где все укутано снегами, и нет ничего, кроме смерти. Сейчас даже музыка и голоса из соседних залов и кабинетов казались ненастоящими, искусственными, несуществующими.

Администратору на мгновение показалось, что она сейчас завизжит от ужаса. Сорвав покрывало с дивана, она выбежала к своей стойке в прихожей и только там смогла отдышаться и взять себя в руки.

- Свет, ты там что, окно открыла? - спросила напарница, сосредоточенно составлявшая график дежурств на новогодних каникулах.

Света попробовала улыбнуться, но улыбки не получилось.

***

Кругом была метель, и ничего, кроме метели. Снежинки собирались в стаю, вырываясь то снизу, то сверху, и вихри, сложенные из них, сплетались в причудливые фигуры. Кажется, Хельга забыла, как дышать, и лишилась опоры. Ей чудилось, что она летит куда-то в этом снежном вихре - а через мгновение она понимала, что сидит на ледяной скамье, вцепившись застывшими посеревшими пальцами в чей-то шершавый рукав.

Король Севера теперь не имел ничего общего с человеком, который четверть часа назад подарил Хельге коробку с елочными игрушками. У него не было ни лица, ни сколь-нибудь определенного облика - рядом с Хельгой сидела тень, наполненная непроницаемой, запредельной чернотой, и ее неровные очертания, лишенные четких границ, перетекали в метель: Король Севера был тьмой и вихрем.

Зато тех, кто влек их сани, Хельга видела очень отчетливо. Призраки, которых охаживало снежными плетьми, имели собственные лица с раззявленными воющими ртами - в одном из тех, кто мчался с краю, Хельга узнала Бориса-из-камышей. Он то и дело падал, срываясь куда-то вниз, во тьму, и тотчас же чья-то незримая рука выдергивала его обратно, в строй таких же воющих теней.

«Не бойся, - мысль, возникшая в ее голове, была такой же ледяной, как и мир, через который летели сани. - Это страшно только сначала. Посмотри вниз».

Хельга меньше всего хотела смотреть вниз, но незримая студеная рука мягко толкнула ее в затылок, принуждая наклониться, и Хельга увидела, что сани летят над сверкающими огнями огромного города. Кажется, она увидела даже людей на улицах - крошечных человечков с подарочными пакетами, человечки готовились встречать новый год, верили в будущее счастье, и никто не замечал летящих саней Короля Севера.

- Нравится? - спросили откуда-то сверху.

- Нравится, - откликнулась завороженная полетом Хельга. И мороз вроде бы отступил - теперь она почти не чувствовала его острых стылых укусов. А потом сани поднялись вверх, и Хельга поняла, что и праздничный город, и сверкающие снега вокруг него, и темно-синее небо, усыпанное звездами, были огромным шаром, удивительной елочной игрушкой, парившей в безбрежном темно-синем океане вместе с другими шарами.

Они были разными, очень разными. Одни наполнял жидкий алый огонь, и чудилось, что шары вот-вот взорвутся. Другие были светло-зелеными, от них веяло запахом молодой травы - в них только-только зародилась жизнь. А в третьих жизнь уже кипела огнями, железом и паром и стремилась вырваться за пределы собственной хрупкой сферы.

«Я, наверно, умерла, - подумала Хельга. - Ведь не может быть такого на самом деле…»

А потом она увидела маленькую золотую рыбку - легкую, игривую, прыгающую на волнах. И тогда Хельге стало ясно, что не существует никакой магии самой по себе. Все волшебство во всех мирах зависело от этого всемогущего существа, которое по прихоти выбрало форму маленькой рыбки с длинными плавниками. Хельга ведь уже видела ее: однажды она ходила на рыбалку с приятелями по литературному клубу, и Саня Хоменко, писавший очень плохие стихи и громогласно читавший их везде, где находились свободные уши, поймал именно эту рыбку. Хельга тогда взяла ее, подержала в ладонях и выпустила обратно в озеро - и вот теперь рыбка, одарившая кусочком волшебства свою спасительницу, вернулась.

Она несла чудеса и была чудом.

И стон, который донесся откуда-то сзади, еще раз подтвердил: все волшебство всех миров было именно в ней.

Хельга обернулась и увидела Короля Севера во всем его ужасающем величии. Он пришел из самых темных мест мира, его сани летели сквозь стылый мрак, мимо озер, покрытых черным льдом, мимо бескрайних безжизненных лесов, мимо мертвых деревень и погостов. Он был тем, кто появляется в самые страшные, самые мрачные ночи года и требует кровавых жертв.

Он смотрел, как рыбка скачет от одного шара к другому, и в лице, сложенном из снежных вихрей, не было ничего, кроме боли.

Рыбка еще раз ударила хвостом и нырнула в один из шаров - темно-зеленый, наполненный светом и жизнью.

- И свет во тьме светит, - проговорила Хельга, не зная, кто вложил в нее эти слова, и почему именно сейчас они так важны. - И тьма не объяла его.

Призраки, влекущие сани, взвыли от ужаса, метель взвилась и хлестнула Хельгу по лицу, и все растаяло - шары миров, безбрежный океан, темная бездна вод, сани и Король Севера. Ничего не стало. И Хельга увидела, что стоит на расчищенной дорожке, ведущей к дому Знаменского, и фонари бросают искрящиеся медовые отблески света на сугробы. Откуда-то доносилась музыка - рояль и скрипка.

Лефевр лежал на дорожке, и из-под его распахнутого темного пальто медленно растекалась лужа черной вязкой жидкости, наполненная тусклым сиянием. Его лицо, запрокинутое к луне, было осунувшимся и бледным, и в глазах, слепо смотревших вверх, плескалось ледяное расплавленное серебро.

Кажется, Хельга заорала. Кажется, правая рука Лефевра судорожно заскребла по фигурным плиткам дорожки.

Музыка оборвалась, и из дома выбежал Вадим - по-простому, в майке и шортах. Увидев тело хозяина и ревущую Хельгу, он на мгновение замер, а затем приказал:

- Рот закрой. Сейчас сюда весь поселок сбежится.

- Он жив? - еле слышно спросила Хельга, боясь услышать ответ. Вадим с необычной легкостью, словно каждый день ворочал людей на две головы выше себя, поднял Лефевра и, закинув его руку себе за плечо, потащил к дому. Так выпивохи будут тащить приятеля, не рассчитавшего силы.

- Жив, - бросил он на ходу. - Пошли, поможешь.

***

- Я вас не вижу, - глухо произнес Лефевр. Его ресницы и брови покрывал иней, и глаза были полны той сверкающей белизной расплавленного серебра, которая так испугала Хельгу во дворе. Она села рядом с ним на кровать и взяла его за руку - ледяную, тяжелую, словно вырезанную из камня.

- Жень, я тут, - сказала Хельга. - Я тут, я с тобой.

Ледяные пальцы дрогнули.

- Как ты? - прошелестел голос Лефевра, невольно напоминая о шорохе опавшей листвы, которую занесло ветром в давно покинутый дом. - С тобой все нормально?

Хельга прислушалась к себе. Вроде все было как всегда, и хвост не вырос.

- Да, Жень. Все хорошо.

- Это должно пройти через пару часов, - подал голос Вадим. Он стоял в углу, почти полностью скрытый тенью. - Со Знаменским такое было. Он рассказывал.

- Я попробовал пойти за ней, - Лефевр смотрел в пустоту, но Хельга знала, что он обращается именно к ней. - Рыба. Она нырнула в мой родной мир, и я попробовал пойти за ней, - голос сорвался в хриплый шепот, и Хельга едва различила слова: - и не сумел. Сил не хватило. Думал, что хватит, а оказалось…

Хельга поняла, что он имеет в виду. В конце концов, она сама все видела. Лефевр ведь почти растворился в Короле Севера, почти стал безумной чудовищной силой из темных мест мира - если бы он смог завершить превращение, то вернулся бы домой.

Но Лефевр сопротивлялся. Он действительно думал, что готов на все ради возвращения в родной мир - но не мог переступить через себя, и Хельга невольно этому радовалась.

- Женька, - сказала она. - Ты ведь хороший человек. Ну не надо, не становись ты этой мразью. Должен же быть другой способ, Жень. Артефакты эти… мы ведь только начали работу.

Лефевр едва заметно улыбнулся. Из левой глазницы вытекла капля, пробежала по щеке.

- Я устал, - признался он. - Устал и не знаю, за что хвататься и что делать.

- Тогда, может, сделать паузу? - снова напомнил о себе Вадим. - Заняться чем-то, помимо поисков?

Хельга терпеть не могла Вадима, но сейчас признала в его словах определенную правоту. Ледяная слепота в глазах Лефевра медленно таяла, и Хельге хотелось надеяться, что Король Севера не вернется. Во всяком случае, не сегодня и не завтра.

Может быть, мне пора вообще отказаться от поисков, услышала Хельга чужой голос в своей голове. Интонации Короля Севера сейчас были легкими, почти незаметными. Может быть, мне надо просто жить дальше. Потому что если я вернусь таким, то это никому не принесет добра.

Я не знаю, подумала Хельга, глядя, как талая вода сбегает по щекам Лефевра. Закоченевшая рука в ее ладонях постепенно наполнялась живым теплом. Но я приму любое твое решение и во всем тебе помогу.

Фанатизм, любая страсть, доведенная до крайности, еще никогда и никого не привел к хорошему. Хельга прекрасно это понимала - понимал и Лефевр. Чужое присутствие в мыслях исчезло, и она вздохнула с облегчением. Иногда надо просто отдохнуть и очистить разум, чтобы он неожиданно понял, куда двигаться дальше. Эта ясность, легкая и открытая, приходит всегда, и нужно только подождать.

- Наш с тобой артефакт увеличивает силу мага, - осторожно освободив руку, Лефевр провел ладонями по лицу, смахивая талую воду. - Но этого недостаточно… Знаешь, ты прав, Вадим, - внезапно обратился он к упырю в углу. - Пожалуй, я сделаю паузу.

Вадим выступил из тени и удовлетворенно кивнул. Отчего-то у него был очень довольный, сытый вид.

- Вот и правильно, - мягко сказал он. - Тем более, у нас есть дела, которые настоятельно требуют вашего внимания.

Лефевр вопросительно поднял левую бровь, и Вадим поспешил объяснить:

- К вам на прием очень хочет прийти человек.

***

Почти все в этом мире верили в магию - но большинство из тех, кто верил, обходился обращением к гадалкам, которые печатали объявления в газетах, либо ездили на дальние выселки к пройдошливым старушкам, гордо именовавшим себя ведуньями. Лефевр заглянул в воспоминания Знаменского и нашел эпизод, когда бывший владыка магов лично съездил к одной такой оборотистой бабушке, и та живо и ловко сняла с него несуществующую порчу и приворожила Анжелину Джоли - ну что делать, не смотрела бабушка телевизор. Все друзья и знакомые Знаменского просто животики надорвали, когда он рассказывал о том, как бросил заклинание и приподнял угол колдуньиного дома.

Так потом и оставил, набекрень.

Но если человек добирался до кого-то из настоящих магов, и тем более, до их главы, то было ясно, что дела его не просто плохи - они ужасны.

Лефевр назначил встречу на следующий день, в центральном офисе, и девушка, которая прилетела аж из Красноярска, изумленно озиралась по сторонам, когда Вадим провожал ее к кабинету шефа. Видимо, она ожидала чего-то другого - но никак не охраны, камер наблюдения и молчаливого ассистента, который вежливо открыл перед ней дверь и сказал:

- Евгений Андреевич, к вам Мария Анисимова.

Лефевр, стоявший у окна, обернулся и кивнул - девушка прошла в кабинет и замерла, не зная, что делать дальше. Она была невысокого роста, очень худая, под глазами чернели тени усталости и долгих бессонных ночей. Она была похожа на ребенка.

- Вы присаживайтесь, - мягко сказал Лефевр. - В ногах правды нет.

Мария послушно опустилась в кресло и еле слышно промолвила:

- Здравствуйте…

Потом она умолкла, и Лефевр, скользнув взглядом по ее ауре, понял, что она боится. И его, и того, что он не сможет помочь, а тогда весь долгий путь, который она прошла, собирая по крупинкам информацию о настоящих магах, окажется напрасным и никому не нужным.

- Не надо так бояться, - доброжелательно произнес Лефевр, мысленно приглаживая ее ауру и успокаивая. - Я не кусаюсь. Рассказывайте, что у вас случилось.

Мария шмыгнула носом и негромко ответила:

- Мой ребенок, - она нервно расстегнула сумочку и достала стопку фотографий, но не протянула Лефевру, а просто сжала в руках. На снимках был мальчик, темноволосый и темноглазый, очень на нее похожий. - Понимаете, ему нужна пересадка сердца. А у нас в стране не делают, - Мария смахнула набежавшие слезы и умолкла. Лефевр с горечью подумал, что она не умеет просить. Никогда и ни о чем не просила, и вот теперь понимает, что стоит с протянутой рукой и не может подобрать нужных слов.

- Давайте, я расскажу за вас, - Лефевр сел за стол и принялся задумчиво крутить ручку Знаменского: тяжелую, золотую. На Марию он старался не смотреть: каждый его взгляд она ощущала как пощечину. - Вам нужно лететь в Индию на пересадку. Но клиника выставила неподъемный счет. Конечно, вы обратились ко всем, к кому смогли. Фонды, пожертвования… это все крохи. А время идет, и врач вчера сказала, что вашему Диме будет только хуже.

Когда он назвал имя, Мария встрепенулась и посмотрела на него с ужасом и надеждой. Теперь она окончательно поняла, что все-таки попала туда, куда нужно.

- Скажу честно, что я никогда не работал с детьми, - с искренним сожалением вздохнул Лефевр, и Мария вздрогнула, словно он ее ударил. - Но давайте попробуем. Если не получится, я просто оплачу вашу поездку. Идет?

- Вы… что? - Мария смотрела на него так, словно никак не могла понять, о чем он говорит. Лефевр ободряюще улыбнулся.

- Да не тряситесь вы так. Справимся. Где мальчик?

- В гостинице, с моей мамой, - пролепетала Мария. Она смотрела с ужасом и надеждой, и пальцы, сжимавшие фотографии, дрожали. Лефевр отложил ручку и поднялся.

- А тогда поедем. Что время-то терять?

Она заговорила в машине. Вадим подчеркнуто внимательно смотрел на дорогу, делая вид, что не слушает, но по тому, как иногда вздрагивали уголки его губ, Лефевр понимал, что он крайне заинтересован в рассказе. Упырь был голоден, а история чужого горя давала ему хотя бы иллюзию сытости. Лефевру невольно хотелось дать ему тычка - за это голодное внимание, за то, что он наслаждался.

- Пашка ушел сразу, как только мы узнали, что все плохо. Что надо сделать очень много, что… короче, он ушел. Мы поехали с Димой в больницу, а когда вернулись, его уже не было. Я его год не видела. Ни Пашку, ни алиментов. А свекровь сказала, что я сама виновата, раз больного ребенка родила. И нечего его на них вешать. Словно я вешала…

Фотографии давно вернулись в ее сумочку, но Лефевр прекрасно видел, что на них изображено. Дима на качелях, Дима в обнимку с огромным игрушечным динозавром, Дима с мамой и бабушкой… Он представил, что этот крошечный большеглазый мальчик, похожий на хрупкую фарфоровую куклу мог бы быть его с Алитой сыном.

- Он появится, - подал голос Вадим, сворачивая с шумной многолюдной улицы. Из спокойного вышколенного помощника крупной шишки Вадим снова стал рубахой-парнем со двора. - Типа «я ж уходил от больного, а теперь он здоровый». Всегда такие приходят, когда шухер закончится.

- Вы тоже волшебник? - недоверчиво спросила Мария. Вадим криво ухмыльнулся.

- Я просто жизни понюхал побольше вашего. Видал таких.

Лефевр не мог не признать его правоту. Мария как-то отстраненно кивнула и продолжала:

- Я правда обошла всех, кого смогла. Помогали, конечно. Но сейчас кризис, людям самим есть нечего, - она отвернулась и добавила, изо всех сил стараясь скрыть слезы: - Кому чужой ребенок нужен… Он отцу родному не нужен.

Лефевр попробовал ободряюще улыбнуться и дотронулся до ее колена, обтянутого простенькими старыми джинсами.

- Мы попробуем, - сказал он.

Мария с сыном и матерью остановилась в хостеле на окраине, настолько нищем и занюханном, что там даже стойки администрации не было. В почившей в бозе «Паре тапок» было намного цивильнее, подумал Лефевр, шагая за Марией по мрачному коридору мимо обшарпанных дверей. Вадима он с собой не взял, приказав тому метнуться в детский магазин и закупить все, что может понадобиться трехлетнему мальчику для новой жизни, начиная с одежды и заканчивая игрушечными динозаврами. Ему хотелось надеяться, что у маленького Димы эта новая жизнь будет. Очень хотелось.

Мальчик спал, раскидавшись на кровати под тонким одеялом. Его бабушка, читавшая газету, встрепенулась при появлении Лефевра, и ее доброе усталое лицо словно окаменело от страха. Страх и надежда; Лефевр подумал, что прекрасно ее понимает, и попросил:

- Выйдите, пожалуйста. Пусть останется только мать.

Он и сам не знал, почему сказал это - но женщина поднялась со стула и покорно вышла из комнаты, не сказав ни слова. Лефевр опустился на пол рядом с кроватью и несколько минут всматривался в спящего ребенка. Мальчик дышал тихо и размеренно, его сон был глубоким и ровным - идеально для любого магического воздействия.

Мария что-то спросила. Лефевр не расслышал.

- Помолчите, - попросил он. - Я должен сосредоточиться.

Болезнь ребенка была похожа на темного паука, который устроился в белой сверкающей ауре и, поджав ноги под лохматое брюхо, старательно выплетал паутину - и сияние медленно гасло, мутнело, в нем закручивались серые вихри и, не находя выхода, разрывали на части самих себя. Лефевр смотрел и понимал: смерть ребенка многократно усилит Короля Севера. Он сможет вернуться домой - надо просто взять и подкормить болезнь, слегка перенаправив потоки энергии. А потом, когда мальчик умрет, забрать его душу. Все. Легче легкого.

Он сможет вернуться домой. Перед глазами появилось встревоженное бледное лицо Алиты, которое он вчера увидел в витрине - сегодня вечером он сможет обнять ее. Надо просто дать ребенку умереть.

Лефевр закрыл глаза.

- Вода, - негромко сказал он. - Маша, принесите воды. Полчашки, больше не надо.

Мария кинулась из комнаты, с грохотом уронив стул. Чашка опустилась в протянутую руку Лефевра через несколько секунд - еще не утих шум от падения стула.

Вода пахла железом.

Лефевр смочил пальцы и прикоснулся к теплой щеке мальчика. Дима вздохнул во сне, но не шевельнулся. Сейчас он был погружен в глубочайший транс, и его раздувшееся несчастное сердце, заполненное пауком, почти не болело.

Просто перенаправить потоки, сказал Король Севера, водя мокрыми пальцами Лефевра по щеке ребенка, вычерчивая слова языка, который умер задолго до появления людей. А потом немного подождать, и все. Можно отправиться домой.

Теперь Лефевр видел, как пульсирует паучья сеть. И видел, как снять ее.

- Я никогда не попаду домой, - еле слышно произнес он по-сузиански и рванул паутину на себя.

Остальное было уже потом.

У него пошла носом кровь, и Лефевр тщетно пытался остановить ее заклинанием, и густые алые капли падали и падали - на одеяло, на затоптанный ковролин пола, на колени. Дима шевельнулся и что-то тихонько пробормотал, просыпаясь. На его губах появилась теплая сонная улыбка, а потом мальчик открыл глаза и негромко сказал:

- Мама…

Потом Лефевр смял паука, оплел его выдранной с корнем паутиной и вышел из комнаты. Кажется, Мария бросилась к сыну, кажется, бабушка, затаив дыхание дежурившая под дверью, метнулась в комнату - Лефевр прошел по коридору и на лестнице испепелил невидимый ком в руке.

Ему было одновременно больно и радостно. Он и сам не знал, какое чувство сильнее: радость от того, что мальчика удалось спасти, или горечь от понимания, что Алита остается недосягаемой, и это, наверно, навсегда. Они не увидятся, у них не будет детей, ничего не будет…

Выйдя из здания, Лефевр бездумно опустился на скамейку перед входом и долго-долго рассматривал собственные руки, словно увидел их в первый раз. Мальчик будет жить, теперь он был здоров, и Мария вернется с ним домой - дальше все будет хорошо.

Пусть и не у него.

- Я ведь хороший человек, - устало произнес Лефевр. - Ведь нельзя же действительно пойти на все.

Хельга наверняка сказала бы, что он прав.

Но ему никогда не было настолько больно от своей правоты.

И Лефевр, занятый своей болью и своей потерей, не видел, что прямо над ним трепещет и танцует невидимая золотая рыбка, рассыпая синие искры с плавников ему на голову.

Глава 12. Артефакт оживает

Несколько долгих минут Алита смотрела в лицо государя и не знала, что сказать. Она онемела от внезапно нахлынувшего страха, и даже то, что ее друзья были живы и здоровы, не помогало ей опомниться. Ахонсо рассматривал ее с доброжелательностью дедушки, к которому приехала внучка на каникулы.

- Ну вот, дорогая Алита, - произнес он. - Вот мы и встретились. Ты не представляешь, как я счастлив.

- Счастливы? - Алита не сразу поняла, что смогла заговорить. Ахонсо кивнул.

- Конечно. Я рад видеть тебя в добром здравии и с открытым лицом. Почему это тебя удивляет? Мы всегда были друзьями, не так ли?

Повинуясь тяжелому жесту его правой руки, Амиран и Этель послушно сели на диван. Алита огляделась и на ватных ногах двинулась к одному из кресел. В конце концов, чего ей бояться? Раз уж инкогнито рухнуло и никого не задавило осколками, то можно вздохнуть с облегчением.

- Были, - кивнула она. - И я признательна за вашу дружбу.

- Этот мерзавец выкинул вас с дирижабля, не так ли? А ваш друг, амрутский артефактор, жив? - поинтересовался Ахонсо. Где-то в глубине дворца растекся мелодичный звон часов, и в библиотеку вошел слуга с подносом. Глядя на то, как государь медленно пьет зеленоватый лечебный отвар из высокого бокала, Алита подумала, что в этом мире ничто не меняется.

- Да, жив, - сказала она, когда слуга ушел, бесшумно закрыв за собой дверь. - Но мы расстались, и я сейчас не знаю, где он.

- Он подселил тебе что-то вроде приворотного жука, - подал голос Амиран, и Алита невольно отметила, что теперь он обращается к ней на «ты». - Я нашел у него в сумке схему.

- Я знаю, - сказала Алита. - Но это не то, о чем ты думаешь. Это совсем не то. Ваше величество, - она обернулась к Ахонсо и сказала: - Я тоже рада видеть вас в добром здравии, но мне нужно идти. Я должна продолжать поиск.

Ахонсо усмехнулся и устало махнул рукой: дескать, помолчи. В камне его перстня вспыхнул темно-синий огонек и погас.

- Рыба Бьорка Бьоллы, - произнес он. - Мифическое место изначальной магии. Сила, которая оживляет артефакты и открывает врата между мирами.

Государь запустил руку во внутренний карман и извлек простенький глиняный шарик. Разумеется, Этель и Амиран не поняли, что это, но Алита едва удержала вскрик - это был тот самый артефакт, который когда-то отправил ее из Сузы домой.

Теперь она знала свое настоящее имя. Никитос так и не понял, какую услугу оказал бывшей жене.

- Инквизиция нашла его в доме милорда Лефевра сразу же после твоего исчезновения, - промолвил Ахонсо. - Милорд Гуле говорит, что это сильнейший артефакт, но сейчас он мертв. Как и Перо, которое ты пыталась оживить.

Алита протянула было руку к шарику, но почти сразу же опустила ее.

- Когда человек, чистый душой и помыслами, найдет это место, то врата между мирами раскроются, и все потерянные странники вернутся домой, - Ахонсо почти слово в слово повторил то, что когда-то говорил Гуле, и горько усмехнулся: - Прости, Алита, но у тебя не получится. Ты потратишь жизнь и разум в напрасных поисках, но так и не найдешь Берега. Фалернские острова, конечно, интересное место… но вряд ли рыба будет ждать тебя там.

Некоторое время все молчали. Потом Алита сумела-таки подавить слезы, что так и рвались наружу, и сказала:

- Меня всегда поражало то, что вы знаете намного больше, чем хотите показать, ваше величество.

Ахонсо доброжелательно посмотрел на нее.

- А что тут знать, дорогая моя? Посмотри на себя. Ты как загнанная лошадь, которая бежит и уже не понимает, где кончается дорога. Чистая душой и помыслами - это уже не о тебе. Я так понимаю, амрутский артефактор не просто рядом стоял? - Алита почувствовала, как щеки наливаются красным, и государь понимающе покачал головой. - О том и речь.

Амиран нехорошо прищурился и негромко заметил Этель:

- А я всегда говорил, что он та еще скотина, - и в ту же минуту схватился за нос, вспыхнувший болью: Алита швырнула в него заклинание и гневно промолвила:

- Лучше помалкивай, Амиран. Ничего ты не знаешь.

Амиран только руками развел. На его пальцах остались пятна крови.

- Куда уж мне, - буркнул он. - А батюшка прав. Ты действительно мечешься, и это до добра не доведет. Уж поверь.

Алита обернулась и беспомощно посмотрела на Этель, словно искала в ней поддержки. Этель взглянула на нее с искренним сочувствием и пониманием и промолвила:

- Я думаю, они правы. Вряд ли у нас, - и Алита мысленно поблагодарила ее за это «у нас», - что-то получится, если браться за дело очертя голову. Поверь, я очень хочу, чтоб Огюст-Эжен вернулся. Но мне кажется, что мы от него все дальше и дальше.

Алита устало откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Только теперь она поняла, насколько ее вымотал путь длиной в три года. Бесконечный поиск, надежды, которые рождались только затем, чтобы разрушиться и похоронить ее под собой… Когда Ахонсо заговорил, то Алите на мгновение почудилось, что этот негромкий старческий голос звучит в ее голове:

- Ты сейчас не понимаешь, что настоящая рыба Бьорка Бьоллы - это не чудовище. Это та сила, что уже внутри тебя. И Берег будет там, где ты захочешь его увидеть. Но пока нет ясности, нет чистоты, не будет и его.

- Что же мне делать? - еле слышно спросила Алита. Подняв голову, она увидела, что все - и государь, и Этель с Амираном - смотрят на нее с одинаковым сочувствием и пониманием. Должно быть, впервые за три минувших года Алита поняла, что она по-настоящему дома, среди тех, кто действительно ее любит.

И это было радостно и жутко.

- Делать добрые дела, - улыбнулся Ахонсо. - Это у тебя всегда получалось.

***

Зимняя дорога всегда утешала Алиту. Сидишь на скамье пассажирского поезда, бок о бок с такими же путешественниками, дремлешь под заунывно-уютный перестук колес и голоса из соседних отсеков и веришь, что там, в конце пути, все будет хорошо. Вот и теперь, следуя по приказу государя на север, Алита надеялась, что Ахонсо прав, и ей действительно следует отвлечься и на какое-то время отложить поиски.

Она и сама понимала, что окончательно запуталась и в себе, и в своих желаниях. Работа в университете должна была расставить все по местам и дать Алите понять, чего она действительно хочет - а должность приглашенного лектора по артефакторике была именно тем, чем Алита могла заниматься с интересом и удовольствием.

Оставалось надеяться, что это действительно поможет.

Сойдя с поезда на главном вокзале Харуны, Алита подумала, что этот город в корне отличается от всех, виденных ею прежде. Он был центром своего округа, здесь жило много людей, и крутились серьезные деньги, но, несмотря на это, Харуна производила весьма неоднозначное впечатление. Дома, построенные еще при дедушке нынешнего государя, угрюмо нависали над узкими лентами улиц и улочек, костистые башни старинных соборов были похожи на пальцы скелетов, которые впиваются в низко нависшие тучи, и казалось, что время спрессовалось среди этих домов, мостов и памятников и не желает пускать сюда ничего нового - вокзал ютился на окраине, словно попрошайка возле входа, его терпели как неизбежное зло, но дверей не открывали.

- Миледи Алита! - окликнул звонкий молодой голос. Обернувшись, Алита увидела молодого человека в распахнутом пальто и кепке, вольно сдвинутой на макушку. С вечера стало морозить, и такой наряд был, по меньшей мере, легкомысленным - впрочем, когда молодой человек подошел, раскланялся и взял ее чемодан, Алите стало ясно, что его обогревает не одежда, а сорокоградусная настойка.

- Рад вас видеть в Харуне, - сказал молодой человек и представился: - Меня зовут Эдвард Такк, я из университета. Отвезу вас в студгородок.

- Тут даже студгородок есть? - удивилась Алита. Эдвард важно кивнул и махнул рукой куда-то в сторону.

- Да, вон там, на холме. У меня самоходный экипаж, домчимся с ветерком.

Самоходный экипаж оказался новеньким, сверкающим и невероятно дерзким: Алите показалось, что местные жители смотрят на него с искренним неудовольствием. Дескать, завели тут всякого, нормальным людям не пройти, не проехать. Устроившись на поскрипывающем кожаном сиденье и застегнув ремень безопасности, Алита постаралась убедить себя в том, что этого достаточно, и хмель в голове ее спутника не угробит их обоих, когда машина перевернется в канаву или въедет в фонарный столб. Эдвард уселся на водительское место и, откинув какую-то пластинку на приборной панели, с гордостью продемонстрировал Алите сверкающий камень в окружении труб, винтиков и шарниров.

- Это артефакт, - сказал он важно. - Пока он тут, мы можем ехать без газолина. Вот только хватает его на одну поездку, потом приходится отдавать его на подзарядку.

Алита понимающе кивнула. Соединение магии и науки было новой ветвью артефакторики, и она была уверена, что в самое ближайшее время Сузу ждет очередная научно-техническая революция. Что ж, если жизнь станет от этого удобнее, то Алита могла только радоваться. Она уже успела смириться с тем, что проведет остаток своих дней в Сузе, и хотела сделать это с максимально возможным комфортом.

Впрочем, если судить по грязи, летевшей во все стороны из-под колес самоходного экипажа, тут до сих пор выплескивали из окон содержимое горшков. Алита смотрела в окно на серый зимний день и вспоминала, как когда-то пробовала оживить мертвое Перо, заряжая его в лаборатории так же, как Эдвард заряжал артефакт экипажа. Ничего не вышло. То, что умерло, не ожило.

Возможно, Ахонсо был прав. Иногда просто надо остановиться.

Самоходный экипаж - Алита почему-то не могла называть его автомобилем или машиной - бойко забрался на холм, прокатил по причудливой сети улочек и остановился возле кабака с красноречивым названием «Пьяный тролль». Помянутый тролль был нарисован на вывеске - держал в лапе кружку и уверял, что именно в этом заведении можно отведать лучший на севере лагер. Почему-то Алита не удивилась месту остановки: судя по заблестевшим глазам Эдварда, он навещал тролля не раз и не два.

- Приехали, - сказал он. - Тут на втором этаже квартиры для профессуры и гостей. Размещу вас, отдохнете пару часов с дороги, а затем милости просим в университет. Кстати, в «Тролле» прекрасные обеды.

Алита понимающе кивнула.

Вопреки ее опасениям, крошечная квартирка оказалась довольно уютной: ее не портила даже спартанская меблировка и окна, выходившие на какие-то облезлые задворки. Откланявшись, Эдвард оставил Алиту в одиночестве, и, распаковав вещи и умывшись в небольшой, идеально чистой ванной, она опустилась на кровать и подумала, что понятия не имеет, о чем будет читать сегодняшнюю лекцию. Артефакторика интересная наука, но иногда в ней действительно не знаешь, за что хвататься.

Показать, что ли, удивительные способности гвоздя, передающего мысли на расстояние? Это, во всяком случае, будет забавно. И есть хорошие перспективы для развития новых способов связи на его базе.

Постепенно погрузившись в воспоминания о том, как именно этот гвоздь был добыт - черт, рука, тогда прокушенная диким зверем, ноет по сию пору - Алита вдруг поймала себя на том, что подергивает ногой в такт музыке: откуда-то доносились приятные звуки амрутского ситара. Она даже узнала песенку - Бродяжья лирическая, старинный гимн лесных разбойников севера, которому ситар придавал невероятную ласковую лиричность.

Но ситар? На севере?

Выйдя в коридор, Алита уже поняла, чей это ситар - поняла, но никак не могла поверить. Звук доносился из-за соседней двери: игравший выдал несколько финальных аккордов и мягко опустил руку на струны. Алита стояла у двери, смотрела на витую тройку номера и думала о том, что она ведь может и не стучать. Она ведь может и уйти. И даже уехать. Наплевать на то, что в этот университет ее отправил личный приказ государя, наплевать на все… Мир велик, не правда ли? И вряд ли Ахонсо знал, кто будет ждать ее в Харуне - потому, что если все же знал, то это как минимум непорядочно и нечестно…

Она подняла руку и постучала.

Некоторое время было тихо, потом внутри послышались шаги, и дверь открылась. Хариндер держал в руке ситар, и Алита на мгновение испытала острый шок - она до последнего надеялась, что его здесь нет. Похоже, и он меньше всего ожидал ее увидеть тут и теперь.

Несколько мгновений они стояли молча, просто смотрели друг на друга, а затем Хариндер сделал шаг назад и произнес:

- Привет. Проходи.

И Алита вошла.

***

Лекция прошла замечательно.

Впервые за много месяцев Алита почувствовала себя действительно на своем месте. Студенты - а студентов в университете оказалось на удивление много, они приехали сюда со всего севера - слушали ее внимательно, задавали толковые и уместные вопросы, и в итоге лекция перешла в увлекательную беседу, которая закончилась поздно вечером. Алите долго аплодировали, потом пригласили на ужин, и, сидя в шумной веселой компании за длинным деревянным столом в «Тролле» она неожиданно ощутила легкое, почти невесомое прикосновение радости.

Хариндер держался дружелюбно и одновременно был и рядом, и не рядом. Они сидели за одним столом, но их разделяло несколько человек, и Алита думала, что так и должно быть. Пусть Ахонсо, старый сводник, прекрасно знал, что университет Харуны давно заманивал амрутского артефактора на должность проректора, но Алита не могла на него сердиться. Хотела - и не могла. Почему-то ее охватило какое-то безрассудное чувство равнодушия к своему будущему. Должно быть, впервые за всю свою жизнь Алита положилась на судьбу и позволила ей нести себя, куда придется. Ей казалось, что она даже чувствует прикосновение невидимых волн - если судьба сочла нужным снова устроить ее встречу с Хариндером, то так тому и быть.

После ужина, когда компания постепенно разошлась, Алита и Хариндер вышли на улицу - и тут Алита замерла, увидев, насколько ночь преобразила город. Теперь он был не хмурым и не унылым, а сказочным, усеянным разноцветными огнями, и чем дольше Алита смотрела, тем меньше понимала, где кончаются фонари и начинаются звезды.

- Значит, Ахонсо решил дать тебе постоянную работу, - произнес Хариндер: отстраненно, просто констатируя факт.

Алита кивнула.

- Решил, что мне надо успокоиться, прежде чем принимать решения и действовать, - сказала она. - Залечить раны.

Хариндер понимающе усмехнулся. Они побрели по улочке, ведущей на вершину холма. Там стояла маленькая белостенная часовня, и открывался прекрасный вид на ночной город. Ночь растушевывала краски, смягчала их дневную резкость, и мир становился загадочным, словно таинственная рыба Бьорка Бьоллы плыла по воздуху, превращая любой предмет в артефакт, а все слова - в заклинания.

- Я не специально, - промолвила Алита, и почувствовала, как к щекам прилила кровь. На мгновение ей стало стыдно. Ужасно стыдно. - Честно, я даже не думала, что встречу тебя здесь.

Хариндер приобнял ее за плечи - дружеским, спокойным жестом, в котором не было ничего ни от любви, ни от желания. Между его бровей пролегла глубокая складка и почти сразу исчезла.

- Значит, такова наша с тобой судьба, - произнес он. - Если ей для чего-то нужно, чтобы мы оказались в одном и том же месте, то она своего добьется. И лучше нам не сопротивляться, целее будем.

На какой-то миг Алита вдруг подумала, что ничего не хочет менять. Что она слишком устала, чтобы бороться, продолжать поиски, лететь за призраком… Что человека, которого она любила и любит, больше нет, и надо принять это, смириться и жить дальше. И пусть все останется так, как есть - и будет этот таинственный город, и человек, который сейчас идет рядом, и новая жизнь.

Она почти поверила, что это возможно.

Во внутреннем кармане шубы вдруг что-то содрогнулось, словно там запульсировало маленькое живое сердце. Алита остановилась и запустила нервно трясущиеся пальцы в карман, уже понимая, что происходит, и не веря в это. Боясь поверить. Хариндер подобрался, выпустил Алиту и поднял руку - на кончиках пальцев вспыхнули синие тревожные огоньки. Он почувствовал магию и готов был защищаться.

Глиняный шарик, принадлежавший одному из самых страшных магов Сузы, мертвый артефакт, уже не был мертвым. Он не ожил - Алита прекрасно это понимала - но и безжизненным он больше не был. Завитки отпечатка пальца создателя на его боку медленно наливались золотом, словно по ним бежала кровь.

- Он оживает, - прошептал Хариндер. Золотой свет, источаемый артефактом, отбрасывал шафранные отблески на его лицо - побледневшее, наполненное трепетом ожидания чуда. Алита смотрела на шарик, чувствовала, как он наливается пульсирующей тяжестью и невероятно, болезненно остро понимала правоту Ахонсо, сказавшего, что дорогу в иные миры откроют лишь ясность и чистота.

Неужели она наконец-то пришла и к ясности, и к чистоте?

- Соня, - промолвила Алита с отчаянной горечью. - Соня Тимофеева. Меня зовут Соня Тимофеева. Я открываю дверь и вхожу.

На мгновение пылающий отпечаток пальца налился нестерпимым белым светом - и погас. Шар, лежавший на раскрытой ладони Алиты, снова был холодным и лишенным даже намека на жизнь. Чудо, наполнявшее его, пришло и ушло без следа.

Кажется, Алиту качнуло - ноги онемели, и она свалилась бы на заледеневшую мостовую, не подхвати ее Хариндер. Она сотню, тысячу раз представляла, как случится чудо, и она вернет Лефевра - и вот чудо прикоснулось к ней и исчезло. Кажется, Алита издала страшный стон умирающего животного, зашлась в глухих, разрывающих грудь рыданиях, и уткнулась лицом в Хариндера, словно в могилу.

- Все, что случилось, можно повторить, - негромко произнес артефактор, обняв ее и слегка покачивая, пытаясь утешить. - Все, что случилось, можно повторить, главное, знать и соблюдать точные условия. Алита, слышишь? Мы уже на месте. Осталось дождаться, когда тысячи звезд начнут падать на берег.

Алите потребовалась почти четверть часа, чтобы успокоиться, оторваться от Хариндера и признать его правоту.

- Мы на месте, - тихо сказала она. - Мы добрались. Его величество сказал, что берег будет там, где… В общем, здесь.

- Да, мы пришли, - Хариндер улыбнулся и провел пальцами по ее щеке, смахивая слезы. - Внезапно, правда?

- Внезапно… - промолвила Алита и вдруг обнаружила, что улыбается тоже. Пусть чудо ушло, но теперь она была уверена, что сможет его вернуть.

- А знаешь, что самое интересное? - Хариндер взял ее за руку и мягко повлек за собой по улице; Алита послушно подалась за ним. - То, что этот шарик оживила сила, которой я никогда не встречал. Его жизнь зависит от чужой воли и чужих поступков.

- Боже мой, - прошептала Алита, вспомнив темную пугающую фигуру в зеркале, отражение земного города, зубастый обруч короны. Получается, Лефевр все-таки был жив - жив и пытался прорваться к ней? Раз ожил артефакт, которым он владел прежде?

Ей хотелось плакать и танцевать. Подпрыгнуть и дотронуться до луны.

- Не хочу тебя пугать, - произнес Хариндер. - Но это злая сила. Темная и злая. И мы должны быть готовы.

Если бы Алита знала, что именно в эту минуту где-то в другом мире Лефевр вырвал с корнем болезнь из груди ребенка, то наверняка поспорила бы по поводу злой силы.

Но она не знала.

***

Впрочем, вечер Алиты не закончился с неожиданным оживлением артефакта. После прогулки, когда они с Хариндером вернулись к «Троллю», Алита вдруг увидела среди гуляющих парочку, показавшуюся ей смутно знакомой. Мужчина и его леди неторопливо брели по улице, со знанием дела ели жареные каштаны из полосатого бумажного мешочка, и Хариндер, всмотревшись в них, растерянно произнес:

- Бог ты мой… Это же Амиран и Этель!

Алита ахнула - она действительно не ожидала встретить их в Харуне. А тут и Этель заметила ее, удивленно выронила каштан на мостовую и радостно замахала рукой и потянула Амирана за рукав.

- Вот и вы здесь, - сказал Амиран, подойдя. Судя по выражению его лица, принц был изумлен не меньше остальных. - Но как?

Хариндер посмотрел на него со строгой снисходительностью преподавателя к ленивому студенту: мол, как ни бейся, все равно тебе не достичь моего уровня знаний и опыта.

- Меня давно приглашали сюда на работу, - проговорил он.

- Я читаю лекции в университете, - сообщила Алита, и Этель понимающе кивнула.

- Вот, значит, куда вас отправил Ахонсо… Мы не знали.

- Мы сюда приехали на фестиваль огненных фонариков, - Амиран отправил в рот последний орех и метким броском зашвырнул скомканный пакетик в бронзовую урну. - Говорят, весело.

Он пожал плечами и вдруг сказал:

- У меня такое ощущение, что какая-то сила нас все время сводит. Вот вы хоть режьте меня, все это неспроста.

Разговор продолжился в квартире Алиты. Кухня «Тролля» работала круглосуточно, так что друзья смогли устроить вполне пристойный поздний ужин из ветчины, яичницы и яблочного пирога с корицей. Сидеть всем пришлось прямо на кровати, но Алите казалось, что в этом неудобстве есть что-то душевное и семейное, как в юности, когда тебе все равно, где и на чем сидеть, лишь бы дорогие тебе люди были рядом.

После того, как тарелки опустели, Алита вынула из сумки блокнот и карандаш и предложила:

- Раз так, то давайте сделаем кое-какие расчеты.

И, раскрыв блокнот на чистом листе, она принялась набрасывать основную схему расстановки сил во время базовых магических обрядов, попутно рассказывая о том, что произошло с артефактом. Шарик, извлеченный из кармана, сейчас лежал на носовом платке, аккуратно расстеленном на кровати, и был просто древним кусочком окаменевшей глины, не более. Сейчас, глядя на него, Алита с трудом могла поверить, что совсем недавно его наполняло волшебство, и бороздки на боку наливались теплым живым светом.

- Что мы имеем, - сказала Алита, когда схема была вычерчена, а рассказ закончен. - Хариндер говорит, что артефакт оживило действие неизвестной силы, не принадлежащей нашему миру. Значит, для возможного противостояния в схеме нужен маг.

И она нарисовала две схематические фигурки - палка, палка, огуречик. Себя - в левом нижнем, и Хариндера - в правом верхнем углу. Артефакт занял место в середине.

- Два угла как раз для нас, - промолвила Этель, указывая на рисунок. - Почти такую же схему ты строила, когда мы должны были покинуть тот остров, помнишь? - Алита кивнула, и Этель продолжала: - Но зачем мы тут сейчас?

Алита пожала плечами.

- Если бы вы были не нужны, то сейчас бы тут не сидели, - сказала она. Хариндер согласно кивнул, а Амиран со вздохом развел руками, признавая правоту Алиты.

- Честно говоря, сам не знаю, что на меня нашло, - признался он. - Ну да, фестиваль фонариков, красиво… Но задницу морозить в такой дали это сомнительное удовольствие, правда.

Этель посмотрела на мужа, и в ее глазах мелькнули хитрые искорки.

- А ведь ты меня буквально за руку из дома вытащил. Бегом на вокзал, даже не собрались толком. Нет, конечно, тут красиво, не спорю, - она улыбнулась и добавила: - Но все-таки нами действительно руководит какая-то чужая воля. И хотела бы я знать, какая.

- Сила, оживляющая артефакты, - Хариндер задумчиво посмотрел на схему и вдруг воскликнул: - Ну конечно! Огненные фонарики! Вот она, тысяча звезд! И запускать их будут за городом, на берегу реки, чтоб не было пожара…

Некоторое время все сидели молча, растерянно глядя на схему и не видя ее. От мысли о том, что чудо, за которым они подались в чужие края, оказалось настолько близко, друзей взяла оторопь. Алите казалось, что пол уходит из-под ног, что она вот-вот взлетит.

- Этель, что случилось с Никитосом? - спросила она. Этель удивленно посмотрела на нее, не совсем понимая, о ком идет речь, и Алита объяснила: - Тот главарь бандитов на дирижабле. Бритоголовый, с острыми зубами. Где он?

По лицу Этель скользнула тень, и девушка побледнела и взяла Амирана за руку, словно нуждалась в его защите.

- Он погиб, - объяснила Этель. - У Амирана была с собой миниатюрная пушка на базе артефакта… Короче, они вспыхнули и сгорели. Все, кто был в пассажирском отсеке.

Алита вдруг поймала себя на том, что губы дрогнули в улыбке. Вот, значит, как. Должно быть, отправляя ее и Хариндера за борт, Никитос и предположить не мог, что сыграет на стороне бывшей жены… Но он сделал главное - назвал ее имя, и теперь надежда, тоненькая и слабая, которую Алита пестовала в себе все эти годы, окрепла, превращаясь в уверенность в том, что теперь все получится.

- Меня сейчас пугает только одно, - медленно проговорила она. - То, что два других человека в схеме, возможно, нужны в качестве жертв.

Этель и Амиран воззрились на нее с одинаковым изумлением и страхом. Впрочем, во взгляде принца почти сразу же появился отчетливый, пусть и фигуральный вопрос: «Вы тут что, с ума все посходили?» Он привлек к себе Этель, словно пытался закрыть собой от неминуемой опасности, и отчетливо, так, чтобы его поняли сразу и правильно, произнес:

- Мы умирать не собираемся, Алита. Ни я, ни моя жена не будем класть головы на этом берегу.

Он помолчал и добавил:

- Мы лучше выпустим кишки этому неведомому, кому нужны жертвы. И мне наплевать, насколько велика его сила.

Глава 13. Золотая рыбка

Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь - Вадим помнил эту немудреную истину еще с до-смертной жизни и всегда поражался, насколько справедливы эти слова. Отправляясь с хозяином - а Вадим постепенно начал называть Лефевра хозяином, сам не зная, почему - в гостиницу, где лежал больной ребенок, он и подумать не мог, насколько сильным будет выброс некротической энергии, наполнявшей мальчика.

Вадим не то что наелся досыта - он натурально обожрался. Так, что захотел лечь да покемарить пару часиков.

Впрочем, до сна дело не дошло. Лефевр уехал, оставив Вадима с Марией, ее матерью и маленьким Димой и приказав проследить, чтобы до посадки в самолет с ними все было в порядке. Вадим не любил детей, но этот мальчик оказался… милым, что ли. Он никак не мог подобрать нужное слово. Вадиму всегда казалось, что все дети - орущие мерзавцы, которые бьются в истерике, слезах и соплях, если им не вынут и не положат желаемое. А тут нет. Дима был спокойным и умным не по годам. Он внимательно изучил игрушки и книги о животных, принесенные Вадимом, негромко поблагодарил и, выбрав самого жуткого динозавра, принялся спокойно играть.

Бабушка плакала, глядя на внука.

- Он давно так не играл, - словно извиняясь, сказала Мария, когда они вышли на крохотную грязную кухню сделать чаю. Вадим смотрел, как по обколотому кафелю шествует здоровенный таракан - с достоинством короля и повелителя этих мест - и чувствовал себя странно. Ему не хотелось, чтобы Мария и мальчик были здесь, и в то же время он ругал себя за это нежелание. В конце концов, кто они друг другу? Никто.

- А как играл? - спросил Вадим просто ради того, чтобы развеять угрюмые мысли. Мария как-то жалко улыбнулась и ответила:

- В последнее время - никак. Сидел, лежал… У него просто сил не было. Вы знаете… - она хотела было сказать еще что-то, но махнула рукой и промолвила: - Неважно. Уже неважно.

Вадим хотел было сказать ей что-то такое, чтобы вся ее усталость, скопившаяся за время болезни сына, исчезла навсегда, что-то хорошее и ободряющее, но он никогда не был мастером плетения словес, ни при жизни, ни потом, и поэтому сказал просто:

- Все будет хорошо, Маш. Сама видишь.

На следующий день он отвез их в аэропорт, проводил на посадку и, глядя, как Дима улыбается и машет ему игрушечным динозавром, подумал, что, наверно, утратил нечто очень важное, такое, без чего все его посмертие не имеет смысла. Вадим снова не знал, как назвать это чувство, но оно, даже неназванное, мучило его и не давало покоя.

Даже Хельга, которая испытывала к Вадиму искреннюю и чистую неприязнь, сказала:

- Что-то ты, дружище, бледный. Не наелся?

Вадим плюхнулся в свое кресло в углу, которое всегда оставалось в тени, сколько бы ламп ни горело в комнате, вздохнул и ответил:

- Не умничай, а? И так тошно.

Хельга посмотрела на него так, словно он прошелся без штанов по улице или учудил что-нибудь похлеще.

- Тебе тошно? - удивилась она и вдруг испытующе прищурилась и посмотрела на Вадима так, что ему захотелось забиться куда-нибудь под ковер и не вылезать до Страшного суда.

- Что! - не вытерпел он. Губы Хельги задрожали, словно она с трудом удерживала улыбку, а потом наглая девчонка расхохоталась на весь дом и ткнула в Вадима пальцем:

- Да ты влюбился! Точно, влюбился!

- Вот дура, - мрачно отмахнулся Вадим и нахмурился. - Ничего я не влюбился, не выдумывай. Просто знаешь, - он откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза, - когда-то давно, очень давно, я любил одну девушку. До Чечни еще.

Хельга моментально стала серьезной. Весь ее смех куда-то испарился.

- А потом? - спросила она, и Вадим, к своему искреннему удивлению, услышал в ее голосе внимательный, неравнодушный интерес. Почти понимание.

- Потом я умер, - сказал он. - И все.

Такой финал Хельгу явно не устроил. Она заерзала на диване и растерянно сказала:

- Нет, ну так не бывает, чтобы все. Совсем все.

- Бывает, - Вадим устроился в кресле поудобнее и подумал, что ему все-таки надо поспать часок-другой. Может, тогда это странное ощущение, что угнездилось в его голове, исчезнет и перестанет мучить. Так мучит заноза или сломанный ноготь: вроде бы не болит, но о себе напоминает постоянно.

- Мне это не нравится, - призналась Хельга, и ее озарила просто невероятная по глупости идея: - Слушай! Может, тебе поехать за ними? За Машей и мальчиком?

Вадим даже рассмеялся, но смех получился каким-то ненатуральным. Ха, ха, ха - просто обозначение смеха. Он вдруг понял, что Хельга права, и ему действительно хочется взять и улететь в Красноярск. Молодая женщина, одна с ребенком, мало ли, что может случиться? Бывший муж, например, вылезет с прекрасной мотивацией морального урода: я уходил от больного, а он теперь здоровый.

Он почему-то был уверен, что так все и произойдет.

- Я даже не помню, как ту девочку звали, - задумчиво сказал Вадим. - Лица не помню, ничего… Просто знаю, что была.

- Это не ответ на мой вопрос, - вздохнула Хельга. - Вот даже ни разу не ответ.

Вадим улыбнулся, но вместо улыбки получилась очень неприятная гримаса.

- Неужели ты думаешь, что я кому-то нужен вот такой, - промолвил он. Хельга только руками развела.

- Почему нет? Ты знаешь, я видела, как хватаются за алкашей и наркошей. Так что упырь это еще не самый неприятный вариант.

Теперь Вадим улыбнулся намного искреннее. Хельга умела пробудить то, что он считал человечным.

Как и Мария. Вадим вспомнил, как она смотрела на него - с тихой спокойной лаской, не прямо, а чуть искоса, словно он не должен был заметить ее взгляд. Словно она не должна была так смотреть.

- Это больно, - устало произнес Вадим. - Оживать всегда больно. Особенно если много-много лет… Тебя тогда и на свете не было, пигалица. А ты делаешь вид, будто все понимаешь.

- Я не делаю вид, - насупилась Хельга. - Я хочу помочь.

- Избавиться ты от меня хочешь. Но не выйдет, - припечатал Вадим и поднялся. - Ладно, было да прошло.

На следующий день он сделал то, чего не делал уже несколько недель: включил маленький ноутбук и вышел в интернет. Поиски Марии заняли несколько минут - открыв ее профайл в социальной сети, Вадим увидел, что девушка онлайн. «Мы дома!» - всплыл новый статус на странице, и Вадим написал:

«Привет. Как добрались?»

Она ответила не сразу - может, письма накопились, может, не поняла, кто этот человек с абстрактной картинкой на аватарке, который ни с того, ни с сего ей пишет.

«Здравствуйте! Долетели хорошо, отдыхаем. Димка передает вам привет».

Вадим закинул руки за голову и некоторое время смотрел в потолок.

«Давай на ты?» - предложил он. Мария помедлила и ответила:

«Давай».

Потом Мария вышла из сети, а Вадим долго сидел за столом, бездумно листал новостные страницы и размышлял о том, что должен прекратить все это. Если у него могла быть душа, то именно сейчас, в эти минуты, она прорастала в нем заново - и это было страшно и больно, потому что он не знал, как с ней жить и что делать. А потом Вадим закрыл ноутбук и отправился к хозяину.

Он и сам не верил, что готов сказать, вернее, попросить…

Открыв дверь кабинета Лефевра, Вадим вошел и, не затрудняя себя приветствиями и долгими предисловиями, проговорил:

- Евгений Андреевич, я хочу уехать в Красноярск к Маше.

Лефевр оторвался от своих бумаг, и Вадим на мгновение увидел тусклый отблеск короны. Но страшно не стало - и он искренне удивился этому отсутствию страха.

- Понимаете, я… Она мне понравилась, - хмуро признался Вадим. - И я хочу быть с ней.

Лефевр помолчал, словно никак не мог взять в толк, о чем говорит Вадим, а потом развел руками и улыбнулся:

- Совет да любовь. Что я еще могу сказать?

***

На следующий день Вадим прислал сообщение, что долетел хорошо, у него все в порядке и выключил телефон навсегда. Лефевр подумал, что бывшего прислужника Знаменского можно выкинуть из головы. Он видел, что в будущем и Вадим, и Мария с сыном будут счастливы вместе - и этого было вполне достаточно.

Собственное будущее оставалось туманным. Для возвращения домой следовало стать негодяем, Лефевр отказался от этого, переступив через все мечты и надежды, и теперь надо было решить, как жить дальше. Лефевр, по большому счету, не строил серьезных планов - потому что не собирался тут оставаться. А теперь…

Впрочем, долго рефлексировать не получилось. В кабинет вошла Хельга и положила перед Лефевром красно-белый лист, сложенный вчетверо. Он развернул его и увидел фотографию девочки лет десяти и тревожные алые буквы «Помогите найти».

- Что это? - спросил Лефевр. Он заметил, что Хельга была на удивление серьезной, почти трагической. Пальцы, перебиравшие разноцветные браслеты на запястье, нервно подрагивали.

- Ты же решил заняться добрыми делами, - ответила она и указала на лист. - Это Вика, она пропала два дня назад. Помоги найти, а? Ты же можешь?

Лефевр пожал плечами и опустил глаза к листку. Наверно, такие листовки раздавали волонтеры возле метро, раздали и Хельге… Виктория, одиннадцать лет, ушла из дому и до сих пор не вернулась. Должно быть, возвращалась из школы или шла от подруги. Тихая, спокойная, добрая девочка - и Лефевр, глядя в ее улыбающееся лицо, старательно отгонял мысль о том, что ее уже нет в живых. Наверняка нет. Он помнил рабочую статистику следователей Сузы: маньяки убивают в течение двух часов после похищения.

- Ты сможешь? - с нажимом повторила Хельга. Ее голос дрожал, а в глазах блестели слезы. Казалось, еще немного, и она вдарится в истерику, словно пропавшая девочка была чем-то важным лично для нее.

- Что с тобой? - вопросом на вопрос ответил Лефевр, стараясь говорить как можно мягче. Хельга отмахнулась.

- Ничего. То есть… - она отошла к окну и сказала: - У меня вот так пропала подруга. Когда мы маленькие были. Ее потом нашли… - по щекам Хельги побежали слезы, но она все-таки смогла закончить фразу: - Мертвой и изувеченной.

Она очень много хотела сказать. Что люди пропадают без вести каждый день. Что невозможно спасти всех и каждого. Что она сама не знает, почему именно эта пропавшая девочка настолько зацепила ее душу. Что ей очень страшно услышать, что девочки больше нет - и Хельга сама не знает, почему ей настолько страшно.

- Давай посмотрим, - произнес Лефевр и, опустив пальцы на листок, с силой вжал их в фотографию. Конечно, этого было ничтожно мало, но он надеялся, что все-таки сумеет установить контакт с Викой.

Виктория, Вика. Девочку надо было называть по имени, чтобы из лица на снимке она стала живым человеком, живым ребенком, который шел домой из художественной школы, с рюкзаком за спиной и кейсом с бумагой в руке. Этот кейс, кстати, уже нашли - Лефевр вдруг увидел его в сугробе и обрадовался. След был живым и ясным, значит, и Вика пока была жива. Связь между ними еще не разорвалась окончательно.

- Что? - должно быть, Лефевр изменился в лице, потому что Хельга бросилась к нему и схватила за руку.

Он не ответил. Тихий голос, зазвучавший в тот миг, когда перед внутренним взглядом возникла картинка с кейсом, произнес:

«…там я и умерла. В сарае на каких-то окраинах Каменевки. Сквозь щели в стенах сарая светило солнце. Боль была такая, что…»

- Что! - вскрикнула Хельга и тряхнула Лефевра за руку. Он тряхнул головой и открыл глаза.

- Пока жива, - промолвил он. - Поехали.

Каменевка была крошечным поселком почти на границе с Тульской областью. Лефевр не стал тратить время - крепко взял Хельгу за плечо и открыл лаз в пространстве заклинанием из репертуара Знаменского. Здешний аналог разрыв-камня практически не имел побочных действий. Во всяком случае, когда Лефевр обнаружил, что стоит на тропинке среди каких-то покосившихся сараев, голова у него не болела.

Хельга смотрела испуганно, однако выглядела готовой сражаться. Лефевр подумал, что благодарен ей за это. В конце концов, если не знаешь, что делать, то делай добрые дела. Пока есть силы и возможности.

- Мы на месте, да? - угрюмая обстановка заставляла Хельгу говорить шепотом. Длинные стебли иссохших трав, торчавших из-под снега, уныло поскрипывали, качаясь на ветру, и этот звук, неразличимый в другое время, заставлял ежиться и оборачиваться. Где-то далеко-далеко, на грани слышимости, тоскливо лаяла собака, захлебывалась своим лаем и принималась лаять снова.

- Ее никто не ищет в Каменевке, - Лефевр медленно пошел по тропинке. Он не знал, куда идет, и искал Вику на ощупь, глядя не на мир, а на его ауру. Она была похожа на грязное дырявое покрывало, воняющее плесенью, и Лефевр подумал, что именно в таких местах и обитают темные твари. Те самые чудовища, которые вылезают ночью из-под кроватей и из чуланов. Грязная тьма имела свойство расползаться, и однажды ее растрепанный край втянул в себя девочку, которая шла с урока рисования.

Лефевр вдруг вспомнил, что раньше всегда сражался с чудовищами. Такова была его природа, о которой он забыл, полностью поглощенный собственным горем. Миг озарения был словно луч - тот самый, пронзавший стену сарая - Лефевр понял, что должен сделать и куда пойти.

«…мы проезжали мимо моего дома, и я закричала дяденька, отпусти меня, отпусти, но он не отпустил. А теперь я сижу очень тихо, мне страшно, я не хочу, чтобы он снова…»

Лефевр оскалился, словно хищник, почуявший добычу. Где-то поодаль испуганно ойкнула Хельга - он не обернулся.

«…потому что вы уже знаете, что я умерла. В том сарае. И в щели светило солнце…»

Он сошел с тропинки и, проваливаясь в снег чуть ли не по колено, двинулся к стене одного из сараев. Грязно-серый, покосившийся, сарай врос в землю, низко нахлобучил заснеженную крышу и казался притаившимся в засаде животным. Лефевр остановился и, дождавшись, пока Хельга доберется к нему, умудрившись не утонуть в снегу, махнул в сторону стены.

- Она там.

Хельга ахнула и закрыла глаза.

- Живая? Жень… она жива?

«И в щели светило солнце…»

Лефевр зажмурился и швырнул в стену сгусток заклинания - тяжелый, налитый кровавым светом, оставляющий за собой дымный след. Хельга взвизгнула и схватила его за рукав, и Лефевр услышал еще что-то. Далекий звук, похожий на плач.

Щурясь от режущей глаза гари, повисшей в воздухе тонкой черной завесой, Лефевр шагнул в провал, пробитый заклинанием в стене, и на несколько мгновений ослеп - настолько тут было темно. Он будто вошел в место, не имеющее никакого отношения к миру живых, пропитанное страхом, подлостью и злобой.

Плач стал сильнее. Лефевр поднял руку, щелкнул пальцами, и в его ладони засветился маленький сгусток огня. Он не мог развеять тьму - зато сумел осветить грязный пол, какие-то мешки и что-то яркое, розовое, с красными пятнами.

«Куртка, - подумал Лефевр. - Зимняя детская куртка. Зимняя детская куртка с пятнами крови на ней».

Куртка вздрагивала, и плач теперь был сильнее. Оттолкнув Лефевра, Хельга рванулась вперед и упала на колени рядом с дрожащим розовым пятном. Приговаривая что-то ласковое и успокаивающее, она отогнула розовую ткань, и Лефевр увидел бледное детское лицо, растрепанные светлые волосы, огромные глаза, в которых был даже не страх - какой-то запредельный, непостижимый ужас.

- Вика… - пролепетала Хельга и закричала: - Женька! Женька, она живая!

Девочка смотрела то на Хельгу, то на Лефевра, не понимая, кто эти люди, и что они собираются с ней сделать. Хельга обняла ее, прижала к себе, сбивчиво повторяя что-то успокаивающее и гладя Вику по лохматым волосам.

- Женька, она живая… - разобрал Лефевр. Ему хотелось вздохнуть с облегчением, да вот только не получалось. Возможно, потому, что Хельга пока не понимала, что именно похититель делал с Викой - и какую судьбу ей готовил. А Лефевр понимал.

- Хельга, бери Вику, - устало сказал он. Лефевру только сейчас стало ясно, насколько сильно его вымотала эта история - вроде бы ничего не сделал, но неожиданно для самого себя проникся так, что теперь едва держится на ногах. - Я открою вам лаз, выйдете у ее дома.

Хельга и Вика посмотрели на него с одинаково растерянными лицами.

- Скажешь, что она шла по улице, - продолжал Лефевр. Пальцы его правой руки быстро двигались, сплетая сеть заклинания. Когда сеть прикоснется к Вике, девочка забудет все, что с ней случилось - накрепко и безвозвратно. - А ты видела ее лицо на листовках и узнала.

Тоненькая паутинка сорвалась с его пальцев и окутала Вику легким прозрачным облаком. Девочка закрыла глаза и провалилась в сон, не выпуская руку Хельги.

- Жень, а ты? - спросила Хельга. Лефевр бросил еще одно заклинание, открывающее проход в пространстве, и тьма за спиной Хельги налилась сиреневым светом.

- А я подожду тут, - сказал он. - У меня есть дело.

Когда Хельга и Вика растворились в сиреневом мареве, и сарай погрузился в полумрак, Лефевр спрятал руки в карманы и подумал, что хочет курить. Очень хочет. Здешний табак ему не нравился, но уж чем богаты, как говорится.

Интересно, какое место займет похититель и насильник среди тех, кто тащит сани Короля Севера? Как часто будет получать плетей и выть от бесконечного ужаса?

- Мир отвратителен, - с неожиданной горечью произнес Лефевр. - Люди сволочи.

Он прислушался - снаружи донеслись шаги. Похититель шел и не скрывался, прекрасно понимая, что его никто не заподозрит. Мало ли, идет мужичок в сарай по своим надобностям. Хранит там, допустим, инструменты или картошку. Кто подумает, что он прячет там похищенного ребенка и терзает его?

Лефевр усмехнулся. Идущий не видел развороченной стены и шел в ловушку. Тяжесть короны снова легла на виски - сейчас она была не мучительной, но приятной. Лефевру было хорошо.

Завизжала, открываясь, дверь. Вошедшему было под сорок - действительно, самая заурядная внешность, дешевая одежда без претензий, пакет с красно-зеленым логотипом торговой сети в руке. Такого увидишь и забудешь. Похититель шагнул в сарай и сразу же заметил провал в стене.

Лефевр ухмыльнулся и вскинул руку, чувствуя, как сила Короля Севера переполняет его, вскипает острыми бурлящими пузырьками, наполняет азартом охоты. Что может быть интереснее охоты на человека?

Сбежать, конечно, не получилось. Похититель выронил пакет и кинулся было к выходу - Лефевр повел рукой, ощущая в ладони гладкую прохладу многохвостой плетки, и человек рухнул в дверях, опутанный жгущими алыми нитями. Кажется, он завизжал от боли и ужаса - звонко, пронзительно.

Кажется, Лефевр ухмыльнулся. Корона сидела на голове, как влитая.

«…и в щели светило солнце».

- Я звоню в полицию, - произнес он и вынул смартфон из кармана. - Считай, что тебе повезло.

Полиция действительно прилетела через несколько минут после звонка - забрала обгадившегося похитителя, забрала брошенную окровавленную куртку. Когда эксперты принялись за работу, Лефевр, который оставался невидимым под паутинкой заклинания, осторожно вытянул у одного из них сигареты и зажигалку и побрел по тропинке прочь.

«Откуда солнце, - устало думал он, - все дни были пасмурными. Откуда взялось солнце?»

Золотая рыбка плясала прямо над его головой, но Лефевр ее не видел.

Зато ее увидела Хельга, когда Лефевр вернулся домой.

***

Фестиваль огненных фонариков традиционно проводили ночью: жители Харуны и гости города выходили на берег реки и запускали в зимнее небо тысячи летучих звезд. Старинное поверье гласило, что фонарики забирают болезни, хвори и неудачи, взамен на собравшихся спускается радость и надежда, а все загаданные желания исполняются.

Запустить фонарик было проще простого - нужно было расправить его бумажный корпус с нарисованной звездой и, придерживая специальную рамку, поджечь горелку. Язычок огня нагревал воздух в фонарике, и тот весело устремлялся в небо. Судя по тому, что жители несли эти фонарики целыми стопками, желаний и проблем, от которых хотелось избавиться, у каждого было более чем достаточно.

Алита купила на лотке разносчика всего один фонарик. Она прекрасно знала, что он не исполнит ее желания - но традиция была красивой, так почему бы ей не последовать? На берегу гуляли люди, играл оркестр, продавцы глинтвейна и сладостей сбились с ног, лавируя со своими лотками среди толпы. Амиран, купивший целую бадью горячего меда с пряностями и дюжину полосатых пакетиков с жареными каштанами, поручил запуск фонарика супруге - рук на все не хватало.

- Ну что? - сказала Этель, подойдя к витой ограде набережной и расправляя желтое бумажное тельце фонарика. Нарисованная звезда слегка размазалась по краям, наверно, краска не высохла. - Загадаем желания?

- Почему бы и нет? - улыбнулась Алита. Хариндер чиркнул спичкой и осторожно зажег горелки в фонариках девушек.

«Пусть он вернется», - подумала Алита, чувствуя, как фонарик трепещет в ее ладонях и рвется ввысь. Она развела руки, и желтое бумажное солнце медленно стало подниматься к небу, к тысячам сверкающих собратьев. Алита смотрела, как улетает ее желание, и чувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Фонарик не мог вернуть ей любимого - но он мог забрать ее горе и тоску. Хотя бы на несколько минут, пока не сгорит его бумага.

- Ну что? - поинтересовался Амиран. - Что загадали?

Этель только руками развела.

- Ты знаешь, я что-то не успела, - призналась она. Амиран карикатурно завел глаза и, передав ей покупки, сказал:

- Все приходится делать самому. Загадаю-ка я нам с тобой сына. Надо же в конце концов укреплять династию.

Этель отвела взгляд и смущенно покраснела. Амиран со знанием дела запустил фонарик и, дождавшись, когда он исчезнет из виду, растаяв в огненной паутине над берегом, произнес:

- Готово! Остались какие-то мелочи.

Некоторое время все четверо стояли молча, глядя, как над берегом взлетают все новые и новые звезды - не хотелось говорить или что-то делать, и Алита подумала, что наконец-то достигла того равновесия души и тела, которого ей всегда недоставало. Она была на берегу тысячи звезд, она сделала все, что от нее зависело, и теперь оставалось только стоять и смотреть, как в сонных черных водах отражаются мириады огней, а по волнам скачет крошечная золотая рыбка.

- Рыба, - внезапно прошептала Этель, словно боялась спугнуть ее. - Вы тоже видите рыбу?

- Вижу, - откликнулся Хариндер таким же тревожным шепотом. Амиран кивнул и сказал:

- Да, вон там. Она приближается.

Алита сунула руку в карман шубки и медленно вынула артефакт - мертвый кусок окаменевшей глины. Рыбка плясала среди тысячи звезд, то приближаясь, то отдаляясь. Она словно играла со стоящими на берегу, словно хотела узнать, что они будут делать.

Артефакт оставался безжизненным и холодным. Стараясь не выронить его, Алита перегнулась через ограду и протянула его к рыбке на раскрытой ладони. Только сейчас она почувствовала, что ей холодно - хотя вечер был довольно теплым для зимы.

- У меня больше ничего нет, - промолвила она. - Только это. Оживи его, ты ведь можешь…

Они не ожидали, что рыбка рассмеется - во всяком случае, звук, который она издала, был очень похож на легкий смех, на перезвон хрустальных колокольчиков. Рыбка выпрыгнула из воды и принялась плясать на протянутой дрожащей ладони.

Кажется, Алита забыла, как дышать. Кажется, она забыла все, кроме…

- Имя! - прозвенело над берегом. - Назови свое имя и входи!

Артефакт вздрогнул, и по отпечатку пальца давным-давно умершего человека побежал огонь. Кажется, Амиран сделал шаг вперед, закрывая собой Этель, и Хариндер сделал то же самое, стараясь закрыть Алиту. Шар медленно поднялся над мокрой дрожащей ладонью и с величавой неторопливостью начал вращаться. Теперь он больше не был окаменевшим куском глины - вглядываясь в него, Алита видела зелень лесов и синеву морской глади.

Шар был миром и точкой соприкосновения всех миров.

Шар был вратами и чудом.

- Имя! - пропел он ангельским хором. - Назови имя и входи!

- Соня Тимофеева, - прошептала Алита. - Меня зовут Соня Тимофеева.

Солнце вспыхнуло нестерпимым опаляющим жаром и взорвалось.

На какое-то мгновение Алите показалось, что она ослепла. Тьма, нахлынувшая на нее, была мертвой и непроглядной, из нее веяло холодом запредельной космической пустоты и запахом снега на еловых ветвях. Потом пустота соскользнула куда-то в сторону, и Алита почувствовала, что сквозь тьму что-то движется.

Что-то ужасное. Непостижимое. Не имеющее никакого отношения к миру живых и никогда не бывшее живым.

- Держитесь! - услышала она далекий голос Хариндера, и тьму пронизали алые нити, одна из которых захлестнула запястье тонким браслетом. Алита обернулась и увидела крошечные фигурки, парящие в пустоте и соединенные красными кровеносными сосудами заклинания.

- Держитесь, еще немного, - сказал Хариндер уже увереннее, и Алита вдруг увидела Этель: девушка возникла рядом и вцепилась в ее руку.

Хариндер и Амиран появились вместе. Алая сеть, соединявшая их, медленно растворилась во мраке.

- Где мы? - спросила Этель, не выпуская Алиту.

- Все там же, на набережной, - ответил Хариндер, и, словно в подтверждение его слов из тьмы выступили неверные очертания мостовой и ограды. - Артефакт каким-то образом расслоил пространство. Мне кажется, он хочет дать дорогу… кому-то.

Алита похолодела: она вдруг поняла, о ком идет речь. Черная фигура в тускло блестящем золотом венце, которая тогда отразилась в зеркале.

- И что делать? - спросил Амиран, и Алита впервые за все время услышала в его голосе искренний страх. Не за себя - за других.

- Посмотрим, кто это, - холодно произнес Хариндер. - А там решим.

Ждать пришлось недолго - впрочем, Алита не знала точно, как движется время в этом клубящемся вязком сумраке. Откуда-то донесся тяжелый удар, сотрясший мир, потом второй и третий, и Алита поняла, что это шаги.

Существо, возникшее перед ними в клубящихся ледяных облаках, было тем самым Огюстом-Эженом Лефевром, которого знала и помнила Алита - и в то же время оно не имело ни малейшего отношения к человеку, чьи поиски заняли у нее три долгих года. Алита не могла сказать, откуда она знает имя этой жуткой венценосной тени - Король Севера сделал еще один шаг и протянул к ней руку.

От пальцев веяло морозом и студеным горьким ветром. Он пришел из самых темных мест всех возможных миров, его сани летели над бескрайними лесами, древними погостами, мертвыми городами. Зубастый обруч короны едва светился, покрытый коркой льда.

- Огюст-Эжен, - позвала Алита, как тогда, когда увидела в зеркале незнакомый город и тень любимого человека. - Огюст-Эжен, это ты?

- Я тебя не вижу, - прозвучал знакомый голос, похожий на стон боли. - Я тебя не вижу, Алита.

- Корона, - промолвила Этель. Она не знала, откуда взялись слова - кто-то сильный, сильнее Короля Севера и тьмы, вложил их в нее и приказал произнести. - Ему надо снять корону и кому-то передать. Поэтому мы все здесь.

Алита шагнула к Королю Севера, не чувствуя ничего, кроме той пронзительной, всепоглощающей жалости, которая иногда бывает больше любви. За ее спиной Амиран снова закрыл Этель собой - ему было наплевать на все короны и всю магию, он не собирался отдавать жену на откуп чудовищным силам и не хотел сдаваться сам. Он был готов сражаться, но этого и не требовалось.

Глиняное солнце дрогнуло в сжатом кулаке. Толкнулось, требуя выхода. Алита подняла руку к лицу и разжала пальцы - крошечный мир взмыл с ладони, и лед, сковавший венец, захрустел, покрываясь трещинами.

Теперь в сумраке была третья сила. Алита осознала ее только в тот миг, когда Хариндер выступил вперед, и венец на голове Короля Севера вспыхнул нестерпимым светом, признавая нового владельца и забирая его с собой.

Кажется, Этель вскрикнула. Кажется, знакомая рука схватила Алиту за запястье, чтобы никогда больше не отпускать.

Свет погас, и стало темно.

Глава 14. То, что случается после финала

Хельга и подумать не могла бы, что станет цивильной барышней. Тертые джинсы отправятся в гардероб, им на смену придут юбки-карандаши и узкие темные брюки. Вместо футболок с забавными рожицами она будет носить блузки и рубашки - белые либо бледно-голубые. Что поделать, работодатель вправе требовать определенных вещей, и Хельга понимала, что спорить с Королем Севера - себе дороже.

Когда она приезжала домой на юбилей отца, родители не сразу узнали в милой стильной барышне недавнюю пацанку - а узнав, обрадовались, что дочка-таки взялась за ум. Вся их неформальность и свобода духа, как оказалось, существовала только до определенного момента, и Хельга ощутила определенное разочарование. Уже потом она поняла, что именно в это время от нее окончательно ушла дорожная юность…

Конечно, можно было бы хлопнуть дверью и попросить расчета, раз дресс-код казался настолько утомительным. Но той зарплаты, которую она получала, хватило на покупку двухкомнатной квартиры в одном из приличных районов, и Хельга понимала, что помогать родителям проще, работая личной помощницей Хариндера, а не, допустим, продавщицей в магазине настольных игр.

В конце концов, Хариндер был к ней добр и снисходителен.

В конце концов, она жалела его. Чисто по-женски жалела.

После того, как корона выбрала нового владыку, и Хариндер рухнул на пол в кабинете Знаменского, у Хельги не оставалось выбора - вздохнув, она долго смотрела на разбитое зеркало, сквозь которое ушел домой Огюст-Эжен, а затем засучила рукава и отправилась помогать. Несколько дней Хариндер провел в бреду - как поняла Хельга, это был конфликт магических сил, местных и тех, которые он принес с собой.

Потом ему полегчало. Настолько, что он каким-то образом сумел заговорить по-русски и попросил выпить. Хельга принесла минеральной воды, и Хариндер посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

- Выпить, - повторил он. - Выпить, а не попить.

- Да я уж поняла, - ответила Хельга. Почему-то ей захотелось ершиться. - Пока без выпивки обойдетесь, вашбродь.

Должно быть, выражение ее лица было достаточно красноречивым. Хариндер не стал спорить - как потом поняла Хельга, он редко вступал в пререкания. Сразу наносил удар, если требовалось, и маги очень быстро начали жалеть о временах Знаменского, которого считали тираном и сатрапом.

Но с Хельгой Хариндер всегда оставался джентльменом.

Постепенно дела вошли в свою колею, и потянулись дни, наполненные спокойной работой. Не сказать, чтоб Хельга сбивалась с ног, выполняя поручения Короля Севера, но забот хватало. Однажды она даже позвонила Вадиму в Красноярск, чтобы спросить, как он умудрялся со всем управиться. Упырь, который больше не был упырем, дал ей пару стратегических и тактических советов и, помедлив, словно собираясь с духом и опасаясь услышать отказ, пригласил на свою свадьбу.

- Слушай, а как же ты дальше-то собираешься? - поинтересовалась Хельга после всех поздравлений. - Стареть и все такое…

Вадим усмехнулся так, будто хотел сказать: дура ты, пигалица.

- Да вот нашел средство, - уклончиво ответил он и радостно добавил: - Проживу обычную человеческую жизнь и умру окончательно.

Почему-то Хельга ужасно этому обрадовалась. Это было правильным.

Еще больше она обрадовалась тому, что Хариндер однажды отвлекся от своих дел и, выслушав ее сбивчивую просьбу, состряпал заклинание-маячок. С его помощью Хельга могла находить пропажи: вещи, животных, людей - маячку было безразлично, кого искать, и, считав заказ, он вспыхивал на карте, показывая местоположение потери.

Иногда Хельга успевала. Иногда нет. Но маячок привносил в ее жизнь какую-то особую цельность, словно она наконец-то нашла то, что искала в своих скитаниях по бесчисленным российским дорогам. Путь был закончен, и закончен так, как нужно. Когда маячок вспыхивал в очередной раз, и Хельга выезжала туда, где были потерявшиеся дети, на душе становилось тепло.

Один раз она спасла мальчишку, который заблудился в лесу.

Один раз привела домой старика, забывшего, где он живет.

Один раз успела найти и вывезти девушку буквально за несколько минут до возвращения ее похитителя.

Хариндер тихо улыбался, когда Хельга рассказывала о том, кого и при каких обстоятельствах сумела вернуть: дескать, чем бы дитя ни тешилось… Казалось, он вообще не воспринимает Хельгу всерьез, считая ее кем-то вроде любопытной домашней зверушки.

Но спустя год они стали любовниками. Совершенно случайно: выпили лишнего на Новый год и проснулись в одной постели, и Хельга, которая после встречи с Борисом-из-камышей больше никогда и ни с кем не собиралась заводить романов, искренне удивилась тому, насколько легко все случилось. Видимо, даже самая сильная боль однажды кончается, ее яд высыхает и выветривается, и ты даже не понимаешь, когда снова начинаешь жить. Должно быть, именно это сейчас и нужно было Хельге: ненавязчивый роман с хорошим человеком - а в том, что новый Король Севера все-таки был хорошим, Хельга не сомневалась.

Хотя бы потому, что он никогда не садился в свои сани, запряженные мертвецами. Хариндер мог быть крайне жестким в общении с магами, но Хельге вполне хватало того, что он не желал увеличивать собственную власть за счет сил из темных краев мира.

Однажды, когда Хариндер уехал из Москвы по каким-то делам, Хельга вдруг поняла, что соскучилась по Огюсту-Эжену. Она понимала, что у него все хорошо, он вернулся домой и встретил любимую, но одного понимания, этого тихого теплого чувства, что таилось в самой глубине сердца, было недостаточно. Хельга долго бродила по комнате, собираясь с силами, и то отговаривая себя, то вновь убеждая отправиться в кабинет Хариндера.

Зеркало, висевшее там на стене, было покрыто таким слоем чар, что почти превратилось в артефакт наподобие тех, которые существовали в соседнем мире. Наконец, собравшись с силами, Хельга отперла дверь кабинета и скользнула внутрь. Ей хотелось надеяться, что Хариндер об этом не узнает - а если узнает, то не станет ее наказывать.

Он, должно быть, и сам заглядывал в свой прежний мир.

Разумеется, Хельга не знала механизма работы заклинания, открывающего врата. Она просто стояла перед зеркалом, смотрела в его таинственную темную глубину и мысленно звала Лефевра. В какой-то момент Хельге показалось, что она погружается в дрему - именно в этот миг ее зов услышали, и зеркало, на мгновение вспыхнув ярким белым огнем, отразило уже не лицо девушки, а изящный кабинет в викторианском стиле. За столом, заваленным книгами и папками для бумаг, сидел человек, и, всмотревшись в него, Хельга радостно замахала рукой и воскликнула:

- Огюст-Эжен! Женька!

Лефевр вздрогнул и оторвался от бумаг, не понимая, кто и откуда его зовет. Хельга всматривалась в его лицо и чувствовала, что сейчас разревется от счастья. Он был жив и здоров, судя по всему, с ним все было в порядке… Лефевр вышел из-за стола и, сделав несколько шагов, встал возле зеркала на стене кабинета - Хельга не видела его, но подозревала, что это именно зеркало.

«Хельга», - прочла она по губам и все-таки расплакалась. Слезы так и полились по щекам, и радость, острая и бесконечная, кольнула сердце.

Лефевр улыбнулся и постучал пальцем по уху: дескать, тебя не слышно. Он вернулся к столу, взял стопку бумаги и перо и написав несколько слов, вернулся к зеркалу.

«Как дела, Хельга? - прочла она. - Все хорошо?»

Хельга закивала и метнулась к столу Хариндера. Толстый темный маркер отплясывал джигу в ее пальцах, а на бумагу падали слезы.

«Все хорошо, - написала она. - Как ты? Ты нашел Алиту?»

Лефевр утвердительно качнул головой и улыбнулся. Хельга ни разу не видела, чтоб он улыбался так: открыто, свободно и радостно, как будет улыбаться человек, наконец-то завершивший долгий и трудный путь.

«Нашел. У нас близнецы родились», - написал он в ответ. На бумаге кончилось место, и Лефевр взял новый листок.

«Хельга и Лотар», - добавил он. Хельга нервным жестом прижала пальцы к губам и почувствовала, как дрожит душа. Неужели хорошие истории никогда не кончаются, а просто забирают имена героев, чтобы продолжиться в другом месте и с другими людьми?

«Спасибо», - написала Хельга и добавила вслух:

- Спасибо, Жень.

«Чем занимаешься дома?» - дописала она. Лефевр постучал себя по плечу, и Хельга увидела серебристый шнур на сюртуке.

«Государь Ахонсо восстановил меня на прежнем месте, - написал он. Хельга прочла, кивнула, и листок упал на пол, уступая место другому. - Так что я снова инквизитор. Давлю злонамеренную ересь».

«А я как и раньше. Работаю с Королем Севера. Ищу пропавших детей».

Лефевр уважительно кивнул.

«Ты умница, Хельга. Ты очень изменилась, но в то же время осталась прежней».

Очень изменилась… Должно быть, так и случается, когда кончается одна дорога и начинается другая?

«Спасибо, Жень, - написала Хельга и смахнула слезы со щек. - Как вообще дела?»

Лефевр вынул еще один лист и написал:

«Вчера мы стали восприемниками. Это что-то типа крестных. У Этель с Амираном родился мальчик, - он покачал головой и добавил: - Друзья нашей семьи. Ты-то там как?»

Хельга только руками развела. Как она? Да она и сама не знала.

«Все хорошо, Жень. Слушай… можно я буду иногда говорить с тобой?»

Лефевр улыбнулся и кивнул.

«Хоть каждый день, - написал он. - А сейчас отходи от зеркала. Долго разговаривать вредно».

Хельга согласно качнула головой, и зеркало медленно погасило свечение, скрыв и Лефевра, и кабинет. Мгновение спустя Хельга снова видела свое отражение, растерянную и заплаканную девушку, которая в то же время была невероятно счастливой. Должно быть, самой счастливой на свете.

- И жили они долго и счастливо, - негромко проговорила она. - Неужели это и про нас тоже?

Золотая рыбка, которая плясала под потолком, сказала бы, что Хельга права.

Но рыбка никогда и ничего не знала точно.

Оглавление

Девушка без имени. Берег тысячи звезд

  Глава 1. Охотница за артефактами

  Глава 2. Изначальный источник

  Глава 3. Московская зима

  Глава 4. Правила поединка

  Глава 5. Бал

  Глава 6. На ринге

  Глава 7. Зеркало

  Глава 8. Король Севера

  Глава 9. Человек из прошлого

  Глава 10. Дом на краю света

  Глава 11. То, что позволено королю

  Глава 12. Артефакт оживает

  Глава 13. Золотая рыбка

  Глава 14. То, что случается после финала Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg